«Грани лучшего мира. Дилогия (СИ)»

Грани лучшего мира. Дилогия (СИ) (fb2) - Грани лучшего мира. Дилогия (СИ) (Грани лучшего мира) 3266K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Антон Юрьевич Ханыгин

Annotation

Каждая страна рано или поздно вступает в эпоху противоречивого процветания. Стабильность постепенно становится застоем, а любые новшества ломают вековые устои. Множится число недовольных, упрямых консерваторов и реформаторов, идеализирующих несбыточное будущее... Алокрию постигла та же участь. Но есть люди, способные все изменить. Однако каждый из них по-своему видит лучший мир. Их интересы и желания сложились в причудливую фигуру действительности, и грани этой фигуры очень остры и опасны.

Ханыгин Антон

Том 1. Гражданская война

Ханыгин Антон

Грани лучшего мира.

Том 1. Гражданская война

   Грани лучшего мира

   Том I

   Гражданская война

   Глава 1

   По галерее королевского дворца неторопливо прогуливался высокий худощавый мужчина в темной одежде комита Тайной канцелярии и размышлял о жизни. Точнее, о том, что с ней происходит после насильственной смерти. Ведь ничто в мире не пропадает бесследно, и непрожитые годы не являются исключением. Он знал об этом, но врата сокровищницы человеческих жизней оставались для него закрытыми. Пока что. Впрочем, можно быть вполне счастливым, даже если приходится довольствоваться тем, что имеешь.

   Человек остановился, чтобы насладиться рассветом. Дворец стоял на холме в западной части города, называемой верхним кварталом, поэтому с его галерей открывался прекрасный вид на Донкар, столицу королевства Алокрии. Монарх в очередной раз решил собрать своих комитов рано и неожиданно, видимо, дело не терпело отлагательств. Но невозможно пройти мимо и не посмотреть на город, в котором невидимые работники Тайной канцелярии прямо сейчас раскрывали хитроумные сети мошенников, заговоры и попутно очищали улицы от мусора. Кто в Донкаре считался мусором - это решал он, главный шпион Алокрии Шеклоз Мим. Не работа, а настоящее искусство.

   Комит с удовольствием вдохнул прохладный утренний воздух, в котором чувствовались нежные и пугающие тона едва уловимого аромата могильной земли. Утро в столице всегда приносило с собой целый спектр ощущений, но самое необычное из них просыпалось, когда начинало казаться, что нагретая мягким светом солнца кожа понемногу отслаивалась от продрогшей плоти, не успевшей отмерзнуть после холода ночи.

   - Мастер Шеклоз Мим? - раздался знакомый голос в другом краю галереи. - Не очень-то вы спешите на совет.

   - А, мастер Касирой Лот, уважаемый комит финансов Его Величества... -- отозвался шпион, не отвлекаясь от созерцания города. - Чудесное утро, не мог не насладиться этим видом. Случайно не знаете, по какой причине наш король решил созвать совет? Последний был совсем недавно.

   - Нет, не знаю.

   Шеклоз кивнул и еще внимательнее стал разглядывать изгибы улиц города. Изящные вены столицы медленно заполнялись пробуждающимися людьми, которые черными точками ползали по мостовым, преследуя собственные цели или возлагая ежедневную жертву на алтарь рутины. Ночной Донкар спрятался от света солнца, и люди в очередной раз встретили другую сторону города, не замечая его свежих ран и гноящихся язв.

   Комит финансов подошел к Шеклозу и встал рядом.

   - В удивительное время мы живем, - произнес Касирой после недолгой паузы.

   - Чем оно вас так удивляет?

   - В стране царит мир, спокойствие, порядок. Но никуда не делись воры, убийцы, сумасшедшие из секты смертепоклонников. Их просто не видно с галереи королевского дворца.

   - В этом проблема королей. Но ведь мы не короли, верно? Настоящий облик страны для нас не секрет. Может, именно поэтому Его Величество Бахирон Мур и держит нас при себе. Но рано или поздно король пожелает ослепнуть и избавится от нас, - комит Тайной канцелярии сдержанно улыбнулся. - Впрочем, надо идти, мы уже достаточно задержались.

   "Жуткая улыбка. И мысль весьма пугающая", - подумал Касирой, но только хмыкнул в ответ и пошел за своим коллегой, который уверенным быстрым шагом направился в тронный зал. Как ни странно, в зале никого не было, кроме зевающих стражников, каких-то мелких чиновников и бездельников-придворных, копошащихся в углах как черви и неслышно расползающихся в тенях колонн.

   Комиты остановились недалеко от трона. Он всегда удивлял послов других стран - обычный высокий стул, грубый и тяжелый. Это была дань традициям, которые так сильно почитал нынешний король. Шеклоз подошел к первому попавшемуся стражнику и спросил, кивнув в сторону трона:

   - Где?

   - В своих покоях, мастер Шеклоз Мим. Там уже почти все собрались на совете, - вытянувшись, ответил страж.

   - А почему не в тронном зале?

   Молодой солдат замялся.

   - Я не знаю, вам виднее. Может, Его Величество не пожелал...

   - Мальчик мой, - поморщившись, оборвал его комит. - Будешь мне грубить - однажды встретишь утро не в своей кровати, а сразу в нескольких частях города.

   Холод, исходящий от Шеклоза, медленно заполз стражнику под доспехи, просочился сквозь одежду и присосался к содрогнувшейся плоти, выжимая из нее капли липкого пота. Шпион, удовлетворенный видом побледневшего лица перепуганного юноши, развернулся и направился к дверям в королевские покои. Касирой поравнялся со своим скрытным коллегой, который был явно раздражен и даже не пытался скрыть этого, что для него было большой редкостью.

   - Зачем вы так с юношей? - осторожно спросил комит финансов.

   - Не в нем дело, просто под горячую руку попал, - признался Шеклоз, остановился и посмотрел Касирою прямо в глаза. - Король созывает совет не в тронном зале, а в своих покоях.

   - И в чем проблема? Не в первый раз уже.

   Комит Тайной канцелярии подошел вплотную к финансовому советнику.

   - Вот именно. Тронный зал - символ государственной власти, место, где решается судьба Алокрии. Совет комитов был частью этой власти. А теперь король Бахирон вызывает нас к себе в покои. В покои, понимаете? Мы больше ничего не решаем, просто докладываем. Растеряли остатки и без того невеликого влияния и стали обычными сплетниками государственного масштаба.

   Комит финансов внимательно наблюдал за собеседником, который затронул опасную тему. Бахирон Мур был слишком молод, когда унаследовал корону отца. Регентом по завещанию назначили его собственного дядю, имя которого теперь запрещено упоминать в стране. Регент создал тогда прообраз совета комитов, но с более широкими полномочиями, и надо отдать им должное - справлялись они прекрасно. Но когда король стал совершеннолетним и вступил в законное правление, его дядя допустил промашку, не пожелав распускать совет и складывать с себя полномочия правителя. Бахирон с самой ранней молодости строго следовал старинным законам и традициям, а народ любил его и поддерживал. Он не оставил мятежному регенту никаких шансов и лично казнил его, когда восстание против законного наследника престола было жестоко подавлено. Члены совета расстались со своими головами, их семьи бесследно пропали, документы этого периода истории страны исчезли. Мур наглухо запечатал новые веяния в управлении страной, с тех пор ориентируясь только на старые законы и традиции, которые уже давно начали тухнуть, отравляя королевство изнутри. Его подданные пока еще были счастливы, но когда время начнет нещадно подгонять отсталое государство, им придется тащить его на своих спинах.

   Однако Алокрия - большая страна, которая все-таки постоянно развивалась, обзаводилась колониями на Дикарских островах, и король больше не мог уследить за всем в одиночку. Тогда и был создан второй совет, назначены новые комиты, но с минимумом полномочий. В основном он лишь давал Бахирону некие рекомендации и предоставлял информацию по всему происходящему в стране. Комиты знали и умели очень многое, но приблизившись к власти вплотную, они так и не смогли реализовать весь свой потенциал, оставаясь "сплетниками государственного масштаба".

   Остыв, Шеклоз и сам понял, что погорячился. Ему и так с трудом удавалось скрывать от короля то, что он иногда выходил за рамки дозволенного, управляя Тайной канцелярией. В конце концов, скрытные враги страны не станут дожидаться, пока Бахирон изучит их дела и даст согласие на ликвидацию угрозы.

   Касирой Лот лишь усмехнулся, сводя разговор к простой шутке, обошел коллегу и молча направился в королевские покои. Оставшийся в одиночестве комит еще некоторое время постоял в коридоре, разбираясь с мыслями. Наконец он сдвинулся с места, на ходу мотая головой, чтобы развеять задумчивое состояние, и с угрюмой улыбкой вошел в покои короля, где все уже были в сборе и дожидались только его.

   Король Бахирон Мур сидел во главе небольшого прямоугольного стола, за которым расположились остальные советники. На нем не было ни короны, ни мантии, даже четыре перстня, символизирующие три провинции и объединяющую их Алокрию, просто лежали перед ним. Его жена, королева Джоанна Кассия, сидела рядом с мужем, но не за столом, тихо напевала какую-то мелодию и читала истрепанную временем книгу. Она была тем редким человеком, к мнению которого прислушивался король.

   На Шеклоза никто не обратил внимания. Присутствующие тихо переговаривались между собой, монарх молчал. Опоздавший комит сел на единственное свободное место и профессиональным взглядом окинул своих коллег, подмечая мельчайшие изменения с момента их последней встречи.

   По правую руку от Бахирона сидел старый друг и соратник короля, ныне назначенный комитом армии, Илид По-Сода. Его имя выдавало в нем выходца из градомской знати провинции Мария, что находится на востоке Алокрии. И то, что он сейчас занимает столь высокий пост в стране, большая редкость, ведь в западной провинции Илия, где и находилась столица Донкар, к марийцам относились крайне пренебрежительно или даже презрительно, отзываясь о них как о деревенщине с завышенным самомнением и нелепым преклонением перед местной знатью, называемой там старыми семьями.

   Однако и по левую руку от короля сидел мариец -- комит дипломатических миссий Таис По-Конар. Единственный, кто позволял себе открыто пользоваться властью при Бахироне. Впрочем, как бы сильно ни раздражался король его самодеятельностью, все всегда оборачивалось в пользу государства. Именно благодаря этому человеку Алокрии до сих пор удавалось жить со своими соседями относительно мирно. Конечно, этот мир был бы невозможен без сильной армии.

   Шеклоз пробежал глазами по остальным. Патикан Фед, комит Академии и глава факультета алхимии. В совет вошел недавно, удостоившись этой чести из-за быстрого развития алхимических наук и роста значения Академии в стране. Но он оставался весьма далеким от политики ученым и, честно говоря, совершенно не понимал, что он здесь делает и зачем. Своего рода антиподом ему был Карпалок Шол, комит Церкви Света, иначе говоря - Спектр, религиозный лидер Алокрии. Впрочем, король к вере относился весьма сдержанно, как к одной из традиций, поэтому сейчас старику Карпалоку оставалось только вспоминать былую власть.

   Комит финансов Касирой Лот. Для всех он был талантливым экономистом и управленцем, но глава Тайной канцелярии знал и об умеренном воровстве, и о взятках, и об остальных нелицеприятных аспектах тайной жизни Касироя. Впрочем, Шеклоз видел в нем родственную душу, человека, который не обманывает себя ложными чувствами и ожиданиями окружающих его людей, а принимает себя таким, какой он есть, со всей своей грязью и гнилинкой. Уж не это ли по-настоящему честный человек?

   И наконец, комит колоний Мирей Сил. Когда создавался новый совет комитов, он был адмиралом алокрийского флота. И смены палубы флагмана на стул в кабинете в его планах не было, из-за чего теперь Мирей ощущает себя не на своем месте. Моряк оставался моряком даже при короле, правда, без морской воды и соленых ветров он совсем рассох, сделался раздражительным и мечтал о дне, когда сможет вернуться в море или хотя бы умереть. Однако пока его заветному желанию не суждено было сбыться - рост числа колоний и их сообщение с метрополией требовали постоянного надзора со стороны опытного человека. И Бахирон видел такого человека в Мирее Силе, который ныне вынужден изнывать на суше в четырех стенах роскошного кабинета заваленного бумагами. А ведь чтение бывшему полуграмотному моряку, дослужившемуся до адмирала, давалось с большим трудом.

   Во главе заляпанного чернилами и испещренного царапинами стола сидел Бахирон Мур, по очереди поднося к своим глазам королевские перстни. Симпатичные безделушки, но за ними скрывалась кровавая история объединения Алокрии. Одним словом, обычные регалии.

   Перстень с символом гвоздики. Провинция Мария, столица Градом. Восточные земли с гордым свободолюбивым населением. Так называемые старые семьи востока отрицают пережитки рабства и негативно относятся к переселенцам с других провинций, которые имеют в собственности людей. Однако марийцы - лояльный и храбрый народ, некогда отказавшийся помогать мятежному регенту и даже выступивший против него, несмотря на то, что дядя короля фактически стремился воплотить в жизнь марийские идеалы всеобщей свободы и равенства. Монарху, конечно, опасно иметь таких подданных, но они оставались верны даже в самые тяжелые для страны времена, а выходцы из Марии теперь сидят рядом с королем, вопреки всем предубеждениям.

   Пробормотав что-то невнятное, Бахирон медленно надел перстень на безымянный палец левой руки и взял следующий. На нем был начертан символ розы. Провинция Ева, небольшой клочок южных земель Алокрии, столица Новый Крусток. "Новый" он потому, что раньше Крусток находился немного восточнее, но был полностью сожжен при подавлении восстания регента. В Еве живет очень мало людей, столица там является единственным крупным городом, а поля совсем не плодородны. Нищета и запустение для простого люда, дешевый карьерный трамплин для чиновников. Эта провинция привлекательна только своим географическим положением, ведь она расположена на побережье Южного моря и сообщение с колониями проходит через нее. Парадокс заключается в том, что она почти никак не развивается, приняв на себя обязанности огромного провонявшего рыбой склада и оставаясь простым узлом в отношениях метрополии и Дикарских островов.

   Перстень с розой Евы Бахирон надел на средний палец левой руки. Все комиты наблюдали за королем, ведущим себя достаточно странно, но молчали и терпеливо ждали. Правитель Алокрии всегда был очень решительным человеком, способным принять решение, задумавшись лишь на секунду, чтобы прикинуть, не перечит ли оно традициям. Но сейчас все было несколько иначе.

   Подняв третий перстень, он долго смотрел на игру солнечных лучей, обливающих золотом изображение лилии. Провинция Илия, богатые и плодородные западные земли, покрытые густыми лесами, сердце страны. Именно здесь, на руинах забытого древнего города, вырос великолепный Донкар, столица провинции и всего королевства. Наконец перстень занял свое законное место на указательном пальце все той же левой руки короля.

   В руках Бахирона оказалась последняя королевская регалия, перстень объединенной Алокрии, на который вместо символа была нанесена миниатюрная карта страны. Огромный полуостров, соединенный на северо-востоке с материком, почти полностью попавшим под власть соседнего королевства - Фасилии. Если бы не северо-восточные Силофские горы, то фасилийцы обязательно бы попытались захватить Алокрию еще раз. Но свежи еще болезненные воспоминания о той позорной для них войне, когда они застряли в горных ущельях, безуспешно атакуя лагерь алокрийцев и неприступную крепость Силоф. В конце концов, Фасилия была вынуждена признать свою неспособность продвигаться дальше. Получив от противника огромную контрибуцию, Бахирон Мур сверх того потребовал от фасилийского короля Кассия Третьего его дочь себе в жены. Он хотел унизить соседа, и ему это удалось. Брак был заключен без каких-либо династических прав, чем юный правитель Алокрии нанес Кассию личное оскорбление, приравняв принцессу с простолюдинкой или незаконнорожденной. Дабы очиститься от позора, тот даже отказался от своей дочери, но старая рана зудела и кровоточила до сих пор, хоть прошло уже двенадцать лет.

   Король зажал перстень в кулак и взглянул на свою жену. Джоанна Кассия продолжала напевать мелодию и перелистывать пожелтевшие страницы книги. Бахирон знал эту песню, печальная илийская колыбельная ласкала его слух. Он научил свою жену петь ее, когда она ждала ребенка от него. Первенец был мертворожденный. Второй ребенок умер через несколько дней после рождения. Джоанна чудом оставалась живой после родов...

   Погрузившись в болезненные воспоминания, король сильнее сжал кулак. Он не имел наследника и был вправе право развестись со своей женой, но не делал этого. Мур любил ее, а она не хотела быть для него обузой и мечтала родить мальчика. Но время идет, и злые языки уже прозвали короля Бахирона Последним.

   Рукав короля намок от крови. Тонкий алый ручеек струился по запястью, сочась сквозь сжатые пальцы. Бахирон достал впившийся в ладонь перстень и неторопливо надел липкую регалию на указательный палец правой руки. Он оглядел всех присутствующих комитов, сделав вид, что не замечает, как они смотрят на кровавые отпечатки на столе.

   - Это будет наша последняя встреча.

   В покоях воцарилась тишина. Не обычная, а давящая тишина молчаливого ожидания, заполненная недоумением и едва уловимым шелестом мыслей. Только мягко расплывающийся в воздухе напев королевы, копошение птиц у узкого окна и шаркающий за дверью сонливый стражник напоминали собравшимся, что время пока еще движется вперед.

   Шеклоз посмотрел на своих коллег по совету. Угрюмые физиономии согласия и отсутствие вопросов убедили его в том, что все уже давно ожидали чего-то подобного. Глава Тайной канцелярии и сам видел, как король еще больше концентрировал власть в своих руках, и понимал, к чему это приведет. Но он не думал, что все произойдет так внезапно.

   - Это будет наша последняя встреча, потому что я распускаю совет и устраняю должность комита, - произнес Бахирон, размазывая по столу капли крови. - Мы возвращаемся к законной и традиционной форме монархии, где есть только один правитель, обладающий всей полнотой власти. Любые органы, члены которых наделены волей действовать в обход короля, в Алокрии отныне запрещены.

   Таис По-Конар встал и тяжело оперся на стол. Было заметно, что комит дипломатических миссий старается сдержать раздражение и убедить себя в правильности решения монарха. И то и другое получалось не очень хорошо.

   - Ваше Величество, наша страна очень велика и в одиночку... - размеренно начал говорить он.

   - Во-первых, это моя страна, а не "наша", - перебил его король. - Во-вторых, вы останетесь моими советниками и помощниками, просто перестанете пользоваться какой-либо властью. Тайный комитет будет подчиняться только мне. Дипломатические миссии тоже. Как и армия, флот, правительства колоний, администрация Академии и Церкви.

   Массируя виски, Бахирон устало опустился на стул. Решение далось ему непросто. Почти извиняясь, он договорил:

   - Прошу, поймите меня правильно, друзья. Таковы традиции и закон королевской власти. Я не могу отступать от них.

   - Как в таком случае мы сможем быть вам помощниками, если не принимаем участия в управлении страной? - поинтересовался Таис.

   Любые вопросы, которые касались его сферы, По-Конар привык решать быстро, и всегда его действия оборачивались благом для страны. Короля он просто уведомлял о проделанной работе, хотя иногда забывал и об этой мелочи, с головой погрузившись в одному ему понятные дела. Своим последним указом Бахирон фактически отправил его в отставку, лишив марийского трудоголика смысла жизни.

   - Таис, я учту твой опыт и буду обращаться к тебе за помощью, - заверил Мур. - К тому же, роспуск совета произойдет не сразу, мне понадобится время, чтобы во всем разобраться, принять...

   - Может быть, и не стоит тогда затеваться с этим делом, Ваше Величество? - встрял Касирой.

   Обычно комит финансов предпочитал отмалчиваться на любых собраниях, считая незаметность необходимым атрибутом своей деятельности, но когда он понял, что скоро деньги потекут мимо него, осторожность отошла на второй план.

   - Стране нужен один сильный король, а не десяток полукоролей, - ответил Бахирон. - Так мои предки правили веками и привели Алокрию к процветанию.

   Комит армии Илид По-Сода слушал со слабым интересом и посматривал на присутствующих. Его не волновала политика, он был солдатом и военачальником, и, в принципе, никогда не вникал в дела страны. Его лишат места в совете и должности комита? Не беда. Король Бахирон Мур всегда останется ему добрым другом и соратником, с которым они вместе прошли не один бой, а он в свою очередь всегда будет верно служить ему и защищать страну с оружием в руках. Непонятная болтовня и прочая политическая возня - пусть этим занимаются те, кто боится испачкаться в грязи и крови на поле битвы, но с любовью купается в смердящем болоте чистых кабинетов дворца.

   - Что же будет с Церковью Света, позвольте поинтересоваться? - подал голос Карпалок Шол.

   - Религия - важная часть нашей страны и жизни каждого человека, - терпеливо ответил Бахирон, немного дезориентированный осознанием того, сколь колоссальные изменения ожидают его страну. - Безусловно, Церковь остается под вашим управлением, Спектр. Но в политике она отныне не будет принимать никакого участия, как это было при старых королях и при моем отце.

   - Но волею вашего батюшки Церковь обзавелась обширными землями и связями, дабы Свет мог проникнуть в душу каждого человеческого существа под его недремлющим сияющим взором, согреть бедных и богатых, знатных и рабов, ибо проникает лучами своими он в самые темные глубины естества людей, озаряя его и развевая мрак благодаря гласу и делу Церкви. И мы могли бы нести это почетное знамя и дальше, если бы Церковь имела большее влияние в нашей стране, да сохранит ее Свет.

   - В моей стране, - снова поправил Бахирон. - И уверяю вас, Спектр, Церковь будет иметь все условия для того, чтобы нести знамя, как вы выразились. Но политика и религия должны быть разделены.

   - Мы могли бы поговорить наедине, Ваше Величество? - спросил Карпалок, теребя иссушенными пальцами амулет в виде треугольника из белого золота, символизирующий призму Света. - Ведь снисходя на темную землю нашу, Свету далеко не каждому человеку удается даровать должный луч веры и тепла в час ночи мира, и это бремя падает на плечи Церкви, да сохранит ее Свет.

   Наклонив голову, Бахирон поморщился. Порой было очень сложно понять, когда Спектр Карпалок говорит о мирском, а когда о религиозном. Его вообще сложно понять.

   - Мы поговорим, - заверил король. - Я со всеми вами переговорю лично, как подобает советникам и королю.

   В покоях снова повисла тишина. Похоже, Бахирон Мур твердо решил вернуться к традиционной монархии, отказываясь от совета, наделенного властью, к которому у него никогда душа не лежала из-за памятной деятельности его мятежного дядюшки. Регент хоть и неплохо справлялся с управлением страной, но допустил ошибку, проигнорировав традиции и пойдя против воли своего племянника, законного правителя Алокрии.

   Шеклоз Мим молчал и поглядывал на ерзающего Касироя.

   "Ему есть что терять", - подумал глава Тайной канцелярии, выловив в глубинах своего сознания заманчивую, но очень опасную идею.

   - Значит, Ваше Величество, теперь мы свободны? То есть, встаем и уходим? - воодушевился Мирей Сил. - Я могу вернуться в море и послужить стране тем, что действительно умею?

   - Нет, комиты, - ответил Бахирон, отлепляя от стола пропитанный кровью рукав. - Вы все еще комиты. Я сказал, что мне понадобится время, чтобы принять все правление на себя. Пока вы еще будете исполнять свои роли и распоряжаться в своих сферах, но совета комитов отныне не существует. Он оскорбляет традиционную королевскую власть и должен быть распущен.

   В этот момент раздался негромкий стук в дверь. Король позволил войти, и в покои прошел стражник, а за ним ввалился молодой человек в зеленой одежде лаборанта Академии с факультета фармагии. Выражение лица главного алхимика Патикана Феда, который оставался абсолютно безучастным ко всему, что происходило на совете, наконец хоть немного оживилось.

   - Ваше Величество, могу я обратиться к мастеру Патикану? - выпалил юноша, с трудом переводя дыхание.

   Фед посмотрел на короля. Как бы монарх ни желал иметь полную и всеобъемлющую власть, в дела Академии стороннему от науки человеку соваться бесполезно. И Бахирон это прекрасно понимал, поэтому просто коротко кивнул.

   Старый алхимик подошел к посыльному, который начал что-то быстро рассказывать.

   - Ваше Величество, если у вас нет никаких вопросов ко мне, могу ли я удалиться? - спросил Патикан, выслушав молодого человека.

   - Что-то срочное? - поинтересовался король.

   - Небольшой инцидент, Ваше Величество, - спокойно ответил алхимик. - Ничего особенного.

   Бахирон махнул рукой.

   - Ступай. Потом расскажешь обо всем лично. А мы пока что обсудим противодействие преступной сети Синдиката...

   Последнюю фразу Патикан уже не слышал, потому что быстро шел по коридору за лаборантом. Академия располагалась в одной из старых башен дворца, поэтому в экспериментах следовало соблюдать крайнюю осторожность. Фармагики, однако, этого правила не придерживались. На факультете фармагии обучаются и работают алхимики с особыми способностями, позволяющими им сложными манипуляциями контролировать ядовитые и лечебные жидкости, пары, а также их движения в живых организмах. За фармагиками давно закрепилась слава первоклассных врачей, они обзавелись богатыми клиентами и влиятельными друзьями. Вероятно, именно поэтому они позволяли себе намного больше других членов Академии.

   Патикану уже приходилось сдерживать их эксперименты с ядами, но фармагия с каждым годом становилась все более и более влиятельным направлением алхимии в Академии. И для очередной демонстрации нового лекарства, иными словами, лечащего яда, у Феда никто даже не спрашивал позволения. В итоге - взрыв, ядовитые испарения в аудитории, человеческие жертвы. Присутствовавшие на демонстрации фармагики сейчас контролировали облако яда и помогали пострадавшим. За главным алхимиком и главой факультета фармагии Маноем Саром были отправлены посыльные.

   Патикан зашел в аудиторию. Шестеро фармагиков плавно и синхронно поднимали руки вверх. Бледный пар клубился под потолком, но благодаря их манипуляциям оставался там. Маной был уже здесь, стоял возле лежащих у дальней стены людей. По аудитории разносились их сдавленные стоны.

   - Я не разрешал проводить подобных мероприятий, - сурово произнес глава Академии, подойдя к главному фармагику.

   - Прогресс не стоит на месте и сдерживать создание и развитие новых лекарств вам не под силу, мастер Фед, - спокойно ответил Маной, безотрывно следя за корчащимися людьми.

   Патикан наконец разглядел жертв инцидента. С их лиц и рук почти полностью сошла кожа, оголяя уже подгнивающие мышцы, местами были видны кости. У многих вместо глаз остались лишь зияющие черные впадины, подбородки забрызганы рвотой вперемешку с кровью и частичками внутренних органов. Умирающие и мертвецы без тени уважения были свалены в одну жуткую кучу человеческих тел, под которой расползалась вонючая лужа всевозможных выделений.

   - Почему вы им не поможете? - ошеломленно спросил алхимик.

   - Им уже никто не поможет. Слишком большая доза экспериментального лекарства вызывает... ну, вот это все, - фармагик лениво обвел рукой страдающих людей. - И никакого противоядия нет, не изобрели пока еще. Но, благодаря нашим невезучим гостям, мы можем воочию наблюдать симптомы и впредь будем готовы к подобной... трагедии.

   Один из умирающих приподнялся и, протягивая руку вперед, попытался что-то сказать. Зрачки были скрыты за густой серой пеленой, а изо рта вместо слов вырвался сдавленный хрип, прерывающийся звуками лопающихся пузырьков липкой и густой бледно-розовой крови. Фармагик наклонился к нему и почти вплотную приблизился к страдальцу, внимательно разглядывая мучительную гримасу на этой уродливой пародии человеческого лица, почти целиком покрывшейся вздутыми гроздьями пузырящейся кожи. Вскоре человек окончательно ослаб, тяжело опустился на пол и затих. Из его уха потек тонкий коричневый ручеек.

   - Поразительно, - произнес Маной Сар с довольным видом.

   Патикан прожил долгую жизнь, всецело посвятив ее науке. На его веку было немало несчастных случаев из-за непроверенных реакций и ошибок во время экспериментов. Но такой кошмар он видел впервые.

   - Вы ответите за это перед королем, - только и смог выдавить из себя главный алхимик.

   - Может быть, оставим это происшествие в тайне? - небрежно поинтересовался фармагик и наконец повернулся лицом к собеседнику. - Вы же понимаете, что если король узнает об этом, то как минимум выдворит нас из обжитой башни дворца. А вообще, я склоняюсь к мнению, что он казнит нас и распустит Академию, запретив тайные науки в Алокрии. Вы ведь не к этому стремились всю свою жизнь?

   Не дожидаясь ответа, Маной взмахнул руками и стал интенсивно вырисовывать ими в воздухе круги и дуги. Облако под потолком стало собираться в плотный шар, становящийся со временем все меньше и меньше. Фармагик медленно опустил руки вниз, и маленькая бледно-зеленая жемчужина повисла на уровне его глаз. К ней тут же подбежали расторопные лаборанты, быстро закупорили яд в пробирку и так же быстро скрылись. Сар развернулся к Патикану.

   - Мы договорились, комит? Такова цена науки.

   Алхимик стоял и смотрел на сваленных у стены изуродованных мертвецов. Цена науки? Они же люди, почетные горожане, которые пришли узреть новое чудодейственное лекарство от факультета фармагии и сделать щедрые пожертвования на благое дело. Но подобной трагедии еще не случалось. Наверное...

   Однако Маной прав, Патикан слишком долго добивался создания Академии в ее современном виде, а иначе она оставалась бы захудалым кружком любителей алхимии. Он смог объединить все образовательные учреждения в одну огромную научную машину, создать сеть школ и гимназий, сделал просвещение доступным среди простых людей. Ему даже плевать на лишение должности комита, главное чтобы Академия не пострадала. Она была целью и смыслом его жизни.

   Нельзя все перечеркивать. Да, это цена науки. Старик зажмурился, но спустя мгновение вернул себе свой обычный собранный и уверенный вид.

   - С семьями пострадавших будешь разбираться сам, - спокойно произнес Патикан. - Я доложу королю, что инцидент исчерпан. Но как быть с остальными свидетелями?

   Маной улыбнулся.

   - Я знал, что вы сделаете правильный выбор. Не беспокойтесь, у факультета фармагии хватит связей и средств, чтобы последствия остались незамеченными.

   Фармагик обошел гору трупов, хладнокровно переворачивая сапогом подгнивающие тела только что умерших людей. Не отвлекаясь от своего занятия, он обратился к главе Академии:

   - Безусловно, это ужасная трагедия, но из-за нее мы продвинулись далеко вперед. Прямое наблюдение, пусть даже случайное, - уникальная и редкая возможность в наших экспериментах. Сами понимаете, фармагия заперта в стенах лабораторий, где не может раскрыть свой потенциал полностью. А мы могли бы сделать мир лучше, если бы подобный опыт повторялся чаще.

   По спине Патикана Феда пробежал холодок.

   - Этого не будет.

   - Конечно, не будет, - согласился Маной, слегка постучав себя пальцами по губам. - Просто удивительно, как такое несчастье смогло помочь дальнейшим исследованиям. Без этого мы бы месяцы бились над идеальной формулой, над средством против передозировки, над эффектами на организм и прочим. Но не беспокойтесь, такого больше не повторится, я обо всем позабочусь. Вы ведь доверяете мне?

   Патикан внимательно смотрел на главу факультета фармагии. Маной Сар, молодой, талантливый, умный и одержимый собственной наукой гений. Стоит рядом с невинными жертвами, павшими от ошибки во время демонстрации нового лекарства, и спокойно улыбается, глядя старому алхимику прямо в глаза.

   Комит Академии коротко кивнул фармагику и пошел к выходу, бросив по пути:

   - Я вам доверяю.

   Глава 2

   В окна гимназии при Академии бил яркий солнечный свет. Для большинства обучающихся он был обычным светом, какой почти каждый день проливается на истертые парты, руки в чернильных пятнах и дорогую бумагу. Но для выпускников гимназии последний день был особенным, и обыденные вещи охотно демонстрировали им свои непривычные стороны.

   Четыре друга, прогуливающиеся по коридорам лучшей гимназии города, беспечно беседовали сразу обо всем. Кажется, было так много важных тем, но они говорили о какой-то ерунде. Уже совсем скоро им предстояло выбрать свои пути в будущее, и неизвестно когда судьба сведет их вместе в следующий раз.

   - И с чего ты взял, что марийца возьмут в Тайную канцелярию, Ачек? - спросил высокий рыжий парень. - Ты же знаешь, что в Илии вас не очень-то любят.

   Ачек По-Тоно закончил гимназию с отличием, он легко мог продолжить научную карьеру в алхимической Академии, но почему-то решил посвятить свою жизнь теневой политике страны, хотя про канцелярию ходили жутковатые слухи и истории. Может быть, потому что он всегда был немного замкнут в себе, ему легко давалось выполнение чужих приказов и исполнение прямых обязанностей, но какой-либо важный выбор ложился на его душу тяжким бременем сомнений, даже если это был действительно верный поступок. Его нельзя назвать неуверенным в себе человеком, Ачек просто не мог найти смысл в своих решениях, а для следования чужой воле этого и не требовалось.

   - Почему нет? В гимназию же приняли, - спокойно ответил он. - Даже при короле есть два комита из Марии. И не какие-то там, а командующий армией и глава дипломатических миссий. А к насмешкам я уже привык. Но мои стремления к службе можно понять, а ты поступаешь глупо, Тиуран.

   - Нет. Став странствующим бардом, я смогу полностью реализовать свой огромный творческий потенциал, - горделиво ответил рыжий Тиуран Доп. - А вот тебя сразу же пустят в расход на одной из "тайных операций государственной важности". Во имя короля, конечно же. Так что, можешь гордиться тем, что подписался под героической смертью, если кто-нибудь об этом вообще узнает. Хотя знаешь, у нас будет лишний повод собраться с парнями, на твоих-то поминках!

   Друзья заулыбались, все прекрасно понимали, что он так шутит. Иногда Тиуран перегибал палку со своим чувством юмора, но, быть может, именно поэтому и оставался душой компании, объединяя своим обаянием совершенно непохожих людей.

   - Эй, Аменир и Ранкир. Вы двое, значит, решили стать великим фармагиками, да? - внимание рыжего переключилось на других двух парней из четверки.

   - Да. Это полезная наука, спасающая жизни людей каждый день, - ответил Аменир Кар. - Овладев фармагией можно сделать наш мир лучше. Что может быть благороднее?

   - Благороднее... - задумчиво протянул Ранкир Мит и замедлил шаг.

   Его товарищи понимающе переглянулись. Повисло неловкое молчание.

   - Знаете, я считаю, что это несправедливо, - прервал паузу Тиуран. - Если два человека любят друг друга, то почему богатым надо всегда учитывать то, насколько знатен и сколько денег есть у того, кто берет дочь замуж?

   - Тебе бы стоило поработать над красноречием, косноязычный бард, - подначил его Ачек. - А то твои песни и талант останутся непонятыми из-за того, как ты строишь свою речь.

   - Много ты понимаешь... Чем непонятнее - тем лучше для искусства, - огрызнулся Доп, сверкнув широкой улыбкой, а затем продолжил серьезно. - Нет, правда. Почему она не может сказать своему папаше-толстосуму, что у вас там любовь, все дела. А потом поженились бы и жили долго и счастливо. Я такое в балладах встречал часто. Ну, когда главные герои не принимали яд из-за того, что их любовь никто не понимает...

   - Она говорила, - коротко ответил Ранкир.

   - Серьезно?

   Это был достаточно дерзкий поступок для молодой девушки из богатой и знатной семьи, хоть и уходящей своими корнями в Марию. Ее отец - человек старой закалки, истинный мариец, уважающий только старые семьи востока и их традиции, а илийцев и всех, кто беднее его самого, он терпеть не мог. Однако это не мешало ему пресмыкаться перед всеми мало-мальски знатными и благородными персонами Илии.

   Ранкиру совсем не повезло в этом плане - он был илийцем и намного беднее отца своей любимой Тиры На-Мирад. Она заканчивала женские классы в той же гимназии, где отучились друзья, и видеться молодым влюбленным удавалось только в коротких перерывах, прячась от всеобщего внимания.

   - Серьезно, - все так же задумчиво ответил Ранкир. - И если опустить всю ругань, то он отказал и сказал, что лично займется поисками достойного и богатого жениха из какого-нибудь известного рода.

   - И что теперь, украдешь ее? Будешь жить в лесу, в пещере, скрываясь от преследований озлобленных родственников своей возлюбленной? - поинтересовался будущий бард.

   - Это ты тоже в балладах вычитал, умник? - уточнил Ачек.

   - Нет, почему сразу в балладах? Я, между прочим, и много другого читал и слышал. Книги всякие и еще... другие книги, - начал оправдываться Тиуран, но затем просто отмахнулся. - Тоже мне, агент Тайной канцелярии выискался. Ну, допустим, в балладах вычитал, но это же целая школа жизни!

   - А потом бы они приняли яд? - с еще большим подозрением спросил Ачек.

   - Нет, зачем яд? То есть, да, но не обязательно. Не каждый же раз пить яд, когда... Да отстань ты, - Тиуран демонстративно отвернулся и продолжил что-то бормотать себе под нос.

   Аменир положил руку на плечо Ранкира.

   - Все-таки скажи, что будешь делать? Ты ведь ее не оставишь, - сказал он другу.

   - Не оставлю. Я стану фармагиком. Одним из лучших, - уверенно ответил Ранкир. - Ведь они сейчас очень влиятельны и богаты. У них лечатся самые знатные персоны страны, которые отказываются от традиционной медицины в пользу фармагии. Если хорошо учиться и много работать, то уже через пару-тройку лет я смогу приобрести необходимые связи и деньги, получу какой-нибудь титул и женюсь на Тире.

   Прозвучало даже слишком просто. Мит и сам поморщился, поняв, как наивно выглядит его план, если его произнести вслух.

   - А я-то думал, с чего ты решил в фармагики податься, - сказал Ачек и ткнул приятеля в бок локтем. - Что ж, попробуй. Будешь лечить людей, благое дело. Хоть и ради достижения личных целей.

   - С точки зрения банальной человеческой морали... - затянул Аменир.

   - План, конечно, неплохой, - вклинился в беседу Тиуран, перебив друга. - Но два-три года? Это же так долго. Если умные такие, то неужели не можете найти в своей Академии чего-нибудь побыстрее для карьеры? И вообще там же алхимик вроде во главе, почему не на алхимический факультет поступаешь, а на фармагию?

   - Во-первых, я, например, туда иду не ради карьеры, славы и богатства, - заявил Кар, отвесив рыжему оплеуху за то, что перебил его. - Во-вторых, из всех трех факультетов Академии только фармагия представляет из себя что-то достойное. Хотя я ни в коем случае не умаляю заслуг алхимии, ставшей родоначальницей всех тайных знаний.

   - Так почему все-таки не на нее, если она такая важная? - потирая затылок, спросил будущий бард.

   - Просто это сложная, скучная и сухая наука, которая имеет не так много практических применений в жизни.

   Алхимия в Академии считается основой основ для всего тайного знания, она же стала фундаментом для становления остальных дисциплин. Но о быстром карьерном росте можно и не мечтать. Пройдут десятилетия, прежде чем алхимик приобретет некий вес в обществе, если, конечно, выдержит невероятную нагрузку в учебе и сможет как-то заинтересовать общество своими работами, хотя к нему всегда будут относиться как к человеку из другого мира. Наука оставляет на людях очень заметный отпечаток, который отпугивает окружающих.

   - Короче, Ранкиру там ничего не светит, - уныло заметил Тиуран, постукивая носком сапога по стене в коридоре гимназии. - И он решил стать великим лекарем, который будет купаться в деньгах и внимании женщин. Его заметит папаша Тиры и сам упадет перед ним на колени, умоляя жениться на дочери. Гениально.

   - Как-то так, - Аменир пожал плечами. - Фармагия сейчас активно развивается. И это прекрасно, ведь лечение людей - занятие достойное уважения и поощрения.

   Задумавшись над своими же словами, Кар уверенно кивнул, соглашаясь с собой, и улыбнулся. Он знал, что знаменитые фармагики всего лишь своего рода торговцы, продающие здоровье. Но мечтой Аменира было создание лучшего мира, где люди не болеют, не испытывают страданий, могут превозмочь врожденные недуги и преодолеть немощность тел. Тогда они станут добрее и отзывчивее, долгая полноценная жизнь - залог мудрости народа и приобретения богатейшего опыта. Вот истинное призвание фармагии.

   - А реаманты чего? - спросил Ачек По-Тоно. - Я слышал, они пользуются популярностью среди некоторых богатеев.

   - Да! - воодушевился Тиуран. - Я недавно ходил на площадь, там реамант свои фокусы показывал. Цвета у одежды менял, заставлял воду светиться, превращал ее в какое-то вонючее пойло, растягивал веревки, удлиняя их в несколько раз, еще какую-то чушь творил... Здорово было. Правда, что именно поменялось, я понимал только после того, как он сам об этом рассказывал.

   Мечтательная улыбка на лице Аменира уступила место кривой усмешке.

   - Дешевые трюки, - пренебрежительно отмахнулся он. - Реамантия - это даже не наука как таковая, а какое-то нелепое ответвление от алхимии. Не понимаю, как Академия до сих пор терпит этих шутов.

   - Возможно, из-за тех же богачей, - заметил Ачек. - Он наслаждаются зрелищем и фокусами, получают необычные вещицы из всякого хлама и отдают реамантам немалые деньги. Думаю, большая часть этих денег оседает в Академии, а эти жулики продолжают пользоваться ее авторитетом.

   - Они не совсем жулики, - возразил Аменир. - Хоть реамантия и никчемна, у нее есть научная теория. Правда, на практике она выливается только в жалкие трюки. Они слабы и не могут управляться со своей наукой одними лишь движениями рук, как это делают фармагики. У реамантов в ладонь вживлен небольшой куб, который в нужный момент раскрывается, и они силой мысли поворачивают специальные секции с символами на нем...

   Об этом и так все знали, но он никогда не упускал возможности лишний раз блеснуть знаниями перед кем бы то ни было.

   - Я такую игрушку видел, - перебил его Тиуран и тут же увернулся от очередной оплеухи. - Кубик-головоломка Эрнору Бика. Там тоже секции поворачиваются и всякие рисунки на сторонах проявляются, если все правильно сложить.

   Посчитав, что он поведал о чем-то очень важном, рыжий Доп принялся с чувством выполненного долга ковыряться в носу. Хотелось бы посмотреть на того человека, который согласился принять его в лучшую гимназию Донкара. Впрочем, весьма вероятно, что его приняли лишь для статистики, которая наглядно продемонстрирует королю Бахирону как выполняется его указ о даче должного образования любому желающему. Иными словами, Тиурану повезло.

   - Нет, реамантия не совсем... А, ладно, - махнул рукой Аменир. - В общем реаманты нехитрыми манипуляциями изменяют реальность вокруг, только силенок у них хватает на самые крупицы.

   - Мы знаем, - пробормотал Ачек. - И Доп спрашивал совсем о другом. Кажется, у тебя какой-то нездоровый интерес...

   - Ты опять говоришь тоном дознавателя. Не забывай, что тебя еще не приняли в Тайную канцелярию, - заметил Кар. - А что касается реамантии, то я раньше пытался немного вникнуть в нее, считая, что она может как-то изменить мир к лучшему и все такое. Но за несколько лет она ничуть не сдвинулась с места, никакого прогресса, все то же слабое влияние на едва заметные элементы нашей реальности. Иными словами, реамантия - это баловство.

   - Весьма прибыльное баловство, надо сказать, - прогнусавил Тиуран, запихнув полпальца в ноздрю. - Наш друг Ранкир мог бы неплохо заработать, чем и очаровал бы папашу Тиры.

   - Тут уже вопросы уважения, да и не всякий человек имеет талант к реамантии. Врожденные способности к фармагии встречаются намного чаще. Так что, Ранкир... - Аменир обернулся, но не обнаружил друга. - Погодите, а где Ранкир?

   - Он уже давно ушел, - ответил Ачек По-Тоно, закинув руки за голову и разглядывая потолок. - Они условились встретиться с Тирой. Может быть, даже в последний раз перед долгой разлукой...

   Трое друзей направились к выходу из гимназии, спокойно беседуя и разглядывая стены здания, которое они изучили вдоль и поперек за несколько лет обучения. Немного жалко расставаться с прошлым, особенно когда впереди ожидает одна лишь неизвестность. Вокруг было пусто: еще шли занятия, а все выпускники уже давно покинули гимназию и праздновали, шатаясь по городу шумливыми подвыпившими компаниями.

   Переступив порог тяжелой парадной двери, они оказались на улице, ослепнув от яркого солнечного света, ударившего им в глаза после темных коридоров.

   - Это они? - спросил Аменир.

   Он показал рукой на скрытый в гимназистском саду павильончик, в котором через жидкую листву живой изгороди угадывались две фигуры.

   - Не будем мешать, - сказал Ачек и направился к выходу с территории гимназии.

   - Вот ведь его угораздило... Конечно, не будем, - согласился Тиуран и последовал за другом, подталкивая любопытного Аменира. - Ну что, всем вина за мой счет! Только деньги за выпивку мне потом отдайте.

   А Ранкир сидел напротив Тиры На-Мирад в красивом павильоне сада и держал ее за руку, что в алокрийском обществе считалось достаточно фривольным поведением. Молодая девушка обладала на редкость бледной для этих краев кожей и вообще была далека от идеалов красоты Алокрии. Но Ранкир никого не замечал, кроме нее. Светлая, нежная, добрая, рядом с ней ему как будто легче дышалось. Но сейчас она сидела, прикрывшись прозрачной вуалью печали, и пыталась своими тонкими пальцами поймать лучик света, который настырно ускользал из ее рук.

   Замерший Мит видел, как девушка мелко подрагивала и неловко пыталась оттянуть момент прощания.

   - Отец договорился, чтобы я стала фрейлиной какой-то знатной госпожи, - тихо произнесла Тира.

   Обычная судьба для девушек из богатых семей. Они становятся фрейлинами королев, принцесс и придворных дам, пока на каком-либо приеме или балу не встретят достойных, по мнению родителей, дворянских отпрысков, за которых им потом суждено выйти замуж. Большинство юных фрейлин довольны своей судьбой и с радостью ее принимают, потому что таковы традиции благовоспитанного илийского общества. Но Тира совсем не выглядела счастливой. Ей тяжело давались даже короткие расставания со своим возлюбленным, а теперь, когда гимназия больше не могла скрыть встреч молодых влюбленных, между ними разверзлась огромная пропасть.

   - Кто эта госпожа? - спросил Ранкир.

   - Я не знаю. Он не сказал мне, чтобы ты не мог найти меня.

   Девушка подняла на него полные грусти глаза. На ресницах поблескивали меленькие росинки слез. Сердце молодого человека было готово разорваться, оно в судорогах билось, захлебываясь кипящей кровью. Он нежно обнял Тиру, а она уткнулась в его грудь и тихо заплакала.

   - Не время для любви, - сквозь слезы прошептала она. - Так у нас принято говорить? Что за жестокие люди это придумали!

   Не время для любви. Старинная алокрийская поговорка, в которую каждый человек вкладывал какой-то свой смысл. Одни видели в ней призыв серьезнее относиться к настоящему, другие - надежду на лучшее будущее, иные предпочитали искать в ней утешение, припоминая счастливое прошлое. И все были правы. В этом серьезном мире найдется время для чего угодно, кроме любви.

   - Потерпи, милая, - шептал Ранкир, вдыхая аромат ее волос и сильнее заключая Тиру в объятия. - Я клянусь стать тебе достойным мужем в глазах твоего отца, чего бы мне это ни стоило. Я найду тебя, где бы ты ни была. И никогда больше не отпущу. Ты только дождись.

   Тира дышала спокойно, хотя одинокие слезинки все еще пробегали по ее лицу. Она была в его объятьях, сильных, но таких теплых и нежных, и слышала беспокойное сердце юноши.

   - Хорошо. Ты пообещал...

   Пусть сейчас и не время для любви, они еще долго сидели вместе, им было о чем помолчать друг с другом. Когда за ней приедет экипаж, отправленный отцом, Ранкир Мит и Тира На-Мирад расстанутся на некоторое время, может быть, даже на несколько лет. Но они выдержат, исполнят данные обещания любой ценой и будут вместе.

   Навечно.***

   - Прекрасные детки. У молодых всегда такая искренняя любовь. Вы согласны, мастер Касирой?

   - Взрослые уже совсем. Не время для любви, могли бы и чем-нибудь полезным заняться, - проворчал комит финансов. - А вы позвали меня сюда полюбоваться влюбленными?

   Утром следующего дня после последнего совета комитов, Шеклоз Мим прислал ему весточку, предложив встретиться наедине в гимназистском саду у королевского дворца.

   - Нет, мне просто очень нравится красота этого места. А юная парочка в павильоне как-то вдыхает жизнь в эти немые деревья и кусты.

   Комит Тайной канцелярии с наслаждением глубоко вдыхал свежий воздух сада. Живой и мертвый - в настоящей природе эта грань практически незаметно, одно следует за другим. И это правильно.

   - Тогда зачем? - с небольшим раздражением спросил Касирой Лот. - Мне еще многое надо сделать, чтобы ввести короля в курс экономических дел в стране. А это тяжело, сами понимаете. Раз он решил все делать самостоятельно, распустив совет комитов, то я хотя бы должен постараться, чтобы он не навредил своей же стране.

   - Об этом-то я и хотел поговорить, - сказал Шеклоз и спокойно улыбнулся. - Чтобы он не навредил своей же стране...

   В душе комита финансов проснулась тень страха при виде хищного оскала, который по недоразумению принято называть улыбкой.

   Они остановились у лавочки, с которой открывался чудесный вид на сад. К тому же, с этого места просматривалась территория вокруг, чтобы избежать случайных свидетелей разговора. Предосторожности много не бывает, и оба советника это прекрасно понимали.

   - Говорите, - сказал комит финансов и присел.

   Шеклоз Мим сел рядом и неожиданно спросил:

   - Не желаете присоединиться ко мне, ликвидировать монархию и начать править Алокрией?

   - Мастер Шеклоз? - только и смог выговорить Касирой.

   Оба комита впились друг в друга испытующим взглядом. Простая глупость или серьезно, предложение или испытание?

   - Вы убьете меня? - спросил комит финансов.

   - Возможно. Зависит от вашего ответа.

   Неестественная тишина и дуэль взглядов не давали Лоту придумать выход из сложившейся ситуации. Он уже пожалел, что вообще пришел сюда, и теперь лихорадочно прикидывал, как бы ему остаться в живых. Мысли мельтешили, наталкивались друг на друга, скапливались в голове, но решение никак не всплывало на поверхность.

   Затянувшееся молчание прервал Шеклоз. Дешевые эффекты ему нравились, но двусмысленность и недосказанность столь тонким делам явно не подходила. Решил действовать напрямую - развлечениями придется пренебречь.

   - Надо кое-что прояснить, - сказал шпион. - Если вы действительно согласны, то мы продолжим разговор. Если же нет, то просто забудем и отправимся по своим делам.

   "И завтра я уже не проснусь", - понял комит финансов, прочитав логичное завершение фразы в глазах Шеклоза.

   Значит, комит Тайной канцелярии говорил серьезно. И это все-таки было предложение. Неожиданное, нелепое, граничащее с самоубийством предложение.

   - Понятно, - протянул Касирой и, закинув руки за голову, откинулся на спинку лавочки. - Но банальное грубое принуждение и угрожать расправой... Это не в вашем стиле. Хотя надо признать, вы всецело завладели моим вниманием. Итак?

   Шеклоз подметил, что его собеседник выглядел достаточно спокойно и, кажется, даже заинтересовался. Выходит, он не ошибся и обратился к кому следует. С другой стороны, на лице Касироя отчетливо читалась мысль: "Как бы побыстрее сбежать и рассказать королю об измене". Поэтому надо поторопиться, чтобы комит финансов не успел утвердиться в своем неверном решении. Речь идет о судьбе страны, начинается теневая игра, в которой ценен каждый участник, знающий ее правила.

   - Ликвидация совета комитов - огромная ошибка Бахирона, - начал пояснять глава Тайной канцелярии. - Это нанесет ущерб Алокрии, чего нельзя допустить. Соблюдение традиций - это, безусловно, хорошо, но надо смотреть на вещи реально. Вы помните, что происходило двадцать восемь лет назад?

   - Я был еще ребенком, но вы, вероятно, говорите о восстании регента?

   - Именно, - Шеклоз кивнул. - Я, в общем-то, тоже знаю эту историю понаслышке, но, очевидно, уже тогда дядюшка нашего короля понимал, что монархия больше не способствует развитию страны. Прошло почти три десятка лет, наше государство стало сложнее, людей больше, новые колонии, новые условия жизни. Как вы понимаете, необходимость в переменах только возросла.

   - Однако в стране царит стабильность, несмотря на монархию, - возразил Касирой Лот.

   - Стабильность или застой?

   - Никогда не смотрел на это с такой стороны... - задумчиво ответил комит финансов. - Да и если подумать, то по всем направлениям мы продвигаемся вперед, делаем успехи во внешней и внутренней политике, экономике Алокрии. Разве это не прогресс, пусть даже на основе традиций и правления нашего монарха?

   - Бахирона? Позвольте поинтересоваться, а что именно он для этого сделал? - спросил Шеклоз.

   - Он король, и он... - начал говорить Касирой, но остановился, напряженно что-то обдумывая. - Он поступал так, как ему советовали комиты. И мы сами прилагали усилия для развития страны... пока у нас была власть.

   - И теперь? - медленно протянул Мим.

   - И теперь мы растеряем остатки нашего влияния, а вскоре король перестанет прислушиваться к нам и откинет страну на десятки лет назад...

   - Если?

   В горле комита финансов застрял комок, заставив его сдавленно кашлянуть.

   - Если его кто-нибудь не остановит и не поведет Алокрию по верному пути, - полушепотом договорил Касирой, закончив мысль Шеклоза.

   В наступившей тишине почувствовалось неизбежное приближение вечера, который расправлял над гимназистским садом мягкое покрывало темных сумерек. Скоро Донкар пробудится от дневного сна и вдохнет новую жизнь в обезлюдившие улицы. Наступала ночь, время воров, убийц, любовников и заговорщиков.

   Глава Тайной канцелярии сидел с прикрытыми глазами и медленно, слишком медленно дышал темнотой, предоставляя своему собеседнику время для размышлений. Касирой уже принял его сторону, можно позволить себе насладиться воздухом утопающей в ночи столицы.

   - Скажите, мастер Мим, - прервал паузу комит финансов. - Что же я получу, если вам удастся занять место Бахирона?

   - О, вы меня не так поняли, - покачал головой Шеклоз, сверкнув улыбкой в сгущающихся сумерках. - Я не собираюсь становиться королем. Зачем одну монархию менять на другую? Я ведь не зря припомнил регента, который уже тогда собирался передать власть в стране первому совету комитов. И мне бы хотелось, чтобы второй совет комитов, то есть мы, смог этого добиться.

   - Выходит, в итоге я просто останусь на своем месте?

   В голосе Касироя прозвучало разочарование, выдающее амбиции и корысть человека, готового пойти на предательство, пусть даже это предательство преследует благородные цели спасения страны от медленной и мучительной гибели, когда устаревшие традиции и отжившие свое порядки избороздят ее тело как жадные до мертвечины черви.

   - А вам мало? - усмехнулся Шеклоз. - Ведь скоро у вас и этого не останется - совет комитов будет разогнан, мы застрянем на должностях советников, которые очень быстро станут не нужны королю, потому что страна деградирует до того уровня, когда ей сможет управлять пусть и не глупый, но всего лишь один человек. Даже в самом расцвете власти второго совета, созванного Бахироном, вы знали, как надо действовать и работать с государственными деньгами, но не могли этого сделать. Вы имели право лишь советовать королю, а он не знает и не видит всего того, что отчетливо видно и понятно вам. И он поступал, прислушиваясь к вашим советам в пол уха. Так ведь?

   Лот сидел и задумчиво рассматривал звезды, которые начали появляться над восточным горизонтом. На утвердительный вопрос шпиона он ответил коротким кивком, который можно было спутать с судорогой.

   - Поэтому в будущем, в новой Алокрии, вы сможете полностью распоряжаться той властью, которая должна принадлежать человеку с вашими знаниями и опытом. Из наблюдателя и советника вы превратитесь в деятеля, - почти торжественно закончил мысль Шеклоз.

   Теряющий в темноте сходство с живым миром сад наполнился освежающим ночным воздухом и стрекотанием цикад. Мрачные тени деревьев расползались по земле, будучи навечно обреченными стремиться в звездное небо и проклинать судьбу на плоское существование в грязи и мокрой траве.

   Касирой нервно постукивал пальцами по лавочке, а потом вскочил на ноги и стал ходить взад-вперед, носком сапога откидывая с тропинки камешки.

   - Хорошо, я согласен, мастер Мим. Но ответьте мне на два вопроса, - он остановился и посмотрел в глаза своему собеседнику. - Вы говорите о полной власти в руках совета комитов. Но все ли комиты разделяют ваше мнение?

   - Это не проблема, - ответил Шеклоз и вновь сверкнул своей раздражающе спокойной улыбкой. - Глава дипломатических миссий и так часто выходил за рамки дозволенного королем, подход к нему я найду. Любовь к стране пересилит верность Бахирону. Комита колоний мы соблазним его любимым морем. По итогу, он снова станет адмиралом, а его функции как члена совета мы просто разделим между собой. Там есть аспекты и внешней, и внутренней политики, не говоря уж про экономику. И ему, и нам, и стране от такого решения будет только лучше. Академию вообще мало беспокоит то, что происходит за границами их башни, лабораторий и школ. Но они нам необходимы, особенно фармагики с их растущим влиянием. Дадим им финансирование, новые просторы для экспериментов, и они примут нашу сторону. Ученые на все пойдут ради своего любимого тайного знания. А комиту Церкви Света отведена особая роль. Я давно наблюдаю за Спектром, нужные нам мысли уже зреют в его голове. Иными словами, совет комитов готов управлять Алокрией.

   - Звучит слишком просто, - проворчал Касирой. - Нас поймают и казнят.

   Не стирая с лица хищную улыбку, Шеклоз пожал плечами и блаженно закатил глаза, демонстрируя полную покорность жестокой судьбе. Комит финансов едва удержался от резкого замечания и отвернулся от шпиона, чтобы не видеть его кривляний. Их разговор и без того выглядел достаточно сюрреалистичным, а поведение главы Тайной канцелярии лишний раз вселяло подозрения, что это лишь затянувшаяся шутка, которая все никак не может дойти до смешного момента.

   - Кстати, вы ничего не сказали про командующего королевской армией Илида По-Сода, - через плечо бросил Лот, подавляя растущее раздражение. - Что вы планируете предложить ему?

   - Это ваш второй вопрос?

   - Нет, второй вопрос - как мы это, черт возьми, вообще сделаем? Но вы просто не упомянули комита армии. Он ведь ни за что не выступит против своего друга Бахирона Мура.

   - Верно. Но Илид По-Сода, кстати, и есть ответ на ваше "как мы это, черт возьми, сделаем?", - спокойно произнес Шеклоз. - Используем его вслепую. Есть вещи, от которых любой мариец готов пойти против короля, соратника, друга и даже самого Света, если придется.

   Верилось с трудом. Во все.

   Внезапно почувствовав тяжесть в ногах и глухие пульсации вздувшихся на висках вен, Касирой вздохнул и окончательно сдался. Ему захотелось оказаться в своем особняке и лечь спать, чтобы хоть на время забыть о сумасшедшей идее, которую так небрежно, словно ненужный ржавый винтик, вкрутил ему в голову главный шпион страны.

   - У вас есть план? - пробормотал комит финансов. - И что, народ пойдет за нами?

   Шеклоз почувствовал, что окончательно приобрел верного союзника. Конечно, сейчас Касирой видел лишь собственное обреченное положение, но очень скоро он поймет, какие перспективы открываются перед ним.

   - План есть. И народ пойдет, но не за нами. Впрочем, пока что вам не следует об этом знать, для вашего же блага.

   Шеклоз Мим поднялся со скамьи и неторопливо направился к выходу из сада, сказав по пути:

   - Вижу, мы достигли некоего согласия. У нас не так много времени, мастер Касирой, будьте готовы.

   Буркнув что-то невнятное в ответ, уставший комит финансов поплелся вслед за шпионом, мечтая напиться, чтобы хоть ненадолго забыть о заговоре, в котором он вынужден принять участие. В случае успеха плюсы, конечно, очевидны, но собственный обезглавленный труп представлялся намного реалистичнее.

   Ночь окончательно навалилась на Донкар, загоняя людей по домам и кабакам. Где-то на улицах города мелькали тени бандитов Синдиката, агентов Тайной канцелярии, в переулках стояли дамы не самого тяжелого поведения, прячущие дряблую красоту под цветастыми платьями, а по углам дрожали одурманенные наркоманы, скупающие по своим каналам зелья у не обремененных высокой моралью фармагиков. Днем Донкар был прекрасной столицей, а по ночам он жил совсем другой жизнью, дыша в лица припозднившихся путников алкогольными парами, смрадом отсыревшего мусора и повисшим в подворотнях тяжелым запахом крови.

   За Шеклозом постоянно следовали его невидимые подчиненные. Касирой это знал и понимал, что при неправильном ответе или подозрительном поведении он был бы уже давно мертв. А если он до сих пор жив, то комит Тайной канцелярии ему доверял, насколько это может делать человек, чья профессия - не доверять никому. Лот поравнялся со своим коллегой по совету.

   - Откровенно говоря, я не знаю, кто прав в сложившейся ситуации, - осторожно произнес он, косясь на Шеклоза. - Все как-то слишком быстро. Даже не верится, что это происходит на самом деле.

   Глава Тайной канцелярии остановился и посмотрел ему в глаза, словно хотел проникнуть своим взглядом в самые недра сознания комита финансов. Касирой содрогнулся, почувствовав, как по коже ползут липкие капли холодного пота. Кажется, подул прохладный ночной ветер, но на тощих деревьях не шелохнулся ни один листик.

   - Хотите отказаться? - спросил Мим.

   - Нет, - судорожно сглотнул Касирой, разозлившись на себя из-за страха, пускающего корни в плодородной, удобренной грехами душонке. - Я, пожалуй, еще поживу. Но, понимаете ли, есть некоторые опасения. Вы же помните, как закончил регент. Не хотелось бы повторить его судьбу.

   - Не беспокойтесь, - сказал Шеклоз, снова улыбнулся и продолжил идти к выходу. - Мы не будем выступать против короля.

   - Но подождите... А как же тогда?

   - Извините, - прервал его шпион. - Позже, позже, обо всем поговорим позже. Но против Бахирона нам незачем выступать. Мы же не хотим действительно повторять судьбу уважаемого регента.

   "Скоро я умру", - обреченно подумал Касирой, не удержав тяжелый схожий со стоном вздох. Он очень любил незатейливые радости жизни, и внезапная перспектива взглянуть на мир глазами казненного изменника ему была не по душе.

   Некоторое время они шли молча. Недалеко от ворот гимназистского сада, где их ждали экипажи, Касирой остановил Шеклоза и спросил его:

   - Будет много крови?

   Комит Тайной канцелярии снова улыбнулся. Касирой заскрипел зубами от вида мерзкой спокойной улыбки, словно прилипшей к невозмутимому лицу шпиона. Крайне неуместная реакция на подобный вопрос.

   "Он безумен", - посетила Лота запоздалая догадка.

   - Очень, - ответил Шеклоз, с любопытством наблюдая за реакцией собеседника. - Но, во-первых, это необходимая жертва ради благого дела и счастливого будущего страны. А во-вторых, уважаемый комит финансов, я уверен, что некоторые ваши личные дела будут только процветать в подобных условиях.

   - Что вы имеете в виду?

   - Я знаю все, что происходит в этом городе. Неужели вы думали, что я упустил ваше маленькое предприятие из виду? Всего доброго, мастер Касирой, приятно было побеседовать с вами, - сказал Шеклоз Мим и заскочил в экипаж.

   Финансовый советник короля Бахирона Мура, а ныне заговорщик, который почти ничего не знает о самом заговоре, стоял на краю улицы перед своим транспортом. Кажется, у Шеклоза благие намерения, но методы... И он знает очень много. Вероятно, его план действительно может сработать. Выбора у Касироя все равно нет, надо идти до конца. Если отступить, то Мим может дернуть за свою ниточку, и с другого конца эта ниточка петлей затянется вокруг шеи комита финансов.

   Лот забрался в свой экипаж и махнул рукой кучеру. Задумчиво глядя на проплывающие мимо дома, взирающие на него жалобными глазницами окон, он усмехнулся своим мыслям, вспомнив последние слова Шеклоза. Предприятие Касироя будет процветать. Это верно. Так же как лес сплавляют по воде, по рекам крови плывут большие деньги. Очень большие деньги.

   Глава 3

   - Упадок нравов, слабые духом не воспринимают Свет всерьез, Церковь не может простирать свои белые крыла над всеми страждущими, не имея под собой крепкого фундамента поддержки власти, Ваше Величество.

   Комит Церкви Карпалок Шол сидел в покоях короля напротив Бахирона, сложив пальцы рук вместе, как принято при молитвах. Почти каждый день в течение недели он приходил к монарху и говорил одно и то же, а Мур был вынужден выслушивать его жалобы и проповеди с раскалывающейся на части головой - ему вполне хватало забот с роспуском совета комитов.

   - Земли, богатство и влияние нашей священной Церкви идут на благо простому люду, нуждающемуся в покровительстве Света, - продолжил монотонно и заунывно говорить Спектр. - При всем уважении, Ваше Величество, да продлит Свет ваши годы, мы не можем отказаться от всего светского, дабы и вера не отходила далеко от народа. Мы поддерживаем нуждающихся, все средства Церкви идут на благотворительность и на восхваление того, что поистине достойно оного. Что будет, если вы действительно вознамерились лишить Церковь Света ее власти в стране, если все наше влияние испарится? Это крах для Алокрии! Дальнейшее расхождение светлых путей святой нашей веры, благословенной королевской власти и народа священной страны заведет нас в тень, куда не способен пробиться ни один лучик отгоняющий мрак...

   Король молча смотрел на Карпалока и слушал. Спектр говорил уже очень долго, повторяя раз за разом одни и те же выражения, метафоры, непонятные фразы, который судя по всему были цитатами из каких-то важных книг. Смесь религиозных доктрин, заветов, политики, жизни мирской и духовной вызывала у Бахирона ужасную головную боль.

   Почтительно кивая и машинально соглашаясь с Карпалоком, Мур тяжело поднялся с кресла и отошел к узкому окну покоев. За последнее время на него свалилось очень много проблем. Роспуск совета комитов оказался невероятно тяжелым и трудоемким делом. Стали даже возникать смутные сомнения в принятом решении. Общество и государство стали больше и сложнее, одному человеку очень сложно контролировать все. Но отступать некуда, вековые традиции и непреклонный закон - все, что необходимо Алокрии. Он в этом уверен. Уверен ведь?..

   - Церковь Света всегда занимала важное место в моей стране, - неспешно подбирая нужные слова, произнес король. - Она дарует отдохновение душам утомленных людей, веру в счастливое будущее, уверенность в заботе Света о каждом. Но Церковь не должна иметь доступа к казне государства, обширных земель во владении, и тем более она не должна иметь какой-либо политический вес. Потому что политика и религия должны быть отделены друг от друга.

   - Но Церковь Света всегда обладала подобными привилегиями, - аккуратно возразил Спектр. - Таковы традиции Алокрии с самого момента объединения трех провинций в единую страну. Вероятно, наша вера - как раз та сила, которая необходима сейчас Вашему Величеству.

   Тон старика как-то изменился. Бахирон отвернулся от окна и подозрительно посмотрел на Карпалока.

   - Что ты имеешь в виду?

   - Времена меняются, и страна также изменилась, - ответил Спектр, теребя треугольник из белого золота. - Ева - безвольная провинция, она всегда будет следовать за сильнейшим, но Илия и Мария не такие. За последнее время они приобрели отчетливые различия, и полный возврат к старому порядку может усилить противоречия, когда разница прояснится. Будет ли свободолюбивый восток верен королю, который решил завладеть абсолютной властью?

   Комит Церкви перестал вплетать в свои речи религиозные высказывания и заговорил как бывалый делец:

   - Королевской власти, если она желает сохранить единую Алокрию, понадобится сила способная объединить людей с разными политическими взглядами. Религия обладает подобной силой, но без такой организации как Церковь, она вряд ли сможет помочь новому старому порядку в стране.

   - Ты говоришь нелепые вещи, Спектр, - возразил Бахирон, присаживаясь в кресло. - Марийцы - верный мне народ, они останутся со своим королем.

   - Пока не появится новый, - небрежно пожал плечами Карпалок.

   - Что? - опешил Бахирон.

   Спектр подался вперед. Образ немощного святого старца треснул, и сквозь него в короля вперил свой наглый взгляд престарелый хитрец.

   - За последнее время очень многие выходцы из так называемых старых семей Марии стали занимать все более и более высокие посты в Алокрии, - произнес он. - Они богатеют, приобретают власть, а на малой родине их глубоко почитают. Вы ведь сами знаете, как марийцы благоговеют перед своими старыми семьями. Как вы думаете, что будет, если некто поведет их против идеи абсолютной королевской власти?

   - Не бывать такому, - севшим голосом ответил Бахирон. - Страна живет в мире и процветает, зачем нарушать это равновесие? Народ не поднимется против своего законного короля, против спокойной жизни! И кого ты вообще имел в виду? Таиса По-Конар, моего верного советника? Или Илида По-Сода старого друга и соратника? Никогда.

   - Нет, что вы, Ваше Величество, - с успокаивающим жестом ответил Карпалок. - Я не посмею навлекать на кого бы то ни было пустые подозрения. Просто абстрактный богатый, знатный и властный мариец. Только вот почему вы сразу подумали об этих двоих?

   Бахирон смотрел сквозь своего собеседника. Действительно, почему? Ведь он прошел с Илидом не один бой, они знали друг друга с юношества. Не может быть, чтобы командующий королевской армией обернул свой клинок против законного монарха и старого друга. Да, Илид выходец из Марии со всеми присущими марийцам странностями и нелюбовью к рабству, хотя илийские рабы живут лучше, чем марийские "свободные" крестьяне, но он никогда не пойдет на такое подлое предательство. А Таис, талантливый дипломат и советник, всегда был верен королю. Он, конечно, часто позволял себе больше, чем ему дозволено, но все его действия оборачивались благом для страны. Своевольный, но Алокрия ему очень дорога, он не разрушит то, что с таким трудом создавал Бахирон и совет комитов. И ведь совет комитов действительно очень хорошо работал. А король решил его распустить...

   "Нет, нельзя отступать, - разозлился на себя Бахирон. - Старые традиции и закон - залог спокойного будущего Алокрии".

   - В любом случае, у меня есть предложение, - слова Карпалока вырвали Мура из раздумий.

   - Церковь занимается религией, я - страной. Это уже решено, - отрезал король.

   - Раз вы игнорируете мои доводы, то мне ничего не остается, как согласиться с вашим решением, мой король, - сказал Спектр, неловко поклонившись. - Но тогда позвольте хотя бы посодействовать вашей грандиозной задумке. Это и есть мое предложение.

   - Недавно ты убеждал меня, что власть Церкви должна распространяться в стране и за рамки веры, а теперь предлагаешь помощь в разделении религии и политики?

   - Все верно, - подтвердил Карпалок Шол. - Мы просто сделаем вас религиозным лидером Алокрии.

   Король откинулся на спинку кресла. Он устал поражаться словам Спектра. Кажется, старик пытался его запутать, и у него это неплохо получалось. Но давно уже стало очевидно, что Церковь для Карпалока в первую очередь - организация со своей финансовой и властной структурой, которая имеет немалое влияние в стране, и только потом - религиозный институт.

   - И что это значит? - спросил Бахирон.

   - Мы коронуем вас как Владыку Света.

   Владыка Света. Мур слышал рассказы о старых королях Алокрии, правящих во времена, когда Церкви еще не существовало, но все уже поклонялись Свету. Тогда король был одновременно духовным и светским лидером страны, правителем-жрецом. Великая честь, абсолютная власть и древняя традиция. Карпалок знал, чем привлечь внимание Бахирона.

   - Зачем тебе это?

   - Свет будет простирать свои крылья надо всей страной с таким мудрым предводителем, который отважится нести тяжкое бремя величественного сияния лучезарной мантии Владыки Света...

   - Перестань, Спектр, - прервал Карпалока Бахирон. - Оставь эту маску, я уже давно понял, кто ты на самом деле. И я спрашиваю: зачем тебе это?

   Спектр кивнул, и блаженная улыбка покинула его лицо, уступив место кривой ухмылке дельца.

   - Если коротко, - быстро заговорил Шол. - То когда вы возглавите все поклонение Свету в стране, Церковь сможет опираться на ваш авторитет, а вы в свою очередь на авторитет Церкви. Но для этого она должна иметь должное влияние среди всего населения страны, диктовать волю Света. Кроме того, понадобятся земли, богатство, освобождение от налогов.

   - Иными словами, я должен сейчас возвысить Церковь, чтобы она потом возвысила меня? - уточнил король.

   - Именно так, - подтвердил Спектр, сверкнув глазами. - Побольше денег, земель, показной роскоши, и народ сам потянется к религии, которая будет бросаться в глаза покупным величием.

   - Какое отвратительное лицемерие, Карпалок.

   Бахирон скривился раздосадованный тем, что не замечал раньше этого скользкого гада на теле страны. С одной стороны, Церковь, безусловно, помогала великому множеству людей, и, кажется, там еще остались священники добрые сердцем и чистые в своих намерениях сделать мир лучше. Но, с другой стороны, такие люди, как Карпалок Шол, будут продолжать паразитировать на благих побуждениях. Однако король не может наказать Спектра - если об этом станет известно, то авторитет Церкви окончательно рухнет, могут начаться беспорядки по всей стране, пострадают невинные люди. И хитрый старик прекрасно осознавал свою неприкосновенность.

   - Вы станете монархом с неограниченной властью, распространяющейся даже на веру. Ту самую веру, которая объединит Марию и Илию, даже если обострятся некие противоречия из-за ваших реформ. Иными словами, у вас будет цельная страна и абсолютная власть в ней.

   Алокрия, объединенная идеей и имеющая мудрого единоличного правителя во главе. Не к этому ли стремился Бахирон Мур? Король в очередной раз поднялся с кресла и подошел к окну. Над Донкаром медленно ползли тощие тучки, накрапывал дождь. "Хоть какой-нибудь знак, пожалуйста...", - мысленно вопрошал он, глядя на небо.

   Нет, ничего. Король вздохнул и повернулся к Спектру.

   - Тогда не стоит медлить с моей коронацией как... Владыки Света, - немного напряженно произнес Бахирон.

   Карпалок улыбнулся, а его маленькие влажные глаза хищно сверкнули.

   - Увы, Ваше Величество, если мы сделаем это сейчас, то не достигнем желаемого эффекта, - сказал глава Церкви, очень сильно замедлив темп речи, заставляя слова растекаться густой смолой по покоям короля. - На данном этапе потребуется продемонстрировать всей стране силу и влияние Церкви Света, чтобы возродить былой авторитет и священный трепет. И когда это свершится, коронация Церковью Владыки Света станет эпохальным событием и ознаменует рождение нового старого порядка, абсолютной власти короля.

   Мур не мог не согласиться. Влияние Церкви в последнее время сильно ослабло, народ поклонялся Свету как будто по привычке. Впрочем, и сам король делал это только ради соблюдения традиций. А для задуманного шага нужна твердая почва под ногами, иначе велик риск оказаться погребенным заживо в зыбучих песках пустой религии без веры.

   - И что ты намерен сделать? - поинтересовался Бахирон.

   - Разрешите мне провести всего один акт веры, - ответил Спектр. - Церковь продемонстрирует всем свою силу и покровительство короля. Это будет сильным толчком, остальное сделают миссионеры и инквизиция. Просто дайте нам такие полномочия, чтобы поклонение Свету было возрождено в полной мере.

   - Всего один акт веры?

   - Да. И некоторое время, чтобы привести в порядок все остальное.

   Король задумчиво мерил шагами расстояние от кресла до окна. Он думал, хотя знал, что решение им уже принято. Просто пытается убедить себя, что поступает обдуманно и верно, взвесив все "за" и "против".

   - Хорошо, - наконец согласился Бахирон. - Ты получишь необходимые полномочия и свободу действий до моей коронации как Владыки Света.

   - Мудрое решение, Ваше Величество, - произнес Карпалок и, с кряхтением поклонившись, направился к выходу из покоев. - Я начну приготовления немедленно.

   Король Мур смотрел вслед удаляющемуся главе Церкви. Кажется, он делает то, что должен - возврат к традициям и старому порядку, что столетиями было залогом мира и спокойствия в стране. Веяния новых идей только нарушают шаткую гармонию Алокрии. Это уже было доказано мятежным регентом, но тогда удалось вовремя избавиться от угрозы.

   Бахирон с силой сжал кулак, и перстни с символами трех провинций тихо скрипнули, притираясь друг к другу. Да, он поступает правильно. Все ради страны.***

   В центральном соборе Донкара всегда было очень светло и спокойно. Даже в самую пасмурную погоду с высоких витражей струился нежный свет, ласкающий прихожан и дарующий потусторонним фигурам священников ореол святости. Но помимо главного кафедрального зала, собор имел разветвленные катакомбы и множество пристроек, напоминающих, что Церковь Света - это не просто религиозная община, но организация со своей строгой структурой и иерархией. В одной из множества ничем не примечательных башенок этого монументального здания располагались личные покои Спектра.

   Выкатив покрасневшие влажные глаза и схватившись за сердце, он стоял перед зеркалом и тяжело дышал. Это был огромный риск - прийти к Бахирону со столь откровенной беседой. Король хоть и ярый сторонник традиций и старого порядка, но затея с полулегендарными Владыками Света могла ему не понравиться. К тому же пришлось отлепить от морщинистого лица маску истинного праведника и достойнейшего пастыря Света. Разговор с Муром был похож на шантаж и чистосердечное признание одновременно.

   Первый шаг дался очень тяжело, и теперь Карпалок вынужден стоять перед зеркалом в своих покоях, успокаивая бешено колотящееся сердце, а мысли растерянно блуждали в голове, подсовывая ненужные воспоминания и бредовые идеи. Но отступать уже некуда.

   Алокрия вскоре должна стать королевством с абсолютной властью короля, который будет одновременно и религиозным лидером страны. Это означает, что один единственный человек будет возвышаться над всеми остальными. Но ведь и те никогда не будут равны. Тогда в Алокрии, так или иначе, будет некто, стоящий сразу после короля. Кто более всего достоин стать правой рукой Владыки Света, как не сам глава Церкви? А быть вторым в такой ситуации намного выгоднее, чем первым.

   Но есть проблема. Таис По-Конар, комит дипломатических миссий, человек, благодаря которому уже много лет удается жить в мире с соседями. Он смог почти без крови разрешить конфликт с Кажиром, государством южного материка, из-за колоний на Дикарских островах. Росчерком пера он может провести новые действующие границы на карте мира, а пачкой бумаг смести целые армии. Он пользуется огромным влиянием и популярностью во всей Алокрии, несмотря на марийское происхождение. Вот уж воистину ценнейший бриллиант времени дипломатов. И Бахирон прислушивается к нему, даже закрывает глаза на то, что Таис часто поступал так, как считал нужным, не считаясь с мнением правителя. Если при короле такое своеволие остается безнаказанным, то это уже говорит о многом. И когда настанет эпоха абсолютной монархии в Алокрии, с Владыкой Света или без, этот талантливый мариец останется на своем месте, первый после Мура. Роспуск совета комитов ему нипочем, он настолько важная и яркая фигура, что король ни за что не отправит его на покой. А вот от Спектра Бахирон избавиться может, если, конечно, Карпалок не станет заменой Таису По-Конар.

   - Вы просили явиться, Спектр, - сказал вошедший в покои человек и преклонил колено.

   Карпалок оторвался от своего отражения, снова примерив маску праведника, и посмотрел на своего гостя. Генерал алокрийской инквизиции Апор По-Трифа, еще один редкий пример успешного выходца из Марии. Он не был потомком старой семьи, но своей искренней верой и упорной службой смог пробиться на самый верх военно-карательной организации под началом Церкви.

   - Поднимитесь, генерал, - прокряхтел Шол и, тяжело сев за свой стол, показал рукой на место напротив. - Присаживайтесь, Свет на всех людей нисходит равномерно, воздавая каждому столько, сколько он заслуживает.

   - Благодарю, - Апор поднялся с колена, но остался стоять.

   Глава Церкви сидел, тяжело дыша и держась за голову, и украдкой смотрел на генерала, который явно был обеспокоен состоянием старика. Сильный, исполнительный, лояльный По-Трифа был готов выполнить любой приказ Спектра. Истовый верующий, возглавляющий всю инквизицию. Настоящее орудие Света на земле.

   - Мы давно не беседовали, генерал. Дурные вести приносит нам время, и, к несчастью, святейшие лучи не способны сейчас отогнать от нас мрак, пустивший свои корни глубоко в душе светлой нашей Алокрии. Горе нам!

   - Это всего лишь очередные испытания твердости нашей веры, Спектр, - ответил Апор, склонив голову и благоговейно коснувшись пальцами вышитого на плаще треугольника, символа призмы Света. - Насколько я знаю, секта смертепоклонников распространяет свои ереси в Донкаре. Они все чаще стали вылезать из катакомб и стоков города, есть жертвы их грязных ритуалов.

   - Но инквизиция справляется с ними? - тяжело вздохнув, поинтересовался Карпалок.

   - Да, Свет благоволит нам. Однако настали тяжелые времена, люди все больше поддаются словам всяческих лжепророков и ереси сект. Влияние Церкви на народ...

   Генерал осекся. Ему действительно больно было наблюдать за упадком религии, которой он посвятил всю свою жизнь.

   - Я знаю, - успокаивающим тоном произнес Спектр. - И потому вызвал вас. Церковь нуждается в инквизиции как никогда. Настало время для акта веры, мы должны выжечь порчу из искрящейся плоти нашей священной страны!

   Апор удивился, но не подал вида. Последний акт веры проводился несколько лет назад. Тогда войска инквизиции прошли половину донкарских катакомб, истребляя смертепоклонников и сжигая их кровавые капища, а затем на костер было отправлено несколько их лидеров и проведена грандиозная служба. И ведь верно - тогда в людях зажегся огонь праведной веры, когда они видели, как священный огонь, вызванный самим Светом, пожирал мерзких еретиков.

   От всплывающих в памяти величественных картин святого действа у генерала закипела кровь и участилось дыхание. Он снова упал на колено перед Спектром и самозабвенно вознес молитву, направляя свои слова в узкое окно, сквозь которое сочились бледные солнечные лучи пасмурного дня.

   - Я немедленно прикажу готовиться к рейду по катакомбам, - с истовым рвением в голосе произнес Апор. - На этот раз мы сметем сектантов подчистую, оставив позади себя лишь горстки пепла. Во имя Света!

   - Нет, это акт веры не против сектантов.

   - Нет? - изумился генерал.

   - Наш враг намного опаснее горстки канализационных безумцев. Щупальца расползающейся по стране тени уже сжимают нам горло, не позволяя испить ни капли живительного воздуха, дарованного нам самим Светом...

   - Опаснее? Кто? - спросил Апор, забыв, что до сих пор стоит, преклонив колено.

   Спектр поднялся из-за стола и подошел к инквизитору. Сделав скорбящее лицо настоящего страдальца, он доверительно положил руки на плечи генерала и посмотрел ему в глаза влажным умоляющим взглядом.

   - Смертепоклонники ужасны, их действия не имеют оправдания. Но они открыто противопоставляют себя Свету, в отличие от самого страшного врага - еретиков в наших собственных общинах, которые разъедают священную Церковь изнутри, заставляют ее гнить под этой порчей, - произнес Карпалок с долгими паузами, вздыхая так тяжко, словно его сердце готово было разорваться на клочки.

   Апор молча встал. В нем кипели негодование и праведная ярость, а слова путались в голове из-за сильных чувств.

   - Отступники, - только и смог сквозь сжатые зубы произнести генерал.

   - Верно. Отступники в наших рядах, зловонные тучи, заслоняющие Свет, - говорил Спектр, поддаваясь сильной отдышке и держась побледневшими пальцами за грудь. - И сколько их? Целая деревня! Целая деревня мерзких еретиков! Каменистый Склон в провинции Мария, это там находится рассадник заразы, источник порчи. Они скрываются, но от Света ничто не может укрыться на нашей грешной земле.

   - Вся деревня Каменистый Склон? - ошеломленно переспросил Апор.

   - Да, у них создана целая община с пагубным лжеучением. Они скрываются, но наши верные друзья из Тайной канцелярии открыли нам глаза на их мерзкую ложь, в которой эти павшие во тьму души не признаются даже на допросе.

   "Спасибо, мастер Шеклоз Мим, - Карпалок Шол едва сдерживался от довольной улыбки, прикрываясь гипсовой маской болезненного переживания за веру. - Ваши вести о марийских еретиках и сентиментальные воспоминания об акте веры, который удался тогда только благодаря Тайной канцелярии, помогли мне найти решение всех проблем Церкви..."

   - Но, Спектр, я знаю эту деревню, - произнес генерал. - Там находится поместье одной из старых семей Марии, причем очень уважаемой не только на востоке, но и в Илии. Потому что это семья По-Конар, фамилия комита дипломатических миссий!

   Еле сдерживая горькие слезы, старик сокрушенно покачал головой.

   - Я рассказал не все дурные новости, генерал, - Карпалок отошел к своему столу и тяжело сел. - Как это ни прискорбно, старая семья По-Конар и даже сам Таис приложили к этому руку. Он задумал вывести всю Марию из-под крыла Света, опоганив наше священное учение. А затем и совсем отделиться, создав на основе своей мерзкой ереси провинцию богохульников и отступников!

   - Ни одна старая семья не пойдет на такое, - неуверенно возразил Апор.

   Но на его лице уже расплывалась упрямая тень сомнения. Карпалок мысленно улыбнулся. Он поднялся, твердо оперся руками на стол и тяжелым взглядом посмотрел на генерала инквизиции.

   - Апор По-Трифа, я знаю, вы родом из Марии и вам сложно представить, что одна из почитаемых марийцами старых семей потворствует отступничеству. Но я также знаю, что вы - доблестный генерал инквизиции Церкви Света, который не может позволить ереси распространиться по вашей малой родине. Вы должны спасти Марию и нас до того, как мрак нанесет непоправимый вред всей нашей священной вере и стране.

   Склонив голову, Апор стоял и смотрел на свои сложенные в молитвенном жесте пальцы рук. Плечо прикрыл белый плащ, на котором выделялся черный треугольник - простой знак на ткани, но за ним скрывались железные убеждения и истовая вера.

   - Король обо всем знает, - проникновенный голос Спектра не давал ни единого шанса на размышления. - У Церкви есть все необходимые полномочия, свобода действий и позволение провести акт веры. Самый великий акт веры за все годы, который продемонстрирует каждому человеку под крылом Света, что никакой еретик не уйдет от наказания, какое бы он ни занимал положение в стране. Свет на всех людей нисходит равномерно. И он способен развеять тьму, изгнать и выжечь эту порчу со своего лучезарного лика. Вы - оружие Света на земле. Что вам дороже, генерал, - одна из старых семей Марии и деревня отступников или торжество Света во всем мире?

   Апор сжал кулаки и посмотрел Карпалоку прямо в глаза. Его выражение лица демонстрировало твердую уверенность, решительность, спокойный праведный гнев. Он - оружие Света.

   - Я искореню эту ересь. Я уничтожу деревню. Я приведу сюда отступников. Они будут осуждены и сожжены. Нам благоволит король Бахирон Мур. Нам благоволит сам Свет!

   Генерал закончил говорить и вновь рухнул на одно колено. Глухой удар разнесся по покоям Спектра. Это должно быть очень больно, но Апор даже не поморщился. Склонив голову, он молился, устремляясь всем своим телом и душой к узкому окошку, через которое лился ровный и нежный свет солнца, подернутого пеленой преисполненных тоски туч.

   Закончив немую молитву, Апор По-Трифа легко поднялся на ноги, коротко поклонился Карпалоку и стремительно вышел наружу. Его уверенные шаги еще некоторое время доносились из коридора собора.

   Спектр подошел к зеркалу и внимательно посмотрел на морщинистое лицо дельца в отражении.

   - Прекрасно, - с улыбкой произнес он. - Вы хорошо поработали, правая рука Владыки Света.

   Глава 4

   Несмотря на ранний час, у башни Академии уже толпилась молодежь, желающая продолжить учебу после гимназии и посвятить себя тайным наукам. Это в идеале. На самом деле, многие из них не могли никак реализовать себя и просто решили лениво плыть по течению жизни, продолжив обучение, ожидая, что когда-нибудь им подвернется счастливый случай и они найдут себя. И теперь стража королевского дворца, на территории которого стояла башня, с подозрением следила за молодыми людьми, чтобы они не натворили каких-нибудь глупостей и не шатались в праздном любопытстве по королевской резиденции.

   Аменир Кар стоял без малейшего движения и сверлил взглядом стражника у какой-то двери неподалеку. Делал это просто так, ему нравилось наблюдать за реакцией солдата, раздраженного повышенным вниманием со стороны какого-то парня. То ли он не мог покинуть свой пост, то ли им дано указание не трогать поступающих, но стражник просто стоял, нервно поглядывал на Аменира и ерзал в своих доспехах. Вполне себе развлечение.

   - Давно ждешь? - спросил подошедший Ранкир. - И чего ты так уставился на этого мужика?

   Кар хмыкнул в ответ, отмахнулся от стражника к крайнему удовлетворению последнего и развернулся к другу, приветственно хлопнув его по плечу.

   - Месяц подготовки пролетел как миг, - сказал Аменир, разглядывая друга. - С тобой все в порядке?

   Ранкир как-то изменился. Он похудел и осунулся, появились синяки под глазами, юношеская мягкая щетина небольшими клочками росла на его щеках и подбородке. Видимо, весь месяц он практически безвылазно готовился к поступлению на факультет фармагии. Или так пагубно на его здоровье сказалась разлука с Тирой На-Мирад. В любом случае, вид у него был очень болезненный.

   - Да, все нормально, - ответил Ранкир и невесело улыбнулся. - Я видел на днях Ачека, он неплохо устроился.

   - В Тайную канцелярию, как и хотел?

   - Да. К раскрытию заговоров и всяких торговых махинаций его, конечно, не допускают, сидит в кабинете, разносит всякие бумаги по Донкару... Говорит, что скучно. Зато отлично проходит физические тренировки и совершенствует навыки фехтования. Помнишь, как нас в гимназии учили фехтовать? - издав хилый смешок, Мит ткнул приятеля локтем в бок.

   - Да уж, такое забудешь...

   - Верно. У тебя из рук даже женскую рапиру выбивали... Ладно, молчу, - прервал сам себя Мит, и блеснувший в его глазах огонек снова потух. - Иными словами, на него понемногу начинают обращать внимание, может быть, скоро ему доверят более серьезную работу. Дают приказ - выполняй. Все так, как и мечтал.

   Значит, у одного из четверки уже все неплохо сложилось на его пути. Теперь Ачек По-Тоно, скорее всего, пропал надолго, с головой зарывшись в работу. Он, в принципе, всегда был немного замкнут, зато невероятно внимателен ко всему, подмечал мелочи и прислушивался к самым незначительным фразам. Достаточно полезное качество для работника Тайной канцелярии. Неудивительно, что его приняли, не обратив внимания на марийское происхождение.

   - А ты рыжего часом не встречал? - спросил Ранкир.

   - Тиурана? Да, видел, но давно, - ответил Аменир. - Он тогда распродал все, что осталось от отца, купил дорогущую мандолину и оставил немного денег на дорогу.

   - Решился все-таки стать бардом?

   - Это его цель и мечта. Он давно уже решил так поступить и не остановится ни перед чем. Думаю, ты понимаешь его.

   - Понимаю, - произнес Ранкир, и на его лицо легла тень воспоминаний о Тире.

   Тяжелая дверь Академии отворилась. Из нее вышло несколько человек во главе с самим Патиканом Федом. Стражники королевского дворца облегченно вздохнули, увидев, как молодые люди обступили прославленного ученого и почтительно поклонились. Теперь эта шайка бездельников не их забота.

   - Приветствую вас, - сказал главный алхимик, явно не стараясь, чтобы его расслышали все. - Сегодня вы пройдете испытания тех факультетов, на которых желаете обучаться. Следуйте за мной.

   На первом этаже башни Академии было на удивление светло, несмотря на полное отсутствие окон. Свет источали сами стены, которые, видимо, обрабатывались каким-то алхимическим составом. Все вокруг было очень серьезно, даже сурово, но в то же время необычайно красиво.

   - Первый этаж. Зал, - сказал Патикан и направился к винтовой лестнице.

   - Что за зал? - поинтересовался кто-то из толпы молодежи.

   - Просто зал.

   Старик оказался не особо разговорчивым. Глядя на него можно подумать, что даже сейчас он перебирает в голове какие-то алхимические формулы или мысленно повторяет эксперименты раз за разом, которые, если судить по паршивому настроению, у него никак не могли увенчаться успехом.

   Поднявшись на второй этаж, поступающие в изумлении замерли и, забыв все приличия, мотали головами с раскрытыми ртами, пытаясь разглядеть огромное помещение со столами, стопками книг и гигантскими стеллажами с фолиантами и свитками.

   - Хорошая реакция, - сказал алхимик, и вроде бы в его голосе даже промелькнул оттенок похвалы. - Если заинтересовались, то может быть вы не так безнадежны, как выглядите. Это библиотека Академии. И сейчас вы ничего не будете здесь трогать, если не хотите, чтобы вам иссушили руки в соли до толщины соломинки. Идем дальше.

   Патикан остановился у первой ступени винтовой лестницы, ведущей на третий этаж.

   - Должен кое-что сказать о вступительных испытаниях, - произнес он. - Как вы, наверное, знаете, в каждом факультете есть свои требования. Если для поступления на факультет алхимии от вас не требуется ничего, кроме недюжинного ума и знания хотя бы нескольких важнейших формул и реакций, то на остальных понадобится нечто большее. Для фармагии необходимо, чтобы вы были потомком кого-либо, кто смог перенести загадочную чуму, которая разразилась более сотни лет назад. У вас просто проверят наличие таланта к управлению токсинами, а остальному научат. Желающие стать реамантами тоже должны обладать некоторыми данными - быть сумасшедшими или их потомками. Сами они утверждают, что сила реаманта не зависит от сумасшествия, а только лишь от фантазии, но ведь именно у психов она самая буйная. Так что, если у вас не хватает ума или врожденных данных, то вам придется сильно постараться, чтобы поступить в этом году. Попытка только одна. И не будем затягивать с этим.

   Третий этаж поражал воображение не меньше второго. Двери отдельных кабинетов окружали центральный зал, в котором стояли огромные столы с книгами, свитками с пентаграммами, какими-то реактивами, колбами, механизмами и многим другим, предназначение чего угадать было просто невозможно, если не знать.

   - Факультет алхимии, - произнес Патикан. - Основа Академии, родоначальник всех направлений тайных наук. Желающие поступить сюда остаются. К вам скоро подойдут для испытаний. Ничего не трогайте.

   Примерно треть молодых людей отделилась от толпы, осторожно осматриваясь и на почтительном расстоянии разглядывая содержимое столов в центральном зале. Остальные последовали за главой Академии на четвертый этаж. Ранкир и Аменир продолжили подниматься вместе со всеми - их целью был факультет фармагии.

   На четвертом этаже обстановка оказалась весьма скромной. Зал с лестницей пустовал, двери выглядели так, словно не открывались уже многие годы, и все вокруг припорошила пыл, испещренная следами ног и отпечатками рук. Мрачная картина среднего уровня башни разительно отличалась от увиденного на нижних этажах.

   - Раньше здесь располагался факультет реамантии, - пояснил глава Академии, встав в центре круглого зала. - Но это направление уже несколько лет не развивается, набора практически нет, аудитории пустуют. Очень жаль, я всегда считал, что у реамантии есть неплохие перспективы.

   Из дальнего кабинета вышел мужчина преклонного возраста, абсолютно лысый и с неопрятной короткой бородой, глядя на которую складывалось ощущение, что он просто регулярно подрезал ее, чтобы не мешалась в работе, даже не позаботившись встать перед зеркалом. На нем была надета длинная бордовая мантия, которая при тусклом освещении верхних этажей башни отливала зловещим цветом запекшейся крови.

   - А, мастер Этикоэл, - обратился к нему Патикан. - Давайте я вас представлю нашим будущим ученикам.

   Старик в бордовом подошел к толпе молодежи и хмуро оглядел присутствующих.

   - Как будто среди них найдутся те, кто хочет "угробить свой невероятный потенциал" среди реамантов, - угрюмо произнес он.

   - После таких слов... - кашлянув, сказал глава Академии и повернулся к поступающим. - Перед вами уважаемый мастер Этикоэл Тон, глава факультета реамантии. В последнее время его факультет переживает не лучшие времена, но, может быть, мастер Этикоэл желает поправить положение, как-то привлечь молодежь к его... науке.

   Прокряхтев какое-то невнятное ругательство, реамант вышел вперед.

   - Если вы смотрите на тех клоунов, которые познали азы реамантии и продают таланты на потеху богатеям или слышали рассказы о реамантах-портных, и считаете, что все знаете о реамантии, то вы все глубоко заблуждаетесь, - пробубнил Тон. - Настоящая реамантия состоит из глубоких знаний о природе вещей и ткани мироздания. Настанет время, когда эта наука сможет все спасти, исправить положение, создать лучший мир. Вот и все, что нужно знать о реамантии.

   Этикоэл развернулся и пошел дальше по своим делам, бросив напоследок:

   - Но вам, конечно, не до этого, о, великие целители и ученые, будущее Академии и тайных наук. Всего доброго, мастер Патикан.

   Аменир ошарашено смотрел вслед удаляющемуся реаманту. Очень неприятный человек, но что-то подсказывало, что он говорил правду. Действительно, все очень мало знают о реамантии, привыкнув, что они способны лишь на фокусы, развлекая публику скульптурами из воды, съедобной землей и прочей ерундой. Но о механике и сути самой реамантии никто и никогда не задумывался, довольствуясь глупыми стереотипами. А ведь это... невероятно. Неужели на самом деле существуют столь могущественные силы, способные изменить мир к лучшему?

   - Сумасшедший старик, - шепнул ему на ухо Ранкир. - Похоже, реаманты и правда безумны.

   - Да... Наверное.

   Желающих поступать на факультет реамантии не оказалось, что не вызвало особого удивления у Патикана, особенно после встречи с Этикоэлом. Глава Академии проводил всех до аудитории, в которой стояли люди в мантиях глубокого зеленого цвета. Навстречу абитуриентам вышел улыбающийся мужчина средних лет.

   - Приветствую будущих фармагиков. Мое имя Маной Сар, я глава факультета фармагии Академии, - представился он, а затем обратился к алхимику. - Мастер Патикан, спасибо, что проводили наших друзей, у нас уже все готово для испытаний. Полагаю, у вас есть неотложные дела, так что не смею задерживать.

   - Надеюсь, у вас все будет в порядке. Я вам доверяю, - ответил глава Академии, с нажимом произнеся последние слова. - Буду у себя, заходите с результатами, как закончите.

   Патикан Фед вышел. В аудитории остались только поступающие и несколько фармагиков. Глава факультета дал им отмашку и приказал:

   - Введите его.

   Лаборанты скрылись за ширмой и вернулись через некоторое время, ведя за собой какого-то оборванца, который без конца спрашивал своих проводников, когда ему дадут обещанный хлеб.

   - Господа, - обратился Маной к поступающим. - Кто-то скажет, что фармагики работают с лекарствами и ядами. Это правда, но в первую очередь мы работаем с человеческим телом. Поэтому во вступительных испытаниях нам поможет наш уважаемый доброволец. Мы испытаем вас на практике, а знания спросим лишь в спорном случае. Почему так? Потому что для фармагии важен талант, а теорией может овладеть любой человек, который обладает хоть каплей дисциплины.

   Нищего положили на стол и зафиксировали ему ноги и руки ремнями через специальные отверстия. Он не вырывался, только растерянно водил по сторонам блуждающим взглядом и повторял что-то про хлеб, который ему пообещали.

   - Он не должен почувствовать боли, в его крови сильное обезболивающее, не переживайте, - продолжил фармагик. - Причинить вред его здоровью вам не дадут мои ассистенты. Вы спросите, почему именно на живом человеке надо проверять поступающих, разрешено ли это? Скажем так, это не запрещено, а этот уважаемый - доброволец. Но лишний раз о происходящем упоминать не стоит. Вообще, возьмите себе за правило не болтать о делах Академии вне стен этой башни. Но почему все-таки на живом человеке? Потому что это правильно, это покажет, насколько хорошо вы владеете даром, который передали нам предки, выжившие после той чумы более столетия назад. К тому же, вы, как будущие лекари, должны оставаться хладнокровны в любой ситуации. Мы оценим вашу стрессоустойчивость и выдержку при работе с телом.

   Маной Сар достал пузырек с прозрачной вязкой жидкостью и поставил его на стол. Фармагик взмахнул рукой, и жидкость тонкой струйкой вылетела из флакона, вырисовывая узоры в воздухе.

   - В подобной концентрации эта жидкость - яд, - говорил глава факультета, продолжая манипулировать содержимым пузырька. - Но если равномерно распределить ее по организму человека, то она произведет целебный эффект, способствующий регенерации живых тканей.

   Один из лаборантов порвал тряпье на тощей груди нищего, достал скальпель и быстрым точным движением сделал неглубокий надрез. Брызнула кровь, доброволец завопил от боли. Маной озадаченно посмотрел на него.

   - Видимо, обезболивающее оказалось слабым или уже исходит время его действия, - задумчиво сказал он. - Что ж, тогда это будет вашим дополнительным испытанием. В будущем, вам придется много работать без анестезии и в самых жутких условиях, это я вам обещаю. Да и вообще, ради науки иногда приходится оставлять человечность в стороне. Вот и проверим, готовы ли вы стать настоящими фармагиками...

   Сар собрал яд обратно во флакон. Побледневшие абитуриенты молча наблюдали за его действиями.

   - У нас мало времени, - продолжил Маной. - Пока бедолага не истек кровью, вы должны почувствовать этот яд, ощутить его потоки, каждую капельку. Я показал вам несколько пасов руками, которые вам понадобятся. Ваша задача - достать весь яд из флакона, равномерно распределить его над телом нашего добровольца, впитать токсин в него, ощутить его в венах, несколько раз прогнать по организму волнообразными движениями рук, а потом извлечь яд. Не беспокойтесь, как я уже сказал, если что-то пойдет не так, мои ассистенты исправят положение. Это одна из самых податливых жидкостей, так что даже без особого таланта все должно удаться. Вот ты, назови свое имя и начинай.

   Из кучки абитуриентов вышел белобрысый парень.

   - Кальмин Бол, - представился он.

   Уверенно закатав рукава и несколько раз глубоко вдохнув, он слишком резко взмахнул рукой вверх, из-за чего жидкость выскочила из флакона почти под потолок. Но белобрысый очень быстро вернул контроль над ядом. Маной едва заметно кивал, следя за ним.

   Кальмин с трудом удерживал содержимое пузырька над стонущим нищим, а распределить яд более или менее равномерно ему никак не удавалось.

   - Приступай к следующему этапу, - повелел Сар.

   - Но...

   - Приступай.

   Яд опустился на тело оборванца разными по размеру сгустками, а не тонкой пленкой. Кожа в местах соприкосновения моментально покраснела и пошла пузырями, но жидкость впиталась. Нищего свела судорога, он трясся с такой силой, что вырвал себе привязанную ремнем руку из плечевого сустава. Бледный Кальмин дрожащими руками старался делать волнообразные движения, а подопытный бился в конвульсиях и истошно вопил, брызжа слюной. Разрез на груди не только не заживал, но наоборот разошелся еще сильнее, обильно источая густую темную кровь.

   Видя, что ситуация вышла из под контроля, подключились ассистенты. Нищий перестал биться, разрез действительно стал затягиваться, и даже вырванная из сустава рука с противным хрустом встала на место. Теперь он лежал без сознания, изредка издавая сдавленные стоны.

   Маной Сар подошел к жадно хватающему воздух Кальмину, который до сих пор стоял с серым лицом и поднятыми руками.

   - Ты очень хорошо показал себя, - сказал главный фармагик Академии, похлопав белобрысого парня по плечу. - Не потерял самообладания, следовал инструкции. Думаю, тебе просто не хватает практики, но талант есть, определенно. Поздравляю, ты принят.

   Дальше к столу стали по очереди подходить остальные абитуриенты, и каждый раз все повторялось снова. Подопытный постоянно кричал, бился в агонии, обгрызал себе плечи и ломал собственные конечности, когда его пытались "лечить" будущие фармагики. Кровь шла из носа и рта, перемешавшись с жидкой пеной, сосуды в глазах лопались, и по его лицу текли крупные алые слезы. Открывались старые раны и сильнее разрывались все новые порезы, которые надо было исцелить на испытании. Маною и ассистентам уже несколько раз приходилось вырывать из лап смерти привязанного бедолагу.

   Ранкир смотрел на происходящее, внимательно наблюдая за действиями фармагиков и проходящих испытания абитуриентов, пытаясь учесть опыт первых и ошибки вторых. Стиснув зубы и напряженно следя за движениями рук, Мит думал только об одном - ему надо поступить любой ценой и стать фармагиком, иначе все его планы рухнут. Ведь именно ради этого они пришли сюда.

   Он обернулся и взглянул на Аменира. Его друг стоял у выхода, устремив взгляд в пол и зажав уши, чтобы не видеть и не слышать страданий подопытного.

   - Это неправильно, - тихо произнес Кар, заметив подошедшего друга.

   - Почему? Мастер Маной Сар прав - надо сразу понять, способны ли мы работать с телом.

   - Но он же не просто тело, он - живой человек!

   - Послушай, - Ранкир положил руку на его плечо. - Не время для любви, даже если речь идет о любви к человечеству. Этот мир жесток и несправедлив. Сейчас мы слабы, глупы и одиноки в нем. Нам приходится поступать так, чтобы в будущем хоть как-то изменить его к лучшему.

   Аменир поднял глаза на Ранкира. Его друг действительно сильно изменился. И дело даже не в изможденном виде, а в чем-то другом. В его зрачках отражалось внутреннее пламя. Мит ведь прекрасно понимал, что Аменир прав. Он так же не хотел никому причинять страданий, но должен был сделать это. Разлука с Тирой иссушает его душу, в которой осталось лишь необузданное желание воссоединения с возлюбленной. Ранкир любой ценой стремился изменить мир к лучшему, но только свой мир.

   - Кажется, я понял слова мастера Этикоэла Тона, - прошептал Аменир, обессилено опустив руки. - Я совершил ошибку, мне надо идти. Я поступлю на факультет реамантии. Прости, что бросаю, друг.

   Быстро, пока Ранкир не успел остановить его, он выскочил наружу и прикрыл за собой дверь аудитории. Некоторое время он стоял и смотрел на нее, ожидая, что оттуда кто-нибудь выйдет. Может быть, ему хотелось, чтобы его товарищ все-таки вышел и либо вернул его к фармагикам, либо они вместе направились к реамантам. Но на это было глупо рассчитывать, у Ранкира своя цель, и он от нее не отступится.

   - Ты чего тут ошиваешься? - окликнул его кто-то. - Провалил испытания - уходи.

   Аменир повернулся на голос. Мимо проходил Этикоэл Тон с кипой бумаг и сурово смотрел на юношу, одиноко стоящего в центре круглого зала.

   - Я хочу поступить на факультет реамантии, - неуверенно сказал он.

   - У поступающих в Академию только одна попытка в год. Не прошел к фармагикам - проваливай и возвращайся через год, таковы правила. И вообще, у нас на факультете не приют для отверженных "элитой".

   - Я еще не проходил испытания, моя попытка не исчерпана. И я решил стать реамантом.

   Этикоэл оглядел своего юного собеседника, подозрительно нахмурив брови.

   - Дурак, что ли? - спросил старик с недоверием. - Ладно, пошли.

   Факультет реамантии видал и лучшие времена, когда это было новым перспективным направлением, и очень много людей желало познать тайны окружающей их реальности. Но годы простоя и нулевого прогресса в этой науке привели к деградации реамантии. Теперь весь факультет занимал всего два кабинета, и работали там лишь самые преданные этой науке люди или те, кому больше некуда было податься.

   Сперва они зашли в крайний кабинет, где Этикоэл положил перед скучающим лаборантом кипу бумаг, которую он нес, и что-то быстро объяснил. Несколько реамантов лениво перелистывающих страницы книг равнодушно посмотрели на спутника главы факультета и вернулись к чтению. Аменир читал названия книг на стеллажах и рассматривал развешанные на стенах сложные схемы со всевозможно пересекающимися линиями, снабженные комментариями на десятках листов. Ничего не понятно, но очень интересно. Кажется, спонтанное решение Кара стать реамантом может оказаться верным шагом, здесь намного лучше, чем в той пыточной, которую почему-то называют факультетом фармагии.

   Этикоэл внимательно разглядывал маленькую металлическую палочку, и наконец, удовлетворенно кивнув и прихватив какой-то большой сверток, направился к выходу, не очень вежливо подтолкнув по пути Аменира.

   Они прошли в соседнее помещение, которое оказалось личным кабинетом главы факультета реамантии. Жуткий беспорядок, горы книг и свитков, на стены друг на друга приклеены бесчисленные заметки, а под ногами бесполезным мусором валялись величайшие достижения алхимических наук. Даже на потолке были начертаны какие-то символы и схемы.

   - Сюда смотри, - приказным тоном произнес Этикоэл.

   Реамант поставил сверток на стол и сдернул тряпку. Под ней скрывался механизм, напоминающий большой куб с подвижными секциями, стоящий на ножке.

   - Это стационарная версия алхимического куба реамантии, - продолжил старик, скидывая со стола книги, свитки и остатки еды. - Если поступишь и умудришься даже немного поучиться, то его более совершенная версия будет вживлена тебе в руку. Вот как этот.

   Этикоэл Тон вытянул сжатую в кулак руку вперед. Сделав движение, словно он что-то подкидывает вверх, он раскрыл ладонь. Из нее вырвался слабый желтый свет, и в воздухе появился небольшой кубик на котором светились разнообразные символы.

   - Объяснять буду просто, но быстро, поймешь или нет - твои проблемы, - сказал реамант и подошел к Амениру ближе, чтобы тот мог внимательнее разглядеть куб. - Принцип действия реамантии состоит из трех этапов. Сперва надо познать материю, которую ты хочешь подвергнуть изменению. Все вокруг является частью мироздания, каждый предмет, на самом деле, всего лишь комбинация пересечений нитей ткани реальности. Каждая из нитей отвечает за что-то конкретное: форму, цвет, вкус, размер и так далее. Человек не может их увидеть, услышать, потрогать, вообще ничего не может в силу той же принадлежности к ткани мироздания, как и все вокруг. Преодолеть это можно, но только если перейти в ирреальное существование, а затем вернуться в текущую реальность, что практически невозможно.

   Старик сделал паузу и смахнул каким-то свитком выступившие на лысине капли пота. Кар понял далеко не все из его разъяснений, но на всякий случай кивнул. Главе факультета этого было достаточно.

   Этикоэл взял небольшой черный кубик и бросил Амениру. Поймав его, юноша вертел в руках обточенный камень, пытаясь понять, что с ним не так. Кубик как кубик - углы, стороны, грани.

   - Поэтому о существованиях нитей надо просто знать, где и какие они, - продолжил реамант. - И далее следует второй этап - необходимо задать новые параметры. Для этого используется специальный алхимический механизм - куб реамантии. Он обладает множеством секций с символами, за которыми закреплены всевозможные характеристики всего сущего. Комбинации символов на каждой из сторон, их соотношение между собой и связь с конкретным предметом дают практически неисчислимое количество вариаций изменения окружающей нас реальности. Однако часто это сопряжено с большим риском, если использовать неизвестные доселе комбинации.

   Висящий над ладонью Этикоэла куб стал меняться по воле его хозяина. Сдвигались линии, светящиеся теплым желтым светом символы сменяли друг друга, переворачивались, переходили на следующую сторону куба. Реамант нарочито делал все очень медленно, чтобы Аменир мог вникнуть в суть механизма. Наконец все остановилось.

   - И третий этап - направление энергии изменения реальности... Да, над терминологией реамантии никто не работал, но это лишь никому не нужные условности, - проворчал Тон, которого уже явно утомило объяснение очевидных для него вещей. - Как это делается? Очень просто, надо представить то, что делаешь вот и все. Чем чище фантазия - тем лучше. Так же перемещаются секции алхимического куба, особенно если не экспериментировать, а заранее знать, что и как ты будешь менять. Отсюда проблемы реамантов-недоучек, которые изучили несколько комбинаций и пошли развлекать толпы зевак однообразными трюками. Такими, как этот.

   Черный кубик в руках Аменира стал теплым, а потом воздух вокруг него стал как будто плотнее. Его углы сгладились, он несколько раз провернулся в ладони, задрожал и замер, приобретя округлую форму и белый цвет. Как это произошло, Аменир не понял. Что-то внутри него упрямо твердило, что этот предмет всегда был белым шариком, но память и рассудок доказывали обратное.

   - О, да ты впервые столь близко познакомился с реамантией? - заметил его замешательство Этикоэл. - Непередаваемые ощущения. Я только что изменил маленькую часть крупицы песчинки мироздания, задел всего несколько ниточек реальности, а в твоей голове уже неразбериха. Потому что таким образом я задел и тебя и судьбу всего мира, хоть и незначительно. Совершенно незначительно, можно сказать - бесследно.

   Изменил судьбу всего мира одной силой мысли и светящимся кубом, который похож на игрушку-головоломку. Невероятно. У Аменира перехватило дыхание от восторга.

   - Выходит, когда вы говорили, что реамантия способна изменить мир к лучшему, - произнес юноша, пытаясь навести порядок в голове. - Это не было фигурой речи?

   - А ты пришел за этим?

   - Да.

   - Тогда она способна. В наших кругах есть поговорка: "Человек может сделать все, что способен представить".

   - Тогда почему реамантия сейчас находится в... - Аменир осекся. - Ну, в таком положении.

   - Люди гонятся за престижем и деньгами, а не за знанием. Идиоты, - фыркнул Этикоэл Тон. - Так и повелось, что те, кто поступил на факультет реамантии, чаще всего оказываются неспособными к долгой усердной учебе и работе. Поэтому само слово "реамант" ассоциируется у всех с "клоун", хотя они всего-навсего жалкие неучи.

   - Но я пришел в Академию именно за знаниями.

   Старик задумчиво погладил свою лысину. Его раздражение растрачиваемым временем не исчезло совсем, но по соседству с ним появилось что-то вроде надежды.

   - Для начала проверим, годишься ли ты вообще, - решил Этикоэл. - А дальше видно будет. Иди сюда.

   Реамант стал вручную сдвигать и переставлять символы на стационарном алхимическом кубе реамантии, который принес с собой. Удостоверившись, что все секции находятся на нужных местах, он положил на стол небольшую металлическую палочку.

   - Я настроил куб так, чтобы из этого стержня получился круг. Тебе почти ничего не надо делать, просто положи на механизм руку, прояви немного фантазии, представь круг, скрученный из этой штуки, и направь энергию ирреального. Проверим, насколько гибок твой разум, - произнес реамант и на всякий случай отступил на несколько шагов назад.

   Аменир подошел к кубу и прислонил к нему ладонь. Немного вибрирует. Похоже, это обычное состояние у всяких алхимических приборов. Медленно выдохнув, юноша мысленно повторил объяснения реаманта, припоминая три этапа: почувствовать нити мироздания, настроить механизм, направить энергию. Второй этап за него уже сделал Этикоэл, значит дело за малым.

   Он сосредоточился на металлической палочке, но никаких нитей не видел. "Верно, их же не видно, не слышно и невозможно ощутить... Но я знаю, что они есть. Видимо, их надо просто представить. Нити и их узлы. Вероятно, что они и не нити на самом деле, просто так решено реамантами для удобства. И у палочки надо поменять только форму. У куба заданы нужные параметры, нити представлены, но что делать с энергией ирреального? Тоже просто представить ее передачу?"

   Не успела последняя мысль полностью оформиться в голове, как палочка резко сократилась, подскочила в воздух и, скрутившись спиралью, высекла сноп искр. Этикоэл дернулся от неожиданности, рванул вперед и оторвал ладонь перепуганного Аменира от куба.

   Старик подошел ближе к бывшему стержню и взял его в руки. Получился не круг, а какая-то закорючка, которая свернулась сама в себя. Реамант задумчиво вертел искореженный металл в руках и молчал.

   - Я справился? - спустя некоторое время неуверенно спросил Аменир.

   - А? Да, конечно. Ты принят. Этот результат превосходит все ожидания. Но я не рассчитывал на наличие желающих поступать на факультет реамантии, да и профессоров почти не осталось, у нас тут упадок, знаешь ли... Вот что, пока будешь учиться у меня, начнем завтра же. А теперь пошел вон, мне подумать надо.

   Странная реакция реаманта и сумбур всего произошедшего нисколько не смутили юношу. В приподнятом настроении Аменир вышел из кабинета Этикоэла Тона. Он был счастлив, и к тому же понимал, что отношение главного реаманта к нему изменилось. Старик даже выгнал его как-то без энтузиазма. И мир вокруг стал совсем другим, открывая всю свою невидимую до этого момента сложность и гармонию. Невероятные ощущения - быть не просто частью всего сущего, но и иметь над этим власть. Пусть ничтожную, но власть, силу создать лучший мир.

   "Когда-нибудь...", - Кар и не заметил, как оказался на улице. На ступеньках башни Академии уже сидел Ранкир. Аменир подошел, хлопнул друга по плечу и сбивчиво начал рассказывать о своем новом невероятном опыте:

   - Реамантия - это что-то невозможное! Мир так сложен, все вокруг - части мироздания, но ткань реальности можно менять! Весь мир можно усовершенствовать, я не знаю, но мне так кажется, просто надо много трудиться и изучать теорию, значения символов, ставить эксперименты! Я могу изменить мир к лучшему! Я могу, Ранкир. Ранкир?

   Мит поднял глаза обрамленные черными кругами на товарища и заставил себя улыбнуться, из-за чего изнеможение только сильнее проступило на его лице.

   - Поздравляю. А я провалил испытания.

   Глава 5

   Патикан Фед сидел над кипой бумаг в своем кабинете. На этот раз набор в Академию оказался небольшим, больше половины поступающих не смогли успешно сдать экзамены. Кто-то провалился на практических испытаниях, а большинство абитуриентов просто не прошло проверку знаний. А ведь в гимназии их готовили, они учили теорию и постигали азы практики. Понятное дело, что в алокрийских школах и особенно в гимназии в первую очередь преподаются традиционные науки, которые должны развить ум человека и подготовить его к продуктивной государственной и научной работе, а тайному знанию уделяется намного меньше внимания, хотя бы для того, чтобы они не навредили сами себе по неопытности. Но результаты все равно удручали.

   Король подписал указ об оказании посильной помощи всем, кто желает учиться в заведениях Академии, но многие "обучающиеся" просто пользуются этим, чтобы перебраться в крупные города и осесть в них. Как прекрасно все начиналось, наука сделала резкий скачок, а теперь Академия становится просто социальным трамплином для амбициозной молодежи. Недаром две трети нынешних абитуриентов решили попробовать себя в фармагии, самом перспективном направлении Академии, чтобы потом стать уважаемыми и богатыми людьми. Наивные. Может, кому-то это и удастся, ведь все условия в стране есть, но опять-таки требуется усидчивость, изобретательность, ум и особенно - связи.

   Патикан Фед поднялся из-за стола и подошел к окну. Город всегда был одинаков, когда бы он ни посмотрел на него. Где-то на улицах Донкара шатаются лентяи и пьяницы, идут по своим делам люди, работают ремесленники, совершаются торговые сделки, мелкие мошенники обдирают простаков, а городская стража старательно закрывает глаза в нужных местах в нужное время. И никому нет дела до Академии. Так даже лучше, лишь бы не мешали.

   Алхимик посмотрел вниз. На ступенях у входа в башню сидели два парня, которых он, кажется, видел сегодня в толпе поступающих. Патикан грустно усмехнулся. Молодые ребята, у них все еще впереди, а один из них сидит с пустыми глазами, словно уже итог своей жизни подвел. Наверное, провалил экзамен, но ведь жизнь на этом не заканчивается. Хотя, чужая душа - потемки, не хотелось бы, чтобы он руки на себя наложил из-за такой ерунды.

   - Надо послать кого-нибудь, пусть его сюда приведут. Может, придумаем что-нибудь, возьмем лаборантом, подучим для поступления в следующем году, - пробормотал Патикан сам себе. - Кажется, он целеустремленный парень.

   В дверь негромко постучали. Два удара с большой паузой между ними, чувствовалась уверенность, граничащая с наглостью. Фед вздохнул, поняв, что явился Маной Сар. Фармагик вошел в кабинет главы Академии, не дожидаясь, когда тот откликнется.

   - Вы просили зайти, как закончатся испытания, мастер Патикан, - сказал он. - Но, как я вижу, отчеты уже у вас на столе.

   - Верно. Причем весьма подробные, - произнес алхимик и отвернулся от окна.

   - Насколько подробные?

   - Достаточно, чтобы у меня появились сомнения и опасения, - хмуро ответил Патикан и, кряхтя, сел за свой стол. - Вы заходите слишком далеко в своих экспериментах и требованиях, мастер Маной. Издевательства над живым человеком в качестве практического вступительного испытания - это перебор. Я на многое закрывал глаза, но дальше так продолжаться не может.

   - Тот бродяга сейчас вернулся в свою родную подворотню и ест заработанный хлеб. В чем проблема?

   В целом, Сар сказал правду. Бывший подопытный действительно после экзамена был выброшен на ту же помойку, где его подобрали, и даже получил засохшую краюху. Но, съев хлеб, он с тем же пустым безумным взглядом принялся вгрызаться в свои пальцы, ладони, пока не умер от потери крови, валяясь с обглоданными руками в куче мусора.

   - Это был живой человек. Вы не спросили дозволения у меня, главы Академии. Есть масса других способов проверить наличие таланта к фармагии. Вы знали, что абитуриенты без опыта причинят ему огромные страдания, если не убьют. Да и вообще, им всем около двадцати лет от роду, еще почти дети, а вы задумали превратить их в палачей!

   - Такова цена науки, - пожал плечами фармагик.

   - Цена науки? Я уже слышал это от вас раньше. Постойте... - Патикана осенила пугающая догадка. - Тот инцидент, что произошел на демонстрации лекарства более месяца назад. Он ведь не был случайностью?

   Маной пожал плечами.

   - А что тут такого? Это был настоящий прорыв в фармагии.

   - Ты думаешь, тебе все дозволено? - зарычал Фед, ударив кулаком по столу. - Ты изгнан из Академии, Маной Сар! Король обо всем узнает, плевать на последствия, ты пойдешь под суд!

   - Не стоит напрягаться, мастер Патикан. Я и сам собирался сейчас идти к королю Бахирону. У меня к нему очень важный разговор о будущем Академии.

   - Ты издеваешься? Пошел вон! Стража! - в ярости выкрикнул Патикан.

   Главный алхимик хотел вскочить из-за стола, но почему-то не смог. Только сейчас он заметил струящийся по полу голубоватый дымок, исходящий из под зеленой мантии Маноя. Тело старика неумолимо теряло чувствительность и отказывалось двигаться.

   - Стража спит, - с легкой улыбкой сказал фармагик. - Погода располагает. И снотворное зелье.

   - Да как ты смеешь, - прошипел Патикан. - Щенок, хочешь убить меня?

   - Ага.

   Алхимик не чувствовал, но каким-то образом ощущал, как ядовитые испарения пропитывают его организм через ноги, как они просачиваются в плоть и вместе с густеющей кровью текут по венам, поднимаясь все выше и выше. Окутанное пленкой ужасного яда сердце уже почти целиком было набито твердым осадком и желе, постепенно заменяющим собой всю жидкость в организме Патикана. Оно было готово разорваться, но надрывно пыталось не сбиваться с ритма, пока не замерло в бессилии на очередном такте.

   Глава Академии лежал на собственном столе. Из широко открытого рта продолжала капать слюна, в глазах замерло выражение ужаса перед неизбежной мучительной смертью. От тела поднимался голубоватый дымок, который витал по воздуху, вырисовывая изящную филигрань, и оканчивал свой путь в небольшом флаконе под зеленой мантией. Маной Сар оглядел все вокруг на предмет следов и самодовольно улыбнулся. Обычный сердечный приступ. Неудивительно, ведь мастер Патикан Фед был уже очень стар.

   - Какая жалость! - воскликнул фармагик, театрально поднеся тыльную сторону ладони ко лбу. - Надо немедленно сообщить королю, что уважаемый глава Академии скончался.

   Посмеиваясь, Маной вышел из кабинета, аккуратно обошел похрапывающего у стены стражника и, скорчив максимально скорбящую мину, направился в королевский дворец.

   Тронный зал снова пустовал. В последнее время король редко покидал свои покои, с головой закопавшись в прием дел от совета комитов. Все происходило очень медленно, и Маной понимал, что, скорее всего, кто-то нарочно путает Бахирона и задерживает процесс. Впрочем, пока это не касалось Академии, он не собирался влезать в политику.

   Отдав распоряжения насчет тела Патикана, фармагик сразу направился в покои Мура.

   - Стоять. Король не велел пускать никого, кроме комитов и их посыльных, - сказал стражник у дверей королевских покоев и преградил дорогу.

   - Увы, ужасная трагедия разразилась в стенах башни Академии, - со вздохом ответил Маной, стараясь не переигрывать. - Мастер Патикан Фед скончался. И поэтому комит Академии больше никогда не сможет посетить его величество. Поэтому-то я и решился предстать перед королем и обо всем сообщить лично без предупреждения и приглашения как полномочный представитель Академии, по праву главенства в крупнейшем отделении - факультете фармагии.

   Сморщив лоб, стражник усердно думал над словами фармагика, прикидывая, как ему поступить в данной ситуации. Наконец он пришел к заключению:

   - Выходит, ты посыльный мастера Патикана Феда. Так бы сразу и сказал. Посыльных можно пропускать, входите.

   Маной хотел было возразить, язвительно заметив, что быть посыльным покойника весьма затруднительно, но решил, что это бесполезное занятие, и просто прошел в покои короля.

   Бахирон был занят беседой с комитом Тайной канцелярии, но завидев гостя, оба замолчали. Король при виде мантии глубокого зеленого цвета сразу узнал в незваном госте фармагика. Он вопросительно посмотрел на Шеклоза.

   - Это мастер Маной Сар, глава факультета фармагии в Академии, - ответил на немой вопрос комит. - Думаю, он к вам по некоему неотложному вопросу, раз пришел без предупреждения. А так как с нашими делами мы покончили, то я, пожалуй, оставлю вас.

   - Стой, побудь пока здесь, - остановил его Бахирон и повернулся к фармагику. - Итак, я слушаю.

   - Плохие новости, Ваше Величество, - поклонившись, произнес Маной. - Глава Академии, мастер Патикан Фед, скончался. Он был уже в преклонном возрасте, но продолжал работать не щадя себя, а в последнее время совсем не отдыхал из-за дел, связанных с роспуском совета комитов и нового приема в Академию. Мы беседовали с ним, когда это случилось, но даже фармагия не смогла помочь. Нет лекарства против времени, он отжил свой срок.

   Король сидел в своем кресле и задумчиво разглядывал перстни на левой руке. С одной стороны, Академия не играла сколько-нибудь важной роли в управлении страной, поэтому их внутренние проблемы не должны сильно заботить монарха в эти тяжелые времена. Но с другой стороны, академики имеют влияние в определенных кругах страны, у них есть знания, а также деньги и связи. Бахирон Мур планировал взять под свой контроль многое из этого за счет ликвидации совета комитов и перехода администрации Академии под единоличную власть короля. Внутренние беспорядки в такой структуре сейчас могли добавить лишних хлопот.

   "Когда я стал таким? Умер человек, которого хорошо знал я и уважала моя жена. А я думаю о том, как избавиться от проблем, принесенных его смертью", - подумал Бахирон, поднеся ладони к лицу. Разочарование? Стыд? Что-нибудь? Как он ни старался, подобных чувств в себе так и не обнаружил. Только досада из-за появления новых проблем ощутимо кольнула его.

   - Надо решить две проблемы, - произнес король, придя в себя. - Не позволить Академии испытать на себе негативные последствия смерти Патикана и продолжить процесс передачи всех дел в мое ведение. В иной ситуации я бы позволил Академии провести традиционные внутренние выборы главы, но сейчас у нас нет времени на споры и голосования. А раз совет комитов еще окончательно не распущен, то я имею право назначить комита Академии, который также становится ее главой.

   Шеклоз улыбнулся на слова короля. Все это время глава Тайной канцелярии внимательно разглядывал фармагика. Он хорошо знал этот тип людей, за которыми идут подобные неслучайные случайности, какой была смерть Феда, и то, что именно Маной стоит сейчас перед королем. Все идет по его плану. Но фармагик не учел присутствие Шеклоза при этом разговоре.

   -Маной Сар, кого ты можешь порекомендовать мне на должность комита Академии? - спросил Бахирон.

   Фармагик открыл было рот, но Шеклоз опередил его:

   - Если позволите, Ваше Величество, то я бы хотел высказать свое мнение по этому поводу.

   - Нет ничего, что укрылось бы от тебя, Мим, не так ли? - поддел его Бахирон, но, подумав, согласился: - Хорошо. Не выслушать главу Тайной канцелярии при решении подобного вопроса было бы ошибкой.

   Шеклоз спокойно улыбнулся Маною, от чего у того пробежали мурашки по спине.

   - Насколько я знаю, крупнейшим отделением Академии сейчас является именно факультет фармагии, главой которого является ваш гость с печальной вестью, - начал рассуждать комит Тайной канцелярии. - А алхимики? Да, на алхимии выросла Академия, но как организация она давно уже переросла сугубо научное заведение, став реальной действующей экономической и политической силой в стране. Могут ли уважаемые старцы с факультета алхимии, которые думают только о своих формулах, отвечать современным условиям Академии? Сомневаюсь. О факультете реамантии я предпочту тактично промолчать.

   Встав с кресла, Мим неторопливо прошелся по королевским покоям и остановился у Маноя, положив ему руку на плечо. Фармагик вежливо, но криво улыбнулся, почувствовав, как немеет его рука.

   - Факультет фармагии обладает связями в Донкаре и всей Алокрии, - продолжил Шеклоз, проигнорировав гримасу Сара. - Наш новый глава Академии должен быть достаточно молод, чтобы суметь справиться с современными условиями управления этой организацией в Алокрии. Он должен обладать необходимым авторитетом в Академии и вне ее. Ваше Величество, я настоятельно рекомендую назначить комитом Академии мастера Маноя Сара, главу факультета фармагии.

   Размышлять было не о чем, Шеклоз предложил действительно идеальный вариант.

   - Согласен, - произнес король, выдержав паузу, чтобы продемонстрировать самостоятельность выбора. - Маной Сар, я назначаю тебя комитом Академии. Сейчас же начну писать соответствующий указ.

   Шеклоз пожал руку фармагику.

   - Поздравляю с назначением, - сказал он и улыбнулся.

   "Жуткая улыбка. А он ведь давно уже обо всем догадался, - подумал Маной, стараясь незаметно размять онемевшую руку. - И мог меня раскусить, если бы хотел. Вместо этого он выступил на моей стороне и фактически сделал меня главой Академии. Хитрец. Теперь я ему обязан, и когда-нибудь он спросит с меня. Ох, хитрец... С этим человеком лучше дружить. Во всяком случае, пока". Фармагик улыбнулся в ответ, отгоняя тревожные мысли. В конце концов, его план удался.

   - Шеклоз, ты свободен, - произнес Бахирон, уже начав писать указ о назначении нового комита. - А с тобой, Маной, я бы хотел еще обсудить кое-какие вопросы.

   Глава Тайной канцелярии поклонился и вышел из королевских покоев.

   Конечно, ему жалко было старика Патикана, очевидно, он незаслуженно пал в этой игре, но в конечном итоге все должно обернуться пользой. Смерть алхимика не была напрасной, Шеклоз видел широкие перспективы в назначении Маноя Сара новым комитом Академии. Однако стоит быть с ним осторожнее.

   Мим остановился на своей любимой галерее в королевском дворце, чтобы полюбоваться Донкаром. Ему нравился этот город, он привлекал своей красотой внешней и внутренней. Но больше всего глава Тайной канцелярии ценил столицу за отсутствие лицемерия перед собой. В ней живут преступники, в канализации и катакомбах скрываются сектанты, ночью на улицах повсеместно встречаются пьяницы, наркоманы и проститутки. Горожане обманывают и убивают друг друга, но для Донкара это часть жизни, ночной и дневной облики города живут в гармонии. Может именно поэтому люди не обращают внимания на жестокость мира и кровь, которая течет прямо по мостовым перед их домами. Все к этому привыкли, и реальность, топящая Донкар в пороках и грязи, не мешала горожанам жить счастливо.

   - Снова любуетесь городом? - спросил подошедший Касирой Лот.

   Шеклоз вздрогнул, но не от неожиданности, а от досады из-за своей оплошности. Слишком увлекся созерцанием столицы, потерял бдительность. Тем более, он заранее договаривался о встрече с комитом финансов, а тот его застал врасплох.

   - Я ожидал вас позже, - сказал Шеклоз. - Уже закончили свои дела с королем?

   - Нет, он сейчас очень занят. Что-то обсуждает с фармагиком. Бахирон заболел или его жене нездоровится?

   - Не беспокойтесь. Бахирон просто решает какие-то вопросы с новым комитом Академии. И нашим новым другом.

   - Значит, старик Патикан все же помер, - зевнул Касирой. - Вполне ожидаемо. А тот фармагик теперь наш друг или... друг?

   - Друг. Он мне кое-что задолжал, поэтому мы можем считать его другом. До поры до времени.

   - То есть другом, - комит финансов с опаской посмотрел по сторонам, дабы убедиться, что они одни на галерее. - Я правильно понял, что он наш друг и по... ну... да?

   - Да. Только он еще ничего не знает, но, уверяю вас, новый глава Академии поддержит нас в нужный момент, - заверил Шеклоз и улыбнулся.

   Касирой с трудом подавил приступ раздражения от жуткой улыбки Мима. С этим придется мириться. За прошедший месяц с момента заключения их негласного договора они встретились несколько раз, но Шеклоз до сих пор не посвятил его в свои планы, а только настаивал на том, чтобы Касирой "поддержал его в нужный момент". Хотя то, что комит финансов до сих пор жив и на свободе, говорит о некотором успехе плана главы Тайной канцелярии, каким бы этот план ни был.

   - И когда же он настанет, - поинтересовался Лот. - Этот "нужный момент"?

   - Это уже зависит не от меня.

   - Я должен что-то сделать?

   - Нет, не вы.

   - Тогда кто?

   - Наша третья сторона.

   - Может, хватит говорить загадками? - нервно спросил Касирой, повысив голос. - Я хочу знать больше, ведь меня это тоже касается!

   Шеклоз стоял и молча наблюдал за собеседником. Когда комит финансов успокоился, шпион неторопливо подошел и наклонился к его уху.

   - Вы действительно хотите поговорить об этом здесь? - тихо спросил шпион, и кровь отлила от головы Касироя. - Об этом? Здесь?

   Лот отшатнулся от него и стал озираться по сторонам. Убедившись, что вокруг так никого и не появилось, он быстро перелистал бумажки и вернул себе привычный немного высокомерный вид.

   - Наверное, король уже освободился, - промямлил побледневший комит финансов и собрался уйти.

   - Подождите, - остановил его Шеклоз. - Я еще не сказал то, ради чего позвал вас сюда.

   Касирой замер на месте, но так и не развернулся, чтобы не показывать подрагивающие губы.

   - Слушаю.

   - Я хотел предупредить вас и попросить кое о чем, - тихо и быстро заговорил Мим. - По своим каналам я узнал, что с уважаемым комитом дипломатических миссий нам лучше не встречаться, чтобы тоже не попасть под удар. Избегайте также Спектра. Карпалок Шол ведет свою игру, которая пока нам на руку. Но вскоре от него надо будет избавиться.

   - Как понять "Таис По-Конар попадет под удар"? - спросил Касирой, рискнув повернуться и взглянуть в глаза Шеклоза. - Понятно, этого вы мне не скажете. Я услышал ваши предостережения. А просьба?

   - Сперва ответьте, как продвигается передача дел Бахирону?

   - Король неплохо ориентируется в экономике, скоро ему больше не понадобится моя помощь как комита финансов.

   - Тяните время. Сколько сможете. Нельзя позволить начать роспуск совета комитов.

   - Я и так делаю все возможное, чтобы остаться на своем месте, - усмехнулся Касирой Лот. - Но так и быть, постараюсь выиграть еще немного времени, чтобы вы смогли...

   Комит финансов вопросительно посмотрел на собеседника.

   - Да, чтобы я смог, - коротко ответил Шеклоз. - Вам, наверное, пора к королю?

   - Пожалуй, - согласился Касирой с нотками разочарования в голосе из-за очередной неудачной попытки узнать побольше. - Всего доброго, мастер Мим.

   Шеклоз кивнул ему в ответ, посмотрел вслед удаляющейся фигуре комита финансов и снова устремил взгляд на город. Над столицей собирались тучи, окрашивая ее в серый цвет. Он очень подходил Донкару, в дождливую погоду дневная и ночная ипостаси города как будто сливались воедино, достигая полной гармонии. Не хотелось бы, чтобы столица пострадала.

   Шеклоз Мим вздохнул. Великого будущего невозможно достичь, не оставив от прошлого забрызганных кровью руин. Лучший мир требует достойной жертвы.***

   Дом комита армии не был похож на особняки высших государственных чинов. Если бы не расположение в верхнем квартале Донкара, то его, пожалуй, мог себе позволить хозяин ремесленного цеха или успешный торговец. Но Илид По-Сода был советником, другом короля Бахирона, а также представителем одной из старых семей Марии, причем не откуда-нибудь, а из самой столицы провинции, Градома.

   По всему дому порхали веселые стайки прекрасных созданий в шуршащих платьях - юные девушки, которых Шеклоз поначалу принял за фрейлин жены и дочери главного военачальника Алокрии. Хоть Илид и не слишком жаловал илийские традиции, но положение обязывало идти на некоторые уступки и соответствовать ожиданиям общества.

   - Вы живете в настоящем цветнике, мастер Илид, - заметил Шеклоз Мим, услышав звонкий девичий смех. - Наверное, такое количество фрейлин мешает работе?

   - Прошу, Шеклоз, мы же давние коллеги, считай друзья. Так что давай обращаться друг к другу без лишних формальностей. А среди этих девушек только одна фрейлина моей дочери, остальные же просто ее подруги. И мне это совсем не мешает, наоборот, я счастлив, что она радуется жизни вместе с ними, - По-Сода вздохнул, вспомнив родной город. - Нам тяжело дался переезд из Градома. Хорошо, что Миса так свободно чувствует себя в Илии. Мне и Мони этого уже не понять...

   Выяснилось, что супруга комита армии Мони На-Сода давно отказалась от фрейлин. Она говорила, что с ними очень много проблем - молодые девушки мечтали успешно выйти замуж, поэтому приходилось их представлять перспективным женихам на бесчисленных балах и приемах, учить их, как себя вести, тратить деньги на дорогие наряды и украшения, чтобы фрейлин со временем становилось все больше и больше. И ради чего это все? Просто статус в высшем обществе - чем более пестрая и шумная толпа окружает тебя, тем выше ты над остальными людьми. Мони осознала глупость такого положения вещей, вспомнив милые сердцу традиции родной Марии, и отказалась от этой бессмысленной гонки, которая выжимала из нее все соки. Для своей дочери она не желала такой судьбы, поэтому Миса На-Сода жила как молодая марийская дворянка, имея при себе лишь одну фрейлину в знак уважения к илийский обычаям.

   - Да и какой работе они могут помешать мне дома? - продолжил Илид. - В наше мирное время от комита армии мало пользы королю.

   - Значит, вы... - Шеклоз запнулся, вспомнив, что они договорились общаться без формальностей. - Значит, ты считаешь, что роспуск совета комитов никак тебя не касается?

   - Я солдат, а не политик, - небрежно пожал плечами По-Сода. - Бахирон доверяет мне пост командующего армией. Что есть советник по армейским делам, что его нет - без разницы. Мое дело - вести войска и поддерживать их в нужной форме и боевой готовности. К чему эти посиделки в советах?

   - Армия - это сила, которая помогает удержать власть. Неужели наш король оставит ее под твоим контролем?

   - Нет. Или да. В общем, я не вникал, - с равнодушием ответил Илид, разглядывая кубок с вином. - Еще раз скажу: я солдат, а не политик. И Бахирону я всегда буду нужен как командующий. Пусть правит страной, забирает армию. В случае войны вести ее все равно буду я.

   Шеклоз несколько раз мысленно повторил фразу марийца в голове, пытаясь найти хоть что-то, на чем можно было бы сыграть в свою пользу. Почти месяц назад он сблизился с Илидом. Комит армии стал часто приглашать его к себе в дом, где они долго беседовали, распивая вино. Разгадать этого человека Миму все никак не удавалось, о слабом месте он только догадывался, но рисковать не мог. А времени оставалось все меньше и меньше.

   Илид По-Сода, верный полководец короля, мариец, друг и соратник Бахирона, который вел спокойную и достаточно скромную жизнь в Донкаре, имея роскошное родовое поместье в Градоме, столице провинции Мария. В Алокрии уже давно царил мир, поэтому Илид развлекался охотой, смотрами войск и истреблением разбойничьих шаек, а также проводил время со своей семьей. Но в любой момент он был готов выступить против врагов страны, следуя зову короля. Разве может такой человек иметь что-то общее с заговорщиками, желающими сменить монархию на правление совета комитов?

   Нет, но он - мариец. Шеклоз улыбнулся, стараясь сделать улыбку как можно менее жуткой. Получилось это или нет - по равнодушной маске на лице Илида догадаться было невозможно.

   - И гвардию тоже "пусть забирает"? - поинтересовался глава Тайной канцелярии, слегка пригубив вино.

   - Нет, об этом мы с Бахироном договорились сразу же. Она остается исключительно под моим началом.

   - Он согласился пойти на это?

   - А что тут такого? - сказал Илид и развел руками. - Их не так уж и много, чтобы представлять реальную силу, да и в мирное для страны время совсем не важно, есть ли гвардия, нет ли ее. Да и "гвардия" - название лишь номинальное, это далеко не элита алокрийской армии. Что-то вроде почетного звания.

   - Я слышал, что ты приглашаешь туда только марийцев, - как бы ненавязчиво упомянул Шеклоз.

   - Не только, но их большинство.

   - Почему так? - с демонстративной ленцой развивал разговор главный шпион страны.

   - Я сам из Марии. Там старая семья По-Сода окружена почетом и уважением, но в остальной Алокрии мне пришлось столкнуться с пренебрежением и даже унижениями, - задумчиво произнес Илид. Маска равнодушия треснула. - Теперь я добился кое-какого успеха и признания. Возможно, дело во мне, но, скорее всего, мне просто повезло в свое время. С позволения Бахирона я создал гвардию, куда приглашал преимущественно марийцев, чтобы дать шанс молодым парням сделать себе имя, материально помочь своим семьям. Пришлось пойти на уловки, чтобы гвардия казалась действительно почетным подразделением в армии, но, кажется, мне удалось многим помочь. Ведь в Илии трудно быть марийцем...

   "Вот оно".

   - Да, несправедливо как-то получается, - покачав головой, согласился Шеклоз. - Я родился в Донкаре, это мой город, я илиец до глубины души, но больше всего я люблю Алокрию, всю страну без исключений. Однако в последнее время мне больно смотреть, как восток и запад страны грызутся между собой. Страна давно объединена, но она до сих пор не едина...

   Увидев выражение лица комита армии, глава Тайной канцелярии остался доволен собой. Кажется, ему удалось найти то, что он так давно искал. Ответ всегда был на поверхности. Илид По-Сода - мариец. С этого и стоило начать.

   - Верно, - согласился комит армии. - Поэтому-то Бахирон и решился на реформы для создания абсолютной монархии в стране. Пожалуй, только так Алокрия сможет стать единой не только своими границами, но и духом.

   - Точно. И тогда вся страна будет как Илия.

   - Нет, вся страна будет Алокрией.

   - Уверен? - с нажимом спросил Шеклоз. - Бахирон Мур - илиец. Столица Алокрии - Донкар, он же - столица Илии. Высшие государственные чины в основном илийцы, богатейшие люди королевства - илийцы. Илийские дворяне скупают земли в Марии, где устанавливают столичные порядки, не обращая внимания на недовольство соседей-марийцев. И ты еще думаешь, что когда страна станет воистину единой под абсолютной властью короля, она не будет Илией?

   Замерев, По-Сода пустым взглядом смотрел в бокал. Маска равнодушия с грохотом осыпалась с его лица. Шеклоз попал точно в цель. Но в шаге от успеха надо быть особо осторожным, поэтому он сбавил тон.

   - С Евой все понятно, там смешанное население, у которого отсутствует какое-либо собственное мнение, - рассуждал вслух глава Тайной канцелярии. - Но что будет с Марией? Меня в последнее время очень привлекает эта провинция своей тягой к свободе, нравами и традициями. Дворянство, представленное там старыми семьями, как вы их называете, совсем не такое как в Илии. Представителей старых семей уважают, потому что они действительно достойные люди. В Илии же дворянство можно купить, и чаще всего это делается, чтобы еще больше разбогатеть, обзаведясь нужными связями в высшем свете, или чтобы просто упиваться потоком лести в свой адрес ото всех, кто ниже тебя. Жаль будет, если эта волна лицемерия накроет Марию...

   Илид поставил опустошенный бокал на стол. К нему подбежала его бойкая дочка, что-то быстро щебеча про ленты и их узлы на платьях, которым ее научили подружки. Миса заглянула в лицо отца и испуганно отшатнулась, увидев его таким, каким никогда прежде не видела. Он как-то резко постарел, а в его глазах поселилась объемная и плотная пустота. Покраснев, она извинилась, сделала быстрый легкий реверанс Шеклозу, который с улыбкой кивнул ей в ответ, и упорхнула на второй этаж, откуда доносился негромкий девичий смех.

   - А рабство? - зевнув, продолжил Мим. - Ох, прошу прощения, меня что-то разморило с такого изысканного вина. Так вот, рабство. Это немного грубое слово, доставшееся нам от предков, ведь так называемые рабы в Илии считаются практически членами семьи. Хозяева о них заботятся, кормят и одевают, предоставляют жилье. Ведь какой может быть работник из голодного, замерзшего и больного человека? И это прекрасный способ выжить для нищих слоев населения нашей страны. Это мое мнение и мнение всех илийцев. Но почему-то в Марии нет рабства, и вы косо смотрите на переехавших из Илии помещиков с рабами. Почему, Илид?

   - Потому что это неестественно, - после паузы медленно проговорил комит армии. - Человек создан свободным. У нас в Марии тоже одни служат другим, но эта служба основана на взаимном уважении, а не на деньгах и принуждении.

   - А, кажется, понимаю. Это как в случае с почетом старым семьям. Общество держится на высоких моральных устоях, каждому достается то, чего он заслуживает, а изначально все равны. Замечательная бы из Марии страна вышла, наверное. Даже жалко, что скоро Бахирон превратит ее в Алокрию-Илию, лишив этой самобытности. Но что поделать...

   Осторожно, прикрываясь своим расслабленным видом, Шеклоз следил за малейшим движением Илида, наблюдал, как складываются морщинки на его лице, угадывал, что может таиться за его глубоким взглядом в пустоту. Это все мелочи, фрагменты, но они складывались в целостную картину, почти кричащую о том, какие мысли закрались в голову комита армии. И Шеклоз отчетливо слышал этот крик. По-Сода пошел по нужному пути.

   - Что-то мне кажется, что я перебрал с вином, - пробормотал шпион и, слегка кряхтя, встал из кресла. - А приятная, хоть и немного грустная беседа меня совсем расслабила. Хотел бы я задержаться в этом прелестном цветнике, но ведь завтра снова надо идти к королю. Передача руководства Тайной канцелярией идет полным ходом... Всего доброго, Илид, я был рад снова посетить ваш дом.

   На улицу Мима проводила жена комита армии. Мони На-Сода - очень приятная и заботливая женщина, но как будто всегда уставшая. На прощание Шеклоз рассыпался в комплиментах и неторопливо направился к своему экипажу. Он спиной чувствовал, как Илид смотрит на него из окна.

   Определенно, По-Сода принял решение. Сначала он попробует по-дружески поговорить с Бахироном, не забираясь слишком глубоко во внутреннюю политику. Возможно, предпримет попытки убедить его в неприкосновенности обычаев и устоев Марии, правильности вольного выбора людей, свободы и равенства. Но король ни за что не согласится ущемить свою собственную власть и изменить планы. Именно это от него и требуется.

   Сидя в экипаже, Шеклоз Мим самодовольно улыбался. Совсем скоро должно начаться второе рождение Алокрии, и обновленная страна сможет достичь невиданного величия.

   Причины у Илида По-Сода есть, остался только повод. А об этом позаботится Церковь Света.

   Глава 6

   Гимназия не дала почти ничего, кроме разочарований. Были друзья, но они все уже заняли свое место в жизни, а Ранкир, как всегда, никуда не вписывался. Была любовь, но реальность этого мира разделила его с Тирой, настырно повторяя: "Не время для любви". Надежда на счастливое будущее ветшала и осыпалась, когда действительность наносила ему жестокие удары: нет таланта, нет везения, нет связей, нет ничего. И теперь Мит имел гимназистское образование и солидную коллекцию разочарований.

   Испытания на факультете фармагии провалены, Ранкиру даже не удалось хоть как-то воздействовать на ту жидкость, которая считается очень податливой для манипуляций. Его не приняли и это несправедливо, ведь он же не виноват, что его предкам не довелось перенести загадочную чуму более сотни лет назад, чтобы через поколения в нем проснулись способности к фармагии. Теоретическую часть он знал идеально, готовился к ней целый месяц, а она так и не потребовалась при поступлении. И уже в тот месяц пришлось столкнуться с неприятными сторонами взрослой жизни в Донкаре.

   Пока Ранкир Мит был учеником гимназии, ему предоставлялись жилье и небольшая стипендия. Королевский указ прямо говорил - кто хочет и может учиться, тот должен учиться. Богат или беден человек - не важно, шанс давали всем. И Ранкир был из бедных.

   Он появился на свет недалеко от Донкара, в небольшой деревне охотников и лесорубов. Мать умерла при родах, а отец однажды ушел на охоту в лес и не вернулся, поэтому родителей своих он не помнил. Какое-то время о нем заботился дедушка, но как только вышел тот королевский указ, он отправил внука в Донкар. То ли старик увидел в этом возможность лучшего будущего для него, то ли просто хотел избавиться от обузы - с полной уверенностью утверждать что-либо из этого невозможно. А недавно старый покосившийся домик, в котором жили маленький Ранкир и его опекун, окончательно завалился, похоронив под собой дедушку. Не осталось ни родственников, ни даже такого скудного наследства, как прогнившая насквозь лачуга.

   В гимназии при Академии ему тоже пришлось нелегко. Знания давались просто, "искусства дворянина" вроде фехтования и езды верхом, он тоже осваивал очень быстро. Но вокруг были в основном отпрыски знатных и богатых семей, которые не видели в дружбе с Ранкиром никакой практической пользы. Впрочем, и общих интересов у них не имелось.

   Зато он быстро сдружился с такими же неформатными гимназистами, каким был сам. Аменир Кар тоже сирота незнатного происхождения, но у него хотя бы осталось наследство, на которое можно скромно прожить несколько лет. Его родственники погибли в одной из вспышек эпидемии последних лет, поэтому он и загорелся стать фармагиком, видя в этом собственное призвание. Аменир был одержим своими фантазиями о лучшем мире и мог часами рассказывать об идеальном будущем, а в итоге поступил на факультет реамантии. Глупо...

   Тиуран Доп сбежал из дома еще совсем мальчишкой, бродяжничал с цирком, где обзавелся любовью к музыке. Как он оказался в Донкаре и почему пошел в гимназию - неизвестно. Он не любил говорить о своем прошлом, постоянно отшучивался, менял темы. Кажется, ему удалось стать странствующим бардом, но от него уже давно не было никаких вестей.

   Четвертым к их компании прибился Ачек По-Тоно. Он был марийцем, причем даже не из старых семей, и этого вполне достаточно, чтобы стать изгоем в Илии, особенно среди молодежи. Замкнутый по своей натуре Ачек не раскрывал своего прошлого, и, видимо, у него были на то веские причины. На любые вопросы он отвечал, что ничего не помнит. Возможно, это была правда.

   После выпуска оставался еще целый месяц для подготовки к вступительным испытаниям Академии, но гимназия больше не предоставляла жилье выпускникам. Ранкир попытался найти работу, хоть как-то применить знания, которые приобрел за годы обучения, но у него не было ни связей, ни денег, ни имени. Поэтому тот месяц он провел, расчищая канавы и отгоняя особо шумных наркоманов от захудалого трактира на окраине города, а за это ему выделили спальное место в общей комнате и скудное одноразовое питание. Свободное время он посвятил теории фармагии, но, как оказалось, его старания были напрасны.

   Теперь Ранкир бродил недалеко от верхнего квартала Донкара, старясь не попадаться стражникам на глаза. Не любят они слоняющихся по улицам бездельников, особенно в самый разгар дня. А ему очень хотелось встретить Аменира, который по этой улице обычно возвращался домой после занятий в Академии. Пожалуй, он был единственным его другом, с которым возможно было встретиться. Тиуран пропал. Ачек затерялся в казематах Тайной канцелярии, о нем тоже давно ничего не слышно. Шпион все-таки. Но, кажется, мариец неплохо справлялся со своей работой. Во всяком случае, хотелось бы в это верить.

   Из-за угла показался Аменир Кар, спотыкаясь из-за сосредоточенного изучения какой-то свитка. Ранкир некоторое время шел рядом, разглядывая линии, круги и символы на бумаге. Ничего не понятно, но, похоже, его друг уже неплохо ориентировался в реамантии.

   - Ни минуты без познания "ткани мироздания и всякого-всякого сущего"? - спросил Ранкир.

   Аменир чуть не выронил свиток, вздрогнув от неожиданности.

   - Нельзя же так подкрадываться к людям, - придя в себя, ответил ученик реаманта. - И да, работать приходится очень много, реамантия на самом деле совсем не такая, какой мы ее себе представляли. А вообще, ты бы мог зайти как-нибудь, я бы тебе много интересного показал в Академии.

   - Посмотри на меня. Попадись я в таком виде какому-нибудь стражнику, он меня тут же развернет и отправит пинком катиться с верхнего квартала до последней помойки на окраине Донкара.

   Ранкир действительно выглядел как бродяга. За недели работы в сточных канавах вся его одежда превратилась в пропитанное потом тряпье, а и без того болезненный вид усугубился кровоточащими язвами на руках.

   - Пожалуй, ты прав. Слушай, - Аменир немного помялся. - Может быть, тебе помочь деньгами? Я, конечно, не богат, но ты как-то очень нездорово...

   - Нет, спасибо, друг, - отказался Ранкир. - Я недавно познакомился с одним человеком. Выполняю для него мелкие поручения, а он неплохо платит.

   После проваленного экзамена он не знал, куда податься и что делать дальше. Тогда-то и появился Салдай Рик. Он предложил помощь в сложившейся ситуации - начал давать простенькие задания, заключающиеся в основном в курьерской доставке. В принципе, Ранкира не интересовало, как Салдай вышел на него, ведь в этом городе о каждом человеке можно узнать абсолютно все. А такой отчаявшийся и одинокий парень был очень выгодным вложением - работает за сущие копейки, вопросов лишних не задает, держится за возможность зубами. И если вдруг пропадет, то никто искать не станет. В тех свертках, что доставлял Ранкир, скорее всего, были дурманящие зелья, запрещенные в Алокрии. Но надо же как-то жить.

   - Как хочешь, - со вздохом сказал Аменир. - Если что, то обращайся. Я помогу по мере сил, ты же знаешь.

   - Конечно. Но не стоит беспокоиться, у меня все налаживается понемногу. Может быть, скоро еще и лучше тебя жить буду.

   "Если вообще буду жить", - мысленно закончил свою фразу Ранкир.

   - Очень даже вероятно, - улыбнулся ученик реаманта. - Что-то я за этой учебой даже поесть забываю, да и спать приходится урывками.

   - И тебя это устраивает?

   - Да, реамантия очень интересна. А мастер Этикоэл Тон - настоящий гений, он столько всего знает о мире и может видеть то, что невозможно разглядеть обычному человеку.

   - Но ты ведь тоже теперь реамант. А скоро и до старика дорастешь.

   - Я еще не реамант, у меня нет своего куба. Я просто ученик.

   Ранкир внимательно посмотрел на друга.

   - А ты изменился, - заметил он. - Говорить стал по-другому и держишься иначе.

   - Возможно, я осознал, насколько же ничтожны мои знания, - Аменир снова улыбнулся, на этот раз как-то грустно. - И все вокруг тоже. Все, что мы знаем об этом мире - лишь поверхность. Взаимосвязи и законы мироздания слишком сложны для восприятия человека, ткань реальности таит в себе секреты самой действительности в широчайшем смысле. Теории, сплошные теории поколений великих реамантов, но на практике их почти никак не реализовать. Да это попросту невозможно. Что же делать...

   - Я тебя не понимаю.

   - Я тоже...

   Хоть Ранкир и заметил, что его друг изменился, но только сейчас понял насколько сильно. За две недели Аменир повзрослел на несколько лет, как будто увидел нечто, что кардинально поменяло его взгляд на жизнь. Пелена лжи, окутывающая окружающий мир, стала полупрозрачной, но он так и не смог осознать увиденное. И теперь изо всех сил стремился понять это. Поэтому он так много учился и работал над собой.

   Некоторое время они брели молча. Уже вечерело. Осторожно начинали стрекотать сумеречные насекомые, люди расходились по домам или заваливались шумными компаниями в злачные места, чтобы раствориться в алкогольных парах. Жизнь вокруг шла своим чередом. Медленная, ленивая, вязкая как текущий мед или засасывающая в бездну жижа болота.

   - Ты ее с тех пор не видел? - неожиданно спросил Аменир.

   Тира На-Мирад. Кажется, Ранкир еще вчера держал бледные руки возлюбленной, обещал найти ее и никогда не отпускать. Но прошло уже почти полтора месяца, а он ни на шаг не приблизился к исполнению своего обещания, и в ближайшем будущем вряд ли вообще выдастся возможность даже просто увидеть ее. Разбогатеть и получить дворянство, жениться на Тире - этот план с самого начала их встреч был провальным. Похоже, это не тот мир, в котором возможно подобное счастье для такого человека, как Ранкир.

   - Не видел, - ответил Мит, даже не заметив затянувшуюся паузу. - Я могу подробно описать ее и знаю, что она фрейлина какой-то госпожи из высшего общества. Но некого даже спросить о ней. А если узнаю где она, то что? Мне не позволят даже пройти в верхний квартал Донкара.

   - Но ты этого так не оставишь? - одновременно спросил и подтвердил Аменир.

   - Конечно, нет.

   Не оставит ведь? А может... Нет, конечно же, он не оставит попыток вернуть себе Тиру. Если не ради себя, то ради нее. Когда он прижимал ее к себе в последний раз в том павильончике гимназистского сада, он чувствовал ее страдания, мелкую дрожь ее бледных рук и вздрагивающие плечи. Маленькие росинки слез, обжигавшие кожу.

   Ранкир остановился, переводя дыхание. Сердце билось слишком сильно и рвалось наружу. Необходимо что-то предпринять, он больше не мог быть без нее. Но что? Дворянство... Должен быть другой путь. Знатью в Алокрии давно уже становятся не только достойнейшие, но и совсем наоборот. Вот по какому пути надо идти. Человеческие законы этого мира - ерунда. Тира На-Мирад - вот его мир.

   - Мне надо идти, - выпалил Ранкир. - Прости, друг. Еще увидимся.

   Быстрым и решительным шагом он свернул с улицы, не расслышав ответ Аменира, если тот вообще что-то ответил. Надо действовать, каждая секунда отдаляет его от Тиры все больше и больше.

   Салдай Рик - вот кто ему нужен. Он ведь на самом деле не просто мелкий продавец дурманящих зелий, за ним стоит нечто большее. И если хорошо постараться, то Ранкир получит желаемое.***

   Вечер небрежно отгонял остатки солнечного света, освобождая место для своей темной госпожи - ночи. Донкар в очередной раз переродился, примерив черные одежды и впустив на улицы своих детей, которые, слепо глядя во мрак, потеряли самих себя, всецело отдавшись порокам земного мира.

   - Понятия не имею о чем ты, парень. Начальник дает мне груз, я передаю его курьерам. Кто там наверху - я не знаю. И пока мне платят деньги, я буду дальше делать свою работу и ничего не знать.

   Салдай Рик, амбал с хитрым и достаточно умным взглядом, что отнюдь не свойственно людям с его телосложением и бандитской физиономией, стоял со скрещенными на груди руками напротив Ранкира.

   - Тебя бы давно уже раздавили конкуренты, - настаивал Ранкир. - Я знаю, что тебя кто-то прикрывает.

   - Я сам кого хочешь раздавлю, вот этими самыми руками, - усмехнулся Салдай, продемонстрировав свои ладони размером с небольшую лопату.

   В его словах можно не сомневаться, но речь ведь идет не только о грубой силе. Должно быть что-то еще. Ранкир не знал, как действуют преступные группировки, но он прекрасно понимал, что есть исполнитель, посредник и заказчик. Салдай точно не заказчик, но и на простого исполнителя он не похож. Скорее всего, он был посредником, но ведь это самое важное звено в цепочке, без него ничего бы не работало. Определенно, он знает больше, чем говорит.

   - Познакомь меня с нужным человеком, - в очередной раз попросил Ранкир, не собираясь отступать. - Любая работа, что угодно. Мне нужны деньги и связи, я этого не скрываю, это моя цель! Помоги мне, ты же можешь!

   - Прости, парень, - здоровяк пожал плечами. - Босс дает мне груз, я передаю его курьерам...

   - Тогда отведи меня к своему боссу.

   - Я же уже сказал тебе, мне ничего не известно. Я простой трудяга в службе доставки лекарств, периодически скидываю свою работу на доходяг вроде тебя за небольшой процент, вот и все...

   - Да никакой ты не простой трудяга, - злобно выкрикнул Ранкир, но тут же взял себя в руки. - Прошу тебя, Салдай. Представь меня Синдикату.

   Амбал удивленно посмотрел на парня, а потом рассмеялся, согнувшись пополам.

   - Ты что, веришь в мифическую преступную группировку называемую Синдикатом, которая правит Алокрией под покровом ночи? - сквозь смех выдавил Салдай. - Тебе стоило бы поменьше верить всяким сплетням, парень. Ну ты даешь...

   - Но как же...

   Ранкир прислонился спиной к стене и медленно сполз на землю. Единственная оставшаяся возможность, рискованный, но быстрый путь к влиянию и богатству. Может быть, он слишком увлекся погоней за мечтой? В итоге все оказалось напрасным. Кажется, пора уехать из Донкара, осесть в какой-нибудь деревне, охотиться, ловить рыбу. И он никогда больше не увидится с Тирой.

   Она снова стояла перед ним. Бледнее, чем обычно.

   "Отец договорился, чтобы я стала фрейлиной какой-то знатной госпожи".

   - Я знаю, ты уже говорила.

   Собравшийся уходить Салдай, остановился и склонился над бормочущим Ранкиром, который сидел со стеклянным взглядом и все пытался что-то поймать своей рукой.

   - С тобой все в порядке, парень? - спросил здоровяк.

   "Он не сказал мне, кто эта госпожа. Чтобы ты не мог найти меня".

   - Я и так не могу тебя найти, Тира.

   - Эй, Ранкир. Ты меня слышишь вообще? - Салдай тряс его за плечи.

   Девушка заплакала.

   - Не плачь, прошу. Потерпи, потерпи, милая. Я все же постараюсь. Нет, я сделаю это.

   "Я обязательно дождусь. Даже если на это уйдет вечность".

   - Вечность не понадобится. Я скоро найду тебя. Я стану выше их. Выше всех этих напыщенных кретинов из знати. Никакие преграды, никакой человеческий закон не встанет на моем пути. Твой отец сам приведет тебя к алтарю, где я буду ждать тебя! Мы будем вместе.

   "Навечно?"

   - Навечно.

   - Очнись, придурок! Ты что, вылакал один из тех флаконов, которые должен был доставить? Приди в себя!

   Ранкир увидел перед собой искаженное лицо Салдая, который, не особо церемонясь, осыпал его пощечинами. Во рту уже чувствовался привкус крови.

   - Хватит! - выкрикнул Мит, закрываясь от ударов и сплевывая красную вязкую слюну.

   - Так ты спер товар из поставки, что ли? Что за представление это было? - спрашивал здоровяк, прижав парня к стене.

   - Товар был доставлен в целости и сохранности. Зачем ты спрашиваешь, если сам был там и все видел!

   Салдай в очередной раз удивленно посмотрел на него и отпустил. Ранкир знал, что здоровяк тайком следил за тем, чтобы посылка была доставлена в нужное место и в полном объеме, но не придавал этому особого значения, считая простой проверкой.

   - Ты видел меня?

   - Не совсем, - буркнул Мит, проверяя, все ли зубы на месте. - Ты был невидим и неслышим, но все вокруг - нет. Движения воздуха, поднимающие мусор на улицах, запахи, блики, тени, чувства и прочее. Как бы это объяснить... Интуиция, что ли. Я просто знал, что идешь за мной, и знал, где именно ты находился в тот или иной момент.

   Амбал-наркоторговец стоял и слушал невнятные объяснения, задумчиво потирая подбородок.

   - Знаешь, может быть, ты и правда годишься на что-то большее, чем быть простым курьером, - медленно произнес Салдай. - В стране назревает переполох, лишние руки нам не помешают. Особенно, если они прикреплены с одного конца к такой одаренной, хоть и жадной, башке.

   - Что это значит?

   - Я хотел подождать, пока ты загнешься в этом городе сам, или избавиться от тебя, когда ты станешь угрожать безопасности нашего небольшого предприятия. Перспектив в тебе не наблюдал никаких, видишь ли. А теперь я, пожалуй, поговорю с боссом на твой счет.

   - Ты дашь мне настоящую работу?

   - Я поговорю с боссом, - четко выговаривая каждое слово, повторил амбал.

   Ранкир снова сполз на землю, глядя вслед уходящему Салдаю. Неужели он все-таки оказался прав, и этот хитрый здоровяк в действительности оказался тем самым звеном. Парня прошиб ледяной пот. Он внезапно понял, что сейчас почти чудом избежал смерти.

   - Чуть не забыл, - Салдай обернулся и бросил Ранкиру глухо звякнувший мешочек. - Синдикат всегда платить за выполненную работу.

   Глава 7

   Длинная колонна людей приближалась к главным воротам Донкара. Вооруженные люди в белых плащах с вышитыми на них черными треугольниками вели около двух сотен человек, которые были соединены между собой цепями с ошейниками. Апор По-Трифа угрюмо обвел глазами растянувшуюся по дороге толпу. Больше двух десятков людей погибли за время пути из Каменистого Склона. Их нельзя было хоронить, ведь они отступники, поэтому приходилось относить трупы к лесу, чтобы дикие звери избавились от тел своим способом.

   Генерал инквизиции шел рядом с колонной, всматриваясь в лица людей. В основном крестьяне, есть несколько торговцев. И старшее поколение старой семьи По-Конар. Апор старался не смотреть им в глаза. Удивительно. Он же поступил правильно, встал на стражу Церкви, а ему все равно стыдно перед ними. Сложно подавить марийца внутри себя. Но его направил Спектр, а значит такова воля Света.

   Три недели назад инквизиция вошла в Каменистый Склон. Жители деревни были удивлены, но из-за своей наглости и уверенности в безнаказанности они даже не попытались скрываться. В небольших марийских поселениях нет ни губернаторов, ни старост, их функции выполняют члены какой-либо старой семьи, живущей поблизости. Поэтому По-Конар сразу поспешили встретить необычных гостей. Тогда Апор приказал окружить поселение и пленил всех до единого.

   Без кровопролития не обошлось. Какие-то деревенские охотники попытались защитить ложные убеждения своим смешным оружием, но с ними было быстро покончено. От неспособных идти в Донкар для акта веры пришлось избавиться. Стариков, калек и беременных женщин инквизиция судила на месте. Их мерзкое учение должно быть искоренено, пусть Свет увидит, как еретики захлебываются своей черной кровью. Но все равно они дались слишком просто. Ничтожные отступники, даже не постарались защитить свою ересь. Однако никто из них так и не сознался.

   А все ли здесь правильно? Апор нахмурился, в который раз обходя колонну пленников и вглядываясь в их лица. В них читалось только недоумение и страх. Никто из жителей Каменистого Склона не понимал, за что их схватила инквизиция. Генерал закрыл глаза и спокойно выдохнул. Конечно, здесь все правильно. Непростительно сомневаться в словах Спектра. Эти люди - сорняк, взращенный ересью семьи По-Конар, во главе с комитом дипломатических миссий Таисом. Но скоро и его настигнет возмездие.

   Навстречу Апору шел посыльный из Церкви. Почтительно опустившись на одно колено перед генералом, он тут же поднялся и доложил:

   - Весть из Донкара. К акту веры все готово, Спектр приказал провести еретиков с позором по улицам, судить и вынести приговор прямо на площади перед королевским дворцом.

   - К чему такая спешка? - спросил Апор. - Инквизиция еще никого толком не допросила, расследования не было.

   - Спектр говорит, что в их вине нет сомнений. По его словам, это преступление такого масштаба, при котором приговор должен быть исполнен незамедлительно, дабы избавиться от ереси в зародыше. Их существование - оскорбление Света.

   - Целая община отступников - это уже не зародыш, - пробормотал инквизитор. - Сам Спектр вынес приговор?

   - Да, мастер Карпалок Шол, комит Церкви. Он - глас Света на земле, ему не требуются никакие расследования и доказательства, чтобы изобличить ересь.

   Апор прикрыл глаза. Зачем? Зачем Спектр заставляет его сомневаться? Это грех, ведь такова воля Света и иначе быть не может. Он вдохнул полной грудью и медленно выдохнул, возвращая себе душевное равновесие.

   - Конечно, - согласился генерал. - Инквизиция сделает то, что должна.

   - А пока отступники будут с позором шествовать по улицам Донкара, - продолжил посыльный. - Вы с несколькими солдатами должны явиться к Спектру и вместе с ним арестовать Таиса По-Конар. Суд над ним и его казнь будет центральным событием акта веры.

   - Передай Спектру, что я направлюсь в собор сразу же, как только мы пересечем границу города. Ни один еретик не уйдет от возмездия.

   Из колонны, насколько позволяла цепь на ошейнике, вышел мужичок в порванной крестьянской одежде.

   - Сколько раз вам говорить, мастер инквизитор! Это ошибка! - взмолился он. - Никакие мы не еретики, а старая семья По-Конар - это достойные люди, которые...

   - Молчи, мразь! - рявкнул Апор и с размаху ударил его кулаком в лицо. - Тебе позволено лишь каяться, и, может быть, Свет сжалится над твоей грязной душонкой после смерти.

   Крестьянин повалился на землю, выплевывая кровь из разбитого рта. Цепь натянулась, несколько людей пошатнулись и упали на колени. Колонна частично остановилась.

   - Вставай и иди дальше, - приказал генерал инквизиции, осыпая пинками мужика.

   Зачем он это делал? Может быть, потому что не знал, правильно ли поступает. Его мучили какие-то смутные сомнения, но Апор же твердо решил считать этих людей злом, угрожающим Свету. Так сказал сам Спектр. А он, какой-то жалкий инквизитор, посмел ксомниться в его словах.

   Навязчивая мысль, не дающая покоя По-Трифа с момента последнего разговора с Карпалоком, привела генерала в ярость. Он наносил удар за ударом, крича на крестьянина, чтобы тот поднимался на ноги. Но побои только мешали тому встать. К тому же его соседи не хотели тоже попасть под горячую руку инквизитора, они старательно поднимались на ноги и пытались отойти подальше, несмотря на оковы ошейников. Крестьянин запутался в цепи и стал задыхаться. Он бился в судорогах, бешено вращая выпученными глазами, пытался ослабить металлическую петлю, но испуганные земляки в ужасе отступали назад, затягивая ее сильнее и сильнее. Мужик продолжал дергаться с синеющим лицом, пока не раздался противный хруст, за которым последовал негромкий щелчок, как будто что-то лопнуло. Шея сломалась.

   Апор в последний раз легонько пнул лежащего крестьянина. Мертв.

   - Вы двое, - подозвал он ближайших солдат инквизиции. - Отстегните его и оттащите куда-нибудь к лесу. Свет не дал этому еретику покаяться. Видимо, не заслужил.

   Дальше до Донкара колонна дошла без происшествий, но пленники совсем пали духом. Люди плакали и молились, никто не понимал, за что им выпала такая горькая участь.

   Генерал нанял экипаж сразу у городских ворот и направился в собор. Спектр уже ждал его.

   - Вы хорошо послужили Церкви, мастер Апор По-Трифа, - сказал Карпалок, с искренней благодарностью пожимая руку инквизитору. - Свет не померкнет, пока его защищают такие достойные люди, как вы. Но наша священная миссия не окончена, корень этой заразной тьмы все еще прорастает на землях нашего светлого королевства.

   - Вы говорите про Таиса, Спектр?

   - Да. Ересиарх пытается помутить рассудок праведного короля Бахирона, нам нельзя терять время, пока Свет еще не покинул нас.

   Глава Церкви собрался выйти из своих покоев в соборе и жестом пригласил инквизитора последовать за ним. Но Апор, нахмурив брови, стоял в нерешительности посреди кельи и смотрел на узкое окошко, сквозь которое струился мягкий солнечный свет.

   - Что-то не так, генерал? - поинтересовался Карпалок.

   - Меня терзают сомнения. Правильно ли мы поступаем?

   Спектр обошел инквизитора, положил ему руки на плечи и участливо посмотрел в его беспокойные глаза.

   - Сомнения - грех. Они застилают души людей туманом, скрывая их от Света. Верные решения всегда тяжело принимать, но это необходимо, если мы хотим следовать путем праведников. Зажгите в своей душе лампаду истинного Света, пусть он разгонит туман и укажет дорогу. Идем со мной, мастер Апор. Не забывайте - вы орудие Церкви Света в этом мире, он нуждается в вас.

   Генерал сдержанно кивнул, слегка поморщившись. Орудие Церкви. Но инквизиция создана, чтобы стоять на страже Света, а не слепо исполнять приказы Церкви. Воля Света превыше желаний людей. Вот что смущало Апора все это время. Его не покидало чувство, что Спектра подставили, надоумили устроить преступный акт веры, кто-то осмелился очернить этого святого человека. Но ведь полномочия дал сам король Бахирон Мур.

   Инквизитор остановился у выхода из собора. "Да что же это такое? Мы захватили столько еретиков, их ждет суд и наказание. Но я не понимаю, что происходит и почему. С другой стороны, я ведь простой человек, нет ничего удивительного в том, что мне не осознать священный замысел Света".

   - Спектр, - окликнул Апор старика.

   - Да, генерал?

   Лицо Карпалока выражало полное участие в душевных терзаниях его собеседника, желание выслушать и помочь, но в голосе мелькнула нотка раздражения. "Показалось", - решил инквизитор.

   - Акт веры - такова воля Света? - спросил он.

   - Безусловно.

   "Нет, не показалось".

   До королевского дворца они добрались очень быстро, на улицах было пусто, несмотря на полдень. Кажется, весь Донкар уже узнал, что по городу позорным шествием ведут сразу две сотни еретиков, и готовится нечто грандиозное. Никто из простых горожан до этого и не догадывался об акте веры, как и задумывал Спектр, чтобы эффект от демонстрации влияния Церкви был еще сильнее.

   В тронном зале царил переполох. Чиновники возмущались и спешили узнать, что происходит в городе, а подчиненные Спектра успокаивали их и говорили где и когда состоится акт веры. Со стороны королевских покоев вышел Бахирон Мур. Заметив главу Церкви, он быстро приблизился к нему, на ходу приобретая недружелюбный вид.

   - До меня доходят слухи о двух сотнях плененных инквизицией марийцев, которых будут судить и казнят прямо на площади перед дворцом! - прорычал король. - Почему я узнаю об этом только сейчас, и почему это происходит вообще?

   - Ваше Величество, вы сами вручили Церкви необходимые полномочия для акта веры и свободу действий до вашей коронации как Владыки Света, - монотонно произнес Карпалок, сложив пальцы рук, словно собрался молиться. - Или наш договор потерял свою силу?

   - Ты собрался уничтожить население целой деревни - по-твоему, это акт веры?

   - Они еретики и должны быть наказаны. Такова воля Света.

   - Еретики? А расследования, допросы, что-нибудь? - задавал вопросы Бахирон, быстро и тяжело дыша. - Целая деревня еретиков? Да еще и марийская. Почему марийская?

   Карпалок пожал плечами.

   - Просто она находится на территории Марии...

   - Спектр, ты отдаешь себе отчет в своих действиях?

   - Я ответственен перед Светом, мой король. И вам я рекомендую придерживаться того же. И все-таки, наш договор все еще в силе?

   Мур ходил взад-вперед по опустевшему тронному залу. В суматохе приема дел от совета комитов он совсем забыл про свои обещания Церкви. Король ведь действительно дал и полномочия, и свободу действий, взамен на его коронацию как Владыки Света. Религия - идеальный инструмент для достижения абсолютной власти в стране. Но не такой же ценой.

   Акт веры должен был внушить людям уважение к Церкви, вернуть ей былое влияние. Уничтожение целой деревни отступников - Бахирон и подумать не мог, что Спектр пойдет на такое. Да и отступники ли они? Если нет, то тогда надо остановить незаконную экзекуцию. Но Бахирон ведь уже поучаствовал в этом акте веры, дав на него разрешение. И если он окажется масштабным преступлением, королевским произволом в глазах народа...

   - Я обо всем помню, - напряженно произнес король, остановившись посреди зала. - Давайте быстрее покончим с этим.

   Застывший Апор с недоумением следил за происходящим. За ним стоял десяток солдат инквизиции, которых он взял с собой для ареста комита дипломатических миссий, но из-за этой короткой перепалки генерал окончательно растерялся. Король не знал о собственных приказах или это все козни ересиарха Таиса По-Конар?

   - Бахирон! - в тронный зал ворвался Илид По-Сода. - Бахирон, что ты творишь?

   За комитом армии вошел Таис По-Конар. Он хотел что-то сказать, но замер от удивления, когда Апор дал отмашку инквизиторам, и в сторону советника двинулся десяток солдат.

   - Ваше Величество?! - выкрикнул Таис, но закашлялся от удара под дых.

   В зале нарастало напряжение. Илид положил руку на оружие, солдаты волокли комита дипломатических миссий наружу, Апор пытался уследить за всем, оставив попытки понять происходящее. Бахирон устремил полный гнева и недоумения взгляд на Спектра.

   - Он и есть глава общины отступников! Ересиарх! - заявил Карпалок Шол. - Таис руководил этой мерзостью через своих родственников, поместье которых было как раз рядом с деревней!

   - Что за бред ты несешь? - вспылил Илид. - По-Конар - одна из самых уважаемых старых семей Марии. Бахирон! Зачем тебе эта резня, какие еще отступники?

   Король стоял и смотрел, как инквизиторы выводят из зала кашляющего Таиса. Он монарх, но здесь бессилен. Отменив акт веры, он подписался бы под преступными приказами и смертями тех, кто уже пострадал. Комита дипломатических миссий не спасти, ему придется принести себя в жертву ради светлого будущего страны. Благо Алокрии в абсолютной монархии, когда вся власть сосредоточена в руках мудрого и решительного короля. Надо просто быстрее со всем этим покончить.

   - Это мой приказ, - громко произнес Бахирон, но в его слова закралась коварная хрипота, выдающая растерянность. - Такова воля Света, подчинись, Илид По-Сода. Это не приказ короля, а просьба друга. Пожалуйста.

   - Ты убиваешь марийцев своим приказом, а я должен оставаться в стороне? Одумайся, это безумие! - кричал комит армии, сильнее сжимая рукоять меча. - Теперь я вижу, что ты и правда хочешь стереть Марию, превратив всю страну в сплошную Илию!

   - Прошу тебя, успокойся, Илид, - ответил король, аккуратно приближаясь к старому другу. - Они - еретики, которых возглавил Таис. Да, они из Марии, но это тут ни при чем. И откуда у тебя вообще такие сумасшедшие мысли? Стереть Марию, превратить страну в Илию?

   Из-за колонны тронного зала вышел Шеклоз Мим и отвесил присутствующим легкий поклон приветствия.

   - Ваше Величество. Господа, - со спокойной улыбкой произнес глава Тайной канцелярии. - Предлагаю оставить ваш диспут и пройти на галерею дворца. Начинается.***

   На площади перед королевским дворцом собрался почти весь Донкар. Кто мог, те забрались на крыши соседних домов, не обращая внимания на возмущение их владельцев. Народ теснился вокруг двух сотен людей в центре площади, которые были скреплены между собой ошейниками с цепями и прикованы к столбу в центре. Таис По-Конар стоял среди них без каких-либо оков и смотрел на галерею дворца, где можно было различить силуэты короля, Спектра, Илида и остальных участников безумной сцены в тронном зале.

   К площади стягивалось все больше людей. Они спрашивали друг друга о происходящем, никто толком ничего не знал. Но представители Церкви активно распускали в толпе слухи об ужасных преступлениях еретиков-марийцев, о том, как их настигла кара Света в виде этого масштабного акта веры, который, кстати сказать, происходит с позволения короля Бахирона и под его покровительством.

   Толпа быстро разогревалась. В адрес жителей Каменистого Склона летели ругательства и проклятья, особо храбрые горожане запускали в них камни и мусор с мостовой. Несколько пленных марийцев упали с разбитыми головами под оглушительные вопли ликующего Донкара. Солдаты инквизиции едва сдерживали толпу, давая пространство служителям Церкви, которые ходили вокруг пленников и быстро читали молитвы. Это место на площади было заранее подготовлено несколькими алхимиками из Академии - под ногами жертв акта веры темнело большое пятно от специального состава.

   Служители Церкви неожиданно остановились. Солнечные лучи уже давно падали на центр площади, оставалось лишь немного подождать. Толпа замерла, на город опустилась тишина, в которой приглушенно раздавались рыдания марийских женщин в центре площади и слова успокаивающих их мужчин. Дети, пережившие переход из Каменистого Склона в Донкар, недоумевая стояли в ошейниках, смотрели по сторонам и на всякий случай тихонько плакали.

   В толпе зевак тоже были марийцы, которые в свое время перебрались в Илию в поисках лучшей жизни. Они не кричали проклятий, не бросали камней, старались даже не смотреть на своих земляков. Почему-то только сейчас они стали ощущать родственную связь с Марией, землей, где все они родились и выросли. Многие развернулись и пошли прочь, задумавшись о возвращении на восток. Это все, что они могли сделать для своей малой родины, ведь здесь, в Илии, они всего лишь презренные марийцы, глупая деревенщина.

   Но Илид По-Сода был не таким. Сильный, решительный, он гордился тем, что родился в Марии, что ему выпала честь быть потомком одной из старых семей провинции. Комит армии нервно ходил по галерее дворца, не отрывая взгляд от горстки людей в центре площади. С минуты на минуту алхимический состав должен был вспыхнуть и испепелить несчастных людей в адском пламени.

   - Ты еще можешь все остановить, - пытался достучаться до Бахирона Илид. - Время еще есть, только отдай приказ. Они же невинные люди!

   Король стоял на галерее дворца, скрестив руки на груди, и молчал. Он бы и рад послушать друга, но отступить уже не может. Этот священник-делец, Карпалок Шол, все продумал, притянул к акту веры Бахирона, обзавелся его "позволением и покровительством". Поэтому пока придется идти у старика на поводу, но как только состоится коронация Владыки Света, от него надо будет избавиться. Спектр слишком хитер и властолюбив. Хотя он уже не молод, может, и сам от старости умрет...

   "Опять это чувство, - мелькнула мысль в голове Бахирона. - Как тогда, когда узнал о смерти алхимика Патикана. Он умер, а я думал лишь о том, как избавиться от проблем из-за его смерти. А теперь я рассуждаю об ужасных вещах, готов убить старика за власть. Да что старика - целых две сотни моих подданных, просто чтобы не признавать свою ошибку как правителя! Но с другой стороны, я осознаю ее, и, если авторитет короля не пошатнется, а станет только крепче, особенно с получением титула Владыки Света, то я смогу все исправить и искупить свою вину перед Алокрией..."

   Бахирон не замечал никого вокруг, а Илид продолжал нервно убеждать его в неверном решении.

   - Даже если наш король помилует отступников, - тихо произнес Шеклоз Мим, прогуливаясь рядом с комитом армии. - То все равно не хватит времени освободить их из оков. В общем, эти марийцы обречены.

   Спектр и инквизитор стояли в стороне, наблюдая за площадью. На слова Илида и Шеклоза они не обращали внимания - Карпалок уже добился своего, а Апор напряженно старался избавиться от сомнений, поэтому всецело положился на главу Церкви. Обманывал ли он себя, пытался ли переложить ответственность на кого-то другого или действительно доверился Спектру и священному замыслу Света - генерал не знал.

   - Интересно. А ведь может оказаться, что это не единственные еретики в Марии, - размышлял вслух Шеклоз, краем глаза наблюдая за реакцией Илида. - Это же совсем далеко от столицы, восток страны. Может быть марийцы забыли, что они должны подчиняться Илии... То есть, я хотел сказать, что они должны подчиняться королю, законам Алокрии и Церкви.

   Илида По-Сода словно молнией ударило. Он замер на месте. Мим улыбнулся у него за спиной.

   - Пожалуй, королю и Спектру придется хорошо поработать, чтобы вычислить всех отступников в Марии, - продолжил глава Тайной канцелярии, вгрызаясь оглушительным шепотом в голову комита армии. - Да и нас привлекут. Правда, моя контора работает куда чище, а вот инквизиция с их допросами... Но раз нет другого метода разрешения проблем религии, то придется Его Величеству пройтись по Марии вдоль и поперек. Я так понимаю, он планирует опираться на веру при абсолютной монархии. Мудрый шаг с его стороны.

   Тяжело вздохнув, Шеклоз вплотную подошел к Илиду и сочувственно произнес:

   - Мне жаль Марию, мой друг Илид. Она не ожидает такого давления и вряд ли переживет его, сохранив свои традиции, обычаи и моральные устои. Вот если бы у востока был лидер... Но, кажется, эта провинция обречена превратиться во вторую безвольную Еву.

   Налитыми кровью глазами По-Сода взглянул на Бахирона, стоящего к нему спиной, и медленно направился к королю. Рука комита армии уже потянулась к мечу, но внезапно раздался какой-то звук, моментально отрезвивший Илида.

   С громким треском и хлопками под ногами пленников вспыхивал алхимический состав. Он еще не воспламенился полностью, но небольшие взрывы уже ослепляли и сжигали кожу близко стоящих людей. Некоторым не повезло еще сильнее - они оказались в эпицентре вспышки и теперь с ужасными воплями корчились на мостовой, глядя на дымящиеся и пузырящиеся остатки своих ног, если, конечно, они не теряли сознание от боли и умудрились сохранить глаза.

   Толпа ревела. Торжество Света воодушевляло жителей Донкара, распаленных ненавистью к мерзким отступникам веры. Карпалок был счастлив - это именно тот эффект, которого он добивался, поставив на кон все, рискуя жизнью. Церковь ступила на путь к былому величию!

   Наконец вспышки прекратились, на секунду дав стонам и крикам пленников разнестись по площади, смешавшись с ревом ликующих горожан. Но затем все звуки потонули в жутком грохоте взвившегося в небеса пламени. Алхимический состав воспламенился ярким белым огнем, но сквозь него были видны силуэты людей, сгораемых заживо. Они бились в агонии, их плоть плавилась и обугливалась одновременно, кости обращались в пепел, а серый прах взмывал ввысь и превращался в мелкую пыль, которую тут же подхватывали потоки горячего воздуха и уносили прочь из этой жизни.

   Закончилось все так же неожиданно, как и началось. Пламя с негромким хлопком исчезло, и по городу пронеслась волна жара. В центре площади осталось только черное пятно копоти и лужицы расплавленного металла оков и столба. Все присутствующие тут же упали на колени, на их глазах выступили слезы счастья. Эйфория охватила толпу, они обнимали друг друга, восхваляли Свет, громко молились и торжественно воспевали религиозные гимны.

   Спектр остался доволен увиденным. Акт веры превзошел все его ожидания, народ охватило фанатичное рвение. "Но надолго ли? - нахмурился старик. - Может быть, действительно стоит почаще проводить подобные мероприятия? И тогда Алокрия будет беспрекословно подчиняться богоподобному Владыке Света. Но без Церкви он ничего не добьется, Бахирон не дурак, чтобы понимать это. Инициатива переходит ко мне, я сам буду устанавливать правила этой игры..."

   Карпалок решил не тратить время понапрасну и сразу же поговорить с королем о будущем. Но он замер в изумлении, как только отвлекся от собственных мыслей и созерцания ликующей толпы.

   Шеклоз пытался удержать Илида, который с обнаженным мечом наступал на короля, а Бахирон отходил назад, взывая к здравому рассудку своего друга. Апор снова пребывал в глубокой растерянности. У инквизиции есть правило - не вмешиваться в политику страны, если она не затрагивает вопросы религии. Но ведь он еще был подданным короля и марийцем, который только что привел две сотни своих земляков на жестокую казнь. Три разных человека боролись внутри него, генерал был полностью дезориентирован, ожидая простой и прямой приказ, которому можно было бы следовать, позабыв о собственном мнении. А пока он стоял в ступоре и наблюдал, как короля пытался убить комит армии, сдерживаемый главой Тайной канцелярии.

   - Прошу тебя, Илид, - Бахирон отходил, стараясь говорить как можно спокойнее. - Друг, приди в себя, давай все обсудим!

   - Будь ты проклят, деспот! - в бешенстве вопил По-Сода, пытаясь обойти Шеклоза. - Ты не уничтожишь Марию! Ты слишком много себе позволяешь. Что ты вообще сделал для востока, чтобы так легко играть жизнями марийцев ради власти?

   - Мастер Илид, не стоит горячиться, - успокаивал взбешенного марийца Шеклоз. - Перед вами не просто король, а ваш друг и соратник! Проявите уважение к тому, что вы прошли вместе!

   Илид остановился, тяжело дыша. Исступление медленно отступало.

   - Уважение, - выговорил он с таким напряжением, словно ворочал камни. - Я уважаю дружбу и честь, мне не чуждо это чувство. В отличие от тебя, Бахирон.

   - Это только ради страны, позволь мне все объяснить тебе, друг!

   - Какой страны? - перебил короля Илид. - Что ты понимаешь под своей страной? Алокрию? Ты же не видишь ничего дальше своей прогнившей насквозь Илии!

   На галерею вбежала стража, но Бахирон жестом отослал их прочь и осторожно пошел навстречу своему товарищу, который несколько мгновений назад пытался обагрить свой меч королевской кровью.

   - Ноша монарха тяжела, мой друг, - искренне произнес король. - Прошу тебя еще раз, выслушай меня. Мне приходится идти на это ради лучшего будущего для Алокрии. И создать прекрасный новый мир сможет лишь великий король. Волей судьбы я стал правителем этой страны. Именно я. И я один понесу бремя правления, как того требуют вековые традиции. Я просто обязан сделать это.

   Илид выпрямился и вложил меч в ножны, самообладание полностью вернулось к комиту армии. "Уже хорошо, - выдохнул Шеклоз. - Кровопролитие должно произойти не здесь и не сейчас".

   - Судьба? Традиции? - По-Сода усмехнулся, но в его глазах снова появилась плотная темнота, которую Мим уже видел при разговоре о судьбе Марии. - Нет, ты не достоин быть королем. Никто из людей не достоин править единолично. В стране никогда не будет справедливости, пока одни будут выше других только по причине своего происхождения и богатства. Люди сами должны выбрать достойнейших, которые будут руководить страной, основываясь на взаимном уважении. Со своей Илией и Евой делай что хочешь. Но в Марию больше не ступит нога ни одного человека, который придерживается монархических взглядов. Можешь снять со своей руки перстень с гвоздикой, Бахирон. Отныне Мария не является частью Алокрии.

   Пока все присутствующие приходили в себя от громкого заявления Илида, ставшего в одночасье предателем, к королю подскочил Карпалок и, забыв все приличия, стал трясти его и пронзительно верещать:

   - Измена! Мятежник! Схвати его, убей его!

   Мучающийся своими внутренними противоречиями инквизитор наконец сумел выйти из ступора, отказавшись понимать происходящее вокруг. Он подбежал к старику, оторвав того от короля, и попытался успокоить Спектра. Карпалок весь покраснел, начал задыхаться от волнения и потерял сознание. Апор взвалил его на себя и потащил к лекарю в королевском дворце. В галерее остались только два комита и король.

   - Я уверен, что это небольшое недоразумение можно решить путем простых переговоров, - примирительным тоном сказал Шеклоз. - Давайте все спокойно обсудим.

   Бахирон молчал.

   - Здесь нечего обсуждать, Мим, - произнес Илид. - Мария в ее текущих границах становится независимой от Алокрии страной. Любой мариец может беспрепятственно вернуться на родину. Как и любой человек, который верит в справедливость и готов жить в равенстве. Гвардия пойдет на восток со мной, больше они ничем не обязаны королю Алокрии. Они отправятся в Марию сейчас же и оповестят всех. Прости, мой старый друг Бахирон, но ты сам виноват в этом расколе.

   Бывший комит армии развернулся и пошел к выходу из галереи. Шеклоз ожидал реакции короля, но Бахирон все еще молчал. Илид По-Сода остановился на полпути и обернулся.

   - Ты называешь меня другом, Бахирон. Не хочу тебя переубеждать. Давай помнить и уважать это. Я понимаю, что поступаю с тобой очень низко, но пусть дружба сохранится как между нами, так и между нашими странами.

   Он продолжил свой путь и беспрепятственно покинул галерею. Из дверного проема выглянул недоумевающий стражник, но наткнулся на взгляд Шеклоза и моментально скрылся. Мим сверкнул жуткой улыбкой, но тут же принял серьезный вид и подошел к королю.

   - Ваше Величество, - сказал глава Тайной канцелярии. - Я обещаю вам сделать все, что в моих силах, дабы избавить Алокрию от этого конфликта. И раз вы до сих пор не приказали казнить изменника, я постараюсь решить проблему миром.

   Бахирон рассеянно посмотрел на шпиона, с трудом оторвав свой взгляд от перстня с изображением гвоздики - символа провинции Мария.

   - Спасибо, Шеклоз.

   - Но одному мне не справиться, понадобится помощь коллег. Раз комиты уже передали вам большую часть дел, то их навыки и знания могли бы мне пригодиться, чтобы мы вместе помогли вам избежать раскола страны.

   Вяло махнув рукой, Мур побрел к выходу из галереи, волоча за собой неподъемный плащ подавленного состояния.

   - Делайте, что посчитаете нужным. Спасите Алокрию. Оставьте меня, я устал...

   Шеклоз поклонился Бахирону и незаметно скрылся в одном из многочисленных ответвлений лабиринта королевского дворца. На лице главы Тайной канцелярии покоилась улыбка, походящая на оскал хищника, готового вцепиться в горло беззащитной жертвы. Все прошло даже лучше, чем он ожидал.

   Глава 8

   Прошло несколько дней с тех пор, как Илид По-Сода и гвардия покинули Донкар. В городе царила атмосфера растерянности, слухи и противоречивые сплетни заполонили улицы, в районах, где преимущественно проживали марийцы, началась суматоха - они бросали свое жилье и массово уходили на восток. Но илийцы отказывались верить в раскол страны - разве король Бахирон Мур позволил бы этой деревенщине спокойно уйти и забрать себе почти половину Алокрии?

   Одним словом, Салдай Рик оказался прав, в стране действительно назревал очень крупный переполох. И Синдикату это на руку - пока все отвлекаются на самый громкий шум, тихие дела останутся незамеченными.

   "Сложно назвать это удачей, - подумал Ранкир, глядя на напряженных стражников и обеспокоенных людей в Донкаре. - Но, кажется, мне все-таки повезло с моментом, чтобы стать... преступником. Докатился".

   А если поразмыслить, разве у него был выбор? Возможно, но так ведь проще и быстрее. Много лет в Алокрии царил мир, а новые дворяне все появлялись и появлялись. Откуда им было взяться, если они не воевали и не совершали подвигов, за которые король наградил бы их титулом и землями? Молодая городская аристократия увеличивается в количестве, но большинство из них еще вчера были безымянными торговцами, мелкими чиновниками и даже ремесленниками. Если копнуть глубже, то и темное прошлое можно обнаружить у всех. Но кому есть до этого дело, когда человек уже имеет некий вес в обществе и может быть полезен. Ранкиру надо стать одним из них, тогда это абсурдное общество перестанет чинить препоны его счастью с Тирой На-Мирад. Когда-нибудь пузырь из фальшивых дворян лопнет, но пока возможность все еще есть, а это значит, что ей надо воспользоваться.

   Мит свернул в подворотню, где его уже дожидался Салдай Рик. Сегодня здоровяк должен был передать весть от некоего "босса", его решение относительно Ранкира. Или парня просто убьют, чтобы не оставить никаких следов.

   - А ты везучий, - расплылся в улыбке Салдай.

   - Что он ответил? - спросил Ранкир, мысленно выдохнув с облечением.

   - Мы не подбираем кого попало с улицы, особенно после такого недлительного знакомства, как в твоем случае. Но сейчас нам очень не хватает рабочих рук. Для тебя это плюс - чем больше работы, тем больше денег.

   - Значит, я принят?

   Салдай окинул парня оценивающим взглядом. Очень опытным и пронзительным взглядом. Видимо, Ранкир далеко не первый рекрут Синдиката, которому довелось пройти через Рика. И этот здоровяк намного умнее и хитрее, чем может показаться на первый взгляд. Он просто специально придавал себе вид глуповатого амбала для маскировки. Но Ранкир давно уже разгадал эту уловку.

   - Ты худощавый. У тебя чуткая интуиция и не особо запоминающаяся внешность. Босс навел некоторые справки. В основном ерунда, но в гимназии ты неплохо овладел оружием. Сможешь быть убийцей? - спросил амбал, глядя прямо в глаза.

   Значит, все-таки убийца. Пожалуй, именно к этому все и шло.

   - Не знаю, - честно ответил Ранкир. - Я никого не убивал.

   - Да, об этом мне тоже известно. Поэтому ты должен пройти испытание, продемонстрировать, так сказать, пригодность к новой профессии.

   Снова испытания. В фармагии он провалился, но там его хотя бы не убили из-за неудачи. Здесь так не получится. Но, с другой стороны, убить кого-то - для этого не нужен особый талант. Просто ткнуть человека кинжалом, задушить или отравить. "Но справлюсь ли я?" - мелькнула беспокойная мысль. Ранкир вздохнул.

   Солнце только что закатилось за горизонт, и на город опустилась освежающая темнота молодой ночи. Салдай приказал хранить молчание и следовать за ним, не издавая ни звука. Они быстро двинулись к западным воротам города, здоровяк прекрасно ориентировался в узких улочках и темных переулках. Скорее всего, этот бросок через Донкар тоже был частью испытания - Ранкир заметил, как проводник следил за его скоростью, точностью, аккуратностью и шумом. "Ха, ерунда. Незаметно пробраться по городу в сотню раз проще, чем сбежать с занятий в гимназии по скрипучему полу коридоров".

   Очень скоро они оказались за городскими воротами. Салдай так и не нарушил молчания, но после того, как свет факела последнего встретившегося стражника исчез из виду, он позволил себе едва слышно буркнуть что-то под нос. "Кажется, это было одобрение. Или показалось?".

   Мит понемногу входил во вкус, свежий загородный воздух ударил в голову. И даже предстоящее убийство отошло на второй план, когда его захлестнул прилив чудесной атмосферы ночного пригорода. Редкие домики, густые кусты, трава, длинный и прямой как стрела королевский тракт. А вокруг - деревья, много деревьев, невероятно много деревьев. Половину жизни Ранкир безвылазно прожил в Донкаре, он уже забыл, как красив мир. Да даже только ради такого вида можно было убить. А потом снова и снова. И убивать до тех пор, пока не удастся подняться на самую вершину этого грязного общества, чтобы однажды показать всю эту красоту Тире.

   На лице юноши появилась улыбка. В последнее время жизнь редко давала ему поводы для радости, но сейчас он смог позволить себе такую роскошь.

   В небольшом лесочке их ожидали лошади, при виде которых Мит обомлел. Столь дорогой и редкий транспорт позволить себе могли разве что самые высокие чины Алокрии. Даже во всей королевской армии с трудом наберется три десятка этих благородных животных, используемых лишь для быстрой передачи важнейших донесений. Одно время предпринимались попытки создать боевую конницу, но ее применение оставалось крайне неэффективным в условиях привычной алокрийской тактики пешего боя. Да и рисковать лишний раз драгоценными скакунами никто не хотел.

   Серьезно опасаясь, что лошади краденые, Ранкир все же решил не нарушать молчание без позволения своего проводника, поэтому просто наслаждался дорогой. Он впервые ехал верхом вне гимназистского ипподрома, где проводились уроки "искусств дворянина", и окончательно опьянел от свежей ночной свободы и скорости.

   Королевский тракт скуден на разнообразие живописных видов, но это не мешало бывшему гимназисту жадно впиваться взглядом в горизонт. Здесь, в отличие от видов с холмов Донкара, он выглядел как-то просторнее и спокойнее. Хотелось просто ехать вперед, в этот горизонт, который был недосягаем, но так манил своей красотой и загадочностью. Как же похоже было это чувство на стремление Ранкира быть вместе с Тирой. Возможно, она так же недосягаема для него. Но ведь он обещал...

   Вырвав Мита из романтической задумчивости, их путь внезапно закончился у небольшой таверны на окраине тракта. Неподалеку стояли домики крестьян и мельница, окруженные полями, но полноценной деревней это нельзя было назвать. Салдай отдал поводья белобрысому пареньку, у которого затряслись руки при виде благородных животных, и бросил ему мелкую монету, чтобы он покормил лошадей. В том, что их никто не украдет, Рик был уверен - чтобы решиться на кражу подобного сокровища, надо быть по меньшей мере таким же отъявленным головорезом, как их нынешний хозяин. А таких надо еще поискать.

   Так и не обронив ни слова, они вошли в таверну и заняли место у дальнего угла. Внутри оказалось довольно уютно. Путники и торговцы сидели за своей едой и выпивкой, спокойно переговариваясь между собой. Салдай наконец нарушил молчание, заказав пиво у молоденькой официантки и теперь сидел, глядя на своего попутчика.

   - Чего молчишь-то? - спросил здоровяк.

   - Ты приказал хранить молчание. Я и храню.

   - Так то в Донкаре было, а сейчас-то зачем?

   - Да откуда мне знать ваши правила, - проворчал Ранкир. - Может быть, сказал бы чего и остался валяться у дороги с дыркой в боку.

   Салдай негромко посмеялся над словами парня, но затем принял непривычно серьезный вид и снова бросил на Мита оценивающий взгляд.

   - Не передумал еще?

   - А у меня еще есть выбор?

   - Невежливо вопросом на вопрос отвечать, - заметил Салдай, отхлебнув немного пива из принесенной кружки. - Но выбор у тебя есть. Ты можешь забрать одну лошадь, скрыться и больше никогда не показываться в крупных городах Алокрии, я мешать не стану. Ты, конечно, глуповат и ничего не умеешь, но что-то мне в тебе понравилось.

   Ранкир задумчиво глядел в свою кружку. Жидкое пиво со странной пеной. Да и цвет как-то не вызывал доверия. А ведь таверна стоит на королевском тракте недалеко от столицы. Могли бы позволить себе напитки получше. Но, кажется, никто не жалуется. Он обвел взглядом немногочисленных посетителей.

   - Я убью кого-то из них? - тихо спросил Ранкир.

   - Нет. Зачем? Тут только торговцы, местные крестьяне, случайные путешественники. Они тебе что-то сделали, что ли?

   - Нет, но испытание же...

   - А, ты об этом. Сразу к делу, значит, - Салдай подался немного вперед, налегая на жалобно скрипнувший стол. - Сюда в последнее время частенько захаживает один парень, и он всех жутко раздражает. Тебе выпала честь избавить мир от очередной назойливой мухи.

   - Убить человека просто за то, что он кого-то раздражает? А это не слишком?

   - Во-первых, будь поосторожнее со словами, - шикнул на него Рик. - А во-вторых, что ты имеешь в виду?

   - Нет, я понимаю, что убий... что люди подобной профессии не отличаются честью и высокой моралью, но все-таки спокойнее работать, если знать, что человек на самом деле плохой. Я понимаю, что со временем это пройдет, но...

   - Да нет, не пройдет, - перебил его Салдай.

   - То есть?

   - То есть не пройдет это чувство. Хороших людей всегда жалко.

   - Как тогда с ними... это... ну, работать?

   Салдай одним махом допил остатки пива, довольно крякнул и в задумчивости уставился на стену.

   - Я открою тебе небольшой секрет, - после небольшой паузы произнес он. - Хороших людей не так уж и много. Во всяком случае, я ни одного не встречал. В целом, я сомневаюсь, что они вообще существуют.

   - Как это? - изумился Ранкир.

   - А? Ну да, я иногда забываю, что тебе... около двадцати лет, верно? Может чуть больше. Не важно. Дело в том, что люди от природы злые, завистливые, жадные мрази. Особенно те, которые встречаются нам по долгу службы.

   - То есть?

   - Ты ужасный собеседник, - поморщился Салдай. - Хоть бы умное что-нибудь сказал, в гимназии отучился все-таки. А то все: "То есть?". Сам-то подумай. У нашей организации такая работа: одни плохие люди делают заказы на других плохих людей. А потом на тех плохих людей, что заказывали плохих людей, поступают заказы от третьих плохих людей. И так повторяется до бесконечности. Хороших людей мы не убиваем, потому что хороших людей никто не заказывает. Если они действительно хорошие, то зачем кому-то от них избавляться, верно?

   - Верно, - немного подумав, согласился Ранкир. - Железная логика. А если кто-то хочет убить хорошего человека ради собственной выгоды?

   - А какая может быть выгода от смерти хорошего человека?

   "Действительно. Даже как-то спокойнее стало. Мы просто подчищаем мир. А быть убийцей - это даже благородно. Немножко. Иногда. Если посмотреть с определенной стороны", - подумал Ранкир. Он наконец отважился глотнуть местного пива. На вкус оно оказалось таким же, как и на вид. Отвратительное.

   - Значит, и мой клиент - плохой человек, - подытожил Мит.

   - В некотором смысле все люди плохие, безгрешных не бывает. Вопрос в другом - какова цена их жизни и заслуживают ли они смерти.

   Ранкир сидел за столом, погруженный в свои мысли, когда за его спиной скрипнула входная дверь таверны.

   - А вот и он, - кивнул в ту сторону Салдай, и его глаза как-то нехорошо сверкнули.

   "Ну что. Осталось только собраться с духом и прихлопнуть назойливую муху. Вроде все просто, особенно после всего, что я увидел и услышал". Ранкир обернулся.

   "Салдай, ты настоящий ублюдок".

   - Ранкир Мит! - радостно закричал вошедший, высвобождая из-под капюшона копну рыжих волос. - Не ожидал тебя здесь встретить! Как сам, как там парни? Рассказывай давай, я угощаю. За твой счет, конечно!

   Все люди плохие, безгрешных не бывает. Но некоторые из них - твои старые друзья. Салдай говорил, что Синдикат навел справки. Так вот оно какое, испытание убийцы. Речь идет не о скрытности, ловкости и даже не об убийстве как таковом. Это испытание преданности, силы духа, решительности. Жестокое испытание. Человек либо сломается, либо перешагнет границы дозволенного самому себе и пойдет до конца.

   - Эй, ты там живой? Удивлен небось, - Тиуран Доп склонился над другом, а потом перевел взгляд на его спутника. - О, коллега с факультета? Давай уже познакомь нас, где твои приличия? И вообще, что за кислая рожа, ты мне не рад, что ли?

   "Коллега с факультета? Верно, он же ничего не знает о моем провале на экзамене фармагиков. Не рад? Еще бы". Пропитанная холодным потом рубаха прилипла к спине Ранкира.

   - Полагаю, он просто удивлен неожиданной встрече, - произнес Салдай. - Меня зовут Салдай Рик, и мы действительно коллеги с вашим другом, только не по факультету. У нас небольшое совместное дело, избавляем наших клиентов от насекомых. В основном мух. В последнее время они такие назойливые.

   Ранкир судорожно сглотнул. Он медленно и неуклюже поставил на стол кружку, с трудом разжимая побелевшие пальцы.

   - Рад тебя видеть, Тиуран. Ага, Салдай. Назойливые мухи, все верно, - напряженно выговорил он.

   Слова давались Ранкиру очень тяжело, мешались мельтешащие в голове мысли: "Салдай назвал свое имя. Или это не его настоящее имя? Скорее всего, так и есть. Но это его рабочий псевдоним, а значит, напрасно он его раскрывать не станет. Тиуран отсюда не уйдет живым в любом случае. Пожалуй, если его убью я, то будет даже лучше. Стоп, что?! Как? Как это вообще? Какое-то безумие..."

   Тиуран подсел за их стол и громко хлопнул в ладоши, привлекая внимание молоденькой официантки.

   - Красавица, изволь преподнести мне и моим друзьям самого лучшего и изысканного пивка, что у вас имеется! - почти нараспев повелел он, повернулся и поставил локти на стол, подперев ладонями лицо. - Все, я готов слушать.

   - Может, сперва ты сам все расскажешь? Странствующему барду, наверное, есть что поведать. Я так удивился, что встретил тебя здесь. Времени прошло много. С Амениром и Ачеком все хорошо. Да и вообще, я так удивился, увидев тебя, - сказал Ранкир, путаясь в словах из-за бардака в голове.

   - Странный ты какой-то сегодня, - почесав рыжую щетину, сказал Тиуран. - Устал, наверное. Вон, твой приятель тоже уже дрыхнет прямо за столом.

   Салдай мирно посапывал, уронив голову на грудь. Не спал, конечно, притворялся. У Ранкира была ведь мысль - воткнуть кинжал в горло здоровяку и сбежать с другом. Но эта попытка, скорее всего, окончилась бы плачевно и для незадачливого убийцы, и для барда. Этот амбал не так прост, он явно был готов к подобному развитию событий. Нападать на него - сущее самоубийство.

   - ... Так я и решил снова перебраться поближе к Донкару, - Ранкир осознал, что Тиуран уже давно рассказывал свою историю. - Нали, конечно, была против, не хотела меня отпускать. Но потом появился ее папаша, чуть не забил меня дубиной, еле ноги унес. А она теперь под замком, наверное. Хотя эта худосочная марийка все равно была слишком приставучей, а я не планировал задерживаться в Еве надолго. Нищие там все и настоящее искусство не ценят.

   - Понятно, - растерянно пробормотал Ранкир, глядя, как его друг жадными глотками напивался дешевым пойлом. - В Илии тебе лучше?

   - Да мне везде хреново, друг, - небрежно ответил рыжий, рыгнув в рукав. - Эта деревенщина не способна понять музыку. Лирические песни им кажутся скучными, эпические произведения - неправдоподобными. Они даже до середины баллады не могут высидеть. Живу только за счет того, что брянцаю по двум струнам на деревенских свадьбах, пока жирные крестьянки и их сутулые мужики пляшут в пьяном угаре!

   Тиуран вскочил со стула и стал тыкать во всех присутствующих пальцем.

   - Жалкие черви! Я отдал свою жизнь высокому искусству, - кричал он. - А вы не способны ни слова понять, глупцы! Я даже уже не прошу денег и славы, а просто хочу, чтобы хоть кто-нибудь выслушал все до конца, и мне в ответ досталось бы хоть одно слово благодарности!

   Несколько хмурых посетителей таверны уже начали подниматься со своих мест с очевидно недобрыми намерениями.

   - Прошу вас, извините моего товарища, - успокаивал их Ранкир. - Он сильно перебрал, не контролирует себя. Не надо обижаться, с кем не бывает, кто по пьяни не сболтнул лишнего, да? Сейчас, я его выведу на свежий воздух, а он лично принесет всем свои извинения.

   Торговцы и путники переглянулись и вернулись за свои столы, недружелюбно оглядываясь на возмутителя спокойствия. Ранкир и Тиуран вышли наружу. Предрассветный час, самый темный за всю ночь. Звезды лениво и надменно смотрят сверху, прохладный ветерок обжигает льдом своих касаний распаленные алкоголем тела.

   Тиуран, слегка пошатываясь, дошел до ограды таверны и неуклюже оперся на нее, глядя на звездную пыль в черном небе.

   - И как я до такого опустился, - задумчиво произнес он с грустью в голосе. - Я сделал неверный выбор, друг.

   - Ты шел к своей мечте. Разве можно винить себя за это?

   - А ты не очень-то внимательно слушал мой рассказ, да? - лукаво спросил Тиуран, но затем тяжело вздохнул. - Никто не слушает. Нет, я не виню тебя. Ты прав, я шел к своей мечте, но потом отвлекся на одно, второе, третье... Потерял себя, цель стала размываться. Пробовал разные жанры, осел в одном месте, побродил по пустым дорогам, осел в другом месте. Хотел стать странствующим бардом, но сломался под тяжестью этой жизни и стал бесцельным бродягой. Да и песни у меня дерьмовые, честно говоря.

   Он сильно изменился за эти два месяца. Казалось бы, совсем немного времени прошло, а Тиуран стал абсолютно другим человеком. Рыжий весельчак и душа компании превратился в подавленного двадцатидвухлетнего старика.

   - А ты ведь нам никогда не пел, - вспомнил Ранкир.

   - Наверное, в глубине души я всегда понимал, что бард из меня никудышный. Мало знать песни, иметь красивый голос и уметь играть на инструменте. Нужно что-то большее, чего у меня просто-напросто нет. Талант, что ли, - совсем уже уныло произнес рыжий и, словно вспомнив что-то, взглянул на Мита. - А ты так и не рассказал свою историю.

   - Верно. Я даже не знаю, стоит ли это делать. Мы во многом похожи, я тоже иду к своей цели, но, кажется, теперь мне придется отказаться от нее.

   Внезапно Тиуран с горящими глазами подскочил к другу и крепко схватил его за плечи.

   - Даже не думай. Ты должен следовать за своей мечтой. Не совершай моих ошибок, не останавливайся на полпути!

   Огонь во взгляде Допа поглотил Ранкира, испепеляя остатки сомнений.

   - Хорошо. Я не остановлюсь.

   Теплая кровь. Липкая. Такое ощущение, что она навсегда скрепила рукоять кинжала и руку. Пульс, дыхание, мысли и чувства умирающего человека - все это можно ощутить через холодную безжизненную сталь, когда она подводит окончательную черту в чьей-то судьбе. Хватка Тиурана стала ослабевать, из его рта потек тонкий алый ручеек, а в глазах можно было разглядеть калейдоскоп воспоминаний и эмоций. Посиневшие губы растянулись в грустной улыбке.

   - Рад, что смог тебе помочь, - прошептал бард за мгновение до смерти.

   Ранкир стоял над окровавленным телом Тиурана Допа, своего старого друга, одного из немногих людей, которые поддерживали его, когда весь мир отворачивался. С мелко подрагивающего в руке кинжала капала кровь. Убийца. Та волна чувств, которую он ощутил, когда вонзил кинжал в грудь живого человека, отступила, забрав с собой все эмоции, какие только могли быть.

   - Я поражен, - раздался за спиной голос Салдая. - Честно говоря, когда я увидел твою физиономию при встрече с другом, то подумал, что ты не справишься. А тут такая чистая работа!

   Здоровяк подошел к телу. Проверил пульс, осмотрел рану. Точный удар промеж ребер, прямо в сердце. Рыжий паренек умер быстро и без лишних мучений. Салдай внимательно осмотрел все вокруг, проверяя, нет ли ненужных свидетелей произошедшего. Никого.

   - Я поражен, - повторил он. - Не зря потратил свое время на тебя. Какое хладнокровие, какой расчет! Воспользовался моментом, чтобы уйти подальше от чужих глаз, а затем пришил собственного друга. И ведь какой момент выбрал! Теперь смерть повесят на кого-то из обиженных его речами посетителей таверны. А "парень, который был с ним" бесследно пропадет, и все решат, что от тебя избавились как от свидетеля. Естественно, виновного не найдут, и концы в воду. Восхитительно. Изящная импровизация! Я попрошу босса, чтобы он сделал меня твоим наблюдателем. Следить за такой работой - одно наслаждение.

   Хладнокровен и расчетлив? Импровизация? Кажется, Салдай увидел только то, что хотел видеть в новичке, и случайное стечение обстоятельств было принято им за мастерство.

   Сзади к Ранкиру подошел Тиуран и положил руку на плечо друга, глядя на свое тело: "Надеюсь, это не зря. Не совершай моих ошибок, не останавливайся на полпути".

   - Да. Спасибо.

   Салдай покосился на одиноко стоящего молодого убийцу и, пробормотав: "Странный он все-таки. К этому еще надо будет привыкнуть...", - пошел за лошадьми.***

   - Мой народ верит в меня. Они отказываются принимать тот факт, что я собственноручно отпустил изменника.

   Последние несколько дней Бахирон почти не отходил от узкого окна в своих покоях, из которого смотрел на Донкар. Он не слышал людей, не мог разглядеть их, но он видел, как в день раскола страны из столицы потянулась тонкая вереница небольших темных точек - уходили марийцы. Город покидали обычные ремесленники, мелкие торговцы, практически вся гвардия и даже часть армии. Те из марийцев, которые решили остаться в Донкаре, помимо обычных насмешек и презрения почувствовали на себе недоверие и агрессию уроженцев Илии. Все понимали - что-то произошло, и никто не знал что именно, но винили во всем Марию.

   Такие беспокойные донесения поступали королю с улиц города. И в то же время, народ не верил слухам о бездействии Бахирона, когда Илид По-Сода в лицо оскорбил его, насмехаясь над вековыми традициями монархии, а потом еще и присвоил себе треть страны. Какой сумасшедший поверит в это?

   В огромном кресле короля над потрепанной книгой сидела красивая молодая женщина, тихо напевающая мелодию илийской колыбельной. Бахирон обернулся и посмотрел на свою жену.

   - Я всегда хотел спросить тебя, Джоанна, - он подошел и встал на колени перед креслом. - Эта мелодия. Она же причиняет тебе боль, а ты продолжаешь ее петь изо дня в день уже многие годы. Почему ты не желаешь забыть ее, выбросить из головы?

   - Я не хочу забывать нашего ребенка, - грустно улыбнулась королева. - К тому же, зачем забывать колыбельную, если она еще будет нужна, когда я рожу тебе наследника.

   "Наследника. Она ведь знает, как меня называют за спиной. Король Бахирон Мур Последний. Но продолжает верить, что сможет родить мне сына. Это было бы прекрасно..."

   - Если бы осталось еще что наследовать, - вслух закончил мысль Бахирон.

   Королева Джоанна Кассия печально вздохнула и прикрыла книгу. Она с нежностью взглянула на своего мужа. Только здесь и только с ней он мог позволить себе сбросить с плеч мантию короля, скрывающую обычного человека за неестественным блеском ореола правления. И сейчас этот человек был предан другом, раздавлен ответственностью, потерян в лабиринте неоправданных ожиданий продолжающего верить в него народа.

   - Расскажи мне, что тебя так сильно беспокоит, - попросила Джоанна.

   - Из головы не выходят слова Илида, они словно преследуют меня, - не вставая с колен, ответил Бахирон, взяв супругу за руку. - Он говорил, что я не достоин быть королем, что никто не достоин управлять всем в одиночку. Он высмеял наши традиции, бросил мне вызов... Нет, это был даже не вызов. Илид просто поставил меня перед фактом, что теперь будет так, как он сказал. Мой друг хотел убить меня, когда я оказался скованным обстоятельствами и позволил умереть тем марийцам. А затем...

   Король замолчал, в который раз уже переворачивая преющую листву воспоминаний. В тот день он стоял и безмолвно смотрел, как обрушилась дружба, распалась страна, треснуло будущее, показав всему миру изъеденное червями прогнившее нутро. Не было ни слов, ни сил, ни желания.

   - Почему так? - Бахирон полушепотом озвучил вопрос, преследующий его с того самого дня.

   Джоанна улыбнулась мужу, понимая, что он все равно не видит ее, пусть она и сидит прямо перед ним. Сейчас Мур склонился над своим полуживым ребенком, Алокрией, который истекал кровью и чувствовал боль в отсутствующей половине тела, уносимой на восток марийской рекой.

   - Просто ты хороший человек.

   - И плохой правитель...

   - Нет, - твердо произнесла Джоанна. - Посмотри внимательнее на Алокрию и ответь: разве это ты виноват в отделении Марии?

   - Я король, - возмутился Бахирон. - Но позволил произойти такому. Кому еще быть виноватым?

   Джоанна многозначительно перевела взгляд на окно в город, а затем снова посмотрела мужу прямо в глаза.

   - Дело не в наличии или отсутствии власти. Виноваты все. И в первую очередь илийцы. Нет, не те, которые сидят в советах, владеют обширными землями, имеют высокие военные и светские чины. А ремесленники, которые берут с марийцев больше денег за "элитную работу с запада", торговцы, которые считают, что покупатель-мариец что-то должен им, рядовые солдаты, которые заставляют таких же рядовых марийцев выполнять грязную работу в казармах, цирюльники, владельцы таверн, магазинов, цирков и прочего, которые выгоняют марийцев из своих заведений. И это стало нормой в Алокрии. Илийцы позволяют себе так поступать, а марийцы терпят. Терпели раньше, но сейчас их терпение закончилось. Виноваты все, а не один лишь король.

   Как всегда, Джоанна была права. Страна давно уже походила на назревший гнойник, а Бахирон все никак не мог его заметить, пока он не взорвался.

   - Все равно я мог остановить раскол Алокрии, но не сделал этого.

   - И кем бы ты тогда стал, если бы убил своего друга? - с печальной улыбкой спросила королева, не подавая вида, что ей больно от того, как потерявший самообладание Бахирон с силой сжал ее руку.

   - Настоящим правителем! - воскликнул Мур, вскочив на ноги.

   - Нет, для тебя только сейчас начинается испытание истинного правителя, - возразила Джоанна, прикрыв книгой красные пятна, оставшиеся на запястье от пальцев мужа. - Объедини страну заново, докажи всем, включая Илида, что ты достоин быть королем.

   - Я не могу пойти войной на собственный народ! - яростно выкрикнул Бахирон, давая волю мысли, которая до сих пор зудела у него в голове. - Я не могу сражаться со своим другом, с человеком, который много раз спасал меня в бою!

   - Не нужно сражаться. Ты мне рассказывал, что мастер Шеклоз Мим выказал желание помочь стране вместе с другими комитами. Они твои верные подданные, которые служили тебе и Алокрии много лет. Просто позволь им спасти ее.

   Последив глазами за мужем, который, выслушав ее, принялся беспокойно и задумчиво мерить покои шагами, Джоанна вернулась к чтению. В воздухе мягко разлилась мелодия илийской колыбельной.

   - Допустим, они смогут снова объединить Алокрию без войны, - предположил Бахирон. - Но как это докажет, что я достойный король?

   Пение оборвалось, королева тихонько вздохнула и отложила свою излюбленную книгу, которая давно была готова рассыпаться от старости.

   - Так тебя это беспокоит? - спросила Джоанна.

   - Нет. То есть не только это. Просто, о какой абсолютной монархической власти может идти речь, если король не в силах собственноручно справиться с проблемами в стране?

   - Абсолютная власть бывает разной. Предоставь комитам широкие возможности и свободу действий в своих сферах, ограниченную лишь верностью тебе. Чем не абсолютная власть?

   - Но я хотел вернуться к традициям, столько времени и сил потратил на роспуск совета комитов...

   - И ошибся, - перебила Бахирона Джоанна. - Как мудрый правитель ты должен это признать.

   Затерявшаяся в огромном кресле королева продолжала следить за мужем любящим взглядом. Он ходил по покоям, и его шаги становились все тверже. В глазах Мура загорелась решительность, к нему вернулась осанка аристократа оружия, а не пера. На лбу прорезались морщинки, но не от сомнений, а лишь из-за глубоких раздумий. Джоанна нежно улыбнулась. Она больше не беспокоилась о подавленном состоянии Бахирона, перед ней снова был прежний деятельный, властный и мудрый король, ее супруг.

   - Хорошо, - решился он. - Илид на самом деле кое в чем прав. В одиночку я править Алокрией не смогу, но мне хватит сил править людьми, которые способны помочь мне в самые трудные времена. Я предоставлю комитам их былую власть. Пока что. Они повторно принесут мне присягу как члены новообразованного Комитета, который будет размещен в Еве, близко к центру страны. Такой орган власти близок по духу марийским идеям, но члены Комитета - мои подданные. Таким образом, они смогут выступать посредниками в воссоединении страны.

   Сбросив с себя путы смешанных чувств, Бахирон подошел к своей жене и взял ее за руку, снова опустившись на колени перед ней. В его глазах промелькнуло беспокойство.

   - Ты поступаешь очень мудро и достойно правителя, - произнесла королева и прижала его ладонь к своей груди. - Но тебя волнует что-то еще.

   - Да, - согласился Мур, опустив голову. - Вспомнились твои слова. Я не собираюсь развязывать гражданскую войну. Уверен, что Илид тоже. Но когда народ увидит правду раскола страны, илийцы в своей гордыне захотят поставить Марию на место, а марийцы в своей обиде - отомстить Илии. И это может оказаться настолько массовым явлением, что контролировать его мы не сможем. Прольется много крови.

   - Уверена, Комитет поможет тебе, - с улыбкой ответила Джоанна. - Они сделают все, что в их силах, и вместе вы приведете Алокрию в лучшее будущее...

   Повинуясь неумолимому течению времени, на Донкар в очередной раз опустилась ночь. Кажется, все самое важное в столице происходит именно в это время суток. Луна с трудом пробивалась через плотные облака, поливая столицу тусклым серебром и осторожно заглядывая в королевские покои через узкое окно. А прямо над окном, на крыше королевского дворца, шевельнулась тень. Стражник, случайно увидевший это, позже рассказывал в казарме, что тень улыбнулась, причем очень жуткой улыбкой. Но товарищи подняли его на смех и порекомендовали поменьше пить во время службы.

   Глава 9

   Более двенадцати лет назад между Алокрией и ее северо-восточным соседом Фасилией разразилась война. Фасилийцы, которые силой оружия присоединяли к своей стране все больше и больше мелких государств, племен, независимых городов и народов, решили в ту пору, что для королевства настала пора поистине великого завоевания. Но они не учли, что с воды к Алокрии очень сложно подобраться из-за рифов и скалистых берегов. Кроме того, даже если бы кораблям Фасилии удалось прорваться через все естественные препятствия, то им пришлось бы столкнуться с флотом алокрийцев, которые на тот момент были уже опытными моряками и навигаторами из-за начавшихся колониальных захватов. А при последующей высадке на берег измотанные войска становились легкой добычей для сухопутной армии Алокрии.

   Иными словами, войну фасилийцы решили начать на суше. Границей между государствами служили Силофские горы, чему своевременно не было уделено должное внимание. В целом, продлившееся около трех месяцев противостояние очень сложно назвать войной. Через горы существовало всего четыре прохода, но для крупной фасилийской армии подходило лишь два. На одном из них, в ущелье, укрепленным лагерем встала алокрийская армия, а второй упирался в крепость Силоф - настоящую рукотворную гору, которая одним видом своих гигантских стен могла повергнуть в священный трепет крохотных людишек. За три месяца войска Фасилии понесли огромные потери в попытках сражаться с алокрийцами, были измотаны безнадежными штурмами Силофа, погибали в попытках найти обходные пути, погребали себя заживо под обвалами, переносили на ногах болезни и замерзали насмерть в вечных снегах гор.

   Молодой король Алокрии Бахирон Мур не предпринимал никаких действий, захватчики прекрасно умирали самостоятельно. Подождав, пока настырные соседи осознают тщетность своих попыток, он отправил посла к правителю Фасилии Кассию Третьему с требованием уйти с алокрийских земель и выплатить солидную контрибуцию с рядом других условий. Но помимо всего прочего, Бахирон пожелал взять себе в жены одну из дочерей Кассия, причем так, чтобы это не считалось династическим браком, что было личным оскорблением королю Фасилии.

   Кассию ничего не оставалось ничего иного, кроме как согласиться на все требования и унижения, и этот позор до сих пор отравлял его душу. Прошло больше двенадцати лет с тех пор, и теперь появилась возможность отомстить старому обидчику. Мысли об этом не давали покоя правителю Фасилии, который сидел в роскошных тяжелых одеждах и ерзал на троне, взволнованно выслушивая доклад Семиона Лурия, фасилийского шпиона в Алокрии.

   - Вот чего я не понимаю, Семион, - прервал его Кассий. - Мария отделилась от остальной Алокрии почти четыре месяца назад, а полноценной войны до сих пор нет. В чем дело?

   - Об этом я как раз и собирался поведать вам, мой король, - терпеливо ответил Лурий. - Противостояние Бахирона Мура и Илида По-Сода - это не обычное восстание или междоусобица. По стране ходит масса слухов и сплетен, которые противоречат друг другу. Но все указывает на то, что король сам позволил марийцам уйти.

   - Это был его указ?

   - Нет, они просто ушли к себе на восток и оборвали большинство связей с Илией.

   - Невозможно! Двадцать восемь лет назад Бахирон был еще совсем сопляком, но уже тогда он жестко подавил мятеж регента! А тут он добровольно оторвал от своей Алокрии треть земель! - сорвался Кассий и вскочил с трона, но, немного остыв, снова сел на него. - Ну и почему?

   - Смею предположить, что роль сыграли два момента, - продолжил Семион, сделав вид, что не заметил срыва короля. - Во-первых, Илид и Бахирон старые друзья, они вместе воевали во многих алокрийских кампаниях вне своей страны, в том числе сражались против вас.

   Кассий скрипнул зубами.

   - Во-вторых, обе стороны не хотят развязывать полноценную войну, потому что лишнее кровопролитие им не нужно и даже может навредить их целям. Бахирон Мур желает снова объединить Алокрию, но не хочет, чтобы его видели угнетателем в Марии, ему нужен положительный образ монарха-миротворца. А Илид По-Сода заботится о марийцах и их устоях жизни прямо-таки с какой-то одержимостью, но и только. Ему нет никакого резона пытаться продвигаться в Илию и Еву, захватывать остальные земли Алокрии и везде насаждать свои порядки. Ему нужна только Мария. Кроме того, не стоит списывать со счетов деятельность Комитета, о которой я вам уже докладывал ранее.

   - Так гражданская война есть или ее нет? - раздраженно спросил Кассий.

   - Скажем так, война идет, а боевые действия - нет.

   Все это было крайне любопытно. Хитрость, мудрость, стратегия, честь или трусость и слабость - не понятно, чем именно руководствовался Бахирон.

   - Долго так еще будет продолжаться? - спустя некоторое время поинтересовался Кассий.

   - Сложно сказать, мой король. Исхода у сложившейся ситуации всего два - либо страна погрузится в хаос, либо снова станет единой и будет еще сильнее, чем когда-либо прежде. Если Комитет действительно покажет себя ценным органом власти под руководством короля, то Алокрию ждут существенные изменения и, вероятно, великое будущее.

   - Они могут угрожать Фасилии?

   - Мне снова сложно ответить на ваш вопрос, мой король, - Семион Лурий поклонился в знак извинения. - Но если вам интересно мое мнение, то думаю, что это лишь временное явление. Система управления страной посредством наделенного властью собрания из высших чинов, конечно, хороша. Но в первую очередь все зависит только от конкретных людей, которые входят в Комитет. Когда-нибудь они уйдут на покой, и эта система либо развалится, либо прогниет изнутри.

   Значит, все дело только в комитах. Бахирон наделил властью своих лучших советников, которые теперь удерживают Алокрию от окончательного раскола, и, судя по всему, у них это получается. Они входят в Комитет на равных основаниях, но условно главным среди них считается Шеклоз Мим, что неудивительно, ведь он глава Тайной канцелярии и прекрасно знает всю подноготную страны. В своих инициативах Шеклоз опирается на Касироя Лота, который заведует финансами. Скрытое влияние и деньги - по сути эти двое могут сделать с Алокрией что угодно и без всего остального Комитета.

   Маной Сар, новый глава Академии, тоже вошел в этот совет, хотя ему пришлось приложить много усилий, чтобы перевезти библиотеку и лаборатории фармагиков из Илии в Еву. Бахирон Мур настоял на том, чтобы Комитет был расположен в Новом Крустоке, столице южной провинции Алокрии. Это фактически центр страны, оттуда очень удобно справляться с работой посредников. Но изыскания Академии в такой глуши идут крайне медленно, поэтому очевидно, что Маной имеет какой-то свой интерес от участия в разрешении конфликта между востоком и западом. Этого человека тоже не стоит списывать со счетов, фармагики в Алокрии имеют большое влияние на высшее общество из-за своих ценных услуг, они прекрасные лекари... и отравители.

   Таис По-Конар мертв, и это было на руку Фасилии. Но одним из самых важных членов Комитета можно назвать еще, пожалуй, комита колоний. Мирей Сил, бывший адмирал алокрийского флота в Южном Море. Охрана берегов Алокрии, торговые пути из колоний, руководство Дикарскими островами. Будь он хоть немного более амбициозным, давно бы уже подмял под себя всю экономику страны. Но ему это все в тягость, он мечтал снова оказаться на палубе своего корабля и вдыхать соленый воздух моря.

   Кассий в очередной раз скрипнул зубами, вспомнив о Мирее. Когда-то именно он наголову разбил фасилийской флот, будучи простым капитаном. Флагман алокрийцев был уничтожен, тогдашний адмирал Бахирона пошел ко дну. Командование принял Сил, проявив весь свой гений морского военного дела.

   - Жалкие трусы, - пробормотал Кассий, продолжив вслух свои размышления. - На воде нет места воинской доблести, там нет солдат, одни деревянные плавающие коробки. Это не армия настоящего короля, а какие-то игрушки! Разве морской бой это схватка? Нет, ерунда какая-то. Уворачиваться, обходить противника с бортов, осыпать горящими стрелами, идти на таран - разве это сражение? Трусы.

   - Мой король, прошу прощения? - недоуменно спросил Семион Лурий, наблюдавший за поочередными изменениями выражения лица Кассия и сбитый с толку внезапной фразой, ведь до этой продолжительной паузы они говорили о судьбе Комитета.

   - А? Не обращай внимания, Семион, - отмахнулся король. - Ладно. В целом с Алокрией все понятно, расскажи, что происходит непосредственно в Илии и Марии.

   - Конечно, мой король. В Марии люди стекаются в Градом со всех окрестных деревень и городов. Если четыре месяца назад они даже не знали о том, что теперь восточная провинция Алокрии независима, то теперь они активно принимают участие в становлении новой страны.

   - Люди? Простые горожане и крестьяне? - изумился Кассий.

   - Верно. Мария отказалась от монархии как формы правления. Они считают, что все марийцы равны между собой, но согласно традициям старые семьи все-таки пользуются огромным уважением и влиянием. От каждого населенного пункта они направляют в столицу выбранного представителя, как правило, из какой-либо старой семьи. А уже в Градоме путем голосования решаются все вопросы. Они называют свою страну "Республика Мария".

   - Глупость какая-то. Целая толпа правит страной - это же бред. Каждый будет тянуть в свою сторону, как лучше ему, какой смысл в этом балагане? И вообще, всегда же будут несогласные в голосованиях. Вот человек говорит "нет", но он в меньшинстве, и даже если он прав, то выходит, что не прав? А кто несет ответственность за принятые на этих голосованиях решения? Все? Даже если некоторые проголосовали против? Что за глупость, эта республика. В чем ее сила?

   - Я не знаю, мой король, - Семион развел руками. - Может, во всеобщем равенстве?

   - Равенстве? В Марии правят старые семьи. Пусть даже уважаемые и достойные люди, но они однозначно выше остальных. Они ровня остальному народу? Или вот, например, у одного человека две монеты, а у второго - одна. Они равны? Торговец, ремесленник и крестьянин, может быть, они равны между собой?

   - Я не знаю, мой король, - растерянно повторил Семион. - Я так же не вижу в республике никакого смысла. Но марийцы, кажется, довольны и даже гордятся своим изобретением.

   - Они просто сумасшедшие. Может, илийцы не зря их кличут глупой деревенщиной? - недоумевал Кассий, задумчиво постукивая пальцами по роскошной львиной голове из золота на подлокотнике кресла. - А что насчет Илида По-Сода? Он урвал себе треть Алокрии, а потом просто отдал все людям?

   - В общем, да, мой король, но не все так просто. У меня есть новые сведения на его счет. Как вы знаете, он глава градомской старой семьи По-Сода, одной из самых уважаемых во всей Марии. И Илид избран полномочным представителем Градома, столицы новой страны.

   - Допустим, его голос весит немного больше, но он все равно "один из".

   - Не совсем, - хитро сверкнул глазами Семион, как всегда, когда хотел доложить Кассию о чем-то крайне интересном. - На одном из последних собраний республики было решено, что для Марии сейчас настали тяжелые времена. Поэтому, учитывая заслуги, положение и военный опыт Илида По-Сода, они назначили его диктатором Марии. Фактически, он имеет абсолютную власть и командует армией на время кризиса в стране.

   - А когда все закончится, он отдаст всю полученную власть? Серьезно?

   - Учитывая, что именно он стал главным инициатором такой формы правления в Марии, то думаю, он оставит должность диктатора, когда собрание республики посчитает, что угроза войны миновала.

   - О, Свет, - Кассий прикрыл лицо рукой. - Поистине безнадежна глупость этих марийцев. Сбежали от короля, чтобы созвать собрание республики, на котором выбрали себе нового короля, дабы он отстаивал интересы республики... Кстати, о Свете. Ты мне ничего не говорил о том, входит ли Церковь в Комитет.

   - Карпалок Шол, глава алокрийской Церкви Света, отказался от участия в разрешении конфликта между западом и востоком, настаивая на полном уничтожении марийских отступников, как он их назвал. О нем мало что известно, сейчас он ведет затворнический образ жизни в соборе Донкара. Король Бахирон ранее поддерживал его деятельность, но теперь они практически не сотрудничают. Я выясняю, что произошло. Что касается Марии, то они не отказались от веры в Свет, после произошедшего четыре месяца назад акта веры, на котором были сожжены их земляки, но зато они объявили о преступности деятельности Церкви, полностью отрицают авторитет Спектра и не принимают его как Глас Света на земле. Иными словами, марийцам позволено верить или не верить, как они сами того хотят, молиться где и когда угодно, но алокрийскую Церковь они презирают, - Семион рассказал все, что выяснил, и его глаза в очередной раз хитро сверкнули. - Но это не самая большая проблема Карпалока Шола.

   - Что еще?

   - Из монастыря при Донкаре ушли Светоносные.

   Кассий думал, что после рассказов о республике его уже ничто не удивит. Но теперь король Фасилии сидел и смотрел на своего шпиона, вытаращив глаза и пытаясь выдавить из себя вопрос. Сложно было даже сообразить, какой именно вопрос следует задать, потому что эта новость была из разряда рухнувших небес.

   Светоносные монахи никогда не покидали монастырь Света при Донкаре. И говоря "никогда", имеется в виду "вообще никогда". Никто не помнит, как был создан монастырь, никто не знает кем, когда и зачем. Светоносные были в нем всегда. К дверям монастыря бесконечно приходили паломники и желающие стать монахами, но редко кому удавалось пройти внутрь и остаться с ними. Существовала легенда, что монастырь появился в месте падения Первого Луча на землю. За тысячелетия религия Света обзавелась десятками учений и течений, они сменяли друг друга, поглощали, изменялись, отмирали сами по себе. Сейчас, например, и Фасилия, и Алокрия исповедуют религию Света, но принадлежат к различным учениям. Однако Светоносных чтили все и всегда, невозможно не признавать столь редкий талант и дух, которым обладают эти люди. То, что они покинули монастырь при Донкаре, говорит о... сложно вообразить, о чем конкретно.

   - Как? - наконец спросил Кассий.

   - Я сам был поражен, мой король, и проверил несколько раз лично, - ответил Семион, покачав головой. - Но ныне двери монастыря действительно открыты, а сам он пустует. Очевидцы утверждают, что Светоносные вышли из него и двинулись на северо-восток. Я не знаю, как объяснить произошедшее, но работаю над этим. Есть несколько версий, и если отложить пока мысли о Конце Света, то, вероятно, причиной исхода монахов стали неразрешимые противоречия Светоносных и алокрийской Церкви.

   - Да что такое творится в этой безумной стране... Даже опасаюсь спрашивать, что происходит в Илии, - сказал Кассий, в очередной раз прикрыв лицо ладонью, но затем негромко пробормотал: - Что происходит в Илии?

   - Вынужден не оправдать ваши ожидания, мой король, но в Илии все по-старому, как тогда, когда Алокрия еще была единым целым. Это если не считать все те выдающиеся события, затрагивающие запад, о которых я уже докладывал вам. Добавить мне нечего, - произнес Семион Лурий, вновь поклонившись в знак извинения. - Только то, что армия Бахирона Мура в основном сконцентрирована у границы Илии и Марии, но это естественно. И еще кое-что о вашей дочери Джоанне...

   - У меня нет такой дочери! - яростно выкрикнул Кассий, вскочив с трона. - Запомни это в раз и навсегда, иначе я буду вбивать тебе это в голову, пока мой кулак не завязнет в каше из твоих гнилых мозгов!

   - Прошу, помилуйте, мой король! - взмолился Семион и упал на колени перед правителем, с глухим ударом врезавшись в пол лбом.

   Ошибка, которая многим в Фасилии послужила поводом для смерти. Одно упоминание Джоанны Кассии выводило короля из себя. С тех самых пор, как он отдал ее замуж за Бахирона, исполняя унизительное требование, она перестала быть для него дочерью, а стала живым символом поражения и позора.

   - Тебе крупно повезло, - прошипел Кассий. - Ты принес благие, хоть и странные вести, которые помогут мне отмыться от многолетнего унижения. Не совершай больше подобных ошибок.

   Король обошел распластавшегося Семиона. Любого другого он бы уже приказал повесить на крепостной стене, но Лурий был не просто хорошим шпионом, а ценным советником и стратегом. Он лично отправился все разведать в Алокрии, когда четыре месяца назад до Фасилии стали доходить обрывочные сведения о напряженной ситуации в соседней стране. И теперь известно намного больше, но ожидания фасилийцев не оправдались. Алокрия не была разобщена, она сейчас на грани гражданской войны, но это же подталкивало ее к перерождению и развитию.

   Кассий подошел к своему роскошному трону. Он провел рукой по искусной резьбе, богатейшей бархатной обивке, золотой львиной голове. "И подобным мусором я пытался продемонстрировать всем свою власть и силу, - печально усмехнулся правитель Фасилии, поковыряв ногтем рубиновый глаз хищной кошки. - Смешно. Прятался за блеском драгоценных камней и металлов от своего позора. Но теперь..."

   - Когда мне следует напасть на Алокрию, Семион?

   Шпион оторвал свой лоб от пола тронного зала и поднял на короля полный благодарности и облегчения взгляд.

   - Мой милостивый король, выслушайте мое ничтожное мнение на сей счет. Если нападем сейчас, то мы станем общим врагом для Марии и Илии, что только подтолкнет их к воссоединению. Без гражданской войны в Алокрии у нас мало шансов на победу, мой король, - дрожащим голосом ответил Лурий.

   - А гражданской войны может и не быть, - Кассий с силой пнул львиную лапу своего трона, оставив вмятину на золоте. - Или не может. Скажи мне уже, в конце-то концов, будет война в Алокрии или нет?

   - На данный момент у Марии есть некоторые претензии к населенным пунктам на границе, марийцы считают, что это часть их территорий. Более открыто стали выступать преступные организации, всякого рода бандиты, которые решили воспользоваться ситуацией и начали грабить приграничные города, прикрываясь одной из сторон. Но... - ответил Семион Лурий и нервно сглотнул поймав грозный взгляд короля, но тут же привел себя в прежнее невозмутимое состояние. - Будет война или нет - все в руках Комитета.***

   - Итак, мы живем просто роскошно, попивая кислое вино из Евы и любуясь увядающим заросшим садом. Ваш план идеален, мастер Шеклоз, - съязвил Касирой Лот, сидя в скрипучем кресле павильончика у дворца наместника Евы в Новом Крустоке.

   - Именно так, мой друг, - спокойно ответил Шеклоз Мим. - Так мы научимся ценить то, что имеем. И когда вернемся в Донкар, то наша прежняя жизнь в столице покажется нам королевской, мы проникнемся уважением к городу вокруг нас, тихим невинным радостям, каждому цветочку и зеленой травинке, осознаем ценность человеческой жизни и то, как прекрасен мир.

   Комитам пришлось потратить много времени, чтобы перебраться из Донкара в Новый Крусток, который с западной столицей не шел ни в какое сравнение. Город хоть и считался крупным, но был крайне невзрачным, повсеместно встречались обветшалости и безвкусные попытки горожан украсить собственное жилье цветами и кусками ткани. Лишь в центральном районе Нового Крустока можно было увидеть несколько особняков богатейших людей Евы и дворец наместника, который на самом деле являлся перестроенным монастырем.

   Сад, где Шеклоз нашел Касироя в очередной пасмурный день, а в Еве почему-то большинство дней именно такие, был действительно заросшим и увядающим. Похоже, наместник Евы Ером По-Геори не очень-то заботился о своей провинции и ее столице, отдавая предпочтение собственному обогащению. Впрочем, на юге Алокрии все люди пытались урвать себе кусок побольше, особенно когда в стране начал назревать крупный переполох. Иные же пытались сбежать куда подальше. По приезду Маной Сар тут же предложил нескольким жителям Нового Крустока выкупить их жилье для размещения лабораторий Академии, и сразу же соглашались и уезжали. Это красноречиво описывает жизнь в Еве. Хотя кому-нибудь серо-коричневая реальность южной провинции может показаться даже уютной.

   Комит Тайной канцелярии подсел к своему коллеге, по привычке натянув на лицо легкую улыбку. Он, конечно, скучал по Донкару, но затхлый воздух Нового Крустока отдавал чем-то родным и прекрасным. Словно умирающий, возлегающий на смертном одре, внезапно осознает, что настал конец его мучениям нескольких последних лет старческого существования, и встречает смерть уже не со страхом, а с надеждой, благодарностью и нежной любовью. Или как тяжелое дыхание преступника, идущего на смертную казнь. С каждым вдохом Шеклоз ощущал высвобожденный из легких висельника воздух, пропитываясь всем этим удивительным спектром чувств и эмоций.

   - А если серьезно, теперь-то я могу узнать ваш гениальный план? - спросил Касирой, пытаясь скрыть раздражение от улыбки своего собеседника.

   - Действительно кисловато, - задумчиво пробормотал Шеклоз, отставляя в сторону бокал с вином. - Неужели вы еще не догадались?

   - Оставил попытки около месяца назад. Мы в этом Комитете почти ничего не делаем, кроме громких заявлений то на одной стороне, то на другой. Хотя на самом деле, мы могли избавить Алокрию от раскола за два-три месяца. Тут я понял, что объединение страны не входит в ваши планы. Но каковы именно эти планы... Мне надоело гадать. Работать нет смысла, раз мы все равно не будем восстанавливать страну, поэтому я просто сижу здесь и опустошаю бокал за бокалом, подгоняемый ненавистью к этой кислятине.

   - Вы верно подметили, мастер Касирой. Я не собираюсь объединять Алокрию сейчас, хотя и могу это сделать. Вы ведь понимаете, в чем именно заключается преимущество нашего текущего положения?

   - Может, в деньгах и власти? - небрежно предположил комит финансов.

   - Нет, это есть и у Бахирона Мура, и у Илида По-Сода. А преимущество Комитета в нейтралитете и позиции миротворца.

   - Но нейтральные стороны, как правило, ничего не делают и соответственно ничего не получают. В чем же тут преимущество?

   - Когда разгорится гражданская война, восток и запад начнут беспощадно вырезать друг друга, - произнес Шеклоз, весело сверкнув улыбкой. - А простой народ будет страдать и вспоминать наши "громкие заявления", как вы выразились. В хаосе междоусобицы, в кровавой агонии Алокрии для всех, у кого останется хоть капля здравого рассудка в океане отчаяния, только Комитет будет лучиком надежды, стороной, которая все это время заботилась о мире и спокойствии в стране, соблюдая нейтралитет и не прекращая попыток помирить Илию и Марию.

   - Если бы во мне не было столько вина, мастер Мим, - пробормотал Касирой. - То я бы сильно разволновался, назвал вас кровожадным ублюдком, может быть, даже попытался бы ударить вас в лицо. Но меня немножко развезло, и ничего такого я делать не буду.

   - Я понимаю ваши чувства, мой друг, но подумайте сами. Алокрия нуждается в перерождении, авторитетном и опытном правительстве, каковым будет Комитет на фоне всеобщей разрухи. Илид и Бахирон взаимно уничтожат друг друга, люди увидят обе крайности - монархию и республику, но никто не захочет вернуться к ним, мечтая о таких лидерах как комиты, совмещающие в себе лучшие качества обеих сторон.

   - Знаете, мне прежде уже приходилось ходить по головам, - меланхолично пробормотал комит финансов, наполняя вином бокал. - Но эти головы не были отрубленными.

   - Всего лишь необходимая жертва, мастер Касирой. Только правление Комитета может привести Алокрию в счастливое и спокойное будущее. Но для этого нам нужна основа, свободное пространство, которое будет расчищено пожаром гражданской войны, - произнес Шеклоз, вставая со скамьи павильона. - Все имеет свою цену. И такова цена лучшего мира.

   Глава 10

   В Алокрии не приняты пышные похороны, уважения к мертвецам как такового нет. Чтить надо людей, а не их разлагающиеся тела.

   После смерти человека помещали в склеп под землей ближайшего города, а через год останки сжигали. Деревенские жители подкармливали мертвецами рыб, удобряли землю, использовали их как приманку на охоте. Это нормально, ведь каждый хотел принести пользу окружающим, даже когда уже покинул этот мир. И на поминках вспоминают совсем не тело, а самого человека. Родственники и друзья собирались два раза в год и последний при перезахоронении и сожжении - так в Алокрии принято поминать усопших.

   Но часто ли убийцы присутствуют на поминках своих жертв?

   До сих пор Ранкиру было не понятно, как он отважился убить Тиурана. Прошло четыре месяца с тех пор, как он впервые обагрил кинжал кровью человека. Синдикат можно понять - это было не просто испытание решимости и твердой руки, а лекарство на будущее. Тогда Ранкир сломал себя, он совершил нечто ужасное, что не способно уложиться в голове - убил одного из своих самых близких людей. Яркого, веселого, всегда дружелюбного и позитивно настроенного, наверное, лучшего друга из всей четверки выпускников гимназии. И теперь остальные жертвы никак не задевали чувств молодого убийцы, они неизвестны и безразличны ему, их лица забыты, а линия жизни прервана недрогнувшей рукой. Не будет сомнений и излишних терзаний, смерть Тиурана смяла их, оставив после себя лишь невнятное эхо.

   - Но ты же сам этого хотел, разве я не прав?

   Ранкир Мит оставил позаимствованную у Салдая лошадь в конюшне у городских стен и теперь одиноко брел по трущобам Нового Крустока.

   - Это была не та жизнь, о которой ты мечтал.

   Даже глубокая ночь не могла избавить столицу Евы от серо-коричневого цвета, заполонившего весь город. Он окрасил стены домов, мостовые, редкие тощие деревья и даже сам воздух.

   - Я просто помог тебе со всем покончить, Тиуран.

   Но бард не отвечал своему убийце. Вряд ли заказ на "назойливую муху" вообще существовал. Скорее всего, его придумали в Синдикате. Только это испытание почему-то длится до сих пор. Мертвый Доп следует за ним, следит за его действиями. Он не дурак и понял, зачем и почему старый друг поступил подобным образом. Но его не должно быть здесь.

   Ранкир помнил, что убил барда. Но рыжий все равно оставался с ним, он был живой. Даже окружающие его замечали, просто не подавали виду, как считал Мит. Чему же верить, обманчивой памяти или зыбкой реальности? Ведь Тира На-Мирад не могла наврать, что видит мертвого Тиурана, разговаривая с Ранкиром, хоть они и не виделись с момента выпуска из гимназии. Или все же виделись? Кажется, воспоминания играли с ним в кошмарную игру, забыв даже рассказать о ее правилах.

   Чтобы хоть что-то понять убийца принял приглашение от Аменира, который хотел встретиться и помянуть Тиурана. Ачек По-Тоно тоже придет, а уж он действительно был загружен работой в Тайной канцелярии - для страны настали тяжелые времена. Оба друга Ранкира сейчас находятся в Новом Крустоке, потому что, повинуясь приказу короля, все подручные комитов и подчиненные им организации, вроде Академии, Тайной канцелярии и прочих, переехали в столицу Евы вместе с ними. Убийце пришлось двое с половиной суток скакать, чтобы успеть к назначенному сроку на поминки собственной жертвы.

   Ранкир брел по ночному Новому Крустоку, вдыхая тяжелый запах городских улиц. Странное место. Здесь оседали люди со всей страны, марийцы и илийцы давно уже смешались в Еве, об их происхождении напоминают только имена. Но через некоторое время те, кто помоложе, сбегают отсюда, оставляя южную провинцию во власти доживающих свой век стариков и людей, которым просто некуда больше идти да и не хочется. Медленно и неумолимо умирающая Ева еще кое-как держалась на плаву за счет молодых чиновников, которые использовали ее для начала своей карьеры. Но вскоре большинство из них сбежит в Илию, марийцы или просто менее успешные карьеристы - в Марию, однако есть и те, кто останется в Еве. Если удалось занять теплое место где-нибудь рядом с наместником в Новом Крустоке, то зачем куда-то сбегать? С деньгами и влиянием в провинции можно хорошо жить, даже если это Ева.

   Южный город скрывал свое истинное лицо, почему-то прикрываясь еще более уродливой маской. Ранкир вздохнул и уставился себе под ноги. Грязная мостовая была куда более приятным зрелищем, чем обшарпанный упадок вокруг. И это - главная улица Нового Крустока.

   - Дойти по ней до площади с фонтаном, свернуть налево, пройти мимо лавки с конем... Аменир просто мастер ориентиров. Чертов реамант, мог бы и поподробнее в письме указать куда идти, - проворчал Ранкир, перешагивая очередную гниющую кучу из мусора и содержимого ночного горшка.

   Фонтан оказался нерабочим, причем уже давно, если судить по застоявшейся коричневой воде с тяжелым запахом. Вокруг было пусто, одинокому путнику так никто и не встретился. Верно, это же не Донкар, который ночью обретает новую жизнь. Хотя в последнее время ночью в столице Илии стало слишком опасно даже для убийцы Синдиката.

   Салдай Рик был прав насчет заварушки в стране. Это, конечно, не война, но что-то очень похожее на нее. Король отправил почти все войска на границу с Марией, поэтому в столице появилось множество самодеятельных головорезов, никак не связанных с Синдикатом. Ранкир в основном занимался устранением новоявленных конкурентов, попутно выполняя мелкие поручения, которые передавал Рик, его наблюдатель. Со временем, когда молодой убийца поднабрался опыта и полезных навыков, стали появляться серьезные заказы. Салдай как-то сказал, что обычно люди их профессии с таким фанатизмом не работают, потому что опасаются преследований и зависти своих же коллег. Ранкира это не смущало, ему требовались только оплата и связи, с которыми он сможет купить землю и получить дворянство, хоть самое низкосортное, пропахшее грязными деньгами. Его рвение было оценено, и надо признать, что определенных успехов он уже добился.

   Но этого мало, надо больше работать. В последнее время Ранкир с ужасом осознал, что образ Тиры начал стираться из его памяти. Он не спал ночами, напряженно вспоминая ее лицо в мельчайших подробностях, боясь упустить что-нибудь, забыть. Тон голоса, когда она радуется или расстроена, оттенки ее волос на свету, легкий нежный взгляд, привычные ей жесты. Это все мелочи, но она - та, которая заменила ему весь мир. Если Ранкир что-то забудет о ней, то уничтожит часть самого себя и Тиры. Этот страх сводил с ума.

   А что, если он уже что-нибудь забыл?

   Ранкир замер посреди улицы. Его дыхание участилось, сердце бешено заколотилось в груди, а в висках зашумела кровь. "Вспоминай, вспоминай, вспоминай!", - глухими ударами в голове отдавался пульс.

   Из подворотни вывалились два изрядно набравшихся мужика, шумно обсуждавших государственные дела со своих авторитетных позиций. Заметив одинокого путника посреди ночной улицы, они, насколько это возможно в их неустойчивом состоянии, целенаправленно двинулись к нему.

   - Нижайше просим прощения, - со смачной отрыжкой сказал один из них, стараясь совладать с заплетающимся языком. - Мы с моим товарищем обсуждали важные вопросы деловой сделки. По делам. Вот, у нас с ним сделка... но не получается.

   "Изгиб ее плеча, нежная кожа рук, длинные тонкие пальцы. Ровные молнии голубоватых вен. Родинка, одна".

   - ... А он мне отвечает, ну, когда сделка деловая началась. То есть пероговы... перивогоры. Тьфу, переговоры, - пьяница пытался что-то объяснить, отчаянно концентрируя блуждающий взгляд на Ранкире. - Дай, короче, денег, мужик, а? Нам там договорить надо еще.

   "Изящная шея, местами ее прикрывают локоны волос. Немного вьющиеся, непослушные. Она так злилась на них, когда на улице было пасмурно..."

   - Э, ладно ты, хорош гнать про сделки какие-то, не видишь, что ли, что он из непонятливых, - хрипло перебил собутыльника второй. - Мужик, нам просто выпить хочется, прям сил нет. Поделись денежкой, не самим же нам искать ее у тебя, верно?

   "Лицо, ее прекрасное лицо..."

   - Ты что, оглох, придурок? - выкрикнул хрипатый и схватил парня за грудки.

   Образ Тиры На-Мирад растворился, вместо него взгляд Ранкира уперся в искривленную яростью рожу, от которой несло кислым дешевым пойлом. Мужик уже начал заносить кулак. Медленно. Он замахивался слишком медленно.

   - Цвет ее глаз. Я не помню цвет ее глаз, - прошептал Мит. - Вы мне помешали. Все из-за вас.

   Хрипатый успел только увидеть тусклый отблеск луны на стали кинжала и удивиться. Лезвие вошло ему прямо в пасть и, дробя и вырывая по пути зубы, с хрустом вышло из затылка. Второй пьянчуга, моментально протрезвев, попытался скрыться в переулке. Ранкир в несколько быстрых прыжков настиг его и повалил на мостовую, закрыв ладонью покрытый рвотой рот обитателя Нового Крустока.

   - Твоя противная рожа, - яростно дрожа, прошипел убийца ему прямо в лицо. - Я не должен ее запоминать, я не хочу ее запоминать. Ты не посмеешь вытеснить образ Тиры из моей памяти...

   Мужик отчаянно пытался выбраться и что-то мычал, слюнявя руку Ранкиру. Лезвие кинжала легко заскользило по лбу мужика, оставляя за собой тонкую кровавую полосу. Глаза пьяницы стали вылезать из орбит, он задергался сильнее.

   - Верно, цвет ее глаз... - Ранкир наклонился ниже, вглядываясь в радужку своей случайной жертвы. - Нет.

   Отложив кинжал, он пальцами свободной руки надавил на зажмуренные глаза пьяницы, пока те с хлюпающим звуком не выплеснулись на мостовую густыми студнеобразными комочками. Мужик в последний раз дернулся и затих. Кажется, он умер, не выдержав боли. Ранкир засунул пальцы руки в надрез на лбу и сильно дернул в сторону, сорвав половину кожи с лица безглазого трупа.

   Убийца прислонился спиной к стене переулка и без каких-либо эмоций смотрел на изувеченное им тело. Стоило бы что-нибудь почувствовать.

   "Карие. У нее карие глаза".

   Зря, наверное, он убил этих двоих. Но с другой стороны, сделал одолжение столице Евы, избавив ее от лишнего мусора. Чувства вины нет - значит, поступил правильно.

   - В конце концов, они сами виноваты, а я просто защищался, так ведь? - спросил Мит у пустого переулка, вытирая окровавленные руки одеждой изуродованного бедолаги. - Я просто шел по городу на встречу...

   Тут он вспомнил, зачем вообще приехал в Новый Крусток. Ранкир вскочил на ноги и побежал по улицам, на ходу отыскивая ориентиры, которые упоминал в письме Аменир, пока наконец не уткнулся в тупик с небольшим трактиром.

   Внутри его уже ждали оба друга. Все давно не виделись, но поздоровались прохладно. Повод для встречи был не самый веселый, а лица гимназистских товарищей лишний раз напоминали, сколь легко и спокойно жилось какие-то полгода назад, и в какой жуткий мир вынесло их течение времени.

   Замкнувшийся в себе Ачек По-Тоно сидел и молча пил кислое вино, столь популярное в Еве. Скорее всего, другого здесь просто не было. Аменир Кар метался внутри себя, пытаясь как-то скрыть горечь утраты плоскими шутками, которые так любил Тиуран, но получалось совсем не смешно. Становилось только хуже. Из всех трех друзей ученику реаманта было тяжелее всего. Ачек уже дослужился до агента Тайной канцелярии, он видел худшие стороны человечества каждой день по долгу службы. Обманы, похоть, алчность, ложь, преступные соблазны и смерть - для него это рутина. Он всегда старался не привлекать лишнего внимания, скрывался, таял в толпе, но теперь его как будто оберегала от чужих взглядов сама тень. По-Тоно погряз в работе, о которой он не мог распространяться, а какой-либо другой жизни у него не было. Вот и молчал.

   Аменир пытался избавиться от повисшего в воздухе напряжения, но все было тщетно. Ранкир Мит пришел сюда с конкретной целью - узнать, жив или мертв Тиуран. Все указывало на смерть барда, и воспоминания о том, что именно он убил своего рыжего друга, подтверждались. Или все опять от него что-то скрывают и притворяются? Ведь он только что шел с Допом по улице, после того, как одолжил двум прохожим немного денег на экипаж, чтобы они не шли пешком через весь ночной город. Но так ли все было, или память снова пытается его одурачить?

   "Кажется, я схожу с ума, - закралась в голову убийцы меланхоличная мысль. - Надо бы отвлечься".

   - Как идет учеба? - спросил Мит, стараясь придать голосу заинтересованный тон. Получилось плохо.

   - Кажется, нормально, Ранкир, - немного смущенно ответил Аменир, уставший от попыток растормошить своих молчаливых товарищей. - Правда, сейчас Академия сильно изменилась, она вся под пятой фармагиков. Даже факультет алхимии почти распущен. Все, кто мог и хотел сохранить свое место, перешли на фармагию. А реамантов глава Академии Маной Сар держит "на всякий случай". Мастер Этикоэл Тон на него много ругается, но ничего поделать не может.

   - Понятно, - сказал Ранкир и, поморщившись, опустошил бокал с вином.

   - Но учиться я пока еще могу, - Аменир не хотел, чтобы снова повисло неловкое молчание. - Нам удалось перевезти все важнейшие теоретические трактаты по реамантии из Донкара, поэтому я изо всех сил постигаю движения нитей мироздания, суть вещей и так далее... Мастер Этикоэл говорит, что я уже хорошо знаю теорию, но к практике не подпускает, объясняя это опасением, что я "поменяю себе мозги на дерьмо"...

   - Суровый мужик, - подметил убийца, упершись пустым взглядом в стену.

   - Да, он такой. Но мастер Этикоэл настоящий гений, он верит в могущество реамантии и то, что однажды она сможет изменить мир к лучшему.

   Аменир замолчал, заметив, что друзья его как будто не слышали. Это даже не поминки, потому что о погибшем Тиуране вспоминал только он, но никто его не поддержал. Ранкир и Ачек, погруженные в какие-то свои мысли, просто сидели и пили местную кислятину, уставившись в пространство перед собой.

   "Зря я их позвал сюда, - опечалился ученик реаманта. - За полгода мы стали такими разными. Чужими друг для друга".

   - Как-то уже поздно. Мне, наверное, пора, - подрагивающим голосом произнес Аменир, вставая из-за стола. - Был рад с вами повидаться, хоть и по такому печальному поводу. Надеюсь, еще встретимся как-нибудь.

   Ранкир только кивнул в ответ. Ачек, не меняясь в лице, поднял руку в прощальном жесте. На стойке трактирщика Аменир оставил деньги и направился к выходу. У двери он обернулся посмотреть на друзей, но издали они еще больше походили на незнакомцев. Ученик реаманта вздохнул и вышел на улицу.

   До комплекса зданий, которые отвели Академии в Новом Крустоке, идти было совсем недалеко. Фармагики дополнительно выкупили в городе несколько домов, чтобы разместить там свои лаборатории. Из-за недавних событий их факультет можно считать практически единственным в Академии, алхимики и реаманты теперь всецело зависели от них. Хорошо хоть к Этикоэлу Тону лишний раз никто соваться не рисковал - старик известен своим крутым нравом.

   Освежающий ночной ветерок, развеивая тяжесть воздуха Евы, помогал дышать идущему по улице Амениру. Он старался выбросить из головы неудачную встречу с друзьями. В конце концов, в стране происходило непонятно что, у всех куча работы, незачем отвлекаться на всякую ерунду. В Алокрии обычно говорят: "Не время для любви". Видимо, и для дружбы тоже.

   "Что-то я забыл расспросить Ранкира о его жизни, - посетила Кара запоздалая мысль. - Хотя выглядел он здоровым и одет порядочно, только рукав в чем-то испачкал. Наверное, у него все хорошо".

   Придумывая для себя все новые сомнительные утешения, Аменир дошел до двухэтажного сутулого домика, в котором позволили разместиться реамантам Академии. Он осторожно, стараясь не шуметь, прошел внутрь и поднялся по скрипучей лестнице на второй этаж, где находились жилые комнаты и кабинет Этикоэла Тона.

   - Ты какого черта по коридору шатаешься? - раздался грозный голос старика за спиной ученика. - Разве ты не должен зубрить схемы Фвальс? И почему от тебя несет паленой кислятиной, которую местные по недоразумению называют вином?

   - Так ночь же, учитель, - вяло ответил Аменир.

   - Ночь? - удивился Этикоэл и посмотрел в окно. - Верно. Ладно, учеба на сегодня закончилась. Но это не повод ужираться этим поганым пойлом, да еще так поздно. Если решил отчаяться и пуститься по наклонной, то лучше проваливай сейчас же, чтобы я и времени своего на тратил на очередного недоучку.

   - Все не так, - возразил Кар, погруженный в странную апатию смешанную с беспокойством. - Я встретился со своими старыми друзьями на поминках нашего общего товарища, но... Все так сильно изменилось. Они совсем другие, я их не узнал.

   Этикоэл внимательно посмотрел на Аменира, стоящего перед ним с опущенной головой. "Друзья. Роскошь для человека науки. Он уязвим, его дружеские связи могут навредить делу, - подумал старик. - Но я вижу, что они отдаляются друг от друга. Это хоть и печально, но правильно".

   - Когда ты пришел поступать на факультет реамантии, - произнес Этикоэл, опершись на стену рядом со своим учеником. - Ты сказал, что хотел бы изменить мир к лучшему. Как ты думаешь, твоим друзьям есть место в лучшем мире?

   - Я вижу, что они несчастливы, хоть и убеждают себя в обратном. Разве в лучшем мире есть место несчастью и самообману? Сомневаюсь, - задумчиво сказал Кар и, подойдя к небольшому окну, взглянул на серо-коричневый пейзаж города. - Мы всегда имели свои личные причуды, но картина будущего была для нас понятна и светла. За прошедшие полгода наша жестокая реальность изуродовала моих друзей, и она доберется до всех рано или поздно.

   - И ты способен пожертвовать своими друзьями ради лучшего мира?

   - Только если будет необходимо, - не слишком уверенно ответил Аменир. - Они бы поступили так же. Это хоть и печально, но правильно.

   Ученик реаманта стоял спиной к своему учителю и не видел глубокой тени сомнений на лице старика. "На что же он способен в действительности?"

   Во время вступительного испытания Кар продемонстрировал огромную мощь своей внутренней энергии изменения реальности, а после этого изучал теоретические основы реамантии не жалея себя. Но что, если в нем сейчас говорят эмоции? Впрочем, рискнуть стоит.

   - А ты можешь изменить мир? - спросил Этикоэл тоном, не терпящим уклончивых ответов.

   - Да. Человек может сделать все, что способен представить.

   Хорошая поговорка. Морщины на лице Этикоэла немного разгладились, сомнения сменило присущее старику меланхоличное раздражение.

   - Тогда пошли за мной, - сказал Тон и потащил Аменира за собой. - Надоело с тобой возиться как с маленьким, настало время истинной реамантии. Может быть, хоть угробишь себя побыстрее, и у меня мороки меньше будет.

   Этикоэл не слишком вежливо втолкнул ученика в свой кабинет и стал рыться в ящике стола, разбрасывая вокруг какие-то бумаги и предметы, природа которых не имела ничего общего с настоящей реальностью. Впрочем, что еще можно было найти в личных вещах реаманта?

   - Ага, вот он, - сказал старик и с победоносным видом показал ученику кубик со сторонами размером в половину ногтя. - Обычно алхимический куб реамантии вживляется ученикам на втором году обучения. Но раз ты уже вдоль и поперек изучил всю теорию на несколько лет вперед, то можно сделать это сейчас.

   - Я стану настоящим реамантом? - ошарашено спросил Аменир.

   - Конечно, нет. Если свинопасу выдать корону, то он станет королем? Дальше учиться будешь, уже на практике с кубом. Только не поменяй себе мозги на дерьмо с его помощью.

   - Да, вы уже говорили эту шутку...

   - Шутку? - Этикоэл многозначительно приподнял бровь. - Ладно, пусть будет шутка. Ладонь сюда на стол положи.

   Аменир сделал, как ему велел учитель. Наконец он станет реамантом, и немыслимый простор удивительного мира вокруг откроет свои врата перед ним. Столько чудесного и невероятного таит в себе мироздание, во всем хочется разобраться, окунуться с головой в бесчисленные переплетения нитей реальности и истинную природу вещей. Совсем скоро это станет возможным!

   Старик до сих пор копался в ящике, пытаясь найти там что-то еще. Видимо, обнаружив то, что искал, он, кряхтя, распрямил спину.

   - А это будет больно? - спохватился Аменир, продолжая блаженно улыбаться своим мыслям.

   - Ну, как сказать... - протянул Этикоэл.

   И с размаху пригвоздил ножом руку ученика к столу.***

   - Да что у них там творится? - Маной Сар смотрел через окно на здание отведенное реамантам, из которого уже около часа доносились истошные вопли. - Лучше бы мы поселили этих психов куда-нибудь на окраину, а здесь разместили еще одну лабораторию. Может отправить кого-нибудь туда?

   - Не стоит. Кричит только один человек, если бы там происходило что-то серьезное, то остальные уже обратились бы за помощью, - ответил Шеклоз Мим, лениво рассматривая скромный, но чистый кабинет фармагика. - К тому же, насколько я знаю, у вас это не редкость.

   Маной сверкнул глазами, обернувшись к главе Тайной канцелярии. Шпион его ужасно раздражал, и не только из-за своей улыбки и напыщенного спокойствия, от него постоянно исходило какое-то напряжение и угроза. Скользкий тип. Заявился в городок Академии посреди ночи, стал приставать с какими-то глупыми вопросами, предлагал выпить, а теперь еще и намекает на что-то.

   - О чем вы, мастер Мим?

   - Я сначала подумал: а почему факультет фармагии выкупает дома с просторными и глухими подвалами, - задумчиво глядя на какую-то жидкость в колбочке, произнес шпион. - Походил, посмотрел, послушал. А там оказывается у вас хозяева домов сначала проходили лечение, а потом еще кое-какие горожане пожаловали лечиться к фармагикам. Только в Новом Крустоке они почему-то считаются пропавшими без вести. Вот странно, да? Я все думаю, к чему эти совпадения...

   - Хватит, - оборвал его Маной. - Давайте начистоту. Чего вы хотите?

   - О, я желаю лишь процветания этой несчастной страны. Как горько видеть всеобщий упадок на грани гражданской войны между Илией и Марией...

   - Хорошо, спрошу иначе. Что вы хотите от меня?

   - Я просто зашел пообщаться, убедиться, что вы хорошо устроились на новом месте, - ответил Шеклоз, швырнув в лицо фармагику свою жуткую улыбку. - С чего мне хотеть что-то от вас лично?

   - Значит, я сам должен это сказать? Хорошо, - Маной Сар отошел от окна и сел за свой стол, незаметно поправив под плащом небольшой пузырек с ядом. - Вы повлияли на решение короля Бахирона, дабы я занял пост главы Академии, хотя сразу же догадались, кто именно убрал старика Патикана Феда. Затем вы также настояли, чтобы меня включили в Комитет, но ведь никакой очевидной пользы для объединения страны Академия не принесет, зато я обрел полную власть над финансированием и определением дальнейшего курса Академии как комит. Наконец, вы знаете об опытах над людьми в подвальных помещениях наших лабораторий. Я повторю свой вопрос: что вы хотите?

   Шеклоз машинально кивал, соглашаясь с каждым словом своего собеседника, и раздражающая улыбка не сходила с его лица. Но как только фармагик замолчал, шпион разочарованно скривился.

   - Вы меня недооцениваете, мастер Маной. Что же вы не упомянули вспышки эпидемий? Не утруждайте гостя, будьте добры, расскажите сами.

   - Вот как, и это тоже? Хорошо, так и быть, - согласился фармагик, аккуратно откупорив пузырек. - Не знаю как, потому что никаких следов, которые привели бы вас к факультету фармагии, нет и быть не может, но вы узнали о нашем небольшом предприятии. Мы провоцируем вспышки эпидемии в разных регионах страны, ориентируясь в основном на богатых и влиятельных людей, чтобы потом их же вылечить. Мы получаем деньги и приобретаем полезные связи, а с людьми ничего плохого не происходит. Если не считать случайные жертвы, в лечении которых мы не заинтересованы.

   По полу кабинета заструился голубоватый дымок, медленно подползая к ногам ночного гостя. Маной не мог отпустить эту ищейку, после того как убедился, что он все знает. Слишком опасно, Шеклоз стал угрозой для будущего фармагии. Не исключено, что у него есть подстраховка и он уже передал кому-нибудь все сведения, но стоило рискнуть и избавиться от этой занозы. С остальными препятствиями можно разобраться позже. Такова уж цена науки. С тех пор как Сар стал главой Академии, благодаря экспериментам удалось продвинуться далеко вперед, поэтому нельзя позволить кому-либо уничтожить дело всей его жизни именно сейчас, в одном шаге от успеха.

   - Прекрасно, мне это нравится.

   Нравится? Дымок завертелся на месте, изящно клубясь в воздухе. Шеклоз наконец отвернулся от полок с разноцветными колбами, которые разглядывал с таким интересом, и, поморщившись, посмотрел поочередно на ядовитые испарения и на фармагика.

   - Бросьте, мастер Маной, я вам не угроза, - произнес Мим, аккуратно обходя голубоватое облачко. - Мне нравится то, что вы делаете. Это идет на пользу Алокрии, даже если вы преследуете какие-то собственные цели. Чего я хочу? Я хочу, чтобы вы продолжали свою деятельность. Больше вспышек эпидемий, больше денег и влияния. Богатство меня не интересует, можете распоряжаться своими средствами самостоятельно, вы все-таки комит. Но ваше новоприобретенное влияние очень сильно пригодится Комитету, когда закончится гражданская война. Вот мое предложение - вы поддерживаете Комитет, а я буду оказывать вам всяческое содействие и прикрывать те ваши действия, которые могут вызвать возмущение в обществе.

   - Заманчиво, - протянул Маной Сар, живо представив открывающиеся перспективы. - Значит, хотите воспользоваться связями фармагиков, чтобы укрепить свою власть после войны?

   - Не свою, а Комитета. Поверьте, я знаю, как будет лучше для страны.

   "Так вот как я выгляжу, когда рассуждаю о цене науки, - подумал Маной, стараясь смотреть собеседнику прямо в глаза и не обращать внимания на пугающий оскал. - Странное чувство".

   Голубоватый дымок смертельного яда изящными полупрозрачными волнами вернулся во флакон, и пробка, тихо скрипнув, заперла его внутри.

   - Хорошо, думаю, мы договорились.

   Маной Сар и Шеклоз Мим пожали друг другу руки, а из домика реамантов в очередной раз донесся хриплый из-за сорванного голоса крик боли.

   Глава 11

   Илид По-Сода шел по улице небольшого приграничного города Тольда. Дул сильный ветер, но даже сквозь его завывания до слуха диктатора доносились слабые стоны раненых и потрескивание догорающих укреплений гарнизона.

   Это был один из небольших городков, которые стояли на границе Марии и Илии, но большинство населения здесь представляли марийцы. Однако когда к Тольде подошли войска республики, оказалось, что он был покинут жителями, остался только небольшой гарнизон из королевских солдат. Со своих примитивных укреплений они выкрикивали оскорбления в адрес республиканской армии, проклинали ее, а посыльных Илида осыпали стрелами, отказываясь идти на переговоры с изменниками. Теперь большинство защитников мертвы, а остальные попали в плен. Но даже в неволе они продолжали демонстрировать презрение к мятежникам и насмехаться над марийской республикой, от которой сами марийцы бегут из своих городов.

   Но почему?.. Тольда безо всяких территориальных споров принадлежала землям Марии, но почему из нее ушли люди, когда Илид пришел освободить ее от деспотии Бахирона? Вероятно, их угнали отсюда насильно, возможно, даже обратили в рабство.

   Посреди небольшой торговой площади, где еще утром местные торговцы выкладывали на прилавки свои товары, царила разруха. На месте амбара зияло черное пятно копоти, окруженное прогоревшим каркасом из балок, на улице валялись растоптанные овощи, кое-где были видны следы крови.

   Сегодня днем, как только армия Илида прорвала внешнее кольцо укреплений Тольды, диктатор сразу же отдал приказ продвигаться к центру города, чтобы лишить гарнизон возможности объединиться и подготовиться к бою. Впрочем, солдаты королевской армии и не собирались так поступать - они просто не додумались до такого, а более или менее опытного командира у них не имелось. Защитники Тольды были расколоты на две средние по величине группировки и десяток небольших отрядов, никак не связанных между собой. Они стали легкой добычей для армии республики, но не сдавались до последнего. И здесь, на торговой площади, диктатор Марии лично участвовал в уничтожении небольшой группы из гарнизона.

   Молодые парни, скорее всего, подались в армию короля Бахирона, чтобы материально помочь своим родственникам или наоборот - выбраться из своего родного захудалого селения через военную службу. Им несколько раз было предложено сдаться, но они упорно продолжали сражаться, хоть нападающие и превосходили их числом. Не убиты из них лишь те, кто был серьезно ранен и просто не мог больше держать оружие в дрожащих от усталости руках. Но зачем с таким рвением защищать практически пустой городок зная, что хлипкие оборонительные сооружения не уберегут гарнизон Тольды от неминуемого поражения?

   Что-то хрустнуло под ногами Илида По-Сода, он взглянул вниз. Капустный лист. Да, верно, ведь это именно он опрокинул прилавок с капустой, чтобы подойти к группе противника с фланга. Скольких он убил: двоих, троих? Троих, потому что парень с болтающейся на коже рукой и выпущенными кишками обезумел от боли и стал метаться между своими и чужими, пока не напоролся на меч товарища. Бой продолжался недолго. Но для него прошла целая вечность, пока он лежал под ногами соратников и врагов, единственной здоровой рукой придерживая собственные потроха, а скользкие и теплые внутренности не слушались его и постоянно норовили проскочить между пальцев. Илид видел его, этот парень лежал на боку. Его муки могли закончиться быстрее, если бы он перевернулся на спину и захлебнулся кровью. Но рука была отрублена, ноги не слушались, болевой шок предательски парализовал все тело, оставив одну лишь агонию. Сколько времени он пролежал там, ожидая своей смерти, что чувствовал, о чем думал...

   - Старею, - пробормотал Илид. - Размяк совсем. Больше десяти лет не был в настоящем бою.

   Но ведь и это сражение за Тольду сложно назвать боем. Обычная резня, бессмысленные жертвы, бесполезное кровопролитие. И все это из-за клочка земли, который и так принадлежал марийской республике. Какой-то бред.

   Мимо диктатора вели очередную вереницу пленников, и Илид жестом остановил конвоирующих их солдат Марии.

   - Диктатор По-Сода, эта группа была разбита у северо-западной окраины города, где они поджидали нас в засаде, - доложил командир конвоя. - Больше врагов в том районе обнаружено не было, думаю, это последние. Ведем к остальным.

   - Хорошо, - кивнул Илид и подошел к одному из пленных защитников. - Как твое имя?

   Солдат взглянул на вопрошающего единственным глазом. Его правая рука висела плетью, а на теле было множество ссадин и порезов, которые были наспех перевязанны, чтобы пленник не истек кровью.

   - Рент По-Евес, - ответил он.

   - Это марийское имя, - подметил Илид. - Если ты из Марии, то почему остался в королевской армии, а не перешел на нашу сторону?

   - Я давал присягу королю Бахирону Муру, поклялся защищать Алокрию. А вы, мятежники, несете лишь разрушение, хотите уничтожить нашу спокойную жизнь.

   - Мы сражаемся за будущее Марии, республики со свободными и равноправными гражданами. Мы стараемся избегать кровопролития и готовы принять каждого, кто разделяет наши взгляды.

   Раненый защитник хотел было засмеяться, но тяжело закашлялся. Наконец, отдышавшись, он с кривой ухмылкой обвел здоровой рукой пожарища в центре города, окоченевшие трупы, уничтоженные прилавки, полуразрушенные здания, из которых выбивали оставшихся защитников, и своих изувеченных товарищей.

   - Свободные люди? Избегаете кровопролития? - пленник сделал несколько шагов к Илиду, но его оттолкнул древком копья один из конвоиров. - Диктатор По-Сода, не так ли? Посмотри вокруг, диктатор. Зачем ты это сделал?

   - Волей собрания республики я назначен диктатором Марии, и одной из моих обязанностей является защита границ государства, - раздельно произнес Илид, словно отчеканил слова. - Этот город находится на территории республики, но он до сих пор был оккупирован королевской армией Бахирона, поэтому моим долгом было...

   - Ты сам себя слышишь, диктатор? - нагло перебил его раненый солдат. - Государство, границы, оккупация королевской армией... Бред какой-то, и вообще я не об этом спрашивал. Зачем ты это делаешь?

   Илид внимательно посмотрел на одноглазого пленника. "Зачем я с ним разговариваю, он все равно ничего не понимает. Какой-то сопляк из королевской армии вздумал учить меня. Хочет потакать эгоизму монархии - пусть потакает. Но... он же мариец, почему он обернулся против нас?"

   - Я хочу, чтобы моя родина, республика Мария, была свободна и вступила в эру процветания и покоя, - уверенно ответил По-Сода. - Мы не предатели Алокрии, мы - честные сыны Марии. А вы забыли землю, где появились на свет, ее устои и ценности, дав молчаливое согласие Бахирону на собственное унижение...

   - Диктатор, ты совсем глупый?

   Командир конвоя со всей силы ударил пленника в лицо. Парень рухнул на землю, выплевывая обломки зубов и кашляя кровью, его раненная рука неестественно закинулась за спину. Илид жестом остановил своего подчиненного.

   - Что ты имеешь в виду? - спросил он, наклонившись к корчащемуся на земле защитнику Тольды.

   - Мы хорошо жили, - сквозь стоны произнес пленник. - Не богато, но и не голодали. Как и все жители нашего тихого городка. Были тяжелые времена, были спокойные, но мы все жили здесь и были счастливы. Я и мои товарищи - мы не из армии Бахирона, мы обычные ополченцы Тольды, которым законом Алокрии предписано защищать свой дом, когда к нему подходят враги. Нам было очень хорошо в старом спокойном мире! Ты, диктатор По-Сода, несешь с собой одни разрушения, скатываешь Марию в огромный ком лицемерия! Не будет у вас никакой свободы и равноправия, это то, что уже было в Алокрии, пусть не по всей стране, но между родственниками, друзьями и соседями! Ты, диктатор, пришел и разрушаешь нашу спокойную жизнь, насильно подвергая все изменениям! О каком покое ты говоришь, диктатор, он же уже был у нас! Так ответь мне: зачем ты это делаешь?!

   Илид помог подняться пленному ополченцу, у которого из единственного глаза текли слезы.

   - Когда ты это поймешь, - тихо сказал По-Сода. - Приходи ко мне. Не беспокойся, я позабочусь, чтобы ты и твои товарищи, как и все жители Тольды, ни в чем не нуждались и не терпели никаких унижений. Просто прими правду, я был вынужден так поступить ради будущего нашей родины.

   Диктатор отдал приказ конвою, чтобы накормили и оказали помощь всем раненым, и пошел прочь. Ему было над чем подумать.

   - Моя родина - Алокрия... - донеслись до него слова уходящего одноглазого солдата.

   Илид остановился и обернулся. Вереница пленников медленно брела по торговой площади, но конвоиры их не подгоняли, помня данное защитникам Тольды обещание диктатора. Вскоре они скрылись за ушлом одного из полуразрушенных зданий.

   Слова ополченца нельзя было просто проигнорировать.

   - Сколько еще марийцев забыли, что они - марийцы... - задумчиво пробормотал Илид.

   Он остановился и тяжело вздохнул. Если не до кого доносить идеалы республики, то, может быть, это никому и не нужно? Если люди счастливы в старом мире, то зачем строить новый? "Зачем ты это делаешь?", - звучал в голове диктатора голос одноглазого пленника.

   - Действительно, размяк, - диктатор Марии стоял на окраине торговой площади и машинально раскидывал сапогом потоптанные овощи. - Я знаю, что поступаю правильно и только так можно достичь лучшего будущего для республики. Мнение этого парня ничего не меняет. Даже если это мнение разделяют остальные жители приграничных городов, то это не проблема. Истинные марийцы поддержат нас.

   Но еще одна мысль не давала ему покоя. Оказывается, это были ополченцы Тольды, а не армия Бахирона. Значит, солдаты короля до сих пор находятся в Илии, пусть и недалеко от границы с Марией. Мур до сих пор не ввел войска, неужели он действительно позволит республике окончательно отделиться от Алокрии?

   "Скорее всего, это работа Комитета, - размышлял Илид. - Комиты несколько раз обращались ко мне, они хотели убедиться, что я не собираюсь развязывать полноценную гражданскую войну. Возможно, от этого шага они удерживают и Бахирона. К ним стоит прислушиваться, ведь скоро Мария полностью сформирует свою государственную границу, и тогда настанет пора переговоров. Нельзя портить отношения с Комитетом, это очень ценный союзник. Может быть, нам и удастся найти общий язык с Илией..."

   Кажется, людям неплохо жилось под властью короля. Но это только оттого, что они не знали настоящей свободы. Илид По-Сода должен донести до них великие идеи равенства, чтобы каждый смог приобщиться к благополучию республики. На примере Марии он покажет, как способна процветать страна, избавленная от гнета монархии. Жители Илии увидят, что их соседи живут счастливо, и сами пожелают вступить в свободное будущее без короля! Вот зачем Илид делает это. Но Бахирон...

   "Бахирон силен, и он ни за что не отдаст треть Алокрии, страны, которую он считает своей собственностью. Король стремится к абсолютной власти, а тут - мятеж целой провинции. Почему он до сих пор не ввел войска в Марию? Нельзя недооценивать искусность комитов, но вряд ли его удерживает один лишь Комитет. Неужели он..."

   Определенно, Бахирон до сих пор верен старой дружбе с Илидом, он помнил их общие ратные подвиги и часы скорби по павшим товарищам. Король ничего из этого не забыл, и он страдает от предательства своего лучшего друга и соратника. И поэтому, даже имея армию почти в два раза превосходящую по силам мятежных марийцев, он не мог начать наступление, не мог развязать гражданскую войну. В подобном противостоянии не будет победителя, одни лишь проигравшие.

   Это жестокий мир.

   Илид остановился на узкой улочке, где еще недавно шел ожесточенный бой. Напрасный бой. Потрескивали догорающие щепки от баррикады, по домам расползлись черные следы копоти. Алые брызги на стенах и кровавый след чьей-то руки. Диктатор подошел к нему и приложил свою ладонь к отпечатку. Маленький. Этот человек был очень молод. Возможно, он соврал о своем возрасте, чтобы вступить в ополчение и защитить свой дом и семью. А оставил после себя только жуткий безмолвный рисунок.

   - Да нет, я не размяк, - возразил самому себе Илид. - А поумнел.

   Они оба неправы: и Бахирон Мур, и Илид По-Сода. Первый ставил монархию в абсолют, проповедовал старые традиции как единственно верную истину, которой должны следовать люди. Но Алокрия переросла их, прошло много лет, и теперь ей требуются существенные изменения, ее надо растормошить, чтобы на теле прекрасной страны не образовались пролежни. И становление Марии как республики послужит этой благой цели.

   Но и Илид не прав. Методы диктатора балансируют на грани добра и зла, беспредела и справедливости. Насколько благи его намерения и благородна цель, если за них приходится платить такую цену? Даже сейчас, когда республика близка к началу эпохи расцвета, он оставался предателем. Предателем страны и давней дружбы.

   По-Сода сжал измазанную сажей и кровью ладонь в кулак. Решено, нельзя сворачивать на полпути. Он сейчас же направится в ставку командования республиканской армии и даст приказ продвигаться дальше вдоль земель Илии. Настало время восстановить Марию в ее изначальных границах. А затем останется только положиться на Комитет.

   "Комиты - достойнейшие люди, которые любят свою страну, и я уверен, что они видят недостатки правления Бахирона. Они смогут убедить короля пойти на уступки, принять опыт и идеи Марии. Старый друг, ты уже отпустил меня однажды, так прислушайся же к голосу разума еще раз. Благодаря Комитету мы сможем благополучно завершить раздел Алокрии и вместе создать лучший мир с независимыми друг от друга Марией и Илией".

   Пусть это все быстрее закончится.

   Илид По-Сода стремительно зашагал в направлении республиканского лагеря. Осталось всего несколько пограничных городов, и Мария станет самостоятельной целостной страной. Тольда была ошибкой, здешние марийцы уже забыли, кто они есть на самом деле. Но с остальными городами все будет иначе, республиканскую армию встретят как героев и освободителей. Мария вступит в новую эру.

   А когда все закончится, начнутся мирные переговоры благодаря Комитету, в благоразумие и справедливость которых так верил Илид. И самым первым требованием марийцев станет суд. Спектр Церкви Света Карпалок Шол должен быть осужден и казнен за свои преступления.***

   - Да как они посмели...

   С момента исхода Светоносных монахов прошло уже много времени, но с таким ударом Карпалоку было тяжело справиться. Он находился на посту Спектра более двадцати лет, и все эти годы ему приходилось наблюдать разложение и упадок Церкви, как она теряла остатки былого влияния, а люди переставали выказывать какое-либо уважение Свету, веруя в него лишь по сложившейся в Алокрии традиции. Но когда Светоносные покинули монастырь, даже фееричный акт веры был забыт, а народ усомнился в святости Церкви. Религия, ставшая почти полоностью формальной, стремительно приближалась к своей гибели.

   - Как они посмели?! - кричал Карпалок, стоя перед зеркалом в своих покоях.

   Спектр ушел в затворничество с момента раскола страны. Несколько раз он пытался завязать разговор с Бахироном об их общем будущем, но король постоянно уходил от темы. Видимо, он оставил идею абсолютного правления Владыки Света, пойдя на поводу у своего мятежного друга. Кто бы мог подумать, что такой властолюбец, как Мур, позволит какому-то марийцу оскорбить себя лицом к лицу, а затем еще и отпустит наглеца, добровольно отдав почти половину страны восточной деревенщине. "Еще и эти проклятые Светоносные вылезли из своей норы, окончательно подорвав доверие к моей Церкви! Какой толк от пустой оболочки религиозного института и инквизиции, способной лишь пытать сектантов в подвалах собора?.."

   - Пустота, немощность, нелепая вера... Больше ничего не получится, верно? - нервно посмеиваясь, спросил Спектр свое отражение. - Впрочем, я и двадцать лет назад знал, что все закончится именно так. Никому в этой стране не нужна Церковь Света, время ее величия давно прошло. Последняя надежда возлагалась на этого спесивца Бахирона, но и он отказался от идеи Владыки Света. Идиот.

   Монахи, которые воплощали собой идеалы Церкви, покинули свой монастырь при Донкаре. Что это может значить? Нет, Карпалок не так безнадежно набожен, чтобы верить в наступающий Конец Света. Ранее он и не задумывался об общине Светоносных, считая их простым приложением к религии - они есть, ну и ладно. Народ всегда с трепетом относился к ним, так почему бы не использовать все мифы, которыми была окутана эта таинственная братия. Ведь Спектр сохранял остатки своего влияния только за счет подобных сказок, внушающих людям священный трепет перед высшими силами. Но монахи просто ушли, моментально втоптав в грязь остаток авторитета алокрийской Церкви. Как можно уважать ее и верить в церковные проповеди, когда от нее сбежали сами воплощения Света?

   - И что ты будешь делать, Карпалок?

   Этот вопрос Спектр задавал себе уже не первую неделю. Ежедневно он часами стоял перед зеркалом, спрашивал себя и внимательно вглядывался в свое морщинистое отражение, ожидая ответа. Но лицо изможденного старика молчало и взирало на него глазами, в которых читалось отчаяние и лихорадочный калейдоскоп мыслей.

   - Ничего. Здесь я ничего не буду делать.

   Решение пришло внезапно, старик даже растерялся от неожиданности. Все это время он пытался возродить алокрийскую Церковь, вернуть ей былое величие, влияние и богатство. Но на самом деле надо просто позволить ей окончательно умереть, хватит вытягивать из болота жертву, смирившуюся со своей гибелью.

   Карпалок вышел из своих покоев и подозвал первого встречного послушника.

   - Позови генерала инквизиции Апора По-Трифа, - приказал он и вернулся к себе.

   Идея есть, но до прихода инквизитора надо было придумать, как воплотить ее в жизнь. Поспешил? Нет, самые верные решения приходят первыми, остальное - лишь домыслы и сложные планы, которые порождают все новые проблемы и ошибки.

   Апор не заставил себя долго ждать. Генерал вошел в покои Спектра и молча опустился на одно колено перед ним. Он давно решил для себя безоговорочно следовать приказам Карпалока, запечатав свои сомнения глубоко в душе. Преступны приказы Спектра или нет - перед Светом отвечать только ему. Инквизиция - орудие Церкви, а значит, надо выполнять свой долг, во что бы то ни стало. Апор По-Трифа придерживался мнения, что сомневаться может каждый, а верить - только сильный духом. И поэтому верил Спектру, переступая через свою слабость и колебания.

   Карпалок Шол выглядел ужасно, но он постарался придать своему образу еще более изможденный и страдальческий вид. Опираясь на мебель и стены дрожащими руками, старик двинулся к Апору, глядя сквозь него невидящими глазами. Генерал поднялся с колена и поддержал Спектра, когда то приблизился.

   - Веруешь ли ты в Свет, инквизитор? - слабым голосом спросил глава Церкви.

   - Верую и всецело отдаю себя ему, - без промедления ответил Апор.

   - В эти темные времена я молился и вопрошал Свет, - еле слышно продолжил Карпалок. - И мне был дан ответ. Светоносные монахи предали нашу священную веру, поддавшись мерзкой ереси фасилийцев. Они двинулись на северо-восток, чтобы пересечь Силофские горы и примкнуть к Фасилии, пороча Свет Истинный и Неугасаемый.

   - Что? Зачем? - опешил инквизитор.

   "Это какой-то бред, но... так сказал Спектр".

   - Готов ли ты в очередной раз стать орудием Света и покарать неверных?

   В комнате повисла тишина, и с каждым мгновением она нарастала все сильнее, давя Апору на виски. Чем дольше стояла пауза, тем сильнее он терзался сопротивлением возрастающему сомнению, убеждая себя в истинности слов Спектра.

   - Выступить против Светоносных? - севшим голосом уточнил инквизитор.

   - Стереть их с лица земли, дабы они не омрачали Свет своим существованием.

   - О них ходит много слухов...

   - Это обычные слухи, Апор, которые они распускали, чтобы затем посеять сомнения в светлых сердцах людей своим исходом, - Карпалок закашлялся, впившись костлявыми пальцами в плечи генерала, чтобы не упасть. - Мне был дан ответ, мой верный друг. Нужно созвать великий поход инквизиции, который избавит мир от этой напасти. Поведи за собой всех инквизиторов, сделай это. Я спрашиваю еще раз: готов ли ты стать орудием Света?

   - Но если монахов всего около ста двадцати человек, а их способности преувеличены ложью, то зачем выступать против них всеми силами инквизиции?

   "Кажется, я ухожу от ответа. Снова сомнения? Но ведь так сказал Спектр... Да это же сущий бред! Однако так сказал Спектр..."

   - Не будь столь заносчив, Апор! - глаза старика на мгновение вспыхнули гневом. - Я передаю тебе волю Света и спрашиваю в последний раз: готов ли ты стать его орудием?

   "Ненавижу, ненавижу себя! За эти сомнения, за нелепые домыслы! Почему так тяжело поверить ему, ведь он же Спектр! Я ненавижу..."

   - Приступаю немедленно, - спокойно произнес инквизитор и, не дожидаясь какой-либо реакции Карпалока, вышел из его покоев.

   Спектр остался доволен собой. Пусть Светоносные и инквизиция убивают друг друга, жалкие остатки алокрийской Церкви должны обратиться в прах. А сам Карпалок Шол направится в то место, где его оценят по достоинству...

   Апор По-Трифа не видел торжествующего выражения лица Спектра, он направлялся на встречу со своей судьбой.

   Делай то, что должен. Сомнения - грех, сила в духе и вере. Светоносные монахи стали отступниками алокрийской Церкви Света. Полный абсурд, но такова реальность. В конце концов, почему это не может быть правдой? Король Бахирон Мур, который некогда жестоко расправился со своим родным дядей, мятежным регентом, сам отдал в руки восставшего Илида целую провинцию. Он всю жизнь стремился к абсолютной монархии, а затем воссоздал Комитет, наделив комитов доселе невиданной властью. Так почему Светоносные монахи не могли предать истинную Церковь и переметнуться к фасилийским еретикам? Безумный и лживый мир.

   Решение уже принято, но мысли так просто из головы не выбросить. В своих размышлениях Апор не заметил, как оказался у входа в катакомбы под собором, где располагалась инквизиция. Толкнув тяжелую дверь, он вступил в затхлый полумрак подземелья, освещаемого тусклыми кристаллами, которые некогда были созданы алхимиками из Академии. Здесь проходили допросы и вершился суд Света, после которого еретики безжалостно уничтожались, а невиновные обретали вечный покой, выдержав все испытания, уготованные инквизиторами. Продуманная планировка тоннелей и залов не давала крикам и стонам вырваться на поверхность. Если ты сознался в своей вине во время допроса - умрешь, если ты не сознался - будут пытать до самой смерти, а когда она наступит, ты сможешь слиться со Светом, оставшись верным ему в самый темный час своей жизни. Праведный суд - священный труд инквизитора. Никто из них не сомневался в своих поступках, они верили в вершимое ими правосудие.

   "Все верно, в этом суть алокрийской инквизиции Церкви Света. Мои сомнения - грех", - вынес себе вердикт Апор. Он вошел в первую попавшуюся пыточную и выхватил из жаровни прут. Задрав левый рукав рубахи, он вонзил в свое предплечье раскаленный металл.

   "Грех".

   Раздалось тихое шипение, которое вскоре сменилось свистом и хлопками лопающихся пузырей кипящей кожи. Прут жадно вгрызался в руку, оставляя по краям раны бурлящее месиво из крови и плоти, медленно покрывающееся плотной коричневой коркой, которая трескалась и разбрызгивала желтоватую сукровицу.

   Когда Апор перестал чувствовать левую руку, он выдернул из нее прут и медленно выдохнул. В воздухе повисла почти родная для инквизитора вонь горелой кожи и паленого мяса, но сейчас она означала освобождение. За все время собственной экзекуции По-Трифа не издал ни звука и теперь наконец обрел душевное спокойствие. Он выжег отраву сомнений и доказал себе силу собственной веры. Блаженство.

   - Генерал, могу я забрать инструмент? - раздался низкий голос из темного угла пыточной.

   Каматор Тин, главный дознаватель и второе лицо после Апора По-Трифа в инквизиции алокрийской Церкви. Угрюмый палач, который почти забыл, что такое улыбка. В его обязанности давно уже не входили пытки, да и сам он их терпеть не мог. Но еще больше он ненавидел еретиков, и из-за своего рвения в очищении мира, Каматор лично истязал незадачливых смертепоклонников из катакомб и стоков Донкара. Он собственноручно пытал именно сектантов, но почему - никто не знал. Вероятно, они и стали причиной, по которой он решил посвятить себя Свету. Хотя больше похоже, что инквизиция просто стала оправданием для его мести.

   - Держи.

   Дрожа то ли от боли, то ли от экстаза, Апор передал орудие пытки.

   - Остыл уже, - пробормотал дознаватель, засовывая прут в жаровню.

   Он даже не спросил о том, что сейчас сделал генерал и зачем. Его логика проста - если Апор По-Трифа так поступил, то это необходимо. Кроме того, Каматор был занят своим делом. На стене в углу висел окровавленный доходяга, который что-то бессвязно бормотал и истерично посмеивался.

   - Сектант? - кивнул в его сторону Апор.

   - Да. Для Алокрии настали тяжелые времена, и они это чуют. Вылезают из своих вонючих подземелий. Крысы...

   - И как?

   - Тяжело с ними, - Каматор с хрустом потянулся и достал прут, который успел снова раскалиться. - Устал. Они только радуются боли и восторгаются смертью. Да и кончаются быстро, посмотри на него - кожа да кости. Но сейчас я...

   - Оставь его, у нас есть дело намного важнее.

   Дознаватель остановился и послушно положил инструмент обратно в жаровню.

   - Созывай всех инквизиторов, - приказал Апор. - Мы идем в священный поход. Как только все соберутся, сразу выдвигаемся.

   Каматор кивнул, подошел к парню в углу, прошептал: "Виновен", - и коротким движением свернул ему шею. Вытерев руки, он вернулся к генералу.

   - Куда?

   - Силофские горы. Уничтожать Светоносных монахов, отступников, - коротко ответил По-Трифа, придерживая левую руку, которая навсегда потеряла чувствительность.

   Главный дознаватель снова кивнул и вышел из пыточной камеры, обозначив свое крайнее изумление лишь слегка приподнятой бровью. Лишние вопросы ни к чему. Ведь его логика проста - если Апор По-Трифа так поступает, то это необходимо.

   Глава 12

   Комитет редко собирался в полном составе, в основном все вопросы Шеклоз Мим, ставший негласным главой нейтральной стороны алокрийского конфликта, решал лично с каждым из комитов, в зависимости от того, что требовалось сделать. И подозрения насчет истинных целей главы Тайной канцелярии со временем стали возникать не только у Касироя, который хотя бы был частично посвящен в его планы.

   Пришла пора решительных действий, и поэтому Шеклоз собрал всех комитов и наместника Евы во дворце. Раскрывать карты - это всегда большой риск, особенно в таких опасных играх. Но настал тот момент, когда вслепую использовать своих коллег он больше не мог. Если все получится, то часть инициативы в новом общем деле будет переложена на плечи всех членов Комитета. Шеклоз все же не всесилен.

   - Есть три варианта нашего поражения, - категорически заявил Мим, когда все собрались в приемной наместника. - Первый и наиболее вероятный из них - начинается гражданская война, и король Бахирон Мур одерживает полную победу над республикой.

   - Меня бы это устроило... - пробормотал Ером По-Геори.

   - Неудивительно, ведь вы - уважаемый всеми королевский наместник Евы, - ехидно заметил Шеклоз, сделав особо язвительный акцент на последнем слове. - Если Бахирон победит, то про вашу забытую провинцию никто так и не вспомнит, что вас вполне устраивает. Наживаться за счет нищего населения, тешиться ничтожной властью третьесортного наместника, да?

   Комит колоний Мирей Сил негромко кашлянул в кулак. Высказывание главы Тайной канцелярии было достаточно грубым, хотя он озвучил то, о чем подумали все присутствующие. Ерому оставалось только обиженно буркнуть что-то себе под нос и вжаться в кресло.

   - Как вы понимаете, в случае победы Бахирона нас ожидает участь быть забытыми точно так же, - обратился к комитам Шеклоз. - Рано или поздно, но, скорее всего, именно рано, он вернется к своим идеям абсолютной власти, и никто его уже не остановит. Не будет никакого Комитета, и мы не сможем сделать нашу страну лучше, хоть и способны на это.

   Такой расклад не вызвал особого отклика у комитов. По сути, они и сейчас мало что решали, а властью своей пользовались лишь Шеклоз Мим и Маной Сар. Иными словами, в приемной наместника царила апатия.

   - Второй вариант нашего поражения - начинается гражданская война, и побеждает в ней марийская республика. В лучшем случае мы станем какими-нибудь заштатными представителями чего-нибудь в собрании Градома, то есть никем. В худшем - нас будут судить как подданных короля и, наверное, казнят.

   А вот это сообщение разбавило обстановку вполне здоровым напряжением. Как бы то ни было, все присутствующие еще могли позволить себе остаться без должности, ведь оставались поместья, деньги, связи и прочее, чем можно обеспечить себе и своим семьям спокойную жизнь и даже новую карьеру. Победа марийцев в гражданской войне представлялась с трудом, но если это все-таки произойдет, то комиты будут снесены волной изменений. Насмерть.

   - И каков же третий вариант нашего поражения? - спросил комит финансов Касирой Лот, мелкими глотками попивая местное кислое вино, с которым он не расставался в последнее время.

   - Если гражданская война не начнется вообще.

   В зале повисла тишина. Касирой и Маной молчаливо соглашались с Шеклозом, будучи знакомыми с натурой их негласного лидера. Еромом же овладело дурное предчувствие. Вжавшись в свое кресло, толстяк бегал глазами по лицам присутствующих.

   - А разве мы здесь не за этим собрались? - настороженно спросил Мирей Сил.

   - Прошу прощения, что ввел в заблуждение, - сказал Шеклоз с легкой улыбкой. - Мы здесь не для того, чтобы остановить гражданскую войну и раскол. Мы собрались, чтобы сделать Алокрию лучше. У нас есть опыт, у нас есть средства, не хватает только власти и всенародной поддержки.

   Комит колоний и наместник Евы растерянно искали поддержку в лицах Касироя и Маноя, но наткнулись лишь на многозначительную ухмылку фармагика и равнодушную физиономию полупьяного финансиста. Приемная в очередной раз наполнилась тишиной, от которой готовы были треснуть стекла в витражах, а двери норовили сорваться с петель.

   - Пожалуй, с этого следовало начать наш разговор, - продолжил комит Тайной канцелярии. - Если говорить кратко - мы должны развязать полноценную гражданскую войну, чтобы потом остановить ее. Таким образом, Комитет станет спасителем Алокрии, обретет необходимую поддержку, а вместе с ней придет и власть, потому что Бахирон и Илид, уничтожив друг друга, освободят нам место. Увы, малой кровью не обойтись.

   - Из... Измена, - пробормотал Ером По-Геори. - Измена! Стража, схватите этого изменника, отдать его под суд короля Мура!

   - Не напрягайтесь, наместник, - холодно произнес Шеклоз. - Вы руководите городской стражей, но сегодня заседание Комитета охраняют мои люди из Тайной канцелярии. И все, кто пройдет через эти двери раньше меня, будут убиты. Прошу прощения за такие меры, но нам действительно нельзя покидать этот зал, пока мы не придем к единому решению.

   Ером еще сильнее вжался в свое кресло и дрожал как загнанный в угол зверек.

   - Вы нам угрожаете? - напряженно спросил Мирей Сил.

   - Я так убеждаю.

   - В таком случае, о каком едином решении может идти речь, мы - покойники, - подвел итог комит колоний. - Даже если умрем не от кинжала ваших вездесущих агентов. Мало нам было восстания марийцев, так теперь еще выступим против Илии? Может быть, сразу пойдем и сами себя в канаве утопим? На что вы вообще рассчитываете в своей нелепой затее и зачем вовлекли столько людей?

   - Мы не будем ни с кем сражаться, Бахирон и Илид сами сделают это за нас...

   - Выпустите меня! Выпустите меня, изменники, - закричал По-Геори, внезапно вскочив со своего места. - Я не хочу иметь с вами ничего общего, отпустите меня! Выметайтесь из Евы, здесь было тихо и спокойно, я хочу, чтобы впредь все так и оставалось!

   - Уважаемый наместник Евы, если вы еще раз меня перебьете, то я лично отрежу ваш язык, извините, - Шеклоз сверкнул влажным оскалом ровных острых зубов, придавая своим словам убедительности. - Вы нужны Комитету как ширма верноподданности королю Бахирону, вас никто зря не обидит. Я должен был ввести вас в курс дела только для того, чтобы вы по своему незнанию не наделали глупостей. Но ваше мнение абсолютно ничего не значит для нас, как никогда ничего не значило вообще для кого-либо. Поэтому просто сидите и молчите.

   Побледнев лицом, Ером с подрагивающей нижней губой медленно опустился в кресло. Лучше быть дешевым прикрытием, чем верным, но мертвым слугой короля.

   - Если вы закончили со своими угрозами, мастер Мим, или, как вы это называете, убеждением, - сдержанно, но с очевидным неодобрением произнес Мирей. - То мне хотелось бы выслушать ваши объяснения.

   - Мы не будем ни с кем сражаться, Бахирон и Илид сами сделают это за нас, - повторил Шеклоз. - Они развяжут войну на взаимное уничтожение, и когда настанет нужный момент, появимся мы, спасители Алокрии. Остановим раскол, возглавим страну, каждый будет распоряжаться в своей сфере деятельности, как это положено настоящим профессионалам. Таким должно быть управление в лучшем государстве, мы приведем Алокрию к расцвету!

   - Я не согласен, - короткой фразой Мирей оборвал вдохновляющую речь, поднялся с кресла и направился к выходу. - Закончим этот фарс. Хотите - приказывайте своим людям убить меня, но я не заинтересован в вашем сомнительном предприятии и намерен вернуться к королю Бахирону.

   - Вы служите королю или стране? - как бы невзначай поинтересовался Мим.

   Комит колоний остановился, взявшись за массивную ручку двери приемной. Вопрос, который за долгие годы службы ни разу не вставал перед ним, застал его врасплох. Немного погодя он отступил от двери на шаг и повернулся к остальным комитам.

   - В присяге есть оба пункта.

   - А что важнее для вас, мастер Сил? - настаивал Шеклоз.

   Мирей неторопливо подошел к свободному креслу и оперся на его спинку.

   - Когда я был адмиралом, я ходил по морю вдоль берегов Алокрии. Синие просторы воды и неба были мне домом. Но человеку тяжело без места, куда он мог бы вернуться. Алокрия была таким местом для меня. Я защищал страну, и буду защищать, - комит колоний выпрямился. - Но именно поэтому я не могу позволить вам уничтожить ее, выступив против короля.

   - Еще раз повторюсь, Комитет не собирается выступать против короля, и уж тем более не собирается уничтожать Алокрию, - весьма убедительно возразил Шеклоз. - Это Бахирон виноват в сложившейся ситуации, его правление привело к гражданской войне. Мы просто проследим за тем, чтобы неизбежное свершилось. Пусть перерождение этой страны начнется с крушения старого порядка. Монархия Мура сильно устарела и не отвечает современным условиям Алокрии. Республика Илида - больной и слабый младенец, который хоть и появился на свет, но долго не проживет. Обе системы несовершенны, однако Комитет объединяет в себе их лучшие качества. Страной должны управлять такие люди, как мы, надо только грамотно использовать момент.

   Мирей Сил внимательно оглядел всех присутствующих. Кажется, он один пытается сопротивляться безумным идеям Шеклоза. Но почему-то ему расхотелось уходить. Где-то в глубине души он понимал, что глава Тайной канцелярии прав и Алокрия нуждается в переменах, однако не таких, какие следуют за Илидом - разрушающие старые порядки, но не дающие достойной альтернативы. Прольется много крови, но бывшему адмиралу уже приходилось жертвовать людьми ради победы, ему известная цена человеческой жизни и того, что можно получить взамен.

   Фыркнув, Мирей обошел кресло и сел в него, стараясь не смотреть на шпиона.

   - Пока что я с вами. В конце концов, умереть всегда успею, - размеренно произнес он, стараясь держать себя в руках. - И хотелось бы выслушать ваши мнения, мастер Маной Сар и мастер Касирой Лот.

   - Я поддерживаю мастера Шеклоза, - взглянув на него осоловевшими глазами, ответил Касирой. - Один человек, как в случае с королем, никогда не справится с управлением страной должным образом. Но и когда много людей пытается руководить чем-либо, как в случае с собранием республики, то даже к самому простому решению они будут приходить долго и мучительно, погрязнув в спорах, распрях и гонке за собственными интересами. Это неконтролируемая толпа, в которую так легко затесаться ворам и мошенникам. Я считаю, что Комитет - достойная форма управления страной, хоть я и против всякого кровопролития. Но если так посмотреть, то мы ведь ни при чем, они сами друг друга поубивают на этой войне...

   - Я тоже склонен поддержать инициативы мастера Шеклоза, - согласился Маной Сар. - Академия занимается наукой, но кроме этого она является организацией, которой приходится управлять мне. Я в ней король, и я понимаю, как сложно быть единоличным правителем. Но у меня есть заместители, главы факультетов, начальники лабораторий и смотрители библиотек. Они равны между собой и способны справиться с любой проблемой Академии даже без моего вмешательства. Но в то же время я не подпускаю к власти в Академии каждого второго ученика или лаборанта, как марийцы, которые управляют страной собранием республики из огромной толпы "лучших". Масштаб, конечно, совсем другой, но я считаю, что Комитет прекрасно справится со своей задачей и без короля Бахирона Мура, и уж всяко лучше толпы марийских голодранцев. Главное, чтобы каждый из комитов занимался своим делом.

   Выслушав их, Мирей Сил долго сидел в своем кресле и напряженно смотрел Шеклозу в глаза. Наконец, он кивнул и, сокрушенно помотав головой, пробормотал себе под нос несколько крепких фраз в адрес шпиона и самого себя.

   - Я не одобряю ваши методы, и вы мне не нравитесь, - твердо произнес комит колоний. - Но я желаю для нашей страны только лучшего, поэтому не отказываюсь от участия в Комитете. Проклятье...

   - Видимо, к единому решению мы пришли, - подвел итог Мим со спокойной улыбкой, от которой Касироя в очередной раз всего передернуло. - Будем придерживаться моего плана и приведем Алокрию в лучший мир, созданный Комитетом.

   - К слову, о Комитете, мастер Шеклоз, - подал голос комит финансов, разочарованно посмотрев на пустую винную бутылку. - При Бахироне было семеро комитов, а нас всего четверо. Как мы будем управлять той же страной, не имея уполномоченных лиц по дипломатическим миссиям, армии и Церкви?

   Глаза наместника Ерома сверкнули, он немного приподнялся на месте, сказав:

   - Я мог бы...

   - Нет, вы не могли бы, - оборвал его Шеклоз, и наместник снова вжался в промокшую от пота спинку кресла, возвращаясь к бессмысленному разглядыванию царапин на столе. - А вот мы можем принять на себя их функции, немного изменив собственные сферы деятельности.

   - Хотите заставить казначея стать священником, а ученого командовать армией? - буркнул комит колоний. - Ваша затея становится все безумнее.

   - Нет, становиться посмешищем мы не собираемся, - улыбнулся шпион. - Я предлагаю следующие изменения. Когда Комитет придет к власти, мастер Мирей Сил, как человек военный, возьмет на себя командование армией и флотом, а в свою очередь передаст финансовую составляющую колониальной политики мастеру Касирою Лоту. Дипломатические миссии и отношения с соседними странами возьму на себя я, возможно, сделав Тайную канцелярию самостоятельной. Таким образом, все встанет на свои места, флот и армия будут под контролем у одного человека, вся экономика страны - у второго, политика - у третьего. И эти люди идеально подойдут своим ролям.

   - Пожалуй, да, - нехотя согласился Мирей. - У меня от бумажек и всяких "груз пришел - груз отправлен" голова разбаливается.

   - Верно, - подхватил Касирой. - А у меня вечно проблемы возникали в расчетах из-за того, что финансовые вопросы колоний проходили мимо меня.

   - Мы кое-что забыли, - подал голос Маной Сар. - Как быть с Церковью? Для нее тоже был отдельный комит при Бахироне. Только учтите, я ни на что не напрашиваюсь, мне хватает и Академии.

   - Комит Церкви и сама алокрийская Церковь себя изжили и не понадобятся в будущей Алокрии, - заявил Шеклоз. - Как организация она недавно развалилась, а как религия угасала уже достаточно длительное время. Никто не заметит, если в один прекрасный день Свет погаснет. В нашем лучшем мире веру заменит идея.

   - Идея? - скептически уточнил Касирой. - Сделаем из народа что-то наподобие нынешних марийских фанатиков с их "равенством и свободой"?

   - Нет, у нас будет иная идея, недостижимая, но постоянно подталкивающая Алокрию к развитию - идея прогресса!

   - И в чем она заключается?

   - Это еще надо доработать, - ответил Мим и быстро провел языком по своим зубам, придав улыбке еще больше опасного блеска. - Изобретательство, движение вперед, постоянное совершенствование. Иными словами, все то, что невозможно воплотить в жизнь при боящемся перемен Бахироне. У людей появится цель, они будут к чему-то стремиться, а нам нужно только обеспечивать для этого все условия. Вы же не думаете, что мы вчетвером сможем создать лучший мир? Нет, это сделают сами люди, сотни тысяч людей, а мы лишь поможем им. Вот зачем нужно привести Комитет к власти.

   Маной и Касирой начали воодушевленно переговариваться между собой, обсуждая столь необычный подход. Идея им понравилась, она давала почти бесконечные перспективы развития страны, комит финансов стал уже представлять новые просторы для промышленности и торговли, будущее, оказывается, было так близко все это время. Глава Академии тоже мечтал о научной революции, совершенствовании системы образования, расширении сети лабораторий и новом финансировании. Только Мирей Сил хмуро ухмыльнулся на слова Шеклоза. "Сотни тысяч людей создадут Алокрию будущего, как же, - подумал он. - Только если они смогут пережить гражданскую войну".

   - Однако, кажется, мы отвлеклись, - очнулся Касирой. - Это все дела будущего, а нам стоило бы сосредоточиться на настоящем. Предлагаю вернуться к самому началу нашего разговора. Мастер Шеклоз, вы поведали нам о трех вариантах нашего провала. А что там насчет успеха?

   Замершие комиты обратили выжидающие взоры на главу Тайной канцелярии, и в зале повисла тишина. Даже обливающийся холодным потом наместник Евы отвлекся от напряженного созерцания царапин на столе.

   - Я подумал, что вы уже поняли, - пожал плечами Шеклоз. - Нам просто надо развязать гражданскую войну, в которой восток и запад будут противостоять на равных. Их взаимное уничтожение и истощение ресурсов - наш залог успеха.

   - Не верю, что участвую в этом... - пробормотал Мирей. - Сижу в компании заговорщиков, которые хотят сделать страну лучше, уничтожив ее. Безумцы.

   - И как мы это сделаем? - поинтересовался Касирой, проигнорировав слова комита колоний. - У нас как минимум две трудности: королевская армия значительно превосходит республиканскую, и к тому же Бахирон и Илид не горят желанием воевать друг с другом. Еще немного, и они действительно заключат мир в обход Комитета. Вот тогда мы будем выглядеть очень глупо.

   - Абсолютно точно подмечено, мастер Лот, - согласился Шеклоз. - И поэтому мы должны ослабить короля, а диктатора подтолкнуть к началу военных действий.

   В приемной наместника в который раз повисла тишина. Только громкое нервное сопение Ерома спасало витражи и двери от неминуемого разрушения под давлением напряженного безмолвия. Комиты сосредоточенно думали, но за этот день они узнали столько, что голова шла кругом, и им оставалось только ждать, когда Шеклоз продолжит.

   - И, я так понимаю, у вас есть идеи, - все же прервал затянувшуюся паузу Маной Сар. - Итак?

   - Начнем с диктатора Илида, - торжественно произнес глава Тайной канцелярии. - Как только Алокрия раскололась, он сразу вывез свою семью из Донкара и вернулся в родовое поместье По-Сода в Градоме. Диктатор очень любит Марию и республиканские идеалы, но еще больше он любит жену и дочку. Поэтому мы убьем их и оставим следы, ведущие к Бахирону.

   - Это выходит за все рамки! - вскочил с места Мирей. - Солдаты гибнут на войне, это естественно. Но не женщины и дети! Мони На-Сода и юная Миса На-Сода не заслужили такой судьбы!

   - А тысячи солдатских вдов и сирот, значит, заслужили потерю мужей и отцов? - необыкновенно резко возразил Мим, и на миг даже показалось, что он действительно за них переживал. - Пострадает много людей, очень много. Смиритесь, мастер Сил. Мони и Миса не лучше остальных жертв лишь потому, что вы лично их знаете.

   Комит колоний стоял со сжатыми кулаками и тяжело дышал. Он же уже согласился с ценой победы. Но Мони, жена Илида, всегда была так добра и внимательна. Мирей не имел семьи, но одинокими ночами он мечтал о такой же прекрасной жене и не менее прелестной дочке. И если слова шпиона правдивы, если его задумки могут воплотиться в жизнь хотя бы наполовину, если Комитет действительно способен создать лучший мир для Алокрии, но для этого необходимо развязать кровавую бойню, то...

   Мирей медленно выдохнул и молча сел в кресло, опустив голову. Шеклоз удовлетворенно кивнул и обратился к комиту финансов:

   - Мастер Касирой, посодействуете нам в этом деле? Думаю, вы могли бы обратиться к вашим друзьям, попросив их выполнить небольшую услугу для Комитета. Не бесплатно, конечно.

   - Понимаю, - серьезно ответил Касирой Лот, моментально протрезвев. - Заказное убийство жены диктатора и его дочери, подложные улики, указывающие на вмешательство короля Бахирона Мура. Можете рассчитывать на моих друзей. Я отправлюсь в Донкар сегодня же.

   - Допустим, Илид развяжет войну, если у вас все получится, - согласился Маной Сар. - А что насчет ослабления королевских сил?

   - Для начала, у меня есть просьба к вам, уважаемый фармагик, - произнес Шеклоз. - Все очень просто, необходимо чтобы в Илии неожиданно произошли вспышки эпидемии, которые так не вовремя для короля ослабят его влияние и армию на западе. Люди умирают и паникуют, винят во всем Бахирона, солдаты дезертируют. Контролируемая пандемия.

   Глаза фармагика загорелись, а на лице появилась хищная улыбка, которая могла бы соперничать с оскалом главы Тайной канцелярии. Огромный простор для экспериментов, страна - сплошная лаборатория, такой шанс выдается слишком редко, чтобы его упускать! Будет возможность опробовать массу новых разработок, эта просьба развязывает руки Маною куда больше, чем Шеклоз мог предположить. Такой шаг способен разрушить существующие рамки и вывести фармагию на абсолютно новый уровень. Эта просьба будет судьбоносна для науки будущего, Академии и всей Алокрии.

   - Конечно, мастер Мим, - сказал Маной, мелко дрожа от возбуждения и едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться в охватившей его эйфории. - Будет сделано.

   Однако как бы фармагик ни пытался скрыть свое счастье, Шеклоз заметил его состояние и был рад, что не прогадал тогда в кабинете Бахирона, когда Маной пришел с известием о смерти Патикана. Он действительно помешанный на своей науке отморозок, и на этом можно сыграть.

   - Замечательно, - глава Тайной канцелярии дал понять, что собрание подходит к концу. - Остальным займусь я.

   - А потребуется что-то еще, чтобы ослабить короля? - не удержался от вопроса Касирой. - Если солдаты полягут от болезни - большего и не требуется.

   - Во-первых, заражать слишком много людей опасно, это может навлечь подозрения, от которых Тайный комитет не сможет уберечь Академию и, следовательно, Комитет. В нас должны видеть спасение, а не угрозу. Во-вторых, фармагикам будет сложно подобраться к армии, которая стоит лагерем у границ с Марией. Рядом нет населенных пунктов, если у них вспыхнет эпидемия, это опять-таки вызовет подозрения. Поэтому армию мы разделим другим способом, заставив часть вернуться в Донкар, где уже можно будет обосновать их заражение и так далее, далее и далее.

   - Как же вы заставите часть королевской армии вернуться в столицу?

   Шеклоз улыбнулся от всей души, и на этот раз от улыбки шпиона подурнело не только Касирою.

   - В Донкаре остался лишь небольшой гарнизон городской стражи. Инквизиция отправилась в поход против Светоносных монахов. Не хочу вникать, что у них там стряслось, но факт есть факт - в столице нет боеспособных инквизиторов. И поэтому пресловутые смертепоклонники начали вылезать из своих катакомб и стоков, но слишком вяло и неорганизованно. А я сделаю так, чтобы на улицы Донкара выплеснулась лавина сектантов, которая начнет топить город в крови, и король будет вынужден отправить часть своих солдат назад.

   Шеклоз поднялся из-за стола, и торжественно развел руки в стороны. Жуткий оскал не сходил с его лица, на котором читалось кровожадное вожделение, пробужденное запахом приближающегося осуществления давней мечты. Сейчас Шеклоз Мим - врач, принимающий роды у умирающей в муках Алокрии. Его руки по локоть покрыты кровью, но ими он выносит на свет здоровое дитя, новую страну, которое победным плачем огласило о своем пришествии в лучший мир.

   Побледневшие Касирой Лот и Маной Сар неуверенно улыбнулись в ответ, утешаясь собственными мыслями о счастливом будущем и строя далеко идущие планы. Несчастный Ером По-Геори совсем не находил себе места, казалось, что еще немного и толстяк совсем дух испустит. Ему хотелось одного - чтобы эти проклятые комиты покинули его дворец, уехали из Нового Крустока, никогда больше не возвращались и даже не вспоминали про него. Только Мирей Сил все так же неподвижно сидел с опущенной головой.

   - Бахирон ослабнет, Илид начнет наступление, - подытожил Шеклоз. - А Комитет будет ждать и предпринимать тщетные попытки помирить Илию и Марию. Уважаемые комиты, поработаем же на благо Алокрии.

   Глава 13

   - У меня есть деньги, но до сих пор нет даже самого низшего дворянства.

   Ранкир Мит в одиночестве разговаривал сам с собой, валяясь на широкой кровати в собственном доме недалеко от верхнего квартала Донкара.

   - Мне не хватает нужных знакомств, связей. Ерунда осталась: купить земли и оформить дворянство за какие-нибудь заслуги перед страной. Для этого нужен юрист и несколько чиновников из числе тех, кто торгует своей властью.

   Как же это все надоело. Приходит Салдай Рик, выдает очередной заказ, потом убийство, получение денег. И снова, и еще раз, и опять по кругу. Ранкиру уже приходилось напоминать самому себе, зачем он вообще это делает, повторяя слова, превратившиеся для него в мантру - "дворянство, Тира На-Мирад, вместе".

   - А я никого не знаю, кто мог бы мне помочь. Даже спросить не у кого. Салдай говорит, что дворянами становятся воры и убийцы, которые либо отошли от дел, либо заняли руководящие должности в Синдикате. Неудивительно - зачем рядовому преступнику излишнее внимание в высшем свете?

   Около двух недель назад Ранкир ездил в Новый Крусток на поминки Тиурана Допа. Смысла этой мрачной шутки он так и не понял. Убийца видел Тиурана на его же поминках, и для обычного мертвеца тот был слишком разговорчив. Аменир пытался его перебивать, но у ученика реаманта это плохо получалось. Непонятно с чего он себя так вел, а потом вообще ушел в самый разгар веселья. Рыжий травил свои бесконечные байки, играл на мандолине, пел и отпускал сальные шуточки, все было как в гимназистские годы, словно четверо друзей никогда и не расставались.

   - Вот Тиуран даже без денег смог бы заполучить дворянство, у него язык очень хорошо подвешен. Он мог бы помочь, если бы я его не убил... - задумчиво произнес Ранкир, следя глазами за прогуливающимся по комнате Тиураном Допом.

   "Каким это образом?"

   - Не знаю, ты директора гимназии забалтывал так, что тебе систематические прогулы в заслуги ставили, а низшие баллы становились примером для подражания.

   "Преувеличиваешь".

   - Возможно. Просто ты один из немногих, кому я могу довериться сейчас, попросить о помощи. Ты бы вмиг нашел нужных людей, а я даже не знаю с какого конца к этому подойти.

   Тиуран остановился и внимательно посмотрел на друга.

   "Даже не думай все бросить. Ты ведь помнишь, о чем мы договаривались перед тем, как ты убил Тиурана Допа?"

   - Помню - "дворянство, Тира На-Мирад, вместе"... Ладно, - Ранкир одним рывком вскочил с кровати и с хрустом потянулся. - Пора идти к Салдаю, может быть, у него имеется работа. А то от безделья можно и с ума сойти...

   По вечерам улицы города пустовали, с момента раскола страны люди предпочитали приходить домой засветло. Ночь и день в столице больше не перетекали плавно друг в друга, двуликий Донкар окончательно разорвался на две половины, которые вели между собой бесконечную борьбу. И тьма побеждала. Дневная радость покинула горожан, они смотрели на жизнь неуверенно, не зная, чего ожидать от завтрашнего утра. Больше никто не гулял по тенистым скверам, родители прятали детей по домам, рынок обезлюдел. Хоть военных действий и не велось, посмотрев на этих людей, станет очевидно каждому - идет гражданская война.

   Пострадал не только дневной Донкар, но и ночной. Ночь потеряла свой шарм и красоту, остались только мрак и тени. Шумное веселье, пьянки и подвиги любви как будто канули в небытие, а их место заняли кражи, убийства и кровавые ритуалы смертепоклонников. Сектанты совсем обнаглели из-за того, что все инквизиторы внезапно покинули город, а королевская армия стояла на границе с Марией.

   Ночь в нынешнем Донкаре страшна и опасна, но Ранкир был ее частью, а убийства стали частью него. Он свернул в знакомый переулок, где его уже дожидался Салдай Рик.

   - Хорошо, что ты вовремя, парень, - ухмыльнулся здоровяк. - Сегодня нам нельзя опаздывать, идем.

   Он двинулся в сторону верхнего квартала, сливаясь с тенями, чтобы скрыться от глаз стражи и редких случайных прохожих. Ранкир старался не отставать от своего наблюдателя, который, несмотря на свои габариты, двигался тихо и невероятно стремительно. Салдай некогда и сам занимался заказными убийствами, но при первой же возможности бросил это дело, став наркоторговцем и наводчиком для дел Синдиката. Однако он не потерял ни капли навыка за все время относительно спокойной жизни.

   - Куда мы направляемся? Это какой-то необычный заказ? - спросил Ранкир.

   - Очень необычный, - ответил Салдай, быстро осмотрел очередной перекресток и в несколько беззвучных прыжков оказался в тени противоположного переулка, где замер, дожидаясь молодого убийцу. - На днях я беседовал с боссом, у него есть эксклюзивная работенка. Я порекомендовал тебя.

   - Босс дает работу новичкам?

   - Нет, не совсем, - амбал немного помялся. - Случай уникальный, там очень опасно и есть ряд требований, которым ты вроде как соответствуешь.

   - Я могу отказаться?

   Салдай внезапно остановился, и Ранкир чуть не врезался ему в спину. Здоровяк оглянулся и окинул убийцу взглядом, в котором читалось изумление, смешанное с сомнениями в здравом рассудке парня.

   - Люди дожидаются такого случая по нескольку лет, - четко выговаривая каждое слово, произнес Салдай. - Выполнив работу, которую дает сам босс, ты сможешь потребовать в награду что угодно. Вообще все что угодно. Не глупи, парень, это большая честь. И, кроме того, на кону стоит мой авторитет как твоего наблюдателя.

   - Понятно, - Ранкир пожал плечами. - Честь - так честь. Идем.

   - Уже пришли.

   Они стояли у небольшого домика, похожего на тот, что купил себе Ранкир. Салдай внимательно осмотрелся, исключая вероятность, что кто-то мог их видеть, и потащил молодого убийцу к черному ходу. Там он постучал в дверь в определенной последовательности, подавая условный сигнал, и осторожно открыл дверь. Короткий коридор вывел их на кухню, где сидел мужчина средних лет в достаточно дорогой одежде и неторопливо попивал вино. На его коленях покоился заряженный арбалет, но он был лишним - Ранкир чувствовал, что неподалеку притаилась минимум дюжина головорезов, и стоило им только увидеть некий знак...

   - Он? - небрежно указав на Мита, спросил человек с арбалетом.

   Салдай кивнул и отошел к дальней стене, сложив руки на груди.

   "Значит это и есть босс, - понял молодой убийца. - Выглядит не очень впечатляюще, обычный чиновник средней руки. Такими, как он, весь верхний квартал забит до отказа".

   - Мой друг Салдай Рик считает, что ты справишься с моим заданием, - сказал глава Синдиката и пригубил вино. - Сам как считаешь?

   - Сперва хотелось бы узнать детали.

   - Услышишь подробности - отступить больше не сможешь.

   - Тогда справлюсь, - ответил Ранкир, практически не задумываясь.

   - А если нет?

   Вопрос босса застал его врасплох.

   "Он спросил меня, что будет, если я провалю задание? И что надо сказать?", - Ранкир вопросительно взглянул на Салдая, но тот только отвел взгляд и увлеченно начал стряхивать пыль с рукава.

   - А если нет - ты поплатишься своей жизнью, - босс сам ответил на свой вопрос.

   "Этого стоило ожидать".

   - Хорошо, тогда перейдем к деталям. Хотя их не так уж и много, потому что в этой игре даже я являюсь простым исполнителем, - мужчина отложил арбалет и бокал с вином в сторону. - Один мой высокопоставленный знакомый попросил меня убить жену и дочь диктатора Илида По-Сода. Сейчас они находятся в своем родовом поместье в центре Градома. Ты должен отправиться в столицу Марии и убрать Мони На-Сода и Мису На-Сода.

   - Зачем кому-то заказывать женщину и девочку?

   - Новичок, - раздраженно скривился глава Синдиката. - Неужели до сих пор не научился не лезть в чужие дела? Его мотивы - не твое дело. На тебя возложена большая ответственность, будь добр, не задавай лишних вопросов. Просто сделай то, что от тебя требуется, и можешь просить что угодно. Если знаешь, чего именно ты хочешь, то говори сейчас, и когда вернешься, награда уже будет тебя дожидаться.

   Ранкир медленно выдохнул и низко поклонился. К нему подошел Тиуран и прошептал на ухо: "Давай же, говори. Помнишь, что ты мне обещал, Ранкир?"

   - Я хочу получить официальное дворянство. Можно без земли, ее я куплю сам. Кроме того, мне будет нужна помощь в поиске одного человека. И затем я хотел бы навсегда уйти из Синдиката.

   Салдай Рик закашлялся от неожиданности. Сидящий мужчина взглянул на Ранкира, удивленно приподняв бровь, усмехнулся и снова пригубил вино.

   - Вот, значит, как. Жаль, очень жаль, - сказал он. - Насколько я понял, Салдай возлагает на тебя большие надежды, а ты так... Ладно, раз обещал - сделаю. Впрочем, будет тебе и земля, и деньги в придачу. Не хотелось бы прослыть жадным человеком, знаешь ли.

   - Благодарю вас, - Ранкир снова низко поклонился.

   - Благодарить будешь потом, сперва выполни работу. Приехал в Градом, проник в поместье семьи По-Сода, убил Мони и Мису - получил награду. Не забывай, что это семья самого диктатора Марии, а ты там чужак, осторожность не помешает. Приступай немедленно, время не ждет.

   Босс поднялся и направился к выходу, слегка присвистнув по пути. На втором этаже скрипнули половицы, на улице раздали негромкие голоса, а из теней коридоров стали выходить вооруженные люди и последовали за главой Синдиката. Общим счетом дюжина человек.

   Когда дом покинули все, кроме Ранкира и Салдая, здоровяк наконец оторвался от стены и пошел к выходу. Он на секунду остановился около молодого убийцы, окинул его немного разочарованным взглядом и двинулся дальше, бросив через плечо:

   - Просто сделай то, что должен, парень.***

   Никто не мог с уверенностью сказать, откуда взялись донкарские катакомбы и зачем они были нужны, примерно как ничего не известно и о монастыре Светоносных недалеко от Донкара. Существовали догадки, что это останки великого города древности, следы которого можно встретить и на улицах столицы Алокрии. В некоторых старых домах древние руины использовались как фундамент, вымощенные огромными булыжниками улицы до сих пор служили горожанам, катакомбы стали частью канализации. Сложно сказать, что именно произошло в забытом прошлом, почему тот город был покинут и разрушен, но современный Донкар вырос на бесконечных подземных лабиринтах своего неизвестного предшественника.

   Однако каждый житель столицы знал, что приближаться к входам в катакомбы, и тем более спускаться в них очень опасно, ведь где-то во мраке коридоров древнего подземелья плотно обосновалась таинственная секта смертепоклонников.

   Сектантов, которые не полностью отошли от наземной жизни, сложно отличить от простых горожан. Одевались они как все вокруг, работали и торговали, заводили семьи и детей. Но каждый из них верой и правдой служил багрово-черному владыке Нгахнаре, великому жнецу, и, когда наступала пора, они принимали его безумие и вершили свои кровавые ритуалы, увечили и убивали людей и самих себя, передавая остатки жизни в бледные руки смерти воплощенной.

   Некогда инквизиция алокрийской Церкви Света провела масштабный акт веры, почти целиком зачистив донкарские катакомбы, чем нанесла смертепоклонникам огромный урон, от которого они не могли оправиться долгие годы. Но сейчас секта снова набралась сил, а инквизиторы покинули столицу, отдав ее во власть служителей смерти. Все чаще на улицах города стали находить живые алтари - сложенные из трупов и отсеченных конечностей трехгранные пирамиды с человеческий рост, увенчанные рукой без безымянного пальца. Почему именно так? А кто же их поймет, сумасшедшие же... И при этом они считали безумие ценнейшим даром Нгахнаре, багрово-черного владыки.

   Некоторые коридоры катакомб заметно расширялись около подземных перекрестков, образуя таким образом просторные залы. Посреди одного из них стоял полуголый молодой человек, преклонивший колени перед четырьмя фигурами в мантиях с глухими капюшонами.

   - Как ты нашел нас? - сиплым старческим голосом спросил парня один из смертепоклонников.

   - Безумие Нгахнаре привело меня к вам.

   - Как же тебя зовут? - вмешался второй сектант, самый низкий из четырех.

   - Мое имя осталось на поверхности, здесь же я слуга Нгахнаре.

   Люди в мантиях развернулись друг к другу и стали быстро перешептываться между собой. До стоящего на коленях доносились лишь обрывки их спора: "Я его не знаю, вдруг это шпион Церкви?", - "Но он отвечает на вопросы как подобает истинному служителю смерти воплощенной...", - "А кто его пригласил, откуда он знает об этом месте?", - "Может, действительно сам владыка привел его к нам?", - "Не мели чушь, владыка бы не позарился на такого тщедушного молокососа", - "Ладно, не важно, как он оказался здесь, дадим ему шанс. Только без поблажек". Все согласились с этим решением и развернулись к неофиту.

   - И чего ты хочешь? - спросил сектант со старческим голосом.

   - Желаю пожать обильный урожай для владыки, приобщиться к нашему общему делу во славу Нгахнаре.

   Люди в мантиях одобрительно закивали и направились в один из четырех коридоров, образующих зал, предварительно жестом пригласив молодого человека следовать за ними. Неизвестно как долго они шли, однообразие мрачных сводов сводило на нет чувство времени. Внезапно сектанты остановились перед очередным темным проходом, который был завешан длинными свитками с написанными кровью символами.

   - Ты готов пройти путем Умирающего, неофит?

   - Мы родились, чтобы умереть. Нельзя быть неготовым принять смерть, это оскорбление владыке.

   Смертепоклонник, задавший вопрос, склонился к своему невысокому товарищу и прошептал: "Он слишком точно отвечает на наши вопросы, это подозрительно!", - но тот лишь отмахнулся и достал из-под мантии широкий церемониальный нож длиной в палец и с небольшими зазубринами по бокам. Подойдя вплотную, он коротким движением вонзил его в грудь юноши, стараясь попасть как можно ближе к сердцу, но не убить.

   Он упал на землю и издал протяжный стон. Его руки потянулись к ножу, который из-за специфической формы лезвия плотно засел в теле, но затем неофит замер и, валяясь на полу, громко засмеялся. Сектанты переглянулись, и их капюшоны снова закачались в одобрительных кивках.

   - Поднимись, Умирающий, и ступай на встречу с владыкой, - просипел старик.

   Он с трудом встал на четвереньки, а затем медленно поднялся. Неизвестно почему, но в подземельях Донкара никогда не было абсолютной темноты, словно сами стены источали бледное зеленоватое свечение. Поэтому кровь, которая сочилась из раны в груди, казалась черной в мистическом полумраке катакомб. Неофит раздвинул свитки с письменами, заслоняющими проход, и сделал несколько неуверенных шагов.

   - Глубоко пырнул... - услышал он за спиной голос одного из сектантов. - Не протянет.

   - Значит, такова воля владыки, - ответили ему.

   В сопровождении всех четырех смертепоклонников, парень шел по коридору, скользя блуждающим взглядом по каменной кладке подземелья. Рана болела сильнее с каждым новым движением, становилось тяжело дышать. Липкая кровь текла по его телу, создавая неприятный контраст между теплом жизни и влажным холодом смерти, витающим в катакомбах.

   Наконец они дошли до кучи полуразложившихся останков, в которых с трудом угадывался живой алтарь. Местами он был заботливо обновлен свежеотрубленными конечностями, но запах вокруг этой конструкции мог вывернуть неподготовленного человека наизнанку. Впрочем, даже сектанты держались рядом с ним не очень уверенно, поддерживаемые лишь близостью багрово-черного владыки, которую они ощущали в этом смраде.

   - Как Нгахнаре дарует нам силу, дабы мы могли служить ему? - торжественно спросил неофита один из людей в капюшоне.

   Раньше юноша еще мог их как-то различать, но слабость размывала чувства, а боль разъедала разум. Он знал, что нужно сделать в ответ на этот вопрос. Неофит подошел к живому алтарю и стал копаться в трупах и отсеченных конечностях. Найдя подходящий кусок человеческой плоти, он начал вгрызаться в нее. С короткой судорогой его рот наполнился желчью из желудка, но он сразу проглотил ее обратно, дабы не показывать слабость перед смертепоклонниками и багрово-черным владыкой. Начинающая разлагаться рука легко поддавалась молодым крепким зубам, поэтому оторвав кусок плоти, неофит попробовал жевать, но понял, что таким образом он только спровоцирует новый приступ рвоты, и просто проглотил его. Сначала он застрял где-то в горле, а потом медленно пополз по пищеводу. Во рту остался сладковатый привкус.

   Ему помогли подняться на ноги, но дальше по коридору неофит должен был идти самостоятельно. Таков путь Умирающего. Несправедливая природа человеческого тела - он не чувствовал ничего, кроме куска мертвой плоти в желудке, боли и отвратительно влажного тепла липкой крови на своем теле.

   "Кажется, ты все-таки задел ему сердце или еще что-нибудь важное. Еле идет, кровью весь истек, - шептались за спиной неофита сектанты. - У церемониального ножа же специальная форма, чтобы Умирающий не истек кровью, а из этого почти все соки уже вышли". Низкорослый смертепоклонник только отмахивался и твердил: "Значит, такова воля Нгахнаре. И вообще этот парень слишком подозрительный, откинется здесь - меньше риска. Давно бы уже лично преподнес его владыке, но отказывать в посвящении запрещено".

   Подобные разговоры не очень сильно подбадривали едва переставляющего ноги неофита, который, однако, смог добраться до второго живого алтаря на своем пути.

   - Как Нгахнаре дарует нам мудрость, дабы мы могли понять величие смерти?

   Здесь было больше свежих трупов, это хорошо. Насколько вообще может быть хороша груда мертвецов... Истекающий кровью парень рухнул на колени перед живым алтарем и почти сразу откопал в нем отрубленную голову какой-то женщины. Ее длинные волосы могли помешать сделать необходимое, поэтому он стал вырывать их клочьями вместе с кусками кожи. Оголив достаточный участок черепа, он принялся разбивать его о каменистый пол, пока кость не треснула и из нее не потекла густая жижа. Неофит прислонился губами к трещине в отсеченной голове. Глоток, еще один. Уже не так омерзительно. Этого должно хватить. Он перевел мутный взор на расплывчатые силуэты сектантов.

   - Достаточно, - сказал ему один из них и помог встать на ноги.

   Дальше все было как в тумане. Человек, шедший путем Умирающего, с трудом различал дорогу, не чувствовал собственных ног. Кажется, он упал несколько раз, теряя сознание, но поднимался и продолжал идти, потому что так надо. Сколько еще живых алтарей он прошел, какие вопросы были ему заданы? Глаза, лоскуты кожи, сердце, вены, корка из засохшей крови... В голове все смешалось, он даже начал забывать, зачем все это делает, хотелось быстрее дойти до конца или умереть. А может быть, это одно и то же?..

   Как Умирающий оказался посреди зала, где все начиналось, он не помнил. Неофит лежал на полу, замотанный в инициационные одеяния. Ему были видны его руки, сплошь покрытые кровью, слизью, рвотой, желчью и непонятно чем еще. Он не мог пошевелиться, слабое дыхание с хрипом вырывалось из его груди, а голова словно погрузилась под воду, на поверхности которой были слышны голоса смертепоклонников. Слов не разобрать, но этого и не требовалось, все было понятно и так. Он умирает, и его оставят здесь. Посвящение должно закончиться либо успехом, либо смертью Умирающего.

   Низкорослый сектант подошел и приподнял неофита. Он что-то говорил, но парень не слышал его слов и лишь смотрел стеклянными глазами на шевелящиеся губы под капюшоном. Смертепоклонник покачал головой и выдернул церемониальной нож из груди умирающего.

   Свет вокруг начал стремительно меркнуть.

   "Кажется, я подвел вас, мастер Шеклоз. Нельзя было доверять столь ответственную миссию мне. Вы хорошо меня подготовили, я знаю о секте все, но оказался слишком слаб..."

   Угасающее сознание Ачека По-Тоно подсовывало воспоминания, заставляющие марийца почувствовать свою вину. К нему, агенту-новичку из Тайной канцелярии, лично обратился Шеклоз Мим, поручив крайне важное задание. Молодой, но талантливый шпион, не обремененный лишними знаниями и очень способный, идеально подходил на эту роль. Ему надо было внедриться к смертепоклонникам и спровоцировать масштабные погромы. Метод ужасающий, но лишь подобная трагедия могла заставить короля одуматься и обратиться к внутренним проблемам, что дало бы Комитету столь необходимое время. Нельзя позволить гражданской войне разгореться с новой силой, надо пойти на жертвы, развести армии по сторонам малой ценой, дабы комиты смогли вернуть мир и покой в Алокрию. Но Ачек не справился. Он лежал в катакомбах и умирал. Из открытой раны в груди медленно текла кровь, унося с собой остатки жизни.

   "Вот и все...", - мелькнула призрачная мысль, и хриплое дыхание стихло. Сердце слабо трепыхалось, но вскоре оно захлебнулось в алой жиже, споткнувшись на очередном такте, и окончательно остановилось. Ачек все еще мог видеть свою руку и пятерых сектантов, которые дожидались его смерти, чтобы использовать изувеченное тело неофита при сооружении нового живого алтаря.

   Но... их пятеро? Ошибки быть не могло, четверо стояли и беседовали между собой, а пятый неторопливо подходил к умирающему. Его мантия как-то отличалась, сложно сказать определенно, какого она цвета, как будто разум не мог воспринять его. В нем сошлись в бесконечной борьбе черный и багровый, то поглощая друг друга безумными разводами, то возникая из самих себя. Сумасшедший танец ночного мрака багрового и засохшей крови черного отдавал в голову тупой пульсирующей болью, которую юноша почувствовал даже сквозь смерть.

   Приблизившись к Ачеку По-Тоно, человек в мантии наклонился к нему. Наверное, он что-то сказал, но агент уже ничего не мог слышать. Расплывчатый силуэт подобрался еще ближе и, видимо, снова попытался что-то произнести, но опять безрезультатно. Тогда он взял умирающего за руку, причем Ачек почему-то смог ощутить это касание. Но в следующий момент жалкие остатки света окончательно померкли.

   Ачек погрузился во тьму.

   Глава 14

   На Донкар неумолимо ползла тень от огромной тучи, медленно пожирающая солнечный свет. Дул восточный ветер, и король Бахирон Мур мог видеть, как столицу его страны пожирала темнота. Городские стены, трущобы, ремесленные и торговые районы, верхний квартал и, наконец, королевский дворец окрасились в серые и синие тона, поглощенные полумраком ночи посреди дня.

   - Пора прекращать видеть во всем знаки, - задумчиво произнес Бахирон, глядя на огромную тучу, пришедшую с востока. - В конце концов, марийцы мне не враги, а скорее капризные дети.

   - Иногда родители могут потерять уважение своих детей, - сказала Джоанна, подойдя к мужу сзади и нежно обняв его. - Ведь они взрослеют и становятся самостоятельными, считая, что опека властного отца им больше не нужна.

   Король развернулся к своей жене и аккуратно положил ладони на ее слегка округлившийся живот. Она наконец смогла забеременеть, спустя долгие годы, и радости Бахирона не было конца - скоро он перестанет быть Последним. Должен родиться мальчик, наследник королевства. Но в какой жестокий мир хотят они привести ребенка, и сколь тяжкое бремя ответственности ляжет на его плечи? Алокрия достанется ему, но что произойдет с этой страной спустя годы или даже считанные месяцы?

   Бахирон не мог ответить на этот вопрос, он вообще мало на что способен. Только недавно он осознал, что даже если ему удастся принять все бразды правления, создать абсолютную монархию, то все равно его власть будет ничтожна. Традиции твердят о подчинении младших старшим, сыновей отцам и народа королю. Но, на самом деле, каждый человек - сам себе король. Все обладают собственной волей, и даже самый последний нищий может решить для себя - подчиниться или нет. Люди могут не подчиняться королю, пойти против него, и с этим ничего нельзя поделать. О какой власти может идти речь, если даже ему, великому правителю Алокрии, любой из его подчиненных мог сказать: "Нет! Я не буду этого делать, ты неправ". До Илида так никто не поступал, но мысль о том, что так способен подумать каждый из сотен тысяч подданных алокрийской короны, не покидала Бахирона. Можно заставить человека силой выполнить приказ, но это не власть, а банальное принуждение, ничто не сможет заставить его думать иначе.

   - Скажи, Джоанна, - тихо произнес король. - Как должен поступить со своими капризными детьми такой немощный отец, как я?

   - Ты совсем не такой, наоборот, - улыбнулась она в ответ. - Ты сильный и мудрый. Ты способен принимать решения за тех, кто сам не в состоянии сделать выбор. Но марийцы посчитали, что так ты угрожаешь их свободе, которую они очень любят.

   - Но ведь это правда.

   - Нет. Ты не ущемляешь ничью свободу, ты помогаешь людям поступать правильно, так, как нужно для всеобщего блага. Даже если кому-то это не нравится, и они принимают неверные решения в своей жизни.

   - Теперь речь идет не об отдельных людях - целая провинция выступила против меня. Неужели столь многие могут ошибаться, Джоанна?

   - Дело не в тебе и не в них. Они нашли себе нового отца и следуют за ним. Илид По-Сода любит Марию, он заботится о марийцах и желает им только добра. Но он пошел неверным путем, а за ним потянулись все остальные. Обманутые собственными желаниями и фантомами рабства, они не видят кошмарных последствий своих действий. Капризный ребенок может радоваться, что вырвался из-под власти отца, может быть счастлив, но, в конце концов, он навредит сам себе...

   - Если над ним не примет опеку кто-либо другой, - перебил ее Бахирон.

   Джоанна удивленно посмотрела на мужа, в его голосе слышался странный тон, а на лицо легла глубокая тень. Король снова развернулся к окну и направил свой взгляд на северо-восток, где угадывались очертания Силофских гор.

   - Ты ведь не Илида имеешь в виду... - прошептала королева, опечаленная своей догадкой.

   - Не его, - подтвердил Бахирон. - Я говорю о твоем отце, Кассии Третьем. Правитель Фасилии человек чести, но что по чести, а что нет - он решает сам.

   - С той войны прошло уже много лет, двенадцать или тринадцать. Неужели он до сих пор желает отомстить?

   Король Алокрии ухмыльнулся. Есть вещи, которые женщины не способны понять из-за своего мягкого, но сильного сердца.

   - Речь идет не о простой мести, а о возмездии за унижение. Его армия была разбита военной хитростью, он не далеко ушел от границ своей страны, топтался на одном месте, теряя солдат, и был вынужден признать свое поражение. Напасть и проиграть из-за своего бессилия перед противником - это настоящий позор. И затем я нанес ему личное оскорбление, забрав себе в жены его любимую дочь, - Бахирон повернулся к Джоанне. - Его вторжение в Алокрию - это всего лишь вопрос времени. Он не упустит такой шанс.

   - Я могла бы поехать в Фасилию и поговорить с ним...

   - Нет! И думать не смей! - выкрикнул король, но сразу же взял себя в руки, увидев испуганное лицо своей жены. - Прости. Я не могу рисковать тобой и нашим ребенком.

   - Тогда что ты будешь делать? Если отец действительно собирается напасть, то он уже собирает армию. Он без особого труда сможет разгромить Алокрию и республику по отдельности, у нас просто нет времени, чтобы договориться о совместном противостоянии Фасилии. Да и будет ли тебя слушать Мария? В своем фанатизме марийцы видят в тебе лютого врага...

   - У меня нет иного выхода. Придется заставить их слушать меня.

   Джоанна молча наблюдала за своим мужем. Он снова стал прежним, после столь длительного уныния из-за неудач Комитета в достижении мира и согласия между Марией и Илией. В его осанке ощущалась твердая уверенность, кажется, он только что принял для себя важное решение. Но все ли последствия он учел?

   Бахирон вызвал слугу, и когда услужливый старичок вошел в покои, король обратился к нему:

   - Приведи четырех писарей.

   Слуга поклонился и резво отправился выполнять поручение. Обычно королева покидала кабинет мужа, когда он занимался делами, но на этот раз, прежде чем уйти, она спросила:

   - Ты собираешься атаковать Марию?

   - Свою землю не атакуют, а возвращают, - ответил Бахирон, задумчиво разглядывая королевский перстень с гвоздикой, символом восточной провинции. - Ты права, капризный ребенок может навредить себе. Ради его же блага его стоит наказать, как бы я ни хотел этого избежать.

   - Ты так внезапно принял это решение...

   - Нет, я думал над этим уже не один месяц. Но только сейчас понял, что невозможно дальше тянуть время. Нельзя заставить людей думать правильно, но можно заставить их поступать правильно.

   - Но как же Комитет, сдерживание гражданской войны? Ты хочешь свести на нет весь труд по мирному воссоединению Алокрии?

   - Пойми, Джоанна, Фасилия угрожает нам больше, - возразил Бахирон. - Я хочу с минимумом жертв провести одну короткую атаку на Марию. Но только для того, чтобы противостоять внешним врагам. Я не собираюсь распускать Комитет, я хочу, чтобы затем мои верные комиты вернули мир в беспокойную Алокрию. Мне приходится применять силу, дабы марийцы услышали меня и Комитет.

   - Ты выступишь против Илида, своего друга, - осторожно напомнила королева. - Ты готов на такой шаг?

   Небо над Донкаром начало проясняться, редкие солнечные лучи опустились на город. Кольцо с гвоздикой в руках Бахирона мягко блеснуло при дневном свете.

   - Если бы он не был ослеплен своими идеями и несбыточными мечтами, - произнес король с печалью в голосе. - Он бы понял меня и поступил точно так же. Поэтому руководить атакой на Марию буду лично я. Это мой долг и только моя ответственность. Я хочу лично встретиться с Илидом. Либо мы сможем договориться, либо у Алокрии останется только один отец.

   Королева ничего не сказала в ответ, лишь нежно улыбнулась супругу. "Бахирон ни за что не убьет Илида, - подумала Джоанна, удаляясь в королевскую спальню, дабы оставить мужа наедине с серьезным решением. - Но и Илид не станет сражаться с ним. Я уверена, они смогут договориться, а остальное сделает Комитет. Вся надежда на комитов..."

   Войдя в королевские покои, четверо писарей низко поклонились Бахирону и, ловко установив небольшие раскладные стулья и столики, приготовились записывать под диктовку. Пожилой слуга стоял рядом.

   Король молчал. "Ты сильный и мудрый, - вспомнил он слова своей жены. - Ты способен принимать решения за тех, кто сам не в состоянии сделать выбор". Она права, кто еще способен принять ответственность за подобный поступок, если не он. Неужели именно Мур начнет гражданскую войну в Алокрии?..

   Нет, война уже началась. Но воюют не Бахирон с Илидом, а илийцы с марийцами. В приграничных районах начались стычки между ополченцами и дружинами добровольцев, считающих, что правители их стран слишком затягивают боевые действия. В городах со смешанным населением вспыхнули беспорядки, марийцы ограбили несколько поместий богатых выходцев из Илии на востоке, а на западе илийцы устроили погромы марийских мастерских и ферм, убивая хозяев или изгоняя их с обжитых земель. Шла война, в которой воевали не армии, а простые люди. Бахирон положит этому конец, он сможет обойтись малой кровью. Одна сокрушительная атака на Марию - это цена, которую должна заплатить Алокрия, чтобы не впасть в пучину всеобщего безумия и хаоса безвластия.

   Перья писцов негромко поскрипывали, пока король диктовал приказ четырем командующим королевской армией. Они должны были подготовить войска к наступлению под предводительством самого Бахирона Мура - он выдвинется к марийской границе, как только покончит с делами в Донкаре.

   Когда писцы дописали последние строки, король внимательно перечитал текст приказа. "Что я творю... - Мур смотрел сквозь ровные строки и не мог поверить, что он лично продиктовал это. - Но так надо, я сделаю этот шаг. Сложно представить, какой станет Алокрия после него, но я уверен, что Комитет поможет мне вернуть в нашу страну мир и процветание. Я не могу больше смотреть на ее агонию, особенно когда над ней нависла угроза вторжения фасилийцев".

   Бахирон кивнул, и писцы с поклоном удалились.

   - Отправьте гонцов немедленно, - сказал король, передав слуге четыре свитка.

   Глядя вслед уходящему старику, он прикрыл лицо руками и едва слышно произнес:

   - Прости меня, Илид, мой старый друг и соратник...

   Они оба виноваты в произошедшем, но верного решения тогда просто не существовало. Обстоятельства вынуждали идти на огромные риски и жертвы. Человеческие жертвы. Они не бывают большими или малыми, они просто есть и это всегда ужасно.

   Оставшись в одиночестве в своих покоях, Бахирон схватился за голову и рухнул на колени. Король, воюющий против своего народа, отец, убивающий своих детей. Он тысячи раз убеждал себя, что так надо, что иного пути нет, но сомнения все равно терзали его душу. Но если этого не сделать, то погибнет намного больше людей. Неизвестно что сделает Кассий, когда кипящая тринадцать лет ярость и боль унижения выплеснется на алокрийцев, разобщенных и ослабленных. "Я должен силой подчинить себе свой же народ, иначе нельзя!" Впившись руками в волосы, он скрипел зубами, стараясь сдержать отчаянный вопль.

   Внезапно все прекратилось. Бахирон ощутил на своем плече руку Джоанны, и, освободившись от сомнений, он прикрыл ее своей широкой ладонью. Король поднялся на ноги уже полностью спокойным и сконцентрированным, его осанка была величественна и решительна. Жена улыбалась ему, она видела, что это не маска - перед ней стоял настоящий Бахирон Мур, правитель Алокрии.

   - Ты все делаешь правильно, - произнесла Джоанна.

   Она права. Она всегда была права, и вновь ее слова придали ему уверенность в своем решении. Тогда, тринадцать лет назад, Бахирон просто хотел посильнее унизить Кассия, и потому потребовал его любимую дочь себе в жены без заключения династического алокрийско-фасилийского брака. Он и не рассчитывал, что тем самым найдет самое ценное сокровище в своей жизни. Джоанна всегда поддерживала его, мудрейший советник, верный друг, любящая жена, мать будущего наследника престола. Она никогда не ошибалась, и этот раз не станет исключением.

   - Спасибо, - тихо сказал Бахирон.

   Король смотрел на Джоанну и мысленно ругал себя. Великий правитель Алокрии даже сейчас не мог выразить словами все чувства к своей супруге, в голове вертелась дурацкая поговорка: "Не время для любви". Но она и так все знает, иначе не стояла бы сейчас напротив него с улыбкой любящей женщины, нежно возложив руки на свой округляющийся живот.

   Твердым шагом Мур подошел к большому шкафу в дальнем углу и распахнул его дверцы. Небо над Донкаром окончательно прояснилось, и яркие солнечные лучи, нагло влезшие в королевские покои через узкое окно, заиграли на отполированных доспехах и смертоносной стали меча. Король взял родовой клинок, сделал несколько взмахов. Знакомая и приятная тяжесть. Когда-нибудь он отдаст свой меч наследнику, но для этого его надо взять в руки сейчас, иначе нечего будет наследовать.

   Словно врач-костоправ, ломающий неправильно сросшуюся кость, чтобы она затем полностью зажила, избавив человека от боли и проблем, Бахирон должен своим нападением на Марию сломить неверный курс Алокрии, дабы затем вместе с Комитетом вернуть все в правильное русло. Иного выхода нет, все зашло слишком далеко, а ожидание лучших времен может стоить целой страны. Лучшие времена надо творить своими руками.

   "Много же мы проблем создали, мой друг Илид, - нахмурился король, разглядывая сверкающий клинок. - Я слишком увлекся, признаю, но я прозрел. Прошу тебя, открой глаза и ты, увидь это". Он подошел к окну и взглянул на Донкар. На столицу лился веселый свет вечернего солнца, но город не выглядел живым, по его улицам разливался страх и недоверие. Скоро наступит закат, но красные лучи больше не будут навевать приятные мысли о домашнем очаге, а лишь начнут тихо нашептывать пророчества о кровавом пожаре, который медленно поглотит Алокрию.

   Церковь Света развалилась, Спектр Карпалок Шол пропал. Говорят, что он тайно ушел в долгое паломничество, и теперь о нем ничего не известно. Светоносные монахи, последний столп веры в этой несчастной стране, покинули свой монастырь и направились на северо-восток. Инквизиция объявила их отступниками, что в принципе невозможно, и созвала священный поход против них, выступив к Силофским горам со всеми своими силами. Королевская армия стояла далеко на востоке, порядок в городе поддерживал только небольшой корпус стражи, но одновременно с обнаглевшими преступниками Синдиката и безумными сектантами им не справиться. Они до сих пор держались лишь потому, что смертепоклонники вылезали из своих катакомб поодиночке, чтобы принести своему владыке личную жертву. Эта индивидуальная "доблесть" их и губит, но хорошо, что они не атакуют все вместе, иначе Донкару пришлось бы очень тяжело.

   Однако жестокому миру и этого показалось мало - в Илии снова начались вспышки загадочной эпидемии, которую не сдержать даже фармагикам, хоть они и делали все возможное.

   - На войне гибнут солдаты, но они к этому готовы, - тихо произнес Бахирон, стоя перед окном в ожидании алого заката. - А болезнь убивает всех без разбора: женщин и мужчин, детей и стариков, бедных и богатых. Жестокая судьба, уравновешивающая в цене все человеческие жизни. Вот оно - настоящее лицо равенства, мой друг Илид. Вот то, к чему ты стремишься.***

   Привязанный к столу человек бился в агонии и мучительно мычал через кляп, который он яростно жевал в попытках освободиться, но лишь прокусывал свои губы и рвал ремнями щеки.

   - Четырнадцать минут. На боль реагирует, - белобрысый лаборант сделал пометку в дневнике.

   Кальмину Болу очень повезло. Он не особо блистал знаниями фармагии, был посредственным учеником, но его запомнил Маной Сар, когда парень первым прошел вступительное испытание и не дрогнул. Видимо, глава Академии и не пытался затем узнать лучших на потоке, вспоминать кого-либо из них, поэтому подходящие для новичков поручения он отдавал Кальмину. И вот теперь белобрысый фармагик работал под личным присмотром Маноя Сара в одной из лабораторий, оборудованных в Новом Крустоке.

   Подопытный на столе перестал мычать и лихорадочно трястись, его мышцы начали ритмично сокращаться, изламывая тело мощными толчками. Если бы не ремни, которыми он был опутан, произошли бы повсеместные переломы и смещения костей, превращающие человека в бесформенное месиво.

   - Семнадцать минут, - записал Кальмин, ткнул скальпелем в плечо мужчины и немного подождал. - Чувствительность пропала, или он не замечает боли. На две с половиной минуты быстрее, чем в предыдущем эксперименте. Возможно, следует более точно рассчитывать вес подопытных и остальные факторы. Или же это благодаря усовершенствованной формуле... Ладно, пометка "спросить мастера Маноя".

   Из носа и ушей мужчины потекла желто-зеленая кровь, больше похожая на гной. Лаборант водил рукой перед остекленевшими глазами, и подопытный послушно поворачивал голову, следя за его движениями.

   - Так, испорченная кровь - обычное явление, а вот это уже любопытно, - пробормотал Кальмин, раздвинув пальцами веки привязанного человека. - Взгляд мутный и рассеянный. Странно, присутствуют все признаки слепоты, но он до сих пор зрячий. Это прорыв. Впрочем... "спросить мастера Маноя".

   Дверь в подвал со скрипом отворилась, и в лабораторию вошел сам глава Академии. Фармагик замер на лестнице, поморщился от тяжелого запаха мочи, пота и крови, и придержал закрывающуюся дверь, чтобы свежий воздух хоть немного разогнал смрад. Однако от этого вонь становилась только сильнее. Маной со вздохом отпустил дверь и подошел к лаборанту.

   - Я побывал уже в четырех лабораториях и остался разочарованным. Я в плохом настроении, Кальмин Бол, но рассчитываю услышать хорошие новости. Не огорчай меня, - резко произнес фармагик.

   По его виду можно было догадаться, что он уже готов к очередному отчету о неудаче в эксперименте. Маной подошел к столу с подопытным и внимательно его осмотрел. Удовлетворенно хмыкнув, он поковырялся в окровавленных отверстиях носа и ушей человека. Растирая между пальцами испорченную кровь, фармагик принюхивался к ее запаху, лизнул и, задумчиво покривившись, сплюнул. Сар был явно не в настроении, поэтому юный лаборант решил лишний раз не раздражать наставника "глупыми" вопросами.

   - Вот отчет, мастер Сар, - промямлил шокированный лаборант, который давно уже стоял, протягивая бумаги главе Академии.

   - Просто скажи результат.

   - Вам лучше посмотреть, - настаивал Кальмин.

   С недовольной физиономией Маной выхватил кипу бумаг и со вздохом начал читать. Однако по мере чтения фармагик быстро менялся в лице. Закончив, он с возбужденным бормотанием вернулся к подопытному и удостоверился, что тот действительно следит за движущимися перед глазами объектами.

   - Любопытно. Немного не то, на что я рассчитывал, но уже близко. Значит, будем развивать пятую формулу, - смягчив тон, произнес Маной и развернулся к лаборанту. - Видишь что-нибудь необычное в этом человеке?

   - В отличие от предыдущих экспериментов, он остался жив? - неуверенно предположил Кальмин.

   - Да? Проверь.

   Лаборант немного не понял странный тон главы факультета, но послушно подошел к подопытному и стал его разглядывать. Привязанный мужчина поворачивал голову, спокойно дышал. Внезапно Кальмин обратил внимание на рану от скальпеля на его плече, которую он оставил, когда проверял чувствительность тела. Испорченная кровь не сворачивалась, порез был очень глубоким, но не кровоточил. Побледневший от своей догадки лаборант осторожно проверил пульс человека - его сердце не билось. Кальмин медленно повернул голову и увидел, что подопытный смотрит слепыми глазами прямо на него. Белобрысый парень в ужасе отпрянул от стола, Маной едва успел поймать его, пока тот не разворотил половину лаборатории.

   - Как? - ошалело спросил Кальмин.

   - Ты не поймешь. Этот шедевр тебе еще долго не постичь, - с самодовольной улыбкой ответил Маной Сар.

   Глава Академии взял с полки чистый пузырек и сделал несколько быстрых движений руками. Подопытный забился в жутких судорогах, кровь из ушей и носа хлынула новым потоком, а изо рта через кляп пробивалась багровая пена. На его теле начали выступать капельки прозрачной вязкой жидкости, яда, который использовал в этом эксперименте Кальмин. Взгляд мужчины начал проясняться, но теперь вместо странной слепоты в его глазах заплясало безумие боли. Это продлилось недолго, как только последняя капля токсина покинула измученное тело, человек умер.

   Медленно выдохнув, Маной закупорил пузырек и вручил его лаборанту, а затем достал чистый лист бумаги и стал быстро писать новые инструкции.

   - Попробуй сделать так, это усовершенствованная формула. Завтра проверю.

   - Но у нас больше нет материала... - неловко возразил бледный лаборант.

   - Найди на улице. Если, конечно, не хочешь оказаться добровольцем на этом чудесном столе.

   Кальмин еще сильнее побледнел и нервно сглотнул.

   - Это шутка, - криво улыбнулся Маной, кивнув в сторону трупа. - Попробуй найти человека такого же возраста и веса, нам важна точность в экспериментах. С вариациями условий для универсальной формулы будем разбираться потом.

   Скрипнула дверь и в подвал ворвался легкий ветерок, с новой силой поднимая и перемешивая смрад лаборатории. На лестнице показалось несколько оживленно беседующих фармагиков. Заметив главу факультета, они замолчали и вытянулись, ожидая выговор за прогулку в рабочее время. Маной только отмахнулся от них и поспешил выйти на свежий воздух. Его настроение заметно улучшилось - опыты наконец начали давать положительные результаты. Погода располагала к неторопливой прогулке, поэтому он решил пройтись пешком до зданий Академии в Новом Крустоке.

   Тяжелый городской запах столицы Евы казался приятным и освежающим после зловонной лаборатории. Фармагик неторопливо шел по улице, выделяясь на общем фоне своими зелеными одеждами, но ему не было до этого никакого дела. Кажется, все начало идти так, как он задумал. По стране расползалась болезнь, готовящая население Алокрии к совершенно новому токсину, который уже почти доведен до совершенства.

   "Эти глупцы из Комитета считают, что могут использовать фармагиков, откупившись никчемным прикрытием и финансированием Академии. Даже Шеклоз на самом деле знает не так много, как пытается показать всем вокруг. Как мелочно, - подумал Маной Сар с самодовольной улыбкой. - Скоро мне не надо будет скрываться, да и деньги больше не понадобятся".

   За приятными мыслями фармагик не заметил, как оказался перед своим кабинетом в Академии. У дверей стоял Этикоэл Тон, который что-то раздраженно ворчал себе под нос.

   - Значит, господин глава Академии может позволить себе быть где угодно посреди дня, но не в самой Академии, - буркнул он, увидев Маноя.

   - Между прочим, я остаюсь руководителем факультета фармагии, и у меня могут быть свои дела, - ответил Сар и с примирительным жестом пригласил реаманта в кабинет. - Тем не менее, прошу прощения за задержку, мастер Этикоэл.

   - Такой обходительный, аж противно, - скривился старик и вошел внутрь.

   Чистый и просторный кабинет фармагика не шел ни в какое сравнение с забитым мусором закутком в соседнем доме, где пришлось разместиться главе факультета реамантии.

   - О чем вы хотели поговорить? - спросил Маной, достав небольшой кувшин. - Не волнуйтесь, это вино из Илии, а не местная кислятина.

   - О чем? - проигнорировав вино, Этикоэл обвел рукой кабинет. - Да вот об этом!

   - Что-то не так?

   - Мы покинули башню Академии в Донкаре слишком поспешно, не успев забрать все необходимые моему факультету книги, но даже сейчас вы не позволяете вернуться за ними в столичную библиотеку!

   - Насколько я знаю, у вас всего один ученик. Зачем вам вообще нужна библиотека Академии, если вы сами можете ему все рассказать? - с улыбкой поинтересовался фармагик. - Если вы не можете реализовать реамантию как науку без огромного количества книг, то это означает, что она перенасыщена пустыми фактами из теорий далекого прошлого. Пора бы двигаться вперед, мастер Этикоэл, ведь у талантливых людей всегда есть при себе все, что необходимо для продуктивной работы.

   - Сказал выскочка, который не поскупился на два здания с огромными аудиториями и пять лабораторий для своего факультета.

   Улыбка сползла с лица Маноя.

   - Знайте свое место, мастер Этикоэл Тон.

   - Стоило бы сказать тебе то же самое, но намного раньше, - огрызнулся реамант. - Как ты вообще стал главой Академии, молокосос?

   - А кого бы вы предложили? Себя? - фармагик подался вперед, и на его лицо легла тень, подчеркивающая хищный оскал, позаимствованный у Шеклоза, и пронзительный взгляд. - Вы хоть понимаете, что вашей никчемной науке даже не место в Академии? Да что я говорю - в ваших дешевых фокусах нет и намека на науку. Можете благодарить меня за то, что не вышвырнул ваш цирк на улицу, как только стал здесь главным. Бесполезная реамантия только и годится, чтобы ублажать прихоти богачей, желающих подогнать одежду по размеру или добавить в свои напитки какие-нибудь веселые пузырьки. И пока они платят нам за услуги реамантов, я позволяю вам и вашим шарлатанам оставаться в составе Академии, раз от вас есть хоть какой-то толк. Я забуду ваши слова, но к этому разговору мы больше никогда не вернемся, мастер Этикоэл.

   - Высокомерный мальчишка, - прошипел Тон. - Вышвырнуть меня из Академии? Я вступил в нее, когда тебя еще на свете не было, а вершин реамантии достиг, пока ты сиську у мамки просил и мочился себе в штаны, сопляк!

   "Давно бы уже убил его, - вздохнул Маной. - Но он такой забавный и безобидный старичок, что рука на него не поднимается. А эта лысина вкупе с растрепанной бороденкой - просто умора".

   - Всего хорошего, мастер Этикоэл, - произнес с улыбкой фармагик и указал на дверь. - Было приятно с вами побеседовать.

   - Тебе повезло, что ты приносишь людям пользу, исцеляя их. Поэтому вредить я тебе не стану. Только ради других, - сказал реамант и вышел из кабинета под смех Маноя.

   Молодой глава Академии был во многом прав. Этикоэл вошел в домик, выделенный реамантам, и посмотрел на лица людей, оставшихся на факультете. Большинство уже давно покинули его, отправившись развлекать богачей за копейки, а остальные создают видимость деятельности и довольствуются какими-то мелочными опытами, не продвигаясь вперед ни на шаг. Слабовольные, забывшие все свои перспективы, амбиции и желания неудачники, которые застряли в Академии на презираемом всеми факультете только потому, что больше им некуда идти. Они разочарованны в учебе, в науке, в будущем.

   Внезапно взгляд пожилого реаманта остановился на юном ученике с забинтованной рукой. В глазах Аменира Кара горела жажда знаний, он уже давно перечитал все книги по теории реамантии, которые удалось вывезти из Донкара. Юноша усердно изучал новые особенности и схемы нитей мироздания, повторяя раз за разом практические задания. Он верил в слова Этикоэла, что однажды реамантия сможет изменить мир к лучшему. К тому же Аменир обладал огромной силой искажения реальности, у него имелся потенциал, который надо развивать.

   "Ладно, Маной Сар, мы отложим учебники и пустые факты, - подумал Тон. - Пришла пора передавать реальные знания".

   - Как твоя рука? - спросил он, подойдя к Амениру.

   - Еще болит, - смущенно улыбнулся начинающий реамант. - Но куб я уже могу вызывать для занятий, хоть у меня потом и кровоточит ладонь. Иногда она...

   - Иди за мной, - перебил ученика Этикоэл и проводил его в свой кабинет. - У тебя есть талант и желание развиваться, в отличие от тех слизняков на первом этаже. Строго в научном плане ты их уже переплюнул, но не обольщайся, тебе не хватает реальной практики.

   - Но я усердно выполняю все практические задания, которые предписаны обучением на факультете реамантии, - удивился Аменир.

   - Бред. Никчемные упражнения, чтобы ничтожества думали, что познали реамантию, - отмахнулся Этикоэл. - Ты же изучил теоретические трактаты вдоль и поперек, так зачем такую глупость сейчас сказал?

   - Но там описаны невероятные схемы, которые пока еще...

   Старик вскинул руку, и в воздухе повис его алхимический куб. Светящиеся золотистым сиянием символы на его секциях начали быстро сменять друг друга. Аменир пытался понять, чего хотел добиться Этикоэл, но он еще не сталкивался вживую с такой сложной комбинацией, хотя где-то в книгах нечто подобное видел.

   Пространство между старым реамантом и книжной полкой у противоположной стены стало сокращаться прямо около Аменира. Осознать происходящее удавалось с трудом, одно только наблюдение за этим вызывало жуткую головную боль. Невообразимая воронка образовалась в воздухе перед Этикоэлом, старик просунул в нее руку и достал оттуда книгу. Стянутое пространство с хлопком распрямилось, и алхимический куб растаял, сливаясь с ладонью.

   Аменир изумленно переводил взгляд с полки на своего учителя, который только что изменил само пространство, чтобы достать книгу.

   - Это... невозможно, - с трудом произнес он.

   - Человек может сделать все, что способен представить.

   - Но как...

   - Послушай, - перебил его Этикоэл. - Ты смог осознать сделанное сейчас мной, и это означает, что ты тоже способен перешагнуть через ирреальное, добиться новых высот реамантии. Иной на твоем месте сошел бы с ума или рухнул в обморок от перегрузки. Можно считать твое обучение на факультете реамантии оконченным.

   - Но это...

   - Теперь ты станешь моим личным учеником и ассистентом, - старик снова перебил Кара. - Можешь не говорить насколько это большая честь для тебя и все такое прочее, просто иди и отдохни. С непривычки будет некоторое время кружиться голова, дезориентация в пространстве, сонливость, возможны рвота и понос. Появится отдышка, возможно, остановится сердце. Спи сегодня с небольшими перерывами, попробуй больше пить на ночь, а то можешь утром не проснуться. Вроде все.

   - А...

   - И запомни: теоретическая реамантия - не такая уж теоретическая. Очень редко среди реамантов находились такие одаренные, как я или ты, особые навыки и знания искажения реальности через обращение к ирреальному передаются из поколения в поколение, от учителя ученику. У тебя огромный потенциал, ты сможешь овладеть ими и использовать на благо. Ты ведь к этому стремишься?

   - Да... Я хочу изменить мир к лучшему.

   - А готов ли ты уплатить за это должную цену? - с нажимом спросил Этикоэл.

   Аменир только открыл рот, чтобы ответить учителю, но его неожиданно вырвало прямо посреди кабинета главы факультета. Он приподнялся и хотел извиниться, но новая судорога скрутила юного реаманта и повалила на пол, заставляя изрыгать нескончаемые потоки желчи.

   - Ладно, к этому разговору мы еще вернемся, - задумчиво произнес реамант, глядя на корчащегося ученика. - Тебе надо отдохнуть. После того, как приберешься тут, конечно же.

   Глава 15

   Градом, столица бывшей восточной провинции Алокрии, оказался очень приятным местом. Невысокие, но аккуратные и чистые дома, соседящие со скромными, но красивыми поместьями, пышущими благородством старых семей Марии. Вокруг царило спокойствие, словно никто не знал о разгорающейся гражданской войне. Жители республики до сих пор радовались провозглашенной свободе и равенству, хотя на самом деле в их жизни ничего не поменялось. В целом, люди как люди, на них не написано, в республике они живут или в монархическом государстве. Похоже, подобные ярлыки развешивали только политики из верхушки власти, остальным же оставалось просто лишь следовать за ними. Но надо признать, что из Марии получалась неплохая самостоятельная страна, возможно даже жизнеспособная.

   К сожалению, Ранкир не мог позволить себе поближе познакомиться с марийской столицей, чтобы не привлекать лишнего внимания. Он не слишком походил внешностью на местных, бродил по городу как незнакомый с ним человек, да и его западный диалект алокрийского выдавал в нем илийца, что, учитывая события последних месяцев, могло закончиться для убийцы весьма плачевно. Поэтому пришлось ограничиться ночными прогулками по крышам. А темнота в Градоме была особенно мягкой и тихой - в отличие от Донкара, столица Марии по ночам погружалась в спокойный сон.

   Сегодня утром Ранкир бросил какому-то пьянчужке мелкую монету и поинтересовался о местонахождении поместья По-Сода. Подвыпивший мужичок, конечно, удивился, как можно не знать дорогу к родовому особняку самой уважаемой старой семьи Градома, но все-таки детально описал ее, рассчитывая на щедрое вознаграждение. Не получив оного, он пробормотал несколько крепких словечек в адрес спрашивающего и планировал уже идти в ближайший кабак, но внезапно почувствовал, как грязная рубаха стала намокать. Опустив глаза, пьяница с удивлением обнаружил кровь, которая обильно истекала из раны в боку. С трудом осознавая происходящее, он хотел было попросить странного парня о помощи, но тот уже исчез. Силы покидали его, мужчина прислонился к стенке в подворотне и начал медленно сползать по ней на землю, разинув рот в безмолвном крике, пока наконец на затих, уставившись остекленевшими глазами на свой кулак с зажатой в нем монеткой.

   Ранкир давно уже научился быть равнодушным к подобным излишкам профессии. Скорее всего, этот пьяница не смог бы даже сопоставить человека, интересующегося особняком По-Сода, с убийством, которое там произойдет в скором будущем, не говоря уже о том, чтобы вспомнить и описать внешность какого-то подозрительного типа. К тому же весьма вероятно, что Ранкир никогда больше не вернется в Градом, ведь ему была обещана спокойная жизнь с Тирой в собственном поместье без каких-либо нужд, заказов и преступников Синдиката. И до этого остался всего один шаг - убить семью диктатора Марии.

   По крышам, залитым тусклым лунным светом, стремительно скользила тень. Чуткая интуиция молодого убийцы подсказывала, что за ним наблюдает кто-то из своих. Скорее всего, отправили для подстраховки, не доверяя новичку. Что же, так даже лучше - свидетель чисто выполненной работы не помешает.

   Впереди показалось соответствующее описаниям здание - перекресток, фонтанчик, пристройки, ограда. Особняки старых семей были чем-то вроде культурных центров для целого района города или окрестных деревень, если поместье находится где-нибудь в глубинке Марии. Имение По-Сода в Градоме с недавних пор стало очень популярным местом, сюда часто приходили члены собрания республики, ведь в отсутствие Илида главой семьи и, следовательно, ее представителем в совете стала его жена Мони На-Сода, благодаря марийскому равенству мужчин и женщин. Поэтому к особняку диктатора приставили дополнительную охрану. "Если у них здесь свобода и все счастливы, - подумал Ранкир. - То зачем они посреди города возвели настоящую крепость? Неужели готовятся к гостям наподобие меня..."

   Возможно, поместье По-Сода и могло сдержать небольшой отряд, но для одного человека высокие стены и два десятка стражников не были препятствием. Особенно если этот человек был незаметен, стремителен и полон решимости.

   Осторожно подобравшись поближе, убийца притаился за дымоходом соседнего дома и стал внимательно рассматривать здание, в котором, должно быть, уже спали две ничего не подозревающие жертвы, заложницы случая, виновные лишь в том, что они - жена и дочь Илида. У достаточно большого по местным меркам двухэтажного имения имелся целый ряд пристроек, наверняка служебные и охранные помещения. Сложно представить планировку здания, если в не приходилось раньше бывать хотя бы в одном похожем на него. Но если присмотреться к расположению окон, дверей и дымоходов, то можно предположить, где находились спальни. Идти напролом Ранкир не собирался, поэтому подготовкой не стоило пренебрегать.

   С одной стороны крыша особняка увенчана небольшой башенкой, скорее всего это кабинет Илида или нечто подобное. Логично предположить, что покои находятся где-то рядом, на втором этаже. Почему так? Просто удобно. К тому же, комната рядом с ней выходит окнами к стенам соседних домов, а не в сад, как с противоположной стороны здания, а значит, вид из окна для этого помещения не важен, как если бы в нем бывали только по ночам и с задернутыми наглухо шторами.

   Где находится спальня диктатора и его жены, Ранкир приблизительно понял. Комната дочери Илида тоже должна быть расположена где-то рядом, но не исключено, что кто-то из женщин семьи По-Сода взял с собой фрейлин или приближенных служанок, для которых они могли выделить отдельное помещение рядом со спальнями. Причем, помимо стражи, в доме обязательно должно находиться два-три телохранителей, которые посменно охраняют двери своих господ или сидят в небольшой подсобке на том же втором этаже. Риск велик, но если убийца будет действовать быстро и удача не обойдет его стороной, то ему удастся незаметно убить спящую Мони, а затем и ее дочь. Но на второй этаж можно пробраться только через первый, других возможностей Мит не видел.

   Ранкир помассировал виски и напряженно стал представлять планировку первого этажа, одновременно наблюдая за траекториями движения охраны на улице. Комната для прислуги расположена недалеко от кухни, а она там, откуда идет сдвоенный дымоход. Следовательно, недалеко находится обеденный зал, он же - приемная, если учесть площадь здания. Еще на первом этаже, судя по однотипным шторам на окнах, есть какое-то просторное помещение, назначение которого сложно угадать. Где-то там же должна быть отдельная комната для дворецкого, ближе к главной лестнице, которая должна вести к парадному входу. Выходит, она расположена по центру, и других способов подняться на второй этаж нет.

   В голове убийцы нарисовался общий план имения, но оставалось лишь надеяться, что его догадки верны хотя бы наполовину. Высокий забор не вызовет особых проблем, собак не видно. Но стражи патрулируют территорию особняка, постоянно находясь в зоне видимости друг друга. Сделать брешь не получится, это приведет к раннему обнаружению Ранкира, что будет особенно печально, если планировка здания решит сыграть с ним злую шутку. У охранников есть лишь одна слепая зона - с торца здания. Патруль практически не проходит там, полагаясь на наличие сторожки у ворот имения. Если удастся незаметно пробраться мимо нее, то Ранкир окажется у предполагаемой комнаты дворецкого. Ночи в это время года теплые, поэтому все стекла сняты, окна прикрываются лишь глухими шторами изнутри. В Марии у людей нет страха быть обворованными, как правило, они либо доверяют другим, либо в доме просто нечего брать.

   Убийца обреченно вздохнул. Придется нагло идти в лоб, прикрываясь тенью от соседнего здания и надеясь, что за окном и тяжелой тканью его будет ожидать мирно посапывающий в своей кровати старичок. Теперь понятно, зачем Синдикат послал человека следить за Ранкиром - они просто хотят посмотреть на практике, как можно обойти защиту имения По-Сода. Вот оно, задание "идеально подходящее талантливому новичку" - расходный материал, который покажет, как не надо поступать при попытке проникновения в особняк диктатора. Нет уж, они так не договаривались.

   "Ты решил отступить?"

   - Тихо ты, - прошептал Тиурану Ранкир. - Спрячься, тебя могут заметить.

   "Так ты решил отступить?"

   - Это чистое самоубийство, у меня нет шансов.

   "Ты говоришь только о текущем моменте. Посмотри на свою жизнь в целом и поймешь, что это не "нет шансов", это - единственный шанс".

   - И почему я только слушаю тебя, - проворчал убийца и надел маску. - Потерпи еще немного, Тира. Либо я сейчас погибну, либо мы скоро будем вместе.

   Ловко спрыгнув с крыши, Ранкир стремительно пересек улицу и притаился, чтобы удостовериться, что охранник в сторожке не заметил его маневр. Убийца спиной чувствовал, что за ним кто-то внимательно следит. "Не дождетесь, я вам не подопытная крыса", - подумал он и ловко перелез через ограду имения По-Сода. Надо было действовать очень быстро, время на раздумья иссякло. Едва касаясь земли, Ранкир рывком пересек двор, надеясь, что правильно рассчитал появление бреши в патруле. Риск был огромен, слишком много "если" нависли гроздьями угрозы, но, кажется, все обошлось. Никто не поднял тревогу, ночная тишина по-прежнему обнимала спящий город, когда убийца беззвучно нырнул в окно комнаты дворецкого и, перекатившись, вылез из-под тяжелых штор. Половина дела сделана - он успешно проник в особняк.

   Сонливого старичка Ранкир внутри не обнаружил, впрочем, его там и не должно было быть. Два охранника, увлеченно режущихся в карты, удивленно посмотрели на незваного гостя. В воздухе повисло напряженное молчание, которое должно было с треском разбиться, похоронив под своими осколками невезучего убийцу.

   "Уже сдался?"

   - Не дождешься, Тиуран, - прошептал Ранкир, хватаясь за кинжал. - Держись позади и не суйся.

   Короткий рывок - и один из охранников схватился за шею, пытаясь удержать хлещущую сквозь пальцы кровь. Он с грохотом упал со стула, и это означало начало обратного отсчета для Мита. Время замедлилось, но сердце лихорадочно билось в груди, а мысли полностью покинули голову убийцы, оставив его в цепких лапах инстинктов.

   Ловко подпрыгнув, Ранкир врезался обеими ногами в грудь второго громилы, который начал приподниматься из-за стола. Наотмашь рубанув отлетающего охранника, он только ранил его, отрубив три пальца. Если звук падающего стула еще мог всего лишь насторожить охрану, то дикий вопль раненого солдата послужил окончательным сигналом тревоги. Мит выбежал в зал, решив не тратить время на добиваение ползающего по полу охранника, который стонал от боли и пытался приставить отсеченные пальцы обратно к руке, но лишь измазывался в собственной крови.

   Через главный вход уже вбежал стражник, патрулирующий дом снаружи, и убийца притаился за углом, поджидая его. Шаги раздавались уже очень близко, Ранкир выскочил и с размаху ударил локтем в нос охранника, оказавшегося совсем еще мальчишкой. Тот моментально отключился и рухнул на пол. Входную дверь надо было чем-то заблокировать, но ничего подходящего не попадалось на глаза. Времени на раздумья не оставалось, убийца подхватил парня, который валялся без сознания, и потащил его к входу. Парные дверные ручки были достаточно большие, Ранкир просунул руку охранника в них и побежал к центральной лестнице. Скрываться бессмысленно, надо сосредоточиться на поиске жены и дочери диктатора.

   Поднимаясь по лестнице, убийца услышал за спиной грохот, которому вторил жуткий крик. Обернувшись, он увидел, как стража пытались прорваться в особняк через заблокированную дверь, но они лишь с противным хрустом ломали руку мальчишки. Не понимая в чем дело, они продолжали свои попытки, из изувеченной плоти уже торчали осколки белой кости, а створки дверей мягко пружинили на мышцах окончательно застрявшей изломанной руки. Обнаружив, в чем проблема их задержки, стражники попытались влезть в дом через окна. В этот момент испуганные шумом повара и слуги собрались было покинуть дом, но обнаружив охранника с изуродованной рукой на входе, они в панике бросились к спасительным окнам, мешая остальным солдатам пробраться внутрь. Это дало еще немного драгоценного времени Ранкиру, который уже вбежал на второй этаж и направился к предполагаемой спальне диктатора и его жены.

   "Интересно, а как я отсюда буду выбираться...", - мелькнула мысль, но тут же растаяла в кипящей адреналином крови. Коридор на втором этаже раздваивался, у двух дверей - одна слева, другая справа - стояло по воину в полном боевом облачении и с крайне внушительным видом.

   "Личные телохранители. Они не отойдут от дверей своих хозяек. Но мы хотя бы узнали, где именно находятся спальни Мони и Мисы".

   - Уже понял, - пробормотал Ранкир. - Возьми на себя правого, Тиуран, а я займусь левым.

   Одним прыжком убийца оказался подле противника, но сразу попал под точный удар клинка. Чудом удалось сохранить голову, однако рассеченное бедро начало обильно кровоточить. Закованный в сталь солдат решил не давать убийце шанс опомниться и рубанул наискосок. Ранкира спасла его раненая нога, которая вовремя перестала держать тело, благодаря чему ему удалось неуклюже поднырнуть под меч. Затем он метко всадил кинжал в открывшийся зазор между ножными латами и нагрудником, но тут же получил по спине удар эфесом, который напрочь выбил весь воздух из легких убийцы. Охранник замахнулся еще раз, но Ранкир здоровой ногой отпружинил от пола, подскочил и свободной рукой вонзил узкое выкидное лезвие в подбородок телохранителя. Закованная в сталь туша пошатнулась и рухнула назад, увлекая за собой убийцу из-за застрявшего в толстом черепе оружия.

   Отцепив от запястья выкидное лезвие, Ранкир обернулся. С другого конца коридора уже бежал второй охранник, который, кажется, не замечал старающегося задержать его Тиурана. Неуклюжий бард ставил подножки громиле в доспехах, кричал на него, пытался ударить, но все время промахивался. "Зачем он вообще увязался за мной, - с досадой подумал убийца. - Ну, хотя бы живой остался, уже хорошо".

   Второй телохранитель оказался не таким ловким как его почивший товарищ. Бегущий верзила запутался ногами в ковре и с оглушительным грохотом повалился на пол прямо перед Ранкиром - тяжелые латы сыграли с ним злую шутку. Молодой убийца заскочил лежащей груде стали на спину, что получилось не очень проворно из-за раненой ноги, и коротким движением перерезал горло невезучего стража. Кажется, он даже попытался посмеяться над собой перед смертью. Или же это просто воздух выходил из рассеченной шеи, булькая густой кровью.

   "Ловко я его уделал?"

   - Ага. Интересно только, почему он не обратил на тебя внимания, - пробормотал Ранкир, наспех перетягивая порез на бедре. - Кстати, охранники, что были снаружи особняка, что-то не сильно торопятся...

   С первого этажа имения По-Сода доносились звуки какой-то возни, как будто кто-то пытался отвлечь на себя внимание от происходящего на втором этаже.

   "Тот, кто следил за тобой, решил помочь?"

   - Не знаю. Сейчас надо закончить работу, потом посмотрим.

   Убийца попробовал опереться на раненую ногу. Было больно, но двигаться можно. У двери, которую сторожил первый телохранитель, уже стоял трясущийся пожилой мужчина с перочинным ножом в руке.

   - Дворецкий? Отойди, ты мне не нужен, - сказал Ранкир, приблизившись к нему почти вплотную.

   "А ты угадал насчет него, он действительно старичок".

   Подрагивающий короткий ножик почти уперся в грудь убийцы, но дворецкий лишь обливался потом и лихорадочно хватал ртом воздух. Мит вздохнул, резко схватил старика за руку и направил зажатый в нее нож прямо в его глаз. Раздался короткий вскрик, старческое тело тяжело осело на пол. Перешагнув через труп дворецкого, Ранкир открыл дверь спальни и вошел внутрь.

   Мони На-Сода, жена диктатора Илида, стояла посреди комнаты, сжимая в руках меч, слишком большой для хрупких женских рук. С оружием она держалась уверенно и, несмотря на свой возраст, была очень красива. Глядя на нее, в памяти всплывал образ прекрасной воительницы из старых баллад. Но решительность не заменит навыка, даже с раненой ногой Ранкир легко уходил из-под ее медленных и неточных ударов. Он не хотел причинять ей лишнюю боль, поэтому ему пришлось повозиться, выбивая клинок из рук хозяйки дома без рассечения сухожилий. В конце концов, он левой рукой прижал к себе обезоруженную марийку и посмотрел ей прямо в глаза.

   - Простите меня, я правда не хочу этого делать, - прошептал он.

   Ответом ему послужил лишь презрительный взгляд. На белой сорочке расплывалось алое пятно, Мони слабо выдохнула в последний раз и обмякла в руках своего убийцы. Она не сказала ни слова, не вскрикнула от боли и не застонала. Только презрительно взглянула на Ранкира, и силы почему-то покинули его. Зачем это все?..

   Тира На-Мирад - вот зачем. Еще один рывок, осталось совсем чуть-чуть. Мит посмотрел на лежащее у его ног тело жены диктатора. Когда человеческая жизнь стала так дешево стоить? Счастье двух людей строится на горе из черепов, прошлое никогда не отпустит его. Он обманывает себя, считая, что в будущем сможет беззаботно жить со своей возлюбленной, забыв лица своих несчастных жертв. Нет, Ранкир не мог их вспомнить, но и никогда не забудет, потому что чувство вины - это напоминание, что он все еще человек, а не монстр. Он никогда не будет счастлив. Но Тира ждет его, она заслуживает счастья. Вот зачем это все - только ради нее. Она верит ему, верит, что они будут вместе. А значит, надо идти до конца.

   Убийца, шатаясь и прихрамывая, вышел из комнаты Мони и двинулся к двери, у которой раньше стоял второй телохранитель. С каждым шагом росла решимость, и когда Ранкир распахнул дверь спальни Мисы На-Сода, он был готов убить юную невинную девушку ради своей милой Тиры.

   Там оказалось пусто. Дочь диктатора Илида сбежала? Нет, из соседней комнаты доносились тихие всхлипы, наверное, она спряталась там. Убийца вошел внутрь, оказавшись в очередной спальне. Относительно скромная девичья комната принадлежала, скорее всего, фрейлине одной из хозяек. "А в Марии разве есть фрейлины? Ну, нечто подобное точно есть..."

   В углу сидела девушка и тихо плакала.

   - Ты Миса На-Сода? - спросил Ранкир, медленно приближаясь к ней. - Дочь марийского диктатора Илида?

   - Не убивай нас, прошу тебя! - сквозь слезы взмолилась она. - Ты прав, он мой отец, и он сделает все, что ты пожелаешь, обещаю!

   Сзади на убийцу кто-то набросился, должно быть, хозяйка спальни, которая притаилась за дверью. Не глядя на напавшую, он легко сбросил с себя хрупкую девушку, которая ударилась об угол кровати и потеряла сознание. Мит вплотную подошел к Мисе.

   - Ты очень красивая, - произнес Ранкир, наклонившись к плачущей в углу юной марийке. - Я давно не видел красоты в лицах людей, замечая лишь злобу и алчность. В конце концов, я и сам стал таким. Скажи мне, Миса, я красив?

   Он снял маску с лица, и девушка взглянула на него заплаканными глазами.

   - Отпустите меня, пожалуйста, - тихо простонала она.

   - Прости, я не могу. Не бойся, сейчас все закончится.

   Точным ударом он вонзил кинжал ей в сердце. На ее лице мелькнул ужас смерти, но он тут же исчез, испарившись вместе с последней каплей жизни. Миса На-Сода так и осталась сидеть с упавшими на лицо волосами в углу комнаты своей фрейлины. Ночная рубашка медленно краснела, под девушкой ширилась лужа крови, подбираясь все ближе к ногам Ранкира. Он стоял и не мог понять, откуда взялись обуявшие его чувства. Он уже давно научился абстрагироваться от своих жертв, думая лишь о своей цели, но сейчас было нечто такое, что не давало ему покоя. При убийстве дочери Илида что-то произошло, Ранкир стоял и напряженно думал, что же именно он упустил. Кажется, все закончилось - в особняке стояла тишина, охрана так и не появилась, значит, подошла подмога из Синдиката. Осталось только выбраться из имения По-Сода и скрыться в ночи, что было совсем не сложно. Но что-то все-таки...

   "Твое последнее убийство. Пора возвращаться, тебя ждет Тира".

   - Пожалуй.

   Ранкир развернулся и направился к выходу, на ходу ощупывая рану на бедре. Точно, скорее всего, он просто потерял слишком много крови, и теперь ему мерещится всякое.

   Внезапно его ногу обхватили тонкие пальцы очнувшейся хозяйки спальни.

   - Убийца...

   "Этот голос... Не может быть". Ранкир застыл, боясь, что наваждение окажется реальностью. Мысли забегали с сумасшедшей скоростью, кровь зашумела в висках, напрочь лишая его способности что-либо видеть и слышать.

   - Тира, - беззвучно произнес он.

   Когда юная марийка окончила женские классы в гимназии, ее отец поспешил устроить ее фрейлиной и умудрился добиться того, чтобы она сопровождала на приемах и балах не кого-то там, а саму Мису На-Сода, дочку комита армии Алокрии. Таким образом, у нее очень скоро появился бы богатый и знатный жених из числа илийцев, перед которыми ради собственного богатства и влияния пресмыкался По-Мирад. Поэтому даже когда назрел раскол страны, он настаивал, чтобы их семья осталась в Донкаре, несмотря на то, что отношение к марийцам в столице испортилось окончательно.

   Тира На-Мирад воспротивилась своей судьбе, пойдя наперекор воле отца, и попросила Илида забрать ее на восток, оставив в семье По-Сода хотя бы на правах прислуги. Илид не хотел, чтобы хоть кто-то из марийцев страдал от несправедливости, неравенства и угнетения личной свободы, поэтому согласился защитить девушку от ее же отца. Будущий диктатор Марии отвез ее в Градом и даже позволил ей остаться фрейлиной своей дочери, хотя в республике подобного понятия даже не существовало.

   - Ранкир, - растерянно прошептала Тира и, зарыдав, сильнее вцепилась в его ногу. - Зачем ты это сделал?!

   Убийца опустился перед ней на колени и осторожно приподнял лежащую девушку. Она испуганно отшатнулась от него, но затем бросилась в его объятья и прижалась к забрызганной кровью груди Ранкира. Он гладил ее по волосам, не веря, что держит в своих руках Тиру, заменившую ему весь мир. Ради нее он проделал весь этот путь, но, так и не дойдя до конца, получил то, о чем мечтал все это время. Они наконец вместе. Юный убийца, путая слова и сбиваясь, невпопад успокаивал ее, рассказывал о своей жизни без нее, бормотал извинения, нежно шептал обещания и слова любви. Тира подняла заплаканные глаза на своего возлюбленного.

   - Ранкир, - тихо сказала она. - Я попросила мастера Илида найти тебя, он пообещал мне помочь. Ты бы смог приехать в Градом, ко мне, и мы бы зажили вместе, свободные от условностей илийского общества. Что ты наделал, Ранкир? Зачем... зачем ты убил ее?

   Тонкий ручеек крови дополз до ноги подрагивающей девушки и дотронулся до нее своим теплым и влажным касанием. Тира посмотрела в угол комнаты, где замерло безжизненное тело дочери диктатора. Слезы с новой силой полились из ее глаз, и она, прикусив губу, плотнее прижалась к Ранкиру.

   - Как ты мог, Ранкир? Это какой-то кошмар, странный сон, этого не может быть...

   - Мы убежим от этого кошмара, спрячемся. Нас никто не найдет, и мы всегда будем вместе, - пробормотал он, приглаживая окровавленной рукой волосы подрагивающей Тиры.

   В коридоре второго этажа послышались осторожные шаги. Человек не крался, скорее всего, он передвигался так по старой привычке. "Люди из Синдиката. Она же свидетель", - мысли завертелись сумасшедшим хороводом в голове Ранкира. Одним рывком он перекинул девушку за шторку кровати, зажав ей рот, чтобы она не вскрикнула от неожиданности.

   - Не шевелись, - шепнул он и отошел в центр комнаты, прихрамывая на раненую ногу.

   В дверном проеме показался силуэт крупного мужчины с очень знакомой Ранкиру походкой.

   - Хорошая работа, парень.

   - Салдай? - удивился неожиданной встрече молодой убийца. - Они послали тебя мне на помощь? Мне показалось, ты обиделся на меня за то, что я собрался покинуть Синдикат...

   - Девочка я, что ли, обижаться-то? - усмехнулся здоровяк. - Не ты первый, не ты и последний. Успею еще побыть наблюдателем у кого-нибудь другого.

   - Подожди, ты ведь следил за мной в Градоме? Почему не связался, зачем держал это в тайне? Это ты привел подмогу, чтобы расправиться с охраной на первом этаже?

   - Эй, помедленней, слишком много вопросов. Возьми вот.

   Салдай протянул ему запечатанный конверт. "Что это? Неужели уже готово свидетельство о дворянстве? И почему мне его вручили здесь...", - запутался Ранкир. Ситуация становилась все более странной, но он как-то машинально распаковал пакет. В нем оказался лишь один лист бумаги, на котором было что-то написано ровным почерком. Пробежав глазами по письму, парень понял, что это заказ на убийство всей семьи Илида, включая самого диктатора, причем данный от имени короля Бахирона Мура.

   Подняв недоумевающий взгляд на Салдая, Ранкир увидел, как здоровяк стремительно бросился к нему, выбрасывая вперед руку с кинжалом. Молодой убийца смотрел на летящую ему в сердце смертоносную сталь, понимая, что раненая нога не даст ему увернуться от удара. Надо лишь податься вперед, чтобы хоть как-то отвлечь своего наблюдателя от кровати, за которой притаилась Тира. Ранкир приготовился сделать шаг, чтобы навалиться на Салдая, но внезапно земля ушла у него из-под ног, и он полетел в сторону, инстинктивно ухватившись за что-то. Все произошло в считанные секунды, ударившись о стену, убийца вернул себе равновесие и взглянул на руку. В зажатом кулаке остался обрывок рукава ночной рубашки Тиры.

   Сердце запнулось и неестественно долго отказывалось продолжать свой бег. Посреди комнаты стоял удивленный Салдай, держа в руке окровавленный кинжал, а Тира медленно падала на пол. Это она оттолкнула Ранкира, а сама попала под удар.

   Мир рухнул в громыхающую адским пламенем бездну безумия, увлекая за собой юного убийцу, сжимающего побледневшими пальцами обрывок ткани, который все еще сохранял тепло девичьего тела. Жестокое время остановилось, заставляя Ранкира бесконечно долго смотреть на свою возлюбленную, прикрывающую алое пятно на своей груди. За прошедшие несколько мгновений он тысячи раз пережил тяжкую утрату, с каждым разом теряя часть изувеченного судьбой рассудка.

   Дикий вопль разорвал замершую пелену бесконечности. Мит бросился вперед с невероятной скоростью, соперничая с самой природой. От нечеловеческого напряжения рана на бедре разошлась, началось обильное кровотечение, а с силой сжатые зубы были готовы раскрошиться. Одним рывком Ранкир оказался возле Салдая, который успел лишь повернуть голову в его сторону. Кинжал куда-то запропастился, но потерявший рассудок убийца даже не подумал об оружии, он ударил кулаком прямо в открытый от удивления рот своего наблюдателя. Раздираемая зубами рука проскочила ротовую полость, вырвав челюсть из гнезда, с жутким хрустом разорвала гортань и устремилась вниз по пищеводу, из-за чего глотка амбала лопнула, обдав Ранкира фонтаном крови. Повторно издав жуткий вопль, он яростно дернулся в сторону, с влажным треском вырвал ключицу и окончательно отломал челюсть, порвав горло Салдая в лоскуты. У обычного человека не могло быть такой силы, но безумие и ненависть смели все границы человеческих возможностей.

   Время понемногу ускорялось, возвращая себе привычный темп. Обмякшее изуродованное тело наблюдателя безвольно повалилось на пол. Спальня стала похожей на бойню - три трупа и реки крови. Быстро слабеющий Ранкир сделал шаг к Тире, неподвижно лежащей в центре комнаты. Его нога подкосилась, и он упал, отчаянно хватаясь за остатки реальности в попытке не потерять сознание. Из последних сил убийца подполз к бездыханному телу своей возлюбленной и нежно убрал локоны волос с ее прекрасного лица.

   Пламя безумия потухло, оставив после себя лишь мрачное пепелище. Миром Ранкира была Тира На-Мирад, и теперь она мертва. Он лежал рядом с ней, опустошенный и одинокий. По-настоящему одинокий.

   Остатки жизни вытекали из раны на бедре. Затхлый воздух не желал выходить из легких. Сердце с ленивым стуком пока еще разгоняло кровь по телу, но уже давно было готово замолчать навсегда. Глаза убийцы невольно закрывались по настоянию нетерпеливой смерти. Впрочем, здесь ему больше нечего делать, его мир уничтожен.

   Пожалуй, можно и умереть.

   Глава 16

   Священный поход инквизиции длился уже четвертую неделю, хотя добраться из Донкара до Силофских гор можно было в три раза быстрее. Но когда алокрийская Церковь объявляла инквизиционный поход, начинали действовать особые законы.

   - Твоя воля слаба, - произнес дознаватель Каматор Тин и замахнулся тяжелым мечом.

   Стоящий перед ним на коленях парень послушно склонил голову, которая мгновение спустя, глухо постукивая о неровные уступы каменистого склона, покатилась с горы, пока не приземлилась в снег, слегка подтаивая его еще теплой кровью. Первый закон священного похода инквизиции - не отставать от всех и ни за что не останавливаться пока солнечный свет озаряет землю. Они шли в полном боевом облачении, и этот молодой инквизитор, не выдержав нагрузки, упал в обморок прямо посреди дня. Он остановился, нарушив правило. Товарищи подхватили его, но лишь затем, чтобы привести жестокий приговор в действие, когда солнце скроется за горизонтом.

   Поддерживая почти насквозь прожженную руку, на которой уже начала развиваться гангрена, Апор По-Трифа стоял под ночным небом Силофских гор и смотрел на экзекуцию. Обезглавленный парень был слаб духом. Таким, как он, не место в священном воинстве. Поход был действительно тяжелым, из пятнадцати сотен инквизиторов до гористых северо-восточных земель Алокрии дошли лишь двенадцать. Остальные были по большей части казнены. Но такова буква закона и воля Света.

   Три недели изнурительного марша. Почти половина всех солдат инквизиции были слишком молоды, чтобы помнить хоть один священный поход, поэтому, когда они выступили из Донкара полные решимости послужить светлому делу, казалось, судьба вела их к подвигам воинов Света из старых баллад и мифов. Уже на второй день пути все устали так, что, как только солнце опустилось за горизонт, инквизиторы, едва остановившись, рухнули на землю и сразу же впали в беспокойный сон, даже не сняв тяжелые доспехи. Утро вместо отдыха подарило ноющие мышцы и больные головы, хотелось есть и спать, потому что ни то, ни другое толком не удавалось сделать в подобном режиме. На третью ночь похода было казнено три десятка человек. Еще через несколько дней инквизиторы старой закалки перехватили почти шестьдесят дезертиров, которые хотели уйти из лагеря под покровом темноты. После этого каждый закат сопровождался новыми казнями изможденных походом солдат, беглецов, паникеров и тех, кто добровольно шел на обезглавливание, чтобы прекратить это мучительно шествие. До Силофских гор добрались лишь обладающие сильным духом, крепким телом и несломимой волей.

   Путь был тяжел, но таков священный поход инквизиции. Равнины предательски подставляли закованных в сталь людей беспощадно палящему солнцу, предгорья заставляли путников идти вверх по склонам и норовили подсунуть им под ноги неустойчивые камни. Но суровее всего оказались Силофские горы, обдающие людей ледяными ветрами и засыпающие снегом, который алокрийцы никогда вблизи не видели, довольствуясь созерцанием седых пиков за крепостью Силоф. Дважды случался обвал, Апору пришлось отдать приказ оставлять не только погибших, но и придавленных товарищей, чтобы не останавливаться. Наполовину заваленные камнями солдаты с перебитыми ногами и сломанными руками были обречены на голодную смерть или становились добычей горных хищников.

   Маршрут похода проходил вдоль границ Марии и Илии, где инквизиторам довелось увидеть пепелища нескольких поместий и разграбленные деревни. Это не было столкновениями королевской и республиканской армий. Скорее всего, отдельные ватаги разбойников окончательно обнаглели от безнаказанности из-за гражданской войны, или таким образом пытались выжить отчаявшиеся крестьяне, до которых никому не было дела. В том числе и инквизиции. "Мирские дела нас не касаются, у нас свой долг перед Светом", - хладнокровно говорил Апор По-Трифа, проходя мимо своих земляков-марийцев, со слезами на глазах просящих помощи у вооруженных людей с символикой Церкви на плащах.

   Приходилось превозмогать усталость и боль, следуя святой цели. Вера давала силы даже самым слабым духом, но свет алокрийской Церкви бросал слишком длинную тень сомнений. Генерал понимал, что его солдаты не принимали такую кошмарную истину, как отступничество Светоносных, но ничего поделать с этим не мог. А они просто следовали за своим командиром, который всецело доверял Спектру. Но даже сейчас, когда По-Трифа выжег из себя яд сомнений, в его голову закрадывались беспокойные мысли. Что же Церковь имела общего со Светом? С тем мистическим Светом, который озарял землю, даровал жизнь, испепелял зло в душах людей? Апор никогда раньше не задумывался об этом. Но ведь никогда раньше и Светоносные монахи не покидали своего монастыря. Нет, глава инквизиции больше не сомневался, он просто хотел понять.

   К ночному лагерю инквизиторов брело трое усталых людей в плащах с вышитыми треугольниками призм Света. Возвращались разведчики. По-Трифа спустился с горного уступа и пошел к ним на встречу. Он был изможден не меньше других и ужасно хотел спать, но боль от раны на руке расползалась по всему его телу, не давая заснуть. Мучительной смертью от гангрены он расплатится за грех. Но сперва надо выполнить свое предназначение и защитить Свет, уничтожив отступников, которые предали истинные идеалы алокрийской Церкви и направились к фасилийским еретикам.

   Пока что направление монахов к границе Алокрии с Фасилией подтверждалось, хотя Светоносные не оставляли после себя практически никаких следов. В деревнях не останавливались, по дороге привалов не делали, кажется, даже ничего не ели. Видимо, слухи об их силе воле и крепости закаленных воздержаниями тел не врали. По сути, о них только слухи и были известны. Ходила молва, что они - человеческие воплощения Света на земле...

   "Ну вот, опять, - разозлившись на себя, подумал Апор. - Они не могут быть воплощением Света, ибо только Церковь является им, а Спектр оглашает его волю. Иначе и быть не может. Сплетни о мистическом ордене Светоносных очевидно преувеличены".

   - Такими темпами к концу пути у нас останется только половина людей, - сказал подошедший Каматор, вырывая Апора из пучины размышлений.

   - Таков закон, - коротко ответил генерал, дав понять, что эта тема закрыта, и указал здоровой рукой на приближающихся к лагерю разведчиков. - Рано возвращаются, еще нет полуночи.

   - Что-то обнаружили?

   - Скоро узнаем.

   С тех пор как инквизиторы прошли крепость Силоф, они не встретили ни одной живой души в заснеженных горах. Изредка попадались заброшенные шахты и лагеря разбойников с окоченевшими трупами. Местами были видны следы сражений с фасилийцами тринадцатилетней давности. Тела незадачливых завоевателей не истлели, они долгие годы мумифицировались под ледяными ветрами и теперь лежали жуткими памятниками печальных событий тех лет.

   - До границы не так уж и далеко, - заметил дознаватель.

   - Понимаю. Надо спешить.

   - А если они успеют пройти в Фасилию?

   Апор не ответил. Да и что тут можно было сказать - долг заставит идти за отступниками до смерти последнего инквизитора, которая не заставит себя долго ждать на враждебной фасилийской территории.

   Изможденные дозорные наконец дошли до генерала и, не спрашивая дозволения, тяжело сели прямо на мерзлую землю. По-Трифа не стал их одергивать, он понимал, что разведчикам досталась самая тяжелая и опасная работа. Едва отдышавшись, один из них стал докладывать обрывистыми фразами:

   - Снежные хижины. Вокруг ходят люди. На небольшом горном плато. Огибая этот пик, на север. Примерно полдня пути.

   - Это Светоносные? - уточнил Апор.

   - Сложно сказать. Никто не знает, как они выглядят. Вроде похожи на монахов, одеты одинаково.

   - Почему они бродят вокруг своих хижин посреди ночи?

   - Не знаю, генерал, - утомленный разведчик был готов упасть в обморок. - Позвольте...

   - Да, иди отдыхать. Вы хорошо потрудились.

   Дозорный уже не мог подняться на ноги, поэтому просто растянулся на земле рядом со своими товарищами, которые уже провалились в беспокойный сон. Апор отошел в сторону и с задумчивым видом сел на камень.

   - Что-то не так? - поинтересовался Каматор.

   - Хижины, - пробормотал генерал. - Они построили хижины.

   - Может быть, просто временный лагерь.

   - До Силофских гор они добрались без единого привала, а здесь, в крайне неудобном для этого месте, решили встать лагерем? Нет, вряд ли он временный.

   - Выходит, Светоносные не собираются идти в Фасилию?

   - Похоже на то, - Апор нахмурился. - Но Спектр же сказал...

   - Нам не сравниться с его мудростью, генерал, - угрюмо пожал плечами дознаватель. - Он оглашает волю Света, простым смертным вряд ли удастся понять священный замысел.

   - Ты веришь в это?

   - В это веришь ты. А я следую за тобой. Как и все эти ребята. Остались только сильнейшие, их воля и вера непоколебимы.

   "Я в это верю. Да, все так, но...", - мелькнула мысль в голове Апора, когда он с удивлением обнаружил, что земля и небо закрутились, меняясь местами. Каматор поймал теряющего сознание командира и отволок его в палатку. Укладывая генерала на одну из расстеленных шкур, он случайно откинул край плаща и увидел коричнево-черную руку. Гангрена уже поглотила плечо и расползлась грязными разводами по груди Апора.

   - Давно уже надо было отрубить ее, - проворчал Каматор Тин. - Теперь поздно. Как ты вообще на ногах держишься...

   Он остался в палатке, сидя возле ворочающегося в жару лихорадки генерала, и молился до самого рассвета. Каматор ни за что не покинет своего командира, ведь он был для него образцом чести и верности своему делу. Таких людей нынче осталось очень мало. Даже нанеся себе смертельное увечье, По-Трифа продолжал исполнять свой долг, отказавшись от какого-либо лечения, чтобы до самой смерти оно напоминало ему о позоре сомнений и победе во внутренней борьбе.

   Незадолго до первых лучей, Апор открыл глаза, поднялся на ноги и приказал сворачивать лагерь. Впервые за много дней он смог поспать, пусть для этого и пришлось потерять сознание от изнеможения. Очень вовремя, ведь уже скоро их путь должен был подойти к концу.

   Солнце только окрасило горные вершины в ярко-красный цвет, а инквизиторы уже упорно двигались в гору, следуя букве священного закона. Как и докладывали разведчики, обогнув гору, они увидели несколько хижин, стоящих на небольшом горном плато к северу. Расстояние до них было невелико, но предстояло взойти по почти отвесному каменистому склону.

   Взбираясь наверх, несколько людей поскользнулись, а под чьей-то ногой шаткий камень выскочил из своего гнезда. Они кубарем скатились на дно ущелья, где и остались лежать в неестественных позах переломанных тел. Тяжелые доспехи, созданные чтобы защищать, предательски тянули людей вниз, почерневшие от обморожения пальцы не могли ухватиться ни за один уступ, а неумолимый ледяной ветер рассекал кожу лица. Жестокие Силофские горы желали, чтобы те, кто потревожил их вековой сон, сгинули в этих заснеженных вершинах.

   Подъем на плато не пережило двадцать четыре человека. Общая численность инквизиторов приближалась к одиннадцати сотням. Но они наконец достигли своей цели, нашли отступников и были готовы обрушить на них остатки своих сил, верша правосудие Света.

   Ошибки быть не могло, это определенно Светоносные. Монахи, опустив голову, босиком прохаживались между небольшими снежными холмиками, в которых были вырыты норы. Кажется, у них не было вообще ничего, кроме деревянных чашек и роб из тонкой ткани.

   Апор приказал своим людям окружить поселение, а сам с небольшим отрядом двинулся в центр. Оголив оружие, пятьдесят инквизиторов осторожно шли между хижинами и монахами, которые не обращали никакого внимания на пришельцев. Ситуация от этого становилась только страннее и напряженнее.

   Из очередного снежного холмика, пригнувшись, вышел старец и приблизился к По-Трифа. Несмотря на то, что выглядел он точно так же, как все остальные Светоносные, что-то его сильно выделяло. Очевидно, перед инквизиторами предстал сам настоятель монастыря. Будучи первым, кто обратил внимание на инквизиторов, он внимательно их оглядел светло-серыми глазами.

   - Нет, не вас. Мы ждем не вас, - мягко произнес старец, старательно подбирая слова, словно ему не приходилось разговаривать уже очень много лет.

   Настоятель развернулся и неспешно пошел к своей хижине.

   - Стой! - окликнул его генерал, но реакции не последовало.

   К нему подошел Каматор, внимательно следящий за странным стариком, и сказал:

   - Это все слишком подозрительно. Чем быстрее начнем экзекуцию, тем лучше.

   - Не спеши, - проворчал Апор. - Приговор еще не зачитан. Какими бы они опасными отступниками ни были, по закону им надо огласить волю Света.

   Приказав стоять и быть наготове, он пошел к снежному холмику настоятеля. Пригнувшись, он пробрался через импровизированную дверь и оказался внутри тесной норы с отверстием вверху, через которое в хижину проникал яркий небесный свет. Сидящий посередине старец снова не обратил на гостя никакого внимания, он умиротворено засыпал снег в деревянную чашку. Когда он закончил, снег, будто получив разрешение, моментально растаял, а вскоре закипела и вода.

   Апор решил не задумываться над загадочным поведением снега и сел напротив настоятеля. Приговор следовало зачитывать стоя, но низкий свод не позволял этого сделать. Инквизитор положил на колени свою искалеченную руку, чтобы она не висела плетью, и уже хотел начать перечисление преступлений монахов против веры, но старик неожиданно поднял на него светло-серые глаза и произнес:

   - Не нужно, Апор. Это не наша судьба и не твоя.

   Сбитому с толку генералу понадобилось некоторое время, чтобы попытаться понять услышанное. "Откуда он знает мое имя? А слова о судьбе - неужели он какой-то пророк? И еще этот кипящий снег в чашке... Что нам вообще известно о Светоносных?", - беспорядочно бегали мысли в его голове.

   - Мы знаем многое. То, на что ниспадает истинный Свет, - невозмутимо ответил настоятель на незаданный вслух вопрос.

   Апор опустил взгляд на свою изуродованную конечность. Сомнения - грех.

   - Как твое имя, настоятель?

   - Я настоятель, это так. Но имен мы не носим, носим лишь Свет, за что и прозваны Светоносными.

   В его речи до сих пор чувствовался след нескольких десятков лет безмолвия, который вынуждал старательно вспоминать и подбирать правильные слова.

   - Хорошо. Вы, называемые Светоносными монахами, объявлены алокрийской Церковью Света отступниками, - взяв себя в руки, продекламировал инквизитор. - Вы знаете, что занимаете особое место в нашей священной религии и глазах правоверных людей, но своим предательским исходом, бегством к фасилийским еретикам, иными словами, отступничеством подорвали веру в Свет и нашу святую Церковь! Поэтому...

   - Так мы подорвали веру в Свет или в Церковь? - все так же невозмутимо поинтересовался старец.

   Генерала словно окатило ледяной водой. Этот вопрос... Старик словно вытащил его из запретных глубин памяти инквизитора.

   - Не знаю, как ты это делаешь, еретик, - прорычал Апор, хватаясь за меч. - Но ты не сможешь посеять сомнения в моей душе!

   - Ты так правду называешь?

   Интонация, с которой говорил настоятель Светоносных, удивительным образом отрезвила взбешенного генерала. Он убрал клинок в ножны. В конце концов, одиннадцать сотен вооруженных инквизиторов всегда успеют перерезать сто двадцать полуголых монахов.

   - Что тебе известно? - после недолгого молчания спросил Апор.

   - Лишь то, что освещает истинный Свет.

   - Это я уже слышал. Рассказывай, что ты знаешь об алокрийской Церкви. Если тебе нечего сказать, то я прикажу привести смертный приговор в действие.

   - Ты не прикажешь, и мы не умрем от ваших рук. Не наша это судьба и не твоя.

   Если бы не умиротворенная аура, который был окружен сероглазый старец, то инквизитор давно бы уже изрубил его. Он был взбешен, но ярость не могла вырваться наружу, она словно пряталась от небесного света, льющегося из отверстия в своде снежной норы.

   - Нам было видение, - продолжил настоятель, старательно выговаривая полузабытые слова. - Нам суждено встать на защиту мирных людей, в чьих душах еще не померк истинный Свет. Исход предрешен, но мы можем хотя бы попытаться что-то изменить. Светлый оплот мы возведем здесь из наших тел и веры.

   - Вы собираетесь защищать алокрийцев? От кого?

   - Не только их. Сложно объяснить тебе. Чтобы все в итоге вышло так, как должно быть, надо нам здесь находиться. Нам не было до этого дела раньше, но настало время. И мы ждем, пока тень доберется досюда, чтобы дать отпор ей и развеять мрак.

   - Я не понимаю тебя, старик, - Апор поморщился от боли в груди.

   Гангрена, отравляющая плоть инквизитора, скоро доберется до жизненно важных органов, а он сидит в какой-то норе и беседует с безумным стариком. Генерал взглянул на настоятеля, почувствовав, что тот и на этот раз угадал его мысли. И даже более того.

   - Рана, которую нанес ты себе, не выжгла сомнений, - произнес монах. - Она есть лишь отрицание правды. Но истинный Свет не померк в тебе после этого. Ты ошибался, ложная борьба сломила тебя, но поражение, символ которого ты носишь на своей руке, лишь доказывает, что ты следовал правде всегда, хоть и приходилось тебе противостоять ей.

   - Снова не понимаю, - еле слышно сказал инквизитор, его накрыла волна спокойствия, граничащая с апатией.

   - Погрузи руку в Свет.

   Слабо осознавая, что он делает, Апор с некоторым усилием приподнялся и подполз на коленях к центру хижины, куда ниспадал столб лучей света. Откинув плащ, он достал изувеченную конечность и осторожно протянул ее к этому удивительному небесному водопаду. Если бы генерал взглянул на землю, то увидел бы, что его рука совсем не отбрасывает тени. Но его глаза были прикованы к тонким струйкам дыма, которые поднимались от жуткой коричнево-черной гангрены.

   - Это не рана плоти, - объяснил настоятель. - Лишь пораженная душа, сокрытая мраком. Борясь с сомнениями, ты поразил себя в правду. Но Свет прогонит тьму.

   Кожа инквизитора светлела, он с удивлением обнаружил, что стал чувствовать мягкие прикосновения теплых лучей. Апор уже и забыл то чувство, когда по венам рук растекается кровь, пульс показался чем-то чуждым. Приложив немало усилий, генерал сумел пошевелить пальцами. Ужасная рана медленно таяла в потоках света.

   - Что это такое? - изумился По-Трифа.

   - Твое увечье - лишь след лицемерия и лжи Спектра. Истинный Свет прогнал эту тень, - старец слегка подался вперед, и впервые невозмутимость на его лице сменилась чем-то похожим на улыбку. - Ты мне так и не ответил, Апор. Во что же мы подорвали веру: в Свет или в Церковь?

   - Ты хочешь сказать, что Спектр ставит свои амбиции и интересы превыше служения нашей священной вере? Что алокрийская Церковь давно уже действует от своего собственного лица, забыв, как звучит голос Света? Что всю свою жизнь я посвятил всего лишь очередной организации, верхушка которой озабочена собственным обогащением и властью?

   - Я этого не говорил, - ответил настоятель уже с настоящей улыбкой. - Просто ты и так это знаешь. Именно от этой правды ты и пытался избавиться, выжигая сомнения из души.

   - Но ведь мастер Карпалок Шол так много сделал для Церкви...

   - Вот именно. Для Церкви, в которой давно уже не осталось ни единого лучика того истинного Света, некогда ставшего основой нашей священной веры.

   И ведь настоятель говорил чистую правду, даже если не принимать во внимание его мистическую осведомленность обо всем на земле. Но Апор и сам знал правду о Церкви, только постоянно врал себе и заставлял себя быть верным Спектру. Генерал прикрыл лицо руками.

   - Я столько всего натворил...

   - Свет простил тебя, он излечил твою глубокую душевную рану и истерзанную плоть, осветил твой разум. Возможно, все те преступные приказы, которые ты выполнил, все убийства, казни и пытки - все это должно было привести тебя сюда. Таков был твой путь, чтобы узреть правду.

   Инквизитор посмотрел на улыбающегося сероглазого старца. Неужели он проделал такой долгий путь, преследуя монахов, чтобы получить откровение? Столько смертей и страданий, лжи и боли. Позади остались искалеченные трупы инквизиторов и их обезглавленные товарищи, которые виноваты лишь в беспрекословном следовании тому, что считали правдой.

   - Ты столько всего знаешь, тебе были ниспосланы видения будущего, - произнес Апор, поднимая глаза на настоятеля. - Ты упоминал, что сражение с вами - не наша судьба. Так какова же она? Зачем мы здесь?

   - Будущее еще не озарено Светом, мне нечего о нем сказать. Одно знаю я наверняка - каждый получит то, чего заслуживает. Исход предрешен, но попытаться что-то сделать можно.

   - Так ты все-таки знаешь, что нас ждет?

   - Не знаю. Но мы можем бороться с ужасами грядущих событий, - упорно твердил старец.

   Более внятного ответа инквизитору добиться так и не удалось. Они некоторое время беседовали, но вскоре Апор замолчал, погрузившись в свои невеселые мысли. Он уже решил, что не станет вредить Светоносным, потому что служит Свету, а не Церкви. Эти монахи не могут быть отступниками, ведь они следуют тому, что некогда стало основой веры. В сравнении с ними, все учения и деятельность Церкви - ересь.

   - Мои люди, - вспомнил генерал. - Они больны, голодны и замерзли.

   - Не переживай, сейчас их согревает самое нежное солнце своими теплыми лучами. Вы все - жертвы Церкви, но верны истинному Свету. Уверен, ты все сможешь им объяснить.

   - И что же нам делать дальше?

   - Вы можете оставаться с нами, сколько пожелаете, - невозмутимость вернулась на лицо настоятеля. - Уверен, скоро Свет укажет вам путь.

   Инквизитор почтительно поклонился, насколько позволяли тесное пространство и низкие своды снежной норы, и выбрался наружу. Небо было сокрыто тучами, притянутыми горными пиками, но он точно помнил, что из отверстия в потолке хижины лился яркий свет. В очередной раз отложив мистику в сторону, Апор двинулся к своему отряду, терпеливо дожидающемуся главу инквизиции. Он коротко приказал Каматору разослать вестовых, которые должны передать приказ о всеобщем сборе недалеко от поселения Светоносных.

   Со щемящим сердцем По-Трифа смотрел на стягивающихся со всех сторон солдат. Больные, израненные, изможденные. За время похода они убивали в себе чувства, оставляли умирать искалеченных товарищей, молча выносили приговор своим друзьям, оказавшимся недостаточно сильными, чтобы продолжить путь. Они думали, что следуют закону, что исполняют священную волю Света...

   Дождавшись, когда все одиннадцать с небольшим сотен соберутся на окраине плато, Апор поднялся на огромный булыжник и посмотрел в глаза своих соратников, обманутых Церковью. Медленно выдохнув, он опустил голову и полушепотом обратился к Свету, впервые за долгое время сложив обе руки в молитвенном жесте.

   Ему предстоял очень тяжелый разговор.

   Глава 17

   Над походным лагерем республиканцев медленно ползло полуденное солнце. Сегодня диктатор Илид не отдавал никаких приказов, в последнее время он был замкнут и постоянно думал. От Мони уже несколько дней не поступало никаких вестей, хотя она постоянно извещала мужа о ситуации в Градоме. Скорее всего, по мере того как крепла и развивалась Мария, у собрания республики появлялось все больше дел, и госпожа На-Сода едва успевала со всем справляться. Илид понимал, что оставил на жену слишком тяжелое бремя представительства старой семьи в верховном органе власти, но иного выбора у него не было. Она сильная и мудрая женщина, должна справиться.

   Тем временем, перед республиканской армией пал один из последних городов на спорной территории. Король Бахирон до сих пор не отдал приказа наступать на Марию, и это сильно действовало на нервы диктатору. Комитет сообщил, что им удается сдерживать короля от начала войны, но Илид прекрасно понимал - деятельность комитов практически никак не влияла на задержку атаки королевских войск. Если бы Мур захотел, он бы не стал никого слушать, и увещевания Комитета являлись лишь поводом, чтобы не выступать против республики. Точнее говоря, против друга. Как бы ни был силен и властен Бахирон, он слишком туго связан путами своих чувств и приятных воспоминаний. Прошлое двух людей удерживало от гражданской войны целую страну.

   Однако даже без вмешательства королевской армии, марийцам приходилось сражаться, причем на своей же территории. И речь идет не только о разгонах мародерских шаек, а о настоящих осадах, казалось бы, марийских городов. Эта абсурдная ситуация удручала диктатора. Вот и вчера очередное поселение встретило своих освободителей упорным сопротивлением. Илид старался обойтись малой кровью, раз за разом пытался отправить парламентеров, хотел убедить в бесполезности и глупости воспрепятствования движению всеобщей свободы. Но почему-то защитники продолжали отбиваться и проклинать мятежников, прячась за хлипкими баррикадами.

   Стараясь никого не убивать, а только ранить и брать в плен, республиканская армия медленно теснила своих соотечественников, пока те не укрылись в огромном амбаре. Но даже тогда они продолжили из узких окон посылать в нападающих стрелы, не обращая внимания на очевидное поражение. Илид был взбешен их упорством и тупостью. Последней каплей стала попавшая в плечо диктатора шальная стрела. Рана была неглубокой, но окончательно разочарованный в жителях этого приграничного города, он отдал приказ заложить дверь и поджечь амбар. Глупцы не намерены были сдаваться, а дальнейшего роста потерь среди честных граждан Марии Илид не мог допустить.

   Пламя жадно взялось за дело, вскоре все деревянное здание было охвачено огнем. Некоторые защитники наглотались дыма и валялись бездыханными, не дождавшись страшной участи быть сожженными. Остальным не повезло, они горели живьем и при этом кричали так истошно, что многие из солдат республиканской армии, зажмурившись, закрывали свои уши. Эти вопли до сих пор звучали эхом в их головах. Один мариец, стоявший тогда рядом с Илидом, не выдержал страданий гарнизона города и бросился открывать дверь амбара. Диктатор не стал его останавливать, он уже понял, что зря дал волю ярости, обрушив ее на глупцов, неспособных понять глубину идей свободной Марии.

   Тяжелая дверь с шумом откинулась в сторону, но ворвавшийся в постройку воздух лишь сильнее раздул пламя пожара. Из проема полыхнуло адским пеклом, сопровождаемым клубами черного дыма и запахом горелого мяса. Из этого огненного ужаса ломкими и неуклюжими движениями вывалилось несколько обгорелых защитников. Они рухнули на землю с вырывающимся из груди шипением-стоном и слепо ползли вперед, неловко перебирая обугленными конечностями. На месте глаз зияли кровоточащие провалы или грубые рубцы крепко слепившихся век. Жуткие ожоги покрывали изуродованные тела, оголяя местами почерневшие мышцы и кости. Их организм отторгал частично расплавленные ткани. От этого зрелища республиканских солдат выворачивало наизнанку. Тогда Илид вышел вперед и добил страдающих защитников, проявив к ним последнее милосердие...

   Воспоминания о вчерашнем дне неторопливо рассеивались, уступая место не менее тяжелым мыслям текущего дня. Солдаты гарнизона, скорее всего, не состояли в королевской армии, а были местным ополчением. Это можно было понять по тому, как они сражались. Многие взяты в плен, еще больше убито. В городе был условно установлен республиканский порядок, хотя он оставался полупустым и долго не просуществует. Все, кто мог сбежать, давно уже покинули приграничные территории, скрывшись в Илии или подавшись в разбойничьи банды. Остались только немощные старики, калеки и некоторые семьи защитников, не пожелавшие бросать родных умирать в одиночестве.

   - Да что не так с этими людьми, - искренне недоумевая, пробормотал Илид.

   Он нес им свободу и республиканское равенство, даровал жизнь в процветающей Марии, которая в будущем подаст пример всему миру. Но они так упорно сопротивлялись, будто боялись собственного счастья. Непроходимая тупость приграничной деревенщины...

   - Приведите ко мне лидера плененного гарнизона, - приказал диктатор стражнику, выглянув из палатки.

   Старшим среди защитников назвался коренастый мужчина средних лет. Он держался не очень уверенно, стоял перед Илидом, потупив взгляд. За ним внимательно следил конвоир, на которого мужик постоянно оглядывался, как затравленный зверь.

   - Как твое имя?

   - Не положено нам, законопослушным подданным короля Бахирона, с мятежниками беседовать, - пробурчал пленный.

   - Мы не мятежники, мы граждане республики Марии, - твердо произнес диктатор. - Не хочешь называть имя - дело твое. Пойми, я не желаю вам зла. Но на мои вопросы ты ответишь.

   - Зла не желаете, как же. Скажите это тем парням, которые в том амбаре погорели.

   Илид проигнорировал неуклюжую колкость, которая некстати разворошила неприятные воспоминания, и, стараясь сохранять спокойствие, спросил:

   - Ты назвался подданным короля. Среди вас были солдаты из королевской армии?

   - Нет, только я служил по молодости, да не дослужился. Вернулся домой, с парнями вот работал все. От бандитов помогал оборону организовать, да парней подучивал оружие в руках держать.

   - Значит, в гарнизоне были только местные?

   - Ну, да. Урожай вот несколько дней тому назад собрали. Благо хоть вывезти успели, как услышали, что мятежники к нам двинулись. Правда, вот в том-то амбаре, где урожай был, парни-то и погорели...

   Тяжело было вести допрос недалекого крестьянина, его конвоир уже поскрипывал зубами от того, как мужик коверкал алокрийский язык, смешивая марийское и илийское наречия. Но Илиду очень важно было знать, в чем причина этого остервенелого сопротивления и необъяснимой верности королю.

   Выяснилось, что жители этого городка были полусвободными работниками короля, которых по старинке в Алокрии называли рабами. Они вольны распоряжаться своим имуществом, но не имели права надолго покидать определенный населенный пункт и были обязаны выплачивать налог королю или дворянину, которому была пожалована эта земля. Видимо, Бахирон воспользовался приграничным положением поселения, чтобы насадить здесь илийские порядки, пренебрегая привилегиями свободы для всего населения Марии.

   - Так почему же вы сопротивлялись нам? - допытывался Илид.

   - Вы же мятежники, взбунтовались против нашего законного короля. Да к тому же атаковать нас начали, могли бы просто пройти мимо, не нужны вы нам тут.

   - Мы несем свободу и равенство каждому человеку, разделяющему взгляды республики!

   - Значит, мы их не разделяем. Могли бы просто отстать от нас, - неуверенно пробормотал мужик.

   - Как бы то ни было, ваш город находится на территории, которая принадлежит Марии, - стараясь оставаться спокойным, произнес Илид. - Мы могли бы мирно поговорить и обсудить возникшие противоречия...

   - Не положено нам с мятежниками беседовать, - упрямился пленник. - Да и о чем разговаривать-то?

   - Например, мы могли бы описать вам жизнь в республике, где все равны и свободны...

   - Я смотрю, ты командуешь тут всеми. Где же вы тогда равны-то?

   - Это лишь на время. Только для преодоления кризиса мне вручены полномочия диктатора, - терпеливо пояснил Илид. - Пойми, вы были бы свободны от королевского гнета, не нужно было бы работать на дворян, выплачивать налоги им и королю...

   - А у вас в этой республике, - снова перебил его мужик, потупившись взглядом. - Каждый сам по себе живет, никто никому ничего не платит, что ли?

   - Да. То есть не совсем. У нас не налоги, а небольшие подушные взносы для каждого гражданина Марии.

   - Так нам-то какая разница - платить ли королю или кому-то там в Градоме? Раньше мы хоть знали, куда деньги и урожай идут, а тут как словно подарили кому.

   - У нас взносы идут на благо всей республики, а не для того, чтобы утолять жажду обогащения правящей верхушки Илии, - диктатор чересчур увлекся спором, позабыв, что перед ним стоит необразованный крестьянин. - И не для обеспечения работы раздутого аппарата королевского двора, непозволительной роскоши на фоне всеобщей нищеты.

   - Да мы не нищие, - пожал плечами пленник. - Мы хорошо жили, спокойно работали, пока вот вы не задумали свой мятеж. Тяжела наша жизнь стала, измучили вы всех нас уже. Свободен или несвободен, какая разница? И коли уж платить все одно приходится, так хоть войны бы не было, жилось спокойно без вас, мятежников.

   - Ты хочешь сказать, что при короле вам хорошо жилось? Вам, марийцам, таким же как и мы?

   - Мариец, илиец, какая разница? - мужик снова пожал плечами. - Мы все в одной стране жили, со своими семьями и работой. Это вы, городские, все выше головы прыгнуть хотите, вот и понапридумывали себе свобод и равенств всяких. Ничего же ведь не поменялось, называться только иначе стали да и все.

   Илид устало опустился на раскладной стул. Бесполезно спорить и объяснять что-либо человеку, неспособному понять высокие республиканские идеи. Судя по всему, жители приграничных районов и алокрийской глубинки придерживались такого же мнения - власть имущие забавляются, играя понятиями и названиями, и пытаются под шумок прикарманить побольше за счет простого люда. Конечно, тогда и при короле жизнь покажется хорошей, на фоне того, как падальщики растаскивали разлагающуюся страну по кусочкам.

   "Они ничего не понимают", - печально подумал Илид, глядя на коренастого мужика, который топтался на месте уверенный в своей правоте.

   - Отпустите его, - приказал диктатор и посмотрел крестьянину в глаза. - Уходи, ты свободен.

   - Куда же я пойду-то? - оторопело спросил тот.

   - Куда хочешь. Ты свободен. Может, хоть так поймешь, что это значит.

   - Да зачем мне эта ваша свобода! У меня дом был, семья. Отправил их, куда подальше от вас, где же мне их искать-то теперь? Что мне теперь делать-то? Я на смерть шел, за короля и дом свой постоять, спокойную жизнь защитить, от вас, мятежников, избавиться!

   Что-то изменилось во взгляде затравленного мужика, нерешительность исчезла, окончательно уступив место уверенности в правоте своего дела и преданности Бахирону Муру. Он резко оттолкнул зазевавшегося конвоира, выхватив у того из-за пояса кинжал, и бросился на диктатора с криком: "Будь ты проклят, мятежник!". Слишком неуклюже и медленно. Илид вскочил со стула, на ходу отклоняя руку с кинжалом, и, нанеся короткий удар снизу вверх по подбородку, с тихим хрустом сломал шейные позвонки нападающего. Крестьянин рухнул на землю, неестественно запрокинув голову назад.

   - Идиот! - зарычал диктатор и, описав круг по палатке, исступленно начал пинать труп. - Да что. Не так. С этими. Людьми!

   Оклемавшийся конвоир оттащил взбешенного Илида от тела крестьянина, которое тут же подхватили пришедшие на шум солдаты. Диктатор тяжело сел на стул, уронив голову на руки. Нервы были на пределе, картины бессмысленных убийств мелькали перед его глазами. Сколько страданий и потерь, сколько крови простого народа было пролито на земле их же родины...

   Но почему? Возможно, королевские агенты придумывают и распространяют слухи о жутких злодеяниях республиканцев или умудряются подкупать верность людей какими-нибудь нелепыми обещаниями, на поводу которых так легко идет деревенщина. Это многое объясняло, но деятельность подобных агитаторов имела бы следы, которые легко обнаруживаются после перового же допроса пленных. Да и самих людей Бахирона марийцы пока еще не встречали, везде им оказывали сопротивление только гарнизоны из местных ополченцев. Конечно, агенты могли бы сработать невероятно чисто, но на это способны лишь шпионы Тайной канцелярии, а они, как известно, полностью контролируются Шеклозом Мимом, который прикладывал все усилия, чтобы не дать гражданской войне начаться... Нет, клевета или подкуп здесь ни при чем. Бахирон бы так не поступил, он человек традиций и чести, а это слишком подло. Остальным же просто незачем оборачивать население приграничных городов против освободителей.

   "И что же это получается, - мрачно подвел итог Илид. - Если люди по собственной воле сопротивляются мне и республиканским идеям, то выходит, что я поступаю неправильно, пытаясь сделать их жизнь лучше? Они не хотят свободы, равенства, счастливой жизни в Марии под справедливым управлением собрания избранных ими же представителей? Какая глупость, абсурд. Как можно быть настолько слепым, чтобы не видеть ужасов монархической кабалы? Застой они называют стабильностью, верховенство одних над другими не по заслугам - традициями, власть денег и глупых чиновников - законом, непосильный труд и службу в королевской армии до гроба - долгом. Я не понимаю..."

   Преисполненный тяжелых, но уже ставших привычными мыслей диктатор вышел из палатки, жестом повелев стражнику не следовать за ним. С холма, на котором был разбит лагерь республиканцев, был хорошо виден захваченный городок. По-Сода поморщился - ему неприятно называть марийский город захваченным. Он должен был присоединиться к республике сам, а его жители вместо арок из гвоздик для торжественной встречи построили баррикады. Они слишком долго жили под властью короля и вблизи Илии, пропитываясь ядом монархических идей, которые сделали людей покорными и принимающими неравенство как должное.

   Внезапно Илида посетила догадка, заставившая его замереть на полушаге. Резко развернувшись, диктатор направился к окраине лагеря, где находились плененные ополченцы. Он приблизился к ним и внимательно вгляделся в их глаза. Так и есть, все верно. Эти крестьяне и мелкие ремесленники родились в Марии как их отцы и деды, но они уже давно не марийцы. Однако и не илийцы. Захваченные в плен республиканской армией люди были алокрийцами, подданными короля Бахирона Мура.

   - И ведь поэтому я не пойму их никогда, - пробормотал Илид, возвращаясь в командирскую палатку. - Мы слишком разные. Не их вина в отрицании наших идеалов, и не наша - в несогласии с их порядками.

   Сидя за раскладным столом, диктатор По-Сода задумчиво постукивал пером о чистый лист бумаги. Для полного объединения Марии в рамках бывшей провинции оставалось всего несколько приграничных городов. Но кроме бессмысленного насилия и опустевших домов республиканскую армию там ничего не ждет. Илид понял истину, лежащую все это время на поверхности, - границы республики проходят не по рекам, горам и городам, а лишь по людям, которые разделяют ее идеи. Нет смысла расширять Марию силой, все должно решаться словами и хорошим примером. Незачем насильно принуждать к счастью тех, кто не хочет его принимать.

   Сейчас республика уже имела необходимые земли для дальнейшего развития и осуществления деятельности собрания, на этом и нужно остановиться. Илид еще некоторое время обдумывал свое решение и, в конце концов, начал писать своей жене письмо, чтобы она выступила в республиканском собрании с сообщением об окончании объединения Марии. Отныне республика станет самостоятельной страной со свободным и равноправным обществом. Илия и остальная Алокрия должны прийти к такому же решению сами, но добрососедские отношения с республикой покажут им, сколь прекрасная настала жизнь, а затем все вместе смогут объединить усилия в стремлении к великому светлому будущему всеобщего благоденствия.

   "...Посему считаю свою миссию диктора Марии выполненной и прошу собрание республики освободить меня от этой должности. Я должен вернуться в Градом, чтобы совместно с избранными представителями марийских земель организовать диалог с королем Алокрии Бахироном Муром, опираясь на нейтральный Комитет. Илид По-Сода из старой семьи Градома По-Сода".

   Дописав последние строки, он вызвал солдата, дежурящего у командирской палатки. Вошедший юноша терпеливо дожидался приказа, пока марийский диктатор задумчиво разглядывал только что запечатанный конверт с двумя особыми восковыми печатями, которые полагалось ставить только на важнейшие документы. Наконец Илид тряхнул головой, прогоняя нерешительность, подошел и вручил письмо солдату, удивив того улыбкой облегчения.

   - Передай это Наторду, пусть доставит моей жене Мони На-Сода в Градом. Он надежный человек, - произнес диктатор, которому осталось недолго пребывать в этой ответственной должности. - Затем позови всех командиров ко мне. Скажи им, что будет решаться стратегический вопрос сворачивания лагеря и военных сил, а также о размещении гарнизонов в некоторых городах для поддержания порядка. В общем, мы возвращаемся домой.

   Слова Илида были настолько неожиданными, что юноша удивился, только когда уже бежал выполнять приказ. А мысленно повторив сказанное диктатором еще раз, он понял и, захлебываясь от восторга, завопил на весь лагерь: "Это победа! Все закончилось, Мария свободна! Идем домой, да здравствует республика!"

   Вслушиваясь в гул недоверия, который плавно перерастал в бурный шум ликования, Илид По-Сода устало сидел прямо на земле, с удовольствием вытянув ноги. Вот он и завершил так и не начавшуюся гражданскую войну. Мариец улыбнулся парадоксу, но серьезность тут же вернулась к нему. Все еще впереди - ему и Бахирону предстоит избавиться от ужасных последствий раскола Алокрии, и это будет совсем не просто. Как же хорошо, что есть Комитет... В том, что король пойдет на диалог, Илид был уверен. Если бы Мур захотел воевать и силой вернуть себе Марию, он бы давно уже ввел в непокорную провинцию все свои войска и перебил мятежников. Конечно, им придется пойти на уступки, но они смогут найти общий язык и договориться как старые друзья и добрые соседи. Иначе и быть не может.

   Глава 18

   Провозившись несколько минут, Ачек наконец смог с некоторым усилием открыть глаза. Память еще спала, поэтому каменная кладка свода катакомб порождала одни вопросы, не давая никаких ответов. Закутанное в какие-то багрово-черные тряпки тело отзывалось тупой болью на любое движение. Поняв тщетность попыток пошевелиться, По-Тоно решил собраться с мыслями и снова закрыл глаза. Поддернутые туманом воспоминания нехотя выползали из глубин памяти. Пожалуй, без них было как-то спокойнее...

   Шеклоз Мим поручил молодому агенту Тайной канцелярии провести секретную операцию - саботаж в Донкаре, чтобы отвлечь королевские военные силы на столицу. Лишившись части своей армии, Бахирон не осмелится начать боевые действия против Марии, что даст Комитету еще немного времени, чтобы миром избавиться от кризиса раскола Алокрии. Для этого надо было изнутри подтолкнуть засевших в катакомбах сектантов к беспорядкам в городе. Будет кровопролитие, но оно не сравнится с возможными жертвами из-за начавшейся гражданской войны. Ответственная миссия была возложена на Ачека По-Тоно, который провалил ее, потому что... Потому что умер?

   Не обратив внимания на тупую боль в висках, он резко сел и прощупал грудь под инициационными одеяниями. На том месте, где должна была быть глубокая рана, лишившая его жизни при посвящении в сектанты, остался лишь грубый рубец шрама. Память подсовывала все новые воспоминания, сбивая с толку и без того дезориентированного марийца. Он вспомнил, как шел путем Умирающего, отвечая на вопросы и вкушая мертвую плоть. Вспомнил, как истекал кровью, сочащейся из раны оставленной церемониальным ножом. Вспомнил, как умер, глядя на пятерых сектантов, переговаривающихся между собой... Точно, при посвящении за ним следовали только четыре сектанта. Последний подошел к окончанию?

   "Ничего не помню. Он что-то говорил мне, но я ничего не расслышал. И разглядеть его толком не получилось, только странную мантию... Остальные на него не обращали внимания, возможно... Нет, не понимаю", - думал Ачек, стараясь расслышать собственные мысли через шум крови в ушах. Он откинулся назад и растянулся на сырых камнях. Боль понемногу уходила, уступая место зудящей слабости, но рассудок бился в истерике, будто пытался расколоть череп шпиона изнутри.

   И что дальше? Получается, он прошел путем Умирающего и теперь состоит в секте смертепоклонников. Но рядом никого не оказалось, к тому же с толку сбивал шрам на груди - раны так быстро не заживают. "А быстро ли? Сколько я уже здесь валяюсь? Смог бы я протянуть столько времени, чтобы затянулся столь глубокий порез, без еды и воды?"

   Число вопросов возрастало с огромной скоростью. Ачек привык выполнять приказы, следовать строгим инструкциям, а не ломать голову над заведомо непознаваемыми вещами. Впрочем, если продолжать лежать, то ответы так и не появятся.

   С хриплым стоном мариец приподнялся, но замер на половине движения, изумленно уставившись перед собой. Рядом с ним, обнимая свои колени, сидела щупленькая девочка и с интересом рассматривала замотанного в инициационные тряпки юношу.

   - Смотри, принцесса, - он очухался, - озабоченно пробормотала она и тут же расплылась в широкой улыбке. - Ой, хорошо-то как! Сейчас притащу его старикашке, вот он обрадуется! Они говорят, мол, давно Мелкая владыке ничего не подносила, мол, Мелкая бесполезная! Пусть выкусят, сейчас я этого красавчика доставлю и... И пусть выкусят!

   Девочка спрятала лицо в руках, притворяясь плачущей, а затем внезапно расхохоталась и, выхватив украшенный цветастыми ленточками кинжал, ловко заскочила за спину полулежащего Ачека. Он не успел опомниться, как почувствовал прохладную сталь у своей шеи, однако последнего смертоносного движения не последовало. Он осторожно приподнял голову и посмотрел на склонившуюся над ним маленькую сектантку.

   - Я тут подумала, - слишком сильно растягивая слова, произнесла она. - И три вопроса у меня к тебе появились. Принцесса считает, что надо бы спросить. Ну, так слушай. Во-первых, ты чего тут в этих шмотках развалился? Во-вторых, сколько ты весишь? На вид-то щуплый, а потом окажется, что тащить тебя на себе - надорваться можно. Лучше сразу скажи, я тебя на ровные части поделю.

   - А третий? - судорожно сглотнув, спросил Ачек.

   "Идиот, - мысленно похвалил он себя. - Весьма уместный вопрос".

   - Что "третий"?

   - Ты сказала, что у тебя появились три вопроса. Какой третий?

   - Не говорила я такого! - нахмурилась девочка. - Принцесса, ты слышала? Она тоже не слышала! У-у, врунишка!

   "Невменяемая какая-то, - с горечью подумал молодой шпион. - Но, очевидно, из смертепоклонников. Раз больше никого нет, она - моя единственная зацепка. Ладно. Сумасшедшим, как говорится, надо подыгрывать".

   - Хорошо, тогда я отвечу на два твоих вопроса, - примирительным тоном ответил По-Тоно, на всякий случай приготовившись перехватить руку с кинжалом. - Я одет в инициационные одежды, потому что прошел путем Умирающего и еще...

   - Ух, ты! Он что, из наших? Я не знаю, - меняя голос, затараторила девочка. - Может, не надо его тогда убивать? Надо, надо! Какая разница, владыка будет рад! А вдруг будет правильнее его оставить, чтобы он помогал владыке пожинать урожай? Он, кажется, сильный, сильнее Мелкой... Может, может. И симпатичный, а значит, владыка будет рад его смерти. При чем тут его внешность? Владыка ценит силу и ум!

   Тоскливо предположив, что лучше бы она сразу его прирезала, Ачек стал искать способ прервать ее бесконечный спор с самой собой.

   - Послушай, - пришлось повторить трижды, прежде чем она наконец посмотрела на него, удивленно захлопав ресницами. - Может, хотя бы представимся друг другу?

   Девочка снова расплылась в широкой улыбке, затем как-то резко посерьезнела. Разочарованно скривилась, мечтательно закатила глаза, грустно вздохнула... Ее эмоции сменяли друг друга с поразительной скоростью, но, в конце концов, она вернулась к привычной широкой улыбке и, недолго думая, перепрыгнула через Ачека и снова села рядом с ним, обняв свои худые колени. При этом она держала свой кинжал за одну из разноцветных ленточек, покачивая им из стороны в сторону.

   - Ой, ну где мои манеры! Меня зовут Тормуна Ана. Еще меня зовут Мелкая. Наверное, потому что я мелкая. По-разному зовут, - быстро проговорила она и, преисполненная неподдельного восхищения, сунула шпиону под нос кинжал. - А это - принцесса На-Резка!

   - На-Резка? - Ачек не смог не улыбнуться забавной игре слов с женской формой марийской фамилии. - Так она из Марии, моя землячка. Мое имя Ачек По-Тоно.

   - Вот и славно, Ачек! - девочка вся сияла от радости. - Тогда ты должен подчиняться свой принцессе! Слушай же ее приказ: ляг и расслабься, мы тебя убивать будем!

   - Постой! Я же прошел путем Умирающего, я теперь один из вас.

   - Ага, вроде того. И что?

   - Меня незачем убивать, я могу быть полезен владыке.

   Вздохнув, Тормуна пожала плечами и с противным хихиканьем снова заскочила Ачеку за спину. Мариец был слишком слаб и ошеломлен, чтобы сопротивляться быстрой и ловкой девчонке.

   - Да погоди же ты! - закричал агент Тайной канцелярии.

   Он зажмурился и рефлекторно заслонился руками, откинув полы инициационных одеяний. Удара не последовало. Ачек осторожно приоткрыл глаза и первым делом увидел изумленное личико Аны, которая задумчиво постукивала себя по подбородку лезвием кинжала.

   - Ну и что это такое? - задумчиво спросила она. - Принцесса На-Резка, ты знаешь? И я не знаю. У старикана под повязкой такая же штуковина спрятана. Может, отрежем ее и принесем ему? А целого человека не судьба притащить? Но он же тяжелый... Так сам же пойдет. А ведь и правда...

   Дальнейшие рассуждения сумасшедшей По-Тоно уже не слышал. Он недоуменно смотрел на свою правую руку, на которой дряблая темно-серая кожа облепляла иссохшие мышцы. Костлявая конечность больше подошла бы трупу, но не живому человеку, каковым считал себя Ачек. Он осторожно помахал кистью, пошевелил каждым пальцем по отдельности, сжал и разжал кулак. Несмотря на жуткий вид, рука слушалась его и даже чувствовала прикосновения.

   Еще больше откинув полы церемониальной одежды, шпион убедился, что рука изменилась только до середины плеча. Позабыв про собирающуюся убить его девочку, он осматривал себя на предмет новых странностей, но больше ничего не обнаружил.

   - Эй, не раздевайся тут! - окрикнула его Тормуна. - Мы вообще-то важный вопрос решаем!

   - Верно, - согласился Ачек, в очередной раз отложив попытки понять происходящее с ним. - Ты говорила про какого-то старика. Кто он и зачем меня вести к нему?

   - Ладно, просто пойдем уже. Старикашка у нас типа главного, - буркнула Ана в ответ, видимо, решив доставить подозрительного марийца живым и целым. - Но если только шевельнешься - я тебя убью! Я тебя так жестоко убью, если ты... Если ты шевельнешься! Что? Как он будет идти не шевелясь? Да, не подумала... Но если только дернешься! Вот только дернись - я тебя убью! Больно-больно убью...

   Она еще долго увлеченно лепетала бессвязные угрозы, уже забыв, с чего все началось, и зачем она это делала. Ачек со скучающим видом шел рядом с ней и рассматривал свою руку. Догадок не было, но из бреда Тормуны он понял, что глава секты, вероятно, сможет пролить свет на его странную метаморфозу. К тому же, нельзя забывать о миссии...

   - Расскажи мне о "старикашке", - попросил По-Тоно, затыкая бесконечный поток слов Аны, которая просто не могла идти ровно - постоянно вилась вокруг него и приплясывала.

   - Да что о нем рассказать, никто ничего толком и не знает про него, даже имя, - пожала плечами юная сектантка. - Он называет себя Мертвым Взором, носит повязку на глазах, но видно, что из-под нее торчит что-то такое как у тебя на руке - странная темная кожа, морщинки. Наверное, потому что он старый. Но ты-то не старый! И Мелкая не хочет быть старой, старые люди - некрасивые! Такая серая кожа, что прямо фу! А почему у тебя на руке кожа, как у старого-старого?

   - Не отвлекайся, расскажи мне еще о нашем лидере.

   Тормуна моргала глазами и задумчиво мычала, словно что-то вспоминая, и наконец с победоносным видом кивнула Ачеку.

   - Придумала! - закричала она. - Я просто не буду стареть и тогда никогда не стану старой!

   "Она безнадежна".

   - Расскажи мне о Мертвом Взоре, - терпеливо повторил мариец, подавляя растущее раздражение.

   - Не знаю я ничего. Он... он добрый.

   Сложно сказать, что произошло в безумной головке смертепоклонницы, но в тот момент она сильно изменилась. Став очень серьезной и грустной, она брела рядом с Ачеком, понуро опустив голову, и молчала. Последнее удивило марийца сильнее всего. Внезапно он увидел совсем другую Тормуну Ану, но не знал чем объяснить такую радикальную перемену в ее образе.

   - Я думал, что доброта не слишком высоко ценится у таких людей, как мы, - осторожно сказал он.

   - Верно, - ответила она, не поднимая головы. - У таких, как ты. А он был с самого начала добр ко мне. Старикан видит больше, чем могут разглядеть простые смертные. Он-то и разглядел во мне нечто, но для остальных я оставалась обузой. Хилая Мелкая, слабая Мелкая, бесполезная Мелкая... Они говорили, что больше толку будет, если меня принесут в жертву владыке, но старикашка не позволил им этого сделать.

   - И ты так рвалась убить меня, чтобы оправдать его ожидания?

   - Не знаю, может быть. Тебе-то какое дело?

   Действительно, Ачека не должны касаться межличностные отношения в секте смертепоклонников. В конце концов, они все преступники, и как только закончится миссия с саботажем, от них надо будет избавиться, раскрыв месторасположение их главного капища. Но ему почему-то неприятно было смотреть на грустную Тормуну, которая до этого момента так фонтанировала безудержной радостью, хоть и с отчетливым следом безумия. Странное чувство, юный агент Тайной канцелярии с таким раньше не сталкивался.

   - Так, значит... Ты давно состоишь в секте? - он попытался увести разговор немного в сторону, чтобы отвлечь Ану от обуявших ее тяжелых мыслей.

   - Дай подумать, - протянула она, задумчиво постукивая лезвием кинжала по подбородку. - Лет сорок семь или восемьдесят... три. Восемьдесят три, да.

   - Восемьдесят три? - переспросил Ачек, внимательно посмотрев на щуплую девочку, которая шла рядом с ним. - А ты умеешь считать?

   - Конечно! - возмутилась Тормуна, демонстративно отвернувшись от него. - До двенадцати. Старикан научил. Сказал, что этого хватит, чтобы сосчитать свои конечности, а больше от цифр никакого толку и нет. Мелкая согласна.

   - Зачем тогда сказала "восемьдесят три"?

   - А это много?

   - Достаточно. В Алокрии мало людей доживает до такого возраста, обычно люди умирают намного раньше.

   - Тогда не знаю, я, сколько себя помню, все время была здесь. Слепой старикашка - мое самое раннее воспоминание. И единственное светлое пятно в моей жизни. Он мне семью заменил, во всяком случае, мне нравится так думать. Я подслушивала разговоры людей из города, прячась за канализационными решетками, следила за ними и так много узнала. Кажется, старикан мог бы быть моим дедушкой, пусть и непутевым. Но... Издевательства других слуг владыки, постоянная угроза быть принесенной в жертву, голод, темнота и страх. Вот моя жизнь. И даже "восемьдесят три", если это действительно много, покажется лишь одним днем по сравнению с этим кошмаром.

   Ее речь сильно изменилась, Тормуна стала старше и намного несчастнее. По-Тоно заметил, что она замедлила шаг и была готова расплакаться, бросившись бежать подальше отсюда, от секты, от владыки, от самой себя. Неудивительно, что Ана сошла с ума от такой жизни.

   - А ты уверена, что твое место здесь? Ты еще молода, можешь начать все сначала.

   - Не могу бросить старика. Он меня приютил, вырастил. Опекун из него никудышный, но хоть какой-то. Не хочется обманывать его ожидания, ты прав. Поэтому и хотела тебя убить, доказать, что я не пустое место. Я умею убивать, я прекрасно убиваю, но... все мои прежние жертвы владыке были неказистыми, а ты вроде должен был подойти...

   - И сколько тебе самой лет? - поинтересовался мариец, стараясь увести девочку подальше от мрачных мыслей. С каких-то пор для него стало важно, чтобы она не грустила.

   - Наверное, побольше двенадцати, а то я бы запомнила, - Тормуна начала маршировать, широко размахивая кинжалом, а затем кокетливо - где только научилась? - взглянула на Ачека. - А сколько ты бы мне дал?

   Хрупкая, не очень здоровая, с тонкими, коротко остриженными волосами, собранными в несколько небольших пучков, она выглядела лет на четырнадцать. Но если учесть голодание с раннего детства, отсутствие свежего воздуха и солнечного света, то можно допустить, что она уже несколько лет не растет, оставаясь в теле подростка.

   - Может быть, семнадцать, - предположил мариец.

   - О, отлично! Красиво звучит! - ее глаза загорелись, а на лице появилась широкая улыбка. - Слышишь, принцесса, нам семнадцать лет! Десять, одиннадцать, двенадцать, семнадцать! Семнадцатилетняя Мелкая - это вам не что-то там! Ну, пусть выкусят, да, пусть выкусят! Я им выкушу! Выкушу как... как кусают зубами всякие вещи! Мелкая остроумна! Острая и умная, да...

   Ачек с облегчением вздохнул. Ему стало намного спокойнее, когда Тормуна впала в привычное радостное безумие, разбрасываясь направо и налево бессмысленными фразами и выкриками. Вскоре она снова начала виться вокруг него и приплясывать, рассказывая о приключениях принцессы На-Резки, о противных сектантах, которые не признают знатную марийку в облике кинжала, о разноцветных ленточках на ее рукоятке, которые Ана старательно собирала несколько лет, чтобы украсить свою единственную подругу. Мариец шел рядом с легкой улыбкой и слушал ее щебетание, забыв на некоторое время про свою руку и миссию.

   Стены катакомб источали мистический свет, который не могли объяснить даже алхимики из Академии, но впереди замаячили красные отблески факелов. Двое путников приближались к главному убежищу смертепоклонников. Ачек моментально посерьезнел и попросил Тормуну быть потише, ведь неизвестно, как на него отреагируют остальные сектанты. Если подумать, то Ана при их первой встрече сразу же захотела его прикончить во славу владыки. Весьма вероятно, что подобное рвение захочет выказать еще десяток-другой последователей Нгахнаре, желающих угодить смерти воплощенной.

   Осторожно ступая по влажному каменному полу расширяющегося коридора, Ачек и Тормуна вошли в огромный зал, освещенный десятками факелов, которые, играя с тенями, окрасили все вокруг в багрово-черные тона. Зловещая атмосфера и спертый воздух не давали расслабиться ни на мгновение. Царство владыки внушало священный трепет и отвращение одновременно.

   Из-за расставленных вдоль стен зала столов настороженно вставали сектанты, выходя навстречу Мелкой и ее подозрительному спутнику. На лицах смертепоклонников отчетливо читались неприязнь и недоверие. Если бы не Ана и не инициационные одеяния, то По-Тоно был бы уже мертв.

   - Эй, ну-ка разбежались все! - деловито отдала распоряжение Тормуна. - Повылезали тут! Быстро-быстро! Сейчас принцесса На-Резка вас на место поставит, ничтожества!

   - Замолчи, Мелкая, - пренебрежительно отмахнулся от нее один из сектантов. - Кого это ты притащила в святилище Нгахнаре?

   - Новенький, - обиженно буркнула в ответ Ана.

   - Почему он один? Где те, кто следил за ним на пути Умирающего?

   При таком освещении Ачек не мог отыскать в толпе смертепоклонников тех пятерых, кого он видел на собственном обряде посвящения, даже если бы очень сильно захотел. К тому же их лица были скрыты глухими капюшонами. К счастью, они сами узнали его, и опасность снова миновала. Наверное.

   - Это правда, он наш неофит, я шел за ним, - просипел знакомый старческий голос. - Но странно, что он остался жив...

   - Дайте посмотреть, - из толпы выбрался сектант-коротышка и стал внимательно разглядывать Ачека. - Да, действительно он. Когда мы его видели в последний раз, вчера, он валялся закутанный в эти тряпки и истекал кровью. Я немного переборщил и вонзил церемониальный нож слишком глубоко, к концу обряда он уже одной ногой в могиле был.

   - И почему вы его там бросили? - поинтересовался кто-то с задних рядов.

   Низкорослый начал мяться и бормотать несвязную чепуху. Наверное, они своим уходом как-то нарушили порядок посвящения. Ему на выручку пришел старик с сиплым голосом:

   - Путь Умирающего заканчивается либо посвящением, либо смертью идущего. Этот парень прошел его, но он был уже наполовину мертв. Когда он перестал дышать, мы собрались оттащить его к ближайшему живому алтарю, но он внезапно захрипел и задергался. Чтобы не нарушать правила обряда, мы решили оставить его там и подождать спокойно здесь - слишком уж долго он умирал. А сегодня просто забрали бы труп. Разве мы как-то неправильно поступили?

   "Значит, это происходило вчера, - подумал Ачек и еще раз прощупал под инициационным одеянием грубый рубец шрама на груди. - Такая рана затянулась за ночь? Не может быть. Надо срочно поговорить с их лидером, может быть, он сможет мне что-то объяснить..."

   - Неправильно, - ответил первый спрашивающий. - Вы должны были находиться рядом с Умирающим до самого конца. Или начала. Кто еще с вами там был? Я должен все рассказать Мертвому Взору. А потом мы решим судьбу этого несчастного.

   - Кроме меня и Варима, на вчерашнем посвящении были Карпит и Пирк, - пробормотал коротышка.

   - А пятый? - вырвался вопрос у Ачека, хотя ему дали знать, что его жизнь висит на волоске.

   - Пятый? - одновременно удивились сиплый и низкорослый сектанты.

   - Да. Он подходил ко мне и, кажется, сказал что-то очень важное. Я бы хотел поговорить и с ним.

   - Там были только мы вчетвером и ты, - раздраженно возразил старик.

   - Вовсе не так.

   Последние слова мягко растеклись по своду мрачного святилища смерти, а сказавший это человек неторопливо вышел из тени и двинулся прямо через почтительно расступающуюся толпу сектантов. Плотная повязка на глазах совсем не мешала ему идти уверенно, даже складывалось впечатление, что он внимательно разглядывает неофита. Мертвый Взор подошел вплотную к Ачеку и откинул в сторону полу одеяния Умирающего, демонстрируя всем смертепоклонникам иссушенную руку марийца.

   - Наш владыка Нгахнаре почтил его своим присутствием и оставил этот знак! - торжественно объявил слепец.

   Недоверие и неприязнь на лицах сектантов моментально растворились, все они с огромным уважением поклонились Ачеку. А он стоял и изумленно озирался, подмечая, как сильно изменилось отношение к нему за какое-то жалкое мгновение.

   Но если слепой старик сказал правду, то количество вопросов без ответов увеличивалось в несколько раз. Однако как все же велика преданность всех этих людей Нгахнаре - только что они были готовы убить неофита всего лишь за небольшие неточности при посвящении, а теперь искренне выказывают ему почет, даже не подумав сомневаться в словах Мертвого Взора о знаке багрово-черного владыки на руке.

   - Ух ты, я знала, я знала! - заверещала Тормуна в восторге. - А кто его привел? Тормуна Ана его привела, вот кто! Я! Ну, видите теперь? Кто еще приводил сюда отмеченных Нгахнаре? Никто! А Тормуна Ана привела!

   - Успокойся, девочка, - сказал Взор и она послушно замолчала, хотя было видно, что едва сдерживала себя.

   Стрик сдернул с лица повязку и уставился на Ачека черными провалами глазниц. Темный мрак, таящийся в глубине зловещего взгляда, мог запросто убить человека. Мариец почувствовал, как его внутренности то сжимаются в комок, то растягиваются и выворачиваются прямо в теле от того, что Мертвый Взор смотрел на него.

   - Хорошо, - произнес слепец, и мучительные ощущения отпустили По-Тоно. - Я увидел тебя и знаю, зачем ты здесь. Но веришь ли ты тому, кто послал тебя?

   Отпираться не было смысла, старик буквально видел людей насквозь. Агент Тайной канцелярии Алокрии с меткой смерти воплощенной. Все стало слишком запутанно, оставалось лишь подчиниться судьбе. Делай что должно - и будь, что будет.

   - Да, - ответил Ачек, склонив голову. - Я верю мастеру Шеклозу, верю, что он и Комитет смогут остановить гражданскую войну ценой малой крови. Им просто нужно чуть больше времени. И я здесь для того, чтобы дать им это время.

   Сектанты недоуменно переглядывались и, тихо перешептываясь между собой, спрашивали о значении слов меченого владыкой новичка, но, кажется, только По-Тоно и Взор понимали друг друга.

   - А веришь ли ты владыке Нгахнаре, что еще раз даровал тебе жизнь, дабы ты совершил великие деяния во имя смерти воплощенной? - тихо, но твердо спросил слепец.

   Машинально пощупав шрам на груди, Ачек взглянул на свою руку. Как бы это ни было невероятно, как бы ни противоречило природе, но он действительно умер и повстречал смерть воплощенную. В этом невозможно сомневаться, но ему не хотелось иметь ничего общего с кровожадными смертепоклонниками, этими фанатичными маньяками и убийцами. Однако в Тайной канцелярии его научили объективно оценивать ситуацию и находить правду. Шеклозу Миму плевать на новичка. Хоть он был силен и подавал надежды, его легко заменить, а значит можно использовать в самоубийственном задании. Это правда. Нгахнаре даровал ему новую жизнь и свое благословление - это тоже правда.

   - Я верю багрово-черному владыке, - согласился со стариком Ачек. - Но если ты знаешь, кто я такой, то, наверное, убьешь меня?

   - Это было бы кощунством - перечить замыслу Нгахнаре, - ухмыльнулся старик, ни на миг не отводя черные провалы глазниц от марийца. - Он не для того привел тебя сюда. И это хорошо, что ты веришь ему. Но чтобы избавить тебя от сомнений в выборе судьбы...

   - Я больше не могу, это так скучно! - взмолилась Тормуна, нетерпеливо топая ногами. - У нас теперь есть этот паренек с засушенной культяпкой, давайте же сделаем какую-нибудь очень-очень грандиозную-грандиозную штуку ради владыки! Мы с принцессой для этого его привели, а не чтобы развлекать тебя беседой, старикашка!

   - Успокойся, девочка, - Взор ласково погладил ее по голове и как ни в чем не бывало продолжил: - Чтобы ты избавился от сомнений, я должен огорчить тебя. Я вижу - Шеклоз врет, ты следуешь лжи. Я не могу разглядеть, в чем она заключается, но ему нужен совсем не мир в Алокрии, а только лишь смерть.

   - Так это же хорошо для владыки, - неуверенно заметил Ачек.

   - Нет, это приведет к пустой смерти, Нгахнаре не пожнет ее. Когда-нибудь, ты поймешь, что я имею в виду.

   По-Тоно все еще сомневался. Но думал он не о пустой смерти, ему было не до метафизических рассуждений, а о Шеклозе, главе Тайной канцелярии. Мариец давно подозревал, что комит вел какую-то свою игру, не посвящая в нее даже самых приближенных. Ачек служил в Тайной канцелярии совсем недолго, но он успел оценить масштаб власти секретной службы, и было очевидно, что при желании мастер Мим мог остановить раскол Алокрии одним коротким приказом. Но он почему-то не делал этого. Загадочность фигуры Шеклоза некоторое время не давала покоя молодому агенту, но вскоре он предпочел не думать об этом и сосредоточился на выполнении простых и понятных приказов. Ни решений, ни ответственности, только хорошо выполненная работа.

   Но комит действительно был окружен ореолом тайн и лжи. Как долго Ачек следовал за ним, насколько справедливо и правильно то, что он совершил по долгу службы? Да и кому он служил, в конце концов? Жизнь была так проста, когда от него требовалось только неукоснительное выполнение приказов. Как же сложно думать и принимать решения...

   - Значит, ты предлагаешь мне забыть свою прежнюю жизнь и долг как лживый сон и присоединиться к смертепоклонникам? - спросил По-Тоно, надеясь получить хоть какую-то опору в выборе пути.

   Если бы Взор приказал ему стать сектантом - он бы сразу согласился. Никакой ответственности, никаких вопросов, обычная служба багрово-черному владыке. Его требование хотя бы простое и понятное каждому - пожинать смерть во славу Нгахнаре. Ни политических дрязг, ни денег, ни лицемерия власть имущих.

   Но слепой старик молчал.

   - Я должен стать смертепоклонником? Отвечай же! - потребовал Ачек, срываясь на крик. - Ты видишь больше других, скажи мне, что я должен делать! Стать одним из кровожадных фанатиков? Убивать всех налево и направо? Потрошить жителей города для живых алтарей? Что я должен делать?!

   Тормуна Ана испуганно прижалась к старику, глядя на разбушевавшегося марийца. Ачек заметил, как она смотрела на него, и ему стало очень стыдно за свой срыв перед этой щупленькой девочкой.

   - Извини, - пробормотал он, обращаясь к ней, и устало сел на каменную кладку пола катакомб.

   - Да ладно. И... Спасибо? Пожалуйста? Будь здоров? - она и понятия не имела, как следует реагировать на извинения - прежде никто не просил у нее прощения.

   Мертвый Взор мягко отстранил от себя девочку и подошел к Ачеку. По-старчески натужно кряхтя, он присел рядом с ним и обвел рукой сектантов, до сих пор стоящих в почтительных позах:

   - Кровожадные фанатики? Убийцы, живодеры, потрошители? Такими ты нас видишь? Нет, посмотри внимательнее. Все мы - несчастные люди. Не плохие сами по себе, нас такими сделала жизнь. Она изуродовала, раздавила, унизила, обманула, разочаровала каждого из присутствующих здесь людей.

   Подрагивающей рукой слепец указывал то на одного человека, то на другого и рассказывал. Сироты, над которыми надругались на улицах, разорившиеся честные труженики, перешедшие дорогу богатеям, наивные девушки, которыми попользовались их возлюбленные и затем вышвырнули их как испорченные вещи, брошенные и униженные своими же детьми пожилые родители. Жертвы насилия и лжи, которыми преисполнен весь наш жестокий мир. Здесь ли, в катакомбах, творится кошмар? Нет, ужас царит повсюду, а тут собрались те, кто смог оставить обманчивую жизнь позади себя и отважился взглянуть в глаза смерти. Так они узрели истину.

   - Багрово-черный владыка Нгахнаре, воплощение смерти, дал нам цель и смысл жизни, - подытожил Мертвый Взор. - Лишь смерть неизменна в этом шатком мире. Только она истинна и абсолютна, конечный факт существования всего живого. Мы приняли ее на пути Умирающего и служим Нгахнаре, преклоняясь перед его безумием, которое намного разумнее того, что обычные люди называют здравым рассудком.

   "Я так долго следовал обману, что стал считать его своей жизнью... - мысли тяжело перекатывались в голове Ачека. - И всегда догадывался о лжи, окружающей меня, но зарывался в учебу и работу. Не только мир обманывал меня, но и я сам". Не отводя глаз, он смотрел на свою омертвевшую руку. Вот знак правды. Но до чего же сложно принимать решения...

   - Меня владыка избрал, чтобы я смотрел и искал. Такова его метка на мне. Тебя же он выбрал, чтобы ты действовал, - произнес слепой старик. - Поведешь ли ты этих людей за собой, Мертвая Рука, исполнишь свое предназначение?

   - А они последуют за мной?

   - Сомневаешься в их вере и преданности владыке? - ухмыльнулся Взор. - На тебе знак Нгахнаре, поборник истины, и те, кто знает правду жизни, никогда не посмеют перечить твоей воле. Они последуют за тобой, как следовали все это время за мной. Убедись же.

   С трудом встав на ноги, старик указал пальцем на одного из сектантов:

   - Ты. Убей себя во имя владыки.

   Смертепоклонник опустился на колени, неторопливо взялся за голову и резким движением свернул себе шею. Короткий звук влажного хруста разнесся под сводами святилища смерти.

   - Ты, - Взор указал на следующего.

   С рычанием сектант выхватил кинжал и дрожащей рукой начал резать себе горло. Его лицо захлестнула боль, но он упрямо продолжал казнить себя, пока яростный рык не сменился хриплым бульканьем, вырывающимся вместе с пузырями крови одновременно изо рта и зияющего разреза на шее.

   - Видал, а? - Тормуна толкнула локтем пораженного Ачека. - Старик такие штучки проворачивает, не моргнув и глазом! А? А? Мелкая пошутила! Оценил шутку? У него же нет глаз, он не может моргать! Ха-ха!

   - Хватит, - мариец вскочил на ноги и перехватил руку Мертвого Взора. - Я убедился.

   "Они так верят в правоту своего дела и величие багрово-черного владыки. Их фанатизм достоин восхищения, - с какой-то завистью подумал По-Тоно, разглядывая склонившиеся в безмолвном почтении фигуры смертепоклонников. - Но это не слепая вера, они служат Нгахнаре ради торжества единственно истинного в жизни - смерти".

   - Тогда приступим, - торжественно произнес слепец и обратился к толпе сектантов, широко раскинув руки, из-за чего полы мантии взметнулись вверх как два крыла цвета запекшейся крови. - Время Смотреть прошло, настала пора Действовать! В глазах больше нет нужды, ступайте туда, куда вам укажет Мертвая Рука!

   Возглас фанатичного рвения раскатом грома прокатился по коридорам подземелья. Должно быть, сам Донкар содрогнулся от воинственного клича, который не сулил ничего доброго всему живому.

   Мертвый Взор неспешно повернулся к Ачеку. Марийцу показалось, что если бы у старика были глаза, то на них бы выступили слезы радости, схожие со слезами отца, провожающего своих детей в счастливое будущее.

   - Я нашел тебя и мне пора уходить, - сказал слепец и, тяжело ступая, подошел к преемнику. - Коснись меня, Мертвая Рука нашего владыки.

   Не совсем осознавая, что он делает, Ачек осторожно дотронулся до протянутой ладони Взора. Старческая кожа почернела и начала сползать с быстро разлагающейся плоти. Еще живой человек на глазах обращался в пыль.

   - Старикан... - пробормотала Тормуна, глядя, как распадался единственный человек, который был добр к ней в этом жестоком мире. - Нет! Мерзкий старикашка, ты не посмеешь бросить меня вот так!

   Она бросилась к нему на грудь и горько зарыдала. Слезы, дети печали, которую эта девочка так усердно прятала под своим безумием. На ее руках медленно оседал прах того, кого она считала своей семьей. Почти лишенный плоти старик, погладил плачущую Ану по голове единственной оставшейся рукой.

   - Успокойся, девочка, - прохрипел Взор. - Он позаботится о тебе. Я это вижу...

   Как только последние слова сорвались с его губ, бывший лидер смертепоклонников рассыпался, подняв облако пыли к высокому своду катакомб. Тормуна не могла поверить, что он исчез. Она сидела на полу и обнимала воздух, а ее по-детски крупные слезы орошали прах старика.

   Ачек подошел и мягко обнял ее за плечи, предусмотрительно замотав свою руку обрывками инициациационных одеяний. Девочка не сдерживала себя, она спрятала свое лицо на груди марийца и громко рыдала. Ее слезы обжигали его, странное мягкое чувство сильно сжимало сердце. Было приятно, но так больно.

   - Достойная жертва преемника, - донеслись неуверенные слова с задних рядов сектантов.

   - Достойная жертва, - подхватило еще несколько голосов.

   - Достойная жертва! Достойная жертва!

   Все смертепоклонники скандировали древнюю формулу, данную им самим владыкой. Они приняли нового лидера и готовы последовать туда, куда укажет Мертвая Рука. Ачек смотрел на вдохновленные лица, прижимая к себе Тормуну Ану, которую тоже захлестнула волна священного торжества, и теперь она не сводила восхищенного взгляда с юного предводителя сектантов. Со своей новой семьи.

   Он всегда следовал приказам, выполнял задания. За ними не было цели, он просто обманывал себя, считая это смыслом своей жизни. Так было проще. Но все изменилось, Ачек По-Тоно умер и осознал истину. Служение багрово-черному владыке Нгахнаре, смерти воплощенной, единственной правде жизни.

   "Этого мне и не хватало. Вот она - цель моей жизни".

   Глава 19

   Какая странная улица. Темно-синие стены домов освещались бледным призрачным светом светлячков, замерших в густом воздухе. Не встречались прохожие, не видно дверей, некуда свернуть. Только узкие окна как-то разбавляли однообразие мрачной улицы, но за ними ничего не видно, в них не было отражений, а тусклый свет тонул в темном холоде стекла цвета вороньего крыла.

   - Ко мне нечасто заходят такие необычные гости, Ранкир Мит. Приятно побеседовать с человеком, который способен расслышать меня.

   Справа - бесконечная стена, идущая из ниоткуда в никуда, слева - ее сестра-близнец. Даже если бы двое одиноких путников взглянули вверх, то тоже увидели бы ровную кладку камней вместо ночного неба. Именно ночного - Ранкир чувствовал, что сейчас ночь. Необычайно тихая и темная ночь.

   - Я был бы несказанно рад, если бы ты проявил хотя бы каплю уважения и ответил мне, - бархатным голосом произнес спутник убийцы. - Общение для меня - роскошь.

   Мостовая словно жила своей жизнью. Дорога неохотно подставлялась под шаги и, кажется, вздыхала, заставляя грубые камни мелко подрагивать. Складывалось ощущение, что в один момент ей надоест, что об нее вытирают ноги редкие в этих краях пешеходы, и она разверзнется, чтобы сбросить людей в черную бездну неизвестности.

   - И ты ничего не хочешь спросить у меня?

   - Нет, - коротко ответил Ранкир.

   Он просто брел по загадочной улице, ему не было интересно ни где он находился, ни что за странный тип увязался за ним, ни то, куда вел его этот путь. Обрывок рукава ночной рубашки Тиры в кулаке, картины ее смерти в черном стекле узких окон. Память жестоко подсовывала подробности гибели его возлюбленной, иссушая и без того измученный разум убийцы. Странный ландшафт не удивлял его - наверное, именно так должен выглядеть мир без нее.

   - Тогда спрошу я, - таинственный спутник Мита все никак от него не отставал. - Ты знаешь, кто я?

   Ранкир покосился на незнакомца. Лица не видно, оно скрыто капюшоном мантии странного цвета. Как будто багровый и черный спорили между собой, кто из них достоин находиться на поверхности ткани.

   - Нет.

   - Хорошо, я сам отвечу, - спутник произнес это таким голосом, что Ранкиру показалось, будто его осыпали мягкой могильной землей. - Некогда меня звали Нгахнаре, ныне же я - смерть воплощенная, великий жнец. А для своих верных слуг - багрово-черный владыка.

   - Понятно. Значит, смерть, - убийца вновь покосился на него. - Говоришь по-алокрийски, да еще так бойко, выглядишь почти как обычный человек. Не ожидал.

   - Нет, не смерть, - поправил Нгахнаре. - Воплощение смерти. Смерть - лишь событие, итог жизни. И я пожинаю то, что от нее остается. Я не знаю, что ты сейчас видишь перед собой и что слышишь, мой облик как и облик этой дороги рисует тебе твое воображение, чтобы защитить рассудок. Слабый человеческий разум не способен воспринять истину.

   Багрово-черный владыка повернулся к Миту и взглянул на него с нескрываемой высокомерной снисходительностью, которая читалась даже сквозь глухой капюшон, и закончил фразу:

   - Впрочем, хоть ты меня и слышишь сейчас, все равно ведь ничего не понимаешь.

   - Даже не пытаюсь. Но, похоже, я умер. Так?

   Фигура в мантии прошла вперед Ранкира и встала на мостовой напротив него. Убийца продолжал идти, мимо проплывали однообразные темно-синие стены, но он ни на шаг не приблизился к своему собеседнику, стоящему неподвижно на ненадежных камнях разумной дороги.

   - Кажется, мне удалось заинтересовать тебя. Странно, что на это понадобилось столько времени. Это в твоем-то положении...

   Под бархатом голоса владыки даже стальные нервы начинали звенеть от ужаса. Мит дрогнул и внезапно обнаружил, что его сердце не билось, а воздух не наполнял легкие. Значит, все-таки умер. Все верно, ведь он потерял слишком много крови, и теперь его тело лежит рядом с... рядом с мертвой Тирой. "Это я виноват, - тревожная мысль не давала покоя Ранкиру. - Я виноват в твоей смерти".

   С каждым шагом по дороге в мистической ночи он заново переживал ее гибель. Сколько времени уже длится его путь? Час, день, год? Может быть, он всегда был здесь? Какая глупость. Но он видел смерть Тиры, с каждым разом все отчетливее и подробнее. Повторяющиеся вспышки памяти выжигали рассудок убийцы, рвали его на мелкие кусочки. Жестокая судьба - найти ее, чтобы тут же потерять навсегда. И он умирает вместе с ней, раз за разом, раз за разом...

   Убийца сильнее сжал кулак с лоскутом ткани и с тенью удивления почувствовал напряжение в мышцах руки. К тому же рассеченное бедро упрямо продолжало болеть, а рваная рана лениво кровоточила, заставляя Ранкира чувствовать липкую теплоту жизни, стекающую по его ноге на зыбкую мостовую. Разве мертвецы способны чувствовать?

   - Ты не мертв, - развеял его сомнения Нгахнаре и тут же запутал снова: - Но и не жив.

   - Тогда забери мою жизнь и оставь меня в покое.

   - Ты решил отступить?

   "Ты решил отступить?", - эхом отозвался Тиуран Доп.

   - От чего? - спросил Ранкир, сам не осознавая, к кому именно обращается. - От чего отступать, если все уже потеряно? Она мертва, Тира мертва!

   - А ты? - голос воплощения смерти мягко протискивался в разум убийцы холодными щупальцами.

   Призрачные светлячки медленно померкли, погрузив темную улицу в кромешный мрак. В черной глади окон показались отражения людей. Они бесцельно брели по мостовой, которая подгоняла поток призраков своими волнами камней. Бестелесные духи проходили друг сквозь друга и слепо смотрели вперед остекленевшим взглядом, выражающим лишь страдания и боль последнего мгновения их жизни.

   - Да что здесь творится?! - взорвался Ранкир, поддавшись кроваво-красной пелене безумия, застилающей его глаза. - Где я? Что тебе от меня надо? Я умер или нет? Отвечай же!

   - Вот ты и начал задавать вопросы, - Нгахнаре указал на ближайшее отражение в окне. - Посмотри на них. Они мертвы. Разве у тебя есть что-то общее с ними?

   - Не знаю. Не похоже, - ярость медленно отступала, но ситуация, противоречащая здравому смыслу, мешала собраться с мыслями. - Я не дышу, мое сердце не бьется. Но я могу чувствовать и думать, мое тело, если это оно, слушается меня. Ты сказал, что я ни жив, ни мертв. Я не знаю ответов, но... готов выслушать тебя.

   - Хорошо, с этого, пожалуй, и начнем, - багрово-черный владыка взмахнул рукой, и призрачные светлячки озарили неприветливые стены бледным светом, а два оставшихся в одиночестве путника снова пошли вперед. - Я так хотел подольше с тобой побеседовать... Ну да ладно. Эта дорога - настоящий путь Умирающего. Он не имеет ничего общего с тем, что проходят мои слуги в мире живых, если ты знаешь, о чем я говорю. И сейчас тебе приходится балансировать на тонкой грани между жизнью и смертью. Ты не задумывался, что отличает живого человека от мертвого?

   - Просто продолжай объяснять...

   - Как скучно. Ладно. Видишь ли, живым человека делает не кровь, текущая по венам, не воздух, наполняющий легкие, и даже не движение. Точнее не только это. Главное - желание жить, привязанность духа к телу, тела к жизни, жизни к духу... Я понятно выражаюсь? Хорошо. Но с тобой произошел редкий случай - твоя жизнь утратила то, что связывало тебя с ней. Ох, как сложно объяснять это человеку...

   - Тира, - едва слышно произнес Ранкир.

   - Верно, - Нгахнаре шел немного поодаль, но его голос звучал прямо внутри убийцы, заставляя его содрогаться при каждом слове. - Ты не дышишь? Дыши, тебе ничто не мешает, это простые сокращения мышц. Сердце не бьется? Один точный удар - оно снова заработает. Кровь и воздух обеспечивают лишь жизнедеятельность, а желание жить - жизнь. Грубо говоря...

   Усердно напрягая диафрагму и мышцы живота, убийца попробовал вдохнуть. У него получилось, но он тут же пожалел о содеянном - спазм скрутил расправившиеся легкие, и жуткий кашель чуть не заставил его выплюнуть их по частям. Пока он бился в судорогах на земле, сердце решилось на подлый поступок - захлебываясь, оно начало перекачивать кровь в теле Ранкира. С каждым его ударом возрастало давление, которое сковывало мозг, заставляло съеживаться внутренности и сжимало огненной перчаткой глаза, а непрекращающийся кашель усиливал этот эффект. Еще немного и тело убийцы было бы перемолото изнутри самим собой.

   - Прекрасно, ты оживил свое тело. Полегчало? - насмешливо произнес Нгахнаре. - Уж лучше бы ты оставался трупом.

   Прошло много времени, прежде чем Мит, хрипя и судорожно дергаясь, смог подняться на ноги.

   - Ты разрушил связи существования собственной сущности, - не обращая внимания на состояние собеседника, продолжил владыка. - Поэтому ты ни жив и ни мертв. В этом кроется ответ на другой вопрос - почему ты меня слышишь. Даже мои самые верные слуги, получившие лично от меня особый дар, неспособны расслышать мои слова. Живым это просто не дано - они либо сходят с ума, либо умирают. А с мертвыми беседовать нет смысла - с полной утратой жизни исчезает и разум. Естественно, я не мог упустить шанс и не поговорить с тобой. Редко кто умирает, оставаясь при этом живым. Уж я-то знаю.

   - Хорошо, - прохрипел Ранкир. - Допустим, что это не мой предсмертный бред. Но что дальше? Сомневаюсь, что смерть воплощенная просто хотел поговорить.

   За глухим капюшоном мантии безумного цвета убийца не мог разглядеть лица владыки, но тот определенно улыбнулся.

   - Я предлагаю тебе сделку, - произнес Нгахнаре, и его слова опять вызвали острую боль в оживающем теле убийцы.

   - Сделку? - простонал Мит.

   - Да, сделку. Видишь ли, воистину потеряв желание жить, ты не можешь вернуться к жизни. Но и умереть тебе пока не суждено, ты будешь вечно идти по пути Умирающего. Поэтому я предлагаю тебе отомстить тем, кто довел тебя до такого состояния, кто лишил тебя смысла существования, убив твою возлюбленную. Я дам тебе силу уничтожить Синдикат, ты получишь истинное безумие Нгахнаре!

   - И это вернет меня к жизни?

   - Да. У тебя появится новая цель, которая восстановит утерянную связь, - багровый и черный цвета на мантии владыки начали жаднее пожирать друг друга. - Смерть будет следовать за тобой, пока ты не истребишь всех своих врагов!

   - В чем твоя выгода от этой сделки?

   Слова Ранкира едва прорезались через нарастающий вокруг гул. Стены пути Умирающего тряслись, каменная кладка была готова развалиться. Возможно, это происходило, потому что убийца действительно почувствовал, что хочет отомстить. Он виноват в смерти Тиры, но только лишь одним единственным неверным шагом. Во всем остальном вина Синдиката. Ему надо найти и убить босса, того человека в дорогой одежде, который, отдавая заказ на устранение жены и дочери диктатора Илида, заранее знал, что Мит будет убит руками его же товарищей, дабы какой-то извращенный замысел был осуществлен до конца.

   - С моим даром ты пожнешь для меня обильный урожай, я это чувствую, - слова Нгахнаре терзали разум и тело возвращающегося к жизни Ранкира, но он все еще понимал их. - Однако это не главное. Раз ты слышишь, то услышь: "Южный ветер веет пустой смертью". Найди в Донкаре Мертвую Руку, передай ему мои слова.

   Камни по отдельности вылетали из стен и свободно парили в воздухе, содрогаясь от нарастающего грохота. Из постоянно расширяющихся трещин лился яркий свет, который пробивался даже сквозь закрытые веки, заставляя глаза гореть изнутри.

   - Южный ветер веет пустой смертью. Скажи так Мертвой Руке, - повторил владыка. - Тебя ожидает сюрприз...

   Последние слова потонули в ужасном шуме, насквозь пронзившем голову иглами острой боли. Дорога разверзлась под Ранкиром, убийцу кидало из стороны в сторону и разрывало пополам, он падал вверх и тут же взлетал вниз в безумном вращении неправильного пространства, при котором конечности были готовы оторваться от тела. Наконец некая жестокая сила смяла его внутрь самого себя и швырнула в бездну жизни.

   "И долго ты намерен еще валяться? Тут кое-что происходит".

   Голос Тиурана заставил убийцу открыть глаза, слипшиеся от крови. Ранкир помнил это место - здесь погибла Тира На-Мирад. Ее труп был тут, рядом с ним, но сейчас он лежал на полу спальни фрейлины в полном одиночестве. Только засохшие пятна крови напоминали об ужасных ночных событиях в особняке По-Сода.

   - Что... происходит, - прохрипел Мит, с огромным усилием ворочая сухим языком. - Где... она?

   Преодолевая боль, он смог приподняться на руках и отползти к стене, чтобы осмотреться и понять, что здесь произошло, пока он был мертв. Конечно, если он действительно был мертв и шел по пути Умирающего, а не бредил в предсмертной агонии, барахтаясь в луже своей и чужой крови. Хотя такой бред не смог бы воспроизвести даже столь безумный и измученный разум, несчастным обладателем коего стал юный убийца.

   Спальня пустовала. Ранкир смотрел на место, где раньше точно было тело Тиры, но сейчас туда падали только робкие лучи утреннего солнца, пробивающиеся сквозь глухие шторы на окне. В коридоре послышались тяжелые шаги двух людей и шум, словно они тащили что-то большое.

   - У-у, здоровый какой, зараза, - прокряхтел первый голос.

   - Ага, - согласился второй. - Вовремя стража подоспела, иначе бы эти убийцы спокойно скрылись. Хотя я не хотел бы встретиться вот с этим типом.

   - Да не, это они с виду только грозные. Я бы лучше с ними побился, а не растаскивал трупы.

   - И то верно. Как вспомню тела госпожи На-Сода и ее дочки, сердце кровью обливается. Что за звери...

   - Да уж. Хоть я и невысокого мнения о Бахироне, честно говоря, не ожидал, что он так подло поступит.

   Голоса удалялись, и Ранкир больше не мог расслышать их беседу. Выходит, "подмога" из Синдиката перебита подоспевшей городской стражей. Наверное, убийцы задержались, ожидая, когда вернется со второго этажа Салдай Рик, который к тому моменту уже лежал с разорванным горлом. Скорее всего, кому-то удалось сбежать и за ними снарядили погоню. А припозднившимся стражам, разговор которых услышал убийца, досталась грязная работа - выносить трупы из имения диктатора. И до самого Ранкира у них руки пока еще не дошли.

   Сомнительное начало новой жизни. Сейчас вернутся солдаты и либо добьют его, либо арестуют, чтобы допрашивать, пытать и, в конце концов, казнить. Раненый убийца, только что вернувшийся с того света, будет для них легкой добычей и ступенькой к повышению по службе.

   "Раненый?"

   Стараясь не обращать внимания на скрежет костей и гудение натянутых мышц, Ранкир развернулся так, чтобы осмотреть рассеченное бедро. К его удивлению, под отвердевшей от засохшей крови штаниной он обнаружил только уродливый шрам. Рядом присел Тиуран Доп и тоже начал задумчиво разглядывать грубый рубец на ноге друга.

   "Наверное, ты так долго бродил по пути Умирающего, что у тебя успела затянуться рана".

   - Но здесь-то прошло всего несколько часов, - каждое слово раздирало иссохшее горло Ранкира. - И вообще, когда ты успел стать знатоком в вопросах смерти, рыжий?

   "Долго рассказывать... Постой. Слышишь?"

   Из коридора второго этажа доносились шаги и тяжелая отдышка двух мужчин.

   - Погоди, Моро, давай передохнем, - взмолился один из них, остановившись в двух шагах от дверного проема.

   - Пожалуй, надо, - пропыхтел второй.

   Повисла тишина, нарушаемая только сопением и редким кашлем стражников.

   - Знаешь, - прозвучал голос первого. - Вообще-то, я думаю, что все как-то странно...

   - Что ты имеешь в виду?

   - Ну, убийцы зачем-то притащили на задание письмо с заказом. И еще там написано, что в особняке надо убить и Илида, хотя даже в Илии все знают, что диктатор сейчас в лагере на границе, - рассудительно произнес первый. - Ладно, не обращай внимания. К лагерю республиканской армии уже направился гонец, который прихватил с собой то письмецо. Пусть По-Сода сам решает, как поступить, все-таки именно он пострадал.

   - Пострадал не только диктатор, - проворчал второй. - Король покусился на собрание республики, ведь в отсутствии Илида семью По-Сода представляла его жена, главенствуя от имени их старой семьи в Градоме. Ее убийство - это не только нож в спину нашего командующего, но и плевок в лицо собрания. Мне кажется, Мария такого не простит.

   - Война ведь начнется...

   - Начнется.

   Звук шлепка по плечу, оповестил Ранкира о завершении перерыва. Два стражника боком ввалились в спальню фрейлины и замерли, изумленно глядя на прислонившегося к стене убийцу.

   - Живой? - спросил первый.

   - Живой, - подтвердил его напарник.

   - Непорядок.

   Они грозно двинулись в сторону беспомощного Ранкира, на ходу вытаскивая из ножен короткие мечи.

   - Небось, этот ублюдок и прикончил невинных девочек, - прорычал один из них, замахиваясь мечом.

   Отрешенно наблюдая за медленно опускающимся на его голову клинком, Ранкир приготовился к смерти, расслабив свое измученное тело. Он сжал кулаки и неожиданно обнаружил, что до сих пор держит в руке забрызганный кровью обрывок рукава девичьей ночной рубашки. С протяжным скрипом время остановилось.

   Прикончил невинных девочек? Это неправда. Он ведь убил только Мису, но не Тиру. Однако он виноват в ее смерти. И теперь она мертва, убита Синдикатом. Ее больше нет. Но он же обещал, обещал, что они будут вместе!

   Внутри Ранкира что-то лопнуло. Кроваво-красная пелена застилала взор, все тело дрожало от переполняющей его силы, которая заставляла стонать напряженные до предела мышцы. Череда событий яркими образами вспыхивала в его памяти, испепеляя рассудок загнанного в угол Мита. Убийство, предательство, кровь, утрата, боль, смерть...

   Месть.

   Ярость, вскипающая внутри убийцы, вытесняла из него все человеческое, погребая чувства и мысли, поглощала остатки прерванной жизни. Его тело задымилось, сжигаемое изнутри пламенем гнева. Черный дым растворил одежду, обратил в пепел плоть и кости, разливаясь по комнате завитками тлена. Дар смерти воплощенной. Безумие Нгахнаре.

   В спальне, заполненной черным туманом, Ранкир был везде. Он видел, как меч стражника разрубил воздух в том месте, где только что сидел убийца. Мгновение - и дым собрался в человеческую фигуру за спинами растерянных солдат. Они обвинили его в убийстве Тиры.

   - Как вы посмели, твари...

   Ладони Ранкира снова обратились в черные клубы дыма, и он, не задумываясь о своих действиях, вонзил их в грудь одного из стражников. Ни сожаления, ни сострадания, ни жалости. В кровавом исступлении он вырывал ребра несчастного одно за другим с ужасающей скоростью, которой не мог обладать ни один человек. С хрустом обломав последнюю кость в грудине, он принялся голыми руками терзать внутренности солдата, который лишь стоял и завороженно смотрел, как разлетаются по сторонам его органы.

   Решив, что с него достаточно, Ранкир переключился на второго стражника, бегущего к выходу. Но время было не на стороне беглеца. С нечеловеческим усилием убийца рванул вперед, рискуя разорвать себе напряженные мышцы.

   - Ты не уйдешь...

   Загадочный туман опередил солдата. Ранкир, просочившись сквозь него, вышел из черных клубов дыма в дверном проеме, отрезав единственный путь к отступлению. Одним толчком он опрокинул стражника и, растворившись на мгновение в воздухе, оказался у головы лежащего человека. С ужасающей силой он начал топтать его лицо. Солдат перестал дергаться уже после второго удара, но Ранкир не останавливался и продолжал перемалывать свои сапогом его лицевые кости.

   - Я... не убивал... Тиру... я... не убивал!

   Издав дикий вопль, он со всей силы пнул жалкие остатки головы бедолаги. Череп не выдержал удара и с треском разлетелся на несколько осколков, обдав все вокруг брызгами крови, сгустками непонятной липкой жидкости и кусочками мозга.

   Убийца с диким рыком озирался по сторонам в поисках новых жертв, чтобы выплеснуть на них свою ярость. Его тело то обращалось в черный дым, то снова становилось человеческим. Ужасный дар смерти, безумие Нгахнаре, уже почти уничтожил остатки разума, превратив Мита в кровожадное чудовище, но внезапно его взгляд упал на странный предмет, смутно напоминающий о чем-то важном. Прихрамывая на одну ногу, Ранкир подошел поближе и наклонился, чтобы разглядеть светлое пятно на полу.

   Небольшой лоскут. Обрывок, вернувший память о том дне, когда он потерял ее навсегда. Кажется, кусочек ткани до сих пор источал тепло тела Тиры.

   - Тира...

   Ранкир повторял это имя, даже впав в исступление, но лишь теперь вспомнил о ней. С потерей рассудка он уже смирился, но память о возлюбленной для него дороже жизни. Тира На-Мирад заменила Миту весь мир, и этот небольшой обрывок рукава ночной рубашки - его последний осколок.

   - Я не забуду, - прохрипел убийца и окровавленными руками прижал к себе лоскут ткани. - Отомщу.

   В этот момент в комнату фрейлины вбежало несколько человек. Похоже, что стражники, которые выносили трупы с первого этажа, прибежали на шум. Не задумываясь, они выхватили оружие и бросились на Ранкира. Но кроваво-красный прилив уже подхватил убийцу и понес прямиком в бездну безумия Нгахнаре...

   Спустя пару часов одинокий путник покинул Градом через западные городские ворота. Сонливый часовой не обратил на него внимания - до пожилого стражника еще не дошли вести об ужасном преступлении в имении диктатора По-Сода. Поэтому он с усмешкой посмотрел на бормочущего себе под нос странника, проводил его скучающим взглядом и, опершись на короткое копье, задремал. В конце концов, ему здесь торчать еще целый день...

   "Ты слишком сильно разошелся! К чему столько ненужных смертей?"

   - Таков дар владыки, я не очень хорошо себя контролирую, когда пробуждается эта сила.

   "Перестань его называть владыкой, он не твой хозяин... Ладно хоть ты отмыться и переодеться додумался".

   - Я же не дурак, чтобы разгуливать по городу, словно на меня вылили бочку крови.

   "Раз такой предусмотрительный, то мог бы и еды прихватить перед дорогой. Мы так от голода загнемся!"

   - Потерпи, Тиуран. Сейчас нам надо уйти подальше от Градома, а там где-нибудь отдохнем и поедим.

   "Если бы ты взял кошелек у одного из трупов или хотя бы свой забрал у этих стражников-мародеров, то мы бы наняли повозку".

   Ранкир остановился и задумчиво посмотрел на свою ногу. После того как он вернулся к жизни, на месте раны остался лишь уродливый шрам, но почему-то появилась хромота.

   - М-да, об этом я не подумал...

   "Пошли уже, балбес, не возвращаться же".

   - Верно.

   Путь обещал быть долгим, но Ранкир во что бы то ни стало доберется до Донкара и начнет убивать ублюдков из Синдиката одного за другим, пока не доберется до босса, того человека в дорогой одежде. Послание для Черной Руки? Что ж, это ему по пути.

   Одинокий путник сильнее закутался в легкий плащ, поправил полоску светлой ткани, повязанную на запястье, и, слегка прихрамывая, двинулся на запад.

   Глава 20

   Четырнадцать командиров республиканской армии стояли в палатке Илида и шумно переговаривались между собой, обсуждая только что отданный приказ о сворачивании лагеря. Совещание в ставке диктатора приняло вид неформальной беседы. По-Сода поочередно говорил то с одним из них, то с другим, давал личные распоряжения, подводил итоги, принимал промежуточные отчеты и прошения. Новость об окончании похода всех обрадовала, но сразу же стали появляться проблемы, решение которых нельзя откладывать.

   Многие солдаты большую часть своей жизни прожили в Илии, погнавшись за хорошей жизнью в богатую столицу Алокрии, и поэтому по возвращении в Марию у них не было ни жилья, ни средств к существованию. Эта ситуация временно отошла на второй план благодаря походу ради объединения республики, но вот жизнь в лагере подошла к концу, и вопрос людей, которым некуда податься, встал особо остро. Сейчас они воодушевлены победой, верны идеям свободы и всеобщего равенства, уверены, что командиры и собрание республики легко найдут их место в жизни Марии и обеспечат всем необходимым. Однако из-за столь серьезных изменений республика сейчас, скорее всего, едва могла свести концы с концами. Но нельзя обманывать верящих ей обездоленных солдат - чем выше ожидания, тем глубже пропасть разочарования. Страшно предположить, что может произойти если их отчаяние начнет разрастаться внутри неокрепшей Марии.

   Но, несмотря на все трудности, с этого момента республика считалась цельной и независимой страной. Ее территория несколько меньше границ бывшей провинции, но это временно. Уже очень скоро соседние города, а затем страны и весь мир, увидят торжество республиканских идей в Марии и осознают их величие. Короли и вожди падут, деньги не будут управлять людьми, заслуги и почет перестанут определяться лишь знатностью рода. Богач и бедняк, знать и простолюдин, старик и ребенок, мужчина и женщина - все будут равны и свободны, каждый внесет свой вклад в создание лучшего мира, и мир вознаградит его. Так разве небольшие проблемы могут остановить Марию на пути к великой цели?

   Илид присел на свой раскладной стул, посмотрел на радостные лица командиров республиканских армий и улыбнулся своим мыслям. Победа в не начавшейся войне - под таким названием это событие войдет в хроники. Король Бахирон Мур так и не ввел войска в Марию, Комитет изо всех сил старался примирить друзей-врагов, по обеим сторонам границы истреблялись банды разбойников. Кажется, жизнь налаживалась. Весьма вероятно, что между республикой и Алокрией дружественные отношения установятся намного быстрее, чем кто-либо мог ожидать. Что ж, времена меняются.

   Двадцать восемь лет назад только что коронованный мальчишка жестоко расправился со своим родным дядей-регентом, а сейчас он же добровольно отдал треть страны старому другу, которого остальные две трети королевства считают предателем. Мудрый правитель или безвольный глупец? Идет ли он на поводу дружеских чувств или осознал правоту республиканских идей? Остался ли он верен традициям, жаждет ли абсолютной монархии или готов двигаться дальше в свободное будущее лучшего мира? Так просто на эти вопросы и не ответить.

   - Диктатор По-Сода, что прикажете делать с пленными из захваченного города? - вопрос командира Миро По-Кара вырвал Илида из размышлений.

   - Можешь больше не называть меня диктатором. Как вернемся в Градом, собрание снимет с меня диктаторские полномочия, - не сразу ответил он. - Этот приграничный городок сейчас не захвачен и никогда не был таким. Пусть его и населяют марийцы, но он остается под управлением алокрийской короны. Во всяком случае, до тех пор, пока его жители сами не пожелают приобщиться к нашему общему делу и стать частью республики.

   - Прикажете освободить их?

   - Да, освободи, пусть возвращаются в свои дома, - сказал Илид, и командующий с коротким поклоном вышел из палатки.

   Миро По-Кара - молодой мариец не из старой семьи, но уже опытный солдат и хороший военачальник. Он командовал королевской гвардией, когда Илид еще был комитом армии при Бахироне. Несмотря на условный характер и искусственный престиж подразделения, предназначенного по сути лишь для того, чтобы незнатные и бедные выходцы из Марии перешагнули через презрение, выказываемое им илийцами, и смогли обеспечить себе и своим семьям достойное существование, Миро хорошо проявил себя в подавлении нескольких небольших бунтов и разгонах крупных банд разбойников, угрожавших пригороду Донкара. Его имя стало залогом доблести будущей гвардии, куда командующим его назначил лично король по рекомендации Илида По-Сода.

   Постепенно палатка диктатора опустела, а сам он ходил по ней кругами, разгоняя кровь по телу. Голова трещала по швам от навалившихся стратегических решений сворачивания лагеря, перераспределения поставок продовольствия, размещения гарнизонов, маршрутов отхода республиканской армии и многого другого. Вопросы и предложения сыпались со всех сторон, Илиду пришлось применить весь свой командирский талант, чтобы вернуть возбужденным военачальникам какое-то подобие дисциплины. Те из них, кто никогда не воевал, радовались победе, а те, кому довелось быть участниками настоящих боев, - что войны не было. Диктатор не слишком одергивал их, марийцы наконец получили долгожданный повод для радости. В конце концов, им всем предстоит еще очень много трудиться, чтобы сделать из Марии по-настоящему свободную страну.

   Щурясь от яркого света солнца, Илид вышел из палатки, чтобы голова немного прояснилась на свежем воздухе. Солдаты деловито бегали из одного края лагеря в другой, разбирали палатки, грузили вещи в обозы, передавали послания для своих семей через тех, кто первыми выдвинутся в путь домой. Вокруг царила веселая суматоха, за которой стало практически невозможно разглядеть армию. А раз нет армии, не нужен и главнокомандующий.

   Со стороны Силофских гор дул прохладный ветерок, и Илид решил подняться выше на холм, чтобы полнее насладиться приятной свежестью. Сверху открывался чудесный вид на лагерь и небольшой приграничный городок, залитый солнечным светом. По его улицам уже бродили люди, которые еще недавно были пленниками республики. Кто-то уже начал разбирать полуразрушенные баррикады, одни мужики осматривали свои дома и прикидывали затраты на ремонт, другие раскидывали обгоревшие балки и бревна на пожарищах. Их жены и дети, которые не пожелали уйти из города и оставить защитников противостоять республиканцам в полном одиночестве, обнимали мужей и отцов, вернувшихся из плена, и плакали слезами радости. Илиду даже стало немного стыдно, что он посмел вторгнуться в эту идиллию с оружием в руках. Но опасность для них миновала, скоро жизнь пойдет своим чередом, и они снова смогут спокойно жить в своих домах.

   Свой дом. За время службы комитом армии при короле Илид истосковался по родной Марии, по имению в Градоме. Потому тот особняк в Донкаре он особо не обустраивал и не обживал - все равно не заменит родового гнезда старой семьи По-Сода в марийской столице. И только он вернулся домой, как тут же был вынужден уйти в поход ради объединения республики и подавления волнений в глубинке бывшей провинции. Но теперь все будет иначе, он вернется навсегда.

   "Что-то я совсем размяк, - с легкой улыбкой подумал Илид. - Стар стал для войн, да и отвык от них уже. Кажется, пора начать спокойную жизнь, посвятить себя семье и делу республики. Да и Миса подрастает, скоро замуж собираться будет. Небось уже все обсудили с матерью, а мне не говорят, хитрые женщины. Глядишь, дедушкой стану и даже не замечу... Да, точно размяк".

   Тихо смеясь над собственными мыслями, По-Сода стоял на холме и любовался пейзажем. Природа северо-западных окраин Марии могла поразить своей красотой даже самого прихотливого эстета. На севере возвышались пики Силофских гор с нависшими над ними черными тучами, сквозь которые пробивались ослепительные лучи солнца, играющие на вечных снегах. К западу раскинулись илийские леса, раскрашенные в буйные зеленые и печальные болотные цвета. На юге по-хозяйски разлеглись холмы лесостепи, как будто сошедшие с картинок детской книжки со сказками. А на востоке почти до самого горизонта простирались марийские степи, сплошь покрытые заплатками золотистых полей с аккуратными швами дорог, по одной из которых к лагерю республиканской армии поспешно скакали два всадника...

   Два всадника. Беззаботное расположение духа осторожно сжалось и спряталось глубоко внутри Илида, напряженно вглядывающегося в приближающиеся силуэты людей на конях. Распоряжения собрания республики, вести из Градома? Нет, вряд ли. Внутри диктатора нарастало странное тревожное чувство, один из всадников показался ему смутно знакомым. Точно, это был Наторд, который только этим утром покинул лагерь с письмом для Мони На-Сода. Что же заставило его так скоро вернуться, и кто скачет рядом с ним?

   Быстрым шагом Илид вернулся в свою палатку, на ходу отдав указание привести к нему гонца и его спутника. Сидя на раскладном стуле, он нетерпеливо стучал костяшками пальцев по столешнице. Наконец полог палатки откинулся, и внутрь прошли два человека в запыленных одеждах.

   Диктатор не ошибся, одним из них был молодой мариец Наторд. По-Сода вопросительно посмотрел на своего солдата, который не знал, куда себя деть, и нервно мял побледневшими пальцами письмо с двумя особыми восковыми печатями, проставленными лично Илидом полдня назад. Второй человек тоже оказался гонцом, он держал в трясущихся руках два конверта и неуверенно топтался на месте, пытаясь что-то сказать.

   Раздраженный их поведением Илид вскочил из-за стола, подошел к незнакомому гонцу и выхватил письма. Вскрытый конверт упал на пол, ломкая бумага зашелестела в руках главнокомандующего. Посыльные не видели лица диктатора, который стоял к ним спиной и читал. Ни они, ни солдат, который привел их, не нарушали тишину, и даже шум сворачивающегося лагеря оставался где-то снаружи, не рискуя проникнуть сквозь плотную ткань палатки По-Сода и помешать его чтению.

   Раздался звук рвущейся бумаги - Илид вскрыл второй пакет. Снова воцарилась абсолютная тишина, изредка прерываемая лишь робким шелестом письма. Ужасная тишина. Наторд чувствовал, что даже сердце не желает биться, чтобы не нарушать ее. Безмолвная бездна затягивала в пустоту саму жизнь. Не такой должна быть реакция Илида на ужасные новости. Почему он ничего не говорит, почему ничего не делает?

   Закончив читать, диктатор некоторое время стоял, глядя сквозь ровные строки на дорогой бумаге, а затем повернулся к гонцам. Они вздрогнули, увидев лицо внезапно постаревшего главнокомандующего. Ни гнева, ни страха, ни удивления, ни печали. Пожалуй, лишь немного разочарования. И густая, вязкая, объемная пустота в глазах.

   - Письмо, - сказал Илид.

   Наторд вложил в протянутую диктатором руку конверт с двумя печатями. Он знал, что в нем находится послание жене По-Сода и его прошение собранию республики о снятии полномочий диктатора. Поэтому его не сильно удивило, что мгновение спустя клочки порванного письма, медленно кружась в воздухе, упали на пол. Илид останется на своем посту.

   - Созвать военный совет, - приказал главнокомандующий республиканской армии. - Немедленно.

   Солдат и посыльные тут же бросились выполнять приказ и, покинув палатку, оставили Илида в полном одиночестве. Он устало присел на землю и еще раз взглянул на два послания, зажатые в руке. В одном из них король Бахирон Мур приказывал своим убийцам расправиться с семьей По-Сода в Градоме. В другом собрание республики докладывало обо всем, что им известно об ужасном происшествии. Там же в конце стоит короткая приписка: "Поступайте, как считаете нужным, диктатор".

   А как нужно поступать, когда король приказывает убить семью своего старого друга? Илид не знал ответа на этот вопрос. Он бы с радостью отдался чувствам, позволил бы эмоциям решать за него. Но не было ни чувств, ни эмоций. Мони и Миса мертвы, верная жена и прекрасная дочка навсегда покинули его. Горе утраты так велико, что стареющий диктатор не был способен почувствовать его. Он думал о том, как хотел вернуться в родное имение в Градоме, но лишь сейчас осознал очевидную истину - он хотел быть со своей семьей. Особняк в Илии, поместье в Марии, да хоть лачуга в Еве - где были жена и дочь, там и находился его дом. По-Сода отлично понимал свое горе, но не мог почувствовать его. Возможно, это к лучшему. Даже половина столь сильного чувства свела бы с ума Илида, оставшегося в полном одиночестве в этом жестоком мире.

   - Позвольте?

   В палатку осторожно входили командиры республиканской армии. Они уже были введены в курс дела посыльными, и от былой радости не осталось и следа. Вид сидящего на полу диктатора сбивал их с толку, у некоторых возникли опасения, что главнокомандующий обезумел от своей потери. Но Илид уверенно поднялся на ноги и прошел к своему столу. Сомнения марийских военачальников развеялись, но пугающее спокойствие По-Сода вводило их в замешательство. Никто не решался прервать затянувшееся молчание.

   - Поступайте, как считаете нужным, - Илид громко прочитал последнюю строчку письма от собрания республики и окинул пустым взглядом своих подчиненных. - Вы, конечно, уже знаете о случившемся.

   - Мы сожалеем о вашей утрате... - начал говорить Миро По-Кара.

   - Не стоит, - диктатор жестом остановил его. - Не стоит говорить обо мне. Мони На-Сода была членом марийского собрания и представителем старых семей Градома на время моего отсутствия. Удар был нанесен республике, и мы не можем оставить это безнаказанным. Я, Илид По-Сода, наделенный полномочиями диктатора республики Марии, в одностороннем порядке объявляю войну королю Алокрии Бахирону Муру.

   Это не правда. Он говорил от лица республики, но слова принадлежали только ему, как и желание отомстить. Несоответствия в королевском письме убийцам, странные обстоятельства его обнаружения, масса загадочных мелочей и нестыковок - Илид просто не обратил внимания ни на что из этого. В своей непрочувствованной печали и засевшей глубоко внутри злобе, он нашел для себя виновника несчастья. Видимо, здравый смысл все-таки пошатнулся, и опустошенный По-Сода сам себя убедил в предательском поступке бывшего друга и соратника. Мрачный поток возмездия искал свое русло и нашел его в том, что Илид знал лучше всего - война.

   - Мне кажется, что сперва надо все тщательно обдумать и... - рассудительно заметил один из командиров.

   - Все уже решено, - оборвал его диктатор. - Собрание республики наделило меня этим правом. Воспротивившиеся моим приказам будут объявлены дезертирами и казнены на месте.

   Военачальники переглянулись, на их лицах мелькали тени сомнений. Разжечь гражданскую войну, выступить против королевской армии, напасть на Илию? И это в тот момент, когда они уже собирались возвращаться по домам и начать строить новую жизнь в своей стране. Командиры были разочарованы и, честно говоря, никто из них не хотел воевать.

   - Мы с тобой до конца, диктатор По-Сода, - выпалил Миро и глухо ударил себя кулаком в грудь, закованную в латы.

   Его пример подействовал отрезвляюще на всех остальных. Они же давали присягу, клялись в верности республике, сами пошли за прославленным воином Илидом По-Сода, которого собрание старых семей Марии назначило диктатором, ее защитником и вершителем судьбы новой страны. Они же марийцы!

   Один за другим военачальники республиканской армии салютовали своему предводителю, каждый из них повторил слова присяги. Командиры заразились воинственным воодушевлением от юного По-Кара, и уже сами были готовы отдать жизнь за свои идеалы. Какие могут быть сомнения в конечной победе, если они последуют за Илидом По-Сода? Бахирон Мур просто паршивый трус, он не нападал все это время только потому, что боялся марийцев. Алокрийский король подло ударил в спину своему другу, решил морально уничтожить главнокомандующего армией Марии. Кроме того, этим он посягнул на жизнь одного из членов собрания республики. Ему нет прощения, кровавый прилив омоет Илию и сотрет с лица этого мира проклятую монархию!

   Илид переводил тяжелый взгляд с одного командующего на другого. Разгоряченные воины впали в настоящий экстаз, с каждым мгновением в их глазах все отчетливее читалось желание ринуться в бой за правое дело. Они уже предвкушают победу. Это хорошо.

   "Лишь бы сами не погибли раньше времени", - угрюмо подумал диктатор. Он уже знал, что не вернется с этой войны. Не хочет возвращаться, потому что не к кому. Родовое имение в Градоме утратило для него всю свою притягательность вместе со смертью жены и дочери. Он убьет Бахирона и умрет сам. А марийцам подарит победу.

   Несколько раз хлопнув в ладоши, Илид привлек внимание вошедших в раж командиров и коротко изложил план действий, который они более подробно обсудят в будущем. На данный момент собрание республики располагало сведениями, что армия короля вынуждена была разделиться, чтобы устранить беспорядки в Илии и подавить вспышку активности сектантов в Донкаре. Отличный момент, чтобы нанести удар и одержать победу над Алокрией. Примитивная стратегия, но самая действенная в данной ситуации.

   Военачальники внимательно выслушали диктатора и без лишних вопросов удалились приводить в порядок свои подразделения. Придется объяснять солдатам, почему победа обернулась началом новой войны. Но они все поймут и последуют за своим лидером, особенно теперь, когда у них наконец появился шанс поквитаться с илийцами за многие годы унижений.

   - По-Кара, задержись, - приказал Илид.

   - Я слушаю, диктатор По-Сода, - молодой командир подошел к столу главнокомандующего.

   - Мне не нужны враги в тылу. Сегодня я приказал тебе отпустить пленников из приграничного города. Но ситуация резко изменилась, теперь они наши враги. Возьми своих людей и окружи все поселение, чтобы из него никто не вышел без моего ведома. Выполняй. Я скоро подойду.

   Побледневший Миро пошел к выходу, но остановился в нерешительности на полпути:

   - Диктатор По-Сода, я не думаю, что они представляют угрозу. Большинство из тех, кто был способен держать оружие, мы убили при захвате города, там осталось в основном мирное население.

   Вязкий мрак в глазах диктатора медленно затягивал Миро в пустоту. Не в силах сопротивляться, командир отвел взгляд в сторону и уже пожалел о сказанном.

   - Ты храбрый воин и верный солдат, По-Кара, - холодно произнес Илид. - Но ты забываешь, что враг остается врагом даже в обличии женщины или ребенка.

   - Прошу простить меня, диктатор, - Миро почтительно поклонился в знак извинения. - Я дал слабину, этого больше не повторится.

   - Надеюсь. Ведь наши враги только и ждут, чтобы воткнуть нам кинжал в спину. Уж я-то знаю... Ради безопасности республики мы должны пойти на крайние меры.

   - Но как быть с Комитетом?

   - Они нам не указ. Новым комитам следовало угомонить Бахирона, но они еще большие трусы, чем их король. Если они останутся подданными алокрийской короны, то тогда мы будем воевать и с ними. Пока я хочу дать им шанс, все-таки они заботятся о людях в тяжелые времена. А теперь ступай и выполняй мой приказ, у нас не так много времени.

   Спустя считанные минуты солдаты По-Кара выступили из лагеря на холме, и вскоре город был взят в плотное кольцо. Его жители выходили на улицы и бросали свои дела, недоуменно спрашивая друг у друга, что происходит. Кольцо медленно сужалось, заставляя алокрийцев тесниться на небольшой площади в центре приграничного городка. По главной улице шел Илид По-Сода в сопровождении Миро и нескольких десятков бойцов.

   Диктатор остановился в нескольких шагах от толпы и обратился к горожанам:

   - Между Алокрией и Марией началась война. Каждому алокрийцу предоставлен выбор - сражаться на стороне республики или умереть. Насколько я помню, свой выбор вы уже сделали, не пожелав присоединяться к Марии.

   Илид поднял руку, чтобы отдать приказ своим воинам, но к нему вышел один из жителей приграничного города и, упав на колени, стал молить о пощаде хотя бы для женщин и детей.

   - Для женщин и детей? - спросил По-Сода, наклонившись к крестьянину. - А прислушался бы к твоей мольбе ваш король Бахирон? Я знаю ответ.

   Пустота изливалась из глаз диктатора и пускала тонкие длинные корни в саму сущность несчастного горожанина. На лице Илида не читалось ни одной эмоции, но преклонившего перед ним колени человека придавливало к земле от тяжести пульсирующей боли и печали, что испытывал закованный в латы главнокомандующий республиканской армии.

   - Твоя жена здесь? - спросил диктатор.

   - Нет, - промямлил мужик. - Ее здесь нет.

   - Тогда мы убьем всех этих людей.

   Горожане стали осознавать безнадежность своего положения. Мужчины загнанно озирались, женщины прижимали к себе хнычущих детей. Скоро они умрут, это неизбежно.

   - Я его жена! - из толпы выскочила растрепанная алокрийка. - Прошу вас, не трогайте остальных.

   - Мони, не надо!

   - Мони... Распространенное в Марии имя, - задумчиво произнес Илид, дал знак схватить ее и снова обратился к стоящему на коленях мужчине. - Так звали и мою жену. Может быть, так ты лучше поймешь меня. А теперь смотри и запоминай.

   Он подошел к ней и пинком повалил на землю. Из груди женщины вырвался протяжный стон, но тут же заглох, столкнувшись в горле с холодной сталью меча. Некоторое время она еще хрипела, барахталась в растущей алой луже и пыталась зажать смертельную рану, но кровь сильными толчками выплескивалась сквозь ее тонкие пальцы. Наконец она затихла.

   Словно скованный, вдовец не отрывал взгляд от трупа жены. Илид приблизился почти вплотную к нему и бросающим в дрожь голосом спросил:

   - Теперь ты понимаешь, что я чувствую?

   - Да, - всего одно слово выпало из пересохшего рта алокрийца.

   - Наверное, ты хочешь убить меня и моих солдат?

   - Да.

   - А пожалел бы ты наших жен и детей?

   - Нет.

   - Вот именно... Бахирон сделал со мной то, что я сделал с тобой. Быть на его стороне - значит повиноваться убийце женщин и детей. Ты передашь ему мое послание, - Илид рывком поставил его на ноги и развернул в сторону толпы горожан. - Смотри и запоминай.

   На приграничный город в северо-западной Марии мягко опускался вечер. Как много изменилось всего за один день. Недоумение от сопротивления марийцев марийцам. Осознание, что они на самом деле давно уже считают себя алокрийцами и не видят большой разницы между Илией и Марией. Радость от победы в не начавшейся войне и предвкушение встречи с семьей. Спокойствие созерцания прекрасных видов родной земли. Горе утраты. Всепоглощающий гнев. Начало войны.

   - Начинай, По-Кара.

   Молодой командир немного помялся, но быстро взял себя в руки. Короткая отмашка - и кольцо республиканской армии стало неумолимо сужаться. Мечи оставляли ужасные раны на ничем не защищенных телах горожан, под ноги солдат падали отсеченные руки и головы, лилась кровь, вываливались внутренности. Терпкий запах смерти щекотал ноздри, крики ужаса и плачь наполнили воздух.

   Мало. Они мало страдают, этого недостаточно! Илид смотрел на резню, но не почувствовал даже оттенка той печали, которая охватила его. Топить младенцев в канавах, вешать на крюках, переломать каждую кость в теле, выжигать глаза, сдирать кожу, насиловать, скармливать собакам, заставлять глотать шпоры и избивать до тех пор, пока из их ртов не потечет густая кровь с ошметками внутренностей!

   Диктатор встряхнул головой, прогоняя наваждение. Он действительно ничего не почувствовал, страх и мучения этих людей не могли сравниться с его горем, величину которого он даже не мог ощутить, а только лишь понимал. А значит, в кровавом безумии нет никакого смысла, но эти люди должны заплатить за свою ошибку. Они остались верны Бахирону Муру, человеку, который презрел дружбу, убил жену и дочь своего товарища ради жалкой короны. Наказание - смерть.

   Все закончилось быстро. В центре площади лежала гора трупов, от которой во все стороны текли алые ручейки. Тяжело дышащий вдовец смотрел на кровавый пейзаж, а закат издевательски окрасил все вокруг в багровый цвет, сводя с ума несчастного мужчину.

   - Опиши своему королю это чувство, - прошептал ему на ухо Илид. - Опиши все, что ты увидел и почувствовал. Вот как он поступил со мной. Пусть знает, что его ждет то же самое. Пощады не будет никому, кто останется на его стороне. Иди и неси эту весть.

   Диктатор аккуратно подтолкнул мужчину на запад, и тот медленно побрел вперед, постоянно спотыкаясь и падая. Невидящим взглядом он смотрел на кровавый закат и картины бессмысленной резни его соседей, друзей и жены всплывали в воспаленной памяти. И он шел. Просто шел.

   - Диктатор По-Сода, - голос Миро слегка дрожал. - Простите, но я не уверен в правильности нашего поступка. Разве мирные жители заслуживают такой расправы?

   - Конечно, нет, По-Кара, - ответил Илид.

   - Тогда зачем?.. - изумился молодой командир.

   - Но ведь это не наша вина. Они сами выбрали свой путь. Эти люди несчастны, как и все алокрийцы. Они слепо следуют за преступником на троне. У них есть выбор - присоединиться ко мне или умереть. Пусть докажут свою верность республике, сражаясь в первых рядах против Бахирона Мура, и будут жить вместе с нами в лучшем мире, - По-Сода обвел рукой заваленную мертвецами площадь. - Они сделали свой выбор и перестали быть для нас мирными жителями. Всего лишь враги, которые заслужили свою участь.

   Тяжело вздохнув, Миро По-Кара согласился с диктатором. В конце концов, это гражданская война, в которой победить может лишь тот, кому хватит духа поднять меч на вчерашнего соседа, друга, брата. Если такова цена счастливого будущего республики, то ее надо уплатить сполна.

   Глава 21

   - Да чтоб тебя...

   Рубиновый глаз, тихо позвякивая, закатился под трон, вывалившись из золотой головы льва. Привычка короля Фасилии ковырять ногтем драгоценные камни на своих одеяниях и регалиях наконец привела к ожидаемому результату.

   - Словно на сопли прилепили. Дешевка... Эй, ты, - Кассий обратился к стоящему рядом стражнику. - Достань.

   Долговязый солдат опустился на четвереньки, подполз к трону и долго шарил под ним.

   - Здесь ничего нет, мой король, - промямлил он после тщательных поисков. - Может, куда-то дальше закатился?

   Кассий со вздохом встал и посмотрел сверху вниз на стражника, до сих пор стоящего на четвереньках, а затем с силой наступил сапогом на его зажатую в кулак ладонь. Раздался многократный хруст, солдат истошно завопил, но не осмелился выдернуть руку из-под ноги монарха. Кованный каблук раздробил несколько костей, превратив кисть в уродливую пародию на корень дерева. Небольшой рубин выскочил сквозь переломанные пальцы и откатился в сторону.

   - Прошу вас, милостивый король! - сквозь стоны боли взмолился стражник. - У меня большая семья, нам не хватает...

   Его причитания резко перешли в новые крики, потому как Кассий стал остервенело топтать его изувеченную ладонь. По пурпурному ковру расползалось темное пятно крови, обломки костей распарывали податливую плоть. Кисть руки солдата стала похожа на разваренное мясо, а сам он давно уже потерял сознание от ужасной боли.

   - Ворье, - презрительно произнес Кассий, стоя над ним. - Вздумал обокрасть своего короля, паскуда. Выкиньте его на улицу.

   Несколько стражников подхватили своего долговязого товарища и поволокли наружу. Он понемногу приходил в себя и тихо постанывал, но, должно быть, благодарил судьбу и короля за сохраненную ему жизнь. Однако работать с такой рукой он уже не сможет, а это значит, что его семья обречена на голодание. Кассий подумал о том же.

   - Стойте, - повелел фасилийский монарх и, подобрав валяющийся на полу драгоценный камень, подошел к изувеченному солдату. - Держи. За верную службу. Больше не попадайся мне на глаза.

   Не обращая внимания на благодарный лепет бывшего стражника, король всучил ему рубин и вернулся на трон. Сев в привычную позу, он некоторое время задумчиво ощупывал пустую глазницу золотого льва на подлокотнике. Вспомнив, что самоцвет навсегда ушел вместе с солдатом-калекой, Кассий со вздохом принялся поддевать ногтем второй драгоценный глаз хищной кошки.

   - Я вижу, что вы сегодня крайне милосердны, мой король, - раздался проникновенный голос, и из-за трона выплыла фигура фасилийского шпиона.

   - Мне послышалась язвительность в твоих словах, Семион. Еще раз позволишь себе такой тон, и твой язык постигнет та же судьба, что и руку этого несчастного, - Кассий раскинулся на троне. - Ладно. Я вижу, ты уже вернулся. Что у тебя?

   - Хорошие новости, мой король, - глаза Лурия хитро сверкнули. - В Алокрии началась гражданская война.

   Фасилийский правитель подался вперед, напряженно сцепил руки в замок и впился взглядом в шпиона.

   - Продолжай.

   Явно удовлетворенный произведенным эффектом, Семион неторопливо начал свой рассказ:

   - Позвольте небольшую предысторию. Бахирон Мур решился одним ударом расправиться с марийскими мятежниками и даже взялся лично командовать своей армией. Он прибыл в алокрийский лагерь на границе с Марией, но, насколько я понимаю, решил выждать более подходящий момент для нападения.

   - И? - Кассий не выдержал размеренного темпа повествования. - Он напал и разбил республиканцев? Проиграл? Что случилось дальше?

   - Ни то, ни другое. Это Илид По-Сода вторгся на территорию Илии.

   - Диктатор Илид? - изумился король. - У него же армия в три раза меньше, чем у Бахирона! Я подозревал, что у марийцев не все в порядке с головой, если уж они взялись за авантюру со своими свободами и равенствами, но не до такой же степени, чтобы идти на чистое самоубийство! На что он надеется?

   - Позвольте все объяснить, мой король, - терпеливо произнес Семион. - Армия Мура вынуждена была разделиться, чтобы усилить гарнизоны в провинции. Назревают крупные беспорядки, а бандиты из Синдиката, это их крупнейшая преступная организация, почуяли беспомощность власти и делают что хотят. Кроме того, часть алокрийских войск вынуждена была вернуться в Донкар, где разбушевались их местные сектанты. Они разом повылезали из катакомб города и устроили резню, опустошая один квартал за другим, и городская стража не в силах справиться с ними. В итоге, сгруппированные на границе Марии и Илии армии Бахирона и Илида примерно равны.

   - И Илид решил воспользоваться преимуществом, - задумчиво заключил Кассий. - Но ведь он не собирался нападать на Илию или Еву, его целью было объединение Марии в границах бывшей провинции. Зачем ему развязывать войну?

   - Я думаю, что все из-за неловкого шага короля Мура. Если я все правильно понял, перед нападением он задумал ослабить республиканские силы убийством Илида, и послал своих людей аккуратно убрать диктатора прямо в его градомском имении. Подробностей я не знаю, но вышло так, что Илида там не оказалось, что естественно, ведь он командует армией на границе, но зато убийцы перерезали всю семью По-Сода.

   - Какая-то нелепость. А их точно Бахирон послал?

   - А кому еще это надо? - Семион пожал плечами. - Тем более, кажется, на одном из трупов было обнаружено письмо от имени короля, в котором он приказывает убрать Илида.

   - Еще нелепее. Убийцы выдали заказчика, допустив такую оплошность, - фасилийский правитель ехидно усмехнулся. - Впрочем, если король идиот, то и подданные у него такие же.

   - Вы, как всегда, правы, мой король, - шпион почтительно поклонился. - И из-за этого бессмысленного убийства несчастных женщины и девочки, Бахирон поплатился вторжением марийцев во главе с овдовевшим Илидом По-Сода, причем в самый неподходящий момент.

   - Выходит, они сражаются на равных?

   - Можно сказать и так. Республиканская армия опустошает илийские города, заставляя людей сражаться на своей стороне. Несогласных они убивают на месте.

   - Неплохой ход, - на лице Кассия мелькнула тень уважения. - Марийцы могут перехватить инициативу. Но даже если и так, то после окончания гражданской войны они все равно будут легкой добычей для Фасилии. Противостояние равных сил измотает и тех, и других...

   В глазах Семиона снова появился хитрый блеск, и король почуял, что это были далеко не все новости. Должно было случиться что-то важное, чтобы заставить шпиона так наслаждаться неведением своего повелителя. Подобные игры Лурия всегда раздражали Кассия, но он не мог избавиться от столь ценного и верного слуги.

   - Говори, - грозно приказал король Фасилии.

   - Сперва я хотел бы поинтересоваться, - проникновенно начал Семион. - Что вы намерены делать после захвата Алокрии?

   - К чему ты клонишь?

   Шпион театрально развел руками и, подняв глаза к высокому потолку тронного зала, принялся размеренно рассуждать вслух:

   - Как уже стало очевидно, завоевать эту страну вам не составит особого труда. Но она так велика, и в ней живут столь разные люди. Марийцы с их свободолюбивым нравом, илийцы, славящиеся своим высокомерием, и, в конце концов, остальные алокрийцы из центральных регионов, которые не могут себя отнести ни к тем, ни к другим. Но как же они поступят, если их вдруг подчинит правитель соседней страны?

   - Если ты намекаешь на восстания, то это обычное дело при завоеваниях, - отмахнулся Кассий. - Просто подавлю один мятеж, другой, и через год они уже будут послушной фасилийской провинцией. Нет, лучше несколькими провинциями, нечего их объединять.

   - Возможно, мой король. Но гордость одних и любовь к свободе других слишком сильны, чтобы они так просто сдались. Марийцы долгие годы жили в одной стране с илийцами, но их терпение лопнуло и они подняли грандиозный бунт, обернувшийся расколом королевства. У нас не будет возможности все время держать войска в Алокрии, ведь тогда могут восстать города на севере и востоке Фасилии, которые мы с таким трудом привели к повиновению.

   Кассий помрачнел, поняв, к чему клонит его шпион. Власть фасилийской короны не безгранична, не говоря уж про армию, и, расширяя границы, есть большой риск утратить влияние в одной из частей страны. Регионы, завоеванные давно, могут почувствовать ослабевшую хватку короля и выйти из подчинения. Пока для подавления восстания будут переброшены военные силы в один конец Фасилии, в другом начнутся очередные волнения. И так будет продолжаться до тех пор, пока истощенное внутренними войнами королевство не рассыплется на множество самостоятельных княжеств и городов.

   - Такими темпами мы не только не удержим Алокрию, но и потеряем свою страну, - подытожил Семион.

   Влажный блеск хитрости никуда не исчез из его взгляда, убеждая Кассия в том, что разговор далек от завершения. Шпион определенно знает что-то еще, иначе бы он не нагнетал так обстановку, наслаждаясь видом мучащегося сомнениями короля. Но нет, Лурий не будет предлагать отказаться от затеи завоевания Алокрии, у него на уме было что-то другое.

   - Мне надоели твои игры, - раздраженно произнес правитель Фасилии. - Если есть что сказать, то говори. Будешь тянуть дальше - я отрежу твой поганый язык и скормлю его тебе же.

   - Хорошо. После завоевания есть один способ подчинить Алокрию за короткий срок и с минимальным гарнизоном. Но поведаю вам о нем не я, а наш почтенный гость, - Семион ухмыльнулся, и, как ни странно, ухмылка получилась крайне почтительной.

   - Я никого не жду, - буркнул Кассий. - Кого ты там приволок с собой?

   Лурий указал привратникам на дверь в тронном зале. Стражники переглянулись и посмотрели на короля, ожидая разрешения выполнить приказ шпиона. Он нетерпеливо отмахнулся от них и сказал:

   - Впускайте уже.

   Окованная золотом дверь медленно отворилась, и в зал скромно вошел всего один посетитель. Это был одетый в запыленные одежды старик, который даже в своем преклонном возрасте выглядел бывалым дельцом. Окинув взглядом роскошное убранство центрального помещения королевского дворца, он не проявил никакого интереса к самоцветам, драгоценным металлам и дорогим тканям. Вылепив на своем морщинистом лице самую льстивую мину, он направился прямо к трону, на котором восседал Кассий.

   Не проронив ни слова, король озадаченно посмотрел на Семиона, но тот спокойным жестом дал понять, что все идет, как надо. Старик приблизился к правителю Фасилии и низко поклонился ему. Получилось неуклюже, словно ему более привычно было принимать знаки почтения, а не выказывать их. Наконец он поднял на Кассия свои глаза, в которых читалась грандиозная, но необъяснимая ложь, и заговорил:

   - О, великий правитель Фасилии! Повелитель...

   - Что за собачий язык! - взорвался Кассий. - Это шутка, Семион? Пусть говорит по-человечески, или я его вышвырну на улицу, не посмотрев на почтенный возраст!

   - Прошу простить меня, милостивый господин, - на ломаном фасилийском извинился старик. - Я сожалею об этом недоразумении, мне очень жаль, что я оскорбил вас своей привычкой изъясняться по-алокрийски.

   - Алокриец, значит? - презрительно скривился король. - Назови мне причину, по которой я не могу казнить тебя сейчас же, алокриец.

   - Позвольте сперва представиться. Меня зовут Карпалок Шол, я Спектр, глава алокрийской Церкви Света толка Неугасаемого и бывший комит короля Алокрии Бахирона Мура.

   Скинув запыленный дорожный плащ, старик стоял перед Кассием в белоснежной рясе, а на его шее висел треугольный кулон из белого золота, символ призмы Света.

   С тяжелым вздохом фасилийский король откинулся на обитую бархатом спинку трона и, нервно поигрывая желваками, медленно повернул голову в сторону Лурия, стоящего рядом.

   - Ну и как это понимать, Семион? - сквозь стиснутые зубы произнес Кассий, и в каждом слове чувствовалось, что он едва держит себя в руках. - Донимаешь меня загадками и намеками, а теперь еще притащил ко мне одного из прихвостней Бахирона. Что дальше? Посадишь на мой трон аборигена с Дикарских островов или посватаешь мне кажирского султана?

   - Давайте выслушаем его, мой король, - терпеливо предложил Лурий и исподлобья взглянул на Спектра. - Лучше бы тебе сразу перейти к делу, старик. Выкладывай свое предложение.

   Карпалок снова неуклюже поклонился.

   - Как вы, наверное, знаете, Церковь Света в Алокрии находится в упадке, - начал он свой рассказ. - Разруха и нищета, падение нравов, неуважение к религии. Светоносные покинули монастырь при Донкаре, а отправившиеся за ними инквизиторы, скорее всего, сгинули в священном походе...

   - Да, это я все знаю, - нетерпеливо перебил его Кассий. - Давай дальше.

   - Хорошо. Как я понимаю, вы жаждите захватить Алокрию. Но вам понадобится время и армия, чтобы замирить новую провинцию. И не исключено, что в некоторых ваших владениях, которые давно уже присоединены к Фасилии, вспыхнут восстания. Последует распыление сил и...

   - Да, да, мое королевство раздуется и лопнет, если я завоюю Алокрию, это мы уже выяснили, - раздраженно закончил за него король. - Не выводи меня из себя, старик. Семион сказал, что ты знаешь какой-то способ избежать этих неприятных последствий. Ну и?

   Льстивая маска сползла с лица Карпалока, он выпрямился, приобретая былую величественную осанку, и начал говорить тоном, который заставлял прислушаться к его словам:

   - Я предлагаю необходимую нам обоим сделку. После захвата Алокрии вы восстановите алокрийскую Церковь Света и наделите ее исключительными привилегиями. Естественно, ее главой стану я. В свою очередь, я сделаю вас спасителем страны в глазах людей и короную Владыкой Света. Вам этот титул придется впору. Алокрийцев вы сможете подчинить себе не силой оружия, а силой веры.

   Второй рубин выскочил из глазницы золотого льва. Глубоко задумавшийся Кассий этого даже не заметил и продолжил методично скрести ногтем морду ослепшей хищной кошки на подлокотнике трона. Король знал предания о Владыках Света, слышал об их силе и власти во времена старых королевств. Правитель-жрец, властелин мирского и духовного в одном лице. И было в словах Карпалока Шола что-то заставляющее поверить, что он сможет возродить эту эпоху.

   В зале повисло молчание, но для Спектра это был очень хороший знак. Во всяком случае, король думает над его предложением, а сам он еще жив. Эта неопределенность хотя бы имела какой-то оттенок надежды, ведь в Алокрии его в лучшем случае ожидало забвение. Единственный способ вернуть себе и Церкви былое величие - заручиться поддержкой могущественного союзника, пусть даже для этого придется предать свою родину и веру.

   - Заманчиво, - медленно произнес Кассий. - Но ты прекрасно знаешь, что у наших стран есть разночтения в поклонении Свету. Вы следуете толку Неугасаемого, а мы исповедуем Солнечный. С чего людям следовать за Владыкой Света, если он для них еретик?

   - Не стоит беспокоиться по этому поводу, - заверил Карпалок, он все больше начинал походить на бывалого дельца. - В вопросах религии всегда приветствуется возврат к традициям, к началу, которое априори является истинным. Восстановленная в Алокрии церковь будет нести знак Света Изначального, существовавшего задолго до религиозного раскола. Но по факту весь церемониал и доктрина будут скопированы с вашей Церкви Света Солнечного. Изменения никак не коснутся Фасилии, будьте спокойны. Это исключит любые разночтения, и ничто не будет препятствовать безраздельному правлению Владыки Света.

   - Говоришь ты красиво, Спектр. Но как тебе удастся воплотить это в жизнь?

   - Просто каждый из нас должен заниматься своим делом и не мешать другому, король Кассий. Вы захватываете Алокрию, а я возвышаю вас в глазах народа. Завоеватель? Нет, освободитель! Развязал войну? Нет, пришел на выручку страдающим от раскола людям! А когда вы восстановите Церковь, все увидят, что король Кассий Третий - настоящий благодетель и поборник божественной справедливости!

   Правитель Фасилии подался вперед и подозрительно вгляделся в Карпалока, словно внезапно понял, кто именно стоит перед ним.

   - Скажи мне, Спектр, - Кассий сделал акцент на священном титуле своего гостя. - А в твоей Церкви хоть что-то останется от веры?

   Лицо Шола ожесточилось, но мгновение спустя на нем появилась холодная улыбка. Фасилийский король не так глуп, как может показаться из-за его нервозности, тяги к роскоши, приступов жестокости и грубых речей. Можно вскрывать все карты, терять больше нечего.

   - Религия - лишь инструмент управления людьми. И вы не упустите возможности воспользоваться этим, мастер Кассий, - уверенно произнес Карпалок. - Даже не так. Если вы хотите покорить Алокрию, то у вас просто нет выбора. Вы примете мое предложение. От этого выиграют все: я, вы, простой люд.

   Безмолвно стоящий Семион Лурий был поражен дерзкими словами алокрийца и уже ожидал буйной реакции короля, который мог забить человека до смерти за меньшую наглость. Но Кассий раскинулся на троне, прикрыв глаза, и молчал.

   Не то чтобы он был религиозным фанатиком, но веру уважал и следовал заветам Света. Однако также он понимал, что, отказавшись от предложения Спектра, не сможет удержать в своих руках Алокрию после завоевания. Расправиться с изможденными остатками армий Бахирона и Илида - плевое дело. Но все остальное население соседней страны одной силой не подчинить. Народ можно сломить, но на это уйдет слишком много времени, а результат может оказаться весьма спорным.

   - Я завершу гражданскую войну в Алокрии. "Освобожу" людей от жестоких правлений Бахирона и Илида. Восстановлю Церковь. Стану Владыкой Света, - задумчиво пробормотал Кассий и посмотрел в глаза Карпалоку. - В итоге, Церковь становится не только институтом религии, но еще и алокрийским правительством при короле-жреце.

   Он медленно встал с трона и подошел к Спектру. Остановившись в одном шаге от него, Кассий взял в руки висящий на шее старика кулон. Хмыкнув, он отпустил треугольник из белого золота и неторопливо начал обходить замершего Шола. По спине престарелого алокрийца пробежал холодок, чувство нависшей опасности выползло из глубины души и своими крючковатыми пальцами дергало за ниточки нервов.

   - Выходит, ты просто используешь меня. Я захвачу для тебя страну, - вслух принялся рассуждать Кассий, и от его тона Спектра бросило в дрожь. - Ты коронуешь меня неким абстрактным Владыкой Света. В своих действиях ты будешь опираться на придуманный тобой же авторитет. Будучи главой Церкви, ты безраздельно правишь в Алокрии на правах наместника религиозного лидера. А я в это время нахожусь в Фасилии и понятия не имею, что происходит в моей новой провинции.

   Он резко остановился напротив лица вздрогнувшего Карпалока. Короткая дуэль взглядов окончилась полным поражением старика, планы которого так просто всплыли на поверхность. Кассий отвернулся от него и пошел к своему трону, бросив на ходу:

   - Ты омерзителен. Ты предаешь свою страну и веру. Но я принимаю твое предложение. Тебя проводят в новые покои.

   К онемевшему от изумления и облегчения Спектру подошли два стражника и, стараясь обращаться ним как можно более почтительно, поволокли его в просторную спальню для гостей королевского дворца.

   Стоящий в стороне Семион Лурий тоже был удивлен решением короля. Дождавшись, когда монарх займет любимую позу на троне, он осторожно спросил:

   - Вы уверены, мой король?

   - Да. Оно того стоит.

   - Я немного не понимаю...

   Кассий снисходительно взглянул на своего верного шпиона и советника.

   - Ты думаешь, я это делаю из-за земель? - спросил он, словно разочаровавшись, что Семион мог такое предположить. - Из-за денег и власти?

   Лурий молчал в ответ. Было видно, что он уже все понял, но король все равно озвучил:

   - Мне плевать на Алокрию. Я убью Бахирона Мура, отомщу ему за унижение. Я завоюю его страну и отмоюсь от позора поражения. Пусть каждый алокриец назовет меня своим повелителем, а потом этот безумный старик может делать что угодно, мне все равно. К тому же Карпалок очень стар, и когда он умрет, я найду ему достойную замену. В итоге все будет по-моему.

   Кассий впился побелевшими пальцам в золотые львиные головы. Огонь в его глазах пылал так, что Семион почти ощутил опаляющий жар. Король говорил очень мягко, но в его словах была решительность и сила величайшего правителя в истории:

   - Алокрия должна была стать моей еще тринадцать лет назад, и все эти годы я каждый день думал о своем позоре. Наконец этот кошмар закончится.

   Глава 22

   Страна стонала, разваливаясь на части. Люди убивали друг друга, сражались за свои идеи, ради мести, власти или денег. Огромный порез на теле Алокрии, который проходил по границе Марии и Илии, обильно кровоточил, а инфекция заговоров и личных интересов заставляла биться несчастное государство в агонии. Конца и края нет его предсмертным мукам. И только природе плевать на бессмысленную возню людишек. Огромные деревья лесов Евы величественно взирали на горизонт, где разгорался пожар гражданской войны, игнорируя крохотных человечков, которым приходилось прилагать немалые усилия, чтобы пробраться через мощные корни.

   Юноша взобрался на очередную живую преграду и помог подняться своему пожилому провожатому. Немного поворчав по поводу нерасторопности спутника, старик осторожно слез с выпирающего из земли огромного корня и громко выругался. Они оказались на крохотной опушке, окруженной непроходимыми кустарниками, чьи ветви были усеяны острейшими шипами.

   - Вернемся и обойдем это место, мастер Этикоэл?

   - Не мели чушь, балбес. Реаманты мы или кто? - возмутился лысый старик, нервно приглаживая неопрятную бороду. - Чертова природа вздумала спорить со мной!

   Он вскинул руку, и в воздухе над ладонью повис куб, источающий мягкое золотистое сияние. Секции начали вращаться и сменять друг друга, повинуясь мысленным приказам пожилого реаманта, а затем внезапно остановились, и загадочные символы на них вспыхнули ярким цветом озаренного солнцем песка.

   Через мгновение все закончилось и оба человека спокойно пошли дальше. Случайный свидетель ничего бы не понял, даже если бы увидел все от начала и до конца. Старик просто сделал что-то странное, а затем вместе со своим спутником двинулся дальше, уверенно наступая на распластанные по земле кусты. Ведь эти растения всегда были такими вялыми и мягкими, их ветви и листья напоминали помятую ткань, валяющуюся под ногами. Но человек знакомый с реамантией понял бы, что только что на его глазах была изменена толика реальности. Он мог не осознавать, что именно изменилось и в какую сторону, но знал бы, что какая-то из нитей мироздания подверглась воздействию реаманта.

   Аменир Кар давно уже привык к подобным вещам. В отличие от неподготовленных и не очень гибких умом обывателей, которые воспринимали измененную реальность как нечто существовавшее всегда в таком виде, он с легкостью видел любые метаморфозы всего сущего. Недаром его взял себе в ученики сам мастер Этикоэл Тон, отметивший талант и силу юного реаманта. Такие, как они, появлялись раз в несколько поколений, поэтому старик спешил передать все свои знания и умения Амениру, дабы тот смог воплотить давнюю мечту, лежащую у основ реамантии - изменяя реальность, они хотели создать лучший мир. Мир без зла, боли и горя, где все люди жили бы дружно и счастливо. У юноши открылся огромный потенциал, а с опытом Этикоэла у них были все шансы осуществить задуманное. Но для этого нужно много тренироваться. И нельзя забывать, что нынешняя реальность беспощадна к слабым, поэтому надо научиться защищать себя от любой угрозы.

   С такими словами Этикоэл разбудил своего ученика задолго до рассвета и потащил его в лес, раскинувшийся к северо-западу от Нового Крустока. Не выспавшийся Аменир пытался хоть что-то разузнать о цели неожиданного путешествия, но старик не отвечал на расспросы. Однако со временем прогулка среди деревьев вернула Этикоэлу благодушное состояние, и он принялся рассуждать о месте реамантии в современной системе научного знания. Но когда на пути начали попадаться огромные корни в человеческий рост, через которые двум путникам приходилось перелезать, Тон снова замкнулся, изредка бормоча ругательства и проклятья себе под нос. Тупик из терновника, который теперь вялыми лоскутами распластался по земле, окончательно вывел Этикоэла из себя, и он еще долго шел, громко ругаясь и ворча по любому поводу. Одним словом, у него был очень тяжелый характер.

   - А зачем мы с таким трудом перелезали через корни, если могли их, например, растворить или уменьшить? - рискнул поинтересоваться Аменир.

   - Это тебе что, игрушки какие-то? - старик посмотрел на него как на слабоумного. - Да и не далеко бы мы так прошли.

   - Почему?

   - Ты когда научные трактаты читал, мозгами хоть шевелил, запоминал что-нибудь? Или ты увлекательный сюжет искал в схемах и таблицах, придурок?

   Аменир напрягся, пытаясь вспомнить неизвестно что, но в голову, естественно, ничего не приходило. Этикоэл заметил безрезультатные попытки ученика, на лице которого уже начало проступать отчаяние и осознание собственной глупости. Вздохнув, лысый реамант проворчал:

   - Да ладно, расслабься. Наверное, я просто не прихватил с собой нужную книгу из библиотеки Академии в Донкаре, когда мы переезжали в Еву.

   - Так почему мы не прошли бы далеко, мастер? - облегченно переспросил Кар.

   - Хм, пожалуй, это важно знать, - Этикоэл задумчиво почесал неопрятную бородку. - Слушай внимательно, ты знаешь, что я не люблю повторять. В трактате "О противодействии реального ирреальному" описана сложная защитная система мироздания от внешнего вмешательства, то есть в нашем случае - реамантии. Не буду пересказывать тебе семь сотен страниц, попробую объяснить все покороче. Надеюсь, ты хоть что-нибудь поймешь.

   Старик покосился на своего ученика, словно сомневался в его умственных способностях, и принялся рассказывать. Из его дальнейших пояснений можно было заключить, что слишком частые однотипные взаимодействия с определенными нитями мироздания со временем становились все менее и менее эффективными. Таким образом, первые два-три корня деревьев он мог бы рассыпать в труху или изменить их структуру настолько, что сквозь них можно было бы пройти, задержав дыхание, но на остальные корни этот прием не возымел бы такого сильного эффекта. Реальность как будто привыкает к насильственному вмешательству со стороны реамантов, и потребуется некоторое время, чтобы можно было повторно успешно взаимодействовать с тканью мироздания в том или ином аспекте. Соответственно, чем сильнее изменяются нити всего сущего, тем большее время требуется для того, чтобы настоящая реальность вновь не смогла противостоять конкретному проявлению ирреального.

   - Понял? - подозрительно щурясь, спросил Этикоэл.

   - Приблизительно, - не стал врать Аменир. - Но ведь есть способ как-то избежать этого?

   - В принципе, да. Просто не повторяйся слишком часто, не дергай за одни и те же ниточки. Используй фантазию и ищи неординарные решения для достижения необходимого результата. Обманывай реальность.

   Наставление прозвучало немного абсурдно, но такова уж реамантия. На слабые изменения эта защитная система реагировала намного медленнее, а на сильнейшие практически моментально вырабатывала своеобразный иммунитет. Тогда понятно, почему реаманты-недоучки так легко проворачивали свои ничтожные фокусы, не растрачивая при этом силы. Реальность просто не обращала внимания на такие мелкие колебания ткани мироздания. Выходит, для многократного выполнения сложных задач потребуются разные подходы. Однако даже при таком раскладе частить не стоит, ведь даже у самой воспаленной фантазии есть границы. Тем более что...

   - Разве для этого не надо знать великое множество нитей? - спросил Аменир.

   Все сущее в реамантии условно названо тканью мироздания, а его составные части - нитями. То, что отдаленно можно обозначить их существованием, приходится на ирреальное, то есть их нельзя увидеть, услышать или почувствовать. Можно лишь знать, о наличии той или иной нити мироздания, чтобы взаимодействовать с ней посредством куба. Поэтому одной богатой фантазии не хватит, чтобы обойти защитный механизм реальности потребуются огромные знания природы вещей, благодаря которым можно будет найти новые варианты и обходные пути.

   - Надо знать. Поэтому я тебя и учу. И ты будешь их знать, - Этикоэл вновь посмотрел на ученика как на неразумного ребенка. - Правда, скорее всего, очень нескоро.

   Аменир уже привык к язвительным шуткам своего учителя. Если это, конечно, были шутки. Поэтому он не обратил внимания на очередную колкость и решил воспользоваться внезапно пробудившейся словоохотливостью старика:

   - А есть ли способ быстро познать сразу много нитей мироздания?

   Этикоэл остановился, вытер вспотевшую от ходьбы лысину и смерил юношу оценивающим взглядом.

   - Ну, есть такой способ, - задумчиво произнес он. - Можно некоторое время лично пребывать в ирреальном.

   - И что произойдет? Я познаю структуру мира, суть вещей? - загорелся Аменир.

   - Познаешь. Конечно, познаешь, - согласился Этикоэл. - Сразу после того, как сойдешь с ума от увиденного, будешь разорван в клочки ирреальным, проведешь одну-две вечности в безвременном пространстве чего-то невообразимого, и, в конце концов, не вернешься обратно в настоящую реальность.

   Энтузиазм Кара поутих. Передохнув пару минут, реаманты продолжили свой путь, хотя Аменир до сих пор не знал, куда его ведет учитель. Спрашивать бесполезно, все равно ведь не ответит.

   - Пройдут годы, прежде чем ты сможешь безвредно посещать ирреальное, - неожиданно сказал ему Тон. - Если не десятилетия. Для многих оно непостижимо, но, думаю, когда-нибудь ты там побываешь.

   - А вы там были, мастер?

   - Конечно, болван, я не говорю о том, чего не знаю!

   - Извините... - потупился Аменир.

   Старик развил удивительную для своего возраста скорость, несмотря на буераки, кусты и ветви деревьев, хлещущие по лицу. Его ученик едва поспевал за ним и из-за отдышки не смог продолжить расспросы. Видимо, именно этого Этикоэл и добивался. Сам Аменир всю свою недолгую жизнь прожил в городе, поэтому ходить по лесам и болотам он попросту не умел. После очередного падения в небольшой овраг, его учитель смилостивился и согласился устроить небольшой привал. Юноша попытался привести себя в порядок, стряхивая листья, мох и грязь с одежды и промывая в небольшом ручейке царапины на руках и лице. Все его тело гудело от напряжения, свежий лесной воздух опьянял и безжалостно обжигал легкие. А лысый старичок спокойно сидел на поваленном дереве и насмешливо наблюдал за своим учеником.

   Кое-как придя в себя, Кар устало опустился на землю, прислонившись спиной к полусгнившему пню.

   - Ну, пошли дальше, - сказал Этикоэл, специально дождавшись пока юноша наконец смог расслабиться.

   В ответ раздался лишь протяжный стон.

   - Тьфу, слабак... - раздраженно буркнул лысый реамант, но снова уселся на дерево. - Ладно, еще две минуты. Смотри не подохни тут, а то зверье попробует человечины и будет потом по окрестным деревням шататься, охотников и лесорубов потрошить...

   - Спасибо за заботу, мастер, - прохрипел Аменир.

   К подобным походам юноша совсем не привык, да и крепким здоровьем похвастать не мог. "Надо как-то задержать этого железного старика, чтобы передохнуть, а то со следующего привала я уже подняться не смогу", - мелькнула мысль в его голове.

   - Скажите, мастер, а есть ли в мире такие же могучие реаманты, как вы?

   Грубая лесть в пустом вопросе. Кар уже мысленно поругал себя и приготовился выслушать гневную тираду, после которой тут же последует новый рывок по пересеченной местности. Но Этикоэл сидел и задумчиво приглаживал свою всклокоченную бородку. Наверняка он понял уловку ученика, но, кажется, эта тема его заинтересовала.

   - Сомневаюсь, - после коротких раздумий ответил старик. - Если говорить о взаимодействии с ирреальным как об области научного знания, то, насколько я знаю, лишь в Алокрии уделяли алхимии достаточное внимание, чтобы появилась реамантия в существующем ныне виде.

   - Значит, мы одни такие?

   - Не дури, балбес, общение с ирреальным может выражаться по-разному, - проворчал лысый реамант. - Просто мы пришли к такой форме взаимодействия. Так или иначе, все народы мира постигают реальность и то, что лежит за ее границами. Шаманизм, духовные практики, предсказания, всевозможные элементы религии и прочее. Например, некоторые аборигены с Дикарских островов умеют общаться с духами и даже использовать их силу - такова их форма общения с ирреальным. Но возвести это в степень науки додумались только алокрийцы и, кстати, не так уж давно.

   - А как так получилось, что все считают реамантов бесполезными фокусниками, если на самом деле в наших руках такая власть над самим мирозданием?

   - Не так уж и велика эта власть, - заметил Этикоэл. - А расхожему мнению о ничтожности реамантии поспособствовало очень много условий, все и не перечислить. Наверное, по большей части дело в самих реамантах, которые либо не захотели до конца понять эту науку, либо не смогли. Может быть, так даже лучше.

   - Вы опасаетесь, что ее могут использовать во зло?

   Только Аменир задал вопрос, как ему послышался скрип дерева, на котором сидел старик. Но нет - это засмеялся сам учитель.

   - Опасаюсь ли я? Ха! - Этикоэл чуть не упал со своего насеста. - Конечно нет! Мой наставник почил уже давно, а я не открывал секретов истинной реамантии никому, кроме тебя. Это значит, что остальные никчемные идиоты ни на что не способны.

   - Остальные? Я, по-вашему, тоже никчемный идиот?

   - Безусловно. Правда, не такой безнадежный, - старик призадумался, словно что-то вспоминал. - У тебя есть талант и сила, что ли. Только мозгов маловато, чтобы ими воспользоваться.

   Любая похвала Этикоэла обычно заканчивалась оскорблением. Так или иначе, это все же была похвала, и Аменир был даже благодарен своему учителю за нее. У пожилого реаманта хоть и был скверный характер, но если взглянуть под определенным углом, то можно увидеть заботливого, доброго и мудрого старца. Только надо очень долго вглядываться. Очень долго.

   - И вообще, откуда ты понабрался таких категорий - зло, добро? - продолжил ворчать Тон. - Ты же реамант, пусть и туповатый малость, но реамант. Должен бы уже прекрасно осознавать, что истины, как и двух названных тобой полярных абсолютов, в нашей реальности не существует в чистом виде. Они относительны в бесконечности всевозможных сторон мироздания, у каждой нити своя истина.

   - Но можно же увидеть по последствиям, добро сотворил человек или зло, - возразил Аменир.

   - Последствия это следствия других последствий, которые в свою очередь являются следствиями более ранних последствий и так далее. И в будущее они устремляются точно так же. Конечный результат какого-либо действия мы не можем узнать, пока существует время. А ведь невозможно судить о незаконченных поступках и вещах: добро это или зло. И если существование нашей реальности незакончено, то как можно различить, что в ней хорошо, а что плохо? То, что кажется благом в данный момент, может повлечь катастрофу в скором будущем. И наоборот.

   Кар понял доводы учителя, но какая-то часть него отказывалась принимать их. Каждый ребенок знает о добре и зле, что свет всегда сможет одолеть тьму, и все будут жить долго и счастливо. Так воспитываются и растут люди, они приобретают такие качества, как сострадание, внимание, доброта, любовь, терпение, вера в лучшее будущее и подобные им. Но если это все относительно, то достаточно лишь взглянуть на добродетели под другим углом, и станет понятно, что это не более чем просто слова, которые имеют значение для весьма ограниченного круга людей, понимающих их по-своему. И каждый человек вкладывает только ему понятный смысл в определения "добра" и "зла".

   - Однако ведь существует некая общечеловеческая мораль, законы общества и государства, - снова возразил Аменир, но на этот раз менее уверенно.

   - Я не собираюсь спорить с тобой, - раздраженно отмахнулся Этикоэл. - Это все придумали люди. А люди - идиоты. Посмотри вкруг, и увидишь, что они натворили! Некогда процветающая страна превратилась в памятник насилию и братоубийственной войне. Здесь нет места морали и законам, повсюду лишь бессмысленная резня и потоки крови. Обезумевшие вдовы рвут на себе волосы. Сироты умирают с голоду, выгнанные на улицы алчными домовладельцами. Калеки, так называемые ветераны войны, вынуждены просить милостыню у тех, кто посылал их на смерть.

   Старик разошелся не на шутку, он соскочил с поваленного дерева и начал нервно ходить перед обескураженным Каром, брызжа слюной, бешено вращая выпученными глазами и потрясая неопрятной бороденкой.

   - Разжиревшие твари во дворцах втаптывают свой же народ в землю, перемешанную с навозом и пропитанную кровью детей и женщин. А простолюдины, так сказать, мирное население. Они, что ли, хорошие? Нет, совсем нет. Покажи им монету, и эти свиньи бросятся убивать тех, кто дал им кров и пищу! Неблагодарные сволочи забывают про верность, стоит им вкусить похоти и жадности. Верная жена? Ха! Надо просто предложить нужную цену. Целомудренная дочь? Как бы не так! Весна забродит в крови, и она задерет подол перед первым же встречным смазливым засранцем! Присяга солдата? Ерунда! Пообещай мужику жратву, выпивку и баб - он пойдет воевать за тебя против самого Света! О, про Церковь забыли, про наших достопочтимых священников... Что-то они не гнушаются жиреть за счет прихожан, навешивать на себя золотые побрякушки и прибирать все больше и больше земель "для нужд веры"! Грязь, мерзость, упадок! В этой реальности нет места твоим хваленым законам и морали, глупый мальчишка!

   Тишина навалилась на Аменира столь внезапно, что он не сразу смог снова слышать звуки леса. Резко замолчавший лысый старик все еще описывал круги перед ним и громко сопел. Юный реамант поднялся на ноги и встал на пути наставника. Этикоэл остановился, посмотрел на него, и, тяжело вздохнув, отмахнулся от своих мыслей. Ни слова не сказав, он двинулся вглубь леса, увлекая за собой ученика.

   - Мы сможем это изменить? - осмелился спросить Аменир после продолжительного молчания. - Это ведь наша цель, сделать мир лучше...

   - Человек может сделать все, что способен представить, - ответил Тон поговоркой.

   - С помощью реамантии?

   - Да.

   - Тогда...

   - Заткнись и тихо следуй за мной, - старик в очередной раз удивил Аменира, когда, пригнувшись к земле, беззвучно и стремительно двинулся вперед. - Кажется, мы уже близко.

   Он невероятно быстро взобрался на крутой холм, оставив ученика далеко позади. Запыхавшийся Кар мог бы запросто не заметить Этикоэла, если бы тот не поманил его из кустов. Старик активно артикулировал, и хотя слова не вырывались изо рта, его выражение лица давало понять, что он ругает парня на чем свет стоит. Аменир лег на землю и подполз ближе, получив беззвучный, но ощутимый подзатыльник за хрустнувшую ветку. Наконец он понял, куда так внимательно всматривался его наставник.

   С другой стороны холма у его подножья протекала небольшая речка. Там внизу было трое мужчин. Двое из них, один здоровый как бык, а другой, наоборот, тощий, сидели у костра и разговаривали, изредка помешивая какое-то варево в котелке. Третий в это время стоял по колено в воде и усердно отмывал одежду.

   - Отлично. Вот их ты и убьешь, - прошептал Этикоэл.

   Аменир задохнулся от неожиданности и уже хотел было громко возразить учителю, но получил новую отрезвляющую оплеуху.

   - Зачем? - едва слышно спросил он, потирая затылок. - Ради этого мы сюда шли?

   - Да. Это грабители и мародеры, которых мне выдал один приятель из Тайной канцелярии. Считай, они и так уже мертвецы, если не мы сейчас с ними разберемся, то до завтра они все равно не доживут, - Тон указал на человека в реке. - Видишь, тот тип полощет камзол. Скорее всего, он торопится поскорее смыть кровь с тряпки, недавно снятой со свежего трупа, пока она еще не слишком крепко впиталась в ткань.

   - Неважно, я не могу пойти на такое, - прошипел в ответ Аменир, собираясь развернуться и уйти поскорее.

   - Постой, - Этикоэл крепко вцепился в плечо ученика. - Ты ведь видишь то, что происходит вокруг?

   - Допустим.

   - Ты можешь пасть жертвой этого жестокого мира в любой момент, - пальцы старика сильнее стиснули плечо Кара. - Помнишь, что я сказал тебе сегодня утром?

   - Наша реальность беспощадна к слабым, надо научиться защищать себя от любой угрозы, - пробормотал Аменир и подозрительно взглянул на учителя. - Вы что, волнуетесь обо мне?

   - Еще чего, - фыркнул Этикоэл, отворачиваясь в сторону. - Мне просто жаль затраченного времени и лень искать другого ученика. Хотя, может быть, он окажется не столь безмозглым, чтобы подумать о собственной безопасности.

   Не обратив внимания на колкость, Аменир оценил заботу учителя, но мысли об убийстве не давали ему покоя. Отнять жизнь, пусть и у последних отморозков... Он даже не мог представить такое.

   - Пойми, бестолковый мальчишка, - тон учителя едва уловимо изменился, его слова перестали звучать как приказ, они обретали форму просьбы или даже мольбы. - Те знания, которые я передаю тебе, слишком ценны, чтобы тебя какой-нибудь наркоман мог зарезать в подворотне из-за пары монет. Просто отнесись к этому как к очередной тренировке.

   - Но все же...

   - Вот и хорошо, - старик потрепал растерянного Аменира по голове. - Тогда слушай внимательно, повторять не буду. Убить человека реамантией напрямую, например, остановив сердце, очень сложно, потому что потребуется много времени для обнаружения нужной нити в ткани мироздания, и может даже оказаться, что ты вообще не знаешь о ее существовании. Не попробуешь - не проверишь, но рисковать нельзя, особенно, когда тебе грозит смертельная опасность.

   - Но, мастер...

   - Помни о противодействии реального ирреальному, - не обращая внимания на пытающегося возразить ученика, продолжил Этикоэл. - Все-таки хорошо, что так кстати вскрылось твое незнание об этой защитной системе, а то попал бы сейчас в очень неловкое положение. Так вот, не трать силу понапрасну, не сотрясай мироздание слишком грубо, ищи обходные пути для достижения цели. Есть риск оказаться в области изменения реальности или под ответным ударом, учитывай это. Короче, прояви фантазию. Того, который в речке стоит я, так и быть, задержу.

   - Но...

   - Все, пошел.

   Старик вскочил на ноги, схватил за шиворот распростертого на земле ученика, и с удивительной для своего телосложения и возраста силой швырнул его вперед. Аменир кубарем покатился с холма, кажется, оставив на острых шипах кустов клочки ткани с одежды и лоскуты своей кожи. Даже удивительно, как он умудрился не переломать руки и ноги в этом коротком, но крайне болезненном спуске.

   - Мужики! - заверещал мародер в речке. - Мужики, я примерз!

   Вода вокруг него обратилась в лед, крепко сковав ноги человека и не давая ему сойти с места. Этикоэл на время вывел его из строя, как и обещал.

   Приподняв голову, юный реамант был вынужден подождать, пока мир вокруг перестанет вертеться. Однако когда картинка более-менее прояснилась, он увидел в нескольких шагах от себя костер и стоящих у него двух бандитов, здоровяка и тощего.

   - Чего? - спросил первый, глядя на скатившегося с холма парня.

   - Ничего, - ответил его подельник, потянувшись к тесаку на поясе. - Мочи его.

   "Мерзкий старикан хочет меня прикончить", - обреченно подумал Аменир. На дальнейшие раздумья времени просто не было, надо срочно что-то предпринять, как-то перехватить инициативу. Встав на четвереньки, реамант вскинул руку и в воздухе над ладонью повис куб реаманта. На сменяющих друг друга секциях золотистым светом замерцали символы. Костер выкинул в небо сноп искр, а затем огонь как будто стал жидким - его пламя растеклось по земле оранжевой лужицей, поджигая ноги стоящих рядом мародеров.

   Тощий завизжал и, отскочив в строну, плюхнулся на зад и стал остервенело сдирать с себя прогоревшие насквозь сапоги. Сквозь дыры в подошвах были видны жуткие ожоги, из трещин обугленной корки кожи сочилась густая сукровица, и бандит кричал от боли, срывая остатки обуви вместе с болячками. Некоторое время он не будет представлять угрозы.

   Однако на здоровяка подгоревшие стопы подействовали иначе. Выпучив глаза, он выхватил огромный топор и со звериным ревом бросился на Аменира, не обращая внимания на болезненные ожоги. К этому моменту побледневший юный реамант уже стоял на ногах, но его парализовали ужасные вопли тощего мародера. Мысли путались, он не желал ни убивать кого-либо, ни калечить. Хотелось убежать, но это означало бы разочаровать мастера Этикоэла. Да и вряд ли удалось бы скрыться от опытных головорезов, особенно в лесу, который, кажется, ненавидел таких городских жителей, как Аменир.

   Разъяренная рожа огромного бандита немного привела его в себя. Кар сосредоточился на светящихся символах куба реамантии, парящего над дрожащей рукой. Снова сдвинулись секции, повинуясь безмолвному приказу хозяина алхимического инструмента, и очередная золотистая вспышка осветила лицо молодого реаманта.

   Тяжело охнув, здоровяк рухнул на землю. Вес металлических нашивок и топора возрос стократно, поэтому огромный мародер барахтался в своей куртке и громко ругался, будучи не в силах подняться на ноги. Аменир мог бы достать свой перочинный нож и добить его, но, практически не раздумывая, он отмел этот вариант.

   - Мужики! - верещал примороженный тип в речке. - Мужики, что там творится? Я ничего не вижу, мужики!

   - Вылезай оттуда! - крикнул в ответ тощий, который наконец избавился от сапог. - И ты, Кабан, поднимайся. Умудрился же споткнуться на ровном месте! Сейчас мы эту тварь покромсаем...

   Такая перспектива Аменира не устраивала. Мысли сумасшедшим хороводом завертелись в голове, у него начал назревать кое-какой план действий. Надо просто как-то задержать последнего двигающегося бандита и договориться с Этикоэлом, чтобы сдать мародеров властям. Тогда не нужно будет никого убивать, хотя это немного не то, чего добивался наставник.

   Очередные перемещения секций на кубе, и трава под ногами тощего головореза вдруг стала невероятно твердой. Со следующим шагом десяток травинок-игл вонзился ему в обезображенную огнем ногу, и едва поутихшая боль вспыхнула с новой силой. Бандит с душераздирающим воплем упал на землю, но трава впивалась ему в спину, бедра и ягодицы, пронзала насквозь ладони, когда он пытался опереться на руки. Аменир побледнел еще сильнее и находился на грани обморока, когда смотрел за бьющимся в агонии человеком, одежда которого в считанные секунды превратилась в пропитанные кровью лохмотья. Он вертелся на земле, не в силах подняться, и с каждым движением стальная трава пронзала его тело и разрывала плоть. Выйдя из оцепенения, Кар все же вернул растительности ее обычное состояние, но тощий мародер уже был похож на окровавленный шмат мяса, в котором жизнь держалась только чудом.

   - Я... - просипел Аменир, подавляя рвотный рефлекс. - Я не хотел...

   Внезапно земля ушла из-под его ног, он упал, а над ним нависла громоздкая туша того, кого назвали Кабаном. Здоровенный мародер спасся из ловушки реаманта, выбравшись из своей куртки с металлическими нашивками. Оружие он поднять так и не смог, поэтому принялся душить парня голыми руками. Аменир почувствовал, как росло давление в голове, а воздух не поступал в легкие. В глазах начало темнеть, и когда смерть уже была готова обнять его, хватка бандита внезапно ослабла. Но теперь все тело Кара укрыло какое-то мягкое покрывало.

   Жадно глотая воздух, юный реамант приподнялся и осмотрелся прояснившимся взором. И тут, вскрикнув, он поспешно пополз по земле назад, выбираясь из под жуткого одеяла. Мягким покрывалом оказалось не что иное, как тело душащего его мародера. В полностью лишенном костей мешке кожи, мелко подрагивая, пробегали бугры мышц, кое-где были видны пульсирующие внутренности. Болтающиеся на нервах глазные яблоки лежали немного в стороне от сморщенного месива, которое некогда было лицом. Из отверстий амебы вытекала кровь, и медленно выдавливались кишки. За всем этим увлеченно наблюдал Этикоэл, над ладонью которого висел алхимический куб, источающий мягкое золотистое сияние.

   - Всего-то убрал кости из человека, и получилось такое убожество, - задумчиво произнес учитель.

   Стоя на четвереньках, Аменир судорожно извергал из желудка желчь. "Хорошо, что я не успел поесть с утра", - закралась в его голову неуместная мысль.

   - Он... Оно живое?.. - указывая на гротескную кучу шевелящейся массы, спросил он, когда немного пришел в себя.

   - Ненадолго, - отмахнулся старик.

   Этикоэл прошел прямо по бывшему Кабану, чем вызвал новый приступ рвоты у своего ученика, и приблизился к окровавленному тощему мародеру.

   - И зачем так извращаться надо было? - вздохнул Тон. - Фантазии тебе, конечно, не занимать, но ты человека изувечил, а он еще живет и страдает каждую секунду своего существования. Какой же ты жестокий...

   - Я не хотел...

   - Да уж понятно. Тут надо быть либо кровожадным маньяком, чтобы специально так изуродовать несчастного, либо недоумком наподобие тебя, чтобы случайно такое сотворить. Добей его уже.

   Аменир на подкашивающихся ногах подошел к окровавленному телу тощего мародера. Тот сумел приоткрыть глаза, и из его рта вырвался слабый невнятный хрип. Но слов и не требовалось, его взгляд умолял о последней милости: "Покончи с моими страданиями". Юный реамант смотрел на него и дрожащей рукой достал перочинный нож. Изящное лезвие выскользнуло из потной ладони, и Аменир резко отвернулся, спрятав лицо в ладонях.

   - Я не могу, мастер.

   Тяжело вздохнув, Этикоэл наступил на горло тощего бандита, который вскоре задохнулся.

   - Ладно, если вздумал сопли разводить, то мы пойдем на крайние меры, - проворчал наставник, направляясь к реке.

   - Эй, мужики! - головорез, стоящий в реке с примороженными ногами, услышал приближающиеся шаги. - Мужики, что там происходит? Мужики?

   - Твои подельники мертвы, - объявил Тон, приглаживая встопорщенную бороденку. - Но у тебя, отброс, есть шанс выбраться живым из этой передряги.

   - Ты кто? Что ты сделал с мужиками?

   - Заткнись и слушай, объясняю один раз и повторять не буду, - грозно произнес Этикоэл, возвращая воду в жидкое состояние. - Убьешь вон того парня и можешь идти. Будешь жить долго и счастливо, еще и деньжат подкину. Обещаю.

   - Ну, нормально, - согласился бандит, с удовольствием разминая высвобожденные ноги. - Деньги, жизнь - нормально же. Что я, не мужик, что ли? Сейчас убью.

   И тут же понесся на Аменира, на ходу вынимая два кривых кинжала из-за пояса. Он оказался очень ловким и быстрым бойцом, старик уже было вскинул руку, но решил все-таки предоставить своему ученику возможность собственноручно справиться с опасностью. А она была велика. Этикоэл Тон даже начал жалеть о своем решении провести столь рискованную тренировку, хоть это и было необходимо для раскрытия полного потенциала Аменира.

   Молодой реамант едва пришел в себя, когда увидел стремительно приближающегося мародера. Через мгновение он нанесет точный удар, после которого Кар уже не встанет.

   Аменир испугался. Страх смерти заполонил все его естество. Останется так много дел, столько желаний будут неосуществленными. Он только начал познавать величайшие секреты реамантии, которые помогут ему воплотить давнюю мечту - создать лучший мир. И вот это все должно оборваться одним коротким взмахом кривого кинжала.

   - Пожалуйста, - слезы потекли по лицу Аменира. - Я не хочу...

   Движение руки. Вращающиеся секции куба. Яркая золотистая вспышка.

   Ткань мироздания содрогнулась от мощного толчка, несколько ее нитей слились в безумном переплетении, повинуясь воле юного реаманта. Бегущий на него мародер словно завяз в воздухе, растягиваясь по всем направлениям и одновременно сужаясь внутрь самого себя. Кажется, его стало несколько, он пытался вырваться из оболочки собственного тела, и каждая такая попытка создавала бесконечный цикл подобных напрасных потуг. Душераздирающему воплю бандита вторила тысяча его же лиц, пытающихся прорваться сквозь выворачиваемую наизнанку сущность. Выпуклости, выемки и полости физической оболочки поменялись местами. Воплощенные эмоции сгустками выплескивались из размноженного в десятке измерений человека, его мысли можно было увидеть в воздухе. Невероятное зрелище этого явления завораживало и сводило с ума.

   Внезапно все закончилось. Аменир сконцентрировался и огромным усилием подавил желание понять увиденное - одна лишь попытка осознания произошедшего низвергла бы его в пучину безумия. Он отправил человека в ирреальное, прикоснулся к святая святых реамантии.

   - Я все видел, - произнес подошедший Этикоэл. - Молодец.

   Похвала учителя показалась еще более невозможной, чем шаг за грань реальности, но внезапно Кар почувствовал, что истратил последние силы. Он стоял на коленях и думал лишь о том, чтобы случайно не перестать дышать.

   - Ну, тут нам больше нечего делать, - заключил старик, протерев вспотевшую лысину. - Пошли обратно, тебе надо отдохнуть. Тебя еще ждет головокружение, дезориентация, сонливость, рвота, понос, остановка сердца... Ну, ты уже все это знаешь, проходил.

   Этикоэл Тон самодовольно улыбался. Он радовался, что ожидания оправдались. Его ученик впервые взаимодействовал с чистым ирреальным, а это огромный прорыв. Впрочем, далеко не все секреты реамантии открылись ему, настоящее обучение только начиналось.

   Старик бодро шагал по лесу, не забывая приглядывать за Амениром. Не хотелось бы, чтобы он умер от перенапряжения именно сейчас. Удивительно, но юноша уверенно переставлял ноги, хоть и не чувствовал их.

   - Я убил его, мастер, - тяжело проронил слова молодой реамант.

   - Убил? М-м-м, нет, - весело отмахнулся Этикоэл. - Безусловно, его настигла смерть. Но не совсем обычная смерть. Ты просто стер его из настоящей реальности. Он как бы никогда и не существовал. То есть, по форме он умер, а по содержанию - нет. Можно сказать, что это пустая смерть.

   Глава 23

   Уже почти две недели в Донкаре не утихали крики ужаса и стоны умирающих. Город сильно опустел с того момента, как смертепоклонники хлынули из катакомб организованной толпой. За считанные дни несколько районов илийской столицы были завалены трупами горожан, а из частей их тел сектанты воздвигли множество живых алтарей. Кровь ручьями текла по улицам, и даже бесконечно моросящий дождь не мог смыть багровые брызги со стен зданий. В тот момент и последний оптимист окончательно бы убедился, что этот мир обречен.

   Тяжелый запах смерти висел в воздухе и оседал на зубах. Ачек прикрыл лицо маской, пытаясь хоть немного оградиться от смрада крови и разложения, но даже плотная ткань не помогала. Слишком много людей погрузилось в вечный сон на улицах Донкара.

   Большинство жителей пригорода, в котором теперь из живых остались одни лишь смертепоклонники, поспешно сбежали вглубь провинции, надеясь переждать кровавую бойню. Донкарский Синдикат перестал скрываться, он открыто предложил свои услуги богачам, не пожелавшим уезжать из города и расставаться со своим добром. К ним же примкнула городская стража, которой посчастливилось выжить после первых стычек с сектантами. Впрочем, от них было мало толка, все более-менее боеспособные солдаты отправились к границам Марии. Объединившись, аристократия, стражники и организованная преступность смогли сдержать лавину смертепоклонников, но ненадолго. Ачек недаром всего за полгода стал агентом Тайной канцелярии, поэтому, хоть он не любил и не умел руководить, с помощью логики, холодного расчета и осознания священного предназначения Мертвой Руки сектанты упорно продвигались вперед, не жалея ничего живого на своем пути. Такова воля багрово-черного владыки, таков путь единственно истинного.

   Священного предназначения... Последователи Нгахнаре свято верят в избранность Ачека, но сам он запутался. Запутался в себе, в своем месте в жизни. По-Тоно старался не думать об этом, но мысли упрямо лезли в голову, заставляя раз за разом обращать взгляд в прошлое. Приказ Шеклоза, внедрение, смерть, Мертвая Рука... Верить тому, чему следовал всю свою жизнь, или тому, чем он живет сейчас? Что правда, а что ложь - тяжело разобраться, находясь в самом центре событий.

   Ачек тяжело вздохнул. И тут же пожалел об этом - густой воздух окровавленного Донкара ворвался в его легкие, вызывая рвотный позыв. Не подавая признаков слабости, мариец пошел дальше по улице. Его люди недавно прошли здесь, поэтому он старался не смотреть по сторонам и отводил взгляд от жутких скульптур живых алтарей. "Почему я это делаю? - подумал Ачек, увидев очередной изуродованный труп горожанки. - Я же не верю в эту чушь..."

   Но очень тяжело не верить в то, что видел собственными глазами. Он умер и встретил багрово-черного владыку в мантии безумного цвета. Глубокая рана на груди полностью зажила всего за одну ночь, от нее остался лишь грубый шрам. И безжизненная рука, выпивающая из чужих тел жизнь одним касанием, просто так у людей не появляется. От сумасшедшего кошмара, который окружил По-Тоно с момента его смерти, юного марийца спасало лишь одно...

   - О, смотри, Ачек, смотри! - зазвенел из подворотни голос Тормуны Аны. - Мы тут шли вдвоем, я и принцесса На-Резка, искали тебя, и вдруг - здоровенный мужик с мясницким тесаком выбежал на нас! Потом разглядел нас в темноте и говорит, мол, девочка, прячься, девочка, беги отсюда, тут сектанты ходят, девочка! Вот смешной, правда? Смешной же!

   - Пожалуй, - позволил себе улыбнуться По-Тоно, но потом сообразил, что за маской она не увидит его улыбки.

   - Это было что-то, я так смеялась! Ты бы видел его выражение лица, когда На-Резка подарила ему свой спонтанный поцелуй! Да вот же, сам посмотри, - она достала из-за пазухи голову мужчины, у которой отсутствовала нижняя челюсть. - Видишь это выражение глаз? "Ой, девочка, а зачем тебе этот красивый кинжальчик с ленточками? Ой, девочка, а что ты такое делаешь? Ой, девочка, не надо мне так больно отрезать голову. Ой, ой, ой". Вот умора!

   Не в силах сказать что-либо, Ачек стоял на месте и смотрел на сектантку, которая пародировала голос мясника, играя с его головой. Мертвый Взор вырастил и воспитал ее, смертепоклонники открыли ей истину, и она следовала ей, не зная иной жизни и всецело отдав себя служению Нгахнаре. Измазанные в крови худенькие руки и волосы, смертоносный кинжал, безумный взгляд, движения убийцы и веселый смех - они словно не принадлежали ей, это была лишь оболочка, скрывающая настоящую Тормуну. И Ачек очень хотел увидеть ее.

   - Ты никогда не думала, что могла бы жить иначе? - спросил По-Тоно.

   Он задал вопрос очень тихо, но хохочущая Ана услышала его. Всего секунду на ее лице лежала тень печали, но она испарилась, уступив место широкой улыбке.

   - Иначе? Это наоборот, что ли? Родиться старухой и молодеть... Хм, а это забавно! - она отбросила голову мясника в сторону и стала ходить, размахивая руками и мечтательно закатив глаза. - Все началось бы со смерти Мелкой, а потом была бы какая-нибудь страшная болезнь. Нудная жизнь с мужем-стариком, а потом он будет тоже молодеть, и начнется веселье! Хм, а ведь мои дети тогда будут рождаться обратно в меня...

   - Я не об этом, - перебил ее Ачек. - Ты никогда не хотела быть со своей семьей, закончить женские классы, заниматься каким-нибудь вышиванием, выйти замуж за любящего ремесленника или мелкого служащего? Есть нормальную еду, иметь свой небольшой дом, а не жить в подземелье, в конце концов. Забыть о бесконечных смертях вокруг.

   Тормуна стояла и смотрела на марийца широко открытыми глазами. По-Тоно показалось, что он увидел капельки слез, прежде чем она опустила голову и стала сосредоточенно оттирать пятнышко засохшей крови с руки, словно это было очень важно, хотя все ее тело и одежда были покрыты алыми брызгами. Сейчас перед ним стояла не малолетняя безумная убийца из числа смертепоклонников, а обычная молодая девушка со сложной судьбой.

   - Знаешь, я хотела тебе сказать...

   Краем глаза Ачек заметил шевельнувшуюся тень и, не раздумывая, метнулся вперед, обгоняя звук щелчка спускового механизма арбалета. В рывке он вскинул усохшую руку, заслоняя Тормуну, болт с хрустом пробил ее и застрял. По-Тоно не почувствовал боли, он на ходу подхватил девочку и бросился в переулок уходя с линии обстрела.

   - На крыше, - прошептал Ачек, выдергивая болт из раны. - Кажется, не один.

   - Как наши их пропустили?

   - Не пропускали. Убийцы Синдиката умеют незаметно передвигаться и знают массу обходных путей. Скорее всего, их там три-четыре человека, они убивают отставших и зазевавшихся сектантов.

   Тормуна глубоко задумалась, старательно сморщив лоб. Былая печаль снова испарилась, и в ее глазах мелькнул знакомый огонек сумасшествия. "Опять", - мысленно вздохнул По-Тоно.

   - Если мы сильно напряжемся, то сможем отрастить себе крылья! Ты какие хочешь? Черные, наверное, чтобы все серьезно, да? А я хочу, чтобы одно крыло было красным, второе - зеленым, третье - синим, чтобы на фоне неба не видно было, и все думали, что у меня всего два крыла! Хитроумная Мелкая всех обманет! Погоди, а сколько их должно быть?

   - Тормуна, нам... - со вздохом начал говорить Ачек, но замолчал, потому что за углом послышались осторожные шаги. - Тихо.

   Ана активно закивала, тоже расслышав приближающихся людей. Разговорились и забыли, что находятся в смертельной опасности. Смертепоклонники в этот момент зачищали улицу далеко впереди, здесь остались лишь фанатики, сооружающие живые алтари. Вероятно, они уже мертвы, если попались подобному карательному отряду.

   - Не дергайся и молчи, - шепнул он Тормуне, стягивая перчатку с омертвевшей руки. - Мы не знаем, сколько их там. И стрелков надо как-то выманить из засады.

   Из-за угла вышли два человека в поношенной форме городской стражи. Значит, эти отряды комплектуются не только бандитами Синдиката. Ну конечно, должен же быть кто-то, кого можно использовать как приманку или живой щит. Оставшиеся в Донкаре стражники только для этого и годились, если не принимать в расчет элитных бойцов из верхнего квартала.

   - Вы это, без глупостей, ага, - не очень уверенно приказал солдат, выставив меч перед собой.

   - Конечно, конечно, - сказал Ачек, медленно протягивая руки вперед. - Мы сдаемся, можете связать нас.

   - Связать? - первый стражник вопросительно взглянул на своего товарища.

   - Не знаю, - пожал плечами тот. - Приказано убивать.

   - Но у вас есть возможность взять нас в плен, - возразил По-Тоно. - Я вот, например, главарь сектантов. А она - моя дочь. Просто выглядит взросло для своего возраста. А я - молодо.

   - Ага, это мой папаша, - встряла Тормуна. - А еще я его жена, да.

   Ачек скрипнул зубами.

   - О, а так разве можно? - удивился солдат.

   - Нам можно, мы же смертепоклонники и все такое, - ответил мариец, мысленно ругая болтливую спутницу. - Неважно. Просто подумайте - взяли в плен главаря сектантов, принудили всех остальных сдаться и стали героями. Как вам такое?

   Первый стражник снова вопросительно посмотрел на второго. Они пожимали плечами, кивали, мотали головами, морщились, и, кажется, в процессе этой пантомимы им удалось прийти к единому решению. Тормуна начала хихикать, наблюдая за ними, но под строгим взглядом Ачека быстро взяла себя в руки. Правда, ненадолго.

   - Ладно, - согласился второй солдат, не обращая внимания на смеющуюся Ану. - Пойду позову ребят, пусть глянут. Вяжи их пока.

   "Ничего полезного не разузнали, - подумал По-Тоно. - Хотя таким тупицам никто и не доверит важную информацию".

   Обрадованный своим неожиданным подвигом стражник бросился к лидеру смертепоклонников, доставая веревку. Он не подумал, что оставшаяся без присмотра Тормуна может напасть на него, ведь они даже не отобрали оружие у сектантов. Впрочем, солдат допустил и другую оплошность, ставшую для него летальной. Чтобы связать Ачека, он схватил его за руку.

   Иссушенная оболочка, которая только что была живым человеком, потрескивая рассыпающимися костями, упала на землю, подняв небольшое облако праха. По-Тоно посетила немного глупая идея, но он все же начал топтать череп и грудную клетку скелета, обтянутого серой сморщенной кожей. Завеса из трупной пыли получилась жидкой и прозрачной, однако теперь сектанты хотя бы могли относительно незаметно для карательного отряда начать движение. Если первые арбалетные болты лягут мимо, то беглецы выиграют время, чтобы скрыться.

   - Сейчас, - шепнул Ачек Тормуне и, чтобы она не отставала от него, протянул ей свою руку, на которую вновь была надета перчатка. - Вперед.

   Но шальная девчонка поняла его приказ по-своему. С громким улюлюканьем она бросилась через облако праха в ту сторону, куда пошел второй стражник.

   - Ну конечно, - раздраженно проворчал По-Тоно, побежав вслед за ней. - Мог бы и догадаться, что все будет именно так...

   Раздались крики и звук сработавшего спускового механизма арбалета. Ачек выругался и выскочил на открытое пространство, собираясь броситься на помощь Тормуне. Однако этого не потребовалось.

   Солдат, которого они недавно видели, валялся на мостовой в луже крови и пытался сложить вывалившиеся кишки обратно в свой распоротый под нагрудником живот. Получалось неуклюже, потому что делать это ему пришлось только одной рукой - второй он прижимал красный фонтанчик, бьющий из колотой раны на шее. Поразительной силой обладает человеческое желание жить. Стражник уже понимал, что обречен, но он продолжал хвататься за призрачную надежду дрожащими бледными пальцами, из которых выскальзывали его собственные внутренности. А рядом с ним лежал труп другого человека. Одет он был как обычный горожанин, отличался только перевязью с арбалетом. Очевидно, один из бандитов Синдиката. По сравнению с незадачливым стражником, ему повезло больше - вместо левого глаза зиял черный провал глазницы с торчащим из него арбалетным болтом.

   Но в живых оставался еще один из карателей. Увешанный оружием головорез с громким рычанием размахивал огромной саблей, пытаясь задеть смеющуюся Тормуну. Кажется, ей это нравилось. Ачек с ужасом заметил, что она даже не смотрела на своего противника, а следила за развевающимися разноцветными ленточками на рукоятке кинжала.

   - У-и-и! Кружись, На-Резка! Кружись, принцесса! - нараспев выкрикнула Ана, когда ленты взметнулись в воздух после очередного уклонения. - А по Мелкой не попасть, она... она мелкая! Ха-ха!

   - Тормуна, осторожнее! - По-Тоно бросился ей на помощь.

   - Что? А, ну да, - расстроено произнесла девочка и подалась навстречу головорезу.

   В следующее мгновение воздух разрезал жуткий вопль убийцы из Синдиката, а его сжимающая саблю кисть глухо шлепнулась на мостовую.

   - На, на, получай! Вот так, вжик-вжик! На еще! - приговаривала Тормуна, осыпая противника молниеносными ударами.

   Кинжал танцевал в ее руках, алые капли разлетались во все стороны. Она не собиралась убивать бандита одним точным выпадом, хотя такая возможность у нее была. Ана с хирургической точностью покрывала его тело мелкими порезами, из-за чего лицо головореза не узнали бы даже его родственники, а руки обзавелись бахромой из кожи.

   - Хватит, - мрачно сказал Ачек, наблюдая за кровавой расправой.

   Девочка сделала короткое движение, которое едва мог уловить человеческий глаз, и повернулась к марийцу, надув губки.

   - Скучный ты, - демонстративно обиделась Тормуна.

   Бандит с хрипом выдохнул и прикрыл глубокую рану на груди остатками руки. Кинжал Аны поразил его прямо в сердце. Он рухнул на землю и затих.

   По-Тоно перевел задумчивый взгляд с Тормуны на трупы трех мужчин, из которых как минимум двое были бывалыми бойцами.

   - Ну что, пошли? - поправляя ленточки на кинжале, спросила. - Ты чего меня так разглядываешь? Или их? Или меня? Меня? Ой, я прям смущаться сейчас начну. Вот старикану бы рассказала, он бы тебя высек! А потом бы заставил жениться на мне! И ему было бы все равно, что я твоя дочь! И жена... Как, уже жена?! А, подожди, мы же это придумали...

   - У меня два вопроса, - не обратив внимания на привычный бред, произнес Ачек. - Как ты сделала это?

   Он указал на труп арбалетчика с болтом в глазнице.

   - Что? А, это, - Тормуна пожала плечами. - Я просто увидела, что он эту стреляющую штуку поднес к глазу, и подумала, что хочет выколоть себе глаз. Но острие этой маленькой стрелы он зачем-то направил на меня. Пришлось ее поймать и вернуть туда, где она должна была быть, вот и все. Может, Мелкая что-то не так поняла, не знаю... А второй вопрос?

   "Все она понимает, - мысленно покривился Ачек. - Опять придуривается".

   - Поймала летящий в тебя болт, да? - он подошел к ней ближе. - Скажи, Тормуна, почему же тебя с такими способностями не воспринимали всерьез остальные смертепоклонники?

   Она помрачнела и молча пошла по улице. По-Тоно последовал за ней. В конце концов, они порядком задержались в этом месте, улица уже должна быть зачищена, и все ожидают новый приказ Мертвой Руки. Захочет - расскажет, не захочет - он не будет заставлять ее.

   - Ты, наверное, заметил, что я увлекаюсь, - спустя некоторое время заговорила Тормуна.

   Ее голос снова перестал быть резким, он приобрел ту приятную сердцу марийца мягкость. И сама Ана словно стала старше, выбравшись из панциря безумия, в который она пряталась от жестокости мира.

   - Немного, - осторожно согласился Ачек.

   - Старикан тоже замечал. Говорил, что это слишком опасно, и я должна научиться контролировать себя. Он заботился обо мне, не хотел, чтобы я пострадала. Поэтому и запретил выходить на поверхность. Я не могла пожать урожай для владыки, сидя в катакомбах, поэтому меня начали считать обузой. Меня не презирали, нет. Просто считали пустым местом, что намного хуже.

   У Ачека возникло сильное желание обнять ее и утешить. Для него это чувство было слишком необычно, и он постарался поскорее от него избавиться. Благодаря отточенному самоконтролю, ему удалось, но в душе остался странный осадок. Он боялся признать даже его, повторяя про себя набившую оскомину поговорку: "Не время для любви", - причем последнее слово в его голове звучало как-то смазано и невнятно. Слишком уж это чуждо ему.

   - Я не могу держать тебя взаперти, - немного смущенно произнес Ачек. - Но я прошу, будь осторожнее.

   Тормуна улыбнулась и прижалась к По-Тоно, обхватив его руку.

   - Хорошо.

   Некоторое время они шли вместе, мариец старался не шевелиться и даже не дышать, словно опасался спугнуть свою спутницу одним неосторожным движением. Смущенный лидер кровожадных фанатиков - что может быть глупее?..

   - Ты хотела что-то сказать, когда нас прервали, - вспомнил Ачек. - Что?

   - Да, я...

   Из узкого переулка вышла высокая тень. Из-под глухого капюшона мантии сверкнули глаза смертепоклонника, который явно почувствовал себя неуютно, застав своего предводителя идущим под ручку с Тормуной.

   - Так надежней, - она начала оправдываться, отскочив в сторону. - Тут бродят всякие непонятные, стреляют из засад. Я просто прикрывала его своим мощным телом. Мелкая - непробиваемая броня нашего господина!

   Сектант усмехнулся, сравнив размеры щуплой девчонки и Ачека, на полторы головы возвышающегося над ней. Но заметив взгляд поборника смерти воплощенной, он в испуге попятился назад.

   - Я, наверное, потом... - пролепетал он.

   - Говори, раз уж пришел, - приказал По-Тоно.

   - Да, Мертвая Рука, как скажете, - сектант поклонился. - Улица почти зачищена, остался только один укрепленный особняк.

   - Пленники?

   - Как вы велели. Все сдавшиеся в плен пока еще живы.

   - Есть сбежавшие?

   - Да, мы многим позволили убежать, как вы велели. Но... - смертепоклонник помялся. - Зачем нам отпускать их? Разве владыка не был бы рад их смертям?

   - Мы и без того пожнем обильный урожай для Нгахнаре. А выжившие должны нести весть о наших деяниях, о следовании единственно истинному в жизни. Страх будет расползаться по стране, по всему миру, выжигая надежду в душах людей. Когда мы придем, все будет готово к великой жатве.

   "Я правда верю в свои слова? - спросил себя Ачек. - Или поступаю так лишь из жалости к людям, хочу, чтобы они спаслись? Впрочем, одно ведь другому не мешает. Пока что я сохранил им жизнь, но тем самым они послужат нашему делу. Это ведь правильно? Правильно".

   Глаза сектанта наполнились благоговейным трепетом, он бросился на колени и пополз к ногам По-Тоно.

   - Прошу простить мои сомнения и глупость, Мертвая Рука, - дрожащим голосом, преисполненным счастья, сказал смертепоклонник. - Я готов принять свою смерть.

   - Рано. Ты еще послужишь багрово-черному владыке, - Ачек рывком поставил его на ноги. - Веди к особняку, я хочу поговорить с его защитниками.

   В этом районе крупные дома и имения встречались довольно редко, но они все же были. Последователи Нгахнаре уже сталкивались с перестроенными в настоящие бастионы особняками и складами, поэтому По-Тоно знал, что при штурме жертв не избежать с обеих сторон. Аристократия и зажиточные горожане вовремя позаботились о собственной безопасности, поэтому придется прорываться через ряды наемников из Синдиката и городскую стражу. Сейчас весь город объединился против разбушевавшихся смертепоклонников, забыв о прежних разногласиях.

   "Подумать только, а ведь я хотел спасти таких как они, когда взялся за внедрение в ряды сектантов, - ухмыльнулся Ачек. - Лжецы и обманутые - разница невелика. Все виновны, одни - в том, что обманывают, другие - в том, что следуют обману. Нгахнаре открыл мне истину, вернул меня к жизни и дал цель, смысл существования. Я достойно отплачу ему".

   Ночь уже опустилась на Донкар, перекрасив пятна крови в черный цвет. Кое-где лениво занималось пламя пожара, сдерживаемое мелким дождем. На пустующих улицах кое-где встречались сектанты с вдохновенными лицами. Они разделывали трупы горожан и сооружали живые алтари. Прохладный ночной воздух не мог одолеть тяжелый запах разложения, который, кажется, пропитал даже каменную кладку стен зданий. Дождь, вместо того, чтобы смыть следы кошмара прошедших дней, делал только хуже, увлажняя жуткое зловоние и размазывая по лику города кровь и грязь.

   Погруженный в мрачные размышления, Ачек шел по зачищенной сектантами улице. "Зачищенная" - наверное, самое неподходящее слово для ужаса, царящего в этом некогда оживленном районе Донкара. К такому он до сих пор не привык. Но ночь, огонь и кровь окрашивали все вокруг в багрово-черные тона мантии владыки, убеждая По-Тоно в том, что Нгахнаре ведет его верным путем. Тормуна шла рядом, беззаботно размахивая кинжалом с разноцветными ленточками. Ачек и не заметил, как к ней вернулось привычное состояние. Печаль, единственное ее настоящее чувство, отступила, поддавшись напору счастливого сумасшествия. "Снова забралась в свой панцирь, - грустно подумал мариец, глядя на девочку. - Что ж, если тебе так легче... Только не навреди себе, Тормуна".

   Впереди показался особняк, больше похожий на обычный дом, обнесенный каменным забором, только очень большой. Неудивительно, в этом районе настоящих богачей не проживало. Из оборонительных сооружений - только заваленный мусором вход и натыканные по периметру колья. В принципе, проблема была не в них, а в том, что внутри засела городская стража и наемники. Оборонительное положение давало им преимущество, хоть и незначительное. Ачек был уверен, что если бы он не приказал останавливаться перед подобными препятствиями, то сектанты бы штурмовали особняк в лоб, перешагивая через трупы павших товарищей. Смерть за истину для них - высшая награда, но По-Тоно не хотел напрасно терять людей. Умереть они всегда успеют, а пока еще надо послужить делу Нгахнаре. Наверное...

   - Где пленные?

   - Здесь же, согнаны в один из домов, Мертвая Рука, - ответил их проводник.

   Ачек окинул взглядом местные здания и указал на подходящую крышу, которая хорошо просматривалась из забаррикадированного имения:

   - Приведите их туда.

   Он первым взошел на плоскую просторную крышу и стал всматриваться в тени, мелькающие в окнах соседнего здания. Кажется, его наконец заметили.

   - Я хочу поговорить, - выкрикнул Ачек. - Кто у вас главный?

   - Убирайтесь отсюда! - раздался не очень уверенный голос из особняка. - Нападете - всех положим!

   - Если вы сдадитесь, то я позволю владыке Нгахнаре решить вашу судьбу!

   Повисло молчание. Видимо, внутри здания шло обсуждение предложения.

   - Мы не верим тебе, сектант, - выкрикнул другой голос. - Выйдем, а вы нас всех убьете!

   - Вы можете сами убедиться в правдивости моих слов. Просто смотрите.

   На крышу привели всех пленников, которых в общей сумме оказалось двадцать три человека. Для одной улицы это достаточно много, если учесть, что они сдавались смертепоклонникам. Согласно расхожему мнению, это равносильно смерти, но Ачек решил дать этим людям шанс. Пусть багрово-черный владыка вынесет им приговор.

   У края крыши поместилось лишь девять человек, которых поставили на колени лицом к особняку. В основном женщины, дети и старики. Мужчины предпочитали умирать в бою. Или сбегать, пока сектанты отвлекались на их беззащитные семьи.

   Стянув перчатку с омертвевшей руки, Ачек достал монетку.

   - Пусть Мертвую Руку направит воля Нгахнаре, - произнес он, словно заключая договор со смертью воплощенной. - Орел - смерть, решка - жизнь.

   Тихо зазвенев, монетка подлетела вверх, на мгновение повисла в воздухе и вернулась обратно, закончив свой короткий полет в кулаке По-Тоно. Он разжал серые сморщенные пальцы и взглянул на ладонь.

   - Смерть.

   Короткий вскрик, и крайняя женщина полетела с крыши вниз, налету разбрызгивая кровь из рассеченной шеи. Дети заплакали, кто-то из пленников попытался вырываться, но сектанты крепко держали их. И снова воздух разрезал тихий звон монетки, показавшийся оглушительно громким второму пленнику с края, мальчишке лет десяти. Слезы лились по его лицу, он пытался что-то выговорить, но не мог.

   - Смерть.

   Мальчик был чем-то похож на свою предшественницу. Скорее всего, это ее сын. С глухим ударом тела о мостовую, он навсегда воссоединился со своей матерью.

   - Смерть.

   В третий, четвертый, десятый... В двадцать третий раз на ладони омертвевшей руки Ачека мирно покоилась безразличная к жизням людей монетка, демонстрирующая затянутому тучами ночному небу вычеканенный венок из переплетенных лилий, роз и гвоздик - символов трех провинций Алокрии. Орел. Смерть.

   Все пленники бесформенной грудой лежали на улице с перерезанными глотками. Похоже, что руку лидера сектантов действительно направлял сам Нгахнаре. Бессмысленно спорить с его волей, он даровал этим людям то, что единственно истинно в жизни. Ачек повернулся к особняку, в окнах которого можно было разглядеть побледневшие лица защитников. Они видели все от начала и до конца.

   - Согласен, шанс невелик, - заключил По-Тоно, указав на кучу мертвецов внизу. - Но он у вас все же есть. Сдавайтесь и примите волю багрово-черного владыки Нгахнаре.

   Ответа не последовало.

   - Как хотите, - пробормотал Ачек и вскинул иссушенную руку, указывая на укрепленный дом. - Убить их всех.

   Смертепоклонники черным приливом кинулись на особняк, сметая хлипкие укрепления. Последователи Нгахнаре воодушевлены, присутствие Мертвой Руки толкало их вперед. Пока они живы, они будут пожинать урожай для своего владыки.

   Ачек едва заметно вздохнул и оглянулся проверить, не понеслась ли Тормуна в атаку со всеми. В узких коридорах здания погибнут многие, не хотелось бы, чтобы она оказалась в их числе. К счастью, Ана стояла неподалеку и пыталась удержать балансирующий на носу кинжал, напевая какую-то ненавязчивую мелодию.

   "А что мы будем делать потом, когда все закончится? - подумал мариец, любуясь Тормуной. - Впрочем, неважно". Ачек опустил взгляд на свою руку, и воспоминания снова вернули его в тот день, когда он умер.

   Что же хотел сказать ему владыка, какие слова он не смог расслышать?***

   Когда разгорелись противоречия между Марией и остальной Алокрией, в обществе все чаще начали вспыхивать конфликты между марийцами и илийцами. С объявлением полноценной войны стало только хуже, дело доходило до поджогов, побоев и линчевания. Люди словно взбесились от появившегося невесть откуда пьянящего патриотизма, и по городам прокатилась волна расправ над вчерашними соседями, которые не пожелали или не смогли вернуться в родной край.

   Собрание республики из соображений гуманности запретило чинить самосуд над ни в чем не повинными илийцами, которые проживали в Марии, но мало кого это сдерживало. В конце концов, выходцам из Илии, которые некогда прибыли в восточную провинцию, чтобы начать новую жизнь, было велено уезжать на запад ради их же блага. Группы людей и повозок потянулись к границе, но из-за происшествия в центре Градома отряды марийских гарнизонов допрашивали беженцев и проверяли их багаж в попытках найти скрывшихся убийц Мони и Мисы На-Сода.

   Поддатый капитан в плаще с изображением гвоздики, символа Марии, бродил между повозок и заглядывал в них, откидывая копьем тряпичные пологи.

   - Эти нищие везут с собой какой-то хлам, - заплетающимся языком буркнул он двум сопровождающим его солдатам. - А разговоров-то было, мол, илийцы богато живут! Тьфу...

   Погнув пинком какую-то ручку у ремесленного станка, капитан захохотал. Оба вооруженных марийца подобострастно принялись улыбаться и выдавливать из себя смешки. Начальство смеется - значит, и им надо.

   - Уроды, - донеслось у них из-за спины.

   Капитан резко обернулся и посмотрел налитыми кровью глазами на илийца, который пытался выправить испорченную деталь станка.

   - Ты что-то вякнул, пес? - прорычал он.

   Не дав ремесленнику возможности ответить, капитан со всей силы ударил его древком копья под дых. Илиец свалился на землю, жадно хватая ртом воздух.

   - Парни, научите мразь проявлять уважение к хозяевам этой земли, - оба солдата бросились выполнять приказ старшего по званию. - Пусть поймет уже, что Мария свободна от них, и мнение вшивого илийца тут ничего не значит.

   Марийцы осыпали ударами тяжелых сапог скорчившегося под ногами человека, оставляя на его теле жуткие кровоподтеки, разбивая ему лицо и ломая ребра.

   - Ладно, хватит, - капитан отозвал солдат. - А то переусердствуете, как в прошлый раз, и потом проблемы будут из-за всякого мусора.

   Бросив хрипящего, отхаркивающего кровь и желчь ремесленника позади, они двинулись к следующей повозке. Держащий поводья мула усатый толстячок приветливо улыбался приближающимся солдатам, осторожно загораживая свою жену.

   - Уважаемые, чем вам может услужить скромный сапожник? - затараторил хозяин повозки, потрясая густыми усами. - Вмиг починю вашу обувь, если потребуется. Пожалуйста, позвольте взглянуть на ваши сапоги. Будьте уверены, после моей работы они будут сидеть на вас как влитые!

   - Отстань, - отмахнулся от него капитан, бросив оценивающий взгляд на жену илийца. - Что везешь?

   - Всего понемногу, уважаемые. Материалы для сапожного дела, кое-какие вещички для дома, инструменты и так далее. Ничего особенного, уважаемые.

   Бледнеющий толстячок следил за солдатами, которые медленно обходили повозку. Наконец капитан остановился и откинул полог.

   - Ого, какая красота... - присвистнул он, заглянув внутрь. - Тебя как зовут, прелесть моя?

   Пытаясь спрятаться за всевозможным барахлом из мастерской отца, в угол зажалась девушка, испуганно смотрящая большими красивыми глазами на осоловевшее небритое лицо марийца, на котором читались похотливые намерения.

   - Мужик, иди погуляй. И старуху свою прихвати, - выкрикнул капитан, собираясь забраться внутрь. - А вы, ребята, постойте снаружи. Вам тоже достанется...

   - Отойди от повозки.

   Изумленные дерзостью марийцы взглянул в сторону говорившего. К ним приближался хромой парень в легком плаще, из-под которого периодически выглядывала рука с повязанной на ней полоской светлой ткани.

   - Я знаю, Тиуран. Но, с другой стороны, одним больше, одним меньше - какая мне уже разница? - тихо бормотал путник себе под нос. - Да, пожалуй, ты прав.

   - Это что еще такое... - недоуменно произнес капитан, слезая с повозки. - Ты кто такой?

   Ответа не последовало.

   - Капитан, какой-то этот тип подозрительный. И идет один, - напряженно сказал один из солдат, удобнее перехватывая копье. - Возможно, он из тех, кого мы ищем.

   "Ранкир, ты привлечешь к себе внимание. Не забывай, нам нужно спокойно добраться до Донкара. Не делай глупостей".

   Убийца нащупал под плащом рукоять трофейного кинжала. Три солдата, которые явно не блистали ни умом, ни силой, не смогут сделать ему ничего, даже если он не впадет в безумие Нгахнаре. Однако один из них высказал верную догадку - Ранкир Мит как раз тот, кого разыскивают все марийские гарнизоны. И пропажа патруля на одном из трактов только наведет их на его след.

   - Я бы прошел мимо, Тиуран, но...

   - Ой, хорошо, что ты вернулся Ванар! - закричал толстячок и побежал навстречу удивленному юноше. - Ну как, ты купил у кого-нибудь в караване то, о чем я тебя просил, зятек?

   - Я... - растерялся Ранкир.

   - Нет? - расстроился сапожник. - Ладно, ничего страшного. Не удивительно, тут так сложно найти эту штуку. Все ведь брали с собой только самое необходимое. Наверное, никто просто не додумался ее прихватить. Да и кому она могла понадобиться, правда, зятек?

   "Подыгрывай ему, балбес. Наверняка он хочет избавиться от назойливых солдат, но и нам на руку смешаться с толпой. Найдем попутчиков - меньше подозрений будем вызывать".

   - Э... Да. Кажется... - пробормотал убийца. - Я не нашел ту штуку, о которой ты просил... тесть?

   "Потрясающая игра", - Тиуран прикрыл лицо ладонью и сокрушенно покачал головой. Но на подвыпившего марийского капитана этот странный диалог произвел должное впечатление. Он окончательно запутался и стоял, медленно переваривая полученную информацию. От напряженных раздумий его лицо еще сильнее покраснело, а на висках вздулись вены.

   - Так ты ее муж? - утвердительно спросил капитан, чтобы прояснить ситуацию.

   Оба солдата замерли, ожидая приказа от старшего. В конце концов, пусть начальство думает, а они просто будут делать то, что им скажут. Да и у подозрительного илийца взгляд был слишком уж недобрый...

   - Да, он муж моей Дораночки, - ответил сапожник, приглаживая встопорщенные усы.

   - Так и есть. Я муж Дораночки, - согласился Ранкир, старясь запомнить имя на случай, если вдруг снова придется отвечать на вопросы.

   - Значит, девка уже испорчена, - глубокомысленно заключил капитан. - Да и проблемы потом опять будут, как в прошлый раз... тьфу... Валите уже отсюда, мне некогда. Целая колонна вонючих илийских повозок дожидается досмотра, так еще вы тут...

   Смачно харкнув под ноги Ранкира, он повел своих солдат к следующей повозке. Усатый толстяк, тяжело дыша, смотрел им вслед, не веря, что опасность миновала. И как только они скрылись из виду, он со слезами на глазах бросился трясти Миту руку:

   - Большое спасибо вам, молодой человек! Боюсь даже представить, что эти скоты сделали бы с моей милой дочуркой. Могу я вам чем-нибудь отплатить?

   "Место в повозке, еда, теплая одежда. Еще немного деньжат не помешает".

   - Кажется, это вы спасли меня, - ответил Ранкир, проигнорировав Тиурана. - Извините, но мне надо идти.

   - Вы выглядите очень усталым, - возразил сапожник, не отпуская руку юноши. - Вы идете один, наверное, сильно устали. Хромаете и выглядите нездорово. Я просто не могу отпустить вас! Позвольте хотя бы предложить вам еду, а я пока посмотрю вашу обувь. Поверьте, я мастер своего дела, будет сидеть как влитая!

   "Какой-то он болтливый. Может, каких-нибудь других беженцев из беды выручим?"

   - Спасибо за доброту, мастер...

   - Ванар Пок, - подсказал толстячок. - Извините, что назвал вас своим именем. Просто ляпнул первое, что в голову пришло. Со мной моя жена Палана и доченька Дорана. Мы возвращаемся в Илию. Кажется, нам по пути.

   - Спасибо, мастер Ванар. Меня зовут... - на секунду убийца задумался, как ему представиться, но затем посмотрел в глаза добродушному сапожнику и понял, что перед этим человеком он хочет быть собой. - Меня зовут Ранкир Мит. Но находиться рядом со мной очень опасно. У меня... темное прошлое.

   Ванар вздохнул и печально посмотрел на свою жену. Ранкир внезапно почувствовал, что за болтливостью этого человека скрывается сильная боль.

   - Да, я понимаю, - произнес Ванар. - После начала войны многое произошло. Палана жила тем, что учила танцам марийских девочек. Она очень любила свою работу. Пока однажды в наш дом не ворвались их отцы и не начали нас избивать. Тогда как раз по Градому разлетелась новость о нападении на семью По-Сода, о вероломстве Бахирона. Раздался призыв бить илийцев, сжигать дома...

   "Это я во всем виноват", - подумал Ранкир. Ему стало немного не по себе от навалившегося осознания содеянного. Но тяжесть вины легла на него, практически не вызвав никаких чувств в его душе, которая медленно тлела одним единственным желанием - отомстить за смерть Тиры На-Мирад.

   - Я и Дорана тогда легко отделались, но Палана... - голос сапожника срывался, будто бы он едва сдерживал слезы. - Ее ноги... Она больше не сможет танцевать. О чем я говорю, она даже ходить не сможет!

   - Простите, я...

   Неожиданно глаза Ванара вспыхнули яростью. Очень знакомой Ранкиру яростью, которая могла принадлежать только человеку, потерявшему нечто очень дорогое для него.

   - И тогда я ночью я взял свои ножницы, которые использую для починки обуви. Они очень острые, удобно лежат в руке. Я вышел на улицу с одним единственным желанием - убить как можно больше марийцев, этих неблагодарных выродков.

   Он медленно выдохнул и опустил голову.

   - Но не смог, - с сожалением продолжил Ванар. - Я оказался слаб. Вместо борьбы, предпочел сбежать. Я это к тому рассказал вам, Ранкир, что если вы совершили в прошлом какой-то поступок, о котором сожалеете, то подумайте - а не жалели ли бы вы больше, если бы не совершили его.

   "Толстяк не так прост, как кажется".

   Ранкир молча стоял, размышляя над словами сапожника. За последнее время он совершил так много ошибок, что уже сбился со счета. Но что, если это были единственно верные решения? Что, если все произошло именно так, как должно было произойти? Проваленные вступительные испытания на фармагика, унижения и работа за скудную еду, знакомство с Салдаем Риком, заказы Синдиката, бесконечные убийства и даже смерть Тиры - все это было не случайно. И эта встреча на тракте не случайна.

   Из повозки вышла прелестная Дорана и осторожно приблизилась к Ранкиру, протягивая ему кусок хлеба с ломтем сыра. Очень скромная пища, но ничего другого у них не было. И за такую малость Ванар трудился целый день, предлагая услуги сапожника всем встречным. Он действительно очень хороший мастер, но сейчас за свою работу получал лишь подобные подачки. Мит с благодарностью принял еду и уложил все в тощий мешок. Запахнув поплотнее легкий плащ, он уже собирался отправиться дальше в путь.

   - Папа, не отпускай его. Печальный, усталый и раненый, он совсем как мы, - смущенно пробормотала Дорана отцу, а потом повернулась к Ранкиру. - Не уходи, пожалуйста. Илийцев не жалуют в Марии, и в следующий раз рядом может не оказаться таких храбрых и хороших людей как ты...

   "Хороших. О, да-а-а...", - протянул Тиуран.

   - Точно, молодой человек! - загорелся Ванар. - Поехали с нами, и будет вам еда, тепло и приятная компания. Но не бесплатно, конечно. Будете помогать мне по работе и заодно отгонять всякое жулье. Вид у вас грозный, несмотря на хромоту. С оружием управляться умеете?

   - Немного, - криво улыбнулся Ранкир. - Хорошо. Думаю, мы можем некоторое время ехать вместе с вами.

   "Помощник сапожника в обозе беженцев - отличное прикрытие, приятель. Доберемся до Илии без проблем. Только я не буду помогать тебе чинить обувь, мои музыкальные пальцы не приспособлены для грубой работы".

   Смутившаяся еще сильнее Дорана опустила взгляд и поспешила скрыться в повозке, невнятно пробормотав, что она освободит немного места для вещей нечаянного попутчика, хотя кроме одежды, кинжала и только что врученной еды у того ничего с собой не имелось.

   - Замечательно, просто замечательно, - толстяк с подрагивающими от радости усами схватил юношу за руку и потащил к повозке. - Палана! Я нашел себе подмастерье! Ранкир поедет с нами, будет помогать по мелочи.

   - Обращайтесь, если что-то потребуется, - Мит почтительно поклонился жене сапожника.

   Палана взглянула на него и осторожно кивнула. Ее лицо тронула легкая улыбка, на мгновение развеяв тень страдания. Она так и не проронила ни слова. Бывшая танцовщица неподвижно сидела с отрешенным взглядом, поглаживая дрожащей рукой наложенные на ноги шины.

   - А куда вы, собственно, направляетесь, молодой человек? - спросил Ванар, заметно приунывший от вида неутешной печали жены.

   - В Донкар.

   Глаза сапожника расширились.

   - Вы не слышали ужасные слухи о происходящем в городе? - изумился он.

   - Урывками, - уклончиво ответил Ранкир, ему не хотелось показывать, что в последнее время он избегал всякого общения с людьми. - Что именно вы имеете в виду?

   - Секта смертепоклонников будто взбесилась! Нет, они и раньше были теми еще отморозками, но сейчас эти фанатики разом хлынули на улицы города и вырезают один квартал за другим. Есть спасшиеся, так они такие страхи рассказывают... Говорят, будто ведет сектантов ужасный маньяк, который настолько безумен, что пришил себе руку от трупа.

   "Может, это и есть Мертвая Рука, о котором нам твердил наш посмертный приятель в одежке сумасшедшей раскраски?"

   - Скорее всего, так и есть, Тиуран... - задумчиво пробормотал убийца.

   - Не то слово, настоящий тиран, - согласился Ванар, плохо расслышав своего собеседника. - Так что не надо вам ехать в Донкар, молодой человек. Не смею вас заставлять, но надеюсь, что вы успеете передумать, пока мы вместе добираемся до Илии.

   Ранкир хмыкнул, но не стал спорить с заботливым толстяком. Нет, он не передумает. В этом мире его держат лишь две вещи: месть Синдикату и послание последователям Нгахнаре. Именно в Донкар ему и нужно.

   Глава 24

   Солнце неторопливо клонилось к закату, давая знать Шеклозу, что сегодняшнее заседание Комитета слишком затянулось. Глава Тайной канцелярии только сейчас смог покинуть душный дворец наместника и позволил себе прогулку по затхлому саду, чтобы хоть немного отвлечься от напряженных споров.

   С каждым новым заседанием от Мирея Сила слышатся все новые возражения, а требования Маноя Сара постоянно растут. Комит колоний прекрасно понимал всю важность гражданской войны для будущего Алокрии, но отказывался принимать ее как необходимость. А фармагик настаивал на увеличении финансирования Академии, выделении помещений, всяческих привилегий и прикрытии своей деятельности. Маной осознавал свою немаловажную роль в проекте Комитета и пользовался этим, но он хотя бы честно выполнял свою часть договора, ослабляя Илию вспышками эпидемии и сея всеобщую панику среди людей. Секрет будущего успеха Комитета очень прост - чем сильнее безнадежность на фоне кровопролитного противостояния запада и востока Алокрии, тем эффектнее будет появление комитов, когда они вернут мир в беспокойную страну и поведут ее вперед. Жестоко? Да, весьма. Но очень действенно и относительно быстро. Шеклоз Мим вынужден был поступить так на благо Алокрии.

   Комит Тайной канцелярии сел на лавочку в саду дворца наместника и зажмурился, подставив лицо закатному солнцу. Все-таки Новый Крусток мог показаться даже приятным местом, если не видеть его. И если привыкнуть к специфическому запаху старости, который пропитывал дома, одежду и людей. И если не обращать внимания на вездесущую коричневую пыль. И если... Нет, Новый Крусток все же отвратителен.

   - Наслаждаете солнышком, мастер Шеклоз? - поинтересовался подошедший Касирой. - А я вас искал.

   - Надо немного отдохнуть от возражений уважаемого Мирея, - Мим посмотрел на комита финансов, старательно откупоривающего очередную бутылку местного кислого вина. - И зачем я вам понадобился? Только что состоялось заседание, и, кажется, мы все уже обсудили.

   - Все так, но я прекрасно понимаю, что вы на собраниях Комитета не говорите и половины того, что у вас на уме.

   Шеклоз мрачно усмехнулся. Порой он и сам сомневался, что знает свои мысли. В конце концов, в любой момент совершенно все для него может кануть в забвение...

   - И почему вы полагаете, что я могу сказать вам что-то еще? - поинтересовался шпион.

   - Показалось, - ответил Касирой, отпив немного вина. - Все-таки я дольше всего участвую в вашем предприятии и до сих пор жив. А это кое о чем говорит.

   - Справедливое замечание. И что бы вы хотели узнать?

   Комит финансов пожал плечами и снова приложился к бутылке.

   - Например, что мы будем делать дальше? - через некоторое время спросил он. - Я имею в виду, когда мы остановим войну, явимся народу миротворцами и спасителями, встанем во главе Алокрии. Что дальше-то?

   - Будем править, - в тон ответил ему Шеклоз. - Делать то, что умеем лучше всего.

   - Да, глупый у меня вопрос получился, - заключил Касирой. - Ну а что вы думаете о Маное, Мирее и Ероме? Мне показалось, на сегодняшнем заседании вы спорили больше обычного.

   - Наместник Евы Ером По-Геори? Бросьте, мастер Лот, - отмахнулся глава Тайной канцелярии. - Его слова ничего не значат, он присутствует на собраниях Комитета только для вида. Наличие наместника короля связывает нас с законной властью Алокрии, но особое положение Евы дает нам право нейтралитета в гражданской войне.

   - Допустим. А фармагик и бывший адмирал?

   - А вот они нужны нашей стране. Маной Сар целиком поглощен своей наукой и процветанием Академии. Деятельный ученый с деловой хваткой. Мне кажется, он себя еще покажет, - задумавшись, Шеклоз ненадолго замолчал. - Хотя придется немного уменьшить его аппетиты, когда мы встанем во главе государства. Но сейчас он нам нужен, и мы будем помогать ему всем, чем сможем. А что касается Мирея Сила - он задержится у нас лишь на время.

   Касирой поперхнулся вином и закашлялся еще сильнее, взглянув на улыбающегося собеседника. Жуткая улыбка Мима, как всегда, его раздражала и пугала одновременно.

   - Вы хотите избавиться от него? - шепотом спросил комит финансов, когда смог снова свободно дышать.

   - Нет, убивать мы его не будем, - успокоил его Шеклоз. - Вручим руководство армией и флотом, и пусть возвращается в свое море, о котором он так мечтает. А колонии, как вещь сугубо экономическая, перейдут в ваше распоряжение. Неужели вы забыли об этой нашей договоренности?

   - Меня просто немного смутил ваш тон, - пробормотал Касирой, глядя, как плескалось вино в полупустой бутылке. - Да, так будет лучше для всех. Уж в деньгах я разбираюсь...

   Комит финансов вдохновлялся на глазах, в который раз представляя открывающиеся перед ним перспективы. Мим ухмыльнулся, глядя на него. Это правда, Касирой прекрасно знал цену денег и понимал их власть над людьми. Контроль над экономикой - путь к обогащению, приобретению большей власти. При нем будет богатеть Алокрия, но и себя он не обидит. В конце концов, у всех есть секреты, а большая тайна прикрывается большими деньгами.

   - Все-таки очень удачно у вас получилось провернуть дело в Градоме, - заметил Шеклоз.

   - Да уж, - хмыкнул Касирой. - Пришлось очень сильно напрячь друзей из Синдиката, чтобы они согласились на подобную авантюру. Правда, в конце у них все пошло не по плану. Ладно хоть результат все равно положительный.

   - Более чем.

   - Чего нельзя сказать о вашем подчиненном.

   - А что не так с Ачеком? - Мим взглянул на комита финансов с тенью удивления. - Он блестяще выполнил свою задачу. И справился даже в разы быстрее, чем я предполагал.

   - Все так, но... - Лот помялся. - Вам не кажется, что ваш агент слишком увлекся игрой в смертепоклонника? Он уже добился масштабного выступления сектантов, часть королевской армии направилась на их усмирение, ослабленный Бахирон Мур на равных схлестнется с республиканцами, а затем они взаимно уничтожат друг друга. Казалось бы, задача выполнена, можно сбавить напор и остановить бессмысленную резню, но он почему-то этого не делает. Вы, наверное, слышали странные слухи о Мертвой Руке. Вас это не смущает?

   - Ерунда, - отмахнулся Шеклоз. - Даже если это действительно Ачек По-Тоно, и если именно он руководит смертепоклонниками, то я уверен, что он поступает так, как того требует текущая ситуация. Хотя мне кажется, что Ачек уже мертв.

   - Придется поверить вам, - Касирой приложился к бутылке. - А что вы скажете о готовящемся вторжении Кассия Третьего?

   Мим чуть не подпрыгнул от неожиданного вопроса. Он был осведомлен о грядущем фасилийском нападении, но вне Тайной канцелярии об этом не мог знать никто.

   - Удивлены? - заметил реакцию шпиона комит финансов. - Уж вам ли не знать, что деньги разносят вести не хуже почтовых голубей.

   - Удивлен, - признался Шеклоз.

   - И что скажете?

   - Скажу, что лучше бы вам не слишком сильно распространяться об этом, - жутковатый тон шпиона лишний раз убеждал, что так действительно будет лучше. - Если в Алокрии раньше времени узнают о приближении Кассия Третьего, то весьма вероятно, что народ, переключив на него свое внимание, посчитает непредвзятого и уважаемого в своей стране фасилийского короля спасителем и миротворцем, человеком, который избавит их от ужасов гражданской войны и достойно примет алокрийскую корону, потеснив кровожадных Бахирона и Илида. Как вы понимаете, это не входит в интересы Комитета.

   - Весьма доходчивое объяснение. Но если о Кассии никто не знает, то это совсем не значит, что его нет, - слегка заплетающимся языком заметил Касирой. - Он идет войной на Алокрию. Возможно, его войска подходят к Силофским горам уже сейчас.

   - Скорее всего, так и есть, - невозмутимо согласился Шеклоз. - Но не стоит волноваться, у Комитета достаточно времени, чтобы встать во главе объединенной страны и затем дать отпор Фасилии.

   - И что же даст нам необходимую отсрочку?

   - Генерал Апор с силами инквизиции и Светоносные, - все так же невозмутимо ответил шпион. - Я не вникал в дела монахов, это вообще сделать очень затруднительно даже мне, но за инквизиторами мои люди следили очень внимательно. Уж не знаю, что у них на уме, но они стоят в Силофских горах и готовы встретить армию Кассия. И это дело защиты не страны, а веры. Они не отступят.

   Касирой понял, что ему надо бы удивиться, но, кажется, он был уже окончательно пьян.

   - Монахи, окутанные вековыми тайнами и загадочными слухами, и доблестный генерал Апор По-Трифа, - пробормотал комит финансов. - Мы собираемся выиграть немного времени за счет сил мифа и марийца. Отличный план, нечего сказать...

   - Стоит уже начать избавляться от бессмысленных ярлыков "мариец" и "илиец", - строго заметил Шеклоз. - Когда к власти придет Комитет, будет единая Алокрия, в которой живут только алокрийцы. И сейчас ваш сарказм неуместен, мастер Касирой. Генерал По-Трифа действительно доблестный воин, под началом которого сейчас находится более тысячи солдат инквизиции. В условиях Силофских гор они могут на равных сражаться с армией, превосходящей их числом в десятки раз. И я уверен, что Светоносные тоже не будут стоять в стороне, хоть мы о них почти ничего не знаем. Так что, да, мы собираемся выиграть время за счет мифа и марийца.

   Касирой Лот поставил пустую бутылку на землю и поднялся со скамьи, собираясь уходить из сада с понурыми деревьями. Солнце практически скрылось за горизонтом, мягко расстилая за собой звездное покрывало ранней ночи.

   - Раз так, то ладно, - буркнул опьяневший комит. - Да защитит нас Свет. Буквально...***

   - Тень.

   Сидящий с закрытыми глазами настоятель произнес одно единственное слово после продолжительного молчания, как будто пробуждаясь ото сна. Апор взглянул на него, но ничего не сказал. За три недели пребывания в поселении Светоносных он уже привык к их странностям. В принципе, из всех монахов разговаривал только настоятель, но по большей части его слова оставались непонятными, как бы инквизитор ни старался вникнуть в их суть.

   - Свет ниспадает на людей, и они отбрасывают тень. Это правильно. Но когда тень начинает выступать против света - это неправильно.

   В снежной норе вновь повисла тишина. По-Трифа некоторое время сидел, ожидая продолжения, но его так и не последовало.

   - Это как-то относится к нашему пребыванию здесь? - наконец спросил генерал.

   - Все взаимосвязано, - ответил настоятель, глядя сквозь инквизитора, словно его здесь и не было. - Свет, тень и человек. Но вести людей должен именно Свет, тень лишь подражает ему, искажает, является его противоположностью. Она же увлекает человека во мрак.

   Апор вздохнул и прислонился спиной к снежной стенке, закрыв глаза. Каждый раз одно и то же. Не понятно - то ли Светоносные блаженные мудрецы, то ли сумасшедшие фанатики. То ли святые пророки, то ли безумцы, потерявшие счет времени. Или сразу все одновременно.

   Инквизиторы уже достаточно долго жили среди монахов на высокогорном плато, но так и не смогли пробраться сквозь завесу тайн, окутывающую Светоносных с незапамятных времен. Очевидно было лишь одно - Спектр всех обманул, они никак не могли быть отступниками. Так сказал генерал По-Трифа, но сильнее его слов подействовал льющийся с неба мистический свет, прорывающийся сквозь плотную пелену туч, которые притягивал к себе горный пик. Этот свет изнутри согревал монахов и солдат, наполнял их души спокойствием, они больше не чувствовали ни голода, ни усталости. Три недели инквизиторы питались одним лишь талым снегом, но были бодры телом и духом. Благословление Света говорило само за себя. Но что дальше?

   - Я чувствую приближение тени, Апор.

   По-Трифа приоткрыл глаза и посмотрел на старца. Со стороны могло показаться, что настоятель просто дремал и говорил во сне. Но нет, это его обычное состояние. Инквизитор знал о нем, потому что в последнее время ни на шаг не отходил от монаха, добиваясь хоть какого-то внятного ответа. Обычно за день из настоятеля невозможно было вытянуть больше двух фраз, но сегодня он был необычайно разговорчив.

   - Что ты подразумеваешь под словом "тень"? - осторожно спросил Апор, стараясь не сбить настрой старика.

   - Мрак, что ведом местью, алчностью и властолюбием. Ополчившись против Света, он оставит от него лишь пустую оболочку, низвергнув все святое в пучину теней.

   Снова невнятный ответ. По-Трифа откинулся назад. Все бессмысленно. Их священный поход, преследование Светоносных, нахождение здесь. Они следовали лжи все это время. И непонятно, насколько правильным было решение инквизиторов остаться в Силофских горах.

   - С ним движется Спектр и огромная армия.

   Апор насторожился.

   - Карпалок Шол? - уточнил генерал. - Он идет сюда?

   - Да, - настоятель открыл светло-серые глаза. - Их мы ждали.

   Не сказав больше ни слова, он выбрался из снежной хижины. По-Трифа последовал за ним. Он надеялся, что ожиданию пришел конец, но боялся новых разочарований.

   Остальные монахи уже стояли на краю высокогорного плато и смотрели на северо-восток, где за горными массивами раскинулись обширные земли Фасилии. К Апору подошел Каматор Тин и, кивнув в сторону замерших Светоносных, доложил:

   - Они разом поднялись, бросили все свои дела и встали на краю плато. Насколько я понимаю, это неспроста. Я уже отдал приказ готовиться к... к чему бы то ни было. Все правильно, генерал?

   - Да, - ответил По-Трифа, всматриваясь в горизонт. - Веди всех сюда. Скоро мы будем спускаться в ущелье.

   Каматор отправился раздавать указания и подгонять солдат, расслабившихся за три недели бездействия. Апор, разминая руку, которая месяц назад была похожа на прогнившую древесину из-за нанесенного им же увечья, приблизился к настоятелю Светоносных. Ледяной ветер пробирал до самых костей, но монахи не обращали на него внимания и неподвижно стояли в одних лишь легких робах, устремив свои взгляды вдаль.

   - Мы ждали фасилийцев? - спросил Апор, плотнее закутываясь в плащ. - Они и есть угроза Свету? Это же просто люди...

   - Дело не в людях, - не отрывая глаз от ущелья, ответил настоятель. - А в той тени, что движет ими. Фасилийцы, алокрийцы, кажирцы, дикари - это неважно. Поклоняться Свету Неугасаемому, Свету Солнечному, идолам или духам - тоже неважно. Мы следуем одной истине, и не можем допустить ее искажения ради самых низменных чувств и желаний. Мраком, что надвигается на нас с фасилийскими войсками, движет ненависть, неправедная месть, зависть, алчность и властолюбие.

   "Как будто в Алокрии этого всего нет", - подумал Апор.

   - Есть. Конечно, есть, - внезапно произнес старец, заставив инквизитора вздрогнуть. - И будет еще больше, если мы не остановим надвигающуюся на нее тень.

   Сразиться за идеалы Света с армией Кассия Третьего. Религия будет бороться с политикой. В иной ситуации Апор бы посмеялся над абсурдной ситуацией - противостояние двух принципиально различающихся вещей, которые никак не затрагивают интересы друг друга. Но после того как вскрылась ложь Спектра, мир для всех инквизиторов перевернулся, они потеряли свое место в этой жизни. Лишь мистический свет на плато не давал им упасть в пучину отчаяния и уныния, он подталкивал вперед, заставлял жить и дарил надежду.

   По большей части Церковь не имела ничего общего со Светом, и святости в ней было не больше, чем в рядовой конторе какого-нибудь ростовщика. Что уж говорить про инквизицию, которая все это время выполняла преступные приказы, пытала и убивала людей, следуя словам фальшивых пророков. Пришло время искупить свою вину.

   Апор в гневе сжал кулаки. Вот где их место, прямо здесь. Они должны столкнуться с фасилийцами, колоть, рубить, резать, разрывать их плоть зубами, душить голыми руками, пока не покажется Спектр. Карпалок Шол, человек, который осквернил и уничтожил алокрийскую Церковь, мерзкий еретик во главе святого столпа мироздания. Приговор ему уже вынесен, инквизиция покарает его и восстановит священную справедливость.

   - Что вы намерены делать с фасилийцами? - спросил По-Трифа, хотя ответ был очевиден.

   - Если тень не отступит, упершись в свет, то нам придется отгонять ее силой.

   - Для меня и одиннадцати сотен инквизиторов будет честью биться рядом со Светоносными за правое дело, - генерал почтительно поклонился. - Мы выжжем с лица земли Спектра со всей его мерзкой ложью, а затем уничтожим остатки его еретической церкви в Алокрии.

   - Ты заблуждаешься, Апор, - произнес настоятель и, оторвавшись от созерцания горизонта, так взглянул серыми глазами на инквизитора, что того охватил трепет перед старцем. - Церковь не так плоха, когда в ней есть Свет. Люди обращаются к вере и находят для себя смысл жизни, познают единство мира и своей души, избавляются от страхов, находят мудрость, успокоение и порядок. Спектр забыл об этом, и оставил после себя лишь пустую скорлупу, которая уже вся покрылась трещинами.

   - Но как бы хороша ни была Церковь, она все равно не имеет права говорить от имени Света! Значит, это ересь, и она должна быть уничтожена.

   - Если Церковь несет добро людям, то так ли важно от чьего имени она действует? - старец улыбнулся, кажется, во второй раз за все это время.

   - Нет, но... - смутился Апор.

   - Никто не может сравниться со Светом, никто не может познать его, говорить от его имени, - продолжил настоятель. - Но отгонять горе, боль и печали, дарить радость, благо и любовь - значит следовать идеалам Света. От Церкви большего и не требуется.

   - Но ты сам сказал, что от нее осталась лишь скорлупа, - заметил По-Трифа. - Мы ничего не можем сделать.

   На северо-востоке показалась тонкая темная ниточка, растягивающаяся по ущелью. Авангард фасилийской армии.

   - Ты можешь, - заявил сероглазый старец. - Даже следуя лжи и выполняя преступные приказы Спектра, ты все равно был верен Свету. И в самый темный час он проливал на тебя свое сияние, взращивая зерно истины в твоей душе. Ты достоин возглавить новую Церковь в Алокрии.

   - Я? - изумился Апор. - Но ты ведь настоятель Светоносных, кому как не тебе вести людей к идеалам Света!

   - Церковь нуждается в том, кто готов искупить грехи, осознал свое место в жизни. Сюда движутся люди, которые хотят использовать святую веру в своих низменных интересах. Мы будем противостоять этой порче, сколько сможем. Но оплот Света будет воздвигнуть не здесь и не нами, а тобой. Так должно начаться возрождение истинной Церкви.

   Колонна людей в ущелье подходила все ближе. Уже можно было разглядеть штандарты и знамена Фасилии. Апор обернулся и встретился взглядом с Каматором и десятком инквизиторов. Они стояли в полном боевом облачении, изношенные плащи со священным символом в виде треугольника развевались на ледяном ветру. Солдаты понимали и принимали свою участь со смирением, которому учила их святая вера. Но это смирение горело в их глазах яростной отвагой и священным рвением поборников Света. Главный дознаватель повернулся к ним, почти весело сказав:

   - Вы все слышали. Передайте остальным, что очень скоро мы сразимся за правое дело, чтобы искупить свои грехи, и умрем. Во имя Света.

   Без лишних вопросов инквизиторы направились к стоящему неподалеку небольшому войску, которому выпала судьба стать первой линией обороны Алокрии.

   - Ну что, генерал, - Каматор подошел к Апору. - Тебе пора двинуться в обратный путь.

   - Я не могу вас бросить.

   - Должен. И ты нас не бросаешь, мы сами остаемся, чтобы дать тебе больше времени, - Тин указал на сгущающуюся черноту внизу ущелья. - Когда фасилийцы вторгнуться в Алокрию, они не должны спокойно сеять ересь на руинах нашей Церкви. Кассий, его солдаты, Спектр - неважно, все они натолкнутся на возведенный тобой бастион Света, который будет оберегать истину и не подпустит к людям ложь, что несут эти отступники.

   Слишком много слов для молчаливого Каматора. Но он говорил от чистого сердца, верил в свои слова и был готов сражаться до последнего вздоха, чтобы его надежды воплотились в жизнь.

   - Принимай командование, старый друг, - По-Трифа крепко пожал руку дознавателя. - Да защитит нас Свет.

   - Да защитит нас Свет.

   Спустя несколько суток Апор все еще продолжал мысленно повторять слова Каматора и корить себя за то, что не сказал ни слова своим солдатам. Да он бы и не смог. Чувство вины и внезапно появившийся долг боролись внутри него, но генерал все же понимал, что поступал правильно. Пройдя столь долгий путь, чтобы узреть истину, ему пришлось идти на невероятную жертву - оставить своих людей один на один с многотысячной армией Кассия. Да, они сами пожелали остаться, но он все равно чувствовал ответственность за их скорую гибель.

   Значит, она не должна быть напрасной. Церковь будет восстановлена, Свет снова засияет над Алокрией. Если что и может вернуть равновесие и мир в эту полуразрушенную страну, то только истинная вера, единственное, что объединяло Марию и Илию на протяжении веков. Они забыли ее, и на Апора По-Трифа возложена священная миссия - донести до всех идеалы Света, невзирая на жалкие потуги еретиков и предателя Карпалока Шола.

   Генерал брел по каменистым склонам Силофских гор. По мере отдаления от Светоносных мистическое сияние ослабевало, и теперь его настигло мучительное чувство голода. Ужасная усталость валила с ног, холодный ветер продувал насквозь. Плащ почти не спасал инквизитора от неприветливого дыхания гор, за два месяца походной жизни он заметно поистрепался. Все усложнялось еще и тем, что Апор отказался идти долгой дорогой по ущелью, а направился к крепости Силоф прямиком через изнуряющие перевалы, опасные хребты, ледяные пики и крохотные долины, в которых обитали смертоносные хищники. Обратный путь будет очень непрост, но нехватка времени вынуждала рисковать жизнью.

   Поскальзываясь через каждый шаг, По-Трифа взобрался на очередной уступ и посмотрел на северо-восток. До него не доносились звуки сражения, он не видел ни фасилийцев, ни инквизиторов с монахами. Но туда, где они должны были быть, падали лучи самого чистого света, прорезая плотную черноту туч.

   Апор По-Трифа плотнее закутался в рваный плащ и продолжил свой путь. Их жертва не будет напрасной.

   Глава 25

   Едва пробивающиеся сквозь плотные облака лучи солнца поблескивали на остром лезвии ножа для кройки кожи. В последнее время Ванар все больше замыкался в себе, он был подавлен ухудшающимся состоянием Паланы. Жена сапожника практически не спала из-за постоянной боли в переломанных ногах, она сильно исхудала и с каждым днем становилась все слабее. Молчаливая, погруженная в скорбь по утраченному навсегда легкому полету танца, отрешенная от всего мира, некогда жизнерадостная женщина постепенно теряла связь с реальностью.

   Семья Пока и Ранкир остановились в небольшом илийском городке со странным названием Спасение. Оно очень подходило этому тихому месту, окруженному непроходимыми лесами, которые скрывали его от ужаса войны, царящего во всей Алокрии. За две недели Ванар успел прослыть сапожником с золотыми руками, а немного потренировавшись, он начал ловко кроить жилетки, сумки, ремни, сбрую и прочие необходимые в хозяйстве вещи из кожи. Горожане сами приносили материал и не скупились при оплате, восторженно разглядывая плоды труда столичного мастера.

   Сидя на крыльце таверны, Ванар еще раз внимательно осмотрел мельчайшие царапинки на лезвии ножа и натянул ремень для заточки.

   - Сегодня за весь день опять ничего не съела, - мрачно сообщил сапожник, обращаясь к вышедшему из таверны Ранкиру.

   "Кто бы говорил".

   Усатый мастер и сам исхудал из-за бесконечного беспокойства за жену, от которого он мог спастись, только если с головой погружался в работу, забывая обо всем на свете. Толстячком его уже никак нельзя было назвать.

   - Вам бы и самому не мешало отдохнуть, мастер, - произнес Ранкир, присаживаясь рядом.

   - Да что со мной станется... А вот местные жители нормального кожевника за свою жизнь ни разу не видели, не оставлять же их нужды без внимания.

   Плавные движения скользящего по точильному ремню ножа гипнотизировали. Мит приложил некоторые усилия, чтобы оторвать взгляд от пляшущего лезвия. Будучи убийцей, он и забыл, что заточенная сталь умеет не только убивать, но и помогать людям.

   - А как же ваши собственные нужды?

   Ванар поднял на Ранкира глаза, обрамленные нездоровыми синяками.

   - Да что со мной станется, - повторил он, возвращаясь к заточке. - А вот Палана...

   - С ней все будет хорошо, - уверенно заявил Мит. - Я в это верю, и вы должны поверить.

   Сапожник печально улыбнулся, следя за ножом.

   - Добрый ты человек, Ранкир, - с благодарностью в голосе произнес Ванар. - Я рад, что ты с нами. Спасибо.

   "А ведь мы давно уже вышли из Марии, прикрытие нам больше не нужно. Могли бы спокойно отправиться в Донкар самостоятельно".

   - Все совсем не так, - не обращая внимания на Тиурана, возразил Ранкир. - Я ведь почти не рассказывал о себе, вы ничего не знаете о моем прошлом.

   - Но оно ведь в прошлом, так? Значит, незачем об этом говорить. Сейчас ты с нами, и мы все этому рады. Я, Палана и Дорана очень тебя полюбили.

   Убийца смутился, ему пришлось сильно постараться, чтобы взять себя в руки. Он не привык к тому приятному чувству, которое кровью прилило к его голове. Порой его могли вывести из равновесия самые обычные слова, которые звучат в нормальных семьях. Он ведь просто не знал, что это за слова и как их слушать.

   - Тогда мы все вместе должны помочь Палане, - решительно произнес Ранкир. - Любовь дочери и забота мужа для ее здоровья сейчас важнее всего. Все в ваших руках, мастер Ванар.

   Порхающий в руках сапожника нож замер, а спина мужчины мелко задрожала.

   "Не очень хорошо у тебя получается утешать, особенно человека в полной безнадеге. Ты его до слез довел".

   Нет. Оказалось, измученный горем своей жены Ванар просто беззвучно смеялся. Над ним навис густой мрак печали, но он не сдавался. Ранкир своими словами, которые сами по себе были крайне банальны, но оказались очень уместны в данный момент, смог придать ему сил, пробудить в его душе уверенность. Он будет действовать.

   - Все в моих руках, - произнес Ванар, сверкнув разгорающимся угольком сильных чувств в глубине воспаленных глаз. - А ведь и правда. Все в моих руках. Палана хочет снова танцевать. Она будет танцевать.

   Больше он не сказал ни слова. Мастер молча свернул точильный ремень, встал с крыльца и зашел в таверну, оставив Ранкира в одиночестве созерцать картину вечернего городка.

   Спасение. Кому в голову пришло назвать так затерянное в лесах поселение, и какая история связана с его имянаречением - никто уже и не знал. Жители городка промышляли охотой и рыболовством, у многих были разбиты сады. Сам Спасение стоял в стороне от главного королевского тракта, но сюда все равно часто заезжали торговцы, чтобы продать редкие в этих местах товары, подешевле купить шкуры, кожу и медовуху из меда лесных пчел, которую особым способом готовили местные жители, не раскрывая никому своих секретов. Небольшой город жил своей жизнью, и, кажется, все в нем были счастливы.

   Семья Ванара и Ранкир оказались в нем совершенно случайно. Вместе с караваном беженцев, они пересекли границу и проехали недалеко вглубь Илии. Однако из-за ужасной боли в ногах Паланы, которая с новой силой вспыхивала каждый раз, когда под колеса повозки попадал камень или ямка на дороге, им приходилось часто останавливаться. Так они и отбились от основного обоза, окончательно потерявшись на просторах западной провинции.

   Обычно королевский тракт был очень оживленным, по нему всегда проезжали военные всадники, гонцы, торговцы, путешественники. Но с началом гражданской войны он сильно обезлюдел, а в соседствующих с ним лесах завелись бесчисленные шайки бандитов, которые еще вчера были простыми крестьянами. Бесконечные стычки в приграничных районах и страх выгнали людей с обжитого места и заставили жить разбоем и насилием. Одинокая повозка стала бы для них настоящим даром Света.

   Ранкир настоял, чтобы они свернули с королевского тракта. Караван им все равно уже не догнать, а на неприметной дороге шанс столкнуться с разбойниками был намного меньше. В конце концов, кто из бандитов будет сидеть в засаде по дороге в какую-то глушь?

   Но Спасение оказался на удивление приятным городком. И у них отродясь не было хорошего кожевника. Хотя многие охотники и набили руку в выкройке кожаных вещей, до настоящего профессионала им было далеко. Ванара и его семью приняли с распростертыми объятиями и сразу же нагрузили работой. Измученный печальными мыслями о жене, мастер самоотверженно принялся за дело. Дальнейшее путешествие представлялось бессмысленным. Кажется, они нашли то, что так желали обрести - новый дом.

   Прошло почти две недели. Ванар, Палана, Дорана и Ранкир стали своими в этом месте. Сапожник, его больная жена, подмастерье и прекрасная дочка. Дорана устроилась работать официанткой в таверне, поэтому им совершенно бесплатно выделили две комнаты на втором этаже - для пожилой замужней пары и для молодой. Местные парни завистливо косились на Ранкира, который всем был представлен как муж юной красавицы, но подобное внимание к своей персоне его сильно раздражало. Неизвестно зачем он вообще согласился поддерживать легенду, предложенную Ванаром. А для Дораны их выдуманная любовь и замужество давно уже перестали быть простой игрой.

   Очнувшись от воспоминаний, Мит встал с крыльца и направился к импровизированной кожевенной мастерской, оборудованной за таверной. Мельник, оставивший позавчера заказ на пару отличных сапог для сына, так и не зашел, хотя ему было сказано, что сегодня к полудню все будет готово. А раз Ванар решил сегодня с работой закончить раньше обычного и провести время с женой, то можно отнести очередной обувной шедевр и самому, все равно делать нечего.

   "Как я погляжу, в Донкар ты не торопишься".

   - Не хочу, - коротко ответил Ранкир, заворачивая сапоги в холщовую тряпку.

   "Ты забыл..."

   - Нет.

   Он не забыл, ничего не забыл. Тысячи смертей Тиры, кровавое безумие, бесконечная борьба чувства вины против жажды мести. Он снова и снова видел этот кошмар... Алое пятно расползалось по светлой ночной рубашке, притягивая к себе все внимание Ранкира. Он хотел отвести взгляд, но куда ни погляди - везде одно и то же. Стоило закрыть глаза, и все становилось в разы ужаснее. Щупальца тьмы обвивались вокруг его тела и тащили к ране от ножа на девичьей груди. Кровь сочилась, текла, ниспадала водопадом в багровое озеро. Он захлебывался, ему не хватало воздуха, которого вообще никогда здесь не было. Ранкир утонул в липкой, густой, вязкой жидкости, на поверхности которой проступила тонкая корка и ярко красная пена. Привкус железа во рту, не дыхнуть, алые потоки хлынули в желудок и легкие. Он беспомощно махал руками, в попытке выбраться на поверхность, но...

   Скрипнула кожа. Жадно глотая воздух, Ранкир удивленно посмотрел на свою руку. Побелевшие от напряжения пальцы с силой стискивали холщовый сверток с кожаными сапогами. Ужасный морок окончательно развеялся, память медленно вернула убийцу в настоящее.

   - Я не забыл, Тиуран, - прохрипел Ранкир. - Но я не могу их бросить. Они - моя семья.

   Он верил в свои слова. Не зная, каково это быть частью семьи, Мит готов был заплатить любую цену ради малой толики этого теплого чувства. Палана показала своим примером, что можно продолжать жить, даже потеряв самое ценное в своей жизни. Ванар научил его работать, доказал что честный труд может даровать человеку то, что невозможно купить за деньги. Дорана была ему скорее как сестра, но ее теплые чувства к нему сильнее всего заставляли его почувствовать себя частью этой семьи, частью нового мира. Все они хотели, чтобы Ранкир остался с ними. Возможно, не все еще потеряно, может, стоит снова попробовать жить?..

   - Тиуран.

   "Что?"

   - Как они там? - подмастерье кожевника сделал паузу, словно не решаясь назвать имена. - Аменир и Ачек. Я их так давно не видел. Живы ли они, все ли с ними в порядке? Так погряз в этом хаосе, что совсем забыл о друзьях...

   "Да, я скучаю по ним. А ты?"

   - Даже не знаю. Прошло меньше года с момента нашего выпуска из гимназии, но кажется, будто минула целая вечность. Так хорошо и спокойно тогда было. Мечты, надежды, мир. А теперь я...

   - Ты мне что-то сказал?

   Ранкир вздрогнул и обернулся на голос. Его хозяином оказался местный мельник, которого невозможно не узнать, увидев хоть раз. Огромный мужчина в белом фартуке подозрительно смотрел на Мита, держа в каждой руке по мешку муки, которые весили, наверное, как сам юноша. Оказывается, Мит уже подошел к мельнице, но не заметил этого, заплутав в воспоминаниях.

   - Нет, я просто... - Ранкир посмотрел по сторонам, но не увидел Тиурана. - Ничего, он ушел, наверное. С ним такое часто случается.

   Мельник бросил мешки, подняв облака белой пыли, и грозно двинулся в сторону чужака. Однако подойдя поближе, детина расплылся в широкой улыбке:

   - А, ты же подмастерье мастера Ванара! Не сразу признал, уж извиняй. Все никак не привыкну к твоей жутковатой роже, парень! Что же ты сразу не сказал?

   - Ничего страшного, я привык к подобному. Я принес ваш заказ, все готово.

   Ранкир развернул холщовую ткань и показал пару новеньких сапог. Глаза огромного мельника засверкали почти детской радостью.

   - Ух ты, красота! Уж вы постарались на славу, мой сынишка будет в восторге от подарка! Стой тут!

   Он осторожно взял сапоги и проворно, даже слишком для своих габаритов, вбежал в мельницу. Через минуту он вернулся, неся в руках что-то, прикрытое полотенцем. Ранкиру ударил в нос восхитительный аромат выпечки, заставивший его живот обиженно заурчать.

   - Вот, - мельник протянул подмастерью пирог. - Прийти сегодня не смог, потому что зерно подвезли, работы много привалило. Это моя женушка сготовила, Алонарушка. Свежая мука, ягоды, собранные сынишкой с утра. Вкуснятина!

   - Но вы уже заплатили, я не могу это принять.

   - Да ну тебя с твоей принципиальностью, парень! - мельник нахмурился, но через мгновение на его лице снова засверкала детская улыбка. - Ну да ладно, мне это даже нравится! Раз так, то я сам отнесу его мастеру Ванару, а уж там вы от меня не отделаетесь, пока не попробуете пирог моей милой женушки! Да и Доранушке твоей не помешает, а то девица-то - кожа да кости, совсем ты ее не бережешь!

   Добродушный здоровяк, который одним ударом кулака может и быка свалить, болтал всю дорогу до таверны. Ранкир слушал его вполуха, периодически поддакивая и улыбаясь. У него было хорошее настроение, несмотря на пасмурный день. Встречные люди здоровались с мельником и ним, приветливо махали. Наверное, сложно найти в Алокрии более спокойное место в это тяжелое время.

   Ранкир и его неумолкающий спутник зашли в таверну. Первый этаж оказался забит под завязку, дела у хозяина пошли намного лучше, когда в его заведении появилась Дорана. Она легко порхала между столами, за которыми сидели умиляющиеся ее красотой и свежестью пожилые мужчины и юноши, провожающие девушку мечтательными взглядами. Удивительно, но при этом сохранялась атмосфера невинности, низменные желания посетители либо подавляли, либо прятали поглубже. Впрочем, возможно, они просто были хорошими людьми. Хотя это не мешало им завистливо коситься на Ранкира, ее "мужа".

   "Когда-нибудь они меня убьют из-за нее", - подумал Мит и выдавил из себя улыбку.

   - Ты куда-то ушел и ничего не сказал. Я волновалась, когда отец вернулся без тебя, - сказала подбежавшая к нему Дорана.

   - Небольшое дело по работе, - с лица Ранкира не сползала глупая улыбка, а сам он замер, старательно подбирая слова. - Но я его сделал.

   Он старался разговаривать с ней непринужденно - она же его жена все-таки, но выходило из рук вон плохо. Нелепые фразы на публике - вот и вся их семейная жизнь. Дорана не подавала виду, но Ранкир знал, что девушка очень расстроена его отношением к ней. Он играл свою роль и играл очень плохо. Она же искренне его любила и верила, что однажды из ее названного мужа Мит превратится в настоящего.

   - Дораночка, красавица ты наша, - залебезил мельник, что совсем не вязалось с его грозным внешним видом. - Твой непутевый муженек вздумал отказаться от подарка моей Алонарушки, пирог не захотел брать! Пришлось самому идти, я вас собственноручно угощу им!

   - Ой, это так мило с вашей стороны, - смущенно улыбнулась Дорана. - Поднимайтесь наверх, отец сейчас с мамой. Я скоро подойду, прихвачу только меда. Вместе и попробуем!

   - Чудо, а не девушка! - воскликнул мельник и направился к лестнице на второй этаж.

   - Ты не видела Ванара после его возвращения в таверну? - негромко спросил ее Ранкир.

   - Нет, ты вышел за ним, а потом он вернулся один и ушел к маме, - Дорана смутилась еще больше. - Больше я его не видела. Но он выглядел... счастливым, да. Болезненным, но счастливым. Ты что-то сказал ему?

   - Да так, немного, - Мит некоторое время постоял, стараясь не смотреть ей в глаза. - Пожалуй, я догоню нашего гостя. Поднимайся к нам, как освободишься.

   Она поймала уходящего Ранкира за руку:

   - Спасибо, что помог отцу. Милый.

   Пробормотав что-то невнятное, подмастерье кожевника нагнал мельника, который уже завязал беседу с кем-то из посетителей. Мит не стал его отвлекать, он встал рядом и с той же глупой натянутой улыбкой дожидался, когда пародия на светский разговор подойдет к концу, а его мысли упорно возвращались к Доране. Такой, значит, будет его дальнейшая жизнь. Работа, дом, уважение горожан... семья? Достаточно странная семья получается. Если посмотреть со стороны, то он просто старался избегать своей собственной супруги. Хозяин таверны выделил им две комнаты - в одной жили Ванар и Палана, в другой обосновался Ранкир и его названная жена. Каждую ночь он заходил через дверь и выбирался через окно, чтобы заночевать в импровизированной мастерской за таверной. А Дорана молчаливо следила за ним, мечтая, чтобы хоть одну ночь он провел вместе с ней. Пусть даже не в постели, а просто наедине.

   Ранкир украдкой взглянул на свое запястье. Из-под рукава дешевого камзола торчал краешек лоскута светлой ткани. Он до сих пор хранил тепло ее тела. Тира На-Мирад, его возлюбленная. Она мертва, и вместе с ее гибелью мир Ранкира раскололся на части. Но тот мир, в котором убийца оказался после своей смерти, соткан не только из ненависти, боли и мести. Ванар, Палана и Дорана смогли доказать ему, что добро все еще живо. Городок Спасение показал ему, что покой до сих пор существовал. Еще не все потерянно.

   Да, он никогда не сможет любить кого-либо, кроме Тиры. Но это не означало, что Ранкир не должен позволять никому любить себя. Своего счастья он уже никогда не достигнет, но, может быть, ему удастся сделать хоть что-то хорошее в этой жизни, хоть как-то искупить свою вину, осчастливив Дорану. Прекрасная девушка уже слишком много страдала за свою жизнь, во многом из-за Ранкира, который в своей погоне за счастьем умудрился развязать кровопролитную войну между илийцами и марийцами. Она заслужила такую мелочь как жизнь с любимым человеком.

   - Мы идем или нет?

   Вопрос мельника вырвал Мита из задумчивости. Он только сейчас заметил, что беседа давно окончена, а его лицо до сих пор растянуто в глупой улыбке.

   - Извините, немного задумался.

   - Да понимаю, - захохотал здоровяк. - Будь у меня такая красавица жена, я бы тоже только о ней и думал! Видел бы ты свой взгляд - романтика!

   Мельник не умолкал до самой комнаты родителей Дораны. Аромат пирога приятно щекотал ноздри и раззадоривал желудок, но, подходя к двери Ванара и Паланы, Ранкир почуял что-то еще. Знакомый запах. Слишком хорошо знакомый.

   Дверь с негромким скрипом отворилась, мельник и подмастерье шагнули внутрь комнаты.

   - Ты можешь танцевать, так танцуй же, танцуй! Танцуй, Палана!

   Счастливый Ванар благодарил Свет за чудо и кружил свою жену в бальном танце. Она была одета в красивое платье, подол которого плавно колыхался, едва касаясь земли. Она нежно положила голову на плечо мужа и, кажется, плакала от радости.

   - Теперь ты снова можешь танцевать! - дрожащим от счастья голосом восторженно шептал Ванар.

   Сапожник уверенно вел в танце свою любимую партнершу. Видимо, раньше они очень часто танцевали друг с другом. Все было прекрасно, но...

   Соскользнувшая с плеча мужа голова Паланы безвольно откинулась назад. Ванар не обратил на это никакого внимания и продолжил кружить ее, осторожно наступая на скользкие доски. Вся комната была забрызгана кровью, на полу расползались багровые лужи. В углу валялись дощечки от шин. И ноги Паланы лежали рядом с ними. Они больше не болели, теперь она снова могла танцевать... Безумный бал для двоих. Красивое платье скрывало под собой безногое тело, изуродованное ножом для кройки кожи. Сапоги Ванара с противным звуком отлеплялись от пола. Его любовь преодолела все преграды, включая здравый рассудок, он смеялся и танцевал со своей мертвой женой.

   Ягодный пирог шлепнулся в кровь.

   - Он убил ее, - пробормотал мельник.

   Да, он убил ее. Он убил ее? Ранкир уже слышал эти слова. Так сказал один из стражников, которые выносили трупы из имения По-Сода в Градоме. Но он не убивал Тиру. Нет, только не это... Зачем он это делает? Зачем этот человек хочет отобрать у него тело Тиры? Почему он танцует с ней? Вот кто убил Тиру На-Мирад!

   - Салдай Рик... - прорычал Ранкир.

   Ужасный грохот сотрясал землю, срывая крыши домов, разбивая стены. Острый обсидиановый ветер рассекал плоть, оставляя после себя обглоданные стихией трупы. Вонючая вода не избавляла от жажды, а высасывала из тел всю влагу, покрывая безжизненную пустыню ровным слоем иссушенных человеческих оболочек. Ночь и кровь, безумие жизни и покой смерти, багровый и черный. Вот истинный облик мира, в котором жил Ранкир.

   Сливаясь с тенью черного дыма, убийца в одном рывке схватил Салдая Рика за голову, сорвав часть кожи с его лица, и впечатал его в бревенчатую стену комнаты таверны. Во все стороны полетели щепки, а вдогонку за ними устремились осколки черепа, брызги крови и ошметки расплющенного мозга. Удар, еще удар. Он бил его до тех пор, пока остатки головы наблюдателя из Синдиката не были размозжены окончательно.

   Шум у двери. Ранкир обернулся, пытаясь разглядеть хоть что-то сквозь плотную пелену мрака и материализованные черным туманом страдальческие лица всех убитых им людей. Точно, в дверном проеме показались те два стражника, которые унесли от него тело Тиры. И они обвинили его в убийстве той, ради которой он жил. Твари.

   - Я... не убивал... Тиру, - сложно было разобрать слова, вырвавшиеся вместе с нечеловеческим шипением изо рта полурастворившегося во тьме Ранкира.

   Движения противников были какими-то неуклюжими и медленными, словно само время мешало им. А убийца был одновременно везде. Быстрым и точным ударом кулака он сломал шею одному из стражников. Его тело еще не успело упасть, а Ранкир все бил и бил его в одно и то же место. Наконец, плоть человека не выдержала, и шея просто лопнула от молниеносных атак рук, слившихся с черным дымом, обдав все вокруг фонтаном крови. Но остался еще один стражник. Он узнает, испытает эту боль, разрывающую сознание Ранкира. Пусть он увидит сочащиеся черной кровью стены, услышит этот грохот осыпающейся могильной земли и вопли умирающих, вдохнет смрад смерти. Его ожидает жестокая расправа...

   Упала бутылка. Она покатилась по полу, и этот раздражающий звук перекатывающегося по деревянному настилу стекла разрезал мглу безумия Нгахнаре. Дорана испуганно смотрела на держащего ее Ранкира, и в уголках прекрасных глаз поблескивали росинки слез. Убийца медленно оглядел комнату. Бутылка медовухи укатилась к стене. Рядом лежало тело мельника с взорвавшейся шеей. Ванара можно было узнать только по одежде, от его головы мало что осталось. Палана покоилась на полу недалеко от своих ног. На ее лице застыла улыбка. Кажется, смерть не помешала ей насладиться последним танцем.

   Ранкир почувствовал в своей руке нечто нежное и теплое. Это было очень приятно, но его не покидало ощущение страшного греха. Дорана прильнула к нему своим телом.

   - Я видела твои страдания, - прошептала она. - Но не знала, что они столь сильны.

   Девушка с любовью погладила убийцу по щеке и умерла. Ранкир бережно опустил ее на пол и только тогда заметил, что его полуобращенная в дым рука была в ее теле и сжимала сердце Дораны. Нежное и теплое. Но остановившееся.

   Это безумие...

   Со стороны лестницы донесся топот десятка ног. Видимо, люди внизу услышали шум со второго этажа. Скоро они будут здесь и увидят ужасную картину кровавого побоища. Один из посетителей таверны уже заметил через открытую дверь окровавленного Ранкира, стоящего на коленях перед телом Дораны, и закричал.

   - Нет, пожалуйста, - шептал убийца. - Не надо. Я не хочу...

   Но багрово-черная пелена уже застилала его взор.

   Живых свидетелей не осталось. Никто не сможет рассказать о черном дыме, который убил всех людей в таверне спокойного илийского городка под названием Спасение. А огонь пожара сотрет все следы.

   "Ты все еще слышишь меня? Тогда услышь: Безумие Нгахнаре, мой дар, его нельзя держать внутри себя. Наша сделка - это не просто договор, а нечто такое, что твой жалкий человеческий разум не в силах понять. Ты брошен на чашу весов мироздания, твое возвращение к жизни после смерти без смерти пошатнуло равновесие. Люди умирают вокруг тебя, мое безумие высвобождается - все это уравнивает тот факт, что тебя не должно существовать в этой реальности. Я не надеюсь, что ты поймешь меня, Ранкир Мит, просто знай - договору надо следовать любой ценой. Особенно если ты заключил его со смертью воплощенной. Ты желаешь мести - тебе дано все, чтобы осуществить ее. Взамен я попросил самую малость - пожни для меня обильный урожай и передай мои слова Мертвой Руке в Донкаре. Не играй с силами, которые выходят за рамки твоего понимания, человек".

   Голос багрово-черного владыки замолк, оставив Ранкира в тишине. Он снова шел на запад, прихрамывая на одну ногу. Далеко позади можно было различить зарево пожара в Спасении. Его отблески в темноте ночи напоминали сумасшедшую раскраску мантии Нгахнаре. Под пеплом таверны убийца похоронил свои надежды на новую жизнь. Только что обретенная семья рассыпалась прахом. Люди, которые приняли его, были добры к нему, любили его, теперь мертвы.

   Если бы Ранкир не был безумен, то обязательно сошел бы с ума. Ничего не осталось, ни чувств, ни эмоций, ни веры, ни надежды. Всю его сущность заполнили условия жестокого договора, мучительные воспоминания гибели Тиры, невыносимая тяжесть вины и жажда мести. Опять все с начала. Он снова один. Даже Тиуран Доп молчал и шел немного поодаль.

   Ранкир ошибся. Его новый мир соткан только из ненависти, боли и мести.

   Глава 26

   - Балбес, - пробормотал Этикоэл, наблюдая за потугами ученика. - За месяц ты почти не продвинулся. Что толку от теории, которой ты забил свою пустую голову, если на практике ничего реализовать не можешь?

   Тяжело дыша, Аменир взглянул на свой куб, парящий над ладонью. Золотистое свечение символов было едва заметно. Он потратил слишком много сил, пытаясь найти в мироздании нить, которой не знал. Этикоэл Тон специально выбрал простой материал и непростое задание, чтобы подтолкнуть своего ученика к дальнейшему развитию. Нащупать в реальности неизвестную нить - смертельный риск для реаманта и очень трудоемкий процесс. После нескольких попыток Кар остался жив, но повторить феерический успех как в том случае с мародерами, ему до сих пор не удавалось. Пожилой реамант больше не проводил такие опасные тренировки и уже начал думать, что то было чистой случайностью, а юный Аменир, обладающий огромной скрытой силой изменения реальности, теперь боялся раскрыть свой потенциал. Хоть юноша и старался, но страх навредить кому-либо сдерживал его.

   За деревьями можно было разглядеть городскую стену Нового Крустока. Реаманты каждое утро уходили в близлежащий лес, чтобы продолжить тренировки, но в последнее время энтузиазм Этикоэла улетучился, а сам старик постоянно ворчал и ругался на Аменира.

   - Напряги свою подушечку для иголок, которую ты называешь головой, и расправься с этим ничтожным камешком! - выкрикнул Тон, яростно приглаживая топорщащуюся бородку. - Может, хоть помрешь тут от перенапряжения и избавишь меня от мук возни с такой бездарностью!

   - А совсем недавно вы называли меня талантом, - прохрипел Аменир.

   - Даже я могу ошибаться. Хватит болтать, работай!

   Камешек, который на деле был огромным валуном с человеческий рост, никак не желал меняться. Материал чрезвычайно прост, но если не знать о соответствующей нити в ткани мироздания, то при попытке как-то изменить его существовал огромный риск сделать какую-нибудь фатальную оплошность.

   Символы на кубе завращались, сменяя друг друга в очередной последовательности, о которой Аменир ничего не знал. Тусклая золотистая вспышка - безрезультатно. Попытки угадать, прийти к правильному варианту, следуя от подобного к подобному, перебирать в голове тысячи схем теоретической реамантии - ничто не помогало.

   Слабое сияние символов почти исчезло. Силы окончательно покинули Аменира, в дальнейшей тренировке не было смысла. Он привычным жестом подозвал куб, и тот, уменьшившись до размера горошины, послушно вернулся в его ладонь, пронзив руку мимолетной болью. Тяжело выдохнув, юный реамант опустился на землю.

   - Я устал. Хочу повидать друзей. Последняя наша встреча была не очень радостной, мы поминали Тиурана. А сейчас я даже не знаю, где они и живы ли вообще...

   Этикоэл поморщился, но промолчал. За последнее время пожилой реамант сильно сдал, стал выглядеть болезненно, вечно был раздражен. То ли дело было в разочаровании учеником, то ли в чем-то еще. Старость все-таки здоровья не прибавляет.

   - А вы, мастер, - обратился к нему Аменир. - Вы никогда не рассказывали про свою семью или друзей.

   - Не твое дело, сопляк, - буркнул Тон. - Если ты выдохся, то надо возвращаться. К вечеру отдохнешь, мы вернемся и продолжим.

   - А коллеги по Академии, другие ваши ученики? Неужели вы действительно такой нелюдимый, каким хотите казаться?

   - Коллеги - глупцы, не способные осознать даже предназначение своих собственных наук, не говоря уж про реамантию. Другие мои ученики? - Этикоэл отвернулся и некоторое время молчал. - Некоторые из них мертвы, некоторые... В общем, существованием это сложно назвать.

   - Что произошло?

   Старик задумался, но затем кивнул и сказал:

   - Пожалуй, это тебе нужно знать. Они, как и ты, хотели изменить мир, создать его лучшую версию. Я пытался сделать их равными себе, но никто не выдерживал достаточно долго. Они сходили с ума, умирали от перегрузок, убивали себя в результате неправильно проведенного опыта. Некоторые из них возжелали приобрести огромную силу и знания за короткий срок и отправились в ирреальное. Думаю, там они весело проведут свое несуществование ближайшие две-три бесконечности.

   Об этом уже заходила речь ранее. Этикоэл запрещал Амениру даже пробовать шагнуть за грань настоящей реальности, потому что это практически равносильно самоубийству. Но взглянув на мироздание изнутри можно приобрести истинное могущество. Кар уже решил для себя, что обязательно побывает там, иначе он никогда не овладеет силой, способной создать лучший мир.

   - А как мы это сделаем? - спросил Аменир.

   - Что сделаем?

   - Наш лучший мир. Вы столько говорили о возможностях реамантии, которые можно использовать для совершенствования мироздания, но так и не объяснили, как мы сможем создать лучший мир.

   Хмыкнув, Этикоэл неторопливо подошел к сидящему на земле ученику и внимательно посмотрел ему в глаза.

   - Есть какие-нибудь идеи? - поинтересовался старик.

   Вопрос застал молодого реаманта врасплох. Аменир, конечно, неоднократно размышлял на эту тему и хотел поделиться кое-какими догадками со своим учителем, но сейчас все они показались сущей глупостью.

   - Можно попробовать отыскать нити мироздания, ответственные за негативные эмоции и чувства людей, - неуверенно произнес Кар. - Если получится, то мы одним махом сможем...

   - Идиотизм, - отмахнулся Этикоэл, перебив ученика. - Во-первых, столь абстрактные вещи представлены в ткани мироздания миллионами нитей, это слишком многогранные явления, которые переплетаются и взаимодействуют практически со всем, где замешан человек. На поиски и изменение этих нитей уйдет очень и очень много времени.

   - Я просто...

   - Во-вторых, ты не подумал, что с каждым новым человеком, с каждой новой испытанной им негативной эмоцией будет появляться целый пучок новых нитей, вызванных последствиями и взаимосвязями. Как бы ты не старался избавиться от них или изменить их к лучшему, они все равно будут существовать и даже множиться.

   - Ладно, я уже...

   - В-третьих, ты не учел защитный механизм реальности от такого грубого вмешательства. Ткань мироздания будет сначала противодействовать, а очень скоро приобретет иммунитет к подобному воздействию на определенные нити и вовсе перестанет реагировать на твои жалкие потуги.

   Аменир молчал, чтобы не давать старику возможности снова перебить его. Складывалось ощущение, что глава факультета получал от этого удовольствие...

   - Одним словом, дерьмовая идея, - заключил Этикоэл после продолжительной паузы.

   - Это было понятно и после первого вашего комментария, мастер, - проворчал его ученик. - Может быть, у вас есть какое-то свое решение?

   - Есть.

   Аменир ждал, но Тон так ничего больше и не сказал. Старик тяжело присел на пенек, переводя дыхание. Раньше у него никогда не было отдышки, а ведь сейчас он даже почти не двигался и уж тем более не пользовался практической реамантией. Время берет свое. Скорее всего, именно поэтому он и торопился передать знания своему последнему ученику. Но как-то уж очень резко Этикоэл постарел. Разве так бывает?

   - Если ты отдохнул, пока языком тут чесал, то продолжай практиковаться, - произнес Тон. - Нет - пошли в Новый Крусток. Я немного устал.

   - Вы так и не сказали...

   - Практикуйся! - закричал старик, но взяв себя в руки все же пояснил: - Я не могу рассказать тебе о своем варианте создания лучшего мира. Ты должен прийти к нему сам. Самостоятельное решение и твоя чистая фантазия, понимаешь? Я хочу, чтобы ты искренне подошел к этому делу. Надо пожертвовать очень многим, как бы тяжело это не было. И времени осталось не так уж и много.

   Он замолчал, и Аменир понял, что больше Этикоэл не произнесет ни слова. Значит, сам должен найти путь создания лучшего мира. Но зачем это делать, если Тон уже все придумал? Впрочем, спорить со стариком не хотелось, все равно ведь бессмысленно. Если он решил, что Аменир должен додуматься до этого самостоятельно, то пусть будет так.

   Этикоэл старел. Среди великих реамантов от учителя к ученику переходили мечты о лучшем мире. Сейчас Алокрия билась в агонии гражданской войны, бывшие друзья и соратники убивали друг друга, люди страдали. Так было и будет всегда, и не только в этой стране. Пройдут года, века, тысячелетия - все будет точно так же. Борьба за лучший мир началась уже давно, но именно Аменир должен ее закончить. В конце концов, человек может сделать все, что способен представить.

   Отбросив усталость, молодой реамант поднялся на ноги. К черту жалкую физическую оболочку, сила изменяющего реальность только в свободе воображения и открытом разуме. Фрагменты ткани мироздания нельзя увидеть, услышать или почувствовать, можно лишь знать, что они есть. Аменир не знал нужной нити, но разве это преграда для человека, способного изменить мир?

   Секции на кубе завертелись с огромной скоростью, реамант едва успевал считывать появляющиеся комбинации символов. Наконец, что-то подсказало ему о верном выборе. Золотистая вспышка осветила напряженное лицо реаманта, и огромный валун моментально превратился в серую жидкость. Камень ручейками потек по склону, а Аменир успел обрадоваться успеху, прежде чем у него в глазах помутилось, и он потерял сознание.

   - Сойдет, - проворчал Этикоэл.

   Старик встал с пенька и подошел к растянувшемуся на земле ученику. Он попинал Кара и удовлетворенно хмыкнул, услышав его слабый стон.

   - Живой, значит. Тебе повезло, - заключил Тон. - Нужно грамотно прикидывать свои силы, недоумок. Как оклемаешься, можешь возвращаться в город. Не буду тебя дожидаться, у меня и другие дела есть. Надеюсь, никакие хищники тебя не сожрут, пока ты наслаждаешься своим обмороком...

   Звери не тронули Аменира, но и обратный путь до города сложно было назвать приятной прогулкой. Реамант не знал, сколько времени пролежал без сознания, но клонящееся к закату солнце подсказывало, что прошло как минимум полдня.

   Все тело болело, ноги едва держали его, а желудок судорожно дергался, пытаясь извергнуть наружу хоть что-то, но, к счастью, Кар ничего не ел с самого утра. Перегрузка в реамантии действительно страшна, и если поиск новых нитей ткани мироздания будет всегда проходить подобным образом, то Аменир долго не протянет. Конечно, шаг за грань реальности моментально раскроет суть многих вещей, но он же мог повлечь за собой ужасное бесконечное существование в ирреальном, при котором систематическая диарея и рвота покажутся крайне приятным времяпрепровождением.

   Шатаясь, реамант прошел через городские ворота, стараясь не вызвать подозрений у стражников - отвечать на расспросы ему сейчас совсем не хотелось. Опасения были напрасны, потому что к вечеру все стражи порядка в Еве уже были пьяны. Это такая местная традиция - утолять жажду исключительно жидкой кислятиной, которую жители Евы упрямо называли вином. Видимо, стражники были особо подвержены жажде, раз упивались к вечеру до полусмерти.

   Пейзаж трущоб Нового Крустока оптимизма не добавлял совсем. Аменир шел и смотрел на убогие ветхие дома, которые выглядели еще ужаснее из-за жалких попыток горожан украсить свое жилье флагами, лентами, поделками из бумаги и прочим мусором. Конечно, нельзя винить людей в том, что они хотели как-то облагородить свои дома, скрасить унылый вид города, но подобная безвкусица безжалостно резала глаза юному реаманту, который всю свою жизнь провел в относительно чистом и богатом Донкаре.

   Останавливаясь на каждом перекрестке чтобы перевести дыхание, он все-таки добрался до зданий Академии, которые выделили ей власти Нового Крустока. Фармагики имели средства и смогли самостоятельно приобрести несколько других помещений, где свободно разместили свои лаборатории, библиотеку, склад реактивов и неизвестно что еще. Маной Сар даже не скрывал, что переделывает Академию исключительно под фармагиков.

   С трудом переставляя ноги, Аменир зашел в небольшой двухэтажный домик факультета реамантии. Внутри оказалось еще пустыннее обычного. Реаманты постепенно растворялись в городе, окончательно разочаровавшись в своей науке, что было не так сложно на фоне всепоглощающего пренебрежения со стороны главы Академии. "Никто не понимает всю важность нашего дела, - грустно подумал Кар. - И не хочет понять".

   Так уж в Алокрии повелось - презирать реамантию и насмехаться над ней. Попробуешь объяснить - засмеют. Продемонстрируешь реальную силу - испугаются. Со страхом придут репрессии, могущественные организации и власти будут пытаться использовать силу реамантов в своих целях, начнется новый виток борьбы человеческих пороков, который может уничтожить весь мир. Если верить Этикоэлу, то сейчас существовало всего два сильных реаманта - он сам и его ученик. На самом деле, людей, способных к реамантии, намного больше и, вероятно, среди них есть те, кто обладает поистине огромной силой. Но они просто даже не пытались стать реамантами. Это ведь бессмысленно, лишено малейшего престижа, бездоходно и вообще никому не нужно.

   Со второго этажа донесся жуткий кашель. Очнувшийся от мрачных мыслей Аменир, спотыкаясь, вбежал наверх и влетел в кабинет Этикоэла. Старик стоял на четвереньках и надрывно кашлял.

   - Держитесь, мастер, я сбегаю за фармагиками, - сказал Кар и бросился к двери.

   - Стой, - прохрипел Этикоэл, останавливая его. - Не надо, мне уже лучше.

   Молодой реамант нерешительно потоптался на одном месте и, в конце концов, решил прислушаться к учителю. Он помог ему подняться и усадил на кушетку, заваленную книгами и свитками.

   - Что с вами случилось? - спросил Аменир.

   - Сам не видишь, что ли? - огрызнулся Тон. - Приглядись повнимательнее: лысина, седая борода, морщины, дряблая кожа. Я стар, балбес ты эдакий! Вот что со мной случилось.

   С этим тяжело поспорить.

   - Но еще недавно вы...

   - Еще недавно я не был так стар, как сейчас, - раздраженно перебил его Этикоэл. - А через некоторое время я уже не буду так молод, как сейчас. Ты совсем глупый, да?

   Меньше всего Аменир хотел сейчас выслушивать его ворчание и ругань. Каким бы мудрым наставником и могущественным реамантом Этикоэл Тон ни был, он оставался тем же стариком с очень тяжелым характером, который граничит с психопатией. Иногда становилось сложно верить, что этот человек желает создать лучший мир. Хотя, скорее всего, именно текущая реальность и сделала его таким, поэтому-то он желал избавить ее от жестокости, алчности, лживости и эгоизма.

   - Если это все, что вы хотели сказать, то я пойду, - холодно произнес Аменир и направился к выходу.

   - Постой, парень, - черты Этикоэла немного смягчились. - Я немного сорвался. Но и ты мог бы не задавать глупых вопросов.

   Не похоже на извинение, но Кару и этого было достаточно. Все-таки он всегда быстро прощал своих обидчиков. Даже слишком быстро. Да и сложно было злиться на слабого бледного старика, вид которого говорил о том, что ему сейчас очень нелегко - он все еще морщился от боли, сиплый голос выдавал надорванное кашлем горло и измученные легкие.

   - Наверное, я все же схожу за фармагиками, - решил Аменир.

   - Не стоит, они не смогут мне ничем помочь, - вяло отмахнулся Этикоэл. - А у них и так проблем по горло. Вспышки эпидемии участились, фармагики видят смерти людей каждый день, но все равно стараются предотвратить их. Многие из них - самовлюбленные молокососы, считающие, что вокруг них крутится земля, однако они делают доброе дело. Не надо им отвлекаться на жалкого старика, сейчас они по-своему создают лучший мир...***

   - Им не хватает материала. Безмозглые лаборанты неспособны найти даже такую мелочь.

   Маной Сар остановился у огромного зеркала в коридоре дворца наместника Евы. Раздраженно одернув мантию болотного цвета, фармагик пошел дальше, продолжив негромкую беседу с самим собой.

   - Да даже если в этой вонючей Еве исчезнет половина населения, никто и внимания не обратит. А они говорят - не хватает материала!

   Очередное собрание Комитета снова оторвало его от важного проекта. Лаборатория, в которой работал юный фармагик Кальмин Бол, добилась наибольших успехов, но они вечно жаловались на нехватку подопытных. Некоторые лаборанты даже пытались возражать, напоминая о ценности человеческой жизни и морали.

   - Мораль, жалкая жизнь какого-то там человека... Это все ерунда, нас ждет настоящий прорыв. А они боятся заплатить такую ничтожную цену за настоящую науку.

   Очередной неудачный опыт вывел главу Академии из себя. Прошлые успехи начали казаться обычной случайностью, а фармагия не терпит случайностей. Подопытные мучительно умирали в лужах собственной растворяющейся плоти, их настигало удушье от заполнявшего легкие геля, сердце останавливалось от загустевшей крови, судороги выворачивали суставы и разрывали мышцы, но результат оставался все тем же.

   - Этот наглец, Шеклоз Мим, намекает, что мне надо поубавить свои аппетиты. Мол, ему тяжело прикрывать столь частые пропажи людей. Кто его вообще поставил главенствовать над нами? Править должен умный, а не хитрый...

   Эпидемия расползалась по Алокрии, поражая в основном мирное население страны. Но эта болезнь примитивна, особого вреда здоровью она не причиняла. Впрочем, Шеклоз был доволен - паника и отчаяние среди людей росли, а это значит, что внезапное спасение, которое дарует людям Комитет, будет более эффектным. Однако сам Маной имел на эпидемию совсем другие планы.

   Фармагик мечтательно улыбался, погрузившись в свои мысли, и не заметил, как оказался перед дверьми зала, где проходило собрание. Стоящий у двери молодой стражник отсалютовал ему и сообщил:

   - Все уже в сборе, мастер Маной. Ждут только вас.

   - Хорошо, - фармагик собрался пройти внутрь, но замер и внимательно посмотрел на солдата. - Какой-то нездоровый у вас вид, юноша. Боюсь, как бы вас не коснулась эта жуткая эпидемия. Дождитесь меня после собрания, я вас провожу одну из наших лабораторий. Там вам помогут.

   - Большое спасибо, мастер Маной, - обрадовался стражник. - А я-то и думаю, что вроде как приболел.

   - Не стоит благодарности, это долг настоящего фармагика, - улыбнулся Сар. - После нашей лаборатории вы точно перестанете чувствовать себя плохо.

   "Материала им не хватает, балбесам. Две фразы, и материал сам идет на опыты. Всему учить надо...", - раздраженно подумал Маной, заходя в зал заседания. На этот раз на собрании Комитета присутствовали все, включая наместника Евы Ерома По-Геори. Фармагик окинул взглядом комитов.

   Скучающий Касирой Лот сидел и прикидывал, через какие интервалы времени он может наполнять свой бокал кислым вином, чтобы это не выглядело как пагубное пристрастие. Видимо, речь шла не о финансах, иначе он не имел бы столь отрешенный вид.

   А вот Мирей Сил смотрел на говорящего Шеклоза исподлобья, скрестив руки на груди. Он явно не доволен политикой главы Тайной канцелярии и бездействием Комитета. Комит колоний, безусловно, хотел добиться процветания Алокрии, но путь, который избрал Шеклоз, и бесчеловечные методы шпиона выводили его из себя. Пожертвовать сотнями тысяч людей ради счастливой жизни будущих поколений - это сложно назвать справедливостью, по мнению Мирея.

   Нервный Ером По-Геори елозил в своем кресле. Очевидно, наместник был раздражен тем, что его втянули в это предприятие и использовали как прикрытие для заговорщиков, да еще и считали при этом пустым местом. На самом деле, как бы Шеклоз ни провозглашал, что Алокрия неделима, и жить в ней будет единый народ - алокрийцы, на самом деле все нынешние комиты по своему происхождению были илийцами, и их пренебрежительное отношение к "марийской деревенщине" в лице Ерома замечалось с первого взгляда.

   - Вы опоздали, мастер Маной, - опершись на стол, заметил Шеклоз Мим. - Уверен, у вас была уважительная причина.

   - Была. У меня все причины уважительные, - с легкой улыбкой ответил фармагик.

   "Буду я еще отчитываться перед каким-то выскочкой", - Маной неторопливо занял свое место за столом.

   - Не сомневаюсь, - пробормотал Шеклоз. - Пожалуй, продолжим...

   Главу Академии слабо интересовала политика и то, кто кого сейчас побеждает на поле боя. Во всяком случае, он делал вид, что это так, ведь от исхода гражданской войны зависили его личные планы. Поэтому Маной Сар сидел, состроив скучающую физиономию, но внимательно прислушивался к каждому слову Шеклоза. В конце концов, никакая информация не должна пройти мимо того, кто умеет ей пользоваться.

   Фронт расползся вдоль всей илийско-марийской границы. Приграничные города переходили из рук королевской армии к республиканцам и обратно по нескольку раз за неделю. В центре Алокрии зияла кровоточащая рана из пепелищ городов и полей боя, заваленных трупами. Сейчас о достойном погребении никто и не мечтал. Мертвецам уже ничем не помочь, пережить бы самому этот фестиваль смерти, в котором смешались деньги, идеи, власть и десятки тысяч человеческих жизней, ставших мелкой разменной монеткой на весах противостояния Илии и Марии.

   Южная провинция Алокрии, Ева, пока еще находилась вне событий гражданской войны. Она просто никому не нужна. К тому же в ней разместился нейтральный Комитет, а у короля и предводителей республики еще осталась толика здравого рассудка, чтобы не обращаться за помощью к нему. Если придавать комитам слишком большое значение, то оно за ними очень быстро закрепится. А еще одна сила в борьбе за власть не нужна никому. Раз миротворцы не способны покончить с войной, то пусть хотя бы не вмешиваются.

   Бахирон Мур до сих пор не знал, чем вызвано столь внезапное нападение марийцев, и его планы моментально обрушились. Малой кровью уже не обойтись. Все сильно усложнялось беспорядками в Илии и резней, устроенной смертепоклонниками в Донкаре, на которые королю приходилось выделять солдат. И выхода из сложившейся ситуации он не видел. Ему оставалось только воевать, следуя течению событий, и надеяться, что рано или поздно решение найдется. Слабое утешение в заведомо проигрышной войне всех против всех. Мог ли Мур отступить? Нет, только не теперь. А Илид По-Сода продолжал яростно атаковать королевские войска, не щадя своих людей. Впрочем, еще совсем недавно они были подданными короля Бахирона, но диктатор предоставил им простой выбор - умереть или перейти на сторону республики и доказать свою верность, сражаясь против илийцев в первых рядах. Настоящая бойня...

   - Дело приобретает катастрофический оборот, - перебил шпиона Мирей. - Мы не можем допустить такие жертвы в этой бессмысленной войне! Речь шла о том, что они измотают друг друга, а не будут поголовно истреблять население страны!

   - В нашем случае, мастер Сил, это одно и то же, - спокойно ответил Шеклоз. - Впрочем, все уже близится к завершению.

   - Нас, наконец, схватят и казнят как предателей Алокрии? - поинтересовался Ером По-Геори.

   В дрожащем голосе наместника Евы прозвучала надежда. Он уже устал бояться комитов, Бахирона, республиканцев, вообще всех. Казнь хотя бы избавит его от бесконечного страха и ожидания смерти, которая могла явиться за ним в любой момент.

   - Нет, я имел в виду не это, - Шеклоз поморщился. - На фронте наблюдается тенденция к объединению армий, стягиванию всех сил в единый кулак и с одной стороны, и с другой. Думаю, близится решающая битва.

   - После этого мы сможем начать что-то делать, кроме наблюдения за смертями людей, разжигания войны и прочих интриг? - недоверчиво спросил Мирей.

   - Не просто сможем, а должны будем начать что-то делать, - по лицу главы Тайной канцелярии расползлась жуткая улыбка. - Если под "что-то" вы понимаете создание великой страны под нашим руководством.

   - Я не верю тебе. Не верю ни единому твоему слову, Шеклоз, - с расстановкой произнес Сил, исподлобья глядя на шпиона сверкающими злобой глазами. - Но у меня нет другого выбора, кроме как согласиться с тобой. Молись, чтобы я оказался не прав и для Алокрии настали лучшие времена. Если нет, то после всего того, что ты сделал с моей страной, я лично убью тебя. Медленно и жестоко.

   Спокойно выслушав комита колоний, Мим согласно кивнул, продолжая улыбаться. Специально ли он старался сделать эти жесты столь пугающими или нет, но все присутствующие почувствовали холодок, пробежавший по спинам. "А ведь и он не шутит, - поймал себя на мысли Шеклоз, глядя на Мирея Сила. - И это они еще не знают о фасилийском вторжении в Алокрию. Впрочем, становление нашего нового мира, лучшего мира, уже ничто не остановит".

   - Пожалуй, продолжим...

   Глава 27

   Зов рога и бой барабанов ознаменовали начало новой атаки фасилийцев. В узком ущелье одновременно могло сражаться не так уж много людей, но и при таком раскладе у солдат Кассия Третьего было почти тридцатикратное численное преимущество. Однако даже сейчас они не чувствовали уверенности в собственной победе, шагая по многослойному настилу из павших товарищей навстречу редкой цепочке инквизиторов и Светоносных.

   Эта атака должна стать последней. Между фасилийской армией и Алокрией стояли всего пара сотен защитников. Нелепо и необъяснимо - одетые в одни тонкие робы монахи даже не пытались убивать своих противников, они легко уходили из-под ударов мечей и копий, а неизвестно откуда льющийся свет слепил фасилийцев, раскаляя глаза даже сквозь закрытые веки. Все остальное делали инквизиторы, умело расправляясь с уязвимыми солдатами Кассия. Этот смертельный фарс выводил правителя Фасилии из себя.

   - Месяц, - прошипел король, взирая на жидкую шеренгу алокрийцев с горного уступа. - Мы застряли здесь на целый месяц. А они не ели. Не пили. Не спали. Даже ночью на них ниспадает свет. И мои люди ничего не могут с ними поделать!

   Кассий резко развернулся и с перекошенным от гнева лицом подошел к Карпалоку Шолу, который всюду следовал за ним. Старик не знал, куда себя деть от взгляда короля, а о вспыльчивости фасилийского правителя ходили легенды. Однажды он заставил кухарку сварить собственного внука из-за пресного поросенка на одном из королевских приемов. Скорее всего, это выдумка, но когда Кассий выглядел так, как сейчас, даже самый упрямый скептик невольно поверил бы в подобные россказни.

   - Это какая-то шутка, Спектр? - спросил король, подойдя почти вплотную к трясущемуся Шолу. - Что они такое?

   - Я не знаю, мой король, - попятился Карпалок. - О Светоносных ничего не известно даже алокрийской Церкви Света.

   Кассий подошел еще ближе и впился гневным взглядом в глаза старика.

   - Месяц. Они сражаются с нами уже месяц. Инквизиторы и монахи ждали нас здесь, Спектр. Я начинаю подозревать, что это ловушка. И я был бы в этом уверен, если бы "ловушка" была чуть менее абсурдной.

   Карпалок судорожно сглотнул. Едва держась на ногах, он снова попятился назад, оступился и уже покатился бы с горы вниз, если бы его не поймал за руку Кассий.

   - Ты умрешь не так, Спектр, - произнес фасилиец, затаскивая старика обратно на уступ. - Ты мне еще нужен.

   - Вы мне верите, мой король? - схватившись за сердце, спросил Карпалок.

   - Пока верю. Но с этим бредом пора кончать.

   "Воевать с монахами. Позор", - Кассий раздраженно сплюнул и вернулся к наблюдению за происходящим в ущелье.

   Немало разведчиков пропало без вести в попытках найти обходной путь, чтобы не тратить впустую время и силы в битвах со странным авангардом Алокрии. Скорее всего, столь крупная армия могла пройти только здесь. Если же пытаться обогнуть хребты Силофских гор не по этому ущелью, то возникала большая вероятность, что обоз со снабжением просто не сможет там пробраться. Да и человеческие потери вряд ли будут меньше - местная природа славилась своим дурным нравом и жестокостью к паразитам, карабкающимся по отвесным склонам.

   Фасилийцы вырывались вперед, наседая на Светоносных, а затем резко отступали, отмахиваясь оружием и заслоняясь от ослепительного света, который видели только они. Кассия это представление сильно раздражало - солдаты должны сражаться с солдатами, а не с каким-то наваждением. Но и в рядах алокрийцев были заметны потери. Фасилийские мечи легко разрубали ничем не защищенные тела монахов, если им все-таки удавалось попасть по ним. Истощенные и израненные инквизиторы еле держали в руках оружие. Ответной атаки больше не будет. Безусловно, именно сегодня закончится это нелепое противостояние.

   - В такой победе мало чести, - пробормотал Кассий, играя желваками.

   Ряды Светоносных и инквизиторов таяли очень быстро. Один за другим под ноги фасилийских солдат падали изрубленные и проткнутые защитники Алокрии. Кажется, они окончательно выдохлись и больше не могли сражаться с многократно превосходящим их численностью противником. Около полутора тысяч алокрийцев погибли все до единого, не имея ни подкреплений из основной армии, ни порядочной экипировки, ни снабжения. Невнятный фарс близился к завершению.

   Отказавшись от помощи оруженосцев, король Фасилии спустился по крутому склону. Надо было о многом поразмыслить. Этот этап захвата Алокрии не вписывался ни в какие планы, да и вообще как-то неестественен был этот месячный простой в ущелье Силофских гор. Семион Лурий систематически отправлялся в разведку вместе со своими людьми, но вплоть до крепости Силоф никаких алокрийских сил замечено не было. Значит, Светоносные и инквизиция действовали самостоятельно. А это лишено всякого смысла.

   - Бахирон Мур, твоя страна меня с ума сведет. Вечно тут происходит какая-то несуразица...

   Вдыхая прохладный воздух с витающим в нем ароматом смерти, Кассий шел по ущелью, осматривая поле боя вблизи. Немного позади плелись его оруженосцы, знатные рыцари, эсквайры, всевозможные стратеги и советники, одним словом - именитый сброд, который предпочитал не пачкать свои руки в боях, но присваивал себе заслуги победителей.

   Ближе к линии основных сражений все чаще встречались фасилийские солдаты, которые оказывали первую помощь раненым товарищам и милосердными ударами кинжалов избавляли от предсмертных мучений тех, кто не способен оправиться от своих ран. Мерзлая земля под ногами короля была пропитана кровью, казалось, что если сжать ее в кулаке, то сквозь пальцы брызнет грязная алая жидкость.

   Своих погибших фасилийцы всегда забирали с поля боя, чтобы воздать им последние почести и отправить их тела родственникам на родную землю. Но на пути Кассию встретилась бесформенная куча трупов монахов и инквизиторов, сваленных кое-как друг на друга. Они мертвы уже неделю или больше, но холод Силофских гор не давал им разлагаться, а только иссушал плоть и кожу, облепившую черепа павших.

   - Будь ты проклят, Мур. Твоя страна точно сведет меня с ума, - пробормотал король, подойдя ближе к телам первых защитников Алокрии.

   Он смотрел в их замершие лица. Кассий видел тысячи убитых людей, их жуткие гримасы, маски смерти, физиономии, искаженные предсмертными муками. Но никогда прежде ему не встречались такие светлые и блаженные лица мертвецов. Их невидящие взоры были устремлены в небо, на губах застыли легкие улыбки. Завороженный Кассий стоял над инквизиторами и монахами, которые знали, что умрут, но видели в этом великую цель своего существования. Их жертва не была напрасной, но никто, кроме них самих, этого никогда не узнает. Король Фасилии не знал, почему и ради чего тринадцать сотен человек пошли на самоубийство, защищая королевство, которое даже не потрудилось ничем им помочь, но он видел их доблесть и самоотверженность. Не важно, в патриотизме ли дело или в религии, но очевидно одно - это были люди чести.

   Небрежным жестом Кассий подозвал кого-то из своей свиты и, даже не взглянув на поспешно подошедшего человека, приказал:

   - Проследи, чтобы их телам был выказан должный почет. Такие великие воины не должны стать кормом для горных падальщиков.

   - Мой король, разве это разумная трата нашего драгоценного времени? Мы даже не знаем их порядков и погребального обряда, - раздался мальчишеский голос с нотками высокомерия.

   Оторвавшись от созерцания лиц погибших алокрийцев, король обернулся. Говорившим оказался какой-то юный оруженосец. Кассий окинул его презрительным взглядом. Идеально подогнанная одежда с вышитыми золотой нитью узорами, высокие сапоги, начищенные до блеска, уложенные волосы и легкий меч в украшенных самоцветами ножнах. Такие, как он, шли на войну, но воевать даже не собирались.

   Резким и хлестким ударом тыльной стороны ладони Кассий отправил франта в короткий полет. Латная перчатка короля сорвала лоскут кожи с ухоженного лица и размозжила идеально прямой нос, раскрыв веер кровавых брызг.

   - Тогда найди Спектра. Он должен ошиваться где-то тут, - произнес Кассий, не обращая внимания на воющего и катающегося у его ног оруженосца. - Все наши противники должны быть достойно погребены. Если потребуется, то вы все лично будете копать промерзшую землю голыми руками. Все равно ваши бесполезные культяпки ни на что большее не годны.

   Отвернувшись от пестрой свиты, фасилийский король в последний раз взглянул на гору трупов и двинулся дальше по ущелью в сторону, откуда доносились победные крики его солдат. Кажется, все наконец-то закончилось. На полпути ему встретился запыхавшийся посыльный, который чуть было не пронесся мимо, не ожидая увидеть короля так близко от места битвы. Покрытый грязью и пятнами крови солдат поклонился и затараторил:

   - Мой король, мы победили. Враг разбит, они все убиты. Наши потери...

   - Все алокрийцы убиты? - переспросил Кассий. - Пленных нет?

   В голосе короля чувствовалось огорчение. Он высоко ценил воинскую доблесть, даже если она принадлежала монахам или религиозным фанатикам из инквизиции. Посыльный был немного смущен реакцией короля, но утвердительно кивнул.

   - Они сражались до последнего, повелитель. У них ломалось оружие, и они нападали с голыми руками. Им отсекали руки - они кидались на нас, пытаясь вцепиться зубами в глотки. Их смертельно раненные бойцы бросались вперед, прорывая наши ряды, чтобы создать брешь для контратаки. Звери, а не люди, - солдат судорожно сглотнул. - Впрочем, один еще дышал, когда я уходил, но он долго не протянет.

   - Веди, - приказал король.

   По мере приближения к месту основной схватки воздух становился все тяжелее, нос защекотал запах крови, а во рту появился осадок с привкусом железа. Но Кассий дышал полной грудью, вспоминая свою молодость, когда он с мечом в руке прокладывал Фасилии дорогу к величию. Король вздохнул и вытер пот, выступивший на лбу. Для битв он уже стар, но как правитель - вошел в самый возраст. Нельзя стать достойным правителем, посылающим своих подданных на смерть, не пройдя самому пекло боя.

   Радость победы у окружающих Кассия солдат уже немного схлынула, оставив после себя пьянящий осадок. Они растаскивали тела раненых и павших соратников, но одна группа фасилийцев привлекала особое внимание. Они стояли полукругом и чего-то ждали, не зная как поступить. Завидев короля, солдаты расступились.

   Перед Кассием на коленях стоял человек, облаченный в доспехи и плащ с вышитым на нем черным треугольником, символом призмы Света. Воин хрипло дышал с длительными паузами, было видно, что каждый вдох причинял ему ужасные мучения. Его глаза заливала кровь, левая рука висела плетью, а от правой практически ничего не осталось. Нагрудник инквизитора был многократно продырявлен, помят и изрублен. Создавалось впечатление, что кровоточил сам доспех. Но человек еще был жив.

   - Как твое имя? - спросил Кассий.

   Инквизитор глубоко вдохнул, и из раны на груди вырвался свист, запузырилась кровь.

   - Каматор Тин, - прохрипел он. - Главный дознаватель алокрийской...

   На большее ему не хватило воздуха, и он замолчал.

   - Что вы здесь делаете? Где остальные алокрийские войска? Вас послал Бахирон Мур или Илид По-Сода? - допытывался фасилийский король.

   Каматор состроил гримасу, означающую, что он улыбнулся:

   - Свет. Нас привел сюда Свет.

   - Зачем?

   - Вы несете тень ереси. И ложь отступника Спектра, - дознаватель говорил очень короткими фразами, жадно хватая воздух ртом. - Неверный путь ты выбрал. Кассий Третий.

   От его слов король поморщился, из уст умирающего инквизитора они прозвучали так, словно это была непреложная истина. Впрочем, Кассий и сам считал Карпалока Шола достаточно темной личностью. Но ощущение приближения столь желанного возмездия Бахирону затмевало все, заставляло идти на крайние меры. Алокрия должна принадлежать ему - правителю Фасилии Кассию Третьему.

   - У меня нет другого выбора, дознаватель. Я бы и сам освежевал мерзкого предателя, он мне противен. Но честь велит мне поступать иначе, я должен очистить свое имя от тринадцатилетнего позора.

   Клокочущий звук вырвался из груди инквизитора, заставляя его захлебываться собственной кровью. Он смеялся.

   - У вас... ничего не выйдет.

   Каматор подавился воздухом, темно-красный поток хлынул из его рта. Кровь текла по подбородку, но дознаватель улыбался, зная, что умрет не зря. Они выиграли время для генерала Апора, спасителя Церкви Света. Он не пропустит мрак отступничества и лжи в Алокрию, объединит людей силой веры, и истина больше никогда не померкнет в этой стране.

   Перед фасилийцами стоял на коленях изувеченный человек. Живой мертвец смеялся над ними, он погиб, но победил. От жуткого зрелища содрогнулись даже бывалые солдаты, видавшие виды на войне. Новобранцы, не выдержав, отворачивались, стараясь выбросить смех окровавленного инквизитора из головы. Это неправильно, вера для павших защитников Алокрии была намного ценнее жизни, с которой они так легко расставались.

   К всеобщему облегчению, Каматор тяжело завалился набок и, наконец, умер.

   - У меня ничего не выйдет? - задумчиво переспросил Кассий стоя над трупом дознавателя.

   Нет, фасилийский король не сомневался - победа будет за ним. Но он не мог отделаться от противного ощущения, что только что услышал пророчество из уст умирающего человека.

   - Да примет тебя Свет, Каматор Тин. Ты славно сражался, - Кассий мрачно ухмыльнулся. - А мне, кажется, предстоит поспорить с мертвецом.***

   На левой ноге он отморозил три пальца, на правой - два. Пришлось ампутировать. Головная боль практически не проходила. Периодически начинались приступы кашля, при которых вместе с черно-зеленой мокротой отхаркивалась кровь. Короткий путь через Силофские горы не прошел для Апора По-Трифа бесследно.

   Оставив Светоносных монахов и инквизиторов позади, он шел почти две недели, пока не достиг крепости Силоф. Некогда могущественный бастион ныне представал перед случайными путниками запущенным нагромождением башен и полуразрушенных стен. После той войны тринадцатилетней давности у фасилийцев на многие года появилась устойчивая ненависть к горам и окончательно отпала охота нападать с северо-востока. Поэтому северный страж Алокрии утратил свое былое значение. Сперва из Силофа ушли основные силы гарнизона. Затем была свернута тренировочная база. Жители северо-запада Марии растаскивали с фортификационных сооружений камни поменьше, чтобы построить свинарники и амбары. Архитекторы, строители, снабженцы, прислуга - все постепенно покидали крепость, и она приходила в упадок. Теперь Силоф был похож на старого больного ветерана, в котором страна больше не нуждалась.

   Тем не менее, в останках старинного оплота все еще теплилась жизнь. Здесь разместились разведчики и стражи северо-восточной границы Алокрии - в основном солдаты, которые либо были ранены, либо дослуживались до почетной пенсии. Они-то и подобрали полубессознательного Апора и дотащили его до крепости. Впрочем, генерала спас только инквизиторский плащ с символикой Церкви Света, любого другого человека патрульные оставили бы умирать, потому что кроме беглых преступников и контрабандистов в Силофские горы обычно никто не заходил.

   В Силофе инквизитору оказали первую помощь. С обморожениями местный лекарь, седой сгорбленный старик, встречался очень часто, поэтому, взглянув на почерневшие ногти, из-под которых сочилась мутная жидкость, он сразу решил ампутировать поврежденные пальцы ног. Полуслепой врач на удивление ловко справился со своей работой, но Апора все равно разбила лихорадка, и ему пришлось еще неделю провести на кушетке в компании постельных клопов.

   С потерей нескольких пальцев походка генерала изменилась навсегда. Да и в сражении с мало-мальски умелым противником он заведомо проигрывал, поэтому По-Трифа продал ставший бесполезным доспех за сущие копейки, обменял инквизиторский полуторный меч на короткий клинок и в дальнейший путь решил отправиться налегке. О его принадлежности к Церкви говорил только неизменный плащ с вышитым треугольником, с которым Апор не мог расстаться в знак уважения к своим товарищам, сражающимся и умерающим под этим символом.

   Прошло около трех недель с момента первой стычки с фасилийцами, но противник до сих пор не добрался до Силофа. Генерал рассказал все, что знал о приближении войск Кассия Третьего, и королю Бахирону Муру тут же был отправлен гонец с дурными вестями. Не дожидаясь ответа, Апор направился на юг через Марию, стараясь держаться подальше от илийско-марийской границы, где сейчас шли ожесточенные бои между королевскими войсками и республиканцами. Ему надо попасть в Новый Крусток, где разместился нейтральный Комитет. По-Трифа хотел воспользоваться их поддержкой, чтобы возродить истинную Церковь Света, что только поспособствует их общей цели - вернуть мир в Алокрию и защитить ее от внешнего врага, который угрожал как политической, так и религиозной жизни страны.

   Прошли дни с тех пор, как Апор покинул Силоф. Обеих лошадей забрал королевский гонец, да никто и не дал бы их подозрительному инквизитору. Заново обучаясь держать равновесие при ходьбе, По-Трифа шел по пыльным марийским дорогам, испытывая острую боль при каждом шаге. Во время коротких привалов он сменял повязки, но раны от недавней ампутации все равно обильно кровоточили. Насквозь пропитанные кровью сапоги начали протекать, и за генералом потянулся багровый пунктир следов.

   Начался дождь. Для Апора, которого и так слишком часто в последнее время охватывали приступы ужасного кашля, это явление природы могло оказаться смертельным, особенно на ночь глядя. С закатом солнца по степям Марии гуляли продувающие холодные ветра, которые не сулили ничего доброго промокшему насквозь путнику. К счастью, впереди показался частокол какого-то поселения. С началом войны почти каждый населенный пункт обзавелся собственными стенами. Впрочем, хлипкие заграждения моментально развалятся, если их одновременно начнет расшатывать хотя бы десяток-другой крепких солдат. Но людям было спокойнее, когда они пытались хоть как-то оградиться от ужаса войны, разгорающейся где-то там, снаружи. Жалкая попытка обмануть действительность.

   Несколько раз поскользнувшись в грязи, разведенной дождем, По-Трифа добрался до частокола. И почти сразу же едва не напоролся на наконечник копья, появившегося из тени навеса.

   - Кто такой? - спросил грубый голос, хозяин которого, видимо, только что очнулся ото сна.

   - Путник, - ответил Апор. - Ищу укрытие от дождя.

   Копье вернулось в тень, вместо него появилось щекастое лицо привратника, который подозрительно осматривал генерала. Символика Церкви была практически незаметна на промокшей ткани плаща. Впрочем, По-Трифа не скрывал своей принадлежности к инквизиции, он твердо вознамерился искупить ее грехи, неся на себе знак призмы Света.

   - Говор у тебя больно на илийский смахивает, путник, - отметил он, с издевкой сделав акцент на последнем слове. - Как звать?

   - Апор По-Трифа. До войны я служил в Илии, но по происхождению мариец.

   Похоже, что внутрь он мог попасть, только надавив на обостренное чувство землячества привратника, как бы это ни противоречило принципам инквизитора. Все-таки на нем лежала огромная ответственность по восстановлению Церкви, и он не мог позволить дождю и ветру усугубить его болезнь, чтобы помимо крови отхаркивались полусгнившие куски легких.

   Привратник понимающе закивал.

   - Это да, все там были, - важно произнес он. - Паршивый Бахирон заставил многих честных марийцев работать в Илии за какие-то объедки с илийских столов. Но ничего, диктатор Илид По-Сода с ним поквитается!

   - Конечно, - пробормотал Апор, минуя стражника, пока тот не слишком увлекся беседой.

   - Топай по этой улице почти до упора, - кричал вслед привратник. - Там сверни налево, увидишь таверну "Счастливый паломник". Скажи, что ты от Семы, обслужат как члена старой семьи! Сема - это я! Меня все знают, все уважают!

   По-Трифа махнул ему рукой в знак благодарности, хотя ничего подобного никому говорить не собирался.

   Таверна "Счастливый паломник" оказалась очень уютным и чистым заведением, но посетителей было немного. Возможно, их спугнул дождь, или уже было слишком поздно, и местные жители разошлись по своим домам, чтобы с утра снова начать изнурительную работу на полях.

   С носов сапог Апора сочилась кровь, но, видимо, на это никто не обратил внимания, посчитав багровые следы следствием разведенной дождем грязи, потекшей краски или чего-либо еще. Инквизитора это вполне устраивало. Он сел за дальний стол, бросив промокший плащ на спинку стоящего рядом стула, и с блаженством вытянул гудящие ноги. Снять обувь прямо здесь По-Трифа не решился, чтобы не портить людям аппетит видом отсутствующих пальцев, окровавленных бинтов и соответствующим запахом.

   Аромат жаркого защекотал нос Апора. Дыхание перехватило, и инквизитор зашелся хриплым кашлем, поспешно прикрыв рот краем висящего рядом плаща. Подавив приступ, он взглянул на небольшое красное пятнышко, появившееся на светлой ткани.

   - Плохо... - мрачно пробормотал Апор.

   В это время подбежала молоденькая девушка, работающая здесь официанткой, и всучила ему кружку, в которой оказалось подогретое вино с какими-то травами.

   - У нас этим лечатся от сильной простуды, - она застенчиво улыбнулась. - Пусть будет бесплатно. В конце концов, живой посетитель заплатит нам больше, нежели мертвый.

   - Спасибо, - осипшим голосом поблагодарил ее По-Трифа. - Я все же отдам за это деньги.

   - Хорошо, - она снова улыбнулась. - Скоро будет готова замечательная индюшка, пожелаете откушать?

   - Конечно.

   Юная официантка упорхнула на кухню, оставив Апора в одиночестве. Раны и болезни давали о себе знать, поэтому инквизитор постарался расслабиться и отдохнуть. Возможно, он даже останется здесь на ночь. Какой бы выносливостью и силой духа ни обладал генерал, сон необходим даже ему. "В конце концов, живой спаситель Церкви принесет Свету больше пользы, чем мертвый", - мысленно усмехнулся По-Трифа, переиначив замечание официантки, и тут же упрекнул себя в гордыне.

   За столом в другом конце зала переговаривались два парня, изредка поглядывая на Апора, чем и привлекли его внимание. Наконец, они встали и подошли к нему.

   - Можно? - указал один из них на свободные места рядом с генералом.

   - Садитесь, - кивнул По-Трифа. - Увы, угостить я вас ничем не могу.

   - Ничего страшного, мы просто хотели побеседовать. Здесь редко встретишь новое лицо, - улыбнулся парень, пододвигая тяжелый стул. - Меня зовут Онар По-Нако. А это мой друг Изир По-Сихе.

   Его товарищ молча разместился рядом с Апором и с плохо скрываемым любопытством косился на инквизитора.

   - Мое имя Апор По-Трифа.

   - Я же говорил! - обрадовался Онар, обращаясь к своему другу. - Перед нами сам генерал инквизиции алокрийской Церкви Света.

   - Если бы не плащ, ты бы даже не подумал, что это он, - пробормотал Изир.

   Отпив немного вина, Апор поморщился. Лекарство остыло и травы дали сильную горчинку. Зато моментально почувствовалась польза напитка.

   - Вы меня знаете? - спросил он.

   - Мои родители и я были истово верующими, - кивнул Онар. - Мы часто ездили в Донкар на церковные праздники, хоть путь и далек. Правда, без сверкающих доспехов я вас не сразу узнал, генерал.

   Юноша еще очень долго рассказывал про свою семью, как мать и отец заставляли его следовать учению Света, а потом он незаметно для себя втянулся в это. Когда стал постарше, Онар вознамерился пройти военную службу в армии Бахирона Мура, а затем стать солдатом инквизиции, чтобы послужить священному делу. Но началась война, и теперь его мечты рассыпались прахом, когда Мария и Илия погрязли в бессмысленном противостоянии.

   Сидя в теплой таверне, расслабленный от вина и приятной беседы По-Трифа улыбался, окрыленный новой надеждой. Перед ним сидел человек, не забывший про веру даже в такое тяжелое для страны время. Истинную Церковь Света возведет не Апор, нет. Он лишь положит в ее основу первый камень, а остальное сделают такие люди, как Онар По-Нако, верные идеалам святой религии.

   - А где твои родители сейчас? - спросил По-Трифа. - Я был бы очень рад побеседовать с ними.

   Резко изменившись в лице, юноша посмотрел генералу прямо в глаза.

   - Почти год назад они сгорели заживо в Донкаре, на площади перед королевским дворцом. Вместе с остальными жителями Каменистого Склона.

   В этот момент его друг вонзил охотничий нож в бок Апора. С удивлением стороннего наблюдателя, инквизитор чувствовал, как холодная сталь проникала все глубже, рассекая внутренние органы. Смертельная рана.

   - Тем утром мы ушли на охоту, генерал По-Трифа, - Онар выплевывал слова с обжигающей ненавистью. - А когда вернулись, то увидели, как солдаты инквизиции во главе с тобой уводят наших односельчан. Среди них были и мои праведные родители.

   Поборник Света, будущий основатель истиной Церкви, человек, перенесший столько испытаний и страданий, стремившийся к священной цели, ради которой отдали свои жизни его соратники и Светоносные монахи - он, Апор По-Трифа, упал со стула с ножевой раной в таверне какого-то захудалого марийского городка.

   - Это тебе за твои злодеяния, убийца, - прошипел Онар, доставая из-за пояса кинжал.

   "Как нелепо. Так в этом мире встречают свою смерть герои?", - мелькнула мысль в угасающем сознании генерала. Инквизитор успел лишь еще раз упрекнуть себя в гордыне, и кинжал пронзил его сердце, пригвоздив к полу. Апор улыбнулся, взглянув в лицо судьбе, которая насмешливо, но без злобы показывала на него своим пальчиком. Сейчас он умрет.

   Действительно, как-то смешно и нелепо закончилось восстановление алокрийской Церкви Света.

   Глава 28

   - Посмотри на свою никчемную жизнь, парень. Кто виноват в твоих несчастьях?

   Ранкир едва понимал слова Салдая Рика. Возможно, потому что наблюдателю Синдиката приходилось говорить, приставляя оторванную челюсть к своей голове и поправляя язык, который постоянно норовил выпасть из зияющей в горле дыры.

   Из носа убийцы потекла кровь. Мит машинально хотел смахнуть ее, но не почувствовал своих рук. По лицу лишь мягко ударил завиток черного дыма. Только сейчас он заметил, что стоит в центре огромного водоворота, поглощающего картины его прошлого. Память утекала в никуда, унося с собой лица знакомых людей, увиденные красоты природы, посещенные здания, услышанные слова, испытанные чувства. Салдай был одним из многих, кого медленно поглощали черные завихрения мистического тумана. Он выглядел так, словно умер уже давно. С неприкрытых одеждой частей тела свисали куски полусгнившей плоти, оголяя кости. Прикрытый клочками жидких волос и облепленный серой кожей череп не имел глаз, но Ранкир почему-то знал, куда именно смотрел его бывший наставник черными провалами глазниц.

   Лицо Рика начало меняться. Безумный калейдоскоп глаз, щек, бровей, губ, ресниц, подбородков, лбов, носов, скул - все принадлежало разным людям. Они смешивались, смотрели на Ранкира, смеялись, кричали, плакали, любили, ненавидели, были безразличны. Он знал их. С кем-то дружил, кого-то убил, а некоторых просто некогда встретил на улице.

   - Тем, кто тебя любит, ты приносишь несчастья и погибель. За тобой тянется кровь и смерть, багрово-черный шлейф, - сотней голосов произнесла химера.

   Стали заметны швы, скрепляющие различные части ее лица. Из них потекла густая черная жидкость, чудовищный лик начал разваливаться, демонстрируя пустоту за собой. Через мгновение из этой вязкой бездны мрака на Ранкира взглянула Дорана. Нет, это был Ванар. Или Палана. Может быть, все сразу?..

   - Думаешь, это случайности? - черный дым острыми когтями вырвал из памяти Ранкира воспоминания о событиях в таверне городка Спасение. - Или, может быть, проклятье?

   Призраки тех, кого убийца начал считать своей новой семьей, заметили его. Пламя горящей таверны слизало с их тел одежду, волосы, кожу и немного плоти. Обгоревшие трупы кинулись на Мита, широко разинув рты, заполненные длинными зубами. Еще немного и они впились бы в него, растерзали и пожрали его тело, но их погребла очередная черная волна, унося в небытие.

   Из вращающейся гущины мрака поднялся стройный силуэт. Тира На-Мирад. Ранкир почувствовал свой пульс. Это новое и странное чувство заставило его подумать, что до этого момента сердце не билось. А билось ли оно вообще когда-нибудь? Тира подняла на него свой взгляд. Мит застыл, глядя в незнакомые глаза. Нет, это не Тира, хоть и похожа. Она была для Ранкира всем, его любовью, надеждой, мечтой, целым миром. Это существо - ее полный антипод. Это - реальность. Жестокая реальность.

   - Не случайности. Не проклятия. Только ты. Ты во всем виноват, убийца.

   Водоворот усиливался, он крошил сознание Ранкира и уносил его обломки на дно безумия. Очередной поток клубящегося черного тумана подхватил измученного юношу и швырнул прямо в черноту разлома, из которого к нему уже тянулись костлявые руки его жертв. Они поймали его, обвили конечности и уложили на гладкий черный камень. Не имея возможности пошевелиться, Ранкир молча лежал и разглядывал массивную деревянную балку на потолке.

   "Не очень красиво выглядит. Но дома в столице многоэтажные, поэтому приходится делать их такими толстыми".

   - Когда ты успел стать архитектором, Тиуран?

   Бард не ответил. Кажется, он обиделся на замечание друга.

   Хрустнув всеми возможными суставами, Ранкир приподнялся на локтях и осмотрелся. Он сидел на полу в центре скромной комнаты трехэтажного дома, которыми плотно были застроены донкарские трущобы у восточных городских ворот. Мит наконец-то вернулся в реальность. Наверное.

   Убийца вздохнул, но его вздох получился каким-то неопределенным - то ли он испытал облегчение, то ли был опечален. Даже самый ужасный сон не берется из неоткуда - это все плоды реального мира. Какой мир, такие и сны...

   Приложив некоторые усилия, Ранкир поднялся на ноги, и рана на бедре тут же дала о себе знать. Эта боль была очень странной, как будто она не имела никакого отношения к физической оболочке, но впивалась раскаленными иглами прямиком в душу. Впрочем, как Мит ни старался себя переубедить, что на самом деле у него ничего не болит, это не избавило его от страданий и хромоты. Разминая конечности, он подошел к заваленной двери. Ночевать в Донкаре, когда вся столица превратилась в огромное поле боя, было очень опасно, поэтому пришлось принять меры предосторожности. В конце концов, убийца не знал, сколько именно времени он проспит, если сомкнет глаза. Кошмары напрочь лишали его чувства времени и, кажется, пытались убить его. До сих пор ему удавалось проснуться, но рано или поздно сон поглотит его или окончательно смешается с реальностью, растоптав остатки здравого рассудка Ранкира.

   - Ничего подозрительного не слышал?

   "Нет".

   Первая ночевка в Донкаре прошла без происшествий. Впрочем, как и само прибытие в столицу. Ранкиру понадобилось немногим больше недели, чтобы добраться из Спасения до главного города Алокрии, благо его уже ничто не задерживало по пути. Донкар же гостеприимно встретил его разрухой и мертвыми телами. Почти вся кровь с улиц была смыта дождями, но внутри домов царил первозданный хаос кровавой вакханалии смертепоклонников. В одном из таких домов и решил остановиться Ранкир, чтобы отдохнуть после тяжелого перехода. Набрав с хозяйского стола и из чулана кое-чего съедобного для себя и Тиурана, он поднялся на второй этаж, забаррикадировал за собой дверь и, перекусив, кинулся в объятья сна прямо на полу, проигнорировав окровавленную кровать.

   "Помочь?"

   - Не надо, - Ранкир отодвинул последнюю тумбочку, преграждавшую ему выход из комнаты, и, прихрамывая, пошел к лестнице.

   На первом этаже все было по-старому. Хозяева дома и их постояльцы из малоимущих слоев городских жителей лежали на полу. У некоторых не хватало конечностей, головы или внутренностей. Скорее всего, они пошли на сооружение тех жутких конструкций снаружи, которые встретил Ранкир, блуждая по опустошенному городу. Подавив рвотный позыв от смрада разложения, убийца поспешно вышел наружу. Тошнотворный запах стоял по всей столице, но на улице его хотя бы пытался разогнать ветер.

   "Воняет".

   - Да, - Ранкир поморщился, но не стал прикрывать нос и рот. - Скоро привыкнем.

   "Допустим. Ну, и что теперь будем делать?"

   - Не знаю. Передадим слова Нгахнаре Мертвой Руке, чтобы выбросить это из головы, а потом начнем искать Синдикат.

   "А разве твои бывшие коллеги могли выжить в такой мясорубке?"

   Убийца на секунду задумался. Живых людей в Донкаре он пока еще не встречал.

   - Они выжили, - уверенно ответил Ранкир. - Подкуп, угрозы, договор, шантаж - верхушка Синдиката сейчас находится в самом безопасном месте, верхнем квартале, окруженная своими бандитами, наемниками и стражниками из донкарского гарнизона.

   "Они могли уже давно уйти из Донкара".

   - Уйти, когда вокруг осталось столько богатых и влиятельных людей, нуждающихся в защите? Когда все закончится, у Синдиката будет столько должников, что он станет могущественнее иного короля. Нет, такую кормушку они не бросят.

   "Так куда сперва двинем?"

   Ранкир снова задумался. Тяжело соображалось, когда только очнулся ото сна, который способен утомить сильнее любой работы.

   - Пойдем по направлению к верхнему кварталу, - решил Мит. - Видимо, смертепоклонники начали свою резню отсюда. Следовательно, они постепенно продвигаются к сердцу столицы. В общем, найдем Мертвую Руку - найдем и Синдикат.

   Тиуран пожал плечами, но промолчал.

   Слишком непривычно идти по опустевшему городу, который Ранкир помнил живым и ярким. Прошло больше месяца с первой вылазки сектантов, но на веревках, натянутых в подворотнях до сих пор висела настиранная одежда, словно хозяйка просто забегалась в домашних заботах и забыла ее снять. Вывески на лавках и мастерских, объявления, детские качели, хлеб, выложенный на подоконники. Все вокруг было как раньше, если не считать убитых жителей столицы. Могло даже показаться, что все горожане просто куда-то отлучились ненадолго, а не лежали грудами изувеченных тел на улицах и в домах.

   Кто-то закричал.

   "Слышал?"

   - Это там.

   Ранкир побежал в переулок, претерпевая острую боль в бедре. Крик повторился. Похоже, что это ребенок. Мит выскочил из-за угла и увидел зажавшуюся в углу женщину, которая обнимала маленькую девочку. Наверное, это мать с дочерью, ведь они были очень похожи - темными волосами, чертами лица, карими глазами, которыми испуганно смотрели на приближающегося к ним мужика в засаленном балахоне.

   - Владыка пожнет этот прелестный урожай, - ухмыльнулся сектант, доставая из складок одежды кривой нож.

   - Эй, ты, - окликнул его Ранкир. - Знаешь, где я могу найти Мертвую Руку?

   Смертепоклонник повернулся, всем своим видом демонстрируя досаду - кто-то осмелился прервать жатву багрово-черного владыки!

   - Конечно, я знаю! А ты... - он внимательно посмотрел на убийцу. - А ты кто вообще?

   - Просто отведи меня к нему, - поморщился Ранкир. - Я подожду, пока ты тут закончишь.

   Сектант подозрительно покосился на него.

   - Что есть единственно истинное в жизни?

   - Мне некогда играть с тобой в шарады. Отведи...

   Ранкир увернулся от ножа смертепоклонника. Кажется, эти фанатики убивают каждого, кто не является частью их секты. Война против всех. Впрочем, чего еще ожидать от людей, превозносящих кровавое сумасшествие...

   Сектант двигался очень медленно и неумело. Видимо, он и подобные ему бродили по опустошенным районам Донкара и отлавливали беспомощных горожан, которым посчастливилось пережить первую жатву Нгахнаре, как этой женщине с ее дочерью. Не прибегая к помощи черного дыма, природу которого Ранкир до сих пор так и не понял, убийца поймал руку смертепоклонника с зажатым в нее ножом, и резким движением перенаправил удар прямо в сердце нападающего. Изумленный сектант отступил назад, глядя на рукоятку, торчащую из груди, и рухнул рядом со своими несостоявшимися жертвами.

   - Вот ведь совсем не это мне нужно было, - пробормотал Ранкир, глядя на незадачливого смертепоклонника.

   Увидев рядом с собой мертвеца, глядящего на нее остекленевшими глазами, девочка истерично закричала. Вытаращившись в пустоту перед собой, испуганная женщина сильнее прижала дочь к себе и закрыла ей рот своей рукой, шепча ей на ухо:

   - Тише, тише, прошу тебя. Пожалуйста, не кричи. Тебя могут услышать другие плохие люди.

   Девочка не унималась и продолжала биться в истерике. Через некоторое время ее приглушенный визг превратился в слабые стоны, и вскоре она спокойно замерла в объятьях матери.

   - Вот видишь, совсем не страшно, - шептала женщина, с нежностью гладя дочь по голове. - Успокоилась? Хорошо, нам надо идти.

   Не обращая на Ранкира никакого внимания, она поднялась на ноги. Задушенная девочка скатилась с ее колен и упала на грязную мостовую. Не моргая и ничего не видя перед собой, женщина пошла по переулку. Городские ворота были не так далеко, но она пошла в противоположную от них сторону. Мит ничего ей не сказал - обезумевшая мать все равно не поймет его. И скоро ее найдет очередной сектант-падальщик.

   "Как же сильно изменился Донкар и его жители..."

   - Нет, Тиуран, он всегда был таким, - Ранкир покосился на труп девочки и смертепоклонника. - Ничто не возникает из неоткуда. Сектанты просто вскрыли тело этого города и показали грязь, сумасшествие и жестокость, что скрывались внутри.

   "Но мы ведь не такие? Мы на стороне хороших парней и все такое. Пришли убивать преступников Синдиката, мстить за гибель невинных - это же благородные поступки?"

   - Ты хороший человек, Тиуран, - усмехнулся убийца. - Но не нужно искать оправданий для меня. Все равно их нет.

   Отвернувшись от собеседника, он дал понять, что разговор окончен. Впрочем, бард и не собирался ничего говорить - его друг был прав. Ранкиру нет оправданий, все его цели были продиктованы банальным эгоизмом и любовью к Тире На-Мирад.

   В компании неприхотливого безмолвия он двинулся в сторону верхнего квартала. Поиски Мертвой Руки вернулись к исходной точке. Однако, после встречи в подворотне, стало понятно, что смертепоклонники никаких сообщений не ждут, и при первом же удобном случае они будут рады выпустить кишки любому, кто не имеет отношения к их секте. Конечно, Ранкир с ними очень тесно связан, как-никак он разговаривал с самим Нгахнаре, но вряд ли кто-либо из фанатиков будет его выслушивать. Сначала убьют, потом будут разбираться. В конце концов, смерть для них - ответ на все вопросы.

   "Точно! Надо было назвать смерть, когда тот тип спросил про единственно истинное в жизни".

   - Поздно уже.

   Мысли Ранкира невольно вернулись к женщине и ее дочери. Вокруг царили запустение и разруха, мертвые тела горожан вписывались в эту мрачную картину как фрагменты одной мозаики. Возможно, это даже к лучшему, что та девочка не будет жить в этом ужасном мире, где реальность больше походила на кошмарный сон.

   Потеснив иссиня-черные тучи, на Донкар наползла ночная темнота. Она окрасила город в пугающий цвет, но хотя бы прикрыла его уродство. Изредка Ранкир слышал новые крики, шорохи, звон металла, но так и не смог застать никого живого. По мере приближения к верхнему кварталу, стали попадаться разоренные особняки, которые больше походили на небольшие разрушенные крепости, а шум становился все отчетливей.

   "Кажется, мы близко".

   Забравшись на крышу трехэтажного дома, Ранкир напряженно вглядывался сквозь тьму в панораму Донкара. Город находился в шатком равновесии - атаки смертепоклонников захлебнулись на подходе к верхнему кварталу, а аристократия, богачи, стража, Синдикат и маргиналы, прислуживающие им, были заперты в своих особняках, не имея возможности выбраться наружу. В конце концов, главное для них сейчас - выжить и переждать эту резню, а там уже и королевская армия подтянется или сектанты выдохнутся. Во всяком случае, они надеялись на это.

   С выбранной Ранкиром позиции для наблюдения очень хорошо была видна картина разворачивающегося на соседней улице боя между сектантами и корпусом городской стражи, усиленным какими-то головорезами похожими на наемников Синдиката. Значит, и лидер смертепоклонников должен быть где-то рядом, он наверняка тоже следил за ходом сражения. Напрягая зрение, убийца осматривал ближайшие крыши, стараясь обнаружить Мертвую Руку, но ни на одной из возможных наблюдательных точек он никого не заметил. Впрочем, оставалось еще то место, где находился сам Ранкир, однако...

   Быстрые и легкие шаги за спиной. Мит утратил бдительность и теперь ему снова придется сражаться. К несчастью для подкравшегося противника, на стороне Ранкира была сила, дарованная смертью воплощенной. Наполовину растворившийся в дыму убийца был готов быстро расправиться с новым врагом, но нечто сковало все его тело и развеяло черный туман, клубящийся вокруг него. В небе показался багровый водоворот, поглощающий черные облака, засасывающий внутрь себя Донкар и весь мир.

   "Раз ты слышишь, то услышь. Не смей убивать моих последователей, достаточно и одного. Он хоть и был ничтожеством, но еще не пожал свой урожай. Просто смирись, они не убьют тебя. Наверное".

   Пелена спала с глаз Ранкира, он упал на колени и стал жадно хватать ртом воздух. К нему вернулись чувства, но, как оказалось, лишь для того, чтобы он ощутил удар по затылку.

   Все померкло вновь.***

   Очищение столицы затягивалось. Ачек недооценил силу Синдиката, который вместо бесчинств на фоне донкарского хаоса, предложил свои услуги аристократии и богатейшим людям города. И по мере продвижения к верхнему кварталу все чаще смертепоклонникам доводилось встречаться с организованным сопротивлением, и выступали против них уже не стражники, которых не взяли на фронт по причине их никчемности, а профессиональные телохранители, наемники и отъявленные головорезы, собранные в единые корпуса. Но сколько бы врагов ни встало на пути последователей Нгахнаре, сколько бы защищенных особняков и баррикад ни приходилось преодолевать, рискуя жизнью и теряя товарищей, но воля владыки сильнее жалких потуг людей, неспособных принять истину...

   Сопровождаемый неизменной Тормуной Аной, Мертвая Рука шел вдоль улицы, соседствующей с условной границей верхнего квартала. В общем-то, Ачек и сам не знал, зачем он это дела, но какая-нибудь идея или новый план могли появиться внезапно, вдруг что-то попадется на глаза. Конечно, двум сектантам, отделившимся от основных сил, опасно находиться столь близко к подконтрольной сопротивлению территории, но так хотя бы появлялась возможность подумать в тишине и относительном спокойствии. К тому же рядом с По-Тоно была Тормуна, а уж она способна защитить его от любого врага, в чем он уже неоднократно убеждался.

   - А ведь если люди были бы на две-три головы ниже ростом, то они стали бы намного добрее, - произнесла Ана, задумчиво постукивая лезвием кинжала по своему подбородку. - Это представь - чтобы дотянуться до чего-нибудь, понадобилась бы помощь другого человека! Тогда все и начнут сострадательствовать друг друга! Мелкая бы тоже кого-нибудь отсострадала!

   - Если бы люди были ниже, то все вокруг делалось бы под их рост, - машинально ответил По-Тоно.

   - Хм, пожалуй, - Тормуна на некоторое время задумалась, но потом ее осенила очередная догадка, и она радостно замахала руками, рискуя порезать своего спутника кинжалом. - Придумала! Вот сейчас люди такого роста, да? Все вокруг такого же, да? Пусть все остается так же, а мы просто будем укорачивать людей! Здорово, правда?

   - Подрезать людям ноги? Как они, по-твоему, ходить будут?

   - Ноги? - изумилась щупленькая сектантка. - Я про голову говорила.

   - Тогда ладно...

   Ему было приятно, что рядом с ним шла Тормуна и постоянно весело щебетала о всяческой чепухе. Нужным мыслям это не мешало, а ненужные отгонялись в сторону. Все-таки, даже если человеку открывается истина, он не способен моментально измениться. Багрово-черный владыка многое даровал ему, но все эти ужасные смерти еще были чужды Ачеку и... Хорошо, что Тормуна Ана была рядом, иначе сомнения свели бы бывшего агента Тайной канцелярии с ума.

   Как бы то ни было, секта только сейчас подобралась к границе верхнего квартала. Защитники Донкара по большей части деморализованы, но и силы смертепоклонников не бесконечны. А недавно к защитникам столицы прибыло подкрепление из королевской армии. Если это, конечно, можно было назвать подкреплением. Бахирон отправил в Донкар часть войск, но по дороге их настигла внезапная вспышка эпидемии, которая убила сразу половину всех солдат, а оставшихся в живых надолго свалила с ног. Не успев полностью оправиться, они продолжили свой путь в столицу, но стали легкой добычей для разбойников и голодающего местного населения, которые были совсем не прочь разжиться вещами и едой из армейского обоза. И, в конце концов, добравшись до Донкара, им, израненным, голодным и больным, пришлось пробиваться к своим в верхний квартал через ряды смертепоклонников.

   Иными словами, ничего не изменилось. Но следующее подкрепление, которому, скорее всего, повезет больше предыдущего, сможет остановить продвижение сектантов, а при грамотном командовании - окончательно подавить его. Нельзя позволить этому произойти. Донкар будет очищен, за ним настанет черед Алокрии, а затем и всего мира. Но сил сейчас хватало только на столицу, да и то - смертепоклонников толкало вперед необычайное воодушевление от исполнения пророчества и лидерства Мертвой Руки, отмеченного лично владыкой Нгахнаре. Безусловно, свою роль сыграли Взор, который старательно расширял и усиливал секту, и стечение обстоятельств - гражданская война в стране, городской гарнизон практически полностью опустел, гвардия ушла с Илидом в Марию, королевская армия завязла в боях на границе. Но, так или иначе, дальше Донкара сектантам не пройти. Во всяком случае, пока.

   После жатвы в столице необходимо спрятаться и восстановиться. Нет, надо даже стать сильнее. На это понадобится много времени, но ожидание будет оправдано. Вести о деле смертепоклонничества уже расползались по стране, и очень скоро появятся неофиты, желающие приобщиться к единственно истинному в жизни. Рано или поздно последователи Нгахнаре вновь заявят о себе, и тогда уже их ничто не остановит.

   - ...А там я посажу морковку. Я ее когда-то видела на рынке, она очень смешная, - до Ачека донеслись обрывки глубокомысленных рассуждений Тормуны. - Капусту не хочу, она похожа на цветок. Цветы не вкусные, Мелкая пробовала. А вот огурцы посадить надо-надо...

   - Ты веришь, что мы поступаем правильно? - внезапно спросил По-Тоно.

   Он и сам не ожидал от себя такого вопроса, как-то вырвалось. Ана непонимающе посмотрела на него.

   - Думаешь, надо не овощи сажать, а разбить сад? - сектантка задумчиво потрепала ленточки своего кинжала, вздохнула и радостно закивала, так активно, что Ачек начал опасаться, как бы у нее шея не сломалась. - Да, да, да! Точно сад! Тогда туда воткну яблони, а здесь будут... А что еще в садах растет?

   - Я не об этом. Послушай меня, - мариец потряс ее за плечи, чтобы привести в чувство. - Я говорю об убийствах. Мы убиваем людей, Тормуна. Много и жестоко. Ты веришь, что мы поступаем правильно?

   Глядя в обеспокоенные глаза Ачека, Ана удивленно приподняла бровь и подозрительно скривилась, словно начала сомневаться, в своем ли он уме. Мариец невольно подумал, что она решит избавить его от сомнений самым простым способом - убьет.

   - Конечно, правильно, - она мило улыбнулась и заговорила таким тоном, как будто обращалась к неразумному ребенку. - Смерть - единственно истинное в жизни, владыка ясно дал нам понять это. И тебе. И мне. И принцессе. И другим нашим товарищам.

   - Ты права, - По-Тоно печально усмехнулся. - Извини, вырвалось как-то.

   Логическое завершение жизни, точка, финальный аккорд. Грандиозный итог согласно замыслу Нгахнаре, смерти воплощенной. Ачек видел все своими собственными глазами, но до сих пор у него оставались сомнения. Верил ли он в правоту дела смертепоклонников? Пожалуй, да. А готов ли безропотно принять смерть, если так пожелает владыка? На этот вопрос По-Тоно не мог дать ответ. Нельзя противиться истине, но жить-то хотелось. В конце концов, Мертвая Рука должен руководить великой жатвой, и пока что он с этой обязанностью прекрасно справлялся. Владыке незачем требовать его смерти. А значит, пока Нгахнаре все устраивало, можно жить ради себя и других. Например, ради Тормуны.

   "Кстати, что-то она долго молчит", - запоздало сообразил Ачек.

   И тут же поперхнулся от неожиданности, услышав ее вопрос:

   - Как думаешь, если бы я не была твоей дочерью, из нас вышла бы красивая пара?

   - Чего? - прокашлявшись, выдавил из себя мариец.

   - Ну, любовь, семья, все такое, - задумчиво продолжила Тормуна, следя глазами за развевающимися ленточками кинжала. - Не будь я твоей дочерью, женился бы на мне?

   - Ты не моя дочь!

   Она испуганно посмотрела на Ачека, ее глаза наполнились слезами, а нижняя губа, подрагивая, поползла вверх. Сейчас она заплачет.

   - Зачем ты так со мной! - закричала Ана, колотя кулачками по груди По-Тоно.

   Под градом ударов он даже пошатнулся, но затем изловчился и поймал ее руки. Обиженная Тормуна дергалась в его захвате и упрямо отводила взгляд. Сектантка расстроилась по самому нелепому поводу, который ей подсунуло ее воспаленное воображение, и Ачек не знал даже с чего начать, чтобы успокоить Ану.

   - А, постой. Мы же это придумали, - хихикнула она и с легкостью освободилась. - Но пара-пара из нас вышла бы неплохая! Мелкая - хорошая жена!

   "Где в ней правда, а где выдумка...", - вздохнул По-Тоно. А Тормуна заливалась смехом, показывая на марийца кинжалом. Да, наверное, сейчас у него очень забавная физиономия. Ачек улыбнулся в ответ.

   - Не забывай, что мы рядом с территорией сопротивления, - напомнил он. - Будь потише.

   Ана кивнула, и они двинулись дальше. Некоторое время По-Тоно все еще слышал смешки за спиной, но вскоре он вновь погрузился в свои мысли и потерял связь с реальностью, обводя пустым взглядом ровные ряды домов на безлюдной улице. Внезапных догадок и идей во время этой прогулки так и не появилось, но хотя бы дышалось тут относительно легко - мертвецов в этом районе было мало. Местные жители либо ушли из города через другие ворота, либо перебрались в верхний квартал, как только узнали о багрово-черном приливе со стороны трущоб. Пока бедняки и работяги страдали и умирали, аристократия и зажиточные горожане спасали самих себя. Все как обычно.

   - Послушай, Ачек. Ты помнишь, что сказал старикашка перед смертью?

   По-Тоно обернулся и взглянул на Тормуну. Сейчас она была не щупленькой девочкой, но молодой девушкой, на которую накинула свой саван юная красавица-грусть. Ана всегда выглядела старше, если вдруг становилась серьезной. И в такие моменты по ней было видно, насколько она несчастна. Но в ее вопросе чувствовалась не только глубокая печаль, в нем было еще одно сильное чувство. Ачек сразу понял, что оно настоящее. Это надежда.

   - Он сказал тогда, - не дожидаясь его ответа, продолжила Тормуна. - Что ты позаботишься обо мне. Это правда?

   По-Тоно подошел к ней и осторожно обнял. Он старался не чувствовать. Почему-то это было слишком больно. Приятно, но больно.

   - Правда. Ты только будь рядом, хорошо?

   Ана что-то пробормотала, уткнувшись в его грудь. Они еще долго простояли вдвоем на пустынной улице. Совершенно нелепо, но почему-то так спокойно и хорошо... Вряд ли кто еще в этом городе сейчас мог похвастаться такими же ощущениями. Даже мертвецы смотрели на них с завистью в запавших глазах и с широкой улыбкой натянутых на череп лиц.

   - Темнеет, - заметил Ачек. - Пора возвращаться.

   Сектантка отстранилась от него, подарила ему последний печальный взгляд, преисполненный искренней благодарности, и внезапно захохотала, давая знать, что привычное для нее сумасбродство вновь вступает в силу.

   - Ночь, ага. Время воров и любовников! Вот если бы я была твоей дочерью, то обязательно бы приударила за тобой! А, подожди... Наоборот, сперва стану твоей женой, а потом удочерю тебя. Опять не то... Мелкую удочерю! Тьфу ты... Да неважно, - она отмахнулась от Ачека, сделав вид, что обиделась на него. - Ты уже нашел на этой улице то, что искал?

   Он посмотрел на Тормуну. Уголки его рта дернулись, обозначив улыбку.

   - Кажется, да.

   Ночная темнота мягко сменила сумрачный вечер. Раньше никто бы и не заметил между ними особой разницы, но теперь жители Донкара и силы сопротивления смертепоклонникам ожидали наступления ночи с нескрываемым беспокойством. Любой человек, переживший резню прошлых дней, уже научился различать полутона надвигающегося мрака, предугадывая новую атаку сектантов.

   Ачек и Тормуна вернулись в район, где разместились последователи Нгахнаре, как раз вовремя. Солдаты Мертвой Руки готовились к очередной ночи сражений. Многие из них нетерпеливо проверяли и чистили оружие, латали дыры на грязно-бордовых балахонах. Одежду в полюбившихся владыке цветах они берегли больше собственных тел - сектанты не носили иной брони, считая, что если Нгахнаре призовет их к себе, то так тому и быть. Бессмысленно противиться воле смерти воплощенной.

   Но некоторые смертепоклонники вели себя совсем иначе. Они бесцельно блуждали по улице, рычали и пускали слюни. Лучшие из лучших, самые верные жнецы багрово-черного владыки, отказавшиеся от остатков человечности в пользу служения своему повелителю. Они слышали только зов крови и голос Мертвой Руки. Без руководства Ачека По-Тоно они, а вслед за ними и все остальные сектанты, расползлись бы по городу в первый же день великой жатвы, и вскоре силы сопротивления раздавили бы их без особого труда, даже не объединяясь.

   Смертепоклонники вылезали из полуразрушенных зданий, переулков, подвалов, мелькали на крышах домов. Безмолвная толпа окружила своего лидера. Ачек не удержался и с наслаждением глубоко вдохнул воздух, пропитанный присутствием владыки. Все-таки истина имела невероятный аромат.

   - Где? - коротко спросил Рука.

   - После следующего перекрестка, если свернуть налево, начнутся баррикады, - ответил голос из толпы.

   - Много солдат городской стражи, арбалетчики на крышах домов, и, скорее всего, засада в особняке, - качнулся капюшон в первом ряду.

   - Обильный урожай, - трепеща от предвкушения, заключил кто-то в стороне.

   Значит, сопротивление выставило свои силы прямо на улице. Их легко можно обойти, но, вероятно, периметр действительно укреплен спрятанными в особняках отрядами профессионалов из Синдиката. По мере приближения к верхнему кварталу они начали встречаться намного чаще, а теперь и подавно следует ожидать удара в спину.

   Ачек взглянул на смертепоклонников. Нетерпение, жажда смерти, рвение послужить своему владыке - вот что было написано в их горящих глазах и проступало сквозь получеловеческие лица, на которых одновременно застыли ярость и счастье. Мариец ухмыльнулся. Надо атаковать в лоб, иначе эти люди будут разочарованы. Сняв перчатку с омертвевшей руки, он указал иссушенной дланью в сторону противника. Это все, что от него сейчас требовалось. Хищные оскалы засверкали в ночи, и смертепоклонники, повинуясь воле владыки и приказу Мертвой Руки, молча бросились вперед, глухо хлопая полами балахонов и мантий, как стая гигантских нетопырей, вылетевших на ночную охоту.

   - Эх, посмотреть бы хоть на эту красоту, раз уж поучаствовать не разрешаешь, - мечтательно протянула Тормуна. - Принцесса На-Резка может даже зарисовать ход сражения. Мелкой нравится, как ее подруга рисует. Очень красиво. Только потом она стесняется и сжигает свои картины. И чужие она тоже сжигает, их она тоже стесняется. Она вообще стеснительная, хотя иногда мне кажется, что принцесса это все выдумывает, ей лишь бы сжечь что-нибудь...

   - Хорошая мысль, - задумчиво отметил Ачек.

   - Что, будем жечь? - Тормуна в восторге прикусила нижнюю губу.

   - Нет, найдем наблюдательный пункт и будем следить за действиями противника. В последнее время мы редко сталкивались с сопротивлением в открытом бою на улицах города, а теперь нам противостоят опытные бойцы. Хотелось бы увидеть все своими глазами, чтобы в будущем не допустить какую-нибудь фатальную ошибку.

   - Тоска-а-а, - захныкала сектантка, вяло рассекая воздух кинжалом.

   Почти сразу нашелся дом, с крыши которого должен был открываться замечательный обзор на место начавшейся схватки. Все двери уже были заботливо выбиты сектантами, и Ачек с Тормуной беспрепятственно поднялись на самый верх. Внезапно на краю крыши Ана заметила силуэт, который никак не мог принадлежать одному из последователей Нгахнаре хотя бы потому, что этот человек предпочел скрываться в очищенном смертепоклонниками районе. Выхватив кинжал, она бросилась на чужака, но испуганно отпрянула, когда тот повернулся и начал растворяться во мраке ночи. Но страх завладел ей не от того, что мужчина превращался в загадочный черный дым, а от ощущения, которое она некогда испытала на пути Умирающего.

   Тормуна очень хорошо помнила это. Себя, совсем еще маленькую девочку, слепого мужчину, который вел ее за руку по влажным коридорам катакомб, рукоятку небольшого церемониального кинжала, торчащую из груди. И этот страх, когда она почувствовала касание смерти. Очень знакомое ощущение, которое невозможно спутать ни с чем. Присутствие багрово-черного владыки.

   Тем временем мужчина, задыхаясь, упал на колени перед ней. Охвативший Тормуну трепет ослаб, и, придя в себя, она занесла кинжал, но не решилась убить странного чужака. Ану передергивала смесь чувств, и, не зная, что со всем этим делать, она оглушила его, ударив украшенной ленточками рукоятью по затылку. Тормуна посмотрела на Ачека, надеясь найти хоть какие-нибудь ответы. Но лидер сектантов и сам стоял с растерянным видом. Наконец, он нерешительно подошел и перевернул чужака, уткнувшегося лицом в черепицу.

   - Ранкир... - выдохнул По-Тоно.

   - Убить? - с надеждой в голосе спросила Тормуна.

   Несмотря на явное присутствие Нгахнаре, ей очень хотелось избавиться от этого человека, если он вообще был человеком.

   - Это мой старый друг.

   - Ага, понятно, - кивнула Ана. - Так его убить?

   Ачек молчал. Полгода назад он, не задумываясь, защитил бы друга, месяц назад - сохранил бы ему жизнь после недолгих раздумий, но сейчас он находился в равновесии нерешительности, старой дружбы и верности владыке.

   - Это не мне решать, - сказал По-Тоно, доставая мелкую монетку. - Орел - смерть, решка - жизнь.

   Всегда выпадал орел, вычеканенный венок из переплетенных лилий, роз и гвоздик. После этого убивать было очень легко, ведь становилось понятно, что такова воля Нгахнаре, и именно багрово-черный владыка направлял Мертвую Руку.

   С мелодичным звоном монетка подлетела к ночному небу, на мгновение замерла в воздушном танце и устало вернулась в ладонь Ачека.

   - Жизнь... - выдохнул По-Тоно, изумленно глядя на поцарапанный профиль Бахирона Мура.

   Впервые владыка не пожелал смерти пленника. Ачек осторожно перевернул монету и увидел брата-близнеца алокрийского короля. Две решки - это брак чеканки или такова воля Нгахнаре?

   Ранкир дернулся и застонал.

   - Южный ветер веет... - в полубессознательном состоянии пробормотал Мит. - Веет пустой смертью.

   И снова впал в беспамятство. Тормуна и Ачек переглянулись. Пауза затягивалась, а разумного объяснения так и не нашлось.

   - Одно понятно точно, - произнес Ачек, прерывая молчание. - Мы почувствовали присутствие Нгахнаре, и Ранкир тут оказался совсем не случайно. Его слова означают нечто важное для всех нас.

   Мертвая Рука отошел к краю крыши и увидел, как смертепоклонники добивали защитников Донкара на соседней улице. Некоторые из них уже начали разделывать тела и сооружать живые алтари.

   - Кажется, наши планы на будущее только что изменились...

   Глава 29

   С поздней ночи в лагере Бахирона Мура царило оживление, странным образом проявляющееся в бездействии и мучительном ожидании грядущей битвы. Будущее расколотой на части страны должно решиться сегодня, но законный король Алокрии так до сих пор и не понял Илида По-Сода, своего бывшего друга и соратника, превратившего холодное противостояние Марии и Илии в адское пекло гражданской войны.

   Да, Бахирон и сам планировал одним мощным ударом смять республиканскую армию и вынудить марийцев сдаться, но он хотел добиться этого малой кровью, чтобы единая страна могла сопротивляться фасилийскому вторжению. Проблемы Марии в алокрийском обществе никуда бы не исчезли, но теперь король Мур отчетливо их видел и был готов пойти на ряд уступок и договоров с восточной провинцией, в чем ему помог бы Комитет. Алокрию ждали масштабные изменения, но сперва необходимо было избавиться от внешней угрозы. Увы, диктатор Илид опередил Бахирона. По-Сода первым начал войну, он вторгся на территорию Илии, уничтожил несколько городов и пленил их жителей, предоставляя им выбор: умереть, сопротивляясь республике, или умереть, сражаясь на стороне республики.

   - Я не понимаю. На него это совсем не похоже, Джоанна, - медленно произнес Бахирон.

   До сего момента он молчал и задумчиво прохаживался по просторной палатке. Король обратился к своей жене, но его слова вовсе не были предназначены ей. Просто тяжелые размышления давались ему легче, когда рядом находилась Джоанна.

   - Люди меняются, - ответила королева, даже не ожидая, что Бахирон услышит ее.

   Вопреки возражениям и запретам, она приехала в королевский лагерь к своему мужу, хотя ее тяжелая беременность уже подходила к концу. Как оказалось, Донкар она покинула очень вовремя - буквально через несколько дней смертепоклонники начали великую жатву, и путь обратно во дворец приравнивался к самоубийству. С тех пор Джоанна повсюду следовала за своим мужем. Так уж вышло, что на границе провинций, где полыхала гражданская война, в данный момент намного безопаснее, чем в столице. Да даже если бы ноги сгорали от огненных песков пустынь Кажира, или если бы голову и тело пронзали острые иглы ледяных ветров Силофских гор, Джоанна все равно была бы рядом с Бахироном. Скоро у них родится сын, и все остальное уже не важно.

   Он услышал ее. Король взглянул на жену, и рассеянный блеск безнадежного непонимания в его глазах сменился блеклым свечением нежности. Но ненадолго. Мысли о развязанной войне и неожиданном наплыве кровавого исступления на старого друга заставили Бахирона поморщиться, словно он испытал резкую боль.

   - Я знаю его с детства. Поверь, так сильно люди не меняются, - сказал Мур, в очередной раз измерив шагами палатку. - Что-то произошло. Где-то что-то постоянно происходит. Но без Шеклоза и его Тайной канцелярии я как будто лишился ушей и глаз. Не слышу свою страну и не вижу, но зато чувствую ее боль.

   - Уверена, Комитет не стал бы держать тебя в неведении, - осторожно заметила Джоанна. - Тебе нужно довериться им, они стараются сохранить мир в Алокрии.

   - Понимаю, - согласился Бахирон. - Но не могу поверить, что все это натворил один человек...

   - Ты не можешь поверить, что все это натворил Илид По-Сода.

   Король взглянул на жену и печально усмехнулся. Она, как всегда, была права. В этот момент на палатку упала человеческая тень.

   - Ваше Величество, позволите? - раздался неуверенный голос снаружи.

   - Входи.

   Внутрь протиснулся солдат. Он был очень бледен, держал руки за спиной, а его глаза беспокойно бегали по стенам палатки, не решаясь встретиться с взглядом короля.

   - Что случилось? - спросил Бахирон.

   - Из лагеря диктатора По-Сода вернулся ваш посыльный, которого вы отправили вести переговоры о перемирии с республикой, - промямлил солдат.

   Король замер на полушаге. Около десяти дней назад он начал стягивать все свои силы в одну большую армию, чтобы двинуться прямо на Градом, сметая любое сопротивление на своем пути. Времени и сил на затяжную войну катастрофически не хватало, поэтому Бахирон Мур решился на отчаянный шаг - атака в самое сердце республики, захват марийской столицы. Если Мария будет разговаривать только после своего поражения, то так тому и быть. Но Илид По-Сода прознал о планах короля, а просчитать маршрут с его стратегическим гением - плевое дело. Республиканская армия, собранная в один кулак, встала на пути Бахирона непреодолимым препятствием. С того момента неизбежно надвигался день самого кровопролитного сражения в Алокрии за последние несколько десятилетий. И вот он настал.

   Утром Бахирон отправил парламентера в лагерь республиканцев. Даже накануне сражения король не терял надежды на бескровный исход, он хотел воззвать к благоразумию Илида, сообщить о вторжении фасилийцев и убедить в необходимости объединения усилий против общего врага. За последнее время Мур во многом изменил свой взгляд на управление страной, он был готов к переговорам, компромиссам и уступкам.

   - И где сам посыльный? - нетерпеливо спросил Бахирон.

   - Здесь...

   Солдат достал из-за спины небольшой холщовый мешок. На ткани без труда угадывались выступающий нос, подбородок, провал раскрытого в безмолвном крике рта и округлые формы головы. С промокшего дна через равные промежутки времени срывались алые капли и падали на ковер королевской палатки. Джоанна вскрикнула и отвернулась.

   - Это все? - нахмурившись, уточнил Бахирон.

   Убийство парламентера - величайшее бесчестье для воина. Если в мире и существовало преступление, которое не могло оправдать даже война, то это именно оно.

   - Есть и другие части, - промямлил солдат. - Принести?

   - Послание, - рявкнул король. - Письмо, записка, знак, рисунок. Илид прислал что-нибудь?

   Еще сильнее побледневший солдат подавился своими словами и смог только отрицательно помотать головой. Взмахом руки Бахирон повелел ему уйти.

   - Вот, значит, каков твой ответ, Илид, - задумчиво пробормотал Мур.

   Подсев к Джоанне, он обнял ее за плечи, чтобы она успокоилась. Вряд ли беременным идет на пользу созерцание отрубленных голов в мешках. Королева пыталась закопаться в гору подушек, которые Бахирон, предпочитавший держаться в походах с солдатами наравне, приказал раздобыть специально для нее, но, почувствовав объятья мужа, она быстро пришла в себя. Ведь Джоанна носила в чреве будущего наследника престола - ему не должны передаться ее страхи и слабости. Сильные дети рождаются только у сильных матерей.

   - Я устал, - тихо произнес король. - Не верю, что это происходит со мной.

   - Он просто слишком рьяно желал добра и процветания Марии, - ответила Джоанна, поправляя упершуюся в живот рукоять королевского меча. - Это желание переросло в одержимость, и Илид стал настоящим монстром. Республика только помогла ему в этом ужасном превращении, сделав марийским диктатором.

   - Не По-Сода - так кто-нибудь другой был бы на его месте, - вздохнул Бахирон. - Из королевского дворца я наблюдал за провинциями Алокрии, но все это время не мог разглядеть людей, которые живут в них, не говоря уже про их взаимоотношения... Гражданская война была неизбежна, теперь-то это очевидно.

   Королева подняла голову и взглянула в глаза мужа. Сейчас он был похож на мужчину, скорбящего о судьбе любимого ребенка, коим была для него Алокрия. Его дитя раньше росло, веселилось и было счастливо, пока тяжелая болезнь не привела с собой нетерпеливую смерть. Теперь Бахирон стоял у смертного одра своей страны и с оружием в руках отгонял от нее погибель.

   - Значит, нам остается только бороться, - прошептала Джоанна.

   - Верно, - согласился король. - Но в этой борьбе мне не победить. Я бы мог смириться с потерей старого друга, пожалеть воспаленный рассудок Илида и на плахе избавить его от мучений. Я пережил бы развал страны, чтобы затем вновь объединить ее, сделав еще крепче и сильнее, чем когда бы то ни было. Я вытерпел бы собственные сомнения, принял тяжкую ответственность за принятые решения и облегчил страдания моего народа, навсегда избавившись от предрассудков об илийцах и марийцах. Если бы все было так, то я бы сражался и победил. Но Кассий...

   Бахирон замолчал, однако Джоанна и так все поняла. Ее отец вторгся в Алокрию с северо-востока и уже занял крепость Силоф. Сейчас он бездействовал, но лишь потому, что ждал удобного момента для нападения и окончательной победы. Сегодняшнее сражение королевской и республиканской армий, каким бы ни оказался его итог, повлечет за собой закат Алокрии как самостоятельной страны. Один только факт вторжения Фасилии означал неизбежное поражение Бахирона - любые его решения и действия стали заведомо неверными, результат предрешен - ни алокрийскому королю, ни марийскому диктатору не победить в этой борьбе.

   Джоанна мягко, но решительно высвободилась из объятий мужа. Беременная, красивая и невероятно сильная женщина стояла перед королем, и он не мог оторвать взгляд от воплощенного в его жене образа истинного материнства.

   - Я поеду к отцу.

   Бахирон вскочил на ноги и заставил Джоанну ощутить на себе полный беспокойства и бессилия взгляд. Король действительно боялся за нее, ведь он знал, что помешанный на своем поражении и позоре, олицетворением которого стала его дочь, Кассий может сделать с ней все что угодно. Но точно так же Мур знал, что она ни за что не отступится от своего решения.

   - Зачем, Джоанна? Это самоубийство!

   - Я должна это сделать. Если кто-либо в Алокрии и может переубедить его, то только я. Он меня недолюбливает, я знаю, но хотя бы выслушает. Этого может оказаться достаточно.

   - Кассий одержим местью уже тринадцать лет, его невозможно переубедить. И ты не только свою жизнь подвергаешь опасности, но и нашего сына! - Бахирон упал пред ней на колени. - Прошу тебя, не надо.

   Джоанна подошла к мужу, взяла его руки и возложила их себе на живот. Бахирон ощутил, как недоверчиво и осторожно толкнулся ребенок в чреве королевы. Но, почувствовав тепло отцовских ладоней, он успокоился.

   - Если я не смогу остановить отца, то наш сын все равно рано или поздно погибнет. Кассий не оставит в живых законного наследника алокрийского престола, даже если тот не будет угрожать его власти.

   - Ты знаешь как это опасно и все равно собираешься броситься прямо в пасть зверю?

   - Да, - Джоанна улыбнулась, стараясь подбодрить Бахирона, но вышло как-то слишком грустно. - В конце концов, я королева Алокрии, и если ты ее отец, то я - мать. И как мать я должна защитить свое дитя от хищника. Просто поверь мне, я справлюсь.

   - Тебе я верю, - вздохнул король. - Но Кассию - нет...

   Бахирон уже смирился с отъездом супруги, добровольно предающей себя в когтистые лапы заклятого врага Алокрии. Она сделала свой выбор и не отступится от принятого решения. Если Джоанна увидела возможность сражаться с неизбежностью, то сделает все, чтобы воспользоваться ей. Очень маловероятно, что отец, отрекшийся от собственной дочери, прислушается к ней и откажется от дальнейшего продвижения вглубь Алокрии, но даже такая ничтожная искра надежды разжигала в ней пламя веры в лучшее будущее.

   Прошло несколько часов. Все это время Бахирон не видел жену, готовящуюся к отъезду. Вероятно, она уже покинула лагерь. Король решил не прощаться с ней, и Джоанна все поняла. Сегодняшний разговор не должен стать последним в их жизни, хотя оба супруга рисковали в скором будущем повстречаться со смертью, кто на поле боя, а кто - от руки собственного отца. "Ерунда, - Бахирон звонкой пощечиной отогнал дурные мысли. - Король и королева не могут позволить себе умереть, когда в стране царит хаос".

   Как же ему хотелось принять условия диктатора, какими бы они ни были, но Илид не выдвигал никаких требований. Складывалось ощущение, что он воевал ради войны, забыв обо всем на свете, включая столь любимую им Марию. С упорством сумасшедшего По-Сода направлял свои армии на запад для убийств, только для убийств. Не жалея ни времени, ни сил он слепо шел вперед и пытался пробиться сквозь ряды солдат короля, чтобы вцепиться в горло Бахирону.

   - Все-таки я тебя не понимаю, Илид, - сокрушенно покачал головой Мур.

   Выбросив из головы бесполезное недоумение и остатки сомнений, он поднялся на ноги. Царственная осанка и жесткий взгляд вернулись к нему, окружив короля ореолом истинного правителя. Целеустремленно и решительно он подошел к выходу из палатки и, откинув полог, шагнул на залитую солнечным светом равнину. Оглушительный приветственный рев готовых к бою солдат сотряс землю и небеса, заставляя кровь в жилах кипеть яростью тысяч мужей. Так осыпаются камни с крутых склонов Силофских гор, так содрогаются марийские степи, так трещат илийские леса во время ураганов. Боевой клич раскатился по всей Алокрии, пробуждая предков, дремавших в земле или развеянных прахом по ветру, чтобы они придали сил своим потомкам, идущим на смерть.

   Бахирон поднял закованную в латы руку, и воинственный рокот стих. Король медленно обвел взглядом своих солдат, стараясь запомнить лицо каждого. Что отличало их от марийцев? Верность королю, присяга, происхождение, традиции, привычки? Может быть, страх наказания? Правитель Алокрии не знал ответа. Скорее всего, разницы между людьми и вовсе не было, как бы они себя ни называли. Просто таков порядок вещей - сражаться на стороне тех, кто носит с тобой одно имя, против тех, кто имеет другое.

   По ровным рядам выстроенных войск пробежал оживленный шепот, перерастающий в негромкие восхищенные возгласы. Головы солдат были обращены к югу. "Свет благословляет нас! Добрый знак!", - слышалось отовсюду. Бахирон повернулся в ту сторону, ища глазами знамение, приковавшее к себе взгляды его людей, и увидел мощное свечение цвета золотого песка, плавящегося под палящим солнцем. Казалось, что на юге восходила новая звезда, озаряющая своими лучами алокрийских солдат. Воистину, так могло бы выглядеть благословление Света. "Но это не так, - подумал Бахирон Мур, стараясь разглядеть источник таинственного сияния. - Свет никогда не будет покровительствовать одним людям в убийстве других. Зловещее зарево..."

   На мгновение ему показалось, что свечение стало ярче, и от него повеяло легким ветерком, наполняющим воздух едва различимым треском и свежим загадочным ароматом. Солдаты ликовали, но Бахирону было очень тревожно на душе. За последнее время в Алокрии не происходило ничего хорошего, и вряд ли новое загадочное явление станет исключением.

   Дурной знак.***

   - Дурной знак, диктатор, - заметил Миро По-Кара.

   За верность республике и примерную службу Илид сделал его своим адъютантом, и с тех пор юный мариец повсюду следовал за главнокомандующим. Так ему было предписано новой должностью, но отчасти он старался остерегать По-Сода от решений, которые с трудом можно было назвать полезными для Марии или хотя бы разумными.

   - Плевать.

   Илид мельком посмотрел на золотистый свет, льющийся с юга, и вновь устремил свой взгляд на выстраивающиеся для атаки королевские войска.

   - У нас есть все шансы отбиться, - произнес Миро, угадав мысли диктатора.

   - Мы не будем отбиваться, - холодно ответил Илид. - Надо просто разбить королевскую армию и убить Бахирона Мура. Он собрал почти все свои силы в один кулак, чтобы уничтожить республику сокрушительным ударом. Но в этом кулаке не останется ни единой целой косточки, когда он угодит прямо в железную стену истинных марийцев.

   По-Кара взглянул на командира. В последнее время Илид отдавал крайне сомнительные приказы, и адъютант даже начал подозревать, что его изнутри подтачивало некое помешательство. Все-таки диктатор практически никак не отреагировал на смерть жены и дочери, и, возможно, то, что он так старательно прятал внутри, перебродило и отравило его рассудок. Но взгляд По-Сода был пуст, а разум холоден и расчетлив. Ни следа безумия, лишь всеобъемлющее ничто.

   - И что будет потом, если... - Миро осекся. - Что вы намерены делать, когда мы победим?

   Занятый рекогносцировкой диктатор никак не отреагировал на вопрос адъютанта. В лагере короля Бахирона что-то сверкнуло. Всего на один мимолетный миг солнечные лучи легли на полированную сталь, но Илиду хватило и его, чтобы узнать королевские доспехи. Их блеск, слегка омраченный кровью врагов, он видел рядом с собой на протяжении долгих совместных походов и битв, в которых По-Сода и Мур, будучи настоящими братьями по оружию, прикрывали друг друга. Прошло много лет, но сияние доспехов короля ничуть не потускнело, в отличие от давней дружбы.

   "Он здесь..."

   - Твоя армия готова, Миро? - спросил Илид, с трудом выговаривая слова из-за внезапного оцепенения.

   - На положенной ей позиции.

   - Остальные тринадцать?

   - Все на положенных им позициях. Как вы приказывали.

   Миро не мог не восхищаться стратегическим гением диктатора. Имея на руках минимум разведданных, он точно предсказал объединение королевских сил в единый ударный корпус, предугадал планы Бахирона и рассчитал маршрут движения вражеской армии. И как только на горизонте стали видны знамена приближающихся сил противника, Илид, практически не задумываясь, назвал день, когда начнется решающее сражение. И оказался прав.

   - Первыми пойдут пятнадцатые, - произнес По-Сода. - Когда их всех убьют, в бой вступят наши основные силы.

   Он сказал это без малейшей тени какой-либо эмоции, словно говорил не о нескольких тысячах людей. Пятнадцатая армия, состоящая из пленников и присоединившихся в ходе войны солдат, обречена на смерть, только лишь ради того, чтобы попытаться смешать ряды противника, сбить их строй. Илид и раньше был достаточно равнодушен к тем, кто не являлся истинным марийцем по происхождению и духу, ставил их в первых рядах и всегда готов был частично пожертвовать ими, но сейчас речь шла о поголовном истреблении. Они вступят в бой, а республиканцы будут смотреть на их жертву ради сомнительного результата и ждать, пока не погибнет последний алокриец, прихотью судьбы вынужденный сражаться со своим королем на стороне его же народа.

   - Простите, диктатор, но у пятнадцатой армии даже нормального оружия нет, не говоря уж о доспехах, - осторожно возразил Миро, не одобрявший бессмысленных человеческих жертв. - Перекованные в мечи косы и топоры из мотыг. Вы не оставляете им ни единого шанса выжить.

   - Однажды они уже предали своего короля, - Илид взглянул на адъютанта, и того оплели щупальца вязкой бездны безразличия в его глазах. - Им ничто не мешает сделать еще раз то же самое в отношении Марии. Мы же не будем вооружать потенциальных врагов, Миро?

   - Проще просто не давать им повода обращаться против нас, - По-Кара посмотрел в сторону, стараясь высвободиться из гипнотического плена пустого взгляда диктатора. - Нам незачем желать им смерти. Согласно нашим великим идеям, республика должна была даровать им свободу и все блага, коими пользуются марийцы. Разве не этого мы хотели, уходя из Донкара и возвращая себе наши законные земли?

   - Пусть сперва заслужат свободу и все блага, как ты выразился.

   - Но они погибнут.

   - Это их выбор, - коротко ответил Илид, вернувшись к созерцанию точек из королевских солдат на горизонте, среди которых он снова хотел увидеть знакомый блеск.

   "Гений он или безумец? - спросил себя Миро, украдкой глядя на диктатора. - Скорее всего, и то и другое. Любой военачальник - убийца, одним лишь словом посылающий своих солдат на смерть и ради смерти. По-Сода делает это виртуозно, но слишком бесчеловечно даже для закаленного во множестве боев полководца". Ход мыслей Илида ему не постичь. Вероятно, потому что даже сам диктатор не мог понять себя. Он желал мести вероломному Бахирону, убийце, самодуру и деспоту. В Илии еще остались те, кого принято называть рабами, угнетаемые королем и аристократией. Большинство из них не жаловалось на свою жизнь, но лишь из-за собственной глупости и незнания великих идеалов республики, благ всеобщей свободы и равенства. По-Сода стремился дать им то, чего заслуживает каждый человек в этом беспощадном мире.

   Однако так было раньше. Когда Илид раздул горн гражданской войны, он признался самому себе, что ему плевать и на рабов, и на илийцев, и даже на марийцев и республику. Прикрываясь благими побуждениями и службой на благо будущего Марии и всей Алокрии, диктатор был честен с собой - он желал лишь мести. Точнее, он должен желать отомстить. Настоящие чувства Илида умерли и осыпались прахом на строки письма, в котором сообщалось о гибели его жены и дочери.

   Не было боли и горечи утраты, но марийский диктатор знал, что должен испытывать их. Сколь же велики были это отравляющие душу чувства, если человек даже не в силах ощутить их? И способен ли он вообще что-нибудь почувствовать? Что если он уже давно стал бесстрастным чудовищем, которое осталось равнодушным к смерти родных? Илид и не пытался найти ответы. И он прекрасно слышал вопрос Миро: "Что будет потом?". Но для себя диктатор решил, что от него в этом мире требуется только сражение с Бахироном и убийство короля Алокрии, а "потом" уже не наступит. По-Сода знал, что его существование закончится вместе со смертью бывшего друга.

   - Приказывай пятнадцатым идти в атаку, Миро, - устало скомандовал Илид. - Пора.

   Без дальнейших возражений адъютант По-Кара поклонился главнокомандующему и направился к вооруженной бутафорскими мечами и топорами нестройной толпе оборванцев, которая по недоразумению была названа пятнадцатой армией. Приказ оставался приказом. Командир Миро был верен делу республики и диктатору, хотя методы и истинные цели По-Сода топили преданность адъютанта в омуте сомнений. Впрочем, людям свойственно сомневаться, в этом нет ничего страшного. Надо просто продолжать делать то, что он обязан делать как военачальник республиканской армии и гражданин Марии.

   "Все же сегодня может закончиться короткая история нашей независимой республики", - со странной апатией подметил Миро, вглядываясь в проплывающие мимо лица солдат. Они все были какими-то одинаковыми, неестественными, словно посмертные гипсовые маски с глазами без зрачков. "Погибнут", - с еще более пугающим равнодушием понял По-Кара. Ему не все равно, просто их судьба уже была предрешена, и любой спор с неизбежностью окажется бессмысленным. Наверное, ему тоже стоило смириться и изо всех сил следовать предрешенному пути, каким бы он ни был.

   Миро украдкой ощупал свое лицо. Еще теплое и, кажется, даже живое. Не слишком хорошо понимая зачем, адъютант диктатора поставил перед собой цель - выжить в грядущей мясорубке. Новое стремление продиктовано совсем не трусостью, а желанием увидеть, что все было не зря. Споры, ссоры, потери, страдания и смерти людей - когда-нибудь всему этому должен прийти конец, и тогда расцветет новый мир, в разы лучше нынешнего. Хотелось бы в это верить...

   Силы королевской и республиканской армий примерно равны. В гарнизонах остались раненые, немощные и сраженные внезапными вспышками эпидемии солдаты. Сейчас, после нескольких месяцев мучительного, кровавого, истощающего противостояния, вся военная мощь Алокрии сконцентрировалась в одном месте на илийско-марийской границе. Здесь будет вершиться дальнейшая судьба страны. Победа останется за теми, кто осознал и нес миру идеи рациональной справедливости, свободы и всеобщего равенства - за марийцами. Монархии, которая одним своим существованием оскверняла человеческую природу вольных разумных созданий, нечего противопоставить величию республики. Добро побеждает зло. Ведь так всегда бывает в детских сказках и балладах о героях. Откуда-то же взялась эта простая истина, которой тысячелетиями пичкают людские головы.

   "Что будет потом?", - не единожды спрашивал Миро диктатора Илида, но ни разу не получил вразумительного ответа. Да и вряд ли вообще возможно предугадать, куда свернет извилистая тропинка истории этого безумного мира. Оставалось только надеяться на лучшее будущее и увидеть все своими глазами.

   Все собранные воедино республиканские армии были готовы к атаке. Две короткие фразы, и понурые пятнадцатые медленно двинулись вперед, шагая с таким напряжением, словно они толкали землю под ногами назад, приближая к себе горизонт с ровным рядами войск короля Бахирона Мура.

   - Дурной знак, - с беспокойной нервозностью усмехнулся Миро, полоснув взглядом золотистое сияние на юге.

   Некогда отвлекаться на загадочные предзнаменования. Четырнадцать армий республики с металлическим скрежетом и скрипом кожаных ремней зашагали вперед, ступая на пожухлую траву, смятую стертыми подошвами сапог пятнадцатых. В воздухе над рядами солдат извивались яркие тряпочные змеи марийских знамен, мелко подрагивающих от гулких ударов барабанов и призывных вздохов горнов.

   Вялые лучи расплывающегося на юге сияния лениво лизали поле боя, наполняя сокращающееся между противниками пространство легким потрескиванием. Но илийцы и марийцы ослепли от заливающего глаза пота и оглохли от колотящегося в груди сердца, которое истерично отбивало беспорядочный ритм, разгоняя по телу кровавый сироп адреналина.

   Настал час последнего сражения гражданской войны в Алокрии.***

   Впоследствии никто не сможет вспомнить, как все началось.

   Пятнадцатая армия разбита вдребезги. Вчерашние крестьяне и ремесленники, вынужденные сражаться на стороне Илида, не имели ни малейшего шанса на успешную атаку. Многие из них пали духом, побросали оружие и побежали, но их догоняли меткие стрелы и дротики илийцев. Если кому и удалось добежать до стройных рядов марийских солдат, то они были тут же казнены за предательство. На поле боя приговор исполнялся без оглашения. Бессмысленная резня была настолько чужда обеим сторонам противостояния, что этот эпизод сражения стерся из памяти участников, оставив после себя лишь неприятный тошнотворный осадок, заполненный страхом воздух и пропитанную кровью землю.

   Королевская и республиканская армия медленно столкнулись. Кривым штопором в небо вонзился металлический скрежет, два стальных прилива встретились, стряхнув с себя облака пыли и ржавчины. На мгновение солдаты в первых рядах почувствовали усталость оружия и доспехов, протяжно вздыхающих и причитающих под собственной тяжестью и весом отнятых жизней, прилипших к лезвиям мечей и пластинам нагрудников невидимыми пятнами крови. Оглохшие от первого столкновения люди повторно потеряли слух, когда на них невыносимо плотным туманом лег гул сражения. Он нарастал, раскидывал неосторожных солдат по сторонам, сдавливал им головы готовые расколоться на части и выплеснуть наружу кипящую жижу мозгов. Приходилось кричать, надрываться, вопить, срывая глотку, чтобы напряжение густым черным потоком изливалось из разинутых ртов.

   Зрение потеряло всякий смысл. Даже закрыв глаза или отвернувшись, солдаты видели свист рассекающего воздух оружия, смотрели на клубящийся запах смерти, любовались солнечными зайчиками на вмятинах вражеских доспехов, заляпанных грязью, кровью, рвотой и прочими жидкостями всех цветов и консистенций из человеческих тел. Не нужно смотреть, от них требовалось только идти вперед и рубить. Шаг за шагом, не слишком далеко от противника и не слишком близко к своим соратникам. Замахиваться, беспощадно и точно направлять оружие, чтобы убить наверняка. Все очень просто, слух и зрение были излишни. Минимальные усилия - идти вперед и убивать. И солдаты шли вперед и убивали, продолжая методично переставлять ноги и размахивать мечами даже после собственной смерти.

   Первые жертвы никто не заметил. Для всех они не умирали, а просто внезапно пропадали из виду, провалившись куда-то под землю. От них оставались лишь замершие гримасы одинаковых лиц и растоптанные тела. Тысячи закованных в броню ног насухо выжимали последние капли жизни из трупов, смазывая заржавевшую машину войны. Отсеченные конечности стали ее запчастями, она ощетинилась копьями недоступной простым смертным победы, забрасывала людей камнями напрасных надежд, омывала берега Алокрии алым приливом, выбрасывая на черный пляж обглоданные останки сынов страны.

   Друзья, товарищи и незнакомцы старательно умирали на поле боя. Складывалось ощущение, они собрались здесь именно для того, чтобы плеваться кровью, недоуменно глядя на оперение стрелы, пробившей кольчугу на груди. Они пришли, чтобы липкими пальцами попытаться засунуть вывалившиеся кишки обратно в себя и громко ругаться, когда эти сизые змеи в очередной раз выскользнут из рук. Они вступили в бой, чтобы попробовать открыть глаз, выбитый метким ударом кистеня или засыхающий мутной лужицей, размазанной по лезвию вражеского меча. В момент мимолетной передышки они пытались утереть пот с лица, но обнаруживали на месте руки лишь кровоточащий обрубок. За победу сражались правители, остальные пришли сюда, чтобы умереть...

   Король Бахирон Мур, презрев опасность и возраст, который ощутимо давил на его плечи после нескольких лет спокойной жизни, бросился в бой. Оруженосцы остались где-то позади, захлебнувшись в бурном потоке людей, крови и стали. Он знал, что не умрет сегодня, потому что просто не мог оставить Алокрию без законного правителя. Пока существует королевство, будет жить и король, ничто не могло его удержать. А марийцы, так страстно желая смерти короля, все же не решались встретиться с ним на поле боя и поднять на него оружие. Словно полубог в сверкающих доспехах, не померкнувших даже после нескольких слоев живого багрового цвета, Бахирон уверенно шел вперед, расширяя зазор в рядах республиканских войск. Его солдаты втискивались в эту щель, вдохновленные примером короля. А он продолжал свой путь, всаживая себе в душу одну раскаленную иглу за другой при каждом глотке воздуха, в котором стоял обжигающе холодный смрад смерти. В лицо летели брызги крови, но они моментально исчезали, то ли впитываясь в кожу, то ли испаряясь от внутреннего жара. Сражение продолжалось, и Король испытывал жуткую боль от убийства людей, которых считал своими подданными, своими сыновьями.

   Внезапно перед Бахироном выросла фигура Илида. Бывший комит армии заметно постарел за этот год. Хоть он и был настроен решительно, болезненный вид и пустой взгляд могли скорее принадлежать закоренелому любителю дурманящих зелий, а не великому полководцу прошлого.

   Битва стихла сама по себе, пробежав всполохом примирения от центра поля боя, где встретились алокрийский король и марийский диктатор. Илийцы и марийцы переводили недоверчивые взгляды со своих противников на Илида и Бахирона, а потом обратно. И только сейчас они увидели, что их враги имеют лица вчерашних соседей, соотечественников, знакомых и даже друзей. Кто-то узнал своих работников в мастерской. Другой услышал голос трактирщика из заведения у дома, где ему довелось раньше жить. Купцы, торговцы и извозчики непонимающе смотрели в глаза друг другу. Здесь не было противников, были простые люди, с которыми они обычно здоровались при встрече на улице, беззлобно ругались у торговых палаток, смеялись над выступлениями шутов на главных площадях городов во время крупных праздников, ходили в церковь. Это все люди, которые встречаются и расстаются, дружат и ссорятся, знакомятся и забывают, любят и злятся друг на друга, растут сами и рожают детей. Живут вместе, а не убивают.

   У противника, оказывается, есть лицо. В бою так легко было разрубать восковые фигуры и ломать гипсовые маски, а сейчас, увидев людей в своих врагах, убийство стало преступлением, а лица новых жертв будут в вечных кошмарах преследовать своих нечаянных палачей. Внезапная пауза показала, что марийцы и илийцы - это лишь названия, условности, ярлыки и ценники на товарах в играх правителей и богачей. Все они - люди, которые просто хотели жить.

   - Нам незачем сражаться, Илид, - опустив меч, произнес Бахирон Мур. - Сдавайся, старый друг.

   Зарычав, По-Сода кинулся на короля, занося клинок для сокрушительного удара, который способен разрубить облаченного в доспехи человека как соломенную куклу. Взглянув в клокочущую бездну пустоты в глазах друга, Бахирон понял, что уже видел это раньше: позу Илида, его рывок и замах...

   Много лет назад, в далекой юности, они вместе тренировались в одной из галерей королевского дворца в Донкаре. Молодой алокрийский король Мур и его оруженосец По-Сода, выходец из уважаемой старой семьи Градома, фехтовали примерно на равных. Если один превосходил другого, то с каждым новым поражением тот становился сильнее и опытнее, и они менялись местами. После тренировочного боя каждый из них выносил с галереи одинаковое количество оставленных тяжелыми затупленными мечами синяков, кровоподтеков, царапин и равное число побед. Но всякий раз, когда Бахирон одерживал верх над Илидом, тот с беззлобной насмешкой утверждал, что в настоящей схватке юный король проиграл бы. "Ведь ты снова сражался ради того, чтобы победить, - потирая ушиб, говорил По-Сода. - А не для того, чтобы убить меня". Улыбаясь на замечание друга, Бахирон обычно отвечал: "Я просто не могу тебя убить".

   Однажды, поднявшись на ноги после очередного поражения, Илид неожиданно окунул короля в омут пустого взгляда и с сожалением произнес: "Ты одолел меня, но снова проиграл. Если не будешь пытаться убить, то когда-нибудь ты погибнешь, встретив похожего на меня противника. Я не всегда буду рядом, друг. Научись защищать себя сам". Эти слова запали в душу Бахирону, и он почему-то решил прекратить тренировки с Илидом, объяснив это тем, что им стоит менять противников, дабы быть готовыми ко всему, что может встретиться на поле боя. Мариец отнесся к этому с пониманием и поддержал решение юного короля, не подозревая, что тому просто было очень неприятно видеть в нем врага. В тот день во время их последней совместной тренировки, По-Сода бросился на Мура, занеся затупленный меч для одного точного и мощного удара, чтобы убить наверняка. Прямо как много лет спустя, встретившись на илийско-марийской границе во время последнего сражения гражданской войны.

   Сделав шаг в сторону, Бахирон вскинул меч и вонзил его под нагрудную пластину доспеха Илида. Диктатор умер почти мгновенно.

   - Все-таки смог, - заключил король, глядя на скользящие по лезвию густые капли крови. - Видишь, старый друг? Сейчас я сражался, чтобы убить.

   Над полем боя повисла такая тишина, что стали слышны стоны раненых и частое дыхание людей, глядящих в черные провалы глазниц смерти. Отдышка, тяжелые вздохи, бряцание оружия и брони, тихий жалобный скрип ремней и застежек, шелест мятой травы и хлюпающая под ногами кровавая грязь. Неужели битва закончилась?

   Где-то вскрикнул марийский солдат, не заметивший, как его проткнуло копье. В это же время на другом краю поля клинок, со свистом разрезав воздух, вонзился в шею растерянного илийца и, прихлебывая, начал насыщаться забродившей во время боя кровью. Описав изящную дугу, кистень с хрустом смял чей-то череп, а в воздухе запели свою траурную песнь стрелы, осыпающиеся на задние ряды противостоящих армий. Люди вновь потеряли свои лица, превратившись в глиняные игрушки, убивающие друг друга просто потому, что они находились здесь и сейчас, а о том, кто из окружающих враг, было сказано заранее. Разве не ради этого марийцы и илийцы собрались тут?

   Ощутив, как на него наползает лавина нарастающего шума возобновленной битвы, Бахирон Мур обессилено рухнул на колени. Сквозь гул, скрежет металла, хруст костей, чавканье крови, вопли раненых и глухие удары падающих тел, он расслышал, как кричал какой-то юноша, призывающий остановить кровопролитие, прекратить сражение. Король узнал его - голос принадлежал бывшему командиру королевской гвардии Миро По-Кара.

   Молодой марийский военачальник стоял рядом с Бахироном, размахивал мечом, кричал на своих людей, но никто его не слышал. С застывшими лицами и слепыми глазами марийцы бросались на илийцев, спотыкаясь о трупы павших товарищей, а илийцы остервенело отбивались, умирали сами и забирали вместе с собой в преисподнюю своих врагов. Хохочущая смерть летала над полем боя, жадно хватала человеческие жизни и прятала их в подол черного платья, поблескивающего на блеклом солнце багровыми пятнами засохшей крови.

   Воздух завибрировал, издавая треск подобный звуку рвущейся ткани. Поднялся сильный южный ветер, который обжигал кожу, облеплял людей невидимыми паутинками, хлестал сухими листьями и травинками. Яркая вспышка золотистого света затмила тусклое солнце, и через поле протянулись тончайшие поблескивающие белым серебром нити, сплетающиеся в невероятные узлы, изящную филигрань и полые клубки. Они плавали по воздуху, окунались в грязь и незапятнанными взмывали в серую высь, заставляя землю и небеса мелко дрожать.

   Пораженные удивительным зрелищем солдаты отвлеклись от смертоубийств и, щурясь от яркого света и сильного ветра, обратили свои взгляды на юг, где бесновалось загадочное сияние. Несколько человек, не удержавшись от нахлынувшего любопытства, осторожно дотронулись до парящих нитей. Серебро обволакивало их пальцы и проходило сквозь руки, но люди при этом ничего не чувствовали, а только лишь завороженно смотрели на танцующие узоры и поблескивающие потоки, ласкающие их тела.

   Воздух опять завибрировал, наполняясь пугающим треском, и очередная золотистая вспышка погнала на поле боя новую волну южного ветра. Серебряные нити всколыхнулись, и в следующий миг выжившие в сражении позавидовали своим павшим товарищам.

   Пространство готово было лопнуть от криков боли и ужаса. Вопящие солдаты пытались содрать с себя поблескивающую паутину, но странные нити, пронзая человеческие тела, заставляли их меняться, распускали прекрасные цветы в местах соприкосновений. Кристаллические бутоны, внутри которых можно было разглядеть кусочки внутренних органов и вены, произрастали из людей, разрывая их плоть. Лианы цвета крови расползались по рукам и ногам еще живых солдат, повинуясь движению серебряного узора, и терзали их кожу и мышцы острейшими шипами. Несчастные срывали с себя доспехи и яростно расчесывали зудящие тела, на которых белыми и желтыми пузырями набухали различные болотные растения. От их вонючих выделений рвало кровью, тонкие корни ползали под кожей и отравляли лихорадящую плоть, неумолимо высасывая остатки здоровья из корчащихся в грязи людей, которые после своей мучительной смерти превращались в небольшие холмики, покрытые ужасными растениями.

   Вдохнув горячего воздуха, принесенного южным ветром, несколько человек опустились на колени и начали раздирать себе горло ногтями. Они больше не могли дышать. В состоянии абсолютной паники солдаты пытались добраться до своих легких и хоть как-то заставить их работать, били себя по груди, ломая ребра, но все было напрасно. Выпучив заполненные кровью глаза и высунув посиневший язык, они замертво падали распухшими лицами в грязь.

   Увидев устрашающую участь умирающих, некоторые марийцы и илийцы бросали своих товарищей и бежали во все стороны, стараясь не касаться плавающих в воздухе серебряных нитей. Но это не помогло. Несколько беглецов услышали странный хруст и с удивлением обнаружили, что падают. Прямо на ходу у них откалывались ноги, и, рухнув на землю, люди рассыпались на крупные осколки. Подскакивая на кочках, их головы с изумленными лицами продолжали катиться вперед. А ее, кому пока что удалось избежать смерти, неслись со всех ног от безумия, творящегося за их спинами. Но обернувшись, они видели свои копии, которые как будто отстали от них на несколько секунд. Вопя от ужаса, солдаты бежали быстрее, а потом еще быстрее, когда услышали собственный вопль, многократно повторяющийся сзади. В конце концов, время решило исправить свою ошибку и одним махом собрало все копии воедино, взорвав незадачливых беглецов.

   Порывы южного ветра растягивали людей, превращая их в неказистых уродов с длинными и кривыми телами. Организм не способен выдержать подобные изменения, хрупкие длинные кости с хрустом ломались, а внутренности лопались от напряжения, начиналось обильное внутреннее кровотечение. Безглазые искаженные лица разевали бесформенные рты, мыча что-то нечленораздельное, пока милосердная смерть не избавляла их от страданий.

   Однако не всем изменившимся была суждена такая скорая кончина. Под обжигающим южным ветром тела людей плавились, сливались с доспехами и оружием, принимали невообразимо жуткие формы. Из спин и ребер, с треском ломая и растягивая кости, вырастали лишние конечности с длинными пальцами, увенчанными саблевидными когтями. Корчащиеся и застывшие в безумном смехе рожи сползали с головы на плечи и грудь или проваливались куда-то в раздувающуюся полость тела. Где-то из кожи пробивались клочки жидких волос, местами же она превращалась в скользкую чешую, покрытую слизью, выплескиваемой из кратеров огромных язв. Кровоточащие груды живой плоти агонизировали каждую секунду своего мучительного существования, а остатки рассудка и человечности быстро растворялись в их кипящем страдании. Забыв себя, они бросались на бывших соратников и врагов, на других монстров и людей, разрывая на куски всех, кто попадал в их уродливые пародии рук.

   Скованные ужасом солдаты смотрели на оживающие кошмары, когда вдруг обнаружили, что видят больше, чем положено обычным людям. Они могли видеть происходящее сзади, вверху, внизу, с боков, со всех сторон. На их телах прорезались все новые и новые веки, открывались глаза. Лоскуты лопнувшей кожи и остатки внутренних органов ороговели, превратившись в острые шипы. Потерявшие последнее сходство с людьми шипастые гроздья глаз катались по полю боя, подминая и протыкая всех без разбора. И не было конца этому безумию...

   Вскочив на ноги, Бахирон бросился на обескураженного Миро и оттолкнул его в сторону, спасая от катящегося на них мерзкого шара.

   - Это бред, это какой-то бред, - бесконечно повторял По-Кара.

   Он валялся на растоптанной траве орошенной кровью марийцев и илийцев. Тело отказывалось повиноваться республиканскому военачальнику, разум уснул, даже не пытаясь понять происходящее.

   - Очнись, Миро! - король отвесил ему хлесткую пощечину.

   С четвертым ударом в глазах марийца мелькнуло нечто осознанное, он моргнул и перехватил руку Бахирона.

   - Ваше Величество, - пробормотал Миро, ошарашено глядя на короля. - То есть... Да, Ваше Величество.

   Какой же нелепостью сейчас показалась гражданская война. Впрочем, она всегда такой и была. Марийцы и илийцы столкнулись с чем-то, что показало ничтожность их жалких человеческих дрязг.

   По-Кара приподнялся и посмотрел по сторонам. Заметив командира, к нему побежали два солдата из его армии, но очередная вспышка на юге дыхнула на них жарким дыханием. Один из них закричал, его кожа быстро дряхлела, лицо покрывалось морщинами, зубы выпадали, а волосы седели. В мгновение ока здоровый мужчина превратился в дряхлого старика, а еще через миг он осыпался прахом, перемалывая свои древние кости тяжестью доспехов. Второй же солдат не успел даже вскрикнуть. На него загадочное сияние произвело полностью обратный эффект. Пока бежал, он сделал один шаг взрослым человеком, второй - мальчишкой, а третьего уже не было. На землю рядом с Миро шлепнулся скользкий зародыш.

   Юный марийский военачальник быстро и глубоко дышал, готовый разразиться иссушающим душу воплем ужаса. Впившиеся в почву пальцы дрожали от напряжения, Миро готов был вонзить их себе в глаза, лишь бы больше не видеть этот кошмар. Сильные руки вцепились в наплечники По-Кара и рывком отбросили назад, выдергивая его из оцепенения. Поняв, что он больше не падает в пучину сумасшествия, Миро увидел короля Бахирона, которой лежал рядом и прижимал его к земле, укрываясь за небольшой кучей трупов.

   - Не высовывайся, - произнес Мур. - Это как-то связано с сиянием на юге и ветром, который следует за каждой вспышкой.

   - Что делать? Что же делать? - лепетал мариец, извиваясь в доспехах, словно хотел выползти из них.

   - Успокойся, - король тряхнул его с такой силой, какую только позволяло лежачее положение. - Нельзя уподобляться им, возьми себя в руки.

   - Им? - спросил Миро, старательно приводя мысли в порядок.

   Бахирон молча указал в сторону. С трудом фокусируя зрение из-за клокочущего в груди сердца, По-Кара взглянул в том направлении и стал свидетелем очередного ужасающего зрелища - брызжа слюной, бешено вращая выпученными глазами и охрипнув от нескончаемого вопля, солдаты обеих армий отмахивались руками и оружием друг от друга, ползали по земле, увечили сами себя. Марийцы и илийцы больше не различали врагов и союзников, оживающие кошмары и бурлящий поток необъяснимого окончательно сломил их рассудок, треснувший уже давно под тяжестью войны. Они корчились, кричали, терзали трупы своих товарищей, бросались на все живое, будь то человек или гротескный монстр. Но не все еще поддались тошнотворным метаморфозам и безумию. Небольшие группы выживших кое-как отбивались от наседавших со всех сторон чудовищ и психопатов. Были и те, кто вжимался в землю и искал хоть какого-нибудь укрытия, в истерике и паническом страхе зарываясь в горы трупов.

   Миро задышал еще чаще. Он сжал зубы с такой силой, что они готовы были раскрошиться, глаза налились кровью, а из груди вырывался протяжный стон. Сквозь оглушительный звон в ушах, сжимавший голову в тиски, По-Кара где-то на фоне, словно из-под воды, услышал голос Бахирона. Король тряс марийца и кричал на него, пытаясь привести в чувство. Миро пришел в себя только после очередной порции смачных пощечин.

   - Надо им помочь! - хрипло выкрикнул марийский командир, находясь на грани очередного срыва.

   - И попадем под новый порыв ветра, - возразил побледневший король, который хоть и держал себя в руках, чувствовал себя не намного лучше юноши. - Тогда уже точно никому не поможем.

   Миро немного успокоился и, от бессилия прикрыв глаза, распластался в грязи. Зыбкая действительность отслаивалась от той реальности, в которой он жил раньше.

   - Что же делать? - в очередной раз спросил мариец, оставив последние попытки понять происходящее.

   - Ждать, - не очень уверенно ответил Бахирон и, осторожно высунув голову из укрытия, посмотрел на юг. - Кажется, то сияние ослабевает. И порывы ветра стали реже.

   - Все из-за него?

   - Не знаю, - поморщился король. - Скорее всего.

   Ожидание затягивалось, но очередная вспышка положила ему конец, окрасив половину неба в цвет грязного золота. Казалось, люди на поле боя, превращенном в оглушительно вопящую мясорубку, не способны кричать громче. Однако новая волна ужаса захлестнула несчастных, унося их в океан хохочущего кровавого помешательства, и подернутое серой пленкой небо порвалось на лоскуты от истошного воя, душераздирающего визга и надрывного стенания. Ни один человек не способен издавать такие звуки. Впрочем, многие из них уже не были людьми.

   Несколько солдат сгорели заживо, хотя не было видно не единого языка пламени. Они просто упали на землю, и от их обугленных тел начал распространяться мерзкий, тошнотворно сладковатый запах паленого человеческого мяса.

   Недалеко от укрытия Бахирона и Миро сражалась небольшая группа марийцев, отчаянно отбивающаяся от набросившихся на них уродов. Внезапно республиканцы начали хвататься за застежки и перерезать ремни, предпринимая жалкие попытки освободиться от доспехов. Но их тела медленно раздувались, и броня все сильнее стискивала их. Кому-то повезло - монстры достали их своими кривыми конечностями и разорвали, остальным же была уготована иная участь. Они продолжали расти, но марийские оружейники постарались на славу, и крепления нагрудников даже не думали ломаться. Раздутые покрасневшие тела с выпирающими синими буграми вен катались по земле, загнанные в смертельную ловушку тем, что должно было их защищать. Первыми лопались глаза, затем из распухших десен вылетали зубы, ногти слетали с надувшихся пальцев. Из носа, ушей и рта текла кровь до тех пор, пока солдаты не взрывались, обдавая все вокруг кровавым фонтаном, обрывками кожи и мелкими ошметками мяса. И даже после этого части их тел продолжали медленно расти.

   Последняя вспышка оказалась милосерднее предыдущих. Умирая, люди немного меньше мучились от ее аномалий, принесенных южным ветром. Загадочная сила выворачивала конечности, перемалывая кости, и перемешивала внутренности, заставляя своих жертв захлебываться кровавой блевотиной. Солдаты осыпались песком, высыхали до хрустящей оболочки или растекались пузырящейся жижей. Кого-то вдавливало в землю тяжестью собственного веса до тех пор, пока они не превращались в лепешку с неровными краями.

   Безумие с новой силой било в головы людей, растаптывая остатки здравомыслия. Марийцы исступленно сражались со своими двойниками, обряженными в одежду илийский воинов, и, убивая очередного врага, какой-нибудь сторонник республики хватался за рассеченное горло. Илийцы не отставали от них и активно истребляли собственные зеркальные отражения, издевку их воспаленных рассудков, и тем самым вырезали своих товарищей. Несколько человек просто исчезли, провалившись в себя или растворившись в дыму, оставив в этом мире лишь преисполненный разъедающего страха вскрик, повисший в воздухе. Некоторых из них перед исчезновением недружелюбное пространство разворачивало и разглаживало, как смятый листок. Было видно все стороны человека, как бы он ни повернулся - спина соседствовала с грудью, руки и ноги собирались в плотную мозаику, а стопы и макушка головы торчали где-то у шеи и копчика одновременно. Эта невозможная картина могла свести с ума любого, кто хоть на секунду задерживал на ней свой взгляд.

   - Помогите! Помогите нам! - раздался хриплый голос недалеко от укрытия Бахирона и Миро.

   Очнувшийся от прострации марийский военачальник посмотрел на кричащего. Солдат королевской армии тащил по полю своего товарища, который бился в конвульсиях и надувал пузыри из густой коричневатой пены, хлопьями падающей ему на грудь. Приподнявшись, Миро собрался позвать их, чтобы они спрятались в укромном месте с ним и королем, но Бахирон зажал ему рот грязной ладонью и молча покачал головой. "Им уже не помочь", - едва слышно прошептал он.

   Илиец короткими рывками волочил своего друга, не заметив, как в один момент тот затих, выпучив невидящие глаза покрытые красными молниями лопнувших сосудов. Солдат молил о помощи, а потом внезапно вскрикнул и схватился за свою руку. Труп товарища шлепнулся в размешанную ногами грязь, но илиец не обратил на это ни малейшего внимания. Полный немого ужаса взгляд был прикован к его ладони, которая выделяла вязкую полупрозрачную жидкость. Пальцы начали извиваться сами по себе, на них прорезались крошечные отверстия, из которых вырывался тоненький писк. Завопив от омерзения и страха, солдат выхватил из-за пояса тесак и как-то слишком легко отсек себе руку. Но вместо крови из обрубка потекла все та же слизь. Вскоре она заполнила его рот, хлынула из носа и ушей, выступила капельками на коже. На землю упало уже не человеческое тело, а пищащее желе, ползающее по доспехам и пережевывающее остатки одежды.

   Миро вырвало, и он потерял сознание. Когда мариец пришел в себя, он почувствовал, что что-то изменилось, но пока еще не понял что именно.

   - Очнулся, - заметил Бахирон. - Слышишь?

   По-Кара прислушался. Действительно, воздух больше не трещал и не вибрировал. Он осторожно выглянул и проследил за взглядом короля. Мур смотрел на юг, где было видно только едва заметное зарево.

   - И нити исчезли, - сказал Миро, озираясь по сторонам. - Это конец?

   - Еще нет.

   Бахирон вскочил на ноги, вскинул меч к небу и громогласно объявил:

   - Битва не окончена! Илийцы и марийцы, все ко мне! Забыть разногласия, перед нами выросла угроза для Алокрии!

   Король не слишком рассчитывал на эффект громких речей, поэтому сбросив с души остатки страха, недоумения и усталости, он бросился вперед, точным ударом разрубив долговязое чудовище, на котором еще висели обрывки илийского обмундирования. Разделенная надвое тварь верещала и продолжала шевелиться. Видимо, подобное ранение не было для нее смертельным. Бахирон хладнокровно расчленил монстра, бывшего когда-то его подданным, чтобы тот оставался обездвиженным и больше никому не причинил вреда.

   Измазанный в грязи Миро не мог понять, как королю хватило духа сражаться с тем, чего никто не понимал, и при этом даже одерживать верх. С будоражащим кровь чувством юношеского восторга он смотрел вслед Бахирону, который тут же направился к следующему уродливому созданию, порожденному южным ветром.

   - Мария! - завопил молодой командир, не узнавая собственного голоса. - Республика, вперед! Илия, за короля Бахирона Мура!

   Разрозненные группы солдат наконец нашли для себя ориентир и кого-то, способного руководить в таком хаосе. Охрипший По-Кара кричал и отдавал приказы, к нему со всего поля боя уныло стекались марийцы и илийцы, вырвавшиеся из окружений и вылезшие из укрытий. Потерянные люди слышали отрезвляющий голос командира и, жадно хватаясь за потрепанную надежду, сбивались в одну толпу. Республика или Алокрия, Мария или Илия - уже плевать, сейчас главное - выжить. И эта единственная цель казалась недосягаемой, когда они заметили, что уже почти окружены преследовавшими их гротескными монстрами и брызжущими слюной безумцами. Однако, столкнувшись между собой, психопаты и уроды смешались и принялись кромсать друг друга в кровавой неразберихе.

   - Положим конец их мучениям, - обратился к Миро Бахирон, небрежно стряхивая с блестящих доспехов какую-то слизь. - Люди ждут твоих приказов, командир гвардии По-Кара.

   Мариец давно отказался от своего почетного звания, потеряв его во дворце, когда последовал за Илидом По-Сода. Должность, пропитывающая своего владельца искусственным уважением, осталась в Донкаре, и ее место заняла ненависть ко всему илийскому, воспитанная службой под началом диктатора. Но смог бы Илид держаться сейчас с такой же честью и самоотверженностью?..

   - Они ждут приказов короля, Ваше Величество, - возразил марийский военачальник.

   Миро уже хотел было поклониться, но Бахирон остановил его.

   - Я остаюсь врагом Марии, командир, разве не так? - печально усмехнулся Мур. - Но сейчас не время спорить.

   Развернувшись к толпе израненных, испуганных и растерянных солдат, король обвел мечом верещащую и чавкающую кровью возню чудовищ и сумасшедших маньяков, окруживших жалкие остатки обеих армий.

   - Убить их всех.

   Прекрасно осознавая, что его слова, отнюдь не вдохновляющие, не сразу дойдут да солдат, он направился к шумному месиву, от вида которого бросало в дрожь даже самых бывалых воинов. Можно было бы просто подождать, когда безумцы и монстры поубивают друг друга, но Бахирон больше не мог смотреть, как страдали его бывшие подданные, пораженные кошмарными метаморфозами и сумасшествием. По-Кара поспешил за Муром и наравне с королем начал орудовать мечом, расчищая путь сквозь свалку трупов, кишащую уродливыми созданиями. Наконец и солдаты тронулись с места, присоединяясь к Бахирону и Миро в их миссии смертоносного милосердия.

   Все закончилось быстро. Даже если кто и мог, он бы предпочел не вспоминать произошедшее. Как приходилось убивать обезумевших соратников, которые, брызжа слюной и пеной, сами кидались на острия мечей и копий, выли и хохотали, царапая ногтями себе лица и пытаясь впиться зубами во что-либо шевелящееся, даже если собственные кишки разматывались и волочились по земле. Чтобы сохранить жалкие клочки здравого рассудка, память людей отчаянно прятала воспоминания о том, как люди, подавляя рвотные рефлексы, расчленяли невообразимых созданий на мелкие куски, а они все равно продолжали следить за побледневшими солдатами налитыми кровью глазами, моргающими на половинках и четвертинках голов или их подобий. Чудовища и не собирались умирать, как будто эта небольшая условность реального мира их вообще не касалась.

   Но как бы то ни было, кошмарные твари и сошедшие с ума воины оказались ничтожными противниками. Раньше им помогал страх перед неизвестностью, который охватил выживших в порывах южного ветра, но как только Бахирон и Миро взяли командование в свои руки, простые приказы, исполнение которых у солдат было доведено до автоматизма, привели всех в чувство, и людям удалось победить.

   Победить?..

   Опираясь на королевский меч, воткнутый в почерневшую от крови землю, Бахирон смотрел перед собой и пытался думать, но мысли не задерживались в его голове, растворяясь в пустоте непонимания.

   - Теперь это конец? - спросил подошедший к нему Миро.

   Не получив ответа, мариец проследил за взглядом Бахирона. Король смотрел на юг, где за горизонтом слегка пульсируя расплывался болезненный бледно-желтый свет. В сознании По-Кара всплыло смутное понимание, что это лишь начало, и он содрогнулся от тревожного чувства.

   - Посмотри вокруг, - произнес король и устало присел на землю. - Что ты видишь?

   Миро оглянулся.

   - Солдаты испуганы и растеряны. Многие теряют сознание, а некоторые и рассудок, когда смотрят на поле боя, - задумчиво ответил мариец. - Я приказал им искать раненых и оказывать первую помощь, чтобы они хоть на что-то отвлеклись.

   - Не лучшая идея, - заметил Бахирон, указав на бродивших по равнине солдат.

   Каждого третьего выворачивало наизнанку от приступов тошноты, они падали в обмороки, рыдали и в панике катались по земле. Несколько человек просто стояли и пялились в пустоту, оглохнув от навалившейся пустоты, а из их ртов ползли тонкие ручейки горькой слюны.

   - Знаю, - согласился Миро. - Но меня не учили, как я должен поступать, и какие приказы отдавать, когда случается... такое.

   - Верно. Но посмотри вокруг, - повторил Мур. - Изменились не только люди.

   Недоумевающий По-Кара осмотрелся внимательнее, и когда наконец заметил то, что имел в виду король, обомлел от изумления, хотя казалось, ничто уже не сможет удивить его после пережитого.

   Тела некоторых павших солдат были впаяны в землю и смотрелись настолько гармонично, словно так и должно было быть. На поле появились камни, которых никто раньше не замечал, но если присмотреться, то в валунах можно было различить силуэты бывших людей и даже выражения их лиц. Миро вскрикнул от неожиданности, когда пропитанная кровью грязь открыла глаза и посмотрела на него. Он вскочил на ноги и только тогда заметил, что вокруг его пальцев обвились пожухлые травинки, которые продолжили ползать по его руке, даже оторвавшись от почвы. Из открывшихся пор земли вырвалось небольшое зеленоватое облачко, как будто вздохнула сама почва.

   - Кажется, оно не имеет разума, - поделился догадкой Бахирон.

   - Но это все невозможно!

   - Согласен.

   Стряхнув ожившую растительность, мариец неожиданно для себя обнаружил массу странных мелочей, которые раньше проходили мимо его внимания. Их не было или разум просто отказывался их осознавать?

   В воздухе парили мелкие камешки и комки земли, проходящие сквозь запахи, которые почему-то стали видны. Невероятные цвета тут же стирались из памяти, если перестать на них смотреть. Местами поле колыхалось на ветру, на нем вздувались холмы или образовывались впадины, как будто оно обратилось в огромные куски ткани. Деревья по краям равнины тоже изменились, но они стояли слишком далеко, чтобы их можно было разглядеть. Необычные оттенки листвы и исключительно гибкая древесина, позволяющая огромным дубам клониться к земле даже от самого малого движения воздуха - вот и все, что удалось увидеть. Повсюду парили загадочные шары искажающие пространство. Они появлялись случайно и неожиданно, а затем так же исчезали. Если посмотреть сквозь них, то предметы казались ближе или дальше, перевернутыми с ног на голову или даже вывернутыми наизнанку.

   У Миро перехватило дух от увиденного. Он с трудом оторвался от чарующего зрелища и посмотрел на Бахирона, который все так же сидел, игнорируя ползающие по нему травинки, и задумчиво следил за бледным заревом на юге.

   - Вы это видите? - спросил мариец.

   - Да.

   - Но как вы можете оставаться таким хладнокровным?

   - Мне есть за что сражаться и есть о чем беспокоиться, командир гвардии По-Кара, - грустно усмехнувшись, ответил Бахирон. - К непонятным вещам я предпочитаю относиться никак. Во всяком случае, до тех пор, пока они остаются непонятными.

   - Перестаньте называть меня командиром гвардии.

   Миро нахмурился, пытаясь разобраться, почему он не хотел слышать рядом со своим именем это звание. То ли из-за неприязни к Илии и фальшивому уважению, то ли потому, что он вдруг почувствовал себя недостойным этой чести.

   - Я не освобождал тебя от твоей должности, - заметил король. - И, насколько я помню, ты этого и не просил.

   - Верно, но...

   - А теперь к насущным проблемам, - прервал его Бахирон, поднимаясь на ноги. - Сколько у нас осталось солдат?

   - У нас? - многозначительно уточнил Миро.

   Король вздохнул и указал на сбившихся в толпу усталых, покрытых грязью, кровью и слизью людей с блуждающими взглядами.

   - Здесь больше нет марийцев и илийцев, республиканцев и кого бы то ни было еще, - произнес Мур. - Воевать больше некому, незачем и не с кем.

   - Я и раньше считал эту войну бессмысленной, Ваше Величество, - согласился По-Кара. - Но не мне решать, когда она должна закончиться.

   - Понимаю, это дело собрания республики и короля Алокрии. Я давно уже был готов пойти на переговоры. Но ты ведь видишь, что творится вокруг? Если мы ничего не предпримем, то скоро Мария и Илия могут погрузиться в тот же кошмар, что сегодня настиг нас.

   Миро кивнул. Республика не должна погрузиться в хаос. Только не сейчас, когда она наконец стала самостоятельной страной, подарившей своим гражданам счастье свободы и равноправия.

   - Как последний из военачальников Марии, я объявляю о временном перемирии с силами короля Бахирона и объявляю о создании объединенного войска, к которому имеют право присоединиться илийская армия и любой желающий, - продекламировал По-Кара и стукнул себя кулаком по груди.

   Вышло не очень уверенно. Все-таки для молодого человека, хоть и опытного командира, это была слишком большая ответственность. С другой стороны, на фоне сегодняшних событий самовольное заключение перемирия и почти предательское объединение армий казалось детской шалостью. Впрочем, армиями их уже язык не повернется назвать - жалкие две сотни израненных и подавленных солдат едва тянули на мало-мальски боеспособный отряд.

   - Двести человек, - протянул Бахирон, выслушав подробный доклад Миро. - Одна двухсотая часть от обеих армий, столкнувшихся утром...

   - Приблизительно, - По-Кара содрогнулся, только сейчас осознав реальные потери. - Но какой у нас план?

   По старой привычке король принялся ходить взад-вперед, перемешивая вздыхающую под ногами грязь.

   - Для начала надо понять, что мы имеем, - задумчиво произнес Мур. - Загадочное сияние на юге, которое вспышками нагоняло изменяющие людей и природу ветра по какому-то конкретному маршруту...

   - Оно поразило не все вокруг?

   - Нет, - король указал на восток и запад, где воздух, почва и деревья вдалеке остались прежними, словно ничего не произошло. - Но мы не знаем, меняются ли направления ветров, их дальность, в какие стороны они еще веяли, и вообще, чем они вызваны. Понятно только, что это нечто смертоносное, от чего надо избавиться любой ценой. И сдается мне, корень проблемы надо искать в том южном сиянии.

   На фоне кроваво-красного закатного неба золотистый свет как-то терялся, но он определенно все еще был.

   - Думаете, это повторится? - спросил Миро, которому пришлось приложить усилия, чтобы подавить желание убежать подальше на север.

   - Возможно, - пожал плечами Бахирон. - В любом случае, мы должны во всем разобраться до того, как это произойдет, и избавиться от любой новой угрозы.

   - Но как?

   - Пока ты занимался солдатами, я отправил посыльного в Новый Крусток. Он обо всем поведает Комитету. Объединив усилия, мы справимся, если дадим комитам немного времени. Уверен, они смогут нам помочь.

   В столице Евы собрались выдающиеся деятели политики и науки, это могло сработать. Оставалось только надеяться, что Новый Крусток не смело кошмарное поветрие, ведь расположенный на северо-востоке провинции город лежал относительно недалеко от южного побережья, а источник мистического света находился где-то неподалеку. Но справится ли Комитет? Впрочем, никаких других вариантов попросту не было...

   Что ж, решено. Бахирон Мур и Миро По-Кара пожали руки, закрепив перемирие и создание авангарда, защищающего Алокрию и республику от таинственной угрозы, которую источало сияние на юге. Но оставалась еще одна проблема.

   - Я никого не заставляю. Вы можете пойти со мной или отказаться и вернуться к своим семьям, - объявил король, обращаясь к потрепанной толпе солдат. - Но я не могу гарантировать вам, что тот ужас, свидетелями которого нам довелось сегодня стать, не настигнет вас и ваших родных, когда вы вернетесь домой.

   Опираясь на сверкающий королевский клинок, Бахирон опустился на одно колено перед израненными оборванцами, которые только что вернулись из ада и очутились в еще более жутком месте. Ему, правителю Алокрии, есть за что сражаться. Он готов был вступить в неравный бой против чего угодно ради своей страны, любимой жены и долгожданного сына. Все они пострадали от его действий, слепого следования традициям и жажды абсолютной власти. Настала пора искупить вину.

   - Прошу вас, - негромко произнес Мур, но все его отчетливо расслышали. - Помогите мне.

   Солдаты молчали, опустив головы или вперив взгляды в пустоту. Выражения их лиц говорили о всепоглощающей апатии, усталом желании жить, стараниях забыть все как страшный сон. Окутанные необъяснимым безразличием, илийцы были готовы последовать за Бахироном, потому что так они вроде бы поступят правильно, но их не наберется и трех десятков. Вся надежда возлагалась на противников королевской власти...

   Ожидание затягивалось, но Мур даже не шелохнулся. Из толпы вышел человек в помятых марийских доспехах с заляпанным коричнево-алой грязью изображением гвоздики. Продемонстрировав отсутствующие передние зубы кривой ухмылкой, он сказал:

   - Меньше всего я хочу сражаться бок о бок с королем, не говоря уж про то, чтобы он снова мной командовал...

   Марийцы начали негромко переговариваться. По полупрозрачной пелене надежды пробежала зыбкая рябь.

   - Но! - выкрикнул беззубый солдат, и все замолкли. - Еще меньше мне хочется видеть, как моя жена и дети обращаются в кучки дерьма от какого-то ветра. Я пойду с тобой, король не моей страны. Загасим этот свет, ребята! Какая бы головешка там не полыхала, я ее лично мочой залью!

   Оживившиеся солдаты согласно кивали, стучали себя кулаками по груди, а кто-то уже представлял, как здорово будет смотреться на нем орден за спасение страны. Изменение их настроения казалось чем-то невозможным, неправильным, безумным, но они действительно вдохновились и всерьез решили сражаться до последнего. В конце концов, теперь они знали, что смерть - не самое страшное, что может случиться с человеком.

   - Вам есть у кого поучиться ораторскому искусству, Ваше Величество, - заметил По-Кара.

   - Из-за подобного лексикона марийцев в Илии и называют деревенщиной, - пробормотал в ответ Бахирон, украдкой смахнув предательскую слезу.

   Король был благодарен этим людям, народу, который он когда-то считал своим наследством и собственностью. Чтобы загладить вину, ради них Бахирон Мур возглавил самоубийственный поход против неизвестности. Он многое понял, гражданская война преподала ему жестокий урок. Теперь король знал, как надо двигаться к счастливому будущему. Но над созданием лучшего мира нависла таинственная угроза, избавиться от которой они смогут лишь все вместе - Алокрия, Мария и Комитет.

   Эпилог

   Гражданская война закончилась как-то неожиданно, случайно, странно и даже нелепо. Победителей не было, одни лишь проигравшие. Как обычно.

   Проиграла Мария, добившаяся независимости, провозгласившая всеобщую свободу и равенство, но обнаружившая, что куда и как двигаться дальше никто не знал. Огромные человеческие потери, уничтоженные армии, гибель не просто лучших, а практически всех военачальников оставили ее без какой-либо защиты. Республика столкнулась со своим первым кризисом, созданным ей самой, когда Илид По-Сода был назначен марийским диктатором. Спаситель страны и страж независимости действовал, подчиняясь лишь собственным мотивам, но расплата за его поступки легла на всю Марию.

   Поражение настигло и Алокрию. В составе королевства еще оставалось две провинции, Илия и Ева, но страна уже была искалечена, ополовинена. Восточные земли отрезались по живому, и люди до конца не осознавали происходящее, пока вдруг не обнаружили, что из их жизни пропала какая-то значительная часть. Король Бахирон Мур стремился к абсолютной монархии, но в итоге не заметил, что Алокрия давно уже переросла этот этап и готова двигаться вперед, подгоняемая новыми веяниями и идеями. Хорошо в ней жилось лишь тем, кто и раньше жил в роскоши и спокойствии, но всем остальным становилось только хуже. Марийцы стали тем опускающимся на дно черным осадком, который так сложно было разглядеть за пышной белоснежной пеной Илии.

   Но это лишь страны, куски земли, которые носят собственные названия и разделены пунктирной линией. Абстрактные конструкции, не более того. Однако в них жили люди, смотрящие на это совершенно иначе. Илийцы и марийцы стали считать друг друга чужаками. Разногласия росли и рано или поздно должны были во что-то вылиться. Когда над Алокрией повисла угроза гражданской войны, все окончательно позабыли, что они - один народ, противоречия высвободились и густым потоком хлынули по открывшемуся пути, увлекая за собой людей в пучину надуманной ненависти, отвращения и зависти.

   После того дня, когда войну сдуло южным ветром, марийцы не перестали считать илийцев обнаглевшими и высокомерными аристократами, которые из себя ничего не представляли и лишь кичились голубой кровью сомнительного качества, алчными и беспринципными торгашами, готовыми ради наживы продать свою собственную мать, и шатающимися по улицам Донкара бездельниками, которые жили за счет честно трудящейся Марии. В свою очередь, илийцы не простили жителям бывшей восточной провинции предательства, приведшего к расколу страны. Они презирали марийцев за неблагодарность, за отказ от тех благ цивилизации, что были даны глупой и грубой деревенщине, за возможность жить и развиваться в спокойной Алокрии, где всего-то требовалось работать, а король всегда помогал своим подданным. Те, кто в Илии по старинке назывался рабами, прекрасно жили под опекой королевства. Они не могли по собственной воле покинуть землю, к которой были приписаны, но ведь и не хотели этого. Сытая и мирная жизнь со своей любящей семьей в теплом доме по соседству с добрыми людьми, всегда готовыми помочь в тяжелые времена. Илийцы просто не переваривали тупости марийцев, которые не могли увидеть и понять настоящую жизнь народа Алокрии, ненавидели их за попытки бороться со стабильностью и тихим человеческим счастьем.

   Кто из них был прав, чей взгляд на страну был ближе к действительности - неизвестно. Вероятно, в обоих случаях есть место и правде, и выдумке, и нелепым стереотипам. Даже когда таинственное сияние дыхнуло с юга Евы чудовищными ветрами сразу в нескольких направлениях, и люди столкнулись с ожившими кошмарами, страданиями и мучительными смертями, лавиной прокатившимися по всей Алокрии, марийцы не забыли свою обиду, а илийцы не оказались от раздраженного пренебрежения. Эти чувства просто отошли на второй план перед лицом новой угрозы, но, когда все закончится, воспоминания разворошат старые противоречия, и они, скорее всего, возродятся, источая ненависть с новой силой.

   И все-таки гражданская война оказалась никем не понятой и никому не нужной. Если люди зададутся вопросом: "Зачем?", - то каждый из них рано или поздно даст свой ответ, но все будут неправы. Итогом противостояния Илии и Марии стали лишь новые страдания и проблемы, решение которых пока еще оставалось загадкой. Десятки тысяч человеческих судеб свернули с намеченного пути и многие из них уткнулись в тупик. Люди шли в бой ради идеи, денег, карьеры или просто потому, что им больше некуда идти и нечего ждать от жизни. Одних заставляли сражаться силой, других толкало вперед чувство патриотизма и долга перед родным краем, третьи воевали ради удовольствия. Жестокий мир встрепенулся, стряхнул с себя людишек-паразитов и перевернул все вверх дном.

   Война оставила глубокую рану в душе каждого жителя Алокрии, а мистическое сияние благородного золотого цвета запустило свои тонкие пальцы в этот порез, протискиваясь все глубже, и начало медленно рвать его края. Как слаба оказалась действительность, когда неведомая сила в один момент заставила ее биться в агонии...

   Потоки боли и страданий хлынули на некогда спокойные алокрийские земли, и все их жители однажды проснулись в ужасной реальности ночных кошмаров. Но, несмотря на это, люди продолжали двигаться вперед в пугающую неизвестность по пути, выбранному самостоятельно или волей случая, проигрывали и побеждали, умирали и дарили жизнь, спорили с судьбой и сражались, надеясь однажды увидеть свой лучший мир.

  1

Ханыгин Антон

Грани лучшего мира. Том 2. Ветры перемен

Аннотация:

Даже самые благие побуждения способны погрузить мир в хаос. Алокрия, некогда бывшая центром всего цивилизованного мира, стала очагом загадочного катаклизма, угрожающего уничтожением самой реальности. Тем, кто стремился привести свой народ в лучшее будущее, остается только бороться с взбесившейся действительностью. Но надежда все еще есть, ведь, объединив усилия выживших и несломленных, даже на обезлюдивших руинах прошлого можно создать поистине идеальный мир.

   Грани лучшего мира

   Том II

   Ветры перемен

   Глава 1

   Для моряка одиночество - чувство привычное и даже приятное. Нет, на корабле всегда найдутся верные товарищи, которые и помочь готовы, и поговорить, и выпить за компанию, если капитан позволит. Но заселенную людьми деревянную посудину окружало одно лишь открытое море, подпирающее лазурный небосвод. Вот о каком одиночестве рассказывали бывалые моряки каждому юнге - всеобъемлющем, пустом, безнадежном, но таком прекрасном и свежем, что оказавшись в нем единожды, человек навсегда оставит свое сердце в шумном морском плену.

   Капитан "Отважной куртизанки" Кристоф Тридий угодил в эту ловушку почти четырнадцать лет назад, когда совсем еще юным солдатом на службе фасилийского короля Кассия отправился по воде к берегам Алокрии во время очередной попытки завоевать соседнюю страну. Поход окончился для флота Фасилии плачевно - сперва он с огромными потерями преодолел барьер рифов, а потом был окончательно уничтожен восходящей звездой алокрийского мореходства Миреем Силом. Кристофу посчастливилось уцелеть и вернуться домой, но с тех пор безграничные водные просторы манили его, снились по ночам, виделись в болоте рутины. Он обрел мечту, несмотря на едкий осадок поражения.

   Фасилийцы боялись моря. Отчаянная попытка Кассия была обречена на сокрушительный провал. Но некоторые юноши все же загорелись желанием вновь ощутить объятья соленого ветра, наполняющего паруса, палящее солнце над головой и синюю пустоту вокруг. Однако Фасилия навсегда забросила попытки создать сильный флот и все свои усилия направила на становление страны как великой сухопутной державы. Молодые люди, грезящие морем, были вынуждены отказаться от мечты. Но только не Кристоф Тридий.

   Неся службу простым городским стражником, он однажды во время патруля встретил своего старого товарища Демида Павия и тут же предложил ему стать моряками, отправившись в Алокрию, которая на их глазах доказала свое военно-морское превосходство. Демид в шутку согласился, но очнулся только тогда, когда они уже пересекли городскую черту. Полдороги до алокрийской границы он пытался переубедить Кристофа, а потом просто не смог бросить друга на его пути к мечте.

   В Алокрии им пришлось тяжело - трудный переход через Силофские горы, отсутствие денег, незнание языка, статус чужаков и потенциальных врагов. Изъясняться приходилось скромным набором фраз, которые они выучили в свое время для допросов пленных алокрийцев. В одном из илийских городов на них обратила внимание местная стража, их обвинили в шпионаже, но, к счастью, не казнили, а отправили в Донкар для дальнейшего разбирательства. Все-таки поимка фасилийских шпионов почти в сердце страны - дело достаточно громкое.

   После того как двое фасилийцев вдоволь помыкались по тюрьмам и камерам допросов, об их странном желании стать алокрийскими моряками услышал сам адмирал Мирей Сил. "А что, это было бы забавно, - посмеялся будущий комит колоний. - Я поговорю с королем на их счет. Хочется посмотреть, что из этого выйдет!"

   И вот капитан Кристоф Тридий и его помощник Демид Павий уже два года командовали небольшим патрульным судном со звучным названием "Отважная куртизанка", куда после нескольких лет отличной службы их назначил лично Мирей. Наверное, он это сделал ради очередного каламбура - название корабля как бы намекало на поступок двух сумасшедших фасилийцев, спонтанно сбежавших из дома и, грубо говоря, предавших родину из-за мечты. Кристоф же себя предателем не считал и с благодарностью принял командование...

   - На горизонте какой-то корабль, - доложил капитану Демид, вырвав того из цепких лап воспоминаний. - Дрейфует на рифовый пояс. Приказы?

   - Кажется, в этом месте сейчас никого не должно быть, - задумчиво ответил Кристоф, сверяясь со свитком узаконенных маршрутов морских грузоперевозок и расписанием торговых судов. - Опознавательные знаки?

   - Не видно.

   - Может, штурвал сломался. Отстали от какой-нибудь флотилии, - предположил капитан. - В любом случае надо им помочь, могут ведь о рифы разбиться.

   - Да уж, - Демид нервно сглотнул, вспомнив, как почти четырнадцать лет назад пережил подобное кораблекрушение, чудом оставшись в живых. - Я передам приказ команде.

   "Отважная куртизанка" - небольшой, но очень быстрый патрульный корабль, поэтому и экипаж у нее был невелик. Когда Кристоф стал ее капитаном, он столкнулся с непредвиденной сложностью - мало кто из алокрийских моряков хотел выходить в море под началом фасилийца. Пришлось набирать в команду всевозможные отбросы общества и людей, которые отчаялись настолько, что были готовы плыть куда угодно и с кем угодно, лишь бы давали скудный паек и немного монет, которые за две ночи в порту превращались в продажную любовь и дешевое пойло. Бывшие пираты, илийские преступники, нищие марийцы и даже несколько аборигенов Дикарских островов и выходцев из Кажира. Комит колоний был сильно удивлен, увидев набранный Кристофом Тридием экипаж, но затем махнул рукой и подписал указ, одобряющий новую команду "Отважной куртизанки", сказав при этом: "Главное, чтобы этот сброд слушался своего капитана, а капитан оставался верен алокрийскому флоту".

   Так оно и вышло. Разношерстная компания быстро превратилась в единый коллектив, объединенный всего одним, но железным обстоятельством - страна, под флагом которой они ходили в море, их отвергла, но бескрайние соленые просторы стали для них новой родиной, кормилицей и смыслом жизни.

   - Кристоф-капа, - обратился к капитану проходящий мимо чернокожий моряк. - Может с той корабль случись тот беда, как у мы?

   Кажирец Бадухмад Гамалаббаз ужасно коверкал алокрийский язык, хотя в Алокрии прожил гораздо дольше Кристофа или Демида, которые говорили на нем уже почти без акцента. Наверное, дело в том, что большую часть того времени он провел в тюрьме, куда угодил за бандитский налет, а в мрачных застенках беседовать особо не с кем. Во время какого-то крупного праздника его забрали из камеры, чтобы он сыграл массовку в театральной постановке, где требовались чернокожие актеры. После спектакля о нем забыли, и так Бадухмад оказался на свободе. В тюрьму возвращаться не хотелось, и некоторое время он честно побирался в портовом районе Нового Крустока, пока не наткнулся на Кристофа, собиравшего в тот момент команду. Под парусом кажирец ходить не умел, зато был сильным, выносливым и неплохо обращался с оружием, что могло бы пригодиться во время патрулей. Из него получился хороший матрос, хотя бандитское прошлое и буйный южный характер периодически напоминали о себе.

   - Беда, говоришь... - задумчиво произнес капитан. - А ведь если они шли по параллелям севернее нас в тот момент, когда подул горячий ветер со стороны сияния на побережье Евы, то сейчас они должны были оказаться примерно в том месте, где и находятся...

   - Кристоф-капа, может, это не стоит оно? - Бадухмад многозначительно кивнул в сторону дрейфующего корабля на горизонте. - Плохой болезнь зараза может, всем плохой станем. Не хочу, чтобы другой раз случись тот беда опять...

   Два дня назад Демид ворвался в каюту капитана и сбивчиво доложил о каком-то странном сиянии, которое внезапно появилось на обрывистом побережье Евы. Когда Кристоф поднялся на мостик, оно уже разгоралось с невероятной силой и периодически вспыхивало, испуская во все стороны волны золотистого света. Спустя некоторое время подул сильный горячий ветер со стороны побережья, что было крайне нетипично для этого места. Капитан приказал развернуть корабль, и им все-таки удалось сбежать от загадочного потока воздуха, который мог сбить их с маршрута или даже выбросить на рифовый пояс, если бы стал сильнее. Когда ветер стих, сияние не исчезло, но казалось, что все самое страшное уже позади. Демид настаивал на возврате в порт, чтобы доложить Комитету о произошедшем, но Кристоф рассудил, что раз предположительный источник загадочного явления находился на побережье, то патруля Южного моря это никак не должно касаться. Не хотелось возвращаться в душный порт, когда только почувствовал соленую свободу. Тем более, ничего страшного же не случилось.

   Однако в последнем капитан ошибся. Уже к вееру того дня несколько моряков "Отважной куртизанки" слегли с непонятной болезнью, симптомы которой были никому не известны. Их рвало кровью, тела неестественно раздулись, они лихорадочно дрожали, обливались потом и бредили, сбивчиво рассказывая о каком-то сражении. Причем все говорили об одном и том же.

   До утра следующего дня не дожила половина заболевших. Согласно морским порядкам их похоронили, выбросив за борт корабля. Но мертвые тела тяжело упали на воду, словно на твердую поверхность, а волны переворачивали их и толкали. Экипаж "Отважной куртизанки" провожал безвольно перекатывающихся по морю товарищей беспокойными и недоумевающими взглядами, но никто не рискнул сделать какое-либо предположение насчет странного явления. Остальные пораженные болезнью матросы неожиданно пришли в себя и были вполне здоровы, но они никак не могли вспомнить то, о чем все вместе рассказывали в загадочном бреду. А вид неугасающего сияния на побережье Евы вызывал у них необъяснимый страх.

   - Кристоф-капа, - грубый голос Бадухмада рассек нить воспоминаний капитана. - Болезнь. Может, плывем обратно от беда?

   "Слишком уж я задумчивый стал в последнее время, - разозлился на себя Кристоф. - Впрочем, как тут не стать..."

   - Нет, - коротко ответил он, вглядываясь в приближающийся силуэт дрейфующего корабля. - Судя по всему, они были ближе к сиянию, когда их настиг тот ветер. Значит, и болезнь у них могла проявиться сильнее, из-за чего они потеряли управление и теперь обречены на кораблекрушение. Наверное. Если эти вещи вообще взаимосвязаны...

   "И как я буду писать отчет?", - печально подумал Тридий, раз за разом воссоздавая в голове цепочку событий, которые не поддавались логике, но, похоже, действительно имели место быть.

   - Кристоф, а чернокожий засранец в чем-то прав, - заметил вернувшийся Демид.

   Не слишком вежливо потеснив капитана, он занял свое любимое место за штурвалом. Хоть Павий и был подчиненным Кристофа, в первую очередь они оставались друзьями и, если уж на то пошло, соучастниками в измене родине.

   - Когда-нибудь я буду отгрызать твой уши, - в шутку огрызнулся Бадухмад, сверкнув белоснежными рядами острых зубов. - Мы в папа Кажир любил нежный мясо фасилийский собачонок.

   - Хватит, - капитан оборвал привычную на борту "Отважной куртизанки" перепалку. - Мы в любом случае должны разобраться в их проблеме и по возможности помочь. Кстати, не думаю, что болезнь заразна, ведь кроме тех, кто изначально заболел, она ни на кого не перешла.

   Помощник капитана согласно кивнул и начал сосредоточенно подправлять курс, чтобы перехватить дрейфующий корабль. Кажирец только пожал плечами и пошел выполнять свои обязанности. Человеческий механизм "Отважной куртизанки" отлажено заработал, несмотря на несколько отсутствующих деталей, которые вчера были выброшены за борт.

   - Это же кагока! - откуда-то сверху прокричал Бадухмад. - В папа Кажир лодка такой обычно!

   Кристоф всмотрелся в силуэт корабля. Это действительно была кагока - достаточно вместительное грузовое судно крупнейшего государства на южном континенте.

   - Его здесь не должно быть, - заметил Демид.

   - Кажирские контрабандисты, - скривился капитан. - Пожалуй, стоило бы позволить им разбиться.

   - Меняем курс?

   - Да ладно уж, - махнул рукой Кристоф. - Раз уж сошли с маршрута патруля, то доведем дело до конца. Надо разобраться во всем, арестовать их и отбуксировать товар... Ох, угораздило же.

   По мере приближения к кагоке стало понятно, почему она дрейфовала, отдавшись воле ветров и течения. На палубе не обнаружилось ни единого матроса, на штурвале зачем-то висела тряпка, и вообще что-то в этом корабле было не так.

   - Очертания... странные, - прищурился Демид.

   - Да, - у Кристофа все поплыло перед глазами, когда он попытался внимательнее вглядеться в упорно ускользающую из внимания корму. - Паруса и канаты тоже. Дует ветер, а они не шелохнутся. Надо сказать ребятам, чтобы были начеку...

   Пожеванные ржавчиной и солью крючья впились в борт кагоки, и два десятка сильных мужских рук напряженно заработали, притягивая корабли друг к другу крепкими кантами. Пузатые деревянные конструкции с жалобным скрипом столкнулись, и переброшенный с "Отважной куртизанки" мостик поднял в воздух небольшое облако пыли.

   На палубе кагоки так никого и не появилось.

   - Бадухмад, прокричи им, что они арестованы алокрийским флотом и должны немедленно выйти без оружия и сдаться, - приказал капитан.

   Кажирец хрипло пролаял на своем родном языке слова капитана, но ответом была все та же тишина.

   - Ладно, - задумчиво протянул Кристоф. - Пойдем, посмотрим все сами, что ли.

   Взяв с собой Демида, Бадухмада и еще троих моряков, которые лучше всех владели оружием, капитан "Отважной куртизанки" взошел на борт кагоки. Остальным было приказано быть наготове и в случае сигнала сразу бросаться на помощь, а так в тесноте кают и грузовых отсеков они только мешаться будут, если начнется потасовка.

   Вблизи палуба корабля выглядела еще страннее. Казалось, что по плотно подогнанным доскам ходили волны, но это было незаметно из-за морской качки. Однако если моргнуть или отвести взгляд хоть на мгновение, то шаловливое пространство тут же старалось уловить этот момент и посмеяться над растерянными людьми, сократив длину досок, сделав капитанский мостик пониже или шире, изогнув мачту то вправо, то влево. Канаты и паруса замерли, словно для них не существовало ни ветра, ни самого времени. Бадухмад осторожно постучал саблей по ткани, но на ней не осталось и складки.

   - Плохо парус, - заметил кажирец. - Такой ветер плохо надувай, кагока далеко не уплывает.

   - Он не всегда таким был, умник, - съязвил Демид. - Помыл бы себе, что ли, мозг с мылом, а то уже совсем он у тебя протух.

   - Да я больше чистый, чем ты, белокожий фасилийский девочка!

   - Не чистый, просто на твоей черной шкуре не видно прилипшее дерьмо, - зажав нос, возразил помощник капитана. - Зато запах весьма ощутим.

   - Это у тебя из рот воняет!

   Раздались неуверенные смешки моряков. Очередная перепалка этих двоих немного сняла напряжение и растерянность.

   - Хватит, - Кристоф предостерегающе поднял руку. - Надо осмотреться на палубе. Если найдете что-нибудь интересное, то докладывайте незамедлительно.

   Интересного нашлось даже слишком много для обычной корабельной палубы. Увы, ситуацию это нисколько не прояснило. Почти сразу были замечены отпечатки пальцев рук и по-моряцки голых ступней, которые как будто растянули и промяли древесину, словно влажную глину. Если постараться, то по ним можно было восстановить передвижение людей по палубе. Ответов так и не появилось, но стало понятно, что большинство кажирских моряков было выброшено за борт неведомой силой, а они сопротивлялись ей и хватались за все подряд, оставляя неестественные вмятины на корпусе корабля, что, по сути, тоже не должно происходить с нормальной древесиной. А кое-где виднелись следы сражения, но неизвестно, произошло оно недавно или это отголоски контрабандистского прошлого кагоки. Царапины, отколотые саблями щепки, треснувшие стропила, копоть от поджога - для ходящих по Южному морю кораблей это не редкость. Но...

   - Кажется, здесь кабан клыки о мачту почесал, - неуверенно заметил Демид. - Или медведь когтями ее располосовал. Зачем-то. И там. И вот там...

   Действительно, на высушенных солнцем досках остались ужасающие отметины когтистых лап каких-то огромных животных, а мачта была... пожевана?

   - Может, они перевозили экзотических хищников, и те вырвались на свободу, - предположил Кристоф. - Впрочем, это не объясняет остальных странностей.

   На палубе также были обнаружены непонятные клочки ткани или свалявшихся волос, которые были слишком длинны как для человека, так и для животного. Остатки неизвестной материи валялись в застывшей жиже, не напоминающей ничего, что могло бы пригодиться на корабле. На ее поверхности проступали какие-то очертания, отдаленно напоминающие человеческие лица, и по пугающему совпадению их обрамляли слипшиеся локоны странных волос-ниток.

   Отложив поиск ответов на потом, Кристоф Тридий подозвал своих людей, и они все вместе двинулись на капитанский мостик. Открывшийся их глазам вид пошатнул душевное равновесие даже самых бывалых моряков. То, что капитан "Отважной куртизанки" принял за наброшенную тряпку, на самом деле оказалось слившимся со штурвалом человеком. Непонятно, где заканчивалось одеревеневшее человеческое тело, и где начиналась рулевая конструкция кагоки. В смятом и смазанном лице угадывался только рот, разинутый в безмолвном вопле ужаса.

   - Экзотические хищники?.. - растерянно спросил побледневший Демид.

   - Да нет, - пробормотал в ответ Кристоф, разглядывая соединенного со штурвалом человека. - Это какая-то скульптура? Гамалаббаз, ты на родине такие видел?

   Бадухмад обошел вечного рулевого и осторожно постучал саблей по руке, с трудом угадывающейся в поплывшей фигуре. Раздался отзвук как при ударе по дереву, и, хмыкнув, кажирец без особого почтения к мертвецу ткнул его острием в спину. Из-под рассеченной ткани остатков одежды потекла кровь.

   - Не видел такой до сейчас, Кристоф-капа, - пожал плечами невозмутимый чернокожий матрос. - В папа Кажир такой нет. И гляжу - кровь полил, а скульптура так не умеют.

   - Капитан, посмотрите сюда!

   Обернувшись на голос, Кристоф приблизился к подозвавшему его моряку. Парень с выдубленной солеными ветрами кожей стоял и дрожащей рукой указывал на деревянный настил, где виднелось какое-то темное пятно.

   Пятном оказалось не что иное, как тень, если это можно было так назвать. От двух маслянистых следов босых ног тянулся распластанный силуэт человека, причем можно было разглядеть мельчайшие детали одежды и внешности, словно некий искусный художник решил запечатлеть на досках его изображение, используя только серые и черные тона. Единственный изъян, который допустил этот невероятный мастер - картина получилась слишком сильно растянутой в длину. Однако для всех был очевиден тот факт, что никакого художника на кагоке отродясь не было.

   - Если корабль шел на восток, - задумчиво пробормотал Кристоф. - То эта тень упала на юг. Неужели во всем действительно виновато то сияние с берегов Евы?

   - И с нами могло бы случиться то же самое, если бы мы не вышли из потока северного ветра? - дрожащим голосом спросил Демид.

   Павий всегда был немного трусоват, однако из-за осознания собственной трусости он наоборот бросался навстречу страхам наперекор своей натуре. Такой вот храбрый трус.

   - Скорее всего, да, - неуверенно согласился капитан. - Помните странное поведение тел наших павших товарищей на воде? Так ведь не бывает. Как и всего этого.

   От увиденных на кагоке вещей и игры пространства начала болеть голова. Матросы впервые за многие годы вспомнили симптомы морской болезни, но пока еще держались, не показывая свою слабину перед капитаном Тридием. Впрочем, и сам фасилиец с трудом фокусировал взгляд, который упрямо блуждал по сторонам, поддавшись головокружению. Осознание неправильности происходящего давило на психику, вопросы накапливались, но не было даже намека хотя бы на один правильный ответ. Хотелось сбежать с кажирского корабля и уплыть куда-нибудь подальше от него, но отступить сейчас - значит мучиться неизвестностью до конца жизни.

   - Надо обыскать каюты, - решил Кристоф. - Вдруг кто-то все же выжил.

   - Если ты в это действительно веришь, то просто еще раз взгляни на палубу, - возразил Демид. - Надо уходить отсюда, мы увидели достаточно.

   - Мы обыщем каюты, - повторил капитан, четко выговаривая каждое слово. - Как я буду объяснять Мирею, что мы обнаружили пустой корабль, испугались и сбежали, так ничего о нем и не узнав?

   - Может, давай забывай все, Кристоф-капа? - встрял Бадухмад. - Садимся в наш лодка и уплываем далеко обратно, а Мирей-комит скажи, что не был никакой корабль, не видел никакой. Хорошо же?

   Остальные трое моряков немного помялись и вроде как поддержали предложение кажирца, пробормотав что-то невнятное.

   - Мы обыщем каюты и трюм, - резко ответил Кристоф и, подозрительно прищурившись, взглянул на чернокожего моряка. - А на тебя это совсем не похоже, Гамалаббаз. Неужели ты решил упустить возможность поживиться контрабандой?

   - Пфф, - фыркнув, отмахнулся Бадухмад. - Я знает, что в папа Кажир богатый только богатый люди. Бедный люди там очень бедный, а такой лодка ходит только бедный. В такой кагока мы найдет только очень мало. Уплываем далеко надо.

   - Так, приказы не обсуждать! - прикрикнул капитан. - За мной.

   Кажирец пожал плечами и зашагал за Кристофом, направившимся к двери, истерзанной когтями неизвестного животного. Демид и остальные моряки опасливо поплелись следом. В конце концов, пока что с ними ничего плохого не произошло.

   За дверью их поджидал короткий коридор, усеянный по обеим сторонам проемами в отдельные каюты, которых было не так много, видимо, только для капитана кагоки и его приближенных. Но, шагнув в недлинный проход, моряки "Отважной куртизанки" вновь угодили в ловушку разбушевавшегося пространства. Доски коридора были помяты, по ним медленно ползали едва заметные волны. По мере продвижения по нему он как будто менял углы на вмятины, стягивал одни щели и тут же раскрывал новые, сквозь которые с негромкими щелчками выскакивали покрытие пола и обшивка стен, чтобы занять свое место во вновь освободившейся нише. Изгибы сменяли друг друга, неестественно заворачивались внутрь себя, их природа была какой-то неправильной. Все вокруг словно насмехалось над Кристофом и его людьми. Перед их глазами все плыло, взгляд просто не мог ни за что зацепиться, внимание рассеивалось, а непонимание копилось в голове, заставляя слабый человеческий череп трещать по швам.

   Один моряк оглянулся и не смог сдержать леденящий душу крик ужаса. Все остальные тоже обернулись и, почувствовав, как холодный пот выступил на спине, увидели, что коридор, по которому они сделали всего несколько шагов, оказался в разы длиннее и заворачивался уродливой спиралью. Дверной проем теперь висел где-то под потолком, который хоть и был достаточно низким, но почему-то казался недосягаемым. Приходилось задирать голову, чтобы увидеть небольшое светлое пятнышко неба, любопытно заглядывающего в проход.

   Вопящий моряк никак не реагировал на слова капитана и отрезвляющие пощечины товарищей, которым пришлось приложить все свои силы, чтобы сдержать его истерию. Он упал на волнистый пол, бился в судорогах, разбрызгивал слюну, бешено вращал вытаращенными глазами и мычал что-то бессвязное в перерывах между хриплыми криками.

   - Надо убивай, - предложил Бадухмад. - Ему совсем плохой.

   - Сперва попробуй оглушить его, - приказал Кристоф.

   Кажирец ослабил захват, чтобы было сподручнее нанести удар тяжелым эфесом сабли по затылку спятившего товарища. Но тот, почуяв свободу, стал как будто в разы сильнее, одним рывком вскочил на ноги, откинув в сторону двух державших его матросов, и побежал к выходу из коридора. Он резво бежал по спирали, перепрыгивая с пола на стены, со стен на потолок и потом снова на пол. Но ему не удалось приблизиться к заветной двери и на шаг, хотя его капитан и четверо товарищей, замершие на одном месте, все удалялись и удалялись. Не выдержав такого насилия над своим пошатнувшимся рассудком, моряк заскочил в первую попавшуюся каюту и задернул за собой штору, стараясь хоть как-то оградиться от кошмарного коридора.

   Кристоф, Демид, Бадухмад и двое других моряков старались лишний раз не шевелиться, увидев, к чему может привести всего один необдуманный поступок. Впрочем, думать о происходящем они тоже старались как можно меньше, так ведь и с ума сойти можно, в чем они тоже уже наглядно убедились.

   - Надо было вас послушать, - извиняющимся тоном пробормотал побледневший Кристоф. - Ну, пошли обратно?..

   Они осторожно зашаги назад по коридору, и желанный выход, кажется, начал им поддаваться, неохотно приближаясь к дезориентированной пятерке. Капитан шел впереди, поэтому он первый добрался до шторы каюты, в которой спрятался от своих страхов его подчиненный. Нельзя его здесь оставлять.

   Осторожно откинув ткань в сторону, Кристоф заглянул внутрь, и тут же его взгляд наткнулся на полуистлевший труп, облаченный в лохмотья, которые некогда были одеждой того моряка с "Отважной куртизанки". Внутри каюты царил беспорядок, словно кто-то старательно искал какой-то необходимый ему предмет, узкое окно-бойница напоминало птичье гнездо из щепок, углы и стены покрывали глубокие царапины, доски обшивки были расшатаны, но все еще крепко держались на своих местах.

   - Ой, какой старый мертвый, - из-за плеча капитана выглянул Бадухмад. - Он старался искать выход с этой палка?

   Действительно, в руке трупа была зажата какая-то кочерга. Наверное, именно ее искал попавший в ловушку матрос, когда сабля пришла в негодность. Она, кстати, лежала рядом - безнадежно погнутая, затупленная и покрытая многолетней ржавчиной.

   - Так ведь не бывает, - еле выговорил Кристоф. - Он ведь скрылся из виду всего на пару минут. А тут как будто десяток лет прошел...

   - Это наш? - изумился кажирец и внимательнее присмотрелся к останкам. - Ага, тряпка похожий. Но мы ему больше не помогай, пора ходить дальше.

   Невозмутимости чернокожего матроса можно было только позавидовать. Да и остальные моряки отнеслись к гибели товарища достаточно равнодушно - за последнее время им довелось увидеть столько странных вещей, что, кажется, они навсегда забыли, что такое удивление.

   - Да, - согласился капитан. - Идем дальше.

   По мере неторопливого продвижения к выходу Кристоф заглядывал в другие каюты, и везде ему открывались ужасные картины, преисполненные отчаянием, страхом и безумием. За приоткрытыми и разодранными в клочья шторами покачивались самоубийцы-висельники, отбрасывая на пол тусклую тень парящего человека. Один кажирский моряк навсегда застыл, воткнувшись разбитой головой в стену, и его поза красноречиво рассказывала о том, как он в исступлении бился о доски, пока череп, треснув, не поддался его стараниям. В иных каютах можно было найти людей, которые некогда убивали друг друга с садистскими улыбками на одинаковых восковых лицах. Аккуратно отрезанные и полуобглоданные конечности говорили о чудовищных актах каннибализма.

   - Если кушал друг, то голодный был, может, - то ли пошутил, то ли высказал серьезное предположение Бадухмад. - Разное случается иногда.

   Его высказывание осталось без комментариев товарищей, которые пытались избавиться от подступившего к горлу комка. Выход из неестественно длинного и искаженного коридора становился только желаннее, ни о чем другом думать они уже не могли.

   Некоторым смертям так и не нашлось объяснение - кажирцы неподвижно стояли посреди кают, лежали в гамаках, сидели, замерев в процессе каких-то своих дел. Но если хотя бы на мгновение отвести взгляд или просто моргнуть, то они тут же незаметно меняли позы, оказывались в другом месте и даже исчезали. Ни заходить за шторы, ни спрашивать что-либо у пугающих изваяний никому не хотелось. Уже стало понятно, что это бессмысленно и опасно.

   - Он не приближается, - дрожащим голосом произнес Демид, неотрывно глядя на заветный дверной проем.

   До выхода оставалось какие-то три-четыре шага, но, как бы осторожно ни ступали на дощатый пол моряки "Отважной куртизанки", они никак не могли добраться до него.

   - Идите медленнее, - приказал капитан.

   Его люди были уже на пределе, включая всегда невозмутимого Бадухмада Гамалаббаза. Блестящая черная кожа кажирца приобрела странный сероватый оттенок, когда он наконец почувствовал, что находится в смертельной ловушке. К счастью, расстояние до выхода начало неохотно сокращаться, но вскоре снова застыло.

   - Еще медленнее!

   Они едва переставляли ноги, холодный пот струился по жилистым телам, в ушах стоял шум крови, которую на предельных скоростях надрывно перекачивали сердца, раскаленные страхом перед неизбежностью и иссушающей душу жаждой оказаться под открытым небом. Еще немного - и можно будет дотянуться до двери.

   - Медленнее!

   Один из матросов не выдержал и с рыком прыгнул вперед, решив одним рывком оказаться на свободе. Кристоф и остальные его спутники не смогли понять, что произошло в следующий момент. Как будто воздух перед прыгнувшим матросом уплотнился, поймал его и швырнул в дальний конец коридора. Несчастный размахивал руками и кричал во время своего длительного падения. Как это ни странно, но падал он именно в горизонтальной плоскости, пролетая по кривой спирали растягивающегося коридора. Моряк с глухим шлепком и коротким треском упал на стену, брызнув во все стороны мутной жижей из разбитой головы. По грубым доскам неспешно расползлась лужа крови, но на пол не стекла ни одна капля.

   - Медленнее, - машинально повторил Кристоф. - Медленнее...

   Осипший голос капитана немного привел в чувство застывших подчиненных, они наконец оторвали взгляды от расплющенного трупа товарища на стене, до которой на самом деле было не так далеко, хотя летел он очень долго. Просто тогда коридор был другим.

   - Да куда еще медленней, - застонал Демид, вцепившись в плечо капитана. - Мы и так едва шевелимся, стараемся не дышать, а до двери как было два шага, так и осталось!

   - Значит, будем стоять в направлении выхода! - прикрикнул Кристоф.

   Только он сказал это, как пространство перед ними лопнуло, и всех оставшихся в живых матросов неведомой силой вышвырнуло наружу. Свежий солоноватый воздух обжигал легкие, лазурное небо резало глаза, и только сейчас спасшиеся осознали, что в коридоре они совершенно не слышали шума моря и вообще каких бы то ни было звуков извне.

   - Капитан?

   Изумленный голос принадлежал моряку с "Отважной куртизанки", который навис над распластанным на палубе кагоки Кристофом и обеспокоенно смотрел на него.

   - Я, - со стоном выдохнул фасилиец, поднимаясь на ноги. - В чем дело?

   Растерянный парень помялся и как-то неуверенно заметил:

   - Вы вышли из коридора, ведущего к каютам кажирцев...

   - И? - нахмурился капитан.

   Моряк растерялся еще сильнее, начал оглядываться на своих товарищей, но те только пожимали плечами и отводили взгляды, предоставляя все объяснения ему.

   - Вы отсутствовали слишком долго, и мы начали звать вас. Нам никто не отвечал, тогда мы решили отыскать вас сами.

   - То есть нарушили приказ, - строго прервал его Кристоф. - Вам было велено оставаться на "Куртизанке".

   - Все было слишком странно...

   - Не то слово, - пробормотал капитан. - Ладно, дальше что?

   - Мы проверили каюты кагоки, обошли палубу, мостик, заглянули в трюм, но вас не нашли, - с нервным смешком ответил моряк.

   На его лице промелькнуло сомнение в собственных словах. Он снова посмотрел на остальных членов экипажа "Отважной куртизанки", и те согласно закивали, подтверждая странный рассказ.

   - Вы прошли по коридору, заглядывая в каюты? - уточнил Кристоф.

   - Да.

   - И что вы там увидели?

   - Ничего. И никого. Пусто, - парень нервно почесал заросшие щетиной щеки. - А где еще двое? Вы вроде пятерых с собой брали.

   Капитан обернулся и посмотрел на зияющий дверной проем. Обычный проход, за которым виднелся такой же обычный коридор. Даже можно предположить, что это было какое-то наваждение, и произошедшее не имело никакого отношения к действительности. Но куда в таком случае пропали два моряка?

   По спине Кристофа пробежал холодок. Где же они побывали?

   - Посмотри на палубу кагоки, - капитана "Отважной куртизанки" посетила смутная догадка. - Что ты видишь?

   - Да ничего особенного, палуба как палуба... - его подчиненный внимательно осматривал все вокруг, а потом внезапно вскрикнул и побледнел. - Капитан, она шевелится!

   - Лучше не обращай внимания и забудь, - пробормотал Кристоф.

   "Значит, не каждый может увидеть это самостоятельно, а только если ткнуть носом, - подумал он, размышляя над новым обстоятельством. - И что это нам дает? Да ничего".

   - Кстати, где Демид и остальные, кто со мной был? - капитан только сейчас заметил пропажу спутников.

   - А, это пока вы были без сознания, мы отнесли их на "Куртизанку".

   "Значит, отключился". Он действительно едва держался на ногах, голова кружилась, и к горлу подступала желчь.

   - Ты сказал, вы заглянули в трюм? - вспомнил Кристоф.

   - Да, - молодой моряк в очередной раз изменился в лице. - Там это... как бы рабы. По виду - аборигены Дикарских островов. Вот только, они мертвы и немного... слиплись.

   - Слиплись?

   - Ну, да, - смутился парень. - Как бы прилипли друг к другу и даже... перемешались, что ли. Хотите взглянуть?

   Рабы с Дикарских островов - серьезная статья доходов Кажира, за которым закрепилась слава столицы мировой работорговли. Одно время Алокрия поставляла туда дикарей из своих колоний, но благодаря деятельности гуманистов и Церкви Света торговля несчастными аборигенами была прекращена, а колониальные власти предпочли с ними вообще больше не пересекаться или хотя бы жить мирно. Тогда кажирцы начали самостоятельно организовывать налеты на острова, условно не принадлежащие никому, и захватывать рабов, которые зачастую умирали во время перевозки в тесных трюмах от удушья, голода и нечеловеческого обращения.

   - Нет, примерно понимаю, что ты имеешь в виду, - отказался капитан и, повысив голос, обратился ко всем своим подчиненным, слоняющимся по кагоке. - Возвращаемся на "Куртизанку"! Поторапливайтесь!

   Экипаж алокрийского корабля почти сразу же переметнулся на родную палубу. Взглянув на источающий зловоние провал трюма, в котором долгое время томились изуродованные и слепленные в единую гротескную массу трупы дикарей, Кристоф прошел по узкому мостику и с облегчением вздохнул, оказавшись на "Отважной куртизанке".

   - Отцепляйте кагоку, - скомандовал он. - Курс на северо-восток, идем к Новому Крустоку.

   Пусть кошмарная посудина столкнется с рифами, которые распорют ее вздувшееся деревянное брюхо. Громыхающее море должно похоронить в себе неестественную ошибку реальности, дабы она не омрачала этот мир своим существованием.

   Патруль "Отважной куртизанки" не подошел к концу, но она уже возвращалась в порт. Кристофа Тридия ожидают долгие часы мучительных воспоминаний за письменным столом, потому что для этого отчета важна каждая деталь. Собственных догадок у капитана было совсем немного, и они не могли похвастать внятностью и логичностью, но Комитет в любом случае должен узнать о произошедшем со всеми подробностями.

   Даже красота моря поблекла под давлением необъяснимого. Этого Кристоф простить не мог, его страх и непонимание подминали любовь к безграничным просторам соленой синевы. Загадочные ветра и золотистое сияние на обрывистом побережье Евы в этом виноваты или нет - неважно. Он сделает все, чтобы вернуться в свою мечту - коварное и искреннее, жесткое и нежное, ненавидящее бурями и любящее теплыми течениями море. Его надо очистить, только так мир Кристофа станет лучше...

   Глава 2

   Донкар остался живым только в воспоминаниях, но даже они поблекли и покрылись багровой ржавчиной от крови, пролитой на улицах столицы. Кажется, город навсегда укрылся саваном белой ночи, отказываясь показываться солнцу. Вечный траур витал в воздухе, прилипал к лицам тонкой паутиной, лился в легкие горьким вязким медом, опьянял смертепоклонников, толкая их на новые свершения во имя Нгахнаре, смерти воплощенной.

   Сложно сказать, сколько времени прошло с начала великой жатвы в столице Алокрии. Сектанты, верные последователи багрово-черного владыки, в едином порыве хлынули на улицы Донкара под руководством своего нового лидера, избранного самим мрачным покровителем. Его метка - иссушенная рука мертвеца, его цель - пожать обильный урожай для владыки, его истина - логичное завершение жизни, единственная правда мира, которую невозможно отрицать и подвергать сомнениям - смерть.

   Слуги Нгахнаре омыли мостовые и стены домов кровью, во всеуслышание заявив о начале великой жатвы. Жители Донкара, которые не захотели или не смогли покинуть столицу, пытались выжить в багрово-черном безумии устроенной смертепоклонниками резни, и все время слилось для них в одну сплошную ночь, не желающую выпускать из своих объятий полюбившийся ей город. Он окончательно поменял свой облик, застряв во времени где-то за час до рассвета. Смерть гуляла по темным улицам, а ветер ласкал ее бледное тело под легким белоснежным одеянием. Невеста Нгахнаре прибыла в Донкар на свою мрачную свадьбу.

   - А как дышится-то легко! Прямо полной грудью, ух! - взвизгнула от восторга Тормуна Ана, а затем ее посетила очередная сумасшедшая идея, и в глазах смертепоклонницы заплясали разноцветные язычки пламени. - Грудь! Мне нужна большая грудь, чтобы глубже дышать! Смогу надолго задерживать воздух, буду экономить силы на дыхании. Это же сколько труда надо, чтобы постоянно вдыхать и выдыхать, а потом снова вдыхать и выдыхать, еще раз и еще...

   Она ненадолго задумалась над своей неожиданной догадкой, открывшей ей новые сложности жизни. Кинжал, который Ана называла принцессой На-Резка, плясал в ее худых руках, оставляя в воздухе за собой шлейф из привязанных к рукояти цветастых ленточек. Легкий шелест ткани и блеск острой стали помогали Тормуне в серьезных размышлениях, если так можно было назвать попытки найти способ избавиться от необходимости дышать воздухом.

   Донкар оказался полностью во власти смертепоклонников. Многие горожане сбежали, осознав неизбежность смерти, если они немедленно не сбегут из города через единственные свободные от сектантов северные ворота. Зажиточные купцы, ростовщики, преступники и аристократия не решились покинуть свои особняки и родовые имения, оставив все свое богатство, которое могло сгинуть в багрово-черном приливе. Теперь они мертвы, несмотря на потуги городской стражи, наемных телохранителей и бандитов Синдиката, открыто предложивших городской элите защиту от сектантов за огромные деньги. Но никакие сокровища и объединенные усилия не смогли сдержать натиск последователей Нгахнаре, ведомых Мертвой Рукой. И вот наконец пал последний оплот защитников Донкара - королевский дворец.

   Лидер смертепоклонников Ачек По-Тоно шел по заполненным тенями залам, а за ним вприпрыжку следовала Тормуна, задумчиво мурлыча какую-то незамысловатую мелодию. Немного поодаль плелся Ранкир Мит, прихрамывая на одну ногу.

   - Придумала! - радостно вскрикнула Ана. - У нас же еще есть пленники, да? Надо найти женщину с огромной грудью, ага. Аккуратно ее отрезать, ага. А затем пришить мне! Ага!

   - Это больно, - машинально заметил Ачек, по привычке напряженно всматриваясь в темноту.

   - Можно и потерпеть, - отмахнулась сектантка, демонстративно обидевшись, что он отнесся к ее идее без должного восторга. - Вообще, можно пришить Мелкой, например, три груди или четыре...

   - Зачем?

   Тормуна поперхнулась от возмущения, затопала ногами и, обвинительно указав на Ачека дрожащим пальцем, воскликнула:

   - Ты меня совсем не слушаешь! Как мне, по-твоему, служить владыке, если я должна думать о том, что мне надо постоянно вдыхать и выдыхать воздух! Я... да я просто не буду дышать, вот и все! Поберегу силы для единственно истинного в жизни! Не буду дышать, хоть тут свежо и приятно пахнет!

   У полубезумной девочки-сектантки были свои представления о свежести воздуха. В действительности, голодный ветер облизывал неровный настил трупов на мостовой, разгоняя тлен по улицам города. Белесый туман разил разложением, спертый воздух с тяжелым запахом крови щекотал ноздри и заставлял легкие конвульсивно содрогаться, тряпье на мертвецах, покрытое мочой, рвотой, слизью и гноем, размокло под моросящими дождями и добавило в новый аромат Донкара специфические тона. Нет, пахло в столице не свежо и уж точно не приятно.

   Они вышли на галерею, с которой открывался чудесный вид на Донкар. Точнее, он мог бы быть чудесным, если бы не темно-синяя пелена бесконечной ночи и бледный туман, отблески и завитки которого напоминали о зловонии, царящем в разлагающейся столице.

   - Ты узнаешь город, Ранкир? - спросил Ачек, не отрывая взгляда от улиц, где неспешно ползали едва заметные черные точки - сектанты сооружали живые алтари из мертвецов.

   - Я не хочу говорить с тобой, - пробормотал убийца.

   Очнувшись после того удара Тормуны на крыше одного из домов рядом с верхним кварталом, между Ранкиром Митом и Ачеком По-Тоно состоялся напряженный разговор. Они кардинально не сошлись во мнениях. Бывший наемный убийца Синдиката, ныне живущий одной лишь жаждой отомстить своему боссу, убивал ради денег и приобретения связей в преступных сетях Алокрии, которые могли помочь в достижении заветной мечты - добиться илийского дворянства, попросить руку Тиры На-Мирад у ее отца и законно жить с ней в браке, спокойно и ни от кого не скрываясь. А теперь она мертва. Но Ачек возглавил секту, положившись на какую-то свою истину, и убивал только ради смерти. Тысячи судеб людей оборваны и исковерканы его омертвевшей рукой, он не задумываясь причинял им те же страдания, которые каждое мгновение своего существования испытывал Ранкир. Товарищи по гимназии, встретившись при кошмарных обстоятельствах ночью на крыше, спустя год после выпуска совершенно не узнали друг друга.

   "А я бы поболтал".

   - Он сказал мне, что ты мертв, Тиуран, - буркнул Мит.

   "Ты просто не понял его шутку", - возразил убитый Ранкиром рыжий бард.

   - Снова беседуешь с Допом? - поинтересовался Ачек, оторвавшись от созерцания Донкара. - Мало мне было Тормуны, так теперь еще один сумасшедший...

   - Что за бред ты несешь? - прорычал убийца. - Просто дай мне то, что я хочу, и оставь меня в покое!

   Той ночью они заключили между собой договор. Ранкир рассказал Мертвой Руке о даре Нгахнаре - кровавом безумии, в котором он превращался в черный дым, обретал нечеловеческие возможности и скорость, убивал всех на своем пути, повинуясь законам жатвы багрово-черного владыки. И тогда По-Тоно предложил ему сделку - сила, дарованная смертью воплощенной, в обмен на информацию о местонахождении ячеек Синдиката. Осознав собственную неспособность обнаружить верхушку преступной организации, не говоря уж про самого босса, которого он и видел-то всего раз в жизни, убийца согласился, и в ту же ночь Ачек гениально развернул широкую агентурную сеть из наиболее талантливых сектантов. Недаром он так быстро дослужился в Тайной канцелярии до агента, несмотря на молодость и марийское происхождение. Нельзя сказать, что Ранкиру приносили удовольствие бесконечные смерти вокруг него, но это была единственная возможность отомстить за Тиру, за разрушенный идеальный мир, за лучшее будущее. Или прошлое?..

   - Где я? - спросил Мит, очнувшись в постели.

   Тиуран Доп пожал плечами и пошел по лестнице, ведущей на потолок. Скинув с себя тину, убийца выбрался из болотной лужи. Мимо него неторопливо проходили смутно знакомые люди, направляясь прямиком в топь. Они тонули в чавкающей жиже и смотрели на Ранкира. На их лицах застыли улыбки.

   - Еще рано, спи, - ответил рыжий бард, спускаясь с потолка.

   Он нес с собой пустую бутылку медовухи из Спасения. Убийца узнал ее. Шум катящейся по дощатому полу бутылки до сих пор стоял в его ушах, напоминая об ужасных событиях в городке, затерявшемся среди илийских лесов.

   - Откуда она у тебя? - спросил Ранкир, с трудом ворочая распухшим языком.

   - Что? А, это, - Тиуран нахмурился, копаясь в недавних воспоминаниях. - Нашел. Хорошая бутылка, ровная. Стеклодувы постарались на славу.

   - Откуда? - выкрикнул убийца, вскакивая с кровати.

   - Наверху нашел, - ответил бард, удивившись реакции друга. - Рядом с трупом Салдая. Ты чего так разволновался?

   - Салдая Рика? Который был моим наблюдателем, когда я работал на Синдикат?

   Обессилев, Ранкир упал на колени. Болото не упустило такой возможности и жадно проглотило его ноги. Спохватившись, убийца поднялся и перешел на твердый пол комнаты на втором этаже таверны в Спасении, до которой пришлось долго идти по каменным мостовым Донкара. Яркое солнце за это время дошло до зенита, немного повисело в нерешимости и стало клониться к северу, куда его сдувал ветер.

   - Южный ветер... - пробормотал Мит, заметив странный закат. - Дорана, ты знаешь что-нибудь про южный ветер?

   Дочь Ванара смутилась и отрицательно помотала головой. В руках она несла переломанные ноги Паланы, от которых избавил свою жену любящий сапожник.

   - Я тоже ничего не знаю, - сказал убийца и обратил внимание на ее ношу. - Тебе не тяжело? Давай мне три, а ты две оставшиеся понесешь. Раз я твой названный муж, то давай хоть поддержим видимость...

   Взяв у сияющей счастьем Дораны три сильных и красивых ноги ее матери, которая до начала гражданской войны была танцовщицей, он побрел дальше.

   - Почему ты молчишь? - поинтересовался Ранкир, когда тишина проселочной марийской дороги начала давить ему на голову.

   - Просто не могу понять, зачем ты тащишь их с собой, - ответил Тиуран, кивнув в сторону трех весел в руках убийцы.

   - Мы поплывем.

   - Почему их три?

   - Кого?

   Доп достал кружку и налил в нее медовуху из пустой бутылки.

   - Держи, ты плохо выглядишь, - обеспокоенно произнес бард, поднося ароматный напиток стоящему на коленях Миту.

   Болото засосало его уже по пояс. Не помогали даже отполированные сотнями ног крепкие доски таверны в Спасении.

   - Название-то какое интересное...

   - Я не молчу. Просто не знаю, что еще сказать, - мягко возразила Дорана и смутилась еще сильнее. - Я рада, что ты с нами.

   - У тебя доброе сердце, - улыбнулся Ранкир.

   - Спасибо...

   - И нежное. Теплое, мягкое сердце, - перечислял убийца, аккуратно ощупывая его внутри груди дочери сапожника.

   - Так кому третье весло? - не отставал Тиуран, шагающий рядом с другом по каменной мостовой Донкара.

   Люди продолжали идти в болото и опускаться на непознанное дно, улыбаясь Миту, а сквозь их сжатые зубы сочилась кровь. Они звали его за собой, и отказаться от безмолвного предложения их застывших лиц было просто невозможно. Это те, кого он убил?

   - Подай мне весло, - попросил Ранкир, протягивая единственную свободную руку из зловонной топи. - Вытащи меня отсюда. Она упала.

   Наваждение убийцы понемногу рассеивалось. Или наоборот...

   - Кто? - небрежно поинтересовался Ачек.

   Мертвая Рука вернулся к созерцанию столицы, залитой багрово-черной смертью, вечной ночью и белесым трупным туманом.

   - Девчонка, которая повсюду таскается с тобой.

   По-Тоно обернулся и увидел Тормуну, лежащую на полу галереи. Он тут же бросился к ней и начал тормошить сектантку, пытаясь привести ее в чувство. Наконец она открыла глаза.

   - Ой, как-то не получилось, - пробормотала девочка, не поднимая головы с колен Ачека.

   - Не получилось? - переспросил взволнованный По-Тоно. - Что с тобой произошло?

   - Ну, я дышать перестала, когда решила экономить силы на вдохах и выдохах, - смущенно ответила Тормуна. - А потом в глазах потемнело, и я подумала, что получилось. А нет, не получилось. Сейчас передохну и еще разик попробую...

   - Не смей, идиотка, - прошипел Ачек.

   Она удивленно посмотрела на него. Мариец был действительно зол. Ана видела его таким всего один раз, когда старик Мертвый Взор возложил на него обязанность вести последователей Нгахнаре в великой жатве, показав плотную пелену лжи, окутавшую всю его жизнь, и лишив его права выбирать судьбу. Тогда новый лидер сектантов еще не осознал правду смерти, единственно истинной вещи в жизни, и злился на старика, на багрово-черного владыку, на самого себя. Но сейчас его гнев был направлен на Тормуну Ану.

   - Я обещал заботиться о тебе, - устало прошептал По-Тоно, пригладив спутанные волосы сектантки облаченной в перчатку омертвевшей рукой.

   Она улыбнулась, став серьезней и старше, как всегда, когда на нее накатывает печаль - одно из последних ее настоящих чувств. От реальности Тормуна пряталась в непроницаемый панцирь безумия, выбираясь из него крайне редко. Но рядом с ней Ачек больше всего ценил именно такие моменты, когда она была собой. Мертвая Рука истово верил в правду жизни, открытую владыкой Нгахнаре, но Ана была для него последней отрадой в бесконечном багрово-черном водовороте смертей.

   - Старикашка меня не обманул, - ответила Тормуна и прикрыла глаза.

   Окончательно очнувшись от очередного кошмара, переплетенного с не менее ужасной реальностью, Ранкир безмолвно наблюдал за нелепой сценой, в которой глупая сектантка чуть не убила себя, решив избавиться от обременяющего дыхания, а лидер секты смертепоклонников обеспокоенно бросился к ней, постарался привести в чувство и теперь сидел, заботливо положив ее голову себе на колени. Абсурд.

   "А так ли сильно он изменился?"

   - Посмотри на это, - убийца обвел рукой жуткий вид города, открывающийся с галереи королевского дворца, и повернулся к Тиурану. - Сильно ли он изменился? Конечно. Мой старый друг Ачек По-Тоно ни за что бы так не поступил.

   "А теперь посмотри на это, - подражая Миту, рыжий бард указал рукой на марийца, заботливо гладящего Тормуну по голове. - Разве чудовище способно с такой нежностью относиться к другому человеку? Ты только глянь, как они мило перешептываются..."

   - Она тоже сектантка, - возразил Ранкир. - И к тому же при нашей первой встрече эта сумасшедшая пыталась убить меня. А потом я неоднократно видел, с каким весельем и легкостью она потрошила людей. Она сама чудовище, не говоря уж про того, кто способен относиться к ней с нежностью.

   "Ничего ты не понимаешь".

   - Не понимаю, согласен. Если и существует такой момент, когда уместно употребить старую поговорку: "Не время для любви", - то это именно он. Все, достаточно...

   Прихрамывая, убийца подошел к Ачеку и Тормуне. Он бы с радостью прервал череду ненужных смертей двумя точными ударами кинжала, но лидер сектантов был ему нужен для поиска верхушки Синдиката. Договор все еще в силе.

   - Я выполнил свои обязательства, - Ранкир обратился к По-Тоно с нескрываемой неприязнью. - Великая жатва закончена, Донкар ваш. Твоя очередь.

   - Великая жатва владыки Нгахнаре не закончится никогда, - возразил Ачек. - Но кое в чем ты прав, мы действительно добились некоторого успеха в нашем следовании единственно истинному в жизни.

   - Хватит пичкать меня своей истиной и прочим сектантским бредом, - прорычал убийца. - У нас был договор. Я участвую в жатве, а ты находишь для меня босса Синдиката. Но ты подсунул мне пару его подручных и решил, что я буду вечно прислуживать тебе?

   - Ты даже имени этого босса не знаешь и описать нормально не можешь, - пожал плечами Ачек. - Его искали всей Тайной канцелярией долгие годы, а ты хочешь, чтобы я нашел его за пару недель по твоей туманной наводке, полагаясь на полуграмотных сектантов? Тебе придется запастись терпением.

   Негромко хрюкнув, Тормуна перевернулась на бок, из-за чего ее голова скатилась с колен марийца и с глухим ударом упала на пол галереи.

   - Помолчите уже, - сквозь сон простонала сектантка. - Мешаете же Мелкой... Принцесса На-Резка, иди ко мне под бочок, пока эти мальчишки тебя не украли и не заставили выйти за них замуж... Глупые мальчишки...

   Спустя мгновение в темноте королевского дворца раздалось размеренное сопение. Ачек поднялся на ноги и подтолкнул Ранкира к выходу, шепнув: "Не разбуди". Она спала слишком мало для нормального человека, поэтому периодически отключалась в самое неподходящее время в каком-нибудь очень опасном месте. Но в заваленном трупами стражников и чиновников дворце было хотя бы спокойно и тихо.

   - Значит, ты не можешь мне помочь? - спросил Ранкир, когда Ачек завел его в один из бесчисленных коридоров резиденции короля.

   - Могу, но понадобится время.

   - Получается, в Донкаре главаря Синдиката нет, - задумчиво протянул убийца. - И где он может быть?

   - У меня есть некоторые догадки, - ответил По-Тоно, ведя за собой Мита по винтовой лестнице наверх. - Но тебе я их не скажу. Бросишься ведь очертя голову, а потом еще и тебя придется искать.

   Скрипнула тяжелая дверь, и неожиданно для Ранкира они оказались на крыше дворца. Внезапный порыв ветра пошатнул убийцу, подловив его на неловком хромом шаге, но все обошлось.

   Мелкий дождь наконец-то закончился, и накидка из туч разошлась по швам, оголяя ночное небо. В высокой черноте замерли бледные звезды, и их безразличный свет лениво омывал очертания столицы Алокрии, не позволяя ей погрузиться в абсолютный мрак. Люди, которые всю свою жизнь прожили в этом городе, но не видели ничего, кроме стен домов, грязных мостовых и душных рыночных площадей, даже представить не могли, какой великий и прекрасный мир их окружал. Благородные илийские леса, величественные Силофские горы, скалистые берега и обнимающее их прекрасное море, плодородные марийские степи и даже увядающая природа Евы - всего этого не увидеть со дна жизни, названного городской улицей.

   Девственный ночной пейзаж портило только омерзительное сияние на юго-востоке, разрывающее темноту своим грязно-золотистым светом. Оно появилось примерно две недели назад, но ни Ранкир, ни Ачек не придавали ему особого значения, будучи одержимыми собственными целями. Первый методично уничтожал все живое в Донкаре согласно заключенному договору и лихорадочно ждал, когда Мертвая Рука подскажет местонахождение босса Синдиката. А второй думал только об истине, которую открыл ему владыка, великой жатве и немного о Тормуне Ане. Все-таки он обещал старику Взору о ней заботиться. На далекое загадочное сияние просто не хватало времени. Хотя благодаря недавно развернутой шпионской сети смертепоклонников, созданной для поиска глав Синдиката, до Ачека стали доходить тревожные известия со всей страны...

   - Я хотел поговорить с тобой насчет твоего сообщения от владыки, - заявил По-Тоно. - "Южный ветер веет пустой смертью".

   - Нам не о чем разговаривать, больше я ничего не знаю, - отрезал Ранкир, направляясь к выходу с крыши. - Если ты не собираешься каким-то чудом высмотреть отсюда мою цель, то я пошел.

   - Куда ты идешь?

   В ответ убийца лишь промолчал. Он уже шагнул на винтовую лестницу и, прихрамывая, начал подниматься по ней куда-то вверх, даже не задумавшись о том, что его может поджидать выше крыши.

   "Может, вернемся назад?".

   - А смысл? - Ранкир поморщился от предложения Тиурана. - От этого маньяка нет никакой пользы. Хватит, пусть играется со своими сектантами, а меня оставит в покое.

   "Но мы же друзья, ты забыл?"

   - Я дружил с Ачеком По-Тоно, а не с лидером безмозглых смертепоклонников, которые убивают всех на своем пути, вопя что-то про истину, и кромсают трупы, сооружая алтари для своего владыки.

   "А чем ты лучше? Скольких людей ты лишил жизни из-за своего эгоистичного желания быть с Тирой? Сколько судеб было сломано из-за твоих ошибок и одержимости? Тебе напомнить, из-за чего разгорелась гражданская война в Алокрии?"

   - Она и так шла. А меня использовали вслепую. Я - жертва.

   "Ты идиот".

   Поднявшись на последнюю ступеньку, Ранкир вышел на небо, нечаянно растоптав несколько попавших под ноги звезд. Где-то внизу он видел стоящего на крыше Ачека и себя, замершего на пороге башенки с винтовой лестницей.

   - Я не виноват.

   "Ты слеп, если не видишь своей вины".

   - Да чего ты добиваешься?! - взорвался Мит. - Что тебе от меня надо?! Мне плохо, Тиуран, мне плохо! Тира мертва, ты это понимаешь?

   Рыжий бард кивнул и принялся аккуратно собирать пыль растоптанных звезд, чтобы слепить их заново. Поморщившись от боли в бедре, Ранкир устало сел на небо.

   - Он уничтожил мой мир, понимаешь? - пробормотал убийца. - Тот человек в дорогой одежде и с арбалетом на коленях. Из-за него мертва Тира.

   "И из-за тебя".

   - Да, - согласился Мит. - И из-за меня. Но я могу отомстить. Должен.

   "Ты прекрасно понимаешь, что не найдешь босса Синдиката без помощи Ачека".

   - Ты прекрасно понимаешь, что не найдешь его без моей помощи, - сам того не зная, повторил слова мертвого товарища Ачек.

   Ранкир так и не заступил за порог башенки с лестницей. С трудом переставляя внезапно разболевшуюся ногу, он нехотя подошел к Мертвой Руке, неловко хватаясь за ускользающую нить реальности.

   - И о чем ты хотел поговорить? - спросил убийца.

   Ачек удовлетворенно кивнул и улыбнулся, не обратив внимания на недовольную физиономию школьного друга.

   - Пока мои люди бегали за фантомом босса Синдиката, которого кое-кто не удосужился даже толком описать, им удалось разузнать немало интересных подробностей о ситуации в стране, - начал рассказывать По-Тоно, задумчиво прогуливаясь по скользкой крыше. - Ты в курсе, что гражданская война закончилась?

   - Нет.

   - Значит, ты не знаешь и о том, каким образом она закончилась?

   Скрестив руки на груди, Ранкир исподлобья следил за лидером сектантов и молчал.

   - Ладно, - протянул Ачек. - Тогда перейдем ближе к делу. Сошедшиеся в битве армии короля Бахирона и республики смело загадочным южным ветром, который предположительно исходил от золотого сияния где-то на побережье Евы. Выжила приблизительно двухсотая часть. За прошедшие две недели вспышки света повторялись, и от них во все стороны веяли ветра, убивающие людей или превращающие их в монстров...

   - Не понимаю... - пробормотал убийца. - Не понимаю, почему меня должно это беспокоить? И вообще, почему те, кто должен искать для меня босса Синдиката, занимаются какой-то ерундой?

   - Это куда важнее, - возразил По-Тоно.

   - Не для меня. Слова вашего владыки я передал, о большем мы с ним не договаривались, и мне это не интересно.

   Лидер сектантов посмотрел на него и почему-то вспомнил то чувство присутствия смерти воплощенной, когда Ранкир обращался в мистический черный дым. Дар Нгахнаре не должен пропасть из-за эгоистичного желания отомстить за смерть возлюбленной, ведь с его помощью последователи багрово-черного владыки смогут добиться невероятных высот в следовании единственно истинному в жизни и пожать богатый урожай.

   - А придется заинтересоваться, - резко ответил Ачек. - Ты - неотъемлемая часть великого замысла Нгахнаре. К тому же наш договор все еще в силе. Твоя сила в обмен на информацию о Синдикате.

   Хмыкнув, Ранкир посмотрел на юго-восток, где откуда-то с побережья Евы лился мягкий пульсирующий свет, неестественно озаряя ночное небо.

   - Ну, и что там с ветром? - со вздохом спросил убийца.

   - "Южный ветер веет пустой смертью", - продекламировал По-Тоно. - Я считаю, что Нгахнаре этим недоволен.

   - Ага. И что дальше?

   - Мы отправимся на юг Евы и уничтожим купол, чем бы он ни был. Ничто не должно искажать единственно истинное в жизни. Урожай, который пожинает южный ветер, владыке не достается, хотя и принадлежит ему по праву смерти воплощенной.

   - Погоди, ты сказал: купол? - переспросил Ранкир.

   - Сначала ты не даешь мне все рассказать, а потом появляются вопросы? - язвительно заметил лидер сектантов. - Да, купол. Это свечение исходит от какого-то огромного купола. Впрочем, больше мы ничего о нем не знаем.

   - Допустим, - убийца задумчиво почесал подбородок. - А почему Нгахнаре сразу не сказал, что и как вы должны сделать, если он такой прозорливый?

   - Тебе лучше знать, - пожал плечами Ачек. - Ты ведь с ним разговаривал.

   Действительно, разговор с владыкой для обычного смертного мог закончиться лишь сумасшествием или гибелью последнего, но Ранкир оказался на грани жизни и смерти, потеряв важнейшие составляющие собственного существования. Поэтому он смог услышать Нгахнаре и вернуться в реальный мир, обретя новую цель и средство для ее достижения. С помощью дара смерти воплощенной он отомстит Синдикату за разрушенное счастье и смерть Тиры. Правда, за него пришлось заплатить слишком большую цену, и рассудок убийцы все же пошатнулся, окунувшись в багрово-черное безумие...

   "Помнишь, что он говорил про хрупкость человеческого разума?", - опрос Тиурана вырвал Ранкира из плена воспоминаний, которые грозились снова отправить его в безвременное путешествие по полям воспаленной фантазии и поврежденного здравомыслия.

   - Что?

   "Нгахнаре сказал, что его внешность и речь зависят от того, как ты их воспринимаешь. Твой разум как бы защищал тебя от неизвестности, непознаваемой простому человеку. Наверное, он передавал достаточно точные инструкции, но ты смог понять его слова только в таком зашифрованном виде, иначе сошел бы с ума".

   - Скорее всего, - согласился Ранкир.

   Ачек терпеливо ждал, пока убийца выслушает пустоту перед собой. Лидер сектантов давно уже понял, что его друг сошел с ума. Да и кто смог бы сохранить здравый рассудок после всего того, что произошло с Митом за этот год? Пока Ранкир соглашался и спорил с ночной темнотой, задумчиво хмыкая и задавая уточняющие вопросы, По-Тоно смотрел на распростертый город и пытался представить картину будущего. Не получалось.

   - Эй, - окрикнул его Ранкир. - Так что же мы будем делать? Если судить по тому, что ты мне рассказал о куполе и исходящем от него южном ветре, то просто прийти к нему и засыпать его земелькой - не вариант.

   - Попробуй для разнообразия думать головой, - Ачек ухмыльнулся. - Кажется, у нас есть один общий знакомый, который кое-что смыслит во всяческих искажениях, изменениях и прочей ерунде на грани понимания.

   - Аменир? - удивился убийца. - Он всего лишь ученик реаманта, а от этих фокусников нет никакого толка. Да и не хотелось бы втягивать его ни в твои маниакальные игры со смертью, ни в мою месть.

   - Ты прав, на практике реаманты способны только на жалкие трюки, но в теории они знают о реальности намного больше нас, - возразил лидер сектантов. - Если кто и может нам рассказать о природе купола, то только Аменир и его учителя. Они, наверное, сразу взялись за изучение сияния и уже знают достаточно, чтобы помочь нам избавиться от этого оскорбления владыке.

   Вздохнув, Ранкир устало махнул рукой.

   - Поступай как знаешь. Только не забывай о нашем договоре.

   - А это нам по пути, - усмехнулся По-Тоно. - К нашему старому другу мы направимся в Новый Крусток, где разместился Комитет и, соответственно, Академия. Учитывая события последнего года, именно в южной провинции собралась вся оставшаяся элита Алокрии. В Еве сейчас пахнет деньгами и властью, думаю, твой злодей обосновался где-то там.

   Черный дым на мгновение взвился в воздух, чтобы затем упасть на крышу, расплескаться толстым узором танцующих на ветру завихрений и с трудом собраться в фигуру убийцы, тело которого мелко дрожало и было готово раствориться в воздухе от кипящей внутри него ярости.

   - Так чего же мы ждем? - спросил Ранкир, прикладывая все усилия, чтобы не рухнуть в бездну кровавого исступления.

   Дикий оскал острых покрытых слюной зубов блестел в ночи, выделяясь на фоне черной дымки, в которую периодически обращалась кожа убийцы, оголяя мышцы и кости. В глазах Мита плясал черный огонь, способный испугать даже лидера секты смертепоклонников. В священном трепете Ачек попятился назад от нахлынувшего чувства присутствия Нгахнаре. Его тело ласкал сладкий ужас, выманивая из глубин сознания бурлящую кровавым водопадом эйфорию, и он громко засмеялся. Каким же чуждым, неправильным, кошмарным был этот смех, разносившийся по опустевшему городу, больше походившему на труп, в котором как черви копошились сектанты. Ветер издевательски подхватил эхо, и дьявольский хохот еще долго вторил самому себе, раздирая души смертепоклонников страхом, любовью, отвращением и слепой преданностью к багрово-черному владыке. Воплощение смерти возвещало о втором начале великой жатвы, о пришествии истины в обновленный, очищенный, лучший мир.

   Продажные чиновники, тупые солдаты, лживые священники, жадные торгаши, беспринципные сутенеры, наркоманы с провонявшими дурманом мозгами, преступники из Синдиката и простые обыватели-паразиты - все они мучительно долго убивали Донкар, тянули из него жилы, издевались над ним, отравляли его своим присутствием. И в то же время, они поддерживали в столице жизнь, но только лишь для того, чтобы как можно дольше пытать ее и бесконечно наслаждаться агонией города, истекающего слезами из пустых глазниц, кровью из незаживающих ран и гноем из лопнувших язв. Но теперь Донкар свободен от страданий, он мертв, его укрыла вечная ночь и мягкий бледный туман разложения.

   - Верно, нечего тянуть. Пошли, подберем Тормуну в галерее и отправимся в Новый Крусток, - согласился Ачек и, направляясь к винтовой лестнице, принялся дальше рассуждать вслух: - Всех последователей Нгахнаре надо пока направить куда-нибудь на границу с Евой, нам ни к чему лишнее внимание...

   - У вас еще остались донкарские пленники, - напомнил Ранкир, ковыляя за Мертвой Рукой. - Отпустишь их?

   - Точно, пленники. Надо с ними что-то делать, - По-Тоно остановился и достал из-за пазухи мелкую монетку. - Впрочем, не мне решать их судьбу. Орел - смерть, решка - жизнь.

   Высвободив омертвевшую руку из плена плотной ткани перчатки, Ачек подбросил монету в воздух. Мягкий металлический звон разрезал темный ночной воздух и оборвался в ладони лидера сектантов. Он разжал кулак, демонстрируя ленивым звездам вычеканенный венок из переплетенных лилий, роз и гвоздик - символов трех провинций Алокрии.

   - Смерть. Как обычно.

   - Кретин, - пробормотал Ранкир. - Ты доверил жизни людей чистой случайности.

   - Не случайности. Так решил владыка Нгахнаре, - беспомощно развел руками Ачек, скрываясь за очередным витком винтовой лестницы. - Сейчас мы по-быстрому закончим жатву в Донкаре и отправимся к Амениру.

   "Прямо встреча выпускников!", - захохотал Тиуран Доп, обрадованный, что наконец снова увидит всех своих друзей в сборе. Ведь в последний раз они виделись достаточно давно. На его поминках...

   Глава 3

   Увядающая природа Евы никогда ранее не была так жива. В Новый Крусток хлынул поток беженцев со всей Алокрии, они пытались скрыться от загадочных ветров и искали защиту в последнем оплоте власти в стране. Из Градома поступали противоречивые и обрывочные сведения о состоянии Марии, но было понятно, что республика сейчас не в состоянии бороться с куполом. Первые прибывшие в Еву беженцы немного оживили полузабытую провинцию и даже как-то развеяли затхлый воздух. Обычные люди со своими семьями старались найти спокойный уголок в жестоком мире, который по какой-то причине вдруг решил исковеркать их жизни и окружающую реальность. Но вскоре в Новый Крусток потянулись всевозможные маргиналы, преступники, бездельники и торгаши. Город стал похож на раздутую тушу человеческого общества, в которой уже копошились опарыши.

   Городская стража и Тайная канцелярия едва справлялась с постоянными беспорядками на улицах столицы южной алокрийской провинции, прохладные ночи стали опасны, по утрам часто находили покрытые росой тела ограбленных и изнасилованных горожан, а тяжелый и сырой воздух сменился урбанистическим смрадом огромного загона для людей. Ева преобразилась не в лучшую сторону, но зато теперь она очень органично вписывалась в общую картину измазанной в грязи и крови Алокрии, страны, которая была измотана противостоянием Илии и Марии, растоптана гражданской войной, изуродована сияющим куполом и погребена под пылью, принесенной ветрами перемен.

   На очередном заседании Комитета царили ставшие привычными пессимизм, нервозность и ощущение безысходности. Из-за катастрофы состав совета был расширен, теперь в него дополнительно входил посыльный Бахирона Наторд, как единственный очевидец событий последнего сражения гражданской войны и первых порывов южного ветра, а также Этикоэл Тон и его ученик Аменир Кар, которых пригласили комиты, признав, что реамантия может ответить на кое-какие вопросы о природе купола и его ветров. Хотя все и продолжали считать реамантов бесполезными фокусниками, благодаря теоретическому знанию своей науки те могли хотя бы попробовать объяснить, что вообще произошло.

   - Вы видите, до чего довела ваша авантюра с гражданской войной? - прорычал Мирей Сил, ткнув пальцем в сторону Шеклоза и Касироя. - Только не надо мне говорить, что здесь нет никакой связи!

   - Я знаю не больше вашего, - замотал головой комит финансов, поперхнувшись местным кислым вином. - И как мы уже выяснили, здесь никто почти ничего не знает.

   - Ложь! - бывший адмирал вскочил на ноги, опрокинув стул, и уставился на главу Тайной канцелярии пристальным взглядом. - Этот хитрец никогда не раскроет свои карты полностью. Его рук дело, иначе и быть не может.

   Но Шеклоз Мим молчал, как будто не замечая обвинений, ругани и шума вокруг, и только задумчиво постукивал пальцами по исцарапанной столешнице. Атмосфера в приемном зале дворца наместника Евы царила абсолютно нерабочая. Узлы цивилизованного общества и бывшего миропорядка расплетались один за другим, а поиски решения проблем заводили в тупики, каким бы образом ни пробовали рассуждать комиты последние три недели. В конце концов, все привело к окончательному разладу в Комитете.

   - А в чем смысл? Зачем мастеру Шеклозу уничтожать страну? - вступился за шпиона Маной Сар.

   Главе Академии союз с Тайной канцелярией был пока на руку. Конечно, скоро он избавится от всяких условностей, расширив границы фармагии до невероятных масштабов, но на данный момент прикрытие и защита ему все еще необходимы. Маной уже в одном шаге от успеха, и так глупо загубить дело всей своей жизни фармагик не мог.

   - А зачем он хотел развязать гражданскую войну? - возразил разгоряченный Мирей. - Мы не знаем, что у этого безумца на уме!

   - Это было в интересах Комитета и будущего Алокрии, - встрял Касирой Лот. - Страну надо было перекроить на новый лад, и мы неплохо с этим справлялись.

   Скорее всего, комит финансов пытался оправдать самого себя, а не Шеклоза. Подобный поступок вполне в его духе. Или в его крови уже бродила местная кислятина, которую жители Нового Крустока с завидным упорством называли вином.

   - Вы столкнули Илию и Марию, из-за ваших амбиций погибли тысячи невинных людей!

   - Позвольте заметить, тогда вы согласились с такой ценой лучшего будущего, - напомнил Маной Сар. - И вообще, мы опять возвращаемся к нашей старой дискуссии.

   - Я тоже виноват, не отрицаю, - комит колоний поднял стул и тяжело плюхнулся на него. - Но уничтожение Алокрии - это не какая-то там тема для споров, а факт преступления, за которое вам придется ответить.

   - А кто нас судить будет? - язвительно поинтересовался Касирой. - Король Бахирон Мур, который, наверное, уже сгинул где-нибудь в лесах Евы, гоняясь за монстрами, порожденными ветрами купола? Или собрание республики? Марии сейчас не до этого, она вся потонула в своих внутренних проблемах и хаосе, учиненном недавней катастрофой.

   - Я вас обвиняю, а судить будет Ером По-Геори, - заявил Мирей. - Высшие чиновники Илии либо убиты в Донкаре, либо пропали без вести. Мария не признает власти алокрийской короны. Поэтому как законный наместник провинции Ева, назначенный лично королем, в сложившейся ситуации он должен принять на себя ряд обязанностей правителя страны.

   - Он? - одновременно спросили Лот и Сар.

   - Я? - удивился Ером вслед за ними.

   Трусливый мариец уже представил, как его убивают из-за внезапно свалившейся власти, угрожающей Комитету, но услышав хохот комитов, облегченно выдохнул. Касирой и Маной восприняли это не более как глупую шутку. Действительно, никчемный мариец, притом еще и наместник безвольной Евы, во главе государства - смех, да и только.

   - А почему бы и нет, - буркнул По-Геори, поняв, что его сейчас серьезно оскорбили. Опять.

   - Я навскидку могу назвать причин шесть, - утирая слезы, простонал комит финансов. - Но боюсь, что вы и так все прекрасно понимаете. В конце концов, мы собрались здесь, чтобы решать насущные проблемы, а не втаптывать вашу честь в грязь еще больше.

   Наместник Евы опасливо вжался в пропитанное холодным потом кресло, но в его голове прочно укоренилась мысль, что он - один из последних законных представителей высшей власти в Алокрии. Правда, что с этим делать, Ером По-Геори пока еще не понял.

   - Так или иначе, вы ответите за свои преступления, - стиснув зубы, произнес Мирей Сил. - Если придется, я лично покараю вас.

   - И себя не забудьте, - снова напомнил Маной. - Впрочем, кажется, мы опять отвлеклись...

   В зале заседаний Комитета повисло напряженное молчание. То, что они практически ничего не знали о куполе и методах борьбы с ним, они поняли еще три недели назад, когда в столицу Евы прибыл Наторд с посланием от короля Бахирона и собственным рассказом очевидца ужасных событий того дня. С тех пор мало что изменилось, если не считать существенно ухудшившиеся отношения между комитами.

   - А вы заметили, что ветры купола как-то обошли стороной Новый Крусток? - внезапно спросил Аменир Кар. - То есть в Марии они бушуют, а в этом городе их нет, хотя он расположен как раз между куполом и республикой.

   Все присутствующие повернули головы в сторону юного реаманта, и даже Ером выбрался из истертого его ерзаниями кресла. Молчание стало еще напряженнее.

   - А, то есть других проблем у нас нет? - язвительным тоном спросил Маной Сар. - Все остальное нормально, надо только выяснить, почему Новый Крусток не задет ветрами, так?

   - Я подумал, это может пригодиться... - начал оправдываться Аменир.

   - От вас, реамантов, требовалось только одно, - грубо перебил его глава Академии. - Вы должны были просто сказать: что это за купол, откуда он взялся и как от него избавиться. Но и здесь вы оказались бесполезны.

   - Мы работаем над этим, - прохрипел Этикоэл. - А если тебе не хватает умишка понять, с какой сложной материей нам приходится иметь дело, то это твои проблемы.

   В последнее время здоровье пожилого реаманта значительно ухудшилось. Он передвигался, опираясь на плечо верного ученика, и больше не мог использовать свой куб. Старика донимал раздирающий легкие кашель, иногда его рвало кровью. На обычную старость это не было похоже, Этикоэл серьезно болел, но упорно отказывался обращаться к фармагикам, настаивая на том, что его время подошло, а это не лечится. К тому же в человеческом муравейнике, в который превратился Новый Крусток, лекарям и без того было чем заняться.

   - Когда мы разберемся с куполом, я ликвидирую ваш жалкий факультет, - пообещал Маной Сар. - Академии не нужны лжеученые, которые даже в своей сфере не могут разобраться.

   - Мы не разберемся с куполом, - Этикоэл закашлялся и, вытерев кровавые слюни с растрепанной бороденки, договорил. - Ты прав, молокосос, это наша сфера. Но мы разобрались в ней и пришли к выводу, что бороться с куполом бессмысленно. Мы обречены.

   Фармагик побледнел, и слова застряли у него в горле. В глазах остальных присутствующих читалось какое-то безразличное согласие, в зале повис туман апатии, чувствовалось печальное облегчение смертников на эшафоте. Наконец хоть кто-то озвучил мысль, терзающую всех на протяжении трех недель. Шеклоз хмыкнул, но так и не прервал свое молчание.

   - Извините, - смущенно пробормотал Наторд, привлекая внимание. - А может, есть варианты убежать подальше от купола или спрятаться от его ветров?

   Этикоэл Тон хотел было ответить, но его скрутил очередной приступ кашля.

   - Энергия, из которой состоит купол, распространяется по пространственным нитям мироздания, взаимодействуя с переплетенными с ними остальными фрагментами реальности, что и было по умолчанию принято за ветер, - ответил за учителя Аменир, придерживая тяжело дышащего старика. - Говоря простым языком, вспышки купола будут усиливаться, потоки его энергии проникать все дальше и сильнее изменять ткань мироздания. Это не простой ветер, и когда он адаптируется к нашей реальности, то начнет очень быстро расползаться по всему миру, оставляя после себя... Впрочем, ты сам видел, что после него остается.

   Наторд судорожно сглотнул и спрятал задрожавшие руки под стол. Из-за пережитого доверенный гонец короля четвертую неделю жил практически без сна. Ожившие ночные кошмары преследовали его, подкрадывались к нему в темноте, и стоило ему прикрыть глаза, как он с воплем ужаса вскакивал с кровати, сдирал с себя прилипшую от пота простыню и бродил по комнате всю оставшуюся ночь. Он терял сознание от изнеможения, но даже тогда его измученному рассудку не было покоя, события того дня доставали его и в кромешной тьме обморока. Почти каждый день Наторд запирался в отведенной ему комнате, забивался в самый дальний угол и подсчитывал недели, дни, часы, которые он еще сможет прожить, не перерезав себе горло.

   - Мы обречены, - шепотом повторил он слова Этикоэла.

   Видимо, дальше тянуть незачем. Достав из-за пояса кинжал, Наторд крепко взялся за рукоятку обеими руками и вертикально поставил оружие на стол перед собой. Устало вздохнув, посыльный короля резко подался вперед, подставляя подбородок хищному острию. Лезвие кинжала с хрустом проскочило челюсть, впилось в мозг и, наконец, целиком скрылось в голове юноши. Дернувшись в последний раз, гонец так и остался сидеть с искривленным ртом и широко раскрытыми глазами, перед которыми даже после его смерти стояли картины того дня, когда южный ветер слизал почти сорок тысяч человек, превратив их в бесформенные трупы, гротескных чудовищ и кровожадных безумцев, убивающих себя и всех вокруг.

   Шеклоз опять задумчиво хмыкнул и прикрыл глаза, наслаждаясь моментом тишины. Присутствующие словно в гипнотическом трансе смотрели на Наторда, который вроде бы просто прилег на стол, опустив голову на сцепленные окровавленные руки, и замер, задумавшись о чем-то очень важном. Когда пришло осознание того, что он больше не встанет, всех невольно посетила заманчивая идея последовать его примеру. Смерть показалась такой естественной и настоящей, как будто мир только за нее и держался, чтобы не рухнуть в бездну невероятных вещей и явлений, привнесенных ветрами купола.

   Надрывный кашель Этикоэла вырвал всех из состояния сумеречного помрачения сознания, но лишь затем, чтобы они снова очутились в шаткой реальности, которая в своем сумасшедшем танце порхала по лезвию ножа.

   - Это немного отвлекает, - заметил Касирой, сделав добрый глоток кислого вина. - Долго он еще собирается кашлять?

   Приступ пожилого реаманта все никак не заканчивался. Его лицо покраснело, на лысине выступил пот, на жиденькой встопорщенной бороденке висела тягучая слюна розового цвета, а дыхание с хрипом вырывалось из разинутого рта. Этикоэлу становилось хуже.

   - Простите, я отведу мастера Тона к нам, - сказал Аменир, помогая учителю подняться. - Я сразу же вернусь, как только учителю станет лучше.

   Не открывая глаз, Шеклоз кивнул.

   - Не напрягайся. Толку от тебя никакого, - пробормотал вслед уходящим Маной Сар. - Впрочем, как и от нас...

   Оставив заполненный безысходностью зал позади, реаманты прошли по коридорам дворца наместника и оказались на улице, тускло освещенной полуденным солнцем, которое казалось коричневым из-за плотного облака пыли. На улице Этикоэлу полегчало, хотя Новый Крусток не мог похвастать здоровой атмосферой. Особенно сейчас, когда город заполонили беженцы, среди которых встречались представители всех человеческих пород, причем отнюдь не благородных.

   - Все-таки не понимаю. Почему ветры купола обходят это место стороной? - спросил Аменир своего учителя.

   - Не забивай голову пустяками, балбес, - проворчал Тон, оттирая отхарканную кровь с бороды. - Не твоего ума материи. Продолжай тренироваться и когда-нибудь поймешь. Может быть.

   - А смысл? Все равно ведь скоро умрем. Если у вас, конечно, нет какой-нибудь идеи.

   В ответ старик только хрипло вздохнул.

   - Неужели даже мы не можем противостоять куполу? - не отставал Аменир. - По своей природе его энергия схожа со способностями реамантов. Я еще глуп, но вы-то можете что-нибудь придумать!

   - Реамантам это не под силу, - отмахнулся Этикоэл. - Смирись. Надеюсь, хоть на это у тебя хватит мозгов. И продолжай тренироваться.

   Кар понял, что учитель больше ничего не скажет и будет только злиться на своего болтливого ученика, поэтому остаток пути они прошли в молчании. Проводив старого реаманта в его кабинет, Амениру пришлось попотеть, откапывая кровать в куче мусора, книг и свитков. Перед уходом он встал на пороге и внимательно посмотрел на лежащего старика, который старался дышать как можно аккуратнее, чтобы не спровоцировать новый приступ кашля.

   - Мы ведь хотели создать лучший мир своими собственными руками, мастер Этикоэл, - произнес Кар дрожащим голосом. - Вы утверждали, что у вас есть способ сделать это!

   - Он и сейчас есть, - просипел в ответ пожилой реамант. - Только дурачье и слабаки вроде тебя отказываются от своих планов, столкнувшись с проблемой.

   - Значит, я все же могу что-то сделать? - загорелся Аменир и бросился к кровати учителя. - Расскажите мне, как создать лучший мир? Умоляю!

   - Нет, - Тон с кряхтением перевернулся на другой бок, отворачиваясь от назойливого ученика. - Сам додумайся, у тебя еще есть время. Не забывай о чистоте фантазии...

   - Но почему вы не хотите раскрыть мне свой способ? - недоумевал Кар, сгорающий от любопытства и обиды.

   - Чистая фантазия! Мы уже обсуждали это, идиот! Память отшибло, что ли? Мозги твои знанием не обременены, так что вроде должны были впитывать мои слова как губка. Иначе как губкой их и не назовешь, только и годятся, чтобы тереть мои мозолистые пятки! - из-за слишком длинной для его состояния тирады Этикоэл закашлялся, но, отдышавшись, продолжил более спокойно. - Мой метод прост, он лежит в основе всех величайших актов творения. Но ты должен додуматься до него сам, ведь только тогда тебе удастся понять его, принять и воплотить в жизнь. Помнишь ту поговорку, главный принцип реамантии?

   - Человек может сделать все, что способен представить, - пробормотал Аменир.

   - Вот именно. А с чужих слов ты никогда по-настоящему не представишь лучший мир и способ его созидания. Думай сам, время еще есть, - старик не глядя махнул рукой на выход. - А теперь проваливай, я устал.

   Юный реаманта в растерянности покинул кабинет учителя и направился к дворцу наместника Евы. Хоть Кар молод и глуп, да и в реамантии разбирался намного хуже Этикоэла Тона, но он должен сделать все, что в его силах, чтобы помочь Комитету спасти страну.

   Может быть, именно это его путь к лучшему миру?***

   Устав от вновь разразившихся споров и ругани, Шеклоз объявил перерыв и вышел из дворца. Спертый воздух залов и коридоров сменился затхлостью сада, а в голове по-прежнему суматошно вертелись мысли. Комитет ни на шаг не продвинулся в решении проблемы, от напряженных размышлений почему-то гудело все тело, и голос разума тонул в бесконечном шуме бессмысленной болтовни.

   Грандиозные планы Мима, его мечты возвести воистину сильное государство, жертвы, которые он принес для перерождения любимой страны - все кануло в бездну. Он так долго готовился к путешествию в лучшее будущее, а его утопию столь нелепо и грубо растоптала неизвестная сила. Неужели Алокрия никогда не окажется в том чудесном мире, который так старательно готовил для нее Шеклоз?

   Притаптывая пожухлую траву, глава Тайной канцелярии неспешно брел среди опечаленных и забытых деревьев увядающего сада и пытался привести мысли в порядок. Все-таки он еще жив, а значит, можно попробовать все исправить и закончить начатое. Но как избавиться от купола таинственной энергии, которая не имеет никакого отношения к реальности?

   Сделав очередной шаг, Шеклоз внезапно обнаружил, что стоит на темной улице. Под ногами вяло колыхались живые камни мостовой, лишенные дверей здания тесно притерлись друг к другу, а в их черных окнах мелькали отражения стенающих призраков, которые плыли вдоль домов сплошным бестелесным потоком. Свернуть некуда - идти можно только вперед или назад, но конца этой дороги не было видно, с обеих сторон царил непроглядный мрак.

   - Путь Умирающего, да? - спросил у пустоты Мим. - Решил все-таки добить меня?

   - Я уже и забыл вкус ваших смертей. Пристрастился к обыкновенным людям, знаешь ли. Они хорошо убивают себе подобных, мне даже не приходится особо напрягаться.

   Из-за спины Шеклоза вышел мужчина в мантии, цвет которой представлял собой бесконечную борьбу засохшей крови и полуночной темноты. За глухим капюшоном не видно лица, но было очевидно, что владыка с любопытством разглядывал шпиона.

   - А ты постарел, Шеклзамхе, - заметил Нгахнаре.

   Глава Тайной канцелярии поморщился, услышав имя, которое не произносилось вслух уже тысячелетия.

   - Зато жив, - огрызнулся Мим. - Чего не скажешь об остальных представителях второго поколения.

   - Брось, у нас же была сделка, мой друг Шеклзамхе...

   - Не называй меня так, я уже давно Шеклоз Мим, - перебил его шпион. - Кстати, что у тебя за дурацкий вид и манера речи?

   - Видимо, досталось от восприятия последнего человека, который беседовал со мной. Не все законы этого участка ирреального подчиняются мне, - Нгахнаре смиренно развел руками. - Придется говорить по-алокрийски, как бы мне ни хотелось еще разок оживить наше родное наречие в этих мрачных застенках.

   - Для меня алокрийский стал родным, - небрежно возразил комит и прогулочным шагом направился к мраку в одном из концов улицы.

   Самопровозглашенное воплощение смерти обладало поистине огромной силой, но он отказался от настоящего мира, создав свой собственный. Люди, которых настигла преждевременная гибель, вынуждены выходить за грань и идти по живым камням мостовой вдоль бесконечной вереницы домов и черных стекол, отдавая владыке остатки непрожитой жизни.

   - Ты меня выдернул из реальности только для того, чтобы побеседовать о былом? - поинтересовался Шеклоз. - Прости, но я сейчас сильно занят. Поговори со своим предыдущим собеседником.

   - Увы, он снова обрел смысл существования, - вздохнул Нгахнаре. - Он даже после первой нашей беседы повредился рассудком, а второй уже и не переживет.

   - Измельчали люди, - согласился шпион. - Не осталось у них ни сил, ни воли, ни желания жить.

   - О, да. Столько боли и отчаяния я не чувствовал в них никогда ранее. Кстати, по недавним воспоминаниям одного из страдальцев я и нашел тебя.

   Левая сторона улицы послушно изогнулась, повинуясь мановению руки владыки, который затем вырвал из плывущего рядом с ним окна бледный призрак Наторда. Посыльный короля по-прежнему смотрел в пустоту перед собой и жутко ухмылялся из-за искривленной ударом кинжала челюсти.

   - Не впечатлило, - заметил Нгахнаре, взглянув на равнодушную мину Шеклоза.

   Каменная кладка здания с шумом встала на место, увлекая за собой черное оконное стекло и торчащий из него фантом гонца, который с тяжким протяжным вздохом влился в призрачную толпу отражений.

   - Давай перейдем уже к делу, - предложил Мим. - Понимаю, на пути Умирающего время идет иначе, но мне твое общество приносит мало удовольствия, и у меня нет ни малейшего желания задерживаться здесь сверх необходимости.

   - Хорошо, - согласился владыка. - Ты почувствовал смерти, которые принес южный ветер?

   - Нет.

   - И я знал, что не почувствую их, - ледяным тоном произнес Нгахнаре. - Он принес пустые смерти, которые не достались мне. Поэтому тогда я направил своих последователей противостоять этой ошибке природы.

   - Сектанты? Они же просто люди, - отмахнулся Шеклоз. - Комитет три недели бился над решением проблемы, но мы не смогли даже оценить масштаб катастрофы, не говоря уже про то, что она вообще из себя представляет.

   - А что предлагают реаманты?

   Глава Тайной канцелярии презрительно скривился. Маной почему-то посчитал, что раз купол изменяет все вокруг своими ветрами, то факультет никчемных фокусников сможет помочь разобраться в нем. Фармагик, конечно, комит Академии и ему лучше знать, что из себя представляют ее члены, но приглашать реамантов на заседание Комитета - это было похоже на несмешную шутку.

   - Они не смогли нам помочь, - сдержанно ответил Шеклоз. - Предложили смириться с неизбежным.

   - А ты?

   - А я думаю. Не хочется, чтобы Алокрию целиком поглотило это безумие.

   - Весь мир под угрозой, а ты думаешь об этой стране, - лицо Нгахнаре все еще было скрыто капюшоном, но он определенно улыбнулся. - Удивляюсь я тебе, как сильно ты ее полюбил все-таки. Неужели Донкар, возведенный на руинах нашего родного города, тебе не навевает неприятных воспоминаний?

   - Я помню, как он был тобой уничтожен, если ты об этом, - Мим спокойно улыбнулся в ответ. - Но с тех пор я научился жить в новом мире.

   - И ты же сбросил его в кровавый водоворот гражданской войны, - напомнил багрово-черный владыка. - Кстати, мои последователи именно с твоей подачи придали Донкару еще большее сходство с его разрушенным предшественником. Эх, ностальгия...

   - Если твоя нынешняя манера речи зависит от восприятия предыдущего собеседника, то это однозначно был какой-нибудь молодой отморозок, - заметил шпион.

   - Как-нибудь познакомитесь, - Нгахнаре театрально ткнул пальцем в небо из неровной кирпичной кладки. - Я это предвидел.

   Некоторое время они шли молча, но Шеклоз неожиданно понял, что изнывающему от одиночества воплощению смерти просто хочется подольше побыть в компании здравомыслящего существа. Даже наслаждение от омовения в жизненной силе потока мертвецов может приесться, особенно, когда занимаешься этим на протяжении тысяч лет. Глава Тайной канцелярии остановился. Здания, проплывающие мимо, с некоторым запозданием замерли вдоль улицы, издав скрежет камнями кладки, встающими на положенные им места.

   - Ты выдернул меня из реальности, чтобы поинтересоваться успехами реамантов и поболтать о прошедших эпохах? - спросил Шеклоз. - Если это все, то я предпочел бы вернуться обратно.

   - Подожди, Шеклзамхе, не спеши, - владыка поднял руки в умиротворяющем жесте. - Я знаю, как вы можете избавиться от купола.

   - Если знаешь, почему сам не сделаешь? - поинтересовался шпион, скрыв раздражение от своего имени, прозвучавшего вслух.

   - Я же отказался от реальности.

   - Тогда отдай приказ своим последователям.

   - Во-первых, нет возможности, а во-вторых, они нужны, чтобы дать Комитету больше времени. К тому же мне понадобится именно твоя помощь.

   Не сдержавшись, Шеклоз захохотал. Не каждый день воплощение смерти просит о помощи. Особенно если учесть тот факт, что тысячи лет назад Нгахнаре почти убил его, но будущий комит Тайной канцелярии вовремя додумался заключить с ним договор и выдал всех представителей второго поколения древнего народа, к которому принадлежал и сам.

   - Прошу прощения, - извинился шпион, вернув самообладание. - Тебе нужна моя помощь?

   - Верно, - согласился владыка, ничуть не изменив интонацию. - Ты - ключевое звено моего плана. В выигрыше окажутся все: я буду снова пожинать положенные мне прерванные жизни, ты получишь свою долю, а твоя любимая страна избавится от угрозы полного уничтожения. Тогда же Комитет обретет славу спасителя Алокрии и получит на этом фоне власть, чего ты так старательно добивался. Да, об этом я тоже знаю.

   - Выбирать не приходится, - вздохнул Шеклоз. - Излагай.

   Живые камни мостовой задрожали и выскочили из своих гнезд, складываясь в подобие скамьи. Глава Тайной канцелярии аккуратно присел на нее и тут же поморщился от прикосновения могильного холода.

   - Природа купола, судя по всему, берет свое начало в ирреальном, - начал рассказывать Нгахнаре. - Ведь иначе смерти от его ветров не были бы такими пустыми, как будто существование людей просто стиралось, а остатки их жизней исчезали вместе с ними. Монстры же, порожденные энергией купола, так вообще не умирают, словно этот аспект реального мира их никак не касается.

   - Это мы уже выяснили, - шпион устало перебил его. - Переходи ближе к той части, где начинается твой план.

   - Купол ирреален, значит, мы уничтожим его тем же, - неожиданно коротко ответил владыка.

   Среди тишины, нарушаемой лишь изредка постанывающими камнями темной улицы, Шеклоз сидел на странной скамье и терпеливо ждал дальнейших пояснений. Их так и не последовало.

   - Чем, "тем же"? - наконец спросил он.

   - Взаимодействием с ирреальным, конечно же, -- Нгахнаре торжественно развел руки в стороны, взмахнув багрово-черными крыльями рукавов мантии. - Душами мертвых людей.

   Путь Умирающего вновь наполнился тишиной. Призрачные тени в отражениях черных окон домов размеренно брели дальше, не нарушая сгущающееся безмолвие, и даже мостовая пыталась сдерживать свои вздохи.

   - Все еще ничего не понятно, - напомнил о своем существовании комит. - И как ты собрался отсюда дотянуться до реальности? Сам ведь отказался от нее.

   - Я? Нет, у меня, конечно, это не получится, - очнулся владыка. - Я имел в виду смертных, способных на общение с ирреальным.

   - Реаманты, что ли? - поморщился Шеклоз. - Я же говорил, хоть они немного и помогли нам в понимании природы купола, но сами же признали, что ничего не могут с ним поделать.

   - Зациклился ты на них, - улыбка Нгахнаре сверкнула сквозь безумную ткань глухого капюшона. - Я говорил об одном племени дикарей, которое я приметил очень давно.

   - Чем они тебя так заинтересовали?

   - Своими смертями, конечно же, - сумасшедшая борьба багрового и черного цветов на мантии замедлилась, отражая задумчивое состояние своего носителя. - От них до меня доходили лишь жалкие обрывки жизни, как будто они все еще были связаны с реальностью. Мне не до конца известно как, но шаманы племени Наджуза способны взаимодействовать с душами мертвых и тем самым держат при себе десятки поколений своих предков, чтобы пользоваться вековым опытом, знаниями и оказывать должный почет согласно их культу. Я так думаю.

   Нгахнаре снова замолчал, заставляя главу Тайной канцелярии нервно постукивать по холодной поверхности каменной скамьи, которую так любезно предоставила живая мостовая.

   - Иными словами, эти дикари каким-то образом управляют душами умерших, - заключил Мим и устало вздохнул. - Я понимаю, что тебе одиноко и хочется поговорить подольше, но не заставляй вытягивать из тебя каждое слово. Переходи к плану, пожалуйста.

   - Ты принадлежишь реальности, в которой живешь, но в то же время по праву происхождения обладаешь живучестью тысяч людей, что позволит тебе выдержать и перенаправить на купол огромный поток душ, призванный шаманом племени Наджуза, - скороговоркой ответил Нгахнаре.

   Шеклоз встал со скамьи, тут же вернувшейся на положенное место в кладке дороги, и неторопливо пошел по пути Умирающего навстречу мраку.

   - У меня появилось много вопросов, - спустя некоторое время заявил он и, резко остановившись, развернулся к воплощению смерти. - Это вообще сработает?

   Взметнув багровые искры на фоне черного пламени, полы мантии колыхнулись, обозначая, что владыка пожал плечами.

   - Ирреальное столкнется с ирреальным. Что-то точно должно произойти.

   - Пока оставлю критику в сторону, - поморщился Шеклоз. - А как быть с тем, что находится внутри купола? Весьма вероятно, что там есть некое ядро, источник его силы. Должно же у него быть какое-то основание.

   - Наверное, ты сможешь выдержать только один поток душ, - подумал вслух Нгахнаре. - Если не удастся избавиться от ядра одновременно с куполом, то пусть остальным займутся реаманты. Ты вроде упомянул, что в теории они неплохо разбираются, вот и пусть придумают, как избавиться от этой обузы всем смертям. Справятся?

   - Возможно, - протянул комит, сомнения которого росли с огромной скоростью. - Говоришь, что я, наверное, смогу выдержать только один поток? Наверное? То есть меня может разметать на мелкие кусочки мощным приливом ирреального, которое я должен направить на купол?

   - Я бы не исключал такой исход...

   - Допустим. Заметь - я пока еще не критикую твой план, - сказал Мим, пытаясь сохранять спокойный тон. - А с чего дикари будут помогать нам? Если общение с душами действительно часть их культа, то они могут не пойти на такое кощунство. Мы ведь не знаем, что с ними произойдет.

   - Об этом не волнуйся, шаманы Наджуза чутко ощущают мир и всевозможные волнения в нем. Уверен, они давно заметили изменения, только еще не поняли, что именно произошло. Если им все доступно объяснить, то дикари сами предложат помощь.

   - Если удастся дожить до беседы, - заметил Шеклоз. - Далеко не все аборигены Дикарских островов настроены дружелюбно. Все-таки алокрийцы их порабощали, убивали и обирали у них земли. Для обиды повод есть.

   Глава Тайной канцелярии стоял напротив Нгахнаре и подбирал очередной вопрос, которых в его голове вертелось огромное множество. Чем дальше, тем более нереальным казалось осуществление задумки воплощения смерти. Впрочем, с нереальной проблемой ведь и надо бороться нереальными способами. Как ни парадоксально, в этом абсурде все же была доля логики.

   - И как быть с опасностями, поджидающими вне купола? - шпион вспомнил о гротескных чудовищах, в которых обращали людей загадочные ветра. - Бахирон Мур и двести оборванцев из остатков республиканской и королевской армий вряд ли смогут долго сдерживать бродячие толпы уродов и кровожадных безумцев. Конечно, за три недели к Новому Крустоку не подошел ни один монстр, но что, если это предел выигранного королем времени?

   - Мои последователи помогут сдержать их, - небрежно махнул рукой владыка. - Если додумаются.

   Сокрушенно покачав головой, Шеклоз побрел по темной улице. Глядя на бледные лица в отражении черных и пустых как глазницы окон, он невольно представил, как эхо его жизни будет медленно плыть по мрачному коридору пути Умирающего. Некогда ему посчастливилось избежать этой участи, и с тех пор все свое существование он посвятил тому, чтобы никогда больше не оказаться здесь. Но сейчас Мим был гостем, а не загнанной в посмертную ловушку жертвой.

   - Позволь подвести небольшой итог, - задумчиво произнес глава Тайной канцелярии. - Комитету надо найти шамана из какого-то дикарского племени и постараться уговорить его принять участие в ликвидации угрозы всему миру, о которой они догадываются, но, по сути, ничего не знают. При этом дикари могут быть настроены агрессивно, потому что, повторюсь, они ничего не знают. И не факт, что они согласятся пойти на действо, которое может противоречить их культу. Пока все верно?

   - Да.

   - Дальше, - размеренно продолжил Шеклоз. - Пока Бахирон со своим авангардом и твои слуги прикрывают нас от нападок чудовищ и безумцев, мы должны все вместе подобраться к куполу, и там уже шаман начнет призывать поток душ мертвецов на меня, а я в свою очередь буду направлять их против энергии купола. При этом мы не знаем, сможет ли король и сектанты сдерживать врагов достаточно долго, удастся ли нам подобраться к куполу так, чтобы нас не сдуло его ветрами, получится ли у шамана призвать души, которые, кстати, могут убить меня, и, в конце концов, мы не уверены, что нам вообще удастся прорваться к ядру, с которым прямо на месте в ужасных условиях будут разбираться реаманты, давно заявившие, что они не способны ничего сделать с куполом. Все верно?

   - Да.

   - И в целом ключевой момент твоего плана звучит так: "Мы надуем купол, он лопнет, а там придумаем что-нибудь".

   - Приблизительно.

   Глава Тайной канцелярии издал протяжный стон.

   - Если ты сказал все, что хотел, то позволишь немного критики в адрес твоего плана? - Мим дождался согласного кивка Нгахнаре и, откашлявшись, продолжил, стараясь сдерживать эмоции. - Буду краток. Это невероятно глупо. Трудоемкое осуществление, сомнительные изначальные данные, абсурдные предположения, огромный риск для жизни, нелепые надежды, туманные перспективы и минимальный шанс на успех! И все это под плотным покровом неизвестности.

   - Но ведь может сработать, - небрежно возразил владыка.

   - Ну... может.

   Дорога упрямо толкала задумавшегося комита вперед, видимо, спутав его с мертвецом. Впрочем, очень скоро это может стать горькой действительностью. И угораздило же прожить несколько эпох, чтобы так нелепо сгинуть, участвуя в идиотском плане по спасению мира... Какая глупость.

   - Мне придется рассказать Комитету, кто я на самом деле, - пробормотал Шеклоз.

   - Лучше повремени с этим до поры, - порекомендовал Нгахнаре. - Не раскрывай своей главной роли, не стоит пугать смертных раньше времени. Прикончат тебя еще ненароком.

   - Это они могут, - согласился шпион, вспомнив Мирея Сила, который и без всяких откровений жаждал убить его.

   В расщелинах между камнями мостовой начали попадаться пожухлые травинки увядающего сада у дворца наместника Евы. Нарастающий гул уведомил Мима, что сейчас он окажется в реальном мире. Даже как-то жалко возвращаться в уродливый настоящий мир из преисполненного вечным покоем пути Умирающего.

   - Я еще не согласился, - заметил Шеклоз, ловя взглядом расплывающийся багрово-черный силуэт.

   - У тебя все равно нет выбора, - голос Нгахнаре доносился откуда-то из глубины удаляющегося мрака. - Хочешь сохранить свою любимую Алокрию - изволь быть готовым пожертвовать не только чужими жизнями, но и своей.

   - Ты смог предсказать появление купола, - комиту пришлось напрягать голосовые связки, чтобы перекричать нарастающий шум столкновения с реальностью. - Скажи, нас ждет успех или поражение?

   - Знаешь главную черту пророчеств? - засмеялся владыка. - Они не обязаны сбываться, Шеклзамхе.

   Глава Тайной канцелярии собрался как следует выругаться, но поперхнулся, вдохнув затхлый воздух Нового Крустока. Его снова окружал привычный увядающий сад с деревьями, печально опустившими ветви, потертыми скамейками и примятой мертвой травой. Прикрываясь облаком пыли, где-то вверху висело тусклое солнце и безжалостно нагоняло духоту и прогревало смрад городских улиц, чтобы сделать жизнь в Еве еще более отвратительной.

   Шеклоз Мим сверкнул хищным оскалом своей улыбки. Как бы то ни было, это его страна, и он не позволит какой-то ошибке природы разрушить мечту о лучшем будущем для Алокрии.

   Распахнув двери зала заседания Комитета, шпион решительно подошел к исцарапанному столу в центре и поочередно вгляделся в лица всех присутствующих. Мертвый Наторд, которого, кажется, никто не замечал, сидел на своем месте, опираясь на рукоятку вонзенного в голову кинжала. Слегка опьяневший Касирой Лот лениво перекатывал пустую бутылку вина по столу, прислушиваясь к одному ему понятной мелодии раздражающего шума. Маной Сар мысленно повторял бесконечные эксперименты в своих лабораториях, выверяя и совершенствуя формулы. Мирей Сил нервно стучал пальцами по столешнице и мечтал о будущем, когда сможет выдвинуть обвинения в адрес изменников и лично казнить их. Вспотевший Ером По-Геори почти слился с креслом, погрузившись в транс обреченности, но страх и обязательства перед алокрийской короной упрямо возвращали его в кошмарную реальность. Вернувшийся с факультета реамантии Аменир о чем-то размышлял, но Мим слишком плохо знал юношу, чтобы судить о его мыслях и настроении.

   "Надо к нему повнимательнее присмотреться, - подумал шпион. - Этикоэл Тон слишком стар, и если план Нгахнаре сработает хотя бы наполовину, то разбираться с предполагаемым ядром придется именно этому юноше. Может, реаманты не так бесполезны, как принято считать?.."

   Все присутствующие в зале повернули головы в сторону главы Тайной канцелярии, ожидая его слова. Малейший проблеск надежды вдохновит их на борьбу, но сомнения, которые обязательно возникнут из-за нелепости решения, предложенного багрово-черным владыкой, могут окончательно их раздавить. Но Нгахнаре прав - выбора нет.

   - У меня появился план, - объявил Шеклоз Мим. - И он вам не понравится.

   Глава 4

   Путь до Нового Крустока занял неделю, несмотря на то, что "Отважная куртизанка" отошла от него совсем недалеко. Южное море как будто взбунтовалось против маленького корабля, отгоняя его от берегов Евы сильными восточными ветрами и течением. И если подобные капризы природы морякам доводилось встречать достаточно часто, то загустевшая вода стала для них полной неожиданностью. Команде Кристофа Тридия пришлось сильно постараться настроить должным образом систему прямых и косых парусов, чтобы выбраться из коварной морской ловушки, оставляя за собой неровную борозду на водной глади.

   По прибытии в город, капитан "Отважной куртизанки" тут же передал отчет Мирею Силу, настаивая на немедленном прочтении. Комит колоний скривился, но поддался на уговоры наглого фасилийца. Будучи большую часть своей жизни неграмотным моряком, Мирею пришлось учиться читать, когда он уже стал адмиралом алокрийского флота, но чтение до сих пор вызывало у него ряд трудностей и душевные страдания человека, привыкшего держать в руке штурвал и саблю, а не бумагу и перо. Напряженно разбирая каракули Кристофа, у которого алокрийский не был родным языком, он прочитал все от начала и до конца.

   - Этого следовало ожидать, - задумчиво пробормотал тогда Мирей и, повернувшись к Тридию, приказал. - "Отважной куртизанке" не выходить из порта до особого распоряжения.

   Несколько дней Кристоф находился в подавленном состоянии, заливая в себя кислое вино, пока оно не пойдет рвотной пеной изо рта, и пытаясь найти утешение в пропитанной потом кровати знакомой проститутки. Он подумал, что Мирей Сил, прочитав подробный отчет, усомнился в здравом рассудке или честности капитана и решил задержать его до дальнейших разбирательств. В конце концов, погибло несколько матросов. Отчаявшийся фасилиец был готов поставить крест на своей службе, и каждое утро он приходил к морю, прощаясь с бескрайней водяной пустыней. Но вскоре выяснилось, что не только "Отважная куртизанка" застряла в порту на неопределенное время. Корабли прибывали, вставали на якоря и больше не отправлялись в плавания, а все объяснения со стороны комита колоний ограничивались одной фразой: "Мы не знаем, чего ждать от моря".

   Прошли почти две недели мучительного ожидания, и вот Кристоф Тридий наконец получил распоряжение явиться к Мирею Силу. Увядающего от безделья капитана от радости вырвало кислятиной, и, вытерев с подбородка кусочки скудной закуски, он немедленно отправился во дворец наместника Евы. Очень скоро он сможет вновь оказаться на палубе "Отважной куртизанки", которая будет ловить путеводные ветры парусами и придавливать волны своей изящной деревянной грудью.

   Кристоф вошел в кабинет Мирея, но не сразу нашел комита среди кривых башен исписанных листов. Бумажная работа давалась Силу невероятно трудно, а мечты о возвращении в море окончательно добивали его и без того ничтожную работоспособность.

   - Сегодня днем было заседание Комитета, - объявил Мирей, кивнув в ответ на приветствие Тридия. - Я услышал много бреда. И сразу вспомнил твой отчет.

   - Это, наверное, плохо? - неуверенно спросил Кристоф.

   - Уже и сам не знаю, - комит с хрустом потянулся и выбрался из бумажного завала. - Ты ведь слышал все то, что рассказывают о куполе и загадочных ветрах?

   - Конечно. По городу ходят слухи, и беженцы рассказывают всякие ужасы.

   - Веришь им?

   Мирей внимательно смотрел на капитана "Отважной куртизанки". Вопрос застал Кристофа врасплох. Действительно, верит ли? Он ведь даже не задумывался, где правда перерастает в ложь, а реальные события - в игру воображения. Ему просто хотелось в море.

   - После того, что видел сам... - протянул Тридий, почувствовав, что сейчас скажет нечто важное. - Пожалуй, верю.

   - Хорошо, - комит колоний похлопал его по плечу. - Тогда для тебя есть задание от Комитета.

   - Для меня? От Комитета? - изумленно переспросил Кристоф.

   Несмотря на талант к навигации и годы безукоризненной службы на алокрийском флоте, фасилийцу доверили командование всего одним небольшим патрульным корабликом. А вот если бы он был родом из Илии, то уже руководил бы военной эскадрой или исследовательской экспедицией. Впрочем, для счастья ему хватало и "Отважной куртизанки" с командой отморозков и отбросов общества.

   - Да, для тебя. Для выполнения этой миссии необходим быстрый и маневренный корабль, - объяснил Мирей. - Патрульные суда идеально подходят.

   - Но почему я, а не какой-нибудь другой капитан?

   - Все просто, - комит вернулся к своему столу и принялся копаться в бумагах. - Ты уже сталкивался с последствиями ветров купола, а значит более подготовлен к... не знаю, к чему бы то ни было. К тому же много кто не вернулся из патруля. Вероятно, их настигла судьба той кагоки из твоего отчета. Ну и наконец - ты опытный мореплаватель и ответственный капитан на службе алокрийского флота.

   - Спасибо за похвалу, для меня большая честь...

   - Это не похвала, а простое наблюдение, - перебил его Сил, вынув из бумажной кипы заполненный бланк, разрешающий "Отважной куртизанке" выйти в море. - Тем более я уже отправил два корабля на это задание, а тебя, честно говоря, посылаю просто на всякий случай. Так что собирай команду и можешь приступать.

   "Все же фасилиец остается для них чужаком, - огорчился Кристоф. - Даже если я посвятил свою жизнь флоту Алокрии, а сама страна находится на грани уничтожения".

   - Вы еще не рассказали о задании Комитета, - напомнил капитан, выбросив обиду из головы.

   Мирей вздохнул и присел на жалобно скрипнувший стул.

   - Верно. Но я и сам мало что понял из плана Шеклоза, - поморщившись, произнес комит колоний. - Но, кажется, этот жулик рассчитывает на успех своей затеи. В любом случае выбора у нас все равно нет.

   - Что за план?

   - Даже не берусь объяснять, - Сил обреченно махнул рукой. - И тебя не хочется втягивать в этот бред. Просто выслушай о своей роли в нем и в точности сделай то, что от тебя требуется, идет?

   - Конечно.

   Следующие полчаса они обсуждали странную миссию, возложенную на Тридия и двух других капитанов, уже отправившихся выполнять ее. Суть задания проста - надо доплыть до архипелага Дикарских островов, найти нужный клочок земли, разыскать племя Наджуза и привезти их шамана в Новый Крусток. Будучи исполнительным подчиненным, Кристоф последовал совету Мирея и даже не пытался вникать в детали дальнейшего плана Комитета. Доставить шамана? Будет сделано. А смысл и цель данного действа не должны его касаться.

   Однако выглядело все достаточно загадочно. Шеклоз без колебаний указал на конкретный остров и даже сказал, какое имя носило дикарское племя, хотя местная колониальная администрация не устанавливала с ними контактов. Конечно, глава Тайной канцелярии знал больше других, но не до такой же степени...

   Тот остров был небольших размеров и даже не имел собственного имени. На нем была расположена небольшая алокрийская колония с типичным для малозначительных поселений названием - Бухта Света. Неудобный ландшафт, в котором скалистая гора плавно переходила в буйную растительность джунглей, никак не способствовал развитию земледелия. Золото и серебро на острове тоже не обнаружилось, а алокрийская корона к тому времени уже запретила вывоз дикарей для продажи в рабство. Иными словами, Бухта Света стала обычным укрытием от штормов, складом и перевалочным пунктом, который из-за редкого использования даже не всегда присутствовал на картах. Да и лежал он слишком далеко на юге архипелага, где фактически начинался рифовый пояс, через который предстояло пройти, чтобы оказаться с нужной стороны острова. Именно для этого от кораблей и требовалась маневренность. Однако кроме этой проблемы, остро стоял вопрос языкового барьера. Аборигены из племени Наджуза наверняка имели свой собственный дикарский диалект, который, скорее всего, не был известен никому. Правда, Шеклоз Мим сказал, что проблем с этим возникнуть не должно, так как из-за каких-то своих особых способностей, дикари сами предложат помощь или вроде того. Впрочем, иметь при себе хотя бы неказистого переводчика однозначно лучше, чем просто отправиться в джунгли и надеяться на бессловесное взаимопонимание с их полуголыми обитателями, которые, по слухам, не брезгуют человечиной.

   Мирей Сил предложил выписать специальный указ, по которому Кристоф Тридий мог набрать в команду любых моряков, даже представителей элиты алокрийского флота, и они не имели бы права отказать ему. Но капитан ответил, что у "Отважной куртизанки" есть постоянная команда, которая привыкла и к кораблю, и к капитану. К тому же новый экипаж запросто мог прирезать фасилийца сразу, как только берег Евы скроется из виду. Чужаков в Алокрии не любят, тем более, если они начинают руководить "хозяевами" страны.

   В целом задание Комитета хоть и было странным, но особых трудностей вызвать не должно. Да и Тридия на него посылают "просто на всякий случай", так что ему, вероятно, даже не придется проходить рифовый пояс. Одним словом, капитану Кристофу и команде "Куртизанки" предстояла приятная морская прогулка.

   - Все понял? - выдохнул Мирей, когда закончил инструктаж.

   - Во всяком случае, то, что должен сделать я, - уклончиво ответил Кристоф.

   - Большего и не требуется, - комит вручил ему все необходимые бумаги и напутственно похлопал капитана по плечу. - Приступай к выполнению, но будь осторожен. Мы не знаем, чего ждать от моря после ветров купола.

   - А я немного знаю, - пробормотал фасилиец, вспомнив страх, испытанный на кагоке кажирских контрабандистов.

   - Тем лучше для тебя. Все, иди, время не ждет. Вернешься - адмиралом станешь, - Сил усмехнулся, взглянув на Тридия. - Ну, или хотя бы наконец выберешься из патрулей и будешь командовать нормальным кораблем.

   - Было бы еще куда возвращаться...

   Услышав замечание капитана, Мирей заметно помрачнел.

   - Мне понятны твои опасения, - произнес комит колоний. - Бахирон с наспех сколоченным авангардом пока еще кое-как сдерживает порождений купола. Да и Шеклоз наверняка что-нибудь придумал, но, как обычно, ничего не сказал. Скользкая тварь... Впрочем, сейчас нам остается только положиться на него. А когда все закончится, он отправится под суд и ответит за все.

   - Когда все закончится, Алокрия станет фасилийской провинцией, - небрежно возразил капитан, хотя и сам не ожидал от себя подобных слов. - Страна уже сейчас не способна сдержать Кассия, если он вздумает закончить начатое, а уж к концу кризиса ни Бахирон, ни республиканская Мария, ни Комитет не смогут сопротивляться Фасилии.

   Откровенно говоря, к Алокрии Кристоф каких-либо теплых чувств не питал, как и к своей родине, которую столь легко и непринужденно предал, подавшись на службу в алокрийский флот. Этот человек руководствовался только любовью к морю, а остальное - всего лишь условности. Однако когда по стране поползли слухи о вторжении Кассия, капитан "Отважной куртизанки" начал всерьез опасаться возможных перемен, способных навсегда лишить его соленых просторов водяных пустынь.

   - Серьезное заявление, - Мирей Сил больно сжал плечо Кристофа. - Не вздумай говорить об этом в людных местах. Паники в Алокрии достаточно, нам и так тяжело поддерживать порядок.

   - Вы планируете молчать о проблеме, пока она сама по себе не исчезнет? - с ехидными нотками в голосе поинтересовался капитан.

   "Я дурак, - тут же мелькнула мысль в голове Тридия. - Совсем страх потерял, хожу ведь по краю... А ведь как-то не похоже на меня".

   - Это забота Комитета, - раздраженно ответил Мирей. - А ты что-то больно разговорчивым стал.

   - Просто я хочу знать, что все еще есть место, куда я могу вернуться, - растерянно пробормотал Кристоф, ощутив прилив несвойственной ему грусти.

   "Это определенно не похоже на меня, - убедился капитан "Отважной куртизанки". - Наверное, во мне еще бродит местная кислятина". Он собрался извиниться перед Силом за фривольность, но неожиданно обнаружил, что комит колоний смотрел на него с легкой улыбкой. Фасилиец и не подозревал, что почти дословно озвучил главный принцип жизни Мирея. Он ведь так же любил море за свободу, что оно дарит простому человеку, но в то же время честно исполнял долг перед страной, защищая ее берега, чтобы в мире оставалось спокойное место, где можно было бы бросить якорь своей жизни, подумать, немного отдохнуть и затем отправиться в новое плавание.

   - Не переживай, - комит подтолкнул Кристофа к выходу из кабинета. - Шеклоз сказал, что к Кассию поехала королева Джоанна, она что-нибудь придумает.

   - Он тринадцать лет копил ненависть и обиду поражения. Думаете, Кассий послушает дочь, от которой, кстати, давно отказался? - возразил капитан, перешагивая через порог.

   - Выполняй свой долг и не сомневайся в нашей королеве! - Мирей захлопнул дверь и тяжело вздохнул. - Бедная Джоанна... Да защитит ее Свет.***

   Беременная женщина с невозмутимым видом проехала сквозь главные врата крепости Силоф. В ее сопровождении было всего несколько человек, но она держалась с необычайной гордостью и решимостью. Фасилийские солдаты не останавливали ее, их уже предупредили, что прибудет сама алокрийская королева, желающая поговорить с Кассием. Они зачарованно смотрели на Джоанну, в которой нашел свое воплощение образ благородного материнства, и видели в ней не жену заклятого врага, оскорбившего Фасилию в войне тринадцатилетней давности, а дочь своего великого правителя.

   Некогда четырнадцатилетней девочке пришлось стать разменной монетой, пощечиной собственному отцу, олицетворением позорного поражения. Бахирон взял ее себе в жены как какую-то простушку - без заключения положенного в таких случаях династического брака. Джоанна перестала быть фасилийской принцессой, дочерью Кассия, самой собой. Она думала, что стала никем.

   Алокрийская королева взглянула на золотой кулон, на котором был грубо вычеканен профиль Бахирона Мура. Он много раз предлагал заменить его на что-то более изящное, но Джоанна всегда отказывалась и любовно хранила именно это изображение мужа. Ведь таким он был и в жизни - властный, непреклонный и сильный правитель для подданных, но для нее царственный супруг оставался мягким и податливым как золото в руках мастера, знающего все тайные стороны драгоценного металла.

   Джоанна улыбнулась, вспомнив свои старые переживания. Нет, она не стала никем - выйдя замуж за Бахирона, она стала алокрийской королевой и женой достойного мужчины. Вот только Кассий ее так и не простил за столько лет, хоть его любимая дочь не была ни в чем виновата. Фасилийский король отказался от нее и возненавидел собственное дитя, внушив себе, что она - символ позорного поражения, воплощение унижения и причина бесчестия.

   Шли года, Джоанна превратилась в прелестную девушку и понемногу привыкла к жизни в Алокрии. Бахирон очень бережно обращался с ней, как человек чести он чувствовал огромную ответственность перед ней и потому всячески пытался оградить ее от тоски по дому и родным, расставание с которыми прошло столь болезненно для девочки. Со временем она начала видеть в нем друга, а потом и мужа. Увы, как только пепел старых переживаний был развеян по ветру, судьба тут же подослало новую беду, растоптавшую росток молодого счастья...

   Первенец был мертворожденным. В Алокрии это было не редкостью, но за здоровьем королевской семьи следили лучшие фармагики Академии. Однако они едва смогли спасти Джоанну, пожертвовав малышом, который все равно был слишком слаб и не смог бы прожить больше нескольких дней. Через два года королева снова родила. Ребенок появился на свет бездыханным из-за удушившей его пуповины. Раздавленная горем королева была готова наложить на себя руки, но благодаря любви и заботе Бахирона она смогла оправиться. После второй неудачной попытки рождения наследника престола Мур должен был развестись с ней, как того требовала старинная традиция, но король впервые в жизни переступил через вековые правила предков и сохранил свой брак. Джоанна осознала жертву мужа, чтившего древние законы больше собственной жизни, но, как оказалось, не больше жизни любимой женщины. Она поклялась стать истинной королевой, верной женой и мудрым советником своему супругу, какие бы препятствия ни чинила завистливая судьба.

   Гражданская война топила Алокрию в крови, Комитет застрял в Еве, будучи не в силах примирить Илию и Марию, а Кассий не спускал глаз с агонизирующей жертвы. В такие тяжелые времена Джоанна вынашивала третьего ребенка. Личный фармагик королевской семьи, седой старичок по имени Намир Воб, который до прихода Маноя Сара был главой факультета фармагии в Академии, тщательно исследовал плод манипуляциями с зельями и заверил, что родится здоровый мальчик, а жизни его матери ничего не угрожало. Счастью королевы не было предела. Она станет не просто матерью, а матерью наследника алокрийского престола. Наконец-то Джоанна выполнит свое обещание, данное Бахирону, который сильно страдал под тяжестью прозвища "Последний". Хоть король и старался скрыть свою боль от супруги, она все чувствовала.

   Повозка качнулась, останавливаясь во внутреннем дворе крепости, и королева, охнув, схватилась за живот. Чтобы добраться до Силофа ей и ее небольшой свите пришлось объезжать марийские земли, а ухабистые дороги и поздний срок беременности не позволяли ехать быстро. Путешествие выдалось не из легких, от лагеря Бахирона до полуразрушенной крепости в горном ущелье Джоанне пришлось ехать целых три недели. Роды могли начаться со дня на день.

   - С вами все хорошо, моя королева? - поинтересовался седой Намир. - У меня есть лекарство, оно поможет вашему телу расслабиться.

   - Не надо, - она улыбнулась в ответ на заботу фармагика. - Просто от тряски стало немного не по себе.

   - В вашем положении подобные странствия очень вредны, - проворчала пожилая повитуха. - Никакая страна не стоит вашего здоровья.

   - Я ничем не лучше других. Солдаты рискуют своими жизнями на полях боя, а короли и королевы - во дворцах.

   - Одно дело - обычный риск, и совсем другое - чистое самоубийство, - возразил Намир. - Моя королева, вы же знаете, что ваш отец так просто вас не отпустит.

   В дрожащем голосе фармагика чувствовалось отчаяние человека, который говорил правильные вещи, но его или не слышали, или не желали услышать.

   - Я что-нибудь придумаю, - Джоанна снова нежно улыбнулась своим слугам. - Алокрия не будет захвачена Кассием. Только не сейчас, когда она почти переродилась и готова вступить в светлое будущее. Нам с Бахироном пришлось вынести немало страданий, и многие трудности поджидают нас впереди, но наш сын примет от своего отца корону свободной и великой страны.

   - Коль послушать народ, то и страны-то никакой по их словам уже не осталось, - проворчала в ответ повитуха.

   - Молчи, старая! - прикрикнул Воб, от негодования встопорщив седую бороду. - Меньше к глупым сплетням прислушиваться надо, и жизнь сразу лучше станет.

   Конечно, Джоанна не верила слухам, которые с юга догоняли ее небольшое посольство. Никто не мог отчетливо что-либо сказать об итогах решающего сражения, люди говорили о странных и загадочных вещах. Но королева получила два письма от Бахирона, и ни к кому больше не прислушивалась. Но и с посланиями от Мура все было не так однозначно. Не обращая внимания на возмущения Джоанны, гонцы молчаливо удалялись, ссылаясь на срочные дела, а в письмах мужа она не находила каких-либо подробностей, он просто писал, что все хорошо и волноваться не о чем. Бахирон упомянул о беспорядках в стране, с которыми ему придется разбираться некоторое время, поэтому лучше ей некоторое время побыть где-нибудь в северо-восточной Илии, подальше от Донкара и Евы. Королева знала, что Мур о многом умалчивал, чтобы беременная жена не волновалась, но она была уверенна в своем царственном супруге и верила, что он справится со своей задачей, какой бы она ни была. А вот сама Джоанна могла и провалиться в переговорах с отцом. Кассий даже способен убить ее, не выслушав ни единого слова. Впрочем, сейчас она окружена фасилийскими солдатами и до сих пор жива, а значит, он готов принять ее.

   К повозке приблизился фасилиец, который показался Джоанне смутно знакомым. Он помог сойти беременной королеве на промерзлую землю Силофских гор и с легкой формальной улыбкой произнес на чистом алокрийском:

   - Мы с нетерпением ждали вас, госпожа Джоанна. Начали уже волноваться, не случилось ли чего в пути. Слава Свету, с вами все в порядке.

   - Семион, ты ли это?

   Королева узнала голос возмужавшего друга детства. Они вместе росли во дворце, потому что Лурий был сыном какого-то важного чиновника при дворе Кассия, и много времени проводили в одной шумной компании детей высшего света Фасилии. В последний раз она видела его совсем мальчишкой, по которому даже скучала, уехав в Алокрию. Вот только того сорванца теперь не разглядеть за маской невозмутимого лица с холодной улыбкой и сверкающим взглядом.

   - Семион Лурий к вашим услугам, госпожа, - фасилийский шпион почтительно поклонился. - Позвольте проводить вас к Кассию. Он в главной башни цитадели.

   Встреча оказалась совсем не такой, какой ее представляла Джоанна. По лицу короля Фасилии суматошно бегали тени противоречащих друг другу эмоций. Кажется, Кассий одновременно видел перед собой любимую четырнадцатилетнюю дочку, с которой некогда был вынужден расстаться навсегда, и взрослую королеву Алокрии, жену своего заклятого врага. Ему давно доложили, что его дочь скоро прибудет в Силоф, но, увидев ее, он неожиданно для самого себя растерялся - стоит ему радоваться или злиться, запутался в чувствах, прошлом и настоящем. В свою очередь Джоанна, глядя на отца, не смогла справиться с нахлынувшими воспоминаниями безоблачного детства и на ее глазах выступили слезы. Неловкая встреча выходила из-под контроля и могла вылиться во что угодно.

   "Неужели это все план Джоанны? - подозрительно подумал Семион, наблюдая эту странную картину со стороны. - Она решила, что Кассий растрогается и согласится на все ее условия? Интересно. Пожалуй, пока мне не стоит вмешиваться..."

   - Здравствуй, отец, - прошептала Джоанна, неуверенно произнося полузабытые слова фасилийского языка.

   - Так ты еще помнишь родную речь? - спросил Кассий после неестественно долгой паузы.

   - И до сих пор ношу твое имя. Даже в Алокрии меня зовут Джоанной Кассией.

   Король закашлялся. Его каменное сердце дрогнуло, мысли путались в голове, а память предательски подменивала лицо беременной алокрийской королевы на миленькую мордашку его любимой дочки. И как так получилось, что он вдруг возненавидел ее, разве такое вообще возможно? Столько лет считал ее олицетворением своего позора, но ведь это именно его позор, и Джоанна ни в чем не виновата. Тринадцать лет Кассий ненавидел себя, но срывал бессильную злобу на родной дочери, отказался от родства с ней, проклял ее, внушил себе, что она - символ его унизительного поражения. Какой же глупец...

   - Дочь моя, - фасилийский монарх поперхнулся. - Королева Джоанна, вы, наверное, хотите отдохнуть, проделав столь долгий путь в своем-то положении.

   - Простите, отец, но наши переговоры не терпят отлагательств. Если позволите, я хотела бы присесть.

   Внезапно наваждение, сжимающее сердце приятными воспоминаниями, развеялось, и Кассий опять увидел перед собой жену Бахирона. Он чуть было не позволил одурачить себя. Скорее всего, подлый Мур специально подослал Джоанну, а сам трусливо спрятался за спину беременной жены.

   - Конечно, - нахмурился Кассий.

   Он махнул стражнику рукой, и тот принес королеве высокий грубый стул, какими был завален весь Силоф. Все-таки некогда в крепости был расположен крупный гарнизон, поэтому мебели в ней было предостаточно. Однако, она столь громоздка и неудобна, что местные жители, которые вынесли из оплота почти все, оставили их пылиться и гнить в опустевших залах.

   - Нам не нужна война с Фасилией, - сходу заявила Джоанна. - Алокрия сейчас переживает тяжелые времена, мы не сможем противостоять вашим армиям, это правда...

   - Тогда сдавайтесь, - грубо перебил ее Кассий. - Если вы выдадите мне Бахирона Мура, Илида По-Сода и Комитет, то я согласен уладить остальные вопросы подчинения мирным путем. С тобой.

   - Мы не можем пойти на такие условия. Илид По-Сода мертв, а мой супруг и комиты изо всех сил стараются навести в стране порядок. Если вы помешаете им, то со всем хаосом придется разбираться фасилийской армии. И я уверена, что одновременно с этим возникнут новые проблемы, связанные с вашей интервенцией. Вам не победить.

   Нет, это определенно больше не четырнадцатилетняя фасилийская принцесса. Акцент чужестранки, формальная речь, прекрасная женственность будущей матери, величественная осанка. Перед Кассием сидела королева Алокрии, которая давно уже смирилась с отречением отца от нее и клеймом позора Фасилии на собственной судьбе. Но она нашла в себе силы начать новую жизнь, отпустив прошлое со всеми его печалями и радостями. А он бы смог сделать так же?..

   - Что ты имеешь в виду, Джоанна? - Кассий вскочил на ноги, разозлившись на себя за внезапно появившееся ощущение собственной слабости. - Думаешь, я не справлюсь с вашей полумертвой страной?

   - Смысл сказанного мной не в том, справитесь вы или нет, - сдержанно ответила королева. - А в том, зачем вам это?

   Разъяренный монарх знал ответ на этот вопрос, он сделал его смыслом жизни, целью своего правления - месть. Возмездие за оскорбление, способ смыть многолетний позор, избавиться от унижения и ненависти к самому себе. Но Кассий взглянул в лицо дочери и не смог повторить вслух то, о чем мучительно думал и мечтал тринадцать лет. Почему?

   - Фасилия - большая и богатая страна, - продолжила Джоанна. - У вас нет абсолютно никакой нужды захватывать новые территории или подчинять соседние королевства. Фасилия может загубить себя, если будет дальше расширять свои границы, усложнять систему управления, наращивать военную мощь. Когда-нибудь все это нагромождение рухнет и похоронит под собой то, что так старательно возводилось поколениями фасилийских правителей. Ваши подданные и так могут жить счастливо, и вы, отец, можете помочь им в этом. И помочь нам. Прошло много лет, старые обиды покрылись пылью, а мы все так же враждуем и отказываемся признавать друг друга. От лица короля Алокрии Бахирона Мура я заявляю, что мы готовы сделать первый шаг к мирному сосуществованию и добрососедским отношениям. Нам незачем воевать.

   - Но честь...

   Слова застряли в горле Кассия. Честь ли сподвигла его пойти войной на юго-западных соседей или же собственные желания и ничтожная обида? Впрочем, для него здесь практически не было противоречия. Ведь поступать по чести для фасилийского монарха - это означает поступать так, как он считал правильным. Но можно ли было руководствоваться подобной честью, когда речь заходила о столь многих человеческих жизнях?

   "Дрянная девчонка! - скрипнув зубами, подумал Кассий. - Какая глупость - правитель усомнился в собственной доблести и правоте! Или же она в чем-то права? Предложила мир, как будто ничего не было! Ни многолетнего позора, ни мук унижения, ни ужасного оскорбления - Бахирон забрал у меня любимую дочь и уважение к самому себе! А вдруг этого действительно не было? Был ли позор, если в войне вполне естественно наличие победителя и проигравшего? Исчезла ли из моей жизни дочь, если она сейчас стоит передо мной? Неужели все дело во мне, и я - обычный коронованный дурак? Или же Джоанна просто смогла заморочить мне голову?!"

   Король зарычал и в гневе пнул тяжелый стул, который развалился от удара на массивные бруски, кое-как скрепленные между собой. Треск и грохот прокатились по холодным коридорам Силофа. Глядя на оседающую пыль, Кассий неподвижно стоял и ждал, когда последнее эхо окончит свой полет, растворившись в пустых залах горной крепости.

   - Мне надо подумать, - наконец произнес фасилийский монарх, не глядя на дочь. - Для тебя и твоей свиты подготовлены покои. Там тепло и относительно чисто. О моем решении тебе сообщат.

   Джоанна согласно кивнула, поднялась и неуклюже поклонилась, придерживая свой живот, которому уже было тесно даже в самом широком платье - мальчик родится богатырем. Приняв помощь от пожилого фармагика и служанки, подбежавших к ней, когда стражники отворили двери зала, она пошла в отведенные ее посольству комнаты, куда их проводил фасилийский солдат. Королева понимала, что решения о войне и мире быстро не принимаются, но странные переговоры и так дали больше, чем она ожидала. Впрочем, Джоанна была готова умереть от руки одержимого местью отца, а на деле ей довелось провести короткую, но важную беседу с правителем, на долю которого выпало тринадцатилетнее противостояние с демонами, которых он сам для себя выдумал. Она даже пожалела отца, вспомнив, как противоречивые чувства, текущие обязательства, реальные и фальшивые воспоминания боролись в его голове, мучили пожилого несчастного мужчину, потерявшего родную дочь, и вызывали гнев у монарха, потерпевшего сокрушительное поражение в давней войне, начатой им самим. Все это было отчетливо видно на лице растерянного Кассия и в его беспокойных глазах.

   - Как все прошло, госпожа Джоанна? - поинтересовался Намир Воб, когда они оказались в подготовленных королеве покоях.

   Она устало улыбнулась.

   - Я еще жива.

   - Что будете делать дальше?

   - Ждать, - Джоанна тяжело присела на край скрипучей кровати. - Позови служанок, у меня уже нет сил раздеться самой. И пусть найдут горячей воды, мне надо смыть дорожную пыль...

   - Конечно, моя королева, - Намир поклонился. - Немедленно передам им вашу волю. А потом займусь подготовкой зелий к процедурам, если вы не против.

   Она вздрогнула, вспомнив омерзительное ощущение перекатывающихся под кожей крохотных капель яда, которые закаляли ее организм и способствовали развитию здорового ребенка. Чудеса фармагии позволяли даже сделать молоко будущей матери в несколько раз питательнее и полезнее.

   - Ради нашего с Бахироном сына можно и потерпеть, - вздохнула Джоанна, нежно поглаживая живот.

   Пожилой фармагик поклонился еще раз и отправился выполнять поручения королевы, которая с тихим стоном растянулась на жесткой постели и уставилась на массивные балки низкого потолка, улыбаясь своим мыслям. Она думала о муже, о ребенке, о встрече с отцом, о переговорах, которые уже нельзя было назвать неудачными. Возможно, путь в лучший мир на самом деле не так далек и труден, как казалось...

   А Кассий до сих пор стоял над поломанным стулом и пытался схватить за хвост ускользающее решение его внутренней дилеммы, которую он и сформулировать-то толком не мог.

   - Мой король, могу я чем-нибудь помочь вам? - вопрос Семиона Лурия вырвал короля из прострации.

   - Пожалуй, можешь, - Кассий повернулся к шпиону и внимательно посмотрел на него. - Ты помнишь Джоанну, когда она еще девчонкой бегала по моему дворцу?

   - Конечно.

   - Тогда скажи, она сильно изменилась с тех пор? - спросил король с оттенком болезненной для него мольбы в голосе.

   "Как-то сильно Кассия подкосила встреча с дочерью, - обеспокоенно подумал Семион. - Я не узнаю его. Фасилия опирается на железную волю этого человека, а сейчас он находится на грани срыва. Свет Милостивый, в его жизнь только-только вернулась дочь, а страна уже трещит по швам. Женщины..."

   - Половину жизни она была фасилийской принцессой, половину - алокрийской королевой. Не берусь судить о ней как о человеке из-за столь длительной разлуки, но Бахирон стал ей определенно более близким человеком, чем вы, мой король, - осторожно ответил шпион.

   - Ты прав.

   Вспышки гнева не последовало, хотя Лурий прямо указал на очередное превосходство Мура. Кассий окончательно запутался в себе, и, кажется, ничто не могло ему помочь. Но к игре подключилась третья сила, которой были чужды любые человеческие чувства.

   Из тени коридора выскользнула худощавая фигура Спектра, который все это время скрывался от глаз королевы. Ей ни к чему знать о предательстве Карпалока Шола, иначе все его планы могли пойти крахом. Бывшему комиту алокрийской Церкви Света пришлось пожертвовать слишком многим, чтобы вновь обрести надежду на возрождение могущественной религиозной организации, которая встанет во главе новой фасилийской провинции. Ведь именно в этом заключался его договор с Кассием - умиротворение народа верой и коронация Владыки Света взамен на абсолютную власть восстановленной Церкви в Алокрии. Они нуждались друг в друге, ведь только религия могла закрепить за Фасилией новые земли без сильного распыления военных сил, которые могут понадобиться в ранее завоеванных регионах огромного государства, если те вдруг почувствуют ослабшую хватку монарха и решат вернуть себе независимость.

   - Мой король, мне кажется, что вы сильно рискуете, прислушиваясь к словам Джоанны, - произнес Карпалок на ломаном фасилийском языке. - Одно ее существование мешает вам осуществить давнюю мечту...

   - Не мели чушь, старик, - отмахнулся Кассий. - Женщина не может править Алокрией, она мне ничем не угрожает.

   - Но вы ведь заметили ее беременность, - вкрадчиво возразил Спектр. - У нее может родиться сын, который станет законным наследником алокрийской короны.

   - К чему ты клонишь, мразь? - фасилийский монарх был готов выплеснуть накопившийся гнев и растерянность на тщедушного священника-дельца. - Предлагаешь мне сражаться с бабой и младенцем, который еще не родился?!

   - Прошу прощения, милостивый король, - встрял Семион, спасая Шола от неминуемой гибели. - Я думаю, что он имел в виду некоторые династические споры, которые могут возникнуть, если вы захватите Алокрию и оставите в живых Джоанну и ее ребенка.

   - А Бахирон уже не считается, что ли? - нахмурился король.

   - Вы всерьез решили простить его? - удивился шпион.

   Кассий фыркнул и пнул обломки стула. Вот так запросто забыть тринадцать лет мучений, вычеркнуть из памяти позорное поражение - разве это возможно? Но почему-то фасилийский монарх понял, что злиться он должен только на себя. Ни Бахирон, защищавший свои земли, ни тем более Джоанна, несправедливо заклейменная символом унижения, не виноваты в его страданиях. Но прозрел ли он или же окончательно ослеп? Как же легко было идти на войну, и сколь тяжелым оказалось осознание того, что мир - лучший выбор...

   В Алокрии действительно царил хаос. Да, сейчас ее очень просто захватить, но удержать в руках власть при таком масштабе беспорядков практически невозможно. То есть даже с прагматической точки зрения сейчас отличное время для вторжения, но худшее для завоевания. Ведь о состоянии страны толком ничего не известно. Смутные слухи, нелепые сплетни, вести о залитой кровью столице Илии и почти уничтоженной непонятно чем Марии. Фасилийские шпионы куда-то запропастились, Кассий лишился своих глаз и ушей в Алокрии, а доходившие до Силофских гор новости противоречили друг другу и изобиловали глупыми россказнями в духе болтовни неграмотных крестьян.

   Король Фасилии был человеком чести, о которой у него было собственное представление. Он всегда руководствовался ей, принимая важнейшие решения, потому что такова главная добродетель правителя: сделано с честью - сделано правильно. И впервые в жизни Кассий не мог понять, как должен поступить. Он взывал к чести, долгу и собственной воле, отчего-то притихшим в его душе, но не мог добиться от них единого внятного ответа.

   - Мне надо подумать, - пробормотал изможденный король, морщась от ужасной головной боли. - Ничего не предпринимать.

   Спектр неловко поклонился и вышел из зала. Его планы рушились на глазах, а он снова не в силах что-либо изменить. Видение власти и богатства становилось все более иллюзорным, превращалось в несбыточную мечту. Но ведь все были счастливы, если бы к его словам прислушался хоть один из королей! Правители бы купались в народной любви и слепом поклонении, обновленная Церковь обрела бы реальную власть и богатство, которым уж точно нашла бы правильное применение, люди обрели бы душевное равновесие и мир в стране. И почему человеческая природа постоянно ломает идеальную картину будущего?

   "Все начинается по новой, - раздраженно подумал Карпалок. - Сначала Бахирон отказывается от абсолютной власти и титула Владыки Света, не решаясь выступить против Илида По-Сода, старого друга и бывшего соратника. А теперь и Кассий идет по его стопам, поддавшись внезапно нахлынувшей отцовской любви! Это нелепо, он ненавидел Джоанну столько лет, а тут увидел воочию, да еще и обрюхаченную своим злейшим врагом, и сразу же превратился в безвольную тряпку. Из чего вообще делают этих королей? Ничтожества..."

   Шагая по коридору из насквозь промерзших камней крепости, Спектр неожиданно услышал звонкие девичьи голоса, доносящиеся из-за поворота. "Откуда в Силофе взялись девушки?", - Карпалок спрятался в темной нише и прислушался к их разговору.

   - Королева со дня на день должна родить.

   - Ужас. Рожать в этой крысиной норе, вдалеке от нормальных человеческих условий и любящего мужа. Вот ведь наказание...

   "Говорят по-алокрийски. Это служанки королевы", - догадался Шол. Старик решил подождать, пока они пройдут мимо. Такая встреча ему ни к чему, его и узнать могли, ведь он часто был при дворе и в покоях короля Бахирона. В конце концов, хоть его планы и рушились, сдаваться он пока еще не собирался. Послышался мелодичный перезвон, и внезапно по коридору прокатился резкий звук разбивающегося стекла. Девушки испуганно вскрикнули.

   - Проклятые фасилийцы, чтоб им провалиться! - выругался старческий голос. - Могли бы и факелы зажечь, тут же люди ходят! В этом каменном гробу и так холодно, что у меня остатки зубов готовы вывалиться, так они еще решили для полного сходства с могилой кромешный мрак развести, что ли?

   - С вами все в порядке, мастер Намир? - поинтересовалась служанка.

   "Королева взяла с собой Намира Воба, - понял Спектр. - Ну да, в ее положении вполне логично иметь при себе опытного фармагика. Помню, он и меня лечил. Правда, давно это было, Намир тогда еще главой факультета фармагии в Академии был".

   - Ничего, просто споткнулся. Что б этих фасилийцев... - проворчал старик. - Реактив разбил из-за этой темноты.

   - Давайте я помогу собрать осколки, - вызвалась вторая служанка.

   - Нет! Это смертельный яд, не подходи, - предостерег фармагик. - Я сам справлюсь.

   - А вы не отравитесь? - боязливо спросила девушка.

   - Ерунда, - Намир принялся вырисовывать руками немыслимые узоры, и капли яда поднялись в воздух. - Мне такая мелочь уже нипочем. В малых дозах яды закаляют и оздоровляют организм, а в больших убивают. Я всю жизнь с ними работал, мой иммунитет уже никакая отрава не пробьет. Кроме стряпни моей жены.

   "В малых дозах оздоровляют, а в больших - убивают...", - мысленно повторил Спектр.

   Служанки захихикали и поспешно пошли по коридору, обдав стоящего в тени Карпалока ароматом розового эфирного масла, которое они обычно добавляли в воду для омовений королевы. Когда звук их шагов стал почти неслышим, старик выбрался из своего укрытия и подошел к фармагику, бормочущему проклятия в адрес фасилийцев.

   - Мастер Намир Воб, рад нашей встрече.

   От неожиданности королевский лекарь чуть не выронил только что запечатанный сосуд с собранным реактивом.

   - Спектр Света, вы? - изумился фармагик. - Здесь? Но как же ваше паломничество, о котором все говорили?

   - Это паломничество в лучший мир, - смиренно улыбнулся Карпалок. - И оно привело меня сюда, к королю Кассию.

   - Я не понимаю, вы...

   - Долгая история, мой старый друг. Лучше расскажи, как поживают твои родственники? Я слышал, в Донкаре произошла ужасная трагедия.

   Не до конца понимая, что вообще сейчас происходило в темном коридоре горной крепости, Намир растерянно ответил:

   - С ними, вроде, все в порядке. Они успели покинуть столицу, пока он еще не был окончательно захвачен смертепоклонникам, и уехали в Новый Крусток под защиту Комитета. А почему вы...

   - А сын? - перебил его Карпалок. - Насколько я помню, он служил в королевской армии.

   - И сейчас служит, - подтвердил фармагик. - Давно уже в командиры выбился.

   - О как. Скорее всего, неплохой доход у семьи получается.

   Седая борода Намира дернулась из-за нервной дрожи, вызванной тоном, с которым говорил Спектр. В речи священника не было и следа от прежних поучений, цитат из религиозных текстов и возвышенных метафор. С таким тоном мог разговаривать лишь опытный делец.

   - К чему вы клоните? - с нескрываемым подозрением спросил Воб.

   - Все-таки какие же странные слухи ходят о том сражении на границе Илии и Марии, - задумчиво произнес Карпалок, словно не заметил прямого вопроса. - Говорят, выжили буквально сотни из десятков тысяч. Наверное, переживаете за сына?

   - К чему вы клоните, Спектр? - осипшим голосом повторил фармагик, прекрасно осознававший, что его сына может не быть в числе выживших.

   - Конечно, переживаете, понимаю, - Шол сочувственно покачал головой. - Его смерть стала бы настоящей трагедией для семьи. Да и ты уже далеко не молод, даже я считаю тебя стариком. Как думаешь, сколько еще сможешь прожить на своих зельях?

   Побледневший Намир молча стоял, а сосуд с ядом плясал в его дрожащих руках. Бывший глава алокрийской Церкви аккуратно вынул склянку из костлявых ладоней фармагика, чтобы тот ненароком не разбил ее. Воб даже не заметил исчезновения реактива, он смотрел на Спектра и с беспокойством ждал кульминации странной беседы.

   - Что же будут делать твои родственники, когда источники их финансового благополучия внезапно исчезнут? - спросил Карпалок, разглядывая мутную жидкость, которая в опытных руках могла и исцелить, и убить. - Некоторое время им еще удастся протянуть на отложенных сбережениях, но что потом? Дом в Донкаре теперь потерян навсегда, все оставленные в столице ценности уже покоятся в мешках мародеров. Кто возьмет замуж твоих двух взрослых внучек, если у них из приданного есть только имя некогда известного дедушки? Алокрия разваливается на части, никто и не вспомнит семью королевского фармагика и офицера королевской армии. Чтобы выжить, твоей пожилой жене придется бродить по портовому району Нового Крустока и за бесценок продавать внучек и невестку грубым морякам, истосковавшимся по нежным девичьим телам. И никто им не поможет.

   Спектр осторожно вложил сосуд с ядом дрожащие руки Намира.

   - Никто им не поможет, - Шол ухмыльнулся. - Кроме меня.

   - Чего вы добиваетесь? - опустив голову, спросил фармагик.

   - Чего я добиваюсь - это не имеет значения. Гораздо важнее то, что сейчас мои руки связаны. Видишь ли, мое будущее, и соответственно будущее твоей семьи, зависит от завоевания Алокрии Кассием. А он застрял в Силофе и после встречи с дочерью мучается неподобающими настоящему правителю сомнениями.

   - Что я могу сделать для моей семьи... для вас?

   - Просто избавь Кассия от причины сомнений, - Карпалок указал на мутную жидкость, плещущуюся в склянке. - "В малых дозах яды закаляют и оздоровляют организм, а в больших убивают", - твои ведь слова? Никого не удивит, если после столь тяжелого путешествия королева вдруг умрет по вполне естественны причинам. Ведь всем известно, что она едва выжила при прошлых беременностях.

   Намир судорожно сглотнул.

   - Я вас понял.

   - Я тоже, - раздался из темноты голос Семиона.

   Схватившись за сердце, Спектр попятился назад, пока не наткнулся спиной на холодные камни стены коридора, но, несмотря на это, его бросило в жар. Фармагик же поднял глаза на фасилийского шпиона, но так и не шелохнулся. Кажется, его сковал паралич обреченности, ведь картина будущего, которую нарисовал ему Карпалок, была слишком похожа на эту уродливую реальность. А теперь их поймали с поличным, и застрявшей в Новом Крустоке семье Намира уже никто не сможет помочь. В проходе крепости, где свободно могли разойтись пятеро человек, стало слишком тесно для троих.

   - Вы меня напугали, - наконец подал голос Шол, поправляя церковное одеяние. - Господин Лурий, прежде чем вы расскажете королю о том, как изобличили нас, я настоятельно прошу вас подумать о нашем шаге. Вы же понимаете, что так будет лучше для всех?

   - Понимаю. И не собираюсь вам мешать, - глаза Семиона сверкнули в полумраке коридора. - Кассий же отчетливо повелел - ничего не предпринимать. Я не осмелюсь нарушить его приказ.

   Карпалок и Намир переглянулись.

   - Значит, мы пошли? - неуверенно уточнил Спектр.

   - Да, идите.

   Тихо перешептываясь и постоянно оглядываясь на невозмутимого шпиона, оба старика медленно направились в сторону покоев королевы Джоанны. Но Лурий просто стоял и смотрел им вслед. Однако когда заговорщики скрылись за поворотом, он беззвучной тенью заскользил по незамысловатому лабиринту крепости и вскоре нагнал фармагика и священника, ничем не обнаружив своего присутствия.

   - Не могу поверить, что цепной пес Кассия так подло его предал, - бормотал себе под нос Спектр, озираясь по сторонам.

   - Возможно, у него свои причины не мешать вашему замыслу, - дрожащим голосом ответил Намир. - Скажите, мастер Карпалок, вы точно сможете обеспечить мою семью всем необходимым?

   - Свои причины... - задумчиво произнес Шол, проигнорировав вопрос своего спутника. - Он мог слышать мои слова о размякшем Кассии и принять их к сведению. Семион заинтересован в сильной королевской власти, потому что честно служит каким-то своим идеалам... Или он вспомнил, что после завоевания Алокрии в ней согласно нашему договору будет установлена абсолютная власть Церкви, подчиняющейся только Владыке Света, который на деле ничего решать не будет. И когда я возглавлю страну, он сможет потребовать от меня все, что только пожелает. Да, это разумное объяснение.

   - Вполне разумное, - согласился седой фармагик. - И вы ведь не забудете о моей семье, когда получите власть?

   - Конечно нет, мой друг, - заверил его Спектр, продолжая думать о своем. - Перестань говорить так, будто уже прощаешься с жизнью.

   - Чует мое сердце, долго я не проживу...

   - Подлатай его своей отравой. Только оставь немного для беременной королевы.

   В ответ Намир только горестно вздохнул. Он готов совершить страшное преступление, но не сможет жить с осознанием содеянного. Как только Джоанна покинет этот мир, он отправится вслед за ней и будет вечно умолять о прощении. Ведь только так он мог спасти свою семью, которую ожидает горькая участь нищеты, проституции, падения на самое дно общества. Пожилой фармагик не позволит жене, невестке и внучкам влачить столь жалкое существование в ожидании смерти, которая наконец освободит их от мучений жизни в помойке человечества. В конце концов, с какой стороны ни посмотри - Алокрия уничтожена, а король и королева больше не способны помочь своими жалкими потугами разваливающейся стране. Так если Джоанна может ценой своей жизни спасти несколько других, то разве будет кто-либо оспаривать правильность осуществления столь благородного обмена?..

   "Конечно будет, - Намир опять тяжело вздохнул. - Я буду. Мне очень жаль, моя королева, но я должен пойти на этот гнусный поступок. Отказываюсь от страны, отказываюсь называться лекарем, отказываюсь от человеческой доброты и сострадания к беременной женщине, но только ради семьи. Простите меня..."

   Покой королевы охранял всего один фасилийский солдат, поставленный, видимо, больше для соблюдения формальности. Парнишка изо всех сил боролся со сном, и только холод, просачивающийся сквозь стены горной крепости, заставлял его шевелиться, чтобы хоть немного разогнать по телу застывшую кровь. Когда молодого фасилийца обволок сиреневый прозрачный дымок, он подумал, что пришла пора в очередной раз пройтись взад-вперед по коридору, прогоняя сонное наваждение, но, попробовав сделать шаг, его качнуло назад, и он медленно сполз по стене на пол. Этой ночью он увидит родные фасилийские просторы, небольшую деревеньку, низенький дом, где его ждала заботливая мать и ворчливый отец, который на самом деле гордился сыном, а где-то на окраине жила красивая и работящая девушка, чьей руки он обязательно попросит, когда вернется из похода с добычей и жалованием. Зачаровывающее видение, рожденное усталостью, приятными воспоминаниями и зельем фармагика.

   Массивная дверь отворилась на удивление тихо, и оба престарелых заговорщика скользнули внутрь небольшой комнаты, не потревожив сна королевы. Внутри оказалось очень тепло, угли еще тлели в маленьком камине, а в воздухе витал аромат розовой воды. Даже по-солдатски грубая мебель и мрачные стены не отгоняли пугливое умиротворение, нашедшее в компании Джоанны последнее убежище в этом безумном краю.

   Карпалок кивнул в сторону спящей королевы. Тяжело дыша, Намир трясущимися руками пытался откупорить пузырек с жидкостью, которой еще пару часов назад пытался устранить малейший риск во время родов госпожи, а теперь вознамерился убить ее. Спектр выхватил пузырек из потных ладоней фармагика и с негромким скрипом вынул пробку. Взгляд бывшего комита алокрийской церкви отчетливо дал понять, что пути назад больше нет, и если старый лекарь решит отступить, то заплатит за свою слабость страшную цену. Вспомнив доброту Джоанны и собственные идеалы, которым следовал всю жизнь, Намир смахнул крохотные слезы с подслеповатых глаз и решительно воздел руки к низкому потолку. Повинуясь воле фармагика, яд заструился в воздухе под мощными балками, изредка нарушая свой белесый узор небольшими всплесками, повторяющими надрывные удары сердца мучащегося от предательства старика.

   - Ради семьи, - прошептал Намир.

   Жидкость собралась в огромную каплю, а потом резко расплылась и зависла над спящей королевой, превратившись в тонкую смертоносную пленку, повторяющую силуэт беременной женщины. Фармагик всхлипнул, глотая слезы, и медленно опустил руки. Мастерство пожилого лекаря было велико - яд прошел сквозь плотное одеяло, ночную рубашку и кожу Джоанны, не оставив ни единого следа.

   - Простите меня. Это только ради семьи, - уже громче повторил Намир, не боясь разбудить ее, ведь он знал, что теперь ей уже ничто не поможет.

   Продолжая лежать с закрытыми глазами, королева слегка поморщилась, инстинктивно положила руки на живот и приоткрыла рот, как бы собираясь кашлянуть, но так и не смогла вдохнуть. В следующее мгновение лицо Джоанны разгладилось, и она застыла, продолжая обнимать малыша, дремавшего в ее чреве. Седой фармагик искусно взял на себя тяжкий грех, который должен спасти его семью, - он проводил свою госпожу к гостеприимной смерти прямо во сне, безболезненно и быстро.

   - Пообещайте, что позаботитесь о моей семье, - еле слышно произнес Намир.

   Довольный Спектр хотел было ответить, но его опередил Семион, неожиданно появившийся из тени за спиной фармагика:

   - К сожалению, мастер Карпалок не сможет выполнить вашу просьбу.

   Раздался короткий хруст выскакивающих со своих мест шейных позвонков, и Намир Воб тяжело упал на каменные плиты пола, неестественно запрокинув голову. Спектр замер на месте, будучи не в силах оторвать взгляд от уставившихся на него глаз седого лекаря, в которых даже сквозь пелену смерти читались душевная боль и отчаяние - он слышал слова шпиона и понял, что его семья обречена, а гибель Джоанны была напрасной.

   - Зачем... - только и успел сказать Карпалок, прежде чем почувствовал, что падает в провал беспамятства.

   Когда сознание вернулось к нему, первым делом он ощутил ледяное прикосновение каменного пола крепости, а затем ужасная головная боль напомнила ему, за что следует ненавидеть жизнь.

   - Не так уж и сильно я тебя ударил, - голос Семиона раздавался как будто из-под воды. - А ты чуть не умер раньше времени.

   Спектр приподнялся и попытался сфокусировать взгляд, но кроме расплывающихся во мраке силуэтов ничего не увидел.

   - Где я? - спросил старик, собирая в голове осколки памяти, разбитой ударом шпиона.

   - В темнице, - спокойно ответил Лурий. - Где и положено быть отравителю.

   Сориентировавшись на хитрый блеск глаз в темноте, Карпалок смог разглядеть стоящего неподалеку фасилийца. Вскоре проступили очертания толстой решетки, стала видна грубая каменная кладка и влажный потолок, с которого равномерно капала какая-то вонючая жидкость. Он действительно в тюрьме.

   - Почему ты это сделал? - поморщившись от боли, Спектр выплюнул застрявший в горле вопрос, когда мозаика воспоминаний наконец сложилась.

   - Не хочу объяснять.

   - Тогда зачем ждал, пока я очнусь?

   - Объявить волю короля, - Семион откашлялся. - Король Фасилии Кассий Третий признал тебя виновным в сговоре с фармагиком Намиром Вобом с целью отравить алокрийскую королеву Джоанну Кассию, что вы и совершили под покровом ночи. К сожалению, я не успел ее спасти, но услышал ваш разговор и, нейтрализовав прямую угрозу в лице опытного фармагика, схватил тебя с поличным.

   - Ты легко мог ее спасти, но не стал этого делать! - выкрикнул Карпалок и от резкой боли схватился за голову. - Почему?

   - Я же сказал, что не хочу ничего тебе объяснять.

   - Не боишься, что я обо всем расскажу королю?

   Лурий подошел так близко, как только позволяла заржавевшая решетка. Взглянув в его глаза, спина Спектра покрылась мелкими каплями ледяного пота, а сердце старика начало биться через раз, отказываясь гнать кровь к застывшим конечностям. Он внезапно осознал, что больше никогда не выберется из этой клетки.

   - Священнослужитель, который всю жизнь гонялся за деньгами и властью. Религиозный лидер, уничтоживший алокрийскую Церковь Света под своим началом. Предатель родины. Отравитель, убивший беременную женщину, - спокойно перечислил Семион. - Неужели ты думаешь, что тебе хоть кто-то поверит?

   - Тогда убей меня сразу.

   - Нет, - ответил шпион и направился к выходу из подземелья. - Король был в ярости, когда узнал о произошедшем, но все же приказал держать тебя здесь, пока не решит, что делать дальше.

   - Неужели Кассий отказался от завоевания Алокрии?

   Семион устало вздохнул, но все же вернулся к решетке:

   - Любопытный, да? Король еще думает. Но каким бы ни было его решение, тебя ожидает либо смерть, либо что похуже. Впрочем, не буду гадать, мне никогда не постичь его гений...

   Что-то изменилось в голосе шпиона, но Спектр, к своему удивлению, понял что именно. Рискуя потерять сознание от головной боли, старик закатился скрипучим смехом, как будто он позабыл о том, что угодил в смертельную ловушку.

   - Все же я слишком сильно тебя ударил, - задумчиво произнес Лурий, глядя на бьющегося в истерике на полу камеры старика.

   - Неужели ты допустил смерть Джоанны, потому что завидовал ей? - выдавил из себя Карпалок. - Побоялся, что дочка завладеет вниманием папочки, и он забудет про тебя? Почувствовал конкурентку?

   Маска невозмутимости треснула и развалилась на части, явив миру покрасневшее от ярости лицо Семиона, который побелевшими от напряжения пальцами впился в решетку, раздирая ржавчиной кожу.

   - Даже не представляю, что ты имеешь в виду, - сквозь сжатые зубы прошипел шпион. - Мной движет лишь верность моему королю.

   - Так это так теперь у вас в Фасилии называется? - сквозь смех простонал Спектр. - Ну и как, Кассий отвечает взаимностью на твои нежные чувства?

   - Как ты смеешь, мразь?! - закричал Лурий, не замечая, как из его рта брызнула слюна и потекла по подбородку. - Да что ты понимаешь, церковная крыса?! Я всю жизнь посвятил Кассию, служил ему, а тут пришла она! Ты видел его нерешительность, видел, как он мямлил? Появление Джоанны превратило его в тряпку, испортило моего короля! Я не видел своего короля рядом с этой алокрийской подстилкой! Он должен любить не невесть откуда взявшуюся дочь, а того, кто был с ним все эти годы, служил верой и правдой!

   Лурий зарычал, а затем резко развернулся и скрылся в темноте коридора, оставив истерично смеющегося Карпалока Шола в отчаянном одиночестве посреди темной просторной камеры с ледяным полом, заплесневелыми стенами, влажным потолком и затхлым воздухом.

   Глава 5

   С увеличением притока беженцев со всей Алокрии жилые кварталы Нового Крустока каким-то удивительным образом превратились в огромную свалку для отбросов общества. Столица Евы и раньше была далеко не самым приятным и благоустроенным городом страны, но теперь умиротворяющая затхлость и спокойное ожидание смерти от старости сменились паническим страхом быть ограбленным, изнасилованным и убитым. В кишащих людьми трущобах царили наркомания, проституция, бандитизм и насилие. Человеком больше, человеком меньше - никто и не заметит. Чем, кстати, активно пользовались фармагики Академии, которым вечно не хватало материала для экспериментов.

   Маной Сар вошел во вкус и прекращать свои научные изыскания не собирался. Нащупав правильное направление в своих опытах, глава Академии ликвидировал разбросанные по городу мелкие лаборатории и создал единый крупный исследовательский центр в просторном подвальном помещении одного из особняков в центре Нового Крустока. Фармагики принялись за работу, презрев все человеческое во имя науки.

   Новая лаборатории напоминала кошмарный анатомический музей, в котором полумрак подвала отнюдь не скрывал ужасы оборотной стороны медицины, а подчеркивал их. Изувеченные тела несчастных подопытных покоились на широких столах со специально вырезанными каналами для отвода крови, которая стекалась в больше ведра, где и оставалась, покрываясь багровой пленкой и испуская тошнотворный запах, прилипающий сладковатым осадком с металлическим привкусом к зубам и засоряющий легкие. Подгнивающие конечности лежали на полках рядом со склянками, в которых хранились разнообразные внутренние органы, подвергшиеся многократному воздействию всевозможных реактивов и ядов, из-за чего потеряли всякое сходство с тем, что должно находиться внутри каждого человека. Передвижение по лаборатории было сопряжено с риском поскользнуться на вязких лужах непонятной химической слизи и зловонных телесных выделений. В дальнем углу на крючьях висели распоротые трупы, естественно, не изуверства ради, а только лишь в научных целях. Даже после смерти они продолжали дергаться и изредка постанывали, если у них не было вскрыто горло, а их тела источали ценную для фармагиков густую мутную жидкость, которая крупными каплями падала в тару под распятыми мертвецами, сохраняющими некоторые признаки жизни.

   Среди ужасающих экспонатов постоянно сновали лаборанты в мантиях, зеленый цвет которых с трудом угадывался за слоями запекшийся крови, грязи и пота. Они брали пробы, ставили опыты, манипулируя потоками и парами ядов, что-то записывали и брели к своей следующей цели в полном молчании. Чуть больше года назад большинство из них были простыми абитуриентами, которым все-таки удалось поступить на факультет фармагии. Тогда каждый преследовал свои цели: кто-то шел за славой и деньгами, которые сулила карьера лекаря, кому-то была интересна наука сама по себе, иные же действительно хотели помогать людям, лечить их, спасать жизни. Никто из них и подумать не мог, что все обернется именно так - мрачная лаборатория, в которой воздух пропитан зловонием застоявшейся крови, мочи, каловых масс и едким ядом, а они будут бродить по ней и, утратив всякие чувства, надежду и веру в фармагию, описывать страдания и ужасные смерти людей безразличными научными терминами.

   Но какими бы важными ни были прочие элементы исследований Маноя Сара, основное внимание все же уделялось пока еще живым подопытным, которые сидели взаперти в небольших клетках. Здесь были беженцы, нищие из Нового Крустока, оборванцы, преступники, выкупленные за копейки из переполненных тюрем, и даже весьма зажиточные горожане и купцы, которые решили поразвлечься с дешевыми проститутками в трущобах, но очнулись в подвале, заполненном препарированными трупами и такими же бедолагами, как они сами. Впрочем, подопытные находились под столь мощным наркотиком, что не испытывали страха. Однако боль они чувствовали прекрасно, так как это было важно для опытов фармагиков.

   - Образцы средней комплекции больше не нужны, - заявил Маной, разглядывая пускающих слюни людей. - Отправь их на крючья, у нас кончаются реактивы.

   Кальмин Бол кивнул и сделал короткую пометку на листе бумаги, одной строчкой решив судьбу нескольких людей. За удачно проведенный эксперимент юный фармагик удостоился чести возглавить новую лабораторию, хотя, скорее всего, Сар назначил белобрысого парня на столь высокую должность лишь потому, что он был одним из немногих, кого глава Академии запомнил - его феноменальная память почему-то не распространялась на имена и лица.

   - Детей не хватает, - продолжил Маной. - От семи до двенадцати лет. Также подойдут девочки-подростки. Еще понадобятся тучные люди...

   Перечисляя необходимые характеристики для новых подопытных, он подошел к следующей клетке, наступая прямо в расползшуюся под ней огромную лужу крови с зеленоватыми разводами. Внутри бесновались уродливые существа, которые имели с человеком весьма отдаленное сходство. Здесь были собраны результаты неудачных экспериментов - люди, окончательно свихнувшиеся от боли, психотропных препаратов и токсичных зелий. До сих пор живы они были лишь потому, что питались плотью уже умерших братьев по несчастью. Маной не спешил прерывать их страдания - не в его правилах разбрасываться материалом для работы.

   Кальмин Бол посмотрел на обрывки зеленых мантий, которые были видны на некоторых безумцах, и содрогнулся. Не все фармагики были согласны с ценой, которую Сар готов был заплатить за научный прорыв, понятный лишь ему одному. Однако выступив против методов главы Академии, они обрекли себя на судьбу ценных подопытных образцов - им присуща высокая устойчивость к ядам и болезням, поэтому опыт их заражения был очень важен для Маноя. Закаленные длительной работой с токсинами тела боролись с формулой, противоречащей всему человеческому, что есть в мире, но это только продлевало мучения фармагиков, угодивших в опалу. Обезумев от боли и дурмана, с осыпающимися конечностями как у прокаженных, подгнивающей кожей и мышцами, изуродованные собственной наукой люди метались по клетке и, натыкаясь на полуразложившиеся трупы и других несчастных, терзали друг друга, пожирали свою и чужую плоть, бились в бесконечной агонии.

   - Надо снизить их иммунитет, - произнес Маной после того, как тщательно осмотрел подопытных. - Их тела сопротивляются токсину и для фармагиков это нормально. Но подобное периодически наблюдается и у обычных людей. Попробуй вводить им сильные лекарства против лихорадки, например. Они обычно подрывают иммунную систему организма. Сначала посмотрим, как они отреагируют, потом внесем правки в формулу.

   Кальмин Бол сделал новую пометку и аккуратно обвел ее как нечто очень важное. Нельзя сказать, что белобрысому юноше доставляло удовольствие изуверство, чинимое над горожанами и бывшими коллегами, но становиться сумасшедшим трупоедом ему абсолютно не хотелось. Пожалуй, успехи лаборатории под его руководством обусловлены только неимоверным желанием остаться в живых. Немного не этого он ожидал, поступая в Академию на факультет фармагии...

   Размазывая полами зеленой мантии отвратительную жижу под ногами, Маной подошел к последней клетке, стоящей отдельно от других. В ней был заперт настоящий шедевр фармагии, которым Сар неимоверно гордился как собственным венцом творения.

   - Как он? - спросил глава Академии, прильнув к решетке.

   - Никаких изменений не замечено, - доложил Кальмин, проверяя записи за последние два дня. - Не дышит, не двигается, не разлагается, на внешние раздражители не реагирует, сердце не бьется... в общем, все как и было. Отсутствуют признаки как жизни, так и смерти.

   В клетке стоял полуголый мужчина с бледной кожей, под которой расползалась паутина зеленоватых вен. Он замер словно изваяние и смотрел в пространство перед собой подернутыми дымкой глазами, какие обычно бывают у слепцов. На его теле виднелись многочисленные порезы, оставшиеся после проведенных над ним опытов, но они абсолютно не затягивались, как, впрочем, и не кровоточили. Руководствуясь какими-то старыми исследованиями и полузабытыми опытами, Маной назвал это существо фармагулом, хотя успешно повторить эксперимент пока так и не удалось.

   - Отлично. Но почему, почему он так одинок? Что я упустил? - пробормотал Маной и, не отрывая глаз от своего творения, грозно обратился к Кальмину. - Может, это вы плохо работаете? Лень, глупость, саботаж?

   - Уверяю вас, мы стараемся изо всех сил и абсолютно точно следуем вашим инструкциям, - ответил побледневший Бол, машинально копаясь в своих записях. - Вы же сами даете нам готовую формулу, которую бесконечно совершенствуете, а мы просто экспериментируем с ними...

   - Ладно, ладно, не переживай так, - Сар повернулся к подчиненному и спокойно улыбнулся. - Поработаем над устранением иммунитета, усовершенствуем катализатор, проверим реакции на токсин у людей различных комплекций, и все будет хорошо.

   - Мы работаем не покладая рук, - продолжал оправдываться Кальмин, лихорадочно перебирая в руках бумажки. - Делаем все, что можем, лишь бы достичь необходимого результата...

   - Успокойся, - поморщился глава Академии. - Или тебе помочь? У меня с собой есть мощный релаксант.

   - Не надо, - юноша замер, боясь выдать свое беспокойство малейшим лишним движением. - Со мной все в порядке.

   - Хорошо, - Маной улыбнулся. - Близится момент триумфа фармагии, мне понадобятся здоровые и бодрые помощники. Так что не забывай отдыхать и приводить себя в порядок, а то твои синяки под глазами и испачканная мантия подрывают престиж нашей организации. Понял?

   Он говорил так, словно не находился сейчас в кошмарном подвале, забитом живыми, полуживыми и мертвыми людьми, словно это не он изобрел чудовищную формулу, уродующую и убивающую несчастных подопытных, словно в Алокрии, остывающей после разрушительной гражданской войны, не бушевала таинственная сила, источаемая куполом... Престиж Академии? И это в такой-то момент, когда само существование мира находилось под угрозой?

   - Понял, - коротко ответил Кальмин.

   Ведь лучше не спорить с Маноем, иначе можно присоединиться к обществу трупоедов, одетых в изодранные зеленые мантии.

   - Вот и замечательно, - Сар хлопнул в ладоши. - А не провести ли нам какой-нибудь опыт?

   - На полдень были запланированы пробы формулы тридцать шестого образца, - покопавшись в бумагах, ответил молодой начальник лаборатории. - Но если хотите, мы перенесем их на вечер, а сейчас могли бы проверить рефлексы подопытных, на которых была испытана формула тридцать четвертного образца.

   - Нет, с этим справитесь и без меня, - отмахнулся Маной. - Как насчет небольшого опыта с фармагулом?

   Кальмин слегка опешил. Глава Академии решился провести очередной эксперимент над своим драгоценным детищем? Хотя, наверное, он знает, что делает.

   - Конечно, - юный фармагик тут же принялся что-то писать в своих бумажках. - Как прикажите подготовить рабочее место? Реактивы, инструменты, стол, крючья?

   - Ничего не надо, у меня все с собой. Проведем опыт прямо здесь, - Сар оглядел лабораторию, ища что-то глазами. - А Дальнир здесь?

   Пожилой фармагик по имени Дальнир Куп уже очень давно работал в Академии, где преподавал основы лечебной фармагии и слыл человеком, способным исцелить почти любое заболевание. Его ценный опыт много раз позволял сохранить жизнь подопытным. Точнее только подобие жизни, но Куп все же старался как-то облегчить мучения людей, волей судьбы оказавшихся в зловонном подвале лаборатории.

   - Я здесь, мастер Маной, - Дальнир встал из-за стола, заваленного колбами с реактивами, трубками дистилляционного аппарата и прочим оборудованием.

   - Будь добр, подойди сюда, - Маной со спокойной улыбкой поманил рукой прославленного лекаря. - Мне нужен ассистент с твоим опытом и знаниями.

   - Хорошо...

   Вздохнув, Куп приблизился к клетке с фармагулом. Он старался не смотреть на кошмарный результат спора с природой. Ему были чужды подобные издевательства над людьми, но все его попытки помочь им лишь продлевали их страдания. Дальнир тяготился своей ролью в жестокой игре с чужими жизнями, бесконечные эксперименты опротивели ему, и даже сама фармагия стала вызывать у него отвращение, как только она начала калечить и убивать, а не лечить и спасать.

   Маной отворил клетку и жестом пригласил Дальнира пройти внутрь:

   - Нужно зафиксировать показатели и поведение фармагула, когда я опробую на нем новый раздражитель.

   - Конечно, - проворчал пожилой фармагик, подойдя к застывшему изваянию, которое некогда было человеком. - Но вы и сами могли бы проследить за его реакцией.

   Клетка закрылась, и замочный механизм со скрежетом запер Дальнира внутри.

   - Сам и прослежу, - ответил Маной, продолжая улыбаться с леденящим душу спокойствием.

   - Как это понимать?

   Куп попытался отворить решетку, но она не поддавалась. Глава Академии достал из-под мантии небольшой клочок бумаги, который показался пожилому фармагику смутно знакомым.

   - Начало пропущу, - откашлявшись, сказал Сар. - "Я больше не могу проводить эти ужасные опыты. Я не выдержу. Я чувствую боль и страдания людей, которые ранее были лишены свободы, а теперь - жизни. Мне не справиться с таким грузом ответственности за многочисленные человеческие смерти. Еще немного, и от чувства вины я сойду с ума..."

   Дальнир оставил попытки вырваться из клетки и просто молча стоял, понуро опустив голову. А что говорить, если почти все, о чем он думал, уже прочитано?

   - Я все понимаю. Но раз решил покончить с собой, то следовало сразу исполнить задуманное. А тут - какие-то записки, размышления и, что весьма неприятно, обвинения. Сейчас... - Маной пробежался по ровным строчкам предсмертного письма. - "Во всеми виноват глава Академии Маной Сар. Лаборатория в Новом Крустоке работает под его непосредственным началом и покровительством, все преступления против человечества совершаются по его приказу. Похищения людей, жуткие эксперименты, массовые отравления в качестве опытов, изуверства и жестокие убийства - это все его рук дело. Остальные фармагики Академии поддерживают его, несогласные уже мертвы или обезумели от токсинов и пыток"... Так. "Как только это письмо будет передано официальным властям, и они начнут действовать, я самостоятельно лишу себя жизни, избавив этот мир от такого омерзительного преступника, каким я стал". Дальше идут просьбы наказать виновных, завещание семье, наставление фармагикам, которые еще не сошли с истинного пути... В общем, все.

   Закончив читать, Сар порвал листок и бросил его на пол. Обрывки бумаги тут же пропитались отравленной кровью.

   - Это письмо, - пробормотал Дальнир, не поднимая головы. - Я просил дочь доставить его. Она...

   - Она уже в этой лаборатории, - опередил его Маной. - Частично.

   Противный холодок пробежал по спине Кальмина, заставив юного фармагика судорожно дернуться и снова начать перебирать бумажки в руках. А пожилой лекарь продолжал стоять в клетке без единого движения, лишь одинокая слеза, пробежав по морщинистому лицу, сорвалась с его подбородка и упала на пол, моментально растворившись в грязи, слизи и крови, смешанными в густую жижу.

   - Что вы сделаете со мной?

   - Ты хотел покончить с собой. Пожалуй, я помогу тебе, - Сар достал из-под мантии две небольшие пробирки. - А ты поможешь нам в нашем опыте с фармагулом. И все будут довольны, верно?

   - Какая же вы все-таки сволочь, мастер Маной, - произнес Дальнир. - Насколько же подлым, ничтожным и безнравственным мерзавцем надо быть, чтобы так измываться над благой наукой, созданной для спасения жизней, а не их уродования?

   Проигнорировав во многом риторический вопрос лекаря, глава Академии откупорил первую пробирку и, повернувшись к Кальмину, с нескрываемой гордыней произнес:

   - То, что ты сейчас увидишь, это результат работы настоящего гения от фармагии.

   Повинуясь точным движениям рук Маноя, жидкость нежного розового цвета начала испаряться, покидая свой стеклянный плен. Бол внимательно следил за происходящим, пытаясь запомнить все в мельчайших деталях. Ведь если верить словам Сара, сейчас должно произойти нечто невероятное. Впрочем, вскоре он пожелает все забыть как страшный сон.

   Фармагул сорвался с места и впечатал Дальнира в стенку клетки, погнув несколько толстых металлических прутьев. Изо рта пожилого лекаря вместе с брызгами крови вырвался воздух, навсегда покинувший разорванные сломанными ребрами легкие. Одним невероятно быстрым ударом бледное существо выбило челюсть фармагика, сорвав кожу с половины лица. Фармагул избивал старика с нечеловеческой силой и скоростью под аккомпанемент звуков рвущейся одежды, хруста ломающихся костей и хлюпанья лопнувших органов. Его ярость возрастала с каждым мгновением, изрешеченное зеленоватыми венами лицо исказилось в жуткую гримасу, а невидящие глаза бешено вращались. Издав леденящий душу рев, он несколько раз ударил мертвого Дальнира в район ключицы, пока она не раздробилась под плотью, обретшей фиолетовый оттенок с красными вкраплениями. Порожденное наукой чудовище вонзило свои пальцы прямо в это пятно, обдав стоящего у клетки Маноя брызгами крови. Повторно зарычав, фармагул одним рывком протиснул свою руку внутрь тела старого лекаря и резким движением оторвал от него правую половину. Внутренности с омерзительными шлепками начали падать на пол, в воздухе разлился терпкий запах свежей крови и мочи, который удивительным образом контрастировал с застоявшимся смрадом подвальной лаборатории.

   Отбросив в сторону изуродованное тело Дальнира, фармагул кинулся на своего создателя, но врезался в решетку. Маной отошел на шаг назад, но ничего не предпринял, лишь смотрел на беснующееся чудовище и самодовольно улыбался. А в это время его творение билось о металлические прутья, которые с жалобным скрипом гнулись и норовили выскочить из гнезд. В попытках выбраться наружу безумная тварь принялась грызть железо, но вскоре искрошенные зубы осыпались на пол. С диким ревом фармагул наносил сокрушительные удары по клетке, и тут его подвело не чувствующее боли тело - под бледной кожей лопались мышцы и дробились кости. Сломав руки, он начал биться головой, но вскоре череп треснул, и по искаженному яростью лицу потекла мутная жижа болотного цвета, а глаз вылетел из своего гнезда и повис на нерве, смешно болтаясь от непрекращающихся ударов. И все же старания фармагула оставались тщетными. Какой бы силой, скоростью и реакцией ни обладал их хозяин, плоть не способна одолеть металл.

   Лаборанты, побросав все свои дела, неуверенно отступали к выходу из подвала, но Сар так и не сдвинулся с места. Неторопливо откупорив вторую пробирку, он точным движением руки высвободил полупрозрачную грязно-белую жидкость, которая тут же растворилась в воздухе. В следующее мгновение фармагул выпрямился и замер, от его ярости не осталось и следа. Точнее следы у него были по всему телу - раздробленные кости в конечностях, лопнувшие мышцы, пучками торчащие через разошедшуюся кожу, раздробленный череп со сползшей набок половиной лица и болтающимся на нерве глазом. Но он определенно вышел из кровавого исступления и теперь неподвижно стоял перед довольным Маноем и опешившим Кальмином, словно ничего особенного не произошло.

   - Ну как? - торжественно раскинув руки в стороны, Сар обратился к толпе перепуганных фармагиков. - Впечатляет?

   В ответ послышались невнятные возгласы восхищения и неуверенные аплодисменты. Люди были подавлены, ужасающее зрелище окончательно убедило их, что фармагия свернула куда-то не в ту сторону. На лицах лаборантов отчетливо был виден страх перед Маноем и даже отвращение, но слова возражения застревали в горле из-за противного комка, который образовался от терпкого запаха крови разорванного пополам Дальнира. Впрочем, самому Сару было абсолютно безразлично чужое мнение - ему-то известно, что он гений.

   - Тогда возвращайтесь к работе, - повелел глава Академии. - Как только доведем формулу до ума, надо будет здесь немного прибраться. А то как-то... грязновато.

   Бумаги с шелестом выскользнули из рук Кальмина, и он, очнувшись, принялся торопливо поднимать их с пола, пока его записи не были окончательно испачканы кровью со всевозможными примесями. Неожиданно Маной помог ему, подняв несколько листов, на которых уже расползались багровые и зеленовато-черные пятна. Очевидно, у него было хорошее настроение.

   - Как тебе мой успех? - спросил Сар, протягивая белобрысому фармагику бумаги. - Ты, кажется, ничего не сказал.

   - Извините. Просто я был поражен увиденным. И, честного говоря, почти ничего не понял, - искренне ответил Кальмин.

   - Неудивительно, - самодовольно улыбнулся глава Академии. - Я могу объяснить, если хочешь. Все равно давно пора сделать перерыв, а то мозг уже начинает подгнивать от этой вони...

   Маной направился к выходу из подвала, и Кальмин поспешил за ним, опасливо оглядываясь на неподвижного фармагула, который сейчас напоминал полуразобранный анатомический манекен.

   Свежий воздух и свет ударили Болу в голову и вызвали сильное головокружение, заставив юношу с тихим стоном сползти по стене на пол, слегка похлопывая себя по щекам, чтобы не потерять сознание. Как только звон в ушах стих, а мельтешащая перед глазами темнота растворилась, Кальмин осторожно встал на ноги и неловко побрел к Маною, который уже скинул забрызганную кровью мантию, расположился в зале и налил себе бокал вина.

   - Все дело в поведении, - после небольшого глотка заявил Сар, даже не посмотрев на шатающегося юношу. - Отдавать прямые приказы не обязательно, надо просто контролировать поведение.

   - Именно таким образом вы управляли фармагулом? - спросил Кальмин, присаживаясь на ящик с реагентами.

   Купленный на деньги Академии особняк в центре Нового Крустока фактически превратился в огромный склад для лаборатории, расположенной в просторном подвале и бывшем винном погребе. Случайный гость мог бы подумать, что хозяева только что переехали и еще не успели распаковать все свои вещи, но никогда бы не догадался, что у него под ногами группа фармагиков успешно спорила с самой природой.

   - Все верно, - Маной сделал очередной глоток и задумчиво посмотрел на потолок. - Попробую объяснить тебе это попроще. Гениальность должна быть понятна рядовому ученому, да?

   - Согласен.

   - Тогда слушай, - свободной рукой глава Академии достал две пустые пробирки и продемонстрировал их Кальмину. - Здесь было два простеньких зелья, которые очень податливы для фармагии и распространяются в воздухе с невероятной скоростью. Они выполняют всего одну функцию - активируют нужные модели поведения, заложенные самой природой и модифицированные моей формулой. Иными словами, они пробуждают отдельные чувства, эмоции и побуждения у фармагулов, воздействуя на все то человеческое, что в них еще осталось.

   - Но фармагулы же не реагируют на внешние раздражители, - возразил Бол. - Мы же перепробовали почти все, чтобы добиться хоть какой-то реакции.

   - Вы занимались ерундой, - отмахнулся Маной. - Незачем пробовать все подряд, достаточно просто знать, как и что надо делать.

   "Он действительно гений. Жаль только, что его талант нашел свое выражение не в лечении людей, а в этом... - подумал юноша, почесав светлую клочковатую щетину. - Кстати, надо побриться".

   - Я могу пробудить в них ярость и желание убивать или вернуть в состояние полного покоя, - продолжил рассказывать главный фармагик страны. - Пока они способны лишь на примитивные чувства и инстинкты, но я над этим работаю. Определенным прорывом стало то, что я нашел способ управлять передвижением фармагулов в пространстве, ориентируя их по сторонам света через вращение земли.

   - Через вращение земли? - переспросил Кальмин. - Но ведь еще не доказано...

   - Плоская земля, да? Бред. Поменьше слушай полоумных стариков из Церкви Света, - перебил его Сар. - Вращение земли, все верно. Мы уже привыкли к этому и потому не ощущаем, как она вращается вокруг своей оси. Но у фармагулов абсолютно иное восприятие мира, которое можно значительно обострять в отдельных аспектах. Понимаешь?

   - То есть, если в вашей формуле заданы установки движения против вращения, по нему или вправо-влево от него, то они будут идти в нужном направлении, попутно огибая препятствия, взбираясь, например, по лестницам или открывая двери, потому что у них еще остались человеческие знания о мире, доступ к которым так же открывается через воздействие определенных составов, распыляемых в воздухе... - Кальмин замолчал, представляя масштаб проведенных исследований. - Невероятно.

   Действительно, если бы он услышал нечто подобное от какого-нибудь фармагика раньше, то посчитал бы его либо безнадежным мечтателем, либо сумасшедшим. Но, судя по всему, Маной был уверен, что эта мечта вполне реальна. Более того, он уже практически воплотил ее в жизнь.

   - Из твоих уст это прозвучало как-то нелепо, - поморщился Сар. - Но суть ты уловил. Я продумал абсолютно все. Зелья, контролирующие поведения фармагулов, в газообразном состоянии распространяются в воздухе очень быстро. Скорость распространения поистине феноменальна - из центра Алокрии они достигнут ее окраин примерно за половину часа, если не будет сильного ветра и дождя. Впрочем, успех гарантирован при любых погодных условиях, просто потребуется немного больше времени. Впечатляет, правда?

   - Да, это гениально, - признал Кальмин. - Однако у нас есть всего один фармагул, и тот сейчас немного... сломался.

   - Это вопрос времени, - Маной в очередной раз пригубил вино и самодовольно улыбнулся. - А ты продолжаешь меня недооценивать. Нехорошо.

   - Извините, но я не могу не напомнить, что почти за месяц работы нам лишь единожды удалось добиться положительного результата.

   - Формула практически готова, - отмахнулся глава Академии. - Эксперименты, правки - управимся за два-три дня.

   - А потом?

   - Помнишь вспышки эпидемии, которые мы устраивали во всех уголках страны по договору с Шеклозом Мимом, чтобы народ отчаялся, искал помощи у Комитета и Академии, у будущего нового правительства росло бы влияние и так далее, и так далее... Помнишь?

   - Да. И что?

   - А то, что болезней было две, - усмехнулся Сар. - Одна убивала и сеяла панику, как мы и договаривались с Шеклозом. А вторая, имеющая те же симптомы, проходила для людей абсолютно безвредно и без видимых последствий.

   - Вы хотите сказать, что это была подготовка для эффективного внедрения формулы, превращающей людей в фармагулов? - ужаснулся своей догадке Кальмин. - Получается, по Алокрии сейчас ходят десятки тысяч носителей болезни, которая проявит себя, как только вы распространите некий катализатор...

   Маной кивнул.

   - Но ведь... - мозаика событий последнего времени понемногу складывалась в голове юного фармагика. - Выходит, наша лаборатория работала вслепую. Мы проводили заведомо неудачные эксперименты по созданию фармагулов, чтобы вы получили какие-то одному вам понятные данные. Столько людей...

   - Абсолютно верно, - согласился глава Академии. - Пришлось пойти на такую хитрость, чтобы никто не попытался саботировать мое исследование, как это неоднократно случалось в твоей лаборатории с малозначительными опытами. Однако вы сделал много полезного для нашего общего дела. А однажды кто-то даже приволок перенесшего необходимую болезнь бедолагу, из которого и получился мой первый фармагул. Он, конечно, вышел весьма несовершенным, но зато я понял, что именно нужно доработать, и смог успешно провести эксперимент с управлением его поведением.

   Кальмин взглянул на бумаги с отчетами и, тяжело вздохнув, отложил их в сторону. Все это было напрасно. Он вновь почувствовал тяжесть несбыточных надежд и обманутых им идеалов, попытался вспомнить, сколько людей было обречено на верную смерть, в то время как лаборанты все подробно записывали и гадали, где именно совершили ошибку, пока готовили к экзекуции следующую жертву. Откровение Маноя, который сегодня пребывал в благодушном состоянии и болтал без умолку, дало множество ответов, но кое-что еще оставалось за гранью понимания юного фармагика.

   - Я давно хотел спросить, но все как-то не решался, - произнес он слегка дрогнувшим голосом, глядя прямо в глаза собеседнику. - Зачем вы это делаете?

   - Как зачем? - изумился Маной. - Ты разве не мечтаешь о лучшем мире, где людям не страшны болезни, усталость, боль и старость? Разве не хочешь, чтобы все навсегда забыли о горе, разочаровании, зависти и злобе, оставили в прошлом самые низменные человеческие качества? Посмотри вокруг - повсюду хаос, разрушение, порок. Это мир такой? Нет, во всем виноваты люди, населяющие его! И я могу это исправить!

   Увлеченный собственной речью, он вскочил на ноги и взмахнул руками, выплеснув из бокала остатки вина. На его лице сверкала самодовольная улыбка гения, наслаждающегося своим триумфом. Глядя на него, Кальмин понял, что благие побуждения вывели Маноя на ложный путь достижения счастливого будущего. Или, быть может, это единственно верный путь?..

   - Академия расцвела при мне, - продолжил Маной. - Я смогу править страной и даже всем миром, в котором останутся только идеальные люди. Глупцы вроде Бахирона, Илида, Шеклоза и остальных комитов думают лишь о политике, власти, деньгах, сеют раздоры, превращают государство в кромешный ад. Поганые политиканы забыли, что страна - это не территория с определенными границами, не название, не строчки в каких-то бумагах, порожденных вздувшимся бюрократическим аппаратом. Страна - это люди. Все зависит только от людей. И сейчас они убивают друг друга, грабят, насилуют, испытывают ужасные страдания тела и души. Но скоро все изменится.

   - Но фармагулы - не люди, - решился возразить Бол. - Это лишь безвольные монстры в человеческом обличии. Править ими - все равно что играть в куклы. В конце концов, они могут и нас убить в порыве ярости.

   - Беспокоишься о своей жизни? Это похвально. А то лекари в рвении помочь всем вокруг часто забывают о собственном здоровье, - задумчиво произнес глава Академии, разочарованно разглядывая опустевший бокал. - Не переживай. Я разработал специальный состав, который при введении в организме заставит тело выделять особый феромон. Учуять его могут только фармагулы и, возможно, некоторые животные. Соответственно, на этого человека они нападать не станут.

   - А что делать с огромным кукольным театром, в который превратится Алокрия после активации формулы? Зачем вам страна, заполненная безмозглыми фармагулами?

   - Что-то ты слишком сильно разволновался, - заметил Маной. - Успокойся. Это ведь временно. Сейчас мне нужны солдаты, чтобы захватить власть. Безмозглые фармагулы, как ты выразился, идеально подходят на эту роль. Конечно же, я понимаю их ущербность. И поэтому, когда я избавлюсь от навязчивого Комитета, убью бродящего по лесам Евы Бахирона Мура, наведу порядок в Марии и очищу Илию от преступников Синдиката и смертепоклонников, то сразу же направлюсь в нашу донкарскую лабораторию, где смогу доработать формулу. Фармагулы обретут разум и условную свободу воли, но при этом сохранят все преимущества своих новых тел - долголетие, иммунитет к болезням, высочайший болевой порог, неутомимость. К тому же я помогу им избавиться от таких вредных чувств и эмоций, как злоба, зависть, безразличие, страх, нетерпимость, скорбь, тревога, отчаяние, неуверенность, похоть и так далее. Это идеальное общество. Глазом моргнуть не успеешь, как поймешь, что оказался в лучшем мире, о каком можно было только мечтать.

   Голова Кальмина гудела от роящихся в ней мыслей. Только он начал было думать, что понял, каким на самом деле человеком был Маной Сар, как тут же узнавал что-то новое, напрочь переворачивающее представление о нем. Его гениальность не вызывала сомнений, но кто скрывался за необъятным талантом - властолюбивый психопат или альтруист, готовый пойти на великие жертвы ради великого блага?

   "Да какая разница...", - подумал юный фармагик, посмотрев на пробившийся сквозь задернутые шторы лучик света, который выхватывал из полумрака особняка летающую в воздухе пыль. Ведь если почаще выходить из подвальной лаборатории, обращать свой взгляд на что-то кроме фармагии и вспоминать о том, что происходило в Алокрии, то в конечном итоге все теряет всякий смысл...

   - Вы говорили, что у мастера Шеклоза есть план насчет уничтожения купола, - произнес Кальмин. - А вы собираетесь избавиться от Комитета. Разве это не обречет страну на верную гибель?

   - Ерунда, - небрежно отмахнулся Маной. - Идиотский план Мима ни на что не годится, но пусть комиты займутся хоть чем-нибудь, лишь бы мне не мешали. А сам купол - не проблема.

   - Не проблема? - изумился юноша. - Почему?

   - Потому. Тебе пора возвращаться к работе. А мне надо идти во дворец наместника, - глава Академии посмотрел на свою мантию и сокрушенно покачал головой. - Эх, запачкал. Кажется, на втором этаже лежали запасные...

   - Постойте! - вскрикнул Кальмин, срываясь с места. - Умоляю, объясните ваши слова насчет купола!

   - Ты сегодня действительно слишком взволнован. С тобой все в порядке? - подозрительно спросил Маной.

   - В порядке? В каком порядке? - опешил юный фармагик. - От купола веет какими-то дрянными ветрами, которые коверкают саму реальность, а людей либо убивают на месте, либо превращают в каких-то невообразимых чудовищ! Все ли со мной в порядке? Нет! Наступает конец времен, а вы утверждаете, что это не проблема!

   - Ты начинаешь меня злить. Возьми себя в руки.

   - Но как...

   - Если бы рядовые члены Академии уделяли больше времени теории, то мне бы не пришлось объяснять простейшие вещи, - с растущим раздражением произнес Маной. - Я почему-то успевал и фармагию изучать, и алхимические формулы зубрить, и огромные трактаты по реамантии читать. А еще я работал в лаборатории у Патикана Феда, занимался лечебной практикой и преподавал. И все это в твоем возрасте.

   - Простите мне мою глупость, - Кальмин понуро опустил голову. - Не всем суждено родиться таким гением, как вы.

   Его слова вернули Сару благодушный настрой. Конечно, мнение подчиненных мало что для него значило, но когда они признают свою глупость в сравнении с его талантом и умом - это всегда так приятно...

   - Ладно, слушай, - Маной улыбнулся. - Как я уже сказал, в свое время мне довелось освоить теорию реамантии. Не скажу, что знаю все, но известно мне многое. И открыл я для себя одну замечательную вещь - реальность всегда стремится к своему нормальному состоянию. Это саморегуляция, защитный механизм от воздействия ирреального. Понял?

   - Не совсем, - признался Бол. - При чем тут купол?

   Глава Академии вздохнул и, кажется, пробормотал какое-то весьма уместное ругательство, но все же пояснил:

   - Купол - явление ирреальное в нашем мире. Реальность пошатнулась от его внезапного появления, но прошло уже достаточно времени, и защитный механизм, скорее всего, начал работать. Надо просто немного подождать, и реальность сама избавится от купола. Вот и все.

   - Но почему сами реаманты до сих пор не рассказали об этом? - изумился Кальмин. - Неужели они не знают теории собственной науки?

   - Что ты прямо как маленький, а? - скривился Сар. - Они все прекрасно знают. Просто подумай - их пригласили в Комитет, на них обратили внимание, высочайшие чины страны прислушиваются к мнению реамантов. Они уверенно приобретают власть. Им выгодно растягивать борьбу с куполом и выпячивать свою роль в ней. Как ты считаешь, откажутся ли они самостоятельно от лавров великих деятелей и спасителей Алокрии, просто сказав: "Ничего страшного, скоро само все закончится"? Конечно нет. Реаманты ни за что не расскажут о саморегуляции реальности, потому что не хотят терять свое новоприобретенное высокое положение в обществе. Теперь понял?

   Вздох облегчения вырвался из груди белобрысого фармагика. Можно жить дальше. Возможно, даже удастся увидеть лучший мир, созданный Маноем Саром. Мир без боли, усталости, болезней, страхов и злобы - всего того, что за какой-то год низвергло Алокрию в пучину хаоса и кровавого сумасшествия. Похоже, самая большая насмешка над природой - это люди, а не фармагулы. Задумка главы Академии не так безумна, как казалось с самого начала. Мир действительно станет только лучше, если в нем не останется людей.

   - Понял, - кивнул Бол. - Выходит, ничего страшного на самом деле не происходит?

   - Естественно, - подтвердил Сар. - Пусть комиты пока возятся с куполом, лишь бы нам не мешали... А теперь принеси мне чистую мантию и возвращайся к работе.***

   - Мастер Этикоэл, я тут немного подумал, - произнес Аменир Кар, вдыхая свежий утренний воздух, который пока еще не заполнился вездесущей пылью Евы. - Купол ведь состоит из завихрений ирреальной энергии, а значит, механизм саморегуляции реальности должен сопротивляться ему. По идее, скоро все должно кончиться само собой...

   Погода в Новом Крустоке стояла на удивление приятная, поэтому Этикоэл Тон решил прогуляться по городу. Аменир шел рядом с учителем и осторожно поддерживал его. Старик с трудом передвигался самостоятельно, и, глядя на него, даже не верилось, что пару месяцев назад он без единого намека на усталость бегал по лесам Евы, заставляя практиковаться в реамантии страдающего от отдышки Кара.

   - Ты действительно подумал очень немного, - проворчал Этикоэл. - Головой хоть думал? Похоже, что задницей, потому что догадка дерьмовая. Или это у тебя мозги соответствующего качества?

   Если лысый реамант ругал всех и все, то обычно это означало, что в тот момент он чувствовал себя хорошо. Наверное, сегодня он чувствовал себя просто превосходно.

   - А что не так? Это же вполне логично.

   - Ты идиот - вот что не так, - раздраженно ответил старик. - Я тебе все объясняю и объясняю, а знания все равно растворяются в твоей тупости, как в кислоте какой-то. К своим словам хотя бы прислушайся. Купол состоит из завихрений ирреальной энергии, все верно. И что с того? Это чистая энергия, и с реальностью она практически никак не взаимодействует. Так ответь мне, придурок, с чего вдруг должен срабатывать защитный механизм?

   - Но ведь искажение реальности неоднократно подтверждалось, - возразил Аменир. - Чем это не взаимодействие?

   - И вот на твое обучение я потратил последний год своей жизни... - Этикоэл сокрушенно покачал головой. - Неужели мне придется снова втолковывать тебе элементарные вещи, до которых даже такой слабоумный, как ты, может додуматься самостоятельно? Или я тебя сейчас переоценил?

   - Да уж извольте объяснить, - буркнул Кар.

   Всему есть свои пределы. Несмотря на то, что молодой реамант уже привык к тяжелому характеру своего учителя, иногда Тон чересчур увлекался оскорблениями и насмешками над окружающими, к которым у него были, пожалуй, слишком завышенные требования.

   - Тогда слушай внимательно, тупица. Повторять не буду, - вздохнул реамант, вытирая рукавом пот с лысины. - Энергия ирреального. Она есть везде. Мы отличаемся от простых людей тем, что можем ее найти и использовать для изменения действительности в определенных аспектах. Защитный механизм реальности реагирует на подобные волнения в ткани мироздания, но если их не происходит, то обычное наличие ирреального в нашем мире будет игнорироваться. Энергия, образующая купол, просто существует в реальности, но никак не взаимодействует с ней. Понял?

   - Да. Но как же...

   - А теперь переходим к искажениям, - перебил ученика Этикоэл. - Их порождает не сам купол, а ветры, которые поднимаются в моменты его повышенной активности, что характеризуется вспышками грязно-золотистого света, вибрациями в воздухе и прочими аномалиями. И вот как раз на воздействие ветров наша реальность реагирует как положено - срабатывает механизм саморегуляции.

   Замолчав, Тон глубоко и хрипло задышал. Ненасытная старость жадно забирала себе остатки его жизни. Тело увядало, жуткий кашель раздирал горло и легкие день и ночь, Этикоэл едва переставлял ноги, однако здравый рассудок и острый ум не покинули его. Впрочем, порой, выслушивая нескончаемый поток желчи в язвительных речах пожилого реаманта, окружающим его людям хотелось, чтобы старческий маразм поскорее лишил его возможности излагать свои мысли.

   - А ветры всегда искажают реальность по-разному, - продолжил за своего учителя Аменир. - Тогда все понятно. Защитный механизм либо не успевает срабатывать, либо новоприобретенный иммунитет оказывается бесполезным, так как ветры уже воздействуют на иные нити мироздания...

   - Ты это с кем сейчас разговариваешь? - прохрипел Тон. - Мне, что ли, вздумал очевидные вещи объяснять? Думай молча! Мне и так хорошо известно насколько ты туп, не стоит лишний раз подтверждать это словами. Считаешь, что очень глубокую мысль сейчас озвучил, гениальную догадку? Ошибаешься, кретин безмозглый. Но я могу поздравить тебя с успешным составлением логической цепочки, с которой справился бы и четырехлетний ребенок. Этого у тебя не отнять, да...

   Старый реамант еще долго ругался на ученика, однако продолжал держаться за его плечо и, шаркая ногами, брести по улице. Этикоэл давно не выбирался на свежий воздух, все его прогулки заключались лишь в походах на заседания Комитета и обратной дороге в академический городок, который заметно опустел после переезда фармагиков. Одним словом он доживал свой век в унынии, немощности и ожидании смерти от старости или мистического ветра, который по иронии судьбы сотрет его из реальности, изучаемой им на протяжении десятилетий. Лишь одно утешение осталось в безрадостной жизни старика - компания Аменира, которого Тон хоть и ругал по малейшему поводу, но любил как сына.

   Этикоэла скрутил очередной приступ надрывного кашля, и, орошая мостовую слюной, перемешанной с отхаркиваемой кровью, он был вынужден прервать свою гневную тираду, в которой уже не осталось и следа от истинной причины его негодования.

   - Как думаете, план мастера Шеклоза может сработать? - спросил Аменир, пользуясь возникшей паузой, пока учитель переводил дыхание.

   - Как можно судить о нем, если мы и плана-то не знаем? - усмехнулся Тон.

   - Но комит же неоднократно все объяснял. Как это мы не знаем его план? - недоумевал юный реамант.

   - Логические нестыковки, огромная смысловая дыра и неясная роль самого Шеклоза, - задумчиво перечислил старик. - Этого достаточно для понимания того, что наш уважаемый комит раскрыл нам свой план отнюдь не целиком. У него есть какой-то секрет, который он старательно скрывает. Наверное, именно этот секрет и лежит в основе задумки Мима, какой бы она ни была.

   Этикоэл обошелся без оскорблений и ругани. Это означало, что он и сам глубоко озабочен странными недомолвками главы Тайной канцелярии, но еще не знал, чем именно они обусловлены.

   - Так значит, у нас есть шанс избавиться от купола?

   - Ты меня чем вообще слушал? А я еще и удивляюсь, почему это ты ничего не помнишь из моих наставлений, - проворчал Тон, и былая задумчивость уступила место более привычному для него раздражению. - Он собирается уничтожить купол - пусть попытается. Хочешь мое мнение? У него ничего не получится, даже если ему будут помогать все дикари архипелага. Нас уже вообще ничто не спасет, а этот полоумный хитрец, возомнивший, что знает больше реамантов, которые посвятили свою жизнь изучению всего реального и ирреального, лишь оттягивает неизбежное и продлевает агонию мира. Мы все умрем ужасной смертью.

   "Похоже на правду", - Аменир печально вздохнул и посмотрел на бредущего рядом сгорбленного учителя. Этикоэл так и не рассказал, как найти путь в счастливое будущее. Быть может, старик и сам не знал, но хотел как-то подтолкнуть ученика к дальнейшим поискам. Ведь такие реаманты с врожденным талантом, как Кар и Тон, поколениями стремились к осуществлению великой мечты - создать лучший мир. Однако ничего не получилось, и вряд ли уже получится когда-либо.

   Привычный городской смрад Нового Крустока пока еще не полностью вытеснил ночную свежесть с пыльных улиц столицы Евы. Реаманты вышли из центрального района столицы южной провинции и оказались в центре человеческого муравейника, в который превратились улицы после наплыва беженцев. Аменир скривился от ударившего в нос запаха пота и подгнивающих отбросов.

   - Неженка, - усмехнулся Этикоэл, посмотрев на ученика. - И ты еще в фармагики собирался податься? А ведь у них в лабораториях запашок позабористее стоит. Меня наизнанку выворачивало во время одного нашего совместного проекта в Академии. В итоге спасли много жизней, да... Жалко, что при Маное Саре подобная практика закончилась.

   - Теперь вся Академия - сплошной факультет фармагии, - заметил Кар.

   - Ну и хорошо, - пожал плечами старик. - Если это идет на пользу людям, то пусть фармагики делают что хотят. Может, хоть так они справятся с этой поганой эпидемией. Понятно, что от купола никуда не деться, но умирать-то веселее все-таки здоровым.

   - Да уж... - протянул Аменир, пошатываясь от толчков снующих туда-сюда беженцев.

   Много людей - много проблем. В Новом Крустоке ограбления и убийства ни для кого уже не события, а проституция и наркомания стали неотъемлемой частью жизни, особенно если человек проживал на окраинах города. По большей части беженцы представляли собой жуткий сброд, голодранцев и вчерашних бандитов, которые подались на разбойничий промысел в годы гражданской войны из-за голода, отчаяния и страха, а сейчас массово оседали в столице Евы по тем же причинам. Упомянутая Этикоэлом болезнь стала проявляться у горожан чаще. Скорее всего, виноват все тот же наплыв беженцев. Сейчас они сбились в огромную человеческую массу, растекающуюся по Новому Крустоку, поэтому неудивительно, что эпидемия начала распространяться с огромной скоростью. Удивительно другое - если человек выживал, то после мучительного, но быстрого выздоровления, болезнь проходила, не оставив и следа. Хотя вполне вероятно, что она еще проявит себя каким-либо образом несколько позже.

   Этикоэл еще не собирался возвращаться в академический городок, расположенный в относительно тихом центральном районе южной столицы, поэтому реаманты продолжили свою прогулку, превращающуюся в борьбу с бурным людским потоком. Они вышли на просторную улицу, на которой шанс быть задавленным немного снижался. А так, если бы Аменир не помогал передвигаться своему учителю, то старика бы обязательно растоптали шныряющие повсюду бездельники, не желающие работать, но ругающие власти за то, что они им не помогают.

   В конце улицы реаманты заметили необычное оживление.

   - Новый труп нашли? - предположил Кар.

   - Вряд ли, - Этикоэл сплюнул отхарканную кровь. - Эти скоты просто спихнули бы мертвяка с дороги в канаву и пошли бы дальше.

   - Тогда что? Очередной баламут подстрекает народ на беспорядки, чтобы нажиться на мародерстве?

   Подобное уже случалось. К счастью, Тайная канцелярия Шеклоза Мима отреагировала быстро и жестоко - агенты, заручившись поддержкой городской стражи, прошлись по улицам, где были замечены смутьяны, и убили всех, кто не успел скрыться. Возможно, тогда погибли и мирные жители, оказавшиеся не в том месте и не в то время, но после ночного рейда в Новом Крустоке определенно дышалось немного легче. Правда, недолго.

   - Да нет, - отмахнулся старый реамант. - Теперь ручные собачки Шеклоза вынюхивают подстрекателей задолго до их публичных выступлений и перегрызают им глотки своими маленькими зубками. Здесь что-то другое. Пошли отсюда.

   - Надо посмотреть, - возразил Аменир. - Вдруг что-то важное.

   - Важное? Здесь? - раздался скрипучий смех Этикоэла, постепенно сменяющийся надрывным кашлем. - Смерти моей хочешь, засранец? Не шути так больше, я же могу свои легкие по кускам выплюнуть. Ладно, давай посмотрим...

   Осторожно протискиваясь через толпу зевак, они наконец увидели человека, стоящего на перевернутом ящике перед внимающими ему людьми. Он был облачен в одежду достаточно странного вида, напоминающую своим глубоким багровым цветом мантии реамантов, но в остальном больше похожую на перешитую штору.

   - Мне, Глашатаю, выпала честь донести до вас, несчастные, волю самой Судьбы. Склонитесь пред ее величием, узрите надвигающуюся неизбежность! Это ее длань распростерлась над нами, приказывая покаяться и признать рок! Она повелевает вам принять свою участь! Нет границ предопределенному самой Судьбой!

   Судя по всему, он здесь распинался недолго и, кажется, по делу так ничего еще и не сказал. Обычный городской сумасшедший, возомнивший себя избранником неких высших сил. А может быть, и простой мошенник, пожелавший нажиться на отчаянии людей. Оба этих типажа и раньше достаточно часто встречались в крупных городах, а уж сейчас их должно было стать еще больше. Правильно подметил Этикоэл, что умирать веселее здоровым. А богатым - еще и приятно. Закатить пир в честь конца света - разве кто-нибудь сможет устоять от соблазна столь роскошно встретить смерть?

   Вздохнув, Аменир развернулся и повел учителя обратно, но что-то заставило его остановиться. Он прислушался к словам человека, назвавшего себя Глашатаем, и понял, что именно тот подразумевал под судьбой.

   - И на нас повеют ветры, ниспосланные всемогущей Судьбой! - возопил оратор. - Склонитесь перед куполом - орудием нашей всезнающей госпожи! Несчастные, примите ее волю, смиритесь со своей участью! Мы все умрем, таково ее величайшее повеление! Так повинуйтесь же Судьбе, возрадуйтесь священному свету купола, расправьте свои крылья на ветрах нашей госпожи!

   По толпе пробежал шепот, в котором с пугающей частотой встречались нотки согласия с Глашатаем. Пострадавший от гражданской войны, появления купола и вынужденной миграции народ действительно отчаялся и не видел никаких перспектив в жизни. Стоило лишь на мгновение задуматься о происходящем в стране, так сразу возникало чувство обреченности и явственно ощущалось приближение неизбежной смерти. Напуганные и потерянные люди все более громко выражали свое одобрение словам фанатика, они тянулись к нему со всех сторон и молили поведать о способе покориться Судьбе, чтобы удостоиться ее милости.

   - Мы - мерзкие паразиты, свернувшие с истинного пути, уготованного нашей всезнающей госпожой! - раскинув руки по сторонам, орал Глашатай. - Судьба решила исправить наши ошибки, нам нужно лишь покориться ее воле! Ничтожества! Великий Пророк открыл мне тайну, рассказал, как добиться прощения госпожи! Соберемся же вместе, братья мои, и отправимся к куполу, чтобы принять уготованное Судьбой! Только оборвав жалкую земную жизнь, повинуясь ее неоспоримой воле, вы докажите свою покорность! Так примите же свою участь с должным смирением! Не заставляйте Судьбу ждать, мои жалкие братья, покайтесь в своем грехе отказа от повиновения нашей госпоже, прикоснитесь к ней, воплощенной в куполе, что источает священный свет и благословляющие этот мир ветры! Вперед же, повинуйтесь Судьбе, ничтожные твари, ступайте к куполу!

   Ликующая толпа бросилась к западным воротам Нового Крустока, едва не растоптав затерявшихся в людском потоке реамантов. Неужели все они влачили столь жалкое существование, что решились пойти на чистое самоубийство, довольствуясь лишь нелепыми речами какого-то сумасшедшего? Выходит, чтобы сорваться им не хватало всего нескольких слов. Какова же глубина того омута отчаяния, потерь и боли, в который окунулись эти люди...

   Когда основная человеческая масса схлынула, на улице осталось лишь несколько растерянных горожан, которые сперва непонимающе смотрели вслед удаляющейся шумной толпе, а затем уныло разбрелись по домам и подворотням. Они оказались слишком слабы, не смогли принять свою судьбу и смиренно умереть, способствуя приближению торжества роковой неизбежности.

   Бесконечные толчки и поднявшаяся в воздух пыль вызвали у Этикоэла очередной приступ кашля. Он согнулся пополам, давясь воздухом, который втискивался в его легкие только для того, чтобы с чудовищной силой вырваться наружу, раздирая трахеи и бронхи. Аменир не придерживал учителя, чтобы тот не упал на мостовую, но больше ничем помочь не мог. Юноше оставалось лишь стоять и ждать, наблюдая, как Тон отхаркивал остатки жизни.

   - Пошли отсюда, - прохрипел старик, сплевывая густую кровь.

   Некоторое время реаманты шли молча. Этикоэл не мог разговаривать, он прерывисто дышал, осторожно наполняя поганым дневным воздухом измученные легкие. От приятной прогулки не осталось и следа.

   - Но это же какая-то глупость, - неожиданно произнес Аменир, который не мог выбросить из головы странного Глашатая и его проповедь. - Он же нес сущий бред.

   - Бред или нет - пусть каждый решает сам, - пробормотал Этикоэл. - Но в его словах определенно что-то есть, скажу я тебе. Он по-своему прав, и этого не отнять. Кем бы ни были Глашатай и его Пророк, они смогли показать людям выход.

   - Лучше бы вы просто выругались, - вздохнул юный реамант. - Я не согласен. Самоубийство - не выход, и никогда им не будет.

   - Если у самого кишка тонка, то за других-то не решай, ладно? Те люди давно уже мертвы, раз решили умереть, вот только застряли в своих оболочках и заблудились в коридорах жизни. У них нет будущего, они это понимают и влачат свое жалкое существование в этой помойке под названием Новый Крусток. Глашатай просто помог им очнуться и напомнил, что пора бы кончать с этим дерьмом.

   - Вы говорите ужасные вещи, мастер Этикоэл, - поморщился Кар. - Неужели вы тоже согласны отправиться к куполу и "принять судьбу"?

   Старик негромко рассмеялся, рискуя вызвать новый приступ удушающего кашля.

   - Я что, совсем умалишенный, по-твоему? - проворчал пожилой реамант. - Переться в такую даль? Нет, не хочу. Я лучше тут подохну, в теплой кровати. Тем более, ждать не так уж и долго осталось, мое время на исходе.

   - Время на исходе...

   - Хватит повторять мои слова с таким видом, будто что-то невероятно умное сейчас сказал, кретин! - вспылил Тон. - Угораздило же меня под конец жизни обзавестись таким собеседником-остолопом. Чего ни скажи - либо переспрашиваешь, либо задаешь тупые вопросы, либо повторяешь за мной. Я, конечно, знал о твоей тупости, но оказывается ты глуховатый, да еще и собственный язык толком не знаешь, раз так смакуешь фразы!

   Как бы парадоксально это ни было, Аменир обрадовался потоку оскорблений в свой адрес. Значит, со стариком все в порядке.

   - Я просто подумал, - произнес молодой реамант, воспользовавшись паузой в раздраженном бормотании Этикоэла. - Мы работаем с нитями мироздания. Вы даже можете сжимать пространство, как тогда, когда достали книгу через весь кабинет. Но может ли реамантия воздействовать на время? Это ведь тоже часть нашей реальности.

   - И как ты себе это представляешь? - старик закатил глаза. - Ты безнадежен. Вот сколько раз тебе говорить - думай, прежде чем задавать идиотские вопросы.

   - Я опять сказал какую-то глупость?

   - Естественно. Ты ничего другого и не говоришь.

   - Ну что опять-то? - приуныв, спросил Аменир.

   - Заметь - ты даже сейчас задаешь тупой вопрос вместо того, чтобы подумать головой, - вздохнул Тон. - Ладно, я снова помогу тебе понять элементарные вещи, да простит меня реамантия. Хвала Свету, скоро я помру и мне больше не придется возиться со всякими дебилами...

   Они вышли в центральный район Нового Крустока, минуя стражников, которые, по своему обыкновению, к полудню уже упились местной кислятиной. Иначе чем дешевым пойлом жители Евы жажду не утоляли. Возможно, это помогало им хоть как-то скрасить жизнь в царившем вокруг коричневом пыльном однообразии, увядающей природе и витающей в воздухе тоске, которая никогда не покидала южную провинцию.

   - Время - слишком сложный и динамичный параметр реальности, - объяснял Этикоэл, шаркая ногами по мостовой полупустой улицы центрального района. - В каком-то смысле реамантия работает с ним постоянно, но в то же время - никогда. Время сливается с пространством, повинуясь неизвестным законам природы, и даже малейшее воздействие на предмет материального мира влечет за собой изменение течения времени. Проблему их взаимосвязи способен разгадать только истинный гений.

   - Однако должна же существовать, так сказать, изначальная нить времени в ткани мироздания, - предположил Аменир. - Некая основа, изменив которую можно будет оказаться в прошлом или даже в будущем.

   - Хорошая догадка. Ты уже неплохо разбираешься в концепции ткани мироздания, - внезапно похвалил ученика старик. - Кстати, хоть ты и высказал ее лишь в общих чертах, но это известная теория, над которой размышляли многие поколения реамантов.

   - К какому же выводу они пришли?

   - А вот если бы ты не спросил, то я бы, наверное, замолк на полуслове, да? - съязвил Этикоэл. - Только я подумал, что ты начал соображать, как снова слышу неуместный вопрос. "К какому выводу они пришли? Я же тупой, я не способен сделать вывод из объяснений наставника, мне нужно, чтобы он все сам подробно рассказал, избавив меня от тягот размышлений, ведь я совсем не хочу думать, да и не могу уже - для этого нужен мозг, а он у меня занят придумыванием дебильных вопросов".

   - Но вы не закончили свои пояснения, - заметил Кар, привычно проигнорировав оскорбления учителя. - Мне пока еще не из чего делать выводы.

   - Как будто это что-то меняет, - проворчал старый реамант. - Ладно, слушай. Повторять не буду, каким бы отсталым ты ни был. Что касается будущего - ни перенестись в него, ни как-либо воздействовать на него невозможно. Будущего просто не существует, это нечто, чего в нашей реальность не было и нет, но, возможно, будет. Принцип реамантии - человек может сделать все, что способен представить. Будущее представить нельзя, слишком уж скользкая это штука. И где ты окажешься, если вздумаешь забросить себя в место, которого не существует, и время, которое не наступило?

   - Где-то в ирреальном.

   - В лучшем случае. Уж насколько непостижимо ирреальное, но то, где можно очутиться в результате экспериментов с будущим - это нечто за гранью человеческого понимания. Что-то вроде несуществования. Даже не знаю, как иначе назвать...

   Этикоэл задумался и замолчал, но Аменир не осмеливался задать очередной вопрос, вспомнив раздражение учителя, хотя исчерпывающего объяснения он еще не получил.

   - Что касается прошлого, - произнес старик, и Кар с облегчением выдохнул. - Здесь все немного запутаннее. Даже если предположить, что некоему реаманту удастся обрести такую силу, что он сможет исказить время, чтобы оказаться в прошлом, то он все равно столкнется с одной из двух проблем, сводящих его попытку на нет. Первая - это, как обычно, саморегуляция реальности. Ведь окажется, что в настоящем появятся два человека, которые вроде бы один человек, а при этом еще и будет потревожен один из важнейших параметров всего сущего. На столь грубое нарушение ткани мироздания следует ожидать не менее грубой реакции. В лучшем случае противоестественная копия будет насильно возвращена в свое время, иначе же - просто стерта.

   Вцепившись в плечо ученика, реамант внезапно согнулся пополам и закашлялся, орошая мостовую каплями крови. Видимо, прогулка не пошла ему на пользу. Ужасная вещь - старость. Движение убивает истощенный организм, но и покой высасывает жизнь из пожилого тела. Что ни делай, все равно умрешь.

   - Я уже все понял. Вам не стоит так много говорить, мастер Этикоэл, - обеспокоенно произнес Аменир.

   - Раз уж начал... Надо же тебя, недоумка, учить, - проворчал старик. - Вторая проблема возникнет, если ты попытаешься оказаться в прошлом, сливаясь со своей же сущностью. Таким образом, защитный механизм реальности не сработает, но окажется, что ты все равно ничего не будешь помнить о будущем, ведь оно еще не наступило. Возможно, у тебя будут ощущения, что некогда ты уже находился в подобной ситуации или видел нечто подобное, но не более того. Путешественник во времени просто понятия не имеет, что он сейчас в прошлом, потому что будущего вроде и не существовало никогда, как и его самого в нем. Иными словами все идет своим чередом, а некто, вздумавший играться со временем, навсегда остается в плену бесконечно повторяющихся событий и даже подозревать не будет о своих бесчисленных попытках изменить будущее.

   - Получается, изменение времени вне возможностей реамантии, - заключил Кар.

   Этикоэл издал протяжный стон и посмотрел на своего ученика таким уничижительным взглядом, что заставил его содрогнуться.

   - Клянусь, если бы у меня остались силы, то я вывернул бы тебя наизнанку и вручную вправил мозги на место, - произнес реамант, раздраженно приглаживая встопорщенную жиденькую бородку. - Глядя на тебя, я искренне радуюсь, что скоро этот мир канет в небытие. Вот когда я сказал, что это вне возможностей реамантии? Обрести невероятную силу - очень сложно и многое зависит от врожденного таланта, но это возможно. Не умереть в борьбе с воспротивившейся реальностью - задача почти неразрешимая, но если обнаружить в защитном механизме ткани мироздания лазейки, досконально изучив его, то и это возможно. Но в итоге все окажется бессмысленным, ведь когда преодолевший все препятствия реамант окажется в прошлом, будущее перестанет быть для него частью реальности... Да чтоб тебя, я уже объяснял все это! Невозможно же бесконечно упрощать и без того очевидные вещи, и если ты до сих пор ничего не понял, то лучше убей себя, не мучай старика своей тупостью!

   - Именно это я и имел в виду, говоря о времени и возможностях реамантии, - возразил Аменир.

   - Тогда тебе следует научиться правильно выражать свои...

   Жуткий спазм вновь согнул старика пополам, чтобы тот в очередной раз извергнул из легких воздух Нового Крустока, которым, кажется, не способна дышать ни одна живая тварь. Полуденное солнце любовно подогревало парящую пыль и мусор, источающий тошнотворный запах. В подобной среде даже у здоровых людей начинало першить горло, а легкие болезненно скомкивались.

   - Пожалуйста, дышите спокойнее, мастер Этикоэл, вам не стоит волноваться, - приговаривал Кар, практически неся на себе учителя. - Мы почти пришли.

   За последнее время приступы кашля участились. Как бы реамант ни настаивал на старости, это совсем не было похоже на обычное затухание организма. Возможно, таким образом на нем сказывались десятилетия напряженной работы с самой невозможной и в то же время обыденной частью бытия - реальностью.

   Аменир затащил обессилевшего Этикоэла в его кабинет на втором этаже выделенного реамантам домика. Уложив учителя в постель, он некоторое время стоял над ним, ожидая какой-нибудь просьбы или позволения удалиться, но Тон лежал, отвернувшись от него, и тишину в заваленной свитками и книгами комнатушке нарушало только его хриплое прерывистое дыхание. Вздохнув, юноша спустился на первый этаж. Пусто. Все те немногие реаманты, которые в начале гражданской войны согласились переехать с Академией из Донкара в Новый Крусток, теперь разбежались кто куда. Неизвестно, как сложилась их нынешняя жизнь. Может быть, они смогли устроиться на какую-нибудь работу, где оказались востребованными их ничтожные навыки реамантии, или уже разлагаются в сточной канаве из-за того, что в неудачном месте сверкнули монетой.

   Присев на скрипучий стул, Аменир глубоко вдохнул и закрыл глаза. В своем нынешнем состоянии Этикоэл Тон слишком слаб, а значит, долг реамантов перед Комитетом и Алокрией лег на плечи Кара. Скорее всего, внутри купола находилось некое ядро, разобраться с которым надо будет за очень ограниченное время после того, как удастся прорвать пелену ирреальной энергии. "Учитель считает, что Шеклоз что-то скрывает и недоговаривает какие-то важные детали своего плана. Но если это поможет спасти мир от хаотичного искажения, то комиту можно простить любую тайну", - подумал Аменир, пытаясь расслабить каждую мышцу своего тела.

   Ему необходимо стать сильнее. Только так он сможет помочь в уничтожении купола, который своими кошмарными ветрами уродовал реальность. Чтобы создать лучший мир, надо спасти мир настоящий. Стать сильнее...

   Привычное покалывание в руке дало Амениру понять, что куб появился, повинуясь воле реаманта, и повис над ладонью. Послышалось тихое шуршание вращающихся секций, юноша ощутил легкое гудение воздуха, и мгновение спустя сквозь закрытые веки пробился мягкий золотистый свет. Можно открывать глаза, но смысла в этом уже не было.

   Медленно вращаясь в пустоте, Кар первым делом решил для себя, где будет верх, а где - низ. Во время своего первого посещения ирреального он едва смог вернуться обратно из-за охватившей его паники - разум пытался найти для себя какую-то опору, нечто определенное в месте, где существует лишь неопределенность. Чтобы не сойти с ума, Аменир просто представлял недостающие аспекты реального мира и пытался ориентироваться на них. Обычно это помогало, но сегодня ирреальное было настроено весьма враждебно. Однако реамант твердо решил не отступать, пока не почувствует прирост знаний о ткани мироздания. Чарующая пустота, давила на его тело, и это ощущение воспринималось так, словно нечто пыталось вытолкнуть его из однородной черной массы, где он был всего лишь чужеродным объектом.

   Своевременно определенные верх и низ вращались вокруг Аменира слишком быстро, сбивая его с толку. Они расплылись по плоскости между "над" и "под", сливаясь воедино внутри тела юноши, которое теперь было везде и нигде одновременно. Дальнейшее сопротивление бесполезно, оставалось лишь полностью расслабиться и положиться на непостоянную нереальность. Центр притяжения, где бы он ни находился в этой бесконечно меняющейся пародии на пространство, сместился в очередной раз, заставив Кара отлететь куда-то вбок, хотя разум подсказывал реаманту, что перемещается он совершенно в другую сторону. Но если задуматься хотя бы на секунду, то складывалось впечатление, будто тяжесть юноши устремилась внутрь него самого, а все чувства наоборот подсказывали, что тело готово порваться на части от силы, которая тянула его сразу во все стороны. Конфликт воспринимаемого, видимого и действительности достиг своего апогея, и Аменир покорно ждал дальнейшего развития событий, балансируя на грани безумия. Завеса тайн мироздания приоткрылась.

   Самосознание утратило свое былое значение. Что представляет собой обычный человек, оказавшийся в водовороте непознаваемого? Кар заставил себя думать, что видит свои отражения, хотя никаких зеркал, водной глади или каких-либо полированных поверхностей здесь не было и быть не могло. Это все он, только разный и соединенный в какую-то ужасную химеру. Неужели человек действительно так уродлив из-за своей сложности? У каждого всего один конкретный характер? О, нет - в людях живет бесконечно много сущностей, по живому сшитых в кошмарное лоскутное одеяло человечества.

   "Это об одном человеке идет речь?", - услышал свою мысль Аменир. Она донеслась до него из-за невесть откуда взявшегося угла смутно знакомого дома. Кажется, он здесь жил. Воплощенное воспоминание? Слишком много вопросов. Оборачиваться не было смысла, реамант смотрел сразу во все стороны. Впрочем, возможных направлений в ирреальном намного больше, чем в нормальном мире. Но это не помешало ему увидеть в одном из отражений себя. Только в одном. Все остальные чем-то от него отличались, хотя они тоже были Аменирами. Старше и младше, с разным ростом, цветом волос, оттенком кожи. В общем ряду стояли даже Амениры, которые были женщинами, древними старухами и девочками. "Это все я?", - послышалось откуда-то сверху. Или снизу. Может, изнутри? Но изнутри чего?..

   Орда с единым разумом, тысячи неделимых себя, распавшихся на мелкие осколки "я" - они все одновременно думали, и мысли нескончаемым потоком наполняли голову, готовую треснуть от сводящего с ума шума. Кар расслабился еще сильнее, позволяя раздробленному эху самосознания течь сквозь себя. Свои чужие мысли вскоре стихли, унеся с собой отражения Аменира в пучину предполагаемого. Наконец наступила тишина. Слабая человеческая природа больше не пыталась убить нарушителя границы действительности, а ирреальное смирилось с затерявшейся в его бескрайних просторах крупицей чего-то настоящего. Аменир посмотрел, как он сам вдыхает придуманный воздух. Вкус отвратительный и на ощупь неприятный, но это подтверждало, что здравый рассудок пока еще не покинул реаманта. Наверное.

   "Можно начинать", - на этот раз мысль родилась внутри, а не пришла извне. Даже настоящий Аменир, на которого сейчас смотрел Аменир, не смог бы подумать настолько реально. Впрочем, несмотря на то, что где-то здесь был подвох, юноша сосредоточился на своей задаче.

   Ощутить ткань мироздания невероятно сложно. Здесь вообще всему подойдет слово "невероятно", но это еще не представляло собой повода для отказа от секретов реальности, обнаружить которые можно лишь выйдя за ее пределы. Реаманты назвали составные части всего сущего нитями, но это не более чем просто термин в научном аппарате. На деле же фрагменты мироздания представляют собой нечто такое, что человеку крайне сложно ощутить и понять даже поверхностно, а на абсолютное знание можно и не надеяться.

   Суть вещей начала открываться Амениру, жонглируя неизвестными ему чувствами и впечатлениями. Он увидел запах, попробовал на вкус звук, прикоснулся к равновесию, услышал изображение, вдохнул упругость, скорость и давление, сориентировался в звуках, а затем все вновь перемешалось. Истерзанный разум реаманта был уже на пределе, различные аспекты восприятия мироздания переплелись в пестром узоре. Они постоянно сменялись, исчезали и появлялись, вытекали друг из друга, поглощали одно ощущение и порождали другое, заставляя Кара бесконечно менять свое мнение, сомневаться в истинности пережитого чувства, путаться и возвращаться к изначальным вариантам, от которых уже несколько раз приходилось отказываться, из-за чего представление о мире каждый раз переворачивалось с ног на голову.

   Аменир понял, что уже не справляется с потоком информации. Он узнал достаточно, надо возвращаться, пока ирреальное не заманило его в ловушку, где юноше предстояло провести несколько бесконечностей. А это очень долго, особенно если учесть, что здесь время течет иначе. "Верх вверху, низ внизу", - твердил себе реамант, а ему вторили два или три голоса. Все воплощенные фрагменты памяти и мыслей остановились и с оглушительным грохотом двинулись в обратную сторону, растворяясь в глазах Кара, жадно хватающего воздух, который он не успевал придумывать. Эйфория и леденящий ужас, вожделение и отвращение, счастье и вселенская печаль, боль и наслаждение - все слилось воедино и навалилось на Аменира, иссушая его душу ложными чувствами, которые лишь похожи на свои аналоги из реального мира. Ему надо вырваться из бушующего ада невозможных картин, запахов и вкусов, но подкравшееся безумие тащило его в бездну непознаваемого, запрещая даже думать как человек.

   "Верх вверху, низ внизу..."

   Вокруг одна ложь, это все нереально. Сила разума способна справиться с какой-то выдумкой. Там не существовало законов природы, все они заключены в одном лишь Аменире, одиноком кусочке реальности в кромешной тьме огромного непространства. Значило ли это, что он может диктовать свои правила? Или, быть может, ему не дозволено решать вообще ничего? Мысли растворялись в вязкой пустоте, сжимающей хрупкое человеческое тело и проникающей глубоко в сознание беспомощного существа, которое барахталось во мраке, повторяя свои попытки всплыть на поверхность этого неправильного места.

   - Верх вверху, низ внизу! - выкрикнул падающий Кар.

   Стул и стол на первом этаже домика реамантов разлетелись на мелкие щепки. Когда валяющийся на полу юноша пришел в себя. Он с наслаждением застонал, ощущая обычную гравитацию, которая не разрывала его на части. Верх, как положено, был где-то у потолка. Низ находился под растянувшимся Амениром. Значит, все нормально...

   Облегченно вздохнув, молодой реамант приподнялся на локтях и осмотрел комнату. В воздухе висели деревянные кусочки мебели, скрепленные между собой тонкими иглами. Создавалось впечатление, будто на месте стульев и стола вырос странный куст, помимо всего прочего, соединенный со стенами и небольшим шкафом тонкой паутиной из древесных волокон.

   - Старик будет ругаться, - вздохнул Аменир и с трудом поднялся на ноги. - Скажу, что провел неудачный эксперимент...

   Этикоэлу незачем знать о том, что Кар посещал ирреальное. Учитель сейчас не в том состоянии, чтобы спокойно пережить беспокойство о дураке, который подвергал себя огромной опасности ради обретения знания о различных аспектах реальности и поиска новых нитей ткани мироздания. От этого зависили возможности реамантов, и Аменир не собирался останавливаться на достигнутом, а его врожденный талант и огромная сила изменения реальности помогут ему превзойти Этикоэла Тона и их предшественников, мечтавших о счастливом будущем. Юноша знал, что способен воплотить мечту в реальность. Он послужит Комитету, спасет Алокрию и создаст лучший мир, как только мироздание откроет ему секрет достижения идеала. Просто нужно стать сильнее.

   Кар осторожно поднялся на второй этаж и заглянул в кабинет учителя. Старик крепко спал, и, кажется, сейчас его ничто не беспокоило. Вот только хриплое дыхание могло оборваться в любой момент, превратив обычный сон в вечный. Прикрыв дверь, Аменир вернулся к деревянному кусту, сотворенному его буйным возвратом в реальность. Он опустился на пол и прикрыл глаза.

   - Когда же я обрету достаточно знаний для создания лучшего мира... - тяжело вздохнув, пробормотал реамант, и его лицо осветило золотистое сияние символов на вращающихся секциях куба.

   Завеса тайн мироздания приоткрылась вновь. Ирреальное стояло на пороге домика реамантов в Новом Крустоке и звало за собой Аменира Кара, неся в одной руке возможности осуществления великой мечты, а в другой - безумие и вечные муки за гранью существования.

   Глава 6

   Благодаря попутному ветру "Отважная куртизанка" добралась до Бухты Света удивительно быстро. По пути Кристоф Тридий и его команда никого не встретили, купол на скалистом берегу Евы не проявлял никакой видимой активности, а лазурный мир воды и небес был настроен весьма доброжелательно. Миссия Комитета понемногу превращалась в спокойную морскую прогулку.

   - Сам же говорил, что нас отправили просто на всякий случай, - заметил Демид Павий. - Так чего ты ожидал? Скорее всего, задание уже выполнено.

   - Тогда мы встретили бы посланные ранее корабли, - возразил Кристоф.

   - Они могли взять немного южнее, чтобы не попасть на встречный ветер и течение у берегов Евы, - помощник капитана ухмыльнулся. - Господин великий навигатор, неужели ты не учел этот момент?

   - Не учел, - согласился Тридий. - Рекомендую тебе забыть мою оплошность, иначе тебе придется остаток службы питаться одними трюмными крысами.

   - А разве это не наш обычный рацион? - захохотал Демид.

   Ему, конечно, дозволено подобное обращение с капитаном. В конце концов, они вместе прошли все трудности, которые преследовали их с момента бегства из Фасилии. Но за время этого плавания расслабились даже самые дисциплинированные матросы - все шло слишком хорошо. Если выяснится, что отправленные с миссией Комитета корабли уже отплыли из колонии и направились в Новый Крусток с необходимым шаманом на борту, то можно неторопливо возвращаться домой, наслаждаясь чудесным видом, умиротворяющей качкой и освежающим ветром.

   Увы, ожиданиям экипажа "Отважной куртизанки" не суждено было сбыться. Губернатор Бухты Света встретил Кристофа с широкой улыбкой и неимоверным желанием узнать, что происходило в мире. Видимо, местным жителям катастрофически не хватало сообщения с внешним миром. Но времени на пустую болтовню не было, капитан спросил насчет двух алокрийских кораблей, которые должны были оказаться здесь немного ранее. Как выяснилось, они действительно прибыли один за другим около четырех дней назад, но больше в Бухте Света не появлялись.

   "Решили сразу отправиться в Алокрию после успешных поисков? - подумал Тридий. - Вряд ли. Четыре дня вдоль побережья, плюс они знают о встречном ветре и течениях вдоль побережья Евы. Значит, без пополнения провианта им было бы не обойтись. Интересно. Не нашли шамана, что-то случилось или решили поголодать, чтобы быстрее выполнить поручение Комитета?.."

   "Отважная куртизанка" не задержалась в колонии дольше, чем того потребовали осмотр корабля на предмет повреждений и сбор информации об острове. Узнать удалось не так много, но поиск племени Наджуза значительно упростился, хотя даже местные колонисты не знали, как себя именуют дикари. Откуда об этом стало известно Шеклозу - загадка.

   Почти сразу после открытия южный остров архипелага был забракован как земледельцами, так и рудоискателями. Его почва хоть и была достаточно плодородна, но из-за горы в центре и невероятно густых джунглей обработка земли превращалась в настоящую пытку, а недра не скрывали в себе никаких драгоценных металлов и самоцветов. Ко всему прочему, расположение на самом юге Дикарских островов делало новую колонию опасным для кораблей местом - здесь начинался рифовый пояс, и малейшая неосторожность или неблагоприятные погодные условия могли погубить корабль вместе со всем экипажем.

   Многие переселенцы, которые некогда прибыли в Бухту Света, предпочитали с первым же кораблем покинуть никому не нужный клочок земли, но были и те, кому он пришелся по душе. Мирный край, где даже губернатор половину дня проводил в заливе, сидя с удочкой на пристани рядом с обычными крестьянами, а потом копался в огороде, чтобы обменять свежие овощи на дичь, подстреленную охотниками, которые хоть и не рисковали уходить вглубь острова, но умудрялись каждый день добывать свежее мясо. Настоящая идиллия.

   После короткого разговора с местными старожилами, Кристоф узнал, что на острове проживают минимум два племени дикарей. Одни из них - кровожадные твари, которые во время первичной разведки убивали колонизаторов, забредших на их территорию где-то в западных джунглях. Однажды они даже предприняли попытку штурмовать само поселение, но расквартированный там на время исследований корпус морского патруля смог отбить нападение дикарей, и те с тех пор не подходили к Бухте Света. Правда, периодически из джунглей не возвращались охотники и пропадали люди, но в этом могла быть и заслуга хищников, водившихся на острове в великом множестве.

   Второе племя отреагировало на заселение острова и появление разведчиков не так агрессивно. Но дикари дали ясно понять, что если кто-либо сунется на их земли в юго-восточной части джунглей, то сдерживаться они не будут. Так с ними и не получилось установить никаких контактов, да и толку от подобного сотрудничества не было - торговать здесь особо нечем и незачем, а культурное взаимообогащение ни одной из сторон интересно не было. Но, честно говоря, Кристоф надеялся, что именно последние аборигены назывались Наджуза, потому как, судя по рассказам очевидцев, первые даже разговаривать не станут.

   Капитан вернулся на борт "Отважной куртизанки" со смешанными мыслями. Ситуация с шаманами не прояснилась, опасность возросла, миссия Комитета стала еще страннее. От предыдущих кораблей нет известий, их мог ожидать как успех, так и неудача. И вообще, какое из двух племен называется Наджуза? А что, если их три или четыре? Остров ведь до конца так и не был исследован.

   - Ну, какие будут приказы? - спросил Демид, подойдя к задумавшемуся другу.

   Моряки окружили сидящего на ступеньке капитанского мостика Кристофа и терпеливо ждали. А ведь они знали еще меньше Тридия, но все равно согласились на загадочное задание, которое началось со спокойной морской прогулки, а впоследствии все больше напоминало опасные приключения в духе баллад про первооткрывателей.

   - Нам надо добраться до юго-восточной части острова, - задумчиво произнес капитан. - Начнем поиски оттуда. Если с момента колонизации ничего не изменилось, то там мы должны наткнуться на племя относительно мирных аборигенов.

   - Как много относительно? - встрял Бадухмад. - Мало относительно, что умирать стану, Кристоф-капа?

   - Судя по душку, ты подох уже пару недель как, - усмехнулся Демид.

   - Замолчи себя, глупый фасилийский девочка, - огрызнулся кажирец. - Так пахнет в нормальном мужчина.

   - Извини, я не такой знаток в мужиках.

   В толпе моряков раздались смешки, но все притихли, когда Тридий, не обратив внимания на традиционную перепалку, продолжил рассуждать вслух:

   - На юго-восток мы можем пройти по суше и по морю. Оба варианта очень опасны.

   - Надо идти по суше, - подхватил помощник капитана. - Иначе точно напоремся на рифы. Если риск одинаково велик, то надо отправляться пешком, чтобы хоть корабль сохранить.

   - Глупый девочка, не разговаривай чушь, - отмахнулся Бадухмад. - Смотри остров туда - гора, а за ней густо лес. Мы гора пойдем долго и трудно. В лес трудно тоже - много деревья, и зверь бродит злые. Змея кусай, жук кусай, хищный кошка кусай. Вода плыть надо, Кристоф-капа. Так быстро будет и опасно мало.

   - Тебе-то чего бояться хищных кошек? - насмешливо поинтересовался Павий. - С твоим цветом кожи они на тебя не позарятся. Только в песочек закопают, как...

   - Хватит, - Кристоф перебил своего помощника и предупреждающе посмотрел на кажирца. - Не время для глупых шуток. И вы оба правы. Рифы, горы, джунгли, хищники, змеи и насекомые, яды которых неизвестны даже фармагикам Академии. А еще по острову бродят кровожадные дикари, и мы совершенно не знаем их языка. Мирей сказал, что Шеклоз не считает языковой барьер препятствием. Не знаю, что он имел в виду, но мне абсолютно не хочется устраивать пантомиму перед аборигенами.

   Капитан замолчал. По нему было видно, что он напряженно думает, выбирая один из двух одинаково самоубийственных вариантов. Случиться может все что угодно, нет смысла выбирать путь по уровню опасности. Значит, надо ориентироваться на скорость.

   - Отчаливаем, - вздохнул Кристоф. - Пойдем по морю, огибая остров с востока.

   Матросы без лишних слов разбежались по кораблю, и вскоре "Отважная куртизанка" вышла из спокойного залива Бухты Света. Демид занял свое место у штурвала, а капитан задумчиво бродил взад-вперед рядом с ним, разглядывая карту, на которую даже не совсем верно были нанесены очертания ненужного острова на юге архипелага, не говоря уж про рифовый пояс. Просто никому в голову не приходило специально искать рифы в том месте, куда и плыть-то незачем.

   - Рискуем, - пробормотал Демид.

   - Ерунда, - отмахнулся Кристоф. - Мы пешком из Фасилии в Алокрию пришли почти сразу после войны, чтобы стать моряками в алокрийском флоте - вот это был риск.

   - Ага, - ухмыльнулся помощник капитана, но затем как-то резко посерьезнел. - Слушай, а ведь о наших предшественниках так ничего и не известно.

   - Возможно, они уже на пути в Алокрию с шаманом на борту. Мы просто могли их не встретить.

   - Выходит, мы подвергаем себя опасности просто на всякий случай, - весело заключил Павий. - Узнаю алокрийские власти!

   - Власти везде такие. Не забывай, что люди - это ресурс.

   - А мы в папа Кажир целые под свободой сами, - гордо заявил Бадухмад.

   Чернокожий матрос постоянно встревал в разговоры двух фасилийцев. Следить за канатами, тянущимися к корме корабля, было его обязанностью, поэтому он часто появлялся на мостике. И, судя по всему, кажирец считал, что отсутствие такта и понятия о дисциплине на флоте давали ему право перебивать капитана и его помощника. Кристоф пробовал отучить Бадухмада от вредной привычки, но в конечном итоге пришлось смириться с его наглостью.

   - Возвращайся к работе, копченый, - Демид небрежно кивнул в сторону связки канатов. - Не хватало нам еще выслушивать, как вы там в своем обезьяньем царстве управляетесь.

   - Мне слышно стало, два корабли могли задание делай до мы? - поинтересовался кажирец, проигнорировав замечание.

   - Вроде того, - буркнул Кристоф, поглощенный изучением карты. - А тебе действительно стоит сосредоточиться. Кажется, скоро мы войдем в рифовый пояс, а рядом с островом достаточно мелко, чтобы брюхо нашей "Куртизанки" оказалось распорото от носа до кормы...

   - Тогда сейчас лучше просто поворачивать в назад, - произнес Бадухмад, указывая рукой на север. - Если опасно много, то лучше возвращаться. Два другой корабль делали задание до мы. Если они погибали, то мы тоже погибали. Если они успех, то мы нет зачем делать то же.

   Кажирец был в чем-то прав. Отправленные Миреем "на всякий случай" Кристоф Тридий и его команда рисковали жизнями, догадываясь, что с большей долей вероятности их ждет либо неудача, либо бесславная гибель. А если они повернут сейчас, то не выполнят прямой приказ комита колоний и Комитета.

   - Надо хотя бы удостовериться, что наши предшественники побывали здесь, - произнес капитан, поразмыслив над словами Бадухмада. - И будет просто замечательно, если они уже взяли шамана и повезли его в Новый Крусток.

   - И как мы это узнаем? - поинтересовался Демид.

   - Спросим у племени Наджуза, - вздохнул Тридий. - В общем, как ни крути, надо искать дикарей. Не вижу другого варианта...

   - Мы будем умирай глупый и напрасно, Кристоф-капа, - буркнул кажирец и незаметно растворился, слившись с суетой на палубе.

   На небе не было видно ни единого облачка, а солнце пекло так, словно хотело запечь человеческие тела в оболочке из обуглившейся кожи. Горячий влажный воздух ошпаривал легкие и не давал отдышаться. Освежающий бриз и тень от паруса еще кое-как спасали положение, но даже самые выносливые моряки чувствовали себя отвратительно в подобном климате.

   Капитан прикрыл голову от палящих солнечных лучей картой - так от нее была хоть какая-то польза. Они осторожно шли по морю вдоль берега, который издалека казался безжизненным, хотя на самом деле зеленый ад джунглей, подступающих почти к самой воде, кишел разнообразными тварями, которые либо сами боялись человека, либо вызывали страх у него. Среди моряков ходило немало баек о буйной природе и живности Дикарских островов. В какой-нибудь таверне за кружкой пива это, возможно, и казалось забавным, но здесь почему-то хотелось надеяться, что хотя бы половина рассказов были выдуманы воспаленными умами, витающими в парах алкоголя.

   Кристоф снова вздохнул. А ведь как хорошо все начиналось...

   - Я что-то вижу, - пробормотал Демид, напряженно вглядываясь куда-то вдаль.

   - Что там? - отвлекся от своих мыслей капитан.

   Взобравшийся на мачту матрос свистом подал сигнал и закричал:

   - Остов корабля прямо по курсу! Алокрийский патрульный!

   Фасилийцы переглянулись.

   - Думаешь, они напоролись на рифы? - спросил Тридий.

   - Штормов не было, - помощник капитана пожал плечами. - Скорее всего, рифы, да.

   - Ну, все. Хватит, - Кристоф подошел к краю мостика и принялся раздавать приказы. - Опустить паруса! Бросить якорь! Отсюда пойдем по...

   Он с удивлением обнаружил, что палуба ушла из-под ног, а в следующее мгновение его нагнал оглушительный треск разрываемой древесины. "Отважная куртизанка" содрогнулась, и каждая доска ее корпуса издала пронзительный предсмертный скрип. Перекувырнувшись в воздухе, Кристоф неловко приземлился, из-за чего вывихнул ногу, ушиб плечо и неслабо приложился головой. Инстинктивно ухватившись за мачту, капитану понадобилось некоторое время, чтобы встряхнутый мозг помог ему разобраться в произошедшем. Со всех сторон раздавались крики и треск, мешая сосредоточиться, а летящие с кормы бочки и связки канатов могли выбить дух из зазевавшегося моряка или вышвырнуть его за борт.

   Тридий зажмурил глаза. Он испугался и не мог отдавать приказы. Кораблекрушение перечеркнуло больше десяти лет, и вот он снова стоял на палубе фасилийского корабля, наблюдая, как алокрийский флот приближался и методично уничтожал деревянных исполинов Кассия. Подожженные стрелы скармливали жадному огню просмоленные доски, канаты и льняные паруса. В воздух взвилась какофония треска, скрипа и воплей солдат, погибающих в сражениях на сцепленных крючьями кораблях. Что это за мир, где люди так уродуют столь прекрасное творение Света? Не такое море любил Кристоф. В его море царили соленые ветра, безбрежная синева, умиротворяющая качка и армия верных звезд над головой, которые всегда готовы подсказать правильный путь. Вот его лучший мир.

   Внезапно все закончилось. "Отважная куртизанка", постанывая, кренилась на правый борт и медленно погружалась под воду. Кристоф открыл глаза и понял, что ничего не слышит из-за оглушительного звона в ушах. Он стоял, обняв мачту, и наблюдал, как его люди бегают по наклоненной палубе, хватаются за канаты, пытаются удержать равновесие. А их капитан молчал и пытался высвободиться из пут страха, потеряв способность и желание действовать. Его корабль напоролся на рифы и идет ко дну. Ни предыдущие два капитана, ни сам Тридий не справились с миссией Комитета. Вся Алокрия презирала жалкого фасилийца, возжелавшего служить во флоте. Видимо, причин для этого у них было достаточно. И он оправдал их ожидания - стоит, испуганный и потерянный, обнимает мачту и не знает, что надо делать. Кораблекрушение.

   Постепенно начал возвращаться слух. Привычный шум волн стал казаться оглушительно громким, а моряки перекрикивались фразами на алокрийском, который Тридий почему-то перестал понимать. По левой стороне лица текла липкая и теплая кровь, заливающая один глаз. Все-таки головой он ударился слишком сильно - с мыслями не собраться. "Теперь можно объяснить свое бездействие травмой, - попытался оправдаться перед собой Кристоф. - Тем более если это правда".

   Прорезался голос Демида. Помощник капитана держался за штурвал и кричал. Тридий напряженно вслушивался, но не мог узнать ни единого слова в речи товарища. А тот смотрел на него и пытался сказать что-то важное. Хотя что может быть важнее кораблекрушения? Ему заняться нечем, что ли?

   - Придумаешь тоже, - хихикнул капитан, обращаясь то ли к Демиду, то ли к морю, то ли к небу. Или ко всем одновременно.

   - Кристоф, возьми бурдюк! - не унимался Павий. - У всех есть бурдюк? Быстрее надувайте!

   - Ты пить хочешь? - недоуменно пробормотал Кристоф.

   Он обнаружил себя лежащим на палубе. Тут так красиво и спокойно. Незачем обнимать мачту, что это за глупость вообще была? Можно просто смотреть на небо и парус. Все прямо как на корабле. На "Отважной куртизанке", которая сейчас пойдет ко дну... Тридий очнулся и посмотрел по сторонам. Демид волочил его к борту, где их уже дожидалась вся команда. У каждого был надут большой кожаный бурдюк, какими обычно пользовались, чтобы придерживаться на плаву при переходах рек вброд и кораблекрушениях.

   - Что происходит? - спросил капитан, пытаясь открыть залитый кровью глаз.

   - Рифы, - коротко ответил помощник.

   - Это было предсказуемо просто до невозможности, - поморщился Кристоф.

   - Двигаться можешь? До берега доплывешь?

   - Должен. Но, кажется, я вывихнул ногу при падении.

   - Я помогу, - Демид вручил ему надутый бурдюк. - Держись крепко.

   До пляжа было не так далеко, но моряки взяли с собой все самое необходимое, понимая, что возможности вернуться на корабль больше не будет, и даже со спасательными кожаными мешками добраться до берега оказалось не так уж просто.

   Внезапно один из моряков истошно завопил. Вода вокруг него забурлила и окрасилась в цвет крови. Он орал, выпучив глаза, до тех пор, пока не обмяк на бурдюке. Из-за смещения центра тяжести кожаный мешок перекувырнул моряка вперед головой. Стала видна сокрытая под алой водой часть тела. Точнее ее отсутствие. Кошмарный буек перевернулся, на поверхности показались несколько уродливых рыбин, прицепившихся к погрызенному тазу и размотавшимся кишкам. Не отпускающий бурдюк труп скрылся под водой, которая тут же забурлила вновь, придавая яркости успевшему побледнеть красному цвету.

   - Быстрее к берегу! - выкрикнул Демид.

   - Отпусти меня, я как-нибудь сам, - сказал Кристоф другу, тащившему его за собой. - Если сожрут и капитана, и помощника, то эти отморозки разбегутся, и о выполнении задания можно даже не мечтать.

   - Да плевать на задание, выжить бы!

   - Так выживай, - Тридий вырвал руку из хватки товарища. - Если будем тут бултыхаться вместе, то шансы пойти на корм рыбам возрастают вдвое.

   - Разумно. Доплывешь сам?

   - Когда-нибудь доплыву, - усмехнулся капитан. - Возможно, только частично.

   Демид быстро оставил его позади. Фасилиец подверг друга опасности, но если бы он остался вместе с ним, то риск все равно никуда бы не исчез, лишь возросла бы ставка человеческих жизней. Возможно, даже хуже. В конце концов, слова Кристофа можно расценивать как приказ, а значит, помощник капитана поступил правильно.

   Сам Тридий неуклюже толкал свое тело вперед, отталкиваясь от воды единственной здоровой ногой. То тут, то там слышались вопли моряков, которые моментально растворялись в кровавой пене. Судя по всему, прожорливые твари передвигались одним косяком, по очереди разрывая моряков острейшими зубами на мелкие кусочки, которые моментально исчезали в ненасытных провалах ртов. Крики раздавались все ближе, мимо капитана проплывали мелкие частички пожеванных внутренностей и лоскуты кожи. Но он не был намерен так легко сдаваться.

   - Еще чего, - пробормотал Кристоф, сплевывая соленую воду с привкусом крови. - Это человек должен есть рыбу, а не наоборот.

   Неизвестно сколько времени прошло, прежде чем он ощутил под ногами песок, кажется, что целая вечность. Мышцы гудели, голова раскалывалась, к левому глазу все никак не возвращалось зрение, а в ушах до сих пор стояли вопли съедаемых заживо моряков. Отпустив бурдюк, он вброд пошел к берегу, сильно хромая на вывихнутую ногу.

   К Кристофу подбежал Демид и помог выбраться на сушу.

   - Даже целый, - заметил помощник.

   - Повезло. Если так можно назвать то, что рыбины сожрали нескольких моих людей вместо меня. Сомнительная честь для капитана, да? - Тридий закашлялся. - Соленой воды наглотался...

   Согнувшись пополам, он надавил на корень языка, чтобы вызвать рвоту. Горькая морская вода, перемешанная с желчью и остатками скудного завтрака, хлынула через его рот. Обезвоживание, заворот кишок и отказавшие почки ему сейчас были совсем ни к чему. Демид сел на песок в ожидании, когда его друг извергнет наружу все содержимое своего желудка.

   - Я пересчитал выживших, - произнес помощник, когда Кристоф наконец перестал судорожно изрыгать соленую воду. - Четырнадцать человек, включая нас.

   - Около половины, - прохрипел капитан, сплевывая тягучую слюну. - Маловато. Это я виноват.

   - Да, ты, - подтвердил Демид. - Решил идти по морю, зная, что здесь начинается рифовый пояс, и при этом пытался ориентироваться по карте, на которой почти ничего не отмечено. В итоге "Отважная куртизанка" затонула, а ты почти все это время валялся на палубе с измазанной кровью рожей и улыбался, глядя в небо.

   - Мог бы и поддержать...

   - А я что делаю? Я же соглашаюсь с твоими словами.

   Кристоф поднял голову и посмотрел на спасшихся матросов. Кто-то из них бесцельно бродил по пляжу, иные валялись на песке, переводя дыхание, или разбирали то, что успели вынести с корабля. По их лицам было видно, что снаряжения и провианта практически не было. И хотя корма "Отважной куртизанки" до сих пор торчала из бледно-алой воды, теперь уже никто не рискнет приблизиться к ней, чтобы забрать оставшиеся там полезные вещи.

   - Нога болит, - задумчиво пробормотал Кристоф. - Голеностоп вывихнул.

   - Сейчас исправим.

   Демид схватил его за стопу.

   - Эй, погоди! - выкрикнул капитан, услышал хруст и потерял сознание.

   Когда обморок отступил, он приподнялся и осторожно встал на ноги. Немного больно, но самостоятельно передвигаться можно. И только сейчас Тридий заметил, что до сих пор ничего не видел левым глазом.

   - Демид, а ты зрение вправлять умеешь?

   - Что случилось?

   - Немного ослеп на левый глаз.

   - Может, сам заживет?

   - Сомневаюсь.

   Помощник капитана встал с песка и с хрустом потянулся.

   - Знаешь, Кристоф, - задумчиво произнес он. - Мне кажется, мы сейчас немного не о том думаем.

   - Мне раньше не доводилось бывать капитаном, пережившим кораблекрушение, - ответил Тридий. - Понятия не имею, что делать дальше.

   - Зато в качестве матросов мы уже тонули однажды. Так что все обойдется.

   - Четырнадцать лет назад нас спасли отступающие фасилийские корабли, - возразил капитан. - А сейчас я что-то не вижу и намека на хоть что-нибудь плавучее.

   - Но мы ведь заметили только один остов патрульного алокрийского корабля, - напомнил Демид.

   Кристоф внимательно посмотрел на него.

   - Хочешь сказать, что второй смог пройти через рифовый пояс?

   - Или же он просто полностью оказался под водой, - пожал плечами Павий. - Может быть все что угодно.

   - Иными словами, помощи ждать неоткуда, - подвел итог Кристоф.

   Некоторое время они молча стояли и смотрели по сторонам. Их охватило достаточно странное состояние, которое балансировало между крайней растерянностью и задумчивостью. В итоге получалась апатия. Хотя поволноваться было о чем: "Отважная куртизанка" окончательно утеряна, половина команды стала частью местной пищевой цепочки, оружия и провианта практически не осталось, а выжившие в кораблекрушении теперь находились на берегу острова, и их окружали джунгли, кишевшие опаснейшими тварями и кровожадными дикарями.

   - Так что все-таки делать будем? - наконец поинтересовался Демид.

   - Раз мы еще живы, то надо выполнить задание, - ответил Кристоф и усмехнулся. - Вот будет забавно, когда миссию Комитета выполнят фасилийцы и их команда!

   - Алокрийцы скорее удавятся, чем признают нас героями, - отмахнулся помощник капитана. - Да и вряд ли мы сейчас в состоянии что-либо сделать.

   Кристоф попробовал посмотреть на солнце левым глазом, но кромешный мрак ничуть не прояснился. Вздохнув, он снова сел на землю и как-то небрежно спросил:

   - И что ты предлагаешь?

   - Если бы мне было что предложить, то я бы, наверное, не стал молчать, как думаешь? - язвительно заметил Демид. - Кстати, к нам головешка идет.

   - Кто?

   - Да черномазый наш.

   Бадухмад приближался, шагая быстро и уверенно.

   - Что, не потонул? - насмешливо спросил его Демид. - Впрочем, оно и не удивительно с твоим-то цветом кожи, с которым ты похож на...

   - Заткни себя рот, - огрызнулся кажирец. - Помощник-капа, а польза никак нет! Только язык болтаешь и болтаешь, а сам без польза!

   - Эй, успокойся, - Демид раскрыл ладонь в примирительном жесте. - Я понял, ты не в настроении. Чего хотел-то?

   - От тебя я не хотел чего, - буркнул Бадухмад. - Кристоф-капа хотел.

   - Я слушаю, - подал голос Тридий.

   Капитан до сих пор сидел на песке и разглядывал торчащую из воды корму "Отважной куртизанки". Может быть, это именно потрясение заставляло его бездействовать? Он ведь так любил море и свой корабль, а тут в один момент потерял их. Сложно сойти с мертвой точки, когда дорога, ведущая вперед, полна неизвестности, а путь отступления с треском разбился о рифы.

   - Кристоф-капа, нужно возвращать себя назад, - произнес кажирец. - Пляж пойдем север, колония будет. Корабль нет, еда и оружие только мало есть. Здесь мы себя умрем, если север на колонию не пойдем.

   - Я бы рад вернуться в Бухту Света, - вздохнул Тридий. - Но на нас самим Комитетом возложена миссия.

   - Я вижу - Кристоф-капа и помощник-капа нет чего делают, - заметил Бадухмад. - Миссия не так много хотят делать, да? Тогда не нужно миссия. Нужно возвращать себя, спасать себя.

   - А Мирею Силу я что скажу? Что домой захотелось, страшно стало? Может быть, я ему скажу, что задание Комитета, который хочет спасти всю страну, не так важно, как жизнь двенадцати моряков во главе с двумя фасилийцами?

   - Не так, - покачал головой чернокожий матрос. - Корабль нет, еда и оружие мало есть - какой задание? Мы только себя умрем. Мирей-комит не глупый, понимать будет, что задание никак не можно выполняй без корабль и с мало еды.

   - Он скажет, что это не причина возвращаться ни с чем, - отмахнулся Тридий. - Скажет, что мы, например, могли бы найти племя Наджуза, как-то завербовать их шамана, вернуться в колонию по суше и взять там какой-нибудь баркас...

   - Кристоф, а ведь это вариант, - задумчиво произнес Демид.

   - Чего?

   - То, что ты сейчас сказал. Это может сработать. Тем более мы сейчас примерно на юго-восточном побережье, а значит до предполагаемых земель наших дикарей не так уж и далеко.

   - Нет, глупый! - Бадухмад замахал руками. - В большой лес мы умираем себя! Надо пляж пойдем север, колония. Спасать себя!

   - А толку-то? - возразил помощник капитана. - Вернемся в Алокрию, и нас там в лучшем случае в тюрьму швырнут за измену, если третий патрульный корабль, судьба которого нам неизвестна, не привез Комитету шамана Наджуза.

   - Никто в тюрьма не сажает, если мы говори, что мы делай все, как можно! Не можно умираем в большой лес, все зря, там жуткий тварь живет! задание не можно выполняй, мы спасали себя - мы нет вины!

   - У нас есть реальный шанс выполнить миссию. Отказаться от него по причине трусости члена команды - это полный абсурд, - усмехнулся Павий. - Чего ты боишься, черномазый?

   - Я не боишься! - кажирец всерьез разозлился. - Моя храбрость много, но нет глупость умирать себя! Будешь делать спор, я в свои руки тебя душить сделаю!

   - У меня уже голова разболелась от твоего говора, - помощник капитана театрально поморщился. - У тебя ума не хватает нормально выучить язык, ты перечишь начальству в моем лице, а сам заявляешь, что ты не настолько глуп, чтобы рискнуть жизнью ради правого дела? Это точно трусость, дружок.

   К этому моменту на ругань стянулись остальные одиннадцать членов экипажа. На их лицах мелькали тени сомнений. Жить хотелось всем, но реакция Комитета на проваленное задание могла быть какой угодно, а в условиях тонущей в хаосе Алокрии кара будет скорой и жестокой. Можно попробовать скрыться в какой-нибудь колонии, но в них проживает не так много людей, все друг друга знают, и рано или поздно до Мирея Сила дойдет весточка о дезертирах. Если, конечно, к тому времени купол не сотрет все реальное с лица этого мира...

   Но и в джунгли идти не очень хотелось - обитающие там хищные твари и непонятные племена кровожадных дикарей отбивали всякое желание продираться сквозь густые заросли в поисках бесславной смерти. Да и загадочное рандеву с шаманом Наджуза казалось слишком уж сомнительной перспективой. Жалкие остатки команды "Отважной куртизанки" находились в плену растерянности и страха. Впрочем, было удивительно, как они до сих пор пытались держать себя в руках после недавней катастрофы и гибели товарищей. Видимо, под солеными ветрами моря и нещадно палящим солнцем огрубела не только кожа моряков, но и их души.

   Кристоф хлопнул себя по коленям и резко вскочил на ноги. Демид и Бадухмад замолкли и уставились на капитана, ожидая его решения.

   - Пойдем искать дикарей, - произнес Тридий.

   - Правильный выбор, - согласился Павий. - Надо посмотреть, что у нас осталось из снаряжения и оружия...

   - Глупый! - кажирец раздраженно плюнул себе под ноги. - Кристоф-капа, ошибка не соверши! Гляди, как все творится вокруг! Думай хорошо еще один раз.

   Несколько моряков одобрительно закивали, поддерживая Бадухмада, иные же презрительно поморщились. В команде назревал раскол, но Кристоф верил, что это лишь небольшое несогласие во мнениях. Они ни за что не ослушаются его приказа.

   - У меня больше нет корабля, но я все еще ваш капитан, - напомнил Тридий, повысив голос. - И я сказал, что мы идем искать дикарей.

   Глава 7

   - Ачек, ты видел, сколько там деревьев растет?

   Дрожащая от нервного возбуждения Тормуна уже несколько раз задавала этот вопрос. Раньше она никогда не покидала Донкар, да и в нем большую часть времени проводила в катакомбах. Сектантке не был известен тот огромный мир, что простирался за пределами грязных городских улиц и подземных коридоров со спертым воздухом, поэтому вынужденное путешествие в Новый Крусток подарило ей массу новых впечатлений. И, кажется, не все из них благотворно сказались на ее психике.

   - Нет, Ачек, ну ты видел, сколько там деревьев растет? - беспокойно поглядывая по сторонам и тихонько хихикая, повторила Ана. - Много, да? Много ведь?

   - Много, - машинально согласился По-Тоно. - Но в северной Илии их еще больше.

   Чтобы не привлекать излишнего внимания, в столицу Евы они прибыли втроем - два смертепоклонника и бывший убийца Синдиката. Все-таки их руками сделан крупный вклад в развал Алокрии, а противостоять куполу, разносящему пустую смерть, и одновременно воевать с оставшимися представителями власти в стране им сейчас было не под силу.

   - Почему тогда есть люди, которым негде жить? - спросила Тормуна, постукивая кинжалом по подбородку. - Смотри - вот Мелкая и На-Резка. Принцесса выросла и захотела жить отдельно, ей надо построить дом. Деревьев много, она могла бы построить целый дворец и жить в нем. А некоторые люди почему-то живут на улице, в пещерах или тавернах. Или тавернах-пещерах. Там, наверное, медведи-людоеды сдают комнаты, которые отделены аккуратными линиями из человеческих костей. А по ночам они подкрадываются к медведям и съедают их!

   - Кости подкрадываются к медведям?

   - Нет, медведи-людоеды, - захохотала сектанта, но затем изумленно выдохнула, округлив глаза. - Ты сказал, что кости едят медведей? Кости такое могут?

   - Подожди, я имел в виду... - начал было объяснять Ачек, но остановился, побоявшись запутать ее еще больше. - Нет, кости не едят медведей. И медведи обычно не едят медведей. И причем тут вообще медведи?

   - Так я тебе и говорю! Не слушаешь меня, а потом бред какой-то несешь, - обиделась Тормуна. - Медведи-людоеды сдают комнаты в тавернах, чтобы люди могли построить из домов деревья в лесу... То есть, из деревьев дома в лесу, где в пещерах живут человеческие кости.

   - Ты что-то перепутала, - улыбнулся По-Тоно.

   - Нет, это я к тому, что если есть много деревьев, то каждый человек может построить себе дом. Но почему-то это не так...

   Ана старательно сморщила лоб, чтобы показать марийцу, как напряженно она думает. Решив, что подобной демонстрации собственного ума недостаточно, щупленькая сектантка принялась хмыкать и глубокомысленно мычать. Наконец ее лицо разгладилось, и она гордо заявила:

   - Все дело в том, что медведи-людоеды...

   - Хватит! Замолчите оба, - прорычал Ранкир, который брел за парой смертепоклонников, хромая на одну ногу.

   - Тебе не нравятся медведи? - поинтересовалась Тормуна с каким-то сочувствием в голосе. - Если хочешь, Мелкая может поговорить с тобой о кошечках. Мяу.

   - Мне не нравится глупый треп малолетних маньячек, - убийца ткнул пальцем в сторону Ачека. - А ты потакаешь ей из-за своей нездоровой привязанности. Вот зачем ты взял ее с собой?

   - Я обещал заботиться о ней, - смутился юный лидер секты.

   - Бред, - Ранкир раздраженно плюнул на запыленную мостовую. - Смертепоклонник, прославленный беспощадный последователь Нгахнаре, Мертвая Рука - так тебя называют? А тут ты вдруг решил поиграть в папочку и нянчишься с этой девчонкой. Или какие там у вас отношения, даже знать не желаю...

   - В бою она стоит четверых, - возразил По-Тоно.

   Он и сам не знал, перед кем именно оправдывался: перед собой или Митом. Тормуна с момента их первой встречи всегда была рядом с Ачеком, и ему это нравилось. Но он отказывался признаваться себе в каких-либо чувствах к ней, заставляя себя думать, что она находится рядом с ним лишь из-за данного Мертвому Взору обещания и боевых талантов сектантки. Однако его сердце замирало каждый раз, когда Ана выбиралась из панциря своего безумия и становилась настоящей.

   - Насколько я понял, мы не собираемся ни с кем сражаться в Новом Крустоке, - пробормотал Ранкир. - Она здесь не нужна.

   - Ты не понимаешь...

   - Да мне просто плевать.

   - Тогда мог бы придержать при себе свое мнение, раз тебе так все равно, - Ачек остановился и повернулся к бывшему другу, сверкнув разгорающейся в глазах злобой. - Мир не зациклен на тебе, ты даже не способен принять единственно истинное в жизни. Твой эгоизм не знает границ. Думаешь, ты мстишь за Тиру? Ерунда! Ты мстишь за себя и только ради себя. Скольких людей ты убил, осуществляя свою эгоистичную мечту? А Тира поддержала бы тебя, если бы узнала, что ты стал убийцей Синдиката? Ты хотел заработать кучу денег, купить себе жалкий клочок земли и фальшивое дворянство, жениться на Тире, так? Тогда скажи мне, где здесь ты хоть что-нибудь делал для нее?

   - А ты что, лучше меня, что ли? - на лице Мита читалось нескрываемое презрение к собеседнику. - Это я-то убил много людей? А сколько жизней оборвали твои психопаты из канализации и ты сам? Не тебе меня учить человеколюбию.

   - Дело не в том, что мы делаем, а в том, ради чего все это, - возразил Мертвая Рука. - Я служу багрово-черному владыке, объявляю его волю миру и привношу в него своими деяниями единственно истинное в жизни! Ложь жалкого существования не должна ослеплять людей, истина кроется в смерти - это кульминация всего, неоспоримый факт сущего, откровение Нгахнаре!

   - Ты себя слышишь? Это же обыкновенный бред фанатика. В своей кровавой вере и преданности ты отказался от человечности.

   - Неужели в твоем эгоизме много человечности?

   - В моих действиях был смысл, - огрызнулся Ранкир. - Пусть только для меня и Тиры, но он был. Мой маленький мирок держался на одной лишь мечте. И вот от этого лучшего мира остался лишь пепел, жалкий пепел, втоптанный в грязь, забрызганный кровью, облеванный поганым обществом, в котором каждый придурок гонится за какой-то великой истиной или благом для всех! Так не бывает! Я хотел только быть с Тирой, спокойно жить! Вот тебе счастье, вот моя истина! Да, я умирал, я видел Нгахнаре, я даже разговаривал с ним, но его правда меня не устраивает. Хочешь жить по его правилам и потрошить всех направо и налево? Да делай ты что хочешь, но только не надо соваться в мой мир со своей нелепой истиной!

   "Чего шумишь?"

   - Не вмешивайся, Тиуран, - отмахнулся убийца. - Молчал, так и молчи дальше.

   "Ты злишься только потому, что Ачек кое в чем прав".

   - Я злюсь, потому что мы занимаемся какой-то ерундой, а они к тому же идут и воркуют между собой, обсуждая откровенно бредовые мысли этой сумасшедшей.

   "А что они должны были сделать?"

   - Не они, на Мелкую мне вообще плевать. А вот Ачек обещал мне найти босса Синдиката, говорил, что он точно в Новом Крустоке, что здесь его быстро найдут ищейки из секты. Но время прошло, а поиски ничуть не сдвинулись с мертвой точки.

   - Хочешь, я помогу найти его?

   - Ты снова приведешь меня к нему, Салдай? - подозрительно спросил Ранкир. - После того, что я с тобой сделал?

   Рик вышел из подворотни Нового Крустока, поправляя воротник. В последнее время он предпочитал камзолы с высоким воротником, чтобы его можно было поднять и хоть немного скрыть отсутствие нижней челюсти. Сегодня он выбрал не очень удачную одежду - было очень хорошо видно, как язык, свисающий из зияющей дыры в шее, раскачивался при ходьбе и шлепался о дорогую зеленую ткань, оставляя на ней мокрые пятна слюны и мутной крови, которая медленно сочилась из подгнивающей плоти.

   - Ты мне нравишься, парень, - сказал Салдай, придерживая язык рукой, чтобы его речь стала хоть немного членораздельной. - Хочу помочь тебе. Иди за мной.

   Мит послушно последовал за ним, позабыв про свою хромоту. Впрочем, он даже ноги не переставлял - мостовая сама услужливо заползала ему под стопы, волоча за собой стены домов. Камни прогибались под тяжестью убийцы, и из их едва заметных трещин то и дело брызгала черная вязкая жидкость, прилипая к нему тяжелой паутиной. Сначала Ранкир даже не замечал ее, но вскоре она начала стеснять его движения. Однако впереди уже показался небольшой особняк в верхнем квартале Донкара. Сквозь приоткрытую заднюю дверь был виден силуэт сидящего мужчины с арбалетом на коленях.

   - Пришли, - произнес Салдай и захохотал.

   Сделав несколько шагов, Мит почувствовал, что черные нити прилипшей к нему жидкости натянулись еще сильнее. Он почти смог дотянуться до двери, но тут его неожиданно подвела больная нога, убийца оступился и полетел назад под клокочущий смех Рика.

   - Ты ушибся? - обеспокоенно спросила Дорана, отбросив в сторону бутыль с медовухой.

   - Нет. Лучше иди к отцу, ему, наверное, нужна твоя помощь.

   - Он и один справится, - улыбнулась девушка. - Он очень хорошо точит свои ножи, отрезать маме ноги будет не сложно.

   - Ладно.

   Ранкир лежал на траве, разглядывая смутно знакомую ограду. Точно, такая была у таверны на королевском тракте недалеко от Донкара. Здесь он разговаривал с Тиураном перед тем, как ничего не произошло. Грудь болела. Краем глаза убийца видел медленно расползающееся по рубахе темное пятно. Похоже на кровь. Точно, это кровь - вот же она капает с кинжала, который держит в руке стоящий над телом Ранкир. К нему подошел Тиуран Доп и дружески похлопал по плечу.

   - Ты все сделал правильно, - сказал рыжий бард человеку, очень похожему на мертвого Мита, лежащего у их ног. - Не совершай моих ошибок, не останавливайся на полпути.

   - Я поражен, - произнес подошедший Салдай Рик. - Честно говоря, я думал, что ты не справишься.

   - А кто это? - устало спросил Ранкир, указав на труп.

   - Просто назойливая муха, - усмехнулся Тиуран. - Неужели ты не узнаешь ее?

   Перед ним лежала Тира На-Мирад в ночной рубашке с оборванным рукавом. Игнорируя кроваво-красное небо и всполохи черных молний, убийца взглянул на свою руку и с ужасом заметил отсутствие повязанной на нее полоски светлой ткани, сохранившей тепло девичьего тела. Он принялся ощупывать запястье дрожащими пальцами, пытался ногтями разорвать себе кожу - вдруг драгоценный лоскут каким-то образом забрался под нее. Не мог же он его потерять! Закричав от страха и бессилия, Ранкир вонзил зубы себе в запястье, собираясь разорвать плоть, скрывшую от него оторванный рукав ночной рубашки.

   - Посмотри на другой руке, - посоветовала Тира.

   Нервно дергаясь, Мит медленно повернул голову в ее сторону. Шейные позвонки захрустели, не имея возможности сопротивляться изощренному сокращению перенапряженных мышц, изламывающих тело убийцы в немыслимой позе. Он до рези в глазах вглядывался в безумную пляску багрово-черной дымки, пытаясь увидеть спасительную полоску светлой ткани на своем запястье. Ранкир старательно собирал мрачный туман, расползающийся по алой глади кровавого озера, но его рука до сих пор развевалась на ветру. Ему не совладать с безумием, черный дым поглощал его душу.

   - Здесь холодно, - едва слышно произнесла Тира слабым голосом. - Я жду тебя, возвращайся скорее.

   Она вошла в постепенно темнеющие багровые воды, оставив на поверхности лишь небольшую зыбь болезненных воспоминаний, истощающих рассудок убийцы. Растворяясь в темном густом воздухе, отнявшем у него свободу движения и мысли, Ранкир уже был готов броситься в пучину спасительного сумасшествия, но жестокая реальность звонкими пощечинами вбивала ему в голову действительность...

   Оседлав убийцу, который валялся на мостовой и лепетал что-то невнятное, Тормуна с задорным смехом била его по щекам размашистыми хлесткими ударами, не обращая внимания на разлетающуюся по сторонам пену, шедшую из его рта. Не совсем понятно, чего она добивалась - привести Мита в чувство или просто дать ему как можно больше пощечин прежде, чем он очнется. Впрочем, даже когда Ранкир открыл глаза, она не остановилась и продолжила лупить его, весело выкрикивая:

   - Такой беспомощный и смешной, я прямо не могу! А то весь из себя серьезный был, когда на Мелкую ругался и Ачека в чем-то там обвинял! Мелкая не поняла, но было обидно. А теперь валяется, пузыри надувает. Ха-ха, я тебя завозмездила! На-Резка вскрывай ему вены!

   - Слезь, психопатка, - Ранкир небрежно скинул с себя тощую девчонку и сел, прислонившись к обветшалой стене дома.

   По-Тоно стоял немного поодаль и разглядывал ночное небо. В Новом Крустоке даже темнота имела грязно-желтый оттенок из-за пыли, что так поганило благословленное владыкой Нгахнаре время суток. Немыслимая наглость для жалкого города, которого брезговали касаться даже ветры купола. Но когда-нибудь великая жатва дойдет до этого края, и тогда восторжествует единственно истинное в жизни...

   - Пришел в себя? - спросил Ачек, не глядя на убийцу.

   - Реальность, - Ранкир буквально выплюнул это слово. - Лучше бы я сдох.

   - Так давай, Мелкая и На-Резка устроят тебе частично небольшую полную смерть во всех частях тела! - Тормуна завертелась на месте, восторженно глядя на развевающиеся ленточки, привязанные к рукояти ее кинжала. - У-и-и! Танцуй, танцуй, принцесса! Вскрой его, раскрой его. Ачек, Ачек, можно мне его убить?

   - Успокойся, Ана, - По-Тоно наконец отвлекся от созерцания темно-коричневого неба и повернулся к Миту. - Умереть ты всегда успеешь, друг мой. А пока ты нам нужен. Как и мы нужны тебе. Ты ведь понимаешь, что...

   - Что никогда самостоятельно не найду главу Синдиката, - раздраженно закончил фразу убийца. - Да, это я уже слышал. Правда, обещанного все никак не могу дождаться.

   - Запасись терпением. Кем бы ни был этот человек, боссом Синдиката он стал не потому, что его запросто мог найти каждый желающий. Здесь понадобится время.

   Ранкир только хмыкнул в ответ. Нет смысла продолжать этот разговор - он начинался уже много раз, а итог всегда оставался тем же: Мит должен убивать всех, на кого укажет Мертвая Рука владыки Нгахнаре, и взамен он получит очередную порцию обещаний и просьб запастись терпением. Однако иного пути все равно не было. Или же Ранкир просто не был способен найти его, заблудившись в неправильном лабиринте реальности. Убийцу все сильнее влекло к сладкому забвению безумия, но он не мог позволить себе погрузиться в багрово-черный водоворот истощенного рассудка, пока месть Синдикату не свершилась.

   - Идем, - произнес Ачек, убедившись, что разговор закончен, так и не начавшись.

   Одинокая троица ночных путников вышла в центральный район Нового Крустока. Поиски Аменира Кара подходили к заключительному этапу. Где-то недалеко от дворца наместника должны были находиться несколько домов, выкупленных Академией. Где именно - Ачек не знал.

   - Его ищейки не годятся даже для такой ерунды, - пробормотал себе под нос Ранкир. - А он мне пообещал найти человека, за которым долгие годы охотилась вся Тайная канцелярия...

   - Я все слышу, - отозвался По-Тоно. - И, насколько я знаю по собственному опыту, Тайная канцелярия могла как искать главу Синдиката, так и "искать". Видишь ли, власть верхов вынуждена идти рука об руку с властью низов. А иногда это вообще одинаковые вещи. Понимаешь?

   - В каком все-таки гнилом мирке мы живем.

   - Ой, а мы как мухи тогда, да? - в глазах Тормуны вспыхнули сумасшедшие искорки. - И мир как яблочко, подгнившее яблочко. А Мелкая летает и пьет гной, он сладенький-сладенький! Как похоже, какой ты остроумный, друг Ачека! А я тебя еще и убить хотел! Хотя и сейчас хочу, но теперь я по тебе буду плакать, когда убью. Нет, не умирай, будет так скучно...

   - Она совсем больная, что ли? - спросил у Ачека убийца.

   Лидер смертепоклонников только пожал плечами и как-то неуверенно улыбнулся. А Ана продолжала о чем-то щебетать и приплясывать вокруг них, то скорбя о скорой кончине Ранкира, то рассказывая, как она будет его расчленять, то вслух называя цвета ленточек, повязанных на рукоять "принцессы".

   - Понятно, - вздохнул Мит. - Пусть хотя бы не надрывается так. От воплей этой дурочки могут проснуться люди.

   Тормуна обиженно надула губки и демонстративно отвернулась от убийцы, взяв Ачека под руку. Абсурдность данной сцены была столь велика, что Ранкир не смог испытать даже раздражение, остановившись на абсолютном непонимании происходящего. Любовь, кровожадные сектанты, старый друг с омертвевшей рукой, иссушающей тела одним прикосновением, щупленькая девочка, убившая на своем коротком веку больше людей, чем иной ветеран войны, какая-то глупая обида, купол, пыль Нового Крустока в воздухе... Что?

   "Просто иди за ними, не забивай голову всякой ерундой".

   Совет Тиурана, как всегда, оказался бесполезен. Рыжий бард думал, что он отличный знаток человеческих душ, поэтому охотно лез в чужие проблемы с нелепыми или банальными рекомендациями. Впрочем, его голос подействовал на Ранкира отрезвляюще.

   - Прямо встреча выпускников намечается, - буркнул убийца.

   "Действительно. Тогда надо напиться до беспамятства!"

   - Ситуация не самая подходящая. В стране разруха, люди в отчаянии, ветры купола могут накрыть город в любой момент.

   "Так и скажи - денег нет. Видите ли, ситуация у него неподходящая..."

   Ачек остановился и повернулся к убийце, внимательно разглядывая бывшего школьного товарища. Кажется, он ожидал от него очередного припадка. В последнее время это не было большой редкостью - реальность, болезненные воспоминания и отравляющая сознание выдумка перемешались в голове Ранкира, вынуждая его балансировать на острых гранях безумия.

   - Чего встал? - нервно спросил Мит. - Веди к Амениру. Меня уже тошнит от этого города.

   - С тобой все в порядке?

   - Перестань уже нести всякую чушь, - простонал убийца. - Мы должны были просто прийти в Новый Крусток, найти Аменира и узнать все, что ему известно о куполе. Хватит разговоров, я устал...

   Мягко высвободив руку из объятий Тормуны, По-Тоно подошел к Ранкиру и попытался разглядеть в изможденном хромом парне своего старого друга. Но тот стал совсем другим человеком, чужим не только Ачеку, но и всему миру. После смерти Тиры жизнь Мита потеряла всякий смысл, в своей разрывающей душу боли он смог самостоятельно перешагнуть порог земного существования, так и не обретя покой смерти. Отсутствие желания жить привело его на путь Умирающего, где владыка Нгахнаре даровал ему силу своего безумия и заставил загореться черным пламенем кровавой мести. Теперь Ранкира невозможно понять, а сам он больше не может принять этот мир.

   - Я должен был сразу извиниться за сказанное. О Тире, мести и эгоизме, - произнес Ачек. - Прости, у тебя есть причины поступать по-своему.

   Убийца скривился, всем своим видом демонстрируя нетерпение и желание поскорее закончить то, зачем они прибыли в Новый Крусток.

   - Ничего не хочешь мне сказать? - после продолжительного молчания поинтересовался лидер смертепоклонников.

   - Ты не понял? Мне плевать, - буркнул Ранкир. - Признал мою правоту - молодец. Или теперь я должен просить у тебя прощения?

   - Ты говорил оскорбительные вещи, игнорируя единственно истинное, о существовании которого знаешь не понаслышке, - возразил По-Тоно. - Я просто не могу понять, почему ты так относишься к Нгахнаре и нам, если сам являешься частью великого замысла смерти воплощенной?

   - С вами меня ничего не связывает, кроме нашего договора, условия которого ты, кстати, не торопишься выполнять. Слова вашего владыки я вам передал, пусть теперь отвяжется от меня. А ты до сих пор должен мне найти босса Синдиката.

   - Ты не можешь отрицать свою роль в великой жатве.

   Убийца наклонил голову набок и уставился пустым взглядом на Ачека. Сейчас Мит выглядел еще более истощенным, чем ранее. Казалось, что в очерченных фиолетовыми синяками глазах не мелькала ни единая эмоция или мысль, но это лишь потому, что они были так же черны, как глубины безумия, на дне которых покоились жалкие остатки его здравого рассудка.

   - В этой беседе нет смысла, - из-за судорог речь Ранкира была обрывистой. - Хватит, замолчи, перестань, замолчи, хватит, хватит, не говори со мной, не говори, замолчи...

   Он был готов вновь сорваться в сумасшедший багрово-черный водоворот, оставив непонятую реальность позади. Месть заставляла его двигаться вперед, но почему все так несправедливо? Почему он вынужден жить в этом кошмарном мире, чтобы возмездие настигло каждого ублюдка из Синдиката? Что за безумное всемогущее существо вылепило столь уродливую действительность, где нет места спокойной жизни для двух любящих сердец...

   "Но ты ведь здесь не случайно".

   - Прошло чуть больше года. Мы слишком сильно изменились, друг, - сказал Ачек, глядя на Мита с оттенком сожаления. - Что с нами стало? Это война над нами так посмеялась?

   - Мир, - еле слышно ответил Ранкир.

   - И не поспоришь, - печально усмехнулся лидер сектантов и слегка подтолкнул убийцу вперед. - Идем.

   - Я думала, это никогда не закончится, - Тормуна с облегчением вздохнула. - Мелкая все ждала и ждала. На-Резка даже есть захотела, но я ей не дам. Принцессе надо беречь фигуру, а то она не найдет себе красивого мужа. И богатого, и знаменитого. Это уже три мужа получается...

   Сектантка еще долго рассуждала вслух, подсчитывая необходимое количество супругов для своего кинжала. Она остановилась на двенадцати, но, скорее всего, лишь потому, что остальные цифры оставались для нее загадкой - зная числа, ей все равно было не понять то, что скрывается за их названиями.

   Впереди показался особняк, окруженный небольшими, но опрятными домами. Их описания соответствовали информации, полученной от ищеек смертепоклонников. Именно здесь расположилась Академия и, соответственно, факультет реамантии.

   - Как интересно... - пробормотал Ранкир и остановился, глядя в пространство перед собой.

   "Что?"

   - Что?

   "Все в порядке?"

   - Все ли в порядке? - убийца посмотрел по сторонам. - Нет, не все.

   - Что-то не так? - спросил Ачек, заметив странное поведение спутника.

   - Люди не спят. Стоят. Ждут.

   - Чего ждут?

   Мит переводил взгляд с одного окна на другое, встречая в каждом из них отражение сидящего человека в дорогой одежде, на коленях которого лежал арбалет. Но зачем ему арбалет? Ведь в доме было около дюжины лучших убийц Синдиката, которые моментально убили бы Ранкира при первом же подозрительном движении. И они зачем-то поджигают таверну в затерявшемся в илийских лесах городке под названием Спасение.

   "Здесь нет таверны, нет той комнаты, здесь нет босса Синдиката. Очнись".

   - Что за люди, чего они ждут? - повторил вопрос Ачек.

   Растерянно оглядываясь, Мит пытался уловить ускользающую нить реальности. Действительно, что это за люди? Они стояли в своих домах, не шевелились и, кажется, чего-то ждали. Это все происходило по-настоящему, или же Ранкир снова оступился, соскользнув с тонкой грани восприятия реального мира.

   "Не думай о них".

   - Но странно...

   "Надо идти дальше".

   Убийца неожиданно для себя увидел перед собой По-Тоно, терпение которого уже было на исходе. Впрочем, это не мешало марийцу беспокоиться о друге. Хотя, скорее всего, лидеру смертепоклонников просто не хотелось потерять столь мощное оружие, каким был Ранкир, пораженный безумием багрово-черного владыки Нгахнаре.

   - Показалось, - буркнул Мит. - Мы пришли?

   - Если ты волнуешься по поводу поисков главаря Синдиката, то я еще раз прошу поверить мне, - успокаивающим тоном произнес Ачек. - Мои люди ищут его. У них мало опыта, согласен. Но сейчас ситуация в Алокрии такова, что столь заметная фигура, как твоя цель, обязательно сделает какой-то шаг, чем выдаст себя...

   - Мы пришли?

   По-Тоно запнулся на полуслове. Нет, все-таки ему не понять ход мыслей бывшего школьного товарища. Ранкир висел над пропастью сумасшествия, привязав себя к реальности тонкой нитью жажды мести. Изъеденное черными червями безумия воображение дорисовывало убийце ужасные детали действительности, окрашенной в цвет запекшейся крови. Его жизнь превратилась в сущий ад. Без Тиры для него не существовало мира, ведь она и была им. Где Мит находился сейчас - неизвестно.

   - Пришли, - подтвердил Ачек и повернулся к сектантке, которая старательно загибала пальцы, что-то подсчитывая. - Тормуна, сосредоточься.

   - Четыре мужа и столько же женихов. С одним повенчались, а со вторым На-Резка не сошлась характерами. Вдова еще четверых и... Что?

   - Соберись.

   - Хорошо, - Ана улыбнулась, а потом сразу скорчила печальную рожицу. - Замужество все равно слишком сложная штука, мне не посчитать, сколько надо мужей для счастья принцессы.

   Они прошли внутрь небольшого дворика. Из особняка веял какой-то резкий, но успокаивающий запах, который обычно источали пропитанные всевозможными реактивами мантии фармагиков. Но изнутри не доносилось ни единого звука, и в окнах не виднелись блики свеч. А ведь ученые Академии предпочитали работать по ночам, пользуясь помощью тишины, благосклонной к творцам, убийцам и ворам.

   - Как-то прямо пусто-пусто, - озабоченно заметила Тормуна, заглядывая в окна особняка. - Мы точно пришли в нужное место? Может быть, это ловушка и сейчас нас поймают кровожадные смертепоклонники, которые хотят убить нас, расчленить и собрать из частей наших тел живой алтарь! Последователи Нгахнаре не будут церемониться с нами!

   - Мы и сами последователи багрово-черного владыки, - вздохнул Ачек. - Более того, я - лидер сектантов, Мертвая Рука.

   - Думаешь, психопатов-смертепоклонников это остановит? - нервно захихикала девчонка, резко озираясь по сторонам. - Нет, не остановит. Уж Мелкая-то знает, она и сама из их числа. Это точно ловушка...

   - А она права, - произнес Ранкир.

   - И ты туда же? - простонал По-Тоно. - Понимаю, что спорить бесполезно, но вы хотя бы объясните тогда, зачем смертепоклонникам...

   - Я не об этом, - перебил его убийца. - Мелкая права в том, что здесь действительно никого нет.

   Из окон второго этажа небольшого домика неподалеку послышался надрывный кашель.

   - Ошибся, - признал Мит.

   Они подошли ближе и осторожно заглянули внутрь. У дальней стены сидел Аменир, обессилено склонив голову на грудь. Его одежда была изодрана, открытые участки тела покрывали черные синяки и ссадины, спутанные волосы прилипли к потному лицу. В следующий миг Кар дернулся, вскинул руку, и над его ладонью повис небольшой куб с вращающимися секциями, на которых были начертаны символы, источающие мягкий золотистый свет. Вспышка озарила изможденное лицо юного реаманта, и он исчез, оставив после себя странную вмятину в воздухе и силуэт из фиолетовой пыли.

   Вскрикнув, Тормуна отскочила от окна и согнулась пополам, судорожно извергая содержимое желудка. Ачек тоже отшатнулся, но, несмотря на внезапную головную боль, бросился помогать сектантке, которая к тому моменту упала на землю и билась в конвульсиях, захлебываясь собственной рвотой. Равнодушным к увиденному остался один лишь Ранкир - что бы реамант ни сотворил с реальностью, убийцу это не впечатлило. Он ежедневно сталкивался с гротескными картинами, написанным его больным воображением, а однажды даже прогулялся по настоящему пути Умирающего в компании Нгахнаре. Аменир растворился в воздухе? Такое иногда случается. В конце концов, нет никаких подтверждений, что Мит сейчас не валяется где-нибудь на мостовой Нового Крустока, корчась в сумасшедшем бреду.

   - Это было... странно, - подвел итог Ачек, морщась от пульсирующей боли в голове.

   Тормуна раскинулась на траве и смотрела в небо, блаженно улыбаясь.

   - Еще хочу, - прошептала она.

   Ранкир внимательно следил за ними и пытался угадать, что из увиденного им произошло в действительности.

   "Тут все по-настоящему", - заверил его Тиуран.

   Молча переглянувшись, они вернулись к окну и обнаружили Аменира на прежнем месте. Только теперь из его носа обильно шла кровь, которая густыми каплями падала на впалую грудь, прикрытую изорванной и пропитанной потом рубахой.

   - А он вообще нормальный? Или такой же, как этот тип? - спросила Тормуна, кивнув в сторону Ранкира.

   - Кто бы говорил, - буркнул убийца.

   - Не знаю, - ответил Ачек, направившись к входной двери. - Но мы точно пришли по адресу.

   Замок с негромким щелчком поддался отмычке, освобождая путь тройке незваных ночных гостей. Все-таки навыки, приобретенные По-Тоно в Тайной канцелярии, никуда не исчезли.

   - Кто здесь? - испуганно спросил Аменир, услышав шаги в коридоре.

   - Извини, что явились без приглашения.

   Лидер смертепоклонников подошел к окну, чтобы реамант смог разглядеть его лицо в тусклом свете луны.

   - Ачек!

   Кар очень обрадовался неожиданной встрече, но тут же настороженно замер, прислушиваясь, не разбудил ли его возглас учителя. Убедившись, что Этикоэл спит, он повернулся к спутникам одноклассника.

   - Ранкир, и ты пришел, - Аменир слабо улыбнулся и с тяжелым вздохом опустился на пол. - Прошу прощения за свой вид, просто я... немного устал. Рад вас видеть, ребята.

   Убийца только ухмыльнулся в ответ.

   - А меня зовут Тормуна Ана! - сектантка легко подскочила к реаманту и с любопытством принялась разглядывать его. - Или Мелкая, но мне это меньше нравится, все-таки не такая уж я и мелкая, просто я скрываю свою неимоверную мощь в этом теле, но если понадобится, то я в любой момент могу выйти наружу. Меня распирает от силы!

   - Пожалуйста, говорите потише, - смутился Аменир. - Мой учитель очень болен и...

   - Ой, где мои манеры! - Тормуна и не подумала сбавить тон. - Это принцесса На-Резка. Я слышала это имя, а потом сидела и вдруг подумала - почему бы и нет? Вот, На-Резка. Мелкой нравится, Ачеку нравится, ей самой нравится. Она же принцесса. Смотри, какие ленточки! Видишь, видишь?

   Ана принялась размахивать кинжалом перед лицом обомлевшего реаманта, едва не исполосовав его, но По-Тоно вовремя подошел и отвел шальную девчонку в сторону, попросив воздерживаться некоторое время от подобных глупостей.

   - Извини, она бывает очень... общительной, - улыбнулся Ачек.

   - Игры с оружием опасны, - не слишком уверенно заметил Аменир. - С вами все в порядке? Вы выглядите как-то странно.

   - На себя посмотри, - буркнул в ответ Ранкир. - Живого места нет. Кто тебя так?

   - Можно сказать, что это я сам, но... не сам, - еще сильнее смутился юный реамант, вытирая с лица кровь. - Сложно объяснить.

   - Это как-то связано с твоим исчезновением? - спросил По-Тоно.

   - Исчезновением? - недоуменно повторил Аменир, но после короткого раздумья согласно кивнул. - Да, наверное, со стороны это выглядит именно так.

   - Значит, все нормально, - убийца ткнул Ачека локтем в бок. - Давай, спрашивай, что хотел, и пойдем.

   - Вы же только пришли, - удивился Кар. - Вы просто хотите что-то узнать у меня? А как же... Но почему вы вместе, и кто эта девушка? Что происходит?

   По-Тоно задумчиво прошелся по гостиной. Правильно ли он поступал, втягивая Аменира в войну Нгахнаре против купола, и какова в ней роль реаманта? Может быть, его стоит убить прямо сейчас? Багрово-черный владыка будет рад открыть единственно истинное в жизни старому другу Ачека.

   - Пусть Мертвую Руку направит воля Нгахнаре, - произнес лидер смертепоклонников и, сняв перчатку с омертвевшей руки, подбросил в воздух монетку. - Орел - смерть, решка - жизнь.

   - Что ты делаешь? Ранкир, что с ним не так? - заволновался Аменир.

   Убийца небрежно отмахнулся от вопроса, оставив реаманта блуждать в догадках. В это время расплющенный кусочек серебра, на котором с одной стороны был вычеканен венок трех цветков, символов провинций Алокрии, а с другой - грубое изображение короля, вылетел из потока лунного света, льющегося из окна, и буквально на мгновение исчез во мраке комнаты. Но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы По-Тоно не смог поймать судьбоносную монетку. Она пролетела мимо иссохшей ладони и закончила свой короткий полет, вонзившись в крохотную щель между досками напольного покрытия.

   - Непонятно... - нахмурился Ачек, не зная, как расценить подобный ответ владыки. - Ладно, будешь вторым, кого владыка Нгахнаре решил не убивать Мертвой Рукой. Пока что.

   - Да что здесь творится? - растерянно прошептал Кар.

   Лидер сектантов неторопливо натянул перчатку и подошел к убийце, который стоял у стены, равнодушно рассматривая скромный интерьер домика реамантов.

   - Ранкир, я бы хотел в спокойной обстановке пообщаться с нашим другом. Может, погуляешь пока с Тормуной?

   - Няньку нашел, что ли?

   - Эй, он мне не нравится, - скривилась сектантка.

   - Тормуна, если он будет себя плохо вести - может убить, - разрешил Ачек. - Постойте немного на страже снаружи. Считайте это приказом.

   - Я тебе не подчиняюсь, - огрызнулся Мит. - Но дурочку отсюда выведу, так и быть. Может, вы быстрее наговоритесь, если она не будет вмешиваться со своим бредом...

   Оставшись наедине с реамантом, По-Тоно подтащил первый попавшийся стул и сел напротив Аменира. Поправив перчатку и немного подумав, Мертвая Рука произнес:

   - Если вкратце, то я стал лидером донкарских смертепоклонников, которые под моим началом убили все живое в столице. И останавливаться на достигнутом мы не намерены. А Ранкир некоторое время был наемным убийцей, но Синдикат подставил его, и теперь он жаждет мести. Кроме того, ему довелось умереть и встретиться с воплощением смерти, которое передало через него послание секте. Нам велено разобраться с куполом и ветрами, веющими пустой смертью, но я не знаю, с чего следует начать. Сейчас последователи Нгахнаре ждут моих приказов в лесах Евы, а я прибыл в Новый Крусток, чтобы узнать все, что известно о куполе реамантам и Комитету. Можешь начинать рассказывать.

   Выдавив из себя нервный смешок, реамант машинально вскинул руку, и выскочивший из ладони куб вспыхнул золотистым светом. В следующее мгновение доски под Амениром с негромким скрипом выгнулись и приподняли его над полом, образуя нечто похожее на стул. Из-за вида действующей реамантии виски Ачека в очередной раз пронзила острая боль.

   - Вот так просто, да? - спросил Кар, растерянно наблюдая за вращающимися секциями куба. - И как я, по-твоему, должен отреагировать?

   Он отказывался верить словам друга. В них было столько боли и страданий, а По-Тоно так монотонно и легко обмолвился о них, что по спине Аменира пробежал противный холодок. В тот же момент юный реамант вспомнил странную процедуру с монеткой и понял, что был в одном шаге от смерти... Нет, он не мог поверить, что старый друг способен убить его.

   - Прости, на долгую беседу у нас нет времени, - Ачек указал на куб. - Насколько я могу судить из донесений моих людей, купол работает так же, как эта штука. Все верно?

   - Может быть. На самом деле, нам известно очень немногое... - Кар поднял на собеседника полные жалости и сострадания глаза. - Что с вами случилось? Как вы могли стать такими?

   - Боюсь, ты не поймешь. Пожалуйста, сосредоточься и расскажи все, что знаешь о куполе.

   - Почему ты связался с кровожадными фанатиками? А Ранкир... Как? - состояние Аменира становилось все более и боле подавленным, он никак не мог принять ужасное преображение своих друзей.

   Ачек вскочил на ноги и смачной оплеухой скинул реаманта с импровизированного стула. Затем, схватив Кара за изорванную рубаху, он рывком поставил его к стене и впился холодным взглядом в его глаза.

   - Приди в себя, Аменир, и попридержи свое любопытство. Ты нам нужен, - отчетливо выговаривая каждое слово, произнес По-Тоно. - Единственно истинное в жизни еще обходит тебя стороной, но можешь не бояться, оно настигнет и тебя. А пока мы должны избавиться от купола, чтобы пустая смерть не забрала твои года, предназначенные владыке Нгахнаре. Ты ведь хочешь уничтожить купол?

   - Хочу, - испуганно пролепетал реамант, не до конца понимая, о чем толкует его друг.

   Разочарование, страх, усталость и психическое истощение из-за многократного посещения ирреального напоминали о себе, и Аменир решил просто подчиниться потоку странных событий, в который его так неожиданно окунули явившиеся из ночной темноты Ачек и Ранкир. Впрочем, это были уже не они...

   - Я хочу избавиться от купола, - набравшись уверенности, повторил реамант. - Я помогу спасти этот мир, а затем сделаю его лучше!

   "Еще немного, и я обрету достаточно силы и знаний о ткани мироздания, - успокаивал себя Аменир, старясь выдержать пугающий взгляд По-Тоно. - Мои друзья стали чудовищами в человеческих обличиях, но я смогу все исправить. Ирреальное уже раздвинуло границы моих возможностей, и это еще не предел. Человек может сделать все, что способен представить. Скоро я пойму как... и создам лучший мир".

   Лицо Ачека смягчилось, он улыбнулся и аккуратно усадил Кара на стул из исковерканного полотна древесного покрытия пола. Машинально поправив перчатку, лидер смертепоклонников сел напротив реаманта.

   - У нас осталось не так много времени, мой друг. Я слушаю.

   Глава 8

   Кристоф разделил всех выживших на три небольших отряда, чтобы разведать территорию и поискать следы присутствия дикарей. Демида он отправил на северо-запад от побережья, Бадухмада - на запад, а сам двинулся на юго-запад. Опаснее всех было направление кажирца, и Кристоф, откровенно говоря, даже надеялся, что возмутитель спокойствия сгинет где-нибудь в дебрях острова.

   Ослепший на один глаз капитан затонувшей "Отважной куртизанки" пробирался сквозь джунгли, прорубая путь кинжалом, который чудом сохранился после кораблекрушения. Неба практически не было видно, и, скорее всего, он уже сбился с намеченного пути. Отдельные затруднения возникали при попытке оценить пройденное расстояние и затраченное на дорогу время - стоило обернуться, и то, что казалось тяжелым получасовым путем, оказывалось лишь парой десятков шагов. Неудивительно, ведь достаточно часто дорогу преграждали лианы толщиной в руку, и приходилось попотеть, чтобы разрезать их непригодным для этого дела кинжалом.

   Внезапно Кристоф вышел на небольшую опушку. Четыре моряка, следующие за капитаном, облегченно вздохнули, когда вырвались из зеленого плена и увидели действительно светлое небо, а не крохотные просветы сквозь кроны деревьев.

   - Подойдите-ка сюда, - подозвал их Тридий.

   Моряки подошли к нему, вытирая обильно выступивший пот, разъедающий многочисленные царапины, которые им оставили по всему телу ветви и шипы. Кроме того, о себе напоминали голод и жажда, а неимоверная духота вызывала отдышку даже у самых выносливых людей, но никто не позволял себе ослушаться капитана. Пока что.

   - Смотрите, - Кристоф задумчиво смотрел то налево, то направо, то вообще вниз. - Опушка тянется через джунгли. Земля притоптана. Похоже на тропу или вроде того.

   - Может, звери, - предположил один из моряков.

   Кристоф пожал плечами.

   - Надо проверить. Будьте настороже.

   Повязав на дерево лоскут ткани как ориентир, они двинулись по лесному коридору на юг, внимательно всматриваясь в бурлящее листвой зелено-коричневое безумие по сторонам. Даже не верилось, что им удалось пройти сквозь нечто подобное. "Что мы ищем? Куда идем? - обреченно подумал фасилиец. - Все-таки надо было возвращаться в Бухту Света, пока имелась возможность. Но вышло бы, что я не выполнил задание Комитета, стал предателем еще одной страны и был бы обречен скрываться до тех пор, пока весь мир не будет исковеркан ветрами купола. Да уж..."

   - Капитан, я что-то вижу впереди.

   Подойдя поближе, они принялись рассматривать непонятную конструкцию из небольшого столбика и привязанных к нему палок, на которых болтались кости мелких животных. Рядом на земле лежали полуобглоданные тушки обезьян, обмотанные веревками и украшенные разноцветными перьями тропических птиц. Некоторые трупики лежали уже давно и начали подгнивать, иные же были относительно свежими, вывороченные из них внутренности влажно поблескивали и источали легкий запах тления, прикрывшись тенью деревьев от палящего солнца.

   - Судя по всему, тут устроен какой-то тотем, алтарь и подношения, - произнес тот же моряк. - Определенно, дело рук человека.

   - Это и так понятно, - пробормотал Кристоф. - Вот только макак ели совсем не люди.

   С ближайшего дерева послышалось сдавленное рычание, и прежде чем капитан и его люди успели опомниться, черная молния метнулась с развесистых ветвей, вспоров одному из моряков брюхо острыми как бритва когтями. Огромная кошка с лоснящейся шкурой цвета ночи на мгновение замерла, пригнувшись к земле и тут же набросилась на следующую жертву, вцепившись клыками в шею. Брызнула кровь, несчастный истошно завопил, но вскоре его крик потонул в булькающих звуках, вырывающихся из разодранной глотки. Обомлевшие моряки смотрели, как хищник терзает их товарища, и до боли сжимали в руках заточенные колья, специально запасенные для подобного случая. Бестия оторвалась от кровавого пиршества и уставилась желтыми глазами на скованных ужасом людишек, потревоживших ее покой и осквернивших резким запахом пота ее любимое лакомство у алтаря. Впрочем, человеческая плоть тоже пришлась ей по вкусу.

   Отбросив кол, один из моряков с воплем бросился бежать, не разбирая дороги и даже не в ту сторону, откуда они пришли.

   - Стоять! Вернись, ты там погибнешь! - выкрикнул Кристоф, пытаясь вразумить труса, но в следующий миг он был вынужден повернуться на угрожающий рык.

   Кошка стремительно накинулась на него, и капитан, еще не привыкший к слепоте левого глаза, едва успел неловко выставить перед собой кинжал. Она повалила Тридия на землю, выбив воздух из его легких, но тут же, хрипло мяукнув, подскочила, ощутив застрявшее в боку стальное лезвие. Пантера отпрыгнула в сторону и завертелась на месте, пытаясь достать кинжал. Последний оставшийся в отряде Кристофа моряк подбежал к ней и с размаху ударил колом, однако промахнулся, лишь разодрав ей шкуру на спине. Черная кошка озлобленно зашипела, ловко взобралась на дерево, словно позабыв о ране в боку, и скрылась в густой листве.

   - Вы в порядке, капитан? - дрожащим голосом спросил моряк. - У вас кровь.

   Немного отдышавшись, Кристоф осмотрел глубокие царапины на плечах и груди. Очень больно, но жить можно. Главное, не истечь кровью и не подхватить какую-нибудь заразу в джунглях.

   - Ерунда, - ответил он. - А вот кинжал, кажется, ушел вместе с кошкой...

   "Об оружие думаешь, а сам двух людей потерял, - мысленно укорил себя Кристоф, и обернулся, надеясь увидеть сбежавшего моряка. - Трех людей".

   Капитан подобрал брошенный трусом кол и подошел к лежащим неподалеку подчиненным. Один из них смотрел в небо остекленевшими глазами, на его лице застыла гримаса ужаса и боли, а разинутый рот напоминал о том жутком вопле, что он издал, когда бестия вцепилась ему в горло. Из месива, оставшегося от шеи, сочилась кровь, подпитывая почерневшую землю. Вот теперь Дикарские острова окончательно стали похожи на проклятый архипелаг из трактирных баек подвыпивших членов команд первооткрывателей, демонстрирующих отсутствующие ноги и руки, изуродованные лица, исполосованные шрамами тела, вырванные куски плоти и незаживающие язвы от тропических болячек.

   Тот моряк, который первым попал под удар когтистой лапы, все еще цеплялся за жизнь скользкими от крови руками. Он лежал на спине и очень быстро дышал, холодный пот струился по его бледному лицу, а вывороченные кишки судорожно сжимались и слегка колыхались, когда парень пытался приподняться или перевернуться на бок. Нанеся точный удар заточенной палкой в сердце, Кристоф оборвал его мучения.

   - Ладно, возвращаемся на побережье, - сказал капитан последнему выжившему из своего отряда. - Следы человеческой деятельности мы встретили, надо выслушать остальных.

   - Мы не пойдем искать По-Като?

   - Так зовут Босого, что ли? - Кристоф знал своих людей лишь по прозвищам и изредка - по именам, что, в общем-то, не делало ему чести как командиру. - Нет, не пойдем. Раз сбежал, то пускай бежит.

   - Но он там погибнет. Да и побережье совсем в другой стороне.

   - Это его выбор, - отмахнулся капитан. - Он мог бы помочь разобраться с пантерой, а не бросить товарищей. Мне на корабле такие крысы не нужны.

   Разорвав одежду на трупах, Тридий выбрал куски ткани почище и перевязал свои раны. Сейчас немного не та ситуация, чтобы выказывать почет павшим. К тому же голод напоминал о себе все настойчивее. Человек, по сути, тоже животное, а тут прямо под ногами лежат два свежих мертвеца, в которых достаточно мяса, надо только разделать их... "Хорошо, что у меня больше нет кинжала, - сглотнул слюну Кристоф. - Не хватало еще до каннибализма опуститься".

   - Все, идем.

   Капитан поспешил назад к оговоренному месту встречи, время уже поджимало. Его беспокоило, что у некоторых членов команды все отчетливее проявлялось недовольство текущим положением дел. Конечно, Тридий отправил самых неблагонадежных подчиненных в разных отрядах, но когда они снова соберутся вместе, речь определенно пойдет о бунте. Хотелось бы верить, что это простая паранойя, и команда никогда не предаст его, но стоило ему вспомнить о прошлом этих отморозков, набранных в экипаж "Отважной куртизанки", как тут же становилось не по себе. Да, раньше они были верны и исполнительны, но ведь им еще никогда не доводилось выполнять самоубийственные приказы, оказавшись в окружении враждебной природы без еды и снаряжения.

   Бадухмад и Демид уже дожидались припозднившегося капитана. То, что вернулся он в компании всего одного моряка, их ничуть не удивило - в их отрядах тоже не хватало нескольких человек. Устало опустившись на песок, Кристоф кратко поведал о недавней встрече с пантерой и поинтересовался о судьбе отсутствующих членов команды.

   - Один скатился в овраг, неудачно ударился спиной, сломал позвоночник. Пришлось добить, - угрюмо ответил Демид. - Второй заблудился.

   - Искали?

   - И даже нашли. Его какая-то змеюка придушила и целиком проглотила, но далеко уползти не смогла. Когда мы ее распороли, он там... ну, ты понял.

   - Аборигенов обнаружили?

   Помощник капитана отрицательно помотал головой.

   - Понятно, - Кристоф посмотрел на кажирца, который выглядел как-то болезненно. - А с вами что приключилось?

   - Ловушка один упал, кишка на острый палка повесил, - пробормотал Бадухмад. - Другой свинья с клыками побежал, есть хотел его, но клыки в него надел, очень умер тогда. Мы тоже свинья бежал, но никак, быстро был очень...

   - Подожди. Ловушка? - переспросил капитан.

   - Яма и в нем острый палка торчит наверх. Просто ловушка. Потом еще другой такой была, мы ее узнали и обходили, чтобы не умирали.

   Задумавшись, Кристоф машинально заглянул под повязки. Раны болели, но ни воспаления, на нагноений заметно пока еще не было. Возможно, обойдется, хотя местные природа и климат - это настоящий рассадник для всевозможных болезней.

   - Получается, следы человеческой деятельности встретились к западу и юго-западу от побережья. Негусто, - подвел итог Кристоф, потуже затягивая полоски грязной ткани на царапинах. - И вот за эту информацию мы заплатили семью человеческими жизнями. Весьма негусто.

   - Кристоф-капа, для богов твоих прошу хочу, возвращать себя назад надо, - слабым голосом произнес Бадухмад. - Не получится нет чего, только умираем тут. Один день тут ходили, семь умирали, есть мало...

   - Это мы уже обсуждали, - перебил его капитан и внимательно посмотрел на кажирца. - А с тобой-то что?

   Чернокожий матрос нехотя вытянул руку, которая в районе запястья покрылась омерзительными волдырями с мутной жидкостью внутри. Среди вздувшихся бугорков выделялись две крохотные ранки, из которых сочилась вязкая порченая кровь.

   - Длинный жук с много лапки кусал больно, - объяснил Бадухмад. - Я в рану моча мазал, но мало помогало.

   - Прижечь надо, - Демид устало растянулся на песке. - Вот только мы даже огня развести не можем.

   - Само заживать будет, - отмахнулся кажирец. - Если я сам жить будет. А для это возвращать себя надо.

   - Нет у нас пути назад, понимаешь? - Кристоф резко поднялся на ноги. - Теперь уже точно.

   Не обращая внимания на недоуменные взгляды своих людей, он побрел в сторону джунглей.

   - Ты куда собрался? - Демид вскочил и догнал капитана. - Не дури, скоро стемнеет.

   - Вот именно. Сейчас должен начаться прилив, затем наступит тропическая ночь с влажным холодным воздухом, а с воды подует ветер из-за которого мы к утру кровью харкать начнем и все причинные места отморозим.

   Уставшие матросы переглянулись и нехотя поднялись со своих мест. Жалкие остатки сухого пайка, вынесенные с корабля, уже были доедены, и к утру чувство голода разыграется в полную силу. Они, конечно, не были избалованы сытной жизнью, но тяжелый климат и изнурительные путешествия по острову истощили их. И самой большой проблемой было то, что никто так и не смог найти источник пресной воды. До сих пор не удалось ни раны промыть, ни жажду утолить, а ведь солнце и ужасная духота за день из них все соки выжали. "Ну, хотя бы о неповиновении никто не помышляет, - не слишком убедительно успокоил себя Кристоф. - Впрочем, основные возмутители спокойствия уже сгинули в джунглях".

   Выругавшись на родном языке, Бадухмад встал с песка и пошатываясь побрел вслед за капитаном. Как бы он ни храбрился, в одиночку идти в колонию ему было страшно.

   - Куда теперь? - небрежно поинтересовался Демид, как будто речь шла о простой прогулке по парку.

   Тридий подождал, когда все шестеро оставшихся в живых членов команды соберутся вокруг него, и принялся рассуждать вслух:

   - Мы потерпели крушение на юго-восточном побережье. Из того, что мы узнали в Бухте Света, здесь должно обитать племя аборигенов, которые не убивали первооткрывателей, но и не шли на контакт. Так?

   - Это ты все узнавал, нам еще меньше известно, - пожал плечами помощник капитана.

   - Тогда предположим, что это наши дикари Наджуза. Далее: мы нашли какой-то тотем с подношениями для пантеры, обитающей в тех краях, но это практически ни о чем не говорит. А вот отряд Бадухмада наткнулся на ловушки. И что это значит?

   - Ну?

   - А это значит, что двигаться нам надо на запад, понемногу сворачивая к югу, - подвел итог Кристоф. - Самое правильное направление по имеющимся у нас данным.

   - Это еще почему?

   - Ловушки размещаются недалеко от поселения. Ведь если они для охоты, то добычу из них удобнее тащить, когда дом близко. А если их вырыли для защиты, то соответственно есть что-то, что они защищают. Понятна логика?

   - И на юг будем чуть-чуть забирать, потому что там ты нашел тотем с подношениями, - Демид взглянул на беснующиеся в сумерках коричнево-зеленые всполохи джунглей и беззаботно пожал плечами. - Ладно, давай попробуем.

   Кристоф кивнул и уверенно шагнул в тень. Отчаявшимся матросам не оставалось иного варианта, кроме как последовать за ним. Замерзнуть к утру, покрывшись холодной росой под морским бризом, и страдать от мышечных спазмов, голода и жажды не хотел никто.

   Ночь застала путников в дороге, если так можно назвать мучительное сражение с природой под пронзительный свист и клекот ночных птиц. Продираться сквозь джунгли, не имея при себе ничего острее старого перочинного ножа, это настоящая пытка. Дело усугублялось постоянным напряжением в ожидании угодить в ловушку и закончить свой путь на грубо заточенных кольях. Огромная луна обильно поливала землю серебряным светом, но людям, блуждавшим в глубине густых зарослей, доставались лишь жалкие лучики, пробивающиеся сквозь крону деревьев. Бледные отблески позволяли не заплутать окончательно, но они же порождали иллюзии ночных хищников, которые преследовали своих жертв и выжидали, когда истощение возьмет над ними верх, чтобы начать кровавую трапезу.

   - Кажется, мы сбились с пути, - заметил Демид, оглядываясь по сторонам в поисках какого-либо ориентира. - Или нет.

   - Неважно, - Кристоф отогнул очередную задеревеневшую лиану и протиснулся сквозь образовавшуюся щель, оставив на подвернувшихся шипах тонкие лоскутики кожи и клочок ткани с повязки. - Не дикарей, так хотя бы воду найдем. Гора на севере, с нее должны течь реки или ручьи. Рано или поздно пересечемся с ними.

   - Как скажешь...

   Над головами моряков зашелестели листья и заскрипели ветки. Послышалось натужное пыхтение, переходящее в негромкое урчание, но вскоре все затихло. Тридий и его люди замерли, подняв импровизированные копья вверх, и напряженно всматривались в посиневшую от темноты ночи листву. Возня возобновилась, и спустя мгновение с треском ломающихся веток на землю перед моряками рухнула огромная горилла. Издав одновременно воинственный и жалобный крик, она бросилась к ближайшему моряку, небрежно отбросив хлипкое оружие могучей лапой. Она схватила его за голову и огромными прыжками скрылась в джунглях, волоча за собой истошно вопящего человека.

   - Что встали, за ней! - скомандовал Кристоф, и первым бросился на звуки удаляющегося крика.

   Они преследовали гориллу, спотыкаясь на каждом шагу и натыкаясь колючие ветви, лианы и стволы молодых деревцев, которым не суждено вырасти крупнее в тени своих древесных собратьев-исполинов. Наконец они очутились на небольшой полянке с открытым небом, что было большой редкостью в этих краях. Посередине росло огромное дерево, которое отбрасывало необычайно темную тень.

   - Я ничего не слышу, - прошептал Демид. - Похоже, что обезьянка его уже того...

   - Надо удостовериться.

   - Проклятье в тебя, Кристоф-капа, - прошипел Бадухмад, шедший позади. - Его уже умер, нас тоже будет, если идти дальше будет. Зверь сильно, острый палка убиваем его много времени очень. Убегать себя надо.

   - Замолчи. Лучше по сторонам смотри, - буркнул капитан. - Ты сам, небось, хотел бы, чтобы тебя пошли спасать, случись что подобное.

   - Мне есть хватит ума, чтобы не случись что подобное, - огрызнулся кажирец. - Если только ты, капа, не идешь за собой нас верно убивать себя. Там уже никакого ума не поможет.

   Демид шикнул на Бадухмада, и над поляной повисла тишина ночных джунглей со всей свойственной ей какофонией пения тропических птиц, стрекотания неизвестных цивилизованному человечеству насекомых и шелеста мясистых влажных листьев. Моряки осторожно вошли в тень дерева. Внимание Кристофа привлек трупный запах. Вопреки здравому смыслу, он решил найти его источник. Демид, идущий за капитаном, тоже почуял легкий душок разложения, и тут же понял намерения друга.

   - Мне кажется, это очень плохая идея, - прошептал Павий, поравнявшись с ним. - Надо уходить отсюда.

   - Аборигены приносят в свои культовые места всякие подношения из животных, - ответил Кристоф. - Если это одно из них, то здесь мы сможем выйти на след дикарей.

   - Или нам раскроит черепа здоровенная макака...

   Демид запнулся, когда почувствовал, как ему на плечо капнуло что-то горячее и медленно потекло по телу. От рубахи он избавился сразу после кораблекрушения, пустив ее на бинты, и неожиданное прикосновение тепла во влажной прохладе ночи заставило его содрогнуться. Помощник капитана вытер плечо и посмотрел на пальцы. Что-то темное и липкое. Он взглянул наверх.

   - О, а я угадал, - Демид остановил Кристофа и кивнул в сторону мощной ветви. - Только не раскроит черепа, а просто оторвет голову напрочь.

   Обезглавленный труп матроса висел прямо над капитаном и его помощником. Его изломанное тело было покрыто кровоподтеками, спина неестественно согнута и смята, как будто из нее вынули позвоночник, а вырванные из суставов руки казались слишком длинными, болтаясь на одних мышцах и коже.

   - Наверное, она с ним играла, - предположил Демид. - А потом увлеклась и открутила своей кукле голову.

   "Не могу понять. Он действительно так хладнокровен или пытается скрыть свои переживания в этом жутком юморе", - подумал Кристоф, нервно сглотнув. Капитан замер, завороженно глядя на покачивающий руками безголовый труп на ветке. Павий прав. А Бадухмад был прав с самого начала - надо возвращаться и бежать подальше с этого проклятого острова. Жестокий мир тропиков медленно прикончит жалких людишек, возомнивших, что они смогли подчинить себе природу. Холмы Фасилии, где обитали волки-людоеды, густые леса Алокрии, в которых мог заблудиться самый опытный охотник, и даже коварные Силофские горы с их пронзающими плоть ледяными ветрами - все они не шли ни в какое сравнение с буйным нравом джунглей Дикарских островов.

   "Вернуться на пляж, а потом двинуться по побережью к колонии. Мы не виноваты, что миссия Комитета невыполнима. Нас поймут, - мысли лихорадочно носились в голове Кристофа. - Нет, не поймут. Лишат должности, казнят. А я просто хотел быть в море... Тогда надо выполнить задание Мирея Сила. Но как?"

   - Ты чего? - Демид заглянул в побледневшее лицо капитана. - Давай решай уже, куда идем дальше?

   "Действительно, куда дальше? Назад, в Бухту Света. В конце концов, судьба еще одного патрульного корабля нам неизвестна. Может быть, они уже выполнили задание, а мы умираем тут зазря. А если нет? Надо идти до конца. Я не хочу умирать, но без моря и так жизни не будет".

   - Эй, Кристоф, - помощник взял друга за плечи и встряхнул его, не слишком осторожничая. - Живой?

   - Немного, - пробормотал капитан.

   Из-за толстого ствола вышел Бадухмад и приблизился к фасилийцам. Равнодушно посмотрев на висящий на ветке изуродованный труп, кажирец хмыкнул и мотнул головой в сторону, откуда только что пришел.

   - Там есть интересно мы нашли. Надо покажу тебе, Кристоф-капа, смотри надо сам.

   "Завершить миссию Комитета и умудриться при этом выжить. Точно. После стольких жертв отступать нельзя. Впрочем, некоторые из этих отморозков заслужили смерть за прошлые делишки... Нет, отступать нельзя".

   - Обнаружили следы дикарей? - поинтересовался капитан, шагая за Бадухмадом.

   - Много следы дикарей. И сильно следы дикарей.

   Как только они обошли массивный ствол, оказавшийся при ближайшем рассмотрении переплетением сотни небольших деревцев, единственному зрячему глазу Кристофа открылась ужасающая картина. Внутри вытоптанного круга бесформенной грудой лежали мертвые животные, местами погрызенные, но в целом нетронутые, чего нельзя сказать об их собратьях, нанизанных на ветви и торчащие из земли колья. Содранные шкуры облепляли ствол дерева, обрамляя углубление в котором висело освежеванное тело человека. Грубые веревки проходили сквозь него, пронзая конечности, живот и грудь со всех сторон, из-за чего казалось, что лишенный кожи мертвец подпрыгнул в безумном танце, и навсегда завис в одном положении. Несколько веревок проходили сквозь дыру в затылке, рот и глазницы несчастного. Перед подвешенным окровавленным трупом стоял грубый камень, забрызганный какой-то темной жидкостью. На этом алтаре лежала кучка подгнивающих фруктов, источающих терпкий сладковатый запах, перемешивающийся с вонью разложения. Вокруг были аккуратно рассажены огромные скелеты горилл. Местами их прикрывали куски шкур животных или чешуя змей и гигантских ящериц. Очевидно, убившая матроса обезьяна приволокла его сюда неслучайно, здесь явно находилось какое-то святилище аборигенов. Причем весьма недружелюбных аборигенов.

   - О, а я его знаю, - Демид внимательно посмотрел на один из скелетов, обтянутый подозрительно светлой кожей. - Это же Босой.

   Кристоф подошел и посмотрел на прилепленное к обезьяньему черепу человеческое лицо. Это была именно физиономия По-Като, позорно сбежавшего во время стычки с пантерой. Выходит, освежеванный труп был не кем иным, как одним из членов команды "Отважной куртизанки". Данное открытие не предвещало ничего хорошего.

   - Это не наши дикари, - заявил Тридий. - Надо идти на юг.

   - А если наши? Может быть, это именно племя Наджуза так развлекается. Мы ведь точно не знаем, кто из них кто и где они обитают на острове, - напомнил помощник капитана.

   - Но хочется верить в лучшее.

   - Всем нам будем висеть как Босой с кишка наружу и кожа рядом, - предрек Бадухмад, разминая распухшую от укуса насекомого руку. - Кристоф-капа нас помогает сделает это.

   "И так он разговаривает со своим капитаном. Впрочем, какая команда - такая и дисциплина", - подумал Тридий. Но осадить дерзкого кажирца он уже не успел.

   Джунгли вокруг опушки извергли из себя волну теней, словно от ночного мрака оторвались несколько лоскутов, отдаленно напоминающих человеческие силуэты. Они неслышно и стремительно окружили святилище, и только тогда шестеро моряков смогли различить в темной массе толпу людей. Их кожа отливала бронзой даже при лунном свете, а нагота прикрывалась лишь узкой набедренной повязкой и манжетами на руках и ногах, если не считать украшения, которые были достойны истинных дикарей: вплетенные в волосы ракушки и косточки мелких зверьков, проколотые губы со вставленными в них продолговатыми кусочками темного камня, бусы из зубов всевозможных животных, а также разноцветные перья, привязанные ко всему, чему только можно.

   - Кажется, у них принято носить на запястьях человеческие волосы, причем вместе с кожей, - прошептал Демид, не решаясь поднять заточенный сук без приказа капитана. - Кристоф, как думаешь, до Алокрии такая мода дойдет?

   Капитан не смог ответить, потому что дикари подняли невыносимый гвалт, перекрикивая друг друга, толкаясь между собой и тыча в сторону моряков грубо отесанными копьями, обсидиановыми кожами и увесистыми дубинками. Порой раздавался животный рык и вой, и тогда в толпе начиналась потасовка.

   Кристоф замер, недоуменно наблюдая за поведением аборигенов, и лихорадочно думал, что вообще можно предпринять в подобной ситуации. "Будь ты проклят, Шеклоз Мим, и ты, Мирей Сил! Языковой барьер не проблема, значит? Посмотрел бы я на вас в окружении орущих дикарей, намотавших на себя скальпы".

   - У кого-нибудь есть идеи? - негромко спросил Тридий, обращаясь к обескураженным матросам. - Хоть что-то?

   - Ладно, давай я попробую, - пожал плечами Демид.

   Он демонстративно отбросил в сторону кол, поднял руки над головой и сделал шаг к беснующейся толпе. Набрав побольше воздуха в грудь, он прокричал:

   - Наджуза! Наджуза, понятно? Мы - друзья, хорошо, а купол - плохо, очень плохо. Наджуза, в общем. Слышите меня, подкопченные?

   "Ой, кретин, - Кристоф мысленно отвесил затрещину товарищу. - Пошел на контакт, называется". Однако дикари притихли, только где-то в задних рядах несколько человек продолжали потасовку. Им никто не мешал, как будто подобное происходило здесь в порядке вещей. Даже когда один из аборигенов повалил соперника на землю и перерезал ему глотку острой гранью обсидианового осколка, никто не обратил на это ни малейшего внимания.

   От рычащей теневой массы отделилась долговязая фигура, оказавшаяся жилистым стариком в шлеме из черепа огромной гориллы. Он приблизился к Демиду и не очень сильно ткнул его дубинкой в грудь.

   - Наджуза забу кагали барту?

   - Ну, например, - помощник капитана кивнул и постарался улыбнуться максимально дружелюбно. - Наджуза, да.

   - Забу нуги параку Наджуза! - завопил старик и мощным ударом дубинки оглушил Демида.

   С леденящим душу воем дикари набросились на моряков, которые уже почти почувствовали робкую надежду, и необычайно ловко повязали их. Раздавленные отчаянием жалкие остатки команды "Отважной куртизанки" не смогли даже оказать хоть какое-то сопротивление, моментально смирившись со своей новой ролью пленников. Омерзительная влажная прохлада тропической ночи заставляла их надеяться на скорый конец мучений. Неважно, что их ждет, лишь бы все закончилось быстро. Голод и жажда стали постоянным чувством, к которому невозможно было привыкнуть. Наоборот, желудок все сильнее сжимался в источающий резкую боль комок, и во рту не осталось ни капли слюны, чтобы хоть как-то расшевелить иссохший язык и смочить горящее горло. А вокруг бушевала кипящая жизнью природа, как будто в насмешку демонстрируя неуловимых аппетитных зверьков и сочную листву.

   Аборигены повели моряков в джунгли, предварительно швырнув тела убитых в потасовке соплеменников на кучу полуразложившихся животных. У святилища остался только старик с черепом гориллы. Он вскрыл грудную клетку одному из трупов и принялся запихивать внутрь него связку бананов. Насколько престарелый любитель обезьян преуспел в своем деле - об этом Кристоф и его люди судить не могли, потому что их к тому моменту уже проглотила тень хаотично растущих деревьев.

   Куда их вели, зачем и почему - никто даже не пытался найти ответы на эти вопросы. После стольких несчастий, случившихся всего за один день, надежда на счастливый конец казалась несусветной глупостью. Экипаж затонувшей "Отважной куртизанки" предпочел бы сейчас оказаться где угодно, даже на палубе ушедшего под воду патрульного корабля, только не в этом зеленом аду. Если и существовало чувство безысходности сильнее отчаяния, то ими завладело именно оно.

   Кристоф Тридий корил себя за все последние принятые им решения и тут же пытался оправдаться перед самим собой, объясняя свои действия долгом перед страной, подарившей ему море. Остальные моряки изнывали от внутреннего жара и прохладного влажного воздуха. Многочисленные ссадины, царапины и ушибы покрывали их тела, зудящей болью напоминая измученным людям, что они все еще живы. И капитан ничего не мог с этим поделать. Сожаления и страх надломили его дух, и он поддался всепоглощающей апатии, машинально раз за разом прокручивая в голове слова бесполезных оправданий.

   Хуже всего пришлось Бадухмаду. Он покрылся бисеринами блестящего пота и лихорадочно дрожал, бормоча себе под нос что-то на родном языке. Укус той твари не прошел бесследно - у кажирца был жар, руку он уже не чувствовал, опухоль и пузырящиеся волдыри перекинулись на плечо, а из открывшихся язв сочилась мутная кровь. Без помощи фармагика или хотя бы обычного лекаря чернокожий матрос долго не протянет.

   Демид еще раз попытался завязать разговор с дикарями, но в ответ его только избили дубинками, сломав нос и выбив несколько зубов. Остальным тоже доставалось - они шли слишком медленно и неуклюже по меркам аборигенов, привыкшим легко просачиваться сквозь самые непроходимые дебри. В итоге у моряков появились новые кровоподтеки, было сломано несколько ребер и рассечена кожа на лицах, а также значительно возросло желание поскорее умереть.

   Неизвестно сколько времени прошло, прежде чем пленников привели в дикарское поселение. Казалось, что их путь через джунгли длился целую вечность. Вечность, наполненную страданиями и отчаянием...

   Поселение выглядело достаточно жалко. Убогие лачуги были в беспорядке раскиданы среди деревьев, на ветвях которых тоже громоздились какие-то подобия жилищ. Некоторые домики казались солиднее остальных - это были не просто воткнутые в землю палки, прикрытые широкими листьями, их стены обмазывались глиной и украшались безумными рисунками синего, красного и черного цветов. Впрочем, полностью разглядеть все не удавалось из-за ночной темноты, а прорывающийся сквозь густую листву лунный свет только вносил еще больше неразберихи, играя бледными отблесками в мелких капельках ночной росы. Единственным крупным строением была каменная пирамида в центре поселения, высота которой составляла примерно три человеческих роста. На ее вершине стоял огромный плоский булыжник, от которого тянулись темные следы ручейков крови, сбегающих по ступеням пирамиды к самой земле.

   - Довольно интересная смерть нас ожидает, Кристоф, ты не находишь? - весело подмигнул Демид, хотя дрожащий голос выдавал его страх. - Экзотика.

   Он немного шепелявил из-за выбитых зубов. За свои слова помощник капитана удостоился очередного удара дубинкой, после которого потерял сознание и упал лицом в грязь. Дальше Кристоф тащил его на себе.

   Их привели к большой деревянной, но очень прочной клетке, стоявшей недалеко от пирамиды. Когда Демид пришел в себя, остальные члены команды уже сидели на земле, дрожа от холода, лижущего их влажным языком, и периодически проваливались в беспокойную дремоту. Вокруг клетки сновали дикари, сверкая глазами и угрожающе рыча на моряков. Двое из них столкнулись друг с другом и с яростным воплем покатились по земле.

   - Теперь понятно, почему они до сих пор не заселили остров целиком, - пробормотал Демид, наблюдая за дракой.

   Дикарь, который выглядел помоложе, впился гнилыми зубами в руку противника, заставив того издать протяжный вой. Пока второй корчился от боли, он оседлал его, схватил за голову и, сняв с шеи небольшой обсидиановый нож, принялся снимать скальп с еще живого соплеменника. Покончив с кровавой процедурой, молодой дикарь повязал на запястье кожу с длинными спутанными волосами, немного освежив жуткий манжет, и поволок бесчувственного противника куда-то на окраину поселения.

   Демид, осознав, что его руки давно уже свободны от пут, с удовольствием разминал конечности. Затем, взявшись за искривленный нос большими пальцами, он с хрустом вправил его на место. Помощник капитана застонал сквозь стиснутые зубы, из ноздрей хлынула кровь, но вскоре наступило облегчение, и он с блаженной улыбкой прислонился к стенке клетки.

   - А ведь после кораблекрушения ты мне ногу так же починил, - безразлично глядя на беснующихся у клетки дикарей, произнес Кристоф. - Я что-то о тебе не знаю?

   - Ничего особенного, - отмахнулся Демид. - Отец долгое время был костоправом.

   - А потом?

   - А потом он помог какому-то чиновнику из столицы избавиться от хромоты, а тому не понравилась испытанная при лечении боль, и его телохранители насмерть забили отца.

   - Ты никогда об этом не рассказывал.

   - А чего тут рассказывать? Это не диковинка, подобное на каждом шагу встречается в Фасилии. Да и не только в ней.

   - И то верно. Власть уродует людей внутренне, и они позволяют себе уродовать людей внешне, - задумчиво пробормотал капитан, пошевелив ногой, которая, в отличие от всего остального тела, почти не болела. - А из тебя вышел бы неплохой костоправ.

   - До первого чиновника, - ухмылка Демид выглядела жутковато из-за кровоточащих кратеров выбитых зубов. - Или до первого друга, который потащит меня в чужую страну, чтобы стать мореплавателями.

   "А ведь и правда. Это только благодаря мне он сейчас сидит в клетке, окруженной кровожадными дикарями", - подумал Кристоф, но попросить прощения у верного товарища так и не решился. Извинение означало бы признание неверно принятого решения. А если сожаления возобладают над уверенностью, то окажется, что с определенного момента вся жизнь стала неправильной, не такой, какой должна быть.

   Внезапно калитка скрипнула притершимися к крепкому дереву веревками, и в клетку вошел рослый дикарь. Его наполовину скрытое свалявшимися волосами лицо покрывал замысловатый узор татуировок, а тело было покрыто краской непонятного из-за ночной темноты цвета. Необычайно пышные манжеты из скальпов на запястьях и щиколотках аборигена говорили о том, что перед моряками предстал очень важный человек. Других украшений на нем тоже хватало - в уши, щеки и губы были вставлены отполированные продолговатые камни, пара десятков ниток с нанизанными на них ракушками, высушенными ягодами, костями и прочими традиционными атрибутами покрывали его рельефный торс, а на плечах и бедрах были повязаны ленты с вшитыми в них перьями и головами змей. Скорее всего, именно так должен выглядеть вождь племени.

   Вслед за устрашающим гигантом в клетку протиснулся уже знакомый старик с черепом гориллы на голове. Ссутулившись, он принялся быстро тявкать и подвывать на своем наречии, поочередно указывая на каждого из пленников. Когда очередь дошла до Демида, поклонник обезьян разразился гневной тирадой, в которой периодически слышалось слово "Наджуза". Лицо рослого дикаря скривилось одновременно презрительно и гневно. Приблизившись к помощнику капитана, он пристально посмотрел ему в лицо.

   - Кагали Наджуза забу наргати барту?

   - Да нет, не Наджуза, - замотал головой Демид. - Кажется, мы все немного обознались, приятель.

   - Наджуза кагали барту! Забу! - брызжа слюной, завопил вождь.

   - Лучше молчи, - посоветовал другу Кристоф.

   Вождь повернулся в его сторону и уставился на капитана немигающим взглядом. Жестом повелев старику приблизиться, он указал на фасилийца и прорычал практически нечленораздельную фразу. Обезьяний жрец подскочил к Тридию и начал изумленно разглядывать его лицо, периодически поглядывая на Демида, как будто сравнивая двух чужаков. Наконец он осторожно потрогал бороду капитана и что-то утвердительно пролаял громиле. Тот нахмурился и в свою очередь запустил пальцы в бороду Павия, но затем резко одернул руку.

   - Кажется, мы им понравились, - не слишком радостно заметил Демид, не отрывая глаз от нависшего над ним дикаря.

   В Фасилии мужчины не брили бород, в отличие от алокрийцев, у которых росли лишь жиденькие разноцветные клочки волос на щеках и подбородке. Поэтому Кристоф и Демид гордо носили свои черные густые бороды, радуясь хоть какому-то превосходству над окружающими. Впрочем, в Алокрии это не считалось ни мужественным, ни красивым, поэтому поначалу на бородатых фасилийцев смотрели даже с оттенком брезгливости, но вскоре привыкли к их внешнему виду. Кристоф и не вспоминал о своей отличительной черте, пока дикари не выделили их из общего числа пленников именно по этому признаку, который, видимо, и для островитян был некой диковинкой.

   Вождь фыркнул и, подозвав жреца, долго переговаривался с ним, кивая в сторону фасилийцев. Старик, ссутулившись еще сильнее, указал своей дубинкой на Бадухмада и еще одного выжившего кажирца, что-то неуверенно промямлив при этом. Громила недоверчиво посмотрел на чернокожих матросов. Он подошел к лежащему без сознания Бадухмаду и, плюнув на пальцы, попытался оттереть его кожу от "краски". Когда у него ничего не вышло, вождь изумленно выдохнул и поднялся на ноги, уставившись на уроженцев южного континента.

   - Кагазу рага нарга, - наконец пролаял он, поочередно указав на фасилийцев и кажирцев. - Сугу рага паркату нари чага барту.

   - Не, я ничего не понял, друг, - заявил Демид, приглаживая растрепанную бороду, но на его слова не последовало никакой реакции.

   Громила развернулся и покинул клетку, а старик истошно завопил указывая трясущейся рукой на двух моряков, которым вождь практически не уделил внимания. Шумная толпа дикарей ворвалась в клетку, и поволокла обоих несчастных наружу, едва не разрывая их на куски.

   - Эй, постойте, они с нами! - закричал Кристоф, бросившись на подмогу своим подчиненным.

   Удар увесистой дубинки отбросил его назад. В зрячем глазу капитана забурлила темнота. "Зачем я это сделал? Все там будем...", - мелькнула в угасающем сознании одинокая мысль.

   Он очнулся, когда слабый свет пощекотал его закрытые веки. Беспрестанно шелестящая листва переливалась всеми оттенками зеленого, играя единичными солнечными лучами, которые с трудом пробивались сквозь густые кроны деревьев. С шипением выдохнув сквозь стиснутые зубы из-за пульсирующей боли в голове, Кристоф приподнялся и подождал, когда разноцветные сполохи перестанут мельтешить перед правым глазом. С левого же пелена молочного цвета так и не спала. Впрочем, он уже начал привыкать к своей частичной слепоте.

   Капитан посмотрел в угол клетки, откуда доносилось надрывное пыхтение и слабые стоны. Бадухмада лихорадило, он беспокойно ворочался и нес какой-то бред. Его рука выглядела ужасно, словно все соки из плоти ушли в надутые пузыри волдырей. Некоторые из них лопнули, оставив на своем месте кровоточащий кратер. Болезнь поразила уже половину груди, скоро она доберется до жизненно важных органов. Он не выживет.

   Капитан принюхался к себе и почуял сквозь резкий запах пота какой-то едва уловимый душок сопревшей травы со сладковатыми тонами, немного отдающими тухлостью. С трудом отлепив от тела пропитанные сукровицей повязки, Кристоф посмотрел на раны, оставленные пантерой. Его опасения оправдались - глубокие царапины начали загнивать, кое-где по их краям уже назрели небольшие белые мешочки, готовые порваться в любой момент. Выругавшись, он отбросил заляпанные кровью, гноем и грязью бинты в сторону. Уже не пригодятся.

   Немного привыкнув к зуду и саднящей боли, капитан огляделся. В клетке кроме двух кажирцев и двух фасилийцев никого не было. Тогда он вспомнил, как ночью дикари выволокли наружу двух матросов.

   - Демид, - позвать друга по имени ему удалось не с первого раза, горло пересохло, а язык не слушался своего хозяина. - Демид, где они?

   - На пирамиде, - хрипло ответил помощник капитана, уставившись в пространство перед собой немигающим взглядом. - Частично. Частично - рядом с пирамидой. Частично - ходят по деревне. Частично.

   - Что?

   - Они их съели, - Демид медленно повернул голову в сторону Кристофа. - Не целиком. Выбирали куски помясистее. Затащили на верхушку пирамиды, уложили на алтарь и разделали. Начали с рук. Они были еще живы, когда им отрубали пальцы. И кисти. Предплечья нарезали мелкими кусочками. Обсидиановыми ножами это получалось очень медленно. Они кричали. Потом уже не кричали. Мимо нас проходили радостные дикари и показывали нам части наших товарищей. Хвастались...

   - Хватит, - перебил его капитан. - Я понял.

   Павий вернулся к созерцанию пустоты, и в клетке повисла тишина, прерываемая лишь слабыми стонами Бадухмада и судорожными вздохами второго кажирца, который в ужасе зажался в угол клетки, уткнувшись лицом в колени. А поселение дикарей как будто вымерло. Хотелось бы в это верить, но Кристоф подозревал, что они просто спали днем. Ночные животные. И убогие лачуги при свете выглядели еще хуже, от них веяло неимоверной дикостью, они словно кричали, что построившие их люди привыкли разрушать и убивать, а не созидать и дарить жизнь.

   Так прошла половина дня. Голод, жажда и боль уже практически не замечались, они стали частью существования четырех пленников в просторной деревянной клетке. Кристоф несколько раз проваливался в короткий беспокойный сон, но от этого усталость только возрастала.

   - Кристоф, - подал голос Демид.

   - Чего?

   - Сверни мне шею.

   - Не хочу.

   Помощник капитана усмехнулся и прикрыл глаза. Может быть, получится забыться на несколько минут. Обязательно приснится кошмар, но даже самый страшный сон не пойдет ни в какое сравнение с ужасами той влажной и теплой тропической реальности, в которой застрял экипаж "Отважной куртизанки". Вернее, его ничтожные остатки. А лишившийся корабля и команды капитан, к своему позору, был до сих пор жив. И хотел бы жить дальше, но как-то не получалось.

   Перед клеткой, словно из-под земли, выросла фигура старика с обезьяньим черепом на голове. Следом за ним начали появляться дикари, недовольно щурясь при дневном свете. Их кожа действительно отливала глубоким бронзовым цветом, но за толстым слоем грязи, краски и крови ее практически не было видно. В ночной темноте они больше походили на людей, нежели сейчас.

   - Саванту парони кагазу ки рага! - пролаял старик, указывая крючковатыми пальцами на четверых пленников.

   - Похоже, наша очередь.

   Демид поднялся и помог встать капитану. Своим видом они дали понять, что пойдут сами. Дикари вытолкали их наружу, предварительно взвалив им на плечи покрытого испариной Бадухмада. Второй кажирец начал сопротивляться. Рычащие аборигены избили его дубинками до полусмерти и потащили бесчувственного моряка за собой, взяв за ноги.

   Вопреки ожиданию, они прошли мимо пирамиды, на вершине которой белели свежие человеческие кости с небольшими клочками мяса, и отправились дальше в джунгли. Вождь так и не показался. Видимо, Кристоф и его люди не заслужили подобную честь.

   - Опять идти, - пробормотал капитан, с трудом переставляя непослушные ноги.

   - Можно попробовать сбежать, - без особого энтузиазма предложил Демид.

   - Ты видел, как они передвигаются по джунглям? Догонят в один миг.

   - Хотя бы убьют быстро.

   - Сомневаюсь, - Кристоф украдкой оглянулся на избитого кажирца, которого волочили следом за ними по грязи, мелким камешкам и корням, сдирающим с него кожу. - Будет только хуже.

   Духота постепенно вступала в полную силу, превращая сырую прохладу ночи и утра в удушающую влажность жаркого полудня. Жестокая природа острова как будто специально старалась сделать последние моменты жизни моряков еще мучительнее. Они брели за дикарями, не обращая внимания на оставленные ветками и шипами зудящие царапины, число которых увеличивались с каждым шагом, и удары палок, сыплющиеся на треснувшие ребра с завидным постоянством. Из-за слепоты левого глаза Кристоф часто спотыкался и сталкивался с одеревеневшими лианами, поэтому ему доставалось в два раза больше. По логике человекоподобных обитателей джунглей, избиения, наверное, должны были помогать истощенным пленникам двигаться вперед. В действительности же эффект был абсолютно противоположным, что заставляло людоедов избивать моряков еще сильнее. А затем все повторялось вновь...

   Непрекращающаяся боль и однообразие джунглей надломили чувство времени, заставляя Кристофа идти сквозь грязно-зеленую бесконечность, взвалив на себя Бадухмада. Жидкость из лопнувших язв на изуродованной руке кажирца текла по телу, но капитан практически не чувствовал ни ее липкую теплоту, ни резкий кислый запах. Зарождавшиеся в глубине сознания мысли моментально испарялись, как будто испугавшись реальности. Капитана это вполне устраивало - мысли явно были невеселыми и бесполезными. Так ломаются люди.

   Внезапно они остановились. Перед ними стоял небольшой каменный идол, измазанный черной краской. Грубо высеченное лицо обрамляло некое подобие высокого воротника.

   - И черная кожа есть, и борода, - усмехнулся Демид. - Да мы избранные.

   Кристоф безразлично кивнул. Похоже, что кажирцев и фасилийцев от съедения спасла именно внешность. Но что будет дальше?

   Ответ не заставил себя долго ждать. Старик с черепом гориллы подошел к висящему на плечах товарищей Бадухмаду и поморщился, посмотрев на его волдыри и язвы.

   - Каваги рага, - буркнул жрец и махнул рукой в сторону второго чернокожего матроса. - Рага сузу парги парони на кут.

   Дикари схватили извивающегося кажирца и подтащили к идолу. Старик сдернул со своей морщинистой шеи нож из полированного обсидиана и точным движением вскрыл грудную клетку пленника, который все еще был жив и истошно вопил, наблюдая, как его внутренности подрагивали, выползая из распоротого тела. Он даже успел почувствовать рассекаемую жрецом кожу вдоль рук и ног, прежде чем затих и обмяк, закатив глаза. А поклонник обезьян, сделав все необходимые надрезы, принялся сдирать с матроса его черную кожу.

   - Профессионал, - судорожно сглотнул Демид и нервно выдавил из себя подобие ухмылки. - Приятно наблюдать за работой людей, знающих свое дело.

   "Боится, - понял Кристоф, взглянув на друга. - Значит, хочет жить".

   На теле мертвого кажирца осталось только лицо. Остальную кожу, снятую на удивление быстро, жрец заботливо накинул на плечи идола. Почтительно отступив на несколько шагов, старик начал выкрикивать фразы на своем лающем языке и приплясывать, оскорбляя безумными телодвижениями само понятие танца. Остальные дикари принялись подвывать, а потом схватили Бадухмада, оттолкнув Кристофа и Демида, и поволокли его к каменному истукану.

   Фасилийцы прекрасно осознавали свое бессилие, поэтому просто безучастно наблюдали за кровавым ритуалом. Они очень устали, на какие-либо чувства не осталось сил. В конце концов, это всего лишь еще одно несчастье в одной сплошной череде ужасных событий, внезапно увлекших команду "Отважной куртизанки" в пучину смертельного невезения. Можно только надеяться, что оно будет последним.

   - А что, если они нас просто побреют и отпустят, - глупо хихикнув, предположил Демид. - Судя по идолу и тому, что они делают с нашими черномазыми, от нас дикарям нужны лишь бороды для их божка. Срежут ее и все.

   - Срежут, - согласился Кристоф. - Вместе с головой.

   - А если...

   Голос помощника капитана потонул в воинственных криках и улюлюканье, доносившихся со всех сторон. Людоеды отпустили Бадухмада и бросились врассыпную, но вылетающие из джунглей дротики настигали беглецов. Жрец угрожающе завопил и затрясся от гнева, потрясая сорванным с головы черепом гориллы. Метко брошенное копье пронзило его сморщенную шею, и старик захлебнулся своими проклятьями, хлынувшими из его рта вперемешку с жидкой темной кровью.

   Вскоре все стихло. Вокруг идола лежали утыканные дротиками дикари. Одни уже были мертвы, другие слабо барахтались в грязи и зажимали раны, пытаясь удержать липкими пальцами стремительно вытекающую жизнь. Стоящие на коленях Кристоф и Демид не верили своим глазам.

   - Ла-а-дно, - протянул помощник капитана, растерянно озираясь по сторонам. - И что дальше?

   Из леса вышли люди с кожей бронзового цвета, но они сильно отличались от убитых ими дикарей. В них было намного больше человеческого, чем в грязных людоедах. Одежды на них был минимум, но никаких украшений из скальпов и костей мелких животных они не носили. Даже их длинные волосы казались чистыми и ухоженными. Относительно.

   Перекинувшись парой фраз, они принялись методично добивать своих противников, корчащихся на земле. При этом аборигены деловито выдергивали из бездыханных тел дротики и проверяли обсидиановые наконечники, искоса поглядывая на фасилийцев, которые пребывали в крайней растерянности и задыхались от полузабытого ощущения надежды. Один из дикарей подошел к постанывающему Бадухмаду и занес копье, чтобы нанести смертельный удар.

   - Эй-эй-эй, приятель, постой, - очнулся Демид и торопливо пополз на коленях к кажирцу. - Это свой. Он с нами, понял?

   Бронзовокожий воин удивленно посмотрел на фасилийца, словно только сейчас заметил его присутствие. Не опуская копья, он указал пальцем в сторону черного идола, на который была накинута кожа другого уроженца южного континента, и произнес:

   - Саргуну чаркии на кут.

   - Он друг, понимаешь? Расслабься, мы просто жертвы ситуации. Нелепое стечение обстоятельств, кожа этого человека не имеет отношения к каменному уродцу. Убери свое копье, а? - помощник капитана активно жестикулировал, хотя в его судорожных взмахах руками не было и капли смысла.

   - Он тебя не понимает, - сказал Кристоф, поднимаясь на ноги. - Я сам попробую.

   Тридий осторожно пошел к распластанному Бадухмаду и стоявшему над ним дикарю. Тот резко повернулся к капитану, сверкнул глазами и оскалился, заставив его остановиться.

   - Саргуну на кут, - повторил дикарь.

   - Спокойно, я просто...

   Копье с хрустом вошло в грудную клетку кажирца, пронзив его сердце. Бадухмад дернулся, хрипло выдохнул и застыл, встретив свою смерть в грязи посреди джунглей. Остров делал все возможное, чтобы угодившие в ловушку людишки никогда не выбрались из преисподней, полыхающей зеленым пламенем листвы. Кристоф выругался. Бадухмад, конечно, был тем еще отморозком с весьма скверным прошлым, но подобной кончины он не заслужил. Особенно на фоне робких проблесков надежды на спасение.

   - Признай, у тебя не очень хорошо получилось, - пробормотал Демид. - Когда моей жизни будет угрожать какой-нибудь дикарь, даже не вздумай пытаться переубеждать его. Так у меня будет больше шансов выжить...

   - Тогда сейчас я буду молчать.

   Аборигены взяли их в плотное кольцо и настороженно направили копья в их сторону. Фасилийцы пожалели, что предприняли попытку спасти жизнь кажирцу, который и так уже был при смерти из-за укуса какой-то ядовитой твари. А ведь дикари не обращали на них особого внимания, можно было просто уйти...

   - Ну, настала пора использовать проверенный временем способ, - вздохнул Демид и ухмыльнулся, продемонстрировав брешь в ровных рядах зубов. - Наджуза, друзья мои. Наджуза! Давайте дружить племенами, Наджуза и алокрийский флот - браться навек! Наджуза, да?

   Стена бронзовых тел пришла в движение. Послышался шепот, дикари переговаривались между собой, подозрительно разглядывая измученных фасилийцев. Кажется, они никак не могли прийти к единому решению. Неожиданно большинство из них опустили оружие и стремительно пошли к джунглям. Несколько человек не слишком вежливо подтолкнули Кристофа и Демида древками копий, направляя их следом за растворившимися среди деревьев соплеменниками.

   - Переговоры увенчались успехом, - Демид ткнул друга локтем в бок.

   - Осторожнее, - прошипел Кристоф, поморщившись от боли в ребрах. - На мне же живого места нет.

   - Да ладно, ерунда. Как говорил Бадухмад... Не помню, как он говорил, но было что-то вроде - если сам жив, то и остальное заживет, - помощник капитана скривился, явно оставшись недовольным тем, как прозвучала фраза. - Без его корявого произношения это было совсем не забавно.

   Похоже, к Демиду вернулось хорошее настроение. Насколько это вообще было возможно в тех условиях, в которых оказались фасилийцы. "Опять прячет свои переживания", - печально вздохнул Кристоф, глядя на беззаботно ухмыляющегося друга.

   - Как считаешь, это наши дикари? - неожиданно спросил Демид.

   Капитан пожал плечами:

   - Ну, пока что они нас не сожрали.

   - Наверное, сытые просто.

   Шедший позади воин поочередно ткнул их древком копья в спины, оборвав беседу.

   Джунгли как-то преобразились, вокруг стало светлее, а давящее чувство опасности исчезло, оставив после себя лишь легкое беспокойство. Захотелось забыть обо всех бедах, донимающей боли, иссушающей жажде и назойливом голоде. Последние события истощили капитана и его помощника как физически, так и морально. Рана на душе Тридия, нанесенная гибелью "Отважной куртизанки" и команды, зарубцевалась благодаря всепоглощающей усталости и отчаянию, как бы парадоксально это ни было. Всего одна крохотная искорка надежды смогла вдохнуть жизнь в измученные тела двух фасилийцев.

   "Действительно похоже на море. Красивое зеленое море, - прищурив единственный зрячий глаз, Кристоф завороженно любовался шумящей на ветру листвой. - Рядом с такой красотой и гноящиеся царапины почти не беспокоят. Насыщенные все-таки деньки нам выдались..."

   Может даже оказаться, что миссия, возложенная на них Комитетом, не провалена окончательно. Вот только цела ли еще Алокрия?

   Глава 9

   На стыке трех провинций природа всегда была особенно чарующей. Илия, Мария и Ева вложили частички своих миров в небольшой клочок земли, не имеющий ни четких границ, ни центра, ни названия. Уроженец любого уголка Алокрии мог почувствовать себя здесь как дома. Мощные деревья, ласкающие своими верхушками небеса, стояли на почтительном расстоянии друг от друга. Ровные холмы и покрытые густым кустарником овраги придавали неповторимый шарм каждому отдельному кусочку ландшафта, которые собирались в одну восхитительную мозаику, раскинувшуюся до самого горизонта. Невероятно чистый воздух пробирал до костей, опьянял, заставлял любить жизнь и дышать, дышать изо всех сил, дышать самозабвенно, дышать так, словно каждый вдох был последним. Приют отдохновения души, колыбель гармонии, источник настоящей свободы и размеренного хода времени.

   Таким было это место до появления купола. Ныне же некогда могучие деревья и живописные холмы были заражены исковерканной реальностью, привнесенной в этот край безумными ветрами перемен. Все казалось пародией на само себя.

   Люди, которые способны пропустить сквозь себя окружающий их хаос без вреда для рассудка, могли увидеть здесь древесные стволы, развернутые одновременно внутрь и вокруг себя. Отдельные волокна тонкими ниточками висели в воздухе и умудрялись как-то держать на себе мощные кроны. А цвета... Лес никогда не имел таких цветов. Вряд ли подобные оттенки вообще существовали в мире, ведь если отвести от них взгляд, воспоминания о них тут же растворялись в головной боли, как будто память хотела вырвать из себя кусочек чего-то абсолютно неправильного.

   Ожившим кошмаром казалось и эхо людей, которое занесли в этот край ветры купола. Человеческие тела, призраки, отголоски существования - все они стали частью жуткого пейзажа. Казалось торчащие из грязи и деревьев руки, головы и туловища были созданы искусным скульптором, который кропотливо работал над бесформенными комьями земли и сучьями. Их пальцы мелко подрагивали, на лицах застыли выражения невыносимых мук, разинутые рты издавали беззвучный вопль. Гротескные деревянные изваяния очень медленными движениями, выражающими бесконечные страдания жалкого существования, срывали с себя кору, под которой едва заметно пульсировал пробковый слой, выделяющий крохотные капельки алой жидкости. Корни-руки извивались и выбивали из земли облака пыли, а она морщилась, пыталась защитить свои огромные глаза и натужно вздыхала, выпуская тонкие струйки из открывающихся в почве пор. Таковым было эхо поглощенных ветрами людей. Живыми они уже не были - жизнью это не назовешь.

   Природа агонизировала. Нормальные птицы и животные в большинстве своем уже давно сбежали далеко на север, подальше от купола и измененной реальности, но кое-где еще попадались мелкие грызуны и бешеные хищники. Впрочем, над ними ветры перемен тоже изрядно поглумились. Если присмотреться, то можно было увидеть, как из дупла выглядывала безобразная масса слипшихся бельчат, дожидающаяся, когда уродливая лысая белка, оставившая где-то половину своего тела, принесет им изорванную в клочья змею. И, скорее всего, пищащие от голода детеныши не дождутся ее, потому что она случайно заденет какой-нибудь лишайник, который моментально поглотит свою неосторожную жертву и высосет из нее все соки. А преследовавший ее истощенный волк со вздутым животом упадет перед деревом и жалобно завоет, когда его изнутри прогрызут змееобразные крысы. И подобные картины встречались в этом лесу повсеместно.

   Холмы пришли в движение, очнувшись от векового сна. Они собирались в огромные земляные капли, готовые сорваться в небеса, нависали над оврагами, наплывали друг на друга. Стоило лишь преодолеть один из них и опуститься в покрытую кустарником ложбинку, как склоны начинали менять форму, становясь выше и круче, а растущие на них деревья застревали в неестественном положении параллельно земле. Но если отвести взгляд хоть секунду, а затем посмотреть в ту же сторону вновь, то перед глазами предстанет новый пейзаж и новые искажения. Здесь человек мог в полной мере ощутить, насколько же ограничена на самом деле его фантазия, всего-навсего обратив внимание на нагромождения строгих геометрических фигур из плотных земляных блоков, омываемых жидкой корой, которая неспешно стекала ручейками с ближайших деревьев.

   - Я никогда к этому не привыкну, - прошептал лежащий в грязи молодой мужчина, брезгливо отползая от открывшейся рядом с ним поры в почве.

   - Просто сосредоточься на цели.

   - Как вы умудряетесь сохранять самообладание в подобном хаосе? - спросил юноша, изумленно посмотрев на собеседника.

   Тот повернулся к нему, негромко скрипнув остатками доспехов. Когда-то они сияли ярче солнца, вызывая уважение и у собратьев по оружию, и у врагов, но блеск полированного металла был погребен под слоями грязи, крови и зловонных выделений, оставшихся от изрубленных на куски чудовищ.

   - Миро, у тебя есть семья?

   - Да, - бывший командир королевской гвардии посмотрел на северо-восток, словно хотел заглянуть за горизонт и убедиться, что дома все хорошо. - Она сейчас в Марии.

   - Вот в ней и черпай силы для сохранения самообладания.

   - А вы тоже сражаетесь ради семьи?

   - Моя семья - Алокрия, Джоанна и наш будущий сын, - король устало улыбнулся. - Нет смысла проливать кровь за что-либо еще.

   С момента последней битвы между Илией и Марией прошел месяц или даже два. Бахирон Мур начал путаться в днях и неделях, поэтому отсчитывал время погибшими солдатами. Нынче это куда более реальная единица, чем часы или минуты. Сейчас остались в живых лишь сто двадцать четыре человека, Миро По-Кара и сам алокрийский король. Хорошо, что порожденные ветрами монстры не разбирали своих и чужих, а порой вообще не имели глаз, носов, ушей, клыков и когтей, иначе потери были бы куда значительнее. В целом дни проходили достаточно однообразно - Мур и его люди бродили по лесам Евы, пресекая любые попытки гротескных уродов подобраться к Новому Крустоку. Еды, набранной в опустевших деревнях, пока что хватало. Вот только раны не успевали заживать, да и оружие с доспехами заметно поизносились от постоянных битв. Но никто не жаловался. Эти люди прошли гражданскую войну, в которой сражались за лучшую жизнь для своих семей, а теперь они сражались хотя бы просто за жизнь. Насколько это было успешно - никто из них не знал.

   Холм изогнулся в очередной раз. Бахирону, Миро и нескольким разведчикам пришлось отползти немного в сторону, чтобы продолжить наблюдение за небольшой опушкой. Там, посреди уродливого леса, разбили свой лагерь люди в черных мантиях, на которых багровым цветом поблескивали пятна засохшей крови. И сейчас они схлестнулись с толпой сумасшедших из культа Судьбы и обезумевших крестьян, а позади кровавой неразберихи лениво бродили почуявшие человечину чудовища и разрывали на куски всех, кто попадался им навстречу.

   - Что думаешь? - спросил Бахирон, вжимаясь в землю.

   - Смертепоклонники, - уверенно прошептал Миро. - Одежда, манера вести бой. А вон там несколько психопатов уже расчленяют культистов и собирают живые алтари. Это точно смертепоклонники.

   Когда По-Кара командовал королевской гвардией, ему неоднократно приходилось устраивать рейды по катакомбам Донкара. Уж он ни с кем не спутает последователей Нгахнаре.

   - Согласен, - Бахирон задумчиво почесал подбородок, соскребая корку грязи. - Вот только что они забыли в лесах Евы?

   - Вы отсылали в Донкар часть своих войск для их усмирения. Возможно, сектанты просто сбежали сюда.

   - Нет. Они не бегут от смерти.

   - Тогда... - мариец запнулся.

   - Тогда они вырезали в столице все живое, - произнес за него король. - И теперь направились с тем же намерением в Новый Крусток.

   Развернувшееся на опушке сражение было поистине ужасным зрелищем. И дело даже не в обилии крови, предсмертных криков и отсеченных конечностей. Просто и сектанты, и культисты не боялись своей смерти. Они пришли за ней и со счастливыми возгласами принимают ее, восхваляя Нгахнаре за великую честь познания единственно истинного в жизни и со слезами радости на глазах обращаясь к Судьбе с мольбами заметить их рвение во встрече с предначертанным. Битва за смерть. Это выглядело еще более противоестественно, чем изуродованная природа вокруг.

   "Хотя чему я удивляюсь. Мир уже давно перевернулся с ног на голову и вывернулся наизнанку, - подумал Миро и взглянул на короля. - Вот, например, я, бывший командир королевской гвардии и действующий военачальник республиканской армии Марии, сейчас валяюсь в грязи и наблюдаю за схваткой смертепоклонников, культистов и монстров, а рядом со мной лежит король Бахирон Мур, который выглядит как... Впрочем, от Алокрии уже почти ничего не осталось. Наверное, так и должен выглядеть правитель без страны".

   - Что будем делать? - спросил По-Кара, отогнав ненужные мысли.

   - Нельзя позволить добраться им до Нового Крустока, - твердо произнес Бахирон. - Ничто не должно помешать Комитету. Это меньшее, что мы можем сделать ради спасения мира.

   - К слову... - мариец помялся. - А Комитет вообще работает над уничтожением купола?

   Король печально усмехнулся.

   - Я понимаю твои опасения, юный Миро. Но поверь мне, они изо всех сил ищут способ уничтожить его.

   - Почему вы так в этом уверены?

   - Мои комиты делятся на два типа людей, каждый из которых имеет свои причины бороться с куполом. Одни делают это из благородных побуждений. Другие же - чтобы спасти свою шкуру.

   - И вы держали подобных эгоистичных трусов при себе? - удивился Миро.

   - Ты даже не представляешь, на что способен загнанный в угол трус. Особенно если этот трус умен, талантлив и жесток.

   Бой на опушке быстро приближался к завершению. Все-таки члены культа Судьбы в большинстве своем были простыми разорившимся ремесленниками, потерявшими все беженцами и отчаявшимися крестьянами, они не способны на равных сражаться с последователями Нгахнаре, живущими лишь кровопролитием. Но вокруг них все еще бродили постанывающие уроды, которые никак не могли сообразить, что же делать дальше, поэтому просто разрывали когтями подвернувшихся под лапы людей и впивались огромными зубами в плоть таких же чудовищ при каждом новом столкновении.

   - А ведь сектанты не сходят с ума при виде искаженной реальности, - заметил Миро.

   - Они и без того безумны.

   - Но все еще люди, - возразил мариец. - Возможно, если мы им поможем, то они присоединятся к нам. В нашем положении нельзя отказываться от любой помощи.

   Бахирон вздохнул и бросил на По-Кара суровый взгляд.

   - Ты забыл, кто они такие? Их слепой фанатизм не знает границ, преступления прошлого не дают им права на жизнь, преклонение перед смертью выходит за рамки здравого смысла, - король ронял слова словно камни. - Я никогда не приду на помощь кровожадным маньякам, а они никогда не встанут на защиту жизни.

   Последний культист упал на землю, держась за распоротое бедро. На него тут же налетело несколько смертепоклонников, которые принялись отрезать ему руки, не обращая внимания на истошные вопли. Но возвести очередной живой алтарь сектанты так и не смогли. Мощный удар когтистой лапы чудовища сорвал с одного из них лицо вместе с осколками черепа. Остальные последователи Нгахнаре наконец пришли в себя после кровавой пляски и выступили против бесцельно бродивших порождений ветров купола.

   Миро оценил ситуацию на поле боя и задумчиво произнес:

   - Они достаточно опытные бойцы. Смогут справиться с монстрами.

   - Смогут, - согласился Бахирон. - И тогда ударим мы.

   "Сейчас он был похож на Илида. Всеми доступными средствами добиваться победы и идти к своей цели несмотря ни на что, - подумал мариец. - Впрочем, цель Мура я хотя бы могу понять".

   Внезапно из леса вывалилось невиданное ранее чудовище. Огромная покрытая волдырями голова на десятке тонких ножек открыла свою кривую пасть, разорвав часть собственной кожи, и вывалила студенистый язык. Во все стороны разлетелись присоски, которые затягивали сектантов в бесформенную массу. О том, что происходило внутри полупрозрачной плоти, можно было лишь догадываться по медленно растворяющимся силуэтам людей. Но стоило безобразной твари поглотить подобного ей уродца, как из ее рта хлынул поток слизи, полурастворенных человеческих тел и одежды. Она извергла из себя все внутренности, распластавшись по земле кошмарным мешком, внутри которого постоянно что-то перекатывалось и пыталось выбраться наружу сквозь тяжелую морщинистую кожу. Нелепая тварь и погибла нелепо.

   Остальные противники не вызвали у сектантов особых затруднений. Двигаясь легко и быстро, они истребляли одного монстра за другим и сами погибали с улыбками на лицах. Конечно, окончательно чудовища не умирали, даже потеряв голову и половину тела, но, лишившись конечностей или их подобий, они больше не могли передвигаться и становились практически безвредными. А уж сектанты знали толк в расчленении.

   - Жаль, что они не на нашей стороне, - вздохнул Миро. - Бороться с порождениями ветров было бы намного проще...

   - Это даже не обсуждается, - резко перебил его король. - Может быть, ты и прав. Но что делать с ними потом, когда мы избавимся от купола? Отпускать смертепоклонников - глупо. Казнить их, предав забвению оказанную помощь, - подло.

   - Мы бы что-нибудь придумали, - неуверенно возразил мариец.

   - Что ни придумай, все будет противоречить либо здравому смыслу, либо чести. К тому же, повторю еще раз, они ни за что не станут нам помогать.

   Сектанты одолели последнего врага, но их потери тоже оказались велики. Многие были ранены, еще больше страдали от головной боли из-за навалившихся на них проявлений ирреального, и абсолютно все испытывали неимоверную усталость. Но, несмотря на это, они с молчаливым ликованием принялись отсекать конечности у людей и тех, кто хотя бы частично был похож на человека. Однако сооружение живых алтарей застопорилось - уродливые лапы монстров отрицали саму концепцию смерти, они дергались и расползались во все стороны, нарушая целостность жуткой конструкции.

   - Миро, ты в чем-то сомневаешься? - спросил Бахирон.

   Марийский военачальник вздрогнул от неожиданности. Король был очень проницателен.

   - Я отвык видеть в людях врагов, - почти не раздумывая, ответил По-Кара. - Даже сражаясь с теми, кем овладело безумие, мне кажется, что это неправильно и бессмысленно.

   - Гражданская война тоже была неправильной и бессмысленной, но ты ведь сражался за свои идеалы и убивал людей, которые пытались их оспорить.

   - Раньше я об этом не задумывался...

   - Ты еще слишком молод, - печально улыбнулся Бахирон. - Но уже очень умен. Ты действительно осознал, что люди не должны убивать людей, как бы наивно это ни звучало. Я в два раза старше тебя, а столь простую истину мы поняли практически одновременно.

   Миро взглянул на суету в лагере сектантов.

   - Но тем не менее вы собираетесь их убить.

   - Я вынужден это сделать, - король жестом приказал разведчикам вернуться к основным силам и подвести те к опушке. - Мне бы хотелось жить в спокойном мире, и я даже думал, что Алокрия и есть тот самый мир. Я делал все, чтобы сохранить его. Но огромный механизм причин и следствий, называемый жизнью, заставил меня поступать как надо, а не как хотелось. А шестеренки этого механизма смазываются кровью, мой юный друг.

   - И все же...

   Мариец замолчал на полуслове. Он сейчас пытался защитить смертепоклонников? Безумных маньяков, которые истребили все живое в Донкаре и направились в Новый Крусток, чтобы продолжить резню? Это их он хотел спасти? Что за глупость... "Но они же люди, - Миро взглянул на усеянную трупами полянку и ровные пирамидки живых алтарей. - Или нет... Что делает человека человеком? Бред, не до этого сейчас..."

   - У них большие потери, но на ногах держатся еще примерно три с половиной сотни, - изменившимся тоном произнес По-Кара. - Многие ранены и испытывают недомогание из-за столкновений с искажениями, привнесенными ветрами. На нашей стороне эффект неожиданности, но они почти в три раза превосходят нас числом. Мы точно с ними справимся?

   Бахирон скрипнул доспехом, поднимаясь с земли.

   - Мы должны справиться, - прокряхтел король, разминая затекшие мышцы. - Во всяком случае, надо попробовать. Вечно жить все равно не получится.

   Он дал отмашку, и пронзительный свист разрезал воздух. Сразу со всех сторон из изуродованного леса высыпались солдаты в изношенных марийских и илийских доспехах. По опушке прокатился воинственный клич, и прежде чем смертепоклонники успели опомниться, четверть из них уже отправилась на встречу с обожаемой смертью.

   Мечи перепахивали человеческую плоть, прикрытую лишь черными мантиями, топоры с хрустом вгрызались в незащищенные черепа сектантов, но людям Бахирона и Миро доставалось не меньше. Последователи Нгахнаре не боялись умереть, в этом была их сила. Они бросались на врага, не обращая внимания на боль, атаковали, даже ослепнув от заливающей глаза крови, бежали вперед, наступая на собственные разматывающиеся кишки. Закаленные бесконечными боями солдаты легко расправлялись со смертепоклонниками, но стоило убить одного, как сверху тут же наваливался второй, прикрывающий рану на груди и улыбающийся маниакальной окровавленной улыбкой, и тогда третий уже перерезал горло обездвиженному бойцу, а иногда и своему товарищу тоже.

   К счастью, сектанты не были обучены строевому бою, поэтому успешные для них отдельные схватки очень быстро закончились, и им оставалось лишь отступать вглубь лагеря, теряя одного человека за другим. Плотное кольцо солдат марийско-илийского отряда сжималось все сильнее, оставляя за своими границами изрубленные трупы смертепоклонников, на лицах которых навсегда застыли блаженно-уродливые гримасы смерти. Они нашли свое единственно истинное в жизни.

   Потеряв половину людей, сектанты практически перестали сопротивляться, их опьянил наполнивший воздух терпкий запах крови, они лениво подставлялись под удары и падали под ноги наступающих солдат. В хлюпающих звуках разрубаемого мяса и хрусте костей смертепоклонники слышали, как багрово-черный владыка звал своих слуг следовать за ним по пути Умирающего. Кто они такие, чтобы ослушаться само воплощение смерти?

   Бахирон лично участвовал в этом сражении. Нет, в бойне. Без жалости и сожалений король истреблял фанатиков. Нет им прощения, их действия и мотивы безумны даже на фоне всеобщего помешательства, в которое беспощадными ветрами была затянута Алокрия. Хрупкая и несчастная страна. Она беззащитна, и Бахирон, откинув страхи и сомнения, твердо решил отстоять ее. Он не боялся смерти - король не может позволить себе умереть, пока страна погружена в хаос. Поэтому Мур сражался. Ради своей семьи: Алокрии, Джоанны и будущего наследника престола.

   Вскоре все закончилось. Было захвачено несколько пленников, но они предпочли убить себя, выкрикивая что-то про истину и милость багрово-черного владыки. Дошло до того, что последний смертепоклонник, которого удалось оглушить, очнулся, попытался высвободить связанные руки, а потом свернул себе шею своими же ногами.

   "Прав был мудрец, сказавший, что в бою детали не важны. Две стороны сражались - одна потерпела поражение, - подумал Миро, глядя на горящую кучу тел. - А когда-то, пройдя пару-тройку боев, я вспоминал все в мельчайших подробностях, припоминал каждое свое движение, взгляд врага, его искривленное яростью лицо и недоумение от встречи со смертью. А на самом деле - двое сражались, один умер". Он сел на бочку в лагере смертепоклонников и попытался приладить наплечник к нагруднику. Какой-то сектант умудрился рассечь кинжалом кожаные ремни доспеха и даже пустил марийцу кровь.

   - Ранен?

   Миро взглянул на подошедшего Бахирона. После боя король был сильно измотан, все-таки возраст и годы спокойной жизни напоминали о себе, но он все равно помогал стаскивать тела в один огромный погребальный костер, подсчитывал потери, обошел каждого солдата и распределил трофейное оружие и провиант из лагеря сектантов.

   - Царапина, - ответил Миро и немного смутился, поняв, что пауза неестественно затянулась. - Извините.

   Бахирон хмыкнул и присел на соседнюю бочку. Неиспорченная ветрами купола пресная вода. Смертепоклонники тащили ее на носилках, и теперь она досталась солдатам объединенного отряда. Щедрый подарок.

   По-Кара со вздохом отложил наплечник в сторону. Застежка разлетелась, ремень разрезан, доспех помят - в полевых условиях это так просто не починить. Мариец посмотрел на короля. Бахирон сосредоточенно жевал пресную лепешку и молча ждал, когда Миро бросит тщетные попытки подлатать броню.

   - Семнадцать убиты, около двух десятков ранены, - прожевав, Бахирон озвучил причиненный отряду урон. - В целом косые, хромые, беспалые и кривые, но сражаться пока еще можем.

   - Нам бы не помешало подкрепление.

   - Ты постоянно это говоришь. Но сам же понимаешь, что сейчас Комитету нельзя распылять силы.

   - Новый Крусток не сильно потеряет в обороне, если Ева выделит нам пару сотен бойцов, - возразил Миро.

   - И что потом? Подует ветер или попадем мы в окружение чудовищ, и тогда погибнут уже триста солдат, а не сто. Нет уж, когда мы умрем, пусть они лучше будут защищать людей на стенах города, там от них куда больше пользы.

   - Но король же не может позволить себе умереть, пока его страна погружена в хаос, - напомнил бывший командир гвардии.

   - Король не может, - согласился Бахирон и в очередной раз печально ухмыльнулся. - Но когда его страна раскрошится под южными ветрами, а подданными овладеет отчаяние и безумие, король станет простым человеком. А простые люди умирают очень легко.

   Они молча следили за вялотекущим переустройством захваченного лагеря. Солдаты перевязывали раны и баловали себя скудным пайком. Несколько человек уже отправились в дозор, другие же переносили легкие самодельные палатки ближе к центру и сооружали нехитрый частокол. Вода, еда и дырявая крыша над головой. Эту ночь они проведут в роскоши, которая и не снилась им уже больше месяца.

   - Выходит, мы просто жертвуем собой, выигрывая время Комитету, - задумчиво пробормотал мариец. - А сами даже не знаем, чем там комиты занимаются.

   - Тебе выдался шанс умереть как герою. Ты не рад этому?

   - Я не хочу умирать, - вздохнул Миро. - Хоть героем, хоть трусом.

   - Тогда зачем ты сражаешься? - сверкнул глазами Бахирон. - Я никого не держу.

   - Все просто. Я не хочу умирать и боюсь смерти, это правда, - мариец небрежно развел руками, принимая свою слабость. - Но еще сильнее я не хочу, чтобы умирали другие.

   Король что-то удовлетворенно пробормотал и вновь замолчал, тщательно пережевывая очередной кусок лепешки.

   На лес наползала ночь, прикрывая покрывалом мрака его уродство. Можно было позволить себе немного расслабиться - в темноте чудовища ветров ориентировались еще хуже или вообще предпочитали замереть и стоять, дополняя своими исковерканными телами и без того искаженный пейзаж. Только купол продолжал источать свой назойливый золотистый свет, отрицая наступление ночи. Он отрицал вообще все правильное в этом мире.

   - И ведь совсем недавно мы были врагами, - неожиданно произнес Миро. - А теперь сидим вот. Кажется, прошла уже вечность.

   - Каждый день как последний, юный По-Кара. Проживешь десяток таких дней и поймешь, что вечность это не так уж и долго.

   - И все же время бежит все быстрее и быстрее, но в то же время тянется медленнее и медленнее... Сложно объяснить, - мариец вздохнул. - Когда я жил в Марии, я думал лишь о себе. Приехал в Донкар, Илид По-Сода помог мне пробиться наверх, и, став командиром королевской гвардии, я начал заботиться о хорошей жизни для своей семьи. Когда началась гражданская война, диктатор назначил меня военачальником. Тогда я начал думать о республике. А теперь меня не покидают мысли обо всей Алокрии или даже мире. И на каждом этапе время шло все быстрее, но мучительно долго.

   - Это твой рост. С высоты своего положения ты не замечаешь время и живешь в будущем, но ответственность заставляет тебя обращать свой взор на тех, кто живет настоящим, а честь и сила вынуждают помогать людям, застрявшим в прошлом. От того у тебя и возникло подобное ощущение - все течет быстрее, но медленнее.

   Миро взглянул на короля. Бахирон ведь уже очень долго правил Алокрией, неужели он все это время думал лишь о своих подданных? И все, что он делал, шло лишь на благо народа... Но идеи всеобщего равенства и свободы, проповедуемые республикой, зиждились на борьбе с алчным, властолюбивым и эгоистичным монархом. И ведь это тоже была истина, только не в этом конкретном случае. Как такое могло быть, что две правды противоречат друг другу?

   - Илид ошибался на ваш счет, - сказал Миро, отведя взгляд в сторону.

   - Да нет, он был во многом прав, - возразил Бахирон, нахмурив брови. - Я был тем, кто застрял в прошлом. Считал, что сохранение традиций и старых законов будет залогом счастливого существования Алокрии. Но страна уже давно изменилась, общество переросло вековые устои и ему стало тесно в рамках, установленных столетия назад. Я никак не мог это понять. Отказывался понимать.

   - Но сейчас поняли?

   Печально рассмеявшись, король хлопнул марийца по плечу и обвел рукой сумеречный пейзаж.

   - Сейчас я сижу на бочке посреди леса, меня окружает сотня оборванцев, а мои королевские доспехи покрыты какой-то невообразимой вонючей смесью, которую я не счищаю для маскировки от бродящих в округе чудовищ, порожденных ветрами, исходящими от купола, угрожающего уничтожением всего живого и неживого, - Бахирон выдохнул и взглянул Миро в глаза. - Сейчас я понял все, кроме происходящего вокруг.

   Мур отвернулся и положил в рот последний кусок пресной лепешки. На королевский ужин это, конечно, не тянуло. Впрочем, выдавались деньки, когда борцы с чудовищами не могли себе позволить и такое. Утопая в грязи, промерзнув до костей под ночным дождем, сжимая мечи онемевшими пальцами и не чувствуя собственных тел, они сражались с уродливыми порождениями ветров, ожившими кошмарами, ужасными пародиями на живых существ, чтобы Новый Крусток был защищен, чтобы Комитет имел время для нахождения верного решения. Чтобы люди выжили...

   "Да, народ Алокрии должен чувствовать себя защищенным, ему нельзя предаваться отчаянию и меланхолии, - согласился сам с собой Миро. - Купол, безусловно, великая угроза, но если люди будут сломлены, то любые попытки спасти их окажутся бессмысленными".

   - Меня кое-что беспокоит, - нарушил он затянувшееся молчание.

   Король неспешно дожевал, сделал пару глубоких глотков из помятой фляги и только тогда внимательно посмотрел на марийца.

   - Культ Судьбы, - ответил Миро на незаданный вопрос. - Люди вступают в него преисполненные отчаяния, они признали, что спасения нет, и решили покориться какому-то выдуманному предначертанию судьбы. Все-таки мы почти ничего не знаем о ситуации в стране.

   - Не знаем. Но и так понятно, что все очень плохо, - произнес Бахирон. - Единственное, что мы можем сделать - изо всех сил сражаться с навалившимися на нас несчастьями.

   - И вы верите, что мы сможем все исправить?

   - Некоторые раны уже невозможно излечить, - король посмотрел на юг, где грязным золотом по небу расплывался свет купола. - Представить страшно, во что превратилась Алокрия. Но это еще не повод сдаваться.

   Он резко поднялся и с хрустом потянулся, скрипнув грязными помятыми доспехами. Металлические пластины давно уже заменили солдатам объединенного отряда кожу, а мечи и топоры стали продолжениями их рук. Такое случается, когда спокойная жизнь начинала казаться чем-то невероятным, более невозможным, чем безумная чехарда исковерканной реальности.

   - Сегодня мы видели новую тварь с огромным языком. Любой, кто подходил к ней, тут же был затащен внутрь и переварен. Если бы не случайность, то она поглотила бы всех сектантов, а затем и до нас бы добралась, - задумчиво произнес Бахирон. - Становится все труднее.

   - И члены культа Судьбы сознательно идут к куполу, - дополнил Миро. - Многих это убивает, иные же обращаются в подобных уродов. У нас не так много времени.

   - Значит, будем отвоевывать время у самой судьбы, - король улыбнулся, но улыбка вышла очень невеселой. - Кем бы наш противник ни был, мы не подпустим его к стенам Нового Крустока. Лишь бы и внутри этих стен все было спокойно...***

   Аменир рассказал Ачеку все, что знал о куполе и плане Комитета. В конце концов, с реаманта никто не брал обещания не разглашать информацию, а лидер смертепоклонников пришел сюда, чтобы предложить помощь секты в уничтожении купола, пусть и руководствуясь какими-то своими мотивами. Выходит, Кар все сделал правильно.

   - Последователям Нгахнаре нечего предложить Комитету, мы не знаем, как избавиться от пустой смерти, - задумчиво произнес По-Тоно. - Остается только поверить Шеклозу и дать вам возможность воплотить план в жизнь.

   Он говорил от лица всей секты. Конечно, Ачек ведь ее лидер. Но Аменир до сих пор не мог поверить, что сейчас перед ним сидел его старый друг и одноклассник. Этот человек в черной мантии совсем не был похож на По-Тоно. От него веяло смертью, а скрытая перчаткой рука пульсировала неизвестной молодому реаманту энергией ирреального. И как вообще многообещающий агент Тайной канцелярии стал предводителем кровожадных фанатиков?

   - Мои люди разбили лагерь на стыке трех провинций. Если их разделить на три отряда, то мы сможем сдерживать порождений ветров в двух важнейших направлениях и разведать самый безопасный путь к куполу, - Ачек оторвался от размышлений вслух и посмотрел на замершего Аменира. - Наверное, ты нам очень помог. Не зря владыка решил отложить твою встречу с единственно истинным.

   - Ты сам-то в это веришь? - устало пробормотал реамант. - Владыка, истина, благословление безумием и прочее. Бред какой-то.

   По-Тоно огорченно покачал головой, сочувствуя своему неразумному другу.

   - Я бы хотел помочь тебе прозреть, но, к сожалению, у меня нет времени, - со вздохом произнес глава сектантов. - Меня ждут последователи Нгахнаре и несчастные создания, пораженные пустой смертью. Я не могу позволить и дальше существовать этим ходячим оскорблениям владыке.

   - Иди, - Аменир уронил голову на грудь. - Я не могу видеть тебя таким. И Ранкира. Хотите помочь миру - помогайте. А меня оставьте в покое.

   Ачек растерянно посмотрел на реаманта. У него появилось странное ощущение, что он поступает как-то неправильно. По-Тоно сжал кулак, скрипнула перчатка. Он изумленно посмотрел на руку, словно забыл о своей омертвевшей конечности. Но непонятное чувство очень быстро испарилось, освободив место привычной уверенности в правоте великого замысла Нгахнаре. "Глупость какая-то, - мотнул голвой Ачек, прогоняя остатки наваждения. - Показалось".

   На улице раздались крики и звуки борьбы. Аменир нервно дернулся и испуганно посмотрел на входную дверь, у которой уже затаился По-Тоно с кинжалом в руке. Она резко распахнулась и в комнату ворвалась темная фигура. Ачек среагировал моментально, он выскочил из засады и приставил к горлу вошедшего заточенное лезвие. Но незваный гость тут же растворился в черном дыму и материализовался уже посредине комнаты.

   - Кретин, ты совсем спятил, что ли? - выругался Ранкир, потирая оцарапанную шею.

   Кар так сильно устал после своих прогулок в ирреальное, что даже не смог толком удивиться способности школьного товарища. Впрочем, она как-то быстро затерялась на фоне остальных странных вещей, которые юному реаманту довелось увидеть и лично сотворить за время практики.

   Лидер сектантов медленно выдохнул и опустил кинжал.

   - Что там произошло? - спросил Ачек, проигнорировав возмущенную брань убийцы.

   - Не знаю, - буркнул Мит. - Из домов вышли люди. Или не совсем люди. Глаза слепые, кожа белая, а кровь, кажется, вообще зеленая. Все как заведенные несут какую-то чушь о подчинении Маною или вроде того, что-то о новом порядке, идеальных людях, уничтожении. Я не вникал.

   - Маною Сару? - переспросил Аменир. - Главе Академии?

   - Вроде так. Можешь выйти и сам послушать, - огрызнулся убийца. - Пару домов они уже разнесли.

   - Где Тормуна? - Ачек обеспокоенно подошел к окну и попытался найти сектантку в ночной темноте. - Она в порядке?

   - Когда я уходил, была в порядке. Если не считать то, что у нее в голове полный бардак. Эта психопатка резала бледных и что-то пела, - пробормотал Ранкир. - Не переживай, она так просто не помрет. К сожалению...

   По-Тоно нервно мерил комнату шагами и напряженно думал. Что происходит и как поступить? Весьма неожиданная ситуация. Касается ли она смертепоклонников? Непонятно.

   - Аменир, неужели ветры купола добрались до Нового Крустока? - спросил Ачек.

   - Нет, не похоже, - реамант озирался, словно пытался высмотреть странных бледнокожих людей в темных углах комнаты. - Я бы почувствовал поток ирреальной энергии, если бы купол вдруг...

   - Тогда кто эти твари? - перебил его лидер сектантов. - Как с ними бороться? При чем тут Маной Сар?

   - Я не знаю, - опешил Аменир. - Я ничего не знаю!

   Шум на улице становился все громче и назойливей, уже можно было различить нестройный хор низких утробных голосов. Кем бы ни были эти существа, они приближались. И намерения у них явно нехорошие.

   - Надо уходить, - небрежно произнес Ранкир. - Скоро они доберутся сюда, и даже твоя дурочка не сможет покромсать их всех.

   Ачек согласно кивнул и направился к сидящему Амениру, на ходу бросив убийце:

   - Приведи Тормуну сюда, вместе мы...

   - Не хочу.

   - Что? - лидер сектантов чуть не споткнулся.

   - Не хочу никого никуда вести, - устало вздохнул Ранкир. - Не указывай мне как своим фанатикам.

   Скрипнув зубами, По-Тоно обратился к реаманту:

   - Где в Новом Крустоке сейчас безопасно? Мы должны отвести тебя туда.

   - Смертепоклонник решил спасти кому-то жизнь, - наконец сумев взять себя в руки, Аменир нервно изобразил на лице улыбку.

   - Хватит паясничать, - Ачек смерил его холодным взглядом. - Владыка пока решил не освобождать тебя ото лжи жизни. Значит, ты ему еще нужен, но не стоит испытывать мое терпение. Так где?

   Реаманту стало не по себе от мертвенно-бледного блеска в глазах По-Тоно. Теперь он окончательно убедился, что навсегда потерял друга, которого хорошо знал и очень ценил.

   - Думаю, во дворце наместника должно быть спокойно, - ответил Аменир. - Там городская стража и Тайный комитет.

   - Хорошо, пошли.

   Лидер сектантов и убийца направились к выходу.

   - Постойте, - засуетился реамант. - Мы должны взять с собой мастера Этикоэла!

   - Старик будет нас только тормозить, - возразил Ранкир и, даже не обернувшись, вышел наружу.

   Но Ачек все же остановился и выжидающе посмотрел на Аменира, на лице которого одновременно читались и упрямость, и страх. В этот момент смертепоклонник вспомнил, как реамант исчез прямо у него на глазах, оставив в воздухе вмятину, и появился уже с новыми ссадинами и синяками на истерзанном теле. Чем бы Кар тогда ни занимался, он не отступал от своей цели, даже столкнувшись с болью и неудачами. Не отступит и сейчас.

   - Я никуда не пойду без учителя.

   - Знаю, - Ачек отвел взгляд. - Сходи за ним. Быстрее.

   Пару минут спустя они вышли из домика реамантов втроем: два реаманта и сектант. Этикоэл кашлял и бранил ученика, разбудившего его посреди ночи, но, оказавшись на улице, старик посмотрел по сторонам и замолчал. По мостовой, нетвердо переставляя ноги, шла толпа бледнокожих слепых людей. Они выходили из подворотен и переулков, вламывались в дома, неожиданно ловко отлавливали убегающих горожан и буквально разрывали их на части, повторяя при этом: "Подчинитесь верховному правителю Маною Сару. Настал новый порядок. Пришла эра идеального человечества. Старая власть и несовершенные люди должны быть уничтожены".

   - Маной Сар, мелкий паршивец, - прошипел Этикоэл. - Все-таки осмелился сделать фармагулов.

   - Вы что-то знаете об этих существах? - удивился Аменир.

   - Давным-давно у фармагиков была прихоть - напичкать людей таким количеством лекарств, чтобы они уже наверняка ничем не могли заболеть и жили долго и счастливо, - старик хрипло хихикнул. - Твари действительно получились живучие, но безвольные. В общем, эта идея была заброшена.

   Тон замолчал и согнулся от приступа кашля.

   - Значит, мастер Маной смог повторить эксперимент и подчинить их себе, - договорил за него ученик.

   Старик отхаркнул кровь и кивнул:

   - Умен гаденыш, этого у Сара не отнимешь.

   - Они бессмертны? - спросил Ачек.

   - Скорее, уже мертвы, - неопределенно пожал плечами пожилой реамант. - Так или иначе, тела у них человеческие, хотя они избавились от некоторых рамок своего существования. У них высочайший болевой порог, неплохая реакция, а раны, которые способны прикончить обычного человека, им практически не причинят вреда. Но убить или обездвижить их, конечно, можно. Правда, сложно.

   Из ближайшего дома вывалилось огромное бледное тело, глядя незрячими глазами куда-то вбок и вверх. Из груди фармагула торчал кухонный нож, но это его ничуть не беспокоило. Руки существа были по локоть покрыты кровью, обычной алой кровью. Кажется, в этом доме "несовершенные люди" уже были мертвы. Повинуясь своим нечеловеческим инстинктам, бледнокожий бросился прямо на реамантов и Ачека, прохрипев низким голосом:

   - Подчинитесь верховному правителю Ма...

   Остальные слова застряли в горле, а мгновение спустя с негромким шипением и бульканьем вырвались из аккуратного среза шеи, обдав брызгами вязкой зеленоватой крови Ранкира, вышедшего из черного дыма за спиной фармагула.

   - Вы долго, - буркнул убийца, вновь растворяясь во тьме. - Идите, я буду рядом.

   - Какие у тебя интересные друзья, Аменир, - озабоченно пробормотал Этикоэл. - У одного от руки наносит ирреальным, другой вообще противоречит целому ряду аспектов действительности.

   В ответ юный реамант лишь вздохнул. Лучше бы они оставались обычными людьми с обычными судьбами. Ранкира Мита поглотил мстительный убийца, а Ачека По-Тоно - кровожадный смертепоклонник. Действительно, интересные друзья.

   - Новый порядок. Пришла эра идеального человечества, - из окна вывалилась бледная женщина и неловко упала на мостовую, с хрустом ударившись об нее головой.

   Проигнорировав свое неудачное приземление, фармагул неспешно поднялся на ноги. Некогда миловидное женское лицо теперь с левой стороны было вмято внутрь головы, а из треснувшего черепа сочилась густая грязно-зеленая жидкость. На шее тоже было небольшое повреждение, если так можно назвать торчащий из нее обломок позвоночника. Тем не менее фармагул целенаправленно двинулся на беглецов, беззвучно разевая искривленный рот в повторении одних и тех же фраз.

   - Так мы далеко не уйдем, - Ачек бросил недовольный взгляд на Этикоэла, еле переставляющего свои ноги, и приготовился отразить атаку бледнокожей твари.

   "Где же Тормуна? Надеюсь, она цела", - обеспокоенно подумал мариец, сжимая рукоять кинжала в потной ладони. Ответом ему стал пронзительно-восторженный визг сектантки, свалившейся откуда-то сверху. С улюлюканьем и нечленораздельными выкриками она завертелась вокруг фармагула так быстро, что одурманенной женщине не помогали даже ускоренные формулой рефлексы. Кинжал плясал в руках Аны, оставляя за собой шлейф из разноцветных ленточек, а бледная кожа твари быстро покрывалась глубокими порезами, из которых выплескивалась отравленная кровь. Девчонка хохотала и крутилась в смертельной пляске, растягивая кровавое удовольствие и рискуя собственной жизнью.

   - Хватит играться! - выкрикнул Ачек и бросился к ней, стягивая перчатку.

   Он подскочил к фармагулу, поспешно оттеснив Тормуну, едва сумел увернуться от сокрушительного удара и прикоснулся к бледной коже своей омертвевшей рукой. В следующее мгновение он почувствовал, как жалобно заскрипели его ребра, воздух вырвался из легких, а ноги оторвались от земли. Таковы были последствия точного пинка фармагула. И если бы не сломанная шея и помятый череп, следующий удар пришелся бы точно в цель, оставив от головы распластанного на мостовой Ачека лишь кровавое месиво.

   - Смотри, как надо, неуклюжий-неуклюжий! - взвизгнула Тормуна, заскочив фармагулу за спину. - Мелкая - настоящий хирург! Да-да, хирург!

   Ловко вонзив кинжал-принцессу в разрыв на шее, из которого торчал обломок позвоночника, Ана легко запрыгнула на плечи бледной женщины и уже в падении, изогнувшись совершенно немыслимым образом, крутанулась вокруг нее, отделяя голову от тела.

   - Вот так! Мелкая уделала свою соперницу! - заликовала щуплая сектантка, вскочив на ноги. - Ишь чего удумала, разлучница! Отбить у меня милого Ачека решила, а? Мелкая за своего папашу голову отрезать может, я за него голову отрезать могу! Это мой муж, понятно?! Или отец? Так, я опять запуталась...

   Пока Тормуна бредила, Ачек с трудом поднялся, ощупывая ребра. Кажется, не сломаны. Но почему фармагул не обратился в прах от его прикосновения? Лидер сектантов подошел к обезглавленному телу, продолжавшему вяло шевелить руками и ногами. Место, до которого дотронулся своей рукой По-Тоно, почернело, бледная кожа вокруг него немного отслоилась, но на этом все и закончилось.

   - Неправильно, - растерянно пробормотал Ачек. - Они действительно не живы. Но... это неправильная смерть. Владыка будет недоволен сумасбродством людишек, вздумавших играть с единственно истинным в жизни!

   - А ты не говорил, что твой приятель смертепоклонник, - прокряхтел Этикоэл.

   - Как вы догадались? - удивился Аменир.

   - Я тебе что говорил насчет тупых вопросов?! Придурок, ты хоть знаешь, что... - взорвался старик, но, к счастью, приступ кашля прервал его гневную тираду.

   Тормуна подскочила к По-Тоно, который до сих пор находился в прострации из-за человеческой наглости в игре со смертью, и осторожно потыкала его рукояткой кинжала в плечо. Лидер сектантов медленно повернул голову в ее сторону.

   - А, Тормуна. Хорошо, что ты в порядке, - выдохнул мариец.

   - Ты тут тако-о-е пропустил, - девчонка округлила глаза и принялась сбивчиво рассказывать о произошедшем, давясь собственными словами. - Ранкир такой, мол, люди стоят и не дышат, я думаю, ладно, бывает, дурачок совсем, ничего. А они потом пошли на улицу, все бледные, страшные, бормочут что-то себе под нос! Ну, Мелкая подумала, надо эти носы отрезать, чего они в них бормочут, может, там обидное что говорят. Режу им уши, значит, режу, а тут думаю, не умирают они, если им только дырки в теле делать, я тогда шеи резать стала вместо носов! Они тогда под нос себе бормотать больше не могли - без шеи это сложно сделать, а потом смотрю и вижу - ты идешь с пареньком и дедусей. И тут появляется она, моя соперница! У-у-у, разлучница поганая...

   - Она мне нравится, - прокашлявшись, хрипло засмеялся Этикоэл. - А ты, Аменир, все равно придурок.

   Молодой реамант практически тащил учителя на себе, а ведь после нескольких заходов в ирреальное это было невероятно тяжело, но напоминать о том, что сейчас он спасает старику жизнь все же не стал.

   - Хватит ерундой заниматься, - пробормотал Кар. - Нам надо быстрее добраться до дворца наместника Евы, а мы топчемся на одном месте.

   - Тут недалеко, балбес, расслабься, - прохрипел Этикоэл. - Дай мне насладиться компанией твоих интересных друзей. А то от тебя уже тошнит.

   - Дедусь, а ты забавный! - подскочившая к ним Тормуна изобразила на лице нечто среднее между безумной улыбкой и кровожадным оскалом. - Давай дружить! Нет, лучше женись на мне! Мелкая заставит ревновать серьезного-серьезного Ачека! А он потом ворвется в наше семейное гнездышко и убьет тебя, нас, меня, себя, меня, его и себя! Всех убьет! А потом он простит меня, и мы будем жить долго и счастливо.

   - Староват я для тебя, девочка, - демонстративно вздохнул пожилой реамант, рискуя вызвать новый приступ кашля.

   - Да, действительно старый-старый, - сектантка озадаченно посмотрела на лысину, покрытое морщинами лицо и всклокоченную жиденькую бороденку. - Сам умрешь, наверное, скоро, да?

   - Да, вот на днях уже собираюсь! - Этикоэл разразился хриплым хохотом, плавно переходящим в натужный кашель.

   - Ачек, угомони ее, пока она учителя в могилу не свела, - взмолился Аменир. - И пойдемте уже быстрее, здесь очень опасно!

   В этом он был прав. Несмотря на то, что Ранкир беззвучным черным дымом витал в темных переулках и на крышах домов, утаскивая во мрак одного фармагула за другим, численность бледнокожих существ только возрастала.

   "Существование этих живых мертвых тварей - оскорбление владыке. Непростительно! Но Аменир нужен нам живым, он играет важную роль в замысле Нгахнаре. Его надо защитить. Ведь в итоге мы избавимся от всей пустой смерти", - подумал По-Тоно, сумев совладать с гневным возмущением по поводу кощунственных действий Маноя Сара.

   - Быстро, все к дворцу, - скомандовал лидер сектантов, подставляя плечо Этикоэлу. - Тормуна, помоги Ранкиру прикрывать наш отход.

   - Я не хочу-у-у помогать этому злюке, - захныкала сектантка. - Мелкая хочет резать бледненьких!

   - Хорошо, не помогай, - терпеливо произнес Ачек. - Главное, не подпускай их к нам и не слишком увлекайся. В случае опасности - возвращайся. Поняла?

   - Убить всех! Другое дело!

   Тормуна весело подмигнула и с радостным визгом скрылась в переулке, откуда доносилось приглушенное утробное бормотание о подчинении Маною Сару, идеальном человечестве и уничтожении несовершенных людей.

   - Бодрая девчушка, - заметил Этикоэл.

   - Не то слово... - вздохнул Ачек. - Сумасшедшая.

   "Я бы мог им помочь. Блуждания по ирреальному сделали меня значительно сильнее. Если бы не это проклятое измождение...", - огорченно вздохнул Аменир, слушая доносящиеся из подворотни возгласы счастья. Кажется, Тормуна неплохо справлялась и в одиночку, но юному реаманту хотелось применить свои знания и возможности в каком-нибудь действительно полезном деле. Он взмахнул рукой, и над ладонью повис куб, но его секции практически не вращались, а сияние было слишком бледным.

   - Где ты умудрился растратить столько сил, идиот? Думай головой хоть немного! Что я тебе говорил насчет переутомления? Это летально, безмозглая ты макака! Игрушку нашел себе, что ли? - Этикоэл едва не задохнулся от возмущения, увидев состояние куба ученика.

   - Я практиковался, - промямлил Аменир.

   - В тебе же этой энергии немерено было! Куда ты ее дел? Там полгорода можно было перевернуть с ног на голову! Бездарь!

   - Она же вернется, - растерянно возразил юный реамант.

   - Сейчас-то конечно вернется. А если ты подохнешь, то куда она, по-твоему, возвращаться будет, кретин? В твое дохлое тельце, что ли? Червей подпитывать, что ли? Сопляк полоумный, рассчитывать надо свои возможности! Практиковался он! Я столько времени на тебя потратил, а ты решил угробить себя, неблагодарная скотина? Засунь свою практику...

   "Просто он беспокоится обо мне, - успокаивал себя Кар, выслушивая ругань учителя. - Наверное". А старик кричал на него самозабвенно, не сдерживаясь в выражениях и вкладывая душу в каждое слово. Он даже смог подавить рвущийся из груди жуткий кашель в потоке брани. Амениру оставалось только помогать Этикоэлу идти вперед, выслушивать его и радоваться, что тот ничего не знал о его посещениях ирреального. Ачек, придерживающий старого реаманта с другой стороны, недовольно морщился от потока грязи, льющейся изо рта старика, но благоразумно помалкивал, чтобы не попасть под горячую руку. Оказывается, есть вещи способные смутить даже лидера смертепоклонников.

   По мостовой заскользил черный дым. Мгновение спустя он собрался в густые клубы, из которых вышел Ранкир с искривленным от злобы лицом. Убийца, прихрамывая, приблизился к пожилому реаманту и без малейшей тени уважения схватил его за грудки.

   - Не ори, - прошипел Мит ему прямо в лицо. - На твои вопли со всей округи сбегаются бледнокожие ублюдки. Не надо заставлять меня затыкать тебя насильно. Однажды я почти целиком забил свою руку в рот человеку. Намек понял?

   Этикоэл взглянул в глаза убийце. Руки Ранкира разжались. Он озадаченно хмыкнул и растворился в черном дыму, оставив Кара и По-Тоно недоумевать по поводу странной сцены.

   - Тебе бы капельку его дерзости, Аменир, - спокойно и серьезно произнес старый реамант. - Тогда ты смог бы отыскать единственный верный путь к созданию лучшего мира.

   - Но я и так знаю...

   - Твой друг прав, - Этикоэл, по своему обыкновению, перебил ученика. - Нам нужно вести себя тише.

   Дальше они шли молча. В городе постепенно нарастал шум погрома, учиненного фармагулами. Центральный район Нового Крустока еще оставался более-менее спокойным, но со всех сторон все ближе слышались испуганные крики горожан, вопли беженцев и бессвязное бормотание несчастных людей, обреченных на идеальное существование без болезней и низменных человеческих чувств. К счастью, дворец наместника Евы был уже совсем близко, реаманты и сектант почти добрались до него. Изредка они слышали радостный смех Тормуны и видели в ночных тенях завитки черного дыма Ранкира. Одна истребляла фармагулов ради кровавого веселья, второй делал это, чтобы побыстрее избавиться от новой обузы в лице реамантов. Так или иначе, Аменир, Этикоэл и Ачек оказались у дворца, избежав неприятных встреч.

   - Я вижу городскую стражу, - По-Тоно торопливо спрятался в тени. - Идите к ним, они проводят вас. Вас ведь знают в Комитете, не так ли?

   - Вы не пойдете с нами? - спросил Аменир. - Мы бы замолвили за вас словечко, не обязательно упоминать о ваших связях с сектой и Синдикатом. Мастер Шеклоз смог бы найти применение вашим... талантам, раз уж вы решили помогать нам в борьбе с куполом.

   - У нас свой путь и свои цели, которые твои комиты никогда не поддержат, - ухмыльнулся Ачек. - К тому же мои бывшие коллеги из Тайной канцелярии сразу заподозрят неладное, увидев меня. Не в том мы сейчас положении, чтобы шуметь без причины.

   - Значит, вы отправляетесь в леса Евы?

   - Что за чушь? - встрял Этикоэл. - В лесах Евы сейчас полным-полно самоубийц из культа Судьбы, порожденных ветрами уродцев и обезумевших людишек, чей мозг лопнул под давлением ирреальной энергии. Вы что, решили присоединиться к полоумному королю, который пытается отвратить неизбежное?

   - У нас свой путь, - повторил лидер сектантов. - Но сперва я должен отомстить за оскорбление, нанесенное владыке Нгахнаре.

   "И где носит Тормуну? - забеспокоился По-Тоно. - Она должна была уже догнать нас".

   - Думаешь, ваш божок в багрово-черных тряпках недоволен существованием фармагулов? Нарушена концепция единственно истинного в жизни, так? - старик вновь продемонстрировал хорошую осведомленность в учении смертепоклонников.

   - Они живы, но мертвы, - согласно кивнул Ачек. - Пустая смерть вызывает недовольство владыки. Я намерен это исправить.

   - Убьете здесь всех - придут новые, - прокряхтел пожилой реамант, сплевывая кровь, скопившуюся в горле. - Уверен, Маной распространил эту дрянь не только в Новом Крустоке. Скоро к городским стенам со всей округи начнут стягиваться безмозглые марионетки фармагика. Вы просто оттягиваете свою смерть.

   Даже не поблагодарив своих спасителей, Этикоэл отвернулся от лидера сектантов и побрел к стоявшим неподалеку стражникам. Амениру ничего иного не оставалось, кроме как пойти следом за ним, осторожно придерживая едва переставляющего ноги старика. Юный реамант обернулся, чтобы попрощаться с другом, но внезапно понял, что стоявший в тени человек с лицом Ачека По-Тоно был ему совершенно незнаком.

   "Старик прав, сражение с фармагулами может затянуться на неопределенный срок, это отвлечет меня от основной задачи, - По-Тоно смотрел им вслед и напряженно думал, пытаясь понять стремительно меняющийся замысел владыки и свою роль в нем. - С другой стороны, Нгахнаре направил нас сюда, чтобы мы помогли Комитету уничтожить купол, веющий пустыми смертями. В принципе, пока что мои люди в лесах Евы могут справиться и сами. Тогда мы должны обезопасить город внутри стен. Но... я запутался. Этого ли хочет от меня владыка?"

   - Чего застыл? - из сгустившегося мрака вышел Ранкир. - Реамантов до дворца довели, можем возвращаться в лагерь.

   Мит хромал сильнее обычного. Такое случалось, когда он был очень зол. То есть достаточно часто.

   - Нет, мы задержимся в Новом Крустоке, - решил лидер сектантов. - Будем истреблять фармагулов, пока не убедимся, что Комитет может самостоятельно защитить себя.

   - Опять планы поменялись, - раздраженно проворчал убийца.

   - Успокойся, тебе это только на руку.

   - С чего вдруг?

   - В городе беспорядки. Если главарь Синдиката действительно в Новом Крустоке, то он будет вынужден что-то предпринять, чем и выдаст себя, - пояснил Ачек. - Я встречусь с ищейками и дам им новые инструкции.

   - Очередные пустые предположения и обещания, - скривился Ранкир.

   Сверху послышалось нервное хихиканье. По-Тоно поднял голову и увидел свесившуюся с крыши Тормуну, которая корчила ему рожицы и косила глаза в сторону развевающихся на ветру разноцветных ленточек. Кажется, их стало больше. "Жива", - Ачек с облечением вздохнул.

   - Ой, ну прям весь устал-устал, - заметила его вздох Ана. - Лучше посмотри, что Мелкая нашла! Красная ленточка! Она очень нравится принцессе. И синяя ленточка! Она нравится принцессе немного меньше. И зеленая ленточка! Она нравится принцессе больше, чем красная, но меньше, чем синяя. И вот еще одна, но она какого-то квадратного цвета. На-Резка не совсем понимает, как ей любить такую ленточку... Красиво-красиво, правда?

   - Да, - улыбнулся мариец. - Ты их с фармагулов сняла?

   - Кого?

   - Бледнокожих людей.

   - Да-да-да, с беленьких, да! - Тормуна активно закивала головой. - И с обычных тоже, у которых кожа как у поросят. Розовенькая такая, вот как ленточка! Они еще, мол, девочка там на улице страшно, ходят какие-то странные белые люди, а я говорю, что нет, не страшно, а они вдруг начали кричать, когда я увидела ленточки и стала их быстро убивать. Говорю, мол, владыка привел меня сюда, чтобы я даровала вам единственно истинное! А взамен Мелкая заберет ваши ленточки! Они кричали-кричали и умерли. А потом дали мне ленточки.

   - Психопатка, - буркнул Ранкир. - Обычных людей необязательно было убивать.

   - Как это? - изумилась сектантка.

   В ответ убийца лишь раздраженно фыркнул.

   - Ачек, что он такое сказал? Необязательно убивать людей? Что это? - девчонка ловко спрыгнула с крыши и принялась засыпать вопросами скрывающегося в тени лидера сектантов. - А если их не убивать, то как они умрут? А они вообще умирают, если их не убивать? От старости ведь умирают, да? Или это старость их убивает?

   - Мы пожинаем урожай для багрово-черного владыки, - задумчиво ответил По-Тоно. - Нельзя упускать любую возможность даровать людям единственно истинное. Но ты не должна рисковать своей собственной жизнью. Нгахнаре сам решит, когда тебе надо пройти по пути Умирающего. А пока будь осторожна, пожалуйста. Прошу тебя.

   Безумный блеск в глазах Тормуны померк, уступив место тяжелым мыслям. Ачек так заботился о ней, а она постоянно заставляла его волноваться. Хотелось как-то поблагодарить его, поговорить с ним, но слова путались в ее сумасшедшей голове. Попробует что-нибудь сказать - опять получится несносный бред, от которого ее саму уже воротило. Как же хорошо там, в теплом уголке счастливого безумия, где нет ни забот, ни беспокойства... ни этого теплого чувства, которое всегда возникало, когда По-Тоно был так добр к ней.

   - Я слышала, мы остаемся в городе, да? - полушепотом спросила сектантка.

   Сердце Ачека споткнулось от тона ее голоса. Он взглянул на нее и застыл. Перед ним стояла Тормуна, выбравшаяся из кокона сумасшествия. Настоящая Тормуна.

   - Да. Можешь наслаждаться резней, - проворчал Ранкир.

   - Вот и замечательно! - щупленькая девочка оскалилась как настоящая пантера. - На-Резка только-только разогрелась для настоящего танца! И Мелкая не собирается от нее отставать!

   Она взглянула на По-Тоно, но мариец не успел уловить в ее глазах крик о помощи. Ана вернулась туда, где ее ничто не беспокоило, где внешнего мира вроде как и не существовало вовсе. Так будет лучше. Поэтому, боясь пошевелиться, Ачек мучительно наблюдал за тем, как таял образ настоящей Тормуны. Опять.

   - Держимся вместе, - лидер сектантов отвел взгляд и медленно выдохнул, пытаясь избавиться от наваждения. - Избегаем встреч с городской стражей и Тайной канцелярией. Будем уничтожать фармагулов до тех пор, пока не убедимся, что Комитет в безопасности. Это тот редкий случай, когда в замысел владыки Нгахнаре входит спасение чужих жизней...***

   Ситуация в Новом Крустоке становилась только хуже. Повторяющие одни и те же фразы фармагулы беспорядочно крушили все на своем пути и убивали беззащитных людей. Безвольные существа со слепыми глазами, бледной кожей и сеточкой вздутых зеленоватых вен посреди ночи врывались в дома и ночлежки, беспощадно ломали кости и рвали голыми руками плоть мужчин, женщин и детей, следуя точной инструкции Маноя Сара, осмелившегося поспорить с самой природой. По мнению гениального фармагика, именно так должен выглядеть рассвет идеального человечества.

   Городская стража патрулировала границы центрального района, внутри которого невидимыми тенями сновали агенты Тайной канцелярии, очищающие улицы от фармагулов. Власть и богачи были в относительной безопасности, остальным же горожанам и беженцам предлагалось выживать своими силами. Во всяком случае, до тех пор, пока Комитет не разработает план действий.

   Аменир довел учителя до дворца. Стража чуть не выгнала их, посчитав обнаглевшими бродягами, ищущими укрытия не где-нибудь, а сразу в резиденции наместника Евы, но Этикоэл, жутко кашляя и брызжа слюной смешанной с кровью, разразился таким потоком ругани, что опешившие солдаты согласились пропустить их внутрь, лишь бы бешеный старик замолчал.

   Реамант был совсем плох. Аменир чувствовал себя немногим лучше, но все же смог добраться до гостевых покоев, взвалив на себя учителя, который почти не дышал. Суета, беспокойство и ночное бегство чуть не убили Этикоэла. К счастью, во дворце их признала многочисленная прислуга, и Кару удалось определить старика в небольшую, но чистую и теплую гостевую комнату.

   - Не волнуйтесь, мастер Аменир, мы позаботимся о нем, - услужливо произнесла полноватая, но миловидная служанка. - А вас, наверное, уже дожидаются в приемной. Комиты выглядят очень взволнованными, случилось что-то серьезное?

   "Мастер Аменир, - мысленно повторил юноша. - А это приятно".

   - Ничего особенного, - Кар изобразил на лице улыбку, которая, скорее всего, вышла кривой и фальшивой. - Небольшие волнения в городе.

   "Сказал, что ничего особенного не произошло, а сам как будто с войны вернулся", - мысленно отругал он себя, вспомнив о своем забрызганном кровью тряпье и покрывающих тело ссадинах, кровоподтеках и пятнах, оставшихся от ирреальных ожогов. Переодевшись в чистую рубаху, принесенную той же внимательной служанкой, Аменир взглянул в заляпанное зеркало и вздохнул. На его исхудавшем теле любая одежда выглядела мешковато, но так хотя бы прикрывались последствия его путешествий за грань реальности.

   "Дурак", - реамант хлопнул себя по лбу. Он вскинул руку, высвободив из ладони куб. Полностью его силы еще не восстановились, но на задуманное их практически не требовалось. Секции неспешно завертелись, сменяя друг друга, а древние символы мягко озарили золотистым светом комнату с хрипло дышащим во сне Этикоэлом. Нити и мельчайшие волокна рубахи стали сокращаться, несуразные складки разгладились, и вся лишняя ткань ушла в никуда. Стремясь к великой цели, Кар совсем позабыл об обыденных вещах, на которые способна реамантия. Теперь одежда сидела идеально. Правда, стала заметна нескладная фигура Аменира... В очередной раз обреченно вздохнув, юный реамант вышел из комнаты и осторожно прикрыл за собой дверь, стараясь не потревожить и без того беспокойный сон учителя.

   "Надо быстрее добраться до приемной, - подумал Кар, быстро шагая по темному коридору дворца. - Комиты, скорее всего, волнуются".

   - Опаздываешь, - Шеклоз раздраженно взглянул на реаманта, вошедшего в зал.

   - Нас чуть не убили, - возмутился Аменир.

   - Но не убили же, - возразил главный шпион страны. - Кстати, почему?

   - Они тоже из Академии! - выкрикнул Мирей, дрожа от ярости. - Им нельзя доверять!

   - Успокойтесь, уважаемый комит колоний, - примирительным тоном произнес Касирой, который был уже или еще немного пьян, несмотря на глубокую ночь. - Это было бы крайне нелепо. Фармагики и реаманты объединились, чтобы установить свою диктатуру в стране? Бросьте, Маною они совсем не нужны.

   Кроме трех комитов и Аменира в зале никого не было. Ером По-Геори заперся в своих покоях и выставил у дверей личную стражу. Безусловно, он был трусом, но очень хитрым трусом. Наместник Евы уже давно для себя решил, что ему надо выжить любой ценой. Переждать гражданскую войну, отсидеться в безопасном месте, куда не веют ветры купола, понадежнее спрятаться от фармагулов, успокоить народ обещаниями и вытерпеть другие невзгоды, принесенные чередой катастроф. А пока все вокруг грызутся друг с другом, Ером незаметно для них останется на прежнем месте или даже поднимется немножко выше в иерархии власти. Он выбрал беспроигрышную стратегию. Главное, не спешить и оставаться живым.

   - Так почему же вас не убили? - повторил свой вопрос Шеклоз, подозрительно посмотрев на реаманта. - Вы ведь пришли с запада, так? Сейчас там полным-полно бледнокожих, а ты еще и тащил на себе мастера Этикоэла.

   - Повезло, - Аменир помедлил с ответом, не зная, стоит ли упоминать друзей. - И нам помогли.

   - Кто?

   - Я не знаю, - юный реамант потупил взгляд. - Думал, что это вы прислали их, чтобы проводить нас в безопасное место.

   - Ничего подобного.

   - Отстаньте от мальчика, мастер Шеклоз, - произнес Касирой, с трудом ворочая заплетающимся языком. - Какая разница, как им удалось спастись? Стражники помогли или, может, случайные прохожие - мир не без добрых людей, знаете ли. Они живы и это хорошо.

   - Я бы ему все равно стал доверять, - пробормотал Мирей.

   - Вы никому не доверяете, - точно подметил комит финансов, выдохнув в лицо Силу кислыми алкогольными парами. - И это вызывает подозрения уже у нас.

   - Куда ты клонишь, пьяница?! - разъярился бывший адмирал, вскакивая с места. - Шеклоз перевернул всю Алокрию с ног на голову, ему всячески в этом способствовала кучка таких же предателей, один из которых оказался честолюбивым фармагиком, сумевшим завербовать целую толпу и накачать их каким-то дурманом! И ты смеешь меня в чем-то обвинять? Я единственный, кто пытается сохранить порядок в стране! Когда-нибудь я за все отвечу, но только после того, как вы будете осуждены алокрийским народом. И Шеклоз, и ты, Касирой, и мятежники, что сейчас разгуливают по улицам Нового Крустока.

   - Вообще-то фармагулы...

   - Кто? - Мирей бросил уничижающий взгляд на Аменира. - Что ты там мямлишь?

   - Фармагулы, - повторил реамант, стараясь сдерживать дрожь в голосе. - Так называются эти существа. Они уже не живые люди, у них отсутствует собственная воля, зато имеется очень быстрая реакция и высочайший болевой порог. Маной Сар сумел некой особой формулой подчинить их себе, и теперь они действуют, руководствуясь обостренными инстинктами и чувствами, которые вызываются специальными составами...

   - Что за бред? - поморщился комит колоний. - Это невозможно.

   - Зато все остальное, включая купол и искажающие реальность ветры, о-о-очень реально, - съязвил Касирой, откупорив припрятанную флягу с местным кислым вином.

   - Откуда такая информация? - серьезно спросил Шеклоз.

   Глава Тайной канцелярии давно уже привык к потоку бессмысленных фраз и споров на собраниях Комитета, поэтому предпочитал молчать, думать и слушать, отсеивая пустую болтовню от действительно важных вещей. Кажется, Мим поверил словам Аменира. Все-таки этот хитрец знал куда больше остальных людей.

   - Мастер Этикоэл рассказал, - ответил реамант. - Он говорил, что попытки создать нечто подобное уже проводились в Академии, но из-за ряда практических трудностей и морально-этических противоречий эксперименты были приостановлены.

   - И Маной Сар довел дело до конца, - задумчиво заключил шпион. - И много их?

   - Возможно, - Аменир неопределенно мотнул головой. - У фармагиков было достаточно времени на подготовку и распространение формулы. Мастер Этикоэл предположил, что скоро эти существа начнут подходить к городским стенам со всей округи.

   - Это ты виноват, Шеклоз, - прорычал Мирей. - Потакал всем прихотям фармагиков, думал, что используешь их, а на самом деле они просто водили тебя за нос. Славно же работает хваленая Тайная канцелярия! Ты прикрывал их, выделял деньги, помог перевезти из Донкара оборудование для лабораторий...

   - Точно, - Мим ударил ладонью по столу. - Лаборатория. Нам надо наведаться в их лабораторию.

   - Факультет фармагии съехал с помещений, изначально купленных Академией, - напомнил Аменир. - Там остались только мы с мастером Этикоэлом.

   - Я знаю, - Шеклоз спокойно улыбнулся. - Хваленая Тайная канцелярия не так бесполезна, как полагает уважаемый комит колоний.

   Мирей Сил скрипнул зубами, но тем не менее сел на место и выжидающе посмотрел на шпиона. Он действительно недолюбливал Мима за всю его предательскую деятельность, которую тот позиционировал как единственный верный путь к благополучному будущему Алокрии. Но комит колоний не мог не признавать, что сейчас исправить положение способен лишь глава Тайной канцелярии. Хотя его грехов это не отменяло - когда все закончится, ему обязательно воздастся за это содеянное.

   - Если бы Маной мог, он обратил бы в фармагулов все население Алокрии, а не какую-то его часть, - рассудил Шеклоз. - Значит, он вообще не может этого сделать или только пока не может.

   - Выходит, у нас есть время посудачить о безумном фармагике, который вздумал поиграть в короля, пока мир медленно превращается в ничто, - пробормотал Касирой, сделав глубокий глоток из наполовину опустевшей фляги.

   - Нет. Время нам дано, чтобы действовать.

   - И что ты предлагаешь? - поинтересовался Мирей, глядя на шпиона исподлобья.

   - Я соберу своих людей из Тайной канцелярии. Их поблизости немного, но достаточно, чтобы наведаться в новую лабораторию фармагиков в Новом Крустоке. Прежде чем предпринимать дальнейшие шаги нам надо узнать больше и разогнать это гнездо чумных крыс. Если выяснится, что Маной Сар находится в пределах досягаемости, в чем я сильно сомневаюсь, мы ликвидируем его.

   - Понятно, - комит колоний подался вперед. - Что делать мне?

   Сосредоточившись на новой проблеме, требующей незамедлительного решения, Мирей Сил заставил себя на время забыть о разногласиях с Шеклозом. Необходимо во что бы то ни стало защитить Алокрию и ее народ, хоть от купола и ветров, хоть от фармагика и его марионеток.

   - Примите командование городской стражей. Надо организовать эвакуацию жителей Нового Крустока и беженцев в центральный район и зачистить территорию внутри городских стен, - глава Тайной канцелярии сосредоточенно барабанил пальцами по исцарапанной столешнице. - Как только мы справимся со своей задачей, сразу же присоединимся к вам. Вестовых я выберу из числа своих агентов.

   - А защита центрального района?

   - Предлагаю оставить небольшую часть стражников, а остальную оборону оставить на добровольцев, - Шеклоз многозначительно взглянул на Касироя. - Мастер Лот, могу я рассчитывать на вашу помощь в наборе... добровольцев?

   - Конечно, - комит финансов расплылся в пьяной улыбке. - Но лично я отказываюсь покидать дворец, пока снаружи происходит вот это все.

   - От вас и не требуется. Оставайтесь здесь столько, сколько посчитаете нужным, - улыбка шпиона заставила Касироя содрогнуться и частично протрезветь. - Главное, сделайте то, о чем я попросил. Пожалуйста.

   Лот кивнул и разочарованно потряс пустую флягу. Это хорошо, что ему не придется рисковать жизнью. Не для того он проделал столь долгий путь к своему нынешнему, откровенно говоря, сомнительному положению, чтобы погибнуть на улицах грязного городишки в нищей провинции, пытаясь спасти какое-то отребье, слетевшееся на эту навозную кучу со всей страны.

   - Я хочу помочь, - подал голос Аменир.

   Шеклоз взглянул на реаманта с отблеском удивления в глазах, словно забыл о его присутствии в зале.

   - Чем?

   "Действительно, чем? - Кар в растерянности прикусил губу. - Неужели настала пора раскрыться и продемонстрировать реальную мощь реамантии? Но сейчас у меня ни на что дельное не хватит сил".

   - Не знаю, - честно ответил юноша.

   - Тогда, молодой человек, оставайтесь лучше во дворце и не мешайтесь под ногами, - глава Тайной канцелярии смерил его холодным взглядом. - Поразмышляйте о куполе, почитайте свои книжки или чем-нибудь другим полезным займитесь. Ваше время еще не настало.

   Пристыженный Аменир пролепетал что-то невнятное и поспешно удалился из зала, прикрыв за собой жалобно скрипнувшую дверь.

   - Хватит болтать, - Мирей вскочил с места. - Если это все, то я иду спасать людей.

   - Безусловно, - вежливо кивнул Шеклоз. - Не смею вас задерживать, уважаемый комит колоний.

   Презрительно скривившись, Сил вышел из приемной, напоследок хлопнув дверью с такой силой, что она едва не разлетелась в труху.

   - Он ведь действительно это сделает, - задумчиво произнес Касирой, проводив Мирея осоловевшим взглядом. - Я имею в виду огласку, всенародный суд и прочее.

   - Что-нибудь придумаем, - пообещал шпион и внимательно посмотрел на комита финансов. - Надеюсь, хотя бы вы не изменили свое мнение насчет нашего предприятия, мастер Лот?

   - Разумеется нет. Я ведь с самого начала понял, что сделав шаг в сторону от намеченного вами пути, я рискую нечаянно оступиться и упасть в безымянную могилу.

   - Из-за чего такие мрачные мысли? Я же не чудовище, - Шеклоз улыбнулся, и его влажный оскал был способен убедить любого собеседника в обратном.

   Почувствовав пробежавший по спине холодок, Касирой нервно сглотнул, отвел взгляд, стараясь сделать это как можно более невозмутимо, и принялся сосредоточенно скоблить ногтем коричневый налет на фляге, словно ничего важнее в данный момент не было.

   - Вам пора идти, - напомнил комит финансов.

   - Конечно, - глава Тайной канцелярии направился к выходу. - Не забудьте о добровольцах. И пусть они держат себя в руках.

   Шеклоз покинул зал заседания Комитета. Обветшалая дверь закрылась за ним, не издав ни единого звука.

   Наспех сколоченная Мимом машина заработала практически без перебоев. Мирей, в полной мере продемонстрировав свой адмиральский опыт и командирский талант, сумел быстро снарядить несколько отрядов городской стражи, к которым чуть позже примкнули хорошо вооруженные ополченцы с бандитскими рожами, набранные Касироем. Неизвестно где он нашел этих сомнительных личностей, но сражались они куда лучше никчемных стражников, хотя дисциплина у них оставляла желать лучшего. Силу периодически приходилось одергивать подозрительных новобранцев, чтобы они не пускались в беспорядочное мародерство.

   Комит колоний лично возглавил один из отрядов и направил его в городские трущобы, где было замечено больше всего фармагулов. Он тоже был виновником несчастий, свалившихся на Алокрию, и на прощение не смел даже надеяться. Но Мирей все равно защитит обманутый народ любимой страны, а потом примет заслуженное наказание. Лишь бы ему позволили в последний раз насладиться морем, вдохнуть солоноватый воздух и ощутить сильную, упрямую, но нежную качку корабля...

   Новый Крусток всего за несколько часов ночи превратился в настоящее поле боя. Раньше город поражал своим ветхим видом, увядающей природой и неимоверным количеством коричневой пыли, которую не способен был намочить даже самый сильный ливень. Теперь же обветшалость превратилась в разруху, поблекшая природа утратила остатки жизни, а в вековой пыли лежали изуродованные трупы. Разбитые окна, вырванные с петлями двери, поломанная мебель и кровь, кровь повсюду - тяжелыми каплями падающая откуда-то сверху, собирающаяся в алые лужицы на мостовой, размазанная по стенам домов, пропитавшая сам воздух ночного города. Пылью дышалось намного легче.

   Снаряженные Силом отряды прочесывали Новый Крусток, направляя чудо выживших людей в центральный район. Улицы медленно, но верно очищались от фармагулов. Видимо, Маной Сар не рассчитывал на столь быструю реакцию со стороны Комитета или попросту переоценил возможности своих марионеток. Они не чувствовали боли и не знали усталости, их сила и реакция значительно превосходили возможности обычных людей, но все же фармагулы оставались заложниками человеческих тел. Отрубленная голова и отсеченные конечности превращали их в безвредные груды мяса, которые изредка дергались из-за рефлекторно сокращающихся мышц. Фармагики опорочили понятие жизни самым извращенным способом.

   Тем не менее городская стража тоже несла весьма ощутимые потери. Частично их восполняли высвобожденные из окружения солдаты, патрулировавшие улицы еще до активации формулы. К отрядам Мирея присоединялись и горожане, желающие защитить свои семьи и дома или отомстить за погибших. Неумелые, обрюзгшие и слабые стражники Нового Крустока, привыкшие во время службы играть в карты и напиваться к полудню до беспамятства, получали ранения и умирали, иногда не успев нанести ни единого удара. Если бы не присланные Касироем подозрительные личности, которые обращались с оружием на удивление ловко, и не ополчившиеся горожане, то фармагулы давно бы уже подавили вялое сопротивление. Однако сейчас их удавалось даже теснить, очищая одну улицу города за другой.

   В это время Шеклоз в сопровождении небольшого отряда агентов Тайной канцелярии стоял на пороге ничем не примечательного особняка, в подвале которого расположилась новая лаборатория фармагиков. Со всех сторон доносились крики людей, пытающихся спастись от безжалостных бледнокожих убийц. Конечно, Мим мог помочь беззащитным горожанам, но решил использовать выдавшуюся возможность, чтобы пробраться мимо фармагулов незамеченным. В конце концов, он всего лишь жертвует сотней людей ради спасения тысяч. Шеклозу не впервой принимать подобные решения. Правильные решения.

   Они ворвались внутрь особняка беззвучными тенями. Возможно, фармагики думали, что о новом местонахождении их лаборатории никто не знает, или рассчитывали на защиту своих бледнокожих творений, но так или иначе в комнатах было пусто, а вход в подвал никем не охранялся. Маной Сар и фармагики Академии почему-то считали себя умнее всех остальных людей. Излишняя самоуверенность и небывалые достижения в науке ослепили их, создали иллюзию всемогущества. Кто из великих творцов мог ожидать ответного удара жалких людишек, когда впереди уже был виден лучший мир с идеальным человечеством?

   Дверь подвала тихонько скрипнула и откинулась вбок, подняв в воздух небольшое облако пыли. В нос ударил резкий запах крови, мочи и разложения. Агенты Тайной канцелярии отпрянули от неожиданности, прикрывшись рукавами от тошнотворного смрада, но сам Шеклоз даже не поморщился. Ничто так не напоминает о жизни, как аромат смерти. Он вдохнул полной грудью, оскалился своей жуткой улыбкой и первым скользнул в зловонный подвал, жестом повелев следовать за собой.

   Обернувшиеся на шум фармагики не успели осознать происходящее. На размазанную по полу жижу из загустевших человеческих выделений пролилась свежая кровь. Искусные врачи и коварные отравители один за другим падали в грязь, тщетно прикрывая распоротые глотки и аккуратные смертельные раны, оставленные длинными тонкими кинжалами работников Тайной канцелярии.

   Оправившись от шока, какой-то молодой белобрысый фармагик уверенно и изящно взмахнул руками. Из небольшого пузырька на столе вылетела бесцветная жидкость и тонкой струйкой брызнула в лицо неосторожному агенту. Тот издал леденящий душу вопль и упал на колени, пытаясь вытереть токсичный реактив. Но на его ладонях оставались лоскуты кожи и ошметки лицевых мышц, выглядевшие как кусочки разварившегося мяса, а по шее потекли тонкие ручейки из растворившихся глаз и сукровицы. Вскоре он затих и застыл коленопреклоненной скульптурой с прилипшими к изуродованному лицу руками.

   Шеклоз увернулся от очередной струйки яда, подскочил к противнику и молниеносным точным движением перерезал сухожилия на запястьях фармагика. Брызнула кровь, белобрысый парень закричал от боли, размахивая безвольно болтающимися кистями рук. Бесцветная жидкость, освободившись из-под его власти, расплескалась по полу.

   - Живьем, - скомандовал Мим.

   Его люди среагировали моментально. Они ловко выбросили вперед руки, и из их рукавов вылетели небольшие металлические шарики на тонкой цепочке, которые с удивительной скорость и точностью расплющивали носы, дробили зубы, ломали челюсти и выбивали сознание из голов фармагиков. Две минуты спустя все лаборанты со связанными за спиной руками лежали на полу, уткнувшись лицом в зловонную жижу.

   - Сломайте им пальцы, - подумав, решил Шеклоз. - На всякий случай.

   Подвал наполнился хрустом костей и истошными воплями тех, кто еще оставался в сознании. Мим удовлетворенно кивал - осторожность лишней не бывает. Именно поэтому он до сих пор жив.

   - Маноя Сара, конечно же, здесь нет, - заключил шпион, прогуливаясь мимо плененных фармагиков. - Кто в этой лаборатории главный?

   Белобрысый парень с перерезанными сухожилиями поднял голову и взглянул помутневшими глазами на главу Тайной канцелярии.

   - Значит, ты, - Шеклоз рывком поставил его на ноги, но тот сразу же упал на колени, ослабев из-за обильной кровопотери. - Представься.

   - Кальмин Бол, начальник лаборатории в Новом Крустоке, - пробормотал побледневший фармагик.

   - Ты слишком молод для подобного поста.

   - Были причины...

   - Неважно, - шпион прервал его и спокойно улыбнулся. - В любом случае ты пошел по неверному пути и в очень неудачное для этого время. Ты будешь добровольно отвечать на мои вопросы?

   - Да...

   - Хорошо, - Шеклоз почти вплотную приблизился к его лицу. - Где сейчас Маной Сар?

   Потерявший дар речи Кальмин содрогнулся от хищного оскала комита, но не смог отвести взгляд от влажно поблескивающих зубов. Ровные, белые, острые. Казалось, сейчас он вонзит свои зубы в шею Бола и будет терзать плоть, упиваясь фонтаном крови, бьющим из порванной глотки...

   - Ты отнимаешь у меня драгоценное время, - улыбка шпиона померкла. - Очень жаль.

   Шеклоз достал маленькую металлическую пирамидку с острыми гранями и, распахнув зеленую мантию на груди фармагика, неспешно вдавил излюбленное орудие пыток между ребер юноши. Пирамидка легко вошла под кожу и углубилась в тело. Кальмин закричал от нахлынувшей боли, кусочек граненого металла рвал ему плоть при любом движении, преумножая страдания с каждым новым вдохом.

   - Дыши спокойнее, тогда быстрее пройдет, - посоветовал Мим. - Но у меня их еще много.

   - Я все скажу, - простонал фармагик. - Я и так был готов говорить!

   - Но молчал, - пожал плечами шпион, показав ему вторую пирамидку.

   - Маной в Донкаре, Маной Сар уехал в Донкар, - выпалил Кальмин.

   Он старался не дышать, чтобы не потревожить застрявший за ребром металл. Рана кровоточила, лишая белобрысого юношу последних сил. Надо отвечать быстро и внятно, иначе такими темпами можно и умереть.

   - Зачем? - спросил Шеклоз. - Донкар сейчас опустошен смертепоклонниками, а ваше оборудование перевезено в Новый Крусток.

   - В башне Академии осталось много инструментов и реактивов, необходимых для совершенствования формулы.

   - Чего он добивается?

   - Совершенная формула... - слабым голосом ответил Кальмин, находящийся в полуобморочном состоянии. - Он хочет улучшить мир, в котором сможет править достойнейший из умов. Идеальное человечество...

   - Понятно. Как обычно, - пробормотал шпион. - Почему не все люди превратились в фармагулов?

   - Формула взаимодействует с особым патогеном, оставшимся в теле человека после благополучно перенесенной болезни, которую мы распространяли для Комитета. В целях предосторожности мы не заражали неготовой формулой слишком много людей и тех, кто находился в непосредственной близости к факультету фармагии, то есть остальную Академию, Комитет, большинство жителей центрального района Нового Крустока и так далее.

   "Значит, он уже давно задумал переворот. Хитер", - подумал Шеклоз не без тени уважения.

   - Как управлять фармагулами, можно ли их остановить?

   - Маной переводит специальный состав в газообразное состояние и посредством него воздействует...

   - Короче.

   - Только Маной Сар знает составы, которыми управляются фармагулы, - Кальмина почти не было слышно. - Это слишком сложно.

   - Что дальше? Новая партия марионеток?

   - Не совсем... - белобрысый фармагик закатил глаза, но резкая боль в груди частично привела его в себя. - Теперь он доводит до совершенства формулу, которая должна избавить человечество от всех изъянов своей природы...

   - Сколько Маною потребуется времени на завершение формулы?

   - Две недели, месяц... Не знаю, объем работы очень велик. Даже гений не может создать лучший мир так быстро, - Кальмин собрался с силами и поднял голову, чтобы взглянуть на Шеклоза. - Мы вам не враги, здесь одни лишь лаборанты, которые боялись мастера Сара или действительно хотели помочь людям. Он даже не взял никого из нас с собой. Мы тоже жертвы его хитрости.

   Глава Тайной канцелярии удивленно приподнял бровь и медленно обвел рукой лабораторию, не отрывая глаз от побледневшего лица Бола.

   - Трупы, вонища, клетки для людей, кровавая жижа под ногами, расфасованные по баночкам органы, - Шеклоз покачал головой. - Это вы-то жертвы?

   - Мы были вынуждены! - выкрикнул Кальмин и застонал от боли, почувствовав соскользнувшую с ребра пирамидку, которая еще глубже вошла в его тело. - Прошу, сохраните нам жизнь. Мы можем помочь...

   С одной стороны, они действительно были жертвами обмана. К тому же Шеклоз ведь сам заключил с фармагиками договор, пообещав прикрывать их деятельность в обмен на вспышки эпидемии, которые должны были посеять панику в Алокрии. Каким бы эффектным тогда получилось спасение страны благодаря объединенным усилиям Комитета и Академии, если бы все пошло по плану. Власть, признание, возможности построить лучшее общество... Если бы все пошло по плану.

   Шеклоз взглянул на мертвенно-бледного Кальмина Бола, который с мольбой в глазах застыл перед ним на коленях и пытался сдерживать собственное дыхание, чтобы граненая пирамидка не терзала его плоть. Со спокойной улыбкой Мим дал отмашку своим людям. Поочередно раздались предсмертные булькающие выдохи, вырывающиеся из ртов и аккуратных порезов на шеях лаборантов, а кровь внесла немного свежести в размазанную по полу тошнотворную слякоть. Когда очередь дошла до Кальмина, оказалось, что юный фармагик уже был мертв. Он умер от кровопотери, но в его остекленевших глазах до сих пор был виден влажный блеск надежды.

   Глава Тайной канцелярии подозвал несколько вестовых из числа своих людей.

   - Найдите Мирея Сила. Сообщите ему, что искать Маноя Сара в Новом Крустоке бессмысленно, - Шеклоз сделал паузу, погрузившись в размышления. - Мы должны очистить город от фармагулов. Тайная канцелярия возьмет на себя восточный и южный районы, на Мирее остаются трущобы и север. Как только закончит с этим, пусть организует патрули и оборону на внешних стенах. Вы остаетесь с ним, как только все будет выполнено - возвращайтесь ко мне. Встречаемся во дворце наместника.

   - А нам хватит на это времени? Купол все еще на месте, - напомнил вестовой.

   - Зачистка Нового Крустока затянется примерно на пять-шесть дней, - прикинул комит. - Шамана из племени Наджуза должны привезти как раз к ее окончанию. Пока что у нас еще есть возможность решать проблемы последовательно, а не все разом.

   - Отправить людей в Донкар, чтобы они убрали Маноя Сара?

   - Нет, не стоит. Сейчас у нас каждый человек на счету, а фармагик выбыл из игры на три-четыре недели. Нам незачем распылять силы, - ответил Шеклоз и отпустил посыльных выполнять полученное поручение.

   "Дожили, - вздохнул глава Тайной канцелярии. - Дальнейшая судьба Алокрии зависит от какого-то дикаря. Если его вообще удастся найти и доставить сюда..."

   Глава 10

   - Хотя бы не сожрали. Это уже хорошо, - резонно заметил Демид, отложив в сторону опустевшую половинку скорлупы огромного ореха, в которой им принесли вонючую, но достаточно вкусную смесь из непонятных компонентов. - Даже покормили чем-то. А жизнь-то налаживается.

   - Хотелось бы верить, - пробормотал Кристоф.

   Он почти не притронулся к своей порции. В голове роились мрачные мысли, и аппетита совсем не было, несмотря на съежившийся желудок, который сводило от мучительного голода. Думать о погибшей команде "Отважной куртизанки" очень не хотелось, но капитан не мог выбраться из сетей памяти. Тридий почти не испытывал каких-либо чувств, а просто продолжал вспоминать, даже не понимая, зачем он это делает.

   Дикари, спасшие фасилийцев от жертвоприношения черному идолу, привели их в свое поселение и посадили в небольшой шалаш, выставив снаружи охрану. Видимо, клеток для людей у этих аборигенов не имелось, что было весьма хорошей новостью.

   - Ты не собираешься доедать? - спросил Демид, кивнув в сторону вонючего месива.

   - Нет.

   - Славно, - ухмыльнулся помощник капитана и принялся руками запихивать в рот склизкие кусочки каких-то растений, листьев и, кажется, насекомых.

   - Еда может быть отравлена, - сказал Кристоф, как бы невзначай.

   Демид подавился и уставился на друга. Тот в свою очередь внимательно разглядывал его единственным зрячим глазом и делал вид, что изучает симптомы.

   - Расслабься, - слабо улыбнулся капитан. - Они бы не стали тащить нас с собой, чтобы просто отравить. А если и так, то мы бы уже были мертвы. Тропические яды очень сильны.

   - Идиот, - облегченно выдохнул Демид, но все же отодвинул от себя скорлупу. - Весь аппетит испортил.

   Улыбка медленно растворилась на исцарапанном лице Кристофа, на него вновь нахлынуло странное состояние, которое появилось, когда в голову ударила надежда. Надо было как-то отпустить прошлое, перевести дух, но отдых лишал его остатков сил. Задумчивость без единой мысли...

   - Интересно, что будет дальше?

   За ту пару часов, что фасилийцы провели в поселении посреди джунглей, на них часто приходили посмотреть аборигены. Женщины опасливо демонстрировали чужаков детям, которые с любопытством разглядывали измученных людей, мужчины бросали высокомерные взгляды и уходили. Происходящее было сложно понять, поэтому капитан и его помощник даже не пытались этого сделать.

   В шалаш вошел дикарь, который, кажется, был в числе их конвоиров, и махнул обсидиановым ножом на выход. Фасилийцы подозрительно переглянулись, но покорно поднялись на ноги и последовали за бронзовокожим воином, проклиная одеревеневшие мышцы и зудящую боль по всему телу, проснувшуюся с началом движения.

   При свете вечернего солнца, с трудом пробивающегося сквозь густую листву, небольшое поселение казалось милым умиротворенным местечком. Аккуратные шалаши практически никак не отличались друг от друга, люди неспешно занимались своими делами, почти не нарушая тишину, а маленькие обезьянки, коати и другие животные безбоязненно бродили рядом или уже устраивались на ночь в человеческих жилищах.

   Воин подвел Кристофа и Павия к очередному шалашу, которые ничем не отличался от остальных подобных сооружений. Всем своим видом дикарь показал, что до нужного места они добрались, и, вообще, делал он это не по собственному желанию, а сами чужаки ему противны. У дикарей мимика очень выразительна.

   - Капасе тун.

   - Нам войти внутрь?

   - Капасе.

   Пожав плечами, фасилийцы заползли в шалаш через узкий вход, расположенный у самой земли. Когда их глаза немного привыкли к темноте, они увидели тощего старика, который сидел в центре и смотрел на тонкую струйку дыма, поднимающуюся к узкому отверстию в потолке от нескольких тлеющих веточек.

   - Он живой? - шепотом спросил Демид, присматриваясь к застывшей фигуре.

   Старик изменился в лице и впился абсолютно белыми глазами в помощника капитана.

   - Он живой, - с сильным акцентом ответил дикарь.

   Моряки изумленно переглянулись. Они поспешно сели на землю рядом с крохотным костерком благовоний, потревожив вьющуюся в луче света струйку дыма. Старик тут же закрыл глаза и не открывал их, пока призрачному столбику не вернулся покой.

   - Вы нас понимаете? - осторожно спросил Кристоф, тщательно проговаривая каждое слово. - Вы шаман племени Наджуза?

   - Мы понимаем, - после короткой паузы ответил старик. - Он шаман племени Наджуза.

   - Кто "он"?

   Дикарь снова изменился в лице.

   - Он перед вами.

   - Так вы шаман? - переспросил Кристоф.

   - Мы - нет. А он - да. Мы в нем.

   - Я ничего не понимаю, - заявил Демид. - Будешь говорить с ним без меня, а то так и свихнуться можно.

   В очередной раз в старике то-то поменялось. Безусловно, его тело оставалось прежним, но у фасилийцев складывалось ощущение, что перед ними время от времени были абсолютно разные люди.

   - Ладно, - вздохнул капитан. - Он - шаман, а вы кто такие?

   От его вздоха колыхнулась струйка дыма, и старик вновь заснул. Когда все стало прежним, он очнулся, но его лицо в очередной раз стало иным.

   - Мы, наверное, те, кто в вашем языке называются духами, - с неуместной улыбкой пояснил шаман. - И мы общаемся с живыми через тело нашего друга Это Мадзунту Паколебуану, старший сын племени Наджуза.

   - Могу я поговорить с ним? - поинтересовался Кристоф.

   - Нет, - старик развел руками. - Он ушел в Крону.

   - Куда?

   - Умер.

   - А вы? - опешил капитан.

   - А мы... - шаман задумался. - Пазуапанамуатанарани. Вашим языком это невозможно объяснить.

   "Да я бы все равно ничего не понял, - обреченно подумал Тридий. - Ну, пришли мы по адресу. Ну, наладили контакт с шаманом или кем-то там в его теле. А дальше-то что?"

   - Откуда вы вообще знаете алокрийский? - встрял Демид.

   - Мы не знаем. Но есть те, кто знает.

   Помощник капитана задумчиво почесал затылок. Пожав плечами, он осторожно перебрался к стенке шалаша, жалобно пробормотав:

   - Нет, Кристоф, я не могу его понять, он какой-то странный. Давай-ка ты лучше сам как-нибудь.

   В шалаше повисло напряженное молчание. Правда, напряженным оно было только для фасилийцев, которые вроде и приближались к успешному завершению миссии Комитета, но в то же время застопорились непонятно на чем. Разговор с шаманом не задался с самого начала.

   - Мы знаем, что вам нужно, - произнесло тело Паколебуану. - Здесь есть те, кто знает о большой беде в далеком краю. Они знают, что беда придет и сюда. Поэтому мы хотим помочь.

   "Ни языкового барьера, ни лишних объяснений. Все так, как говорил Мирею Шеклоз, - подумал Кристоф. - Но откуда сам шпион все это знал?"

   И все же проблем было более чем достаточно. До того, как "Отважная куртизанка" вышла из порта Нового Крустока, на это задание было отправлено два других патрульных корабля. Один потерпел крушение в рифовом поясе, другой бесследно исчез. Судьбы их экипажей предсказуемы. Сама "Куртизанка" потерпела крушение у берегов проклятого острова. И в итоге выжили только капитан и его помощник. Теперь у Кристофа нет ни корабля, ни команды, а сидящий перед ним шаман племени Наджуза на самом деле просто сосуд для духов, который терял сознание при каждом движении воздуха, нарушающем безмятежный покой тонкой струйки дыма благовоний. В общем, все было плохо, даже если не учитывать истощение, ранения, боль и предстоящий путь в колонию на севере острова. Тащить на себе старика через непроходимые джунгли, заполненные ядовитыми тварями, хищниками и людоедами - весьма безрадостная перспектива.

   - Так... - Кристоф немного растерянно посмотрел на Паколебуану. - Вы пойдете с нами?

   - Мы больше не ходим. Мы почти везде.

   - Я имел в виду шамана, - уточнил капитан. - Мы должны доставить...

   - Вам не нужен шаман, - возразил старик. - Вам нужно дитя племени Наджуза, способное беседовать с духами.

   - Мне все равно как вы это называете, - Кристоф начал терять терпение. - Хватит морочить нам головы. Вы знаете об угрозе и готовы помочь. Так помогите!

   Стенка шалаша с шелестом раздвинулась, и внутрь прошла молодая девушка с короткими черными волосами и блестящей кожей глубокого бронзового цвета. Она прикрыла за собой "дверь" и села рядом с телом Паколебуану, дожидаясь пока дымок от тлеющих веточек вновь вытянется в стройную нить, успокоившись после ворвавшегося в хижину потока воздуха, и вернувшиеся в старика духи смогут продолжить беседу.

   - Кристоф, - шепотом позвал Демид.

   - Я видел, - откликнулся тот. - Согласен, мы сглупили. В шалаш можно было войти нормально, а не вползать.

   - Да нет же, - помощник капитана на коленях подполз к другу. - Смотри. Она же голая.

   Кристоф взглянул на дикарку. Действительно, кроме набедренной повязки на ней никакой одежды не было, и ничем не прикрытая упругая грудь идеальной формы, усеянная крохотными бисеринками пота, вздымалась от размеренного дыхания девушки, распаляя воображение моряков.

   - Я не голая, - тщательно выговаривая каждое слово, ответила дикарка и указала пальцем на набедренную повязку. - Не голая.

   - Ты тоже знаешь алокрийский? - удивился Кристоф, стараясь смотреть ей в глаза.

   После короткой заминки она отрицательно помотала головой, при этом соблазнительно качнув грудью.

   - Я не знаю. Здесь есть те, кто знает. Я слушаю. Потом я говорю.

   - Прикройся, пожалуйста, чем-нибудь, - попросил Демид. - Мне немного неспокойно, знаешь ли. Мы же видим твои... ну...

   Дикарка проследила за его взглядом.

   - Я молодая, - возразила девушка. - Они мне не мешают. Старые женщины их себе перевязывают. Они им мешают. Мне - нет.

   - Ты не поняла...

   - Демид, угомонись, - одернул товарища Кристоф. - Не лезь к ним со своими порядками. Кто знает, как они могут отреагировать.

   А ведь фасилийцы до сих пор не видели девушек среди дикарей. Или же просто не обращали внимания. Все-таки им было не до любования прекрасной половиной человечества.

   Тело Паколебуану наконец зашевелилось.

   - Ее берите, - сходу заявил старик.

   - Что? - опешил помощник капитана.

   Демид, кажется, подумал о чем-то неприличном.

   - Меня берите, - подтвердила дикарка.

   - Как это понимать? - спросил Кристоф, дав натужно пыхтящему другу отрезвляющую затрещину. - Ты шаманка?

   - Я Коваленуапа Мадзунту, дочь племени Наджуза, - представилась девушка. - Я не шаманка. Я говорю с духами. Я вам нужна. Духи говорили мне о вас.

   - Что ты еще знаешь?

   - Там, откуда вы пришли, страдают люди. Страдает природа. Много желтого света, много боли. Большая беда, - Коваленуапа решительно посмотрела на фасилийцев. - Я помогу. Беда пришла, и я плохо слышу. Плохо слышу духов в Кроне. Но я должна помочь.

   Фасилийцы обменялись взглядами. Им было приказано привезти шамана племени Наджуза, но от него осталась лишь пустая оболочка, которую духи примеряют как какую-то одежду. В то же время девушка продемонстрировала примерно те же способности, что и у Паколебуану, заговорив с ними на алокрийском языке, используя знания, передаваемые, наверное, умершими на острове уроженцами Алокрии. Впрочем, ни Кристоф, ни тем более Демид не понимали механизм общения с духами, а дикарям он казался настолько естественным, что они не знали, как его объяснить. Но Шеклоз был явно просвещен в их загадочных способностях, и если они привезут не того человека...

   - Если мы привезем не того человека, то нас Мим с костями сожрет и не подавится, - прошептал Кристоф, обращаясь к другу. - Что думаешь?

   - Думаю, что если мы притащим ему старика, который вроде как уже мертв и отрубается от малейшего сквозняка, то он вряд ли обрадуется, - пожал плечами помощник капитана. - Да и как мы его доставим в Новый Крусток?

   - Понятия не имею...

   Коваленуапа поднялась и распахнула "дверь" шалаша. Она выжидающе посмотрела на фасилийцев.

   - Пора идти. Пошли, - слишком резко для красивой девушки сказала дикарка. - Времени мало.

   - Дилемма саморазрешилась, - пробормотал Кристоф, выбираясь наружу.

   Демид хмыкнул и последовал за капитаном, в последний раз взглянув на шамана. Старик лежал без сознания, уставившись вслед уходящим остекленевшими белыми глазами. Все-таки это был явно не тот человек, который нужен Шеклозу.

   Сборы прошли очень быстро. Им вручили по острому куску обсидиана с рукоятками и моток молодой коры, которая, по-видимому, была местной походной пищей. Перед выходом из поселения Коваленуапа смазала жгучей мазью гноящиеся раны на плечах Кристофа, заставив того пожалеть, что он дожил до этого дня. Однако вскоре жжение прошло, и капитан снова почувствовал себя человеком, а не комком боли. На этом вся подготовка к предстоящему путешествию и завершилась.

   - До горы день пути, - сказала дикарка, ловко пробираясь сквозь джунгли. - Ее обойдем. Там ваши люди. У них есть плавучие дома. На них мы доберемся до далекого края. Я могла пойти без вас. Но не могла. С вами - могу.

   Фасилийцы едва поспевали за ней, постоянно спотыкаясь о корни, натыкаясь на шипы, путаясь в лианах и врезаясь в стволы молодых деревцев. Приятной эту прогулку сложно было назвать. После нескольких падений и десятка новых царапин на лице Демид даже перестал обращать внимание на соблазнительное тело Коваленуапы, изящно скользящей среди коричнево-зеленого буйства природы. Однако вскоре идти стало немного проще, хотя, возможно, это моряки наконец приноровились к ходьбе по осточертевшим джунглям. Так или иначе, они смогли поравняться с дикаркой.

   - У тебя в имени вроде было Мадзунту как и у того старика, - Демид решил скоротать время за беседой. - Вы родственники?

   - Родственники? - после короткой паузы переспросила Коваленуапа. - Я понимаю это слово. Но у нас такого нет.

   - Я имею в виду - он твой дед, отец или вроде того?

   - Дед, отец, - она как будто распробовала слова на вкус. - Нет, не вроде того. Я дочь племени Наджуза.

   - Ну, родители-то у тебя все равно есть, - не отставал от нее Демид.

   - Меня кто-то родил, - после заминки ответила дикарка. - Но у нас нет такого слова. Родители.

   - Вы не знаете своих отцов и матерей? - удивился помощник капитана.

   - Зачем? Мы дети племени Наджуза, - бесстрастно ответила Коваленуапа. - Нас кто-то родил. Нас вырастили все. В ночь единения со мной будет мужчина. Потом я кого-то рожу. И его вырастят все.

   Демид оступился, представив "ночь единения", и чуть не упал в небольшую карстовую воронку, но девушка ловко подскочила к нему, обхватила его руками и вместе с ним отпрыгнула в сторону от ямы. Сперва фасилиец удивился ее необыкновенной физической силе и скорости реакции, а потом внезапно осознал, что он лежит в объятьях обнаженной экзотической красавицы. "Ночь единения" заиграла новыми красками.

   - Такие, как ты, у нас умирают в детстве, - немного остудила его пыл Коваленуапа, поднявшись на ноги.

   - Спасибо, - пробормотал Демид и поспешил за капитаном и дикаркой, которые уже ушли вперед.

   Кристоф был серьезен и сосредоточен. Он прекрасно знал, как быстро и беззвучно аборигены передвигаются по джунглям, а воспоминания о людоедах в его голове до сих пор отдавали запахом свежей крови. Капитан сжал во вспотевшей ладони обсидиановый кинжал и еще сильнее напряг свой единственный зрячий глаз, всматриваясь в многоликое однообразие зеленых зарослей.

   - И все-таки почему тебя и того старика зовут Мадзунту? - спросил Демид, догнав своих спутников. - Это потому что духи разговаривают с вами?

   - Духи разговаривают со всеми, - ответила Коваленуапа. - А Мадзунту разговаривают с духами.

   - Меня бы не сильно обрадовало, если бы я слышал голоса мертвых людей, - усмехнулся помощник капитана. - У нас таких сумасшедшими считают.

   - Они говорят с тобой.

   - Откуда такая уверенность? Я ничего не слышу.

   - Ты не слышишь, - согласилась дикарка. - Но они говорят с тобой. Шелест Кроны.

   - Я не часто брожу по лесам, - беззаботно пожал плечами Демид. - Я моряк, а посреди безбрежных вод не так часто встретишь деревья.

   - Не деревья. Шелест Кроны.

   Помощник капитана тяжело вздохнул. В Алокрии нормальные девушки даже смотреть не хотели на бородатого фасилийца, портовые проститутки слушали только звон монет и отвечали фальшивыми стонами, а симпатичную аборигенку Дикарских островов он просто не понимал. Не везет ему с девушками.

   - Расскажи о способностях Мадзунту, - внезапно попросил Кристоф. - Ты можешь, например, попросить духов разведать местность, найти затаившихся врагов?

   Коваленуапа задумалась.

   - У духов есть своя воля. Говоря вашим языком, они мертвы, - после продолжительного молчания пояснила дикарка. - Они хотят покоя. Не каждую просьбу Мадзунту они будут выполнять.

   - А можно ли им приказать?

   - Можно им приказать, - подтвердила девушка. - Но это неправильно. Духи знают много. Духи знают, как будет лучше.

   - А они не объяснили, в чем заключается твоя помощь нам? Получится ли у нас избавиться от купола?

   - Не знаю, - в голосе Коваленуапы послышалась неуверенность. - Большая беда появилась. Теперь я плохо слышу голоса духов. Они говорили со мной. Но помогать вам решила я.

   - Плохо слышишь духов? - заволновался Демид. - А говорить с ними можешь?

   Будет очень плохо, если способности Мадзунты пропадут. Получится, что фасилийцы привезут Шеклозу Миму обычную девушку. Хоть она и весьма недурна собой, глава Тайной канцелярии вряд ли оценит это.

   - Я могу говорить с духами, - успокоила его Коваленуапа. - Мне просто надо кричать. Я кричу, я приказываю. Это неправильно. Но так надо, иначе большая беда придет из вашего далекого края во все другие далекие края. Не нужно много желтого света, не нужно много страдания.

   - И ты осмелишься перечить духам, если придется? - прямо спросил Кристоф.

   Дикарка медлила с ответом. В принципе, капитана устраивало и молчание. Как бы там ни было, свою миссию он выполнит, а с остальным пусть разбирается Комитет. Кристоф заплатил слишком высокую цену, чтобы его усилия так запросто оказались напрасными.

   Дальше они шли в тишине. Уже давно стемнело, но фасилийцы полностью доверяли своей проводнице, которая уверенно вела их сквозь джунгли. По расчетам Тридия они прошли примерно треть пути. Где-то здесь начинались земли людоедов. Из-за ослепшего левого глаза капитану постоянно казалось, что откуда-то сбоку в любой момент на него набросится кровожадный дикарь, поэтому он нервно озирался по сторонам, до рези напрягая свое ополовиненное зрение. Впрочем, даже полностью зрячий человек в такой темноте почти ничего не видел. Хотя Коваленуапе ночь и мрачные тени джунглей совершенно не мешали, но она ощутимо замедлилась, чтобы фасилийцы успевали идти за ней.

   - Спорить с духами можно. Но осторожно, - девушка внезапно ответила на вопрос, заданный несколько часов назад. - Или случится страшное.

   - Что именно? - хрипло прошептал Кристоф.

   Отчасти капитан старался говорить тише, чтобы их ненароком не услышали невидимые людоеды. Но на самом деле он просто выдохся. А на плетущегося позади всех Демида вообще было жалко смотреть.

   - Сложно сказать на вашем языке. Долго думала, - Коваленуапа остановилась, давая фасилийцам перевести дыхание. - Можно приказывать, можно спорить с духами. Они мудры, но они духи. Они не люди и думают не как люди. Они правы, но правы как духи. Можно перечить им, но надо быть сильным. Слабых они забирают.

   - То есть, приказывая духам, ты можешь умереть сама?

   - Не умереть, а... - они задумалась, подбирая нужные слова. - Сапунанарага. В вашем языке нет такого понятия.

   - А на что это хотя бы похоже? - спросил Демид.

   Помощник капитана мало что понимал из ее слов, но пока дикарка говорила, он рассчитывал немного отдохнуть от изнуряющей ходьбы по ночным джунглям.

   - Вы были в племени Карагаджуза, - ответила Коваленуапа. - Наши охотники отбили вас у них. Карагаджуза хотели стать сильнее. Они стали сильнее, повелевая духами. Но не справились. Духи унесли их, оставив тела. К ним пришли хищные животные. Теперь Карагаджуза - звери в людях.

   - Рассказчик из тебя, конечно, так себе, - поморщился Демид.

   - Поэтому они преподносят жертвы животным, - капитан вспомнил о небольшом алтаре с подношениями пантере и святилище для горилл.

   - Одержимые, - кивнула дикарка. - Они были опустошены. Духи хищников теперь в них. Живут как звери, умирают как звери.

   - И добычу выслеживают как звери?

   - Да.

   Кристоф посмотрел ей в глаза. Теперь он понял, чем вызвана та спешка, с которой они покинули поселение Наджуза.

   - Они ведь идут по нашему следу, - произнес капитан. - Верно?

   - Верно, - ответила дикарка. - У вас очень сильный запах. Чужой для этих мест. Но сейчас они пройдут мимо. Должный пройти.

   - И придут к твоему племени.

   - Придут, - с пугающим спокойствием подтвердила Коваленуапа. - Раньше духи прятали нас от Карагаджуза. Вас они не прятали. Теперь Карагаджуза будут искать вас и найдут Наджуза.

   - Но зачем тогда вы привели нас к себе в поселение? Почему ты бросила свое племя? Из-за нас и так погибло слишком много людей! - вспылил Кристоф.

   - Наджуза не умрут. Они уйдут в Крону, - все так же невозмутимо ответила девушка. - Жизнь сделает еще один оборот. А следующего может и не быть. Если мы не избавимся от большой беды. Для этого вы здесь. Для этого я с вами.

   - И ты просто пойдешь дальше? - не унимался капитан. - Это, по-твоему, правильно?

   - Кристоф, она права. Помнишь, зачем мы здесь? Нам надо идти дальше, - попытался вразумить друга Демид. - Не шуми, нас могут услышать.

   Ему и самому было очень мерзко на душе от осознания того, что по их вине опять будут умирать люди. Из-за проклятой миссии Комитета уже погибли многие, а успешное завершение почему-то перестало видеться успешным, да и завершением там даже не пахло. Как только они доставят говорящую с духами дикарку в Новый Крусток, Шеклоз Мим устроит этой истории новое начало. Когда-нибудь все обязательно закончится, но хотелось бы до того момента как-нибудь дожить...

   - Нам надо идти дальше, - Коваленуапа повторила слова помощника капитана. - Карагаджуза убивают мое племя. Теперь у нас есть время.

   Ее хладнокровию могли позавидовать даже ледяные пики Силофских гор. Как бы Кристоф ни желал избежать бессмысленных смертей, это было уже состоявшимся фактом. Поэтому надо просто завершить начатое, иначе все старания и жертвы обратятся прахом в пламене тщеты.

   - Их гибель не будет напрасной... - пообещал капитан.

   Из затененных зарослей вылетело легкое копье и вонзилось в грудь Кристофа. Кровь хлынула изо рта фасилийца, он пошатнулся и упал на землю. Демид бросился к нему и принялся звать его по имени, трясти за плечи, заглядывать в стекленеющие глаза и зачем-то зажимать рану на бездыханной груди. Он кричал, кровь отлила от его лица и конечностей, сердце почти не билось, воздуха не хватало, но Павий никак не мог заставить себя дышать. Все вокруг начало казаться каким-то фальшивым, неправильным. Кристоф же не мог так просто умереть. Это глупо и несправедливо! Но все же правда...

   То ли осознав тщетность своих попыток привести друга в чувство, то ли из-за боязни за собственную жизнь Демид без единой мысли в голове, чувствуя себя жалкой песчинкой в потоке странного сна, вскочил на ноги и выдернул дротик из груди Кристофа. Ночные джунгли плыли перед глазами, но помощник капитана услышал сдавленное рычание, которое было ему хорошо известно по той ночи в клетке, и одно это спасло его. Он выставил перед собой хлипкое копье как раз вовремя - человекоподобная тень пронзительно взвизгнула, на лицо Демида брызнула горячая кровь. Людоед брыкался, размахивал обсидиановым ножом, оставляя глубокие порезы на руках фасилийца, пытался подобраться ближе, чем только глубже загонял в свое тело копье. Внутри Демида закипала ярость при виде звериной морды дикаря, он отпустил древко и сам прыгнул навстречу противнику, повалив того на землю. Очередной удар обсидианового осколка мог убить моряка, но он каким-то чудом успел увернуться. Из его распоротой щеки потекла кровь, однако Демид не почувствовал боли. Он чувствовал только пульсирующую жизнь в онемевших пальцах, когда со всей силы сжимал горло раненого людоеда. Тот схватил фасилийца за руки и пытался спастись от удушения, но его вздувшееся лицо, выпученные глаза и пузыри кровавой слюны в уголках рта предвещали скорую смерть. Дикарь несколько раз судорожно дернулся и обмяк, но Демид еще долго не мог разжать свои пальцы, впившиеся в грязную шею. Его не покидало ощущение, что он только что придушил бешеную собаку. Хотелось убить ее еще раз.

   Раздался треск. С дерева спрыгнула Коваленуапа, оставив висеть на ветке лохматого дикаря, из груди которого обильно лилась кровь. Ночные джунгли породили очередную тень, которая с рычанием бросилась на девушку. Демид мало что смог разглядеть в темноте, он увидел лишь стремительный прыжок говорящей с духами и услышал предсмертный хрип людоеда. Мгновением позже, силуэт Коваленуапы склонился над поверженным противником. Кажется, она несколько раз вонзила в него свой обсидиановый нож и для верности дважды полоснула по горлу.

   - Нам надо идти дальше, - невозмутимо произнесла дикарка. - Тут опасно. Они идут мимо. Идут к Наджуза.

   На земле вокруг нее лежали три трупа, еще один висел на дереве. Пока Демид разбирался с одним единственным врагом, она убила четверых. И каждому вскрыла горло, пронзила сердце и перерезала сухожилия в локтевых суставах. Чтобы наверняка.

   Фасилиец взглянул на мертвого друга.

   - Его нельзя просто бросить здесь, - пробормотал он.

   - Нам надо идти дальше, - повторила Коваленуапа. - Его съедят звери. Его останки примет эта земля. Все хорошо.

   - Прояви хоть немного уважения к нему! - разозлился помощник капитана, вскакивая на ноги.

   Демид направился к трупу Кристофа, но остановился на полпути. Он сейчас попросил ее проявить уважение к телу капитана? Они ведь виноваты в гибели ее соплеменников. Наджуза умирают, чтобы выиграть немного времени для беглецов. Жертва Коваленуапы велика, однако для нее это было вполне естественным и правильным ходом вещей. Но Демид отказывался понимать, что поступать правильно и поступать по-человечески - это порой совершенно противоположные вещи. И все же...

   - Да, ты права. Нам надо идти.

   Последний выживший член экипажа "Отважной куртизанки", помощник ныне мертвого капитана и просто фасилиец Павий понуро пошел следом за стройной тенью Коваленуапы, стараясь не оглядываться на тело старого друга. "Он обещал, что их гибель не будет напрасной. И Кристоф тоже умер не зря. Но я не буду ничего обещать, - решил для себя Демид. - Я просто закончу начатое".

   Фасилиец и его спутница пробирались сквозь джунгли. Труп Кристофа Тридия остался далеко позади, а время упрямо спешило вперед, не обращая внимания на просьбы опаздывающих к жизни людей немножко подождать. Освещенное мягким утренним солнцем небо все чаще проглядывало сквозь густую листву, путь стал труднее и резко пошел вверх, а под ногами путников заскрежетали камни. Они наконец добрались до подножия горы.

   Представив преодоленное за ночь расстояние, Демид понял, что невероятно устал. Оставленные обсидиановым осколком порезы на руках и щеке зудели и не давали думать ни о чем другом, кроме постоянной боли и маленьких трещинках на подсыхающей корочке ран, из которых вытекали крохотные капельки сукровицы. Впрочем, фасилиец и не ждал других мыслей, и даже избегал их. Столько всего произошло, а он до сих пор все держал в себе. Демид чувствовал какое-то напряжение, исходящее изнутри себя. Раньше он мог все высказать Кристофу, съязвить по поводу той или иной ситуации, подшутить над Бадухмадом, погрузиться в работу помощника капитана на "Отважной куртизанке". Спасающее от любых переживаний чувство юмора подвело его в самый неподходящий момент. Павий всегда относился к миру, как к огромному комедийному театру - чего только стоит невероятная история двух фасилийцев, сбежавших с родины, чтобы стать моряками в алокрийском флоте. Но только сейчас он понял, что остался на сцене совсем один. Одиночество отобрало у него все, не оставив даже сил на скорбь.

   Демид остановился и в изнеможение прислонился к дереву.

   - Хотел бы я так же относиться к смерти как ты, Коваленуапа.

   Девушка обернулась и задумчиво посмотрела на своего спутника. Благодаря своим способностям, она понимала его слова, но духи не могли передать ей тот смысл, который в них вкладывал фасилиец.

   - Смерти нет. Люди уходят в Крону, - наконец ответила дикарка.

   - И все же Кристофа больше нет.

   - Он есть. Он не здесь. И не живет.

   - Вот это мы и называем смертью, - печально ухмыльнулся Демид. - Впрочем, не думаю, что ты поймешь меня. Я вот тебя не понимаю.

   Коваленуапа развернулась и собралась продолжить путь до колонии.

   - Почти пришли, - сказала она и бесстрастно добавила: - Не грусти.

   - Ага, спасибо, мне стало намного легче... - хмыкнул Демид и оттолкнулся от дерева. - Ай! Чтоб тебя, мразь!

   Фасилиец энергично затряс рукой. На землю упало длинное насекомое, которое приподняло свое сегментированное тело и угрожающе зашевелило усиками, а затем, извиваясь, быстро уползло под корень. На запястье Демида остались две маленькие точечки от укуса, от которых волнами жара по телу расползалась боль.

   - Покажи, - Коваленуапа схватила стонущего спутника за руку и внимательно осмотрела ранку. - Плохо.

   Она оттащила Демида в сторону и положила его ладонь на ближайший булыжник. Крепко зажав плечо фасилийца ногами, дикарка вонзила обсидиановый нож его в руку чуть выше запястья и уверенным круговым движением рассекла кожу.

   - Что ты вытворяешь?! - заорал Демид, пытаясь вырваться из захвата.

   - Спасаю тебя.

   Коваленуапа с размаху ударила рукоятью спутника в лицо, чтобы тот немного успокоился. Пока фасилиец сплевывал кровь, затекшую в рот из разбитого носа, и пытался сфокусировать зрение, она продолжила методично отрезать от него укушенную ядовитой тварью часть тела. Невероятно острые грани обсидианового осколка быстро делали свое дело, но испытанная Демидом боль заставила его страстно желать скорейшей смерти или хотя бы спасительного обморока, которые не очень-то спешили избавить фасилийца от мучений. Добравшись до кости, Коваленуапа положила истерзанную конечность на край камня и, предусмотрительно зажав Демиду рот, резко наступила на нее. Вдоль подножия горы прокатился короткий хруст, которому вторило душераздирающее мычание бьющегося на земле мужчины с покрасневшим лицом, выпученными глазами и уродливым огрызком вместо одной руки. Наконец он потерял сознание.

   Снисходительно покачав головой, дикарка неторопливо оттерлась от крови и слюны, а затем побежала в джунгли. Вскоре Коваленуапа вернулась, активно пережевывая какую-то массу, которую она впоследствии аккуратно приложила к культе Демида, перевязав ее распоротой штаниной фасилийца.

   - Такие у нас умирают в детстве, - вздохнула девушка.

   Она взвалила его на себя и быстро направилась к Бухте Света, огибая подножье горы с востока. Ноша, весившая больше самой дикарки, практически не отягощала ее. Недостаточно быть простым человеком, чтобы вырасти и выжить в джунглях Дикарских островов. А Коваленуапа выжила...

   Сквозь дальнейшие события Демид прошел как через туман. Одной руки у него больше не было, но он чувствовал ее, ощущал, как она погружалась в ледяную воду и одновременно зарывалась в раскаленные угли кузнечного горна. Помощник капитана потерял слишком много крови, поэтому тело несущей его Коваленуапы казалось ему очень теплым. Очнувшись на несколько мгновений, он видел зеленые волны листвы, которыми так восторгался Кристоф, или проплывающую мимо землю. А затем снова терял сознание.

   В полубреду он вспомнил Бадухмада. Кажирца тоже укусило какое-то насекомое, и он страдал от яда вплоть до своей бесславной кончины. Живее всего представлялась его рука, сплошь покрытая гноящимися кратерами лопнувших волдырей. Похоже, Коваленуапа действительно спасла Демиду жизнь. А теперь еще и несла его на себе, грязного, слабого, покрытого липким холодным потом. К своему счастью, фасилиец впадал в беспамятство быстрее, чем начинал испытывать чувство стыда.

   Когда они обошли гору, им открылся вид на небольшую бухту с аккуратными домиками, полуразобранным частоколом и небольшими рыбацкими лодочками, покачивающимися на лазурных волнах, которые лениво играли с разлитым по воде солнцем. Демид уже пришел в себя и продолжил путь в колонию самостоятельно, хотя то и дело спотыкался и падал. Если бы не своевременная помощь Коваленуапы, он бы так остался лежать где-нибудь на северном склоне горы, став кормом для пум.

   Перед глазами Павия все плыло. Он что-то говорил встретившимся охотникам, но даже не слышал собственного голоса. Следующее, что он запомнил - небольшая комната лазарета и суетящийся плюгавенький мужичок, который был местным фельдшером. Он грамотно ампутировал уродливый обрубок, торчавший у Демида вместо руки. Сам фасилиец с трудом понимал, что происходило вокруг, и некоторое время недоуменно сидел на измазанной кровью койке и пялился на свою культю. Его пытались уложить в постель, но он встал и пошел куда-то через коридоры и двери. В глазах потемнело, и он вновь ощутил тепло Коваленуапы.

   Когда все прояснилось, Демид увидел перед собой мужчину, похожего на губернатора Бухты Света. Судя по всему, это именно он и был. "О, дошли", - мелькнула запоздалая мысль и тут же потонула в шуме, который прочно поселился в голове фасилийца. Не слыша собственного голоса, Павий принялся сбивчиво рассказывать о произошедшем за последние несколько дней, просить корабль и спрашивать, не было ли новостей из Алокрии. Увидев лицо сбитого с толку губернатора, он понял, что все это время говорил на фасилийском.

   - Как же меня это все... - расслышал Демид свои слова, в очередной раз погружаясь в беспамятство.

   Он очнулся, когда комнату в лазарете уже залил кроваво-красный свет закатного солнца. Фасилиец попробовал приподняться, но упал на койку с протяжным стоном, по привычке опершись на руку, которой уже не было. На простыне появилось новое алое пятно.

   - Я позову губернатора, - сказала какая-то девочка, перебирающая хирургические инструменты, и убежала.

   - Ты долго, - сказала Коваленуапа, сурово взглянув на Демида. - Время тратим.

   Она сидела на полу рядом с койкой, игнорируя свободные стулья. На ней почему-то была надета длинная женская рубаха, какие носили в Алокрии крестьянки. Смотрелось очень непривычно, зато светлая ткань подчеркивала красоту бронзового оттенка ее кожи.

   - Тебе идет, - пробормотал Демид, поднимаясь на ноги.

   - Женщины дали, - дикарка раздраженно повела плечами, чувствуя себя в одежде как-то нелепо. - Они были недовольны. Их мужчины смотрели.

   - Понятно, - усмехнулся фасилиец.

   - Не понятно. Что понятно?

   - Ну, местные женщины просто приревновали. Побоялись, что ты отобьешь их мужчин или вроде того. Или что мужики сами возжелают... экзотики.

   - И вы называете нас дикарями, - фыркнула Коваленуапа.

   Демида немало позабавила эта ситуация. Он смог отвлечься от тяжелых мыслей, которые пытался не впускать в свою голову. Но на деле надо было просто принять случившееся как должное и двигаться дальше. Ему ведь предстоит закончить начатое. И пока все складывалось не так уж и плохо. С ним говорящая с духами Мадзунту, они добрались до Бухты Света, оба живы, пусть фасилийцу и пришлось расстаться с рукой. Пока ситуация может стать еще хуже, приходит осознание того, что сейчас все в порядке.

   В лазарет вошел губернатор Бухты Света. Демид шагнул ему навстречу и, не дав сказать ни слова, выпалил:

   - Я Демид Павий с патрульного корабля "Отважная куртизанка", направленного на этот остров по заданию Комитета. Будучи на должности первого помощника капитана и как последний выживший из команды, я взял на себя обязательства завершить возложенную на нас миссию. Теперь мне нужен транспорт до Нового Крустока, прошу вас оказать содействие во благо Алокрии. Нам надо спешить...

   Час спустя фасилиец и дикарка уже стояли на палубе небольшого баркаса, с которым ловко управлялись два рыбака из колонии. Они согласились отвезти странную парочку в порт Нового Крустока на своей хлипкой посудине, рассчитывая получить неплохое вознаграждение от Комитета. Ночная темнота им не была помехой - Демид прекрасно ориентировался по звездам и потому мог подсказывать неграмотным мужикам верное направление. Скоро все закончится...

   - Долго мы на этом корыте до Евы будем добираться? - спросил фасилиец.

   - Ветер сейчас попутный должен быть, - рыбак задумчиво потер лысину. - Дней за пять прибудем. Быть может, и в четыре уложимся.

   - Хорошо.

   "Если там еще хоть что-то осталось от Алокрии", - угрюмо ухмыльнулся Демид. Он стоял на палубе и смотрел на звездное небо, наслаждаясь морской качкой. Павий не так сильно любил море, как его погибший друг, но все же очень соскучился по бескрайней соленой пустыне и дождаться не мог, когда взойдет солнце и поднимет из водных глубин лазурные красоты мира прямо к небесам. А Коваленуапа заперлась в кубрике, испугавшись неведомых ей просторов. Ни земли, ни джунглей, ни животных, одна вода кругом. Дикость какая-то.

   Бухта Света осталась далеко позади. Ни Демид, ни Коваленуапа, ни два рыбака не знали, что людоеды племени Карагаджуза пришли по следу фасилийца в колонию. Небольшой залив, где еще днем волны так весело играли с солнечными лучами, окрасился в алый цвет.

   Глава 11

   С той ночи, когда была активирована формула Маноя Сара, прошла неделя. Неделя страха и бессонницы для жителей Нового Крустока. Город наполовину обратился в безжизненные руины, по улицам сновали живые куклы фармагиков и убивали все живое на своем пути: незнакомцев, соседей и родственников. Очистить столицу Евы от фармагулов оказалось намного сложнее, чем предполагалось. Все-таки Новый Крусток еще во время гражданской войны стал убежищем для тех, кто бежал от кровавого противостояния Илии и Марии, а с возникновением купола поток беженцев увеличился многократно. Среди них было много людей, перенесших распространяемую фармагиками болезнь, и в итоге они превратились в целую армию исполнительных, быстрых и сильных солдат, не чувствующих ни боли, ни усталости.

   Отряды Мирея несли огромные потери, от городской стражи почти ничего не осталось. Если бы не ополченцы и подозрительные наемники Касироя, то сопротивление захлебнулось бы еще на начальном этапе. С их помощью Мирей смог очистить трущобы и пробиться к городским воротам, которые незамедлительно были закрыты. Короткие беспокойные привалы и нехватка нормальной пищи за неделю окончательно вымотали комита колоний и его людей, но они справились со своей задачей.

   Шеклоз и агенты Тайной канцелярии чувствовали себя более уверенно и свободно. Город - их стихия. Прекрасно натренированные и опытные воины, беззвучные тени, невидимые в ночи, они методично истребляли фармагулов по всему городу, значительно превосходя успехи отрядов Мирея. Впрочем, без патрулей комита колоний, которые вставали на оборону освобожденных от фармагулов участков города, их труд был бы попросту напрасным.

   Таким образом, Шеклоз Мим и Мирей Сил неплохо сработались, несмотря на открытую неприязнь последнего к шпиону. Однако даже так на зачистку Нового Крустока ушла целая неделя, что было немыслимой роскошью в их положении. Впрочем, без шамана племени Наджуза план Шеклоза все равно не мог сдвинуться с мертвой точки. Поэтому можно сказать, что Комитет провел время с пользой.

   Ачек, Тормуна и Ранкир тоже внесли свою лепту, хотя действовали самостоятельно, избегая встреч со стражей и Тайной канцелярией. Сектанты решили, что такова их роль на данном этапе замысла Нгахнаре - защитить Комитет от новой угрозы, чтобы комиты смогли избавить мир от пустой смерти, распространяемой ветрами купола. К тому же сами фармагулы оскорбляли багрово-черного владыку одним своим существованием, и По-Тоно просто не мог проигнорировать подобное кощунство. Ранкира же интересовало лишь одно. Он, конечно, тоже истреблял бледнокожих марионеток Маноя, но все его мысли занимал только поиск босса Синдиката. Жажда мести переросла в настоящую одержимость, видения прошлого преследовали убийцу, наваждения тянули его на дно безумия. Мит с трудом осознавал происходящее, но смертоносный черный дым продолжал стелиться по теням Нового Крустока и уничтожать фармагулов. Впрочем, порой он убивал и перепуганных горожан, спутав их с кошмарной химерой из своих воспоминаний.

   Ачеку пока еще удавалось привести друга в чувство, но безумие Нгахнаре слишком быстро истощало рассудок убийцы. Желание жить - одна из важнейших составляющих жизни всякого человека, но Ранкир полностью потерял его в момент смерти Тиры На-Мирад. Он был уже мертв, но продолжал существовать в реальном мире лишь благодаря неимоверной жажде мести и благословлению багрово-черного владыки. И все это время на Мита неумолимо надвигалось сумасшествие, все быстрее и быстрее затягивая его в водоворот ночи, окрашенной в цвет запекшейся крови. Успеть бы...

   - Вот ты где, - голос Ачека вырвал убийцу из странного оцепенения. - Здесь все чисто?

   Ранкир посмотрел по сторонам. Он стоял посередине какого-то чердака, заваленного разбитой мебелью. На полу лежала тяжелая коричневая пыль, в которой брыкалось обезглавленное тело фармагула. Судя по длинному следу из зеленоватой крови, его голова откатилась за груду поломанных стульев. Убийца не помнил ни как оказался в этом месте, ни как убил бледнокожую тварь. Да и лидера смертепоклонников он признал не сразу.

   - Я устал, - буркнул Ранкир и похромал к выбитому окну.

   - Тогда могу тебя обрадовать, - Ачек отошел в сторону, пропуская друга. - Новый Крусток практически очищен от фармагулов. Теперь в нас тут нет нужды. Можем немного отдохнуть, прежде чем вернемся в леса Евы.

   - Мне не нужен отдых, - огрызнулся убийца. - Мне нужен главарь Синдиката. Ты обещал...

   - Да, да, я прекрасно помню, что я обещал, - смертепоклонник тяжело вздохнул. - Мои ищейки подтвердили, что он где-то в Новом Крустоке. Круг поисков сужается, им нужно еще немного времени.

   - В городе заварушка, Синдикат зашевелится, мы их быстро вычислим - чьи слова? - Ранкир раздраженно сплюнул. - Круг у него сужается...

   - Я делаю все что могу, - развел руками Ачек. - И без моей помощи у тебя все равно не получится найти его.

   Мит отмахнулся от него и собрался уже выбраться на крышу через окно, но замер, столкнувшись лбом с висящей вниз головой Тормуной.

   - Бум! - в перевернутом виде улыбка сектантки казалась еще безумнее. - Ты чего злой такой? Обидел кто? Болит что? Мелкая может попросить принцессу полечить тебя! Правда, она способна только на процедуру кровопускания. Зато делает ее идеально! Почувствуешь себя другим человеком! Во всяком случае, тебя точно никто уже не узнает...

   - Лучше заткни ее, - прорычал Ранкир, бросив раздраженный взгляд на Ачека. - Или я ей шею сверну.

   - Ой, грозный-грозный какой, - Тормуна спрыгнула и демонстративно отвернулась от него. - Если ты будешь отказываться от помощи других людей, то так и не найдешь себе друзей.

   - Ты меня на лоскуты порезать хотела! - вскипел убийца. - Это, по-твоему, помощь?

   - А ты даже не поблагодарил... - опечаленно вздохнула сектантка.

   Ранкир проигнорировал ее слова и, неловко опираясь на больную ногу, выбрался на крышу. Сквозь дыры в трухлявой черепице были видны прогнившие балки, но хромой убийца уверенно шел по ним, не опасаясь провалиться внутрь здания с застрявшей под ребром щепкой. Он дошел до каменной трубы дымохода и осторожно присел на нее. Рыжий парень, неотступно следующий за другом, выжидающе посмотрел на Ранкира. За последние несколько дней бард не обмолвился и словом.

   - Чего молчишь?

   Тиуран Доп не ответил. Он развернулся и ушел, оставив убийцу в одиночестве. Ранкира не покидало странное чувство, что он его больше не увидит. "Тебе давно пора было уйти..."

   Вниз посыпалась отсыревшая штукатурка. Мит проводил ее взглядом и поднял глаза к небу. От мутной серости над его головой неспешно отслаивалась темная синева ночи, уступая место хмурому утру. Сегодня снова не будет солнца. Из окна вылез Ачек. Повелев Тормуне оставаться на чердаке и не шуметь, он направился к Ранкиру.

   - Ты слишком резок с ней, - произнес лидер сектантов, осторожно перешагивая дыры в крыше. - Она хороший человек, просто к ней надо относиться... с пониманием.

   Убийца хмыкнул. Он сидел на трубе и ощупывал сквозь штанину уродливый шрам на бедре. Эта боль была родом из прошлой жизни. Когда Ранкир умер, она исчезла. А когда очнулся в комнате Тиры, все началось заново. И никакой другой боли, кроме проклятой раны на бедре, он не чувствовал. Только теплая кровь, стекающая по ноге, только расходящийся от напряжения глубокий порез. Только алое пятно, расползающееся на девичьей ночной рубашке...

   - Ты меня слышишь? - Ачек заглянул в лицо школьного товарища.

   Тот не сразу понял его вопрос. Внимание убийцы было приковано к полоске светлой ткани, повязанной на запястье. В ней почти не осталось тепла Тиры, которое согревало мертвую душу Ранкира все это время. Только сейчас он понял, насколько же холоден мир.

   - Пошли уже, - пробормотал убийца, слезая с трубы.

   - Куда?

   - Кажется, ты в лес собирался. К своим психопатам. Заждались небось.

   Ачек согласно кивнул, но затем его взгляд наткнулся на приземистые башенки дворца наместника Евы, едва различимые за завесой вездесущей коричневой пыли.

   - Подожди, - лидер сектантов остановил Ранкира. - Сперва надо убедиться, что с Амениром все в порядке.

   - Чего ты о нем так печешься?

   - Владыка решил сохранить ему жизнь, - Ачек достал монетку и подбросил ее, задумчиво проводив взглядом короткий полет. - Он еще должен проявить себя в замысле Нгахнаре, да и, насколько я могу судить, в Комитете на него тоже возлагают определенные надежды. Весьма вероятно, что тут интересы владыки и комитов сходятся, но...

   - Понял. Просто пойдем уже, - прервал его убийца и, прихрамывая, пошел по крышам в сторону дворца, но затем нервно дернулся и обернулся, почувствовав на себе любопытный взгляд Тормуны. - И пусть эта дурочка помалкивает, у меня от ее болтовни голова разбаливается.

   Пасмурное утро уже вступило в законные права, предоставленные педантичным временем. Влажная после ночной прохлады пыль оседала на одежде, безжалостно придавая ткани единый серо-коричневый цвет. За прошедшую неделю Новый Крусток изменился отнюдь не в лучшую сторону. Разруха и тоска, что таились внутри людей и тщательно скрывались безвкусными украшениями на приходящих в упадок домах, выплеснулись на улицы города. И активация формулы Маноем Саром была лишь поводом для этого, причиной же стало всепоглощающее отчаяние, рожденное гражданской войной и вскормленное жуткими ветрами перемен.

   Столица Евы опустела, безжизненные трущобы превратились в памятник жалкого существования проживавших там людей, забрызганные кровью стены безразлично смотрели выбитыми окнами друг на друга, а на мостовых лежали трупы горожан и фармагулов. Кое-как жизнь теплилась лишь в центральном районе, где люди, потерявшие все, нашли временное укрытие. Раньше жители Нового Крустока с неприязнью смотрели на прячущихся от войны и купола чужаков, а теперь они сами стали беженцами в родном городе. Не прошел еще траур по прошлому, а жестокая неизвестность уже тащила их за руку в будущее. На счастливый конец никто больше не надеялся.

   Скрываясь от глаз агентов Тайной канцелярии и стражников, которыми был наводнен весь центральный район, смертепоклонники и убийца добрались до дворца. Новый Крусток был похож на запыленное поле боя, но дворцовая стража, чувствуя себя в относительной безопасности, с самого утра была пьяна и уже мирно дремала в кислых алкогольных парах. Незаметное проникновение в резиденцию наместника не составило никакого труда.

   В Еве роскошь - понятие очень специфическое. Местная знать почему-то решила, что их жилища будут выглядеть очень красиво и представительно, если завесить помещения огромным количеством ткани, которая отяжелела от кладок яиц моли в складках, и расставить повсюду несуразные каменные вазы с увядающими цветами и клумбы с чахлыми кустиками. Картину дополняла облупившаяся штукатурка, неумело измазанная дорогой краской, утратившей свой изысканный цвет от постоянной сырости, тени и плесени. И дворец наместника не был исключением.

   - Как красиво-о-о! - Тормуна постанывала от восторга, разглядывая очередной эталон безвкусицы. - Живут же люди!

   - Не шуми, нас могут услышать, - предостерег ее Ачек и обратился к Ранкиру. - Ты, кажется, можешь учуять людей. Здесь есть кто-нибудь?

   - Я это не контролирую, - пробормотал убийца, обходя очередную клумбу.

   Он собрался уже пройти мимо высохшего розового куста, но внезапно остановился и внимательно посмотрел на него. На ломких веточках сидели девушки в осыпающихся платьях. Живот скрутило, и Мит посчитал, что внутренний позыв велел ему подойти к ожившим цветам. Прихрамывая, он шел по жухлым листьям. От девушек продолжали отрываться лепестки, оголяя их мышцы, внутренние органы и кости. Одна из них взяла Ранкира за руку и прыгнула вниз. Убийца упал на потолок. Он поднял голову и увидел себя, Ачека и Тормуну. Смертепоклонники приклеивали к нему осыпавшиеся лепестки роз и ругались, когда Ранкир падал с ветки розового куста. И снова упал. Из-за покрытой патиной люстры вышел наблюдатель из Синдиката. Приблизившись к своему бывшему подопечному, он с любопытством посмотрел на копошащихся вверху сектантов.

   - Ты плохо выглядишь, Салдай, - заметил Ранкир. - Что случилось?

   - Умер, - ответил амбал, придерживая оторванную челюсть руками.

   Убийца понимающе кивнул. Его кто-то осторожно дернул за штанину. Он взглянул вниз и увидел безногую Палану, за которой тянулся кровавый след.

   - Танец? - предложила жена сапожника.

   - Извините, - Ранкир виновато улыбнулся. - У меня болит бедро.

   Волочивший за собой ноги супруги Ванар Пок что-то сказал ему, но ничего не было понятно из-за размозженной головы.

   - Папа говорит, что он мог бы помочь тебе, - перевела Дорана, смущенно поглядывая на убийцу.

   Руки Тиры ослабли. Она потеряла слишком много крови, светлая ночная рубаха целиком окрасилась в алый цвет, насквозь промокла и стала тяжелой. Раз за разом бледнокожая марийка отрывала от нее рукав и привязывала к запястью Ранкира. Закрыв глаза, она упала на пол. С раздражающим звуком стекла, постукивающего по дощатому полу, к стене откатилась бутылка знаменитой медовухи из городка со странным названием Спасение. Мит наклонился и поднял звук, но не смог удержать его во вспотевших ладонях и уронил с потолка. Бутылка разбилась.

   - Это оттуда, - напрягся Ачек. - Насколько я помню, там приемная наместника. Она же - зал заседания Комитета.

   - Пойдем посмотрим! - обрадовалась Тормуна. - Бутылки бьют. Должно быть, у них очень весело! Принцесса На-Резка любит разгуляйки! Мелкая, конечно, обычно стесняется, но тоже пойдет. Ведь к принцессе будут приставать, да-да-да...

   - Пожалуйста, потише, - попросил лидер сектантов и повернулся к Ранкиру. - Аменир либо там, либо в гостевых покоях. Что думаешь?

   Убийца наконец оторвал взгляд от куста с чахлыми цветами. Призраки прошлого спрятались в тенях.

   - Думаю, мы зря теряем время.

   - Надо убедиться, что с ним все в порядке, - возразил Ачек.

   - Так убеждайся, - огрызнулся Ранкир. - Зачем ты мне постоянно какие-то вопросы задаешь? Мне плевать, понимаешь? Плевать! Найди уже мне главаря Синдиката и отвяжись, в конце-то концов.

   Хмыкнув, По-Тоно пошел в сторону, откуда донесся звук бьющегося стекла. Тормуна пожала плечами и вприпрыжку побежала за ним, оставив Ранкира в одиночестве у розового куста. Раздраженно выругавшись, убийца растаял в черном дыму и мгновение спустя уже хромал впереди сектантов.

   - Быстрее проверим, быстрее выберемся из этой помойки, - пробормотал он.

   Пройдя очередную совершенно ненужную комнату посреди коридора, они вышли к приемной наместника Евы. У двери скучали два бугая, у которых на лицах отчетливо проступало бандитское прошлое, а весь остальной вид говорил о не менее бандитском настоящем.

   - Опа, - один из головорезов удивленно приподнял бровь. - Это же Ранкир.

   - Да ну? - второй вгляделся в приближающуюся троицу. - Ну да. Живой еще.

   - Живой, - согласился первый, протягивая руку к внушительному тесаку на поясе. - Это хорошо. Босс обещал за его голову...

   Он не успел договорить - его обволокли клубы черного дыма, и мгновение спустя язык бандита был пронзен кинжалом. Лезвие с хрустом выглянуло из затылка и пригвоздило незадачливого охотника за головами к двери. Его напарник не успел и шелохнуться, как уже болтал ногами в воздухе, пытаясь вырваться из удушающего захвата Ранкира.

   - Где он? - прорычал убийца.

   Мит крепко держал бывшего коллегу из Синдиката, но сам еле сдерживался, чтобы не распасться густым дымом. Его человеческий облик не мог справиться с кипящей яростью и невыносимой жаждой мести. Они испаряли тело и разум, окрашивали душу в такой же черный цвет как у дыма, расползающегося от убийцы призрачными щупальцами-завихрениями. Из трещин дрожащей кладки коридора потекла густая кровь, которая тонкими ручейками стекалась к Ранкиру. "Убей, убей, убей...", - твердил ему терпкий запах.

   - Где он?!

   Дверь распахнулась, издав пронзительный скрип. Кинжал высвободился из ветхого дерева, и пригвожденный труп упал под ноги двум другим головорезам, выбежавшим на шум. Один сходу пнул Ранкира, который практически потерял связь с реальностью, погрузившись в сумасшедший бред. Встреча со старыми знакомыми из Синдиката напомнила ему о смерти Тиры На-Мирад, обо всей боли его уничтоженного мира. Мучительная сила разрывала Мита изнутри, выжимала мозг, вонзала в глаза раскаленные иглы, заставляла его тошнить внутрь себя. Несколько лиц и пара слов. Как они вообще способны причинить такие страдания?.. Убийца отлетел в темную нишу коридора и теперь судорожно бился на полу, пытаясь собрать свои мысли и конечности из клубов стелящегося черного дыма.

   Не совсем понимая, что происходит, Тормуна бросилась в бой с воинственным верещанием. Она увернулась от удара и проскользнула между ног подбежавшего громилы, мимоходом полоснув его кинжалом по голени. Бандит взревел, упав на одно колено, но тут же поднялся и накинулся на Ачека, оставив напарника разбираться девчонкой. Лидер сектантов снисходительно скривился. Небрежно уйдя из-под удара тесака, Ачек стянул перчатку, перехватил занесенную руку бандита и с размаху шлепнул его по лицу своей иссушенной ладонью. Крик громилы потонул в стремительно разлагающейся глотке, и мгновение спустя на каменные плиты пола упал истлевший труп, подняв в воздух облако праха. Багрово-черный владыка получил очередное подношение от Мертвой Руки.

   К этому моменту Тормуна уже расправилась с четвертым головорезом, который едва пришел в себя после удушения, как сразу же был зарезан щуплой девчонкой. Ее предыдущий противник лежал недалеко от двери с распоротым крест-накрест лицом и намокшими от крови штанами. По-Тоно благоразумно решил не присматриваться к ранениям на теле бедолаги. Он подошел к Ане, которая сидела верхом на последнем бандите и методично приумножала колотые раны на трупе, сокрушенно мотая головой.

   - Он мертв, - заверил ее Ачек. - Можешь перестать его убивать.

   - О, нет! - со слезами на глазах выкрикнула Тормуна, в очередной раз вонзая кинжал в бездыханное тело. - Я убила его! Я убийца-убийца! Нет мне прощения! Как мне дальше жить со столь тяжким грехом? Не-е-е-е-т, Мелкая убьет его, убьет свой грех и съест немножко сыра! Сы-ы-ы-ра! Как мне жить с сы-ы-ы-ром?!

   Лидер сектантов вздохнул и поискал взглядом Ранкира. Убийца стоял в темной нише коридора и пялился в пустоту перед собой. Время от времени с него черным дымом сползала кожа и плоть, оголяя кости, которые мягко колыхались от движения воздуха и готовы были развеяться на малейшем сквозняке. Раньше Мит балансировал на пике трехгранной пирамиды, рискуя скатиться по одному из ее склонов - жестокой реальности, безумию или смерти. И теперь он упал, причем сразу на все три стороны. Все-таки дар Нгахнаре слишком долго отравлял его душу.

   - Ты как? - осторожно спросил Ачек.

   Ранкир не ответил. Он медленно побрел к двери в приемную наместника. Его ноги то и дело обращались в дым, и убийца падал, расползаясь черными клубами, но призрачные завихрения тут же вырисовывали в воздухе силуэт мужчины, идущего вперед. Позади него оставался мрачный шлейф из испарений, принимающих неустойчивую форму частей его тела - из дыма вырывались лица Ранкира, руки, тянущиеся к двери, и ноги, слепо нащупывающие пол. Он беззвучно открыл дверь.

   За исцарапанным столом сидел Касирой Лот, развернувшись к входу в пол-оборота. У его ног лежали пустые бутылки из-под местного вина и стеклянные осколки, а дорогие сапоги омывала бледно-розовая лужа, источающая резкий кислый запах. Опираясь на легкую рапиру, комит финансов приподнял голову и посмотрел на вошедшего убийцу.

   - Я бы удивился, если бы не был так пьян, - усмехнулся Касирой. - За мной по пятам идет столько разных смертей, а догнала почему-то самая хромая из них.

   Комит попробовал встать, но пошатнулся и тяжело сел на стул. Лот вновь взглянул на приближающегося Ранкира и устало вздохнул. Комит наклонился, мазнул пальцами по луже вина и облизал их.

   - Гадость, - сплюнул Касирой.

   Неспешно выпрямившись, он приставил к груди острие клинка и резким движением пригвоздил себя к спинке тяжелого стула, пронзив собственное сердце. Тело комита обмякло, его голова упала на грудь и руки безвольно повисли. По лезвию рапиры потекли густые капли крови. Они скапливались у изящной гарды и срывались вниз, разбавляя бледно-розовую лужицу местного вина куда более крепким и изысканным напитком.

   "А в итоге его убил не я...", - Ранкир упал на колени, не дойдя до Касироя всего пару шагов, и замер. Ползущий по полу черный дым наконец догнал убийцу и впитался в него, восполняя недостающие конечности, сквозные отверстия в теле и половину лица. Безумие отступило, а единственное желание, заставляющее Мита жить, осыпалось как те лепестки с тел девушек-цветов, оголяя жестокую правду - со смертью главаря Синдиката ничего не изменилось.

   - Так это был он? - спросил Ачек, положив руку в перчатке на плечо друга. - Комит финансов Касирой Лот и был тем самым таинственным боссом крупнейшей преступной организации Алокрии?

   Убийца даже не шелохнулся. Его взгляд был устремлен сквозь медленно увеличивающуюся красную лужу, но там было пусто. Да и что он мог найти, если больше ничего не искал?

   - Понятно, - лидер сектантов заглянул в лицо мертвого комита. - Знаешь, я почему-то даже не удивлен. Это ведь многое объясняет. Все это время его не могли найти, потому что он и не скрывался. К тому же в правительстве очень удобно иметь при себе подобную персону...

   Из коридора донесся тяжелый топот десятков ног. Дверь приемной резко распахнулась, едва не слетев с ржавых петель, и внутрь вбежали солдаты из личной охраны наместника Евы, моментально окружив двух смертепоклонников, убийцу и сидящий труп. Сам Ером опасливо выглядывал из-за рядов вооруженных людей. Увидев мертвого комита, он подозвал слугу, который, услышав шум в зале, поднял тревогу, и дрожащим голосом приказал:

   - Найди Шеклоза и Мирея, пусть быстрее идут сюда! Касирой Лот убит!

   Слуга моментально испарился. Наместник, не выходя из-за спин стражников, дрожащим голосом спросил:

   - Кто вы такие и почему убили комита финансов и четверых набранных им ополченцев?

   - Боюсь, вы не так все поняли... - начал объяснять Ачек.

   - В этом нет моей вины-вины! Невиновная я! - упав на колени, Тормуна театрально воздела руки к потолку. - Мелкая не хотела останавливаться! Я убила бы намного больше! Простите меня, дайте мне шанс искупить свою оплошность! Если вы отпустите нас, я сразу же пойду в город и убью так много людей, что...

   Лицо Ерома покраснело от негодования. Он понятия не имел, как реагировать на подобные речи, поэтому просто жадно хватал ртом воздух для слов, которые никак не складывались в связные предложения.

   - Лучше помолчи, - посоветовал сектантке Ачек. - Мы сейчас находимся в очень шатком положении. Пожалуйста, не делай глупостей.

   - Задержите их! - наконец скомандовал Ером, хотя стражники не нуждались в столь очевидном приказе. - Задержите их и... и держите! Пусть Комитет разбирается с предателями, я не хочу иметь ничего общего с этим делом.

   "Предатели страны будут судить предателей предателей страны, - думал наместник Евы, нервно меря шагами коридор дворца. - Получается, эти убийцы - верноподданные Бахирона Мура, прознавшие об авантюре Шеклоза? Если это так, то мне стоит держаться подальше от разборок короля и Комитета. А если нет? В общем, сначала надо осторожно все разузнать..."

   Вскоре пришли Шеклоз и Мирей. Глава Тайной канцелярии выглядел достаточно спокойным, но на комита колоний было жалко смотреть - бывший адмирал разрывался между радостью от свершившегося возмездия одному из уничтоживших Алокрию людей и яростью из-за того, что мерзавец был убит без суда и не им.

   - Ачек По-Тоно? - удивился Шеклоз. - Не ожидал, не ожидал.

   - Еще один мариец, чтоб их... - пробормотал Мирей, переводя презрительный взгляд с Ерома на лидера сектантов. - Кто это такой?

   - Мой подчиненный, - спокойно улыбнулся шпион.

   Ачека обдало могильным холодом. Раньше он и не замечал, насколько жуткой могла быть улыбка Мима. Но было в ней что-то очень знакомое, можно даже сказать, что родное...

   - Теперь нет. Я служу лишь багрово-черному владыке, - неуверенно возразил смертепоклонник. - Великий замысел Нгахнаре и единственно истинное в жизни ведут меня.

   - Сектант, что ли? - нахмурился комит колоний, стискивая рукоять меча.

   - Я не помню, чтобы освобождал тебя от должности агента, - мягко произнес Шеклоз, вставая между грозным коллегой и Ачеком. - Ты, наверное, немного повредился умом. Понимаю, у тебя было слишком тяжелое задание. Но ты прекрасно справился, молодец.

   По-Тоно ударил в нос спертый воздух катакомб Донкара. Он вновь почувствовал текущую по груди кровь, привкус человеческой плоти на языке и шершавые камни древней кладки под ногами. Рукотворный путь Умирающего открыл перед ним свои темные коридоры.

   - Я служу владыке, - повторил Ачек, еще сильнее растерявшись из-за внезапного дежавю. - Я был избран им, он открыл мне истину и подарил великую цель, смысл жизни.

   - Да, да, конечно, - улыбнулся Шеклоз. - А теперь расскажи мне, что же тут произошло?

   Лидер сектантов взглянул на нервно посмеивающегося Ранкира, стоящего на коленях перед трупом комита финансов. Достаточно пугающее зрелище, но от него на душе почему-то становилось приятно.

   - Касирой Лот оказался боссом Синдиката. Те, кого наместник Ером По-Геори назвал ополченцами, на самом деле бандиты. Мы пришли проведать старого друга, ведь, как вы знаете, в городе сейчас неспокойно, а наткнулись на них, - честно ответил Ачек.

   - Понятно. Вы просто защищались, а уважаемый комит финансов покончил с собой, не выдержав тяжести свершенных преступлений, усугубленной изрядным количеством выпитого, - Мим пожал плечами. - Ладно, можете идти.

   - Что?! - взревел Мирей, выпучив глаза. - Сектанты, Шеклоз, они мерзкие сектанты! Тебе Донкара мало, хочешь утопить в крови Новый Крусток?

   - Успокойтесь, уважаемый комит колоний. Они не причинят нам вреда, - оскал главы Тайной канцелярии пробрал смертепоклонников до костей. - Просто вернутся в свой лесной лагерь на границе трех провинций.

   У Ачека екнуло сердце. В присутствии Шеклоза его не покидало странное тревожное чувство и какое-то противоестественное желание вдыхать могильный запах промерзшей земли, который витал вокруг шпиона. Определенно, это был аромат багрово-черного владыки. Но эта интонация...

   - Что случилось с последователями Нгахнаре? - севшим голосом спросил По-Тоно.

   - Я недавно весточку получил. Король Бахирон отправил. Да, он еще жив, - как бы невзначай обмолвился Мим. - Так вот он предупреждал о возможном повторении трагедии Донкара. Его Величество наткнулся в лесах Евы на лагерь смертепоклонников и всех убил. Но он просил Комитет быть осторожным и внимательно присматриваться к беженцам. Мало ли.

   Значит, они все мертвы. Ачек беззвучно рассмеялся. Так вот какова воля владыки Нгахнаре - он подарил своим слугам единственно истинное, взвалив всю тяжесть великого замысла на плечи Мертвой Руки и щуплой девчонки. Остались еще ищейки По-Тоно, но от них давно не было никаких вестей. Наверняка они тоже отправились на настоящий путь Умирающего, ведь даже Новый Крусток утратил свой сомнительный статус безопасного места.

   И тут до Мирея Сила дошло, что Касирой был боссом Синдиката.

   - Шеклоз, - комит колоний дрожал от ярости, в его потной ладони скрипела рукоять меча, сжатая побелевшими от напряжения пальцами. - Шеклоз, ты все знал. Ты все знал с самого начала, паскуда. Ты ведь прикрывал Лота задолго до начала гражданской войны, мразь. Я тебя убью. Клянусь, я убью тебя своими же руками!

   - А как же всенародный суд или что-то такое? - шпион вопросительно приподнял бровь. - Вы уже передумали?

   Мирей готов был наброситься на Шеклоза, но между ними встал Ером, примирительно подняв руки. Его лицо покраснело от волнения, пальцы нервно тряслись, а пропитанная потом рубаха прилипла к телу.

   - Все, достаточно, уважаемые комиты, - дрожащим голосом произнес наместник. - Давайте все спокойно обсудим. Мы - последний оплот власти в Алокрии, прошу вас быть благоразумнее.

   "Вокруг одни предатели, Синдикат, безумные фармагики, смертепоклонники... Я достойнейший и самый преданный слуга страны, - лихорадочно думал Ером. - Когда все закончится, мне сполна воздастся за верность и перенесенные мучения. Я ведь ничего плохого не сделал? Не сделал. Пусть только все закончится. А для этого мне нужна их помощь..."

   Шеклоз с самым невинным видом развел руками и спокойно улыбнулся. По-моряцки грязно выругавшись, Мирей убрал меч в ножны.

   - Что с этими делать будем? - буркнул комит колоний, кивнув в сторону сектантов и убийцы.

   - В Комитете заметно поубавилось людей в последнее время, - Шеклоз пожал плечами. - Пусть наши новые друзья присоединяются к нам. Если дожили до этого момента, то они нам явно пригодятся в скором будущем. Под мою ответственность, конечно же.

   - Твоей ответственности уже хватит на пять смертных казней, - Мирей раздраженно плюнул в сторону. - Давай, набирай больше сброда, наделяй всяких отморозков властью. Преступники из Синдиката, поганые сектанты, интриганы, трусы и психопаты - этого же мало! В какую все-таки мерзкую яму скатилась Алокрия... Делай что хочешь, Шеклоз. Когда покончим с куполом, ты за все поплатишься. Мы поплатимся.

   - Вот и славно, - глава Тайной канцелярии повернулся к Ачеку. - Что думаешь на этот счет?

   Смертепоклонник полной грудью вдохнул запах могильной земли, наслаждаясь незримым присутствием багрово-черного владыки. Ответ очевиден.

   - Вероятно, это часть великого замысла Нгахнаре, - ухмыльнулся По-Тоно. - Но сперва мне хотелось бы узнать, все ли в порядке с Амениром Каром.

   - Это он твой старый друг, которого вы проведать пришли? Тогда понятно, кем были те таинственные незнакомцы, которые проводили реамантов до дворца, когда фармагулы начали бесноваться на улицах города... С Амениром все хорошо. Сейчас он заботится о своем больном учителе, - Шеклоз с нескрываемым любопытством взглянул на Ранкира, до сих пор стоящего на коленях. - Ты не познакомишь нас со своими спутниками? Уверен, они очень интересные люди.

   С того момента, как Шеклоз вошел в приемную, Тормуна вела себя подозрительно тихо. Ачек взглянул на сектантку и понял, что она тоже почувствовала дыхание Нгахнаре.

   - Тормуна Ана, - представилась девушка. - Я из секты.

   Она выглядела повзрослевшей и очень грустной. Ана не бредила, не смеялась и даже не назвала себя Мелкой. Кинжал с разноцветными ленточками нервно подрагивал в ее тонких пальцах. Шеклоз одним своим видом заставил ее выбраться из панциря безумия. "Что с ним не так, в конце-то концов?", - мучительная мысль не давала Ачеку покоя.

   - Мое имя Шеклоз Мим. Очень приятно познакомиться. Редко в канализациях взрастают столь нежные цветы, - шпион улыбнулся, искренне стараясь сделать свой оскал немного помягче. - А молодой человек? Я так понимаю, это по его вине мастер Касирой Лот решил наложить на себя руки. Жалко все-таки уважаемого комита финансов, он был весьма полезным подонком...

   Застывший в одной позе убийца даже не шелохнулся.

   - Ранкир Мит, - сказал за него Ачек. - Ему пришлось некоторое время... работать с Касироем. Кажется, в итоге они не сошлись во мнениях.

   - Он вообще живой?

   - Сложный вопрос...

   Неуклюже опираясь на больную ногу, Ранкир встал и обвел скопившихся вокруг него людей отсутствующим взглядом. Порвалась последняя ниточка, связывающая его с этим миром. Остался лишь шрам на бедре, но он медленно расходился, открывая старую рану.

   - Я ухожу, - пробормотал убийца.

   - Ты никуда не уйдешь! - вспылил Мирей. - Натворил дел, а теперь сбежать удумал? Ты поможешь нам защитить страну, а потом за все ответишь!

   - Вы так часто упоминаете о возмездии, что оно уже как-то и не пугает, - вздохнул Шеклоз.

   Глава Тайной канцелярии внимательно посмотрел на Ранкира. Он отчетливо видел, как тело убийцы ласкала черная дымка, и как неспособная удержаться в настоящей реальности жизнь покидала его. "Значит, о нем мне говорил Нгахнаре, - догадался Шеклоз. - Жаль, я опоздал. Впрочем..."

   - Куда же вы собрались, молодой человек? - поинтересовался шпион. - Нам бы очень пригодились ваши таланты.

   Ранкир молчал, а окутывающий его дым становился только гуще.

   - Ты еще можешь помочь в борьбе с пустыми смертями, - подхватил Ачек. - Вспомни о даре Нгахнаре, о великой жатве! Ты - часть замысла багрово-черного владыки и еще не исполнил свою роль. Ты нам нужен!

   - Свою часть договора я выполнил, - еле слышно произнес убийца.

   Пожирающий его дым окрасился в белый цвет. Он медленно поднимался к потолку, обращая Мита в бестелесную иллюзию.

   - Но единственно истинное в жизни...

   - Отвали, - голос Ранкира звучал откуда-то издалека. - Надоел. Я ухожу.

   - Все еще изменится к лучшему, - серьезно сказала Тормуна, но в ее словах сквозь надежду отчетливо слышалась печаль, заставившая ее выбраться из панциря сумасшествия. - Ты ведь наш друг. Не оставляй нас, пожалуйста.

   - Мне все равно.

   Убийца исчез, оставив после себя лишь стремительно тающее бледное облачко. Ачек и Тормуна неоднократно видели его смертоносные трюки с дымом, но этот раз был особенным. Последним.

   По щеке сектантки пробежала густая соленая слеза. Она действительно считала Ранкира другом, пусть суровым, неразговорчивым и раздражительным, но другом. И вот опять от нее ушел близкий человек. Ачек осторожно обнял ее за плечи и прижал к себе. "Становись скорее прежней. Спрячься от жестокого мира. Как бы я ни любил настоящую тебя, пожалуйста, уходи. Окунись в свое безумие, если тебе от этого станет легче..."

   Разочарованно хмыкнув, Шеклоз задумчиво прошелся по залу. Касирой Лот теперь мертв, что весьма некстати. В последнее время комит финансов не был нужен Алокрии, все думали лишь о сохранении самой страны, забыв о бесполезных деньгах. Поэтому он мог заливать в себя местную кислятину и продолжать влачить жалкое существование в алкогольных парах, ожидая часа, когда о нем вдруг вспомнят. А его знания и умения действительно были бы весьма полезны, когда страна выйдет из затянувшегося кризиса. Теперь же Касирой мертв, экономику Алокрии будут восстанавливать полуграмотные нувориши, а потерявшие босса преступники Синдиката разобьются на небольшие группировки, разбредутся по всей стране и будут чинить неконтролируемый беспредел.

   "И ладно если бы парнишка с даром Нгахнаре остался при нас, доведя Лота до самоубийства, - глава Тайной канцелярии продолжал мерить шагами приемную наместника и разочарованно морщиться. - Так нет же - пуф! - и красиво исчез в дыму. Впрочем, в нашем плане для него все равно не нашлось бы места..."

   Шеклоз остановился и обвел взглядом присутствующих. Карты немного спутаны, открылась еще одна нелицеприятная сторона теневого правительства, и теперь осадок будет долго напоминать о сегодняшнем дне, который столь щедр на открытия. И этот день еще не закончился.

   - Ладно, раз мы преодолели недопонимание и здраво оценили сложившуюся ситуацию, то пока все в сборе нам надо разобраться с маршрутом до купола и обсудить новую проблему - предательство Маноя Сара, - произнес Шеклоз и, остановившись у сидящего трупа комита финансов, посмотрел на толпившихся у входа стражников. - Да, уберите отсюда мастера Касироя, он меня немного отвлекает.

   Каждый раз, как Мим проходил мимо, ноздри Ачека щекотал сладковато-терпкий запах могильной земли. Неизвестность порядком вымотала лидера смертепоклонников, да и Тормуна все никак не могла вернуться в свой спокойный и счастливый край померкнувшего рассудка. С этим надо было что-то делать...

   Сдернув с омертвевшей руки перчатку, По-Тоно стремительно подошел к Шеклозу и дотронулся до его ладони. Касание, отнимающее жизнь за несколько мгновений, оставило лишь небольшое покраснение на коже комита.

   - Ну, и что это было? - Шеклоз удивленно приподнял бровь. - Почему ты на меня так смотришь? Что-то не так?

   - Не так, - согласился Ачек. - Вы не человек.***

   - Очень редко кому удается пройтись по этой улице дважды.

   Мужчина в мантии безумного багрово-черного цвета явно наслаждался каждым произнесенным словом. В его положении беседа давно уже превратилась в изысканный реликт, бесполезный пережиток, который тем не менее не лишен своеобразного очарования. А ведь для осознания столь простой истины ушла не одна тысяча лет молчания.

   - Ничего не изменилось, правда? - поинтересовался Нгахнаре у своего спутника. - Месть свершилась, а долгожданное облегчение так и не настало, да? А тем ли ты вообще занимался?

   Ранкир молчал, но владыке хватало одной лишь компании нечаянного слушателя. Бесконечное эхо жизни, застрявшее в черном стекле однообразных окон, смотрело на двух путников провалами глазниц на иссушенных лицах давно умерших людей. С ними Нгахнаре не мог поговорить, да и не очень-то хотел, но Ранкир - совсем другое дело.

   - Ты думаешь, что я обманул тебя? Что пообещал избавление от боли? Или я сказал, что тебе будет легче, когда твоя возлюбленная будет отомщена? Неужели я лгал?

   Убийца отрицательно мотнул головой. Никто ему ничего не обещал, он сам почему-то решил, что в уничтожении его мира, лучшего из всех возможных, виноват босс Синдиката. Быть может, все дело в том, что убил его не Ранкир? Касирой Лот ведь сам сделал это.

   - Не ищи оправданий пустоте, которую оставила свершившаяся месть, - посоветовал Нгахнаре. - Только лишний раз обманешь самого себя. Видишь ли, все вокруг - ложь. Лишь смерть истинна, она неоспорима...

   Мантия владыки колыхалась в такт волнам, пробегающим по скрежещущим камням живой мостовой, и исступленная пляска багрового и черного продолжалась, превознося кровавую ночь в складках древних одеяний. Путь Умирающего по-прежнему начинался во тьме и вел вперед в точно такой же непроницаемый мрак. Такова судьба всего живого - медленно умирать с момента рождения до самой смерти.

   - Ты ведь знал, что месть ничего не изменит, - пробормотал Ранкир.

   - Знал, - согласился Нгахнаре. - Но, наверное, забыл тебе об этом сказать.

   - И зачем все это?

   - Надо же было тебе вернуть хоть каплю желания жить, - владыка говорил таким тоном, словно объяснял нечто элементарное. - Иначе ты так и застрял бы здесь между жизнью и смертью. Путь Умирающего не без изъянов, знаешь ли...

   - Зачем?

   - Зачем мне возвращать тебя к жизни? Ну, это же очень просто, - Нгахнаре вскинул руку и принялся загибать пальцы. - Мы неплохо побеседовали, мне это понравилось, и я решил помочь тебе с твоим несчастьем. Ты мог собрать для меня обильный урожай смерти, и здесь ты превзошел все мои ожидания. Еще я решил использовать выдавшуюся возможность, чтобы ты передал приказ моим верным последователям. Правда, тут у нас было небольшое недопонимание, а потом они вообще все погибли в лесу... м-да, неловко вышло.

   - Значит, ты просто использовал меня, пока я тешился самообманом, - подвел итог убийца.

   Вполне естественный ход вещей. Всю жизнь его кто-то использовал в своих интересах, а виноват во всем был сам Ранкир. И Тира На-Мирад мертва тоже по его вине. Касирой Лот запустил механизм судьбы, который убил юную марийку. Салдай Рик вонзил кинжал ей в грудь. Она сама подставилась под удар, спасая возлюбленного. Или все это было случайностью, которая неподвластна никакому суду морали и разума? Нет, виноват только Ранкир. Поэтому его боль и не утихала. Он вывел яд мести из своей души, но это ее уже не спасет. Да и не могло спасти.

   - Чем теперь планируешь заняться? - поинтересовался Нгахнаре.

   - Не знаю, - убийца наконец взглянул на своего разговорчивого спутника. - Может, умереть?

   - А не хочешь еще раз вернуться к жизни? Ты ведь опять толком не умер. Капелька желания жить и...

   - Не хочу.

   - Служи мне, - предложил багрово-черный владыка. - Я не обижу. Мирские блага с собой в могилу не унесешь. Но ведь после смерти ты все равно попадешь сюда, верно? У тебя есть возможность заполучить мое расположение.

   - Нет.

   - А как насчет Алокрии? Родина нуждается в тебе. Уж твои-то таланты вкупе с моим даром там точно не пропадут даром. Не хочешь использовать шанс сделать свою страну лучше?

   - Меня это не касается.

   - Может быть, друзья? - предположил Нгахнаре. - Тебе ведь не чужда дружба, когда-то ты ее очень ценил, она была твоим единственным сокровищем, которое меркло только перед твоей любовью к Тире... Не хочешь ли помочь Ачеку в его великом начинании? У вас с ним много общего. Или, может, ты желаешь отплатить чем-нибудь Амениру за его доброту? Он выбрал нелегкую судьбу, ему бы не помешала поддержка старого друга. А Тормуна? Девочка действительно привязалась к тебе. Хоть ты был с ней строг и злился по пустякам, но постоянно оберегал от беды. И не говори, что это только из-за договора с Ачеком.

   - Мне плевать.

   Ранкир не отрывал взгляд от лоскута светлой ткани, повязанного на запястье. Ни о чем другом он и думать не мог. Мистический владыка, Алокрия, друзья? Какая чушь... Тира На-Мирад - его реальность, лучший из возможных миров. И она мертва, реальность для двоих уничтожена. Почему, кем, ради чего? Теперь это уже не имело никакого значения. Ведь Мит тоже мертвец.

   Сквозь мрак в конце улицы показалась неровная кладка стены. Тупик приближался быстрее, чем два путника шли к нему. Вскоре уже можно было учуять свежую сырость щербатых камней и неожиданно теплый воздух, пробивающийся сквозь щели. Ранкиру почему-то захотелось узнать, что там за стеной, но она не имела окон, а широкие трещины были так темны, что сама чернота потерялась бы в этом мраке.

   - Ты хорошо подумал? - спросил Нгахнаре. - Назад пути не будет.

   Убийца безразлично повел плечом. Он был согласен на что угодно, лишь бы его уже оставили в покое и не вынуждали жить. Это та еще мука...

   - Понятно, - судя по голосу, владыка был несколько разочарован. - Ладно, тогда отдыхай.

   Он вытянул руку, и стена послушно подалась ему навстречу. Одно касание обратило в пыль массивные камни. Неровные края дыры неспешно осыпались, открывая огромный дверной проем. Нгахнаре встал на порог и изящным жестом пригласил Ранкира пройти внутрь.

   - Прими мой прощальный подарок...

   Убийца сделал шаг и упал на деревянный пол. Он обернулся, но не увидел ни владыки в багрово-черной мантии, ни мрачной улицы пути Умирающего, ни загадочного прохода. Позади него была обычная стена, книзу обшитая дорогим деревом, а ближе к потолку ровно заштукатуренная и окрашенная в бледно-желтый цвет. Обычная стена в родовом имении одной из старых семей Марии.

   Внезапно Ранкир почувствовал, что его руки измазаны в чем-то липком и теплом. Только сейчас он заметил медленно расползающуюся по полу лужу крови. Убийца поднял взгляд и увидел Тиру, смотрящую на него стекленеющими глазами. На ее груди ширилось алое пятно.

   - Это ты? - спросила она.

   Голос девушки был очень слаб, но Ранкир отчетливо расслышал каждый звук. Его сердце бешено колотилось, отбивая болезненным пульсом дикий ритм в голове. Судорожно дыша, он, на четвереньках пополз к Тире, поскальзываясь в ее крови. Но когда он добрался до нее, она была уже мертва.

   - Что? - беззвучно прошептал Ранкир, чувствуя, как по щекам текут слезы бессилия. - Опять? Почему?

   Он обнял бездыханное тело и почувствовал, как девушка вздрогнула.

   - Ты жива, ты жива... - прошептал он, тихо рыдая над ней.

   Тира улыбнулась, но почему-то слабый румянец стремительно покидал ее бледную кожу. Она издала протяжный стон и закрыла глаза.

   - Нет... Нет!

   Ранкир тряс ее за плечи, пытался вдохнуть в нее жизнь, припав к посиневшим губам. Но сердце девушки оставалось безмолвно, а тело уже поддалось оковам трупного окоченения. Все произошло слишком быстро, это было просто невозможно, неправильно...

   Он вскочил на ноги, поскользнулся в крови и упал. Истошно вопя, Ранкир поднялся вновь и накинулся на стену, через которую ввалился в проклятую комнату имения По-Сода.

   - Выпусти! Выпусти меня! Хватит!

   И снова он держал на руках Тиру. И снова она смотрела на него. И снова умирала. В третий раз, четвертый, шестой, десятый... Она умирала, она продолжала умирать, и Ранкир ничего не мог с этим поделать. Снова и снова он видел ее, держал ее на руках, пытался спасти, но Тира все равно истекала кровью. И вновь Мит обнимал труп трясущимися руками, орошая слезами бледное лицо девушки. Он кричал, бился в истерике, пытался убежать, разбивал свою голову о стену. А затем все начиналось сначала.

   Тогда, в небольшом павильончике в саду при гимназии, Ранкир Мит обещал любой ценой стать мужчиной, достойным ее руки, и навсегда остаться с ней. А Тира На-Мирад поклялась своему возлюбленному, что дождется его, сколько бы времени ни потребовалось. Они выдержали испытания, ниспосланные жизнью и смертью, исполнили данные друг другу обещания и теперь будут вместе. Вечно.

   Глава 12

   В Силофе время всегда шло немного иначе, чем во всем остальном мире. Ледяные ветра, сбегающие с заснеженных вершин гор, замораживали минуты, часы и дни, затянутое серыми тучами небо оставалось неизменным с утра и до самой ночи, а полуразрушенные стены крепости давили любые перемены тяжестью своего однообразия. Так сколько же времени прошло с тех пор, как фасилийская армия заняла горный оплот Алокрии? Месяц или, может быть, два? Примерно так. Но солдаты почему-то чувствовали себя очень сильно постаревшими. Климат тут нездоровый.

   Король Кассий стоял во внутреннем дворе центральной цитадели Силофа и задумчиво смотрел на небольшой холмик промерзшей земли, не обращая внимания на ветер, продувающий до самых костей. Там, под тяжелыми комьями из грязи, снега и льда, покоилась его любимая дочь. Конечно, в той властной женщине, которая недавно прибыла к нему на аудиенцию, почти ничего не осталось от молодой принцессы Фасилии, ведь она давно уже была королевой Алокрии. Но воспоминания слишком упрямо напоминали ему, что значит быть отцом. Одна короткая встреча, одна огромная потеря - и Кассий изменился навсегда.

   Как он вообще оказался здесь? Что заставило его покинуть цветущую Фасилию, что привело в проклятую крепость в ледяных горах, что не дает ему идти дальше? Кто он, в конце концов, - король, отец или человек? Почему он не способен быть и тем, и другим одновременно?.. Кассий тяжело вздохнул.

   - Вам нездоровится, мой король? - обеспокоенно спросил Семион. - Здесь очень злые ветры, вам лучше вернуться в крепость.

   - Ты меня преследуешь, что ли? - король бросил раздраженный взгляд в тень, из которой доносился голос шпиона.

   Наверное, внутренний двор цитадели некогда был любимым местом коменданта Силофа. Пока окружающие его стены были целы, здесь не дули жестокие сквозняки, замораживающие на своем пути саму жизнь, а заботливые руки опытного садовника долгими годами превращали застывший клочок земли в цветущий сад. Ныне же одна половина дворика была занесена снегом и завалена обломками навеса и камнями, а другая представляла собой жалкое напоминание о давно угасшей природе - поваленные стволы каких-то небольших декоративных деревьев были изъедены ледяными ветрами, а из промерзшей земли местами торчали сухие кустики и желтые пучки мертвой травы. Во всем мире не нашлось бы более неподходящего места для могилы королевы Алокрии...

   - Я волнуюсь о вашем здоровье, мой король, - Семион наконец вышел из тени. - В последнее время вы как-то странно себя ведете.

   Раньше он мог за подобное замечание удостоиться смачной пощечины тыльной стороной руки. Кассий овладел этим искусством в совершенстве - от подобной дисциплинарной кары короля провинившийся отлетал на несколько шагов назад, изящно вращая корпусом в воздухе и разбрызгивая кровь из распоротой перстнями щеки. Но так было раньше.

   - Ты ведь дружил с ней в детстве, - произнес Кассий, нахмурив седые брови. - Помнишь, какой она была?

   Лицо Семиона исказила неприязнь и обида. Король опять говорил о своей дочери, а образ идеального монарха стремительно таял, являя всему миру какого-то обычного человека. Не такого короля любил Лурий...

   - Прошло уже много времени, - осторожно ответил шпион. - Мои воспоминания поистерлись и покрылись пылью. Вряд ли вы найдете в них что-либо важное.

   - Понимаю, - хмыкнул Кассий. - Вот и я ничего не помню.

   Жажда мести за все эти годы значительно исказила память короля. Почему Джоанна стала символом его унижения? Все же могло быть совершенно иначе. Но нет, он мечтал о великом правлении, стремился исправить позорную ошибку тринадцатилетней давности, направить ход истории в правильное русло. Кассий считал, что Алокрия должна покориться ему любой ценой. К своему сожалению, он и представить не мог, какой на самом деле была эта цена.

   - Я не знаю, что мне делать, - признался король.

   Семион отвел взгляд в сторону. Шпиона сильно раздражала нерешительность Кассия, появившаяся после встречи с Джоанной. Смерти алокрийской королевы оказалось недостаточно, чтобы вывести его из этого состояния. Правителя Фасилии словно подменили...

   - Спектр... - начал было говорить Лурий, но король резким жестом заставил его замолчать.

   - Не хочу даже думать о жалком предателе. Предал свои идеалы, если они вообще у него были. Предал страну, как только не получил желаемое. Предал меня, лишь почуяв угрозу своим изменническим планам.

   Карпалок Шол нарушил все писанные и неписанные законы, склонив личного фармагика королевы к подлому отравлению. Беременная женщина, королева его родины, прибывшая с дипломатической миссией к правителю другой страны, который был ее отцом. Да как этому старику вообще пришла подобная мысль в голову?

   - Вам нужно взять себя в руки, мой король, - собравшись с духом, заявил Семион. - Ваши действия - действия Фасилии. Ваше промедление - промедление всей страны. Мы уже задержались в Силофе, настала пора что-то предпринять.

   - Например? - равнодушно спросил Кассий.

   - Перестать сокрушаться из-за гибели дочери, от которой давным-давно отказались, - осмелел шпион. - Вы должны поступить как правитель.

   Семион приготовился к боли, но удара вновь не последовало. Дурной знак.

   - Поступить как правитель, - задумчиво повторил король. - Я поступаю как правитель. А отвечаю перед собой почему-то как человек...

   Но кое в чем Лурий был прав. Быть монархом значительно тяжелее, чем быть отцом или просто человеком. И еще сложнее не растерять при этом человеческие качества. Ответственность и честь давно заменили Кассию чувства. Долг превыше всего. Но он и понятия не имел, что тем же самым руководствовалась Джоанна, когда решилась ехать к отцу, непримиримому врагу Алокрии, чтобы переубедить его начинать войну, перечеркнуть тринадцать лет позора, словно их и не было. Все-таки родная кровь.

   - Как символично, - пробормотал Кассий, глядя на могилу дочери.

   Скрипнув зубами от раздражения, Семион все же спросил:

   - Что вы имеете в виду?

   - Сухопутная граница между Алокрией и Фасилией весьма размыта, - ответил король, взглянув на заснеженные горные хребты сквозь щель обрушенной стены. - Силофские горы не принадлежат ни нам, ни им. Они просто никому не нужны. Здесь холодно, ничего не растет, из зверья тут обитают лишь хищные твари и мелкие грызуны, а шахты выработаны столетия назад. Поэтому границей между нашими странами можно считать алокрийскую крепость Силоф.

   Кассий замолчал, но Семион знал, что он продолжит. Ему просто необходима небольшая пауза, ведь этот человек не привык рассказывать, он всю свою жизнь только слушал и повелевал.

   - Джоанна половину жизни была фасилийской принцессой, а вторую половину - алокрийской королевой. А ныне она покоится в промерзшей земле на границе двух своих стран, - наконец договорил король. - Как символично.

   Он почему-то чувствовал ответственность за смерть дочери и нерожденного внука. Ведь это его мысли и решения за последние тринадцать лет убили их. Честь и долг привели короля именно сюда, именно сейчас и именно в таких обстоятельствах. Но что же это за долг, если он требует гибели женщины, и какая честь может таиться в убийстве младенцев? Отравлены и брошены в мерзлую землю. Как же похоже на участь великих...

   - Ты ведь не просто так сюда пришел, - произнес Кассий, повернувшись к шпиону. - Чего хотел?

   - Да, верно, - Семион напрягся, стараясь увидеть перед собой короля, а не скорбящего отца. - Вам ведь известно о происходящем в Алокрии?

   Кассий хмыкнул. Конечно, он был в курсе бредовых слухов о куполе, ветрах, чудовищах и неких существах, называемых фармагулами. До северо-восточной границы более-менее достоверные вести доходили слишком медленно, но и они больше были похожи на какой-то фольклор. Здравомыслящий человек никогда в подобное не поверит. И фасилийский король не верил. В конце концов, хитрый Бахирон Мур мог специально пустить эти слухи, чтобы скрыть какие-то факты собственного поражения в войне против марийцев или чтобы напугать фасилийцев, выиграть немного времени. По его приказу шарлатаны из Академии запросто могли провернуть несколько своих жалких фокусов перед толпой зевак, чтобы по всей стране расползлась паника. Остальное додумывали сами простаки, порождая все более и более кошмарные истории.

   - Все данные подтвердились, - произнес Семион.

   Пренебрежительная ухмылка сползла с лица Кассия. В его взгляде вспыхнуло недоверие, медленно перерастающее в изумление. Однако у него уже было готово королевское повеление, только он сам об этом еще не знал.

   - Что?

   - Купол, ветры, чудовища, фармагулы, - перечислил шпион, внимательно следя за преображением короля. - Это все правда. В той или иной степени.

   - И ты говоришь мне об этом только сейчас?! - разъярился Кассий. - Бессмертным себя возомнил, что ли? Быстро докладывай!

   С трудом скрыв счастливую улыбку, Семион любовался настоящим правителем Фасилии и рассказывал все, что удалось узнать его людям. Шпион не мог оторвать глаз от великого Кассия - наконец-то любимый монарх стал самим собой! А остальное - ерунда.

   - Значит, Бахирон бросился защищать свой народ от непонятной смертельной угрозы, не обращая внимания на наше вторжение, - нахмурился король, когда Лурий закончил свой доклад. - Он верил, что Джоанна сможет убедить меня заключить перемирие, когда Алокрия уже практически пала предо мной.

   - Достаточно глупо с его стороны, - заметил шпион.

   - Глупо, - согласился король. - Но он верил, понимаешь? Верил в Джоанну и... в меня?

   Король Фасилии нахмурился еще сильнее. Как бы Кассий ни убеждал себя в обратном, Бахирон Мур всегда был человеком чести и благородным правителем своей страны. Ему не чужды хитроумные уловки и тактические трюки, но он никогда бы не опустился до подлого завоевания ослабших соседей, измученных гражданской войной и загадочными катаклизмами.

   Кассий развернулся и взглянул на могилу дочери. Джоанна была права с самого начала. И чего тут еще думать?

   - Ждешь от меня поступка настоящего правителя, Семион? - грозно спросил король.

   - Народ Фасилии будет счастлив исполнить любое ваше приказание, - поклонился шпион, скрывая блеск в глазах. - Вы всегда руководствуетесь честью и доблестно следуете своему кредо. Любой ваш поступок...

   - Тогда мы поможем Алокрии, - перебил его Кассий.

   - Что? - опешил Семион.

   Подобного решения короля он не ожидал. Но ведь так Кассий становился еще лучше! Захватить раздавленную страну может любой, у кого достаточно денег и солдат, а поистине великий правитель способен помочь вчерашнему врагу! Король принял волевое решение, без прикрас демонстрирующее всю его доблесть, справедливость, благородство и силу духа. Такого Кассия любил Семион, восторгался и почитал.

   - Собирай командующих, - приказал фасилийский король. - Мы предложим свою помощь Комитету. Настала пора оставить в прошлом глупое противостояние наших стран, нам нужно помочь Алокрии стать прежней, чтобы между двумя великими народами установилась дружба и добрососедские отношения. В будущее мы войдем вместе и создадим лучший мир!

   "Этого желала Джоанна...", - мысленно добавил Кассий. Ледяной сквозняк небрежно смахнул с его щеки слезу, налету обратив ее в крохотную соленую песчинку, поблескивающую на фоне серого снега.

   - Мой король... - благоговейно прошептал шпион.

   Ветер унес слова Семиона к ледяным пикам гор, которые безразлично смотрели на крохотных человечков, копошащихся в старой крепости. Ни они, ни серое небо, ни безжизненный снег, покрывающий промерзшую землю, не обратили никакого внимания на принятое Кассием историческое решение, способное навсегда изменить жизнь Фасилии и Алокрии. Вчерашние враги сообща построят лучшее будущее.

   - Простите, а что насчет Спектра? - вспомнил о старике Семион.

   - Я же сказал, что не хочу даже думать об этом ничтожестве, - отмахнулся Кассий. - Забудь о нем, он недостоин нашего внимания. Настоящие люди чести - это Бахирон Мур и члены Комитета. Вот кто ни за что не предаст свой народ.***

   - Однажды я предал свой народ, - начал рассказывать Шеклоз Мим. - Меня тогда звали Шеклзамхе. Если вкратце, то я заключил договор с Нгахнаре - выменял у него свою жизнь на жизни всех в моем поколении. Произошло это несколько тысяч лет назад...

   - Что за бред ты несешь?! - Мирей нервно ходил по приемной наместника и методично хрустел суставами пальцев. - Тысячи лет, Нгахнаре... Ты имеешь в виду божка смертепоклонников, что ли? Ты спятил, да?

   Глава Тайной канцелярии вздохнул. Он, конечно, планировал рассказать обо всем другим комитам, но несколько позже, когда должна была раскрыться его настоящая роль в плане по уничтожению купола. Сейчас же он был просто не готов. Впрочем, к подобному очень сложно быть готовым.

   - Тогда он еще не носил титула смерти воплощенной, - ответил Шеклоз, прекрасно осознавая, что поверить в его рассказ будет очень непросто. - Нгахнаре некогда был человеком, правда, более совершенным, чем все мы. Он принадлежал к первому поколению нашего народа. Мне же довелось появиться на свет во втором поколении...

   - Достаточно, - Мирей раздраженно отмахнулся от него. - Зачем тебе это? Думаешь, кто-то поверит твоим побасенкам?

   В зале остались только два комита, Ером, Ачек, Тормуна и Аменир, за которым был отправлен слуга. Раз уж Миму придется рассказывать о себе и полностью раскрывать план, то присутствие реаманта просто необходимо. Шпиону действительно никто не поверит, но специалист по невозможным вещам сможет доходчиво объяснить присутствующим его слова. Наверное...

   - Я верю, - заявил Ачек.

   - Я тоже, - прошептала Тормуна, потупив глаза в запыленный пол.

   Те ощущения, которые они испытывали вблизи Шеклоза, красноречивее любых слов подтверждали признание комита. Багрово-черный владыка оставил очень отчетливый след в судьбе этого человека, а подобное от одной встречи, как в случае с Ранкиром, не случается. К тому же он без каких-либо последствий пережил смертельное касание Мертвой Руки. Разве нужны другие доказательства?

   - И я верю, - поддержал сектантов Аменир. - Сейчас из-за купола ирреальное витает в воздухе, поэтому я не замечал на общем фоне необычную энергию мастера Шеклоза. Но если сосредоточиться только на ней, то я могу с уверенностью сказать, что он... не такой, как мы.

   - "Не такой, как мы". Вот уж с уверенность, так с уверенностью. И внятно-то как, понятно все, - съязвил Мирей. - А раньше чего молчал?

   - Я был слабее. И цели у меня такой не стояло. Да и на общем фоне... - начал оправдываться реамант.

   - Понял я уже, - огрызнулся комит колоний и вновь принялся нервно мерить приемную тяжелыми шагами. - Пусть продолжает свой бред. Только по порядку, а то и без этого сумбура ничего не понятно.

   Ером не отважился что-либо сказать. Он вжался в свое потертое пропитанное потом кресло и молился, чтобы все поскорее закончилось. Новые подробности сулили только новые неприятности, которых так стремился избежать наместник Евы. Шеклоз, проживший тысячи лет. Это какое-то безумие! Что дальше? Из пещер Силофских гор вылетят драконы и утопят весь мир в огне? Почему-то сейчас это уже не представлялось чем-то невозможным...

   - Тогда, с вашего позволения, я возобновлю рассказ, - улыбнулся Шеклоз. - Правда, должен признаться, что значительную часть своей долгой жизни я абсолютно не помню. Много раз я впадал в летаргический сон, который длился целые эпохи, и пробуждался уже иным человеком в иное время. Прошлое отпечаталось в моей памяти лишь фрагментарно и в общих чертах. Ежедневно я прилагаю огромные усилия, чтобы не забыть свое происхождение, вспомнить кто я такой.

   - Ваш рассудок пытается защититься от тяжести прожитых лет, - догадался Аменир. - Потеря памяти - лишь способ остаться в здравом уме.

   Реаманту было знакомо это ощущение. Порой, когда он уходил в ирреальное, нахлынувшая информация о мироздании поглощала его практически целиком, лишая воли и осознания самого себя. К счастью, ему всегда удавалось выбраться из безумия совершенных знаний, но Кар больше не мог быть уверен, что помнил познанное. Скорее всего, забывались и его воспоминания о собственной жизни. Какие именно? Хороший вопрос...

   - Думаю, что так оно и есть, - согласился Шеклоз. - В любом случае кое-что я помню очень хорошо. Существуют моменты, которые не способны покрыться пылью забвения даже спустя тысячелетия...

   - Ты затянул с предисловием, - буркнул Мирей. - Ближе к делу. Что ты такое?

   - Я представитель второго поколения древнего народа, который, кстати, проживал на территории нынешней Алокрии. Помните катакомбы и руины, на которых возведен Донкар? Это был один из наших крупнейших городов.

   - Об архитектурных изысках расскажешь как-нибудь в другой раз, - снова перебил его комит колоний. - Говори по существу. Что за древний народ? Какие еще поколения? И почему ты до сих пор жив?

   Глава Тайной канцелярии разочарованно вздохнул. С такими слушателями эффектный рассказ как-то не клеился.

   - Откуда появился наш народ, я не помню. Возможно, никогда и не знал, - произнес Шеклоз. - Я родился во втором поколении. Мы были во многом похожи на наших родителей - представителей первого поколения, но они все равно значительно превосходили нас умом, красотой и телосложением. Тогда первейшие жили невероятно долго и при этом совершенно не старели, оставаясь мужчинами и женщинами в самом расцвете сил. Но когда на свет появилось третье поколение, еще более похожее на современное человечество, первейшие почувствовали в себе какие-то изменения, но не могли понять какие именно. С появлением четвертого поколения они при встречах начали замечать друг у друга седину и морщины, но не могли понять, что это такое. Рождение пятого поколения ознаменовало окончательное наступление старости первейших. Второе же поколение, которому принадлежал и ваш покорный слуга, к тому моменту вовсе превратилось в дряхлых стариков. А представители третьего по большей части уже скончались.

   - Те, кто был моложе, старели быстрее? - недоверчиво уточнил Мирей.

   Комит колоний перестал нервно бродить по приемной и сел на стул. Он подпер голову рукой и внимательно вслушивался в каждое слово Мима. Все-таки бывший моряк любил небылицы, это у всех завсегдатаев портовых таверн было в крови. Или же ему просто хотелось уличить шпиона во лжи, поймав на какой-нибудь нестыковке в рассказе.

   - Именно так, - подтвердил Шеклоз. - Тогда первейшие начали искать причину и решение проблемы. Как оказалось, причина старения таилась в количестве людей.

   - Чем больше людей, тем меньше жизни оставалось первым поколениям, - задумчиво произнес Аменир. - В принципе, это возможно, если принять жизнь как некую весьма ограниченную субстанцию...

   - Деталей я не помню и вам, молодой человек, не советую в это углубляться, - глава Тайной канцелярии перебил реаманта и вежливо улыбнулся, заставив юношу содрогнуться. - Но ваши слова не лишены смысла, наверное, примерно так дела и обстояли. Однако вскоре произошло некое происшествие, которого до того дня не знал наш невинный мир.

   - Убийство, - пробормотал Ачек.

   Цепкий ум бывшего агента нарисовал ему картину тех событий на заре человечества. Широкими мазками и без деталей, но По-Тоно уже отчетливо видел, к чему ведет свой рассказ шпион. Шеклоз одобрительно хмыкнул.

   - Да, убийство. Один человек убил другого человека. И тогда мы впервые почувствовали прилив жизни, отнимаемой у первых поколений рождением все новых и новых потомков.

   - Но люди же и раньше умирали, - напомнил Мирей. - Несчастный случай, от голода, холода, старости или на охоте зверь задрал, например.

   - Наверное, судьба, - Мим драматично развел руками. - А явления природы, события и бездумные животные - это лишь ее орудия. Подобную гибель можно назвать пустой смертью. Но когда человека убивает человек, то в силу вступают иные законы, не имеющие отношения к нашей реальности. Ведь убийство бессмысленно, верно? Да, но лишь в этом мире.

   Теперь уже все поняли, к какой трагедии привело неожиданное открытие первейших. Из поколения в поколение люди становились все более и более похожи на своих современных потомков, растрачивая долголетие, вечную молодость, ум и иные таланты. Им доставались лишь крохи от той эфемерной субстанции, которая некогда даровала необычайно долгую жизнь первым поколениям, поэтому они не чувствовали никакой разницы - все со временем старели и умирали, это было абсолютно нормально. Но только не для первейших.

   - В отличие от обычных людей, представители первого и второго поколений чувствовали преждевременные смерти, - продолжил Шеклоз. - Со временем мы научились подпитывать себя остатками непрожитых жизней. Но этого оказалось мало.

   - И вы начали убивать, - договорил Ачек

   - Постепенно. Сначала у нас в стране появилась смертная казнь за преступления, которая применялась все чаще и чаще. Затем мы начали умерщвлять безнадежно больных и калек, пожелавших расстаться с жизнью, чтобы не быть обузой родным. Вскоре мы перестали спрашивать их мнение и начали просто время от времени "очищать" лазареты. С преступностью боролись исключительно истреблением оной. Впрочем, иногда мы ошибались и вырезали целые дома невинных граждан. Совершенно случайно...

   - Ты ничуть не изменился за тысячи лет, подонок, - буркнул Мирей. - Если это, конечно, правда.

   - Правда. Во всяком случае, такая, какой я ее помню, - ответил Шеклоз и неожиданно помрачнел. - Мы смогли остановить старение, многие даже сбросили несколько лет. Но одному человеку и этого показалось мало. Он убил своего родственника из первого поколения. Нас захлестнула мощная волна остатков непрожитой жизни, которая в один миг вернула нам молодость и силы.

   - Владыка Нгахнаре... - прошептал Ачек.

   - Верно, это был он. Именно Нгахнаре развязал братоубийственную войну в первом поколении, стремясь получить в свое распоряжение всю жизнь. Все-таки это непередаваемое ощущение... - главу Тайной канцелярии пробрала дрожь от полузабытого чувства, испытанного тысячелетия назад. - В общем, наша страна раскололась на мелкие кусочки, а первейшие стали править обычными людьми и воевать против себе подобных.

   - Что-то мне это напоминает, - съязвил комит колоний.

   - Да уж, история циклична, - улыбнулся Шеклоз. - Так или иначе, о втором поколении они на время забыли, а нам это было только на руку - от их междоусобиц мы значительно продлили свои жизни, и с каждой новой смертью очередного первейшего мы приближались к бессмертию внутри своей общины, скрывшись от чужих глаз. Так мимо нас пронеслись целые эпохи, когда мы узнали, что из первого поколения в живых остался один лишь Нгахнаре...

   - Простите, позвольте спросить, - перебил его Аменир. - Если вы жили столько много времени, то разве от вас не должно было народиться очередное третье поколение? Или, например, у первого могли рождаться все новые и новые представители второго. Это же логично...

   Шеклоз сокрушенно покачал головой.

   - Истинные поколения появлялись на свет лишь единожды. Возможно, это прихоти той субстанции, существование которой ты предположил. Остальные наши дети рождались обычными людьми, и как мы ни старались, они умирали от старости примерно в шестьдесят лет.

   - Наверное, очень тяжело видеть смерть собственных детей...

   - После десятого раза как-то привыкаешь, - жуткий оскал шпиона дал понять, что он и по поводу кончины первенца не шибко-то переживал. - Чего, к сожалению, нельзя сказать по поводу гибели тех, с кем провел не одну сотню лет.

   Мирей встал и с хрустом потянулся. От тоскливой истории про древний народ так и веяло откровенной ложью. То ли Шеклоз действительно многое не помнил, то ли о чем-то умалчивал, то ли все было просто слишком нереально, но комиту колоний этот рассказ уже порядком надоел.

   - Переходи к тому, как ты всех предал, - зевнул Сил. - А потом к финалу и своему плану. Мы, знаешь ли, не такие живучие, можем и от старости умереть к тому моменту, как ты закончишь...

   - Да, что-то я увлекся сентиментальными воспоминаниями, - улыбка Шеклоза смягчилась до обычной хищной ухмылки. - Нашей замкнутой общине второго поколения удавалось выживать все то время, скрываясь от междоусобиц и враждебного мира. Я к тому моменту стал ее главой, поэтому всячески боролся за выживание своего народа. Остатки оборванных жизней переливаются сильнее к тем древним, которые находятся ближе всего к убитому. И поэтому я был вынужден ходить на охоту в ближайшие поселения обычных людей. Нас было много, поэтому получали мы лишь жалкие крохи. Но я не сдавался.

   Аменир вздрогнул от ужаса. Скольких же Мим загубил за свою невероятно долгую жизнь? Но ведь он делал это только ради того, чтобы его народ продолжил свое существование, такова природа первых поколений. Можно ли винить их за желание жить? Нет. А вот за то, что они продолжали жить столь кошмарной ценой - да.

   - Мы были очень осторожны, - продолжил Шеклоз. - Часто переезжали с места на место, не имели никакого сообщения с внешним миром и старались не привлекать лишнего внимания убийствами. Зачем мы это делали, если Нгахнаре уже мог жить вечно? Увы, мучительная жажда завладеть нашими жизнями не давала ему покоя. Он выследил нас, это было неизбежно. К счастью, будущий владыка первым обнаружил меня. Тогда я смог скрыться, но он шел по моему следу. А я продолжал путать его и уводить дальше от общины второго поколения, специально оставляя следы, чтобы дать своему народу шанс выжить.

   - Какое благородство, - буркнул Мирей. - Это так на тебя похоже.

   Глава Тайной канцелярии ничуть не изменился в лице. Но присутствующие в зале сектанты почувствовали, с какой силой закружилась мрачная прохлада в воздухе, поднимая ураган гнева. Шеклоз говорил искренне, это его исповедь, первая за тысячи лет. Комит колоний посмеялся над ним, но Мит действительно стремился лишь к спасению тех, кого любил. Ведь тогда он был другим. Или точно таким же? Память, измученная слишком долгой жизнью, играла его воспоминаниями, а игрушки, успевшие надоесть за сотни лет, просто ломала и выбрасывала.

   - Ваша правда, мастер Мирей, - вежливо кивнул головой Шеклоз. - Так или иначе, Нгахнаре поймал меня. Погоня, длившаяся десятилетия, порядком надоела ему, поэтому он предложил мне сделку. Жизни всех представителей второго поколения в обмен на мою собственную.

   - И ты, весь из себя высоконравственный и самоотверженный, согласился, - усмехнулся Мирей.

   - Все верно, - легкая полуулыбка сползла с лица шпиона. - Рано или поздно мой народ все равно вымер бы, это было лишь вопросом времени. Нгахнаре нашел бы нас. А так хотя бы у меня появился шанс выжить...

   Шеклзамхе уже тогда понимал, что время его поколения прошло, и до сих пор своего мнения нисколько не переменил. Настала эра людей, но они ведь так глупы, жестоки и несчастны. По их вине цивилизации гибли одна за другой, а человечество раз за разом впадало в первобытную дикость. И Шеклзамхе захотел это изменить. Чем он руководствовался - прихотью скучающего долгожителя или то были лишь черты его характера? Неважно. Он мог создать лучший мир, благо у него имелось предостаточно времени.

   - Погоди, а как вы вообще умирали, если вы бессмертные? - комит колоний подозрительно приподнял бровь. - Тебя ведь даже не убило смертоносное касание Мертвой Руки, в отличие от той кучки праха за дверью. Что, кстати, тоже очень странно...

   - Не убило. Не знаю почему. Но я точно не бессмертный и никогда им не был. Просто очень долго живу за счет чужих оборванных жизней. К сожалению, мне почти ничего не вспомнить о своей природе. Может быть, я даже никогда ее и не понимал. Однако могу уверенно сказать, что я чувствую боль, голод и жажду, из моих ран течет кровь и меня можно убить точно так же, как обычного человека.

   - Так чего же вы просто не убили Нгахнаре? Зарезал бы его ночью, например. Или собрались бы всей толпой и утыкали его стрелами.

   - Я не помню, - Шеклоз пожал плечами. - Видимо, мы почему-то не могли так поступить.

   Ачек вскочил со своего места, едва не опрокинув тяжелый стул. Он хмуро посмотрел на двух последних комитов и медленно произнес, роняя на пол тяжелые слова:

   - Кощунство. Багрово-черный владыка Нгахнаре есть само воплощение смерти. Ничто не способно убить его, наш господин вечен и совершенен как единственная возможная в жизни истина, которую он дарует людям.

   - Ага, проповеди сектанта нам еще не хватало, - проворчал Мирей. - А каково осознавать, что ваш божок оказался простым долгожителем? Кстати, где он сейчас?

   "Простой долгожитель? Нет, все совсем не так, - Ачек посмотрел на комита колоний с оттенком сострадания в глазах. - Этот человек ничего не понимает. Еще один несчастный пленник лжи. Только смерть неопровержима - в жизни не существует иной правды, кроме ее финала, итога, точки, к которой стремится жизнь. Приближение ее есть наше призвание, наш священный долг перед единственно истинным... Нет, Сар не понимает. Он еще не способен понять".

   Лидер смертепоклонников обвел присутствующих пронзительным взглядом. Из них только Тормуна Ана осознала правду, остальные же предпочитали прятаться в тени обмана своих жалких жизней. Ачек твердо решил для себя, что как только они исполнят свою роль в замысле владыки, ему стоит незамедлительно открыть им истину. Владыку ожидает обильный урожай... "Нет смысла разговаривать с ними сейчас. Пусть делают, что должны", - По-Тоно неторопливо вернулся на свое место. По выражению лица сектанта было видно, что продолжать беседу он не намерен. Ачек жалел этих несведущих глупцов, но помочь им пока еще не мог.

   - Судя по энергии, окутавшей взаимодействовавших с Нгахнаре людей, он находится где-то вне нашей реальности, - неуверенно высказал свою догадку Аменир.

   Шеклоз согласно кивнул и продолжил прерванный рассказ:

   - Мне не составило труда отыскать общину моего поколения. Я привел хищника в свой дом. Дальнейшее не помню. Наверное, тогда я впервые впал в летаргический сон. А когда очнулся, со мной заговорил Нгахнаре. Второе поколение - это не первейшие, но все равно мы были наделены огромной долей той субстанции, о которой говорил наш уважаемый реамант. А будущий багрово-черный владыка убил за раз слишком многих. Он больше не мог существовать в этом мире, поэтому... не знаю как объяснить. В общем, Нгахнаре создал свой как бы мир. Он назвал его путем Умирающего, по которому проходят непрожитые годы погибших людей, подпитывающие создателя этого места... Знаю, звучит немного глупо, но все примерно так и есть.

   - Так он смертью стал, что ли? - нахмурился Мирей.

   У него уже начала болеть голова. Занимательная байка превратилась в мистический бред, который, наверное, из всех присутствующих в зале понимали лишь сектанты и реамант.

   - Скорее, ее воплощением, хотя и это не совсем верно, - неопределенно ответил Шеклоз. - Смерть - всего лишь явление

   "Всего лишь явление? Глупец", - Ачек снисходительно ухмыльнулся, но промолчал.

   - Все выходящее за границы нашей действительности, оказывается где-то в ирреальном, - пояснил Аменир, не слишком рассчитывая на то, что его поймут. - Нгахнаре как бы существует и в то же время - нет. Из рассказанного можно сделать вывод, что он не принадлежит этому миру, но зависит от него. Владыка, воплощение ли он смерти или же человек, шагнувший за грань реальности, неразрывно связан со всем мирозданием, но не способен влиять на текущее настоящее. Он может все, но не в действительности.

   - Лучше бы ты просто промолчал, - скривился Мирей. - Знаете, мне это порядком надоело. Мим, не надо нам пересказывать хронику последних тысячелетий, переходи уже к заключительной части.

   - Я так и собирался сделать. Тем более что остальное я практически не помню, - то ли с облегчением, то ли с печалью в голосе произнес Шеклоз. - Воспоминания из прошлых жизней всплывают как в тумане - вот я кого-то убиваю, потом пиратствую, разбойничьи шайки, служба в армиях, работа палачом, какие-то пещеры, леса и горы... Видимо, занимался я только тем, что было угодной моей природе. Отчетливо помню лишь то, как пробуждался от своих снов, длящихся иногда целые эпохи, и начинал новую жизнь. Раз за разом я поднимался с самых низов и наблюдал, как гибнут люди. Я убивал и сам, стремясь продлить свое существование, приумножить бессмысленные годы собственной жизни. Порой я отчаивался и искренне радовался, что память так подводила меня. Мне кажется, мой рассудок не выдержал бы такой тяжкий груз ответственности...

   По лицу шпиона было видно, что он и сам не до конца определился - его ли это чувства или же они принадлежат Шеклзамхе и тем другим Шеклозам, воспоминания о которых всплывали в голове начальника Тайной канцелярии. Память ли делает нас теми, кто мы есть? Сложный вопрос. И еще сложнее он для того, кто жил в этом мире слишком долго, но практически ничего не помнил о своей жизни. Сколько раз он терял самого себя и обретал ли когда-либо вновь?..

   - Очень грустная история. Дальше что? - раздраженно поторопил его комит колоний.

   - А дальше я понял, что настоящие убийцы - это не те люди, которые с оружием в руках бросаются в гущу боя или перерезают по ночам глотки спящим жертвам, - Шеклоз спокойно улыбнулся, возвращаясь в привычный для всех образ. - Настоящие убийцы - политики. Но начал я с малого. Сталкивал между собой людей, затем взялся за бандитские группировки. Это было просто. Сложнее было вызвать вражду между кланами, но интриги, подлоги, шантаж, убийства и подкупы идеально справились со своей задачей, а у меня появился бесценный опыт и десятки лет жизни в молодости.

   - Постой. Ты все это время был в Алокрии? - подозрительно спросил Мирей.

   - Не помню, всю ли жизнь я тут провел, но последние десятилетия точно. Это все-таки моя родная земля.

   - А мятеж регента против короля Бахирона Мура - тоже твоих рук дело? - еще более недоверчиво поинтересовался комит колоний. - Уж больно похоже на тебя. Так сказать, проба пера...

   - Это было около тридцати лет назад, но, к сожалению, иногда память подводит меня и на таких сроках. Возможно, в том восстании действительно был я виноват, - Шеклоз небрежно повел плечами. - Предвосхищая следующий вопрос - нет, в войне Алокрии и Фасилии я никак не был замешан. Впрочем, теперь это уже неважно.

   - Неважно?! - разозлился Мирей. - Ты так легко судишь о человеческих смертях. Неужели они для тебя совсем ничего не значат, кроме лишних лет твоей собственной жизни? Зачем ты вообще решил устраивать эти кровавые бойни, тебе недоставало обычных смертей, несчастных случаев каких-нибудь, казней или чего там еще?

   - После того, как Нгахнаре возвел путь Умирающего, остатки прерванных жизней доставались практически ему одному. Он сумел перешагнуть условность, по которой больше непрожитых лет переходило тому, кто находился ближе к жертве. Теперь он спокойно пожинает урожай смертей, в чем ему помогают разбросанные по всему миру секты смертепоклонников...

   "Даже если владыка призовет меня и Тормуну к себе, наше дело будет жить. Великая жатва никогда не закончится", - Ачеку стало очень спокойно на душе от этой мысли.

   - Нам остаются лишь жалкие крохи, - договорил Шеклоз.

   - Нам? - переспросил Мирей. - Неужели еще остались в живых подобные тебе твари?

   - Да. Некоторым представителям третьего поколения посчастливилось дожить до начала войны первейших и омолодиться за их счет. Но те, кого я встречал, оказались слишком слабы, чтобы быть мне чем-нибудь полезными. Их рассудок не выдержал прожитого, они видели гибели родных и друзей, бесконечные страдания людей, осознавали, что живут только за счет смертей других. Их поглотило безумие. Вы могли встретить некоторых из них на улицах городов или в убогих хижинах отшельников в лесах, но, скорее всего, принимали их за сумасшедших нищих или наркоманов. Они часто издают непонятные звуки, коверкают слова и несут несусветный бред - это наш родной язык. Но на них никто не обращает внимания, люди отводят взгляды от нищих и безумцев, предпочитая не встречаться со всяким отребьем взглядами. Так они и продолжают влачить свое вечное существование столь жалким образом, пока их смертные товарищи по несчастью не размозжат им голову камнем из мостовой за полуобглоданную крысу.

   - Это ужасно, - прошептал Аменир, содрогнувшись от одной мысли о вечном страдании во мраке сумасшествия.

   Посмотрев на реаманта, Шеклоз понял, что тот ничуть не кривил душой и действительно сострадал людям со столь трагичной судьбой. Кар был очень хорошим человеком, а этого качества порой так не хватало главе Тайной канцелярии.

   - Молодой человек, не будьте столь мягкосердечны к тем, кому не место в счастливом будущем, - произнес Шеклоз. - Они оказались слабыми и неспособными найти должное применение своему врожденному дару. Они получили то, чего заслуживают.

   "Если этот юноша не растратит свой редкий дар доброты, то его определенно стоит держать поближе к себе, даже если реамантия не принесет никакой ощутимой пользы. Я давно уже разучился ориентироваться на мораль, а это будет необходимо в Алокрии, которую я хочу построить на руинах прогнившей страны. Такие советники мне пригодятся", - подумал Шеклоз и по-отечески улыбнулся. Аменир поежился от вида жуткого оскала, свойственного какому-нибудь отчиму-маньяку из кошмарных историй, но выдавил из себя неуверенную улыбку в ответ.

   - А ты, значит, смог найти должное применение, да? - прорычал Мирей Сил. - Убиваешь людей направо и налево, жонглируешь человеческими судьбами, разглагольствуешь о великом благе для нашей страны и гордишься этим. А сам развязал гражданскую войну, чтобы подкинуть себе лишнюю сотню лет! Ты лицемер, Шеклоз, ты убийца, коих еще свет не видывал! Ты за все...

   - Отвечу, обязательно отвечу, - вздохнул шпион. - А насчет войны Илии и Марии вы, уважаемый комит колоний, не совсем правы. Действительно, погибло так много людей, что о необходимости продлевать свою жизнь я могу пока что забыть. Но мои, как вы выразились, разглагольствования о благе для страны - это не просто прикрытие. Я стремлюсь к справедливому и долгому правлению Комитета, которое будет следовать традициям и идеалам великого прошлого, но вести народ в счастливое будущее, ориентируясь на новые веяния в политике и экономике. У меня есть возможность возвести новую Алокрию, лучшую Алокрию. Точнее, эта возможность у меня была... Появился купол, подули ветры перемен и развеяли почти все наши старания. Однако от своих планов я не отказываюсь. Просто не могу отказаться.

   Аменир прекрасно понимал слова главы Тайной канцелярии, но никак не мог определиться - согласен он с ним или нет. Шеклоз избрал свой путь в лучший мир, кровавый путь насилия и войны, однако у него все почти получилось. Неужели для возведения будущего надо полностью уничтожить настоящее? "А ведь это может сработать... Нет, так нельзя поступать, - реамант мотнул головой, прогоняя пугающую мысль. - Должен быть какой-то способ, который не требует стольких человеческих жертв. И я найду его".

   - Наконец-то добрались до плана, - проворчал Мирей. - Я уже пылью начал покрываться...

   Слова комита колоний не были фигурой речи - пыль Евы поистине вездесуща. Однако каламбур остался незамеченным.

   - Вообще, я не собирался рассказывать так много, хватило бы только описания своей природы. Сам не знаю, что на меня нашло, - задумчиво произнес Шеклоз. - Но в любом случае мне пришлось бы раскрыться перед вами. Вы ведь помните о моем плане по избавлению от купола?

   Присутствующие переглянулись. Они помнили о невнятной задумке главы Тайной канцелярии, которая казалась им сущим бредом придуманным Мимом от безысходности. Но теперь все должно встать на свои места.

   Шеклоз рассказал обо всем: о встрече с Нгахнаре, о силе шамана Наджуза, о своей собственной роли проводника. Пока он говорил, в зале никто не осмелился прервать его, члены нового Комитета лишь обменивались взглядами. Недоуменными, испуганными, недоверчивыми взглядами. Когда шпион закончил, все вопросительно посмотрели на Аменира, так и не проронив ни слова. Все-таки они мало что понимали в материях, с которыми им пришлось столкнуться, но реамант был практически в своей стихии. Возможно, от никчемного фокусника зависела судьба всей Алокрии. Слишком злая шутка даже для этой жестокой реальности...

   - Я думаю, это должно сработать, - собравшись с духом, заявил Аменир. - Мы давно пришли к выводу, что купол в действительности является некой оболочкой, воссозданной завихрениями энергии ирреального, и в центре должно быть нечто, что его либо породило, либо удерживает в том месте и в настоящей реальности. Купол не имеет отношения к нашему материальному миру, однако его воздействие вызывает изменения в ткани мироздания. Иными словами, он искажает все на пути вызванных им ветров, но лишь в материальном аспекте.

   - Можно попроще? - буркнул Мирей. - Здесь сидят люди дела, а не мозговитые бездельники, способные лишь мудреными словечками разбрасываться.

   - Я веду к тому, что ничто из нашего мира не способно прорвать оболочку купола, - пояснил Аменир. - И реамантии такая мощь неподвластна. Но у нас есть мастер Шеклоз Мим и вскоре будут силы шамана Наджуза. Их возможности выходят за границы реальности, чем и предложил воспользоваться владыка Нгахнаре.

   - Я же это только что объяснял, - поморщился шпион. - У нас что, есть время для пересказов?

   - А мы ничего не поняли, - огрызнулся комит колоний. - Пусть дальше говорит.

   Шеклоз пожал плечами. Ведь он излагал свой план куда понятнее для неподготовленного слушателя, чем это делал юный реамант. Но раз хотят терять время - пусть теряют. В конце концов, шамана до сих пор нет в Алокрии. "Привезут ли его вообще? - нахмурился Мим. - За ним отправлено три корабля, проблем возникнуть не должно. В противном случае все окажется напрасным и вскоре нас сдует ветрами купола. Но перед этим меня четвертуют мои же коллеги. Они и сейчас-то едва сдерживаются..."

   - Духи, которыми способен управлять шаман Наджуза, не относятся к материальному миру, но некогда были его частью, из-за чего находятся на особом положении и обладают несколько иной энергией, чем купол, - продолжил Аменир. - По этой причине купол не будет в состоянии поглотить ее, а мы в свою очередь сможем воздействовать на его оболочку. Но, как я понял, силы шамана не могут напрямую воздействовать с настоящей реальностью, поэтому для нашего плана необходим специальный проводник, который благодаря невероятной жизненной силе способен справиться с огромным потоком ирреального, пропуская энергию духов сквозь собственное тело, чтобы привести их в реальность, чтобы они воздействовали на ирреальную энергию купола, но в нашей реальности... Как-то так.

   - Поня-я-тно, - протянул Мирей.

   Он собирался сказать что-то еще, но так и не собрался с мыслями. Какую бы высокую должность Сил ни занимал, он оставался простым полуграмотным моряком, которому очень сильно повезло с карьерой. Наверное, именно поэтому комит колоний был так верен своей стране и королю Бахирону. Хотя сложно говорить о верности и чести, находясь в кругу заговорщиков и интриганов. "Они избавят Алокрию от купола, а я избавлю Алокрию от них, - думал Мирей, предвкушая возмездие. - Затем настанет мой черед, пусть всенародный суд решит мою судьбу, я приму заслуженное наказание. Нам всем воздастся".

   - Без меня вам не обойтись, - подвел итог Шеклоз. - Я бы мог диктовать вам свои условия, но мы ведь коллеги и друзья, верно? Давайте сразу договоримся о нашем будущем мирном сосуществовании и совместной работе на благо Алокрии.

   - Мы не часть Комитета, - возразил Ачек. - И благо страны нас мало интересует. Нам нужно избавиться от пустых смертей, а затем наши с вами пути расходятся.

   - Но вы же, уважаемый сектант, не станете знакомить меня с единственной истиной жизни? - улыбнулся шпион. - Я ее прекрасно знаю.

   - Только из уважения к вашему прошлому и роли в великом замысле владыки Нгахнаре, - смертепоклонник выдавил из себя вежливую улыбку в ответ.

   - Это вообще законно? - промямлил Ером.

   Присутствие наместника Евы все уже перестали замечать. Глава Тайной канцелярии держал его при себе как некую страховку, связь с законной королевской властью Алокрии, но когда все вышло из-под контроля Комитета, По-Геори остался где-то на периферии событий и о нем благополучно забыли. Но просто отсидеться в тени и дождаться, когда все разрешится само собой, у него почему-то не получилось.

   - Будет законно, - ответил Шеклоз. - Нам ведь это решать.

   По приемной разлился громкий звук от удара ладони по столу. Мирей медленно поднялся и впился в шпиона озлобленным взглядом.

   - Вы все с ума сошли, что ли? - тихо произнес комит колоний, но его слова были отчетливо слышны всем в этом зале. - Предположим, что рассказанное им - правда. Неужели после всего этого мы его отпустим и позволим дальше управлять нами?

   "А у вас есть выбор?", - Мим встретился с ним взглядом. Дуэль продлилась недолго. Мирей держался достойно, но не смог справиться с потоком холодного мрака, льющегося из глаз главы Тайной канцелярии. "Этой твари не место в нашем мире. Он сказал правду...", - подумал Сил и, скрипя зубами, сел на место.

   - Никто вами не управляет и не будет управлять, - заверил Шеклоз. - Мы все равны. Но, естественно, о моей тайне не должен знать никто, кроме вас. Мне нужны лишь безопасность и свое место в Комитете. Вместе мы сможем сделать Алокрию лучше. Вы согласны со мной?

   - Я согласен с мастером Шеклозом, - произнес Аменир, хотя его голос предательски дрогнул в середине фразы.

   - Главное для всех нас - избавиться от купола и пустых смертей, - сказал Ачек, неопределенно поведя плечом. - А затем делайте что хотите.

   Притихшая Тормуна коротко кивнула, а Ером, обливаясь потом, переводил взгляд с одного человека на другого в надежде, что о нем так никто и не вспомнит.

   - Я уже ничего не понимаю, - устало пробормотал Мирей. - Убийцы, сектанты, маньяки, бессмертные интриганы и реаманты, объясняющие простые вещи сложным языком... Ладно, с безумной катастрофой будем бороться безумными методами.

   "Но потом нас ожидает суд и казнь", - успокоил себя комит колоний.

   Облегченно вздохнув, Мим улыбнулся. Все прошло намного лучше, чем он ожидал. Члены нового Комитета достаточно легко согласились объединить свои усилия с древним чудовищем в человеческом обличии, чтобы избавиться от общей угрозы. Наверное, люди уже разучились удивляться невозможным вещам. Это хорошо, ведь скоро им самим предстоит совершить невозможное.

   - Хорошо. Нам осталось лишь дождаться шамана, а затем мы сможем приступать, - произнес Шеклоз, поднимаясь из-за стола и расправляя плечи. - На сегодня достаточно. Думаю, вам есть о чем поразмыслить.

   Глава Тайной канцелярии направился к выходу из приемной наместника, не обращая внимания на гнетущую тишину в зале.

   - А ты точно справишься? - остановил его Мирей.

   - Не знаю, - честно ответил шпион. - Хотелось бы верить, что справлюсь. Иначе я просто умру. А затем и все вы.

   Комит колоний обреченно закрыл лицо ладонями и едва слышно произнес:

   - Безумие...***

   Порт Нового Крустока был расположен за городскими стенами, чтобы и без того неблагополучная столица Евы не начала разлагаться еще сильнее из-за вечно пьяных моряков, дешевых проституток и ужасной вони рыбы, годящейся лишь на удобрения. Портовые трактиры, склады и бордели жили своей жизнью, предпочитая не иметь ничего общего с остальным городом, и всех это вполне устраивало. Однако теперь порт и пригород Нового Крустока были практически неотличимы друг от друга.

   Когда Маной Сар активировал свою формулу, многие фармагулы оказались в портовом районе. Самобытная частичка столицы Евы превратилась в усеянные трупами руины. Успевшие выбежать на улицу моряки валялись в лужах крови и дешевого пойла, от них несло таким сильным перегаром, что он перебивал даже запах разложения. Иные же навсегда остались в излюбленных питейных заведениях, сжимая мертвецкой хваткой опустевшие бутылки и устремив в потолок остекленевший взгляд, в котором читались недоумение, ужас и едкая насмешка над собой: "Ха, наконец-то допился!".

   Из некоторых окон свисали тела куртизанок в цветастых застиранных платьях. Страшно даже представить, во что превратились их лица, скрытые под слипшимися от крови волосами, в которых запутались кусочки кожи с легкоузнаваемым ярким макияжем. Должно быть, самая страшная судьба настигла тех жриц любви, чьи клиенты обратились в фармагулов прямо на ложе сладострастия. Сперва девушки могли принять утробное рычание своих гостей за проявление пылкого желания, но те, разорвав полупрозрачную одежду на профессионально постанывающих проститутках, принялись терзать их плоть. Крики ужаса захлебнулись в хлынувшей изо рта крови, а изувеченные тела мучениц плотской любви так и остались лежать на широких кроватях в ореоле алого пятна, расползшегося по пропитанной слезами и потом простыне.

   Ни моряки, ни проститутки, ни все остальные люди, которым нашлось место лишь в этой выгребной яме, не имели ни единого шанса на спасение, но все равно хотели сохранить свои жалкие жизни и пытались сбежать. Вереница изуродованных трупов тянулась по дороге к южным городским воротам Нового Крустока. Но никто не смог спастись. Комитет в очередной раз принял единственно верное решение - спасти немногих в столице Евы, пожертвовав жизнью тех, кто оказался под ударом фармагулов вне стен города. Невозможно было уберечь от гибели всех - распыление сил могло обернуться полным уничтожением Нового Крустока.

   С пристани открывалась жуткая панорама залива. Из воды торчали наполовину затонувшие остовы кораблей, которые прогнили без должного ухода и ремонта. Трупы обитателей порта казались безжизненными элементами кошмарной картины, аккуратно размещенными на строго определенных местах. Даже покачивающиеся на волнах вздутые тела, прибитые к берегу приливом, были не более чем простой частью экспозиции жестокого художника. Затянутое серыми тучами полуденное небо добавляло еще больше зловещих тонов, не позволяя ни единому лучику света упасть на оскверненную землю.

   - Что здесь произошло? - пробормотал Демид, ступив с баркаса на пирс.

   - Я не слышу, - озадаченно ответила Коваленуапа, уставившись пустым взглядом в одну точку.

   Один из рыбаков Бухты Света, которые согласились перевезти двух пассажиров в Новый Крусток, поспешно отвязывал судно от причала, не успев его толком пришвартовать.

   - Постойте, вы же еще не получили награду от Комитета за содействие нам, - напомнил Демид.

   - Вы, мастер Павий, не видите, что тут творится? - второй рыбак махнул рукой в сторону заваленного трупами порта. - Мы ни на минуту здесь не задержимся!

   - Жизнь дороже, - дрожащим голосом согласился его напарник, отталкивая баркас от пирса.

   Настроив косой парус должным образом, они быстро отдалились от побережья, оставив фасилийца и дикарку на границе руин, в которых некогда кипела жизнь. Пропахшая алкоголем и потом, грязная и аморальная, но жизнь.

   - У них мало еды. И мало воды, - заметила Коваленуапа, следя за удаляющимся корабликом. - В пути они умрут.

   - При виде подобной картины о голоде и жажде подумаешь в последнюю очередь, - произнес Демид, вглядываясь в остатки портового района. - Спастись бы самому сейчас, а остальное как-нибудь уладится.

   Раньше он и сам бы предпочел поскорее убежать от подобного зрелища, даже неважно куда, лишь бы скрыться от неизвестности и страха. Но пережитое на острове что-то сломало внутри бывшего помощника капитана. Жизнь показала себя с совершенно новой стороны. Если, конечно, это была жизнь...

   - Я не слышу, - повторила дикарка. - Говори медленнее. Духи тихие. Мне сложно понимать тебя. Мне сложно говорить с тобой.

   - Ты потеряла свой дар? - забеспокоился Демид.

   Его беспокойство вполне обоснованно. Если Мадзунту утратит свои способности, то это будет означать напрасные жертвы команды "Отважной куртизанки", гибель племени Наджуза окажется бессмысленной, миссия Комитета проваленной, а Алокрия и весь мир потонут в хаосе, навеянном ветрами купола.

   - Нет. Они меня слышат. Я их - плохо, - ответила Коваленуапа. - Не волнуйся. Я могу сделать необходимое. Даже так.

   Вот только теперь она не могла расслышать шепот духов. А что, если они будут против ее решений? Впрочем, мертвецы не всегда здраво оценивают условия, в которых оказываются живые люди. Велика вероятность, что придется повелевать духами против их воли, как бы неправильно это ни было...

   - Хорошо, - облегченно выдохнул Демид и вновь посмотрел на безжизненный порт. - Но что же тут произошло?

   - Пришла большая беда? - предположила Коваленуапа.

   - Ты имеешь в виду ветры купола? - фасилиец еще раз пробежался глазами по жуткой картине. - Как-то непохоже. Я слышал много рассказов очевидцев, да и сам однажды побывал на кагоке, которую обдало таком ветром. Ощущения совсем не те.

   - Тогда пришли враги. Другого не остается.

   - Возможно. Но какой человек в здравом уме будет выступать против других людей, когда мы все находимся на грани гибели?

   Дикарка покачала головой и снова начала прислушиваться к голосам духов, но, судя по всему, результат оставался все тем же. Демид пожал плечами и пошел по пирсу в сторону порта. Стоя на одном месте ответов все равно не найти.

   Обтянутые серой кожей лица смотрели на фасилийца впавшими остекленевшими глазами. Кажется, ему были знакомы некоторые мертвецы - с кем-то от выпивал, с иными дрался в трактирной потасовке, а с той разорванной пополам красивой девушкой однажды ночевал, заплатив за фальшивую страсть больше половины месячного жалования. Впрочем, оно того стоило...

   - Это сделали не люди, - заметила Коваленуапа, подойдя к своему спутнику, который склонился над изувеченным трупом дорогой проститутки. - Но и не звери. Это сделали люди-звери.

   - Что ты имеешь в виду? - Демид наконец оторвал взгляд от застывшего лица мертвой красавицы. - Кто-то наподобие ваших... я забыл, как называется племя людоедов с твоего острова. Такие люди-звери?

   - Нет, не такие, - она отрицательно покачала головой и на мгновение прикрыла глаза. - Внешне люди. Внутренне - нет. Не дикие звери в пустых телах. Но звери, что есть в каждом человеке. В них нет больше людей.

   - Не слишком внятное объяснение, - поморщился фасилиец. - Это тебе духи сказали?

   Коваленуапа неопределенно кивнула.

   - Очень плохо слышу. Они не со мной говорят. Между собой. Не могу разобрать.

   - Тогда просто не обращай на них внимания, - предложил Демид. - Пойдем в город.

   - Там опасно.

   - Сейчас везде опасно, - усмехнулся бывший помощник капитана. - Попробуем что-нибудь выяснить, вдруг Комитет еще на месте. Или нас там убьет какая-нибудь тварь. Либо найдем ответы на вопросы, либо они нас больше не будут волновать. В любом случае мы в выигрыше, верно?

   Он поднял руку, чтобы смахнуть лезущие в глаза грязные волосы, но почему-то ничего не получилось. Машинально повторив взмахи несколько раз, Демид понял, в чем дело, негромко выругался и раздраженно взглянул на свою окровавленную культю. К потере конечности еще надо привыкнуть.

   - Болит? - поинтересовалась Коваленуапа.

   "Конечно болит, ведь ты мне мясо с руки срезала каким-то куском камня, сломала оголенные кости пинком, приложила к ране непонятное месиво из травы, а потом мне повторно ампутировали оставшийся от руки огрызок в колониальном лазарете!"

   - Да нет, ерунда, - ухмыльнулся фасилиец. - Просто непривычно.

   Дикарка внимательно посмотрела на него и произнесла с легким оттенком уважения в голосе:

   - Я говорила, что такие, как ты, у нас умирают в детстве. Я ошибалась. Ты бы смог дожить до десяти лет. Наверное.

   Демид хмыкнул, но возражать не стал. В принципе, Коваленуапа была права.

   Фасилиец и дикарка наконец подошли к южным городским воротам Нового Крустока. Массивная железная решетка была опущена лишь наполовину - механизм заржавел. Вполне в духе Евы - увядающая природа, обветшалые дома, ржавые решетки. Сразу за воротами была наспех сооружена небольшая баррикада, которая выглядела одновременно недостроенной и частично разрушенной. Демид осторожно перешагнул через обломки мебели и куски кровли и фасадов, а в следующий момент уже летел куда-то вбок, успев заметить лишь бледную тень, врезавшуюся в баррикаду, промахнувшись мимо фасилийца на какие-то полшага. Коваленуапа в очередной раз спасла его, оттолкнув в сторону. Но от чего спасла?..

   Фасилиец вскочил на ноги и увидел, как из завала поднялся человек с глазами слепца и необычайно бледной кожей, сквозь которую были видны зеленоватые вены. Из его груди торчал обломок ножки стула, стопа была неестественно вывернута назад, а поперек шеи зиял глубокий разрез, оставленный, судя по всему, обсидиановым ножом дикарки. Любой нормальный человек был бы уже мертв от подобных ранений, но бледнокожее существо упрямо двинулось в сторону Демида, с хрустом наступая на свою сломанную ногу.

   Коваленуапа накинулась на фармагула со спины и повалила его на мостовую, из-за чего вонзившийся в грудь обломок выскочил из спины человекоподобного чудовища, обдав дикарку брызгами зеленоватой крови. Схватившись за клочки бесцветных волос, она несколько раз ударила его головой о мостовую, а затем резким движением свернула фармагулу шею. Ее противник оставался еще жив, если это можно было назвать жизнью, но полученные увечья существенно нарушили его координацию движений. Коваленуапа подвела итог, точными движениями перерезав бледнокожему сухожилия на руках и ногах. Тело фармагула лежало и дергалось, так как мышцы в нем до сих пор хаотично сокращались, повинуясь не законам природы, а жуткой формуле.

   - Он что-то говорит, - заметил Демид, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.

   Хрип существа отдаленно напоминал слова, но из-за перерезанной глотки, сломанной шеи и размозженного лица разобрать их было просто невозможно.

   - Я слышу крик. В нем заперта душа, - произнесла Коваленуапа.

   Демиду показалось, что ее голос дрогнул. Впервые за все время их знакомства.

   - Это человек?

   - Больше нет. Это клетка. В ней бьется душа. Я слышу ее крик.

   Дикарка опустилась на колени и прикрыла глаза. Покачиваясь словно в трансе, она бормотала что-то на своем языке. Демид увидел, как ее лицо исказилось гримасой боли и страдания, но в следующий миг разгладилось, вновь став прежним. Однако он мог поклясться, что в тот момент Коваленуапа была похожа на извивающегося перед ней бледнокожего человека.

   - Я нашла для него ход. Он свободен, - заявила дикарка. - Но их много.

   Фармагул перестал дергаться. Его тело начало стремительно разлагаться, как будто природа торопилась нагнать упущенное. По мостовой потекли бледно-розовые ручейки с зеленоватыми разводами, унося с собой кусочки тающего трупа. Вскоре от него остались лишь обтянутые рваной бледной кожей кости, наполовину разъеденные собственной кровью, да пузырящаяся лужа, источающая отвратительный трупный смрад чумного лазарета.

   - Кого много? - запоздало спросил Демид, отвлекшись от ужасающего зрелища.

   Коваленуапа не ответила ему. Она стояла на коленях и бормотала слова, понятные лишь Мадзунту. Девушка мягко изгибалась в мистическом танце, который поражал первобытной феерией, но в то же время был скован неразрушимыми цепями неподвижности. Обсидиановый нож, зажатый в изящную и сильную руку, опасно скользил по телу дикарки, не причиняя ей никакого вреда. Полированный острый осколок даже не повредил ни одного волокна на просторной рубахе, подаренной Коваленуапе кем-то из женщин колонии, хотя он с легкостью рассекал человеческую плоть.

   - Подчинитесь верховному правителю Маною Сару...

   Демид резко обернулся на утробный голос. Он принадлежал бледнокожему существу, некогда бывшему женщиной. Фармагул вышел из старого поста стражи у городских ворот и направился в сторону дикарки и фасилийца, оставляя за собой пунктир из алых капель, которые срывались с окровавленных рук.

   - Что вы такое? Кто такой Маной Сар? - выкрикнул Демид, доставая погрызенный ржавчиной боевой кинжал, который ему вручили перед выходом из Бухты Света.

   - Настал новый порядок. Пришла эра...

   С городской стены спрыгнул очередной бледнокожий, частично разрушив потрепанную баррикаду. Фасилиец отскочил в сторону, прикрывая голову от летящих во все стороны обломков.

   - Коваленуапа, тут опасно!

   Демид хотел было потрясти ее за плечи, но не рискнул - дикарка до сих пор продолжала свой опасный танец с ножом и могла навредить сама себе, если ее так грубо потревожить.

   - Пришла эра идеального человечества. Подчинитесь...

   Из дома неподалеку вышел еще один фармагул. Затем с крыши упал четвертый, из подворотни выполз пятый, волоча за собой перебитые ноги, а затем показались остальные. Их становилось все больше и больше. Сломанные конечности, пробитые головы, рассеченные тела, волочащиеся по мостовой внутренности, сквозные дыры в телах - они не замечали своих кошмарных ранений и медленно брели к цели, почти синхронно бормоча одни и те же фразы:

   - Починитесь верховному правителю Маною Сару... Эра идеального человечества... Старая власть и несовершенные люди должны быть уничтожены... Подчинитесь...

   Вскоре вокруг Демида и Коваленуапы собралась внушительная толпа бледнокожих существ в изорванной одежде, забрызганной своей и чужой кровью. Выругавшись, фасилиец стиснул рукоять кинжала и приготовился умереть. В конце концов, он дальше всех зашел в выполнении миссии Комитета - здесь есть чем гордиться. Правда, павшие товарищи с "Отважной куртизанки" погибли зазря. Да и как-то обидно в шаге от успеха встретить смерть непонятно от чего...

   "Но почему твари способные на нечеловеческую скорость двигаются так медленно? - подумал Павий и посмотрел на дикарку, плавно изгибающуюся в таинственном танце. - Неужели это ее рук дело?.."

   Окружившие их фармагулы замерли и замолчали. Никто не предпринимал попыток напасть, но Демид все равно настороженно следил за бледнокожими, стараясь уловить малейшее движение. Поэтому он непроизвольно дернулся, когда один из них рухнул на землю, утратив последнее сходство с живым человеком. Фармагулы падали на мостовую один за другим и обращались в тошнотворную груду костей и ошметков плоти. Под ними расползались омерзительные лужи, от которых поднимались клубы белесых испарений, наполняющих терпким запахом лекарств потяжелевший от пыли воздух Евы.

   Коваленуапа протяжно застонала. Демид резко обернулся и оторопел, увидев вместо лица девушки физиономию стонущего от боли пожилого мужчины, на смену которому из глубины его глаз вытекло лицо неизвестной женщины, а уже из ее крика вырвалась бандитская рожа, плавно переходящая в детскую мордашку. Они сменялись очень быстро, часто лица появлялись где-то в стороне от головы дикарки или даже были вмяты внутрь нее, а фармагулы падали на мостовую один за другим и обращались в разлагающиеся останки. При этом тело Коваленуапы судорожно дергалось и, даже не видя ее истинного облика, было понятно, что девушка уже на пределе своих возможностей. Разлука с родными джунглями и племенными духами, обитающими в Кроне, не прошла для нее бесследно.

   Когда последний фармагул рухнул на землю, дикарка обессилено уронила голову на грудь и едва не упала в зловонную жижу, но Демид успел подхватить ее. Стараясь не поскользнуться, он помог Коваленуапе подняться на ноги.

   - Стало немного тише, - удовлетворенно прошептала девушка.

   - Ты освободила их души? Что-то такое, да?

   Она коротко кивнула и обмякла, потеряв сознание. Неловко обхватив ее тело единственной рукой, Демид выволок ее из круга стремительно разлагающихся тел и усадил на крыльцо какого-то дома с выбитой дверью. "Там можно найти еду и нормальную одежду", - безразлично подумал фасилиец, даже не собираясь вставать с места. На него навалилась странная апатия, вызванная смешением целого спектра чувств - радость от очередного спасения, печаль о стольких человеческих смертях, непонимание всего произошедшего, удовлетворение от подтверждения сил Мадзунту и еще одно теплое ощущение, возникшее, когда к нему прижалась Коваленуапа, пусть и в полубессознательном состоянии. По какому пути двигаться и чем руководствоваться - непонятно. Бывший помощник капитана не привык решать подобные вопросы, этим всегда занимался Кристоф Тридий. Бедный Кристоф...

   - Что вы здесь делаете? - зычный голос вырвал Демида из плена воспоминаний.

   Перед дикаркой и фасилийцем стоял человек в форме бригадира городской стражи Нового Крустока. За ним толпились стражники, недоуменно переводящие взгляды со зловонной кучи останков фармагулов на однорукого мужчину и лежащую в его объятьях девушку с необычным бронзовым оттенком кожи.

   - Первый помощник капитана патрульного корабля "Отважная куртизанка" Демид Павий, - представился фасилиец. - Вернулся с задания Комитета.

   - Да? - бригадир подозрительно оглядел его и указал на дикарку. - А это кто?

   - Кое-кто способный превратить толпу бледных чудиков в вонючие лужицы. Ты допрашиваешь лицо, на которое возложена миссия самим Комитетом? - огрызнулся Демид, взбешенный тоном стражника. - На твоем месте следует оказывать нам всяческое содействие, если не хочешь остаток жизни выносить парашу из городской тюрьмы!

   На покрасневшем лице бригадира так и читалось: "Что себе позволяет этот ничтожный фасилиец?!", - но остатком мозга, еще нерастворившимся в кислом вине, он все-таки понимал, что слова чужака могут оказаться правдой. Уж больно нагло тот себя вел, да и разлагающиеся невдалеке фармагулы явно намекали на неоднозначность ситуации. Оставалось лишь поверить ему на слово, чтобы поскорее избавиться от этой странной парочки.

   - Прошу прощения, - выдавил из себя бригадир. - Сами понимаете, тут опасно, меры предосторожности и все такое...

   - Что произошло в Новом Крустоке? - спросил Демид.

   - Глава Академии Маной Сар предал Алокрию и задумал устроить переворот с помощью этих... фармагулов, что ли, - нехотя ответил стражник. - Нам удалось зачистить город в границах стен, но недавно бледнокожие твари прорвались через южные ворота. Мы пришли на подмогу, но, кажется, тут уже все...

   "Отбили город, спасли себя, а оставшиеся вне городских стен люди были обречены на гибель, - печально усмехнулся бывший помощник капитана. - Очень похоже на алокрийцев..."

   - Комиты живы?

   - Да, они сейчас во дворце наместника.

   - Сопроводите нас к Комитету, - попросил Демид, помогая очнувшейся Коваленуапе подняться. - Мы... Я привез надежду.

   Глава 13

   Складывается ощущение, что судьба не терпит однообразия. Если предположить, что она обладает собственной волей и чувствами, то это вполне естественно - всем бывает скучно. Но порой ее игры переходят все возможные рамки.

   Алокрия жила в мире и покое, ей правил справедливый король, прислушивающийся к верным советникам-комитам. Да, проблемы были, причем весьма существенные. Фасилийский сосед беспокойно ерзал на троне, улавливая момент поквитаться за давнюю обиду. Народ был далек от власти, марийцы и илийцы недолюбливали друг друга, богатые богатели, а бедные становились только беднее. Страна застряла в прошлом, задыхалась в традициях и пережитках. Но все жили, никто не мучился неопределенностью и не боялся наступления завтрашнего дня, в котором единственной переменой могла быть лишь очередная смерть кого-либо из родных, друзей, соседей и знакомых или же собственная напрасная гибель. В те недалекие времена, которые, казалось, канули в небытие целую вечность назад, никто и подумать не мог, что Мария ополчится против Илии, Алокрию растерзают ирреальные ветры таинственного купола, лекарства обратят людей в ходячих марионеток, а в Комитете будут сидеть: комит, разменявший не одно тысячелетие, бесполезный реамант, аборигенка Дикарских островов и моряк-фасилиец. Поистине судьба не терпит однообразия.

   В приемной наместника Евы царила одновременно гнетущая и торжественная атмосфера. Время мучительного ожидания подходило к концу, наступала пора действовать. Развязка близилась, но все опасались шагнуть ей навстречу, чтобы не спугнуть капризное будущее, в кои-то веки согласившееся играть по чужим правилам. Собравшиеся вокруг исцарапанного стола люди прекрасно понимали, что промедление грозило ужасной катастрофой, но еще опаснее было слепо бросаться осуществлять абсурдный план. Впрочем, все уже давно смирились с мыслью о собственной гибели. Выбор стоял лишь между смертью от бездействия и смертью в попытке что-то исправить. А если повезет, то удастся остаться в живых, хотя из категории ожиданий это переросло в надежду, которая со временем начала напоминать несбыточную мечту.

   Сидевший во главе стола Шеклоз Мим внимательно всматривался в лица присутствующих. Его не покидало чувство дежавю, нечто подобное уже происходило на том самом утреннем собрании в покоях Бахирона Мура, когда король объявил о своем решении распустить комитов. Сейчас в зале были иные лица, не считая Мирея, но на них застыли те же выражения ожидания грядущих перемен. Опасение и любопытство слились воедино, желание все исправить соседствовало с отчаянием. Никто не хотел умирать, но все были готовы к смерти. Впрочем, в последнее время для них смерть стала настолько естественной и повсеместной, что они перестали ее замечать, а постоянная опасность превратилась в неотъемлемую часть жизни. Теперь удивление вызывала сама возможность того, что все могло быть как-то иначе.

   "Если у нас получится, они все равно не оставят меня в живых, - с сожалением подумал Шеклоз, верно расценив озлобленный взгляд Мирея Сила и опасливый - Ерома По-Геори. - Убить их? Нет, хватит с меня смертей. Когда все закончится, надо скрыться на время, а там видно будет. Если они смогут создать Алокрию, о которой я мечтаю, и в которой люди смогут жить счастливо, то необходимости в моем вмешательстве просто не возникнет. А жаль, я хотел увидеть рассвет нового мира откуда-нибудь повыше... Но вдруг обойдется?"

   Чтобы прочитать мысли Мирея особой проницательности не требовалось. Его мнение насчет Шеклоза нисколько не изменилось, будь тот хоть бессмертным интриганом, хоть хитроумным лжецом, затеявшим очередную игру. Мим - предатель и убийца, он должен быть наказан. Даже спасение Алокрии не искупит всей его вины. Участь главы Тайной канцелярии предопределена - его ожидает всенародный суд и казнь, как и всех остальных участников заговора и разжигателей гражданской войны, включая самого Мирея Сила. Единственное желание комита колоний - собственноручно обезглавить Шеклоза Мима. Но сначала надо избавиться от купола...

   "А ведь я хотел еще раз побывать в море перед смертью", - мелькнула мысль в голове бывшего адмирала, уводя его в сторону от размышлений о неминуемом возмездии. Он тяжело вздохнул. Даже если народ Алокрии решит сохранить ему жизнь, долг обяжет его трудиться не покладая рук, сидеть над малопонятными бумагами и заниматься опостылевшими государственными делами, чтобы страна смогла выкарабкаться из хаоса, созданного Шеклозом и ветрами перемен. Не будет ни доверия, ни признания, останутся лишь обязанности. "О чем это я? Какая-то путаница в голове", - Мирей попытался сосредоточиться на насущных проблемах, но моряк оставался моряком даже в кресле комита - игры высшей политической лиги были ему не по плечу. Зато он умел поступать по-человечески правильно, за что его так сильно ценил Бахирон Мур. Сил уже определил будущее Комитета и самого себя, оставаясь уверенным, что и на этот раз принял верное решение.

   Когда во дворец прибыла дикарка со свидетелем ее необычных способностей, нереальная задумка Шеклоза начала обретать вполне реальные очертания. Тогда Ером По-Геори неожиданно для всех решительно заявил о своем желании отправиться в поход на купол во главе небольшого отряда из личной стражи. От трусливого наместника никто не ожидал подобного рвения, тем более что его личное присутствие абсолютно ничего не меняло. Но никто не стал возражать - пусть идет, раз так хочет. Ерома это вполне устраивало, он прекрасно понимал ситуацию, в которой оказалась Алокрия и Комитет. Два последних настоящих комита, Шеклоз и Мирей, вели незримую борьбу, которая в итоге погубит их обоих. Тогда на сцене появится тот, кто был связан с Комитетом все это время и участвовал в борьбе с куполом, но не имел отношения к заговору и гражданской войне - наместник Евы Ером По-Геори. Присвоить себе все заслуги в спасении Алокрии не составит большого труда - способных оспорить его заявления к тому моменту уже просто не останется в живых. Ненужных свидетелей можно убрать, сейчас такие времена, что десяток удобных для наместника смертей ни у кого не вызовет подозрений. А полезных свидетелей надо приобрести, появляясь в нужное время в нужном месте - в походе против купола, например. Ером очень сильно боялся, но открывающиеся перед ним перспективы затмевали все его страхи.

   А вот кого политическая возня нисколько не беспокоила, так это Ачека По-Тоно. В его жизни, посвященной служению багрово-черному владыке, не было места для иных забот, кроме великой жатвы. Пустые смерти, разносимые ирреальными ветрами купола, оскорбляли Нгахнаре - единственная истина абсолютна и непоколебима, но ложь неестественно оборванных жизней отравляла саму ее сущность. Задача очевидна - избавить мир от пустых смертей, вернуть владыке положенное ему по праву. Пусть Нгахнаре когда-то и был человеком, но истина сделала его богом, воплощением смерти. Нужны ли иные доказательства правильности замысла владыки? Нет, не нужны. Значит, Ачек все делал правильно. И будущее виделось ему предельно просто. В успешном избавлении от купола он не сомневался, ведь это замысел самого Нгахнаре. Воссоздание секты - вопрос времени, ряды последователей багрово-черного владыки будут пополняться с невероятно быстротой, ведь миру уже известно послание Мертвой Руки, его призвание к стремлению к единственно истинному, а после столь долгого соседства со смертью, люди вскоре начнут испытывать жажду, жажду крови и насилия. Великая жатва еще не закончилась, она лишь затихла на мгновение, чтобы с новой силой накинуться на обман жизни.

   Рядом с ним сидела Тормуна, нетерпеливо ерзая на неудобном высоком стуле. Для девушки, выросшей в канализации, верхом роскоши была грубо отесанная скамья в главном зале катакомб секты. Обитые тканью сиденье и спинка не давали ей расслабиться, мягкость, которая на самом деле была весьма условной, причиняла ей жуткие неудобства. Но в целом она чувствовала себя немного лучше, привыкнув к присутствию Шеклоза, хотя до сих пор вела себя непривычно спокойно. Искоса поглядывая на главу Тайной канцелярии, смертепоклонница тихо напевала незамысловатую мелодию и играла с разноцветными ленточками на рукояти любимого кинжала.

   Граница между настоящей Тормуной и Тормуной, скрывшейся в панцире сумасшествия, постепенно размывалась. Был ли этому рад По-Тоно? Сложно сказать. Лидер уничтоженной секты любил Ану, снявшую саван безумия, но она становилась такой печальной и беззащитной в объятьях жестокой реальности, что охваченное мраком сердце Ачека начинало биться слишком быстро и болезненно. Он уже давно решил для себя, что сделает все возможное, чтобы подарить Тормуне хоть немного радости в жизни. Жизнь - обман, но пусть этот обман принесет ей хотя бы крупицу человеческого счастья. Они вместе продолжат великую жатву, вместе исполнят свои роли в замысле багрово-черного владыки Нгахнаре и вместе пройдут по пути Умирающего. О большем сложно было даже мечтать.

   Точно так же в обсуждениях тонкостей плана Шеклоза не принимала участия и Коваленуапа. Она не поняла бы большинства затрагиваемых комитами реалий, даже если бы сосредоточилась только на восприятии языка, которого не знала. Однако дикарка слишком устала, освобождая души людей из плена тел фармагулов, а потусторонние голоса по-прежнему едва доносились до нее, преодолевая какой-то непроницаемый туман, расползшийся по всей Алокрии следом за ветрами ирреального купола. Оставалось лишь надеяться, что ее силы восстановятся к тому моменту, когда Комитету потребуется помощь духов. Ведь может случится, что Коваленуапе вновь придется подчинить их своей воле... Впервые в жизни она не знала, правильны ли ее поступки и верен ли избранный путь. Духи всегда сами помогали девушке-Мадзунту советом и делом, были рядом с ней с самого ее рождения, а теперь она стала почти глуха к бестелесным голосам и не видела написанные ими картины прошлого и будущего. Правильно ли кричать на них, отдавать им приказы, диктовать свою волю, не понимая их слов? Коваленуапа не могла найти ответы, а тех, кто мог бы подсказать ей верное решение, сейчас не было рядом. Она одинока, по-настоящему одинока.

   Дикарка не находила для себя никакого смысла и в человеческих речах, разливающихся по огромному залу. Местные дома строились из камня и мертвого дерева, а люди были пусты, потому что целыми поколениями размазывали свои души по внутренним стенкам телесных оболочек. Неудивительно, что духам не докричаться до Коваленуапы в столь жутком и холодном месте, где даже от огромных пространств помещений нет никакого толку, ведь их целиком заполняла пустота. Здесь все необычно и незнакомо, странно и неправильно. Ее окружали властные люди, среди которых она чувствовала человека, прожившего не одну жизнь и в то же время окутанного смертями. В иных же переплетались отчаяние, страх и решимость, любовь, ненависть, жажда жить и стремление умереть. И все считали свои чувства, желания и положение нормальными, словно так и должно быть. Родившаяся и выросшая в джунглях девушка даже представить не могла, что цивилизованный мир, о котором ей рассказывал Демид, окажется настолько диким местом...

   Но бывший первый помощник капитана "Отважной куртизанки" и сам с трудом узнавал Алокрию. Хотя Павий и раньше был не самого высокого мнения об алокрийцах, он ужаснулся, узнав, что они сделали со своей страной. Мирей, высоко оценив заслуги Демида, рассказал ему всю правду о гражданской войне и тут же заручился поддержкой фасилийца в предстоящем противостоянии с Шеклозом, чуть ли не силком втащив его в новый состав Комитета. В принципе, никто не возражал против присутствия "алокрийского героя", хотя это было лишено всякого смысла. Да и самому Демиду казалась слишком уж сомнительной подобная высокая честь. Он ведь рассчитывал на простое денежное вознаграждение в размере жалования за три месяца, которое планировал пропить за два-три дня в компании своих лучших незнакомых друзей и продажных женщин, торжественно осушив кубок с отравленным вином в конце праздника лицемерия и скорби. Но как-то не сложилось.

   Без Кристофа вообще ничего не получалось, непонятно даже куда и как двигаться дальше. Даже успешно доставленная в Новый Крусток дикарка из племени Наджуза - это заслуга капитана. Демид уже забыл то время, когда друга не было рядом. Казалось, он всю жизнь следовал за ним, слушал его, помогал ему. Они вместе шли за мечтой Кристофа и обоих это вполне устраивало. А теперь его тело гнило где-то в джунглях безымянного острова, а герой Алокрии Демид Павий стал членом нового Комитета, хотя не имел ни должности, ни мыслей, ни способностей. Ведь от жизни хотелось самую малость - радоваться счастью друга-капитана, влюбленного в море, тискать красавиц, заверяющих в своей любви и украдкой поглядывающих на туго набитый кошель, и до беспамятства пить отвратительную кислятину, которую в Еве почему-то называют вином. А приходится быть героем и не делать вообще ничего.

   Впрочем, иногда попытки исправить все к лучшему превращают людей в злодеев, как это случилось с Шеклозом. Для большинства членов Комитета он стал чистым злом, источником всех несчастий, обрушившихся на Алокрию. С ним приходилось мириться лишь по одной причине - в его руках был ключ к спасению страны. Любые противоречивые чувства, возникающие в подобной ситуации, рано или поздно были обречены обратиться в лютую ненависть, потому что иных виноватых вроде как и не имелось. Кажется, самого Шеклоза вполне устраивала роль коварного злодея, заключившего временный договор с доблестными героями, - людям проще справляться с растущим напряжением и гнетущей средой, когда им есть на ком срывать свою злость. Но Аменир считал, что это несправедливо.

   "Этикоэл был прав, - подумал юный реамант, не зная, восхищаться ли своим учителем или проклинать за то, что тот показал ему, как следует смотреть на мир. - Добро и зло - искусственные крайности, существующие лишь в сознании людей, неспособных осознать последствия всего происходящего. Впрочем, до конца времен это так и останется неизвестностью... Так или иначе, несправедливо считать мастера Шеклоза злодеем. Умом я понимаю, что его жестокие методы ведут Алокрию в лучшее будущее, но не могу их принять. Есть иной путь, я почти нашел его..."

   Аменир взглянул на свои руки, покрытые ожогами, ссадинами и синяками, оставшимися после очередного посещения ирреального. Все-таки он еще слишком слаб. Но когда-нибудь перед ним падет последняя пелена тайн всего сущего, и мечта многих поколений великих реамантов осуществится - наступит эра лучшего мира, в котором не будет места злобе, зависти, боли и печали. Если это можно представить, то можно воплотить в жизнь!

   "Было бы все так просто - мир бы давно уже превратился в настоящий рай, - осадил себя Аменир. - Но если бы это было действительно невозможно, то мастер Этикоэл так бы и сказал. И он точно знает способ, возможно самый верный из всех. Но не раскроет его мне, я еще не готов. И вряд ли успею стать достойным в глазах учителя, прежде чем он..."

   Сегодня утром его разбудил надрывный кашель старого реаманта за стеной. Приступы с каждым днем становились все чаще и длительнее, но такого еще не было. Кар был сильно занят в последнее время заседаниями Комитета, исследованием энергии купола и разработкой теории и методов борьбы с ней, если план Шеклоза провалится, поэтому практически не навещал Этикоэла. Однажды, возвращаясь в свою комнату, юноша увидел в коридоре слугу, выходящего из покоев Тона со смененным постельным бельем - покрытая темной кровью наволочка и простыня, на которой остались розово-желтые следы пролежней. Зайти к учителю Аменир почему-то так и не решился, допоздна просидев над своими невероятными замыслами под аккомпанемент истошного кашля за стеной...

   - Наше положение хуже, чем я рассчитывал, - Шеклоз подвел итог речи, которую никто не слышал из-за шума собственных размышлений. - Для нас крайне важно добраться до купола как можно быстрее, что сподручнее делать небольшим отрядом с легким снаряжением, но в таком случае мы рискуем потерпеть поражение, если наткнемся на противника.

   - А чем занимаются агенты хваленой Тайной канцелярии? - поинтересовался Мирей, сверля Мима взглядом. - Ты говорил, что они разведают безопасный маршрут.

   - Во-первых, от моих людей приходит не так уж и много вестей в последнее время. Скорее всего, почти все они уже мертвы. А во-вторых, порождения ирреальных ветров непредсказуемы, уважаемый комит колоний, - возразил шпион. - Они хаотично бродят вокруг купола, столкновение с ними практически неизбежно. Я же об этом только что рассказывал...

   - Ты много о чем рассказывал, - огрызнулся бывший адмирал. - Если, все сказанное тобой слушать, то можно с ума сойти.

   - Если в скрытности нет особого смысла, то нужно продвигаться к куполу всеми имеющимися в распоряжении Комитета силами, - предложил Ачек, стараясь отвести комитов в сторону от очередной бессмысленной перепалки. - Мы потеряем в скорости, но безопасность всего предприятия заметно возрастет.

   - Вариант очень неплохой, но и он нам не слишком подходит, - задумчиво парировал Шеклоз. - Ведь так мы оставим горожан и беженцев без защиты, а чудовища ирреальных ветров бродят не только вокруг купола и по лесам Евы, они в любой момент могут напасть на Новый Крусток. К тому же не стоит списывать со счетов Маноя Сара, его фармагулы скоро стянуться к городу со всей страны. Если уж небольшой отряд бледнокожих из портового района смог так спокойно пройти сквозь южные ворота, распугав стражу, то целая орда не оставит здесь камня на камне.

   - Местные стражники... - фыркнул Мирей, презрительно покосившись на Ерома. - Они ни на что не способны, я в этом лично убедился. Ополченцы и бандиты из шайки Касироя действовали куда лучше при освобождении города.

   - Тем не менее задержать противника они способны, надо только немного подлатать фортификацию.

   - Но для этого нужны материалы, деньги и время, - закудахтал Ером. - Провинция Ева не может позволить себе столь масштабный ремонт, пока страна находится в подобном положении!

   - В подобном положении, как вы выразились, уважаемый наместник, мы не можем позволить себе думать о деньгах, - Шеклоз улыбнулся марийцу, который тут же покрылся холодным потом. - Люди хотят жить - так пусть разбирают свои дома, заделывают дыры в стенах на северо-востоке и юго-западе, заваливают проржавевшие ворота и строят баррикады на улицах. Они помогут городской страже защитить Новый Крусток.

   Глава Тайной канцелярии смотрел на Ерома По-Геори, подавляя его невысказанные возражения одним лишь взглядом. В конце концов наместник сдался и безвольно обмяк в своем кресле, скрипнув промокшей от пота спинкой стула. "Он идет с нами, чтобы спасти свою шкуру. Думает, что присутствие Комитета и войск будет гарантировать ему безопасность, - усмехнулся Шеклоз. - Идиот". Но очень хитрый идиот. Знает ведь, что люди уже на пределе и малейшая искра разожжет в них пламя анархии. Они будут убивать сегодня, чтобы выжить завтра. А на кого в первую очередь падет гнев неуправляемой толпы? На богатых, красивых и умных - такова уж человеческая природа.

   - И какова наша стратегия? - напомнил о главном вопросе собрания Ачек.

   - Нужно нечто среднее, - Шеклоз как-то неопределенно повел плечом. - Средний отряд, среднее снаряжение и так далее.

   - И в итоге получится ерунда, - хмыкнул сектант.

   - Не обязательно, это может и сработать, - неохотно признал правоту шпиона Мирей. - В Новом Крустоке следует оставить большую часть городской стражи - в открытом бою они практически бесполезны, но на оборонительных укреплениях еще кое-что могут. Они отлично знают город, поэтому мобильность в атаке, безопасная эвакуация и успешные засады не будут представлять особого труда, если составить для стражников точные инструкции. К их силам можно также подключить ополченцев, ведь очень многие из горожан и беженцев желают защитить свои семьи. Кроме того, объявим официальную амнистию преступникам Синдиката, которые пока еще не разбежались по всей Алокрии мелкими бандами. С нами они идти откажутся в любом случае, так пусть хоть город защищают.

   - По столице Евы никогда не будут свободно разгуливать бандиты и убийцы! - взвизгнул Ером.

   - Они уже это делают, - раздраженно поморщился комит колоний. - Только сейчас они мародерствуют, но если поймут, что у них есть шанс начать новую жизнь или хотя бы избавиться от обвинений на какое-то время, то встанут на нашу сторону.

   Наместник благоразумно замолк. Что бы он ни говорил, его слова оборачивались против него самого. Когда-нибудь Ером будет диктовать свою волю, обязательно будет. Но пока следует помолчать.

   - И кто же тогда останется в составе отряда, идущего к куполу? - спросил Ачек.

   - Я приказал снарядить боевой корпус Тайной канцелярии. Пусть моих агентов не так много, но они настоящие профессионалы, - ответил Шеклоз. - Еще с нами отправится примерно сотня людей из городской стражи и ополчения, отобранных лично Миреем Силом...

   - Командовать ими буду я сам, - перебил шпиона комит колоний. - Надеюсь, ты понимаешь почему.

   - Так будет даже лучше, - улыбнулся Шеклоз. - И, наконец, уважаемый наместник великодушно предложил нам свою помощь, выделив три десятка лучших солдат Евы из числа личных телохранителей и дворцовой стражи.

   - А ими буду я командовать, - заявил Ером, следуя примеру Мирея.

   Глава Тайной канцелярии окинул наместника уничижающим взглядом. Страна низвергнута в пучину хаоса, ирреальные ветры грозятся перетереть весь мир в песок, оставив после себя лишь пустыню невозможной природы, а презренный мариец вздумал гнаться за личными интересами. По-Геори что-то задумал, и это явно никак не касалось купола и спасения Алокрии.

   - Будь по-вашему, - согласился Шеклоз, хотя в его голосе отчетливо была слышна угроза. - Я полагаю, вы прекрасно помните, что именно мы делаем и зачем.

   - Б-безусловно, - судорожно кивнул Ером.

   - Тогда я могу не беспокоиться, что кто-нибудь решит ударить мне в спину, пожертвовав интересами всей Алокрии ради некой собственной цели, - белые зубы в хищном оскале шпиона заблестели, покрывшись слюной. - Я, знаете ли, болезненно пережил предательство Маноя Сара и его фармагиков. Даже представить боюсь, что я могу сделать от расстройства с тем человеком, который вдруг осмелится пойти по стопам нашего уважаемого главы Академии и предаст Комитет...

   Вполне прозрачный намек. Напустив на себя предельно невинный вид, Ером как бы невзначай посмотрел на Мирея и наткнулся на его раздраженный взгляд. Комит колоний тоже недолюбливал наместника, хотя еще не решил из-за чего - трусости и малодушия или марийского происхождения. В любом случае союзников у По-Геори в Комитете не было. Впрочем, это даже хорошо - связи с изменниками Алокрии ему совсем ни к чему. Виновники гражданской войны обязательно будут казнены, это лишь вопрос времени.

   - Со всеми присутствующими в этом зале выходит около ста пятидесяти человек, - подвел итог Ачек. - И примерно три четверти из них ни на что не годны. У нашего предприятия весьма сомнительные перспективы, мастер Шеклоз.

   "Со всеми присутствующими в этом зале... - вздохнул Демид Павий. - Значит, мне придется идти с ними. Хотя чего я жалуюсь? Планировал самоубийство - получил самоубийство. Не так весело, как хотелось бы, но в кои-то веки все идет по моему плану..."

   - Я рассчитываю встретить Бахирона Мура и его отряд. Думаю, они согласятся составить нам компанию, - глава Тайной канцелярии выразительно посмотрел на лидера смертепоклонников. - Надеюсь, у вас с королем не возникнет никаких разногласий. Он уничтожил полюбившуюся тебе секту, но не следует...

   - Владыка Нгахнаре призвал их к себе. Такова его воля и спорить с ней бессмысленно, - Ачек улыбнулся уголком рта. - Можете не беспокоиться, мастер Шеклоз, у меня нет претензий к королю Бахирону.

   - А он вообще жив? - недоверчиво спросил Мирей. - С момента разгрома секты от него не было никаких вестей. Да и много ли у него осталось людей, после столь долгой борьбы с чудовищами?

   - В лучшем случае выжила половина из них, - прикинул Шеклоз. - Если сам король мертв, то это избавляет нас от массы неудобств и траты времени на доклады, разъяснения и оправдания. Комитет примет командование остатками его отряда на правах последнего действующего в Алокрии органа власти...

   Мирея насторожил тон, с которым шпион высказывал свои расчеты. Смерть Бахирона Мура действительно будет ему только на руку. Неужели Мим собирается избавиться от него? Этот человек без малейших колебаний столкнул Илию и Марию в кровопролитной войне, руководствуясь собственными интересами и вбитыми себе в голову идеями о великом будущем для всей страны, а уж перед убийством короля он не остановится и подавно. Особенно сейчас, когда народ Алокрии считает Бахирона погибшим и надеется только на Комитет, если у кого-то вообще еще остались силы на надежду.

   - У меня есть вопрос, - произнес Мирей, встав со своего места и опершись обеими руками на стол, как он обычно делал, когда речь заходила о чем-то действительно важном. - Если мы встретим живого Бахирона Мура, то Комитет будет подчиняться королю?

   Присутствующие с интересом посмотрели на Шеклоза, за исключением безразличных к политике сектантов и дикарки. Действительно, ранее о подобном речь никогда не заходила, ведь все с самого начала считали, что Комитет был и остается органом, который создан королем и подчинен только ему, обладая при этом нейтралитетом в вопросе урегулирования кризиса гражданской войны. И только теперь все заметили в речах главы Тайной канцелярии один неброский, но весьма существенный момент - он считает Комитет не "одним из" и не "временным", а единственным оплотом власти в Алокрии. Казалось бы, такая мелочь, но говорила она о многом.

   Так кто же кому подчиняется сейчас? Для Шеклоза этот вопрос оказался неожиданным. Откровенно говоря, он давно перестал считать Бахирона Мура королем, но у него это вышло как-то незаметно для самого себя. И шпион не знал, что ему следует сказать, ведь любой ответ окажется неверным, а его положение станет еще более шатким. Он отчасти смирился с ролью злодея, но не собирался омрачать свой образ все новыми и новыми грехами, иначе все благие побуждения и решения, приведшие Алокрию в счастливое будущее, будут восприняты как чистое зло. Люди сами отрекутся от лучшего мира только потому, что он сотворен руками кровожадного предателя.

   И что Мим должен ответить в окружении стольких свидетелей? Если сказать, что Комитет подчинялся и подчиняется алокрийскому монарху - никто ведь не поверит. Заявить, что в настоящих условиях Комитет обрел власть, которая превосходит королевскую - тогда после избавления от купола, если, конечно, получится его уничтожить, Шеклоза ожидает скорая расправа, и тогда достижения шпиона будут признаны злодеяниями, а жизнь в Алокрии станет только хуже...

   Молчание затягивалось, оно скапливалось на потолке и срывалось вниз крупными каплями, задевающими натянутую паутину нервов. Стоило ли беспокоиться Шеклозу, который мог жить вечно и бесконечно повторять свои попытки, пока наконец не преуспеет? Скорее всего, да. Долгой жизнью он, безусловно, похвастать мог. Вот только долголетие не спасет от удара кинжала в спину, яда в вине или секиры палача. А от насущных проблем и подавно - ирреальные ветры влекут за собой нечто похуже смерти, заговоры бывших подельников не сулят ничего хорошего в ближайшем будущем, а восстановление разрушенной страны может так и не начаться, если народ почует разлад в верхушке власти и решит все взять в свои руки, затопив руины Алокрии кровавым приливом анархии. И что самое неприятное - в любой момент глава Тайной канцелярии мог потерять память и очнуться совершенно другим человеком, чего нынешний Шеклоз хотел бы избежать, хотя бы пока страна не ступит на указанный им верный путь.

   "Что-то я ищу поводы для беспокойства на пустом месте...", - подумал Мим и со спокойной улыбкой произнес:

   - Никто никому не будет подчиняться. Комитет и Бахирон Мур сейчас находятся в одинаковом положении. Мы и он - практически никто. Король уничтоженной страны и правительство еще несуществующей страны. Как-нибудь договоримся.

   Несмотря на затянувшееся напряженное молчание и неопределенность, подобный ответ устроил всех, за исключением опасливого Ерома и подозрительного Мирея. Но наместник благоразумно промолчал, полагая, что к данному вопросу обращаться пока еще слишком рано, а комит колоний сел на свое место, убедившись в намерениях главы Тайной канцелярии - он точно убьет короля. Значит, нельзя позволить Миму дожить даже до суда, как бы Силу ни хотелось все сделать по закону...

   - Если вопросов ко мне больше не имеется, я предлагаю завершить заседание Комитета, - произнес Шеклоз. - Маршрут и обстоятельства предстоящего похода вам известны. Выступаем завтра утром.

   "Стоило сказать какую-нибудь вдохновляющую речь, - подумал глава Тайной канцелярии, покинув свое место во главе стола. - А впрочем, незачем. Все и так прекрасно понимают, что если нас постигнет очередная неудача, то мы все умрем". Ему самому грозила смертельная опасность и в случае успеха, и тем более провала. Однако Шеклоз еще предполагал возможность того, что ему удастся остаться у власти и довести до конца начатое. Каким образом? Он и сам не знал. Наверное, как обычно - "что-нибудь придумаем" и "как-нибудь договоримся"...

   Члены нового Комитета вставали и выходили из приемной наместника Евы, не проронив ни слова. Они давно уже научились понимать друг друга без лишних разговоров, на последних заседаниях либо царило молчание, либо кто-то говорил о том, что все и так прекрасно знали. Если бы не открытая враждебность, глубоко пустившая корни в сердце Комитета, то это могло бы быть лучшее правительство из всех возможных.

   Аменир не заметил, как опустел зал. Он бы так и сидел в компании одиночества и размышлений, если бы его не вывело из задумчивости очень странное чувство, как будто нечто, преследующее его на протяжении долгого времени, внезапно исчезло. Это было очень тревожное ощущение, объяснить которое юный реамант никак не мог. Аменир понимал, что частичка, некогда застрявшая где-то внутри него, вырвалась наружу через лопнувший нарыв его сущности, оставив лишь кровоточащую, но безболезненную рану. "Может, мастер Этикоэл объяснит, что со мной произошло. Надо навестить его, - решил Кар. - Но он совсем плох... Не могу видеть учителя в таком состоянии".

   Когда открываются тайны ткани мироздания, очень тяжело сдерживать свой разум в рамках настоящей реальности, что было сопряжено с рядом неудобств - Аменир часто двигался машинально, забывал поесть или одеться, путался в элементарных вещах и терял нить повествования в слишком длинных фразах собеседника. Вот и сейчас, погрузившись в глубокую задумчивость, реамант незаметно для самого себя оказался перед дверью в свою комнату.

   Покои Этикоэла располагались по соседству. Чтобы увидеть больного наставника, Кару достаточно сделать семь шагов дальше по коридору и приоткрыть тяжелую деревянную дверь. Старик, наверное, обрадуется приходу ученика, хоть и будет осыпать его ругательствами и проклятьями. У старого реаманта есть ответы на многие вопросы, мучащие Аменира, но он все равно заставит думать самостоятельно, даже если это будет откровенно безнадежным занятием.

   "Хотелось бы с ним еще раз поговорить...", - с сожалением подумал юноша и толкнул дверь в свою комнату, так и не решившись увидеть учителя, лежащего на смертном одре. Но не успел он пройти внутрь, как увидел служанку, выходящую из покоев Этикоэла. Замерев на полушаге, Аменир развернулся и подошел к ней.

   - Как он себя чувствует?

   Девушка задумчиво посмотрела на него, старательно подбирая слова, но в конце концов отвела взгляд и негромко ответила:

   - Он умер в полдень.

   Аменир знал, что старый реамант был при смерти, и был готов к подобному известию. Но он совершенно не ожидал того облегчения, которое почувствовал, узнав о кончине Этикоэла Тона. Как будто масса вопросов и проблем резко отпали, став абсолютно непознаваемыми и неразрешимыми без помощи старого реаманта. Теперь Кар сможет делать только то, на что он сам способен, а не то, чего от него ожидал Этикоэл...

   - Где... А как?.. Я могу попрощаться с ним? - растерянно спросил Аменир, устыдившись своих эгоистичных мыслей и неуместного чувства облегчения.

   - Простите, мастер реамант, но приказом Комитета было велено сжигать всех мертвецов...

   Точно, Кар ведь сам настоял на этом решении. Такие меры предосторожности были необходимы - чудовищная формула Маноя Сара сохраняла остатки пародии на жизнь даже в отсеченных конечностях фармагулов, а если глава Академии сможет довести ее до совершенства, то вполне возможно, что он начнет воскрешать мертвецов. Звучит абсурдно, но в этом обезумевшем мире граница между реальным и нереальным за последнее время стала весьма условной. Зачастую приходилось принимать нелепые решения, чтобы исключить малейшую вероятность очередного невероятного поворота событий. Например, сжигать всех умерших и перерезать заключенным в тюрьмах сухожилия на ногах. Просто на всякий случай.

   - А прах? Могу я хотя бы похоронить его прах? - спросил Аменир, зачем-то ковыряя ногтем облупившуюся штукатурку на стене.

   - Простите, я ничего не знаю. Мне очень жаль, - служанка осторожно отступила от него. - Если вам что-то понадобится...

   Реамант не слышал, что она говорила. На пол осыпались кусочки затвердевшего известкового раствора, покрытого дорогой, но безвкусной краской, которая давно потеряла свой изначальный цвет от сырости, копоти светильников и вечного полумрака. Мастера Этикоэла сожгли. Его прах, скорее всего, смешался с серым пеплом каких-то бедолаг, набившихся в центральный район Нового Крустока в поисках укрытия от всех несчастий. Они умерли на днях от голода, холода влажных ночей, болезней, несчастных случаев, драк за еду, кислое пойло или распутную девку, а теперь оскверняют своими прогоревшими останками прах поистине великого человека...

   - Он был слишком слаб и болен, - пробормотал Аменир. - Я возился с этим Комитетом, куполом, ветрами. Даже не смог по-человечески попрощаться со стариком, боялся встретиться с ним. Он должен был знать, что я почти нашел свой путь, что скоро я смогу спасти этот мир, сделать его лучше, самым лучшим! Оставил меня в одиночестве...

   Палец на руке болел, мешая думать. Реамант удивленно посмотрел на него и обнаружил сломанный ноготь и ободранную кожу на подушечке пальца. На месте отколупанной штукатурки алело кровавое пятно.

   - Больно.

   В коридоре он остался один. Девушка давно ушла, ей было не по себе от отрешенного взгляда Аменира, впавшего в пугающую задумчивость. Казалось, он даже не дышал, а только стоял, уставившись глазами реаманта куда-то внутрь вещей и пространства, и методично ковырял стену, не замечая текущую по руке кровь.

   Собравшись с мыслями, Аменир огляделся и через узкое окно увидел, что над Новым Крустоком уже повисла прозрачная пелена ночи, сквозь которую просвечивали холодные звезды. Он простоял в коридоре несколько часов, и его так никто и не привел в чувство. Хотя, скорее всего, случайные прохожие, прислуга и стражники пытались это сделать, но, осознав тщетность своей затеи, оставляли молодого реаманта в нежеланном покое.

   Кар тяжело вздохнул и пошел в свою комнату. Пора собираться.***

   На следующее утро отряд из ста шестидесяти семи человек покинул Новый Крусток через западные ворота. Впрочем, агентов Тайной канцелярии так никто и не увидел, зато на пути основных сил часто встречались обезвреженные фармагулы с отсеченными конечностями, выколотыми глазами или раздробленными лицами - Шеклоз использовал своих людей для разведки и устранения незначительных препятствий на маршруте. Они действительно были профессионалами своего дела, поэтому первые два дня похода против купола прошли без каких-либо неприятных встреч. Но гнетущая атмосфера только усиливалась...

   По мере приближения к куполу следы, оставленные ирреальными ветрами, встречались все чаще. Чуждая этому миру энергия растекалась по Алокрии и даже проникала далеко за ее границы. Угроза была куда значительнее, чем предполагал Комитет - речь шла уже не о спасении одной страны, вся реальность могла перетереться в пыль и развеяться по измерениям несуществующего пространства.

   Отряд двигался по пересеченной местности, которая стала похожа на кошмарный сон. Каменные деревья путали отряд, постоянно меняя свои непонятные формы, людям казалось, что с каждым новым шагом вперед они двигались куда-то в сторону или даже в обратном направлении. Местами воздух потерял свою прозрачность, но человеческий рассудок не был в состоянии осознать всю невозможность происходящего. Оставалось лишь ждать, пока сводящие с ума картины скроются за очередным холмом, тянущимся за парящими над землей комьями грязи и чего-то, отдаленно напоминающего останки животных и людей. Но самое сильное впечатление на неподготовленных к подобному солдат оказывали невероятные вмятины в пространстве, воронкой скручивающиеся внутрь себя, где находилось одновременно все и ничто. Если долго смотреть в центр поразительного водоворота, то человеку начинало казаться, что он изнутри смотрит вдоль мира, свернутого в небольшую трубку, а с обратной стороны можно было различить свое собственное удивленное лицо. После такой картины всякие ирреальные мелочи, наподобие изуродованных лесных грызунов, срывающихся в небеса травинок, земли, испускающей белесые испарения, обилия глаз и искривленных ртов на всем, чем только можно, и водопада невозможных цветов, даже не замечались.

   - Удивительное зрелище, не правда ли? - поинтересовался у реаманта Шеклоз.

   Аменир шел впереди отряда и, сверяясь с маршрутом Шеклоза, выбирал наиболее безопасный путь. После многократных путешествий в ирреальное он крайне чутко ощущал ткань мироздания. Юный реамант еще не знал, как следовало использовать новое сверхчеловеческое чувство, но провести отряд мимо опасных участков, где вихрилась искажающая энергия купола, он все же мог. Комбинируя свои ощущения и реакции повисшего над ладонью куба, на котором то и дело вспыхивали золотистые символы, имеющие смысл лишь для реамантов, Аменир находил едва заметные, но смертельные аномалии. В этом месте нельзя было доверять одним лишь глазам.

   - Я привык к подобному.

   - Реамантия - крайне интересная дисциплина, - улыбнулся Шеклоз и с нескрываемым интересом взглянул на Кара. - Она скрывает столько тайн. Порой мне кажется, что реаманты способны на большее, нежели о них принято думать...

   - Очень лестное мнение, мастер Шеклоз, - голос Аменира слегка дрогнул. - Могу я поинтересоваться, почему вы так думаете?

   - Ну, вы же делаете невозможные вещи. Если бы подобное можно было сделать в гораздо больших масштабах, то стало бы очевидно, что реамантию сильно недооценивали, - заискивающим тоном произнес шпион. - Я наблюдал за вами, и у меня появилось много вопросов. Но сейчас ведь это неважно, да?

   - Да. Неважно.

   Аменир нервно сглотнул. Неужели главе Тайной канцелярии известно об истинной силе реамантии? Он хочет использовать ее в своих интересах? Тогда Кара ожидает незавидная судьба инструмента, орудия в чужих руках, разрушительного оружия. Если воспротивиться воле такого хозяина, как Шеклоз Мим, то никаких сил не хватит, чтобы сбежать и спрятаться. Рано или поздно Аменира вернут или убьют как опасного свидетеля, а в некой тайной организации начнут воспитывать и усиленно тренировать реамантов, сильных и не очень, создавая армию нового поколения...

   Шеклоз не сдержал смешок.

   - Простите, у вас мысли на лице написаны, - оскалился шпион. - Вы не подумайте, я не собираюсь вторгаться в ваши личные дела. В конце концов, у всех имеются свои секреты, у меня они тоже есть. Были, во всяком случае...

   К ним приближался Мирей, который по-моряцки виртуозно ругался, спотыкаясь о бегающие под ногами камни и ползающие корни. Комит колоний по собственному желанию ушел в арьергард, который был едва ли не самым уязвимым местом отряда в настоящих условиях, поэтому чтобы догнать Кара и Мима, идущих впереди, ему пришлось сильно попотеть.

   - И почему мы не взяли лошадей? - проворчал Мирей, пытаясь отдышаться. - Стойте.

   Шеклоз взглядом дал понять реаманту, что они еще вернутся к прерванному разговору, и повернулся к бывшему адмиралу.

   - Во всем Новом Крустоке имеется всего четыре лошади. Вы же знаете, что жителям Евы подобная роскошь не по карману. Да и в этом лесу, если его еще можно так назвать, они будут практически бесполезны, - ответил шпион, всматриваясь в замедлившуюся вереницу людей. - По какой причине остановка?

   - Там солдаты... - Мирей немного помялся. - Им нездоровится.

   - Потеря сознания, головные боли, понос, рвота, - равнодушно перечислил Аменир. - Все верно?

   - Именно, - удивился комит колоний. - Откуда знаешь?

   - Многие из них впервые столкнулись с ирреальным, это вполне ожидаемые последствия, - объяснил реамант. - Однако они и вы оказались на удивление крепкими - мы зашли достаточно далеко и встретили массу необычных явлений, которые должны были бы лишить людей рассудка, а недомогания проявились только сейчас.

   - Они что, могут сойти с ума и начать убивать всех направо и налево? - нахмурился Мирей.

   Аменир отрицательно покачал головой.

   - К счастью, если так вообще можно выразиться, разум этих людей в последнее время подвергался огромным нагрузкам и был травмирован. Теперь безумие от вида ирреального им не грозит. В каком-то смысле мы все давно уже сумасшедшие.

   - Мы психи, отлично. Что ни день - то новые приятные открытия, - проворчал Мирей. - И долго еще наши солдаты будут под кустами... недомогать?

   - Они достаточно сильные, поэтому примерно через пару часов смогут идти. Все зависит от индивидуальных особенностей организма.

   Комит колоний повернулся к Шеклозу.

   - Привал?

   - От этих вояк все равно сейчас никакого толку нет, - пожал плечами глава Тайной канцелярии. - Да и до купола не так уж далеко, наверняка у нас больше не будет возможности отдохнуть. Привал. Заночуем здесь.

   Солдаты уже немного оправились от увиденного, но изуродованная природа вокруг никак не способствовала здоровому сну, поэтому люди просто рассаживались вокруг небольших костров и рассказывали друг другу о жизни "до того, как". До чего именно? Это уже не имело значения - в любом случае раньше было лучше, будь то прошлое десятилетие, год, месяц или день. Даже пару часов назад было лучше - есть не так сильно хотелось, погода была поприятнее, голова не болела, а страх не лишал сна.

   Тяжелое снаряжение никто с собой не брал, в небольшом лагере не имелось ни полевой кухни, ни обоза с продуктами, ни палаток. Однако Ером По-Геори все-таки нагрузил своих телохранителей всевозможным хламом, который был абсолютно бесполезен в походе против купола. Наместник не собирался лишать себя удобств, даже если привал будет недолгим. Поэтому теперь он неторопливо попивал вонючую кислятину из золотого кубка, кричащего о своей безвкусице нагромождением полудрагоценных камней, и сидел на скрипучем раскладном стуле внутри цветастого шатра из дорогой ткани, который во многих местах был неумело заштопан. Выглядело это достаточно жалко, и даже лежащие на голой земле в рваных тонких плащах солдаты посмеивались над По-Геори.

   Зато фасилиец, вопреки обыкновению, не услышал в свой адрес ни единой насмешки и не чувствовал недружелюбных взглядов в спину. Все прекрасно понимали, через что прошел единственный выживший матрос "Отважной куртизанки". В небольшом отряде Комитета не было людей, которые не потеряли своих родных и друзей в гражданской войне или от ирреальных ветров. Это объединяло их всех. Но Демид Павий не нуждался ни в духовном родстве, ни в почестях и звании героя Алокрии, ни в месте среди лицемерных комитов, разбрасывающихся человеческими жизнями как каким-то расходным материалом. Бывший первый помощник капитана бесцельно бродил по лагерю, негромко ругался на фасилийском языке и вспоминал друга, гниющего где-то в джунглях проклятого острова.

   Коваленуапа постоянно ходила следом за ним. В чужом и странном для нее месте, где повсюду бродили цивилизованные дикари, Демид оставался единственным напоминанием о ее нахождении в реальном мире. Непонимание даже самых обыденных вещей постепенно переросло в суеверный страх, поэтому она предпочитала держаться рядом с новоявленным героем, судьба которого была переплетена с родным островом Мадзунту так же сильно, как и ее собственная. К тому же за последнее время она стала еще хуже говорить по-алокрийски, потому что по мере приближения к куполу голоса духов становились все более приглушенными и невнятными. Но с фасилийцем она как-то нашла общий язык, хотя тот в последнее время предпочитал молчать. Их обоих это вполне устраивало.

   Агенты Тайной канцелярии так и не вернулись в лагерь, но о них можно было не беспокоиться. Они умели оставаться незамеченными для всех даже стоя прямо перед толпой людей, поэтому скрыться от безмозглых чудовищ и безумных культистов им не составит никакого труда. А если выдастся возможность, то они не оставят противника в живых.

   Ачек был в авангарде вместе с остальными агентами, Шеклоз ведь действительно не освобождал его от занимаемой должности. Естественно, лидер уничтоженной секты смертепоклонников взял с собой Тормуну Ану. Впрочем, они могли бы и отказаться, если бы не хотели собственноручно расчленять встречающихся на пути порождений ирреальных ветров, которые одним своим существованием оскорбляли саму концепцию смерти. Вряд ли багрово-черный владыка обрадовался, если бы узнал, что его верные последователи проигнорировали мучения созданий, пострадавших от пустой смерти. Каждый заслуживает свою частичку единственно истинного в жизни...

   Подул прохладный вечерний ветерок, и внезапно Аменир обнаружил себя стоящим на том месте, где его и Шеклоза в полдень остановил Мирей. Опять он задумался о чем-то своем и не заметил, как пролетело время. Наверное, после подобного следовало чувствовать усталость, но Кар давно уже перестал замечать измождение тела. А вот насчет собственного рассудка он беспокоился - прогулки по ирреальному не прошли бесследно. Следовало немного поберечь себя, иначе приобретенные им знания умрут вместе с последней разумной мыслью в голове реаманта...

   Мир вокруг небольшого лагеря постоянно менялся, но Аменир видел его совершенно иначе - нити и узлы ткани мироздания, разрозненные аспекты единой сути предметов и явлений. Он сосредоточился на стоящем рядом дереве, и в тот же миг секции на так и не убранном кубе беспорядочно завертелись с невероятной скоростью, а символы как-то судорожно вспыхивали цветом грязного золота. Энергия, переполняющая данный узелок ткани мироздания, была невероятно хаотична, в ней не имелось абсолютно никакого порядка. Но это же делало ее невероятно пластичной, можно даже вернуть дереву его изначальный облик, хотя оно во всех отношениях никогда не будет прежним. Впрочем, оно ведь может стать даже лучше своего прообраза...

   - Нашли что-то интересное, уважаемый реамант? - спросил Шеклоз, возникший словно из ниоткуда.

   Аменир дернулся от неожиданности, и куб, резко уменьшившись в размерах, вернулся в ладонь. Все вышло как-то неудачно - на традиционном инструменте реамантии продолжали вращаться секции, они разорвали края старой раны, покрыв лицо юноши мелкими капельками крови.

   Глава Тайной канцелярии покачал головой и достал из-за пазухи аккуратно сложенную ткань с каким-то терпким, но приятным запахом.

   - Не доверяю я полевым врачам, фармагикам и прочим лекарям, - объяснил Шеклоз, перевязывая кровоточащую ладонь Кара. - Всегда ношу с собой пропитанные антисептиком бинты. Наверное, привычка из прошлых жизней.

   Рана была болезненной, но совсем безопасной и даже привычной. По неопытности юный реамант часто разрывал себе ладонь кубом, порой даже пробивал ее насквозь. Но подобные ранения заживали удивительно быстро, и, скорее всего, это происходило только благодаря древним реамантам-изобретателям. Невероятный механизм куба поистине был произведением искусства и научным прорывом в реамантии, а Аменир так и не удосужился расспросить Этикоэла о нем. Вообще, он слишком многого еще не знал. Оставалось лишь надеяться, что библиотека Академии в Донкаре уцелела.

   - У вас должно быть много шрамов, - Аменир озвучил неуместную мысль, внезапно пришедшую в голову, и испугался, что Шеклоз может посчитать это грубостью.

   - Они рассасываются со временем, - безразлично произнес шпион, затянув последний узел. - А времени у меня всегда было предостаточно. Глаза на месте, руки-ноги - тоже, а остальное заживет рано или поздно. А вообще, такая долгая жизнь научит осторожности кого угодно. Становится просто обидно прожить несколько тысячелетий, пусть даже не помня их, и в итоге как-то глупо умереть.

   - Вы действительно ничего не помните? - спросил Аменир, разглядывая повязку, наложенную явно опытной рукой. - Свою жизнь, какие-то деяния, иные страны, древние культуры и павшие цивилизации. Смерть друзей и близких...

   - Не помню, - коротко ответил Шеклоз. - И надеюсь, что никогда не вспомню.

   Он явно дал понять, что тему можно считать закрытой. У Аменира тоже были близкие ему люди, которых не стало. Жизнерадостный бард-неудачник Тиуран Доп, убийцу которого так и не нашли, мрачный и сильно изменившийся Ранкир Мит, таинственно исчезнувший у всех на глазах, мудрый и опытный Этикоэл Тон с прескверным характером, умерший от старости. Их не так много, но Кар скорбел по ним и не хотел забыть время, проведенное вместе с ними. Но и Шеклоза вполне можно понять. Если бы смерти друзей, быстро приумножаясь, преследовали его на протяжении веков, то боль и муки от потерь только копились бы. Рано или поздно появится страх сближаться с людьми, выживший всегда будет чувствовать вину за гибель окружающих, а прошлое, сжавшись во времени, протиснется в голову бессмертного страдальца и заменит собой всю реальность. Порой потеря памяти - не такое уж плохое явление...

   - Многое изменилось за последнее время, - неожиданно произнес Шеклоз, в очередной раз выдергивая реаманта из болота задумчивости. - Остается лишь надеяться, что люди устали от бесконечной вражды и страха. Было бы просто прекрасно, если бы все вместе взялись за восстановление нашей потрепанной страны. Или даже мира.

   Выразив свое согласие малопонятным бормотанием, Аменир осторожно посмотрел на шпиона, задумчиво пожевывающего травинку, которая норовила улететь в небеса, по какой-то причине отталкиваясь от земли. "А ведь он сделал много хорошего для Алокрии, - подумал реамант. - При нем Тайная канцелярия действительно работала, долгое время в стране был порядок и покой. Он хороший человек и желает другим только добра, безжалостно истребляя все зло на своем пути. А порой и не только зло... Но можно ли построить лучший мир на крови?"

   - Как вы считаете, уважаемый реамант, мы недооцениваем угрозу? - поинтересовался Шеклоз.

   - Я чувствую, как купол пульсирует с возрастающей силой и испускает ветры на огромные расстояния. Опасность велика, - неопределенно ответил Аменир. - Должно быть, ирреальное уже коснулось Кажира, Фасилии, колоний Дикарских островов и других дальних стран, о которых рассказывают путешественники.

   - Но почему тогда Новый Крусток, расположенный к куполу достаточно близко, практически не пострадал от него?

   - Я не знаю, - честно ответил реамант. - Могу предположить, что ветры проносятся вдоль каких-то нитей мироздания в пространстве нашей реальности, которые по случайности не затрагивают столицу Евы. Но это слишком гипотетичная догадка.

   - Странности, странности на каждом шагу, - вздохнул Шеклоз, отпустив пожеванную травинку парить в воздухе. - Хочешь узнать, что меня действительно беспокоит?

   - Что же?

   Вечная жуткая улыбка сползла с лица главы Тайной канцелярии, но его облик стал еще более отталкивающим. Повеяло прохладой и запахом сырой могильной земли.

   - Если нечто появилось в нашем мире однажды, то нельзя быть уверенным, что оно не возникнет снова, - Мим взглянул на реаманта серьезным и требовательным взглядом. - Вы сможете предотвратить это?

   - Не могу сейчас сказать, - растерялся Аменир. - Мы ведь даже точно не знаем, что такое купол и чем он вызван. Более-менее понятно станет только если... только когда мы избавимся от него или хотя бы увидим предполагаемое ядро.

   - Я рассчитываю на вас, - произнес Шеклоз таким тоном, что в искренности его слов невозможно было сомневаться. - Эта трагедия не должна повториться вновь.

   "Он развязал гражданскую войну, - растерянно подумал молодой реамант. - Но почему же мне теперь кажется, будто он поступил правильно?"

   А Мим ведь действительно поступил правильно. По-своему правильно, не хорошо и не плохо, а так, как должен был поступить. Не ради денег или власти, совсем нет. Война между Илией и Марией была необходима Алокрии, без нее страна не сможет добиться своего истинного величия, словно былинная огненная птица, возродившись из пепла. Да, Шеклоз насыщался остатками оборванных жизней, но была ли в том его прихоть? Такова его природа, о которой он и сам знал не так много, как хотелось бы. Несомненно, он имел личную выгоду от жесточайшего кровопролития в братоубийственных битвах, но направить ее хотел в том числе и на благо страны. Этикоэл говорил, что добра и зла не существует, потому что их возможно познать лишь в итоге, когда перестанет существовать время и остановится бесконечная череда причин и последствий. Но Аменир понимал, что, как бы парадоксально это ни было, ужасные действия главы Тайной канцелярии вели лишь к одному - счастливому будущему для Алокрии и ее народа.

   Увы, даже у Шеклоза бывают просчеты. Точнее, свою лепту внес случай, невозможный, ужасный, странный случай. Появился купол, подули его ирреальные ветры, мир погрузился в хаос. Но разве можно отступать от великой цели, принеся столь страшные жертвы, претерпев страдания и боль, потеряв все самое ценное в жизни и встретившись с кошмарными искажениями, уродующими пусть и не идеальную, но привычную и спокойную реальность? Нет, нужно двигаться дальше, ступать на огненную землю окровавленными ступнями, раздвигать каменные ветра сломанными руками, вдыхать ядовитый воздух остатками гноящихся легких, смотреть вперед провалами пустых глазниц и шагать, упрямо шагать к мечте, оставляя за собой лужи крови, лоскуты кожи и куски плоти. Лучший мир будет создан, несмотря ни на что...

   - С вами все в порядке?

   Вопрос Шеклоза в очередной раз вырвал Кара из плена запутанных мыслей, которые в своей совокупности представляли собой лоскутное одеяло не совсем здорового рассудка. Реамант начал подозревать, что он наконец-то сошел с ума. Бороться с собственным разумом, с трудом отвоевывая у него минуты осознанной жизни, - задача не из легких.

   - Да, - ответил Аменир.

   Глава Тайной канцелярии хмыкнул, но оставил неуверенный ответ юноши без какого-либо комментария. Очевидно же, что проблема имела место быть, причем достаточно серьезная.

   - Это хорошо, что с вами все в порядке, - улыбнулся Шеклоз. - К сожалению, того же нельзя сказать о моем положении.

   Если привыкнуть к его жуткой улыбке, то она могла показаться даже дружелюбной. По-своему дружелюбной, как оскал раненого лиса, который сохранил жизнь беременной зайчихе потому, что чувство голода было немного слабее испытываемой им боли.

   - А что у вас случилось?

   - Небольшая неприятность. Просто я ответственен за разрушение целой страны и смерти сотен тысяч людей, - ответил Шеклоз, посмотрев на Аменира самым невинными взглядом. - И у меня есть коллеги, которые желают устроить всенародный суд, где меня, естественно, казнят.

   - Но если... то есть когда мы спасем Алокрию, вы станете героем. И только вы сможете разобраться с Маноем Саром - без Тайной канцелярии с главой Академии и фармагулами не справиться. Да и вряд ли кто-то захочет вспоминать произошедшее, когда все закончится, народ с радостью примется за восстановление страны. И Комитет будет просто необходим, а ключевую роль в нем играете опять-таки вы. Не думаю, что вам что-либо угрожает.

   - У вас очень оптимистичные представления о будущем и слишком высокое мнение о людях, - улыбка шпиона стала еще шире. - Если бы я был похож на вас, то не дожил бы до своих лет. Прошу, поймите меня правильно, я не хотел вас как-то обидеть.

   - Да нет, вы правы, - вздохнул Аменир. - Этикоэл пытался мне объяснить то же самое.

   "В итоге я причинил невыносимые муки двум людям, а еще одного убил", - мысленно продолжил реамант, поежившись от воспоминаний о давней лесной тренировке.

   - И многое вы почерпнули из его слов?

   - Нет, совсем нет, - честно ответил юноша. - Я поступил так, как ожидал учитель, но в итоге остался при своем мнении.

   В небе повисла бледная луна, изредка прикрывающая свой лик за вуалью рваных темных облаков. Наступила ночь, но в местах, где некогда прошли ирреальные ветры, темнота была необычайно светлой, особенно в загустевших сферах воздуха. Никто из отряда Комитета уже не пытался понять переписанные законы природы: светлая темнота, невкусные звуки, громкие запахи, ароматные пейзажи, верхний низ и правое лево - в самом деле, какая разница? Все давно уяснили одну простую истину - невероятные вещи непонятны потому, что их не понять. Значит, не стоит обращать внимания на них. Ведь когда все идет своим чередом, никто не замечает цвет листвы, плотность воздуха, неизменность форм хорошо знакомых вещей или того, что верх находится вверху, а низ - внизу. Такова реальность, и она всегда принималась как должное. Но ничто не мешало точно так же относиться к ирреальному. Если бы существование купола не влекло за собой столько смертей, то рано или поздно к его существованию можно было бы даже привыкнуть, а когда-нибудь он и вовсе стал бы частью действительности.

   - Вы очень много думаете, - заметил Шеклоз. - Редкое качество для юноши вашего возраста.

   "Чего он от меня хочет? - недоумевал реамант. - Вряд ли глава Тайной канцелярии, спаситель, благодетель и самый опасный человек страны в одном лице решил просто поболтать со мной о молодежи. И это бесконечное "вы". Он действительно что-то знает и поэтому разговаривает со мной на равных? Невыносимо..."

   - У вас снова мысли на лице написаны, - улыбка Шеклоза незаметно померкла, все внимание его собеседника теперь было приковано только к глазам шпиона, в которых клубилась холодная жизнь. - Возвращаясь к нашему разговору о реальных возможностях реамантов. У меня есть просьба...

   С окраины небольшого лагеря донесся непонятный шум. С какой именно окраины - непонятно, потому что исковерканный ландшафт леса вновь изменился. Доверившись луне, стыдливо прикрывающейся обрывками туч, можно было догадаться, что с востока, со стороны Нового Крустока, к отряду Комитета приближалась некая опасность. Напрягая глаза, чтобы увидеть происходящее в светлой темноте, Шеклоз прошептал какое-то ругательство и пошел на взволнованные голоса солдат, раздраженно бросив по пути:

   - Как же я ненавижу эту дурную привычку всемогущего случая. Сколько еще раз он будет перебивать меня?..

   С арьергарда прибежал запыхавшийся дозорный и о чем-то сбивчиво доложил Мирею. Рядом стоял Демид и зачем-то пинал небольшой камешек, который делал в воздухе петлю и возвращался на прежнее место. Достаточно увлекательно, если забыть, что за глупой забавой скрывалась ужасающая сила. Коваленуапа в это время сидела на земле немного в стороне и, прикрыв глаза, тщетно пыталась услышать бестелесные голоса. Ни фасилиец, ни дикарка никак не отреагировали на приближение Шеклоза и Аменира, продолжая заниматься своими делами. Комит колоний к этому моменту уже командовал сворачиванием лагеря.

   - Где носит твоих глазастых агентов, когда они так нужны? - раздраженно спросил Мирей, скользнув озлобленным взглядом по шпиону. - Почему ты не выставил хотя бы нескольких человек на востоке?

   - В моем распоряжении не так уж и много людей, а восток представлялся наиболее безопасным направлением, - возразил Шеклоз. - Что случилось?

   - Огромная толпа фармагулов с окрестностей Нового Крустока идет по нашему следу. Скоро они будут здесь.

   Пробегающий мимо молодой ополченец выронил колчан и неуклюже наступил на него, сломав десяток стрел. Мирей грозно взглянул на побледневшего мальчишку, но не стал даже ругаться - он чувствовал, что злость ему очень скоро пригодится.

   - Следует организовывать оборону, а не сворачивать лагерь, - сказал Шеклоз, глядя на ополченца, суетливо собирающего обломки стрел дрожащими руками.

   - У нас еще есть шанс уйти без лишнего кровопролития, - возразил комит колоний. - Или ты опять за старое?

   - У нас нет шанса уйти, - шпион озвучил мысли всех, кто хоть однажды сталкивался с бледнокожими марионетками Маноя Сара. - Фармагулы быстрее обычных людей и ориентируются в пространстве иначе, поэтому измененный лес им не помеха, в отличие от нас. От них не уйти, но можно попробовать отбиться...

   Демид в очередной раз пнул камень, но тот решил наконец сбежать от приставучего фасилийца и улетел на окраину лагеря, постоянно меняя траекторию движения, словно хотел обогнуть одному ему видимые препятствия. Своевольный снаряд едва не угодил в голову Ерому, который испуганно бегал вокруг наполовину разобранного шатра и поторапливал своих телохранителей, выносящих складную мебель и сворачивающих цветастую ткань.

   - Коваленуапа, - позвал бывший первый помощник.

   Дикарка открыла глаза и посмотрела на него. Он стоял к ней спиной, но почувствовал ее взгляд и безмолвный отклик: "Да, я слушаю тебя". Между ними давно установилась прочная связь, сущность которой понять они не могли, да, в общем-то, и не пытались. Просто Демид и Коваленуапа оба были последними - последний из команды "Отважной куртизанки" и последняя из племени Наджуза.

   - Как у городских ворот, - сказал фасилиец.- Можешь так же?

   Девушка отрицательно покачала головой. Судя по всему, сейчас к отряду Комитета приближался слишком много фармагулов. Если она выпустит через свое тело столько душ, запечатанных в мертвых телах, то погибнет. А если вдруг и останется в живых, то на очень длительное время станет бесполезна.

   - Понятно, - произнес Демид, подыскивая новый камень для пинания. - Извини, что потревожил.

   Наблюдавший за странным диалогом Мирей выругался и повернулся к Шеклозу.

   - Мы скоро умрем, - тихо произнес комит колоний. - Но как только смерть начнет любовно душить меня, я убью тебя своими руками. Не могу оставить такое удовольствие безмозглым бледнокожим тварям.

   - Сомневаюсь, что у вас это получится, - глава Тайной канцелярии сверкнул своей раздражающей улыбкой. - Ведь единственный способ спасти Алокрию - пожертвовать собой, защищая меня, Мадзунту и реаманта от преследующих нас фармагулов. Вы организуете оборону, выиграете для нас немного времени и умрете как герои.

   - Да как ты... - почти вспылил Мирей, но осекся на полуслове.

   Комит колоний хоть и был, по сути, малограмотным моряком и грубоватым адмиралом, но его невозможно назвать глупцом или трусом. И сейчас он понимал, что Шеклоз прав.

   - К сожалению, вы, мастер Сил, не сможете отправиться с нами и привести свой приговор в исполнение, когда все закончится, - наигранно вздохнул шпион. - Ведь без вашего командования все эти люди погибнут почем зря, а затем та же участь настигнет нас и всю остальную Алокрию, а то и весь мир - от купола-то больше некому будет избавиться.

   И снова он был прав. Ярость и бессилие слились для Мирея воедино, породив то ли иступленную немощь, то ли беспомощную злобу. Желание собственноручно покарать преступника вступило в борьбу с долгом, но спасение Алокрии быстро одержало верх. Безусловно, если Сил погибнет, то Шеклоз в итоге окажется в выигрыше. Придется позволить ему жить, чтобы сохранить этот несправедливый и жестокий мир. Быть может, когда-нибудь все изменится...

   - Идите к куполу, - буркнул Мирей, отводя глаза в сторону. - Мы вас прикроем первое время, а там нагоните агентов из Тайной канцелярии.

   - Я могу попробовать... - произнес Аменир, задумчиво глядя на восток.

   - Не задерживайтесь! - рявкнул комит колоний. - Выступайте немедленно.

   Силу очень хотелось, чтобы Шеклоз быстрее ушел из лагеря, иначе велик риск того, что он сорвется и убьет шпиона. Оказывается, праведный гнев может послужить причиной гибели целого мира...

   - У меня есть идея, - настаивал реамант.

   - Мне плевать, что у тебя там есть. Нам сейчас не до фокусов.

   - Я хочу избежать человеческих жертв, - голос Аменира дрожал, но он не собирался отступать. - Пусть мастер Шеклоз и Коваленуапа идут вперед, а я останусь здесь.

   - Да что ты, вообще, можешь сделать? - раздраженно спросил Мирей.

   - Спасти этих людей, - заявил юноша.

   Вышло не очень эффектно - на последнем слове Кара подвело самообладание и вместо уверенного тона, не терпящего каких-либо возражений, раздался жалобный писк. Повисло неловкое молчание.

   - Под воздействием ирреальных ветров местная природа стала хаотичной по своей сути, но очень податливой, - пояснил Аменир, с трудом выдерживая недоверчивый взгляд комита колоний. - Я могу попробовать сделать какое-нибудь заграждение от фармагулов или сбить их с пути.

   - Только попробовать? - скривился Мирей.

   Несмотря на нехватку времени, которая готова была обернуться катастрофой, Шеклоз стоял и с интересом наблюдал за диалогом бывшего адмирала и реаманта. Наиболее удобный момент для отхода был уже утерян, да и Аменир, проявив несвойственную ему настойчивость, решил остаться с отрядом Комитета, чтобы попытаться защитить людей от кошмарной участи быть разорванными марионетками обезумевшего фармагика. А Мим был практически уверен, что без знаний реамантии удастся лишь прорвать внешнюю оболочку купола, но не разобраться с корнем проблемы.

   - Наши бравые воины уже готовы отправиться в путь, - с легкой полуулыбкой заметил глава Тайной канцелярии. - Вы, уважаемый комит колоний, так и не отдали приказ организовать оборону.

   Согнувшись пополам, Мирей Сил протяжно застонал. Он просто не знал, как должен поступить. Мысли путались, верное решение никак не желало всплывать на поверхность желаний, страхов и каких-то абсолютно непонятных и ненужных чувств. Душевное равновесие комита кубарем катилось с холма, который по воле купола полз одновременно в нескольких направлениях, притворившись огромным куском ткани. Почему-то именно сейчас на него навалилась тяжесть пережитого за последние полтора года. Еще немного и он сойдет с ума.

   - Я убью тебя, Шеклоз, - тяжело дыша, произнес Мирей. - Я обязательно тебя убью.

   - Конечно, - невозмутимо согласился шпион. - Но для этого надо быть как минимум живым. Поэтому позвольте нашему уважаемому реаманту сохранить вашу жизнь и жизни всех этих солдат. То есть попытаться сохранить.

   - Тогда пусть он уже хоть что-нибудь делает! - закричал комит колоний. - Почему же вы стоите и чешете языками почем зря?! Ты! Аменир Кар, или как там тебя, делай что собирался, пока мы все не подохли! Время идет, время идет, время идет! Быстрее!

   В лагере повисла тишина. Опешившие солдаты окружили комитов, реаманта, фасилийца и привезенную им дикарку. Никто из ветеранов никогда не видел Мирея в подобном состоянии, а новобранцы считали его эталоном собранности, силы, уважали его за опыт, лидерские качества и умение вести за собой людей хоть к победе, хоть на смерть. Да, он часто был резок с подчиненными и срывался на крик, но сейчас кричал не Мирей, а отчаяние внутри него. По лицу бывшего адмирала текли слезы, соленые как его возлюбленное море, куда он больше никогда не вернется.

   Комит колоний закатил глаза и рухнул на землю. За его спиной стояла Коваленуапа, вытянув вперед руку.

   - Он. Спать, - она старательно подбирала слова на алокрийском языке, на котором говорила с большим трудом из-за молчания духов. - Он проснется - лучше. Душа без покоя. Сон нужен.

   - Хорошо, - кивнул Шеклоз. - Отдых ему действительно не помешает.

   Глава Тайной канцелярии посмотрел в растерянные лица солдат, собравшихся вокруг. Они тоже находились в одном шаге от срыва, который в данной ситуации был опаснее толпы фармагулов, а та, к слову, приближалась достаточно быстро.

   - Всем идти на запад, к куполу. Ориентируйтесь по луне, когда она будет видна, - приказал Шеклоз. - Возьмите с собой мастера Мирея. Мы вас догоним, когда разберемся здесь.

   Ополченцы, бандиты, рассчитывающие на прощение прошлых грехов, и городская стража Нового Крустока неуверенно переглянулись. Если они попытаются отбиться от превосходящих числом и силой фармагулов, то их настигнет бесславная гибель в жутком лесу. Если же оставить на верную смерть две ключевые фигуры в плане по уничтожению купола, то все тоже умрут, только немного позже.

   Но приказ есть приказ. Вереница людей потянулась на запад. В конце концов, если уж скорая смерть неизбежна, то не все ли равно, как именно она настанет? "Нас догоняет орда бледнокожих машин для убийств, а мы поворачиваемся к ней спиной и доверяем свои жизни реаманту. А я уж начал было верить, что Кристоф и парни с "Куртизанки" погибли не напрасно", - меланхолично подумал Демид. Он посмотрел на дикарку и одним взглядом спросил, останется ли она здесь или пойдет с отрядом к куполу.

   - Тогда и я пойду, - пожал плечами фасилиец, получив безмолвный ответ.

   Вскоре за искаженной чащей скрылся последний солдат арьергарда, оставив Аменира и Шеклоза в центре небольшой полянки. Не было человека, который не считал бы их поступок глупостью или отчаянной попыткой самоубийства. Но Мирей Сил крепко спал, а никто другой из присутствующих не осмелился возразить главе Тайной канцелярии.

   Напрягая глаза, чтобы разглядеть в светлой темноте хоть что-то, реамант внимательно осмотрел потушенные кострища, брошенную Еромом палатку - наместник все-таки понял, что жизнь дороже штопанных тряпок - и каменные деревья, которые щурили гроздья мелких глаз, когда Аменир светил на них золотистым светом парящего над ладонью куба.

   - Не болит? - спросил Шеклоз.

   - Что? - юноша уже забыл о полученном ранении из-за собственной неосторожности. - А, вы об этом... Точно не знаю. Наверное, не болит.

   Он посмотрел на наложенную шпионом повязку и увидел неспешно расползающееся пятно крови, которая от смешения с антисептиком источала терпкий аромат каких-то очень хорошо знакомых трав. Но сами бинты были не повреждены. Еще одно загадочное свойство куба реамантов - вылетел из ладони, увеличиваясь в размерах, стал вполне осязаемым, но не оставил и следа на ткани, сквозь которую прошел, а потревоженная рана все же начала кровоточить.

   - Как же вы намереваетесь остановить фармагулов, если не секрет? - поинтересовался Шеклоз, разглядывая куст, листва которого принимала форму бегущего человека, разваливающего на мелкие кусочки-листики под порывами ветра.

   - Я могу попробовать изменить форму деревьев, образовав непроходимую стену. Это первое, что приходит в голову.

   - Ее можно обойти, перелезть или сломать, - возразил шпион. - Фармагулы быстрее, сильнее и выносливее обычных людей. Вам следовало бы использовать то экстраординарное мышление, из-за которого реамантов считают сумасшедшими.

   - Значит, хотите безумия? - Аменир перевел взгляд со светящихся символов секций куба на улыбающееся лицо Шеклоза. - Будет вам безумие. Советую не шевелиться.

   Золотистый свет залил полянку посреди искореженного леса, разгоняя неестественно бледный ночной мрак. Мир развернулся перед реамантом, словно карта на столе. Сейчас Кар был всем и ничем, ничто бы не ушло от его всевидящего ока, если бы он знал, куда должен смотреть. Но в этом не было необходимости - враг уже здесь и от него следовало избавиться. Как? Это не имело никакого значения. Аменир не боялся как-то существенно задеть нити мироздания - в этом месте все уже подверглось воздействию чудовищной энергии купола, поэтому руки реаманта были полностью развязаны.

   Секции на кубе завращались, придавая завихрениям ирреальных сил новое направление. Таинственные знаки в последний раз вспыхнули золотом и потухли, мягко переливаясь угольками прогоревшего солнца. По лесу прокатился глубокий вздох настоящей действительности, возмущенной столь жестоким обращением с реальностью, но сопротивляться воле юного реаманта она сейчас не могла. Земля перед Амениром и Шеклозом резко провалилась куда-то в бездну и одновременно взмыла в небеса с оглушительным ревом. Затем она стала двигаться вправо и влево, по диагонали, вперед и назад. Когда направлений стало больше, чем мог воспринять мозг, все внезапно захлопнулось, сжавшись внутрь себя. В центре поляны повисла сфера размером примерно с небольшую избу. Окружающее пространство обтекало ее, словно боялось как-то нарушить идеальную пустоту внутри нее, не имеющую ни цвета, ни формы, ни чего-либо еще, за что мог бы зацепиться человеческий глаз. Поразительное зрелище, которое способно было вызвать восхищение, замешательство и ужас.

   Из леса выбежали первые фармагулы. Оскалившиеся твари бормотали что-то нечленораздельное, их тела покрывали царапины от окаменевших ветвей, сквозь которые они проламывались на бегу. У самого первого из глазницы торчал обломанный сук, но он уверенно вел за собой толпу бледнокожих существ, положившись на обостренные чувства, ведущие фармагулов по следу людей. И только он ступил на поляну, как его голова с хрустом и мерзким чавканьем лопнула, растянувшись вдоль края сферы. Затем ужасающая сила начала сворачивать его шею, выдергивая из тела хребет и кости, которые перемалывались в мелкие осколки и перетирались в пыль, расползающуюся по внешней оболочке сотворенной Амениром пустоты. Бледная кожа марионетки Сара рвалась, наползая на ирреальный шар, и обращалась в ничто. Вскоре все тело первого фармагула было перемолото, выжато и намотано на сферу тончайшей ниточкой, медленно тающей в неестественной пустоте. Второго выбежавшего из леса настигла та же участь. Затем третьего, четвертого, сразу пятерых, десятерых. Небольшая поляна с потухшими кострищами и наполовину разобранной палаткой наполнилась кошмарным треском ломающихся костей, скрипом растянутой кожи, звуками рвущихся мышц и лопающихся внутренностей. А фармагулы продолжали бежать на запах людей, повинуясь своей искусственной природе, заложенной Маноем Саром.

   Вскоре все закончилось. Над ладонью Аменира парил куб, на котором ждала своего часа особая комбинация символов, инстинктивно набранная юным реамантом. Только сейчас и только здесь нити мироздания сплелись таким образом, что лишь слегка задев их, можно распутать узелок, которому не место в реальном мире. Специально ли Кар принял подобные меры предосторожности или же это чистая случайность - неизвестно.

   Золотистая вспышка вновь отогнала слишком светлую темноту ночи от двух людей посреди небольшой лесной поляны. Мистическая сфера моментально исчезла, не оставив ни единого следа своего пребывания в реальности. Шеклоз почти поверил, что ему все почудилось, но упрямая память твердила обратное. От подобного сдвига реальности очень легко можно сойти с ума, однако глава Тайной канцелярии держался более чем достойно.

   - Вы их всех убили? - просипел Шеклоз. - Вот это мощь. Я, конечно, догадывался, но...

   - Честно говоря, я не знал, что у меня получится в итоге, - признался Аменир. - Просто сделал что-то экстраординарное, как вы просили.

   - Ужасающая сила, - шпион все никак не мог прийти в себя. - И сильно ли вы устали после подобного подвига?

   Аменир прекрасно понимал, что Шеклоз что-то задумал, но решил до поры играть по его правилам. На то были свои причины.

   - Нет, я практически ничего не делал, - ответил реамант, неумело скрывая волнение в голосе. - Тут очень удобное место - вокруг кипит хаотичная энергия, которая только и ждет, когда из нее создадут нечто относительно цельное. Механизм саморегуляции реальности не отреагировал на мои достаточно грубые манипуляции - он слишком сильно поврежден ветрами купола. Фактически я просто указал нужное направление, а дальше все пошло своим чередом, повинуясь обстоятельствам, совершенно независящим от меня. Фармагулы сами бросились в мою ловушку - их сгубила собственная скорость. Чем быстрее двигался объект, тем сильнее его затягивало в... ну, туда. Это был один из факторов, установленных лично мной, но остальное доделали нити ткани мироздания, которые сплелись определенным образом, создав сферу. В общем, случайность.

   - Случайность с вашим участием, - заметил Шеклоз.

   - Не буду отрицать, - согласился Аменир. - Реамантия - достаточно гибкая наука, что делает ее очень сильной, полезной...

   - И опасной.

   - Слишком опасной, чтобы распространяться об этом.

   Хмыкнув, Шеклоз нашел глазами луну и отправился на запад. Он знал, что любопытство и осторожность заставит Кара продолжить разговор. Пусть инициатива будет на его стороне.

   - Вы ведь догадывались о настоящих возможностях реамантии, - произнес Аменир, догнав шпиона. - Кажется, вы хотели меня о чем-то попросить.

   - Нас так грубо прервали в тот раз, - вздохнул Шеклоз. - Да, у меня есть просьба. Но сперва я хотел у вас кое-что уточнить.

   - Я слушаю.

   Глава Тайной канцелярии остановился и взглянул прямо в глаза юноше, в очередной раз обдав того прохладой забытого склепа. Все-таки Мим был удивительным человеком, обладающим одновременно невероятной харизмой и ярко выраженной одиозностью.

   - Я полагаю, что именно мастер Этикоэл Тон сделал вас столь могущественным. И теперь вы можете воспитать столь же сильных реамантов, как вы сами, - произнес Шеклоз. - Я прав?

   Опасения Аменира начали оправдываться. Армия хорошо обученных реамантов - разрушительная сила в руках единоличного правителя. Конечно, для управления такой мощью потребуется крайне изощренный и жестокий механизм управления, но Шеклоз придумает и воплотит его в жизнь без особых усилий. Неужели Кар ошибался на его счет? Неужели Мирей Сил прав, считая Мима властолюбивым психопатом, прикрывающимся благородными побуждениями? Надо что-то делать. Бежать нет смысла - догонит. Сопротивляться тоже - Шеклоз отсечет Амениру руку с кубом быстрее, чем тот успеет что-либо предпринять. Убить себя и похоронить с собой знания, которые могут в будущем уничтожить мир? Но ведь эти же знания способны спасти его, сделать лучше...

   - Вижу, что прав, - ответил на свой вопрос Шеклоз. - Поэтому-то я и избавился от нежелательных свидетелей настоящего могущества реамантии. Вы попали бы в очень неловкое положение, если бы по стране пошли слухи о вашей силе. Ведь тогда кто-нибудь точно попытался бы использовать ее в своих интересах.

   - А вы, значит, не собираетесь этого делать? - осторожно спросил Аменир.

   - Ну уж нет, я прекрасно осознаю, что в руках такого человека, как я, эта сила принесет одни лишь несчастья, - улыбнулся глава Тайной канцелярии. - Зато вы сможете ей распорядиться благоразумнее любого другого человека. Я ни в коем случае не собираюсь оказывать на вас какое-либо давление, однако надеюсь, что мы сможем стать хорошими друзьями и помогать друг другу делать этот мир чуточку лучше.

   Юный реамант выдохнул с облегчением. Кар до конца верил, что Шеклоз на самом деле именно такой, каким он его видел, но все равно не на шутку перепугался, представив жестокого благодетеля в роли еще более жестокого диктатора.

   - А вы не боитесь, что я пойду по стопам Маноя Сара? Он ведь тоже достаточно разумный человек, но его одержимость идеальным человечеством зашла так далеко, что он создал фармагулов. Целеустремленность часто перерастает в слепой фанатизм, - резонно заметил Аменир.

   - Вы совершенно разные. О моем доверии можете судить хотя бы по тому, что вы до сих пор живы.

   С этим было сложно поспорить. Особо опасные враги Алокрии долго не жили, агенты Тайной канцелярии прекрасно очищали страну от мусора. А уж кого считать мусором решал Шеклоз Мим.

   - Скоро мы нагоним отряд. Я полагаю, вам не хотелось бы, что нас кто-то услышал. Вернемся к вашей просьбе, - предложил реамант.

   - Вы нравитесь мне все больше и больше, - оскалился шпион. - Что ж, перейдем к сути. Сейчас я нахожусь в весьма парадоксальном и крайне неприятном положении - моя жизнь в безопасности лишь до тех пор, пока существует угроза всему миру. Я бы мог избавиться от всех своих недоброжелателей, но мне совсем не хочется проливать кровь достойных людей, избравших меня причиной всех несчастий. Не буду отрицать, кое в чем они правы. Но вы ведь понимаете...

   - Я понимаю, - перебил его Аменир. - В противном случае я бы отказался вам помогать. Извините, что прерываю, но в последнее время у меня небольшие проблемы с вниманием.

   - Как только мы избавимся от купола, меня убьют, - уверенно заявил глава Тайной канцелярии, откинув предысторию и объяснение своей роли в судьбе Алокрии. - Вы можете меня спасти.

   - Как?

   - Не знаю. Но после увиденного на той поляне я уверен, что вы справитесь с такой мелочью, как спасение моей жалкой жизни.

   - Если я помогу вам скрыться, то вы все равно потеряете свое положение, деньги и власть, - напомнил реамант.

   - Но у меня останется ваша дружба и доверие, - улыбка растаяла на лице Шеклоза, сделав его почти дружелюбным. - Вы ведь позволите мне помочь вам? Я тоже мечтаю о счастливом будущем для Алокрии. Вы можете не разделять мои методы, и я даже готов отказаться от них, потому что осознал, что только такой человек, как вы, способен создать лучший мир. Разрешите мне помочь вам в этом, уважаемый реамант.

   - Вы боитесь суда?

   - Я жестокий убийца, предатель и интриган, желающий людям только добра. Я не боюсь ни суда, ни вполне заслуженной смерти. Но я не могу позволить себе умереть, не закончив начатое, иначе все жертвы окажутся напрасными. Это неправильно.

   Шеклоз уже знал решение Аменира, и юноша прекрасно это понимал. Но все же ответил:

   - Хорошо, я помогу вам. Сделаем этот мир чуточку лучше, да?

   Глава 14

   С каждым шагом по направлению к куполу воздух становился все плотнее, раздражающее гудение давило на уши, вызывая несильную, но постоянную головную боль. Из-за противных вибраций складывалось ощущение, будто кожа отслаивалась от плоти, а внутренние органы мелко дрожали и терлись друг о друга. Впрочем, уверенность, что это именно тот воздух, который необходим всему живому, постепенно пропадала. Инстинкт самосохранения упрямо твердил о наиболее безопасном в данном случае решении - вообще не дышать. Но перспектива быть задушенным собственным организмом не особо прельщала приближающихся к куполу людей, поэтому им приходилось заставлять себя хватать ртом густой воздух и надеяться, что следующий вдох не станет последним.

   Догнать отряд Комитета Шеклозу и Амениру удалось не так быстро, как предполагалось. И без того сумасшедшее пространство взбесилось еще сильнее - деревья немыслимым образом смешивались в однородную массу, сквозь которую просматривались картины из прошлого, жизни тысяч людей, которые были унесены ирреальными ветрами и совершенно алогично очутились здесь. Мужчины и женщины, старики и дети, даже дикие животные и домашний скот - все слилось в одном сплошном лесу из их собственного существования. Все действия, мысли и чувства человека представали перед путниками одновременно, являя им поистине ужасающее зрелище, подавляющее потоком совершенно ненужных знаний. Если бы не Аменир, Шеклоз заблудился бы в кошмарной химере чужих жизней и, скорее всего, сошел бы с ума. Но юный реамант уверенно вел его через лес, без особого труда находя верный путь с помощью куба.

   - Такого раньше не было, - пробормотал глава Тайной канцелярии, стараясь отвлечься от окружающего хаоса, чтобы хоть как-то снизить болезненное давление на разум. - Мы точно сможем добраться до купола невредимыми?

   - Наверное, - неопределенно ответил Аменир, уверенно шагнув в омерзительную массу жизни какой-то семьи. - Думаю, реальность повела себя так в ответ на мои действия. Отойдем подальше от той поляны - станет немного проще.

   - Я ничего не пойму, если ты будешь объяснять? - Шеклоз скорее утверждал, а не спрашивал.

   - Скорее всего, - согласился реамант. - Я и сам мало что понимаю. У меня есть лишь догадки, но лучше вам о них не знать...

   Если реальность действительно ответила подобным образом на появление той сферы, сотворенной Амениром, то это могло значить лишь одно - так сработал защитный механизм. Действия реаманта привнесли в этот мир еще больше хаоса, но ткань мироздания постоянно стремилась к порядку. Получается, саморегуляция реальности начала работать, частично приспособившись к относительно привычному безумию. Действительность начала принимать то, что не смогла восстановить или уничтожить...

   - Тем, кто ушел вперед, ничто не угрожает? - спросил Шеклоз.

   Аменир тяжело вздохнул.

   - К сожалению, если я прав, то мы стали паразитами для настоящей реальности. Сейчас нам всем угрожает... все. Мне кажется, что наслаивающееся пространство для нас не самая большая проблема - вскоре сюда со всех окрестностей стянутся порождения ирреальных ветров. Опасность возрастает, а времени остается все меньше.

   - Но уничтожение купола должно положить этому конец.

   Глава Тайной канцелярии посмотрел на реаманта, рассчитывая на подтверждение своего достаточно оптимистичного предположения. Но Аменир лишь неопределенно кивнул. Может быть, это вообще было непроизвольное движение.

   - Значит, нам надо спешить, - подвел итог Шеклоз, так и не дождавшись какой-либо реакции.

   Хотелось бы верить в лучшее, но, судя по всему, ирреальное становилось новой реальностью. В новом мире не найдется места людям, как и всему, что раньше было нормальным. Однако Аменир верил, что все еще можно исправить, ведь рано или поздно ткань мироздания должна вернуться в прежнее состояние. Увы, одной лишь веры недостаточно.

   Шеклоз не заметил, как они покинули чащу слипшихся существований, а воспоминания о ней улетучились из его головы, облегчив страдания измученного рассудка. Какую бы долгую жизнь он ни прожил, его тело имело все присущие человеку слабости. Впрочем, если бы не они, то Мим давно бы уже покончил с собой или сошел с ума. Провалы в памяти давали ему шансы начать все с нуля. Вопрос в том, многое ли он терял после обнуления своей жизни?

   Непрозрачно-светлая ночь напрочь лишала чувства времени - одновременно казалось, что прошла целая вечность и несколько минут, прежде чем реамант и шпион наконец-то смогли догнать арьергард отряда Комитета. Солдаты, считавшие себя практически покойниками, сначала обрадовались возвращению Аменира и Шеклоза, со смертью которых они тоже уже смирились, но затем как-то быстро приуныли. Оказывается, пока глава Тайной канцелярии отсутствовал, к основным силам вернулись его агенты с крайне неприятными донесениями - со всех сторон к отряду приближались порождения ирреальных ветров.

   - Твои догадки оказались верны, - заметил Шеклоз, обращаясь к реаманту.

   - Не могу сказать, что меня это радует, - вздохнул Аменир. - Остается лишь надеяться, что они верны полностью и все когда-нибудь вернется в прежнее русло...

   К ним подошел Мирей, который выглядел отдохнувшим и злым. Мысли в его голове перестали прижигать друг друга каленым железом в бесконечной круговой поруке, но порядка там больше не стало. Комита колоний это не слишком сильно беспокоило - он просто решил не думать, доверившись чутью и действию. От себя Сил требовал только две вещи - спасти Алокрию и покарать Шеклоза.

   - Что с фармагулами? - хмуро спросил Мирей. - Как вы выжили?

   - Что за тон? Я думал, что ты обрадуешься возможности убить меня своими руками, - улыбнулся шпион.

   Комит колоний скрипнул зубами.

   - Нам повезло, - поспешил вмешаться Аменир. - Мне удалось обмануть их небольшим трюком и увести подальше от отряда.

   - Хорошо.

   По интонации Сила сложно было понять его истинное расположение духа, но в глазах комита отчетливо читалось: "Небольшой трюк. На большее вы, реаманты и не способны, вечно всякими глупостями занимаетесь. Смог заморочить фармагулам протухшие мозги и думает, что его тут боготворить за спасение будут. Мальчишка..."

   - Ты уже слышал, что нас окружили чудовища? - спросил у Шеклоза Мирей.

   - Скорее, не окружили, а зажали в клещи, - ответил глава Тайной канцелярии. - Путь к куполу пока еще свободен.

   - С чего ты взял?

   - Вернулись только те агенты, которые несли дозор к северу и югу от отряда. На востоке, как вам известно, их не было. Остается только запад. Смерть своих людей я исключаю, тем более среди них находится Ачек и его прыткая подруга, поэтому можно заключить, что на западе нет такой угрозы, с которой не справились бы шестеро бойцов Тайной канцелярии.

   - Ты слишком высокого мнения о своих подчиненных, - буркнул комит колоний.

   - И они его оправдывают.

   Шеклоз улыбался так широко, что его щеки готовы были порваться. Весьма пугающее зрелище, но Мирей не отвел взгляда, продолжая сурово смотреть на своего противника и успокаивать себя скорой расправой над ним. Добро ведь должно побеждать зло, в конце-то концов. Иначе бы детям не забивали это в голову с самого рождения.

   - Нам нельзя медлить, - напомнил Аменир, встряв в напряженный разговор. - Если мы действительно в клещах, как говорит мастер Шеклоз, то следует как можно скорее оказаться у купола. Вы ведь не забыли, зачем мы здесь, уважаемые комиты?

   Хмыкнув, глава Тайной канцелярии развернулся и пошел к своим людям, которые держались обособленно от остальных членов отряда Комитета. Мирей проводил его испепеляющим взглядом, а затем взглянул на юного реаманта, на сей раз не скрывая неприязнь. Комит колоний чуял, что у Аменира и Шеклоза есть что-то общее, какой-то секрет.

   - Выдвигаемся! - скомандовал Мирей.

   Он раздраженно сплюнул куда-то в сторону, но так, чтобы Кар понял, что плевок адресован именно ему. Так, спася жизни ста шестидесяти семи человек, реамант лишился доверия из-за предполагаемого сговора с Шеклозом. Аменира трясло от обиды, но комит колоний уже отправился к золотистому зареву на западе, подгоняя меланхоличных солдат. Юноша не мог опуститься до выкриков в спину. Да и не осмелился бы...

   - Выжил, значит, - пробормотал малознакомый голос за спиной реаманта.

   Аменир обернулся и увидел Демида, который вел за руку спящую на ходу дикарку. В глазах однорукого фасилийца безмятежной гладью расплывалось смиренное уныние, но откуда-то из глубин его души пытался пробиться крохотный лучик надежды, теряющийся в тумане недоверия и ожидания скорой гибели.

   - Коваленуапа сказала, что ты освободил их, - продолжил Демид, кивнув в сторону, откуда пришли Аменир и Шеклоз. - Это хорошее дело.

   - Как она об этом узнала?

   Бывший первый помощник капитана посмотрел на стоящую рядом Коваленуапу, которая размеренно покачивалась с закрытыми глазами и едва слышно что-то бормотала на непонятном языке.

   - Они кричали, - пожал плечами Демид и повернулся к Амениру, чтобы снова окунуть его в пустой взгляд героя поневоле. - Ты ведь не так прост, не правда ли?

   - Возможно, - неуверенно ответил реамант.

   Кару начало казаться, что каждый проходящий мимо человек считал своим долгом поставить его в какое-то неловкое положение, обидеть или сказать какую-нибудь малопонятную фразу. Аменир не умел быть фигурой, на которую окружающие обращают свое внимание. Он ведь просто делает то, что должен, и старается поступать правильно. Чего еще хотят от него все эти люди?

   - Тогда сделай так, чтобы их смерть не была напрасной.

   - Чья смерть?

   Вместо ответа Демид взял впавшую в транс Коваленуапу за руку и пошел вперед, оставив растерянного Аменира думать, что и кого именно имел в виду моряк. "О чем я и говорил", - вздохнул реамант. Побоявшись снова впасть в задумчивость, он прогнал лишние мысли, странным образом плодящиеся в его голове на ровном месте, и отправился следом за отрядом Комитета. Там, на западе, их всех ждала судьба, купающаяся в грязном золоте мистического сияния купола. Достаточно смелый и очень глупый поступок - мучить ожиданием столь капризную девушку.

   Аменир брел позади солдат арьергарда. Весьма опасно оставаться позади основных сил, но самому ему было все равно, а командование как будто вообще не заботила его безопасность. Шеклоз знал, что в случае чего реамант сможет себя защитить. Но остальные-то считали Кара бесполезным фокусником, который по нелепому стечению обстоятельств оказался в Комитете. Поначалу к нему еще относились с тенью уважения, пока все в невозможном лесу казалось диковинным и пугающим, а Аменир уверенно вел отряд вперед, но сейчас солдаты уже привыкли к ирреальным картинам и нужда в проводнике отпала.

   "И кто я теперь? - мучила юношу назойливая мысль. - А если они все правы? Что если я действительно никто? Но ведь мастер Этикоэл не мог ошибиться. Да, зато я могу..."

   Раздражающее сияние купола маячило где-то за деревьями, формы которых становились все более и более исковерканными, преобразившись в некое подобие живого камня. Жидкая и в то же время кристаллическая масса растекалась по непредсказуемым маршрутам - очертаниям несуществующей чащи. Даже временное расставание с корнями нисколько не вредило им. Разрастающиеся и скомкивающиеся "ветви" висели на положенном им месте, игнорируя всякие условности реального мира. Завораживающее зрелище.

   - Словно грех.

   Из какой-то невероятной пародии на тень вышел Шеклоз. Видимо, он никак не мог избавиться от старой привычки и любви к эффектным появлениям. Сейчас это выглядело весьма нелепо. Хотя, наверное, так было всегда.

   - Грех, - повторил шпион. - Красота, жажда и табу. Но этому преступлению нет названия, да и обвинять здесь некого и некому. Судим ли мы ирреальные ветры? Нет, их проступок нам неясен. Есть ли внятное определение той грани, которая находится между "нельзя" и "можно"? Как осудить непонятое? Все это похоже на грех, которому просто не место в нашем мире. Мы объявили его злом, заклеймили запретом и теперь пытаемся избавиться от него...

   "Да он свихнулся, - подумал Аменир, выслушивая Шеклоза. - Несет какой-то бред. Что, неужели настало время философской беседы? Вот прямо сейчас?"

   - У-у-у, разговорчики! - взвизгнула Тормуна, вынырнув откуда-то из-под земли. - Мелкой можно с вами?

   Присутствие тысячелетнего человека, связанного с владыкой Нгахнаре своим происхождением, больше не нагоняло на нее тоску. Вокруг и без того была достаточно гнетущая атмосфера, зловещая аура Шеклоза просто тонула в кромешном хаосе. Зато сектантка чувствовала себя в окружении безумия вполне комфортно.

   - Как ты тут оказалась? - нахмурился глава Тайной канцелярии.

   - Я тоже, - пробормотал Ачек.

   Они действительно вышли из земли. Даже привыкший к невероятному рассудок Аменира отказался воспринимать произошедшее. Оба смертепоклонника просто вышли из земли.

   Путь к куполу они продолжили вчетвером. Остальные члены отряда Комитета пропали из виду, но реамант чувствовал их как частички нормальной реальности в потоке беспорядочной энергии купола - с ними все было в порядке, они шли в нужном направлении где-то рядом, однако увидеть их никак не получалось.

   - Так что, давайте поболтаем, что ли? Ты чего дуешься! - Тормуна ткнула локтем Аменира, едва не повалив того на землю. - Как тебе погодка? Мелкая любит такие ночи. Правда, принцесса На-Резка не хочет идти на бал, приходится шить капусту. Я ее не очень сильно люблю. Нет, не принцессу, зеленую ткань не очень люблю. Она мне не к лицу, я становлюсь лягушкой в ней! Я становлюсь лягушкой? Ачек, Ачек, я становлюсь лягушкой! А-а-а, я жаба!

   - С тобой все в порядке, - успокоил сектантку По-Тоно, машинально погладив ее по спине. - Ты не жаба.

   "Уж лучше бы бредил Шеклоз", - вздохнул Аменир и с надеждой посмотрел на золотистое сияние, становящееся все ярче. Хотелось уже что-то делать, а не брести среди изуродованных деревьев в весьма сомнительной компании.

   - Ой, а ведь и правда, - Тормуна внимательно разглядывала свои руки, изумленно хлопая ресницами. - Тогда кто я? Кто я, Ачек? Мелкая теперь человек-человек? Я человек! Была лягушкой, а стала человеком! Вот такая вот хитрая история моего развития...

   - Ты молодец, - лидер смертепоклонников нежно ей улыбнулся. - Нам нужно последовать твоему примеру. Может быть, когда-нибудь и мы сможем стать людьми.

   Реамант взглянул на Ачека. Тот выглядел сосредоточенным, но довольным. Наверное, радовался, что смог послужить владыке, истребляя тех, кто, как он считал, погибли пустой смертью. Неужели именно так видел свое будущее марийский парнишка Ачек По-Тоно, когда окончил гимназию при Академии и поступил на службу в Тайную канцелярию? Вряд ли. Никакого воспаленного воображения не хватит, чтобы представить подобное.

   - Вы должны быть в авангарде, - заметил Шеклоз. - Что вы тут делаете?

   Он явно планировал о чем-то поговорить с Амениром. Смертепоклонникам, конечно, плевать на все, что не касалось замысла багрово-черного владыки Нгахнаре и великой жатвы, но привитая годами теневой службы осторожность не позволяла шпиону оставлять лишних свидетелей даже в самом незначительном деле.

   - Шли, потом как-то оказались здесь, - пожал плечами Ачек.

   - Но мы сейчас позади всех.

   - Наверное, тут подобное в порядке вещей, - сектант опять безразлично повел плечом. - Я понимаю не больше вашего. Если интересно, можете спросить Аменира.

   "Очередные потоки бессмысленной болтовни", - вздохнул реамант. До купола оставалось идти всего ничего, но у Кара абсолютно отсутствовало желание провести остаток пути, зачем-то разъясняя малознакомым с реамантией людям сложнейшие вещи. Весьма трудоемкое и бессмысленное занятие. Но и спутников Аменира тоже можно понять - все вокруг было им незнакомо и вызывало тревожные чувства. "Может быть, они отвлекутся на что-нибудь другое?.."

   Словно откликнувшись на его просьбу, чаща из растекающихся по воздуху деревьев внезапно расступилась.

   - Это...

   Аменир, Шеклоз, Ачек и Тормуна очутились на краю огромного кратера, в центре которого сиял купол. Грязно-золотистый свет отслаивался от переливающейся поверхности купола, разгоняя густой фиолетовый мрак, который спиралью закручивался вокруг жидкого сияния, а затем опускался к земле и расползался к краям кратера, наращивая ирреальные дюны из песка и темноты.

   - Это и есть купол? - наконец произнес Шеклоз.

   Реамант вскинул руку и над его ладонью повис куб. Его секции беспорядочно сменяли друг друга, а желтое свечение символов тонуло в густом воздухе.

   - Возможно, - задумчиво ответил Аменир, вернув куб на место, пока не произошло что-нибудь непредвиденное. - Здесь слишком сильные завихрения энергии ирреального, мы с равной вероятностью можем наблюдать невероятное количество оптических иллюзий, которые моментально испаряются из нашей памяти, будучи вытесненными здравым рассудком и натуральным восприятием реальности, хотя сами того не замечаем. Или же наш разум сам рисует себе подобный пейзаж, натолкнувшись на нечто такое, что мы не в силах воспринять. То, что мы видим перед собой, может отличаться от действительности, от того, что было секунду назад и что будет в следующее мгновение...

   - Не так быстро, - поморщился Ачек. - Значит, это все неправда?

   - Не знаю, - пробормотал реамант. - Одно точно - это не реальность.

   Верить зрению, обонянию, слуху и тактильным чувствам было практически невозможно. Там, на окраине гигантского кратера, присутствие купола ощущалось такими чувствами, которые никогда прежде не существовали вообще нигде и ни в каком виде. Им нет названия, их невозможно описать и даже осознать. Это было невероятно. Аменир тесно связал свою жизнь с ирреальным, но даже для него купол, кратер и все происходящее вокруг оказалось поистине непознаваемым.

   Солдаты из отряда Комитета наконец вышли из чащи и замерли в изумлении, разглядывая поразительную картину новой реальности с черно-золотым пятном по центру. Никто даже не обратил внимания, что Аменир и Шеклоз, идущие позади, оказались здесь быстрее всех.

   - Пойдем или еще немного посмотрим на штуку, которая плодит пустые смерти? - поинтересовался Ачек. - Я думал, что спасение мира - дело срочное.

   - Ой, спасение-спасение мира! - обрадовалась Тормуна. - А я-то все гадала, зачем мы сюда пришли! В мире ведь живет Мелкая, принцесса На-Резка, Ачек и еще какие-то люди! Человек, может быть, восемьдесят или даже семнадцать! Ачек, сколько людей живет в мире? А, не отвечай, будет сюрпризом. Я угадаю, я угадаю!

   - Не угадаешь. Ты таких чисел не знаешь.

   - И правда...

   Сектантка на секунду расстроилась, но в следующее мгновение вновь начала засыпать По-Тоно абсурдными вопросами, сумасшедшими догадками и, размахивая перед его лицом кинжалом с разноцветными ленточками, рассказывать о невероятных приключениях принцессы. Причем все это она делала одновременно, каким-то извращенным способом перемешивая смыслы в своих фразах, путаясь и забывая простейшие слова.

   Из леса с шумом и руганью вывалился Мирей Сил и застыл, отказываясь верить собственным глазам. Заминка была недолгой - комит колоний и бывший адмирал в одном лице оставался простоватым матросом, поэтому с легкостью отодвинул непонятные ему вещи на второй план и уверенно направился к Шеклозу, Амениру и их нечаянным спутникам. При этом он не забывал раздраженно бормотать себе под нос проклятия в адрес главы Тайной канцелярии. Для него это стало неотъемлемой частью жизни.

   - Мы пришли? - спросил Мирей и еще раз окинул взглядом панораму кратера. - Нам туда?

   - Да, но это может быть очень опасно, - ответил реамант.

   - Значит, будем стоять и ждать, пока нас прижмут идущие по нашему следу уродцы? Если вы забыли, я напомню - нас взяли в клещи порождения ветров!

   - Мы должны быть осторожны, - возразил Аменир. - Особенно сейчас, в шаге от успеха.

   - Успеха... - проворчал комит колоний. - Сейчас мы ждем непонятно чего, теряем время понапрасну, а когда нас начнут теснить монстры - вот уж когда точно не до осторожности будет.

   - Но мы понятия не имеем с чем столкнулись.

   - Не сдвинемся с места - так никогда этого и не узнаем! А ветры снесут нас и здесь, если что.

   - Нельзя рисковать людьми, бросая их против неизвестности. В итоге от этого может пострадать весь мир.

   Голос Аменира предательски дрожал, лицо юноши покраснело от волнения, но он продолжал спорить с Миреем. Шеклоз предпочел не вмешиваться и стоял немного поодаль, молча наблюдая за беснующимся комитом колоний и молодым реамантом, оробевшим от дикого напора со стороны человека, который был вдвое старше и значительно выше по положению в обществе.

   "То он уверенный в своих знаниях ученый, то сконфуженный юнец, - задумчиво хмыкнул шпион, посмотрев на Кара, и перевел внимательный взгляд на комита колоний. - А Мирей Сил мог бы сам первым спуститься в кратер и проверить - так ли там опасно, как предполагает реамант. Но нет, он не рискнет своей жизнью, пока не будет уверен, что меня настигнет заслуженная кара. То ли он безумец, то ли идеалист..."

   - Может, сначала займем очередь-очередь там внизу, а потом будете спорить? - предложила Тормуна, подскочив к Амениру и Мирею. - Вам так весело! А Мелкой скучно, Ачек во всем соглашается со мной. Или не соглашается, это неважно. Вот если бы у меня было два рта, я бы могла спорить сама с собой...

   - Какую очередь? - раздраженно сморщился комит колоний. - Что ты несешь, дурочка?

   - Ну, там у половинки светящегося шарика люди стоят в линеечку-линеечку, - пояснила сектантка, слишком активно махая рукой в сторону купола. - Очередь стоит. Все хотят посмотреть на штуку, потрогать ее, наверное...

   Теперь удивились уже все, кто слышал ее слова. Аменир напряженно вглядывался в центр кратера, но ничего там не видел. Однако в словах Аны был смысл - нельзя забывать, что она по-настоящему сумасшедшая, и искаженный мир перед ней предстает как-то иначе. Возможно, щупленькая девушка с кинжалом действительно смогла обнаружить нечто невидимое для человека в относительно здравом уме.

   - Я тоже вижу, - заявил Ачек. - Обмотанный багровой шторой мужик и толпа людей перед ним.

   - Хм, действительно, - согласился Шеклоз. - Культ Судьбы, значит. Странно, минуту назад их тут не было...

   Аменир наконец увидел их. Нет, культисты все-таки были у купола минуту назад и даже намного раньше. Никто не мог их разглядеть только потому, что местные оптические иллюзии появились из ирреального, и увидеть скрытое за ними можно было, только когда человек узнает, что именно он должен там обнаружить. Наверное, именно так работает и то странное чувство восприятия всего мира, которое возникло у реаманта при столкновении с существенно пошатнувшейся реальностью. Получается, если он захочет и будет знать, что именно ему надо увидеть, то ничто не скроется от него в настоящей действительности. Интересно, неправдоподобно и очень сложно. Но на проверку догадки сейчас нет времени.

   Но почему толпу культистов заметила только Тормуна? Ответ прост - она сумасшедшая. У нее искаженное восприятие реальности, но при столкновении с ирреальным сектантка видит его суть, игнорируя видимый эффект. Абсурд, но настоящие безумцы ближе всего подбираются к сути и настоящему облику вещей, когда все вокруг заполняет туман хаоса, в котором обычный человек практически не способен ориентироваться. Даже когда Ана впервые столкнулась с реамантией, увидев, как исчез Аменир в выделенном Академии домике в Новом Крустоке, она билась в конвульсиях, заглянув в зияющую дыру в мироздании, оставленную реамантом, а не от вида искаженного пространства. Ранкир тоже там был, но его защитило безумие Нгахнаре, поэтому он почти ничего не заметил. А что, если только сумасшедшие видят настоящий мир?

   - Сейчас не самое подходящее время для размышлений о высоких материях, - Шеклоз легонько хлопнул Кара по плечу, заметив, как тот впадает в глубокую задумчивость. - В данной ситуации промедление - это не самая правильная стратегия. Но как бы то ни было, все упирается в ваше решение, уважаемый реамант.

   - Я не собираюсь повиноваться мальчишке, - проворчал Мирей.

   - Отчего же не возьметесь скомандовать наступление? - парировал шпион.

   Комит колоний скрипнул зубами. Бросаться наобум, чтобы умереть, не убив Шеклоза, он не собирался. Но и стоять здесь - самоубийство в чистом виде. Нерешительность какого-то юнца ставило под угрозу существование мира. Впрочем, сам Мирей не слишком сильно от него отстал - он стал практически одержим своим желанием покарать главу Тайной канцелярии, даже если реальность потонет в кромешном хаосе. Обостренное чувство справедливости переросло в личное помешательство. Лишь зыбкая тень долга перед Алокрией не позволяла комиту колоний убить Мима прямо здесь и сейчас. Смерти, жертвы и лишения не должны оказаться напрасными, Комитет обязан хотя бы попытаться спасти этот порядком прогнивший мир.

   - Вас пугает груз ответственности за принятое решение, уважаемый реамант? - спросил Шеклоз.

   Его тон был очень строгим и холодным, но Амениру почему-то показалось, что в нем было нечто доброжелательное. Так шпион предлагал ему помощь?

   - Возможно, - ответил юноша. - Наверное, да. Да.

   - Но вы считаете, что нам нужно продвигаться к Куполу, однако не знаете насколько это опасно и готовы ли вы рискнуть всем, чего мы добились, хотя времени на раздумья уже не осталось, - продолжил глава Тайной канцелярии. - А еще вас несколько сбивает с толку культ Судьбы. Вы просто не понимаете, что делать со всеми этими людьми. Так?

   - Я не знаю... То есть, наверное, да.

   - Хорошо, я вас услышал, уважаемый реамант, - улыбнулся Шеклоз. - Мастер Мирей тоже не решается отправлять солдат туда, где их с огромной долей вероятности ожидает гибель. Просто вы хорошие люди и цените чужие жизни. Тогда командовать буду я. Мне уже никакая ответственность не страшна.

   Сначала Аменир хотел возразить, но промолчал. Мим был прав. Надо просто довериться ему, переложить обязательства перед миром и муки совести на него. "Какой же я все-таки трус...", - вздохнул реамант и согласно кивнул шпиону.

   - Опять... - прорычал Мирей, добавив несколько красочных ругательств, которые не оставили равнодушными даже смертепоклонников.

   Шеклоз уже отдавал указания агентам Тайной канцелярии, которые должны были быстро пройтись по рядам стоящих на краю кратера солдат Комитета и пояснить им, что именно они должны видеть и как действовать, когда услышат сигнал. Тени агентов растворились в слишком светлых тенях, хотя сейчас этого не требовалось, просто сказывалась профессиональная привычка. Через две минуты начнется сражение. Или лучше сказать - резня.

   - Они безоружны, - пробормотал Аменир, рассматривая людей у купола. - Вчерашние крестьяне, мелкие торговцы и ремесленники. Они просто отчаялись и поверили словам лжепророка Судьбы, потому что перестали доверять Комитету. Зачем их убивать, мастер Шеклоз?

   - Вы сами ответили на свой вопрос, - улыбка шпиона заблестела немного ярче. - Они отчаялись и перестали доверять Комитету.

   - Но они же люди! - возразил реамант. - Я не могу поверить, что вы сейчас думаете о политике и сохранении власти Комитета. Это на вас не похоже.

   Мирей изумленно вылупил глаза и едва не задавился смехом, рискуя лишить готовящуюся атаку эффекта неожиданности. Его мнение о Шеклозе существенно отличалось от представлений Аменира.

   - Сперва скажите мне, уважаемый реамант, слышали ли вы проповеди культа Судьбы? - поинтересовался глава Тайной канцелярии, проигнорировав комита колоний, который истерично трясся от сдерживаемого хохота.

   - Один раз. На улице в Новом Крустоке. Там был человек, назвавший себя Глашатаем, он говорил что-то бессвязное, я не вникал. Но за ним пошло много людей...

   - И люди эти не вернулись, - закончил за него Шеклоз. - Признаюсь, я обо всем этом знал, но не стал мешать им. Хотите спросить почему? Потому что отчаяние распространялось среди горожан и беженцев как чума. Если бы адепты культа Судьбы не увели за собой готовых сорваться людей, то вскоре нам было бы некого спасать. Поддавшись отчаянию, человек становится опаснее и ветров, и купола, и вообще всего ирреального. От внешней угрозы можно убежать, спрятаться, от нее можно избавиться, чем бы она ни была. Но от внутренней - никогда.

   Как всегда, Мим был очень жесток в своей правоте. Но почему же Амениру так сложно принять ее? Он ведь прекрасно понимал ход мыслей главы Тайной канцелярии, но никак не мог согласиться с ним. Опять эта проклятая разница между "правильно" и "по-человечески"...

   - Они же люди... - растерянно повторил реамант.

   Ему на миг показалось, что в глазах шпиона промелькнуло одобрение.

   - Вы видите мир совсем не так, как я, - с какой-то грустью в голосе произнес Шеклоз. - И я очень надеюсь, что вы никогда не примите мою точку зрения. Но, увы, сейчас я должен указать вам на одну неточность в вашем отчасти справедливом замечании.

   - То есть?

   - Вы сказали, что они люди, - улыбнулся глава Тайной канцелярии. - Но на самом деле они пока еще люди. Именно "пока еще". Смотрите сами...

   "Пока еще?", - Аменир не совсем понял, что имел в виду Шеклоз, но все же последовал его совету. А ведь если присмотреться, то культисты вовсе не выглядели напуганными и держали их тут явно не насильно. Зачем они так рискуют своими жизнями? Причем купол способен сотворить с человеком вещи, которые в разы ужаснее любой смерти. Неужели они действительно так сильно прониклись идеями фанатиков, вещавших якобы от имени Судьбы?

   Аменир увидел, как человек в багровых одеяниях поманил кого-то рукой. Из толпы вышла женщина в платье, которое некогда было отличительным признаком жены достаточно зажиточного ремесленника. Теперь оно все было изорвано и покрыто пятнами грязи. Судьбе ведь абсолютно не важно, в каких сшитых кусочках разноцветной ткани перед ней предстают люди, так зачем же забивать себе голову такими пустяками, как одежда?

   Глава этих культистов отошел в сторону, пропуская женщину к куполу. Она уверенно подошла к кромке беснующегося грязно-золотистого света, и в следующий миг ее наполненный болью и экстазом крик расползся по внешней оболочке купола, которая жадно впитывала в себя чувства, эмоции и мысли очередной добровольной жертвы. Сияние подхватило иссушенное тело в изорванном платье и, растерев в мелкую пыль, развеяло женщину по ветру, вьющемуся вокруг жидкого золота небольшого лучика ирреальной энергии. Так она приняла свою судьбу.

   - Пустая смерть, - прошипел Ачек, стиснув зубы от ярости и негодования. - Их остатки жизни уходят в никуда, владыка не в силах подарить им единственно истинное! Я должен освободить их ото лжи...

   Он выхватил кинжал и был готов броситься к куполу, но Шеклоз остановил его.

   - Успокойся, - голос шпиона как будто парализовал сектанта. - Через минуту мы положим конец их заблуждению. Почитаемый тобой Нгахнаре останется доволен.

   - Это неправильно, - севшим голосом произнес Аменир, отказываясь верить своим глазам. - Они действительно убивают себя. Но... это ведь еще не повод нападать на них.

   - Проблема не только в том, что они убивают себя, - вздохнул Шеклоз, явно разочаровавшись наблюдательностью юноши. - Взгляните вот туда.

   Реамант проследил за его взглядом и тут же пожалел об этом. Его глазам предстала гротескная картина, написанная рукой безумного художника, замысел которого не имел ничего общего ни с искусством, ни с человечностью, ни с настоящей реальностью...

   Трупы, гора трупов. Их изувеченные тела давали понять случайному свидетелю, что убиты они не человеком, преследующим личную выгоду в чужой смерти, и не животным, страдающим от ужасного голода, который вынудил его напасть на людей. Нет, их убило нечто, чему не место в нормальном и упорядоченном мире. Оно разрывало культистов на куски, выворачивало их наизнанку, жестоко и неумолимо расправлялось со всеми, кому не посчастливилось оказаться рядом с кошмарным порождением ирреального. Сложно даже представить анатомию существа, которое в силах разорвать человека изнутри - многие люди лежали ни земле, раскинув переломанные и частично отсутствующие конечности, а их нутро было аккуратно выворочено наружу, из-за чего они становились похожими на кровавые звездочки, которые сияли яркими лучиками размотанных внутренностей, лопнувших мышц, порванной кожи и брызг крови. А на застывших лицах трупов, если, конечно, от головы вообще что-то осталось, сияли счастливые улыбки людей, наконец-то избавившихся от своего жалкого существования в этом мире. Они были уверены, что смерть настигнет их в любом случае, так почему бы не попытать счастья в попытке умилостивить Судьбу через добровольное и скорое принятие предначертанного?.. И вот теперь их изуродованные тела слегка колыхались на потоках песка, перемешанного с фиолетовой тьмой, которая удивительным образом отслаивалась от грязно-золотого свечения купола.

   Аменир никогда прежде не видел столько мертвецов. В горле юноши встал ком, не позволяющий свободно дышать, кровь отлила от головы и во всем теле чувствовалась неестественная легкость, как при падении. Еще немного - и он потеряет сознание. "Кажется, я понял, что имел в виду мой учитель, - мелькнула одинокая мысль во внезапно опустевшей голове реаманта. - Все это время я хотел сделать наш мир лучше. А мастер Этикоэл стремился изменить его, чтобы он не был столь ужасным. И его видение лучшего мира намного ближе к реальности..."

   - Приведи его в чувство, Шеклоз, пока наш неженка совсем не откинулся, - с нескрываемым презрением проворчал Мирей. - На всякую невозможную чепуху он, значит, никак не реагирует, а при виде пары десятков трупов глазки закатил и побледнел так, словно собрался составить им компанию...

   - Я в порядке, - пробормотал Аменир. - Но что же это такое?

   - А вы еще не поняли? - Шеклоз спрятал так и не пригодившийся бинт с пахучим антисептиком. - Энергия купола ведь не только убивает, но и превращает людей в ужасных созданий. Судя по всему, здесь мы можем наблюдать последствия подобного явления.

   Нет, реамант вполне отчетливо представлял, что именно произошло у купола. Но в его голове никак не укладывалось - зачем они убивают себя, чему они радуются, какое может быть облегчение от смерти и как вообще можно позволить себе стать чудовищем, которое начнет жестоко истреблять все живое на своем пути?

   - Их надо остановить! - Аменир был готов броситься в кратер, но Шеклоз остановил его, поймав за руку.

   - Что же вы такие нетерпеливые, что вы, что ваш друг Ачек, - вздохнул шпион. - Я знаю, что их надо остановить. Именно этим мы сейчас и займемся.

   - Нет, не убить, а переубедить как-то, объяснить им глупость их действий, рассказать, наш план, что мы можем избавиться от купола! Да что угодно, зачем сразу убивать?!

   - Они для себя уже все решили и сразу же нападут на нас, когда заметят. Культисты не видят в наших словах никакого смысла, как и мы не видим его в их действиях. Вы не сможете переубедить фанатиков. Поверьте, уважаемый реамант, единственное что мы можем для них сделать - убить, пока они еще люди. Если позволить им дальше проводить идиотские ритуалы, то рано или поздно на измученном теле нашего мира появится еще один чудовищный монстр, который, скорее всего, намного превосходит обычных порождений ветров. Мы просто не можем поставить под угрозу все наше предприятие.

   - Хотят помереть - помрут, - подвел итог Мирей, раздраженно плюнув себе под ноги. - Коль решили сдаться и смириться с судьбой, могли бы просто забиться в угол в ожидании смерти и не мешаться под ногами. А так они препятствуют деятельности Комитета, то есть выступают против какой-никакой власти Алокрии, за что и должны поплатиться.

   - Но...

   Время вышло. Шеклоз пронзительно засвистел, подавая сигнал к атаке, и солдаты из отряда Комитета ловко спрыгнули в гигантский кратер, поднимая в воздух фиолетовую пыль. Агенты Тайной канцелярии устремились к толпе культистов быстрее всех и, хоть их было не так уж и много, ловко оттеснили людей от внешней оболочки купола, которая бурлила грязным золотом ирреальной энергии. Несколько людей бросились навстречу агентам, собираясь во что бы то ни стало принять предначертанное и предстать перед Судьбой, прикоснувшись к ее сияющему телу, но они падали на землю, разбрызгивая кровь из рассеченных глоток и изумленно прикрывая глубокие колотые раны в груди. На их лицах застыло изумление - они могли встретиться с Судьбой, которая была от них в нескольких шагах и манила своим ярким светом, а вместо этого почему-то так глупо умерли от простого удара кинжалом.

   Немного протрезвев от запаха пролитой крови, культисты оставили попытки прорваться к куполу. Солдаты уже окружили растерявшихся людей, лишив их последней надежды принять ту участь, которую они представляли себе. Не будет ни покаяния, ни милосердного избавления от кошмаров этого мира, ни вознаграждения за безропотное принятие предначертанного. Опять вмешался Комитет, вознамерившийся поспорить с величайшими силами вселенной, и исказил чистую судьбу. Все должно было быть иначе...

   Шеклоз, Мирей и Аменир наблюдали за всем с прежнего места на краю кратера. Немного поодаль сидел на земле Демид, охраняя лежащую рядом Коваленуапу, которая судорожно дергалась, вскрикивала и постоянно что-то бормотала во сне. Конечно, где-то в сюрреалистичной чаще скрывались оставшиеся агенты Тайной канцелярии, стоящие на страже командования, и в присутствии "героя Алокрии" здесь абсолютно никто не нуждался, но он все равно не торопился бросаться в бой. Зачем?

   - Наши солдаты оттеснили их от купола, теперь эти люди безобидны, - произнес Аменир, наблюдая за взятыми в кольцо культистами. - Они же обычные крестьяне и горожане, у них даже оружия нет. Прикажите взять их под стражу, в кровопролитии нет нужды!

   - Тогда за ними придется следить и постоянно ожидать удара в спину, - возразил Шеклоз. - Мы не можем позволить себе подобное.

   - Почему нет? Они все сами поймут, когда увидят, как мы избавим мир от купола.

   - Нет, не поймут, - глава Тайной канцелярии кивнул в сторону изувеченных трупов. - Вы ведь видели их лица, уважаемый реамант. Это фанатики, которые думали, что предстали перед сияющей золотом Судьбой. А мы собираемся уничтожить их милостивую госпожу.

   Солдаты Комитета сомкнули ряды и двинулись на беззащитных культистов. Получилось немного неловко, все же в отряд входили простые ополченцы, бывшие бандиты и городская стража, которые имели весьма смутные представления о тактике в настоящем бою, хотя стычки с фармагулами многому их научили.

   - Фанатики никогда не отступят от своих убеждений. На то они и фанатики, - монотонно продолжил пояснять Шеклоз. - Мы в их глазах останемся злом, покусившимся на святое. Для них Комитет - враг. Предлагаете взять их под стражу, чтобы они не напали на нас и не мешали в уничтожении купола? Не получится.

   Первые культисты упали на землю с ужасными ранами на ничем не защищенных телах. Из-за вибраций густого воздуха крики людей приобретали душераздирающее эхо, дробящееся и дребезжащее в столкновениях с самим собой. Несколько приверженцев Судьбы бросились прорываться через окружение с жуткими воплями отчаяния и бессильной ярости, но в следующий миг они уже лежали под ногами солдат Комитета, мощными толчками выплескивая кровь из наполовину рассеченных тел. Оружие городской стражи Нового Крустока было сделано из дрянной стали, да и следили за ним не очень добросовестно, но ведь на культистах не было абсолютно никакой брони. Это не сражение, а настоящая бойня.

   - Они нападут на нас с голыми руками, будут выдавливать глаза и зубами вгрызаться в шеи наших людей. И нам все равно придется их всех убить, - Шеклоз говорил негромко, но почему-то его голос был отчетливо слышен сквозь многократно повторяющиеся предсмертные крики. - Поэтому мы должны именно сейчас избавиться от угрозы нападения со спины. К тому же мы не располагаем должным количеством солдат, чтобы и культистов пленить, и защитить нас от порождений ветров. Вы ведь помните, что по нашему следу идет целая армия чудовищ?

   И снова он был прав. Трижды проклятый Шеклоз Мим, жестокий убийца и беспринципный интриган почему-то всегда принимал самые верные решения, которые как нельзя точно отвечали текущему положению дел. Как такое вообще возможно? Зло не может привести к всеобщему благу! "А зло ли?..", - мелькнула одинокая мысль в голове Аменира. Юный реамант не мог ничего сказать, он неподвижно стоял и с каким-то пугающим безразличием следил за кровавой резней в кратере. Апатия накатила на него внезапно и подмяла под себя тревожные чувства и противоречивое ощущение неприятия бесчеловечной правильности происходящего. Кар так стремился изнутри познать ткань мироздания, а оказалось, что настоящая реальность таит в себе гораздо больше тайн, которые он практически не способен разгадать.

   - Вы ничего не хотите мне сказать?

   Похоже, что для Шеклоза это стало доброй традицией - в который раз уже его дружелюбно холодный голос вырывал Аменира из мрака глубокой задумчивости, погрузившей разум юноши в беспокойный сон.

   - Мы должны избавить этот мир от купола, - ответил реамант, мельком глянув на солдат Комитета, которые старательно искали не залитую кровью одежду на убитых крестьянах и горожанах, чтобы обтереть оружие. - Избавить мир от купола. Больше мне нечего сказать вам.

   Ответ удовлетворил Шеклоза не полностью. Он видел людей насквозь и прекрасно знал, что за буря бушует в душе Аменира. Но шпион лишь улыбнулся и ловко спрыгнул в кратер.

   - Если что-то делаешь, то делай до конца, - буркнул Мирей и поспешил за Мимом, подняв в воздух целое облако теневой пыли.

   Вскоре и Демид последовал за ними, неловко обхватив единственной рукой находящуюся в полубреду Коваленуапу, чтобы помочь девушке добраться до купола. Сможет ли она в подобном состоянии справиться со своей ролью - непонятно.

   Вздохнув, Аменир посмотрел по сторонам и зачем-то высвободил из ладони куб реамантии. Смешанные с тьмой песчинки тут же завертелись вокруг сияющих символов, и их ровное желтое сияние приобрело грязно-золотой оттенок, конвульсивно переливающийся в прослойке между реальным и ирреальным пространствами...

   Реамант помотал головой, прогоняя наваждение, убрал куб и осторожно спустился в кратер. Сейчас не самое лучшее время для размышлений над заведомо непознаваемыми вещами. Комитету предстоит сражение с куполом, которое определит будущее всего мира. Лучшего мира? Нет, хотя бы просто не такого ужасного мира.***

   При ближайшем рассмотрении купол показался Амениру чем-то очень знакомым, что само по себе было абсурдно, ведь в мире не имелось ничего схожего со столь безумными потоками ирреального. Если бы нечто подобное существовало, то сама реальность давно бы перестала быть реальной. Недоуменно покачав головой, реамант еще раз прошелся взад-вперед вдоль восточной стороны купола, без какой-либо определенной цели разглядывая поразительные разводы на его внешней оболочке, которые рождались из поднимаемой с земли темной пыли и яркого золотистого сияния. Удивительное и по-своему прекрасное явление, но, увы, смертоносное.

   "Изучить бы...", - меланхолично подумал Аменир. Он едва машинально не прикоснулся к бурлящему грязному золоту, но вовремя одумался и одернул руку. Когда-нибудь задумчивость его точно убьет.

   К гудению воздуха все уже привыкли, но почему-то при разговоре никто не мог расслышать свой собственный голос, а одежда периодически становилась то тяжелее, то легче, то вообще норовила разойтись по швам и распуститься на ниточки, хотя потом возвращалась в привычное состояние. Нечто аналогичное происходило и с человеческими телами, но никаких последствий для здоровья не наблюдалось. В целом, если забыть, что в любой момент купол может вспыхнуть ирреальной энергией и моментально развеять людей по ветру, люди чувствовали себя в кратере вполне сносно, легко справляясь с небольшими недомоганиями. Хотя сложно назвать простым дискомфортом внезапно разматывающиеся на мелкие волокна части тела, которые только несколько секунд спустя вновь собирались в руки, ноги, головы и прочее. Но в итоге все вставало на свои места, а люди, разучившиеся удивляться и бояться, спокойно продолжали заниматься своими делами.

   Нехватка времени никогда не ощущалась столь остро. Но любая попытка как-то ускорить ход событий была обречена на провал. Теперь все зависело от Коваленуапы Мадзунту, которая стояла на коленях и пыталась заговорить с духами. Девушка все так же пребывала в трансе - она изо всех сил старалась сохранить связь с духами, которая становилась все слабее и слабее по мере приближения к куполу. Дикарка так долго прислушивалась к шелесту Кроны, что и сама частично перешагнула за грань реального мира и присоединилась к хороводу духов. Сможет ли она когда-нибудь стать прежней - сложный вопрос. Но Коваленуапа им и не задавалась, когда решилась на крайние меры, ведь все лишения, страдания и жертвы людей вели ее именно к этому моменту. Ничто не должно оказаться напрасным.

   - И долго она так будет сидеть? У нее вообще что-нибудь получается? - Мирей раздраженно ходил по кругу, пиная фиолетовую пыль. - Шеклоз, все идет по твоему плану? Мы хоть немного приблизились к успеху?

   - Не волнуйтесь, уважаемый комит колоний, все будет хорошо, - спокойно ответил глава Тайной канцелярии. - Ей нужно еще немного времени.

   Неуверенности в его голосе не было. Но и уверенности тоже...

   - А что потом? Потом-то ты избавишься от купола или что произойдет?

   - Извините, но я не вижу смысла объяснять вещи, которые сам не до конца понимаю, - улыбнулся Шеклоз. - Нгахнаре рассказал мне, что я должен сделать. И мне кажется, что он знал, о чем говорил.

   - Верить божку смертепоклонников... - скривился бывший адмирал. - Он просто хочет нас всех прикончить.

   - Хочет, - согласился шпион. - Но только без купола, иначе его собственное существование окажется под угрозой. Пустые смерти... впрочем, на эту тему можете пообщаться с Ачеком По-Тоно, если вам так интересно.

   Лидер уничтоженной секты стоял неподалеку и задумчиво смотрел на свежую кучу трупов культистов, размышляя, стоит ли ему соорудить живой алтарь во славу Нгахнаре. Но от своей затеи ему пришлось отказаться - сам он никогда не возводил кошмарную конструкцию из частей человеческих тел, и его убогая скульптура могла стать оскорблением владыке. А отвлекать Тормуну ему очень не хотелось - щуплая девчушка беззаботно и весело играла с разноцветными ленточками на кинжале, размахивая ими в густом воздухе. Странная природа кратера не позволяла ткани упасть на землю, а завихрения случайных ветров превращали ленты в замысловатую филигрань, что приводило Ану в настоящий восторг. Кажется, она была счастлива. Безумна и счастлива.

   Мирей Сил презрительно скривился и отвернулся от смертепоклонников. В одной компании с маньяками, психопатами, предателями и дикаркой. Когда он успел так опуститься? А проклятый Шеклоз еще и поговорить с ними предложил.

   - Еще чего. Не собираюсь выслушивать фанатичный лепет сектанта. И твой бред тоже. Лучше займись делом. Сходи, что ли, пни... - комит колоний осекся, встретив мрачный взгляд Демида, молчаливо сидящего рядом с Коваленуапой. - То есть поторопи дикарку.

   - Боюсь, что сейчас мы ничего не можем предпринять, чтобы как-то ускорить... процесс, - шпион беспомощно развел руками. - Нам остается только ждать.

   И только Мим договорил, как из окружающей кратер чащи вышли уродливые чудовища. Медленно и неуклюже спускаясь вниз, они постоянно падали, поднимая в воздух облака песчаной темноты, натыкались друг на друга и с мученическими стонами начинали рвать когтями плоть своих товарищей по несчастью, грызть ее зубами, протыкать шипами и извергать струи едкой кислоты. Но даже так порождения ветров продолжали двигаться к кучке людей, вторгшихся в их прекрасное кошмарное королевство.

   - Оборону, занять оборону! - скомандовал Мирей. - Не подпускать их сюда! Защищайте Ковурале... Калован... Защищайте дикарку!

   Но растерявшиеся солдаты даже не успели встать в строй, когда шустрые пузатые твари на длинных тонких ногах подбежали с левого фланга. Несмотря на свои неправильные пропорции, они были заметно ловчее своих собратьев и, как оказалось, намного смертоноснее. Их растянутые лапы, сгибающиеся минимум в четырех местах, оканчивались какими-то заостренными костями, с которых слезла вся плоть, или то была ороговевшая до невероятной жесткости кожа. Недостаточно расторопные члены отряда Комитета смогли на себе почувствовать силу и скорость уродцев с конечностями-лезвиями. Отсеченные головы и обрывки тел подлетали в воздух, разбрызгивая веера крови. Твари наносили размашистые удары своими кривыми лапами, потроша людей и калеча других чудовищ. Кажется, они и сами испытывали дикую боль - порождения ветров стенали, нечленораздельные слова вырывались из их искривленных ртов, которые провалами зияли на оплавленных головах, сползших на бугристые спины, бока и животы. Но они продолжали рвать и кромсать все живое на своем пути и рвались в бой, даже когда падали в фиолетовую пыль расчлененными грудами ирреального мяса.

   Завязалось сражение. Прорвавшиеся с левого фланга чудовища наткнулись на ожесточенное сопротивление бывших головорезов Синдиката, которые все равно были неспособны к строевому бою. Бандиты, жаждущие прощения прошлых прегрешений, прекрасно с ними расправились - так уж вышло, что в ловкости и скорости они оказались примерно равны. Без жертв не обошлось, но брешь в обороне все же удалось прикрыть.

   Основная же масса кошмарных тварей навалилась на ряды городской стражи и ополчения по центру. Луки и арбалеты оказались совершенно бесполезным оружием против чудовищ, стрелы и болты не причиняли им никакого видимого вреда. Их анатомия практически не имела ничего общего с человеческой и вообще была далека от всего, что существовало в настоящей реальности. Но стрелки не остались в стороне, они выхватили короткие мечи и бросились на противника. Убить ирреальных монстров невозможно, но зато можно лишить их возможности двигаться, отрубив что-нибудь важное. К сожалению, не всегда удавалось сразу понять, как одолеть чудовище и не умереть самому.

   У купола разгорелась неистовая неразбериха боя. Солдаты Комитета умирали один за другим, но на их место тут же вставал новый человек, едва не поскальзываясь на окровавленных телах своих предшественников. А порубленные на куски твари валялись в грязи, образовавшейся от смеси крови, слизи и темной пыли, они дергались и пытались забрать еще чью-нибудь жизнь, воя от невероятных мучений, которых никогда ранее не видел даже этот жестокий мир.

   Аменир стоял позади и беспокойно наблюдал за боем, трясясь от волнения и страха. Он то и дело высвобождал куб реамантии, но тут же убирал его обратно в ладонь. Сейчас юноша ничем не мог помочь Комитету, все происходило слишком быстро и непонятно для него. Если бы он попытался исказить реальность, чтобы как-то избавиться от чудовищ, то возникала вероятность задеть и людей. Конечно, он мог бы попытаться сделать нечто, что способно и солдат уберечь от опасности, и порождений ирреальных ветров изгнать куда-нибудь в никуда. Но из-за нервозности, неуверенности в себе и шока от ужасной картины сражения Аменир не решался что-либо предпринять, не мог ничего придумать и даже пошевелиться. Он только постоянно высвобождал куб и сразу же убирал, высвобождал и убирал...

   - Боишься? - как-то слишком спокойно спросил реаманта Демид.

   Бывший первый помощник капитана Кристофа ни на шаг не отошел от Коваленуапы. Дикарка продолжала бредить и конвульсивно дергаться в трансе, но никаких результатов пока заметно не было. А тем временем солдаты Комитета гибли, защищая ее. Впрочем, они умирали совсем не ради нее, а ради всего мира.

   - А вы не боитесь? - севшим голосом поинтересовался Аменир.

   - Да как тебе сказать...

   На этой фразе Демид замолчал, и реамант снова начал следить за боем, ожидая хоть какую-нибудь возможность для использования своих способностей. Таким образом Кар заставлял себя думать, что он не бесполезен. Увы, ситуация настаивала на обратном.

   В этот момент через ряды солдат прорвалось бесформенное чудовище. Бугристое месиво из плоти на трех отростках-ногах было сплошь покрыто огромными порами, из которых сочилась зеленоватая слизь и изредка выскакивали жгутики, распрыскивающие эту жидкость по сторонам. Малейшая капля токсичного выделения монстра разъедала одежду и легкие доспехи, оставляя на теле человека жуткий пузырящийся ожог, но хуже всего пришлось тем, кому кислота попала на лицо и в глаза. Так уродливое создание и смогло пройти сквозь строй отряда Комитета, оставив позади себя вопящих людей, у которых живьем сходила плоть с обугливающихся костей. Оторопевший Аменир следил за приближающимся чудовищем. Куб висел у него над ладонью, но реамант был как будто парализован. И тут юноша осознал одну простую истину - это не реамантия бесполезна, это он, Аменир Кар, бесполезен...

   - Ладно. В бой вступает герой Алокрии, - прокряхтел Демид, поднимаясь на ноги.

   В его голосе прозвучала издевка. В одной короткой фразе фасилиец смог язвительно посмеяться над своей судьбой, над Комитетом и над всей Алокрией, героем которой он стал по абсолютно нелепому стечению обстоятельств и только потому, что остался жив. Выжить, чтобы умереть немного позже - очень сомнительный героизм. А уж в своей гибели бывший моряк не сомневался - боец из него был весьма посредственный.

   Однако Демид не успел сразиться с монстром и, как полагается герою, доблестно пасть в бою. На пути урода выросла фигура Мирея Сила, который с полуторным мечом наперевес бросился на врага, разразившись такой руганью, что даже мертвецы покраснели бы со стыда, если бы услышали его. Из пор твари вылезли жгутики и выпрыснули в сторону нападающего зеленоватую жидкость, но ее было как-то слишком мало, да и попавшие на комита колоний капли не причинили особого вреда - наверное, вся смертоносная слизь ушла на прорыв строя солдат. В следующий миг Мирей точным ударом отсек чудовищу одну из ног, а затем тут же подрубил вторую. Месиво из плоти рухнуло на землю, подняв в воздух облако фиолетово-черной пыли. Жгутики, высунувшиеся из сужающихся и расширяющихся пор, извивались и противно пищали. Кажется, это существо потеряло возможность передвигаться, но разбрызгивать яд все еще могло...

   - Эй, вы! - Мирей подозвал двух бывших головорезов Синдиката, только что добивших какую-то длинноногую тварь на левом фланге. - Оттащите эту кучу мяса куда-нибудь подальше. Только руками не касайтесь ее! И побыстрее, пока она опять плеваться не начала!

   "Вот это решимость, - судорожно выдохнул Аменир, снова убрав куб реамантии обратно в ладонь. - Жаль, что он не на стороне Шеклоза. Но если взглянуть немного с другого ракурса, то мастер Сил действует только в интересах Алокрии... Ох, опять ведь запутаюсь. Лучше не думать об этом лишний раз".

   Отдав приказ, комит колоний бросился закрывать брешь в обороне, которую пробило пористое существо, и вскоре его стало невозможно различить в кровавой суматохе живых и мертвых солдат, облаках темной пыли и мельтешении гротескных чудовищ. Подозванные им бандиты подошли к бугристому месиву сваленного Миреем монстра и деловито вонзили в изуродованную плоть лезвия топоров. Подцепив таким образом тварь, верещащую десятками ртов на тонких жгутиках, они потащили ее в сторону кучи других порубленных на куски порождений ветров.

   - Ну, ладно, - пробормотал Демид и спокойной сел подле Коваленуапы.

   Дикарка по-прежнему находилась в трансе, но ее поведение несколько изменилось. Девушку лихорадило, ее тело сводили внезапные судороги, и она, кажется, перестала дышать, хотя продолжала шептать что-то на своем малопонятном языке. Амениру даже казалось, что ее лицо как-то менялось, но слишком часто и очень незначительно, поэтому он никак не мог уловить в нем разницу. Определенно, приближалась кульминация борьбы с куполом.

   Тем временем сражение с чудовищами перешло в новую фазу. Как только кошмарных созданий стало меньше, они перестали мешать друг другу и наконец-то смогли излить свой мучительный гнев на уставших и израненных людей. Сомнительная победа отряда Комитета неспешно загнивала и превращалась в сокрушительное поражение. Зыбкая надежда пока еще не угасла окончательно лишь по той причине, что поток монстров, вываливающихся из чащи и спускающихся в кратер, постепенно иссякал.

   - А где Шеклоз? - спохватился Аменир, в очередной раз машинально высвободив куб.

   - Что? - лениво переспросил Демид.

   Кажется, фасилиец успел даже задремать. Хотя при каждом судорожном движении Коваленуапы он открывал глаза и смотрел на дикарку, ведь в любой момент ей могла понадобиться его помощь. Чем простой моряк мог помочь Мадзунту? Ничем. Но это еще не повод сдаваться. Демид хотел уберечь ее от любой угрозы, и дело тут даже не в спасении Алокрии или всего мира. Просто в его жизни осталась только она - бронзовокожая девушка, которая несколько раз спасла фасилийцу жизнь и единожды отрезала ему руку. Коваленуапа из племени Наджуза должна была стать тем терпким осадком в последнем глотке отравленного вина. Но покончить с собой ему так и не дали. А жаль... "С другой стороны, было бы неплохо, если бы их смерти оказались ненапрасными...", - меланхолично подумал Демид, выводя пальцем разнообразные фигуры на темно-фиолетовом песке.

   - Шеклоз. Где он? - повторил Аменир.

   - Не знаю.

   Но моряк все же поднял голову и с очевидным безразличием окинул взглядом ряды солдат, которые умирали, сражаясь за спасение своих семей, страны и всего мира, в то время как он сидел рядом с дикаркой и пытался что-то изобразить на слое пыли, смешанной с ночным мраком, дневной тенью и беспросветной бездной океана. Демид должен был утонуть тринадцать лет назад у южных берегов Алокрии...

   - Вон он. Справа, - пробормотал фасилиец, небрежно кивнув в нужном направлении, и вернулся к своему бессмысленному занятию.

   Глаза не подвели опытного матроса - в указанной стороне Аменир действительно увидел Шеклоза, который ловко орудовал клинком, расправляясь с мелкими уродцами, хотя большую часть времени шпион все же предпочитал находиться в относительно безопасном месте. Все-таки до своих лет он дожил не потому, что проявлял героизм и самоотверженность в бою, а как раз наоборот. Впрочем, это совсем не делало его трусом или обузой, Мим постоянно находился в движении и оказывался в нужном месте в нужное время. Весьма вероятно, что правый фланг столь успешно сдерживал натиск чудовищ только благодаря ему.

   Как раз в тот момент, когда Аменир следил за Шеклозом, мелькающим среди солдат Комитета, откуда-то из облака фиолетовой пыли вышло создание с гигантскими руками, на которых каждый палец был размером с ногу взрослого мужчины, хотя само тело чудовища выглядело относительно небольшим. Несмотря на непропорциональность, тварь проворно замахнулась обоими кулаками и нанесла сокрушительный удар сверху вниз. Один солдат успел отскочить в сторону и ему всего лишь раздробило левую ногу, но два его соратника погибли на месте - у первого лопнул череп, обдав окружающих брызгами крови и мозгового вещества, второй же угодил под огромные руки-молоты практически целиком, и его тело с хрустом смялось в бесформенную кровоточащую груду с торчащими наружу обломками костей. Тварь обладала поистине невероятной силой и скоростью, что абсолютно не соответствовало ее искаженной физиологии. Впрочем, судить о порождениях ирреальных ветров по внешнему виду - пустая затея.

   Аменир понял, что сейчас состоится очередной прорыв обороны. Однако его ожидания все же не оправдались. Тварь успела атаковать еще один раз, покалечив двух человек, которые не смогли уйти в сторону из-за плотного строя, но во время следующего замаха перед ней внезапно вырос сам Шеклоз. Чудовище было очень быстрым, но глава Тайной канцелярии превзошел его. Серией стремительных ударов коротким клинком в место соединения гигантских рук и тела шпион перерезал нечто необходимое для движения, и чудовище стало заложником собственных кулаков, которые упали назад него, так и оставив последний замах незавершенным. Оглядевшись по сторонам, Мим убедился, что сейчас ему ничто не угрожает, и принялся методично вырезать обездвиженному порождению ветров голову, напоминающую какой-то бугристый нарост с заплывшими глазами и сползшими набок носом и ртом.

   Конечно, для многих ирреальных созданий такие условности, как наличие или отсутствие головы, зачастую никак не сказывались на том подобии жизни, которое им даровал купол, но все же осторожность лишней не бывает. Способ борьбы с монстрами был предельно прост, но в то же время смертельно опасен: если у твари есть конечности - отсекай и подрубай, если имеются глаза - выкалывай, свисает раздутый живот - вскрывай, где-то на теле прилипла голова или что-то похожее на нее - руби, круши, сворачивай. В идеале чудовищ стоило расчленять на мелкие кусочки или хотя бы разрубать пополам, благо их тела были почему-то очень податливы даже такой дрянной стали, из какой ковали оружие для городской стражи Нового Крустока.

   "Мастеру Шеклозу нельзя так рисковать своей жизнью, на нем держится весь план по уничтожению купола...", - подумал Аменир, хотя особого беспокойства за шпиона юноша не испытывал - Мим уже доказал, что убить его не так-то просто, недаром он занимал должность главы Тайной канцелярии. К слову, агенты Шеклоза тоже не теряли времени даром. Но сейчас на поле боя мелькали тени лишь тех из них, кто изначально шел в западном авангарде отряда Комитета - общим счетом шестеро человек, считая двух смертепоклонников. Агенты, прикрывавшие всю дорогу основные силы с севера и юга, так и не показались. Скорее всего, они сдерживали потоки чудовищ, сражаясь с ними в ирреальной чаще вокруг купола, готовые до конца своей жизни следовать приказу главы Тайной канцелярии. Мим умел выбирать людей.

   Несмотря на то, что Ачек, будучи лидером секты, больше привык повелевать другими приспешниками Нгахнаре, он все же не растерял боевую сноровку и ловко орудовал кинжалом, внося свой вклад в избавление от пустых смертей. В конце концов, багрово-черный владыка желал именно этого - единственно истинное должно быть очищено от мерзкой скверны. Поэтому По-Тоно рассекал изуродованную плоть, рубил оплавленные шеи, когтистые лапы и шипастые отростки, кромсал на мелкие кусочки вывороченные наружу органы, которые вряд ли выполняли какие-либо функции в телах чудовищ. Иными словами, он пытался даровать заслуженную погибель несчастным людям, которые не смогли обрести священную смерть и обратились в уродливые экспонаты самого кошмарного анатомического театра в мире.

   Уму непостижимо, какие ужасы способен оживить загадочный купол, вторгшийся в реальность. Да, мир никогда не был идеален, для многих он вообще оборачивался настоящим адом, но ведь всему был предел. Однако ирреальные ветры стерли все возможные границы и породили хаос, который размывал реальность и мелкими песчинками уносил ее в бурлящую бездну. Аменир видел это и чувствовал. Безобразные существа, невозможные смерти, изуродованная природа, искаженное пространство - скоро от всего настоящего останутся лишь жалкие огрызки, обмылки, щепки и обрывки. Мечты о лучшем мире осыпались прахом, медленно оседающим на темно-фиолетовую пыль под ногами реаманта.

   - Чего стоишь тут грустный-грустный, а?

   Кар вздрогнул от неожиданности, услышав бодрый голос Тормуны, которая стояла у него за спиной и с любопытством рассматривала куб из-за плеча реаманта. А он даже не заметил, как опять зачем-то высвободил его из ладони.

   - Что ты здесь делаешь? - спросил Аменир. - Ты разве не должна быть рядом с Ачеком?

   - С ним скучно, - сектантка обиженно надула губки. - Он меня постоянно оберегает, туда, мол, не ходи, сюда не ходи, стой тут, бей того... Мелкой надоело. Сам, небось, от пустых смертей избавляется, а мне не дает! И ведь даже на доводы принцессы не обратил внимания! А она марийка, понимаешь? Марийка! И он мариец. Они поженятся и у них будут дети. А он меня не пускает драться с уродцами-уродцами!

   - Просто Ачек заботится о тебе. Видимо, ты ему очень дорога, - смущенно пробормотал реамант.

   - Дорога-а-а? - задумчиво протянула Тормуна. - Насколько дорога, если деньгами? Нет, я в деньгах ничего не понимаю... В шагах! Насколько я ему дорога, если мерить шагами?

   Юноша задумался над ее словами. Он прекрасно понимал, что диалог получался каким-то очень странным, постепенно перерастающим в размеренный бред. А если вспомнить, что позади них ирреальной энергией полыхал купол, а впереди смешались в кровавой неразберихе люди, чудовища и мертвецы, то беседа реаманта и смертепоклонницы становилась слишком... какой? Аменир так и не смог придумать подходящее определение или просто не хотел вникать в ситуацию. Честно говоря, в разговоре с Аной он тоже не находил никакого смысла, но все же зачем-то ответил:

   - Двадцать... три.

   - Двадцать три шага? Это много-много? Мелкой хватит на жизнь? Принцесса На-Резка будет жить в достатке?

   - Наверное.

   - Решено! - заявила щуплая сектантка и воодушевленно взмахнула кинжалом, едва не распоров Амениру бок. - Я продам себя Ачеку, а потом ограблю Мелкую и выкуплюсь! Ой, что-то не так... Я продам Ачека и выкуплю у себя Мелкую, чтобы продать... Нет, опять...

   В дребезжащем воздухе пронеслось эхо истошного вопля, явно принадлежащего человеку. Крики ужаса, яростные возгласы, стоны раненых и хрип умирающих доносился со всех сторон, но конкретно в этом случае было что-то особенное - Аменир понял, что вопля еще не было, хотя он прекрасно его слышал. Похоже, ирреальное сводило его с ума. Быть может, тогда он сможет на равных пообщаться с Тормуной...

   - Скажи, Аменир... Тебя ведь Амениром зовут?

   В голосе сектантки что-то изменилось. И внешне она стала выглядеть намного старше, когда с ее лица исчезла широкая улыбка, а безумный блеск в глазах померк. "Она так несчастна...", - подумал реамант, проникшись к ней малопонятной ему симпатией.

   - Да, - спохватившись, ответил он.

   Тормуна очень сильно хотела что-то спросить у него, но продолжала молчать, все глубже погружаясь в редкое для нее настоящее чувство - печаль. Наконец она спокойно улыбнулась и негромко сказала:

   - Ничего. Так, глупость какая-то в голову пришла. Не обращай внимания.

   В следующее мгновение Ана стремительно побежала в самую гущу схватки, оставив недоумевающего Аменира позади.

   - Девочка просто беспокоится за того парня, с которым они постоянно вместе ходят, - меланхолично произнес Демид, до сих пор сидящий рядом с Коваленуапой. - Она хотела спросить тебя, справитесь ли вы с куполом. От этого ведь зависят и их жизни.

   - С чего вы так решили?

   - Не знаю, - лениво пожал плечами фасилиец.

   Несмотря на подобное объяснение, у Аменира почему-то совершенно не возникло сомнений в словах моряка. Но тогда почему Тормуна убежала? Неужели реальный мир для этой щупленькой девчушки так ужасен, что она боится всего связанного с ним? В том числе и своих последних настоящих чувств - печали и... любви.

   "О чем я, вообще, думаю?", - Аменир нервно бегал глазами по спинам солдат Комитета. Они то и дело исчезали из виду, падали в потяжелевшую от крови пыль, сминались под уродливой массой наседающих со всех сторон чудовищ, но места павших бойцов тут же занимали их товарищи по оружию, которые продолжали сражаться с монстрами, стоя прямо на истерзанных телах своих соратников. Реамант вспомнил старую присказку, употребляемую всеми алокрийцами по любому поводу и даже без него - просто каждый вкладывал в нее свой собственный смысл.

   - Не время для любви... - пробормотал Аменир, прислушиваясь к отзвукам боя в дребезжащем пространстве кратера.

   Постоянный шум сводил с ума, сдавливал голову, выталкивал окутанные жаром глаза наружу и изливался потоками крови из носа. Его источник невозможно было обнаружить - он шел одновременно отовсюду. Парадоксально, но нечленораздельное стенание чудовищ, лязг железа, крики раненых и хриплое дыхание умирающих позволяли отдохнуть от гнетущих вибраций, разлитых в воздухе вокруг купола. Однако сражение постепенно затихало, и теперь уже почти ничто не мешало ирреальному шуму протискиваться в человеческие головы и скомкивать рассудок невыносимым давлением.

   Но все-таки битва подходила к концу, а это не могло не радовать. Откуда-то из центра кровавой суматохи послышался зычный голос Мирея:

   - С флангов, обходите с флангов! Окружайте их!

   Солдаты беспрекословно повиновались приказу комита колоний. Аменир только сейчас заметил, как размывалась граница между чудовищем и человеком. Люди вынуждены были погрузиться в безумный хаос, и теперь в них осталось слишком мало человеческого, они практически не могли мыслить самостоятельно и утратили способность чувствовать. Не осталось индивидуумов, они слились воедино. Отряд Комитета стал одним организмом, который повиновался приказам свыше. Никто не задавал лишних вопросов - не было никакого смысла в знании и понимании ситуации. Сейчас все предельно просто - они делали то, что должны, и это давало шанс на выживание всего человечества. Кто в таком положении будет думать о чем-то другом?..

   Взятые в окружение твари опять начали натыкаться друг на друга. Они всегда плохо определялись с выбором противника, с одинаковым неистовством набрасываясь и на своих, и на чужих. Способны ли они были почувствовать неизбежность своей смерти в окружении или же инстинкт самосохранения был также унесен ветрами купола, но чудовища пришли в бешенство и с утроенным рвением принялись беспорядочно размахивать когтистыми лапами, вонзать зубы во все, что попадалось им на глаза, если они у них еще имелись, и выбрасывать из тела шипы, разрывающие даже их собственную плоть, когда натыкались на кого-то в своей слепой агонии загнанной в угол жертвы. Они сами прекрасно калечили себя и падали один за другим на землю, потеряв всякую возможность как-то навредить людям.

   - Добить их, - приказал Мирей, решив покончить с этим безумием.

   Кольцо окружения неумолимо сужалось, оставляя за своими границами изрубленные тела порождений ирреальных ветров. Поразительно, сколь уязвимы на самом деле были чудовища, оставаясь при этом невероятно смертоносными созданиями...

   Через несколько минут единый организм отряда Комитета рассыпался на три небольшие группы солдат. Одни из них бродили по полю боя и деловито расчленяли монстров, которые даже будучи четвертованными пытались вонзить гнилые пеньки зубов в ногу проходящего мимо человека. Другие же сидели на земле и смотрели в слишком плотную пустоту перед собой, надеясь, что мыслей в голове так и не появится. Они прекрасно понимали - если начать думать, то можно сойти с ума. Третьи же стояли и внимательно всматривались в чащу на окраине кратера, сжимая побелевшими от напряжения пальцами рукояти порядком затупившихся мечей. Весьма вероятно, что вскоре нападение повторится. И Мирей думал точно так же.

   - Тварей было не так много, как докладывали твои ребята, - произнес комит колоний, обращаясь к Шеклозу. - Кстати, они могли бы и предупредить об этой атаке. Разве агенты Тайной канцелярии сейчас не несут дозор в лесу?

   - Очевидно же, что они уже давно мертвы, - небрежно ответил шпион.

   У Мима было несколько ранений, но повязки он наложил только на пару глубоких порезов, уделив чуть больше внимания болтающемуся на коже куску плоти, который какое-то чудовище практически вырвало из его плеча. Обычный человек явно обеспокоился бы подобным своим состоянием, но не Шеклоз. Игнорируя небольшие, но кровоточащие рваные раны, глава Тайной канцелярии спокойно стоял рядом с дикаркой и следил за ее загадочными движениями в глубоком трансе. Он уже чувствовал...

   - Скоро будет новое нападение, - уверенно произнес Мирей.

   Сказав это, комит колоний нервно плюнул себе под ноги. Что-то он зачастил с дурными манерами.

   - Будет, - подтвердил Шеклоз. - Те, с кем мы только что расправились, были всего лишь самыми быстрыми из них. А наиболее медленные и самые опасные только подходят.

   - Нам не одолеть их, - бывший адмирал даже не стал понижать голос, ведь все и так знали, что пережить вторую атаку невозможно. - Ты видел, что осталось от отряда Комитета?

   - Как-то не заострял на этом внимание.

   - Так посмотри!

   Вздохнув, Шеклоз все же оторвал от Коваленуапы взгляд и с какой-то ленцой обвел глазами поле боя. Зрелище открывалось поистине ужасающее и не могло оставить равнодушным никого, но шпион почему-то был твердо уверен, что в его утраченных воспоминаниях покрывались пылью забвения такие картины, которые таили в себе куда более кошмарные эпизоды из жизней других Шеклозов. Или же он просто заставлял себя так думать, оправдывая свое безразличие к малым жертвам ради всеобщего блага. Ни слова не сказав Мирею, глава Тайной канцелярии вернулся к наблюдению за дикаркой. Уже совсем скоро...

   - Тварь, - прорычал комит колоний, не дождавшись какой-либо реакции. - Несчастные люди, угодившие под порывы ветров купола, стали уродами внешне, но ты в разы уродливее их! Ты весь прогнил изнутри, Шеклоз. О, какая же ты мразь. Я убью тебя, клянусь, я убью тебя.

   Аменир слышал их диалог с самого начала, но когда изо рта Сила полились проклятья и самая грязная ругань, юноша отошел немного в сторону, позволяя вибрирующему воздуху заглушить не самые изящные фигуры речи бывшего адмирала. "А я так ничего и не сделал", - подумал реамант, задумчиво посмотрев на высвобожденный из ладони куб. Он ведь мог что-нибудь придумать, использовать знания и силу реамантии, чтобы спасти многих людей, павших в бою у купола. Но Аменир испугался. Даже не просто испугался - его сковал настоящий ужас. Юноша предпочел бы оказаться в гуще схватки, заливать своей кровью фиолетовую пыль, топтаться по телам мертвых соратников и поскальзываться на вывороченных внутренностях, сдерживая натиск кошмарного противника с поломанным мечом в руке, чем наблюдать за этим кровавым безумием со стороны. Он видел все от начала и до конца.

   Пейзаж поля боя, не вызвавший в душе Шеклоза никакого отклика, для Аменира был не просто итогом битвы, а целой историей, в которую он никогда бы не поверил, если бы услышал ее из чужих уст. Впрочем, даже сейчас ему хотелось думать, что все это неправда. Разорванный пополам человек, соединенный толстой красной нитью размотанного кишечника, на самом деле должен быть живым, а не покрытым темной пылью трупом, который был присыпан землей верным товарищем с восковым лицом. Бригадиры не должны бесконечно пересчитывать личный состав отряда и сокрушенно мотать головой, в очередной раз недосчитавшись две трети бойцов. Расчеты повторялись и повторялись, но мертвые почему-то все так же оставались мертвыми. Стоящие в дозоре люди не должны так напряженно всматриваться в ирреальную чащу, окружающую кратер, ведь в их глазах не было желания уберечь себя или своих соратников от гибели. Нет, они просто смотрели вперед, ожидая пришествия неизбежной смерти. Сидящие в одиночестве солдаты не должны прятать лица в грязных ладонях, а слезы не должны оставлять на коже фиолетовые разводы. Не должны. Живой человек не должен быть настолько мертвым...

   Вот почему Аменир очень хотел думать, что все это неправда. Но у реальности имелось свое мнение. Или же не у реальности? Каким силам подчиняются люди, если он, бесполезный реамант, способен свободно разгуливать по невозможным просторам ирреального, но не смог спасти хотя бы нескольких людей из-за какого-то страха? "Что я за ничтожество... Творец лучшего мира, да? - печально усмехнулся Аменир. - Человек может сделать все, что способен представить. Но как мне представить лучший мир, если сейчас я живу в сущем аду? Я не вижу даже выхода из этой бездны! Мастер Этикоэл, мне нужен ваш совет..."

   - Вам нездоровится, уважаемый реамант?

   И снова Шеклоз заставил юношу испуганно вздрогнуть. Можно было подумать, что он специально подкрадывался к Кару, когда тот погружался в раздумья, и начинал что-нибудь говорить. "Это у него такое развлечение, что ли?"

   - Все хорошо, - ответил Аменир, пересилив нелепую обиду.

   - Чего нельзя сказать о нашей стране, не так ли?

   Шеклоз стоял перед ним и спокойно улыбался, как бы непринужденно поддерживая беседу, чтобы немного скоротать время. Но реамант давно уже понял, что глава Тайной канцелярии никогда и ничего не говорил просто так. Аменир решился сыграть в его игру. В конце концов, у него не было выбора.

   - Что вы имеете в виду, мастер Шеклоз?

   - Давайте подойдем поближе и послушаем беседу Мирея Сила и Ерома По-Геори, - улыбка шпиона стала еще шире. - И вы сами услышите...

   Юноша все еще не понимал, чего от него хочет Мим, но послушно сделал несколько шагов к комиту колоний и наместнику, которые очень живо что-то обсуждали. Нет, ругались. Еще через пару шагов до Аменира наконец долетели обрывки их разговора, протискивающиеся сквозь дребезжащее гудение пространства.

   - А я что-то не заметил в бою ни тебя, ни твоих ребят! - кричал на Ерома Мирей, едва сдерживая свой гнев. - Пока наши люди гибли, ты где-то прятался, спасая свою залатанную шкуру!

   - Я организовал засаду, - оправдывался наместник Евы, смешно раздувая покрасневшие от волнения щеки. - Это вы все испортили. Мы ждали подходящего момента, чтобы нанести решительный удар из засады, а ваше варварское и бездарное командование свело на нет весь мой план...

   - Заткнись, трус! Хватит нести чушь! Свою честь этим ты уже не очистишь, - прорычал комит колоний. - Ты мог спасти кучу жизней одним приказом, твои телохранители - лучшие солдаты Евы, а не горожане из ополчения и не неуклюжие стражники, у которых мечи к ножнам приржавели. Видишь усеянное трупами поле боя? Ты мог спасти этих людей!

   - И рискнуть собственной жизнью? - с вызовом выкрикнул Ером. - А кто тогда будет управлять страной, если я погибну?

   Со лба наместника стекали крупные капли пота, его сдавленное дыхание участилось, а красные щеки приобрели фиолетовый оттенок. По-Геори не привык возражать и спорить, но настал тот момент, когда ему надо было заявить о себе. Пришла пора строить свое будущее.

   - Ты?! Управлять страной?! - взревел Мирей. - Кем ты себя возомнил, червь? Ничтожество, жалкий мариец, куда ты метишь?!

   - Я законный представитель королевской власти Алокрии, назначенный в южную провинцию Ева лично королем Бахироном Муром, - затараторил Ером. - Мятежники из Марии больше не способны справиться с ситуацией на востоке и, естественно, им не место в высших органах страны. Илия в руинах из-за разрушительных действий временного органа власти - Комитета. Сам король Бахирон исчез и, скорее всего, уже мертв. Как законный представитель королевской власти Алокрии в Еве, я должен заняться восстановлением страны и установлением былого порядка...

   - Законный представитель... Что? Ты уже нашего короля похоронил, что ли? И если уж на то пошло, то я здесь наделен куда большими полномочиями, чем какой-то мариец во главе паршивой провинции!

   К счастью, солдаты отряда Комитета были слишком сильно заняты своими делами или попросту не расслышали пропитанные презрением слова Сила о марийцах и Еве, ведь многие из них имели марийские корни, а южная провинция Алокрии была для них малой родиной. Если что-то и могло их вывести из апатии в ожидании смерти, то только оскорбление того, ради чего они вышли на бой с ирреальным.

   - Это вы-то наделены большими полномочиями? И кто же вы сейчас, мастер Мирей? - ехидно поинтересовался наместник.

   - Я комит колоний при короле Бахироне Муре и...

   - И член предательского Комитета! - закончил за него Ером, не сдержав нервный смешок от того, что ему выдался случай надавить на больное.

   - Не суди обо мне по Шеклозу или Маною! Я верно служу Алокрии и до последней капли крови буду защищать свою страну. А ты, марийская паскуда, преследуешь только личные интересы! Вознамерился власть обрести под шумок? Ненасытная сволочь, ты - предатель похуже Мима. Бездействующий стервятник, паразит, трупоед, пирующий на загнивающем теле государства...

   Мирей разошелся не на шутку. За оружие он, конечно, пока еще не хватался, но его глаза уже пылали яростью и желанием убить трусливого собеседника. Таким же взглядом комит колоний обычно смотрел на Шеклоза.

   - Я считаю предателем вас, вы считаете предателем меня. Значит, здесь мы равны, - заявил Ером, неуклюже пятясь назад. - А раз у нас равное положение, давайте взглянем на проблему трезво...

   - Какой-то мариец мне не ровня! - речь Мирея снова начала напоминать рычание. - Если король Бахирон действительно мертв, то я не позволю деревенщине править страной, пусть даже на правах наместника одной из провинций и законного представителя власти.

   - Да? И что же вы сделаете? Убьете меня? Тогда станете убийцей и деспотом. Собираетесь судить меня? Но меня не в чем обвинить. Я все делаю по закону и правильно, потому что я - настоящий представитель власти в Алокрии, а не вы! Комитет - искусственный орган, который наверняка создан подлыми махинациями Шеклоза Мима!

   - Я не допущу к власти ни тебя, ни Комитет. Я лично возглавлю Алокрию как комит колоний, советник Его Величества Бахирона Мура и бывший адмирал алокрийского флота! Свой грех перед народом и страной я искуплю тем, что добьюсь всеобщего блага для Алокрии. И первым делом я законным путем избавлюсь от таких тварей, как ты и Шеклоз! Вот что я сделаю!

   Перебранка комита колоний и наместника Евы начала заходить на второй или даже уже третий круг, их доводы повторялись, а в рассуждениях терялась логика, которая незаметно заменялась неприкрытой руганью. Вздохнув, Аменир отступил назад и позволил шуму дребезжащего воздуха оградить его от этой странной беседы. Он услышал достаточно.

   - Что думаете? - поинтересовался Шеклоз.

   Шпион опять придал голосу такой тон, словно речь шла о чем-то незначительном.

   - Когда мы избавимся от купола, они начнут уничтожать Алокрию, - ответил реамант, практически не задумываясь.

   Конечно, под угрозу попадал не весь мир, но ведь даже менее глобальные проблемы способны причинять людям страдания. Народ Алокрии проливал кровь не ради начала новой гражданской войны. Почему этот кошмар должен продолжаться? Под эгидой восстановления страны Мирей и Ером начнут свое противостояние, втаптывая в грязь надежду на счастливое будущее и восстановление мира и спокойствия.

   Шеклоз согласно кивнул.

   - Но зачем им это? - спросил у шпиона Аменир.

   Голос реаманта дрогнул, юноше хотелось заплакать от бессилия. Неужели все напрасно?..

   - Каждый из них по-своему видит лучший мир, в котором им хотелось бы жить самим и дать жить другим, - ответил глава Тайной канцелярии. - И каждый из них по-своему прав. Законы и честь, мораль и политика - порой они несовместимы друг с другом. И вот вы увидели зарождение нового конфликта двух правд. Парадокс, не правда ли?

   Какой жестокий и глупый мир. "Я изменю его. Должен изменить! Ради всех...", - Аменир попробовал сжать кулаки, но дрожащие пальцы не слушались его. Этикоэл ничего не смог сделать с этим миром, другие великие реаманты, его учителя и учителя учителей - никто не смог. Стоит ли талантливому недоучке вообще пытаться? Возможно ли изменить реальность настолько, чтобы люди были добрее, чтобы никто не голодал и не испытывал боли, чтобы везде воцарились счастье, любовь и покой?

   "Какой же путь создания лучшего мира я должен был найти, мастер Этикоэл? Дайте же мне ответ!", - мысленно взмолился Кар, обессиленно опустившись на землю. Он посмотрел в сторону размахивающего руками Мирея, который был просто в бешенстве, и пятившегося назад Ерома с фиолетовым от волнения лицом. Их спор продолжался, а страна, не успевшая восстановиться, вновь начала рушиться. Если бы один из них сейчас убил своего оппонента, все закончилось бы относительно быстро и мирно - смерть одной правды даст право на жизнь другой. Но Сил руководствовался честью и был твердо уверен в своей правоте, поэтому не собирался марать свои руки кровью жалкого марийца, которого он и соперником-то не считал. А По-Геори просто не мог убить комита колоний или отдать преступный приказ своим телохранителям, ведь его самое грозное оружие - хитрость, невиновность и непричастность к каким-либо делам Комитета. Наместник был абсолютно чист и являлся законным представителем королевской власти в Еве - последней провинции Алокрии, где еще сохранилось хоть какое-то подобие порядка, ведь Мария погребена ирреальными ветрами, а Илию растерзали сектанты и фармагулы. Ером По-Геори - политика и закон. Мирей Сил - честь и правда. А страдать снова будет народ.

   - Вы можете их остановить? - спросил Аменир, взглянув на Шеклоза, который оставался до омерзения спокойным.

   - Могу.

   - Без убийств! - поспешно добавил реамант, заметив хищный блеск слюны на острых зубах шпиона. - Уже достаточно пролито крови. Хватит смертей, не надо никого убивать.

   - Это уже сложнее. Но все равно возможно, - кровожадный оскал Шеклоза вновь стал обычной жуткой улыбкой. - Впрочем, я и сам устал от бесконечного кровопролития. Буду действовать иначе.

   - Как?

   - Что-нибудь придумаю, как обычно, - глава Тайной канцелярии небрежно развел руками, а затем многозначительно посмотрел на Кара. - Но для начала мне надо как-то выжить. Вы ведь помните о моей небольшой просьбе, уважаемый реамант?

   Аменир помнил и даже успел придумать, как уберечь Шеклоза от неминуемой расправы. Все-таки Мирей ни за что не отпустит его. А после того, как реамант услышал неуместный спор у купола, стало понятно, что и Ером вынашивает какие-то свои планы, в которых определенно нет Мима. Во всяком случае, живого.

   - Вы точно решили уйти? - на всякий случай спросил Аменир.

   - Мне нужно скрыться на некоторое время, - уклончиво ответил шпион. - Но не переживайте, с вами останутся мои люди. Ваша жизнь будет в безопасности, вы сможете связаться со мной, они даже выполнят любой ваш приказ. Если он не идет вразрез с моими инструкциями, конечно же...

   - Постойте, постойте, - перебил его реамант. - Вы приставляете ко мне агентов Тайной канцелярии? Это... слежка?

   - Это опека. Не беспокойтесь, они не причинят вам никаких неудобств, - улыбнулся Шеклоз. - Так вы поможете мне?

   - Да, конечно помогу, - спохватился Аменир, поняв, что так до сих пор и не дал положительный ответ. - Пыль в кратере обладает удивительными свойствами, которые можно использовать, чтобы обмануть человеческий глаз. Она, если куб показывает верные данные рядом с куполом, похожа на рассыпчатую темноту, созданную воздействием ирреального, а темнота есть не что иное, как...

   Глава Тайной канцелярии поморщился, вполуха прислушиваясь к изысканиям и теориям реаманта, и достаточно резким жестом оборвал его на полуслове:

   - Пожалуйста, давайте опустим подробности.

   - Да, хорошо, - покорно согласился Аменир. - Если суммировать все вышесказанное - я скажу всем, что вы погибли в момент прорыва оболочки купола, а сам скрою вас на время от человеческих глаз, воспользовавшись свойствами ирреальной пыли. Почти как в сказке о детях, которые становились невидимыми, когда посыпали себя волшебным порошком.

   - Не знаю такой сказки.

   - Да?.. - юноша почувствовал себя очень неловко. - Ну, она интересная...

   - Не сомневаюсь, - Шеклоз неспешно прошелся взад-вперед, изредка поглядывая на ирреальную рощу вокруг кратера. - Я смогу незамеченным добраться до тех... деревьев?

   - Да. Наверное, даже немного дальше. Но не забывайте, что порождения ветров могут вас увидеть, почувствовать, или как там они еще ищут себе жертв... Вы не боитесь погибнуть там?

   - Что-нибудь придумаю. Как обычно, - задумчиво пробормотал шпион.

   Перед ним открывались не самые радужные перспективы, но оставаться здесь - самоубийству подобно. Конечно, Мим мог бы убить комита колоний, выпотрошить наместника Евы, а затем, если он еще останется в живых после стычки с телохранителями Ерома, попытаться сбежать, прорываясь через ряды солдат отряда Комитета, у которых есть инструкции беспощадно истреблять всех безумцев, сошедших с ума от восприятия ирреального. Ведь глава Тайной канцелярии будет в их глазах именно таким психом - ни с того ни с сего бросился с оружием на людей. Кто он, как не безумец? Впрочем, все оставшиеся в живых шесть десятков бойцов на него не набросятся одновременно, так или иначе Шеклоз успеет прирезать двух-трех ополченцев или неуклюжих стражников, а затем убежать в чащу под свист летящих в спину арбалетных болтов и стрел, но, честно говоря, его уже тошнило от запаха крови невинных людей. Всему есть свой предел.

   - Простите, но это все, что я могу для вас сделать, - искренне извинился Аменир. - Может быть, я способен сделать что-то еще, как-то обезопасить вас, но тут был бой и купол, а потом еще все такое... Простите.

   Шеклоз улыбнулся, и на сей раз его улыбка даже не заставила юношу содрогнуться. Иногда этот жуткий оскал все же принадлежал человеку.

   - Не стоит так волноваться, - произнес шпион. - Ни одно чудовище меня не найдет, не догонит и не убьет. Я искренне благодарен вам за все, что вы делаете для меня. И за все, что вы сделаете для нашего мира.

   - Мира? - опешил реамант. - Но я всего лишь...

   - Нам пора идти, - мягко перебил его Шеклоз. - Я чувствую пульс тысяч жизней.

   - Что? Коваленуапа сделала все необходимое? - Аменир растерялся еще сильнее.

   Мим ничего ему не ответил, да этого и не требовалось. Реамант и сам ощутил мощный толчок из-за грани реальности, а вскоре смог даже увидеть мистический водоворот духов, вливающийся в Мадзунту сразу отовсюду. Скоро решится судьба мира.

   Шеклоз и Аменир подошли ближе к сидящей на земле дикарке. Даже Мирей и Ером оставили свой роковой спор, почуяв какие-то перемены. Один только Демид по-прежнему оставался безразличен ко всему, кроме состояния Коваленуапы, мелко дрожащей под мощным потоком духовной энергии. Спасение всей реальности для фасилийца практически не имело никакого значения, ведь для него последней частичкой мира оставалась только эта девушка с бронзовым оттенком кожи. Ведь его настоящий мир закончился тогда, когда "Отважная куртизанка" отправилась за Коваленуапой на далекий остров дикарей, где сейчас разлагалось тело Кристофа Тридия. Теперь она стала его связью с... со всем. Терпкий осадок в отравленном вине. Наверное, Демид просто сошел с ума, но ему очень хотелось расстаться с жизнью, в которой еще осталось хоть что-то ценное. Поэтому Коваленуапа должна выжить.

   - Можем приступать, - произнес Шеклоз.

   Кажется, он искренне радовался, что все подходит к концу, причем с весьма благополучным итогом. Задумка Нгахнаре не могла провалиться - купол падет, вторжение ирреального будет остановлено, мир избежит гибели. А потом... а потом Шеклоз что-нибудь придумает. Ведь Аменир подарит ему шанс продолжить вечное существование. Жизнь прекрасна!

   - Ты хотя бы понимаешь, что творишь? - недоверчиво спросил Мирей, переводя взгляд с дикарки на шпиона.

   - Когда инструкции выдает само воплощение смерти, задумываться над своими действиями бессмысленно, - со спокойной улыбкой ответил шпион. - Так я...

   - Тревога! Монстры приближаются! Много!

   Оставляя за собой облака темной пыли, к Шеклозу, Мирею и остальным бежал солдат, стоявший в дозоре на восточной границе кратера. Значит, основная масса порождений ветров уже близко...

   - Занять оборону! Стройтесь, стройтесь! - комит колоний напрягал голос изо всех сил, стараясь перекричать шум воздуха. - Готовьтесь к бою!

   - Быстрее, Шеклоз, ломайте купол! - заверещал Ером, подбежав к главе Тайной канцелярии. - Сделайте что-нибудь, мы же не переживем это нападение! Если купол исчезнет, они ведь разбегутся, да? Да?

   - Лучше замолчите, успокойтесь и отдайте своим телохранителям команду присоединиться к обороне, - тяжело вздохнув, ответил шпион.

   - Я законный...

   Наместник подавился своими словами, наткнувшись на ледяной взгляд Шеклоза. Глава Тайной канцелярии сделал по направлению к По-Геори всего один шаг, заставив того почувствовать прохладные объятья собственной могилы. "Все-таки мастер Мим очень необычный человек, - подумал Аменир, следя за происходящим. - Впрочем, разве можно кого-либо из людей считать обычным? Ведь какой-то определенной нормы не существует. Поэтому в мире никогда не будет порядка. Если я это не изменю".

   - Мне и уважаемой дикарке нужно еще немного времени, - размеренно произнес Шеклоз, пронзая наместника Евы каждым словом. - Сделайте доброе дело - встаньте на защиту мира и умрите, мастер Ером.

   По-Геори отступил назад и быстро замотал головой, орошая фиолетовый песок крупными каплями пота. Он просто хотел быть в центре событий, когда произойдет ключевой момент в истории Алокрии и всей реальности. Будущее сулило ему власть и богатство, а надо-то всего лишь быть спасителем страны, так и не став частью предательского Комитета. Все шло идеально, но что теперь? Теперь он умрет в битве с ирреальным? Но ведь мир не будет иметь никакого значения для Ерома, если сам наместник умрет! Какое дело мертвецу до чужой счастливой жизни...

   Обломки искаженных деревьев разлетались в стороны и продолжали висеть в воздухе, прицепившись друг к другу ветвями-паутинками. Меж кривых стволов, которые приобрели кислотную черно-красную расцветку, уже были видны какие-то невообразимые создания, медленно продирающиеся сквозь ирреальную рощу к кратеру. Даже сейчас было заметно, что твари жутко неповоротливы, и если бы у отряда Комитета была возможность маневрировать, то шансы на выживание или даже победу могли бы существенно увеличиться. Но солдаты были вынуждены стоять на одном месте, не подпуская к Коваленуапе и Шеклозу чудовищ. В целом, сама эта затея не сулила ничего хорошего - жидкая цепочка из людей будет попросту смята уродливой массой.

   Однако монстры так и не спустились в кратер. Прошло еще некоторое время, но они продолжали бродить по чаще, ломая подобия деревьев, и, кажется, даже понемногу удалялись от купола.

   - Они разворачиваются? - спросил Мирей, приблизившись к шпиону и реаманту. - Что там творится? Ничего не видно...

   - Отвлеклись на что-то, - задумчиво пробормотал Шеклоз.

   Комит колоний повернулся к Амениру, окинув того оценивающим взглядом:

   - Твоих рук дело? Провернул какой-нибудь трюк, как тогда с фармагулами?

   - Нет, это не я.

   - Тогда почему они до сих пор не напали на нас? А? Давай, ты же у нас знаток всякой нереальной чепухи!

   - Отстаньте от уважаемого реаманта, мастер Мирей, - попросил Шеклоз, встав между бывшим адмиралом и Каром. - Это же порождения купола, не стоит на них переносить человеческую логику и мотивацию. Они могли повернуть назад по совершенно непонятным нам, людям, причине. А то и вовсе без причины. И точно так же они могут вернуться в любой момент.

   Прорычав забористое ругательство и смачно харкнув в сторону, комит колоний развернулся и пошел к рядам недоумевающих солдат.

   - Попробую держать в боевой готовности этот сброд, - удаляясь, раздраженно бросил через плечо Сил. - И вы займитесь делом, наконец! Сдуйте проклятый купол, пора кончать с этим безумием.

   - Безусловно, - улыбнулся Шеклоз.

   От нового толчка из-за грани реальности главу Тайной канцелярии и реаманта едва не опрокинуло на землю. Аменир испугался, что сейчас купол высвободит ветры, которые сметут весь отряд Комитета, обратив их в пыль и чудовищ. Однако ирреальная энергия равномерно переливалась грязным золотом, да и куб по-прежнему оставался в стабильно безумном состоянии. Значит...

   - Духи, - прохрипел Шеклоз, подтверждая догадку реаманта. - Пора. Не забудьте... о моей просьбе.

   - Я вас не подведу, - пообещал Аменир. - Такие люди, как вы, нужны этому миру!

   Шпион говорил с большим трудом. Похоже, его природа уже начала впитывать тысячи душ, которые значительно превосходили привычные ему остатки оборванных жизней. Если бы обычный человек был способен воспринять подобный поток потусторонней силы, то его, скорее всего, разметало бы на мелкие кусочки. Но Шеклоз держался и даже самостоятельно шел к Коваленуапе.

   Дикарка повисла над землей, ее лицо и тело то становилось полупрозрачным, то шло мелкой рябью, являя миру облики давно умерших людей, слитых воедино водоворотом душ. Аменир, Шеклоз и Демид оглохли от чудовищных завываний ветра, который на самом деле был эхом голосов, доносящихся из-за грани реальности. Они ругались и проклинали людей, вырвавших их из вечного покоя. Все-таки Коваленуапе пришлось им приказывать. Она пошла против своих убеждений, чтобы спасти мир. Духи всегда были правы, но Мадзунту не могла понять причин, по которым они отказывались помогать ей в уничтожении купола. Все же у мертвых своя правда, у живых - своя...

   Едва переставляя ноги, Шеклоз дошел до дикарки. Коснувшись ее руки, он принял на себя отражение тысяч душ. В тот же миг его тело как будто вывернулось наизнанку. Пальцы шпиона с треском сломались из-за чудовищной судороги, ребра треснули, изо рта хлынула густая темная кровь. Кажется, его внутренности скрутились в какой-то замысловатый узел, они готовы были разорваться, лопнуть или просто раздавить друг друга. Нгахнаре ни о чем подобном не упоминал. Мим завопил от боли и ярости, захлебываясь кровавой рвотой, но все же сделал шаг по направлению к куполу. Затем еще один. Стопа с омерзительным хрустом провернулась на месте, заставив главу Тайной канцелярии упасть на одно колено. Аменир бросился к нему на помощь, но наткнулся на какой-то невидимый барьер и отлетел назад. Пока контуженный реамант сидел на земле и в полубессознательном состоянии размазывал по лицу сопли, слезы и брызнувшую из носа кровь, Шеклоз с душераздирающими стонами полз к внешней оболочке купола. Его зубы сами по себе выворачивались с корнем, левый глаз наполнился кровью. Шпион принялся исступленно бить по нему ладонью, чтобы тот лопнул и избавил его от невыносимого давления внутри головы. В итоге окровавленная студенистая жидкость пролилась на фиолетовый песок. Мим зажал опустевшую глазницу, хотя в его нынешнем состоянии в этом не было практически никакого смысла. Обычный человек был бы уже трижды мертв. Но Шеклоз - не обычный человек.

   Боль возрастала с невероятной скоростью. Главе Тайной канцелярии приходилось ощущать на себе предсмертные муки тысяч людей. Их страдания жестоко вонзались в сознание Мима, стирали воспоминания, сминали мысли, разрывали эмоции и изнутри поглощали само его естество. Но, подтягивая свое изувеченное тело рукой, на которой пальцы превратились в бахрому из мяса и обломков костей, он все же смог приблизиться к куполу. Кожа на его лице лопалась от жутких спазмов, оголяя мелкие пучки порванных мышц. Вздутые вены на висках, шее и конечностях надувались и взрывались, обильно орошая землю алыми брызгами. Пропитанная кровью пыль собиралась в темные шарики и неспешно поднималась в воздух, чтобы присоединиться к хороводу таких же мрачных сфер, летающих вокруг шпиона. Ему захотелось упасть на землю и просто полюбоваться завораживающим зрелищем в ожидании смерти. Но в этой жизни осталось слишком много незавершенных дел, чтобы так нагло и эгоистично уходить из нее. В конце концов, человек из второго поколения таинственного древнего народа прожил тысячи лет не для того, чтобы умереть. Он рожден не для смерти.

   С трудом поднявшись на раздробленные колени, Шеклоз словно сквозь сон посмотрел единственным подслеповатым глазом на переливы грязного золота, бурлящего в одном шаге от него. Одно легкое прикосновение - и две нереальные силы столкнутся и уничтожат друг друга. Однако Нгахнаре ничего не говорил о муках, которые пришлось перенести Миму... Багрово-черный владыка и сам не знал, чего ожидать от своей затеи, или же умышленно умолчал об этом? И что тогда произойдет сейчас?..

   - Ну, не останавливаться же...

   Шеклоз улыбнулся окровавленными деснами, в которых местами все еще торчали осколки зубов, и погрузил истерзанную руку в кипящее золото купола.

   Боль исчезла. Шеклоз неторопливо встал на ноги и осмотрелся, без малейшего удивления обнаружив, что видит обоими глазами. Дрожащая мостовая под ногами, бесконечные ряды стен домов с черными окнами, небо из каменной кладки - это настоящий путь Умирающего. Глава Тайной канцелярии ожидал чего-то подобного, ведь Нгахнаре не оставил бы его умирать, пока еще существовала угроза пустых смертей. Или...

   - Ты сыграл свою роль, Шеклзамхе.

   Сквозь кожу шпиона просочились крохотные капельки крови. Они поднялись в воздух, тем самым создав кровавый силуэт человека, который неторопливо подошел к одному из черных окон и запустил в него руку, чтобы вырвать кусочек мрака. Кровавый силуэт облачился во тьму, а алые капли смешались с ней, породив безумные багрово-черные разводы на мантии владыки. Перед Шеклозом предстал Нгахнаре, воплощение смерти.

   - Я и предположить не мог, что именно ты убережешь меня от гибели, - ухмыльнулся шпион.

   - И правильно делал, что не предполагал. Зачем мне спасать тебя?

   Темный капюшон качнулся в сторону, согнав со своей поверхности багровый всполох, который тут же нашел себе место на плече владыки, столкнувшись в сумасшедшем танце с другими кровавыми разводами.

   - Пустые смерти все еще угрожают миру. Без меня тебе не справиться, - произнес Шеклоз, стараясь сохранять самообладание.

   - Пустые смерти, да... - Нгахнаре неспешно пошел вдоль бесконечной стены, и живая мостовая поползла следом за ним, не дав шпиону отстать ни на шаг. - Я тебе уже говорил о картинах будущего, которые видны в остатках человеческих жизней?

   - К чему ты клонишь? Хочешь сказать, что я тебе больше не нужен? Будущее размыто и непостоянно, эта катастрофа может повториться. Готов ли ты позволить мне умереть?

   - Ты уже мертв, - небрежно пожал плечами владыка. - А насчет будущего ты полностью прав. Оно размыто и непостоянно. Поток пустых смертей может повториться, а может и не повториться. Я вижу будущее, но только как слепец. Ведь я всего лишь человек. Был когда-то человеком. Сложно, все это очень сложно...

   - Просто верни меня к жизни, - не выдержал Шеклоз. - Я нужен тебе, я нужен тому проклятому миру! Ты же оживил Ранкира Мита, это в твоих силах.

   - Тот юноша? Да... но нет.

   Нгахнаре внимательно посмотрел в окно, ползущее по стене рядом с ним. Где-то там в вечных муках бился молодой убийца, вынужденный раз за разом переживать смерь возлюбленной.

   - Что? - не понял шпион.

   - Он был не совсем мертвым, когда ступил на путь Умирающего, - нехотя пояснил багрово-черный владыка. - Потеряв желание жить и смысл своего существования, он отдался смерти, будучи еще живым. Хочешь сказать, что люди часто хотят умереть, но мало кто из них удосуживался от меня таких привилегий, какими я наградил Ранкира? Чушь. Никто не хочет умирать по-настоящему. А вот тот юноша...

   - Послушай, я могу...

   - Ты не можешь, - Нгахнаре резко оборвал Мима. - Ты уже сыграл свою роль, помог избавить мир от пустых смертей. И оказался здесь. Смирись.

   Всему свое время. Шеклоз рассчитывал жить вечно, став живым богом нового мира. Тщеславие? Нет, он просто прожил слишком долго, вдоволь насмотревшись на самые низменные человеческие пороки. Но все можно было изменить решительными и зачастую жестокими методами. Алокрия стала бы первой страной в лучшем будущем, которое было бы возведено на руинах прогнившего мира. Но сначала появился купол, а затем настала пора встретиться со смертью... Впрочем, оно и к лучшему. Ирреальная опухоль на действительности скоро исчезнет, а человечество может найти себе нового бога, куда более достойного, чем обычный шпион.

   Багрово-черный владыка остановился, и мостовая перестала толкать Мима вперед. Он должен самостоятельно сделать шаг навстречу вечному покою.

   - Поверь, я всегда любил тебя, Шеклзамхе. Но люди умирают, таков закон. Прости меня, - Нгахнаре протянул ему руку. - Пойдем со мной. Я провожу тебя, сын мой...

   "Оказывается, нам есть о чем поговорить. Ну, хотя бы погиб не напрасно. Мне очень жаль, Аменир Кар, но со всем остальным тебе придется разбираться самостоятельно. Создай свой лучший мир...", - Шеклоз в последний раз улыбнулся и принял руку багрово-черного владыки.

   Изувеченное тело главы Тайной канцелярии упало в фиолетовый песок. Прямо перед ним, истекая густой грязно-золотой субстанцией и выбрасывая невообразимые гибкие лучи света, зиял неровный разрыв во внешней оболочке купола.

   С трудом соединяя раздваивающийся в глазах мир, Аменир встал и увидел мертвого Шеклоза, вокруг которого уже собралась толпа людей. Внутри юноши все похолодело. "Я... я обещал ему. И не смог. Не смог...", - реамант хотел кричать, но жесткий ком в горле не давал ему даже вдохнуть. Погиб человек, который окровавленными руками ваял из разрушенной страны лучшее будущее для ее народа. Мим мог бы сделать то же самое со всем остальным миром, очистить всю настоящую реальность от скверны, вскрыв гнойные нарывы на ее теле и отрезав пораженные проказой органы. Самый жестокий и в то же время гуманный лекарь человечества умер. Это Аменир, бесполезный реамант, убил его своим бездействием...

   Браня и проклиная себя, Кар не заметил, как к нему подошел Мирей Сил.

   - Он все-таки подох до суда. Паскуда... - вздохнул комит колоний, хотя в его голосе уже не чувствовалось прежней злобы. - Видимо, не судьба мне исполнить смертный приговор Шеклозу Миму своими руками.

   Мельтешащие среди кривых стволов ирреальных деревьев чудовища так до сих пор и не спустились в кратер. Около семи десятков людей уже забыли об их существовании и выжидающе смотрели на изуродованный труп шпиона, лежащий поперек темного прохода внутрь купола. Оставшиеся в живых агенты Тайной канцелярии, городская стража Нового Крустока, ополченцы из числа горожан и беженцев, бывшие бандиты Синдиката Касироя Лота, смертепоклонники, Ером и его телохранители, Мирей и Аменир - весь отряд Комитета видел подвиг Шеклоза, главного интригана, предателя и самого опасного преступника Алокрии. Все видели его нечеловеческие муки от тысяч пережитых смертей и теперь молчали так, как молчат над телом павшего героя. Он не знал, что умрет, но не отступился даже тогда, когда понял, какой печальный исход ожидал его.

   - Мастер Шеклоз спас мир, - прохрипел Аменир. - Оболочка разорвана.

   - Но купол еще существует, - нахмурился Мирей.

   - Это уже моя забота, - попытался улыбнуться реамант. - В конце концов, именно поэтому я здесь.

   Улыбка вышла какой-то кривой и жалкой. Комит колоний отвернулся, чтобы не видеть тщетные потуги юноши, желавшего казаться немного более мужественным и уверенным в себе, чем он есть на самом деле.

   - Иди уже, - буркнул Мирей, легонько подтолкнув Кара вперед. - И чтобы ты знал: я видел поступок Шеклоза от начала и до конца. Я часто говорил, что он... В общем, не нужно считать меня животным или одержимым справедливостью фанатиком. Просто я человек чести, которая порой требует от меня поступков, отступающих от... ну, всяких норм. Я не очень складно говорю, знаю. Просто чтобы ты знал: поступок Шеклоза не отменяет всех его злодеяний и страданий, что он причинил другим людям, но...

   Комит колоний пошел к разрыву, так и не закончив фразу. Впрочем, Аменир все понял. Вздохнув, реамант последовал за Силом. Настала пора окончательно избавиться от купола.

   Агенты Тайной канцелярии заботливо укутали тело Шеклоза в черные плащи и оттащили в сторону. Там же сидел Демид, положивший себе на колени голову бесчувственной Коваленуапы. По лицу бывшего первого помощника капитана "Отважной куртизанки" текли крохотные слезы, оставляющие полосы на пропитанной фиолетовой пылью коже. Он знал, что девушка еще была жива, но она никогда не очнется от своего сна. Ее душа ушла в Крону.

   Остановившись перед сочащимся золотистым светом разрывом в оболочке купола, Кар обернулся и посмотрел через толпу людей на троицу, сделавшую спасение мира возможным: мертвый глава Тайной канцелярии Шеклоз Мим, Мадзунту из племени Наджуза Коваленуапа и алокрийской моряк фасилийского происхождения Демид Павий. Сейчас к ним все повернулись спинами, но Аменир поклялся, что их жертвы не окажутся напрасными, что их подвиги не будут преданы забвению.

   - Не касайтесь краев, - пробормотал реамант и шагнул в темный разрыв.

   - Мы останемся снаружи, - заявил Мирей. - Будем защищать тебя, пока ты делаешь то, что должен.

   - Но мне может понадобиться помощь! - голос Аменира вырвался из полумрака купола, словно из-под воды.

   - Чудовища до сих пор беснуются в той странной роще вокруг кратера, - ответил комит колоний. - Все, чем мы можем помочь тебе - это уберечь тебя от угрозы извне. А то, что внутри - твоя забота. Ты сам это сказал.

   Из толпы солдат Комитета вышел Ачек, неся на руках крепко спящую Тормуну. Она не могла спать как нормальный человек, поэтому бодрствовала до тех пор, пока не теряла сознание. Что и произошло во время недавней схватке с порождениями ветров. По-Тоно тогда получил немало легких, но болезненных ранений, охраняя щупленькую девчушку, мирно посапывающую посреди трупов людей и расчлененных чудовищ.

   - Мы пойдем с тобой, Аменир, - произнес глава уничтоженной секты, уверенно войдя в темный разрыв. - Владыка свел нас вместе не просто так. Мы должны избавить мир от пустых смертей.

   Реамант хотел поблагодарить друга, но вспомнил, что от известного ему Ачека По-Тоно в этом человеке не осталось почти ничего. Сектант пошел следом за Каром только ради осуществления некоего замысла Нгахнаре, о котором так часто упоминал. "А затем опять начнется их великая жатва, - вздохнул Аменир. - Смертепоклонники, убийства, кровь... И как я смогу исправить это? Быть может, я переоцениваю свои возможности и реамантию?"

   Ачек прошел внутрь купола и внимательно осмотрелся.

   - Неожиданно. Ну, что дальше? - поинтересовался сектант, осторожно положив Тормуну на траву.

   "Траву?", - изумился Аменир. Он только сейчас понял, что до сих пор стоял лицом к неровному разрыву, ожидая, что кто-нибудь пойдет следом за ним, и даже не удосужился посмотреть по сторонам.

   Изнутри купол оказался совсем небольшим, хотя снаружи он выглядел просто гигантским. В нем было светло, причем не так, как в кратере или роще, где светилась сама темнота, а по-настоящему светло. Под ногами зеленела сочная трава, произрастающая из обычной земли. Здесь все было по-старому, как в нормальной реальности без вмешательства кошмарных искажений. Но тут Аменир увидел странный предмет в центре купола. Нет, он давно заметил его, но отказывался принимать во внимание, как будто избегал его, чтобы не осознать нечто пугающее. Реамант ожидал увидеть самое невообразимое ядро, породившее ирреальную оболочку и ветры чудовищных перемен, но только не это.

   В центре всего находился механизм. Сфера, опоясанная десятками вращающихся узких обручей, была установлена на специальном штативе с множеством подвижных частей, принцип работы которых мог быть понятен только создателю этого невероятного инструмента. Аменир понимал, что этот предмет ему очень знаком, но все еще отказывался признавать это. Ведь тогда окажется...

   - И как это понимать? - спросил Ачек. - Такие же значки я видел на твоем кубе.

   Все верно - сфера, обручи, шкалы, пластины, диски и прочие детали загадочного механизма были сплошь усеяны символами из практической реамантии. Их ровное золотистое сияние порождало нарастающую панику в душе Аменира. Кто-то сумел создать самый совершенный инструмент реамантии, способный к невероятным комбинациям, которые могут изменить мир до неузнаваемости. Но разве инструмент способен на такое без владельца?

   "Что происходит?.. Как такое возможно? Реамантия... Но кто?..", - на глазах Кара выступили слезы недоумения и бессилия. Он испуганно вскрикнул, когда огромное количество секций механизма сдвинулось с места, остановившись лишь тогда, когда их расположение создало абсолютно новый вариант взаимодействия с реальностью, крайне извращенный и невероятный. Символы вспыхнули мягким золотистым светом, и Аменир понял - где-то в мире пронесся очередной порыв ирреального ветра, исказивший часть мироздания по воле странной сферы и ее создателя.

   - Почему ты молчишь? - Ачек подошел к бывшему школьному товарищу. - Такие штуки используют реаманты. Наш враг - реамант? Скажи, кто мог подобное сделать? Я убью его.

   - Никто, - прошептал Аменир. - Это просто невозможно. Для нас куб - просто инструмент, через который мы определяем степень и характер изменений, которые хотим совершить. А этот механизм работает... самостоятельно? Да, он работает самостоятельно, без хозяина. Но это невозможно...

   - Значит, у него все-таки есть хозяин. Или хотя бы изобретатель. Тварь, которая сейчас наблюдает за тем, как мир тонет в пустых смертях. Кто это мог быть? - настаивал сектант.

   - Один из тех, кто некогда участвовал в создании кубов, - неуверенно ответил Аменир, слабо веря в собственные слова. - Но это было слишком давно, чтобы кто-то из них мог дожить до наших дней! А из всех современных реамантов никто не способен повторить их изобретения.

   - Выходит, механизм установлен здесь давным-давно и все это время он простоял, накапливая... силы или энергию, как вы там это называете, для своей активации, - предположил Ачек.

   - Я не знаю...

   - Из ныне живущих нет никого, кто мог бы создать нечто подобное. Если уничтожим его, то навсегда избавим мир от пустых смертей, - подытожил лидер смертепоклонников. - Все верно?

   - Не знаю...

   По-Тоно раздраженно фыркнул и достал кинжал. Он ловко метнул привычное оружие в механизм, намереваясь повредить пару обручей, но сталь кинжала расплылась бесформенно кляксой в воздухе, совсем немного не долетев до своей цели.

   - Барьер. Вокруг него определенно есть какой-то барьер, - пробормотал Аменир. - Иначе бы механизм не смог противостоять системе саморегуляции реальности. Ткань мироздания просто стерла бы его существование после первой же попытки столь грубого и извращенного искажения мира...

   - Что это значит?

   - Это значит, что ни один предмет из нашей реальности не сможет пробить этот барьер.

   - Тогда примени реамантию! - Ачек начал выходить из себя. - Сделай уже что-нибудь! Это же по твоей части!

   - Ты не понимаешь, - вздохнул Аменир. - Реамантия использует ту же энергию, из которой создан барьер. Они просто сольются, мои попытки либо ни к чему не приведут, либо вовсе усилят защиту механизма. Если бы мастер Шеклоз был жив, а Мадзунту пришла в сознание, то мы могли бы могли повторить трюк с духами и проводником. Разнородные ирреальные силы столкнулись бы и опять уничтожили друг друга, но...

   - Думай! - выкрикнул сектант и тут же обеспокоенно оглянулся на спящую Тормуну, проверяя, не разбудил ли он ее. - Докажи, что владыка не зря сохранил тебе жизнь, мой старый друг.

   "Он прав, еще рано сдаваться. Люди совершали невозможное, чтобы мы смогли зайти так далеко. И я не подведу их! - Аменир с силой сжал кулаки и шагнул к механизму в центре купола. - Но кто же его создал? Почему он находится именно здесь? Когда он был создан? И главное - зачем?.." Мотнув головой, чтобы прогнать ненужные мысли, реамант сосредоточился на изучении барьера. Чувства Кара, открывшиеся ему после блужданий по ирреальному, молчали, а куб вообще ни на что не реагировал, но при этом исправно работал. "Ну, и что это означает?", - Аменир рассмотрел механизм со всех сторон, но каких-либо идей так и не появилось.

   "Из очевидного - эта вещь некогда была связана с нашей реальность, что сделало возможным ее существование в нашем мире. Но с течением времени она стала частью чего-то иного. Чего именно? Ирреального, точнее пока не сказать. Теперь весь механизм защищен одновременно реальным и нереальным. Как это возможно? Не знаю. А как возможно, чтобы инструмент работал без хозяина? Такого не может быть. Откуда-то сфера черпает энергию, а все остальные детали существуют лишь для того, чтобы задавать невероятные комбинации свойств нитей ткани мироздания, что создает ужасные искажения во время выбросов, которые мы называем ветрами..."

   Мысли пошли в каком-то ненужном направлении. Аменир дал себе весьма ощутимую пощечину и еще раз прошелся вокруг центра купола, внимательно разглядывая мельчайшие детали механизма и горящие золотом символы, многие из которых он видел только в старинных трактатах по реамантии.

   "Как его сломать? В нашем мире не существует ничего, что могло бы пробить этот барьер. Применить реамантию, применить реамантию... Но энергия, которую я направлю на механизм, просто растечется по барьеру, а он ведь может отреагировать на мое вмешательство самым неожиданным образом. Мне не хочется стать человеком, собственноручно столкнувшим мир в бездну хаоса... Воздействовать на что-то вне защитного барьера? Изменить влажность воздуха, чтобы подвижные части механизма заржавели и тогда... Бред, сущий бред. Он просто неуязвим. Вот если бы мастер Этикоэл был жив, он бы наверняка расправился с этой задачей в два счета..."

   - Бесполезно, - простонал Аменир. - Я не знаю, как его пробить.

   - Должен быть способ. Думай.

   - Что толку думать, если это невозможно, - вздохнул реамант. - Единственный вариант избавиться от механизма - это найти какой-то канал через барьер, который одновременно будет частью реального и ирреального. Тогда реамантия смогла бы воздействовать на его реальные аспекты, а это воздействие передалось бы через его ирреальные аспекты к механизму и вступит во взаимодействие с его реальными аспектами, к которым привязаны ирреальные...

   - Воздействует, реальное-ирреальное... - поморщился Ачек. - Выражайся понятнее. Что именно тебе нужно?

   - Не обращай внимания, - сокрушенно покачал головой Аменир. - Подобных вещей просто не существует в природе. Кроме этого механизма, конечно. В мире нет целостных вещей, обладавших свойствами реального и ирреального одновременно...

   - Человек подойдет?

   - Что? - реамант непонимающе уставился на школьного товарища. - Нет, не подойдет. Я же сказал, нужно, чтобы часть объекта имела...

   Ачек сдернул перчатку со своей иссушенной руки. Благословление багрово-черного владыки Нгахнаре - Мертвая Рука. Одно ее существование противоречило реальности, не говоря уже о подчинении законам природы нормального мира. При этом сам лидер уничтоженной секты оставался человеком.

   - Насколько я понял из твоих слов, этим я могу преодолеть барьер, - произнес Ачек, разглядывая омертвевшую серую кожу. - Мне просто надо сломать механизм, так?

   - Да, - опешил Аменир. - Но постой! Мы ведь не уверены, что это сработает, ты можешь умереть!

   - Значит, такова воля владыки Нгахнаре, - пожал плечами сектант. - Если он уготовил мне пустую смерть, то выходит, что я не заслужил познать единственно истинное.

   - Оставь этот фанатичный бред, ты действительно можешь умереть зазря!

   - Ничего не предпримем - умрут все, - возразил Ачек. - И тогда владыка мне точно не простит столько пустых смертей.

   - Чего шумите? Кто тут умирать собрался?

   По-Тоно и Кар обернулись на голос Тормуны, которая яростно трясла головой, прогоняя остатки сна. Они все-таки разбудили ее.

   - Ой, а где это мы? - недоуменно моргая, спросила сектантка. - Травка-травка под ногами. Вкусная, наверное. Мелкая давно не ела травы. Ведь трава невкусная, потому и не ела... Так где мы? И кого тут убить без меня решили? Я обижусь, Ачек, обижусь!

   - Успокойся, - улыбнулся По-Тоно. - Я просто сломаю эту странную штуку, и все закончится. Не будет больше никаких чудовищ, ветров и пустых смертей.

   - Пра-а-а-вда? - недоверчиво протянула Тормуна и села на землю, скрестив ноги. - Тогда Мелкая тут подождет. Мы с принцессой посмотрим, как великий Ачек справится со странной штукой-шуткой!

   "Я делаю это ради нее и багрово-черного владыки", - подумал сектант, с нежностью глядя на щуплую девчушку, сидящую на траве и беззаботно напевающую какую-то незамысловатую мелодию. Засучив рукав на омертвевшей конечности, Ачек подошел к механизму. Ему надо схватиться за какую-нибудь деталь и вырвать ее. Звучит достаточно просто. Хмыкнув, смертепоклонник резко выбросил руку вперед.

   Дикая боль пронзила По-Тоно. По его телу прокатилась волна, которая как будто отрывала мелкие кусочки его плоти, обжигала их в раскаленном горне и по живому пришивала обратно, заново собирая Ачека. В какой-то момент ему показалось, что он выбрался за рамки своего тела и оказался внутри небольшого барьера, окружающего механизм. Страдания обрели форму, они начали скапливаться внутри сектанта, вытесняя все остальное. Еще немного и он будет разорван на части. Рассматривая самого себя, Ачек увидел, что он вцепился омертвевшей рукой в один из обручей с золотыми символами, но от его конечности целыми кусками отрывалась серая сморщенная кожа и растворялась в ирреальной энергии. Затем начали отделяться частички сухих мышц и крошки почерневших костей. По-Тоно смог преодолеть барьер и даже схватился за деталь механизма, но свое тело он больше не контролировал. Скоро надежда на избавление мира от пустых смертей обратится в прах вместе с его рукой...

   - Ачек! Ачек, ломай ее! - кричал Аменир, неотрывно следивший за застывшим другом. - Быстрее, ты же можешь умереть! Прошу тебя, сломай ее!

   Лидер сектантов отчетливо слышал его, но сейчас он находился вне своего тела, наблюдая за всем со стороны. По-Тоно не мог пошевелиться или хотя бы ответить Кару. Вот так ему и суждено погибнуть - пустой смертью, бессмысленной смертью, напрасной смертью. Все же реамант оказался прав... Жизнь покидала Ачека. Он все еще держался за проклятый обруч механизма, но его тело уже разрушалось: волосы лезли из головы целыми клочьями, глаза затмил туман слепоты, кожа осыпалась пылью, а плоть иссыхала.

   - Нет... нет! - воскликнула Тормуна и бросилась ему на грудь. - Ты не можешь умереть, только не ты!

   По-Тоно открыл глаза. Свои глаза. Он ничего не видел, но ощущал тепло щуплого девичьего тела. Ана рыдала, расколов свой панцирь сумасшествия на мелкие осколки. Два ее последних настоящих чувства заиграли в полную силу - любовь и печаль.

   - Ты обещал заботиться обо мне, ты обещал! - сквозь слезы кричала Тормуна, тщетно стараясь оторвать его от механизма. - Я не хочу терять тебя! Останься, пожалуйста, Ачек, останься со мной, не уходи! Я люблю тебя, Ачек, люблю!..

   Аменир упал на колени, широко раскрытыми глазами смотря на истлевающего живьем друга и плачущую сектантку, которая вцепилась в него. Прямо перед ним переходила к заключительному акту кошмарная трагедия, а он снова ничего не мог сделать. Из-за него умрет Ачек По-Тоно, а затем и все остальные люди. Беспомощный, никчемный, глупый юнец, возомнивший, что он может создать лучший мир - вот кто такой Аменир Кар.

   "Нити... нити же переплелись, - осенила реаманта неожиданная догадка, которая вселила в его душу одновременно надежду и леденящий ужас. - Ачек коснулся механизма! Мне просто надо... надо стереть его существование".

   - Тормуна, отойди! - дрожащим голосом выкрикнул Аменир, вскакивая на ноги. - Ему уже не помочь. Но он еще может спасти мир своей жертвой!

   - Я не брошу его, не брошу! - рыдала Тормуна, практически не осознавая смысл слов Кара. - Он обещал заботиться обо мне, я люблю его!

   - Отойди, дура! - сорвался реамант, едва сдерживая слезы. - Я не хочу, чтобы ты пострадала. Ачек скоро умрет, так пусть это будет не напрасно! Я должен уничтожить его вместе с механизмом. Пожалуйста, отойди, искажение реальности может задеть тебя!

   - Я не могу жить без него!

   Сплетение нитей ткани мироздания таяло, еще немного - и По-Тоно сольется с ирреальной энергией барьера. Когда это произойдет, механизм снова станет неуязвим для реамантии. Время на исходе.

   - Отойди, - прошептал Аменир, высвобождая из ладони куб. - Тормуна, тебе не нужно умирать. Отойди...

   Не выпуская Ачека из своих объятий, Ана обернулась и обожгла молодого реаманта взглядом. В глазах сектантки пылал ее собственный лучший мир, подаренный ей странным марийцем, которого она некогда нашла замотанным в церемониальные одежды посреди одного из залов донкарских катакомб. Всю жизнь она скрывалась в счастливом безумии от своего единственного настоящего чувства - печали. Но встретив Ачека, она познала еще одно. Если ему суждено исчезнуть, то Тормуна отправится следом за ним, неважно куда. Он ведь обещал заботиться о ней...

   Реамант с легкостью мог стереть существование человека, не задев при этом то, с чем он вступил в физический контакт. Но сейчас было важно именно то, что Ачек держался за деталь механизма. Сектант будет изгнан из реальности вместе с чудовищным изобретением... и Тормуной, которая не желала отпускать последнего дорогого ей человека. Медлить нельзя, настала пора действовать. Но ведь это самое настоящее убийство. И Аменир вынужден обагрить свои руки кровью друзей. Ради долгой и счастливой жизни других людей, ради спасения Алокрии, ради всего мира. Он должен, должен убить...

   Внутри Аменира что-то сломалось. Секции на кубе с приятным шелестом сдвинулись с места. Удивительное изобретение, рожденное от союза инженерной мысли реамантии и алхимии, пришло в движение, повинуясь воле своего молодого хозяина. Когда каждая секция встала на свое место в строго определенной комбинации, раздался негромкий щелчок. Вспыхнул мягкий золотистый свет. На самом деле, все очень просто.

   Ачек исчез. Исчезла Тормуна, так до последнего момента и не отпустившая его. Исчез загадочный механизм, оставив медленно затягивающуюся дыру в пространстве. Исчезли купол, постоянный шум, ирреальный свет и странная светлая темнота в воздухе. Они все исчезли. Остался только Аменир, стоящий на коленях посреди ровной круглой полянки с сочной зеленой травой. Неужели все закончилось?

   По рядам солдат Комитета пронесся недоверчивый шепот радости, очень тихий и осторожный, как будто они боялись спугнуть долгожданный успех. Засохшее и изломанное дерево надежды неожиданно для всех дало плоды. Люди перенесли столько боли и страданий, что уже просто опасались верить во что-то хорошее. Но неужели?..

   Оглохшие от тишины Мирей, Ером, агенты Тайной канцелярии и все остальные бойцы из Комитета изумленно смотрели на зеленое пятно в центре кратера. Обычная трава казалась им чем-то невероятным на фоне фиолетовой пустоши и искаженных деревьев. Они стояли, опустив оружие и позабыв обо всех бедах этого мира. Впервые за долгие месяцы, длящиеся целую вечность, чувствовалось теплое дуновение пробуждения от бесконечного кошмара...

   Реамант резко вскочил на ноги, почувствовав, как пришли в движение нити ткани мироздания. Но не успел он сообразить, что произошло, как вдруг воздух разорвался и рядом с юношей образовалась воронка, связавшая две разных точки в пространстве. Оттуда вышел человек.

   Аменир узнал его. Узнал его старческую походку, сморщенную кожу, лысину, неопрятную клочковатую бородку и неизменную заношенную мантию цвета запекшейся крови.

   - Идиоты... - пробормотал Этикоэл Тон.

   Из ладони старика вылетел куб, и мгновение спустя кратер озарила яркая вспышка золотого света. Аменир Кар, Мирей Сил, Демид Павий, Коваленуапа, Ером По-Геори, телохранители наместника, агенты Тайной канцелярии, городская стража и ополченцы Нового Крустока, бывшие бандиты Синдиката и беженцы-добровольцы - все они исчезли из реальности, оставив после себя лишь призрачные силуэты из медленно оседающей фиолетовой пыли. Быстрая и безболезненная смерть.

   Раздраженно фыркнув, Этикоэл шагнул обратно в воронку, и пространство с негромким хлопком сомкнулось за спиной великого реаманта.

   Глава 15

   Алокрия. Когда-то одно название этого королевства заставляло душу Кассия пылать яростью и жаждой мести за причиненную обиду. Бахирон Мур запятнал имя фасилийского монарха позором, отнял у него любимую дочь, забыл о его существовании, словно Фасилии не было вовсе, словно он не считал Кассия достойным соперником. Зазнавшийся алокрийский король не видел угрозы в нем, великом завоевателе и объединителе земель!

   "Так я думал раньше...", - Кассий поднялся с массивного деревянного стула и прошелся по огромному залу в центральной башне Силофа. За прошедшие недели древняя крепость стала настоящей резиденцией фасилийского монарха и его армии, а также убежищем для алокрийских беженцев с севера страны.

   Дверь распахнулась, и в зал вошел Семион Лурий, ведя за собой примерно полтора десятка людей в рванье, которое некогда было одеждой торговцев, ремесленников и крестьян. При них было какое-то импровизированное оружие из мотыг, молотов и серпов, поэтому солдаты, стоящие на страже правителя Фасилии, настороженно схватились за рукояти мечей.

   - Милостивый король! - один из оборванцев упал на колени, не пройдя и половины пути до Кассия. - Сжалься над нами! Мы - люди, брошенные Бахироном Муром и Комитетом на произвол судьбы. Мы обречены на верную смерть! Молим тебя, милостивый король, защити нас от живых кошмаров, бродящих по нашим землям, спаси нас!

   Кассий не знал алокрийского языка, но слова беженца понял. Нечто подобное звучало по нескольку раз в день на протяжении недель, а суть просьб приходивших в Силоф алокрийцев совершенно не менялась. Бахирон исчез, Донкар залит кровью, Мария погрузилась в хаос из-за ветров перемен и бесконечной грызни старых семей, жаждавших занять место По-Сода, на востоке страны царила нищета, нападения чудовищ, фармагулов и бандитов практически не прекращались, а Комитет, на который долгое время были возложены надежды измученного народа, занимался непонятно чем в Еве, прогнившей насквозь еще до начала гражданской войны. Отчаявшиеся люди шли к Кассию, ища покровительство сильного правителя и его армии. Теперь они больше доверяли фасилийцам, чем Бахирону и комитам...

   - Пусть остаются, - произнес король, устало присаживаясь на массивный стул. - Женщин, раненых, больных и детей разместите в цитадели. Мужчинам выдайте палатки, они пока останутся во внутреннем дворе.

   Семион выступил вперед и, покосившись на беженцев, мягко возразил:

   - Но, мой король, провизия не бесконечна. Прошу прощения, но наш военный лагерь начал превращаться в какую-то богадельню.

   Раньше он ни за что бы не позволил себе сказать подобное в лицо королю. Но Кассий сильно изменился за последнее время, встреча с Джоанной и ее смерть сделали его совершенно другим человеком. И хотя он по-прежнему оставался сильным и властным монархом, сердце Лурия болезненно сжималось от одной только мысли, что пропавшая на долгие годы дочь так сильно повлияла на его короля всего за один день. "Почему она, а не я?!", - эта мысль не давала покоя фасилийскому шпиону, который всецело отдал себя служению королю. Нет, даже не королю, а именно Кассию... Редко, очень редко правитель Фасилии становился прежним в глазах Семиона. Но он готов был ждать и терпеть, ведь когда-нибудь его король вернется.

   "Мой король, только мой..."

   - Скоро придут поставки из Фасилии. Да и во время последнего рейда на юго-восток мы наткнулись на практически нетронутый амбар с зерном в заброшенной марийской деревне, - Кассий раздраженно поморщился, взглянув на мечтательную улыбку своего подручного. - Ты меня слушаешь?

   - Конечно, конечно слушаю, как же иначе, - спохватился Семион. - Я все понял, проблем с продовольствием не будет.

   - Вот только об этом должны докладывать мне, но почему-то именно я сейчас отчитываюсь перед тобой! - рявкнул король.

   - Прошу простить меня...

   Беженцы испуганно переглянулись, услышав крик правителя Фасилии, некоторые из них сильнее стиснули свое импровизированное оружие. Кассий заметил их волнение.

   - А, мрак, они же не понимают нормального человеческого языка, - скривился он. - Семион, скажи им, что все в порядке. Скажи, что они в безопасности и могут оставаться здесь. Их свобода, традиции и прочее-прочее будут приниматься во внимание, пока они соблюдают фасилийские законы и правила. Скажи, что они имеют право на получение провизии, но обязаны выполнять строительные и ремонтные работы в крепости, и так далее... Ну, ты сам знаешь, что им говорить.

   Услышав волю короля на алокрийском из уст Лурия, беженцы облегченно выдохнули и, рассыпавшись в благодарностях, покорно последовали за солдатами, которые должны были разместить их в Силофе и выдать все необходимое.

   - Вы слишком добры к ним, мой король.

   - Этого хотела Джоанна, - ответил Кассий, снизив тон. - Ведь именно так должны поступать хорошие соседи. Знаешь, она ведь во многом была права. Нам незачем ворошить прошлое и воевать по надуманным причинам. Фасилия и Алокрия должны жить в мире и согласии. Моя Джоанна выросла настоящей королевой...

   "Опять она!", - Семион скрипнул зубами, услышав, с какой нежностью его Кассий произнес имя дочери. Подавив нервную дрожь, шпион спокойно ответил:

   - Очень мудрое решение, мой король.

   В конце концов, быть может, Кассий решил использовать трагедию Алокрии в своих целях? Алокрийцы ведь сами идут к нему за защитой, они разочаровались в Бахироне, который исчез в самый ответственный для страны момент, и прониклись недоверием к Комитету. Еще немного и народ Алокрии сам попросит Кассия стать их правителем. Это гениально... "Точно, так оно и есть! - едва не прослезился от счастья Семион. - О, мой король! О, мой мудрый король! Это он, воистину он - правитель, которого я люблю всем сердцем! За него я готов отдать свою жизнь".

   - Во время следующего рейда я планирую дойти до Донкара, - задумчиво произнес Кассий. - С того краю давно нет вестей, и я не хочу ждать очередных беженцев, чтобы услышать из их уст сбивчивые рассказы. Мне надо все увидеть своими глазами. Что думаешь на этот счет?

   После того, как слухи о чудовищах и фармагулах подтвердились, король Фасилии начал новую войну - не с Алокрией, а за Алокрию. Первый поход вглубь страны принес осознание того, что в походных условиях порядок в ней восстановить не получится, поэтому Кассий решил вернуться в Силоф и сделать его своим опорным пунктом. К тому же Кассий не хотел допустить того, чтобы новый враг пересек Силофские горы и начал сеять хаос в фасилийских землях.

   - Мы практически очистили север и северо-запад Марии от разбойников и так называемых порождений ветров, следовательно с той стороны угрозы пока что можно не ждать, - принялся рассуждать вслух Семион. - Путь к Донкару опасен и практически не разведан, но мы имеем возможность задействовать практически все наши силы, оставив в Силофе небольшой гарнизон для соблюдения внутреннего порядка. Я думаю, что поход в Илию полностью отвечает нашим интересам в завоевании северной Алокрии...

   - Мы не завоевываем, а освобождаем Алокрию, - строго поправил шпиона Кассий. - Фасилия просто поступает как хороший сосед. Судьба Бахирона нам неизвестна, а действия Комитета слишком неоднозначны. Я не могу себе позволить претендовать на что-либо, не разобравшись в ситуации. Но я готов оказать всяческую поддержку любому законному правителю этой несчастной страны.

   "Даже мне вы не открываете свои истинные планы, мой король! Быть может, вы планируете посадить на алокрийский трон свою марионетку? Мудрость, сообразительность, дальновидность... И какое удивительное сочетание храбрости и осторожности, такое возможно лишь у моего короля!" - с наслаждением подумал Семион и продолжил:

   - Простите, я оговорился... Да, поход в Илию соответствует нашим интересам в освобождении Алокрии, а заодно мы обезопасим юго-западные подходы к Силофу и разузнаем о судьбе Донкара. Вот что я думаю.

   - И снова ты озвучил мои мысли, Лурий, - удовлетворенно произнес Кассий. - Тогда нам стоит начать приготовления.

   Обольщенный вниманием короля, Семион начал строить далеко идущие планы и давать весьма ценные советы, все сильнее распаляя воображение и взывая к собственным талантам после каждого легкого кивка Кассия. Однако король слушал его вполуха. Он полностью доверял своему преданному слуге, поэтому мог позволить себе спокойно подумать о жизни и о произошедшем за последнее время, предоставив всю работу Лурию. А уж поразмыслить было над чем...

   Очередной рейд сулил огромные затраты, но честь не должна измеряться деньгами. Фасилийская армия уже несколько недель воевала в чужой стране, защищая алокрийский народ, выбивая чудовищ из деревень и небольших городов на севере страны, разгоняя шайки разбойников и усмиряя обезумевших от горя и отчаяния людей. Кассий начал войну с хаосом и отступать не собирался. Джоанна хотела, чтобы обе страны жили в мире и покое, поэтому он сделает все, чтобы исполнить последнее желание своей дочери.

   Беженцы потоком хлынули в Силоф, где милостивый король Фасилии давал им кров и пищу. Ведь их собственные дома были разрушены, а собранный урожай либо отнимался бандитами, либо портился под ирреальными ветрами. В последнее время присутствие купола в этом мире все отчетливее ощущалось на севере Алокрии - чаще стали попадаться жуткие монстры, природа искажалась, а люди начали медленно сходить с ума. Ветры веяли с юга, и страшно было даже представить, какие ночные кошмары могли стать реальностью вблизи самого купола. Складывалось впечатление, что весь мир медленно умирал от ужасной гангрены, зародившейся где-то в увядающей природе Евы...

   Алокрийский народ перестал доверять Комитету, но по последним обрывкам сведений, которые удалось добыть ищейкам Семиона, комиты вознамерились уничтожить загадочный купол. Непонятно, на что они рассчитывали в борьбе с заведомо непобедимым противником, который сам по себе нереален, но, судя по всему, у них был какой-то план. Но насколько же они преуспели в его осуществлении?

   Время стало одним из важнейших ресурсов, который стремительно и неумолимо иссякал. Однако Кассий не мог отправиться на юг Алокрии, проигнорировав бурлящий в этой стране хаос. Пусть с куполом разбирается Комитет, раз комиты действительно считают, что могут справиться с ним, а фасилийский король начнет восстанавливать порядок. К сожалению, это все, что он мог сделать во имя мирного сосуществования Алокрии и Фасилии. Вслепую воевать с непонятными силами купола - самоубийство. Поэтому Кассий прилагал все усилия, чтобы помочь алокрийскому народу справиться с навалившимися на них несчастьями, и надеялся, что Джоанна гордится своим отцом, наблюдая за ним с того света.

   "Надо навестить ее, - подумал Кассий, задумчиво глядя сквозь распинающегося Семиона. - Ей и моему неродившемуся внуку очень одиноко в промерзшей земле, я чувствую это..."

   - Дальнейшую подготовку оставляю на тебя, - произнес король, тяжело поднимаясь с огромного стула.

   Он даже не расслышал, что ему ответил Семион. Непонятная усталость стала постоянным спутником Кассия. Сказывались возраст, переживания и суровый климат Силофских гор. Правитель Фасилии начал все чаще обращаться к своему прошлому, как какой-то старик, утративший силы идти в будущее. Вот и сейчас он замер на месте, сделав лишь несколько шагов по направлению к коридору, который вел во внутренний двор цитадели, где была похоронена Джоанна. Король вновь поддался давлению прошлого, приняв всплывающие в памяти картины, образы и события.

   "Но почему именно он?..", - немного рассеянно подумал Кассий, почему-то вспомнив умирающего Каматора Тина. Израненный инквизитор смеялся, давясь собственной кровью. Тогда он сказал, что у фасилийского короля ничего не выйдет. Кажется, его предсмертные слова действительно оказались пророческими, ведь Кассий и в самом деле отказался от завоевания Алокрии. Но это ли имел в виду главный дознаватель?

   "Ты выбрал неверный путь, Кассий Третий... - печально усмехнулся король, шагнув к выходу из зала. - И Каматор оказался прав. Выходит, я проиграл в споре с мертвецом".

   - С вами все в порядке? - обеспокоенно спросил Семион, услышав негромкий нервный смех Кассия.

   - В порядке... - медленно повторил король, словно пробуя слова на вкус. - Я уже успел забыть, что означает "в порядке". Но я благодарен тебе за...

   Каменная кладка одной из стен зала содрогнулась и разошлась в стороны, невероятным образом выгнув массивные камни, словно те превратились в податливую мокрую глину. Из образовавшегося прохода вышел лысый старик с клочковатой бородкой, раздраженно бормоча что-то себе под нос и стряхивая с замызганной багровой мантии странную фиолетовую пыль. Воронка за его спиной со звучным хлопком сомкнулась, и вскоре стена вновь стала прежней.

   - Ни шагу больше! - выкрикнул Семион, выхватывая меч. - Кто ты такой?

   - Ни шагу больше, - скрипучим голосом передразнил его старик, взмахнув рукой, из которой вылетел сияющий золотом куб. - Держи свое "ни шагу больше", недоносок.

   Фасилийский шпион завопил от боли, почувствовав, как стопы оплавились и слились с потертыми каменными плитами пола. Его тело по инерции качнулось вперед, и он упал, сломав частично окаменевшие ноги. Жалобно скуля, Семион приподнялся и резким движением разорвал штанину, чтобы узнать, почему внезапно стало так тяжело двигаться. Широко раскрытыми от ужаса глазами он смотрел, как его голени обращались в камень, и кошмарная болезнь неумолимо распространялась. Кожа на коленях и бедрах посерела и начала осыпаться как плохая штукатурка, оголяя затвердевшие мышцы.

   - Нет, нет! - закричал Лурий.

   Слабо соображая, что он делает, шпион схватился за ноги и принялся оббивать их о пол. Его плоть раскалывалась и осыпалась камнями, усеянными мелкими порами, из которых вытекали остатки крови. Решившись на крайние меры, Семион с размаху рубанул по бедру, надеясь отсечь хотя бы одну пораженную конечность, но лезвие лишь рассекло кожу и с лязгом отскочило, оставив небольшую зазубрину на окаменевшей изнутри ноге. Все напрасно.

   - Мой король! - взмолился шпион, подползая к ногам Кассия. - Мой король!

   Правитель Фасилии был поражен увиденным, но пытался держать себя в руках. Он уже понял, что перед ним стоял один из алокрийских реамантов. "Но ведь они же бесполезные фокусники...", - подумал король, словно не замечая корчащегося на полу человека. Некогда Кассий интересовался реамантией, но так и не решился развивать загадочную науку в своей стране, потому что в этом уже тогда было очевидно отсутствие какой-либо перспективы. Так откуда же взялась такая сила?.. Старик мог с легкостью убить короля, но почему-то медлил. Сопротивляться не было никакого смысла, оставалось лишь надеяться, что стража уже бежит на крики. Возможности реамантии для фасилийцев оставались загадкой, но от точного удара копьем в сердце она не защитит. Наверное.

   - Мой король, мой... - надрывно стонал Семион, вцепившись в сапог Кассия.

   Шпион все еще шевелился, но одного взгляда на его одежду, в которой громыхали кровоточащие булыжники, было достаточно, чтобы понять в какой агонии он доживал последние мгновения своей жизни. Как же непостоянна реальность - живой человек в мгновение ока превратился в расколотую статую верного пса, так и не дождавшегося ласки от своего хозяина. И в этой ситуации любопытнее всего было то, что реамантия не исказила действительность, а лишь подчеркнула ее.

   - Кто ты, старик? - сурово спросил Кассий, высвободив ногу из окаменевшей хватки Семиона. - Что тебе нужно?

   Секции на кубе реаманта пришли в движение. Зал вновь озарился золотистым светом, и король зашипел от боли, сквозь одежду почувствовав раскаленный металл своего меча. Сорвав перевязь с дымящимися ножнами, Кассий откинул оружие в сторону.

   Старик удовлетворенно хмыкнул и ловким движением поймал парящий в воздухе куб, который в тот же миг уменьшился и скрылся внутри сморщенной ладони, оставив после себя лишь моментально затянувшуюся ранку.

   - На всякий случай, - на чистом фасилийском языке пояснил реамант, кивнув в сторону расплавленного меча. - Я хотел поговорить с тобой, король Кассий. Ты ведь Кассий, верно?

   - Да, это я. И для беседы со мной вовсе необязательно убивать моих людей, - нахмурился король. - А ты так и не представился.

   Кассий мельком посмотрел на дверь. Где же стража? На вопли Семиона уже должен был сбежаться весь Силоф, не говоря уж о тех солдатах, которые дежурили в коридоре у центрального зала цитадели.

   - Меня зовут Этикоэл Тон, я... а, неважно. Нет уже ни факультета реамантии, ни Академии, ни Алокрии. И остального мира скоро не будет, - с пугающим спокойствием заявил старик. - Впрочем, это временно...

   "Где же их носит? Почему до сих пор никто не вошел? - подумал Кассий, еще раз взглянув на дверь. - Наверное, он пришел не один. Но если бы крепость подверглась нападению, то я бы узнал. Что происходит?"

   - Никто не придет, - небрежно отмахнулся Этикоэл, проследив за взглядом короля. - Ни один звук не покинет пределы этого помещения. Думаешь, я не принял меры предосторожности?

   "Реамантия способна и на такое? Хотя я только что видел, как человек обратился в камень, а мой собственный меч расплавился без огня за считанные мгновения. Проклятье, что же творится в этой сумасшедшей стране?"

   - Меры предосторожности для чего? - Кассий решил тянуть время, пока не придумает, как выбраться из сложившейся ситуации.

   - Для убийства короля, придурок, - раздраженно ответил старый реамант. - В Фасилии наследника престола по тупости выбирают, что ли?

   Это было весьма грубо, но Кассий не собирался опускаться до уровня сварливого старика. Сражаться с реамантом бессмысленно, король имел возможность лично убедиться в тщетности сопротивления нереальному. Очевидно, в Комитете остались одни лишь безумцы и самоубийцы, если они действительно решили выступить против столь могущественных сил.

   Фасилийский король улыбнулся. Пришла пора встретиться со смертью, но в его душе царило величественное спокойствие. А это значит, что он умрет достойно, как и подобает великому правителю, который смог одолеть слепую ярость и принять свои ошибки, предать забвению многолетнюю обиду и заняться спасением недавних врагов, отринуть месть ради дружбы и отказаться от войны, но сражаться во имя мира...

   - Ты хорошо знаешь фасилийский язык, Этикоэл.

   Весьма неуместное замечание. Просто надо было что-то сказать - молчание слишком затянулось. Кассий уже смирился со своей смертью, а ожидание его нервировало.

   - Неужели ты думаешь, что мне не запомнить несколько правил и пару-тройку сотен слов чужого языка? За кого ты меня принимаешь? - скривился Тон. - Я освоил реамантию! Естественно, недоумкам, наподобие тебя, это ни о чем не говорит.

   Очередное оскорбление. Но Кассий выше того, чтобы обращать внимание на ругань сумасшедшего старика. Король имел весьма специфическое представление о чести и достоинстве, поэтому лишь усмехнулся и спросил:

   - Так о чем ты хотел поговорить?

   - Хотел спросить, - Этикоэл внимательно взглянул на него из-под седых бровей. - Что для тебя есть лучший мир?

   - Есть наш мир, а есть тот, что лучше, - небрежно ответил Кассий. - Это все?

   - Ты напал на Алокрию, потому что искал путь в свой лучший мир?

   - Я не понимаю, о чем ты говоришь.

   - Твой лучший мир. Опиши мне его.

   - Не могу...

   - Расскажи, как ты хотел его создать, - настаивал старый реамант.

   - Я понятия не имею, что сказать! - король начал терять терпение. - Я просто воспользовался моментом, когда ненавидимая мной страна ослабла. Я хотел захватить Алокрию, терзаемую гражданской войной, я хотел отомстить Бахирону Муру за тринадцатилетний позор! Я хотел заставить страдать каждого алокрийца, выжать своими руками всю кровь из этой страны, сжечь их дома, утопить младенцев, пытать алокрийских мужчин и продать их женщин кажирским извращенцам! Вот каким был мой лучший мир - мир без Алокрии! Это ты хотел от меня услышать?!

   - Был? А что теперь стало с твоим миром? - невозмутимо спросил Этикоэл.

   - В нем появилась моя дочь. Джоанна... - Кассий отступил назад и тяжело сел на массивный стул. - Все поменялось... и я поменялся? Нет, люди так быстро не меняются. Просто встреча с ней раскрыла мне глаза. Я увидел, что мой желанный мир не лучше, а хуже настоящего. Поэтому я захотел все исправить, защитить народ Бахирона Мура, восстановить порядок в этой стране и жить так, как подобает добрым соседям и друзьям.

   - Невнятная идеалистичная картина и никакой конкретики, - скривился реамант. - Как человек может создать лучший мир, даже не представляя, каким он должен быть? Впрочем, можешь не отвечать - все равно окажешься неправ. Нельзя найти что-то, не зная, что именно ты хочешь найти.

   - Я не задумывался об этом. Я просто сражался, чтобы спасти Алокрию от неизвестного врага. И потерпел поражение от тебя и тебе подобных, пусть не в славном бою, но в доблестной борьбе за правое дело.

   - Я не враг Алокрии и миру, - раздраженно отмахнулся старик. - Не задумывайся об этом, ты не поймешь меня своим ничтожным умишком. Просто ты со своими солдатиками мешаешь мне. А я не люблю, когда меня отвлекают от работы, которой у меня значительно прибавилось в последнее время из-за кучки самоотверженных идиотов.

   - Ты уже победил. Можешь поступать так, как считаешь нужным, - произнес король Фасилии, закрыв глаза. - Я признаю свое поражение, но у меня есть просьба. Позволь мне умереть раньше моих подданных, как подобает истинному правителю, ведущему за собой людей и к жизни, и на смерть.

   - Глупость какая-то, не вижу в это никакого смысла. Но будь по-твоему...

   Этикоэл взмахнул рукой, высвобождая из ладони куб реамантии. В следующее мгновение яркая вспышка золотого света выхватила из полумрака зала величественный силуэт Кассия Третьего. Перед смертью король с легкой улыбкой прошептал:

   - Джоанна, дочь моя...***

   Еще одна жизнь с хрустом осыпалась в бездну ирреального, отскакивая в своем бесконечном полете от бесформенных пузырей объемных мыслей. Где-то там, на дне, остался едва уловимый запах существования, и потому сущности людей и вещей стремились в невероятно темную черноту, какую только способен был воспринять человеческий глаз. Они тянулись вниз, оставляя за собой хрупкий хрустальный шлейф из отражений прошлого. Их пронзали нити мироздания, подшивая заплаты невозможного к потрепанному полотну действительности. В реальности от них останутся лишь отголоски былой жизни, жалкая скорлупа бытия. Назвав их текущее состояние пустой смертью, Нгахнаре оказался невероятно точен в своем определении.

   "Пора возвращаться...", - меланхолично подумал Аменир. Он бесцельно брел поперек тонкой паутинки, связавшей какие-то аспекты реального мира и вариаций невозможного. Уникальное явление, на основе которого можно было бы написать целый трактат по реамантии и сделать неплохую научную карьеру. Но изгнанный в ирреальное Кар не думал об этом. Он вообще старался ни о чем не думать, а на назойливые вопросы, облепившие его сгустками сомнений, недоумения и сожалений, давал самые простые ответы. Лишь бы побыстрее избавиться от мыслей...

   Отряд Комитета справился со своей миссией, уничтожив купол? Пожалуй. Тот механизм был создан реамантом? Конечно. Оттого и столько сходств в принципах действий ирреальных ветров и реамантии. Все мертвы? Да, все мертвы, навсегда изгнаны из реальности. Аменир выжил только потому, что в ходе своих тренировок много времени проводил в ирреальном, о чем Этикоэл даже не догадывался. Бездна вечного несуществования не засосала молодого реаманта, но он до сих пор блуждал по просторам невозможного.

   "А зачем мне возвращаться?.."

   Этикоэл Тон предал его. Нет, даже не его, а весь реальный мир. Зачем, почему? Ведь он умер, Аменир не присутствовал при его смерти, однако старик точно умер! Дряхлое тело, пролежни, истошный кашель с кровью - это все было взаправду! Но он пришел и уничтожил отряд Комитета. Как такое вообще могло произойти?

   "Глупость какая-то, - проплыла мимо Аменира его собственная мысль. - Нет смысла думать об этом, я все равно ничего не понимаю. Ничего не понимаю в том неправильном мире, в котором мне суждено было родиться. Не хочу туда возвращаться..."

   Он остановился и взглянул на себя, смотрящего вверх, где бурлил чужими воспоминаниями поток забвения. Кару достаточно было сделать один шаг назад, и тогда бездна поглотит его. Больше не придется думать, что-то решать, предпринимать какие-то действия и стараться создать лучший мир. Молодой реамант мог раздвинуть руками парящие вокруг него осколки заветной мечты и всецело отдаться вечному покою посреди невероятной круговерти безумных вещей и нелогичных событий. Надо просто принять в себя ирреальное. Но Аменир медлил. Он мог бесконечно долго балансировать на паутинке собственного существования, не решаясь сделать шаг вперед, отступить назад или броситься вниз. Юноша пытался найти для себя причины вернуться в реальность так же рьяно, как и стремился объяснить самому себе желание навсегда покинуть настоящий мир. Но разве возможно сделать выбор, отказываясь даже думать о нем?

   "Зачем мне возвращаться? Не знаю. Например, чтобы поговорить с учителем. Тогда он просто убьет меня, не изгоняя в ирреальное, чтобы я не смог еще раз выбраться. Значит, я ничего не теряю, кроме собственной жизни. Невелика потеря. А зачем мне разговаривать с мастером Этикоэлом, о чем? Тоже не знаю. Выходит, мне незачем возвращаться, ведь умереть я могу и здесь. Остаться тут - вроде правильное решение. Но... зачем мне оставаться? Я должен вернуться в тот непонятный мир? Ага, чтобы еще больше запутаться во всем. Нет, не хочу, ничего не хочу..."

   Аменир качнулся от сильного толчка в спину, но так и не шагнул вперед, повиснув в воздухе. Он увидел перед собой другого Аменира, который пытался выпрямиться и нечаянно толкнул стоявшего впереди Аменира. Первый Аменир снова ощутил этот толчок. Оборачиваться нет смысла - он увидит лишь бесконечную череду обернувшихся Амениров. Вздохнув, реамант шагнул в иную плоскость, оставив свои отражения разбираться между собой самостоятельно.

   На фоне несуществующего цвета показался маркулей. Он подошел к Кару, дребезжа металлическими створками сотканного из ткани сердца, которое почему-то заставляло его умирать. Бедное несоздание расправило крылья, чтобы открыть дверь за одной из своих спин. Так как в руках не было необходимости, маркулей оставил их снаружи, передвинув на другое место камин и спрятав потухший огонь в воздушный ящик. Все-таки неживому предмету слишком тяжело жить, подражая собственным подражателям. Поменяв местами белое и верх, он смог подойти немного ближе к реаманту, хотя шел-катился-летел-полз примерно на один уровень выше и на два уровня ниже его, отклоняясь от замысловатого маршрута налево при поворотах направо. Достаточно сложно оценить расстояние до своей цели там, где нет пространства, но маркулей все равно продолжил свой путь, чтобы помолчать с редким гостем.

   "Странно. Они же боятся воды", - подумал Аменир, немного отогнув дождь в сторону, чтобы не промокнуть. Реамант понятия не имел, что такое маркулей, но это нисколько не смутило его. В конце концов, что плохого может случиться там, где возможно абсолютно все?

   Невероятная вещь-тварь спешила навстречу Кару, но отдалялась от него все сильнее и сильнее, пока не слилась с густым фоном бесконечности. Однако этот совершенно абсурдный эпизод доказал юноше, что он все-таки сошел с ума в ирреальном, ведь маркулей был похож на плод воспаленной человеческой фантазии, а не на порождение невозможного. Весьма печальная новость.

   "Наверное, пора возвращаться. Тут я ничего не найду. Потому что не ищу. И даже если бы искал, то все равно ничего не нашел бы. Познать изнутри тайны мироздания, чтобы создать лучший мир? Чушь. Чтобы создать лучший мир, нужен хоть какой-то мир. А в действительности он уже уничтожен. Но тогда бы пропало и ирреальное? Значит, он не совсем уничтожен. Из наполовину уничтоженного мира можно создать лучший мир? Конечно, он ведь наполовину уничтожен - что угодно будет лучше него. Кроме полностью уничтоженного мира. И мира, уничтоженного на две трети. Что за бред..."

   Воспоминание о Демиде, сказавшем: "Сделай так, чтобы их смерть не была напрасной", - подтолкнуло реаманта вперед, по неосторожности оторвав от него кусочек здравого рассудка. Аменир осторожно обошел свою голову, чтобы не привлекать излишнее внимание к себе, и аккуратно прикрыл веки, скинув с плеча назойливого Аменира. Закрыть глаза удалось, дело осталось за малым - открыть их, вернувшись в непонятную реальность.

   Воздух ворвался в легкие реаманта, заставив того закашляться от фиолетовой пыли. Прислушиваясь к тишине, Кар сидел на зеленой траве и угрюмо смотрел на наполовину растаявшие призрачные силуэты остальных членов отряда Комитета.

   Ближе всех к нему стояло эхо Мирея. От комита колоний осталась лишь верхняя половина тела, да и то не полностью - в фиолетовых отблесках с трудом можно было разобрать левую руку, которой Сил заслонился от вспышки символов на кубе Этикоэла, и недовольное выражение лица. Он всегда хмурил брови и раздраженно приподнимал один край верхней губы, когда не понимал, что происходило вокруг. Теперь он мертв, и даже этот отголосок предсмертной эмоции скоро сольется с пылью кратера.

   "И зачем я вернулся? - растерянно подумал Аменир, поднимаясь на ноги. - А, да... Хотел спросить мастера Этикоэла о... о чем? Неважно. Но спросить стоит". Очевидно, что пережить изгнание в ирреальное и вернуться в действительность смог только молодой реамант. Но он все-таки решил пройтись среди остальных призрачных силуэтов в поисках выживших, хотя прекрасно понимал, что никого не найдет. Кар просто хотел убедиться в реальности происходящего. Вдруг ему удастся найти способ проснуться во второй раз?

   Еле переставляя ноги, Аменир прошел мимо Мирея. Прямо за комитом он увидел Ерома. В глазах наместника Евы застыли радость, волнение и нетерпение. Кажется, его нисколько не смутило внезапное появление Этикоэла - По-Геори жаждал первым объявить о победе над куполом и тем самым подчеркнуть свое непосредственное участие. Видимо, запах близкого успеха напрочь лишил его рассудка. Ером умер с мечтательной улыбкой на лице, живо представляя себя королем-регентом на алокрийском троне.

   Рядом с наместником стояли наполовину растаявшие призраки его телохранителей. Они с опаской смотрели на зеленую опушку, где тогда показался вышедший из дыры в воздухе Этикоэл, и хотели о чем-то предупредить своего господина. Но не успели. Аменир не выдержал и обернулся, проследив за взглядом одного из телохранителей - слишком уж отчетливо в его глазах читалось отражение опасности. Но реамант ничего не увидел. Оно и понятно - то отражение существенно отстало от реальности. Тяжело вздохнув, юноша пошел дальше.

   Мимо проплывали остатки силуэтов солдат Комитета. Многие из них уже превратились в бесформенные фиолетовые облака пыли, но некоторые все еще сохраняли мельчайшие детали былого человеческого облика. Аменир мог бы попробовать вернуть их к жизни посредством реамантии, но, увы, это можно приравнять к попытке построить дом без строительных материалов. У обычных людей не было ни единого шанса выжить в ирреальном. Максимум, что мог сделать Кар - восстановить их оболочку. Безжизненную и бездушную оболочку. Делать из несуществующих мертвецов реальные трупы - занятие для сумасшедшего...

   Аменир остановился. Перед ним лежала на земле девушка с кожей бронзового цвета. Коваленуапа уже не была ни живой, ни мертвой и потому не исчезла из реальности от созданного Этикоэлом искажения. В ней не осталось ни капли души или сознания, но сейчас она покоилась на мягкой фиолетовой пыли и пустыми глазами смотрела на силуэт человека, который в момент опасности закрыл ее своим телом. Лицо и половина туловища призрака уже осыпались, но зато отчетливо различалась культя вместо одной руки. Демид не задумываясь пожертвовал собой, чтобы защитить дикарку, хотя этому миру она уже не принадлежала.

   "Их смерть уже напрасна. Как я могу изменить свершившееся, Демид?", - мысленно обратился к нему Аменир, завороженно следя за темными пылинками, слетающими с тени фасилийца. Они медленно парили в воздухе, опускаясь на тело Коваленуапы, а лучи робкого солнца, пытающегося пробиться сквозь толщу размазанных по небу облаков, придавали ее бронзово-фиолетовой коже совершенно невероятный оттенок. Молодая девушка по-своему исчезала из действительности, покрываясь ирреальным прахом Демида.

   Неизвестно сколько времени прошло, прежде чем застывший Аменир наконец смог оторваться от прекрасного и жуткого зрелища. Через силу он отвел взгляд в сторону и увидел завернутое в плащи тело Шеклоза. "Это никогда не закончится...", - судорожно вздохнул реамант. Еще один мертвец. Еще один? Нет, Мим был не таким человеком, чтобы про него можно было сказать "еще один". В любом контексте он оставался неповторимым, даже когда погиб, сражаясь за лучшее будущее для своей новой родины и всего мира. Перед Амениром лежал Мертвец.

   Юноша подошел к его трупу и осторожно приподнял край пропитанной кровью ткани. Кар увидел изувеченную руку Шеклоза, из которой торчали обломки белых костей, разорвавших частично истлевшую плоть, и поспешно прикрыл ее плащом. После всего пережитого Аменир по-прежнему боялся вида крови и чужих страданий. Но зато теперь, вспомнив то, через что пришлось пройти Шеклозу, внутри реаманта что-то проснулось. Чувства и мысли по крупицам возвращались к нему, возрождая болезненное желание жить и стремиться к своей цели.

   - Создать лучший мир, - пробормотал юноша, уставившись в одну точку. - Как? Неважно. Это потом. Сейчас - другое. Но... если Нгахнаре лично предложил Шеклозу план по уничтожению купола, то почему он ничего не сказал про Этикоэла? Ведь получается, что учитель уже тогда хотел... чего хотел? Всех убить, уничтожить мир? Бред какой-то... Ладно, это тоже пока что неважно. Суть в том, что мастер Этикоэл был источником энергии для всех тех чудовищных искажений. Но как он использовался инструмент, находясь так далеко от него? Все же я еще слишком многого не знаю о реамантии... Так почему Нгахнаре просто не избавился от причины катаклизма? Пусть не сам, он мог ведь просто поручить сектантам убить Тона. Впрочем, из рассказов мастера Шеклоза стало ясно, что владыка не так уж и всемогущ. Какой бы силой Нгахнаре не обладал, он все равно остается человеком, который просто смог перейти на другой уровень существования в ирреальном. А любое предвидение, если владыка вообще им владеет, будет бесполезно, когда речь заходит об изменении реальности... Надо решить, что делать дальше.

   - Ты меня слышишь? - раздался голос за спиной реаманта.

   Вскрикнув от неожиданности, Аменир обернулся и попятился, но споткнулся о тело Шеклоза и упал, подняв в воздух облако пыли, которая тут же попала ему в горло и глаза.

   - Он тоже обезумел, - произнес кто-то, чей голос звучал моложе первого. - И я видел похожие тряпки на культистах. Его надо связать на всякий случай.

   Прокашлявшись и протерев глаза, Кар увидел перед собой двух мужчин, один из которых показался ему смутно знакомым, и еще примерно тридцать человек позади них. "Когда они успели тут появиться? Проклятая задумчивость когда-нибудь точно убьет меня..."

   - Не спеши, Миро. Он тут один, а купола нет. Как и Комитета почему-то...

   - Но, Ваше Величество...

   "Ваше Величество?", - изумился Аменир, разглядывая стоявшего перед ним мужчину в многократно чиненых доспехах, покрытых вмятинами, небольшими дырами и глубокими царапинами, края которых уже пожирала ржавчина. И даже в таком состоянии они вспыхивали ярким светом, попав на тусклые солнечные лучи, хотя случалось это достаточно редко - великолепный доспех почти целиком был измазан грязью, кровью и какими-то вонючими выделениями.

   - Бахирон Мур, - прошептал Аменир, узнав правителя Алокрии.

   Вокруг него стояли люди, живые люди. Кажется, увидев их реамант смог очнуться от сна разума. Теперь он понял, зачем вернулся в настоящую реальность. Мертвецы навсегда останутся мертвецами, но живые должны жить дальше. Жизнь - вещь непредсказуемая, в ней возможно все. И даже лучший мир. Лучший для ныне живущих людей, а не для тех, кто уже умер. "Их смерти не будут напрасны, Демид. Пока в этом мире теплится хоть один крохотный уголек жизни, ничья смерть не будет напрасной, если она способна поддержать это пламя..."

   - Видишь, он вменяемый, - удовлетворенно сказал король.

   - На нем багровый балахон - одежда культистов, - не унимался Миро. - Ему нельзя доверять.

   - Нет, вы не так поняли. Я реамант, я из Комитета! - поспешил объяснить юноша.

   - Реамант из Комитета? - бывший марийский военачальник еще более подозрительно посмотрел на него. - Кто пустит фокусника в Комитет? Да еще и такого молодого. И что ты делаешь здесь? Не похоже, что ты сражался.

   - Позвольте мне все вам рассказать...

   Миро вопросительно взглянул на Бахирона. Король коротко кивнул:

   - Пусть говорит.

   Несмотря на жуткую усталость и многочисленные ранения, к реаманту подошли все оставшиеся в живых солдаты Мура и По-Кара. Они долгое время были изолированы от всего мира, а их жизнь свелась к методичному уничтожению чудовищ в чахлых лесах Евы, чтобы те не добрались до Нового Крустока и Комитета раньше, чем будет найден способ избавиться от купола. Для них прошла уже целая вечность, поэтому бывшие соперники в гражданской войне собрались вокруг растерянного юноши, чтобы услышать, как сильно изменился мир за это время. Они надеялись услышать что-нибудь хорошее, но были готовы к худшему.

   Аменир рассказал все, что знал сам. О печальной судьбе Марии и Илии, о деятельности Комитета, о предательстве Маноя Сара и жуткой формуле, превращающей людей в фармагулов, о том, что Касирой Лот на самом деле был боссом Синдиката, о происхождении и истинной природе Шеклоза Мима, о плане по уничтожению купола, который предложил сам Нгахнаре, о Мадзунту из племени Наджуза и подвиге команды "Отважной куртизанки", о новой роли реамантии, о походе Комитета, о стычках с фармагулами, культистами и порождениями ветров, об уничтожении внешней оболочки купола и механизме внутри, о... о появлении Этикоэла Тона и его странном поступке.

   - Выжил один лишь я. Реамантия, убившая всех остальных, спасла меня, - со вздохом закончил свой рассказ Аменир.

   - Я ему не верю, - заявил Миро и покосился на гору трупов культистов, завернутого в плащи мертвого Шеклоза, Коваленуапу и призрачные силуэты солдат из отряда Комитета. - Во всяком случае, не всем его словам.

   На лице Бахирона не дрогнула ни одна мышца за все повествование, даже когда король узнал ужасную правду о людях, которых считал своими друзьями, верными соратниками и ценными советниками в управлении страной. Но он поверил реаманту.

   - Все сказанное им - правда, - негромко произнес Мур. - Этому юноше незачем лгать нам. К тому же его рассказ слишком реален, как это ни печально. Наш мир жесток, но верен своим законам. Власть развращает, города горят, люди умирают, а неизвестное остается неизвестным лишь до тех пора, пока с него не будет сдернут покров тайны.

   Лишь одно обеспокоило короля - Комитет ничего не знал о судьбе Джоанны. Если даже вездесущие агенты Тайной канцелярии не смогли найти ее, значит ли это, что ее больше нет в живых? Нет, исключено. Она сделала все, что могла, и теперь скрылась вдалеке от ирреальных кошмаров, ожидая возвращения супруга и заботясь об их новорожденном сыне...

   - Выходит, то, что один реамант движением руки уничтожил целый отряд, тоже правда? - подозрительно поинтересовался Миро. - Почему же они все это время скрывали свою истинную силу?

   - А что бы ты сделал, если бы обладал подобной силой или властью над людьми, которые наделены способностью к мощной реамантии? - спросил Бахирон, испытующее взглянув на марийца.

   - Я бы...

   По-Кара осекся. Он понял, к чему вел король.

   - Существуют такие силы, о которых не должен знать никто, - продолжил Бахирон. - Реамантия способна сотворить много благ, но мы воочию убедились в ее разрушительной мощи. Как бы то ни было, она остается наукой, инструментом в руках человека. А люди бывают разные.

   - Вот именно, - Миро схватился за меч. - Где уверенность в том, что этот мальчишка не нападет на нас сейчас и не сотрет в порошок, как это сделал его учитель с отрядом Комитета?

   Аменир нервно сглотнул, наткнувшись на грозный взгляд бывшего марийского военачальника. "Сейчас меня признают угрозой и убьют".

   - Глупости, - поморщился король, положив руку на плечо По-Кара. - Если бы он хотел, то уже расправился бы с нами. Не нужно бросаться в крайности, Миро. Ты в последнее время стал очень раздражительным, прямо как...

   - Как Илид По-Сода? - резко спросил мариец, однако все же вложил меч в ножны.

   Бахирон снова поморщился, но на этот раз словно от боли. Есть раны, которые со временем причиняют все больше страданий. Клинку сожалений наплевать на прочность доспеха и крепость тела, он пронзает душу человека...

   - Как Илид, - после продолжительной паузы согласился король.

   К Миро пришло осознание того, что он сказал лишнее. На лицо Бахирона легла тень воспоминаний, но мгновение спустя она исчезла, уступив место былой решительности и невозмутимости с легким оттенком усталости.

   - Наша история не так богата на события, как твоя, молодой реамант, - произнес король, повернувшись к Амениру. - Тяжело сосчитать дни, когда ночь и день размыты в белых тенях и темном свете солнца, но, наверное, мы сражались с порождениями ветров около двух месяцев. Впрочем, для меня, для Миро и для всех наших солдат эти месяцы показались вечностью. Думаю, ты прекрасно понимаешь меня, ведь ты тоже был в том лесу. Вот, в общем-то, и все, что я могу рассказать тебе.

   - Так это вы отвлекли тех чудовищ в чаще, чтобы они не спустились в кратер и не убили всех нас? - догадался реамант.

   - Да. Маршрут Комитета из Нового Крустока к куполу был легко предсказуем, мы давно уже охраняли его, ожидая решительных действий со стороны комитов, и, как оказалось, не зря. Однако когда вы были уже у своей цели, практически весь лес пришел в движение, отовсюду начали вылезать кошмарные твари, которые целеустремленно направились к куполу. Мы в тот момент были немного севернее расчищенного пути, но сразу поняли, что именно произошло. Времени не оставалось, первую волну быстрых чудовищ мы уже не успевали перехватить, но самых больших, медлительных и смертоносных монстров нам удалось остановить прямо у кратера. В борьбе с ними важна мобильность и возможность укрыться, чего у вас не было. Так мы и задержали их. А когда купол исчез, они... наверное, запаниковали или что-то подобное. В общем, воспользовавшись моментом, мы убили, если так можно выразиться по отношению к ним, немало порождений ветров. Остальные скрылись, но мы не стали преследовать их, а сразу направились к вам.

   - И обнаружили здесь только тебя, - закончил за короля Миро. - Я имею в виду, из живых. Ты пойми нас правильно, но у нас в равной степени нет причин доверять или не доверять тебе. Хотя я склоняюсь к недоверию.

   - Хватит об этом, - остановил его Бахирон. - Много наших товарищей пало в бою, я сам был бы рад умереть за жизнь любого из них. И ноша этого юноши в разы тяжелее, чем наши с тобой, Миро. Он - последний выживший, свидетель сокрушительного поражения сразу же после успеха и человек, которого предал едва ли не самый главный авторитет в его жизни - собственный учитель. Старик Этикоэл оказался повинен в страданиях людей и изуродованной реальности... Я и сам не могу в это поверить. Он, конечно, всегда имел прескверный характер, но подобного я от него не ожидал.

   - Вы знакомы с мастером Тоном? - растерянно спросил Аменир просто потому, что надо было что-то спросить.

   - Да, я часто беседовал с ним и Патиканом Федом. Мне нравилось слушать споры двух мудрых пожилых людей, хотя один всегда был сдержан и рассудителен, а второй бурлил желчью, энергией и невероятными идеями. В их словесном противостоянии рожался образ прекрасного мира - живого, но спокойного, свободного, но дисциплинированного, страстного, но беззлобного. Я стремился к этому миру, хотел воссоздать его хотя бы в Алокрии, чтобы мой народ был счастлив. Но даже поставив перед собой верную цель, я выбрал не тот путь для ее достижения...

   По-Кара со вздохом отвернулся. Бахирон снова сожалел о своем правлении, хотя при нем в Алокрии царили мир и спокойствие. Даже те, кого по старой традиции называли королевскими рабами, жили со своими семьями в тепле и достатке. Конечно, никуда не исчезло пренебрежительное отношение илийцев к марийцам, как не прошла и неприязнь марийцев к илийцам, старые семьи востока и новая аристократия запада противостояли друг другу, бедные завидовали богатым, бездельники во всем винили трудяг и короля, а жулики, воры, убийцы, проститутки и наркоманы всегда будут соседствовать с добропорядочным человеком. Но Мур делал все, чтобы его подданные были счастливы, и даже больше. Так почему же он винит себя во всех бедах страны?..

   - Простите, что отвлекаю, Ваше Величество, - немного дрогнувшим голосом произнес Миро. - Но сейчас нам необходимо решить, что делать дальше. Если тот реамант смог один раз создать подобный механизм для искажения реальности, то ничто не мешает ему повторить свой опыт.

   Мариец не хотел, чтобы король впадал в уныние. Некогда По-Кара восхищался Илидом По-Сода, старым другом и верным соратником Бахирона Мура, но с тех пор многое поменялось. Идеалы отдельных людей не идут ни в какое сравнение с благом для всего народа или тем более человечества. Очень часто приходится жертвовать своими интересами и желаниями, чтобы мир оставался по-прежнему чистым и спокойным. Увы, не все с этим согласны.

   "Король всегда должен оставаться королем, даже если от страны почти ничего не осталось...", - Миро печально усмехнулся, поймав себя на мысли, что республиканские идеалы всеобщего равенства и свободы остались для него в прошлом. А ведь когда-то из-за этого в Алокрии началась гражданская война. Но та война давно закончилась всеобщим поражением. Противоречия просто испарились - о каких правах, универсальных законах и новых системах управления могла идти речь, когда перед всем живым встала одна единственная задача - продолжать существовать. И даже теперь, когда купол уничтожен, мир по-прежнему катился в грохочущую бездну хаоса.

   - Тогда нам надо остановить Этикоэла Тона, - спокойно сказал Бахирон, словно речь шла не о том человеке, который вывернул реальность наизнанку.

   - Если он действительно умеет мгновенно перемещаться на огромные расстояния, сжимая пространство, то мы его никогда не догоним, - напомнил По-Кара и недоверчиво покосился на Аменира. - Если, конечно, этот парень не может сделать то же самое.

   - Я подобного никогда не делал, вряд ли у меня получится, - сокрушенно покачал головой юный реамант. - И это очень опасно, вы даже не представляете, как сильно может исказиться реальность даже от одного неосторожного вмешательства.

   - Очень хорошо представляем. И сталкивались неоднократно, - задумчиво произнес Бахирон, ногтем сковырнув со своего доспеха засохшую корку из крови, грязи и слизи. - Ладно, если ты не умеешь сжимать пространство, как твой учитель, то хотя бы подскажи, откуда следует начать его поиски.

   - Я считал его мертвым и... не знаю. Может, Новый Крусток?

   - Может, Новый Крусток, - хмуро повторил Миро. - А может, нет? Донкар, Градом, Пальсу, Кирна, Нижний Постур, Дикарские острова, леса Фасилии или кажирские пустыни? Мы, по-твоему, должны пешком гоняться за человеком, который за один шаг преодолевает расстояние в полмира? "Может, Новый Крусток"!

   - Нет, не полмира, но полстраны вполне может быть... - растерянно пробормотал Аменир.

   По-Кара уставился на реаманта как на умалишенного.

   - А. Полстраны. Всего полстраны. Ну, это же совсем другое дело. Можно сказать, что Этикоэл у нас в руках. Полстраны за один шаг. Нормально же, он от нас ни за что не уйдет.

   - Хватит, Миро, - остановил марийца Бахирон. - Я понимаю, что у нас нет времени. Я также понимаю, что догнать Этикоэла Тона практически невозможно. Но еще я понимаю, что нам его не одолеть, пока мы не перехватим инициативу.

   Оставшиеся в живых солдаты из объединенного отряда переглянулись. Их было всего около тридцати человек, а старый реамант стер из реальности в два раза больше людей одним движением. Но, с другой стороны, он оставался обычным стариком, который заметит пущенную стрелу, только когда та пробьет его грудь. Невероятное могущество и старческая немощь удивительным образом сочетались в Этикоэле.

   - Я знаю реальную силу учителя, но уверен, что сейчас он не в самой лучшей форме, - Аменир робко прервал затянувшееся молчание. - Всю свою энергию он отдавал механизму внутри купола, поддерживая канал на очень большом расстоянии. Ему понадобится время, чтобы полностью восстановиться.

   - Значит, у нас есть шансы? - спросил Бахирон.

   - Думаю, что да. Если я пойду с вами, то, наверное, смогу понять по комбинации символов его куба, что он намеревается сделать. И тогда, если я успею все правильно разгадать и придумать способ противодействовать его искажениям реальности, то я мог бы попытаться уберечь вас от одной-двух атак.

   - Если, наверное, попытаться... - проворчал Миро. - Ты так уверен в своих действиях, что положиться на тебя - сродни самоубийству. Сражаться с тем реамантом в открытую - не наш вариант.

   - Будучи достаточно умным человеком, Этикоэл точно принял какие-то меры предосторожности, зная о своих слабых местах. И незамеченными к нему пробраться смогли бы лишь... - Бахирон многозначительно посмотрел на изувеченный труп Шеклоза. - Но их с нами нет. Поэтому остается только сражаться в открытую, как бы опасно это ни представлялось, Миро. И крохотный шанс на победу, что имеется у нас, сейчас находится в руках этого молодого человека.

   Мариец снова посмотрел на Аменира, но уже без прежнего пренебрежения. Сражаясь плечом к плечу с Муром и беседуя с ним в редкие минуты отдыха, Миро узнал одну очень важную вещь - алокрийский король всегда уверен в том, о чем говорит. И ошибался он очень редко. Хотелось бы, чтобы и на этот раз Бахирон оказался прав, иначе их ожидает неминуемое поражение. И не только их...

   - Предлагаешь начать поиски с Нового Крустока? - спросил у реаманта По-Кара, немного смягчив тон.

   - Возможно, - растерянно ответил Аменир, потерявшийся в происходящих вокруг него событиях. - Но у мастера Этикоэла не было особых причин возвращаться именно туда, хотя... в то же время...

   Внезапно в его голову пришла очень смелая идея. Он уже думал о том, чтобы как-то использовать свое ощущение мира, развившееся после многократных посещений ирреального, и найти хоть какие-нибудь нити учителя, по которым можно было бы определить его местонахождение. Но Кар еще не умел управлять этой способностью, да и с точки зрения теории реамантии для него не существовало Этикоэла как такового - в реальности старик оказался не тем человеком, каким его представлял юный реамант, поэтому из-за разницы в воображении и действительности почувствовать его практически невозможно. Это можно сравнить с поиском хорошо представляемого зеленого шара в пирамиде из вполне реальных красных кубиков. По той же самой причине и Тон не мог обнаружить ученика, потому что для него Аменир был уже мертв. Но реамантия всегда оставляет следы в реальности, а это значит...

   - Если он сжал пространство между двумя точками, то защитный механизм должен был отреагировать на подобные искажения, в каком бы состоянии он сейчас ни находился, - задумчиво пробормотал Кар, высвобождая из ладони куб. - И пока нити мироздания не приняли новую действительность последствий, вмешательство мастера Этикоэла остается чуждым для этого мира. Выходит, где-то здесь...

   Бахирон, Миро и еще три десятка человек молча следили за бубнящим под нос юношей, который бродил по круглой зеленой полянке и смотрел на вращающиеся секции куба, периодически озаряя свое лицо золотистыми вспышками таинственных символов. Ни королю, ни бывшему военачальнику, ни обычным солдатам не были понятны громоздкие теоретические построения и бессвязные замечания реаманта, но никто не мешал ему. Судя по всему, Аменир знал, что делает. Или хотя бы догадывался.

   - Интересно.

   Кар замер, уставившись пустым взглядом в одну точку. Секции на кубе остановились, и в следующее мгновение золотой свет с оглушительным треском разорвал воздух перед юношей.

   - Получилось... - прошептал реамант, изумленно глядя на неровные края нереальной воронки.

   Получилось не так изящно и точно, как у Этикоэла, но короткий коридор в пространстве между двумя отдаленным точками определенно работал как надо. Впрочем, механизм самовосстановления реальности уже пришел в действие, поэтому следовало поспешить - повторное вмешательство в действительность одним и тем же способом могло обернуться неудачей или даже катастрофой. Спасало лишь то, что все защитные системы немного вышли из строя, поэтому Амениру удалось без особых последствий воздействовать на затронутые его учителем нити мироздания. Хотя, даже полностью скопированное сокращение пространства будет отличаться от оригинала. Реальность в последнее время - штука очень непостоянная.

   - Что это? - наконец спросил Бахирон.

   - Наша дорога к мастеру Этиколу.

   - Ты же говорил, что не умеешь делать подобные вещи, - подозрительно прищурился Миро. - Уже научился?

   - Нет, просто... - Аменир ненадолго задумался, подбирая слова. - Ткань мироздания от воздействия на нее меняется, но суть ее изменений кроется в том ирреальном, что находится вне границ действительности. Иными словами, я просто наложил последствия действий мастера Этикоэла на настоящую реальность. Полноценным повтором это не назвать, но суть примерно та же.

   Мариец недовольно поморщился, однако с расспросами больше не приставал. Все равно ведь ничего не понятно.

   - Он там? - Бахирон кивнул в сторону разорванного пространства.

   Человеческий глаз ничего не мог разглядеть в воронке, в которой огромное расстояние сжалось в один шаг. Деревья, дома, стены, камни, дороги, холмы, поля, низины, болота, озера, реки и мосты - все наслаивалось друг на друга и сплющивалось по краям короткого коридора из нескольких дней пути.

   - Где-то там, да, - не слишком уверенно ответил реамант. - Примерно.

   - В таком случае не будем терять время, - произнес король и шагнул вперед.

   - Постойте, Ваше Величество, - остановил его Миро, подталкивая к воронке Аменира. - Пусть он идет первым.

   Опасения бывшего марийского военачальника можно было понять. От одного вида ирреальной воронки начинала болеть голова, темнело в глазах и появлялась тошнота. Страшно даже представить, что произойдет с телом, если пройти сквозь окно сжатого пространства. Может быть, все будет в порядке. Или нет...

   - Мне понятно ваше недоверие, - вздохнул реамант. - Как скажете. Я пойду первым.

   Аменир вплотную подошел к воронке и внимательно осмотрел ее. Кажется, она стала меньше. Все-таки весьма вероятно, что защитный механизм реальности еще работал и пытался избавиться от искажений в действительности. Значит, надо торопиться, иначе след Этикоэла будет потерян.

   В очередной раз тяжко вздохнув, реамант зажмурился и шагнул в неизвестность. В лицо подул холодный ветер, земля ушла из-под ног, а центр тяжести растекся по всему телу Аменира, но тут же вернулся в прежнее состояние лишь для того, чтобы швырнуть юношу о камни. Вскрик испуга и боли вылетел из его груди вместе с остатками воздуха. Низкое серое небо, швыряющее в лицо распластанного человека редкие колючие снежинки, медленно скрылось за гудящей черной пеленой. Кар потерял сознание.

   Когда сквозь дымку беспамятства начали проступать очертания реального мира, вокруг юноши уже стояли солдаты, Бахирон и Миро. Они потирали ушибленные места, кое-кому вправляли вывих, но в целом все перенесли путешествие сквозь пространство без особых последствий. Сама ирреальная воронка, висящая высоко над их головами, уже отползла куда-то к югу и практически затянулась. Значит, механизм саморегуляции ткани мироздания все-таки пытался восстановить статус-кво до начала кошмарных искажений, созданных Этикоэлом Тоном. Увы, если сломанное еще можно было починить, то мертвое вернуть к жизни уже невозможно...

   "Как-то неловко я вывалился из воронки... - подумал молодой реамант, с каждым вдохом ощущая тупую боль в спине. - Хорошо, что она хотя бы в воздухе повисла, а не оказалась где-нибудь под землей. Были бы мы все сейчас погребены заживо..."

   - Силоф, - коротко прокомментировал Миро, повернув лицо навстречу ледяному ветру, дующему с гор.

   Аменир поднялся на ноги и тоже посмотрел туда, куда были обращены взгляды всех присутствующих. Там, в ущелье, опершись стенами о гигантские горные склоны, стояла крепость из темно-серого камня. Юноша никогда прежде не видел Силоф, он почувствовал себя песчинкой перед рукотворной горой, крохотным человечком перед огромным трупом великана, ящерицей в тени дракона. Знаменитый северный оплот Алокрии был способен сдержать натиск любой армии, но проиграл в сражении с временем.

   - Прошло много лет с тех пор, как я посетил крепость в последний раз, - произнес Бахирон с печалью в голосе. - Все так сильно изменилось.

   Часть стен обрушилась, ветры сорвали с башен кровлю, а за приоткрытыми деревянными воротами виднелась полуопущенная ржавая решетка. Силоф казался совершенно безжизненным, и только развевающиеся флаги Фасилии добавляли немного движения в эту мертвую картину.

   - Кассий был здесь, - Миро впился взглядом в крепостные стены, однако дозорных на них не обнаружил. - Но где он сейчас?

   - Скорее всего, вернулся в Фасилию. Джоанне все-таки удалось уговорить его не развязывать войну, - Бахирон нахмурился. - А вот где она сама - вот вопрос. Впрочем, если Кассий предложил ей переждать опасность на родине, то она, должно быть, согласилась.

   "Но по собственной ли воле Джоанна последовала за ним? - взволнованно подумал король, скрывая ото всех свое беспокойство. - Она должна родить нашего сына. Неужели Кассий хочет использовать их в своей игре?.. Нет, он хоть и одержим желанием отомстить, но не будет опускаться до такой подлости. Слишком бесчестно и бесчеловечно. Это ведь его дочь и внук. Однако в то же время они - королева Алокрии и наследник алокрийского престола..."

   - Вы беспокоитесь о своей супруге и вашем ребенке? - Миро все-таки понял, что означает странный взгляд короля.

   - Знаешь же, как у нас принято говорить, - грустно усмехнулся Бахирон. - Не время для любви. Уверен, с ними все в порядке. А вот мы стоим на месте.

   - Ждали, пока наш фокусник в себя придет, - мариец покосился на смутившегося Аменира. - Кстати, зачем Этикоэл направился в Силоф? Он сейчас там?

   Потупив взгляд, молодой реамант ответил:

   - Я не знаю. Он никогда ни о чем подобном не говорил.

   - Он что-то ищет внутри крепости? - не отставал Миро. - Что там может быть такого важного для него?

   - Не знаю...

   Бывший военачальник раздраженно скривился, но быстро взял себя в руки. "Слишком уж этот мямля сейчас полезен. И король Мур, кажется, его ценит. Понять бы еще за что..."

   - Но что бы это ни было, оно находится внутри, так? - сдержанно спросил По-Кара.

   Аменир неопределенно повел плечом.

   - Надо посмотреть поближе. Определенно могу сказать только одно - оттуда идет очень мощный фон энергии искажения реальности, но это сделали не ветры купола. Мастер Этикоэл использовал внутри Силофа реамантию, мы должны быть осторожны.

   - Но погони он не ждет, в этом наше преимущество, - произнес король, положив ладонь на рукоять меча и шагнув по направлению к темно-серым стенам. - Вперед.

   Чем ближе они подходили к крепости, тем более безжизненной она казалась. Куда делся алокрийский гарнизон, где армия Фасилии, что тут пытался найти Этикоэл Тон? Ответы были там, за приоткрытыми воротами и полуопущенной решеткой. И правда оказалась страшнее любых предположений.

   Весь внутренний двор был усеян трупами фасилийских солдат, а в палатках и сколоченных наспех хижинах лежали мужчины в прохудившейся одежде, какую обычно носили жители северной Алокрии. Видимо, это были беженцы, попытавшиеся скрыться от ужасов, заполонивших всю страну, но даже в самом надежном укрытии под защитой мощной армии Кассия их настигла смерть. Бахирон и его солдаты настороженно шли вперед, обходя изувеченных людей, павших от руки реаманта. Большинство из них Этикоэл убил простыми и действенными способами. Заставить сместиться кости в организме человека - плевое дело, учитывая, что защитный механизм реальности временно вышел из строя.

   На лицах мертвых фасилийцев и алокрийцев, если, конечно, их черепа не были смяты в небольшой шарик, обернутый в кожу и волосы, застыли недоумение и страх. Повсюду встречались тела с разошедшимися в разные стороны ребрами, оголившими внутренности, которые уже припорошили острые снежинки. Иные же страдальцы лежали на промерзшей земле с торчащими из рук и ног костями - они так и умерли, истекая кровью из разорванных конечностей и не имея ни малейшей возможности пошевелиться. Возможно, самая милосердная смерть пришла к тем, чей позвоночник был скручен в спираль. Во всяком случае, они ничего не почувствовали, хотя, изумленно разглядывая собственные спины, им довелось испытать леденящий ужас от осознания надвигающейся гибели. Впрочем, жили в подобном состоянии они очень недолго.

   - Этикоэл пришел в Силоф, чтобы всех убить? - опешил Миро.

   - Нет, он здесь не за этим, - покачал головой Бахирон. - Он избавлялся преимущественно от солдат и тех, кто мог оказать ему сопротивление. Остальным он дал сбежать - палатки и хижины для беженцев во внутреннем дворе рассчитаны на гораздо большее количество людей, чем число жертв.

   Аменир остановился возле одного из трупов, вся кожа которого была покрыта волдырями, в глазницах затвердели остатки студенистого вещества глаз, а у рта, носа и ушей остались следы от алой пены. Видимо, эффект от смещения костей становился все слабее с каждым новым человеком, подвергшимся искажению. Саморегуляция ткани мироздания заставляла Этикоэла прибегнуть к иному способу убийства, но очевидно, что тратить свое время на фасилийских солдат он не собирался, поэтому просто вскипятил их кровь, заставив свариться изнутри.

   "Очень интересный подход. А он опять изменил реальность массово или к каждому человеку подходил индивидуально? По идее, на последовательное взаимодействие одним и тем же способом прошла бы реакция защитного механизма, пусть даже и частично нерабочего. Значит, он смог обнаружить нечто общее в столь неустойчивых и разнообразных системах, которыми являются живые существа, чтобы, затронув одну единственную нить, воздействовать на большое количество целей. Мастер Этикоэл поистине гениален. Постойте-ка...", - Кар в ужасе отшатнулся от трупов, поймав себя на мысли, что разглядывал их как объекты для реамантии, а не как людей.

   - А ты что думаешь? - спросил его Бахирон.

   - Я? - Аменир наконец смог оторвать взгляд от сваренных в собственной крови мертвецов. - А, нет. Мастер Этикоэл определенно был здесь не ради убийства этих людей. Это видно по... в общем, он здесь не за этим, да.

   Мур кивнул и задумчиво посмотрел на темную громаду цитадели в центре крепости. Алокрийские беженцы искали здесь укрытие, рассчитывая на помощь вечных врагов. Значит ли это, что доверия к своему королю у них больше не было? Конечно, он ведь исчез, носился по лесам, защищая Комитет и жалкие остатки страны от порождений ветров, и никто о нем ничего не знал. Он подвел народ Алокрии, сражаясь за него. Позволил отчаянию просочиться в сердца подданных и, оберегая от смерти, обрек их на жизнь преисполненную страданий...

   - А где сам Этикоэл? - поинтересовался Миро, нервно озираясь.

   - Не знаю, мне еще слишком сложно это определить, - вздохнул Аменир. - Надо просто искать дальше.

   - Тогда идем в цитадель, - решил Бахирон.

   Блуждая по коридорам из массивных темно-серых камней, они встретили немало других жертв старого реаманта. Фасилийские солдаты были нанизаны на резко заострившиеся и вытянувшиеся к потолку напольные плиты, их живьем поглощала плесень со стен, собственные доспехи сужались, раздробляя кости и выдавливая внутренности, металл оплавлялся и сжигал плоть, ткань одежды ниточками вгрызалась в человеческие тела и обволакивала сердца, заставляя те останавливаться, а оружие изгибалось и пронзало своих хозяев. Многие из них сошли с ума при виде вывернутых наизнанку товарищей и поспешили покончить с собой, надеясь хоть как-то остановить этот кошмар. Огромная цитадель, созданная для защиты людей, превратилась в ужасную братскую могилу. Спустя столько лет фасилийцы все-таки смогли захватить кусочек Алокрии, но это принесло им только погибель.

   Кар вел отряд по забрызганным кровью коридорам от одного источника энергии искаженной реальности, до другого, но кроме трупов они не находили ничего, что указывало бы на месторасположение Этикоэла или причину его прибытия в Силоф. Остановившись у несчастного солдата, задушенного застежкой собственного плаща, Бахирон посмотрел в его распухшее фиолетовое лицо и коротко подвел итог, который всем и так почему-то казался очевидным:

   - Реаманта здесь уже нет.

   - Ну да, - согласился Миро, обходя впаянного в стену покойника. - Во внутреннем дворе мы были как на ладони, по коридорам бродим нисколько не скрываясь, бряцаем оружием и скрипим нашими ржавыми и поломанными доспехами так, что нас даже глухой услышал бы. Он бы точно нас уже заметил, почуял или еще чего. Так ведь?

   - Заметил - может быть. Почуял - вряд ли, - покачал головой Аменир. - Реамантия так не работает, в ней многое зависит от сознания самого реаманта. Если в его представлении я или, например, король Мур уже мертвы, то посредством реамантии он нас точно не обнаружит. Понадобится время, чтобы осознать новую реальность, в которой мы еще живы. Примерно по тем же причинам и я не могу определить, где находится мастер Этикоэл, даже если бы умел это делать...

   - Ладно, понятно, - поморщился мариец. - Но не пешком же он из Силофа ушел в... куда-нибудь. Наверняка где-то тут есть еще один переход. Ты уже нашел один в кратере, попробуй отыскать и этот.

   - Этим я и занимаюсь, - вздохнул юный реамант, осознав, что его слова и действия остаются непонятными для всех. - Я ведь не просто так вожу вас на трупы посмотреть, я ищу...

   - Ищешь? Беспорядочно бродить по коридорам и я могу. А где реальный результат?

   - Сейчас не время для споров, - твердо произнес Бахирон, давая своим тоном понять, что подобных разговоров он больше не потерпит. - Где находится очередной след реамантии?

   Аменир кивнул и взмахнул рукой, высвобождая из ладони куб. Внимательно посмотрев на символы, источающие едва заметный бледно-золотистый свет, он ответил:

   - Где-то внизу. Не понимаю. Под полом, что ли...

   - Там темница, - король резко развернулся и уверенно пошел по коридору. - Туда.

   В подземелье было очень сыро, казалось что сам воздух заплесневел и с каждым вдохом оставлял в легких мокрый осадок. Низкий влажный потолок висел прямо над головами, из-за чего постоянно хотелось пригнуться, хотя в том не было нужды. Спустившихся по узкой винтовой лестнице людей встретил одинокий стражник в фасилийской форме. Он лежал в луже вонючих выделений, вытекших из лопнувших пузырей на позеленевшей коже. Доспех сидел на нем как-то криво, словно под ним практически не осталось плоти. Этикоэл вновь умело воздействовал реамантией на окружающую среду и, воспользовавшись невероятной сыростью этих мрачных залов, заставил несчастного фасилийца сгнить живьем. Но, очевидно, в тюрьму он спустился не за ним.

   - Если есть охранник, значит есть что охранять, - резонно заметил Миро, прикрыв лицо краем плаща. - Смердит...

   Оказалось, вместе с солдатом тлетворное искажение реальности коснулось нескольких арестантов, запертых в просторных клетках. Полуразложившиеся люди в одежде алокрийских крестьян мертвенной хваткой держались за толстые прутья решетки. Их сползшие набок лица выражали ужасные страдания и ужас. Когда воздействие реамантии добралось до них, механизм саморегуляции ткани мироздания уже несколько смягчил его эффект, поэтому люди умирали очень медленно. Они тянули руки из камер и смотрели ослепшими глазами в темноту подземелья, взывая хриплыми голосами о помощи, в то время как плоть сползала с их тел пластами подгнившего мяса. Аменир отвернулся от кошмарной картины, с трудом сдерживая рвотные позывы.

   - Беженцы, которые решили во всем полагаться только на себя, разочаровавшись в сильных мира сего, - прошептал Бахирон, глядя в застывшие лица людей за решеткой. - Скорее всего, попались на воровстве у тех, кто приютил их в час беды, или убили своих соотечественников за краюху хлеба и теплую одежду. Вот во что превратились мои верные подданные, оказавшись во власти отчаяния...

   - Подойдите сюда, Ваше Величество, - позвал его Миро, заглянув внутрь дальней клетки. - Вам стоит на это посмотреть.

   В углу темной камеры лежало тело старика в некогда белых одеждах, которые пожелтели от сырости и времени. Облепленный серой кожей череп, крючковатые пальцы, обнявшие тощие плечи, чтобы сохранить перед смертью хоть каплю тепла, редкие седые волосы на голове и приоткрытый провал беззубого рта, обрамленный иссохшими потрескавшимися губами. А на впалой груди покоился кулон Призмы Света из белого золота. Таким предстал перед королем великий Спектр алокрийской Церкви Света.

   - Ничего не понимаю, - Миро кивнул в сторону трупа истощенного старика. - Получается, реамант за ним сюда пришел? А смысл?

   - Но убил его не мастер Этикоэл, - заметил Аменир, выглянувший из-за плеча короля. - Спектр мертв уже давно.

   - Верно, - согласился Бахирон. - Как будто его посадили в темницу и просто забыли. Специально забыли.

   Он многое узнал о тайной деятельности Карпалока Шола, но почему-то все равно испытывал сожаление по поводу его смерти. Трудно отойти от старых привычек, и глава Церкви Света был для короля Мура одной из главных опор в добром правлении по традициям и законам. Как оказалось, ни к чему хорошему это не привело, но Бахирон не мог представить Карпалока, мудрого советника и верного комита, в роли религиозного диктатора Алокрии. Предательство Спектра омерзительно, а его жажда власти достойна самого гневного презрения, но так ли все очевидно? Церковные постулаты любви к ближнему, заботы о слабых и нуждающихся, верности к возлюбленным и уважения к старшим - может, не так уж и плохо было бы безраздельное правление Церкви Света...

   - Что-то я не понимаю. Реамант пришел сюда за ним, так? - прервал молчание Миро. - Зачем?

   Все обратили свои взгляды на Аменира.

   - Я не знаю, - растерялся юноша. - Он мне ни о чем подобном не говорил... Только ругал всех подряд: власть, духовенство, торговцев...

   - Карпалока было за что убивать, - со вздохом признал Бахирон. - Однако похоже, что Кассий опередил Этикоэла. Я так понимаю, что он был ключом для успешного завоевания и замирения алокрийского народа, но умудрился сделать нечто такое, что даже фасилийцы обозлились на него.

   - Я все равно не понимаю, зачем Этикоэлу понадобилась его смерть, - пожал плечами Миро.

   - Не стоит пытаться понять человека, который вознамерился изуродовать саму реальность, - король отвернулся от мертвого старика в белых одеждах и взглядом указал Амениру на выход. - Нам надо идти дальше, мы уже порядком здесь задержались.

   Блуждания по Силофу возобновились. Опять темные коридоры с растерзанными фасилийскими солдатами и залы, где еще совсем недавно занимались своими делами живые люди. Этикоэл позволил им уйти, но они все равно были обречены на медленную смерть в ледяных горах или в пустоши, в которую превратилась Алокрия после гражданской войны и вызванных куполом катаклизмов. А те, кто пытался сопротивляться или чем-то мешали старому реаманту, умирали в страшных муках.

   - Какая ужасная сила... - пробормотал Миро, когда Аменир привел их к входу в очередной зал, где остались следы искажения реальности.

   Около двух десятков фасилийцев парили в воздухе. По их посиневшим лицам и заполненным кровью глазами стало понятно, что дышать в том помещении было совершенно нечем. Они медленно летали, сталкивались друг с другом, натыкались на мебель, упирались в стены и потолок. Было в невесомых трупах что-то спокойное, умиротворяющее, гипнотизирующее, подталкивающее к размышлениям о жизни и смерти. Надо просто сделать шаг внутрь зала и присоединиться к одновременно беспорядочному и гармоничному хороводу людей, прикоснувшихся к вечному...

   Бахирон резко захлопнул массивную дверь и молча направился дальше по коридору.

   - Я устал от смертей, Миро, - тихо произнес король, обращаясь к идущему рядом марийцу. - Мне кажется, они преследуют меня. Это страшно. А настоящий правитель не может позволить себе страх...

   - Вы боитесь не как король, а как мужчина и супруг. У вас есть прекрасная жена Джоанна и ваш новорожденный сын. Вы боитесь за них, но это не позорный страх, он достоин уважения, - По-Кара обернулся и взглянул в лица идущих за ними солдат. - У каждого есть семья или хотя бы друзья, к которым мы желали бы вернуться. Но многие уже и не надеются на встречу с ними. А вы?

   - Я знаю, что с ними все в порядке, - уверенно ответил Бахирон.

   Впереди по коридору находился главный зал Силофа, последнее непроверенное алокрийским отрядом место. А сбоку от него располагался проход в небольшой внутренний двор цитадели с замерзшими деревцами и обвалившимися стенами. Бахирон прошел мимо поворота, на мгновение оказавшись в объятьях ледяного сквозняка, и даже не взглянул на некогда ухоженный дворик, в котором под камнями и комьями промерзлой земли были погребены королева Джоанна и неродившийся наследник Алокрии.

   - С ними все в порядке... - шепотом повторил Бахирон, вздрогнув от прикосновения холодного воздуха.

   Тяжелая дверь главного зала со скрипом отворилась. Аменир высвободил куб и прошел внутрь, внимательно наблюдая за смещением секций и пульсирующим светом символов. Сейчас он уже знал, что именно хочет найти в хаотичном фоне энергии искажения реальности, и полностью сосредоточился на своей задаче, поэтому не заметил, как споткнулся обо что-то и неуклюже рухнул на каменный пол. Потирая ушибленный бок, юноша приподнялся и не смог сдержать испуганный вскрик, увидев расколотое каменное лицо мужчины и груду бесформенных булыжников, прикрытых одеждой, которые, судя по всему, некогда были человеческим телом. Окаменевший фасилиец тянул свою руку к центру зала, где на массивном деревянном стуле сидел...

   - Кассий.

   Бахирон снова поморщился, как будто испытал сильную боль. Ведь если король Фасилии остался в Силофе, то где же тогда Джоанна? "Спокойно, это еще не повод для беспокойства. В конце концов, он мог отправить ее в безопасное место на родине, а сам остался здесь, чтобы... завоевать Алокрию, пока моя страна раздроблена и беспомощна. Но он ведь приютил алокрийских беженцев... Неужели Джоанне все-таки удалось убедить отца шагнуть навстречу миру и добрососедству?.."

   - Увы, мой старый добрый враг, нам уже не суждено пожать друг другу руки в знак примирения между нашими странами, - произнес Бахирон, приблизившись к сидящему Кассию.

   Правитель Фасилии был совсем как живой, только совершенно неподвижный. Мур легонько коснулся его плеча. По телу Кассия пробежала рябь, а затем он обратился в разноцветный дым, который расплылся по воздуху, растягивая и перемешивая образ фасилийского короля. Но вскоре волнения дыма успокоились, и он начал медленно оседать и собираться в единое облако, принимающее вполне конкретные очертания. И вновь на массивном деревянном стуле властно восседал неподвижный Кассий с легкой улыбкой на губах и мыслями о любимой дочери в глазах.

   Миро По-Кара, который только что смачной оплеухой привел в чувство Аменира и напомнил тому, что надо бы найти какие-нибудь следы Этикоэла, подошел к стоявшему в молчаливой задумчивости Бахирону и осторожно поинтересовался:

   - Это король Фасилии?

   - Да. Кассий Третий.

   - И Этикоэл убил его... - Миро нахмурился, рассуждая о смысле действий старого реаманта. - Карпалок Шол виноват в предательстве, развале Церкви Света, исходе Светоносных, крахе веры в стране. Кассий, поддавшись слепой жажде мести, хотел завоевать Алокрию, хотя это принесло бы ему только проблемы. Обычных людей Этикоэл отпускал, а от солдат старался избавиться, чтобы... они не помешали ему? А чем ему мог помешать Спектр? Или он просто взялся вершить правосудие, после того, как попытался уничтожить мир? Я не понимаю...

   - Не думай об этом. Его надо просто остановить, - король перевел усталый взгляд на марийца. - Никому не дозволено решать судьбу миру в одиночку, чем бы он ни руководствовался. Никому.

   - Но ведь любая страна, по сути, является маленьким миром, - заметил По-Кара. - И король правит этим миром, решает его судьбу. В одиночку.

   - Ты опять говоришь как он, - печально усмехнулся Бахирон. - Как Илид. С вами, марийцами, очень сложно спорить в вопросах свободы и равенства. Раньше я думал, что это сложно лишь потому, что вы упертые глупцы, не осознающие ценность традиций и не желающие спокойно жить без каких-либо перемен, способных перевернуть всю страну с ног на голову. Но оказалось, что спорить с вами тяжело, потому что вы во многом правы...

   - Нашел!

   Мур и По-Кара обернулись на крик Аменира. Молодой реамант стоял у дальней стены и уже бормотал что-то себе под нос, разглядывая символы на смещающихся секциях куба. В следующий миг каменная кладка стены с негромким хлопком раздалась в стороны, открывая проход сквозь пространство. Неровные края воронки колыхались, неестественным образом вытягивая камни и прорываясь своими границами куда-то вперед в совершенно немыслимом измерении.

   - Это сжатие очень нестабильное, нам надо поспешить! - предупредил Аменир.

   - Ты первый, - По-Кара указал ему на разрыв.

   Мариец все еще не доверял Кару. Внезапно открывшаяся правда об истинном могуществе реамантии вызывала вполне оправданные опасения. А пример Этикоэла Тона наталкивал на мысли о том, что лучше бы реамантов вообще не существовало. Они должны исчезнуть. Все до единого. Лучший мир - тот мир, где никто не смеет вмешиваться в естественный ход вещей.

   Бахирон вздохнул, но ничего не сказал. Король лишь коротко кивнул и спокойно улыбнулся юноше, как бы говоря, чтобы тот не обращал внимания на излишнюю осторожность Миро. Все будет хорошо.

   - Ладно, - согласился Аменир.

   И шагнул в ирреальную воронку.

   Глава 16

   - Не получается. Не получается... Не получается? Не получается! Не получается...

   Башня Академии в Донкаре пришла в запустение еще со времен кровавой резни и погромов, учиненных смертепоклонниками. Но в просторном кабинете главы факультета фармагии царил поистине гениальный беспорядок, в котором все книги, свитки, записки, реактивы, всевозможные емкости, ножи и прочие инструменты лежали точно не на своем месте, но там, где, как это ни странно, они должны быть. Разобраться в этом научном хаосе мог лишь действительно сумасшедший ученый.

   Зарычав, Маной Сар с силой ударил кулаком по лабораторному столу. Раздался перезвон колбочек, а одна из них даже выскочила из своего гнезда и, скатившись по заляпанной столешнице, упала на пол. Спертый воздух, в котором смешались запахи сотен лекарств, ядов и едких токсинов, наполнился очередным сладким ароматом цветов и гнили.

   - Опять ошибся, - пробормотал фармагик, не обращая внимания на тягучую слюну, стекающую по его подбородку. - Где? Там, тут? Расчеты и теория, да. Где я ошибся, почему не работает? Или это не я ошибся, а мир просто неправильный? Я не могу ошибаться, это человеческое тело просто не подходит под мои расчеты. Люди несовершенны, да. И я стараюсь это исправить. Идеальные люди, населяющие идеальный мир. Я исправляю ошибки природы. Я не ошибся, просто люди несовершенны, они... разные, да, разные. Я сделаю их одинаковыми, одинаково прекрасными, одинаково совершенными... Но люди не подходят под мои расчеты, пока они несовершенны. Что же делать? Что делать, что делать?..

   Создание фармагулов можно было отнести к неудачам Маноя. К такому выводу он пришел после того, как понял, что под действием формулы люди превращались в отличное оружие, но теряли все человеческое. Фармагик считал, что это лишь необходимый шаг для достижения великой цели, но он оказался в тупике. Выше головы не прыгнуть - создать "фармагула с душой" оказалось невозможно. Но Сар изо дня в день продолжал бесчисленные попытки довести свою формулу до идеала и ставил опыты на самом себе. Увы...

   - Не получается. Не то. Не то, не то, не то!

   Маной в бешенстве колотил по столу единственной здоровой рукой, заставляя колбы и склянки с реактивами сыпаться на пол. Из-за экспериментов, в которых единственным подопытным был он сам, и постоянной работы с токсинами вся правая сторона его тела была парализована, мир вокруг него тонул в тумане слепоты, изо рта нескончаемым потоком текла кислая слюна, волосы выпали, оголив бугристую кожу, которая неплотно облегала череп, натягиваясь на холмики опухолей. Зеленая мантия, пропитываясь сукровицей, прилипала к телу в тех местах, где кожа сползла с мяса и разрастались зловонные язвы. В правой ноге растворились кости до колена, зато мышцы затвердели настолько, что на них можно было опираться как на костыль. Мужчина в расцвете сил превратился в полумертвую развалину, всеми силами стремясь создать лучший мир, населенный идеальными людьми.

   - Убью, всех убью, - бормотал Маной, сплевывая мягкие комки непонятной субстанции, выкатившиеся откуда-то из глотки. - Нет, не убью. Мертвецы не будут людьми, хорошими людьми. Но они будут хорошими мертвецами... Тогда я смогу сотворить замечательный мир со счастливыми мертвецами. Нет, глупость какая-то. Люди, люди, я просто хочу, чтобы люди были счастливы, чтобы не болели, не злились, не испытывали негативных эмоций, не дышали... Нет, пусть дышат. Или да? Не то. Не то, не то, не то... А-а-а!

   Он смахнул со стола свитки, инструменты и груду мусора, затем вырвал из первой попавшейся книги несколько страниц и корявым почерком принялся писать бессмысленные формулы прямо поверх текста. Ему показалось мало этого, поэтому фармагик начертил схему, с каждым штрихом надавливая на бумагу все сильнее и сильнее, пока она не начала рваться. Зарычав, Маной скомкал рукой безумную писанину и отшвырнул в сторону.

   - Лучший мир, идеальные люди... Устал. Устал. Опять чувствую боль. Я не идеален, я чувству боль. Но если хорошо поработаю, то больше никто в этом мире не будет чувствовать боль... А сейчас я ее чувствую. Надо что-то... что-то...

   Он опустился на одно колено, отставив в сторону негнущуюся ногу. Поднимая одну склянку за другой, Сар подносил их к практически незрячим глазам и, напрягая остатки зрения, читал названия на разноцветных этикетках. Все это время фармагик кое-как поддерживал в себе жалкое подобие жизни с помощью сильных лекарств и обезболивающих зелий, поэтому он не нуждался в еде или сне. Но помимо тела страдал и его рассудок. К сожалению, никакой фармагик не способен исцелить больную душу.

   Наконец отыскав необходимое зелье, Маной одним движением пальцев заставил бесцветную жидкость вылететь из емкости небольшим шариком. Затем он направил сгусток лекарства к своей груди, где зияла глубокая рана с обугленными краями, а за тонкой пленкой с крохотными прожилками из капилляров можно было разглядеть пульсирующее сердце. Жидкость просочилась внутрь тела фармагика, заставив все его внутренние органы пылать огнем, но вскоре боль прошла, а следом за ней исчезли и остатки чувствительности.

   - Хорошо...

   Сидящий на полу Маной прислонился к столу и облегченно вздохнул, едва не подавившись своей густой слюной. Теперь можно было спокойно подумать. Где же он ошибся? А ошибся ли вообще?

   Быть может, просчет изначально заключался в самой цели фармагика. Сар осознал, что облик мира создается одними лишь людьми, именно от них зависит будущее, в них хранится прошлое как опыт поколений и настоящее как знания о природе и обществе. Некогда человечество ступило на неверный путь, откуда-то появились ревность, злоба, алчность, похоть и все остальные низменные чувства и эмоции. Они породили предательства, войны, убийства ради убийств, насилие, обман - этот список поистине бесконечен! Вот почему Маной должен стереть прошлое из памяти людей. Но что тогда останется от человека?.. Почти ничего. Но всему их научит мудрый лидер, который знает, как нужно жить идеальным людям в лучшем мире.

   - Нет, я не ошибся. Моя цель верна... верна мне, верна мной... А, верна - правильна. Я прав. Конечно, я прав. Мои стремления и желания, мой лучший мир, как он близок...

   Но все же недостижим. И дело не в цели гениального фармагика. Тогда в чем? Неужели он избрал неверный способ достижения своей цели? Это собственные действия завели его в тупик?

   Обнаружив незадолго до гражданской войны полузабытую формулу из приостановленных экспериментов по созданию абсолютного обезболивающего, Маной с первого взгляда увидел в ней огромный потенциал. Она должна была изменить мир. Фармагик с головой погрузился в работу. Парадоксально, но ради блага для всего человечества, ему пришлось отказаться от гуманности и изменить врачебной морали. Наркоманы, алкоголики, дешевые проститутки, бездомные бродяги, прокаженные, сумасшедшие, едва живые сироты-попрошайки - на заляпанном кровью, кислотой и гноем столе для экспериментов одни отбросы общества сменялись другими. Они исчезали без вести, но практически никто в Алокрии этого даже не замечал, а кто заметил - те с облегчением вздохнули, мысленно поблагодарили Тайную канцелярию за хорошую работу и тут же обо всем забыли. Общество очищалось во имя счастливого будущего для всех людей. Тут Маной все делал правильно.

   Вскоре глава факультета фармагии осознал острую нехватку ресурсов и скованность действий. Лучший мир раскалывался на куски, столкнувшись с банальной повседневностью алокрийской науки. Патикан Фед не был полностью доволен текущим положением вещей в Академии, но ничего не предпринимал, чтобы хоть как-то изменить сложившуюся ситуацию. Впрочем, Маною простого увеличения финансирования было бы мало. Пришлось все брать под свой контроль - убийство Патикана, главенство в Академии, расширение факультета фармагии, контроль над финансами в научной сфере, поддержка со стороны Шеклоза Мима. Подобный метод был жестоким, но необходимым. И что более важно - правильным.

   - Получается, я поступал правильно. Правиль... правил... Я не правил, а вправлял, исправлял. Поступал, ступал, ходил... Мог ходить. Нога болит, должна болеть. Но не болит. О чем это я?.. Да, исправляю человечество - это хорошо, хорошо. Но...

   Стремления были благи, действия верны, а цель оправдывала любые средства. Так почему же результат - орда безвольных созданий, разбросанных по всей Алокрии. Почему Маной до сих пор не может сделать последний шаг в идеальное будущее, в совершенный мир? Почему эта проклятая формула дразнит его, сводит с ума, балансируя на грани идеала? Не получается... Но ведь он же гений! Гений!

   Надо продолжать работать. Фармагик оперся на негнущуюся ногу и дернулся в попытке встать, но это привело лишь к тому, что на его спине лопнул очередной гнойный нарыв. Сар не почувствовал боли, в его разлагающемся теле было не больше жизни, чем в фармагулах. От бледнокожих марионеток его отличало лишь наличие разума и собственной воли. Но это ненадолго.

   - Выбор невелик - либо умру, либо достигну колоссального успеха, - прохрипел Маной, наклонив голову набок, чтобы скопившаяся во рту слюна вытекла через дыру в щеке. - Да, идеальный мир, идеальные люди, идеальный я, идеально... идеяло... одеяло. Одеяло, одеяло... что? Оно покроет весь мир, все будут счастливы. Мне надо одеяло, надо лечиться. Я чувствую, чувствую. Еще немного, формула будет готова - мир, мир, мы построим мир, лучший мир, да. Больно, боль... Нет, это в моей голове, в голове боль, тело не болит, боли нет, это шаг к будущему, счастливому будущему, никакой боли, никакого страдания, злобы, одеяла... Надо работать, скоро у меня все получится. Не получается, не получается, не получается... не полу, не по луч, луч-луч...

   - Ты выглядишь просто омерзительно.

   Маной замолчал, сосредоточившись на мысли, что он умудрился подумать как-то слишком громко. Понадобилось время, прежде чем фармагик наконец увидел стоящего перед ним старика в багровой мантии, который показался ему подозрительно знакомым. Эта лысина, седые брови, неопрятная жиденькая бородка, наспех подрезанная ножницами...

   - Смешно, смешной. Умора, - Сар широко улыбнулся подгнившими деснами, из-за чего из его рта вывалился какой-то пульсирующий шнурок. - Я тебя знаю, я тебя видел. Видел давно, видел в Академии. Да, Тон, Этикоэл Тон, Этикоэл. Старый вредный реамант. Помню, память со мной, прошлое еще во мне. Нет счастливого будущего из поганого прошлого, так не бывает... Но и иначе быть не может. Можно начать все с начала, начала, нача-ла-ча-ла... Хорошо, я и тебя исправлю, Этикоэл Тон...

   Реамант поморщился, прикрыв лицо рукавом мантии. Даже он не смог очистить воздух в кабинете фармагика целиком - здесь все было пропитано неизвестными ему элементами и совершенно чудовищными парами зелий, которые не имели никакого отношения к настоящей науке. Маной давно уже сошел с ума.

   - Когда-то ты был многообещающим фармагиком, талантливым молодым ученым, гением, - в голосе Этикоэла мелькнула тень сожаления. - Ты должен был лечить людей, помогать им. Я думал, что ты избавлял наш мир от боли и страданий...

   - Так и есть! - выкрикнул Маной, взмахнув костлявой рукой. - Я в одном шаге от самого лучшего мира, который ты вообще можешь вообразить!

   - Да? - реамант внимательно посмотрел на живого трупа, сидящего у стола. - А что для тебя есть лучший мир?

   - Мир без болезней и мучений, мир с идеальными людьми, - не задумываясь ответил фармагик. - Я способен решить любую проблему, общество больно, я исцелю его, это просто лихорадка, скоро все пройдет, скоро все станет хорошо. Я исцелю мир, залечу его раны, искореню беды, беды в прошлом, прошлое. Все будут счастливы и здоровы, бессмертие, только я сделаю это бессмертие еще лучше! Лучшее бессмертие, лучший мир, лучшие люди. Не нужно лечить болезни, если их не будет, не нужно терпеть боль, если ее нет, не нужно умирать, если ты уже мертв! Живи, просто живи, идеально живи в идеальном бессмертном теле! Воля, я дам волю, правильную волю, я создам душу, да, душу! Душу, душу... я никого не душу, нет, неправда. Я дам... я дам им душу, моим фармагулам, они станут людьми, хорошими людьми, нет, еще лучше... нет - идеальными, идеальными людьми!..

   Маной захлебнулся слюной и отхаркнул себе на грудь кровавый комок. Наверное, его тело отторгло очередной кусок от каких-то внутренних органов. Это уже не страшно.

   - Типичная ошибка молодых амбициозных ученых, - проворчал Этикоэл, дождавшись, когда в полуслепых глазах фармагика вновь заблестит остаток здравого рассудка. - Ты ищешь подтверждения своим теориям, доказательства, что ты прав, заранее представив себе результат, нарисовав в своем незрелом воображении картину успешного исследования. Ты игнорируешь одни факты и подгоняешь другие под заготовленные выводы, а потом искренне недоумеваешь: "Ой-ой, почему мои потрясающие схемы и догадки не выдерживают никакой критики?"

   - Наука, наука... - Маной словно распробовал это слово на вкус. - Да, наука. При чем тут наука, исследования? Мои достижения выше любой науки, нау-у-у... Я приоткрываю врата в новый мир, а ты сравниваешь меня с жалкими тупицами из Академии, которые именуют себя учеными? При чем тут наука? Я - демиург лучшего мира, я - отец идеального человечества, да...

   - Именно от этого ты и отталкиваешься, не замечая, что совершил множество ошибок на своем пути, - вздохнул Этикоэл. - Я это имел в виду.

   Старый реамант был разочарован в Саре, но не более того. Избавиться от фармагика пришлось бы в любом случае, просто хотелось бы видеть в лекаре лекаря, а не жестокого убийцу, одержимого несбыточной мечтой. Все-таки в этом мире не осталось ничего святого, Тон все сделал правильно...

   - Какая разница как я этого достиг, если мне удалось создать лекарство от смерти и боли! - выкрикнул Маной, рывком поднимая с пола свое наполовину парализованное тело.

   - У твоего лекарства очень скверный побочный эффект, - заметил Этикоэл.

   - Это пока, это временно, времени, времени пройдет немного... - фармагик словно не заметил издевки старика. - Смотри, смотри сюда, я докажу тебе, докажу, да. Бессмертие, только лучше! Смотри - бессмертие, идеальный мир, идеальное человечество. Смотри, смотри... Смотри же!

   Реамант отступил назад и высвободил из ладони куб. Настало время положить конец безумию Маноя. Однако вмешательство Этикоэла не потребовалось.

   Глава факультета фармагии издавал ужасный булькающий звук, отдаленно похожий на смех, и сосредоточенно водил в воздухе относительно здоровой рукой, рискуя порвать в ней все связки и сухожилия. По направлению к Маною поползли ручейки из вонючих лужиц на полу. Многочисленные колбы на лабораторном столе, полках, в ящиках и шкафах задребезжали и начали лопаться, расплескивая всевозможные реактивы, яды и лекарства, которые тут же мелкими капельками, воздушными водотоками, облаками газа и желеобразными сгустками устремлялись к фармагику и впитывались в его искалеченное тело.

   - Ты смотришь, старик? Смотришь?! - ликовал Маной, даже не заметив, что на его черепе с противным хрустом появлялись вмятины. - Узри величие идеального человечества, это сияет бессмертное будущее! Врата в лучший мир...

   Раздался влажный хлопок - тело фармагика взорвалось, выпустив целое облако кровавой пыли. Мелкие ошметки черного мяса разлетелись по всему кабинету и с омерзительными шлепками осыпались на пол, а обломки коричневых костей, которые выглядели так, словно были изъедены червями, почему-то не издали ни малейшего звука при падении. Целой осталась только неестественно твердая нога, с деревянным стуком упавшая на каменные плиты. Кровь или то, что заменяло ее в полумертвом организме Сара, моментально испарялась, заставляя кусочки лопнувшего трупа обращаться в прах.

   - Ну и ладно, - пробормотал Этикоэл, убрав куб обратно в ладонь. - И без того забот хватает...***

   Аменир прошел сквозь сжатое расстояние, надеясь, что и в этот раз он сможет отделаться лишь ушибами. Риск оказаться вмурованным в стену или погребенным заживо был слишком велик - новая пространственная воронка Этикоэла была повторена его учеником через длительный промежуток времени, поэтому поврежденный механизм саморегуляции реальности уже пришел в действие, нейтрализуя последствия столь грубого вмешательства реаманта в действительность. Что уже пришло в норму, а что нет - узнать об этом пришлось на практике.

   "О, повезло...", - мелькнула мысль в голове Кара, когда он почувствовал, что падает. Во всяком случае, юноша пока еще оставался жив, его не сдавливали камни со всех сторон, а во рту, желудке и легких не было земли. Подобный переход через сжатое пространство уже можно назвать удачным. Высота была совсем небольшой, и падал Аменир недолго, но приземлился он опять неловко, ушибив колено и разодрав ладони о каменную мостовую. Подняв голову, молодой реамант увидел разоренные особняки и вымытую дождем широкую улицу, на которой местами все же остались темные пятна крови. Следы ожесточенной борьбы, разрушенные баррикады, забитые обломками канавы, в которых стояла протухшая вода с кровавой пленкой. Таким предстал перед глазами юноши Донкар, главный город Илии и столица всей Алокрии.

   А потом Аменир заметил людей. Точнее, останки людей, которые так гармонично были вписаны в картину мертвого города, что выделять их из нее - значит нарушить гениальный и безумный замысел невидимого художника. Тела, многократно высушенные на солнце, размоченные дождем, промороженные ночными холодами, разлагались как-то необычно - от человека оставалась лишь пустая серая оболочка, сливающаяся с камнями стен и мостовой. Широко раскрыв глаза, реамант смотрел на кошмарную мозаику, в которой каждый труп, каждая отсеченная конечность, каждое пятнышко крови были на своих местах. Если здесь поменять что-либо, то идиллия смерти будет нарушена. Гармония, достойная этого мира.

   Из ирреальной воронки выпал Миро. Несмотря на остатки тяжелого доспеха и оружие, бывший марийский военачальник приземлился намного ловчее реаманта, который, в свою очередь, был одет в легкую повседневную одежду и багровую мантию, ничуть не стесняющую движения. Быстро осмотревшись по сторонам, По-Кара подошел к Амениру, до сих пор стоящему на четвереньках, и резким движением поставил юношу на ноги.

   - Когда я уходил из столицы с Илидом По-Сода, она выглядела несколько иначе, - произнес мариец, хмуро озираясь по сторонам. - Впрочем, грязь Донкара просто вылезла наружу, вот и вся разница.

   - Я не замечал никакой грязи, - неуверенно возразил Аменир. - И тем более подобного ужаса...

   - Тебе не понять, ты молод и илиец по происхождению, - отмахнулся Миро, глядя в конец улицы, где виднелись стены королевского дворца. - Итак, мы в верхнем квартале. Этикоэла тут мог привлечь только дворец, не так ли?

   - Скорее всего, Академия и Маной Сар... Но это тоже в дворцовом комплексе, да.

   - Зачем ему фармагик? - удивился бывший военачальник.

   - А зачем ему нужны были король Фасилии Кассий и Карпалок Шол?

   Миро задумался. Старик вздумал учинить очередной самосуд или у него были иные мотивы? На бессмысленное насилие действия Тона не похожи, в них была какая-то система, некая цель. "Устранение конкурентов? А в чем он мог соперничать с фасилийским правителем? Нет, это бред. Избавляется от врагов? Но почему именно сейчас? Опять не то. Карает тех, кого считает виновными? Виновными в чем?.. Проклятье, я ничего не понимаю!"

   - Ищи своего учителя, - буркнул Миро, стараясь избавиться от ненужных мыслей. - А я встречу...

   В ирреальной воронке показался Бахирон Мур. Но не успел он выйти из нее, как воздух наполнился раздражающим треском, а края прохода мелко задрожали, размывая невозможную границу между донкарской улицей и главным залом Силофа. Раздался негромкий хлопок, и разрыв в воздухе моментально закрылся, возвращая сжатое пространство в нормальное состояние. С металлическим грохотом заржавевших и заляпанных грязью доспехов на каменную мостовую упала половина короля. Из рассеченного наискосок тела вывалились внутренности, кровь залила мостовую и мелкими ручейками потекла по трещинам и зазорам между камнями, сбегая с холма верхнего квартала. Король Алокрии Бахирон Мур погиб быстро, неожиданно и бесславно.

   - Я так и знал! - взревел По-Кара, выхватив меч и уставившись на Аменира бешеным взглядом. - Нельзя было тебе доверять!

   От вида жестокой и глупой смерти нового кумира, рассудок марийца помутился. Память подтасовывала факты, в голове Миро сложилась некая картина, которая немного ранее ему самому показалась бы абсурдной. "А кто вообще видел этого Этикоэла Тона? Мы пришли в кратер и обнаружили там только останки отряда Комитета, а единственным выжившим был этот мальчишка... Рассказы про предательства комитов, механизм и бессмертного Шеклоза - полный бред, причем из уст одного человека. Кто он такой, откуда он - никто не знает. Очевидно лишь одно - во всем виноват реамант. Не таинственный старый реамант, а именно этот, назвавшийся Амениром Каром. Он издевается над нами, ведет свою извращенную игру... Я положу этому конец".

   Едва Аменир отошел от шока и смог наконец-то оторвать взгляд от трупа короля Бахирона, половина которого осталась в Силофе, как увидел бросившегося на него марийца. Не совсем осознавая собственные действия, реамант вскинул руку, высвобождая куб, и лицо Миро озарил яркий золотистый свет. Воздух в легких бывшего военачальника стал невероятно острым, и в следующий миг невидимые шипы вырвались наружу, разрывая плоть и пронзая остатки металлического доспеха. Кровь хлынула темным потоком изо рта и носа марийца, его грудь превратилась в продырявленное месиво, а в быстро стекленеющих глазах остались отблески золотистого света загадочных символов.

   "Что? Я... убил?", - на лице молодого реаманта застыл испуг и какое-то легкое недоумение, вытеснившее все прочие эмоции. Но Аменир рыдал, рыдал где-то внутри себя. Судорожно дергаясь, он упал на колени, перед бездыханным По-Кара.

   - Что я?.. Что... я...

   Мысли смешались, юноша думал сразу обо всем и ни о чем, не мог понять, что вообще произошло. Простейшие вещи стали казаться слишком сложными, человеческий разум не выдерживал огромной нагрузки, но Аменир никак не мог заставить себя собраться или расслабиться хоть на мгновение, хотя все его мучительные размышления ни к чему не приводили. Какое бы отдаленное прошлое он ни вспоминал в поиске причин, в сколь невозможное будущее ни заглядывал, гадая о последствиях - Кар все равно возвращался в ужасное настоящее, где он стоит на коленях перед окровавленным трупом марийца и половиной короля, от которой вниз по мостовой тянулся алый ветвистый ручей.

   - Зачем он... почему я... Да что же это такое? Как могло произойти... Что мне теперь делать? - бессвязно бормотал Аменир, раз за разом прокручивая в голове последние события. - Мастер Этикоэл же... Но Миро почему-то на меня... Я не убивал короля, это не я, нет. Несчастный случай, я не виноват. Миро хотел убить меня, я просто защищался... Все солдаты остались в Силофе. И половина Бахирона Мура тоже. Какой кошмар... Я один, я... убийца...

   Он готов был сорваться. Этот мир жесток и ужасен, в нем нет места счастью и спокойной жизни. Иллюзия умиротворения, призрачные друзья, правда, завернутая в цветастую обертку праздничной лжи, честная хитрость, поддельные чувства, вымышленная наука и лукавая религия - здесь вообще когда-нибудь было хоть что-нибудь настоящее? Даже если и было, то Этикоэл Тон уничтожил последнюю возможность сделать этот мир хоть чуточку лучше.

   - Лучший мир... - пробормотал Аменир и, покачиваясь от навалившейся слабости, поднялся на ноги.

   На улице показались люди, но молодой реамант почему-то не обратил внимания на это явление, которое в данной ситуации было очень странным и даже невозможным. Они передвигались быстро, но как-то неестественно, особенно те, у которых ноги были сломаны или даже частично отсутствовали. Изодранная одежда свисала с их тел под тяжестью впитавшейся в нее грязи, красной и зеленоватой крови, а тусклый дневной свет облеплял необычайно бледную кожу.

   - Ну да, фармагулы, вполне логично, - заметил Аменир, разглядывая стремительно приближающихся существ. - Мастер Маной Сар не мог оставить себя без охраны, а мы об этом как-то не подумали.

   Реамант обращался к мертвому Миро, но тот, естественно, ничего ему не ответил. Подождав некоторое время, Кар согласно кивнул:

   - Верно, мы же не знали, что окажемся в Донкаре.

   Аменир пребывал в крайне подавленном состоянии, какая-то странная усталость и апатия пытались повалить его на землю, впечатать в каменные плиты мостовой, на которых темнели несмываемые пятна крови. Любой человек после стольких ударов по психике уже давно сошел бы с ума, но помимо странных ощущений и путаницы в голове юноша чувствовал себя вполне нормально. Лучше, чем следовало бы.

   - Как будто после изучения реамантии и посещения ирреального можно сохранить здравый рассудок, - грустно усмехнулся Аменир.

   Фармагулы были уже совсем близко, но юный реамант продолжал просто стоять на месте, покачиваясь на вялых ногах. Умереть можно и лежа, но ему почему-то хотелось видеть приближающуюся смерть. Жители Алокрии, солдаты из армий Илии и Марии, диктатор Илид По-Сода, король Бахирон Мур, бывший марийский военачальник Миро По-Кара, Шеклоз Мим и остальные комиты, смертепоклонники и их жертвы в Донкаре, друзья Аменира - все они видели смерть, но не отворачивались от ее жуткого лика и тлетворного дыхания. И он не будет.

   "Жалко - так ведь и не узнал...", - вздохнул Кар, в последний раз взглянув на бледно светящиеся символы на секциях куба, который он до сих пор не убрал обратно в ладонь. Тайны Этикоэла для него так и останутся тайнами, нереальный путь в лучший мир никогда не будет найден, а убогая действительность потонет в хаотических искажениях. Аменир не смог сделать так, чтобы жертвы оказались ненапрасными, как того хотел Демид Павий. Скоро он и сам умрет зазря, и это, в принципе, неплохо - а в чем смысл борьбы?..

   Но внезапно символы засияли ярче.

   - Раз уж куб высвобожден, то почему бы и не попробовать... - пробормотал юный реамант, поднимая голову.

   В очередной раз он решил сражаться за свою жизнь, выбрав для этого самую нелепую, но невероятно эффективную и важную причину - "просто так, почему бы и нет". Сумасшедший с подобным стимулом способен изменить мир.

   Бледная кожа фармагула, который находился буквально в двух шагах от Аменира, приобрела желтоватый оттенок из-за ярко вспыхнувших символов на кубе. В тот же миг тело безвольного создания смял невидимый пресс, с хрустом вывернув плечевой пояс и ноги твари в одну сторону, а остальное тело - в другую. Реамант своевременно сделал шаг в сторону, чтобы его не придавил замысловато изогнутый труп. Второй фармагул уже бросился на Кара с ближайшей крыши, но юноше помогло внезапно прорезавшееся чувство восприятия ткани мироздания. Чудовищу не удалось застать его врасплох, но зато оно смогло посмотреть на себя в невероятном измерении, когда, оказавшись под воздействием реамантии, свернулось в плоскую трубку, закрученную в спираль внутри открытой сферы, вне земного времени и пространства. Не успев отдышаться, Кар мощным толчком вогнал выскочившую из подворотни бледную тварь в промежуток между реальным и ирреальным, где ее медленно перетерло в несуществующую пыль противоречие возможного и невозможного бытия.

   Столь извращенные приемы избавления от противника отняли много сил у Аменира, но в тот момент он не думал, а действовал. Однако фармагулов было так много, что следовало поберечь энергию изменения ткани мироздания. Если уж решил бороться за свою жизнь, хотя бы "просто так", то надо это делать как-то более продуманно и осторожно. Поэтому от очередной марионетки Маноя Сара реамант избавился простым и проверенным способом, так же, как убил Миро По-Кара. Воздух, оставшийся в легких бежавшего на Кара фармагула с тех самых пор, когда он был еще человеком, стал необычайно твердым и острыми шипами попытался вырваться наружу, превратив идеальную машину для убийств в кучу дырявого мяса. Увы, механизм саморегуляции реальности несколько сгладил эффект от повторного искажения, но этого вполне хватило, чтобы разорвать в клочья легкие и сердце фармагула, перемешать ему внутренности и раздробить позвоночник, из-за чего тварь на ходу сложилась пополам.

   - В следующий раз может и не сработать, - резонно заметил Аменир, сосредоточенно следя за стремительно приближающимися существами.

   Фармагулов было слишком много. Почуяв живого человека, они продолжали стягиваться из отдаленных районов. Жертвы чудовищной формулы выползали из канав, подтягивая переломанные ноги, выходили из-за углов, рефлекторно сжимая шею какого-нибудь трупа, бежали по крышам, падали, ломали себе кости и калечили свои тела обломками черепицы и мебели с баррикад, которые сносили на бегу, уставившись незрячими глазами на одинокого реаманта. Скоро бледная волна захлестнет Аменира и разорвет его на части.

   - Человек может сделать все, что способен представить, - пробормотал он, закрывая глаза. - Возможно, это моя последняя фантазия...

   По верхнему кварталу прокатилась волна золотого света, унесшая с собой все тени и отражения, встретившиеся на ее пути. Мощный импульс вытолкнул их на границу огромного круга, в центре которого стоял Аменир, и тогда оптические эффекты слились в единую радужно-теневую субстанцию. Медленно разгоняясь и проламывая стены домов, она начала свое движение по окружности. Очередная золотистая вспышка на мгновение сделала город полупрозрачным вместе с толпой фармагулов, которые замерли на месте, не зная каким инстинктам им следовало повиноваться в столь странной ситуации. Но вскоре силуэты бледнокожих созданий отделились от общей картины, легли на нее новым слоем, став чем-то чуждым для новой действительности, созданной юным реамантом. А затем все резко вернулось в норму. Но ненадолго.

   По городу пробежала рябь, размывшая его, словно он был нарисован красками по воде. Раздался треск дерева и скрежет камней, стены домов изгибались, проворачивались на месте и наклонялись к земле, выпуская облака цементной пыли из щелей кладки. Верхний квартал дернулся, дома сползли со своих мест, выворачивая фундамент и пропахивая мостовую. Вокруг Аменира все пришло в движение и пыталось угнаться за субстанцией из теней и отражений, вращающейся с огромной скоростью по границе окружности. Земля бурлила и погребала все под грязными волнами, камни, став удивительно гибкими, скреплялись друг с другом в невообразимые фигуры, но лишь затем, чтобы рухнуть и расплескаться во все стороны, а деревья и кусты начали произрастать изнутри себя, завоевывая текучий город буйной зеленью. В движение пришло не просто пространство и материальные предметы, а сама суть вещей. Целые пучки нитей мироздания сплелись в единый канат, и Аменир уже не мог остановить свой вымысел, обретший реальную форму. Разница между искажением и разрушением неспешно размывалась.

   Послышался громкий хлопок, ему вторил оглушительный скрежет, и город в границах круга завертелся с невероятной скоростью, словно все сорвалось с невидимых цепей и отправилось в свободное падение по горизонтали. Особняки, стены, мостовая, земля, деревья и кусты из садов сливались воедино, перемешивались, складывались в невообразимую мозаику. Один дом одновременно втекал внутрь другого, наваливался на него, заползал под него и обвивался вокруг него, в то время как еще одно строение пыталось перемешать его каменную кладку со своей, скрутить деревянные балки в невозможный узел и создать из черепицы двух крыш сплошной океан осколков. Размазанные по камням мостовой стволы деревьев очерчивали границы внутри слепленной неживой природы, выделяя себя из однородной массы, но лишь затем, чтобы вскоре стать с ней одним целым. Скомканный город крутился вслед за тенями и отражениями, а фармагулы оказались внутри этого жуткого месива.

   Создания Маноя Сара так и не сошли со своих мест, потеряв всякую возможность ориентироваться в пространстве, так как в формуле фармагика просто не было установок на действия в невероятных условиях. Поэтому пришедший в движение город беспощадно перемалывал бледнокожих марионеток, которые остались вне искажений, вызванных реамантом. Стены домов наваливались на них, дробили им кости и выдавливали внутренности, потоки земли и камней сминали их, перетирали в зеленоватую кашицу, ни на что не похожие остатки верхнего квартала Донкара проходили сквозь тела фармагулов, разрывая их на куски, скручивая и наматывая на городской водоворот. Грохот, треск и скрежет наполнили воздух опустошенной столицы, дошли до самого пика смеси чудовищных звуков, а затем резко стихли. Поток теней и отражений испарился, и тогда кружащийся город начал замедлять свое движение и медленно растекаться внутри круга.

   Обессиленный Аменир медленно опустился на небольшой участок мостовой, нетронутый воздействием реамантии. Подняв голову, он увидел вокруг себя идеально гладкую равнину, в которую превратилась большая часть верхнего квартала. Здания за границей опустошенного круга оказались вне искажений, но от центральной улицы остался лишь небольшой отрезок, упиравшийся в площадь у королевского дворца.

   - Действительно. Ужасная сила... - прошептал Аменир, теряя сознание.

   Когда он наконец пришел в себя, диск солнца, бледный из-за разлитых по небу туч, уже клонился к закату. Молодой реамант с большим трудом встал на четвереньки, но тут же едва не упал лицом в пыль, захлебываясь истошным кашлем. На серые камни мостовой упало несколько алых капель. "А ведь мастер Этикоэл не притворялся больным в Новом Крустоке, - подумал Кар, сплевывая остатки отхаркнутой крови. - Это были обычные симптомы перенапряжения, доведенные до границы человеческих возможностей. Учитель тратил слишком много энергии для обеспечения бесперебойной работы механизма в куполе..."

   Понадобилось некоторое время, прежде чем Аменир смог встать на ноги. Пошатываясь на ходу, он пошел в строну королевского дворца. Ему следовало бы о многом подумать и определиться со своими дальнейшими действиями... но как-то не хотелось. Даже не просто не хотелось, он, сам того не осознавая, запретил себе это делать.

   Шагая по разглаженному полю посреди Донкара, реамант лениво смотрел под ноги, где в сплошном полотне смешанного города изредка попадались растянутые, раздавленные и изломанные останки фармагулов. Тусклый закат окрасил поверхность растекшегося верхнего квартала в розовый цвет, тем самым вернув относительно человеческий оттенок кожи марионеткам Маноя. Из-за проявившегося сходства фармагулов с людьми Амениру стало не по себе. Это он их убил. Убил, чтобы спасти собственную жизнь. Зачем? Так ведь "просто так" же, "почему бы и нет". Если убрать все лишнее, то получится, что он убивал людей без какой-либо причины. Невыносимо...

   Остаток пути юный реамант прошел с закрытыми глазами. Споткнуться Кар все равно ни обо что не мог, а смотреть на ужас, сотворенный его руками, не было никакого желания. Разжиженный, залитый в огромную круглую форму город с погребенными в нем существами, которые когда-то были людьми. Складывалось впечатление, что реамантия способна лишь порождать кошмары и уродовать реальность. А ведь Аменир надеялся с ее помощью сделать мир лучше.

   - Бред, - печально усмехнулся юноша, ступив на площадь у королевского дворца.

   Аменир прислонился к стене полуразрушенного особняка, чтобы немного отдышаться. Руки не слушались его, ноги гудели, в ушах стоял раздражающий звон, а в глазах плавали темные пятна с разноцветными крапинками. Выжить молодому реаманту удалось, но сил совсем не осталось. Однако он все равно шел к Этикоэлу. Хотелось бы ему думать, что он делает это "просто так", но существовала еще какая-то очень важная причина, о которой имелись лишь невнятные догадки, пронзающие голову Аменира острой болью. Увы, понять эту причину он не мог или же просто отказывался принимать ее.

   Оттолкнув свое непослушное тело от стены, юноша пошел дальше. Перед ним раскинулась площадь, на которой до сих пор темнело пятно от состава, используемого в акте веры Церкви Света. Невинные люди были сожжены заживо, чтобы вся Алокрия прошла сквозь кровавый водопад гражданской войны и переродилась в еще более сильную и счастливую страну. Во всяком случае, к этому стремился Шеклоз Мим, решивший сделать свой очередной приют в потоке тысячелетий поистине лучшим миром, где ему хотелось бы жить. Но судьбы распорядилась иначе.

   Обойдя несмываемый след начала войны, Аменир оказался у ворот в сад королевского дворца. Алокрийские короли не ограждали себя от народа огромными стенами и рвами - их резиденцию от остального Донкара отделяла лишь небольшая декоративная ограда с изящной филигранью. Сейчас же она вся была помята и поломана. Царапинами, копотью и кровью на ней была написана история последних лет Алокрии - безжизненный металл стал свидетелем рождения интриг и предательства, наблюдал бесчеловечный акт веры и исход марийцев, чувствовал отчаяние и слабость короля Бахирона Мура, рыдал алыми слезами во время учиненной смертепоклонниками резни, осыпался ржавой крошкой от страданий фармагулов. Кое-где на ограде до сих пор висели иссохшие тела людей, которые хотели спастись от смертепоклонников и в панике бросились перелезать через нее, но так и погибли, став очередным кошмарным украшением королевского дворца.

   Реамант вошел в сад, перешагнув через труп, показавшийся ему подозрительно свежим. Неподалеку лежало еще несколько человек, которые были задушены, разорваны на части или изувечены до потери сходства с каким-либо живым существом. Так со своими жертвами обычно расправлялись фармагулы. Должно быть, в опустевший Донкар пришли поживиться оставленным добром мародеры из числа обнищавших крестьян или мелкая шайка из развалившегося Синдиката, но здесь им не посчастливилось встретить фармагулов, охранявших Маноя Сара. Если бы Аменир не владел реамантией, то лежал бы точно так же посреди мостовой в верхнем квартале с расплющенным лицом или выпотрошенным нутром. Как знать, может быть это еще не самый худший вариант...

   Сад королевского дворца изменился до неузнаваемости. Некогда свежие и красивые цветы потеряли все свои краски, малейшее дуновение ветра срывало увядшие лепестки и небрежно бросало их на пожухлую траву. На розовых кустах повисли чахлые нераспустившиеся бутоны, словно мертворожденные дети природы, зато шипы были по-прежнему остры и коварны. Осунувшиеся фруктовые деревья со скрипом покачивались, шелестя жидкими прядями тускло-зеленой листвы на обвисших ветвях. Всюду царили упадок и безжизненный сон, словно увядающая природа Евы ворвалась в этот заповедный уголок и благословила все растения на медленную смерть.

   Аменир прошел мимо клумбы, в которой лежало покрытое опавшими лепестками и листьями человеческое тело, и направился к башне Академии, минуя парадный вход в королевский дворец, в котором его ничего не интересовало. Да и вряд ли внутри резиденции Мура можно найти что-либо кроме трупов и осколков былого величия Алокрии, которыми был завален весь Донкар. Молодой реамант не желал видеть следы прошлого, ведь они подводили его к тем роковым событиям, из которых родилось ужасное настоящее. Одни мысли об этом сводили его с ума. Аменир балансировал над пропастью безумия на тонком канате, который при малейшем движении воздуха начинал раскачиваться, а волокна в нем с треском рвались под тяжестью бессмысленных догадок и рассуждений.

   - Ерунда, - устало пробормотал реамант, с трудом поднимаясь по ступенькам к входу в Академию. - Хватаюсь за здравый рассудок с таким упорством, будто он у меня еще остался...

   Внутри башни оказалось на удивление чисто и спокойно. Все было практически так же, как в тот день, когда Аменир впервые перешагнул через порог Академии вместе со стайкой юных абитуриентов, опасливо идущих следом за суровым Патиканом Федом. Тогда выпускник гимназии вместе со своим другом хотел стать фармагиком, чтобы лечить больных, спасать их, трудиться на благо человечества и тем самым сделать жизнь людей хоть чуточку счастливее. Кар поменял свое мнение всего лишь из-за одной фразы неопрятного старика в багровой мантии - после встречи с Этикоэлом он твердо решил посвятить себя реамантии, которая способна изменить в лучшую сторону весь мир.

   - Как глупо...

   Поднимаясь на четвертый этаж, откуда шел мощный фон энергии искажения реальности, Аменир дважды останавливался, чтобы передохнуть, и один раз потерял сознание, едва не скатившись вниз по лестнице. И когда он наконец смог преодолеть последний пролет и вышел в центр круглого зала факультета реамантии, сил у него совершенно не осталось. Но, в принципе, сражаться с Этикоэлом он и так не собирался. Да даже если бы Кар был в своей наилучшей форме, учителя он бы не смог одолеть. Старый реамант убьет его. Обязательно убьет, ведь он даже не задумывался перед тем, как отправить Аменира в ирреальное, где, по его мнению, от юноши не должно было остаться ничего. Встреча с Этикоэлом - самоубийство.

   - Но я должен спросить...

   Приступ жуткого кашля согнул Аменира пополам. Ему казалось, что внутренности готовы были вылезти через рот, но не делали этого лишь потому, что мешали друг другу протиснуться через глотку. Чудовищная боль затмила его сознание, из груди юноши вырвался протяжный стон, немного булькающий из-за густой крови, стоявшей в горле. Свернуть себе шею - лучший вариант, но от малейшего движения в голове что-то лопалось, и Кар впадал в подобие беспамятства, где существовали лишь бесконечные страдания.

   Все закончилось так же внезапно, как и началось. Легкие наконец встали на место, судороги утихли, кожа снова прилипла к плоти. Аменир осторожно вдохнул немного воздуха, вытер рот от кровавых слюней и почувствовал, как по щекам потекли горячие слезы. Теряясь в мыслях и чувствах, он медленно поднялся и увидел Этикоэла Тона, стоявшего на пороге своего кабинета.

   - Все-таки выжил. И теперь мешаешь мне работать, - нахмурился старик, разглядывая едва державшегося на ногах юношу. - Ну и жалкий же у тебя вид.

   Этикоэл задумался на мгновение, покачал головой и, раздраженно махнув рукой, вернулся в кабинет. Дверь за собой он не закрыл. Амениру не оставалось ничего иного, кроме как последовать за учителем. Зачем? Да просто так, почему бы и нет...***

   С трудом добравшись до захламленной кушетки, Аменир тяжело сел на нее, смяв несколько лежавших там свитков. Отсыревшее постельное белье пахло затхлостью, а по смятой серой простыне бегали какие-то крошечные коричневые насекомые, но юноша уже не мог встать, даже если бы очень сильно захотел. Последние силы оставили его.

   В кабинете Этикоэла все было по-старому. Ужасный беспорядок, грязь на полу, исцарапанная и поломанная мебель, исписанные стены и потолок, кипы свитков, разбросанные повсюду обрывки бумаги с одному ему понятными заметками, сваленные в кучу или раскрытые книги, в которых прямо поверх основного текста старик писал свои замечания и правки, часто оставляя нелестные комментарии об авторах. Одним словом, творческий уют не покинул логово гениального реаманта за время отсутствия хозяина. Единственные изменения - в воздухе парили более густые облака пыли, чем раньше, и в углу появилось мышиное гнездо из мелкого мусора.

   Этикоэл сидел за своим столом и сосредоточенно собирал какой-то механизм. Впрочем, что это за механизм догадаться было не так уж и сложно - очередная машина, искажающая реальность. Именно за этим он и пришел в Академию, ведь тут хранился весь запас кубов реамантии, секрет создания которых давно был утерян, а без их составляющих перенаправление энергии изменения ткани мироздания стало бы попросту невозможным. С остальными деталями все намного проще - Этикоэл с легкостью превращал бумагу и всяческий мусор в металлические обручи, пластины, вставки, шестеренки, затворы и все остальное, что тут же складывалось в единую конструкцию. Никаких схем и пособий старому реаманту не требовалось, все собиралось исключительно по памяти, но быстро и точно. Однако даже Аменир видел, что работа еще далека от завершения.

   - Все-таки это были вы, - прошептал юноша.

   Он только сейчас осознал, что до сих пор не верил в вину своего учителя. Человек, которому он доверился и позволил вести себя к заветной мечте, оказался чудовищем, чьи преступления обрекли на смерть всех дорогих Кару людей и уничтожили последнюю надежду на лучшее будущее.

   - Я, - кивнул старик, не отвлекаясь от работы над механизмом. - А кто еще-то?

   - Почему вы меня еще не убили?

   - А я уже начал было привыкать к тому, что меня никто не выводит из себя тупыми вопросами, - проворчал Этикоэл, бросив на изможденного ученика короткий оценивающий взгляд. - Не вижу смысла добивать тебя сейчас. Полудохлый недоучка мне не помеха. Развалился тут на моей кровати, едва не померев после грошового фокуса против кучки безмозглых фармагулов...

   - Я просто спасал свою жизнь.

   - Видел я, как ты спасал свою жизнь! Ты крайне бездарно растратил огромное количество энергии, сминая верхний квартал. Это невероятно глупо! Твоими противниками были примитивные существа, в своих действиях руководствующиеся лишь инстинктами и восприятием окружающей среды, с малейшим изменением которой они становятся совершенно безобидными, - старый реамант отложил в сторону очередную деталь и вновь пристально посмотрел на Аменира. - Для тебя это не составило бы большого труда, раз ты уже посещал ирреальное и научился искажать неизвестные тебе нити ткани мироздания.

   - Так вы знаете?

   - Конечно я знаю, придурок! - раздраженно ответил Этикоэл, нахмурив седые брови. - У меня с логикой все в порядке, я не такой тупой, как ты. Элементарный вывод - ты уже был знаком с ирреальным, раз смог вернуться из небытия после того, как я вас, идиотов, отправил туда. За кого ты меня держишь, сопляк? Думаешь, я не могу сложить один и один?

   Аменир сидел на кушетке, прислонившись спиной к стене, и молчал. Его учитель был прежним, но совсем другим. В голове не укладывалось, как этот человек мог сотворить такое...

   Фыркнув, Тон вернулся к своей работе. Над его рукой повис куб, и воздух в кабинете пожелтел от пыли, озаренной золотистым светом символов. Мусор, вываленный Этикоэлом из ящиков стола на пол, начал обретать новую форму. Еще несколько деталей были готовы влиться в конструкцию, которая утопит мир в кошмарных искажениях. Подумать только - скомканная бумага, поломанные письменные принадлежности и прочий канцелярский хлам вызовут конец света.

   - А потом ты еще и умудрился найти меня. По остаточному следу, небось, прошел? Так это тебе еще повезло, что тебя не растянуло на огромное расстояние, ведь механизм саморегуляции уже должен был восстановить нити мироздания, - проворчал старик, аккуратно прилаживая детали на положенное им место. - Но до такого еще додуматься надо, я тебе о подобном не рассказывал... Ну, в общем, я недооценил тебя. Молодец. Хоть и дурак.

   - Молодец? Мастер Этикоэл, вы уничтожили последнюю возможность сделать наш мир лучше! Мои друзья, моя родина, моя мир... И после этого вы говорите... вы так спокойно... Молодец?

   Задыхаясь от возмущения и обиды, Аменир дернулся, чтобы встать на ноги, но ужасная усталость отбросила его назад, из-за чего он ударился затылком о стену. Тупая боль в голове напомнила ему о скверном положении, в котором он оказался, и бессильная ярость начала медленно затухать. Все-таки Кар не умел злиться.

   - Да, назвал тебя молодцом. А что, я должен был тебя еще по плечу похлопать? Нет, этого ты не заслужил, - невозмутимо произнес Этикоэл. - Вот если бы ты не был таким слабоумным и смог более грамотно реализовать свою задумку, спасаясь от фармагулов, то я бы еще похвалил тебя. Может быть.

   - Я не об этом, а о... - Аменир обреченно выдохнул и закрыл глаза. - Вы чудовище. Лучше просто убейте меня.

   - Выходит, ты шел сюда, чтобы я убил тебя? - все так же невозмутимо спросил старик, не отрываясь от сооружения механизма. - Я думал, что мой ученик - обычный идиот, а он, оказывается, идиот-самоубийца.

   - Я шел не за своей смертью, а за правдой. Я до последнего не верил, что вы способны на такое, хотя видел все собственными глазами. Я не верил, но был готов сражаться с вами за будущее всего мира!

   - О-о-о, да, именно! - саркастично скривившись, воскликнул Этикоэл. - У нас тут должно быть эпическое сражение, накал страстей, вспышки света и балансирование на грани невозможного! Битва за справедливость, схватка с судьбой, сражение за будущее всего мира, наполненное переосмыслением своего места в жизни, вдохновляющими воспоминаниями, преодолением трудностей, неожиданными поворотами с фееричной развязкой! Зрелищная, грандиозная, потрясающая воображение дуэль реамантов!.. Так, по-твоему, все должно было произойти? Только не заставляй меня еще больше разочаровываться в твоих умственных способностях, мне просто уже некуда опускать планку.

   Аменир молчал. В язвительных словах Тона было нечто такое, что казалось юному реаманту чем-то вполне естественным, в порядке вещей. Ведь до недавнего времени он именно так и представлял развитие событий. Пожалуй, со стороны это выглядело действительно нелепо...

   Вздохнув, Этикоэл сокрушенно покачал головой в ответ на молчание ученика. Сосредоточенно ковыряясь в наполовину разобранных кубах для реамантии, которые составляли ядро искажающего механизма, старик то и дело раздраженно морщился и бормотал колкости в адрес Кара.

   - Как ты вообще до своих лет-то дожил с подобным представлением об устройстве мира? Стоило похвалить тебя, как ты снова самоотверженно доказываешь свое слабоумие. В пустую пропадает такой потенциал из-за того, что ты... что ты такой...

   Руки Этикоэла дрогнули, и фрагмент одного из кубов провалился внутрь всей конструкции. Реамант, нервно выругавшись, встал из-за стола, чтобы немного размять онемевшие конечности. Все-таки в его возрасте было достаточно сложно долгое время сохранять высокую работоспособность. Да и внешний раздражитель в лице Аменира постоянно давал о себе знать. В идеале следовало бы убить беспомощного юношу и продолжить спокойно заниматься своим делом, но сварливому старику выдалась возможность выговориться, которую он не хотел упускать.

   - Я даже не спрашиваю, как тебе ума хватило хоть чему-то научиться у меня, - продолжил Этикоэл, прогуливаясь по кабинету. - Это же какая-то неразрешимая загадка, парадокс. Совершенно отсталый сопляк познает основы реамантии - как такое возможно? Да у тебя же башка забита чушью из детских сказок и дебильных баллад. Последний бой со злодеем, да? Просто фантастический бред. Тьфу...

   - Благодаря детским сказкам и дебильным балладам, как вы выразились, люди умеют различать добро и зло, чего вам, видимо, не дано, - вяло возразил Аменир, с трудом разлепив свои веки. - Мораль - это основа нашего...

   Этикоэл резко остановился и с силой ударил кулаком по столу, едва не разрушив сложную конструкцию, над которой он работал все это время.

   - Да сколько раз тебе говорить?! - закричал реамант, размахивая руками. - Нет никакого добра, нет зла! Это лишь эфемерные понятия, выдуманные человеком для упрощения собственной жизни, для понимания вещей, которые недоступны узкомыслящему обывателю! Есть причины и следствия, только причины и только следствия, запомни уже наконец! Трактовать события и действия людей с точки зрения морали - бессмысленное занятие, подобные трактовки изначально ложны. Пока существует время, есть вероятность, что благие деяния в будущем обернутся катастрофой, а зло когда-нибудь приведет к всеобщему счастью. Потом зло приведет ко злу, добро - к добру, зло - к добру, добро - ко злу. И наоборот, и вместе, и вместо, и наполовину, и более, чем полностью... До бесконечности! Так скажи мне, существует ли в таком случае добро и зло, возможно ли увидеть реальные вещи через призму морали? Не существует! Как ты объяснишь мне доброе зло и злое добро, если в мире все так просто, как ты представляешь? Никак! Выкинь эту чушь из головы, нужно мыслить глобально, смотреть незамыленным взглядом в будущее, твердо стоя на прошлом!

   - К чему тогда приведет уничтожение реальности? - спросил Аменир, с огромными усилиями заставив свое непослушное тело сесть. - Есть лишь причины и следствия, да? Но о каких следствиях может идти речь, если не останется абсолютно ничего?

   - Ты не поймешь, - раздраженно отмахнулся от него Этикоэл, продолжив измерять шагами пол кабинета. - Если сам не догадался до единственно верного пути в лучший мир, то и мои объяснения пройдут впустую.

   Аменир вскочил с койки, но его ноги подкосились и он упал на колени перед учителем. Юный реамант уже не обращал внимания на тупую боль в голове, все его чувства и мысли были направлены к одному.

   - Путь в лучший мир? - осторожно произнес Кар, словно опасаясь, что слова о заветной мечте упорхнут от него и он вновь потонет во мраке неведения. - Вы создаете... лучший мир? Вот так? Но это же воплощенный хаос, кошмар наяву, сущий ад! О каком лучшем мире...

   - Угомонись! - прикрикнул старик. - Вот, о чем я и говорил! Ты ничего не понимаешь. И уже не поймешь.

   - Почему? Почему не пойму? Объясните.

   Помассировав виски, Этикоэл посмотрел на механизм, работа над которым была еще очень далека от завершения, вздохнул, и, страдальчески закатив глаза, развел руками:

   - Откуда у меня только берется терпение говорить с тобой... Почему не поймешь? Да потому что понимание истинной сути вещей должно идти изнутри, а не снаружи. Только когда ты сам до чего-то додумаешься, это что-то становится твоей идеей, твоей фантазией. Чужие слова и наставления лишь отведут тебя от личного идеала и подтолкнут к чему-то иному, понимаешь? А в важнейших вопросах и решениях необходимо следовать своим уникальным мыслям, соблюдать чистоту фантазии.

   - Ваши слова принижают ценность образования и передачи опыта, - заметил Аменир, тщетно пытаясь подняться с колен. - Но я не понимаю, к чему вы...

   - Не перебивай меня, кретин, - старик сурово взглянул на ученика. - Человек может сделать все, что способен представить, помнишь? Это негласная основа основ реамантии. Но будет ли фантазия твоей, если тебе о ней рассказал кто-то другой? Нет. Внешние аспекты, конечно, по итогу обретут достаточно близкое сходство, но суть идеи будет расходиться даже среди людей, которые долгое время работали вместе для достижения общей цели, или вовсе останется непонятой кем-то из них. И это может привести к сомнениям, изменению мнения о своей деятельности, неосмысленному или осмысленному сопротивлению в самый ответственный момент... Как убедить человека в необходимости уничтожить мир, если он сам не осознает ее? Никак! И что мы получим в результате? Одни лишь напрасные жертвы при крайне сомнительном результате. И путь в лучший мир оборвется, но назад вернуться уже не получится - возвращаться-то некуда. На такой риск я не мог пойти, поэтому мне было так необходимо, чтобы ты все понял самостоятельно.

   - Да что, что я должен был понять? - простонал Аменир. - Необходимость уничтожения мира? Зачем, где здесь путь в лучший мир? Ну расскажите же мне все, какая теперь уже разница! Расскажите!

   Кар наконец сумел подняться на ноги. Он стоял, опираясь дрожащими руками на кушетку, и пытался поймать взглядом расплывающийся силуэт учителя.

   - Расскажите, - повторил юный реамант.

   Привычным взмахом руки Этикоэл высвободил из ладони куб. Старик задумчиво смотрел на Аменира, а секции на традиционном инструменте реамантии неспешно перемещались, создавая из мерцающих символов одну смертоносную комбинацию за другой. Превратить плазму крови в едкую кислоту, пронзить немощное тело заостренным светом, испарить всю влагу из организма, повысить давление настолько, что лопнут все сосуды и сердце, придать невероятную прочность одежде и сжать ее с такой силой, чтобы она раздавила внутренности и раздробила кости, утопить в разжиженном каменном полу... Список способов, которыми Тон мог убить своего ученика продолжался бесконечно, не говоря уже про то, что можно было бы просто взять со стола перочинный нож и полоснуть им по горлу ослабевшего юноши. Но куб застыл, уменьшился в размерах и вгрызся в ладонь старика, оставив после себя лишь небольшую каплю крови.

   Вздохнув, Этикоэл вернулся за стол и начал рыться в ящиках, подбирая подходящий по размеру и объему мусор, из которого было бы проще создать необходимые детали для механизма. В принципе, сейчас убивать Аменира незачем. Юный реамант, конечно, продемонстрировал впечатляющую силу и талант к изменению нитей ткани мироздания, но сравниться с учителем он все же не мог, даже если бы полностью восстановился. Впрочем, Кар не будет и пытаться - не осмелится. Рисуя в воображении яркие картины возмездия, он упустил один важный момент - ему просто не хватит духу воплотить все в реальность. Оставалось либо смириться и принять судьбу, какой бы она ни была, либо...

   - Расскажите, - настойчиво повторил Аменир.

   - Ты мне мешаешь, - Этикоэл даже не взглянул на него, продолжая копаться в груде канцелярского хлама.

   - И вы все же не убили меня.

   - Не так сильно мешаешь.

   Ноги и руки юноши предательски дрожали, он в любой момент мог вновь очутиться на пыльном полу. Аменир толкнул свое тело и плюхнулся на кушетку. Каждый новый вдох бил по его груди тяжелым молотом, и воздух с хрипом вылетал из легких. Мышцы гудели, появилось ощущение, что они по собственной воле шевелились под онемевшей кожей, словно все никак не могли улечься поудобнее. Кровь шумела в голове, приливами нагоняя темные пятна на устремленные в потолок глаза.

   - Пожалуйста, расскажите мне все, - прошептал Аменир, не слыша собственных слов из-за звона в ушах. - Прошу вас.

   - Как же ты мне надоел... - Этикоэл нервно захлопнул ящик стола и резко развернулся к ученику. - Ладно, слушай. Начну с того, что открою тебе глаза на очевидные вещи. Наш мир - дерьмо. Не замечаешь этого? Это потому что тебя ослепляет молодость и глупость. Но стоит лишь чуть-чуть внимательнее присмотреться к окружающему миру - и ты увидишь его истинный облик. Политика - грязное, мерзкое, отвратительное явление, которое, возможно, некогда было основой дружбы народов и порядка внутри общества, но со временем превратилось в зловонное болото с плавающими в нем вздутыми трупами государств, в которых копошатся черви-чинуши. Благородные короли считают себя равными богам, хотя на самом деле являются обычными людьми с обычными человеческими достоинствами и недостатками, вот только последних в разы больше. С высоты балконов дворца невозможно разглядеть то, что происходит где-то внизу, правитель всегда будет взирать на свой народ, как мальчишка на муравейник. Захочет - бросит муравьям кусочек сахара, захочет - помочится на них, но чаще всего просто предпочтет пройти мимо и забыть о нем, занимаясь своими мальчишескими делами. А аристократия? С ней все еще хуже. Современная знать - выродки, появившиеся на свет благодаря кровосмесительным бракам, ведь все богатые и древние роды женят своих деток-инвалидов друг на друге в течение сотен лет, потому что того требует их высокое происхождение. А во главе этих родов стоят ублюдки, рожденные от "свежей крови", или те, кому посчастливилось избежать серьезных болезней в этом котле инцеста, где варится в собственном соку вся поганая аристократия. Понарожают жестоких дебилов и показывают их всему миру, как лицо страны! А простой народ, который всем представляется как эталон непредвзятости, скромности и честности? О, какое заблуждение... Невинная сельская девушка ни за что не откажется от пропахшей вином и потом богемы, за золотые побрякушки раздвинет ноги перед любым жирным богатеем, как тупая овца пойдет за смазливым красавчиком или якобы художником, ищущим прекрасный образ для новой картины, а в итоге ее будут толпой насиловать в каком-нибудь подвале, где потом и убьют. А деревенские парни? Вот они-то действительно должны быть мужественными, честными, сильными юношами с правильной осанкой. Настоящие сыны родной земли! Бред какой-то, покажите мне кретина, который выдумал этот образ? Он хоть раз был в глубинке? Его "сыны родной земли" - жилистые, уродливые, грязные подонки, сгорбленные из-за постоянной работы и с раздутыми животами от скверной пищи. Так они еще и невероятно тупы! Скот, рабочая сила, которая чем меньше думает, тем лучше для страны. Делается все возможное, чтобы за стенами крупных городов царили мракобесие и повальный идиотизм. Ну, тогда быть может в самих городах все нормально? У горожан есть возможность расти вверх? Есть, но они предпочитают опускаться на дно, ведь существует и такая возможность. Это гораздо приятнее и быстрее. Заработать деньги честным трудом? Зачем, когда есть проституция, воровство и бандитизм. Поначалу все идет прекрасно, а потом человека просто засасывает такой образ жизни, и вот уже почему-то нет легких денег, нет дешевого счастья, нет самого человека. Вопящие от голода младенцы умирают в канавах, пока их малолетние матери ублажают вонючих мужиков, зарабатывая деньги на дозу дурманящего зелья. Семьи воров и бандитов вынуждены побираться, терпеть побои и унижения от всех подряд, пока те гниют в тюрьмах, болтаются на виселицах или лежат в безымянной могиле за городом, закопанные собственными подельниками, которым захотелось немного увеличить свою долю. Наркоманы в погоне за радостью растрачивают остатки своего достоинства, торговцы валяются в подворотнях с пробитыми головами после успешной сделки, свидетелем которой стал какой-нибудь отчаявшийся должник, ремесленники отдают всю свою выручку обнаглевшим преступникам, а сами продают дочерей в бордели, чтобы остальная семья не умерла от голода. Думаешь, гимназия и Академия дают молодежи шанс изменить свою жизнь к лучшему? Не смеши меня. Лишь единицы фармагиков становятся лекарями с хорошим заработком, остальные же вынуждены губить свое собственное здоровье в токсичных парах при производстве дурманящих зелий. Алхимия, некогда самое престижное направление науки в нашей проклятой стране, вообще никому не нужна. Человек не может использовать эти знания для собственного блага, никогда ученый не будет богат и по-человечески счастлив. Он запрется в своем научном мире или вернется к обычной жизни земледельца, ремесленника, учителя, чтобы каждую ночь перед сном корить себя за нереализованный потенциал и упущенное великое будущее, которого на самом деле невозможно достичь просто потому, что таковы реалии нашей действительности. А про реамантов я лучше промолчу... Не нужны никому знания, философия и идеология, всем нужна еда и развлечения. Вот тебе и возможности города. Нравы - лишь иллюзия, которая позволяет одним людям чувствовать себя выше других. Стоит оказаться в одиночестве или осознать собственную безнаказанность - и нравы не будут значить ничего. Чувства? Искренние, нежные, яркие... Ерунда, всего лишь отголоски животных инстинктов, заставляющие человечество жрать, размножаться и повиноваться вожаку стаи. А что насчет религии, она же проповедует истинные добродетели? Проповедует, да. Духовенство простые и естественные вещи превращает в свое оружие, начинает диктовать людям, что есть добро, а что - зло, манипулирует народом и сильными мира сего одними лишь бессмысленными, но возвышенными речами. Выделять Церкви земли - благое дело, прислушиваться к ее советам по управлению страной - благое дело, жертвовать деньги - благое дело, закрывать глаза на растление юных послушников - благое дело... Продолжать можно бесконечно. А вот стоит попросить реальной помощи у Церкви, так сразу идет подсчет, сколько же ты "благих дел" для нее сделал. Выяснится, что недостаточно - "Ну, Свет поможет, дитя мое". Возрази или задай неудобный вопрос - попадешь в инквизицию, где местные умельцы выдавят из тебя признание в чем угодно, а после отправишься на костер или станешь кормом для глубоко религиозной толпы на очередном акте веры. Лицемерие Церкви не знает границ, и превзойти его могут только пороки, прикрытые "благими делами во имя Света". Вспомни, с чего началась гражданская война. И какой она была, по-твоему, эта бессмысленная гражданская война? Что она? Я, например, не могу ответить, потому что это выходит за рамки понимания нормального человека... Но есть же что-то, хоть что-то хорошее в этом мире? Нет. Верность - тупая привязанность к хозяину. Рыцарская доблесть - высокородные придурки пытаются убить друг друга как можно более театрально. Честь - личное оправдание для самых ужасных преступлений. Скромность - обычное неумение продать себя подороже. Искренность - человек просто сам верит в свою ложь. Уверенность - неспособность признать собственные ошибки. Чуткость - больное любопытство. Бескорыстность - тень расчетливости. Отвага - глупость, милосердие - слабость, целеустремленность - упрямство, находчивость - подлость, уравновешенность - бессердечность... Вот он, наш мир. Повсюду, эта грязь абсолютно повсюду и... и...

   Этикоэл тяжело опустился на стул и прикрыл глаза ладонью. В кабинете повисла невыносимая тишина, прерываемая лишь хриплым дыханием Аменира. Он хотел возразить учителю, но не мог найти подходящих слов. Быть может, их и не было. Жестокая правда не терпит возражений.

   Вытерев рукавом багровой мантии остатки слез со своего лица, Этикоэл задумчиво взглянул в пропитанную книжной пылью пустоту кабинета.

   - Нормальные люди есть. Они были. Но под тяжестью нашего мира все ломаются рано или поздно, - негромко произнес старый реамант, и каждое слово проносилось эхом печали в его глазах. - Чем выше идеалы, тем ниже падает человек, столкнувшись с реальностью. С нашей жестокой реальностью. А реаманты обладают силой, способной изменить ее. Кем бы я был, если бы не попытался сделать мир лучше, обладая такими возможностями? Очередным паразитом на теле умирающего бога...

   Он замолчал. Очередной прилив тишины сдавил голову Аменира, затмив шум крови, барабанные удары сердца и оглушительный звон в ушах.

   - Я не понимаю... - прошептал юноша. - Вы сказали, что хотите сделать мир лучше, но на самом деле уничтожаете его. Зачем?..

   - Ты до сих пор не понял? - вздохнул Этикоэл и с укоризной посмотрел на ученика, но ожидаемых оскорблений так и не последовало. - Да, мир можно изменять по крупицам, по нитям в ткани мироздания. И на это уйдет вечность, если не больше. Реальность живет и развивается самостоятельно, никогда один, два или пусть даже сотня реамантов не угонится за ней и ее собственными изменениями. Ты сделаешь шаг к лучшему миру, а он отдалится от тебя на десять шагов, и расстояние между вами - наша жестокая и нелепая действительность.

   - Но в чем смысл тех ужасных искажений, которые порождает ваш механизм?

   - Есть возможность перекроить ткань мироздания с нуля, остановив развитие реальности, - устало ответил старик. - Хаос, первородный хаос. Из него можно создать новый мир. То, что мы называем нитями - лишь малые фрагменты мироздания, его производные. Очистив реальность от всего лишнего, удастся изменить ее изначальную структуру, воспользовавшись мощью хаотичной энергии, преобразованной посредством искажений существующей действительности. Можно изменить саму ткань мироздания таким образом, чтобы новообразованные нити и нити, которые появятся при дальнейшем развитии реальности, соответствовали конкретной концепции - концепции лучшего мира.

   Детали не меняют сути, рано или поздно все вернется на круги своя. Истинные изменения идут изнутри, а смена оболочки практически ни на что не влияет. Самый верный способ исправить ошибку - все начать сначала. Даже если это ошибка вселенского масштаба. Истина была где-то на поверхности, Аменир знал ее, чувствовал, но что-то постоянно мешало ему согласиться с ней.

   - И вы совершали все те ужасные поступки...

   - Опять "ужасные", - вздохнул Этикоэл. - Ты так и не перестал думать настоящим, которого вовсе не существует, потому что есть лишь неуловимый момент перехода от причины в прошлом к следствию в будущем. "Ужасно" все только сейчас, в настоящем, и если бы ты перешагнул через эту условность объективно несуществующего фактора, то смог бы понять меня... Необходимость, я руководствовался только необходимостью. Удар по армиям Илии и Марии, хаос в крупных городах, зарождение анархии, создание культа Судьбы... Да, да, это я его основал, обозвав себя Пророком, чтобы не затягивать с ненужными страданиями. Мне хотелось поскорее покончить с этой неприятной фазой, вот я и внушил нескольким ненормальным идею смирения с неизбежным и указал им путь "спасения" - самоубийство. Потом все пошло немного не так, как я задумывал, ну да ладно... Жалко, что муки этого мира продолжатся. Благодаря вашим стараниям. Ума не приложу, как план Шеклоза мог сработать, это просто невозможно. А, мне ли говорить о невозможном...

   Старик устало откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула и прикрыл глаза. Его дальнейшие слова напоминали невнятное бормотание в полудреме.

   - Комитет не должен был справиться с моим механизмом, вы не могли этого сделать. Видимо, вмешались силы, о существовании которых я и не догадывался. Да и ты, должно быть, внес свою лепту в счастливое продление агонии нашего мира. Но перенаправив всю свою силу на преобразование реальности в первородный хаос, я ослаб настолько, что не смог помешать вам. Я привык к перегрузкам, но даже сейчас моя энергия восстановилась не полностью, - Этикоэл лениво толкнул выпирающую деталь нового механизма, похожую на часовую стрелку, которая сделала два оборота вокруг ядра из полуразобранных кубов и остановилась в прежнем положении. - Как же я устал...

   - Вы убили их всех. И меня.

   Аменир хотел в своих словах передать всю злость и обиду на учителя, но у него не получилось. Он с ужасом осознал, что на самом деле не чувствует ни обиды, ни злобы.

   - Мне пришлось избавиться от Комитета и всех, кто мог помешать мне в будущем. Стоило бы заняться этим раньше, но я и подумать не мог, что вы сможете разорвать внешнюю оболочку купола, преодолеть барьер и уничтожить искажающий механизм, - Этикоэл с сожалением посмотрел на Кара. - Я не хотел убивать тебя. Но ведь план Шеклоза удался во многом благодаря тебе, не так ли? Я был вынужден стереть твое существование, ибо ты своими действиями мог завести пересоздание мира в тупик.

   - Вы обучали меня, чтобы я помог вам уничтожить... - Аменир осекся и некоторое время молчал, поднеся к лицу ладонь с почти зажившей раной, которая осталась от частого использования куба реамантии. - Вы обучали меня, чтобы я помог вам пересоздать мир?

   - Я пытался подвести тебя к необходимому решению, сохранив чистоту фантазии, - вздохнул старик. - Это невероятно сложно, но мне бы все удалось, если бы ты не оказался одновременно слишком хорошим человеком, чтобы разрушить этот мир, и недостаточно хорошим, чтобы пожертвовать своей человечностью ради лучшего мира. Поэтому у меня ничего не вышло, и твое обучение закончилось столь печальным образом.

   - Но я... да, я понимаю, - с трудом выговорил юноша, тщетно пытаясь мысленно возразить себе. - Неужели это правильный путь?

   - Это единственный возможный путь. Пойми, мне ведь тоже пришлось многим пожертвовать. Я не чудовище и не маньяк, чтобы страдания и смерти людей приносили мне удовольствие. Но ведь и без меня они точно так же страдали и умирали. Ты собственными глазами мог наблюдать трагедию Алокрии, порожденную человеческой низостью. Но мир не ограничивается нашей страной, в нем есть такие края, где все намного хуже, где уже давным-давно царят бессмысленное кровопролитие и дикость цивилизации. Давно пора положить этому конец. И гражданская война подтолкнула меня к верному решению.

   - Я запутался...

   Способ прост, он лежал в основе всех величайших актов творения. Уничтожение ради созидания. Ничто не возникает из ничего, жизни последующей предшествует жизнь предыдущая. Это естественно. Но настал момент, когда один человек взвалил на себя обязанности судьбы и решил создать лучший мир. "Очень похоже на рассуждения мастера Шеклоза, - мелькнула мысль в голове Аменира. - Швырнуть Алокрию в кровавый водоворот гражданской войны, чтобы вывести страну из счастливого застоя и построить на ее руинах идеальное государство... Я помню его слова, он надеялся, что я никогда не пойму его. Но, кажется, я понял..."

   Молодой реамант испытал чувство, сходное с тем, которое посетило его в ирреальной роще у купола, когда он разглядывал деревья, сотканные из эха реальности и его отражения в ирреальном. Они представляли из себя сгустки хаотичной энергии с привязкой к действительности и потенциалом невозможности. Тогда Аменир понял, что настоящее дерево можно восстановить, или, правильнее сказать, пересоздать. Пересоздать, сделать лучше оригинала...

   Пути назад уже нет. Как и сказал Этикоэл - возвращаться некуда.

   - У меня всегда была собственная идея, моя чистая фантазия, - собравшись с силами, произнес Аменир после продолжительного молчания. - Лучший мир. Я вижу, знаю и чувствую его. И сейчас он для меня более реален, чем вся наша действительность. Я одержим своим лучшим миром, все это время я жил в его тени, но так и не нашел путь к нему. Не нашел лишь потому, что это для меня не столь важно. Я понял это, понял все. Моя фантазия - лучший мир. И я готов направиться к нему любым путем.

   Этикоэл уже вернулся к работе над механизмом и не сразу понял, о чем говорил его ученик. Оторвав взгляд от изящного скелета машины, которая должна будет подготовить реальность к пересозданию, старик, раздраженно поморщившись, посмотрел на Кара.

   - Чего?

   Емкий вопрос прозвучал из уст великого реаманта так, словно он был адресован пропитанной пылью пустоте кабинета, а не живому человеку. Впрочем, Аменир в его нынешнем состоянии действительно был ничем...

   - Вы помните, что я сказал, когда решил поступить к вам на факультет реамантии? - хрипло спросил юноша, уставившись немигающим взглядом в потолок.

   - Я похож на идиота, чтобы всякий невнятный бред каждого встречного соплежуя запоминать? Небось промямлил чушь какую-нибудь, как обычно, - проворчал Этикоэл, отвернувшись от ученика.

   Некоторое время в кабинете стояла тишина, в которой вели свой особенный диалог металлический скрежет сооружаемого механизма и редкие ругательства Тона в монотонном потоке старческого бормотания.

   - Помню, - внезапно ответил Этикоэл, не отрываясь от работы. - Ты сказал: "Я хочу изменить мир к лучшему".

   - И я все еще хочу это сделать.

   Пожилой реамант вздохнул, медленно поднялся из-за стола и подошел к кушетке, на которой лежал истощенный Аменир. Внимательно осмотрев едва дышащего юношу, Этикоэл снисходительно покачал головой.

   - Все равно мой план уже слишком сильно отошел от первоначального замысла. Благодаря тебе и остальным придуркам из Комитета, - пробурчал старик и неопределенно махнул рукой. - Для начала приведи себя в порядок и отдохни. Ты и так бесполезен, а в состоянии никчемной развалюхи еще и мешаться будешь. В общем, восстанавливай энергию, у нас много работы.

   Аменир слабо улыбнулся и закрыл глаза.

   Раздраженно ругаясь, Этикоэл вернулся за стол и продолжил работать над механизмом, не забывая посылать в адрес ученика язвительные замечания и проклинать Комитет. Старый реамант был очень сильно раздосадован своей неудачей, но все же он был рад присутствию Аменира. Если представления юноши о лучшем мире действительно так реальны, как он говорил, и если его фантазия чиста, то он в самом деле способен на многое. Терять все равно уже нечего. И возвращаться некуда.

   - Если что, сделаю его источником энергии искажения реальности, - Этикоэл перевел задумчивый взгляд с полуразобранных кубов на своего изнуренного ученика. - Сгодится. Причем ее можно извлечь и из мертвого тела...

   А Аменир Кар лежал на заваленной книгами, свитками и прочим хламом кушетке и спал, укрывшись краем серого покрывала, отсыревшая ткань которого кишела постельными клопами. Но для молодого реаманта это был самый спокойный и приятный сон за все последнее время, кошмарная действительность выпустила его из своих цепких лап.

   Никто не умер напрасно. Когда-нибудь Аменир обязательно встретится с ними в лучшем мире и поведает им невероятную историю.

   Конец

  1

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg