«Эрина»

Эрина (fb2) - Эрина (Двойная звезда - 2) 1316K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Борис Владимирович Сапожников

Борис Сапожников Часть вторая. Эрина.

Глава 1.

Императорский двор Доппельштернрейха был одним из самых блестящих во всем обитаемом космосе. Поспорить с ним мог только альбионский королевский со всей неприкрытой роскошью. Двор императора Тентейтоку отличался показным аскетизмом, присущим согласно официальной идеологии этого государства носителям "истинно самурайского духа", которые объявлялись опорой трона. Каждый из сарацинских эмиров содержал собственный двор на Бахчисарае, получившем из-за этого название Планеты двадцати пяти столиц, и их часто оскорбительно сравнивали с дворами мелких князьков и королей Конфедерации. Поэтому Доппельштерн и Альбион оставались непререкаемыми лидерами в роскоши дворов.

И, конечно же, каждая титулованная особа мечтала хоть раз да побывать при дворе кайзера. От самого захудалого баронишки, имевшего часто не больше десятка акров земли, до курфюрстов, управляющих целыми планетами, И удавалось это далеко не всем, даже из числа курфюрстов, ведь в немилость к правителю попасть может каждый. А без одобрения кайзеровской канцелярии и личной подписи самого правителя Доппельштерна, никто ко двору не допускался. Лишь у представителей нескольких самых родовитых фамилий, генерального канцлера с семьей, командиров Лейб-гвардии Тевтонского и Лейб-гвардии Преображенского полков и, конечно же, князя-кесаря, а также приглашенных лично им лиц, но числом не более трех человек.

Князь-кесарь был самой загадочной фигурой при дворе кайзера. Формально он являлся соправителем Доппельштерна. Так было заведено со временем основания Империи Двойной звезды. Однако реальной власти он почти не имел со времен Хайнриха I Немецкого. Тот был с детства помешан на "прусском духе" и "германской нации", при нем так называемая немецкая партия заняла ключевые посты в правительстве империи и уже не расставалась с ними. На протяжении всего правления Хайнриха Немецкого князь-кесарь лишился даже права посещать двор, но следующий кайзер восстановил это право. А вот реальной власти князь-кесарь лишился окончательно. И русская партия, которую носитель этого титула всегда возглавлял, оставалась в правительстве на вторых ролях, а бывало и на третьих.

Такая ситуация складывалась до настоящего времени. Однако нынешний князь-кесарь Федор Иванович Ромодановский - эта семья владела данным титулом со дня образования империи - был человеком волевым и деятельным. Он уверенно вел русскую партию при дворе достаточно слабовольного кайзера Вильгельма XV, которым обычно крутил, как хотел генеральный канцлер Ойген Штайнхоф, и уже начинали поговаривать о том, что русские снова могут подвинуть немцев при дворе. С этим боролся канцлер Штайнхоф, как глава уже немецкой партии, но, не смотря на все его усилия, Ромодановский постепенно возвращал былое влияние.

Дворяне, которые не особенно увлекались политической борьбой, а предпочитали просто блистать при дворе, с отстраненным вниманием наблюдали за ней, пока часть их не нала себе более интересное занятие. И им стал оккультизм. Одеваясь в черные балахоны собирались они в неких "тайных местах силы", проводя ритуалы, полные песнопений и загадочных заклинаний. Вспоминая "черные мессы" дворяне устраивали разнузданные оргии. Все это не слишком нравилось старшему поколению, но те давно махнули на эту молодежь рукой, сосредоточившись на тех, кого считали более вменяемыми людьми.

И это привел к тому, что оккультизм проник даже в залы императорского дворца. В моду вошли длинные черные сюртуки, украшенные "загадочными" символами. А дворяне обменивались фразами на мертвых языках, половина которых была придумана лидерами окультистов. Одним из таких был некто Сэт. Взявший себе имя древнего бога, хозяина змей, этот высокий и довольно молодой еще человек, происходивший из рода Печерских, быстро взял под свое крыло юных дворян, увлекающихся оккультизмом, и стал вхож даже во дворец. Так как и отпрыск генерального канцлера не был чужд этого увлечения, то вскоре Игорь Печерской, предпочитающий именоваться Сэт, был представлен его батюшке.

Генеральный канцлер фон Рекендорф оглядел высокого, выше его самого на голову, с вытянутым чисто выбритым лицом и длинными волосами, рассыпающимися по плечам. Одевался Печерской в черный сюртук, правда, безо всех "загадочных символов" и, вообще, лишенный каких-либо украшений.

- И отчего вы, юноша, решили, что можете заинтересовать меня? - спросил канцлер.

- Думаю, что смогу, - уверенно заявил Сэт, канцлер именовал его про себя именно так. - Неким образом, суть которого я не смогу вам объяснить, для этого пришлось бы уйти в тонкие материи, о которых непосвященный человек имеет весьма малое понятие, мне удалось связаться с теми, кто вытеснил наши войска, а также альбионцев и рыцарей Братства, с Пангеи. С теми, кого в прессе принято называть демонами.

- Молодой человек, - рассмеялся канцлер, - если вы быстро не назовете причину, по которой я не должен выгнать вас сейчас, я сделаю именно это. Вы считаете, что у меня есть время, чтобы тратить его на ваши бредни?

- Примерно тоже самое, - кивнул Сэт, - сказал мне и князь-кесарь. И потому к вам я пришел несколько лучше подготовленным. - Он указал длинным пальцем на принесенный слугой механизм, напоминающий телеграфный аппарат, только без каких-либо проводов. - Это, - объяснил тот, - сконструированный по чертежам обычного телеграфного аппарата автомат для связи с демонами. Он работает на том эффекте, который называют темной симметрией.

- Покажите, как он работает, - вздохнул канцлер, прикидывая сколько времени он потерял на этом разговоре. - Только поскорее. И пожалуйста, без всех этих эффектов и ритуалов.

- Они рассчитаны на впечатлительных профанов, - этак небрежно отмахнулся Сэт, склоняясь над аппаратом.

Он что-то подкрутил в нем, а затем началось какое-то светопреставление. Пусть Сэт и обещал, что никаких эффектов не будет, вот только как назвать иначе то, что случилось в кабинете генерального канцлера. Пол под ногами дрогнул, по углам сгустился туман, в котором замелькали черные молнии, в нем потонули стены и потолок. А после начали формироваться какие-то странные тени, мелькающие на грани восприятия. Единственным, что осталось от кабинета канцлера, были ковер под ногами, столик с загадочной машиной и, конечно же, посетитель.

Сэт выпрямился, оставив свой аппарат в покое. Триумфально глянул на фон Рекендорфа. Генеральному канцлеру, прожженному политику, удалось, собрав все душевные силы кулак, сохранить невозмутимый вид. Правда, ненадолго. Потому что одна из теней сформировалась в фигуру, лишь с первого взгляда напоминающую человеческую.

Закованный в синий доспех, который местами будто прорастал в него. Шлема он не носил и фон Рекендорф смог разглядеть голову демона, украшенную двумя массивными рогами, разного размера и нависающими надо лбом, практически скрывая лицо, имеющее некое сходство с человеческим. На плече он держал длинное ружье, с которым вряд ли смог бы управляться одной рукой. Левая ладонь, закованная в латную перчатку, покоилась на рукоятке меча. Пальцы поглаживали оголовье в виде драконьей морды с неприятным скрежетом металла о металл.

- Значит, Игорь, это и есть амбициозный политик, - произнес демон, - которого ты мне обещал?

- Простите, повелитель, - опустился перед ним на колено Сэт, - но он не пожелал разговаривать со мной. Однако перед вами генеральный канцлер Доппельштерна.

- Отлично, - сказал демон. - Зовите меня Евронимус, меня отрядили для переговоров с вами.

- Для переговоров? - глуповато повторил за ним Рекендорф. Едва ли не впервые мысли его путались, и он никак не мог привести их в порядок.

- Именно, - кивнул демон по имени Евронимус. - Игорь, все вы люди - столь недалекие существа? Ты показался мне достаточно разумным даже при первой встрече.

- Я был подготовлен, повелитель, - еще ниже склонил голову Сэт. - Долгие тренировки разума, оккультные занятия...

- Чушь, - отмахнулся свободной рукой Евронимус. - Вся ваша оккультная чепуха не имеет никакого отношения к подлинному знанию, которым обладаем мы. Вы зовете нас демонами, пусть так, потому я и взял себе имя из вашей оккультной чепухи. Но запомни, что никакого отношения к ней на самом деле мы не имеем ни малейшего.

- Я понял вас, повелитель, - казалось, еще сильней склониться было невозможно, но у Сэта это получилось, он практически распростерся на полу.

- Канцлер, - обратился Евронимус к фон Рекендорфу, - я воспользовался услугами Сэта для того, чтобы поговорить с кем-то из властной элиты Доппельштерна. Но долго поддерживать канал связи с Пангеей при помощи этого примитивного аппарата не получится. Вижу, вы немного потеряны из-за моего появления. Понимаю, наша внешность может шокировать, но такая разумная раса, как и вы, просто условия обитания нашего родного мира так повлияли на нас. Все непривычное кажется вам отталкивающим и уродливым, но, скажу, вы в наших глазах выглядите не красивее.

Демон растянут тонкие, ниткой, губы в улыбке.

- Мы будем ждать вашего посольства на Пангее, - продолжил он тираду. - Эта планета станет нашим форпостом в данной части Вселенной. Если оно не прибудет в течение полугода, мы обратимся к вашим врагам. Альбиону, к примеру, или Соединенным планетам.

- Почему, - буквально выкашлял вопрос фон Рекендорф, - почему вы выбрали нас?

- Проще всего было, - рассмеялся демон по имени Евронимус, - из-за этих ваших доморощенных окультистов. Их глупые эксперименты с темной симметрией привлекли внимание наших... демонов, - он произнес это слово с заминкой и изрядной доле иронии, - занимающихся тем же эффектом. Поэтому было решено начать с вас. А теперь позвольте откланяться, - кивнул демон, что выглядело впечатляюще из-за его здоровенных рогов. - И помните, мы ждем вашего посольства ровно полгода.

Демон по имени Евронимус растворился в тенях. А следом погасли молнии по углам, пропали те самые тени, кабинет канцлера снова обрел стены и потолок.

Сэт уже стоял на ногах, победно глядя на фон Рекендорфа. Сверху вниз и это крайне не нравилось канцлеру. Он никому не позволял ничего подобного. Из короткого монолога демона Рекендорф усвоил несколько вещей - и одной их них было, что Сэт был далеко не столь важной фигурой, как хотел показаться. Канцлер был блестящим политиком, и не смог бы добиться своего поста, не умей разглядеть подобных закономерностей.

- Отлично, - тем временем поденно произнес Сэт, - теперь вы понимаете всю серьезность...

- Понимаю, - перебил его фон Рекендорф, - куда лучше вас. Вы, Игорь, откуда родом будете?

- С Вестфалии, - машинально ответил удивленный Игорь Печерской, - как и все из моего рода.

- Думаю, - бросил генеральный канцлер, - вам самое время вернуться домой. И не стоит появляться не только при дворе, но и на Рейнланде вообще. Я приобрету для вас билеты на первый же рейс до Вестфалии. И, думаю, место в полку "красных гусар" я вам обеспечу.

- Что это значит? - округлил глаза Сэт, он же Игорь Печерской, уже без пяти минут вахмистр 2-го гусарского полка.

- Ровно то, что вы услышали, - отмахнулся канцлер, который думал уже о совершенно иных вещах. Игорь Печерской его больше не волновал. - Ступайте, Игорь. Ступайте. Не задерживайтесь. На место в Лейб-гусарском полку претендентов достаточно, рискуете не успеть. Все необходимые бумаги вы получите в моей канцелярии. Завтра. А теперь я вас больше не задерживаю.

Сэт сделал шаг к своей машине, но канцлер остановил его коротким жестом.

- Нет-нет, - сказал он. - Аппарат оставьте. Не думаю, что освоить его будет так уж сложно, даже без вашей помощи, Игорь.

Сэт отдернул руки, как будто боялся обжечься, и быстрым шагом вышел из кабинета. Длинные ноги его напомнили канцлеру циркуль.

А фон Рекендорф сел за стол, вынул пачку бумаги - он не любил все эти современные штучки, давно и прочно вошедшие в жизнь, - и начал писать. Быстро убористо, как будто был не канцлером империи, а мелким чиновником на задворках, каким начинал службу, когда надо было экономить бумагу, которая была там весьма дорога. Стопка исписанных листков росла. Несколько раз канцлер вынимал из ящика новую порцию чистых. Закончил он, когда стопка исписанных его мелким убористым почерком листов была готова рухнуть.

План был готов и даже записан для того, чтобы упорядочить мысли, выстроить их в строгую последовательность. Теперь можно приступать к его выполнению.

Заседание немецкой партии состоялось на следующее утро. Медлить было нельзя. Сроки, выделенные демоном, были предельно сжатыми. На принятие решения, согласование его с кайзером и князем-кесарем, который снова начал настаивать на своих правах, сбор людей для посольства, время на дорогу. В общем, это только казалось, что полгода это очень много. Действовать надо стремительно, как при кавалерийской атаке, которые так любил военный министр Пферд.

Собирались достаточно тесным кругом. Во все том же кабинете генерального канцлера, где стоял телеграфный аппарат, с помощью которого Игорь Печерской вызвал демона. Кроме самого фон Рекендорфа присутствовали еще нынешний военный министр Эрнст фон Айзенаха и министр иностранных дел Теодор фон Люке.

Сначала оба посетителя прочли размноженный план. На это ушло достаточно много времени. И потому, что написано было достаточно много, и потому, что министры читали вдумчиво, часто возвращаясь к ранее прочтенным листам. Наконец, когда оба закончили, то внимательно уставились на канцлера, ожидая его пояснений.

- Думаю, - сказал им фон Рекендорф, - будет лучше, если вы зададите интересующие вас вопросы. Их набралось предостаточно, и ответы на них будут лучше моих комментариев.

- Вопрос может быть тут только один, - первым заговорил фон Айзенаха. - Простите, господин генеральный канцлер, но в своем ли вы уме? Мы воевали против демонов, они убили, сколько наших солдат, сколько мы потеряли за пять лет войны на Пангее. И это только по предварительным подсчетам! К тому же, это демоны, существа, ставшие причиной Побега. Вы понимаете, генеральный канцлер, к чему это приведет?

- Вопрос возможной изоляции Доппельштерна я рассматривал, - кивнул фон Рекендорф, - однако я готов пойти на это. Возможно, мы станем единственными союзниками демонов, и они будут слишком зависеть от нас, именно из-за нашей изоляции. Сейчас на фоне появления демонов, Братство Орденов Терры набирает вес. Особенно в отношениях с Альбионом. Их представители уже который день пытаются получить аудиенцию у кайзера. И только благодаря тому, что князь-кесарь, убежденный православный и наотрез отказался разговаривать с иезуитом. А вот правительства Альбиона и Соединенных планет оказались намного гибче и уже готовят некую конвенцию, направленную против демонов. И собираются едва ли не принудить остальные государства принять ее.

- Альбионцы, в частности, - добавил фон Люке, - хотят получить с нас контрибуцию за военные действия на Пангее, и оставить планету за собой по окончании войны с демонами.

- Вот именно, - согласно кивнул канцлер. - Более надежных союзников, чем демоны, мы не найдем во всем обитаемом космосе.

- Что ж мы люди-то, - вздохнул фон Айзенаха, - если демоны оказываются более надежными союзниками...

- Герр военный министр, - развел руками сильно удивленный канцлер, - да вы философ. Никогда не замечал за вами этого.

- Возможно и так, - пожал плечами военный министр, - просто на ум пришло. А на самом деле, демоны намного превосходят нас в техническом развитии. Любое из государств, за исключением, возможно, Кибертроника, но о нем мы почти ничего не знаем. - Он задумчиво помолчал, затем продолжил. - Вы видели крейсерский танк "Бобер"? - Канцлер и министр иностранных дел удивленно кивнули. - Конечно, видели, на всех этих парадных смотрах техники и прочее в том же духе. Это - олицетворение мощи нашей империи. А демоны уничтожили его двумя залпами. Никто, думаю, даже киберы, не обладает орудиями такой мощи, чтобы сделать это. Даже если не менее монументальные "Единороги" не способны на это. Только орбитальный удар может уничтожить "Бобра" одним залпом. Это вам, господа, просто иллюстрация военной мощи нашего возможного союзника. Вам не кажется, что они вполне могут обойтись и без нас и кого бы то ни было в войне за жизненное пространство. Ведь демонам с их единственной планетой в первую очередь нужно именно оно.

- Их перевес не настолько велик для войны сразу со всеми, - покачал головой генеральный канцлер, который, конечно же, служил в армии и даже добрался до штабс-капитанского чина, но из-за ранения был вынужден оставить мысли о военной карьере. - К тому же, есть перекосы в их военном развитии. Я читал отчеты об их авиации, отсутствии зенитных орудий, дальнобойной артиллерии, минометов. Тактика ведения войны не отличается разнообразием. На Пангее нас сумели подавить числом. Сложно даже с теми силами сражаться против, как я понял, всей армии демонов. Тут даже при отсутствии сильного технического перевеса можно справиться.

- Тогда встает другой вопрос, - заметил фон Люке, глянув на военного министра, - достанет ли у нас, даже вместе с такими союзниками, как демоны, сил, чтобы сражаться против всех?

- Не против всех, - ответил фон Айзенаха. - У нас границы только с Альбионом, с которым мы воюем и так, Соединенным планетами и Конфедерацией. Остальные государства не имеют с нами общих границ.

- Если только остальными государствами не будет принята та самая конвенция против демонов, - произнес министр иностранных дел, - а, следовательно, и их союзников, то есть нас, то границы не станут таким уж препятствием.

- А вы-то сами верите, господин фон Люке, - усмехнулся канцлер, - что альбионцы пропустят теннов через свое пространство, или сарацины договорятся с бостонцами относительно статуса Ордоса? Даже сам факт этой конвенции, с которой вроде понятно, так повлияет на дипломатические вопросы, вроде бы никоим образом не относящиеся к конфликту с демонами, что утрясать ее пункты будут не один месяц. Тем более, что можно проинструктировать нашего консула на Терре, чтобы всемерно затягивал переговоры, спорил о статусе Пангеи, не соглашался ни на какие контрибуции. Этого времени нам хватит, чтобы договориться с демонами или не договориться.

- Кроме внешних проблем, - возразил ему фон Айзенаха, - у нас могут возникнуть и внутренние. Даже в армии. Не забывайте, что с демонами мы воевали только что, и потеряли множество бойцов. В том числе и Лейб-гвардии Тевтонский едва ли не в полном составе. А теперь представьте, как отнесутся к тому, что демоны вдруг станут нашими союзниками. Только не надо мне сейчас начинать перечислять случаи, когда мы воевали с Альбионом против Соединенных планет или наоборот, а до того вместе с обоими государствами принуждали к миру Конфедерацию. И войну с эмиратом, которую мы вели совместно с Альбионом, причем через несколько месяцев после заключения мира с империей. В тот раз это было одним из условий мирного договора, к тому же, проблемы в армии были. Разговоры между офицерами, особенно молодыми, но уже прошедшими горнило войны. Они бравировали словом окопник, которым до того обычно ругались, слишком уж похоже оно на альбионское траншейник. Я ведь начинал во время Восьмой Альбионской, так что отлично помню все это. Куда лучше вас знаю, к чему может привести такое брожение умов среди офицерства. А ведь тогда русская партия была куда слабее, чем сейчас. И у нее не было такого сильного лидера, как князь-кесарь.

- Та война, - мрачно заметил фон Люке, - как и привела к усилению русской партии.

- А также, - с нажимом добавил канцлер, - и изменениям в нашей партии, благодаря которым я оказался на своем месте. - Он позволил себе усмехнуться. - И уж я не позволю дальнейшего усиления партии Ромодановского. Даже если наша идея с союзом с демонами провалится, всегда можно будет попытаться возложить ответственность за нее, как раз на князя-кесаря.

- Вы сами-то в это верите, господин фон Рекендорф? - с усмешкой спросил у канцлера военный министр. - Ромодановский приложит все усилия для того, что возложить ее на ваши плечи. И козырей у него в этой игре будет, по-моему, намного больше.

- Уж более сильную масть, - в тон ему ответил канцлер, - я постараюсь иметь на руках.

- Скажите, - вернул разговор в более конструктивное русло фон Люке, - господин премьер-министр, вам нужно подтверждение вашего мнения, которое обычно называют киванием, или мы имеем реальные шансы отговорить вас от вашего решения. Ибо я вижу, что вы его практически приняли. И только ждете от нас одобрения будущих действий.

Рекендорф, надо заметить, был достаточно сильно ошарашен этой его короткой тирадой. Не ожидал генеральный канцлер от обычно крайне сдержанного и дипломатичного министра иностранных дел - а каким он еще может быть? - подобных почти непарламентских выражений и такой прямоты. А потому над ответом он задумался надолго, на целых десять секунд.

- Я мог бы просто поставить всех перед фактом переговоров с демонами, - сказал он, - однако не сделал этого. Думаю, это ответ на ваш вопрос, герр фон Люке.

- Могли бы, - согласился тот, - но продавить решение на общем собрании без нашей поддержки вам будет очень сложно. Равно как и перед кайзером. Ведь там нам придется выдержать настоящий бой с Ромодановским и его кликой.

- Не стоит забывать, - добавил фон Айзенаха, - что русской партии удалось поставить своего человека на пост министра внутренних дел. И я думаю, что Лешуков, который, как и я успел застать Восьмую Альбионскую и последующую совместную войну с эмиратом, приведет убойные аргументы на совете у кайзера.

- На это мы всегда может ответить, - нашелся фон Рекендорф, - что мы смогли объединиться с альбионцами, даже в одних траншеях дрались. - Но тут же сам понял, насколько плох этот аргумент. Он слишком поторопился с высказыванием его, и это сильно разозлило канцлера. Похоже, слова министра иностранных дел слишком уж выбили его из колеи, а потому следовало срочно успокоиться.

Он глубоко вздохнул, задержал дыхание и медленно выпустил воздух. Несколько раз повторив это упражнение теннских самураев, пока оба министра осуждающе качали головами в ответ на его опрометчивую реплику, канцлер усмехнулся с таким видом, ну, мол, сглупил, с кем не бывает.

- Об этом доводе забудьте, - добавил он, - но все же нивелировать заявление Лешукова можно. Альбионцы наши давние враги, они известны всем своим коварством. Что будет, если не мы, а они объединяться с демонами? Ведь они это сделать могут без сомнений. Стоит ли отказываться от возможного союзника, которого заполучит наш злейший враг.

- И все же, герр канцлер, - покачал головой фон Айзенаха, - вся эта затея слишком напоминает политическую авантюру. Уж простите мою военную прямоту. Нельзя людям вместе демонами убивать других людей. Ведь с этого и началось все на Терре, а чем кончилось, всем известно.

- Что и как было на Потерянной Родине, - отмахнулся фон Рекендорф, - почти неизвестно. Да и сейчас мы должны быть гибче, потому что я уверен в том, что альбионцы не упустят своего шанса заключить союз с демонами. В первую очередь против нас.

- Только это, герр канцлер, - вздохнул фон Айзенаха, - и удерживает меня от того, чтобы прямо сказать вам "нет". Очень не хочется иметь дело с альбионскими траншейными полками и демонами одновременно.

- С альбионцев станется в одностороннем порядке выйти из конвенции, - согласился с ним фон Люке, - а то и вовсе объявить ее недействительно относительно себя. После чего с такими союзниками, как демоны, они станут едва ли не самой сильной в военном отношении державой. И смогут диктовать условия остальным.

- И это значит, - победным тоном произнес фон Рекендорф, - что нам нужно как можно скорее провести переговоры с демонами. И, кстати, надо придумать более удобоваримое название для демонов. Ведь они не из преисподней вылезли. Это просто такая же разумная раса, как и мы. Только измененная условиями своего мира.

- Откуда вы знаете это? - удивился министр иностранных дел.

- Ниоткуда, - с натянутой улыбкой отмахнулся канцлер, - это я озвучиваю официальную версию.

- Понятно, - кивнул фон Люке, недоверчиво глянув на него. Но добавлять ничего не стал.

Военный министр смотрел на канцлера тем же взглядом, однако и он комментировать его слова никак не стал.

Рабочий кабинет князя-кесаря Федора Ивановича Ромодановского был обставлен в некоем "русском" стиле, конечно, как понимал его сам хозяин. Деревянные панели на стенах, красный угол с несколькими иконами, стоящими совершенно бессистемно, стол, накрытый расшитой скатертью, деревянные же кресла, в которых устраивались гости, и главенствующее над ними, больше похожее на трон сидение, занимаемое самим князем-кесарем. Над спинкой его было выбито: "Сей князь был характеру партикулярнаго; собою видом, как монстра; нравом злой тиран; превеликой нежелатель добра никому; но его величеству верной был так, что никто другой". Федор Иванович очень гордился этим изречением о своем предке и поговаривали, только по углам и тихим шепотом, что он даже лег под нож пластического хирурга для того, чтобы придать себе именно этот вид монстры. Как бы то ни было, а красавцем назвать Федора Ивановича назвать было нельзя.

Он любил одеваться в некое странное платье, которые было в ходу еще на Потерянной Родине в совсем уж древние века. А более всего он напоминал одеяние князя-кесаря Федора Юрьевича с портрета, наверное, такого же древнего, как и изречение над тронным сидением, который висел на стене перед входом в обширный кабинет лидера русской партии при дворе кайзера. Он даже руки обычно держал на поясе также как на портрете.

Вот и сейчас он сидел на возвышающемся кресле, сложив тем же манером руки, и уложив локти на резные подлокотники кресла. А за столом сидели министр внутренних дел Ксенофонт Лешуков, товарищ военного министра Мефодий Бергман, который официально соблюдал нейтралитет, не вступая ни в какие партии, и министр народного просвещения Павел Недодаев. Посту последнего не придавали особого значения, однако князь-кесарь понимал, что не настолько уж бесполезна эта должность в правительстве. Потому что кроме образования министр народного просвещения заведовал еще и средствами массовой информации. А сколько зависит от них, князь-кесарь понимал отлично.

- Я настоял на том, чтобы присутствовали все вы, - начал Ромодановский, - потому что от нашего сегодняшнего решения будет зависеть очень многое. Все вы уже знаете о том, что немецкая партия во главе с канцлером сейчас готовит манифест о начале переговоров с демонами. И нам сегодня надо решить, будем ли мы противиться этому?

- А как же иначе?! - воскликнул решительный Бергман, еще недавно лихой штаб-ротмистр Лейб-гвардии Конного полка. - Как это так, вступать в союз с демонами!

- Ты ведь читал как они все там, в манифесте, сформулировали, - Ромодановский обращался ко всем, кроме кайзера, на ты. - Что это не демоны вовсе, а просто другая раса, сильно от нас отличающаяся. Мир, значит, у них такой, что в нем этакие уроды родятся.

- Но ведь это не отменяет того факта, - произнес Недодаев своим обычным едва не менторским тоном, который раздражал всех, с кем он разговаривал, - что немецкая партия выступает за союз с ними. И демонами они из-за их формулировок быть не перестают.

- Да как сказать, - протянул Лешуков, - а что если это, действительно, никакие не демоны?

- А вы не забыли, что именно они стали причиной нашего бегства с Потерянной Родины? - весьма невежливо спросил у него Бергман.

- Что-то я не вижу рыцарей и латников, стремящихся в крестовый поход для освобождения Потерянной Родины, - довольно цинично заметил Лешуков. - Нам гораздо интересней стало за эти годы резать друг друга. Да и Братство Орденов не спешит пускать в Солнечную систему кого бы то ни было. Не забывайте о статусе демилитаризованной зоны и доступе в ее пределы только консульских кораблей небольшого тоннажа.

Князь-кесарь не вступал в дискуссию, развернувшуюся между его соратниками по русской партии. Он восседал в своем тронном кресле, слушая их. Говорить же предпочитал, только выслушав всех и соотнеся их слова со своим мнением по вопросу.

- Довольно вашего цинизма, - бросил Бергман. - Как вы видите союз с этими существами? Воевать плечом к плечу с ними наши солдаты откажутся. Они готовы драться с альбионцами, теннами, бостонцами, да хоть сарацинами, но только не с демонами. Только не сейчас, после Пангеи, где погибло столько людей. Со всех планет империи. Этот союз приведет к бунту в армии. Именно так, - повторил он, - к бунту. Беспощадному бунту солдат.

- Вполне возможный факт, - заявил Лешуков. - Я невеликий специалист по армейским делам, но суть человека одинакова, носит он форму или нет. А уж к чему может привести бунт вооруженных людей, да еще и не раз пробовавших чужой крови, лучше не думать.

- Вот только этот бунт можно направить в нужное нам русло, - свысока заметил князь-кесарь. - Для этого у нас есть все возможности. Немецкая партия дискредитирует себя манифестом о союзе с демонами. Вы, Павел Павлович, - кивнул он стриженой "под горшок" головой министру общественного просвещения, - подготовите население к этому через газеты и телевидение. Побольше статей и репортажей о войне на Пангее. О том, как наши солдаты плечом к плечу с альбионцами отражали атаки демонов. И когда в войсках, что станут драться вместе с демонами против альбионцев, чего так хотят наши друзья из немецкой партии, напряжение вырастет настолько, что стране будет грозить открытый бунт, то тут мы и выйдем на сцену. Айзенаха сменишь ты, Мефодий, - кивок товарищу военного министра. - А ты, Ксенофонт, - кивок Лешукову, - должен будешь удержать любой ценой империю от бунта.

- Это будет очень сложно, - произнес министр внутренних дел. - Вы хотите сначала разжечь пожар бунта, а потом погасить его. Первое сделать достаточно просто, а вот со вторым могут возникнуть проблемы. Я понимаю, что вы хотите повторить события, последовавшие за Восьмой Альбионской, когда унизительные условия мира заставили наших солдат сражаться с недавними врагами плечом к плечу. Вот только сейчас вы не заходите ли слишком далеко, князь-кесарь?

- Именно благодаря тем событиям мой батюшка, царствие ему небесное, - взмахнул руками Ромодановский, - сумел вернуть себе право принимать участие в назначении министров. И ты, Ксенофонт, свой пост получил именно благодаря усилению нашей партии при дворе! - Он снова сложил руки на поясе. - Но дело не в этом по большому счету. Что бы мы не делали на скором совете у кайзера, он примет предложение генерального канцлера фон Рекендорфа. И союз с демонами можно считать решенным делом. А потому я буду рычать зверообразно, кулаками по столу колотить. Ты, Ксенофонт, станешь приводить самые свои убойные доводы, особенно упирай на бунт вооруженных и крови людской уже отведавших солдат. И все равно кайзер пример решение о союзе. Значит, мы должны извлечь из этого наибольшую выгоду. И в лучшем случае, перехода реальной власти в наши руки. Этим союзом немецкая партия настолько дискредитирует себя союзом с демонами, что мы сможем на волне народного бунта полностью избавиться от ее самых сильных представителей. Лишить ее всех министерских портфелей. Низвести до того уровня, до которого были низведены мы во времена Хайнриха Немецкого.

Эта тирада произвела впечатление на присутствовавших в кабинете людей. Не смотря на неприятную внешность и нарочито грубоватую манеру речи, князю-кесарю нельзя было отказать в остром уме и невероятной прозорливости. Теперь им оставалось действовать в соответствии с только что вкратце высказанным Ромодановским планом.

А уж к чему это приведет, пока ведомо одному только богу.

Глава 2.

Авраам Александр фон Готт глядел в белую стену перед собой. Он был просто ошарашен, сбит с толку, раздавлен тем, что сообщил ему Гней Иеремия Лазарь, великий магистр ордена Святого Лазаря и высокий маршал Терры. К нему Авраама Александра привел Марк Антоний Калатрава, на корабле которого пришлось эвакуироваться Тевтонскому полку.

Чтобы отвлечься от поведанного высоким маршалом, лейб-гвардии полковник вернулся мысленно к событиям того страшного дня. Последнего дня на Пангее.

...На их участке фронта демоны сумели интенсивным обстрелом основательно разнести бруствер, уничтожив почти все выдвинутые на него пулеметы. Несколько шаров, сверкающих черными молниями попали в траншеи, убив почти сотню гвардейцев и стоявших вместе с ними рыцарей. От странного вещества, из которого состояли эти шары, не спасали и самые тяжелые доспехи. И потому демонам удалось ворваться на первую линию обороны.

Они взбегали на остатки бруствера, швыряли диски, заменяющими им гранаты, и тут же открывали огонь из своих автоматов и штурмовых винтовок. В ответ их закидывали гранатами и стреляли в ответ из лучевых винтовок. В первый раз даже до рукопашной не дошло. Слишком мало демонов добралось до траншей, а тех, кто взобрался-таки на бруствер, быстро перестреляли. Во второй волне шла в основном тяжелая пехота - и тут гвардейцам и рыцарям пришлось очень туго.

Именно тогда фон Готт увидел Марка Антония Калатраву в рукопашной схватке. От траншей и прочих укреплений после обстрела мало что осталось, а потому места было вполне достаточно. И для сабли лейб-гвардии полковника, и даже для двуручного меча великого магистра. А именно этим оружием орудовал Марк Антония с невероятным для столь громоздкого клинка изяществом.

Быстрым ударом он валит с ног закованного в сталь демона и добивает его, пронзая насквозь. Освобождает меч, упершись ногой в грудь врагу, и тут же прокручивает над головой, будто тот и не весит ничего, и сносит голову следующему врагу. Крепкая броня не спасает демона. Третий кидается на него слева, но Калатрава встречает его клинком. Враг буквально сам насаживает себя на него. Кажется, что магистр обречен. Его оружие плотно засело в теле врага, а сзади уже наседает новый, вскидывая штурмовую винтовку с примкнутым штыком. Но собирался демон стрелять или бить неизвестно. Потому что Калатрава каким-то чудом успевает раньше освободить меч и бьет его рукояткой по шлему, ломая пару рогов. Демон отступает на полшага, рука его машинально поднимается к сломанным рогам. Этого вполне достаточно Калатраве. Демон падает замертво.

Рядом с ним дерется фон Блюхер, как будто соревнуясь с магистром. Но капитан сражается в совсем иной манере. Кажется, он живет этим боем, не останавливается ни на мгновение. Тяжелые доспехи совсем не стесняют его движений. Блюхер - виртуоз фехтовального дела. Его сабля, конечно, не может пробить прочной брони тяжелых пехотинцев врага, а потому он целит в сочленения и зрительные щели. Часто противники его в считанные секунды превращаются в залитые собственной кровью тела, покрытые десятком не смертельных ранений. Они очень быстро выходят из строя, становясь жертвой других гвардейцев или рыцарей Братства.

Рыцари сражаются своими ружьями и в рукопашной, используя их как блинные алебарды, сокрушая черепа демонов широкими лезвиями. Тех не спасали даже крепкие шлемы тяжелых пехотинцев.

А вот гвардейцам приходилось куда тяжелее. У них не было ростовых щитов и длинных ружей с тяжелыми лезвиями, и в рукопашной приходилось полагаться на примкнутые штыки, приклады и траншейные тесаки. Последние были далеко не у всех, потому что многие лейб-гвардейцы откровенно брезговали ими даже после сражения у "Единорогов". И потому потери Тевтонский полк нес очень тяжелые.

Однако дальше первой линии траншей врага пропускать было нельзя. Потому что, не смотря на глубоко эшелонированную оборону, отступать некуда. Фронт был слишком растянут, скоординировать действия несколько сот дивизий практически невозможно - и прорыв даже на одном участке мог обернуться катастрофой для всей линии обороны. Поэтому надо было держаться в этих разбитых траншеях, без брустверов и проволочных заграждений. И тевтоны будут держаться, потому что они - лучший полк во всей армии Доппельштерна. А это значит, во всем обитаемом космосе!

Они отбивали одну атаку за другой. Теперь уже некоторые тевтоны вооружались щитами и длинными ружьями, которые оставались после убитых рыцарей. К тому же, достаточно большую партию привезли с десантного корабля Братства. Однако заведующий снабжением брат-кастелян сообщил, что - это последние и больше нет. Потому пришлось обходиться тем, что имелось. Да и обращались с незнакомым для себя вооружением тевтоны не слишком умело. Щиты были громоздкими, а винтовки совсем не походили на лучевые, причем приходилось бороться с мощной отдачей, бьющей в плечо. От нее не спасали даже тяжелые доспехи тевтонов, к тому же не особенно хорошо предназначенные для подобной стрельбы. Их наплечники были очень неудобны, пристроить к нему приклад ружья было сложно, а после выстрела у некоторых оружие едва из рук не вылетало. Непривычные к обращению с длинным оружием гвардейцы редко успевали вовремя поражать демонов широкими лезвиями, чаще падая под пулями и ударами штыков врага.

Вскоре от укреплений не осталось почти ничего. Тевтоны и рыцари вынуждены занимать оборону едва ли не в воронках от взрывов вражеских шаров. Дно их оплавлено почти до каменной твердости, так что ноги скользят, не давая закрепиться. Но на их краях устанавливают притащенные из тыла новые пулеметы - и огонь становится снова насколько плотным, что демоны не доходят до позиций. Но без бруствера сложно укрываться от огня вражеских орудий, и потому тевтоны и рыцари скатываются на дно, часто оставляя наверху пулеметы. Новая волна демонов буквально захлестывает их позиции. Оставшиеся пулеметы не могут остановить врага.

Выстрелы звучат редко. Лучи сверкают еще реже. Рукопашная свалка в воронках - это форменное безумие. Демоны вскарабкиваются на их край, но не могут удержаться и катятся вниз, где их встречают разъяренные люди. Рыцари принимают их на щиты, валят наземь. Их товарищи или тевтоны добивают демонов, уж с этим-то лейб-гвардейцы справиться могут. Те демоны, что сумели удержаться на краю, открывают огонь из автоматов и штурмовых винтовок. Пули рикошетят от щитов, лишь некоторые пробивают тяжелую броню. Им отвечают из длинных ружей и лучевых винтовок. Паутина лучей сверкает в воронках, срезая демонов одного за другим. Но в рукопашную они больше ввязываться не спешат. И потому отступают, ожидая подкрепления.

Кажется, именно тогда к фон Готту и подошел великий магистр. Калатрава был с ног до головы залит кровью демонов, меч его был выщерблен, лезвие его больше напоминало скверную пилу. Шлем магистр где-то потерял, длинные седые волосы рассыпались по плечам.

- Эвакуация почти закончена, - сообщил он полковнику лейб-гвардии, - скоро и нам придет пора покинуть позиции.

- Отлично, - устало кивнул фон Готт, опираясь на саблю. - Нас слишком мало осталось, чтобы удерживать эти жалкие руины.

- Только ваш десантный корабль слишком далеко отсюда, - сообщил Калатрава. - Я распорядился переносить раненных гвардейцев на "Нуэво Калатраву". Самых тяжелых могли и не донести до "Мариенбурга" под таким-то огнем врага.

- Это предложение? - мгновенно оценил слова магистра фон Готт.

- Вроде того, - не стал отрицать Калатрава. - По первому требованию мы высадим вас в любом мире Доппельштернрейха.

- Времени на обдумывание вашего щедрого предложения все равно нет, - усмехнулся фон Готт, который давно уже прикидывал так и этак, но понять не мог - каким образом он выведет своих людей к десантному кораблю. - А потому я просто вынужден принять его.

... Следующая беседа между магистром и полковником состоялась уже на борту "Нуэво Калатравы". Они сидели в просторной, но аскетично обставленной каюте, занимаемой магистром. Оба занимали кресла, обитые кожей, правда, не слишком удобные, с высокими спинками, заставляющими держать спину прямо.

- Насколько хорошо, полковник, вы знаете историю? - озадачил магистр фон Гота вопросом.

- На уровне выпускника военной академии, - пожал плечами тот. - Древнюю, не слишком хорошо, а вот последние войны - куда лучше. Тем более, - как бы и не оправдываясь, добавил он, - что после Побега осталось очень мало данных. Все ведь считали Землю потерянной окончательно. А вы, - как бы и не осуждающий кивок Калатраве, - не спешите делиться со всеми ею.

- Скорее уж вы не спешите слушать нас, - усмехнулся Калатрава, - а мы не спешим кричать вам в уши то, о чем вам бы следовало попросить нас рассказать. Но вас ведь больше интересует история более современных войн.

- К чему вы спросили об истории? - поинтересовался фон Готт.

- К тому, - ответил Калатрава, - что вы забыли очень многое. И теперь это может привести к фатальным ошибкам. Вы не смогли объединиться перед угрозой демонов, продолжали сражаться друг с другом. Даже пользовались их вторжением для того, чтобы отхватить кусок побольше. А ведь именно из-за этого люди были вынуждены оставить Землю.

- Но ведь она, в итоге, досталась вам, не так ли? - вставил слово полковник.

- Знали бы вы, чего это стоило, - горько произнес Калатрава. - Нас осталось не больше двух процентов от населения Земли. Мы дрались с демонами и их приспешниками, загнанные в резервации, где нам позволяли жить. И только Рим, заветный полуостров, оставался для всех последним оплотом. Там еще держалась Альпийская линия обороны. Стрелки, швейцарская гвардия папы, первые рыцарские ордена. Они дрались с демонами, которые просто мечтали стереть Рим с лица Земли, которую уже давно считали своей. Только из-за того, что у них нет толковой авиации и использовать захваченную они тоже не смогли за столько лет войны, демонам не удалось прорвать линию обороны.

Захваченный словами магистра фон Готт слушал его. Он уже почти мечтал оказаться там, на вечно воюющей Альпийской линии, где, верно, грохот орудий и стрекот пулеметов не смолкал никогда.

- И туда бежали, - продолжал Калатрава. - Из резерваций, где люди были низведены до состояния рабов. С фабрик, на которых рабочие умирали сотнями за смену. С плантаций, где они работали от зари до зари за жалкие крохи с полей. Однако долго Рим держаться не мог. Демоны владели большей частью Земли, а на Итальянском полуострове было недостаточно ресурсов, чтобы долго держать оборону. Возможно, демонам удалось бы просто взять их измором, если бы не в тылу демонов не начали возникать очаги сопротивления. Рабочие громадного Уральского сталелитейного комплекса подняли восстание и даже сумели объединиться с оружейниками Ижевского особого района, изгнали демонов, образовали Стальной орден и продержались даже несколько месяцев. Но были перебиты все до одного. Демоны устроили им показательную порку, которая должна была научить остальных, что бывает при неповиновении. Но это привело к обратному результату. Восстания стали множиться. Конечно, не обошлось без наших иезуитов, куда ж без них. Да и помощь из Рима приходила регулярно, для чего использовали транспортные вертолеты. Сжигая последние крохи нефтяного бензина, они довозили солдат до очагов сопротивления. Те ширились, создавая демонам серьезные помехи в тылу. Горели поля, с которых кормились тысячи демонов и их приспешников, рабочие заводов поднимали восстания. Вскоре Ижевский особый округ и Уральский комплекс снова возродили Стальной орден. Следом за ними все новые и новые области выходили из-под контроля демонов. Вскоре уже они были вынуждены отступить под натиском людей. Мы вытесняли их отовсюду, вынудили запереться в городах, отгороженных колючей проволокой. Но война продолжается и по сей день. Из порталов, вроде того, что открылся на Пангее, к ним приходят подкрепления, наверное, из самой преисподней, где демоны не переведутся никогда. Но, кроме того они держат в подчинении и часть людей, другие же просто сотрудничают с ними, потому что им сладком жилось при власти демонов, и они хотят вернуть себе былое. Сами они называют себя Белой когортой и очень гордятся этим именем. К слову, живыми их брать не принято.

Рассказ Калатравы был долгим и крайне сухим. Он только излагал факты. Но фон Готту хватало его слов. Он уже как будто сам сражался с измененными влиянием демонов, вроде Апостола войны или Метрополита, людьми, которых и назвать так было нельзя. Крошил мечом - не саблей, а именно мечом - аколитов, проклятых ризничих, ловцов душ и даже высших иерархов этой нечисти - некромагов, управляющих толпами оживленных при помощи электрической энергии и некой формы чуть ли не колдовства, в которое, правда, мало кто верил, людей.

Что было в сравнении с этой борьбой вся их возня с альбионцами, бостонцами, конфедератами? Ведь именно это подлинная война, достойная настоящего мужчины! Люди против демонов! Битва за выживание всей расы! Остальные же просто глупцы и слепцы, раз не могут понять этого. И главнейший слепец - кайзер. Что взять с правителей других государств? Ведь только Доппельштернрейх сохранил военные традиции Европы. Альбиону этого сделать не удалось, со всеми их траншейными полками. А уж остальным и вовсе было далеко до каких-либо традиций. Чем могут похвастаться тенны, чей император носит фуражку с козырьком из золота. Или сарацины, чьи солдаты и офицеры до сих пор носят фески, вместо нормальных головных уборов. Про бостонцев и говорить нечего - у этих на Земле-то традиций толковых не было.

Именно этот рассказ повлиял на решение полковника фон Готта. Он не только остался вместе со всем Лейб-гвардии Тевтонским полком на борту "Нуэво Калатравы", но и отдал приказ "Мариенбургу" сойти с курса и следовать за флотилией Братства Орденов.

...Но главный разговор ему предстоял с высоким маршалом Терры Гнем Иеремией Лазарем. И фон Готт понимал это. И готовился к этому разговору. При этом голова у него давно шла кругом. Продолжительные разговоры с Калатравой привели к тому, что все внутри лейб-гвардии полковника, хотя он уже стал считать себя бывшим полковником, перевернулось. Этими разговорами Калатрава сумел привязать его к Братству куда крепче, чем это смог бы сделать самый ловкий иезуит. Сам того не желая, он сумел найти ключ к сердцу фон Готта. Лейб-гвардии полковник был заурядной личностью, но обладал амбициями и незаурядными связями, как при дворе, так и в гвардии. Благодаря ним, он сумел пробиться наверх, заняв столь высокий пост. Ведь Тевтонский полк воевал достаточно редко, в основном нельзя караульную службу на Рейнланде и Сааре, который считался родным миром полка. Первые роты его были сформированы именно в этом мире. К тому же полковник его и из-за этого, и еще по ряду причин вовсе не обязан быть отличным воякой. Реально командовал полком всегда - заместитель командира, как правило, в чине гвардии майора. Таким заместителем фон Готта был Фриц Йозеф Биттенфельд - отчаянный рыжий вояка, ветеран нескольких войн, быстро поднявшийся по карьерной лестнице. И фон Готт отлично чувствовал, что заместитель превосходит его почти во всем. От воинского таланта до внешности. Если полковник более напоминал конторского служащего, то майор отличался и статью, и настоящей мужской красотой, ему очень шел черный мундир Тевтонского полка, а уж дополненный рыжей шевелюрой, он был просто убийственен для дам. И во всем этом Авраам Алекс фон Готт отчаянно завидовал своему заместителю.

Теперь же, слушая Калатраву, он уже воображал себя рыцарем в белом плаще с тевтонским крестом поверх тяжелых лат. Куда будет до него какому-то Биттенфельду! Значит, надо вступать в ряды Братства. Ведь великий магистр, общавшийся с ним на равных, несколько раз упоминал, что Тевтонского ордена пока нет. Сначала не сформировали, а после установления контактов с Доппельштерном решили и вовсе не делать этого.

И это будет зависеть от разговора с высоким маршалом Лазарем.

Маршал выглядел совсем не так, как казалось фон Готту. Он не носил доспехов, одевался достаточно просто, о принадлежности к ордену Лазаря говорил только белый плащ с зеленым восьмиконечным крестом, а должность подтверждал короткий жезл, заткнутый за пояс рядом с ножнами меча. Меч явно был декоративным, как парадные шпаги офицером Доппельштерна, хотя фон Готт не сомневался, что пользоваться им маршал умел. Внешности Лазарь был самой что ни на есть заурядной. Мало в этом плане отличаясь от Авраама Алекса. Лицо его можно было назвать смиренным, а можно - и постным. Цвет лица нездоровый, явно говоря о том, что он много времени проводит в помещении, а не на открытом воздухе. Волосы он стриг "под горшок", а на макушке они уже изрядно поредели.

- Здравствуйте, - поздоровался маршал с фон Готтом. Он вошел в комнату, где полковник ждал его, снял плащ с оружейным поясом, на котором висел меч, и повесил их на вешалку в углу, оставшись в зеленой форменной одежде. В руках он держал жезл, который был заткнут за его пояс, явно не зная, куда бы деть этот символ власти. Наконец, маршал положил его на стол. - Мне давно уже не приходилось воевать, полковник, - ни к селу, ни к городу заметил маршал, - административная работа поглотила. А когда-то был лучшим снайпером в нашем командорстве. Не раз мы спускались в тоннели - поохотиться на слуг Метрополита. Но теперь все это в прошлом для меня.

- Скучаете по тем временам, маршал? - спросил у него фон Готт.

- Уже не сильно, - пожал плечами Лазарь. - Здесь та же война, только ведется иными способами. Я многим говорил это, и уже сам поверил в свои слова. Ну да, вам этого говорить не придется.

- Я вас не очень понимаю, если быть честным, - сказал фон Готт. - Что вы имеете в виду?

- Вы уже знаете, полковник, - напрямую высказался Лазарь, - что среди наших рыцарских орденов нет Тевтонского. А если быть совсем точным, то Ордена тевтонских рыцарей госпиталя святой Марии в Иерусалиме. И я теперь пришло время для его основания. Такое решение было принято папой и конклавом кардиналов, конечно же, по рекомендации Марка Антония Калатравы и моей. Костяк будущего ордена составит ваш полк. Вы - люди проверенные в боях с демонами, показавшие стойкость под огнем и в рукопашной схватке. Вполне годитесь, как костяк ордена. Конечно, при условии, что ваши люди согласятся на то, чтобы вступить в орден. Должность магистра, конечно же, я предлагаю вам, Авраам Алекс. Если примете мое предложение, то именовать вас будут Авраам Алекс Тевтон.

И если были еще в душе бывшего - теперь уже окончательно и бесповоротно бывшего - лейб-гвардии полковника оставались сомнения, то именование "Авраам Алекс Тевтон" развеяло их последние остатки. Он был полностью готов к тому, чтобы перейти в новое подданство. Не задавая лишних вопросов.

- Поговорите со своими людьми, магистр, - подлил еще масла в огонь Лазарь, - и через месяц мы отправим новый орден в тренировочные лагеря.

- Я проведу сбор так быстро, как только это будет возможно, - заявил с обычной для него хвастливостью свежеиспеченный магистр Тевтонского ордена. - Но для начала мне надо поговорить с майором Биттенфельдом, ведь он займет место моего заместителя, не знаю, как это называется в орденской классификации званий.

Уж это-то Авраам Алекс теперь уже Тевтон понимал преотлично. Без талантов Биттенфельда он никогда не справится с командованием орденом, пусть оно почти не отличается, как ему казалось, от командования полком. И должность заместителя и реального командующего орденом должна достаться именно ему. А Аврааму Алексу останутся чисто парадные функции и, конечно, политика, хотя он пока слабо представлял себе как она тут, на Земле, колыбели человечества, ведется. В том же, что она есть, магистр Тевтонского ордена ничуть не сомневался. А уж в политике-то Авраам Алекс понимал куда больше, чем в военном деле, иначе никак не оказался бы на своем посту.

Глава 3.

Строевой смотр полка производил удручающее впечатление. В первой роте осталось два десятка бойцов, во второй - три с половиной, в третьей - четырнадцать, в четвертой, в которую входил пулеметный взвод, который забрали под Колдхарбор, - десятеро. Выбило почти всех офицеров, хотя командирам рот повезло больше. Погиб один только капитан Семериненко, а вот штабс-капитан Подъяблонский сумел, не смотря на раны, вернуться в строй. И даже присутствовал на смотре, из-за ран держась слишком прямо. Он снова был в своих странных доспехах, носящих следы недавнего ремонта. А вот поручиков, моих недавних однокашников, выбило очень многих.

После смотра я распустил полк, сам же отправился в канцелярию. Там меня уже ждал майор Дрезнер с похоронками, которые мне согласно неписанной воинской традиции надо было прочесть и подписать - тексты для них сочинял лично зампотылу, согласно той же традиции. Были и менее мрачные списки - награжденных, представленных к очередному званию, а так же отпускников. Собственно, в последнем числились все солдаты и офицеры полка, кроме нас с Дрезнером, бойцов следовало распустить по домам, пусть отдохнут после такой операции. Вряд ли раньше чем через несколько месяцев наш полк отправят куда-либо. После таких потерь, что мы понесли, только доукомплектование солдатами и офицерами уйдет не меньше двух месяцев, тем более, что еще два полка с нашей планеты понесли столь же тяжелые потери. Мы, наверное, подчистую выберем все тренировочные лагеря, нашей губернии, и будет объявлен дополнительный рекрутский набор. Ведь война с Альбионом не закончилась, и даже совместные действия на Пангее никоим образом не повлияли на примирение наших держав.

Разобравшись с долгой и муторной бумажной работой, я оставил Дрезнера, так сказать, на хозяйстве, принимать пополнение, а также новые карабины и доспехи, пулеметы, орудия, малые мортиры, взамен вышедших из строя или брошенных на Пангее. Мне, как и всем, требовался отдых. И я отправился домой.

В этот раз я не допустил ошибки, первым делом отправившись к матери. Она была в своих комнатах, занимаясь каким-то вышиванием. Увидев меня, она вскочила на ноги и, изменив своему обычному образу благородно-сдержанной дамы, почти подбежала и крепко обняла меня, прижавшись лбом к моей груди.

- Все хорошо, мама, - заговорил я, изрекая обычную чушь, что бормочут в таких случаях. - Я живой, даже не ранен, со мной все хорошо, мама. Все хорошо.

- Панкрат пытался скрывать от меня весь этот ужас, что творится на Пангее, - шептала мама, я впервые слышал, чтобы она называла отца по имени, да еще и сокращенному, - но все ведь только об этом и говорят. Куда бы я не пошла, только об этом все разговоры. Во всех газетах печатают списки погибших, переданные гипертелеграфом. Почти каждый день приходили сведения о тысячах убитых. Я внимательно прочитывала все списки дважды, а когда и трижды. Все боялась увидеть там тебя.

Хорошо, что моя фамилия не Иванов или Мюллер - среди них вполне можно потеряться и мамино сердце не выдержало бы столько раз натыкаться на нее.

- Я жив, мама, - говорил я в ответ. - Все хорошо. Я выбрался с Пангеи.

- Это правда, - подняла на меня заплаканное лицо мама, - что говорили и писали о войне там?

- Правда, - только и ответил я, ограничившись только этим словом, что бы там не говорили и не писали о Пангее. - Домой, мама, вернусь и из самой преисподней.

- Не говори так, - строго произнесла мама, - никогда не говори. Ты ведь дрался с демонами, а они утаскивают людей в свой ад, чтобы те возвращались, чтобы сражаться против своих же товарищей.

- Не надо, мама, - положил я ей руки на плечи. - Не повторяй того, что прочла или услышала. На Пангее было страшно, но не настолько. Я пережил это - и ладно.

- Легко тебе говорить, - вздохнула мама. - Я когда газеты брала в руки, у меня сердце кровью обливалось. И все вспоминала слова Панкрата, что драгуны всегда на острие атаки и в первое линии обороны.

Вот тут я уже был готов голову родному отцу оторвать.

Мы постояли несколько минут молча, а потом мама отстранилась и сказала мне:

- Сын мой, - голос ее стал более привычным, - оставьте меня. Ваш батюшка, думаю, будет рад видеть вас и тут же, - не удержалась-таки мама от шпильки, - расспросит вас обо всех нюансах военных действий на Пангее.

- Мама, - протянул я, - как же я все-таки люблю тебя.

Мама привычным уже с тех пор, как я перерос ее, движением надавила мне на плечи, заставляя немного присесть, и поцеловала в лоб. Когда я уходил из ее комнат, она все еще улыбалась сквозь слезы. И тут уж мое сердце обливалось кровью.

Отца дома не оказалось. По словам Франца, он почти все время проводил в штабе инспекции. Готовилась большая наступательная операция против альбионцев, что лично меня сильно удивляло. Ведь воевать следовало с настоящим врагом, которым были демоны. В этом я был убежден полностью, наверное, как и все, прошедшие ад на Пангее. Или деятели из военного ведомства настолько самонадеянны, что готовы начать войну на два фронта. Хотя в это мне верилось с трудом, что бы не болтали о них, как бы не издевались и не насмехались, идиотами они не были точно.

Вернулся отец только ближе к вечеру, судя по посеревшему лицу и запавшим глазам - это был не первый его долгий день в штабе инспекции. Я и мама спустились в гостиную, когда Франц громко хлопнул дверью. Это был условный знак, о котором я попросил его, чтобы мы сразу узнали, что отец пришел. Мы с отцом крепко обнялись. Он, конечно же, уже давно знал, что я жив, документы в штаб инспекции подали тут же по возвращении полка, и маме, естественно, рассказал, но, как и мама, был рад увидеть меня воочию.

- Вы не будете против, - устало улыбнулся он маме, - если я похищу Максима на некоторое время? Скорее всего, на весь вечер.

Похоже, история моего прошлого возвращения стала дома чем-то вроде притчи во языцех или некой популярной семейной шпильки. Вот так и рождаются семейные легенды.

Мама улыбнулась отцу и махнула рукой, разрешая. Вместе с ним мы поднялись в кабинет, где отец молча достал из шкафа в углу бутылку коньяка и два бокала. Также, не говоря ни слова, разлил и только тогда произнес:"Prosit". Мы выпили, отец налил по второй, но пить уже не спешил. Не стал торопиться и я.

- Мать убьет нас обоих, - усмехнулся он, - если узнает, что я наливаю тебе спиртное своей рукой. - Отец сделал глоток и произнес то, ради чего позвал меня в кабинет: - Что было на Пангее?

- Ад, - коротко ответил я, также глотнув коньяка.

- Лучшая характеристика, - кивнул отец. - А вот то, что твориться сейчас наверху, - он сделал неопределенный жест, - можно назвать только безумием. Против демонов выставлен большой карантинный флот, отрезавший Пангею от нас. Однако главные силы направлены не против них, а против Альбиона. Скорее всего, удар будет нанесен по Нордгарду или Эрине. Последнее более вероятно. Потому что в пункты сосредоточения не перебрасывают полки с холодных миров или просто северных областей, значит, атака на ледяной мир нордвигов вряд ли последует. Да и Эрина всегда была куда более предпочтительной целью. Мало кому нужен ледяной шарик с тусклым солнцем, главной ценностью которого является его население.

- Интересно, - сказал я, - а там, наверху, понимают, что одними только карантинными мерами от демонов не защититься. Или считают, что те нападут на более слабого противника. То есть подвергшей нашей атаке Альбион. Так ведь у них просто недостаточно информации. Демоны не обладают гипертелеграфом - и вряд ли имеют понятие о состоянии дел на фронтах. И могут с равной вероятностью ударить как по нам, так и по Альбиону. А в том, что демонам под силу прорваться через наш карантинный флот, я не сомневаюсь. Они весьма целеустремленная раса, и к тому же превосходят нас в техническом отношении.

- Значит, - по тону отца я понял, что мои слова подтвердила его собственные мысли, - нам грозит война на два фронта. Этого не могут не понимать в нашем военном ведомстве. И настолько самоуверенными они там быть не могут. Я просто понять ничего не могу. - Он одним глотком допил коньяк, но наливать больше не стал. - И это мне не нравится больше всего, сын мой.

- Мне тоже, отец, - честно ответил я.

В этот раз беседу нашу никто не прерывал, но она вышла очень короткой. Настроение у нас обоих испортилось. Мы выпили еще по одну бокалу коньяка, и тут подоспело время ужина. Также вместе мы спустились к столу.

Мама, поцеловавшая нас обоих, конечно же, заметила запах спиртного, но ничего говорить не стала. Только глянула осуждающе.

За ужином беседа тоже не клеилась. Мы начинали говорить что-то, но отвечать каждый раз оказывалось вроде как и нечего. И только раз маме удалось по-настоящему привлечь мое внимание.

- Кстати, сынок, - сказала она, - а ты помнишь девушек, что гостили у нас вместе с Ингой? - Мое сердце при этих словах как будто сбой дало. Я ведь старался не думать о Елене, но мысли каждый раз возвращались к ней словно сами собой. Вот и теперь, я почти не сомневался, что речь пойдет именно о ней. Так и оказалось. - Ты еще гулял с Еленой Шварц, и она простудилась. У нее оказалось очень слабое здоровье. Почти сразу по возвращении в институт она слегла и проболела ужасно долго. Инга написала, что ее отправили домой, и пока Елена не возвращалась в институт. Бедная девушка.

Так вот каким образом решили проблему отсутствия Елены на протяжении столь долгого времени. Что же, надеюсь, история фенриха Шварца останется неизвестной.

На следующее утро встал я беспардонно поздно. Хотя проснулся по привычке чуть не с рассветом. Просто долго валялся в кровати, глядя в потолок и чувствуя свою полную ненужность. Я привык за время, проведенное на передовой подскакивать тут же, едва открыв глаза, да и на родной планете дел было обычно столь, что разлеживаться бывало просто некогда. А вот теперь не надо было никуда спешить, не надо было ничего делать. Вот я и валялся, закинув ногу на ногу, и едва не опоздал к завтраку. Только из уважение к маме и заведенным в нашем доме порядкам.

После завтрака я отправился бесцельно бродить по родному городу. Наверное, лучше бы мне остаться дома.

Первым делом мне встретился майор, по одному виду которого можно было сразу понять, что он - штабной и ближе десятка световых лет к прифронтовым планетам не бывал. Такие у меня, как и у всякого офицера, побывавшего на войне, вызывали стойкую неприязнь. Но конечно все бы обошлось, мы б отдали другу честь, я - глянул на него свысока, и разошлись бы, как говориться, краями. Вот только штабной майор издевался над солдатом моего полка, да еще и из моей 2-й роты. И этого допустить я не мог. Я, конечно, не помнил имени солдата, но это не имело никакого значения.

Майор заставлял драгуна шагать туда-сюда, отрабатывая отдачу чести и четкость постановки ноги. Муштре и шагистике в драгунских полках всегда придавали меньше значения, чем в строевых, что было предметом неизменной зависти со стороны строевиков. И из-за этого офицеры, особенно такие вот тыловые крысы, вроде этого лощеного майора, часто избирали драгун мишенью для подобного рода издевательств. Скорее всего, боец провинился лишь тем, что недостаточно четко отдал честь офицеру. Я должен был немедленно прекратить это издевательство.

- Майор, - этак покровительственно махнул я штабному офицеру рукой, - что это вы тут за балаган устроили?

- Учу драгуна, - ответил тот, отдавая честь, - отрабатывать приемы шагистики.

- С какой стати? - тем же пренебрежительным тоном поинтересовался я.

- Он не проявил достаточного уважения к моему офицерскому чину, - он сделал замысловатый жест стеком, до того зажатым под мышкой. - Я не дам разводить тут расслабленные фронтовые порядки.

Вот тут я уже не сдержался. Я не стал ничего говорить этому лощеному штабному майору, а просто врезал по его холеной физиономии. Да так, что монокль у него вылетел, а сам майор сделал какое-то странное па заплетающимися ногами и повалился на спину. Монокль упал рядом с ним, разлетевшись в мелкую стеклянную пыль. И это меня почему-то обрадовало сильнее всего. Я шагнул к солдату, как бы невзначай сильно наступив каблуком на выроненный майором стек, так что тот переломился пополам.

- Вы свободны, - сказался я ему, а затем, сделав заговорщицкую мину, добавил: - И не ходи по городу в форме.

Драгун усмехнулся и почти идеальным строевым шагом отправился дальше по улице.

Майор же, опомнившись, поднялся на ноги, чтобы тут же закатить невероятный скандал.

- Вы мне ответите за это самоуправство?! - вопил он, да так что лицо покраснело, а потом и почернело, словно свекла.

От этого зрелища мне стало смешно, и я едва удержался, чтобы не расхохотался. Сохранить невозмутимо-пренебрежительное выражение на лицо стоило мне известных усилий.

- В чем оно заключалось? - поинтересовался я. - Я посчитал наказание, наложенное вами на драгуна моего полка, слишком тяжким для проступка, о котором упомянули вы, майор. И отпустил его. Я старше вас по званию, майор, драгун - солдат моего полка, следовательно, я имел полное право отпустить его.

- Вы издеваетесь, полковник?! - еще громче закричал майор, и у меня возникли серьезные опасения за его здоровье, ведь лицо его стало натурально черным. - Вы ударили меня! Прилюдно! Я в трибунал на вас подам!

- Обращайтесь, - кивнул я. - На прениях я покажу, что мы с вами обменялись несколькими словами и повздорили из-за того, что я - фронтовик, а вы ни разу на передовой не бывали. И вы накинулись на меня с кулаками. Я был вынужден ответить. Свидетелей нет. Окажется ваше слово - против моего. Как думаете, майор, кому поверит трибунал? А если процесс и закончится в вашу пользу, то, сами понимаете, серьезного взыскания на меня не наложат. И уж дальше фронта не пошлют.

- Тогда дуэль! - не задумываясь, выкрикнул майор, нервно тиская пальцами обломок стека.

- Легко, - улыбнулся я. - Будьте любезны прислать вызов в дом полковника Нефедорова. На имя Максимилиана Панкратьевича Нефедорова. Честь имею, - коснулся я пальцами края фуражки.

- Максимилиан Нефедоров, - мне показалось или голос майора дрогнул. - Прощу простить, я несколько... погорячился. Идет война, - начал юлить и выкручиваться он, - и не к лицу офицерам драться друг с другом...

- Вот и замечательно, - кивнул я. - Я бы в любом случае не принял его, имею на это право, как офицер с более высоким чином. И в суд офицерской чести обращаться тоже не стал бы. Прощайте, майор.

Я поспешил уйти. Смотреть на это подобие офицера мне совсем не хотелось.

Но потом была куда менее приятная встреча. Я думал, что такого быть не может. Однако случилось именно это.

Я гулял достаточно долго, и понял, что к обеду домой не вернусь. Перехватывать куски на кухне я посчитал несолидным для полконика, к тому же деньги у меня имелись неплохие после войны на Пангее, и я решил зайти в трактир. Выбрал, конечно же, именно тот, куда мы бегали еще будучи кадетами старших курсов. Заведение было вполне приличное, хотя посещали его обычно не даже не обер-офицеры, что уж говорить о штаб-офицерах, вроде меня. Поэтому подавальщицы, никаких официантов в трактирах не было, а только подавальщицы - и никак иначе, да и большая часть посетителей были сильно удивлены появлению целого полковника. Я занял место за свободным столиком и заказал обычный обед. Вскоре на меня перестали даже обращать внимание.

Сидит себе полковник, ест картошку с сосисками, запивает пивом, как всякий нормальный человек. Фуражку рядом с собой на столе пристроил. Что тут странного в сеемом-то деле?

Наверное, теперь я подниму репутацию этого трактира. Может, и обер-офицеры станут сюда заглядывать, раз уж и полковник счет не зазорным посидеть тут и пива выпить.

Мои ленивые мысли были прерваны появлением достаточно большой компании. Ее составляли несколько обывателей разного возраста, окружавших молодого унтера. Не моего полка, и даже не драгуна, а строевика. Но ветерана фронтовика, на груди его болталась новенькая медаль "За битву на Пангее". Унтер был достаточно молод и явно стеснялся такого внимания. Его усадили за стол, сдвинув пару соседних, и принялись поить пивом, требуя от него рассказов о войне. Это только сильнее смущало унтера, все больше тяготящегося обществом обывателей. Он все чаще прикладывался к кружке, и все меньше говорил.

Но самое скверное началось, когда один из обывателей, по виду и манере общения школьный учитель, начал рассуждать о войне. Именно менторским, наставительным тоном.

- Я вижу, - начал вещать он, - что вы, молодой человек, хоть и успели достаточно повоевать, но взгляд у вас, так сказать, из окопа. Вы не можете окинуть взглядом весь театр военных действий, - учителю, как я прозвал про себя этого обывателя, доставляло видимое удовольствие пересыпать речь "военными выражениями", - и это вполне понятно. Вы ведь не получили достаточного образования для этого. Наше военное ведомство готовит атаку на вероломных альбионцев. И пока те будут заняты на одном фронте, сражаясь с демонами, наши армия и флот обрушат на врага удар с другой стороны. Откуда они этого совсем не ждут.

- А вы не считаете, - не выдержал я, поднимаясь из-за стола, - что это и есть самое настоящее вероломство?

- Простите, - глянул на меня опять же учительски поверх очков говорливый обыватель, - с кем имеем честь?

- Полковник Нефедоров, - представился я, - Пятый Вюртембергский драгунский полк. И я все же хотел бы спросить у вас, как у профессионала, разбирающегося во всех тонкостях современной политики, не является ли именно вероломством то, о чем вы сказали? Ведь альбионцы будут сражаться не с кем-нибудь, а с демонами - существами, противными самой природе человека. И мы воспользуемся этим, ударив по ним. Разве это не вероломство?

Обвинять полковника, да еще и явно не штабного, учитель не решился. Он некоторое время глядел на меня поверх очков, наверное, гадал, что бы такое сказать. Да только ответа готового у него не было, а придумать на ходу учитель не мог. Тогда я взял инициативу в свои руки.

- Унтер, - бросил я строевику, - вам не следует столь пить. Даже за чужой счет.

Унтер резво подскочил на ноги и взял под козырек. Обыватели вокруг него будто бы окаменели.

Я бросил пару крупных купюр на стол и, не дожидаясь сдачи, вышел из трактира. Настроение было испорчено окончательно.

Чтобы хоть как-то успокоиться после этих двух происшествий, я отправил домой пешком. Шагал быстро, стараясь не глядеть по сторонам, опасаясь ввязаться в еще одну историю. Ведь в этот раз я мог не сдержаться, как с тем майором, которому я дал по морде. Очень уж хотелось в трактире разбить этому учителю очки, что было недопустимым делом. При всей его очевидной глупости и безумном самомнении, он был мирным обывателем, защищать которых, как бы банально это не звучало, я должен, потому что являюсь офицером армии Доппельштерна. Такой проступок можно простить солдату или унтеру, да и то не всегда, но никак не штаб-офицеру

Я добрался дома достаточно быстро, и тут же направился в свою комнату. Видеть родителей, да и вообще кого бы то ни было, я не хотел. Хотя нет, вру сам себе. Я хотел видеть Елену Шварц. Она ведь была так близко ко мне - всего-то на соседней материке. По нашему времени, не больше суток времени. Самолетом до Гейдельберга - столицы Бадена, и оттуда поездом в родной город Елены. Но делать этого не стоило. Расстались мы не самым лучшим образом, да и вряд ли она захочет меня видеть после этого. И будет, в общем-то, абсолютно права. Как ни больно это признавать, но прощения я не заслуживал.

Однако в гостиной меня уже ждал старый Франц. Увидев его, я почему-то подумал, что злоключения сегодняшнего дня для меня еще не закончились.

- Вам пришло письмо из штаба инспекции, - сообщил он. - Ваш отец ждет вас в кабинете.

- Благодарю, - кивнул я.

Я скинул на руки слуге форменный плащ и фуражку и отправился в кабинет. Белый конверт с двумя звездами и орлом - гербом Доппельштерна - лежал на столе перед отцом и он глядел на несчастный кусок бумаги, как на ядовитую змею.

- Что там? - спросил я у отца.

- Срочный вызов, - ответил он. - Ты возвращаешься на Пангею.

- Мы все же ударим по демонам, - я сел за стол, настроение, как ни странно, поднялось.

- Нет, - очень тихо сказал отец. - Война с Альбионом продолжается. И нашими союзниками в ней станут демоны.

- Что?! - Я даже вскочил от избытка чувств, наверное, впервые в жизни я не поверил отцу.

- Сегодня утром всех ознакомили, - мрачно продолжил отец, - под расписку, конечно, о неразглашении. Но раз тебя вызывают, то и тебе от этого не уйти. К тому же, ты включен в состав посольства. Возглавлять его будет фон Литтенхайм, это ведь он, если не ошибаюсь, командовал войсками на Пангее, а вот кто будет от министерства фон Люке, нам, конечно, никто не сообщил.

- Это, - я не находил слов, - просто отвратительно. - Я буквально плюхнулся обратно на стул. - Всего я ожидал от них, - я покрутил пальцем над головой, - но такого... безумия. - Других слов у меня не находилось. - Они что же, считают, что демоны станут договариваться с нами? Я как-то не заметил парламентеров на Пангее. Они нас просто уничтожали. И не делали различий между нами, альбионцами и терранцами. Только из-за этого мы объединились, не смотря даже на то, что буквально вчера убивали друг друга или были готовы напасть. И вместе дрались с демонами. Неужели мы там, в окопах, понимали куда больше, чем деятели из наших верхов?

- Из окопов, - вздохнул отец, подталкивая ко мне конверт и нож для бумаги, - часто намного виднее.

Я редко позволял себе настолько открыто проявлять эмоции, но в этот раз удержаться не смог. Услышав, как отец с точностью до наоборот процитировал того самого школьного учителя из трактира, я рассмеялся в голос. Хохотал долго, так что слезы на глазах выступили. Потом объяснял отцу, откуда такой взрыв гомерического хохота. Он только плечами пожал, наверное, списав на нервное напряжение и реакцию на обрушившиеся на меня новости.

А уж после всего этого взялся за нож и распечатал письмо. В конверте лежал стандартный вызов на бланке с печатью инспекции, но была в нем пара странностей. Во-первых: прибыть я должен был в Гейдельберг и там по предъявлении данного вызова мне предоставят место на ближайшем космическом корабле до Рейнланда. А во-вторых: у меня была неделя на "завершение всех дел". Такое впечатление, что мне выдавали билет в один конец. Завершение дел, мрачновато звучит.

Наверное, именно эта фраза натолкнула меня мысль об одном почти безумном поступке. Если бы не мысль о почти верной гибели, я бы никогда не решился позвонить Елене. Но это было на следующий день, а в тот мы с отцом распили-таки бутылку коньяка и оба явились к ужину слегка подшофе. Особенно я, так как коньяк лег на выпитое не так давно пиво. Мама осуждающе посмотрела на нас с отцом, но ничего говорить не стала. Наверное, чувствовала, что раз злоупотребили спиртным, то неспроста.

Я сидел перед телефонным аппаратом и глядел на него, будто он был моим врагом. Или ядовитой змеей, которая укусит меня, стоит только мне взять трубку. Узнать телефон доктора Шварца с Бадена не составило труда. Практика у него была, оказывается, достаточно обширная, и номер можно было найти в любом справочнике. Теперь оставалось только позвонить ему и спросить Елену.

Я понимал, что надо сделать это, извиниться перед ней, хотя бы и по телефону, но по-человечески. А не так, как в медицинском отсеке "Померании-11". Завершение дел.

Однако душевных сил, чтобы снять трубку и набрать номер, не было. Из траншей подниматься навстречу демонам - легко. Стоять до последнего, поливая демонов и их тварей длинными очередями - всегда пожалуйста. А вот позвонить и извиниться - нет. Не получалось, хоть ты тресни.

Я дважды почти касался трубки, но каждый раз одергивал руку, будто боялся обжечься. Наконец, мне удалось собраться с силами, я схватил трубку и отрывистыми движениями набрал номер доктора Шварца.

- Шварц на проводе, - услышал я, спустя некоторое время, которое понадобилось сигналу, чтобы добраться до Бадена.

- Я могу поговорить с Еленой Шварц, - сказал я.

- Кто ее спрашивает? - спросили на том конце.

- Максим Нефедоров, - ответил я, решив не оглашать своего звания, мало ли, что известно семье Елены. - Елена гостила у нас зимой и простудилась. Мне кажется, что по моей вине. Я не знал, что она заболела так серьезно.

- Хорошо, - мне показалось, или голос в трубке немного потеплел. - Подождите минуту, сейчас я позову Елену.

Все время ожидания сердце мое бухало фронтовой мортирой. Несколько раз хотел уже бросить трубку на рычаг, но я сумел сдержаться. Наконец, в трубке прозвучал знакомый голос.

- Максим?

- Да, Едена, - ответил я. Все слова заготовленной заранее речи вылетели из головы. - Я хотел... Прости меня, пожалуйста...

- Это все, что ты хотел сказать мне? - спросила она.

- Нет, - почти выкрикнул я. - Я хотел бы приехать к тебе. Поговорить. По-человечески. Погулять. Как в тот раз. Конечно, если здоровье позволит тебе.

- Не стоит беспокоиться о моем здоровье, - тон Елены был мне отлично знаком.

- Я не хотел обидеть тебя, - упавшим голосом произнес я. - Сейчас, в смысле. И я, действительно, хочу увидеть тебя.

- Я не буду против, - мне почему-то показалось, что Елена улыбнулась, сказав это. - Когда будешь выезжать, позвони мне.

- Конечно, - выпалил я. - Обязательно позвоню. Я, наверное, дней через пять буду у вас.

- Я буду ждать, - сказала она, и сердце мое едва не выскочило из груди.

- До встречи, Елена, - едва смог произнести я.

- До встречи, Максим, - ответила она, и первой положила трубку.

От этого у меня почему-то сердце рухнуло в пятки. Глупость, конечно, но все же...

В полку дел было не слишком много. Большую часть работы взвалил на себя майор Дрезнер, которому, похоже, не требовался отдых. Он перелопачивал горы бумаги, разбирался с пополнением, выбирая подходящих людей из вербовочных списков, воевал с тыловиками, норовящими прислать либо меньше запрошенного, либо вовсе не то, что надо. Со мной майор больше не советовался по каждому вопросу, работая в уже привычном ему, так сказать, автономном режиме. Я только сообщил ему, что убываю на неопределенный срок, и в мое отсутствие вся полнота командования полком переходит к майору Штайнметцу. Вплоть до моего возвращения или приказа о назначении нового командира полка.

- Как это понять? - не понял моих слов Дрезнер.

- Вот так, - коротко ответил я. - Понимать в нашем деле не всегда положено, верно? Я и сам сейчас мало что понимаю.

Дрезнер поглядел на меня, но больше спрашивать ничего не стал. Военный человек, он отлично понимал, что говорить можно далеко не все и не всегда.

Перелета до Бадена я почти не заметил, а вот путь по железной дороге, казалось, растянулся на годы. Конечно, перед тем, как сесть в него, я позвонил Елене, но разговор был коротким. Я только сообщил ей, когда и во сколько приеду, и снова услышал долгожданное "Буду ждать". Но сам путь в тряском вагоне, пусть и мягкими креслами, зато ужасно жарком, был для меня почти невыносим. Даже перед первым боем я не волновался так сильно, как сейчас. Я обливался потом - и не только из-за жары, царящей в вагоне.

Я вышел из поезда и быстро прошел через здание вокзала на улицу. Елена ждала меня у дверей. Мы постояли минуту, глядя друг на друга, а потом она шагнула ко мне и крепко обняла. Я от неожиданности так и остался стоять с разведенными в стороны руками. Выглядел, наверное, в этот момент крайне глупо.

- Максим, - сказала она. - Я ужасно соскучилась по тебе.

Я нервно сглотнул. Это было как-то странно после нашего расставания. Я ничего не понимал.

- Я думал, - не нашел ничего умнее я, - что тебе неприятно, когда я прикасаюсь к тебе.

- Тогда да, - ответила она, не разжимая объятий. - А теперь я простила тебя, Максим, и все хорошо.

Тогда я без слов обнял ее. Крепко. Наверное, слишком. Потому что Елена рассмеялась и произнесла:

- Задушишь же. Осторожней.

Я отпустил ее, и мы вместе отправились гулять по городу. Никакой определенной цели у нас не было. Мы просто бродили по улицам, как в ее визит к нам. Зашли на набережную, где было немного прохладней, хоть и не очень. Родной город Елены лежал несколько южнее моего, да и вообще на Бадене климат был существенно мягче. Тем более, что сейчас была середина лета, самое жаркое время. Но нас это ничуть не смущало. С набережной мы, уже на общественном транспорте, отправились в дендрарий, надеясь, что хоть там будет легче переносить жару.

В трамвае многие косились на молодого полковника, который отчего-то предпочел ехать в вагоне, а не на автомобиле. Но мы с Еленой были слишком заняты беседой, чтобы обращать внимание на подобные пустяки.

В дендрарии, действительно, было прохладнее, зато по его мощеным аллейкам прогуливалось множество людей. В основном, это были влюбленные парочки, еще не дошедшие до уединения, или мамочки, а то и целые семьи с детьми. Мы гуляли, стараясь держаться подальше от них всех, но Елена начала уставать.

- Ничего, - сказала она мне, - все хорошо. Можно и еще погулять.

Но шагала она все медленней, да и на лице ее была написана усталость. Наконец, нам удалось найти пустую лавочку в тени, что было не так легко. Собственно, нам просто повезло. Семейство, занимавшее ее, поднялось и всем составом отправилось к выходу. Мы же с Еленой поспешили занять лавочку. Елена устало откинулась на деревянную спинку. И я отвесил себе мысленного пинка - нельзя же так изводить человека. Ведь ей вполне еще может быть больно ходить. Да она девушка, и даже в бытность свою фенрихом Шварцем не успела привыкнуть к марш-броскам на несколько километров. А я совсем загонял ее.

- Прости, Елена, - сказал я ей. - Совсем я тебя загонял.

- Ничего страшного, - улыбнулась она. - С тобой всегда приятно гулять. Даже по морозу.

- Никак не можешь простить мне, как я заморозил тебя? - рассмеялся я.

- Да, - прошипела Елена, нарочито страшным голосом.

Я не удержался и снова обнял ее.

- Ну задушишь же, Максим, - засмеялась Елена.

- Зато от больших чувств, - ответил я.

- Обнадеживает, - кивнула Елена, и мы снова рассмеялись.

Так легко и непринужденно я не чувствовал себя уже очень давно.

- Знаешь, Елена, - отчего-то вспомнилось мне, - а ведь ты счастливо избежала главного развлечения офицеров. Оно грозило тебе полным разоблачением.

- Это какое же? - весело спросила она.

- Посещение офицерского борделя, - ответил я. - Дело в том, что есть дурацкая традиция отправлять молодого офицера, только что прибывшего в полк и до того не имеющего опыта службы, в бордель, снимая для него вскладчину самую дорогую барышню.

- Я думаю, - улыбнулась Елена, - мы смогли бы найти с ней общий язык.

- С девушкой может быть, - с мрачной иронией заметил я, - а вот с офицерами, что собираются вокруг и комментируют происходящее вряд ли.

- Какая пошлость, - скривилась Елена.

- Верно, - не стал спорить с очевидным я, - пошлость. Но на войне быстро волей-неволей становишься пошляком. Это в салонах и на награждении мы становимся лощеными и великолепными офицерами, а вот чем ближе оказываемся к линии фронта, тем хуже становимся. В общем, юноша, вам очень повезло, что мы сразу оказались на линии Студенецкого, где до борделей было очень далеко.

- Не называй меня так, - бросила Елена. - Неприятно.

- Прости меня, пожалуйста. - Я положил ей руку на плечо.

- Ничего страшного. - Она накрыла мою ладонь своей. - Уже все хорошо.

Мы снова болтали о каких-то пустяках. Я даже не запомнил о чем именно. Собственно, кроме этого диалога на лавочке я больше ничего и припомнить не мог. Где гуляли помню, а вот о чем разговаривали - нет. Вообще.

Время пролетело незаметно. Я и опомниться не успел, как надо было отправляться на вокзал и ехать в Гейдельберг. Потому что завтра - крайний срок до моего отлета на Рейнланд.

- Как - уже? - Елена была расстроена. - Так быстро время летит. Ты вроде только приехал, а уже надо прощаться.

- Ну, не прямо сейчас, - грустно улыбнулся я. - Конечно, если ты меня проводишь на вокзал.

- Провожу, не бросать же тебя, - ответила Елена.

До вокзала снова ехали на трамвае. И уже по большей части молча. Мы успели переговорить обо всем, и теперь просто изредка обменивались взглядами и улыбками.

Уже на вокзале, пока мы ждали моего поезда, я решился-таки рассказать Елене все.

- Елена, - сказал я ей, тяжело вздохнув, - а я ведь попрощаться приехал.

- Что это значит? - насторожилась она.

- Это держат в секрете, - продолжил я, - а возможно и никогда не огласят. Так что, скорее всего, ты будешь единственной, кто узнает эту неприглядную тайну. Мы заключаем союз с демонами, с которыми мы сражались на Пангее. - Глаза Елены при этих словах округлились от крайнего удивления, она уже хотела сказать что-то, но я начал говорить быстрее, не давая ей вмешаться. - И я вхожу в состав посольства к ним. Я возвращаюсь на Пангею. Только поэтому я и решился, не смотря ни на что, не только попросить у тебя прощения по телефону, но и приехать. Ведь почти нет шансов, что мы вернемся с Пангеи живыми. Я, можно сказать, попрощаться приехал.

Она снова обняла меня. Прижалась лбом к груди. Я сложил руки у нее на спине, стараясь не сжимать объятия.

Не знаю, сколько мы так простояли на перроне, пока не застучали колеса поезда. Приятно обезличенный голос объявил, что прибывает поезд на Гейдельберг. Тогда Елена подняла голову, не разжимая объятий, и поглядела мне прямо в глаза.

- Возвращайся, Максим, - произнесла она. - Я буду ждать тебя.

- Спасибо, Елена, - ответил я. - Это очень важно для меня. Что теперь меня кто-то ждет. Кроме родных, конечно. Но к этому-то я привык с детства, а вот теперь... - Я чуть крепче сжал объятия, стараясь не задушить при этом Елену.

Поезд остановился. Вагоновожатые распахнули двери и выскочили на перрон. Пора было прощаться.

Я отпустил Елену, она приподнялась на цыпочки и поцеловала меня в щеку. Я напоследок обнял ее и шагнул к поезду. Елена отвернулась и поспешила в вокзал. Ни разу не обернувшись. Такая уж она была девушка. Оглядываться и махать рукой было не в ее правилах.

В Гейдельбергской комендатуре, где я предъявил вызов, на нем проставили штамп и отправили на космодром. Так что родной мир я покинул на космическом корабле класса "люкс". Мне выделили отдельную каюту, которая была больше трех, что мне приходилось занимать раньше, и обставлена соответственно.

Даже дома я не спал на такой мягкой кровати. И потому я предпочитал всю дорогу не выбираться из нее, тем более, что я не дома и никаких обязательных завтраков, обедов и ужинов не было. В общем, отличная жизнь, хотя каждый день летал бы на таких кораблях с планеты на планету.

Вот только расстояние до Рейнланда наш космический корабль миновал за какие-то жалкие два дня. И пришлось освобождать каюту.

Я собрал свой саквояж, одел отглаженную персоналом корабля форму и вместе со всеми спустился по пандусу в космопорт. Где меня уже ждали два человека в гвардейской форме и касках с пикой, правда, к какому полку они относились, я так и не понял. Они стояли рядом с представительским автомобилем, куда и пригласили меня.

Я завершил все дела, и был полностью готов к нашей самоубийственной миссии.

Глава 4.

Снова садиться за ученическую парту Аврааму Алексу Тевтону не пришлось, но все же кое-какое обучение пройти пришлось. Как и всем бывшим офицерам полка, а ныне комтурам ордена. Главным предметом была история, а именно, древняя история Земли. Конечно, на Последнем и Предпоследнем веках сосредотачивались не особенно, пройдясь, так сказать, по верхам, а вот временами Побега и Нашествием занимались вплотную.

Магистр отлично помнил первое занятие по этой теме. Его вел лично высокий маршал Терры, нашедший для этого в своем плотном расписании несколько часов. На белоснежной стене висел экран с картой, на которой были изображены все материки планеты, поверхность их пятнала густая, но неравномерная сеть красных точек. Больше всего их было на территории бывшей Европы и Азии. Почти столько же на Северной и Юной Америках. Существенно меньше пятнали Африку, в основном, север ее и крайний юг. Огромная красная точка закрывала несколько островов в Тихом океане, на территории Японии, предка Тентейтоку. Австралия же и ледяная Антарктида были почти лишены их. Вернее, на Австралии их было несколько штук, в основном, около городов. А на Антарктиде их не было вовсе. Ни одной.

- Каждая из этих красных точек, - начал объяснять Гней Лазарь, - это место прорыва демонов из Преисподней. И каждая из них имеет свою историю. Вовсе неспроста прорывы возникали именно в этих местах. Хиросима и Нагасаки, - он навел указку на закрытые красной точкой острова в Тихом океане, - Дрезден, - не меньшее пятно на территории Германии, - Берлин, - точка рядом, - Москва, - указка перемещается на восток, к городу, бывшему второй столицей Панъевропейской империи, предка Доппельштерна, - Сталинград, - город у большой реки, названия которой ни один из комтуров не знал, - Иерусалим, - указка ползет южнее и восточней.

И еще десятки городов и мест. О части не надо было рассказывать никому из бывших штернов, слава о великих битвах прошлого шла через века. Но куда больше было таких, о которых они не слышали ни разу. И тогда Гней Лазарь рассказывал о них. Ядерной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки, а также Дрездена, где погибло не меньше людей. Сражениях на Африканском материке, где предки альбионцев, уничтожали чернокожих воинов, отважных, но куда хуже вооруженных и тысячами гибнущих под пулями. Истреблении коренного населения обеих Америк.

- В этом кроется первая причина поражения человечества в войне с демонами, - продолжал Гней Лазарь. - Враг появился одновременно по всему миру, под ударом оказались столицы многих государств. От демонов не было спасения нигде. Гвардия некоторых государств приняла на себя первый удар, часто гибли самые лучшие части. Они клали свои жизни не алтарь победы. Нет. Элитные солдаты умирали, чтобы дать генералам время, чтобы понять, как же бороться с демонами. Вслед за ними гибли опытные бойцы, ветераны многочисленных войн. А стратегию выработать не удавалось никому. Ни одна из существовавших не подходила в сражениях с демонами. И на то, чтобы прийти к этому выводу, понадобились жизни лучших солдат почти всех армий мира. Тогда правительства стран сосредоточились на строительстве межзвездных кораблей, чтобы банально сбежать с родной планеты. И многим это удалось. Они со временем превратились в нынешние империи и прочие государства. Но что было делать тем, кому не досталось счастливого билета на космический ковчег? Мы были вынуждены выживать. Сражаться с демонами, пытаться выжить и закрепиться там, где это, казалось, просто невозможно. Например, в Антарктиде, где расположена главная база моего ордена и капитул верховного принципата Терры. Во время войны именно этот орган власти руководил всеми остатками человечества. Но я отклоняюсь от темы. Люди сплотились вокруг церкви, которая объединила в себе все конфессии, сформировали первые духовно-рыцарские ордена. Мы сражались с демонами, видя это, люди восставали против их владычества, и мы, как бы тяжело ни было нам самим, помогали им. Отправляли оружие и даже высаживали десанты в тылу врага. А ведь это часто ставило под угрозу положение на фронтах. Однако в далекой перспективе это могло принести куда более значимые плоды. Одна дивизия в тылу врага бывает намного важнее десятка на линии фронта.

Комтуры и магистры нового ордена слушали Лазаря во все уши. Они были словно зачарованы его приятным голосом и отличными манерами. Сначала указка в его пуках медленно перемещалась по карте, указывая места прорывов, а потом заплясала, будто была легкой, но смертоносной рапирой. Быть может, подобной разил демонов молодой рыцарь Гней Иеремия Лазарь. Прошедшие не одну кампанию воины внимали ему словно школяры, которые обычно занимали места в этом зале.

И так было не только на первом занятии. Ведь от истории постепенно перешли к более практичным делам. А начались они с того, что снова занявший место за кафедрой Гней Лазарь шокировал всех тевтонов, собравшихся на очередное занятие.

- Сегодня я должен был начать курс лекций о борьбе с демонами, - сказал он, - вот только вы сможете меня поучить этому предмету. - Лазарь усмехнулся, глядя на удивленные лица тевтонов. - Дело в том, что те демоны, с которыми вам пришлось столкнуться на Пангее, несколько не те, с кем человечество воевало на Земле. - Высокий маршал помолчал несколько секунд, давая слушателям осознать сказанное им. - Главное отличие состоит в том, что наши враги почти не располагали сложной техникой, полагаясь в основном на разных тварей. Их монстры хоть и были похожи описания, полученные от вас и рыцарей орденов Сантьяго и Калатравы, однако они были куда разнообразней. А вскоре демоны стали выводить все новых и новых, беря за основу наших животных, как существовавших тогда, так и вымерших. Людям пришлось столкнуться с чудовищными ящерами, бродившими по Земле миллионы лет назад, на спинах которых сидели демоны или предатели из Белой когорты, а то и вовсе оживленные электричеством трупы. Это, кстати, общая черта обоих видов демонов. Они используют оживленных мертвецов вместо пушечного мяса. Но, кроме того, демоны, с которыми воевали на Земле, умеют подчинять себе людей. Вы, наверное, уже слышали о метрополитах, как раз они и порабощают тысячи человек, обращая их в свою проклятую паству. Они наводнили почти все подземные коммуникации, вроде метрополитена, куда часто спускаются наши боевые группы, как для практики, что предстоит и вам, так и для того, чтобы контролировать ситуацию. Ведь никому не нужно, чтобы толпы зомбированных метрополитами людей полезли из-под земли, буквально у нас под ногами. - На последнюю его реплику тевтоны отреагировали точно так же, как любые другие школяры, а именно - глянули вниз, будто ожидая увидеть метрополита или зомбированного им человека.

- И вот теперь мы столкнулись с новой разновидностью демонов, - продолжал Гней Лазарь, - а, скорее всего, иной расой или видом или нацией, не знаю, как это называется у них, полагающейся на технику, а не модифицированных или зомбированных живых существ. И потому в грядущей войне с ними именно вам, рыцари, равно как и вашим товарищам из орденов Сантьяго и Калатрава, придется помогать не только нам в грядущей борьбе с новым врагом, но и солдатам армий, что подпишут конвенцию, которую сейчас совместно разрабатывают консулы всех государств в Риме. Правда, не стану от вас скрывать, работа идет со скрипом, давняя вражда между государствами накладывает свой отпечаток на взаимоотношения. Есть опасения, что переговоры по ней будут идти долго. Возможно, слишком долго. А ведь в это время демоны не станут сидеть, сложа руки. Не думаю, что эта разновидность, менее активна, чем ее собратья, атаковавшие Землю. И пока консулы кричат друг на друга в Зале Семи, они готовят нападение. На кого - этого мы не знаем, но в том, что нападут, сомневаться не приходится.

- Мы должны дать им отпор, - решительно заявил Авраам Алекс. - Кто если не мы?

Гней Лазарь отлично сумел прочесть этого тщеславного человека, главной чертой характера которого являлась непомерная гордыня. Уступала ей лишь зависть к бывшему майору, а теперь великому комтуру, Биттенфельду. А еще магистр был непревзойденным политиком, чувствующим себя в мутных водах, словно рыба. Гней Иеремия понимал, что с ним надо держать ухо востро, пусть даже Авраам Алекс еще очень нескоро наберет достаточный политический вес, чтобы угрожать высокому маршалу. Но и выпускать его из поля зрения тот не спешил. Такого упустишь вроде бы всего на минуту, а он оказывается уже вполне в состоянии свалить тебя. В том, что Авраам Алекс сделает это при первой же возможности, Гней Лазарь не сомневался ни на минуту.

- Верно, - кивнул высокий маршал, - кроме нас, некому. Именно поэтому сразу после церемонии Становления ордена, вы отправитесь на былую родину. В пределы Доппельштернрейха, - уточнил он, - чтобы обучать армию, как надо сражаться с демонами. Орден Сантьяго будет помогать армии Альбиона. Рыцари Калатравы останутся на Земле с той же целью.

- Это будет в том случае, - заметил великий комтур Фриц Йозеф, - если Доппельштерн подпишет конвенцию против демонов. Что же будет, если они не сделают этого?

- Хороший вопрос, - отметил Гней Лазарь, - хоть мне бы и не хотелось думать, что нечто подобное может быть. Однако и в этом случае вы отправитесь на родную планету.

- В качестве кого? - тут же уточнил Авраам Алекс.

- Освободителей, - коротко ответил Лазарь. - Потому что в войне с демонами третьего пути быть не может. Или с нами или против нас! Люди или демоны. Третьего - не дано!

- Это может спровоцировать конфликт между Доппельштерном и Братством, - заявил Авраам Тевтон.

- И тогда Доппельштерн покажет себя явным союзником демонов, - резко бросил на это Лазарь, - что позволит обрушить на них всю мощь государств, подписавших конвенцию.

- Отличное решение, - кивнул Авраам Тевтон, которому не слишком нравилось, что его родину, которая бывшей, в общем-то, не бывает, вполне могут разорвать на части объединившиеся под благовидным предлогом соседи-враги. - Оно особенно понравится Альбиону и Соединенным планетам. Уж эти-то не упустят своего шанса в таком случае.

- А это, - добавил как бы невзначай Гней Лазарь, - вполне возможно. По крайней мере, поведение консула Доппельштерна ведет именно к этому результату.

Карл Август фон Плауен ничего не понимал. Он пребывал в таком состоянии уже несколько недель. Примерно с тех пор, как отправил гипертелеграмму на имя Теодора фон Люке, с сообщением о начале согласования конвенции против демонов, а в ответ получил короткую инструкцию тянуть время. И все. Затягивать переговоры всеми возможными способами. Не пытаться выбить наилучшие условия для Доппельштерна, не противостоять нападкам Дженнингса и Стаффорда, а просто тянуть время.

Действия руководства родного министерства, бывало, не нравились фон Плауену, иногда очень сильно, но он был вынужден продвигать их в жизнь здесь, на Терре. Но консул всегда понимал их, как бы ни не нравились фон Плауену инструкции с Рейнланда, он всегда понимал резоны, которым следовало его руководство. И вот теперь пришел тот день, когда он перестал их понимать. Вообще. Чем дальше развивались события, тем меньше фон Плауен понимал ситуацию.

Спустя несколько дней после получения проклятой инструкции из консульства пропали все гвардейцы Тевтонского полка. Роскошная казарма, выделенная им, опустела, как и квартира поручика Штефана Каппеля. Каждый раз входя в Зал Семи Плауен вспоминал об этом, потому что гвардейцы других государств по-прежнему торчали неподвижными шпалерами у входов в него, а около дверей, украшенных Двуглавым орлом и Двойной звездой, никого не было. Как и у дверей Конфедерации. И это было очень неприятно.

Консул отлично понимал, что сегодня переговоры пойдут по заранее известному сценарию. Однако надо было отыграть и этот акт затянувшегося спектакля абсурда.

Консулы Совета собрались точно в назначенное время. Плауен прибыл едва ли не последним. Следом за ним в зал вошел Флориан 23/4, шагающий широко и энергично. Маний Сульпиций тут же объявил о начале нового заседания.

- На повестке дня, - произнес он, - в который уже раз стоит вопрос о конвенции против демонов. И со всей ответственностью я хочу вам заявить, консулы, что он стоит остро, как никогда. Время уходит на пустые разговоры, а демоны в отличие от нас не проводят его за разговорами и спорами. Они готовятся к войне.

- Осмелюсь предположить, - взял слово фон Плауен, - что и наши государства, не смотря на споры здесь, в Зале Семи, также готовятся к ней.

- Готовятся, - с незабываемым сарказмом, на который способны только альбионские дипломаты, высказался Дженнингс. - Да ваша родина уже ведет войну с моей. Конфликт на Пангее слишком затянулся и кайзер Доппельштерна, как будто, не понимает новой угрозы, исходящей от демонов. Как иначе объяснить упорное нежелание ратифицировать конвенцию против них.

- Только вашими необоснованными нападками, - перешел в контрнаступление Плауен, - со стороны Альбиона и Соединенных планет. Восстановление статуса спорной планеты для Баварии, - процитировал он одно из требования Стаффорда. - Когда это Бавария, со дня открытия заселенная колонистами Доппельштерна была спорной планетой? И не надо мне напоминать инцидент, - фон Плауен пожалел, что не умеет выражать сарказм так ярко, как консул Альбиона, - который есть ни что иное, как наглое вторжение Соединенных планет на территорию моей родины под видом защиты от бандитов Конфедерации.

- Все это, - заявил Маний Сульпиций, - мы слышали не один раз.

- Именно, - якобы вошел в раж фон Плауен. - Меня обвиняют в затягивании времени, в нежелании подписать конвенцию против демонов. Но разве это так? - Он обвел взглядом остальных консулов. - Я всего лишь отражаю нападки наших соседей, не даю им под видом борьбы с демонами оторвать кусок пожирнее от моей родины. Разве это не мое законное право? Разве я должен сидеть, сложа руки, пока другие пытаются делить мою родину, словно лоскутное одеяло? Нет, господа консулы, этому не бывать. Я решительно отвергаю все требования относительно статуса Баварии и Пангеи.

- Мне казалось, - сделал вид, будто задумывается, Дженнингс, - что все вопросы относительно Баварии были окончательно закрыты еще третьего дня. И нам удалось убедить уважаемого консула Стаффорда в том, что Свободное государство является провинцией Доппельштернрейха, и ее статус никак не может быть затронут на наших нынешних переговорах. Не так ли?

- Но остается еще вопрос Пангеи, верно? - глянул на него фон Плауен.

- Не рано обсуждать его, - покачал головой Уэсиба. - для начала стоит отбить грядущую атаку демонов, а уж после приступить к нему.

- Подобные вопросы, - возразил Плауен, - надо решать до начала военных действий против общего врага. Ведь после их окончания союзники вполне могут повернуть оружие друг против друга. Именно из-за того, что данный вопрос не был вовремя урегулирован.

- Его можно продолжить обсуждать в ходе военных действий против демонов, - предложил Маний Сульпиций, - и принять дополнительным протоколом к конвенции.

- Вам ли не знать, коллеги, - вымучено улыбнулся фон Плауен, - что баталии на дипломатическом фронте могут идти гораздо дольше и быть куда жарче, чем те, где льется кровь и свистят пули.

Все консулы, даже Флориан 23/4, треть лица которого занимал стальной имплантат, с горящим синим светом глазом, улыбнулись.

Театр абсурда продолжался.

Первое практическое занятие для первой когорты Тевтонского ордена стало серьезным испытанием. Конечно, они всему ордену не один раз приходилось схватываться с разнообразными тварями, против которых воюют на Земле, но все те особи были захвачены в плен во время рейдов, и конечно не шли ни в какое сравнение с обитающими в подконтрольных демонам областях и тоннелях подземки. Настоящая схватка грозила тевтонам серьезными потерями, не смотря ни на какие тренировки и опыт войны на Пангее. Тем более, что тактика демонов Земли отличалась от той, что придерживались их проклятые сородичи на Пангее.

И вот пришла пора первой когорте во главе с самим магистром спуститься в тоннели бывшей Всемирной сети метрополитена, ставшей вотчиной демона по имени Метрополит и его приспешников, зомбирующих людей. Правда, возглавляли рейд два опытных бойца с демонами, закованных с доспехи без опознавательных знаков какого-либо ордена. Они ограничивались короткими репликами сугубо по делу, даже представляться не стали.

Махнув рукой, более рослый рыцарь с крестообразной прорезью для глаз в стальном шлеме, повел за собой сотню тевтонов. Рядом с ним шагали Авраам Алекс и второй безымянный боец, вооруженный парой мощных пистолетов и двумя мечами, закрепленными в ножнах за спиной. Однако стоило подойти к воротам в мощной стене, отгораживающей землю людей от проклятых владений демонов, как первый боец сделал останавливающий жест и сам отправился разговаривать со стражей.

- С кем имею честь? - решил воспользоваться паузой Авраам Тевтон.

- Убийцы демонов, - ответил рыцарь. - У нашего ордена нет имени и четкой структуры, потому и фамилий мы не носим. Мое имя Потифар, а нашего предводителя зовут Аристарх. При обращении к нам постарайтесь добавлять брат, так привычней всем нам, охотникам на демонов. Наша задача сопровождать рыцарей, впервые отправляющихся в рейды, как в подземку, так и в земли демонов. Все вы хорошие бойцы, но вам не хватает опыта в реальной войне с демонами, а потому наше присутствие обязательно.

- Ты слишком многословен, - заметил глухим голосом брат Аристарх, вернувшийся от ворот.

Он махнул рукой - и рыцари вслед за ним отправились к громадным створкам. Скрытые в стене механизмы привели их в движение. Завертелись шестерни диаметром с человеческую ногу - и створки начали открываться. Бойцы на стене в черной броне и такого же цвета плащах с белой башенкой, занимающие позиции наверху стены и огневых точках, топорщащихся стволами крупнокалиберных пулеметов и легких орудий, тут же привели все оружие в боевую готовность.

Все рыцари первой когорты подобрались, готовясь впервые вступить на проклятую землю, зараженную демонами. Все они были вооружены укороченными безгильзовыми винтовками, куда меньшего калибра и убойной силы, что были у воинов орденов Калатравы и Сантьяго, но такими куда удобней воевать в подземельях. Да и скорострельность у них куда выше. Кроме того, каждому рыцарю полагалось и холодное оружие. Обычные воины носили на поясе длинные мечи, которыми владели, конечно, не очень хорошо, но для борьбы с зомбированными людьми этого умения вполне достаточно. Доспехи мало отличались от тех, что носила тяжелая пехота, что в Доппельштерне, что в Альбионе или том же Эмирате, многие рыцари оставили себе старые, лишь нанеся на них знаки различия ордена. Никто не возражал против этого.

Граница между владением людей и землями демонов была не эфемерной, а абсолютно зримой. Небо за стеной было совсем иным - в нем не было солнца, а только тучи, между которыми просвечивало багровое сияние. Некоторые из этих облаков при ближайшем рассмотрении оказывались не то громадными небесными кораблями, не то невероятными живыми существами с множеством красных глаз и медленно колышущимися щупальцами.

- Эти не опасны, - объяснил всем, воспользовавшись общим каналом связи брат Потифар. - Реют себе в небесах, только что выглядят жутковато, а так - внимания не стоят. Не стоит заглядываться на них - реальная опасность ходит по земле.

Рыцари шагали по широким проспектам среди руин. Крепкое дорожное покрытие выдержало все, бомбардировки, артобстрелы, попытки прорыва тварей из подземки. Его покрывали многочисленные трещины, а кое-где и серьезные разломы, которые приходилось обходить, но в целом идти было куда удобней, чем по пересеченной местности.

Спуск в метро охранялся, больше всего напоминая блок-пост. Он был окружен бетонной стеной, по верху которой вилась колючая проволока, скорее всего, под током. Стальные ворота охранялись изнутри. Хоть они и не были столь впечатляющими, как первые пройденные когортой, однако в их прочности сомневаться не приходилось. Брат Аристарх снова остановил и всех коротким жестом и отправился к посту.

- Почему он всегда ходит один? - спросил у брата Потифара Авраам Тевтон.

- За стенами правила весьма строги, - объяснил тот, - к любому посту всегда подходит только один человек из группы. Пройди мы еще десяток шагов - и нас накроют огнем.

- Я считал, что они охраняют выход из метро, - задумчиво произнес Авраам Тевтон, - от тех, кто может вылезти из-под земли.

- И от тех, - добавил брат Потифар, - кто может попробовать снять эту блокаду снаружи. Не забывайте, что это наш форпост на вражеской территории. Не стоит сбрасывать со счетов Белую когорту - они ведь люди и с расстояния в полсотни футов их не отличить от нас. А уж на уловки демоны горазды.

Брат Аристарх сделал приглашающий жест, и когорта прошла вслед за ним в открывшиеся ворота. Внутри периметра дежурили рыцари и солдаты в такой же, как у охотников броне без орденских знаков различия. Большая часть тяжелого вооружения, крупнокалиберных пулеметов и станковых огнеметов, была направлена на тяжелые створки, закрывающие спуск в тоннели подземки. Но и наружу глядело достаточно стволов, которых хватило, чтобы уничтожить когорту тевтонов в считанные секунды. К тому же, имелись малые мортиры, что легко закидали бы минами отряд, уничтожив его едва ли не быстрее пулеметов.

- Брат привратник, - поклонился Аристарх пожилому человеку, одетому в серую ризу, который смотрелся довольно странно на фоне нескольких десятков закованных в сталь людей, - я привел первую когорту Тевтонского ордена на проверку.

- Да пребудет с вами благословение Господа нашего, - ответил монах, не без усилия проворачивая кремальеру.

Это привело в действие скрытый механизм - створки дверей поползли в стороны. Тевтоны могли наглядно убедиться в их толщине. От того, с какими существами им придется столкнуться, раз их приходится сдерживать створками такой толщины, у многих бывалых бойцов, прошедших ад Пангеи, похолодело внутри. Но никто не дрогнул, спускаясь по ровному пандусу, не сбился с шага, не задержал товарищей.

- Займите свое место в строю, магистр, - велел Аврааму Алексу брат Аристарх, и тот, не смотря на уязвленную гордость, смолчал. Слишком убедительно прозвучал голос охотника на демонов.

Теперь первыми шагали брат Аристарх и брат Потифар. Старший снял с магнитных зажимов на спине двуручный меч, легко удерживая его одной рукой, уложил на плечо. Вынув из кобуры, встроенной прямо в доспехи на бедре, пистолет с невероятно толстым стволом, он зашагал первым. За ним, держась немного сзади и слева, шел Потифар, обнаживший один из клинков и доставший левой рукой пистолет. Двигался он совсем иначе, чем брат Аристарх, немного горбясь, ведя концом меча по земле, так что сыпались искры, и раздавался тихий, но неприятный скрежет стали о бетон. Ствол пистолета смотрит вниз, но ясно, что готов метнуться к первому же врагу в любой момент. Брат Аристарх же шагал с какой-то непоколебимой уверенностью, как будто вокруг была не вражеская территория, поведение его, за исключением обнаженного оружия, не изменилось ничуть. И этой уверенностью он заражал всех рыцарей, чьи сердца трепетали в предчувствии схватки с неизвестным, а потому страшным врагом.

Спустившись в большой зал, где люди садились на поезда, брат Аристарх поднял свой пистолет и несколько раз нажал на спусковой крючок. К потолку рванулись, оставляя за собой серебристый хвост, осветительные ракеты. Они раскрасили зал яркими и контрастными красками, позволив тевтонам разглядеть сотни уродливым кое-как одетых людей, толкущихся в зале, как будто в ожидании своего поезда. И все эти существа, вряд ли слово люди было применимо к ним, разом обернулись в сторону первой когорты.

- Открыть огонь! - тут же скомандовал Авраам Алекс.

Тевтоны без его приказов выстроились в боевой порядок. Первая линия опустилась на колено, задние вскинули оружие. Авраам Тевтон отступил на левый край, вытащив положенный ему по статусу крупнокалиберный пистолет. Охотники на демонов отошли в другую сторону. И следом рыцари открыли шквальный огонь. Били длинными очередями, выкашивая врагов десятками. Зомбированные люди реагировали замедленно, будто пребывали во сне или наркотическом трансе. Пули косили их, а они тупо глядели на когорту тевтонов. Многие из них были вооружены, но, наверное, лишь после гибели трети, потянулись за ним.

- Выбивайте их! - воскликнул брат Потифар. - Паства крайне инертна, пока метрополита рядом нет.

- Грязновато тут, - философски заметил брат Аристарх, - давно пора было прибраться.

Тевтоны тем временем палили, быстро меняли магазины, и снова поливали зомбированных людей свинцом. Авраам Алекс разряжал в толпу пистолет, в уме прикидывая на сколько ему хватит запаса патронов, взятого с собой. Выстрелами он разносил головы, валил тварей одну за другой, мало какой требовалось больше одного попадания. Однако, казалось, все усилия пропадали втуне. Потому что количество зомбированных людей вроде бы не уменьшалось. Откуда брались новые, взамен тех, что падали под пулями тевтонов, никто не видел. Свет ракеты давали хоть и яркий, но достаточно ограниченный по площади. Темнота, сгущающаяся по углам, как будто поглощала его.

Вот уже первые ряды зомбированных людей подняли оружие, в основном автоматические винтовки и кое у кого ручные пулеметы, похожие на те, какими были вооружены тяжелые пехотинцы демонов. Тевтоны отреагировали мгновенно. Присевшие на колено рыцари сбросили со спин щиты и выставили их перед собой, образовав защитное построение практически неуязвимое для ручного оружия. Правда, теперь они лишились возможности самим вести огонь, разве что вслепую, почти без толку расходуя патроны. При таком скоплении врагов это, конечно, имело смысл, но без приказа ни один рыцарь первой линии не начал стрелять.

Магистр отступил за эту линию, как и охотники за демонами, которые пока никак не принимали участия в сражении.

- Магистр, - обратился по внутренней связи к Аврааму Алексу брат Аристарх, - прекратите стрелять. Вы ведь не снайпер. Ваше оружие - когорты, так что не стоит без толку подставлять свою голову под вражеские пули.

Несколько пристыженный даже Авраам Тевтон расстрелял магазин пистолета и укрылся за щитами рыцарей.

- Оживляются, - сообщил брат Потифар, - значит, метрополит почуял, что кто-то истребляет его паству, и направляется сюда. Скоро начнется настоящая потеха.

- Как бы эта потеха не стоила нам слишком дорого, - мрачно произнес на закрытом канале, который слышали только охотники на демонов и магистр. - Очень уж много тут зомбированных. Либо их контролируют сразу несколько метрополитов, либо одна чрезвычайно сильная особь.

- На этот случай мы тут, - усмехнулся брат Потифар, но нервное поигрывание оружием выдавало его волнение.

Зомбированные люди, действительно, начали двигаться более активно. Палили теперь прицельно. Пули застучали по щитам - и Авраам Алекс порадовался тому, что он последовал совету брата Потифара. Стать жертвой случайного попадания ему совсем не хотелось. Зомбированные начали медленно наступать на шеренги тевтонов, поливая их градом свинца. Не смотря на скверное вооружение, враг мог организовать такую плотность огня, что если б не щиты, рыцарей просто смели. Пули и дробь стучали по металлу белых щитов с черными крестами. Рыцари стреляли в ответ. Бойцы первой шеренги и не помышляли о том, чтобы отрыть огонь вслепую. Высовываться из-за щита, когда в нем появляются трещины от пуль крупного калибра, не хотел никто. Безумцев среди них не было, хотя в первую шеренгу отбирали и самых безрассудных из числа тевтонов.

Осветительные ракеты начали одна за другой гаснуть, затоптанные тысячами бредущих прямо по ним ног, и брат Аристарх снова выстрелил несколько раз из своего пистолета с толстым стволом. В ярких лучах новых ракет тевтоны смогли разглядеть новую опасность.

С такими тварями ни один из рыцарей не встречался в тренировочных схватках. Они были метра три ростом, не меньше, одеты в легкую броню черного цвета, правая рука каждого представляла собой некое устройство с мигающими разноцветными огоньками и пробегающими по нему и по конечности монстра искрами. Головы их казалось состояли из одной только пасти, полной ровных лопатоподобных зубов. Они разевали пасти, но вместо крика исторгали только неприятный скрип и треск.

- Слуги Бегемота, - произнес брат Потифар, замирая на секунду. - Только тварей Проникателя нам тут не хватало.

- Не накличь, - одернул его брат Аристарх.

- Приготовить защиту, - скомандовал Авраам Алекс, и старший охотник на демонов одобрительно кивнул.

Рыцари первой шеренги почти синхронно положили оружие на пол, сняли с поясов небольшие шары, напоминающие гранаты.

Твари, которых было несколько десятков, насколько могли разглядеть тевтоны, вскинули руки с искрящими и мигающими устройствами. Огоньки теперь загорелись ярче, а искры замелькали еще чаще.

- Активировать защиту! - приказал Авраам Тевтон.

Рыцари первой шеренги с завидной синхронностью, которая была результатом долгих тренировок, стукнули шарами по броне, активируя их, и кинули себе под ноги. В тот же момент с рук тварей сорвались сгустки электроэнергии, напоминающие искрящие шаровые молнии. Шары под ногами тевтонов вспыхнули не менее ярко, окружив первую шеренгу рыцарей куполами, словно собранными из прозрачных шестиугольников. Они приняли на себя удар вражеских молний, защитив людей.

Тевтоны обрушили на крупных монстров шквальный огонь из винтовок. Рыцари первой линии, не поднимая оружия, сняли с поясов осколочные гранаты и кинули их в толпу зомбированных людей без команды. Взрывы в одну минуту уничтожили десятки врагов. За первым броском последовал еще один, оставивший от выживших зомбированных людей кровавые ошметки.

Пули из автоматических винтовок тевтонов плющились о броню тварей, названных братом Потифаром слугами Бегемота, пробивали им головы и конечности. Но на тех это, похоже, не производило особого впечатления. Они продолжали наступать, не смотря на то, что почти лишились прикрытия зомбированных людей. И рук с искрящими устройствами опускать не собирались. Новый залп молниями должен был последовать вскоре. А ведь шаром с энергетическими щитами на каждого рыцаря полагалось всего три штуки.

- Тяжелое вооружение к бою, - выдал новый приказ Авраам Алекс.

Тевтоны из четвертой шеренги повесили автоматические винтовки на плечо, взялись за переносные ракетные установки. Каждую такую обслуживало два человека. Стрелок вел огонь, как правило, поверх голов своих же товарищей. Второй номер заряжал его оружие.

- Уничтожить тварей, - скомандовал Авраам Алекс.

Ракетные установки били не слишком синхронно, зато весьма прицельно. Ни один их снаряд не пропал. Взрывы валили слуг Бегемота с ног. В одного угодили сразу две ракеты - и его разорвало на кровавые куски и обломки брони. Остальные же начали медленно подниматься. Второй ракетный залп добил их.

А после него в просторном зале воцарилась странная тишина. Не стучали бешенным стаккато выстрелы, не гремели взрывы гранат и ракет, не трещали под вражескими пулями щиты. В зале не осталось ни одного врага.

- Неужели метрополит не придет? - в голосе брата Потифара звучало явное разочарование.

- Ждем три минуты, - объявил брат Аристарх, - и отступаем.

- Он придет, - заявил брат Потифар. - Мы слишком много зомбированных из его паствы перебили. Я уже чую его.

- Я - тоже, - ответил брат Аристарх. - Метрополит уже близко. Он идет к нам.

Как именно охотники на демонов чуяли то существо, что управляло зомбированными людьми, Авраам Тевтон не понимал. Но, видимо, для этого надо быть именно охотником, проведшим в войне с демонами не один год, чтобы обладать подобным чутьем.

Но вот зазвучали тяжелые шаги. Они были отлично слышны в тишине подземного зала. Авраам Алекс ожидал, что существо, которое зомбирует людей, будет выглядеть как этакий сказочный злой колдун. Невысокий, худой, закутанный в драную черную мантию. Не метрополит был совсем иным. Ростом, наверное, не меньше пяти метров, лысая макушка его скрывалась в тени под невидимым потолком. Просто раздутый от перекачанных мышц, куда там самым выдающимся силачам. Шкура его была багрового цвета, лишь массивная челюсть отливала серым. Пасть постоянно оскалена, потому что никаких губ у метрополита не имелось. Одеждой ему служили обрывки ткани едва прикрывающей его тело. Вооружен метрополит был пистолет-пулеметом под стать своему размеру.

- Кто посмел? - прорычал он оглушительным голосом, который, казалось, вгрызался в мозг каждого, кто слышал его. - Кто посмел уничтожить мою паству?

- Наконец-то, - выпрямился брат Потифар, поигрывая оружием. - Пошла потеха!

А метрополит поднял руку с пистолет-пулеметом, нацелив его на когорту тевтонов.

- Щиты! - успел скомандовать Авраам Алекс. - Строить черепаху!

Рыцари когорты сорвали со спин щиты, часто просто кидая оружие под ноги. Стоявшие на флангах и в тылу - закрылись ими. Те же, кто находился в середине построения, вскинули их над головой. Таким образом когорта превратилась в классическую, известную еще со времен Древнего Рима, "черепаху", защищенную со всех сторон. В войне с демонами такое построение не раз оправдывало себя.

Метрополит несколько раз надавил на массивный спусковой крючок Его оружие громко рявкнуло, выплюнув в когорты рыцарей массу вытянутых черных штырей. За каждый выстрел из широкого ствола их вылетало по десятку - не меньше. Штыри врезались в и без того сильно поврежденные пулями зомбированных людей щиты, легко пробивая их насквозь. Но большая часть их застревала, не нанося повреждений тевтонам. А вот те, что попадали в невеликие щели между щитами, пронзали доспехи тевтонов, оставляя в их телах жуткие рваные раны. Рыцари падали, но их место занимали товарищи, часто переступая через мертвых, быстро заращивая прорехи в построении. Ибо только от этого зависело выживание всех рыцарей первой когорты.

- Мы отвлечем метрополита, - начал быстро говорить брат Аристарх, - а вы будьте готовы дать по нему ракетами.

- Понял, - подтвердил Авраам Алекс.

Охотники на демонов одновременно выскочили из-под защиты черепахи первой когорты. Метрополит даже не оглянулся на них, продолжая с остервенением стрелять по тевтонам из своего громадного пистолет-пулемета.

Брат Потифар бросился на него со всех ног, в то время как брат Аристарх шагал хоть и быстро, но как-то неторопливо. Младший охотник подбежал к метрополиту и ударил его обоими клинками по левой щиколотке. Когда он успел спрятать один из пистолетов в кобуру и выхватить второй меч, не заметил никто из рыцарей. Ранения были не слишком глубокими, но весьма болезненными, метрополит дернул ногой и глянул вниз, пытаясь понять, что это было такое. В это время брат Аристарх обрушил свой двуручник на правую ногу демона. Казалось, он одним взмахом перерубит ее, но меч застрял в упругой плоти метрополита, лишь лязгнув о прочную кость его.

Демон взревел так громко, что у многих тевтонов уши заложило, а с высокого потолка на головы им посыпалась каменная крошка. Брат Аристарх освободил оружие и нанес новый не менее сокрушительный удар. Клинок его двуручного меча вспорол икру демона, а обратным движением он рубанул монстра по голени, оставив на прочной кости заметный след. Одновременно брат Потифар нанес демону несколько стремительных ударов, кромсая левую икру.

Видимо, эти раны оказались более болезненными, потому что метрополит с размаху ударил его пудовым кулаком левой руки. Вернее, попытался. Потому что брата Потифара уже не было на том месте, куда обрушился кулак. Он ушел в сторону перекатом. Но тут демон быстрым движением размотал цепь, что обвивала его руку, и та подобно металлической змее рванулась по-над полом. Брат Потифар подпрыгнул на месте, одновременно подбросив оба меча и выхватив из кобур пистолеты. В считанные секунды он расстрелял их магазины и отбросил в сторону, поймав мечи. Все пули пришлись в голову демона, не пробив кости, однако главной целью брата Потифара было полностью завладеть вниманием метрополита. И это ему удалось.

Разозленный метрополит обернулся у брату Потифару, полностью упустив из виду брата Аристарха. А тот не преминул воспользоваться представившейся возможностью. Широко размахнувшись, он изо всех сил рубанул демона по колену. Толстая нога метрополита, напоминающая дерево, подломилась - и он припал на него, взревев от боли еще громче.

Брат Потифар стремительно прыгнул вперед, выбросив перед собой оба меча. Клинки его почти на половину длины погрузились в пах демона. В этот раз крик демона был куда более визгливым, неприятно резанувшим по ушам.

- Ракеты! - воскликнул брат Аристарх, рванувший прочь от демона. Брат Потифар прыгнул почти одновременно с ним.

Рыцари манипулы тяжелого вооружения уже были готовы к этому, дублировать команду Аврааму Алексу не пришлось. Тевтоны отработанным неделями тренировок движением убрали щиты, прикрывающие их, рыцари с ракетными установками вскинули оружие - и выстрелили по демону. Шесть ракет - одна за другой - ударили в грудь, живот и голову метрополита. Пламя взрывов почти скрыло его могучую фигуру - во все стороны полетели куски мяса, кровь забрызгала охотников, находящихся на безопасном расстоянии, но и не слишком далеко.

Когда рассеялся дым, оказалось, что метрополит так и стоит на одном колене, упираясь кулаком в пол. Тело его уродовали рваные раны, сочащиеся отвратного цвета ихором. Однако он был еще жив, и даже пытался поднять голову. Но этого ему не дали сделать охотники. Они подбежали к нему вплотную. Ударили одновременно. Брат Аристарх рубанул двуручником по загривку метрополита. Брат Потифар вонзил оба меча в левую сторону груди. На этот раз брату Аристарху удалось перерубить кости демона. С оглушительным треском лопнул позвоночник метрополита - и голова метрополита отделилась от тела и покатилась по полу. Брат Потифар вырвал свои клинки ловким движением, частично вскрыв тому грудную клетку. Из чудовищной раны выпало здоровенное сердце метрополита.

- Есть! - воскликнул брат Потифар, встряхивая мечами.

Старший же охотник подошел к отрубленной голове метрополита, перевернул ее ногой и дважды выстрелил из пистолета прямо ему в глаза.

- Вот теперь с ним покончено, - кивнул он, пряча пистолет в кобуру под набедренником его брони. - Вырежи и второе сердце твари, - бросил он брату Потифару, - подарим командору заставы.

- Тогда помоги мне перевернуть эту тушу, - заявил второй охотник. - Сам я с ним не справлюсь.

В то время, пока охотники на демонов ворочали тело завалившегося ничком метрополита, тевтоны перевязывали раненых и собирали убитых. Последних было не слишком много, не слишком много штырей, которыми стрелял пистолет-пулемет демона, смогли пробиться через щиты и доспехи тевтонов. А вот ранены оказались многие, к счастью, почти все легко. Лишь двоим пришлось вколоть морфий, и оставалось молиться о том, чтобы они дожили до лазарета.

- Все прошло отлично, - обратился к Аврааму Алексу брат Аристарх, ставший куда более разговорчивым после смерти метрополита. - Ваш орден готов к церемонии Становления.

Он забросил на плечо голову демона, держа ее за пучки волос, торчащие из почти голого черепа твари. Брат Потифар держал в руках сердца метрополита.

- Стоит поторопиться, - бросил брат Аристарх. - Мне совсем не нравится, что тут были слуги Бегемота.

Первая когорта рыцарей Тевтонского ордена, забрав своих раненых и убитых, отправилась в обратный путь. Он был коротким, всего лишь до створок, которые открыли по первому требованию брата Аристарха.

После темени подземелья, полной зомбированных людей, жутких монстров и демонов, даже унылая серость поверхности показалась рыцарям самым лучшим, что они видели в своей жизни. Они полной грудью вдыхали воздух, хоть и пахнущий железом и порохом, но все же куда более свежим после затхлости подземки. Без команды когорта замедлила движение, как только за спинами последней шеренги брат-привратник захлопнул створки.

Встречали тевтонов несколько рыцарей из гарнизона заставы во главе с командором.

- Уложили тварь? - спросил у охотников он, указывая на трофеи.

- Лови, - кинул ему брат Потифар одно из сердец, - в вашу коллекцию.

- У вас внизу было очень грязно, - суровым тоном произнес брат Аристарх. - Еще несколько недель и метрополит вполне мог бы посчитать, что у него достаточно сил для атаки. Тем более, что его поддерживали несколько слуг Бегемота.

- Мы заметили эту особь, - ответил командор, - и решили выманить ее на себя. При попытке прорыва мы уничтожили бы его - и всю паству. Но теперь это за нас сделали вы.

- Твой план очень рискован, - покачал шлемом, который пятнал ихор, брат Аристарх, - на грани безрассудства.

Но больше ничего говорить не стал.

Когорта тевтонов покинула заставу и отправилась к городской стене. Никто не расслаблялся, хотя все и были не настолько собраны, как в подземке.

- Вот вы называете имена демонов, - обратился обоим охотникам сразу Авраам Алекс. - Апостол войны, Метрополит, Проникатель, Бегемот. Но кто они такие? Откуда взялись эти имена?

- Мы сами и придумали, - усмехнулся брат Потифар, пристраивая поудобнее на плече сердце метрополита, держа его левой рукой за длинный сосуд. - Никому толком неизвестно есть ли все эти высшие демоны, имена которых произносят с большой буквы. Просто так нам проще классифицировать их, по видовому признаку, так сказать. Ну а насчет высших демонов, нам ведь всегда проще воспринимать врага, если им кто-то руководит. Не просто Hostis generis humani, а еще и его ближайшие слуги. Вот в свое время папа выпустил энциклику "Об именовании первых слуг Hostis generis humani", где были перечислены и Бегемот, и Метрополит, и Апостол войны. Но список в энциклике не был исчерпывающим. Позже, когда нам встретились новые твари, им придумали главу по имени Проникатель, потому что они умудрялись просочиться в любую щель. Ну, были еще примеры, но вспоминать их тут, - он обвел рукой округу, - не стоит. Как бы ни был я далек от суеверий, но все же.

Брат Потифар поправил съехавшее с наплечника сердце демона и энергично зашагал к громадным воротам города, которые были уже отчетливо видны. Близость дома придавала сил уставшим ногам тевтонов и охотников.

Только в этот момент Авраам Алекс Тевтон понял, что окончательно стал терранцем. Потому что о городе за стеной он теперь думал, как о своем доме.

Глава 5.

Состав посольства на Пангею был весьма разношерстным, и надо сказать немало удивил меня. Возглавлял его генерал-фельдмаршал фон Литтенхайм, которого я впервые увидел на Рейнланде, не смотря на то, что он был нашим командующим на Пангее. По дипломатической части на курировал лично Теодор фон Люке через статского советника Августа Зитцера - главу дипломатической миссии, состоящей из пяти чиновников в чине от титулярного до коллежского и военного советников. Из военных я был едва ли не младшим по званию. Нас всего было семеро - и двоих я знал лично, генерал-лейтенанта фон Штрайта и повышенного до полковников Фермора. Остальные четверо военных не были фронтовиками, ни разу не бывавшими на Пангее. Это были штабные офицеры, с которыми знакомиться даже особого желания не было.

Мы так и держались двумя отдельными группами. Мало того, что дипломаты и военные занимали разные крылья особняка, только Литтенхайм квартировал в пяти комнатах точно посередине. То ли намерено, то ли просто так вышло. Так еще и фон Штрайт, Фермор и я занимали одну сторону коридора, а четыре штабных офицера - противоположную. Генерал-лейтенанту полагалось больше комнат, потому так и вышло. Никто против этого не возражал. Откровенной враждебности друг к другу мы, конечно, не проявляли, но косых взглядов хватало. Тем более, что мы не были заняты ничем. А что может быть хуже скуки, особенно когда впереди у людей не самое приятное дело?

Все разговоры были какими-то натянутыми, каждое слово со стороны "противников" воспринимали едва ли не как провокацию. Как не дошло до открытых конфликтов - не знаю. Наверное, авторитет Литтенхайма не допускал этого, ведь генерал-фельдмаршал присутствовал всегда, когда дипломаты и военные собирались вместе. Это бывало либо в большой столовой, где по заведенному четкому распорядку все одновременно завтракали, обедали и ужинали, либо на совещаниях, что проводились раз в несколько дней. Но на их присутствовали весьма влиятельные личности, вроде военного министра или фон Люке, которые вели их. Собственно, совещания эти представляли собой ряд наставлений, как себя вести и что говорить во время пребывания на Пангее, выдаваемых высокопоставленными визитерами.

Непосредственно перед отправкой посольства на Пангею к нам один за другим явились генеральный канцлер и князь-кесарь. Тон их наставлений отличался диаметрально. Если Штернберг говорил с нами негромко и как-то вкрадчиво, так что создавалось впечатление, будто он беседует лично с тобой, то Ромодановский оказался громогласен. Он потрясал могучими руками и постоянно повышал голос, как если бы его окружали полуглухие люди.

Кайзер нас не посетил. Ведь посольство наше было не совсем официальным и крайне рискованным, почти авантюрой. И потому кайзер должен остаться в стороне от всей этой истории.

По причине той же авантюрности всей этой затеи не было ни прощального банкета, ни каких-либо церемоний. К Пангее мы отправлялись на быстроходном крейсере "Бреслау", который был пусть и не слишком хорошо вооружен, зато по скоростным данным приближался к эсминцам. Это был, наверное, наилучший выбор в нашей ситуации. Ведь отправься мы даже на супер-линкоре "Кайзер Вильгельм", одном из трех кораблей класса "Доппельштерн", флагмане нашего флота, даже в сопровождении "Князя-кесаря" и собственно "Доппельштерна", против всех сил демонов нам все равно не выстоять. А так хотя бы есть шанс скрыться, уйдя в гиперпространство, пусть и эфемерный, но все же.

Снова мы теснились в небольших каютах на двух человек. Меня поселили с полковником Фермором. Здоровенный гренадер занимал, наверное, вдвое больше места, чем я. Даже без доспехов. Я, конечно, человек далеко не сухопарого телосложения, но не мог похвастать столь впечатляющей мускулатурой. В первое время даже завидно стало. Однако уроженец Конфедерации никогда не кичился ею и общался всегда легко и непринужденно, а потому я быстро привык его постоянному присутствию рядом.

Полковник часто сидел на своей койке, одетый в одну майку на голое тело, штаны от полевой формы и в неизменном черном головном платке, украшенном совершенно неуставным серебряным черепом. Иногда он доставал гитару, что все время возил с собой, даже на линии фронта, и начинал перебирать струны. Пел довольно редко, иногда на родном языке, которым я не владел, но и на русском и немецком тоже. Все больше о неразделенной любви или разлуке. О солдатах и офицерах, уходящих на войну, оставляя в тылу любимых, которые то дожидались их, а то нет. Но иногда гитару у него брал я, когда совсем заедала тоска долгого космического перелета. Ведь во время странствий в гиперпространстве, особенно на большой скорости, пассажирам не рекомендовалось покидать свои каюты. Нам и еду доставляли прямо из камбуза специальным лифтом в закрытых подносах.

Играть в карты и пить припасенные мной коньяк с Бадена и Фермором виски нам через время какое-то надоело. Мы большую часть либо валялись на койках, глядя в потолок, либо брались-таки за гитару. Делать-то все равно было нечего. Я вспоминал старинные песни, родом еще с Земли, в основном военные или около военные. Вот только и мой, и Ферморов репертуар с каждым днем становился все более унылым. И что-то более бодрое петь не хотелось совсем.

Наверное, если бы не опыт окопной войны, кто-то из нас двоих точно слетел с катушек. Фермор был близок к этому, когда однажды взялся вроде бы как обычно взял гитару, прошелся пальцами по струнам - и вдруг взгляд его стал совершенно безумным. Полковник ударил по струнам с такой силой, будто хотел порвать их, и принялся выкрикивать смутно знакомые мне стихи.

Я шел один в ночи беззвездной

В горах с уступа на уступ

И увидал над мрачной бездной,

Как мрамор белый, женский труп.

Влачились змеи по уступам,

Угрюмый рос чертополох,

И над красивым женским трупом

Бродил безумный скоморох.

Это напомнило мне майора Штайнметца, который начал декламировать во время последнего приступа демонов на Пангее. Тогда меня под эти строфы накрыло странное наваждение, но в этот раз я замер, стараясь не поддаваться безумию Фермора.

И смерти дивный сон тревожа,

Он бубен потрясал в руке,

Над миром девственного ложа

Плясал в дурацком колпаке.

"Едва звенели колокольца,

Не отдаваяся в горах,

Дешевые сверкали кольца

На узких, сморщенных руках.

Меня начало трясти. Я сжал кулаки, так что быстро заболели пальцы. И зубы тоже, так что заныли десны. Но, не смотря на это, я уже не мог сидеть на месте, и подскочил на ноги. Наверное, принялся бы мерить шагами отведенную нам площадь, не будь она столь мала.

А Фермор все не унимался.

Он хохотал, смешной, беззубый,

Скача по сумрачным холмам,

И прижимал больные губы

К холодным, девичьим губам.

И я ушел, унес вопросы,

Смущая ими божество,

Но выше этого утеса

Не видел в мире ничего.

И тут уже не выдержал я. Не смотря на разницу в весе и впечатляющую мускулатуру, схватил Фермора за плечи и с силой приложил спиной о переборку, разделяющую нашу каюту с соседней. Голова полковника безвольно мотнулась - и он врезался затылком о металл переборки с глухим стуком. Он выронил гитару нам под ноги. Ни в чем неповинный музыкальный инструмент отозвался возмущенным гулом.

Фермор быстро освободился от моей хватки - и толкнул меня. Я упал на свою койку, правда, голову уберег. А полковник вскочил на ноги, занес тяжелый кулак. Я закрылся руками, но удара не последовало. Фермор опустился обратно на койку, закрыл крупными ладонями лицо. На секунду мне показалось, что полковник сейчас или расхохочется, словно безумец, или расплачется, как ребенок. Но нет. Он пришел в себя, откинулся на переборку, поправил съехавший на сторону головной платок, проверил на месте ли серебряный череп.

- Скверно, - пробурчал он. - Надо напиться вусмерть, Максим, - как офицеры одного звания мы общались без чинов, - иначе дело может скверно обернуться.

Он показал мне левую руку, в которой сжимал траншейный тесак. Я понял, что Фермор был в шаге от того, чтобы всадить мне его в горло.

- Сумасшествие какое-то, - вздохнул я.

Но напиваться мы не стали. Не хотелось терять контроль над собой. В пьяном состоянии один из нас мог бы и не сдержаться, а проснуться с траншейным ножом в горле или пулей в голове не хотелось ни мне, ни Фермору.

Не знаю, как спасался Фермор, а я нашел необычный выход. Я начал беседовать и не с кем-нибудь, а с Еленой Шварц. О всякой ерунде. Рассказывал ей смешные истории из детства и кадетской юности. И вполне мог представить себе ее реакцию на слова. Я называл ее про себя как когда-то в траншеях, то молодых человеком, то юношей, то фенрихом Шварцем. Извинялся если история, пришедшая на ум, была слишком уж пошлой, и Елена в любом случае выслушивала ее, хотя и смеялась в конце как-то натянуто. Ей явно подобные не нравились, но что поделать, частенько других у меня в запасе просто не оставалось. А повторяться я не любил.

И только это позволило мне не сойти с ума в оставшееся время.

Выход из гиперпространства стал для нас с Фермором настоящим праздником. Дело в том, что крейсера "городского" типа, к которому относился и наш "Бреслау", моли совершать особенно долгие перелеты, без промежуточных остановок. Скорость перемещения, как в реальном космосе, так и в гиперпространстве, вполне позволяли. Раньше я считал, что только цена двигателей, выдающих такую скорость, останавливается переоснащение ими всего флота. Теперь же мне показалось, что я понял истинную причину этого. Безумие перелета накрывало темной волной. Оно было куда страшнее самого долгого, длящегося дни напролет, артобстрела или бомбардировки, когда бетонный блиндаж сотрясается и трещит от попаданий тяжелых снарядов. Тем более, что здесь ютиться приходилось в гораздо меньшем по объему помещении, да еще и в компании всего лишь одного человека.

Когда вы оба вышли из каюты, обоим показалось, что даже воздух в коридоре более свежий, хотя он был точно таким же восстановленным, как и на всем корабле. Однако ничего поделать с этим мы не могли. Видимо, и остальные офицеры и чиновники, как и сам Литтенхайм, думали также. Как только с почти оглушительным звоном открылись магнитные замки, все тут же вывалили в коридор. Все мы стояли, прислонившись спиной к холодным переборкам, и глубоко дышали. Проходящие мимо космофлотчики, спешащие по своим делам, и не думали бросать на нас высокомерные взгляды.

- Господа посольство, - обратился ко всем нам Литтенхайм, - через четверть часа жду всех вас в кают-компании.

Офицеры космофлота любезно освободили для нас кают-компанию. Мы расселись вокруг стола, который был, конечно, великоват для нас, а потому говорить приходилось громко, чтобы сидящие на другой стороне могли услышать твою реплику. Правда, мы, военные, по большей части как раз молчали, собственно, все слушали Литтенхайма. Генерал-фельдмаршал оглашал последние инструкции, полученные на Рейнланде от канцлера.

- Мы практически не знаем тех, с кем нам придется вести переговоры, - начал он, - и к чему они в итоге приведут. Не зря, каждому из нас было дано время на завершение дел, ибо мы должны понимать, что вполне можем не вернуться на родину. Многим не по душе сам факт переговоров с демонами, однако кайзер принял решение о них, значит, мы должны выполнить его желание. Демоны станут нашими союзниками в войне с альбионцами, нашими старыми врагами, которые возможно будут и похуже демонов. - Он невесело усмехнулся - Это велел мне сказать вам канцлер, и я выполняю его пожелание, хоть и не согласен с ним в корне.

- Прошу прощения, генерал-фельдмаршал, - вмешался Зитцер, - вы что же, хотите сказать, вам не по душе наша миссия.

- Я это прямо говорю вам, - отрезал Литтенхайм. - Мне совершенно непонятно, исходя из каких принципов собиралось наше посольство. Я и полковники Нефедоров и Фермор - ветераны Пангеи. Пусть я лично с оружием в руках не сражался с ними, однако полковники-то, как раз наоборот. И вы считаете, что им будет так приятно несколько недель провести среди врагов, на которых они смотрели через прицелы лучевых винтовок. Штабные офицеры и дипломаты, при всем моем к вам уважении, не люди действия. И я вовсе не уверен, что полковники в какой-то момент не сорвутся при общении с демонами.

- Именно поэтому я настаиваю на том, - произнес Зитцер, - чтобы у офицеры оставили личное оружие на борту "Бреслау".

- Этого не будет, - отрезал Литтенхайм. - Вопрос о личном оружии закрыт, раз и навсегда. Запомните, статский советник, я не дам согласия на то, чтобы мои офицеры остались среди потенциального врага безоружными.

- Оставьте, - улыбнулся Зитцер. - Не врага, а потенциального союзника, вам стоит мыслить такими категориями. И как может помочь личное оружие на планете, полной демонов? Если те захотят убить нас, они могу сделать это и прямо сейчас.

Мы уже вошли в пространство, контролируемое флотом демонов, о чем Литтенхайму сообщил капитан "Бреслау" непосредственно перед началом нашего совещания.

- Вопрос закрыт, - ледяным тоном произнес Литтенхайм. - Мы будем находиться на предположительно враждебной территории, и я буду считать ее таковой, пока не будет заключен союз с демонами, а возможно и после заключения этого союза. И потому мои офицеры будут при оружии. К тому же, согласно уставу офицеры Доппельштернрейха с парадной формой обязаны носить шпагу или иное холодное оружие, согласно роду войск, и лучевой либо пулевой пистолет.

- Хотя я предпочел бы надеть броню, - вполголоса произнес Фермор, но его, вопреки ожиданиям, услышал не только сидевший рядом я, но и генерал-фельдмаршал.

- А я бы предпочел иметь не только двух боевых полковников, - в том же тоне ответил ему Литтенхайм, - но и парочку армий, и хороший флот. Так можно вести переговоры с демонами.

- Это стало бы, действительно, хорошим подспорьем в переговорах, - без улыбки, но с изрядной долей иронии, произнес Зитцер. - Но у нас нет армий и флота, значит, придется обходиться теми ресурсами, которыми мы располагаем. Вам, господа офицеры, особенно боевые полковники, надо заводить знакомство с такими же, как вы офицерами демонов, прошедшими войну на Пангее. Как бы то ни было, но и демонам не чуждо все это ваше боевое братство и прочие штуки, понятные сугубо вам, военным.

Я заметил, как побелело лицо Фермора при этих словах. Наверное, я выглядел немногим лучше. Чтобы сдержаться, мне пришлось сжать кулаки до боли, скорее всего, также поступил и Фермор. Терпеть подобный пренебрежительный тон от этого хлыща, не нюхавшего пороху, было невозможно. Конечно, он был дворянином, и я вполне мог вызвать его на дуэль, но чиновник легко откажется от поединка, сославшись на важность его миссии и более высокий чин. Урона чести статского советника это не нанесет, по крайней мере, формально, а так как он - человек сугубо штатский, то и обструкция от товарищей ему не грозит.

Можно было, конечно, откровенно дать Зитцеру по морде, что очень хотелось сделать, как мне, так и Фермору. Однако это было совсем уж полной глупостью, а идиотами мы с полковником не были.

- Этим вам стоит ограничиться, - продолжал ничего не замечающий Зитцер, - а остальное предоставьте нам, дипломатам. И очень прошу, ни за что не задирайте демонов сами, и не поддавайтесь на возможные провокации. Прежде чем взяться за оружие, господа офицеры, подумайте дважды, как скажется ваше действие на результате переговоров. И чего может стоить каждая дуэль с офицером демонов.

- Хватит уже стращать моих офицеров, - невесело усмехнулся Литтенхайм. - Полковники Нефедоров и Фермор достаточно опытные офицеры и им не свойственны необдуманные поступки. Верно, господа полковники? - глянул он на нас.

- Так точно! - выпалили мы с Фермором. При этом оба почти синхронно подскочили на ноги и встали по стойке "смирно". Фуражки лежали перед нами, поэтому отдавать честь мы не могли. Конфедерат не стал надевать при парадной форме свой неизменный головной платок с серебряным черепом.

- Садитесь, господа офицеры, - не без улыбки кивнул нам генерал-фельдмаршал. - Видите, статский советник, - сказал он Зитцеру, - у меня весьма дисциплинированные офицеры.

Тот мрачно поглядел на нас, но предпочел промолчать. Интересно, осознавал ли он всю меру нашей дисциплинированности, которая, как минимум, не дала нам вызвать его или просто зацепить неудачно плечом. В исполнении Фермора этот приемчик мог закончиться для довольно хлипкого Зитцера переломами. И если что, не придерешься, несчастный случай, с кем не бывает.

После этой реплики генерал-фельдмаршала совет сам собой сошел на нет. Мы разошлись по опостылевшим каютам, просто потому, что заняться было больше нечем.

В каюте Фермор тут же вытащил гитару и ударил по струнам, чуть не сильней, чем когда его накрыло во время перелета. Но теперь полковник вымещал на не в чем неповинном музыкальном инструменте.

- Дай-ка, - положил я ему руку на плечо Фермору. Тот отпустил гитару и передал мне.

Я взял пару аккордов и запел одну старинную песню, которую слышал, кажется, еще от отца.

Отзвенели песни нашего полка.

Отбренчали звонкие копыта.

Пулями пробито днище котелка.

Маркитантка юная убита.

Когда мне бывало особенно тоскливо, я вспоминал ее. И сидя в траншее, и когда просто за окном шел дождь и на душе скребли кошки. От грустных слов этой "Старой солдатской песни" мне становилось не так тоскливо. Выходит у кого-то все может быть еще хуже.

Нас осталось мало, мы да наша боль.

Нас немного и врагов немного.

Живы мы покуда - фронтовая голь,

А погибнем - райская дорога.

Руки на затворе, голова в тоске.

А душа уже взлетела вроде.

Для чего мы пишем кровью на песке?

Наши письма не нужны природе.

И сейчас настроение, как нельзя лучше подходило для нее. Ведь действия, предпринимаемые нами, очень многим в нашем посольстве казалось бессмысленным. Либо демоны прикончат нас сразу же, либо все закончится еще хуже, ибо что может быть хуже союза с демонами в войне против людей.

Спите себе братцы, все придет опять.

Новые родятся командиры.

Новые солдаты будут получать

Вечные казенные квартиры.

Спите себе братцы, все вернется вновь

Все должно в природе повториться.

И слова и пули, и любовь и кровь.

Времени не будет помириться.

Я отложил гитару. Провел рукой по лицу, будто стирая отвратительный налет, после совещания мучительно хотелось помыться. И не в корабельный, ультразвуковой, который не дает настоящего чувства красоты, а в нормальный, чтобы простоять под струями пусть даже и час, если не больше, чтобы смыть с себя всю грязь. Не окопную, а ту, что перемазывает с ног до головы после речей таких вот статских советников, вроде Зитцера. И ведь они думают о том, что по-настоящему борются за нашу родину, отстаивают ее интересы, а мы - тупые вояки - ни на что подобное не способны в принципе, и я являемся, по сути, балластом, который годен лишь в качестве пресловутого последнего довода.

- Если бы ты спел ее во время перелета, - совершенно серьезно заявил Фермор, - я бы, наверное, руки на себя наложил. Такая тоска...

Я не нашел что сказать ему в ответ.

О том, что наш корабль встретила эскадра демонских крейсеров и проводила до самой орбиты Пангеи, я узнал уже на поверхности планеты. Там "Бреслау" что называется взяли в оборот. Легкий крейсер был этак ненавязчиво заблокирован двумя линкорами, которые могли уничтожить наш космолет одним залпом главного калибра.

Но все это я узнал уже на первом совещании в особняке, выделенном нам демонами. Это, конечно, ничего не изменило бы, обычная предусмотрительность, которая, конечно же, свойственна и демонам.

Приземление на поверхность в этот раз было не столь впечатляющим, как прошлое. Мы расселись в достаточно комфортных челноках, загруженных на борт "Бреслау" по требованию фон Люке. Капитан крейсера был против, но глава дипломатического ведомства надавил своим авторитетом и челноки были погружены. Никаких иллюминаторов в них не имелось, так что мы глядели на резные панели, которыми были прикрыты стены, ибо смотреть было больше не на что. Не на опостылевшие ж за время перелета лица пялиться.

Со мной вместе летел Фермор и два штабных офицера, имен которых я никак не мог запомнить. Вот в бостонской армии на парадной форме каждый обер-офицер носит на кармане кителя металлическую табличку с фамилией и кодировкой звания. Когда-то мы, еще кадетами, проходя армии вероятного противника, потешались над этим, говорили, что они слишком глупы, чтобы запомнить товарищей в лицо. Однако сейчас это показалось мне не столь уж глупым. Конечно, в драгунском полку с его мизерным количеством обер-офицеров такой нужды нет, да в строевом, собственно, тоже, но вот сейчас я бы не отказался прочесть имя штабного на кармане его кителя. Обращаться просто по званию, когда вроде как говорить решили без чинов, не слишком удобно. Видимо, подобные проблемы и у Фермора, а возможно и у штабных чинов, поэтому полет до космопорта Пангеи прошел в полном молчании.

Я ожидал увидеть, что угодно на Пангее, захваченной демонами. Белых небес и черного солнца, багровых туч, среди которых мечутся отвратительные твари, а то и вовсе грязного ледяного купола. О последнем читал где-то, но не помню уже, где именно, кажется в какой-то книге о войне с демонами на Земле или что-то в этом роде. Но картина, открывшаяся моему взгляду, когда опустился трап челнока, совершенно не отвечала моим ожиданиям.

Здания космопорта я, конечно, не видел раньше - садились-то мы сразу на линии Студенецкого - но вряд ли оно сильно изменилось. Выстроенное с поистине имперским размахом, украшенное мрамором во всюду, где это к месту и не очень, вот только со стен скололи двуглавых орлов со звездами, с постаментов сняли изображения кайзера и выдающих деятелей, имеющих хотя бы смутное отношение к Пангее. Их заменили переплетением тройных спиралей, причем те, что были на постаментах еще и вращались. Глядеть на них долго не получалось, начитала кружиться голова.

В просторном и почти пустом приемном зале нас ждала небольшая делегация демонов под предводительством смутно знакомого мне воина в синих доспехах, будто приросших к телу, правда, без оружия, головы которого украшали два рога разного размера. Рядом с ним стояли трое обычных демонов, без кольчуг и брони, без оружия, но и формой их одежду назвать было нельзя. Ибо они ограничились только набедренными повязками, прикрывающими чресла, выставив на показ свою впечатляющую мускулатуру. Правда, имелся и конвой, и он меня совсем не порадовал. Потому что состоял из шести оживленных солдат, причем в наших мундирах. С лучевыми винтовками за плечами. В свете ламп поблескивали примкнутые штыки. Самым неприятным лично для меня было то, что форму они носили драгунскую.

- Я приветствую вас на нашей земле, господа, - приложив руку к груди, произнес главный демон, сразу задавая тон переговорам.

- От имени кайзера Доппельштернрейха, - ответил на это с легким поклоном Литтенхайм, - я имею честь приветствовать вас. Я - генерал-фельдмаршал Вильгельм фон Литтенхайм, глава посольства. С кем имею честь?

- Мое имя Евронимус, - представился демон. - Я буду вести переговоры с вами, относительно нашего грядущего союза.

И снова реплика его давала определенный толчок будущим переговорам. Похоже, он был весьма прямолинейным и вряд ли уступит хоть малую толику оттого, что нужно ему. Или его правительству, мало ли, как называется их руководящий орган.

- Я представитель спирали Алг, - добавил демон, - однако переговоры о военном союзе, скорее, относятся к нашей компетенции, нежели спирали Илг.

- По дороге до нашей резиденции, - произнес Литтенхайм, - объясните мне, о каких спиралях вы говорите.

Мы зашагали через зал. Каблуки сапог громко стучали по мраморному полу, надраенному до такого зеркального блеска, что под нашими ногами двигались размытые, но вполне узнаваемые фигуры.

- Власть в Алероте, так называется наша родина, - сказал демон по имени Евронимус, - делится на три ветви, которые имеются спиралями. - Он указал на изображение на стене. - Спираль Алг, или красная спираль, объединяет военных. Спираль Илг - синяя - администрацию, в том числе и дипломатов. Спираль Олг - белая - ученых. Все, кто вне спиралей, либо рабы, либо - поднятые при помощи электроэнергии мертвецы. Вроде них.

Он указал на шедшего рядом покойника в черном драгунском мундире. Меня передернуло. Надеюсь, я сумел не показать этого.

На улице перед космопортом стояли несколько автомобилей военного образца. Скорее всего, это были трофеи, полученные после нашего бегства с планеты. И раз я не узнавал модель, значит, альбионского производства. Мы расселись по двое, примерно в том же порядке, как обычно. Неприятно удивило, что за рулем сидел оживленный мертвец. Он молча вел машину до особняка, где предстояло квартировать нашему посольству.

Стоит ли говорить, что ни небо, ни земля ничуть не отличались от обычных. Они были точно такими же, как в тот день, когда мы прибыли на планету в первый раз. Столица, точнее имперская столица, ведь у альбионцев была своя, попала в руки демонов совершенно неповрежденной. Центр города был застроен в стандартном стиле, с массивными зданиями, облицованными серым и черным мрамором. И особняк, в котором нас поселили, ничуть не отличался от них.

По улицам катались машины, почти все военного образца, наши и альбионские, По тротуарам шагали демоны, все, как один пренебрегающие одеждой. Друг от друга они сильно отличались ростом и телосложением, видимо, и среди них есть разные расы. Ведь некоторые превосходили товарищей чуть не в два раза. И, конечно, количество рогов на голове разнилось.

От этой обыденности становилось только хуже. Демоны всего лишь сменили людей на улицах нашей планеты. Наверное, увидь я кроваво-красные небеса или горы черепов на каждом углу, было бы куда проще.

Мы расположились в особняке, где каждому была выделена отдельная комната. И, наверное, именно поэтому стали чаще встречаться в холле за большим столом. Как-то позабылись все наши разногласия и противоречия. Как между нами с Фермором и штабными офицерами, так и наши общие трения с дипломатами.

Литтенхайм и Зитцер пропадали едва ли не целыми днями. Вскоре статский советник начал так нагружать своих подчиненных, что они стали выбираться к нам лишь утром да поздним вечером. Потом работа навалилась и на штабных офицеров. Литтенхайм нагрузил их разработкой стратегических планов грядущей совместной с демонами военной операции. Они уезжали вместе с генерал-фельдмаршалом во временный штаб, где сидели над привезенными нами картами ближайших планет Альбиона. Отсюда можно было сделать очень простой вывод. Принципиальное согласие по вопросу союза достигнуто - и теперь параллельно утрясаются дипломатические и военные вопросы.

Все это время мы с Фермором откровенно скучали, недоумевая, для чего именно понадобились командованию в этом посольстве. Но и для нас нашлась работа. Самая ответственная фаза переговоров миновала, теперь они стали более представительными - и генерал-фельдмаршалу потребовалось достойное окружение. Так как штабные офицеры были заняты, эта роль выпала нам. Скорее всего, именно с этой целью нас и включили в состав миссии.

- Господа полковники, - произнес Литтенхайм на очередном завтраке, который был по заведенной традиции общим, - хватит вам уже скучать. Мне уже жалуются, что на вашу гитару, говорят, не дает спать местным демонам. - Раз генерал-фельдмаршал начал шутить в своей обычной тяжеловесной манере, значит, он пребывал в крайне дурном настроении. - Завтра вы составите мне компанию во дворце, где проходят переговоры. Мне уже надоело, что Евронимус меняет адъютантов каждый день, то мелкие демоны при нем, то, наоборот, здоровенные с подпиленными рогами, а то и вовсе наши же покойники. Правда, больше драгун, слава богу, не было. Иначе я бы, наверное, не выдержал. Теперь при нем бойцы в траншейном обмундировании и даже в противогазах.

- Есть, - чуть ли не хором ответили мы с Фермором.

- У вас десять минут, - бросил Литтенхайм. - Я буду ждать вас здесь же. О второй машине для вас я уже распорядился.

Мы отдали честь и почти бегом отправились по комнатам. Парадная форма с первого дня висела в объемистых шкафах. После того, как мы вытащили ее из чемоданов и отгладили - сами, вспомнив кадетскую юность, потому как слуг тут не было, а еду нам приносили уже готовую несколько мрачных демонов мелкой породы - то и пальцем к ней не притронулись. Просто повода не было.

Мы оба надели черные мундиры, перетянулись портупеями, прицепили к ним пистолеты и шпаги, уложили на сгиб левой руки фуражки с парой звезд. В таком виде спустили в холл, где нас уже ожидал генерал-фельдмаршал.

- Нефедоров, - обратился он ко мне, - вы почему при парадной форме на надели награды?

- У меня их нет, генерал-фельдмаршал, - ответил я. - За время службы в гвардии не заслужил. За Баварию мне ничего не причиталось из-за инцидента с бостонцами и поломанной радиостанцией. За Пангею же никто, вообще, наград не получал. Генерал-лейтенант фон Штрайт обещал представить меня к ордену Короны или Святого Владимира, а то и Георгия, но потом началась атака на альбионские позиции, потом Колдхарбор и атака демонов. В общем, стало не до того, и то ли генерал-лейтенант забыл о представлении, то ли оно потерялось где-то.

- Понятно, - кивнул Литтенхайм. - Я видел достаточно представлений, насколько я помню, разрабатывается даже медаль "За стойкость на Пангее", однако, сами понимаете, Нефедоров, ваша фамилия могла и быть в списках, но я ее просто не заметил, когда подписывал, а могло и не быть ее. Мало ли полковников было на планете. Однако после нашей миссии обещаю заняться вашим вопросом.

- Благодарю вас, - коротко кивнул я.

Все вместе мы вышли из особняка, сели в две машины и покатили к дворцу, где проводились переговоры. Авто Литтенхайма было представительским, наше - куда проще, хотя и не военным, как в прошлый раз. За рулем в этот раз сидел молчаливый демон из мелкой породы, а не оживленный мертвец.

Дворец, скорее всего, был ранее резиденцией бургомистра или губернатора Пангеи, он был не сильно перестроен, однако все изображения были заменены тройной спиралью. Демоны не ставили памятников своим генералам или политическим деятелям и правителям, не делали барельефов сражений или просто памятных событий, не вешали на стенах картин. Единственным украшением всюду были тройные спирали, вращающиеся или нет. Глядеть на них было не особенно приятно. Даже когда не начинала кружиться голова, они все равно вызывали какое-то отторжение. Иногда хотелось просто глаза закрыть, лишь бы только не наткнуться взглядом на очередную тройную спираль.

В большом холле, пол которого украшала очередная спираль, нас ждала впечатляющая делегация демонов. При Евронимусе стояли два громадных демона, затянутых в черную форму, похожую покроем на драгунскую, но украшенную черепами на широких плечах, перетянутые белыми ремнями портупеи, но без оружия и без фуражек. Он стояли навытяжку, будто копья проглотили.

- Вы решили сегодня прибыть не в гордом одиночестве, - улыбнулся Евронимус, и от улыбки на его лице меня лично будто ледяными когтями по спине продрало. - Я сегодня взял с собой двух ветеранов битвы за Пангею. Думаю, нашим офицерам будет о чем поговорить.

Я смерил взглядом стоящего передо мной демона. По непроницаемому лицу того было не понять, какие мысли бродят под его черепной коробкой, украшенной подпиленными рогами. Я лично гадал, стрелял ли в него или нет, во время их атаки на наши траншеи. А еще думал, они подпиливают рога, чтобы те под шлемом помещались, или по другой причине. Быть может, что-то ритуальное.

Тем временем, Евронимус и Литтенхайм отправились к широкой беломраморной лестнице. Мы с демонами, сопровождающими Евронимуса, были вынуждены шагать плечом к плечу. Друг на друга, конечно же, не глядели и старались держаться как можно дальше, насколько это позволяли достаточно широкие коридоры и лестничные пролеты.

Однако когда мы остались в небольшой комнате, предваряющий зал переговоров, где уединились Евронимус и Литтенхайм, были вынуждены не только смотреть друг другу в глаза, но и общаться. Ведь просиживать в тишине те несколько часов, которые занял очередной раунд переговоров, было бы слишком тяжко.

- Вы ведь были на Пангее? - первым обратился ко мне демон. - Задали вы нам перцу, надо сказать. Сложнее, чем с вами, воевать мне еще не приходилось.

- Глядя на вас, - криво усмехнулся Фермор, - можно подумать, что вы решили отметить победу на Пангее весьма по-варварски экстравагантно.

- Вы про черепа? - спросил демон. - Это - пластик. - Он щелкнул пальцем по странному украшению на плече. - Человеческих или каких бы то ни было иных, настоящих черепов никто не носит. А в остальном, это шутка лорда Евронимуса, у него чувство юмора весьма своеобразное.

- Лорд Евронимус не слишком похож на демонов, которых я видел, - заметил я.

- Он из поглощенных, - не слишком понятно ответил демон. - Бывший человек, который сумел убить демона. Это бывает, но очень редко. И тогда сущность демона поглощает такого человека, а со временем меняет и тот превращается в такого демона, как мы. Лорд Евронимус погиб в схватке с альбионцами на Пангее, а потому процесс изменения еще только в самом начале.

- А вас часто убивали? - тут же зада провокационный вопрос Фермор.

- Мы живем только раз, - покачал головой с подпиленными рогами второй демон. - Только лорды, вроде Евронимуса или Левиафана обладают достаточным запасом сил, чтобы полностью поглотить своего убийцу и изменить его тело. Для нас любая пуля или луч может стать смертельным. Ну, а для раненных есть протезы.

Он стянул перчатку, под ней оказалась металлическая кисть. А его товарищ постучал кулаком по груди, раздался металлический же звук.

- Это - результат войны на Пангее, - улыбка у демона была зловещей то ли из-за того, что лицо у него такое, то ли он намерено состроил ее такой. - Получил штыком. Сломанные ребра, глубокая колотая рана, повреждения внутренних органов и прочее в том же духе. Вот залатали меня и пластину поставили на полгруди.

- А мне, - с какой-то гордостью добавил второй, - пулей раздробило локтевой сустав, пришлось ампутировать почти по самое плечо и ставить протез.

- Вы как будто даже гордитесь боевыми ранениями, - усмехнулся я. - Мне всегда казалось, что лучше всего выходить из любого сражения без лишних травм и повреждений. Я вот прошел несколько кампаний, воевал против бостонцев и альбионцев, однако шрамов у меня не осталось. Редко когда вражеской пуле или лучу удавалось пробить мою броню, да и раны после этого были несерьезные. Шрамов не осталось.

- Как же тогда доказать, что ты участвовал в войнах? - неподдельно удивился демон.

- Ордена, медали, - пожал плечами я. - Или вам такие слова не знакомы?

- Вся эта символика для нас загадка, - честно ответил демон. - Наши шкуры достаточно толсты, а климат на родине достаточно жаркий, чтобы мы могли пренебрегать одеждой, пока не попали на другие планеты. Наверное, потому и все, что должно носиться поверх нее, не получило распространения у нас.

- Да уж, - протянул Фермор, - в преисподней, должно быть, жарко.

- Наш мир называется несколько иначе, - без улыбки ответил демон. - А одежда нынешняя - одна из причуд Евронимуса. Обычно мы ограничиваемся набедренными повязками. Конечно, когда не носим броню.

- Кстати, о броне, - решил я сменить тему, - я видел солдат вашей легкой пехоты или кого-то в этом роде. Они носят кольчуги из шипастой проволоки, которая явно причиняет им боль почти при каждом движении, какой бы толстой ни была их шкура.

- Мелкие, - отмахнулся демон. - Они все несколько не в своем уме, конечно, те, что входят в Красную спираль. Без боли, по их же словам, нормально воевать не могут. Они почти поголовно отправляются служить в Алг, редко кто выбирается какую-то из двух других спиралей.

- Если у вас общество так сильно разделено, - поинтересовался я, - откуда у тебя, - я решил, что общаться лучше на ты и без чинов, тем более, что, как минимум, званий демонов мы не знали, - такие познания?

- Я ведь по призыву в Красной спирали, - сказал демон, - а родители мои из спирали Илг. Отец - биолог, мать - врач-физиолог. Если бы призыва в Алг, я успел выучиться на врача, как хотел, то оказался бы не на передовой, а в прифронтовом госпитале. А так оказалось, что фельдшеров хватает, а вот офицеров, как раз недостаток. Но ведь учился на физиолога, врачом хотел стать, так что кое-какие знания в голове, - он постучал затянутым в перчатку пальцем по лбу, - еще остались.

Эти демоны оказались какими-то слишком похожими на нас, людей. Это уловка Евронимуса, или они, на самом деле, мало отличаются от нас. Вот кто бы мог подумать, что у любого из них есть отец и мать, и они вовсе не рождаются из какой-нибудь расплавленной магмы или не выпрыгивают из адских котлов. У нас ведь и диалог нормальный завязался. Пусть мы в основном расспрашивали их, а те отвечали, однако и кидаться на демонов с оружием желания как-то не было.

- Эти ваши осадные орудия, - нарушил повисшую на пару минут тишину демон с протезом, вместо руки, - настоящий кошмар. Они сровняли Колдхарбор с землей, в самом прямом смысле. Более того, превратили всю землю в городе и вокруг него в такое месиво, что мы тяжелую технику вывести не смогли. Кое-как выкатили кулеврины, ни танки, ни орудия мощнее, просто не проходили по покрытой воронками местности, да еще и под градом снарядов. Потому нам и пришлось сравнивать линию фронта практически силами личного состава.

- А вообще, - добавил его товарищ, - мы потеряли на Пангее почти десять процентов населения. Мой брат, он по малолетству под призыв не попал и остался служить Белой спирали, говорил мне это. Невероятно большие потери. Восполнять их придется нескольким поколениям. Так что теперь принято решение воевать в первую очередь силами оживленных мертвецов. На Пангее их набрали достаточно много, а во время новой кампании, думаю, будет еще больше.

Я сжал кулаки до боли. Он так легко рассуждал о мертвецах, что мне стоило известных усилий, что не кинуться-таки на него. Фермор тоже замер, неестественно выпрямившись, похоже, чувствовал себя не лучше. С другой стороны, слова демона поражали расчетливым цинизмом. Ведь получается, что мы сами, своими руками, будем умножать армию демонов. Точнее, ее передовые части. На тела наших солдат они, конечно, не позарятся, однако альбионские трупы заберут все, и пополнят за их счет свои ряды. И ведь так может сложиться, что мы, как союзники, перестанем быть им нужны, им хватит и толпы оживленных покойников.

- А как вам хватает сил на войну на два фронта? - внезапно спросил Фермор, который первым нашел в себе силы снова заговорить с демонами после затянувшейся паузы.

- Это вы о чем? - как будто не понял его демон с пластиной в груди.

- Про Терру, конечно, - по наиграно веселому тону полковника я понял, что он держится едва ли не из последних сил. - Я так понял, что на Потерянной Родине вы продолжаете войну с Орденами, и тут вдруг вторгаетесь через еще одну планету. Да еще и космофлот выводите на орбиту.

- На Земле воюем не мы, - покачал головой тот, - а Илиан. Мы же - подданные Алерота. Наш мир разделен между двумя государствами. Илиан и Алерот. Многие годы между нашими государствами шла война, настолько истощившая мир, что она затихла сама собой. Через какое-то время демонам Илиана удалось найти выход в ваш мир, и они атаковали его. У нас долго даже не были в курсе этого. Почти через сотню лет, когда мы оправились от войны настолько, что смогли наладить разведку на территории Илиана, выяснили, что их армия почти в полном составе пропала неизвестно куда. Однако новую войну затевать не стали. Демоны, особенно сильные, живут очень долго, и среди них еще оставалось достаточно, чтобы помнить о предыдущей и к чему она привела.

- Однако с нами воевать вы все же решились, - заметил я.

- Расширение жизненного пространства, - ответил демон с железной рукой. - Наш мир после войны, продлившейся почти тысячу лет, мало пригоден для проживания. Илиан выбрал путь покорения Земли, видимо, потому что больше никуда порталы открыть не смог. Хур-газ - Круг спиралей, руководящий орган нашего государства, - принял решение не драться с Илианом за одну планету, а попробовать расшириться за счет других планет. Например, Пангеи. Мы же не знали, что вы за нее воюете. - Он пожал плечами.

- Алерот, Илиан, - Фермор как будто пробовал названия на вкус. - Для нас, людей, все вы демоны. Разницы особой нет.

- А между тем она весьма существенная, - заявил демон, чьи родители были учеными. - Мы выбрали сходный с вашим путь развития - технический. Положились на разнообразные машины и механизмы. Илиан же избрал совершенно иную дорогу. Их главным оружием стали модифицированные или выведенные специально для войны животные. Вроде тех тварей, что вы почти поголовно вырезали на Пангее.

- Но вы и сами пользуетесь ими, - сказал я, - не смотря на другой путь развития и все такое.

- А они используют огнестрельное оружие, - парировал демон. - За долгие годы войны мы многому научились друг у друга. Это вполне нормальное явление, думаю, оно свойственно

- Вполне, - кивнул я.

Так, за разговором, прошло время. Дверь в комнату, где велись переговоры, отворилась - и оттуда вышли Евронимус с Литтенхаймом. Мы с демонами подскочили на ноги.

- Сегодня прошел последний раунд наших переговоров, - сообщил на Евронимус.

- Завтра посольство отправляется домой, - добавил Литтенхайм.

Не стану скрывать, что это была лучшая новость за последние месяцы.

Церемония Становления нового рыцарского ордена была достаточно короткой, как большинство действ, что проходили на Земле. Некогда устраивать пышные празднества по этому поводу, война каждый день на пороге. Однако, наверное, благодаря этому зрелищем каждая церемония терранцев была просто великолепным. Отлично срежиссированным и отработанным до мельчайших деталей.

Длинная аллея, выложенная серым камнем. По сторонам невысокие постаменты флагами всех орденов, расквартированных на Земле. Первыми шли штандарты тамплиеров, госпитальеров, рыцарей Сантьяго и Калатравы, Святого Лазаря. Дальше по аллее знамена орденов Монтесы, Гроба Господня, Святого Стефана и Марии Вифлеемской. За ними следовали хоругви тех орденов, которых не существовало в древние времена. Уральского Стального, Черного Монблана, Очищающего пламени, Святого Леонида Фермопильского, Смертных гвоздей. И тех, что Авраам Алекс не знал по названиям.

У каждого знамени стояли два часовых в парадных доспехах и плащах поверх них с вышитыми символами каждого ордена. А перед ними замерли магистры орденов, чьи доспехи и плащи были изукрашены куда богаче. Каждый опирался на громадный двуручный меч с отделанной золотом и драгоценными камнями гардой.

Авраам Алекс шагал между ними в простом стихаре, безоружным. Ледяной ветер пронизывал до костей, отчаянно трепал длинные с проседью волосы, но тот старался не показывать виду. Когда он проходил мимо пары магистров, те поднимали оружие, нацеливая клинки в небо, как будто грозя низким тучам.

Он прошел до свободного постамента, в которое было воткнуто древко со спущенным пока флагом. Рядом с ним были сложены новенькие доспехи, а рядом стояли двое молодых рыцарей. Они уже были облачены в броню и белые плащи с черными крестами. Точно такой же, но богато украшенный, лежал на руках у одного из них. Второй сноровисто помог Аврааму Алексу облачиться в доспехи. Затем на плечи его лег плащ и в руки магистру подали двуручный меч - символ его статуса.

- Возрадуйся Земля! - прогремел голос Гнея Иеремии Лазаря. - Новый Орден, что будет защищать тебя, родился!

Авраам Алекс Тевтон вскинул двуручный меч к небесам. А рыцари, вставшие по обе стороны от постамента, подняли флаг с черным крестом.

Глава 6.

По возвращении я нашел свой полк в идеальном состоянии. И это не могло не порадовать меня. После долгого перелета, который мы с Фермором провели в совершенно невменяемом состоянии. Мы истребили почти все совместные запасы спиртного, а потому примерно треть перелета прошла в глухом похмелье. Памятуя о драке, за гитару не брались, да, собственно, и шевелиться не особенно хотелось. Оказалось, что не столь уж унылое занятие - лежать на койке и глядеть в потолок.

На это время я возобновил мысленное общение с Еленой. И ничего лучшего придумать не мог. Душа оттаивала за время этих бесед, забывалась Пангея с ее обыденными демонами, свободно владеющими нашим языком. С шагающими по улицам оживленными мертвецами. И, главное, совершенно предательскими по отношению к человечеству в целом переговорами. Как бы ни пытались убедить нас в том, что они так уж похожи на нас, все же они были иными. Слишком отличались от нас. И не только внешностью, привычкой гордиться о боевыми ранами, которая, собственно, была не чужда и многим из нас, отказом от одежды. Нет. Даже недолгого общения с парой офицеров мне хватило, чтобы почувствовать нашу разность, было что-то такое, из-за чего возникает какая-то неприязнь к ним. И вся показная похожесть только раздражает.

Именно поэтому я был только рад по возвращении домой с головой погрузиться в дела полка. Однако их почти не имелось. Штайнметц с Дрезнером справились на отлично. Наверное, и я бы не смог сделать лучше. Оставалось только проверить, хотя и без особой нужды, все сделанное ими и можно выступать хоть завтра.

Очень хотелось позвонить Елене. Просто поговорить, обменяться несколькими репликами, объяснить, почему не могу приехать к ней. Однако я отлично понимал, что от этого станет только хуже. Никакие телефонные разговоры не заменят настоящего общения. И мне слишком сильно захочется сорваться к ней, хотя бы на денек. А этого я себе позволить просто не мог.

Еще и поэтому с полковым смотром я затягивать не стал. Устроил его на следующее утро после возвращения. Меня порадовали ровные ряды драгун, шпалеры унтеров, замерших перед ровными шеренгами офицеров. Легкие орудия и пулеметы были выставлены перед взводами тяжелого вооружения. Рядом с ними глядели в небо малые мортиры. Доспехи сверкали на солнце. Карабины стояли у правого сапога каждого солдата, примкнутые штыки зловеще поблескивали. Погода стояла достаточно жаркая, и потому рядовые драгуны держали шлемы, а офицеры - фуражки на сгибе левой руки.

- Отлично! - достаточно громко произнес я. - Просто отлично! Благодарю вас, - повернулся я к Штайнметцу, снял перчатку и пожал руку майору, а затем и Дрезнеру.

Отпуск я себе больше позволить не мог. Это было бы крайним неуважением к работавшим в поте лица офицерам, которые в мое отсутствие восстанавливали полк практически из руин. Потому я распустил всех их по домам на неопределенный срок, как говориться, до дальнейших распоряжений. Унтера же и ветераны продолжали гонять драгун по полной программе. Каким-то солдатским чутьем я ощущал, что скоро нам придет приказ грузить на корабли. Куда будет направлен удар, конечно, неизвестно, но в том, что нанесен он будет скоро, я не сомневался ни разу.

На смену погибшему на Пангее капитану Семериненко в полк пришел Еремей Вишневецкий, лихой, как все уроженцы Галицийской губернии Саара. Он носил щегольские усы, которые капитанский чин позволял ему отрастить, бравировал легким акцентом, который был слышен как в немецком, так и в русском, форму, доспехи и оружие содержал в идеальном состоянии. Впечатление идеального офицера несколько портил лихо завитой чуб, который он то и дело отбрасывал с лица. Это движение у него было отработано, и, скорее всего, рассчитано было больше на впечатлительных барышень. Вишневецкий, вообще, очень сильно хорошо работал именно над этим образом.

- Не забывайте, капитан, - сказал я ему при знакомстве, - что нам здесь воевать придется все-таки больше, чем в салонах прекрасных дам.

- Это только в мирное время я такой удалой пан, - ответил тот, ничуть не обидевшись на мои слова, - гибельный для женских сердец. У нас, Вишневецких из Галиции, есть давняя традиция, состригать чуб перед выступлением полка на войну.

- Верная традиция, - согласился я. Шутить насчет сбривания усов не стал. Слишком опасно, а то ведь можно получить вызов. Галицийцы славятся подобными выходками. Ни драться с ним, ни заминать эту глупейшую историю, у меня желания не было.

Письменный приказ о выступлении полка прибыл, что самое удивительное, раньше неформального уведомления от связистов. Я собрал офицеров полка, огласил приказ. Полку предстояло выступать в самые сжатые сроки. Собственно, уже на следующее утро мы должны уже прибыть в космопорт, где нас будет ждать "Померания-40". Вот только о конечной цели нашего вояжа в приказе не было написано ничего. И это не нравилось не только мне, но и всем моим офицерам.

- Явно не на Пангею возвращаемся, - буркнул Штайнметц.

- И верно, - согласился я, - туда, вряд ли. Война с Альбионом неизбежна. Сейчас, когда обе наших державы отошли от шока после потери Пангеи, мы схватимся с новой силой. Альбионцы не простят нам удара в спину.

- Но ведь демоны грозят всем нам, - напомнил, без особой нужды, штабс-капитан Подъяблонский.

О самом факте переговоров и их результате мало кто был осведомлен. Конечно же, я по возвращении "Бреслау" на Рейнланд тут же был вынужден дать расписку о неразглашении всего, что было на Пангее.

- Весьма эфемерная угроза, - развел руками я. - Неизвестно ведь, на кого именно они нападут. Хотя это, конечно, не повод для того, чтобы атаковать нашего соседа, пусть даже и такого, как Альбион.

- Я уверен, - заявил Штайнметц, - что Альбион готовит подобное нападение на нас. Мы всего лишь нанесем ему упреждающий удар.

- Подъяблонский, - сказал я командиру 2-й роты, - вы собираетесь сменить доспехи? Я видел в каком состоянии они были после Пангеи. По-моему, не стоит лишний раз испытывать судьбу.

- Мои доспехи - фамильная ценность, - с упрямством достойным лучшего применения заявил тот, наклонив голову, как будто готовился к драке, - их вывез мой предок с Потерянной Родины. Только благодаря им он остался жив во время Побега. И с тех пор они передаются в нашей семье из поколения в поколение.

- Красивая легенда, Подъяблонский, - усмехнулся фон Ланцберг, - однако ваши доспехи совсем не такого образца, как носили во времена Побега. Хотя отдельные детали еще можно проследить с тех времен, но, в общем, они ненамного старше стандартных комплектов космических десантников.

- А вы представляете себе, Ланцберг, - парировал Подъяблонский, - сколько раз их приходилось чинить с тех пор. Конечно, многие детали меняли на новые от сходных комплектов. В этот раз мне не удалось раздобыть кирасу взамен разбитой на Пангее, поэтому пришлось ставить обычную драгунскую.

- Это не слишком рационально, - заметил ничуть не сконфуженный таким выпадом фон Ланцберг. - Комплект становится неудобным, что резко понижает и остальные его качества.

- Оставьте эту проблему мне, - отрезал Подъяблонский. - Я не нарушаю уставов ношением своих доспехов, а уж наши семейные суеверия попрошу не трогать. Между прочим, все мои предки, что сражались в этих доспехах, возвращались домой живыми и здоровыми. Не смотря на их пониженные качества.

Да уж, суеверия свойственны всем нам. И военным, куда сильнее, чем гражданским. Ведь мы подолгу ходим под смертью, а потому самым мелким происшествиям или деталям начинаем придавать некое значение, как добрым или дурным вещам, приметам и прочему. Отсюда и множество суеверий, от которых не смог уберечься и я сам. Например, носил с собой землю со всех планет, на которых приходилось воевать. Жестяные банки с грунтом стояли у меня дома на особой полке. Не так давно к ним добавилась банка с растаявшей в грязную кашу землей Пангеи.

- Традиции, особенно семейные и уходящие корнями в такую древность, как времена Побега, дело святое, - развел руками я. - Главное, чтобы не в ущерб делу. Но раз столько поколений вашей семьи оправдывают их, значит, не мне становиться на пути столь полезному суеверию.

А на следующее утро полк погрузился на автомобили и отправился в космопорт. Мы прибыли ровно к назначенному часу - и транспортный корабль "Померания-40" уже ждал нас. Вместе с нами к неизвестному пункту назначения отправлялись наши старые знакомцы по Пангее, 8-й Драгунский полк, а вот третьими оказались гренадеры 18-го Баденского полка. Так как полк был куда больше по количеству солдат, мы заняли почти весь корабль. Пришлось даже часть наших боеприпасов грузить на отдельный корабль снабжения, включенный в состав эскадры. Для гренадер разгородили съемными переборками на отдельные помещения, вполне соответствующие кубрикам, что выделялись им и драгунам на других палубах.

Капитан "Померании-40" встречал на нас опущенном трапе, вместе со всеми офицерами свободными от вахты. Значит, на их транспорте был заведен такой порядок.

- Фрегатенкапитан Бахорин, - отдал честь он, - прошу пожаловать на борт моего транспорта. Домчим с ветерком.

Мы поднялись по трапу и проследовали за офицерами в кают-компанию. Там нас ждал уже накрытый стол так называемой отвальной. Пили немного и без глухой обреченности, которая иногда ощущалась на иных кораблях. Ведь каждый перелет в космосе был опасней некоторых боевых операций. При переходе в гиперпространство и выходе из него путешественникам грозила Асимметрия, искажающая иногда точки входа. И у каждой из них можно было найти обломки кораблей, которым не повезло попасть под этот феномен.

"Померания-40", как выяснилось в ходе отвальной, была на ремонте в наземных доках нашего порта. Она также пострадала на Пангее, причем в основном вооружение для обороны на поверхности, потому и чинить транспорт пришлось на земле.

Надо сказать, я ни разу не был на транспорте во время его штатного взлета с планеты. Приземлялись не один раз, а вот взлетать приходилось лишь с Пангеи - и уж тот взлет штатным назвать было никак нельзя. И, конечно же, фрегатенкапитан Бахорин любезно пригласил всех офицеров наших полков на мостик своего транспорта, чтобы понаблюдать за незабываемым зрелищем, которое представлял собой взлет с планеты.

- По расписанию, предоставленному нам капитаном порта, - сказал он, складывая салфетку, что была заткнута у него за воротник, и кладя ее на стол, - взлет назначен на восемнадцать часов без минут по местному времени. Он, конечно, займет некоторое время, однако сразу по окончании отсчета времени до старта, все двери будут заблокированы. Постарайтесь не опаздывать, а если видите, что не успеваете, то лучше останьтесь в своей каюте. Уверяю вас, оказаться в коридоре во время взлета не самое лучшее, что может быть в вашей жизни.

- Неужели вам приходилось испытывать его? - поинтересовался полковник Башинский, вежливым движением вытирая губы, чтобы скрыть улыбку.

- Как почти каждому офицеру космофлота, - честно ответил фрегатенкапитан Бахорин. - Есть такая традиция, самого юного офицера на корабле отправляют куда-либо с поручением, причем так, что успеть до старта он никак не может. Считается, что таким образом они приучаются к пунктуальности.

В общем-то, подобное обыкновение можно назвать даже полезным. Ведь некоторым вещам никогда не научишься, если сам не попадешь под негативные последствия.

После отвальной я отправился в выделенную мне каюту, быстро переложил свои вещи из чемодана в рундук, форму повесил в стенной шкаф и быстрым шагом отправился на мостик. За время перелета на Пангею я сумел неплохо изучить внутренние помещения "Померании-11", а построенная по тому же типовому проекту "Померания-40" ничуть не отличалась от него. Дорогу на мостик и в кают-компанию найти мог всегда.

Обзорный экран "Померании-40" был, наверное, даже больше того, что имелся на мостике капитана цур зее Либрехта. А вот фрегатенкапитан стоял почти в такой же театральной позе. Как будто собирался дирижировать грядущим невероятным, по его мнению, действом.

- Стартовые двигатели запущены, - произнес офицер, держащий связь с машинным отделением. - Набор мощности идет в штатном порядке.

- Машинистам от меня отдельное спасибо, - ответил Бахорин.

Корабль содрогнулся всем своим громадным металлическим телом, затем начал мерно вибрировать, а после дернулся снова - и я ощутил каким-то шестым чувством, что мы начали отрыв. Постройки космопорта медленно поползли вниз. Мы возносились нам ними. Не взлетали, как в челноке, а именно возносились. Другого слова я подобрать не мог.

- Сейчас под нами, - комментировал фрегатенкапитан, - бушует настоящий огненный шторм. Пламя стартовых двигателей выжигает бетон площадки, плавит его, заставляя идти пузырями. Жар стоит невыносимый. Именно на этот случай вокруг нее дежурит бригада огнеборцев. Как только мы покинем поверхность, они тут же зальют все пеной, гася температуру. И уже через час явятся ремонтники, которые займутся приведением площадки в нормальное состояние, чтобы на нее в любой момент мог сесть другой корабль. Транспорт или корвет сопровождения.

Вот мы поднялись над космопортом, потом уже над городом. Казалось, я мог окинуть его взглядом от западной окраины до восточной. Он представился мне неким сероватым пятном на фоне окружающих его лугов и полей. Пока мы еще не вознеслись слишком высоко, можно было даже рассмотреть большие фермерские хозяйства и даже крупные стада коров.

Потом по обзорному экрану побежали первые язычки пламени. "Померания-40" входила в плотные слои атмосферы.

- Сейчас начнется главное испытание для корабля, - продолжал вещать фрегатенкапитан. - Иногда из боя мы выходим с меньшими повреждениями, чем когда покидаем планеты с особенно негостеприимной атмосферой.

Медленно, но верно язычки пламени захватывали обзорный экран, пока он совсем не скрылся за пеленой багрового огня.

- Это самый неприятный момент во время старта корабля, - сообщил нам Бахорин. - Мы почти слепы, и если нас захотят уничтожить, то хватит одного хорошего залпа фрегата или легкого крейсера. Ответить мы не сможем никак. Одно хорошо, длится такое беспомощное состояние недолго.

Из атмосферы мы выскочили как-то разом. Единым рывком. Экран мгновенно очистился от языков пламени. Теперь он демонстрировал нам звездное небо.

- Вот и все, - опустил руки Бахорин. - Доложить о состоянии корабля.

Какое-то время на мостике царила деловитая тишина, в которой были слышны короткие реплики. Ими обменивались вахтенные. Вся информация стекалась к офицеру, что первым докладывал фрегатенкапитану.

- Все системы корабля в норме, - сообщил он. - Маневровые двигатели доводят нас до положения на орбите. Предположительное время до начала движения к точке входа в гиперпространство две минуты.

- Господа, - обратился к нам Бахорин, - прошу вас отправиться в ваши каюты. Через десять минут мы прыгнем в систему, где собирается флот для грядущей операции.

Если неприятно было оставаться в коридоре во время взлета, то уже во время гиперперехода это может стать смертельным.

В этот раз в гиперпространстве мы пребывали не слишком долго. Кажется, это перелет занял не больше пары дней. Хотя когда пребываешь в одиночестве, и время делится на отрезки между принятием пищи, а остальные периоды банально валяешься на койке и беседуешь с отсутствующей Еленой, легко потерять счет дням и неделям. Однако я мог уверенно сказать, в пути мы были намного меньше, чем на том же "Бреслау".

Я как раз рассказывал что-то Елене, кажется, повторяясь уже в третий или четвертый раз, что она, конечно, заметила, но все равно улыбалась, когда замок моей каюты щелкнул. Значит, можно выходить. Я первым делом отправился в ультразвуковой душ, затем оделся и уже через четверть часа был в кают-компании. Там собрались почти все офицеры полков, чтобы пребывали на борту "Померании-40", и свободные от вахты офицеры транспорта.

Мы расселись вокруг нескольких круглых столов. Куда больше еды нас интересовали разговоры. Мы делились ощущениями от перелета, обсуждали, куда именно отправится наш флот. Недавно сменившиеся вахтенные офицеры "Померании-40" рассказывали о невероятном количестве кораблей, собранных в системе. Некоторые даже высказывали предположение, что мы собираемся атаковать тронный мир Альбиона.

- Но как же быть с Асимметрией? - Этот вопрос переходил с одного стола на другой. - Такое количество кораблей никак не смогу пройти через одну точку входа. Неужели наше командование готово пожертвовать половиной флота?

- Фрегатенкапитан нервничает, - сказал молодой поручик цур зее. - Хоть и сильно устал, едва на ногах держится после гиперперехода, но остался на мостике.

- Через десять минут после перехода, - добавил другой офицер в том же чине, но несколько старше годами, - у нас был сеанс связи. По личному каналу фрегатенкапитана. После него он помрачнел, как туча, и распустил всю вахту.

- Ничего хорошего это нам не принесет, - заявил гренадерский майор.

- Довольно уже ворчать, - хлопнул его по плечу товарищ. - Тебе любая примета - дурная, Отто.

- Мы на Сааре в хорошие не верим, - ответил майор, - потому что у нас их просто нет.

О мрачности уроженцев Саара давно уже ходили легенда по всему Доппельштерну. Конечно, среди них выделялись галицийцы с их показной удалью, однако в общей, так сказать, массе жители преимущественно промышленного мира отличались тяжелым и неуживчивым нравом. Однако из-за их почти легендарного упрямства не было лучших бойцов тяжелой пехоты, чем уроженцы Саара. Они никогда не сдавали занятых позиций, обороняя их часто в прямом смысле до последнего человека.

Мы прообщались еще какое-то время, хотя ничего содержательного в завязывавшихся разговорах не было. Просто за время перелета всем хотелось нормального общения с живым человеком, и мы с жадностью утоляли эту жажду. Но не успели мы разойтись по каютам, наобщавшись вдоволь, как по внутренней связи пришло приглашение фрегатенкапитана все командирам полков явиться на мостик.

- Поглядите сами, - широким жестом обвел Бахорин обзорный экран. - Даже мне не доводилось видеть столько кораблей, собранных в одном месте.

Космические суда едва ли не всех классов и типов буквально теснились в пространстве вокруг мигающей загадочным пламенем точки входа. Тяжелые линкоры, буквально топорщащиеся многочисленными стволами орудийных батарей. Рядом с ними крейсера, в несколько раз превосходящие "Бреслау". Остальные суда были почти незаметны на фоне своих более крупных соседей.

Я не мог сосчитать их, хотя пару раз задавался этой целью. Силуэты одних кораблей наползали на другие, мешая разглядеть их и определить класс того или иного судна. Тем более, что ни один космический корабль не был неподвижен. И если линкоры и тяжелые крейсера вели себя более-менее смирно, то их суда классом пониже постоянно сновали туда-сюда, словно непоседливые щенята возле громадных волкодавов.

- Асимметрия ни за что не пропустит флота такого размера через точку входа, - решительно заявил фрегатенкапитан. - Стоит измениться ее форме хотя бы немного, и фланговые корабли будут размолоты, да и следующим достанется очень сильно. Это же тысячи жизней. Конечно, транспорты пойдут в центре построения, так что нам ничего не грозит. Но все же...

- Не может же наше командование быть настолько безграмотным, - развел руками я, - чтобы не понимать этого.

- Меня уверили, - ответил Бахорин, - что все будет в порядке, и командование позаботилось об этом вопросе. Приказано занять свое место в ордере и быть готовыми к переходу в течение часа.

Я снова поглядел на обзорный экран. Действительно, нас окружали по большей части транспортные корабли. Они смотрелись несколько странно на фоне боевых судов, слишком уж отличались обводами, более рубленой формой и выступами закрытых до поры предохранительными колпаками наземных орудий.

- Зачем же вы нас пригласили на мостик? - поинтересовался полковник Башинский.

- Перелет до Эрины, - сказал фрегатенкапитан, - а именно эта планета является конечной целью нашего путешествия, займет не больше нескольких часов. Мостик отлично защищен от возможного воздействия гиперпространства, да и вам, господа офицеры, будет преинтересно поглядеть на пресловутый гипер своими глазами.

- На миру и смерть красна, - мрачно пошутил Тимо Эберхарт, командир 18-го Баденского гренадерского полка.

- Нам вряд ли что-то может угрожать, - отмахнулся капитан "Померании-40", - но мне бы хотелось, чтобы вы стали свидетелями некомпетентности нашего командования. И того, к чему она может привести.

- Странное решение, - заметил я. - Я вот всегда считал космофлот закрытой корпорацией, где не принято выносить сор из избы.

- Это уже не тот сор, который стоит оставлять в нашей флотской избе, - отрезал Бахорин. - Если погибнут тысячи человек, а десятки кораблей окажутся уничтожены еще до прибытия на место, я лично хочу, чтобы это видели не только мои офицеры и я. По прибытии в систему Эрины я прошу вас составить подробный рапорт обо всем, что вы увидите в ближайшее время.

Все мы подтвердили готовность написать такие рапорты. Капитан "Померании-40" хотел еще что-то добавить, но тут на обзорном экране началось такое, что всем на мостике стало не до разговоров.

Сначала из точки входа вынырнул небольшой корабль. Даже с такого расстояния я мог понять, что он сильно отличается от наших.

- Дать увеличение, - уточнять капитану не пришлось.

Секции обзорного экрана расплылись, потом операторы навели резкость, и мы смогли рассмотреть прибывший корабль во всех подробностях. Он был вытянутой формы, обтекатели его были похожи на клинки, и словно состоял из острых углов и шипов. Корабль замер на несколько секунд, видимо, обмениваясь сигналами с флагманом нашего флота. Затем развернулся носом обратно к точке выхода - и началось невероятное.

Я никогда не видел точки выхода, когда ее изменят Асимметрия. Однако сразу понял, что сейчас происходит что-то подобное. От корабля начали бить черные молнии. Через какое-то время они обрисовали край точки, но зловещее судно продолжало метать все новые молнии. И абрис краев точки входа начал расти вширь, а вслед за ним распространялось загадочное сияние точки. Вскоре она выросла до таких размеров, что уже и у меня не осталось сомнений - в нее легко пройдет весь собранный в этой системе флот.

- Проклятье, - нарушил тишину фрегатенкапитан. - Откуда у нас взялись подобные технологии? Этого просто не может быть.

Я, конечно, ответить на его вопрос, весьма точно. Но, даже не смотря на подписку, все равно, не стал бы этого делать. Это знание давило на меня, но поделиться им я не мог ни с кем.

- Как бы то ни было, - произнес один из вахтенных офицеров "Померании-40", - сейчас это позволит нам быстро переместиться к Зеленой системе.

Зловещий, покрытый шипами корабль, раскрывший для нашего флота точку перехода, нырнул в нее. Но абрис из молний остался. Вряд ли он продержится очень долго, а значит, скоро он двинется вперед.

- Сообщение командующего флотом, - сообщил офицер связи. - Приказано полным ходом двигаться к точке перехода.

- Полный вперед! - тут же скомандовал Бахорин.

Флот пришел в движение. Это тоже было великолепное зрелище. Громадные линкоры, крейсера, фрегаты, корветы, транспорта и корабли снабжения в единый момент двинулись к переливающейся всем оттенками красного и багрового точке перехода. Один за другим корабли погружались в него, словно в воду ныряли. Это выглядело весьма зловеще, и мне совершенно по-детски захотелось закрыть руками лицо, когда весь обзорный экран заняла точка перехода. Багровое сияние поглотило нас - окружило со всех сторон.

- Вот так гиперпространство выглядит изнутри, - произнес опомнившийся Бахорин, который, видимо, искал в этих объяснениях спокойствия и стабильности, что были основательно поколеблены нынешними событиями. - Ничего интересного или романтичного, как считают некоторые молодые офицеры. Черпать вдохновения не откуда. Нам предстоит созерцать его несколько часов, прежде чем выйдем в Зеленую систему.

Системы, колонизированные Альбионом, делились по цветам, присеваемым каждой в соответствие с известным только министерству колоний принципом. Так, например, звездная система, в которую входила планета Эрина, называлась Зеленой. Обитаемых планет, кроме той самой Эрины тут не было, однако она использовалась как передовой форпост. Зеленая система была превосходно защищена, в ней всегда базировался мощный флот, а у точки входа дежурили космические крепости, способные справиться едва ли не с любым флотом, который мог бы пройти через нее.

Конечно, альбионцы не рассчитывали на то количество кораблей, что демоны, а в принадлежности зловещего фрегата я ничуть не сомневался, что прибудет в составе нашего флота. Да и союзники наши, скорее всего, прибудут, как писали в старинных хрониках "в силах тяжких". Так что битва, конечно, предстояла жестокая, но вряд ли враг, почти уверенный в своей неуязвимости из-за тех же крепостей, будут весьма сильно поражены нашими силами. И именно на этот вот фактор неожиданности, наверное, рассчитывает командование флота. Ведь в некоторых основных моментах планирование операций в космосе и на поверхности планет мало отличается. Даже не имея специального флотского образования, я понимал, что первым ударом надо подавить крепости, защищающие точку. Они опять же вряд ли рассчитаны на атаку столь мощного флота как наш. Для этого лучше всего подойдут самые тяжелые из линкоров, совокупный залп их орудий вполне мог уничтожить крепость, если сосредоточат огонь на одной. А после того как крепости будут подавлены, на всех парах рвануть навстречу альбионскому флоту, постаравшись застать его не готовым отразить атаку. И тогда дело можно будет решить в течение нескольких часов. Космический бой дело долгое, это я тоже знал без флотского образования.

- В грядущей битве нам будет отведено место зрителей, - сказал Бахорин. - Наш транспортный корабль имеет весьма ограниченное вооружение для обороны в космическом бою. Наше место в ордере флота, как я уже говорил вам, в самом центре, а задачей является прикрытие судов снабжения, которые вооружены еще хуже нашего. Однако серьезной атаки даже небольшой эскадры легких крейсеров нам не выдержать. Броня не та, рассчитана в основном на войну на поверхности, а не в космосе. Вооружены слишком слабо. Именно поэтому и нас, и суда снабжения защищает отдельная бригада крейсеров. Как говориться, те, кто сторожат сторожей.

Он улыбнулся, правда, несколько натянуто.

А обзорный экран затянула пелена гиперпространства, в которой, действительно, не было ничего интересного.

Уорент-офицер второго класса Оран Макги командовал за 8-м наблюдательным постом крепости "Росс". В его подчинении были пятеро солдат, обслуживающих аппаратуру и двое связистов. Первый отвечал за внутреннюю связь, а второй обслуживал установку гипертелеграфа. На каждом наблюдательном посту крепости имелась такая. Потому что в случае обнаружения вражеского флота, офицер обязан был доложить не только командованию крепости, но и тут же сообщить об этом флоту, базирующемуся на орбите Эрины.

Однако, не смотря на войну с Доппельштерном, уорент-офицеру 8-го наблюдательного поста Орану Макги приходилось скучать. Ведь точка входа была защищена еще двумя крепостями того же класса, что и "Росс", а именно "Бларни" и "Мэлахайд". И пусть точки имела достаточно большую пропускную способность, сил трех крепостей с лихвой хватало для ее обороны. Вряд ли штерны будут иметь глупость сунуться в Зеленую систему.

Оран Макги, как обычно, отбывал вахту в продавленном кресле, закинув руки за голову и изредка поглядывая на своих подчиненных. Они скучали. И один только матрос Бри, призванный всего несколько месяцев назад и воспринимавший службу в крепости всерьез вглядывался в экран. Остальным четверым его товарищам давно уже надоело созерцать звездное небо и мерцающую точку входа. Именно поэтому матрос Бри поднял тревогу.

- Господин уорент-офицер! - выкрикнул юноша, разбудив задремавшего уже в своем продавленном кресле Макги. - Господин уорент-офицер!

- Что у тебя, матрос? - приоткрыв один глаз, поинтересовался тот.

- Вам стоит посмотреть на это самому, мистер Макги, - поддержал матроса старшина Нолан.

Уорент-офицер Макги поднялся из кресла и шагнул к экранам. А они показывали нечто несусветное. Точка входа начала расти. Конечно, эффект асимметрии был известен всем, и офицеру наблюдательного поста не раз приходилось видеть его своими глазами. Однако очертания точки менялись незначительно, да и времени это занимало намного больше. На то, чтобы растянуться или сузиться на несколько футов - в том масштабе, конечно, что давали экраны поста - у нее уходило не меньше пары часов. Однако сейчас точка расширялась стремительно. По ее краям мелькали черные молнии, как будто тянущие их вширь.

Ничего хорошего это не предвещало.

- Старший матрос Коди, матрос Райли, - обернулся через плечо к связистам Макги, - срочно доложить об этом явлении.

- Есть! - хором ответили те.

И почти тут же застучал аппарат гипертелеграфа, а матрос Райли сорвал трубку аппарата внутренний связи и начал запрашивать связь с командованием крепости.

Точка входа, наконец, перестала расти, но тут в ее багровом сиянии начали проявляться силуэты кораблей. Количество их вполне соответствовало размерам точки. Правда, первым шел странный крейсер, как будто состоящий из шипов и острых граней. А вот за ним следовали громады линкоров и тяжелых крейсеров.

Макги показалось, что все их орудия и торпедные аппараты направлены именно на него. Он покрылся холодным потом, мгновенно намокла спина, воротник стал тесен, сдавив шею. Макги нервным движением принялся развязывать форменный галстук, царапая пальцами горло. Ледяной пот тек по лицу, разъедая глаза. Уорент-офицер смахнул его ладонью. И почти сразу после этого корабли противника, которые даже не успели распознать, дали залп.

Когда наш транспорт вышел из гиперпространства с крепостями, защищающими точку перехода, было покончено. Флот оставил от них только космический мусор, медленно дрейфующий в вечной тьме. Но его было практически не видно из-за количества наших судов.

Наш флот с какой-то неумолимостью надвигался на Эрину - единственный обитаемый мир Зеленой системы. Кораблей наших союзников я не видел, и хотя другой точки перехода в эту систему не было, я почему-то был уверен, что они атакую альбионцев на другом направлении. После зловещего крейсера, расширившего точку перехода в несколько раз, я уже ничему не удивился бы, что бы демоны не сделали.

- К сожалению, - заявил фрегатенкапитан Бахорин, - нам вряд ли удастся поглядеть на сражение. Скорее всего, противник только снимает свои корабли с гравитационных якорей и строит оборонительным ордером. В то время как наш флот идет самым полным ходом. Сейчас все зависит от скорости. Кто первым подойдет к врагу на расстояние уверенного поражения цели, тот, скорее всего, победит в сражении.

- Что же тогда увидим мы? - поинтересовался полковник Башинский.

- Яркие вспышки, - ответил капитан. - Наверное, почти такие же, какие видно на поверхности.

Космический бой дело длительное. И молниеносные действия в ходе него обычно измеряются часами. Тяжелые корабли не могут развивать совсем уж безумные скорости, доступные крейсерам и фрегатам сопровождения, их удел медленно и неотвратимо надвигаться на боевые порядки противника. Но даже легкие корабли не в состоянии пересечь расстояние от точки перехода до орбиты планеты менее, чем за два-три часа. Скоростные канлодки класса "Кореец" и номерные эсминцы, конечно, опережали их, но использовать такие корабли без прикрытия более мощными было авантюрой, граничащей с самоубийством.

Однако командующий флотом адмирал Корнелиус фон Грюнвальд пошел на этот риск. Он отдал приказ эскадрам канлодок "Кореец" и дивизионам номерным эсминцев оторваться от ордера, совершить на максимальной скорости фланговый маневр и атаковать альбионский флот торпедными залпами из всех стволов.

Расчет адмирала был прост. Не успевший еще возможно даже сняться с гравитационных якорей флот Альбиона будет представлять собой идеальную мишень. Да и снявшийся флот еще не успеет предпринять толковый маневр уклонения. Начнется толчея на ограниченном пространстве - настоящее раздолье для таких хищников, как канлодки и эсминцы. А там успеют подтянуться крейсера, которые только добавят огня в этот адский котел.

Вся операция прошла, как по маслу. Не смотря на своевременное предупреждение, пришедшее из крепостей, флот не успели привести в боевую готовность. Никто просто не ожидал, что "Росс", "Бларни" и "Мэлахайд" будут уничтожены в считанные минуты, а потому ни в какие нормативы развертывания флота альбионцы уже не укладывались. И когда несколько десятков эсминцев и канлодок обрушили на них торпеды и мощные плазменные заряды.

Комендоры и торпедные офицеры штернов трудились вовсю, обеспечивая максимальный темп стрельбы. На орудийных палубах кораблей царил форменный ад. Матросы в особой форме, изготовленной из теплоемкой ткани, ворочали крупнокалиберными орудиями, заключенными в казематы. Не смотря на форму, он обливались потом, некоторые в нарушение приказа даже сбрасывали ее, оставаясь голыми по пояс. Не расставались только с асбестовыми рукавицами. Гильзы плазменных снарядов обжигали ледяным холодом, а казенники орудий была раскалены так, что коснись их металла незащищенной рукой, та мгновенно прогорит до кости.

На торпедных палубах служили люди еще более крепкой комплекции, хотя казалось, куда уж крупнее. Они ворочали громадными, подвешенными на цепях болванками торпед, загоняя их в казенники торпедных аппаратов. Офицеру тут все, как один, держали в левой руке "луковицы" карманных часов на цепочке, отмеряющие время до поражения цели. Как только секундная стрелка доходила до отметки, отмечаемой передвижным маркером, они тут же брались за эбонитовую трубку аппарата связи с акустиками, запрашивая о поражении цели. Потом давали команду заряжать торпедный аппарат и опускали взгляд на карманные часы.

Альбионцы, в первые минуты боя метавшиеся без толку, быстро собрались и ответили на удар. Но ответ у них вышел не слишком удачным. Залпы плазменных орудий были неприцельными - и большая часть сгустков плазмы пролетели мимо вовремя успевших уклониться от них кораблей Доппельштерна. А те и не думали прекращать огня.

Смертоносные сгустки плазмы врезались в альбионские корабли, оставляя в их обшивке исходящие мгновенно замерзающим воздухом пробоины. В них часто выносило трупы, которые разрывало перепадом давления, буквально выворачивая наизнанку, превращая в нечто совершенно несусветное.

Торпеды, поражающие цель, могли при удаче даже подорвать небольшой корабль, вроде эсминца или даже легкий крейсер, превратив его в груду космического мусора и братскую могилу для нескольких сотне человек. Но и более крупным судам приходилось тяжко при прямом попадании.

Второй по мощи корабль альбионского флота, защищавшего Эрину, линейный крейсер "Центурион" раскололся пополам после удачного попадания торпеды точно в центр его корпуса. Нос ее, сделанный из победита, буквально распорол обшивку линейного крейсера, и перед взрывом торпеда вошла внутрь "Центуриона" почти на треть. Корпус альбионского корабля вздулся, будто его изнутри распирали газы, и он раскололся надвое. Остаточное ускорение еще влекло обе половины его - и они столкнулись, прочные конструкции сминались, а те матросы и офицеры, что каким-то чудом пережили попадание торпеды и последовавший взрыв, гибли уже из-за этого. Во все стороны от гибнущего "Центуриона" порскнули спасательные шлюпки. Но их было очень мало.

"Железный герцог" - флагман флота, дал залп по осаждающим его эсминцам и канлодкам. Он эскадре легких кораблей не нанес всего ущерба, какой был способен, но и этого хватило вполне. Номерные эсминцы S32 и S36 были уничтожены в считанные секунды, их корпуса разворотили серии вторичных взрывов - детонировали боеприпасы и торпеды. Еще несколько кораблей дивизиона получили серьезные повреждения и были выйти из боя. Легли на курс, уводящий их прочь от баталии. Почти половина эсминцев были повреждены тоже достаточно серьезно, но капитаны приняли решение продолжать сражение. Эскадре канлодок повезло куда меньше. Две трети судов были просто сметены залпом "Железного герцога". От них не осталось даже космического мусора - людей и металл просто обратило в пар высокотемпературной плазмой. Оставшиеся суденышки отступали, исходя воздухом и оставляя за собой трупы, разорванные перепадом давления.

Второго полного залпа линейного крейсера легкие суда могли не пережить. Однако капитаны оставшихся эсминцев дали еще один торпедный залп, сокрушая сторожевики альбионцев, прикрывающие более крупные корабли. И только после этого легли на курс, уводящий от баталии. Однако "Железный герцог" дал им залп вдогонку. Он был не столь сокрушителен как первый, но он стоил флоту фон Грюнвальда еще трех эсминцев. Остальные сумели вырваться из боя.

- Выбиваемся из графика, - ни к кому конкретно не обращаясь произнес адмирал фон Грюнвальд.

Мостик флагмана флота, атакующего Зеленую систему, "Великий курфюрст" больше всего напоминал большой бальный зал в какой-нибудь дворце. С декоративными колоннами вдоль бортом, троноподобным креслом, в котором располагался сам адмирал, как всегда в лазурном мундире. В бой иначе, как при полном параде, и обязательно с наградами. Адмирал не требовал того же от своих офицеров, однако, следуя за ним, все перед боем одевались точно также. Ровный пол цвета старого мрамора, на котором запросто можно было поскользнуться неосторожному офицеру. И тот мгновенно становился объектом насмешек для остальных. Правда, непосредственно в присутствии фон Грюнвальда никто шутить не решался. Изваянием адмирала прозвали не зря, каменные черты лица его никогда на памяти офицеров не смягчались улыбкой.

Общее впечатление портил только большой тактический стол с голографической картой Зеленой системы, на который каждую минуту поступали новые сведения. Вокруг него стояли офицеры, докладывающие обо всех изменениях начальнику штаба флота, который в свою очередь отбирал самые значимые сообщения и докладывал командующему.

- Быстрее двигаться корабли нашего класса не могут, - сказал начальник штаба контр-адмирал Фабиан Франк. - Силовые установки нашего линкора и линейных крейсеров "Зейдлиц", "Мольтке" и "Гебен" работают на полную мощность. Остальные крейсера держатся того же темпа, чтобы не разрывать ордер.

- Но мы уже потеряли пятнадцать судов, - ровным тоном произнес адмирал, - и тысячи человек. Канонерки и эсминцы сделали свое дело, но легкие крейсера не успели поддержать их. План операции, разработанный вами, Франк, рушится.

- Отнюдь, - пожал плечами контр-адмирал Франк, - атака легких крейсеров должна последовать после выхода эсминцев и канлодок из баталии. Как раз между вторым и третьим залпами "Железного герцога".

- Будем надеяться, - чуть-чуть качнул головой адмирал, - что они успеют.

Бригада легких крейсеров, в состав которой входили "Кенигсберг", "Карлсруэ", "Эмден", "Нюрнберг", "Кельн" и "Дрезден" успели вовремя. Они широким фронтом атаковали альбионский флот. Целью их тяжелых торпед стал флагман противника. На "Железного герцога" обрушились десятки мощных сигарообразных снарядов. Часть расстреляли оборонительные батареи, буквально разрезав торпеды смертоносными лучами, но почти треть достигла цели. Победитовые наконечники вспороли обшивку крейсера - торпеды взорвались внутри вражеского корабли. Вслед за этим по "Железному герцогу" прошла цепочка вторичных взрывов. Детонировали боеприпасы. Несколько орудийных палуб разворотило словно кошмарным консервным ножом. Из пробоин торчали казенники плазменных орудий и торпедных аппаратов.

А новый вал торпед был уже на подходе.

"Железный герцог" успел дать залп перед тем, как на него обрушились торпеды штернов. И мощи линейного крейсера альбионцев хватило на то, чтобы серьезно повредить "Нюрнберг", "Дрезден" и "Эмден". Все три легких крейсера были вынуждены покинуть баталию. Строй крейсеров был нарушен и капитаны остальных были вынуждены маневрировать, чтобы восстановить его. В это время они вели огонь только из орудий главного калибра, стараясь поразить такие же легкие крейсера альбионцев и сторожевые корабли, что ринулись в атаку, стремясь прикрыть пострадавший флагман.

- Сколько до вступления в бой основной группировки нашего флота? - поинтересовался адмирал фон Грюнвальд.

- Семнадцать минут, - посовещавшись с офицерами, четко доложил начальник штаба.

- За это время, - тем же бесцветным тоном произнес фон Грюнвальд, - мы можем потерять все наши легкие крейсера.

- Все зависит от того, - ответил контр-адмирал Франк, - насколько успешным будет торпедный залп.

А залп оказался на редкость успешен. Возможно благодаря несправному детонатору в одной из торпед. Она попала в корму "Железного герцога", вспорола обшивку, глубоко уйдя внутрь крейсера. И если обычный детонатор взорвал бы ее, когда она вошла примерно на треть, то на этой он сработал позже обычного. Торпеда почти вся втиснулась внутрь "Железного герцога" - и только тогда взорвалась, поразив силовую установку линейного крейсера.

И та взорвалась. По всему корпусу "Железного герцога" прошла дрожь, как будто он умирал в страшных корчах. Взрыв силовой установки разворотил всю корму могучего корабля - рваные обломки металла торчали в разные стороны, как будто раскрылся некий чудовищный стальной цветок. "Железный герцог" задергался от вторичной детонации боеприпасов. Обшивку коробило, вздувало как на недавно погибшем "Центурионе", кое-где эти чудовищные абсцессы прорывались, выбрасывая в космос воздух и трупы, словно кровь и гной.

С борта его рванули спасательные шлюпки. Значит, флагман был уже мертв.

Оставались только легкие крейсера. Несколько эсминцев и канлодок, чудом переживших начало боя, когда их, еще не успевших занять место в ордере и лишенных поддержки более тяжелых судов. И сторожевые корабли.

- Передайте приказ комондору Лоренцу, - произнес фон Грюнвальд, - чтобы отводил свою бригаду крейсеров. Мы добьем эту мелочь без проблем, нечего ему подставляться. - Затем поднял левую руку и потер пальцами идеально выбритый подбородок. Это был знак того, что напряжение спало, и адмирал позволил себе немного расслабиться. - Франк, подготовьте мне списки представленных к наградам в течение двух часов по окончании битвы.

- Слушаюсь, - ответил начальник штаба.

Раз адмирал начал думать о том, что будет после битвы, значит, он уже считает ее выигранной. Никаких сюрпризов от альбионцев ожидать не приходилось. У них остались корабли такого класса, что вряд ли смогли бы серьезно повредить флагманскому линкору и прикрывающим его линейным и тяжелым крейсерам.

Потери, конечно, были велики, но они могли быть куда более существенными, успей противник выстроиться правильным оборонительным ордером на орбите Эрины.

- Передайте на транспорты, - добавил фон Грюнвальд, - чтобы готовились к десантной операции.

- Вот и все, - произнес фрегатенкапитан Бахорин, разведя руками, как будто извинялся за то, что ничего эффектного в космической битве не оказалось. - Орбитальная оборона противника подавлена, так что пришел и наш черед. - Он обернулся к своим офицерам. - Готовьте наземные орудия. - А затем уже нам: - Господа офицеры, собирайте своих людей в десантных отсеках. На месте высадки будет жарко, уж это нам альбионцы гарантируют. Будьте уверены.

Мы спешно покинули мостик. По внутренней связи корабля я связался со Штайнметцем, передав ему, чтобы готовил полк в высадке. И сам отправился в десантный отсек, выделенный нашему полку. Мои бойцы прибыли всего через несколько минут. Отсек был достаточно просторным, чтобы мы смогли выстроиться в боевой порядок. На флангах поставили легкие орудия, до поры закрепив их на палубе. При посадке трясти будет сильно - и лучше потерять десяток минут, отцепляя их, чем десяток солдат, задавленных оторвавшейся пушкой. Также поступили и малыми мортирами. Расчеты пулеметов держали их в руках. Ведь им, как раз важнее мобильность. На первых порах именно они будут прикрывать нас плотным огнем.

Я взялся за свисающую с потолка кожаную петлю, почти такую же, как в трамвае или метро, намотав ее на запястье и покрепче сжав пальцы. После выхода нашего транспорта из гиперпространства и до начала боя было некоторое время, за которое я успел сходить к себе в каюту и надеть поверх формы еще и броню. Также поступили и остальные командиры полков. Для оперативности.

Проторчать в десантном отсеке пришлось, наверное, несколько часов. Потому, судя по характерному тремору палубы и переборок, транспорт вошел в атмосферу. Теперь оставалось ждать не слишком долго. Тряска усилилась, а затем резко спала, посадка близка.

- Пятиминутная готовность, - приказал я.

Мои драгуны тут же подобрались. Пулеметчики пригнулись, готовясь первыми выскочить из транспорта и открыть огонь по возможному врагу, пока мы будем выгружаться вслед за ними. Расчеты орудий и малых мортир склонились над магнитными запорами, крепящими пушки к палубе.

А потом последовал характерный удар, от которого у многих клацнули зубы. С шипением открылась бортовая аппарель - и начала опускаться.

- К бою! - выкрикнул я команду, отпуская кожаную петлю и перехватывая обеими руками карабин.

Аппарель с глухим стуком опустилась на землю Эрины.

- Вперед! - еще громче крикнул я.

Пулеметчики ринулись, опережая даже мою команду. А вслед за ними бегом понеслись и остальные.

Мы сбежали по аппарели на землю Эрины.

Совсем иначе представлял себе Авраам Алекс Тевтон возвращение на родину. Не были ни встречающих делегаций, ни радостных детишек, которые несут ему цветы. На Сааре они высадились едва ли не как на чужой территории. Пусть их флот, ведомый бывшим "Мариенбургом", а ныне "Девой Марией Тевтонской", был без проблем допущен в систему Саара. Ведь это был родной мир Лейб-гвардии Тевтонского полка, именно из этого сурового мира происходили его рядовые бойцы. Орбитальный флот принял позывные пропавшего почти год назад гвардейского транспорта. Да и против некоторого числа кораблей здесь не возражали.

Крепости "Санкт-Инберг" и "Санкт-Вендель", сторожившие точку перехода, также без проблем пропустили флот.

Транспорт не стали оставлять на орбите, там хватит и кораблей сопровождения. "Деву Марию" посадили на предназначенной специально для него идеально ровной площадке. Конечно, и губернатор Саара, и бургомистр Саарбрюка в курсе того, кто прибыл на планету, и уже встречали пропавший полк чуть ли не под самой аппарелью.

Они, как и все чиновники и офицера саарского гарнизона, были сильно удивлены сильно поврежденной при прохождении через плотные слои атмосферы планеты раскраской транспортного корабля. "Дева Мария" преобразилась, полностью сменив цвета. Корпус был выкрашен в белый, по которому сейчас тянулись длинные подпалины. Из-за них черные кресты выглядели не столь эффектно, как хотелось бы Аврааму Тевтону. Зато готические литеры, которыми было начертано новое имя корабля, практически не пострадали. Значит, их небесная покровительница приглядывает за ними.

Зато спускающиеся по аппарели тевтоны выглядели весьма эффектно. Все они были ветеранами Пангеи - уроженцами Саара. Все были облачены в новенькие, изготовленные на Терре доспехи, поверх которых носили белые плащи с черными крестами. На плечах они несли длинные ружья с алебардными лезвиями. А комтуры были вооружены длинными мечами, кто-то на "полторы руки", другие, следуя за магистром, двуручными. Головы всех рыцарей закрывали шлемы, поверх которых были наброшены капюшоны.

Видимо, ничего подобного чиновники Саара не ожидали. Они замерли, глядя на шагающих к ним, как на параде, тевтонов. Авраам Алекс Тевтон остановился в двух шагах от делегации, эффектным движением снял шлем и обратился к губернатору планеты.

- Этот мир, - размеренным тоном произнес отрепетированную за время перелета до Саара фразу Авраам Тевтон, - отныне принадлежит Ордену Девы Марии Тевтонской.

- Что это значит? - только и сумел сказать губернатор.

Авраам Алекс ожидал как раз такого вот беспомощного вопроса.

- Саар с этого мига принадлежит Братство Орденов Терры, - сказал он, - и управлять им будем мы - Орден Девы Марии Тевтонской.

В это время корабли Братства брали на прицел эскадру, охраняющую орбиту Саара. А агенты терранцев, высадившиеся сразу после выхода флота из гиперпространства, атаковали крепости "Санкт-Инберг" и "Санкт-Вендель" изнутри, захватывая их быстро и временами беспощадно. Солдаты Тевтонского ордена носили серо-серебряную форму, отчасти напоминающую ту, в которую были одеты бойцы Доппельштерна, отличительным знаком их были две молнии на петлице.

А с небес на землю Саара падали десантные капсулы и еще несколько транспортных кораблей, выкрашенных в цвета Тевтонского ордена.

Так они возвращались домой, ведя за собой незваных гостей.

Глава 7.

Нас высадили на окраине небольшого городка, который даже не был, как следует укреплен. Враг не знал о нашем появлении, и не подготовился к десанту. Тут даже серьезного гарнизона, похоже, не имелось. Что сумели собрать за то краткое время, которое занял бой на орбите, то и выставили. Кое-где на улицах были сложены баррикады из мешков с песком, из-за которых по нам вели пулеметный огонь.

- Не стоять! - кричат сержанты. - Вперед! Вперед! Головы не задирать!

И мы бегом понеслись к ближайшим пригородам. Наши пулеметчики, пробежав какое-то расстояние, попадали на землю и попытались, если не подавить вражеские огневые точки, так хотя бы заставить их самих пригнуть головы. Нам хватило и этого, чтобы быстро добраться до импровизированных баррикад. Бегущие первыми драгуны-ветераны почти синхронно кинули гранаты - и тут же весь полк рухнул ничком. Что офицеры, что солдаты, не гнушаясь. Взрывы разворотили баррикады, пулеметные стволы уставились в небо. Мы легко перебрались через них, и, не снижая темпа, побежали к ближайшим домам.

Я выбрал себе крепкий двухэтажный дом в качестве штаба.

- Майор, - крикнул я Штайнметцу, - этот дом будет нашим штабом. - Я указал на выбранный домик. Там укрепимся до приказа.

- Есть! - ответил майор.

Двухэтажный дом, скорее всего, принадлежал какому-то зажиточному гражданину, который сдавал в нем комнаты в наем. Я расположился в самой большой его комнате, где тут же установили переносную радиостанцию. Тут же установили полковые орудия и легкие мортиры. В большом каменном лабазе неподалеку сложили боеприпасы. Роты заняли соседние дома. Окапываться пока не стали, скорее всего, не пройдет и нескольких часов, как придет приказ о наступлении.

- Господин полковник, - в мою комнату вошел драгун первой роты Филимон Хельг, которого майор Штайнметц отрекомендовал мне в свое время, как специалиста по выживанию в любых условиях, именно поэтому я взял его себе в денщики, чему тот был только рад, - тут в подвале припасов валом. Кухня одна на весь дома, похоже, готовили на ней разом все. Плита здоровенная. Вот и я сообразил тут. Мы ж все не жрамши с начала драки в космосе сидим. А бой кончился, новый нескоро, так что можно и сообразить чего. Ведь пищемет пока дождешься.

И словно от его слов у меня забурчало в желудке. Я-то не ел с тех пор, как "Померании-40" вошла в гиперпространство. Так что я махнул Филимону рукой - и расторопный денщик скрылся за дверью.

Не успел я подумать о том, что пора бы ему уже и вернуться, как Филимон хлопнул дверью, входя в мою комнату. Обеими руками он держал большой поднос, заставленный тарелками с едой. От них исходил просто восхитительный запах. Денщик поставил поднос на стол каким-то прямо-таки театральным движением. Еда была самая простая, но именно о такой, бывало, мечтаешь в траншеях или на борту космического корабля с их вечными концентратами и консервами.

Картофельные оладьи, что у меня родине называются драниками, поджаренное копченое мясо, бутерброды с маслом и сыром. И целый термос горячего чая. Еды было довольно на двоих, потому я велел садиться и Филимону.

- Послушай, - сказал я, когда утолил первый голод, - ты еще и готовить отлично умеешь. Я и не знал.

- Не умею, - покачал головой тот. - Тут в подвале схоронились пяток человек. Явно здешние обыватели. Вот я самого толстого и тряхнул. Они по-своему что-то лопочут, не понять, но я как прикинул, поваров здесь не держат, значит, каждый сам себе готовит. А толстяк - по-всякому любитель поесть. Вот и объяснил ему доходчиво, чего требуется. Он понятливый оказался, быстренько все сготовил.

- Да уж, - рассмеялся я. - Ума не приложу, как обходился без тебя раньше.

Мы успели только ополовинить термос, когда в комнату вошел наш связист. Он взял под козырек и доложил:

- Ваше высокоблагородие, получен приказ из штаба дивизии. Закрепиться в Туаме, так называет этот город, и отразить возможную атаку противника. С самом скором времени нам обещали подкрепление в виде двух артиллерийских полков и одного саперного.

Начиналась обыкновенная для планетарной операции позиционная война. Тактика войны не изменилась за прошедшие века ничуть. Сначала выбить вражеский флот с орбиты, затем спуститься на поверхность, закрепиться там, вкопаться в землю поглубже и истощать врага, заставляя его атаковать наши позиции. Затем переходить в наступление, продавливая вражескую линии обороны и беря парочку городов. Снова закрепиться на новых позициях - и ждать атаки. А в это время через точку перехода протаскивается как можно больше наших кораблей, чтобы отразить неизбежное нападение противника и попытку деблокировать планету.

Не смотря на все наши тяжелые танки, вроде "Бобра", предназначенные для прорыва самых тяжелых укрепрайонов альбионцев класса "Плотина", могучие артиллерийские установки "Единорог", что могли разнести такой городишко, как этот Туам по камушку, воевать продолжали по-старому. Например, любая атакующая армия оп понятным причинам не могла вести с собой достаточно много самолетов, и потому, чтобы не быть уничтоженным авиацией обороняющихся, сосредотачивались на средствах защиты. Я был уверен, что один артполк, прибывающего к нам подкрепления, будет зенитным. Натыкают легкие орудия и счетверенные пулеметы по всем траншеям, а во время налетов альбионских бомбардировщиков все небо будут чертить огненные следы трассирующих очередей и пятнать черные кляксы от взрывов зенитных снарядов. Подобная тактика тормозила и развитие авиации, как истребительной, так и бомбардировочной, потому что средства защиты разработать куда проще и быстрее можно, чем новые самолеты.

Так и воевали, пережидая ураганные артобстрелы в траншеях, отражая вражеские атаки и кидаясь в свои, зачастую почти самоубийственные. Через минные поля, проволочные заграждения и кинжальный пулеметный огонь.

Спустя несколько часов рядом с "Померанией-40" опустился еще один транспорт с нашим подкреплением. Этот космолет был другого класса "Вестфалия", предназначенных, в основном, для перевозки танков, самоходных орудий и артиллерии или же саперных полков, в которых техники бывало больше чем людей. Ведь они возили с собой километры колючей проволоки, сотни мин и разные машины, что копали для нас траншеи, оборудовали брустверы с банкетами, барбеты для орудий, собирали из готовых конструкций, тоже привезенных с собой, блиндажи и бункеры, что могут выдержать почти любой артобстрел. И все в этом роде. С нашей помощью саперы в считанные дни превратят окрестности Туама в хорошо укрепленную позицию, на которой мы сможем отразить атаку в несколько раз превосходящих нас сил противника.

Штаб нашей сводной бригады, командовать которой было приказано мне, устроили в доме побольше, чем тот, где квартировал я с офицерами своего полка. Главным достоинством его был здоровенный зал, в который затащили соответствующих размеров стол, где расстелили карты местности. На них командир саперного полка майор Лев Наточнев чертил будущие укрепления, а мы прикидывали, где какому полку всего будет встать. То и дело инициативу у него перехватывали командиры артполков. Они склонялись над картой и дорисовывали позиции для своих батарей. Не было только командира зенитчиков. Его солдаты занимались расстановкой орудий по всему городу.

- С левого фланга к нам уже тянут свои траншеи мои соотечественники, - сказал майор Наточнев, - из Двадцать шестого Саарского. Там почти не встретили сопротивления, и уже успели развернуться во всю ширь. А вот правый фланг, судя по всему, подтянут нескоро. Как бы не пришлось туда подкрепление слать. Они атаковали город Килкенни, где квартировал один из полков Зеленых львов и два батальона королевской артиллерии. Нашим гренадерам и драгунам, что штурмуют сейчас Килкенни, приходится весьма туго. Отступать Зеленые львы не собираются, даже перед превосходящими силами.

- Если альбионцы соберутся и ударят в прореху линии фронта, - потер подбородок я, - нашим войскам может грозить окружение. Очень не хотелось бы, чтобы это произошло. Однако пока надо предусмотреть и этот вариант развития событий. Пока к нам не подтянут траншеи с правого фланга, надо предпринять все меры для возможной обороны в окружении.

- Предлагаете скруглить линию траншей? - задумчиво произнес майор Наточнев. - Но ведь это будет означать перемещение артиллерийских позиций, дело сложное и трудоемкое. Тем более, что по данным аэрокосмической разведки примерно в пяти километрах от нас проходит железнодорожная ветка. Противник может легко перебросить по ней не только живую силу и боеприпасы, но и тяжелые орудия. Если мы перенесем часть наших пушек и гаубиц прикрывать фланг, альбионцы вполне могут подавить нашу артиллерию.

- С той же вероятностью они могут перебросить войска и ударить по нам с неприкрытого правого фланга, - поддержал меня Башинский, - и тогда без артиллерии нам крышка.

- Вариантов много, - пожал плечами я, - и мне выбирать. Ответственность за это решение будет на мне. Мы временно скруглим фронт с правого фланга для отражения возможной атаки. Доведем до транспортов, которые не смогут поддержать нас своей артиллерией. Укрепления надо построить в кратчайшие сроки. Поэтому половину солдат наших полков, за исключением артиллерийских, конечно, я выделяю в помощь вам, майор Наточнев. Кроме того, всех работоспособных нонкомбатантов, захваченных нами в этом городе, обоего пола подключите к строительным работам. Выделите им на время работы солдатский паек.

- А что делать с ними потом? - поинтересовался мрачный штабс-капитан в егерской форме. Он представлял здесь командование 33-го Баварского полка, занимавшегося зачисткой у нас в тылу. Они занимались борьбой с партизанами, которых было хоть и немного, но все же досадить они нам могли достаточно сильно. Всех военнопленных и интернированных из мест боевых действий подданных Альбиона собирали в спешно организуемых временных лагерях. - Лагеря для интернированных уже и без того трещат по швам. Они переполнены.

Эрина была достаточно густонаселенной планетой, и я отдавал себе отчет, что в тылу у нас осталось много невооруженных людей, которые, естественно, вовсе обрадовались нашему вторжению. Тылы наши упирались в морское побережье, и сейчас несколько гренадерских полков штурмовали портовые города, чтобы прикрыть их от эскадр военно-морского флота альбионцев. Одновременно на воду спускались броненосные батареи класса "Не тронь меня", которые встретят врага огнем тяжелых калибров. Но им нужны снаряды, их нужно ремонтировать, а это возможно как раз в портовых городах. Но между побережьем и передней линией фронта простирались достаточно обширные пространства, которые еще весьма слабо контролировались нами. Егеря не успевали всюду, вылавливая партизан и просто сбежавших из городов и деревень, а полицейские части не справлялись с таким количеством интернированных.

- Оставлять их в городе точно нельзя, - развел я руками. - Тут же через считанные дни начнется форменный ад. Снаряды не выбирают, кому на голову падать. В траншеи их пустить мы не можем, а город, боюсь, бомбы и снаряды очень скоро просто сровняют с землей. На передовой гражданским не место.

- А в лагерях, конечно, самое место, - мрачно усмехнулся полковник Эберхарт. - Я слишком часто слышу, что мы загоняем людей в лагеря, чтобы спасти от войны.

- Что вы предлагаете, господин полковник? - обернулся к нему я. - Мне и так пришлось повесить пятерых солдат за насилие над местными женщинами. Провести серьезные беседы с офицерами, которые тоже оказались теми еще ходоками и к отказам не привыкли. И это только начало. Недовольство среди народа будет зреть, и даже те, кто не желал нам зла, станут точить ножи и доставать припрятанное оружие. Мне не нужно выстрелов в спину, отравленной еды и всего в том же духе. Я должен быть уверен за свой тыл, раз уж один фланг у нас и без того под угрозой.

- Если мы заберем самых крепких на работы, - заявил майор Наточнев, - недовольство только вырастет. Они будут рыть траншеи для врагов...

- А вот этот вопрос меня интересует в последнюю очередь, - достаточно невежливо перебил его я. - Укрепления должны быть возведены в кратчайшие сроки и в этом разрезе меня не интересует недовольство местного населения. Гоняйте их получше, майор, и усталые они не найдут в себе сил бунтовать.

- Какой-то бесчеловечный подход, - задумчиво протянул полковник Башинский.

- Возможно, - отмахнулся я, - но я делаю все, чтобы сберечь как можно больше вверенных мне кайзером солдат. И если для этого надо будет, чтобы население вражеской планеты сгнило в лагерях или выбивалось из сил, возводя для моих - и ваших тоже, прошу не забывать, - солдат укрепления, значит, так тому и быть.

На этом совещание штаба дивизии было закончено. Все разошлись по своим полкам. И уже спустя несколько часов инженерные работы пошли вовсю. Рыли километры траншей, благо земля тут была достаточно мягкой. Вбивали столбики, на которые наматывали колючую проволоку. Ревели моторы грузовиков, подвозящих бетонные конструкции, из которых складывали бункеры и блиндажи. Насыпали брустверы, организуя на них стрелковые ступени и барбеты, где артиллеристы устанавливали свои орудия.

Местные, которых мобилизовали на работы, прямого саботажа, конечно, не устраивали, однако работали из рук вон плохо. Они часами распутывали проволоку для заграждений, неглубоко вбивали столбики с ней, так что те валились после малейшего дуновения ветра. Копали тоже весьма лениво, едва ворочая лопатами. Надзирающие унтера орали на них, срывая глотки, но относительно рукоприкладства все были предупреждены, и могли только кричать, да строить жуткие рожи, замахиваясь дубинками. Работали местные отдельно от солдат, и за ними приходилось все переделывать, поэтому я принял решение вызвать из тыла полицейские части и интернировать их всех, к чертовой матери, в тыл.

Вот только ответ тыловиков мне совсем не понравился. Вместо запрошенного взвода полицейских, мне прислали короткую телеграмму: "Немыслимо". Все выходило несколько сложнее, чем казалось мне сначала. Придется самому разбираться с полицейским командованием.

Для начала вызвал к себе вахмистра Быковского, которого планировал отправить во главе отряда, конвоирующего интернированных гражданских лиц. Он явился, как обычно, точно в назначенное время. За прошедшее время я успел подзабыть, как много места вахмистр занимает. Как только Быковский вошел в мою комнату, тут же стало тесно.

- Ваше высокоблагородие! - отдал честь вахмистр.

- Бери взвод драгун, - велел ему я, - и собери всех гражданских в городе. В выкуривании их из подвалов и с чердаков тебе помогут баварские егеря, с полковником Урслером я уже договорился. Он обещал помочь людьми и при конвоировании гражданских до лагеря.

- Разрешите вопрос, ваше высокоблагородие? - выражение лица Быковского не ничуть изменилось.

- Задавайте, вахмистр, - кивнул я, уже догадываясь, что он спросит.

- Силами двух взводов нам придется конвоировать несколько тысяч человек, - произнес Быковский, - нам их пешком вести или машины дадите?

- Транспортные средства уже собирают по всему городу, - ответил я. - Альбионцы побросали достаточно машин. Соберется людей в грузовики, за руль можно и местных посадить, а в кабину к каждому по солдату. Дополнительно я договорился с бронеавтомобилистами из эскадрона прикрытия "Померании-40". Ротмистр Максюта обещал пару бронемашин для сопровождения колонны до лагеря и обратно.

- Тогда еще один вопрос можно? - поинтересовался Быковский, и, дождавшись моего кивка, произнес: - Что делать, если полицейские откажутся принимать интернированных?

- А вот для этого, Быковский, - усмехнулся я, - я тебя и отправляю. Делай, что хочешь, но пока не пристроишь интернированных, можешь не возвращаться.

- Слушаюсь, ваше высокоблагородие, - взял под козырек Быковский.

Я жестом отпустил его.

Выполнить поставленную полковником Нефедоровым задачу оказалось достаточно сложно. Это заняло намного больше времени и стоило во много раз больше сил, чем казалось командиру сводной бригады. Для начала пришлось прямо на главной площади города оборудовать своего рода загон, названный сборным пунктом, куда собирали всех гражданских, которых надо было вывезти из города. Шли туда люди, конечно же, неохотно, понимая, что все закончится для них лагерем для интернированных, а о них давно уже ходили самые жуткие слухи, и далеко не все они были совсем уж не соответствующими истине. Потому полковнику Урслеру пришлось выделить роты своих егерей для прочесывания Туама. Кормить согнанных в сборный пункт приходилось из рациона, перегруженного с бортов транспортных кораблей. Пусть еды там было и с большим запасом, но расходовать его стоило все же более аккуратно. А тут по сообщениям службы снабжения - припасов ушло втрое больше, чем должно было за этот период времени.

Егерям Урслера пришлось трижды прочесать город, прежде чем командир роты, особенно угрюмый даже для уроженца Саара штабс-капитан, доложил, что можно уверенно сказать - никого из гражданских в городе не осталось.

Грузовые автомобили собрать оказалось намного проще. Их по городу осталось вполне достаточно, правда, большая часть были брошены, и их пришлось ремонтировать. С этим в несколько дней управились техники из бронеавтомобильного эскадрона. Ротмистр Максюта выделил даже парочку из них для сопровождения колонны. Поломки в пути были неизбежны, а доверять ремонт машин кому-то из местных, да еще тех, кого конвоировали в лагерь, никто не собирался. Слишком уж опасно. Особенно если что-то приключится с одним из бронеавтомобилей.

Ранним утром, спустя почти неделю после того, как полковник Нефедоров отдал приказ об интернировании всех гражданских лиц из зоны боевых действий, длинная колонна грузовиков выехала из города и направилась в тыл. Правда, Туам уже мало походил на тот небольшой пастельный городок, будто сошедший с жанровой картины. Пригороды его были перерыты траншеями, топорщащимися колючей проволокой, вместо домиков стояли бункеры и блиндажи, над которыми торчали длинные и тонкие стволы зенитных орудий и пулеметов. Несколько кварталов были снесены полностью - там оборудовали артиллерийские позиции.

Первым ехал средний бронеавтомобиль "Путиловец". За ним катили несколько десятков грузовиков, набитых людьми. Замыкал колонну такой же "Путиловец". Бронеавто имели пару башен, вооруженных пулеметами, а экипаж составляли четыре человека. Для обороны колонны от партизан, вряд ли имеющих какое-либо оружие, кроме ручного, они были просто идеальны.

Взвод драгун передвигался на легких пикапах, переделанных из обычных гражданских авто, на которых были установлены на треногах пулеметы. В каждом сидели трое драгун, сменяющих друг друга за рулем и за пулеметом. В конвойный взвод были собраны все бойцы из обоих драгунских полков, что умели хоть как-то водить автомобиль.

Егеря же предпочитали идти пешком. По одному из них дежурили в кабинах грузовиков, ведомых местными, остальные же предпочитали отправляться в дальнюю разведку, прочесывая окрестности. Егерским взводом командовал также унтер-офицер, обер-офицеров полковник Нефедоров оставил в городе. Звали старшего унтера Георгий Недоплясов, и он ни разу не сел в кабину грузовика.

Именно егеря первыми и подняли тревогу. Пропала пара солдат, отправленных в разведку на левый фланг. Патрули никогда не выходили за радиус радиосвязи и через каждые четверть часа подавали условный сигнал. И ближе к полудню третьего дня, когда колонна достаточно углубилась в тылы, слабо контролируемые армией Доппельштерна, патрульная пара трижды пропустила сеанс связи. Этого вполне хватило вахмистру Быковскому, чтобы объявить тревогу. Хотя это и не было особенно нужно - драгуны и егеря все время были настороже.

Теперь же стволы пулеметов уставились в стороны, драгуны, стоящие за ними, внимательно, до рези в глазах, вглядывались в окружающую их холмистую местность. Егеря в кабинах грузовиков уложили стволы винтовок на дверцы автомобилей. Конечно, стрелять из лучевиков в движущемся автомобиле было глупо - все равно ни в кого не попадешь, но это была, скорее, мера психологического воздействия на водителей. Вид изготовленного к стрельбе оружия приводит в чувство людей и заставляет трижды подумать, прежде чем делать какую-то глупость.

- Веди два семь, - в который уже раз попытался вызвать патруль старший унтер Недоплясов. - Ведь семь два, отвечать. Веди семь два, вызывая Аз шесть один.

В ответ на всех частотах он слышал только шум статики. Патруль с позывными Веди-72 не отзывался.

Сейчас он ехал вместе с вахмистром Быковским в одной машине. Вахмистр был вынужден отказаться от любимого ручного пулемета - с ним не развернешься в машине, да и не поместится он туда. А с лучевым карабином он чувствовал себя так, будто игрушку в руках держал. Отвык он уже от подобного оружия. Егерский унтер раздраженно щелкнул тумблером связи и бросил наушники на панель.

- Твою ж... - прошипел он сквозь зубы. - Похоже, нарвались-таки на партизан.

- Плохо, - только и сказал ведущий пикап Быковский. - Бой еще не начался, а мы уже потеряли двоих.

Они не проехали и пары километров, как застрочил первый пулемет с правого фланга. Почти тут же к нему присоединились еще два. Они поливали длинными очередями выбегающих из-за деревьев, густо высаженных вдоль трассы, людей в гражданской одежде и в основном с дробовиками в руках. В считанные секунды тех выкосили едва ли не всех, заставив залечь за насыпью.

- Не расслабляться! - тут же выкрикнул в микрофон общей связи старший унтер Недоплясов. - Это отвлекающий маневр!

- Почему ты так думаешь? - поинтересовался у него Быковский.

- Эти олухи не могли прикончить моих парней, - отрезал тот, - да еще и так, чтобы те сигнала подать не успели.

- Прибавить скорости! - скомандовал вахмистр.

И только это спасло колонну. Засаду на них организовали весьма грамотно. Тут явно не обошлось без стрелков, знаменитых "зеленых курток", которые были примерным аналогом егерей Доппельштерна. Не прибавь автомобили скорости, двигайся в нормальном темпе, расслабься после неудачного нападения врага, - и головной "Путиловец" получил бы заряд из гранатомета в борт или хуже того в колеса. А так враг не сумел как следует прицелиться в быстро движущийся бронеавтомобиль - граната взорвалась между "Путиловцем" и первым грузовиком. Больше всего пострадало дорожное покрытие.

Водитель первого грузовика ударил по тормозам. Егерь, сидящий рядом с ним, дернулся, едва не приложившись головой о лобовое стекло. Водитель попытался выпрыгнуть, но егерь успел перехватить его. Остро отточенное лезвие егерского ножа замерло у самого горла альбионца, едва-едва царапая кожу.

- Даже и не думай, - зловеще прошипел егерь.

Одна из башен передового бронеавтомобиля развернулась в сторону лесополосы, и пулемет дал длинную очередь примерно туда, откуда вылетела граната. Пули прочесали кусты и ряд деревьев, срезая листья и ветки.

- Следить за флангами! - выпалил Недоплясов, игнорируя даже главенство вахмистра Быковского.

Тот не обиделся, и осаживать егеря не стал. Тем более, что приказ старшего унтера прозвучал как раз вовремя. В этот раз солдаты противника не стали глупо выскакивать из укрывающих их кустов - открыли огонь прямо из них. Смертоносные лучи прорезали воздух, сходу сбив нескольких драгун с пикапов. Те развернули пулеметы - и принялись палить практически вслепую. Их поддержал головной бронеавтомобиль, развернувший вторую башенку в противоположную сторону. Лучи альбионцев демаскировали их позиции, так что достаточно скоро срезанные пулями листья окрасились кровью. На землю повалились первые трупы повстанцев.

- Тут главный вопрос, - протянул егерский унтер, - удалось ли прикончить гранатометчика. Мы ведь сейчас идеальная мишень для врага.

- Ты лучше скажи, - буркнул недовольный тем, что не может принять участия в схватке Быковский, - где твои патрули?

- На месте, - коротко бросил тот, с трудом пристраивая свою длинную винтовку на открытое окно, и, невероятно изогнувшись всем телом, приник глазом к прицелу. - Сейчас перегруппируются - и ударят в тыл этим бандитам.

Недоплясов нажал на спусковой крючок. Смертоносный луч ушел куда-то в кусты, но Быковский был уверен, что свою цель он нашел. Через несколько секунд Недоплясов снова прицелился - и выстрелил. Потом был еще выстрел. За ним следующий. И еще один. И еще. И еще. Наконец, Недоплясов разогнулся, хрустнув спиной.

- Все, - произнес он. - Ударили в тыл мои ребята.

Как он пришел к такому выводу, Быковский не понял. Наверное, без оптического прицела этого было не разглядеть.

Однако стрельба из кустов начала стихать. Причем как-то очень резко. Не смотря на длинные очереди, которыми поливали зеленые насаждения с бронеавтомобиля и драгунских пикапов, партизаны продолжали обстреливать колонну. Некоторые даже пытались подползти достаточно близко, чтобы кинуть гранату, но таких быстро срезали - и трупы солдат в зеленых мундирах или гражданских, похожих на фермеров в клетчатых рубашках и мешковатых штанах, скатывались по насыпи обратно в почти выкошенные очередями кусты.

Стрельба из лесополос прекратилась в считанные минуты, сменившись какой-то возней. Скорее всего, это была рукопашная схватка.

- Прекратить огонь, - скомандовал по общей сети Быковский, и добавил, уже отключив связь: - А то еще своих перестреляем.

Возня продлилась недолго. Егерям хватило пяти минут, чтобы покончить с засевшими в лесополосе партизанами. Из кустов вышел один из них в залитой вражеской кровью форме. На плече его висела длинная винтовка, а в ножнах на поясе покоился внушительный траншейный тесак. Он быстрым шагом подошел к машине, в которой сидели Быковский с Недоплясовым.

- С бандитами покончено, - козырнул тот.

- За режим радиомолчания хвалю, - только и кивнул старший унтер. - Всем патрулям в машины - и отдыхать. Сменщики - в поле, - обратился он уже к своим людям по общей радиосети.

- Грамотная засада, - сказал вахмистр Быковский, - не хватает только пару фугасов на дороге. Сумей они остановить колонну, нам была бы крышка.

- Ты дорожное покрытие видел? - усмехнулся Недоплясов. - Закладку фугаса можно было б без бинокля разглядеть за сотню метров. Конечно, если у них дорожной техники нет, для того, чтобы место закладки закрыть заплаткой.

Через некоторое время егерскому унтеру доложили о том, кто атаковал их колонну. Оказалось, что по большей части это были местные крестьяне, вроде тех, что полезли на них в первый раз. И только пяте человек носили зеленую форму альбионских стрелков со споротыми полковыми эмблемами.

- Они и организовали нападение, - резюмировал Недоплясов, - а местных набрали как пушечное мясо. Хорошо, что местность ровная и крепких деревьев вокруг не растет. Старый добрый трюк с бревном посреди дороги работает до сих пор. Не помню уже, сколько раз мы сами его применяли, устраивая засады на врагов.

- Тут только вереск растет, на наше счастье, - усмехнулся Быковский, - и деревца все тонкие. Их надо полгода вязать, чтобы перегородить нормально дорогу.

Оба весело и облегченно рассмеялись, не смотря на то, что шутка была не особенно мудреной.

К вечеру колонна прибыла в ближайший лагерь для интернированных. Выглядел тот именно так, как должен был. Длинные бараки, собранные из готовых конструкций, огороженные забором из колючей проволоки с вышками по углам. На вышках - пулеметы и прожектора, направленные внутрь. Отдельно стоило дома поменьше, там обитали охраняющие лагерь полицейские и администрация. Отличить тот, где она располагалась, можно было по флагу с двуглавым орлом над крышей.

- Оставайтесь здесь, - распорядился Быковский, выходя из машины. - Я вернусь минут через десять.

- Думаешь, хватит столько, - криво усмехнулся Недоплясов, - чтобы справиться со здешним начальством?

- Я больше времени, - с каменным выражением лица ответил вахмистр, - на разговоры не трачу.

Он вошел в дом под флагом с двуглавым орлом. Внутри за большим столом сидел офицер в серой форме полицейских частей. Фуражка лежала рядом с ним. Сам офицер, в чине поручика, что-то старательно записывал, даже язык высунул от усердия.

- Вашбродь, - взял под козырек Быковский, - разрешите доложить?

- Что у вас? - поднял голову поручик. Лицо его было, не смотря на молодой возраст, осунувшимся, под глазами залегли темные мешки.

- Привез интернированных из Туама, - произнес Быковский.

- Сколько? - тяжко вздохнул полицейский поручик.

- Двести пятьдесят пять человек, - четко доложил вахмистр.

- И куда мне, по-вашему, их девать? - еще тяжелее вздохнул начальник лагеря. - Лагерь переполнен. Мне скоро нечем будет кормить тех, кого уже содержат в лагере, а вы везете новых и новых. Места в бараках уже кончается! - Он хлопнул ладонью по столу, сломав ручку.

- Мне приказано доставить людей сюда, - ответил Быковский. - И мне все равно, куда вы их потом денете. Я сейчас возвращаюсь к машинам и распускаю всех, кого привез. Что с ними делать после этого - ваше дело.

- Ладно, ладно, - усталым голосом протянул поручик. - Кюхлер! - крикнул он, обернувшись через плечо. - Бери десяток солдат и принимай у вахмистра его интернированных.

Из-за тонкой двери вышел дородный фельдфебель с перетянутым ремнем брюхом, свисающим поверх него.

- Ты привез доходяг, что ли? - глянул он на Быковского, как будто бы даже проигнорировав поручика. - Ну, идем, примем твой груз.

На улице фельдфебель кликнул своих солдат, околачивавшихся к забора с винтовками на плечах - и все вместе они направились к колонне грузовиков. Полицейские приняли у Быковского интернированных, вывели их из грузовиков, выстроили и ровными рядами увели за колючую проволоку.

- Грузовики себе оставьте! - крикнул в спину удаляющемуся фельдфебелю Быковский.

Обернувшись к Недоплясову, вахмистр распорядился готовить колонну в обратный путь.

- Посадим твоих егерей в пикапы, - сказал он, - придется потесниться, ну да ничего. И рванем на полном ходу обратно в Туам. Батареи тут зарядим по полной, так что на дорогу хватит.

- Опасно, - покачал головой старший унтер, - но верно. Ночью засады делать не станут. Скорее, уж с самого утра, когда мы по их расчетам поехать должны бы.

- Поддерживаю, - раздавил окурок о каблук сапога вахмистр-бронеавтомобилист, командующий парой боевых машин. Он красовался длинным черным кожаным плащом бронеавтомобильных войск и печатками с высокими крагами. На фуражке носил очки, тоже "для форсу", потому что в закрытом бронированном авто надобности в них не было никакой. - Будем чаще сменяться за рулем, зато вряд ли бандиты успеют организовать новое нападение, да еще и в ночной темноте.

- Вот и отлично, - кивнул Быковский. - Часа на зарядку батарей хватит? Значит, через час пятнадцать отправляемся обратно.

***

Самое неприятное на войне это тишина. Она обрушивается на подготовленные позиции сразу после того, как заканчиваются все работы по их укреплению. И остается только ждать. Нашего или вражеского обстрела. Гула винтов бомбардировщиков. Могучего рева танковых двигателей. Но дни сменяли друг друга, а ничего подобного не было. Часто до нас доносились раскаты канонады, шли бои на нашем правом фланге, который за прошедшие недели так и не успели дотянуть до нас.

Килкенни все никак не удавалось взять. Большой город был практически превращен в руины постоянными артобстрелами, но зеленые львы вцепились в них зубами и отступать не желали. К тому же на их левом фланге, по железной дороге курсировал бронепоезд, обстреливающий наши позиции. Перерезать рельсы никак не удавалось. Кроме бронепоезда по ветке носились, как сумасшедшие десяток боевых мотодрезин, не подпускающих к путям диверсантов. Расстреливать тяжелой артиллерией пока не решались. Ветка вполне могла пригодиться в ближайшем будущем - и если разрушить ее на достаточно большом расстоянии, то на восстановление путей, насыпи, мостов через небольшие речки уйдет слишком много времени. К тому же, ущерба от обстрелов бронепоезда было не слишком много.

Но в то же время на нашем направлении все было тихо. Альбионцы как будто забыли о том, что здесь есть враг. Солдаты маялись в траншеях. Унтера пытались нагружать их, чтобы не скучали, но делать было особо нечего. Устраивать строевые упражнения непосредственно на передовой, было бы глупо, как и стрельбы и прочие боевые занятия. Потому увеличились наряды на кухню, охрану продскладов, расположенных в Туаме, саперы просто не знали, как бы еще укрепить наши позиции имеющимися средствами. А враг все не спешил появляться.

О том, что грядут какие-то изменения, мы поняли, когда к нам перебросили сразу два полка тяжелой артиллерии. Таким образом, на нашем участке фронта концентрация стволов достигла полсотни на километр, как сообщил мне командующий одним из полков, ветеран Пангеи, с которым мы стали приятельствовать на этой почве.

- Тут два варианта развития событий есть, - сказал он. - Либо выступ устраивать будут на вашей позиции, чтобы углубиться в альбионские позиции. Грех было б не воспользоваться такой возможностью, раз враг как будто забыл о нас. Либо все же сшивать фланги. Ударим по Килкенни и засевшим там львам.

- Значит, - кивнул я, - начнется настоящая драгунская работа. Прорыв вражеской обороны. Вы уж не подкачайте с огнем, боги войны, - усмехнулся я, - а то туго моим драгунам придется.

- Уж как-нибудь, - показно обиделся артиллерист, - не подгадим, будьте уверены. Кстати, ты уже слыхал байку, что тут бродит? О настоящей цели нашей атаки именно на Эрину.

- Было что-то, - сделал я неопределенный жест левой рукой, - но я как-то не вслушивался.

- Оказывается на заводах Корка, - сделав заговорщицкое лицо, сообщил мне артиллерист, - производят мобильные крепости. На антигравитационных двигателях. Именно поэтому мы штурмуем этот мир. Заводские комплексы Корка видны с орбиты. Сотни квадратных километров промышленных предприятий и облака дыма, такого густого, что кажется, будто над ним постоянно стоит грозовой фронт. Именно из-за них и затеяли все это вторжение. Представляешь, как это будет прорыв для нас. Завладеть технологией антигравитации, которая до того имелась только у киберов.

- Вот именно, - недоверчиво усмехнулся я, - и ничего подобного про Альбион я лично никогда не слыхал.

- Так ведь проект этот до последнего времени был глубоко засекречен, - заявил артиллерист, - но наша разведка поработала над ним.

- Причем так хорошо, - решил немного поддразнить его я, - что теперь об этом знает вся планета. И мы, хоть и прибыли сюда не более месяца назад.

- Да не хочешь - не верь, - отмахнулся артиллерист, похоже, обидевшись всерьез, или почти всерьез. - Это, как я уже говорил, всего лишь слухи, источника их я не знаю. Но ходят они все-таки весьма упорно, так что... - Он развел руками.

Прошло всего несколько дней, с тех пор, как наши позиции укрепили артиллерией, и к нам пожаловали новые союзники. В отличие от мифических летающих крепостей наших противников, о них не было известно ничего до последнего момента. Собственно, до прибытия демонов никто не догадывался о том, что они высадили на планете. Равно как и об их флоте, который, вполне возможно, сейчас висел на орбите рядом с нашим.

Вопреки всем канонам демоны появились в нашем тылу вовсе не ненастной дождливой ночью. И даже не в своих странных агрегатах. Их предводитель приехал на нашем открытом автомобиле, причем за рулем сидел крайне недовольный поручик. А вот выглядел демон весьма впечатляюще. Почти трех метров ростом, все тело его отливало металлом и было покрыто шипами, лезвиями и пучками колючей проволоки. Казалось, он весь состоит из острых граней. Этим демон напомнил мне, как не странно, очертания космического корабля, что существенно расширил для нашего флота точку перехода. Одежды на его стальном тебе не было никакой.

Как только его машина, возглавлявшая длинную колонну грузовиков, остановилась в тылу наших позиций, он удивительно ловким движением, какого нельзя было ожидать от его громадного тела, выпрыгнул из нее, даже не потрудившись открыть дверь. Оглядев всех офицеров, глядящих на него с немым удивлением, он остановил взгляд на мне, безошибочно, как мне тогда показалось, определив старшего. Но слова демона немало удивил меня.

- Меня не обманули, - проскрежетал он. - Ты был на Пангее. Своими руками убивал демонов. - Глаза его, больше похожие на пару багровых светолюминесцентных ламп, полыхнули огнем.

Я машинально нащупал пальцами рукоятку пистолета.

- Ты будешь правильным союзником для меня, - добавил демон. - Сильные воины должны сражаться вместе.

Мне нечего было на это сказать. Как и моим офицерам. Ведь заранее никто не предупредил нас, кем будут союзники, вместе с которыми нам придется воевать. И только я подозревал что-то неладное, но делиться своим знанием с товарищами не спешил. А вот теперь самые мрачные мои предположения полностью оправдались.

Из грузовиков выбирались демоны тяжелой пехоты. Вместо черной брони, к который все мы успели привыкнуть на Пангее, они носили доспехи, отливающие сталью, как тело их командира, на оплечьях и шлемах их красовались десятки коротких шипов. А вот вооружение было вполне обычным - штурмовые винтовки, а на поясах - длинные зазубренные штыки к ним. Если с таких ловили солдата или офицера любой из армий - ничего хорошего ему не светило, но демонам, похоже, было на это наплевать. Сдаваться в плен они явно не собирались.

- Когда ваши люди будут готовы к атаке? - проскрежетал демон.

- Через два часа, - нашел-таки в себе силы ответить я. - За это время надо продумать план атаки. И, собственно, определить ее направление. - Я глянул ему в глаза - и добавил: - Кстати, с кем имею честь?

- Лорд Саргатанас, - изобразил тот некое подобие поклона. - Готов обсудить с вами планы нашей атаки.

Двигался демон достаточно тихо, не издавая скрипа своими многочисленными металлическими сочленениями.

- Совет лучше провести под открытым небом, - добавил он. - Я вряд ли помещусь даже в самый просторный из ваших блиндажей.

Тут с ним было не поспорить. Даже форты на линии Студенецкого или в крепости Синей ленты были не выше двух метров высотой. Более просторными их делать не было особого смысла. Что уж говорить о здешних укреплениях, построенных из стандартных конструкций. Поэтому стол с картами местности вытащили из штабного блиндажа и командиры полков, за исключением полковника Урслера, пропадающего со своими егерями в нашем тылу, расселись вокруг него. Конечно же, все взгляды были прикованы к Саргатанасу, на расстеленные на столешнице карты никто почти не обращал внимания.

- Целью нашего удара объединенное командование выбрало все еще сопротивляющийся Килкенни, - объявил демон, и в скрежещущем голосе его послышались кровожадные нотки. - Пока враг не ударил в стык ваших позиций, решено смять сопротивление Зеленых львов. К тому же, по данным разведки к ним должно подойти подкрепление.

И снова мне показалось, что этот демон какой-то слишком человечный. Он рассуждал как обычный обер-офицер примерно моего чина. Майор или полковник. И только трехметровый рост, отливающее металлом тело и скрежещущий голос не давали принять его за одного из нас. Неужели, демоны и мы настолько похожи, и отличия исключительно внешние. Или же нам раз за разом подсовывают именно таких - похожих на нас.

- А отчего вы отрицаете сам факт того, - заметил Саргатанас, - что наши отличия чисто внешние.

Я вскинулся, глянув на демона. Понять по шипастой стальной маске, заменяющей ему лицо, какие эмоции испытывает Саргатанас, не представлялось возможным. Угадал ли он мои мысли или же каким-то таинственным образом сумел прочесть их?

- Простите, полковник, - проскрежетал Саргатанас, - но вы слишком громко думаете. К тому же, читать по вашим лицам достаточно просто. Да и тот факт, что мы с вами не слишком уж и различаемся, опять же, за исключением внешности. Но над этим поработала суровая природа нашего родного мира. Что же до меня, то я достаточно прожил, чтобы менять свое тело по прихоти. Вот к такому результату эти самые прихоти и привели.

Саргатанас издал непонятное продолжительное скрипение, которое, как я понял, было смехом. У меня от этого звука возникло стойкое желание почесать в ухе.

- Но ваши имена? - встрял полковник Эберхарт. - Ведь вы не случайно назвались? Саргатанас - лорд-демон, генерал ада.

А вот этого я не знал, как и того, что гренадерский полковник настолько сведущ в тонкостях теологии.

- Вы сами назвали нас демонами, - развел руками Саргатанас, - вот мы и решили подыграть вам в этом. Раз уж пришлось учить ваш язык. Точнее, несколько, у вас ведь их достаточно много.

- И как же звучит ваше имя на вашем родном языке? - поинтересовался любознательный Эберхарт.

Саргатанас издал длинную серию скрипов и щелчков. Воспроизвести ее человеческому горлу было не под силу.

- Мы здесь собрались, - заметил полковник Башинский, - чтобы разработать план атаки. И у нас на это осталось меньше часа.

- Надо подготовить позиции противника к нашему появлению, - произнес Саргатанас. - По окончании совета, надо провести массированную артподготовку. Вам ведь перебросили достаточно пушек для этого. Дело в том, что наша стратегия сильно отличается от вашей, собственно, еще и поэтому нам так тяжко пришлось на Пангее. Продолжительность и интенсивность артподготовки определять лучше вам, я в этом не слишком много смыслю. По ее окончании надо перебросить войска к Килкенни - и ударить по городу.

- Нецелесообразно, - покачал головой я. - До Килкенни отсюда не меньше двух дней пути. Даже если загрузить наших солдат на грузовики и гнать сутками. Понимаете, какими они приедут к вражеским позициям? А за это время Зеленые львы укрепят позиции, разрушенные в ходе артподготовки, да к тому же еще и будут знать, что с этого фланга им надо ждать атаки.

- Разумно, - кивнул Саргатанас. - Но какую стратегию можете предложить вы?

- Артподготовка нам нужна, - поддержал первый пункт предложенной демоном тактики, - и проводить ее надо будет все время нашего продвижения в сторону Килкенни. Передвигаться лучше всего будет пешком, пусть наши солдаты и устанут от длительного перехода в несколько дней, однако колонну грузовиков куда проще уничтожить как с воздуха, так и артиллерией.

- И остается вопрос, - добавил полковник Башинский, - кто заменит нас в траншеях? Ведь пока мы будем наносить удар по Килкенни, альбионцы могут быстро перебросить войска на этот участок фронта. Кто встретит их в наших траншеях?

- О смене для вас командование уже позаботилось, - заверил нас Саргатанас. - Несколько полков прибудут в течение сегодняшнего дня. Позиции будут хорошо защищены.

- Полковник, - обратился ко мне Эберхарт, - нас ведь могут накрыть авиацией, пока мы будем стоять лагерем. И пока будем идти к Килкенни.

- Верно, - не стал спорить я, - но это обыкновенная для войны опасность. Пешком до Килкенни почти неделя, если не изматывающим темпом, за это время вражеская разведка точно обнаружит нас. И они наведут на нас и артиллерию, и авиацию, и еще бог знает что... - Я покосился на Саргатанаса, но тот никак не отреагировал на мои слова. - Но что вы можете предложить, полковник Эберхарт? Чтобы выполнить поставленную командованием задачу, нам придется пойти на этот риск.

- Простите, что я интересуюсь подобным, - начал издалека Башинский, - но имеется ли официальный приказ о наступлении?

- Имеется, - ответил я, выкладывая квитанцию телеграфа. - Телеграмма из штаба пришла, пока мы выносили стол из блиндажа. - Для убедительности я даже похлопал по столешнице. - Совместно с союзными войсками атаковать Килкенни - и взять его. За подписью генерал-фельдмаршала.

- Значит, - кивнул Эберхарт, - марш-бросок и атака подготовленных позиций Зеленых львов.

Эти слова подвели бы итог нашему совету, если бы Саргатанас не добавил:

- В это самое время наши войска под командованием самого лорда Евронимуса штурмуют главную базу Зеленых львов на Аркадских островах.

Я представил себе масштаб бойни, творящейся там, и понял, что совсем не хотел бы оказаться там.

Наша замена прибыла вечером того же дня, что приехали демоны во главе с Саргатанасом. На таких же точно грузовиках, а офицеры катили рядом в автомобилях, как правило, с открытым верхом. Не первый день царила жара, да и в случая нападения, из такой проще выпрыгивать. Остаются шансы пережить нападение.

Прибыли, правда, не тяжелые пехотинцы, а строевики, но при таком количестве артиллерии, да еще и дополнительных пулеметных ротах, включенных в состав прибывших полков, для обороны хватит и их. Командовал бригадой пожилой полковник, которому по возрасту пора бы уже и генералом быть. Он одобрительно кивал, оглядывая наши позиции, и удовлетворившись осмотром, выдал:

- Хорошо окопались. Здесь можно принять любой удар.

На демонов, постоянно снующих по-над бруствером, ни он, ни я старались не глядеть лишний раз.

Ночевать пришлось в тесноте. В блиндажи набилось вдвое больше офицеров, чем они были рассчитаны. В траншеях солдаты сгрудились плечом к плечу. Зимой все были б только рады этому, но в удушающей жаре эринского лета дышать было просто нечем. Укрепления наполняли ароматы давно немытых тел, одежды, которую несколько дней не снимали и прочими радостями траншейного быта. В общем, даже привыкшим людям, вроде меня, спать той ночью было достаточно тяжело.

Ну да, на марше, когда будем ночевать практически в чистом поле, отоспимся по-человечески.

Утром следующего дня наши три полка, и соединения демонов, не знаю уж, как они их называют, выступили в направлении Килкенни. Провожал нас грохот орудий, начиналась продолжительная артподготовка.

Сейчас на головы окопавшимся в городе Зеленым львам сыпались сотни снарядов, они вжимались в дно своих укреплений, ожидая, когда закончится проклятый обстрел. Хотя это означало для них атаку противника.

Мы шагали по зеленому полю, а за нашими спинами гремели пушки - и густой звук из залпов все набирал силу.

Глава 8.

Первый день марша прошел вполне нормально. Засидевшиеся в траншеях гренадеры и драгуны были только рады поразмять ноги. На шагавших на некотором расстоянии демонов предпочитали просто не смотреть. Те шли бодрым темпом, казалось, могли бы и быстрее, но не хотят нас сильно обгонять. С несколькими перерывами мы сделали полтора норматива по пешему переходу.

Надо признаться, что я предпочел ехать в машине по традиции с открытым верхом. За рулем сидел, конечно же, Хельг. Мой денщик оказалось и машину водить умел, правда, когда набирали водителей для транспортировки интернированных промолчал об этом. Я сидел, откинувшись на заднем сидении, запрокинув голову к выцветшему от жары небу. Думалось, в основном, о том, что доспех, конечно, спасает жизнь в бою, но очень уж неудобная они штука. Зимой в них холодно, потому что и под броню ничего теплого не наденешь, ни поверх, да и каждое прикосновение их ледяной поверхности к коже вызывает крайне неприятные ощущения. Летом же, соответственно, жарко, все тело мокрое после пары часов в ней. Не смотря на возможную опасность, я снял шлем, положив его на колени, правда и фуражку одевать не стал. Пусть путешествие в отдельной машине и без того достаточно опасно, но и дополнительно подставляться под пулю гипотетического снайпера я не собирался.

Лагерь разбили с первыми сумерками. Быстро поставили палатки, определили порядок несения караульной службы - и улеглись спать. Собрав лагерь прямо на заре, двинулись дальше. Шли все также бодро, как и в первый день. Солнечная, пускай и жаркая погода радовала, как и отсутствие врагов, не смотря на то, что мы шагали по их территории Конечно, разведку нам обеспечивали егеря 33-го Баварского полка, они шарили по окрестностям на несколько километров вокруг пути нашего следования. Даже самолетов не было, что мне представлялось, кстати, весьма странным.

Альбионские аэропланы пусть и изредка, но появлялись над нашими позициями в Туаме. Наши зенитчики быстро отгоняли их. Правда, серьезных налетов не было. Наверное, авиацию альбионцы задействовали на других направлениях. Может, на Аркадах, где демоны, по словам Саргатанаса, штурмовали главную базу Зеленых львов, а может в каком другом месте. Или же вовсе собирали ее в кулак для того, чтобы обрушить его на нас, попытавшись смести одним могучим ударом с воздуха.

О железнодорожной станции, лежащей прямо на нашем пути, мне доложили именно егеря. Поручик, командующий одним из патрулей, вернулся из разведки и подбежал прямиком к моей машине. Я сделал ему приглашающий жест, и молодой человек ловко запрыгнул на подножку, крепко вцепившись обеими руками в дверцу. Правда, сумел отпустить одну руку, чтобы отдать честь, прежде чем обратиться ко мне.

- Разрешите доложить? - залихватски растягивая эр в первом слове.

- Докладывайте, - кивнул я.

- В полутора десятках километров впереди, - сообщил поручик, - обнаружен большой железнодорожный узел. Охрану несет полк траншейников. Позиции укреплены пулеметами, легкими орудиями, проволочными заграждениями. Но окопы неглубокие, бруствера нет. Возможно, где-то скрыты минометы. С того расстояния, на которое подошла моя команда, их разглядеть не удалось.

- Отчего вы так веселы, поручик? - поинтересовался я.

- Там вагонов видимо-невидимо, - даже рискуя свалиться, молодой человек сделал широкий жест рукой, - и поезда есть. А ведь оттуда, насколько я карты помню, рельсы до самого Килкенни идут.

- Да вы стратег, - усмехнулся я, однако мысли наши, похоже, развивались в одном направлении. - Благодарю за службу.

Поручик спрыгнул с подножки авто и только тогда отдел честь. Я же поднялся на ноги, хоть это и было не слишком удобно, развернулся и козырнул в ответ.

- Хельг, - хлопнул я денщика по плечу, - правь к машине Саргатанаса. Похоже, у нас намечается военный совет на колесах.

Конечно, в движении ничего подобного устраивать не стали. Дали полкам незапланированный отдых, расстелили карты прямо на земле и расселись вокруг них. Среди нас выделялся сидящий по-турецки Саргатанас, возвышающийся над нами подобно стальной горе, по телу его пробегали солнечные блики при каждом движении.

Начинать совет пока не вернулся из более тщательной разведки штабс-капитан Зальцман, командующий второй ротой в 33-м Баварском егерском полку. Он собрал два взвода своей роты и отправился к станции, лежащей у нас на пути. Дожидаясь его, мы сгрудились вокруг карт, прижатых для удобства пистолетами.

- Судя по ориентирам, - нарушил я затянувшееся молчание, - мы - тут. - Я указал место на карте. - А вот наша станция, с которой нам пока неизвестно, что делать.

- Разве есть варианты? - совсем не показно удивился Башинский. - Брать ее надо - и все недолга! - Он даже рубанул ладонью воздух.

- Можно обойти, - пожал плечами я. - Потеряем не слишком много времени. Свяжемся с нашей артиллерией - пусть продлят артобстрел еще на несколько дней.

- Потеря времени не самое неприятное в этом случае, - заметил Эберхарт. - Нас ведь могут-таки и артиллерией накрыть. Или авиация пройдется-таки. Над нами все это и без того дамокловым мечом висит.

- Опасности длительного марша описывать нам не стоит, - покачал головой я. - Меня тоже волнует крайняя невнимательность противника к нашему продвижению. Не могут альбионцы быть столь беспечны или заняты в другом месте. Однако сейчас перед нами стоит задача, требующая решения. Попытаться обойти станцию, чтобы не терять людей при атаке на нее, либо ударить по ней, захватить альбионский подвижной состав и попробовать использовать его в своих целях.

- Вы не забываете, господин полковник, - добавил Башинский, - что, обойдя станцию, мы оставим в своем тылу целый полк альбионских траншейников. А ведь они тоже могут воспользоваться. Наша дорога, так или иначе, будет проходить мимо железнодорожных колей. Несколько рот альбионцев могут погрузиться на поезд и нанести нам фланговый удар. После чего быстро скрыться на том же поезде. Подобных ударов может быть достаточно много, чтобы нанести нам урон едва ли не больше, чем тот, что мы понесли бы при атаке на станцию.

- А что мешает, - впервые подал голос Саргатанас, - перенести на некоторое время огонь на эту пресловутую станцию - и попросту стереть ее с лица этого мира?

- И уничтожить при этом уйму подвижного состава, - ответил я, - который нам крайне необходим. Своего-то у нас не слишком много. Плюс к тому повреждение железнодорожного полотна. На его ремонт уйдет уйма времени. Современная война налагает на нас определенные ограничения. Фронт очень быстро может стать нашим тылом.

- При этом город, откуда мы выходили, - если и была в голосе Саргатанаса ирония, то я ее не расслышал, слишком уж скрипе металлическим он был, - вы практически сровняли с землей.

Я предпочел не реагировать на его слова, остальные офицеры - тоже.

Затянувшуюся неприятную тишину нарушило появление штабс-капитан Зальцмана. Он подошел к нам и отдал честь. В противоположность лихому поручику, первому проводившему разведку станции, Зальцман был практически воплощением идеального офицера. Даже форма его, пусть и испачканная грязью, сидела идеально, оружие находилось на месте и козырек фуражки выровнен, казалось, до миллиметра.

- Докладывайте, - сказал я.

Штабс-капитан снова отдал честь.

- Станцию защищает траншейный полк, - произнес он, - укрепленный дополнительно отдельными пулеметными соединениями и двумя батареями легких орудий. Пушки примерно такого же класса, что и те, какими располагают наши драгунские полки. Кроме того, мои люди видели зеленые куртки, но за последнее не поручусь. Своими глазами не видел, но в своих людях уверен.

- Зеленые куртки? - переспросил Саргатанас.

- Стрелки, - объяснил я. - Примерный аналог наших егерей. Но обычные полки альбионской легкой пехоты носят форму траншейных полков, только со своими значками. И только два полка со времен, предшествующих Побегу, - при этом слове все покосились на демона, тот сидел стальным изваянием, даже не пошевелившись, - имеют привилегию на зеленые мундиры, те самые зеленые куртки, о которых упомянул штабс-капитан. Шестидесятый пеший стрелковый, он же Королевский американский корпус, и Девяносто пятый стрелковый, также называвшийся Стрелковым корпусом. Из их рядов набирали первых снайперов, их отбирали для решения самых сложных разведывательных задач. Форму они носили зеленую, чтобы легче было скрываться. Отдельные подразделения этих полков прикрепляли к другим полкам для укрепления. Вот как сейчас. Станция имеет едва ли не ключевое значение для обороны этого участка фронта, потому к полку с его артиллерией и пулеметами прикрепили еще и стрелков. Вы можете поручиться, штабс-капитан, - обернулся я к Зальцману, - что ваши люди не были обнаружены?

- Нас никто не обстрелял, - пожал плечами тот, - но полной уверенности у меня нет. Зеленые куртки свое дело знают очень хорошо.

- Значит, - кивнул я, - будет считать, что противник знает о нашем возможном нападении. Итак, господа офицеры, я хотел бы услышать мнение всех командиров полков моей бригады, прежде веем принимать решение. Мы атакуем станцию или обходим ее?

- Тут двух мнений быть не может, - решительно заявил Башинский, - станцию надо брать. Любой ценой! Нельзя оставлять у себя в тылу целый полк альбионцев. Тем более, что он стоит на железнодорожном узле, и в его составе имеются зеленые куртки. А уж они-то сумеют устроить у нас в тылу серьезные неприятности. Станцию надо брать, - повторил он.

Эберхарт только кивнул, решив просто не тратить слов.

- Тогда какие предложения по поводу штурма станции? - спросил я. - Пусть мы располагаем тремя полками против одного вражеского, плюс союзные силы. Сколько, кстати, у вас солдат, лорд Саргатанас?

В подобные официальные моменты к демону приходилось обращаться именно так. Звания его мы не знали, а кроме слова "лорд" ничего не оставалось.

- Примерно тремя полками полного состава, - ответил тот. - Если быть точным, четыре с половиной тысячи демонов.

- Мы превосходим альбионцев в несколько раз, - решительно рубанул воздух рукой снова Башинский.

- А вы не забыли, полковник, - сказал ему я, - что нам еще и Килкенни штурмовать. Со всеми окопавшимися в нем Зелеными львами. Можно сказать, у нас каждый солдат на счету, простите уж за излишний пафос.

- Противник окопался очень хорошо, - вступил в разговор штабс-капитан Зальцман, - и лобовая атака будет стоить нам очень дорого. Но систему окопов там оборудовал настоящий профи. Защищены со всех возможных направлений удара. С какой стороны не подойди, тут же угодишь под перекрестный пулеметный и пушечный огонь.

- Тогда в первых рядах пойдут мои демоны, - заявил Саргатанас. - Наши доспехи менее уязвимы для огня вашего лучевого оружия, так что шансов подойди к вражеским окопам у них будет существенно больше.

- Наши доспехи не хуже, - тут же высунулся Башинский, но я остановил его резким жестом.

- Отлично, лорд Саргатанас, - сказал я. - Пусть ваши демоны идут впереди. Построения наши не слишком отличаются, а потому будете идти быстрым шагом, цепью, ведя огонь из ваших автоматических винтовок. Прямо на ходу. Пусть толку от этого будет немного, но заставит альбионцев поглубже зарываться в окопы, не помышляя о том, чтобы еще из лучевых винтовок стрелять. Быть может, и пулеметчиков заставим голову пониже пригнуть. Нам же, - я обернулся к насупившемуся Башинскому, - следует в это время как можно скорее выдвинуть на позиции наши орудия и малые мортиры, чтобы поддержать наступающих. Второй волной в атаку пойдут наши драгунские полки. Будем прорывать оборону, как нам и положено по уставу. Гренадеры останутся в резерве. Полковник Эберхарт, без моего приказа в бой не ввязывайтесь. Как бы нам туго не было по вашему мнению. Ваших солдат я хочу сберечь для штурма Килкенни.

- Это форменное безумие! - воскликнул тот. - Ударить по станции, защищаемой целым полком траншейников. С орудиями, пулеметами и зелеными куртками. И всего с четырьмя ротами драгун. Я знаю, что вы, полковник, однажды уже сотворили чудо на Баварии, но сумеете ли повторить его тут. В этом я не уверен.

- Про союзные силы, - заметил я, - числом равные нашему противнику, вы, полковник, как-то позабыли.

Саргатанас со скрипом кивнул.

- Тут все зависит от слаженности наших действий, - продолжил я. - Башинский, проведите со своими командирами рот тяжелого вооружения Я поговорю со своими как следует. Каждая минута будет на счету. Чем быстрее они займут свои позиции и откроют огонь, тем, снова прошу прощения за пафос, меньше наших солдат погибнет. Я хочу, чтобы вы донесли это до ваших офицеров.

- А что на сегодня? - поинтересовался Эберхарт, понимавший, что совещание окочено.

- Усиленный марш-бросок до вечера, - ответил я. - Завтра утром - никакого завтрака. И всем выдать по сто пятьдесят грамм шнапса.

Мы поднялись и разошлись по своим полкам раздавать приказы.

Спустя четверть часа бригада продолжила движение в ускоренном темпе.

До самой темноты я трясся в автомобиле, размышляя о том, что доспех куда менее удобная штука, чем мне казалось до того.

После ночи, показавшейся мне лично очень короткой, бригада двинулась не таким быстрым темпом. Остановились, когда в полевые бинокли можно было рассмотреть лежащую впереди станцию.

Я выбрался из машины, принялся внимательно оглядывать укрепления. Защищена станция была неплохо, но явно на скорую руку. Никакого бруствера, проволочные заграждения самые примитивные, орудия стоят без барбетов, пулеметные точки вкопаны неглубоко. Правда, окопы полны солдат, значит, нас уже ждут. И явно не первый день. Выходит, зеленые куртки заметили-таки нашу разведку.

Грянуло одно из орудий противника. Снаряд взорвался где-то посередине между нашими и вражескими позициями. Кто-то сильно поторопился - или нервы сдали просто.

- Лорд Саргатанас, - обратился я к командиру демонов, - пора начинать.

Тот кивнул с тем же неприятным скрипом - и издал серию негромких звуков на своем языке. И тут же его демоны пришли в движение. Пригнув защищенные шипастыми шлемами головы, они бодрой рысцой побежали к окопам, быстро рассыпаясь в стрелковую цепь. По ним почти сразу открыли огонь пулеметы с альбионских позиций. Демоны стрелять в ответ не спешили. Это на станции у врага патронов полно, а вот солдаты Саргатанаса вряд ли располагают столь изрядным количеством.

В этом как раз лучевые винтовки сильно выигрывают перед огнестрельным оружием. Трех батарей хватит на несколько сотен выстрелов, правда, невеликим темпом из-за охладителя. Но все равно в бою у демона со штурмовой винтовкой куда больше шансов оказаться без патронов, чем у человека, вооруженного лучевиком - с разряженными батареями.

Снова захлопали орудия альбионцев. Взрывы подбрасывали к небу комья земли, но и только. Демоны еще не пересекли ту самую незримую черту, разделяющую для некоторых из них жизнь и смерть.

- Разрешите обратиться? - подошел ко мне полковник Эберхарт.

Лорд Саргатанас отправился вместе со своими демонами в атаку, по всей видимости, гренадер решил воспользоваться его отсутствием.

- Только поскорей, - кивнул я. - Через десять минут в атаку идут мои драгуны.

Наши орудия почти заняли свои позиции. Альбионцы настолько сосредоточились на наступающих демонах, что не смогли перенести прицелы вовремя и расстрелять наши пушки во время перемещения. Малые мортиры уже были готовы к стрельбе, но я пока не спешил раскрывать всех козырей.

- Мне хватит этого времени, - ответил Эберхарт, - и дело не терпит отлагательств. Я насчет демонов. Мы ведь вполне можем поступить каким образом. Вы совместно атакуете и уничтожаете альбионцев, затем подаете сигнал нам - и мы совместно добиваем оставшихся демонов. Возможны проблемы с Саргатанасом, но гранаты возьмут и этого монстра.

- В этом я не был бы столь уверен, - покачал головой я. - Но в любом случае ничего подобного делать не стоит. Демоны - наши союзники теперь. И здесь не один полк, и даже не несколько. Вы не забыли, полковник, что некий лорд Евронимус сейчас своими силами штурмует Аркадские острова. К тому же, демоны явно прибыли сюда не на наших кораблях, значит, на орбите висит их эскадра. Однако, самый главный вопрос не в этом. Сейчас, когда демоны стали нашими союзниками, против нас ополчатся все остальные государства. И вполне возможно демоны останутся нашими единственными союзниками.

- А не проще ли в таком случае, - задумчиво произнес Эберхарт, - отказаться от столь сомнительного союза с демонами?

Я не удержался и рассмеялся в голос.

- Полковник, - произнес я, - это вы, конечно, хорошо сказали. Да вот только не нам решать такие вопросы.

Снова оглядев поле боя в бинокль, я понял, что пришло время выступать нашим драгунам. Демоны уже вели достаточно прицельный огонь по альбионским окопам, заставляя траншейников пригнуть головы и как можно реже высовываться. Пули демонов легко пробивали их плоские каски, от их попаданий не спасали маски, которыми они закрывали лица. А вот ответные выстрелы из лучевых винтовок весьма слабо вредили демонам. Смертоносные лучи просто скользили по броне, оставляя на ней почти незаметные из-за черной краски подпалины. И только пулеметы заставляли демонов быть хоть сколько-нибудь осторожными. Местами их цепи даже ложились, чтобы избежать плотного пулеметного огня. Но стоило только альбионцам хоть немного ослабить темп стрельбы, как те тут же поднимались на ноги и бегом неслись к их позициям, паля из своих винтовок почем зря. Патронов теперь демоны не жалели.

- Драгуны, - скомандовал я по общей связи, - к бою готовьсь!

Выстроившиеся в цепи стрелковые роты двух наших полков уже заняли свои места. Здесь же был и майор Штайнметц, отдавший честь при моем появлении. Тут же все драгуны моего полка встали по стойке "смирно". Да уж, сразу видно, как мало осталось среди них настоящих боевых солдат. В этих больше строевой подготовки и шагистики, чем нужных на фронте качеств. Ну да, сейчас они быстро всему научатся.

- Вольно, - махнул я им. - Вперед! Цепью! Бегом! Марш!

Оба наших полка двинулись почти одновременно. Есть все же что-то хорошее и в шагистике. Поначалу это, как обычно, больше напоминало легкую пробежку по пересеченной местности. Пусть и в доспехах, и с карабином в руках. Общее впечатление только портили взрывы от пушечных снарядов впереди, да отчаянная перестрелка у вражеских окопов. А потом снаряды начали рваться среди нас, расшвыривая драгун. Некоторые находили в себе силы подняться - и снова встать в строй. Другие медленно ползли обратно. Третьи же оставались лежать. Никакие, даже самые тяжелые и прочные доспехи, не спасут от снаряда, взорвавшегося прямо под ногами.

Несколько раз взрывы гремели в непосредственной близости от меня, окатывая градом осколков и комьями сухой земли. Но они не могли причинить мне серьезного вреда. Лишь один осколок оцарапал мне лицо, неглубоко распоров щеку. Неприятно. Кровь течет обильно. Но не смертельно. И не такое переживали.

Я периодически стирал кровь перчаткой, смахивая ее себе под ноги. Канонада нарастала. Наши пушки теперь поддерживали наступление. Вскоре к ним присоединились и малые мортиры, обрушив мины на головы засевших в окопах альбионцев.

Теперь пришлось бежать намного быстрее. Периодически залегали, когда нас накрывало плотным пулеметным огнем или же пушки сосредотачивались на наших цепях. Осколки и пули свистели над нашими головами. Драгуны падали и поднималось все меньше и меньше. Подобные атаки, через отлично простреливаемую местность всегда приносили больше потерь, чем побед.

В альбионских окопах уже шла рукопашная. Траншейники дрались с демонами не на жизнь, а насмерть. И теперь в эту драку предстояло вступить и нам.

Подходы к вражеским позициям не были заминированы, а проходы в проволочных заграждениях за нас проделали демоны. Они же успели почти полностью перебить альбионцев в первой линии окопов, либо вытеснили их во вторую, где шла сейчас ожесточенная схватка. Мы пробежали практически по трупам, валяющимся друг на друге. Люди и демоны лежали вповалку, так что на землю не ступить.

А вот во второй линии окопов нам пришлось жарко. Альбионцы, как будто понимали, что пощады ждать не приходится, и старались продать жизнь подороже. Они отбивались от нас и демонов штыками, стреляя довольно редко, ибо уже успели убедиться в крайне хорошей защищенности демонской брони от лучей.

На меня налетел какой-то ошалевший парнишка, где-то потерявший свою каску. Он сделал отработанный выпад, но слишком механически. Я легко отвел его оружие в сторону - и прикончил быстрым ударом штыка. Легкая броня не спасла юношу. Я знал, куда бить. Он повалился мне под ноги - и я переступил через его тело, еще бьющееся в агонии.

Не снижая темпа, мы ворвались в схватку, заработали штыками, подавляя сопротивление альбионцев. Те дрались отчаянно, но силы их уже были на исходе. Сказывался и наш численный перевес, и жутковатая расчетливость, с которой дрались в рукопашной демоны. Казалось, каждый их тяжелые пехотинец точно знает, когда следует всадить во врага штык, а когда разбить ему голову утяжеленным прикладом штурмовой винтовки. От таких ударов плоские каски альбионцев не спасали - их металл просто сминался, словно фольга. Стальные маски демоны чуть не вбивали в лица несчастных солдат.

И вот враг вытеснен и из второй линии. Бой пошел уже на самой станции, среди ее немногочисленных зданий и сотен вагонов, стоящих на рельсах. И вот тут в дело вступили зеленые куртки. Они старались не показываться нам на глаза - били из засад. А уж мест, где им укрыться, было предостаточно. Целью их становились, как правило, офицеры, реже унтера. И вот тут я всерьез задумался, что зря пренебрегаю шлемом. Уже несколько раз по моей броне скользили вражеские лучи, в опасной близости от ворота доспехов. Только каким-то чудом я умудрялся в последний миг уклониться от них, то падая на землю, то скрываясь за каким-нибудь укрытием.

В очередной раз уклоняясь от вражеского луча, я привалился спиной к груде рельсов, отлично защищающих от выстрелов. Туда же рухнул и вахмистр Быковский. В руках он, как обычно сжимал свой неизменный ручной пулемет. Ствол его оружия исходил сероватым дымком.

- Крепко они там засели, - усмехнулся я, кивая головой на укрепившихся между двумя большими пакгаузами альбионцев. Среди них мелькали и коричневые и зеленые мундиры, а станковый пулемет не давал подобраться к ним на расстояние уверенного выстрела из лучевика.

- Зря вы шлем не надели, ваше высокоблагородие, - покачал головой Быковский.

- Не всякая пуля на войне в лоб, - раздраженно отмахнулся я. - Ты лучше скажи, сможешь до них гранату добросить?

- Там почти полтора норматива, - высунувшись на секунды, на глазок прикинул вахмистр. - Вполне возможно.

- Тогда давай мне свой пулемет, - протянул я руку. - Я тебя прикрою.

Быковский без разговоров отдал мне оружие. Я положил свой карабин на землю под ногами, поднял левую руку, сжатую в кулак.

Раз - вытягиваю большой палец в сторону. Быковский снимает с пояса гранату. Два - указательный палец указывает в небо. Быковский горбится, готовясь бросить гранату. Три - я перехватываю его пулемет обеими руками, устраиваю наверх груды рельсов и даю длинную очередь по укрепившимся альбионцам. Пули пробивают мешки с песком, рикошетят от стен пакгаузов, заставляя врагов пригнуть головы. Даже станковый пулемет замолчал на секунду. Следом ствол его рванулся ко мне, но я успел вовремя нырнуть обратно за рельсы. По ним тут же застучали пули.

Быковский воспользовался этим. Он вынырнул из нашего укрытия - и кинул гранату в альбионцев. За ней последовала еще одна, которую вахмистр держал в левой руке. Он стремительно переложил ее - и швырнул вслед за первой.

Два взрыва слились в один. Вражеский пулемет замолчал.

Я вернул Быковскому его оружие, поднял карабин - и рискнул высунуться из укрытия снова. На вражескую позицию уже забирались драгуны и демоны. Самый отчаянный из них залег за ним, нацелив на вагон, откуда вели огонь несколько зеленых курток. Их мгновенно нашпиговали пулями, уйти не успел никто.

Бой на станции начал стихать. Альбионцы держались еще в нескольких зданиях, но их быстро забрасывали гранатами, или же расстреливали из легких орудий, которые подтащили для огня прямой наводкой. Склады и пакгаузы беречь смысла не было.

Самым неприятным стало то, что части зеленых курток удалось скрыться. Почуяв, что пахнет жареным солдаты 95-го стрелкового, а противостояли нам именно они, прицепили к первому попавшемуся электровозу один вагон, попрыгали в него - и рванули прочь со станции. Допустить этого я никак не мог.

- Кто имел дело с железнодорожным транспортом?! - обратился я по общей связи ко всем нашим солдатам. - Бегом сюда!

Мы с полковником Башинским, майором Штайнметцем и еще парой офицеров 8-го драгунского стояли у железнодорожных путей, провожая взглядом стремительно удаляющийся поезд. Неподалеку от нас стояли на рельсах несколько бронедрезин, вооруженных пулеметами, и даже здоровенный броневагон, из главной башни которого торчал короткий ствол орудия.

Вскоре к нам присоединился и Саргатанас, правда, ни сам он, ни его демоны, никак помочь нам не могли. Зато подбежавшие драгуны, как моего полка, так и из полка Башинского, которых набралось с десяток, очень даже могли. Тут был расчет легкого орудия, несколько парней, что работали в автомастерских до армии, и даже один железнодорожник, отправившийся на войну добровольно.

- Занимайте броневагон! - приказал им я. - Альбионцы не должны уйти!

- Есть! - ответил за всех драгун старший унтер с шикарными седыми усами, руководивший орудийным расчетом и принявшим под команду всех бойцов.

Драгуны запрыгнули в броневагон - и тот спустя несколько минут двинулся по рельсам вперед, медленно, но верно набирая скорость. Башня его повернулась из стороны в сторону, импровизированный экипаж осваивался внутри нового для него транспортного средства.

- Думаете, догонят? - произнес Саргатанас, вглядываясь в силуэт удаляющегося поезда альбионцев.

- Я не железнодорожник, - пожал плечами я. - Но, думаю, шансы у них есть... - Загадываться дальше я не собирался.

Старший унтер Штефан Беш, конечно, был артиллеристом, но раз уж он оказался старшим по званию среди всех, кто откликнулся на вызов полковника Нефедорова, то и командовать теперь было ему. Мотористом он назначил бывшего железнодорожника, дав ему в помощь пару парней, работавших в автомастерской. Свой расчет поставил к единственной пушке броневагона, а остальных пристроил к многочисленным пулеметам. Сам же занял командирское кресло, приникнув лицом к прицелу.

Оптика у альбионцев оказалась отличная. Беш легко определил расстояние до вражеского поезда по разметке. Конечно, приходилось постоянно держать в уме, что все цифры тут указаны в альбионской системе мер, со всеми их футами, ярдами, дюймами, которые надо в уме быстро переводить в родные сантиметры-миллиметры, но ведь особой точности ему, все равно, не нужно.

Внутри броневагона имелась собственная радиосеть, которая позволяла экипажу нормально общаться, не смотря на грохот.

- А ну-ка, давайте пощупаем вагон головными пулеметами, - скомандовал Беш.

- Есть, - ответили ему трескучие и обезличенные ларингофонами голоса.

И следом застрекотали пулеметы. Звука старший унтер не слышал, видел только вспышки выстрелов и отдельные трассирующие патроны. Беш прижал лицо к прицелу, всматриваясь в мелькающий впереди вагон. Вроде бы попадания были, и дыры появляются, да и щепки во все стороны летят. Но урона от длинных очередей немного. Нет, тут без орудия не обойтись.

- Фугасом заряжай, - скомандовал Беш. - Пулеметы, стрельбу прекратить.

И тут же огоньки выстрелов погасли.

Металлически клацнул, закрываясь, казенник орудия. Этот звук старший унтер Беш услышал бы в любом грохоте. Значит, пушка к стрельбе готова.

Он вновь приник к прицелу, диктуя наводчику команды. Затем по привычке поднял руку, приложившись кулаком о металлический потолок. Усмехнулся - и скомандовал:

- Огонь!

Сорокапятка, установленная в башне броневагона рявкнула, швырнув снаряд в альбионский поезд. Тот угодил во второй вагон, взорвавшись внутри него. Вот теперь разрушения Бешу понравились. Почти половина вагона разлетелась деревянной щепой, оставшаяся часть его местами горела, местами дымилась.

Скорее всего, почти все, кто сидели внутри, теперь мертвы. Значит, пора заняться локомотивом.

Вражеский поезд как раз вошел в длинный поворот, становясь почти идеальной мишенью для орудия Беша.

Старший унтер буквально вжал лицо в рамку прицела. Несколько раз он менял указания наводчику. Прикидывал разницу в скорости между поездом и броневагоном, делал поправку на ветер, проверял в уме, правильно ли перевел альбионские единицы измерения в метрические. И только после этого скомандовал огонь. Снова подняв по привычке руку и стукнувшись кулаком о металлический потолок.

Сорокапятка выплюнула снаряд. Он попал в поезд, но лег не слишком удачно. Лишь краем задел локомотив, взорвавшись в воздухе. Осколки, конечно, повредили электровоз, но остановить его они не могли.

Беш грязно выругался.

- Заряжай, - скомандовал он и обратился к пулеметчикам: - Пощекочите-ка им нервы, ребята!

Те выполнили приказ. Огоньки выстрелов заплясали на всех пулеметах. Густая сеть трассирующих патронов соединила броневагон и вражеский поезд. Они защелкали по стали локомотива, изрешетили окончательно разбитый вагон. Если там и остались живые после попадания фугасного снаряда, то уж этого обстрела точно никто не пережил.

В этот раз Беш трижды перепроверил все свои вычисления, поправки и разницы в скорости. И только после этого скомандовал. В этот раз рукой махать не стал.

И снаряд накрыл локомотив. Взрыв поглотил его полностью. Он слетел с рельс и проехался по насыпи, увлекаемый инерцией своего движения. И так и остался лежать под насыпью, исходя дымом и искря.

- Тормози! - крикнул Беш. - Подкатим туда поближе - и поглядим, вдруг, кто живой из альбионцев остался.

Броневагон самым малым ходом подъехал месту крушения альбионского поезда. Вылезать из-под защиты брони не хотелось никому, потому ограничились тем, что внимательно рассмотрели все вокруг в прицелы. Вроде бы никакого шевеления среди обломков поезда не было. Однако пару очередей для уверенности дали, превратив обломки вагона совсем уж в труху да разорвав трупы несчастных зеленых курток, валяющихся среди них в траве и на насыпи.

- Задний ход, - приказал Беш. - Вряд ли тут остался кто-то живой.

И броневагон покатил обратно к безымянной станции, занятой демонами и войсками Доппельштерна.

Уорент-офицер Керриган давно уже привык к постоянным обстрелам. Но теперь, когда он длился почти неделю без перерыва, даже ему стало не по себе. Со своим сильно поредевшим отделением он сидел в подвале крепкого здания. Все этажи, даже первый, вражеские снаряды давно уже были сметены снарядами штернов. Теперь альбионцам оставалось только уповать на крепость фундамента дома, заменившего его отделению блиндаж.

Правда, им приходилось несколько проще остальных. Ведь их 12-й Коркский полк вместе с двумя гвардейскими полками оборонял вокзал Килкенни. А туда штерны старались швырять снаряды не так часто, все-таки этот объект был нужен и им. Правда, это значило, что их придут штурмовать не простые строевики штернов, а драгуны или гренадеры. И вот им-то противопоставить было почти нечего. Укрепления, возведенные солдатами 12-го Коркского и обоих гвардейских полков, были разбиты вражескими снарядами. Теперь им приходилось пересиживать обстрелы в подвалах домов. Артиллерию, что располагалась в Килкенни, штерны подавили еще в первые дни атаки. Так что, каким чудом им удавалось держаться до сих пор, Керриган понимал слабо.

- Мистер Керриган, - обратился к уорент-офицеру сержант Киган, - Дермота, похоже, накрыло.

Керриган отвлекся от печальных размышлений, и взглянул на рядового Дермота. Тот сидел в своем углу, раскачиваясь из стороны в сторону с закрытыми глазами. Винтовку рядовой прижимал к себе, словно любимую девушку.

- Пригляди за ним, - кивнул Керриган. - Выберемся из этой крысиной норы - отойдет.

- Я тоже так думаю, мистер Керриган, - согласно кивнул сержант Киган, направляясь к Дермоту.

Это было самым страшным во время обстрелов. Вражеские снаряды пусть не могли повредить засевшим в подвале людям, однако постоянные взрывы, сотрясающие стены, отчего на головы сыплется труха и бетонное крошево, отчего кажется, что потолок рухнет на голову или стены сложатся и погребут всех под собой, - все это сводило солдат с ума. Некоторые начинали биться в истерике, другие кидались к выходу, и их приходилось вязать ремнями, третьи же, как рядовой Дермот, впадали в апатию, глядя пустыми глазами куда-то в недоступные нормальному человеку дали. Некоторых удавалось вывести из этой апатии, большая же часть оставались в своем мире, далеком от всех войн, надолго, если не навсегда.

Часть отделения Керриган потерял именно так. Трое лежали сейчас, связанные ремнями, а вот теперь вот Дермот сидит и пялится в никуда.

- Мистер Керриган, - обратился к уорент-офицеру рядовой Рори, - обстрел-то прекращается. Значит, скоро враг на нас в атаку пойдет.

Рори был самым незаменимым человеком в его отделении. Заполучить себе такого мечтал каждый уорент-офицер. Он чувствовал обстрелы, их начало и окончание. Мог с уверенностью предсказывать погоду и вражеские атаки, приедет ил сегодня полевая кухня или застрянет где-то, а особенно хорошее чутье у него было на засады. Как будто, точно знал, где могут сидеть враги, только и ждущие момента всадить шагающим альбионцам луч в спину. Конечно, бывало, что там, где Рори указывал на засаду, ее не оказывалось, но никто не упрекал его за это. Потому что еще ни разу не было случая, когда чутье подвело Рори - и он не указал бы на место засады там, где она на самом деле была.

- Подтащите связанных к выходу, - приказал Керриган, - и Дермота тоже. Как выберемся на улицу, развяжите их. У нас теперь каждый боец на счету.

Обстрел прекратился спустя несколько минут, после того, как об этом сказал Рори, и отделение Керригана как можно быстрее выбралось из проклятого подвала. Пусть тот и служил им укрытием от вражеских снарядов, падающих на головы, но эта же бетонная коробка сводила с ума. Солдаты вытащили из подвала связанных, вывели апатичного Дермота. На улице, оказывается, был белый день, альбионцы щурились на яркое полуденное солнце, прикрывали глаза руками.

Керриган огляделся, увидел товарищей из своего полка и Зеленых львов, доспехи которых посерели от пыли и бетонной крошки. Гвардейцы поправляли береты, стряхивая с них пыль и грязь. Уорент-офицер знал их главное правило, в каком бы ужасе не пребывали доспехи или форма, а берет всегда должен выглядеть идеально и кокарда на нем - сверкать, словно звезда. Как-то так звучала их поговорка.

Связанных вытаскивали достаточно много, правда, ни одного гвардейца среди них не было. То ли нервы у них были крепче, то ли товарищи развязали их перед тем, как выводить из подвала, чтобы поддержать марку Зеленых львов. А вот апатичные бойцы имелись во всех полках. Их вели под руки, а как только отпускали, они тут же присаживались, опираясь спиной о ближайшую стену, или же просто растягиваясь на разбитой мостовой. Те, кому повезло больше, старались не встречаться ними взглядом. Это ведь было как будто заглянуть в пустоту, куда глядели они.

Точно так же пристроили рядового Дермота. Сержант Киган накрыл его шинелью, хотя не было и достаточно тепло, чтобы Дермот не замерз.

- Ошибся ты, Рори, насчет вражеской атаки, - весело усмехнулся Киган, хлопая рядового по плечу. - Приведи себя в порядок, сынок. Наша форма должна быть коричневого цвета, чтобы мы сливались с траншейной грязью, и нас не было видно в ней. А твоя, Рори, серая. Гляди, как бы тебя наши за штерна не приняли, такая форма у тебя серая.

- Слушаюсь, сержант, - ответил Рори, и тут же принялся сбивать с себя пыль, налипшую на форму. При этом он постоянно косился на железную дорогу.

- Рядовой Рори, подойдите ко мне, - махнул ему Керриган, и когда тот оказался достаточно близко, тихо спросил у него: - А ну-ка, доложи мне о своих подозрениях, рядовой.

- Поезд идет, - ответил Рори, прекративший сбивать с себя пыль, чтобы не испачкать уорент-офицера. - Слышите, мистер Керриган, по рельсам стук. Поезд большой, в десяток вагонов, если не больше. Гружен хорошо, даже земля слегка колеблется, как при обстреле. - Стоит ли говорить, что ничего подобного Керриган не слышал и не ощущал. - И вот поезд этот мне совсем не нравится. Вот что я хочу сказать вам.

- Почему не нравится, Рори? - поинтересовался Керриган.

- Сразу после обстрела, - пожал плечами рядовой. - Сомнительно как-то, что это свои со стороны, занятой штернами, прорываться к нам могут.

- Отделение, - громко крикнул своим Керриган, - не расслабляться! На наши позиции, шагом марш!

Солдаты подобрали Дермота, все так же вяло реагирующего на все, и отправились к разбитому вражескими снарядами зданию вокзала. Ведь именно там им предстояло держать оборону, когда придет враг. А после слов Рори, Керриган в этом не сомневался.

Поезд, действительно, показался спустя четверть часа. Его тащил электровоз с альбионскими значками, вагоны тоже были свои. Но из головы Керригана не уходили слова рядового Рори. Уорент-офицер покосился на него. Рядовой был мрачен, крепко сжимал своими крестьянскими руками лучевую винтовку.

- Подобраться, солдаты, - велел Керриган, когда поезд начал тормозить.

Это было последнее, что произнес в жизни уорент-офицер Керриган. Длинная очередь из пулемета отбросила его несколько шагов. Досталось и остальным, но не так сильно.

- Огонь! - успел сориентироваться сержант Киган - и отделение, привыкшее повиноваться ему беспрекословно, тут же принялось палить по ни в чем неповинному поезду.

Досталось и локомотиву, и вагонам. А оттуда уже начали выпрыгивать солдаты в форме Доппельштерна и жуткие существа в черной броне, вооруженные ручными пулеметами. Именно они первыми и открыли огонь из своего оружия, буквально залив руины вокзала свинцом.

Пули косили солдат Альбиона. Рухнул, словно подкошенный дуб могучий сержант Киган. Рядовой Дермот так и остался глядеть в пустоту, но теперь уже мертвыми глазами. Рори успел выстрелить несколько раз, но лучи только скользнули по их черной броне. А вот от пуль демонов ничто спасти не могло. Рори нацелил винтовку на драгуна, выпрыгнувшего из вагона, но нажать на курок не успел. Громадный, не уступающий размерами демонам с шипастыми шлемами, солдат, тоже вооруженный ручным пулеметом, дал по рядовому короткую очередь. Тяжелые пули пробили грудь рядового Рори - и тот растянулся на грязной разбитой мостовой вокзала города Килкенни.

Глава 9.

Город, оборонявшийся несколько недель, пал в считанные часы. Мы не сумели толком скоординировать атаку с войсками генерал-полковника Волостова, командующего осадой Килкенни. Выходить на связь со станции было слишком опасно. Услышь нас враг, и весь мой план пойдет прахом. Рискнули только отправить одну шифровку на имя Волостова, но дошла ли она или нет, мы не знали. И вот теперь, когда мы ворвались в город через вокзал, в считанные минуты перебив охранявших его альбионцев, то никто не мог точно сказать, поддержат ли нас осаждающие или же нам суждено погибнуть ни за грош.

Я выпрыгнул из вагона вместе с солдатами первой роты, выстрелил почти на удачу в укрывшихся за импровизированной баррикадой из шпал и мешков с песком альбионцев. Луч вспорол мешок, песок из него просыпался, но и только. В ответ по нам открыли огонь солдаты в коричневых мундирах и плоских касках траншейного полка. Я припал на колено, глянул краем глаза на индикатор охладителя. Тот как раз мигнул зеленым - и я выстрелил снова. На этот раз прицельно. Смертоносный луч прожег плоскую каску альбионца. Тот ткнулся головой в шпалу, подставив небу прожженную лучом в голове дыру.

Над моей головой пара лучей попали в стену вагона, оставив на ней черные подпалины. Я поспешил сменить место, выстрелил снова, но только зря заряд потратил. Он вообще ушел "в молоко". Рядом со мной вахмистр Быковский дал длинную очередь по альбионцам, заставив их пригнуть головы. Тех же, кто замешкался, срезали тяжелые пули. Они попадали на разбитую мостовую, поливая ее кровью.

Вокзал мы взяли в считанные минуты. Охрана его, еще толком не успевшая опомниться после многодневного артобстрела и только занимающая места по болевому расписанию, оказала отчаянное сопротивление. Но нас было намного больше. И фактор неожиданности нельзя списывать со счетов.

Зеленые львы дрались как звери, вполне оправдывая свою репутацию. Королевские гвардейские полки тяжелой пехоты - куда уж нам до них. Они не стали задерживаться на баррикадах, отступали к немногим уцелевшим зданиям и закрепились там, ведя прицельный огонь из лучевых винтовок. Там же у них были заранее подготовлены огневые точки, стояли пулеметы. И львы тут же открыли по нам огонь. Правда, он был далек от ураганного, не так уж много было пулеметов в защитников вокзала Килкенни.

Но и наши драгуны уже вытащили из вагонов легкие орудия и наши пулеметы. И начали ответную стрельбу. У львов не было сколь-нибудь основательных укреплений, потому их огневые точки подавили достаточно быстро. И только после этого мы ударили по ним.

Смертоносные лучи недолго метались в воздухе. Почти сразу дело дошло до рукопашной. Мне приходилось схватываться с техасскими рейнджерами на Баварии, драться с демонами на Пангее, но Зеленые львы - это было совсем другое дело. Они не просто отбивались, они прямо-таки фехтовали винтовками с примкнутым штыком. А вот от их выпадов приходилось увертываться или принимать их удары на броню. Мы сталкивались, лупили их прикладами, проламывая головы, не защищенные шлемами или касками. На них красовались только зеленые береты, быстро темнеющие от крови. Мы разбивали друг другу лица, нанизывали друг друга на штыки. Стреляли редко, жать на курок времени не было, того и гляди прикончат быстрее. Наверное, только Быковский умудрялся периодически давать короткие очереди из своего неизменного ручного пулемета. Но и раскраивать черепа его утяжеленным прикладом вахмистру удавалось, как всегда, весьма удачно.

Мы заняли одно из относительно целых зданий. Я выбрался на последний не разрушенный этаж, окинул взглядом поле боя. Драгуны, гренадеры и демоны добивали Зеленых львов в районе вокзала. Последние силы гвардейцев отступали мелкими группами, огрызаясь смертоносными лучами из винтовок.

- Надо развивать успех, полковник, - сказал мне подошедший Башинский. - Нас ведь слишком мало, чтобы удерживать город. Даже такой небольшой, как Килкенни. Тем более, набитый гвардейцами.

- Полковник Эберхарт, - связался я с командиром гренадер, - оставьте одну роту охранять наши малые мортиры. Всем командирам, - переключился я на общий канал, - сохранять темп. Уничтожать врагов! Прорываемся в тыл альбионцам. Главная задача, уничтожить как можно больше живой силы и техники противника. Первоочередная цель, артиллерия. Задачи понятны?

Я услышал по радио подтверждения от полковника Эберхарта и командиров рот моего полка. Башинский хлопнул меня по плечу и улыбнулся. Мы вместе спустились на первый этаж, и вышли на улицу. Там уже стояли полковник Эберхарт и лорд Саргатанас. Гренадер недовольно косился на демона, но и только, разговаривать с ним он не собирался.

- Надо подождать артиллерию, - сказал Башинский, - с ней как-то сподручней воевать.

- Потеряем темп, - покачал головой я. - Пусть расчеты с пушками догоняют нас. Отстающие взводы прикроют их. Сейчас для нас главное - скорость и наглость. Отступающим альбионцам страх застит глаза. Они точно не знают, сколько нас, а неизвестность всегда пугает очень сильно.

- Значит, вперед! - проскрипел Саргатанас.

Нас обогнал взвод драгун из полка Башинского, мы последовали за ними. Демоны, защищающие Саргатанаса, легко влились в ряды наших бойцов. Однако прошли не так уж много.

Город был отлично защищен от возможного прорыва. Разбит на сектора, перегорожен баррикадами, стальными "ежами" из рельсов, огневыми точками, куда уже успели вытащить из укрытий пулеметы и легкие орудия. И тут нам пришлось очень туго. Обстрел закончился почти полчаса назад, так что времени на восстановление позиций и подготовку к обороне у врага было более чем достаточно. Даже кое-где успели перегородить улицы колючей проволокой.

На одну такую вот отлично укрепленную позицию нарвались мы. Нас обстреляли из пулеметов и легкой пушки, заставив живо укрыться в пострадавшем от обстрела, но вполне крепком здании. Оно легко выдержало попадания снарядов вражеского орудия. Длинные очереди только выбивали фонтанчики из стен. Нам оставалось только держать головы пониже, чтобы не схлопотать пулю в лоб. Сложнее всего пришлось Саргатанасу, он просто скрылся за одной из стен, лишь изредка выглядывая в оконный проем. И все равно, несколько пуль отрикошетили таки от его головы и торса.

- Тут собралось достаточно много наших солдат, - произнес Башинский. - Вполне могли бы и прорваться, не хватает только координации.

- Действуем по прежнему плану? - глянул я на Саргатанаса. - Ваши демоны идут на прорыв, мои люди прикрывают их.

- А вот тут целесообразнее действовать наоборот, - покачал головой демон. - Мои демоны рассредоточатся по верхним этажам окрестных домов и поддержат вашу атаку огнем из винтовок. Но предварительно я покажу вам один фокус. Проделаю проход в проволочных заграждениях. Собирайте людей для атаки, полковник.

- Всем командирам, находящимся в квартале два-ноль-пять, - тут же передал я по общей связи, - пятиминутная готовность к атаке вражеских позиций.

Я выслушал доклады - и кивнул Саргатанасу. Тот потянулся всем телом, которое заскрипело, будто несмазанная телега, и энергичным шагом вышел из здания. Прямо через разбитый оконный проем.

Альбионцы тут же сосредоточили на нем огонь, но причинить вреда не могли. В этот момент я задумался надо словами Эберхарта. И правда, возьмут ли такого монстра гранаты? Пули с металлическим звоном рикошетили от Саргатанаса. Лучи скользили по нему, не оставляя и следа, только ярко сверкали, отражаясь от почти зеркальной поверхности его стального тела, подобно северному сиянию. Я видел его несколько раз в молодости, когда еще служил в Лейб-гвардии Кексгольмском полку, и нас забросили на учения за полярный круг.

Саргатанас этак вальяжно прошагал к альбионским позициям. Те отчаянно палили в него, без какого-либо результата. Демон остановился, замер на несколько секунд, то ли сосредотачиваясь, то ли просто, чтобы сильнее устрашить альбионцев. А затем вскинул правую руку, сжал ее в кулак, взмахнул ею. На его действия совершенно неожиданно отозвались проволочные заграждения. Они скрутились, как будто схваченные чьим-то кулаком. Столбики, на которые была накручена проволока, оторвались от земли. Саргатанас снова взмахнул рукой, как будто в его шипастом кулаке был зажат боевой кнут или какое-то подобное оружие. И этим оружием для демона стала колючая проволока. Саргатанас хлестнул ей по совершенно ошалевшим альбионцам. Фигурки в коричневой форме разлетелись в стороны, обливаясь кровью. Вряд ли кто-то из них был серьезно ранен - не настолько смертоносное оружие колючая проволока. Зато внесло смятение в ряды противника.

И этим было грех не воспользоваться!

- Вперед! - скомандовал я.

Подавая пример остальным, первым выскочил из дома. За мной бежали Башинский и Эберхарт. И все солдаты, скрывавшиеся в том же доме, что и мы. С верхних этажей демоны открыли огонь из своих штурмовых винтовок, поливая пулями альбионцев. Попасть по своему командиру они не боялись. Пули, все равно, не причиняли ему никакого вреда.

Мы быстро пробежали до вражеских позиций. Альбионцев там осталось не так уж много, их число изрядно сократили своим огнем демоны. Да и несколько ударов колючей проволокой разбросали их в разные стороны. Все это далеко не улучшало их обороноспособность.

Я выстрелил из карабина, срезав лучом неосторожно высунувшегося альбионца. Он повалился на бок. Бегущие рядом со мной драгуны и гренадеры также принялись стрелять. Лучи сверкали, сбивая альбионцев. Те, стоит сказать к их чести, опомнились быстро. Принялись палить в ответ. Вражеский луч прожег мою фуражку, но та удержалась на голове. Только волосы жаром обдало. Они аж затрещали.

Я не обратил на это ни малейшего внимания. Глянул на лампочку-индикатор охладителя. Та ровно горела зеленым. Я вскинул карабин к плечу - и встали луч в грудь альбионца в тяжелом доспехе и зеленом берете. Броня не остановила заряд. Лев покачнулся, рухнул навзничь, раскинув руки. Я оттолкнул его падающее тело. Тут же из-за его спины меня атаковал другой гвардеец. Стрелять он не стал. Сделал быстрый выпад, целя мне в грудь. Я отвел штык в сторону, но лев мгновенно врезал мне прикладом в лицо. Только в последний момент я успел отклониться назад, разминувшись с обитым сталью деревом приклада на считанные миллиметры. Мне показалось, что я ощутил металлический запах, исходящий от него.

С силой пнув гвардейца по голени, я одновременно толкнул его карабинов, вложив в удар больше веса, чем силы. Лев покачнулся, но не удержался на ногах. И не замедлил с ответным ударом. Клинок штыка проскрежетал по моей броне, уклониться мне снова удалось только чудом. Плеть колючей проволоки обвилась вокруг горла альбионского гвардейца, рывком затянулась. Тот левой рукой схватился за нее, но толку от этого не было никакого. Новый рывок - и лев упал на колени. Он кашлянул, кровь пошла горлом, обагрила кирасу.

Я глянул в ту сторону, откуда прилетела плеть. Конечно же, ею орудовал Саргатанас. Даже не задумываясь, что отдаю честь демону, я отсалютовал ему и кинулся дальше.

Сопротивление врага было сильным, но их позиции слишком сильно разбили снаряды нашей артиллерии, что сыграло нам на руку. Мы проломили альбионскую оборону на этом участке. Теперь надо было закрепиться, попытаться оттянуть на себя часть вражеских сил. А там уже все зависит от того, сумел ли генерал-полковник Волостов понять мой короткий радиосигнал, и атаковал ли он вражеские позиции. Если нет, то мы обречены.

Мы сгруппировались в квартале, где Зеленые львы держались крепче всего. Здесь было больше всего уцелевших зданий, вокруг которых альбионцы нарыли целую сеть окопов, обтянутых проволочными заграждениями, кое-где даже под током. Нам дорого обошелся штурм этих позиций, но теперь они послужат уже нам.

- Расставить пушки, - командовал я, оглядывая позиции в бинокль. - Свяжитесь с расчетами малых мортир, пусть выдвигаются сюда как можно быстрее. Без них нам тут придется слишком туго. Башинский, что у нас с трофеями?

- Имеется почти полсотни вполне исправных пулеметов, - ответил полковник. - Орудий, правда, всего два и снарядов к ним почти нет. Артиллеристов слишком активно забрасывали гранатами, - оправдываясь, сказал он.

- Ничего, - успокоил товарища я, - и этого хватит. В городе пулеметы бывают и выгоднее орудий. А пушек нам и своих хватит. Лорд Саргатанас, ваши... - я чуть было не сказал "люди", но вовремя поправился, - демоны пусть снова займут позиции на верхних этажах домов. Тут достаточно много их уцелело и выглядят здания достаточно прочными. Пулеметный огонь сверху - штука весьма неприятная, пусть теперь и альбионцы прочувствуют это в полной мере.

Мы едва успели освоиться на вражеских позициях, только подтянули с вокзала малые мортиры, даже проволочные заграждения не везде успели восстановить.

Альбионцы атаковали стремительно. Улицы оказались достаточно широкими, чтобы по ним, рядом с пехотой покатили еще и легкие бронеавтомобили. Они открыли огонь из пулеметов, буквально залив нас свинцом. Но тут против них сыграла собственная основательность. Даже после нашей атаки позиции оказались слишком хорошо укреплены. Нашим бойцам оставалось только головы пониже держать, не высовываясь из-за восстановленных достаточно быстро баррикад. В ответ открыли огонь наши орудия, сосредоточившись на вражеских бронеавто. Легкая броня тех могла остановить разве что пулеметную пулю или осколки, прямого попадания она не выдерживала. Даже снаряды наших легких орудий легко пробивали их даже в лоб. Сносили башни. А при попадании в борт переворачивали машины.

Однако свою роль они сыграли. Дали пехоте и гвардейцам противника подобраться к нашим позициям, позволив избежать больших потерь. Как только солдаты подобрались достаточно близко, по ним практически в упор открыли огонь наши пулеметчики и демоны с верхних этажей. И это стало сокрушительным ударом для альбионцев. В считанные мгновения были выбиты передовые цепи - солдаты и гвардейцы валились на землю, обливаясь кровью. Но приказа отступать не было - и следующие бежали за ними практически на верную смерть. Скольких нам удалось положить за несколько секунд такого расстрела, даже не представляю. Куда бы я не наводил бинокль, всюду валялись тела в коричневой форме и зеленой броне. Лежали вповалку друг на друге, местами уже не разобрать, где гвардеец, а где простой траншейник.

Альбионские командиры, наконец, отвели солдат из-под огня. Но совсем уходить они не собирались. В вечерних сумерках они собрали солдат, перегруппировались, и стали ждать. Пусть им и не удалось с наскока прорваться к нам, однако теперь враг будет осторожней, так что нам вскоре придется очень туго.

Ждали альбионцы не новые эскадроны бронеавтомобилей. Вместо них прикатила пара легких танков, вооруженных тяжелыми пулеметами. Вот с ними уже нашим пушкам было не сладить.

- Бейте по ним изо всех стволов! - скомандовал я. - Перебейте гусеницы! Что угодно сотворите, но танки не должны добраться до нас!

Артиллеристы понимали это и без моих приказов. Все пушки открыли огонь по танкам. Снаряды рикошетили от их лобовой брони, врезались в отнесенную назад башню, фугасы взрывались буквально под самыми гусеницами. Но танки продолжали медленно ползти, паля из своих пулеметов. За ними уверенно шагали прикрытые танковой броней солдаты и гвардейцы. Они чувствовали себя намного спокойней

- Отсекать пехоту пулеметным огнем, - отдал приказ я.

Сделать это было, конечно же, сложнее, чем скомандовать. Подставляться под тяжелые пули альбионцы не спешили. Но и наши драгуны умели управляться с пулеметами, обстреливали врага с флангов. Демоны поддерживали огнем сверху. Один танк переключился на верхние этажи, где засели наши союзники. Демоны были вынуждены держаться намного осторожней. Ведь от пуль их доспехи не защищали так надежно, как он лучей. Да и мне пришлось отступить от оконного проема, через который я наблюдал за ходом боя. Несколько пуль врезались в стену совсем рядом со мной.

Отсечь пехоту не удалось. Альбионцы подошли практически вплотную к нашим позициям. В дело пошли уже лучевые винтовки. И тут с другого фланга по нам ударили пушки. Нас атаковали уже средние танки. Тоже два. Но эти оказались в комплектации "самец", вооружены пушками, причем несколько более мощными, чем наши. И они открыли огонь по зданиям. Фугасные снаряды часто влетали в дыры в стенах и большие оконные проемы - взрывались уже внутри, осыпая демонов и наших пулеметчиков осколками.

- Артиллерия, - скомандовал я, - чьи орудия достанут этих "самцов", перенести огонь на них.

А ведь и за средними танками шагают альбионцы. Кто бы они ни были, траншейники и гвардейцы, нам придется туго. Столь масштабного приступа нашим весьма потрепанным полкам уже не отбить. Это я отлично понимал.

Я сменил позицию, навел бинокль на новые колонны альбионцев. Их было не меньше, чем тех, кто следовал за легкими танками. Правда, среди них было больше коричневых мундиров траншейных полков, но и этого количества нам хватит. "Самцы" ползли медленно, останавливались перед каждым выстрелом, так что с этого края враг до нас доберется не так и скоро. Возможно, к этому моменту мы сумеем отбить первую атаку.

- Лорд Саргатанас, - обратился я к демону, стоящему недалеко от меня и наблюдавшему за битвой без помощи биноклей и прочих предметов, помогающих лучше видеть, - вы можете снова нам помочь?

- Вижу, - ответил тот, - что войскам без меня приходится слишком туго.

На баррикадах первой линии обороны шла уже рукопашная схватка. Легкие танки остановились перед "ежами", обстреливая нас из пулеметов. А пехота в это время штурмовала баррикады под прикрытием их ураганного огня. Драгуны и гренадеры отбивались уже из последних сил, швыряя в альбионцев последние гранаты, отчаянно работая штыками. Я понимал, что еще один или два приступа, и придется отводить солдат на вторую линию. А ведь на ней уже придется стоять на смерть. Отступать будет уже некуда. Именно потому я и тянул с приказом об отходе.

- Но танки эти совсем не то, что проволочные заграждения, - продолжал демон, - и с ними справиться будет намного сложнее. И это потребует некоторого времени на подготовку.

Он сделал пару шагов, снова приблизившись к оконному проему. Хоть это и было теперь довольно опасно. Массивную фигуру Саргатанаса вполне могли углядеть в свою оптику вражеские танкисты. И в том, что он переживет прямое попадание из пушки, я вовсе не было уверен.

Лорд Саргатанас развел руки в стороны. В сумерках позднего вечера его фигура, по которой мелькали отсветы выстрелов из огнестрельного и лучевого оружия, выглядела жутковато, но весьма эффектно. Он был похож на адского дирижера, руководящего симфонией кошмара, который творится у его ног.

Я шагнул в сторону, чтобы Саргатанас не закрыл мне обзора, и внимательно вгляделся в поле боя. Первую линии почти смяли. Гренадеры и драгуны продержатся не больше одного приступа. Оба легких танка теперь прикрывали огнем солдат, по верхним этажам палили медленно ползущие "самцы". Я уже активировал встроенный в ворот доспеха микрофон, когда лорд Саргатанас, наконец, собрался с силами - и ударил по врагу.

Гусеницы обоих легких танков внезапно пришли в движение. Боевые машины, совершенно неожиданно для их экипажей, поползли назад. Прицелы пулеметов сбились. Они начали палить во все стороны, часто поражая и своих солдат. Затем танки поползли вперед, с разгону врезавшись в "ежи" и застряв в них. Огня при этом не прекращали. И я понял, что альбионские танкисты уже не контролируют собственное оружие. Правда, демон не мог точно навести все пулеметы на врага, потому они поливали огнем все вокруг, поражая и наших солдат, и неприятельских. Но и это стало слишком серьезным ударом для альбионцев. Штурм позиций был сорван.

Демон свел руки вместе с металлическим лязгом. Это, видимо, перегрузило двигатели танков. Из кормовых частей обоих боевых машин посыпались искры - и следом они почти синхронно взорвались. Танки исчезли в пламени взрывов. Это стоило альбионцам весьма серьезных потерь. Оставшаяся без прикрытия пехота начала отступать под огнем из лучевиков и пулеметов.

- Башинский, - связался я с командующей этим направлением полковником, - как только враг атакует снова, забрасывайте его гранатами и сразу же отходите на вторую линию. Эберхарт, - переключился я на другой канал связи, но успел произнести только имя гренадерского полковника.

Снаряд из танковой пушки угодил-таки в Саргатанаса. Фугас взорвался, отшвырнув демона вглубь помещения. Я едва успел отпрыгнуть с пути летящего металлического тела. Иначе он вполне мог превратить меня в фарш своими шипами и острыми гранями. Тут бы никакая броня не спасла. Да и весит демон совсем немало - при столкновении он превратит меня в кровавый блин. На доспехи опять же надеяться не стоит.

Демон пробил тонкую стенку, разделяющую комнаты здания, пролетел еще несколько метров и врезался во внешнюю стену. Та выдержала его вес, только с потолка посыпалась какая-то труха, основательно припорошив его. Подниматься Саргатанас не спешил, значит, попадание снаряда вполне возможно убило его, или уж точно надолго вывело из строя.

Но пока заботиться о судьбе командира союзников было некогда. Надо было отражать новую атаку. Альбионские "самцы" добрались-таки до наших позиций. Средние танки почти синхронно жахнули по нашему дому, наверное, хотели добить загадочного громадного воина в шипастых доспехах или за кого они там могли принять Саргатанаса. На мою удачу один снаряд ударил стену этажом выше, а второй - несколькими этажами ниже. Казалось, весь дом подпрыгнул под моими ногами, мне стоило известных усилий, чтобы удержаться на ногах. По стенам поползли трещины, откуда-то потянуло дымом. Похоже, фугасы подожгли что-то. Еще одно такое попадание - и придется срочно менять позицию.

- Господин полковник, - услышал я голос Вишневецкого, - быть может, попробуем накрыть танки из малых мортир? Вряд ли верхняя броня выдержит попадание.

- Отлично, капитан, - даже прищелкнул пальцами я. - Командуйте. Считайте, мой приказ у вас есть.

Лейтенант Коннолли из 13-го эринского полка пешей гвардии прошел ужас Пангеи. И потому стоило командующему обороной Килкенни гвардии капитану Брэдигану из 2-го эринского узнать о появлении демонов на подступах к городу, как он отправил Коннолли отражать атаку. И пусть никто точно не знал, атакуют ли демоны город или же просто у страха оказались слишком большие глаза, гвардии капитан предпочел перестраховаться и использовать знания лейтенанта, одного из немногих офицеров, что побывали на спорной планете и вышли из того ада живым. Большая часть их сейчас дралась с демонами на Аркадах, штурмуемых исключительно этими тварями. Душой лейтенант Коннолли был там, на базе, где люди дрались с демонами, но вот сейчас его опыт мог пригодиться, пусть и так далеко от островов.

- Судя по активной пальбе, - спокойно произнес Коннолли, - демоны, действительно, тут.

- Почему вы так решили, мистер Коннолли? - спросил гвардии сержант О'Рурк, который присоединился к полку уже после Пангеи.

- Демоны не пользуются лучевым оружием, - объяснил ему Коннолли. - У них в ходу только огнестрельное. А ты слышал, Рурк, как там палят? Значит, демоны там точно есть. Не может же быть у штернов столь пулеметов. Даже при условии, что они захватили все, что имелись у наших товарищей на этих позициях.

Сержант невольно поежился. Коннолли отлично понимал его. Даже имея за плечами опыт не одного дня сражений с ними, гвардии лейтенанту стало не по себе от осознания того, что снова придется сражаться с демонами. Несколько грела мысль, что впереди пойдут танки, которые прикроют их своим огнем.

Боевые машины открыли огонь по одному из зданий. На вид оно ничем не отличалось от остальных. Коннолли поднял бинокль, внимательно вглядевшись в темный силуэт дома. Поначалу ничего примечательного в нем увидеть не удалось, но тут взгляд Коннолли зацепился за здоровенную фигуру, отливающую сталью. Демон - а кто ж это мог еще быть - как будто весь состоял из острых граней и шипов. Он словно дирижировал битвой внизу, водя руками. Теперь гвардии лейтенант понял, почему именно на этом доме танкисты сконцентрировали огонь.

Взрыв двигателей легких танков оглушил наступающих альбионцев. Коннолли поняли, что атака с другого направления провалилась. Без поддержки боевых машин бойцы вряд ли сумеют взять хорошо укрепленную линию обороны. Да и слишком уж сильно деморализовало их уничтожение обоих танков.

- Быстрее, - скомандовал по общей связи лейтенант Коннолли. - Вперед! Вперед!

Солдаты и офицеры перешли на самый быстрый темп. Средние танки взревели электромоторами и рванули на полном ходу. Однако им приходилось останавливаться при каждом выстреле, комично дергаясь, раскачиваясь, и только после этих своеобразных судорог двигались вперед. До нового выстрела.

На бегу Коннолли не сводил бинокля с оконного проема, в котором все еще маячил шипастый гигант. Не пропустил он момента, когда тот получил прямое попадание из танкового орудия. Демона поглотило пламя взрыва. И больше Коннолли его уже не видел, как бы не вглядывался в линзы бинокля.

Да уж, каким бы демоном ни был шипастый, с танком не поспоришь.

Эта мысль подняла настроение гвардии лейтенанту, и он подбодрил своих людей.

- Не тушеваться! - крикнул он по общей связи. - Всякого врага можно бить! И штерна, и демона!

Зловещий свист он услышал слишком поздно. Вражеские малые мортиры, молчавшие до последнего, открыли огонь с минимальной дистанции. Мины обрушились на головы альбионцев, но больше всего досталось неуклюжим боевым машинам. Броня их сверху, как всем известно, самая тонкая, мин для пробития хватит вполне. И это смерть для танков. Коннолли отчетливо понял это, как только начали взрываться первые мины.

- Бегом! - закричал он. - Не останавливаться! Не ложиться!

Бойцы понимали, что остановка - это смерть, не хуже командира. Гвардейцы и простые траншейники бросились на вражеские позиции со всех ног. Не обращая внимания на пулеметный огонь, косящий их. И штерны за баррикадами, и демоны с верхних этажей палили, не заботясь о меткости и собственном оружии. Гвардейцы и траншейники валились друг на друга. Сверху на них сыпались мины, разрывая живых и мертвых в клочья. Танкисты, понимая, что уже обречены, принялись стрелять по штернам прямо на ходу. Снаряды взрывались на вражеских позициях, среди баррикад и проволочных заграждений. Драгуны и гренадеры противника разлетались в разные стороны. Болванки легко пробивали стены домов, фугасы влетали в оконные проемы - и оттуда вылетали демоны в шипастых доспехах.

Мина угодила почти точно в пробоину, оставленную другой в башне танка. Рванула уже внутри него. Сдетонировали снаряды в боеукладке. Оглушительно хлопнул не выдержавший двигатель. От, казалось бы, несокрушимой стальной машины остался только остов.

Второй танк проехал несколько ярдов, когда его гусеницы оказались перебиты взрывами мин. Он прокатился еще пару футов по инерции - и замер, став идеальной мишенью. Задрав орудие, танк выстрелил по зданию в последний раз. Фугас попал неудачно - взорвался, угодив в стену, никому особенно не повредив. И сразу после выстрела танк накрыло минами. Он был слишком удачной мишенью для малых мортир.

Передовые шеренги солдат и гвардейцев выкашивали пулеметными очередями. Они валились, словно подрубленные. Лишившись защиты танков, альбионцы потеряли весь боевой задор. Атака провалилась. Как ни прискорбно было это осознавать. Теперь гвардии лейтенанту Коннолли оставалось только скомандовать отступление. Пока его солдаты не побежали.

Он уже видел однажды бегство. Во время неудачного нападения на Колдхарбор. Его полк шел во второй волне наступления, и потому он видел только набегающий на него вал толпы, в которую превратились шеренги наступающих воинов. И этот вал подхватил его, кричащего что-то, не слышащего даже себя, повлек, как щепку.

Допускать чего-то подобного сейчас лейтенант Коннолли не собирался. А потому вовремя скомандовал отступление. Траншейники и гвардейцы, стараясь держаться цепью, начали отходить от вражеских позиций, отстреливаясь и кидая гранаты. Но, не разворачиваясь спиной к врагу, быстро бежать не получалось. И чем медленнее двигались бойцы, тем больше их гибло под градом мин и огнем пулеметов.

- Проклятье, - шипел гвардии лейтенант Коннолли, - бездарная атака.

И больше всего его злило то, что командовал атакой именно он.

По возвращении на исходные позиции, Коннолли тут же связался со штабом Брэдигана. Запросил подкрепления. Но получил отказ.

- Штерны сделали свое дело, - сообщил ему командующий обороной. - Предприняли массированную атаку. Линия фронта прорвана в нескольких местах. Мы деремся из последних сил. Штаб уже окружен. Если есть возможность, прорывайся прочь из Килкенни. Город уже потерян для нас. Прощай, Коннолли.

- Рурк, - обратился гвардии лейтенант к сержанту, опуская трубку, - мы покидаем город.

- Простите, мистер Коннолли? - не понял его тот.

- Мы уходим из города, Рурк, - повторил Коннолли. - Штерны прорвали линию обороны. Теперь нам надо покинуть Килкенни до того, как нас окружат.

И он широкими шагами направился к своего бронеавтомобилю. Экипаж уже сидел внутри, отлично понимая, что как только командующий вернется, для них тут же найдется работа.

Коннолли поспешил покинуть поле боя, практически бросив своих солдат. Командовать отступлением он не любил и не умел. И сбросил все на сержанта О'Рурка. Тот, хоть и не воевал с демонами, был вполне профессиональным военным, так что сумел организовать все наилучшим образом.

Альбионцы быстро покидали эту часть города. Катились немногие оставшиеся бронеавтомобили. Отступающих обстреливали, но довольно вяло. Видимо, снарядов у врага осталось немного, да и слишком устали штерны и демоны. Ведь им пришлось драться почти пол дня. Отступали альбионцы уже в ночной темноте.

Глава 10.

Ночь казалась бесконечной, но солнце взошло очень быстро. Мы не успели толком восстановить оборону на позициях, когда оно выбралось из-за линии горизонта. Я считал, что с восходом альбионцы вернутся, но этого не произошло. Вместо них пришли наши. Сам генерал-полковник Волостов. Он примчался на личном бронеавтомобиле в сопровождении еще пары таких же машин и целого эскадрона кавалерии. Волостов славился на фронте, как генерал старой закалки, верящий в позиционную войну, кавалерию и многочасовые артобстрелы. Однако, не смотря на это, отзывались о нем, в общем, хорошо.

Начинавший службу в гусарском полку генерал-полковник был все таким же порывистым, как в молодости. Не смотря на весьма внушительный возраст, он легко выскочил из бронеавто и подбежал ко мне. Схватил крепкими сильными руками, сжал мои плечи до боли.

- Молодца! - воскликнул он. - Ожидал от драгун всякого, но такой удали!.. Нет, все же не зря вы, хоть и без коней, да конница! Самая настоящая!

Волостов отпустил меня, разгладил седые усы, провел ладонью по бритой голове.

- Три дня на отдых, - сказал он. - Потом неделя на пополнение боеприпасов, починку брони и прочее. А дальше уж куда нас командование перекинет.

- Слушаюсь, - отдал честь я.

Три дня отдыха во время войны - это очень много. Целая вечность. Полки расположились в ближайших домах, выставив минимальные караулы. Война все-таки, не стоит расслабляться.

Для офицеров нашли небольшой домик, практически уцелевший во время обстрелов, наверное, из-за того, что располагался в низине или балке. Досталось, конечно, и ему, в крыше зияли несколько пробоин, однако жить внутри него можно было достаточно комфортно.

Первый день я бессовестно провалялся, вытянув ноги. Это было безумной приятно. Когда я переворачивался с боку на бок, как медведь в берлоге, казалось, все кости скрипели и щелкали. Поднять меня смог только нарисовавшийся с завтраком Филимон Хельг. Сопротивляться аромату, исходящему от накрытого чистой тряпицей подноса, я не мог. Пришлось выбираться из кровати и делать пару шагов до стола. Сбросив тряпицу жестом, более подходящем официанту, мой денщик перекинул ее через левую руку.

- Филимон, - сказал ему я, - не строй из себя трактирного полового. Ты бы еще волосы на прямой пробор расчесал и спину прогнул. - Я поглядел на поскучневшего Хельга и добавил: - Но за еду спасибо. Не принес бы ты ее, я, наверное, так и провалялся голодным до вечера. Никакого желания шевелиться лишний раз нет. И садись со мной. Ты тут наготовил столь, что можно еще и Быковского накормить.

- Не, - покачал головой Хельг. - Вахмистр может все это схарчить, а потом еще нами закусит.

Он сел на скрипучий венский стул, не чинясь, присоединился ко мне.

- Ты где в этот раз повара нашел? - весело поинтересовался я, когда утолил первый голод.

- Я его с собой из Туама привез, - совершенно серьезно ответил мой денщик.

Я поглядел на него. Хельг совершенно спокойно ел, орудуя ложкой, поднял на меня глаза. Ни малейшей искорки веселья в его взгляде не было. Он был убийственно серьезен.

- Ты что, - спросил я, - действительно, его за полком потащил?

- Сам пошел, - заявил Хельг. - В лагерь ему не хотелось. Вот и прибился к нашей кухне. С ним господа из контрразведки поработали, но выдали документ с печатью, по всей форме. Полностью благонадежен. Так что теперь он при нашей полковой кухне, пищемету помогает.

- Да уж, - произнес я. - Ушлый он оказался парень. Хотя уверен, что без тебя не обошлось, верно?

- Ну, - протянул Хельг. - Не то чтобы...

- Ладно тебе, - отмахнулся я вилкой. - Но если твой повар окажется альбионским шпионом, под монастырь угодим оба. Надеюсь, ты это понимаешь.

А вот о такой перспективе мой денщик явно не подумал. Он даже жевать перестал и заметно побледнел. Мне же, как будто собственные слова аппетита прибавили, я взялся за еду с новой силой, словно уже и не насытился вроде бы. Хельг хмыкнул - и, наверное, решил не отставать от меня.

Следующие два дня отдыха прошли примерно в том же расслабленном ритме. Я вяло курсировал между кроватью и столом, конечно, заходя еще в уборную, хотя до нее тащиться было куда дальше, чем до стола. Правда, сигарет за это время я извел, наверное, в два раза больше, чем обычно. Чем еще заняться, когда делать больше нечего? Есть да курить.

А утром четвертого дня меня, как командующего сводной бригадой вызвали в ставку фон Литтенхайма. Я прыгнул в свою машину и отправился в тыл, оставив командовать бригадой во время моего отсутствия полковника Башинского. Ехать нам было достаточно далеко, и ведший машину Хельг не смог удержаться от разговора. Он болтал, по обыкновению, обо всем сразу. Я кивал и вставлял короткие фразы, часто, наверное, невпопад. Сконцентрировать внимание на его словах не было особого желания. Пока денщик не заговорил о демонах.

- А все-таки, ваше благородие, - вздохнул Хельг, - что ни говори, а демоны не такие похожие на нас, как хотят показаться. Мне от их похорон аж не по себе стало. Внутри заледенело все, ей-богу. - И он, держась левой рукой за руль, размашисто по-православному перекрестился.

Я поежился от его слов. Слишком уж хорошо помнил жутковатую церемонию, которую демоны закатили, узнав, что их командир погиб.

Пятеро самых крупных голых по пояс демонов медленными шагами поднялись на верхний этаж здания, где погиб Саргатанас. Они бережно подняли его тело и водрузили на плечи. Из множества мелких ранений, которые нанесли он шипы и острые грани стального тела демона, струйками текла кровь. Они не обращали на это ни малейшего внимания.

Они так же медленно спустились по разбитым лестницам. Каждое движение причиняло им боль. Шипы вонзались в из красноватую плоть, острые грани резали не хуже хирургических скальпелей. А демоны размеренно шагали, поливая каждый шаг собственной кровью.

Они вышли из дома. Там их уже ждали. Несколько десятков разоблачившихся демонов. Они приняли тело Саргатанаса с рук окровавленных товарищей и понесли дальше. Теперь уже демоны шагали по городу. И наши солдаты, собравшиеся поглазеть на зрелище, расступались перед ними. Облаченные в шипастые доспехи демоны выстроились немного дальше длинным коридором. У каждого в руке был чадящий факел. Где они их взяли, никто не знал.

В сгустившейся полуночной темноте это зрелище выглядело зловеще, но как-то завораживающе.

Через равные промежутки, примерно в десять метров, демоны перекладывали тело своего командира на плечи новых товарищей. И вскоре процессия стала довольно большой. Окровавленные демоны шагали вслед за теми, на чьих плечах лежал Саргатанас. Факельщики из живого коридора следовали за ними, сходясь, как только процессия проходила мимо них. И вот уже у нее образовался длинный огненный хвост, словно у кометы.

Это завораживало еще сильнее. Напоминало что-то из древней истории, вот только никак вспомнить не мог что именно.

- Жуткое дело, - отвлек меня от мрачных воспоминаний Хельг. - Все-таки не люди они. Совсем не люди. Пыжатся изо всех сил. Но чуть глубже копни, тут же видно, насколько они другие. И хорошо, что они ушли от нас. Не знаю, как кому, а мне только легче стало.

Все факельное шествие закончилось тем, что демоны покинули нас. В ту самую ночь и ушли - больше ни одного демона никто не видел. И мне, как и Филимону, от этого было только легче.

Ставка Литтенхайма представляла собой основательный укрепрайон. Вместо фортов тут стояли десантные корабли, ощетинившиеся орудиями. Несколько линий обороны. Проволочные заграждения - все под током, о чем сообщали желтые таблички с черепом и костями, дополненными еще и парой молний. Проходы в минных полях, опоясывающих ставку, обозначались стойками с короткой и понятной надписью.

Ехал я по нему не один. Передо мной катился бронеавтомобиль генерал-полковника Волостова. За мной - еще чей-то. Я никак не мог понять по значкам, к какой части тот относился. Через какое-то время движение совсем остановилось. Почему - понять было невозможно. Сколько я ни поднимался, пытаясь разглядеть, в чем дело. Все закрывал высокий бронеавтомобиль Волостова.

В общем, через минное поле мы ехали несколько часов. Затем пришлось куда-то девать мою машину. Слишком уж много их скопилось тут - припарковаться оказалось банально некуда. Словно не на фронте, а в столице империи.

Я выпрыгнул из машины, оставив разбираться с этой проблемой Хельга, и быстрым шагом направился к центральному форту укрепрайона. Внутри было уже достаточно людно - и от сплошного галуна рябило в глазах. Я отошел в угол, чтобы особенно не отсвечивать в столь высоком собрании.

Совещание начало еще спустя почти час, когда прибыли генералы и штаб-офицеры из самых отдаленных участков линии фронта.

Генералы обступили большой стол, устланный картами, мы же, штаб-офицеры, предпочитали только слушать, держась подальше от стола. Вряд ли нам дадут право голоса, а если и выскажемся, кто прислушается к нашим словам. Наше дело - воевать, а вот стратегию войны определяют галунные погоны.

Примерно в таком ключе военный совет и прошел. Первым высказался, конечно же, фон Литтенхайм. Он выпрямился во весь свой немалый рост, оглядел собравшихся генералов, мельком глянув и в нашу сторону.

- Господа, - произнес генерал-фельдмаршал, - операция на Эрине входит в финальную фазу. Наши войска в нескольких сотнях миль от Девелина, - так называлась столица Эрины, - но взять город будет тяжело. Пусть Аркадские острова пали под натиском наших союзников, и теперь гвардейские полки практически уничтожены. Последние Зеленые львы отступили к столице. Однако не гвардейцы беспокоят меня сильнее всего. Во-первых: вражеская авиация до сих пор еще толком не показала себя, и этот факт весьма сильно тревожит меня. Что по этому поводу может сказать наша воздушная разведка?

Он повернулся к генерал-майору в голубой авиационной форме.

- Я потерял уже несколько эскадрилий, пытаясь выяснить это, - ответил тот. - Противовоздушная оборона у альбионцев поставлена отлично. К предполагаемым аэродромам нам не удалось подобраться и на десяток километров. Где нет зенитных батарей, там в небо поднимаются вражеские истребители. Прорваться не удалось. А все имеющиеся в нашем распоряжении военно-воздушные силы поднять в воздух вы разрешения не даете.

- Чтобы угробить их все разом? - покачал головой Литтенхайм. - Нет, Кулеша, таких растрат я себе позволить не могу. И спорить по этому поводу мы больше не будем. - Взмахом руки остановил уже готового возразить генерал-майора. - У врага хорошо поставлена система противовоздушной обороны, мне этого вполне достаточно. Нам и дальше придется жить под этим дамокловым мечом. Раз уж вы, генерал-майор, не смогли обнаружить врага, так теперь сумейте оборонить нас от его атаки. В том, что она воспоследует, - он именно так и сказал "воспоследует", наверное, я впервые слышал это слово, раньше только читать приходилось в романах, - я не сомневаюсь.

Генерал-майор Кулеша щелкнул каблуками. И даже в этом звуке была слышна обида.

- Оставим авиационный вопрос без ответа, - продолжал Литтенхайм. - Ведь этот дамоклов меч пока еще висит на своем конском волосе. Более же насущной проблемой является решительный удар по Девелину. Дорогу к нему перекрывает укрепрайон Серых гор. Его надо преодолеть в кратчайшие сроки. Я хотел бы выслушать ваши предложения по этому поводу, господа.

- Решительный удар, - хлопнул кулаком по столу пожилой генерал-лейтенант в серо-зеленой форме строевика и при роскошных седых усах, - собрать клин бронетехники и тяжелой пехоты - и ударить по этому укрепрайону. Предварительно, конечно же, хорошенько обработать артиллерией, - добавил он.

- И потерять две трети личного состава, - возразил ему столь же пожилой генерал-майор в черной форме с золотым танком в петлице. - Так воевать нельзя. Идти по трупам не только вражеских, но и своих солдат.

- Это - война! - снова хлопнул кулаком генерал-строевик. - И без жертв ее не бывает.

- Отставить пустопорожние споры, - оборвал спорщиков Литтенхайм. - У нас нет столько времени, чтобы тратить время еще и на них. Нам надо принять решение относительно прорыва вражеской линии обороны.

- А какую помощь в этом нам окажут союзники? - задал вопрос генерал-майор в строевой форме.

- Самую непосредственную, - отмахнулся Литтенхайм. - Но постоянно полагаться на нее нам не стоит.

- Через укрепрайон, - задумчиво произнес генерал-лейтенант с танком в петлице, который спорил с седоусым, - есть две, так сказать, дороги. Самая очевидная и хорошо укрепленная, конечно же, по самому краю Серых гор, а точнее между Серой и Пепельной горами. - Он провел рукой линию по карте. Но здесь войска окажутся под перекрестным огнем. С фронта и флангов нас будут обстреливать альбионцы. Однако штурмовать горы куда опасней. Ведь на их склонах против нас будут не только укрепления, но и сама природа.

- К тому же, - добавил генерал-полковник Волостов, - и в горах, и между ними очень мало места. Нашим войскам будет негде развернуться. Будем топтаться в той узости под огнем с фронта и флангов. Альбионцы там давно сектора обстрела разметили, расстреляют нас в два счета.

- Тогда мы можем рискнуть, - заявил седоусый генерал-строевик. - Разделить силы - и ударить по одной из гор, и одновременно в проход между горами. Тогда решится вопрос с ограниченным пространством. С другой же стороны, атакующие гору войска скуют одну из группировок противника. И тот не сможет обстреливать нас хотя бы с одного фланга. Что существенно увеличит шансы тех, кто прорывается мимо подножья.

- Делить силы... - с сомнением произнес танковый генерал-лейтенант.

- Но именно этого противник от нас-то и не ждет, - снова начал распаляться седоусый, - а значит, не будет готов!

- А вы знаете, господин генерал-лейтенант, почему эти горы называются Серыми? - поинтересовался у него танкист.

- Вы о той глупой легенде, - отмахнулся седоусый.

- Именно, - кивнул танкист. - Эти горы уже однажды штурмовали наши войска. Еще в те времена, когда Эрина была спорной планетой. За нее боролись мы с Альбионом. И наши полки, как и теперь уже наступали на Девелин. И как раз через этот самый горный хребет.

- Да, да, да, - не слишком вежливо перебил его седоусый. - Альбионцы любит вспоминать ту кампанию. Мы так активно штурмовали горы, что их склоны посерели от тел в нашей форме.

- Вот именно, - повторил танкист. - И с тех пор альбионцы еще сильнее укрепили горы, превратив их в практически неприступную крепость.

- Неприступных крепостей не бывает, - заявил генерал-полковник в черной форме и со скрещенными пушками в петлице. - Осадные орудия разобьют любые стены, а остальную работу доделают пехота и танки.

- Это вы сейчас хорошо сказали, - усмехнулся Литтенхайм, - однако у нас не слишком много осадных орудий. Нам не хватит их, чтобы обеспечить достаточную плотность огня на всех трех предполагаемых участках фронта.

- Но ведь можно развить идею генерал-лейтенанта Бахмайера о разделении войск, - отлично знакомый мне еще по Пангее Игнатьев, получивший галунные погоны и звание генерал-майора.

- Каким образом? - заинтересовался Литтенхайм.

- Сформировать три дивизии, - ответил Игнатьев. - Ударную, в которую войдет основная часть нашей тяжелой пехоты и все драгунские полки. Она будет штурмовать Серую гору. Вторую ударную, в состав которой включить нашу осадную артиллерию. Она отравится к Пепельной горе и устроит там обстрел укреплений. Третья, самая большая по численности личного состава, пойдет низиной. Устроим правильную позиционную осаду. Будем рыть траншеи, и подводить под вражеский укрепрайон апроши.

- И ждать развития событий на горах, - подхватил мысль командующий. - Штрайт был прав каждым словом, когда говорил о вас, генерал-майор. Не зря я взял вас к себе начальником штаба.

- Вы говорили о потерях, - заметил генерал-майор с обвитым змеей посохом в петлице, скорее всего, главный медик нашей армии, - а они будут при такой операции очень велики. Я не слишком много понимаю в стратегии и тактике, но нам придется штурмовать хорошо укрепленные позиции противника меньшим числом солдат. При этом число раненных и убитых будет очень большим. И насколько разумно разделять штурмовые части и осадную артиллерию?

- Правильный вопрос, на самом деле, - сказал Литтенхайм. - Ответ на него крайне просто. Это запутает врага. Кто подумает, что настоящий штурм возможен там, где нет осадной артиллерии?

- Действительно, - усмехнулся Волостов, - большую глупость, чем штурмовать укрепрайон, да еще и на горе, без крупных калибров, придумать сложно.

Наверное, только он, драгунский генерал, который сам редко отсиживается в тылу, ходит в атаку вместе со своими людьми, мог сказать нечто подобное. К тому же, годами он не сильно уступал генерал-фельдмаршалу и заслуг перед отечеством имел ничуть не меньше. А что еще не получил высшего звания, так тут, скорее, фамилия и происхождение виновато. Ведь среди фельдмаршалов было много фонов, а вот русскую фамилию редко увидишь в этом списке.

- С пушками нам помогут союзники, - не моргнув глазом, ответил Литтенхайм. - Думаю, те, кто прошел Пангею хорошо помнят их обстрелы.

После этих слов сразу можно было понять, кто в зале прошел через Пангею, а кто - нет. Как по сигналу мы опустили головы, кое-кто даже подбородок тереть стал.

- Я уже связывался с командующим союзными войсками лордом Евронимусом, - добавил Литтенхайм. - Он готов предоставить нам два дивизиона карронад и кулеврин.

- Они станут неприятным сюрпризом для альбионцев, - протянул Волостов.

- Генерал-фельдмаршал, - неожиданно даже для самого себя высказался я, делая шаг вперед, чтобы привлечь к себе внимание, чего минуту назад совершенно не хотел, - демонские пушки бьют только прямой наводкой и на не очень большое расстояние. Орудия придется подтащить практически к самым вражеским укреплениям, чтобы разбомбить их.

- Кулеврины бьют дальше карронад, - объяснил мне генерал-фельдмаршал, - так мне говорил лорд Евронимус, когда рассказывал о своих орудиях. - Он поглядел на меня внимательней, и прищелкнул пальцами. - Полковник Нефедоров, если не ошибаюсь? - сказал он. - Вас ведь представляли к наградам, верно? Но я не вижу ни самих наград, ни даже планки. Вы столь скромны, что не носите их?

- Затерялись представления, наверное, - пожал плечами я. - Ни одного ордена, из тех, к которым я был или не был представлен, я не получил.

- Постараюсь исправить эту несправедливость, - кивнул фельдмаршал, делая знак одному из своих адъютантов. Тот сосредоточено покивал в ответ и записал что-то в свой блокнот. - Относительно дальности боя демонских орудий, вы уже поговорите непосредственно с их бомбардирами. Они прибудут к Серой горе либо одновременно с вами, либо немногим позже. Я свяжусь с лордом Евронимусом сразу по окончании нашего совета.

Только тут я почувствовал на себе оценивающие взгляды всех генералов. Они как будто ощупывали меня, оценивали. Что за птица такая? - спрашивали эти взгляды. - Раз сам фельдмаршал знает тебя по фамилии.

Я шагнул обратно к штаб-офицерам, постаравшись скрыться среди них. Но те расступились, образовав вокруг меня круг, будто я зачумленный какой-то.

- Генерал-полковник, - обратился фельдмаршал к Волостову, - советую вам обратить внимание на этого офицера.

- Так точно, - махнул рукой скорее для проформы тот и одним глазом подмигнул мне, так чтобы не видел Литтенхайм. - Уже обратил.

Обратно мы с Волостовым ехали в моей машине. Военный совет достаточно быстро закончился. Стратегию нового этапа войны в общих чертах выработали, командующие направлениями назначены, - воплощать принятые решения теперь нам, штаб-офицерам. Штурмовать Серую гору в составе отдельной дивизии, в которую вошли все драгунские полки армии Литтенхайма и две трети гренадерских полков, предстояло Волостову. Он вышел чуть позже меня из штаба, но нагнал, пока я искал Хельга и мое авто. Когда генерал-полковник спешил, то выглядел на удивление комично. Он бежал, переваливаясь с ноги на ногу, раскачиваясь всем телом, как будто сидел в седле. Мне стоило некоторых усилий сдержать улыбку.

- Полковник, - сказал он мне, - у меня никакого желания трястись в бронеавтомобиле по такой жаре. Нам обоим катить в Килкенни, так что я решил проехаться на вашем замечательном авто-кабриолете. Не возражаете?

- Никак нет, - уставной фразой ответил я.

- Оставьте, полковник, - махнул рукой Волостов. - Без чинов, мы же не в штабе фон Литтенхайма.

Хоть я и штаб-офицер, но общаться "без чинов" с генерал-полковником мне как-то не приходилось еще.

Вместе мы отыскали Хельга, сумевшего пристроить мою машину достаточно близко к проходу в минном поле и проволочных заграждениях. Прыгнули на заднее сидение. Волостов махнул рукой несколько опешившему от такой компании Филимону - езжай, мол. Мой денщик нервно сглотнул и завел авто. Через проходы в минных полях мы катили все также медленно, впереди и позади нас едва ползли бронеавтомобили. Причем первый был еще и на полугусеничном ходу, так что скорость у него была даже не черепашья. Тут я эпитета не смог подобрать. А вот остроумному Хельгу это удалось.

- Вот ведь больная улитка, - хлопнул он пол рулевому колесу, - опившаяся тормозной жидкости.

Мне пришлось кусать щеки и губы до боли, что не рассмеяться в присутствии генерал-полковника. Пусть и "без чинов", но сдерживаться надо. Однако сам генерал-полковник сдерживаться не собирался. Он расхохотался в голос. А уж голос у него был настоящий громкий, командный. Такой хохот, наверное, стоило бы назвать гомерическим, никакой другой эпитет к нему не подходил. Тут уж не удержался и я. Вместе мы хохотали, наверное, несколько минут. И только злой, как черт, Филимон продолжал поливать бронеавтомобилистов, едущих перед нами. Но как бы цветисто он не выражался, ничего лучше улитки выдать ему не удалось.

- Да уж, - утерев глаза, произнес Волостов. - Хорошую штуку мы все-таки провернули в Килкенни. Альбионцы рискнули - и проиграли. Когда мы атаковали их с двух сторон, сняли слишком много солдат с фронта, думали, сумеют отразить наш натиск, а тебя сметут одним махом. Но ты держался крепко, вцепился в землю зубами, а я подтянул один, имеющийся в нашем оперативном резерве "Бобер" и проломил альбионскую оборону.

- С нашей стороны риск тоже был весьма велик, - пожал плечами я. - Если бы демоны сразу после гибели своего командира бросили позиции, а с них станется, кто знает, что у них под рогатыми лбами творится, боюсь, удержать позиции нам бы не удалось.

- Мы рискнули - и выиграли, - усмехнулся генерал-полковник, - альбионцы рискнули - и проиграли. А все потому, что мы с тобой, Нефедоров, рисковали осознанно и обдумано, враг же - действовал практически наобум. Мы заставили альбионцев реагировать на наши действия, значит, ситуацию контролировали мы. - Он подмигнул мне.

Тут Хельг вырвался на оперативный простор. Ловко обошел полугусеничный бронеавтомобиль и вжал педаль газа в пол. Наша машина рванула с такой скоростью, что в лицо полетела всякая мелочь из-под колес и вездесущая пыль. Я хлопнул денщика по плечу.

- Очки давай, - крикнул я ему, - две пары. - И для уверенности пальцами показал, сколько окуляров надо.

Тот не оборачиваясь, кивнул, и через минуту протянул мне очки. Я отдал одни генерал-полковнику.

- Я никогда не ездил быстрее на своем авто, - сказал мне Волостов. - Я не слишком хороший шофер, редко практикуюсь. Не привык к такой скорости.

- Я тоже, - пожал плечами я. - Дома я все больше на трамвае катаюсь или пешком хожу, автомобиля у меня своего нет. Как-то нужды покупать не было, - объяснил я в ответ на вопросительный взгляд генерала. - Да и тут меня Хельг еще ни разу такой скоростью не баловал.

- Достало тащиться! - прокомментировал через плечо Хельг. - Оторваться хочется! Но по первому же приказу...

- Не надо, не надо, - похлопал его по плечу генерал-полковник. - Я так быстро не ездил с тех пор, как кавалеристом был.

До Килкенни мы добрались уже в ночной темноте. Хельг вынужден был сбросить скорость, чтобы не угробить нас. У ставки генерал-полковника мой денщик лихо затормозил. Волостов выбрался из машины, вернул очки Хельгу и отдал честь. Я подскочил на сидении, козырнул в ответ.

- Ну ты дал, Хельг, - усмехнулся я, когда мы отправились дальше, уже к дому, где квартировал я с офицерами. - Улитка сразила нашего командующего наповал. Сманит он тебя теперь. Как пить дать, сманит к себе.

Филимон в ответ только философически пожал плечам. Мол, сманит - и сманит. Он-то человек подневольный, генерал-полковнику достаточно приказать - и Хельг станет уже его денщиком.

Глава 11.

На перемещение войск ушла почти неделя. Это время мы потратили с толком. Я отрядил зампотылу выбивать нам дополнительные доспехи, побольше для рядового состава. Они ведь и качеством несколько хуже офицерских, что вполне понятно, и потому, что так же естественно, выходят из строя куда быстрее. Батареи для лучевых карабинов. У строчки этого запроса я даже числа ставить не стал. Сколько сумеет выбить, столько и будет. Такого расходного материала много быть не может. Как и лент к пулеметам. Там я тоже ставить числа не стал. С этим и моим благословением я отправил Дрезнера, получившего недавно по выслуге полковничий чин, что придало ему некоторой солидности, в тыл, дав роту Подъяблонского в качестве сопровождения и несколько грузовиков, реквизированных в Килкенни. Драгун отправлял так же сугубо для солидности - маршруты были давно уже очищены нашими егерями, и ездить по ним можно было вполне свободно, не опасаясь партизан.

Вернулся Дрезнер не только с боеприпасами и доспехами, но и с пополнением. Прибыли полки, которые должны будут укрепить нашу дивизию, а значит, со дня на день стоит ждать приказа о выступлении на фронт.

Вот ведь странно. Не прошло и недели с тех пор, как мы брали Килкенни, а он мне кажется тылом. До линии фронта, которая отодвинулась к Серым горам, было, собственно, рукой подать, ощущение от жизни, все равно, какое-то тыловое. Даже пушек не слышно. Всю нашу крупнокалиберную артиллерию перебросили к укрепрайону на горе Пепельной, где собирают кулак для фальшивой осады. И налетов вражеской авиации совсем нет.

Когда Литтенхайм устроил разнос генералу от авиации, я снова вспомнил о странном поведении вражеских военно-воздушных сил Эрины. При обычном раскладе у нас дня бы не прошло без бомбардировки, оглохли бы от сирен и залпов зенитной артиллерии. Даже на Пангее с ее медлительной войной и сидением в траншеях, альбионцы налетали на нас дважды в неделю, и столько же было ответных рейдов нашей авиации. Что ни день где-нибудь в небе разыгрывалась воздушная дуэль между истребителями. Казалось, они исключительно от скуки носятся над нашими головами, поливая друг друга из пулеметов. Хотя может, на Пангее так оно и было. Сбивали друг друга редко, как только самолет получал несколько пробоин, тут же уходил за линию фронта. А вот при налетах бомбардировщиков драка шла всерьез.

Тут же, как будто мы и не по их родной земле идем. Давно пора бы уж ударить по нам с воздуха. Но нет. В небе только наши истребители. Бомбардировщиков Литтенхайм везти не стал. Оборона, как он, наверное, посчитал, важнее.

Смотров или парадов, какие любят некоторые генералы - и вопреки расхожему мнению не только те, что пороха ни разу не нюхали - не было. Дивизия в штатном порядке погрузилась на поезда и отправилась на новую линию фронта. Один за другим длинные поезда, влекомые несколькими локомотивами, уходили в даль, скрываясь за горизонтом. Позиции нам были заранее подготовлены саперами и там до поры дежурили несколько строевых полков. Они поддержат атаку, вместе с гренадерами, когда мы прорвем линии обороны.

Между вагонами с личным составом были прицеплены орудийные платформы, ощетинившиеся зенитными орудиями и счетверенными пулеметами. Конечно, наше передвижение будет прикрывать и наша истребительная авиация, но и от зениток отказываться никто не собирался. Надежней с ними как-то.

Мой полк грузился одним из последних, среди драгунских, конечно. Наверное, из-за серьезных потерь в сражении за Килкенни. Ведь сначала отправлялись на передовую полки из резерва, а за ними те, кто штурмовали город с фронта, а потом уже и мой, 5-й, и 8-й Башинского. На следующий поезд грузились уже гренадеры, собственно, половину вагонов нашего занимали они же.

Катили весело. Пусть и бросали взгляды на небо, когда слышали гул двигателей, ожидая увидеть там аэропланы с альбионскими эмблемами. Но все равно, ощущения были будто не фронт, а с фронта домой едем. К транспортам, которые увезут нас прочь отсюда.

Я трясся в штабном вагоне, большую часть которого занимал стол с картой укрепрайона Серой горы. Напротив сидели Башинский и повышенный до полковника Фермор, как раз его 18-й Померанский. За два дня мы успели изучить карту до последней точки, обозначающей бугорок, про который мы не знали, есть он на самом деле, или это у чертежника сломался грифель. Вот мы и бессмысленно глядели в окно, открытое, ибо в вагоне царила жара и духота. Жили мы в том же вагоне, где для проживания офицеров были выделены практически полноценные небольшие купе, имелся даже умывальник, хоть и один на два купе.

- Твою ж в гробину мать! - неожиданно выругался Фермор, подскочивший в окну, едва не сшибив меня наплечником брони. С доспехом и повязкой он не расставался. - Альбионцы!

Я тоже вскочил, оттолкнув его. Ведь уже на гул моторов аэропланов уже перестал реагировать. Оказывается зря.

Матей Беднарж капитан альбионского королевского воздушного флота был далеким потомком эмигрантов из мира, который теперь называется Саар. Уже мало кто помнил, что в те времена их родина носила совсем другое имя. Когда-то в детстве и Беднарж знал его, а сейчас как-то подзабыл. А вот историю родного мира капитан помнил отлично. Мир заселяли этнические поляки, чехи, словаки и прочие уроженцы так называемой Восточной Европы. Они вырвались из-под навязчивой опеки Панъевропейской империи, вассалами которой считались, воспользовавшись войной с демонами и частью космической программы, разрабатывающейся на их территории. Планета, которой они достигли, стала для всех них новой родиной. Они расселились по разным уголкам ее, постепенно развивая промышленность и сельское хозяйство. Но все закончилось, когда их нашла молодая империя Доппельштерн.

Это было в период активного расширения территорий всех нынешних могучих государств. И планета стала лакомым кусочком для Доппельштерна. Однако возвращаться под руку наследницы Панъевропейской империи жители будущего Саара не пожелали. В первое время они выступили единым фронтом против захватчиков - и штернам пришлось туго. Воевать за родную землю здесь было очень много желающих. И дрались они насмерть. Но надолго их решимости не хватило. Самые решительные погибли в первые месяцы, сгинув под смертоносными лучами, бомбами и снарядами. Остались упорные, но таких было немного. К тому моменту, когда помощь Светлании - капитан Беднарж вспомнил-таки название родины - предложил Альбион, было уже поздно. Сыграли свою роль обострившиеся разногласия между этническими группами. Появилось слишком много коллаброционистов. Войска Доппельштерна уже стояли на подступах в столице планеты. И все, что смогло сделать альбионцы - это эвакуировать с планеты тех, кто пожелал этого. Из них и были сформированы несколько полков, в том числе и авиационных. Один из них дислоцировался на Эрине.

Они долго сидели в тылу. Им не разрешали даже подниматься в воздух, чтобы сбить наглеющих день ото дня разведчиков Доппельштерна. И это раздражало всех пилотов, вне зависимости от того, были ли потомками уроженцев Светлании или же коренными эринцами, гордящимися своими фамилиями.

Но сегодня изменилось!

Полк подняли, конечно, не по тревоге, однако сигнал трубы "весьма спешно" говорил о многом. Капитан Беднарж выбежал из дома, на ходу застегивая гимнастерку. Стояла жара, и воевать в комбинезонах было бы просто невыносимо. Застегнутый шлем был переброшен через руку.

Пилоты собирались у самолетов техники в пока еще чистых комбинезонах стояли тут же. Проверять машины нужды не было - аэропланы, как и летчики как будто сами рвались в небо.

- Ну что, ястребки мои, - усмехнулся полковник Гражина, как всегда подходя к самолетам последним, "со значением", как любил приговаривать сам командир, - засиделись мы на земле. Пора в небо. Приказ есть. Атакуем поезда штернов, которые идут к Серым горам. По машинам!

В небо подняли весь полк, что поначалу несколько удивило опытного капитана Беднаржа. Однако стоило, спустя несколько минут увидеть длинную вереницу поездов, вагоны которых перемежались зенитными платформами, он понял, меньшим количеством тут не справиться. Тем более, что зенитные платформы поездов уже начали огрызаться пушечными залпами. Небо расцвело некрасивыми серовато-черными бутонами первых взрывов.

- Тут, конечно, работа для штурмовиков, - прогудел лейтенант Марцин Гловацкий, ведомый Беднаржа, - но не все ж им одним развлекаться, верно, Матей?

- Вернее некуда, Марцин, - ответил тот, нервно тиская пальцами штурвал, как всегда перед первым виражом боя. - Держись за мой хвост, Марцин!

И он резко на форсаже бросил машину вперед и вниз. Ему не надо было глядеть через плечо, чтобы знать, Гловацкий не отстает. Он вел машину на бреющем полете, в опасной близости к земле, казалось, его аэроплан вот-вот пройдется брюхом по высокой траве. Тут его не могли достать вражеские зенитки и пулеметы, но и ему самому придется очень сильно рискнуть, во время атаки пройдясь прямо перед их носом.

Беднарж дернул рычаг на себя - машина задрала нос и выскочила из-за края платформы. Все еще слишком низко для зениток. Он надавил на гашетку. Пули прошлись по платформе, но особенно никому не повредили - с такого угла много урона не нанесешь. А вот вагонам досталось хорошо. Беднаржа порадовал длинный ряд черных дырок в их деревянных стенках. Вслед за ним прошелся Гловацкий, превратив стенки в настоящее решето.

А теперь предстояло самое опасное. Пройтись по-над зенитной платформой, в смертельной близости от ее пулеметов. Беднарж врубил форсаж. Ускорение вжало его в удобное кресло. В глазах заплясали багровые мухи. Он почти не слышал зловещего перестука счетверенных пулеметов. Оставалось надеяться только на удачу и скорость его машины. Ни та, ни другая не подвели! Он ушел в небо, сбросив скорость, как только перестук пулеметов отделился и стал совсем не слышен из-за звона в ушах.

- Как ты там, Марцин? - спросил Беднарж у ведомого. Тот ответил неразборчивым бурчанием. Видимо, еще не совсем отошел от перегрузок форсажа. - Второй заход!

На этот раз они обрушились на поезд сверху. Пули изрешетили крыши нескольких вагонов. А перед самой зенитной платформой пилоты вновь ушли вверх на форсаже.

- А все-таки штурмовики бы лучше нас не управились, - сказал после второго захода Гловацкий. - Посшибали бы их зенитки!

- На еще один раз хватит путь, Марцин? - спросил у него Беднарж.

- Вполне, Матей, - ответил тот. - Успеем попортить крови штернам!

Но штерны и сами были горазды попортить кровь кому угодно. Их зенитчики отличались завидной меткостью. Уже на втором заходе полк недосчитался пяти машин, еще две покачивая крыльями, возвращались домой. А перед третьим в небе появились машины с двуглавым орлом на крыльях.

Вовремя явились, ничего не скажешь. У пилотов Альбиона боеприпасы были почти на исходе, и зарядов батарей не хватит на хороший форсаж - иначе до дома просто не дотянуть. А враг, по всему видно, к бою готов. Со штернов станется и подождать немного, подставить под удар пехоту - у поездов ведь противовоздушная оборона хорошо поставлена, выкрутятся как-нибудь. И ударить как раз тогда, когда альбионцы как раз будут меньше всего готовы отразить их атаку.

Беднарж дернул штурвал, бросая машину на врага, чтобы встретить его лицом к лицу, а не подставляться под очереди сверху. Альбионцы, словно следуя за ним, рванули набирать высоту. Воздух наполнился треском очередей и всполохами трассирующих очередей. Хорошо только, что зенитчики перестали палить по ним, боясь зацепить своего шальной пулей или осколком. Теперь шел спор только между летчиками.

Беднаржу удалось уйти очередей идущего на сближение штерна - сам он стрелять не спешил берег патроны, которых оставалось смертельно мало. Мир закружился вокруг него, завился в привычную спираль, но капитан уверенно держал в поле зрения своего противника. Того, кого уже назначил жертвой. Штерн попытался зайти сверху - верное решение, но слишком шаблонное. В этом была главная слабость всего пилотов Доппельштерна, по мнению капитана Беднаржа, конечно. Вместо того, чтобы состязаться с врагом в скорости набора высоты, он резко ушел вниз, подставляя штерна точно под пулеметы Гловацкого. Старина Марцин не подвел. Беднарж лишь краем глаза заметил вспышки над головой, а вот как пули изрешетили нос самолета, практически содрав двуглавого орла с фюзеляжа, он видел отчетливо. Вражеский аэроплан рыскнул куда-то вниз - и ушел в последний штопор.

Он уже не интересовал Беднаржа - капитан искал себе новую цель. Но та сама нашла его. Выкрашенный в красный цвет - не иначе как в подражание легендарному пилоту древности - аэроплан рухнул на него с неба. Тут не было никакой основательности и шаблонности, как будто это вовсе не штерн атаковал сейчас Беднаржа. Но черные двуглавые орлы на крыльях и фюзеляже утверждали обратное.

Штерн пуль не жалел - самолет Беднаржа затрясся от попаданий. По стеклу разбежались лучики трещин. Но капитану повезло - ни одна пуля не поразила его самого. Но теперь самолет стал вести себя непослушно. Приходилось прикладывать немалые усилия, чтобы бросить его в очередной вираж. А крутиться надо было очень много. Красному штерну удалось зайти к нему в хвост. На Гловацкого насели сразу двое врагов - и тому стало не до того, чтобы прикрывать товарища, самому бы живому уйти. Беднарж бросал машину в самые невероятные виражи, только тем и спасался от длинных очередей красного штерна. Но добиться большего на основательно покалеченном в первые мгновения схватки самолете не удавалось.

Аэроплан почти перестал слушаться руля - вражеские пули разнесли хвост, перебили тросы. Машина рыскала по сторонам, почти не отзываясь на судорожные рывки штурвала. Беднарж давил на педали, но скорость самолета уже не менялась. Кнопка форсажа так же оказалось бесполезна.

Беднарж каким-то шестым чувством пилота ощутил, что находится на мушке у красного штерна. Его машина шла более-менее ровно, без выкрутасов. Скорость постоянная. Теперь враг медленно наводит пулеметы на цель, немного приподнимает нос своей машины - пули они ведь тоже падают. Его палец замирает на кнопке - он выбирает только удобный момент, чтобы надавить.

И тут все планы врага сорвал старина Марцин. Наплевав на смертельную опасность, грозящую ему, он оторвался от преследователей, подставив им беззащитный тыл. Гловацкий налетел на красного штерна. Тот оказался не готов к столь неожиданной атаке. Но пилотом штерн был превосходным. Таких можно назвать одним словом - ас. Он ушел из-под огня, рванув вверх и влево. Походя зацепил-таки машину Беднаржа краем длинной очереди.

- Прощевай, Матей, - услышал капитан. - Сейчас они меня достанут.

Он отчаянно хотел крикнуть что-нибудь в ответ, чтобы Гловацкий услышал его. Но было поздно. Личный канал летной пары забил стук очередей, зловещий треск обшивки самолета. А затем остался только белый шум.

Капитан Беднарж кое-как развернул машину, вываливаясь из боя. Тут ему на полуразбитой машине делать было уже нечего. Беднарж не был уверен даже в том, что сумеет нормально посадить его, куда уж там воевать.

Поезда решили не останавливать после вражеского налета. Ведь его последствия оказались не такими страшными, как казалось в первые минуты вражеской атаки. Хорошо поработал и наши зенитчики, и летчики пришли на помощь вовремя.

Я почти не видел воздушного боя. Наверное, наблюдать его во всех деталях могли только те же зенитчики со своих отрытых платформ. Правда, для неосторожных это наблюдение заканчивалось плачевно - от вражеских пуль не спасали никакие доспехи и мешки с песком. Мы воспринимали бой только на слух. Казалось, уже могли отличать шум моторов наших аэропланов от вражеских, как и сумасшедший стрекот пулеметных очередей, которыми обменивались летчики. Конечно, это был чистой воды самообман, зато я наловчился определять завывание моторов падающих самолетов. Этот жуткий вой сложно было спутать с каким-то другим звуком. Тем более, что за ним как правило следовал взрыв.

Как только налет закончился, я первым делом, поднявшись с пола, бросился едва ли не бегом к аппарату внутренней связи. С его помощью я мог поговорить с каждым вагоном, где имелся такой же. А они были установлены даже на орудийных платформах.

- Доложить обстановку! - рявкнул я, и на меня тут же градом посыпались доклады. Люди перебивали друг друга, не давали высказаться никому, а потому понять хоть что-то было невозможно. - Стоп! - крикнул я. - Стоп! Стоп! Стоп! - Я решил упорядочить этот хаос, когда офицеры немного спустили пар. - Докладывать, начиная с первого вагона. - Вспомнить, чьи роты сидят в каких вагонах, я не мог в тот момент вспомнить, хоть убей. Поэтому пришлось слушать всех. Более подробно расспросят уже Башинский с Фермором.

Вот тогда-то я и узнал, что потери наши не столь велики, как могло показаться. И у меня как-то сразу отлегло от сердца. Совсем не хотелось привезти на Серую гору жалкие остатки трех полков. Правда, вряд ли этот налет будет последним.

Генерал-майор Кулеша выскочил из своего самолета, словно молодой. Он и правда чувствовал себя молодым. Лет на двадцать. Не старше. Но стоило увидеть взгляд Штернберга, последовавшего за Литтенхаймом с Пангеи на Эрину, как груз прожитых лет снова навалился на плечи.

- Что это за мальчишество, господин генерал-майор? - ровным тоном поинтересовался тот.

- Нас слишком мало тут, - начал оправдываться Кулеша, - и каждый аэроплан на счету. Мы не знали, сколько будет альбионцев. Мы не могли допустить, чтобы они уничтожили наши поезда.

- Довольно, - отмел его слова Штернберг. - Вы давно уже не "зеленый" поручик, чтобы очертя голову бросаться в драку. Ваша задача координировать действия авиации. А как, скажите на милость, вы собирались делать это, пребывая в воздухе?

- С земли не много-то и узнаешь, - развел руками Кулеша. - По чужим докладам.

- А пижонство это к чему? - хлопнул по выкрашенному красным фюзеляжу генерал-майорского самолета Штернберг.

- Пусть боятся красного самолета, - заявил Кулеша, хищно улыбнувшись.

- Собьют тебя когда-нибудь, - бессильно опустил руки генерал-лейтенант. - И кто тогда будет у меня истребительной авиацией командовать?

- А вот пусть Литтенхайм сам и командует, - резко бросил ему Кулеша, который никак не мог забыть обиды, нанесенной ему генерал-фельдмаршалом на военном совете.

- Забудь уже, - устало произнес Штернберг. - Мальчишество тебе не поможет завоевать доверие фон Литтенхайма.

- Я - летчик, - стукнул себя кулаком в грудь Кулеша, - боевой офицер, а не штабник! Мое место в небе!

- Вот то-то и оно, что офицер, - снова вздохнул Штернберг, - и галунный погон в тебе ничего не изменил.

- Я и полковником себя неплохо чувствовал, - буркнул Кулеша, - и в генералы не рвался никогда.

- Но все равно, - подошел к нему генерал-лейтенант, - будь осторожней. Ты слишком хороший начальник истребительной авиации. - Он хлопнул Кулешу по плечу.

Штернберг ушел, а генерал-майор взмахом руки подозвал своего техника. Тот робел присутствия генерал-лейтенанта - и старался держаться на приличном расстоянии.

- Мне тут досталось малость, - сказал ему Кулеша. - Залатай аэроплан и погляди не получил ли он попаданий в район силовой установки. Меня обработали неплохо, когда я этого совсем не ждал, так что пули могли и двигатель зацепить.

- И что вы мне вечно такие подробные инструкции даете, - проворчал убедившийся в отсутствии высокого начальства техник, - как будто сами собираетесь аэроплан латать.

- Мне в небе всегда видней, что с самолетом, - отмахнулся Кулеша, и ушел вслед за генерал-полковником. - Через полчаса проверю работу, - обернувшись через плечо, бросил он напоследок технику.

Тот проворчал что-то совсем уж неразборчивое и принялся осматривать повреждения самолета.

Капитан Беднарж устало потер пальцами глаза. Он несколько отвык от войны на Эрине, где давненько не было уже полноценных сражений. Особенно в воздухе. Слишком уж хорошо укреплена планета. Оказалось, недостаточно. И вот результат - всего один бой, пусть и жестокий, а его едва с ног не валится. И руки болят от напряжения. Он великими трудами сумел посадить то и дело рыскающий носом самолет. На ровной, залитой бетоном полосе он прыгал, будто та покрыта колдобинами и буграми. Лишь мастерство пилота спасло Беднаржу жизнь.

Отчаянно тянуло написаться. Не так, как пьют альбионцы - умело и расчетливо - а по-настоящему, во всю ширь, до синих чертей и прочей гадости. Тем более что повод был железный - гибель друга, с которым стал за годы работы в паре едва ли не один целым. Однако Беднарж понимал - делать это категорически нельзя. Воздушная война только набирала обороты. И очень скоро полку снова подниматься в небо.

- Славно мы штернов разделали! - хлопнул его по плечу Ярослав Прокоп, второй лейтенант из эскадрильи капитана Ирже Табора, чьих пилотов так и звали - табориты. - И не хмурься ты так, - тут же сказал он, когда Беднарж весь вскинулся, злобно глянув на него, - не надо, капитан. Гловацкий и мне другом был. И знаю я его не меньше твоего. Но что толку лить слезы по нему. Давай выпьем за светлую память Марцина Гловацкого, а после помянем его парой сбитых штернов.

Он выставил перед Беднаржем пару серебряных стопок и наполнил его из бутылки, которую держал в правой руке. Наливал мастерски - ни капли не пролил, сказывались годы опыта. Алкоголиком, конечно, Прокоп не был, но заложить на воротник любил и умел. Правда, во время войны старался держать себя в руках, а когда срывался, суровый капитан Табор не гнушался посадить его под замок. И тогда дом, занимаемый офицерами истребительного полка, оглашали дикие крики, как будто там поселилось злобное приведение.

- Мне пара штернов не нужна, - буркнул Беднарж, принимая полную рюмку. - Мне нужен один. Тот, кто летает на красном самолете.

- Я видел его только краем глаза, - ответил Прокоп, поднимая рюмку в уже произнесенном тосте. - Он - настоящий ас, каких мало. Справиться с ним тебе будет тяжело, капитан.

- А я простых задач и не ищу, - сказал Беднарж, салютуя в ответ.

- Светлая память, - хором произнесли оба летчика.

Они единым махом осушили свои рюмки, даже не поморщились, хотя пойло было куда выше сорока градусов. А уж из чего приготовлено лучше и не думать.

Прокоп изготовился налить по второй, но Беднарж перевернул обе рюмки. Покачал головой. Второй лейтенант тяжко вздохнул - и поставил закрытую бутылку на стол. Маслянистая жидкость в ней медленно покачивалась. Оба пилота поглядели на нее. Хмельное манило забвением, разум противился ему. Быть может, в другой компании Прокоп и поддался бы искушению, но только не при мрачном, как туча капитане Беднарже.

- Кто теперь будет твоим ведомым? - наконец нарушил затянувшееся до неприличия молчание Прокоп.

- Найду кого-нибудь, - пожал плечами Беднарж. - Сейчас это не составит труда.

Это действительно было так. Потери полк в первом бою понес достаточно серьезные. И кое-кто даже поговаривал, что они не соразмеримы с результатами налета. Но исключительно шепотом.

- Уорента Кржижа, например, - добавил он. - Славный парень.

- Без ведущего остался в первые минуты, - согласился Прокоп, - но не растерялся. Бой пережил, хоть и побед на свой счет не записал. Хороший ведомый тебе будет.

В гибели своего ведущего парень не был виноват. Тот схлопотал прямое попадание из зенитки, так что от его самолета даже обломков толком не осталось. Разлетелся, что называется, в пыль.

Этой новостью Кржижа Беднарж решил обрадовать как можно скорее. Парень был только польщен такой честью. Он-то ведь вполне искренне считал, что раз потерял ведущего в первом же бою, то уже ни на что не годен и только и ждал перевода в другой полк.

- От снаряда ты бы его не спас, - успокоил паренька Беднарж. - Это роковая случайность. Каждый может так нарваться. А вот то, что ты прошел бой один, да еще живым из него вышел, пусть и не поцарапал ни одного штерна, это тебе самая лучшая аттестация. Так пойдешь ко мне ведомым? - поинтересовался он у уорент-офицера.

Тот даже опешил от такого вопроса. Никогда не мог представить себе, что у него, "зеленого" уорента, опытный капитан будет спрашивать - пойдет ли оный уорент к нему в ведомые. У него даже дыхание перехватило, живот скрутился жгутом, как бывало на теоретических экзаменах в летной школе, и Кржиж смог только кивнуть.

- Вот и отлично, - кивнул в ответ Беднарж. - Как починят наших птичек, начнем слетываться.

- Есть, - только и смог выдавить из себя Кржиж.

Но спешить смысла не было. Налет на поезда оказался крайним на очень долгое время. Летчики сидели в тылу, только новые пары проходили слетку, да изредка командование устраивало масштабные воздушные бои. И от этого недоумение среди пилотов только росло. А уж когда их перебросили еще глубже в тыл, отведя на несколько десятков миль от линии фронта, невысказанные вопросы зазвучали в умах летчиков еще громче. Но потом прошел слух, скорее всего, запущенный командованием, который ответил на все.

Позиции нам у Серых гор оборудовали по первому разряду. Глядя на них никогда не скажешь, что тут собираются устроить прорыв, а не долгую, правильную осаду вражеского укрепрайона. Тут не хватало только тяжелых орудий. За высокими барбетами стояли только пушки небольших калибров, а позади позиций - торчали короткие стволы гаубиц. В остальном же, не к чему придраться. Километры траншей - нашим саперам нипочем была ни плотная почва, полная камней, ни частные вражеские обстрелы. Брустверы с банкетами, прикрытыми противоосколочными щитами. Заранее подготовленные позиции для наших легких орудий и малых мортир. Даже отдельную ветку железной дороги подтянули и пустили узкоколейку, по которой нам будут доставлять боеприпасы. Такое я видел только на линии Студенецкого.

Мы со всем возможным удобством расположились в новых траншеях. Я занял предназначенный мне форт, как-никак теперь я был командиром отдельной драгунской бригады, состоящей из трех полков, включая мой. Кроме него в бригаду входили 8-й полк Башинского и 22-й Померанский полковника Вебера. Последний оказался довольно молодым человеком, который хоть выдвинулся за счет связей в Большом Генеральном штабе, а кое-кто поговаривал даже о родстве с самим генерал-квартирмейстером, однако командиром был толковым. Да и слухи слухами, могут и не оправдаться, про меня, наверное, и не такое болтают.

В форте мы квартировали втроем - места хватило и на нас, и для наших денщиков осталось немало. Здесь же оборудовали дополнительный склад продовольствия, и кто этому поспособствовал, я ничуть не сомневался. Стоило только взглянуть на довольную улыбку Филимона, и все становилось ясно, как белый день.

Приказа о наступлении не было. Мы вяло перестреливались с альбионцами, швыряли друг в друга мины из малых мортир. Нас защищали брустверы и противоосколочные щиты. Противника - схожие укрепления, да к тому же усиленные рельефом местности.

Гору, занимаемую альбионцами, за дни, прошедшие без толку, я изучил вдоль и поперек. Часами глядел на нее в бинокль, прикидывая так и этак план грядущей атаки. Ведь первой в бой пойдет именно моя бригада, а уж за ней - гренадеры и третьим эшелоном строевики. И уж если нам проламывать вражью оборону, надо ее как следует изучить. Белые облачка - залпы орудий. Устремляющиеся в небо серые столбики - малые мортиры. А вот блестят на солнце линзы бинокля - офицер-альбионец глядит на нас и прикидывает, когда же будет атака. Задается, наверное, вопросом: почему нет тяжелых орудий? И не выстроена ли эта линия только для того, чтобы сковать действия Королевской армии Альбиона на этом участке фронта?

А ведь для стрельбы прямой наводкой позиции противника подходят как нельзя лучше. Выстроенные на постепенно повышающемся склоне большого холма, они были крайне уязвимы для огня демонских пушек. Брустверы их не защитят - черные шары, сверкающие молниями, будут залетать в самые окопы, уничтожая сотни людей. Да и орудиям придется не лучше. Осталось только дождаться союзных артиллеристов.

Я поймал себя на мысли, что больше не думаю о них, как о демонах. Они стали для меня союзниками, как их было практически приказано официально именовать. Я отогнал предательскую мысль, понимая, что она очень скоро вернется. Скорее всего, этим же вечером, когда я буду валяться в блиндаже, глядя в бетонный потолок. В такие моменты только немые разговоры с Еленой спасали меня. Как и я, она не одобряла нашего союза с демонами, ведь ей, в качестве фенриха Шварца, пришлось пройти через горнило Пангеи. И вряд ли мои новые мысли понравятся ей. Но я все же поделюсь с ней, пусть даже сейчас мог представить себе взгляд Елены.

Но и это занятие быстро наскучило мне. Мы рассмотрели позиции альбионцев, прикинули несколько вероятных мест прорыва, в зависимости от урона, нанесенного демонскими пушками. Так что вскоре в форте беседовать стало не о чем. Ожидание давило могильной плитой. А ведь альбионцы, наверное, уже уверились, что мы тут выстроили линию фронта для проформы и сковывания сил, и успокоились. Славный их ждет сюрприз, правда, никто из нас не знал, когда именно. Мысли и разговоры плавно перетекали с любой темы на наших союзников - и затихали сами собой. При этом кто-нибудь обязательно выходил из форта. Проветриться, так мы это называли, потому что это стало самым частым предлогом для ухода. Как будто после упоминания о демонах в форте повисал вместе с молчанием невыносимый запах серы.

Так тянулись наши дни до свежих вестей от разведки.

Глава 12.

Поначалу об этом только шептались, боясь спугнуть небывалую удачу. Болтали только молодые уоренты да лейтенанты, которые были немногим старше. Говорили о бостонском транспортнике, не то прорвавшемся с боем (во что никто, конечно же, не верил), не то обманом проникнувшем в систему Эрины. И вез этот транспорт, а другим сведениям громадный грузовой корабль класса "Cargo XXX" бомбардировщики. Самые тяжелые бомбардировщики, какие только имелись и Соединенных планет. Настоящие "Летающие крепости", куда там родным бомбардировщикам. Теперь под них готовят аэродромы, и не где-то, а в непосредственной близости от мест базирования истребительной авиации. В каких-то считанных милях, не дальше.

- Бостонцы, - рассказывал Кржиж капитану Беднаржу с юным задором, который что самое странное вовсе не раздражал бывалого летчика, - еще и своих специалистов прислали. Производство деталей к самолетам налаживать и все такое. - Уорент сделал неопределенный жест рукой. - Их понятное дело, дальше ремонтных цехов не пускают. Но как только с помощью этих специалистов наладят мощности, начнется что-то невероятное.

- Да уж, - вздохнул знакомый с планами командования из первых рук Беднарж, - дело задумывается небывалое. Штернов хотят одним ударом выкинуть с планеты. Собрать кулак из всех присланных "Крепостей" - и устроить один, но грандиозный налет всеми силами. Работы нам будет непочатый край, скажу я тебе, Алеш. Прикрывать всю эту армаду. А уж штерны драться за небо будут изо всех сил.

- Так посчитаемся за Марцина! - радостно воскликнул Кржиж, который воспринимал месть за погибшего ведомого капитана, как личную вендетту.

- Дело надо делать, уорент-офицер Кржиж, - возможно резче, чем стоило бы, осадил его Беднарж. - Мы можем и не встретиться с красным самолетом. Бомбардировщики пойдут широким фронтом, и мы вполне возможно будем драться на разных его краях.

Уорент после его слов как-то сник, и Беднаржу захотелось даже попросить у него прошения за резкость и отечески потрепать по плечу. Чувствую, что начинает размякать, капитан козырнул Кржижу и поспешил покинуть офицерскую столовую, где оба обедали. Расстроенный уорент остался сидеть, глядя на тарелки с остатками еды, и даже на призывный взгляд подавальщицы никак не отреагировал. Юноша пользовался успехом у барышень, и, как правило, не отказывал им во взаимности, но не в этот раз.

Генерал-фельдмаршал пребывал в крайней степени гнева. Он - бушевал. Взгляд грозного командующего метал перуны. Кулак опускался на стол, застеленный картами подобно молоту. Голос гремел грозовым громом.

- Упустили! - гремел он. - Как вы это допустили?! Адмирал фон Грюнвальд, я к вам обращаюсь! Ответьте мне, довольно уже строить из себя изваяние!

То ли упоминание неформального прозвища, то ли громогласность генерал-фельдмаршала, которую пусть и частично, но передавала налаженная видеосвязь с орбитой, заставили Изваяние говорить.

- Бостонцы использовали некие технологии, недоступные нам, - ответил Грюнвальд. - Союзники слишком поздно информировали нас о его появлении, перехватить грузовик мы просто не успели.

- А без их помощи вы не могли обнаружить грузовой корабль такого размера?! - продолжал греметь Литтенхайм.

- Вы пропустили мою первую фразу, генерал-фельдмаршал, - промолвил Грюнвальд. - Повторю специально для вас. Бостонцы использовали технологии, недоступные нам. И благодаря этим технологиям, они смогли скрыть корабль класса "Карго три икса".

- И откуда у бостонцев могут быть эти технологии? - стал несколько тише генерал-фельдмаршал. Обвинения в тупости он, конечно, адмиралу не простил, но и прислушиваться к его словам стал несколько больше.

- Подобными могут обладать наши союзники, - задумчиво потер длинными пальцами подбородок, - ведь они все же смогли обнаружить грузовой корабль. И Кибертроник, потому что об их реальном уровне технологического развития мы ничего не знаем.

- Теперь киберы пришли на помощь бостонцам, - сделал вывод Литтенхайм, - а те, в свою очередь, альбионцам. Выходит, мы теперь воюем уже с тремя государствами.

- Открытых военных действий против нас пока никто не предпринимает, - пожал плечами Грюнвальд, - но экономически поддерживать наших врагов будут многие. Ну да это не нашего с вами ума дело, генерал-фельдмаршал.

Адмирал был просто убийственно серьезен. И возразить ему фельдмаршал не мог никак. Тем более, что чудом налаженная видеосвязь с орбитой стремительно ухудшалась. Литтенхайм дал "отбой".

- Раз уж из космоса нас не прикрыли, - несколько более спокойным голосом произнес генерал-фельдмаршал, - надо справляться на земле. Что наша разведка скажет относительно груза, доставленного на планету.

Вот тут и настал поистине звездный час генерал-майора Кулеши.

- Разрешите, - сделал он шаг вперед, подходя ближе к креслу Литтенхайма.

- Генерал-майор, - кивнул тот с ледяной улыбкой, - оправдаться желаете.

Кулеша молча проглотил эти слова, и начал докладывать.

- После боя за поезда, - произнес он, - я решил, что раз альбионцы потеряли достаточно много истребителей, то в их обороне образуется изрядная прореха. Вот и решил рискнуть. Кинул туда сразу истребительную эскадрилью. И не прогадал! Тогда мне еще не было известно о бостонском транспорте, потому я не придал значение тому, что обнаружили мои разведчики. А нашли они, господин генерал-фельдмаршал, - не удержался от театральности Кулеша, - ни что иное, как взлетно-посадочные полосы. В процессе постройки, так сказать. И они должны получиться очень длинными. Самым тяжелым бомбардировщикам, какими располагает Альбион, не нужны подобные. Только бостонские "Летающие крепости" нуждаются в полосах такой длины. И строили их всего в нескольких километрах от линии фронта. Строили весьма кучно, как будто собирают кулак.

- Я, конечно, не великий стратег воздушного боя, - пожал плечами Литтенхайм, - но даже я отлично понимаю, что это обычная тактика. На основании данных вашей разведки вы делаете вывод, что бостонский грузовой корабль привез самолеты. Весьма сомнительный, надо сказать.

- Отнюдь, - поддержал истребителя генерал-лейтенант Штернберг. - Я лично ознакомился с данными разведки, и могу вполне уверенно заявить, альбионцы готовят небывалую по масштабу воздушную операцию. Полосы по моим расчетам могут вместить не менее тысячи тяжелых бомбардировщиков класса "Летающая крепость". И полосы строятся настолько кучно, что аэропланы будут стоять, что называется, крыло к крылу. Они сосредоточены на очень узком участке фронта.

- Тысяча бомбардировщиков "Летающая крепость", - этот вывод заставил фельдмаршала задуматься, - на узком участке фронта. И чем это может нам грозить? - Он более-менее понимал чем, но хотел услышать подтверждение или опровержение от Штернберга.

- Расположение на узком участке, - ответил генерал-лейтенант, - говорит о том, что противник собирается с этого аэродрома только взлетать. Запаса хода стратегических бомбардировщиков хватит для того, чтобы садиться уже в глубоком тылу. О том же говорит тот факт, что на аэродроме при повторных фотосъемках не были обнаружены ни склады для бомб, ни зарядные генераторы силовых установок. Отсюда можно сделать вывод, что враг собирается нанести нам быстрый и могучий удар, от которого мы может уже и не оправиться.

- Вы не преувеличиваете? - поинтересовался Литтенхайм, хотя сомнений в его голосе не было.

- Даже если каждый самолет альбионцев несет на себе порядка одной тонны бомбового вооружения, - объяснил Штернберг, - нам на головы обрушится тысяча тонн. Этого достаточно, чтобы сровнять с землей, например, столицу нашей империи. И пыли не оставив от дворца кайзера.

Последний эпитет был, конечно, художественным преувеличением, но он подействовал на генерал-фельдмаршала.

- Мы всегда готовы к отражению воздушной атаки, - произнес он, - но я прикажу всем пребывать в полной боевой готовности. Однако главной нашей защитой будете вы, генерал-лейтенант.

- Эта задача почти полностью возложена на генерал-майора Кулешу, - заявил Штернберг. Командующий истребительной авиацией гвардейски щелкнул каблуками

- Вот и оправдайте доверие, - махнул ему Литтенхайм. - Готовьте ваши аэропланы, нечего торчать на советах.

- Есть, - ответил Кулеша и строевым шагом, тяня носок, как на параде, покинул фельдмаршальский форт.

- Прошу прощения, господин генерал-фельдмаршал, - подойдя к Литтенхайму так близко, что слышать его мог только он, произнес Штернберг, - но зря вы так с Кулешей обошлись. Он толковый командир, и без него мне было бы очень сложно управляться со всей авиацией. Пусть ее и куда меньше, чем было на линии Студенецкого, но я ведь бомбардировщик, в истребительной авиации разбираюсь слабо. На Пангее мне помогал генерал-майор фон Кернер, но он погиб в бою с демонами. Теперь во всем, что касается истребителей я полностью полагаюсь на Кулешу.

- Пусть вымещает свою злость на альбионцах, - только и ответил генерал-фельдмаршал, раздраженно махнул рукой. - У нас слишком много дел, чтобы тратить время еще и на обидчивых летчиков.

Штернберг только тяжело вздохнул - и отступил к остальным генералам, собравшимся в фельдмаршальском форте.

Приказ о полной боевой готовности никого не застал врасплох. Он означал, что смены зенитчиков укорачиваются вдвое, чтобы пулеметчики и артиллеристы все время были свежи. А вот летчики истребительной авиации теперь практически жили в самолетах. Приходилось ночевать в кабинах, пока тянулись часы ночной вахты. Все это время силовые установки самолетов были подключены к зарядным генераторам, чтобы взлететь с полными батареями в любой момент.

Что ни день Кулеша инструктировал истребителей. Поднимать аэропланы в небо не разрешал приказ. Поэтому пилоты свободное от дежурств время посвящали теории воздушного боя в возможных условиях. И можно было увидеть престранную картину. Летчики медленно ходили друг за другом, держа в руках модели истребителей, отрабатывая воздушные маневры и тактику воздушного боя. Иногда к ним присоединялись и техники. Они изображали альбионские бомбардировщики, летящие плотным строем, для этого ведь вовсе не требовалось какой-либо сноровки. Иди себе да иди с игрушечным бомбардировщиком в руках, а когда кто-то из пилотов совершит удачный заход, и тот, кто играет прикрывающего альбионца не сумеет выполнить поставленную перед ним задачу, выходи из боя, заваливая модель на сторону и вниз. В общем, со стороны зрелище в высшей мере безумное, конечно, для человека незнакомого с летным делом.

Генерал-майор Кулеша не знал, что почти тем же заняты и пилоты Альбиона. Все готовились к грядущей в самом скором времени невиданной бомбардировочной операции. Штерны - принимать удар и уничтожать врага. Альбионцы - прикрывать такую громадную орду тяжелых самолетов. И еще неизвестно, чья задача сложней. Но что можно сказать точно, от результата этой воздушной битвы будет, скорее всего, зависеть вся кампания на Эрине. И демоны тут совсем не союзники Доппельштерну, слишком плохо у них с авиацией, да и со средствами борьбы с ней не лучше.

Все ждали только дня начала операции. Дня, в который решится все, по крайней мере, так считали, наверное, все летчики на Эрине.

Пришел же "тот самый день", как его называли альбионские летчики, конечно же, неожиданно для всех.

Аэродром подняли на два часа раньше обычного. Трубы из динамиков пели сигнал "весьма спешно" раз разом, как будто кто-то еще мог спать воистину мертвым сном и не слышать его. Пилоты и техники спешили к своим самолетам. Искрили под ногами заправочные шнуры - наступи на них кто, получил бы такой удар током, что вряд ли смог оправиться от него. Но никто не обращал на них внимания, привычно переступая, и стараясь держаться подальше от толстых искрящих проводов.

- Слетки закончились, парень, - хлопнул по плечу своего ведомого капитан Беднарж. - Теперь пришло время заняться делом.

Уорент-офицер Кржиж только в кивнул в ответ. Слов у него не нашлось.

Оба летчика прыгнули в свои машины, выкрикнули почти ритуальное "от винта" - и, прислушавшись к шуму моторов, дернули рычаги штурвалов на себя. Самолеты взлетали один за другим. Парами, как и положено истребителям, уже в воздухе перестраиваясь в эскадрильи.

- А вот и наши бомбардировщики, - произнес Беднарж.

Это было невероятное зрелище. Громадные самолеты, каждый из которых был в несколько раз больше любого истребителя. Что легкого "Персея", предназначенного больше для разведки, что "Гладиатора", на котором летал капитан Беднарж, или "Метеора" его ведомого Кржижа. Бомбардировщики "Летающая крепость" закрывали все небо, бросая тень на землю. На аэродроме как будто насупила ночь, не смотря на то, что солнце взошло не так уж давно. Техники, оставшиеся на земле, почти все замерли, подняв головы, и следили за полетом армады бомбардировщиков.

Казалось, прошло несколько часов, прежде чем на аэродроме снова стало светло. И было давно уже не утро, солнце близилось к полудню.

Их заметили рано, такую армаду не скрыть даже от космической разведки. Собственно с орбиты первыми и сообщили о ней. Даже радарная служба доложила только через несколько минут, когда аэродромы уже были подняты по тревоге.

Суета ничем не отличалась от той, что недавно царила у альбионцев. Носились, как угорелые, техники. Ругались на двух языках пилоты, грозя подогнать их кулаками и пинками. Кто-то даже замахивался, но дальше, конечно, дело не шло. И точно также искрили под ногами зарядные кабели, грозя неосторожному током.

- Без ведомого летаешь? - спросил у Кулеши Штернберг, практически на бегу остановившийся у выкрашенного красным самолета генерал-майора.

В небо поднимались все, вне зависимости от званий и должностей. Генерал-лейтенанту подготовили штурмовик, самый тяжелый, что был в составе воздушных сил армии Литтенхайма. Он был более-менее привычен старому летчику бомбардировочной авиации Штернбергу. За штурвал истребителя генерал-лейтенант бы сесть не решился.

- Не люблю, когда кто-то на хвосте сидит, - усмехнулся Кулеша.

- Прикроешь меня, если что, - протянул ему руку Штернберг.

- Договорились, - хлопнул его по подставленной ладони Кулеша.

Истребитель забрался в свой самолет, а генерал-лейтенант поспешил дальше, к своей машине. У тяжелого штурмовика его уже ждал второй номер, он же стрелок задней аппарели. Он отдал честь Штернбергу, тот козырнул в ответ и нетерпеливо махнул рукой. Столько бы генерал-лейтенант не обвинял Кулешу в мальчишестве, ему самому не терпелось подняться в небо.

Первыми армаду встретили зенитчики на линии фронта у Серых гор. Но их калибра явно не хватало, чтобы достать до летящих слишком высоко стратегических бомбардировщиков. Зенитки ведь были рассчитаны на оборону от пикировщиков и штурмовиков. Однако артиллеристы все же не смогли удержаться от стрельбы, когда небо над их головами почернело от крыльев. Снаряды рвались, оставляя в воздухе серые облака висящего какое-то время дыма, но повредить армаде не могли. Пулеметчики хотели подключиться к этой бесполезной потехе, однако их вовремя остановили. Палить им смысла не было вообще, только без толку пули тратить.

Но ни одной бомбы не упало на позиции штернов, что удивляло и пугало куда сильней самой армады. Когда небо очистилось от вражеских самолетов, зенитчики прекратили огонь. Солдаты и офицеры в траншеях опустили головы, как и техники на альбионском аэродроме, почти все они стояли, уставившись на чудовищную армаду, закрывшую солнце, казалось, на несколько часов.

- И куда они полетели? - спросил у меня майор Штайнметц.

- Сам хотел бы это знать, - ответил я.

- Подняться до потолка, - скомандовал Штернберг. - Всем держаться на максимальной высоте.

Самолеты летели друг другу навстречу. Два громадных воздушных флота сближались. Пройдут минуты - и начнется жестокая битва, которой еще не ведало небо Эрины. Радиостанции уже начали ловить переговоры противников, и вдруг генерал-лейтенант, услышавший знакомую по Пангее альбионскую речь, спросил на общем канале, понимая, что его слышат враги.

- Вызывает Орел-Один, генерал-лейтенант Штернберг, - сказал он, коверкая альбионские слова, - кто командует флотом Королевских воздушных сил?

- Бригадир Гилмур, - раздалось в ответ на языке Доппельштерна. - Снова споем, Штернберг? - поинтересовался он.

- Теперь тебе бомбить, - невесело усмехнулся Штернберг, - значит, и петь тоже.

- Я - спою, - произнес Гилмур. - Обязательно спою. Для меня честь сражаться с тобой, Штернберг.

- Для меня честь сражаться с тобой, Гилмур, - ответил Штернберг.

Воздушные флоты столкнулись, будто две кавалерийские лавы, обрушив друг на друга тысячи пуль. Экономить никто не собирался. Встретившиеся на предельной высоте истребители поливали друг друга длинными очередями, сверкая трассирующими пулями. В небе стало тесно от самолетов, бывало, они даже цеплялись крыльям во время особенно лихих маневров, а то и сталкивались, не успевая выйти из виража.

- Штернберг, - выкрикнул Кулеша, в бою не до званий, - уводи свои штурмовики вниз! Атакуй бомбардировщики! На этой высоте мои ястребки справятся!

- Есть! - ответил, не чинясь, генерал-лейтенант. - Штурмовики, за мной!

Эскадрильи штурмовиков начали падать на летящие несколькими десятками метров ниже бомбардировщики. Те ответили длинными очередями из спаренных пулеметов верхних турелей.

- Держись, - крикнул Штернберг своему второму номеру.

Его штурмовик закрутился в безумном штопоре, увертываясь от вражеских пуль. Зашел на цель - и утопил красную кнопку до упора, вдавив ее в штурвал. Трассирующие пули прошлись по фюзеляжу "Летающей крепости", вспыхивая при попадании. Сбить такую махину сходу не удалось даже тяжелому штурмовику, уничтожавшему танки с одного захода. Хотя, наверное, эти самолеты можно было сравнить с "Бобрами" или другой подобной техникой Доппельштерна. Правда, удалось заставить замолчать одну турель и наделать дыр в фюзеляже и крыльях, что было не так плохо.

Штурмовик нырнул вниз, пройдя меж двух бомбардировщиков, хотя пришлось едва ли не протискиваться, расстояние было исключительно маленьким. По меркам воздушного боя, конечно. Едва крыльями не чиркнули.

Выровняв машину, Штернберг потянул штурвал на себя, задирая нос. Сейчас вражеские самолеты были особенно уязвимы, что бы не говорила тактика воздушного боя. И пусть днища бомбардировщиков ощетинились стволами пулеметов, но противостоять заходящему штурмовику они не могли. Слишком уж неудобно стрелять в цель, когда она болтается где-то у тебя под ногами. Хищно оскалившись, будто дикий зверь, Штернберг снова надавил на гашетку. Авиапушки и пулеметы выплюнули длинные очереди. Теперь пули и снаряды вспороли брюхо "Летающей крепости". Вспыхнула задняя турель. Но самый большой урон был нанесен двигателям. Левое крыло получило самую длинную очередь из авиапушки. Громадный самолет закачался, словно пьяный и начал валиться на сторону. Двигатели заискрили, пропеллеры остановились, замерев.

Первая победа на счету генерал-лейтенанта Штернберга в этом бою.

Что бы он там не говорил уоренту Кржижу, капитан Беднарж искал красный самолет. Он словно безумец носился над полем боя, вступал в короткие перестрелки, но настоящих схваток избегал. Когда помогал товарищам, когда давал короткую очередь по врагу, когда подставлял истребитель с орлами на крыльях под пулеметы ведомого. Молодой Кржиж записал на свой счет три победы, подтвержденных снимками фотопушки, уже один враг рухнул, прошитый длинной очередью. Но победой назвать это язык не поворачивался. Потому что враг, падая, врезался в бомбардировщик - и оба самолета скрылись в пламени взрыва. Осколками посекло и пару соседних "Летающих крепостей", те хоть и удержались в воздухе, но теперь уже не могли выдерживать общую скорость. Строй бомбардировщиков был нарушен еще в одном месте.

А Беднарж продолжал свою охоту. Не он, отчаявшись, выкрикивал в открытый эфир оскорбления пилоту красного истребителя на ломаном языке штернов. Но тот либо не мог разобрать его слов в общем гаме, либо попросту игнорировал. Это не имело значения для капитана. Он найдет своего личного врага - и покончит с ним. Чего бы это ему не стоило! И сделать это надо с первой попытки, снова искать его по всему небу возможности уже не будет. Поэтому Беднарж берег патроны, выдавая не больше трех выстрелов одной очередью, да и только лишь с беспроигрышных позиций. За несколько часов сражения на его счету еще не было ни одного сбитого врага. И все же усилия капитана Беднаржа увенчались успехом. Он нашел красного штерна.

- Без ведомого летаешь, - прошипел змеем капитан, сжимая руки на штурвале.

Штерн как раз обрушивался на бомбардировщик, изрешечивая его очередями тяжелых пуль и снарядов. Они буквально вспороли тяжелый самолет - вспыхнула от попаданий трассеров стеклянная кабина, от массы попаданий оторвалось левое крыло, аэроплан завалился и ухнул вниз, закручиваясь в жутком штопоре.

Беднарж воспользовался этим. Он пролетел через облако обломков и дыма, оставшееся на месте бомбардировщика - и выскочил буквально под носом у красного штерна. И вот тут уж оторвался по полной. Вдавил кнопку гашетки в штурвал до упора. Все четыре пушки выплюнули длинные очереди. Беднарж особенно не целился - штерн плясал в перекрестье его прицела.

Красивое лицо капитана, обычно нравившегося женщинам, сейчас будто изморозью покрылось. Губы поджаты, зубы стиснуты, словно от боли, кожа побледнела не только от холода высоты, глаза блестят инеем. Это был не охотник - это был хладнокровный и расчетливый убийца.

Но противник ему достался не хуже. Не смотря на неожиданность появления Беднаржа, он ловко ушел от длинных очередей, получив всего несколько попаданий, мало повлиявших на состояние его аэроплана. Прокрутившись в многократной быстрой бочке, он дал очередь по самолету Кржижа, что стало для ведомого весьма неприятным сюрпризом. Молодой человек нырнул вниз носом, будто клюнуть кого-то попытался. Безжалостные пули штерна разбили не кабину аэроплана, а его хвост, изрешетив руль, делая машину практически неуправляемой.

Беднарж не заметил этого. Глаза его были прикованы только к красному самолету врага. Для капитана существовал только он. У него имелось большое преимущество перед Штерном. Тот тратил патроны и снаряды не задумываясь, в то время, как альбионец берег боеприпасы, отказываясь даже от стопроцентных побед. И вот теперь Беднарж использовал его с полной отдачей. Стоило только штерну попасть в перекрестье хоть на секунду, как Беднарж вжимал красную кнопку, на которой были вырезаны череп и кости - дань бесшабашной юности - посылая в него длинные очереди. Пушки "Гладиатора" тут принимались плеваться огнем. Но ловкий штерн каждый раз уходил, казалось, в самый последний миг. Смерть вжикала над ним своей косой, но достать не могла. Красный штерн играл с ней прямо-таки с каким-то даже удовольствием.

- Вот ведь нарисовался на мою голову, - бурчал генерал-майор Кулеша, - хрен сотрешь.

Он как раз отметил вторую чистую победу в этом бою, что было большой удачей для летчика даже его класса, и собирался уходить. Заряда в батареях было - только до аэродрома дотянуть. Патронов к оружию - на минуту хорошего боя не хватит, на пару очередей всего-то и хватит. Но сбросить настырного альбионца с хвоста никак не удавалось. Тот будто бы ни разу не выстрелил за все время воздушного сражения - тратил снаряды к авиапушкам почем зря.

Самолету Кулеши уже несколько раз досталось. Он дергался от попаданий почти случайных снарядов. Пока это не особенно беспокоило его, однако еще пара-тройка таких случайностей - и генерал-майору придется туго. Значит, ему надо в струнку вытянуться, но сбить чертова альбионца, пусть даже после он останется без единого патрона. И вот тут дефицит боеприпасов может сыграть с ним дурную шутку.

Кулеша потянул рычаг на себя, уводя самолет в небо. Резкими движениями он бросал машину из стороны в сторону, увертываясь от длинных очередей, которыми словно кнутом хлестал его альбионец. Достигнув потолка своего аэроплана, Кулеша потянул рычаг на себя до упора - и неожиданно вырубил двигатель. Самолет перевернулся кверху брюхом. Вестибулярный аппарат генерал-майора, отличавшийся завидной крепостью, от такого надругательства взвыл. Аэроплан рухнул вниз, казалось бы полностью неуправляемый.

Беднарж ждал чего угодно, каких угодно фигур высшего пилотажа, но только не такого безумия. Нигде. Ни в одном учебнике не было описании ничего подобного. И вот штерн уже выравнивает свой самолет, в то время, как не успевший выйти из виража альбионец буквально висит, представляя из себя идеальную мишень. Много патронов штерну не понадобилось. Кабина капитана Беднаржа вспыхнула от трассирующих пуль.

Альбионец, потомок светланцев, не пожелавших влиться в Империю Двойной звезды откинулся на спинку, захлебываясь кровью. Его самолет достиг потолка, а потом начал заваливаться, словно пытаясь из зависти к врагу повторить его маневр, но не сумел выровняться - и ухнул куда-то вниз. Туда, где дрались такие же, как он.

Довольный еще одной победой генерал-майор Кулеша плавно развернул самолет, собираясь отправиться к аэродрому. Он слишком расслабился. Стал неосторожен. Не принял в расчет ведомого Беднаржа. Подумал, что раз разбил тому руль, то его уже можно списывать в отбой. Но парень оказался на диво упорен. Каким-то нечеловеческим усилием он сумел вытянуть самолет на ту же высоту, хоть и сильно отстав от ведущего. И теперь уже аэроплан Кулеши представлял идеальную мишень. Кржиж надавил на гашетку, выпуская одной длинной очередью все снаряды к авиапушкам своего "Метеора". Расстояние между машинами было великовато, и будь он вооружен пулеметами, самолету Кулеши ничего бы не грозило. А вот снаряды авиапушек - другое дело. Они прошили обшивку аэроплана и тело генерал-майора. Правда, били уже на излете, а еще и потеряв силу, и Кулеша остался жив. Снаряды пробили оба бедра генерал-майора, раздробили плечевую кость. Кулеша надсадно кашлянул кровью, в горле и грудь клокотало что-то неприятное, как когда он сильно простудился.

Кржиж же не сумел удержать самолет - тот сорвался в неуправляемый штопор. Разбитые рули отказывались работать, разорванные тросы хлестали по фюзеляжу. И прыгать было нельзя. Внизу шел бой, свистели пули снаряды, проносились истребители и штурмовики, а ниже летели плотным строем бомбардировщики. Парашютиста ждала там верная смерть. В самолете же еще был пусть и эфемерный, но хоть какой-то шанс выжить.

Кржиж счастливо миновал все опасности, сумел даже разминуться с бомбардировщиком, но внизу его ждала земля. Посадить самолет его никак не удастся - рули разбиты, тросы хлещут по фюзеляжу. Как ни тянул Кржиж рычаг на себя, аэроплан отказывался слушаться его. И прыгать из неуправляемого штопора - полное безумие. От Кржижа ничего не останется в любом случае.

Молодой человек в этот момент понял, что хоть и не мертв сейчас, но на самом деле его уже нет среди живых. Он закрыл глаза, сложил руки и принялся читать молитву. Главное, успеть прочесть ее до того, как самолет врежется в землю.

Генерал-майору Кулеше его самолет казался хромым калекой. Он припадал на одно крыло, его приходилось выравнивать судорожными рывками рычага. Мотор так и норовил заглохнуть - из-под капота сыпались искры. Пропеллер вертелся с перебоями - и они случались все чаще. Но аэроплан продолжал полет, не смотря ни на что.

Долетев до аэродрома, который видел через багровую пелену, застящую глаза, Кулеша начал медленно заходить на посадку. Мимо всех взлетно-посадочных полос, прямо на заросшее аккуратно подстриженной травой поле. В полосы бы он сейчас все равно ни за что не попал. Теперь уже нельзя было резко поддергивать рычаг, чтобы выровнять самолет, надо было работать плавнее.

Шасси, что самое удивительное, вышли легко, без проблем. Аэроплан ударился о землю, побежал по ней. Кулеша выключил мотор. Тот рявкнул цепным псом, пропеллер притормозил и остановился, очень быстро. И это напугало Кулешу куда сильнее всех альбионцев вместе взятых. Он ведь мог точно так же замереть и в воздухе, на высоте нескольких тысяч метров. А планировать с таких небес очень тяжело, даже если забыть о боли, терзающей все его тело.

Самолет пробежался по траве - и остановился. Вот тогда-то боль навалилась на него стопудовым грузом. Кулеша, собравшись с силами, откинул стеклянный колпак кабины, буквально вывалился из аэроплана. На руки подбежавшим техникам и медикам.

Последние, у которых было много работы, тут же уложили израненного генерал-майора на носилки и бегом понеслись к зданию лазарета.

Генерал-лейтенант Штернберг не видел потрясающего воздушного боя, у него было свои задачи. Вот уже в третий раз он поднимал свой штурмовик в небо. Техники меняли батареи, снаряжали патронами и снарядами его пушки и пулеметы. Бортстрелок же поступал проще. Он снимал с аппарели свой пулемет и менял его принесенный аэродромной обслугой.

На земле, пока штурмовик готовили к новому взлету, Штернберг принимал доклады о ходе воздушного боя. Он развивался вполне закономерно, однако при таком ходе операции до штаба Литтенхайма, который, безусловно, был главной вражеской целью, доберется слишком много бомбардировщиков, чего допустить было нельзя. Однако что еще сделать, генерал-лейтенант не знал. Все силы были задействованы. Все самолеты подняты в воздух. Все имеющиеся мощности, как привезенные с собой, так и захваченные уже тут, работают с полной отдачей, ремонтируя аэропланы и сотнями в минуту штампуя новые патроны и снаряды. И пускай сначала все пули в лентах и коробах были трассирующими, чтобы обеспечить максимальные повреждения врагу, то теперь дай бог каждая десятая была такой, чтобы пилоты могли хотя бы видеть, куда стреляют.

- Самолет готов? - нервно спросил он у старшего техника, скидывая на руки адъютанту листы с очередным отчетом.

- Так точно, - кивнул тот. - Но долго птичка не протянет. Заплата на заплате. Стволы вразнос пошли. Двигатель - тоже. Еще только или два поднимется в небо, а потом я уже ни за что не поручусь.

- Готовь мне новый штурмовик, - махнул ему генерал-лейтенант уже из кабины, - пилотов у нас все равно меньше, чем машин.

- Слушаюсь, - молодцевато козырнул старший техник.

Преимущество штернов в воздухе росло. Альбионцам приходилось пролетать все большее расстояния, чтобы достичь места воздушного боя. В то время, как штерны наоборот, едва взлетев, попадали через пять минут в самую мясорубку. Считай, что и не выходили из боя. "Летающие крепости", число которых неумолимо сокращалось, не бомбили даже промежуточные аэродромы, откуда поднимались в небо аэропланы штернов. Берегли смертоносный груз для главной цели.

Штурмовики наносили страшный урон бомбардировщикам Альбиона. Они налетали, когда большая часть истребительного прикрытия возвращалась на базу, и "Летающим крепостям" приходилось обороняться своими силами. Это было самое страшное время для бомбардировщиков. Пулеметы захлебывались, поливая врага изо всех стволов. Могучие "Летающие крепости" - гроза кораблей, броненосных батарей и укрепрайонов, могли уничтожить любой истребитель или штурмовик одной очередью из авиапушек с пулеметами. Но без истребительного прикрытия эти неповоротливые махины были слишком уязвимы для шустрых аэропланов, потому что были лишены возможности маневра, полагаясь только на пулеметы и пушки. А к ним оставалось все меньше патронов и снарядов, ведь пополнять их было негде. Тут уже и построения, при которых одни бомбардировщики прикрывают другие, превращая сам воздух вокруг них в огненное облако, не спасали. Истребители и штурмовики прорывались через эту завесу, обстреливая "Летающие крепости", многие из которых уже едва держались в небе. Молчали двигатели, стояли пропеллеры, но тяжелые самолеты летели дальше, чтобы сбросить свой смертоносный груз на головы проклятых штернов.

- Доклад, - запросил в очередной раз бригадир Гилмур.

Ему отчаянно не хотелось делать этого, слишком уж било по нервам число потерь. Услышав цифры, Гилмур выругался сквозь зубы. Слишком много гибнет самолетов. А ведь они еще не добрались до главных зенитных батарей штернов, защищающих их основную цель - ставку Литтенхайма со всем его штабом. И ведь именно тогда, по расчетам тактиков, составлявших план операции, должны были начаться основные потери армады. Этих бы умников сюда, под пули и снаряды штерновских истребителей со штурмовиками, живо придумали б что-то поумнее.

Штернберг зашел на очередную цель. Он только что сменил самолет на новенький, только что подготовленный техниками. Штурмовик идеально слушался руля, пушки и пулеметы били намного точнее. Он вскрыл сильно поврежденный бомбардировщик, лишившийся обеих верхних турелей - стеклянные купола были залиты кровью, - словно консервную банку. Оторвалось одно крыло, самолет покачнулся и начал падать. Штернберг тут же направил свою машину в образовавшуюся прореху, тут же открыв огонь. Пули пробили стеклянный колпак кабины, изрешетив пилотов и стрелка из спаренных носовых пушек чудовищного для авиации калибра - двадцать миллиметров. Попадать под такие не хотелось никому, а потому мало кто решался заходить к "Летающим крепостям" спереди. И только самые отчаянные, среди которых, правда, Штернберг себя никогда не числил до сих пор, отваживались на подобный маневр. Но сейчас генерал-лейтенант просто перестал узнавать себя. Куда только делся расчетливый и спокойный пилот, всегда точно знающий, у которого весь полет разбит на интервалы и действия привязаны к этим выверенным едва ли не до секунды. Штернберг будто снова стал тем молодым летчиком, каким был в прошлом, едва выпустившись из летного училища. Рисковым пилотом пикировщика.

Он и сейчас рисковал. Рисковал отчаянно. Наверное, даже в юности себе не позволял ничего подобного. Он коршуном падал на бомбардировщики, поливая их длинными очередями. Пусть те и были прочны, но против подобного натиска выстоять не могли. Его самолет получал попадания. Страшнее всего пришлось, когда пуля по касательной царапнула колпак кабины, осыпав пилота со стрелком веером осколков. Штернберг выругался сквозь зубы и выдернул один из щеки. По лицу и шее потекла кровь.

Еще одна цель. Куда опасней предыдущих. Ибо обе верхних турели у него целы. Они, как по команде, развернулись к нему, открыли огонь. Штернберг бросил тяжелый самолет прочь от трассирующих очередей. Сам нажал на гашетку. Пулеметы выплюнули пламя выстрелов, проследить их было несложно, не смотря на то, что трассирующих пуль в лентах уже почти не имелось. Вечерело, солнце клонилось к закату, и вспышки трассеров виднелись очень хорошо. Даже где-то красиво.

Штернберг отмахнулся от глупых мыслей, стер кровь с лица. Одна из турелей замолчала. Пули изрешетили колпак, превратив стрелка в красное месиво. Зато второй отомстил за него по полной. Штурмовик затрясся от попаданий. Но это не остановило Штернберга. Продолжая заход, не смотря ни на что. Длинная очередь прошила и вторую кабину турели, оставив бомбардировщик практически беззащитным сверху. Но и после этого он не отпустил. Пули прошили фюзеляж и руль "Летающей крепости". Теперь он точно беззащитен.

Штернберг выровнял самолет. Проверил, сколько осталось боеприпасов. Решил, что хватит на этот заход, да и штурмовик ведет себя неуверенно. Рыскает, норовит капотировать, двигатель шумит как-то скверно. Надо возвращаться.

Он развернул самолет и двинулся к аэродрому, благо да него лететь всего-ничего. И тут его атаковал враг. С удивительной наглостью зашел в хвост, игнорируя все усилия стрелка аппарели.

- Давай вниз! - крикнул тот Штернбергу, даже сделав характерный жест, тыча большим пальцем вниз. - Снижайся! Он за хвост спрятался!

Генерал-лейтенант прорычал сквозь зубы несколько ругательств подряд. И вовсе не из-за того, что его стрелок - нижний чин - обратился к нему на "ты". Генерал-лейтенант дернул рычаг вниз, рискуя капотировать, но подставляя врага под огонь из аппарели. И почти тут же заговорил пулемет стрелка. Двигатель подозрительно рявкнул. Пропеллер на мгновение замер, но выправился. Однако знак был уже не просто подозрительный. Это уже страшно.

Штернберг выровнял самолет, выжал последние силы из двигателя, ускоряя машину до предела. За спиной отчаянно и в голос матерился стрелок, поливая сидящего на хвосте альбионца, который никак не хотел подставляться под пули.

- И где же ты, Кулеша? - спросил генерал-лейтенант. - Обещал же прикрыть.

Генерал-майор Кулеша лежал на койке лазарета. Когда его прооперировали, сказать не мог, но, скорее всего, это было давно. Потому что боль возвращалась. Особенно сильно болела левая рука, а правая отчаянно чесалась под ворохом бинтов. Превозмогая боль, Кулеша хотел почесать ее левой, но та отзывалась только какими-то судорожными подергиваниями. Он ощущал пальцы, локоть, мог согнуть и разогнуть их, однако никаких других движений сделать не получалось. Кулеша никак не мог понять, как его умудрились связать настолько странным образом.

- Парень, - поймал правой за полу халата проходящего молодого врача генерал-майор, - как вы мне левую руку забинтовали?

Тот склонился над ним, откинул одеяло, хоть и без этого отлично понимал, что с его рукой.

- Простите, ваше превосходительство, - перешел он даже на казенно-уважительный тон, - но у вас левая рука ампутирована до половины плеча. Но перевязь достаточно тугая, крови на бинтах нет.

- Это значит полный абшид, - пробурчал себе под нос генерал-майор, - или в лучшем случае штабная работа.

- Но вы ведь живи, ваше превосходительство, - попытался утешить его молодой врач.

- Без неба мне жизни нету, - перебил его Кулеша. - Подай-ка мне вон тот костыль. И не спорить!

Он ловко выхватил из кобуры, висящей расстегнутой на поясе у врача, пистолет, ткнул стволом в бок, чтобы не думал возражать.

- Я - генерал, в конце концов, - прохрипел Кулеша, - извольте выполнять мой приказ.

Растерявшийся врач, словно автомат, подал генерал-майору костыль. Тот усилием воли сел на постели, при помощи того же доктора поднялся на ноги, пристроил под мышку костыль.

- Веди, - ткнул Кулеша пистолетом в спину врачу, - на взлетное поле.

- Вас, все равно, никто не допустит к полетам, - вяло пытался образумить генерала врач.

- Дурень, - обозвал его Кулеша, - я пока еще начальник истребительной авиации. Сам кого хочешь к полетам не допущу.

Так они медленным шагом добрались до летного поля. В лазарете никому не было дела до странной парочки - врача и израненного, похожего на мумию в своих бинтах, летчика. Слишком много дел было у всех, чтобы еще крутить головой и думать лишний раз, тут бы управиться с тем, что на голову валится. Причем часто в прямом смысле.

Госпиталь располагался, конечно же, в непосредственной близости от летного поля, чтобы раненый, не дай бог, не умер, пока его не донесут до койки. Однако пройти это расстояние, которое санитары с носилками миновали за считанные секунды, Кулеше оказалось совсем непросто. Он медленно хромал, скрипя зубами от боли. Боясь причинить боль, врач поддерживал его под остаток руки, забыв о пистолете и угрозе собственной жизни.

- Это безумие, ваше превосходительство, - продолжал он на ходу увещевать генерал-майора, - не сходите с ума.

- Я на земле скорее с ума сойду, - отвечал Кулеша, - или сдохну от ран. Думаешь, я не чую, как у меня ноги отнимаются. Скоро я ходить не смогу.

- Вот если бы вы, ваше превосходительство, не тревожили раны... - снова предпринял попытку образумить его врач, но генерал-майор только ткнул его пистолетом под ребра. Те отозвались тупой болью.

На летном поле они подошли к первому же легкому истребителю. Тот уже был готов к взлету. Техники отошли от него - и молодой летчик уже готовился забраться в кабину, когда странная парочка приблизилась к машине.

- Спасибо, доктор, - кивнул врачу Кулеша, и уже сам шагнул к пилоту. Молодой человек был так удивлен появлением командующего, которого уже среди живых мало кто числил, что замер, не донеся ноги в ботинке до крыла.

- Господин генерал-майор... - дернув рукой в неуверенном салюте, протянул пилот.

- Освободи машину, поручик, - махнул ему рукой с пистолетом Кулеша, - и помоги мне шлем надеть. И в машину забраться.

- Но, господин генерал-майор, - произнес поручик, опуская руку и становясь на землю, - как же вы в таком состоянии полетите?

- Уж лучше некоторых, - отрезал генерал-майор, - даже с одной рукой. Давайте, поручик, шевелитесь.

Все-таки Кулеша был командиром от бога. После этих слов у молодого поручика вспыхнули щеки. Он сорвал шлем с себя и кинулся натягивать его перебинтованную голову генерал-майора. Кулеша вернул все еще стоящему тут же доктору оружие.

- Вы простите, доктор, если что не так, - извинился он. - Я же не со зла, иначе вы бы точно не пошли.

Врач ничего не ответил. Только выщелкнул магазин из оружия и показал генерал-майору, что в нем нет ни одного патрона. Тот пару раз удивленно моргнул, а потом рассмеялся в голос, отчего заболело в груди, и во рту появился металлический привкус. Опираясь подставленные поручиком руки, Кулеша забрался в кабину, махнул всем и крикнул ритуальное: "От винта!". Истребитель быстро набрал скорость и взлетел в небо.

Он ворвался во вражеское построение. Понимая, что "Летающим крепостям" особого вреда нанести не сумеет, он пролетел мимо них, схватился с первым же истребителем Короткая очередь - и тот разлетается тучей обломков, только плоскости, как летчики называют крылья, в разные стороны. Кулеша пролетает прямо через них, походя, прошивает очередью тяжелый истребитель. Кабина его окрашивается кровью. Неуправляемый аэроплан капотирует и врезается точнехонько в летящий под ним бомбардировщик. Расчет или роковая для альбионцев случайность - кто знает?

Машину генерал-лейтенанта Штернберга с висящим на хвосте альбионцем Кулеша заметил быстро. Он вспомнил обещание, данное перед боем, и атаковал врага, не задумываясь. В небе Кулеша забыл про боль, про свои увечья, и даже отсутствие левой руки. Он легко управлялся с рычагом и правой. А что ноги при каждом движении отзываются болью, левая рука, которой больше нет, ноет, челюсти сводит от постоянного давления, зубы чуть крошатся, - на это наплевать. Он уже похоронил себя. Но гибнуть, не исполнив обещания, генерал-майор решительно не желал.

- Орел-Один, - вызвал он Штернберга, - здесь Ястреб-Один. Сейчас я загоню этого гада под твоего стрелка из аппарели. Пускай уж твой стрелок не промажет.

- Он не промажет, Ястреб-Один, - ответил генерал-лейтенант. - Давай, Ястреб-Один! Гони супостата!

Не смотря на боль, Кулеша подивился задору в голосе всегда расчетливого и идеально спокойного Штернберга.

Генерал-майор нырнул под альбионца, зайдя на атаку с необычного угла. Враг, видимо, понял, что его гонят под пулемет аппарели штурмовика, ринулся в сторону, уходя вверх. Но и Кулеша был пилотом высшего класса. И самолет его был легче, а потому высоту набирал быстрее. С высоты послал две коротких очереди по альбионцу, отнимая у него небо. Чтобы уйти от его пуль, альбионец заложил крутой вираж, завертел бочку. Но стрелок аппарели не подвел - длинной очередью практически разрубил его аэроплан надвое.

- Отлично, Ястреб-Один! - крикнул Штернберг. - Уходу на базу. Дождись меня!

- Не обещаю, - тихо ответил Кулеша, уже уводя машину в каком-то лихом вираже.

Бригадир Гилмур ругался сквозь зубы уже переставая. Он терял машины. Одну за другой. А ведь до зенитных батарей они еще не добрались. Будь прокляты все на свете штабники со всеми их планами и мудрствованиями. Но не разворачивать же теперь машины в обратную сторону. Поздно уже. Слишком поздно.

Оба верхних пилота его "Летающей крепости" были мертвы. Одного очередь из авиапушки превратила в кровавую кашу. Второй болтался на страховочных ремнях. Заменить их нижними не удастся. Те тоже выведены из строя. Пусть и живы, и со своих позиций вести огонь могут, а вот наверх перебраться уже нет. Штурману и бомбардиру Гилмур сам запретил становиться к пулеметам - нечего им там делать. У них своя работа есть. Как и у остальных членов экипажа. Самому бригадиру отчаянно хотелось встать к пулеметам, но он одергивал себя, заставляя держаться за рычаг и не думать о том, что мог бы сделать. Бардаку не место в отлаженном механизме, который должен представлять собой экипаж подобного воздушного корабля. Тем более, что и самому Гилмуру пришлось пострелять в неосторожных штернов из спаренного носовой пушки. И это всякий раз заканчивалось для них смертью.

Вот и теперь его атаковал отчаянный истребитель. Легкая машина могла нанести вред только кабине из бронестекла, вряд ли ее пулеметы пробьют фюзеляж. Подтверждая его слова, на крыльях вражеского аэроплана заплясали огоньки. Стекло кабины пошло звездочками. Пули с противным визгом ушли куда-то внутрь самолета. Бригадир Гилмур, не думая, нажал на гашетку - спаренная авиапушка выплюнула короткую, в три выстрела очередь.

В этот короткий миг Гилмур разглядел - или ему только показалось - пилота истребителя. Тот выглядел просто жутко. Замотанный в частично размотавшиеся, покрытые кровью из открывшихся ран бинты, без левой руки - и как только самолет ведет? - лицо перекошено в каком-то оскале. Гилмур понял, что тот идет на таран, а палит просто для того, чтобы патроны не пропадали.

Снаряды авиапушки на таком мизерном расстоянии разнесли легкий самолетик на куски. Плоскости в разные стороны полетели. Двигатель вспыхнул и вывалился из разбитого корпуса. И только пропеллер продолжал свой неумолимый полет навстречу "Летающей крепости". Он врезался лопастями в кабину, разрубив его, подобно карающему мечу. Стекло брызнуло осколками. Лопасть разрубила единым махом Гилмура и пилота "Летающей крепости". Бомбардировщик капотировал и на всей скорости устремился к земле.

Глава 13.

Альбионский налет, без шуток напугавший нас, обернулся пшиком. Пусть в воздухе шла, наверное, самая грандиозная баталия, какую знали небеса Эрины. Но из тысячной армады тяжелых бомбардировщиков до ставки Литтенхайма не добрался ни один. Тех, кто остался цел во время битвы с нашими истребителями и штурмовиками, разнесла зенитная артиллерия. И пускай наши потери в легкой авиации оказались просто чудовищны, погиб даже генерал-майор Кулеша, жестоко обиженный на военном совете Литтенхаймом, но враг лишился всех стратегических бомбардировщиков. Теперь на линию фронта у Серых гор что ни день совершали налет вражеские штурмовики и пикировщики, однако нам перебросили дополнительные зенитные орудия и пулеметы. Днем и ночью небо чертили трассирующие очереди, грохотали залпы пушек, шумели пропеллеры самолетов.

Это сильно нервировало и бойцов, и офицеров. Не посвященные в тактику штаба младшие чины и солдаты перешептывались, гадая, чего мы ждем, где тяжелые орудия или придется идти в атаку без них. Тогда может, хотя бы танки перебросят, а лучше бы сразу парочку "Бобров" или "Единорогов". С ними на эту гору лезть куда как сподручнее будет. Откуда-то вытащили текст древней песенки, уходящей корнями в предшествующие Последним века. Он тут же стал весьма популярен, по траншеям ходили бумажки с перепечатками. Так как с военной цензурой у нас было туго, а автором стишат оказался некий классик (хотя авторство его было весьма сомнительно), то препятствовать распространению никто не собирался. Тем более, что нравились незатейливые, в общем-то, строчки и солдатам, и офицерам. Не прошло и пары дней, как строчками из нее обменивались уже все, считая практически долгом своим вставить хотя бы одну едва ли не в каждую фразу при разговоре. Вряд ли наизусть все в окопах, особенно простые драгуны, гренадеры или строевики, потому что коротких трехстиший в ней было очень много, и они изобиловали малопонятными даже офицерам словами и именами. Даже знаток уставов и военной истории капитан фон Ланцберг выручал далеко не всегда.

Тема песенки, пусть и уходящая в седую древность, была понятна всем нам, потому что начиналась она словами: "Как четвертого числа, Нас нелегкая несла, Горы отбирать". И проклятые горы стояли прямо перед нами, ощетинившись стволами пушек, устраивающих нам обстрелы по два раза на день, пулеметов, готовых скосить нас в атаке. А сколько уж солдат сидело в укрепрайоне, никто сказать не мог точно. Враг постоянно перемещал войска по нему, что ни день, после очередного обстрела, в бетонированных траншеях мы видели значки разных полков, а когда и другую форму, то гренадерскую, а то и вовсе зеленые куртки одного из двух полков "сверхлегкой" пехоты.

- Перемещаются постоянно, - пробурчал Штайнметц, - специально запутывают.

Как будто я без него этого не знал. Хотелось матерно выругаться и послать его куда подальше. Однако воли нервам я давать не стал, хотя каждый день бестолкового ожидания бил по ним все сильней. Наверное, через неделю я уже не сдержусь - и пошлю майора или еще кого, кто попадется не в то время, по матери.

- Кстати, - вдруг сменил тему командир первой роты, - а ведь Ланцберг сумел собрать воедино весь текст песенки, что бродит по нашим окопам. Даже название узнал как-то, наверное, вспомнил. У капитана, как мне кажется, не память, а какой-то склад, заполненный знаниями. Когда ему надо он вынимает их, а если не может сделать этого прямо сейчас, то ему надо всего лишь провести ревизию - и нужное знание найдется рано или поздно.

- Это не ее ли Вишневецкий сейчас исполняет под гитару в офицерском блиндаже? - усмехнулся я. - Идемте, майор, послушаем, пялиться на альбионцев уже сил.

- К тому же, - кивнул Штайнметц, глянув на свой щегольский брегет, - альбионцы откроют огонь в ближайшие полчаса.

Что бы ни говорили о нашей пунктуальности, но палить наши враги начинали строго по часам. Время сверять, конечно, нельзя было, но спрятаться вовремя в блиндажи и бункера мы успевали всегда.

В просторном блиндаже, ставшем офицерским собранием трех наших полков, горели электрические лампы, стояли столы, укрытые кусками полотна, подразумевающими скатерти, вроде как в настоящем ресторане. За центральным, закинув ногу на ноги, с гитарой сидел капитан Вишневецкий. Правда, инструмент держал странно, положив на колени, прихлопывая по нему обеими ладонями. И декламировал трехстишья песенки.

Как четвертого числа

Нас нелегкая несла

Горы отбирать.

Барон Вревский генерал

К Горчакову приставал,

Когда подшофе.

"Князь, возьми ты эти горы,

Не входи со мною в ссору,

Не то донесу".

Собирались на советы

Все большие эполеты,

Даже Плац-бек-Кок.

Полицмейстер Плац-бек-Кок

Никак выдумать не мог,

Что ему сказать.

Долго думали, гадали,

Топографы все писали

На большом листу.

Гладко вписано в бумаге,

Да забыли про овраги,

А по ним ходить...

Выезжали князья, графы,

А за ними топографы

На Большой редут.

Князь сказал: "Ступай, Липранди".

А Липранди: "Нет-с, атанде,

Нет, мол, не пойду.

Туда умного не надо,

Ты пошли туда Реада,

А я посмотрю..."

Вдруг Реад возьми да спросту

И повел нас прямо к мосту:

"Ну-ка, на уру".

Веймарн плакал, умолял,

Чтоб немножко обождал.

"Нет, уж пусть идут".

Генерал же Ушаков,

Тот уж вовсе не таков:

Все чего-то ждал.

Он и ждал да дожидался,

Пока с духом собирался

Речку перейти.

На уру мы зашумели,

Да резервы не поспели,

Кто-то переврал.

А Белевцев-генерал

Все лишь знамя потрясал,

Вовсе не к лицу.

На Федюхины высоты

Нас пришло всего три роты,

А пошли полки!..

Наше войско небольшое,

А француза было втрое,

И сикурсу тьма.

Ждали - выйдет с гарнизона

Нам на выручку колонна,

Подали сигнал.

А там Сакен-генерал

Все акафисты читал

Богородице.

И пришлось нам отступать,

Р...... же ихню мать,

Кто туда водил.

Исполнял, похоже, не в первый раз. Офицеры мрачно глядели на него. Слишком уж невеселы были легкие с виду строчки. Особенно мне не понравился момент про "Нас пришло всего три роты, А пошли полки". И ведь так вполне могло случиться. Особенно если в штабе Литтенхайма что-то изменилось - и основная атака будет в другом месте, а наши полки погонят на убой, наносить отвлекающий удар.

- Эти горы под стать тем, - произнес Вишневецкий, опуская гитару на пол. Инструмент отозвался протяжным мелодичным звуком. - Будет нам ад земной на этих горах.

- Отставить панику и уныние, - заявил я. - Мы солдаты кайзера и империи, вы еще не забыли об этом, господа офицеры?

- А стоит ли? - неожиданно спросил у меня полковник Фермор. Он сидел, повесив голову, надвинул платок на самые брови, и теперь глянул меня. Очень тяжелым взглядом.

- Объяснитесь, Фермор, - заявил я, хотя и понимал его настроение. Подобные царили в войсках уже давно. О сути наших союзников теперь уже знала каждая собака на фронте, а ведь многие воевали на Пангее, и драться плечом к плечу с демонами мало у кого было желание.

- Я, конечно, не уроженец Доппельштерна, - произнес Фермор, - и вы можете обвинить меня в отсутствии должного патриотизма, верности стране и кайзеру, бог его знает в чем. Но, наверное, именно поэтому я и берусь высказать то, о чем многие тут думают. Вся эта война - грандиозная авантюра, затеянная где-то там, наверху, - он сделал неопределенный жест левой рукой, - а мы теперь платим за нее своей кровью.

- Полковник Фермор, - сказал я, - вы что же позабыли, кто вы такой? Мы, военные, все время платим кровью за авантюры, затеянные наверху. - Я повторил его жест. - Эта война - расширение границ нашей империи. А раз новых планет еще не открыли, значит, надо отбивать у врага уже имеющиеся. Эрина - крупный промышленный центр, который не уступит моему родному Вюртембергу.

- Мы все отлично знаем, - сказал мне Башинский, - что ты должен сказать. Хорошо хоть казенными фразами про долг не кидаешься. Говоришь по-человечески, спасибо за это душевное. - Он сделал вид, что отвешивает мне поясной поклон. - Вот только я могу выразиться и пожестче Фермора.

- Не стоит, - оборвал его я. - Лишних слов не нужно. Мы тут для того, чтобы лить кровь за кайзера и отечество, как бы нам возможно ни не нравилось это. К отечеству у кого-нибудь претензии есть?

- А если они имеются к кайзеру? - смерил меня тяжелым взглядом Фермор.

- Кайзер и есть наше отечество, - отчеканил я, отделавшись уже той самой казенной фразой.

- А так ли это? - задал вполне ожидаемый, но от этого не менее неприятный вопрос Башинский. - Немецкая партия со времен Хайнриха Первого очень сильна, фактически она давно уже правит империей. Но далеко не все среди нас фонбароны, а с этим уже лет сто как никто не считается.

- Довольно, - осадил я боевого товарища, - еще немного и вы перейдете ту грань, что отделяет просто болтовню от предательства.

- А найдется ли среди нас иуда, - с крайне притворным удивлением развел руками Фермор, - который разгласит этот разговор?

- Вы мне еще выстрелом в спину пригрозите, - недопустимо огрызнулся я. - Распустились совсем вы, господа офицеры, вот что я вам скажу. Капитан Ланцберг, - обратился я к командиру четвертой роты, - от вас я подобного уж никак не ожидал. И вовсе не из-за "фона" перед фамилией.

- Ни в одном уставе, - ответил мне капитан, - не написано, что мне должно нравиться воевать с демонами плечом к плечу. А если завтра сюда пригонят оживленных ими мертвецов? Это ведь наши бывшие боевые товарищи, полковник Нефедоров, не забыли об этом?

- Не хуже вашего, - заявил я. - Могу сказать, что нам обещана только артиллерия союзников, ни о каких других частях никто ничего на военном совете не говорил.

- Именно ту, - уточнил Башинский, - что расстреливала наши позиции на Пангее.

- Именно ее, - кивнул я, - и теперь ее огонь, заметьте, будет сосредоточен на альбионских позициях. Пусть теперь они головы в землю вжимают.

- Возвращаясь к теме возможного выстрела в спину, - заметил совершенно неожиданно для меня майор Штайнметц, - он может вполне последовать. Среди солдат зреет недовольство. Мы слишком засиделись в окопах, у солдат появилась опасная возможность подумать над сложившейся ситуацией. В прошлый раз демоны прибыли перед самой атакой, потом были изнурительный марш, сражение сходу, думать некогда. Сейчас же в относительной безопасности такая опасная возможность у них появилась. И воевать вместе с демонами им тоже совершенно не хочется. Мне уже докладывали о настроениях в нашем полку, и опасаюсь, что они не слишком отличаются от общих. У солдат во всем виноваты офицеры. До выстрелов в спину, конечно, не дойдет, тут я сильно преувеличил, однако если вражеская агентура каким-либо образом проникнет в наши ряды, то вполне может сыграть на них. И тогда уже ждать можно будет чего угодно.

- Контрразведочный отдел нам на что? - глянул я на сидящего в собрании отдельно ото всех ротмистра Спаноиди.

Ротмистр отвечал за контрразведку в моей бригаде, при нем состояли пара обер-офицеров, десяток нижних чинов и рота солдат. Последних именовали за глаза "синим эскадроном" за жандармскую форму. Конечно же, их не особенно любили, хотя и признавали общую полезность их работы. Но какая-то она слишком уж грязная, чтобы ею занимались честные люди. Допрашивать всех, на кого пала хотя бы тень подозрения, подслушивать, подглядывать. Нет уж, увольте. Потому и сидел обычно ротмистр Спаноиди отдельно ото всех, но всегда держал ухо востро и уходил из блиндажа вместе с последним офицером. Наверное, и на него намекал Фермор, говоря про возможного иуду среди нас. Хотя назвать человека, чьей прямой обязанностью является пресекать подобные разговоры в нашей бригаде, наверное, все-таки нельзя.

- Мы работаем, - только и произнес Спаноиди. - Здесь, в окопах, на линии фронта с этим делом проще. Разве только те, кого с собой из Туама притащили, но они все проверены и слежка за ними ведется круглосуточно. Вряд ли они, даже будучи, агентами противника, имеют возможность докладывать ему о чем-либо.

- Давайте заканчивать этот разговор, господа офицеры, - хлопнул по столу я. - Не то он может иметь для всех нас пагубные последствия. Союзники прибудут со дня на день, и нам не придется думать, а только воевать. Солдат занять по мере возможности. Чем угодно, как угодно, лишь бы думать перестали о лишнем. Вопросы есть?

- Никак нет, - ответил за всех Башинский.

Настроения в бригаде ухудшались, казалось, с каждой минутой. Сидение в окопах, действительно, сказывалось не лучшим образом на всех. Запрещать идиотскую песенку, гуляющую по позициям я не стал, не смотря на все доклады Штайнметца, становящегося все более настойчивым. В отличие от старого служаки, я понимал, что это приведет только к ухудшению обстановки. Ведь то, что запрещено, привлекает намного сильнее, да и недовольство офицерами, прицепившимися к ней, тоже вырастет.

Прибытие демонов накалило обстановку до предела. Особенно из-за того, что они встали со своими орудиями позади наших позиций. Штайнметц докладывал, среди солдат прошел слух, что они откроют огонь вовсе не по альбионцам, а ударят нам в спину. И тут уже до первых обстрелов ничего изменить не удастся.

Орудия демонов выглядели крайне впечатляюще. Я помнил их по видениям с Пангеи. Со всеми их цепями, крючьями, жуткими наростами, зловещей гравировкой и, конечно же, сгорбленной обслугой и демонами охраны. Орудия они делили просто и незатейливо, всего на два вида. Тупорылые карронады, такого чудовищного калибра, что в их ствол можно было вложить орудие "Единорога" целиком. И вытянутые кулеврины, несколько меньшего калибра, зато по длине превосходящие любимые наши орудия, даже самые тяжелые и дальнобойные осадные. Обслуга в неизменных черных балахонах, волочащихся по земле, суетилась вокруг них день и ночь. Демоны выставили вокруг них оцепление, куда не допускали никого, кроме командиров полков и артиллерийских офицеров. С ними согласовывали места, куда будет нанесен удар в первую очередь, ведь у нас все было давно расписано, а союзники только прибыли на позиции. Времени на то, чтобы они входили в курс дела, у нас не было. Да и тратить его попусту демоны не собирались. Командиры батарей карронад и кулеврин принимали расписанные карты позиций, спорить о них они не собирались.

И уже на следующий день, после их прибытия начали первые обстрелы. Они длились куда дольше тех, что доводилось видеть или под которые я попадал, и были совершенно бесшумными. Зато световых эффектов хватало. При каждом выстреле символы на пушках загорались разными цветами, переливаясь и стреляя лучами во все стороны, а затем из жерла знакомый всем нам шар, искрящийся молниями. Тот медленно летал над нашими головами - и врезался в альбионские позиции.

Странно и как-то неприятно было наблюдать за попаданием этого странного снаряда во врага, после того, как прочувствовал на себе в полной мере попадание таких же. В разные стороны летели куски бетона, комья земли, изуродованные орудия и трупы. Склон горы пятнали воронки. С каждым часом он все более походил на кусок сыра или лунный пейзаж. Что подразумевали под последним выражением те, кто писал о последствиях бомбардировок двух мировых войн Предпоследнего века, я лично не знаю, но если судить по картинкам с подобными комментариями, то оно очень подходило к тому, что я видел в бинокль.

- Вот тебе и Федюхины высоты, - присвистнул майор Штайнметц, опуская бинокль. - Этак нам работы совсем не останется, после такого обстрела.

- Вас что-то не устраивает, майор? - поинтересовался я, продолжая вглядываться в склон горы. Пролетающие над головой искрящиеся шары уже мало кого могли напугать за пару дней интенсивного обстрела вражеских позиций. - Альбионцев на этих высотах в несколько раз больше, чем нас, даже если сбросить со счетов всю ту ерунду с постоянными рокировками в окопах. Вражеские орудия и пулеметы сильно прорежены, так что будет почти нечем встретить нас, пока мы будем преодолевать ничью землю. Как бы то ни было, я этот факт меня радует.

Я опустил бинокль, потер уставшие глаза.

- Обстрел продлится до завтрашнего утра, - сообщил я Штайнметцу, - так сообщил мне командир союзной артиллерии. Дольше стволы не выдержат, или еще что-то в этом духе.

- Командиры полков уже знают об этом, - кивнул тот, - но моральное состояние бригады оставляет желать лучшего. Кто-то уже распустил слух о том, что орудия союзников будут нацелены нам в спины, чтобы никто не подумал бежать. Люди, мол, ни на что подобное не согласятся, вот и прислали демонов.

- Эти слухи мне перестают нравиться, - я оставил бинокль в покое, - вы говорили о с ротмистром Спаноиди?

Майор поглядел на меня таким взглядом, будто я ему предложил лично вычистить все сортиры на линии фронта, да еще и пресловутой зубной щеткой. Я покачал головой, придется говорить с контрразведчиком самому. И сделать это следовало незамедлительно. Тот, скорее всего, уже имеет свои подозрения, однако узнать обо всем подробней от него самого я был просто обязан.

- Я буду в блиндаже контрразведки, - сказал я, спрятав бинокль в чехол, - если будет что-то, требующее моего присутствия, ищите меня там.

Теперь взглядом майор как будто меня уже провожал на чистку сортиров. Я не придал этому взгляду никакого внимания, до всех этих "сложных взаимоотношений" между офицерским составом и жандармами мне не было никакого дела. Сам побывав почти что парией в родном полку, я мог несколько проще относиться к ним.

Ротмистра я застал за работой. Он сидел за столом, проглядывая какие-то бумаги, беря их из одной большой кипы, а по прочтении перекладывая в другую. Спаноиди как всегда носил полевую форму, был перетянут всеми уставными ремнями, отчего скрипел при каждом движении. Это породило уйму шуток, вот только, когда ему было нужно, ротмистр мог, словно из-под земли вырасти.

- Честь имею, - козырнул он, поднимаясь из-за стола с незабываемым скрипом.

- Садитесь, ротмистр, - велел я, опуская на стул напротив него. - Я пришел поговорить о ваших прямых обязанностях.

- Что именно интересует вас, господин полковник? - поинтересовался Спаноиди, проведя пальцем по нафабренным усам.

- Майор Штайнметц, - сообщил я, - неоднократно докладывал мне о разговорах среди солдат моего полка. Однако, как многие боевые офицеры, до разговора с вами не снизошел. Поэтому я информирую вас о том, что, скорее всего, в моем полку имеется человек, а, возможно, и несколько, кто распускает слухи, становящиеся все более опасными. Солдаты прислушиваются к ним, не смотря на то, что они становятся нелепее с каждым днем.

- В нелепости люди склонны верить куда больше, - философски заметил ротмистр. - Однако, господин полковник, вы понимаете, что подставляете себя под удар своими словами? В вашем полку нездоровые настроения и разговоры. Конечно, тот факт, что вы доложили об этом сами, делает вам честь. Но я обязан составить рапорт обо всем, происходившем в полку, а уж какие из него сделают выводы, гадать не возьмусь. Вполне возможно, что вам впаяют халатность или недальновидность в командовании.

- Если вы не заметили, ротмистр, - усмехнулся я, - мне пришлось командовать тем бардаком, который называется ударной гренадерской бригадой. А уж что армия это не идеально отлаженный механизм, как мнится стратегам в Большом Генеральном штабе, думаю, давно уже поняли. Вы ведь не первый день на фронте, ротмистр.

- Я - не первый год, - согласился Спаноиди, - да только рассматривать мой рапорт будут как раз столичные полковники с генералами. А они, сами знаете, редко приближаются к зоне военных действий ближе, чем на пару десятков световых лет.

- Мне уже, представьте себе, ротмистр, - снова усмехнулся я, - уже приходилось бывать под следствием и на допросах у тех самых полковников и генералов - тоже. Так вы будете слушать меня?

- Этот шпион уже найден и обезврежен, - ответил мне жандармский ротмистр, вяло махнув рукой. - Мы долго разрабатывали его, пытались выйти на целую шпионскую сеть. А оказалось, что это просто идейный болван, распространяющий слухи. И это ему очень просто удавалось. С ним ведь мечтали свести дружбу многие.

- И кто это был? - поинтересовался я, хотя уже имел сильные, хоть и сугубо интуитивные подозрения на этот счет.

- Толстяк-повар, - полностью подтвердил их Спаноиди, - пищемет, как называют их солдаты. Он родом из Туама, увязался за нашими войсками. Мы проверяли его самым тщательным образом, но кто мог знать, что он окажется идейным дурнем. Изображал из себя сильно осведомленного, говорил с загадочным видом о высоких связях и прочей ерунде. Бред, конечно, но солдаты верили во все эти небылицы с охотой. Как обычно, впрочем. Теперь все успокоиться, уж будьте покойны, господин полковник.

- Отлично, - кивнул я, вставая. - Накануне атаки на вражеские позиции совсем не хочется иметь в собственных войсках нездоровое брожение.

- Брожение умов солдатских, - вместо слов прощания произнес Спаноиди, - не так страшно, как брожение умов офицерских. Особенно, я бы сказал, штаб-офицерских.

- Честь имею, - сделал я вид, что не его слова меня вовсе не касаются - и вышел.

Последние минуты перед атакой самые нервные. Всегда и для всех. Офицеры стоят, как один, уткнувшись в наручные часы и брегеты, отсчитывающие последние секунды артобстрела. Все следят за самой тонкой стрелочкой часов, буквально летящей по циферблату. И вот последние шары демонов улетают в сторону альбионских позиций. Мы прячем часы. Унтера берутся за старомодные свистки, другие - готовятся включить встроенные в доспех динамики.

Я первым вскидываю руку, за мной - остальные обер-офицеры, и тут же подключаются унтера. Воздух разрывают жуткий свист и вопли из динамиков, а потом обычные крики, сливающиеся в протяжный вой. Солдаты выскакивают из окопов, мы стараемся не отстать от них. Легкие орудия катят самые сильные бойцы расчетов, закованные в самую прочную броню. Их обычно за глаза называют першеронами, хотя за подобные шутки можно и по сопатке получить. Последними тащат лафетах малые мортиры. Их расчетам бежать меньше всего - не более трети ничьей земли, а оттуда уже можно швырять мины во вторую и третью линию вражеских окопов.

Сколько было орудий у альбионцев до начала бомбардировки я, конечно, не знал и знать не мог - даже разведка давала очень приблизительные цифры. Однако и после нее осталось достаточно много. Они открыли огонь в ту же минуту, как первые драгуны начали выбираться из окопов. Разнокалиберные снаряды врезались в землю вокруг нас, взрывались, валя солдат, осколки свистели, срезая бойцов. Альбионцы палили изо всех оставшихся орудий, видимо, стволов у них было мало, а вот боеприпаса с избытком. Малые и большие калибры швыряли снаряды в нас, вскоре к ним присоединились и пулеметы. Их стрекот органично влился в симфонию битвы, слившись с остальными звуками. К осколкам присоединились еще и пули.

Это заставило нас бежать быстрее и ниже пригибать головы. Я же в очередной раз задумался о том, что, наверное, глупо не воевать в фуражке - не зря же в комплект наших доспехов входит шлем. А еще Подъяблонскому за нестандартную броню выговариваю.

Бежать вверх по склону, пусть и невеликому, было тяжело. Тем более, что пушек и пулеметов врага мы были как на ладони. Все-таки, надо было настаивать на переброске нам еще и танков - с ними брать эти высоты было бы куда как проще. Но танков у нас нет, значит, как там было в дурацкой песенке "Ну-ка, На уру!". Другого не остается.

Длинная очередь срезала сразу нескольких драгун из первой роты, бежавших рядом со мной. Поднялся только майор Штайнметц - чья броня получше. Я подхватил его под локоть, помогая. Это спасло жизни нам обоим. Вторая очередь просвистела над нашими головами - альбионца пытались добить нас. Да только прицел взяли высоковато. Несколько шагов я буквально протащил майора, а тут и бруствер первой линии окопов.

Мы взбежали на него одновременно со Штайнметцем. Сработали слаженно, будто не один раз дрались вот так вот вместе. Я выстрелил в пулеметчика, майор - срезал лучом второго номера. Мы сбежали с бруствера, кинулись в окопы. Прямо на головы альбионцев.

Ударом обоих сапог я сбросил с банкета вражеского солдата. Не глянув даже не индикатор, нажал на курок. Смертоносный луч сжег кому-то лицо - не спасла железная маска на каске. Я приземлился в самой гуще врагов, не успел даже гранату кинуть. Ударом приклада раскроил чью-то голову. Кажется такой же глупый как я и офицер, пренебрегающий шлемом и каской. Следующему выпустил кишки, всадив штык в живот, провернув и выдернув. Новый выстрел валит с ног очередного врага.

Вражеский офицер, снова в фуражке, вскидывает руку с пистолетом, стреляет - и промахивается. Нет у него времени прицелиться, как следует. Я, не целясь, бью его штыком в грудь. Он дергается, только глубже насаживая себя на клинок. Стряхнув тело, я проскакиваю дальше. Рядом приземляется солдат в драгунской броне, отталкивает сразу нескольких солдат, старясь вытеснить их подальше. Драгун, хоть и уступает вахмистру Быковскому, но тоже здоров и легко справляется с этой задачей. Тут поспеваю и я, выстрелом прикончив альбионца, уже нацелившего штык в бок драгуну. Мы деремся с ним плечом к плечу. Я уже не обращаю внимания на индикатор охлаждения - стрелять некогда, надо бить, бить и только бить. Штыком и прикладом. Альбионцы пытались брать напором, количеством, но мой товарищ оказался удивительно силен. Он гнулся, казалось, даже сейчас под рифлеными подошвами сапог треснет бетон, но не поддавался. Ни на шаг.

Другие драгуны прыгали на головы альбионцам, да и нам тоже. Стреляли редко, все больше били в штыки сразу, расширяя прорыв. В блиндажи, форты и бункеры летели гранаты. Подошедшие огнеметчики выжигали укрепления.

А там и гренадеры подоспели, закрепляя наш первый успех. Враг выбит во вторую линию. Вслед отступающим альбионцам летят гранаты. Они швыряют в ответ. От взрывов звенит в ушах, воздух вокруг трещит, словно гнилое полотно.

- Пулеметы сюда! - кричу я по общей связи. - Шевелитесь, чтоб вас всех!

Пулеметов к переходам во вторую линию окопов притащили даже больше чем надо. К драгунским добавились и те, что сумели снять с вражеских позиций. Кроме того, притащили гору коробов к ним и лент, заправив ими оружие, открыли огонь, чтобы у альбионцев не было даже глупых мыслей о прорыве обратно. Стреляли не особенно интенсивно, так, давали одну-другую очередь время от времени.

Бой, как всегда, закончился, казалось, в считанные секунды. Враг выбит во вторую линию. Осталось дождаться строевиков и можно уже к вечеру организовывать новый прорыв.

Главное, скоординировать усилия. Ведь тут надо организовывать атаку на вторую линию траншей на фронте длиной в несколько километров. Тут уже "на уру" не возьмешь, враг готов к отражению атаки. Скоро в проходах наладят проволочные заграждения, через которые придется продираться, а от союзной артиллерии помощи уже не приходится ждать. Не будут же они палить, рискуя расстрелять и нас. А уж после разговоров среди солдат, я бы ни за что на это не пошел.

- Нельзя нам засиживаться в этой линии, - заявил мне майор Штайнметц, с которым мы плечом к плечу прошли весь этот короткий бой. - Надо на порыве идти дальше.

- Надо дух перевести, - ответил я, - и атаковать уже организованно. Вы длину фронта прикиньте, майор? Один удачный контрудар альбионцев - и все наше наступление рассыплется, что твой карточный домик. И погонят нас обратно в наши траншеи через ничью землю. Да и строевикам пора повоевать.

- Хотите их бросить в атаку? - поинтересовался майор.

- Гренадеры и строевики не в моем подчинении, - пожал плечами я. - Надо бы и с генерал-полковником Волостовым. Он ведь на этом участке фронта.

Командиры трех бригад, моей ударной, гренадерской и строевой, которые, собственно, составляли корпус Волостова, штурмующий Серые горы, собрались в форте, занятом генерал-полковником через час после окончания боя. В траншеях все еще были слышны пулеметные очереди, иногда хлопки гранат. Серьезного прорыва враг сейчас организовать не мог - за час им не перегруппироваться для ответного удара, особенно после столь масштабного артобстрела, да еще и нашей атаки. Нет, сейчас они укрепятся, чтобы не допустить нас во вторую линию, тем более, что мы лишены поддержки союзной артиллерии. Позиционная война, никуда не денешься, она имеет свои законы. Хотя враг еще может удивить нас, кто знает, что там в голове у командующего обороной. Может выкинуть какой-нибудь фортель, пока мы тут будем заседать.

- Я настаиваю, - с удивившей даже меня самого запальчивостью говорил я, - что прорываться дальше именно сегодня. Сразу всем фронтом. Бить через проходы в окопах, пока их не успели перекрыть проволочными заграждениями.

- Это сугубо драгунская тактика, - возражал мне генерал-майор Голоднов, командующий строевой бригадой дивизии, - стремительность, натиск, она неприменима для других полков. Мои строевики не привыкли воевать так. Нам надо закрепиться в новых окопах, обустроить позиции, а потом уже и атаковать. Пусть солдаты льют пот, чем кровь.

- Да сколько ж можно?! - аж подскочил со своего места Башинский. - Этой максиме сколько лет?! А сколько солдаты крови прольют, когда будут атаковать подготовленные врагом позиции? На новый обстрел рассчитывать не приходится, а альбионцы вроются в землю как следует, да к ним, возможно, еще и подкрепление подойдет. Сейчас только драгунская тактика - напор и натиск - обеспечат нам побегу.

- Не берите меня на горло, полковник, - осадил его Волостов. - Голос сорвете, а он еще понадобится вам. Я согласен с вами, Нефедоров. Вы, вместе с гренадерами, снова отроете нам дорогу. До полуночи вторая линии траншей должна быть взята, а если получится, то прорывайтесь в третью.

- Форменное безумие, - пробурчал себе под нос Голоднов.

- Действуйте, полковник Нефедоров, - махнул мне рукой, еще раз подтверждая свое согласие, генерал-полковник.

И завертелась подготовка. Все носились по окопам. Складывали трупы в фортах, часто поверх ящиков с боеприпасами. Развернули все имеющиеся, в том числе и трофейные, орудия на врага, устроив нечто вроде обстрела, к которому присоединились и малые мортиры. Он, конечно, не шел ни в какое сравнение с настоящими, но тут уж выбирать не приходится, надо довольствоваться тем, что имеем. Демоны тащить свои карронады и кулеврины в гору отказались.

А затем снова короткие минуты ожидания, буквально носом уткнувшись в циферблаты. В этот раз орудия палили недолго, и после обстрела я приказал ждать десять минут, чтобы враг успокоился, подумал, что мы стреляли для острастки, а сами теперь укрепляем собственные позиции. Так себе уловка, конечно, но я готов был пойти на все, лишь бы запутать альбионцев. Потому что вся эта атака с каждой секундой уже мне самому все сильнее казалась авантюрой.

Капитан Брэдиган глядел на циферблат брегета, крышка которого была украшена гравировкой в виде льва с изумрудными глазками. Такие полагались всем офицерам гвардии в чине не ниже лейтенанта, только начиная с капитана их дополнительно украшали мелкими изумрудами.

- Лейтенант Коннолли, - не отрываясь от часов, обратился к подчиненному капитан по внутренней связи, - вы готовы? Обстрел закончится с минуты на минуту.

- Все отработано, капитан, - натянуто-насмешливым голосом ответил Коннолли. - Сейчас штерны получат свой паек на сегодня.

Залпы вражеской артиллерии смолкли, но штерны не спешил атаковать альбионские позиции. У многих зародилось даже сомнение, уж не собирается ли противник закрепиться в занятых окопах - и тогда вся затея альбионцев с ответным ударом пойдет прахом.

Но нет. Прошло десять минут - и штерны покинули-таки свои окопы. Они ринулись через проходы между линиями, и через ставшую теперь вроде как ничьей землю. Надрывались пулеметы, прикрывая их, драгуны и гренадеры вели огонь из лучевых винтовок и карабинов на бегу. Альбионцы ждали их в остатках окопов, даже толком не отвечая им. Только несколько пулеметов, каким-то чудом переживших обстрел демонских орудий. Второй линии досталось больше всего, что, собственно, и послужило толчком для идеи с ответным ударом в штыки. Удерживать ее смысла не было.

Альбионцы стреляли в ответ - пространство между окопами расчертила разноцветная паутина смертоносных лучей. Но они погасли в считанные секунды. Штерны обрушились на альбионцев. Ударили в штыки. Драка была короткой, но очень жестокой. Альбионцы не стали долго сопротивляться - зачем биться за руины и воронки. В ход пошли гранаты. Они взрывались в плотных рядах штернов, расшвыривая драгун. Однако те упорно продолжали преследовать отступающего врага.

- Готовьтесь, капитан, - выкрикнул запыхавшийся Коннолли, пробежавший почти половину расстояния до третьей линии. - Мы скоро будем у вас.

- Всегда готовы, - нетерпеливым тоном ответил Брэдиган, которому тоже хотелось принять участие в битве, но надо было ждать своего часа. Ответный удар достигнет своей цели только если будет нанесен, когда штерны уже достаточно втянутся на полосу между второй и третьей линиями, чтобы отступать уже им было совсем несподручно.

Вторая линия вражеских окопов пала удивительно легко. Собственно закрепиться там было негде, у альбионцев тут даже пулеметов толком не осталось, поэтому вроде бы ничего странного в этом не было. На первый взгляд. Но меня это все равно насторожило. Однако останавливались всеобщее наступление, к которому присоединились и гренадеры, а вскоре подойдут и строевики, я бы все равно не стал. Мы быстро миновали разбитую линию обороны, бросились через полосу земли, отделяющую нас от третьей линии траншей. Не смотря на гранаты, что враг швырял нам буквально под ноги при отступлении.

Полосу земли, не столь уж сильно изрытую взрывами демонических шаров и наших снарядов, мы миновали очень быстро. Закатное солнце било в глаза, да и бежали мы слишком уж резво, чтобы, даже заметив вражескую ловушку, успели бы ее миновать. Пулеметы ударили почти в упор, наверное, по всей линии фронта одновременно анфиладным огнем. Пули мгновенно выкосили передовые цепи едва ли не под корень. Драгуны и гренадеры валились друг на друга, доспехи на спасали от пуль на таком мизерном расстоянии.

- Не стоять! - закричал я в микрофон. - Вперед! Бегом! Бегом! Бегом!

Замершие было под шквальным цепи снова ринулись в атаку. Офицеры и унтера увлекали за собой солдат. Ломая и без того неровные линии мы почти вплотную приблизились к вражеским окопам, когда оттуда поднялись альбионцы. Пусть нас в свои траншеи они не собирались - и ударили сходу в штыки.

Мы успели выстрелить только раз. Самые умелые гренадеры швырнули во врага гранаты. Пулеметы не смолкали до тех пор, пока мы не сошлись в штыки.

Альбионцев было больше, чем нас, они горели жаждой мщения, желая сбросить с горы. Но мы уступать не спешили.

Я уклонился от вражеского штыка, ударил альбионца прикладом по лицу, выбивая зубы, превращая лицо, не закрытое стальной маской в кровавое месиво. Его товарищ приложил меня прикладом в живот, но удар оказался слишком слаб. Я только покачнулся, врезал в ответ. Штык попал очень удачно - прямо под нижний край маски, вонзился в горло, уйдя на всю длину. Враг выронил свою винтовку, схватился обеими руками за ствол моего карабина, повалился на колени, кашляя кровью. Я уперся ногой ему в грудь, освобождая оружие. А со всех сторон на нас наседали враги.

Альбионцы наступали по всему фронту, тесня нас. Не смотря на подошедших строевиков, мы были вынуждены отступать. Мы отходили до самой второй линии, дрались в ее руинах. Но там нам не удалось удержаться, слишком стремительно нас отбросил враг. Орудия и малые мортиры еще не заняли свои места, чтобы поддержать нас огнем, а пулеметов для этого оказалось мало. Кинжальным огнем они сумели рассечь цепи врага, что буквально спасло нас от полного поражения.

Нам удалось хотя бы перегруппироваться. Правда, это стоило едва ли не всех пулеметов, имеющихся в наличии. Мы остановились у орудий, замерших на ничьей земле, между первой и второй линиями вражеских окопов. Те тут же открыли огонь по приближающемуся противнику прямой наводкой. Фугасные снаряды малых калибров рвались в рядах наступающих альбионцев. Немногочисленные оставшиеся наши пулеметы застрочили по всему фронту. Мы открыли огонь из винтовок и карабинов. Такой внезапный шквал огня остановил врага. Альбионцы падали, цепи залегали, не желая подниматься под огнем. Но на таком расстоянии это не спасало от фугасных снарядов - смертоносные осколки не щадили ни стоячего, ни лежачего.

Медленно альбионцы начали без команды отползать в тыл. И этим было грех не воспользоваться.

- Артиллерия, - скомандовал я по общей связи, - медленно вперед. Выстрел через каждые две минуты. Пулеметные расчеты, не отставать. Малые мортиры, по готовности - огонь по третьей линии противника.

На меня тут же обрушился шквал подтверждений, а затем мы медленно, но верно двинулись на врага. Под грохот орудийных залпов, треск пулеметных очередей, хлопки занявших позиции малых мортир, мы наступали на врага. Шипели лучевые винтовки и карабины, смертоносные лучи мелькали в сгущающейся темноте.

Откуда-то пришла в голову дурацкая мысль, что, наверное, сражения наши выглядят весьма впечатляюще - разноцветные лучи, вспышки выстрелов пушек, медленно затягивающий поле боя кислый пороховой туман. Видимо, не зря многие художники впечатляются именно батальными сценами.

В третий раз мы прошли ничью землю до разбитой второй линии окопов, где перебили очень многих альбионцев. Ползком через разрушенные укрепления не перебраться, а потому они становились легкой мишенью для наших пушек и пулеметов. Те же, кому удалось миновать их, почти сразу попадали под бомбардировку малых мортир, от которой не было спасения. Блестящий контрудар, едва не сбросивший нас с Серых гор, обернулся сокрушительным поражением для альбионцев.

Мы встали на второй линии. Стащили туда все пулеметы и орудия, поставив в тылу малые мортиры, продолжавшие обстреливать врага и после этого. Собственно, и пушки, как только заняли свои места, открыли огонь фугасными снарядами. Прекратили обстрел только когда подошли к концу боеприпасы, взятые с собой. Подвоз их ясное дело будет не раньше завтрашнего утра.

Первый день сражения за Серые горы закончился.

Глава 14.

Время прорывов закончилось. Наша дивизия была слишком обескровлена, чтобы предпринимать какие-либо активные действия. Мы укрепляли позиции, превращая руины во что-то более-менее подходящее для обороны. Главным достоинством и одновременно недостатком их было очень близкое расположение к третьей линии вражеских окопов. И нам, и альбионцам придется очень туго во время атаки. Орудия и пулеметы будут косить солдат, как только те выберутся из траншеи. Любая, самая массовая атака, скорее всего, обернется катастрофой.

И потому мы засели в окопах, обстреливая вражеские позиции из всех имеющихся орудий. Демоны заявили, что тащить свои в гору все равно не станут, ибо при таком раскладе вести огонь прямой наводкой смысла не имеет, и они подождут до тех пор, пока мы не возьмем гору. А уж тогда они поднимутся - и откроют огонь врагу внизу, как и было предусмотрено планом, разработанным союзным штабом. В общем, брать гору нам придется самим.

Для этого нам выделили уйму средств. Прислали пополнение, превосходящее числом всю нашу дивизию. В основном, правда, его составляли строевые полки, всего два гренадерских и только один драгунский. И что самое удивительное, вся тяжелая пехота оказалась в моем подчинении.

В тот вечер, когда к нам прибыли полки тяжелой пехоты, генерал-полковник вызвал меня в свой форт. Ставка Волостова располагалась в первой линии окопов - подальше от вражеских орудий, как и положено командиру дивизии. Когда я прибыл, в форте меня уже, кроме генерал-полковника ждали три офицера в полевой форме и доспехах тяжелой пехоты. Волостов представил их как командиров полков подкрепления.

- Два гренадерских и один драгунский, - сообщил он, - все с Саара. Номера пока еще не запомнил, ну да, вы сами с командирами познакомитесь. Все три полка поступают в ваше распоряжение.

Все три полковника почти синхронно щелкнули каблуками и наклонили головы.

- Кроме того, ваша бригада из ударной переформируется в бригаду тяжелой пехоты, - продолжал Волостов. - Вы отлично справились со своей задачей при атаке на вражеские траншеи, так что не будет ошибкой поручить вам командование всей тяжелой пехотой армии. Да и представление на вас уже написано и отправлено в штаб Литтенхайма. Жди Георгия, а то, что это такое, заслуженные боевой полковник, на генеральской должности, ни единой награды. Непорядок это. У тебя, Нефедоров, все по статуту "лично предводительствуя войском, одержит над неприятелем, в значительных силах состоящим, полную победу, последствием которой будет совершенное его уничтожение", - процитировал он. - Прибавил еще и про стремительное взятие Туама, действия на железнодорожной станции и при штурме Килкенни. Думаю, Литтенхайм не откажет. Он ведь вас еще по Пангее помнит. Да и в полковниках вы засиделись уже, пора выходить на новый масштаб, галунный погон после Эрины получите, могу обещать.

Генерал-полковник хлопнул меня по плечу, как бы обозначая место, где будет красоваться тот самый погон.

- После этой войны, что еще будет, - как-то даже философически заметил я. - Да и не звания и награды служу, господин генерал-полковник.

- Зато вознеслись-то как, - усмехнулся Волостов, - в ваши годы уже полковник да на генеральской должности. Скоро и генералом будете, как пить дать. Вы правы, Нефедоров, после этой войны все в империи закрутится. Ох, закрутится, не остановишь. Ну да, нам не до того сейчас, чтобы гадать о том, что будет после войны. Сейчас надо взять эту гору. И дорогу, как сами понимаете, открывать снова вашей бригаде. Хотя уже не бригаде. Многовато вас для бригады, будете корпусом тяжелой пехоты. Письменный приказ получите уже завтра. А сегодня отправляйтесь на позиции, покажите господам полковникам их места в окопах.

Три полка основательно заполнили наши траншеи, многим приходилось квартировать в воротках от снарядов, предоставлявших хоть какую-то защиту от вражеских артобстрелов. А палили, что мы, что альбионцы, день и ночь. Казалось, стоит закончиться нашей канонаде, как тут же вражеские орудия открывают огонь. Снаряды малых калибров - самых чертовски опасных на таком мизерном расстоянии - сотнями обрушивались на головы нам и нашим врагам. Даже в крепком блиндаже я не чувствовал себя достаточно защищенным, хотя и отлично понимал, что мне ничего не грозит. Не тот калибр у вражеских орудий, чтобы повредить мое укрытие. Блиндаж выдержал обстрел даже демонских орудий, что ему альбионские с легкими снарядами. Но все равно, каждый раз, когда он подпрыгивал при попадании такого вот снаряда, у меня внутри все сжималось.

Кроме полков тяжелой пехоты армию Волостова пополнили и артиллерией, добавив, наконец, резервную батарею осадных орудий. Наверное, ввиду того, что демоны отказались тащить свои пушки в гору. Да и понять, что основной удар нанесен на нашем участке фронта теперь мог бы и непроходимый кретин. Чего уж теперь скрывать?

Система подвоза боеприпасов у альбионцев была налажена самым лучшим образом - укрепрайон строился не один год. Были проложены колейки, по которым бегали небольшие дрезины со снарядами. Однако обстрел демонов разрушил большую их часть, а потому альбионцам приходилось таскать снаряды по старинке, на себе, или толкая колесные повозки. Теперь инженеры восстановили эти колеи, пустили по ним все те же дрезины. Склады заполнили боеприпасами к нашим орудиям, выкинув альбионские - калибры их не совсем подходили к отечественным столам. Сложенные на тех же складах тела захоронили - наших солдат, конечно. Альбионцев передали их товарищам. Для этого даже организовали нечто вроде локального перемирия.

Руководил передачей тел сам Волостов, а со стороны Альбиона был гвардии полковник О'Грэди, командующий всем фронтом обороны Серых гор. Я не входил в делегацию офицеров, туда отобрали пару адъютантов генерал-полковника да несколько чинов от контрразведки и медицинской службы. Зато мог рассмотреть все происходящее через бинокль. Глядел я, в основном, на великолепного полковника эринской гвардии.

Как и наш командующий, полковник О'Грэди оделся в парадный мундир красного цвета, расшитый зеленым галуном, и медвежью шапку. Вокруг него стояли одетые подобным образом гвардейцы, выглядящие весьма импозантно на фоне наших офицеров, оставшихся в полевой форме и доспехах. Однако, наверное, именно из-за этого они представлялись настоящими солдатами рядом с какими-то слишком уж парадными альбионцами.

А рядом с двумя группами офицером стоял ряд колесных повозок, накрытых белыми простынями. Несколько штук вереницей тащил один легкий артиллерийский тягач. Из них выбирались наши водители в кожаных куртках и танковых шлемах. Их места занимали мрачные альбионцы. Везти покойников не самое приятное занятие. Среди них я разглядел и нескольких священников разных конфессий. Скоро они разберут мертвецов, отпоют по своим канонам и зароют. Хоронить их в твердую землю горы будет очень тяжело, ведь тут под тонким слоем почвы - скала.

Перемирие для похорон продлилось целую неделю. Никаких обстрелов. Мы сидели в своих траншеях, глядели на близких альбионцев. А те в свою очередь пялились на нас. Осеннее солнце блестело стеклах биноклей по обеим сторонам линии фронта.

Об окончании перемирия возвестили альбионские летчики. Ровно неделю спустя после похорон на нас совершили первый налет. В небо, наверное, поднялась целая эскадрилья. И обрушилась нам на головы. Зашли со стороны солнца, чтобы обороняться от них было сложней. Наши зенитчики тут же открыли по ним огонь и пушек и пулеметов, но шустрые истребители ловко уходили от пуль и снарядов, взрывающихся в воздухе.

- Ложись! - пронеслось по окопам. - Налет!

Никому не надо было рассказывать, что это значит. Солдаты, унтера и офицеры падали ничком, закрывая руками голову. Вражеские пули разницы между чинами не делают - и самую лучшую броню вспорют как консервным ножом. Я и сам повалился, где стоял, едва услышав характерный шум пропеллеров, не дожидаясь когда к нему присоединиться стрекот пулеметов и авиапушек. А уж не замедлил последовать.

Истребители прошлись над нашими позициями на бреющем полете, казалось, подними голову - и увидишь выкрашенное синей краской брюхо вражеского самолета. Пули пробивали солдат вокруг меня, превращая их доспехи в решето, а тела - в кровавое месиво. Но меня счастливо миновала эта участь.

Я поднял голову, как раз чтобы увидеть удачу наших зенитчиков. Ловко взяв альбионский самолет в своеобразные клещи двумя установками счетверенных пулеметов, они буквально надвое раскроили его - только крылья в разные стороны полетели. Корпус рухнул где-то внизу за первой линией окопов.

Больше сбитых я не видел. Правда, и самолеты уже уходили прочь, снова на солнце, провожаемые огнем изо всех стволов.

- Истребители-бомбардировщики, - произнес поднимающийся на ноги рядом со мной Фермор, - а скоро и пикировщики пожалуют по наши головы. Они-то раньше на другом склоне налеты устраивали, обманули их осадными орудиями. Теперь же поняли, где главный удар будет нанесен, разведали сегодня - и завтра уже жди пикировщики.

- Волостов обещал подкинуть нам еще зениток, - пожал плечами я, - но их уже и так пихать некуда. А истребителей почти и нет у нас, так ему Литтенхайм ответил. Так что в воздухе теперь будет хозяйничать враг, по крайней мере, до тех пор, пока не прибудет подкрепление с других планет. Когда же оно будет, не знает и Литтенхайм, хотя он и отправляет один рапорт за другим.

Я оглядел поднимающихся солдат, уныло глядящих по сторонам, тормошащих тех, кто не встает. Неприятно резанул взгляд одного из них, как у рабочей лошади, долготерпеливого животного, каких еще используют в сельском хозяйстве на том же Бадене. Слишком уж много было в этих глазах тупой обреченности. Нет, так мои солдаты смотреть не должны!

- Бойцы! - закричал я, включив и общую связь. - Покажем врагу, на что мы способны! Стрелки, на банкеты! Открыть огонь по альбионцам! Пулеметы, орудия, мортиры, бей по гадам!

Я подал пример остальным. Фермор, который, похоже, слабо представлял себе, что я творю, взобрался следом на банкет - и принялся палить по позициям альбионцев. Надо сказать, очень удачно все вышло. Расслабившиеся после налета враги потеряли бдительность - пули, мины, осколки разили их. Многие из них повалились под этим жутким градом. Смертоносные лучи замелькали разноцветной паутиной. Альбионцы открыли ответный огонь. Теперь уже нам следовало поберечься.

Совершенно удовлетворенный я спрыгнул с банкета в окоп, глядя на творящийся вокруг хаос. Фермор снова последовал за мной, ствол его винтовки дымился от частых выстрелов.

- Ты для чего весь этот кавардак устроил? - спросил он, перекрикивая взрывы и залпы орудий.

- Все просто, - ответил я. - Надо было срочно поднимать моральное состояние после этого проклятого налета. А тут пусть немного пар выпустят - и будут вспоминать уже не налет, а то, как мы альбионцам после него врезали в ответ.

- Тонкая психология, - усмехнулся Фермор.

С тех пор налеты приобрели регулярный характер. Наши траншеи атаковали истребители и пикирующие бомбардировщики. Зенитные установки надрывались день и ночь, часто отдельные участки неба бывали часами затянуты серо-коричневыми облаками от разрывов снарядов, а трассирующие пули чертили его длинными очередями.

Наши истребители сражались с ними над нашими головами, однако их было все-таки слишком мало, чтобы организовать настоящее сопротивление. Больше походило на какое-то обозначение собственного присутствия в воздухе, чем на полноценную войну. Но, сказать по чести, мы бывали рады и этому. Как-то совсем уж тяжко видеть в небе и видеть там только вражеские самолеты.

- Славно альбионцы взялись за нас, - произнес командующий саарского гренадерского полка из свежего пополнения. - Нам тяжело будет брать их.

- Тоже мне тактик доморощенный, - рассмеялся сидящий с нами в одном блиндаже, пережидая очередной вражеский обстрел, Фермор, который сразу невзлюбил мрачного саарца неизвестно за что. - Все позиции в современной войне оборудуются таким образом, чтобы взять их было практически невозможно. Только ценой большой крови.

- Но отчего тогда Волостов тянет с наступлением? - подивился полковник с Саара, ничуть не возмущенный насмешками Фермора. - Мы теряем людей что ни день. Обстрелы, налеты, перестрелки. А все чего-то ждем.

- Танки, - решительно заявил я. - Будем прикрываться их броней, чтобы избежать серьезных потерь.

- Ты еще скажи, что нам "Бобров" пришлют, как на Пангее, - рассмеялся злой сегодня, что твоя оса Фермор. - Не дождемся мы никаких танков, будем штурмовать как обычно. Как там в той песенке "Ну-ка на уру". Штыки примкнуть - и в атаку.

- Оставьте эти глупости, Фермор, - остановил я его. - Танки будут - это решенное дело. Вряд ли нам пришлют "Бобры", конечно, им нечего делать в такой гористой местности, а вот два полка средних танков и полк тяжелых прибудут со дня на день. И как только они подойдут, мы сразу же атакуем.

- Как только, - ехидства Фермора хватило бы на десяток человек, - так сразу, верно?

- Вернее уж некуда, - кивнул я.

Танки прибыли спустя три дня после того памятного разговора. Привезли по железной дороге в крытых вагонах, таких же, в каких нам обычно привозили боеприпасы. Из конспиративных целей даже большего количества зенитных платформ ставить не стали, не смотря на особую ценность груза.

И уже спустя несколько часов по окопам прошел слух о том, что наступление будет завтра. Однако это была уверенно запущенная дезинформация. Работу жандармов контрразведочного отделения все оценивали на "отлично", однако перед решающей атакой на столь опасном направлении все уловки пустили в ход.

- Все начнется этим вечером, - доводил я командиров вверенных мне полков тяжелой пехоты, - вроде бы с обычной перестрелки. А затем по команде к обстрелу присоединятся танки, стоящие на замаскированных позициях. После третьего выстрела - они двинутся через наши позиции на альбионцев, ведя огонь на ходу. За ними мы - тяжелая пехота. Танки должны проломить вражескую оборону передней линии окопов. Наша же задача - развить их успех, уничтожая альбионцев в траншеях. Если все пройдет по плану, то уже к полуночи мы возьмем эту гору.

- Гладко было на бумаге, - процитировал Башинский.

- Реализация планов командования, - ответил ему я, - это наша прямая обязанность. Надеюсь, это все понятно.

Отвечать никто не стал. Мрачные настроения охватывали войска. С таким моральным состоянием вести их в бой - гиблое дело. Вся эта проклятая война может обернуться большой катастрофой.

Орудия плевались огнем, пулеметы поливали позиции альбионцев длинными очередями. В общем, все шло как обычно. Я вскарабкался на банкет, оглядел вражеские позиции в бинокль. Альбионцы азартно палили по нам из лучевых винтовок. Удачным попаданием снесло часть и без того сильно поврежденного бруствера. Когда развеялся дым, я увидел десяток тел в коричной форме.

И тут в бой пошли танки. Некоторые командиры танковых полков включали запись какую-нибудь величественной музыки, вроде творений древних композиторов или бравурных маршей. Наши были как раз и таких.

Разломав сложенные заранее специально для них деревянные укрепления, танки переехали через нашу линию окопов и, ведя огонь, двинулись на врага. Их орудия плевались огнем - снаряды, не уступающие калибром тем, какими стреляли драгунские орудия, врезались в бетонные укрепления, разбивая их. Фугасы рвались в траншеях, убивая солдат. Пулеметы хлестали окопы длинными очередями.

- Пулеметчики, - скомандовал я по общей связи, - поддайте огня! Стволов не жалеть! Враг не должен и нос высунуть из своих окопов!

Пулеметы на наших позициях затарахтели сильнее, наверное, выплевывая целую ленту одной очередью, пуская стволы вразнос. Так мы палили, верно, только на линии Студенецкого, отражая атаку демонов во время общей эвакуации.

- Сейчас они протянут еще немного, - почти прошептал я в микрофон, - и будем подниматься из окопов. Приготовиться к бою, господа. Минутная готовность.

Я опустил глаза на часы, следя за секундной стрелкой. Она стремительно пробежала три четверти круга, но в районе цифры 45 как будто замерла. Теперь каждое мгновение растягивалось на века. Стрелка отсчитывала секунды, для многих они отделяют чью-то жизнь от смерти. И вот она подобралась-таки к заветному нолику - и началось форменное безумие, которое обычно называют атакой.

Грохотали орудиям танки, стрекотали пулеметы, но, все равно, казалось, что до того, как засвистели унтера, вокруг царила мертвая тишина. Рев и свист разнесли эту эфемерную тишь. К ним присоединились крики солдат - они подбадривали себя и друг друга. Без этого многим было не подняться из окопов на пулеметы альбионцев.

Одним из первых я перебрался через бруствер и побежал вслед за танками. Солдаты, увлекаемые порывом самых отважных или глупых, бежали рядом. Пусть бежать вверх по склону было сложновато, однако танки мы догнали достаточно быстро. Те катили едва-едва, постоянно останавливаясь, чтобы выстрелить по врагу. То и дело впереди в небо подлетали комья земли, часто вперемежку с трупами или частями тел, или попадания фугасов вспыхивали ярким пламенем.

Враг не спешил освобождать свою нынешнюю первую линию окопов. Они вцепились в землю и разбитые укрепления, отчаянно отстреливаясь. В передовые цепи и танки летели гранаты. С сухим треском принялись стрелять противотанковые ружья. Оружие не слишком популярное на фронтах, из-за достаточно низкой эффективности и большой опасности для стрелков. Сокращение ПР - противотанковое ружье, часто расшифровывали, как "Прощай, Родина", и для многих это оказывалось правдой. Выстрелом из такого перебило гусеницу среднего танка. Тот повело в первые секунды, но зачем он дал очередь по не успевшему укрыться за бруствером стрелку. Альбионец скатился в окоп вместе с оружием. Только длинный ствол ружья остался торчать. Однако поврежденный танк стал превосходной мишенью для вражеских орудий. И вот уже спустя считанные секунды в борт его врезался снаряд, оставив дыру в броне. Скоро за ним последуют новые. Экипаж не стал дожидаться этого - танкисты полезли из него через все люки. Только пулеметчик прикрывал их огнем до последнего. И это стоило ему жизни. Второй снаряд угодил танку под башню, сорвав ее напрочь. Вряд ли кому-то внутри удалось выжить.

Мы бежали, стреляя, кто прямо на ходу, кто припадал на колено. И только вахмистр Быковский палил из своего ручного пулемета на бегу, останавливаясь лишь для того, что сменить опустевший патронный короб на новый. Временами цепи не выдерживали плотного пулеметного огня, люди растягивались на земле рядом с мертвецами, пытаясь таким образом спасти себе жизнь. И это было самым страшным для любой атаки. Подобного допускать никак нельзя, что отлично доказала захлебнувшаяся контратака альбионцев.

- Офицеры! - выкрикнул я в микрофон. - Унтера! Поднимайте солдат! Не давать цепям ложиться! Пинками, прикладами, как угодно гоните солдат вперед! Остался последний рывок!

Про то, что некоторым унтерам, да и кое-кому из офицеров стоило бы подняться, я упоминать не стал, щадя гордость. Хотя одного молодого поручика мне пришлось поднимать самому. Я схватил его левой рукой за поясной ремень и рывком поднял на ноги.

- Нечего в пыли валяться! - рявкнул я ему. - Лежа орденов не завоюешь! Вперед, парень!

Я толкнул его вперед. Поручик споткнулся, едва удержавшись на ногах, что спасло ему жизнь. Пара лучей сверкнула над его головой. Один из них оставил выжженный след на моем наплечнике. Паренек припал на колено, выстрелил в ответ из своего карабина. Я пробежал мимо него, сорвал с пояса первую гранату, кинул изо всех сил, стараясь перебросить через бруствер. Та взорвалась по эту сторону, никому не причинив вреда. Я бросился дальше, припав на колено, чтобы выстрелить в альбионцев, почти не целясь.

Вражеский снаряд взорвался неподалеку от меня, расшвыряв солдат. Кого-то спасли доспехи, другие остались лежать, извиваясь в конвульсиях. Кто из них жив, кто мертв сейчас сложно было определить. Мне снова повезло, осколки миновали меня.

Я был уже почти на бруствере, вместе с тем самым молодым поручиком, которого поднимал с земли. Мы почти синхронно сорвали с поясов по гранате - и кинули во вражеские окопы. В этот раз броски оказались куда удачней. Если одна граната рванула в траншее, то вторая заставила замолчать пулемет.

Этим надо было воспользоваться!

Мы оба перевалились через бруствер и ринулись в окопы. Времени хватило только на один выстрел. Я срезал лучом незадачливого альбионца, замершего на банкете, тупо уставившись на меня. Тело его упало одновременно с моим приземлением. Я сделал короткий выпад, вонзив штык в грудь следующего врага. Вытащить не успел - на меня уже наседал второй. Я оттолкнул мертвого врага, выпустив карабин, выхватил револьвер, с которым не расставался с самой Баварии, - и в последний момент успел-таки всадить пару пуль в живот альбионцу, уже нацелившемся на меня штыком. Тому помешало тело товарища, с торчащим из него моим карабином. Альбионец скрючился, прижав руки к животу. Повалился на землю, свернувшись в позе зародыша. Добить его времени не было.

Рядом с банкета спрыгнул полковник Фермор с лучевой винтовкой наперевес. Пары ударов хватило стоящим рядом с ним альбионцам. Те попадали, словно подкошенные. Гренадерский полковник припал на колено и выстрелил в следующего врага. Луч вспорол живот альбионцу, вышел из спины.

Вслед за своим командиром в траншеи стали прыгать остальные гренадеры, да и драгуны среди них попадались тоже. Гранат больше никто не кидал - слишком уж много своих было в альбионских окопах. Там очень быстро стало тесно. Драться даже укороченным карабином стало почти невозможно. Кругом толкались свои с враги. В ход пошли траншейные тесаки, какие были у всех ветеранов Пангеи, отомкнутые штыки, саперные лопатки - страшное оружие в умелых руках - и, конечно же, кулаки и даже отбитые куски бетона.

Здоровенный сержант альбионец замахнулся на меня саперной лопаткой. Страшно, не неумело. Я выстрелил ему в лицо - на таком расстоянии стальная маска не спасла. Затылок альбионца взорвался кровавыми ошметками - каска съехала на лоб. Он покачнулся и рухнул ничком.

В барабане осталось всего лишь два патрона, дальше придется орудовать тесаком. С жутковатым оружием я не расставался с самой Пангеи, тем более, что знал - нам еще придется иметь дело с демонами. Так или иначе. Один патрон я потратил на то, чтобы застрелить еще одного британца, пусть тот и не угрожал непосредственно моей жизни. Последний хотел приберечь на самый "черный" момент, однако тот настал очень быстро. Альбионец то ли прятался среди трупов, то ли потерял сознание на несколько минут, что было вполне возможно. Но вскочил он буквально у меня под ногами. Обеими руками он судорожно сжимал винтовку с примкнутым штыком. А уж заорал при этом так, что у меня в ушах зазвенело.

Я выстрелил автоматически, на чистых рефлексах. Пуля отбросила его пару шагов. Несчастный альбионец раскинул руки, будто падал в воду, выронил винтовку. Каска его съехала на затылок - и я увидел его совсем еще юное лицо. На нем было написано крайнее удивление. До врага ведь было всего-ничего, победа была у него в руках - и тут такой шок. Он так и умер с этим удивлением на лице. А ничтоже сумняшеся переступил через его труп.

Капитан Брэдиган опустил бинокль. Он больше не мог глядеть на это избиение. А иначе отчаянную драку в окопах назвать было нельзя. Однако командующий обороной полковник О'Грэди был спокоен, как те самые горы, которые защищал. Гвардии полковник продолжал рассматривать поле боя, если, конечно, залитые кровью и заваленные трупами траншеи можно было назвать так.

- Господин полковник, - не выдержал Брэдиган, - чего мы ждем? Там ведь гибнут наши товарищи!

- Успокойтесь, капитан, - произнес командующий обороной. - Мы действуем согласно утвержденного плана.

- Но там же гибнут люди! - всплеснул руками Брэдиган, пребольно хлопнув себя биноклем по бедру.

- Вы капитан пешей гвардии, а не нервная девица, - равнодушным тоном напомнил ему О'Грэди, - извольте соответствовать.

Он переместил бинокль. Заинтересовавшийся Брэдиган проследил за его взглядом и навел свой бинокль примерно туда же. Оказывается, к окопам уже бежали штерны без доспехов, в серо-зеленых гимнастерках и касках. Теперь первой линии траншей - точно конец, численное преимущество врага стало подавляющим.

- Вот и отлично, - произнес себе под нос гвардии полковник, - штерны заглотали наживку, сели прочно. Теперь можно покончить с ними. Бригадир Барр, - это уже в микрофон, - ваши машины готовы?

- Ждем приказа, - услышал ответ Брэдиган, благо и связь была достаточно громкой, и стоял он близко.

- Вперед, - хищно усмехнулся О'Грэди, - уничтожьте штернов!

Первыми под удар попали наши танки. Враг бил с закрытых позиций. И потому сначала мы даже не видели, что именно уничтожает их один за другим. Снаряды пробивали их броню, как бортовую, так и самую прочную - лобовую. Боевые машины взрывались - вверх взлетали башни, в броне появлялись зияющие пробоины. Но самым страшным было то, что ответный огонь открыть мы просто не могли.

А потом они выползли из-за вершины горы. Больше всего, они напоминали здания, каким-то чудом оторвавшиеся от земли. Форты, вокруг оснований которых вращались странные окружности, как будто составленные из нескольких сегментов, с торчащими лучами. Наверное, именно они позволяли этим фортам держаться в нескольких вершках от земли. Они палили изо всех орудий, стволы которых торчали из этого импровизированного здания, делая его похожим на орудийную башню космического транспорта. И все орудия сейчас поочередно плевались огнем, взрывая наши танки.

Таких вот парящих крепостей было всего три штуки, однако они легко расправлялись с нашими танковыми полками. Боевые машины вели ответный огонь, но снаряды их пушек не могли нанести вреда жутким громадинам врага.

Я пригнулся, прячась за линией окопа, чтобы осколки не зацепили меня. Мы практически очистили траншеи от альбионцев. Последние из них отступали через проходы в следующую линию. Туда никто соваться не собирался. В узких проходах нас бы тут же выкосили пулеметным огнем.

- Дайте мне дальнюю связь, - крикнул я в микрофон.

- В командном форте есть радиостанция, - донесся до меня незнакомый голос.

- Дайте координаты, - запросил я. Неизвестный голос сообщил их и дал еще несколько ориентиров.

Я поспешил туда. За мной последовал поручик, не отстававший теперь от меня ни шаг, будто боялся снова потерять мужество, отдалившись от меня. Командовать на этом участке фронта остался Фермор, распоряжающийся и своими гренадерами и бойцами остальным полков. Никто не стал спрашивать его полномочий - пусть и конфедерат, и практически наемник, он был прирожденным лидером, и с этим было не поспорить.

В на удивление почти уцелевшем командном форте меня ждал немолодой штабс-капитан в гренадерских доспехах и пара унтеров. На столе в углу стоял внушительный аппарат, вроде того, что был установлен у связистов по соседству с моим блиндажом.

- Мне нужна связь с союзной артиллерией, - сообщил я.

Один из унтеров кивнул и уселся за стол. Он надел наушники, покрутил какие-то ручки, начал что-то говорить, но тихо, так что я его не слышал. Через какое-то время унтер кивнул самому себе и протянул мне вторую пару наушников.

- Командир союзной артиллерии на связи, - сообщил он мне.

Я надел наушники, поблагодарив гренадера кивком.

- Полковник Нефедоров, - проговорил я в микрофон, соединенный с ними, - с кем имею честь?

- Зовите меня Фурфур, - ответил командующий артиллерией, громко клацнув клыками. - Что вы хотите сказать мне, полковник Нефедоров?

Новое обличье очень нравилось Фурфуру, как и его имя, принятое в этой Вселенной. В отличие от лорда Саргатанаса, выбравшего себе стальной шипастой тело, он остановился на более "классическом" варианте. Могучий торс с красноватой кожей, на плечах и локтях костяные наросты, которыми очень удобно орудовать, как клинками. Лысая голова, правда, без рогов, Фурфур считал их пошлой банальностью. Зато клыки у него было очень длинные - демону нравилось клацать ими, словно капканом, при разговоре.

Естественно, артиллеристы и надсмотрщики за рабами выбрали себе похожий облик. И клыками клацали очень похоже.

- Я отлично вижу парящие крепости, - кивнул Фурфур в ответ на слова Нефедорова. - Да, я могу расстрелять их, - снова кивнул он. - Но это будет опасно для ваших солдат на горе. Мои снаряды не делают разницы между штерном и альбионцем.

Он молча выслушал все, что высказал ему полковник, снова покивал, и положил рожок на аппарат связи.

- Готовим орудия к стрельбе на максимальной дистанции, - распорядился Фурфур, лязгая клыками. - Кулеврины, пристрелочный по крепостям врага. Карронады, наводиться по следам снарядов. Схема стандартная, две батареи карронад на одну - кулеврин.

Подтверждения от командиров дивизионов пришли, как обычно, очень быстро. И уже через несколько минут орудия открыли огонь.

Первые снаряды демонов пролетели над нашими головами. Сначала это были шары меньшего размера - они врезались в землю, разносили вражеские укрепления, но в крепости попасть никак не могли. Частично доставалось и нам - приходилось держать головы пониже. А оставшиеся немногочисленные танки попятились вниз по склону.

Но вот первый искрящий молниями шар врезался в бок крепости. Так содрогнулась, в броне ее появилась значительная пробоина. Однако огня крепость не прекратила. За первым последовала сразу серия снарядов. Они буквально изрешетили парящий форт. Тот повело, круг его стал вращаться медленней, зацепился краем за скалу- во все стороны полетели искры, видимые даже из наших траншей. Новый залп демонской артиллерии подорвал крепость. Она рухнула на землю, изнутри ее пучила цепь вторичных детонаций. Взрывались боеприпасы, уничтожая все живое внутри нее.

Наши окопы огласили радостные крики по этому поводу. Однако радоваться было еще слишком рано. Оставшиеся две крепости не собирались сдавать позиции. Они открыли просто ураганный огонь, отрезав нас от подкреплений. К ним присоединилась оставшаяся альбионская артиллерия. Нам на головы сыпались тысячи снарядов, заставляя забиваться в самые мелкие щели, чтобы остаться в живых. Стоило одному такому угодить в траншею - и он уничтожал как минимум десяток человек. За стенами фортов и блиндажей тоже никто не чувствовал себя в безопасности. Слишком уж сильно они были повреждены во время обстрелов нашей артиллерии. В бетонных стенах зияли пробоины, а при каждом попадании снаряда даже невеликого калибра изо всех щелей сыпалась крошка и серая пыль, запорашивающая глаза, делающая соседей по убежищу похожими на старые памятники.

Я снова выбрался из своего блиндажа, чтобы оглядеть в бинокль вражеские позиции. Выбрал, надо сказать, весьма удачный момент. Пристрелочный выстрел угодил точно в надстройку парящей крепости альбионцев. И почти тут же на нее обрушились куда более мощные снаряды. Казалось, на ней сосредоточили огонь едва ли не все орудия демонов. Шары прошивали броню крепости, превращая целые куски ее в обгорелые остовы с торчащими, словно кости длинными кусками металла. В считанные минуты они превратили крепость в бесформенный ком железа, исходящий сероватым дымом.

Интенсивность вражеского огня сильно упала, и я решил не возвращаться в блиндаж. Пора было уже начинать командовать войсками. Не все время ведь им сидеть в этих окопах, вжав головы в плечи.

- Артиллерия, - принялся командовать я, - почему замолчали? Малые мортиры, вам снарядов не хватает? Офицеры, собирайте солдат. Как только будет покончено с последней крепостью врага, мы атакуем.

Мои слова отрезвили всех. Что скрывать, многих повергло в шок появления парящих крепостей, о которых было столько пересудов, и среди солдат, и среди офицеров. Сражаться против этой жуткой легенды многим было очень страшно. Однако, услышав четкие команды, все снова вернулись в свою колею, вспомнили, что они не перепуганный сброд, а солдаты, унтера и офицеры армии Доппельштерна. А это кое к чему да обязывает.

Оставшаяся крепость альбионцев начала маневр отступления, не прекращая вести огонь. Однако двигалась она слишком медленно - и были идеальной мишенью для орудий демонов, которые успели уже хорошо пристреляться. В итоге, ей не повезло больше всех. Шар, выпущенный из кулеврины, угодил точно во вращающийся под ее основанием узорный круг. И тут же из-под нее, как будто ковер-самолет выдернули. Крепость рухнула на землю с грохотом, который мы услышали даже в окопах.

Дальнейшая судьба ее была решена очень быстро.

И следом я скомандовал по каналу общей связи.

- В атаку!

Мы выскочили из окопов, поддержанные огнем артиллерии, пулеметов, какие успели дотащить до этой линии траншей и захватить уже здесь, и малых мортир. Последние сильно пострадали от огня парящих крепостей, ведь их позиции находились на идеальном расстоянии для вражеских орудий.

Ошеломленные стремительной гибелью их наилучшего, как они считали, оружия, альбионцы оказывали какое-то вялое сопротивление. Они опомнились, только когда мы были уже очень близко к их окопам. Даже прорыв через проходы между линиями траншей, можно сказать, проморгали. Наши бойцы попросту смели не успевших дать и одной очереди врагов, повалили пулеметы, установленные на треногах, перекрывавшие проходы между линиями траншей, забросали гранатами укрепленные лучше позиции.

Прорыв наш оказался столь стремителен, что многие альбионцы оказались попросту захвачены врасплох, и кое-кто из них предпочел сдаться. Они бросали винтовки и поднимали руки. Следующие за нами строевики вязали их, ставили на колени и стягивали руки их же ремнями. Враги опускали головы, стыдясь своей слабости. Другие же глядели на наших бойцов с надеждой - умирать они явно не горели желанием. Они лопотали что-то на своем языке, которого мы, конечно же, ни бельмеса не понимали. Некоторые солдаты кричали на них, били прикладами, пинали, другие же улыбались пленным в ответ, пытались отвечать, - в итоге получался как-то тарабарский диалог.

Не сдавались только гвардейцы. Они как будто заражали своим мужеством, сражавшихся рядом с ними простых солдат. Они стояли до конца, записались в фортах, бункерах и блиндажах, отстреливаясь изо всех стволов. Часто их приходилось подрывать вместе с укреплениями, когда гранатами, а когда и искать что помощнее. Взрывчатки во вражеских траншеях было достаточно, видимо, оставлять их нам альбионцы не собирались. Точно так же, как мы перед эвакуацией уничтожили всю линию Студенецкого.

Правда, взрывать приходилось далеко не всех. Не раз после того, как мы минировали блиндажи или форты, и сообщали об этом засевшим в них альбионцам, внутри укреплений начиналась какая-то возня, слышались выстрелы, а после этого нам открывали - и выходили вражеские солдаты с поднятыми руками. Внутри же оставались трупы гвардейцев. На это закрывали глаза, делая вид, что гвардейцы застрелились сами, не желая сдаваться в плен.

Видимо, уничтожение парящих крепостей надломило альбионцев куда сильнее, чем мне показалось сначала. Не прошло и четверти часа, как последний форт был взломан, точнее засевшие в нем Зеленый львы, быть может, последние на всей планете, взорвали себя, понимая безвыходность своего положения. Они предпочли умереть с преизрядным фейерверком. В их форте было собрано, видимо, очень много, потому что он просто взлетел на воздух - других слов не подобрать.

Этот взрыв ознаменовал, можно сказать, окончание битвы за Серые горы.

Я опустился на пустой снарядный ящик, снял фуражку, только тогда заметив, что она прострелена в нескольких местах, провел ладонью по мокрым от пота волосам.

- Связь с союзной артиллерией, - затребовал я, понимая, что от меня сейчас ждут доклада генерал-полковнику, но сначала надо было предпринять более срочные действия.

Мне притащили внушительный переносной аппарат с эбонитовой трубкой. Связист протянул ее мне. На том конце мне ответил лязгающий даже сквозь помехи голос демона со смешным именем Фурфур.

- Укрепрайон взят, - сообщил я ему, - тащите наверх все ваши орудия. И советую поторопиться, пока враг не сообразил в чем дело, и не отправил сюда всю свою авиацию.

- Ты мне еще посоветуй, полковник, - ответил демон и оборвал связь.

Однако стоило мне подняться с ящика и оглядеть наши тылы в бинокль, как я заметил оживление на позициях, занимаемых союзной артиллерией. Зловещего вида орудия явно готовили к транспортировке, причем тащить их, по всей видимости, будут сгорбленные рабы в черных хламидах. Их в прямом смысле запрягали десятками.

Удостоверившись, что союзники не проигнорировали мои слова, я запросил связь со штабом Волостова. И доложил о взятии укрепрайона генерал-полковнику.

Орудия союзников, а вместе с ними и та часть осадной артиллерии, что имелась в нашей распоряжении, прибыли спустя несколько часов. С ними пришли и все, кто имел хоть какое-то отношение к артиллерии - разбираться с захваченными орудиями альбионцев. Их развернули, направив стволы против сил противника, сосредоточенных внизу и перекрывающих долину - самый удобный путь к столице планеты. Теперь его можно было считать открытым.

На установку демонских карронад и кулеврин ушло не меньше времени, чем на их подъем вверх по склону. Били-то они исключительно прямой наводкой, зато, наверное, на практически бесконечное расстояние. Их пришлось долго размещать на позициях, затем кулеврины начали давать пристрелочные залпы. Они производили скорее психологический эффект на альбионцев, ведь разрушений от сверкающих молниями шаров было не очень много. А вот когда по ним одним демонам известным способом навели карронады, внизу начался форменный ад. Следом открыли огонь наши немногочисленные осадные орудия и захваченные у врага пушки.

Первое время я еще глядел в мощный бинокль, один из двух найденных Фермором в форте, осматривая вражеские укрепления, стремительно разрушаемые безжалостным огнем нашей артиллерии, но вскоре опустил его. Не смог долго выдержать этой сцены избиения. Пусть там внизу и враги, однако все это действо казалось мне каким-то совсем уж подлым. И пускай для того, чтобы притащить сюда все эти пушки нам пришлось пролить море крови, угробить тысячи людей, но взять-таки проклятый укрепрайон, почитавшийся неприступным. От этой мысли становилось совсем уж гадко на душе. Не по душе мне была такая война. Тошнило меня от такой стратегии.

Альбионцы ушли со своих позиций меньше чем через сутки после начала обстрела. Сначала из низины, а потом со второго склона, оборонять его не было никакой необходимости. Альбионцы покинули Серые горы, чтобы избежать окружения и гибели.

Линия фронта стремительно приближалась к столице Эрины - Девелину.

Глава 15.

Девелин был громадным городом. Расположенный в большой долине, он занимал целые гектары, теперь обнесенные километрами проволочных заграждений, изрытые траншеями и топорщащиеся стволами пушек и пулеметов. Девелин напоминал какого-то жуткого ежа, ощетинившегося стальными иглами. Сколько в городе солдат никто не мог сказать даже приблизительно. Одно было известно точно - в столицу стянули все доступные войска. Собственно, кроме Девелина, на Эрине обороняли еще только два района. Корк с его мощной промышленностью, который штурмовала армия генерал-полковника Лутохина, и отлично укрепленные аэродромы, откуда нас атаковали вражеские самолеты. За эти позиции альбионцы дрались отчаянно, не жалея сил и крови. Ни союзная артиллерия, ни несколько танков "Бобер" не могли сломить вражеского сопротивления. И потому война медленно, но верно скатывалась в позиционную. Корк и аэродромы были надежно блокированы, обнесены сетью уже наших окопов и укреплений, так что теперь оттуда и мышь выскользнуть не могла. Вокруг авиационных позиций были собраны сотни стволов зенитной артиллерии - пушки и пулеметы день и ночь глядели в небо, не давая прорваться вражеским самолетам. Несколько попыток были прерваны с сокрушительными для альбионцев потерями. Больше они ничего подобного не делали, неверное, не видели смысла гробить людей и аэропланы зазря.

Штаб Литтенхайма принял решение брать столицу. Не с налета, потому что это вряд ли бы удалось, да и стоило бы нам слишком больших потерь. Пусть к нам и прибыло большое подкрепление, едва ли не со всех планет Империи, однако те же корабли привезли и тяжелые вести. Против нас была собрана коалиция, в которую вошли все остальные государства, кроме Конфедерации, да и ее пираты активизировались на наших рубежах. Тэны с сарацинами объединились против наших войск на Когэне, тесня их каждый день на новые и новые километры. На Баварии снова высадились конфедераты и бостонцы, умудрившиеся найти общий язык. Атакам подверглись и другие планеты, включая мой родной Баден-Вюртемберг. Но самое странное случилось на Сааре. Сначала оттуда сообщили о возвращении "Мариенбурга" с Лейб-гвардии Тевтонским полком на борту. А уже через несколько дней планета заявила о выходе из состава Доппельштерна и переходе под протекторат Братства Орденов Терры. Теперь ей владел какой-то Тевтонский орден, по крайней мере, второе сообщение было отправлено от имени его великого магистра Авраама Алекса Тевтона. И, наверное, не одного меня это странное совпадение наводило на мысли определенного рода.

Вместе с подкреплением прибыло и пополнение для наших потрепанных полков. Я был на очередном совете, когда нам передали почти две роты новобранцев, заодно забрав абшидированных бойцов, остававшихся в полку до первого транспорта домой. Совет был достаточно интересным, на нем обсуждался скорый штурм Девелина, и что самое неожиданное - Волостов предложил мою кандидатуру в качестве командующего одной из колонн, что войдет в город. В нее по предложению все того же генерал-полковника войдут полки тяжелой пехоты.

- Полковник Нефедоров, - заявил генерал-полковник, - отлично проявил себя при штурме Серых гор. Одно то, что он не растерялся во время неожиданной для всех, - укоризненный кивок в сторону незнакомого мне генерала, скорее всего, начальника разведки, - летающих крепостей Альбиона, и неожиданное решение этой проблемы, служит полковнику наилучшей рекомендацией. Я считаю, что лучшего командира корпуса тяжелой пехоты, который ударит по Девелину с севера, нам не найти.

- Разве у нас закончились генералы? - удивленно произнес седоусый Бахмайер.

- В моей армии, - ответил ему Волостов, - полковник Нефедоров выполнял генеральские обязанности, и командовал отлично. И сейчас он находится у меня на генеральской должности, - добавил он.

- Из штаб-офицеров в генералы военного может перевести только кайзер именным указом, - раздумчиво произнес Литтенхайм. - Я отправлял представление на имя полковника Нефедорова, но ответа не получил. Однако и без указа могу назначить его командовать корпусом. После Серых гор я вполне уверен в вас, полковник, - обратился генерал-фельдмаршал лично ко мне, - не подведите моего доверия.

- Так точно, - гвардейски щелкнул я каблуками, - не подведу.

После совета я вернулся в полк, где, собственно, и узнал о пополнении. Крупные молодые ребята, явно вчерашние призывники, выстроились перед нашими казармами. Они были пока без доспехов, только в летней форме с драгунскими значками на петлицах.

- Молодцы, - расхваливал их с видом работорговца, предлагающего товар штабс-капитан Подъяблонский, на доспехах которого появились новые заплаты из свежего броневого пластика, - орлы. Лучших просто не найти. Все, как один, родом с Бадена, это по ним видно, гладенькие все, мордатые. Лоснятся просто.

Уроженец промышленного Вюртемберга Подъяблонский относился к баденцам, как к деревенщине, ведь второй континент нашего мира был преимущественно аграрным и нравы там царили патриархальные.

- Они хоть знают, с какого конца за винтовку браться? - поинтересовался майор Штайнметц, в котором я как-то и не заподозрить не мог подобного отношения к баденцам.

- Да бросьте, майор, - бросил фон Ланцберг, - фенрих Шварц был парень не промах, хотя тоже был родом с Бадена.

- Бывают же исключения, - развел руками Штайнметц, со значением глянув в мою сторону.

Упоминание о Елене снова разбередило сердечную рану. Я ведь толком не разобрался в своих чувствах к ней. Наша последняя встреча, когда я прощался с ней перед посольством к демонам, мне казалось, что я отправляюсь на верную смерть, и потому ко всему примешивалась какая-то горечь обреченности. А после того не было времени, чтобы увидеться с Еленой, я смог только подать ей весточку, что я жив. Конечно, Елена обрадовалась этому, но это еще ничего не говорило о каких-то особых чувствах ко мне. Хотя я был точно уверен, радость ее была искренней. Елена простила меня, однако это, опять же, ничего не значило.

Более того, я не был до конца уверен в своих чувствах. Была ли это любовь, та, о которой поют в балладах, и над которой меня больше не тянуло цинично смеяться, как раньше. Или же мне просто понравилась весьма милая и отчаянная девушка. Тем более, что образ Елены в моей памяти начал стираться. В памяти остались только рыжие волосы, веснушки и улыбка. Конечно, я мог припомнить и какие-то случаи из времен нашего общения. Первую встречу, прогулку по моему родному городу, ее болезнь, явление фенриха Шварца, или как мы спали в обнимку, делясь друг с другом своим теплом. Однако я давно уже перестал разговаривать с ней, делясь всем, что произошло за день, как на Пангее и после нее, уже в окопах. Тогда это помогло мне не сойти с ума, теперь же перестал, как-то само собою вышло.

Конечно, я помнил о ней, не забывал ни на день, но Елена неуклонно превращалась для меня в приятное воспоминание. От этого на душе становилось горько, но тепло. Не хотелось расставаться с какими-то чувствами, однако на фронте для них места нет. Я давно уже понял, что война превращает человека в животное. В окопах всякий живет больше инстинктами, чем разумом, иначе не выжить. И потому настоящие чувства и эмоции, кроме разве что гнева, уж его-то на войне хватает, вновь приходят к нам, только когда мы возвращаемся с войны. Да и то не ко всем, и не всегда.

- Как бы то ни было, господа офицеры, - заявил я, - нам вести их в бой в самом скором времени. Раз прибыли подкрепления и пополнения, значит, штурм Девелина начнется со дня на день.

- Я считал, что на этом совете, куда вы отправились сегодня утром, - заметил Штайнметц, - будет объявлена окончательная дата.

- Пока нет, - покачал головой я, - пополнений и подкреплений настолько много, что с ними разбираться еще не один день. Размещают осадную артиллерию на позициях, координируют действия с демонами. После взятия Аркад они двинулись на столицу. Сейчас в окопах на западе не протолкнуться от них. В основном пригнали оживленных покойников из альбионцев, но и собственной пехоты тоже довольно много.

- Наверное, нашим товарищам там не очень весело, - усмехнулся Вишневецкий. - Не хотел бы я сидеть в одном окопе вместе с демоном и уж тем более с оживленным покойником.

- В демонов палят в первую очередь, - заметил Штайнметц, - так что иногда бывает выгодней сражаться рядом с ними.

- А оживленных покойников, - невесело усмехнулся Вишневецкий, - как правило, гонят в передовых цепях, и им достается намного больше пуль, лучей и осколков. В общем, от союза с демонами столько выгод, столько выгод...

- Отставить эти разговоры, - рявкнул я. - Никогда не считал, что все офицеры моего полка непроходимые тупицы, и не могут понять меня с первого раза.

- А вы не забыли, ваше высокоблагородие, - ледяным тоном произнес Вишневецкий, - что эти недоумки и тупицы, что служат под вашим началом, еще и дворяне. И шпаги есть у каждого.

- Я считал, что у вас, пан Вишневецкий, сабля, - усмехнулся я, хотя это обстановку не разрядило. - И вызов я готов принять от любого. Но только при условии, что вне зависимости от исхода поединка все крамольные разговоры прекратятся окончательно и бесповоротно.

- Но ведь подобные же идут по всем окопам, - вскинулся порывистый Вишневецкий.

- В моем полку, - отрезал я, - их быть не должно. Это прошу уяснить всех офицеров и довести до нижних чинов. Итак, - я обвел взглядом всех сидящих в блиндаже командиров рот, - кто первым кинет мне перчатку?

Даже Вишневецкий не стал бросать мне вызов.

На следующий день начался массированный артобстрел Девелина. Тысячи снарядов обрушились на столицу Эрины. Вместе с ними летели сверкающие молниями шары демонов. Они разрушали дома, врезаясь в них. Те попросту обрушивались, если карронада попадала в один из нижних этажей. Верхние же они срезали будто ножом. Основательно доставалось укреплениям, выстроенным альбионцами по всему городу. Каково сейчас приходится альбионским солдатам, я не хотел даже думать. Сидят в блиндажах, бункерах и фортах, а кто в зданиях, слушая, как свистят снаряды разных калибров. Однако самая страшная смерть приходила как раз от совершенно бесшумных шаров. Легкого потрескивая, какое издают они в полете, было не расслышать за грохотом орудийных снарядов. От попаданий сотрясались бетонные стены, на головы сыплется каменный мусор, что забивается обычно в щели и стыки плит, и кажется еще один снаряд - и потолок рухнет на голову, или в такой надежной на вид стене появится дыра, а это уже верная смерть.

Я отогнал дурные мысли. Попытался сосредоточиться над картами вражеских укреплений. Они были расчерчены достаточно точно, и это меня совсем не радовало. Пусть и не бывает неприступных крепостей, в чем я убедился на собственном опыте, хотя бы после взятия Серых гор. Главный вопрос в том, сколько жизней мы положим на это. Тем более, что едва ли не треть моего полка, да и почти всех, что штурмовали Серые горы, состояли из совсем еще "зеленых" новобранцев. Сколько их останется на улицах Девелина, которые без сомнения будут просто завалены трупами, я думать не хотел.

Артобстрел длился неделю. В конце ее меня снова вызвали на очередной совет в штаб Литтенхайма. На полпути меня перехватил генерал-полковник Волостов, следующий тем же курсом, с парой офицеров собственного штаба.

- Я настоял на вашем назначении, Нефедоров, - заявил он. - Вы поведете нашу тяжелую пехоту в бой. Ваш удар, как и положено, будет первым, и должен оказаться сокрушительным для врага.

- Это наша работа, - пожал я плечами. - Но разве командующий не назначил меня еще на прошлом совете?

- Штаб Литтенхайма тот еще гадючник, - скривился Волостов. - Думаете, там нет своих партий и коалиций, русских и немецких, прямо как при дворе кайзера. Война идет почище, чем на фронтах. Генерал-фельдмаршал, конечно, отвечает за каждое сказанное им слово, однако на него могут нажать даже из самого Рейнланда, продавить нужную кандидатуру. Вы, Нефедоров, не смотря на отличный послужной список, не самый подходящий человек для этой должности. Объяснять все тонкости этой подковерной возни не стану, тем более, что и сам изрядную часть их попросту не знаю, однако факт остается фактом. Мне пришлось надавить на многих своим авторитетом и даже связаться через гипертелеграф с князь-кесарем, что штаб генерал-фельдмаршала утвердил вас на должности командира корпуса тяжелой пехоты. Этот корпус за глаза уже называют корпусом прорыва.

Это название, пусть оно и было вполне в драгунском, так сказать, стиле, меня совершенно не обнадеживало.

- Кстати, - продолжал Волостов, - у вас нашлись неожиданные союзники. Сам лорд Евронимус, командующий всеми войсками демонов, оказывается, знает вас, и обещал некоего Саргатанаса вам на помощь. Последний, скорее всего, также будет присутствовать на нынешнем совете.

Каким образом Саргатанасу удалось выжить после попадания танкового снаряда, я слабо себе представлял. Тем более, что жутковатое факельное шествие демонов более всего напоминало погребальную церемонию. Однако сомневаться в словах генерал-полковника не приходилось.

Четыре последних полковника Зеленых львов собрались в одном из самых крепких бункеров Девелина. Они встречали некоего загадочного гостя с Саара, который сумел прорваться вместе со своей ротой, через вражеские кордоны, плотно закрывающие Эрину. Вот только все четыре боевых офицера отлично понимали - он прибыл слишком поздно. Планета уже практически пала. Однако вины прибывшего с немалым риском для себя посланника в этом не было. И проявлять невежливость не стоило.

Зеленые львы, оставшиеся в Девелине, образовали один полк, да и тот преимущественно состоял из одних офицеров и уорентов. Другие не служили в столице. Командовал полком самый опытный из них - полковник О'Кейси, начальником штаба был его старый друг полковник Бреслин, он же руководил и первым батальоном. Полковники же Махони и Брэди были поставлены во главе 2-го и 3-го батальонов.

Прибывший гость с Саара впечатлял. К такому прочно прилипало слово "гвардеец". Не смотря на странную форму, включающую длинный белый плащ с черным крестом. На поясе гость носил длинный меч с витой гардой, именно меч, а не шпагу, клинок слишком широкий. С другой стороны в кобуре висел массивный пистолет. Было видно, что оружием пользоваться гость умеет отлично.

- Позвольте представиться, - произнес он, коротко поклонившись, - Карл Иоганн Тевтон, комтур Ордена Девы Марии. Я прибыл с отрядом рыцарей, чтобы помочь вам в войне с проклятыми существами, вновь показавшимися на Пангее, а так же гнусными отщепенцами, вставшими на их сторону.

На правах командира полка О'Кейси представил остальных полковников, а затем поинтересовался:

- Я считал, что мы тут сражаемся с регулярной армией Доппельштерна, - сказал он, - а не с какими-то жалкими отщепенцами.

- Они далеко не жалки, - покачал головой Карл Иоганн Тевтон. - Но ведь отщепенцами могут быть не только люди, но и целые страны. Пусть даже они занимают несколько планет.

- Мы отрезаны от остального мира, комтур Карл Иоганн Тевтон, - произнес полковник О'Кейси, - и не знаем, что происходит за пределами Эрины. Для нас было шоком то, что люди сражаются в одном строю с демонами, однако теперь прибываете в с планеты Саар, которая, насколько я помню, является провинцией Доппельштерна. Есть ли надежда, что не вся Империя Двойной звезды является нашим врагом.

- Отнюдь, - покачал головой тот. - Нечестивая Империя Двойной звезды полностью продалась демонам. Однако Саар отделился от нее, перейдя под руку Братства Орденов Терры. Теперь это дом Ордена Девы Марии Тевтонской. Кстати, можете обращаться ко мне не столь официально, простого брат Карл будет довольно.

- Значит, Братство, наконец, прекратило свое затворничество, - сам себе кивнул полковник Бреслин, констатируя вполне очевидный факт.

- Когда угроза демонов возродилась с новой силой, - заявил Тевтон, - Братство не может оставаться в стороне. Консул Доппельштерна на Терре был арестован и до конца разбирательства помещен в тюрьму для еретиков. Все подданные Империи Двойной звезды объявлены Советом консулов вне закона, как демонопоклонники, против них разрешено использовать все методы ведения войны, никаких запретов.

- Включая ядерное оружие? - заинтересовался полковник Бреслин.

- Нет, - отрезал Тевтон. - Вы, верно, забыли историю Земли, полковник. Радиационное излучение положительно влияет на демонов, делает их сильнее. А потому использование его на планетах, где замечено присутствие демонов, недопустимо.

- Скверно, - покачал головой О'Кейси. - Эрина уже практически потеряна, шансов отстоять родной мир у нас нет.

- И вы хотели бы увидеть, как он гибнет в пламени ядерного пожара, не так ли? - заметил Тевтон. - Только бы она не досталась Доппельштерну. Однако в таком случае планета станет идеальным домом для демонов.

- Так какова все же цель вашего прибытия на Эрину? - поинтересовался у него полковник Махони.

- К сожалению, - произнес комтур, - я прибыл слишком поздно. Как только мы узнали о том, что на Эрину вместе с солдатами Доппельштерна высадились демоны, Братство приняло решение отправить вам посильную помощь. К сожалению, выделить смогли только один отряд, ибо большому флоту не прорваться через блокаду кораблей Доппельштерна, а один корабль вполне может осуществить эту почти безумную авантюру. Все мои бойцы - ветераны Пангеи и имеют немалый опыт сражений с демонами. Мы должны были научить ваших солдат и офицеров сражаться с ними. Однако, увы, мы опоздали. От имени всего Братства Орденов Терры приношу вам свои извинения.

- Вы еще можете прорваться с Эрины, - предложил ему О'Кейси. - Поведаете Братству, да и всем, кто должен знать об этом, что именно произошло у нас. Как мы сражались с демонами и погибли, предпочтя смерть позорному плену.

- Мы присланы сюда драться с демонами, - отрезал Тевтон, - а победим или умрем, это значения не имеет.

Полковник О'Кейси кивнул в ответ, пораженный самоотверженной глупостью присланного комтура.

Еще на подходе к форту, занимаемому штабом генерал-фельдмаршала, меня поразил двойной караул, состоящий из людей и демонов в знакомых мне шипастых доспехах. Значит, Саргатанас, действительно, тут. Мы легко прошли мимо них, и те и другие только кинули нам, не потребовав документов, не спросив никакого пароля. Внутри просторного помещения с установленным посередине столом, устланным картами, было тесно от генералов и офицеров штаба. Отдельно в углу стояли два демона. И ни одного из них я не знал. Точнее, первого я видел однажды, в своем жутком видении на Пангее, стоящим на громадном постаменте с длинным ружьем в руках. Тот же синий доспех, несимметричные рога разного размера, один из которых стал наползать на лицо еще сильнее, почти смяв его, будет бумагу, только глаза удивительно пронзительного синего цвета сверкают. Второй же внешне почти не отличался от человека, лишь цвет кожи, серо-стальной, давал понять о его истинном происхождении. Одет он был в альбионский офицерский френч без знаков различия и фуражку, оружия никакого не носил.

- А вот и вы, господа, - произнес генерал-майор Игнатьев, - только вас и ждали. С лордом Евронимусом и лордом Саргатанасом, думаю, вы знакомы, не так ли?

- Никак нет, - за нас обоих ответил Волостов. - Не знакомы.

- Полковник Нефедоров знаком со мной, - усмехнулся демон с серо-стальным лицом.

- Лорд Саргатанас? - удивился я, несколько позабыв о субординации. - Но каким образом?..

- Одного снаряда, - продолжал кривить тонкие губы в улыбке Саргатанас, - тем более, такого невеликого калибра, недостаточно, чтобы покончить со мной. Хотя тело, увы, пришлось сменить.

- Если вы закончили серию сентиментальных воспоминаний, - с явным раздражением произнес Литтенхайм, - то, быть может, мы перейдем к делу. Ни у кого возражений нет? Отлично. Игнатьев, докладывайте.

- Слушаюсь, - выпалил не на шутку перепуганный ледяным гневом генерал-фельдмаршала, пусть и не направленным на него, начштаба и приступил к докладу. - Артподготовка завершится через два дня, и сразу по ее окончании мы начинаем массированное наступление, так сказать, на всех фронтах. При помощи наших союзников, - кивок в сторону демонов, - которые предоставили в наше распоряжение достаточное количество повторно используемых солдат, - вот, значит, какой термин тут придумали для оживленных солдат, - из числа альбионцев... - Игнатьев замялся и тут же перевел доклад в другое русло. - Удар будет нанесен сразу по трем направлениям. С севера ударит полковник Нефедоров со своим корпусом тяжелой пехоты, усиленным дивизией лорда Саргатанаса, в которую входит полк тяжелой пехоты и три полка повторно используемых солдат. Ее поддержат артиллерийские полки под командованием генерал-майора Павловского. Вопросы? - обратился ко мне начштаба.

- Никак нет, - ответил я. Лорд Саргатанас промолчал.

Игнатьев кивнул и продолжил излагать план грядущей атаки.

Возвращались мы с Волостовым в странном настроении. С одной стороны, заканчивалось сидение в окопах. Скоро атака и бой будет страшным, кровавым. Альбионцы вцепятся в последние клочки родной земли, станут драться за них до последнего. Вряд ли нам удастся сломить их боевой дух, как это произошло на Серых горах после уничтожения летающих крепостей. Значит, драться придется за каждую улицу, каждый дом, каждый сантиметр пройденной земли придется поливать кровью и заваливать трупами.

- За тобой пойдут строевики, - сказал мне Волостов. - Бригаду Голоднова укрепили еще пятью свежими полками и пополнили, конечно. Теперь это, собственно, это тоже уже полноценный корпус, а не бригада. И он в твоем полном распоряжении по первому сигналу.

- Будем заваливать город трупами, - мрачно заметил офицер штаба генерал-полковника. - Вопрос только чьими.

- Отставить панику, - не глядя, бросил Волостов. - И вот еще что, Нефедоров, вы теперь на генеральской должности, и вам не стоит отправляться на передовую самому. Ваше место в моем штабе, полковник.

- Я - драгунский полковник, - ответил я, - и в штабе мне делать нечего, на какой должности б не был. Пока у меня есть мой полк, я должен сам вести солдат в атаку, поэтому и не мечтаю даже о генеральских погонах.

- Странный вы ей-богу человек, Нефедоров, - усмехнулся генерал-полковник. - Вам ведь и тридцати нет, а уже полковник на генеральской должности, тысячи солдат в бой ведете. И это, кажется, при полном отсутствии честолюбия. Может быть, и правда, что слава приходит только к тем, кто не совсем не ищет ее.

Мы разошлись по нашим блиндажам, чтобы довести до офицеров результаты военного совета.

В моем собрались командиры полков моего корпуса. Все они отлично понимали, раз командир отправил на военный совет, когда над головой не первый день гремят осадные орудия, забрасывающие вражеский город снарядами, значит, приказа об атаке ждать осталось недолго. И я не стал расстраивать их.

- Господа, - сказал я прямо с порога, глянув на поднявшихся, как один, штаб-офицеров, - атака на Девелин начнется через двое суток. Готовьте солдат, бой будет жестоким.

- А что наши союзники? - поинтересовался Фермор. - Снова только пушки пришлют или сами на этот раз явятся?

- Будут тебе союзники, - усмехнулся я. - Целый корпус под командованием Саргатанаса. С его демонами в шипастых доспехах и на этот раз при поддержке оживленных покойников из альбионцев.

- Хороши союзнички, - глянул на меня Фермор. - Вместе с демонами воевать еще куда не шло, но покойники... Не находите, что это уже перебор, господин полковник?

- Пусть находят те, кому по это по штату положено, - отрезал я. - Тут вопрос стратегический, а это уже не наша забота.

- Самому-то не надоело? - неожиданно спросил у меня Фермор.

- Всем офицерам, - ледяным тоном произнес я, - возвращаться в полки. Фермор, останьтесь.

Командиры полков покинули мой блиндаж, мрачный же Фермор остался сидеть, сверкая взглядом из-под края головного платка.

- Тебе не кажется, что ты уже переходишь все пределы? - спросил я у него, подходя вплотную и нависая над сидящим конфедератом.

- Это в каком смысле? - поинтересовался тот, поднимаясь с табурета, теперь уже он нависал надо мной, ибо был на голову выше.

- В самом прямом, - отрезал я. - Ты постоянно мутишь воду! Не хватит ли уже, а? Я ведь столько раз тебя мог сдать ротмистру Спаноиди, как вражеского агитатора. И оснований ты уже наболтал на расстрел.

- Так сдай, Макс, - Фермор давно уже называл меня максимально сокращенными именем. - Сдай меня жандармам. Думаешь, я стенки боюсь? Так давно уже перестал! Меня расстрелом не напугаешь!

- Прекрати, Вил, - сказал ему я, так же называя самым коротким сокращением от его имени Уильям. - Довольно. Мы с тобой и на Пангее воевали, и к демонам вместе летали. Что теперь на тебя нашло? Ты зачем за всю эту агитацию взялся? Не поверю, что ты не понимаешь, насколько сильно подрываешь боевой дух в дивизии.

- Наши союзники куда хуже сказываются на боевом духе, Макс, - взмахнул руками Фермор, - и я не поверю, что ты этого не понимаешь. Демоны - враги всего рода людского. А ты думаешь, почему демонам удалось так легко захватить Землю в первый раз? Забыл древнюю историю?

- Все я отлично помню, Вил, - ответил я, садясь на табурет. - Освежал в памяти после нашего посольства. - Я, действительно, по возвращении из посольства на Пангею взял в библиотеке несколько томов древней истории, Последнего века особенно, и штудировал их, то ли от скуки, то ли по какой другой причине. Быть может, именно посольство и навеяло это желание. - И про оппортунистов, целыми государствами переходивших на сторону демонов. Да, мне это очень напомнило позицию кайзера, потому что главы тех стран были уверены в союзе с демонами. Но у нас с тобой выбора нет. Наше дело воевать за того кайзера, какой у нас есть, пусть даже он не во всем устраивает нас. Да и нет такого правителя, чтобы устраивал всех.

- А ты не думаешь, Макс, - перешел на заговорщицкий тон Фермор, - что среди военных может быть куда больше таких, кто придерживается моего мнения, нежели твоего.

- Это уже заговор, полковник Фермор, - перешел я на сугубо казенный тон, - и об этом я в следующий раз буду обязан, - я выделил это слово, - сообщить ротмистру Спаноиди.

- Я считал, что ты умнее, Макс, - покачал головой Фермор, садясь напротив. - Гляди, как бы тебе самому не оказаться в застенках...

Он резко прерывал себя и поглядел ко мне за спину. Забывшись, я сел спиной к двери, чего обычно не допускал. Я обернулся и увидел входящего в блиндаж Саргатанаса. Он все также был в альбионским френче и без оружия.

- Вижу, господа союзники, - усмехнулся он, голос демона был скрипучим, но все же не настолько, как когда тело его было целиком из металла, - вы тут далеко не планы грядущего штурма обсуждаете. - Увидев его поближе, я заметил, что ногти и зубы его отливают металлом. - А я прибыл для того, чтобы скоординировать действия наших корпусов, полковник Нефедоров.

- Координируйте, - козырнул Фермор, направляясь к выходу.

- Я слышал только окончание вашего диалога, - сообщил мне Саргатанас, когда полковник вышел, - но могу сказать, вы сделали правильный выбор, Нефедоров. Все враги вашего кайзера и нашего союза пожалеют о своем выборе.

И от слов и тона, каким они были сказаны, мне стало не по себе.

Гремели последние залпы артподготовки. На Девелин падали последние снаряды. Все офицеры вглядывались в часы, отсчитывая последние минуты, затем секунды. И вот на окопы обрушивается тишина. Но против обыкновения на нашем участке фронта она не взорвалась свистом и ревом. Потому что первыми в атаку пошли оживленные мертвецы. Тысячи солдат все еще одетых в кое-как починенную альбионскую форму поднялись из окопов и ровными цепями пошли прямо на разбитые снарядами проволочные заграждения и брустверы врага. По ним тут же ударили из пулеметов, подали голос не подавленные нашей артиллерией пушки. Однако мертвецы никак не реагировали на попадания пуль, а вот рвущиеся неподалеку снаряды превращали их кровавую кашу, правда, в этой мешанине еще что-то шевелилось.

Глядеть в сторону таких вот "натюрмортов" совершенно не хотелось. Некоторых офицеров, кто был послабее нервами, выворачивало от этого зрелища. Никто им ничего не говорил.

Наши пушки небольших калибров, включая и драгунские, поддержали демонов огнем. Они быстро подавили последние оставшиеся огневые точки противника. Остались только пулеметы, а они уже не могли остановить цепи мертвецов. Те подошли на расстояние огня из ручного оружия. Тут же замелькали разноцветные лучи. Толку в этой перестрелке не было почти никакого. Мертвецы на попадания не реагировали, а попасть в укрывшихся за бруствером альбионцев с такого расстояния было практически невозможно. Тем более что особой меткостью мертвецы не отличались. Они тупо лупили по врагу, даже не целясь. Лучи скользили по брустверу без толку.

- Саргатанас, - обратился я к командующему демонов, - пускай ваши демоны прикрывают нас огнем. - Затем переключился на общую связь: - Господа офицеры, к бою. В атаку!

Я первым вскарабкался на бруствер на лесенке. Рядом со мной бежал майор Штайнметц, унтера и солдат первой роты моего полка.

- Цепью, - командовал я, - бегом марш!

Хотя в этом не было особой надобности. На протяжении всей линии фронта драгуны бежали. Пускай по нам и не вели огня, а впереди были не только вражеские позиции, но и прерывистая линия оживленных мертвецов. Однако древний инстинкт, пробуждаемый войной, гнал нас через ничью землю, разделяющую траншеи, подстегивая сильнее самого хлесткого кнута.

Во вражеских траншеях уже шла жестокая рукопашная схватка. Альбионцы и оживленные мертвецы истребляли друг друга, катались по земле, в ход шли штыки, приклады, траншейные тесаки, лопатки и кулаки.

Мы пробежали ничью землю, вскарабкались на разбитый бруствер и открыли огонь. Стреляли без разбору, ведь мертвецам на лучи было наплевать. Так что с первой линией окопов покончили стремительно, уступив место на бруствере демонам в шипастых доспехах. Те открыли огонь из ручных пулеметов, благо запаслись патронам основательно, и поливали длинными очередями следующую линию, не давая врагу поднять головы.

Под нашими ногами оживленные мертвецы добивали альбионцев. Мы перебирались через окопы, шагая по еще шевелящимся, и уже не движущимся трупам.

- Вперед! - крикнул я в микрофон. - Не сбавлять темпа!

Нас встретили из винтовок и пулеметов. Огонь был плотным и сгрудившиеся в узких ходах сообщения драгуны падали один за другим. Однако мы быстро опомнились - открыли ответный огонь. Пулеметчики подтащили свое оружие, принялись поливать альбионские позиции длинными очередями. С обеих сторон полетели гранаты. Альбионцы не скупились - швыряли их целыми связками, понимая, что экономить смысла нет. Осколки, пули, лучи косили драгун и гренадер Передовые бойцы падали ничком, отстреливаясь уже лежа, но это никого не спасало. Когда тебе на спину падает связка гранат, ничего уже не спасет. Взрывы превращали людей в груду обгорелой, окровавленной плоти с торчащими кусками костей и доспехов.

- Не ложиться! - кричал я. - Не останавливаться! Вперед! Пулеметчики, прикрывайте нас! Не спать тут!

Офицеры и унтера подхватили мои слова, однако толку особого не было. Держались альбионцы крепко, пуль и гранат у них хватало. Наши бойцы без пользы толкались в ходах сообщения, гибли от вражеских пуль, лучей и гранат, однако не могли продвинуться ни на шаг вперед. Как бы ни гнали их вперед криками и пинками унтера и офицеры.

- Скоро ходы будут завалены трупами наших солдат! - выпалил майор Штайнметц. - Мы привели их сюда не умирать!

- Поднимайте людей! - настаивал я. - У врага только две линии! Прорвемся - и мы в городе! За нами пойдут танки!

- Но враг вцепился в землю! - отвечал Штайнметц.

- Это - их столица, последний оплот, - урезонивал его я, - как же они должны драться за нее!

Майор замолчал, но на меня сыпались доклады других командиров и чудовищных потерях и неэффективности наших атак. Всем я отвечал лишь одно - продолжать, не останавливаться, прорываться любой ценой. В том, что она будет высока, я был уверен, однако если мы упремся тут, не прорвем второй линии, то весь план наступления на Девелин пойдет прахом. А значит, я провалю поставленную задачу, не оправдаю возложенного доверия... Пусть это и волновало меня теперь в последнюю очередь - быть виновником возможного провала всего наступления на столицу врага я не хотел.

- Навались, братва! - заорал так громко, что у меня даже в ушах зазвенело, вахмистр Быковский. - Навались на них! Дави их, сволочей!

И эти слова, что самое удивительное, возымели действие, куда более сильное, что все призывы офицеров и зуботычины унтеров. Вахмистр первым выбрался из окопа, длинной очередью заставив пригнуться высунувшихся из-за бруствера альбионцев. Те допустили громадную ошибку, сосредоточив едва ли не все оставшиеся у них пулеметы в ходах сообщения. И я последними словами ругал себя за то, что не додумался до того, что понял не самый умный из унтеров моего полка.

- Наверх! - поддержал я Быковского. - Напора в ходах сообщения не ослаблять! Четные роты, наверх! Нечетные, остаются в окопах! - И уже по внутренней связи полка. - Майор Штайнметц, остаетесь в окопах командовать полком.

- Это же форменное безумие, полковник, - зашипел на меня тот.

- В штабе меня сидеть никто не заставит, - усмехнулся я, и принялся карабкаться по лестнице вверх.

Меня ничуть не смутило, что лезущего передо мной гренадерского фельдфебеля срезало лучом. Он завалился ничком на самом верху. Я оттолкнул его и, пригибая голову, бросился вперед. Рядом со мной бежали другие. Бежали с куда большим воодушевлением, чем на первую линию вражеских окопов. Пулеметов у врага было гораздо меньше, пусть и лупили они длинными очередями, остановить нас уже не могли. Гранаты кидать стали слишком поздно, видимо, осталось их у альбионцев не слишком много. В ответ те из нас, у кого остались свои, принялись швырять в ответ. Бруствер, защищающий вражеские позиции, был невысок, сложно соорудить полноценный на окраинах города с каменными мостовыми. Наши гранаты легко перелетали через него и взрывались в окопах, где сгрудились альбионцы, нанося им чудовищный урон.

Однако их было там очень много. Альбионцы сидели на банкете, стреляя в нас из винтовок. Разноцветные лучи срезали нас, сверкали на броне бегущих гренадер и драгун. Не знаю уж, в какой раз я пожалел, что не ношу шлема. Фуражку я потерял еще в окопах. Плотный вражеский огонь остановил наш натиск. Пусть у альбионцев не было пулеметов, хватило и лучевых винтовок.

Прорыв начал тормозить. Цепи, рвавшиеся на врага, в едином порыве, ложились. Бойцы принимались стрелять с колена, а то и лежа. Гранаты у нас закончились, а вот у альбионцев их было, похоже, в избытке. Снова в нас полетели целые связки, убивающие бойцов десятками.

- Артиллерия! - связался я с нашими бомбардирами. - Где обещанная поддержка?! Цепи залегают!

- Вот и не поднимайте голов покуда, - ответил мне спокойный голос генерал-майора Павловского. - Сейчас мы немного пощекочем альбионцам нервы.

- Всем залечь! - тут же скомандовал я, первым падая ничком.

Кто-то кидал последние гранаты, другие вели огонь лежа, но я к ним не присоединился. Глупо было тратить заряды лучевого карабина без толку. Они мне еще пригодятся. Не в рукопашную же с альбионцами сходиться в городе.

Орудия открыли огонь практически следом за тем, как мы залегли. Как я выяснил после боя, генерал-майор Павловский распорядился подтащить пушки малых калибров, включая и драгунские на позиции, пускай это и было сопряжено с немалым риском, и они открыли огонь прямой наводкой. Фугасные снаряды врались во вражеских окопах, нанося урон во много раз больший, чем связки пусть даже и из десятка гранат.

- Ползком! - принялся командовать я. - Вперед!

И мы поползли через ничью землю, откидывая мертвецов, лежащих на пути. Когда мы были уже у самого вражеского бруствера, артиллерия прекратила обстрел. Без команды поднялись в полный рост - и ринулись на врага.

На банкете альбионских траншей почти не осталось бойцов. Они пытались оказать нам сопротивление, вот только ничего уже поделать не могли. Мы обрушились им на головы, сапогами сбивая с банкета в неглубокие окопы.

Я считал, что враг будет держаться за вторую линию до последнего, но просчитался. Альбионский командующий оказался умней, чем я думал. Без приказа солдаты начали покидать траншеи в полном порядке. Отступление явно было подготовлено заранее. Враг покидал ходы сообщения, буквально засыпая их оставшимися у него гранатами. Снарядные ящики были перемотаны шнурами зарядов взрывчатки, зарядные устройства для батарей личного оружия искрили, явно перегруженные, враг явно готовил позиции к уничтожению.

Ловкий ход. И он будет стоить нам многих жизней. Только одно могло спасти нас. Нельзя останавливать наступление. Пусть враг, скорее всего, приготовил нам засаду меньше, чем в километре от второй линии окопов, нам надо повиснуть на плечах отступающих альбионцев.

- Не останавливаться! - закричал я. - Не отставать от врага! Здесь - только смерть!

Быть может, последние слова так подействовали на бойцов, да и вид заминированных позиций противника дополнительно подогнал их, но в траншеях никто не задержался. Мы бежали следом за альбионцами, вяло отстреливающимися на ходу. И у нас, и у них будто крылья выросли. Гибнуть в пламени взрыва не хотелось никому.

А грянуло знатно!

Взрывчатку альбионцы не экономили. Земля в прямом смысле содрогнулась у нас под ногами. Многих даже повалило. Остальные же остановились, невольно оглядываясь на столб пламени, поднимающийся на том месте, где еще минуту назад были альбионские окопы, за которые было пролито столько крови.

И из этого пламени выходили демоны в шипастых доспехах. Вел их серолицый человек в тлеющем френче. На лбу Саргатанаса проросли явно металлические шипы. Я мог поклясться, что еще перед началом атаки их еще не было.

- Вижу, - улыбнулся он, - моя помощь придется весьма кстати.

И вот что самое странное, расстояние до Саргатанаса было достаточно велико - неслись-то мы со всех ног - и говорил он негромко. Но я мог бы поклясться чем угодно - слова его услышали все.

Его демоны стремительным шагом догнали нас. Многие альбионцы снова бросились бежать, но уже беспорядочно и не думаю о том, чтобы стрелять. Демоны же плотной цепью прошли мимо нас, взяли свои ручные пулеметы наизготовку - и открыли ураганный огонь. Они поливали отступающих длинными очередями. Методично меняли магазины, снова открывали огонь. Альбионцы валились под пулями, будто марионетки с обрезанными нитками. Беспомощно вскидывали руки к небу. Катались по залитой кровью мостовой, зажимая ранения ладонями.

А потом демоны примкнули штыки с широкими клинками и отправились добивать раненых. Один только Саргатанас не пользовался для этого никаким оружием. Просто поднимал альбионца, глядел ему в глаза - и тот обвисал на его руках безвольной тряпкой. С каждым умерщвленным таким образом врагом тело Саргатанаса изменялось. Демон рос, обгоревший местами френч пробивал металлические шипы, волосы превратились в некое подобие проволоки.

Покончив с альбионцами, демоны снова перестроились в цепь, взяв наизготовку оружие. Однако продолжение атаки в мои планы на сегодня не входило. Быстрым шагом я догнал лорда Саргатанаса - связи с ним у меня не было.

- Что у вас, полковник? - обернулся ко мне явно недовольный тем, что его отрывают от столь важного дела демон. - Поддерживайте нашу атаку.

- Нет, - отрезал я. - Мы закрепляемся на этих позициях. Входить в город запрещаю.

- Кто ты такой, человек, чтобы запрещать мне что-либо? - в и без того страшных глазах мелькнул зловещий огонек гнева.

- Я командую всей операцией, - ответил я, - и вы, лорд Саргатанас, находитесь в моем подчинении согласно приказу лорда Евронимуса.

Несколько секунд мы смотрели друг другу в глаза, а затем Саргатанас расхохотался. Уперев руки в боки, он даже подался назад, запрокинув голову к небу. Скрежещущий звук его смеха неприятно резал уши, но я старался не морщиться.

- Давно, - отсмеявшись, произнес демон, - очень давно уже никто не был столь дерзок со мной. Особенно из вашего рода.

Он обернулся к своим демонам, по-прежнему стоявшими цепью, и выкрикнул им несколько команд. Те опустили оружие и отступили на несколько шагов. Каждый второй опустился на колено, снова взяв наизготовку оружие. Наверное, так в представлении демонов выглядело оборонительное построение.

Я же вернулся к своим людям. Офицеры построили солдат и ждали моих приказов.

- Занимаем оборону, - вышел я на общую связь. - Пулеметы в первую линию, распаковывайте треноги. Орудия малых калибров тащите сюда. Будем строить здесь линию обороны.

- Нефедоров, - связался со мной генерал-полковник, - через полчаса к вам прибудут грузовики, заберут трупы. Возможно, альбионцы предпримут попытку отбить тела своих солдат, вы должны помешать им сделать это.

- Дл чего нам вражеские трупы? - удивился я, однако ответ пришел быстро, стоило только глянуть на Саргатанаса и его демонов.

За нашими спинами из окопов начали подниматься уцелевшие оживленные мертвецы. Их не повели через пламя взрыва, ибо это означало бы верную гибель - я и так ума приложить не мог, как Саргатанасу удалось провести через него своих демонов. Пусть у них были превосходные доспехи, но я же сам видел, как пули и лучи пробивали их. Мертвецы, которых осталось не столь много, однако куда больше, чем я думал, прошли мимо нас, заняли места в строю демонов, выдвинувшись на передовые позиции.

Вскоре прибыли и орудия. Тащить их через ничью землю, разбитую снарядами, а после по остаткам второй линии окопов, наверное, было чрезвычайно тяжело. Здоровяки "першероны" обливались потом, волоча их. Расставив пушки по позициям, так что недлинные стволы их глядели чуть ли не в затылки демонам и оживленным мертвецам.

А ведь стоит дать залп, якобы случайный, и от наших союзников не останется и памяти. На таком мизерном расстоянии никакие доспехи не спасут, хотя после их триумфального прохода через взорванные позиции альбионцев я уже ни в чем не был уверен. Гибель союзников всегда можно списать на вражескую атаку, ту же самую попытку отбить тела. И ведь все люди, что состоят в моем подчинении, подтвердят любую, пусть даже самую неправдоподобную, версию событий.

Я отогнал эти идиотские мысли, мельком глянув на стоящего неподалеку Фермора. Тот не смотрел в мою сторону, руководя своими людьми. Я отлично его толстый намек на заговор против наших союзников, а то и куда хуже, и Саргатанас косвенно подтвердил их своей более чем прозрачной угрозой.

Грузовики пришлось ждать достаточно долго. Им ведь тяжело было преодолевать все колдобины на разбитой земле городских пригородов. Грузовые машины прибыли двумя колоннами. Первые были самые обычные автомобили с нашими эмблемами, вторые же принадлежали демонам. За рулем последних сидели мелкие особи, они же занимали места в кузовах. Выпрыгнув оттуда, демоны принялись сноровисто собирать тела в альбионской форме, и бесцеремонно закидывали их грузовики без каких-либо знаков на бортах. Наши похоронные команды обходились с телами куда осторожней, ведь, в отличие от демонов, для них это были павшие товарищи, а не просто некий материал, который можно и нужно использовать повторно.

Глядеть на это было просто противно, но я намерено не отворачивался. Это были наши союзники, и так или иначе я должен быть согласен со всеми их действиями. Как бы отвратительны они ни были.

Когда же грузовики, наконец, уехали, я обессилено опустился на снарядный ящик. Густая цепь демонов и оживленных мертвецов маячила перед глазами, хотелось закрыть глаза и чтобы когда откроешь - их бы уже не было. Но подобные детские желания никогда не исполняются.

Глава 16.

Комтур Карл Иоганн Тевтон глядел на ровную цепь солдат в альбионском обмундировании. Они стояли, не шелохнувшись, как и положено оживленным мертвецам. А уж на них-то комтур нагляделся вдоволь еще на Пангее. Частую цепь мертвецов перемежали могучие фигуры демонов в шипастых доспехах со штурмовыми винтовками в руках. За их спинами торчали стволы орудий малого калибра.

- И как вам это зрелище? - поинтересовался у него полковник Махони, который постоянно находился вместе со своим батальоном при отряде Карла Иоганна.

- Надо было предпринять прорыв, - не отрываясь от бинокля, ответил тот, - чтобы не дать врагу забрать трупы.

- Для чего класть свои жизни за мертвецов? - пожал плечами гвардии полковник. - Ведь ими принято обмениваться...

Комтур Тевтон молча протянул ему бинокль. Полковник поглядел в него, поняв, кто стоит в цепи солдат. Кадык его судорожно дернулся. И Махони быстро вернул бинокль Тевтону. Ему все стало понятно без слов.

- В будущем постарайтесь избежать подобных промахов, - спокойно заметил Карл Иоганн. - Трупы следует сжигать, если не возможности забрать их с собой, либо, в крайнем случае, отделять головы от тел. Демоны способны оживлять даже сильно искалеченные трупы, так что только полное уничтожение тела, либо отделение от него головы может стать препятствием для этого.

Махони снова нервно сглотнул. Ему стало совсем не по себе от таких простых и понятных слов Тевтона. И гвардии полковник понял, что, наверное, все именно из-за отсутствия такого вот помощника, что давал бы простые советы, и пали Аркадские острова.

- Не поздно ли сделать вылазку теперь? - поинтересовался Махони. - Так мы смогли бы уничтожить значительную часть живой силы врага.

- Именно поэтому они и выставили в первую линии цепь мертвецов, - покачал головой Тевтон, оторвавшись от созерцания вражеских позиций. - Это умелая провокация, но рассчитана она как раз на незнакомых с данной тактикой военных. Враг и дальше будет использовать мертвецов в качестве заслона перед основными силами. С их помощью разведывать наши огневые точки, пускать через заминированные участки, и все в том же духе.

- Значит, - резонно заметил Махони, - мы должны уничтожить их как можно больше. И сейчас для этого самый лучший случай.

- Каким образом уничтожать будете? - глянул на него Тевтон.

- Каким обычно, - пожал плечами Махони. - Винтовки у нас есть, пулеметов достаточно...

- А вы не забыли, что было на первой линии окопов, опоясывавших город? - задал следующий вопрос Тевтон. - Мертвецов берут гранаты или снаряды из пушек. Однако именно в этом и состоит провокация демонов. Гранатами их не закидать с такого расстояния - тяжелая пехота, да и штерны не дадут подойти на расстояние броска. А если откроем огонь из пушек, то, как раз обнаружим наши артиллерийские позиции, и штерны уж не преминут воспользоваться этим. У них ведь по два, а то и по три ствола на один наш. Обнаружь они сейчас нашу артиллерию, и через пятнадцать минут от нее не останется ничего.

Махони оставалось только кивать в ответ на его слова, и ждать новые советы Тевтона. Но задавать вопрос: "Что же делать?"; гордость ему не позволяла. А Тевтон с советами не спешил. Он ждал развития событий.

- И чего же мы ждем? - поинтересовался Фермор, подойдя ко мне. - Не пора ли уже ударить по альбионцам?

- Пока нет, - ответил я. - Надо дождаться сводок с других участков фронта. Подержать врага в неведении. Да и без техники в городе не слишком уютно. Волостов обещал танковую бригаду, пойдем за их броней.

- К тому же, - добавил подошедший с другой стороны Саргатанас, - скоро прибудет новая партия оживленных мертвецов. Как раз тех самых, что мы собрали здесь. Кстати, зря вы не даете использовать тела и своих павших солдат.

Похоже, после нашего разговора на повышенных тонах, свидетелем которого он стал, лорд демонов не собирался при малейшей возможности оставлять меня наедине с Фермором. Наверное, не смотря на угрозы, он совсем не был уверен во мне.

- Проявлять уважения к мертвым - это нормально, - ледяным тоном заявил Фермор.

- Они солдаты, - заметил скрипучим голосом Саргатанас, - и не логичнее было бы использовать их и после смерти. Ведь воевать - их судьба, пусть бы они продолжили делать это и после гибели.

- Данная логика применима далеко не всегда, - отрезал я. - Особенно в отношении нас, людей.

Саргатанас снова смерил меня испытующим взглядом, однако дальше спорить не стал.

Танки, обещанные Волостовым, прибыли ближе к вечеру. Давящие гусеницами камни и без того разбитой мостовой боевые машины перевалили через окопы, медленно поползли к домам городских окраин. Наши цепи расступались, пропуская их, здоровяки-артиллеристы оттаскивали с их дороги пушки.

- Орудия, - командовал я, - прикрывать нас. Без команды вперед не двигаться.

В этот раз танкисты не стали включать музыку, обойдясь без шумовых эффектов. Медленно боевые машины ползли вперед, за ними двинулись и мы. Прежним порядком. Сначала мертвецы, к которым недавно прибыло пополнение, и демоны, за ними - уже мы. Без команды разбивались на отдельные отряды, двигающиеся вслед за танками по улицам. Те были перегорожены "ежами" из железнодорожных рельсов, опутанных колючей проволокой, по которой, скорее всего, был пропущен ток. Справляться с такими заграждениями - хуже нет. Они останавливают танки, превращая их в идеальные мишени, и достаточно нескольких правильно расставленных пулеметов, чтобы не подпустить к ним пехоту.

Однако в этот раз вражеские пушки почему-то молчали. Мы подошли к самым укреплениям, а враг не проявлял никакой активности. И только тогда мы поняли, что он покинул свои позиции. Не смотря на это, нам пришлось потратить достаточно много времени на то, чтобы продраться через опутанные колючей проволокой "ежи".

Как только по всему фронту путь был свободен, разделенный на несколько колонн мой корпус двинулся вглубь столицы Эрины.

- Почему вы оставили позиции?! - бушевал гвардии полковник О'Кейси. - Это недопустимо!

- Оставьте, полковник, - отмахнулся его начштаба Бреслин, - Махони все сделал правильно. Держался, сколько мог, максимально укрепил позиции, чтобы врагу пришлось потратить как можно больше времени на их преодоление, и отвел войска. Сохранил людей и орудия, оценил силы противника, так что все он сделал правильно. Не стоит так кричать на него.

- Досохранялись, - бросил О'Кейси, - до самого Девелина откатились.

- Враг на участке фронта, обороняемом Махони, - заметил Бреслин, - продвинулся меньше всего. Сильнее остальных досталось Брэди, на которого прет Бахмайер со своими строевиками. Он уже вошел в город на три мили, если не больше, а ведь Брэди обороняется и поливает кровью каждый шаг. Да и на остальных участках фронта ничуть не лучше. Где-то полторы мили, где-то миля или около того. И лишь там, где командует Махони, всего четверть мили. Сейчас он докладывает, что устанавливает на новых позициях пушки, выстраивает оборонительную линию, на которой собирается, как можно дольше сдерживать врага.

- Поглядим, - кивнул О'Кейси, - как ему это удастся.

Первые залпы прозвучали спустя четверть часа, как мы вошли в город. Мы прошли не больше полукилометра, когда по нам открыла огонь вражеская артиллерия. Время было выбрано идеально, мы втянулись в город, наши позиции на окраинах занял корпус Голоднова, так что отступление грозило чудовищной суматохой, смертельной для любых воинских соединений. Особенно столь крупных, как наши корпуса. Значит, у нас оставался только один выход. Двигаться вперед.

- Броня! - кричал я в микрофон. - Увеличьте обороты! Нас же расстреливают!

Снаряды сыпались все чаще. Бронебойные врезались в танки, оставляя в них изрядные пробоины. Фугасы взрывались, осыпая нас градом осколков. Танки отвечали из башенных орудий, но лупили практически вслепую, без особого толка. Они двигались вперед, увеличивая скорость, ведь бригада была сформирована из легких и средних танков. Правда, от их маневренности и скорости было маловато пользы на узких улочках столичных окраин.

Мы стреляли из лучевых винтовок и карабинов. Пулеметчики вели огонь, устанавливая свое оружие на треногах, которые было легко собирать и разбирать. Один солдат расчета занимался только ношением этих самых треног. Демоны же останавливались, припадая на колено, и давали очередь-другую по врагу.

Медленно, но верно, наши корпуса продвигались вперед. Под дождем стальных осколков и пуль, через сеть разноцветных смертоносных лучей. Основные потери пришлись на оживленных мертвецов, собственно, на это и был расчет. Однако чем ближе мы подходили к вражеским позициям, тем больше демонов и людей косили осколки фугасных снарядов.

Наши танки останавливались один за другим. С пробоинами в броне, сорванными гусеницами, а то и просто без признаков какой-либо активности. Экипажи выбирались из них, отступая в тыл. На передовой им без боевых машин делать нечего. Правда, и тех танков бригады, что подобрались-таки к вражеским позициям, хватило с лихвой. Они открыли огонь из башенных орудий, пулеметы принялись поливать врага длинными очередями. К ним присоединились наши пулеметчики, споро разложив треноги, и демоны.

- Выбивайте их из домов! - скомандовал я, а затем вышел на общий канал связи. - Орудия тащите вперед. - А следом перескочил уже на связь с Волостовым. - Господин генерал-полковник, мне нужны тяжелые орудия. Враг засел в домах, будут слишком большие потери, если штурмовать каждый.

- Пришлю два полка восьмидюймовок, - ответил мне командующий армией, - но на их транспортировку уйдет не меньше часа. Так что пока развивайте наступление своими силами. Бахмайер уже начал выдыхаться, у него слишком большие потери. На остальных участках положение не лучше, хотя потери существенно меньшие. Литтенхайм связался со мной лично и сказал, что все надежды на тебя. Он верит в твои командирские способности.

- Спасибо за доверие, - сказал я, очень надеясь, что радиосвязь не передаст мой тон.

Понимая, что лично на позициях мне делать уже нечего. Я оборудовал себе командный пункт в самом высоком здании, какое нашлось в нашем тылу. Сюда же забрался и Саргатанас. Это напомнило мне ситуацию в Килкенни. Видимо, демону тоже, потому что он весело глянул на меня, что смотрелось жутковато на его лице, отливающем сталью и с уже оформляющимися острыми гранями.

- Надеюсь, у альбионцев тут танков нет, - усмехнулся он.

- Орудий у них хватает, - пожал плечами я, поднося к глазам бинокль, оглядывая позиции.

Наступление стопорилось. Линия обороны у врага тут была очень крепкой, да и выстроена грамотно. Плотность орудий была велика, они палили почти без перерыва, плюясь огнем. Подтянутые наши пушки не могли подавить вражескую артиллерию, им бы самим не оказаться подавленными. Оставалось уповать на обещанные Волостовым восьмидюймовки, но их еще ждать и ждать.

- Командирам полков, - связался я с офицерами, - до прибытия тяжелой артиллерии не особенно усердствуйте. Незачем попусту класть людей.

Шла сумасшедшая перестрелка. Лишенные защиты, драгуны и гренадеры укрывались за броней танков и противоосколочными щитами пушек. Защита, конечно, практически эфемерная, однако лучше уж такая, чем вовсе никакой.

- Мы потеряли темп атаки, - заметил Саргатанас, обходившийся без бинокля, - уперлись лбом во вражескую оборону.

- Верно, - кивнул я, открываясь от окуляров, - но гробить людей без толку нельзя. Мы и так потеряли почти всех ваших мертвецов.

- Их жалеть не стоит, - отмахнулся Саргатанас.

- Теперь вместо них гибнут мои люди, - заметил я, - и ваши демоны.

- Потому я и говорю про темп атаки, - словно тупому повторил мне Саргатанас.

- Вы, думаю, уже знаете о положении генерал-лейтенанта Бахмайера, - заявил я. - Вот он не стал терять темп атаки, а закончилось все чудовищными, как я понял, потерями.

- Его корпус укомплектован не тяжелой, пехотой, как ваш, а строевиками, - принялся излагать Саргатанас, - в нем нет оживленных мертвецов, принявших на себя первый удар. Правда, его поддерживали наши карронады...

- Не надо читать мне лекций, - отрезал я. - У меня на каждое ваше заявление есть свое возражение, но сейчас не та ситуация, чтобы все подробно излагать.

- Отчего бы и не поговорить, - пожал плечами, раздирая и без того сильно поврежденный френч, Саргатанас. - Заняться-то все равно нечем.

Я не отреагировал на эту его реплику, вновь взявшись за бинокль. Положение выровнялось. Мы, действительно, уперлись лбом во вражескую оборону. Я мог бы отдать приказ об атаке по всему фронту, но это закончилось бы слишком большой кровью. Все эти люди были поручены мне, и я мог относиться к ним, как к марионеткам или фишкам на игровом поле, как многие генералы. Они ведь, в сущности, не слишком отличались от Саргатанаса, отзывающегося об оживленных мертвецах. Задача солдата воевать и умирать по приказу, остальное - глупая лирика.

Тогда выходит, что многие из нас, на самом деле, не так уж сильно отличаются от демонов.

Я выбросил из головы эту крамольную мысль и внимательно вгляделся в окуляры бинокля, прижав их к лицу, так что даже глаза заныли.

Гвардии полковник Махони глядел на закованных в тяжелые доспехи тевтонов едва ли не с завистью. Они теперь неотступно следовали за комтуром Карлом Иоганном. За спинами большие квадратные щиты с черными крестами, на плечах - длинноствольные винтовки, как успел уже выяснить Махони, огнестрельные. Если судить по калибру, они могли запросто прошить гренадера или драгуна штернов, даже одетого в самую прочную броню. А, наверное, если с небольшого расстояния, то и двух.

Карл Иоганн глядел в бинокль на линию фронта. Там положение, вроде бы, выровнялось. Были уничтожены почти все оживленные мертвецы. Танки замерли, подбитые, не дойдя нескольких десятков ярдов до линии обороны, и только самые отчаянные все еще продолжали вести огонь из башенных орудий. Пушки штернов стояли примерно там же, укрываясь за броней боевых орудий. За ними стояли бойцы штернов, периодически стреляя из лучевых винтовок и карабинов, да поливая вражеские позиции огнем из пулеметов.

- Как-то они поуспокоились, - протянул Махони, тоже смотревший в бинокль, - не к добру это...

- Вся эта война не к добру, - неожиданно пошутил Карл Иоганн. - Ждут чего-то, знать бы еще чего именно.

Он опустил бинокль, потер уставшие глаза. Ему надоело глядеть на не меняющуюся обстановку на фронте. Каждые полчаса приходили сводки с других участков обороны столицы. Наступление Бахмайера окончательно выдохлось, умывшись кровью. Не помогли даже орташские казаки и Черные гусары 5-го полка, которых он бросил в бой. Они полегли почти все на узких улочках под кинжальным огнем пулеметов. Теперь неугомонный строевик был вынужден выровнять фронт и остановить наступление. На двух других участках штерны продвинулись не слишком сильно. Однако радоваться было рано. Потому что их медленное наступление очень уж напоминало равномерное движение бездушной машины, перемалывающей все на своем пути. Ей не надо никуда торопиться, и потому неспешность кажется особенно жуткой.

Однако главной проблемой для Карла Иоганна и Махони сейчас был полковник Нефедоров. После взятия им Серых гор, уничтожения всех, имевшихся в распоряжении эринцев крепостей проекта "Garden", от него можно было ждать чего угодно. Тем более, что в отличие от остальных командиров армии Доппельштерна он неплохо спелся с демонами. Никто другой из них не воевал вместе с ними едва ли не плечом к плечу. Пусть солдаты и офицеры его сторонились одетых в шипастую броню демонов с их ручными пулеметами, однако не раз уже ходили с ними в атаку в одном строю.

Да и личное отношение Карла Иоганна к загадочному полковнику Нефедорову, командующий целым корпусом, которому к тому же еще и подкидывают то танки, то артиллерию. Махони как-то не сильно верилось в гениальное предвидение Тевтона, значит, их что-то связывало с Нефедоровым, раз он, едва узнав, кто командует каким участком наступления на столицу, тут же, никого не спрашивая, отправился именно сюда.

Первый взрыв, казалось, сотряс все окрестности. Вражеский снаряд угодил в двухэтажное здание, почти начисто снеся одно его крыло. Дом, выглядевший вроде бы достаточно основательным, начала заваливаться, окутавшись облаком бетонной и кирпичной крошки.

О судьбе засевших в здании бойцов Альбиона Махони постарался не думать.

За первым последовали другие взрывы. Снаряды совершенно чудовищного калибра врезались в фасады домов, падали на улицах, уничтожая укрепления эринцев. В воздух подлетали трупы и части тел, падая следом на головы чудом выжившим товарищам. От грохота выстрелов вражеских орудий звенело в ушах.

- Надо уходить, комтур! - крикнул громче, чем стоило, из-за легкой контузии Махони. - Любой снаряд может стать для нас смертельным!

- Думаете, - дернул усами, кажется, ухмыльнувшись, Карл Иоганн, - я не понимаю этого? Господь хранит нас для другой цели. Великой цели. Ни один снаряд нечестивых штернов не сможет повредить нам, ибо все в руце Его.

Набожный, скорее в силу эринской традиции и происхождения, Махони перекрестился и поцеловал нательный крестик, тут же снова спрятав его под одежду. Он часто произносил короткие молитвы, какие слышал с самого детства по несколько раз на день, однако они больше напоминали язычески заклинания духов. Его очень поразила сила подлинной веры комтура тевтонов, которая была слышна в его словах.

Наиболее удачно легший снаряд штернов пробил дом, в котором оборудовали наблюдательный пункт Махони и Карл Иоганн, но взорвался, уже вылетев с другой стороны. Он буквально прошил здание насквозь, не причинив никому из находящихся внутри ни малейшего вреда.

Вздрогнувший от оглушительного взрыва, прозвучавшего так близко, Махони перекрестился куда более истово, чем обычно.

Огонь восьмидюймовок заставил врага пригнуть головы, фигурально выражаясь. Снаряды разрушали здания, в которых укрывались альбионцы, а от линии обороны, остановившей нас, не оставляли и следа. Обстрел длился всего несколько минут, но разрушений нанес куда больше, чем все наши действия на предыдущие часы. Все-таки артиллерия - бог войны, как бы меня не раздражало это утверждение, вкупе с гордо задранным носом и высокомерной миной, которую нацепляли на лицо офицеры-артиллеристы, произнося его.

- Господа офицеры, - произнес я по каналу общей связи, - вперед! В атаку. Покажем врагу знаменитую стремительность драгун и несокрушимый напор гренадер.

- Про нас вы решили дипломатично промолчать? - усмехнулся Саргатанас.

Я не ответил на эту его шпильку.

Атака удалась на славу. Насколько я мог судить, линию обороны прорвали в десятке мест. Опешившие альбионцы, еще не успевшие отойти от обстрела восьмидюймовок, заваленные телами и частями тел своих товарищей, казалось, просто не были способны оказать сопротивление. Где-то они отступали на заваленные каменными обломками улицы, отстреливаясь на ходу. Другие пытались держаться на руинах линии обороны, швыряя гранаты связками, паля их оставшихся пулеметов длинными очередями, схватываясь с нашими драгунами и гренадерами в рукопашной. Но выстоять не могли, хотя бы потому, что нас было гораздо больше, и драться эринцам приходилось в окружении. И все же, многие предпочитали смерть отступлению.

Полковник Фермор со своими гренадерами первым прорвал линию обороны альбионцев. Пусть против них было и достаточно много каким-то чудом уцелевших пулеметов, и даже палило фугасными снарядами установленное на улице орудие. Но, все равно, гренадеры 18-го Померанского первыми были у вражеских "ежей". Проволока, натянутая на остатки укреплений, была и так порвана во многих местах, а потому электроток уже никому не грозил. Гренадеры пробегали через широкие прорехи в проволочных заграждениях, швыряя на ходу гранаты. В ответ в них летели целые связки, но остановить наступление уже ничто не могло.

Штыковая рукопашная атака была стремительной. Гренадеры, ведомые самим Фермором, ударили по врагу так, что тот не выдержал. Многие эринцы предпочли сложить головы, но были и те, кто отступил. Они кидали за спину гранаты, отстреливались на ходу, а кто и на бегу.

- Вот сюда бы нам казаков! - выкрикнул с досадой в голосе командир первого батальона в полку Фермора, махнув рукой. - Или гусар! Вот бы уж где им было раздолье!

- Без них управимся, - отмахнулся Фермор. - Вперед! Не давать врагу опомниться!

Мимо него резво пробежал взвод демонов, короткими очередями добивавших альбионцев. Не желая отставать от них, Фермор взмахнул рукой со сжатым кулаком, и его бойцы поспешили за ним. В этот момент полковнику отчаянно хотелось вскинуть лучевую винтовку и дать приказ расстрелять демонов, пока те повернулись к ним спиной.

Однако искушению противостоять долго не пришлось. На ближайшей развилке демоны повернули вправо, а Фермор, оставшийся во главе единственного взвода гренадер, направился влево. И это едва не стоило жизни ему и всем его солдатам, вместе с поручиком Верлинденом, командующим взводом, сопровождающим Фермора.

Пулемет ударил все-таки слишком рано. Подпусти неизвестный пулеметчик их несколькими метрами ближе - и покосил бы всех в считанные секунды. Но нервы у него не выдержали, наверное, потому что меткостью он также не отличался. Пули первой очереди просвистели над головами гренадер. Те мгновенно повалились на разбитую мостовую, открыли огонь из лучевых винтовок. Пулеметчик опомнился, начал стрелять более точно, вот только прицелиться нормально в распластанных по мостовой гренадер было очень сложно. К тому же, гренадеры принялись кидать в дом, где засел пулеметчик, гранаты одну за другой.

- Вперед! - скомандовал Фермор, когда прогремели взрывы, первым поднимаясь на ноги. - Делай, как я!

Он пробежал оставшиеся до дома метры в несколько больших прыжков, чуть ли не головой вперед прыгнул в пролом, откуда стрелял пулеметчик. Внутри завязалась короткая схватка. Когда остальные бойцы взвода во главе с Верлинденом ворвались в дом через выбитую дверь и окна первого этажа, на полу лежали два солдата в альбионской форме, а над ними прислонившись к стене с облупившимися обоями, стоял Фермор.

- Вам нельзя так рисковать! - воскликнул Верлинден. - Вы же - наш полковник...

- Довольно, отмахнулся Фермор. - За мной наверх. Там кажется еще остались враги. Именно их прикрывали эти двое.

Он указал носком ботинка на тела альбионцев.

Взвод, снова во главе с полковником, быстро поднялся по лестнице. Однако на втором этаже было пусто, а вот на третьем их уже встретили серьезно. Стоило только Фермору ступить на первую ступеньку, как по лестнице покатилась, подскакивая, ручная граната. Тот успел подхватить ее в последнюю секунду - и швырнул в разбитое окно. Взрыв никому не повредил. Однако и наверх соваться уже не решались. Гробить людей зазря полковник не собирался.

- Надо разведать, сколько их там, - заявил поручик Верлинден.

- Может, еще подскажешь, как это сделать? - рявкнул на него обозленный Фермор. - Крылатых солдат у нас пока нет! - Однако быстро опомнился. - Простите, поручик, - хлопнул он по плечу Верлиндена - при этом рослый офицер заметно покачнулся, настолько силен был дружеский хлопок полковника.

- У нас два пулемета, - сообщил взводный фельдфебель, седой гренадер с лихо завитыми усами. - Один наш, второй - трофейный, с первого этажа. К нему два ящика лент, и еще один - только начатый.

- Тащите сюда, - махнул рукой Фермор. - Один пусть прикроет нижний пролет, второй - верхний.

- Верно, - разгладил усы фельдфебель, - пусть только сунуться.

Это было сделано очень вовремя. Потому что враг предпринял неожиданную контратаку. На некоторых участках фронта эринцам удалось потеснить штернов, и взвод Фермора внезапно оказался в неглубоком вражеском тылу.

- Эринцы на первом этаже, - доложил сидящий за пулеметом унтер-офицер, - дать по ним очередь?

- Не сметь, - ответил Фермор.

Он так и не придумал, как без фатальных для сопровождающего его взвода потерь выбить альбионцев с третьего этажа.

- Нельзя раньше времени обнаруживать себя, - сообщил Верлинден, хотя вряд ли кому-то требовалось объяснять мотив полковника. Просто поручик на нервной почве был склонен к излишней болтливости.

Второй номер унтера, прикрывающего нижний лестничный пролет, снял с пояса две гранаты, положил рядом с собой. Затем толкнул унтера, и тот протянул ему свои.

- А может это и не альбионцы вовсе, - сунувшись вниз, не смотря на опасность обнаружения, унтер. - Странные они какие-то.

- Что тебе в них странным показалось? - поинтересовался Верлинден.

- Форма черная, доспехи, каких я не видел, - начал перечислять унтер, - белые плащи с крестами. Я такие видел на Пангее. У терранцев. Только у этих кресты черные.

- Скоро сюда полезут, - заявил Верлинден, - не иначе. Должны ж они были услышать, что них по головам кто-то ходит.

- Значит, - кровожадно ухмыльнулся Фермор, - мы должны их встретить, как следует.

Наверное, товарищи на третьем этаже сообщили тем, кто занял первый этаж здания, кто находится, так сказать, между ними, потому что поднимались осторожно. Второй номер пулеметчика среагировал мгновенно. Он кинул несколько гранат одну за другой. А первый номер дал длинную очередь, заставляя неведомого врага пригнуть головы.

- Второй пулемет наверх, - скомандовал Фермор, снимая с пояса гранаты. - Взвод, делай, как я!

И он швырнул гранаты одну за другой в лестничный пролет. Его примеру последовали и поручик Верлинден, и остальные бойцы взвода. Взрывы гремели почти минуту, а как только грянул последний, полковник, выждав несколько секунд в ожидании возможного взрыва, и следом прыгнул вниз. Как и в пролом в стене дома, будто в омут головой.

Фермор скатился по ступеньками, выстрелил наугад по неясным фигурам в белых плащах с черными крестами. Смертоносный луч срезал одну из них. За ним последовал поручик Верлинден, отрывший огонь еще на ступеньках. Луч его винтовки прошил шлем странного врага - и вышел из затылка. Эринец, хотя вряд ли это был уроженец этой планеты, рухнул на колени, как подкошенный. Верлинден пробежал пару ступенек, припал на колено, давая возможность выстрелить бегущему следом фельдфебелю. Выстрелил сам, перекатом ушел в сторону с возможной линии вражеского огня.

Опомнились враги быстро. Перехватили закинутые за спины тяжелые щиты, также украшенные черными крестами, превратившись в подобие маленькой крепости. В щели-бойницы высунулись короткие стволы, тут же открывшие огонь. В полуразрушенном доме застрекотали короткие очереди автоматического оружия. Длинные винтовки так и остались висеть за спинами воинов врага. В тесном помещении от них было маловато толку.

Пули отскакивали от прочных доспехов гренадер, и потому Фермор врезался в их укрепление, подобно тарану, пробивающему ворота крепости. Ударом ноги в щит он повалил первого врага, ворвался в образовавшуюся брешь, выстрелил в упор, всадил штык в горло, прямо под нижний край шлема. Навалился на врага, так что тот повалился на колени. За полковником последовал поручик Верлинден, который предпочел не стрелять, а орудовать штыком и прикладом.

Враги и рады бы отступить, да некуда было. Пришлось принимать бой в тесном помещении. Щиты со звоном полетели на пол, короткие огнестрельные автоматы, невиданное оружие, отстреляв последние патроны, отправились вслед за ними. Воины в белых плащах с черными крестами взялись за холодное оружие. А вооружены они были, что самое удивительное, мечами - с клинками длиной около метра. И орудовали ими враги отменно.

Вот тут гренадерам пришлось туго.

Один из врагов был вооружен более длинным мечом. Он быстрым ударом свалил пожилого фельдфебеля, не успевшего отразить выпад винтовкой. Отступив на полшага, враг сделал замысловатый финт мечом, стряхивая с него капли крови. Метнулся к следующему гренадеру. Но тут на его пути встал поручик Верлинден. Он успел уже выхватить левой рукой траншейный тесак. На него он принял вражеский меч, сам сделал неожиданный выпад винтовкой. Клинок штыка оставил только длинную царапину на кирасе противника. Тот лишь усмехнулся под шлемом - и нанес коварный удар. Меч вроде как падал сверху вниз, целя в голову, поручик вскинул тесак, чтобы защититься. Однако в последний миг враг изменил полет клинка - и режущая кромка глубоко вонзилась в тело Верлиндена, войдя между шлемом и оплечьем брони. Завершив удар с оттягом, сокрушающим плоть и кости штерна, враг освободил оружие. Снова встряхнул его замысловатым финтом, очищая от крови.

- Тварь! - заорал Фермор, кидаясь на эринца.

Винтовку он закинул за спину - длинным оружием было тяжело орудовать в тесном помещении, и дрался длинным тесаком, частенько пуская в ход бронированные кулаки. Удар кулака в стальной перчатке врезался забрало вражеского шлема, оставив на нем заметную вмятину. Однако тот ничуть не смутился. Отступив на несколько шагов, враг сорвал шлем левою рукой. И теперь на Фермора смотрело знакомое, украшенное роскошными пшеничными усами, лицо гвардии капитана Карла Иоганна фон Блюхера.

Это ничуть не смутило полковника Фермора. Он снова ринулся на врага, нанося стремительный удар траншейным тесаком. Блюхер отразил его, сделал ответный выпад, от которого Фермор уклонился в последний момент. Клинок со скрипом прочертил длинную полосу по гренадерской броне. Противники обменялись еще парой выпадов, и тут Фермор снова врезал фон Блюхеру кулаком в лицо. Даже, не смотря на первый удар, сильно повредивший его шлем, Блюхер, казалось, не ожидал подобной подлости от противника. Бронированный кулак буквально смял его лицо, ломая нос, сокрушая кости лица, выбивая зубы. Блюхер покачнулся, плюнул кровью. Клинок меча звякнул об пол. Один из его подчиненных подхватил его сзади за плечи, оттащил назад. Остальные воины встали закованной в доспехи стеной, отгораживая командира от яростного напора гренадерского полковника.

Фермор несколько раз кидался на врагов. Орал так, что едва голос не сорвал. Крыл их двух языках самым черным матом, какой только знал. Убивал. Калечил. Но прорваться к Блюхеру не смог. Тем более, что того, все еще толком не оправившегося от могучего удара бронированного кулака, уже выносили через все тот же пролом в стене, через который всего-то часом раньше ворвался в здание сам Фермор. Да и остальные враги поспешили отступить из здания, вмиг ставшего весьма негостеприимным.

Только когда утих оглушительный шум схватки, до гренадер донесся сверху звук пулеметных очередей. Их товарищи на втором этаже принимали бой.

- Все наверх! - тут же воскликнул Фермор, перехватывая лучевую винтовку.

Оставшиеся бойцы взвода вместе с ним взбежали по лестнице. Пулеметчики отстреливались от напирающих сверху эринцев. Те пытались закидать их гранатами, но гренадеры успевали выкидывать их в окно. Да и самих гранат у альбионцев было, наверное, не слишком много, потому что по-настоящему забросать штернов с пулеметами им не удалось. Те отчаянно отстреливались, в два ствола поливая всякого, кто посмел высунуться с третьего этажа. Потому гранаты летели вслепую.

Однако все же одна достигла-таки своей цели. Видимо, Эринец, швырнувший ее, рискнул, удержав в руки несколько секунд, и кинул, что называется, на грани фола. Он взорвалась тут же, как только стукнулась об пол у ног пулеметчиков. Взрыв не разбросал их в стороны, конечно, осколками посекло сильно. Пожилого седоусого унтера превратило в кровавые ошметки - смертоносный "подарочек" рванул прямо под его ногами. Остальные же остались лежать на полу. Оба пулемета остались без расчетов.

Альбионцы, спустя несколько секунд рискнули-таки выйти на лестницу. Их взглядам предстало жуткое зрелище. В кровавой луже возились три человека. Вражеские солдаты бросились к пулеметам, но штерн, пострадавший меньше других, он был вторым номером в расчете второго пулемета, опередил их. Он рванулся, не поднимаясь с окровавленного пола, вцепился обеими руками в цевье - и дал длинную очередь по спускающимся бегом альбионцам. Пули скосили первых, остальные тут же открыли огонь из винтовок. Лучи мгновенно поджарили штерна.

Но свое дело он сделал. Остановил альбионцев. Потому что следом по лестнице уже взбежал Фермор. Полковник поскользнулся на луже разлитой крови, грохнулся на спину, но вскакивать не стал. Выстрелил прямо лежа на полу, от живота, срезав лучом одного из альбионцев. Вслед за полковником в комнату уже врывались следующие гренадеры, бесцеремонно перепрыгивая через своего командира.

- Наверх! - командовал Фермор прямо с пола. - Добить их, гадов!

Комтуру Карлу Иоганну было больно. Очень больно. Махони отлично понимал это, хотя и видел только спину Тевтона. Комтуру в данный момент бинтовали голову. В бою со штернами тот сильно пострадал. Пусть и обошлось без серьезных ранений, однако лицо вражеский удар превратил в кровавую кашу. И теперь врач, долго возившийся с ним, отошел от Карла Иоганна, за дело взялся фельдшер. Все это время, Тевтон не издал ни единого стона, не смотря на отказ от анестезии. Лишь напряженная спина выдавала то, что ему было чудовищно больно.

- Вы можете говорить, комтур? - осторожно спросил у него полковник Махони.

- Да, - ответил комтур. - Что вы хотите?

- Вы просили сообщать вам ситуацию на фронтах, - пожал плечами Махони. - Вот пришла свежая сводка.

- Я не могу прочесть ее, - заявил Тевтон, - сами понимаете. Так что, не сочтите за труд, перескажите.

- Без проблем, - махнул рукой, совсем не по-уставному, гвардии полковник.

Изменений на фронтах обороны столицы оказалось немного, но все они были крайне неутешительны. Литтенхайм передал Бахмайеру еще несколько полков, однако, скорее всего, лишь для того, чтобы на его участке альбионцы не сумели прорваться. Генерал-майор, понимая это, никаких активных действий не предпринимал, но и несколько контратак гвардии полковника Бреслина ни к чему не привели. Бахмайер умел держать удар.

На остальных двух участках эринцы медленно, но верно отступали, сдавая дом за домом, улицу за улицей. И пусть бились всюду отчаянно, заставляя противника платить немалой кровью за каждый шаг, однако остановить продвижение вражеского катка, как стал про себя называть наступающих штернов Махони, уже ничто не могло. Гвардии полковник отлично понимал это.

Все резервы были перекинуты на его участок фронта, чтобы хоть как-то заткнуть дыру в обороне. Хотя она уже трещала по всем швам. И тот факт, что О'Кейси собрал всех командующих направлениями в одном здании, оборудовав там штаб, говорил об этом.

Дом был прочный, в прошлом многоквартирный, где снимали жилье небогатые семьи, что не могли позволить себе собственное жилье. Они идеально подходил на роль штабного здания. В отдельных квартирках помещались быстро перевезенные сюда службы. Столы были завалены картами столицы, на них стояли радиостанции, постоянно принимающие и передающие что-то, вокруг них толпились офицеры и унтера. Они постоянно записывали, передавали записи, ходили с ними по комнатам. В общем, царила обычная деловая штабная суета. Вот только надо всем этим висела уже тень обреченности. Многие штабные офицеры поглядывали на стоящие в "пирамидах" лучевые винтовки. Очень скоро им придется взяться за оружие, чего кое-кто не делал со времен обучения в штабном колледже, да и там данной подготовке уделялось далеко не первое место.

Тевтоны несли караульную службу вместе с последними Зелеными льва. Они стояли у внешних дверей и окон, опираясь на свои щиты и держа длинные винтовки наготове. И пусть пока врага видно не было, но ни у кого не было сомнений, что пустить их в ход придется очень скоро.

- Нам осталось одно, - резюмировал комтур, - достояно принять последний бой.

- Верно, - произнес вошедший полковник О'Кейси. - Я уже приказал полковнику Бреслину отводить войска. Выровняем фронт, закрепимся в этом квартале и дадим последний бой. Сюда же стащили почти всю артиллерию, что осталась, выставили линию проволочных заграждений, последние пулеметы - тоже здесь. Будем держаться до последнего.

- А если штерны подтащат тяжелую артиллерию, - вздохнул Махони, - и просто сотрут наши позиции с лица Эрины?

- Не думаю, - покачал головой О'Кейси. - Им надо взять нас, а не уничтожить. Разнести нас по камешку штерны могли бы давно. Однако, не смотря на это, штурмуют нас, платя жизнями своих бойцов.

- Они будут атаковать нас, - произнес комтур Тевтон, - пусть им даже придется положить тут всю армию. Литтенхайму нужна победа, а не резня. Генерал-фельдмаршал не желает прослыть кровавым маньяком и палачом Девелина. Тем более, что вскрывшийся факт сотрудничества с демонами уже и так изрядно подпортил репутацию всего Доппельштерна.

- Литтенхайму нужна капитуляция Девелина, - добавил О'Кейси, - и желательно подписанная самим вице-королем.

Эринцы были уверены, что вице-король - правитель их планеты, благополучно покинул ее поверхность, как только стало понятно, штернов уже не остановить. Главнокомандующий граф Киллпатрик Даффи несколько раз предлагал вице-королю улететь раньше, но тот отказывался до последнего. Поэтому на лицах гвардейских офицеров появились сдержанные улыбки. Мол, вице-короля уж штерны точно не получат ни за что.

Никто пока еще не знал, что быстроходный корабль вице-короля, оснащенный лучшими маскирующими полями, был перехвачен демонами. Вице-короля захватили в плен, перебив всю личную охрану, однако самому вице-королю ни малейшего вреда не причинили. Он был передан, словно почетный трофей, адмиралу фон Грюнвальду, и теперь жил на его флагмане "Великий курфюрст" в великолепной каюте первого класса, которую уступил ему капитан линкора. Грюнвальд сообщил об этом Литтенхайму, тот велел до конца войны держать вице-короля под таким вот домашним арестом.

Перед решающим наступлением на Девелин генерал-фельдмаршал дал войскам суточную передышку. Ведь до того мы сражались несколько дней и ночей кряду. Враг цеплялся за каждый дом, дрался за каждую улицу, однако мы все-таки продвигались вперед, поливая кровью каждый шаг. Артиллерия уничтожала дома с засевшими в них альбионцами, разносила в клочья слабенькие укрепления и баррикады, возведенные ими, мы шли по этим руинам, часто переступая через трупы - врагов и своих товарищей.

Не смотря на настойчивые требования майора Штайнметца, я шагал вместе с бойцами своего полка. Стрелял, дрался в штыковой, швырял гранаты и кидаясь в безумные атаки на пулеметы. Несколько раз военная судьба сводила меня с Саргатанасом, хотя на третий раз мне показалось, что командир демонов на этом участке фронта следит за мной. Видимо, не доверяет, хотя оно и неудивительно после прямых угроз.

Оживленные мертвецы, цепи демонов и наши, альбионцы, последние Зеленые львы, броневики и танки, крупнокалиберные гаубицы на гусеничном ходу. Все смешалось в кипящем кровью адском котле, в который превратился в эти дни Девелин. Казалось, этому безумию не будет конца. Эринцы закрепились на последней линии обороны, и отступать уже не собирались. Мои полки подошли к ней первыми, однако пробиться не удалось. Не помогли ни тяжелые орудия, которые тащились за нами от самых окраин столицы, ни танки, которых было немного, и лишенные маневра приносили не слишком много пользы, кроме преодоления проволочных заграждений, перегораживающих улицы, ни броневики, что оказались несколько эффективнее, вот только слишком легко их повреждали даже ручными гранатами.

Несколько часов мы бились об эту линию обороны, но прорвать ее не удалось ни на одном из участков. А потом пришел приказ отойти и закрепиться на занятых позициях. Потому что к последней линии обороны эринцев подошли остальные армии. Даже отставший Бахмайер, потерявший в боях за столицу, наверное, вдвое больше, чем любой другой. Положение выровнялось. Приказа наступать не было.

Целые сутки нашим войскам было положено на отдых. Все понимали это. Я приказал выставить минимальные караулы, а почти половину бойцов и офицеров армии отправил спать. Двое суток в кровавом аду Девелина вымотали всех как морально, так и физически. И я затруднялся сказать, как именно больше.

Штаб я расположил в крепком здании, два верхних этажа которого почти выгорели, однако первый оказался вполне пригоден. Туда стащили несколько столов, поставили в углу кровать, видимо, для меня, принесли десяток стульев. Но я первым делом отправился на второй этаж, чтобы оглядеть, как следует, линию фронта. Во время боев сделать это было затруднительно, времени просто на это не было. Со всех участков поступали срочные донесения, с которыми надо было разбираться как можно скорее. Теперь же можно было посмотреть на оказавшуюся неприступной для нас линию вражеской обороны.

Альбионцы зацепились за дома, выставив между ними несколько линий "ежей", остановивших наши танки, конечно же, с неизменной колючей проволокой под током. За ними дежурили бойцы в коричневой форме траншейников и зеленых доспехах гвардейцев. На треногах стояли многочисленные пулеметы, что несколькими часами назад поливали нас длинными очередями. На отдельных участках торчали пушки самых разных калибров - от невеликих, вроде наших, драгунских, до самых тяжелых, на гусеничном ходу. Они плевались фугасными снарядами, уничтожая моих бойцов десятками.

Я опустил бинокль. Без резервов от Волостова, хотя бы еще пары бригад строевой пехоты, этой обороны не прорвать. И потери будут просто чудовищные. Крови придется пролить очень много. Отступать-то альбионцам уже некуда, так что драться они будут жестоко. Сдаваться вряд ли кто-то будет. Здесь ведь собрались самые крепкие. Те, кто оказался слабее сердцем сдались во время отступления через всю столицу. Оставшиеся же скорее умрут, чем сложат оружие.

Потерев уставшие глаза, я спустился обратно. Взгляд мой обратился на майора Штайнметца, держащего у уха эбонитовую трубку аппарата связи.

- Да, господин командующий, - кивнул он. - Полковник Нефедоров проводил осмотр вражеских позиций.

Я взял у него трубку.

- Господин командующий, - сказал я, - полковник Нефедоров на связи.

- Вы что себе позволяете, господин полковник? - донеслось из трубки. - Смерти ищите, никак? Не ждал от вас подобной декадентщины. Решили помаячить на виду у вражеских снайперов. Или позабыли, что граф Даффи собрал вокруг себя последние "зеленые куртки", что еще остались на Эрине.

- Виноват, - ответил я сугубо уставной фразой. - Это больше не повториться.

- Надеюсь, - сообщил мне Волостов. - Ответьте, полковник, вы отдыхали?

- Так точно, - ответил я, снова прячась за уставное выражение.

- Врете, - решительно донеслось с того конца провода, - но я тоже не отдыхал. И не придется нам с вами отдохнуть. Разве что после победы. Всех нас вызывает к себе Литтенхайм. Быть следует через полчаса в его ставке. Вы знаете, полковник, где она? - поинтересовался он.

- Никак нет, - продолжал я говорить уставными фразами.

- Тогда, - вздохнул генерал-полковник, - через десять минут жду вас у себя.

- Есть, - сказал я, и тут же услышал клацанье рычага.

Оставив командование на Башинского - Фермору я с некоторых пор не доверял, - я взял машину, благо их в штабе моей армии было достаточно, и отправился к Волостову. Со мной хотел было увязаться Филимон, у которого почти не было дел в последние дни. Мы все больше сражались без перерыва, денщик же сидел в тылу, хотя назвать это тылом было сложно, ибо часто оттуда можно было слышать шипение лучевых винтовок. Быт же мой организовывать было некогда. В кратких перерывах между боями я просто валился с ног, лишь иногда мне удавалось впихнуть в себя хоть немного еды.

Я прибыл в штаб Волостова вовремя. Генерал-полковник уже сидел в своем авто, правда, за рулем его сидел смутно знакомый шофер с унтерскими погонами. Вместе мы недолго покрутились по разбитым улочкам, припарковавшись у каким-то чудом оставшегося целым дома, где разместилась ставка фон Литтенхайма. Тут уже стояло достаточно много машин, и я на какой-то момент пожалел, что не взял с собой Хельга, тот бы уж точно нашел место, где приткнуться. Я же потратил на это едва ли не больше времени, чем на дорогу до здания ставки. Волостов, которому уступили место из уважения у его галунным погонам без звездочек, ждал меня у входа, нервно притопывая ногой и поглядывая на часы.

В здание мы вошли вместе. Я шагал вслед за генерал-полковником по узким коридорам, на каждом углу дежурили солдаты в гренадерских доспехах из личной охраны генерал-фельдмаршала. Мимо нас то и дело пробегали офицеры штаба с важным выражением на лице и какими-то бумагами в руках. Пропускать Волостова они еще были согласны, но вот какой-то полковник, тем более, в не особенно чистой повседневной форме, авторитетом для них не был. На меня бросали недовольные взгляды, однако все-таки пропускали, наверное, ответный взгляд мой был слишком уж красноречив. Да и руку я держал на кобуре с трофейным револьвером, тоже весьма недвусмысленный жест.

На совете у фон Литтенхайма были, как пишут в пьесах, те же, даже от демонов присутствовали только лорды Евронимус и Саргатанас. Последний уже успел сильно измениться, став больше похожим на жутковатое шипастое насекомое, покрытое стальным панцирем, но стоящее на двух ногах и при всего одной паре рук.

- Ну вот, - видимо, генерал-фельдмаршал ждал только нас с Волостовым, - виновники торжества прибыли. Можно начинать совет. Лорд Евронимус, это была ваша инициатива, так что, прошу вас, изложите ваше видение ситуации на фронте.

- Мы уже практически победили, - решительно заявил предводитель демонов. - У врага недостаточно сил, чтобы удержать даже то, что осталось в их руках. Мы уже сейчас можем решить проблему последних альбионцев одним артобстрелом. Однако, я понимаю, этот метод для вас неприемлем.

- Верно, - согласно кивнул Литтенхайм. - Не забывайте, что Эрине в самом скором времени предстоит стать одной из провинций нашей империи. Вы ведь не собираетесь претендовать на нее, не так ли?

- Нет, не собираемся, - не стал спорить Евронимус. - Нам вполне достаточно двух планет с повышенным радиационным фоном. Радиация, смертельная для вас, людей, является источником нашей жизни. Мы не умираем без нее, конечно, но все же при повышенном фоне чувствуем себя намного комфортней. И как же будет называться новая провинция Доппельштерна?

- Это уж пускай решают чиновники с Рейнланда, - отмахнулся фон Литтенхайм, - наша задача завоевать провинцию для империи. И население ее должно как можно скорее принять смену власти. Именно смену власти, а не кровавое завоевание. Скоро забудется, сколько народу мы положили в войне. Тем более, что многие будут считать, умирали-то солдаты, а это их работа. Коллаброционистов во все времена хватает. Нам не нужны символы сопротивления, в который точно превратится расстрелянная нами из тяжелых пушек столица. В этом случае, даже подписанная вице-королем капитуляция не исправит ситуацию.

- Довольно, - бесцеремонно прервал генерал-фельдмаршала демон. - Я и сам вижу резоны в том, чтобы не уничтожать последнее сопротивление. Мне тоже не нужны руины в сердце вражеской столицы.

- И для чего же вам целый центр Девелина? - поинтересовался желчный Бахмайер, который понимал, что кроме этого сказать ему, собственно, и нечего.

- Тут уж мои резоны, - улыбнулся Евронимус, и от улыбки его всем стало не по себе, уточнять ни у кого желания не возникло. - Штаб эринцев должен быть взят, а не разрушен. И чтобы проследить за этим я лично возглавлю наступление на участке полковника Нефедорова. Лорд Саргатанас вполне согласен с этим.

Похоже, железный демон был, как раз, очень даже против смены командования, однако дисциплина в армии наших союзников царила крепкая, и он не сказал ни единого слова против. Правда, и высказываться положительно тоже не стал.

- В таком случае, - заявил генерал-полковник Волостов, - кто будет главным на этом направлении?

- Я, как бы то ни было, главнокомандующий войсками демонов, - снова усмехнулся Евронимус, - так что, думаю, этот вопрос ответа не требует. Но могу сказать, вмешиваться в план атаки, я не стану. Фактически командовать будет лорд Саргатанас, я же останусь только наблюдателем. Да и на фронте стоит побывать хоть недолго, а то так ведь недолго и позабыть о том, как там, на переднем крае.

- А отчего именно на этом участке? - снова встрял Бахмайер. - Мне удалось продвинуться дальше вглубь вражеской столицы.

- Я знаю, чего вам это стоило, - отмахнулся Евронимус, звякнув синими латами. - Вы угробили без толку половину армии, доверенной вам. Не хотел бы такого командира своим демонам.

Лица пожилого строевика пошло багровыми пятнами, однако смолчал, потому что возразить на эти вполне резонные слова ему нечего.

- Полковник, - продолжил тем временем Евронимус, обращаясь ко мне, - вы, наверное, уже не успеете согласовать свой план наступления со мной. Но, думаю, это не особенно и нужно. Последний рубеж обороны врага можно и без подробных планов, - усмехнулся он. - Тут главное навалиться покрепче и раздавить врага.

- Мне кажется, - набравшись смелости, или наглости, ответил ему я, - именно такой подход и погубил тысячи солдат генерал-лейтенанта Бахмайера. Атаковать без продуманного плана хорошо закрепившегося противника - это прямой путь к сокрушительному поражению.

Лорд Евронимус рассмеялся в голос, даже пару раз хлопнул в ладоши, выражая свое одобрение. Бахмайер же, казалось, сейчас закипит от злости. Похоже, я нажил себе врага. И пусть умом генерал-лейтенант не блещет, а карьеру сделал за счет выслуги лет, по больше части, и умения четко выполнять поставленные задачи, как говориться, любой ценой, однако менее опасным он от этого не становится. Ведь недалекие люди бывают крайне злопамятными и склонны не успокаиваться до тех пор, пока их гордость не будет восстановлена. Но думать сейчас об этом было не ко времени.

- Однако того факта, что у нас нет согласованного плана действий, - заметил лорд Саргатанас, - это не меняет. Вы ведь, полковник Нефедоров, да и вы, господин генерал-полковник, - короткий кивок в сторону Волостова, - не частые гости в штабе моего корпуса. Видимо, вас смущают вторичные солдаты, хотя они при жизни были альбионцами. Но ведь это еще не повод для того, чтобы совершенно не согласовывать планы наших действий. В таком случае, чем вы, господа, лучше не раз уже упомянутого тут генерала Бахмайера?

Мы с Волостовым переглянулись. Бахмайер же стиснул челюсти с такой силой, что щеки побелели. Я даже со своего места, казалось, мог, прислушавшись, уловить скрип его зубов. Да кулаки генерал-лейтенант сжал так крепко, что кожа обтянула костяшки пальцев, сделав похожими кисти его рук на руки трупа.

- Довольно, - взмахнул рукой в каком-то повелительном жесте фон Литтенхайм, прекращая нашу пустопорожнюю дискуссию, - у нас еще три участка обороны врага, которые надо штурмовать. А времени на обсуждение планов атаки у нас не так много, чтобы тратить его на споры и выяснения отношений. Мы поняли вашу позицию, лорд Евронимус, надеюсь, что после совета вы с полковником Нефедоровым и генерал-полковником Волостовым успеете согласовать все планы атаки на вражеские позиции.

- Есть, - почти хором ответили мы с Волостовым.

Лорд Евронимус только кивнул, на уродливых тонких губах его блуждала неприятная улыбка.

Дальнейшее совещание прошло в совершенно штатном режиме. Командующие направлениями представляли свои планы, Литтенхайм выслушивал их, что-то уточнял, добавлял, спрашивал, и, в конце концов, утверждал. Так что закончилось все быстро. А после совета мы были вынуждены посетить еще один штаб. Похоже, генерал-полковник оказался прав на все сто, когда говорил, что отдохнуть перед атакой нам не придется.

Штаб Саргатанас расположил в одноэтажном здании, у дверного проема которого дежурили два демона в знакомых мне шипастых доспехах. Они и не пошевелились, когда мы проходили мимо них, даже взгляда не скосили ни нас с Волостовым, ни на командующего их армией.

Выбор Саргатанаса пал именно на этот дом, скорее всего, из-за высоких потолков. Даже в его прежнем виде, лорд демон легко поместился бы тут. В центре самого большого помещения стоял большой стол, устланный картами. Вокруг него мы и расположились.

- Нашей артиллерии не будет, - заявил лорд Евронимус, - как видите, всю ее затребовал себе, видимо, из чистой мстительности, этот ваш генерал Бахмайер. Однако отказывать ему не стоит. Пусть потешится вволю, раз уж ему так захотелось. В этой атаке все решать будет не артиллерия. Здесь ситуация будет зависеть от нас с вами, и от каждого нашего солдата. Будь он человек, вторичный солдат или демон.

- Считаете, мы без вас этого не понимаем? - поинтересовался генерал-полковник. - У нас мало времени, чтобы тратить его на пустые слова.

- В таком случае, - ничуть не обиделся предводитель демонов, - я жду ваших конструктивных предложений.

- Полковник, - кивнул мне Волостов, - вам вести людей в бой, так что вам и карты в руки. Доложите нам свои соображения.

- Слушаюсь, - кивнул я. - Я бы рекомендовал стандартную тактику. Первыми идут оживленные мертвецы, они обнаружат вражеские пулеметные точки и пушки. Затем мои люди под прикрытием огня ваших демонов, лорд Саргатанас...

- Нет, нет, нет, - решительно помахал рукой Евронимус. - Вы уже несколько дней пробуете подобную тактику, и к чему это приводит? Для того, чтобы прорваться оборону альбионцев нужен какой-то нетривиальный ход. Из докладов Саргатанаса я понял, что именно такие ходы вы, полковник, демонстрировали с самого начала войны. Начнем хотя бы с атаки на Килкенни через вокзал, взятие Серых гор. Вы сильно рисковали, когда отдали приказ нашим орудиям отрыть огонь по альбионским крепостям, однако это был единственный шанс выиграть ту битву. Фурфур до сих пор в полном восторге и весьма недоволен тем фактом, что ему приходится прикрывать строевиков Бахмайера, а не вашу тяжелую пехоту.

- Я ведь тактик, - пожал плечами я, - и все эти ходы придумывал во время сражения. А тут, в штабе, нужно стратегическое мышление, его же у меня, кажется, нет напрочь.

- Оставьте, полковник, - махнул мне рукой Волостов, - вам давно пора переступить через линию, отделяющую штаб-офицера от генерала. Без этого галунного погона вам не видать. Так что подумайте, Нефедоров, хорошенько, - подбодрил он меня, - пора вам уже вырастать из штаб-офицерского чина.

Я потер подбородок, отметив, что его стоило бы и побрить перед визитом на военный совет к генерал-фельдмаршалу. И тот факт, что времени на это не было, оправданием вовсе не служит.

- Лорд Евронимус, - осторожно поинтересовался я у командующего демонов, - сколькими оживленными мертвецами вы располагаете?

- С тех пор, - ответил тот, - как нам удалось наладить линию в Килкенни, а также подвезти тела со всех фронтов... Я могу предоставить вам примерно миллион вторичных солдат.

- Думаю, - кивнул я, - этого будет достаточно. Их отправят в первую очередь, пусть атакуют вражескую линию обороны. Не просто прощупают, а завалят ее трупами. Как своими, так и альбионскими. Миллиона оживленных мертвецов вполне хватит, чтобы прорвать оборону на этом участке фронта. Ведь им неведомы страх смерти, паника. Они не разбегутся, даже если погибнет их большая часть. Для прорыва хорошо укрепленной линии обороны, где враг не собирается сдаваться, лучшего не найти. Когда же мертвецы прорвутся, а затем расширят брешь во вражеской обороне, за ними пойдут и наши с вами войска.

- В таком случае нам останется только преследовать отступающего врага по заваленным трупам улицам, - усмехнулся Волостов. - Не самая лучшая перспектива, не находите, полковник?

- Никак нет, - ответил я. - Я предпочитаю не гробить своих солдат в безумных прорывах...

- Когда можно подставить союзников, - не слишком вежливо перебил меня, криво усмехнувшись, Евронимус. - Верный подход, мне нравится. Вы - прирожденный стратег.

- Не думаю, что оживленные мертвецы, - пожал плечами я, стараясь изобразить равнодушие, - столь уж ценные солдаты. В отличие от демонов, например.

- Ресурс они, действительно, не особенно ценный, - согласился Евронимус, - но далеко не неисчерпаемый. Ведь снова оживить мертвеца, после того, как он был выведен из строя, уже невозможно. Мы запустили линию в Килкенни на полную мощность, однако теперь уже сказывается нехватка материала. Военнопленных ведь вы нам не отдаете в переработку.

От этих простых слов, вроде "вторичные солдаты", "материал", "ресурс" и особенно "переработка" меня мороз по коже продрал.

- Во время атаки на линию Студенецкого на Пангее, - заметил Саргатанас, - мы теряли несколько миллионов вторичных солдат на участках фронта длиной в пять километров.

- Не мудрено, - усмехнулся Волостов, - однако здесь линия обороны не столь прочна. Так что предоставленного вами миллиона мертвецов будет более чем достаточно.

На этом короткое совещание в штабе демонов было окончено. Мы с Волостовым покинули его и отправились на наши позиции. Быть может, это и было малодушием, но я взял с места дал полный газ, уносясь от здания штаба демонов как можно быстрее. Старался оправдываться тем, что у меня еще оставалось несколько часов на отдых перед атакой.

Однако поспать мне так и не пришлось. Не успел я, вернувшись, завалиться на постель, прямо в форме, только что сапоги снял, и прикрыть глаза, как услышал гудение клаксонов. Пришлось разлеплять веки, будто налитые свинцом. Оказывается, я проспал три четверти часа, а казалось, только секунду назад закрыл глаза.

На столе, рядом с картами, стоял таз с теплой водой. Заслуга Филимона Хельга. Я быстро умылся, обулся и быстрым шагом покинул свою комнату. Когда выходил из здания, меня уже даже почти не пошатывало от усталости.

Оказывается, на наши позиции прибыло подкрепление. Грузовики с эмблемами демонов, за рулем которых сидели их воины мелкой породы. Их стали звать бесами. Грузовые машины останавливались, их кузова открывались и оттуда выбирались знакомые медлительные фигуры оживленных мертвецов. Они были одеты в единую форму, видимо, линия в Килкенни работала не только на поднятие трупов, вооружены новенькими альбионскими лучевыми винтовками, а поверх формы носили легкую броню, тоже явно местного производства. Они строились ровными цепями, готовясь к атаке.

Вместе с ними прибыли и демоны во главе с Саргатанасом и Евронимусом. Похоже, командующий наших союзников не собирается отсиживаться в тылу.

- Последний удар, - зловеще усмехнулся Евронимус. - Пора атаковать. Завалим улицы Девелина трупами альбионцев. Пускай столица их превратится в ад! - В его словах, чувствовалась какая-то странная нервозность. Вроде бы раньше ничего подобного за ним не водилось. Хотя я его знаю не настолько хорошо.

Видимо, это заметил и Саргатанас. Он то и дело нервно косился на командующего. Но от комментариев разумно воздержался.

- Мертвецы подчиняются вам, - сказал я. - Вам и отдавать приказ о наступлении.

- Отлично, - кивнул Евронимус. - Командуй, Саргатанас.

Железный демон, который, кажется, еще сильнее изменился с нашей вчерашней встречи. Оброс новыми шипами, тело отливало металлом в свете не по-осеннему яркого солнца. Он развернулся к сопровождающим цепи мертвецов демонам, отдал приказ скрипучим голосом. И тут же цепи двинулись вперед. Мимо застывших демонов, выстроившихся за спинами лордов, мимо провожающих их сумрачными взглядами наших солдат. Многие из последних вовсе старались не глядеть на марширующих мертвецов, пусть те и проходили от них в нескольких шагах. Первые цепи покойников уже вышли на ничейную землю, а грузовики продолжали прибывать, из их кузовов выбирались все новые и новые "вторичные солдаты".

Вот уже заговорили вражеские пулеметы и орудия. Снаряды взрывались среди плотных шеренг мертвецов, раскидывая их в разные стороны. Но их это ничуть не смущало. Они продолжали свое молчаливое наступление, даже когда пулеметной очередью выкашивало целые цепи. На их место, равнодушно переступая через погибших товарищей, вставали другие. Часто им приходилось идти прямо по трупам. Но и это "вторичных солдат" ничуть не смущало.

А грузовики все прибывали и прибывали. Новые мертвецы выгружались, строились и тут же отправлялись в бой.

Больше всего это напоминало линию Студенецкого, только если смотреть с другой стороны. Волны мертвецов накатываются на оборону, разбиваясь о нее. Однако с каждым разом подбирались все ближе к "ежам" и проволочным заграждениям, из-за которых били пушки и пулеметы.

- Сейчас пойдут самые лучшие части, - заявил Евронимус. - Они станут большим сюрпризом для альбионцев.

Я не стал уточнять, кто же это будет. Все равно, сам сейчас увижу. Мы, втроем, стояли на моем наблюдательном пункте, на втором этаже. Я постоянно оглядывал линию фронта в бинокль, следя за волнами мертвецов, которых выкашивали пулеметные очереди, срезали смертоносные лучи. Демонам зрительные приборы не были нужны, они прекрасно обходились без них.

И вот появились те самые лучшие части, о которых упоминал Евронимус. Их солдаты ничем не отличались от других по внешнему виду, только присмотревшись в бинокль, я смог разглядеть оружие, которым они были вооружены. Тяжелые траншейные огнеметы. Один боец катил резервуар с огнесмесью, второй держал в руках зловещего вида брандспойт. Я лишь раз видел такие, еще в училище, на наглядной демонстрации. Тогда жуткие струи жгли манекены и макеты техники, а моя разбушевавшаяся фантазия рисовала какие-то прямо-таки адские картины. Помню, мне стоило известных усилий удержать в себе съеденное.

От пуль и смертоносных лучей огнеметчиков прикрывали телами мертвецы передовых цепей. И они же стали первыми жертвами адского пламени. Струи ударили, не щадя ни своих, ни чужих. Целая стена огня мгновенно выросла на вражеских позициях. Оно охватило солдат врага, превращая их в живые факелы. Один за другим замолкали пулеметы. Только орудия продолжали лупить все быстрее, уже не оглядываясь на точность. Но было поздно. Пламя огнеметов выжигало расчеты стоящих близко к линии проволочных заграждений, противоосколочные щиты не могли от него спасти. И лишь когда снаряды рвались среди шеренг огнеметчиков, в живые факелы превращались десятки наступающих мертвецов. Но при таком количестве это их - это уже не играло особой роли. Даже с моего наблюдательного пункта было видно, что наступления уже не остановить.

Вот только враг придерживался совершенно иного мнения по этому поводу. Палили без умолку орудия. На позиции, прямо под струи огнеметов выкатывались броневики, палящие из башенных пулеметов. Выезжали даже медлительные танки и самоходные орудия, правда, толку от одного, максимум двух выстрелов, что они успевали сделать, было мало. Мощные струи огненной смеси выжигали экипажи, оставляя от, казалось бы, несокрушимых боевых машин дымящиеся остовы.

- У меня осталось больше двух сотен тысяч вторичных солдат, - заметил Евронимус. - Неплохой счет, я думал, потери среди них будут больше.

Как он определил потери, не запрашивая никаких рапортов даже у Саргатанаса, я понять не мог. Однако прикинул цифры потерь, почти восемьсот тысяч, пусть и уже умерших однажды, бойцов. Даже уж, на мелочи лорды демонов не размениваются.

- Пора уже и нам выступать, - обратился ко мне Евронимус. - Вы не находите, полковник Нефедоров?

- Нахожу, - кивнул я. - Самое время.

Я первым спустился на первый этаж, прошел через здание штаба и вышел к своим бойцам. Меня уже ждали командиры полков ударного корпуса, готовые выступать в любой момент.

- Господа офицеры, - сказал я им, - через пять минут атакуем всем фронтом. Просьба не опаздывать.

И вот мы уже шагаем по трупам. В прямом смысле. Потому что вся "ничья земля" была завалена окончательно уничтоженными мертвецами. Из-за этого идти было довольно сложно, каждый раз приходилось думать, куда бы поставить ногу, чтобы не упасть. Не пройдя и половины заваленной телами "ничьей земли", мы уже в прямом смысле шагали по колено в крови.

Стена пламени перед нами начала спадать. Враг сумел-таки справиться с огнеметчиками.

- Бегом, - скомандовал я по общей связи, - марш!

И тысячи человек побежали, спотыкаясь о трупы под ногами, падая. Упавших подхватывали под локти, тащили дальше.

Линию обороны проскочили, кажется, даже не заметив. "Ежи" были перевернуты наступающими мертвецами, проволочные заграждения втоптаны в залитую кровью мостовую. Электроток "вторичным солдатам" не был страшен. Здесь на трупы старался уже не глядеть никто, слишком уж жутко выглядели их обожженные останки, черные людские скелеты, от которых исходил отвратительный смрад.

И вот наша армия снова разбилась на отдельные колоны, войдя в улицы города, ведущие непосредственно к его центру. Тут они были достаточно широкими, чтобы могли проехать наши броневики и даже средние танки. Однако их у нас не было. Бронетехнику использовали на других участках фронта. Мы шли, изредка стреляя в отступающих альбионцев. Их осталось не так много, после схватки с мертвецами. Большая часть осталась лежать на первой линии. Отходили эринцы беспорядочно, отстреливаясь на ходу. Кидали гранаты, однако, как правило, с такого расстояния, что повредить их взрывы нам не могли.

Мы почти без проблем добрались до последнего оплота вражеской обороны. Альбионцы сгрудились у крепкого здания, более всего походящего на многоквартирный дом. Казалось, в каждом окне его было по пулемету, а перед ним выставлены едва ли не все имеющиеся в распоряжении противника орудия. И они тут же открыли по нам ураганный огонь. На нас обрушился град пуль и осколков фугасных снарядов. Вот бы нам сейчас мертвых огнеметчиков - мигом бы выжгли врага. Но их не было, так что придется справляться своими силами.

Передовые цепи залегли под сокрушительным огнем. Я отступил за угол ближайшего дома, чтобы не отсвечивать лишний раз. Да и про помянутых Волостовым снайперов из "зеленых курток" я не забывал. Не хотелось бы схватить пулю или луч.

- Доложите, - вышел на связь генерал-полковник, - обстановку, полковник.

- Нас прижали, - ответил я. - Огонь слишком плотный. Враг засел грамотно. Всего несколько улиц выходит на площадь перед домом. Мы не можем преодолеть вражеский огонь.

- А что союзники? - поинтересовался Волостов.

- Я их не видел, - честно сказал я. - Ничего не могу сказать.

Действительно, демонов я не видел с самого начала атаки.

- Связи с ними тоже нет, - вздохнул на том конце генерал-полковник, и отключился.

Я вошел в здание через дальний вход, прошел через весь дом. Оказывается, на первом этаже его уже оборудовали пулеметную точку. В большом проломе же устанавливали драгунское орудие. Правда, бойцы были не моего полка. Но они узнали меня. Распоряжающийся здесь штабс-капитан подскочил ко мне, рука его взметнулась к шлему.

- Оставьте, штабс-капитан, - отмахнулся я. - В этом доме есть еще кто-то из наших?

- Четвертый взвод нашего полка, - доложил штабс-капитан, - затащил туда свои орудия. С ними еще взвод артиллеристов из приданных. Номер полка пушкарей, прошу простить, не назову. Забыл как-то поинтересоваться.

- Не столь важно, - кивнул я. - Вижу, враг еще не обратил на вас внимание.

- Мы со взводным-четыре решили одновременно огонь открыть, - доложил штабс-капитан. - Иначе толку мало будет. У врага преимущество в артиллерии, подавят нас в два счета.

- Правильно мыслете, - хлопнул я штабса по плечу.

- Вы наверх собираетесь, господин полковник? - поинтересовался тот. - Не стоит. Там в стенах таких брешей полно, - он махнул на дыру, в которой устанавливали орудие. - Когда по нам враг палить начнет, там будет очень жарко.

- Но лучшего наблюдательного пункта поблизости нет, - пожал я плечами. - Если что, думаю, успею укрыться за противоосколочным щитом. Не впервой, штабс-капитан. Я ведь не штабной полковник. Все больше на переднем краю.

Я поднялся по разбитой лестнице. На втором этаже работа, что называется, кипела. К пробоинам в стенах подтаскивали орудия, которых тут было четыре штуки, расставляли пулеметы, тоже защищенные противоосколочными щитами. Командовал тут всем моложавый капитан с усами щеточкой.

- Осторожнее, господин полковник, - тут же завел уже знакомую песню он. - Скоро тут будет очень жарко. Вряд ли враг станет мириться с нашим присутствием тут.

- Это я уже слышал сегодня, - усмехнулся я. - Но наблюдать я откуда-то должен. Не в землю же мне зарываться, в конце концов.

Я опустился на колено, укрывшись за щитом одного из орудий. Аккуратно высунулся из-за него, оглядывая в бинокль вражеские позиции. Мои бойцы пытались прорваться, однако ничего не получилось. Слишком плотным был вражеский огонь. А наши орудия пока еще не заняли свои места, чтобы поддержать их.

- И где, хотел бы я знать, наши пресловутые союзники? - задал риторический вопрос капитан. - Решили ограничиться отправкой на передовую толпы мертвецов с огнеметами?

- Возможно, - пожал плечами я, не открываясь от окуляров бинокля. Если честно, мне было не до разговоров.

И тут, словно привлеченные нашими словами, появились демоны. Оказывается, они тоже занимали позиции в домах, окружающих штаб-квартиру врага. Опередив нас, демоны открыли огонь из своих штурмовых винтовок.

- Пли! - чтобы не отставать от них, скомандовал взводный-4 неизвестного мне драгунского полка.

Все четыре орудия, расположенные на втором этаже, и те, что стояли на первом, присоединились к ним. Застрочили пулеметы, обрушивая на дом под альбионским флагом град пуль. Враг ответил ураганным огнем. Мне пришлось спешно укрываться за противоосколочным щитом. А его, кстати, в первые же секунды пробило в нескольких местах. Я даже не заметил, как с меня фуражку сорвало.

Высовываться из-за него у меня никакого желания не было. Хотя и стоило бы. Ведь внизу, скорее всего, началось наступление, ведь враг был вынужден перенести часть сдерживающего огня на соседние дома.

- Господин полковник, - находящийся неподалеку от меня капитан был вынужден связывать со мной по рации, такой грохот царил вокруг, - я вынужден попросить вас покинуть эту позицию. Здесь слишком опасно для командующего.

- Позвольте мне самому... - начал было я, но тут в стену ударил снаряд, снеся одно из орудий напрочь. Расчет его остался лежать на полу, точнее то, что от них осталось. На меня в этот момент смотрела стеклянными глазами оторванная голова капитана, взводного-4 неизвестного мне драгунского полка.

А потом вдруг стрельба со стороны врага как-то разом прекратилась. Я понял это по тому, что в течение нескольких минут ни одна пули, ни один осколок не пробили щит, за которым я укрывался. И я рискнул высунуться из-за него.

Быстрого взгляда через окуляры бинокля хватило, чтобы понять, враг нам не отвечает. В окнах не сверкали огоньки пулеметов, орудия - молчали. И только взрывы наших снарядов продолжали уродовать стену вражеской штаб-квартиры. Приглядевшись, я увидел, что расчеты вражеских орудий лежат вповалку, как будто они умерли в одночасье. Наверное, с пулеметными произошло то же.

Полковник О'Кейси рвал и метал. Он сменил на посту главнокомандующего генерала Даффи, сгинувшего в первых боях за Девелин. Его резиденция - дворец вице-короля - была идеальной мишенью для тяжелой артиллерии врага, и была разрушена в первые дни осады. Киллпатрик Даффи пропал где-то под обломками. Но теперь О'Кейси оказался в очень похожем положении. В одночасье оказаться практически беззащитным, лишиться пушек и пулеметов. Теперь наступающим штернам можно брать их голыми руками.

- Что это такое?! - кричал гвардии полковник. - Что стряслось с расчетами?!

- Излучение, - спокойно ответил ему комтур Карл Иоганн. - Господь защищает нас от него.

Рукой в латной перчатке он вытащил из-под брони обычный деревянный крестик, от которого исходило едва заметное сияние.

- Символы Его власти над нами, - добавил он, - не дают ему воздействовать на нас. Как и на тех, кто находится рядом с нами. Не стоит отходить далеко.

- Но откуда взялось это излучение? - удивился полковник О'Кейси.

- Лорд демонов, - ответил комтур. - Он идет сюда. И не хочет, чтобы ему кто-то мешал. Они редко проявляют свою силу в полной мере по многим причинам. Однако теперь лорд готов на все, лишь бы достичь цели.

- И какова же она, - всплеснул руками обессиленный гвардии полковник, - эта пресловутая цель?

- Этого я не знаю, - пожал плечами, звякнув доспехами, Карл Иоганн, - но в любом случае, достигнуть ее он не должен. Отступите к центру здания, там излучение не зацепит вас.

- А что будете делать вы? - задал глупейший, и, собственно, не требующий ответа, вопрос гвардии полковник.

- Выйдем ему навстречу, - все же ответил комтур, - и встретим, как подобает рыцарям Ордена Святой Девы Марии Тевтонской.

И отряд комтура, изрядно поредевший после боев за Девелин, где сложили головы и почти все Зеленые львы, включая остальных трех полковников, отправились в выходу из здания. Последнему же командиру эринской гвардии, вместе с пятью бойцами личной охраны оставалось только последовать совету тевтонов. Попадать под таинственное излучение, или что там сгубило расчеты орудий, не было желания ни у кого. Все хотели продать свои жизни подороже.

Тевтоны же вышли из здания, миновали молчащие орудия. Штерны и демоны не спешили расстреливать их, хотя сейчас отряд крестоносцев представлял собой идеальную мишень для всех их лучевых винтовок, орудий и пулеметов. Но те как будто ждали - чего-то или кого-то?

И дождались.

- Прекратить огонь, - скомандовал я, передавая приказ Волостова. А тот, в свою очередь, получил такой же от лорда Евронимуса.

Оказывается, командующий демонов сам уничтожил вражеские расчеты неким способом, о котором не стал распространяться. И теперь Евронимус сам шел к вражеской штаб-квартире. Нам же было приказано не стрелять.

Странные воины в тяжелых доспехах и длинных белых плащах, украшенных черными крестами, отчаянно напоминающих рыцарей с Пангеи, вышли из здания вражеской штаб-квартиры. Вооружены они точно так же, как и те, большие квадратные щиты, тоже с крестами, и длинные винтовки с лезвиями на стволах. Сейчас все стволы смотрели на медленно приближающегося лорда демонов. По команде рыцари - я стал называть их именно так - дали слитный залп по врагу. Но тяжелые пули лишь высекли искры из его синей брони.

Лорд Евронимус рассмеялся. Он легко поднял левой рукой свою длинную винтовку, навел ее на стоящих перед ним плотным строем рыцарей. Его выстрел имел куда больший результат. Трех рыцарей, стоявших в первом ряды просто превратило в кровавую кашу, в разные стороны полетели ошметки плоти и куски доспехов. Рыцари быстро заняли место павших товарищей - и выстрелили сами. На этот раз более прицельно. Крупнокалиберные пули не просто выщербили его броню. Фонтан темной крови вылетел из-под мышки. Густая, словно масло, она потекла по синей кирасе. Другие пули раскололи один из рогов, тот что меньше и короче, оставив только уродливый обломок, тоже сочащийся кровью.

Это, похоже, ничуть не смутило Евронимуса. Он бросил свою длинную винтовку, плавным движением обнажил меч, висевший в ножнах на поясе, и ринулся на рыцарей. Те успели выстрелить еще раз, но бегущий на них лорд демонов уже не обращал внимания на пули. Он с разгону врезался в рыцарей, с треском ударился в щиты, обрушил на противников свой длинный меч с широким клинком. И тут уж кровь, как говориться, полилась рекой. Рыцари пустили в ход лезвия на своих винтовках, но тех лишь отскакивали от прочной брони демона, а вот его оружие резало их доспехи, словно бумагу. Рыцари один за другим валились на разбитую мостовую, умирая под ударами меча. Пока не остался один.

Он отчаянно рубился с демоном, двигаясь, казалось, ничуть не медленней его. И в манере боя последнего рыцаря мне чудилось что-то очень знакомое. Как будто я уже не просто видел этого человека, а еще и сражался против него. Но как я не напрягал память, не мог понять, кто же это может быть.

Однако и он долго противостоять демону не мог. Широкий удар меча рассек рыцаря чуть ли не надвое. Сила его была такова, что рыцаря подбросило в воздух, и окровавленное тело рухнуло навзничь. И вот тогда началось самое странное.

Медленно, очень медленно, лорд Евронимус сделал шаг к зданию под альбионским флагом. На втором шаге он выронил меч. На третьем начал меняться. Лорд демонов, выглядевший еще более жутко из-за следов пуль на теле и доспехах, начал как будто съеживаться. Броня словно стала велика ему - и один за другим части ее стали падать. Оплечья, кираса, наручи и наголенники. Оставшийся рог рассыпался черной трухой. Второй мелкими камушками скатился по лысой голове.

Мельком в бинокль я сумел увидеть лицо лорда демонов. Оно стало совсем человеческим, и даже довольно молодым. Ему можно было дать не больше двадцати лет.

У порога стоял уже молодой человек, голый, как при рождении. На спине его был отчетливо виден чудовищный шрам, будто юношу, разрубили, как рыцаря в белом плаще с черным крестом, но он почему-то остался жив. Поднявшись на две ступеньки, он рухнул на пороге дома ничком. И я понял, что этот странный человек, только что бывший лордом демонов Евронимусом мертв.

Глава 17.

Гвардии полковника О'Кейси никто связывать или заковывать в кандалы не стал. Ограничились честным словом не оказывать сопротивления. Он ответил за себя, и за всех оставшихся в живых офицеров и бойцов Девелинского гарнизона. Те глядели на него исподлобья, однако отлично понимали, что таким образом он спас всем им жизнь. Даже офицерская честь осталась чистой, ведь столицу врагу сдал именно гвардии полковник и слово дал одно за всех, а это приравнивается к прямому приказу. Более всего пострадала их гордость.

Капитуляцию у О'Кейси принимал сам фон Литтенхайм. Она стала генеральной репетицией перед сдачей всей планеты. Гвардии полковник знал, что с орбиты со дня на день спустится челнок с вице-королем на борту, который, собственно, и подпишет все необходимые документы. А их, как был уверен О'Кейси, предусмотрительные штерны заготовили еще перед вылетом флота.

Ради такого дела, как сдача планетарной столицы, генерал-фельдмаршал вместе со всеми своими сопровождающими облачился в парадную форму. Так же поступил и гвардии полковник. Хотя и не очень любил парадные красные мундиры. Все-таки цветом его родины - Эрины - был зеленый, а тут о нем напоминали лишь клетчатые штаны, даже оторочка была золотой, как положено гвардейцам. И все же, он заставил себя надеть этот мундир и приказал всем офицерам и бойцам облачиться так же.

Штерны, конечно же, прибыли при полном параде, сверкая золотом аксельбантов и эполет на черных, зеленых и голубых мундирах. Литтенхайма гвардии полковник узнал сразу - не раз приходилось видеть его фото, все же один из виднейших военачальников врага. Однако среди стоящих перед ним офицеров и генералов, О'Кейси высматривал куда более скромного человека. Скорее всего, они стоит где-то во втором или третьем ряду, ведь он носит всего лишь полковничий чин, а в первых шеренгах плотно, эполет к эполету стоят генералы и даже пара адмиралов.

О'Кейси вполуха слушал Литтенхайма, произносящего вполне стандартные слова. Слышать их раньше гвардии полковнику, конечно, не приходилось, однако он знал наперед почти все, что может сказать ему генерал-фельдмаршал. И только когда тот поинтересовался, чего желает О'Кейси, зеленый лев тряхнул головой, сбрасывая охватившее его оцепенение.

- Я хотел бы увидеть полковника Нефедорова, - сказал он. О'Кейси очень хотелось посмотреть в лицо тому, кто фактически разгромил его. Ведь именно корпус Нефедорова, вместе с демонами, без поддержки штурмовой артиллерии, опираясь только на толпы оживленных мертвецов, прорвал оборону на своем участке фронта и стремительным маршем прошел расстояние до штаб-квартиры, преследуя отступающих защитников столицы.

Литтенхайм обернулся. О'Кейси проследил за его взглядом - и увидел высокого, довольно молодого человека в черной драгунской форме и полковничьих погонах. Что показалось зеленому льву особенно странным, ни груди его не было ни единого ордена, лишь пара неизвестных О'Кейси медалей.

- Полковник Нефедоров, - сделал четкий шаг вперед тот, на кого смотрел гвардии полковник. - Честь имею. - Он коротко кивнул и взял под козырек.

Зеленый лев внимательнее вгляделся в лицо драгуна. Он, действительно, был молод для своего высокого чина. Вряд ли ему давно сровнялось двадцать пять. Однако во взгляде полковника отчетливо читались далеко не юношеская горечь и даже мудрость, которую гвардии полковнику редко приходилось видеть у людей даже вдвое старше возрастом.

- Вы отлично воевали, полковник, - сказал О'Кейси. - Я удивлен, что таким крупным соединением командует всего лишь полковник. Думаю, вы все же недолго задержитесь в этом чине. Полковничьи погоны давно уже малы вам.

- От врага принимать похвалу вдвое приятней, - ответил на достаточно правильном альбионском Нефедоров, снова козырнув.

- Особенно, - грустно усмехнулся О'Кейси, - от врага разбитого.

Он протянул Нефедорову руку - и тот крепко пожал ее.

Я стоял над телами рыцарей, накрытых белыми плащами с черными крестами. В лицо я знал лишь одного из них. Но знал отлично. Слишком уж часто сводило нас коварная судьба. Или проведение. Или еще кто. Передо мной разрубленный почти надвое жутким клинком демона лежал бывший гвардии капитан Тевтонского полка Карл Иоганн фон Блюхер. Он же комтур Карл Иоганн Тевтон, под таким именем его знали здесь, на Эрине.

- Они прибыли с Саара или с самой Терры, - объяснял полковник О'Кейси, - чтобы помочь нам против ваших проклятых союзников. Но было слишком поздно. К тому времени пали Серые горы - и вы стремительным маршем шли на Девелин. Покидать планету они отказались. Их командир - комтур, заявил, что они прибыли воевать, а не бегать от врага. Хотя я уверен, он уже в тот момент понимал, что обречен. И, кажется, это его не сильно волновало.

- Значит, - задумчиво протянул фон Литтенхайм, - вот куда делся Тевтонский полк. Значит, переметнулись к терранцам. В Братство вступили. Даже орден им свой выделили.

Он тяжко вздохнул. Я отлично понимал, что скрывается за этим вздохом. Не так давно мы получили новую сводку о состоянии дел в Империи. Они не радовали. Мало того, что со всех сторон на нас обрушился враг, старясь отщипнуть по кусочку. Про спорные планеты уже и вовсе предпочитали не вспоминать, ибо все они были потеряны. Так еще и новости с Саара, где хозяйничали, как раз такие вот тевтоны, приходили самые невероятные. Местное население было разделено на несколько категорий и все права достались так называемой "чистой крови", все носители которой по невиданной закономерности носили немецкие фамилии.

Дело в том, что какая бы партия не была у власти, кто бы не сидел на троне, в Империи никогда не допускалось подобное разделение. На кого бы то ни было. Русских и и немцев, или саарцев, рейнландцев, померанцев, баденцев и вюртембержцев, или еще какого бы то ни было. Ибо именно такое деление, привилегии для одних и притеснения для других всегда ведут к распаду любого государства. Опыт нескольких тысяч лет учил этому, и наконец он был воспринят, причем во всех межпланетных государствах. А может быть, дело в том, что все они представляли собой многонациональные государства, и мой родной Доппельштерн был еще не самым ярким примером. В том же Тентейтоку более-менее мирно уживались более двенадцати или около того различных наций, со своей культурой и традициями, отличающимися порой кардинально. Объединяло все их только относительно схожая внешность.

И вот теперь снова проявило себя отвратительное явление, знакомое только по истории Последних веков, да еще немного по ранним этапам становления звездных государств. Имя ему национализм. А уж считал, наверное, по наивности, что оно изжито полностью. Оказалось, что нет.

По всей видимости, за это ответственны именно они. Такие же рыцари в белых плащах с черными крестами. Они загоняют неугодных и просто тех, в чьих жилах течет неправильная по их разумению кровь, в лагеря или попросту уничтожают. О выстроенных громадных печах крематориев, в которых сгинули тысячи людей, неспособных трудиться на новых хозяев Саара, знали, наверное, уже по всему Доппельштерну.

И эти люди теперь помогали нашим бывшим врагам воевать против демонов. Остается только задать себе риторический вопрос: куда катится весь на мир? И не проклят ли он.

Но я отбросил эти глупые мысли. Не до них мне сейчас было. Совсем не до них.

Я вернулся в строй.

Церемония капитуляции Девелина закончилась почти сразу после этого. Плененных гвардейцев увели куда-то. Скорее всего, они будут теперь квартировать вместе с вице-королем, недавно доставленным с орбиты. Нам же скомандовали разойтись.

Я тут же отправился к своему корпусу. Он занимал целый квартал эринской столицы. Солдаты и офицеры расположились в пустых домах. Правда, из их подвалов стали выползать люди. Жители Девелина, не пожелавшие покинуть родной город, или же те, кому было просто некуда идти. Они с опаской глядели на новых жильцов их домов. Я запретил пускать их в квартиры, пригрозил особо сердобольных или охочих до женского пола трибуналом.

Церемония передачи символических прав на Эрину, новое название планеты уже пришло с Рейнланда, мало отличалась от предыдущей. Теперь бывший изумруд альбионской короны, как называли эту планету, станет называться Тюрингия, причем даже со статусом Свободного государства. Небывалые вольности для только что завоеванного мира, однако, было вполне очевидно, для чего это было сделано. Это прямое продолжение действий, озвученных фон Литтенхаймом на военном совете перед решающим штурмом Девелина. Столицу планеты, правда, еще не переименовали, хотя я, лично, уверен - это будет сделано в ближайшее время. Ведь согласно политике ассимиляции все крупные города имперского мира должны носить названия, соответствующие национальному духу нашего государства. Звучащие либо на немецкий, либо на русской лад.

Я почти не запомнил церемонию. Лишь с любопытством глянул на вице-короля, одетого в сияющий золотом и бриллиантами вицмундир, традиционного для Альбиона красного цвета. Он снял с седой головы небольшую корону - малую копию той, что носит альбионский король - поцеловал ее и возложил на подушечку, что почтительно держал стоящий рядом с ним адъютант. Тот, держащийся настолько высокомерно, будто бы не его планета переходила под власть нашей империи, а совсем наоборот, передал подушечку с малой короной Литтенхайму.

Затем последовали длинные речи, которые я не слушал. Оставалось только надеяться, что говорить они будут не слишком долго. Стоять на плацу перед тем самым домом, на пороге которого загадочно скончался лорд Евронимус, было не то чтобы очень приятно. Погода испортилась окончательно. Небо затянули тучи. Задул пронизывающий ледяной ветер, от которого не спасали парадные мундиры.

А на следующий день после нее по войскам поползли слухи о скорой эвакуации. Слишком уж сильно мы были потрепаны в ходе удивительно короткой по современным масштабам, но очень кровопролитной войны. Мне совершенно не хотелось проводить инспекцию своего полка. По окончании активных боевых действий ударный корпус был расформирован за полной ненужностью. Теперь я снова командовал только своим полком. Мое представление на награды и генеральский чин, обещанные фон Литтенхаймом, ушли на Рейнланд, однако до ответа из столицы я оставался простым полковником. И надо было заботиться о вверенных мне людях.

Через три дня после церемонии перехода Эрины под власть Доппельштерна, я провел-таки смотр. И мне стало страшно. Я отлично понимал, сколько осталось от полка после Пангеи, но теперь их не было пусть и больше, вот только ненамного. И это при условии, что мы один раз получали пополнение. Слишком уж дорого мы заплатили за штурм Серых гор и взятие Девелина.

Полк потерял почти две трети личного состава. Были сильно выбиты командиры взводов, особенно стрелковых, ведь они всегда были на острие атаки. У артиллеристов хоть был шанс укрыться за противоосколочными щитами орудий. А уж те, что командовали малыми мортирами, и вовсе обычно находятся достаточно далеко от самых жарких мест, конечно, по меркам передовой.

Еще с изрядной частью бойцов - и солдат, и унтеров, и даже офицеров - придется расстаться. Вряд ли их оставят в армии, даже в столь суровое время. И самой большой потерей будет штабс-капитан Подъяблонский. Родовые доспехи подвели-таки его. Штабс-капитан получил слишком много ранений в этой и предыдущей кампаниях. На смотре он едва держался на ногах, его поддерживал под локоть поручик Данилевский. Но при ходьбе Подъяблонского сильно шатало, даже не знаю, каким колоссальным усилием воли ему удалось удержаться на ногах и даже достаточно ловко развернуться на каблуках, чтобы доложить мне о состоянии дел в его роте.

Уже после смотра я узнал, что он угодил в госпиталь, точнее вернулся туда. Штабс-капитан не поднимался с койки - обострились ранения, полученные еще на Пангее, да и новые к ним прибавились. Теперь ему полного абшида не миновать. А ведь молодой еще человек, мог бы служить, сражаться, но из-за дурацкой традиции с доспехами, передаваемыми из поколения в поколение, отправится в отставку. И на очень уж большую пенсию ему рассчитывать не приходится. Правда, Подъяблонский происходил из далеко не бедствующего рода. Вот только мне было очень неприятно думать, что доспехи штабс-капитана достанутся его сыну или просто следующему офицеру в роду. Пусть их и отремонтируют, но, боюсь, судьба их носителя будет не столь сильно отличаться от той, что постигла Ивана Виллимовича.

Слухи об эвакуации ходили все более упорные. Ведь уже и десантные корабли вывели на орбиту, самые потрепанные полки перевели ближе к столице. Ведь там был самые большой космопорт, возможно, единственный на всей Эрине, вернее Тюрингии, где можно было организовать бесперебойный поток челноков на орбиту, к десантным кораблям.

Однако с приказом не торопились. Генерал-полковник Волостов периодически отправлялся в штаб фон Литтенхайма, где проводились собрания. Скорее всего, генерал-фельдмаршал устраивал их, как только пребывали какие-либо новости с Рейнланда. Относительно эвакуации каждый раз сообщалось, что пока очень сложно сформировать достаточно большую армию, которая могла бы удержать под контролем целую планету. Это было вполне понятно, но недовольство в армии росло. Все хотели после войны отправиться домой, сидеть на захваченной планете, где нужнее полицейские части, чем военные, не было желания ни у кого. Тем более что местные жители, которых уже не было никаких даже формальных поводов держать в лагерях. Они возвращались в свои дома, а те оказались либо разрушены, либо заняты нашими войсками. Это уже стало причиной конфликтов. И далеко не все они были разрешены в нашу пользу, особенно когда дело касалось богатых жителей планеты, на которых собирались опираться в ходе ассимиляции. Это также не улучшало настроений в армии.

Масла в огонь добавляли новости из тыла. Хотя тыла как такового уже не осталось. Почти на всех планетах Империи разгорались большие или малые конфликты, явно подогреваемые извне. Ибо уже на Померании высадился экспедиционный корпус Альбиона - те явно желали отомстить нам за Эрину. Флот и космокрепости Баварии, основатель укрепленные после так называемого Инцидента, как стали называть все события той короткой войны, отбивал атаки бостонцев. Эмират и Тентейтоку пока не проявляли активных дел, однако за нападениями пиратских флотилий Конфедерации на наши планеты, возможно, стояли и они, потому что очень уж близко от их рубежей находились Вестфалия и мой родной Баден-Вюртемберг.

Все понимали, что с одной войны, скорее всего, попадут на следующую. И с кем придется сойтись, неизвестно. Быть может, с жаждущими немедленного реванша альбионцами. Или с бостонцами, над которыми пусть потешались, однако воинами они были не самыми плохими, тем более, что техника их уступала, пожалуй, только Кибертронику. Или с конфедератами, на чьих кораблях, по слухам, доставляли десанты солдат, говорящих на языках сарацин или теннов.

Краткой передышки, если ее, конечно, нам предоставят, будет, конечно же, недостаточно. А следом за ней нас кинут в новую кровавую мясорубку. И от этого становилось противно. Неведомая раньше тоска брала меня за душу.

Эвакуация, точнее смена войск, как официально именовали ее, заняла достаточно много времени. Однако как только первые челноки увезли солдат на орбиту для отправки домой, настроение в войсках быстро выросло. Солдаты, унтера и офицеры прощались с обретенными на фронтах друзьями-товарищами. Хлопали их по плечам, отправляя домой, гадали, где еще придется встретиться, кого будут бить в вместе в следующий раз. Те же челноки привозили с орбиты полицейские, жандармские и просто строевые дивизии. Было и несколько гренадерских. Они закрепятся в главных крепостях, вроде тех же Серых гор, укрепрайон которых спешно восстанавливался. Кстати, первыми прибывали как раз военные строители, с мощной техникой, приводя в порядок то, что мы разломали считанные месяцы тому назад.

Пришел и наш черед покидать Эрину, которую мало кто пока именовал Тюрингией. Полк пребывал, не смотря ни на что, в приподнятом настроении. Где-то доставали спиртное. Я позволил слегка "отпустить вожжи" после такой страшной мясорубки, что была в Девелине. Людям нужен был отдых. Первые два дня даже вусмерть пьяных без каких-либо последствий оттаскивали в расположение их полков. Потом уже начали снова наводить дисциплину, правда, и не такую суровую, как в военное время.

В ночь перед отлетом мне не спалось. Вроде бы и волноваться не с чего - домой же отправляемся, но нет. Лежал на кровати, пялясь в потолок. Спать я ушел пораньше, чтобы не видеть того вопиющего нарушения устава, что творилось в полку. Закрывать глаза официально не мог, значит, просто не должен видеть этого.

Но сна не было ни в одном глазу. Я оделся, накинул шинель - ночи были уже довольно холодные, и отправился, куда глаза глядят. Ноги принесли на кладбище. Громадное разделенное на две части кладбище раскинулось на несколько десятков квадратных километров. Охватить его взглядом было невозможно. И пусть большая часть могил защитников Девелина были пусты - демоны перед уходом забрали с собой столько тел павших альбионцев, прихватив и мирных жителей, сколько смогли увезти на своих кораблях. Кресты, кресты, кресты. Под ними лежат, без чинов, солдаты, унтера, офицеры и генералы. Храбрецы и трусы. Герои и слабаки. Чужая земля уровняла всех.

Я отправился гулять по нашей части кладбища, также без какой-либо цели. В темноте позднего вечера - солнце село примерно, когда я отправился спать - оно выглядело достаточно зловеще. Под красноватым небом, затянутым тучами, в последних отсветах ушедшего за горизонт чужого солнца, кресты, кресты, кресты. Куда не кинь взгляд - одни только кресты и тени от них на земле.

Наверное, поэтому взгляд зацепился за две фигуры Они стояли у креста в нескольких десятках метров от меня. Просто так бродить по кладбищу мне опостылело, потому я направился к ним. В подступающем темноте я не сразу разглядел, кто именно были те двое, что стояли у креста. Ими оказались генерал-фельдмаршал фон Литтенхайм и генерал-лейтенант Штернберг, начальник авиации. В руках у обоих были стаканы. Штернберг же левой держал бутылку с этикеткой, которую я не разглядел.

- Вот и третий пришел, - усмехнулся фон Литтенхайм, салютуя мне стаканом. - Теперь все по традиции, верно, Штернберг, - обернулся он к начальнику авиации. - А вы еще не хотели третий стакан брать. Дайте-ка его этому офицеру. Кстати, - снова повернулся он ко мне, - с кем имеем честь? В темноте не видно уже.

- Полковник Нефедоров, - щелкнул я каблуками.

- Тот самый, - протянул генерал-фельдмаршал. - Бывают же в жизни совпадения. Как-то раньше даже не верил в них.

Он был совсем не таким, как на совещаниях в штабе. Пропал железный фельдмаршал, роняющий слова будто камни.

Я подошел к ним ближе. Штернберг протянул мне пустой стакан, быстро наполнил его прозрачной жидкостью.

- Выпьем же за упокой души раба божьего Кулеши, - торжественно произнес фон Литтенхайм.

Не чокаясь, мы опустошили стаканы. Начальник авиации разлил последнее, что было в бутылке. Теперь уже выпили молча.

Я помнил какую публичную трепку учинил генерал-майору Кулеше, что лежал в могиле у наших ног, генерал-фельдмаршал на совете перед наступлением на Серые горы. А вот о гибели его я не знал. Уже позже мне рассказали, как он, израненный, поднял в воздух истребитель и дрался до конца.

- Штернберг, - снова обратился к начальнику авиации Литтенхайм, - у вас ведь фонарик был. Достаньте-ка. Я с собой, кажется, это сообщение с собой ношу.

Он порылся в карманах и вынул сложенный в несколько раз бланк гипертелеграммы. Штернберг подсветил ее фонариком.

- Это ответ на мои представления на награды и повешение в звании, - пояснил Литтенхайм.

На бланке было написано только три коротких слова, что обычно для гипертелеграммы: "Думайте зпт кого представляете".

- Что-то неладно у нас наверху, - констатировал генерал-фельдмаршал, делая неопределенный жест телеграммой. - Совсем неладно. И даже не подгнило, как было раньше, мне кажется, наступает весьма тревожное время. То самое, в которое врагу не пожелал бы жить.

На следующий день мой полк отправился домой.

Приложение.

Глоссарий

Измененная цитата из "Гиштории о царе Петре Алексеевиче и ближних к нему людях": Б.И. Куракина. Из фразу выброшены слова "пьян по вся дни". Единственный отзыв современника о князе-кесаре Ф.Ю. Ромодановском.

Итальянский полуостров - другое название Апеннинского полуострова.

Враг рода человеческого (лат.).

Отрывок из стихотворения Н.Гумилева "Песня о короле и певце".

Комондор - капитан цур зее на адмиральской должности.

Львы - полки специального назначения Альбиона, делятся по названиям систем королевства.

Погоны из сплошного галуна признак генеральского чина.

Garden (англ.) - сад.

Оглавление

Глава 1.

Глава 2.

Глава 3.

Глава 4.

Глава 5.

Глава 6.

Глава 7.

Глава 8.

Глава 9.

Глава 10.

Глава 11.

Глава 12.

Глава 13.

Глава 14.

Глава 15.

Глава 16.

Глава 17.

Приложение. Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg