«Первый витязь, или XX с гаком лет спустя»

Первый витязь, или XX с гаком лет спустя (fb2) - Первый витязь, или XX с гаком лет спустя 749K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Николай Николаевич Шмигалев

ПЕРВЫЙ ВИТЯЗЬ ИЛИ ДВАДЦАТЬ С ГАКОМ ЛЕТ СПУСТЯ

Предисловие

Жил-поживал на земле предков своих богатырь рунийский Перебор Светлогорыч (громкое прозвище Славный Малый с годами, когда он бороду отпустил, как-то само собой отпало, ну какой скажите, глава рода, «Малый», пущай и «Славный»). Жил не тужил Переборушка. Семья у него получилась добрая, богатырская – семь сыновей и три дочери. Верная жена Алинушка (крещеная водой и огнём, а потому уже без кавычек), умница и красавица, а уж какая рукодельница, просто загляденье. Друг его раскосый Савко с детьми наместо мамок-нянек копошиться, не смотри что «блаженный», уму разуму их учит и здорово, я вам скажу, учит. Детишки Переборушки махорку не курят, пиво-водку не пьют, матом не ругаются, зато учатся на «отлично» и в секции с дядькой Саваном без пропуска занятий ходют. У него поди не забалуешь.

В общем, славно жилось богатырю. Если кто-нибудь, особенно из иноземных послов, «случайно» заходивших поздороваться к нему на двор, спрашивал его как дела, ничем он их «порадовать» не мог. Всё у него хорошо было.

Да и остальным на Рунии спокойно жилось, и пусть не припеваючи, зато без нервотрёпки. Из-за кордона никто не зарился на земли рунийские, вернее зарился, как без этого, но делал вид, что это совсем не так. Женщин, детей да стариков никто не обижал, так как подросло за это время поколение защитников земли рунийской. Пусть ещё не богатыри, но уже дюже добрые молодцы. И сами они порой такой «от ворот поворот» супостату устраивали, что надолго забывали авантюристы дорогу на Рунию, а чаще на веки вечные (ну вы понимаете, о чём я, земля им пухом). Даже из Диковатого Полюшка, где анархия испокон веку правила и беспредел процветал, периодически приезжали посланцы замиряться к князю Свистославу.

Расцвела Руния, что и говорить. Жила тихо-мирно, так жила что ни в сказке сказать, ни пером описать, ибо тут перо особое нужно, волшебное. А вот с этого момента, уже извиняйте, продолжается наша история поподробнее.

Так что читайте дальше и почитайте старших как богатырь рунийский, тогда и вас почитать будут.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Годы шли, а ведь люди с годами, как это ни прискорбно, не молодеют, а совсем даже наоборот. Вот и князь Свистослав Златоглавый состарился по самое «не могу». Он и в прошлый-то раз, когда мы вместе с вами, дорогой читатель, только знакомились с ним, был уже немолод. Нынче же великий князь и вовсе постарел, особенно внешне: борода целиком поседела, шевелюра частично поредела, да и меж зубов у него промежутков прибавилось. Но всё равно правил Свистослав Златоглавый как заведённый, без остановки и практически без перекуров. Так что будь это уже сказка, можно было, не кривя душой молвить, мол, так и так, князь уже сорок сороков «отмотал» на престоле. На самом же деле, только шестой десяток его правления разменяла Руния, только шестой срок его к закату клонился. Да, князь был далеко немолод, но всё же держался… Не уходил на покой.

Его шут Сарканя, позвенев ещё некоторое время бубенчиками на кепке, после того случая, взял отпуск и рванув на альпинийские луга покататься на санках, так там и осел. Сказывали, что совершенно случайно нашёл он там горшочек с золотом, которые обычно тамошние гномы от налоговой прячут. Вот и зажил якобы он там припеваючи.

Палача Сердюню тоже вскоре после известных событий князь настоятельно «попросил». Уж больно зарываться стал, будто и не заплечных дел мастер он вовсе, а, допустим, благородный боярин из древнего рода. Хотя это и раньше по роже было видно, что уголовщина и каторга по нему плачет

В общем, остался при князе из «старой гвардии», только, кто бы вы думали? Правильно, только дьяк Архистрах Плутархович, он же Архиплут, он же летописец, он же княжеский советник, он же серенький кардинал. Так-то! А вы думали, этот пройдоха будет зря время терять?! Ничего подобного! Он, тихим сапом, окончательно втёрся в полное доверие к князю, всё норовя и так, и эдак набедокурить в княжестве рунийском: то подговорит князя налоги повысить для пополнения и так не пустой казны, чтобы волнения поднять; то подскажет государю для кого-нибудь из малых автономий побольше власти делегировать, надеясь на рост экстремистских настроений; то надоумит Свистослава Златоглавого те же поднятые налоги вбухать в «бедственные» регионы, где работоспособных бездельников пруд пруди, чтобы уже всех скопом растормошить на какую-нибудь «плодово-пыльцовую революцию». Короче, старался Архиплут изо всех сил развалить страну изнутри, коли извне ни разу не получилось.

Но всё у него не выходило по серьёзному заварушку устроить.

Этот проклятый рунийский богатырь Перебор Светлогорыч, да кореш его Савко-«блаженный», вечно вставляли ему палки в колёса (причём Савко, вот же неугомонный проказник, однажды в буквальном смысле вставил ему между спиц черенок от лопаты, когда Архистрах катался вокруг дворца на самокате). Ушибся тогда Архиплут сильно, чуть дух не испустил. Князю нажаловался. А тот только пожурил по-отечески Савана и простил озорника (да и то, правда, какой спрос с «блаженного», с него взятки и те гладки).

Везде где появлялись эти двое, пусть даже и по раздельности, народ успокаивался. Перебор Светлогорыч взвешенно и доходчиво объяснял всем «политику партии» и «реформы правительства», успокаивая народ, после чего вместе с Саваном шёл к князю, где они уговаривали последнего смягчить или изменить принятые решения, уповая «на мудрость» правителя.

В общем, выводили из себя они Архистраха Плутарховича. До тика левого века бесили, до тремора подбородка.

За эти годы одно усвоил Архиплут – пока жив Перебор-богатырь, не потушить ему этот жгучий свет на востоке и понимал, что погубить богатыря надо до того как взойдёт молодая поросль других рунийских богатырей. Ещё в тот проклятый день он поклялся себе продолжать дело сдохнувшего в том самом бою лорда Фосфора. Строя козни, он всё выжидал подходящего момента. И вот такой момент, кажись, наступил. И наступил внезапно – дьяк чуть было не проморгал его.

С возрастом все люди стареют, их, изначально острый разум начинает давать сбои, причём, чем старше, тем чаще эти «сбои». Провалы в памяти, мигрени, старческий склероз и маразм – вот неполный перечень возрастных «бонусов». Люди, те, что попроще, относятся к этому философски, мол, годы дают о себе знать, ничего не поделаешь. Те, что побогаче, ищут спасения от напасти у всяких шарлатанов: пытаются продлить молодость с помощью волшебного эликсира; вернуть память с помощью колдовского зелья; восстановить потенцию магическими пилюлями. Короли же, султаны и цари так не мелочатся. У них и возможности гораздо шире, и фантазия здорово развита. Они, долго не думая (чтобы не забыть о чём думалось), вызывают отряд отборных головорезов и отправляют их «туда, сам не знаю куда» найти и принести (а тут уже у кого какая фантазия), например: молодильные яблоки, холодильные (так называемые криогенные) камеры, корень жизни, цветок бессмертия, живую воду. Кто-то вообще за вечной молодостью отправляет. В общем, кто во что горазд.

И наш князь Свистослав Златоглавый недалеко ушёл, вернее к тому же пришёл. С возрастом тоже немного на этой теме сдвинулся. Хорошо хоть у него с фантазией плохо было. Хоть нет и это тоже плохо.

Непонятно ещё о чём речь? Так читайте дальше!

Князь Свистослав понял, что тоже стареет. И уже не в первый раз жаловался он и лекарям, и дьяку, и Перебору, и иноземным послам что «что-то с памятью моей стало, то, что было не со мной, помню». А в один прекрасный день, ни с того ни с сего, ударила князю в голову очередная блажь и решил он засесть за мемуары, чтобы восстановить хронологию событий «делов давно минувших лет» и «факты старины недавней». Кто-то подсказал ему, что это занятие, не только память натренирует, но и для благодарных потомков его труды окажут великую помощь в изучении истории государства от первого (во всех смыслах) лица.

Князь как проклятый, целый день, высунув язык из почти беззубого рта, карябал по бумаге гусиным пером, а когда вечером прочитал все пол-листа своих «сочинений», чуть не заплакал. У него получилось что-то среднее между распорядком дня и расписанием занятий, начала века. До этого дня князь-то не подозревал, что в писательском деле талант ещё как нужен (ой, да чего на князя пенять, многие нынешние «мемуаристы» об этом до сих пор не подозревают).

Затужил князь, уж больно идея ему по душе пришлась, да на деле не воплотилась. Хорошо, тот же «доброжелатель» подсказал ему, что надо сделать. Он, «доброжелатель», рассказал ему, что в далёком Посредиземельном море-окияне, есть таинственный остров Геликондос, на котором взметнулась ввысь гора Парналикон и там, среди её альпинийских лугов пасётся («все думают, что он мифический, а он настоящий как вы или я, даю честное слово на отсечение, великий князь») единственный в мире крылатый конь Пегасус. Сам конь белый («как пудра сахарная»), а крылья у него серебристые («словно иней на новогодней ёлочке»). Этот крылатый Пегасус, сам того не подозревая, является покровителем всех поэтов и писателей земли («истину глаголю, государь»), и любое перо, выдранное из его крыла, даёт его обладателю такой писательский талант, что там мемуары («тьфу на них»), «Войну и мир» за неделю написать можно («ну, как минимум, «Рунийский букер» в вашем кармане, князь-батюшка»).

Расписал, значит, ему Архиплут «картину маслом» и не забыл «честно» упомянуть, что дорого туда дальняя, и кое-какими опасностями изобилует. Всё равно, что дорога «из сваряг в гречки», только в два раза дальше и раза в три – опаснее. А у князя уже глаза загорелись. Плевать ему и на опасности, и на расстояния. Ясное дело, не ему же в эту даль переться. Однако подавай ему серебристое перо Пегасуса на блюдечке и всё тут. Старики, они же как дети малые, только ещё вреднее. А в нашем случае ещё и князь великий. Вообще дело швах!

Даже Перебора Светлогорыча вызывали на князя воздействовать. Тот и так, и сяк, и эдак уговаривал князя не дурить и не истерить (конечно же другими, более вежливыми выражениями). А Свистослав Златоглавый и слышать ничего не хочет, вызвал пред очи грозные свои тридцать трёх юных ещё толком не обстрелянных, и не закончивших обучение богатырей и зачитал им написанный сию же минуту, с помощью скорописного услужливого дьяка, указ княжеский, которым отправлялись его «головорезы» в загранкомандировку за пером Пегасуса.

Понял Перебор Светлогорыч, что не отговорить ему правителя, искренне пожалел обрадовавшихся «командировке» юнцов и предложил князю… свои бескорыстные услуги.

Не ожидавший такого предложения от своего богатыря, князь даже опешил поначалу и, чуть было не отказался от затеи. Как это он здесь без силушки богатырской, эти вон совсем ещё юны да необстреляны; как на них охрану и оборону отечества оставлять. Ещё бы чуток и замяли бы досадный инцидент, да «душка» дьяк вмешался. Стал хвалить Перебора перед князем, верность и силушку его восхвалять. Задурил, запудрил князю мозги и подсунул ему другой указ, заранее им приготовленный, по которому Перебор Светлогорыч должен был отправляться в путь один-одинёшенек. Знал Архиплут куда посылал богатыря рунийского – туда, откуда не возвращаются. А в его отсутствие с «блаженным» Саваном он и сам по тихому разберётся.

Князь и подписал документ не глядя, а затем и Перебор Светлогорыч, грозно глянув на дьяка, на указе подпись свою размашистую поставил и резолюцию, мол, принято к исполнению. Теперь уж ему деваться некуда было.

– Ты уж там береги себя, Переборушка, – немного придя в себя, проинструктировал князь собиравшегося уходить богатыря. – На рожон не лезь, заграничье всё-таки. По-быстрому туда, перо выдрал у коня окаянного и мигом назад. Ты родине здесь нужон. Эти-то, ученички твои, ещё сопляки совсем, им ещё учиться и учиться. Какие из них защитники.

– Вот и я о том же, – огорчённо ответил Перебор Светлогорыч. – Им ещё учиться надо родину защищать, а не в «командировках» да «горячих точках», головы почём зря сложить.

Князь отчаянно вздохнул и по-стариковски охнул (давал знать о себе недавний приступ радикулита).

– Ладно, княже, не грусти, – подбодрил Перебор старика, по доброй рунийской традиции любил и уважал богатырь государя, несмотря ни на что. – Постараюсь поскорее управиться. Мне на чужбине тоже нет охоты долго задерживаться.

Приобнял богатырь князя за плечи и резво вышел прочь из его кабинета.

На улице построил разочарованных учеников-дружинников, сделал им отеческо-командирское внушение, проинструктировал, чем в его отсутствие заниматься должно и отправился пешком домой, благо недалече от княжеских палат его терем стоял.

Как только ушёл богатырь от князя, обрадованный таким оборотом Архиплут, скоренько удалился к себе в каморку. Всё как он задумал, так и получилось. Экий, ловкач!

Вытянув из-за ликоны плоскую бутылочку бренди, он плеснул себе на два пальца, подумав, плеснул ещё столько же и, чокнувшись с рунийским святым, залпом выпил. Благородный напиток приятно обжог горло. Дыхание чуток сбилось, но сразу же похорошело и тут же по телу расплылось блаженное тепло. Архиплут подмигнул рунийскому святому, и ему вдруг почудилось, что святой в ответ нахмурился, сведя нарисованные брови. Дьяк вздрогнул. Протерев кулаками глаза, он ещё раз поглядел на ликону. Нет, показалось. Нарисованные, пусть и святые, не могут ни радоваться, ни сердиться. Это всё сказки для простаков.

Архистраху вновь вернулось радостное настроение. Фальшиво насвистывая «Прощание славянки», он быстро написал несколько посланий и, привязав их к курьерским воронам, перекрашенным под сорок, разослал в пару-тройку адресов известие о том, что рунийский богатырь едет туда-то и туда-то. И добавил в примечании, что вдали от земли рунийской богатырь не такой уж и непобедимый силач. Поэтому кто его первым завалит, тем большой куш причитается, и отдельный магарыч для отличившихся.

Сделав все дела, Архиплут ещё выпил бокал бренди и, не раздеваясь, завалился спать. Надо выспаться и набраться сил. Завтра богатырь уедет и дел будет невпроворот. Нас ждут великие дела! Гип-гип ура! Гип-гип ура!

На этой радостной ноте дьяк уснул, а с ликоны на него осуждающе глядел образ рунийского святого.

ГЛАВА ВТОРАЯ

– Да куда ты собрался, Боренька?! – завелась Алинушка, выслушав мужа. – Тебе в обед сорок лет, а ты всё в походы рвёшься.

– Да не рвусь я! – попытался оправдываться Перебор Светлогорыч. – Просто так получ…

– Просто так дети тоже не родятся! – перебила его законная супруга. – Опять сам, небось, напросился?! Как ни глянь, ты у нас всегда родину защищаешь, а дети и всё хозяйство на мне! Ты знаешь, хоть, сколько у нас с тобой детей?!

– Десять.

– Ты их по именам-то помнишь?

– Миконя, Серавим, Сергой, – начал было загибать пальцы, богатырь. – Волька, Вальвара, Василина…

– Да не о том я, богатырь ты мой бесхитростный, – всплеснула руками Алинушка и бросилась на грудь мужу. – Не отпущу тебя! Слышишь, не отпущу! Чую я, не твоё это. Сгинешь ведь на чужбине! Не пущу!

– Солнце моё, ты каждый раз говоришь, что сгину, – нежно глянул богатырь на свою прекрасную вторую половинку, – То «в Проклятых Болотах», то «в Трольих Вертепах», то «в Чёрном Лесу». Теперь вот «на чужбине». Когда нибудь, точно сглазишь.

– В этот раз всё иначе, – ответила Алинушка. – Раньше, ты на чужбине никогда не бывал, максимум – на нейтральной полосе, – а там тебе, не тут, там всё по-иному.

– Можно подумать, словно ты, солнышко, бывала в чужих краях.

– А может и была! – чуть не выдала своё туманное прошлое, богатырская жена, но тут же нашлась. – Даже если и не была, много наслышана про закордонье.

– Да ладно тебе, успокойся, – ласково обнял свою супругу-ладушку Перебор. – Я же, считай, почти на курорт еду. Там, говорят, руничи давно все трактиры и харчевни оккупировали.

– Тем более не пущу!

– Знатных подарков зато тебе и детишкам накуплю, – богатырь поцеловал жену в лоб. – Трехстворчатое Свет-Мой-Зеркало тебе в опочивальню привезу, или Багровый Цветочек, а может даже и Пальму Первенства раздобуду.

– Да не нужны мне твои подарки и трюмо дурацкое подавно не нужно, – вздохнула Алинушка. – Зачем вдове в зеркало пялиться?! Наблюдать как чахну в одиночестве?

Перебор взял её за плечи и, отстранив от себя, заглянул ей в глаза.

– Ну, сама посмотри, какой из меня мертвец? – нежно улыбнулся он. – Пока у нас шестнадцать сорванцов и ладушек не будет, об этом даже не может быть речи. Я обязательно вернусь к вам. Даю честное богатырское слово!

– Ну почему опять ты? – вновь прильнула Алинушка к своему суженному. – Вон сколько у нас хлопцев на Рунии. Не хуже ведь смогут.

– Одни уже либо слишком стары, другие ещё молоды-зелены, – пояснил Перебор, хотя она всё это не хуже его знала – проходила статистику имеющихся «штыков» в разведшколе.

Если бы в тот раз не её любимый муж, Руния была бы захвачена её бывшими сородичами и, как пить дать, разграблена всеми кому не лень. Уж сильно тогда споили руничей, алкоголизировали княжество, мужское население чуть всё поголовно не деградировало от хмеля окаянного. Теперь же когда вроде всё наладилось, она и не представляла, откуда новая напасть пришла и в чём тут подвох: Лорд Фосфор погиб, интригана Крёстного Папаню отправили баклуши из чурбачков набивать, заменив на более адекватного и менее коварного. Ну не этого же, в самом деле, милого дьячка Архистраха Плутарховича подозревать (про Архиплута она даже и не подозревала). А может и впрямь ничего страшного, может её сердечко просто ревнует муженька, и так редкого «гостя» в родном доме, к его военным походам. Может ну их, эти предчувствия, пусть съездит, развеется.

– Так что, Алинушка? – вывел её из раздумья нежный голос благоверного богатыря. – Поеду я?

Она с нежностью провела по его заросшей курчавой бородой щеке.

– Чего уж там, поезжай, защита и надёжа наша, коли вызвался, – молвила Алинушка, но предупредила. – Только смотри мне там, не забалуй: с сиренами и русалками не заигрывай, а то утопят, нет, сама утоплю; к куртизанкам, этим жрицам любви, не соваться; с нимфами и грациями не зубоскалить, с музами не любезничать. Узнаю, всем плохо будет: тебе бороду, а им космы повырываю. Ты меня знаешь!

– Ну что ты, лебёдушка моя, в самом деле! – огладил бороду, Перебор Светлогорыч, усмехаясь. – О каких куртизанках может идти речь? Ты у меня одна, словно на небе луна.

– Я тебя предупредила, – строго глянула на мужа Алинушка.

– Ладно, уговорила, к бабам ни ногой, – лукаво прищурился богатырь, и легко поднял жену на руки. – Только давай-ка, голубушка, тогда, на всякий случай, ещё один злободневный вопрос уладим.

С этими словами Перебор Светлогорыч понёс свою невесомую супругу в опочивальню. Та и не вырывалась из его могучих рук, знала, бесполезно.

На сём первый акт данной главы заканчивается.

Добро пожаловать ко второму акту.

Перебор Светлогорыч с утра пораньше покормил отборным овсом Приорушку, лошадку свою богатырскую. Расчесал ей златую роскошную гриву, элегентно свисавшую чуть ли не до земли, заплёл ей у уха тонкую косицу, поправил чёлку, и, сделав комплимент – «какая ты у меня красавица, не богатырская боевая лошадь, а зоомодель, никак не меньше», – пошёл управляться дальше.

Удивлены, что у богатыря рунийского не конь-огонь, а кобыла под седлом? Согласен, не «бабское это дело, воевать», так и Перебор Светлогорыч не раз говорил, когда ещё годовалая Приорушка, глупым стригунком бегала за ним по пятам. Баловал её богатырь, исключительно по доброте душевной: то сахарком, то свеколкой угостит. А несмышленая лошадь, решила, что приглянулась богатырю именно в качестве вспомогательной боевой единицы.

В общем, не отставала бойкая кобылка от Перебора, а другим коням, даром что самцы-удальцы, не позволяла отираться рядом с богатырём (всякий конь за честь считал под седлом настоящего богатыря службу нести, вот они и пытались подмазываться). Такой нагоняй им «девка» устраивала, что у кандидатов в богатырский кони, отпадало всякое желание становиться не только боевым скакуном, но даже обычным военно-обозным тягловиком. В общем, добилась Приорушка своего – не мытьём, так катаньем, да ещё каким катаньем! Перебор, когда в первый раз сел на неё, посмеивался в бороду, мол, сейчас лошадка под ним присядет на все четыре ноги и оконфузится «бабёнка». А та, не то чтобы не присела, ещё и понесла его галопом по кольцевой – только пыль столбом. По окончании ознакомительного тест-драйва, богатырь понял, что другого коня, лучшего, чем эта сноровистая кобылка, ему не сыскать. Так и зачислили Приорушку в богатырские скакуны. И с тех пор во все походы Перебор ездил исключительно на своей любимице.

Вот вам и «кобыла»!

Ну да ладно, вернёмся в настоящее.

Перебор Светлогорыч, пока мы с вами его лошадь обсуждали, уже успел и курам проса насыпать, и борову ботвы накрошил, сторожевых волкодавов объедками побаловал, бурёнкам сена в хлев наносил.

Управившись по хозяйству, собрал он свои походные пожитки и наготовленный женой продпаёк в дорожный мешок. Надел кольчугу с золочеными бляхами на плечах и груди. Снял со стены именной меч из стали высшего качества марки «супербулат», в расписных ножнах с вензелями, подаренный ему туртульскими кузнецами-умельцами. Опоясался им. Водрузил на свои русые кудри шишак. Поглядев на своё отражение в кадке с водой, довольно крякнул («красавец-мужчина!») и вышел из терема.

Вернувшись в стойло, Перебор нацепил на лошадь седло, подтянул ремни, надел уздечку, поправил сбрую и, приторочив мешок к седлу, вывел Приорушку на двор.

На крыльце уже стояла супруга с младшеньким Олешкой на руках. Заспанный сынишка был без штанишек, в одной белой рубашонке-распашонке.

– Кстати ты не знаешь, куда Савко запропастился? – спросил Перебор, принимая на руки сынишку.

– Забыл что-ли? Савко со старшими в летнем лагере юных дружинников на Селикогелере, – постучала указательным пальчиком богатырю по шлему Алинушка. – Уже неделю они там загорают.

– Верно! – вспомнил Перебор. – А то я думаю, что в доме так тихо? Ну, ничего, пусть лучше за детьми смотрит, а я сам справлюсь.

– Горе ты моё луковое, героическое, – стоя на третьей ступеньке перед мужем, Алинушка всё равно встала на носочки, чтобы дотянуться губами до губ мужа. Поцеловав любимого, она смущённо добавила. – Чую я у нас скоро одинадцатый сорванец будет.

– Вот так новость! – улыбнулся Перебор и подкинул вверх годовалого Олешку. – Так-то сынуля! Скоро у тебя ещё братишка или сестрёнка появится!

Прижав к груди сына, богатырь потянулся к жене и в ответ сладко поцеловал её в вишнёвые губы.

Первые солнечные лучи окрасили деревянных петушков на крыше терема. Город начинал просыпаться, а значит, скоро появятся окаянные «пробки» на мостовых.

– Ну, всё, пора мне! – протянул сына жене Перебор Светлогорыч. – Выеду из града, пока давка не началась.

– Обожди-ка, дорогой муженёк! – спохватилась Алинушка и поднялась в терем. Спустя минуту она вернулась, держа в руках свёрток. – Вот! – протянула сверток, – Эти волшебно-магические енциклопедии надо завезти волхву Перломудру. Давно обещала вернуть, да всё забывала.

– Алинушка! Мне же совсем в другую сторону, – попытался отвертеться от попутного задания, богатырь.

– Знаешь, что, дорогой, для князя ты готов на край света тащиться, а родная жена попросила, так ему, понимаешь, «в другую сторону», – с пол-оборота «завелась» и начала «пилить» мужа Алинушка, что тебе «Дружба». – Такой пустяк и то для меня тяжело выполнить. Ничего страшного, для богатыря тридцать вёрст не крюк. Отдай ему лично в руки, чтобы не пропали. Заодно и передай старику, чего это он давненько не заходит к нам в гости. Скажи мол, по его крылатым перлам соскучились.

– Всё! Замётано! Заеду я к твоему волхву! – сунул свёрток в мешок, Перебор и ловко вскочил в седло. – И привет передам, и приглашение, – свесившись с седла богатырь поцеловал жену в лоб и пришпорил Приорушку, прочь со двора: не любил он эти жинкины сценки.

– Береги себя, сокол мой ясный! – крикнула ему вслед Алинушка. – Скорее возвращайся, мы будем ждать тебя.

Богатырь помахал ей на прощанье рукой и, выехав за ворота, свернул в сторону выезда из стольного града.

Оставшись одна с ничего ещё не понимающим ребёнком на руках, Алинушка еле сдержалась, чтобы не всплакнуть, как это делали украдкой все богатырские жёны, провожая мужей в дальние походы.

И всё-таки что-то ей подсказывало, что не стоило отпускать Переборушку в чужедальнюю сторону. Веяло бедой от этой разлуки. Чуяло влюблённое сердечко тоску безотчётную, пусть и ничего конкретного, но всё же.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Старый волхв Перломудр жил, как и полагается волхвам его категории, убеждённым отшельником-аскетом. У него не было семьи, не было учеников и последователей – волхв любил одиночество. Свой скит он редко покидал, ещё реже появлялся в городе. И не потому что далеко шкандылять, а всё по той же причине, не любил большие, да и малые, скопления людей. Изредка выбирался, да и то чтобы повидаться с богатырём и его доброй семьёй, уж больно полюбились они одинокому старику. Последнее же время так и про Перебора с Алинушкой, казалось, позабыл волхв, не заглядывал. Хотя весточку с сороками изредка отправлял, дескать, не волнуйтесь, жив и здоров покамест, просто дела кой-какие имеются.

В свою очередь богатырь, его супруга и детвора их тоже любили старца. Он всегда странно изъяснялся, не так как все остальные люди. Алинушка искала в его словах и выражениях некий потаённый смысл, а Перебор с детьми, не мудрствуя лукаво, просто веселились его крылатым фразам. Что и говорить, не зря его нарекли Перломудром родители, словно заранее ведали, кто из него получится.

Вот ради какого интересного человека нынче делал небольшой крюк, Перебор Светлогорыч. Свернув с просеки на едва заметную тропинку, богатырь ещё долго петлял по дремучему лесу, пока не выехал на небольшую поляну, на краю которой была вырыта скромная землянка Перломудра.

Подъехав к скиту, Перебор обнаружил на двери землянки амбарный замок и свёрнутую трубочкой берестяную записку, подоткнутую под него. Развернув записку Перебор с трудом разобрал корявый «врачебный» почерк Перломудра (как и все волхвы, старец промышлял в перерывах между философствованиями, целительным знахарством). Записка гласила: «Меня нет, а на нет и суда нет. Буду долго ли, коротко ли, не ведаю сего. Можете подождать, если можете ждать. Ежели уж невтерпёж, ищи меня, тогда найдёшь у Матушки Йогини и воздастся вам».

Ах, прыткий старик! У Йогини значит отирается. Вот значит, какие у него «кой-какие дела». Перебор вернул записку на место и развернул Приорушку в сторону зачарованного дуба Матушки Йогини. Обещал ведь супруге «лично в руки» передать книги. Да и Матушку Йогиню попроведать не помешает, а то неудобно даже, не навещал добрую старушку после того случая, когда она его с того света вытащила. Совсем, увалень бестолковый, забыл про свою спасительницу.

Уже под вечер Перебор Светлогорыч добрался и до её полянки. Зачарованный дуб, опутанный цепями, стоял, не шелохнувшись. Даже листья на нём, казалось, замерли, не реагируя на озорничавший вокруг дуба ветерок. Кто-то за ним рубил хворост.

Неужели Перломудр за топор взялся? Или это Матушка Йогиня сухостой на лучинки тешит?

– Есть кто дома? – стараясь не напугать стариков, осторожно поинтересовался богатырь. С возрастом и у ведунов от испуга инфаркт может случиться.

Звуки топора стихли. Послышался шелест сухой листвы под ногами идущего из-за дуба человека. Ещё несколько шагов и Перебор различил в полумраке огромное существо с большими рогами на голове.

«Бесовщина! – пронеслась первая мысль в голове Перебора, а за ней вторая и сразу третья. – Доигрались старики в медиумов! Демона вызвали!»

Третья мысль только оформлялась в голове Перебора, а богатырская рука уже выхватила кованный из «супербулата» меч, а ноги уже пришпорили коня в атаку, а в чресла выплеснулся боевой адреналин. Перебор обрушил на «демона» первый удар меча, едва не выбив из его могучих лап топор, которым «порождение Пекла» пыталось защититься. Уже занес меч для второго разящего удара, когда услышал человеческую речь из уст тёмного существа, и не о пощаде оно молило.

– Эй, браток, ты чего тоже с дуба рухнул? – крикнул «демон», держа топор перед собой и пятясь назад. – Погоди драться! Давай поговорим как цивилизованные люди.

Этот относительно спокойный голос произвёл впечатление на Перебора Светлогорыча. Повременил он рубить, но меч держал занесенным над головой рогатой твари.

– Мы люди бедные, денег у нас нет, – заявил «демон». – Живём с бабушкой, никого не трогаем. Не бери грех на душу. Лучше будь нежданным, но дорогим гостем в нашем доме.

От такого «демонического» признания Перебор и вовсе опешил. А тут ещё на шум выскочили из дуба Матушка Йогиня и чаёвничавший у неё волхв Перломудр.

В рассеянном свете, вырывавшемся из дверного проёма, богатырь разглядел на месте показавшегося ему «демона», крупного мужчину с рогатым варварским шлемом на голове. Дела!

– Что за шум, а драки нету? – подслеповато прищурилась Йогиня. – Скотти, внучек, хто это к нам пожаловал?

«Внучек» только кивнул в сторону восседавшего на коне богатыря: он и сам не понимал, кто это к ним пожаловал и почему этот «кто-то» ни с того ни с сего напал на него.

– Тю! Так это же Славный Малый Перебор Светлогорыч, богатырь рунийский, собственной персоной к нам заглянул, в кои-то веки, – разглядела старушка пришельца. – А это вот внучек мой Скотти, – представила она богатырю верзилу в шлеме, – Да убери ты свой меч, Переборушка. Всё никак не навоюешься. Иди я тебя обниму.

Перебор виновато посмотрел на Скотти-варвара, и пожал плечами, мол, извини, браток, обознатушки вышли. Поняв, что это не разбойник, а хороший знакомый его бабушки, варвар дружелюбно улыбнулся в ответ.

Вернув меч в ножны, богатырь соскочил с коня и, выйдя на свет, поклонился старикам.

– Совсем взрослый стал, возмужал, слов нет, – оглядела Матушка Йогиня богатыря. – А мы всё стареем, стареем. Совсем плохо вижу, милок, – посетовала она на «гады-годы» и, присмотревшись, добавила, – Вон у тебя, Переборушка, пылинка в бороде застряла. Смахни.

Ну, с таким зрением, удовлетворённо предположил Перебор Светлогорыч, Матушка Йогиня ещё лет триста слепнуть будет.

– Сколько осен, сколько вёсен, – верный своей манере выражаться, распахнул объятия волхв Перломудр. – Не стой истуканом капищным, Переборушка, обнимемся скорей давай, да только деда не сломай.

Обняв старика и пожав крепкую руку «внучка», Перебор извинился за устроенный им переполох, поведав, как в темноте принял Скотти за рогатого демона, чем рассмешил всех присутствующих и самого варвара, жизнь которого ещё пять минут назад висела, в буквальном смысле, на волоске.

– Ну чего на улице стоять, милости просим в дом, – пригласила старушка нового гостя и старого. – Подкрепимся, что пращуры послали.

Только дверь захлопнулась за людьми, как дуб слегка покачнулся, словно дух перевёл и опять замер.

В свете лучины Скотти-варвар уже более внимательно осмотрел рунийского богатыря. Кого-то он ему смутно напоминал.

– Мы с тобой нигде не встречались? – поинтересовался варвар у Перебора, на что тем был дан категоричный отрицательный ответ.

– И всё же у меня такое ощущение, что я тебя где-то видел, – не отставал Скотти. – Однозначно, видел.

Матушка Йогиня и Перломудр понимающе переглянулись и вздохнули.

Дело в том, что после того как Матушка выходила упавшего с неба Скотти, вернув его практически с того света, оказалось, что мёртвая вода вышибла бедному варвару весьма приличный кусок памяти. Всего-то он помнил, что зовут его Крупный Рогатый Скотт, а его коня Конанифал, и что его когда-то «целовали облака, слегка». И всё на этом. Матушка Йогиня, подарив ему вторую жизнь, взяла на себя смелость и придумала варвару прошлое, в котором она была его любящей бабушкой – уж больно хотелось ей внука. Удовлетворившись имеющейся информацией, Скотти-варвар зажил тихой жизнью вместе с «бабулей», помогая ей по хозяйству и, сам того не ведая, держал со своим топором в страхе зачарованный хулиганистый дуб. Так вот и жил он, правда иногда начинал тревожиться: ему казалось, что он что-то или кого-то начинает вспоминать, но всегда это была «ложная тревога». К грустной радости Йогини ничегошеньки он так и не вспомнил.

– Бабуль, я тебе точно говорю, где-то я уже Перебора видел, – опять взялся за своё варвар. – Вот не помню где, но обязательно вспомню.

– Хорошо если так, – опять вздохнула Йогиня и перевела разговор на другую тему. – А ты, Переборушка, чего к нам в глухомань пожаловал? Стряслось чего? Али так, проведать в кои-то веки сповадился?

Перебор Светлогорович поведал гостеприимным хозяевам всё без утайки: и про блажь княжью, и про то куда он направляется, и про то зачем заехал, и даже привет от Алинушки не забыл Перломудру передать. Вот так!

– Чую неспроста фигня, – сделал вывод по рассказу богатыря Перломудр. – Вижу сполохи огня. Кто-то бучу замышляет, ферзя с поля удаляет.

– Да ладно тебе нагнетать, – попеняла на волхва Йогиня. – Это ты на лучинку вылупился, вот и мелешь пустое.

Волхв строго посмотрел на старушку и проворчал:

– Свято место часто пусто – кланяются все «капусте».

– Вот, сейчас правильно заметил, – «согласилась» Йогиня и подсыпала в миски богатыря и варвара квашеной капустки. Она до конца не понимала истинного смысла крылатых перлов волхва.

Перломудр ударил кулаком по столу.

– Я талдычу, что опасно суваться в пампасы в памперсах с лампасами, – совсем уж загадочно «завернул» волхв. Видя, что его никто не понимает, «перевёл»: – Один в поле не спойман, значит не вор он и не воин.

– Перломудр, хватит своими загадками объясняться, – не выдержала старушка, взъелась на волхва. – Ты простыми словами скажи, что не так.

Эх, темнота! Это же так просто!

– Я вам битый час объясняю, что богатырю одному идти за священные рубежи родины не следует, – с трудом выговаривая «простые слова», пояснил Перломудр. – Вдали от земли рунийской он силушку свою может растратить по мелочам, поэтому ему нужен боевой товарищ, который будет его прикрывать на время привалов, приёмов пищи и перекуров, пока Перебор восстанавливаться и сил набираться будет. Ясно, глухомань?! – закончил волхв свою речь язвительным замечанием, как будто сам был не из ещё большей глуши.

– Дак есть же такой человек! – воскликнул Скотти-варвар.

– И хто? – скептически поинтересовался волхв: Скотти и себя-то не полностью знает, а ещё кого-то посоветовать собрался.

– Дак я и есть тот самый боевой товарищ! – поднялся варвар во весь свой огромный рост, и в комнате сразу стало как-то тесновато.

– Куда тебе, внучек? Ты ведь дальше речушки никуда не ходил, – попыталась отговорить варвара Йогиня.

– Обожди, женщина, – строгим тоном перебил её Перломудр. – А ты сядь на место.

Скотти повиновался и вновь присел на, скрипнувшую под его весом, лавку.

Перламудр подошёл к варвару и, оттянув тому веко, надолго заглянул вглубь его левой створки «зеркала души». Остальные, внимательно следили за действиями старца.

– Любопытно, – пробубнил волхв и, оставив глаз варвара в покое, вернулся на своё место. – И как это я раньше не замечал.

– Что ты там разглядел, старый? Не тяни! – опять не выдержала Йогиня, напустилась на волхва. – Только давай без своих «афонаризмов». Говори как есть.

Волхв оглядел сидевших за столом, погладил свою редкую бородёнку в раздумье и, наконец, заговорил.

– Оказывается Скотти опытный воин. Я увидал в его глазу много битв и поверженных чудовищ. И… ещё одно. Там на краткий миг отразился размытый, но весьма похожий, образ Переборушки, ещё юного, безусого, будто нарисованного.

– Вот! – опять вскочил варвар. – Что я вам говорил?! Я определённо богатыря уже где-то видел.

– Каждый оратай нынче мечтает стать оратором, – рассердился волхв. – Сядь, и не начинай канючить пока я не закончу!

Скотти поспешно присел. Перломудр продолжил.

– Знать судьба их однажды сводила. А может, сводила да не свела. Чего гадать? Но то, что неспроста они сегодня встретились, это ясно как день что неспроста, – волхв обратился к богатырю. – Перебор, ты точно не помнишь Скотти? Точно нигде не пересекались? Подумай!

Перебор Светлогорыч напряг память изо всех сил, что ажно затылок у него заныл от напряжения, но так никого похожего на Скотти-варвара и не припомнил.

– Нет, точно не помню.

– Погодь, погодь, – вмешалась в разговор Матушка Йогиня. – Дак я же и Переборушку однажды почти с того света вытащила. Он тогда с перепоя, да с непривычки, чуть не окочурился. Помнишь, Боря?

Перебор утвердительно кивнул. Ещё бы он не помнил, на всю жизнь запечатлел тот тяжёлый случай в своей биографии.

– Это выходит, что, возможно и у Перебора, есть некоторые провалы в памяти, – подхватил старушкину логическую эстафету волхв. – Или даже в коме пересекались на тоноком плане.

– Может быть и так! – закивала Йогиня.

– А я вам больше скажу, – добавил Перломудр. – Вы оба получаетесь через чудесное спасение Матушкой Йогиней друг дружке побратимами. И точка с запятой!

Вот оно как вышло! Богатырь и варвар ещё более внимательно осмотрели друг друга и остались вполне довольны таким братанием. Оба «брата» пришлись друг другу по душе.

– А коли так, – заключил волхв. – То лучшего спутника для нашего богатыря и не найти.

– Быть по сему, – согласилась Йогиня отпустить «внучка», поди, не один шёл, с богатырём рунийским. Друг дружку в обиду не дадут. Подумав, старушка ещё раз вздохнула и добавила. – Пути пращуров неисповедимы.

– А за Матушкой Йогиней я пригляжу, – успокоил её «внучка» Перломудр, искоса глянув на старушку. Та, словив его лукавый взгляд, зарумянилась. – Езжайте и ни о чём не беспокойтесь.

На том и порешили. После чего все дружно завалились спать, чтобы с рассветом отправить «побратимов» в сторону чужеземную за серебристым пером Пегасуса.

Вот вам и «тридцать вёрст не крюк». Ох, не знаю, друзья, что из этого «побратимства» выйдет, главное чтобы всё это боком не вышло. Ну не будем гадать и каркать, посмотрим как там дальше события развиваться станут.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Ни свет, ни заря, оседлали наши герои лошадей. Напоследок Матушка Йогиня наказала «внучку» быть верным другом богатырю и не осрамиться в походе, на что тот дал клятвенные заверения «не осрамиться» и вместе с Перебором они отправились в поход.

Молодая да озорная лошадка Приорушка поначалу с сомнением глядела на пожилого Конанифала трусившего под Скотти-варваром, но видя его, не по годам наличествующие выносливость и силу, а потому как он верно выбирал проезд в тех или иных непролазных местах, и высокий для самца IQ, вскоре зауважала и подружилась с заслуженным ветераном. Тем более что конь вёл себя достойно, не приставал с глупыми намёками, отчего многие её поклонники в своё время получали копытом в глаз.

По Рунии-матушке путники ехали спокойно: каждый встречный приветствовал заслуженного рунийского богатыря, и Скотти-варвару было лестно скакать рядом с таким человеком, который ко всему прочему являлся ему через «бабушку» Йогиню побратимом. И пусть он ничего не помнил из своего туманного прошлого, для себя он категорично решил, во что бы то ни стало, проявить свои сокрытые до поры, до времени способности в походе, чтобы стать равным своему спутнику.

Через несколько ничем не примечательных дней наши герои выехали к рубежу земли родимой и, миновав каменный пограничный столб, заехали на нейтральную территорию.

Ну как нейтральную?! Ничейную.

Нет, тоже не отражает сути. Конечно же, она была «чейная». В этих необъятных степях всегда много народу проживало, а ещё больше кочевало. Здесь ещё в незапамятные времена, жили всякие разные общины и племена. Они почему-то всегда воевали между собой, разоряли друг друга, грабили своих и чужих – в общем, жили на полную катушку, не давали себе умереть от скуки, находя для умирания более интересные способы.

Купцы и караванщики всегда с серьёзными проблемами и разборками проезжавшие эти места называли их – край непуганых обормотов; историки и географы – белым пятном истории и географии, соответственно; а этнографы-астрономы (не удивляйтесь в те времена и не такие профессии встречались), они со знанием дела окрестили этот край – чёрной дырой. Но кто бы как не называл этот обширный, а по весне сказочно красивый, край, в анналах истории он запомнился как Диковатое Полюшко.

Так вот это Диковатое Полюшко, было таким дивным местом, в котором никогда не было нормальной (в классическом понятии) государственной власти. Как я уже замечал где-то в преамбуле, здесь царила полнейшая анархия. Никто не собирался никому подчиняться. Одно племя, или община, или банда (я же говорю, здесь всяких хватало) никогда не вступало переговоры, а тем паче в союз с другим родом, или кланом, или шайкой. Здесь это считалось зазорным. Не спорю, бывали такие исторические периоды, когда одно из племён усиливалось до такой степени, что вытесняло остальные общины на периферию Полюшка (например, орда воинственных фазаров или банда беглого Зафара). Но проходило совсем немного времени и такие крупные общности вновь распадались на кучи маленьких, ибо все хотели быть пущай маленьким, но начальничком в своей группировке.

Нынче же в Диковатом Полюшке наибольший удельный вес (в плане земельных уделов и наделов) имело племя печенеловцев, в котором представители родственных родов каким-то образом умудрились собраться на шалтай-болтай, то есть на совещание, а может случайно их вожди на какой-нибудь свадебной тойдорой-пирушке встретились и за рюмочкой кобыльего кислого молока договорились жить дружно (как оно было на самом деле, даже историки разводят руками: «белое пятно» однако). А в понятие «жить дружно» они вложили такие пункты как: взаимопомощь при разборках с «не нашими», не делать «подлянок» своим и (самое на тот момент прогрессивное начинание) создание «совета старейшин», что, согласитесь, уже попахивало первыми признаками какой-никакой, а государственности. Благодаря такому «прогрессу», повторюсь, объединённое племя печенеловцев выдвинулось в Диковатом Полюшке на первый план, затерев остальные, менее креативные и продвинутые группировки. Вот они-то в последнее время и создавали проблем всем кому не лень. Своими постоянными набегами, поджогами, грабежами (одних курей они у приграничных крестьян спёрли – пять птицефабрик можно было организовать) они так достали и руничей живших у границ княжества, и других своих «соседей», что прямо уже в печёнках у всех сидели. Потому, кстати и прозвали это племя младое беспокойное печенеловцами (это чтобы вы знали, а то историки опять руками разведут, мол, не знаем, почему их так звали, «белое пятно» же). В общем, сильно лютовали злодеи-лиходеи. Никому проходу не давали и сами не на свои вершки разевали рты, что даже Перебор Светлогорыч несколько ночей дежурил на этих рубежах, пока не объяснил им популярно, что так делать нехорошо и чревато возникновению проблем со здоровьем. Так что, ко всему прочему, в Диковатом Полюшке имелись силы, которые точили недовыбитые зубы на богатыря рунийского.

Вот в какое интересное место въехали наши герои.

Взобравшись на ближайший курган для рекогносцировки богатырь и варвар зачарованно загляделись: над зелёными холмами, ясно различимый, вился в тихом, безветренном воздухе, клубящийся пар, а в низинах, середь луговых трав роились беспокойные светлячки. Первые лучи восходящего солнца выглянули из-за горизонта, разгоняя утренние сумерки и… прекрасное расположение духа у товарищей сменилось тревогой. Сизый дым, который путники приняли за утренние испарения, поднимался над сотнями костров, вокруг которых грелись озябшие печенеловские воины.

– Вот незадача! – переглянулся Перебор с варваром. – Как будто специально здесь оказались.

– И не говори, странно всё это, – согласился с богатырём Скотти. – Какая территория у этого Диковатого Полюшка, а они именно здесь очутились. Попахивает утечкой информации и провокацией, – варвар незаметно поправил рукоять своего двустороннего топора, торчавшего из-за спины, – что делать будем? Прорываться или объедем от греха подальше?

Перебор Светлогорыч немного подумал и принял решение.

– На рожон лезть не будем, но и спину им показывать не станем. Да и не факт, ежели в другом месте просочиться попробуем, что они туда не перекочуют. Попробуем с ними на словах договориться. У меня среди печенеловцев есть знакомые, хотя сам факт нашего знакомства для них не лучшее воспоминание, но может как раз это и подействует.

– Понимаю, – улыбнулся Крупный Рогатый Скотт. – Хорошо. Как скажешь. Давай, поезжай первым, а я тебе спину прикрою.

Богатырь благодарно кивнул варвару и пустил Приорушку вперёд, навстречу печенеловскому войску. За ним, прикрывая спину товарища, поскакал Скотти-варвар.

– Мир вашему дому! – подъехав к подозрительно притихшим у костров воинам, поднял в приветствии правую руку Перебор. – Кто у вас старший, мужики? С кем бы поговорить?

От одного из костров поднялся косматый нечёсаный воин с серьгой в ухе и шрамом через всё лицо.

– Я здесь старший! – сказал он, стараясь не глядеть богатырю в глаза.

Перебор Светлогорыч пригляделся повнимательнее и расплылся в улыбке.

– Чукогек, ты что ли?! Вот так встреча! Сколько зим, сколько лет?! – богатырь обернулся к внимательно следившему за печенеловцами варвару. – Это же мой знакомый, десятник Чукогек.

– Теперича, я тысячник! – поправил богатыря воин и дотронулся до шрама на щеке.

– Поздравляю! Молодец! – почти искренне обрадовался за «знакомого» Перебор. – Как лицо?! Смотрю, зажило? Ну, ты на меня не сердись за старое. Шрамы, сам знаешь, воинов, а тем более тысячников, украшают.

Ни один мускул не дрогнул на лице злопамятного тысячника Чукогека. Он даже криво улыбнулся (всё из-за этого шрама), хотя уже готов был отдать приказ на растерзание своего старого обидчика. Сдержался. Ещё и потому, что по полученной информации богатырь должен был приехать в их Диковатое Полюшко один, а их оказалось двое, причём и второй не менее внушительно и грозно выглядел.

– Чукогек, да слышишь ли ты меня?! – услышал тысячник богатыря, обращавшегося к нему. – Слышь? У нас, такое дело, проехать надо. Мы в этот раз не к вам, мы транзитом. Так что мы проедем? Али как?

Вот это богатырское «Али как?» напомнило тысячнику былое и окончательно отрезвило его. Тем более, что по ранее обговорённому плану, ему разрешалось пропустить рунийского богатыря вглубь Диковатого Полюшка, чтобы отрезать путь к отступлению, когда богатырь наткнётся на их основные силы во главе с бесстрашным Барабир-багатуром.

– Какой разговор, Перебор-багатур, – льстиво ухмыльнулся Чукогек. – Поезжай куда надо. Мы тебя пропускаем. Тебя многие наши помнят и уважают. Глядишь и с ними встретишься, покалякаешь. Проезжай смело! – тысячник махнул рукой, и его воины раздвинулись, отащив в стороны и костры, образовав широкий проход через войско.

– Ну, рад был увидеться, тысячник Чукогек! – помахал Перебор старому знакомому и без опаски поехал через проход.

Скотти-варвар, не разделявший радости богатыря, последовал за ним, чутко контролируя фланги и тыл.

– Берфуля кахахачи! – грязно выругался на своём Чукогек (цензура запретила переводить это выражение, поэтому догадывайтесь сами, господа хорошие, что гражданин имел в виду), когда его злейший враг со своим спутником беспрепятственно проехали через всё войско и поскакали дальше. – Я тебе всё припомню, рунийский богатырь!

Тысячник отправил гонцов вперёд предупредить, что «сыр в мышеловке», затем приказал сниматься с привала и седлать коней.

Через полчаса его войско, в полном молчании, последовало за немногочисленным, но от того не менее опасным, противником.

– Видишь, как всё хорошо сложилось, – сказал Перебор, поравнявшемуся с ним Скотти. – Помнят меня здесь. Уважают!

– Надеюсь, что это действительно так, – оглянувшись, и увидев сзади клубы пыли, ответил варвар. – Хотя меня терзают смутные сомнения.

– Научился у Перломудра терзаться и сомневаться, – улыбнулся богатырь, но видя что «внучёк» Йогини чем-то обеспокоен, не стал больше отвлекать того от такого нелёгкого дела, замолчал.

Весь день ехали Перебор-богатырь и Скотти-варвар, удаляясь от земли родимой. И за весь день они больше никого к своему удивлению не встретили. Лишь изредка, то слева, то справа, то спереди, то сзади клубилась пыль, словно кто-то скакал то в одну сторону, то в другую, то в третью, а то и в четвёртую.

Уже стало вечереть. Жаркое солнышко, изрядно прогревшее за день бескрайнюю степь, клонилось за горизонт. Путники уже решили остановиться на привал, как увидели на горизонте огни большого города.

– Ты тоже это видишь? – спросил Перебор у товарища.

Варвар в ответ только кивнул и нахмурился – не нравились ему эти «светлячки».

– Давай, что ли, туда доедем? – предложил богатырь. – Зачем в поле ночевать, когда там селение есть. Наверняка там найдётся харчевня, где можно поесть горячего и заночевать.

– Давай глянем, что там за «Абчхи-сарай» стоит? – сказал варвар.

– Какой «Абчхи-сарай»? – не понял богатырь. – Ты знаешь название тамошнего города.

– Нет, просто ляпнул первое, что с языка слетело, – сам не понял варвар, что он такое сказанул. – Может и нет города с таким названием.

– А-а! Ну, тогда поехали!

Подъехав к огням «большого города» путники второй раз за сегодняшний день встревожились: это опять оказались печенеловские костры, только теперь их было гораздо больше. И костров, и, соответственно, печенеловцев.

– Вот тебе и «Абчхи-сарай», – проворчал Крупный Рогатый Скотт и посмотрел на задумавшегося богатыря. – Что теперь?

Богатырь не ответил, размышлял.

Долго размышлял Перебор Светлогорыч, над ситуацией. Разумеется, не забыл он припомнить и кореша своего Савана, который давно бы чего-нибудь придумал эдакого. Пытался неординарно думать, богатырь, но ничего в голову не приходило. Так ничего он и не придумал.

Оглядевшись, понял Перебор, что дальше продолжать думать, смысла уже нет. Сразу решать надо было: прорываться или обходить. Теперь уже поздно.

Печенеловское войско, посчитав, что рунийский богатырь уже достаточно отошёл от своей земли рунийской, решило преградить ему путь именно в этом месте. Пока богатырь всё ещё размышлял, следовавшие за ним и варваром, а также слева и справа от них, сводные отряды печенеловцев, полностью взяли их в кольцо окружения и, следуя примеру своих главных сил, развели костры.

Представшая взору путников картина впечатлила – тысячи костров со всех сторон и почти до самого горизонта. Хорошие силы стянул вокруг них противник. Интересно бы знать кто у них командир?

Тут, видимо, с ответом на мысленный вопрос богатыря, к ним приехали печенеловские парламентёры. И «старых знакомых» среди них богатырь не увидел.

– Здравствуй, рунийский богатырь Перебор, – остановившись в отдалении, важно поприветствовал его жирный пожилой парламентёр, самый «юный» из старейшин.

– И вам не хворать! – миролюбиво ответил Перебор Светлогорыч.

– Ты проник на нашу территорию без визы и провёз оружие, – начал нарываться на скандал жирдяй. – Это уголовное преступление!

– Так я разрешение спросил у вашего тысячника Чукогека, – не собирался скандалить Перебор, стараясь решить дело миром. – Я же ему пояснил, что мы едем транзитом.

– Это просто отговорки! – с ненавистью глянул толстяк на богатыря. – Мы тоже может быть к вам раньше «транзитом» ездили. Ты даже не спрашивал, сразу в глаз бил, злодей.

– Было дело, бил, – не стал отнекиваться Перебор. – Но я же бил тех, кого поймал на «месте преступления». Там все улики, вещдоки были, свидетели и потерпевшие подтверждали. Никакого превышения полномочий с моей стороны не было.

– Всё равно сегодня ты виноват, потому что нас много, – не придумав чем ещё укорить ерепенистого богатыря, привёл парламентёр «последний довод королей». – Вы в меньшинстве и окружены нашим войском вдали от своей земли.

– Ну, это ещё ни о чём не говорит, – недобро усмехнулся Перебор Светлогорыч и стал разминать плечи, шею. Его примеру последовал не встревавший в переговоры Крупный Рогатый Скотт.

Покосившись на здоровяка в рогатом шлеме, парламентёр поднял руку.

– Не сегодня рунийский богатырь. Завтра утром ты выйдешь на битву один на один с нашим великим воином Барабир-багатуром. Это будет бой десятилетия на звание багатур-чемпиона. До утра на вас не нападут. Готовься к смерти спокойно!

Сказав, парламентёр развернул коня и в сопровождении своей свиты ускакал в сторону пылавших костров.

Вот те раз! Это неслыханно! Один на один! Либо действительно серьёзный противник выйдет завтра супротив богатыря, либо жди иной каверзы.

В любом случае выходило не здорово: если завтрашний противник и впрямь окажется достойным воином, он если даже и не справится с богатырём, то уж точно отнимет достаточно силушки Перебора Светлогорыча, пока тот сможет утихомирить его и тогда уж, наверняка, многотысячная орда печенеловцев не откажет себе в удовольствии добить ненавистного богатыря и его спутника. Перебор прекрасно это понимал и ещё раз пожалел, что не было рядом с ним верного Савко, который что-нибудь бы, да придумал, или просто «развёл забитую стрелку по понятиям».

Но делать нечего. Назад дороги, а судя по многочисленным кострам, и в стороны, и, тем паче, вперёд, не было.

Спешились путники с коней. Развели костёр. Их обученные боевые кони Приорушка с Конанифалом, не дожидаясь указаний от хозяев, понимающе переглянулись между собой и встали крупами под углом друг к дружке. Прикрыв хозяев собой «на всякие пожарные» с тыла и флангов, скакуны стали внимательно следить за подходами к их бивуаку, готовые поднять тревогу по малейшему подозрительному шороху и топтать врага, топтать, что есть мочи. У лошадей были свои счёты с кочевниками.

А в окружившем четвёрку храбрецов лагере многочисленного противника шёл приём пищи, то бишь ужин. Печенеловцы, выставив наблюдателей за подозрительно тихим противником, сварили в походных казанах своё любимое блюдо из конины и теперь, обжигаясь и весело переругиваясь, руками выхватывали сочные жирные куски из раскалённых посудин. Аромат варёного конского мяса разносился по округе, сводя с ума скуливших в оврагах шакалов и действуя на нервы, стоявшим на «шухере» лошадям путников. Кстати, это и была одна из основных причин лошадиной ненависти к врагам их хозяев.

Перебор со Скотти не стали отвлекаться на приготовление ужина – не то настроение, чтобы колдовать над котелком – обошлись «лёгким перекусом». Богатырь достал из дорожного мешка краюху хлеба и, поломав пополам, поделился с варваром. Крупный Рогатый Скотт взял хлеб, откусил добрый кусок, запил его водой из кожаной фляжки и передал фляжку богатырю. Так, молча поглядывая на многочисленные костры в степи, боевые товарищи не спеша трапезничали.

В некотором отдалении от них, на коврах расстеленных прямо на земле, в окружении «совета старейшин» скрестив ноги, сидел великий (по единодушному мнению всех печенеловских родов) воин Барабир-багатур. Бронзовый от загара, могучий и неподвижный как скала, возвышался багатур над остальными людьми, сидевшими вокруг него. Долгие годы его воспитывали лучшие воины и мудрецы всех семи родов. Его кормили мясом лучших скакунов и поили молоком лучших верблюдиц. Всё у него было лучшее, а потому не были исключением и результаты «контрольных зачётов»: он голыми руками задушил матёрого барса в двенадцать лет; в шестнадцать, с одним ножом вышел против вепря-секача и в скоротечной битве перерезал тому сонную артерию (а ведь её ещё надо было нащупать); а в двадцать, участвуя в скачках на верблюдах, пришёл первым из сотни бравых наездников, дотащив своего верблюда, неудачно подвернувшего ногу чуть ли не на старте, на своём горбу до самого финиша. Плюс ко всему он был не только отличный стрелок из лука, рукопашник и охотник, Барабир-багатур ещё и неплохо разбирался в междоусобных отношениях. Возможно, только благодаря багатуру, так долго держался «совет старейшин», которые чуть что, возмущённо отвечали потенциальным бунтарям мечтавших об анархии – «Барабиру скажу, плохо будет».

И вот он должен был утром сойтись с рунийским богатырём, про которого Барабир, в свою очередь, тоже был наслышан.

Пронзительно глядя на небольшую искру одинокого костерка, возле которого еле угадывались фигуры двух человек, Барабир-багатур держал огромную пиалу, изредка прикладываясь к ней. Когда пиала им осушалась, в неё тут же подливался пузырящийся айраккумар – кислое верблюжье молоко, настоянное на травах Чудной долины. Багатур не слушал что-то там «жужавший» под ухом «совет старейшин». Он понимал, что это «жу-жу» неспроста – старики что-то советовали, подсказывали, чему-то обучали – в этом они всегда были большие мастера. Просто сейчас багатуру нужно было настроиться на завтрашнюю встречу с могучим противником, а «старейшины» целый день только и делали, что отвлекали его.

Скотти-варвар в этом плане был более предпочтителен: травить богатырю свои байки как они с «бабулей» Йогиней доили медведицу или стерилизовали терроризировавшего весь лес любвеобильного лося, у него желания не было.

Перебор Светлогорыч, покончив с незатейливым ужином, смотрел на костёр, из-за которого, как ему показалось, он встретил напряжённый взгляд своего будущего противника.

Барабир-багатур хищно оскалился, почувствовав на себе пристальный взгляд богатыря. Этот «рунийский медведь», видать почувствовал исходящую от него волчью силу и ненависть.

Они уже оба знали, что встретили достойного врага в лице друг друга, и что битва будет не на жизнь, а, как минимум, на смерть.

Стояла глубокая ночь. Огни печенеловских костров потускнели. Богатырский костерок уже и вовсе погас. Степь задремала: укрылась тучкой сонная луна, уснули воины, уснули «старейшины», лошади забылись в чутком сне, не выдержал и склонил голову на грудь Скотти-варвар, и только Перебор Светлогорыч и Барабир-багатур сидели в вязкой степной тишине, думая каждый о своём и мыслями они были очень и очень далеко от этих мест.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Где-то в лагере протяжно заорал ишак, выводя своим ушераздирающим «и-и-а-а!» сонную степь из утреннего оцепенения. Ну что тут скажешь, какие «петушки» такое и утро.

Минуту назад мирно дремавшее печенеловское войско, вскочило как ужаленное и первым делом вытаращилось на охраняемого богатыря – не сбежал ли, хитрюга, пока оно нечаянно задремало. Нет, слава предкам! Сидит как миленький, медитирует.

Войско наскоро позавтракало и начало готовиться к поединку. Точнее, к просмотру поединка. Затоптав костры, печенеловцы плотной стеной окружили богатырский стан. Причём первые ряды «зрителей» составляли сидевшие на земле, за ними стоявшие, за тем сидевшие на лошадях и дальше уже стоявшие на лошадях – всем хотелось видеть бой десятилетия. Из наперебой галдевших зрителей получился своеобразный живой амфитеатр.

Перебор Светлогорыч и Скотти-варвар, взобравшись на лошадей, оглядывали освистывавших их «фанатов» противника.

– Кстати, Светлогорыч, хорошее время для внезапного удара, – шепнул варвар богатырю, показав глазами на скучившуюся вокруг них орду. – Прорвёмся в два счёта и уйдём в степь. Пока они очухаются, перегруппируюся и организуют погоню, нас и след простынет.

– Молодец, что заприметил, – похвалил наблюдательного варвара Перебор. – Однако не благородно нам так поступать, ибо не к лицу богатырю рунийскому врагу спину показывать. Что обо мне их Барабир-багатур подумает. Что я струсил с ним на бой честный выйти? Не бывать сему!

Мнение остальной орды богатыря мало интересовало.

– Смотри сам, старшой! Моё дело подсказать! – пожал плечами, особо не расстроившись Скотти-варвар. – Хотя насчёт «честного боя», тут я сомневаюсь.

– Вот и приглядишь заодно, за соблюдением правил, – усмехнулся в бороду богатырь.

Тут в противоположной стороне многоярусная толпа зрителей раздвинулась – на «арену» выехал мрачный Барабир-багатур в сопровождении «совета старейшин». Мрачный он был не столько от предстоящего боя, сколько от советов надоедливых старейшин. Как проснулись, опять за своё. Едва сдержался багатур, чтобы не послать их всех на… священную гору, воскурить мухоморы.

Багатур выехал вперёд и старейшины предусмотрительно отстали, наконец, оставив Барабира в относительном покое.

На середину площадки выехал вчерашний жирдяй-парламентёр, который объявил о схватке десятилетия:

– На правой стороне рунийский богатырь Перебор! – возвестил он и «фанаты» дружно недовольно заулюлюкали, а с задних рядов, которые Перебор не видел, осмелились даже отпустить в адрес богатыря несколько нецензурных выражений. – В левой стороне великий печенеловский воин, – жирный выдержал паузу и пафосно протянул, – Ба-арааби-ир бага-ату-ур!

«Амфитеатр» разразился шквалом оваций и свистом! О такой поддержке «болельщиков» можно было только мечтать. В ход пошли печенеловские кричалки: «Барабир-багатур – он силён словно тур!», «Багатур-Барабир – он отважен как тигр!».

Багатур поднял руку, призывая «фанов» успокоится. Крики понемногу стихли.

– Приветствую тебя великий рунийский богатырь! – уважительно приложил руку к груди печенеловец.

– И я тебя приветствую великий багатур Барабир! – приложил руку к виску, коснувшись пальцами шлема, Перебор.

– Это будет славная битва! – буравя чёрными глазами богатыря, зловеще ухмыльнулся багатур.

– Думаю, мы доставим, друг другу массу удовольствия, – не захотел городить пафосную ерунду Перебор, немного юморнул.

Барабир не сдержался, улыбнулся. Улыбнулся ли в ответ Перебор, было непонятно – уголки губ прятались в бороде, но в его глазах светился азартный огонёк.

Да, чёрт побери! Это будет битва что надо!

Печенеловскому воину поднесли пиалу до краёв наполненную козьим айраккумаром, который бодрил и придавал сил перед боем. Барабир не спеша испил чашу до дна и, крякнув от удовольствия, вытер рукой белые от напитка губы.

– Может, тоже горло промочишь? – предложил Скотти-варвар Перебору. – У меня есть бутылёк бабушкиной, структурированной. Тоже силёнок прибавит.

– Спасибо, не надо, – отклонил предложение Перебор и, бравируя, съехидничал. – Ты бы мне ещё земли русской отведать дал.

– У меня есть, – не задумываясь, ответил Скотти сарказмом на сарказм богатыря. – Взял в узелок, из-под нашего дуба, на всякий случай. Может, действительно попробуешь?

– Землю жрать?! – ухмыльнулся наивности товарища Перебор. – Да никогда в жизни. Сказки всё это. Я и без земли сейчас ему такую «кузькину мать» покажу! Отъезжай уже, а то попадёшь под горячую руку, обижаться будешь.

– Как знаешь, – опять пожал плечами Скотти-варвар и отъехал назад, прикрывать спину богатырскую.

– Начали! – пронзительно закричал фальцетом толстяк.

Его возглас слился с ишачьим криком, обозначив начало поединка, и два воина сошлись в смертельной схватке.

Более молодой, горячий степной парень Барабир, чёрным коршуном налетел на богатыря и давай наносить огромным кривым мечом удары, которые, внешне медлительный Перебор, впрочем, с лёгкостью парировал. Светлогорыч тоже не оставался в долгу, отбивая удары, он в свою очередь проводил серию ответных ударов, усмиряя пыл взвинченного противника. Их мечи, соударяясь, высекали снопы искр.

Кони противников тоже не просто тупо кружили на месте. Что Приорушка, даром что кобыла, что вороной багатура Карачур, лезли в драку, стремясь на нижнем уровне помочь своим хозяевам. Они отчаянно кусались, бились копытами, сталкивались грудью, пытаясь повалить друг друга на землю, и порой так увлекались, что хозяевам приходилось одёргивать их, напоминая, что вообще-то это они здесь главные действующие лица, а лошади всего лишь «не роскошь, а средство передвижения».

Первые полтора часа боя воины махали мечами без передышки и тайм-аутов. Всё это время орда «болевшая» за Барабира, дружно подбадривала своего багатура, взрываясь возгласами радости, когда тот начинал наседать и теснить рунича, и гневно ругаясь, когда Перебор, перехватывал инициативу в схватке. Но пока что явного перевеса ни у кого из воинов не было. Но это пока не было. Если бы не Крупный Рогатый Скотт, который уже пресёк пару попыток наиболее горячих «фанов» незаметно подкрасться к богатырю со спины, останавливая их окриком и красноречиво показывая на лежавший у него на коленях блестящий топор, всё могло повернуться не в пользу богатыря.

К исходу второго часа, многочисленные «фанаты» подустали драть глотки и над полем боя стало немного потише. Это позволило Перебору Светлогорычу сосредоточиться. Подгадав момент, богатырь ловко увернулся от очередного вражеского удара, а не отбил его, отчего багатура, не встретившего препятствия по инерции повело вперёд. Выиграв несколько мгновений, Перебор взмахнул мечом и рубанул по незащищённой шее. Ещё миг и голова Барабира покатится по вытоптанной копытами земле. Но не тут было: Барабир изловчился и в последнюю секунду подставил меч, заведя руку за голову. Лязгнула сталь о сталь и… вместо головы в сторону отлетел меч багатура. Не выдержала могучая рука мощного удара в неудобной позиции, выпустила рукоять меча. Барабир остался без оружия. От гибели его отделял лишь один удар богатырского меча.

Орда жалобно запричитала, словно уже начала проводить генеральную репетицию похоронной тризны по своему любимчику.

Тяжело дышавшая Приорушка, подалась вперёд, чтобы хозяин смог дотянутся до ссутулившегося Барабира, который и не думал трусливо спасаться бегством, хотя ему и кричали старейшины «шухербер, шухербер», что на ихнем означало «беги не стесняйся». Богатырь же поступил опрометчиво. Спрыгнув с лошади, он поднял меч противника и… бросил его Барабиру.

«Зря он начал играть в благородство, – подумал варвар, глядя, как ещё злее взглянул на богатыря и спешившийся Барабир-багатур, – никто не оценит».

«Глупый рунич, – злорадно подумало коллективное бессознательное, воспрянувшей духом орды, – больше у него шанса не будет. Я отвечаю!».

Барабир-багатур ничего не подумал. Озверевший от недавнего, по его мнению, позора, он с удвоенной яростью налетел на Перебора. Кстати это его и подвело. Перестав контролировать свои эмоции, Барабир-багатур вторижды купился на один и тот же нехитрый приём. Рубанув сверху мечом, он со свистом рассёк… воздух в том месте, где мгновенье назад стоял рунийский богатырь. Перебору оставалось мудреным финтом вывернуть меч из вспотевшей руки противника, что он успешно и притворил в жизнь. Меч печенеловца отлетел в сторону и багатур опять оказался обезоружен и обескуражен.

Вновь заупокойно заголосила орда. Стоявший рядом с Конанифалом и его хозяином, Приорушка, настойчиво заржал, намекая хозяину не заигрываться с благородством. Но Перебор и в этот раз не стал расправляться с безоружным человеком. Поддев меч сапогом, он толкнул его Барабиру. Схватив клинок, оскалившись словно раненый волк, бросился вперёд багатур, неистовствуя от досадных промахов, которые едва не стоили ему жизни. Вновь взорвался рёвом «амфитеатр». Вновь полетели искры от соударявшихся мечей во все стороны.

К исходу третьего часа, когда солнце высоко поднялось над степью, Перебор почувствовал, что понемногу у него «рука бойца рубить устала». Несмотря на ещё достаточный запас силушки, он стал менее проворен и уже пару раз едва не пропустил удары противника. Понял он – надо закругляться!

Отбив очередной удар, богатырь сделал ложный выпад, ушёл в сторону и… угодив ногой в норку сурка, споткнулся и покатился кубарем. Барбиру оставалось только наступить на сжимавшую меч руку распластавшегося врага его народа и довести до логического конца то, что не смог себе позволить сделать Перебор. Тем более, что богатырь меча из руки не выронил, а значит всё было почти «по-честному».

Что же, по-видимому, печенеловцы, готовые хоть каждый день наблюдать эту прелестную картину гибели рунича, наверняка нарекут этот радостный день «Днём великого сурка».

– Смерть ему!!! Режь богатыря!!! – начала скандировать орда обрадованных печенеловцев. – Руби башку! Секи башку! Кирдык баш!

Варвар прикинул, сможет ли он попасть топором на таком расстоянии в склонившегося над Перебором печенеловца и, решив, что да, сможет, начал потихоньку отводить его в сторону для броска.

Перебор, благородная стоеросовая дубина, угрюмо, но без страха смотрел на нависшего над ним багатура. В его голове сквозила одна мысль – какого ляда эти долбанные сурки не строют гнёзда?! Видимо этот вопрос он уже сможет задать в «верхнем эшелоне власти», где знают все ответы.

– Руби башку! Руби башку! – продолжала скандировать орда, их многоголосый гул стал слышаться как древнерунийская «шайбу, шайбу».

– Чего медлишь, руби! – отважно произнёс богатырь, хотел ещё плюнуть противнику в лицо, по старому богатырскому обычаю, мол, знай наших, но передумал. И правильно сделал.

От его слов у багатура, словно пелена с глаз упала. Готовый пронзить сердце богатыря, он тряхнул головой и… отбросил свой меч (варвар просто чудом удержался, не метнул тому в спину топор).

– Вставай богатырь Перебор! Вставай и живи! – протянул Барабир ему руку, не зная, что и сам секунду назад висел на волоске. Взяв Перебора за руку, он рывком поднял его и похлопал по плечу. – Ты великий воин!

Перебор непонимающе переглянулся со Скотти-варваром и ещё успел обрадоваться тому, что не плюнул в противника как подобалось богатырю в такой ситуации («после такого, точно бы зарубил»), как их окружила ватага недовольных представителей «совета старейшин».

– Барабир-багатур, ты чего удумал? – налетел первый старейшина. – Зачем его не убиваешь? Руби, давай!

– Барабир, сынок, не глупи! – кричал другой старейшина, как будто и не стоял рядом с Перебором. – Знаешь он, сколько наших покалечил?! Отомсти ему!

– Барабирка, внучёк, зарежь рунийца! – кричал баритоном третий из «совета».

– Принеси его в жертву! – вопил басом четвёртый.

– В пух и прах его! – уговаривал мягким тенорком пятый.

– Разделай как барашка! – обливаясь потом, упрашивал, шестой.

– Секир-баш! – блеял фальцетом седьмой, тот самый жирдяй.

И им подвывала вся орда, тоже недовольная таким исходом поединка.

Барабир, склонив голову, молча, выслушал всех желающих выговориться. Затем поднял свой меч с земли и искоса глянул на Перебора (варвар вновь отвёл руку с топором для броска).

– Тихо! – вдруг закричал Барабир-багатур, перекрывая зычным голосом рёв «трибун». – Я скажу!

Шум недовольной толпы, включая авторитетных товарищей из «совета», моментально стих.

– Барабир-багатур не будет убивать рунича! – уже спокойно произнёс багатур, но в тишине было слышно всем. – Кто-то скажет слово против?!

Меч в его мускулистой руке нервно завибрировал, ожидая возгласов несогласных. Несогласных не оказалось, только жирный старейшина, стоявший рядом с багатуром, громко икнул.

Барабир продолжил:

– Перебор-богатырь великий и благородный воин. Он дважды мог меня сегодня убить, но не стал этого делать. То, что вы говорили о нём, – багатур обвёл глазами поникший «совет старейшин», – оказалось неправдой. Он дерётся честно и отважно, а не «подло и коварно». И наши воины, получавшие от рунийского богатыря, получали исключительно на их стороне. Он никогда не преследовал их через границу, хотя мог, –Барабир оглядел притихший «амфитеатр», никто не хотел встречаться с ним взглядом, понимали, он прав. Прав и, что немаловажно, очень силён. – И ещё! Богатырь мог скрыться, пока вы все беспечно спали этой ночью. Он не сбежал. Это ещё раз показывает его достойный благородный характер.

– Но, Барабир, сынок… – попытался возразить ему один из старешин, но был перебит.

– Я вам не сынок! – сказал багатур. – И вообще, знаете что?! Меня достали ваши родоплеменные отношения. Такими темпами мы вообще скоро опять до первобытнообщинного скатимся. Чуть что – Барабир туда, Барабир сюда – там вам не то сказали, там косо посмотрели. Да у нас, если хотите знать, пол орды так смотрит – «искоса». За пугало меня подле себя держите!

Перебор уже понял, что продолжения боя не будет и ещё раз убедился, на живом примере, в отрицательных сторонах чересчур навязчивой опеки. Конкретно достали старейшины, багатура!

– Значит так! – продолжал багатур. – Я беру отпуск без содержания и, что особенно радует, без вашего поучения. И если Перебор-богатырь непротив, поеду с ним, развеюсь.

– Почему бы и нет, – кивнул Перебор, он ничего против компании благородного багатура не имел. – Две головы хорошо, а три, так и вовсе «Змей Горыныч» получится. Всё веселей.

Тут орда не сдержалась, зароптала, на кого Барабир их променял, ведь только-только жить по нормальному начали и вот на тебе, единственный, реально высококлассный багатур в ихних родах-племенах, и тот уезжать собрался.

Чтобы успокоить волнение масс, Барабир провёл разъяснение:

– Поясняю! – поднял он указательный палец вверх. – Во-первых: у нас с Перебором счёт неравный. Два-один. Он мне два раза жизнь подарил, я ему один раз должок вернул. А какой я буду багатур, ежели не верну долг сполна. Во-вторых: я не просто так еду. Что мы с вами видели кроме Диковатого Полюшка? Ничего не видели. Я же съезжу, погляжу на другие места; чем богаты они, кем и как охраняются. Маршруты прикину. А когда вернусь, мы уже все вместе дружно в поход отправимся. Себя покажем во всей красе, ну и мир посмотрим, где что плохо лежит, стоит и висит, поглядим-приглядим-примерим.

Эта идея Барабира пришлась по душе печенеловской орде – и как они раньше не додумались до этого, всё по мелочи промышляли.

«Совет старейшин» посовещавшись, вообще предложил всей ордой ехать с богатырём прямо сейчас (ни в какую не хотели они расставаться с багатуром), но Барабир был непреклонен.

– Это не обсуждается! – замотал он головой. – Дайте мне от вас отдохнуть немного. Вернусь, обговорим детали.

Не стали больше уговаривать багатура старейшины, навязываться. Вдруг рассердится и вообще не вернётся. Пусть проветрится, а они уж как-нибудь тут перекантуются без него.

В виду открывшихся обстоятельств, старейшинам, ещё недавно поносившим Перебора, ничего не оставалось делать, как извиниться и предложить в его честь и в честь его «рогатого друга» небольшой «пикничёк» на двадцать пять тысяч персон.

Однако и так потерявший время Перебор Светлогорыч вежливо отказался, сославшись не служебную необходимость продолжать путь. У старейшин от сердца отлегло – они не раз слышали ещё от своих стариков, как бедокурили выпившие рунийские богатыри (не знали ведь, что Перебор Светлогорыч непьющий), а тут вроде и законы гостеприимства соблюли и пьяной драки избежать удалось. На радостях старейшины преподнесли уже севшему в седло Перебору большую пиалу креплёно-кумарящего айракшубута – ядрёного багатурского напитка, смешанного в секретных пропорциях кобыльего, верблюжьего и козьего молока. Приняв пиалу, Перебор Светлогорыч глянул на гарцевавшего возле него на вороном Барабир-багатура. Тот пожал плечами и одобрительно кивнул, дескать, чего уж там, пей, а то обидишь стариков до смерти. Перебор залпом выпил и поблагодарил за оказанную честь. Хотели старейшины «оказать честь» и Скотти-варвару, всё ещё маячившему за спиной богатыря, но тот наотрез – «обижайтесь, не обижайтесь я молоко, пущай и креплённое, не пью, вырос из того возраста» – отказался.

Ещё раз, пообещав орде обернуться по возможности скорее, с еле скрываемой радостью Барабир-багатур отправился «в отпуск» вместе с «транзитниками» богатырём и варваром.

Несмотря на то, что по Диковатому Полюшку им ещё было «топать и топать», теперь у наших героев был «зелёный свет» по всему полю.

Всё-таки не такая уж никчемная вещь – благородство.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Путники в сопровождении на удивление общительного Барабир-багатура уже отъехали довольно далеко – многочисленные костры, на которых оставшаяся орда, всё же решила приготовить самой себе угощение для «пикничка», остались за кромкой горизонта. Туда же, за кромку, садилось, покрасневшее от проделанной днём работы, светило.

Вечерело.

Едва последние лучики солнца скрылись за холмами, оставив после себя лишь розовые отсветы на краю потускневшего небосвода, потянуло прохладой. С каждой следующей минутой богатырь в буквальном смысле, на своей шкуре, стал ощущать, как прохлада всё усиливается, пока, наконец, не стало вовсе подмораживать. Перебор Светлогорыч, стараясь не подавать вида, что мёрзнет, всё-таки против своей воли застучал зубами от холода.

– Светлогорыч, ты чего? – обеспокоенно спросил Скотти-варвар, увидев бледное, как выстиранный саван, лицо богатыря. – Тебе нехорошо?

– Продрог я, – постукивая зубами, пробормотал Перебор и покачнулся в седле. – И вымотался…

С этими словами богатырь начал заваливаться вбок и упал бы, если бы его не подхватил вовремя Барабир-багатур.

– Э-э, шальтан-мардан побери! У тебя же жар, словно в черепе пожар! – потрогал Барабир пылающий лоб рунича.

– Пустяки, – еле ворочая языком, всё ещё пытался бравировать Перебор Светлогорыч, хотя перед его глазами давно уже всё «плыло». – Мне бы костерок… отогреюсь… поедем…

– Аха, с таким приступом тебе до погребального «костерка» немного осталось, – мрачно пошутил багатур, вглядываясь во тьму, чтобы сориентироваться.

– Что делать? – поинтересовался Скотти, придерживавший богатыря с другой стороны. – Может, остановимся. Куда ему ехать в таком состоянии? Если переутомился, пущай немного отлежится. Не ровен час, обострение начнётся.

Но Барабир-багатур уже определился с координатами местоположения их группы и наметил другое решение возникшей проблемы.

– Не знаю, что с ним, – пояснил багатур варвару. – Но у меня есть подозрения, что не от упадка сил ему так поплохело. Если это старейшины его отравили, всем им худо будет. А мы не будем рисковать, заедем к Боксы-компыр в Бессонную Лощину. Это недалеко. Пусть посмотрит, что с богатырём. Она сильная знахарка.

– Ща как дам в морду! Узнаете, кто сильнее! – начал бредить Перебор Светлогорыч, не в силах даже сжать кулак, так ослаб. – Устрою… бокс… бесы… з-з-знах…

Голова Руниича безвольно свесилась, а на губах выступила пена.

– У него не бешенство? – заметил пену вокруг рта, спросил варвар.

– Не знаю, но лучше бы нам поспешить, – предложил багатур и, поддерживая по бокам Перебора, они пришпорили коней.

Ехать и впрямь оказалось недалеко, но всё равно, несколько вёрст, во время которых Перебор то внезапно рвался в психологическую атаку, то приказывал им «бросить его и отходить», дескать, он прикроет, показались его спутникам растянувшимися на пару сотен вёрст. Плюсом было лишь то, что богатырь хоть так подавал признаки жизни, ибо в основном он просто болтался в их руках как тяжёлый куль, навевая дурные мысли.

Вскоре путники спустились в глубокую лощину, в которой клубился синий туман, похожий на обман. Вглядываясь в густую мглу, багатур понукал опасливо всхрапывавшего Карачура, увлекая за собой остальных путников. Через несколько десятков шагов он разглядел немного в стороне изогнутый узловатый карагач, под которым приютилась покосившаяся камышовая хижина и направил коней к ней.

– Боксы это я, Барабир-багатур, – спешившись и снимая вместе с варваром, с лошади Руниича, крикнул печенеловский воин. – Не прячься. Я знаю, что ты дома. Выходи, уважаемая!

Сплетённая из камыша дверь отворилась и из хижины вышла, держась за клюку, старуха в меховой безрукавке и шапочке с монетами на подвесках – та самая Боксы-компыр.

– Барабир, дэв из табакерки, ты?! – удивилась старуха и пристала с расспросами. – Ты чего здесь делаешь? У тебя же бой сегодня? Перенесли или отменили?

– Так ночь на дворе, – ответил багатур. – Бой уже давно закончен, уважаемая Боксы

– Молодец! Красавчик, Барабир! – видя пред собой живого и невредимого багатура, логически додумала «результат встречи» старуха. – Так и надо тому богатырю!

– Вообще-то у нас ничья, – признался Барабир, не уточняя, что всё-таки «счёт» был 2:1 и не в его пользу.

– А что тогда так «отметили»? Ничью? – кивнула старуха на Перебора с безвольно упавшей на грудь головой, уже не подававшего признаков жизни, которого багатур и варвар держали под руки. – Джигит ваш на ногах не стоит.

– А это, собственно, тот самый рунийский богатырь, – представил Барабир старухе «джигита» и, предвосхищая готовые посыпаться из старухи вопросы, коротко пояснил. – Рассказывать долго. Это не я его. Что с ним не знаю. У него жар и бред был. От всего сердца прошу – помоги.

Все вопросы, которые любопытная Боксы собиралась задать Барабиру, стали неактуальными. Разочарованная малым объёмом полученной информации, она, тем не менее, засуетилась.

– Ишь оно как вышло! – затараторила Боксы-компыр. – Дак, чего сразу-то не сказали, коршунята (видимо это означало что-то типа рунийского – соколики) вы мои, коль такое дело. Надо было с этого начинать, а не языком мелить. Промедление в нашем деле, смерти подобно, – старуха поковыляла в хижину, – несите его в дом, только аккуратнее, не развалите мне хибару.

Втиснувшись внутрь, спутники положили Перебора на указанное Боксы-компыр, застланное шкурами место, возле своеобразного очага. Этот очаг состоял из трёх камней, на которых, как на треноге, стоял большой казан. Разложенный под казаном костёр, облизывал огненными языками его закопчённые бока. В казане что-то бурлило. Из-под крышки вырывались струи пара.

– Снимите с него кольчугу, – распорядилась Боксы, подбрасывая хворост в костёр.

Кольчуга в четыре руки была мигом снята.

– Теперь сядьте там, – ткнула старушка пальцем в дальний угол, – и не мешайте мне.

Варвар и багатур послушно сели в сторонке и с тревогой стали следить за операцией-реанимацией.

Боксы-компыр, тут же позабыв о них, начала обследование. Сначала она прильнула ухом к богатырской груди. Затем взяла его за запястье – проверила пульс. Приоткрыла веко – осмотрела зрачок и роговицу. Открыла богатырю рот, заглянула туда. Понюхала руки. Пощупала живот

– Пульс почти не прощупывается, зрачки на свет не реагируют, дыханье слабое, затхлое, – бормотала всё это время она себе под нос. Закончив осмотр тела, вздохнула. – Ясно одно – дело плохо!

– Отравили?! – спросил, гневаясь, Барабир. – Ответь, уважаемая Боксы!

Старуха одарила его не менее гневным взглядом.

– Ещё одно слово и будешь лечить сам. Молчи!

Багатур мигом спустил пар и больше не решился отвлекать знахарку.

Старуха посидела некоторое время, закрыв глаза и покачиваясь из стороны в сторону. По всей видимости, знахарка общалась с духами, а может и просто медитировала, вспоминая нужную рецептуру.

– А вот это давайте попробуем! – внезапно подскочила она и кинулась к сундучку.

Вытащив несколько мешочков с сушёными травами и кореньями, старушка сложила их рядом с очагом. Сняв крышку с казанка, она начала поочерёдно высыпать в него содержимое мешочков, отмеряя на глазок необходимое количество ингридиентов. По хижине поплыл терпкий запах весенней степи.

«Почти как Йогиня «колдует», – мысленно сравнил двух старушек Скотти-варвар, молча взирая на происходящее. – И даже внешне похожи».

Старуха помешала варево в казане деревянной плошкой и подчерпнув немного своего зелья, попробовала. Сморщившись, от чего мгновенно «постарела» ещё лет на двести, Боксы-компыр недовольно зацыкала:

– Цы-цы-цы, плохой шорпо! Не хватает силы! Цы-цы-цы! – она виновато посмотрела на притихших товарищей Перебора. – Плохо дело! Не знаю!

– Бабушка Боксы у меня вода есть заветная, структурированная, – со знанием дела предложил помощь Скотти-варвар. – Может…

– Не может! – отмахнулась старушка. – У меня такая же. Водой не помочь, тут сила побольше нужна.

– А в чём эта сила, уважаемая Боксы? В правде? – встрял в «консилиум» багатур. –Ты только скажи, мы мигом туда-обратно.

– Ой, не знаю, джигитушки, не знаю, – задумчиво почесала старушка затылок, остановив мечущийся взгляд на расстроенном варваре.

– Знаешь, а в тебе что-то есть, – философски произнесла старушка, обращаясь к Крупному Рогатому Скотту. – Чувствуется силушка недюжинная, дэв меня подери!

– Здоровый образ жизни, – польщено зарделся варвар: пускай и от пожилой дамы, а всё равно приятно комплимент выслушать.

– Да я не о твоей дури богатырской, – усмехнулась Боксы-компыр. – Что у тебя помимо живительной воды, в запазухе припрятано?

– Так узелок с землёй рунийской, – вспомнил Скотти и выудил на свет мешочек. – Только проку от него. Это же в качестве символа. На память, так сказать.

– Давай сюда свой «символ»! – проворно подскочила к нему знахарка и, выхватив мешок, высыпала в казанок всю горсть земли.

«Взяла, зелье запорола», – с горечью подумал Скотти, глядя как холмик рунийского чернозёма, медленно погружается в бурлящую жижу.

Но всё было не так трагично, как казалось. Размешав содержимое казана, старая знахарка вновь зачерпнула плошкой варево и, подув на него, попробовала. Её глубокие морщины разгладились, старушка словно помолодела на триста лет.

– От теперича жагсовый шорпо! – сделала Боксы-компыр заключение по лекарственному зелью. – Угодно было духам спасти богатыря.

И впрямь хорошее зелье получилось. Багатур и варвар сами поняли это, по заполнившему хижину амбре: к терпкому бодрящему запаху весенней степи примешался дурманящий аромат земляничной поляны середь летней дубравы, словно принесённый ветром откуда-то из средней полосы Рунии. Через тихий треск костерка, горевшего под казаном, им послышалось пение цикад, жужжание пчёл и переливистая соловьиная трель.

– Вы чего там, уснули? – резким окриком вывела воинов из прострации старуха. – Ну-кась бегом помогли бабушке!

Багатур и варвар метнулись к богатырю, над которым уже склонилась Боксы-компыр с дымящейся пиалой зелья.

– Голову приподнимите, чтобы не захлебнулся! – скомандовала своим «ассистентам» знахарка и, дождавшись, когда они переведут Перебора в нужное положение, стала заливать ему в рот густую как кисель жидкость.

Одну пиалу, вторую, третью – в общей сложности богатырю она влила добрую половину глубокого казана.

– На место! – особо не церемонясь, отправила старуха «ассистентов» в отведённый им угол. – И ни слова, чтобы не происходило. Сорвёте сеанс, пеняйте на себя! Второго шанса у вашего рунича не будет! Если хотите – выйдите на улицу, подождите там. Я вас предупредила.

Барабир и Скотти, проникшись её словами, жестами показали, что остаются и с этой минуты они «крест, могила, богатырская сила», в смысле будут твёрдо молчать.

– Я вас дважды предупредила, – погрозив им пальцем старуха села рядом с Перебором Светлогорычем и взяв ритуальный бубен резко ударила им… в лоб беспомощного богатыря.

Глядя на такое обращение с товарищем, Скотти хотел уже возмутиться но, вспомнив слова знахарки, сдержался.

А старая Боксы-компыр набирала темп. Каждый удар бубеном по крепкому богатырскому лбу она стала сопровождать горловым пением. Слов разобрать было нельзя, но мурашки по коже побежали у обоих очевидцев. В какой-то момент, Боксы-компыр целиком и полностью погрузилась в транс и стала разговаривать с кем-то невидимым, грубым мужским басом на загробно-тарабарханском, не переставая дубасить богатыря бубеном. Возможно, она отговаривала ангела смерти, пришедшего за душой Перебора, или, может быть, просто проклинала переменчивую погоду, от которой у неё всегда ломило суставы. Кто его разберёт? Всё ведь на «тарабарханском». Но у двух свидетелей творимого «таинства», храбрых и отважных воинов, поджилки тряслись как у деревенских дурочек гадающих в полночь на зеркалах и свечках.

Ещё бы они не тряслись! Даже хижина заходила ходуном, словно и не хижина это была вовсе, а подвыпившая избушка на курьих ножках. Зелье в казане стало выплёскиваться, питая своей магической субстанцией огонь. Языки пламени взметнулись к потолку, не дотянувшись совсем чуть-чуть до верхового пожара. Знахарка рявкнула что-то угрожающее и ужасно захохотала. Не выдержав её утробного хохота, Скотти-варвар свалился в обморок. Нет, лучше, скажем – вошёл в нирвану. Барабир-багатур, немногим больше знакомый с методами врачевания старой знахарки, ещё крепился, но увидев, как изо рта богатыря нехотя полезла сущность, напоминавшая тёмное пыльное облачко, отключился следом за варваром. И слава духам! Если бы они увидели как после изгнания этой фигни, сквозь щели в камышовых стенах хижины влетело другое, уже светящееся облачко и рыбкой занырнуло богатырю в рот, точно бы умом тронулись. А так пронесло.

Старая Боксы-компыр последний раз ударила бубеном в богатырский лоб и, обессиленная, повалилась наземь. Всё стихло, и даже только что бесновавшийся в центре хижины огонь с шипеньем заполз под опустевший казан и там погас.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Солнечные зайчики восходящего солнца, проникая сквозь щели продуваемой всеми ветрами хижины, осторожно касались спавших людей, словно проверяя живы ли они или можно выносить. По хижине плавали невесомые пылинки, которые, попадая в узкие, словно огенные ножи, лучи, вспыхивали на мгновенье, чтобы вновь раствориться в полумраке жилища. Стояла благостная тишина раннего утра. Ничто не напоминало о творившемся здесь ночью жутком ритуале жизневозвращения (не путать с жертвоприношением).

Почуствовав на лице тёплые лапки солнечных «ушастиков», Скотти-варвар перевернулся на другой бок и столкнулся нос к носу с дремавшим багатуром. Потревожив друг друга, они одновременно открыли глаза и отпрянули в стороны. Где же это видано, чтобы воины вместе спали, да ещё сталкивались во сне носами. Вспомнив события прошедшей ночи, варвар и багатур отбросили взаимные подозрения и осмотрели хижину на предмет наличия остальных вольных и невольных участников тех событий.

К их вящему удивлению в хижине никого кроме них не оказалось, только с улицы доносилось тихое «хе!» через равные короткие промежутки времени.

Вскочив на ноги, они выбежали наружу и увидели… тренировавшегося Перебора. С голым торсом, пышущий здоровьем богатырь, как ни в чём не бывало, подтягивался на толстой ветке карагача. С каждым повторением он резко выдыхал ртом (то самое «хе!») и, возвращаясь в исходное положение, вдыхал полную грудь воздуха, вентилируя лёгкие. Бугрившиеся под кожей мышцы с каждым движением вздрагивали как напружиненные.

– Тысяча! – выдохнул крайний раз Перебор и спрыгнул на землю. Увидев пялившихся на него спутников, богатырь козырнул им. – Доброе утро, мужики! Вот решил размяться. Утро просто прелесть!

– Ты как себя чувствуешь, Перебор Светлогорыч? – переглянувшись с Барабиром, осведомился Скотти.

– Как заново родился! – подошёл к товарищам Перебор. – А что ты спрашиваешь?

– Да так! – не стал вдаваться в детали, варвар. – Вчера температурил ты немного.

– Бросай наговаривать! – засмеялся богатырь и напряг бицепс. – Глянь сколько во мне силушки богатырской. Меня никакие хвори не одолеют. Температурил! Ха! Скажешь тоже.

– Ты действительно ничего не помнишь? – подозрительно прищурился (хотя куда ему ещё щуриться) Барабир-багатур. – Помнишь, как мы здесь оказались?

– Ну, да! Помню! – хлопая честными глазами, ответил богатырь, не понимая, чего это они до него докопались. – Помню, как приехали сюда. Помню, как спать укладывались.

– А ничего странного не чувствуешь? – спросил Скотти-варвар.

– Да что вы, в самом деле, – уже собрался возмутиться Перебор дурацкому допросу, но увидев их встревоженные лица, не стал никого никуда посылать, ответил на заданный вопрос. – Да вроде ничего странного. Хотя нет! Во рту вязкость и сухость необычная, и отрыжка такая горькая, словно земли казанок оприходовал. А в чём дело-то?!

– Да ничего, всё нормально, – не стал вводить богатыря в курс дела Крупный Рогатый Скотт, обошлось и ладно.

– А ты здесь старушку никакую не видел? – оглядевшись и не найдя поблизости следов присутствия знахарки, спросил у богатыря Барабир. Он всё хотел у неё выпытать, отравили рунича или это всё-таки был странный приступ от упадка сил.

– Боксы-компыр что ли? – улыбнулся во весь рот богатырь. – Крутая бабуля! Десять выходов силой на одном дыхании сделала. Только вредная. Сказала, как вы очнётесь, её не ждать убираться по добру, по здорову, а то проклянёт.

– А куда она смылась? – не отставал багатур, всё ещё надеялся найти и начистоту побеседовать со старухой. – В какую сторону пошла?

– Сказала, по делам, а куда пошла, не заметил, – развёл руками Перебор. – Вроде стояла, разговаривала. Я зевнул, глядь, а её словно ветром сдуло. Как будто и не было.

– Понятно! – махнул рукой багатур, не хочет старуха разговаривать, вот и укрылась от них заклинаньем-невидимкой. Сидит сейчас, небось, вон хотя бы на карагаче, усмехается над ними. И не хочет карты раскрыть, ведь наверняка поняла, от чего хворь у богатыря приключилась, теперь думай, гадай, то ли было покушение, то ли не было, а может и вообще без умысла, случайно вышло (как раз тот случай, когда «что печенеловцу общеукрепляющее, то руничу смерть»). Без знахарки и не распутать теперича концов. Да и на том спасибо, что богатыря на ноги подняла.

– Благодарим тебя за всё, уважаемая Боксы-компыр! – поклонился в белый свет Барабир-багатур. – С меня причитается!

Перебор, встретивший эту ночь в предсмертном бреду и ничего толком не понимавший, выразительно посмотрел на варвара, мол, что это с печенеловцем. Более посвящённый во все события Скотти, в ответ важно кивнул Перебору Светлогорычу, дескать, всё пучком, багатур не сбрендил, так надо.

– Что же, перекусим по-быстрому, и в путь, – вернулся к насущным проблемам Барабир. – Не будем бабушкиным гостеприимством злоупотреблять, – сказал он нарочито громко, чтобы те из невидимых, кто рядом да услышали, – и так мы в долгу неоплатном.

Багатуру показалось, что кто-то хихикнул за его спиной. Вот она где старая бестия притаилась. Багатур развернулся и… опять столкнулся нос к носу с ухмылявшимся варваром.

– Тьфу ты! – сплюнул Барабир в сердцах, что не удалась его задумка подловить знахарку. – Ладно, завтракаем и в путь.

Подкрепившись, путники проверили подготовку коней к дальнему переходу, где надо поправили сбрую и, взобравшись в седла, собрались уже отъезжать, как их остановил Перебор.

– Погодь, мужики! Я, кажись, вспомнил! – торжественно заявил богатырь.

– Что вспомнил? – осторожно поинтересовался Скотти-варвар, не хотел он, чтобы Перебор вспомнил, как его землёй русской потчевали.

– Я сон вспомнил! – «обрадовал» его богатырь. – Странный такой, а главное такой чёткий, словно, на самом деле всё происходило.

– И что за сон? – заинтересовался и Барабир.

– Снилось мне, как будто поднимаюсь я в Правь славную по ступеням огненным, – стал излагать богатырь. – Добрался до врат в праведомых, а подле них стоит сам Свамирог лучезарный. Поклонился я ему в ноги, попросил дорогу уступить – не знаю зачем, но словно чувствую, что мне именно туда смерть как надо попасть. А тот меня не пускает. Говорит, якобы рано мне, да к тому же якобы ходатайствовали за меня. Вроде как у меня ещё дела в другом месте есть. И намекнул, мол, смерть моя рядом со мной ходит, и чтобы я осмотрительнее был. И толком больше ничего не обяснив, стал назад спроваживать. Я начал было возмущаться, проситься хоть бы одним глазком поглядеть каково там в Прави. А Свамирог дальше и слушать не стал, посмотрел строго так, сказал «поехали!» и небрежно махнул рукой, – изобразил Перебор, как именно лучезарный Свамирог в его сновидении махнул рукой.

– А дальше что?? – завороженные рассказом, в один голос спросили его спутники.

– А ничего! – ответил Перебор и погладил лоб. – На этом месте я проснулся.

– И всё что ли?

– Нет! Проснулся я, а у меня после этого сна чудного в голове так гудит, словно мне сам Свамирог случайно в бубен зарядил!

– Да ну?! – вновь не сговариваясь, вскрикнули варвар и багатур, они-то догадались, о каком «бубене» речь и что никакой это не сон был – то Перебор по самому краю прошел.

А Скотти и сам припомнил почти такой же «сон». Только в егошнем «кошмаре», великий и могучий пращур Олдин, почти так же не пускал его в священную Валлогаллу, аргументируя тем, что якобы рановато в его нежном возрасте на пиру варварском куролесить. А когда варвар «проснулся», то увидел впервые Матушку Йогиню. Вспомнил всё это Скотти, но не стал спутникам рассказывать, чтобы «повторюшкой-хрюшкой» не прослыть и чтобы как-то заполнить затянувшуюся паузу, добавил:

– Ну, и?!

– Что «ну, и»?! – осерчал богатырь, уж больно странно и придирчиво с утра вели себя эти двое. – Всё, хватит болтать! Поехали! – махнул он рукой, как в его «сне» далёкий пра-пра-пращур и первым тронулся в путь.

За ним в полном смятении чувств поскакали, прикоснувшиеся в эту ночь к чему-то таинственному и запредельному, его спутники, а на карагаче лёгкой зыбью подрагивали ветки, на которых содрогалась в беззвучном смехе невидимая глазу старушка.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

А тем временем, пока наши путники преодолевали последние вёрсты Диковатого Полюшка над первопрестольным Нерезиновградом стали сгущаться невидимые для невооружённого интеллектом глаза тучи.

С убытием богатыря в стольном граде стало неспокойно. Князь загрустил не на шутку, совсем забросил и так через пень колоду идущие государственные дела (от расстройства своей личности он «по совету друзей» даже чуть парламент на манер «ахлицкого» не ввёл, да вовремя одумался).

Только и делал, что вздыхал Свистослав Златоглавый, вспоминая утраченное душевное спокойствие, когда где-то недалеко околачивался Переборушка со своей врождённой жаждой справедливости, любови к земле родимой и, что самое главное, с неиссякаемой силушкой богатырской. Где-то сейчас его надёжу и опору носит?! Далось ему это перо!

Дальше больше: как по команде активизировались полномочные иноземные послы. Шевалье Фан-Жулиян, сеньоритер Педроссо и сэр-пэр Мак-Гнильи так и начали виться вокруг сникшего князя, наперебой предлагая посильную дружескую помощь в управлении страной и перспективными отраслями в частности.

До этого обычно трусливые бояре, видя такое дело, слегонца обнаглели и, под шумок, из казны деньжата стали растаскивать, якобы для нужд тех самых отраслей, да по заграницам их (не без помощи вышеуказанных послов) вместе с многочисленной роднёй распихивать.

В самом городе объявилось много горных троллей, орков и гоблинов, которые стали пафосно называть себя «королями ночной столицы» (они даже свой гимн придумали, типа того «короли ночного града, нам закон не писан, гадам»). И стали тролли и гоблины куролесить по кабакам, угонять честно наторгованные дорогие кареты у купцов-перекупщиков, болтаться в поисках криминальных приключений по ночам с травматическими арбалетами под полой, пререкаться с дружинниками и нарушать всяческие другие безобразия. Короче, совсем шпана разболталась без богатырского надзора.

Дома у Перебора Светлогорыча тоже не всё было гладко. Сначала Алинушка получила анонимную «похоронку» с «добрыми пожеланиями». Но так как сердечко не «ёкнуло», поняла она, что это какой-то дурацкий розыгрыш, в духе малохольного Емельши. Затем кто-то разбил стекло в доме пустой чернильницей, испугав спавшего юного Олешку (хотела Алинушка обернуться волчицей, выследить, догнать и наказать смутьяна, да вовремя вспомнила, что в её положении нельзя так озоровать, ребёночку, что в утробе её, навредить можно). А намедни и вообще неслыханное произошло. Какой-то неизвестный хулиган написал краской на воротах богатырского терема красивым каллиграфическим почерком объявление, что «Здесь живёт богатырь Перебор – рунийефил, армейский мужлан и махровый консерватор». Да и бог бы с ним, с объявлением. Подумаешь, новость! Все знали, что Перебор любит родину со всеми потрохами, и то, что этот достойный во всех смыслах муж и отец, чуть ли не с пелёнок на военной службе у князя числится. Да и известие о том, что Светлогорыч зачем-то консервирует махорку, тоже не из ряда вон выходящее – могут ведь быть и у богатыря свои причуды, хотя вроде бы он и не курил никогда. Репутация Перебора Светлогорыча здесь никаким образом не пострадала. Просто сам факт вандализма в отношении богатырского родового гнезда, уже говорил о том, что тенденция к росту анархии и экстремизма имеет место быть. И ещё как имеет!

В общем, народ не слепой, начал помаленьку роптать и на власть, и на гоблинов с троллями и на иноземных послов впридачу. И чем дальше роптал, тем громче.

И лишь милый старичок, Архистрах Плутархович, блаженно взирал на всё происходящее и в конце каждого рабоче-продуктивного дня, с удовольствием «умывал руки», как это раньше делал до него лорд Фосфор.

Тучи, над Рунией всё сгущались и сгущались, а из дальней сторонки ещё и синепянское посольство во главе с новым – непьющим! – послом к князю выехало. Всё хотелось им тот древний договор пересмотреть.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Проехали богатырь рунийский Перебор Светлогорыч со своими спутниками «край непуганных обормотов» – Диковатое Полюшко – без приключений вдоль и поперёк (пришлось кое-где глубокий и длинный овраг объезжать). Проехали до противоположной границы и уехали восвояси. Не вышло у Архиплута «настрополить» против рунича местное шебутное население, хотя всё к тому шло. А всему виной врождённое благородство рунича, будь оно неладно.

Настроенные испытать удачу, остальные «отморозки», узнав по слухам, что у богатыря и на чужбине силушки хватает с избытком, а по более достоверным сведениям, что его сопровождают ещё двое не самых последних воинов континента, тем более, что один из них – присоединившийся после боя десятилетия, печенеловский чемпион-рукопашник Барабир-багатур – благоразумно решили не испытывать ни удачу, ни судьбу. Ни у кого больше духу не хватило вставать поперёк дороги у богатыря и его славных спутников. Жизнь и здоровье, были дороже обещанных премиальных за бородатую богатырскую голову.

Проводили скреплённые общей проблемой «отморозки» злобно-испуганным взглядом из зарослей саксаула проезжавшую троицу и… вздохнули посвободней – «фу-ф! не заметили!».

Путники же, и не подозревавшие ни о чём коварном, в благодушном настроении добрались вскорости до портового города, основанного на берегу Посредиземельного моря-окияна ещё в незапамятные времена морскими дедами-основателями (не будем озвучивать название этого города и так все догадываются о каком именно речь зашла).

Так вот, имён дедов-основателей города никто толком не помнил, но то, что дедовщину на пиратском флоте основали именно они и перенесли её сюда на берег, все приобщённые к этому морскому братству помнили как свою молитву «Батя наш – дедушка».

Городок, скажем прямо, ничем особо не отличался от других сотен подобных приморских городков – те же продажные портовые шлюшки; та же продажная портовая таможня; те же вездесущие гоблины и орки с ножами в рукавах, у которых везде всё было схвачено, скуплено и за всё заплачено – короче, полный набор. Единственное отличие этого города от других было в том, что здесь была строгая иерархия: каждый новичок, появлявшийся в городе, должен был «проставиться» местным старожилам, чтобы не оказаться в неудобном положении, по-литературному – «на параше». И «проставляться» этот новичок должен был до тех пор, пока не уйдёт в иной мир его «старичок», вот тогда он становился полноправным старожилом, со всеми приятными последствиями.

Вы уже разочарованно думаете, что представляете, как развернуться события дальше? Ничего подобного! Вы даже не представляете! Читайте, убеждайтесь и делайте правильные выводы!

Перебор Светлогорыч, Крупный Рогатый Скотт и Барабир-багатур въехали на кишащие народом улицы залитого солнцем портового городка. Народ, подозрительно и с недобрым интересом косясь на незнакомцев («старички или новички?»), расступался, нехотя пропуская их. Кое-как проехав по улицам и чудом никого не раздавив, путники добрались до городской площади, где тоже было людно, но всё равно посвободнее, и остановились на рекогносцировку.

Подозвав прохожего, Скотти-варвар провёл чёткий классический допрос без пристрастия, что даже сам изумился, откуда у него такой талант следопыта. По результатам допроса местного населения и путём визуального наблюдения, путники установили следующее. С площади помимо той дороги, по которой они приехали, выходили ещё три дороги. Первая спускалась к морю, где стояли у причалов суда, и шла не менее бойкая, чем на улицах торговля, только оптовая. Вторая дорога выходила к Молельному Дому, своеобразному месту, где представитель любой, самой экзотической религии, полуверы и секты мог принести жертву именно своим богам (и даже демонам!) перед выходом в море или по другому случаю. И судя по тому, что на этой дороге брусчатка была разбита не меньше, чем на дороге, ведущей к морю, Молельный Дом тоже пользовался немалым спросом. Но самой востребованной дорогой оказалась третья. Её кривая улочка, с разбитыми в пыль камнями брусчатки и наезженной колеёй, вела мимо лачуг с приветливыми и нескромными девчушками в окнах, аккурат к главному кабаку города «Салун: В гостях у дедушки».

– Какие будут предложения? – закончив с рекогносцировкой, поинтересовался у товарищей Скотти-варвар.

– Предлагаю сначала перекусить и выпить! – выпалил молодой и горячий степной парень Барабир. – Потом уже осмотримся более основательно.

– Нет! Времени терять не будем! – весомо произнёс Перебор Светлогорыч. – «Сухпай» поедим, надо шхуну до острова зафрахтовать и отчаливать.

– Правильно, Светлогорыч! – поддержал богатыря Скотти. – Только неплохо бы было жертву богам принести перед выходом в море-окиян. Пусть суеверие, а спокойнее.

– А мне горячего мяска хочется, – закапризничал багатур, надеясь уломать товарищей посетить кабак. – И шорпо-морпо тоже хочется. И айраккумар. Мы уже неделю на сухом пайке живём. Так и до заворота кишок недолго допитаться.

Перебор Светлогорыч сурово окинул взглядом спутников, увидел их умоляющие глаза и смягчился.

– Ладно, – пошёл он на попятную. – Сделаем так! Ты Скотти поезжай в храм межконфессиональный, поставь там свечку, факел, колотушку камышовую или что-там у вас ставится. Ты Барабир, можешь перекусить. Только смотри, не забалуй, – кивнул он на куртизанок, махавших им из окна, – Я же поеду на пристань, попытаюсь шхуну зафрахтовать. Встречаемся на этом месте ровно через час.

– Перебор Светлогорыч может вместе? – из вежливости спросил багатур, знал, что рунич своих решений не меняет.

– Без опозданий! – поставил точку в совещании богатырь и, развернув коня, поехал по дороге, ведущей к пристани.

– Приятного аппетита! – по-дружески подколол Скотти-варвар багатура и поехал к Молельному Дому.

– Привет богам и прапредкам! – крикнул ему в след Барабир, и в предвкушении знатного обеда направился в сторону главной местной достопримечательности – кабака «В гостях у дедушки».

И кто их просил разделяться в чужой стороне, ума не приложу. Ну не я же, в самом деле…

Перебор-богатырь выехал на пристань и восхищённо уставился на море-окиян: никогда ещё он не видел столько воды собранной в одном месте. Даже мощь могучей Днеполги меркла пред этой солёной стихией, а его рукотворное в юношестве озеро (с которого, если вы помните, все и началось) так и вовсе казалось каплей по сравнению с этим морем. Светлогорыч мог бы ещё долго стоять, любуясь стихией, но, видя, что на него уже подозрительно оглядываются люди, богатырь прекратил «проветривать варежку», вернул лицу, подобающее рангу, солидное выражение и подъехал к ближайшему судну, на трапе которого развалившись дремал его капитан дальнего плавания.

– Здрав будь мил человек! – поприветствовал богатырь капитана.

Тот приподнял с лица козырёк бескозырки и окинул взглядом Перебора. Одежда, доспехи и оружие, говорили, что перед ним человек небедный и будет чем поживиться.

– И тебе не утонуть! Три румба мне в корму! – присел капитан на трапе, прикидывая, сколько можно будет содрать с русобородого воина за морскую прогулку на его судне. – С чем пожаловал?

– Свободен? – указал Перебор на судно в общем и на капитана в частности.

– А с какой целью интересуетесь?

– Дело есть, – сказал богатырь и подмигнул. – На мешочек золота!

– Свободен как рея, которая по всем нам давно плачет! – ухмыльнулся капитан, не забыв добавить морскую присказку. – Йо-хо-хо и как бутылка в море!

– Отвезёшь нас в одно место? – догадавшись, что перед ним настоящий матёрый морской волк, обрадовался богатырь: надо же, с первой попытки и так удачно!

– Какой разговор! За ваши пиастры, хоть в… глотку к морскому дьяволу! – хорохорясь, набивал себе цену капитан. – Только дороговато будет! У меня заказов вообще на месяц вперёд! Исключительно из уважения к вам! – разошёлся капитан, начав врать без зазрения совести.

– Мы за ценой не постоим, – усмехнулся Перебор Светлогорыч (в этот раз у него были знатные командировочные).

– Куда едем, браток? – подскочив от новости, что у клиента «пиастров» немеряно, перешёл на фамильярный тон капитан (а это, знаете ли, дорогого стоит, чтобы «морской волк» и какую-то «сухопутную крысу» братком назвал, тоже, кстати, этот бонус в оплату входит).

– Островок есть такой, Геликондос называется, – назвал конечную точку своего маршрута, богатырь. – Туда надо сплавать ненадолго. Немного подождёшь нас и вместе назад. Деньжатами не обижу.

Услышав куда надо плыть, капитан побледнел и расстроился – такая сделка сорвалась!

– Эх, браток, извини, не могу! – искренне сожалея, вздохнул «настоящий морской волк», лёгкой морской прогулкой здесь и не пахло. – Совсем забыл, что у меня пробоина в днище. Ещё неделю латать будем.

– Эх, жаль! – тоже огорчился Перебор, почти ведь договорился, осталось лишь по рукам ударить.

– А как мне жаль, – произнёс капитан, думая об упущенных денежках. Он бы ни за какие сокровища нации не сунулся бы на проклятый богами и ими же обжитый, Геликондос, уж лучше в… глотку к морскому дьяволу заплыть с разгону, больше шансов выжить будет. – Трезубец мне в гланды! Но ты не отчаивайся, браток, поищи-поспрашивай, народу много, может и будет ещё кто свободный – и процедил сквозь зубы, – из числа сумасшедших.

– Что делать, будем искать, будем искать! – сказал богатырь и поехал дальше по пристани.

– Прощай, смельчак! – крикнул богатырю вслед капитан и, сняв бескозырку с большим козырьком, почтил его память в своём суровом морском сердце.

Крупный Рогатый Скотт, добравшись до Молельного Дома, был и приятно, и неприятно удивлён. Давка в окрестностях и у дверей Дома говорила о большом проценте религиозных людей в рамках портового города и их взаимной «религиотерпимости». Однако как они матерились и обзывали друг друга, пытаясь выкарабкаться или же наоборот протиснуться к своим богам, божкам, идолам и кумирам, говорило об их общем низком уровне культуры и взаимоуважения. Ну, по крайней мере, хоть поножовщины в храме и на подступах не было, и то ладно.

Оставив ждать в стороне Конанифала, варвар протиснулся к поликонфессиональным жрецам, торговавшим здесь же всевозможными причиндалами для принесения жертвы богам: от белого верблюда и беглого раба, до свечек, булавок и зубного камня (и лучше бы вам не знать весь перечень возможных жертвоприношений).

Суровые варяжские обычаи и традиции требовали от каждого варвара, отправляющегося в морской круиз принести кровавую жертву великому пращуру Олдину, по совместительству являвшемуся и покровителем отважных северных мореходов. И желательно чтобы этой жертвой был дикий вепрь-косач, с которым надо было выйти одиннаодин (что вдвойне приятнее было бы Олдину), ну на худой конец зарубить своим верным топором чёрнобурого лисоволка. Тогда, считалось, что великий Олдин отведёт всё бури и мели, скалы и рифы, сомалийских пиратов и патрульные катера, короче, все проблемы, во время морского плавания.

У Скотти-варвара не было возможности разжиться здесь вепрем, да и на простую лисицу у него денег не хватило бы (лисы то в ассортименте имелись, но жрецы заламывали заоблачные даже для богов цены), поэтому, посчитав свои финансы, варвару пришлось довольствоваться серой крысой, безумно верещавшей в маленькой клетушке. Не волк, но, как говорит шевалье Фан-Жулиан – на безрыбье и лягушка на уху сойдёт. Пусть великий Олдин оценит в целом порыв варвара, без деталей.

Обзаведясь жертвой для своего покровителя, Скотти с трудом пробурился в Молельный Дом и опять застопорился посреди толпы, в изумлении раскрыв рот (почти как Перебор на пристани, только ещё шире).

Такого он ещё не видел: шестирукие и восьмиглазые, толстопузые и тощезадые, стройные и атлетические фигурки божеств; геометрические фигуры всевозможных размеров и форм; идолы, истуканы, кумиры и тотемы; исколотые булавками куклы и истыканные копьями маски; изображения луны, солнца и других планет; чучела священных животных и точная копия золотого тельца (кстати, весьма здесь почитаемая); знаки зодиака и ещё много чего хоть мало-мальски имеющее отношение к божествам стояло, висело на стенах, лежало на подоконниках и свисало с потолка в этом необычном месте. Даже, стыдно сказать, имелся топорно выструганный гигантский фаллос в центре зала. Что за извращенцы ему поклонялись, варвар даже не представлял себе, но вульгарно накрашенные жрицы этого культа в прозрачных сутанах так и вились вокруг деревянного детородного органа. Да и возле других символов суеверия толпились люди, с проклятиями принося жертвы и, затем, благочинно молясь о благополучном путешествии и других начинаниях.

Сориентировавшись, Скотти нашёл в дальнем углу мастерски вырезанную из морёного дуба фигуру великого Олдина в натуральную величину (а это два человеческих роста, не меньше) и направился с верещавшей в клетке крысой к нему. Всего то и нужно будет капнуть пару капель крови жертвы на острие божеского копья. Это ещё по-божески. Пару пустяков. Другие вон как выкаблучиваются перед своими кумирами.

Добравшись до статуи, Скотти-варвар перевёл дух. Достав упиравшуюся крысу из клетки, он вытащил из сапога ножик и мысленно обратился к Олдину с соответствующей просьбой. Закончив молитву, варвар поднёс нож к горлу зверька и… тут его в плечо неожиданно толкнула, вошедшая в экстаз, престарелая «очевидица Иерёмы», отбивавшая ритуальную чечётку перед своим истуканом (ведь модно нынче в храмах танцевать).

Скотти чуть не выронив нож, на секунду ослабил хватку и упустил из поля зрения зверька. Крыса, не желавшая такой почётной, но всё же незавидной для себя доли, извернулась и варварски цапнула варвара за палец. Заматерившись от боли на древнескандалистском наречии, Скотти отпустил неблагодарную крысу (её, сучку красноглазую, чести удостоили, а она кусаться). Но, уцепившаяся зубами за палец, злопамятная серая тварь повисла на руке, и отпускать варвара ни в какую не захотела. Вспомнив, что от крысиного укуса можно заразиться бубонной чумой, старой холерой или даже драгунским триппером, варвар испуганно затряс рукой, намереваясь отделаться от крайне неприятного и цепкого разносчика заразы. Наконец, крыса разжала остренькие зубки и, пролетев через весь зал, упала на ку-клуц-клацовский колпак сидевшего в позе увядшего лотоса ганджнубийца, который в это время мирно воскуривал трубку мира с расширяющим сознание фимиам-канабусом, намереваясь войти в нирвану и напрямую, без обиняков, поговорить с божеством воздуха Шу, тем самым который родился как дыхание из носа егиопского пробога Матума, плыть или не плыть ему к этому самому Шу за волшебным гербарием, или подождать когда шумиха уляжется.

Не ожидав такого скорого «ответа», находившийся на полпути к нирване ганджнубиец, брезгливо отбросил колпак с крысой в одну сторону, раскуренную трубку мира в другую, и с воплями «Меня накрыло! Пакахатас! Фараоны!» стал ломиться прочь с «палёной хазы». В Молельном Доме и так переполненном нервными молящимися, начался жуткий переполох.

В сутолоке никто не обратил внимания на трубку мира, упавшую в ворох соломы, принесённой в жертву Верховному Козлу Отпущения.

Барабир-багатур преодолев кривую дорожку, лихо подъехал к стоявшему в тупике большому зданию с надписью на фронтоне «Салун: В гостях у дедушки». Оставив Карачура у коновязи, Барабир, пружинящим шагом, смело направился в гостеприимно распахнутые двери элитного кабака.

Внутри помещения царил таинственный полумрак. Окна была зашторены от солнечных лучей красными занавесками, отчего на полу и стенах расползлись кроваво-багровые пятна. По крайней мере, багатур посчитал, что пятна были именно от этого светового эффекта. Осмотревшись, багатур отметил, что почти все столики были заняты завсегдатаями питейного заведения. Не найдя куда присесть, Барабир прошёл через весь зал и, сев у барной стойки, сделал первый заказ:

– Двойной айраккумар со льдом! – потребовал он, добавив со знанием дела. – И не смешивать!

Флегматичный бармен, до этого уже нацедивший из имевшейся в наличии единственной бочки и «ром с колой», и «джин с тоником», и «двойной виски с содовой», и даже «тройной одеколон» спокойно принял заказ, и нацедил из неё же, впервые услышанный им «двойной айраккумар». Бармен знал одно правило, гласившее, что «клиент всегда прав, даже если несёт околесицу», и то, что пойло, как его не называй, всегда приводит к одному финалу, поэтому действовал рефлекторно.

– Твой двойной араккумар! – произнёс бармен, подвигая к багатуру, убойную брагу собственной рецептуры, и бросил в деревянную кружку кусок нерастаявшего льда, оставшегося от мороженой селёдки. – Со льдом!

– Спасибо! – вежливо поблагодарил Барабир бармена и залпом выпил обжигающий напиток.

– На здоровье! – не менее вежливо ответил бармен, проследив, как посетитель лихо осушил литровую ёмкость.

Багатур прислушался к вкусовым и остальным ощущениям. Вроде запах как у айрака, только с привкусом рыбы, и пищевод обжигает сильнее. Видать, здесь просто её готовят немного по-другому и кислого молока чуть меньше добавляют. А так ничего, пить можно!

– Добрый айраккумар! – похвалил кислую брагу сомнительного качества, багатур. – Повтори!

«Кто бы спорил. Позавчера, это был вообще пятизвёздочный коньяк», – флегматично подумал бармен и повторил порцию пойла «разборчивому ценителю элитного алкоголя».

– И порцию шорпо-мунгэ с курдяшным жиром, – сделал заказ «горячего» Барабир.

Бармен задумчиво глянул на посетителя, силясь понять, чтобы это значило, и, доверившись своему чутью (алкоголь с жиром вроде бы не смешивают) крикнул на кухню чтобы, приготовили «шорпо», пусть лучше стряпухи голову ломают, что за это блюдо.

Захмелевший багатур, в ожидании горячего попросил коктейльную трубочку и стал, неспеша потягивать через неё свой любимый степной напиток, настоянный на лечебных травах и кореньях (ну, это он так думал).

– Ты здесь новичок? – ненавязчиво поинтересовался бармен у багатура.

– Здесь, как бы да! – ответил Барабир и с шумом втянул через трубочку «айрака» на добрый глоток. – А что это так важно?

– Здесь, как бы да! – в тон ему произнёс бармен и показал глазами на сидевшие в самых тёмных углах молчаливые компании. – У нас по законам дедов-основателей, каждому новичку полагается проставиться старичкам. Ну что, угостить их за твой счёт?

– Пускай идут в… ногу со временем, твои старички! – громко, чтобы все ясно расслышали, произнёс ещё более охмелевший, и я бы даже сказал, пьяный, Барабир-багатур. – Эти педе… э-э, пережитки и отсо… э-э, отголоски, надо искоренять. С какого хары-мумбары, я должен кому-то здесь проставляться. Пусть друг дружке подставляются, упыри!

От такой речи, флегматичный бармен посерел лицом и сполз под стойку. Он прекрасно знал, чем заканчиваются такие пьяные революционные выступления новичков. Ничем хорошим для них. И въевшиеся багровые пятна повсюду были наглядным тому доказательством.

Между тем, обличительно-огорчительная речь новичка не осталась неуслышанной. Застучали отодвигаемые стулья, и в сторону багатура с разных сторон направилось несколько десятков тёмных личностей. Обступив Барабира плотным кольцом, далеко ещё не старые «старички» свирепо засопели, словно хотели натурально сдуть наглеца с глаз долой.

«Крупные экземпляры, – мысленно отметил спокойно попивавший, как он всё ещё думал «айрак», багатур. – Пару гоблинов, три горных тролля, несколько грязных орков, остальные тоже те ещё мутанты – ничего сверхъестественного».

– Э-э, оля-боля, ты, чито чичас сказал, дунгус-переростосток? – выдавил, наконец, из себя подходящий острому моменту вопрос один из «дедушек», тот самый, который зловонно дышал багатуру в чисто выбритый как у салажонка-призывника затылок.

Не зная как вежливо ответить на дебильный вопрос, Барабир, вдруг заподозрил, что ушлый бармен обманул его с аракой и от нахлынувшей обиды, заехал кружкой ближнему гоблину в череп. Кружка разлетелась вдребезги; гоблин, хрюкнув, повалился на грязный пол. Заварушка началась!

Разъярённые наглым «новичком», «дедушки» скопом навалились на него и стали поочерёдно, как использованные гильзы, выпадать из общей завертевшейся «обоймы». Проявив максимум человечности, багатур не стал хвататься за меч, хотя в лапах его коварных противников и сверкали тесаки. Он награждал их по-простому, по рабоче-крестьянски: кого оплеухами, кого затрещинами, а кого и подзатыльниками. «Старички», вне себя от ярости, вставали и вновь налетали на багатура, чтобы в очередной раз лечь у его ног. Но как бы они не старались одолеть выскочку-незнакомца, скоротечный бой для них закончился с разгромным счётом 30:0. Все три десятка «дедушек», местных авторитетов, были низложены отважным новичком.

– Дедовщина отменяется! – во всеуслышанье заявил посрамитель «дедушек» Барабир. – Никто, никому, никогда больше не проставляется! Ура, джигитёры!

Поражённые таким исходом кабацкой драки, «новички», сидевшие за другими столиками в ожидании указаний своих «старичков», не знали, что и делать: радоваться или плакать, а горячий и хмельной от победы и ненастоящего «айраккумара» багатур, замер в предвкушении оваций, достойных освободителя.

Объехав почти всю пристань и поговорив с несколькими дюжинами отважных флибустьеров, на поверку оказавшихся трусливыми гондольерами, Перебор Светлогорыч начал отчаиваться всерьёз и надолго. Все переговоры насчёт «кое-куда сплавать» начинались как нельзя удачнее, но едва капитаны, старпомы и боцман-лоцманы слышали куда именно, как тут же у них оказывалась веская причина, как на зло не позволявшая им выплывать по предлагаемому маршруту, и вообще выходить в ближайшие пару лет в море.

Даже посоветованный богатырю, одним доброхотом, известный флибустьер Синдикат-мореход – головная боль семи с половиной морей, бросивший якорь как раз в этом порту, услышав, куда его просят сплавать, вежливо, но твёрдо отказался. С остальными звёздами парусного спорта, такими как пират чёрного пиара Джора Бородатый Анекдот, капитан-лейтенант Совриголова Шапкукуплюев и бородатая женщина-морячок Джелена Уарабей, разговор тоже был короткий, примерная стенограмма которого приведена ниже:

– Здрасте!

– Здрасте!

– Плывём?

– Деньги есть?

– Есть!

– Плывём!

– Отлично!

– Куда?

– Геликондос.

– А-а вспомнил(а)! У меня гастрит (другие варианты: арест судна; аквафобия; занятия в танцкружке и в т.д. (в т.д. – в том же духе, прим.авт.).

– Жаль!

– А как мне жаль!

– Ладно, пока!

– Прощай, герой! (и отдание почестей).

Час времени, отпущенный богатырём себе и спутникам «на всё, про всё» истекал, а результатов никаких не было.

«Эти двое, хоть помолиться и пожрать успели, – досадно подумал Перебор Светлогорыч, разворачивая Приорушку в сторону города. – А я вообще впустую прокатался».

– Псыть! Эй, музика! – воровато оглядываясь по сторонам, окликнул его белобородый старикан в огромной чалме. – Слюхал корабил искаешь?

– А тебе то, какое дело, до моего дела? – насупился Перебор Светлогорыч, знал он подобных типчиков, ерунду какую-нибудь гораздых втюхать «по ценам ниже рыночных», вот и грубил загодя.

Подозрительный тип в знатном тюрбане не обидился на грубость, и лишь шибче завертел головой – не подслушивает ли кто их.

– У миня ест, чо табе нада, – перейдя на шёпот, сказал «тюрбан» и стал нахваливать своё «искюлюзивный перидилаженю», прицокивая от удовольствия языком. – Кароша корабил! Вах! Такой корабил, не корабил – питищка. Панимуешь? Щайка, белий!

– Да я уже и на корыто согласен, серенькое, – поделился со стариком своей проблемой, богатырь. – Только и ты на Геликондос вряд ли захочешь нас отвести. Все, как узнают, отказываются.

– А бакшиш у табе ест? – совсем не испугался «тюрбан» страшного для остальных слова «Геликондос». – Есели денга ест, то хоть на Хелигондос, хоть на Хелинжик отправюмси. Солову даваю!

Богатырь заинтересованно оглядел собеседника. Вроде не чокнутый, и на афериста не похожь. Может и впрямь удача ему, наконец, подвернулась, пускай и с приличным акцентом.

– Если так, на цене сойдёмся! – ободренно сказал Перебор Светлогорыч, и подмигнул чудаку в тюрбане. – Не обижу!

– Якиши-макиши! – подмигнул в ответ «тюрбан» и поманил богатыря в сторону дальнего пирса. – Поюхалы за миной.

– Обожди друг! – сказал богатырь. – Мне за друзьями надо смотаться.

– За друзюми?

– Да! Я мигом! Одно копыто здесь другое там!

– Копито, там? Защем?

– Ты только никуда не уплывай, ладно?! – с мольбой в голосе, попросил богатырь свою последнюю надежду, добраться до острова. – Заплачу тройную ставку.

– Караша! – сразу всё понял, «тюрбан». – Я табю с друзюми буду дожидавать за пирисом. Там мой, щайка беликрилий, на волна кащаеца.

– Отлично! Готовься к отплытию! – крикнул богатырь старику в тюрбане и радостный поскакал на площадь за своими спутниками.

В Молельном Доме неразбериха, понемногу набирая обороты, переросла в беспорядки. Люди разных религий и регалий, ругаясь и пихаясь как последние безбожные смерды, пытались успеть и принести жертву своему боженьке, и надавать тумаков ближнему, а размалёванные жрицы ещё умудрялись и рыбку есть, прежде чем… ну не важно. А тут как раз и сено, предназначавшееся Козлу Отпущения, полыхнуло.

Тут, естественно, началась ни с чем несравнимая паника. Себя-то в жертву никто не хотел приносить, поэтому вся толпа дружно хлынула к выходу, а наиболее ретивые к окнам, выдавливаясь через все отверстия как один большой сгусток, не скажу чего. Крупный Рогатый Скотт, не поддавшись всеобщей панике, возглавил спасательную операцию. Почему именно он возглавил? А потому что он был вообще единственным, кто пытался спасать кого-то ещё кроме себя. Тушить пожар было некогда, да и нечем (не чучелами же тотемов пламя забивать), поэтому варвар сосредоточился на выводе и выносе посетителей религиозно-административного здания. Те, кто мог выкарабкаться сам, уже давно отбежали на приличное расстояние и теперь, отдышавшись, с энтузиазмом смотрели на охваченное огнём здание, вставляя свои вдумчивые комментарии по этому поводу. Тех же, кого в давке случайно уронили и немного затоптали, Скотти-варвар собирал в охапку по нескольку человек и выносил из огня, раскладывая в сторонке на безопасном месте. Пожар уже бушевал в полную мощь, когда Скотти, порыскав по углам и неслабо наглотавшись дыма, обнаружил последнюю жертву давки – сухонькую старушку с ангельски милым личиком, – которую стукнули и придавили ещё в самом начале суматохи. Схватив бабулю, варвар метнулся к выходу, успев в последнюю секунду покинуть здание, прежде чем за его спиной рухнула обгоревшая кровля.

Добровольного спасателя с бабулей на руках зрители и очевидцы встретили бурными овациями. Не отвлекаясь на приём поздравлений, Скотти-варвар осторожно, чтобы не сломать, уложил старуху на землю и стал её реанимировать. Не решившись осуществить принудительную вентиляцию лёгких, методом «рот в рот», Скотти решил провести непрямой массаж сердца, чтобы разогнать старушкин «мотор», судя по пульсу, неустойчиво работавший на холостых оборотах. Аккуратно, большим пальцем, он начал надавливать на грудь женщины и – аллилуйя! – свершилось чудо и бабушка «ожила», а значит, дышать ей в рот варвару уже точно не придётся.

– Сколько пальцев видите, мэм! – без задней мысли показал варвар пожилой даме средний палец руки. Он просто хотел удостовериться, что женщина окончательно вернулась в сознание.

Старуха внимательно посмотрела на палец, затем на рогатого качка, склонившегося над её всё ещё невинным, хоть и немного сморщенным телом, и вдруг, исказив ангельское личико, завопила:

– Порождение тьмы! Сгинь, демон!

Толпа, разочарованная так быстро затухавшим пожаром, но всё ещё желавшая зрелищ, мигом обступила новый информационно-скандальный центр. И в самом эпицентре «центра» оказались варвар и старушка.

– Это он! Он! – верещала старушка, тыча пальцем в своего спасителя, которая, как оказалось, и была той самой «очевидицей Иерёмы», а теперь ещё и свидетелем происшествия (не путать с Пришествием). – Я всё видела! Этот нахал устроил давку и пожар в нашем общем Доме. Я просто не успела сказать там, меня первой оглушили. Он специально всё подстроил. Это он! Демон! Поджигатель! Разжигатель межконфессиональной вражды!

Это было серьёзное обвинение.

А раз такое дело, то тут же нашлись и другие очевидцы, заподозрившие ещё в самом начале, рогатого варвара в некоей фатальной предумышленности. В основном это были жрецы-продавцы и те размалёванные жрицы, чьё фалло-божество бесследно сгинуло в огне.

Возмущённая толпа, повалила на отнекивавшегося от преступления варвара, горя лицемерно-искренним «праведным» гневом (ничего удивительного, вполне обычное словосочетание, гневались люди искренне за то, что не дал возмутитель спокойствия доделать им дела «праведные», и спокойно предаться обычным бытовым заботам: блуду, безделью, грабежам, взяточничеству, подхалимству или невинным сплетням на лавочке).

– На костёр его!!! – потребовали блудницы и прохиндеи, в смысле жрицы и жрецы.

– На кол, а потом в костёр!!! – предлагали старые девы и ханжи, в смысле невинные женщины послебальзаковского возраста.

– Утопить! Повесить! Четвертовать! Задом на муравейник! – начали предлагать свои методы лишения жизни остальные негодующие. Ведь сколько религий, народов и культур, столько и способов умерщвления себе подобных придумало человечество, и даже больше.

Поняв, что добром это не кончится, Скотти-варвар, пятясь от наседавшей толпы, заливисто свистнул. Застоявшийся в стороне Конанифал только этого и ждал. Громко и грозно заржав, верный варварский конь прорвался сквозь толпу к хозяину и «приняв на борт» Скотти, рванул в сторону площади. Не подумайте, варвар не испугался, просто он принял единственно верное решение, уйти и не брать грех на душу. Ну не рубиться же с этими полоумными.

Обезумевшая же толпа, удостоверившись в том, что сбежавший, а значит заведомо виновный, варвар, действительно замешан в этом тёмном деле, ринулась за ним следом.

В отличие от варвара, Барабир-багатур так и не дождался ни оваций, ни даже жиденьких аплодисментиков. Ошарашеные побоищем «новички», которым пришлый багатур «даровал свободу» от беспредела мерзких «старичков», поначалу немного возрадовались, но их тихая эйфория длилась недолго. Затюканные «новички», с ужасом представили, что будет, когда очнуться их узурпаторы и решили не рисковать. Вместо того, чтобы добить лежачих (один из немногих случаев, когда это не возбраняется), «новички» накинулись на багатура.

– Ты что наделал, осободитель чёртов?! – примерно так, крича наперебой, обратились они к Барабиру. – А ну как эти скоро очухаются?! Опять нас тромбить зачнут! Надо же будет им на ком-то отыграться!

– Так вас вон сколько! – удивился багатур глупости многочисленной толпы. – Вы этих «старичков» одними шапками можете закидать! А лучше прямо сейчас «накостылять» им и изгнать из города. Ведь вы им по сути ничего не должны!

– Ты не понимаешь! – ответили ему «освобождённые». – Это же потомки дедов-основателей! А дедовщину у нас никто не отменял!

– Я отменяю! – сказал багатур, всё же он имел кое-какие заслуги для подобных заявлений.

– Указа нет! Закона нет! Постановления нет! – не унимались глупые «новички».

– Да зачем он вам нужен?! – искренне удивился Барабир.

Тут начали постанывать, приходившие в себя «старички». Заметив это, кто-то из толпы крикнул:

– Чего с ним цацкаться! Покажем ему!

– Покажем!!! – дружно подхватила толпа, оглядываясь на мотавших головами «старичков». Хотя чего там показывать, и так багатуру было видно, что это просто бесхребетные трусливые слабаки, у которых был такой шанс, а они, глупцы, его упустили (вас, кстати, разве не поражало, как в доблестной армии двое-трое ублюдочных «стариков» держали в страхе многочисленное, не побоюсь этого слова, «стадо» молодых ребят, ну да не в героической былине об этом упомянуто будет).

Толпа, как ни боялась багатура, а всё равно стала надвигаться на него, причём, по заведённому обычаю, задние ряды проявляли большее рвение в этом деле, чем ближние к Барабиру.

– Стоять! – страшно заорал багатур и выхватил меч. Он в отличие от варвара, не собирался церемониться с толпой. – Я уйду! Но я ещё сюда вернусь, со своей ордой! Всем тогда места мало будет!

Произнёс так багатур и выскочил за дверь. Услышав, что багатур пообещал привести сюда ещё кучу таких же воинов как он, и «новички», и очухавшиеся «старички», погнались за ним, чтобы не допустить утечки злопамятного информатора.

Барабир вскочил в седло и ринулся по кривой улочке, между домов с развешанными на верёвках кружевными панталонами, в сторону площади. Смилостивившись в последнюю минуту, он решил не убивать преследователей до поры, до времени. Пусть и орде что-то достанется «на закуску».

Перебор Светлогорыч уже несколько минут ждал своих спутников на месте сбора. Разгорячённая Приорушка, чувствуя состояние хозяина, нетерпеливо била копытом мостовую, высекая подковой искры из камней.

– Где же их носит?! – вслух посетовал богатырь. – Как бы, не случилось чего, не вляпались куда-нибудь!

Он бы и рад был поехать на их поиски, но понимал, что ежели отъедет от условленного места, за одним, может подъехать другой и не найдя никого здесь, додумается отправиться на поиски за третьим, и так могут они кружить весьма долго, что «тюрбан» уж точно не дождётся. Нет уж, надо будет по любому одного из них дождаться, а потом уже за следующим вместе отправляться.

Тут к беспокойству богатыря прибавилось и смутное волнение. С обеих сторон, откуда должны были появиться его товарищи, послышался подозрительной гул, шум и гам. То, что это как-то связано либо с варваром, либо с багатуром, Перебор Светлогорыч догадался, но ведь не с обоими сразу.

Ан нет! С обоими!

Из глубины соответствующих улиц слева и справа, практически одновременно на взмыленных лошадях выехали Скотти-варвар и Барабир-багатур. А за ними живой лавиной вывалил взбудораженный народ.

«Вот тебе поели, вот тебе и помолились», – тревожно подумал Перебор, наблюдая за прибывающей на площадь злобно галдящей толпой.

Багатур и варвар остановились по бокам от богатыря и синхронно развели руками, мол, они ни в чём не виноваты, толпа, знать, случайно за ними увязалась.

– Что натворили? – спросил богатырь у отдувающихся после скачки товарищей.

– Ничего серьёзного, – честно ответили беглецы от линчевателей. Да и в самом деле ведь ничего серьёзного, если не брать в расчёт, что сгорел дотла Молельный Дом, и была осуществлена попытка расшатывания местных устоев заложенных самими дедами-основателями.

– Понятно, – проворчал, богатырь, поочерёдно посмотрев каждому в ясные честные глаза. А посмотрев, поверил он им и обратился к бушевавшему вокруг, но боявшемуся прихлынуть ближе, человеческому морю. – Чего шумите, люди добрые? – всегда так начинал переговоры богатырь, пока не убеждался в обратном, а именно в том что его оппоненты не очень-то и добрые, – Что вас так расстроило, возбудило?

– Вот этот, с рогами, наш общий Молельный Дом спалил! – закричали размалёванные жрицы, стоявшие с ритуальными «игрушками» наперевес.

– А этот нам накостылял, пойдя против заветов дедов-основателей! – указав на багатура, излили свою обиду «старички», а покорные «новички» закивали как синепянские болванчики.

– И кабак вдребезги разнёс! – добавил важную деталь, флегматичный бармен – его больше интересовал вопрос возмещения убытков. – На сто пиастров золотом раскурочил. Кто башлять будет?

Теперь для богатыря всё стало на свои места. Не могли его славные спутники набедокурить по мелочи, не их уровень. Они, как и водится будущим великим деятелям, действовали с размахом.

Перебор Светлогорыч не стал долго думать, ибо опять мог дождаться, когда их обложат со всех сторон, как это уже произошло в Диковатом Полюшке, а потому сразу обратился к ревевшей толпе:

– Послушайте-ка меня, добрые люди! – как можно ласковее произнёс богатырь, не забывайте, он всё ещё считал местное население заведомо добрым. – Неужто это повод для вашей ярости, ведь нервные клетки не восстанавливаются. Даже если мой друг Скотти и причастен каким-то боком к пожару, то ведь не со зла получилось так. Я-то его знаю. И разве вы не знаете, что религия есть опиум для народа, – давешний ганжднубиец согласно кивнул, мол, прав богатырь, лучшая религия это высококачественный опиум или кокс, – ваши жрецы и жрицы вас обманывают, наживаются, наверняка завышая цены на ритуальные товары народного жертвоприношения. А ведь религия и вера, две совершенно разные вещи. Ибо вера одна, и она в душе нашей. Что нашим богам: Совести, Доблести и Чести, эти здания с кумирами. Суета! Так пусть возобладает разум наших душ! Не будем упрекать друг друга и желать зла друг другу.

Толпа, замолчав, внимала речам богатыря рунийского, раскрыв рты. Даже у скептично настроенного ганджнубийца сладкодымная папиросина изо рта выпала. Да и багатур с варваром, ничего подобного раньше от богатыря не слышавшие, призадумались над его словами.

– А что до вашего негодования, – обратился рунич к обиженным багатуром «старичкам». – Так тут вопрос и яйца ломанного не стоит. Вы, наверняка, сами нарвались, вот и подрались. С кем не бывает в мужском, я надеюсь, коллективе. Чего же теперь, опосля драки кулаками, тесаками и разбитыми бутылками махать. Лучше бы поблагодарили Барабира, что в живых вас оставил, а то он парень горячий. Джигит, одним словом. Так что, давайте-ка, по-хорошему разойдёмся. Как говорится: миру мир – пиратам дембель! Ну что, люди добрые, давайте так – вы на моих спутников зла не держите, а мы тихо уезжаем из вашего гостеприимного города на веки вечные. Договорились?

Богатырь победно оглядел огромную толпу, молча переминавшуюся с ноги на ногу. Вроде хорошую сделку предложил, чего они ещё думают?

Толпа же «добрых людей» так не считала. А как она считала?

– Еретик!!! – завизжали вульгарно разукрашенные жрицы и затрясли своими «орудиями жреческого труда».

– Революционер!!! – подхватили эстафету «старички».

– Пропагандист! – докурив подобранную папиросу, тоже вспомнил ругательное слово ганджнубиец.

– Женоненавистник! – кричали старые девы.

– Феминист, противный! – вторили им молодые и симпатичные братики Гомесы (дальние родственники цирюльника Гламури).

– Всех троих на дыбе четвертовать! – приняла резолюцию толпа и стала наседать. Откуда ни возьмись, появились горные тролли и гоблины с боевыми, а не травматическими арбалетами, те самые у которых всё здесь было схвачено и скуплено.

Положение осложнялось ещё и тем, что смеркалось. Как бы в темноте не потерять корабль с «тюрбаном».

– Отходим к морю! – скомандовал Перебор Светлогорыч своим товарищам, тоже решив не мараться и не воевать с этими полоумными женщинами, «старичками» и братьями Гомесами. – Там нас ждёт корабль у дальнего пирса. Я пробиваю дорогу! Барабир! Да спрячь ты меч, ещё зацепишь кого! Барабир, ты за мной! Скотти – как обычно прикрываешь спины! – богатырь дождался пока его маленький отряд выстроиться за ним в кильватерный строй и, подбодрив их удалой репликой – Погнали наши городских в сторону деревни! – направил Приорушку через обезумевшую в гневе толпу.

Не без труда одолев человеческое море (кажись всё таки парочку Гомесов они затоптали), путники вырвались на дорогу, ведущую к настоящему морю и поскакали к пристани. Над ними то и дело свистели, пролетавшие арбалетные стрелы, а за спиной слышались проклятия устремившейся в погоню толпы. Если так дело пойдёт и дальше, оглянувшись, отметил богатырь, то придётся всё-таки дать им бой. А не хотелось бы! Полгорода придётся выкосить, прежде чем преследователи успокоятся.

Выехав на пристань, богатырь поскакал к дальнему пирсу, где стоял уже с поднятыми парусами корабль «тюрбана». Сам старичок суетился у трапа своего корабля с масляным фонарём, словно маяк, указывая своё местоположение. Поняв, что его заметили, а также догадавшись, что за его потенциальными клиентами мчится, чуть ли не весь город, «тюрбан» кинулся поднимать якорь.

Перебор, Скотти и Багатур прямо на лошадях влетели по трапу на корабль.

– Скорее отчаливай, друже! – весело крикнул богатырь капитану корабля, кажись ушли от погони без кровопролития.

– Пиристягуйте рейминя! – оскалил зубы в улыбке «тюрбан», стоя у штурвала с кучей непонятных рычажков и трубок. – Взилитаем! – капитан дёрнул за рычаг, и корабль стал… подниматься вверх, – Пюрющай зимеля!

Несколько настырных, потерявших страх «старичков», карабкавшихся по трапу, рухнули вместе с трапом в воду. Остальные горожане, столпившиеся на пристани, в изумлёнии задрав головы, проводили «улетевших в небо богов» (уже позднее по городу поползли противоречивые слухи, что якобы под видом странных людей их «проклятый город контрастов» посетили не кто-нибудь, а Олдин, Перувл и Багатур-Тонгро собственными персонами, которые, видимо устав смотреть на беспредел творившийся от имени дедов-основателей, торговлю жертвами и, собственно, жертвоприношения, пытались вразумить людей, но их не так поняли).

Вот так и возникают слухи, так множатся досымлы, так… рождаются легенды.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Увильнувшие от столкновения путники не сразу поняли, что произошло, и куда подевался город с их преследователями, как только они «отплыли». Нереальная тишина, обступившая их на корабле «тюрбана», давила на уши. Не было слышно ни криков погони, ни шума волн, лишь приглушённые крики паривших над морем чаек, долетали до их слуха, откуда-то снизу. Стоп! А почему снизу?!

Спешившись с коней, богатырь и компания подошли к борту корабля и, вцепившись в поручни фальшборта, ошеломлённо уставились вниз – портовый город, весь в огнях, проплывал далеко внизу, а они плыли по… воздуху!

Поняв, что без чёрной магии здесь не обошлось, Перебор Светлогорыч, справившись с волнением и взяв себя в руки, вытащил свой именной «супербулат» и направился к «капитан-чародею».

– Колдун! Ты зачем нас похитил? Жить надоело? – сказал богатырь и махнул мечом, предупреждая «колдуна» не шутить.

«Тюрбан» непонимающе уставился на своего пассажира.

– Я тебя по хорошему спрашиваю. Отвечай, куда путь держишь? – нахмурился Перебор.

– Щито знащют худы? На Хелигондос. Как заказюливали, – ответил капитан, опасливо косясь на острие меча. – А щито, не туды, да? Говорюй куды. Разуверинём карабюл па курсю.

Видя, что «чародей» напуган гораздо больше, нежели он сам, богатырь сменил подозрительный гнев на всё ещё подозрительную милость.

– А как мы здесь, в смысле в небе очутились? – спросил Перебор, пока что, не убирая меча в ножны.

– Никакуй фантаситики и миситики! Иженеровая мисиля! – расслабился «тюрбан» и ткнул указательным пальцем в небо. Проследив по указанному направлению, путники обнаружили над головами искусно спрятанный средь растянутых парусов воздушный шар, находившийся метрах в четырёх от палубы, по форме напоминавший огромную дыню. Воздушный шар был скреплён с кораблём многочисленными канатами, сетками и верёвочными лестницами. К шару подводилась труба, шедшая из трюма, где что-то шипело и клокотало.

– Где-то, что-то подобное я уже видел, – морща лоб, подошёл к капитану и Перебору Скотти-варвар. – А где хоть убей непомню.

(Матушка Йогиня, пока выхаживала хлопца, избавилась от улики, чтобы её «внучёк» больше никуда не улетел, вот и не помнил варвар, где же он видел нечто похожее).

Увидев морщившего лоб варвара, седобородый старец почему-то натянул на свой лоб тюрбан и постарался изменить голос.

– Чичас такая аиростата многа ест, – пробурчал гнусавым баском «тюрбан». – Не булшой екизотика. Юрлюме?!

– Слушай, друг, а мы с тобой нигде не встречались? – присмотрелся к капитану Скотти, что-то сердечко внезапно ёкнуло. – Ты меня не помнишь? А-а?

– Нэт! – басом ответил белобородый воздухоплаватель и отвернулся проверить показания давления в котле по приборам.

– Зато я однажды видел, почти такой же шар! – вспомнил Перебор времена первого похода. – Только тот, кажись, был меньше.

– Чо я и сказываю, чито такуй шаров минога ест, – откликнулся «тюрбан», больше обращаясь к рогатому варвару, и не преминул похвастать своим детищем. – Но толику у мине такая литущий корабил. Можу скорусть до двасыть узелов ви щас разогнуть. Бирляма, то ист килянус!

– А зачем же ты там, на пристани всё оглядывался, если не шпион и не колдун? – вспомнив странное поведение «тюрбана», спросил его Перебор. – Наоборот, мне кажется, надо такие ноу-хау народу рекламировать, чтобы прогресс не стоял на месте.

– Ахи-вахи! Какуй там пирогирес! – посетовал воздухоплаватель. – Тименота! Вона мине в дирюгом горуде щуть не юбила бес сюда и силедствий. Пиришлося сюду матать, конспироватьсю. Вота и пахаю полулюхально. Дитёй корумить ната? Запщасть на еростат ната? Кущат ната? Патаму и бюруся за самий хиблий закяз. Щурмаля мяня за нугу!

– «Не слушай тех, кто не готов к полёту!» – вдруг продекламировал Перебор-богатырь, изредка пролистывавший книжки Перломудра, которыми зачитывалась его ладушка супруга, и, как оказалось, что-то даже запомнил. – «Они бескрылы, их не ждут мечты! Оставь им рабство – выбери свободу, преодолей сомненья и лети!»

Его товарищи по иному, с ещё большим уважением взглянули на «последнего романтика» – кто бы мог подумать! Воздухоплаватель тоже оценил посыл богатыря.

– Карошо сказил! Они тама висе гилюпцы! – сказал «тюрбан», показывая глазами вниз. – Ки палёту сабсем ни гатови! Бесокрилы, чохнутуя!

Его пассажиры заулыбались.

– Хорошо, что мы с тобой встретились! – по-свойски подмигнул воздухоплавателю, Скотти.

«Пилёхо, что ми опиять вистиретились», – даже подумал с акцентом «тюрбан», но вслух произнёс: – Аха! Ошень кароша! – и грустно улыбнулся.

Обосновавшись на корабле, и привязав лошадей к спиленной на высоте полутора метров центральной мачте, путники уселись рядом с капитаном ужинать, так как за весь день никто из них, включая багатура, толком-то и не поел. Перебор Светлогорыч угостил воздухоплавателя богатырским сухим пайком.

Приняв предложенную еду, «тюрбан» воспитанно ответил «рахмут».

– Рахмут?! – подскочил Скотти, словно его ужалила бешеная оса. – Что значит Рахмут?! Это твоё имя? Так?

– Нэт! – вновь попытался загрубить тон голоса «тюрбан». – Рахмут, зиначит, пасиба! А завуют мине Мук. Мук-ветерохон.

– Мук-ветрогон, значит? – правильно разобрал имя-прозвище воздухоплавателя, Перебор. – Очень приятно! Я Перебор-богатырь, это Скотти-варвар, а этот горячий парень Барабир-багатур.

– Перелебор, Скотивуар и Барабилир, – исковеркал на свой манер имена пассажиров Мук-ветрогон. – Ошень пириятно!

– Странно, – задумчиво проговорил Скотти. – Меня не покидает ощущение, что со мной это уже было: знакомое слово «рахмут», воздушный шар, облака. Не могу вспомнить!

– Ето дижавюй! – подсказал, судя по симптоматике, состояние варвара Мук. – Лютише ни воспминуй, ни напрягивай мозгу, а то хужее будит, – добавил он, правда не стал уточнять, кому будет «хужее», если варвар всё вспомнит.

– И то верно! – согласился Скотти и вновь принялся за ужин.

У воздухоплавателя одна гора с плеч упала, но небольшой «холмик» всё ещё давил на «горб».

Поужинав и покормив лошадей припасённым овсом, путники стали готовиться к отбою.

– Мук, сколько нам «плыть» до Гиликондоса? – поинтересовался Перебор Светлогорыч.

– Есели уркаган ни разаразитси, к утиру уже пирилетим до Хелигондоса, – ответил «тюрбан».

– Это хорошо! – улыбнулся богатырь и, по нерушимым походным правилам распределив время вахты, скомандовал «Отбой!».

Первым выпало дежурить Скотти, который от нечего делать стал допытывать обливавшегося холодным потом Мука-ветрогона, где же всё-таки они могли с ним «хотя бы теоретически» повстречаться.

Едва забрезжило утро, дежуривший крайним богатырь, поднял свою команду на ноги. Очарованные открывшейся их взорам панорамой, путники с замиранием сердца наблюдали с высоты птичьего полёта за восходом солнца. К их радости ночью ураган не разразился, с утра на небе не было ни облачка, поэтому ничто не омрачало грандиозной идиллической картины, раскинувшейся перед счастливчиками-путешественниками: почему-то округло-выпуклый горизонт (хотя все трое точно знали, что земля плоская) сливался в туманной дали с лазурным морем-окияном; малюсенькие с такой высоты волны, с белыми барашками на гребнях, словно послушное ветру-пастуху стадо, бежали навстречу поднимавшемуся из-за «края мира» солнцу; редкие серые скалы, словно верстовые столбы, вкопанные посреди бирюзовой степи, стояли суровыми монолитами. Хотелось петь от счастья, кричать от непередаваемого чувства полёта и свободы, а ещё хотелось нырнуть прямо отсюда в кажущиеся ласковыми воды Посредиземельного моря!

– Вона и Хелигондос! – указал Мук на тёмную точку, на горизонте. – Ваща пунта назиначеня.

– Уррааа!!! – не сдержавшись, закричали путники, такой новости, как-будто добрались до курорта, а не до чудовищного острова, таящего в себе неизвестные опасности.

– Будеть, вама «юйра», – проворчал себе под нос «тюрбан», не разделявший их ребяческого оптимизма.

Вскоре остров приблизился настолько, что можно было рассмотреть его общий план. А общий план был таков: сам по себе остров круглый, весь заросший зеленью, абсолютно весь, но с песчанными пологими берегами, а вот ближе к его середине был расположен скалистый хребет, практически полностью охватывающий центральную часть острова кольцом, и лишь в одном месте этого хребта виднелся небольшой проход. И, самое главное, в этом скалистом кольце, в самом центре острова возвышалась высокая гора – тот самый Парналикон.

– Нам к нему! – указал на гору Перебор, и капитан летучего корабля немного довернул штурвал, ложась на указанный курс.

– А то, что за стая, такая большая? – рассмотрел в слепящей синеве неба, много чёрных точек приближавшихся к ним со стороны острова «Зоркий Глаз» – Барабир-багатур.

– Вах щет-щербет! – тоже рассмотрел «точки» Мук-ветрогон. – Это гарпихии! Ёрлю бузухи!

– Гарпии? – нахмурился Перебор Светлогорыч. – Они опасны?

– Как гургулии, тока хужее! – ответил «тюрбан» и метнулся на нос корабля расчехлять гарпун.

– Хуже горгулий? Значит дело худо! – воскликнул Перебор Светлогорыч и призвал товарищей к оружию. – Давайте други! Постоим за… э-э, за корабль летучий!

Варвар и багатур, вооружившись щитами и выхватив мечи, приготовились отражать нападение злобных гарпий.

Мук-ветрогон расчехлил своё оружие возмездия. Вместо обычного гарпуна, глазам путников предстал усовершенствованный многозарядный арбалет с барабанной обоймой (кстати, тоже собственное изобретение воздухоплавателя, только незапатентованное).

– Чичас показуем им кузыкину мачиху! – примостился за станком арбалета пилот-капитан Мук и поймал в прицел ближайшую подлетавшую гарпию. – Полючуй! Хашачуй!

Пару стрел из очереди, выпущенной метким ветрогоном, попала гарпии в крыло, и мерзкое чудовище – гигантский гриф с уродливым женским лицом, только вместо рта и носа огромный клювище, – чертыхаясь и кувыркаясь, полетела в море. Плотный строй нападавших гарпий, понеся первые потери, распался на пары. Видя, что на палубе судна, их ждут вооружённые мечами воины, гарпии не осмелились без «артподготовки» идти на абордаж, а, держась на расстоянии, стали метать в них свои острые как дротики перья. Единственный, кто мог дать этим бестиям адекватный отпор, был Мук-ветрогон со своим скорострельным арбалетом. И отстреливался, я вам скажу, он на славу. Вскоре ещё одна гарпия, не сумев увернуться от незавидной судьбы-злодейки в виде стрелы со стальным наконечником, рухнула в бездну моря. Назойливые твари, всполошились, но оставлять в покое незванных на их остров гостей, не спешили. Разъярённые, они с нескольких сторон метнулись к кораблю, намереваясь, смести с него людей и утащить с палубы на завтрак упитанных лошадей. На палубе их, естественно, ожидали. Подставив щиты под острые и крепкие, словно сталь, когти, защитники корабля обагрили свои мечи и топор в чёрной крови хищниц. Ещё две боевые единицы из числа нападавших, теряя перья и разбрызгивая кровь из ран, ушли в неуправляемый штопор и скрылись в морской пучине. Остальные гарпии, и так не образец гостеприимства, вообще озверели, если это можно так назвать. Издавая пронзительные визги, эти вредины, выпустили по кораблю просто шквал своих перьев. Одно из них, попав в барабан арбалета, застопорило оружие Мука. Ещё несколько «дротиков» проткнули трёхслойную оболочку шара, сшитую из крепкой телячьей кожи и пропитанную специальным раствором. Пар начал со свистом выходить из шара, и летучий корабль пошёл на снижение. Без бортового оружия типа «воздух-воздух», с пробитым подъёмным элементом, да ещё и с бесновавшимися вокруг гарпиями, наши путники оказались в затруднительном положении. Теперь для нападавших они были гораздо более лёгкой мишенью.

Мук-ветрогон, отступивший под защиту своих пассажиров, начал совсем уже непонятно ругаться – обычно предусмотрительный, такого драматического финала он не предусмотрел. Ведь он точно знал, что в это время года гарпии улетают на восток (кто не в курсе: у подобных чудовищ миграция не как у нормальных птиц – юг-север, у этих – восток-запад). Значит, что-то их заставило сменить график перелётов. Неважно, что заставило, важно, что же предпринять теперь.

Рядом с «тюрбаном» воткнулось чёрное перо.

– Вах, джабралюхи! – помахал он им кулаком и тут его осенило. – Еверика! – закричал Мук.

– Что случилось?! – оглянулся Перебор, отбивавшийся от налетавших гарпий.

– Пирикирой мине, Перелебор-боходор! – вместо ответа скомандовал Мук и метнулся к штурвалу. Богатырь, прикрывая воздухоплавателя, держался рядом.

У Мука заработала инженерная мысль. Так! Если отвести пар, идущий от котла к шару, на мундштук сигнально-духовой трубы и выдать на неё несколько атмосфер, то может сработать. Была, не была!

Обжигая руки, Мук перекрыл клапан и отсоединил переходник, подававший пар по трубкам в шар. Воткнув переходник в приделанную возле штурвала трубу, по форме похожую на пионерский горн, только большего диаметра, он обвязал место соединения своим поясом, чтобы не сорвало давлением. А теперь можно и погудеть!

– Закиривайти ухи! – крикнул Мук-ветрогон и, открыв клапан подачи пара до упора, заткнул уши руками и присел за штурвалом.

Пар, давлением в несколько атмосфер, пошёл по закоулкам медной трубы, стремясь показать всю свою накопленную в котле мощь. Из первого прототипа иерихонического пароходного гудка раздался рёв такой силы, что ближайших гарпий, оказавшихся в опасной близости от гудка, сдуло, в буквальном смысле, паро-звуковой волной. Да что там гарпии, люди и лошади попадали на палубу, чудом не вывалившись за борт. Остальные хищницы, контуженные и перепуганные, в основной своей массе тоже попадали в море, и лишь единицы из них смогли удержаться в воздухе, но и они в ужасе разлетелись в разные стороны, только их и видели.

Придя в себя после гудка, оглохшие Барабир и Скотти стали помогать подняться на ноги перепуганным лошадям. Перебор Светлогорыч, тоже ещё не всё слышавший, по причине кратковременной потери слуха (а Мук предупреждал их «закиривайти ухи»), жестами попытался выяснить у воздухоплавателя, общее состояние дел. Двумя-тремя красноречивыми жестами Мук пояснил, что дела у их судна неважные и во избежание аварии котельного оборудования придётся приводняться, и посадка будет далеко не мягкой.

– Держитесь! Мы пикируем! – крикнул богатырь товарищам, которые хоть и не услышали, но додумали правильно. Сцепившись вокруг обрубка мачты вместе с лошадями, они приготовились к жёсткой посадке.

– Банизай!! – заверещал от азарта Мук-ветрогон и корабль, подняв фонтан брызг, упал в море.

Путники с трудом удержались на ногах.

– При-при-припилили! – доложился «тюрбан» Перебору и показал на остров, до которого было рукой подать. – Вота ваща Хелигондос.

– Ай да молодчина, Мук-ветрогон! – похлопал по плечу изобретательного воздухоплавателя Перебор Светлогорыч. – Доставил нас до острова, как и обещал! Благодарю за службу, дружище! – богатырь достал мешок с золотыми монетами и протянул его Муку, – Вот, как и я обещал в свою очередь, всё твоё. Заработал, честно! Всё, мы в расчёте. Прощай!

Проникшись такой щедростью, а больше добрыми словами, Мук шмыгнул носом и дёрнул за рукав богатыря.

– Перелебор-боходор, у мине тута римонта на тва-тири щаса, – многозначительно произнёс Мук. – Есели успехаете, можу вас с акоянуго Хилогондоса отвюзить бисиплутно на болшой земеля. Болще жидат не буту. Баюсю одинака.

– Спасибо и на этом! – подмигнул богатырь изобретателю. – Так и быть, коли успеем, улетим с тобой, ежели нет, не поминай лихом и не переживай, сами как нибудь выкрутимся-выберемся, не впервой, поди. Ну, всё, пока! – пожал руку изобретательному капитану воздушного судна Перебор и развернулся к товарищам, – Сгружаемся мужики, и вплавь до острова.

Выплыв вместе с лошадьми на берег, путники проверили свою и лошадиную амуницию и, вскочив в сёдла, помахали Муку на прощанье.

– Тири щаса! Тири! – сложив ладони рупором у рта, крикнул им воздухоплаватель. – Возвиращуйтиси!

Богатырь и его спутники проехали по песчаному берегу и скрылись в зарослях проклятого острова, направляясь вглубь его, к видневшейся над зорослями расщелине в скалистом хребте.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

В княжеском тереме тоже было не до веселья. Челядь княжеская, включая зажравшихся бояр, на время бросивших разорять казну, не находила себе места от беспокойства за самочувствие государя своего, светлого князя Свистослава Златоглавого. Совсем занемог государь в палатах своих. Пуще прежнего капризничать приноровился. А совсем недавно новая блажь в его высокопоставленную венценосную голову вклинилась. Ни с того, ни с сего, пообещал княже преставиться совсем скоро, ежели на фоне общего социально-психологического кризиса не появится хоть какой-то просвет в его безрадостном житье-бытье. И ничто не помогало в «аннулировании» этого его «обещания». Бывает ведь так – втемяшишь себе в голову чепуху, уже сам этому не рад, а избавиться от опасного чувства предрешённости никак не получается.

И в этот раз нечто подобное произошло. А всё потому, что князь уже дважды встретил на своём монаршьем пути старуху с косой, приняв эти случайности именно за закономерный роковой знак свыше. А то, что третьей встречи со «старухой» ему не пережить, он уже, не дурак, сам домыслил, догадался. И хотя ему и лекари, и аптекари, и иже с ними, пытались доказать обратное, что старухи с косами в его случае были совершенно безобидными существами, причём абсолютно живыми, Свистослав упёрся и ни в какую – умру, говорит, и, хоть убей его, никого не слушает.

А услужливый дьячок знай себе, посмеиваяется в кулачок. Весело Архиплуту окаянному. Бояре же испугались за князя всамделишне. Ведь ежели престарелый князь занеможет, захворает, зачахнет и скоропостижно умрёт от тоски суеверной, то княжество вовсе безотцовщиной останется, да окончательно по миру пойдёт. Наследников у государя нет, завещание суеверным князем до сих пор не написано. А это что значит? Верно! Ведь как пить дать перегрызёмся за власть, перебьём друг дружку, угрюмо думали придворные, искоса поглядывая на золочёный трон, да и народ за время смуты окончательно распоясаться может, тоже аспект немаловажный. И так вон бухтят на каждом перекрёстке, недовольство властью, холопы неблагодарные, выказывают. Так кто виноват и что же делать, искали ответ на исконные сакраментальные вопросы в своих головах придворные и додумались-таки до того, что оба вопроса у них слились воедино – кого бы виноватым сделать? А ответа как не было, так и нет.

А дело по сути выеденного гроша не стоило. В первом случае, к князю Свистославу в покои случайно забрела стоящая в штате уборщица, бабка Алеврина Гузьманишна, с тяжёлого купало-праздного похмелья перепутавшая швабру с косой, в пользу сельхозинструмента. Во втором эпизоде монарх нарвался на садовницу, Амотью Викулишну, промышлявшую уборкой лишних кувшинок новаторским методом в пруду княжеском, вырытом на заднем дворе. Привязав на конец штакетины обычный серп, который, князь, с суеверного перепугу, за косу старухину и принял, бабка-рационализатор срезала водяные лилии, чуть ли не с самой середины водоёма. Из-за этой любительницы инноваций и её «очумелых ручек» княже окончательно загрустил.

Картина маслом усугублялась тем, что рабочая форма одежды для обслуживающего персонала, в которые, по придворному протоколу (параграф 66. «Костюмы для разных чернорабочих») одевались женщины самого старшего «послебальзаковского» возраста, состояла из чёрных сарафанов с капюшонами. Коли не это, может быть подобного эффекта от произошедших случаев и не произошло.

Смекнув, что к чему, придворные лекари-аптекари в ускоренном темпе рекомендовали заменить княжеский морально-душевный раздражитель (бабулек в тёмных балахонах) на их полную противоположность. Не трудно угадать, что вместо старых женщин в тёмном, ключевые должности уборщиков, дворников, садовников и сантехников в княжеском тереме заняли их вторые половины – бородатые тороватые мужички в белых льняных косоворотках и светлых парусиновых шароварах. Эта тактическая перемена пошла на пользу государю. Теперь, при встрече с обслугой, Свистослав Златоглавый не вздрагивал испуганно, как прежде, а останавливался рядом со «старцами» и, поглаживая их пушистые бороды, подолгу беседовал с последними о «бренном бытии мира сего».

И хотя разговоры про «тот свет» князь Свистослав уже не так часто заводил, лекари, втихаря организовавшие конспиративный консилиум, помимо водных процедур и антимаразматической оздоровительной гимнастики, так, на всякий случай, прописали государю и обёртывание простынями, совмещённые с грязевыми ваннами. А всё потому, что на консилиуме, максимальным большинством голосов придворные эскулапы решили, коли в ближайшее время не получит князь положительного стресса, может в любой момент «загнуться» от стресса отрицательного ибо, как сказал новый «главврач», Склифаил Кулебякин, завершая консилиум: «Все хвори от душевных стрессов, один лишь насморк у гусар наших от удовольствия».

А между тем тучи над Рунией сгущались. Народ роптал. Тёмные силы готовили подлый удар поддых. Скоро должна была разразиться гроза.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Если бы не дурная слава острова и смутные предчуствия, путники могли с увереностью сказать, что если и есть на земле Рай то это именно здесь, а никак не краснобайский край. Их взору открылась чудесная флора и фауна легендарного острова: разноцветные бабочки порхали с цветка на цветок; чудные птицы, необычного вида – лирохвосты, арфакрылы, флейтогузки и дудкоклювы, мелодично щебеча и пересвистываясь, перелетали с ветки на ветку; мохнатые пальмы покачивали своими, похожими на крылья, огромными листьями; гигантские цветы разных форм и расцветок цвели и пахли, дурманя головы; в густой траве шуршали безобидные зверьки, совсем не боявшиеся ехавших мимо людей. Лепота, да и только!

– Махнуть бы сюда на новый год со всей семьёй! – расплылся в мечтательной улыбке, Перебор. – От родимых морозов отдохнуть, детей к экзотике и дикой природе приобщить.

– Было бы неплохо здесь кабак поставить, с пансионом типа «всё включено», – бросил более дельную мысль, багатур, который любил такие заведения. – Путешественников поить-кормить, деньга рубить.

– Не городите ерунды, господа! – напомнил им, Скотти-варвар, что не на курорт приехали. – Остров таинственный, а значит, заведомо опасный. Здесь лучше всего военные манёвры устраивать, или игры вроде «Последнего богатыря». Самое место.

– Начали «за здравие», кончили «за упокой», – хмыкнул богатырь и посерьёзнел. – Ладно, хватит болтать. Действительно, давайте держать ухо востро, не расслабляться.

На этом отвлекающие разговоры прекратились, и высадившийся воздушно-морской десант продолжил проникновение вглубь острова, в полной тишине.

Проехав заросли «волшебного леса» путники выбрались на менее заросшую местность и поскакали к видневшемуся перед ними проходу в неприступном скалистом хребте.

Солнце уже подошло к зениту, когда они подъехали к расщелине.

– Твою Андромеду! – высказался Скотти-варвар, разглядев среди булыжников то, что они не смогли увидеть с воздуха. – Это что ещё за гуманоид?!

В тени скалы, прислонившись к валуну спиной, дремало огромное волосатое существо, похожее на гоблина, только больше в несколько раз и с единственным глазом на узком покатом лбу. По тому, что существо было одето в набёдренную повязку, сшитую из зверинных шкур, путники заочно догадались – оно относительно разумное.

– Нетипичный представитель местного населения, – подытожил результаты своего наблюдения, Перебор Светлогорыч. – Циклоп, если не ошибаюсь.

– Предлагаю, пока абориген дрыхнет, перерезать ему горло, – вытащив на половину из ножен свой меч, подал дельную мысль Барабир-багатур. – Вдруг он буйный.

– Ты эти свои печенеловские штучки бросай, – не поддержал заманчивую идею Перебор. – С плеча мы рубить никого не будем. Попробуем провести переговоры. Может, какой информации подкинет для размышления.

– Дело хозяйское, – пожал плечами багатур и вернул меч в ножны.

– Буди! – скомандовал Перебор варвару.

Скотти выехал вперёд и, сложив руки рупором, прокричал:

– Эй! Товарищ! Просыпайся, разговор есть! Мы пришли с миром!

Циклоп дёрнул ногой, почесал подбородок и только после этого приоткрыл свой единственный и неповторимый глазище. Разглядев глашатая, а за ним ещё двоих, циклоп, неспеша, поднялся, перекрыв своим внушительным телом весь проход и размяв, затёкшую со сна шею, взял прислонёную к противоположной стене прохода суковатую дубину, величиной с баскетбольно-человеческий рост.

– Чего надо? – вместо привествия пророкотал циклоп.

– Шоколада! – огрызнулся горячий парень Барабир: как-будто не ясно, этому тупому великану, что им проехать надо через расщелину.

Циклоп на некоторое время «завис»: обычно его просили пропустить через проход, а эти каким-то непонятным шоколадом интересуются. Но несколькими секундами спустя, всё стало на свои места.

– Любезный, – недовольно посмотрев на багатура, обратился к одноглазому Перебор Светлогорыч. – Нам бы просто проехать вглубь острова.

– Не пущу! – ещё громче проревел циклоп.

– Мы ненадолго, – пояснил богатырь. – Туда-обратно, делов-то на три рубля десять копеек.

– Не пущу! – громогласно ответил циклоп.

– Хорошо! Назови свою сумму! Мы заплатим! – всё ещё не оставлял попыток договориться миром, богатырь. Правда и он, поглядывая на солнце, начинал тревожиться – время тикало не в их пользу.

– Не пущу! – не позарился на «взятку» при исполнении, циклоп (вот за это он достоин похвалы, молодец, не то, что некоторые «при исполнении», хотя может это от недалёкого ума).

– Да в чём вообще проблема! – не выдержал обычно выдержанный варвар. – Тебе какой прок здесь стоять и никого «не пущать». Нашёлся здесь постовой-городовой!

– Не пущу! – не стал вступать в полемику циклоп, оставшись верным своему последнему, точнее серии последних слов «не пущу».

Путники взяли тайм-аут чтобы посовещаться.

– По ходу у этого циклопа в голове одно зациклило, – поставил диагноз стражу расщелины, Скотти-варвар. – По-хорошему он не понимает.

– А я предлагал, мечом по горлу и камнями забросать! – напомнил об упущенной возможности багатур.

– Ладно! Будем прорываться с боем! – согласился Перебор, что другого выхода, как и другого прохода, для них нет. – Сам напросился!

Порешив на битве с великаном, воины выхватили мечи и топор и ринулись в бой.

– Не пущу! – заревел циклоп, перехватывая поудобнее дубину.

Очередная заварушка началась!

Огромный и сильный циклоп замахал дубиной, стараясь прихлопнуть пришельцев вместе с лошадьми. Люди, тоже не подарочные экземпляры в плане силушки и военного мастерства, ловко уворачивались от дубины, подступая с разных сторон к великану. Вот, Перебор Светлогорыч, изловчился и нанёс точный удар своим «супербулатом» в грудь циклопа. Меч отскочил от груди, как мячик от стены, не причинив и малейшего вреда гиганту.

– Не пущу! – пророкотал циклоп, рассерженный «комариным укусом» и достал-таки замешкавшегося богатыря своей дубинушкой.

Перебор Светлогорыч эффектно вылетел из седла, впечатался в стоявший на пути его недолгого полёта валун и съехал по нему на землю.

– Попал, сволочара, – проворчал богатырь, потирая ушибленную грудь, и скомандовал отступление для перегруппировки и очередного военно-тактического совещания.

Воины отстали от циклопа, и удалились на безопасное расстояние. Великан их преследовать не стал, надеясь, что уходят навсегда. Главное для него было не пропустить абы кого на запретную территорию острова.

– Видели, мужики?! – спросил Перебор Светлогорыч, всё ещё морщась от тупой боли в груди. – Его меч не берёт. Либо заговорённый, либо где-нибудь в волшебном источнике искупался, что, в принципе, одно и тоже.

– Да, циклоп реально непробиваемый чувак, – заметил Скотти-варвар. – Причем в прямом и переносном.

– Получается, что и «мечом по горлу» не получилось бы?! – сделал для себя открытие багатур. – А жаль! Хорошая идея была.

Получалось опять не здорово. Неприступный циклоп, охранял единственный проход в неприступной горной гряде. И это ещё неясно, что из них было неприступней.

Тут осенило багатура.

– Братцы! А может глаз ему выколоть?! – сказал багатур и невольно напрягся: вот сейчас опять рунич зачнёт ворчать насчёт его «печенеловских штучек-дрючек».

– Отличная идея! – внезапно похвалил его Перебор. – Молодец Барабир! Хвалю за смекалку!

Скотти тоже идея пришлась по душе (а что вы хотите, варвар всё-таки, а варварские идеи таким всегда по душе).

– Только мы поступим человечнее, – внёс «гуманистическую» поправку в первоначальную идею багатура Светлогорыч. – Выкалывать ничего не будем, но морду циклопу так набьем, чтобы глаз у него полностью заплыл. Хоть и ослепнет, зато ненадолго, а пока отёк спадёт, мы уже будем далеко.

– Давай хоть так! – недовольно согласился багатур, он лично считал, что проще и вернее будет всё-же выколоть глаз циклопу.

Договорившись кому как действовать и закончив на этом совещание, богатыри спешились с коней и «пеший по-конному» направились к циклопу.

– Всё равно не пущу! – зарокотал великан, заподозрив, что настырные людишки решили просочиться на «запретку» без коней, пользуясь складками местности.

А хитрые и упёртые люди и не собирались уклоняться от активной фазы ратной службы, в смысле уходить от прямого столкновения с циклопом. Первым к циклопу подскочил Барабир и стал кувыркаться и прыгать у того под ногами, отвлекая последнего. Вторым занял позицию Скотти: став спиной к занятому багатуром гиганту, и, оглядываясь, чтобы случайно не пропустить удар дубиной, он сложил перед собой руки ковшиком, словно намеревался плеснуть себе в лицо невидимую воду. Убедившись, что его помощники выполнили свои части намечавшегося «марлезонского балета», Перебор Светлогорыч, поправил усы, и начал разбег. Ах, вот что они задумали!

Добежав до варвара, рунич запрыгнул тому на руки. Крупный Рогатый Скотт, приняв приличный богатырский вес, охнул и просел, но собрался с силушкой и подбросил Перебора вверх, уподобившись живому трамплину. Лети, богатырь, лети!

– Циклопище! – крикнул Светлогорыч на взлёте.

Откликнувшись на призыв, гигант развернулся в сторону крика и… получил добрую серию богатырских прямых, хуков и апперкотов. Проведя блестящую комбинацию ударов, Перебор Светлогорыч упал на землю и откатился в сторону. И вовремя. Ошеломлённый таким боксёрским коварством, циклоп закатил подбитый глаз и… плашмя рухнул на землю, подняв клубы пыли. Это был глубокий нокаут! Так его, жадину-непущатину!

Обрадованные своим победным натиском, путники подождали пока рассется пыль, отряхнулись, подозвали ошалевших от увиденного лошадей и, взобравшись в сёдла, уже собрались отчаливать дальше по намеченному маршруту. Тут застонал, приходивший в себя циклоп (всё-таки приходится констатировать, что крепкая у него голова оказалась – так быстро очухаться, после зубодробительных богатырских тумаков, – а может просто из-за того что мозгов маловато?).

– Стойте! Не уезжайте! – слабо простонал поверженный гигант, пытаясь сесть. – Там очень опасно!

– А у тебя тут женский монастырь, – язвительно заметил варвар, назвав, по его мнению, самое безопасное место на земле… наивный мальчишка.

– Я не шучу! – обидевшись на издевку, сказал циклоп. – Там самый настоящий заповедник гоблинов. Остров невезения, если хотите! Там живут ужасные монстры-дикари, на лицо ужасные, ещё страшней снутри. Вам не выстоять против тамошних чудовищ! Там обитает Медуза Горгона со своей сестрой Мудозой Гангреной. Там живёт свирепый Быдлотавр, кошмарный отпрыск бычары Минотавра и кентаврыни Хевронии. Наконец, там остался эксклюзивный экземпляр единорога – Триединорог, у которого дури и злости как у трёх носорогов. И это только крупные экземпляры. И там же, живут забытые, озлобленные на людей боги разрушенного Олимпа, те, кому не нашлось места в других мифах и памяти человечества.

– Спасибо за беспокойство, но мы же тебе сказали, что ненадолго, – ответил Перебор, с извинительными ноками в голосе. Увидев, как заплыл единственный глаз циклопа, и опухла скула, богатырь, вот же добрая душа, уже стал жалеть гиганта. – Нам-то и надо одно пёрышко из Пегасусова крылышка. Просили же тебя по-человечески пропустить.

– Что?! Из-за какого-то лошадиного пера вы аж сюда забрались? – не поверил своим, причём двум, ушам, Циклоп. – В первый раз слышу, чтобы из-за такой безделицы совались на верную смерть. Все кто приходил умирать до вас, отправлялись сюда либо за молодильными яблоками, либо за водой из источника вечной молодости, либо за золотым руном, либо за всем сразу. Один чудак, уж не помню кто, так вообще странный был, пришёл, говорит «сюда, сам не знаю, откуда и куда, добыть то, не знаю, как и что». Странный такой. Мне так кажется, он тоже остался там навсегда. С местными монстрами и богами особо не поспоришь. А вы из-за какого-то пера Пегасуса сюда прителепали и опять чуть меня зрения не лишили.

– Сам нарвался, – поучительным тоном сказал Перебор. – Мог бы сразу по-нормальному поговорить.

– Чего уж, сейчас разбираться, – потрогав отёк, махнул рукой циклоп. – Вы-то действительно, по-человечески со мной обошлись – просто избили. А Одиссит, зараза, тот мне глаз однажды выколол, чтобы пройти, куда ему тоже не следовало соваться. Я несколько лет беспомощным слепцом здесь ходил пока новое око не отросло.

– Вот как? – удивился богатырь, не знал он, что есть существа, у которых глаза повторно, как волосы в носу, отрастают. – А что Одиссит?

– А ничего. Сгинул он там со своими дружками, и никто его больше не видел. Туда ему и дорога, – ответил циклоп. – Я говорю вам, там вообще многие отважные герои сгинули.

– Всё, хорош пугать! Пуганные мы! – крикнул Барабир, и, показав богатырю на солнце, перевалившее зенит, развернул коня.

– Эй! Стойте! – пророкотал циклоп, голос его окреп, а значит, силы возвращались. – Раз уж вам так неймётся, дам вам совет. Добром, как говорится, за добро.

– Слушаю тебя, говори, – остановился богатырь, собиравшийся отъезжать.

– Место гиблое там, но если ничего не будете лишнего трогать, может и обойдётся всё, – поделился, имеющейся у него информацией, циклоп. – Как выедете из ущелья, поезжайте прямо к Парналикону, никуда не сворачивайте. Не теряйте друг друга из виду, держитесь вместе. Если нападут чудовища, сможете достойный отпор дать, хотя они в такую жару прячутся в своих пещерах и норах, и на охоту выходят вечерком. Наибольшая опасность может исходить от изощрённых богов и божеств, которые не жалуют в своей добровольно-принудительной ссылке людей. Но если вы не будете поддаваться на их провокации, не начнёте с ними разговаривать, они ничего вам не сделают. Повторяю, главное никуда не сворачивайте и не разъединяйтесь, а также не пейте воду из родников, не ешьте плоды с деревьев и не болтайте попусту. Могут быть печальные последствия и побочные эффекты. Дойдете до предгорья Парналикона, дальше будьте осторожнее. Пегасус днём спускается к подножию горы, попастись на вечнозелёном лугу, а вечером когда просыпаются чудовища, он возвращается на вершину. Так что для вас это лучший момент, чтобы заполучить серебристое перо Пегасуса. Вот, в принципе, и всё. Теперь поезжайте, но помните, о том, о чём я вас предупредил.

– Спасибо, товарищ! – поблагодарил Перебор Светлогорыч циклопа и заехал в ущелье. За ним, стараясь не отставать, потянулись, крепко призадумавшиеся, товарищи по оружию.

Варвар, как всегда, прикрывал их со спины.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Проезжая по дну узкого тенистого прохода, в котором глохли звуки, путники обнаружили надпись на стене, выбитую чьей-то неведомой рукой. «Оставь амбиции всяк сюда входящий» – гласила полустёртая надпись, стирая остатки беспечного настроения воинов.

Одолев без ЧП проход, путники выехали с другой стороны хребта и походной коллоной поехали по прямой тропинке, уходившей в сторону загадочного Парналикона. Не доезжая до ещё более густого и дремучего южного вечнозелёного леса, они заехали на старое кладбище, которое служило предупреждением для новоявленных героев. Многие кладбищенские плиты были наполовину разрушены солнцем, дождями и временем, но на некоторых ещё можно было разобрать надписи: «Пирсиней», «Одиссит», «Айхиллес», «Кергулес», «Яйсон», «Кобсон», «Херсон» (последние двое, наверняка, спутники Яйсона). На одной из наилучше сохранившихся плит было выцарапано «Здесь есть Вася», что заставило обрадоваться богатыря, ибо в разных местах он встречал вандальские надписи, что этот неуловимый «Вася» там «был», и наконец-то он увидел где именно пресловутый «Вася» «есть». Что этот тип, как и все эти воины, авантюристы и многие другие герои древности нашёл здесь последнее пристанище. Видимо и впрямь островок был не из числа туристических уголков планеты.

– Не останавливаться и не отставать, – почему-то шёпотом произнёс богатырь. Наверное, не хотел привлекать внимания к своему отряду, кого-нибудь с превосходным слухом, раз уж так всё серьёзно. – Держитесь за мной.

Въехав под сень угрюмого молчаливого леса, разительно отличавшегося от того, который их встретил на берегу, там за скальной грядой, путники стали напряжённо вслушиваться в звенящюю тишину полуденного зноя. Лошади, почувствовав настороженное состояние хозяев, тоже вели себя соответственно: не храпели, не звенели сбруей, старались ступать бесшумно.

Пока всё шло гладко и это тоже действовало на нервы.

– Щас бы яблочко куснуть, – хорохорясь, сказал багатур, поглядывая на плодово-ягодные деревья, усыпанные аппетитными наливными фруктами всевозможных форм и оттенков.

– Ага! Девку встретить, – мечтательно закатил глаза варвар, – и…

– Замолкли оба! – строго прошипел Перебор, ведь предупреждали всех – не трындеть.

Путники послушно заткнулись, продолжив передвижение в режиме полного молчания.

Ехавший в аръергарде Скотти, внимательно поглядывая по сторонам, вдруг слева заметил поляну, усеянную голубыми незабудками, посреди которых, в лёгких прозрачных одеждах сидела очаровательная, неземной красоты, женщина. И она манила его полупрозрачною, словно светящейся изнутри, рукой. Забыв про настоятельные предупреждения циклопа, словно зачарованный, варвар отстал от своих, свернул с тропинки и выехал на поляну. Женщина улыбнулась ему и Скотти, утонув в её манящих глазах, такого же цвета, как и цветы на поляне, спрыгнул с коня. Конанифал, собравшись предупредительно заржать, встретился взглядом с женщиной и… принялся, как ни в чём не бывало пастись. Очарованный варвар, не в силах совладать с собой, покорно присел на траву рядом с женщиной.

Перебор и Барабир, не зная что их отряд понёс первые небоевые потери, продолжали настороженно пробираться вперёд. Кустистые папоротники, сандаловые и мангровые заросли, сменились зарослями дикого винограда. Виноград хоть и был дикий, но выглядел гораздо более аппетитным, чем его окультуренные сорта. Крупные гроздья свисали над тропой, касаясь путников налившимися сочными ягодами. Перебор Светлогорыч небезуспешно пытался не замечать их, а вот багатура они здорово смущали-искушали. Отодвигая так и просящиеся в рот гроздья, он так и облизывался, так и облизывался.

«И что будет, из-за одной проглоченной виноградины, – подумал багатур. – Интересно же узнать какой вкус. Да никто и не заметит».

Поглядывая на спину богатыря, Барабир проезжая мимо очередной грозди, оторвал ягодку и осторожно сунул её в рот. Ничего страшного не произошло. Тогда он взял и надкусил виноградину. Спелая ягода лопнула во рту, и багатур вкусил глоток великолепного терпкого вина, настоянного веками. Отведав тот самый нектар – напиток богов Олимпа – багатур мигом захмелел и, отпустив поводья, доверился своему Карачуру. Его конь, почуяв, что хозяин повеселел, а это значит, опасность миновала, позволил себе откусить несколько листиков от виноградной лозы – уж больно вкусно пахли – и «повеселел» не хуже хозяина.

– Здравствуй Скотти! – налюбовавшись подсевшим мужчиной, спросила женщина. – Откуда ты родом и куда держишь путь?

– Не знаю, – честно признался Скотти-варвар, которого даже и не удивило, откуда незнакомка знает его имя. – У меня с памятью проблемы. От этого и в прошлом сплошь «белые пятна».

Женщина понимающе улыбнулась.

– А вы кто, если не секрет? И что вы здесь делаете? – не побоявшись показаться бестактным, в свою очередь поинтересовался варвар. – Говорят, это местечко не из приятных.

Женщина склонила голову набок, лукаво поглядывая на Скотти.

– Ну почему же не из приятных, – наконец ответила она. – Очень даже неплохое место, если ты подзабытый бог или мифический монстр, что порой означает одно и то же. Это мой дом вот уже несколько тысячелетий.

– Ах, вот оно что! – почти догадался Скотти с кем «имеет честь». – А вы кто: богиня или чудовище?

– Для кого как, для кого как, – с лёгкой печалью глядя на варвара, ответила женщина.

– Я, всё же думаю, такая очаровательная леди, может быть выходцем только из божественного пантеона, – попытался Скотти сделать неуклюжий комплимент.

– Ты прав! – нежно улыбнулась женщина. – Я забытая богиня памяти Мнемосина. Звучит как каламбур, не правда ли? – богиня криво усмехнулась, и с сарказмом произнесла, – Мнемосина – забытая богиня памяти. Как это глупо звучит!

Женщина отвернулась, скрывая грусть-печаль в глазах, а может и слёзы.

– Ну-ну, будет вам! – попытался утешить её Скотти. – Я вон, вообще ничего не помню про своё наверняка славное прошлое, и ничего живу как-то.

– Тут другое, – варвару показлось, что она всхлипнула. – У людей слишком короткая память. Они быстро забывают хорошее и долго помнят плохое. У них в памяти добрые дела быстро стираются, а злые остаются надолго. Хотя я старалась организовать всё с точностью наоборот.

– У остальных хоть так, – по-своему воспринял её слова Скотти. – У меня же вообще никаких воспоминаний, ни плохих, ни хороших. Значит я вообще пропащий?

Женщина улыбнулась. Этот большой человек в смешном рогатом шлеме, был не такой как все остальные мелкие и суетные, «непомнящие» людишки.

– С тобой как-раз таки всё понятно, – Мнемосина протянула руку и погладила Скотти по щеке. – Ты жертва обстоятельств, но ты можешь вспомнить всё. Только один вопрос: ты действительно этого хочешь?

– Чего? – не понял вопроса варвар, залюбовавшись прелестной богиней.

– Вспомнить всё!

– Спрашиваете, мэм, конечно, хочу, – ответил варвар. – Как же человеку без прошлого. Даже стране без прошлого никак, а уж человеку и подавно.

– Что же, будь по твоему, – нежно шлёпнула Мнемосина варвара по лбу. – Придёт время, и ты вспомнишь всё. Только смотри – надо будет платить по счетам и возвращать долги. Вот тогда и поймёшь кто я – богиня памяти – именно для тебя: бог или монстр.

– Что-то уж всё слишком запутанно и туманно, – почесал варвар лоб в том месте, где его шлёпнула Мнемосина. – Хотелось бы больше конкретики.

– Всё остальное потом, потом, – прошептала его собеседница и, обхватив варвара за шею руками, легко повалила здоровяка на бирюзовые незабудки (а может он просто особо и не сопротивлялся).

– Забытая богиня памяти хотела бы забыться, – проворковала Мнемосина, опять выдав каламбур, и лукаво улыбнулась. – Чтоб пусть не в мифе, так в былине появиться.

А что происходило дальше на этой чудесной полянке, не помню – из памяти как-то вылетело.

Перебор Светлогорыч, не доехав до опушки, спешился и оглянулся, чтобы предупредить своих спутников о том, что впереди уже подножье горы. Каково было его удивление, когда он никого не обнаружил за спиной. Вот те раз! Спутники всё-таки сбились с верного пути. Эх, надо было чаще оглядываться. Доверился, называется! Спину без прикрытия оставил.

– Ничего, мы и сами справимся, – прошептал богатырь понятливой Приорушке. – А с этими разберёмся на обратном пути. Гауптвахта, голубчикам, как пить, обеспечена!

Высказавшись в адрес «дезертиров», Перебор перешёл к основному делу.

– Приорушка, давай за мной, как учил, по-пластунски, – прошептал богатырь лошадке, – сползаем на разведку. На месте решим, что да как.

Богатырь юркнул в заросли, Приорушка, стараясь двигаться как можно тише, неуклюже поползла следом.

Барабир-багатур ехал по мощённой белым мрамором дорожке сквозь прелестный ухоженный сад. Дивные плодоносные деревья, подстриженные всяко-разно, стояли по бокам дороги, словно часовые в зелёных кафтанах с форменными красными пуговками. За ними, на шёлковистых газонах, журчали прохладные фонтаны, а впереди красовался ослепительно белый дворец с парадным подъездом и колоннами.

«Вот такой Сарай у себя, приеду, отгрохаю», – оценил багатур классическую монументальную архитектуру дворца.

Едва он подъехал к мраморным ступеням величественного здания, как из гостеприимно раскрывшихся дверей выпорхнула стайка стройных юных девушек – по виду, настоящих гурий – и кинулась ему навстречу. Багатур хотел было спешиться, но девчушки ему не позволили. Одна ловко забралась на коня и сев лицом к нему прильнула к могучей груди воина; другая, взобравшись, обняла его сзади; ещё две красотки обхватили его ноги в пыльных сапогах, словно это были их любимые плюшевые игрушки; а ещё две взяли Карачура под уздцы и торжественно повели его по ступеням во дворец.

«Это я удачно зашёл! – ухмыльнулся хмельной багатур, чувствуя на груди тёплое девичье дыхание. – Верхом на коне и прямиком бы в опочивальню».

Убаюканный «гуриями» Карачур уверенно цокал по ступеням вверх.

Тихим ужиком, Перебор Светлогорыч, прополз по-пластунски до самого края опушки и, заняв наблюдательный пункт в кустах, замер. Рядом примостилась Приорушка.

Бинго! Всего в нескольких шагах от их лежки стоял красавец Пегасус.

Богатырь и его лошадь залюбовались, без преувеличения сказать, волшебным животным.

Крылатый конь – мощное красивое животное, сложив серебристые крылья вдоль тела, мирно пасся на зелёной лужайке. Белая грива развивалась, касаясь его крыльев. Тонкие ноги свидетельствовали о хороших скаковых качествах коня, хотя, по всей видимости, для перемещения из одной точки в другую, ему удобнее было пользоваться крыльями. Да и от опасности легче уйти.

Этот-то бесспорный факт, заставил богатыря призадуматься.

«По любому, надо брать! – думал богатырь – А как? Конь крылом взмахнет, и только его и видели. Если только мечом в него метнуть, но это уже браконьерство. На это я не решусь».

Но, как говорят – нет опыта, пользуйся смекалкой.

Перебор всё думал, думал и тут его взгляд остановился на лежавшей в засаде Приорушке. Решимость в её лиловых глазах, раздутые ноздри и обнаженные крепкие зубы говорили о многом.

Эврика! Богатырь подполз к лошади и, взяв её за нижнюю челюсть, пронзительно посмотрел в глаза. Приорушка поежилась, но глаз не отвела. Эта, «дамочка» не из слабонервных, справится.

– Приорушка, подруга моя боевая, – прошептал Перебор. – Видишь, там конь летучий? Завлеки, отвлеки, бдительность притупи, заинтересуй, в общем не дай улететь. Я должен его словить. Ладненько?

Поняла не поняла, о чём сказал хозяин, а всё же встала Приорушка и пошла в ту сторону, куда показал хозяин. Услыхав треск в кустах Пегасус, задумчиво жевавший сочную муравушку, взмахнул крылами, собираясь воспарить ввысь, во-избежании встречи с нежданым гостем.

Опа-па! Какая красотуля нарисовалась! Грозный Пегасус передумал улетать и приветственно заржал. Заигрывное ржание в ответ, прободрило крылатого лошадиного «мачо». Кругами пошёл Пегасуска. Размахивая огромными серебристыми крылами и развевая белой, как снег гривой, красавец видать произвёл впечатление на Приорушку и кобылка растаяла как юная трёхлетка-малолетка. Крылатый конь, впрочем, тоже потерял бдительность и вспомнил о ней лишь тогда, когда на его спину взгромоздился некто большой и сильный.

Пегасус взметнулся было ввысь, но получив ощутимый удар пятками в бока – у него даже в глазах потемнело – рухнул наземь и завертелся по траве, силясь скинуть бесшабашного наездника. Не получалось. Конь вскочил на ноги, стал брыкаться, вставать на дыбы, хлопать крыльями, пытаясь сбить наездника – а тому всё нипочём. Наездник, ко всему прочему, ухитрился, и крылья его придавить ногами. Долго ещё конь сопротивлялся, но устав в поединке с удалым наездником притих и затравлено глянул на стоящую спокойно лошадь, чего она не убегает.

Ах, она заодно с седоком! Предательница!

Пегасус презрительно фыркнул, а Приорушка невинно захлопав ресницами, ехидно заржала. Хоть ей понравился могучий парняга-коняга, но всё равно этот напыщенный самец, думал только об одном, как и остальные дураки, вот и поплатился за это.

– Ну, всё, всё, хороший мой! – потрепал по холке крылатого скакуна Перебор Светлогорыч. – Не бойся! Мы тебя сейчас отпустим. Только одно лишь пёрышко, самое маленькое, – гладил он Пегасуса, успокаивая, – Будет почти небольно. И р-раз!

Богатырь резко выдернул из крыла выбранное перо и… прогрохотал гром.

Совсем не от боли, но от великой обиды и позора (я что вам, курица!) Пегасус громко заржал и, встав на дыбы, сбросил-таки потерявшего бдительность седока. Перебор Светлогорыч и сам уже не держал коня. Лети, коник, лети! Уязвлённый тем, что из него как из мокрой курицы, выдирают перья, Пегасус взлетел в небо и стал громко ржать, растревожив сонный «улей»-«заповедник».

– А теперь дёру, подруга! – вскочил богатырь в седло стервозной кобылки, охмурившей самого Пегасуса, и Приорушка, которой не надо было два раза повторять, рванула в обратный путь.

А за их спиной уже раздавался протяжный рёв встревоженных Пегасусом чудовищ.

Грохот грома, громкое обиженное ржанье и чудовищный рёв вывели потерявшихся спутников из магического и хмельного гипноза.

Скотти-варвар вздрогнул, возвращаясь в суровую реальность и обнаружил себя стоящим на коленях, посреди поляны с собранным им букетом незабудок. Рядом никого и в помине не было. На фига ему букет?! Варвар отбросил незабудки в сторону и, подозвав мирно пасшегося в сторонке Конанифала, вскочил в седло. Там его друзья воюют с кем-то, а он здесь букетики собирает, понимаешь. Узнает, засмеют, если не отмутузят.

Скотти развернул коня в сторону тропинки.

Барабир-багатур натянув поводья, остановил Карачура. От грохота грома все «гурии», сад, фонтаны и прекрасный дворец, в который они уже почти въехали – всё «нажитое» хмельной фантазией – растаяло как лёгкие облака. Багатур глянул вниз, где только что белели мраморные ступени и отвернул коня от… бездонной пропасти. Вот куда вели его «гурии», а точнее обиженные людьми наяды и дриады. Вот в какой шикарный дворец он не доехал. Одного шага Карачуру не хватило, чтобы сверзнуться вниз вместе с хозяином. Ну, кто не понял, это божества просто так шутили над багатуром. Да, вот такие у обиженных божеств дурацкие шуточки.

Рёв многочисленных чудовищ подстегнул Барабира. Ведь там остались его боевые товарищи и им наверняка нужна посильная помощь. Развернув протрезвевшего коня, протрезвевший багатур поскакал назад к тропинке.

Приорушка мчалась по тропе, выжимая из себя как минимум две, а на отдельных участках и три, лошадинные силы. Рёв сзади нарастал и подстёгивал почище нагайки. Вдруг из кустов, чуть не столкнувшись с ними, выехал Барабир.

– За мной! – крикнул ему богатырь, времени что-то объяснять не было.

Правильно среагировав, багатур припустил на Карачуре за ведущим.

Вскоре на них наткнулся, скакавший навстречу, Скотти с топором в руке.

– Поворачивай! – крикнул ему богатырь и промчался мимо, даже не сбавив скорости.

– Не отставай и не оглядывайся! – крикнул ему промчавшийся за Перебором Барабир, который один только разок оглянулся на свою голову и… от этого ему легче не стало.

Круто развернув Конанифала, что лошадиный круп занесло на развороте, Скотти пришпорил коня за своими товарищами.

За спиной беглецов раздался треск ломающихся деревьев, и этот треск неумолимо приближался.

Разбуженные канонадой и ржаньем Пегасуса, чудовища воспрянули от полуденного сна и, почуяв уходящую добычу, наперегонки бросились в погоню. В гонке-преследовании участвовали: Свирепый Быдлотавр – существо с головой быка, торсом человека и крупом лошади – голодный с прошлой недели; сёстры Мудоза Гангрена и Медуза Горгона – не те морские склизкие бесхребетные твари, с ядовитыми щупальцами, а проворные гигантские вараны с женским лицом и змеями вместо волосни, ненавидившие людей в целом и мужиков в особенности; ну и само-собой Триединорог – если коротко, уродливая смесь бульдога с носорогом, причём «смесь» гигантская. И помимо этих «тяжеловесов», ущё куча «мелких» монстров как-то: двуглавые собаки – орфы, демонические куреты, вепреконы, земноводные гидры, менады, бессариды и ещё много всяких прожорливых тварей.

Уходившие от смерти беглецы выехали из чащи и помчались через кладбище героев к спасительному проходу в гряде. От спасения их отделяло совсем немного, пару сотен метров. Вдруг земля перед проходом разверзлась и оттуда появилась голова шестилапой кротохимеры. Слепая, она обладала отменным нюхом и, вычислив, с какой стороны вкусно потянуло свежим ещё живым мясом, полезла навстречу путникам. Путь отступления был перекрыт. Ничего беглецам не оставалось, как принять последний бой, то бишь разыграть между собой звание «Последнего богатыря». Это будет славная охота, правда неизвестно для кого.

– Нас мало, но мы в кольчужках! – выдвинул ударный лозунг Перебор и выхватил «супербулат». – Отдадим наши жизни подороже, други моя!

– Питясот свэрху и дагаворюмся! – произнёс голос с небес, и к остановившимся посреди кладбища воинам спустилось оттуда же, с небес, несколько канатов.

– Ветрогон, друже! – обрадованно завопил богатырь, ты как никогда вовремя.

– Пиривязуйти лощади, и сами пиривязуйтис, – не тратя время на взаимное приветствие, скомандовал Мук. – Пюра улипётуват!

Беглецы споро обвязали коней канатами и намотав свободные концы себе на руки, дали отмашку воздухоплавателю. Подав пар в аэростат, Мук начал ускоренно удалять корабль от земли, вместе с висевшим за бортом, живым и невредимым грузом.

Подоспевшая кротохимера прыгнула и практически схватила Перебора-богатыря за ногу своей утыканной зубами пастью, но вовремя среагировавший Барабир, оттолкнувшись от парившего рядом Карачура, с криком – «два-два!» – удачно заехал голодному монстру своей ногой прямо по морде, сбив ей тем самым прицел и отбив на некоторое время «нюх». Потому на второй прыжок разъярённое чудище не решилось.

Остальные же чудовища, вывалившие гурьбой из леса, довольствовались лишь сооблазнительным видом удалявшейся в небо добычи. Почувствовав себя обманутыми, чудовища с лютой злостью кинулись друг на друга. Что зря что ли проснулись в такую «рань», предётся хотя бы полакомиться себе подобными.

А везунчики, взобравшись по канатам на борт корабли и затянув зажмурившихся от страха лошадей на палубу, кинулись обнимать друг друга и отважного воздухоплавателя, который от такого внимания к своей скромной персоне, даже прослезился на радостях.

– Куды типеря? – спросил он у ликовавшего богатыря.

– Домой! На родину! – ещё раз дружески обнял богатырь Мука-ветрогона, что тот чуть не хрустнул.

– Доруга будит! – прикинул «тюрбан», он ведь им обещал бесплатно только до берега.

– Не обижу, друже! – улыбнулся круглосуточно настроенный на патриотический лад богатырь, и даже неожиданно для себя запел, да ещё в рифму. – Родина! Я лечу на родину! Пусть и не красавица! Но она мне нравится!

Видимо не зря бают, кто якобы оседлает Пегасуса, рифмовать будет почти также как настоящие поэты.

– Родина Олдина! Это моя родина! – проникновенно подхватил Скотти-варвар, как будто тоже на Пегасусе погарцевал. – Свикинги косматые! Бороды лопатою!

– Степь моя – красавица! – запел и о своём, о наболевшем, багатур. – В ней хочу прославиться!

Понятно, не в Пегасусе дело, в эмоциональном порыве. Так обычно и бывает – когда дело сделано, любая песня легко поётся.

Летучий корабль удалялся от острова богов и чудовищ, всё уменьшаясь, превращаясь в полоску, потом блямбу, затем точку, а циклоп, разлепив целый, но ещё опухший глаз, всё стоял и смотрел, провожая удивлённым взглядом отважных смельчаков.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Если на периферии рунийского княжества ещё было тихо, то в стольном Нерезиновграде вершилась новая история государства рунийского, причём вершилась она не в пользу государства. Народ, доведённый продажными боярами, иноземными советниками князя, а в особенности горными троллями, орками и гоблинами, беспредельничавшими по беспределу, вышел на стихийные демонстрации протеста. Они требовали перемен. Так и говорили – «мы требуем перемен» – не вкладывая в это ёмкое слово конкретных предложений. Нет, звучали, конечно, предложения понизить оплату «коммуналки», расстрелять из арбалетов руководителей ЖКХ, переименовать дружинников в «полиружинников», но это всё по мелочи – в более глобальном плане никто ничего не предлагал. Архиплут, которому стоило кучи денег, нервов и сил, вывести обывателей на баррикады, то есть на митинги, с грустью наблюдал за вялыми перебранками отдельных горлопанов в толпе. Тут на лобное место взобралась какая-то чумазая прошмандовка с лошадинным лицом (не кентавр, нет, в переносном смысле) и начала что-то «втирать» людям про «власть либералам, свободу обиралам, дачи генералам». Дьяк, было, оживился – способная деваха, пусть и набитая дура – из-за таких как она может и получится «марш двух-трёх тысяч», но толпа быстро раскусила эту выскочку и прогнала домой умываться.

«Им бы какой раздражитель поядрёнее подсунуть, – подумал Архиплут. – Тогда может и разразиться «фантик революшн».

Подумал Архистрах Плутархович и, само-собой, вспомнил про князя. Старик! Вот кто самый лучший раздражитель! Подпрыгивая от радости, довольный дьяк вприпрыжку поскакал к князю.

Свистослав Златоглавый с грустью смотрел в окно и вздыхал, не едет ли там его Переборушка. Уже все сроки его командировки вышли. Никак сгинул?!

– Светлый князь, не вели казнить, вели слово молвить! – увереным шагом вошёл в княжеские покои, дьяк, так же как входил он в свою каморку (он её называл филиалом каморки Крёстного Батяни).

– Чего тебе? – раздражённо спросил князь, в последнее время его все раздражали.

– Насчёт народа, разрешите доложить? – не смутился дьяк, он вообще последнее время не смущался.

– Валяй!

– На улицах беспорядки творятся, люди даже с дружинниками здороваться перестали. Страшно сказать – перемен требуют. Такие слова! Лучше бы уж матом ругались, ай-я-яй, – «обеспокоенный» за судьбу «родины» притворно огорчился Архиплут. – Ты бы государь вышел-то к народу, постращал их, как раньше бывало. А то вообще ведь от рук отбились.

– Ладно, постращаю, – согласился князь на уговоры хлопочущего за «власть» дьяка, всё равно скучно. – Зови сюда представителей. Я их тут постращаю, а потом они остальным передадут.

– Не-е, светлый и мудрый князь, так не пойдёт, – точно зная, что так не пойдёт, заявил Архиплут, здесь любой дурак сможет постращать, а ты в народ выйди, прояви силу духа, покажи былую харизму. – Проблема гораздо глубже. Здесь представителями не обойдёшься. Лучше к народу самому выйти. Показать силу духа и княжескую харизму.

– Вот ещё, обойдутся, – не захотел общаться князь с народом в таком формате.

– И зря! – пустился на хитрость дьяк. – Не хотел тебя расстраивать, государь, но есть информация из достоверных источников, что может грянуть фантиковая революция.

Услышав это проклятое всеми правителями, включая восточных деспотов и диктаторов, слово, князь сначала съёжился, а затем встал и громко заявил:

– Не бывать сему! Карету, мне, карету!

Довольный Архиплут, заискивающе улыбнулся.

– Надобно только побогаче одеться, посолиднее, – подсказал он князю. – И перстней побольше, на все пальцы, чтобы видели люди с кем дело имеют.

– И то верно! – кивнул князь и пошёл собираться на встречу с народом.

Вскоре разодетый с иголочки, в эксклюзивных украшениях, князь Свистослав Златоглавый сел в поданную карету и направился к митингующим у Лобного места, как посоветовал дьяк («там больше всего народу скопилось»).

Увидев карету князя, народ учтиво расступился и, пропустив экипаж к Лобному месту, вновь сомкнул ряды. Князь, с помощью услужливого дьяка, выбрался из кареты и поднялся на Лобное место. Удальцы из службы охраны князя, заняли места на подступах, сдерживая народ.

– Привет, народ славный! – поздоровкался с народом, Свистослав Златоглавый и вместо привычного уху – «ЗдраЖлаВшаСвесть!» – услышал простенькое «здрасти». Да, дьяк не преувеличивал, народ и впрямь разболтался.

– Чегось собралися? Что шумим, не работаем? Чай не выходной сегодня! – поблёскивая золотыми перстнями, стал князь «раздражать» народ. Пока что всё шло, как и предполагал отошедший в сторонку дьяк.

– А мы перемен хотим! – выкрикнул кто-то из толпы голосом похожим на голос дьяка, а кто, ни князь, ни его охранники не рассмотрели.

– Знаете, что сказал Конфурмаций по поводу перемен? – попытался образумить князь народ неблагодарный. Да не та у него уже была хватка. Не та.

– Плевать мы хотели на вашего Бонфирмация! – опять заорал тот же подозрительно знакомый голос. – Давай страну делить!

И опять князь не разглядел зачинщика.

Услышав конкретное предложение, народ уцепился за него.

– Точно! Чтобы всем поровну! – тут и там стали слышаться голоса, среди которых выделялся один, самый громкий. – Каждому по понятиям! Кто сколько утащит! По количеству нахлебников! Тёщу тоже считать! В княжьем тереме делёж устроить! Казна там!

От такой неслыханной смуты князь растерялся – как это, в его присутствии и такие речи крамольные вслух говорят. Дошла страна до ручки!

И тут он допустил стратегическую ошибку.

– Всем молчать! – потеряв остатки величественности, истошно завопил князь. – За попытку расхищения государственной собственности вы все приговариваетесь к казни!

Народ, по привычке испуганно притих.

Князь же, осмотревшись, не обнаружил рядом никого из стражи – их как ветром сдуло. Стоял он, бедный на лобном месте один как перст.

– А князь то один и на Лобном месте! – вновь послышался до боли знакомый голос возмутителя спокойствия, который ко всему ещё и закашлялся, сорвал голос.

А, ерунда! Теперь уж в его голосе народ не нуждался. Узрев князя, одиноко стоящего посреди эшафота, народ провёл логическую паралель между всеми слагаемыми.

– Нам проще тебя казнить! – крикнул очередной смельчак.

– Это знак свыше! – крикнул ещё один смельчак (в безликой толпе, против одного старикана, пущай и князя, всегда много смельчаков покричать сыщется).

Князь же задохнулся от негодования. Его родной народ, его кровиночка и так его огорчил. Тьфу на них!

– Тьфу на вас! – в сердцах плюнул князь Свистослав и собрался слезть с лобного места, сесть в карету и уехать домой. Народ сегодня был нервный, непонятливый.

Но его не пустили с лобного места.

– Хватит, попил нашей кровушки! – крикнул жирный купец, отъевшийся молодец – кровь с молоком – теперь можно было не стесняться теневым «героям», показать своё истинное лицо.

– Да вы что люди добрые! Белены объелись?! – вконец расстроился князь, такого он даже в страшном сне не ожидал увидеть, не то, что наяву.

– Давно уже на подножном корме сидим! – съехидничал ещё один «жиртрест».

– Надо кончать с этим делом! – крикнули из толпы. – Ещё делить идти надо!

Народ плотнее обступил лобное место. Князь, закрыл глаза и обратился с мольбой к небу.

И небеса откликнулись!

– Здравствуй княже! Здравствуй народ славный! – огласились небеса другим до боли знакомым голосом. – А вот и мы!

Князь с народом задрали головы, разглядеть, что там за диво дивное, а «диво» уже само к ним по верёвке спутилось, прямо на Лобное место.

Перебор Светлогорыч собственной долгожданной персоной!

– Переборушка! Ты ли?! – всхлипнул князь и по-стариковски прильнул к богатырской груди. – Дождался я тебя, блудного сына отечества!

– Ну, всё князь, будет тебе, – погладил богатырь старика по седой головушке. – Перестань, люди же смотрят.

– Да какие это люди, волки позорные! – опять всхлипнул князь. – Учишь, их учишь доброму вечному, а они всё равно на мой терем, аки на овин с ягнятами, смотрят.

– Так, отсюда поподробнее! – нахмурился богатырь и оглядел мигом присмиревший народ.

Тут вышел из сумрака Архистрах Плутархович. Поздоровавшись, он хриплым голосом, начал расписывать в красках богатырю, как неблагодарный народ князя казнить хотел. Надеясь, что богатырь заступиться за князя и прямо здесь начнётся новая волна репрессий, что повлечёт собой ещё большее недовольства народа, и так далее, по наклонной.

– Так и было? – переспросил богатырь у князя.

– Угу! – кивнул князь и участливо поинтересовался у дьяка. – А что у тебя с голосом.

– Простудил, – не моргнув глазом, прохрипел дьяк.

– Береги себя, Аристаша, – потрепал дьяка по щеке, воспрянувший духом князь. – Без тебя я как без рук.

И тут Архиплут увидел за спиной богатыря много лет назад пропавшего без вести Скотти-варвара, спустившегося следом за товарищем с летучего корабля. Барабир остался контролировать обстановку сверху, а опытный Мук на всякий случай расчехлил отремонтированный им во время пути скорострельный арбалет.

«Вот же сукин-сын! – мысленно обрадовался дьяк. – С руничем всё это время околачивался! В доверие втёрся! Он как нельзя кстати!»

Перебор Светлогорыч, выслушав дьяка и князя, не стал пороть горячку а, подумав, обратился к народу:

– Что же это получается, люди добрые, решили вот так взять и огульно свергнуть законную власть?! Не по нашему это, не по рунийскому. А я вас так уважал!

– Да мы чего, мы ничего, Перебор Светлогорыч! – раздались виноватые голоса из толпы. – Бес нас попутал! Мы просто перемен хотели! А так мы поступать не хотели! Случайно вышло! Сорвались! Нервишки расшатались!

– Ну, зачем же так! Могли бы петицию составить, мол, так и так, хотим перемен! – продожал диалог с народом, богатырь. – Списочек накидали, каких именно.

А коварный Архиплут подошёл к варвару, прикрывашему как всегда спину, безгранично доверявшему ему богатырю.

– Привет, Скотти-варвар! – воровато оглядываясь, поздоровался дьяк. – Отлично выглядишь!

– Мы с тобой знакомы? – ответил неприкрытой грубостью на неприкрытую лесть варвар, сразу не понравился ему этот скользкий тип.

– Ты что память потерял? – изумился Архиплут, вот дела. – Не помнишь меня?

– Что-то не припомню.

– Я же Архиплут! Вспомни, я тебя нанимал, чтобы ты завалил этого рунича. За тобой старый должок висит, – сказал дьяк и щёлкнул пальцами.

В этот миг у варвара что-то в голове тоже «щёлкнуло», словно кто по лбу ладошкой хлопнул, и вся ранее забытая жизнь перед глазами пронеслась. Крупный Рогатый Скотт – киллер-следопыт, элитный наёмный убийца – вновь стал самим собой, со всеми воспоминаниями, обязательствами и незаконченными заказами.

– Ну! Всё вспомнил?! – заглянул в его глаза коварный дьяк.

– Всё!

– Тогда, будь добр, верни должок! – указал глазами дьяк на неприкрытую спину рунийского богатыря. Лучшего момента для удара в спину может больше и не представиться. Пред всем честным народом уничтожить богатыря, тогда уже смуту не остановить будет. – Как говорят эти глупые руничи: «Долг платежом красен».

– Ты прав! По счетам надо платить! Это дело чести! – варвар вытянул из-за спины боевой топор и с размаху рубанул… дьяка.

На две половинки разрубил тщедушного, мелкого, но невероятно мерзкого букашку-старикашку. Народ, увидев первую жертву своих стихийных художеств, ахнул и отшатнулся и лишь одна очаровательная дама в лёгкой тунике, стоявшая в толпе, мило улыбнулась.

Богатырь как раз в этот момент пояснял народу, что все дела надо решать «миром, без крови». Услышав шум за спиной, и увидев неадекватную реакцию толпы на свои слова, богатырь отвлёкся от разъяснительной беседы с народом.

– Что у тебя, Скотти? – спросил Перебор Светлогорыч, увидев, как тот спихивает ногой останки дьяка, с глаз долой.

– Да тут… – замялся, не зная, что и сказать Скотти. – Ну, в общем… шпиона, короче, раскрыл.

– Вот оно как? А я даже и не подозревал, – не огорчился князь потери «незаменимого» дьяка, уж больно занудлив его советничек был в последнее время. Назойливо советовал и позволял себе непозволительно много.

Дальше общение богатыря с народом пошло куда более продуктивно – никто не хотел быть после дьяка «номером два». Да и Перебор Светлогорыч решил палку не перегибать, не перебарщивать, как в молодости бывало. Просил его князь, хотя бы плетей особо ярым зачинщикам всыпать, тому же купцу «кровь с молоком», теперича дюже бледному и, вот этому, второму «отъевшемуся». Остальных «активистов» князь Свистослав не запомнил.

Но Перебор отказался и князя отговорил, пообещав, что сам за народом присматривать будет, перевоспитывать (кажется Яр-бог Триждысветлый уже обещал это, да что-то плохо присматривал, вон до чего Рунию довёл).

Князь великодушно смилостивился (всё равно богатыря не уговорить), а обрадованный, что так легко отделался, народ, нахваливая «великодушного князя-батюшку» и «миротворца богатыря», поспешно разошёлся по домам.

На этом смута на Рунии сошла на нет, так толком и не начавшись.

А как смута завершилась, куда-то подевались горные тролли, орки и гоблины, как будто и не было их. Трусливые и вороватые бояре, те, кто за кордон не сбежали, под пристальным присмотром вернувшегося из лагеря отдыха Савана Басманова, вернули всё награбленное в казну и написали заявление «по собственному желанию». Иноземные советники-послы, побросав натыренный из княжьего терема скарб, быстренько прихватили свои манатки, и уехали к себе за кордоны для «консультаций». А синепянское посольство, к этому времени дотелепавшись со своим занудным «пересмотром» только до границы, прознав, что богатырь вернулся, самостоятельно развернулось в обратный путь – передумали тревожить князя.

Фу-уф! Теперь уж точно всё.

Дальше только эпилог.

ЭПИЛОГ

Начнём с новых друзей и добрых гостей.

О Барабир-багатуре: Погостив у Перебора Светлогорыча некоторое время, поглядев, как всё устроено в государстве его боевого товарища, багатур попрощался с друзьями и вместе с Муком-ветрогоном, на его летучем корабле, отправился в родимую сторону, на Диковатое Полюшко, благо им по пути было. Вернувшись с триумфом, он, пользуясь шоковым состоянием своих соплеменников, никогда не видевших раньше летающего «шайтан-баркаса» и произведённым эффектом неожиданности, стремительно назначил себя ханом, что даже «совет старейшин» не успел ничего предпринять. Собрал Барабир неприсоединившихся соседей на шалтай-болтай и ненавязчиво «уговорил» их присоединиться, образовав на месте Диковатого Полюшка, уже настоящее государство – Бриллиантовую Орду – со своими, пусть чересчур суровыми, но законами, кабинетом визирей, в который он пригласил немного обиженных членов «совета старейшин» (чтобы не обижались почтенные старики), и, естественно со своим настоящим дворцом, точно таким, который багатуру привиделся в хмельных грёзах, на острове озорных божеств.

Кстати, с тех пор Великий хан Барабир больше не смог пить ничего алкосодержащего: после единственного глотка напитка богов, от всего остального, даже от любимого айраккумара его нещадно рвало и тошнило. Получается, что закодировался на чужбине Барабир. Ну, ничего, зато ещё трезвее на жизнь смотреть стал. И женился ажно на шести прелестных девушках, которые ему кого-то смутно напоминали, и «шестерной красотой стал он окружён». Но, не смотря на такую занятость в личной жизни, ерундой он не маялся, как некоторые, а правил грамотно и долго, сурово, но справедливо. Бриллиантовая пора, однако!

О Муке-ветрогоне: Изобретательный сын седого мудрого Востока, Мук-ветрогон, который и сам уже давно был многодетным отцом и, дважды, дедом, несмотря на заманчивые предложения новых друзей, не остался ни с кем из них. «Тюрбан» продолжил своё излюбленное занятие: курьерскую доставку почты, перевозку людей и воздушную контрабанду, на своём «ерастати». Свобода и бездонный пятый океан, где не было границ, разбойников и серьёзных конкурентов, были ему дороже всех земных благ. Но и своих новых друзей он не забывал. Прилетал к ним на праздники, или просто погостить. В общем, продолжал жить в своё удовольствие, совмещая приятное с полезным, и ещё неясно было, кто из всех наших героев мог быть счастливее его.

О Скотти-варваре или Крупном Рогатом Скотти: Вспомнив всё, Скотти не стал никому ничего рассказывать, припоминать, и даже Муку ничего не предъявил, понимал, что тот в прошлый раз действовал жёстко, но в пределах допустимой самообороны. Погостив с недельку, он распрощался с друзьями, заехал к Матушке Йогине получить благословение перед дальней дорожкой, у которой в это время гостил – угадайте кто? – правильно, волхв Перломудр. Получив оное благословение, Скотти разом обнял обоих, приободрил их обещанием мол, «дорогие мои старики, мы ещё с вами так повоюем!», и отправился восстанавливать историческую справедливость на историческую родину.

Хитрый и жестокий с народом, Гринпеас, ставший конунгом сразу после смерти отца, поначалу не признал в суровом свикинге своего братца-варвара, вылитого батяню в фас и профиль, и приказал гнать «Лжескотти-самозванца» взашей. Однако, увидев фамильный боевой топор, очень близко от своей шеи, Грини припомнил-таки, что «и в самом деле» этот доблестный муж и есть его «любимый братуха», тем более что и, здорово побитая Скотти стража, тоже «вспомнила» старшего отпрыска почившего конунга Варнунга Многократного (неприметно стоявшая среди заинтригованных фрейлин, очаровательная женщина в лёгкой, не по погоде, тунике – северный замок продувался первыми осенними ветрами, – смотрела влюблёнными глазами на рогатого варвара и лукаво улыбалась).

Трусливый (потому, знать, и жестокий) Гринпеас с «превеликой радостью» передал, все до одного, бразды правления старшему брату и, лишившись монархической неприкосновенности, в тот же день, вместе со своей прожорливой жёнушкой, смотался из конунгства в неизвестном направлении, от греха подальше.

Встав во главе свикингов, варягов и варваров Крупный Рогатый Скотт, навёл со временем порядок в порядком запущенном государстве. Но первым делом он научил свой народ помнить. Скажете глупости?! Нетушки. Он научил верноподданых помнить прошлое своей земли – пускай не всегда славное, пускай кровавое, но какое бы ни было, это было наследие предков. Он научил их помнить прошлое своих родов. Он научил их помнить доброе и забывать злое.

И хоть стража в его замке, божилась, что по ночам из опочивальни «славного конунга» иной раз слышится заливистый женский смех, – а значит, у Скотти-варвара, завелись какие-то шашни с потусторонними силами, – говорят, всё равно это было золотое время для их конунгства!

О князе Свистославе: Престарелый князь Свистослав Златоглавый, закатил на радостях пирушку и дал одумавшемуся народу (по совету друзей) цельных три выходных дня. Гуляй, братцы!

От привезённого ему богатырём Серебристого пера Пегасуса, он чуть было не отказался с пылу, с жару – тяжело оно ему досталось, ох, и тяжело, – да передумал. Всё же люди старались, ездили на край земли за этой штуковиной, жизнями, наверное, рисковали.

За исполнение желания своего, поощрил он богатыря, и всех кто с ним в походе был: Перебор Светлогорыч, Скотти-варвар, Барабир-багатур и Мук-ветрогон получили премиальные, а также по почётному ордену, отлитому всего в четырёх экземплярах, который витиевато назывался «За заслуги в деле укрепления, отвагу при исполнении, безупречную службу, настоящую дружбу и на долгую память». Кстати, князю название перо Пегасуса «подсказало». И вообще государю так понравилось писать этим чудным пёрышком – его сумбурные мысли ложились на бумагу, словно лучшие пёрлы Перломудра и даже ещё красивше и заковыристее, – что вскоре он из заурядного графомана, превратился в заядлого «графомэна», то бишь, писательского «супермэна».

Поняв, что на старости лет, у него появилось более интересное занятие, чем денно и нощно править не всегда благодарным народом, князь в один прекрасный день принял волевое решение.

– Всё мужики! Устал я, ухожу с поста! – заявил он во всеуслышанье.

Все подумали, что это первоапрельский розыгрыш от князя, но поглядев за окно и увидев сугробы, поняли – великий князь не шутит – первое апреля будет только завтра. А князь, не дав опомниться электорату, технично выдвинул подходящую кандидатуру, так что и «кандидатура» опешила.

– А покуда нового князя не сыщите, предлагаю временное исполнение обязанностей Великого Князя возложить на Переборушку. Он мужик здоровый, толковый, потянет, – сказал князь и пока никто не опомнился и не кинулся отговаривать, укатил в имение к своей старой знакомой, боярыне Бабарихе Изольдовне, которая с недавних пор стала ярой поклонницей его мемуарного творчества.

Теперь и о славном богатыре рунийском, Переборе Светлогорыче: Как вы уже знаете, стал Перебор-богатырь временно исполняющим обязанности князя на неопределённый срок, а ещё вы и без меня знаете, что нет на Рунии ничего более постоянного чем «временное». Вот и княжил Перебор Светлогорыч, простой рунийский мужик с богатырскими корнями, на родной земле, долго и правильно правил, приглядывая за народом, как и обещал, строго, но без перебора. Друзья его с двух сторон своими крепкими плечами и дружескими государствами во всём поддерживали, а один ещё и с воздуха прикрывал, когда необходимость возникала.

Солгу, ежели скажу, что тихо-мирно всё в его правлении было – бузили нет-нет из-за кордона вороги завидущие. Приходилось и на поле битвы Переборушке выезжать, раззужать плечо, когда всякие «каки» под девизом «боги, того, делиться завещали» наезжали на богатую Рунию. Да у богатыря уже свой девиз супротив ихнего имелся.

Много ему, люди добрые, предлагали-советовали девизов известных и не очень: Кто к нам с мечом придёт…, Кто к нам со своим уставом сунется…, Кто к нам с подлой каверзой приползёт…, но ему по душе пришёлся самый короткий и ёмкий девиз, одного великого князя рунийского, всегда честно говорившему врагу в глаза: «Иду на вы!» Только Перебор Светлогорыч совсем немного его подкорректировал (чтобы не прослыть повторюшкой), и теперь он ошарашивал супостата грозным кличем: «Идите вы на!»

В общем, служили богатырь, а впоследствии, его дети, внуки и правнуки славные, потомки рода богатырского, на благо родины – достойно служили!

Ну и, само собой, о Рунии-матушке: Сребровласая Руния-матушка, многогранная, многоликая и разношёрстная земля, спокойно отреагировала на новость – не самодур «ВрИО князя», уже хорошо, пусть и не голубых кровей, зато заслуг у него перед народом не счесть. У земли рунийской других, более насущных забот хватало: она рожала своих защитников и хранительниц семейного очага; встречала не речках рассветы и провожала в копнах закаты; любила до одури, бранилась и мирилась; строила города, но не забывала и о деревеньках; бережно осваивала целину, делилась дарами безбрежной тайги и внимательно изучала свои недра; изобретала первые паровозы и пароходы; делала робкие попытки покорить небо, но уже деловито смотрела в космические дали. Земля жила!

P.S.: Уважаемый читатель, если у вас, после прочтения книги, создалась иллюзия, что в ней была осуществлена попытка таким вот аллегорическим образом обратить внимание на некоторые остросоциальные вопросы, а также на проблемы армии, села, бюджетников, чиновничий произвол, вопросы толерантности и межконфессиональной терпимости, а кое-где и проблемы международных взаимоотношений, то смею вас уверить, эта «иллюзия», на самом деле ни что иное, как развёрнутая аллюзия (лат. аllusio – шутка или, как говорят суровые кунаки – бамбарбия). Ведь по большому счёту, такая сказка всего лишь лёгкое чтиво, и не нужно относится к описанным в ней событиям, высказываниям и поступкам героев слишком серьёзно. Ну как, скажите, в наше время воспринимать всерьёз произведение, в котором добро без санкции ООН побеждает зло (а не наоборот, как в жизни), а его, это добро, в международном трибунале даже заочно не осудили. Поистине, сказка, да и только, скоморошная былина, в которой, как я и предупреждал, нет ничего святого кроме земли родной.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg