Небрежным жестом он позвал за собой Дмитрия, и они отправились по аллее в сторону дворца, сияющего, будто ларь резной кости. Между двумя белокаменными палатами в три яруса протянулись длинные сени, над которыми вырастал бревенчатый теремной этаж. Раздвоенные окна улыбались расписной слюдой, а тесовые шатры[6], венчавшие терем, вонзались в небо пестрыми наконечниками копий. Над резным дубовым крыльцом взгромоздилась толстобокая кровля — бочка, похожая на нос перевернутой кверху килем ладьи.
Не дойдя до палат, они свернули к затаившейся в тени раскидистых дубов запруде. В этой части двора было тихо и укромно, ведь все хозяйственные постройки — кузни, мыльни, конюшни, медовуши — находились в другом конце.
— Ну, Дмитрий, чем порадуешь меня?
Князь уже немного пришел в себя; кровь отхлынула от головы, и глаза его снова стали синими, как небо.
— Княже, людишки мои верные из посадских нашептали, что по полудню Ладимúра, княжича гривноградского, в Панцирной слободе видали и на Ладнорском торгу. Говорят, бахвалился он, что Гривноград теперь над Сеяжском главенствовать будет, а тебя, государь, ослом трусливым бранил.
— Как? Брешут, гады! Княжич с отцом вместе на рассвете отбыл, ты же сам их до ворот градских провожал! Кто эти людишки твои? Почто брешут и смуту сеют?
— Не думаю, княже, что брешут. Люди проверенные, да и стали бы они? Ведь знают, что вскройся обман, головы им не сносить.
Прищурившись, воевода наморщил удлиненный залысинами лоб. Лицо его поблескивало капельками пота.
— Государь, тут нечисто что-то, как пить дать. Мы с дружинниками выведали, что потом тройка его через Солнечные врата в сторону Златолесска укатила. Поехали по следу. В двух деревнях его еще видали, а после Ловья его и след простыл. Но соглядатаи божатся, что сам княжич это был.
— Ты что, думаешь, не уехали они, хотят предать наш союз?
Воевода присел на дерновую скамью, положил рядом с собой высокий конический шлем с кольчужной бармицей[7].
Комментарии к книге «Волчьи стрелы», Павел Канаев
Всего 0 комментариев