«Клинки Керитона»

Клинки Керитона (fb2) - Клинки Керитона [Авторская редакция] (Дорога на Эрфилар - 1) 1835K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей С Голышков

Андрей Голышков ДОРОГА НА ЭРФИЛАР Книга I Клинки Керитона

Свитки Тэйда и Левиора

Пролог

Начало лета. 1147 год от рождения пророка Аравы

(6884-й по Календарю Кироффе от начала Сида[1] Лайса)

Зарокийская Империя. Оррикирин

Мрачные, штормовые тучи затянули небо над Оррикирином. Над замком нависла непроглядная темень. Хлынул ливень, темноту вспороли огромные ветвистые молнии, удары грома становились всё чаще и громче.

Леди Силана, молча стояла на балконе, вовсе не собираясь уходить. Яркие вспышки освещали пространство перед воротами замка. Там, внизу, кипела битва. Свистели стрелы. Осаждавшие неистовствовали: орали, размахивали копьями и кривыми мечами; осыпали ощетинившуюся сталью стену замка джиридами. Гремели боевые медные трубы ротраны. Сааум-ахирцы пели воинственную песню, готовясь к решающему штурму. В блеске молний на их кожаных шлемах и щитах сверкало изображение вставшего на задние лапы варана — прародителя.

Войско шло на приступ.

Словно стая саранчи, сааум-ахирские воины за считанные мгновения преодолели казавшиеся неприступными насыпь и заполненный водой ров и теперь стремительно приближались к воротам. Защитники замка встретили их тучей стрел и болтов. Толпа нападавших не дрогнула — громче прежнего взвыли ротраны, и воодушевлённые их низкими протяжными звуками воины хлынули в атаку. Они бежали вперёд, укрываясь от стрел небольшими круглыми щитами. Со стен летели валуны и горевшие, пропитанные маслом войлочные шары, лилась кипящая смола, но на место каждого поверженного тут же вставало трое. Под стеной росли груды трупов, по ним карабкались озверелые люди, которым не было конца. Защитники Оррикирина бились из последних сил. Копья их были изломаны, колчаны давно опустели, мечи иззубрились и затупились.

Толпа нападавших расступилась, пропуская к воротам массивный, напоминавший чешуйчатое тело варана клин, состоявший из воинов, прикрывавшихся от ударов сверху большими ромбообразными щитами. Под ними укрывались два больших окованных железом тарана. Наконец, клин достиг ворот, и они содрогнулись и затрещали, принимая на себя хлёсткие, размашистые удары гигантского била.

Сверкнула молния, и Силана поняла, что ворота не выдержат и вот-вот поддадутся. Поняла, что судьба отвернулась от неё.

«Только бы успеть!»

Она бросила последний взгляд вниз и вернулась в комнату.

Тут же сокрушающий удар грома оглушил её, стены угрожающе затрещали. Силана ощутила, что башня начала шататься. На стенах проступили трещины, сверху посыпались пыль и камень.

У неё оставалось очень мало времени. Остановить придворного мага Маана са Раву, исполнявшего волю господина Генира и судя по всему уже запустившего ритуал саморазрушения замка, она не успеет. Оставалась одна надежда: спасти дочь — Кинию и Тэйдара — сына господина Генира, (находившегося сейчас внизу, и руководившего державшимися ещё, возможно, у врат, защитниками) а может спастись и самой.

Силана быстро шла по коридору, её пепельные волосы развевались, переливаясь серебром в свете молний. Проходя мимо распахнутой настежь двери кухни, она остановилась. Внутри никого не было. Повсюду на столах и скамьях валялись брошенные второпях продукты, ножи, горшки, сковороды. Врывавшийся в открытое окно ветер качал над огнём раскалившийся докрасна котелок. Волу звать не было никакого смысла — времени оставалось совсем мало. Она схватила две стоявшие на скамье корзины, попутно вытряхивая их содержимое. На пол полетели яйца, посыпались сладкий каштан и кунжутные семечки. Тут же, на столе, лежали приготовленные для разделки сыры, колбасы и внушительных размеров окорок. Силана бросила в бóльшую из корзин: половину буханки ржаного хлеба, круг колбасы и кусок сыра. Пытаясь сообразить, не понадобится ли ей что-нибудь ещё, окинула столы беглым взглядом: «Вроде всё». Стремительно вышла в коридор.

Через десяток шагов леди Силана повернула за угол и оказалась перед невзрачной, еле заметной дверью. Войдя, она осмотрелась и поняла, что в комнате она не одна. У открытого окна, не обращая внимания на вой ветра и бившиеся в истерике шторы, стоял Гормух — слуга господина Генира. Гром грянул над самой его головой. Яркие молнии сверкнули в окнах.

— Что ты здесь делаешь, Гормух?

— Г-госпожа Сил-лана, — заикаясь от неожиданности, пробормотал слуга, — Вола велела мне присмотреть за детьми, пока её не будет.

— А где она сама?

— Я не з-знаю, госпожа Силана.

— Тогда мне нужен ты!

— К вашим услугам, моя госпожа, — приободрённый властным голосом Силаны Гормух, наконец, оправился от испуга.

Силана достала из небольшой, украшенной серебряной филигранью шкатулки пару изящных подвесок. Склонилась над кроваткой, где в уютном гнёздышке из овечьих шкур лежали Киния и Тэйдар. Она осенила их святым тревершием, вложила подвесы в складки ткани и, поочерёдно поцеловав детей, переложила в корзины. Сняла с пальца перстень с алым рубином, рывком сдёрнула с шеи ожерелье, из сверкающего всеми цветами радуги крисаральского когтя, добавила к ним тугой кожаный кошель из шкатулки и протянула Гормуху.

— Возьми, пригодится.

Слуга, не задавая лишних вопросов, принялся рассовывать всё по карманам.

Силана вынула из шкатулки овальный металлический предмет, похожий на большое щербатое яйцо, поверхность которого была покрыта диковинными знаками обрамленных вязью узоров. Вполголоса она прошептала заклятие и, едва касаясь яйца ногтем указательного пальца, провела линию от его макушки до середины. Яйцо стремительно начало уменьшаться в размерах, и уже через несколько секунд превратилось из большого «страусиного» в маленькое, невзрачное «перепелиное». Силана поднесла его к глазам и, будто пытаясь проникнуть взглядом сквозь толщу скорлупы, пристально взирала на него с минуту, затем аккуратно положила сбоку от улыбавшейся Кинии. После с не меньшим благоговением достала из шкатулки бирюзовую призму из горного хрусталя и сунула её в корзинку к малышу Тэйдару.

— У моря нас ждёт лодка. Мы должны попасть в Сумат как можно скорее. Маан са Раву поедет туда. Если его не будет, а со мной что-то случится, найдёшь Динна Сантора, расскажешь ему всё, что здесь произошло. Он отвезёт тебя в Кнэтирию, там вас точно никто искать не будет. Динн же подскажет, что тебе делать дальше, и позаботится о детях.

Силана взяла бóльшую из корзин — с мальчиком — и подала слуге:

— Смотри, неси аккуратнее.

— Да что же я, госпожа Силана, не понимаю, что ли! — пролепетал Гормух, дрожавшим от волнения голосом, принимая из рук госпожи бесценную ношу.

Вторую корзину с Кинией Силана взяла сама. Но тут её внимание привлекла стоявшая на столе небольшая, оправленная в палисандр и рог миниатюра, изображавшая её с дочерью на руках. Она отставила корзинку, взяла миниатюру и спрятала за пазуху. Верно вспомнив о чём-то, разворошила разбросанные в беспорядке по столу бумаги, быстро просматривая каждый листок и отбрасывая на пол ненужные. Затем свернула из бумаги трубку, зажгла её от свечи и бросила на стол, в гору свитков, которые тут же занялись огнём. Открыла створку шкафа, скинула несколько книг и стащила с полки полную охапку свитков, и швырнула на пол. Затем взяла с полки бутыль зелёного стекла, выдернула зубами пробку и с размаху разбила об пол. Огонь взвился к потолку, облизывая деревянное колесо люстры. Вторая бутыль, поменьше, полетела вслед за первой и с грохотом взорвалась. Пламя лизнуло створку шкафа и перекинулось на гардину. Книги и свитки начали чернеть, сворачивались и корчились, словно оживая. Последний раз взглянув на детскую кроватку, на пылавший стол, леди Силана отступила.

— Иди за мной, быстрей. Не отставай! — бросила она уже на ходу, застывшему в нерешительности Гормуху, и проследовала к стенному шкафу.

Силана нажала на потайную панель, скрытую за двойной поворотной створкой — шкаф беззвучно подался назад, открывая проход в едва освещённый коридор, ведущий к тайной лестнице.

«Ну же, быстрее!»

Когда они дошли до конца коридора, стены задрожали сильнее прежнего.

Они побежали вниз по винтовой лестнице. Силана остановилась лишь на секунду, сорвала с себя плащ и плотно, поверх корзины, укрыла своё сокровище — Кинию. Гормух последовал её примеру, укрывая щекастого Тэйдара.

Ударил гром. Узкое витражное окошко на площадке разлетелось вдребезги, рассыпалось, внутрь ворвались ветер и дождь. Со всех сторон доносился холодивший душу скрип. Прямо над ними треснул потолок, вниз полетели обломки перекрытия, щебень и пыль. В образовавшийся проём хлынула вода. Однако Силана, прикрикнув на замешкавшегося было Гормуха, уверенно продолжила путь вниз. Лестница дрогнула и начала крениться. Но они уже были близки к цели. Ряд коридоров, точнее естественных туннелей, уходили от небольшого круглого зала в разные стороны. Леди Силана остановилась. Лестница за спиной зловеще затрещала и медленно начала оседать. Земля затряслась под ногами Силаны. С пронзительным свистом рассекая воздух, сверху рванулась горящая балка. В спину ударило гудящее пламя. Пол вздыбился. Повсюду из щелей вырывались хищные, багряно-фиолетовые огненные языки. Она закашлялась от дыма, вскинула руку, указывая на правый, самый узкий туннель:

— Туда! — глаза слезились, от едкой гари саднило горло, сознание помутилось.

Часть стены обрушилась, каменные глыбы свалили Силану на пол.

Мир под ней провалился.

…В забытьи она находилась совсем не долго. Когда очнулась, ещё не понимая толком, что с ней произошло, скорее, инстинктивно, попыталась нашарить руками корзину. Гормуха рядом не было. Киния, хвала Первым, была цела, она вывалилась из корзины и лежала рядом молча, хлопая ресницами, смотрела на мать. Нестерпимая боль пронзала всё тело Силаны, точнее верхнюю его часть. Ног, как впрочем, и всего находившегося ниже поясницы она не чувствовала.

«Что ты наделал, Маан?! Тэннар Великий, спаси мою крошку, молю!»

Собрав последние силы, она толкнула свёрток с Кинией в тёмный проем туннеля. И тут же сверху её накрыло лавиной камня, горевшего дерева и пыли…

Часть I

Глава 1. Два Пня

Уино (Сила или Благодать Сароса) — бесплотная всепроникающая субстанция, пронизывающая всё сущее. Обладает огромным потенциалом и пронизывает все, что нас окружает, поэтому источником энергии для заклинания может послужить любой объект способный его накапливать: вода, воздух, земля, растения, камень, металл и даже человеческое тело. Высвобождая Уино (обращаясь к нему) и смешивая с энергиями внутреннего и окружающего мира, маги получают поистине безграничные возможности.

Калав Мару. Природа Стихийных всплесков

Осторожно ступая по крутому каменистому склону, Тэйд спускался к дороге. Он ещё не видел её, но знал, что, как только минет нагромождение валунов, она появится, вынырнет, как всегда неожиданно, из тумана. Он уже начал различать её очертания, вернее очертания обрамлявших дорогу деревьев, но ещё раньше услышал мерный цокот копыт и печальный скрип колес. Туман, окутывавший низину, развеялся, и неожиданно из-за поворота прямо на Тэйда выкатила повозка: вначале неясный, похожий на тень силуэт, который по мере приближения обретал цвет, форму и детали.

Юноша стоял, укрытый пышным кустом куманики, и смотрел на повозку и на старичка-онталара, привалившегося спиной к мешкам. Смотрел до тех пор пока не убедился, что вот сейчас старик проедет мимо. И лишь тогда решился, сделал глубокий вдох и вышел на дорогу.

Но как он до этого ни старался скрыть своё присутствие, живенький старичок опередил его:

— Добрый день, — весело произнёс он. — Здоровья и блага тебе, сынок. Куда путь держишь?

Старик натянул вожжи. Гнедая недовольно фыркнула, повозка, качнув бортами, остановилась.

Голову незнакомца украшала широкополая шляпа с клиновидным вырезом под трубку, из-под которой обрамлённые соломой седых волос на Тэйда взирали шустрые серые глазки. Тяжёлый, немного завалившийся вправо нос красовался парой мохнатых бородавок, а рыхлая, землистая с зеленцой кожа и изящные, в четыре фаланги пальцы, лишённые какого-либо намёка на ногти, не оставили Тэйду сомнений, что перед ним находился не кто иной, как представитель древнего народа онталар.

Тэйд сдержанно улыбнулся в ответ:

— Здоровья и блага, уважаемый. В Два Пня я иду.

Старик посмотрел на него с интересом и указал чубуком курившейся сизым дымком трубки на горы:

— Какие-то, сынок, странные ты дороги выбираешь. Перевалом Трёхпалого шёл? И что же, не испугался?

— Не испугался. А есть чего? — смутился Тэйд.

— Он ещё спрашивает. Голову открутить тому, кто тебе эту дорогу показал. Поди, не поведал, что за твари у Трёхпалого водятся?

— Нет, а что за твари, уважаемый?

Прежде чем ответить, старик с опаской огляделся по сторонам.

— Цоррб здоровенный по горам бродит, злющий. Залезай в телегу, сынок, поедем отсюда… Меня Хабуа зовут, — назвался он и, видя, что юноша не спешит ответно представляться, съязвил: — Коли тоже имя своё сказать захочешь, не стесняйся, у нас на Ойхороте за это не бьют.

— Тэйд са Раву, — спохватился юноша, забрасывая суму в повозку.

— Расскажи, что ли, откуда едешь? Хотя, нет, погоди, я сам угадаю… В столице учишься?

Тэйд покачал головой и хотел было ответить, но Хабуа не останавливался:

— Раз не в Сулузе, тогда, значится, в Крионто.

— Ага.

— А к нам зачем приехал?

Тэйд поёрзал, устраиваясь поудобнее средь мешков с мукой.

— Я в Двух Пнях с другом должен встретиться.

Он продолжал крутиться, никак не находя удобного положения: попробовал опереться о борт, но повозку тряхнуло, рука соскользнула, и он, ударившись о поперечину боком, мгновенно ощутил привычную уже за многие годы боль в груди. Поморщился и, сделав вид, что хочет почесать лоб, прикрыл гримасу боли ладонью.

— Друг твой в Пнях живёт? — старик, казалось, ничего не заметил.

— Не, с севера едет. Из Иллионда.

— Из Иллионда? — присвистнул Хабуа. Он глубоко затянулся и, выпустив вслед за сизой струйкой два колечка, продолжил: — Думаешь, он в Пнях уже?

— Думаю, да.

Ехали они достаточно бойко, гнедая кобылка шустро перебирала ногами, и вскоре, почти на въезде в деревню, они нагнали небольшой караван, состоявший из шести тентованных телег и четырёх верховых охранников. Когда телеги поравнялись, Хабуа приветственно щёлкнул пальцем по краю шляпы и радостно воскликнул, обращаясь к богато одетому толстяку:

— Здоровья и блага, уважаемый Балыз!

— Здоровья и блага, — накатано отозвался толстяк, и лицо его при этом расплылось в добродушной улыбке. Несмотря на тучность, он привстал, натужно крякнув, и помахал им пухлой ладошкой.

— Заворачивайте в «Лиса», уважаемый Балыз, — раздавим за встречу по «мерзавчику»! — вводя гнедую в поворот, крикнул старик.

— Пренепременно, уважаемый Хабуа, раздавим. Как без этого, — толстяк тронул возницу за плечо и, указывая направление, ткнул пальцем вслед удаляющейся повозке: — За ними давай.

Караван выворачивал к «Лису»…

* * *

Среди прочих сновавших возле трактира людей цепкий взгляд Тэйда выделил молодого, круглолицего онталара с простым тисовым посохом у колена и трубкой-калабашкой в зубах. На Саиме (а именно так онталара и звали) был простой серый балахон, который, пожалуй, знавал и лучшие времена, а то и вовсе иного хозяина. Тэйд соскочил с повозки, и, сладостно потянувшись, кивком головы указал на молодого онталара.

— Вот он, красавчик! Хорошо хоть бороду сбрил, бродяга!

— Так это и есть твой друг? Я мог бы и догадаться, — крякнул старик, неспешно спускаясь наземь.

— Здоровья и блага, уважаемый Хабуа, — приветствовал его Саима. — Как там Узун, стоит ещё? Рад тебя видеть, Тэйд!

— Стоит Узун, стоит, что ему сделается? — Хабуа похлопал Тэйда по плечу и, как показалось юноше, пронаблюдал за его реакцией.

«Неужели подметил, старый пройдоха, как меня на кочке тряхнуло?» — подумал Тэйд. Он схватил суму и направился навстречу другу.

— Ну не буду вам мешать, ребятки, — бросил ему в спину Хабуа. — Пойду перекушу. Вечером жду вас в «Лисе», — он ткнул в сторону трактира трубкой. — Поговорим, эля выпьем.

Саима кивнул и ответил за двоих:

— Обязательно будем, — подойдя к Тэйду, молодой онталар осторожно обнял его за плечи. — Ну, ты как? Держишься?

— Куда я денусь, — с обречённостью, давно ставшей привычкой, ответил Тэйд, улыбаясь.

— Болит?

— Немного. Ты-то как?

— Хорошо. А у нас с тобой, между прочим, есть одно дело.

— Да ну?! — Странно, но новость эта, признаться, несказанно взбодрила Тэйда.

— Пойдём, расскажу, — Саима интригующе поиграл бровями, из складок его капюшона выглянула забавная мордочка зверька пееро.

— Ой, — Тэйд встретился с любознательным зверьком взглядом.

— Знакомься, это Вир.

Пееро наклонил голову и подвигал носом, принюхиваясь.

— Вир, это Тэйд, — Саима поднёс ладонь левой руки к лицу и через прореху (у него не было среднего пальца) взглянул на друга.

«Ах ты ж, беда какая, — внутренне содрогнулся Тэйд, представив себе процедуру «слияния» будущего мастера магии со своим пееро. — Больно поди Саимке было. Хотя почему беда? Обычное, для мага, дело… для ученика мага».

Вир с любопытством оглядел Тэйда чёрными, точно угольки, глазками. Его серая с серебристым отливом гладкая шёрстка, украшенная тёмно-коричневыми полосами, переливалась и играла в ярком свете Лайса.

Любопытный зверёк перескочил на плечо Тэйда и принялся его обнюхивать.

— И давно вы…

— Два месяца как, — не дожидаясь конца вопроса, оборвал друга Саима.

— Что ж, поздравляю! А кольцо когда получишь?

— О! — отмахнулся Саима. — Года через три-четыре, не раньше, да и то если повезёт сдать экзамен с первого раза. И тест на совместимость с Виром удастся пройти.

— А если нет?

— Тогда ещё лет пять ждать.

— Строго. А без кольца тебе что можно?

— Ничего нельзя.

— То есть от тебя как от мага пользы не больше чем от этой колоды? — Тэйд ткнул мыском сапога в старое рассохшееся корыто, лежавшее у обочины.

— Хорошее сравнение. Выходит что так.

— Всё равно поздравляю. Сейчас ты гораздо ближе к званию мага, чем год назад.

— Спасибо, — с патологической ревностью в голосе произнёс Саима, кивая на ластящегося к Тэйду пееро. — А ты ему понравился.

— Ещё бы! Ты-то поди обкурил его своим дешевым «горлодёром», вот он и не знает, как от тебя сбежать.

— Сейчас и тебя обкурю, идём уже! Проголодался?

— Есть немного.

Вир успокоился, и Тэйд, наконец, получил возможность осмотреться.

Они стояли под большой бронзовой вывеской, покачивавшейся на цепях. Выпуклая надпись гласила: «Лис и Ягнёнок». Одноимённые зверюшки возлегали в вальяжных позах по волнистому верху.

По прихоти мастера, изготовившего вывеску, хитрый и коварный Лис коротал время в обнимку с коляской колбасы и кусом ноздреватого сыра в лапах. Ягнёнок же, наоборот, был наивен и добр, что, впрочем, не мешало ему опрокинуть кружку-другую эля, о чём свидетельствовали две большие баклажки с пенными шапками поверху, кои он с трудом удерживал в неверных копытцах.

* * *

— Ну, рассказывай, — потребовал Тэйд, бросая берет на стол, — что там у нас за дело?

— Камни Тор-Ахо, — плюхнулся на скамью Саима.

— Что это такое, камни Тор-Ахо?

— Вот ты неуч! А ещё в академии учишься.

— Ну, я же не на мастера горных дел учусь.

— Твой папаша Маан собирает стихийные камни Тор-Ахо…

— Ах, вот ты о чём! И что с того? Сколько себя помню, он всегда был охвачен какой-нибудь бредовой идеей. Уверен, будь эти камни чем-то стоящим, мы с тобой узнали бы о них в самую последнюю очередь.

— Согласен, твой старик порой патологически скрытен… но к счастью он настолько же и рассеян. Вот, посмотри. — Саима протянул ему половину обычного писчего листа. — Маана наброски.

Тэйд взял изрядно потрёпанный листок из рук друга. На нём была схема — пять жирных, по несколько раз обведённых угольком кружков с названиями камней внутри, поясняющие надписи по бокам, пунктиры, стрелочки; в правом нижнем углу две комичных рожицы — сам маг и его пееро — Раву, что ни говорите, а талантом рисовальщика боги Маана не обделили.

— Как это к тебе попало? Надеюсь, ты не стащил это у отца?

— «Не стащил», «у отца»! Где ты набрался этого ханжества, Тэйд? Я всего лишь поднял с пола скомканную бумажку и положил к себе в карман. На полу в коридоре, заметь, когда Маан са Раву был уже как три дня в отъезде. Так что сомневаться в том, что это клочок бумаги попросту выброшен и позабыт причин у меня не было.

— Выброшен или потерян?

Саима не ответил.

Прошло несколько минут.

— Так значит? — задумчиво проговорил Тэйд, откидывая с лица непослушную прядку русых волос. — Вопросов у меня много. Но есть два, ответы на которые я хочу знать прямо сейчас.

— Угу, — кивнул Саима. — Какие вопросы?

— Почему под кружком с названием — «Олир», это как я понимаю название камня, стоят наши имена — раз, и кто такой Крэч Древорук — два?

— Очень правильные вопросы, — довольно прищёлкнул пальцами Саима. — И ответы на них не заставят тебя долго ждать, друг мой. Первое: мы с тобой должны забрать камень воды Олир и отнести его твоему папаше в обитель Шосуа. Второе: Крэч Древорук — тот, кто должен этот камень нам сюда привезти…

Глава 2. Крэч Древорук

Феа — древняя раса Ганиса. Феа означает «стойкий». Коренастые, невысокие. «Необычайно сильны и выносливы, часто имеют вздорный характер. Из достоинств стоит отметить верность, возведённую в степень совершенства. Из недостатков главным из множества является безрассудность.

Слаабрант са Тирно. Бытие и сущее

Къяльсо — разбойник, шпион, лазутчик, наёмный убийца.

Рио Бо. Формы и причуды. Гэмотт-рам как искусство жизни

Дииоро — дерево, самое устойчивое к гниению. Древесина его обладает приятным запахом. Изделия из дииоро — эталон благополучия и хорошего вкуса. Цвет древесины — чёрный, бурый или коричнево-красный, цвет листьев — красный. Подвержено (охотно откликается) магическому воздействию, используется для создания денег, амулетов, оберегов, посохов и магических аксессуаров.

Слаабрант са Тирно. Бытие и сущее

Когда неожиданные крики птиц за окном вырвали Крэча из цепких объятий сна, он понял, что накануне, дав силу эмоциям, совершил непростительную глупость и напился.

Произошло всё, как это часто бывает, вполне неслучайно. Естественно, была у него причина, и причина весомая, но тем не менее…

Во рту у Крэча пересохло, руки дрожали, причём обе — дииоровая тоже, голова налилась неописуемой тяжестью. Каждый вдох, равно как и выдох, отдавались неприятным гулом перекатывавшихся от уха к уху камней.

Перевернувшись со спины на бок, он заслонился рукой, укрывая воспалённые глаза от яркого света из окна…

Он — феа, Крэч из славного Рокодского рода Жауграттоков, торговец пряностями, живущий и ведущий дела в Досаре, изредка представлявшийся как Вассега Лосу, бывший къяльсо, ныне более известный под прозвищем Крэч Древорук, ещё толком не понимая, где находится, окинул комнату недоумённым взглядом…

Рядом с кроватью, на полу, стояли оплетённая тростником бутыль и две глиняные кружки: одна с отколотой ручкой, другая с торчавшей из неё деревянной вилкой. Они-то (кружки) и напомнили ему, что он, когда ложился спать, был не совсем один.

Крэч перевернулся на живот и запустил руку под овечью шкуру…

— Ну что ещё? Зачем ты меня разбудил?

Древорук откинул краешек покрывала, из-под которого на него выглядывали прелестные девичьи глазки. «Сюрприз за сюрпризом», — подумал он.

А вслух спросил:

— Ты кто?

На данный момент это было всё, на что хватило его такта и смётки.

— Виретта, — назвалась прелестница. Она перевернулась на спину и изогнулась, вытягивая руки перед собой, а затем, отведя их вверх, якобы невзначай обвила шею Крэча. Притянула к себе и спросила с показным разочарованием: — Ты не помнишь меня, милый?

— Угу, — неуверенно промычал Крэч.

Даже ему самому было непонятно, что означает это «угу»: то ли то, что он помнит её, то ли совсем обратное. Он приподнялся и, подмяв под себя девицу, похлопал ладонью по одеялу за её спиной.

— Больше никого нет?

Она удивлённо посмотрела на него и, надув губки, недовольно буркнула:

— Никого.

— Это хорошо, — Древорук ловко выскользнул из её объятий и, перевесившись через край кровати, схватил одну из кружек. Покрутил её, заглянул вовнутрь, понюхал и, удостоверившись в отсутствии внутри живительной влаги, принялся оценивать содержимое бутыли, а затем и второй кружки. Вся тара, к его великому сожалению, оказалась пуста.

«Утро добрым не бывает!» — в очередной раз поразился он глубине народной мудрости и, превозмогая ломоту и тремор, сполз с постели.

Поход к зеркалу подтвердил самые печальные его догадки: он выглядел осунувшимся и усталым. Белки глаз, покрытые красными трещинами, тонули в сине-фиолетовых провалах, набрякли мешки под глазами, глубокие морщины пробороздили лицо.

«Как же меня так вчера угораздило?»

Всё ещё сомневаясь в реальности происходящего, он тщательно ощупал себя от пят до макушки и, удовлетворённый результатом обследования, облегчённо выдохнул — телесных потерь не наблюдалось, всё было цело и находилось на заведомо отведённых для этого местах. Затем он с особым тщанием осмотрел правую — деревянную — руку. Огладил кожу-кору кончиками пальцев и раздражённо сковырнул народившуюся у локтя почку. Подцепил ногтем застывшее смоляное пятно на запястье и обнаружил под ним свежие раны — следы глубоких, до луба, ножевых порезов.

Подняв ладонь на уровень глаз, он поработал пальцами, пытаясь восстановить утраченное сокообращение. Достигнув желаемого результата, довольно крякнул:

— Порядок!

И в который уже раз мысленно поблагодарил мастера Ро'Гари — что ни говори, а рука вышла как настоящая.

Были, конечно, и у неё свои недостатки, как то: слабые чувствительность кисти и плохая подвижность в локте. Но и достоинств было не мало: во-первых, сила; во-вторых, выносливость. В-третьих, главное и неоспоримое — она (рука) у него была!!! Не какой-нибудь там железный крюк или дубовый дрын, а настоящая полноценная рука!

«Всяко её наличие гораздо приятнее отсутствия. Сухое дерево для растопки опять же всегда с собой».

— Тьфу ты, какая же чушь в голову лезет.

— Что ты сказал, милый? Тебе помочь? — томно отозвалась Виретта.

— Ничего не сказал. Лежи.

Закончив процедуры, он потянулся к стоявшему на каминной полке вазончику. Освободил его от пучка повядших ромашек и коротко вбросил сомнительное содержимое, не касаясь сосуда губами, прямиком в глотку. Затем, повернув голову на бок, могуче выдохнул перегорелым элем. Крякнул. Поморщился. И, передёрнув плечами, направился к окну.

— Кстати, милый, ты вчера обещал свозить меня в Триимви, помнишь?

«Кстати? Это кому как… Кому «кстати», а кому и не очень!»

— Угу, — нехотя буркнул он.

— Свозишь?

— Считай, что уже свозил.

— Постой-ка, это как понимать?

— Как хочешь, так и понимай. Отстань.

Поразительно, но вопросов больше не последовало.

Какое-то время Крэч щурился. Затем неистово моргал и, наконец, обретя всю полноту визуального восприятия, принялся вертеть головой по сторонам в поисках чего-либо, что напомнило бы ему о событиях предыдущей ночи. А когда память начала к нему возвращаться — ужаснулся. И было от чего: накануне вечером он, решив отдохнуть после сытого ужина, вышел на балкон, дабы выкурить трубочку…

…Устроившись поудобнее в кресле-качалке, Древорук укрылся покрывалом и, набив трубку, приготовился наблюдать за движением звёзд на небосклоне.

Так вот, поглядывая на звёзды, он стал неожиданным свидетелем интересной сцены, произошедшей в аккурат под его балконом: из дверей «Лиса», по-видимому, решив прогуляться на сон грядущий, вышел молодой онталар.

«Саима, — мгновенно угадал Древорук — Ты-то мне, дружок, и нужен! — Он уже начал подумывать, не спуститься ли ему вниз, чтобы прямо сейчас раз и навсегда покончить с делом, ради которого он в Два Пня и приехал, но банальная лень и тяжелый живот помешали ему сделать это. — Завтра, — мысленно заверил он себя и скучающего Саиму, — все дела завтра».

Молодой онталар постоял немного, посматривая куда-то вдаль, и неспешно направился вдоль улицы.

— Славный вечерок.

Саима, услышав слова приветствия в свой адрес, аж подпрыгнул от неожиданности и покосился на незнакомца, что окликнул его.

Донёсшийся из темноты голос показался Крэчу на удивление знакомым. Распираемый любопытством, он придвинулся ближе к перилам, пытаясь рассмотреть обоих.

Саима остановился в пятне света, точно под балконом Крэча, и, хотя лицо скрывалось за спутанными прядями волос, когда он приподнимал голову, были хорошо видны его приплюснутый у основания нос с широкими ноздрями и большие круглые глаза.

Однако тот, что стоял у стены, оставался за пределами освещённости, что не помешало Крэчу заметить, что Саима уступал незнакомцу в росте, но сложение имел покрепче.

— Э… — осторожно согласился он. — Разве что свежевато немного.

— Ага, и то верно — свежо, — зевнул незнакомец и привалился плечом к стене, — ищешь кого-то, а?

— Ну да, — быстро ответил Саима, — я… - он пожал плечами. — То есть, нет.

— Ясно, — усмехнулся невидимка. — Послушай, я как раз перекусить собрался. Ты не голоден? Может, поужинаем вместе, выпьем, поговорим? Есть тут одно дельце… Можно хорошо заработать…

— Э, нет, спасибо, — Саима был явно озадачен таким вниманием к своей персоне.

— Уверен? Ты не стесняйся, я угощаю, — настаивал голос из темноты. — И дело верное.

Древорук прекрасно видел, что Саима нахмурился, явно недовольный настойчивостью незнакомца.

«Или знакомца?»

— С чего бы это? — поинтересовался Саима. В его голосе не было ни страха, ни удивления.

— Да так, — демонстрируя полное безразличие, бросил невидимка, и Крэч по звуку понял, что он зевает. Тень двинулась вперёд, и как бы невзначай вынырнувшая из темноты рука легла на плечо Саимы. — Верное дело, соглашайся.

— Нет.

Было видно, как губы молодого мага сжались в жёсткую линию. Его пушистый спутник пискнул и высунул из складок капюшона обеспокоенную мордочку. Саима отступил, высвобождаясь из-под руки незнакомца, и тут произошло то, что в корне изменило отношение Крэча к ситуации — «инкогнито» потянулся вслед за отшатнувшимся Саимой и вынужден был выйти на свет…

«Тэннар и его присные!»

Крэч сразу узнал его: зигзагообразный шрам поперёк лица, длинные волосы, заплетённые во множество тонких просмолённых косиц, маленькие глазки, бесцветные — рыбьи, столько раз являвшиеся ему в кошмарных снах…

Этот шрам, деливший нос на две равные половинки, Крэч не мог видеть раньше. Более того, он не мог даже подозревать о его существовании, но ему прекрасно были знакомы обстоятельства, при которых Вейзо (а именно так звали мерзкого онталара, это Древорук помнил наверняка) получил его. Вспомнил и погибших друзей: Треску, Весёлого и Кашку, вспомнил любимую Нэму и такую же любимую, уж не меньше, правую руку, оставшуюся в замке Мадара ра'Крата что в Вьёльсе. Он повёл головой в сторону, и пальцы непроизвольно коснулись шрама на шее — следа от Вейзовой же удавки.

«Ктырь! — вспомнил Крэч давнишнее прозвище онталара. — Ну вот и свиделись. Молись Великим, гадина зеленорожая, теперь тебе от меня никуда не деться!»

— Как скажешь, друг, как скажешь, — прохрипел онталар Вейзо и потёрся шершавой щекой о воротник. — Не задирал бы ты так нос, парень. Не ровён час…

Саима повернулся к нему и (одновременно с Крэчем) увидел торчавшее из правого рукава незнакомца лезвие ножа, нацеленное ему в грудь. Отступил.

— Но-но! — он продолжал пятиться и, оказавшись вне досягаемости ножа, спросил не столь удивлённо, сколь вызывающе: — Мы что, знакомы?

Крэча колотило. Он уже готов был сорваться с места и кинуться во двор, но в это время дверь «Лиса» с грохотом растворилась, и на улице показалась небольшая группа людей, одетых во всё чёрное. Возглавлял эту братию знатный господин, которого трактирщик Барг давеча представил Крэчу как Левиора Ксаладского.

В прежние времена Древорука вряд ли остановили бы не то что мелкопоместный дворянин из задрипанной Ксалады и жалкая кучка его прихвостней, но даже сам Император Зарокии, вот только сегодня произошло для Крэча что-то из ряда вон выходящее. Непонятно какие силы остановили его, приковав к месту, он сам не понял — что это было, и почему тут же в драку не кинулся — тоже не понял.

Конечно, он не испугался. Ни один из знакомых Древорука не смог бы упрекнуть его в трусости. В безрассудстве — да! В легкомыслии — безусловно! В чрезмерном обжорстве — обязательно! Но в трусости — никогда!!! И первый, кто осмелился бы назвать его трусом, лишился головы раньше, чем последний звук сорвался с его лживого языка. И вот это была истинная правда. Тем не менее факт оставался фактом — Крэч продолжал наблюдать за дальнейшим развитием событий, по-прежнему находясь на балконе.

— Что случилось, Вейзо?! — голос Левиора Ксаладского, наполненный неприкрытой силой и властностью, сразу же заставил всех умолкнуть. — Всё в порядке, уважаемый? — спросил он, свысока разглядывая Саиму.

Все замерли, (застыл в напряжении Крэч) несмотря на всю очевидность ситуации застыл и Саима.

— Всё в порядке.

— Нам пора, Вейзо. Чарэс, проводи нашего нового друга в трактир и, если понадобится, уладь все вопросы. Инцидент должен быть исчерпан на месте.

Крэч с удивлением наблюдал, как при первых же словах господина Левиора изменилось лицо Вейзо Ктыря: гадкая улыбка сменилась подобострастной, глаза поблёкли, не было видно и тени недовольства, исчезли злоба и ненависть. Он повернулся к имперцу и, низко поклонясь, произнёс:

— Как будет угодно господину.

Костяшки пальцев левой руки Крэча побелели от напряжения, а в податливую кору правой врезались острые грани бронзового ограждения.

Из-за спины знатного имперца тут же появился рыжеволосый человек лет тридцати с видимыми остатками давнишнего ожога на левой стороне лица. Названный Чарэсом одеждой и повадками немногим отличался от самого Левиора, но тем не менее сразу же кинулся выполнять его приказ. Он как-то незаметно умудрился оказаться впереди всех, хотя до этого шёл последним. Поприветствовав Саиму сдержанным кивком головы, он протянул ему руку:

— Чарэс Томмар. Прошу прощения за причинённые неудобства, — произнёс он голосом не менее властным, чем у его хозяина.

Крэчу даже показалось, что он услышал неподдельную заботу. «Хотя как знать, что может привидеться в такую ночь». К тому же, несмотря на всю дружелюбность, одна рука Чарэса поглаживала гарду меча за поясом.

— Позвольте сопроводить вас, уважаемый, — ни в тоне, ни в холодных глазах Чарэса не было угрозы — он был бесстрастен, с интересом рассматривал пучеглазого мага и затаившегося в складках его капюшона полосатого зверька с кисточками на ушах.

Вскоре всё закончилось, и двор опустел — один Крэч остался скрипеть зубами от жгучей, терзавшей его злобы и досады, укоряя себя за нерасторопность…

…Всё это, думается, в силу особой для него важности, память сохранила и предоставила Древоруку в мельчайших подробностях. Остальное же, происходившее после, являлось ему жалкими обрывками кошмарного сна.

Он помнил, что немедля кинулся в соседний кабак и весь оставшийся вечер и ночь заливал горькие воспоминания в «Трёх свечах». Помнил, как хлестал эль в компании каких-то не то лесорубов, не то бортников.

«Тэннар их дери, кем они там были на самом деле».

Он пропил всё, всё до последнего медного риили, вплоть до роскошного плаща с куньим воротником, истребив, насколько мог припомнить, неимоверное количество эля. Учинил несколько драк и, кажется, даже один небольшой пожаришко.

Дальнейшие воспоминания тонули в густых пасмах тумана, из которых выплывали то мерзкая, поделённая шрамом на две части морда Вейзо, то аристократически-гордое лицо господина Левиора, то удивлённый взгляд Саимы, которого, приобняв за плечи, уводил с собой Чарэс Томмар. Ещё были щенячьи глаза какого-то незнакомца с носом цвета спелой сливы, умолявшего, чтобы благородный уважаемый Крэч починил выломанную дверь, ясли и изгородь и вернул его ослов… причём всех четверых…

Пока Крэч размышлял, что-то тёплое и влажное капнуло ему на нос. С гримасой отвращения он смахнул голубиный помёт прямо рукой. Высунулся и поглядел наверх.

— Ну-ка кыш!

Он вытер пальцы о штанину и подошёл к столу. Поднял заляпанный соусом медный поднос и прошёлся по нему рукавом. Пытливо, с пристрастием, вгляделся в своё отражение: «Что же это я вчера пил, Великие?» Его перетряхнуло. Кожа пошла мурашками. На ум стали приходить названия: Истинское светлое, Верранское, эль! «Всё, хватит! Достаточно!» Беда не в том, что он пил, и не в том, сколько в итоге выпил. Бывало, что ему приходилось гулять по несколько ночей, а порой и дней, кряду. Но сейчас, в отличие от всех прошлых излияний, он совершенно ничего не помнил. «НИ-ЧЕ-ГО!!!»

— Что с тобой, милый? Тебе нехорошо?

Виретта откинула одеяло и приняла настолько соблазнительную позу, что Древорук как-то сразу растерял всю только что приобретённую уверенность, а заодно и лишился дара речи. «Что ж, — подумал он, подбираясь к девушке, — каждый уважающий себя феа просто обязан найти несколько минут для эдакой резвуньи».

Она обняла его и прошептала нежно:

— Иди-ка ко мне, милый…

* * *

После обеда Крэч, победив вялость и болезненное состояние с помощью кружки холодного эля, отправился в «Лиса».

Он извинился перед трактирщиком Баргом и осведомился у него, не натворил ли он прошлой ночью чего предосудительного: не убил ли кого случайно, не спалил ли сарай или какое другое строение. А также поинтересовался, есть ли у того ослы на скотном, и, если есть, все ли они на сей момент целы.

Получив по всем вопросам весьма подробные ответы, он расспросил трактирщика о Левиоре Ксаладском и его свите. Особое внимание уделив, естественно, онталару Вейзо.

…Об имперце Барг рассказал немного, как то: что господин Левиор знатен, богат и, что самое приятное, щедр. Галантен, но не чванлив, хорошо воспитан и чрезвычайно щепетилен в вопросах чести. О Вейзо, в частности, трактирщик сказать ничего не мог, так как видел его всего пару раз, когда тот приходил к господину Левиору, и не более того. Зато в деталях описал Чарэса Томмара, похвалив того за весёлый нрав и лёгкость характера и представив как его преданного друга. По поводу его службы благородному Левиору Барг выразил некоторые сомнения, потому как в отношениях меж ними замечал больше дружеских ноток, нежели должно быть промеж господина и его слуги…

В какое-то время разговор зашёл в тупик, и Крэч, видя это, сменил тему и, попутно нахваливая пряную свинину в горчичном соусе, принялся расспрашивать трактирщика о Саиме.

Барг рассказал ему, что юноша находится в Двух Пнях чуть более двадцати дней. Всё это время он ожидает некого Крэча, что якобы должен явиться с севера. Надо заметить, что Древорук, следуя старой привычке, представился Баргу своим вторым именем, и тот знал его не иначе как Вассегу Лосу из Северного Варглава.

Далее Барг поведал, что сегодня приехал друг Саимы, что зовут его Тэйд и они собираются жить вместе, в той же комнате, что до этого Саима снимал на одного.

Получив исчерпывавшие ответы на все интересовавшие его вопросы, Крэч поставил трактирщика в известность, что задерживаться в Двух Пнях после вчерашнего конфуза не намерен и что ночует в «Лисе» последнюю ночь. Щедро (распечатав кубышку с заначкой) расплатился и попросил подготовить его лошадку, так как завтра, с петухами, отправляется в Триимви, где у него назначена деловая встреча с одним тамошним торговцем.

Трактирщик Барг, довольный как покладистостью постояльца, так и полуторной платой за стол и проживание, заверил Вассегу Лосу, что всё будет исполнено в лучшем виде. А также поинтересовался, что ему потребуется в дорогу. Получив подробнейшие указания на сей счёт, откланялся и направился к посетителям.

Крэч же вернулся в «Три свечи», где его ждала любвеобильная Виретта. Пока ещё не решив, возьмёт девицу с собой или нет, он расплатился с ней сполна (щедро накинув поверх обычной платы полную серебряную тифту), собрал вещички и, чмокнув на прощание загрустившую прелестницу в пухлые губки, вышел на улицу…

«Нехорошо как с Саимой получилось, — размышлял Крэч, стоя на берегу небольшого прудика на окраине деревни. — О чём я думал? Так, давай по порядку: исчезнуть бы мне надо и чем быстрее, тем незаметнее. За Саимой и Тэйдом и издалека присмотреть можно, благо, чётких указаний от Маана у меня нет: «Камень отдай мальцу моему, он и Саима тебя в Двух Пнях ждать будут». И ничего более. Теперича, когда «мальцы» повстречались, сидеть в Двух Пнях им не резон… день, много два — на большее у них терпения не хватит. Тем паче, что сроки все давно вышли, и то, что я так и не появился, должно заставить их насторожиться… Вот только эта стычка Саимы и Вейзо Ктыря… Ой, не нравится мне всё это… Присмотрю я за ребятками Маановскими издалека. Пусть едут, как и собирались, в Триимви, а я следом двинусь. Прослежу, чтобы всё в порядке было, а заодно погляжу, кто за ними поедет…»

«Уверен, что за ними следить будут?» — спросил внутренний голос.

«Ещё бы!»

«Виретту с собой возьми, с ней не так приметно будет, да и веселее вдвоём».

«Хорошо, возьму… Но какая же всё-таки Ктырь гадина! — перед глазами всплыл образ давнишнего обидчика. — И кто этот Левиор Ксаладский? Что ты о нём знаешь? Ничего. Кто такой Чарэс Томмар? Тоже не знаешь. Что вообще эти имперцы здесь забыли? Надо выяснить… Хорошо, то есть плохо, конечно… но хорошо. Хорошо то, что ты их видел вместе, а они тебя нет… Или видели? Да нет… — он почесал всё ещё подрагивавшее веко. — Вот что, дружок: надо тебе быть осторожнее. В «Лиса» возвращаться не стоит… или, может… Ладно, посмотрю, как пойдёт».

Глава 3. Лис и Ягнёнок

На затерянную средь гор и дремотных лесов деревеньку опускалась тихая беззвездная ночь. Тяжёлые, свинцово-серые облака плыли по небу с величавой медлительностью. Лёгкий ветерок покачивал бронзовых: обжору Лиса и друга его, выпивоху Ягнёнка, печальным посвистом убаюкивая уставших за день зверюшек. Хорошо было — тихо и благостно.

Трактирщик Барг стоял на крыльце и, лениво позёвывая, глядел на облезлого кота Паську, обстоятельно и скрупулёзно исследовавшего содержимое мусорной кучи. Посетителей в «Лисе» было предостаточно, но у столов суетились жена трактирщика Фюта, две служанки и сыновья Дикс и Атер, и, пока основная масса народа ещё не нахлынула, Барг мог позволить себе небольшую передышку.

Ветер усилился, на улице заметно похолодало. Трактирщик зябко поёжился, кинул осуждающий взгляд на небо, облака и аморфный ещё Оллат.

— Иди уже домой, Пасямка, — позвал облезлого следопыта Барг и шагнул на порог.

Притворив поплотнее дверь, он с удовольствием потянулся, до хруста в суставах, и неспешно заковылял к большому камину, с подкоптившейся дубовой полкой и кабаньей головой над ней, гостеприимно и жарко пыхтевшему у дальней стены.

В просторном общем зале «Лиса» расположилось около трёх десятков посетителей, в основном заезжие торговцы, охотники и зажиточные ремесленники. Одни сидели за деревянными столами, другие потягивали эль, пристроившись на высоких табуретах у стойки, а если некоторые из них и выглядели не совсем трезвыми и благоразумными, то и не столь глубоко в питие погрузившимися, чтобы это резало глаз.

Недалеко, у камина, на небольшом возвышении, в центре круга слушателей сидел старина Хабуа. Он самозабвенно, смежив от наслаждения веки, рассказывал историю грехопадения Сеортии — красивейшей из смертных дев, познавшей великие тайны греха, искусства любви и безудержной страсти. Благодарные слушатели внимали ему, раскрыв рты и затаив дыхание. В коротких паузах старик смачно сёрпал, отхлёбывая изрядную порцию эля, и нежно оглаживал массивную деревянную кружку морщинистыми ладонями.

Завершив повествование, Хабуа, проигнорировав уговоры толпы, направился к свободному столику, где намеревался скоротать остаток вечера за кружкой-другой эля. Сидевшие по соседству Саима и Тэйд почтительно, при его приближении, встали и поклонились.

— Как, ребятки, дела ваши? Долго ещё в этом клоповнике зады парить собираетесь? Я вижу, вам не подали, подсаживайтесь-ка ко мне. Давайте-давайте — это, к вашему сведению, лучший столик в «Лисе», если не сказать большего. Знаете, кто за ним сиживал? Нет? Ну, так знайте: однажды тут останавливался великий мудрец Вакуз Фалерро — автор «Вальфирагских рассказов» — и сиживал он в аккурат за этим самым столом, — длинные пальцы онталара заскользили по торцу столешницы. — Тут где-то табличка была… сейчас-сейчас, где-то здесь… Опять содрали, варвары, — досадливо фыркнул он. — Надо напомнить Баргу, чтоб новую привесил, а то как-то несолидно… Ну, так что, долго вас звать? Идёте, аль нет?

Саима и Тэйд послушно перебрались за его столик.

— Бог мой Тамбуо! — Хабуа достал трубку, выложил на стол кисет. — Кого только эти стены не видали. Местечко-то знатное, коль кто из северных земель на юг собрался, так наших Пней ему никак не миновать.

Служанка Нара продефилировала меж столов с подносом в руках, радужно улыбнулась Саиме и Тэйду.

Рука Хабуа дёрнулась, два кубика загромыхали по отполированному зеркалу стола.

— Сыграем?

— Можно. Но сперва ужин, — остановил его Саима.

— Согласен. — Хабуа привычным движением сгрёб камни.

Спустя пару минут, перед ними появился трактирщик Барг с тремя мисками тушёных овощей, двумя тёплыми караваями и большим блюдом ароматно дымящегося мяса. В несколько привычных движений он уместил всё это на столе перед посетителями. Следом за ним появились Дикс и Нара и с ловкостью уличных акробатов принялись заполнять стол кружками и тарелками.

* * *

Приблизительно в это же время Крэч, затаившийся у стены дома напротив, наблюдал за дверью «Лиса и Ягнёнка».

Ветер, как и раньше, играл опавшими листьями. Повсюду расстилался густой зелёный туман. А безмолвный Оллат беззаботно дремал на грозовых облаках.

Улицы деревни были пусты, но, несмотря на поздний час, окна нескольких домов светились. Дверь «Лиса» открылась, выпуская на свежий воздух парочку жарко о чём-то спорящих посетителей; волна громкого смеха вырвалась наружу и покатилась по ночной улице. Дверца тут же захлопнулась, а музыка и смех, приглушённые толстыми стенами утихли. Теперь, восстановившуюся в утерянных правах тишину нарушали лишь шорохи кота Паськи (несмотря на уговоры Барга так домой вернутся и не пожелавшего) и нудные поскрипы бронзовой вывески.

Крэч поглядел на опустевшую улицу, и вдруг на какое-то мгновение ему показалось, что и за ним кто-то наблюдает. Он отступил на шаг, прижался спиной к высокому борту телеги; застыл и одними глазами оглядел узенькую улочку, уходящую вправо: не считая кота, копошившегося у дождевой бочки, она была пуста; ничто не тревожило зеркальную гладь лужи, и диск Сароса в ней; ничто не шелохнулось в темноте, не раздалось ни единого звука… Увы, странное ощущение постороннего присутствия не только не исчезло, но, наоборот, усилилось.

Волоски на левой руке Крэча зашевелились, по спине пробежали мурашки. Он стиснул рукоять ножа и прищурился, глядя через плечо…

Человек подходил к нему всё ближе, пальцы Крэча с каждым шагом незнакомца сжимались всё сильнее. И вдруг тот остановился… И хотя черный плащ скрывал фигуру незнакомца, а капюшон был надвинут так глубоко, что не позволял разглядеть практически никаких подробностей, Древорук сразу понял, кто сейчас перед ним, и, дрогнув душой, вжался спиной в холодную стену. Чарэс Томмар находился так близко, что у Крэча возникло ощущение, что тот смотрит прямо ему в глаза. Он медленно отпустил рукоять меча и, отведя в сторону край плаща, провёл сверху вниз ладонью, ощущая кончиками пальцев ряд рукоятей метательных ножей, остановил дыхание и замер…

Он стоял как завороженный, не отводя взгляда, смотрел в упор на слугу господина Левиора. А ещё ему показалось, что от имперца повеяло магией: совсем чуть-чуть, почти незаметно, но было же…

«Как это? Быть того не может», — он сглотнул, и этот ничтожный звук показался ему таким громким…

Но неожиданно для обоих имперец сделал неосторожное движение рукой и зацепил приставленные к повозке вилы — те с грохотом повалились на пол. Чарэс Томмар отшатнулся, споткнувшись о подвернувшийся под ногу камень, негромко выругался и, нервно отшвырнув вилы ногой в сторону, быстрым шагом двинулся вдоль улицы. Древорук с облегчением опустил веки и вдохнул, наконец: ещё немного, и он наверняка грохнулся бы наземь.

Едва Чарэс Томмар скрылся в окутавших улицу тенях, Крэч, призвав себе в помощь покровителей всех феа — Великого и Всемогущего Тэннара — поспешил следом. Северянин же, обогнув конюшню слева, неожиданно остановился, а из ближайших кустов ему навстречу вынырнули четыре тёмные фигуры.

Древорук замер, прислушиваясь. Ветер доносил до него лишь обрывки фраз:

— …второе слева окно открыто…

— …свежих лошадей нет, а эти… что если я через окошко тихонечко?

— …я сказал — нет! Думай, что… если увидят…

— …но я…

— Слушай, что тебе говорят, собака ты безухая! — голос Чарэса звучал тихо, но сурово и властно. Похоже было, что он отчитывал четверых молодцев из свиты господина Левиора, и они, смиренно кивая, жадно ловили каждое его слово.

Троих из них Древорук видел вполне отчётливо, но один, стоявший к нему спиной, по-прежнему оставался чёрной фигурой.

«Ктырь?!»

Время от времени «черный» неловко дёргал головой, пытаясь обернуться, но властный тон Чарэса Томмара, обращавшегося непосредственно к нему, заставлял его смотреть перед собой.

«Похоже он!»

Крэч осторожно двинулся вдоль стены. Остановился и замер он лишь, приблизившись настолько что смог различать все слова. Сейчас его и тёмную пятерку разделяли всего несколько шагов и хлипкая перегородка из неплотно пригнанных друг к дружке досок.

В тот самый миг, когда он остановился, «чёрный» скользнул по краю светового пятна и, наконец, улучив момент, повернул голову. Лицо Крэча потемнело, бешено заколотилось переполненное ненавистью сердце: Вейзо смотрел точно на то место, где он находился минуту назад. А то, что Древорук услышал мгновением позже, заставило его ужаснуться. Начало фразы он пропустил, но суть её была понятна и так:

— …не ваша это забота. Я сделаю так, что они побегут из «Лиса», как крысы с тонущего хаорда. Ваше дело — сидеть здесь и ждать… А как появятся, прибрать их, без шума и лишней возни. Или, если не получится, просто проследить за ними.

Непроизвольно Крэч царапнул ногтями кожаные ножны, и тут же ему показалось, что плечи ненавистного онталара дёрнулись.

«Услышал и хотел повернуться? — Древорук застыл и на время забыл, как дышать. — Вроде нет… на этот раз, кажись, пронесло! А ведь моим мальчикам угрожает нешуточная опасность. Как всё-таки хорошо вышло, и я не отдал Саиме камень, — капелька пота проползла по виску, и Крэч бесшумно смахнул её, мысленно хваля себя за прозорливость. — Вот что интересно: господину Левиору, — отчего-то Крэч ни на секунду не сомневался, что всё это происходит с его ведома, — нужен камень или Саима с Тэйдом? Если камень, то откуда он о нём знает? Даже не так: почему он думает, что камень у них… Стоп! Раз он знает о камне, значит, знает и обо мне?! Так-так-так, нет, это совсем не интересно! И что мне прикажете с этим всем делать?»

— Обоих прибрать? — спросил Вейзо зловещим шёпотом.

— Я же сказал: онталар не нужен, — подтвердил приговор Чарэс, раздражаясь. — А вот Тэйда вяжите крепче и сразу ко мне. Смотрите, чтобы ни один волосок с его головы не упал!

«Ага, им нужен только Тэйд. А зачем?»

— Что с пееро делать?

— Экий ты всё же дурак, Вейзо! Ещё один такой вопрос! — шикнул северянин. — Пееро мне нужен так же, как и маг. Понятно?!

— Как скажешь, Чарэс, как скажешь. — Ктырь дёрнул головой, кивая в ответ на слова старшего, и тут же обернулся — резко, неожиданно… Но Крэча у стен конюшни уже не было.

* * *

— Билу, дружище!

Со второго этажа вниз по лестнице спускался молодой человек. Услышав Саиму, он радостно помахал ему рукой.

Не дойдя до столика совсем чуть-чуть, молодой человек остановился и принялся церемонно раскланиваться, однако комизма и фиглярства в его поклонах явно было гораздо больше, чем такта. Он был высок и хорошо сложен, русые волосы зачёсаны назад и закручены улиткой, как того требовала имперская мода. Если бы ни добротная шерстяная безрукавка, он выглядел бы несколько фатовато в своей белоснежной рубашке с просторными рукавами и широком, в две ладони, кожаном поясе с тиснёным узором.

— А что вы тут такое вкусненькое едите? — потирая руки, спросил Билу, усаживаясь на свободный стул. — Два круга выпивки за мой счёт. Заказывайте. Нара, — остановил он служанку, — будь любезна: тушёную свинину, грибной рулет и Истинское. Саима? Тэйд?

— Эля, — поднял палец онталар.

— Спасибо. Ничего больше не хочу, — качнул головой Тэйд.

— Ой! — сдвинул брови Саима и перевёл взгляд с Билу на Тэйда. — А вы похожи.

— Мы? — комично скривился Билу.

— Тебе виднее, — пожал плечами Тэйд.

— Правда похожи, прям как братья.

— А, — отмахнулся Билу. — Братья так братья, я не против… Засиделся что-то я в Двух Пнях, други мои. Думаю, вот в столицу двинуть. Как дорога, Тэйд?

— Тихо вроде. Я с купеческим обозом ехал. Семь повозок, охрана хорошая. С такими попутчиками тревожиться особо было не о чем. От Узуна вот только прогулялся в одиночку, потому как скучно стало. Я тут напрямки тропку знаю…

* * *

Крэч Древорук неслышно поднялся на ноги и, сделав три лёгких шажка, словно был не располневшим за последние годы феа, а невесомая водомерка, беззвучно и незаметно очутился за спиной одного из выслеживаемых им къяльсо. Предательски блеснул в его недрогнувшей руке нож, когда он одним ловким движением вонзил смертоносное жало в потную шею незадавшегося душегуба.

Булькнув и всхрапнув, бедолага стал заваливаться на бок, хватаясь за шею руками в бесплодной попытке дотянуться до раны и остановить хлеставшую фонтаном кровь.

— Тихо, тихо, тихо, — зачастил Крэч, выдёргивая нож и нанося в подмышку второй — прекращающий мучения — удар милосердия. — Не ругайся. Не надо, — он мягко, стараясь не запачкаться кровью, опустил тело на землю и осенил воздух святым тревершием. — Ещё встретимся как-нибудь… потом… наверное.

«Первый, — он даже не стал обыскивать мертвеца с целью отыскать что-нибудь интересное. — Мелочь пузатая. Надо будет — вернусь после».

Постояв немного над трупом, он вытер нож пучком соломы и, подумалось ему ещё, что прабабка покойная наверняка бы действия сии страшные внучка не одобрила. «Сложно, грязно и непрофессионально, — фыркнула бы старая, ноздри распухшие душистым табаком натирая. — Фу, внучек! ФУ! Мясник ты, как выясняется, а не честный къяльсо!» — пробухтела бы так, и наградила его пинком или затрещиной смачной, а то и тем и другим вместе, да ещё и «сливу» на носу бы оттянула.

Крэч вздрогнул плечами и поморщился силу бабусиных ласк и поучений припоминая, и тут же, загадочно так, в черноту неба глянул, будто увидеть грозно взирающую на него сверху старушку опасался.

«Во многом ты права, бабуля. Извини, но нет совсем на изящества времени… да и желания нет. Мне ребят защитить надо, я Маану обещал», — подумал он, оттаскивая за сарай тело неудачливого коллеги: ему вовсе не улыбалось, чтобы какой-нибудь припозднившийся крестьянин споткнулся о закоченевший труп.

Следующая цель — высокий худой вартарец, всё время нетерпеливо переходивший с места на место. Легкомысленно рискуя выдать себя, къяльсо то прохаживался вдоль изгороди, то приседал на корточки около колодца, то к воротам конюшни приваливался, замирая и, надо думать, в тишину вслушиваясь. Что он там слышал? Никому не известно…

Оллат и звёзды, дававшие поначалу немного света и позволявшие различать предметы, скрылись за тучами. Древорук обогнул сарай и осторожно приблизился к нарезавшему широкие круги долговязому. Он собирался убить и его, не колеблясь при этом ни секунды. Жизнь против жизни: либо он и воспитанники Маана, либо эти Хорбутовы отродья.

Вартарец был гораздо выше первого убитого, что создавало некоторые, вполне ощутимые неудобства: даже привстав на цыпочки и вытянувшись в струнку Крэч не сможет дотянуться до его шеи. А значит придётся рисковать — бить в бок! А если доспех кожаный, или хуже того кольчуга? Он переложил нож в правую, дииоровую руку и вытащил второй, угрожающе выглядевший ахирский рап-сах*. «С этим я и на кабана ина медведя один на один выйду!»

Отследив повторявшийся маршрут вартарца, Древорук выбрал укромное местечко на его пути и, затаив дыхание, сосредоточился на едва заметной во мраке, медленно приближавшейся фигуре. Долговязый в последний момент решил изменить маршрут и шагнул налево — за конюшню.

«Ишь ты, приспичило ему, видите ли… Ну я тебе покажу сейчас, как углы не по назначению пользовать».

Нож, не встретив сопротивления, вонзилась под лопатку долговязого, рап-сах же мгновением позже, пробороздил его правый бок. Вартарец даже не ойкнул: смерть была к нему милостива и пришла почти мгновенно. Почти.

— Прости, Тэннар Великий, дитя своё неразумное, — набожно запричитал Крэч, не забывая, однако, сохранять тишину и ничуть не повышая голоса. — Жизнь скучна и жестока, лишь смерть снисходительна и благоволит к каждому.

Он одновременно выдернул оба оружия, развёл в стороны руки и, осмотрительно сделав полшага назад, освободил пространство, позволяя мертвецу упасть.

— Покойся с миром.

«Второй».

*Рап-сах — длинный, широкий нож. Клинок с односторонней заточкой, выпуклым лезвием, иногда с загнутым к лезвию остриём.

* * *

— И жили они долго и счастливо! — завершил очередную из своих замечательных историй Хабуа.

Слушатели зааплодировали.

Барг, знавший привычки старого друга, поставил на стол перед ним блюдо с мясом и чашку горячего бульона.

— Восстанавливай силы, старина, — добродушно улыбнулся он, — народ жаждет новых историй.

Утолив голод, Хабуа окинул зал скучающим взглядом. Лицо его расплылось в загадочной улыбке:

— Похоже, на сегодня всё, ребятушки. Поздно уже, пора мне спать.

Молчание продолжалось не дольше минуты.

— Если позволите, уважаемый…

Взгляд Хабуа переместился в угол: туда, где сидело трое мужчин. Один — высокий, с длинными курчавыми волосами — был облачён в белое с бардовой каймой (вернее, уже серое), двое же других были одеты в тёмно-бардовое — типичное одеяние жрецов Ткавела, или санхи как их называли обитатели Седогорья, представлявшее собой странную смесь доспехов и жреческих балахонов.

— Санхи? Откуда они тут? — удивился Билу.

— Из храма Ткавела в Гевере, — ответил несведущему северянину Саима и отщипнул от края столешницы давно мозолившую ему глаза щепку.

— Я хотел бы услышать историю извержения вулкана Веркора, — сказал кучерявый — обладатель орлиного взгляда и квадратного с ямочкой подбородка.

— …что услышать? — на лице Хабуа появилось озадаченное выражение. Не могли бы вы, уважаемый, выразить свою мысль яснее?

— Я хочу попросить вас поведать нам про извержение вулкана Веркора и историю гибели Кеара, — уточнил враз сделавшийся грубым и низким голос. — За эту историю я заплачу вам, уважаемый Хабуа, три дииоровые тифты, — кучерявый поднял руку и продемонстрировал три пальца. — Три полновесные тифты! — произнёс он со значением. — Хорошая цена за хорошую историю, вы так не считаете, уважаемый?

Онталар поскрёб висок.

— Цена хорошая, даже слишком! Если вы, простите, не знаю, как вас… — он выдержал паузу, ожидая, что говоривший из полумрака представится…

— Да кто ты такой, чтобы спрашивать?! — грозно вскинулся один из троицы и с размаху саданул кулаком по столу, так что звякнули тарелки.

— Успокойся, брат Тамк, — ладонь говорившего первым властно легла поверх кулака бузотёра. — Здесь творятся дела, угодные Первым Богам. Я брат Этро, — представился он, снова переводя взгляд на Хабуа. — А это братья Тамк и Римо.

— Так вот, — продолжил Хабуа, — если вы, уважаемый Этро, желаете отблагодарить меня, не вижу причин отказываться, но имейте в виду — многое в этой истории может вам не понравиться, более того, она не коротка, а час нонеча поздний. Потому предлагаю поступить так: сегодня я поведаю вам первую половину этой чудеснейшей истории, а закончу её завтра. Если вы, разумеется, согласны.

— Почему нет? — брат Этро поднял руку с треугольными, сверкавшими отполированными гранями монетами. Другой рукой сделал повелительный жест стоявшему неподалёку одному из сыновей трактирщика и, когда тот подошёл, вложил ему три чёрные как смоль тифты в ладонь. — Завтра так завтра. Я не против. Слово за вами, маэстро, — вторя ироничным интонациям Хабуа, произнёс он.

— Одну минуту, уважаемый. Барг, не мог бы ты принести мне кружку эльтарского тёмного и самого крепкого, что отыщешь, табака, — попросил Хабуа, сгребая с ладони мальчика дииоровые монетки.

Публика «Лиса» заметно оживилась. Барга засыпали заказами, подавальщицы так и засновали с кружками меж столов.

— Из уст певца, плачущего вместе со своими слушателями, рассказ проникает в самое сердце, согревает душу и дарует надежду! — Хабуа выдержал паузу и театрально раскланялся, после чего, основательно затянувшись, выпустил в потолок тонкую струйку сизого дыма. — Итак, друзья мои: Веркор, Сид Сароса и город городов — Великий Кеар.

Давным-давно, — начал он, — в незапамятные времена, когда Ганис вращался вокруг Сароса, а твердь его была покрыта девственными лесами и не делилась на Верхнюю и Срединную, спустились на Ганис с Сароса Первые Боги: Ткавел и Сэволия. Ганис Богам понравился, и решила Сэволия навечно заселить его своими непослушными детьми, что питали страсть ко всему непознанному и давно молили родителей отпустить их в Неизведанное. И сказала Сэволия Ткавелу: «Муж мой, отпусти детей наших. Пусть живут здесь и растят здесь детей и внуков по своему пониманию. Даруй всем потомкам их бессмертие и вечное благо».

Ответил тогда Великий Бог Ткавел: «Отпущу детей наших: Тэннара, Эрока, Виноки, Тамбуо и Фору. Хор же и Суо — мои любимцы — останутся с нами. Пусть Ганис будет домом детям нашим, пусть властвуют и живут здесь. Дарую бессмертие детям и внукам их вплоть до восьмого колена. Будут они знать всё, что я знаю, и видеть не то, что можно видеть глазом, а то, что я вижу, и слышать не то, что можно слышать ухом, а то, что я слышу. И мысли их будут не те, что думает ум их, а те, что я думаю. Да будет так!»

Санхи одобрительно закивали.

— И началась с того дня новая эра — эра величественных и свободолюбивых Вторых Богов и детей их — мудрых греолов. И было прекрасно тогда на Ганисе всё: греолы жили, проявляя уважение и любовь друг к другу; не было в их мире таких слов и напастей, как война, голод, нищета и болезни. Греолы трудились, не покладая рук, и, как беззаботная ребятня радуется ласковому свету Сароса, радовались каждому новому дню. Крестьяне возделывали поля и сажали сады, снимая от четырёх до шести урожаев за год. Амбары ломились от зерна, погреба были забиты припасами и восхитительными винами. Ремесленники постигали тайны мастерства и изготовляли огромное множество всяких товаров. Кузнецы и углежоги, скорняки и кожевенники, гончары, ткачи, портные, плотники и ювелиры — все успешно трудились и были в полной мере вознаграждены Богами-родителями за труды свои. Бескрайние леса Ганиса были полны дичи, грибов и ягод. Звенящие ручьи, полноводные реки и глубокие озёра кишели рыбой. Греолы овладевали новыми знаниями, открывали всё новые и новые земли, постигали стихии и обогащали разум новыми абстракциями и закономерностями природы, гармониями материи и хаоса. Они познавали науку о движении звёзд и планет. А мудрейшие из них научились магии, чем особо порадовали Великого Ткавела — Первого Бога…

Хабуа кинул торжествующий взгляд на жрецов санхи.

— Чего это он? — Билу привстал от удивления.

— Ну даёт! — шепнул ему Саима. — Он же издевается — санхи дразнит.

— Ага, — согласился Тэйд, морщась.

— Почему? — спросил Билу.

— Всем известно, что санхи отрицают магию и считают её порождением зла, — хрипло пояснил Тэйд. — Уж кто-кто, а Первые точно не имеют к магии никакого отношения.

— С тобой всё в порядке? — забеспокоился Саима, видимо, уловив перемены в голосе друга.

— Всё хорошо, не беспокойся.

— Был у греолов великий правитель — Алу'Меон, — продолжал Хабуа как ни в чём не бывало. — Был он самым великим королём из всех когда-либо живших на Ганисе. Был он самым могущественным магом того времени, разум его владел всеми тремя изначальными стихиями: водой, воздухом и твердью. Это был великий дар Первого Бога…

— Опять, слышите? — зашептал Саима.

— …и Алу'Меон за многие годы довёл своё умение до совершенства. Но сколь ни велик был Алу'Меон своими знаниями, дела его были ещё более велики, и вершил он их во благо своего народа. Славился он честностью и другими добродетелями. Был хоть и строгим, но справедливым правителем, никто не мог поколебать его суждений ложью, недоверием, лестью или хитростью.

И стоял в самом центре Ганиса на пересечении двух рек и стыке земель город. Огромный блистающий город, сверкавший под небом золотом и благородным дииоро. И было имя ему — Кеар!

Был сей город во много раз больше и восхитительнее самого Сулуза. Стоял он в вечнозелёной долине Эльдорф, у подножия высочайшей на Ганисе горы Веркор. Стены его из благородного белого камня уходили высоко в небо и терялись в облаках. Кеар был прекрасен: дома, храмы и башни великолепной архитектуры; скульптуры, арки, балюстрады, вырезанные из камня, украшенные золотом и драгоценными камнями, мощёные камнем улицы, сверкавшие всеми цветами радуги фонтаны, аллеи из вековых дубов и задевавших облака верхушками стройных дииоро.

Хотите знать, что представлял собой Кеар на самом деле? Возьмите все города и величайшие храмы Ганиса, подгорные города Витиама, добавьте к ним воздушные замки Давианара и подводную Кнэтирию, соедините их в одно и приумножьте… и тогда, быть может, вы сможете оценить величину и красоту Кеара!

Хабуа умолк, давая слушателям время подумать, отхлебнул немного из кружки и смачно затянулся. Пустил колечко, одно, другое и, дождавшись, пока дым рассеялся, продолжил:

— Но был в этой безупречности, как и замышлено Первыми, один крошечный изъян, ничтожно малый, но сильно повлиявший на дальнейший ход событий…

* * *

Второй час Крэч Древорук кружил вокруг «Лиса и Ягнёнка» в надежде отыскать двоих оставшихся къяльсо. Трижды обойдя улочки, примыкавшие к основному зданию, заглянув во все подворотни и тёмные уголки, он устроился за большой пятидесятиведёрной бочкой и стал наблюдать за приоткрытой чердачной дверцей сарайчика, который стоял чуть левее главного входа «Лиса».

«Отличное местечко, — отметил на будущее Крэч, глядя на дверцу. — Сухо, тепло и обзор, наверняка, оттуда великолепный».

Спустя три четверти часа, окончательно потеряв терпение и преисполнившись решимости отыскать притаившихся злодеев, он начал медленное движение в сторону сарая.

Ветер разнёс тучи, и тусклый свет Оллата теперь освещал левую, противоположную от Древорука половину улицы.

Лестница под его весом предательски скрипнула и зашаталась. Крэч насторожился — тихо, никакой реакции сверху. Добравшись до окошка, он подтянулся и, кряхтя от натуги перевалился внутрь на мягкое.

Чердак оказался пуст, не считая кота Паськи, с пристрастием копошащегося в ворохе мелкого древесного мусора.

«Мышкуешь, блохастый? — Крэч осмотрелся. Внутри — горы соломы, корзины с яблоками вдоль стены. Снаружи — прекрасный обзор: главный вход «Лиса» и два ряда окон, одно из которых Тэйда и Саимы, конюшня, сарай и три насквозь просматривавшиеся, улицы. — Отличный вид, здесь я, пожалуй, и подожду».

— Не возражаешь? — поинтересовался он у обалдевшего от такой наглости кота.

Паська, как ни странно, возражать не стал.

Скоро ожидания Крэча оправдались: от стены дома напротив отделились две тени и, ничуть не таясь, прошествовали каждая в свою сторону; одна направилась к конюшне — туда, где почил первый къяльсо; вторая — к колодцу, где Древорук приголубил длиннобудылого вартарца.

«Ага, — застучало сердце часто и гулко. На душе стало тревожно: Крэч ждал беды, чувствовал её. Он замер, стараясь не дышать. — Смена караула? Ну что же, пора в таком разе и мне выбираться. — Ещё ему подумалось, что очень неплохо, что он знает теперь места где къяльсо рассчитывают застать своих. — Но! — остановил мысли Древорук и потёр зудевшую бородавку ещё в далёком детстве проросшую у основания носа. — Минусов в этой ситуации гораздо больше чем можно представить: во-первых, не найдя своих подельников на местах, разбойники…»

Он не успел закончить мысль, потому как образовалось неожиданное «во-вторых».

Прямо перед его лицом блеснула тонкая стальная нитка. Послышался резкий свист. Крэч даже не успел понять, каким это чудом удавка не обвила его шею. Лишь старые рефлексы спасли его.

Он лихорадочно задвигал так удачно приподнятой деревянной рукой. Но не тут-то было! Стальная нить глубоко врезалась в кору, и все попытки высвободиться из её объятий были обречены на провал и только усугубляли и без того плачевное положение Крэча. От натуги лицо его стало пунцовым, виски вспухли синими жилками. Сзади послышались булькающее сопение нападавшего и злобный скрежет его зубов. Древорук дёрнулся, свернулся, толчком подался вперёд, утягивая къяльсо за собой, а после, откинувшись, схватил его левой рукой за волосы. Резко наклонился и перебросил нападавшего через себя.

Сквозь пелену, застившую глаза, он не мог разобрать силуэт обидчика, а потому просто выхватил рап-сах и ткнул им наугад, в темноту. Противник заорал, и Крэч узнал его голос.

— Ктырь, ты!

— Я!

— Есть на Ганисе Боги! — уже довольно выдохнул Крэч, выхватывая нож. — Ну! Давай, — оскалился он. — Иди сюда, гадина!

— Зря ты тех двоих убил, — прошипел Вейзо, зажимая ладонью раненое бедро. — Следовало бы начать с меня!

С этим было трудно поспорить, учитывая, что Крэч собирался прикончить их всех и особого внимания на порядок, в каком ему приходилось делать это не обращал. Он пожал плечами и взглянул на лезвие рап-саха, с кончика которого одна за другой срывались багряные капли.

— Ничего. Они на меня не обиделись. — Крэч поводил рап-сахом, эффектно вертанул ножом в другой руке. Замер в ожидании. — Ну?!

— Приступим? Имя своё сперва назови, пока говорить можешь, — просипел Ктырь, кровожадно скалясь. — Хочу знать, кого я сейчас прикончу.

— Ой, а ты меня не узнал?

— Нет, а должен был? — Вейзо отпустил рану на ноге, пожалуй, посчитав её несерьёзной, и теперь в грудь Крэча хищно нацелились иззубренные клинки двух ножей, в три пальца длиной оба.

Они настороженно закружили вокруг друг друга, солома мягко хрустела под сапогами.

— Даже удивительно, что ты успел так быстро меня забыть… Хотя… — Крэч остановился и демонстративно приподнял дииоровую руку. — Ты случайно не знаешь, где я руку свою оставил? Или, может, вспомнишь, где тебе морду раскроили?

— Ух ты! Деревянная рука?

Несмотря на внешнюю развязность и наглый тон, что-то изменилось в лице онталара — Крэч почувствовал это сразу. Теперь он видел глаза, наполненные поселившимися в них сомнениями и даже страхом.

— Издеваешься? Ну-ну.

— Никак не можно, — осклабился Вейзо. — Тебя я не помню.

— Уверен? — переспросил Древорук. Он чувствовал, как дрожат от напряжения сжимавшие холодную рукоять пальцы левой, и услышал, как поскрипывают пальцы дииоровой. — Тогда считай меня призраком… или своей смертью.

— Смерть так смерть. Как скажешь, карла, как скажешь, — он густо сплюнул, мотнув головой, и кинулся в атаку.

Надо отдать ему должное — чем-чем, а ножами он владел виртуозно.

Крэч ожидал рывка, но с места всё ж таки не сдвинулся. Лишь когда онталар оказался совсем рядом, дёрнулся, ныряя под сверкнувшие в темноте клинки, и плоско рубанул рап-сахом, целясь в живот. Вейзо изогнулся, легко уклоняясь от удара, отскочил и пошёл петушиным шагом, кривляясь.

Они сошлись и закружили в невероятном вихре, выбивая клинками искры: удар, другой, третий, ещё и ещё… Несколько секунд обменивались рубами и тычками. В какой-то момент все четыре клинка сомкнулись, удерживаемые гардами. Искажённое злобой лицо онталара оказалось так близко, что Крэч не удержался и плюнул в него. Ктырь провернулся, сделав полный круг всем телом, не меняя положения рук, и отскочил, высвобождая из захвата клинки. И тут же, изящным движением увернувшись от посланного ему вдогонку рап-саха, коротко полоснул Древорука кончиком ножа по лицу.

Крэч почувствовал на губах собственную кровь: «Как?!»

— Это лишь начало, коротышка! Сдача с плевка. Кривым тебя девки больше любить будут! Есть у тебя девка? Нет? Так это от того, что рожа больно противная. Придётся тобой заняться и маленько неровности подправить.

— Вот уж не думаю. Сейчас посмотрим, кто, кому и что подправит, — Крэч делал ударение на каждом слоге, при этом было слышно, что голос его дополнился шипящим присвистом — сквозная рана щеки сочилась алым.

— Как скажешь, карла, как скажешь.

Вейзо рванулся вперёд, сокращая расстояние, и ударил. Крэч отпрянул, дёрнул рукой и отбил клинок дииоровым предплечьем. То, что выверенный удар не достиг цели, смутило онталара, но он быстро пришёл в себя и ударил снова. Крэч отбил и этот удар, отводя лезвие ножа вниз. Он попробовал зацепить его гардой рап-саха, но немного перемудрил — движение получилось неуклюжим, деревянные пальцы хоть и были более хваткими, обладали меньшей пластичностью, чем обычные. Рап-сах он не удержал, и оружие, отлетев в сторону, вонзилось в подпиравший крышу столб.

— Убить тебя — это удовольствие, — развязно огрызнулся Ктырь и перебросил нож из руки в руку.

Они снова сошлись. Крэч парировал удар за ударом, но и он, и Вейзо уже успели нанести друг другу по несколько малозначительных ранений. В конце концов, Крэч сумел-таки подловить онталара — тот был выше феа, и ему постоянно приходилось наклоняться и пригибать голову, дабы избежать столкновений с балками и стропилами, что при правильном подходе давало Крэчу весомое преимущество. Вот и сейчас Ктырь находился в непосредственной близости от одной из поперечин, а его левая нога почти упёрлась в деревянный брус. Крэч сделал выпад, Вейзо отпрянул нисколь не подозревая об опасности подстерегающей его сзади. Древорук, качнулся влево и нанёс сильнейший удар кулаком под вздох. И ещё один, со всей дури, в челюсть. Нож Вейзо описав дугу отлетел в солому. Крэч отбросил мешавший наслаждаться кулачной расправой нож и нанёс ещё один удар, в подбородок. Коротко. Мощно.

Он буквально опьянел от ярости и крови и не мог воспротивиться бушующему внутри него урагану. Напоследок феа впечатал дииоровую колотушку в то место, где у всех онталар находится нос. Хрустнула кость, Вейзо обмяк, приложившись головой о балку, и рухнул ничком, сверху на него посыпалась труха и птичьи перья.

Крэч в изнеможении опустился на одно колено, навалился на Вейзо сверху. Глухо рыча и брызжа слюной, он вцепился в сальные косы онталара и намотал их на кулак. Нагнулся к уху поверженного противника и зашипел:

— Всё вспомнил? Всё?!

Ответа не последовало. Ктырь дёрнулся раз… другой… и безвольно обмяк.

«Теперь точно всё! — Никогда ещё Крэч не ощущал такого упоения местью — его обожгло новым, неизведанным до сих пор блаженством: — Он сдох! Сдох!»

Крэч повернул голову онталара, чтобы в последний раз заглянуть в его мёртвые глаза, и отпрянул, поняв, что «зеленорожая гадина» всё ещё смотрит на него, не сказать чтобы осмысленно, но всё же смотрит. Странно, но Ктырь был ещё жив. Лицо его побагровело, подёрнутые мутной плёнкой зрачки лезли под веки, из обломков носа и уголков губ стекали кровавые струйки. Онталар плямкал разбитыми губами силясь что-то произнести. У него ничего не получалось.

— Да чтоб тебя! — рука сама потянулась к ножу. «Пора это заканчивать!»

Он скривился и занёс клинок для удара.

«Всегда проявляй милосердие, даже когда сам того не желаешь, — протиснувшиеся сквозь волокна мыслей слова бабуси протрезвили Крэча, огорошили и ввели в ступор. — Запомни: месть — девка заразная, коли сможешь, гони её от себя подальше».

Эйфория целиком и полностью властвующая над Крэчем отступила, и он, ощутив холод и внутреннюю пустоту, разбавленные каким-то тяжким, неизвестным ему раньше ощущением вины, неожиданно охладел. Не то что бы он в один присест подобрел и простил онталару всё — скорее всего, просто устал, перегорел и именно в эту секунду не испытывал к этому «куску Хорбутова дерьма» ничего. Ничего! Ни гнева, ни жалости, ни сострадания. Куда-то исчезла, подло бросив его, так долго хранимая в сердце, заботливо выпестованная месть. Схлынула ярость.

Он так и не понял, что же это было. Воля Высших? Слабость? Страх?!

— Живи, гнида. Пока. — Крэч опустил занесённую для удара руку. — Не забудь поблагодарить своих поганых Богов, — меланхолично произнёс он, поднимаясь. — Но знай, придёт время, и мы продолжим… Считай, что одну смерть ты оплатил, за тобой ещё три. Ещё раз встречу — убью!

* * *

Темнота в комнате Чарэса Томмара была абсолютной — своей руки не разглядеть, что не мешало ему прекрасно видеть предметы интерьера и то, что происходило вокруг него.

«Никакой надежды на этих къяльсо. Эх, была бы моя воля…».

Чарэс подошёл к столу, где его ждала заранее подготовленная ароматическая свеча, с виду ничем не отличавшаяся от обычной, но это лишь с виду. Завёрнутая в три слоя холстины она не представляла никакой опасности, хотя исходивший от неё аромат, даже в незажжённом состоянии, способен был вызвать сильнейшее чувство тревоги, граничившее с паникой. А людей с неокрепшей психикой и вовсе вводил в состояние агрессивной панфобии.

«Это для Тэйда и для Саимы».

Чарэс спустился на первый этаж, но в зал проходить не стал, а остановился в коридорчике, ведущем в кухню, и принялся ждать одну весьма привлекательную особу, за коей с удовольствием приударил бы, не имей он сейчас других, более серьёзных дел. Его ожидание было недолгим: вскоре в проёме показалась розовощёкая Нара — одна из служанок. В тусклом свете настенной лампы Чарэс увидел, как девушка обворожительно улыбнулась ему и выпятила грудь, как это обычно делают женщины лёгкого поведения.

— Нара, крошка, тебя-то я и жду.

Она улыбнулась лучезарнее прежнего и томно повела глазами.

— А зачем?

Чарэс поднял руку и провёл тыльной стороной ладони по её щеке.

— Скажи, Тэйд — друг онталара Саимы — взял отдельный номер или к нему подселился?

— Фу, — обиженно скривилась Нара, поняв, что происходит вовсе не то, что она себе навыдумывала.

— Ну-ну, крошка, не морщи носик, это тебе не к лицу. Так что?

Она отклонилась, прижимаясь лопатками к стене, и утвердительно моргнула.

— Подселился, значит? Хорошо, — без лишних объяснений, Чарэс взял ладонь девушки в свою и вложил в неё свёрток со свечой. Следом одну за другой, так, чтобы она видела, приложил три серебряные монетки. — Тут свеча, — он поднял палец и прижал к её губам, будто ставя на них невидимую печать и предостерегая девушку от ненужных вопросов, и сменил тон с елейно-бархатного на властный, нетерпящий возражений: — Сейчас ты пойдёшь в их номер и зажжёшь её там. Поняла?

Она испуганно заморгала, не решаясь перечить.

— И чтобы ни звука мне!

Чарэс обхватил её за талию и притянул к себе так, что девушке пришлось встать на цыпочки. Он почувствовал, как вздымалась грудь Нары, как забилось её сердце, подобно перепуганной птахе, запертой в клетке из рёбер, и страстно впился губами в её губы. Закончив, он плотоядно втянул носом воздух, давая понять, что в ближайшее время намерен продолжить, и прошептал, подталкивая ошалевшую девушку к лестнице:

— Это всё. Пока. Иди, крошка. И-ди! «А я пойду взгляну как у Вейзо дела».

* * *

— Выжил ли Алу'Меон или нет, никто так и не узнал, а вот его мятежного брата Алу'Вера, сиречь Верлонта, выдворили на остров Сау, где он и коротал свои дни в одиночестве, пытаясь обрести покой и истинное знание. Навряд ли достиг он вершин воздержанности, но одно несомненно: преуспел в познании величественных и разрушительных сил огня. Несмотря на содеянное непокорный маг продолжал искать ответы в древних писаниях, в тайных знаках и всемогущих рунах. Что он там нашёл? Какие тайные знания постиг? И как случилось, что его заточили в тело лесного цоррба и выпустили гулять по лесам Седогорья, — Хабуа лукаво улыбнулся, — мы узнаем завтра.

В зале стояла гробовая тишина.

Хабуа держал паузу, курил, пуская жирные кольца, и выжидающе смотрел на слушателей.

— Как и договаривались, братья, я продолжу завтра вечером, — он зевнул и поклонился. — До завтра, уважаемые.

— Ну уж нет! Больше я этого издевательства терпеть не намерен! — брат Тамк встал. Его табурет накренился и с грохотом рухнул на пол. Санхи поднял руку и сжал кулак.

По залу пробежали тревожные шепотки. Хабуа захлопал глазами.

— Ну ладно, значит… Хорошо. Я…

— Что за историю ты нам рассказываешь, старый козёл?!

Этого Хабуа не вынес. Он начал вставать, беспорядочно жестикулируя.

— Да как вы…

— Сядь, брехло! — тряхнул кулаком Тамк.

Народ в зале недовольно загомонил. Вскочили охранники купца Балыза. Один похрустел позвонками, качнув головой от плеча к плечу, другой несколько раз шлёпнул кулаком в раскрытую ладонь другой руки — недвузначные намёки на то, что не стоило санхи обижать столь уважаемого рассказчика.

— Остынь, Тамк! — брат Этро нависал над столом, упершись ладонями в край. Он с прищуром посмотрел на Балыза. — Уйми своих волкодавов, чужестранец. Драки не будет.

Добавляя веса словам старшего, медленно поднялся и третий санхи — молчавший до этого брат Римо.

Купец отложил обглоданную кость, промокнул жирные губы платочком. Что-то сказал, даже не подняв на санхи глаз. Охранники нехотя опустились на место.

Тамк пинком отшвырнул стул. Его гневный взгляд заскользил по залу. Он был похож на хищника на водопое, выбиравшего жертву — на потом.

— Хорошо, брат, — фыркнул, пытаясь изобразить смех.

— Спасибо, маэстро Хабуа, — поблагодарил онталара Этро. — Мы с удовольствием дослушаем ваш вариант этой истории. Завтра, как и было оговорено.

— Да… как будет угодно, — согласился Хабуа, и, спохватившись, добавил: — господин.

Брат Римо подошёл к пустующей стойке. Положив несколько монет на поднос, он ударил костяшкой пальца в медный гонг, оповещая всех присутствующих о четверти часа дармовой выпивки.

— Это за беспокойство, — сказал Этро и двинулся к выходу.

Тэйд перевёл дух, потёр лицо руками.

Все вокруг радостно загалдели, будто ото сна очнулись, потянулись к стойке.

— Я тоже спать пойду, — попрощался с друзьями Билу.

— Чего рано так? — спросил Саима.

— Настроения нет.

— Ты ему кто я не говорил? — спросил Тэйд, когда Билу ушел.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что я Исток.

— Сдурел что ли? — яростно зашипел Саима. — С чего ты взял?

— Не знаю. — Тэйд, невольно втянул голову в плечи и пригнулся к столу. — Он так на меня смотрел… мне показалось что знает.

— Отдохнуть тебе надо.

— Ну так что?

— Что «что»? — раздражённо переспросил Саима.

— Что делать будем?

— Не знаю.

— Когда этот Крэч должен был появиться?

— Да уж все сроки прошли. Если бы я тебя не ждал, давно дома был бы.

— Отец что на этот счёт говорил?

— Сказал: жди Крэча и Тэйда.

— И?

— И домой.

— Ясно. Вышли, значит, сроки.

— Угу.

— Ещё подождём или домой поедем?

— Пару дней, думаю, подождать надо. Как считаешь?

— Давай подождём. Глядишь, караван попутный подойдёт.

— Будет — хорошо, не будет — так пойдём. В Узун для начала. Там поглядим.

— Вдвоём? А цоррба не боишься?

— Хабуа тебя этой тварью настращал?

— Он.

— Не боюсь, с нами же будет мой славный пееро.

Вир приподнял мордочку и тихо присвистнул. То ли соглашаясь: «Да-да, вы можете полностью на меня положиться». То ли, наоборот, возражая: «Ты что, Саима, с дуба ненароком рухнул? Головой надо сильно болеть что бы втроём по горам шастать».

— Ты что, испугался? Согласен — переход долгий и не самый безопасный, и поэтому надо основательно подготовиться. И, вообще, давай-ка завтра это обсудим, — Саима сладко зевнул. — Не порть вечер. Барг, верно, только-только новый бочонок откупорил, а ты мне всякой ерундой голову забиваешь, — он повёл над кружкой носом, всем своим видом давая понять, что всё уже решил и за себя и за друга, а по сему считает разговор законченным.

Тэйд встал:

— Я тогда спать пошёл.

— Всё в порядке? — в косеньких от эля глазах Саимы мелькнуло искреннее беспокойство.

Тэйд подмигнул, подтверждая: всё, мол, в порядке (он был убедителен, будто и сам в это верил). Однако губы его предательски скривились, что могло означать только одно: всё, брат в порядке, да не всё.

Саима кивнул понимающе:

— Не нравишься ты мне что-то. Пойдём-ка провожу тебя.

Уже в коридоре, когда они скрылись от людских глаз, Тэйд прислонился к стене — вымученную улыбку сменила гримаса боли.

— Так я и знал, — подхватил его Саима.

Засуетилась проходившая мимо служанка Нара. Спросила с беспокойством:

— С ним всё в порядке, Саима?

— Да, — успокоил он, — иди. Хотя подожди, воды нам принеси, хлеба немного и сыра козьего.

— Хорошо. Воды умываться или пить?

— И той, и той принеси и ещё бутыль эля… Большую. Не открытую.

— Сей момент, — в кокетливом реверансе присела Нара, но, встретившись с Тэйдом глазами, осеклась и закашлялась: — Возьмите, а то темно, — она протянула Саиме подсвечник на три свечи.

В комнате было прохладно. Тэйд скинул камзол и, не говоря ни слова, опустился на кровать. Саима плотно затворил за собою дверь, подошёл к открытому настежь окну.

— Давно началось?

— Третий день.

— Третий?! Что ж ты молчал? Совсем сдурел?

Тэйд виновато пожал плечами, сморщившись при этом от боли.

— Может, снять твои железяки ненадолго? — Саима указал на вериги, опутывавшие грудь, плечи и шею Тэйда: шипованные цепочки и зацепы. Линии кровавых пятен крест-накрест опоясывали тонкий ситчик его нижней рубахи.

— Ты что, сдохну… сразу, — отяжелённо дыша, ответил Тэйд. — Да ещё тебя с Виром прихвачу. Мне такой грех на душу брать ни к чему, — он попытался улыбнуться, получилось плохо… ну как плохо — ужасно. — Да и при чём тут мои железяки? Это я как раз без них больше пары часов не вытяну. Уино меня задушит. Ты не переживай, я привык. Одиннадцатый год их ношу как-никак.

Тэйд попытался встать, но тут же со стоном повалился обратно. Его одолевали слабость и тошнота, голова раскалывалась от боли. Полежав с минуту без движения, осторожно и медленно сел. Приоткрыв глаза, обнаружил, что видит всё как в тумане. Изображение двоилось: два лобастых лица Саимы, два широких носа, два срезанных подбородка, рядом два пееро: два хвоста, четыре глаза, четыре уха. Он потёр измученные, блестящие лихорадочным блеском глаза: видение стало чётче, но картинка не изменилась.

«Два Вира это нормально. А вот Саима… Одного Саимы было бы более чем достаточно», — подумалось Тэйду, но он мудро предпочёл оставить своё мнение при себе…

* * *

Чтобы добраться к колодцу, Крэчу пришлось пересечь улицу и выйти на свет. Всё тело его, покрытое синяками и порезами, ныло. Вдобавок нестерпимо зудели раны деревянной руки: она, вот ведь какое дело, болела пуще обычной. И, вообще, чувствовал себя Крэч прескверно: на борьбу с Вейзо ушло много сил.

— Что же это ты делаешь, друг разлюбезный, а?

«А? Что?»

Крэч дёрнулся, сливаясь со стеной, и затих, не дыша. Слушая дальше уже с ножом в руке.

В тускло освещённом прямоугольнике окна второго этажа «Лиса», в какой-то дюжине шагов от него, появилась физиономия Чарэса Томмара. Он возложил локти на подоконник и, придавив скрещённые ладони подбородком, смотрел на то место, где затаился Крэч.

— Вылазь, поговорим по душам. Ты, надеюсь, понимаешь, что убил лишь тех, кого я и сам бы не сегодня, так завтра… — Чарэс выразительно щёлкнул себя по уху. — Ты выполнил за меня грязную работу. Качественно выполнил, ничего не скажу — проделал всё чистенько — в высшей степени профессионально. Спасибо тебе за это. Но, согласись; нравятся они мне или нет, работа это для меня или потеха, значения ни имеет, я не могу позволить каждому встречному-поперечному убирать моих людей. Их воспитание, в конце концов, не твоя, а моя обязанность.

Крэч приподнялся. Ему до ужаса хотелось выглянуть из укрытия и поглядеть Чарэсу в глаза, но что-то остановило его, он молчал и слушал направленные в его адрес поучительные тирады.

— Ох, — деланно вздохнул Чарэс, судя по тону не нуждавшийся в ответах, — даже не знаю, зачем я тебе это всё говорю… скучно мне как-то, — было слышно, что он зевнул. — Вот что, милка моя, давай сделаем так: чтобы мои слова не показались тебе простым трёпом, порешим, что, независимо от намерений, места и сопутствующих обстоятельств, следующая встреча станет для одного из нас последней… Согласен? Нет?

Крэч молчал. Он и сам был не дурак пошутить, но после убийства двоих къяльсо его чувство юмора слегка притупилось, и он не особо понимал, чем сейчас на самом деле занимался Чарэс. «А что? Может, ему действительно скучно? Вот и развлекает себя, как может».

Решив не развивать мысли, Крэч со всей доступной ему от природы и полученной путём многолетних тренировок осторожностью двинулся прочь, стараясь оставаться незамеченным, — подальше от оказавшегося удивительно словоохотливым господина Чарэса.

Глава 4. Побег

Тэйд спал тревожно, чутко. Пробудило его холодное прикосновение — это Саима зажал ему рот рукой.

— Молчи, — прозвучал шёпот у самого уха, — тихо.

Грань между сном и реальностью оставалась всё ещё зыбкой, и Тэйд замер, дожидаясь, пока схлынет терзавший его во сне ужас. Он вслушивался в окружавшую тишину; сердце учащённо билось, тело покрывала испарина. Взглянул на сосредоточенное и обеспокоенное лицо склонившегося над ним друга и снова почувствовал тот же страх, что терзал его всю ночь.

Он попытался заговорить, но рука Саимы лишала его этой возможности. К уху вплотную, приблизились сомкнутые губы.

— Тихо, — и ещё раз, почти беззвучно, но настойчиво: — Ти-хо!

Саима взял подсвечник и медленно переставил его со стола на пол и только теперь кивнул Тэйду, указывая на окно.

— Там.

Рука разжалась.

Пригнувшись, оба подползли к окну. До смерти перепуганный Тэйд медленно приподнял, на уровень подоконника, голову и осторожно выглянул в темноту. Ничего не увидев, он перевёл взгляд на Саиму, и тот кивнул на сарай.

— Смотри.

— Где? Ничего не видно.

— Да вон же!

Тэйд вгляделся в темноту и, проследив направление взгляда Саимы, различил, наконец, скрюченную тень, крадучись продвигавшуюся от сарая к дому напротив.

— И ещё у колодца, слева, — шепнул Саима.

Тэйд осторожно повернул голову.

Вторая тень, причудливо изогнувшись, подражая очертаниям и изгибам, слилась со стеной дома и застыла прямо напротив их окна.

Вцепившись дрожавшими руками в подоконник, Тэйд был не в силах отвести беспокойный взгляд от зловещей фигуры. Они терпеливо ждали, не смея заговорить или даже вздохнуть, дрожа от страха и ужаса, пытаясь уловить каждый шорох или скрип. Дождь слабо, но настойчиво забарабанил в стекло. Тусклый свет Оллата, проникавший сквозь окно, высвечивал бисеринки пота проступившие на лице онталара.

Тэйд безмолвно сполз на пол. Саима опустился рядом, машинально погладил настороженно взиравшего на него Вира.

— Что это? Что будем делать? — спросил Тэйд.

— Не знаю, но уходить надо немедленно.

— Ночью?

— Ты, похоже, не понимаешь? — яростно зашипел Саима.

— Понимаю, я готов, просто это так неожиданно…

Тэйд вытер вспотевшие ладони о рубаху. Чувство, сильно похожее на панику, охватило его: он ничего не соображал и был сбит с толку.

«Хорбутовы когти, — подумал он, дрожа от ужаса, — во что мы опять вляпались?»

— Может, переждём до утра? Или шум поднимем?

— Ну-ну! — онталар был настроен куда решительнее его. — А это тоже переждём?

— Что… — Тэйд поглядел туда, куда указывал палец Саимы, и то, что он увидел, заставило его замолчать. — О боги, что это? — заикаясь, пролепетал он, ощущая удушливый ужас.

Сквозь дверные щели в комнату вползали тонкие струйки тумана: зыбко-изумрудные волокна плавно перетекали с предмета на предмет, пробираясь меж ножками табурета, ныряя под кровати, воровато вползали под висевшую на вешалке одежду.

В комнате воцарилось зловещее беззвучие, а затем, после нескольких секунд тишины, послышались слабые звуки; странные, жуткие.

Тэйд и Саима напряжённо вслушивались в кочующие по коридору шорохи и скрипы. Страх мурашками пополз по коже, комнату заполнила непроглядная тьма, и тут Тэйд услышал, как кто-то или что-то скребётся в закрытую дверь.

«Что за наваждение?» — он сглотнул, похолодев от ужаса, и, не оборачиваясь, потянулся к столу, пытаясь нашарить хоть что-то, могущее послужить ему оружием.

Он встал. Сделав шаг назад, он вдруг явственно почувствовал, как что-то коснулось его шеи сзади, и тут же, схватив лежавшую на столе вилку, полоснул ею наотмашь… но за спиной никого не оказалось…

— Ты в порядке?

— В порядке? — голос Тэйда дрожал и был подавленным. — Сильно сомневаюсь, — заикаясь, произнёс он. — Я точно не в порядке…

— Дай-ка мне вилку. Потерпи немного, я тебя выведу.

— Хорошо, — нехотя ответил Тэйд, но, несмотря на то, что согласился и протянул руку, долго ещё не мог разжать пальцы, чтобы отдать своё трёхзубое оружие. Разум его словно онемел, глаза безумно метались по комнате — от страха он был близок к помешательству.

В коридоре послышались мерный стук и похожие на шаги звуки, провернулся и щёлкнул механизм дверного замка.

— Вир! — Тэйд, скорее, ощутил, нежели услышал шёпот Саимы.

Маленькая тень пееро беззвучно сорвалась с плеча онталара и стремительно скользнула к двери. Видно лишь было, как блеснули возбуждённые опасностью колкие глазки аколита и вздыбилась на загривке шерсть.

Замок щёлкнул ещё раз и нехотя поддался, дверь скрипнула и приоткрылась.

Отважный пееро в ту же секунду шмыгнул в проём, и Тэйд уловил еле различимый шорох и хищное шипение. Дрожа всем телом, юноша вжался в стену, боясь не только пошевелиться, но даже дышать или думать. Все звуки враз стихли, и он снова напряг слух, тщетно пытаясь определить, где могут находиться нападавшие и сколько их.

Саима бесшумно двинулся к выходу, пееро вынырнул из темноты и мгновенно взлетел к нему на плечо.

В коридоре было черно, да и только — никакого намёка на незваных гостей, кем бы они там ни были, а сильно напугавший друзей изумрудный туман исчез так же незаметно, как и появился.

— Вир, тут же никого нет? — яростно зашептал Саима. — Морок какой-то, — он взглянул через плечо на привалившегося к стене Тэйда.

Пееро обиженно фыркнул, что могло означать лишь одно: «Уже никого нет. Уже!»

— Что делать? — еле ворочая языком, медленно, словно во сне, спросил потерявший способность соображать Тэйд.

— Собирайся!

— Что это было?

— А пёс его знает! По мне, так по-любому лучше в лесу досыпать, чем здесь, — раздражённо бросил Саима.

— Ну не скажи. Хотя… Это что? — Тэйд указал на подсвечник. Горели только две крайние свечи, огарок третьей дотлевал слабым зеленоватым дымком.

— Нара мне их дала.

— Зачем?

— Понятия не имею.

— Я должен знать…

— Не сейчас, Тэйд.

— Но…

— Да что с тобой?! Хватит! — Саима завернул огарок свечи в платок. — Потом всё выясним. Сейчас на это нет времени. Шевелись давай — мы уходим!

Онталар быстро упаковал отчасти уже собранные пожитки в две дорожные сумы, заодно прихватив две лепёшки, сыр и бутыль с элем. Скрутил с кроватей шерстяные покрывала.

— Как только выйдем на улицу, не говори ни слова. Иди за мной и не отставай. Просто иди за мной! — два раза для верности, видя состояние Тэйда, повторил онталар и сунул ему в руки плащ и дорожную суму. Он написал что-то на клочке бумаги, выудил из кармана несколько монет, — Надеюсь, этого достаточно и старина Барг не будет на нас в обиде. Идём, быстро! — Саима задул две оставшиеся свечи и, не обращая внимания на кислую физиономию Тэйда, растворился в темноте коридора.

Кое-как собравшись с духом и всё ещё не отдавая себе отчёта, что и почему делает, Тэйд сомнамбулой, боясь отстать, торопливо двинулся следом за другом.

Оллат, должно быть, опять спрятался за тучи, потому как после того, как погасла свеча, стало совершенно темно. В коридоре можно было ориентироваться только на ощупь, и путь вдоль стены и вниз по лестнице к широкой двери занял у них несколько минут.

Общий зал «Лиса» после загробного мрака показался Тэйду почти что оазисом света: бледный отчётливый отсвет окон на полу, проблески полированных столешниц и точёных ножек перевёрнутых стульев на них, стойка, камин и даже отблеск начищенного медного краника в бочонке с элем. Тэйд оглядел помещение, и его пробрала дрожь от того, насколько всё, ещё вечером казавшееся ему уютным, стало холодным и безжизненным.

Медлить было нельзя, Саима осторожно распахнул массивную дверь, выглянул во двор. Спустя секунду он махнул Тэйду рукой, и они неуверенно шагнули из дома в неизвестность.

Ветер сдул тучи — развиднелось: выглянул Оллат в окружении серебряных звёзд, выплыл царственный Сарос. До рассвета оставалось что-то около трёх часов, и вскоре жители Двух Пней начнут просыпаться. Друзья пытались двигаться быстро и бесшумно, но и то и другое у них получалось не так хорошо, как хотелось.

Рядом с сараем онталар немного помедлил, прислушиваясь. Он закрыл глаза и простоял недвижимый около минуты, затем нагнулся, опустил руку к земле и выпустил Вира.

В ту же секунду Тэйд, услышав шорох за спиной, обернулся, но ничего не увидел, а когда повернул голову назад, онталара перед ним уже не было. Он хотел было спросить у Саимы, куда он собирается идти, как уловил краешком глаза мелькнувшую справа тень. Повернув вслед движению голову, увидел Саиму, вжавшегося в бревенчатую стену сарая, совсем рядом, всего-то в паре шагов от него.

Тэйд так и не понял, как всё получилось, хотя уже после увидел синяк на лице друга и кровь у него на предплечье и на навершие посоха.

Помнилось ему только, что в один момент размытый силуэт, передвигавшийся с неуловимой быстротой, бросился на Саиму… отчётливо виделась сверкнувшая в свете звёзд сталь клинка, а уже в следующий момент увидел Саиму, наносившего выверенный удар посохом…

Услышал сдавленный вздох и увидел, как Саима бережно опускает чьё-то обмякшее тело на землю.

Как обхватив его — Тэйда — лицо ладонями, Саима беззвучно шевелит губами, вернее всего, что-то говоря ему… А потом ощутил жар на левой щеке… и на правой…

…Отвесив ему очередную затрещину, Саима приложил палец к губам, призывая к молчанию.

— Очухался?

Тэйд неопределённо мотнул головой.

Саима встряхнул его за плечи.

— Я спрашиваю — ты очухался или ещё сомневаешься?

— Ага…

— Что «ага»?

— Очухался.

— Ну-ну. Уходим, — нетерпеливо шепнул Саима и решительно шагнул в темноту.

Глава 5. Тилриз

Текантул — Орден, бывший некогда тайным, а ныне тесно связанный с престолом Зарокийской Империи, деятельность которого непосредственно контролируется и направляется Императором Зарокии.

Кеэнтор — глава Текантула.

Кнур — дословно «слуга», член Текантула. Скорее, уничижительное и применимо к рядовым членам (есть и исключения, например — Светлый и Высший кнуры).

Когда Левиор спешился во дворе замка Тилриз и бросил поводья едва успевшему отскочить с дороги конюху, он чувствовал себя более чем превосходно. Дорога скучная и в одиночестве его почти не утомила.

Весь путь по бесконечным коридорам замка до кабинета Венсора ра'Хона он размышлял о предстоявшей аудиенции: «Зачем, интересно, я так срочно понадобился кеэнтору?»

В передней навстречу ему поднялись Теор и Оинит (несменные телохранители Его Святейшества). Левиор приветственно кивнул им, скинул на руки Теора плащ, отдал меч Оиниту, снял ремень с ножами. Таковы были правила в покоях кеэнтора, и Левиор, прекрасно зная их, готов был подчиняться, однако, в который раз усмехнулся про себя: «Если бы эти олухи могли догадаться, сколько ещё при мне оружия!» С этими, всегда веселившими его мыслями он переступил порог небольшой — по зарокийским меркам — залы.

Кеэнтор Венсор стоял на огромном балконе среди великого множества цветов и растений. Он смотрел во двор и, как показалось Левиору, находился в состоянии глубокой задумчивости.

Его Святейшество был дайру (провинциальная родовая ветвь северной Зарокии). Совершенные, идеально правильные черты лица, чётко очерченные подбородок и скулы, прямой нос с едва заметной горбинкой, припухшие веки. Две колькотаровые полосы по крыльям носа, — символ Высшей Имперской власти — тянулись от линии волос на лбу к подбородку.

Выбеленные прожитыми годами волосы Венсора ра'Хона были подстрижены по последней имперской моде — коротко и весьма затейливо: рассечённые посередине лба на двойной пробор, они были такой длины справа, что едва прикрывали ухо, слева же, разделённые резными дииоровыми кри[2] на прядки, свободно ниспадали на покатые плечи.

Левиор, никогда не гнавшийся за модой, смотрелся на фоне кеэнтора простоватым, а большинство зарокийских дам находили его и вовсе скучным. Всего одна бежевая, еле заметная на смуглой коже полоска, сверху вниз через левое веко (отличительный знак старшего кнура) пересекала его мужественное лицо.

Голос Венсора ра'Хона в тишине прозвучал холодно и неожиданно:

— Рад видеть тебя, Левиор.

— Приветствую вас, кеэнтор, — его взгляд скользнул на палевого рэктифа[3], растянувшегося у ног хозяина. Пёс казался ленивым и сонным, но Левиор знал, что эта, с позволения сказать, «собачка» готова мгновенно превратить в кровавое месиво любого, кто попробует приблизиться к Венсору.

— Где ты был всё это время? — кеэнтор повернулся. Оказалось, что в правой руке он держит маленькие садовые ножницы.

Левиор стоял посреди каменных изваяний мистических крылатых людей: мускулистых мужчин и красивых, обольстительных женщин, а также зубастых чудовищ и просто огромных зверюг. Зал был устлан шкурами и заставлен дубовыми и каменными кадками с экзотическими деревьями, многие из которых тянули к Левиору свои хищные, шипастые ветви. Всё было устроено так, что посетитель мог стоять только в заранее отведённом месте или двигаться по намеченному для него маршруту, не боясь вызвать гнева кеэнтора и не попасться в колючие древесные лапы. Левиор знал пару тропинок, вдоль которых росли особо коварные растения, куда ему заходить явно не следовало. Да и по другим тропкам путешествовать не было особого желания. Добрый хозяин ведь мог и не остановить загулявшегося посетителя (не со зла, конечно, исключительно по неосторожности), а верные Теор и Оинит тут же заботливо пристроили бы тело неудачника на одной из городских свалок.

— Я был занят.

— Очень интересно, чем это? — кеэнтор подошёл к столу.

Он, судя по тону, был настроен благожелательно. Подобное являлось подлинной редкостью, и Левиор решил не скромничать.

— Вы оторвали меня от важного дела, кеэнтор, — не греша учтивостью, произнёс он.

— Напомню, что его тебе поручил Текантул.

— Но я…

— …не вижу ничего зазорного в том, что немного отвлёк тебя, — Венсор требовательно постучал пальцем по инкрустированной золотом коже столешницы, но продолжил столь же благодушно, как и начал: — Мне нужно посоветоваться с тобой. Не знаю, как ты проделываешь свои фокусы с перемещениями, но уверен, что не десяток дней ты провёл в дороге, а от силы день, а то и вовсе несколько часов.

— Я должен был остаться в Двух Пнях и руководить действиями своих людей, а вынужден находиться здесь… Дело в том, что приданные мне Вашим Святейшеством къяльсо — весьма сомнительные личности…

— Какими и дóлжно быть къяльсо.

— Это, несомненно, так, кеэнтор, но они больше мешают мне, чем помогают.

— Что ты говоришь? Этот стервец Вейзо тебе не подчиняется? — Венсор поклацал ножницами. Отрезал подгнившую веточку. Отклонил голову назад и в сторону, сдвинул брови, оценивая результат.

«Попробовал бы он не подчиниться», — подумал Левиор.

Вслух же ответил уклончиво:

— Он пытается.

— Пытается? Каков шельмец, — ра'Хон сложил губы куриной попкой и закхекал, изображая то, что, видимо, считал благородным смехом.

— Не вижу в этом ничего забавного, кеэнтор.

— Видишь ли, Левиор, я в этом тоже не вижу ничего забавного. Но ты, как мне казалось, научился ладить с къяльсо.

— Да, но вы платите им, а деньги — не лучший способ заставить кого-либо рисковать жизнью.

— Они любят золото не меньше, чем свои жизни, я не вправе осуждать их за это.

Рэктиф у ног кеэнтора тягуче зевнул и втянул отвисшую слюну.

«Какая трогательная забота о душах воров и убийц звучит из уст Высшего кнура», — подумал Левиор.

— Тем не менее я должен предупредить, что в один прекрасный день эти душегубы предадут и вас, и Текантул, — сказал он.

— Не сгущай краски, мой дорогой! Всё не так плохо, как тебе кажется. Может, ты знаешь, как нам обойтись без къяльсо?

— Я считаю, что Текантул не должен пользоваться услугами наёмников. К тому же Вейзо, я уверен, преследует какие-то свои цели.

Левиор, похоже, сейчас мало интересовал Венсора ра'Хона, который сосредоточенно оглядывал ствол экзотического растения, стоявшего в шаге от стола.

— Хорошо, — медленно, после паузы, произнёс кеэнтор, — я подумаю, что можно сделать. Продолжай.

— Пока мальчишки находятся в Двух Пнях, схватить их, не привлекая внимания, представляется мне довольно трудной задачей. А вот когда они отправятся в Триимви, мы легко и без лишних проблем возьмём их.

Ножницы в руке кеэнтора застыли:

— Как скоро это произойдёт?

— Этой ночью.

— Этой ночью?!

— Да.

— Сегодня ночью, — уже совсем другим тоном повторил Венсор ра'Хон.

— Да, мой помощник сделает так, что они отправятся в путь этой ночью.

— Ты уверен, что он справится без тебя?

— Несомненно.

— Ручаешься за него? Как его там? Чарэс Томмар, кажется.

— Как за себя.

— Почему именно сегодня? Неужели нельзя было немного обождать? Было бы гораздо лучше, если бы ты присутствовал там и сделал всё сам.

— Вы читаете мои мысли, кеэнтор. Именно этот вопрос возник у меня в голове, когда я получил ваш приказ прибыть в Тилриз…

Венсор громко фыркнул:

— Два месяца от тебя не было никаких вестей. Я уж и не надеялся получить от тебя хоть какой-нибудь ответ. Хорошо, что в Двух Пнях тебя перехватил один из моих кнуров. Думаю, не столкнись ты с ним нос к носу, я ещё долго был бы лишён возможности лицезреть тебя.

— Я был занят — искал мальчишку.

— О да! Послушай, Шорт, что он говорит, — обратился к дремавшему рэктифу Венсор ра'Хон, от чего пёс лишь недовольно приоткрыл левый глаз. — Я нашёл мальчишку! Девять Великих! Любого другого, осмелившегося игнорировать хоть одно моё послание, я отправил бы в подвалы башни Пяти Кругов Непогрешимости, непосредственно в ласковые объятия Кьегро Тавуа и его похотливых помощниц. Эти прелестные создания обучены такому… — он поводил языком меж зубами и верхней губой, погладил бородку, немного помолчал и продолжил, более снисходительно: — Ладно, забудем об этом. Объясни лучше — к чему такая спешка?

— Тянуть больше нельзя. Во-первых: Вейзо и его шайка так намозолили всем глаза, что ими начали интересоваться в Узуне. Во-вторых: могло так случиться, что Маанские выкормыши пристали бы к торговому каравану с приличной охраной или, хуже того, к одному из кетарских разъездов, что исправно патрулируют тракт на всём его протяжении. Или вы считаете, я поступил неправильно?

— Не знаю… Это не моё дело. Тебе поставлена задача, ты наделён соответствующими полномочиями. Для успешного её выполнения выделены люди и средства. Действуй, как считаешь нужным, но чтоб мальчишка был у меня.

— Понимаю, но есть обстоятельства, повлиять на которые я не в силах.

— Сегодня же возвращайся назад!

— …но, кеэнтор, — попытался возразить Левиор.

— Никаких но! — Венсор был непреклонен. Ты даже не представляешь, насколько этот юноша важен для Текантула!

— Для Текантула? — в вопросе Левиора явно слышалось «Или для вас?».

— Для всех нас! — раздражённо воскликнул Венсор, и лицо его побагровело. — В первую очередь для Империи!

«О Великие! Вы ещё не разучились краснеть, кеэнтор?»

— Он Исток?

— Это так. Как ты догадался?

— Просто предположил.

— Тэйд нужен мне, — отрезал Венсор. — Ты отправишься назад сегодня же! Изволь приложить все усилия, чтобы быть на месте уже к вечеру послезавтра! И не говори мне, что это невозможно. Я не сказал тебе раньше, но до меня дошли слухи, что за мальчишкой охотимся не мы одни.

— В таком случае, может, мне его спрятать? Я могу увезти его так далеко…

— Возьми его для начала, а уж потом будем думать, как и куда спрятать.

— За это можете не беспокоиться: Чарэс своё дело знает. А что вы собираетесь делать с Тэйдом дальше? Отправите на остров Каменной Рыбы?

— Пока не решил, что. Но я об этом поразмыслю на досуге. Твоя же задача — схватить его и доставить ко мне.

— Кьегро Тавуа знает, как обуздать бушующий внутри Истока Уино?

— Нет.

— Тогда, смею предположить, он может научить мальчишку его использовать?

— Нет.

— Он нашел книгу?.. ту, в которой написано всё об экриал[4].

— Да нет же!

— Что же тогда, Хорбут подери, он знает? Зачем ему Исток? Или он просто хочет убить будущего экриал? Но Тэйд же может никогда им и не стать!

— Может, и да, а может быть, и нет.

— Что вы хотите с ним сделать, кеэнтор?

— Зачем ты хочешь это знать?

— Из любопытства.

— Тебе не кажется что ты стал задавать слишком много вопросов?

— Ох, не нравится мне эта затея.

— Не зли меня, Левиор, — тебе же хуже будет.

— Хорошо. Я всё исполню.

«Костьми лягу, — подумал Левиор, — но мальчишку вы не получите!»

— Да уж, будь так любезен. А с Вейзо поступим так: я дам ему другое задание, самостоятельное. Заодно и посмотрим, на что он действительно способен. Не забывай, за всё отвечаешь ты. С головы Тэйда, без моего ведома, не должно упасть ни единого волоска.

— Как скажете, кеэнтор. Как быть с самим Мааном са Раву и его помощниками, если они вступят в игру? — спросил он.

— У него есть помощники?

— Как минимум у него есть друзья. Слейх, например. Конз и Коввил…

— Это все?

— Нет.

— Кто ещё?

— Риффэн…

— Риффэн не в счёт, есть кто-то, о ком я не знаю?

— Думаю, нет.

— Хорошо, хоть так, — Венсор вздохнул.

…К великому сожалению кеэнтора, Текантулу не было доподлинно известно, действует ли Маан са Раву в одиночку или же делает это от имени Дэклата, и потому орден не мог себе позволить вступить в открытое противостояние с магами обители Шосуа. Кеэнтор ра'Хон предпочитал действовать скрытно и осторожно, никак не обозначая свою заинтересованность. Все попытки помешать Маану собирать так называемые камни Тор-Ахо были тщетны, все усилия казались напрасными — камни каким-то непостижимым образом исчезали прямо из-под носа кеэнтора…

* * *

— А сколько камней не хватает Маану, кеэнтор?

— Хороший вопрос, Левиор. Надеюсь, ты отыщешь ответ на него.

«Попробую».

В это время дверь за их спинами скрипнула, Венсор обернулся, махнул кому-то рукой.

— Я оставлю тебя одного ненадолго, — сказал он и, не дожидаясь ответа Левиора, зашагал к двери.

— Заждался меня, Левиор? — Венсора сопровождал сгорбившийся старичок в серой хламиде со свитком, небольшой шкатулочкой в руках и старинным изрядно потрёпанным манускриптом под мышкой.

Не дойдя до Левиора нескольких шагов, они остановились — видно было, что кеэнтор, тыча пальцем в сторону чучел, сделал несколько замечаний, а после, взяв из рук старичка шкатулку и свиток, направился к Левиору, оставив горбуна в одиночестве осмысливать сказанное ему.

Из-за тумбы вынырнула непонятная зверюшка (почти обычная домашняя кошка, правда без единой шерстинки на нежно-розовом тельце, с двумя длинными хвостами и большими миндалевидными глазами) и вприпрыжку, на ходу цепляясь лапками за полы мантии, поскакала следом за кеэнтором.

Она остановилась в шаге от Левиора и, склонив голову набок, принялась внимательно рассматривать незнакомца.

— Это моя любимица Зарлай, она карха[5]… - представил недокошку Венсор. Он пощёлкал пальцами, пытаясь подобрать подходящее слово для объяснения. — А, неважно, — так и не найдя определения, отмахнулся он. — Кархи, как и кошки, не очень-то ладят с рэктифами, потому она вынуждена жить здесь. Я сильно огорчусь, если найду Шорта мёртвым. Ты можешь не бояться, это ещё одно доказательство высшего предназначения заро: на нас магия карх не действует. Проверял на себе. О, это незабываемо, не желаешь попробовать?

Левиор не желал, а потому скромно качнул головой, обозначая отрицание.

Появление кархи благотворно отразилось на настроении Венсора. Похоже было, что он пребывает в прекрасном расположении духа.

— Иди ко мне, моя крошка, — поманил он.

Но та, проявив неслыханную наглость, предпочла хозяину гостя. Предварительно проскакав по чучелу медведя-альбиноса, она взлетела на плечо Левиора и принялась обнюхивать его лицо.

— Как зовут того онталара? — неожиданно спросил кеэнтор, возвращая разговор к самому началу.

— Простите, кеэнтор, какого онталара? — не сразу понял Левиор.

— Онталара, Левиор, онталара, того самого — ученика Маана са Раву.

— А, простите… его зовут Саима са Вир.

— Вот хорошо, — словно ребёнка, похвалил его Венсор и дружески похлопал по плечу, — уже успел обзавестись пееро? Можешь его убить, если захочешь…

— Пееро?

— Ну зачем же пееро?! — удивился кеэнтор, не уловив в тоне Левиора иронии. — Онталара. Неплохо было бы, чтоб ты побыстрее доставил Тэйда ко мне, — у кеэнтора, зловеще сверкнули глаза, он потёр ладонью о ладонь, радуясь внезапно пришедшей ему мысли. — Если хорошенько всё обдумать, с ним мы можем разыграть неплохую партию…Несомненно, мой дорогой Левиор, задачи, возложенные на тебя, требуют не только особых полномочий, но и соответствующих денежных средств… Жарг Лат — мой личный казначей — будет ждать тебя у входа и, надеюсь, оставит более чем довольным. Он же проводит тебя к выходу.

Левиор хотел было поблагодарить кеэнтора, но тот не дал ему такой возможности:

— Всё будет хорошо, мой друг! Твоё дело — выполнять приказы Светлого Совета. От себя лично могу добавить, что ты неплохо потрудился в Терзосе. Надеюсь, не оплошаешь и впредь! — он похлопал Левиора по плечу, как бы невзначай подталкивая в сторону выхода. — Жарг Лат ожидает тебя.

— Воля ваша, кеэнтор, — Левиор сдержанно поклонился и вышел.

На сегодня у него были назначены две важные встречи, и как минимум ещё одна должна состояться завтра утром, так что, как бы ни хотелось Венсору ра'Хону поскорее спровадить его в Два Пня, а о скором отъезде не могло идти и речи.

«Что бы там себе не надумал этот напыщенный осёл, торопиться я не намерен. К тому же Чарэс способен управиться и без меня. Надо будет связаться с Тайлесом Хасом и сообщить ему о Тэйде. Сейчас же надо узнать побольше о камнях Тор-Ахо, будь они неладны».

— Господин Левиор! Я Жарг Лат, — назвался невысокий толстячок, услужливо склоняясь и демонстрируя полированную лысину, — прошу следовать за мной…

* * *

…В большом камине весело и ярко пылало пламя. Высоко под каменным потолком на массивной деревянной люстре трепетали оплывшие свечи. Рядом с камином на медвежьей шкуре сидел мальчик. Рыжеволосый, веснушчатый, совсем ещё юный сорванец. На нём была замаранная, вся в цветастых заплатах, холщёвая рубаха с короткими рукавами и такие же куцые, залатанные во многих местах штаны. Перед ним, на полу, лежала квадратная доска зут-торон? — тридцать на тридцать, квадраты трёх цветов: чёрные, белые, алые. На ней хаотично — как могло показаться непосвящённому, расположилось множество сегментированных цилиндров разных высот.

Мальчик раскачивал одну из фигурок, уперев в её навершие грязный палец, и еле заметно улыбался, радуясь чему-то, одному лишь ему известному. Рядом у его босых ног удобно устроилась по-кошачьи мурчащая карха Зарлай.

Как ни странно, кеэнтор Венсор не только не кликнул Оинита и Теора, но и попросту не отругал оборванца, как поступил бы на его месте любой, даже менее знатный господин. Он обернулся и без тени удивления взглянул на застывшего в дверях рэктифа Шорта с занесённой в беге лапой и взметнувшимися ушами — время для всех находившихся вне пределов этой комнаты остановилось.

Остановился и Венсор ра'Хон, не дойдя до мальчика пяти шагов, — покорно склонил голову, сменив надменность на подобострастие.

Некоторое время всё так и продолжалось: ра'Хон молчал, мальчик в задумчивости касался то одной, то другой фигурки. Наконец, он поднял голову и взглянул на кеэнтора, вскинув в удивлении брови, будто только что заметил его.

— Тебе надо бы лучше приглядывать за Левиором, — совсем не детским голосом сказал мальчик.

— Конечно, Властитель, я знаю.

— Ты уверен, что он справится?

— Нет.

— А ты поумнел, — мальчуган улыбнулся, — моё общество идёт тебе на пользу. — Зарлай, — он повернулся к кархе, — принеси мне яблоко. Ты догадываешься, что не только къяльсо, но и Левиор играют свои игры?

— Да, догадываюсь, — замялся Венсор и втянул голову в плечи.

— Чего ты боишься? Это в порядке вещей, такова ваша сущность. Левиор — очень способный мальчик и очень сильный. Как думаешь, может, забрать его у тебя?

— Но, Властитель…

— Как ты умудряешься ставить два этих слова вместе? «Но» и «Властитель» стоят рядом — парадоксально, — в насмешливой улыбке мальчика показалась дырка между зубами.

— Но я…

— Зачем он Текантулу? Он же пальцем о палец для вас не ударит. Я видел, чему его учили. Ты же знаешь, наступит время, и он сам придёт ко мне, — парнишка поднял ладонь и принялся рассматривать монограмму на перстне — того самого, что мгновение назад находился на пальце кеэнтора.

Венсор дёрнулся, но смолчал.

— А зачем тебе Исток?

— Я…эм…

— Ладно, играйся.

— Спасибо, Властитель.

— Не переживай, я верну твой перстень, — сказал мальчик и потрепал карху за ухом. — Зарлай, призови Сэт'Асалора. Надеюсь, он не сильно занят.

— Могу я узнать, зачем вы пришли, Властитель? У вас есть для меня задание?

— Я хотел послушать твой разговор с Левиором. Тебя это устраивает?

— Да.

— Хорошо. Ты так интересно изложил свои мысли по поводу камней Тор-Ахо. Вы — заро — так кичитесь своим происхождением, скажи — это действительно так для вас важно?

— Ну…

— Ты был убедителен. Я чуть было не усомнился в истинном знании в пользу твоей версии, — он еле заметно улыбнулся. — Давно уже люди не были такими наглыми. Это нас развлекает.

— Я старался… я хотел угодить…

— Смотри-ка, какая неожиданная преданность! Твоя вера невелика, кеэнтор.

— Это всё, что у меня есть, — пробормотал ра'Хон.

— Оно и видно. Твоя пламенная речь — вдохновляет! Главное — ты сам веришь в то, что говоришь. Хорошая получилась сказочка, думаю, ты должен выпустить её на волю. Твой вариант трактовки событий очень неплох, он вполне устраивает вечность — уводит от истинной сути. Пусть люди в него поверят. Понимаешь, о чём я говорю?

Венсор ра'Хон кивнул.

— Вспомнил, — малец шлёпнул себя ладонью по лбу, после чего коснулся сахарно-белой фигурки, — я пришёл, чтобы сделать следующий ход, кеэнтор…

Глава 6. Узун

Вечер опустился на Ойхорот, день угасал на западе. Дождь шипел в огне закопченных чаш, висевших на колоннах по обеим сторонам моста, ведущего в крепость. В отблесках трепещущего пламени мокрые камни, блестели и казались багряно-чёрными.

Узун встречал Тэйда и Саиму хищным оскалом ощетинившегося шипами подвесного мостка в начале виадука и суровыми взглядами бойниц северного донжона.

У ворот дорогу им преградили трое угрюмых, закованных в броню стражников, и знатный господин на караковом жеребце.

— Кто такие? — властно пробасил важный господин, осматривая юношу, онталара и пееро, который в ответ с любопытством взирал на него.

Саима и Тэйд почтительно поклонились.

— Саима са Вир.

— Тэйд са Раву к вашим услугам, господин.

— Комендант крепости Узун — Феарк Наурт, — он перегнулся через луку и, близоруко сощурив глаза, оглядел путешественников. — Откуда и куда следуете?

— Были по делам в Двух Пнях, — начал объяснять Саима, — теперь вот возвращаемся домой в Триимви.

Его ответ и поведение, казалось бы, удовлетворили коменданта. Он ещё раз внимательно осмотрел путников, видно, пытаясь вспомнить, видел ли он их раньше.

«Похоже, не вспомнил».

— По пути на нас разбойники напали, — промямлил Тэйд, — еле ноги унесли.

— Ага, — кивнул Саима. — Къяльсо.

— А вот это интересно, — Феарк махнул стражникам, отдавая приказ пропустить. — Только это не настоящие къяльсо были.

— Не настоящие?

— Настоящие къяльсо вас так легко не отпустили бы. — Он ещё раз взглянул на Тэйда и произнёс, обращаясь к Саиме: — Другу твоему цейлер нужен — вид у него крайне нездоровый. Могу своего оруженосца отрядить, он у меня искушён в лекарских делах, а лучше обратитесь к северянину, что поутру с караванчиком прибыл. Как отдохнёшь немного, приходи с докладом — расскажешь о нападении. Особо не тяни, жду тебя часа через полтора-два. Страже скажешь, что ко мне, они проводят.

Он развернулся, давая понять, что разговор закончен, и направил каракового вдоль стены.

…Тэйд и Саима расположились в небольшой комнатке с окнами на северный мост. Они оставили вещи и спустились в общий зал, который был почти пуст. Сели у окна, из него был виден двор и башня, Саима достал трубку и кисет.

— Немного тут постояльцев, — сказал он, выпуская Вира из рукава.

— Не похоже, что хозяин жирует, — согласился Тэйд.

Через минуту появился хмурый и не очень опрятный трактирщик, принял заказ и быстро, несмотря на хромоту, удалился на кухню.

Подлетела служанка — круглолицая, розовощёкая феаса, симпатичная, даже по человеческим меркам, если, разумеется, вам по душе такие задорные рыжеволосые пухляшки, с типичными для всего феаского племени ушками, формой напоминавшими лист дииоро, и огромными изумрудными глазами.

Стол быстро заполнился тарелками: горячий винегрет по-кейнэйски, мелко нарубленные кусочки мяса с хлебными кольцами, тушёные и свежие овощи, два стакана тыквенного сока.

Неторопливо приковылял трактирщик.

— Иди, — буркнул он служанке и уселся за соседним столом, явно рассчитывая на беседу.

— А что, уважаемый, лекарь, который в обед приехал, ещё здесь? — Саима с жадностью, достойной феа, разодрал ржаное колечко.

— Здесь. Где ж ему быть. Позвать?

— Потом. А он как вообще, ничего? — Саима всосал воздух через зубы.

Брови хозяина взлетели в непонимании.

— В смысле?

— Лекарь нам нужен, — хрустя луковицей, пояснил Тэйд.

— А-а, — протянул трактирщик, — ничего так — обходительный, дело своё знает. Тётку Крушу, местную кастеляншу, попользовал: у неё два пальца на ноге срослись — разделил, да быстро так, сноровисто. Кузнеца Бетза опять же подправить успел, у того боли в пояснице были и два зуба лишних. Гнилых. Давно кузнец мучился, а сам себе рвать боялся. Как другим частокол проредить, так он мастер, а себе боялся, всё терпел, выжидал… Таки дождался. Вырвал северянин гнилушки его — как не было. Оба: что Круша, что кузнец — его хвалят, говорят, не больно было, да взял недорого. И всё это за каких-то полдня, что он здесь.

— Ну, коли тётку Крушу попользовал, значится, живодёр знатный. А зовут его как, уважаемый?

— Билу.

— Да чтоб меня, — вырвалось у Саимы. — Он уже здесь, стервец.

— Знакомы? — удивился трактирщик.

— Немного.

— Так что, позвать?

— Не-не, не надо.

Трактирщик, посчитав разговор неинтересным, а миссию свою оконченной, встал и заковылял к стойке. Саима и Тэйд накинулись на еду — ещё бы: после трёх полуголодных дней с двумя кукурузными лепёшками и куском козьего сыра, проведённых в горах, оба они чувствовали волчий голод и готовы были опустошить все кладовые Узуна.

К слову сказать, Тэйду эта неожиданная прогулка по горам пошла на пользу — кризис миновал. Конечно же, ехать днём на телеге по тракту куда как лучше, чем скакать по горам козлом или продираться через ночной лес. Но благодаря свежему воздуху свободы, он больше не чувствовал, как цепи сжимают его рёбра, а шипы впиваются в бока, но коли довелось вспомнить об этом, он давно привык к веригам и уже не испытывал дискомфорта и боли от ран.

— Скромно, но питательно, — резюмировал Саима, притягивая к себе тарелку с мясом, — мне начинает здесь нравиться. — У тебя всё нормально?

В выведшем его из состояния задумчивости голосе Тэйд почувствовал трогательное участие.

— Да, — встрепенулся он, — благодарю, всё хорошо.

Сразу после ужина Саима, выкурив трубочку, засобирался к коменданту.

* * *

— И ты здесь?

Тэйд поднимался по лестнице и был так погружён в свои мысли, что вздрогнул от неожиданности, едва не налетев на Имперца, возникшего из темноты коридора.

— Ну… да, — захлопал он глазами.

— Чарэс Томмар, — поспешил напомнить своё имя тот. — А ты — Тэйд, так ведь?

Тэйд кивнул. Этого человека он видел пару раз в «Лисе и Ягнёнке» но никак не ожидал встретить его здесь. Имперец, похоже, был удивлён не меньше, во всяком случае преподавал это именно в таком ракурсе.

— Скоры вы на подъём, как я погляжу… Ты же с другом был? Саима, если мне не изменяет память? Ученик мага. Где он, кстати? Постой-постой, это не его я сейчас в окошко видел? Точно его, — Чарэс хлопнул себя ладонью по лбу. — То-то, я гляжу, походка знакомая. Шустрый у тебя дружок и весёлый. И куда вы теперь? Запад? Восток? Мне вот в Триимви надо, — продолжал он, не отпуская инициативу, — не желаете компанию составить? Ты поужинал? Вижу, что да, а я вот ещё нет. Проголодался, жуть как.

Обилие тем и вопросов, заданных единовременно, казалось, должно было смутить всё ещё находившегося в прострации Тэйда, но тот факт, что имперец сам же на них и отвечал, вполне его устраивало. С одной стороны, до ужаса не хотелось показаться невежливым, с другой, не было никакого желания вступать в беседы с малознакомым чужестранцем (а именно к таким он и причислял Чарэса Томмара).

— Ну, так что? — не унимался словоохотливый северянин. — Вместе поедем или врозь? Да расслабься ты, — он панибратски хлопнул Тэйда по плечу. — В общем, имейте в виду, я денька через два тронусь, если что, давайте в попутчики, буду рад. Как любит говаривать старина Хабуа: «Кто едет скоро, тому в дороге споро». Три к носу — Хабуа плохому не научит.

Он залихватски щёлкнул пальцами, запуская в воздух деревянную застёжку-фибулу. Тэйд видел такие — в «Лисе и Ягнёнке». Дикс — старший сынок трактирщика Барга — увлекался резьбой по дереву и плодил застёжки, подобные этой, в превеликом множестве. Трактирщик занятие сына поощрял, благо, что в музы сынку подрядились не какие-нибудь полногрудые девицы, а невинные, незамеченные в развратных деяниях зверюшки — Ягнёнок и дружок его Лис, — а посему Барг держал поднос с горой застёжек (в целях повышения привлекательности заведения) на раздаточной стойке.

Тэйд подхватил прилетевшую ему прямо в руки фибулу.

— На память о «Лисе», — подмигнул Чарэс. — Сам я целую горсть прихватил, — он снова и довольно ощутимо хлопнул Тэйда по плечу. — Заходи, если что. Третья справа дверь моя. Саиме привет…

Едва он исчез, как от стены напротив отделилась квадратная тень.

— Не слишком ли много совпадений? — пробурчал Крэч, протягивая Тэйду огромную лапищу.

«Что есть, то есть!»

— Мы знакомы?

— Нет. Вассега Лосу — купец из Досара, — подчёркнуто церемонно представился феа.

— Совпадений действительно чересчур много, — согласился Тэйд, подразумевая как раз явление феа из северного городка Досар, а вовсе не Чарэса. «Этот, интересно, последний на сегодня, или будет ещё кто?»

— Скользкий тип…

— С чего это вы взяли?

— Не знаю, рожа мне его не нравится. Ты его хорошо знаешь?

— Совсем не знаю… Извините, уважаемый Вассега, давайте начнём с того, что я вас не знаю и не намерен обсуждать с первым встречным… — вспылил было Тэйд, который вынуждено был извлечён из кокона своих мыслей, где пытался удержаться всё это время.

Но тут же был остановлен тихим и проникновенным:

— Да не кипятись ты. Саима-то где?

— Саима? — окончательно растерялся Тэйд. — У… у Феарка.

— Ага. У Феарка, значится. Это хорошо. Я бы на твоём месте с этим вот не особо якшался. Скользкий он какой-то, одно слово — имперец. Не люблю я их, хоть и в Досаре живу. Ничего, я к нему присмотрюсь, уж будь покоен. Если что не так, так я это… — он сморщился и потёр мочку уха. Но, не исключено что, решив не углубляться в подробности и не уточнять, что случится с имперцем, если вдруг что-то пойдёт «не так», неожиданно сменил тему: — Скучно тут, особенно вечерами. Заходи, что ли — листы раскинем, кубиками погремим. С Саимой и заходите. Или с Билу…

«Он и о Билу знает?»

— Третий этаж, последняя дверь слева, у окна. Там его найдёшь, — сообщил феа и, сделав шаг назад, растворился в темноте.

«Что это было?» — поскрёб темя Тэйд, крутя в пальцах деревянную фибулу с резным изображением Лиса и Ягнёнка.

Хотел было выбросить в задумчивости, но вовремя спохватился — память как-никак.

* * *

Феарк встретил Саиму в небольшом зале — на втором этаже казармы, куда вёл отдельный вход. Зал украшали боевые знамена и круглые геральдические щиты. В стойках томились, ржавея, копья и алебарды. Вдоль стен расположились массивные дубовые тумбы и сундуки, украшенные резьбой и орнаментами.

Феарк выслушал Саиму внимательно. Во время рассказа в задумчивости теребил рыжую бороду и поглаживал иссечённую шрамами щёку. Он постоянно его переспрашивал и иногда уточнял подробности. После описания внешности Левиора Ксаладского жестом руки сделал знак, призывая остановиться, и подозвал слугу:

— Тримо ко мне, да поживее! — отдал приказ Феарк. — Прошу меня извинить, это не займёт много времени.

Действительно, спустя пять минут на пороге появился молодой человек, хорошо одетый, среднего роста с тонкими чертами лица. Светлые, средней длины волосы его свободно ниспадали на широкие плечи.

— Господин Тримо Игрис из дома Тиртфогаров. Саима са Вир — будущий маг, — представил их друг другу Феарк.

Саима встал и учтиво поклонился. Тримо приветствовал его лёгким кивком, исполненным такого достоинства, что не оставалось ни единого сомнения в знатности рода Тиртфогаров. Саиму даже удивила некая фамильярность, допущенная по отношению к Тримо Феарком.

— Выслушай его историю. Уверяю, она будет тебе интересна, — хозяин жестом пригласил Тримо сесть, указав на высокое кресло рядом с собой.

Кивнул Саиме:

— Прошу, повторите всё с самого начала…

* * *

Вернулся Саима далеко за полночь. И тут его поджидала приятная неожиданность: вместе с Тэйдом на пороге его встречал Билу.

— Кого я вижу! — распростёр руки северянин.

Они обнялись.

На небольшом столике, помимо колоды Иссальских листов, за игрой в кои Тэйд и Билу коротали время в ожидании Саимы, стояло блюдо с жареными каштанами и большой кувшин с элем. Северянин придвинул Саиме укрытую шапкой густой пены кружку.

— Что ты здесь делаешь? — поинтересовался Саима, предварительно сделав пару жадных глотков. — Что за кислятина? — щёки онталара раздулись, он выпучил глаза. — А? — спросил он, когда снова обрёл дыхание.

— Путешествую, — Билу отбросил волосы со лба и развёл руки в стороны. — Я как бы был немного удивлён, не найдя вас поутру в «Лисе». Вы даже не соизволили попрощаться, — он попытался изобразить обиду — получилось у него плохо. — Надеялся увидеть вас за завтраком, и вдруг выясняется, что вы исчезли, не попрощавшись и никого не предупредив.

— Неправда, я черканул пару слов Баргу и оставил плату за проживание, — возмутился Саима.

— Да, я знаю, он мне сказал. — Билу скрестил пальцы рук, а на два больших оттопыренных опустил подбородок. — Так что у вас произошло?

— Долго рассказывать, может, завтра? — устало произнёс Саима — ему вовсе не хотелось в третий раз за вечер повторять поднадоевшую уже историю.

— Знаете, кого я по дороге в Узун встретил? — Билу заглянул Саиме в глаза, ожидая от него закономерного вопроса «кого?», и, так и не дождавшись, изрёк:

— Красотку Виретту и Вассегу Лосу. Саима, помнишь феа-купца, он ещё Два Пня третьего дня на уши поставил?

— Да ну? — удивился Саима.

— Так я его сейчас видел, — сказал Тэйд. — Это он мне, где твоя комната, показал.

— Погоди, это рыжий, что ли, такой, с заплетёнными в косички усами?

— Да нет! Длинные чёрные волосы — конским хвостом! Огромное такое кри! — Билу потряс руками, показывая, насколько огромное кри было у феа. — Две косы в бакенбардах, борода «букашка», видел, может, нуйарцы такие любят носить. Деревянная рука…

— …что?! — голос Саимы аж задрожал от перевозбуждения.

— Деревянная рука, — произнёс северянин, закидывая в рот каштан, — что не так?

— Вот те на! Хорбутова плесень, Билу, ну как так-то? — прорвало Саиму. — Почему ты сразу нам не сказал, что у него деревянная рука?

Тэйд и Вир снова переглянулись и уставились на Билу. Пееро даже выронил доставшийся ему от хозяйских щедрот кусочек сыра, да так и застыл с открытым ртом.

— Вы чего? — искренне удивился северянин, — не знали?

— Нет! — Саима вдруг вспомнил, что в те короткие моменты, когда ему доводилось пересекаться с феа, тот руку за отворот кафтана прятал. — Понятия не имею, как остальные, но я так точно не знал. Вот ты как узнал, что она у него деревянная?

— Он меня попросил её осмотреть. У него в том месте, где кожа корой становится, какой-то грибок завёлся, и промеж пальцев плесень появилась. Я сказал, что не знаю, что делать, он отшутился, что, мол, надо ему было к садовнику идти, а не к лекарю.

— Билу, зад Хорбутов! Вот если бы не попросил, ты бы сам догадался? Видел ты хоть раз, чтобы он этой рукой что-то делал на людях?

Северянин подумал:

— Не помню.

— Всё, Тэйд, слезай, приехали!

— Что такое?

— А то, что это мы его в Двух Пнях ждали.

— Это Крэч? Погоди, а что же он нам не открылся?

— Откуда я знаю? Я Барга каждый день о нём спрашивал — не приехал-де уважаемый Крэч? Нет, говорит — гадина такая, — не приехал, — Саима вскочил из-за стола и, заложив руки за спину, принялся мерить комнатку шагами. — Всё! Провалили дело! Что я теперь Маану скажу?

— А я его давно знаю, — попытался оправдаться Билу, — ещё по Хартогу. Это я тогда руку его осматривал, а здесь он и взаправду её всё больше под плащом или за отворотом камзола держал. А мне и невдомёк.

— А где этот, с позволения сказать, Вассега Лосу, он же Крэч, сейчас? — спохватился Саима. — Тэйд, как давно ты его видел?

— Да уж порядком…

— Я его последним видел. После Тэйда. Он попрощался и сказал, что уезжает срочно, — доложил Билу.

— Как уезжает?! Куда? — Саима вскочил. Встрепенулся и Вир. — Я вниз, надо у трактирщика уточнить.

— У Феарка лучше спроси, — кинул ему вдогонку Билу, — он наверняка знает.

Тэйд, которому вся эта беготня порядком надоела, встал и потянулся, широко раскинув руки:

— Не знаю, как ты, Билу, а я спать пойду.

Глава 7. Шод Лас-Орубб

— Что заставило его сделать это, Странник?

— Страх.

— Это превышает мое понимание… Страх перед чем?

— Мой страх, проникший в его ум.

Сто историй о Чёрном Страннике. Преподобный Вамбон Акомирунг

Последние звёзды уже растаяли в темноте неба, а немногие из припозднившихся посетителей «Трёх свечей» всё ещё наслаждались огнеподобным элем и прелестями местных красоток.

Вейзо коротал время, в ожидании рассвета наблюдая за одной молоденькой и весьма соблазнительной особой. Онталар то и дело прикладывался к объёмистому тыквенному бутыльку и цедил из него скисшее козье молоко, смешанное с какими-то травами. Напиток, скажем прямо, был ему отвратителен, но, по словам местного лекаря, притуплял боль и способствовал заживлению ран. В чём Вейзо после стычки с Крэчем особенно нуждался. Вот уже третью ночь как он не мог уснуть и отдыхал лишь урывками.

«Если сегодня не усну, — мрачно решил он, с трудом глотая мерзкое пойло, — я этого живодёра в козьем же молоке и утоплю!»

— Ктырь, ты? — раздался слева от него удивлённый оклик.

Вейзо едва не подавился. Он только начал поворачиваться, а липкие от молока губы уже непроизвольно шептали:

— Лесоруб? Шод, — тут же, в голос, с притворной сердечностью отозвался он, — здорова, бродяга.

— Привет-привет, — бойко подскочил к нему высокий светловолосый вартарец с почти мальчишескими чертами лица и двумя кружками, по одной в каждой руке. — Один тут? По делам, или как? Буссу будешь?

— Один. Без дела. Спасибо, не хочу, — о двоих оставшихся подельниках, давно накидавшихся и сопевших сейчас в небольшой и уютной комнатке на втором этаже «Лиса и Ягнёнка», Вейзо до поры до времени решил не упоминать.

«Послушаю для начала, что ты, друг мой ситный, скажешь».

— Тебя каким ветром сюда занесло?

Лесоруб одним духом опустошил кружку буссы, крякнул, утёр рукавом рот:

— Куда ветер дует, туда и тучку несёт. Работёнку тут одну работаем…

— Всё секреты, секреты, — Вейзо с ленцой потянулся.

— А, — отмахнулся Лесоруб, — какие, к Хорбуту, секреты. Подрядились для одного зарокийского вельможи зверюшек диковинных отлавливать. Прибыльное дельце, я тебе скажу. И законное! — поднажал он на «законное», внимательно оглядывая перебинтованное предплечье и свежие шрамы и синяки на оплывшем лице Ктыря. — Опасное, но законное. Ты-то, я гляжу, резвишься аки молодой чиабу. Давай с нами, а? — предложил он. — Я тебя в отряд возьму. У меня две недели назад одного ухаря волк шипун покалечил — недобор в команде… Хочешь, со своими ребятами познакомлю?

Вейзо безразлично пожал плечами, облизнул губы. Его взгляд скользнул за спину собеседнику: полуголая танцовщица, заливисто хохоча, приклеивала к потной груди блестевшие в свете светильников серебряные монетки. Пьянь вокруг неё ревела:

— Ещё!

Лесоруб развернулся и издал странный шипящий звук, вроде бы тихий и никак не способный сквозь пронзить гудящее пространство зала, но всё-таки достигнувший пункта назначения и должное действо возымевший. Из-за дальнего стола поднялись три искажённые в неверном свете ламп фигуры и направились к ним.

— Мика Коготь, Нул, и Цицор, — по мере того как къяльсо вырастали из полумрака, представлял подельников Лесоруб. — Это Вейзо, он же Ктырь, с ним, ребята, поосторожнее, тот ещё пыряла: у него ножей при себе больше, чем сосков у самки хошера*, - ухмыльнулся он, радуясь удачному сравнению.

Развязный тон и удавшаяся шутка возымели действие — суровые лица къяльсо смягчились. Они ответно покивали Вейзо и собрались было сесть рядом, но Лесоруб движением головы указал им на соседний столик.

— Нам с Ктырём о делах покудахтать надо.

— Серьёзные у тебя воины, — губы Вейзо скривились в улыбке.

— Ума только у них ни понюшки, глаз да глаз за ними, — скупо оправдался Лесоруб. — Ну так что, ты со мной, брат?

«Къяльсо? Непостижимо. Быдло какое-то ты прикормил, Лесоруб, а не къяльсо, вроде тех двоих, что при мне ошиваются. Отряд, говоришь, свой собрал… Этим къяльсо, прости Великий, одно дело без опаски доверить можно — быкам хвосты крутить, и то объяснять придётся, в какую сторону, да с силой какой. Настоящего къяльсо не видно и не слышно, он двигается, как древесный кот — так стремительно, что жертва, даже если сможет его заметить, что вряд ли, будет не в силах удержать в поле зрения. С места вверх на семь локтей сиганёт, часами будет стоять недвижимым, дышать как — забудет, под водой сутки просидит! По стене пройдёт, да что там «по» — сквозь пройдёт. В шаге от тебя встанет, застынет — не ворохнётся, хоть толпу зови, ни один не разглядит. Спать надумаешь — подушку подправит, одеялом укроет и комариков отгонит — утром встанешь, голова твоя рядом, в ночной вазе лежит и глазами лупает! Вот мы какие, къяльсо! Эх, Лесоруб, Лесоруб — друг ты мой сердешный, лет семь… или все десять уже тебя знаю, а ты как был дурак дураком, так им и остался. Скажи спасибо, что мне пальчики твои чуткие могут пригодиться», — раздражённо подумал Вейзо, внешне при этом, надо отдать ему должное, оставаясь совершенно бесстрастным.

— Неинтересно, — с напускной небрежностью протянул он, мысленно перебирая возможные варианты развития событий. — Пыльца всё это.

— Дело верное, ты не спеши, Ктырь, — подумай. Вот смотри…

Не успел Шод изложить, в чём заключается работа и как за неё платят, а Вейзо решил, что будет делать: «А зачем мне твои люди, друг Лесоруб? Не знаешь? Вот и я не знаю. — Он облизал кислые губы и поморщился: — Какую всё ж таки гадость пить приходится! Сейчас бы «змейки» или «черепанца» жменю — вот было б тебе и средство от боли, и веселье до поросячьего визга. Так. О чём это я? А… Сам Лесоруб мне ещё пригодится: таких, как он, ломарей днём с огнём не сыщешь. Работает он изящно, качественно. И чегой-то он верное дело забросил? Правда, вот отряд смог сколотить, хушь и плохенький, а всё одно — молодец. Хотя сколько себя помню, неспособный он на это был. Вот и сейчас за пойлом сам бегал, будто послать некого: одно слово — телок мягкотелый… Замочки, да — кибийские или там вуртуахские, хочешь в пять пружин, хочешь в семь, это он как орешки щёлкает. Отрабатывает даже те, что с чарками, и неважно ему, сколько в замке секретов и ловушек, а вот отряд удержать — ни-ни. Не его это. Ничего, я ошибочку эту быстро подправлю. Рожи у евойных парней кривые. Прям как у меня! — мысленно зареготал он, внешне позволив себе лишь лёгкую тень улыбки. — Таких троих вместе собрать — ещё побегать».

За двумя соседними столами взвилось дружное:

Бей в барабаны варри-варра, варри-варра, варри-варра. Распутная девка — дурная молва, дурная молва, дурная молва. Про завтра забудь, оно сгинет в болотах, где дремлет удача твоя — недотрога. Волки и вороны — вольные братья. Эх! Веселись до утра!

Стукнули в стол кружки, ударили в пол каблуки:

Эх! Веселись до утра! Бей в барабаны варри-варра, варри-варра, варри-варра. Грусть и печали гони со двора, гони со двора, гони со двора. Пей всю ночь, танцуй до рассвета. Завтра не будет, вчера уже нету. Набухли карманы от звонкой монеты. Эх! Веселись до утра! Эх! Веселись до утра!

В сознании Вейзо всплыла вместительная, под завязку набитая имперскими рэлами шкатулка Чарэса, а ещё огромный сундук в кабинете кеэнтора Венсора ра'Хона, подсмотренный Ктырем по неосмотрительности евойного казначея.

Бей в барабаны варри-варра, варри-варра, варри-варра. Что этой жизни — глоток или два? Глоток или два, глоток или два? Вплети в косу кри и на счастье монету Девчонке оставь, чтоб вернуться с рассветом. Она будет ждать, душу ей согревая. Эх! Веселись до утра! Эх! Веселись до утра!

— Слушай, Ктырь, я сейчас опишу тебе одного человечка…

Вейзо отвлёкся от своих мыслей, окинув Лесоруба проницательным взглядом:

— Хорошо. Я слушаю.

— Среднего роста, жилистый, возраст ближе к тридцати, волосы каштановые. Губы узкие, нос курносый, глаза карие… Что ещё?.. — он усмехнулся. — Вот же бестолочь, главное не сказал! Ожоги, вся левая половина лица и руки немного. Зовут Чарэс Томмар. Не видел такого здесь?

Дело принимало неожиданный оборот: похоже, Лесоруб и его отряд должны заменить неугодного больше Вейзо и его людей. Это придавало ситуации остроты и пикантности.

Последовало долгое молчание, пока Вейзо переваривал сказанное.

«Эти трое мне не нужны, но и Чарэсу, какие б они там ни были, я их не отдам, — отправлю лучше к праотцам, пусть их Боги переучивают, может, руки в нужное место вставят, тунеядцам. А «обожжённый» будет в следующий раз думать, как на Вейзо Ктыря орать. Сопля неразумная… А, может, пусть живут? — мелькнула нежданная мысль. — Не. Нечего им свет поганить. Мы вдвоём с Лесорубом таких делов наворотим. Вскроем сундучишко, подчистим и на Ногиол или Ситац гулеванить. Наобещаю Лесорубу с три короба, он для меня будет землю рыть — я его телячью натуру хорошо изучил, он мою — волчью — тоже усёк. Дёргаться он не будет — кишкой слабоват. С него новый отряд и зачну собирать. С Лесорубовыми пальчиками мы такие деньжищи поднимем, что пол-Таррата под нашу дуду плясать будет. Тебя, Шод Лас-Орубб, мне сам Хорбут в подмогу послал, так что не упирайся, друг сердешный, расслабься и наблюдай работу мастера».

Помимо этой, была у Вейзо и другая цель — Крэч. «Злобный карла», как он его про себя называл, убил двоих его лучших людей. И позволил себе не умереть, когда ему было сказано; мало того, решился посмеяться над Ктырём.

«Выкидыш жабий, решил, что может со мной шутки шутить. Такого я никому не прощаю, окараю гниду коротконогую по полной. Эту тварь я обязательно отыщу, любой ценой, и придушу голыми руками. Тем паче, что феа, похоже, и сам не против повторного сряща. Как там карла сказал: «Считай, что одну смерть ты оплатил, за тобой ещё две». Хорошенько запомни эти слова, Вейз. И вбей их этому недоноску в глотку, пусть знает, что ты всегда долги возвращаешь!»

— Приметная, должно быть, внешность, — сказал он, всё хорошенько обдумав. — Нет, такого я здесь не видел.

— Найти мне его надо и побыстрее. Это человек господина, на которого я работаю. Я должен получить у него указания о дальнейших действиях и оплату. Вперёд.

— Много?

— А ты с какой целью интересуешься?

— Да так, не хочешь — не говори.

— Решайся, Ктырь. Боги, каким ты всегда был тугодумом!

«Забавно слышать такое от тебя, Шод. Уж кто из нас тугодум, так это ты», — вертелось у Вейзо на языке, но он сдержался и неопределённо пожал плечами.

— Надо подумать, — он почесал бритую ниже кос на затылке шею.

Наступало время решительных действий, тянуть дольше было нельзя.

«Нечего тут думать — сделаю всё этой ночью», — наконец, решился он.

— Мы спать, Лесоруб, — Коготь, Подкова и Танцор поднялись из-за стола.

— Наврал я тебе, Шод, — не один я, — тихо сказал Вейзо, когда эти трое ушли. Его вкрадчивый голос стал похож на скрип кожаного доспеха. — Двое ещё со мной: Экзор Коготь и Чаач Сухая рука.

— У вас здесь дела?

— Нет, дела закончились.

— Я их не знаю, откуда они? Кто, что? Расскажи, — Лесоруб испытующе посмотрел ему в глаза.

— Наши, ногиольские: Коготь из Лесных братьев, из Верети; Чаач…

— …из Лидара?

— …Чаач из Лидара, — подтвердил он. — Где нуйарца на Ногиоле искать, если не в Лидаре.

— У него что-то с рукой?

— Всё в порядке у него с рукой. Даже не знаю, откуда такое прозвище.

— Давно я в Верети не был, — вздохнул вартарец, — не знаешь, как там Арай Веат поживает?

— Хорошо поживает, чего этому старому козлу сделается.

— В общем, так, Ктырь, — я своё слово сказал, эти двое лишними не будут. Тебе решать.

Онталар помолчал с минуту, изображая сомнения и напряжённую работу мозга.

— Хорошо, Шод, я и мои ребята с тобой. Посмотрим, что за дело ты предлагаешь.

— Вот и отличненько, — ударил кулаком в ладонь Шод. — Вспрыснем? — он махнул рукой, подзывая разносчика, сделал заказ жестом. — Ты где остановился?

— В «Лисе и Ягнёнке», — не моргнув глазом, соврал Вейзо и пояснил: — Сюда к лекарю приходил, да вот засиделся.

— Надеюсь, ничего серьёзного.

Вейзо тряхнул головой и отшутился:

— Так, пыльца. Деваха одна поцарапала.

— Познакомь.

— Запросто.

— Нас здесь всегда найдёшь, — в голосе Лесоруба послышались властные нотки…

«Вона как ты запел?» — подивился Вейзо, тщетно пытаясь выдоить хоть каплю «кислюка» из опустевшего бутыля.

— Где ж моя бусса плутает? Хорбутова дыра! — нетерпеливо рявкнул Лесоруб. — Второй этаж, две последние комнаты по коридору, у окна. Моя — правая, я там один, остальные — в левой. Да где же он? — Лесоруб вскочил. — Сейчас я этому «торопыге» мозги-то вправлю. Посиди-ка пока, посмотрю, где моя бусса заблудилась.

Времени терять Вейзо не собирался, мгновенно отыскал глазами знакомую жрицу любви, что скучала в одиночестве, и, соскочив с табурета, ястребом метнулся к стойке.

— Лаппа, золотко, молчи и слушай, — он вложил в её ладонь три монеты, — это тебе. Сделаешь всё, как я скажу, получишь ещё столько же, — он сжал её пальцы. — С клиента возьмёшь, сколько сама знаешь.

— Ага, — согласилась расфуфыренная девица, глупо подведёнными таупом глазами моргая, — чего делать-то, Вейз, миленький?

— Тоже, что и всегда, — падать на спину и считать звёзды. Сейчас придёт мой дружок, Лесорубом кличут, так ты его это, под любым предлогом тащи в «Лиса» и ублажай до утра. Смотри, если до петухов я его здесь увижу — голову отверну. Тебе, тебе, — подтвердил он, ткнув в пышную грудь указательным пальцем.

— Так осталось-то всего ничего до петухов.

— Можешь попридержать, если понравится. И смотри, тихо мне — чтобы ни полслова. Давай работай, — он сглотнул слюну и, наградив прелестницу смачным шлепком пониже спины, за стол свой вернулся…

— Лаппа я, — обаятельно улыбнулась девица.

— Лесоруб, — насколько мог галантно, представился вартарец. — Повеселимся?

— С таким кавалером — да не повеселиться!

— Я Шод.

— Шод? — изумилась девушка.

— Шод Лас-Орубб, — подмигнул ей вартарец.

— Какая прелесть, — прыснула она, — Лаппа Лапушка и Шод Лесоруб, как это романтично.

— Что есть, то есть. В этом мы схожи, детка, — он поскрёб небритый подбородок и сменил тон: — Что сиита пить будет? Иди, Ктырь, — махнул он всё ещё стоящему у стола онталару, — иди. Завтра поговорим.

— Как скажешь, Лесоруб, как скажешь.

*Хошер — хищное животное из породы кошачьих, размером ближе к медведю. Кожа хошера, волосы, а также чешуя, покрывающая грудь, лапы и хвост, славятся своей прочностью. Некоторые северные народы научились приручать хошеров и использовать в качестве верховых и боевых животных.

* * *

Вейзо прильнул лбом к холодному стеклу окна. «Спят, как хорьки. Къяльсо, мать их». Он просунул нож в щель, пытаясь зацепить крючок, но неожиданно створки раскрылись сами, легко и бесшумно. Он ждал скрипа, но, хвала Великим, петли смолчали. С осторожностью мышкующего лиса Вейзо потянул правую створку на себя. Отведя её до упора, он уже было собрался протиснуться внутрь, но та под напором ветра угрожающе закачалась.

Вейзо мысленно выругался, шаря по карманам в поисках бечёвы.

Ничего, способного заменить верёвку, не было.

Всего мгновение понадобилось ему, чтобы принять решение, — отработанным до автоматизма движением он извлёк из прошивки ворота стальную нитку удавки. Крепко стянув между собой ручку-кольцо и перекладину приставной лестницы, оглянулся по сторонам и ловко перевалил через подоконник.

Запустив руки крест-накрест под плащ, Вейзо, не издав ни малейшего звука, выдернул шесть (хитро? меж собой по три сцепленных) хищно сверкнувших в свете Оллата ножей, зажатых меж пальцев.

«Спите-спите, ребятки? Ну-ну».

Он мрачно улыбнулся и, широко разведя ощетинившиеся стальными когтями кулаки, мягко шагнул в темноту…

* * *

…На всё про всё у него ушло не более четверти часа. Теперь предстояло проделать тот же трюк со своими подопечными, и тогда они с Лесорубом останутся вдвоём.

«Свалю всё на карла, благо, разговоров по Двум Пням гуляло хоть отбавляй: о двух убитых в «Лисе и Ягнёнке» къяльсо, о внезапном исчезновении феа, молодого сиурта и его друга. Погоди-ка, — шикнуло в его голове, — не так скоро. Хорошо бы и Лаппу-потаскушку прибрать. Отправлю деваху ребяткам Лесорубовым вдогонку, будет им с кем в Нижнем мире покувыркаться. Такие, как она, больно на язычок слабоваты — будь у меня выбор, ни за что б не доверился».

Всего-то ничего оставалось Вейзо, чтобы скрыться за поворотом, как вдруг он услышал звуки крадущихся шагов. Боковым зрением уловил скользившее движение у себя за спиной, развернулся и с лёгкостью, отработанной годами, схватил нападавшего за запястье занесённой для удара руки. Тут же перехватив и вторую руку, опрокинулся назад, увлекая его за собой. Уперев обе ноги в живот, Ктырь сильным толчком перекинул грабителя через себя. Перелетев через Вейзо, тот ударился о стену и сполз по ней ногами кверху, головой вниз. Лицо его исказила гримаса ужаса, он не пытался подняться или кричать, лишь вскинул ладони, прикрываясь ими. Ноги его по-прежнему были задраны вверх и опирались о стену.

Ктырь вскочил — в каждой руке он держал по мётке. Два неуловимых движения — два броска, и ноги разбойника оказались надёжно пришпилены к брёвнам через ткань штанин.

— Я не хотел делать ничего такого, — тихо верещал парнишка, понимая, что шуметь ему не следует, — хотел заработать несколько монет.

— Это понятно.

— Я ничего не видел, — парнишка нервно облизнул губы.

— А вот это ты зря сказал, — спокойно заметил Ктырь. Он медленно подошел к поверженному противнику, склонился над ним и, отведя руку за спину, достал третий, более длинный нож с хищным иззубренным клинком.

— Я никому не скажу. Отпустите меня!

— Конечно, не скажешь.

Закричал петух. Вейзо напряжённо замер. «Как неумолимо летит время, когда-то и я был таким же молодым и глупым».

— Пора мне, дружок, не серчай, — мысленно выругав себя за малодушие, Ктырь привычным движением вонзил клинок жертве под рёбра…

…Скорченные трупы, распластавшиеся в заполнившей всё пространство комнаты луже крови, нашла жена трактирщика Фюта. На неудачливого парнишку-грабителя случайно наткнулся кузнец — Гиар Барси. Но прежде, чем явился прибывший ещё ранее из Узуна благородный господин Тримо Игрис с охраной, заголосили в «Лисе и Ягнёнке», где обнаружились ещё три тела: двоих заезжих брилнов весьма сомнительного вида и местного лекаря. А уже после, ближе к вечеру, ударились в слёзы и местные жрицы любви, наткнувшиеся на придушенную у себя в каморке товарку.

Жуткий, давящий, выворачивающий внутренности ужас повис над Двумя Пнями…

Глава 8. Хорбутовы зёрна

Тэйд завтракал, когда в зал вошёл молодой человек — с виду обычный деревенский парнишка в заплатанной суконной куртке и плотно обтягивавшей голову высокой войлочной шапочке. Он окинул залу беспечным взором, но, когда заметил Тэйда, уставился на него и смотрел с минуту, прежде чем стянул с головы шапку и подошёл. Он казался старше Тэйда, но держался неуверенно и робко. Помимо них, в зале был всего один человек — протиравший стол трактирщик, который ни на секунду не оторвал взгляда от тряпки.

— Не возражаете, уважаемый, если я присяду? — спросил парнишка и тут же нервно сглотнул. Он мял в руках шапку и озирался по сторонам, словно боясь чего-то.

Тэйд, несколько опешивший от такого обращения, кивком указал незнакомцу на стул.

— Прошу. Я уже закончил, — сказал он и хотел было встать, чтобы уйти, но незнакомец остановил его, схватив за рукав.

— Не уходите, прошу вас, — он так и стоял, согнувшись и не решаясь сесть.

— Как ваше имя? — спросил Тэйд.

— Моё имя? Зовите меня просто Лу. Э… это не моя идея, я должен передать вам это, — он выставил на стол склянку из матового стекла с причудливой крышкой и шестигранным оголовком.

Тэйд взял пузырёк, покрутил его, встряхнул, посмотрел на свет.

— Что это? Кто просил передать?

— Не знаю, — неожиданно парнишка развернулся и бросился к выходу.

Не успел Тэйд опомниться, как тот скрылся, повалив подсвечник с соседнего стола и несколько, возникших у него на пути стульев.

— Ой, беда, — вздохнул трактирщик, поднимая стулья. — Лу — сынок кузнеца. Не беспокойтесь, его легко найти. Я вам так скажу: если он что и передал вам, так значит, кто-то действительно попросил его об этом. Берите и не сомневайтесь…

* * *

— Не знаешь, что это может быть?

— Покажи, — потребовал онталар, ласково отстраняя в сторону исходящего любопытством Вира.

— Вот, взгляни, — Тэйд протянул другу склянку.

— Первый раз вижу. Где ты её взял?

— Сын кузнеца сказал, что велено передать.

— Кем велено?

— Не знаю, когда я начал расспрашивать, он тут же убежал.

— Тогда выкинь.

— Шутишь?

— Хм… — Саима нахмурился. — Может, это Билу передал?

…Билу, как оказалось позже, удивился не меньше их:

— Тэннар Великий! — воскликнул он, откупоривая склянку и высыпая содержимое на ладонь.

По реакции северянина было понятно, что ни к склянке, ни к её содержимому он не имеет никакого отношения. Но у Тэйда сложилось такое впечатление, что, несмотря на удивление, Билу прекрасно знал, что это за зёрнышки оказались у него на ладони, но то ли из вредности, то ли поднимая планку собственной значимости, не спешил открывать этого.

Как бы то ни было, северянин, тут же опровергая его мысли, выдал:

— Водяной или Кейнэйский орех. Откуда?

— Что-что? — переспросил Саима.

— Кейнэйский орех, он же — зерно чемирты, — повторил Билу, — ценнейшая, я вам скажу, вещица. Одно, два, три, и ещё четвертушечка, — сосчитал он, закидывая овальные, нежно-зелёного цвета зёрнышки обратно в склянку. — Три и довесок, — подытожил он, не спеша класть четвертушку обратно. Он поводил ею под носом, медленно и глубоко втягивая воздух, после чего сообщил: — Отменного качества орешки. Откуда скажите у вас денег столько?

— Какие деньги, скажи лучше, что с этим добром делать? — Саима на лету подхватил рвавшегося на стол Вира и бережно опустил зверька на пол.

— Это чудесные зёрнышки, они…

— Думаю, они сделают нас необычайно сильными, — со смешком предположил Тэйд. — Я слышал нечто подобное от Хабуа.

— Ага. Почти угадал… Надеюсь, вы знаете о Слёзах Тармали?

— Это они? — Саима закашлялся.

— Нет, это лишь их не магический аналог.

— Это как?

— Элементарно: зёрна чемирты останавливают время…

— Я догадался, можешь объяснить, как?

— Кейнэйский Водяной орех замедляет течение времени, — северянин покрутил перед лицом Саимы скрюченными пальцами, будто вращая в ладонях невидимый шарик, — или, если хотите, убыстряет ваши рефлексы и восприятие настолько, что кажется, будто весь остальной мир вокруг остановился.

Саима между тем обнаружил на тумбочке бутыль с вином и налил себе щедрую порцию:

— Чего-чего?

Билу скривил губы в снисходительной усмешке, явно довольный произведённым эффектом:

— Тоже мне, ученик Высшего сиурта, образованный в будущем, онталар.

— То, что ты говоришь, мне и так известно, но как такое возможно без магии? — фыркнул Саима.

— Странные вы, честное слово. Ты, получается, готов воспринять любую нелепицу, будь она отмечена печатью магии. Или, по-твоему, огонь, не сорвавшийся с кончиков пальцев, — не огонь? — северянин ухмыльнулся, подчёркивая абсурдность сказанного. — Или, может…

— Ну хватит, хватит — я понял, — Саима отставил кружку. Некоторое время он молчал, напряжённо размышляя над словами Билу. Результатом же его серьёзных мыслительных усилий стало раздражённое:

— Дай-ка сюда пузырёк!

— Надолго они время останавливают? — спросил молчавший всё это время Тэйд.

— Вот это правильный вопрос, поздравляю, — ненатурально возликовал молодой цейлер. — Всё зависит от качества обработки. Вот взять, к примеру, муху: что для человека один удар сердца, то семь для этой простой с виду насекомины, если бы оно у неё было… Так понятнее?

— Ну, где-то как-то в чём-то… О мухах я слышал, но не думал, что такое возможно провернуть с людьми, — Саима поднёс пузырёк к глазам и со всем тщанием принялся разглядывать его драгоценное содержимое.

— Ну почему же, если такое возможно вообще, не суть важно, с мухами или со слонами, тогда то, что это может происходить с людьми, выглядит вполне логичным допущением, вам не кажется? Главное — запомните: в «приостановленном времени», за редким исключением, вы не можете воздействовать на происходящее в настоящем.

— Это почему? — разочарованно хмыкнул онталар.

Билу улыбнулся:

— Чего не знаю, того не знаю. Но, согласись, если бы под действием Кейнэйского ореха можно было влиять на «застывшую» действительность, мир был бы далеко не таким, как мы его знаем! Не исключаю, что это магическая защита, или что-то подобное.

— Сомневаюсь я, — недоверчиво произнёс Тэйд.

— Проверяй. Ты даже не представляешь, насколько это редкая и дорогая вещь, — Билу взял склянку из рук онталара. — Так откуда, говоришь, вы её взяли?

— Ты не поверишь, Лу — сын кузнеца — сказал, что велено передать нам. Мы думали, что это от тебя.

— Удивительно. Цена одному такому орешку — с полсотни полновесных имперских рэлов. Но дело даже не в золоте — найти их в Кетарии не так-то просто — за любые деньги.

— Так это же целое состояние, — Тэйд опустился на край кровати.

«Интересно, кто этот таинственный благодетель, — подумал он, — не кузнец же, в самом деле».

— Вот нам привалило, а, Саима?

— А я о чём! — согласился с ним Билу. — Кто-то подарил вам почти две сотни. Зёрна достаточно большие, на вашем месте я поделил бы каждое частей на десять и разделил между собой. Наступит время, а оно обязательно наступит — воспользуетесь, а нет — продадите. У вас их с руками оторвут. Только не за пятьдесят отдавайте а за пятьсот. Каждое.

— На десять, говоришь, частей поделить? — Саима задумчиво повертел склянку. — Резонно.

— Один такой орешек часов на семь-восемь, может и поболе. Это я так, навскидку. Пробовать надо, по-хорошему.

— Ты шутишь?

— Была охота! Говорю ж, проверяйте, если словам моим веры для вас нет, — с намёком на обиду взвился Билу. Он взял лютню (разговор происходил в его комнате). Покрутил колки, тонко подстраивая. Запел:

Ой, мама-мама, что ты сразу не сказала. Мой кораблик уплывает, волны бьются о борта. Что теперь прикажешь делать? Опоздал, да не у дел я. В травке на холме лежу, на море синее гляжу. Ой, мама-мама, что ж ты сразу не смекнула. Да, своею болтовнёю, моё счастье отпугнула. Что теперь прикажешь делать? Опоздал, да не у дел я. А кораблик-то плывёт, ветер буйный парус рвёт.

— А что, Билу, поедешь с нами в Триимви? — предложил Тэйд, когда он закончил петь.

Северянин взял несколько аккордов явно минорного содержания.

— Ой, не могу я, мама-мама, надо мне в Сулуз уехать, — ответил он нараспев. — А потом я в Тэнтраг хотел и на Рокоду ещё посмотреть, если свезёт, конечно.

— Обширные у тебя планы, — Саима подошёл к занавешенному окну, отвёл рукой шторку. — Погодка, гляньте-ка, будто по заказу. Может, обойдётся пока без тебя столица? Погостишь у нас недельку-другую и езжай в свои Рокоды с Тэнтрагами.

— Ждут меня в Сулузе, мама-мама, ждут, ой, не могут жить без Бил-л-л-у-у-у, — он попытался взять недосягаемую для него ноту и, сорвавшись на хрип, закашлялся.

— Кто? Никак зазнобу завёл?

Билу отложил лютню:

— Нет, кхе-кхе. Мастер ждёт. Ученик я странствующий, говорил же — забыл, что ли? На то и бир-хорат[6] у меня орденский имеется.

— Да ладно? Чего? — Саима прилип к окну. — Не может быть! — выкрикнул он.

— Может-может, — всё ещё думая, что разговор идёт о нём, настаивал Билу.

— Да ты-то… Там… Там Крэч! — Саима кинулся к выходу.

Тэйд подлетел к окну:

— Где? — он перескочил через протянутые ноги северянина и кинулся следом за другом.

Билу с выражением полного безразличия на лице взял лютню, откашлялся и пропел:

Ой, мама-мама, что ты сразу не сказала. Уплывает мой кораблик, так судьба узлы связала. Что теперь прикажешь делать? Опоздал, да не у дел я. Вольным воздухом дышал, оплошал, так оплошал.

Поставив точку, он приглушил резонирующие струны хлопком ладони, поднялся, оглядел комнату и собранные в дорогу вещи:

— Хорошо с вами, ребятки, а без вас всё одно лучше.

*Бир-хорат — верительная бирка Текантула, металлическая или дииоровая пластина с надписью и узелковой печатью, выдававшаяся Светлым Советом разным лицам как символ делегирования власти, наделения особыми полномочиями. Носится при помощи шнура или цепи на шее, либо на поясе.

* * *

Крэча поймать им не удалось. На том месте, где Саима якобы увидел неуловимого феа, стоял лишь одинокий ослик. Он радостно оскалился им, демонстрируя крепкие зубы, и продолжил жевать сено и думать о чём-то на своём ослином языке.

«Ломает, поди, голову, с чего это два его собрата по разуму носятся как угорелые по двору?» — соображал Тэйд, пытаясь восстановить дыхание. Взмокший Саима показался из-за угла сарая и плёлся теперь к трактиру, сопровождаемый пристальным взглядом недоумевавшего парнокопытного.

— Может, тебе почудилось?

Саима на это лишь пожал плечами да шмыгнул носом.

— Пойдём по кружечке, что ли, опрокинем с горя?

— Я и на зуб чего-нибудь положить не против.

— Ага, есть такое.

— Я сперва наверх — рубаху переодену.

— Погоди, я тоже.

…В коридоре было темно. Шли молча.

«О чём говорить? Обсуждать новую неудачу? Ну уж нет, — не доходя нескольких шагов до лестницы на третий этаж, Тэйд остановился. — Это что ещё такое?»

Он повернулся и указал на узкую полоску света в дальнем конце коридора — дверь в их комнату была приоткрыта. Саима кивнул, мгновенно сообразив — что-то не так. Вир же, оказавшийся, как всегда, самым смелым и лёгким на подобного рода приключения, легко и бесшумно скользнул с плеча «хозяина» на пол.

Друзья замерли и переглянулись. Тэйд приподнял бровь, вопросительно. Саима поднёс палец к губам, и он понял это, как: «Погоди, дескать, не дёргайся. Сейчас пееро поглядит, что там случилось, после чего и мы с тобой пойдём».

Беспокойство нарастало, и рассудком Тэйда завладело одно-единственное желание — поскорее покончить с этим и плюхнуться на кровать. Скоротать, так сказать, часок-другой с интересной книжечкой. Казалось, прошла целая вечность, пока в гнетущей тишине не послышался приободряющий писк Вира. Тэйд вздрогнул от неожиданности. Саима замер, скосил глаза, как бы решая, продолжать ему таиться или нет уже в этом действии ни малейшего смысла. Тишина вокруг. Ни звука — что впереди, что на лестнице вверх, что в боковом коридорчике. Вир выглянул из-за дверного полотна, недоумённо поглядел на застывших в нерешительности друзей: «Чего, мол, стоим в раскорячку, я же свистел вам, или не слышали? Неужели неясно, что тут нет никого?»

— Идём, — бросил Саима, расправляя затёкшую спину.

…Не требовалось особого ума, чтобы понять: замок выломан самым варварским из способов — мощным ударом ноги, а возможно и обеих ног. Что было не мудрено: не так просто вскрыть гордость великих механиков — кибийских феа — «Клык и Коготь», который был до ужаса простым и настолько же надёжным восьмидисковым замком-засовом, устанавливаемым в номерные двери каждой мало-мальски уважающей себя гостиницы.

Тэйд обвёл глазами в хлам разгромленную комнату.

«Ох, Великие, что за бардак!»

Бельевой сундук перевёрнут и выпотрошен; одежда и прочее тряпьё разбросаны по всей комнате. На полу несколько раскрытых, переломленных книг, одна с отпечатком сапога на смятых страницах. На столе опрокинутый цветочный вазончик, перевёрнутая кружка с расползшимся винным пятном под ней. Обе кровати были в совершеннейшем беспорядке: покрывала и простыни сдёрнуты, матрацы и подушки искромсаны ножом. Дорожные сумы, кои хозяева не спешили освобождать ввиду отбытия, предполагаемого в скорости, выворочены наизнанку, содержимое валялось тут же, образовывая на полу небольшую горку. По которой отлично было видно — где вор орудовал руками, перебирая содержимое, а где он, скорее всего, ленясь нагибаться, ворохнул холмик мыском сапога.

Тэйд кинулся к сумке, но уже на полпути от двери к окну остановился. Обведя комнату взглядом (а глядел он в основном на книги и разбросанные бумаги) юноша сник.

— Это всё, — он поднял перевёрнутый стул, сел. Уронил голову в ладони.

К нему тут же подскочил Вир и, привстав на задние лапки, принялся обнюхивать его упёртые в колени локти.

— Что случилось? — Саиме, задавшему этот, с первого взгляда, глупый вопрос, было понятно, что друга тревожит потеря гораздо более важная, нежели порванная рубаха или вспоротый матрац, но вот так сходу объяснить, что так подкосило его, он не брался.

— Записи, — губы Тэйда едва шевелились, он поднял голову, сморщился, как от сильной боли. — Мои записи. Теперь мне точно конец.

Саима подошёл к кровати, извлёк из тёмного угла оплетённую тростником бутыль с вином. Налил себе и Тэйду.

— Пей.

Тэйд отмахнулся.

— Пей, тебе говорят, — нажал Саима и, когда Тэйд сдался и сделал-таки несколько хороших глотков, потребовал: — А теперь ещё раз — чётко и внятно — что пропало?

— Не перебивай только, — вздохнул Тэйд, понимая, что рассказать придётся всё.

Саима кивнул, взял (а точнее выдрал) кружку из его дрожавших пальцев, налил ещё.

— В позапрошлом году, зимой, в Крионто свела меня судьба с одной удивительной девушкой… У меня тогда был сложный период, почитай, как сейчас. Хотя нет, хуже. Гораздо хуже. Я тогда почти сдался. Занятия мои закончились. Преподаватели и ученики разъехались. Я же валялся в своей конуре и не в силах был не то что что-нибудь сделать, а даже рукой пошевелить не мог. Так, скорее всего, и сдох бы, если бы один мой дружок не привёл ко мне свою знакомую — жрицу из храма Сэволии.

Припавший было к кружке Саима, поперхнулся, проливая на грудь остатки вина. Но, помня обещание не перебивать, сдержался и промолчал.

— Да, Саима, она была санхи. Убеждать тебя, что Элон — так её звали — была какой-то не такой, как все санхи, я не буду. — Тэйд сглотнул слюну, смахнул прядь волос с лица и горько ухмыльнулся. — Жрица как жрица, думается мне, не лучше и не хуже прочих. Хотя мне-то что жаловаться, Тэннара гневить напраслиной, ко мне Элон относилась более чем по-человечески; снимала боли, отсекала потоки Силы. И ничего, между прочим, взамен от меня не требовала, окромя молчания, что, понятно, было в наших общих интересах.

— Не могу поверить… Как она узнала что ты Исток?

— Не важно. Не перебивай меня! И выслушай до конца.

— Хорошо, — медленно покачал головой Саима. — Продолжай.

— Общение наше длилось не более, чем того требовало моё состояние, и уже через четыре дня Элон из моей жизни исчезла. Но ты же прекрасно знаешь, как обычно со мной бывает: через два месяца, прямо перед отъездом в Гелонат, болезнь вновь настигла меня. — Тэйд поднял кружку, Саима поспешил её наполнить. — Тогда я ещё толком не знал, почему это происходит так часто, — Тэйд сделал глоток, — лишь позже Элон объяснила мне, что, оказывается, я полностью адаптировался к боли, и вериги уже не помогали моему организму бороться с разбушевавшимся Уино. Ещё до второй нашей встречи, опасаясь навредить кому-либо ещё, я решил уединиться. Была в леске, близ Крионто, заброшенная охотничья хижина. То ли местного градоначальника домик, то ли ещё кого из знати. Короче, ваш покорный слуга снова слёг. Признаться, я уже настроился на скорую и, что скрывать, желанную тогда кончину, как Элон снова появилась в моей небогатой красками жизни. Не знаю, каким образом ей удалось отыскать меня, а главное — почувствовать, что я нуждаюсь в помощи… тем не менее, она снова была рядом. — Тэйд допил, поставил пустую кружку на пол. — Элон снова спасла меня. Но, видя моё состояние, на этот раз решила не оставлять меня без опеки. Как-то она ушла и отсутствовала несколько дней. Тогда я подумал, что всё, возможно, повторяется, тем паче, что я шёл на поправку и не особо нуждался в сторонней помощи. Так, по крайней мере, я тогда рассудил. Но, к счастью, Элон вернулась. Вместе с моим другом, тем самым — Даггором, я, кажется, забыл назвать тебе его имя.

Рассказывая, Тэйд не сводил взгляда с паутины в углу и машинально гладил умостившегося у него на коленях пееро. Саима тем временем притворил входную дверь и принялся потихоньку наводить в комнате порядок.

— Они принесли писчую бумагу и книги. Много еды. Достаточно, чтобы нам хватило на несколько недель. А ещё лук, стрелы и рыболовные снасти. Не буду забивать тебе голову всякой ерундой, скажу только, что в общей сложности мы прожили там три неполных месяца и были этим обстоятельством весьма довольны. Я, признаюсь тебе, был счастлив…

— Сколько, прости, ты сказал, Элон лет? Ты-то, как я понимаю, был к тому времени достаточно взрослым… — намекнул на очевидное Саима.

Реакция Тэйда была идеалом сдержанности, он отрицательно качнул головой и продолжил совершенно невозмутимо:

— Она многое мне объяснила, Саима. Обучила азам анатомии и медицины. Объяснила, что и почему со мной происходит, а главное, что мне со всем этим делать. Поскольку времени было Хорбутски мало и у меня не было возможности отказаться от вериг, мы совместно усовершенствовали их конструкцию, как бы зловеще это не прозвучало…

— Да уж, кровожадно немного. С такими познаниями тебе теперь можно мясником работать или в Текантул идти экзекутором.

— Смешно тебе?

— Извини, — потупился Саима.

— Главное, — тяжко вздохнул Тэйд, — Элон показала мне точки, на которые нужно воздействовать, чтобы добиться наилучшего результата. Перед Всплеском некоторые участки моего тела становятся более восприимчивы к боли, и для достижения нужного эффекта совсем не обязательно постоянно истязать себя, достаточно точного своевременного на них воздействия. Железяки мои стали ощутимо легче и… удобнее, что ли, а главное — не такими кровожадными. Элон объяснила мне всё: принципы инерции и высвобождения горячего Уино, основы его обращения, природу и направленность неконтролируемых Всплесков. Вместе с Элон я изучил и испробовал на практике первые свои заклинания, в основном направленные на сброс избыточного Уино, или даже полного очищения организма.

Челюсть Саимы, казалось, вот-вот отвалится и отдавит ему ногу. Онталар медленно закипал — его так и распирало от вопросов. Тэйд же, наоборот, начал приходить в себя: он, как и прежде, изучал творение членистоногого зодчего, но взгляд его при этом делался всё живее и осмысленнее.

И тут Саима не утерпел:

— Так она что же, учила тебя магии?

Тэйд повернул голову и непонимающе воззрился на друга. Он взял за бока усиленно тарахтящего Вира и опустил его на пол. Сам же подошёл к окну, заложил за спину руки.

— Не совсем так, Саима. Не магии. Она учила меня выживать. Ты никогда не думал, как я существую? Нет? Ну да, ну да — зачем тебе это. Все вокруг строят планы; учатся, влюбляются, женятся, рожают детей. Я же всё время думаю лишь об одном — как бы мне прожить ещё один год. Да какой, к Хорбуту, год? Иногда я мечтаю дотянуть до следующего часа. Хороша у Тэйда жизнь, так ведь, дружище Саима? Обзавидовался, поди? Хороша БЫЛА у Тэйда жизнь, — тут же поправился он. — Элон, да будут благословенны её длани, объяснила и показала мне, что всё может быть совсем по-другому. Первый раз за всю жизнь… Вдумайся — первый раз! У меня появилась надежда. Ты будешь смеяться, но я начал всерьёз обдумывать, чем займусь, когда закончу учёбу. Научился играть на лютне и флейте, начал писать стихи. Я начал жить, Саима. Жить!

К тому моменту Тэйд окончательно пришёл в себя. Он закатал левый рукав рубахи и продемонстрировал Саиме внутреннюю сторону руки: то место, где обычно наносились клановые и подобные им знаки. На предплечье, в ямочке у локтевого сгиба, красовалось зелёное с чёрным тиу[7] — руна Уино — знак Благодати Сароса.

— Что это? Тэйд? Я не знаю, кто носит такие. Только не говори мне, что ты стал одним из санхи. Да нет, не может быть, это же не их тиу. Они клеймят себя тревершием в двух кольцах: Святость, Лайс и Сарос — их символы.

— Это руну подарила мне Элон. И ты ошибаешься: некоторые из санхи носят этот знак, наравне с теми, что описал ты. Но я не один из них. Эта руна не символ принадлежности жрецам Ткавела или жрицам Сэволии. Это знак экриал, Саима.

— Я понял, Тэйд. Погоди, санхи же в корне отвергают любые магические проявления.

— Да, но далеко не все.

— Как это? Это одна из основ их культа.

— Не знаю всех тонкостей… Жизнь полна загадок, приятель. Полагаю, что эти противоположности уживаются в них так же, как задекларированная абсолютная духовность Текантула с армией кнуров по всему миру и покупными бир-анамами[8].

— Согласен — такая аналогия вполне уместна, и хоть как-то объясняет сей феномен.

— Элон — санхи, но она не имеет никакого отношения к тем оголтелым крикунам из Гевера. Она не такая. Элон и подобные ей изучают проявления стихийно возникающей магии. Они не просто исследователи, они помогают таким, как я, выжить. Ты помнишь, я сказал, что Элон обучила меня некоторым заклятиям? Так знай, сколько я ни просил её, она не дала мне ни одного такого… нет, скажу не так — ни одного, которое я мог бы применить не к себе. Так понятно? Забавно, объясняя тебе некоторые вещи, казалось бы, закрепившиеся в моей голове как прописные истины, я и для себя их в новом свете открываю.

— Ну, хорошо, в конце концов, это — твоя жизнь, и ты волен делать с нею всё, что ты хочешь. Я верю тебе. И если всё обстоит так, как ты рассказал, мне остаётся только порадоваться за тебя. — Саима продолжал собирать разбросанные по комнате вещи. Сейчас он, наконец, добрался до сундука и копошился в ворохе нижнего белья. — Хотелось бы узнать, что это за бумаженции у тебя похитили, что ты так по ним сокрушаешься? А ещё интересно, что случилось с Элон и почему ты говоришь о ней в прошедшем времени?

— С Элон, хвала Великим, ничего не случилось, во всяком случае я надеюсь на это. Просто в один прекрасный момент она исчезла из моей жизни, оставив лишь коротенькую записочку, в коей сообщала, что выучила меня всему, что мне должно знать, и считает свою миссию законченной, а посему уезжает в Сабутор, где её ждут неотложные дела. А бумаги…

— Погоди, что — оставила записку, и всё?

— Ну да, — Тэйд снова сел.

— Ох уж эти мне санхи, — возмутился Саима, в сердцах отбрасывая разорванную рубаху в кучу такого же попорченного тряпья. Он подошёл и подлил вина, протянул кружку Тэйду, а затем длинный без ногтя палец онталара уставился ему в грудь: — Скажи, ты что, реально научился колдовать?

— Вроде того.

— Так вроде, или того?!

— Совсем немного…

— Ну, ты даёшь! И молчал ведь, гадёныш!

Тэйд сделал большой глоток, утёр рукавом губы: «Хорошее вино. Мне нравится».

Он протянул к Саиме руку с пустой кружкой:

— Плесни-ка ещё. Могу я надеяться, что этот разговор останется между нами?

Саима наполнил кружку, улыбнулся и заговорчески скосил глаза на Вира, как бы говоря: «Я, мол, могила, брат, а этот вот продаст тебя не за понюшку табака».

Тэйд, немного расслабившись, принял игру и мимически же ответил: «Не вопрос, эту блохастую задницу я возьму на себя».

Хорошо, что пееро был настолько занят гигиеническими процедурами, что не обратил внимания ни на подозрительные взгляды у себя за спиной, ни на зависшие в воздухе, пусть и незлобивые, колкости. А то непременно бы включился в невербальную перепалку.

— А что касаемо бумаг… — спустился на землю Тэйд. — Это были мои личные записи. Можно назвать их дневником, но больше практического значения. Мои наблюдения, памятки, отметки и расчёты, динамика и даты предполагаемых Всплесков. Их зависимость от расположения Оллата и обоих светил. Некоторые, особо сложные заклятия, помогавшие в самые трудные периоды жизни. В общем, всё то, — он вздохнул горестно, — без чего моя жизнь скоро превратится в пекло Нижних Земель. Но больше я расстроился не из-за них, Саима. Элон давала мне лекарство. Нет-нет, — он вскинул руки в предупредительном жесте и сделал это вовремя — онталар расправил плечи, его лицо вмиг сделалось пунцовым. — Нет, Саима, не подумай ничего такого, — он улыбнулся так искренне, что вряд ли у друга могли остаться какие-либо подозрения, — несколько маленьких скляночек, на четверть глотка каждая. «Сыворотка последней надежды» — так я её называл. Я пил её в самых крайних случаях, когда ничто уже не могло помочь — ни боль, ни заклятия. Поверь, я досконально изучил это состояние. У меня оставалась последняя порция, и я хранил её уже больше полугода. Обходился без неё, даже когда мне было крайне плохо. Это стало ещё одной ступенькой в моём самопознании. Но я всегда знал, что сыворотка у меня есть и, если что, смогу прибегнуть к её помощи. Хотя, сознаться, надеялся, что никогда не использую последнюю склянку. И вот теперь…

— …у тебя нет ни записей, ни сыворотки, — Саима сел и забарабанил по коленям, длиннющими и, благодаря отсутствию ногтей, походящими на щупальца осьминога пальцами.

— Именно так, — ответил Тэйд, ловя себя на мысли, что не было бы у Саимы ещё одного пальца, их у него стало бы восемь, и тогда его сходство с осьминогом приобрело прямо-таки мистическое значение.

— И кому всё это было нужно?

— А я знаю? Может тому, кто нас из Двух Пней выкурил?

— Огарок свечи где, кстати?

— У тебя.

— Здесь он был. Я что, по-твоему, его с собой везде таскаю.

Тэйд пожал плечами, махнул рукой: ищи, мол, удачи.

— Ясно.

— Видишь как всё не просто.

— Я всё понял, друг. Мне надо немного времени, чтобы осмыслить тобой сказанное.

Глава 9. Таррат

Сиурт — маг, заклинатель, исключительно из онталаров, практикующий стихийную магию. По природе своей неспособные к высвобождению чистого Уино получают его «облегченный» аналог от зверьков пееро, с которыми пожизненно связываю себя магической нитью. Потеря пееро означает для сиурта полную изоляцию от источников Уино и ведёт к невозможности творить даже самые несложные заклинания.

Калав Мару. Природа Стихийных всплесков

Малыш Раву взвился в воздух и неистово завертел хвостом. Лапы воинствовавшего пееро были нацелены прямо в грудь занявшему оборонительную стойку сопернику. Преодолев в полёте две трети пути от шкафа к столу, Раву немыслимо изогнулся: кувырок, ещё один. Он был почти что точен и приземлился в каких-нибудь паре миллиметрах от застывшей цели.

Табо его ждал и атаковал мгновенно, не давая опомниться. Серия коротких ударов передними лапами, два обманных движения. Выпад, ещё один. Удар.

Раву зашипел, попятился, уворачиваясь, и…

— Да что ты будешь с ним делать! Ну-ка прекрати немедленно. — Маан налету подхватил подсвечник с неуспевшими погаснуть свечами и поставил на стол. — Я вижу, ты, мил дружок, не успокоишься, пока дом не спалишь.

Пееро заговорчески переглянулись и нехотя разошлись в стороны.

— Не обращай внимания, Маан. Здесь нет ничего такого, за что стоило бы ругать этих замечательных зверьков.

Коввил са Табо — высокий и чрезмерно тощий онталар с длинными жилистыми руками. Острые черты его лица смягчались теплотой взгляда больших круглых глаз цвета тёмного янтаря и оттопыренными ушами.

— Немного Истинского? — покрутил зелёную бутыль хозяин. — Рекомендую, отменнейший, я тебе доложу, в пятьдесят седьмом был урожай.

— Я, друг мой, как и прежде, предпочитаю эль. Пока ещё не нашёл ничего лучше кружечки этого огненного напитка, особливо сдобренного тёртым кибийским орехом или долькой сирду, — Маан са Раву поднялся и подошёл к окну. Он отодвинул замусоленную занавеску и окинул тёмную улицу взглядом.

— Целиком и полностью согласен с тобой, но, боюсь, таких изысков здесь не сыскать.

— Ну почему изысков? Никакой эль не выдержит сравнения с хорошим Истинским. Тем более урожая двенадцатого или пятьдесят седьмого годов. Они, как ты справедливо отметил, были исключительны… Интересное какое место.

— Ты про Таррат, или…

— …и про Таррат тоже, — Маан вернулся к столу и постучал по краю бокала тем местом, где у людей и прочих обычно бывает ноготь, давая понять, что пора бы этот самый бокал наполнить. — Дыра, похоже, каких поискать. Что-что, а устроиться с комфортом ты всегда умел.

— А что ещё мудрецу надо? — искренне удивился Коввил.

— Проповедуешь аскетизм?

— В той или иной мере. Удивительно, что ты до этого ни разу не был в Таррате.

Комната, в которой жил Коввил са Табо, действительно была обставлена мало сказать, что просто: чёрный камин, пара потемневших от времени деревянных стульев, два стола — большой круглый в центре и маленький низкий у окна. Две узких кровати, в изножье одной широкий окованный железом сундук. На столике у окна отсвечивала лаком квадратная трёхцветная доска зут-торон с цилиндрическими фигурами — участниками отложенной партии, остальные — вышедшие из борьбы — покоились рядом в компании свитков и нескольких переплетённых в кожу манускриптов с сиявшими серебряными застёжками. Вот и всё нехитрое убранство: ни картин на стенах, ни коврика на полу. В углах притаились сумрак и паутина. Свет слабых огоньков двух масляных светильников да запах готовившейся еды немного оживляли интерьер.

«Свинина с горохом, — ещё с порога определил Маан са Раву. — Что тут поделать — старые друзья со старыми привычками».

И вот теперь эти самые бобовые со свининой гулко урчали в животах сиуртов.

Уставшие от боёв, Раву и Табо засопели, пригревшись на мягких хозяйских подушках.

— Отличное вино, — похвалил Маан, пригубив напиток. Вот с гарниром ты не угадал немного. Белое вино и горох — какая прелесть.

Коввил са Табо смешливо поморщился, извиняясь за гастрономическое невежество.

— Горох уже внутри и не может помешать тебе насладиться изысканным букетом этого великолепного вина.

Они подняли бокалы, выпили.

— Ты, я смотрю, все книги свои в это захолустье перетащил.

— Всего-то пяток самых любимых.

— Позволишь поинтересоваться — каких?

— Апокриф Слаабранта са Тирно. «Контальские записи» Рио Бо. «Огонь и Воздух» Ар'Крротдана. Аналекты Агойя Тарао из Шалатора и ещё парочку неоконченных переводов с греота. Ты, наверное, помнишь: я питаю особую страсть к древним языкам: кнутд, циорхо, древний кетарский, полустишья феа, греот.

— Что-то такое припоминаю. В Шосуа я частенько видел тебя, увлечённого трудами Ралафа Красаральского, вот и рискнул предположить…

— Нет! — отмахнулся Коввил. — Ралаф Красаральский мне давно неинтересен. Бесполезный материал.

— Плесни-ка мне ещё и скажи: слышал ли ты что-нибудь о камнях Тор-Ахо?

Замерцала и погасла одна из ламп. Коввил наполнил бокалы.

— Тор-Ахо? М-м-м, хороший вопрос. Совсем немного, будем считать, что ничего.

Маан склонился над лампой, приподнял стеклянную колбу, заглянул внутрь:

— Ить ты, масло закончилось.

— Оставь так, больше соответствует теме и настроению предполагаемой беседы.

— Откуда тебе известно, о чём пойдёт речь? — лукаво ухмыльнулся Маан.

— Мне так показалось.

— Ты прав, Коввил са Табо. Я собираюсь сообщить тебе нечто такое, что изменит всю твою жизнь.

— Этого-то я и боюсь…

— Не перебивай, тебе неинтересно? Речь пойдёт о величайшем артефакте из всех, когда-либо присутствовавших на Ганисе.

— Отчего же, мне крайне любопытно, — заинтригованный его вкрадчивым тоном Коввил подался вперёд: — Прошу, продолжай. Я — весь слух!

— Несколько лет назад, — тихо начал Маан, — искал я в храме Эрафиха, что на острове Горт, потерянные страницы книги Рау'Сала и наткнулся на один древний манускрипт — натурофилософические изыскания Лаара Софегарского. Целый ряд внушительных томов под общим названием «Источник мудрости мира», датированных 1627 годом. Преинтереснейший трактат, должен отметить, — Маан достал кисет и принялся набивать дииоровую, отделанную серебром трубку. — Жаль, не могу похвастать таким же знанием греота, как и ты, но с горем пополам я его всё ж таки осилил. Прочтение сего труда подтолкнуло меня к дальнейшим исследованиям, результаты коих я и спешу тебе представить.

Коввил кивнул и принял кисет из предательски дрогнувших пальцев неожиданно разволновавшегося Маана.

— Продолжай, — мягко попросил он.

— Я хочу рассказать тебе о греольской цивилизации…

— Ты можешь рассказать что-то, кроме того что я давно знаю?

— Ты знаешь совсем не то, что было на самом деле, друг.

— Да неужели?

Маан многозначительно покачал головой. Он выдержал должную паузу и начал:

— Греольская цивилизация не исчезла с приходом Сида Лайса, как многие из нас думают, она просуществовала до половины второго тысячелетия… по календарю Кироффе, разумеется.

— Что ты говоришь?

— Не ёрничай.

— Не делай таких длинных пауз, и у меня не будет нужды их заполнять. Или ты жаждешь аплодисментов? Так ты их не дождёшься.

— Хорошо, я буду лаконичен. — Маан дыхнул в чашечку трубки и табак в ней тут же зарделся алым. — Греолы… Тысячи лет они безраздельно властвовали на Ганисе… Это были годы подлинного их величия, годы их могущества…

— Кхе-кхе, — нарочито громко прочистил горло Коввил.

— …годы подвигов, — продолжал Маан, не отзываясь на провокации, — годы, которые сегодня кажутся нам легендой. Полторы тысячи лет после всеразрушающего катаклизма. А ведь каждый год Сида Лайса стал для этого мужественного народа настоящим испытанием. Сарос отдалялся, постепенно греолы начали ощущать нехватку Уино, которого было ещё вполне достаточно, но не столько, сколько требовалось их организмам. Развитие остановилось, они стали инфантильны, если это определение может быть уместным, скорее пассивны и апатичны. Хотя вряд ли все эти слова адекватно отражают то поистине ужасное уныние, которое прочно обосновалось в их сердцах. Чахли магия и наука, завяло искусство. Но это было не всё — лишь начало великой трагедии. Вскоре пришла настоящая беда — Уино стало настолько мало что они… — Маан ненадолго задумался но не найдя нужного слова решил выразить свою мысль хоть как-то: — они начали задыхаться. К сожалению, греолы стали вырождаться как род. С каждым годом их становилось всё меньше и меньше — нация вымирала. Беда, ты знаешь, не приходит одна. Слуги Керномахса, видя угасание греолов, стали заявлять о своих правах на мировое господство.

— Керномахс? Кто это?

— Керномахс — единственный ребёнок Хора и Суо, проклятых за грех кровосмешения их отцом Великим Первым Богом Ткавелом. Он дважды рождался мёртвым, и выжил лишь на третий раз. И то, потому что Хор встретился с отцом и потребовал, что бы он снял проклятие. Поначалу Ткавел отказал сыну, и тогда Хор, в приступе ярости, ослепил себя. Видя страдания сына, Сэволия уговорила мужа и тот, смилостивившись, простил Хору и Суо грех кровосмешения, чем спас от неминуемой смерти их ещё неродившегося сына. Ткавел изгнал грешных своих отпрысков из Верхних Земель и повелел дать мальчику имя — Керномахс, что означало — отчаяние. Люди назвали нового бога — Триждырождённым. Это имя, думаю тебе известно. — (Коввил улыбнулся и кивнул) — Им пугают непослушных детей, и частенько ставят рядом с одноглазым чудовищем Хорбутом и демоном Нижнего мира Тарк-Харласом[9].

— Спасибо, очень обстоятельно.

— Это смешно?

— Нет.

— Но ты улыбаешься.

— Я всегда улыбаюсь, когда ты делаешь такое важное лицо.

— Мы говорим о Триждырождённом, Коввил са Табо. Тебе не стоит быть таким легкомысленным.

— Керномахсу удалось задуманное?

— Нет, хоть он и был очень близок к успеху. По всему Ганису прокатилась череда жестоких войн, впоследствии названных Битвой Двух Столетий. Властитель греолов — Лессант Эрфиларский, сын Второго Бога Эрока, пошел к отцу и попросил его о встрече с Великим Первым. Ткавел внял его просьбам и призвал в Верхние земли Лессанта и троих его верных соратников: Асалориона или Сэт'Асалора, это они уже после так себя называть стали… эм… — Маан рассеяно постучал пальцами по столешнице.

— Сэт'Асалор, — напомнил Коввил.

— Да… эм… Сэт'Асалора призвал, — наконец нашелся Маан, — сына Тэннара. Тэллариана или Тэл'Арака — сына Виноки и Сантаву — Лат'Сатту — правнучку Тамбуо. Вот. Кажется, всех назвал. Да. Пока правитель греолов находился в Верхних Землях, на Кеар напали слуги Триждырождённого: Темносущные, люди, сэрдо[10] и даже кану[11]…

— Кану?

— Те из них, которые приняли его сторону.

Огненный замолчал, кольца дыма от его трубки поднимались вверх, постепенно тая.

— Наступило время решающего сражения — Битвы Двух Столетий, — спустя минуту продолжил Маан. — Слуги Триждырождённого задумали истребить обессилевших греолов, но просчитались. Ткавел, видя такое кощунство со стороны своего внука Керномахса, решил помочь этому многострадальному народу. Бог создал в Кеаре колодец и наполнил его Уино из своих вен, воинам же пообещал, что он не иссякнет в течение года. Шла война. Пылали города, рушились крепости. С каждой стороны погибло не по одному десятку тысяч воинов…

Коввил трепетно внимал словам друга, в его янтарных глазах мелькала сталь клинков, всполохи магического огня и отсветы жестоких пожарищ, в ушах слышался плачь детей и стоны умирающих, перекрываемые воинственными криками и заунывным рёвом ротранов.

— Эта была последняя война в Битве Двух Столетий и закончилась она сражением при Шэр-Таке. Год минул, греолы одолели врага. Армия Триждырождённого была повержена. Источник Уино почти иссяк. Однако, несмотря на то, что в этот год ни один греол не умер от недостатка Уино, их всё равно стало на две трети меньше от прежнего. На Ганисе осталось не больше десяти тысяч греолов, и это включая стариков и детей. Ткавел призвал Таэм'Лессанта и троих его сподвижников к себе в Верхние Земли. Он сказал, что сможет погрузить всех оставшихся греолов в долговременный сон и тем спасти их. Во сне они дождутся Сида Сароса, в неизбежном приближении которого Ткавел уверил Таэм'Лессанта, проснувшись же — станут жить в обновлённом, но в то же время привычном для них мире. Этим четверым он предложил остаться, чтобы присматривать за спящими сородичами. Так же он пообещал Таэм'Лессанту что наделит их недюжими способностями, а взамен потребовал их сердца.

— Вот это поворот! — Коввил огладил пальцем верх своего оттопыренного левого уха. — Зачем они Ткавелу?

— Я не знаю. В книжках умных об этом не пишут, а сам он не соизволил со мной по этому поводу объясниться. У Ткавела всегда лишь одна причина — просто он так решил.

— И они согласились?

— А что им оставалось делать. Конечно же, они согласились. Обнадёженные тем, что по наступлению Сида Сароса мир снова станет прежним, Таэм'Лессант и трое его соратников согласились на предложение Великого Первого и отдали ему свои сердца. Фора, Эрок и Тэннар создали криптовые сеперомы, помнишь значение этого слова?

— Ещё бы — «сепером» на греоте значит надежда.

— Боги в одночасье погрузили всех греолов в глубокий сон, и поместили их тела в сеперомы. Там они должны дождаться Сида Сароса, Ткавел даже пообещал Таэм'Лессанту, что подаст ему знак.

— Какой?

— В качестве Вестника на Ганис снизойдёт бездуховное создание, человеческое дитя, которое за один год проживёт полную человеческую жизнь и умрёт в момент наступления Сида Сароса.

— Ну почему всё так сложно, Огненный? Можно же просто прийти утром, и шепнуть на ушко: готовьтесь, мол, год вам на всё про всё, не успеете — пеняйте на себя.

— Тебе кажется это смешным? Ты опять улыбаешься.

— Не грустным — факт. Не драматизируй, Огненный. — Коввил снова улыбнулся и стал в этот момент похож на хорька, отыскавшего лазейку в курятник. — Или ты думал, что можешь этими сказками меня разжалобить?

— Это не сказки!

— А если выясниться что это ложь?

— Не выяснится, ведь это правда.

— Ладно, разберемся. Скажи лучше — что получили от Ткавела греолы?

— Первое, самое простое и предсказуемое — Уино. Много. Сколько захотят. Ткавел вскрыл вену на левой своей руке и вновь наполнил колодец… и воздух и воду, и даже камни им напитал. Всё.

— Зашиби меня Хорбут, — в насмешливом ужасе вытаращил глаза Коввил, — если я хоть что-то понимаю. На кой ляд тогда Ткавел эту кашу с сеперомами заварил? Дал бы всем греолам Уино, сколько захотят и делу конец.

— Ты вообще слушаешь меня, Воздушный? Ткавел отдал им часть Уино, что тёк по его венам.

— Он всемогущ. Думаю, Уино в его венах хватит на десять таких планет как Ганис.

— Кстати, именно тогда-то и начали появляться на Ганисе первые маги, отличные от греолов и кану. Уино «от бога Ткавела» отличалось от обычного, того что давал своим светом Сарос, и разумеется, тут же стали появляться существа способные с ним взаимодействовать. Сперва это были звери, наши пееро самые типичные их представители. Потом появились экриал и роал. — Над трубкой, которую Маан держал в другой руке, волоском поднималась струйка табачного дыма. Сиурт некоторое время в задумчивости смотрел на неё, затем качнул рукой, сизая нить заколыхалась, свиваясь в спираль. — Да много кто ещё, Воздушный. Нас так много, и все мы разные. Может в том и была одна из великих задумок Ткавела?

— Может и так, а может и нет. Он бог, не мы. Ты обо всём этом, откуда знаешь? Не думаю что у Лаара Софегарского такое написано.

— Райза нашептала. Я же говорил: провёл исследования.

— Какая ещё Райза?

Маан поднял на друга удивлённый взгляд и на лице того отразилось запоздалое просветление.

— Кану? Из Верети?

— Она.

— Так бы сразу и сказал. Ещё что греолы от Ткавела получили?

— Он дал им способность изменяться, не теряя при этом индивидуальности. Это не иллюзия, заметь, и не морок. Они могут изменять себя. Полностью. По-настоящему. Они не скрывают свой подлинный облик, как мы это привыкли делать, а придают телу любую из ранее увиденных форм, внутренне оставаясь самими собой. Ещё он дал им возможность общаться с кархами.

Коввил сдвинул брови, озадаченно поводил пальцем по мочке правого — это был привычный для него жест.

— Впечатляет. Не много им?

— Я тоже так думал, пока не узнал, что у Ткавела было ещё одно условие. Великий Первый захотел примирить греолов с их врагами реи-кану. Он призвал мятежного Керномахса и вождя реи-кану — Ридатиара.

— Реи-кану?

— Так называли себя, вставшие на сторону Триждырождённого кану. «Реин» — тьма по кануански.

— Да-да я помню. Почему только их позвали? Ты говорил, что на стороне Триждырождённого воевали и люди и другие сэрдо.

— Я не знаю, почему так было, смею лишь предположить, что Ткавел посчитал реи-кану единственными достойными внимания. Возможно, на людей и сэрдо он наложил другие ограничения, а может их так потрепало в Битве Двух Столетий, что и разговаривать толком было не с кем.

— Как Ткавел собирался примирить их? Ведь эти воины, реи-кану, сэрдо, люди, бились с греолами насмерть. И он ожидал, что в одночасье у них проснётся братская любовь? О чём он думал?

— Он бог. Сказал, что так будет и так стало. Никто не посмел ему возразить. Это лишний раз заставляет меня усомниться в том, что Ткавел, бывает добр без выгоды для себя. Если боги говорят о благе, они имеют в виду только собственное благо и ничего больше.

— Что это, Огненный? Я слышу в твоих речах шипящую злобу. «Да ты бунтарь глашатай смерти, предтеча гибели богов…», — продекламировал Коввил кого-то из классиков.

— «И снова смех в твоих речах я слышу…» — поддержал его поэтический порыв Маан, но тут же перешел к прозе: — Справедливость не есть удел богов, Воздушный. Абсолют и совершенство их идеалы, а они в равновесии. У каждой птицы два крыла, и они направлены в разные стороны. Когда одно указывает на север, другое обязательно смотрит на юг. Как нет птицы, которая сможет лететь на одном крыле, так и нет на Ганисе существа, в котором светлое начало не уживалось бы с тёмным.

— А когда птица сидит? Можешь не отвечать, этот вопрос не к тебе — к вечности. И ответа на него я не получу никогда. И всё-таки, как мне кажется, ты не объективно оцениваешь деяния Великого Бога Ткавела, как ни как, а чтобы спасти греолов он отдал часть Уино питающего его собственное тело. Это ли не акт человеколюбия! А ты оказывается еретик.

— Я не подданный Зарокийской Империи, — рассеянно возразил Маан. — И я не подвластен суду Текантула и буду выражать своё отношения к богам как того пожелаю.

— Прости, — Коввил подался вперёд и в знак извинения похлопал друга по коленке, — что было дальше, рассказывай.

— Дальше всё просто: реи-кану простили, но обозначили территорию, на которой они должны жить.

— Шургэт?

Маан выбил пальцами замысловатую дробь.

— Ну конечно! Эрок и Тэннар очертили границу, которую они не имеют право пересекать. А ещё, видимо, что бы сблизить их с греолами, реи-кану вменялось охранять три криптовых сеперома…

— Что? Таэм'Лессант согласился и на это?

— А что ему оставалось делать? Не думаю, что он долго сопротивлялся, Ткавел пообещал, что будет лично следить за исполнением договора. Тэннар, Эрок и Фора подтвердили, что не позволят реи-кану его нарушить.

— Да, это лучшие гарантии из всех возможных.

— Что Ткавел потребовал от Триждырождённого?

— А вот об этом, к сожалению, мои источники деликатно умалчивают, — перешел на драматический шепот Маан. — Я не знаю, как его наказали, и сделали ли это вообще.

— О, как! — толи улыбнулся, толи сгримасничал Коввил. — А я, было, уверовал, что ты знаешь всё.

— К сожалению это не так. Пока. Надеюсь, что в скором будущем мне предстоит прояснить и это.

— Эти четверо греолов опасны? Где они сейчас? Чем занимаются?

— Опасны ли они? А сам ты как думаешь? Я не хотел бы повстречать одного из них в тёмном переулке… и в нетёмном тоже не хочу…

— В каких чудовищ должны обратиться существа лишенные сердец за несколько тысячелетий?

— Допускаю что не в бóльших, чем мы с тобой, Коввил са Табо. Сердце здесь не главное — это всего лишь символ.

— История греолов, безусловно, мне интересна, Огненный, но хотелось бы знать — зачем ты мне её рассказал?

— Не знаю, — атмосферу нужную хотелось создать.

— У тебя получилось.

— Правда? — улыбнулся, щурясь от дыма Маан.

— Перейдём к главному? Есть же что-то ещё?

— Вот так так! Ты заскучал? Давай оставим Сид Лайса в покое и вернёмся к более ранним временам, когда Ганис ещё купался в Уино и греолы вовсю правили этим миром. Я буду говорить, как ты, наверное, уже понял, о стихийных камнях Тор-Ахо. Итак, их три: Сэл, Олир и Роу — Воздух, Вода и Твердь соответственно. Три камня — три основные стихии, древние реликвии, наполненные великой Силой.

— Три? Но есть же ещё…

— …есть. По Лаару Софегарскому, камней и стихий пять, но об этом позже…

— Что за глупости ты говоришь? Количество стихий, несмотря на все старания, так и не было подсчитано. И я говорю не о базовых: Огне, Воде, Тверди, Воздухе, Камне, Дереве, Металле и даже Свете, Тьме и Уино, а о том, что всегда существует возможность открыть нечто новое и сказать свое слово в развитии магического искусства.

— На все сто согласен с тобой, друг мой. На все сто! Это имеет место быть, поскольку окружающий нас мир еще недостаточно изучен — и зачастую новые факты и явления опровергают устаревшие парадигмы, на которых строятся современные учения и теории. Абсолютно очевидно, что все стихии не изучены — и еще немало простора для импровизаций и экспериментов. Тем не менее, список стихий и основывающихся на них магий нужно делить на две группы: основные — те без которых жизнь на Ганисе невозможна, и второстепенные — и далее обсуждать их именно в этом ракурсе. Основных стихий три: Воздух, Вода и Твердь. То, без чего не могут существовать ни люди, ни сэрдо.

— Хорошо, — согласился Коввил, — пусть будет так.

— Добавлением ещё двух стихий к трём основным мир обязан ни кому иному, а самому Верлонту Кеарскому.

— Алу'Веру?

— Да, так его тоже звали! — Маан задорно щёлкнул пальцами, глаза его полыхнули огнём азарта. — Алу'Вер это личность! Плесни-ка мне, Ковв, ещё, что ли, язви его, Истинского. Для таких разговоров надо что покрепче в доме держать.

Весело, наполняя воздух терпкими ароматами сирду и васарги, забулькало Истинское.

— Алу'Вер — это отдельная история…

— Погоди, а как же камни?

— Прости меня, дорогой друг, — Маан пристроил трубку на специальную подставку и нырнул под стол. Притянул за лямку суму. — Это моя давнишняя болячка, ты же знаешь, не могу удержаться, скачу с одного на другое и этим, конечно же, лишь запутываю собеседника. Прости мне эту слабость, друг. Прошу — не спеши, дойдём и до камней. Одна книга у меня с собой — сборник гравюр. Сейчас, — он показал Коввилу небольшую, поместившуюся на трети ладони книжицу. — Вот она… — сдул пыль, отчего-то густым слоем покрывавшую тиснёную кожу.

— Пыли-то! — нахмурился Коввил при виде такого отношения к древнему источнику знаний. — Сборник гравюр, ты сказал? Да что мы в ней разглядеть сможем?

Но освобожденная от груза внезапно заискрившихся пылинок книга, вопреки подозрениям Коввила, на глазах начала увеличиваться в размерах. Маан подхватил второй рукой враз отяжелевший конволют и, видя взгляд обомлевшего друга, рассмеялся:

— Древняя магия, Ковв, древняя магия.

— Это ж сколько ей веков-то?

— Много, — поманив друга кивком головы, Маан развалил на столе разбухшую до неприличия книгу. — Темновато здесь — недовольно буркнул он и, отыскав глазами потухшую лампу, повёл в её сторону ладонью — та вспыхнула, накрывая стол ярким пятном света. В восхищённых глазах Коввила заиграли отражения огонька в лампе. — Древние знали толк в магии, — сопел Маан, увлечённо перелистывая страницы. — Тут тебе и охрана, и размеры подобающие, вес опять же приемлемый. Как ты думаешь, все эти книги сохранились в таком виде? — Маан облизал подушечки пальцев. — Не одна тысяча лет прошла… Знаешь, что помогло греолам продержатся последние годы, перед тем как Ткавел смилостивился над просителями и создал колодец Уино?

— Камни Тор-Ахо?

— Как ты догадался?

— Это же очевидно, Огненный! Надо быть полным идиотом, чтобы не понять куда ты клонишь.

— Созданный Алу'Вером амулет, долгое время, пока ещё мир был полон Уино, считавшейся сущей безделицей, наконец-то послужил греолам… А! Вот, смотри, нашёл, кажется.

На представшей их взору гравюре был изображен молодой греол в тёмном одеянии с импозантной внешностью, длинными волосами и благородными чертами лица. Он стоял у атанора, держа перед глазами овальный сосуд с множеством спиральных ответвлений, и всматривался в его мутное содержимое. Маан провёл тыльной стороной ладони по пергаменту, словно смахивая пылинки. «Алу'Вер Великий создаёт тинктуру огненного золота. Внизу стояла дата: 756 год от снисхождения на Ганис», — гласила витиеватая подпись.

— Не то. — Маан послюнявил палец и перелистнул страницу.

— Ты погляди, какой молодец! — воскликнул Коввил. — Эти даты… они что? Не пойму… По календарю Кироффе?

— Нет это древнегреольские хронографы, — Маан задумался. — По Кироффе был бы минус 595 год, по Зарокийскому от рождения Аравы… — задумался ещё, но ненадолго. — Выходит, аж минус 4981-й. Вот, дальше смотри… Что тут у нас? Ага: «Исторический момент создания и утвержде…» Ан нет. Снова мимо. Погоди, сейчас я её найду, — Маан азартно листал книгу. — Вот! Смотри.

На гравюре был изображён всё тот же Алу'Вер, перед которым находились три карибистолы[12]. Ещё две великий первооткрыватель держал в руках. Повсюду, в углах и на свободном пространстве, как это обычно бывает на подобного вида гравюрах, находились пояснительные надписи и схематики процессов. Над головой греола были изображены две ладони и витавшие над ними треугольные призмы со стихийными знаками на гранях. Витиеватая надпись по верхнему краю сообщала: «Алу'Вер Великий соединяет камни Тор-Ахо». Даты из-за оторванного края видно не было.

— А почему камни? — Коввил поднял голову от книги.

— А? Что? — встрепенулся погрузившийся было в свои мысли Маан. — Конечно, это не камни. Карибистолы со стихийными субстанциями. Почему-то древние их называли камнями, нам-то что с того?

— Странно, ты не находишь?

— Тебе не всё равно? Камни — так камни, сути дела это не меняет. Самое интересное не в этом, Ковв, а в том, что Верлонт…

— Остановись! — грубо оборвал его Коввил.

— Что?

— Не мог бы ты называть этого достойнейшего из греолов каким-нибудь одним именем? Я постоянно сбиваюсь.

— Каким из двух?

— Пусть будет Алу'Вером.

— Хорошо. Помимо Огня Алу'Вер добавил к этим трём ещё две стихии.

— И их стало пять?

— Да.

— И какие же четвёртая и пятая? Ну же, Огненный, говори, не томи!

— Уино. Я так понимаю, иначе соединить камни у него бы не вышло. Другого объяснения я просто не вижу. И огонь.

— Уино? — недоверчиво хмыкнул Коввил, по лицу которого было видно, что Алу'Вер Великий как маг и алхимик начал в его глазах стремительное падение.

— Итого пять камней: Сэл камень Воздуха, Олир — Воды, Роу — Тверди, Аар — Огня и камень Уино — Орн.

— Ох, как же всё запутанно.

— Да, есть немного. У самого мозги опухли пока разбирался.

— А это что за две призмы у него над головой? — Коввил ткнул в гравюру чубуком трубки. И прочитал пояснение, склонившись: — Тор — сторона тьмы, Ахо — сторона света. Тор-Ахо, Свет и Тьма. Хорошо, хоть это понятно.

— Наоборот.

— Пусть так. Что это за призмы лучше скажи?

— Не важно. Не обращай ты внимания на всякие глупости, — Маан для верности накрыл верхнюю часть гравюры четырёхпалой ладонью. — Знаешь же прекрасно сам, что все эти звёздочки, картинка, надписи — не более чем стилистические прикрасы. Ты скажи ещё, что крылья у Алу'Вера на первой гравюре настоящие, а не художественный вымысел.

— Не настоящие? — вполне искренне изумился Коввил.

— Нет, — комично повысив голос, передразнил его Маан.

— Твой сарказм, уважаемый, мне не очень понятен. Тысячи легенд и сказаний уверяют нас, что греолы могли летать.

— Это полная чушь, Ковв. Сколько эля надо было выпить, чтобы придумать этакую сказку?!

— Это не сказка.

— Разумеется не сказка, ты тоже, уверен, до земли долетишь, если прямо сейчас в окно выйдешь.

— На этот раз я не шучу, Огненный.

— Не одному же тебе надо мной насмехаться.

— Это не бóльшая сказка, чем та, что ты мне сейчас рассказал.

— Да я понял. Принимается. Если хочешь, мы после всё это обсудим.

— Всё равно мне интересно, что там изображено?

— Нет, — упрямо возразил Маан, — закончим сперва с делом, а после смотри хоть до посинения. Хорошо?

Ответа не последовало, потому как постучали в дверь. Маан вздрогнул от неожиданности. Непроизвольно наваливаясь грудью на конволют и накрывая его руками. Он зыркнул на лампу, взглядом приглушая свет.

— Кого-то ждёшь?

Оказалось, что это мальчик-слуга принёс письмо.

— Иди, — распорядился Коввил, подбрасывая медяк. Мелкий ловко поймал монетку и тут же исчез.

Сиурт распечатал письмо, пробежал глазами по тексту. Удовлетворённо кивнув, он спрятал записку в карман балахона:

— Всё складывается, как нельзя лучше. Керия — тот человек, о котором я говорил тебе, назначил встречу.

— Хорошо, — Маан расслабился, потёр левое нижнее веко сгибом большого пальца.

— Тебе осталось только объяснить мне, что ты затеял.

— Объясню, не беспокойся, — Маан повёл головой, прислушиваясь к далёким раскатам грома. — Отчего, друг мой, такая хмурая погода? В это время года да такие грозы? Славный Триимви не намного южнее твоего любимого Таррата, но там куда как теплее.

— Гроза? Эка невидаль. Восточное побережье острова, злые ветра, холодное море, столкновения северных течений с южными. Здесь всегда так, лета нет, но и полноценной зимы тоже не бывает, вечная осень.

— Холоднее, я так понимаю, уже не будет?

Коввил кивнул:

— Теплее тоже. Я таки жду продолжения…

— Да-да, конечно, — Маан выдерживал паузу, намеренно подогревая интерес.

Он отлично понимал, что собрать все пять камней — задача необычайно трудная, а возможно, и вовсе невыполнимая. «По себе ли ты ношу взял, Маан?» — этот вопрос возникал в его голове гораздо чаще, чем следовало, а потому, вознамерившись дойти до конца, он решил действовать наверняка, полагаясь лишь на старые и проверенные способы. Коввил был нужен ему, и он собирался подцепить «эту рыбку», дав ей для верности поглубже заглотнуть наживку. Он внутренне содрогнулся, припомнив, каких трудов ему стоило разыскать Олир. Сколько было пережито, сколько положено жизней… Да, скорее всего, по пресловутому закону подлости, за два последних камня ему придётся отдать все оставшиеся у него душевные силы, заплатив тем самым много дороже прежнего. «Пусть так, я не сверну и пойду до конца!» Сейчас, понимая, что без помощи Коввила ему не обойтись, Маан спрятал за напускной весёлостью давно терзавшие его страхи и змеёй вползавшую в его душу неуверенность. «Твои связи и друзья, Ковв, знание острова и способности мага — поистине бесценны. Они необходимы мне как воздух… Слейх, Конз, Саима, Тэйд… Надеюсь, и ты, Ковв, не откажешь мне в помощи и разделишь со стариной Мааном сладость победы… или горечь поражения».

Он вдохнул дурманящий запах Истинского и осушил бокал залпом, после чего встал и произнёс, сильно понизив голос:

— Известно ли тебе седьмое пророчество Аравы?

Коввил, принявшийся было за изучение гравюр, вынужден был оторваться:

— О Сиде Сароса и Небесном древе?

— Да.

— Ты хочешь сказать, что сила способная побудить к росту Небесное дерево, и на которую так в своём пророчестве напирал Арава, и есть камни Тор-Ахо?

— Да. — Маан замолк и, подавшись вперёд, заглянул в янтарные глаза друга. — Надеюсь, не надо объяснять, что, объединив камни, Алу'Вер в разы увеличил их мощь?

— Не надо. Надо объяснить другое, а именно: что за дело тебе до них, сиурт Огня Маан?

— Они нужны нам.

— Зачем?

— Ничего себе вопрос!

— Не понимаю, зачем они нам? А заодно объясни, уверен ли ты, что Софегарский ничего не напутал, и то, что именно эти стихийные карибистолы, которые, как я подозреваю, ты вознамерился собрать, и станут тем истинным амулетом, что призван решить судьбу нашего мира?

— Да! Раздери меня Хорбут! — задохнулся от возбуждения Маан. — Тысячи раз — да!!!

— Это меняет дело, — медленно проговорил Коввил минуту спустя. — Значит, нет никаких сомнений, что это именно те камни?

— Ни малейших, — выдохнул Маан, устало опускаясь на стул. Он был бледен, на лбу выступила испарина.

— Смотри, а то будешь, как Гилхус Четырёхрукий — кеарский оружейник, что создал четыре великих клинка, а затем Алу'Вер, ему подсобить решив, наложил на них столь сильное заклятие предназначения, что за несколько тысяч лет никто так и не смог вытянуть из ножен хотя бы один.

— Хорошие, видно, мечи создал твой Гилхус.

— О да! Отличные.

— Его же, кажется, не Гилхусом звали, а Керитоном?

— И так звали и так. Одно в его прозваниях неизменно — Четырёхрукий.

— Отчего же неизменно, это больше рук со временем не становится, а меньше — сколько угодно, при известных-то обстоятельствах… Не знаю, постигнет меня его слава или нет, но я преодолел треть пути и возвращаться не намерен. Сэл у меня. Олир почти у меня. Ещё мне известно, где находится Аар. Предполагаю где можно найти Роу.

Коввил нетерпеливо заёрзал, замял ладонями:

— Где?

«Зацепил!» — мысленно возликовал Маан. От радости он так хлопнул ладонью по столу, что звякнула посуда и на пол посыпались фишки зут-торон.

— Аар и Роу здесь, Ковв! На Ногиоле! Оба! Представляешь, какая это для нас удача!

— Удача? Табо, дружок, ты это слышал? — подковырнул друга Воздушный, его пееро услышав своё имя радостно ощерился. — С таким же успехом он мог бы сказать, что камни сейчас на Ойхороте или на дне одного из огненных озёр Эрфилара, а?

Пееро потянулся.

— Не ехидничай, Ковв.

— Это несерьёзно, друг мой. Допустим, ты отыщешь Аар и Роу, прибавишь к ним Сэл и Олир, а где находится Орн? Знаешь? А ведь именно он, как я понимаю, и создан Алу'Вером для того чтобы соединить четыре предыдущих.

— Нет, — Маан втянул воздух ноздрями и изобразил на лице лёгкую растерянность, что, впрочем, было недалеко от истины. — Я точно не знаю, где Орн. Но у Софегарского я нашёл несколько намёков, с помощью которых, надеюсь, мы отыщем и его. Он совсем рядом. Я чувствую это. Но даже не это главное, Ковв, разве незнание деталей и предстоящие трудности когда-нибудь останавливали нас? У нас есть время, есть желание… — тут он осёкся. — У нас есть желание?

— Есть, — заверил его Коввил, — и большое. Конкретнее можешь сказать, где Аар и Роу?

— Аар — прямо под нами, в подземельях Таррата. Роу, за которым я давно слежу, летом был перевезён из Дорговара на Ногиол.

— Назови-ка мне ещё разок все камни, — потребовал Коввил.

— Сэл, Олир, Роу, Аар и Орн — Воздух, Вода, Твердь, Огонь и Уино.

— Ага, — тяжко так вздохнул Воздушный, подперев кулаком подбородок. — Пять значится.

Немного помолчали — каждый думал о чём-то своём. Первым внутреннего напряжения не выдержал Маан, он навалился на стол грудью и вновь, как давеча, с затаённой надеждой заглянул другу в глаза:

— Хватит ходить вокруг да около, ответь прямо — ты со мной или нет?

Взгляд Коввила поразил его количеством таившихся в нём противоречий, но уже за мгновение до того, как услышал ответ, Огненный понял, что выиграл это сражение.

* * *

— Да, были времена, — Коввил листал одну из привезённых Мааном книг.

— А какие маги были.

— Допустим, подобные им самородки, рождаются и сейчас.

— Ты про экриал? — Маан придвинул к себе плетёнку с яблоками. Взял одно.

— Про них, родимых.

— Читал «Стихийные всплески» Калава Мару?

— Читал.

— И как тебе?

— Не нам с тобой, Огненный, экриал завидовать.

— Есть чему позавидовать, Ковв, есть. Сиурт без пееро не сиурт. Я без моего Раву и свечи не зажгу, тогда как экриал всегда полон Уино и в любой момент времени волен сотворить любое заклятие, на которое способен.

— Это да, но нам с тобой и переизбытка Уино бояться нечего. Экриал же, если что…

Маан махнул рукой, закивал удручённо.

— Прости, — поспешил извиниться Коввил, поняв, что затронул болезненную тему. — Как Тэйд?

— Терпимо, он у меня молодец — держится. Он-то вот и без чародейства всю боль на себя принимает, на дармовщинку, заметь, — Маан погрузился в размышления, невольно сравнив Саиму и Тэйда, потом продолжил с сожалением: — Делать ничего не делает, а живёт как на вулкане. Ему, если честно, эта магия нужна, как красавцу Хорбуту жемчужные серьги.

— Погоди, ты смог его научить управляться с Уино?

— Да щас, думай что говоришь! Как я его научу? Райза сказала, чтоб я даже не пытался на Тэйда воздействовать, если не хочу что бы он у меня на руках умер. У них всё по-другому, Ковв! Всё! Столько Уино в пустоту уходит…

— Так ты что, из-за того злишься, что сын у тебя Исток, а толку от него никакого?

— К словам-то не придирайся. Мне от него ничего не надо, только чтоб ему было хорошо, — сказал Маан и засомневался, что-то ворохнулось в глубине души, не давая покоя: «А в самом ли деле так?»

Молчание затянулось. В конце концов, Коввил спросил:

— Где Тэйд сейчас?

— С Саимой. Они должны встретиться с моим старым другом и забрать у него Олир.

— Ого, — присвистнул Коввил, — думаешь у них всё получится?

— У меня не было выбора. Я не могу находиться в двух местах одновременно, — Маан катнул яблоко по столу. — Тэйд и Саима принесут камень.

Коввил остановил яблоко, откусил, поморщился.

— Кислятина. Взять и до места донести порою бывает сложнее, чем добыть.

— У них всё получится, — повторился Маан. — Саима знает, что делать, Тэйду тоже пора к делам приобщаться. Сам посуди — не могу же я его всю жизнь как девочку маленькую опекать. Я его обязательно вытащу. Мне бы вот только листы из книги Рау'Сала найти.

— Кстати, о книгах, что там у тебя ещё с собой есть?

— О! — Маан, похлопал суму по тугой брюшине. — У меня тут такое… Представляешь, в одной из книг Софегарского есть карта доразломных земель.

— Ты привёз её с собой?! — Коввил, казалось, позабыл, как дышать.

— Да, — с довольной улыбкой подтвердил Маан. — И ещё несколько карт, точнее атлас. Подборка копий, специально сделанных по моему заказу одним иссальским мастером.

— Так что же ты молчал?! Давай всё сюда. Сам ложись спать, а я… — Коввил довольно крякнул, потёр ладони. — Ночка, чувствую, у меня длинная будет.

Часть II

Интерлюдия I

Весна. 1145 год от рождения пророка Аравы

(6882-й по Календарю Кироффе от начала Сида Лайса)

Хаггоррат. Иллионд

Лайс медленно поднимался над южным Хаггорратом, и вместе с ним просыпался портовый город Иллионд. Рыбаки выходили в море на маленьких судёнышках с яркими, в косую красно-белую полоску парусами. Перекупщики не спеша открывали свои палатки на рыночной площади; заботливо раскладывали товары на прилавках, не забывая при этом посматривать на сновавший рядом народ, да подгонять нерасторопных слуг крепким словцом и звонкими затрещинами. Горланили первые петухи, громко кричали чайки. По брусчатке погромыхивали возы и телеги. Начинались обычные будни Иллионда: суетились, шелестя бумагами и щёлкая костяшками счёт, вечно озабоченные феа; шустрили хламидники, выкатывали свои тележки лудильщики, торговки молоком и свежей зеленью.

Со стороны замка наместника раздались привычные каждому иллиондцу звуки колокола, возвещавшего о начале нового дня — 13 миара 1145 года.

Левиор третий день слонялся по городу без дела: одноногий Краут — мастер кожевенного дела, у которого он состоял в учениках, выгнал его, грозно на прощание пролаяв:

— Своих дармоедов кормить нечем, не хватало ещё с чужими ублюдками нянчиться! — Он благословил ученика, переходившего в статус бывшего, звонкой оплеухой и добавил, потрясая кривым костылём: — Иди давай, иди! Чего зенки-то вылупил, Хорбутово отродье! Гляди у меня, а то сейчас ещё деревяшки моей отведаешь!

Денёк обещал быть погожим, и Левиор решил попытать счастья в порту: глядишь, удастся чего стащить или того лучше прошмыгнуть на корабль.

«Что я только там жрать буду? До Сабутора при попутном ветре пять-шесть дней пути, думаю, можно и перетерпеть, а вот до Стиггиарта целый месяц, тут никакой терпелки не хватит».

Он вздохнул, глядя с грустью, на двухмачтовый зарокийский красавец хаорд с кариатидой в виде одноглазого чудовища Хорбута.

План наклёвывался простой: прошмыгнуть на корабль, схорониться среди тюков и ждать, моля богов, чтобы его не обнаружили и не выкинули за борт. Выходило так, что прежде, чем искать подходящий корабль, надо было ему еды раздобыть.

«Одёжа тоже нужна нормальная. Зима хоть и закончилась, а ночами — ой как холодно», — он поёжился, вспоминая предыдущую зябкую ночь, которую провёл под телегой, во дворе, у «Пяти Подков». — Ничего! — подбодрил себя Левиор. — Зиму пережил, летом уж не замёрзну».

Шёл мальчишке девятый год, был он круглым сиротой, и ничего его в Иллионде не удерживало. Самостоятельности и решительности ему было не занимать.

«Еда и одежда — что может быть проще для уличного воришки? — подбадривал он себя, хотя таковым никогда и не был.

Но если бы всё было так просто. У Краута, помимо науки, пинков и оплеух, имел он крышу над головой да верный, хоть и небольшой кусок хлеба. Чёрненькое дедово дииоровое колечко, болтавшееся у него на шее, да половинка медной тифты составляли всё его теперешнее богатство.

«Буду, как Тарбокс, великим путешественником. Первооткрывателем. Обо мне будут слагать легенды и песни. А может, стану великим полководцем, как Лоттинитор или Арикус. Нет, — задумался он ненадолго, — всё же лучше, как Тарбокс, — мореплавателем…»

В какой-то момент Левиор понял, что заблудился: то ли, размечтавшись, свернул слишком рано, то ли поздно, а может и вовсе пошёл не в ту сторону. Пытаясь найти дорогу, он шмыгнул в толпу скотников, продрался меж загонов, набитых овцами. Свернул в переулок, потом в ещё один. И вот он, кажется, нашёл выход: узкую щель между каменными стенами.

Но нет, и она заканчивалась тупиком.

Он повернул ещё раз и с размаху налетел на столб, тут же на его плечо опустились чьи-то грубые руки.

Обернувшись, увидел мальчишку постарше, тот был выше и явно сильнее его, с длинными, грязными волосами и хищным, свирепым, как у бродячей собаки, взглядом. От него несло дёгтем, потом и прогорклым маслом. Ещё трое, такие же грязные и злые, выглядывали у него из-за спины.

Левиор вскрикнул, когда один из них подскочил и ловко вывернул ему запястье. Старший отпустил его и одобрительно кивнул, сплюнул, щербато улыбнувшись.

— И что же ты здесь делаешь, вонючий сарбах? Неужто заблудился? — издевательски прошепелявил он.

Левиор попытался вырваться, но тут же получил удар коленом в живот и, корчась от боли, коротко выдохнул:

— Нет.

— Нет?!

Лицо шепелявого исказилось от злости.

— Ну так что? — взвизгнул второй и нанёс Левиору удар тыльной стороной ладони по щеке — не сильно, скорее для острастки. — Ничего у тебя нет?!

— Я заблудился.

— Мозг твой заблудился, глупый сарбах! — мальчишка, стоявший справа, сплюнул в грязь и загоготал. — Есть у тебя хоть что-то, что сможет успокоить Блоху? — он подобострастно взглянул на старшего.

— Нет.

Старший пнул его в живот ещё раз, и Левиор почувствовал руки, выворачивавшие его карманы.

— Сегодня мы его съедим, а на завтра поглядим. Блоха, нет у него ничего, вот только половинка медной тифты! — мальчишка подбросил обрубок в воздух, но поймать не успел. — Блоха ловким движением схватил монетку, почти опустившуюся в подставленную ладонь.

— Ещё есть чего, Чарэс, погляди?

— Не, пустой. Ничего больше нет.

— Ничего нет? Смотри лучше!

— Да нет ничего, говорю!

Блоха развернулся и двинул его локтём. Мальчишка застонал и повалился на землю.

— Что значит нет?! — заревел он, будто подельник был виновен в отсутствии денег у жертвы. Обернувшись, он продолжил:

— Где деньги, гадёныш? Ты что, сарбах, припёрся в наш город без денег?!

— Блоха, меня-то за что? — мальчишка зажимал ладонью окровавленное лицо.

— В следующий раз под руку не лезь.

— Нет у меня денег, — прошептал Левиор, еле цедя слова. Он хотел всё объяснить: что он вовсе не сарбах и живёт, точнее жил, недалеко от дока, в дубильном квартале, у канала, и что он никуда не припёрся, а попросту заблудился. Но говорить ему не давали.

— Ты что, сарбах, совсем тупой? — наседал шепелявый. Он развернул обезумевшего Левиора, схватил за горло и швырнул наземь. Ударил ногой в живот — раз, другой…

В глазах потемнело, переулок бешено завертелся перед глазами. Потом всё остановилось…

Он лежал в груде вонючих кишок, костей и тухлой рыбы. Его вырвало.

— Фу… Подними-ка его, Щур, — приказал старший склонившемуся над Левиором мальчишке.

— А чё я? — заартачился дебелый толстяк.

— Подними! — рявкнул шепелявый.

Всё это время четвёртый — тощий долговязый заро — стоял, прислонившись к стене, с любопытством взирая на происходящее.

— Оставь его, Блоха. Ему уже хватит, — отстранённо протянул он. — Ляму зря обидел. Хлыгу это точно не понравится.

— Не суйся не в своё дело! Здесь Хлыга нет!

— Как знаешь, — выражая полное безразличие, бросил долговязый, — моё дело — предупредить.

— А ты меня не пугай! Я сам решу, как с ним быть!

— Оставь, говорю! — завёлся долговязый.

— Я ща оставлю! — ответно окрысился Блоха. Подскочил к всё ещё лежавшему Левиору и с размаху ударил ногой в голову.

— Хватит, тупица!

Но было поздно.

…Левиор сжался в комок, в глазах у него потемнело: он проваливался в пустоту, в небытие, падал в бездонную пропасть, а где-то внизу сверкало и искрилось маленькое пятнышко — зелёное-презелёное. Оно росло и приближалось, манило своей силой и пугало неизбежностью. Левиору не хватало воздуха, где-то глубоко внутри него клокотали боль и ярость — безумная и необузданная. Туман, окружавший его, начал скручиваться в смерчи. Перед глазами проносились какие-то зелёные шары, кольца, и кровавые сгустки — искрившиеся и вибрировавшие.

Он раскрыл рот, жадно хватая воздух — тот оказался горячим, опалил лёгкие, пронзил всё тело, наполняя его жаром, разливаясь по венам огненными ручейками, но уже в следующее мгновение даровал облегчение, вырываясь на свободу безумным криком. Вокруг него образовался искрившийся, пузырившийся шар — сфера жидкого огня. Она постепенно заполнялась и, уплотняясь, изрыгала в пространство огненные плевки и снопы искр.

Воздух в лёгких закончился. Левиор замолчал.

Сферу разорвало…

Дымка рассеялась. С неба шёл дождь из пепла. Дымился растрескавшийся от жара камень. Левиор лежал посреди круга, очерченного огненной полосой. Вокруг валялись мальчишечьи тела — скрюченные, обгорелые…

* * *

— Кхард, он жив?! Отвечай! — нетерпеливо потребовал властный голос.

Склонившийся над Левиором мужчина обернулся:

— Да, сиорий[13].

— Остальные?

Кхард отрицательно покачал головой.

— Однако!

— Мальчишка очень плох. До «Щита Арикуса» можем не довезти!

Крепкие руки аккуратно подняли дрожавшее тело Левиора.

— Рядом есть ещё трактир? — Нагиос Кай явно нервничал.

— «Кабан и жёлудь» на соседней улице, сиорий. Солидное заведение, но сейчас там, надо полагать, пусто, — Кхард мотнул головой влево, указывая направление, и добавил: — В самом конце. Хозяина зовут Шедор Ховоро, тот ещё пройдоха, но за деньги готов на всё.

— Попроще ничего нет?

— Нет.

— Хорошо. Неси мальчишку туда. Я пока переговорю с хозяином.

— Тут, кажется, есть ещё один, живой, — Кхард внезапно остановился и коснулся носком сапога скрюченного тела одного из мальчишек. Тот еле слышно застонал.

— Потом вернёшься за ним. Живее! Давай, догоняй. Если мальчишка умрёт, клянусь прахом Аравы, продам тебя на галеры! — прикрикнул Нагиос. — И смотри, чтоб никто его не увидел. Прикрой плащом, что ли, — он развернулся, дал шпоры коню и скрылся за поворотом.

Кхард укрыл Левиора и быстрым шагом направился вслед за сиорием…

* * *

— Никто и ничего, будьте спокойны, — заверял Шедор Ховоро — хозяин «Кабана и жёлудя». — Я послал за цейлером Глизом, он будет здесь с минуты на минуту. Лучшего лекаря вы не найдёте, уж поверьте. Мастер своего дела, владеет тайными практиками кану. Он и Саву мою от зоба вылечил, меня от подагры избавил, благослови его Великие. Золотой человек, вместе с тем язык умеет держать за зубами, за умеренную плату, разумеется… Ну, да я сейчас не об этом. «Кабан и жёлудь», я вас уверяю, — лучший трактир в этой части города, — он нервно теребил фартук и подобострастно кланялся, заканчивая каждую фразу. — Лучший стол. Самые свежие продукты — вы не пожалеете, останетесь довольны. А как готовит моя Сава! Вы откусите пальцы: таких блюд вы не отведаете даже в «Медовом гусе». А «Медовый гусь», я вам скажу, трактир наипервейший. Но с «Кабаном и жёлудем» ему не сравниться — мелковат, и обслуга хромает, прямо скажем — не на высоте. А у меня все слуги как на подбор, один к одному. Кстати, о гусе: советую попробовать гуся с орехами и изюмом в медовом отваре, по-офрильски. Ах! — он закатил глаза и сглотнул. — Больше того, я могу предложить вам лучшие вина во всём Хаггоррате: Бусардо, Офрильское, Фуфу, Визог: сладкий, сухой, есть даже с аверским перчиком. Все напитки исключительного вкуса, наивысшего качества, — он несильно понизил голос. — Могу предложить местную буссу… — он помолчал немного и, видя отсутствие интереса в глазах, тут же сменил тему: — По вечерам у нас играет сам маэстро Тулардо, вы не поверите, маэстро Тулардо до этого служил…

Нагиос Кай рывком поднялся, стул с грохотом упал. Не говоря ни слова, он приблизился к застывшему Шедору.

— Послушай, ты…

Левиор застонал. Шедор Ховоро икнул.

Нагиос был вынужден перейти на ласковый шёпот:

— Любезный… Как тебя там?!

— Шедор Ховоро, — напомнил трактирщик, по-черепашьи втягивая голову в плечи.

— Слушай меня внимательно, Шедор Ховоро. Никаких менестрелей. Пока мы здесь, я не хочу никого видеть. Скажу больше: на время нашего пребывания в «Кабане и жёлуде» вы закроете трактир и распустите всех слуг.

— Но… — попытался возразить Шедор, однако взглянув на серебряную брошь в виде перекрещённых перьев на фоне львиной лапы, украшавшую плащ сиория, осёкся.

— Я оплачу все убытки.

— Прошу прощения за мою наглость, но вы не представляете, во сколько это вам обойдётся! Это не второсортная забегаловка, которою можно закрыть, навесив табличку и затворив дверь, это, ваша милость, заведение высшего порядка, — Шедор Ховоро первый раз за время разговора распрямил спину и гордо вскинул голову. Брошь на плаще Нагиоса сверкнула неестественно ярко, заставляя трактирщика вернуться в прежнее подобострастное положение.

Нагиос Кай взял его пухлую ладошку и вложил в неё тугой кошель, после чего сжал его мягкие, податливые пальцы.

— Ещё как представляю. На этот счёт не беспокойся.

— Но, милейший, некоторые комнаты уже заняты. Многие постоянные посетители придут вечером к началу представления…

— Это — задаток, — Нагиос многозначительно кивнул на кошель. — Никого! Ни единой души! Надеюсь, это понятно?!

— Д-да! Не волнуйтесь, я всё устрою. Но мне придётся выплатить немалую компенсацию, опять же потеря моей репутации…

— Уверяю, ты не останешься внакладе. А теперь оставь нас. Хотя стой. Принеси мне чашку экехо[14], самого крепкого, что у тебя найдётся.

— Скажите хотя бы ваше имя, сиорий.

— Моё имя? — Нагиос улыбнулся. — Моё имя — не твоего ума дело. Моих денег тебе будет вполне достаточно. Хотя, если хочешь, — озорная искорка сверкнула в его глазах — я откроюсь тебе.

— Ни в коем случае, сиорий. Ни в коем случае, — не разгибая спины, Шедор пятился к двери.

Вскоре вернулся немного запыхавшийся от быстрой ходьбы Кхард, неся на руках единственного выжившего, не считая Левиора, мальчишку.

— Только этот? Или кто-то ещё? — поинтересовался Нагиос.

— Да, сиорий, только этот.

Кай взглянул на изуродованное огнём лицо, брезгливо сморщился, покачал головой и вынес вердикт:

— Нежилец!

Он подошёл к Левиору, наклонился и внимательно осмотрел его руки. Как он и ожидал, на левой его ладони, в отличие от правой, не было ни одной судьбоносной линии.

Кхард положил парнишку на скамью и вопросил с надеждой в голосе:

— Хозяин, мальчик…

— …Исток, — закончил за него Нагиос Кай. Нам несказанно повезло…

Цейлер Глиз не заставил себя ждать и появился следом за Кхардом.

Шедор застыл в дверях, ожидая распоряжений.

Нагиос Кай сделал знак рукой, давая понять, что они ни в чём не нуждаются и он может быть свободен. Кхарду же приказал, чтобы спустился и приглядывал за происходящим, и проследил, чтобы словоохотливый трактирщик держал язык за зубами и не натворил от чрезмерного усердия чего лишнего.

Глиз сперва осмотрел Левиора и, убедившись, что ему ничего не грозит, по крайней мере прямо сейчас, осмотрел второго, обгоревшего мальчишку, и сообщил: что у первого жар и нервное истощение, что лечится это отварами шечарника и песчаной груши, покоем и усиленным питанием; а вот со вторым придётся изрядно повозиться, и что он, скорее всего, сможет вытянуть и его. Последнее явилось для Нагиоса полной неожиданностью.

«Ну да и ладно, — подумал он, — выживет — хорошо, не выживет — ещё лучше. Если что пойдёт к Истоку довеском, будет у Вардо на одного ученика больше. Крепко их судьба вяжет, ох неспроста это».

— Странные ожоги, — задумчиво почёсывая у виска указательным пальцем, усомнился лекарь. — Не похоже на огонь. Совсем не похоже.

— Послушайте, любезный, — Нагиос заботливо взял Глиза под локоть, — хозяин этого заведения… забыл его имя…

— …Шедор Ховоро, — услужливо подсказал лекарь.

— Именно так. Рекомендовал вас не только как искусного цейлера, но и как весьма порядочного и, что немаловажно, умеющего держать язык за зубами человека.

Глиз склонил голову набок и лукаво взглянул на Кайя.

— Что вы говорите, сиорий? Не замечал за собой эдакой добродетели.

— Да! Да! Именно так он вас и рекомендовал!

— Да нет же! — Глиз одарил Нагиоса сверкающей улыбкой. — Хотя… Чего только не узнаешь о себе от великих мира сего. Поймите, сиорий Кай, таким, как я, людям небогатым, некоторые добродетели… как бы поделикатнее сказать? Эм… Не по карману.

— Понимаю! Предельно ясно изволили выразиться. Прошу вас, милейший, идёмте со мной, мне кажется, что я смогу вас убедить в обратном, — принимая игривый тон, настаивал Кай, неспешно уводя вовсе не сопротивлявшегося лекаря в соседнюю комнату…

…Глиз действительно оказался хорошим врачевателем. Левиор через неделю пришёл в норму и был ошарашен вниманием, а главное, заботой и участием в своей судьбе сиория Кайя. Кхард объяснил ему, что он и сиорий стали невольными свидетелями произошедшего, вернее не всего произошедшего, а только финала — взрыва огненного шара. Рассказал, что спасти удалось только его и ещё одного мальчишку, остальным было суждено погибнуть при взрыве.

Левиору было совсем их не жалко, он с ужасом вспоминал, как они над ним издевались и избивали. Отчётливо помнил переулок и шершавый, холодный камень стены, наглую рожу Блохи, мальчишку с окровавленным носом, удар в лицо… не мог только вспомнить, что было дальше.

— Огненный шар? — спросил он, расчёсывая зудящее запястье.

— Мне так показалось. Может, и не шар вовсе, но бабахнуло хорошо. Там даже камни оплавились, часть стены выворотило. Как вы выжили, ума не приложу. Тот-то, — он кивнул на стену, за которой находилась комната, где лежал второй мальчик, — обгорел изрядно, а вот ты как заговорённый. Повезло, видно, Тэннар Великий тебя любит.

— Можно мне взглянуть, кто там? Ну, кто ещё выжил?

Кхард прищурил глаз и внимательно посмотрел на Левиора:

— Не боишься?

— Чего?

— Обожгло его сильно, левую половину лица.

— Нет, — отмахнулся Левиор, — не боюсь.

— Если сиорий Нагиос разрешит — посмотришь. Сегодня вечером цейлер Глиз придёт на осмотр, тогда и спросим.

— Хорошо.

Но вечера ждать не пришлось, сиорий Нагиос Кай вернулся к обеду. Он был возбуждён и чем-то сильно обеспокоен. Он справился у Левиора о его самочувствии и сообщил:

— Сегодня ты познакомишься с Тайлесом Хасом и сиитой Корлинтой.

Левиор посмотрел на него непонимающим, полным любопытства взглядом.

— Тебе пока ничего не положено знать, — Кай улыбнулся и потрепал мальчишку по волосам. — Это очень хорошие люди, скоро ты сам в этом убедишься, — он повернулся. — Кхард, ужин по первому разряду, сам проследи. И скажи этому пройдохе Шедору, чтобы подал свои лучшие вина. Прислуживать будешь сам. Лишние глаза и уши нам ни к чему. А сейчас принеси мне трубку и кружку экехо.

Кхард кивнул и исчез за дверью.

— Я послал за мастером Глизом, — сказал Кай, обращаясь к Левиору. — Перед дальней дорогой надо осмотреть твоего дружка. Да и на тебя напоследок он должен взглянуть.

— Вы уезжаете?

— Не спеши с расспросами, всё решится сегодня вечером. Но здесь мы больше не останемся, это наша последняя ночь в «Кабане и жёлуде».

— А можно мне узнать, кто ещё выжил?

— А, да, — спохватился Нагиос Кай, — естественно, можно! Идём.

Лицо мальчика было страшно изуродовано. Повязок на нём не было. Вонючая, темно-зелёная мазь густо покрывала левую сторону лица, точнее то, что от неё осталось. Глаза не было видно вовсе: на месте он или нет, разглядеть трудно, так же, как и о наличии рта можно было только догадываться. Мазью были покрыты шея, левое плечо и оголённые до локтей руки. Мальчик спал.

— Узнаёшь?

Левиору стало легче, словно камень с души свалился. «Ляма. Кажется, так».

— Угу, — пробурчал он.

Нагиос Кай вопросительно посмотрел на него.

— Ляма. Его зовут Ляма, — закивал Левиор.

— Ляма? Что это за имя такое?

— Это кличка, — озвучил свою догадку Левиор, — имени его я не знаю. Хотя… кажется, один раз его назвали Чарэсом.

— Пусть будет Чарэс, если что — подправит, когда очнётся… Если очнётся, — уточнил Нагиос Кай.

* * *

Левиор и Нагиос Кай спускались по лестнице, ведущей в полутёмный общий зал «Кабана». Кхард встретил их внизу и проводил к единственному накрытому столу.

Убранство зала поразило неискушённого мальчишку своей роскошью: отделанные дииоровыми панелями стены; подсвечники и канделябры, сверкавшие серебром, гобелены в массивных рамах, работы иссальских и орзохских мастеров. Столы из дуба и стулья с высокими резными спинками. В высоком камине из тёмно-красного камня пылал жаркий приветливый огонь. Воздух благоухал ароматами ванили и мирры.

Не знал Левиор только то, что панели на стенах вовсе не дииоровые, а из обыкновенного баока, морёного железной солью; серебро вовсе не серебро, а начищенный ракушечным порошком ситир[15], металл неблагородный, а посему мало кому интересный и, соответственно, дешёвый. Пестревшие цветами гобелены — творение не иссальских или орзохских мастеров, а искусные подделки местного, пусть и довольно талантливого умельца Рилса Гасма.

Кхард налил в бокалы сок и предложил Левиору блюдо с пирожными, после чего беззвучно, словно его и не было, удалился.

— Ну что же, мой мальчик, до прибытия Тайлеса Хаса и сииты Корлинты осталось совсем немного времени, и я хотел бы кое-что прояснить, — сказал Нагиос Кай.

Изрядная порция пирожного помешала Левиору ответить, он только и смог, что кивнуть.

— Ничего, ничего. Ешь спокойно. Твоего кивка мне вполне достаточно.

Левиор сглотнул и энергично закивал, соглашаясь.

— Ты говорил, что мечтаешь стать моряком, и даже собирался пробраться на корабль и отправиться на нём в южные земли, — Кай показал ладонью, что можно не отвечать. — Что ты скажешь, если я предложу тебе отправиться не в южные земли, а на север? Дело в том, что мои друзья — сиорий Тайлес Хас и сиита Корлинта — отправляются на остров Кита и могут взять тебя с собой.

Левиор чуть не поперхнулся.

— А вы?

— Я? Я не еду, у меня здесь дела.

— Но как же…

— Но на твоём месте я не упустил бы такую возможность. Да и что там говорить, выбор у тебя небогатый, — он взял с подставки красивую изогнутую трубку из красного дерева. — Не думаю, что ты снова собираешься бродяжничать. Кожевенник Краут точно не возьмёт тебя обратно, а больше тебе пойти некуда. Или я неправ?

— Откуда вы знаете о Крауте?

Нагиос Кай улыбнулся:

— Я должен всё знать, положение меня обязывает. Но ты не ответил на мой вопрос.

— Наверное, не возьмёт.

— Выбор за тобой. Решай.

— Конечно, я согласен, — не раздумывая, выпалил Левиор, — я не мог и мечтать о такой удаче. Просто я не хочу расставаться с вами, сиорий Кай. И с Кхардом тоже не хочу.

— Но это не навсегда, поверь.

— Правда?

Нагиос Кай кивнул:

— Правда. Клянусь каменным ликом Керитона. Не могу тебе обещать, что наша следующая встреча состоится очень скоро, но то, что она состоится, я уверен.

Левиор не решился спросить, кем был Керитон, но то, что сиорий Кай клялся его окаменевшим ликом, добавляло его словам убедительности.

Отворилась входная дверь. Весенний ветер по-хозяйски бесцеремонно ворвался в залу. Вместе с ним в сопровождении Кхарда вошли мужчина и молоденькая девушка.

Нагиос Кай встал и направился им навстречу.

— Сиита Корлинта, — он галантно поклонился в приветствии.

Она еле заметно улыбнулась и кивнула в ответ.

— Рада видеть тебя, Нагиос, — красивый низкий голос совсем не вязался с её хрупким обликом.

— Это чувство взаимно…

— Ты предсказуем. — Тайлес откинул капюшон и пристально посмотрел на сиявшего улыбкой обольстителя Нагиоса Кая. — Не оставляешь попыток очаровать мою спутницу?

— Почему бы и нет?! Боюсь только, что сиита Линта снова предпочтёт твоё общество моему.

Тайлес Хас огладил бороду:

— Мудрость, как всегда, побеждает молодость.

— Несомненно. Что ж, позвольте пригласить вас к столу, — он сделал знак рукой, и Кхард зажёг свечи.

Зал озарился светом, и Левиору, наконец, представилась возможность хорошенько разглядеть гостей. Тайлес Хас — невысокий, худой, дядька, одетый в двухцветный зарокийский шочерс — шерстяную мантию с широкими рукавами. Левиор знал, что это, видел, такие носили зарокийские купцы — частые гости в лавке кожевенника Краута. Одна половина шочерса Тайлеса Хаса была чёрной, другая — молочно-белой. Чёрную сторону украшала сложная вышивка серебряного и красного цветов, белую пересекало несколько диагональных алых полос. Белоснежная бородка серьёзного дядьки была аккуратно подстрижена. Сзади свисали собранные в хвост волосы, в нескольких местах перехваченные чёрными кожаными шнурками.

Сиита Корлинта была очень красива, носила кружевное небесно-голубое с серебристыми прорезями платье, украшенное узорами чуть более тёмного оттенка. Левиор заметил забавную штучку на её левой руке — браслетик в виде обвивавшей предплечье змейки. В правой она держала короткую витую тросточку, увенчанную чёрным сверкавшим камнем.

Левиор встал и низко — в пояс — поклонился: так, как учил его Кхард. Представился:

— Левиор из Иллионда, к вашим услугам.

Корлинта и Тайлес кивнули ему одновременно.

Кхард, не заставляя гостей томиться в ожидании, подал первые блюда: сливовый салат с карранскими пряностями, толчёным орехом и корицей; жареные каракатицы с чесноком и лимоном; запеченная в глине с мраморным уксусом форель; жареные гребешки птицы кворос. Из вин было подано превосходное Офрильское светлое и Бихоо. Из напитков — соки и ключевая вода с лимоном.

Левиор никогда не видел и тем более не пробовал такого количества превосходных и изысканных блюд. Да что там изысканных! Он и слова то такого не знал, не представлял и такого количества любой, пусть даже самой обыкновенной, незамысловатой и не особо вкусной еды. Пределом его мечтаний была горбушка гречишной черняшки, миска тыквенной каши и, может быть, малюсенький кусочек мяса. Несмотря на то, что он прекрасно понимал, что жизнь его круто меняется и, скорее всего, полуголодные времена остаются далеко позади, ему хотелось съесть всё это одним махом, пусть даже после этого он лопнет — не беда, он был готов рискнуть. Единственное, чего он сейчас боялся, так это того, что он не понравится Тайлесу Хасу или сиите Корлинте, не придётся, как говорится, ко двору, и они не возьмут его с собой на остров.

— Что, друг мой Нагиос, нового в Сааум-Ахире? К нам на остров, сам понимаешь, все новости доходят с большим опозданием или не доходят вовсе.

— Ничего особенного, сиита Линта, так, мышиная возня. Есть, правда, нечто достойное ваших прелестных ушек, — он замолчал, то ли решая с чего начать, то ли решая, как.

Корлинта сделала нетерпеливый жест пальцами:

— Ну же, Нагиос, говори, не томи, — она улыбнулась ему, чуток прищурив очаровательные изумрудные глаза.

— Поговаривают, что на совете Девятого круга Сартада некто Од Гаро Кром-кроз был избран верховным жрецом На-Хад-Хетта. Недолго думая, он объявил о возрождении культа оного и провозгласил себя рихотом[16] нового Сартаддиара и фактически стал во главе королевства. Жрецы Девятого круга и народ Сааум-Ахира во всём его поддерживают и потакают его прихотям. Две недели назад, по его приказу, в Жер-Уто были устроены народные гуляния, скачки на варгнахах[17] и бои смеха. Народ Сааум-Ахира счастлив, он ликует. Воины смазывают бороды и косы салом и точат крохрасы. Костры войны лижут небо своими хищными языками. Од Гаро Кром-кроз собирает несметное войско и, полагаю, намеревается завоевать Зарокийскую Империю. Некоторые особо ретивые вожди кланов уже двинули хаорды к зарокийским берегам. Говорят, они разрушили Кримхор и устремились к Вис-Атору.

— Вот как? И это ты называешь мышиной вознёй, Нагиос? — Тайлес вытер губы салфеткой.

— А что за бои смеха? — поинтересовалась сиита Корлинта.

— Ра-зок вог, — словно выплюнув, произнёс на непонятном языке Тайлес, — сааум-ахирцы смеются, только встречаясь со смертью, они презирают её и искренне радуются при виде своего главного и единственного врага. Остальное время они грустны и недовольны жизнью. А посему ведущий к смерти поединок называют Ра-зок вог — битвой смеха. Это не лишено логики, — Тайлес ловко подцепил каракатицу вилкой и окунул в соус. — И ничего с этим не поделаешь, так вот у них заведено. Что же дальше, Нагиос?

— Дело в том, что Сартад далеко, а источники, мягко выражаясь, не совсем надёжны. Поэтому всё это может оказаться очередным вымыслом. Или частично вымыслом.

— Вполне возможно, — допустил Тайлес, — что ты об этом думаешь?

— Думаю, что для Зарокийской Империи война будет совсем некстати. Вудэо Рэйм не воин… я сейчас не о личной доблести говорю, — уточнил Кай, — а о складе характера.

— Это понятно.

— Он реформатор. За время его правления страна достигла небывалых высот во всех областях. Сейчас Зарокия богата, как никогда. К тому же год назад сиита Иннава родила Вудэо дочь, названную Овельтой в честь её знаменитой тётки Овельты Дим-Рейтской. Меньше всего сейчас ему нужна эта война.

— Как на это реагирует совет Текантула? Кто сейчас кеэнтор? По-прежнему, Холор Тигеро?

— Кажется, он.

— Бездарность.

— Туп, как пробка.

Они заулыбались.

— Согласен, а как тебе сиорий Венсор ра'Хон?

— Думаешь, он метит в кеэнторы? — удивился Нагиос.

— Мне так кажется. Он умён, хитёр и честолюбив.

Нагиос налил вина себе и Тайлесу. Сиита Линта сделала жест ладонью, отказываясь.

— Похоже, что у него большое будущее.

— Мне интересно, как при всей этой «мышиной возне»… надо же было так выразиться, — хмыкнул Тайлес, — чувствуют себя кетары?

— Кетарию и Сартад разделяют воды Аиллуры…

— Скажи, мой друг, хоть одного сааум-ахирца останавливало такое зыбкое препятствие?

— Лантарэма не зря величают мудрым. Он скор и прозорлив как никогда. Насколько мне известно, кетарские послы давно в Жер-Уто. Дело идёт к тому, что они вот-вот заключат мирное соглашение, — Нагиос сделал глоток и подмигнул не сводившему с него глаз Левиору.

— Удивительно. Насколько мне известно, сааум-ахирцы успели повоевать со всеми в пределах зримого мира. Иногда они бились с врагами по очереди, а иногда и со всеми сразу. Единственное исключение в их списке врагов — это народ Кетарии. С ними сааум-ахирцы не воюют никогда. И дело тут вовсе не в Лантарэме.

— Так или иначе, жрецы Девятого круга знают причины происходящего, — вздохнул Нагиос, играя пустым бокалом.

Наконец, настал черёд сладостей, и на столе появились яблочный пирог и миндальные пирожные. Тут уж Левиор почувствовал себя на одной волне с сиитой Линтой.

— Как всё это вкусно. Нагиос, ты нас балуешь.

— Такие мелочи, сиита Линта. Для вас хоть душу Аравы.

— Не стоит. Пусть душа Аравы остаётся в положенном ей месте, — сиита Линта кокетливо улыбнулась Нагиосу Каю.

Тайлес Хас отодвинул блюдо и потянулся к подставке с трубкой.

Сиита Линта изящным движением ресниц указала на пирожные, спросив у Левиора:

— Ты какое будешь?

— Не знаю, — он улыбнулся, обнажая недавно образовавшуюся стараниями Блохи прореху меж зубов, и пожал плечами.

— Я, пожалуй, решусь на клубничное.

— Я тоже буду клубничное.

— Мы хотим взять тебя с собой, Левиор, — сказал Тайлес. — Ты будешь моим учеником.

Левиор так и открыл рот от удивления. Пирожное застыло на полпути. Он посмотрел сперва на сииту Линту, после перевёл взгляд на Нагиоса Кая, но в глазах их встретил лишь подтверждение слов Тайлеса.

— Ты — Исток, я почувствовал это, едва пересёк порог «Кабана и жёлудя», — сказал Кай.

— Но я ничего не сделал, — попытался оправдаться неожиданно испугавшийся Левиор.

— Не бойся, глупенький, — сиита Линта, шутливо сощурила глаза и поджала губы. — Это счастье, что Нагиос был рядом. Теперь мы вместе, и тебе нечего больше бояться. Тайлес и я приплыли сразу, как только получили весточку от Нагиоса. Мы возьмём тебя с собой на остров Кита. Ты будешь жить в Лиртапе и научишься управлять Уино. Ты станешь могущественным экриал.

— Я стану экриал? А кто это?

Она улыбнулась:

— Маг.

— Я? — ещё больше удивился Левиор, неосознанно сжимаясь и пытаясь сползти под стол.

— Ты, — сиита Линта вытерла руки. Подошла к нему и присела рядом на корточки.

— А что произошло со мной там… на улице?

— Это был «Всплеск». Благодать Сароса. Неконтролируемый поток энергии огромной силы, повинующийся твоему зову… Мне сложно сейчас объяснить тебе это. Я не нахожу слов, которые ты бы смог понять, — она смущённо улыбнулась. — Прости. Но я уверена, что скоро ты будешь понимать меня.

— Так это я их убил?

— О Великие. Конечно же, нет. Ты не виноват. Ты сам чуть не погиб. Нагиос подоспел вовремя. Он погасил энергию Всплеска и, что главное, сумел остановить расходившиеся от него круги. Он спас тебя… а, возможно, и не тебя одного.

Глава 10. Гевер

Страх убивает разум, первую и самую желанную его жертву.

Рио Бо. Формы и причуды. Гэмотт-рам как искусство жизни

Скрип половиц, донесшийся из библиотеки, заставил крадущуюся к выходу Инирию остановить дыхание и замереть. Девушка осторожно выглянула из-за ширмы. Огляделась — никого. Прислушалась — тихо.

«Почудилось», — рука сама собой потянулась к одному из потайных кармашков широкого кожаного ремня, куда был надёжно упрятан только что добытый камень Тор-Ахо. В какой-то момент Инирии показалось, что карибистола задрожала и ответила теплом на её прикосновение, но это была лишь иллюзия: Орн был холоден, как и тысячи его обычных собратьев, не отягощённых магической составляющей.

Инирия запахнула плотнее плащ и, потихонечку, стараясь не создавать лишнего шума, направилась к выходу, но уже через несколько шагов снова была вынуждена остановиться: «Опять этот звук? Дверь? Нет. А что? Неужели санхи? Как это некстати! Ну не может же мне везти вечно. — Искать другой путь к выходу времени не было и она затаилась, слилась с портьерой, уверенная что ни один, даже самый острый взгляд, не в силах уловить искру жизни в её застывшей фигуре. — Странно всё это: опущенный мост, незапертые двери. Они тут что, Хорбутовы дети, совсем с ума посходили? Или, может, всё подстроено? Неужели это ловушка?»

…Храм Ткавела, а скорее безалаберность его обитателей, превзошел все ожидания Ниры: ни тебе охраны, ни капли магии, ни единой защитной ниточки, до смешного примитивные замки, открыть которые способен любой крестьянин. Пробраться внутрь и выкрасть Орн оказалось на диво просто: дверь в библиотеку была открытой, камень хранился не за семью замками, а в скромной шкатулке, на маленьком столике возле окна, будто был не могущественным амулетом древности, а самым заурядным новоделом, стихийным кристаллом, на заказ изготовленным каким-нибудь провинциальным алхимиком. «Даже непонятно, для чего я старалась? Неужели жрецы Ткавела настолько уверенны в своей неуязвимости?»…

За спиной послышался шорох, донёсшийся из глубины зала. Инирия вздрогнула и медленно повернула голову… Она стояла, затаив дыхание, и с ужасом смотрела на выбивавшуюся из-под двери дрожавшую полоску неяркого света…

Звук повторился.

Теперь она отчётливо различила шелест бумаги и… шепот. Рука сама поползла под плащ, легла на рукоять кинжала. Стараясь ступать как можно тише, Инирия двинулась к выходу. Скрежет открывавшейся двери заставил её отшатнуться. Сделав одно-единственное неловкое движение рукой, Нира случайно задела материю, укрывавшую массивное зеркало-ширму. Ткань поползла вниз…

И тут, в открывшейся голубой глади, она увидела себя… Но себя ли?

Увидела вдалеке, там, где никак не могла сейчас находиться. Возможно, она и была в том месте несколько минут назад…

«Но этого не может быть!»

В проникавшем сквозь окно свете Оллата она прекрасно различала крупные складки своего капюшона и торчавшие из-под него русый локон и загнувшийся воротничок куртки с вот-вот готовой оторваться большой медной пуговицей на разлохматившейся нитке. А ещё слегка размытую фигуру — в отдалении, за правым плечом — в таком же темно-зелёном плаще с глубоким капюшоном…

Та же поза, её лицо.

«Но как? — подумала она, с трудом сохраняя спокойствие. — Это же невозможно!»

Как часто можно ошибиться, увидев своё отражение? Не узнать лицо, на которое смотришься как минимум один раз в день, утром в зеркале? Нет зеркала — можно увидеть своё отражение в реке, луже, начищенном до блеска медном котелке, в глади клинка, в конце концов. Пусть это будет не раз в день, пусть реже, всё равно, способен ли кто-то ошибиться? Полная чушь! Никогда! Конечно же, Нира увидела себя!

«Но как, это может быть? Магическая защита санхи? Не похоже что-то на защиту. Морок какой-то, а не защита, — мысли Инирии летели со скоростью ветра. — Спокойно, девочка. Не паникуй!» Она сдвинулась вправо, ближе к зеркалу, и ещё некоторое время всматривалась в оба свои отражения, не в силах уловить различий.

Наваждение длилось всего несколько мгновений: Нире достаточно было зажмуриться, расфокусировать взгляд, вновь скосив глаза на капюшон и пуговицу, как тут же второе, дальнее отражение исчезло, словно и не было его там.

«Фу-у-уф».

И тут из глубины коридора донеслись тревожные крики.

Инирия почувствовала, как бешено заколотилось её сердце, и заставила себя успокоиться. Поняв, что идут в её сторону и таится больше нет смысла, она стремглав кинулась к двери, одной рукой придерживая полы плаща, другой пытаясь нащупать виновника всего с ней происходящего — камень Орн.

Она бежала, нет — летела к выходу. Анфилада огромных залов. Коридор, ещё один, ещё. Лестница вниз.

Проскочив на одном дыхании несколько пролётов, Инирия поняла, что окружена и дальше дороги для неё нет. Снизу стояли трое санхи в бардовых одеждах с обнажёнными мечами. Сверху за ней гнались ещё двое, в чёрном. И, судя по гомону, с каждой секундой жрецов становилось ещё больше. Один из санхи заметил девушку и тут же громко закричал, указывая в её сторону.

Внезапно Нира осознала, что всё меньше доверяет интуиции и именно это ослабляет её теперь, в момент опасности. Не зря один из старших арканов Гэмотт-рам учил: «Доверишься разуму — останешься слеп, доверишься интуиции — узришь величие Сароса».

И она доверилась…

Одним махом перескочив через поручни, бросилась в отходивший от площадки коридор.

Санхи молча последовали за ней. Они были проворнее и быстрее, убежать от них было бы не так просто, если бы от коридора, оканчивавшегося оконным проёмом, не отходило ещё два. Инирия прекрасно знала это, а ещё она знала, что правый коридор ведёт на вторую лестницу, а левый, как и предыдущий, заканчивается окном, но выходившим не в зияющую пустоту ночи, а на крышу пристройки.

Чёрные одежды и плотно задёрнутые шторы сыграли свою роль, и Нире удалось незаметно проскользнуть в темноту левого коридора.

Расчёт был прост: санхи, скорее всего, уже поняли, что беглянка неплохо ориентируется в храме и, руководствуясь здравым смыслом, выберет правый коридор, ведущий к выходу. Нира знала, что этим манёвром ей не удастся обмануть жрецов, но выиграть хоть немного так необходимого ей времени она наверняка сможет.

Несколько раз с размаху она ударила рукоятью кинжала в оконную створку: звякнув, отлетел в сторону хлипкий шпингалет, запрыгал, закружил по полированному мрамору.

Инирия, убрав кинжал, распахнула створки окна, выглянула наружу.

Вдоль стены тянулся узкий выступ шириной в четыре ладони, на нём скучали несколько каменных горгулий и с десяток злющих корред[18] с шипастыми дубинками в коротеньких ручках.

«Чего только санхи не напридумывают, чтобы народ пугать!»

Она оглянулась и, приободрённая тем, что преследователи ещё не показались из-за поворота, перебросила ноги через подоконник и выскользнула наружу. Прижалась спиной к стене, посмотрела на всё ещё опущенный мост, по которому попала на храмовый остров, увидела, как блеснули звёзды, отражаясь в наполняющей ров воде. Она быстро отодвинулась от окна, и, обогнув изрядно загаженных птицами хищно оскалившихся горгулью и химеру, стала продвигаться вдоль узкого выступа в сторону пристройки. Когда она преодолела две трети пути, из окна позади неё высунулся один из санхи, у него были отвратительные красные глаза, на щеке расплылось тёмное родимое пятно с блюдце величиной.

— Элла асс тэя эукс аш саташ! Кей ат тараш эукс аш сарратаг! — прошипел красноглазый, царапая ногтями резной пилон.

Инирия отчаянно выругалась, она прекрасно поняла жреца, он говорил на кринти. И то, что он произнёс, никак не могло её порадовать. Красноглазый угрожал, обещая, что когда поймает её, отдаст на растерзание голодным треххвостым крысам.

Это было не хорошо — даже представить себе такое было мерзко и противно, а самое страшное было в том, что жрец и не шутил вовсе.

Инирия первый раз за всё время опустила голову и посмотрела под ноги, отсюда было видно всё, что происходило внизу: двор, фонтан со статуями, толпа людей с факелами много-много санхи.

«Высота — локтей тридцать-сорок».

— Я не должна бояться, — прошептала она и тут же, утвердившись, повторила громко и уверенно: — Я не боюсь.

Ночь разорвало ударами набата, заглушив слова.

«Началось!»

Красноглазый уже вылез на парапет. Он осторожно переставил ноги, прижался плечом к стене, перешагнул через гаргулью и, обняв химеру, отчаянно потянулся к Инирии рукой. Отчаянно потому что девушка была уже достаточно далеко чтобы о нём беспокоиться. В это же мгновение распахнулись сразу два окна: одно слева от неё, другое правее и этажом выше. Боковым зрением Нира видела тени, отделявшиеся из смолисто-чёрной пустоты. Свет от факелов внизу не доставал до них, он освещал два, от силы три первых ряда окон. Они же находились между четвёртым и пятым этажами. Преследовавшим Инирию жрецам, в пылу погони, вероятнее всего, было не до свечей и светильников. Беглянка почувствовала, как зазвенело у неё в ушах, как задрожали пальцы и зашлось комариными укусами лицо: кровь запылала адреналином. Такого захватывающего приключения у Ниры ещё никогда не было.

Она задержалась лишь на мгновение, с недоверием, взглянув на ненадежную черепицу, усмехнулась азартно и, игриво поманив пальчиком, вжавшегося в стену лопатками красноглазого, крикнула ему на кринтийском:

— Кьош лэт ситри[19], - обворожительно улыбнулась и, взметнув за спиной плащ, безбоязненно спрыгнула вниз.

К тому времени, как жрецы выбрались на крышу, Инирия опередила их шагов на тридцать. Она неслась вперёд, серой тенью, стремительно словно дикая птица, мелькая на фоне чёрного бархата неба, усеянного равнодушно мерцавшими звёздами.

…Высокие Геверские дома стояли тесно, плотно прижимаясь один к другому. Их крытые сланцем и светло-коричневой черепицей крыши, разделённые узкими улочками, походили на медовый пирог, заботливо порезанный перед подачей на кусочки.

Один из преследователей — санхи-лучник — опустился на колено, вздёрнулся, прицелился быстро и дважды спустил тетиву. Он был меток — одна стрела, взвизгнув чуть правее плеча Инирии, ушла в темноту впереди, вторая чиркнула по предплечью. Девушка вскрикнула, скорее от неожиданности, чем от боли, неловко зацепившись за край черепицы, подсекла ногой ногу и кубарем покатилась вперёд и вниз.

Санхи успел выстрелить ещё раз, но поразить тень, в хаотичном вращении скользившую по самому краю крыши, было из разряда невозможного, и он промахнулся.

Инирия же спаслась от неминуемого падения просто чудом, даже сама не поняла, что с ней произошло. Какая-то сила ласково подхватила её и аккуратно поставила на ноги. Всё вышло так просто и естественно, как бы само собой, будто так и было задумано. На самом же деле Инирия сильно перепугалась за те короткие мгновения, что кувырком неслась к краю крыши.

«Фух! И тут повезло!»

Мягко, по-кошачьи, оттолкнувшись от черепицы кончиками пальцев, она, хоть и была на «неверных ногах», умудрилась продолжить бег — припустила пуще прежнего, попутно костеря санхи и вознося панегирики Великим Богам.

Даже после, вспоминая произошедшее, Инирия так и не смогла понять, как ей удалось вывернуться, сотворив такой головокружительный кувырок. Но всё это было лишь малой толикой из того, что в ближайшее время ей предстояло узнать о везении и расположении Богов.

Она неслась вперёд, лёгкая, быстрая, почти незаметная, мелькая меж каминных труб и перескакивая с крыши на крышу, взлетая и паря над узкими ущельями улиц. Её преследователи, судя по отдалявшимся голосам, сильно отстали, когда она ощутила пробиравший до мозга костей холод — на неё надвигалась настоящая пропасть.

«Локтей десять, навскидку. Не меньше! Сдохну, но не дамся!»

Хотя следующая крыша и казалась недостижимой, Нира знала, что, скорее, умрёт, чем остановится и отдастся в лапы жрецов. Она видела, что маячившая впереди крыша находится ниже, чем та с которой ей предстояло прыгать, и решила что рискнёт.

«Да не может со мной ничего плохого случиться!» — Хоть бей, хоть режь, а вот было у неё такое чувство.

Край крыши и зияющая за ним пустота стремительно приближались.

Понимая, что любые сомнения сильно уменьшают шансы на успех, Инирия отогнала от себя мысли о возможном падении и прыгнула.

Плащ её взметнулся подобно крыльям, и некоторое время она в буквальном смысле летела как птица, слыша свист ветра в ушах и удары бешено колотившегося сердца в груди. Глаза её слезились, дыхание остановилось… Время замедлилось и стало тягучим и вязким…

Мало того что Инирия благополучно достигла соседней крыши, но даже умудрилась приземлиться на ноги и устоять. Балансируя на самом краю, она едва удерживала хрупкое равновесие. Мельком оглянулась, успев охватить взглядом крыши соседних домов, по которым, спотыкаясь, бежали жрецы-санхи, полы их плащей развивались и хлопали как крылья ночных птиц.

Сверкнули, отражая свет Оллата, стрелы. Всё мимо. Несколько черепиц соскользнули из-под её ног и вдребезги разбились о булыжную мостовую.

«Вот это да!»

Нира удержалась, раскрывшись, и с трудом, правда, понимая, что делает отчаянно завращала руками. Тем не менее это помогло, и, наконец, почувствовав, что её больше не тянет вниз, она гордо улыбнулась самой себе и сделала робкий шажок вперёд. Руки и ноги дрожали от напряжения, под чёлкой выступила холодящая лоб испарина. Тут же, не доверяя своей удаче, Нира ощупала себя — всё, хвала Великим, на месте.

Перевела дух.

«Дура ты, Нирка! — голос разума одарил её мысленной затрещиной. — Не будь ты такой мелкой и везучей, пробила б крышу насквозь да все кости попереломала!»

— Ага, — на выдохе согласилась Инирия, и её передёрнуло от ужаса. Она остро осознала, насколько близко к смерти находилась. Но оправдываться, а тем более спорить, ей не хотелось, вместо этого она сделала несколько неверных шагов, отходя от края, и взглянула через плечо, всматриваясь в темноту.

Погоня отстала.

Похоже, среди санхи не нашлось смельчаков, способных повторить эдакое, и немудрено.

Инирия неторопливо перевалила через конёк и подошла к стене соседнего дома, стоявшего почти вплотную. Вгляделась в щель улицы: та была узка настолько, что вряд ли могла служить проходом для более или менее дородного человека. Нира пнула ногой осколок черепицы, и тот слетел вниз, несколько раз попутно ударяясь о стены. Опершись ногой о вбитый в пилон металлический штырь, она нащупала пальцами углубления в кладке, и словно ящерка шустрая, в мгновение ока, взобралась на парапет. Прошла по нему с десяток шагов, до поворота, и, присев на корточки, сползла вниз по скату. Добравшись таким образом до края крыши, она, бесшумно и незаметно, используя в качестве лестницы зубчатую каменную кладку фронтона, тянувшегося почти до самой земли, грациозно и бравурно балансируя руками, сошла прямо в густые заросли терновника.

«Скучно тебе? Ты ещё станцуй и песенку спой, а то ведь тебя никто не видит и слышит!» — упрекнул хозяйку, ставший чересчур вредным и назойливым внутренний голос.

Инирия фыркнула:

— Отстань, — шепнула она, нащупывая камень Орн, и незлобиво добавила: — Зануда.

Далёкие голоса санхи постепенно затихали, преследователи, похоже, и вовсе отстали, потеряв надежду догнать воришку.

Оглянувшись, Инирия увидела за спиной высоченные башни храма Ткавела, построенные так близко друг к другу, что возникало ощущение, будто они срастаются в вышине. Восьмиугольные сооружения, казалось, пронзали тучи и царапали небо.

«Это ещё что такое? Это не я!»

Стены и крышу здания храмовой библиотеки охватило алое пламя. Оно бесновалось на фоне диска Оллата и тянулось к холодным звёздам, красноватой рябью играя на чёрных водах рва.

«Не я!»

Пригнувшись, Инирия побежала по тёмным улицам Гевера, постоянно оглядываясь и ловя каждый звук.

Нира бросилась в сторону конюшен, где оставила свою кобылку. Она выбрала самую дальнюю, но вполне безопасную дорогу, помня, что длинный путь частенько бывает самым коротким, так как по нему не разгуливают санхи и городская стража.

Кетария. Седогорье. д. Дохту. Двумя днями позже.

Инирия проснулась — словно от толчка. Не знала, что её разбудило, и сколько проспала. Ей показалось, что за дверью раздался стук упавшего на пол предмета, и она насторожилась — застыла, прислушиваясь к звукам: ватную тишину нарушали лишь её собственное дыхание и трели неугомонных сверчков.

Ощутив внезапную тревогу, Нира поднялась с кровати и — в чём была — подошла к окну. Весь двор отчётливо просматривался в смешанном золотисто-зелёном свете Оллата и Сароса и, к счастью, был пуст. Она замерла — вроде тихо.

«И чего это я так разнервничалась?»

Нира с детства привыкла доверять интуиции: инстинкты всегда спасали её. Несмотря на тишину за окном, быстро оделась и сгребла вещи в дорожную суму.

Высунувшись из окна, заметила смутные тени — еле уловимое движение у стены дома напротив. И в ту же секунду кто-то дёрнул ручку её двери…

Отреагировала Нира мгновенно — метнулась в сторону и прижалась к стене. Дверь с грохотом распахнулась. Интуиция её не подвела: в комнату ворвался один из геверских преследователей — бородатый, как она его мысленно называла, хотя логичнее было бы называть его красноглазым.

Санхи не успел сообразить, где находится беглянка, но как-то умудрился почувствовать её присутствие за спиной и резко развернулся. Инирия не стала дожидаться удара и нырнула ему в ноги. Вовремя! Лезвие меча блеснуло и распороло воздух над её головой. Она оттолкнула жреца и тут же ударила, метя окованным мыском сапога в колено. Попала! Бородач вскрикнул и рухнул на пол, со всего маху ударившись головой о край скамьи.

«Фуф, ещё есть кто?»

А как же — в коридоре послышался топот.

Инирия взглянула на бородатого, он слегка приподнялся и замотал окровавленной головой, явно не понимая, что с ним происходит.

«Лежи тихо», — одними глазами приказала она и, схватив массивный табурет, метнулась за дверь.

Второй санхи тем временем уже показался в проёме. Инирия со всей силы ударила в дверь плечом, сбивая противника с ног, и прежде, чем тот успел отшатнуться, с размаху опустила табурет прямо ему на голову. Тут же развернулась, затылком почувствовав опасность, — бородатый очухался и, не вняв её совету, поднимался на ноги. Она снова ударила, обрушив на него то, что осталось от табурета, и для верности ещё раз пнула ногой.

Развернулась — как оказалось, снова вовремя: на неё летел второй жрец.

Первый удар санхи пришёлся в плечо, второй скользнул по щеке. Глаза его победоносно заблестели, но не тут-то было: Нира хоть и пропустила первый удар, успела увернуться от второго — в лицо, и он прошёл вскользь, не причинив никакого мало-мальски ощутимого вреда.

Девушка дёрнула головой, делая вид, что оглядывается, в отчаянии ища путь к отступлению. Встряхнулась, отгоняя боль, и с нечеловеческой скоростью прыгнула на жреца, нанося ему в голову, самый сильный удар, на который была способна. Санхи пошатнулся, но на ногах устоял: как-никак, а Инирия была всего лишь девчонкой, и настоящей силы, способной свалить здоровенного мужика, у неё не было. Жрец оступился, сморгнул слёзы, но тут его настиг следующий удар, пусть и несильный, но расчётливый и коварный — раскрытой ладонью в горло. Против такого устоять было невозможно: голову санхи откинуло назад. Он зашатался и отступил, хрипя и задыхаясь, рот его открывался и закрывался, словно у попавшей на лёд рыбы.

Инирия распрямилась, плечи её вздымались и опадали, пока она старалась отдышаться. Ждать, пока жрец придёт в себя, девушка не собиралась, подскочила и снова ударила ногой, на этот раз в пах.

— Лато сьаша со арэш токкар! — свой голос она услышала будто со стороны.

Мысленно повторила: «Не ходи за мной, убью!» — и оттолкнула сложившегося пополам санхи в сторону.

«Камень?! — ощупав ремень, облегчённо выдохнула Инирия. — На месте».

Схватила суму, лук, колчан, плащ и выбежала в темноту коридора.

Теперь, когда ярость утихла, Инирия была шокирована собственной жестокостью: одно дело — уроки великого мастера боя Леррхара Ноо, другое — настоящая драка.

Сбежав вниз по лестнице, она повернула направо, на ходу соображая, что ей теперь делать.

Она очутилась в узком коридорчике, ведущему, минуя кухню, к заднему выходу, и после очередного поворота увидела открытую входную дверь: впереди мелькнул спасительный свет — изумрудный туман Сароса.

Инирия выскользнула во двор…

…Ноги легко несли её по неровной земле. Она проворно огибала деревья, крупные кусты, перепрыгивая через разбросанные по полю небольшие валуны, попадавшиеся на пути. Несколько санхи упорно мчались за ней, их тёмные фигуры маячили меж деревьев, они тщетно надеялись не отстать от юной беглянки.

Инирия оглянулась, в её глазах отразилась картинка почти скрывшейся из виду деревни, постоялого двора, на самой окраине освещённой сиянием звёзд и светом в окнах, оттуда доносились встревоженные крики проснувшихся постояльцев. Она бросила взгляд на всё больше отстававших санхи, тяжело перепрыгивавших через поваленные стволы деревьев и разбросанные камни.

Скоро Инирия добралась до небольшого леска, оглянулась — преследователи отстали. Тяжело дыша, прислонилась к стволу.

Отдыхать она не стала, не было времени. В этом лесу можно было неплохо спрятаться и отсидеться, но ей этого не хотелось: «Надо найти укромное место, немного отдохнуть и собраться с мыслями».

Примерно через полчаса Инирия вышла на небольшую полянку.

Слева от неё начинался подъём с плотными рядами деревьев, за которыми виднелся горный кряж. Справа возвышались лишь несколько деревьев, в просвете которых, похоже, была ещё одна полянка — что за ней, разглядеть было невозможно. В горы лезть не было никакого смысла, и она резонно выбрала перелесок.

Вскоре Оллат затянуло серыми облаками, и стало совсем темно. Нира огляделась, внимательно всматриваясь в темноту и пытаясь увидеть хоть что-то, что поможет ей принять верное решение. Всё тщетно. Разглядеть ничего не удалось: в этой липкой темноте Нира не смогла различить даже собственных пальцев, до тех пор, пока не коснулась ими лица. Ощупывая стволы и камни, она отыскала небольшое укрытие за поваленным деревом и решила переждать темноту здесь…

* * *

…Проснулась она незадолго до рассвета. Робкие лучики Лайса с трудом пробивались сквозь листву и густой туман. Оказывается, она спала между двух поваленных стволов на самом дне неглубокого оврага. Одинокий ястреб с унылым видом кружил над лесом. Инирия встала, отряхнула одежду от трухи, листьев и паутины, накинула капюшон и направилась навстречу медленно поднимавшемуся из-за горизонта светилу.

Она продиралась сквозь густой бурелом, через поваленные стволы, туда, где среди непролазной чащи виднелась едва различимая тропка. Люди, похоже, давным-давно не хаживали здесь, и тропинка порядком заросла. Разве что подлесок здесь был пореже и пожиже, нежели под высокими деревьями. Тропа шла в сторону гор, и, хотя уклон казался небольшим, уже через три часа Инирия почувствовала, что начала уставать.

Лайс проделал две трети своего дневного пути, когда деревья неожиданно расступились. Впереди на полсотни шагов виднелась вырубка, а за ней темнели мрачные остовы погорелища. Нира огляделась — вокруг ни души, лишь вороны взвились в небо и, недовольно каркая, закружили над насиженным местом. Заросшая полынью дорога проходила прямо через развалины.

«Погорелье — давнее, похоже, не один год минул, — отметила она про себя и, подсчитав не совсем ещё развалившиеся трубы, определила: — Немаленькая было деревенька, дворов за пятьдесят, а может и того больше».

Она побродила немного, осматриваясь и прислушиваясь: «Вроде тихо».

Идти дальше засветло Нира не решилась — за погорельем просматривалось голое поле, ни единого деревца на пять сотен шагов, а может и дальше.

«Но как же долго ждать до темноты».

Обратив внимание на уцелевшие каменные стены, неторопливо направилась к ним.

Заглянула в проём окна — пусто.

Казалось бы, ничего особенного: вокруг горелые брёвна, грязь вперемешку с золой, паутина, грибы, ветвистый клён вместо крыши прикрывал зияющий квадрат пустоты, — но от жутковатого спокойствия этого места девушку бросило в дрожь.

«Придётся переждать тут, главное — не засиживаться. Отдохнуть немного и уходить отсюда подальше», — решила беглянка и нырнула в проём.

Найдя у дальней стены чистое и сухое местечко она сняла два массивных верхних камня из кладки, давно ни на чём не державшихся, и положила на землю. Достала из сумы покрывало, сложила вчетверо и укрыла им камни. Села на них, прислонившись спиной к стене. Спать совсем не хотелось, есть тоже.

Нагретый камень, отдавая тепло, ласково согревал спину. Время текло медленно, она смотрела в небо и думала — так, ни о чём. Мелькали мысли, перескакивая, меняли одна другую, и Инирия так и не смогла сосредоточиться на чём-то одном.

Прошло часа три, может четыре. Начал накрапывать мелкий дождь.

«Дождь — это хорошо, — подумала девушка, добрым словом вспоминая Слейха и его водные чары. Она достала из сумы маисовую лепёшку и флягу c водой. Налила немного в ладошку, плеснула на лицо и, не вытирая, бойко зашептала слова охранного заклятия, которому научил её Слейх. То, что оно поможет, она верила с трудом. — Я не маг и не сиурт, что толку от простых, не подкреплённых Силой слов? — Но Слейх всегда убеждал её, что они помогут, и она исправно шептала их, когда шёл дождь. — Что мне, на самом деле, трудно, что ли? Язык же не отвалится».

Ела она с удовольствием: лепёшка была вкусная и сытная. Покончив с едой, она встала и выглянула в проём окна, проверила, нет ли нежданных гостей: «Ничего, вроде всё тихо. Вороны кругом. Они не дадут никому подойти незамеченным». Снова опустилась на нагретый камень. И спустя полчаса крепко уснула.

Проснулась Инирия от капель дождя на лице, на погорелье опустились сумерки. Ветви клёна, заменявшие крышу, как ей казалось, надёжно укрывали убежище, и вдруг: «Что это? — насторожилась. — Послышалось, или…»

Подняла лук, потянула лямку сумы, медленно подобрала под себя одну ногу, потом вторую. Нащупала сухое место — точку опоры — и напряглась, готовая к прыжку. Слух её не подвёл: в проёме окна мелькнул еле различимый силуэт, его выдавали отсветы на мокром кожаном плаще.

«К двери, быстро!» — решение пришло мгновенно, в висках бешено застучало. Она медленно, беззвучно поднялась и отчаянно рванулась к двери.

Хорошо, что ещё прочная, не до конца выгоревшая дверь открывалась на улицу. От удара она слетела с ржавых петель.

Инирия выскочила под проливной дождь — он придавал ей сил и уверенности. Легко перемахнув через обугленную коновязь, она, пригнувшись, побежала к скелету соседнего дома. У правого уха просвистела стрела, затем вторая распорола воздух совсем рядом, а вот третья с сокрушительной силой ударила в левую руку — чуть выше локтя, ещё шаг — и беглянка скрылась за частично выгоревшим сараем.

Она остановилась и, не раздумывая, упёрла торчавший наконечник стрелы в стену, закусила губу. Решительно схватила стрелу за древко со стороны оперения и, почувствовав во рту вкус крови обломила резким рывком, невольно вскрикнув. Слёзы заполнили глаза. Было очень больно, но она знала что выбора нет — так надо. Снова укусила себя — на этот раз вонзив зубы в запястье раненной руки, свободной же дёрнула огрызок стрелы и чуть от боли сознание не потеряла. Ничего — выдержала. Перетерпела. Постояла минуты с три, упершись лбом в горелые брёвна. Поскулила даже негромко.

Прейдя в себя огляделась и бросилась в сторону ближайших развалин. Пробежав немного, свернула за угол уцелевшей стены. Силы начинали покидать её. Левый рукав рубахи напитался кровью. Тяжело дыша, она прислонилась спиной к стене, скинула капюшон и подставила лицо под живительные капли дождя, пытаясь отдышаться и восстановить силы.

— Лей, милый, лей сильнее, — словно слова молитвы, прошептала она, сквозь слёзы и зачарованные Слейхом (хотелось в то верить) дождевые капли, в хмурое небо глядя.

Краем глаза уловила тень, метнувшуюся за обугленную трубу дома напротив. Вжалась в стену и выхватила нож из-за голенища сапога.

Санхи прыгнул так стремительно, что Инирия не успела увернуться. Он сбил её с ног и рухнул, увлекая за собой.

Нападавший оказался сверху. При падении она сильно приложилась тыльной стороной ладони о камень, и нож отлетел далеко в сторону. Санхи ударил её кулаком в лицо, обхватил шею двумя руками и принялся душить. Инирия поняла, что шансов выжить у неё не осталось. Она собрала последние силы и упёрлась убийце коленями в грудь, пытаясь скинуть его с себя. Ей не хватало воздуха, в ушах звенело. Лёгкие отчаянно требовали воздуха — всё расплылось у неё перед глазами, правая рука судорожно шарила по земле, в надежде отыскать хоть что-то тяжёлое. «Есть! Камень!» Она ударила санхи в висок, потом ещё раз. Капли крови брызнули ей в лицо. Жрец ответил ей почти звериным рёвом, но рук не разжал, а, наоборот, сдавил шею с удвоенной силой. Она ударила ещё раз, ещё и ещё, пока два тела — её собственное, обессилевшее, и нападавшего — не обмякли…

…Инирия судорожно глотнула воздух и задрожала, из последних сил она попыталась скинуть санхи с себя, но не смогла. Тогда она просто выползла из-под придавившего её тела, отдышалась и попробовала встать на ноги. Сперва она поднялась на одно колено, потом на другое и, наконец, с трудом — полностью. Отыскала взглядом отлетевший в сторону лук. Подняла. Нащупала на поясе Орн. Снова упала на колени. Встала. Порыв ветра швырнул ей в лицо тяжёлые капли…

Небо озарялось всполохами молний, воздух вздрагивал громовыми раскатами. Она шла, покачиваясь из стороны в сторону, с трудом переставляя ноги, и вскоре её маленькую фигурку целиком поглотила темнота…

Глава 11. Хегес

Трудно переоценить труды эквеса Левиора Ксаладского в восстановлении Ганиса в эпоху посткатаклизма. Но не менее серьёзен его вклад в осознание качества и роли изначальных форм стихийных камней Тор-Ахо.

Из послания неизвестного адепта изгоям и жителям Подветвья Хроники Катаклизма, Центральный талом шестого яруса Великого Древа

— Хегес издавна славится своими блудницами, сиорий Левиор. Будьте осторожны, они опустошат ваш кошелёк быстрее любого воришки.

— Надеюсь, что это будет продолжаться ещё достаточно долго. Вы меня понимаете, сиорий Мегсибор?

— О да, дорогой мой Левиор, прекрасно понимаю.

— Как вы считаете, могу я просить об аудиенции благородного Ланаса Кнову?

— Безусловно. Ланас хоть знатен и богат без меры, в общении прост и, несомненно, будет счастлив познакомиться с вами.

— Можете порекомендовать мне хорошую гостиницу?

— Остановитесь в «Золотом Олене» или «Королевском Благословении» — лучше их вам в Хегесе не найти. Это совсем близко, у шестого моста, на пересечении Белых камней и Лебяжьего озера, если желаете, я могу проводить.

— Спасибо, но я хотел бы побродить немного в одиночестве, — недоумение в глазах сиория Мегсибора требовало пояснений, и Левиор продолжил: — У меня пара срочных поручений, я хотел бы сразу покончить с делами.

— Тогда позвольте откланяться. Буду рад видеть вас у себя.

Они попрощались, и Левиор направился прямиком к Белой башне, в узких кругах называемой башней Пяти Кругов Непогрешимости. Он собирался навестить одного старого знакомого и кое о чём его порасспросить…

* * *

Молочно-белая, словно один из стволов Небесного дерева, башня стояла на вершине самого высокого холма в городе и подавляла его своими исполинскими размерами…

— Сиорий Левиор Ксаладский к Эвеину Сабарте, — бросил он стражнику, опершись на луку и протягивая тому новенький бир-хорат.

Коренастый воин в белом плаще с золотым кантом и серебристой кирасе неторопливо с достоинством выступил вперёд, но тут же сделал шаг назад, почтительно отступая. Он лишь мельком взглянул на две короткие тауповые полосы на щеке Левиора и скосил глаз на всесильную регалию (всем от мала до велика было известно, что дииоро не потерпит обмана — благородное дерево «поседеет», если даже малая толика лжи коснётся его). Выбежал слуга, смиренно потупив взор, — поддержал стремя и принял поводья из рук Левиора…

…- Этот треклятый город сошёл с ума. Теперь в Белой Башне большая охрана, сторожат не только входы и выходы, но и лабораторию с хранилищами. По приказу Кьегро Тавуа, Великую библиотеку опутали магической сетью, — смущённая улыбка скользнула по раскрасневшемуся лицу Эвеина Собарты. — Однажды я сам, по неосторожности, чуть в неё не угодил. Сейчас, когда этого живодёра нет в Хегесе, она немного ослабла, но скоро он вернётся и всё станет, как прежде.

«Надеюсь, я управлюсь к этому времени», — подумал Левиор, провожая взглядом проходившую мимо служанку, одетую настолько нескромно, что впору было предположить, что они сейчас находятся не в обители целомудрия и нравственности, а в первостатейном борделе, коими изобиловал развратный Хегес.

Библиотека была огромна. Зал, в котором она размещалась, походил на дииоровую рощу. Стройные ряды колонн, точно многовековые стволы, устремлялись ввысь, к сферическому потолку. Повсюду: вдоль стен и между колонн — стояли многоярусные книжные шкафы. Были здесь и глубокие мягкие кресла, и большие деревянные столы, придвинутые один к другому, две винтовые лестницы, возносившие алчущих познаний книгочеев к верхним ярусам, и несколько дверей, ведущие в другие комнаты. И книги, книги, книги — шкафы и полки были переполнены ими. Большей частью — древние фолианты. Они были повсюду: теснились в шкафах и на полках, лежали аккуратными, рассортированными стопками на полу и скамьях, столах и стульях, кое-где проходы были завалены горами, сваленных на полу томов.

Левиор осторожно пробирался меж стеллажей, переступая через разбросанные письменные доски феа и стараясь не задеть громадные, в человеческий рост, книжные стопки и штабеля свитков.

— Всё это, дорогой мой Левиор, — наследие нашего народа, — пояснил Эвеин Собарта, вытирая платочком воспалённый от пыли нос. Глаза старичка походили на две плававшие посреди сиропной лужицы крыжовины, ноздри — на перезрелые нуйарские сливы, а всклокоченная пыльная борода — на засохшие веточки васарги. — Здесь собраны творения величайших сынов Ганиса, — продолжал он, обводя полки тростью, на которую опирался при ходьбе, — научные труды, собрания легенд и сказов и многое-многое другое. Чего здесь только нет, здесь и летописи Иллори, и свитки онталаров, книги на всех известных языках Ганиса, есть даже древние письмена феа. А вот произведений кану у нас, к сожалению, совсем нет. Эти древние сэрдо очень ревностно относятся к своим тайнам. Хотя я не отчаиваюсь их отыскать.

— Пора… зительно, — Левиор шумно втянул ртом воздух, — ка… ка… а… а… ак!!! — и громко, на разрыв, чихнул. — Как можно здесь что-то найти? — шмыгая носом, спросил он.

— Дело привычки. Тебя, я так понимаю, интересует всё, что связанно с камнями Тор-Ахо?

— Да-а-а, — выдохнул Левиор, готовясь к новому чиху.

— Я понял… эм, — Эвеин Собарта задумался. — Вот что, дорогой мой Левиор, зная, какой ты занятой человек, попробую облегчить тебе задачу. Я отряжу двух кнуров, и они отберут всё, что хоть как то касается камней. Но это потребует немалого времени, — он огладил косматую бородёнку. — Приходи-ка ты завтра, ближе к обеду.

— Я ценю вашу заботу, уважаемый Эвеин, но очень спешу. Глядя на всё это, я понимаю, что был чересчур самонадеян, рассчитывая отыскать здесь хоть что-то, боюсь, что мне не управиться ни с помощью ваших кнуров, ни тем более в одиночку.

— Тем не менее, стоить попробовать.

— Вы думаете?

— Думаю, да.

— Тогда будем пробовать.

— Вот и отлично, — старик хлопнул его по плечу. — Так что — до завтра?!

— Одну секунду…

— Да?

— Сколько времени, уважаемый Эвеин, мне будет позволительно провести здесь? — спросил Левиор, скользя взглядом по полкам.

— Кьегро Тавуа вернётся через три дня. Я думаю, этого будет более чем достаточно, — предположил Эвеин, прежде чем высморкался.

— Надеюсь, что да, — ответил Левиор.

«Боюсь, что нет», — возразило ему сознание.

* * *

Левиор остановился у хлебной лавки. Он долго разглядывал румяные медовые коржи, булочки с чесноком и пухлые ореховые плюшки. Погрузившись в детство, он не сразу обратил внимания на скрип двери. Лицо его просияло, лишь когда он услышал звонкий девичий голос.

— Чем могу служи… — молоденькая торговка осеклась и, враз переменившись лицом, строго приказала: — Иди за мной.

Девушка схватила его за руку и устремилась в переулок между двумя домами. Они прошли вниз по проулку, повернули направо, спустились вниз по направлению к реке и снова вниз, по лестнице, в подвал. Быстро отперев дверь, она втолкнула Левиора внутрь.

— Как я рада тебя видеть, — первый раз за всё это время Шинни улыбнулась и обняла его.

— Взаимно, — проморгавшись в полумраке, Левиор обнаружил, что находится в хорошо обставленной небольшой комнатке. — Неплохая у тебя каморка, уютная.

— Что привело эквеса Левиора Ксаладского в Хегес? — спросила она, задирая юбку и усаживаясь прямо на непокрытый стол.

— Глубочайшая привязанность — я так долго тебя не видел. Найдётся что-нибудь выпить?

— Что-нибудь найдётся, — усмехнулась в ответ Шинни. — Ты нисколько не изменился — такой же врунишка. Есть Истинское и немного эля.

— Я вино буду. Выпьешь со мной?

— Хочешь напоить и соблазнить наивную девушку? — она озорно улыбнулась, достала глиняную бутыль из шкафчика и наполнила два бокала.

— Вряд ли у меня это получится.

— А теперь, милый, расскажи мне, что на самом деле привело тебя в Хегес?

— Мне надо срочно найти Кхарда, ты знаешь, где он сейчас?

— Нет, — Шинни поставила бокалы на стол.

— Можешь узнать?

— Могу попробовать узнать.

— Хоть что-то.

— Ты приехал только за этим?

— Не только… но это очень важно, Шин, я наткнулся на Исток.

— Забавно, что ты именно так сказал.

Левиор резко повернулся. Девушка склонила голову набок и закатила глаза.

— Именно эту фразу я услышала от Фиргла два месяц назад.

— Правда, забавно. — Левиор взял один из бокалов. — И что этот балбес действительно отыскал Исток?

— Что ты, только пустышку. Надеюсь, тебе повезло больше…

— Сомневаюсь, мой Исток уже вырос.

— Сколько ему?

— Думаю, шестнадцать.

— У-у-у, — протянула Шинни и встала. — Поздняя ягодка, как это он, интересно, выжил? Такое вообще бывает?

Она нагнулась и, уперев кулачки в стол, с таким искренним удивлением заглянула Левиору в глаза, что он не сдержался и рассмеялся.

— Как видишь, бывает.

— Бедненький.

— Он себя таковым не считает, — Левиор сделал большой глоток, вспомнил о пустом животе, взял ломтик сыра, начал жевать. — Отличное вино, не ожидал. Так как связаться с Кхардом?

— Очень просто — пиши, я пошлю птичку.

— Это надёжно?

— Надёжно настолько, насколько вообще может быть, — она обворожительно улыбнулась. — Зачем тебе Кхард?

— Парнишку моего надо спасать. Венсор ра'Хон им сильно заинтересовался.

— Думаешь, Кхард справиться?

— Кто, если не он.

— Не боишься?

— За кого из них?

— За обоих. Хочешь пари?

— На кого поставишь?

— А мне всё равно, просто интересно.

— Нет, спасибо.

— Понятно. Как Ильвея? Как Бларк?

— Твоими молитвами, Шинни, твоими молитвами, — он осушил бокал.

«Что тебе Ильвея и Бларк, Шин? Ты бы лучше спросила меня о Чарэсе».

* * *

Левиор с любопытством рассматривал книги, доставая с полок те, что больше остальных заинтересовали его. Он читал, скользя глазами по буквам и изящно выписанным символам, когда услышал за спиной чьи-то незнакомые шаги. Звуки приближались, и отсутствие в их букете уже ставшего привычным постукивания неизменной спутницы градда[20] Эвеина — тисовой тросточки — не то что бы испугало Левиора, но заставило насторожиться. Он положил книгу на прежнее место и готовый к любой опасности растворился в проходе между шкафами. Слишком уж часто он попадал в засады, чтобы легкомысленно пренебрегать своими предчувствиями. Шаркающие шаги послышались снова — гораздо ближе, и на сей раз Левиор понял, что со стороны входа к нему приближается не один человек, а группа людей. Осторожно, ловя малейшие шорохи, он выскользнул из своего укрытия и, преодолев открытый участок зала, затаился за колонной, тщетно пытаясь припомнить, где оставил уважаемого Эвеина. Он боком продвинулся вдоль стены шкафов и, выглянув из-за угла, нос к носу столкнулся с чудовищно тучным человеком и двумя его не менее колоритными спутниками.

Ширина одежд не скрывала болезной полноты незнакомца, а наплывавший на грудь слоёный подбородок, мелово-белая обрюзглая кожа лица и оголённые по локоть руки с короткими пухлыми пальчиками заставили вспомнить мельника Зава, что в далёком детстве учил Левиора удить рыбу. Двое других — статные воины в золочёных доспехах — вели толстяка под локотки. Можно даже сказать, что, скорее, он левитировал, повиснув на них, нежели передвигался сам. Их явление было столь неожиданным, что Левиор поначалу даже опешил, но то, что он увидел мгновением позже, поразило его больше: отклячив задок и распушив хвосты, у ног скорбного телом «мельника» гордо вышагивала карха Зарлай, любимица кеэнтора Венсора ра'Хона. Левиор сперва подумал, что обознался и это совсем другой зверь, но карха, признав его, призывно уркнула и, выгнув спинку, принялась тереться о его сапоги.

— Зарлай, не приставай к сиорию, — ожидаемо высоким, хриплым дискантом пожурил карху толстяк. — Нашёл что-нибудь, сынок?

— Простите?

— Книжками, я вижу, интересуешься, вот и спрашиваю: нашёл что-нибудь интересное?

— Извините, уважаемый, мне надо идти, — попытался избежать разговора Левиор и уже было направился в сторону предполагаемого выхода, как следующая реплика старика заставила его остановиться.

— Камни, Левиор. Ты надеешься отыскать их?

— Простите?

— Если у тебя получится найти хоть что-то о камнях Тор-Ахо, уверен ты будешь сильно удивлён результатами поисков.

— Я не понимаю вас.

— Что ж с того, я тоже не всегда себя понимаю, — продолжал корпулентный «мельник» с лёгкой иронией в голосе, — тем не менее я вынужден повторить свой вопрос: ты нашёл что-то достойное внимания?

— Нет, — отрицательно мотнул головой Левиор, решивший не обременять себя ложью, тем более что однозначные ответы пока не раскрывали его истинных намерений.

— Совсем ничего?

— Совсем.

Карха покрутила лысым задом, прыгнула и накрыла лапками притаившуюся за стеллажом мышь.

— Так вот, сынок… я кое-что скажу тебе… — пыхтел «мельник», бережливо в паузах дыхание сохраняя. — А ты решай: здесь… ты ничего о камнях Тор-Ахо не узнаешь. Тэл'Арак!

Воин отреагировал мгновенно и, подняв с пола одну из книг, услужливо протянул её толстяку.

— Прошу, Властитель.

— Что здесь, вообще, можно найти? — «мельник» разломил фолиант. — Мусор, — произнёс он, разочарованно роняя книгу, которая тут же обратилась в прах, окутав его ноги серым облачком. — Вот видишь… Тэл'Арак, ещё одну, пожалуйста.

— Как пожелаете, Властитель, — в тихом голосе воина удивительнейшим образом уживались уверенность и покорность. Он взял с полки следующую книгу — судя по серебряным скобам переплёта и обложке из кожи толщиной в палец, один из Кибийских трактатов — и подал её толстяку.

Тот раскрыл книгу, и губы его скривились в брезгливой ухмылке. Он принялся водить жирным пальцем по почерневшим от плесени листам. Спустя некоторое время он захлопнул книгу и, не говоря не слова, протянул её Левиору.

— Хранилище мудрости Ганиса. Тьфу, прости, Великий. Что в них можно найти?! — сардонически подёргивая щеками, спросил он. — Ты хочешь знать ответы?

Левиор вглядывался в нечитаемые из-за плесневых пятен и водных разводов символы. Он пожал плечами и вернул разваливавшуюся у него на глазах книгу Тэл'Араку. Воин подал ему другую.

— Ой! — воскликнул Левиор, как бы невзначай роняя фолиант, который постигла участь первой книги — он рассыпался пеплом.

— Каков! А? — захлопал в ладоши толстяк.

Тэл'Арак был сама невозмутимость. Второй рыцарь, известный как Сэт'Асалор, скосил взгляд на Левиора и усмехнулся:

— Сиорий изволит шутить. Он, наверное, думает, что ваше терпение, Властитель…

Однако развить свою мысль он не успел: громоподобные звуки падавших книг прервали его тираду: шкодливая карха, взобравшаяся на одну из полок, не удержалась и рухнула вниз, увлекая за собой горы книг и свитков. В воздух взметнулось облако пыли.

— О боги! Зарлай! Ты можешь немного потерпеть?! Мы почти закончили, — толстяк повёл рукой, что привело к мгновенному появлению на его ладони миниатюрной клепсидры. Он поставил её на стол перед Левиором и, перевернув колбу, произнёс: — Последний раз спрашиваю… хочешь, чтобы я… помог? У тебя не так много времени — думай быстрее, — сказал и задёргал крыльями носа.

— Хочу, — признался Левиор, даже не взглянув на стремительно убывавшую воду.

— Ты мне определённо нравишься, сынок… пожалуй… я помогу, — задыхаясь от пыли, проговорил толстяк. — Тебе следует отправиться в Хаггоррат. В Реммиаре, на втором ярусе Пригорья, есть трактир — «Кости и верёвки», найдёшь там одного нуйарца — сырника Роора Эмжу, покажешь ему перстень… — он задохнулся и долго молчал, не в силах продолжить, наконец, набравшись сил, договорил; — Объяснишь, что тебе надо знать, — он поможет. — Толстяк развернулся и заковылял прочь, опершись на мгновенно подставленные руки.

Левиор не успел спросить, что за перстень он должен показать нуйарцу, как сжатую в кулак ладонь обожгло огнём, а когда он разжал пальцы, на ней покоился галиоровый перстень кеэнтора Венсора ра'Хона.

Глава 12. Чарэс

Восемь скрипучих запряженных волами повозок вкатились в Узун со стороны Восточной Стрелки и, заполнив тишину гомоном и криками караванщиков, неспешно рассредоточились по пустынной в этот ранний час площади.

Утро выдалось хмурым и холодным. Чарэс Томмар угрюмо взирал на прибывших.

«Тохи не тохи, брилны не брилны, что за люди такие? Кожа тёмная, одежды странные. Язык чудной, серединка на половинку: здесь понятно, здесь нет. Может, ридозцы или купцы дауларские? А что, похожи на дауларцев, — он пригляделся, — нет, не похожи. А, — плюнул он, — Тарк-Харлас всех в Нижнем мире приветит и поделит на похожих дауларцев и не очень похожих прочих».

Он долго молчал, опершись обеими руками о балконные перильца, вглядываясь в обступившие Узун горы с острыми вершинами, покрытыми бело-голубыми шапками. Здесь, как нигде на Ойхороте, чувствовалось скорое приближение зимы.

Дело шло к полудню, когда Чарэс вышел из трактира и направился к конюшне.

— Облагодетельствуйте медячком, сиорий, — расчехранный нищий, примостившийся у входа в трактир, потянулся к нему единственной рукой, на которой было всего три пальца. Весь вид однорукого источал уныние, а судя по его скисшему дыханию, глянцево-сливовому носу, съёжившемуся бурдюку да плешивой медвежьей шкуре у ног, калека провёл у порога трактира не только утро, но и всю предшествующую ему ночь.

Чарэс присел на корточки и одну за другой бросил в кружку несколько монет.

— Как твоё имя?

Попрошайка вскинул голову и простужено просипел:

— Фэнчик, сиорий, — он запустил в кружку все три имевшиеся у него в наличии пальца и выудил одну из монет, протёр запястьем глаза и, близоруко щурясь, удивлённо взглянул на медяк. Затем сунул добычу в карман и с щенячьей преданностью поглядел на Чарэса.

— Фэнчик — это Фэнч?

— Ага.

— Прямо великий герой древности Фэнч ра'Думо.

— Ага.

— На вид, Фэнчик, ты — честный малый. Неужели в Узуне для тебя не нашлось никакой работы, и ты вынужден жить подаянием?

— Сиорий, до того, как со мной случилось несчастье, я был бортником, — охотно ответил однорукий. — Однажды я спас мальчишку местного кожевенника, а когда несчастье случилось со мной, он отплатил мне той же монетой и приютил калеку. Но недавно он вместе с сынком ушёл на охоту и не вернулся. Вот уж два месяца, как я один… Всё жду, что кормильцы мои вернутся, или же Боги приберут меня, узрев, наконец, страдания несчастного горемыки…

— А комендант как на тебя смотрит?

— Да ничего так. Говорит: «Живи, Фэнчик, чего с тебя взять, не озоруй только». Иногда, куры-утки, и сам медячком одарит.

— У меня есть для тебя работёнка.

— У вас, сиорий? Но я… — он выпростал из-под шкуры культю и замахал ею. — У меня, не считая ног, всего три пальца.

— Это не имеет значения, главное, что у тебя два глаза. Они-то целы, надеюсь?

— Да я вообще аки ястреб степной… зоркий, куры-утки…

— Понял я, понял. Ну так что, возьмёшься за работу?

— А как же!

— Зоркий, говоришь, — Чарэс не сдержал улыбки, он бросил в кружку ещё монету. На этот раз монета была серебряная.

Глаза Фэнчика алчно вспыхнули.

— И правда зоркий.

— Что надо делать?

— Задание несложное. Всего-то и делов, что сидеть здесь и наблюдать за входом в трактир. Помимо этого, я заплачу тебе по пять риили за день и ещё по пять за каждую ночь. Хватит?

— Да, сиорий, более чем! А за кем мне следить?

— За молодым сиуртом с пееро и его спутником, болезного вида юношей. Одеты они скромно, оба среднего роста; онталар плотный, можно даже сказать, что толстый, в балахоне, и при посохе; мальчишка, наоборот, худой, в беретке фетровой ходит и плаще, поверх кожаной куртки, на крючках. У онталара волосы и глаза чёрные, лицо широкое, нос приплюснут немного. Кожа как у жабы, ну ты знаешь. Пееро у него серенький такой в полоску, думаю, больше сиуртов здесь не найдёшь, так что пееро ты не попутаешь. Парнишке на вид лет пятнадцать, скорее больше, но из-за болезненного вида определить трудно. Волосы русые, хотя… скорее пепельные, до плеч — ни хвоста, ни косы, ничего. Смазливый такой, понимаешь, о чём я? Бабам, короче, когда вырастет, будет нравиться.

— Тиу, мож, какие или ещё что есть?

— На кой ляд тебе тиу? Тебе что этого мало? Да по моему описанию их слепой на ощупь опознает.

— Похоже, я знаю, про кого вы, — образумился пристыженный Фэнчик и на проступивший в облаках Лайс поглядел щурясь, противно так — по-крысиному.

— Тише ты, не ори! — Чарэс почесал медяком изуродованную огнём левую щёку.

— Здесь они, — сглотнул нищий, — онталар раза по три на день к Феарку бегает. А синюшный, второй значит, который день внутри сидит безвылазно.

— Это я уже знаю, но начало хорошее, — монетка звякнула о дно кружки, — продолжай в том же духе. Когда кто-то из них выйдет из трактира, тебе надо будет подать условный знак. Мои окна как раз над входом. Если же меня по какой-либо причине не будет на месте, оставишь записку на имя сиория Чарэса Томмара. Видишь, сколько народу подвалило, а ещё вчера караван со стороны Ойхорота пришёл, я один за всем не услежу. Надеюсь, ты будешь достаточно осторожен, и онталар с мальчишкой не заметят повышенного к себе интереса.

— Всё будет исполнено в лучшем виде, сиорий Чарэс. Не сомневайтесь. Я — ваш человек, — губы калеки расползлись в улыбке, на этот раз ясной — хоть картину с него малюй. — А какой знак мне подать, если что?

— Ты петь умеешь? Или свистеть затейливо?

— Свистеть нет — зубов мало, шипеть могу, — он беззубо осклабился. — А вот спеть — запросто, — и, не дождавшись одобрения, загорлапанил:

Как я дрыном по загривку приголубил милую, Так она вторую ночку ржёт кобылой сивою. На рассвете встала рано…

— Да тише ты! — остановил его Чарэс. «Послали Боги помощничка. Понятно теперь, отчего у тебя зубов мало, певун». — Верю, хорошая песня, её и ори, если что.

— Ага, песня хорошая — жалостливая. Там дальше вообще угарно будет, — он осёкся, увидев вспыхнувшие в глазах Чарэса огоньки недовольства. — Если сиорию не понравилось, я ещё одну знаю, та вообще страдальческая, про любовь безответную, — попытался реабилитироваться он. — Грустная, аж нутро выворачивает. Бабы — так те рыдают и на всё готовые делаются. Я её всегда вою, как выпью, или если с бабой, куры-утки, того-этого приспичит.

— Не надо страдальческой, — обрубил Чарэс похотливого травника, — и того-этого нам не надо. Лучше про кобылу вой.

— Как скажете, сиорий Чарэс.

— Ты мне вот что скажи, Фэнчик. Где тут у вас Веровик? Как не искал, ни одного не увидел.

— В Узуне Веровиков и не было никогда. Зачем, когда тут совсем рядом два — старые, намоленные. Один лигах в трёх, это если через Западную стрелку на Триимви поедете. Второй ближе, на восточном тракте. Лиги две не больше, но этот не у самой дороги, а свернуть надо на Химины, деревенька такая. Указатель есть.

«Ага, — задумался Чарэс, — три лиги не десять, но уезжать на восток, тогда как мои подопечные так и норовят улепётнуть на запад, как-то неправильно. Нет уж, лучше я по западной дороге поеду, тем паче, что Веровик, как выходит, стоит у самого тракта. И всё это время дорога будет у меня под наблюдением».

Дело, собственно, было в том, что Чарэс Томмар, он же Ляма, он же Рэмо ра'Вим из Ксалады, изволил родиться в этот осенний денёк. А его многострадальная мать, не вытянув, умерла при родах, оставив дитятку круглым сиротой, и он, как бы ни был занят, каждый год в этот день приходил к Веровику и молился за спасение её грешной души.

— Может, проводить? А то, куры-утки, заблукаете ещё. Цоррб злющий у нас по округе бродит.

— Сам найду. А про цоррба ты сейчас серьёзно сказал?

— А то! Говорят это тот самый цоррб, в котором дух самого Алу'Вера живёт.

— Кто говорит-то?

— Хабуа.

— Ты и Хабуа знаешь?

— А кто его здесь, куры-утки, не знает.

— Ясно. Буду иметь в виду. А ты, зубастый, не скучай. До вечера меня не будет, так что не горлопань без причины. Если тихо всё будет, навещу, как приеду, деньжат подкину.

— Понял, сиорий. Всё сделаю, — довольно закивал Фэнчик, помахивая в след Чарэсу куцей ладонью.

* * *

Он встретил их на развилке, у древнего, почти уже набок завалившегося деревянного указателя. Одна из дорог — на Гевер — забирала правее и пропадала из вида за языком леса. Другая — та, что вела в Триимви, — падала вниз, извиваясь змеёй среди скал. Третья — Северный тракт, ведший к Узуну и дальше, — осталась у Чарэса за спиной.

Сначала он увидел лишь одного, сидевшего на широкобёдром вороном жеребце. Чарэс инстинктивно натянул поводья. Чалая фыркнула. Незнакомец повернулся и заметил его, ладонь в кожаной со стальными вставками перчатке опустилась на навершие рукояти меча.

На нём был белый плащ с бардовым кантом, что не оставляло сомнений в его принадлежности к жрецам Ткавела. Лицо, казалось, отсутствовало, и виной тому был не глубокий капюшон — оно сплошь было покрыто чёрными и бардовыми крест-накрест повязками; видны были лишь полоска рта и песочно-жёлтые проблёскивавшие точки глаз.

Чарэсу были знакомы такие взгляды: властные, заносчивые. И не сказать, что бы они ему нравились.

Выпрямившись в седле, санхи презрительно поглядел на него, но не произнёс ни слова. Он застыл, двигались лишь глаза, сопровождая проезжавшего мимо Чарэса.

На обочине стояло несколько подвод. Один из санхи осматривал их содержимое. Ещё трое держали под копьями группу: торговца, двух его разоружённых охранников и двух молодых девиц со связанными за спиной руками. Почему связали именно девиц, а купца и охранников всего лишь разоружили, Чарэс догадывался. Ещё в Двух Пнях поговаривали об ограблении храма Ткавела в Гевере и о девице, что похитила какую-то там реликвию. Ещё несколько санхи, числом около десяти, расселись вокруг костра, неспешно перекусывая. Был кабанчик на вертеле, зелень, фрукты, был и бочонок…

«Эль? Что ж ты так вояк распустил, а? — про себя пожурил «перемотанного» Чарэс. — Половина уже в изрядном подпитии», — отметил он, судя по громким возбуждённым голосам, не в меру жестикулировавших жрецов с раскрасневшимися ушами и рожами.

Он взглянул на старшего, догадываясь, что ушлый жрец уже прочёл всё по его лицу. Тот не пошевелился, единственно — проводил его уничижительным взглядом и словом:

— Это не твоё дело, имперец. Проезжай. Да пребудут с тобой Первые Боги, — голос его был глухим и оказался неожиданно низким.

Полагалось ответить: «Первые и единственные». Но Чарэс решил воздержаться: «Я всё-таки не жрец, даже не подданный кетарский».

Хотя он знал, что щупальца служителей культа Ткавела уже давно шарят по землям Хаггоррата и Зарокии. Чарэсу даже наверняка было известно, что санхи возвели храм где-то в Име или его ближайших предместьях.

— Ничего, скоро и до вас доберёмся, — скрежетнул зубами санхи.

Двух мнений быть не могло: «перемотанный» говорил тоном человека, который жаждет крови. Конь его беспокойно прядал ушами. Чувствовалось, что стоило только дать повод и… У Чарэса зачесались руки.

— Проезжай-проезжай! — выкрикнул жрец. — Нечего тут глазеть. А то и тебя приберём.

«Это не моё дело, — одёрнул себя Чарэс, вспоминая, какой сегодня день. — Он же в своём праве. Если разобраться, они не делают ничего предосудительного, просто осматривают подозрительных девиц. Как бы то ни было, а это их земля. А девицы… Ничего, перетерпят».

Он уже отъехал на приличное расстояние, когда отчаянный женский крик заставил его обернуться. Двое жрецов ломали девушке руки, тогда как сидевшие у костра ржали, тыкая в их сторону обглоданными костями. «Перемотанный» тронул коня и подъехал к пленницам. Одна из девиц заметалась, отбиваясь ногами и связанными руками, завизжала.

«А ведь он их так просто не отпустит, — от этой мысли в груди Чарэса похолодело. Брошенное же в сторону девушек оскорбление и последовавший за ним пьяный хохот стали последними каплями. Имперец резко дернул поводьями, разворачивая чалую. Посмотрел на полуденный Лайс. — Надо поторопиться».

Выхватил меч.

— Крайнак[21]! — взревел он.

Более обидного для жреца Ткавела и придумать было трудно. Вызов был брошен, и свидетельство тому — сверкавший в руках Чарэса клинок.

Даже с расстояния полсотни шагов, что разделяли их, было видно, как «перемотанного» передёрнуло в плечах. Он не заставил себя ждать — пришпорил коня, одной рукой подбирая полы плаща, другой выхватывая из ножен здоровенный палаш. Чарэс слышал, что он что-то крикнул своим, но не смог разобрать, что. Санхи мчался на него, набирая скорость.

Чарэс ждал.

Жрец был уже совсем близко. Он поднялся в стременах и отвёл клинок назад так, чтобы противник не смог увидеть начало удара. Глаза их встретились, ни один мускул не дрогнул на лице Чарэса. Он перебросил меч, перехватывая его посередине лезвия, и, немного отклонившись вправо, метнул, точно он был коротким копьём.

Клинок прошёл навылет, пробив кожаный, обшитый железными бляхами доспех. Конь встал на дыбы, сбрасывая седока в траву.

Чарэс соскочил на землю, опустился на одно колено. Схватил «перемотанного» за грудки левой рукой, приподнимая его. Встряхнул, словно тряпичную куклу.

— Добей, — взмолился санхи, захлёбываясь собственной кровью и вытягивая шею так, что жилы на ней едва не лопались.

Чарэс заглянул в его затуманенные глаза, одновременно вонзая кинжал в сердце. Умирающий дёрнулся, взмахнул руками, подтянул ноги к животу, вспахивая каблуками багряно-золотистый опад… Отошёл.

В стане врага царил хаос, жрецы повскакивали, выхватывая оружие, о пленниках никто уже не думал. Половина жрецов были на полпути к Чарэсу. В воздухе зазвенел боевой клич санхи. Они бежали, наматывая на руки длинные бело-фиолетовые плащи, размахивая мечами и копьями. Первые — уже достаточно близко, чтобы Имперец ощутил исходивший от них запах ненависти… и страха…

Он шагнул к чистой от камней площадке, попутно выдёргивая меч из тела убитого.

— Куры-утки, значит? Ну-ну, — очень тихо, скорее подумал, чем прошептал, он, оценивая обстановку.

Первый упал на колени, хватаясь за алеющую красным пятаком руку, его взгляд рыскал по траве, пытаясь отыскать отрубленную кисть. Второй прыгнул, взметнув плащ, но Чарэсу оказалось достаточно одного движения, чтобы тот осел наземь, придерживая руками вываливавшиеся из распоротого брюха внутренности. Следующего летевший вперёд Чарэс боднул головой в лицо, услышав, а скорее домыслив хруст, с которым нос противника сломался подо лбом.

Ещё трое: мечник и два копейщика по бокам. Чарэс начал с левого, показавшегося ему более подвижным, нежели остальные. Отклонившись от острия копья, он схватил санхи за полы кафтана и крутанулся, увлекая за собой и прикрываясь им от остальных. Когда он закончил движение, одним противником стало меньше: копейщик упал, сражённый «дружественными ударами». Чарэс отпихнул тело навстречу надвигавшемуся мечнику и, воспользовавшись неразберихой, практически развалил второго копейщика мощным косым ударом. Перешагнул через тело только что убиенного и рубанул мечом следующего. Просто, незатейливо, но очень быстро. Жрец отскочил и ответным ударом чуть не лишил его уха.

— Однако, — волосы Чарэса трепал ветер, по щеке поползли кровавые струйки.

Его удар был выверен и точен — меч пробил доспех, проломил рёбра и пронзил сердце.

Жрец покачнулся и рухнул в траву.

Следующих — их было трое — Чарэс разложил с той же лёгкостью, что и предыдущих. Остановился. Выдохнул носом и, утерев выступивший на лбу пот, замер, осматриваясь.

Оставшихся у телег жрецов вязали охранники. Кроме этих двоих и пленных санхи, никого больше у подвод не было.

«Сбежали. Ну и молодцы».

Он убрал меч.

Чвак! Чвак! В землю рядом с ним одна за другой вонзились две стрелы. Чвак! Ещё одна, просвистев у плеча, угодила в ствол дерева. Охранники, не будь дураки, повалились в грязь. Упал и он. Перекатился через бугорок… Отполз в кусты.

«Это не санхи. Кто-то другой в леске напротив засел. Охотник на охотника?»

Чарэс не сводил глаз с большака, спинным мозгом чувствуя на себе пристальные взгляды нескольких пар глаз. Нет, не сбежавшие девицы наблюдали за ним из ближайших кустов, хотя он почему-то был уверен, что и они сейчас там. За ним следил кто-то посерьёзнее. «Вейзо, — всплыло в голове имя. — Коли этот упырь решился на меня охоту открыть, прогулка к Веровику может оказаться очень опасной».

Чарэс откатился в сторону и под прикрытием кустов пополз к лесу. Отдалившись от дороги на дюжину шагов, он закатился за кочку и замер, оценивая обстановку. Большак хорошо просматривался в обе стороны: слева до поворота — именно там он решил бросить санхи вызов, и справа — в аккурат до развилки с указателем. Посмотрел и по сторонам…

«А вот и мы. Здрасте…»

Не так далеко от его укрытия, в неглубоком овражке, чуть правее, сидели те самые девицы и перепугано таращились на своего спасителя, на него то бишь.

«Глаза — что твои блюдца. Вот ведь бестолочи. Куры-утки, одно слово, — он постучал кулаком по лбу и сделал им страшные глаза, подумав: — Бегите, дуры, чего здесь высиживать-то!»

Девицы даже не шелохнулись.

«Купчина, даром, что кабан жирный, и то, небось, уже где-то на полпути к Узуну. Ладно, не до вас сейчас, хотите сидеть — сидите. Мне потом претензий не предъявляйте. А что мне делать? В героя я сегодня уже поиграл, и довольно. Всё, как говорится, затыкай — нанюхались».

Вариант, опробованный купчиной, ему сейчас нравился больше всех возможных. Он притягивал своей простотой и заложенной в нём в веках житейской мудростью: «Дали тебе шанс, хватай ноги в руки и дуй так, чтоб сверкали пятки».

Приняв решение, Чарэс незатейливо свистнул — тихо, скромно. Чалая переступила с ноги на ногу, подняла морду, втянула ноздрями воздух. Развернулась и молча побрела в сторону крепости.

«Умница, девочка. Жди меня дома».

Он перекатился несколько раз в сторону. Резко поднялся и, не распрямляясь полностью, зарысил на полусогнутых лесом, не сильно, впрочем, от дороги удаляясь. В принципе, он не ожидал от Вейзо и сотоварищей каких-либо активных действий. «Так, пострелять из укрытия, на большее их не хватит. Особо после того, как увидели, что я с санхи сделал», — с мальчишеской бравадой подумал он. Это Ляма в нём проснулся.

Ой, как много ещё оставалось в этом сильном, уверенном в себе воине от того прыщавого дошлёнка из славного хаггорратского Иллионда.

…В Узун Чарэс Томмар вернулся далеко за полночь, что-то между вторым и третьим часом, — не было ещё такого, чтобы в этот день он не помолился за спасение души главной в его жизни женщины — той, что ценой своей жизни подарила ему право на существование.

Глава 13. Зеркала

— Резче вверх. Удар, отскок! — выкрикивал Дириа Вардо, целясь мальчишке в грудь.

Деревянные мечи столкнулись, Левиору повезло — он снова ухитрился отвести удар. Дириа Вардо надвигался на него быстрее и быстрее. Мальчику приходилось отступать, с трудом уклоняясь и уходя от атак учителя.

…Путешествие до острова Кита показалось ему не только незапоминающимся, но и довольно скучным. Никаких впечатлений, не считая недолгой остановки в пограничном Гурданте — замке? от узкого пролива, соединявшего Внутреннее море и море Пай. Крепость была морскими воротами в Хаггоррат, через которые шли корабли Кетарии, Артаранга и островного Парлава и корабли всех остальных государств, поддерживавших добрые отношения и желавших торговать с древней империей.

Друзей, равно как и врагов, Гурдант встречал суровым, отнюдь не дружественным оскалом арки-моста, нависавшей над проливом. На скалистых берегах, омываемых гневно пенившимися солёными водами беспредельного океана, не было ничего, за исключением голых утёсов и зáмка, низы стен и башен которого белели купами соляных наслоений.

Величественно-хмурые башни словно вырастали из скал: северная, стоявшая на материке, и южная, примостившаяся на скальном выступе, по другую сторону пролива, — на острове Ойхорот. Синие с перекрещёнными копьями и золотыми рыбами знамёна Хаггоррата трепетали на ветру. Над скалами кружили крачки и синеголовые чайки.

Старый друг Тайлеса Хаса — глава гурдантского гарнизона Тэрос Овох, прощаясь, отсалютовал им мечом. Массивная, тёмно-зелёная от водорослей цепь, обросшая ракушками и облепленная круглопёрами, неторопливо поползла вверх, закрывая пролив за «пучеглазым» хаордом.

Лиртап, на первый взгляд Левиора, думавшего, что это не замок, а одинокая башня, выглядел немного странновато. Не одна, а целых восемь башен различных форм и высот стояли ровным полукругом и ютились на небольшом плато. Они соединялись между собой подвесными мостами и крытыми коридорами, и Левиор ещё долго не мог сориентироваться, где и что находится, хотя и вынужден был путешествовать из башни в башню по двадцать раз на день. В центре полукруга стояли большое двухэтажное здание и несколько домиков поменьше: мастерская, сарай, конюшня. На горе, за озерцом, возвышалась массивная башня с куполообразной крышей, в которой располагались святая святых Лиртапа — алхимическая лаборатория, а также обсерватория и личные покои Тайлеса Хаса, включавшие его кабинет. Магистр, как оказалось, славился своими причудами, и то, что он поселился в отдалении, никого не удивляло.

Население острова было невелико: помимо пяти воспитанников, Магистра Хаса, сииты Корлинты, мастеров боевых искусств Дириа Вардо и Кхарда, цейлера Загга Зоя, множества совершенно безликих слуг, двух лошадок, ослика и прочей мясной скотины, в замке обитали странный зверёк пееро по кличке Лэт и огромных размеров, днём и ночью охранявший остров с воздуха, угрюмый и до ужаса страшнючий гриф Вараш…

— Молодец, — похвалил Дириа Вардо, — отдыхай пока, — он обернулся и посмотрел на стоявшего в стороне Чарэса.

Тот нетерпеливо вскочил и поклонился, держа деревянный меч перед собой.

— Да, мастер Вардо.

Не успел мальчишка сообразить, что произошло, как меч Вардо дважды поразил его, коснувшись защитных кожаных щитков. Дириа отступил назад.

— Быстрее шевелись! Ты уже мёртв!

— Так я…

Ещё касание и удар по плечу.

— Снова мёртв.

— Я… я…

— Не мямли. Работай. Шаг, отскок! Удар, отскок! Держи равновесие! Левой рукой работай!

— Что?

— Ничего. Шевелись, говорю! Устал, что ли? Скоро же ты.

— Нет, мастер Вардо!

— Я уже говорил и дважды повторять не буду и показывать по второму разу не стану! Дыхание, Чарэс, дыхание! Ноги твёрже и равновесие держи! Работай! Удар, отскок! Выпад, отскок! Поворот! Удар! Сильнее бей, Хорбут тебя побери! Удар, шаг назад, снова удар! Шевелись! Вот так! Хорошо! Ещё раз! Где защита? Сколько можно повторять? Защита! Никогда! Слышишь? Никогда нельзя об этом забывать! Забудешь сейчас — забудешь в бою, тогда тебе крышка, — Дириа Вардо сделал выпад и нанёс удар, метя в горло. Ляма насилу увернулся. — Где защита? Куда ты пятишься?

Незаметным и точно выверенным ударом Дириа Вардо выбил меч из руки ученика и без задержки отступил на шаг, давая мальчишке возможность поднять его. Но едва Ляма нагнулся, нанёс два удара: один по плечу, другой по протянутой к мечу руке, несильно, скорее обозначая касание.

— Не опускай глаз! Всегда следи за противником. Ты забыл, о чём мы говорили на прошлой неделе?

— Это же нечестно, учитель!

— Что? Нечестно? Бой не может быть честным. Забудьте сказки, которыми вас накачивает сиита Корлинта, нет и не будет в бою никакой честности. О какой чести может идти речь, когда один человек хочет отнять жизнь другого? Или ты хочешь сказать, что подонок, занесший над тобой меч, должен сделать это с честью? Чушь! Используй любое преимущество, любую возможность. Отступаешь? Хорошо! Но не позволяй противнику зажать тебя. Уклоняйся и уходи в сторону. Уклоняйся и бей.

— Как же, уйдёшь тут! Хоть и скачет блоха да шибко плоха.

— Ты что-то не на шутку разговорился! Защищайся, малявка!

— Сам малявка! — огрызнулся Ляма и со всем присущим его возрасту пылом бросился в атаку.

— Что?! — театрально взревел Дириа Вардо, в свою очередь усиливая натиск. — Я тебе покажу — «сам малявка». Но тут же одобрительно заметил: — Очень хорошо… Работаем! Удар. Ещё, ещё! Удар! Ещё! Поворот! Отлично! Не побоюсь этого слова — превосходно!

— Ух!

— Отлично. Наконец-то! Понял, в чём штука?

— Ага! Попал в стаю — лаять не лай, а хвостом виляй, — Ляма вытер пот тыльной стороной ладони левой руки.

— Верно! Так бы ты дрался, как поговорки выдумываешь.

— А я так и буду драться! Скоро! Простите меня, мастер Вардо.

— За малявку, что ли?

— Угу.

— Ничего, бывает… В стойку. Начали. Удар. Поворот. Не пяться. Так, хорошо. Удар. Ещё! Немного злости в нашем деле не помешает! Удар! Отскок! Совсем чуть-чуть… Провоцируй противника: опережай его в каждом движении, будь смелее его, почувствуй его ярость и завладей ей. Не иди на поводу — веди свою игру! Шевелись! Вот так. Перестань пятиться. Ты должен навязать противнику свою игру, с твоими правилами, на твоей территории. Где защита? Если ты знаешь, чего хочешь, твой противник должен захотеть того же. Будь смелее. Удар! Хорошо! Ещё раз! Чтобы победить ты должен составлять с мечом единое целое, а для этого должен изгнать из головы все ненужные мысли, желания, сомнения…

— А когда мне это удастся, я смогу победить вас, мастер Вардо?

— Если тебе это удастся — я первый преклоню пред тобой колено. Но довольно, урок закончен. Или хочешь ещё?

— Как скажете, — Ляма поморщился и спрятал за спину руку с мечом. Дириа Вардо уже не смотрел на него, а потому не узрел в поведении ученика ничего странного.

— Левиор!

— Да, мастер.

— Вставай против Чарэса, посмотрю на вас.

Левиор вышел на позицию. Они скрестили мечи.

— Так, хорошо! Следим за дыханием. Работаем! Левиор, жёстче удар. Чарэс, живее двигайся, что ты, как варёный, — Вардо осёкся.

И без того изуродованное ожогом лицо Лямы скривилось, мальчишка стиснул губы, изо всех сил удерживая прорывавшийся на волю крик. Он встал в позицию и поднял было руку, но пальцы разжались, и он выронил меч. Вардо подскочил к нему и рывком сдёрнул перчатку. Державшийся до последнего Ляма не выдержал боли и вскрикнул. Пальцы правой руки посинели, — они опухли и, скорее всего, были сломаны, кровь сочилась из-под сорванных ногтей…

Мастер Вардо внимательно осмотрел перебитые пальцы Лямы и велел ему немедленно отправляться к местному цейлеру — Заггу Зоя.

На счастье ли нет, но к Заггу Зоя они так и не попали, мало того, что лекаря не было в его обычном месте, так он ещё умудрился несколько раз ускользнуть у них из-под носа, растворившись в коридорах замка. Напрасно они справлялись у слуг о его местонахождении, заглядывали в комнаты, где он имел обыкновение находиться в это время, всё было тщетно — Загг Зоя сегодня был практически неуловим.

— Левиор, может, ты сам меня подлечишь? Тебя же этому учат, — скривился Ляма, изо всех сил дуя на посиневшую руку, — всех и делов-то пару пальцев на место приладить. Мне уже почти не больно.

— Так я тебе и поверил. Не больно ему, мне-то не рассказывай. Дай посмотрю.

Они опустились на скамейку возле фонтана — львиная голова изливалась в глубокую чашу того же камня нескончаемым водным потоком.

— Ну так что?

— Один, боюсь, не потяну.

— А с Ильвеей и Бларком? Вы же Зеркала, — спросил Чарэс, будто действительно имел представление о совокупной силе и способностях зеркально-соеденённых экриал.

— Возможно, но их здесь нет. — Левиор почувствовал подвох в словах друга, только когда нежные ручки подкравшейся сзади девчушки прикрыли его глаза. — Ильвея? — обречённо выдохнул он, понимая, что отвертеться теперь не удастся.

— Здравствуйте, мальчики, — вместо ответа приветствовала их конопатая девчонка, — кого ждёте?

— Вас, — поморщился Чарэс.

— Левиор, почему тебя не было на уроке малифицистики? Сиита Корлинта была недовольна, — пожурил его Бларк — широкоплечий крепыш с чёрными в мелкий завиток волосами. — Она сказала, если тебя не будет на гоетии…

— Мы Загга Зоя искали…

— А что это у вас случилось? — спросила Ильвея.

— Покажи, — потребовал Левиор.

Чарэс недовольно поморщился, но руку показал.

— Тэннар Милосердный! Где это ты так? — Ильвея покачала головой. — А чего, Левичка, попробуй сам. Мы поможем. Да, Бларк?

— Это может быть интересно, — согласился крепыш, — я бы рискнул.

— Ильвея, может, ты, боюсь, у меня не получится, а?

— Ну уж нет. Это, как я понимаю, твоя работа? — она кивнула на опухшую ладонь Лямы. — Опять небось палками с двух рук махались, как оголтелые? Вот, будь теперь любезен исправить. Это же не магическая рана, а обычная, плёвое дело такую вылечить.

— Хорошо, — зыркнул на неё пристыженный Левиор. Он не счёл нужным объяснять, что не виновен, и, скинув куртку, принялся закатывать рукава рубахи. — Руку.

— Давай, ваяй, живодёрня! — своеобразно подбодрил его Чарэс. — Не боись, всё получится.

— Ты не дёргайся и ладонью не шевели, — предупредила девчушка.

Чарэс глубоко задышал, решил, верно, что это должно его успокоить. Полуприкрыл глаза, расслабился и принялся подглядывать за происходившим сквозь ресницы. Бларк и Ильвея сосредоточенно застыли. Левиор закрыл глаза, напрягся, нащупывая Уиновую нитку, кончики его пальцев слабо засветились. Разведя руки в стороны, он зашептал слова заклятия, простенького, но весьма действенного в подобных случаях.

Чарэс наблюдал за таинством отстранённо, едва не забывая дышать.

Левиор продолжал шептать, одновременно разводя руки в стороны. Он открыл глаза и теперь, заканчивая очередную фразу, попеременно касался пальцами опухшей ладони друга.

Чарэс ощущал одновременно жар и холод, рука занемела от плеча до кончиков пальцев. Левиор же, коснувшись опухоли, снова разводил руки и начинал шептать новое заклинание.

Ильвея и Бларк молча наблюдали за движением его полупрозрачных окутанных изумрудной дымкой пальцев, складывавшихся в причудливые знаки и рисовавших в воздухе загадочные магические символы.

— Готово, — выдохнул, наконец, Левиор, и было не очень понятно, спрашивает он или утверждает.

— Всего-то и делов, Чарэсик. А ты, трусишка, боялся, — хихикнула Ильвея, сжимая и разжимая побагровевшие от напряжения кулачки.

— И, правда, получилось, — скептик Бларк, похоже, был искренне удивлён.

Ляма недоверчиво сдвинул брови и осторожно пошевелил пальцами, покрутил ладонью перед глазами.

— Ну вы даёте! — он вскочил на скамью и, воздев пятерню в небо, принялся разглядывать её в сверкающих лучах Лайса. — Вы прям… прям настоящие экриал. Спасибо.

— Ещё нет, но скоро станем ими, — сказал крепыш Бларк, — по крайней мере, все так говорят.

— Спасибо, — поблагодарил Ильвею и Бларка Левиор, — без вас бы у меня ничего не вышло.

— А ещё мы скрама видели, — прихвастнула Ильвея, но тут же сообразив, что брякнула лишнего, попыталась оправдаться, косясь на Бларка, — между нами же не должно быть тайн? Мы Зеркала.

— Мы-то Зеркала, — сердито обрезал Бларк, и Чарэс понял, что тот, может быть, сам того не желая, указал ему на место.

— Спасибо за руку, — буркнул он, загоняя обиду поглубже, — муторно мне что-то, пойду к себе, полежу.

— Стой, — голос Левиора был твёрже витиамской стали. — Извини, Чарэс! Бларк совсем не это хотел сказать.

Ильвея присела на краешек скамьи:

— Не дуйся, Чарэсик, мы все тебя любим.

— Ага, — буркнул смущённый Бларк, — я ничего такого и не думал говорить.

— Ладно, забыли. Где там ваши скрамы, идём, покажете.

— Поздно, — сказала Ильвея, — там Кхард сейчас.

— Тогда хоть расскажите, кто это?

— Скрам — это выживший после неохлаждённого Всплеска Исток, — делая из своего и без того умного лица ещё более умное, пояснил Бларк.

— А такое бывает?

— Бывает. Сиита Корлинта говорит, что скрамы умеют гасить неконтролируемые Всплески и опустошать вражеских магов, лишая их Силы.

— А ещё они Уино чувствуют и могут найти любого, способного его применять. Скрамов ещё называют Магическими Ищейками, — подтвердил слова крепыша Левиор.

— И Пустыми, — добавила Ильвея.

— Каких таких вражеских магов? Сиуртов, что ли?

— Скажешь тоже. Что, помимо сиуртов, магов мало?

— А что, много?

— Полно.

— Нас тоже можно Силы лишить?

— Ну чем ты слушаешь на уроках, Левичка? На то мы и Зеркала, чтобы друг друга Уино подпитывать, или ты думаешь, для чего меня, тебя и Бларка соединили?

— Это понятно. Но я думал, что это потому, что мы друзья. Потому что всегда должен быть кто-то, кто поддержит тебя, когда будет трудно: подставит плечо, успокоит в минуту слабости… ну и… в общем, всё такое.

— Так-то оно так, — смягчилась Ильвея, — но ты думаешь, что именно это волновало сииту Корлинту, когда она складывала нас в Зеркало?

— Думал, да.

— А сейчас?

— Ты мне ответь.

Ильвея задумалась или сделала вид.

— Думаю то, что мы дружим, немаловажно, но это не основное. Главное — то, что мы можем подпитывать друг друга… мы как сообщающиеся сосуды, понимаешь? — это она уже больше Чарэсу сейчас объясняла. — Мы складываем Силу, исходя из доступности, соразмерно личным качествам и окружающим обстоятельствам. Но три Истока всегда больше одного, а потому Зеркало непобедимо, — как по писанному выдала она. — Это вам не шуточки.

— А как вы, интересно мне, будете помогать друг дружке, если ты, к примеру, Ильвея в Тилризе, а Бларк, ну допустим, в Сабуторе? — спросил Чарэс.

— Есть такое мест…

— Чи-чи! — оборвал Ильвею их условным звуком Бларк.

Девчушка мгновенно замолчала.

— Ладно, можешь не продолжать, я понимаю, — отмахнулся Чарэс. — Покажите мне лучше этого скрама, — попросил он, изнывая от любопытства.

— Ты что, Кхард узнает — голову оторвёт.

— Почему?

Бларк ухмыльнулся:

— Кхард — Поглощающий.

— Что это значит?

— Он мастер над скрамами. Следит за ними и опустошает, когда потребуется.

— Как это — опустошает?

— Забирает у них Силу, чтобы ничего не натворили. Они же дурачки, если их Уино не лишить, такого могут наворотить — мало не покажется.

— Как дурачки?

— Чарэсик, ты прям как маленький, — засмеялась Ильвея. Она ловко перескочила через фонтанную чашу и вцепилась руками в изрыгавшую воду львиную челюсть. — Что тут непонятно? Скрам — это обезумевший экриал. Их держат в клетках, в специальных ошейниках. Кхард — главный над ними, следит за тем, чтобы они всегда были пусты и ничего не натворили.

— Так что, Кхард — тоже экриал? Вот уж ни за что не подумал бы.

— Да нет, он обычный человек и к магии никакого отношения не имеет…

— …потому он и Поглощающий, — вставил Левиор, — ни один маг не может быть Поглощающим.

— У него жезл есть и амулет специальный для хранения Уино, — продолжал Бларк. — Гел-опир называется — очень ценный артефакт, сиита Корлинта говорила, что таких всего два: один у Кхарда, второй… второй не знаю где…

— Левиор, мне сказали, ты меня искал?! — Загг Зоя стоял на одном из балконов Синей Башни. — Что случилось, ребятки? Что-что? — он приложил ладонь к уху. — Ничего не слышно! Идите-ка все сюда, живо…

* * *

…Где-то в ночи скрипнули дверные петли. Ляма затаил дыхание и прислушался. Шум в коридоре усиливался. Со всех сторон слышались крики и топот шагов.

Он выскользнул из-под стёганого одеяла и бесшумно, на цыпочках перебежав тёмную комнату, приоткрыл дверь.

— Сиита Корлинта, мальчику плохо! У него жар!

— Пошлите за Магистром Хасом.

— Уже послали, сиита.

— Откройте все окна и зажгите больше свечей. Где Загг Зоя?

— За ним послали.

— Сюда их, быстро! Больше света!

Ляма вышел и, робея, остановился в нескольких шагах от сииты Корлинты. Он был в длинной ночной рубахе до пят, неуклюжий и беспомощный, с огарком свечи с правой руке и волочившимся по полу шерстяным пледом в правой.

— Что там, мальчики? — втиснулась между ним и Бларком Ильвея.

Все молчали.

Левиор распластался на целой груде подушек, лоб его покрывали крупные капельки пота, из-под неплотно прикрытых век проблёскивали ничего не видевшие стеклянные глаза. Время от времени он начинал что-то говорить, размахивать руками или, наоборот, успокоившись, сворачивался клубочком, обхватывая руками подушку, тяжело дыша и надсадно кашляя.

В комнате было душно и жарко. Правая, обожжённая часть лица Чарэса запульсировала, задёргалась. «Опять, — сердце его забилось в бешеном ритме, дыхание участилось. — Бежать!» Но пальцы вцепились в дверной косяк, так что и не оторвать.

Сиита Корлинта склонилась над Левиором.

— Что с тобой, малыш?

Дыхание его участилось, он не отвечал. Линта коснулась губами его лба, и он застонал.

В комнату ворвался Тайлес Хас, волосы его были всклокочены, воспалённые бессонницей глаза ослепительно горели. Следом бежал Кхард.

— У него сильный жар! — сообщила Корлинта.

— Позвольте, — Загг Зоя протиснулся между ними.

Он коснулся мокрого от пота лба мальчика, затем внимательно осмотрел глазное яблоко, оттянув нижнее веко пальцем, мочки ушей и кожу на запястьях. Левиор закашлялся.

— Нет, — прорвалось сквозь переходивший в рвоту кашель.

— Тише, тише, — зашептала Корлинта.

Руки Чарэса машинально сжались в кулаки. Жар, наполнявший комнату, усиливался, навалился, нещадно обжигая кожу, дышать становилось невозможно.

— Это Всплеск, — не совсем уверенно, вытирая обильный пот с пухлой побагровевшей шеи, произнёс цейлер и повернулся было к Тайлесу Хасу, но увидел нечто такое, что заставило его отшатнуться и немедля отскочить в сторону.

Холод исходил от разведённых в стороны ладоней Магистра, тело его, казалось, вытянулось в струну. Он сложил ладони и поднял вверх руки, даже растрёпанные доселе волосы, словно подхваченные восходившими потоками ветра, устремились к потолку. Самоа на его груди — голова змеи с алыми рубинами глаз — задёргалось и, покрывшись инеем, бело задымилось.

— Раиоло та одо та фиор! — клубы пара вырвались изо рта Тайлеса Хаса в холодевший воздух. Вокруг Магистра образовывалось бледно-голубое быстро расширявшееся пятно.

— Кхард, скрама живо, — полоснул по ушам крик сииты Корлинты.

Чарэс вздрогнул, Ильвея вцепилась ему в плечо. Бларк отбежал к противоположной стене и опустился на корточки — его вырвало.

— Не надо скрама, — прохрипел Магистр, — только не ему.

Дыхание Левиора стало хриплым, с посвистом и ужасно громким, на коже проступил липкий холодный пот, тонкая карминовая капля сползла по губе.

— Нет! — неожиданно выкрикнул он, забился, задёргался, тело его выгнулось дугой.

— Держите его, — сиита Корлинта навалилась на левую руку, Загг Зоя повис на правой.

— Тиа тэ локкор та виалог лигомоса! — продолжал декламировать Тайлес. Вены на его висках вспухли и посинели. Покрытые изморозью руки дрожали от напряжения. Сложенные в странные знаки пальцы походили на замёрзшие куриные лапы. Почти беззвучно лопнула стоявшая на прикроватной тумбе кружка с водой. С грохотом распахнулась входная дверь — в комнату ворвался колючий, пронизывавший до костей ветер. Одновременно, рассыпаясь осколками, захлопнулись оконные створки, со всех свечей разом сорвало огоньки. Стало темно и ужасно холодно.

Появился слуга с меховым покрывалом и большим напольным подсвечником на дюжину свечей. Тайлес Хас с трудом расцепил оледенелые руки и медленно, похрустывая суставами, опустился на край кровати у ног Левиора. Он открыл глаза, огляделся, явно не понимая, что происходит. От его лица, оголённых рук и ног шёл пар.

— Я… я… Что это было, сиита Корлинта? Магистр Хас? Кхард? — спросил Левиор, клацая от холода зубами, осторожно, словно боясь продолжения кошмара, высвободил руку и вытер лоб, дрожавшей ладонью. — Мне что-то снилось. Я не помню, что. Что-то нехорошее, — пытаясь припомнить, он нахмурился, рука беспокойно зашарила по кровати. — Нет… — пробормотал он, отводя глаза. — Не помню…

— И не надо, — успокаивала его сиита Корлинта.

— Нет. Не могу вспомнить… — глаза Левиора закатились, он судорожно глотнул воздуха, закашлялся, мгновенно обессилев, рухнул на подушки и впал в беспамятство.

— Это мы виноваты, — прошептала Ильвея, — надо было цейлера найти и не колдовать без спросу. Если кто узнает, с нас семь шкур сдерут. Молчи, Лямка, и Бларку я скажу, чтоб держал язык за зубами.

* * *

…Чарэс Томмар проснулся от стука в дверь.

— Срочное письмо от сиория Левиора Ксаладского, — голос слуги пылал неподдельным рвением.

Чарэс взял письмо и пробежал глазами по кривым значкам Кайтийской тайнописи:

«Уезжаю в Реммиар, хочу разузнать всё о камнях Тор-Ахо. Нужна помощь, надеюсь найти Бларка или Ильвею. К тебе едет Кхард. Встреть его и передай дела. Об Истоке забудь — теперь Тэйд забота Пустотника».

— Это ещё почему?

Ответ не заставил себя ждать:

«Обстоятельства изменились. Ты мне нужен здесь…»

— Вот оно как, оказывается.

«…срочно сворачивай дела и поезжай в Реммиар. Найдёшь меня в «Чёрной Цапле». Опасайся Вейзо — он будет мстить…»

— Это я уже понял.

И подпись: «Левиор».

Ещё была коротенькая, но такая сладостная приписка:

«Тебе привет от Шинни».

Глава 14. Убежище

Инирия очнулась, сразу ощутив, что весь остальной мир для неё точно не существует.

Не было ни постороннего шума, ни света, ни запахов. Она не смогла определить день сейчас или ночь, холодно вокруг или жарко. В одном лишь Нира была уверенна — на некоторое время она находилась в полной безопасности. И ещё было главное — шёл дождь. Спасительный, с вплетёнными чарами Слейха, и пусть на расстоянии они теряли большую часть живительной силы, что-то, а точнее лишь крохи, по-прежнему доставалось смертельно уставшей и обессилевшей от ран и беготни Инирии. Дождь лил, не переставая, покрывая всё сплошной стеной: смутные очертания силуэтов вдалеке, остатки развалившихся стен, построек и одинокие хмурые деревья.

Дождь укутал её, словно покрывалом, надёжно схоронив от окружающего мира. Она же не ощущала ни сырости ни холода, а даже совсем наоборот — тело её, уставшее до изнеможения, чувствовало теплоту и ласку его нежных почти отеческих прикосновений. Она лежала, не двигаясь, раскинув руки и ноги, спокойно и безмятежно; на грязном полу одного из сгоревших домов, стены которого были целы лишь наполовину и взирали на непрошеную гостью мрачными глазницами окон. Дождь обволакивал её своими тугими струями и потоками исходившего от земли пара, словно та была листом раскалённого железа, о которое капли, ударяясь, испарялись и парили в воздухе, оторвавшись от земли.

Рана на левой руке её не беспокоила, она перестала кровоточить и почти затянулась, синяки и ссадины постепенно сглаживались и были всё менее заметны. Дождь очищал её, вливал новые силы. Он точно нашептывал Инирии что-то приободряющее, вселяя в неё уверенность, заживляя свежие ещё раны и успокаивая её.

«Ни-ра вставай. Пора просыпаться… давай, давай. Ещё чуть-чуть, капельку. Сколько, интересно, у меня ещё времени? Так или иначе, дождь скоро кончится, и вот тогда санхи придут за мной. Ну и пусть приходят. Я не могу, мне надо отдохнуть. Вставай, Нира! Они скоро будут здесь!»

И она вдруг остро почувствовала это, услышала далёкие, но неумолимо приближавшиеся шаги преследователей — их запах, ненависть и страх. Страх не перед ней — обыкновенной семнадцатилетней девчонкой, мало того, сиротой, без рода и племени. Страх от осознания того, что они могут больше никогда не увидеть своего камня.

Санхи были готовы на всё, чтобы вновь обрести потерянную святыню, готовы идти за ней на край света, рвать её зубами на части, царапать когтями, даже просто умолять, ползая перед ней на коленях, исчезнуть в пучине вод разлома, умертвить любого, вставшего на их пути.

«Но почему же тогда они дали мне уйти? Почему отпустили так просто? Может, жрецов отвлёк пожар? Странно… Хотя нет, возможно, там было что-то более ценное… Чушь! Что может быть ценнее камня? Да ничего. Даже мне это понятно, а санхи-то и подавно. Вон сколько ненависти в воздухе плещется, даже дышать трудно, так это ещё под дождик, а как не было бы его? Так что тогда на самом-то деле происходит?»

Она лежала неподвижно, медленно собирая воедино осколки растерянного сознания, которое возвращалось к ней маленькими, прозрачными капельками, всплесками событий, струилось ручейками от незначительного к большому и важному. Сперва в сознании возник камень, который ей удалось выкрасть у санхи. Затем она вспомнила погоню: бородача, деревню, трактир, драку, погорелье, удар стрелы, резкою боль в руке и этот дом, так милостиво давший ей на время приют… и этот дождь, возвращавший ей силы… И снова Ниру закрутило в круговороте картинок: библиотека, шум за дверью, зеркало, отражение, погоня…

«Белка в колесе, не иначе. Сейчас не до этого, пора уходить».

— Так, сколько же у меня ещё есть времени? — тихо, но вслух, чтоб придать вопросу значимость и расшевелить всё ещё мутное сознание, спросила она.

— Мало, — послышалось откуда-то сбоку.

Инирия поняла, что застигнута врасплох, но нашла в себе силы и медленно повернула голову.

— Совсем немного, дитя моё.

Хоть возникшее перед Нирой мерцавшее видение было воссоздано падающими каплями, будто обтекавшими прозрачную статую, оно было безупречно узнаваемо.

— Слейх!

— Тише, — успокоил её сиурт, — не трать силы, отдыхай.

Инирии не раз доводилось общаться со Слейхом таким экстравагантным образом, так что подобное появление сиурта её нисколько не удивило.

— Ты нашёл меня! Смотри, что у меня есть, — радостно воскликнула Инирия, и рука её дёрнулась к поясу.

— Я знаю, Нира, — голосом остановил её Слейх, — я вижу его.

— Ты недоволен? — голос её разочарованно дрогнул.

— Что ты, глупенькая, я счастлив. Как я могу быть недоволен? Ведь ты достала один из камней Тор-Ахо. Ты просто молодец. Жаль, что на таком расстоянии я не могу ощутить исходящей от него Силы, но это не главное. Главное, что с тобой всё в порядке. Ты только ничего не говори, не трать силы.

— И ты не будешь меня ругать?

— За то, что сбежала от меня и в одиночку разворошила осиный улей? Или за то, что не слушаешь то, что я говорю сейчас? Конечно, буду.

— Я молчу…

Инирия не могла увидеть мимику его лица, подобное воплощение позволяло различить лишь общие очертания, но отчётливо почувствовала, что Слейх ей улыбнулся. Бархатный голос онталара, как всегда, успокоил её:

— Хорошо. Тебе не надо ничего говорить, ты ещё так слаба. К сожалению, я не могу быть рядом, я сейчас далеко…

«Почему он замолчал, что-то случилось?» — Инирия хотела спросить у Слейха, в чём дело, когда тот снова заговорил.

— У меня… маленькие неприятности, я тут, — он опять запнулся, — неважно, я обязательно расскажу тебе всё потом, ладно?

— Это из-за меня? — не удержалась Инирия.

— Нет, ты тут ни при чём. Я попробую разыскать Маана са Раву, помнишь, я рассказывал тебе о нём? Может быть, он сумеет вытащить тебя раньше, чем это смогу сделать я. Огонь в подземельях — не самая подходящая стихия, но если он сможет встретить тебя на поверхности, будь уверена — не подпустит к тебе ни одного из санхи, сколько бы их там ни было. А если я ему намекну, — Инирия почувствовала, что он снова улыбается, — что у тебя один из камней Тор-Ахо, Маан от счастья спалит в округе всю нечисть, а тебя будет нести до Триимви на руках.

— В подземельях? — насторожилась Инирия.

— Пока я не связался с Мааном, — проигнорировав её вопрос, продолжил Слейх, — ты должна рассчитывать только на свои силы и мою скромную поддержку. Так что, слушай меня внимательно, Нира, и делай, пожалуйста, всё, как я скажу, и тогда, скорее всего, мы скоро снова будем вместе.

Инирия кивнула в полной уверенности, что этот жест не ускользнёт от внимания Слейха.

— У тебя мало времени. Ты и не догадываешься, сколько санхи идёт по твоему следу. Некоторые из них гораздо ближе, чем ты можешь себе представить.

— Если Орн так им нужен, почему тогда…

— …неважно! — резко перебил её сиурт. — Все вопросы — потом. Запомни всё, что я скажу, с первого раза — повторять времени не будет. Жрецы окружили тебя и, будь уверена, своих ошибок они не повторят. По земле тебе от них не уйти. Я вижу здесь только один выход: тебе надо срочно скрыться под землю. Спрятаться там и переждать. Неподалёку есть вход в древние катакомбы, ты должна будешь его найти. Там внизу, я знаю это наверняка, есть Водные Срезы, но их можно обнаружить только на нижних ярусах, так что я бы не особо на них надеялся. Скорее всего, тебе придётся выбираться из этой передряги самой. Зато в подземельях есть пара небольших речушек, совсем неглубоко, и несколько мелких озёр с весьма сносной водой. В некоторых водится рыба, так что голодать не будешь. Воды там много, и я надеюсь, что смогу отыскать тебя и помочь, хотя уверен, ты выберешься и без меня. Главное — не торопись выходить наверх. Посиди в подземелье недельку, а там, глядишь, и Маан подоспеет, или же я сам до тебя доберусь. В общем, чем больше ты вытерпишь под землёй, тем лучше. Санхи тут тьма тьмущая — с сотню, наверное, а то и того больше, и все по твою душу. Так что постарайся поаккуратнее. Всё поняла, девочка?

Нира моргнула.

— Хорошо, тогда слушай, как вход найти. Справа от тебя, на холме, стоит баок, он тут один — не ошибёшься. Прямо под ним останки большого каменного дома. В одной из дальних комнат вход в подпол, через него попадёшь к люку. Дальше, я надеюсь, что делать — понятно. Заблудиться не бойся, на трёх верхних ярусах система ходов простая: три основных туннеля и пять расширяющихся от центра круговых, ходы и ярусы различаются по цвету… нет времени объяснять, сама разберёшься…

— Угу…

— Вот ещё что — озаботься, пожалуйста, чтоб санхи не нашли вход в «убежище». Я на время тебя дождичком прикрою, он следы смоет, — он снова улыбнулся, Инирия услышала это. — Главное — не озоруй и веди себя хорошо. Жаль, но нам обоим уже пора. Держись, девочка, — с последними словами образ сиурта начал медленно таять, словно мираж. — Не теряй больше времени, иди, — послышалось из мерцающей пустоты последнее напутствие Слейха.

Так, в полузабытьи, Инирия пробыла ещё некоторое время — совсем немного, ровно столько, чтобы окончательно восстановиться. Дождь, словно почувствовав, что она полна сил и осознаёт окружающее, неспешно прекратился, напоминая о себе лишь редкими всплесками срывавшихся с ветвей тяжёлых капель.

Больше времени у неё не было, Нира чувствовала это по растворённой в воздухе ненависти санхи. Она заставила себя встать — быстро собрала свои скудные пожитки и посмотрела на просветлевшее небо, проглядывавшее сквозь паутину ветвей. Оно было тёмно-синим, а в пухлых каплях дождя, лежавших на редких листьях, играли причудливые золотистые блики…

…Вход в подпол она нашла не сразу, пришлось раскидать в стороны остатки обгоревших досок и отодвинуть тяжёлый, окованный железом сундук.

Внутри сундук выгорел почти дотла и сохранял форму лишь благодаря металлическому каркасу. Инирия сложила почти невесомые остатки досок, рассыпавшиеся от прикосновения её пальцев, шалашом, опирая их краями на крышку сундука. Укрыла доски валявшимся повсюду тряпьём и хламом. Привязала к металлическому каркасу верёвку, другой конец которой пропустила в щель меж досок пола.

Внимательно всё осмотрев, проверяя, не оставила ли следов, она спрыгнула в подпол, аккуратно закрыв за собой люк, и осторожно потянула верёвку. Сундук медленно двинулся, шалаш из досок и хлама, потеряв опору, с грохотом обрушился вниз, заваливая и надёжно погребая тайный лаз под горой пепла и грязи. Дождь не заставил себя ждать и неторопливо забарабанил по камню и обгорелым доскам.

…Крутые, изрядно истёртые ступени уводили Ниру вниз по узкому коридору со стенами из бурого камня. Примерно через три сотни ступеней она заметила, что коридор расширился, свод его стал выше. А вскоре ступеньки и вовсе закончились…

Глава 15. Верхние Выселки

Трабские тярги — собаки, способные быстро передвигаться и перевозить тяжёлые грузы. Добродушные, отличающиеся выносливостью и неприхотливостью. Помимо перевозок, тярги используются для охоты на медведя, хошера, кабанов чиабу, лосей и пр.

Агой Тарао. Беседы о естественной истории

— Милый! Дре-во-ру-у-у-ук! Проснись!

Крэч открыл глаза и увидел через прореху в кровле зависший над деревьями золотой рэл Лайса.

Они лежали в сухом и тёплом, пряно пахнувшем сеном сарае.

— Не толкайся, — буркнул он. Откашлялся, осмотрелся. Зачерпнул пригоршню соломы, посмотрел через неё на сверкавшую звезду. — Как мы здесь оказались?

— Очень просто: ты сам меня сюда затащил, — Виретта села и принялась выгребать соломинки из спутанных волос. — Должна признаться, милый, мне понравилось.

— Чего это я тебя сюда затащил?

— Ты сказал, что местный трактир больше подходит под хлази… м-м-м… хлази… ну подскажи…

— Классификацию?

— Да, под класисикацыю «гадюшник»…

— Он и взаправду такой?

— Ага, грязный, убогий, скудно обставленный. Да, ко всему прочему, переполненный — скотный двор.

— А как деревня называется, помнишь?

— Верхние Выселки.

— Срань Хорбутова, чем ты тогда недовольна?

— Кто сказал, что я недовольная? Наоборот, всем я довольная, — промурлыкала разрумянившаяся Виретта, шелестя соломой. Я одним недовольная, что мой милый меня не любит. Ах, эти запахи, они так возбуждают, — томно зашептала она, прижимаясь к голой груди Крэча пышным бюстом и кусая его за ухо. — Полюби меня, Древорушечка.

— С любовью предлагаю повременить, — мягко отстранился он.

— Ты же вчера обещал.

— Плохо мне. Отстань! — дыхнул он перегорелой буссой.

— Фи, грубиян. Отстань. Как это «отстань»? Ещё чего, — она хищно клацнула зубами. — Я пока своего не получу…

Остановило это похотливое словоблудие лишь ржание лошадей, топот копыт, лязг оружия и крики снаружи.

Крэч едва успел прикрыть девушке рот ладонью… Двор споро заполнялся людьми.

— Во попали, — проворчал он, сквозь свищ в доске толпившихся конников разглядывая. — Ну прямо как кура в ощип.

— Кто это?

— Откуда мне знать. Какое-то, Хорбутова задница, сборище. Вижу конных, три телеги, запряжённые трабскими тяргами. Странные все такие, вооружены до зубов! Что они здесь, в глухомани, позабыли?

— Тярги здесь? Да ты что?

— Гляди сама.

— Может, просто уйдём, и всё. Мало ли чем мы здесь занимались, дело-то молодое, — она накрутила локон на палец.

— Ага, молодое, — буркнул Крэч, возраст которого едва перевалил за сотню. Всё его внимание было обращено на въезжавшего во двор Чарэса Томмара.

«А чтобы мои слова не показались тебе трёпом, порешим так — следующая встреча станет для одного из нас последней…» — зазвучал на задворках его сознания голос сиория.

«Неужто это он по мою душу?»

«Да нужен ты ему больно», — осекла Древорука любимая бабуся.

«Ну не знаю…»

— Так что, милый, выходим?

— Поздно, — Крэч перешёл на шёпот и, указав головой на потолок, скомандовал. — На чердак, скоренько. И тихо чтоб мне.

Спустя минуту, они, собрав пожитки, взобрались на чердак по лестнице. Втянув её за собой, со всем усердием принялись зарываться с головой в сено. Остистые злаки лезли за ворот, щекотали шеи, руки, Виретта кляла любимого, на чём свет стоит, шмыгала носом, отплёвывалась.

— Замолкни, дура, — связками прохрипел Крэч.

Испугалась — притихла.

Вовремя.

Дверь грохнула дважды: первый раз на отлёте, второй — снова захлопнувшись.

Вошедший было в сараюшку человек вернулся — снова открыл её, подпёр чурбачком и принялся обследовать помещение: попинал солому, потыкал вилами в углах, зачем-то постучал обухом по столбам и, к ужасу Крэча, наблюдавшего за ним сквозь щёлку в полу, направился к лазу на чердак. Новоявленный следопыт покрутил головой в поисках лестницы, попрыгал, но, так и не достав рукой до края, решил на том осмотр и окончить.

— Уходит? — задышала в ухо Виретта. — Дай погляжу, — она заёрзала, попыталась оттеснить его от смотровой щели.

Крэч прильнул к отверстию, выходившему на двор.

— Не мешай, дело серьёзное, — отмахнулся он.

Меж тем к сараю приближались Чарэс и высокий седовласый мужчина в чёрном.

— А вот того я в «Лисе и Ягнёнке» видела, — неугомонная девица отыскала, наконец, смотровую щёлочку и для себя. — Рыженького.

— Спала с этим подпалышем? Курва! — ревниво скрипнул зубами Древорук.

— Да ну, малахольный какой-то, спать ещё с ним.

— Цыц…

— …это понятно, а как ты собираешься… — голос у седовласого незнакомца был глухой, низкий. Они находились достаточно далеко, и ветерок рвал фразы, унося слова и мешая Крэчу уловить смысл беседы.

— …так же, как выкурил их из Двух Пней… всего и делов-то: ягоды каббы да жмых из семян крисоральского… ароматическая свеча и нечистая на руку служанка…

— Натерпелись, поди, страху твои…

Крэч заёрзал и в угоду слуху, лишая себя удовольствия лицезреть происходившее, прижался к дыре волосатым ухом.

— Не говори. Дёшево и сердито получилось. Ты бы видел, как они у меня из «Лиса» вылетели, что твои скрамы за четвертушкой буссы.

— Почему буссы? — хохотнул седоволосый, с прищуром глядя на Чарэса.

— А чем ты их поишь, не Истинским же? Или они у тебя на сухую такие курбеты выкидывают?

— Ну да.

— Что с Тэйдом делать будешь, скрамник? Что Магистр Хас решил?

— В Лиртап его приказ был доставить…

— Живого?

— Разумеется.

— А с другом его, что делать будешь?

— С Саимой? Ничего. Зачем он мне сдался?

Они приблизились. Кхард, надо думать, посчитав праздные разговоры оконченными, окинул сараюшку брезгливым взглядом и спросил, враз посерьёзнев:

— Здесь?

— Трактирщик сказал, что эту лачугу мы можем использовать по собственному усмотрению, — ответил Чарэс, отбрасывая ногой валявшиеся на проходе вилы.

— Клети поместятся, остальное неважно. Где твои люди?

— Нет их больше.

— Левиор писал мне, что Венсор ра'Хон навязал ему других.

— Другие пока, хвала Великим, до меня не доехали.

— Зря ты так, есть ведь и среди къяльсо весьма достойные личности.

— Вот уж не знаю. Шод Лас-Орубб — говорит тебе о чём-нибудь сие легендарное имячко?

Кхард думал недолго и ответил коротко:

— Нет.

— Вот и мне тоже. Так что пусть лучше не спешат — здоровее будут.

— Что правда, то правда. Нам лишний грех на душу брать тоже ни к чему. За бир-анамы орденские золотом плачено и немалым. Ты-то со мной или уезжаешь?

— Уеду, дела у меня.

— А что это там, на телегах, Крэчик? — зашептала Виретта.

— Похоже, клети какие-то. Вон, гляди, у дальней с угла холстина сползла…

— Вижу. Чего это там у них, рабы?

— Боюсь, что нет, — тяжело вздохнул Крэч, пытаясь ножиком расширить щель в трухлявом крае доски.

— Вараш, — позвал кого-то Кхард, оглянувшись.

Только теперь, проследив направление взгляда седовласого, Крэч увидел сокрытого до того огромного грифа, недвижимым монолитом возвышавшегося за спиной Чарэса. Даже он не мог не признать, что птица имеет внушительный вид: угольно-чёрный, крупнее любого из собратьев, с огромным тяжёлым клювом и яркими изумрудными глазами — последнее явно означало, что она не обделена магическими способностями.

Вараш издал звук, похожий на тихое свистящее шипение, расправил крылья и, шумно пролетев через двор, уселся на собачью конуру. Был у сего неказистого строения хозяин или нет, Крэч не знал, во всяком случае звуков и признаков жизни тот подавать не спешил и территориальных претензий в присутствии тяргов и грифа не выдвигал.

Птица молча смотрела на Кхарда, Кхард смотрел на птицу, Чарэс смотрел в небо. Крэч смотрел на всех разом, не забывая о телегах и разбредшихся по двору воинах.

«Чего хотел, хозяин? — забавлялось сознание Крэча, добавляя диалоги молчавшим в действительности персонажам.

«Суп из тебя хороший выйдет», — якобы ответил седовласый Кхард.

«Суп так суп, ощиплешь или с перьями жрать будете?» — глумился разум сиплым, принадлежавшим грифу голосом.

«Так сожрём. Под хвостом сполоснём и сожрём».

«И то хорошо, давненько мне под хвост никто не заглядывал».

Возможно, между птицей и человеком в действительности и состоялся некий мысленный диалог, без видимых вербальных проявлений, да только Крэчу содержимое оного было неизвестно, а вот происходившее на самом деле в корне отличалось от его фантазий.

Гриф захлопал крыльями и, перепорхнув с собачьей конуры на колоду для воды, зашипел, вытягивая шею.

— Как, Вараш, подойдёт сарайчик? — спросил Кхард.

Птица замолчала и утвердительно качнула головой.

— Мы на пригорке лагерем встанем, чтоб людей в деревне не напугать. Здесь охраны не будет. Приглядишь за скрамами?

Ещё один скупой кивок.

— Заноси! — крикнул Чарэс.

И восемь дюжих молодцов, споро потыкав длинные жердины в отверстия по краям клетей, на три-четыре подхватили их и понесли к сараю.

Задремавшие тярги вскочили, шерсть на их загривках вздыбилась, послышалось тревожное рычание.

Гриф Вараш переступил с лапы на лапу и взлетел, стремительно исчезая из пределов видимости. Затихающий звук гигантских крыльев подсказал вспотевшему от волнения Крэчу, что тот улетает…

…Двери заложили, и, когда после скрежета ключа в замке снаружи послышались отдалявшиеся шаги и скрипы отъезжавших со двора телег, притихшая было Виретта снова подала голос:

— Спустись, милый, погляди, что там внизу?

— Ага, уже бегу.

— Давай, Древоручек, сходи, не мне же туда идти? А потом я всё равно замок не смогу отомкнуть.

— Чего это я пойду? Я, значит, по-твоему, смогу открыть? Как это у меня, интересно, получится? Я внутри, замок снаружи. Ты слышала, что Седовласый птице приказал: «Карауль». А птицу ту ты видела? И как думаешь, сможем мы мимо такой пройти? То-то и оно, что не сможем. Разве что… — Крэч покопался в сумке, достал небольшую шкатулочку, из которой в свою очередь выудил маленький орешек. Разделив его на шесть приблизительно равных частей, он протянул одну крошку Виретте, ещё одну сунул в потайной кармашек на поясе, остальные завернул в тряпицу и сунул обратно.

— Это что? — с нотками недоверия в голосе спросила девушка.

— Водяной орех, — без объяснений, как само собой разумеющееся, сказал он, — проглотишь, когда скажу, поняла?

Вряд ли Виретта знала, что такое этот самый Водяной орех, но спорить не решилась.

— Хорошо, — кивнула она, — а как мы выйдем отсюда?

— Выйдем, золотко, не беспокойся. Отдыхай до вечера, — он чмокнул её в подставленную щёку. — Этих-то кормить придут, вот тогда и поглядим, кто кого и кто куда. А покуда дрыгаться нечего, мало того, я не выспался.

— И ты не хочешь хоть одним глазком взглянуть, кто там?

— Нет, — отрезал Крэч. — Ждать будем.

— Ты вконец обалдел, Древохе… в общем, наглая твоя рожа! Теперь весь день здесь бок о бок невесть с кем сидеть, что ли?!

Одна из клетей внизу зашаталась, снизу послышались странные, ни с чем несравнимые звуки — не то чавканье, не то простуженное сопение.

Виретта замолкла и, дрожа телом, прильнула к Крэчу.

— Чё раскудахталась, дурёха, — вполголоса спросил он, обнимая девушку, — слышишь, зверюшка нервничает. Гляди, какая тут благодать — спи не хочу. К тому же будь там кто-то опасный, разве Чарэс оставил бы их вот так без присмотра?

— Я есть хочу, — зашептала Виретта.

— Тьфу ты, — он снова зарылся в суму, достал два зелёных яблока — протянул девушке. — Ешь, не гунди, — и через внушительную паузу, во время которой свободной рукой подгребал сено, устраивая постель, добавил: — Любимая.

У феа, как известно, слова с делом не расходятся: и ни запертые двери, ни кружившая в небе сторожевая птица, ни диковинные кряхтящие звери в клетках многим из них, как оказалось, не помеха. Заливистый храп Крэча заполнил сарай уже к середине второго яблока.

Глава 16. Тени Седогорья

Тарк-Харлас вездесущ и безжалостен. О нём говорят так: если почувствовал его близость, ты в опасности, увидел — беги, коснулся — мёртв.

Рио Бо. Формы и причуды. Гэмотт-рам как искусство жизни

Тэйд

В путь двинулись, когда диск Лайса показал над горизонтом свой окутанный маревом краешек.

Попутчики Тэйду и Саиме достались весёлые и простодушные: Коой, Траард, Рэту, Дуф, Нёт и Мару.

Траард и Рэту — здоровенные, высокие эретрийцы — лихо поигрывали огромными мышцами и веселили всех своеобразным юмором, присущим жителям лишь этой удивительной страны. Рэту был родом с островной части Эретрии, Траард — с материковой, и то, что обитатели этих областей отличались друг от друга как куриное яйцо от куска трабского сыра, помехой в их дружбе не было.

Долговязый Мару был онталаром, и этим всё было сказано: спокойный и немногословный, он выделялся огромным золотым кольцом в ноздре, увязанными в косу чёрными волосами, кожей цвета блёклого виридиана и непомерно длинными (без ногтей разумеется) пальцами.

В крови красавца Кооя, судя по смуглой коже и коротким вьющимся волосам, было немало ахирского. А вот худющий жилистый Дуф и его здоровяк-сынишка Нёт больше походили на дауларцев из Дикого Сопределья.

Нёт хоть и был Тэйду почти ровесником выглядел куда как не в пример воинственней не только его, но и собственного папаши. Тугие мышцы, игравшие под бронзой кожи, несколько шрамов на руках и торсе да ещё один поперёк щеки добавляли парнишке мужественности. Ровно, как и средней длинны волосы, сплетённые в торчавший на затылке жгут, оканчивавшийся массивным бронзовым кри в виде оскаленной волчьей пасти.

Все были хорошо вооружены, к тому же в двух крайних (из восьми) подводах Тэйд заметил спрятанные под тряпкой мечи и копья, боевой топор, балестру и пару луков, что сразу его успокоило.

Последнюю неделю стояла отличная погода. Дорога подтянулась, и повозки проходили легко, даже в грязи не вязли.

Настроение у Тэйда было лучше некуда, он шёл рядом с Рэту и Саимой, напевая: «За лесом, в тёмной пещере, томится принцесса Неора…» — шутливую песенку в которой было минимум полторы сотни куплетов. В песне пелось о неразделённой любви толстой и некрасивой принцессы Неоры к её похитителю — махровому неудачнику онталару Сааху.

На четвёртый день пути, когда впереди показалась небольшая деревенька со смешным названием Забарня, куплеты закончились, и Тэйд, Саима и Рэту начали сочинять свои. К концу же шестого, когда Забарня осталась далеко за их спинами, а впереди, под горой замаячили тауповые крыши Верхних Выселок, друзья перешли с «Сааха и Неоры» на оду Н'Халишу, не менее весёлую и жизнерадостную. «О боги, родившие змея Н'Халиша, не пили три дня и не ели неделю, они кувыркались в ромашках и мяте и пели о вечной любви и о страсти…» — звучало над лесом дружным хором.

Сразу после Верхних Выселок дорога стала значительно хуже, к тому же в обозримом будущем — дней эдак семь-восемь (это по самым скромным прикидкам) — им не должно было встретиться ни одного поселения, и надеяться отныне приходилось исключительно на собственные силы.

К середине следующего дня они миновали брод через Корижку — речушку, отсекавшую половину пути до Кривого перевала. Дальше дорога забирала круто вверх и жалась вплотную к Седой горе, сразу за которой, после небольшого леска, начинались Волчьи Пустоши — место настолько страшное и зловещее, что соваться туда на ночь глядя явно не стоило. Дуф скомандовал привал, резонно решив, что коням и людям перед сложным переходом требуется отдых.

Тут же на холмике, под большим раскидистым дубом, поставили палатки, развели костёр.

Ужин удался на славу. Дуф не пожалел двухведёрного бочонка доброго Либирского вина, лёгкого и ужасно вкусного. Они долго сидели у костра: пели песни, рассказывали смешные и забавные истории, выдуманные или с ними произошедшие.

Наступила ночь. Первый караул был за Кооем и Мару, Траард и Рэту меняли их через четыре часа и дежурили до утра. Дуф и Нёт, равно как и Тэйд с Саимой, отстояли своё вчера и, соответственно, должны были быть готовы к завтрашней ночи.

Как Тэйд ни старался, ему никак не удавалось уснуть, он уже пересчитал всех ганисских овец, затем взялся за воображаемых кабанов, хошеров и медведей — ничего не помогало.

«Как тихо-то», — ворохнулась неясная мысль в его голове в тот самый миг, когда он собирался подвести черту под поголовьем крупного рогатого скота Кетарии и Рокоды.

Он взял шерстяное покрывало и вышел из палатки. Тишина была исключительной, почти абсолютной — даже комарик не пискнул. И это не могло не насторожить. Расстелив покрывало меж двух кустов скумнии, он улегся на спину и принялся рассматривать и считать звёзды. Костёр почти погас, и все (кому было положено) давно спали. Несколько раз мимо проходил Коой. Но потом, должно, убедившись, что всё тихо, ахирец подбросил веток в костёр и сел — терпеливо дожидаться смены.

Звёзды Тэйду тоже не помогли — сон, как и прежде, бежал мимо.

Неожиданно что-то, он даже не понял, что именно, заставило его прислушаться.

«Что за шорохи? Кто это там?»

Он приподнялся на локте и остолбенел — по другую сторону от разгоревшегося огня копошилось несколько странных «теней». А там, где Тэйд четверть часа назад видел фигуру ахирца, уже никого не было.

— Мару! Коой! — не думая, заорал он, непроизвольно подавшись всем телом назад.

Лагерь пришёл в движение.

Со стороны обоза послышались крики, что-то внезапно грохотнуло.

Неведомая сила швырнула Тэйда на землю, в лицо полетели комья грязи. Что-то тяжёлое ударило его по голове. Вскользь.

Он вскочил, ошалело озираясь, не зная, в какую сторону бежать и что нужно делать.

Из ближайшей палатки послышались вопли и звуки борьбы. Раздался почти звериный рёв, и из темноты вырвался Траард, голый по пояс, с двумя «тенями», висевшими у него на руках. Кетарец крутанулся в одну сторону, потом в другую, пытаясь сбросить нападавших, — не удалось. Нырнул вперёд, лихо перекувыркнувшись через голову. Противники слетели как комья грязи, и он, поднимаясь, с размаху ударил головой — в лицо неожиданно возникшего перед ним неприятеля.

Освободившись, он сорвался с места, словно выпущенная из лука стрела, и в два прыжка оказался перед подводой — схватил за первое подвернувшееся древко, выдернул оружие. Секира взмыла вверх, распарывая дерюгу, укрывавшую тюки, зловеще сверкая в свете Оллата.

К тому времени из соседней палатки вылетели Нёт и его взъерошенный папаня Дуф, в руках у каждого было по короткому дауларскому мечу.

Из кустов на четвереньках, словно огромная кошка, выпрыгнул долговязый онталар Мару. Он был весь в крови. Из чего явно следовало, что нападавшие, прежде чем проникнуть в лагерь, попытались-таки разобраться с обоими караульными. И частично им это удалось — пропавшего Кооя Тэйд так пока ещё не увидел.

Траард взревел и нанёс сокрушительный удар набегавшему на него противнику. Он возликовал, оглашая окрестности яростным рёвом, — лезвие вспороло противнику горло. Здоровяк радостно захохотал и горизонтально полоснул секирой перед собой, обозначая пространство. Следующий его удар был не менее сокрушительным — сразу две «тени» мешками повалились ему под ноги.

Из темноты на помощь другу спешил весельчак Рэту.

— Держись, Траард! — заорал он. — Бегу!

Из руки того, кто оказался к нему ближе всех, Рэту ударом ноги выбил меч, затем твёрдой, словно кинжал, рукой ударил в горло ещё одного, подскочившего к нему справа. Ловко скользнул мимо падавшего и налету подхватил выпавший из его руки меч.

Завладев оружием, он кинулся в самую гущу наплывавших на него «теней». Эретриец был хорош. Его движения походили на танец смерти — он перемещался от одного противника к другому, не останавливаясь и не замедляясь, парируя и нанося удары мечом и свободной рукой.

На какое-то мгновение «тени» оказались застигнуты врасплох, но лишь на мгновение, уже через секунду они очухались и снова ринулись в атаку.

Любоваться сражением Тэйду пришлось совсем недолго, поскольку далеко не все нападавшие кинулись на караванщиков. Его схватили за шею и резко дёрнули — назад, в кусты. Он повалился на спину. Заорал истошно и попытался отмахнуться, но получил удар в лицо такой силы, что мысли закружились в голове в поисках выхода, и тут его осенило: «Крошка чемирты, в левом кармане — как знал, что пригодится».

…Ещё в Узуне они поровну разделили Кейнэйские орехи, предварительно поколов их на приблизительно равные части. Саима тогда предусмотрительно запрятал четвертушку в один из потайных кармашков, коими изобиловали рукава его балахона. Так же, глядя на друга, поступил и Тэйд, чему нынче и возрадовался…

Совсем рядом, по левую руку, рубился долговязый Мару, но тому явно было не до его спасения — онталар умело наступал на пятившихся под его напором врагов, что-то выкрикивая в пылу боя, плюясь и истошно визжа…

Тэйда ударили, толкнули на землю. Он ощутимо приложился головой о выпиравший из земли корень и потерял сознание.

Придя в себя, он не преминул воспользоваться тем обстоятельством, что пленители, пытаясь одолеть Мару, оставили его без внимания. Он выхватил свёрточек с крошкой Кейнэйского орешка и запихал в рот, прямо так — не разворачивая. Кто-то сзади схватил его за руку. Мгновенно извернувшись, Тэйд увидел под плотно надвинутым капюшоном вспыхнувшие яростью глаза и поспешно ударил по ним кулаком. Разбойник перехватил кулак ладонью и ответил, приложив так крепко, что искры сыпанули из глаз…

Тэйд снова потерял сознание…

Очень скоро он очнулся. Сколько прошло времени точно, он не знал, но, судя по шуму боя, не так уж и много. Его руки были крепко связаны. «Хорошо хоть не за спиной». Он подёргался, рассчитывая на то, что увязанные в спешке узлы развяжутся сами собой. Обхватил ими колено — потянул. Никакого эффекта. Тут уж он сделал то, что давно намеревался — разжевал и проглотил Кейнэйский орешек, мгновенно почувствовав, как тот начал своё действие…

…Тэйд выбежал к лагерю и осмотрелся: зелёный, в три четверти, Сарос освещал затихший в мгновение лагерь. Костёр не горел, возле палаток не было никакого движения — всё застыло.

Прямо перед ним возвышалась могучая фигура Траарда — эретриец стоял с занесённой для удара секирой в окружении четверых нападавших. Рядом, растянувшись в какой-то невообразимой позе, застыл Рэту, уже с двумя окровавленными мечами: лицо воина искажено яростью, руки в крови, глаза так и пылают праведным гневом… Чуть поодаль застывшие в не менее причудливых позициях Мару и Коой.

«Нашёлся, бродяга!»

Изогнувшийся вполоборота онталар отбивал устремлённый ему в грудь клинок, а припавший в выпаде на одно колено эретриец пытался пронзить одного из нападавших мечом.

Весь лагерь был наполнен «тенями» — Тэйд насчитал с десяток живых и столько же окровавленных тел тех кто, скорее всего, не встанет уже никогда, даже по окончании действия чемирты.

И тут он увидел Саиму, посохом отводившего удар меча, взъерошенного Вира, застывшего в прыжке, и сухопарого Дуфа за спиной друга.

Предводитель караванщиков стоял на одном колене. Весь в крови, с опущенной головой, он опирался правой рукой на воткнутый в землю обломок меча и держал какую-то горевшую тряпку в левой. Нёт склонился над отцом, пытаясь прикрыть его от нападавших. Две «тени» уже лежали у его ног, в одной расплывавшейся луже крови. Ещё трое разбойников спешили своим на помощь.

Воображение Тэйда рисовало картины одну ужасней другой, в каждой из которых его подсознание отводило Саиме и Дуфу весьма незавидные роли. Уж что-что, а воображение у Тэйда было богатое.

И тут сзади послышались какие-то звуки.

Это было так неожиданно, что Тэйд вздрогнул, отшагнул назад и, зацепившись ногой о корягу, не удержал равновесие и завалился на бок. Он испуганно вскинул голову и сквозь стволы деревьев и молодую поросль, находившуюся в десятке шагов, на небольшой тропке из освещённой Саросом части холма в тёмную увидел их…

Странного вида человек и два его не менее странных спутника стояли у кромки леса в окружении почтительно расступившихся перед ними «теней». Высокий пожилой мужчина, в отличие от остальных нападавших, даже не пытался скрыть свою внешность под капюшоном, лицо его было мужественно и сурово: орлиный нос, острый подбородок, длинные седые волосы, свободно спадавшие на плечи.

Ростом спутники седовласого были гораздо ниже хозяина. Определить их реальный рост точнее не представлялось возможным, потому как они постоянно горбились, отчего становились ещё меньше.

«Какие уроды!».

У них была совершенно белая, полупрозрачная кожа и сальные, кое-где сбившиеся в колтуны, волосёнки. Верхняя часть головы одного была приплюснута слева, по диагонали. У второго был шрам, если вообще можно было назвать шрамом проходившую от переносицы вниз через всё лицо трещину, поглотившую нос и половину верхней разлохматившейся губы.

Тэйд ужаснулся — более страшных созданий он никогда не видел: «Обрубки», как ему показалось, было самым подходившим, применимым к ним словом среди всех, что спонтанно возникали в голове. На этих, с позволения сказать, людях были надеты широкие рунированные ошейники, цепи от которых тянулись к правой руке седовласого.

Но ещё страшнее было то, что «обрубки» находились с Тэйдом в одном временном измерении. Он поймал себя на мысли, что спутники седовласого напоминают ему небольших обезьян, не потому что одеты в лохмотья, грязны и не чёсаны, а потому, как ведут себя, как передвигаются: вразвалочку, на полусогнутых, то и дело касаясь земли кончиками пальцев или упираясь в неё кулаками.

Хозяин же, в отличие от своих диких подопечных, прибывал, что называется, не здесь и не там, похоже было, что завис при переходе, не полностью в «застывшей реальности» Тэйда растворившись.

Левое плечо и рука седовласого дёргались, совершая странные пассы: то плавно двигаясь вперёд, то рывком возвращаясь в исходное положение. Они словно были частью сложнейшей заводной игрушки (творением феаских мастеров, что Тэйд некогда видел в Кодлау на ярмарке), внутри которой что-то поломалось: не то зубчик дииоровой шестерни, не то фиксировавший положение язычок. Пружина же, как ей и было дóлжно, раз за разом тянула руку седовласого обратно.

Его спутники, наоборот, чувствовали себя прекрасно: буравили Тэйда взглядом молочно-белых глаз и, натягивая до предела цепи, рвались вперёд, взрывая под собой землю.

Томительное чувство неотвратимости происходившего и сопровождавшего его страха навалилось на Тэйда.

«Хорбутовы дети!» — мысленно ужаснулся он, отталкиваясь от земли ногами, в попытке отползти от зловещей троицы как можно дальше.

Ему хотелось забиться в угол, стать невидимым, раствориться в темноте, исчезнуть, наконец, банально, провалиться под землю. Сердце его от страха упало на самое дно желудка.

«Кто они? Почему не застыли, как остальные? Они же меня видят! — подумал он сквозь панику, понимая — именно сейчас что-то еле уловимо менялось вокруг него: снова подул ветер, разметав причёску седовласого, ярко вспыхнул костёр, дрожавшее пламя лизнуло темноту. — Будь он неладен, этот Кейнэйский орех! — чудо-зёрнышки уже не казались Тэйду панацеей от всех бед и напастей. — Откуда они вообще взялись? Кто их нам передал? Не надо было быть таким легковерным. А что если всё это подстроено, чтобы заманить меня в лапы этих чудовищ?»

Страшно было и подумать такое. Но не это, как ни странно, беспокоило его сейчас больше всего, а то, что он, кажется, знал, что это за существа…

Мысли перенесли его назад в прошлое, через видения и преследовавшие его во время Всплесков кошмары.

* * *

…Его приёмный отец — Маан са Раву — с задумчивым видом сидевший на краю скамьи, и зеленогубая (если бы не изуродованный рот) старуха кану по имени Райза, причёсывавшая растрёпанные, похожие на солому волосы, одетая в серый шерстяной балахон и бубнившая что-то себе под нос. Он, маленький шестилетний мальчик, сидевший в тёмном углу, если в жилище, находившегося внутри огромного дубового ствола, могут быть углы.

Он видел, как Райза подняла голову и кривая улыбка заскользила по её изуродованному лицу, слышал, как она что-то говорила отцу, а тот удручённо кивал в ответ.

— Это трудно объяснить, — Райза покачала головой и повернулась.

На Тэйда уставились выпученные глаза старухи, утонувшие между тяжёлыми веками, скреплёнными с кожей на скулах и бровях золотыми скобами. Рот отсутствовал вовсе — кривая зелёная линия зарубцевавшегося шрама прорезала лицо под носом. Он невольно отпрянул. Старуха же продолжила без видимого смущения:

— Уино наполняет твоё тело точно так же, как кровь наполняет тело обычного человека. Ты будешь всё время испытывать страх и балансировать на грани смерти.

Слова лились, будто из ниоткуда…

…Тэйд каждый раз, когда вспоминал эту картину, а вспоминал он её часто, не мог понять, слышал ли он тогда голос Райзы, или он попросту звучал у него в голове…

Старуха замолчала, а Маан, спустя некоторое время, проговорил тихо:

— Понимаю.

— Ты не понимаешь! — воскликнула Райза, и голос её прокатился по стволу гулким эхом. — Ты не экриал и не можешь этого понять. Ты не поймёшь, даже если побываешь в его шкуре. Этого нельзя понять вот так: осмысливая, сравнивая, предполагая. С этим надо родиться. А потом, при чём здесь, собственно, ты? Это должно быть понятно ему.

Маан снова заговорил и голос его дрожал:

— Не ори! Скажи, что делать?

Вызов и ужас прозвучали в голосе сиурта, но Райза не ответила на вопрос, лишь спросила:

— Ему уже лучше?

— Да.

— Всё не так плохо, раз он пережил первый Всплеск.

Внезапно вспыхнувшее пламя сильно подбавило света, и Тэйда поразили удивительные метаморфозы, произошедшие со старухой: линии и шрамы очертились, придав её лицу выразительность смертельно больного человека. Покрытые тиу руки казались столь костлявыми и старыми в красных отблесках света, что походили на руки мертвеца.

Маан нервно облизал губы:

— Да, милостью Великих, всё не так плохо.

Райза вздохнула и набросила на плечи свой заплатанный, весь в пятнах платок.

— Да, это была милость Великих, — спокойно произнесла она. — По крайней мере, в том смысле, который обычно подразумевается. Ты, как и я, прекрасно знаешь, к чему это приводит. Всплески почти неизменно заканчиваются смертью или… — она помолчала. — Ты помнишь те листки из книги, что я показывала тебе?

Отец кивнул.

— Помнишь, чем для экриал заканчивается непрерывная и постоянно возрастающая череда Всплесков?

Вместо ответа, Маан уронил голову в ладони.

— Иногда смерть является для них лучшим исходом. Ты решил по-другому… Что же, это твоё право. Он вырастет и спросит за всё с тебя. Найдёшь, что сказать ему? — и, не дожидаясь ответа сиурта, позвала: — Подойди ко мне, мальчик, — Райза упорно отказывалась называть Тэйда по имени. — Клегка! — крикнула она. — Клегка, милая, принеси мне книгу Рау'Сала.

Моргая от удивления, Тэйд приблизился, чувствуя волнение и сухость во рту. Он увидел, как за спиной Райзы возникла миловидная девушка с печальными глазами. В тени, отбрасываемой слабевшим огнем, казалось, что её усталое личико утопало в крови. Она протянула старухе потрёпанные, никак не напоминавшие книгу листки.

— Я не хочу пугать тебя, но это твоя жизнь, — сказала Райза Тэйду, принимая книгу из рук девушки. — Это твои дар и проклятие одновременно, тебе придётся смириться и жить с этим. Я не буду рассказывать о том хорошем, что может ждать тебя впереди, это сделает отец.

Она положила книгу на скамью, а сама потянулась за кочергой, подняла её и поворошила угли в очаге. Закончив, она снова посмотрела на Тэйда неморгающим взором.

— Я же расскажу тебе о проклятии. О том, чего надо бояться, и что надо делать, чтобы выжить.

Тэйд кивнул, думая, что понимает, о чём говорит старуха.

— Если бы ты знал, что делаешь, ты бы не боялся отдать его Поглощающим, — назидательно продолжала Райза, глядя Маану в глаза.

Сиурт вздрогнул, будто слова старухи обожгли его.

— Ты что же, этого хочешь?

Райза отбросила кочергу.

— Ты сам знаешь, что нет.

Маан откинулся к стенке, и тень укрыла его враз постаревшее на несколько десятков лет лицо.

Старуха заговорила снова, и голос её дрожал от страсти.

— Все вы, люди, одинаковые.

— Я не человек, Райза, — напомнил Маан са Раву.

— Ой ли? А в чём разница? Вы приняли их образ жизни. Чем вы от них отличаетесь, кроме внешности и ничтожных способностей, которые не в силах забыть? Будь ваша воля, вы отбросили бы и их — меньше неприятностей. Впрочем, многие из вас так и поступают, — пренебрежительно бросила ему в лицо Райза. — Забудь о том, что ты онталар, вы все давно уже люди… Может быть, где-то на Ганисе и остались настоящие онталары, но я их не знаю.

— Пусть так, — не стал спорить Маан. — Я пришёл к тебе не за нравоучениями, а за советом. Ты — кану, я думал, что ты поможешь, мне… — он осёкся. — Ему, — и снова заминка. — Нам нужна помощь, — раздельно проговорил он, тыча в колено пальцем.

Последовала долгая пауза — несколько томительных минут ожидания.

— Естественно, вам нужна помощь… всем нужна помощь, — спокойно ответила Райза. — А между тем тебе так же хорошо, как и мне, известно, что Великие не могут освободить его от дара. Он всегда находился внутри этого мальчика. Как ты думаешь, Маан са Раву, будь у тебя такой дар, смог бы ты отказаться?

— Какая разница? Боюсь, моей фантазии не хватит, чтобы вообразить подобное, — вздохнул сиурт.

— Не хватит фантазии, говоришь? Забавно. Как ты стал Высшим сиуртом, если твоя фантазия столь скудна?

— Сила идёт не от Великих, — не обращая внимания на колкости кану, продолжал Маан. — Помоги ему, Райза, заклинаю. Я не отдам его никому, я буду бороться и сделаю всё, чтобы он жил.

— Знаешь ли ты, почему видишь эти сны, мальчик? — голос Райзы звучал мягко — она снова обращалась к Тэйду.

— Нет.

— Это предостережение. Ты должен бороться, чтобы не стать таким, как они, — сказала старуха, и её спокойный шероховатый голос показался Тэйду голосом самих Великих.

— Что я должен делать, — прошептал он, — чтобы избежать этой участи?

— Их называют скрамами. Скрам — значит «пустой». Запомнил?

— Да.

— Пустой для тебя всё равно, что мёртвый.

— Что я должен делать, чтобы не стать скрамом? — голос Тэйда дрогнул, когда он произнёс это слово.

— Ты быстро схватываешь. Сколько тебе лет? Я забыла.

— Шесть.

— Слушай меня, мальчик экриал. Боль может предотвратить зарождающийся Всплеск, — Райза говорила громким сиплым шёпотом. — Поверь, это не самое страшное в жизни. Ты привыкнешь к ней. Боль спасёт тебя. Ты согласен на это?

— Да, — не раздумывая ни секунды, ответил Тэйд, понимая, что выбора у него нет, и раз отец притащил его на этот треклятый остров, значит, так надо, и он должен со всем соглашаться…

«Скрамы», — отчётливо ворвалось в сознание Тэйда, возвращая его на поверхность из тёмных глубин сознания. Он видел их изображение на тех листах, что показывала ему Райза, видел их в своих снах.

Он встрепенулся — слишком мало времени было у него, чтобы копаться в воспоминаниях…

Темнота стала постепенно редеть, и Тэйд понял, что время, которого, как казалось сперва, было много, уже заканчивается. Прикинул, выходило, что в лучшем случае у него осталось четверть часа, никак не больше того.

«Надо спешить: успеть спрятаться, развязать руки».

— Скрамы, скрамы, скрамы, — частил он беззвучно, и губы его немели от ужаса.

Он приподнял голову и увидел Пустого, похожего на призрака, словно плывущего сквозь изумрудный туман, оборванная цепь сиротливо волочилась за ним по грязи.

Ужас и отчаяние овладели Тэйдом. Он почувствовал, как что-то постепенно обволакивает его, к нему пришло смутное осознание того, что когда-то, давно, он испытывал это неосязаемое касание: шёпот, слияние мыслей — во всяком случае это ощущение присутствия постороннего в голове не было ему ново. Он попытался уверовать, что шёпот этот ему только почудился, что всё это от страха. Попробовал перевести мысли на что-то другое. Думать ни о чём, рассчитывая, что голос в голове утихнет, растворившись в потоке бегущих в никуда мыслей, и никогда больше не вернётся к нему.

Взгляды его и скрама встретились.

Шёпот стих, тишина стала абсолютной, она, казалось, дышала. Отблески костра замерцали на обнажившихся клыках приближавшегося скрама, глаза его засветились, но при этом, как и прежде, остались пустыми и безжизненными.

«Он что, один? Где другой? Где седовласый?.. Да что там, пора называть вещи своими именами — где Поглощающий? — Тэйд запаниковал. Теперь ему было доподлинно известно, с кем он имеет дело: — А ведь когда-то они были людьми. Такими же, как я. Верили в то, что им говорят, доверяли тем, кого считали своими близкими. Возможно, так же, как и я, носили эти Хорбутовы цепи. Истязали себя, надеясь на то, что всё в конечном счёте наладится. И что? — скрипел зубами Тэйд, в мыслях возвращаясь в Вереть и вспоминая перепалку между отцом и Райзой. — Вот итог — смотрите!»

Всё произошло с невероятной быстротой: влажные пальцы скрама обхватили его запястья с такой силой, что затрещали кости.

Тэйд застыл, не находя сил пошевелиться. Он видел перед собой изуродованное лицо скрама: шагреневую, будто поражённую проказой, кожу; напряжённые жгуты мышц и шишковатые костяшки пальцев…

Следующая мысль была абсурдна и пронзительно-отчаянна: о том, что это и есть его будущее, и, возможно, именно эти существа — скрамы — и есть его настоящая семья…

Тэйд почувствовал холодное прикосновение, змеёй скользнувшее в его сознание из темноты, обольщение; обещание свободы и облегчения:

— Ты наш… — звал его скрипучий голос скрама. — Освободись. Раскройся. Отринь житейское. Отдайся страстям и будь самим собой! Вернись к нам!

Ноги Тэйда подкосились. Он зажал уши.

Время в очередной раз теряло свою форму: движения Тэйда стали медленными и невероятно тяжёлыми. Как мог, он слабо, одними лишь волей и сознанием, с каждой секундой погружавшимися в слепую темноту внутри него, пытался выбраться из магического омута, созданного скрамом.

Удивительно, но Тэйду становилось легче, давно уже он не чувствовал себя так хорошо.

«Моё место среди них…» — он почти сдался, обессилев. Однако столь дерзкая мысль так сильно напугала его, что, возможно, именно она и сохранила ему жизнь. Невольно вскрикнув, он очнулся и задрожал от ужаса — в белковых глазах скрама не было ничего человеческого, ничего, что привиделось Тэйду мгновением назад.

— Что это было? — встряхнулся он, сбрасывая пелену наваждения, и тут же скрам обрушил на него новый ментальный удар.

— Ты сильнее нас! Ты само совершенство. Высший разум. Абсолют.

И вновь:

— Возвращайся домой! Вечность ждёт тебя! Мы все ждём тебя…

Но на этот раз Тэйд не поддался. Он продолжал чувствовать стальную мысленную хватку скрама и боролся, как мог. Пытался сопротивляться. Приказал мозгу не обращать внимания на боль: попробовал раздвинуть обволакивавшую его пустоту, и она дрогнула, поддалась, уступая место робкому пятнышку внутреннего света…

Тэйд вскрикнул, чувствуя, что ещё мгновение, и он потеряет сознание, и тут скрам, видимо, решив, что, наконец, взял вверх, издал торжествующий хрип:

— Кх-х-ха!

Он не ударил, как ожидалось, а отпустив руки Тэйда, возложил одну ладонь ему на грудь, там, где было сердце, другой обхватил шею, сзади. Но именно в этот миг полностью освободившийся от чар скрама Тэйд неуклюжим движением двух связанных рук выхватил из-за пояса нож и полоснул им наотмашь, метя в изуродованное лицо.

Костлявые пальцы Пустого разжались. Вязкая горячая струя сукровицы брызнула Тэйду в глаза, ослепляя.

Животный ужас охватил юношу, он скакнул в сторону, но споткнулся и рухнул лицом вниз, выронив нож. Но тут же вскочил и побежал вперёд, забыв про Саиму и Вира, про умирающего Дуфа, про Нёта, Кооя, Траарда, Рэту и долговязого Мару. Стыд сжигал его изнутри наравне со страхом. Ноги его путались в высокой, густой, ко всему прочему оказавшейся ещё и мокрой траве. В одолеваемом сомнениями мозгу звучал беззвучный вопль: «Беги!»

Он рванулся к горе в надежде укрыться раньше, чем закончится действие чемирты. Увидел впереди несколько больших валунов: «Вот где можно укрыться». Но впопыхах споткнулся о корягу и, падая, успел лишь выругаться и поглядеть назад.

Мир снова завертелся вокруг.

Он всё видел. Но и преследователи увидели его.

За ним кинулись две «тени».

Тэйд вскочил и побежал, перепрыгивая через камни и поваленные стволы деревьев. Длинная трава хватала его за ноги, сорняки цеплялись за сапоги. Подошвы скользили по грязи и прелым листьям.

При приближении очередного ствола он прыгнул, но то ли не рассчитал прыжок, то ли не заметил торчащих сучьев — споткнулся и с разгона угодил в гущу кустарника, а когда выбрался, не смог устоять на ногах и кувырком покатился назад, под горку. Он почувствовал очередной удар, в этот раз о мягкий мшистый холм, и провалился куда-то вниз — в полную темноту.

Тишина окутала его, исчез свет звёзд, растворился туман Сароса.

Ушибся Тэйд несильно: его спасли густо покрытые мягким мхом стены ямы. Он встал на одно колено и принялся ощупывать пространство связанными руками, пытаясь найти острый край какого-нибудь камня, чтобы перетереть верёвки.

Сверху послышался глухой приближавшийся шум: его искали, за ним гнались.

Тэйд вжался в стену… И она — о чудо! — поддавшись напору плеча, разошлась. Это была узкая трещина в скале, заросшая мхом, в которую с трудом могло протиснуться лишь тело подростка или феа. От неожиданности Тэйд, лишившись опоры, не устоял на ногах и провалился вниз…

Саима

То, что время остановилось, Саима и Вир даже не заметили. Для них, как и для находившихся рядом Рэту и Нёта с Дуфом, за эти затерявшиеся где-то в вечности мгновения не произошло ровным счётом ничего важного. Как и прежде, метались, повсюду оголтелые «тени», полыхали за спинами телеги, звенели мечи, чавкали втыкаясь в грязь ошалевшие стрелы.

Нёт исступлённо рубился с двумя, оказавшимися особо искусными противниками. Рядом танцевал Рэту — бесноватый эретриец держал на кончиках мечей ещё троих, а вот Тэйда с Кооем нигде видно не было.

Полянка кишмя кишела «тенями». Лагерь превратился в поле битвы. Пламя от горевших палаток взвивалось в небо Седогорья.

— Зад мой прикрой, зеленорожий! — весело осклабился Траард, от души пиная кого-то ногой.

— Держись, — ответил ему Маару, вонзая клинок в грудь одного из врагов.

Сразу несколько копий вылетело из толпы. Метали почти в упор.

Первое Маару отбил мечом, от второго увернулся, остальные изначально летели в сторону. Траард воспользовался моментом и со страшным рёвом безумца метнул секиру во вражеский строй. В два мощных прыжка, предварительно посетив телегу, он устремился вслед смертоносной «бороде» — его встретили трусливой щетиной из мечей и копий. Походя отмахнувшись подхваченным с телеги мечом он, в буквальном смысле пройдя по головам, опустился за спины атакующих.

— Не отставай зеленорожий! — пожурил он рубившегося с двух рук Маару, и, стряхивая кровь со своей рыжей гривы снова кинулся в бой.

Закружил водоворотом стальным. Ударил, заразительно хохоча. Одна «тень» упала. Ещё двоих, жаждавших его смерти, уложил длинным косым ударом. Почти не глядя, нырнул под копьё, отбил меч. Крутанулся, снося голову умудрившемуся подобраться сзади противнику и кончиком лезвия распарывая плечо ещё одному.

— Быстрей шевелись, зеленорожий! Хорбут твоё второе имя! — крича это, Траард подарил смерть ещё одной из «теней», мощным ударом развалив опрометчиво на него наскочившего на две сравнительно равные половинки.

Он хохотал и куражился, как мог веселил Великого Эрока. Но вдруг споткнулся, пошёл как-то криво, точно пьяный, качнулся в одну сторону, в другую, неуклюже взмахнул мечом. Упал на колени и тут же, мешком, повалился в кровавую лужу. Саима видел всё, но спроси его кто позже: «Как Траард умер?» — ни за что бы не ответил. А всё потому, что и сам не понял, что произошло: почему это эретриец опустил вдруг меч, почему не оттолкнул летевшего на него с копьём, зачем сам шагнул на смертоносное жало?

Крик отчаяния поглотил весь воздух, и сквозь завесу дыма Саима увидел, как остриё меча Маару описало дугу и лишивший Траарда жизни наёмник повалился к ногам онталара.

Что произошло дальше, Саима видеть не мог, взгляд снова заволокло облаком дыма.

Посыпались стрелы.

Хочешь не хочешь а отступить пришлось. Они укрылись за подводами. Стальные мухи прилетели и сюда.

Саима задрал балахон и оторвал край нижней рубахи, чтобы перевязать раны Дуфа: обломки сразу трёх стрел торчали из груди воина, ещё одна насквозь пробила плечо.

— Не надо, — прохрипел мужественный дауларец. Кровь на его груди пузырилась. Он закашлялся. Склонил голову на бок. Срыгнул кровью. — Подай… — протянул руку к мечу, задвигал скрюченными пальцами и вдруг замолк, так и недоговорив.

Рука упала плетью.

Жалобно заверещал Вир.

«Дуф, о боги!» — Саима заглянул в мёртвые глаза воина. Свет огня отразился в тусклых, пустых зрачках.

— Нёт! — позвал он надломленным голосом.

— Отец, — просипел запыхавшийся за время боя Нёт, падая на колени. Он отбросил меч и обхватил голову умершего ладонями.

Саима хотел было как-то успокоить юношу, но не нашёл слов. Так и стоял, не в силах отвести взгляд от тела Дуфа: чёрной от крови рубахи, на которой не осталось ни единого светлого пятна, и мертвенной белизны его лица.

— Достойная смерть. Я рад за него, — гордо заявил дауларец. — Мне надо совершить обряд. Сделай так, чтобы нам с отцом никто не мешал.

— Хорошо.

Но справить сполна тризну Нёту не дали.

Пока юноша жёг клочки волос и бормотал что-то над холодевшим телом отца, из дыма, сделавшегося фиолетово-сизым, выступил Маару. Его живот был распорот — шлейф из болтавшихся у него между ног кишок, волочился по земле, собирая грязь. Он сделал шаг, ещё один и, наконец, упал на колени.

Маару жил ещё несколько секунд: мотал головой, кричал что-то, тут же уносимое ветром и недолетавшее до ушей Саимы. А затем сиурт увидел, как глаза воина остановились навсегда.

— О боги! — рука Саимы замелькала, накладывая святое тревершие на… «А на кого, собственно?»

Из дыма на них вышло отвратительное горбатое чудище с мордой гиены и туловищем человека. Верхняя губа твари задрожала и приподнялась в оскале, обнажая ряд слюняво-гнойных клыков.

— Шак-шалк! — завопил Рэту, отталкивая Саиму.

Эретриец вскинул мечи. Крутанул раз, другой. Хищно улыбнулся.

— Шалки! — завопили сзади.

Саима обернулся на крик.

Ещё один гиеноподобный нёсся по лагерю, сквозь клубившиеся дымы, за панически улепётывавшим от него воином.

Нога несчастного скользнула по взбитой сапогами грязи, и он упал, перевернулся и попытался защититься мечом. Но взлетевший в прыжке шалк накрыл его и, тут же оттолкнувшись от мгновенно обезглавленного тела, кинулся на седовласого, спешившему своему воину на помощь. Длинные когти полоснули воздух с намерением разорвать противника в клочья, но схватили лишь воздух. Впустую клацнули челюсти. Блеснула сталь, один из клинков в руках предводителя «теней» заискрился Уино, и туша гиеноподобной твари отведавшей его магии завалилась к ногам седовласого.

«Где же Тэйд?» — поискал друга взглядом Саима.

— Сдохни, псина, сдохни! — взревел за спиной Рэту.

Саима повернул голову и увидел, как победоносно сверкнул меч эретрийца и тварь, совсем недавно казавшаяся неуязвимой, странно задёргалась и рухнула на колени.

Отрубленная голова её откатилась в сторону, выпустив в холодный влажный воздух белое облачко пара. Тело шалка качнулась и, взмахнув на прощание лапами, обрушилась наземь.

Рэту долго стоял покачиваясь, а затем, выронив мечи, повалился вперёд, накрывая собой обезглавленное тело гиеноподобного.

Внезапно похолодало, Саима поднял голову и с изумлением увидел в небе крупные хлопья первого снега.

— Снег? «По эту сторону разлома?!»

Он разжал пальцы и выронил на землю топор. Заверещал, гнездясь в капюшоне, Вир. Как боевой топор оказался в руках, Саима не знал. Какое-то время он смотрел на окровавленные ладони, не веря в происходившее.

«Это мои руки? Да, на левой нет пальца, видишь? Тогда — это точно я».

И тут всё разом закончилось…

Тишина. Полная. Абсолютная. И свет откуда-то сверху. И из этого света в самом центре поляны (там где ещё совсем недавно кипела битва) возникли четыре величественные фигуры в черном.

«Тэйд! Где Тэйд?»

Подбежал Нёт, видя снулые глаза Саимы, принялся трясти его за плечо:

— Всё нормально? Ты в порядке? Ты в порядке?! Ты в порядке?!!

— Что?

— Ты в порядке?!

— А… Да.

— Надо убираться отсюда, да поживее.

— Ага. Где все?

— Нет никого — одни мы.

— А Тэйд? Ты видел его?

— Нет. Бежим.

И они бросились бежать, перепрыгивая через трупы, спеша укрыться от страшной в своём мрачном величии четвёрки.

Яркая вспышка.

Волна света и Силы догнала их — толкнула в спины.

Стало темно и тихо…

Кхард

— Клети! Открывайте клети! — Кхард оттолкнул замешкавшегося в нерешительности наёмника. — Быстрее.

Он выдернул из-за пояса жезл и решительно двинулся к понуро ковылявшим к нему скрамам. К счастью, те и не думали сопротивляться — покорно брели в сторону клетей (что было в диковинку, обычно его подопечные не проявляли такой скромности, а уж в непосредственной близости Истока или наполненного Силой мага, кем бы тот ни был — тем более). Один скрам был ранен. Порез под его глазом сочился кровью, бардовые полосы текли по перекошенному лицу.

Кхард задвинул засовы и навесил замки.

Времени на раздумья и осмысление душевных переживаний скрамов у него не нашлось — вокруг кипела битва, и было похоже, что его «воинство», несмотря на численное превосходство, её вчистую проигрывало.

«Что это? — Кхард коснулся пальцами щеки, там, где еле заметный шрам под глазом терялся в седой щетине. — Снег? Вот это да. Снег… Большая редкость».

— Сиорий, сзади! — завопил кто-то.

Он завертелся на месте, соображая, откуда ожидать опасности.

Вокруг, ощетинившись мечами и копьями, сгрудились воины, беспокойно поглядывая по сторонам.

На противоположной стороне ручья между двумя склонившимися друг к дружке ивами замерцал туманный шар и, ещё не полностью утвердившись в своих очертаниях, двинулся в их сторону.

— Все назад!

Кхард попятился. Воины жались к нему и отступали.

Тьма по краям светившейся сферы сгустилась и приняла форму человека. Он раскинул руки, шар за его спиной вспыхнул ослепительным пламенем, и чудовищной силы волна, двумя плоскими дугами обогнув создавшего её, ударила Кхарда в грудь…

…Всё ещё не понимая, как выжил, Кхард прошёл через завесу щипавшего глаза дыма и подошёл к телегам с клетями. Устало опустился на большой серый камень.

Ветер гнал облака. Корявые тени деревьев проплывали на фоне ночного неба.

Сильно припадая на правую ногу, подбежал оруженосец Кралп, затараторил, давясь кашлем и собственным нетерпением:

— Хвала Великим! Вы живы, сиорий! Я думал, всё — конец. Кто это был, мастер?

— Много наших ошталось? — выдохнул Кхард, едва шевеля окровавленными губами. Только сейчас, почувствовав запах палёной шерсти, он обратил внимание на жалобно-поскуливавших под телегой тяргов.

«Да что ж это творится?»

— Восемнадцать человек обозники порубили. Злющие оказались, жабьи ожирки. Пятерых шалки загрызли, остальные у той вон скалы лежат, — он ткнул куда-то пальцем. — Их уже эти… четверо…

— Эти шетверо?

— Ага.

Кхард сдвинул брови, провёл большим пальцем правой руки по окровавленным костяшкам левой:

— Вырашайся яшнее.

— Ударом их о скалы приложило: троих наповал — всмятку, двое ещё живы, но еле дышат… отойдут, думаю, если ещё не… У одного кости через грудину наружу торчат, другой синий весь, и обе ноги сломаны.

— Кто ещё оштался? — Кхард сморщился, силясь сообразить, сколько у него теперь людей. Провёл языком по осиротевшим дёснам, заодно определяя, сколько у него теперь зубов. «Как ни крути, а зубов, похоже, больше».

— А никого и не осталось. Вы, я и вон ещё собачник, что при тяргах был. — Я-то сам не понял как выжил, — отвечая на немой вопрос, заверещал Кралп. — В кусты закинуло, да протащило по ним десятка два шагов. До сих пор вон колючки из жопы выщипываю. А этот, я не знаю, как сдюжил, видно, за телегами укрылся.

— Эй, поди-ка сюда, хороняка, расскажи сиорию, чего видел.

Кхард устало смотрел на обширно жестикулировавшего мужичка и не понимал, что с ними произошло, а ведь не так и сложно было напрячь память и вспомнить события, предшествовавшие его нынешнему положению… Провёл ладонями по поясу, лёгкие ножны сообщили, что он лишился и меча и кинжала…

Пальцы скользнули под плащ, туда, где, если не находился в руках, на специальной нагрудной перевязи должен был быть Клык Тарк-Харласа.

Кхард стиснул виски пальцами. Зажмурился. Напрягся, пытаясь вспомнить: «Где Клык?!!»

И вспомнил…

* * *

…Из тьмы, мгновением после световой вспышки заполнившей пространство лагеря, выступили четыре фигуры.

Кхард стоял на коленях и держался рукой за обод тележного колеса. Над головой сверкали яркие звёзды. С бешеной скоростью, на фоне полного Оллата, проносились перьевые облака. Довольно щурился, такой далёкий в осени Сарос.

Незнакомцы приблизились: их было четверо — зловещие, укутанные в чёрные плащи и в не менее чёрные тени вокруг них.

— Кто вы? — спросил Кхард, пытаясь стряхнуть оцепенение.

Они остановились разом. Застыли.

Вторая слева фигура подняла голову, повела подбородком вверх и в сторону, словно принюхиваясь.

Кхарду вдруг показалось, что это девушка, и он не ошибся.

— Тэл'Арак, свет.

Ледяной, нечеловеческий голос заставил сердце Мастера над Скрамами опуститься на самое дно желудка.

В наложенных одна на другую ладонях стоявшего слева вспыхнуло белое с зелёным пламя. Оно осветило незнакомцев и дало возможность хорошенько рассмотреть их.

Две возвышавшиеся по краям фигуры оказались рыцарями. Они, словно скульптуры в древнем храме, стояли ровно и недвижимо: один — зажав в кулаках гарды огромного двуручного меча, другой — держа огонь прямо на раскрытых, ничем не защищённых ладонях. Величественные и холодные, отличные от античных статуй только колыхавшимися под ветром полами плащей и подрагивавшими краями капюшонов. Вторая слева — удивительной красоты девушка.

Кем был стоявший по центру, определить было совершенно невозможно. Вся фигура этого незыблемого монолита — лицо его, тело и руки были плотно сокрыты, до неразличимости нюансов, густой тенью. Лишь одно можно было разглядеть наверняка — в правой руке старший (а в этом никаких сомнений у Кхарда уже не было) держал длинный посох с костяной птицей в навершии. И это всё. В остальном — камень в чёрном тумане, ни больше ни меньше.

— Лат'Сатта, прими у Поглощающего Клык Тарк-Харласа, — из темноты капюшона старшего в такт словам вырывались язычки зеленоватого пламени.

Кхард сжался в комок.

— Дай, — девушка сделала шаг вперёд.

Он резко дёрнулся, пытаясь как можно скорее вскочить на ноги, рука сама собой нырнула под плащ, обласкала рукоять ритуального кинжала.

Рыцарь знал своё дело. Звякнув стальной скорлупой, он эффектно крутанул мечом, сделал шаг вперёд и ударил обмотанным толстым слоем ткани рикассо[22]. Испуганно заверещали прятавшиеся за телегой скрамы, заскулили тярги. Кхард повалился на землю.

Ударил рыцарь точно и не сильно — не только оставляя жизнь, но и не лишая разума.

Тем не менее, почти все зубы мастера белели сейчас россыпью волчьих ягод в грязи под ногами, там же теперь лежал и выпавший из его руки Клык.

— Возьми его! — склонилась над Поглощающим Лат'Сатта. Протянула руку.

Она ждала.

Кхард вскинул глаза и заметил тёмные испарения, поднимавшиеся от её одежд.

Повисла выжидающая тишина.

— Возьми его! — повысила голос девушка. — И отдай мне.

Кхард уставился на застывший над ним силуэт рыцаря. Он склонил голову, изображая покорность, схватил жирный от грязи кинжал и ударил — не сильно, но расчётливо. Он не пытался убить рыцаря или хотя бы поранить его. Могучий Тарк-Харлас удовольствовался бы и касанием, чтобы принять в свои объятия душу заблудшего…

Удар был выверен и точен — кончик клинка проскользнул в щель меж пластин доспеха и вот-вот должен был коснуться лодыжки рыцаря, но тут сознание вновь оставило мастера…

* * *

…Место минувшей битвы постепенно менялось. Ночь близилась к концу, с горных отрогов мягко наплывал густой туман. Высоко прокатил раскат грома, закапал было дождик, но тут же прекратился. Тучи сдуло, полупрозрачный Оллат почти что сошёл на нет, упал за иззубрину гор Сарос.

С хриплым клокочущим криком подлетел Вараш. Птица прошлась вдоль тележного ряда, высоко поднимая перепачканные в грязи лапы и широко расправляя чёрные как смоль крылья. Покрутила головой. Остановилась и вопросительно заглянула в печальные глаза Кхарда.

Он поморщился, растерянно, всё ещё не помня, чем закончился разговор с «черными».

«Скрамы, — уколола его неожиданная догадка. — Грёр коснулся Истока… Я верно это помню. А что если скраму удалось зачерпнуть Благости Сароса? Нет. Этого не может быть. Скрам должен быть пуст… Надо немедленно опустошить их».

Он пошарил ладонью по разгорячённой груди и чуть не вскрикнул, не обнаружив носителя.

— Гел-опир?

«Где?»

Вараш удивлённо склонил голову на плечо, постоял немного, да и пошёл осматривать колышущуюся дымками поляну…

* * *

…Лат'Сатта оттолкнула Кхарда и схватила не успевшего отскочить скрама за шею. Удивительно, но Пустой даже и не думал сопротивляться. Девушка приподняла его на вытянутой руке, держа за загривок, словно тот ровным счётом ничего не весил и был маленьким слепым котёнком.

Девушка обернулась и посмотрела на фигуру с посохом. Кхард расценил её взгляд как вопрос и оказался прав.

— Оставь их, Латта. Хоть Первые и посмеялись над ними, вижу, что им предстоит сыграть свои роли в истории Ганиса… Удивительно… Что должно произойти, не знаю, но почему-то вижу одного из этих рядом с образом Алу'Вера, — последние слова «чёрного» прозвучали тяжелее, будто таили какой-то особый, сакральный смысл. — Оставь его, не стоит гневить Первых, — голос умолк. Зелёные огни погасли. Центральная фигура, наконец, зашевелилась — капюшон слегка приподнялся к небу, тени вокруг него сгустились. Было такое впечатление, что «черный» разглядывает что-то в темноте.

Воительница заглянула в глаза Кхарду, небрежно опустила скрама. Толкнула обратно в клетку:

— То, что ты с ними делаешь, бесчеловечно! Кто дал тебе на это право?

И тут уже Кхард почувствовал, как его тело утратило вес. Ноги оторвались от земли, дыхание прекратилось — горло сжимали пальцы той, которую называли Лат'Саттой.

— Вот так, хорошо. Покажи ему, что чувствуют эти несчастные, — этот голос принадлежал рыцарю.

«Как он смог выжить? — глаза Кхарда заметались, он вспоминал, что с ним происходило четверть часа тому назад. — Постой, а где мой кинжал? Где Клык Тарк-Харласа?»

— Не это ищешь? — в глазах девушки блеснула озорная бесинка. Она показала клинок, лежавший на раскрытой ладони.

«Но как? — захлебнулось сознание Кхарда. — Она же не может вот так держать его!»

— Оставь его, Латта. Судьба Поглощающего сокрыта для меня. Возьми, что хотела, и пусть идёт.

Кхард одновременно почувствовал облегчение и землю под ногами. Он сунул руку за ворот и стиснул в кулаке диск Гел-опир. Рот наполнился слюной и кровью.

— Ну, — девушка протянула пустую ладонь, куда из неё исчез Клык Тарк-Харласа Кхард так и не понял.

Он промолчал, насупился.

Страшной силы пощёчина отбросила его назад.

— Смелый и глупый. Жаль, — печально заметила девушка, подходя к нему вплотную. — Дай мне его.

Кхард упрямо качнул головой и тут же почувствовал боль в руке.

— Нет, — зарычал он, ошеломлённо таращась на внезапно обвисшую, облегчённую от ноши руку.

— Очень ценный подарок, — сказала девушка, покачивая амулет на ладони. — Равноценная замена.

«Замена чему?! Они не верночи! И вообще не маги, — Кхард прекрасно знал, что бывает с владеющими Благодатью Сароса, когда они касаются Гел-опир: боль, крики, стоны… смерть… — Но эти-то живы!»

Кхард и девушка повернули головы, — взгляды их встретились.

«Кто вы? — молили об ответе глаза Скрамника. — Кто?»

Неожиданная догадка обожгла его и возможно, только теперь он сам ещё не веря что невольно попал в самое яблочко, впервые в жизни по-настоящему испугался… не за себя, себя он уже мысленно похоронил, — за Ганис…

Ресницы девушки опустились, и Кхард в который раз за ночь потерял сознание…

Глава 17. Находка

Резкая боль пронзила спину Тэйда. Он вскрикнул, но не от боли, а от нежелания верить в то, что может вот так запросто сгинуть здесь — на полу каменной ямы. От его одежды валил пар, глаза слезились, руки затекли, шипованные цепи, охватывавшие грудь, терзали разгорячённое тело. Он осознавал, что с ним произошло нечто ужасное и что он лишь чудом остался в живых. Но не телесная боль терзала его, к ней он давно привык, а что-то гораздо худшее — некое душевное опустошение, словно совсем недавно могильные черви разъели его мозг и высосали остатки разума.

Он заставил себя пошевелить ногами и встать — острая боль пронзила грудь.

«Как же мне надоели эти Хорбутовы железяки!»

Нащупав острый край камня, он перетёр верёвки и развёл руки в стороны.

Он находился в каменном туннеле, один конец которого уходил почти вертикально вверх, а другой под небольшим наклоном вёл вглубь горы.

Здесь было не совсем темно, и тусклый свет, как ни странно, попадал в каменный мешок не сверху, а откуда-то из глубины.

Тэйд попрыгал, пробуя зацепиться за верхний край устья дыры или древесный корень, питая надежду, что ему удастся выбраться тем же путём, что привёл его сюда. Но даже кончиками пальцев не коснулся кромки, а смутное предчувствие, ворохнувшееся в глубине его души, похоронило надежду на это: «Нет — не удастся».

Окончательно решив оставить эту никчёмную затею и попробовать отыскать другой выход, он, осторожно ступая и водя руками по сторонам и перед собой, двинулся вглубь горы.

По мере того, как он спускался ниже, становилось всё светлее.

Он уже начал уставать и подумывать о привале, когда туннель, повернув вправо, вывел его в пещеру. Свод так круто уходил ввысь, что казалось, что его вообще не существует. Высоко вверху, в стенах, виднелись хаотично расположенные отверстия (скорее всего, естественного происхождения), из которых струился неяркий спокойный свет.

В углу находились, две массивные арки, обрамлённые дивным, тёмно-зелёного цвета камнем, каждая из которых вела в отдельный коридор.

— И какой, по вашему мнению, я должен выбрать? — шёпотом спросил он невидимых собеседников. — Где вы храните свои несметные сокровища?

Никто ему не ответил, вредные духи горы то ли не услышали его, то ли наотрез отказывались говорить с незнакомцем, к тому же вознамерившимся покуситься на их богатства.

Тэйд долго стоял молча, никак не осмеливаясь на выбор пути, и, наконец, решив, что в подобных случаях будет руководствоваться правилом лабиринта — то есть всегда выбирать первое правое ответвление — сделал уверенный шаг вперёд.

Туннель оказался гораздо шире предыдущего, выше был и свод, а через каждые пять-шесть шагов, в стене, на уровне головы, появились геометрически ровные, молочно-белые камни, освещавшие тусклым, ровным светом небольшое пространство перед собой, которого вполне хватало, чтобы дойти до следующего светового пятна.

Туннель петлял то круто уходя влево, то сворачивая вправо, а иногда Тэйду казалось, что плавный поворот в сочетании с уклоном завивают спираль, которая уводит его всё ниже и ниже.

Он сильно проголодался и замёрз к тому же давно потерял счёт времени и понятия не имел, сколько уже пройдено и в каком направлении. В конце концов, свалившись от усталости, он заснул, свернувшись калачиком прямо на широких ступеньках…

…Очнулся Тэйд так же неожиданно, как и уснул. Некоторое время понадобилось ему на то, чтоб понять, где находится, и что теперь нужно делать. В очередной раз обшарив карманы в надежде найти хоть крошку съестного, он обнаружил, что в них ничего нет — совсем ничего. Не считая, разумеется, нескольких крошек злосчастной чемирты.

Пройдя по туннелю, как ему показалось, несколько лиг, он оказался в новой пещере, стены которой были выложены из тёсанного серого камня. В углу пещеры журчал небольшой водоём — шагов десять в поперечнике, а по одной из примыкавших к нему стен струилась долгожданная влага.

Студёная вода обожгла горло. Тэйд долго не мог оторваться, пил и пил, не переставая, пока, мысленно сравнив себя с раздувшимся бурдюком, понял, что сейчас лопнет или же его стошнит. Тогда он сел на выступ на краю озерца и, привалившись плечом к сухому выступу, принялся осматривать пещеру, осоловело скользя взглядом по еле видимым в полумраке узорам стен.

«Что там с Саимой?.. И с остальными?» — волнения, как это обычно бывало, когда онталар попадал в передрягу, он не чувствовал, что казалось хорошим знаком, а потому предпочёл отложить мысли о друге в сторону и попереживать за себя.

— А это что? — вырвалось у него.

«Как я сразу не заметил?»

В углу что-то лежало. Сперва он увидел какую-то непонятную горку, поначалу приняв её за груду мелких камней, но, приглядевшись, понял, что это старые, запорошенные пылью кости вперемешку с каменным крошевом и кусками ржавого металла.

Он приблизился, едва совладав с неожиданно накинувшимся волнением. И, воровато оглядевшись, будто кто-то мог его сейчас увидеть и осудить, тронул груду останков носком сапога.

С грохотом вывалились какие-то железные пластины — части доспеха и рука, точнее кости руки, сжимавшие подёрнутый ржавчиной сааум-ахирский рап-сах. Тэйд поднял клинок, встряхнул его, освобождая от притязаний прежнего владельца, и, брезгливо вытерев рукоять о штаны, принялся ворошить им груду костей. Нашлись и ножны — дорогущие, инкрустированные жёлтыми камешками и дииоро. Сверкнула, среди костей металлическая пластинка величиной чуть больше монеты с почти истёртой руной, с одной стороны, и каким-то неизвестным Тэйду символом, с другой. Ещё была пирамидка-астрагал, с первого взгляда обычный камень для игры, но не с точками цифр, а со стихийными знаками на каждой из сторон. Тэйд подышал на неё, потёр о штаны.

«Странный камень. Верно, для гадания или ещё для чего, — подумал он, взвешивая на руке пирамидку. — Тяжёлая. И второй нет, — он поковырял в костях в надежде отыскать пару. — Надо будет отцу показать».

Внезапно его внимание привлекли яркие отблески в одном из дальних углов пещеры. Свод в том месте опускался очень низко — пришлось пригнуться, чтоб продолжать движение, потом встать на четвереньки, а после и вовсе лечь и тянуться к сверкавшему предмету рукой. Он долго шарил ладонью в груде камней, пока, наконец, не коснулся, как выяснилось мгновением позже, старинного кри, искусно высеченного из куска зелёного камня. Зажим был выполнен в виде двух пар женских рук, должных, по задумке мастера, обхватывать волосы снизу, как обхватывает верёвку карабкавшийся по ней человек.

«Чудное кри, — порадовался очередной находке Тэйд, рассматривая искусную работу. — Мизинец вот только откололи, варвары, — он послюнявил палец и потёр место скола, — или… неужели так было? Сомневаюсь».

Он прекрасно понимал, как ему повезло, ведь вряд ли бы ему увидеть эту диковинку, если бы он не пригнулся и не стал копаться в груде костей.

Кри в Срединных Землях носили все: люди и сэрдо, мужчины и женщины, знатные сиории и къяльсо, воины и крестьяне, юные девы и умудрённые сединами старцы, даже прыщавые подростки норовили поскорее отрастить волосы, чтобы тут же скрепить кудельки любым, пусть самым дешёвым, деревянным кри. Как и любые украшения, кри делились на мужские и женские, но именно это, Тэйд был уверен, было мужским.

«Себе оставлю», — решил он, внимательно оглядывая остальные находки: горсть старинных монет древней, храмовой чеканки, пластинка с руной и неведомым знаком, пирамидка со стихийными знаками, рап-сах, несмотря на небольшую ржавчину, находившийся в отличном состоянии.

Тэйд нанёс воображаемому противнику несколько коротких, вполруки, ударов, после чего резким, уверенным движением вложил меч в ножны. «Вычищу, отполирую — будет как новенький!»

Он побродил ещё немного по пещере, в надежде найти ещё что-то, но, убедившись, что всё, что было можно, он уже нашёл, неторопливо направился к выходу, у которого его ждал новый выбор: три арки у дальней стены пещеры и расходящиеся в разные стороны туннели. На этот раз он долго не думал, решение у него уже было, — направился в правый.

Вскоре он не только не пожалел о своём выборе, а, наоборот, ещё долго вспоминал о последовавших за этим событиях с благодарностью и трепетом. А всё потому, что с широкого уступа над озером, на который его вывела шахта туннеля, он увидел прекрасную девушку.

Поначалу он подумал, что ему померещилось, и часто-часто заморгал, пытаясь стряхнуть наваждение, и даже ущипнул себя за ногу. Но нимфа не исчезла. Она по-прежнему стояла на одном колене перед озером и умывалась, что-то мурлыча себе под нос.

«И кто же вы, прекрасная незнакомка?»

Понаблюдав немного и убедившись, что перед ним не мираж, Тэйд поспешил лечь на выступ и принялся оглядываться в поисках спуска. Он ощупал стену под собой — она изобиловала выступами и глубокими трещинами. Уступ находился невысоко, и Тэйду показалось, что он может легко спуститься или даже спрыгнуть, но тогда он точно бы наделал шуму, что никак не входило в его планы. Окликнуть девушку он не решился, побоявшись, что она испугается и убежит.

Он старался спуститься как можно тише, и у него вроде как получилось, но, когда ступни коснулись пола, за спиной послышался низкий уверенный голос:

— А теперь отстегни ножны, положи на пол и повернись. Медленно…

Несмотря на неожиданность, Тэйд растаял — он с благоговением представил, как ради обладательницы такого голоса он с лёгкостью бросается Хорбуту в пасть.

Он повернулся.

Девушка не боялась, но предусмотрительно отступила ему за спину. Лица её он не увидел — беспокойный взгляд выхватил только, как сверкнул наконечник нацеленной в него стрелы.

«А она не из пугливых, — подметил Тэйд, сглатывая подступивший к горлу комок, и лишь теперь додумался отстегнуть и положить на пол ножны с рап-сахом. — Это хорошо».

— Кто ты такой? — приятный голос девушки, вопреки звучавшей угрозе, ласкал слух. — Ступай к огню и не дёргайся.

Только теперь Тэйд разглядел рядом с костерком пожитки девчонки и лёжку из каких-то лохмотьев — все признаки ночёвки. А через несколько шагов он почувствовал запах жареной рыбы и чуть не захлебнулся слюной. В голове у него смешались все мысли, чёткой осталась одна-единственная — о еде. К слову сказать, она последнее время и так занимала всё пространство его головы, но девушка, её божественный голос, так похожий на голос сирены, и нацеленная прямо в сердце стрела на время оттеснили её. Теперь же она (мысль о еде) снова отвоёвывала свои позиции и с удвоенной силой порабощала сознание Тэйда.

— Отойди к стене и сядь. Имя есть у тебя? — наконец Тэйд смог разглядеть нимфу. Она остановилась немного сзади и, склонив голову набок, не менее внимательно изучала его.

Тэйд молчал. Он отчаянно хотел заговорить, но не мог — язык прилип к нёбу, и он понял, что не в силах произнести даже собственного имени.

— Ты что, язык проглотил? Может, ты откликаешься на «эй ты»? — она отложила лук и принялась разглядывать рап-сах.

— Тэйд, — ответил он благоговейно и сглотнул. Она была изумительна. — Я хотел…

— Садись ближе к костру, Тэйд, — смилостивилась воинствующая сирена, — садись и ничего не бойся. — Похоже, она окончательно убедилась, что измученного голодом оборванца ей бояться не стоит, но рап-сах отчего-то возвращать не спешила.

— Я и так ничего и не боюсь, — буркнул оскорблённый Тэйд.

— Вот и молодец. Я Инирия. — представилась сирена и добавила, мягко, бархатно, совсем по-домашнему, — можешь звать меня Нира.

Тэйд очарованно, словно на богиню, глядел на неё — Инирия поднялась во весь рост: высокая, статная, и начала укладывать непокорные русые волосы. Левая рука её была перебинтована чуть выше локтя. Она потянулась и шнуровка блузы, поддавшись напору её девичьего естества, немного разошлась, самым бесстыдным образом.

«Кто её здесь, интересно, шнурует, — подумал Тэйд, поняв, что краснеет. Он сглотнул и так поспешно отвернулся, что эта неестественная стремительность просто не могла не выдать его. — Красивое имя — Нира, и сама чудо, как хороша».

— Есть хочешь? — сирена же, то ли не заметив его нескромных взглядов, то ли совершенно беспардоннейшим образом не придав им значения, продолжала соблазнительно потягиваться, из стороны в сторону в талии раскачиваясь.

— Немного, — добавив в голос как можно больше беспечности, ответил Тэйд, но связки предательски скрипнули, с головой выдавая его.

— Ясно, ну коли — немного, может, тогда до завтра потерпишь?

— Потерплю, — покорно, чуть не захлебнувшись слюной согласился он.

— Да ладно тебе. Там рыба жареная — ешь, сколько влезет, не стесняйся.

— Угощаешь?

— Угощаю, куда ж деваться.

— Спасибо.

— Ну что, как рыбка? — спросила Нира, когда его наполненный под завязку рот уже не закрывался.

— Всяко лучше, чем ничего, — давясь, промямлил Тэйд, выдёргивая из рыбьего хребта мелкие косточки. — Только тиной пахнет.

— Не понравилось?

— Почему же, нравится. Что за рыба?

— Жуй тогда лучше, раз нравится, не глотай кусками, — домовито посоветовала девушка, — а то кишки в узел завернутся, или, хуже того, косточку словишь, будешь орать как резаный — маму звать. Что за рыба, не знаю. А тиной пахнет потому, как вода здесь стоячая и света нормального нет. Вот эту попробуй, — она протянула ему ещё кусок рыбы, предварительно посолив и сдобрив бесцветной полупрозрачной травкой. — Неплохой клинок, — после недолгой паузы произнесла она. — Тут нашёл? — Инирия протянула рап-сах вперёд рукояткой. — Держи.

— Тут, — не переставая жевать, промычал Тэйд. Он вытер жирные пальцы о штанину и принял клинок. Повертел, ловя кончиком лезвия отблески затухавшего огня, и положил рядом, на край плаща. — Где не покажу, дорогу не помню, — сознался он.

— И не надо, зачем мне туда. Если собрался оставить, ножны смени — слишком дорогие, убьют за них и глазом не моргнут. А сменишь, никто и внимания не обратит. Соберёшься продавать, мне первой предложишь. Хорошо?

Тэйд сперва кивнул, но тут же отрицательно замотал головой.

— Не, сам носить буду.

— Носить? — усмехнулась она, протягивая ему чашку, содержимое которой источало восхитительный аромат. — Это что тебе — плащ, чтобы носить?

— Что это? — спросил Тэйд, хмуро глядя на тёмную жидкость в деревянной кружке.

— Экехо с шиповником и капелька эля. Пей, не бойся, — теперь она почти мурлыкала, — давно тут бродишь?

Тэйд пожал плечами. Он поймал себя на мысли, что слишком долго смотрит на её губы. И поспешил отвести взгляд.

— Как ты сюда попал?

— А ты?

— Гуляю, — уклончиво ответила Инирия. — Так как?

— В яму свалился.

— Да ты что?! — выплеснулся ироничный вопрос.

— Я не шучу.

Тэйд наслаждался сытостью, теплом огня и неожиданно приобретённым чувством уверенности и надёжности, исходившими от этой чудной девушки. Инирия совсем не походила на тех скромниц из Шосуа, с которыми ему приходилось общаться, и именно это манило Тэйда к ней всё больше и больше. Теперь, когда она назвала своё имя и накормила его, ему хотелось узнать о ней что-нибудь ещё.

Он уже хотел спросить, откуда она родом и кто её родители, и размышлял, не сочтёт ли она это нескромным, как, неловко повернувшись, почувствовал, как что-то резко впилось ему в бок, уводя мысли совсем в другую область. «Сарос Великий! Моё кри!» Опустив руку в карман, чтобы поправить драгоценность, он неожиданно наткнулся на пирамидку и пластинку с руной, о которых совсем позабыл.

«Кри пока показывать не буду… а вот что это за штуковины, думаю, она может знать?» — решил он и, протянув Нире ладонь с находками, сказал совсем не то, что хотел поначалу:

— Смотри, что я тут нашёл.

Она взглянула на пирамидку и кругляш без видимого интереса:

— Что это?

Тэйд подбросил пластинку. Получилось у него немного неуклюже, но Инирия ловко, по-мужски — сверху вниз — поймала её.

— Никогда таких не видела, — немного погодя сообщила она. — Этот символ на греоте означает «свет».

После того как она произнесла это слово, кругляш вспыхнул ярким золотистым пламенем. Инирия от неожиданности даже выронила его. Несколько раз перевернувшись в полёте, вспыхивая, когда символ оказывался сверху, кругляш, звякнув, упал на камни.

— Ух ты! — Тэйд тут же поднял её и протянул Инирии. — Попробуй ещё разок, — попросил он.

Она взяла пластинку и положила на камень так, чтоб символ был сверху.

— Сам попробуй, — ухмыльнулась она, — или боишься?

— Свет, — сказал Тэйд, и кругляш вспыхнул, заливая всё в округе мягким золотистым светом.

Инирия сунула веточку в белый огонь, но та загораться не спешила. Девушка осторожно провела ладонью совсем близко к пламени, а потом, поняв, что «свет» означает только свет, и ничего больше, сунула ладонь в центр огня, оказавшегося холодным. — Что это, я не знаю. Похоже, это свет и ничего больше, — засмеялась она, — попробуй, не бойся.

Тэйд коснулся белёсого язычка пальцами — ощущение было такое, будто он сунул руку не в огонь, а в восходящий поток воздуха, который легонько щекотал ему пальцы.

— На другой стороне тоже знак.

Инирия перевернула кругляш — пламя погасло.

После яркого света им показалось, что они в темноте, потом глаза привыкли, и она разглядела символ. Она долго рассматривала его, видно, что-то пыталась вспомнить. В задумчивости повертела пластинку в пальцах.

— Это не «тьма», хотя, как мне кажется, это было бы самым логичным.

— Не вижу ничего логичного.

— Ну, это ты не видишь, а я вижу… Этот символ мне не знаком. Придётся тебе поискать ответ в другом месте, Свет! Лови! — она бросила вспыхнувшую пластинку Тэйду, та полетела, красиво переворачиваясь и вспыхивая, упала в подставленную ладонь и, несмотря на то, что упала руной «света» кверху, погасла.

— Светит она, похоже, лишь в руках того, кто её зажёг.

— Видимо, да. Не потеряй — нужная в таких местах вещица. Я тут тоже кое-чего нашла.

— Что?

— Да, побрякушки разные — серебро в основном, но есть и галиор, чуть-чуть, и дииоро с камешками попадаются. Немного. — Она грациозно изогнулась, вводя Тэйда в искушение, и не без усилий подтянула к себе пузатую суму. С небрежностью, достойной Кетарской королевы, толкнула её ногой от себя. — Смотри, если интересно.

Тэйд кинул ей пирамидку, а уже после, похлопав суму по тугому брюху, открыл её.

— Тэннар Великий! Ничего себе — кое-чего! — он с восхищением взирал на горку серебряных тифт и золотых рэлов вперемешку с перстнями, цепочками, кри и самоа. Тут же на пару тысяч Имперских!

— А… Мусор, половину надо выбросить — нести тяжко. А вот что это, не пойму никак? — Инирия подкинула пирамидку, что дал ей Тэйд. — Тяжёлая какая. Интересненько, и для чего ж такой камень мудрёный?

— Не знаю, я его с рап-сахом у одного скелета позаимствовал, а он, гад, ничего мне объяснять не захотел, — Тэйд с восхищением глядел на перстень в виде паука с рубинчиками на месте глаз. — Красота.

— Эвона как, объяснять, говоришь, не стал.

— Думаю, гадальный камешек-то.

— Или магический, — задумчиво проговорила Инирия, обводя грани астрагала пальцем. — Чую, что-то в нём есть… эдакое.

— Вряд ли. Может, он для одной из разновидностей тавла?

— Нет, не похож он на камень от тавла. Ты в кости играешь?

— Бывает. Но тавл люблю больше. А ещё Девять танцующих феа люблю и клагб.

— Девять феа — это что, ряды?

Тэйд кивнул.

— Забудь про ряды и про тавл — для них доски нужны, ты бы ещё зут-торон вспомнил. Кости — вот наше всё! Сыграем? — глаза Инирии азартно вспыхнули. — Лови.

Пирамидка описала дугу и приземлилась в подставленную ладонь Тэйда, он вновь ощутил её реальную тяжесть: «Она весит раза в четыре больше, чем должна».

— Чем ты предлагаешь играть? Пары-то к ней нет, — поинтересовался он.

— У меня кубики есть, обычные.

— Ну, давай, сыграем. А на что?

— Ты ставь пирамидку или кругляш, а я вот перстень, — Инирия потянула суму к себе и, немного покопавшись, извлекла из бокового кармашка продолговатую самшитовую шкатулку с изящными галиоровыми защёлками, — или вот эту шкатулку.

Она протянула её Тэйду, а сама, порывшись в тряпье, достала кожаный стаканчик и два камня слоновой кости.

— Что в шкатулке?

— Понятия не имею. Может, там гребень самой Надиады или флейта Овалии, — заявила она, явно рассчитывая повысить градус ставки.

— А, Хорбутов глаз, играем, — воскликнул Тэйд. Он блаженно развалился, привалившись спиной к укрытому тряпьём камню, и с любопытством наблюдал происходившие с Инирией метаморфозы. Всё то впечатление, что сложилось у него, никак не вязалось с её новым образом — из скромной девушки она превратилась в страстного игрока с лихорадочно-блуждающим, возбуждённым взглядом.

— А ты азартная.

Рука Инирии резко дернулась, и по одному этому жесту Тэйд догадался, что попал в точку. Она резко подалась вперёд и, наклонившись, прошептала жарко, дыхнув ему в ухо:

— Совсем немного, мой милый, — и расхохоталась.

Тэйд зарделся.

— Ладно, ставлю кругляш против шкатулки, — пробормотал он смущённо.

— Давай, что ли, на глаза метнём!

— Да щас, простачка нашла? — взял себя в руки Тэйд. — Всяк знает, у Хорбута один глаз, а на двух камнях единицу не выбросишь. Обмануть хотела?

— Не было такого, — категорично заявила Инирия, — я честная девушка, — она поджала под себя ноги и, сдув со лба непослушную прядку, залихватски затрясла замызганным стаканчиком, выписывая широкие круги и замысловатые фигуры. — Потрясу стаканчиком, денежки в карманчике, наши заиграют, ваши зарыдают!

— Ишь ты, с приговорками мечешь.

— Пробный, — сообщила Инирия, вытряхивая кости, лишь мельком, словно ей и не интересны выпавшие очки, провожая кувыркавшиеся кубики взглядом.

И пошла игра: сколько раз пирамидка-астрагал, световой кругляш, перстень-паук и самшитовый пенал меняли хозяев, никто уже и не помнит. В какой-то момент в ход пошли и монеты из сумы Инирии, а Тэйд единожды оставшись без всего, заложил рап-сах и засопожник, который держал в тайне, но о кри он, к его чести сказать, так и не обмолвился.

Он сам не знал, почему, но ему до ужаса не хотелось показывать Нире зажим, и дело было вовсе не в ней. Отчего-то оно стало ему враз дорого, словно он владел им всю жизнь. Тэйду даже казалось, что, будь Саима на месте Инирии, он и ему не показал бы драгоценную вещицу.

Отпустило их часа через четыре или около того, во всяком случае по ощущениям. В принципе, все остались при своих, за исключением того, что шкатулка оказалась у Тэйда, а пирамидка со стихийными знаками у Инирии.

— Надоело мне что-то, — надула губки Инирия, вновь переменившись удивительным образом — перед Тэйдом снова сидела премилая нимфа, а азартная бестия, покинув тело девушки, хныкая и утирая кулачком носик, злорадно скалилась затаившись в одном из тёмных углов. — Если хочешь, возьми астрагал.

— В обмен на шкатулку? — хитро прищурился Тэйд.

— Мне всё равно, мне что это, что то, всё как муравью колокол.

— Мне тоже…

— Тогда пусть остаётся, как есть. Раз Великие так порешили.

— Отлично.

— А ты молодец, хорошо играл.

Инирия поднялась, поправила всклокоченные волосы и направилась было к воде, но оступилась и, ища опоры, попыталась опереться о его плечо, но промахнулась — рука соскользнула…

— Ой, — отдёрнула она окровавленную ладонь.

Тэйд поморщился: на вороте рубахи проступили красные точки. Быстро, насколько смог, он запахнул куртку, прикрывая пятна.

Инирия заметила это движение. Тэйд заметил, что она заметила.

Между ними повисла неловкая пауза.

Обычно он был осторожнее: даже в самую жаркую погоду, на людях, ходил застёгнутый на все пуговицы, а загрубевшая за последние годы кожа давно уже не реагировала на толчки и дружеские похлопывания. Но вот после разрушительной встряски во время встречи со скрамом кожа на груди сделалась нежной и восприимчивой, будто после сарбахских бань распаренной.

— Што это? — припав губами к тыльной стороне ладони, прошамкала Инирия.

— Говорю же, в яму упал, — проскрежетал Тэйд, морщась.

— Погоди, погоди, — она выбросила руку вперёд и рванула рубаху на его груди.

Тэйд было отпрянул, но опоздал — тонкий ситец треснул, оголяя перетянутую цепями, всю в багровых и фиолетовых кровоподтёках грудь.

— Ты санхи?! — её божественный голос треснул. — Ждущий?

Тэйд смотрел, не понимая, о чём это она. Инирия отступила.

— Эти вериги… ты санхи?! — огорошено повторила она, презрительно скривив губы. — Ждущий!

— Нет, — выдохнул Тэйд. — Я не жрец. Если я тебя напугал, я уйду, — он выставил перед собой ладони в успокаивавшем жесте и замотал головой. — Мне ничего не надо…

Потому как шустро Инирия выхватила из-под вороха тряпок короткий, но довольно хищный нож, стало ясно, что слова Тэйда не очень-то её убедили.

Выразительно поводив остриём перед его лицом, она холодно приказала:

— Встань.

Тэйд опешил: «Сарос Великий, да она чокнутая!»

Он медленно поднялся и уже собирался всё объяснить, как сильный удар в живот лишил его и мыслей и дыхания. Он переломился пополам, а последним, что ему суждено было увидеть прежде, чем провалиться в небытие, стал полный ненависти взгляд, которым Инирия наградила его… Хотя нет. Последним оказался её маленький кулачок, стремительно приближавшийся к его лицу…

* * *

…- Очухался? — низкий, так понравившийся ему голос, выползал из тумана. — Тебе придётся многое объяснить.

Тэйд сидел и лупал глазами, не осознавая, что с ним произошло. Его руки были связаны за спиной, а конец верёвки петлёй охватывал шею.

«Извращенка! — удивительно, но он, несмотря на ситуацию, совсем не злился, а бранился больше для куражу. — Оторва. Похлеще бандюг къяльсо будет».

— Попробую, — прохрипел он, сплёвывая кровь сквозь зубы.

— Да уж, постарайся, — Инирия сидела на камне, широко расставив ноги и поигрывала рап-сахом, подбрасывая его на ладони.

Поразительно, но такой она нравилась Тэйду ещё больше.

— Чем ты меня? — он соображал, с чего начать и каким образом доказать ей, что он не санхи и не знает, кто такие Ждущие… «Чего они ждут?» А ещё думал, как объяснить, зачем носит вериги, и ещё, как ему это всё осточертело…

Инирия хмыкнула и разжала левую ладонь: на ней лежала стихийная пирамидка — его пирамидка.

— Тяжёлая…

— Угу. Хватит мне зубы заговаривать. Рассказывай, — потребовала Инирия.

Он заглянул ей в глаза и в порыве нахлынувшей тоски, отчаяния и жалости к себе выложил всё, вернее то немногое, что знал сам: о экриал, о Поглощающих и Пустых, о ночном нападении и зёрнах Кейнэйского ореха, о себе, о Саиме. Всё! Всё!

Вряд ли его рассказ был тем, что она ожидала услышать, но тем не менее он произвёл на Инирию должное впечатление: холодный взгляд потеплел, губы тронула печальная и одновременно радостная улыбка облегчения. Она отвернулась, видно было, как она дёрнулась, смахивая слезу, рап-сах выскользнул из опущенной руки.

Сидела и молча смотрела на огонь, Тэйд смотрел на неё, не зная, что ему теперь делать.

Она встала и подошла к нему и всё так же молча принялась развязывать верёвки, а после, присев рядом на камень, дотронулась рукой до его плеча и попросила:

— Прости. Я не знала, я думала, ты один из жрецов. Они гонятся за мной, — дрожавшие пальцы коснулись его щеки.

— Вот, смотри, — он протянул ей руки, выворачивая ладони наружу.

— Что?

— «У светлых нет пальца, у тёмных нет судеб…» — процитировал он слова одного из древних философов, о сиуртах и экриал, уже сам не помнил, какого.

— Я слышала эти слова. Там ещё есть про каких-то роал. Кто это?

— Понятия не имею.

— Так это правда? — Инирия смотрела на его ладони: правую — обычную, как у всех, и левую — совершенно гладкую с внутренней стороны — без единой судьбоносной линии. — Ты экриал?

Он скривился смущённо и пожал плечами.

— Санхи гонятся за тобой? Почему?

— Не спрашивай, я не могу ответить, — выдохнула Инирия, — пока не могу, это не моя тайна.

— Понимаю, — кивнул Тэйд, наконец, вздохнув полной грудью.

— Маан са Раву — твой отец?

— Приёмный…

— …это я поняла. На онталара ты не похож.

— Ты его знаешь?

— Слышала о нём. А мама где? — она ласково коснулась ладонью его щеки. От этого прикосновения между лопатками пробежала стайка приятных мурашей.

— Не знаю.

— Ну дела. Знаешь, я ведь тоже сирота.

Тэйд поднял глаза. Их взгляды встретились, и ему на мгновение показалось, что роднее этой девушки у него сейчас нет никого во всём свете. Да и Инирия смотрела на него уже совсем иными глазами.

«Прости, друг Саима, это другое».

Задавать вопросы не хотелось. Тэйд по себе знал, что отвечать на расспросы обычно не хочется, а рассказать зачастую попросту нечего — самому бы кто рассказал.

Они долго молчали, думая каждый о своём и об общем для обоих: Тэйд ворошил потухшие угли палкой, Инирия, округлив ладони, сложила кончики пальцев и попеременно, в задумчивости, разводила в стороны то одну, то другую пару.

— Не пойдём никуда сегодня, — сказала, наконец, она. — Отдыхаем… Давай я тебе о себе расскажу…

Глава 18. Пустой

Холодный ветер гнал с севера тучи, затеняя и без того скудный свет Оллата. Ущелье выгибалось подковой, сквозь которую было видно мерцание моря вдалеке. Оно постепенно погружалось во тьму ночи. Дна разлома видно не было — от людских взоров его надёжно укрывали зубчатые края и щетина скал. Да и кому взбрело бы в голову взобраться на эдакую верхотуру, чтобы смотреть вниз и разглядывать скопище хаотично разбросанных камней… а зря, — посмотреть было на что.

Найдись-таки безумец и реши случайно опустить взгляд, то увидел бы он, в неровном свете Оллата, прорвавшегося сквозь облака, странное существо — невысокое, худое, стоявшее на самом краю нависавшего над пропастью скального обломка…

Зигзаг холодной белой молнии прорезал тьму и вонзился в камень, освещая причудливые изломы зубцов, блестящих от падавшей с небес воды. Узловатые руки скрама, так похожие на древесные корни, были воздеты в небо, голова откинута назад, длинные слипшиеся волосы терзал ветер, а из пальцев струился неяркий зеленоватый свет.

Скрам не помнил, кем он был раньше, как и когда он стал тем, кем являлся сейчас, не знал, почему это с ним произошло, и какие события предшествовали этому. Из далёкого прошлого память сохранила для него нынешнего лишь странно-звучавшее «Грёр» и смазанное до неразличимости лицо Поглощающего, зовущего его сочетанием именно этих звуков.

«Сила. Она где-то здесь, — думал скрам Грёр, — мысли возникали в его голове медленно и неохотно. — Исток где-то здесь. Я найду его. Вот след, — ноздри его завибрировали, опухшее, похожее на гнойную опухоль веко задёргалось. Он вонзил кулаки в землю. Сбитые в кровь костяшки пальцев хрустнули. — Здесь! Сила!»

Грёр чувствовал Уино внутри парнишки, много Силы — море, океан, вселенную Уино. Несомненно, он Исток, и его надо найти. Насытившись и утолив голод, скрам приумножит свою мощь. Что будет после, он предпочитал не думать. Главное — то, что он насытится, и голод на время отпустит его. Вряд ли это надолго останется без внимания Поглощающего, но…

…Шёл третий день, как скрам Грёр, чувствуя неутолимую жажду, возбуждённую прикосновением к молодому экриал, воспользовался тем, что хозяин, проявив неосторожность, снял с него ошейник, — взломал клеть и отправился на поиски. Проведя всё это время на ногах, Грёр ни разу не остановился. Ему не хотелось ни есть, ни пить, он не чувствовал усталости — жажда гораздо большая, чем простые животные инстинкты, гнала его по следу, как неотвязчивые слепни гонят обезумевшую лошадь.

Несколько раз он пересёк долину и дважды перебирался на восточную сторону разлома. Первый раз безрезультатно, а вот во второй ему повезло немного больше — следуя за источаемым силой ароматом, он неожиданно наткнулся на онталара и его пееро.

Он не хотел убивать их, но онталар, увидев его, испугался и нанёс удар первым, питомец тут же поддержал «хозяина», тем самым обнажая такую желанную, пульсирующую Силой жилку. Грёр почувствовал, как потоки Уино хлынули сквозь зверька к онталару и, не обращая внимания (какая мелочь!) на влетевший в него огненный шар, разом вобрал в себя и огонь, и Уино — весь до последней капли.

К сожалению, длилось это недолго. Зверёк умер — разрыв затянулся, поток мгновенно иссяк. Но горше всего было не это, а то, что полученный Грёром Уино не только не утолил голод, а, наоборот, усилил его…

Голод порождал ненужные мысли, мысли обостряли чувство пустоты, которое преумножало ощущение недосягаемости желаемого — и в этом нескончаемом круговороте тонули любые разумные, отличные от порождённых навязчивым безумием, доводы.

На какой-то миг вращение останавливалось, замирало… и начиналось вновь. Круг за кругом. Без конца…

«Уино! Дайте мне Уино!»

…Он пробирался меж карликовых дубов и огромных поросших рыжим мхом валунов, то и дело останавливался и, упершись кулаками о землю, пристально оглядывал окрестности.

«Где я?»

Сердце Грёра отказывалось биться, рассудок заходился паническим ужасом. Он рыл землю, царапал ногтями каменные плиты, за толщей которых, как он догадывался, находился Исток.

«Скоро рассвет. Он где-то здесь, под толщей камней! Ищи вход. Найди его и выпей его Силу!»

Над головой пронеслись чёрные тучи, тяжёлое дыхание Грёра исходило белёсыми облачками пара. Ветер выл среди камней, трепал волосы, лез под лохмотья.

«Уино! Уино!» — требовательно молотило в виски.

Он двигался быстро, пригибаясь и помогая себе руками, перепрыгивал через упавшие стволы, вброд перебирался через небольшие речушки…

«Уино!»

Растительность вокруг была жидкой, тут и там поросшие рыжим мхом скалы пронизывали тонкие ниточки ручейков. Обессилив вконец, Грёр опустился на колено, зачерпнул воды. Выпил всё до капли, зачерпнул ещё. «Мало». Опустил голову в ледяную воду, а когда поднялся и протёр глаза, увидел на другом берегу странное существо — на треть человека, на треть зверя, на треть не пойми кого… или чего. При всём своём сходстве с человеком, оно сильно походило на медведя. Пока существо сидело, судить об его истинных размерах и росте было очень трудно.

Верхняя часть туловища, включая голову, могла сойти за человеческую, но руки и ноги были непомерно длинными, и, как показалось Грёру, одна по длине существенно превосходила другую, а несоразмерно большая голова была сплошь покрыта длинным волосом, что усиливало сходство с медведем. Его шкура, лоснившаяся в лучах пробившегося сквозь тучи закатного Лайса, была серой, и лишь на одной, большей из лап, она отливала огненной медью.

Краснолапый был не один — рядом копошились какие-то существа, настолько мелкие, что, стоя в полный рост, едва доставали ему до колен. Их было трое — маленьких, лохматых, с дубинками в странных когтистых ручках, с кривыми, заканчивавшимися копытцами ногами, и в одеждах из шкурок мехом наружу.

Внезапно по позвоночнику скрама пробежала обжигавшая волна, сообщая, что сидевший по другую сторону ручья краснолапый полон Уино.

Грёр не мог больше ждать и потянулся к нему дрожавшими руками, вдохнув до головокружения…

«Уи-и-и-но!!!»

Закрыв глаза, он мысленно устремился навстречу блаженству — задохнулся потоками чистого Уино. Восторг переполнял его, тревожил сердце, смывал боль и страхи. Сейчас Грёр не мог видеть, он лишь ощущал и благодарно впитывал, заполняясь до края.

Краснолапый был полон Уино, внутри него бушевал океан всесокрушающей мощи. Уино было столько, что Грёр не мог впитать и половины. Сила выплёскивалась и разливалась по поляне, заполняя округу. Краснолапый пробовал сопротивляться, но Грёр лишь отмахнулся от этих ничтожных потуг, с головой окунаясь в омут восхитительного безумия. Карлики с гомоном кинулись врассыпную. Несчастное существо подвергнувшееся его атаке рвало кровью и слизью, тело краснолапого сотрясалось в конвульсиях. Он вцепился в скрама последними остатками воли, но Грёр, захлёбываясь и давясь, продолжал развоплощать непокорное существо, заполняя вакуум внутри себя…

Горы содрогнулись от ужаса. Краснолапый взревел, и в этот момент его тело растворилось в воздухе, оставив после себя изумрудное облачко, которое медленно оседало на мокрые от крови камни. Шар зелёного огня взлетел в небо, завис в наивысшей точке, и бесшумно разорвался, накрывая округу изумрудным ливнем.

Скрам медленно встал, он чувствовал разливавшуюся по ущелью опасность, однако сейчас он и стихия были одним целым…

«А-а-а-а… я полон!!!»

…он повалился на камни — счастливый и безумно усталый…

* * *

Это было бесконечно долгое странствие через холод и пустоту. Цоррб Красная рука был существом из плоти и крови, жил по тем же законам, что и люди, и теперь умирал согласно этим законам.

Изначально слабые звуки росли по мере продвижения сквозь завесу небытия, как то, что издалека кажется огоньком свечи, вблизи оказывается огромным костром. Они становились громче, вползая в сознание цоррба и заставляя его сопротивляться, приказывая ему цепляться за жизнь.

Кроме них, были свет и тепло, которые стремительно приближались, постепенно заполняя собой пространство и возрастая по мере того, как цоррб пытался найти источник их появления. С ним происходило что-то большее, чем смерть.

Красная Рука, вернее тот, кто на протяжении столетий был заточён в тело цоррба, слушал голос, исходивший, по ощущениям, отовсюду, и происходившее казалось ему невозможным. Метафорически выражаясь, он, почти сорвавшись в пропасть, в последний момент уцепился-таки за скальный выступ и висел теперь над бездной небытия, всё ещё надеясь на спасение и ища возможности выжить. Что-то великое, затаившееся где-то там, в вышине, среди звёзд, давало ему этот шанс на спасение…

Он ощутил тонкую изумрудную нить, что, истончаясь, вот-вот была готова раствориться в беспредельном ничто, и, не раздумывая, ухватился за неё. Отчего-то он решил, что эта жизнь его, но нет — на конце нити была душа малыша корреда, того, что, лишившись сознания, лежал сейчас рядом с телом цоррба — его бывшим телом. Понимая, что это его единственная попытка, он, ни на секунду не усомнившись в том, что надо делать, медленно и осторожно перенаправил жизненные связи и привязал себя к тельцу карлика. У него получилось, но кто может знать, чего это стоило!

Карлик вздрогнул и очнулся…

Он засопел, поднялся на четвереньки и подполз к ручью.

Тот, кто так долго был заточён в теле краснолапого цоррба, увидев своё новое отражение, задрожал от ужаса: страшненькое горбатое существо с совиными бровями и одним треугольным ухом, второе, похоже, откушено кем-то из хищников; носом на пол-лица и массивной нижней челюстью с бородкой-кисточкой.

Странно, но именно вой ужаса, вырвавшийся из его нутра, окончательно вернул его в суровую действительность: «Я жив… Я свободен? — эта мысль обожгла его, — он спас меня!!! Теперь я свободен!!! Пусть у меня нет прежнего тела, и это, что так удачно оказалось рядом, меня не устраивает. Я свободен! Я, а не то чудище, внутрь которого был заточён тысячи лет назад. Я, о Великие!!! Как бишь меня зовут? Алу… Алу'Вер? Да, так меня зовут… И кто ты такой, Алу'Вер? Я не знаю. Получается, что этот несчастный изголодавшийся скрам освободил меня. Скрам? Откуда я знаю это слово? А, не суть, потом вспомню. Как же долго я находился внутри этого безобразного тела? О Великие!»

Год за годом, век за веком, бездействие и невозможность изменить хоть что-то усыпляло его, порабощало разум. Будучи прикованным к телу цоррба и этому месту могучим заклятием, Алу'Вер не мог покинуть их и был вынужден заживо похоронить свою сущность в этом страшном обличии.

— Спаситель!!! — блаженно застонал греол. Иначе назвать опустошившее цоррба Красную руку существо, а заодно и сорвавшее опутывавшие его магические цепи, он не мог. — Спаситель. Мой спаситель!

«Мне срочно нужно Уино. Это же моя Сила! — Алу'Вер с отчаянием глядел на то, как иссякают изумрудные ручейки, как камни впитывают в себя остатки уиновой пыли, как темнеет, просветлевший было от зелёных песчинок воздух. — Моё Уино! — застонал он. — Где мне взять Силу?! — Он собрался и попробовал упорядочить мысли. — Не всё так плохо как кажется, ты жив, а это главное. Полагаю, той малости, что есть у корредов, мне пока хватит. Какое всё-таки жалкое тельце мне досталось, — он брезгливо поморщился и с ненавистью ударил кулаком в лужу. — Я корред. Как это смешно. Надо срочно найти другое тело. Боюсь, на первых порах мне не удастся полностью взять его под свой контроль, я слишком ослаб для этого, но именно поэтому его владелец должен быть сильным, дабы исполнить мною задуманное. Я не буду впрямую руководить действиями носителя. Зачем тратить силы? Достаточно будет того, что я нашепчу ему на ушко что надо делать, а к тому времени, как он доставит меня туда, куда нужно, я восстановлюсь настолько, что тело носителя, по сути, будет мне уже не к чему, я буду способен вернуть своё…»

Глава 19. Жертва Ихольара

Сулойам не преклоняют колен ни перед кем кроме Ихольара

Строки из Второго Парлавского эдикта трёх школ

Нечасто доводилось Левиору видеть столько народа, собравшегося в одном месте.

Центральная площадь Реммиара и примыкающие к ней улицы были заполнены трёхцветной людской массой, которая стекалась к храму Ихольара, как все воды Ганиса стекаются к океану Вечности. Омытые светом Лайса, вздымались величественные башни святилища, а крылья его стен по-отечески обнимали колышущуюся людскую толпу, вселяя благоговение и трепет в сердца верноподданных. Десятки людей на две трети высоты облепили восемь дымящих колон Манерикома, которые в обычные дни одиноко возвышались по окружности площади. Сегодня Великое собрание наконец-то объявит имя нового огетэрина[23] Хаггоррата.

Нарастающие дроби обернулись грохотом сотен барабанов, слившихся в стройном ритме. Медленно поползли в стороны ворота. Толпа нехотя раздалась — на площадь выкатывался постамент, увенчанный сорокалоктёвым бронзовым Ихольаром — символом Великого Хаггоррата. Поражая бодростью, взлетел по ступенькам Белый жрец сулойам и могучим ударом ритуального била в центр огромного бронзового диска возвестил о начале торжеств. Хрипло загудели ротраны, чьи раструба? своими хищными оскалами напоминали пасти трёх диковинных чудищ, много меньше самого Ихольара, но исправно ему служащих: Кую, Гальмонорокимуна и Нойби. Тысячи людей вскинули приветственно руки, вскинули и тут же пали на колени, все как один. Два Чёрных и два Красных жреца приблизились к Великой Рыбе (Ихольару). Раскачивая головами, они затянули густыми басами свои ритуальные напевы, и перья их головных туб защекотали патированное брюхо и жабры Богоподобного чудища.

— Все мы для тебя, Ихольар! Прими нашу жертву!

Людское море задрожало от благостных стонов. Затряслись воздетые в небо веера пальцев, на головы страждущих посыпались, выдуваемые специальными мехами цветочные лепестки. Белые, черные и красные — три цвета — три сулойамские школы верных. Пучеглазая рыбья голова, грозно взирала на людскую толпу, угрюмо внимая стонам и мольбам страждущих.

— Прими жертву, Ихольар! — хриплый вопль Белого жреца парил над низким рокотом толпы.

— Прими!

— Великий!

— Прими нашу жертву, Ихольар!!! — тонко возопил жрец, задирая голову к пучеглазому божеству. — Прими! О, Многосильный!

— О-о!

Толпа затихла. Она безмолвствовала в ожидании ответа.

Неизвестно почему, но это напыщенное зрелище погрузило Левиора в изумление и смятение одновременно. «Что я здесь делаю? Я плыл через море, чтобы смотреть на это варварское мракобесие? — В какой-то момент он проклял все на свете: палящий Лайс, духоту, жар толпы — не спасал его даже высокий, по меркам центра Реммиара, третий этаж (дальше к середине города дома были выше). Но самые жуткие проклятия приберегал он для Венсора ра'Хона, толстого «мельника», встреченного им в библиотеке Хегеса, а главное собственного любопытства. Ведь, в сущности, это они — глава Текантула и его разговоры о камнях Тор-Ахо, прозорливый толстяк со своими советами и его любопытство — виноваты в том, что Левиор оказался здесь…

Мысли его перебил многоголосый рев толпы. Воздух задрожал от воплей фанатиков.

— Прими нашу жертву, Ихольар!!!

— Прими! — заревела толпа.

— Прими! Прими!

Первыми приветствовать толпу, доведённую звуками и благовониями до религиозного экстаза, вышли Огум — жрецы из Артаранга, Парлава и подводной Кнэтирии, откуда, в сущности, и пошел культ Ихольара. Они хоть и не были хаггорратскими подданными, занимали в иерархии власти главенствующие роли, наравне с сулойам и Высшим Советом. Кишащие у столпообразных ног твари люди казались в сравнении с ней муравьями. Снова захрипели ротраны. Дождь из лепестков рассыпался над рядами бритых наголо жрецов, оцепивших площадку у стен. Ротраны утихали, рев же толпы только нарастал, пока не начало казаться, что колонны Манерикома вот-вот треснут и затем рухнут вместе с гроздьями облепивших их людей.

«Что я здесь делаю? — повторил навязчивую мысль Левиор. — Точнее не так: что я делаю в Текантуле? Все, что дала моя мнимая покорность детям Света, — это возможность выиграть немного времени. Только и всего. Я попросту трачу своё время. Теперь надо подумать, как обвести Венсора ра'Хона вокруг пальца и избежать его пресветлого возмездия».

Иллюзий на счет расположенности к нему Высшего кнура Левиор не питал. Ведь если бы он выполнил поручение кеэнтора, тот, не глядя, отдал бы Тэйда в руки Кьегро Тавуа. А для таких людей, как Кьегро, парнишка был просто колдуном, слугой тьмы, а слуга тьмы должен быть уничтожен — это закон Светлых.

Левиора накрыла новая порция рёва с площади.

— Прими нашу жертву, Ихольар!!!

— Прими!

— О-о-о! Великий!

— Прими нашу жертву!

Площадь кипела и пенилась возбужденной толпой. Полны были и балконы всех домов, прилегающих к ней.

Левиор сощурился от яркого света Лайса, резанувшего в уголке глаза, опустил голову и уткнулся взглядом в возникшего на балконе дома напротив Венсора ра'Хона.

«Не может быть! — остолбенел он от неожиданности. — Как я мог быть таким идиотом?» Его рука уже шарила по приоконному столику в поисках Орлиного глаза[24].

Левиор нетерпеливо вытряхнул из кожаного чехла хитроумное приспособление, примерился, повращал всеми четырьмя шестерёнками, балансируя кристаллы феаских механик.

Зрение не подвело его — на балконе напротив стоял Венсор ра'Хон. Кеэнтор был облачен в белоснежные с золотой каймой одеяния. На груди красовались несколько тяжелых перевитых между собой золотых и галиоровых цепей. Кнуры, окружившие кеэнтора, выглядели много скромнее — все в сером, без каких-либо украшений и знаков различий. Левиору внезапно ужасно захотелось заглянуть ра'Хону в глаза, но их было не разглядеть: они прятались в тени кустистых бровей.

«Ах ты ж, как неудачно вышло. — Он вспомнил об излишней мнительности и щепетильности кеэнтора. — Как это я сразу не подумал, что Высший кнур почти что обязан присутствовать на церемонии провозглашения нового огетэрина Хаггоррата!»

Остудив пыл и поняв, что кеэнтор откровенно скучает и ему нет никакого дела до зевак в окнах дома напротив, Левиор успокоился и принялся осматривать его свиту. Орлиный глаз скользил по кнурам и перескакивал с балкона на балкон — Текантул занял целый этаж. И тут… «О боги!» — Левиор вздрогнул. Оглядывая один из балконов, он уткнулся взглядом в посверкивающий яркими лучиками света такой же, как и у него, Орлиный глаз… и тот был направлен прямо на него.

— Вот это я влип! — прошептал Левиор, как только признал в смотревшем на него человеке Кьегро Тавуа.

Главный же экзекутор Текантула, поняв, что Левиор увидел его, отвёл трубку Дамохиора в сторону и премило улыбнулся во всю ширину своей белозубой улыбки. Стоявший рядом кнур склонил голову и что-то прошептал экзекутору на ухо. Кьегро Тавуа, не глядя, отдал ему Орлиный глаз, повернул голову и с интересом посмотрел туда, куда указывал ему кнур. Левиор проследил направление их взоров и упёрся в гневный взгляд кеэнтора. Ошеломленный, он видел, как округлились глаза ра'Хона, как тот вскинул брови, узнавая его. Даже густо набеленное (согласно церемониала) лицо Венсора ра'Хона покраснело — трудно было представить, насколько своим безразличием к порученному заданию Левиор оскорбил излишне щепетильного кеэнтора. Не успел молодой человек опомниться, как к поднявшему палец Венсору кинулись Теор и Оинит. Телохранители склонили бритые головы и тут же вскинули их — щурясь, выискивали взглядами непокорного кнура, дерзнувшего не подчиниться приказу их хозяина.

Левиору стало не по себе. Он уже дважды успел пожалеть, что приехал в Реммиар, да ещё и вздумал посмотреть на церемонию сулойам. Первый раз, когда нуйарец Роор Эмжу, к которому его направил корпулентный «мельник», не дал на его вопросы ни одного вразумительного ответа, а лишь определил новую точку его странствий — Сур-Дабрил — маленький городок на стыке Венетерских гор и пустошей Тлафира. И второй (скорее всего не последний), когда почувствовал на себе полный ненависти взгляд Венсора ра'Хона.

Словно спущенные с цепей рэктифы Теор и Оинит сорвались со своих мест.

Левиор с трудом сглотнул. Дорога, которую он выбирал, сулила множество опасностей… но возможности тоже.

«Ну вот и закончилась спокойная жизнь. Пора! — С неестественной отчетливостью он представил людей, приближающихся к его дверям, в тот самый момент, когда из коридора послышался шум. — Не иначе как Кьегро Тавуа кнуры… быстро они!»

В дверь неистово забарабанили.

Не медля больше ни секунды, Левиор кинулся к двери в соседнюю комнату. Его интересовали всего три вещи, которые нужно было взять с собой: меч, кожаная средних размеров дорожная сумка (её он всегда держал собранной) и бир-хорат Текантула, лежащий в ней. Без остального при сложившихся обстоятельствах он мог и обойтись.

Перебросив ремешок сумы через плечо, Левиор вынул меч и встал в позицию.

С треском отлетела в сторону сорванная с петель дверь.

«Семеро, — сосчитал он вошедших. — Терпимо. Лишь бы старушке удаче не надоело возиться с сумасшедшим иллиондцем!»

Он, конечно, мог применить магию, но это только в древних легендах о могущественных экриал (когда очарованный рассказом слушатель не обращает никакого внимания на мелочи) магию применяют все и вся, не обременяя себя заботой об окружающих: главное для них — добиться поставленной цели и уберечь мир от зла. Герой такой саги непременно побеждает злодея, при этом не чураясь снести городок-другой и походя похоронить тысячу, а то и две, ни в чем не повинных «людишек», тех самых, которых и призван был защищать. При этом он не думает ни о милой подавальщице, принесшей ему сегодня завтрак, ни о торговке творогом, с которой разговорился, спросив дорогу к храму, ни о мальчишках, что копошились в придорожной грязи… Помимо всего прочего, существовало (как же иначе) и очень простое, прагматическое объяснение — городское табу на магию: любая, самая простенькая волшба оставит после себя четкий уиновый след, по которому найти сотворившего её не составит труда даже весьма посредственному магу, не говоря уже о Кьегро Тавуа и местных жрецах сулойам, как зеницу ока оберегавших чистоту реммиарского эфира. Короче, если Левиор не желал быть пойманным в течение ближайших суток, (а он не желал!) колдовать ему можно было где угодно, но только не в столице Хаггоррата.

Его клинок вспыхнул, отражая проникающие в комнату лучи полуденного Лайса, и очертил границу круга, прорваться в который не мог никто из кнуров. По сомкнутым рядам Светлых прошло шевеление, полукруг раздался — никто не решился напасть первым.

Левиор понял всё.

Надо было спешить. Кьегро Тавуа был не из тех, кто лжет сам себе, экзекутор прекрасно осознавал что делает: рассчитывать на то, что Левиора задержат эти семеро, ему не приходится. Как бы они ни дрались, им не совладать с любимчиком Венсора ра'Хона (пусть теперь уже и бывшим), и потому задача их была проста — задержать взбунтовавшегося кнура до тех пор, пока не подоспеют главные силы.

Не дожидаясь атаки, которой могло и не последовать, Левиор сам кинулся на противника. Что и как делать, он не думал — руки все сделали сами: клинок засвистел, одну за другой вычерчивая в воздухе замысловатые фигуры, и уже через минуту, может, две, но никак не больше, на скользком от крови полу лежало пять трупов. Одного кнура Левиор держал, схватив рукой за горло, ещё один истекал кровью, проткнутый насквозь и пришпиленный его мечом к дверному косяку.

Левиор огляделся.

«Да, — с грустью подумал он. — Такого даже я не ожидал. Кьегро меня явно недооценивает».

— Передай Венсору ра'Хону мои извинения, — выдохнул он, рывком освобождая меч. Захлёбываясь черной кровью, несчастный сполз по стенке на пол. — Я не хотел его обидеть — так вышло. — Совершенно искренне сказал Левиор, разжимая пальцы. Оставленный в живых кнур, уже не молодой худощавый заро, повалился перед ним на колени. Левиор вздохнул и вытер кровь с клинка о ткань на его плече. — Передашь?

Кнур закивал.

— Хорошо. — Завершив своеобразную акколаду, Левиор перешагнул через скрюченный труп у двери и под крики «Прими нашу жертву, Ихольар! Прими! Прими!», доносившиеся из раскрытого окна, вышел в пока ещё пустой коридор.

Глава 20. Мост

Предгорный лес встретил Чарэса и Загиморку (так назвал себя проводник) запахами грибов и подопрелого опада. Несмотря на то, что еле заметная тропка петляла меж выворотнями и торчавшими повсюду корнями, двигались они споро. Прошёл час, за ним другой. Растительность вокруг постепенно делалась всё более редкой.

«Это ничего, — думал Чарэс, легко перескакивая через поваленный сосновый ствол, — главное — до захода Лайса успеть».

Что ни говори, а времени было мало. Путешествие на север по тракту он посчитал неоправданно медленным, оно заняло бы около шести дней, которых у него попросту не было, Загиморка же уверял, что к полудню следующего дня выведет его к подвесному мосту через ущелье, а от того до Дохту рукой подать.

— Два дня на всё про всё, хошь не хошь, а вынь да положь, — пробубнил он, набивая рот гороховой кашей с поджарками, добавляя при этом: — Уж не взыщите, градд, быстрее никак.

«Быстрее и не надо, — размышлял Ляма, — но без приключений нам, вероятно, не обойтись».

Мало того, что местные жители поговаривали о злобных карликах корредах, якобы живших в горах, так ещё стращали каким-то доморощенным чудищем — цоррбом. Загиморка же с пеной у рта утверждал, что тварь способна колдовать, в доказательства чего приводил примеры из жизни и рассказывал истории одна страшнее другой. Чарэс, как ни старался, за первый день путь магии не почувствовал, а уж он то умел определять места сосредоточения Уино.

«Силы нет совсем, — убедился Чарэс, — ни на волосок. Этот Загиморка, верно, голову мне морочит. — Он был склонен соотносить словесные потуги мужичка к попыткам набить цену и повысить собственную значимость в его глазах. — Ничего страшного, главное, чтоб к Дохту вовремя вывел. Корредов мне бояться не пристало, злобные карлики только и способны, что петь, плясать, скакать, как оголтелые, да овец красть. А такой твари, как цоррб, я знать не знаю и знать не хочу — вот и весь разговор».

Таким образом, разложив всё по полочкам, Чарэс успокоился. Мужичок-проводничок же заметно нервничал: ёжился, явно не от холода, и бормотал под нос защитные приговорки, то и дело широко осеняя себя великим тревершием.

Успокаивался он лишь ненадолго да и то после того, как уговаривал Чарэса глотнуть из кожаного меха, и сам жадно прикладываясь к шкурке, полной чудодейственной жидкости.

— От цоррба две защиты: зуб хошера, — он ткнул себя пальцем в грудь, где, по всей видимости, и находился амулет, — да травяной отвар Пречистых, — он потряс мехом. — Цоррб, Хорбутово семя, сам порою не знает, чего хочет. В позапрошлом году пятерых горемык нашли недалеко от Дохту, на погорелье, без рук, без ног, кишки наружу. А прошлой осенью он ещё двоих приголубил, там же. Говорят, слишком далеко они в евойные владения зашли, вот он до дому их и проводил, сердобольный, мать его. Вдругорядь, в аккурат на Вторых Богов Колокольную. Жарища, как сейчас помню, была невыносимая, — Загиморка сдвинул островерхую шапку на затылок, поскрёб прыщавый лоб ногтями, — цоррб девчушку спас, дохтинского сырника дочку. Так та сказывала, что битюг краснорукий и не злыдень вовсе, а добряк, каких поискать. Он, дескать, её мясом от пуза кормил, да домой, кхе-кхе, два дня в нагрудной сумке нёс.

«Язык у тебя без костей, а не у цоррба сума на груди».

— Девчушка, кстати, — мало обращая внимание на ироническую улыбку и насмешливый взгляд Чарэса, тянул своё Загиморка, — после того случая тоже в чудачках числится: погоду предсказывает, жилы рудоносные сквозь каменную толщу видит, раны касанием лечит, что твои цейлеры; говорят, даже за пшеничные перекруты не боится заходить и распутать, если чего, могёт. Вот оно как, градд, случается.

— На кого похож этот твой цоррб Красная Рука? — Чарэс сделал слишком большой глоток, о чём тут же пожалел — отвар обдал горло жаром. В нос шибануло запахом, смешавшим в себе горечь полыни и сладость смородины и ежевики.

— Цоррб как цоррб, красавец, что, не приведи Великие, на узкой дорожке повстречать. Я так скажу — больно он мне ту бабу напоминает, что я перед отходом, по пьяни, обохотил, — красовался гнилыми пеньками зубов Загиморка. — Пока у меня один глаз другим любовался, она вроде ничего была, а нонеча утром глянул и чуть не опоносился — такая, скажу вам, кхе-кхе, редкостная уродина попалась.

— Присказки твои у меня вот уже где, — Чарэс махнул ладонью на уровне подбородка и потребовал: — Обрисуй вкратце, как тварюга выглядит.

— Баба как баба. Сказал же, дура набитая, одна радость — ухватить есть за что.

— Цоррба опиши, говорю, или цоррбиху, Хорбут их разбери, — захлёбываясь смехом, потребовал Чарэс.

— А-а-а-а! Большой… или большая? — похоже, мысль о том, что чудище может быть как мужского, так женского пола первый раз посетила голову Загиморка. — А, неважно. Волосатый, короче, ноги две, руки две, одна красная. Ну, глазищи там, зубищи, лапищи, когти, все дела, в общем. Поговаривают ещё, чуть чего — огнём зачинает дышать… и прочие, кхе-кхе, безобразия вытворяет. Мне один меноурец заезжий сказывал, что у них цоррбы энти, что у нас феа или там онталары — обычное дело. Говорил, что живут они чуть ли на одних правах с людьми: разговаривать умеют, дома себе строят, детишек заводят, туда-сюда, в общем.

— Что, интересно мне, тогда твой цоррб здесь позабыл? Так и сидел бы в Меноуре своём, если в радость ему: детишек рожал, дома строил.

— Вот чего не знаю, того не знаю. Живёт тварь здесь — людей пугает.

— Так что, он и взаправду колдовать может?

— Ага, вообще-то у цоррбов к магиям таланта нету. Наше чудище, надо думать, исключение — поднабрался гад, кхе-кхе, где-то уму-разуму.

«Везёт мне на «туда-сюда» и «кхе-кхе», спасибо Великим, не бросают в беде, одаривают помощничками, один другого краше», — посетовал Чарэс, поинтересовавшись вслух:

— Сам-то ты много раз цоррба видел?

— Так это… три раза уже. Мы с ним, почитай, как родные, кхе-кхе. Первый раз, как сейчас помню, вышел я из перелеска — и вот те нате. Нос к носу сошлись с ним, значит, как богатыри на ристалище, — Загиморка поскрёб лысину, взъерошил куцые клочки волос за ушами. — Ну как нос к носу; он на пне сидит одной рукой овце кишки перебирает, в другой мосёл с вертлюгом, тот, что грызёт, держит, я напротив стою, штаны щупаю — нет ли прибытку интересуюсь.

Чарэс резко остановил его и, поглядев в небо, сказал нарочито серьёзно:

— Дождь будет нешуточный, укрыться надо.

— Нет, не будет, — авторитетно возразил Загиморка, — посверкает, побумкает, и ни капли, тут всегда так. На, уважаемый, глотни для куражу. Про цоррба опосля доскажу, — срифмовал он, — напомни, а пока здесь обожди, я вниз слазаю — осмотрюсь, как бы на карликов не нарваться. Корред — он тварь хоть и мелкая, но уж больно приставучая.

Некоторое время Чарэс размышлял о мистической твари — цоррбе Красная Рука. О Кхарде, Истоке и сбежавшем скраме думать не хотелось. Но он всё равно думал и о них. И хотя судьба юноши оставалась неизвестной, Чарэс чувствовал свою вину — перед Левиором, который доверил ему следить за парнишкой, и перед Кхардом, которого не без причины, но как бы то ни было, вынужден был оставить. Да как тот и мальчишку проворонил и людей всех потерял. Корил себя за то, что не пошел тогда со скрамником. Впрочем, Кхард и не думал его (Чарэса) осуждать и задерживать, а о скраме сбежавшем так говорил: «Оголодает немного, пробегается, жирок спустит и вернётся, первый раз, что ли. Вараш его быстро отыщет. А я пока людей новых попробую подобрать. Езжай. У тебя своих дел невпроворот».

Гриф Вараш действительно второй день патрулировал окрестности. К сожалению, пока безрезультатно.

Чарэс перевёл взгляд вниз и увидел, как островерхая шапка проводника то появляется, то исчезает среди огромных валунов. Загиморка вскоре вернулся: не найдя следов и вконец уверившись, что твари поблизости нет, он заметно приободрился и засвистел «Два топора», бодро зарысив вдоль узкого каменного карниза.

— Веселей, уважаемый, цоррба нонеча не увидим. Гуляет где-то, Хорбутов прыщ. — Он остановился и подпрыгнул, касаясь кончиками пальцев подвешенных на ветви, связанных вместе маленьких звериных косточек. — «Дыхание ветра», духи услышали нас, — заговорчески сообщил он. — Я дам вам хороший совет, уважаемый, будьте внимательны и, когда, где бы вы ни были, кхе-кхе, увидите «Дыхание ветра», коснитесь его, и духи станут вашими друзьями — будут вас, кхе-кхе, защищать. Нам туда, — указал он рукой на скопление высоких, будто привалившихся друг к дружке вершинами, валунов. — Перемахнём на ту сторону, и считайте, что на месте.

— Что теперь? — мрачно спросил Чарэс, когда они, оставив за спиной причудливое нагромождение камней, подошли к ущелью. Он, как смог, прикинул расстояние, что не добавило ему оптимизма. На память пришли многочисленные мосты Лиртапа и то, как он, не испытывая особой радости при переходе из одной башни в другую, старался проделывать этот путь в одиночку, не попадаясь на глаза острой на язычок Ильвее и не менее язвительному Бларку. Чарэс всегда знал, что не любит высоты и, как мог, избегал встречи с ней, но именно сейчас, стоя на краю неизбежности, отчётливо понял, насколько это серьёзно.

— А теперь мы пойдём на ту сторону, — кивнул вправо неунывающий Загиморка.

К стволам деревьев был привязан висячий мост, подобно паутине тянувшийся над провалом.

«И это он называет мостом?»

— Кто его строил? — голос Чарэса предательски скрипнул.

От одной мысли о переходе его начало мутить.

— Люди или феа, может онталары, какая разница? Что совой об пень, что пнём об сову. Не люблю я этих сэрдо, впрочем, людей я, кхе-кхе, люблю ещё меньше. Мостишка старенький, поэтому у нас всего две попытки: первая и последняя. Прошу, — подсуетился Загиморка, отступая в сторону.

— Что ж, дарёному коню в зубы не смотрят, — сделав внушительный глоток из полупустого меха, Чарэс взял себя в руки и шагнул вперёд…

Как он и ожидал, переправа оказалась не из лёгких и по ощущениям заняла чуть ли не целую вечность. Идти приходилось со всей возможной осторожностью — верёвочные канаты были сплошь покрыты скользким мхом и вьющимися растениями. Вдобавок при малейшем ветерке или неосторожном движении мост начинало раскачивать самым зловещим образом. Ветер развевал плащ и неистово гудел в ушах, а «маленький мальчик Ляма», упорно избегая смотреть вниз, вцепившись посиневшими пальцами в верёвки-поручни, настырно шагал вперёд.

— Вот тебе, получи, — только и смог прошептать он, когда ноги коснулись твёрдой земли.

— Бывает, — ехидно захихикал Загиморка, — портки сухие, и ладно.

Меч в мгновение ока вылетел из ножен. «Пора поставить тебя на место!» Чарэс поддел остриём заросший седым волосом подбородок и легонько надавил, заставляя Загиморка поднять глаза и встать на цыпочки.

— Ещё что-то подобное, будет? — спросил он.

— Т-т-только ц-цоррб. Не-не-невзнарок я, градд, простите, язык мой — враг мой, — уши бедолаги покраснели, голос дрожал, кадык дёрнулся вниз вверх, едва не пройдя под лезвием, — умоляю, пощадите, — просипел он.

— Чего лютуешь, Чарэс? — из-за ближайшего камня выступил онталар Вейзо. Он скрестил руки на груди и привалился к валуну плечом.

Короткое «ой» Загиморка сразу развеяло сомнения в его причастности.

И без того холодные глаза Чарэса враз стали похожи на льдинки, левая рука обняла украшавшую навершие кинжала змеиную голову. Затылком почувствовав опасность, он повернулся и различил в кустах справа ещё одного къяльсо, но прежде чем смог понять, что тот ему незнаком, уловил мягкий басовитый шорох ахирского бумеранга та-хадду.

Чарэс осел в бурую траву, по волосам на затылке расползалось тёмное пятно…

Глава 21. Реммиар

Левиор и сырник Роор Эмжу шли по набережной старого Реммиара.

Город и не собирался готовиться ко сну, он жил — люди праздновали величие Большой Рыбы и провозглашение нового огетэрина Хаггоррата. Им, вопреки ожиданиям, оказался не артарангский ставленник, а свой местный — Белый жрец из Иллионда, известный в миру под именем Шайк Реазур. Конечно же, это весьма вольное проявление благости Ихольара грозило Хаггоррату большими проблемами с союзниками. Послы Парлава и Артаранга уже высказали своё отрицательное мнение, и оно было в высшей степени резким и критичным. Помимо этого, раскол наметился и в рядах местных сулойам. Красные жрецы обвиняли Белых и Чёрных в заговоре, Чёрные клеймили позором Белых, те же отбрыкивались от наседающих оппонентов всех мастей и клялись в вечной любви всем, всем, всем! Простолюдинам же проблемы жречества были незнакомы, а вот два десятка стоведёрных бочек с ниогерским вином на главной площади и ещё столько же — в других людных местах взволновали их праведные умы и желудки похлеще любого молитвопения божественному Ихольару.

Звуки веселья переплетались с криками чаек, круживших в вечернем небе Реммиара.

Они шли по набережной к широкой, но надёжно укрытой бухте, где у Роора Эмжу была лодка.

«Кого я обманываю: Хаггоррат не Зарокия! Это чужая страна! — мысленно кряхтел про себя Левиор, вглядываясь в пелену прибрежного тумана, накрывшего залив. — У Кьегро Тавуа нет чужих территорий — его связи и золото Текантула откроют перед ним любые двери. Стоит экзекутору захотеть — и реммиарская стража будет гоняться за мной по всему северному побережью, высунув языки. Жрецы, кстати, тоже… может, не все, но Белых точно заставят… Надо убираться отсюда поскорее. На лодке можно доплыть до Тупе, там сесть на корабль. По суше мне не выбраться… А что, если сменить одежду? А это идея! Радикально изменить внешность. А что если?.. Шочерс и монашеский посох… вполне может быть… надо подстричься покороче. Налысо? — Левиор провёл пятернёй по волосам. — Ну уж нет! Короткой стрижки будет вполне достаточно. Хорошо бы сулойам одёжку раздобыть».

— Запомните, сиорий, — в который уже раз повторил дотошный нуйарец, подспудно понимая, что Левиор, хоть и кивает, но слушать не слушает. — Ни в коем случае не приближайтесь к берегу на отрезке между первым и третьим камнями Нойби ближе, чем на полёт стрелы. А если вдруг в вас всё-таки начнут стрелять, постарайтесь как можно быстрее отплыть подальше от берега. Берег кишит сарбахскими подонками. Они отменные стрелки, и у них очень дальнобойные луки. Им достаточно понаделать в лодке дырок или лишить её гребца, а потом они будут терпеливо ждать, когда волны прибьют её к берегу. Здесь очень мелко — стрелок может зайти в воду на двадцать тонло[25], а воды ему будет только по колено. Немногие, даже самые опытные моряки, отваживаются рыбачить у камней Нойби. И следите за отливом, из-за мелкой воды стрелки подходят гораздо ближе, чем может показаться…

— Я понял, понял, — вымученно улыбнулся Левиор, соображая, стоит ли спросить у нуйарца, где можно достать жреческое облачение, или нет. — Я ведь говорил, что вырос в Иллионде и умею управлять лодкой.

— Сегодня можете переночевать на берегу, — гнул своё нуйарец, — не думаю, что вы успеете до темноты доплыть до первого камня. Есть, конечно, такие у нас умельцы, но вы, думается мне, хоть и выросли у моря, в их число не входите. Завтра только, ближе к обеду, да и то если с самым рассветом подниметесь, первый камень Нойби вас и встретит. Часа через три, коли постараетесь, второй увидите, ну а к вечеру ждите третий. Если на вёсла подналяжете, то в море ночевать и не придётся. Всё, что вы сказали, уже в лодке, — Роор заглянул ему в глаза, — под холстиной, в носовой части. Большой рыбацкий плащ. Шерстяные покрывала. Не боитесь замёрзнуть?

— Я же сказал: нет!

— Там же трёхдневный запас воды и продуктов. Это я на всякий случай столько собрал. В море оно всяко бывает. Даже рыболовные снасти и запасное весло есть. Море в это время тихое, не беспокойтесь. Главное — не будьте самонадеянны: не сходите на берег, пока не проплывёте третий камень. Не первый и не второй, а именно третий. Это ясно? Вот и отлично! Только после третьего камня Нойби можно будет причалить к берегу.

Когда они почти дошли до западной окраины города, Левиор насторожился. Замедлил шаг. Остановился, прислушиваясь.

— За нами следят.

— Кто? — Роор Эмжу слегка побледнел.

— Не важно кто. Долго нам ещё идти?

— Совсем немного осталось…

— Точнее?

— Полчаса, если немного приба…

Разговор был прерван — перед ними появились жрецы, их было семеро.

«Снова семь, гляди-ка! — Левиор, который всегда считал число семь счастливым, почувствовал, что вынужден пересмотреть своё убеждение. — Семь жрецов сулойам: пятеро Белых, один Чёрный и один Красный. — Последнего стоило бояться больше всех остальных, вместе взятых. — Меч мне тут не помощник… придётся рисковать».

— Сирий Левиор Ксаладский? — прохрипел ближайший Белый.

— Да, — ответил он, прощупывая астрал.

Ему повезло: оба Зеркала — Ильвея и Бларк — находились в пределах досягаемости, а это означало, что Левиор мог воспользоваться их Силой прямо сейчас, что давало возможность сотворить заклятие не оставляя следов.

— Именем Ихольара вы идёте с нами!

— А что случилось? — Левиор изобразил недоумение.

— Не заставляйте нас применить силу, — пригрозил Белый.

«Применить силу? Нет, так я не играю! Вот если бы Силу — тогда да, а так нет!»

— Неужели жрецы сулойам хотят арестовать меня в этот благодатный для всего Хаггоррата день?

— Это не твой праздник, чужестранец, так что давай без глупостей!

— Я родился в Иллионде…

— Это не делает тебя хоггорратцем.

— Я должен сдать оружие? — спокойно спросил Левиор, своим миролюбивым тоном вводя жрецов в замешательство. По крайней мере, с ним говорившего.

— Разумеется, — совсем неуверенно для произнесённого слова ответил жрец.

— Я так понимаю, что дело не в оружии, а в его у меня наличии?

Белый опустил веки.

— Мой меч мне очень дорог, градды, — учтиво произнёс Левиор, — и во избежание недоразумений я хотел бы отдать его своему слуге. Он уйдёт… насколько я понял, к нему у вас нет претензий? Я же останусь безоружен. Вы не против?

Белый на секунду замешкался и обернулся. Левиор не мог видеть его лица, но понял, что тот смотрит на Красного, ожидая ответа на вопрос Левиора. Красный кивнул.

— Мы не против, — подтвердил Белый. — Можете отдать свой меч слуге.

— Спасибо, — поблагодарил Левиор, глядя в глаза Красному. — Могу я на прощание дать ему пару указаний? Мы, знаете ли, шли по делам.

Красный смерил ссутулившего плечи Роора Эмжу презрительным взглядом и, видимо, не найдя во внешности того ничего угрожающего ими задуманному, ответил утвердительным кивком.

— Как можно быстрее идите к лодке и спрячьте в ней мой меч, — зашептал Левиор нуйарцу, уже не опасаясь быть пойманным на волшбе и укрывая чарами свои слова от ушей сулойам. — После этого бегите оттуда что есть духу. — Он взглянул в округлившиеся от испуга глаза нуйарца. — Обо мне не беспокойтесь: если меч будет в лодке, я её найду. Больше вы мне ничего не должны и никогда меня не увидите. Вы всё поняли, градд? Тогда прощайте, и да хранит вас Пресветлый! — Последнее слово Левиор произнёс нарочито громко — так, чтобы его расслышали все жрецы, особенно Красный. — Я готов. — Левиор продемонстрировал ему пустые руки — решил быть послушным. На время. Он улыбнулся как можно дружелюбнее и покорно шагнул в коридорчик, образованный двумя рядами жрецов.

* * *

Далеко они не ушли, так как через три сотни шагов Левиор исчез. Просто взял и исчез. Растворился. Пропал, не сделав ни единого неверного движения, напоминающего волшбу, и ни произнеся ни единого звука. Сулойам не помогли ни направленные на Левиора посохи двух Белых, ни сверлившие его спину взгляды Красного и Чёрного жрецов. Он просто исчез. Был сиорий Левиор Ксаладский — и не стало…

* * *

Близилась ночь. Низкие косматые облака окутали небо над морем, и казалось, что они вот-вот начнут цеплять брюшиной водную гладь. Воздух затянуло густым туманом, быстро напитавшим одежду влагой. Левиор достал плащ и укрылся.

Размеренно ударили вёсла. С шумом вспенилась вода у носа — лодка резво набирала скорость.

«Доплыву до Тупе, переоденусь, подстригусь… вырежу себе посох, куплю… куплю ослика, — он радужно улыбнулся пришедшей ему в голову мысли — далёкой сокровенной мечте из самого детства, — и не надо мне никакого корабля! Сяду на ослика и поеду прямиком в Сур-Дабрил. Пора уже заканчивать с тайной камней Тор-Ахо. А то что-то путешествие это начало меня утомлять».

Лодка была уже далеко от берега, когда он заметил движение на носу: зашевелилась холстина, под которой, по словам Роора Эмжу, должны находиться необходимые в путешествии вещи и провизия, и вскоре из-под неё показалась голова мальчика. Расчехранного, курносого и ушастого, с огромными оленьими с прозеленью глазами. Левиор думал, что такие дети бывают только на гравюрах и гобеленах. «Ан нет — в жизни, оказывается, тоже…» И всё бы хорошо, да вот незадача: рука у мальчишки была только одна — левая. Правый рукав холщовой, изодранной и залатанной вкривь да вкось курточки был завязан в узел чуть выше предполагаемого локтя.

— Ну, и кто ты такой? — с не сошедшей ещё от представленного ослика улыбкой, спросил его Левиор.

— Кинк я, — бросил мальчишка, хватаясь за борт единственной рукой. — Мы чего, дядька, в море вышли?

— Тебе на берег надо?

— Мне всё едино. Странник я, вольный, — и с достоинством пояснил: — Сам себе, значится, хозяин. Куда плывём?

— В Тупе.

— Пойдёт. Есть чего пожрать?

Левиору сразу вспомнился Иллионд. Или нет, в сознании всплывали картинки из более поздних времён: Лиртап, Китовый остров. Мальчишка сильно походил на него самого мелкого внешне и на Ляму, сиречь Чарэса Томмара, характером.

— Это ты мне скажи, хороняка, — вопросил он, — осталось там чего под холстиной из еды или уже нет?

— Я?! — скривился в удивлении симбиоз Чарэса — Левиора.

— Ну да. Там, где ты сидишь, мешок с едой должен был быть. Ты ничего за борт не выкидывал?

— Я? Нет. — Кинк запустил руку под холстину и ещё до того, как объявил о находке, Левиор по его расплывающемуся в улыбке лицу понял, что мешок с провизией найден.

— Ну расскажи что-нибудь о себе, странник, — попросил Левиор.

— Ух ты! — Кинк отломил кусок сыра, маисовой лепёшки и свиной колбасы с чесноком. — Чего рассказать-то?

— Где живёшь, чем занимаешься?

— Глазами хлопаю, по Ганису топаю, Лайс меняю на Сарос, медь на золото зараз. Ситир на галиор, сосну на дииор, мех на кожу, тряпьё на одёжу, — известной приговоркой махрового скитальца, у которой не было окончания, отвечал Кинк, попутно набивая колбасой рот.

— Здорово!

— Угу.

Помолчали. Левиор ждал, когда мальчишка вновь сможет заговорить.

— А если серьёзно? — наконец, спросил он. — Чем занимаешься, странник?

— У кожевенника в подмастерьях состоял, пока вот… — он покрутил в воздухе пустым рукавом. — Прессом передавило, а потом гнить начало. Сам виноват, — сообщил со знанием дела, пережёвывая остатки лепёшки, сыра и колбасы. Закончив, он со смаком рыгнул и облизал пальцы. — Вкусно и чеснока много — прямо как я люблю! Я ещё возьму?

Левиор кивнул. Мальчишка ел так заразительно, что и ему захотелось. Он сложил вёсла вдоль бортов.

— На, поешь, мне одному чавкать как-то не с руки, — предугадал его намерения Кинк.

Левиор взял протянутые, колбасу и кусок лепёшки.

— Чёт немного у тебя харчей.

— Ну извини, — отшутился Левиор, пожимая плечами. — Ты на лодку-то как попал? Прятался?

— Ага. Да, тут мальчишки местные привязались, вонючим сарбахом обзывать начали, — Кинк сплюнул за борт, — ну, я и двинул одному в глаз… а что они? Наверное, думали: раз рука у меня одна — я и постоять за себя не сумею.

Сходство с иллиондским Левиором становилось почти осязаемым.

Он поглядел на нарождающийся Оллат, на медленно выползающий Сарос.

— А чего мы с тобой в лодке-то ужинаем? Может, к берегу на ночёвку? А? Как думаешь, странник?

— А ты меня там не бросишь?

— Нет, — неожиданно серьёзно сказал Левиор. — Не брошу. — И сам понял, что уже не сможет мальчишку оставить. «Не брошу, вот только не очень я надёжный для тебя попутчик!»

— Тогда давай греби, — великодушно разрешил Кинк, приободрившись. Он подмигнул и добавил: — Костёр разведём. Я крабов наловлю. Каменных. Любишь?

* * *

— Я пришел, кеэнтор.

— Тебе есть что сказать?

— Он пропал.

— Как это пропал? — Венсор ра'Хон нахмурился, сцепил ладони за спиной и подошел к окну.

…Храм Ихольара высился над морем, словно скала. Изначально на этом месте и была обычная скала — три тысячи лет назад, первые из сулойам, прибывшие в Хаггоррат из Артаранга, основали в пещерах каменного островка, практически лишенного растительности, первый на материке храм Ихольара. Тем самым положив начало экспансии Великой Рыбы на хаггорратские земли. С ростом популярности сулойам на острове появились первые строения. Шли годы — храм рос, и вскоре целиком покрыл остров, похоронив его за своими стенами.

С трех сторон величественное сооружение (впоследствии разделившееся на, собственно, храм и резиденцию огетэрина) окружали острые камни, одиночные и группами по два, по три, большие в несколько тонло вышиной и поменьше, они поднимались из воды, острыми вершинами, как угрюмые бредущие к святыне паломники.

Центральные ворота храма были обращены к суше. Мост отсутствовал. Море в этом месте было настолько мелким, что во время отлива, верующие могли дойти посуху почти до лестницы, ведущей к воротам, погрузившись в солёные воды едва ли не по пояс. Что, по мнению сулойам, должно было только укреплять прихожан в вере. Конечно, желающие могли нанять лодку с плоским дном, (некоторые так и поступали) хотя служители культа этот способ преодоления столь несложного препятствия не поощряли, и прибывшие к храму таким способом, в качестве доказательства веры (в обязательном, разумеется, порядке) должны были пожертвовать храму весьма значительную сумму.

Покои, отведённые кеэнтору, находились в восточной башне. По левую руку он мог видеть залив и порт: сотни больших и малых лодок у пирсов, около пяти десятков торговых судов на рейде. По правую — город: мозаику крыш, паутину улиц, праздничные костры и веселящуюся людскую толпу…

Кьегро Тавуа покаянно склонил голову и сделал несколько шагов в сторону кеэнтора. Огромный рэктиф повернул к экзекутору черную морду и предупреждающе оскалился.

— Говори, — разрешил Венсор.

— Он сбежал, Ваше Святейшество. Исчез. Растворился. Так говорят сулойам.

— Ты им веришь?

— Не вижу смысла им врать.

— Вот как? — Венсор резко развернулся. — Там не было ни одного Красного?

— Был. — Экзекутор поднял палец. — Один.

— Он тоже считает, что Левиор просто исчез?

— Естественно, нет.

— М-м-да. Объясни тогда, как его упустили подвластные тебе кнуры? — глухо спросил кеэнтор. Что-то во всей этой истории было не так, и он никак не мог понять, что.

Порыв ветра дёрнул занавески, он принёс дыхание моря, и его запах смешался с густыми запахами цветов и приторным ароматом васарги.

— Левиор хитёр и дерзок, прекрасно владеет мечом… и магией. — Кьегро помедлил, ожидая реакции кеэнтора — её не последовало, и экзекутор понял, что Святейший всё давно знает. — И ещё у него есть дииоровый бир-хорат.

— Довольно! — вспылил Венсор, сжимая кулаки. Рэктиф насторожился, его красный язык свесился на подбородок, пёс преданно ловил каждое движение хозяина. — Он применил магию в городе? Тем хуже для него, не так ли?

— Сулойам говорят, что Левиор не применял магию, кеэнтор. Красный не смог понять, как ксаладец обманул их.

— Откуда тогда такая уверенность, что он владеет магией?

— То, что сулойам не смогли понять, как Левиор их обманул, лишний раз доказывает, что он ОЧЕНЬ хорошо владеет магией, а отнюдь не обратное.

— Ты послал кого-нибудь способного проследить уиновый след?

— Да. Но он ещё не вернулся. Боюсь, результатов следует ожидать, только когда я лично осмотрю это место.

— Ладно. Имеем то, что имеем. Что ты намерен предпринять?

— Я послал Вестников во все ближайшие города Хаггоррата. Все кнуры отслеживают появление бир-хората и ищут сиория Левиора Ксаладского.

— Этого мало! — Венсор сжал губы, постучал кулаком по подбородку. Его глаза превратились в тонюсенькие щёлочки, потерялись под нависающими бровями. Он подошел к фонтанчику — три бронзовых чудища: Кую, Гальмонорокимун и Нойби изрыгали воду из раскрытых ртов. — Меня не интересует, что ты будешь делать, — сурово сказал Венсор ра'Хон, — но чтобы Левиор был у меня! Я пробуду в Реммиаре ещё неделю, этого тебе должно хватить.

— Благодарю за доверие, Ваше Святейшество.

— Это всё. Меня ждут на приёме в честь назначения огетэрина. — Кеэнтор зашел за тканевую ширму, украшенную стилизованными изображениями обитателей Великого моря и, разведя в стороны руки, нетерпеливо защёлкал пальцами.

Одна из резных панелей в стене бесшумно сдвинулась, и в комнату вошли две зарокийские девочки-одевальщицы из его свиты.

Шорох занавеса за спиной заставил Венсора поднять голову — Кьегро Тавуа удалился, как положено старшему экзекутору, бесшумно.

Почти.

* * *

До Тупе Левиор и его новый дружок Кинк не дотянули. Голодно им стало.

…Ночевать в море всё-таки пришлось — все приобретённые в детстве навыки Левиор растерял где-то по дороге между Иллиондом и Реммиаром, а посему греблось ему тяжко, да всё как-то не так, как дóлжно. И не туда. То в море лодку отнёсёт далеко — берега почти не видно, впору потеряться; то, наоборот, на мелководье утянет, а там стрелки сарбахские обещанные (правда, не было их). Вся дорога не по прямой — сплошные зигзаги. Не скучал, в общем, Левиор. Да и Кинк, по правде говоря, тоже не скучал — на харчи налегал так, что казалось, будто последний день на Ганисе мальчишка живёт. И вот как-то так само собой получилось, что к середине следующего дня все имеющиеся в наличии припасы были им изничтожены, как враг хаггорратского народа. Левиор отнёсся к этому с пониманием и известной толикой иронии — ничего, разумеется, не сказал, даже наоборот, норовил подкормить мальчишечку, но сам через это дело был голоден, как Хорбут после зимней спячки.

Памятуя о наказе Роора Эмжу, к берегу пристали сразу за третьим камнем Нойби.

— Вот что, — на подступах к деревне сказал Левиор. — Слушай и запоминай. Меня зовут Дисаро. Если кто будет спрашивать, я твой троюродный дядя. Едем мы домой — в Траб.

— А зачем это тебе, дядька Левиор?

— Надо, потом объясню.

— Ну хорошо, а Траб — это где?

— Не важно. Далеко. Ты, если что, там не был. Я за тобой, сироткой, приехал и домой к себе везу. Подойдёт такое объяснение?

— Угу.

— Повтори тогда: как меня зовут?

— Дисаро.

— Молодец!

Деревня называлась Ам-ти-Тарк. Что означало это странное сочетание звуков, ни Левиор, ни Кинк не знали. Да, собственно, и знать не хотели. В большей степени их интересовало, есть ли в деревне таверна. Она была. И это не могло не радовать, в особенности Левиора, у которого второй день тоскливо урчало в области живота.

Таверна называлась «Весёлый иглобрюх», и вывешенный над входной дверью обшарпанный деревянный шар с шипами вполне соответствовал этому названию. Соответствовал ему и хозяин — он, как и иглобрюх, был весел, пузат и (что выяснилось позже) колюч (на язык). Звали его Эллам, и был он онталаром, что в Хаггоррате, как известно, редкость.

В помещении ожидаемо пахло рыбой и знаменитыми на весь Ганис ниогерскими элем и табаком, к которому (Левиор унюхал) примешивалось лёгкое амбре змеиной травки[26].

Левиор взял Кинка за плечо и повёл к свободному столику в углу, у большого окна.

Таверна, по всему было видать, процветала.

— Первая после третьего камня Нойби, а значит, и от Реммиара первая, — резонно подметил Кинк, — если морем идти. Вот и прёт сюда народ.

Была ещё одна причина благоденствия Ам-ти-Тарка и «Иглобрюха», о которой путники и не подозревали: каждый утро на окраине деревни собирался рыбный базар. И «пёр» народ в Ам-ти-Тарк по торговой надобности, выражаясь рыбацкой терминологией, косяками: одни с моря, другие по суше. Так или иначе, а в первой половине дня желающих перекусить и отпраздновать удачную покупку в «Весёлом иглобрюхе» было хоть отбавляй.

Справа от Левиора у стены два крестьянина кушали чорпу[27]. Чуть дальше сидел, привалившись к стене и попыхивая трубкой, здоровяк нуйарец с огромным кольцом-серьгой в ухе и ярко-красными бородой, шевелюрой и носом. Змейкой, похоже, тянуло именно от него. Четыре прямоугольных стола в центре зала были заняты слишком многочисленной (человек пятнадцать) и разношёрстной, чтобы её описывать, компанией. Стоит лишь заметить, что это были не рыбаки, а люди торговые, по всему видно, меж собой знакомые, удачно закупившиеся морепродуктами и отправившие товар к продаже. Слева, за очагом, сидели трое: мрачный сарбах с худым угловатым лицом и два небедно одетых заро: коротко подстриженный юнец лет четырнадцати и белобородый, изрядно уже полысевший его папаша.

«Ничего интересного».

А вот дальше, сразу за угрюмой троицей (Левиор аж привстал), завтракали и выпивали двое — жрецы, о чём говорили их одежды и коротко стриженные волосы (как того требовали их цвет и сан). Были ещё люди, но в силу известных обстоятельств Левиор ими не заинтересовался.

«Два Белых сулойам! Вот это удача! — с надеждой подумал он, приглядываясь к служителям «рыбьего» культа. — На ловца, как говорится, и… и пьяный сулойам Ихольар! А ослик у них, интересно, есть?»

То, что они «употребляли» в столь ранний час, Левиора не удивило — как-никак, а у сулойам праздник, и длиться он будет аж до конца недели.

«Это ж надо столько пьянствовать! Повезло бедолагам! — искренне посочувствовал на глазах «синевшим» жрецам Левиор. Каким образом один из них лишится своей одёжки в его пользу, он ещё не придумал — решил не торопить события и действовать исходя из обстоятельств, но то, что смена «образов» произойдёт, считал почти свершившимся фактом. — Не зря же Великая Рыба — Ихольар — послала мне этих двоих! Если на мне одежды и колокольчики сулойам — я святой, а не бродяга!»

Жрецы веселились от души — смеялись над чем-то только им известным: правый — на вид постарше, орлиноносый, с широким лбом и массивным подбородком, — хихикал тонко и со скрипом. Тот, что слева, розовощёкий и толстогубый, заходился смехом — хоть и беззвучно, но во всю свою поросячью глотку. Он забавно щурился, сучил ножками и пристукивал по столу пухлыми ладошками.

— Хозяин! Эй! — позвал Левиор.

Онталар обернулся из-за стойки.

— Слушаю.

— Мы хотели бы покушать.

— Ой! Извините, градд, закрутился, сей момент!

Он подошёл, вытирая передником руки, и остановился в ожидании.

— Что желаете?

— Так… чорпу нам дай, уважаемый, две большие миски, — начал Левиор и почувствовал, как Кинк дёргает его за рукав. — Три большие миски чорпу, — поправился он.

Онталар понимающе улыбнулся и кивнул.

— С рыбой?

— С мясом.

— Это Ам-ти-Тарк, градд. Самая свежая рыба в Хаггоррате! Есть у нас, конечно, и мясо, но…

— Ну хорошо — с рыбой. Так… ещё давай нам… — Левиор заглянул в услужливые глаза пузатого онталара и понял, что с кем — с кем, а с ним по части выбора блюд ему не тягаться. — Что у тебя есть, уважаемый, вкусненького? С дороги мы — проголодались.

— Так это… любое блюдо из рыбы скажите — мой кухарь враз сготовит.

— Я вашей кухни не знаю, сам предложи.

— Креветки, жаренные в панировке, с сыром, в чесночном соусе, в кокосовом молоке, с рисом и яйцом. Кальмары, тушённые в сметане, фаршированные лососем, пикантные с ветчиной, чесноком и перцем. Акула, нашпигованная васаргой и древесными грибками по-реммиарски. Салат из акулы с селёдкой. Катранец под соусом из пережжённой коры баока и солёного лимона. Супчик из акульих плавников…

— Достаточно, уважаемый! Принеси две акулы по-реммиарски, креветок… в чесноке, свежих овощей и кувшин тыквенного сока. Если знаешь что-то ещё, что, по твоему мнению, эти блюда дополняет, — тоже неси… Так? — спросил он Кинка, когда онталар ушёл.

— Да, — шмыгнул тот носом, — только катранца с баоком я бы тоже попробовал. Говорят, вкуснотища — язык проглотить можно!

— Не спеши, — взлохматил ему волосы Левиор, — это только начало. Попробуешь всё что захочешь…

Через десять минут явился слуга, поставил на стол сок и двухцветные керамические миски с дымящимся чорпу и овощами.

— Акула по-реммиарски будет готова через четверть часа, — предупредил он.

— Это нас устраивает.

Взялись за ложки. Ели молча: для Кинка это было наиважнейшее из всех занятий. Левиор же пытался сообразить, как ему так заболтать сулойам, чтобы они сами отдали ему свою одёжку.

Навскидку вырисовывалось несколько вариантов, самым простым из которых было заказать вина и, угостив жрецов, втереться к ним в доверие. Путём усиленных возлияний довести себя (фиктивно) и их (натурально) до желаемой в таких случаях кондиции. После чего, пребывая как бы в душевных терзаниях, поведать о злыдне-папаше, оставившем любимого сынульку без наследства, или же о великой и неразделённой любви. А то и вовсе о сбежавшей от алтаря невесте рассказать… Два последних варианта (а может, и все три) лучше было объединить — так оно жалостливее получится… Дальше что? Выпить ещё. Немного поплакаться. Поскулить. Похныкать. Хряпнуть в сердцах по столу кулаком и натурально так засомневаться: а стоит ли вообще такому неудачнику жить в этом подлом и жестоком мире? Вспомнить все обиды и неожиданно признаться, что, дескать, в глубине души всегда желал служить Великому богу Ихольару и почитал сие не за труд, а за великое благо, тем паче что рыбу всегда любил, особливо солёную с пивом. И вот теперь, когда добрые братья сулойам вразумили наивного дурачка, считаю, мол, что настал наконец момент и нужно, отринув бренное, предаться в руки… плавники?.. или нет… короче, что там у него? В общем, не важно, главное — что желаю вверить себя Великому Ихольару и душой, и телом! Чтоб эта тварь безрогая была жива и здорова на веки вечные!

Буйное воображение тут же отобразило растроганных до слёз жрецов, утирающих глаза платочками, безрогого бога Ихольара, помахивающего рыбьим хвостом, и блаженного ликом Левиора, стоящего на коленях и молитвенно скрестившего пальцы.

«Тихо, — успокоил он себя, борясь с приступом истерического смеха и пытаясь домыслить финальные детали. — Так вот, — подумал, — веришь или нет, а после такой обработки любой из жрецов, будь то Белый, Чёрный или даже Красный, незамедлительно предложит тебе пополнить стройные ряды сулойам. Ну а там и до примерок с последующими переодеваниями недалеко. Свои уже, как-никак!»

Неплохо, но… Был в этом плане один маленький изъян: любой из присутствующих… как ни крути, а от онталара и слуги его никуда не деться — не выгонишь же их из собственной таверны! Так вот, попади любой из этих двоих в руки Кьегро Тавуа — обязательно вспомнится ему (уж экзекутор расстарается), что именно подозрительный человек по имени Дисаро напросился в друзья к доверчивым жрецам, споил их и, соответственно, имел злонамеренный умысел присвоить их одежду и средство передвижения, то есть осла. В том, что осёл был, Левиор почему-то не сомневался. Или просто, потакая детским фантазиям, сильно хотел в это верить. То, что его обвинят в мошенничестве, Левиора не очень беспокоило, а вот то, что Кьегро будет знать его новые приметы, грозило обернуться большими неприятностями. Другие варианты он отсёк в связи с такой же явной несостоятельностью.

«Надо сделать так, чтобы сулойам самим рассказывать о своих похождениях было стыдно, а ещё лучше — чтобы опасно… Ну, и как мне быть? — поковырялся он в зубах несъедобным рыбьим хрящиком. — Что прикажете делать? Не опускаться же до банального грабежа! А что, можно… — Левиор сразу отсёк все подобные варианты, во множестве предлагаемые ему мозгом, блуждавшим в поисках подходящего решения. — Грабёж — это не мой метод. Тем более что последствия те же: их хоть окрути, хоть ограбь — подозрение на тех немногих, что сейчас в таверне. А в лесок сулойам никак не выманить — они тут, похоже, всю неделю гулять собрались».

Пока он думал, занимавшие центр зала торговцы разошлись и стало непривычно тихо. Теперь по таверне гуляли лишь хохотки и крики веселившихся жрецов — они пели похабные куплеты из «Сааха и Неоры», смеялись, спорили; толстогубый всё время подначивал своего более серьёзного товарища, а орлиноносый, хоть и пытался держать себя в руках, нет-нет да попадался в ловушки коллеги.

— Смотри, Гелд, какую гору тарелок парнишка несёт! Спорим, что ещё пяток сверху доложить можно! И дотащит! Стой! — остановил он слугу, азартно приподнимаясь из-за стола; колокольчики на его поясе звякнули. Слуга остановился. — Иди-ка сюда!

— Уходи, не слушай! Брось, Прев, — орлиноносый помахал копчёным осьминожьим щупальцем, — и без спора ясно, что дотащит.

— Ясно, да не ясно: а вдруг не удержит и навернётся со всей этой горой посуды?

— Не навернётся. Иди уже, — словно хлыстом, взмахнул щупальцем в сторону застывшего слуги орлиноносый. — Мы пошутили!

И всё в том же духе. Выпивали они не так рьяно, как поначалу показалось Левиору, да и горы опустевшей посуды накопились не от скорости употребления спиртного и закусок, а от их (сулойам) неряшливости. Когда слуга в очередной раз подошёл к их столику, намереваясь убрать два опустевших кувшина из-под вина и прибраться на порядком загаженном столе, орлиноносый быстро отшил его:

— Иди отсюда, не подслушивай! — с раздражением прикрикнул он, замахав руками. — Нам и так хорошо. Надо будет убрать — позову.

— А спорим, что он… — затянул старую песню толстогубый. И так далее…

«Ну хорошо, — подумал Левиор, — не хотите по нормальному пить — дядька Дисаро вам поможет!»

Как ни крути, а начинать надо было с выпивки, и Левиор, взмахом руки остановив уныло бредшего мимо слугу, попросил его позвать хозяина и принести стакан ключевой воды.

А тут и помощь пришла. Как это часто бывает, неожиданно — что называется «откуда не ждали»:

— Что ты, дядька Дисаро, мучаешься? — жуя, произнёс Кинк так, что трудно было разобрать. — Хочешь, скажу, что надо делать?

— Да? — он удивлённо посмотрел на мальчишку, за обе щеки уплетающего чорпу из второй уже миски. Первая была вылизана до зеркального блеска — не то что остатков пищи или соуса, даже эмали на ней, казалось, поубавилось!

— Ты ж не просто так на сулойам таращился?

Левиор качнул головой: согласен, мол, продолжай.

— Ты не вор и не бандит. Денег тебе не надо, благословления сулойам тоже. А что со жрецов более взять можно: чётки, ха-ха, да колокольцы жреческие! — сказал Кинк вроде как в шутку, но следующие его слова показали, что и нет: — С лодкой ты, конечно, управляться можешь. Чуть-чуть. Но не настолько, чтобы в опасном месте да не пойми куда плыть по морю, да ещё и в ночь! А это значит, что ты, дядька ДИСАРО, — имя было произнесено с нажимом, а значит, и с намёком, — от кого-то скрываешься. А тогда и чётки, и колокольцы жреческие, и шочерс того вон толстогубого — он по комплекции к тебе ближе, — и посох евойный, и ослик… я в окошко приметил, — пояснил он в ответ на удивлённый взгляд Левиора, — полчаса назад слуга с мешком и ведром в сараюшку ходил. Я и подглядел, когда он ворота открывал, — тут в окошко всё хорошо видно. Два осла и мул там. Мул не знаю чей, а ослы — точно их, — он мотнул головой в сторону сулойам.

«Вот те раз! Два ослика! Великие боги всегда лучше меня знают, что мне нужно!» — Левиор невольно скосил глаза на окно и с новым интересом взглянул на не по годам мудрого мальчугана.

— Тебе надо с ними поспорить, — сказал Кинк, отправляя в рот последнюю порцию чорпу. — Губошлёп сам всё время нарывается. Не видишь, что ли? — Он облизал ложку. — А вот чтобы никаких подозрений не возникло, его надо подзадорить и нашептать: на что с тобой спорить?

— Его зовут Прев, а орлиноносого — Гелк.

— Слышал. И не Гелк, а Гелд, — мальчишка с укором посмотрел на Левиора и промокнул кусочком хлеба размазанный по краям миски соус. Сыто отдулся. — Не перепутай! И смотри не зови их по именам, пока сами не представятся!

— Ты меня-то не учи! — удивительно, но Левиор был готов обидеться: мальчишка продумывал партию на несколько ходов вперёд. «Может, он и в зут-торон играет?»

— Извини, дядька Дисаро, старший здесь ты.

— Прежде чем спорить или играть, надо их напоить.

— Это само собой разумеется. В общем, слушай сюда, дядька Дисаро, — Кинк придвинулся к нему. Притянул к себе, обхватив за шею единственной рукой, и зашептал, горячо дыша, в ухо…

— А ты, братец, мошенник! — Выслушав то, что придумал Кинк, Левиор очень серьёзно посмотрел на пацанёнка.

— Чего?

— Молодец, говорю! Давай действуй!

Кинк расцвёл в улыбке.

Слуга принёс воду. Левиор опустил в плошку несколько белых шариков. Вода забурлила. Одним махом Левиор выпил её. Крякнул, поморщился.

— Что это?

— Специально обработанные косточки белой васарги. Чтобы сильно не захмелеть.

— Гужу-гуж, что ли?

— Тэннар Великий, ты и это знаешь?!

— Знаю. Гужу-гуж — это хорошо. Ты вот что: подыгрывай мне, ладно. Но только натурально — сможешь?

— Разумеется.

— Ну, вот и ладненько! — Кинк встал, утёр губы тыльной стороной ладони. — Ща всё будет, дядька Дисаро! С тебя вина плошка!

— Ага — две, и трубка с отборнейшим артарангским чуб-чубом.

— Ловлю на слове!

— Кхе-кхе, — за спиной Левиора стоял трактирщик Эллам.

— Вина мне принеси, уважаемый… что там у тебя есть из достойного?

— Советую попробовать ниогерское кисло-сладкое. Вы, возможно, о нём слышали: истинно хаггорратский напиток. Если вы, побывав в Хаггоррате, не пробовали этого вина, то вы ничего не пробовали! Останетесь довольны, градд.

— Крепкое оно?

— Достаточно. Приблизительно как эль.

Левиор кивнул.

— Неси большой кувшин…

— Сразу большой? Пробовать не будете?

— Раз говоришь «хорошее» — значит, так оно и есть.

— Только это… пожалуйте денежку вперёд. И за обед надо бы расплатиться. Порядок у нас такой.

Вместо слов Левиор вручил ему аж три золотых рэла. Плата была непомерно завышенной — раз так в тридцать, — но Левиор покупал сейчас не вино и закуски, а лояльность трактирщика. И тот это понял и оценил — взял деньги с благодарностью и, с достоинством неся бочкообразный живот, вразвалочку направился к стойке.

За всем этим Левиор не заметил, каким образом Кинк оказался на скамье подле толстогубого Прева. Мальчишка вовсю отрабатывал свой хлеб — не забывая тягать из большого блюда посреди стола куски копчёного осьминога, рассказывал жрецам что-то настолько весёлое, что те хохотали, хватаясь за животы и утирая разом набежавшие слёзы.

— Ваше вино, — хозяин водрузил на стол кувшин и фаянсовую плошку. Именно из таких здесь было принято пить вино. — Ниогерское кисло-сладкое. Я взял лучшее из личных запасов.

Левиор плеснул себе вина в плошку. Сделал глоток и позволил напитку с дивным вкусом пощекотать ему нёбо.

— Недурно!

— А то! Благодарю вас, сиорий! Что-нибудь ещё из еды?

— Обязательно… позже.

«План Кинка хорош сам по себе, — размышлял Левиор, лошадиными дозами заливая в себя ниогерское кисло-сладкое, — а особенно тем, что жрецы, облапошенные таким экстравагантным способом, даже если в силу своей прозорливости и смогут проникнуть в истинную суть вещей, постесняются сообщить кому-либо о своём фиаско».

— Хозяин! Ещё кувшин этого вина мне и уважаемым сулойам!

Хохотавшие над очередной байкой Кинка жрецы затихли и с нескрываемым интересом посмотрели в его сторону. Левиор тактично кивнул им, они ответили ему тем же — первый контакт состоялся…

*Змеиная травка — пыльца змеиноголовой лесянки, лёгкий наркотик. Черпуха (черпанец, черка, чуб-чуб) — тёртый панцирь большой артарангской черепахи. Сильно действующее наркотическое вещество.

Глава 22. Добрый углежог

Утро по ощущениям Тэйда наступило слишком уж скоро. Он только-только разоспался, так сладко, мягко и тепло было ему. Еле-еле раскрыв глаза, он долго тёр слипавшиеся веки — всё никак не мог понять, где находится.

— Вставай, соня, — Инирия глядела на него, улыбаясь. Она разложила на плоском камне скромный завтрак. — Перекусим немного и пойдём.

— Ты что, знаешь, где выход?

— Смеёшься? Конечно, нет.

Тэйд уставился на девушку с недоумением, а она продолжала:

— Вода выведет. Тут недалеко — я чувствую.

«Чувствуешь? — Тэйд потянулся, — хорошо бы».

…Шли молча. Инирия то и дело прикладывалась щекой и ладонями к влажным шершавым стенам, видно, и взаправду каким-то чудодейственным образом узнавая направление, двигалась дальше. На развилках задерживалась немного дольше, но видно было, что, сделав выбор, не сомневается в нём ни на йоту.

Они несколько часов шли по узким коридорам.

Стены из обработанного камня закончились. Светившиеся вставки попадались всё реже и реже, да и размером они теперь были значительно меньше.

Воздух становился чище, иногда Тэйду казалось, что он чувствует лёгкое дуновение ветерка. Как ни странно, но он давно ловил себя на мысли, что тоже знает, куда им надо идти. Несколько раз на развилках, он мысленно пытался определить направление и всегда угадывал то, которое выбирала Инирия. И будь сейчас впереди развилка, он почему-то был уверен, что им надо забирать левее.

Наконец, после очередного поворота, среди камней, впереди мелькнул робкий лучик света. Они прибавили шаг. К первому лучику прибавился второй, затем ещё один, и ещё. Яркий свет заполнил всё пространство туннеля, и в конце его — шагах в десяти от них — показался клочок чистого безоблачного неба с оборванными острым камнем краями.

Тэйд не удержался и побежал, когда услышал впереди до боли знакомый свист: навстречу ему стремительно неслась маленькая тень.

— Вир!

Пееро прыгнул на плечо Тэйда и радостно принялся тереться об его щеку, а после уткнулся холодным носом ему в ухо и блаженно засопел.

Они карабкались вверх, тяжело дыша от усталости и возбуждения, от яркого света Лайса воспалённые глаза заболели, но они всё равно были рады увидеть его.

В дюжине шагов от входа…

«Девять Великих!» — хотя для Тэйда уже не было секретом, кого он увидит, всё же он чуть не вскрикнул от восторга: на огромном валуне сидел Саима.

Можно было подумать, что онталар просто уснул, если бы не его монотонное покачивание из стороны в сторону и не кольцо из равномерно струившегося в небо дыма вокруг него. Руки онталара были свободно опущены вдоль тела, голова запрокинута назад, глаза прикрыты.

Пееро радостно заверещал, бросился к «хозяину», но стену дыма пересекать не решился. Просто сел поодаль на задние лапы и принялся терпеливо ждать.

— А вот и он, да к тому же не один, — из-за ближайшего дерева вышел дауларец Нёт.

* * *

— Как вы меня отыскали? — Тэйд развалился у самого огня, рискуя подпалить себе ноги. Отблески костра плясали на его, слегка осунувшемся от усталости лице. Рядом лежал Вир, уже успевший соскучиться, и довольно сопел, когда юноша ласково поглаживал его за ушком.

— Просто шли по тропе, а где она пропадала, полагались на интуицию мохнатого (это Саима Вира так иногда называл) или на свою. Она и у нас с Нётом есть.

— Так просто? — удивилась Инирия. Несколько минут она наблюдала за Саимой, затем отвернулась и улеглась на мшистую землю, подложив под голову тугой мешок.

— Давайте спать уже.

— А как, по-твоему, это должно было произойти? — спросил у неё дауларец.

— Не знаю, но я думала, что будет что-то более интересное. Замысловатые поисковые чары, загадочные амулеты, море крови, ну и ещё что-нибудь подобное, — хоть Инирия и лежала к ним спиной, Тэйд понял, что она улыбается. — Мужчины всегда любят немного приврать.

— Не без этого, — нехотя согласился Саима, — я и сам себе удивился, не меньше твоего.

— Долго вы нас ждали? — спросил Тэйд.

— Три дня, — Саима поморщился, глядя на огонь, — не поверишь, эта полянка меня не отпускала, не хотелось мне никуда оттуда уходить. Хорошее место, доброе.

— А что было в обозе, когда я исчез?

Саима перевёл взгляд на дауларца и потупил глаза.

— Мы одни выжили, — без лишних эмоций ответил Нёт.

Тэйд сразу всё понял, больше вопросов от него не последовало.

— Так что, мальчики, будем делать? — Инирия перевернулась на спину и заложила руки за голову.

— Не знаю, — шмыгнул носом Саима, — завтра решим. Ты обещала про себя рассказать.

— Да? Не припомню что-то такого.

— Обещала.

— Да нечего особо рассказывать-то…

— Как нечего? Как ты к Слейху попала, расскажи? Если не секрет, — попросил Саима.

— К Слейху?

— Насколько я помню вы, сиита, представились как Инирия са Этло. Не думаю, что на Ганисе найдётся ещё один сиурт пееро которого зовут Этло. На онталаршу вы не очень похожи, а раз носите фамилию сиурта Слейха, смею предположить, приходитесь оному приёмной дочерью. Равно как и Тэйд приходится приёмным сыном Маану са Раву.

— Слейх меня и подружку мою Кинусу у водного Среза нашел. Полуживых. Ну и взял к себе. Вернее, это тётушка Лайса его сестра нас взяла. А сам он сперва не хотел, но потом привык, помягчел, — она улыбнулась скупо, но так очаровательно что у Тэйда на миг остановилось дыхание.

— А в подземелье ты как попала? — не унимался Саима.

— Гуляла.

— А если серьёзно.

— А если серьезно, то от санхи прячусь…

Лежать на камнях было не совсем удобно, но это было неважно: так же, как и в ту злополучную ночь, Тэйд смотрел в небо, изучая мерцавшие звёзды. Вскоре на него навалилась страшная усталость, веки закрылись сами собой, и он, недослушав рассказ Инирии (в котором для него не было ничего нового) погрузился в глубокий сон…

…Когда проснулся, было ещё темно, лишь высоко над головой застыл неполный диск Сароса и тускло мерцал огонёк костра. Все спали. В стороне, удобно устроившись на корневище выворотня, полулежал Нёт.

— Пора вставать? — спросил Тэйд, дауларец обернулся.

— Скоро рассвет, — ответил он, — я решил, что вам лучше поспать подольше. — Не беспокойся, я покараулю.

Тэйд зевнул, потянулся и тут же горько об этом пожалел — боль в боку заставила его скрипнуть зубами.

«Ты снова со мной?» — поприветствовал он старую подругу и вновь потянулся, назло всему. — Нечего расслабляться!»

— Всё в порядке? — спросил Нёт.

— Да. Ночью ничего не случилось?

— Нет. Всё спокойно.

До рассвета оставалось не более часа. Небо на востоке понемногу начинало светлеть.

Он встал, легонько потряс Саиму за плечо, из складок капюшона онталара тут же показалась заспанная мордочка Вира.

— Ого, все уже встали, — голос заспанной Инирии был ещё прекраснее.

— Все, почти. Маг наш что-то не спешит просыпаться.

— Во-первых, не маг а сиурт, — приподнялся на локтях Саима, — во-вторых, я уже почти встал. Хватит мне тут над ухом жужжать.

Пока они перекусывали остатками ужина, Нёт собрал лагерь, погасил огонь…

…Денёк выдался отменный, под стать общему настроению: шли споро, можно даже сказать, с весельем.

Уже под вечер вышли к дубовой роще, после — к оврагу сухому. Сразу за ним увидели заброшенную лесопилку.

Чудом ещё уцелевший сарайчик, стоявший на небольшой полянке, густо заросшей травой и мелким кустарником, понравился всем. Среди старых выгнивших пней, покрытых толстым слоем мха, валялись изъеденные жучком брёвна. Внутри сарая было сыро, пахло плесенью. Старые, давно превратившиеся в труху опилки были горами навалены по углам. Повсюду разбросаны чурбаки и полусгнившие деревянные балки. Большое, в человеческий рост колесо пилы, треснутое и обильно изъеденное густой ржавчиной, валялось посреди сарая.

«Вполне подходящее убежище, — оптимистично решил Тэйд. Он попробовал на прочность и поправил доски, по всему видно, служившие настилом для прежних обитателей, небрежно смахнул обильную паутину, покрыл плащом и улёгся поверх. Покрутившись немного и так не найдя приемлемого положения, когда терзающие его хищные шипы вериг не так сильно доставали бы его, мысленно плюнул и, заложив руки за голову, утомлённо прикрыл веки.

Прошло минут десять.

— Здесь ночевать будем? — спросил Нёт.

— Не знаю, — голос Инирии звучал глухо сквозь пелену сна, навалившегося на Тэйда. — Сыро и неуютно здесь.

— А мне нормально, — глухо промычал юноша. Он перевернулся на бок и, окончательно наплевав на боль от вериг, свернулся калачиком.

— Ты что, спишь? Ужинать будешь? — спросил дауларец.

— Оставь его в покое, Нёт. — Инирия подбрасывала на ладони кубик, тот что выиграла у Тэйда в подземелье. — Не пойму, отчего он тяжелый такой. И руна Уино, сколько ни кидаю, ни разу не выпала.

— Дай попробую, — проявил интерес Саима.

Инирия бросила ему камень.

Онталар поймал, повертел в пальцах, внимательно разглядывая символы. Метнул раз, второй, третий, четвёртый…

— Да чтоб тебя! — прорезалось у него азартное где-то на третьем десятке бросков.

— Вот и я о том же, — задумчиво постукивая пальцем по губам, сказала Инирия. — Странный камень. Что-то в нём есть такого…

— А ты брось его хитро через локоток, как камуны бросают. Али не умеешь?

Они обернулись.

В проёме, опершись одной рукой о косяк, стоял невысокий, щуплый, лохматый мужичок с красными глазами. Он поднял чёрную от копоти ладонь в приветственном жесте и безбоязненно шагнул внутрь.

— Куамбас углежог я. Тута, в Жигарях живу, что в Заовражье. Я вас с холма приметил. Чёй-та, думаю, за незнакомцы здесь лазят, малину мою обирают, вот и пошёл за вами, спросить-полюбопытствовать, мож надоть чего? Медку там или жратвы малость. Излишки сбагрить, денежку заработать. Может, убить кого надо, говорите, не стесняйтесь. Деньги-то есть у вас?

— Какой мёд? Какая малина? Ты чего несёшь? Зима на носу, — приподнялся на локтях Тэйд.

— И что значит «кого-нибудь убить»? — спросил Нёт.

— Шучу я. Чего ты вскочил, сядь уже. Меч, вижу, у тебя, да и сам кого хошь убьёшь. Не пойму только, чёй-то вы в этот гадюшник залезли, али умишком Великие вас не одарили? Этот чего валяется? Больной? Заразный?!!

— Сам ты, — вступился за Тэйда Нёт. — Чего надо тебе? — он поспешно дёрнул к себе суму, к которой тянулись кривые Куамбасовы руки.

Инирия молчала и, слегка повернув голову, исподлобья следила за непрошеным гостем.

— Да ладно тебе, — переступил с ноги на ногу углежог Куамбас. — Вы бы шли отсюда, я тута одну ночку как-то сподобился переночевать, так до сих пор в дождливый день спину ни согнуть, ни выпрямить, так и хожу, как тележный обод, и рука высоко не поднимается, ступор в плече, хоть волком вой. А ты, девка, совсем мозга лишилась, застудиться хочешь? Детей кто за тебя рожать будет? Я или Рутька моя? И не помышляй, не бывать тому, — на полном серьёзе отрезал он. — Чего молчишь, девка? Хорош глазолупничать.

Инирия встала и будто невзначай лязгнула кинжалом. Куамбас тут же замолк, стоял теперь, дико вращая воспалёнными глазами и поджав гусиной гузкой чёрные от сажи губы.

— Куамбас говоришь? — засомневался Саима. — Углежог из Заовражья? Случайно нас приметил и пошёл следом?

— Так и было.

— Что за Жигари? — спросила Инирия. — Не знаю таких.

— Так и не мудрено, сошла на нет моя деревенька — полторы избы, две из них пустуют. Одно название и осталось. Зато теперь, когда в округе никого, можно уголь вовсю жечь…

— Углежог значит? А чего дымов не видно?

— Три стога на жёсткий прожог наново ставим. А красноугольная яма уже десятый день пыхтит, только с неё дыму почти нет, да и быть не должно.

— А запах? — спросил Нёт.

— Так вы со стороны гор шли, зайди от пустошей, под ветер, будет те и запах, и слёзы в глазах, и сопли до пупа.

— Ага… ну присядь, что ли, углежог, поговорим, — предложила Инирия.

— Да нечего мне с вами тут рассиживаться, говорю же, от местного климата у меня ломота в кости. Надо вам, так у меня можно переночевать, там и языки чесать сподручнее под винцо тыковичное… тут ходьбы-то меньше часа… под горочку, опять же. Ясен пень, обихожу вас не задарма, хором не обещаю, но ужин и теплая постель будут… а нет, так оставайтесь с Великими, а я пойду, чего высиживать-то, скоро стемнеет.

— И сколько ты хочешь за свои заботы? — поинтересовался Саима.

— По пять риили с носа за ночь и ещё по пять за кормёжку, за выпивку поговорим отдельно, на месте.

— А не жирно тебе будет? — подал голос Тэйд.

— Перетерплю, не беспокойся. Ой, а ты чего синюшный такой? Хм…Чё, и впрямь больной он? С тебя тогда десять монет за ночь… в сарае на сене положу. Ну, решайтесь уже, смеркается.

— Что ты заладил, больной да больной, — одёрнул его Саима.

Тэйд посмотрел на Инирию, спросил одними глазами: «Что делать будем?»

— Хорошо, — вслух ответила ему и Куамбасу Нира. — Но только…

— Знаю, знаю, — глаза сметливого углежога хитро блеснули. — Если что, так вы меня из-под земли достанете да всю родню на лоскуты порежете, а моей…

Полная желчи речь его была прервана одиноким ржанием лошади, донесённым ветерком откуда-то с севера.

— Кто это? — Куамбас кинулся к стене, прильнул к щели между досок. — Не те, — с досадой выговорил он и бросился к двери.

— Что значит «не те»? — Нёт схватил его за плечо.

— А то и значит!

— Стой.

— Э нет, ребятки, прощевайте, — прошипел Куамбас, выворачиваясь из объятий дауларца, — не по пути нам дальше. — Он кинулся к выходу.

— Уведи нас отсюда.

— Нет.

Инирия, мгновенно оценив обстановку и поняв, что без проводника, который знает эту местность как свои пять пальцев, им от погони не уйти, запустила руку в суму и вытащила горсть дииоровых монет.

— Тифта, за каждого.

Мужичок застыл в дверях, недовольно пробурчал что-то себе под нос.

— Две, — продолжила торг Инирия.

— Пять! — раздобревший с перепуга Тэйд впопыхах натягивал плащ изнанкой наружу.

Саима неодобрительно покачал головой, осуждая его необоснованное расточительство. Привыкший жить по средствам, он привык считать каждый риили и был поражен способностью Тэйда сорить деньгами, и неважно было, заработаны ли в труде те деньги, найдены ли в подземелье или же выиграны в триктрак у Инирии.

— Двадцать за всех?! Уговорили. Давай дииоро.

— Потом.

— Потом — по жопе долотом.

— Сказала потом, — сквозь зубы прошипела Инирия и на треть обнажила клинок.

— Потом так потом, — Куамбас шмыгнул носом и просиял той улыбкой, которую древесные коты обычно приберегают для маленьких оленят. — За мной давайте. И тихо мне чтоб, хошь резать будут, молчите. В лес! Живо!

Уговаривать никого не пришлось — три тени, разом сорвавшись с мест, кинулись за углежогом Куамбасом…

Рёв и топот, перемежавшиеся с грохотом металла, за их спинами неожиданно усилились, но к тому времени, как санхи выехали к лесопилке, беглецы были уже достаточно далеко, чтобы не быть замеченными…

Дорога шла мимо скопления огромных многовековых дубов. Было темно, изумрудный Сарос то и дело закрывали проплывавшие по небу облака, но впереди путеводными звёздами горели три фонаря, один за другим. У первого перед путниками выросли три купола со срезанными, недоложенными вершинами (стога, как называл их Куамбас), у второго — тлеющая синими глазницами сыродутная печь. Третий освещал два дома, стоявших углом к углу, и длинный до несуразности сарай. Вот и все Жигари, как назвал эти творения древнего зодчества Куамбас.

— Пришли. Расплатиться бы сразу за провóд. Уговор был? Нет? — пролепетал Куамбас, до сих пор не веря в свалившееся на него богатство (как-никак, а двадцати тифт ни один углежог и за полгода не зарабатывал). Он протянул к Инирии трясущуюся руку и украдкой облизал сухие прокопченные губы. — Мне от Рутьки — бабы моей, денежку припрятать… — получивши сполна, он приободрился, разогнул спину и махнул в сторону дома рукой. — Идите пока, я догоню.

— Э… а как? Кто там? — насторожился Тэйд. — Что сказать?

— Говорю ж, догоню. А коли охоты нет, здесь ждите, я мигом.

До дома было шагов двадцать. Тишина, поначалу казавшаяся абсолютной (Тэйд слышал, как тревожно бьётся сердце в груди), постепенно наполнялась звуками: беспокойно мыкнула корова, скрипнул колодезный журавль, дверь, звякнула цепь, хрустнул под ногой камешек… Неожиданно яростно забрехали собаки, в ближайшем окне загорелся огонёк, судя по всему, потревоженные обитатели с опаской вглядывались в темноту. Внутри загомонили. Голоса мужские, грубые…

«Кто это там? Не Куамбасова же зазноба так басит!»

Сквозь бранные выкрики и ставший при приближении отчётливым топот тяжелых сапог послышались звон металла и ржание лошадей. Небо прояснело, как по заказу, и пробившийся сквозь тучи луч Сарос высветил людей в бордовых одеждах, высыпавших во двор.

По шее Тэйда пробежал холодок.

— Санхи! — задохнулась Инирия, ошеломлённая увиденным. — Назад!

Но уйти незамеченными не удалось. Дальнейшее произошло очень быстро. Захлопали двери… из-за сарая, звеня доспехом, повалили жрецы, вооружённые балестрами и короткими копьями.

— Тут они! Держи! — истошно завопил предатель Куамбас, дав петуха. Он вылетел к коновязи и теперь указывал в их сторону, выставив перед собой обе руки. — Хватайте их! Уйдут!

Разом вспыхнула дюжина огней. Беглецы бросились назад, к лесу. Щёлкнули тетивы, зашипели первые болты, свистнули стрелы.

Тэйд нёсся что было сил, не разбирая дороги, тяжело дыша и не оглядываясь, полагаясь исключительно на удачу. Рядом сопел Саима, чуть левее, обгоняя всех, летела Инирия, петляя между деревьев. Нёт бежал последним.

— Не отставать, косолапые! — подбадривала их неутомимая кейнэйка, на ходу перебрасывая лямку сумы с одного плеча на другой.

Топот копыт сзади усилился, задрожала земля. Темноту прорезали полосы горящих стрел.

Впереди, уходя влево, мелькнула тень Инирии, за ней широкая спина Нёта, Тэйд бросился следом, поскользнулся и кубарем скатился вниз. Колючий кустарник и жёсткая трава мгновенно резанули по лицу и рукам. Кровожадные цепи вериг впились в грудь и бока. Тэйд тут же вскочил и, как ни было трудно, устремился вперёд, к ещё бóльшим зарослям, стеной стоящим поперёк намеченного пути.

Кочки, ямки, стволы и ветви. Ушибы и ссадины не в счёт — лишь бы убежать.

Продравшись сквозь заросли, они оказались в некоем подобии оврага.

— Давай, Тэйд, поднажми, — подбадривала его Инирия, слегка замедляясь, — немного ещё и уйдём.

За овражком (это им было известно из дневных похождений) лежала небольшая полянка, за ней ещё один овраг, гораздо больший и глубокий, не чета этому.

— Конному по низам ходу нет, и укрыться там, что раз плюнуть.

Погоня шла верхом и держалась в полусотне шагов позади, ближе не позволяли кусты… пока не позволяли…

Тэйд начал уставать, ноги сделались ватными, он спотыкался через два на третий. Ещё три дюжины шагов — и он уже не бежит, а плетётся, шатаясь, с трудом разбирая маячившие впереди спины друзей. Погони он теперь не слышал: уши наполнились ровным гулом вперемешку с толчками от тупых ударов крови в висках и затылке.

И тут произошло нечто совершенно неожиданное: маячившая впереди фигурка Инирии исчезла, как не было, следом пропала широкая спина Нёта… и Саимы… Тэйда охватил животный ужас, и он, собравшись с силами, бросился вперёд, голыми руками отбиваясь от шипастого кустарника. Не успев сделать и трёх шагов, он осознал, что в какой-то момент не почувствовал земли под ногами…

Мысль, как известно, летит быстрее любого действия, и за мгновение неопределённости в голову к нему успела залететь лишь одна, очень коротенькая: «Яма! Медвежья!!!» — а ещё там побывало множество образов, по большей части кровавых. Но вместо так живописно возникших в его сознании кольев, пронзающих тела его и друзей, Тэйд свалился на что-то мягкое…

— Уф, — разом вышел из Саимы весь воздух.

— Молчи, — тихо до невозможности прошептала Инирия, прижимая к себе сморщившегося от боли Тэйда. Коснулась губами его раскалённого лба. — Тс-с-с. Терпи, повезёт — отсидимся.

Тэйд и не пытался заговорить, от волнения он с такой силой закусил губу, что почувствовал во рту металлический привкус крови. Саима под ним заворочался, но вынужден был пострадать малость, исполняя роль тюфяка во всех известных смыслах.

Они находились на дне двухтонловой ямы, верх которой был плотно укрыт частоколом одеревенелых побегов малины, отчего небо над ними можно было различить лишь благодаря двум малюсеньким звёздочкам, мерцающим меж скукожившихся от холода листьев репяшника…

Глава 23. Крэч

У настоящего воина нет учителя, кроме врага его. Только он укажет тебе, когда ты слаб, а когда силён, когда должен жить, а когда пришло время умереть.

Гэмотт-рам. Компендиум Камня, 512-й узел

Крэч медлил, — ждал, слушая тишину; в груди клокотало, гулко стучало в висках. Сейчас он чуял нутром: осторожность, прежде всего. Он знал, что Вейзо был здесь несколько минут назад, знал так же точно, как то, что он всё ещё Древорук, однако онталара видно не было — это щекотало нервы, и Крэчу нравилось такое, почти им забытое, колкое ощущение опасности.

Ночное зрение пока ещё не подводило его, оно не ослабевало, несмотря на годы без тренировок, и отчётливо демонстрировало окружающие предметы: стол с оплывшим огарком свечи, скамью, старую прялку в углу, сундук и дверь.

«Мне туда», — понял он, прикоснувшись к ручке. Глубоко вдохнув и отсчитав три удара сердца, Древорук открыл дверь и шагнул в темноту…

…Всё это время он исправно следил за Чарэсом. «На самом деле, — думал он раньше, — я мало чем рискую: отыщет ли северянин Тэйда, или же сам угодит в сети Вейзо — всё едино, я буду рад встрече и с тем, и с тем, как впрочем, и с обоими сразу».

Наблюдал он и за Кхардом и его синюшными ублюдками, которых тот называл скрамами, отслеживал передвижения его людей и не без уважения поглядывал в небо, где высоко под облаками кружил грозный гриф Вараш.

Ожидания Крэча оправдались: уже следующей ночью отряд ведомый Кхардом вышел на обоз, в составе которого находились и Тэйд с Саимой, вот тогда-то Древорук и понял, что за твари эти самые скрамы… Мальчишка оказался сообразительнее всех: сразу смекнул, что к чему, и, воспользовавшись его (Крэча) подарком остановил время и благополучно ускользнул от Кхарда и его косопузых тварей.

«От тебя, гадёныша мелкого, тоже ускользнул, — пожурил себя Крэч так, как когда-то в далёком детстве это делала бабуся, когда была им недовольна. Но в глубине души всё же не удержался и похвалил себя за предусмотрительно оставленную «малышам» чемирту. Тогда он не стал паниковать и суетиться без повода, скакать с вытаращенными глазами и высунутым языком по горам. — Зачем? Это проделают за меня ищейки Кхарда! Возможно, даже с бóльшим успехом».

А вот когда Чарэс неожиданно засобирался в дорогу, Крэч, ни на йоту не сомневаясь, как ему поступить на этот раз, тут же двинулся за ним следом. Его догадка оказалась верной: онталар Вейзо попался на своей неприязни к северянину, как берш на живца. Правда, сейчас этот самый «живец» пребывал (кто бы мог подумать) в весьма плачевном состоянии тела и духа, и его следовало побыстрее освободить.

«Не чужой как-никак. Враг моего врага — мой друг!» И это было правильно!

Пещеры, в которых жили корреды, находились в узкой по краям, но расширявшейся к середине лощине. Прямо перед скалами, на полянке среди некорчеванных пней лоснящихся на дожде пятаками спилов, располагались хозяйственные постройки и загоны для домашней птицы. За ними, кое-как облагороженные входы, ведущие непосредственно в пещеры — вытянутые двускатные козырьки на поросших мхом столбушках врезались в скалы, буквально срастаясь с ними.

Повсюду: на подходах к поселению и во дворах — валялись скорченные тела карликов (корреды были маленьким народцем, немногие из их мужчин достигали роста семилетнего ребёнка — феа или человека — неважно, благо, в этом возрасте они немногим друг от друга отличаются).

Вейзо, похоже, не собирался оставлять свидетелей и не щадил никого…

…Крэч Древорук медленно и осторожно спустился по лестнице, стараясь не шуметь, отворил дверь и, перешагнув через распластанное на пороге тело горбатой карлицы, ступил внутрь. В большой пещере с высоким сводом было хорошо натоплено, но совсем темно: световых отверстий не было, а дрова в камине лишь слабо дотлевали. Всё, что Крэч различил во мраке, — это спину ненавистного онталара, склонившегося над лежавшим на скамье связанным Чарэсом.

Рап-сах Древорука взрезал воздух, к сожалению, тут же проясняя, что Вейзо не зря называют Ктырём: ещё раньше, чем Крэч сообразил, что промахнулся, тот вскочил на ноги, крутанулся и ударил сразу двумя руками. Крэч успел подставить свою «деревяшку», чтобы хоть как-то погасить силу этих мощных тычков в грудь, но их хватило, чтобы он отлетел назад и шлепнулся в гору перепрелой соломы.

«Что меня выдало? Хорбутовы когти!!! Шорохи? Запах? Мысли?» — он выплюнул в солому кровавый сгусток. Рап-сах был потерян: безвозвратно канул в соломенной пучине.

— Вот те здрасте. Как же я рад снова видеть тебя! — нечеловеческим, вернее, неонталарским голосом прорычал Вейзо, разводя руки в стороны. Кожа его в отблесках тлеющих углей отливала киноварью, страшный шрам, пересекавший лицо, походил на кровавую молнию. — Как ты сказал во время нашей последней встречи? Есть на Ганисе Боги? Да… кажется, так. Теперь и я вижу, что есть. Вставай, псина, убивать тебя буду.

«Ого! Сколько желчи!»

Крэч взглянул на нож, который онталар вертел, зажав меж пальцев правой руки, и решительно закусил косичку, венчавшую левый бакенбард. Отвечать он, естественно, не собирался: резко вскочил, ринулся вперёд и сразу ударил. Противник же, наоборот, выжидал до последнего момента и, только когда сверкающее острие ножа почти коснулось его груди, неестественно изогнулся, качнулся в сторону и ответил двойным ударом: открытой левой ладонью метя в челюсть, и наискосок коротким ахирским клинком под рёбра.

Почему эту связку называли «Паучьим укусом», Крэч не знал, но предвидел, что онт выкинет нечто подобное. Он уже порядком изучил его манеру: привычку подседать на правую ногу, горбиться и неестественно выгибать локоть, — а потому применил финт, который продумал заранее и держал про запас. Ушёл вниз и в сторону — по дуге, выбрасывая вперёд, с разворота, дииоровый кулачище. Мощнейший удар удался, он пришёлся кровнику под дых, выбил воздух из лёгких, лишил ориентации. А когда тот согнулся пополам, Крэч (насытившись уже и не желая больше играть в охотника) холоднокровно крутанул нож на кольце больстера, меняя хват, и с неистовой силой вогнал смертоносное жало точно в правую глазницу Вейзо.

«Ну вот и всё!»

Древорук шумно выдохнул носом, выплюнул жеваную-пережеванную в ярости косичку и спросил тихо, явно не рассчитывая на ответ:

— Помнишь Нэму? Ребят моих: Треску, Весёлого, Кашку? Я обещал убить тебя трижды, по разу за каждого, и ещё тысячу раз за Нэму. Прости, не получилось, — он выдернул нож, позволяя телу уже бывшего врага опуститься на пол.

Некоторое время он стоял молча, растерянно осмысливая произошедшее, обветренное лицо его искривилось, наказанное досадой за скоро свершившуюся расплату, безумное от решимости убивать ещё.

В глазах его блеснули непрошеные слёзы. На ум пришла старая феаская поговорка: «Свобода не стоит и камня с пыльной дороги, если она не включает в себя право одной ошибки».

«К чему это мне теперь?»

Шорохи за спиной заставили его обернуться и взглянуть на связанного по рукам и ногам Чарэса. Возле того копошился перепачканный в крови горбун, до этого, видимо, отсиживавшийся где-то в глубине пещеры. Корред неистово пилил каменным ножом толстую (по его меркам) верёвку, которой был увязан северянин. Древорук посмотрел на пленника, и их взгляды встретились. Что тот увидел в его глазах, Крэч не знал, а вот тревога в глазах Чарэса и его напряжённое лицо, будто он пытался что-то выкрикнуть сквозь кляп, заставило Древорука обернуться. Беспокойство северянина оказалось вполне объяснимо, и объяснение находилось совсем рядом, за спиной Крэча. Оно состояло из крадущегося приятеля Вейзо и полутораручного меча в его неслабых на вид руках.

Если есть на Ганисе то шестое чувство, о котором так любят говорить жрецы Ткавела, то именно оно сейчас и объявилось в Крэче, спася его жизнь.

Почуяв опасность, он не оплошал. Совсем даже наоборот. Подогнув колени, ловко поднырнул под свистящий удар.

Лесоруб крутанул бастардом и нанёс ещё один молниеносный удар. Крэч попытался увернуться и от него… Он не увидел стремительно приближавшееся остриё, лишь почувствовал, как обжигающее пламя вспыхнуло в плече.

«Что это? Как?»

Он выгнулся назад, сжав зубы от неожиданной боли. Рана, судя по всему, была не крайне опасной, удар пришёлся в то место, где заканчивался галиоровый доспех и срастались плоть и дииоро. Чуть точнее Лесоруб удар нанеси — и Древоруку довелось бы повторно испытать щемящее чувство потери одной из обожаемых им конечностей.

Яростный рёв тараном ударил в уши:

— А-а-а!!! Сын гишруги!!! Ты убил моих людей! — неистово проорал Шод Лас-Орубб, закручивая мечом мельницу.

— Я? — поперхнулся недоумением Крэч.

«Странный ты!»

Карминовые змейки обвили дииоровое предплечье и кисть, жирными каплями падали в разбросанную по полу солому.

Крэч среагировал мгновенно, опередив къяльсо, не дал нанести второй удар прицельно, бросился в сторону, прячась за подпиравшей свод укосиной.

«Поиграем?»

Но как только он попытался выглянуть, огромный двуручный меч чуть не раскроил ему череп.

В лицо ударило щепой.

«Ого!»

Нырнув обратно, Крэч показался на миг, но уже с другой стороны. Тут же, вновь уходя за столб, он послал плоский подрукавный кинжал в цель. Метал он, скорее, на удачу, пытаясь отвлечь врага и сбить с толку, оттого и бросок получился так себе. Опять же реакция у светловолосого оказалась отменной, он мало того что уклонился, так ещё и рубанул, ответно норовя лишить Крэча левой руки. Меч со звоном вонзился в столб, судя по тому, насколько клинок вошёл в калёный дуб (чем-чем, а силой Лесоруба Великие не обделили). Крэч видел, как с каждой новой атакой гнев вартарца полыхает всё ярче, ощущал, как ярость пробуждается и охватывает его тело.

«Силён. Но долго этот «махала» не протянет».

Лесоруб наносил удары один за другим, крест-накрест, не давая Крэчу никакой возможности не то что бы выйти, носа из укрытия показать.

«Экий ты рубака, неугомонный», — Крэч вертелся как уж на сковороде, полтонло шипящей стали не оставляли ему никаких шансов дотянуться до обидчика.

Удвоенной мощи взмахи Лесоруба едва не сбили его с ног. Крэч отступил, изображая усталость, даря врагу ложный повод увериться в неизбежной и близкой победе.

Лесоруб, хребтом почуяв слабину, усилил натиск. Крэч уклонялся и отражал удары, продолжая изображать отчаяние.

Железный дуб Седогорья (из ветви которого был выструган столб) не поддавался, и Шод, вконец распалившись, нанёс удар такой силы, что лезвие, погрузившись в дерево, глубоко и надёжно засело в нём. Лесоруб дёрнул один раз, другой и, вероятно поняв, что в этой борьбе израсходовал уйму сил, и меч выдернуть ему не удастся, отступил. Почувствовав, что преимущество больше не на его стороне, он «плюнул» на меч и попятился к лестнице, одной рукой подбирая полы плаща, с краями, отяжелевшими от чужой крови, другой выхватывая из ременной петли миниатюрный вартарский топорик…

* * *

Путы на запястьях поддались, и горбун, облегчённо вздохнув, опустился на каменный пол.

— На редкость проблемное тело, — надо его срочно поменять на что-то более комфортное, — с натянутым сарказмом пробурчал себе под нос тот, кто был когда-то Алу'Вером. Вердикт не блистал оригинальностью: быть маленьким горбатым карликом — не предмет для мечтаний, если ты, конечно, не более мелкий и не ещё более горбатый карлик, ну или карлица, как вариант.

Сущность Алу'Вера почувствовала себя мальчишкой на ярмарке, выбиравшим новую игрушку: — «Вот этот рыжеволосый, к примеру, очень даже неплох, — горбун с прищуром оглядел копошившегося с верёвками Чарэса, — хотя и древорукий феа, и его нынешний противник тоже очень даже ничего».

Чарэс к тому времени освободил ноги от пут и склонился к корреду, в теле которого с недавних пор обитал дух мятежного греола:

— Спасибо, — с помпой воскликнул рыжеволосый, задыхаясь от нетерпения и потирая натёртые верёвками запястья, — не одолжите ли шильце, градд корред?

Алу'Вер кивнул, несколько сконфуженный таким к нему обращением, и протянул руку с прямо-таки крохотным по человеческим меркам каменным ножичком.

— Благодарю. — Вооружившись, рыжеволосый заковылял вдогонку дерущимся феа и вартарцу, которые, судя по топоту и песку, сыпавшемуся с потолка, были почти над ними, ярусом выше.

«Вот и довыбирался! Остался только этот — одноглазый, — вынужден был признать Алу'Вер, задним числом понимая, что, возможно, зря не воспользовался создавшимся положением и так опрометчиво отпустил рыжеволосого пленника. — Хорошо хоть жив ещё. Ну что ж — онталар, да ещё и къяльсо. Не так уж и плохо. Здоровый такой, высокий и зелёный. Ничего, переживу. Всяко лучше, чем в зверя вселиться». А ведь недавно, в противовес горбуну, сущность Алу'Вера всерьёз рассматривала и эту возможность.

Первая попытка проникнуть в чужое тело, прижиться и не быть отторгнутым, стоила Алу'Веру неимоверного напряжения. Вторая должна была лишить его остатка Силы, возместить которую ему удастся ой как не скоро, а потому ошибки с выбором быть не должно. «Онталар так онталар», — обречённо вздохнул Алу'Вер и возложил маленькие корредские ладошки на грудь бездыханного къяльсо. Он мысленно зацепился за роскошно толстую изумрудную нить не отлетевшей ещё души и намертво слил её со своим сознанием, по-хозяйски оттесняя в сторонку его прежнюю сущность.

Острые иглы пронзили тщедушное тельце ненужного больше корреда, и оно безвольно рухнуло на пол…

…Когда он пришёл в сознание, то обнаружил себя лежавшим на полу. Долгое время бывший цоррбом Красная Рука, позже корредом, теперь вот онталаром Вейзо, Алу'Вер попытался пошевелиться и приподнять веки. Свет немилостиво резанул по единственному глазу, кожа на щеке и ладонях почувствовала холод и шагрень камня, лёгкие наполнились воздухом. И тут Сила, как, впрочем, он и предполагал, закончилась…

Вейзо поднялся на ноги. Он остался один и жаждал мести, ему было всё равно, жив он на самом деле или уже мёртв. Какая собственно разница. Он чувствовал себя живым, а большего ему и не надо было. Он был тем же, кем и месяц назад — Вейзо Ктырём, а что до лишнего голоса в голове, так он, вернее они, и так появлялись раз от раза, особенно после третьей кружки буссы с табачной присыпкой.

* * *

Они выбежали во двор. Крэч напирал. Лесоруб пятился, виляя и отмахиваясь быстрыми перекрёстными ударами.

Ослепительно блеснуло, и в тот же момент прозвучал оглушительный раскат грома, сверкнувшая над их головами молния расколола небо надвое. Ночь на миг сделалась днём. Земля под ногами вздрогнула, и тяжёлые капли дождя, вперемешку с градом ударили в лица дерущихся. Сразу за первым раздался второй удар грома. И третий.

Лесоруб кинулся на Крэча. Они рухнули в лужу и, сцепившись, покатились по склону, ломая кусты, натыкаясь на молодые деревца и сломанные сучья. После очередного кувырка, когда объятия их расцепились, Крэчу удалось вскочить на ноги, но сила инерции вновь закрутила его, и он, сделав полтора невероятно широких скачка, кубарем полетел вниз с ещё большей скоростью.

Сильно ударившись головой о древесный корень, он на какое-то время лишился сознания, а когда очнулся, снова ощутил себя в крепких объятиях Лесоруба — тот пытался задушить его. При свете очередной вспышки Древорук увидел в глазах къяльсо и боль, и страх, но прежде всего в них плескалась ненависть.

— Тварь, — прохрипел тот сквозь слюни и сопли.

Каким-то немыслимым образом Крэч сумел-таки выпростать правую руку и упёрся пяткой ладони противнику в подбородок.

Лесоруб взревел, расцепил руки, ударил сперва справа, затем слева, попытался достать головой — не вышло…

Они покатились вниз по склону, всё быстрее и быстрее, то и дело натыкаясь на камни и коряги. Мир вокруг вращался с безумной скоростью. Удар. Вспышка. Толчок. Удар. Небытие…

…Ещё не до конца осознав, что жив и пришёл в себя, Крэч понял, что скользит на брюхе к краю обрыва. Руки его скребли грязь, цепляясь за камни, соскальзывая и выворачивая из земли мелкие. Но вот, наконец, дииоровые пальцы сомкнулись на древесном корне, торчавшем у самого края ущелья.

— Мама! — охнул он и закачался в воздухе, судорожно глотая обжигающе холодный грозовой воздух. Он не успел опомниться от ощущения неминуемой смерти, как на него обрушился новый удар и уши заложило от истошного вопля пролетевшего мимо Лесоруба:

— А-а-а-а!!!

Суставы Крэча хрустнули, когда пальцы вартарца крепко сомкнулись на его лодыжках.

Раненая рука теряла чувствительность, Крэч намертво впился в корягу, но перепачканная в крови и грязи ладонь неотвратимо скользила по корню. Сил почти не осталось, о том, чтобы подтянуться наверх, на вершину обрыва, не могло быть и речи.

«Вот где пожалеешь, что не родился осьминогом».

Он глянул вниз. Широкая ухмылка расплылась по заляпанному своей и чужой кровью лицу Лесоруба.

— Вместе сдохнем, — прохрипел тот.

Вскоре пальцам стало почти не за что держаться, вдобавок Лесоруб, видимо уже попрощавшийся с жизнью, принялся раскачиваться из стороны в сторону, вознамерившись утащить Крэча за собой.

«Он же не отпустит, если я попрошу?» — было последним, что Древорук успел подумать, прежде чем дииоровые пальцы скользнули по жирному от грязи корню и мир стремительно завертелся перед глазами…

Глава 24. Сулойам

Сароллат — затмение Сароса, некогда полное, но в последние семь веков «кольцевое». Суть явления состоит в том, что по мере приближения Сароса Оллат перестал перекрывать собой постепенно возросшую звезду. Вследствие чего на протяжении нескольких сот лет образовывался так называемый эффект «бублика», где телом «бублика» являются края Сароса, а «отверстием» — Оллат. С первым Сароллатом связывают такие события, как извержения вулкана Шэр-Так в 531 году и обрушение вершины Сохавии, что повлекло за собой разрушение нагорной части Витиама.

Слаабрант са Тирно. «Бытие и сущее»

Новоявленный огетэрин был весьма приятным человеком: высокий брюнет, почти без седины в волосах, лет шестидесяти от роду, с крупными чертами лица, вислым носом и широко поставленными чайными глазами. Спокойный и уравновешенный, он говорил проникновенным мягким голосом, который хотелось слушать:

— Да не сочтет меня неучтивым, Светлейший, — произнёс Шайк Реазур, улыбкой демонстрируя щербину в крупных белоснежных зубах, — мы могли бы побеседовать об одном очень важном для сулойам деле?

— О да, огетэрин, безусловно. — Венсор предполагал, что должно произойти нечто подобное: заверения в дружбе, и поддержке, — без всего этого не мог просуществовать ни один союз. Он готов был поддержать нового огетэрина и, разумеется, в праве был рассчитывать на такое же отношение с его стороны. «Для этого я здесь! Но только глупец рискнёт предположить, что мы станем настоящими друзьями».

— Прошу, обойдемся без формальностей. Если можно, зовите меня просто Реазур, или — градд Реазур, если угодно. Я ещё не привык к этому высокому — «Огетэрин»!

— Позвольте тогда — сиорий?

— О, нет-нет, — с простодушной улыбкой произнес огетэрин, — «сиории» — это у вас в Империи, у нас все поголовно «градды».

— Хорошо, градд Реазур, тогда и вы зовите меня просто кеэнтором или граддом Венсором.

Шайк Реазур кивнул.

— Разговор не короток, кеэнтор, и если вы устали от дел, могу предложить вам встретиться завтра, после обеда. Раньше, извините, у меня неотложные дела.

— Я готов сейчас — привык работать много и допоздна. Но ваши гости…

— Мы им интересны, так же, как и они нам. — Огетэрин сделал приглашающий жест рукой. — Прошу вас, кеэнтор, идёмте со мной. Я хочу вам кое-что показать.

Миновав несколько пустых залов и поднявшись на три пролёта по лестнице, они оказались перед высокой двустворчатой дверью с причудливыми давлеными узорами в центре и по углам.

— Мы у цели, — вкрадчиво промурлыкал огетэрин и потянул на себя резную ручку.

За дверьми оказалась большая комната с прозрачной куполообразной крышей, поддерживаемой одной толстой колонной в центре. Света было много: помещение освещали изящные лампы в настенных держателях.

Небо было ясным, и над головами ярко светили Оллат и звёзды.

«Из чего это сделано? — восхищённо подумал Венсор; он не мог поверить, что это стекло, хотя было очень похоже… — Стекло или что-то другое? Но какие размеры! В то время, когда алхимики и стекольных дел мастера Зарокии корпеют над созданием листа более-менее внятных размеров… Эх! Надо обязательно выведать, что это за материал, и выторговать у огетэрина секрет и мастера для наладки собственного производства. На этом… неплохая мысль… можно очень неплохо подзаработать».

— Какой вид! — неподдельно восхитился Венсор.

— Вам нравится? Это не стекло, — прочитал его мысли Шайк Реазур. — Кнэтирийский мадрепоровый коралл. И ещё: немного магии и капелька алхимии…

— Оригинальное решение.

Из-за колонны навстречу им вышел старичок: маленький, подвижный, на худощавом лисьем личике — нос «пипка», в озорных по-мальчишечьи глазах — горящие звёзды.

— Его Святейшество кеэнтор Венсор ра'Хон. Наш астроном — Анготор Рима, — представил их друг другу огетэрин.

«Анготор Рима — известное имя…»

Астроном по старинке отвёл правую ногу назад и склонился в лёгком поклоне, заложив левую ладонь за поясницу. Распрямившись, тряхнул седыми кудрями, склонил голову к плечу, испытующе взглянул ра'Хону в глаза.

Кеэнтор ответил благосклонным кивком.

— Насколько мне известно, градд Рима, вы непререкаемый авторитет в астрономических кругах.

— Мы здесь, — прервал его Шайк Реазур, — как раз потому, что градд Рима — непререкаемый авторитет в мире астрономии. Если позволите, он кое-что нам сейчас покажет и разъяснит.

Венсор обреченно вздохнул, поднял ладони, что означало: прошу, я весь внимание.

— Прямо над нами — созвездие Великой рыбы, в нём двадцать семь звёзд, — быстро заговорил Анготор, беспорядочно (по мнению Венсора) тыкая в сияющие точки указкой, — восемь основных, определяющих контур, семь вспомогательных, обозначающих детали, и двенадцать хаотично внутри этого контура блуждающих… Звезды — огромные газовые шары, излучающие энергию…

«Да, да, да! Если бы, мои милые хаггорратские друзья, вы знали, сколько раз мне приходилось выслушивать подобные пояснения. «Эти» звёздочки, «те» звёздочки, температура, давление, поверхностные слои… И всё, в конечном счёте, сводится к одному — астроном, оказывается, с точностью до часа рассчитал время грядущего катаклизма, — не без иронии размышлял кеэнтор, прекрасно осознавая, что всё это лишь прелюдия. Главное — неизменная вишенка на вершинке пирожного, ждущая его впереди. — Думаю, не ошибусь, если предположу, что сейчас мне будут явленны неоспоримые доказательства грядущего Сида Сароса… Но что, скажите мне, последует после? Не для этого же вы меня звали, градд Реазур?»

— Обо всем, что происходит вокруг, о далеких звездных и галактических образованиях рассказывают нам лучи света. В наше время визуальные наблюдения небесных светил — не единственный способ…

«Что вам от меня надо? Поддержка Текантула? Вы её и так имеете… Золото? Вряд ли…Что-то ещё?»

— …при этом необходимо учитывать, — разорялся Анготор Рима, активно жестикулируя руками, — что 7000 лет тому назад расстояние Ганиса от Лайса составляло всего 21 радиус первого, до Сароса же — целых 62. Сидерия нашей планеты такова, что сейчас расстояние от неё до Сароса равно…

«Откуда все эти данные, как он смог всё это измерить? Я, глава Текантула, толком не знаю, что творится за нашими северными границами, что за земли лежат за Северным морем, а он апеллирует планетарными радиусами. — Венсор повернул голову и поймал на себе взгляд огетэрина. Шайк Реазур улыбался, не размыкая губ, мягко, иронично. — Такое впечатление, что он улыбается всегда. Именно с таким ангельским выражением лица и обаятельной миной тираны посылают людей на плаху… — Венсор тоже улыбнулся, напоказ. — Надо как-то сообщить Кьегро, где я».

— …но главное, конечно, не в цифровом росте или сокращении тех или иных пространственных и временных характеристик. Наши исследования показали, что эти звезды, — старичок взмахнул указкой, — являют собой зеркальное отображение Ганиса и обоих светил — Лайса и Сароса…

«Что ж, он знает, о чём говорит, ему можно верить… Анготору Рима гораздо охотнее, чем всем остальным»…

…Лекция подошла к концу. Несмотря на перегруженность ненужными деталями, она заняла всего полчаса, и показалась Венсору, некогда увлекающемуся астрономией, вполне удобоваримой и даже познавательной.

— Могу я предложить вашему Святейшеству подойти к столу, — предложил астроном.

— С удовольствием, — чувствуя скорую развязку, воспрял духом Венсор.

— Прошу. — Анготор взялся за ручку, которую кеэнтор, поначалу, не приметил, и потянул на себя. Повинуясь этому движению, верхняя часть столешницы разошлась на две половинки, скользнула по направляющим и отошла в стороны, оголив карту — кусочек звездного неба с созвездием Ихольара в центре. Поверх пергаментного листа лежала дощечка с подшитыми к ней бумажными листками. Астроном взял её. — Вот мои расчеты. — Один за другим он перекинул, через верх, несколько листов, демонстрируя Венсору убористый текст, схемы и рисунки. По лицу было видно, что Анготор Рима ужасно доволен собой. — На основании всего этого, я со всей ответственностью утверждаю, — произнёс он с ангельской улыбочкой, будто речь шла не о предполагаемом конце света, а о народном гулянии на Вторых Богов Колокольную, — что катаклизм неизбежен, и свершится сие явление через год. В следующий Сароллат сбудется то, что Арава предрек нам много столетий назад.

Венсор задержал дыхание, остановив первые слова, готовые сорваться с его губ. Новость оказалась гораздо хуже, чем он ожидал, и, что самое странное, он готов был поверить этому маленькому старичку, настолько тот был убедителен. Слова Анготора вытряхнули Венсора из кокона скепсиса. Несмотря на всё пренебрежение, которое кеэнтор демонстрировал своим подчинённым, Сид Сароса страшил его — одно дело — рассуждать о чём-то, считая его несбыточным, или, по крайней мере, далёким, совсем другое — почувствовать, как смерть стоит у твоего плеча. Все эти разговоры о том, что заро — прямые потомки греолов, и им нечего бояться Уино, всегда были лишь бравадой. «Они хороши для плебеев, в действительности, — понял Венсор, покрываясь холодным потом, — всё иначе. Вот она истина — дни искупления грехов наступают».

— В следующий Сароллат? — попросил уточнить он.

— Именно так. В Сароллат 1166-го года от рождения пророка Аравы свершится… хм… Аравой же предначертанное.

— И вы настаиваете на этом?

— Я редко ошибаюсь в расчетах, ваше Святейшество.

— М-м-да. «Кончается галиоровый век Ганиса, наступают смутные времена, сулящие ужас и гибель всем смертным. Что же это они так этому рады?» — Прискорбно.

— Это всё равно произойдёт, хотим мы этого или нет.

— Я сумел заинтересовать вас, кеэнтор? — спросил Шайк Реазур.

— Заинтересовать? Скорее озадачить. — Венсор пощипал бородку. Отразив свет ламп, ярко сверкнули рубины в перстнях на его длинных, холёных пальцах. — Я так понимаю, помимо всего этого, будет ещё что-то?

— О, да. У меня есть и хорошая новость, кеэнтор.

— Не могу в это поверить.

— Дело в том, что предполагаемая дата Сида Сароса известна сулойам уже давно. Несколько десятков лет, или, если быть точнее — пятьдесят… шесть лет.

— Семь, — поправил его Анготор.

— Пятьдесят семь, — согласился огетэрин. — Целая жизнь. Всё это время сулойам не сидели, сложа руки. Мы действовали энергично и эффективно, и теперь я могу ответственно заявить — греолы (Венсор невольно вздрогнул) и заро — не единственные, кто сможет пережить эту беду. Ни разрушения, неизбежно надвигающиеся на Ганис, ни избыточный Уино не способны нас уничтожить. Да, дела обстоят достаточно скверно, но не сказать, чтобы совсем безнадежно — нас всех ожидают жестокие испытания. Будет множество жертв, тысячи людей сделают свой последний вдох, но многие и спасутся.

Слова огетэрина потрясли Венсора ра'Хона. Перед ним воочию предстала картина разрушений: вулканы, засыпающие Ганис пеплом, трескающаяся под ногами земля, гигантские волны, накрывающие города. Он взял себя в руки, справился с внутренней дрожью, успокоил дыхание. После чего сказал, тихо и богодухновенно, странным чужим голосом:

— Кому-то суждено спастись, кому-то нет. Мы не властны что-то изменить. Всё в руках Первых.

— Это верно, — охотно согласился огетэрин, — но не во всём. — Судя по взгляду, брошенному на него астрономом, Венсор догадался о том, что Шайк Реазур намеренно о чем-то умалчивает. — Сулойам молот, а не наковальня, — продолжил тираду Реазур. — Мы не ждём — смиренно, мы действуем! На карту поставлено само существование нашей цивилизации. Все эти годы мы усиленно готовились к Сиду Сароса… сулойам не в силах противостоять природе, но мы можем спасти часть наших людей. Спасти цивилизацию. Так же как когда-то несчастными греолами, находящимися на грани вымирания, были созданы сеперомы, так и мы, взяв за основу опыт Кнэтирии, вырастили у наших берегов новый подводный город. Настоящее чудо. Нашу гордость — проект удивительной сложности и продуманности. Наш Ратт-ви-Аталам — «Город Надежды».

Венсор потерянно молчал. Так много открыли ему последние слова огетэрина: «Спасение цивилизации, греолы, сеперомы, подводный город Ратт-ви-Аталам!» — последнее, пожалуй, ошарашило его почище любых сеперомов, о существовании которых он знал. Услышав о подводном городе, он испытал постыдное облегчение — ведь и он мог рассчитывать на место на этом «плоту». Обменять журавля на синицу — миф о уинокровых заро, на реальный шанс на спасение. Погрузившись в безмолвное раздумье, кеэнтор попытался облизнуть языком губы, но он был сух. Ужасно хотелось пить.

— Учитывая все сопряженные с этим сложности, — вдохновенно продолжал Шайк Реазур, — Сулойам изначально намеревались действовать более надёжно, но внесённые коррективы вынудили нас ускорить развитие событий и пойти на некоторые риски, которых при ином раскладе мы постарались бы избежать. Да, мы сотворили чудо, кеэнтор. Но вот беда… О Ихольар, — он всплеснул руками и обратил взор к ночному небу, отчётливо просматривающемуся сквозь, до блеска отполированный коралловый купол, — так бывает всегда!… Беда, хоть мы её и ждём, имеет обыкновение заявляться раньше, чем её ожидают… Было бы у нас в запасе лет десять-пятнадцать… — Он замолчал, потёр пальцами виски. — К сожалению, у нас есть только один год, и мы должны успеть… Нам нужна ваша помощь, кеэнтор, именно поэтому мы здесь. Во имя спасения нашей цивилизации мы готовы и будем платить: золотом, галиором, нашими женщинами, детьми, нашими жизнями, в конце концов, — всем…

На несколько секунд в комнате повисла гробовая тишина, и, погруженный в размышления Венсор ра'Хон услышал собственное дыхание. Что-то надломилось в его душе: — «Что происходит, не пойму? Где дух сулойам? Где тот ортодокс, которого я ожидал увидеть в новом огетэрине?» — да что тут говорить он и сам чувствовал некую двойственность, будучи одновременно человеком, которого просят о том же, за что он готов отдать большую часть всего, что имел сам.

— Я могу предложить вам сменить обстановку и побеседовать об этом за чашечкой гонхару? — неожиданно мягко предложил Шайк Реазур. — Слышал, вы являетесь поклонником этого божественного напитка.

Венсор подумал немного, вернее сделал вид, что думает, и кивнул, соглашаясь.

— Но для начала… поймите меня правильно, кеэнтор, я хотел бы заручиться обещанием, что всё вами увиденное останется в тайне… — огетэрин сделал небольшую паузу, нужную для осмысления им сказанного. После чего спросил: — Вы готовы идти со мной, ваше Святейшество?

Венсор оценивающе посмотрел во вновь улыбающиеся глаза Шайка Реазура, и понял, что вопрос был, по сути, не вопросом, а предупреждением, или, в случае нарушения тайны, приговором. Он заколебался, не зная, верить ли словам огетэрина, а если верить, то что делать дальше. Он хоть и был Высшим кнуром Текантула — имел внушительную личную охрану и целую армию кнуров, но жить в страхе, ожидая удара в спину или стрелу хаггорратского убийцы не собирался. Всем на Ганисе было известно, что «рыбники» мстительны и измен не прощают.

«Я тоже сейчас очень мстительный, — подумал Венсор, невольно припоминая «предательство» Левиора, а именно так он расценивал невыполнение своей воли. — Найду гадёныша и…»

— Да, я готов, — ответил он, наконец утвердившись в принятом решении. — Обещаю хранить в тайне все, что вы мне покажете.

* * *

— Верите, не верите, а дядька Дисаро, — Кинк ткнул в Левиора пальцем, — в молодости тоже хотел в сулойам пойти…

— Хо-хо! — сверкнул глазом толстогубый.

— Смейся-смейся! — Левиор изобразил обиду.

— Чего, правда? — встрепенулся орлиноносый Гелд, до этого дремавший, опустив голову на скрещенные руки.

— Было дело, — пьяно замурлыкал Левиор, наполняя плошку вином. — Хотел. Да я и сейчас могу…

— Спорим, — хряпнул ладонью по столу орлиноносый и просипел: — что слабо тебе?

— Мне?

— А заставьте его, дядька Гелд, по проигрышу подстричься, как вы! — восторженно воскликнул Кинк и якобы с надеждой на предстоящее веселье заглянул в мутные глаза орлиноносого. — И пусть неделю в вашем шочерсе ходит, не снимая. А вы в его одеждах пощеголяете. Пусть поймёт, что сулойам — это ему не хухры-мухры! А то: мне и сейчас не слабо, видите ли! Заставьте! Вот смехотища-то будет, дядька Гелд! А?

— Ну нет. Во-первых, мой шочерс на него не налезет — глянь плечищи какие, — а во-вторых, это не наказание…

Кинк как бы невзначай ткнул орлиноносого в бок и кивнул в сторону толстогубого.

— Да? — брови жреца поползли на лоб. — Да! — блажно оживился он. — Шочерс Прева-то ему в самый раз… ну разе шо коленки снизу торчать будут. Опять же Прев его стирает раз в полгода, а потому и несёт от него, как от козла. Вот и наказаньице твоему Дисаро!

— Ты совсем сдурел, окрок… тьфу ты, отрок! — бешено завращал глазами толстогубый Прев. — Чтоб тебя Гальм… галь… гальронмо…

— Гальмонорокимун! — подсказал Левиор. Он выпил вина и подмигнул Кинку: молодца, малявка! Давай продолжай в том же духе!

— Он самый! Чтоб прибрал тебя… он, — говоря это, Прев экстатически закатывал глаза и качал головой, будто бычок, отгоняющий слепня.

Кинк поглядел на Левиора и постучал пальчиком по пустой плошке: обещал, мол, — не забудь!

Он качнул головой в бок: «не дождёшься».

Кинк вздохнул и взялся за прикопчённого осьминога.

— Какой из него сулойам, дядька Прев, — подначил он толстогубого, помахивая щупальцем. — Смех один! Ты только представь его в шочерсе да на ослике…

— На ослике?! — шало ужаснулся тот и икнул. — Да мой Лохмоух его не то чтоб везти — на сто локтей к себе не подпустит!

— Подпу… стит, — сцедил Левиор, воинственно сдвигая брови и морща нос. — Давай камни бросать на одёжу вашу… драную и осла сивого. — Он выпучил глаза и вперил взгляд в сидевшего напротив Прева. — Будешь спорить? — И, не дожидаясь ответа, гаркнул: — Хозяин!

— Я здесь, градд Дисаро.

— Вина нам при… неси ещё! И не уходи — свидет… елем будешь, — с великолепно разыгранной пьяной необузданностью выкрикнул Левиор, попеременно запинаясь в слогах. — Сейчас я этих засран… цев под орех… тут… как щенков!

Глава 25. Гусиная охота

Тэйд поднял глаза. Сквозь решётку сухих малиновых зарослей сочился смешанный зелёно-багряный свет Оллата, Сароса и восходящего Лайса.

«Редкое зрелище, — подумал юноша, вспоминая весенние рассветы в Крионто, где рандеву спутника и обоих светил было обычным делом. — Скоро небо станет горчичным, после ненадолго окрасится оранжевым, затем бирюзовым, и только после того, как Сарос окончательно скроется за горизонтом, станет по-настоящему голубым, чистым и ясным».

— Есть проход, — после осмотра ямы Нёт обнаружил узкую щель между стенками, поднимающимися на тонло по обе стороны от их голов. — Вижу свет на той стороне. И сквозит, аж уши закладывает. Надо расширить немного, и пролезем. — Запускай Вира, Саима.

Онталар присел и выпустил пееро из рукава.

— Осторожно там, — с тревогой напутствовал он аколита, — не геройствуй.

…Через верх вылезти у них не получилось — глубина была такой, что Тэйд, поднятый Нётом и Саимой на плечах, не смог дотянуться до края. Дауларец и онталар обошли яму по кругу, и Тэйд, вольготно расположившись на их широких плечах, обшарил стены в надежде найти крепкий корень или что-то, на что можно было встать или зацепиться, но все попытки были тщетны…

Вир скоро вернулся.

— Всё в порядке, — глядя в довольные глазёнки зверька, сообщил Саима. — Никого.

— Выход-то есть?

— Есть, копай.

Они достали ножи и принялись ковырять землю, пытаясь расширить существующий проход. Почва была рыхлой, но изобиловала множеством мелких скрепляющих её корней, попадались и средние в три-четыре пальца, но их было меньше. Вскоре Тэйд убрал нож и начал руками отгребать землю из-под ног дауларца.

— Я пойду первым, — поспешил предупредить Нёт, хватаясь за торчащий поперёк лаза корень. — Ну-ка, Тэйд, подсоби!

— Ещё чуть-чуть, — выдохнул он, когда проход стал достаточно широк, чтобы Тэйд и Инирия могли попробовать протиснуться, но ещё узок для того, чтобы смог пролезть Саима или сам Нёт. Мешал ещё один древесный корень, шедший горизонтально. Чтобы выбраться, надо было встать на четвереньки или лечь на живот, а в таком положении становилось невозможным развернуть боком плечи. — Тут делов осталось на пару минут, — прорычал северянин, обернувшись и поглядев на нетерпеливо перетаптывающуюся за их спинами Инирию.

— Дай гляну, что там, — кейнэйка села на корточки и попыталась разглядеть хоть что-то на той стороне дыры.

— Я уже смотрел — ничего не видно, — Нёт усиленно заработал ножом. — У Саимы спроси, ему Вир должен был рассказать… Тут бы лопату или кайло, — он вонзил в землю нож. — Так ковырять — только людей смешить. Каторга.

— Меч возьми, — посоветовал Саима.

Нёт зло зыркнул через плечо.

— Чтобы я, дауларский воин, осквернил меч копанием земли, уравняв его с мотыгой?!

— Где ты здесь скверну нашёл? — спросил Тэйд, усердно отгребая лишнюю землю.

— Неважно. Совсем немного осталось. Устал? Сядь в сторонке да отдохни. И ты, Нира, сядь, — Нёт предусмотрительно расстегнул пояс, намотал на ножны. Протянул меч Саиме. — Мешать будет. Передашь мне потом. И смотри у меня, — вполне серьёзно так пригрозил, как чужому, хотя, видят боги, чужаку он свой меч вряд ли бы доверил. — Всё, над душой не стойте, — голос его зазвучал глухо, он вплотную прижался к проходу и теперь плечами отмерял нужную ширину. — Вот так, — приговаривал он. — Ещё чуток и мы на свободе, — медленно, с большим трудом Нёт начал протискиваться сквозь отверстие.

— Давай, миленький, давай, — приговаривала Инирия, подталкивая постепенно исчезающего в дыре дауларца.

— Сейчас я, — глухо мычал тот, — не толкай, дай продышу…

— Что? Ничего не слышно.

Наконец ноги дауларца исчезли в проёме, и тут же показалась раскрытая пятерня. Пальцы сжались, разжались. Послышался голос, чистый и звонкий:

— Саима, меч! Нира, давай, ты лезь, я помогу, потом остальные.

…По чавкающей жиже и гладким камням, по которым скользили ноги, стало понятно, что теперь они находятся в русле ручья или истоке небольшой речушки.

Светало.

— Извини, Нёт, — сказала Инирия, в изнеможении привалившемуся к земляной стенке дауларцу, — отдыхать времени нет.

— Я не устал, — буркнул тот. — Руслом пойдём. Если у санхи рэктифы, то они их по следу пустят, а тут какая-никакая, а вода. Ты говорила, у тебя жир хистрала есть? Он нюх напрочь отбивает. Давай.

— Нет, — заартачилась девушка. — Вдруг случится что. Там осталось на раз мазнуть. Тебе всё равно не хватит. У меня кое-что получше есть.

— Что?

— До чистой воды дойдём, увидишь.

— Хорошо, — без споров согласился Нёт, что само по себе было неожиданностью.

Задерживаться не стали и, недолго думая, направились по руслу ручья, что, извиваясь меж камней, уводил их в лесистую долину, раскинувшуюся в неглубоком ущелье и защищённую от ветров грядой островерхих холмов.

Идти было не так тяжело, как казалось, разве что ноги скользили по гладким камням и изредка неглубоко проваливались в ил. Но вскоре ручей зажурчал, начал обретать форму: дно стало твёрдым, а камни в отсутствии ила не такими скользкими. По берегам виднелась пожухлая травка и белёсые цветочки, названия которых не знала даже Инирия.

— Идите сюда, — девушка стояла у заводи с чистой водой. — Осторожнее, не замутите мне здесь. Раздевайтесь по пояс, — приказала она.

— Холодно, — простучал зубами Саима.

— Потерпите.

Тэйд с друзьями переглянулись, но спорить не решились — послушно скинули куртки. Начали снимать рубахи.

— Ого! — присвистнул Нёт, который в первый раз удостоился чести лицезреть Тэйдовы вериги и его пятнистый от кровоподтёков торс. — Выглядит впечатляюще.

Инирия сняла с шеи амулет на кожаном шнурке, опустила его в воду.

— Зачем это, Нира? — глядя на расходящиеся круги, спросил Тэйд.

— Оберег мой. Водный. Я слова нужные скажу — умоетесь, собаки след не возьмут.

— Так ты что, тоже из этих? — кивнул в сторону Саимы и Тэйда Нёт.

— Шутишь? Это Слейха амулет, в нём его Сила, его заклятия, мне даны лишь слова нужные. Больше я ничего не умею.

— Слова нужные? А это что, по-твоему, не колдовство?

— Нет. Это же не я — Слейх. С амулетом любой сможет: и ты, и Тэйд.

— Вот уж не думаю, что смогу.

— А ты попробуй, мне не жалко. Я слова скажу.

— Нет, — отмахнулся дауларец. — Не надо мне этого. А слова — это и есть магия.

— Ну, не знаю, — Инирия совершала медленные круговые пассы, и вода вскоре просветлела ещё больше, или это Тэйду так показалось: над мелкой рябью заискрился воздух и повис едва заметный радужный лоскуток. — Иди сюда, Тэйд, — девушка вынула из воды самоа, намотала шнурок на запястье, пропустила меж пальцев так, чтобы дииоровая капля находилась в центре её ладони.

Тэйд покорно опустился на камень.

— Уверен, в твоём амулете нет именно такого заклятия, чтобы сбивать собак со следа, — не унимался Нёт. — Не мог же Слейх вложить в оберег заклятия на все случаи жизни. Не представляю, как это можно сделать. Скорее всего, в нём просто Уино, а твоя способность пробудить её и дать направление с помощью слов или как-то иначе магия и есть.

— Откуда такие познания, северянин? Не пойму я, куда ты клонишь?

— Он прав, Нира, — сказал Тэйд. — Это магия.

— Нет, — возразил Саима.

— Хорошо, — с вызовом и одновременной небрежностью согласилась кейнэйка, она по-матерински тёрла грязные щёки Тэйда. — Давайте я буду маг, если вам так легче. Что-то изменилось?

— Ну что ты сразу обижаешься? Нам просто интересно, — мгновенно дал отступного Нёт. — В этом же нет ничего зазорного. Я бы только обрадовался усилению нашего маленького отряда, — он расправил плечи, похрустел суставами, поиграл мышцами. — А то два мага и ни один колдовать не умеет. Уже можно, Нира? — получив утвердительный кивок, он опустился на колено и зачерпнул воды в пригоршню. Отхлебнул. — Хороша водица. Прямо как дома.

— Ученик сиурта, — поправил друга Саима.

— А я вообще не причём, — самоустранился Тэйд.

После умывания Нёт еще раз глотнул воды и наполнил мех и фляги:

— Не люблю я крайнаков, — бросил он, демонстративно кривясь, чем явно рассчитывал спровоцировать Саиму на шутейную склоку. — Головой клянусь, нет и не было никогда от колдовства никакой пользы!

— Ты мудро поступаешь, северянин, что не клянёшься более ценной частью своего тела, — отпарировал Тэйд, уворачиваясь от назойливой ладони Инирии, которая пыталась по-своему пригладить его непослушные волосы.

— Ага, если слово «ценное» вообще применимо к тебе, Нёт, — вклинил Саима.

— Всё-всё, я пошутил, — дауларец вскинул руки в примирительном жесте. Кончики его пальцев находились в воде, и капли обильно оросили лица Тэйда и Инирии.

— Что ты делаешь? — засмеялась кейнэйка и ответила, хлёстко ударив по воде ладонью.

Лицо Нёта, шея и могучая грудь покрылись каплями и ручейками. Радостно запрыгал по корягам Вир. Тэйд привстал, он тоже хотел поучаствовать в водном противостоянии и обдать Нёта водой, но девушка остановила их:

— Всё, мальчики. Не сейчас, — к щеке её прилипла влажная прядка волос. — Теперь сапоги снимайте. Мойте ноги и уходим. Да заходи, Нёт, намутили уже. Немного ещё по ручью пройдёмся для верности, а потом по сухому потопаем.

Спустя час хорошего хода вышли на сухое. Обернувшись, Тэйд еще раз обвёл взглядом затянутую облаками горную гряду и приободряющее улыбнулся Нире, замыкающей отряд. Девушка тоже улыбнулась ему и сказала:

— Ну, вот, пожалуй, и всё. Собак можно не опасаться.

— Считаешь, мы ушли?

— Надеюсь, — не слишком уверенно ответила Инирия.

— Я тоже. — Тэйд думал, что они отошли достаточно далеко и им уже не грозит серьёзная опасность, однако же, если за тобой охотятся, пренебрегать этим не годилось.

— Хочешь, я возьму тебя с собой на остров Кайц, к тётушке Лайсе?

— Не знаю, — пожал плечами Тэйд.

Они пошли рядом.

— Маан ждёт тебя в Триимви?

— Скорее всего, уже нет. У него были какие-то срочные дела на Ногиоле. Поэтому он и попросил нас с Саимой встретиться с Крэчем и забрать у него камень.

— Какой из камней?

— Я не знаю. Даже толком не понимаю, зачем они отцу. Он попросил забрать, сказал, что Саима в курсе всех дел и мне надо только встретиться с ним и помочь, если в том будет необходимость. Мне кажется, что на самом деле Саима в помощи моей и не нуждался, просто отец решил таким образом приобщить меня к своим делам.

— Что же этот Крэч не объявился, он же был в Двух Пнях, правильно я поняла?

— Да, всё правильно. Думаю, на то у него были свои причины.

— Так что, поедешь со мной? По дороге все корабли на Кайц заходят в Таррат, глядишь, там и отца отыщешь. Можешь связаться с ним?

— Из Шосуа. Через Им-Лармис. Риффен са Тил мне всегда разрешал, когда отец был в отъезде. Не каждый раз, правда, получалось…

— Ну не с Тарратом же.

— Бывает, что и с Тарратом не получалось. Если на северном побережье штормить будет, то ничего не выйдет.

— Тебе виднее. Я всего-то один раз Красной Сферой пользовалась… вернее сказать, не я, а Слейх при мне с сиуртом одним столичным общался.

— А через Срезы он тебя водил?

Инирия потупилась, покачала головой.

— Нет, я боюсь, — еле слышно призналась она.

Ближе к полудню небо затянуло тучами, Лайс скрылся, тропа, ведущая вниз, извивалась среди зарослей орешника и огромных бурых валунов. После того как они перешли с две дюжины ручьёв и почти столько же оврагов, решили устроить привал.

— С костром надо поосторожней, — предупредила Инирия. — Если санхи близко да с подветренной стороны, запах дыма нас выдаст. Впредь будем разводить костер только чтобы готовить.

— Надо каждый раз яму устраивать и жечь только молодые ветки баока, не старше года, — предложил Нёт. — Они жара много дают и не дымят почти, и запаха дыма тоже нет.

— А как понять, какие ветви подходят, а какие нет? — спросил Саима.

— Ничего сложного, я покажу. Жаль, в ваших краях телахса нет.

— Чего у нас нет? — удивилась незнакомому слову Инирия.

— Телахса, — Тэйд вспомнил, что как-то отец рассказывал ему о Зинтрохском Огне и о том, как пару сотен лет назад группа сиуртов, решив изучать эту стихию, ушла из Шосуа на север, туда, где находятся залежи этого удивительного камня.

— Телахс — это камень, — подтвердил его догадку Нёт. — Его у нас используют вместо дров.

— И что, он горит? Как уголь или торф?

— Нет, он… — растерялся Нёт. — Я не знаю, как это объяснить. У нас говорят «запари́ли телахс». Так, Тэйд?

— Я не знаю. Отец говорил, что телахс как огонь, но другой… М-м-м… Вот воздух — это газ, вода — жидкость, земля… это земля, иначе твердь. А огонь это что?

Инирия пожала плечами.

— Вот так же и телахс. Он не горит, как огонь, но сказать, что он парит, тоже будет неправильно. Это не пар, это как… — Тэйд пошуршал пальцами. — Как… Плохо, когда сам толком не знаешь, да ещё объяснять приходится. Зачем тебе это, Нира? Прими всё как есть: телахс — это телахс. От него тепло, как от огня, и еду можно приготовить, и ни трута, ни огнива не надо, достаточно постучать два куска камня друг о друга, и они… — он замолчал, пытаясь подобрать подходящее слово. — Пусть будет «запарят», — сдался он, наконец. — Так же, Нёт?

Дауларец кивнул.

— Хочешь, когда будем в Шосуа, я тебя в тамошнюю библиотеку отведу, сама всё прочитаешь. А?

— Обещаю, что подумаю, не подумать ли мне над тем, чтобы поразмышлять на досуге о целесообразности того, чтобы в свободное время обмозговать возможность принятия твоего предложения.

Тэйд так и сел.

— Это что сейчас было? — спросил он, хмурясь.

— Это она так пошутила, — хмыкнул Саима.

— Ага, — улыбнулась Инирия.

— Так, значит?

— С вами по-другому нельзя, — отшутилась девушка.

Устроились с подветренной стороны большого, тонло в пять щербатого валуна, у основания которого лежал громаднейший ствол баока в отслоившихся ошмётках коры, заросших оленьим мхом. Тэйд и Саима выкопали яму и выложили кострище из камней, в изобилии валяющихся вдоль овражка, Нёт принёс «правильных» веток. Растеплили костёрок и, повтыкав в землю палки, принялись сушить обувь.

Обедали распаренной корой баока, не того, у которого основались, его кора пересохла и в пищу уже не годилась. Отыскался другой с толстой и сочной корой, обещающей не изысканную, но вполне вкусную и сытную трапезу.

— Нет, так дело не пойдёт, — сказал Нёт, ощупывая дымящиеся голенища сапог. — Не знаю, как вы, а я к мясу привык. Дашь мне лук, Нира? Тут полон лес зверья, а мы, как кабаны бешеные, корой питаемся. Может, ещё желудей поищем?

— Это же баок. Я его и в сытные дни с удовольствием ем, — ответил Саима, надкусывая кусочек коры, обильно сочащийся красно-жёлтой влагой.

— Вам легче жить, а я воин, я мяса хочу, — настырно твердил дауларец. — Дай лук, Нира, стрелы верну все до единой. Тэннаром клянусь.

Инирия пожала плечами, ухмыляясь:

— Что ж ты, воин, лука своего не имеешь? — и тут же мало на её подначки реагирующему Нёту лук протянула с наставлением: — Не уходи только далеко и будь осторожен, прошу. Санхи кругом.

— Знаю. Я быстро.

— И осторожно…

— … и осторожно.

Вернулся Нёт действительно скоро, всего-то час с небольшим его не было. Четыре жирных белоголовых гуся болтались в ивовых петельках у пояса дауларца.

— Вот это я понимаю, охотник, — Инирия приняла из рук северянина сагайдак с луком и колчан.

— Все стрелы на месте, пересчитай.

— Я тебе верю.

— На юг летели. Там за холмиком, — махнул Нёт рукой в сторону гор, — озерцо, гусей — хоть весь день бей, покуда руки не отвалятся. Я жадничать не стал, нам бы этих осилить.

«Молодец, — Тэйд подбросил веток в огонь. — Я бы за это время не то что четырёх гусей подстрелить, до ветра сходить не успел бы».

— Что делать будем, пока приготовим, пока съедим, полдня пройдёт. Может, отложим пирушку?

Тэйд на такое заявление Инирии только и нашелся, что фыркнуть. Нёт же оказался находчивее:

— Думаю, мы проще поступим. Готовим двух птичек здесь, раз костёр на мази, не зря же разводили. Кушаем быстро. Тушим огонь, кострище присыпаем и идём к озеру. Справа от него овражек, я за гусями оттуда наблюдал, и два баока сухих здоровенных, вповалку один на одном. Под ними места полно: тепло, сухо, уютно. А вокруг всё кустами заросло. Я со стороны на то место глядел — можно в пяти шагах пройти и не заметить, что там кто-то есть. Отдохнём по полной, птицу переварим. А завтра с утра — сытые, бодрые, хоть к Хорбуту в гости. А? Как вам такое предложение?

— Дровишек подбрось, Тэйд, — закомандовала Инирия, действиями подтверждая согласие с планом дауларца. Она взяла гусиную тушку за лапы и встряхнула. Быстрыми рывками начала выдёргивать перья на груди птицы. — Бери вторую, Саима, знаешь, как правильно ощипать?

— Издеваешься, — криво ухмыльнулся онталар. — Тифту ставлю, что быстрей тебя со своей управлюсь.

Одного гуся съели сразу, со вторым решили погодить и прикончить его позже на месте, у озера (на сытый желудок у всех разом проснулся инстинкт самосохранения).

* * *

…Заря играла на ветвях баоков, в слабом свете туман над озерцом казался жемчужным. Они решили взять правее от места ночёвки, рассудив, что лучше пойти краем леса, чем лезть в овраг.

Шли вниз по пологому склону, пейзаж постепенно менялся: Седая гора и горные кряжи остались далеко позади, а среди вечнозелёных баоков всё чаще встречались безлистые дубы и вязы. Сосны расступились, туман отринул, из-за валунов на них выкатились зелёные волны холмистых предгорий.

Внезапно Нёт остановился и принялся внимательно изучать почву под ногами.

— Стойте! Я впереди пойду.

Инирия вопросительно взглянула на дауларца и молча уступила дорогу.

Нёт шёл медленно, внимательно изучая почву и оглядывая каждую ветку. У серого валуна с неестественно скошенным верхом, будто срубленным гигантским мечом, он и присел на корточки у куста бересклета.

— Что-то не так, Нёт? — встревожено спросил Тэйд.

— Пока не знаю, — прошептал тот и неопределённо помотал головой. — Кто-то уже проходил сегодня здесь.

Они молчали, пока не пересекли дубравку, каменистую возвышенность и не вышли к неглубокому оврагу.

Откуда-то из камней вытекал ручеёк и заканчивался небольшим озером, раза в два меньше того, у которого они провели ночь. Вокруг было много массивных серых камней, повсюду чернели стволы поваленных деревьев. На берегу, клочьями заросшим ракитой и тростником, склонив ветви, стояли две ивы с перекрученными стволами, среди ветвей и рыжих листьев которых, образовывающих купол, виделись окутанные паром молочно-мутные воды…

…Как и всякая хорошая засада, эта поразила путников своей непредсказуемостью, она поджидала в самом неожиданном месте.

Не успели друзья спуститься к озерцу, как услышали предупреждающий окрик Нёта, намеренно отставшего на пару шагов и оглядывающего заросли на противоположном берегу:

— Санхи!

Тэйд бросился на землю. Краем глаза он уловил, что остальные сделали то же самое, и было это как нельзя вовремя — несколько стрел просвистело над их головами.

Они прижались к земле и затаились среди камней и кустов.

— Ждём пока, — послышался за спиной голос Нёта.

Инирия ждать не стала и, воспользовавшись небольшим затишьем, вскочила и рванулась к воде под нависающие густым, непроницаемым пологом ветви двух ив. Она преодолела расстояние в десять тонло до сулящего безопасность укрытия так быстро, что не успела заметить, как одна из стрел вонзилась в землю на том самом месте, где она только что лежала, а другая вспорола воздух, едва не угодив ей в ногу. Однако девушка успела укрыться и теперь высматривала нападающих, скрываясь за плотным покрывалом переплетённых ветвей.

Мужская половина отряда не пошевелилась. К счастью, их плащи, сливаясь с камнями, надёжно скрывали их от стрелков. Глядя в просвет между водой и ветвями ивы, они прекрасно видели, где засела Инирия. Кейнэйка приподняла руку и жестом приказала им не высовываться. Сама же, не опуская глаз, продолжила наблюдение за кустами вдали, где, как она предполагала, и затаились санхи. Она подождала немного и поползла в сторону, к рыжему камню у самой воды — в этом месте ветвяной полог был гуще. Достигнув нужного места, она воткнула несколько стрел в землю перед собой и вскинула лук, в ожидании глядя на кусты на том берегу.

Инирия напрягала зрение в попытках рассмотреть вражеских стрелков. Дышала девушка ровно, но напряжённое лицо её покрылось испариной, глаза искали то место, где укрылись нападавшие. Стрела застыла на натянутой до отказа тетиве, в любой миг готовая устремиться в цель. Прошла минута — ничего не происходило. Рука начала уставать. Инирия ослабила тетиву и подала им знак.

Друзья ползли в сторону озерца медленно, не отрывая взглядов от девушки, готовые в любую секунду замереть по её сигналу, вжаться в землю или же наоборот вскочить и бежать. В конце концов, Нёт не выдержал. Бросив через плечо: «Ходу!» — он вскочил и в несколько кошачьих прыжков покрыл половину расстояния, отделявшего его от места, где укрылась Инирия.

Чвак! — стрела. Чвак! — ещё одна.

Спасительно хрустнула галька под сапогами, хлестнули по лицу ивовые ветви.

Коротко прозвенела отпущенная тетива, и ответная стрела Инирии устремилась к цели. Выверенным движением девушка выдернула из земли вторую стрелу, прицелилась, снова выстрелила. И ещё. Мимо, нет? Кто знает. Ни криков, ни стонов.

— Сюда эта тварь вряд ли сунется. Но и нам тут не удержаться! — быстро заговорила Инирия. — Стрелков четверо. Может, больше. Долго выжидать они не станут — скоро здесь будут, и если от стрел нас укрывают ветки и камни, то от клинков их нам точно не спастись!

— Что делать-то будем? — прохрипел Тэйд, пытаясь вытащить сломанную ветку, наряду с веригами тиранившую его левый бок. Как же она мешала ему. Он извернулся, чтобы посмотреть, что же эта за ветка такая, и как-то неосознанно отметил, что в его куртке из-под руки торчит стрела. Поначалу он подумал, что ему сильно повезло, что она задела куртку и не достала его, но резкая боль, обжигающая бок, и выползающее из-за отворота пятно убедили Тэйда в обратном. — Ух ты, — выдохнул он, по-прежнему не веря своим глазам. — Меня подстрелили.

— Что? — побелел лицом Саима.

— Нёт, возьми лук, — приказала Инирия. — За кустами следи. Где? Покажи.

Он встал на колени, скинул плащ.

Девушка осторожно двинула по древку край куртки, приподнимая его.

— Тут придержи.

— Ага.

Чвак!

Пожухлая травка заколыхалась от ветра, ива зашуршала ржавыми листьями над их головами.

Нира достала из-за голенища нож, распорола рубаху. Осмотрела рану и торчащую в боку стрелу.

— Везунчик ты, Тэйд, — провела пальцами по полосе синих точек — следам от вериг. — Толстокожий.

— Что там? — спросил Нёт.

Чвак! Чвак!

— Голову убери. Ничего страшного. Жить будешь. Нёт, обломишь стрелу? Я, боюсь, не смогу так, как ты.

Дауларец вернул ей лук.

— Сейчас сделаем. Повернись, — приказал он, и тут же, не дав Тэйду ни секунды на подготовку, в два резких движения обломил стрелу там, где оперение, и выдернул, но уже с другой стороны.

Тэйд ни ойкнуть не успел, ни испугаться.

— Это из-за железяк моих, — криво ухмыльнулся он, высвобождая из куртки левую руку. — Боли совсем не чувствую, — он вытер кровь на ладони о штанину и скривился от настигшего его нарастающего болевого послевкусия. — Не-е… не сильно меня там? — проскрипел.

— Чепуха, — успокоил его Саима. — Шкурку малость покарябали. Переживёшь, думаю. Кровь почти не идёт, но всё равно ладонью прижми.

На спине не лежи, — посоветовала Инирия, — на тот бок перевались.

— Ага.

— Кучно кладут, — слегка раздвинула ивовые ветви кейнэйка.

Чвак! Чвак!

Она вскинула лук.

«Дзинь» — лопнула срезанная стрелой тетива.

Еще одна стрела, дрожа, вонзилась в грязь у ноги Саимы. На ладонь вбок, и она прошила бы лодыжку онталара.

— Кноах моис[28]! — проорала девушка на кринти и добавила ещё кое-что непотребное, судя по экспрессии и интонации.

— Хорошие стрелы, — оценил Тэйд, выдёргивая одну из трухляшки, что валялась у его ноги.

Нёт кинулся на Инирию и повалил на землю, подмяв под себя.

— Дура! — прорычал он ей в лицо.

— Что делать будем, скажи. И слезь с меня.

— Может, попробуем добежать до тех деревьев? — Тэйд указал на небольшую дубовую рощицу, откуда они пришли. — Там овражком уйти сможем.

— Не успеем! Ты видел? Они неплохо стреляют.

Словно в подтверждение слов Инирии, зачавкали, взбивая прибрежную грязь стрелы. Одна ударила в ветку, о которую Тэйд упирался ногой. Чвак! Чвак! Чвак! Ещё несколько стрел ушли в воду озера.

— Нельзя нам долго сидеть. Сейчас пристреляются и… — Инирия уже накинула нижнее ушко новой тетивы и теперь, перебросив ногу, через плечо лука пыталась закрепить верхнее. Лёжа выходило плохо, и Нёту пришлось прийти ей на помощь. Вдвоём у них получилось быстро. — Стрел мало, да и толку тоже, — сказала девушка, проверяя натяг тетивы. На том берегу раздались голоса и ржание лошадей. — Ну вот и всё.

— Ну уж нет, — в руке Нёта сверкнул меч.

— Простите меня, мальчики, — выдохнула кейнэйка, — это я во всём виновата…

— Чемирта! — воскликнул Саима.

— Нет, — взмолился Тэйд, вспоминая свой недавний опыт.

— Чемирта?! О боги, ты это серьёзно? У тебя есть Хорбутовы зёрна?! — воспряла она. — Что ж ты сразу не сказал?

Саима не ответил, он выудил пузырёк из внутреннего кармана, дрожащими руками выдернул туго притёртую пробку и ссыпал на подставленную ладонь девушки четыре половинки и совсем маленькую крошку — бесценный дара неизвестного благодетеля.

— На сколько их хватит? Ты проверял? — Инирия взяла одну половинку, и чуть не выронила, инстинктивно уклоняясь от просвистевшей мимо стрелы. Ещё одна с треском ударилась о камень, за которым они укрылись.

— Часа на три, — Тэйд прижался щекой к холодному камню. — Каждая.

— Ого! Много. Может, ещё мельче поделить их?

Новые стрелы забились о камень перед ними.

— Что вы тянете? — Нёт схватил целую половинку и, не тратя время на дальнейшие разговоры, отправил её себе в рот.

Остальным волей-неволей пришлось последовать его примеру…

…Тэйд ощутил становившееся уже привычным состояние: время застыло, всё замерло вокруг, движение прекратилось, утихли звуки, исчезли даже запахи, воздух стал неподвижным. Юноша зажмурился, пытаясь восстановить зрение — в этот раз, в отличие от первого, когда он видел всё более или менее отчётливо, окружающее расплывалось разноцветными кругами. Нехитрая процедура помогла, и он различил еле заметное колебание уплотнившегося воздуха. Рядом появился Нёт, следом возникли Саима и Инирия.

— Уф. Столько раз слышала, — сказала она, — а попробовать так ни разу не довелось. Не подведут чудо-зёрнышки, а, Тэйд?

— Не должны, на себе проверял.

— Как бок? Идти можешь?

— Да.

— А бежать?

— Думаешь, надо?

— Да.

— Попробую.

— Тогда за мной, живо! — Инирия устремилась к скоплению деревьев, увлекая их за собой.

Глава 26. Ратт-ви-Аталам

Венсор, ведомый огетэрином, шел по бесконечному сводчатому коридору, освещённому редкими светильниками, висевшими то на правой, то на левой стене. Шли достаточно долго, чтобы эта однотонность начала раздражать кеэнтора. К тому же за всю дорогу Шайк Реазур не проронил ни слова, что тоже Венсора не бодрило.

И вот на пути стали попадаться боковые ответвления, входы в которые были закрыты решетчатыми дверьми; попадались и открытые, но освещенные тусклее, чем проход, по которому они шли. Некоторые из них уходили вверх, часть вниз, половина была на той же высоте, что и основной ход. У очередного, пятнадцатого по счёту, поворота Шайк Реазур остановился перед неприметной серой дверью. Он многозначительно кивнул, приятно улыбнулся и толкнул её. За дверью открылась большая продолговатая пещера с высоким сводом естественного происхождения. В некоторых местах стены были выровнены и украшены надписями и барельефами с неизменным стилистическим изображением Ихольара. По искаженному гневом лику, позе Великой Рыбы, положению её хвоста и плавников можно было точно сказать, какие противоречивые чувства обуревают вырезанное в камне божество. Дальняя стена, освещённая большим светильником, сверкала изумрудным блеском, словно в её центре находился огромный самоцвет — три на три тонло, обрамлённый бронзовым ободом с неизменным изображением трёх морских чудищ: Кую, Гальмонорокимуна и Нойби… Это определённо был Срез.

…Срезы были детищем древних греольских магов.

Образовавшиеся во время катаклизма разрывы в тверди естественным образом заполнялись водой, хлынувшей из морей и океана. Не стал исключением и подземный город Ка'Вахор и прилегающие к нему туннели. Дабы остановить продвижение воды внутрь, греольские маги запечатали входные отверстия мощными заклятиями. А впоследствии маги-сэрдо обнаружили, что разорванные туннели не утратили связи со своими ответными частями. Отыскав нужное заклятие, они научились соединять оба отрезка туннеля, бывшего некогда единым целым, создав тем самым проходной «водный путь», по которому можно было переместиться от одного Среза к другому, минуя водную толщу. Много после, жадные до открытий и экспериментов сиурты Шосуа смогли создавать искусственные Срезы, а главное — нашли заклятия, способные соединять их между собой «водными путями». Внешне естественные Водные Срезы напоминали водоёмы со стоячей водой, с одним лишь отличием — в девяти десятых случаев они располагались не на горизонтальной, а в вертикальной плоскости, то бишь на стенах, а то и вовсе на сводах пещер и туннелей. Вид же искусственного Среза ничем обусловлен не был и зависел лишь от умения, желания и фантазии создавшего его сиурта…

Венсор ра'Хон сейчас стоял как раз напротив такого Среза, самого заурядного — на стене, и, куда он ведёт, кеэнтор не знал…

— Прошу за мной, — предложил огетэрин и уверенно шагнул сквозь водное зеркало. Венсор, хоть никогда Срезами и не пользовался, лишь о них слышал, бесстрашно шагнул за ним…

Как и следовало ожидать, ничего страшного не произошло — Венсору показалось, что он прошел через жиденький водопад. Они стояли в кольце шести высоких колонн, в кругу яркого света.

— Немокрая вода Срезов, один из подарков сиуртов Шосуа, — пояснил огетэрин, наблюдая за недоверчиво ощупывающим одежду и волосы Венсором. — Ещё немного, и мы у цели.

— Да пора бы уже дойти, — буркнул себе под нос кеэнтор, потирая уголки глаз костяшками пальцев. «Когда мне уже дадут глотнуть обещанного гонхару?!».

Огетэрин не тратил времени даром и решительно двинулся к лестнице в дальнем конце комнаты. Венсор торопливо зашагал следом.

Пять пролётов вверх; их встретила группа одинаково одетых людей: белые балахоны и пояса, на ногах мягкие, белые же, войлочные тапочки. Пряжки, застёжки и обязательные значки на левой стороне груди (кстати сказать, единственные разнившиеся аксессуары) были серебряными. Встречающие почтительно расступились перед огетэрином и его гостем и склонились в поклоне.

Дальше шли все вместе. Венсор давно утратил всякое ощущение времени. Ему казалось, что они идут целый час.

— Совсем немного осталось, — почти после каждого поворота или пройденного зала приговаривал Шайк Реазур и приободряющее улыбался. — Вы привыкнете, кеэнтор. Это только в первый раз всё кажется таким нелепым, на самом же деле всё подчинено логике и строгим геометрическим формам.

Коридор постепенно становился шире, отходящих туннелей всё больше, и скоро процессия, возглавляемая огетэрином, оказалась в трапециевидном зале, три стены которого были отделаны белым камнем. Четвёртая, выгнутая от предполагаемого центра, пестрела множеством дверей. Их было не меньше сотни. Три яруса дверей, к двум верхним вели полупрозрачные лестницы из полированного коралла с широкими ступенями и высокими поручнями.

В центре зала фонтан, вокруг деревья и невысокие скамеечки из цинарины и тубастреи[29]. На клумбах диковинные цветы, которых Венсор не видел ни в книгах, ни на гравюрах, ни, разумеется, в жизни. Мимо них прямо по воздуху «проплыла» стайка полосатых оранжево-черных рыб-игл.

Венсор замер, в оцепенении провожая загадочных рыбёшек взглядом. Он, наверное, так и стоял бы, не в силах оторвать глаз, если бы его не окликнул Шайк Реазур, к тому времени отошедший шагов на десять.

— Мастер Эн'Дуно случайно вывел эту породу. Перемудрил с магией немного. Всего лишь побочный эффект, а какой вид! Даже в Кнэтирии нет летающих рыб, а у нас есть! — в очередной раз улыбнулся Шайк Реазур и шагнул на одну из мозаичных дорожек, ведущую к двери в центре.

— О, да. Это великолепно! — Восхищению Венсора не было предела. — Эн'Дуно, кану?

Шайк Реазур остановился. Дождался, когда Венсор его догонит.

— Да, — ответил. — Самый что ни на есть кану: древний, высокий старец с совиными бровями, седой бородищей до самой земли и красивейшими садэарами по всему телу.

— Садэарами? Вы имеете в виду те тиу, что есть у каждого кану с рождения? Водоросли, плавающие по рукам рыбки, мошки, комарики, змейки в траве? — спросил Венсор.

— Да, и рыбки, и колышущиеся водоросли, и мураши с комариками, но я-то совсем не это имел в виду. Да и не с рождения у них садэары, насколько я помню, а постепенно проявляются по ходу взросления. Так, кажется, это происходит.

— Может быть, я не настаиваю. «Делать мне больше нечего, как забивать голову всякой ахинеей!».

— А почему тиу на руках Эн'Дуно вы называете садэарами?

— Да Гальмонорокимун их знает!

«О боги!!! — мысленно взревел Венсор. — Он что издевается?!».

— Ну, хорошо, как это сам Эн'Дуно объясняет? — спросил Венсор, наблюдая за стайкой из четырёх рыб-игл кружащих у плеча огетэрина.

— А никак не объясняет. Эн'Дуно не так-то просто уговорить рассказать хоть что-нибудь. Смысл же, как уверяет Анготор, таков: садэары каким-то образом связаны с его нервной системой и являются отображением компонентов, из которых составляется будущее заклятие. Если приглядеться, то на тиу Эн'Дуно, среди рыбок и водорослей, можно разглядеть кружки, квадраты и треугольники с рунами внутри… Ну-ка кыш! — Шайк Реазур топнул ногой и отмахнулся от мельтешащих перед глазами рыбёшек. — Сдаётся мне, все эти водоросли, рачки, рыбки и прочая рисованная живность только для того и существует, чтобы замаскировать тайные значки садэары. Хотя, может, я и ошибаюсь.

— А как вы-то их углядели, градд Реазур?

— Это не я, это наш проныра Анготор. Он, шельма, стянул у ныряльщиков Водный камень и, пока Эн'Дуно спал, залез снаружи на купол и оттуда его через трубу Дамохиора, хи-хи, разглядывал.

— И что высмотрел?

— Да то, что я вам сейчас рассказал, то и высмотрел. Не просите у меня разъяснений, Венсор, я и сам ничего не понимаю. Знаю только… один раз своими глазами видел, как в тот самый момент, когда Эн'Дуно с приготовлениями по созданию Среза закончил и надо было непосредственно к волшбе приступать, на его предплечье отчётливо проступил один такой символ, тогда как всё остальное на его фоне померкло. А он как бы даже и засветился. И Эн'Дуно, вместо того чтобы пассы там какие-то совершать и заклятия произносить, всего-то и сделал, что символа этого пальцем коснулся.

— И?

— И Срез появился. Там, где Эн'Дуно и планировал. Может, конечно, он и пошептал что-то при этом. Но я не слышал.

— Поразительно. Так вот оказывается, как это у кану происходит.

— Анготор уверяет, вычитал, мол, где-то — садэар эти и не магия вовсе, а отражение мыслей кану, упрощающая поиск нужного в данный момент заклинания. Садэар подстраивается под окружающую действительность, подбирает и предоставляет на выбор несколько заклятий прежде, чем мозг кану о них подумает. Он же сокращает время применения заклятия. Садэар как…

— …как спусковой крючок на балестре, — помог Венсор.

— Да! — радостно подхватил Реазур. — Вроде как Эн'Дуно это заклятие уже творил раньше, и теперь оно у него в готовом виде в голове лежит. Коснулся нужного в данный момент садэар, и стоит Срезик, ещё раз, и второй вам нате, получите.

«Ну что ж, — очень похоже на правду».

— Это всё хорошо, я вот только никак не могу сопоставить мною увиденное с возможностями одного кану, пусть и в магии весьма искушенного. Сознайтесь, градд Реазур, вам, поди, сиурты из обители Шосуа помогают?

— Да, что вы, кеэнтор, куда им.

— А кто тогда? — с поистине детской непосредственностью воскликнул Венсор.

— Вы наверняка слышали о так называемых сья-арах, или роал?

— Да. — Венсор, припомнил, что когда-то давным-давно читал о людях, которые сами, будучи лишены магических способностей, могли извлекать Уино почти что из ничего и передавать его другим: людям или даже зверям. — Читал о них, — сознался он, — но очень давно. И честно говоря, не думал, что такие ещё существуют.

— Существуют, в Гиратте. Это далеко на севере. У нас пять роал. А слуг их более двадцати. Эти уже наши местные.

— Да что вы говорите! Много.

— Да, недостатка в желающих пережить катаклизм в Ратт-ви-Аталам у нас нет.

— Я с вашего позволения, попозже с Анготором на эту тему побеседую? Чтобы вам расспросами не докучать.

— Конечно, побеседуйте, он вам всё гораздо лучше меня расскажет. И о кану, и о роал. Он же, представляете, в Гиратте в рабстве был…

— Да вы что?

— Да… Ну что, идём дальше?

Подъемник, движимый силой воды (так сказал огетэрин), поднял их на последний этаж. Двери растворились, и они оказались в сравнительно небольшой комнате с пушистым ковром на мозаичном полу, акабаровой[30] кушеткой, столиком и тремя великолепными креслами с резными спинками и подушками белого бархата. Окон в комнате не было. Освещалась она маленькими серебряными лампами и необработанными спикулами и иглами кораллов, фосфоресцирующих мягким зеленым, синим и фиолетовым светом. В углах комнаты стояли кадки с колышущимися растениями.

Шайк Реазур взмахнул рукой, и часть стены ушла в монолит, увеличивая пространство как минимум вчетверо, теперь это была уже не просто комната, а большой зал с куполообразным потолком в центральной части. В нём было восемь каплевидных окон, вместе напоминающих ромашку… Полированный коралл был тёмен, света Оллата и звёзд было недостаточно, чтобы пробиться сквозь толщу морской воды, укрывающей подводный город.

Посреди зала стоял богато сервированный стол. Огетэрин приклонил голову и жестом указал Венсору на кресло.

— Прошу вас, кеэнтор.

Единственный оставшийся провожатый (где и когда их покинули остальные, Венсор не заметил) встал в трёх шагах от стола, готовый исполнить любой приказ огетэрина.

— Не знаю, как вы, а я проголодался, — Шайк Реазур похлопал ладонями по подлокотникам.

— И я немного, — сознался Венсор, второй раз за вечер позволяя себе лёгкую улыбку, на этот раз искреннюю.

— У меня к вам деловое предложение, кеэнтор, вы не против, если мы поговорим во время еды? — Огетэрин, кончиком салфетки указал слуге на блюда, которые собирался есть.

— Согласен. Но сперва, прошу, подскажите, что из всего этого можно есть? Кроме мидий, я не вижу ничего знакомого. А их я, признаться, никогда не любил.

— Начните вот с этого — трубоголовки, фаршированные черными парлавскими креветками. — Шайк Реазур указал салфеткой на серебряное блюдо с горкой странного вида розовых гофрированных трубочек в полосах бело-желто-зелёного соуса. — Также рекомендую попробовать салат из гребешков и осьминожек и филе живогорма по-парлавски с рисом и печеным перцем… Выпьете вина?

— Из водорослей?

— Нет, — ухмыльнулся огетэрин, раскладывая салфетку. — Хотя, признаться, над этим уже работают… Так что? Истинское?

— С удовольствием.

— Вы не подумайте, что в нашем меню только дары Ихольара. У нас есть и сад и две небольшие фермы для выращивания животных и птицы. Увы, единственными кто смог прижиться, питаясь исключительно водорослями, стали овцы, индюки и утки. Есть ещё несколько нетрадиционных у нас для питания животных, но вам о них я пока говорить не буду… Хотя, думаю, через год, полтора они будут числиться в списке самых востребованных деликатесов… ну да не будем о грустном. В целом, немного привычной для нас птицы и мяса мы сможем позволить себе и в недалёком будущем. Остальное нам даст Великая Рыба… Нам катастрофически не хватает площадей. Именно с этим и будет связано моё первое вам предложение.

«Первое?! — Венсор пронзил вилкой одну из трубочек. — И сколько же их всего, градд Реазур?».

— Несмотря на полностью законченный процесс постройки основных помещений, — продолжал Шайк Реазур, приноравливаясь как половчее разделать тушку какого-то неизвестного Венсору головоногого, радующего глаз гурмана аппетитной золотой корочкой, — мы не стоим на месте и продолжаем расширяться. В силу изменившихся обстоятельств больше не обращаем внимания на отделку и архитектуру, а растим исключительно функциональные, хозяйственные помещения. Так сказать — про запас. Одному Ихольару известно, что мы ещё не учли, по скудоумию. Роскошные апартаменты, как эти, — он победоносно ткнул в небо вилкой с насаженным на неё щупальцем и взмахнул разделочным ножичком, — предназначенные для членов Великого собрания и очень богатых людей, а также помещения для сулойам и людей просто богатых уже построены. Почти полностью готовы помещения для мастеровых, середнячков и простолюдинов…

— Простите, за то, что перебиваю, градд Реазур, а где вы берёте пресную воду?

— Поначалу мы думали, что это будет одной из самых больших проблем Ратт-ви-Аталама, наряду с отходами и канализацией, но мастер Эн'Дуно, да будут мокры его зелёные губы, разрешил их с истинно кануанской быстротой и элегантностью. Он изменил русло реки Оисс и, не дав её водам слиться с морскими, опустил сперва глубоко под землю, а уже после, посредством водного Среза, перенаправил прямиком к нам. Это конечно не прошло бесследно — на материке лишились нескольких сотен гектаров заливных лугов. Но, согласитесь, это же сущий пустяк в сравнении с полученным результатом.

— Как всё это забавно, — всплеснул руками Венсор, удивляясь всё больше и больше. — Этот водопад в большом зале с летающими рыбками — река Оисс?

— О, нет, — хитренько улыбнулся Шайк Реазур, поигрывая пустой вилкой, — это как раз то и не Оисс, а Капри. Эн'Дуно подстраховался и дважды проделал один и тот же фокус. Так что теперь аж две реки питают наш благословенный городок свежей водицей. Одна — ледниковой с вершин Тиндайских гор, другая… м-м… язык мой без костей, ха-ха, говорю, чего сам не знаю. Я понятия не имею, где берёт своё начало река Капри, да это в принципе и не важно.

— Ну да, ну да. — Венсор откусил кусочек маринованной осьминожки. Пожевал, наслаждаясь вкусом, и одобрительно покачал головой.

— С канализацией и мусором оказалось совсем просто — несколько помещений и колонии каких-то растений и морских рачков в них решили обе проблемы раз и навсегда. По крайней мере, так обещал Эн'Дуно, а у меня пока не было оснований не доверять словам сего почтенного мужа. А вот с воздухом возникли некоторые проблемки. Неожиданно.

— Да? — Венсора зацепило вовсе не пренебрежительное — «некоторые проблемки», а чересчур, по его мнению, самоуверенное «неожиданно».

И Шайк Реазур понял это и попытался опровергнуть:

— Мы действовали, исходя из опыта кнэтирийцев, и рассчитывали, что кораллы будут выделять достаточное количество кислорода, но то ли в силу разности температур в море Пай и море Ксам, то ли в силу иных непонятных обстоятельств вырабатываемого ими воздуха не хватило. Спас нас, как вы, наверное, догадались, наш уважаемый мастер Эн'Дуно. Это кстати было первопричиной его появления в Ратт-ви-Аталаме. Проблемы с водой и канализацией он решил попутно. Он вывел новый вид водорослей, увы, не знаю, как они называются, вы видели их, они есть в каждом помещении. Эти водоросли неприхотливы и регенерируют нужное нам количество кислорода, к тому же они очень красивы и великолепно вписываются в интерьеры. Великий всё-таки народ кану!

— Если позволите, градд Реазур, у меня вопрос как раз по кораллам. — Венсор посмотрел на слугу и коснулся пальцем края бокала. (Он тут же был наполнен.) — Вернее два: скажите, как вы достигли того, чтобы они срослись в монолит, и ещё поясните, если можно, как вы добиваетесь такой сказочной прозрачности в тех местах, где окна? Ну и ещё один полувопросик, можно ли ваши «изделия» использовать в наземных строениях?

— Можно, и мы уже это делали. Вы же сами видели купол в обсерватории.

— Ах, ну да. Простите, запамятовал.

— Ничего страшного. Представляю, какая у вас сейчас в голове каша, — огетэрин призывно поднял свой бокал. Венсор ответил. Выпили. Пожевали немного в тишине.

— С кораллами всё просто, — сказал Шайк Реазур, откидываясь на спинку кресла. — Они бывают нескольких видов: древовидные, веерные… скажите, а вам очень хочется всё это знать? Просто, если сейчас начну рассказывать, то трудно будет меня остановить. Я про это до утра говорить могу. Может, вас удовлетворит, если скажу, что это алхимия с изрядной примесью магии?

— Вездесущий Эн'Дуно?

— Отнюдь. Это уже наши кнэтирийские друзья помогают. Позже, если хотите, познакомлю вас с одним из мастеров по кораллам. И с уважаемым Эн'Дуно тоже, они всё гораздо понятнее меня объяснят, и в удобное для вас время. Про реки и кислородо-восстанавливающие растения, про фосфоресцирующие полипы, про подъёмники на водной силе. О рыбах-иглах летающих, спросите… наверняка же, хотите узнать, как это они ни с того ни с сего воздухом дышать научились, а главное, как летать смогли? Мне это очень интересно было.

Снова звякнула серебряная крышечка керамического кувшинчика — слуга наполнил бокалы.

— Ну, вот, пожалуй, и всё, в общих чертах. О чём, кеэнтор, хочу вас попросить. Несколько лет назад мы выкупили у Текантула несколько бир-хоратов для наших людей, занимающихся добычей Водного камня на реках и озёрах Зарокийской Империи. Их срок истекает через два месяца…

— И вы хотите его продлить?

— И не только. Если Ваше Святейшество рассмотрит возможность продать нам ещё десяток бир-хоратов, сверх уже имеющихся, сулойам были бы вам больше чем благодарны. И я лично, разумеется, тоже. Сейчас время — это товар, в котором мы нуждаемся сильнее всего. Водный камень даст нам возможность выращивать помещения, даже находясь в подводной изоляции. Мы хотим запасти столько Водного камня, сколько возможно добыть и переработать. На территории Хаггоррата и Зарокии уже работают около тридцати специально обученных команд. Мы подготовили ещё десять. К сожалению, запасы пресной воды, пригодной для изготовления Водного камня, в Хаггоррате ограничены. Вы же, я слышал, вернулись в Валигар — осваиваете земли в долине Эладэре и заселяете район девяти озёр. Это хорошая вода. Именно для работы на девяти озёрах сулойам хотели купить десять дополнительных бир-хоратов. К тому же, мы выкупим весь Водный камень, который есть у ваших торговцев, в обход конкурентов, по максимально высокой цене.

— Ага, — потеребил бородку Венсор.

— За каждый бир-хорат, — Шайк Реазур встал, — продлённый или выписанный вновь, мы готовы заплатить Текантулу по тридцать тысяч имперских рэлов. Что в сумме составит шестьсот тысяч. Они здесь. — Шайк Реазур указал на самшитовый сундучок с тремя застёжками в виде голов Кую, Гальмонорокимуна и Нойби, стоявший у стены. Венсор готов был поклясться, что, когда они вошли в комнату, его там не было. — Прошу, — пригласил огетэрин и отошел в сторону, предоставляя кеэнтору возможность взглянуть на содержимое.

Венсор встал, вытер пальцы салфеткой. Приблизился, сохраняя полное достоинство. Сундучок был полон золотых монет артарангской чеканки. Не аккуратные имперские рэлы, коих чуть ли не с полсотни в най-сар[31] входит; и не на треть галиоровые с облегчающим отверстием в центре меноурские яги; и не дииоровые треугольники кетарских тифт, а полновесные артарангские фонги: толстые и увесистые. Такую монету одно удовольствие в руках подержать, и идут они к империку один за пять. Венсор взял одну, повертел в пальцах. «Многовато что-то?!». Он изобразил едва заметное колебание: то, что нужно, чтобы придать скоропалительному ответу немного веса.

— Здесь на шестьсот рэлов, — заверил огетэрин. — Всё точно.

— Хорошее предложение… Думаю, совет Текантула его одобрит.

Легкая усмешка тронула губы Шайка Реазура.

— Когда нам ожидать положительного ответа?

— Можете не ожидать. Бир-хораты будут у вас завтра, вернее, уже сегодня. Все формальности я улажу сам.

— Я несказанно рад, Венсор, что вы столь великодушны.

— Уверен, наше сотрудничество будет таким же прочным, как купола Ратт-ви-Аталама.

— Есть ещё один вопрос, который мне хотелось бы решить как можно скорее.

— Помнится, кто-то обещал мне чашечку гонхару?

— Гонхару предлагаю выпить в оранжерее. Это недалеко.

— Принимается.

Они миновали несколько комнат, поражающих роскошью и изяществом отделки. Когда Шайк Реазур приближался к очередной двери, матовые створки мягко отходили в стороны, открывая проход. Все помещения были выдержаны в едином стиле: минимум прямых линий — всё идеально и без них; радующее глаз изящество колонн, поддерживающих полупрозрачные потолки; невообразимые изгибы хрупких арок и окон. Всё это впечатляло, пожалуй, не менее, чем материалы, из которых было исполнено. Столь дивных цветовых сочетаний, красоты, законченности и продуманности форм, архитектурных элементов Венсор не видел ни в одном из дворцов Императора Рэйма. Это было поистине восхитительно.

— Хочу предложить вам весьма выгодную сделку, кеэнтор. — Огетэрин повёл рукой, в сторону отползающей в сторону двери, за которой проглядывались настоящие джунгли: слышался щебет птиц и шум падающей воды.

— Еще одну?

— Да.

— Последнюю?

— Нет, — медоточиво улыбнулся огетэрин. — В своё оправдание могу лишь заверить, что все они будут не менее выгодными, чем первая.

— Тогда это даже не обсуждается.

В оранжерее царил полумрак, который усиливался яркостью освещения большого аквариума, бывшего частью одной из стен. За «стеклом» вились водоросли и плавали оранжевые, красные, черные в желтых разводах, с белыми брюшками рыбки.

На столике с закруглёнными краями стоял серебряный кувшинчик с гонхару, сахарница и две чашечки. С краю лежала папка из выбеленной кожи, с золотыми уголками и застёжкой. Два плетёных стула и два сундучка — в сторонке рядом с кустом белой васарги.

— Хаггоррат — Империя пяти морей, — издалека начал Шайк Реазур, разливая ароматный гонхару по чашкам. — Многие называют нас «рыбниками», и они отчасти правы. Я не буду это оспаривать, потому что не вижу в этом ничего зазорного. Увы, я уже давно вынужден мыслить совсем другими категориями. Сейчас я говорю с вами не как огетэрин Хаггоррата, а как член Высшего совета правителей Ратт-ви-Аталама. Хаггоррату осталось существовать немногим больше года, город-королевство Ратт-ви-Аталам ждёт скромное, но долгое будущее. И моя задача сделать его как можно лучше. Именно по этой причине меня выбрали огетэрином. Мы не знаем, что ждёт нас впереди, можем только предполагать, но в наших силах предусмотреть как можно больше вариантов развития событий. Кто может сказать, что станет с нашими морями и землями? Это известно только Ихольару, а он предпочитает безмолвствовать. Возможно, всё обернется даже хуже самых ужасных прогнозов. А возможно, и нет. Мы не хотим играть в эти игры, хотим действовать, пусть даже в будущем это окажется бесполезным. По нашей просьбе Эн'Дуно воздвиг одиннадцать больших Срезов: четыре из них ведут на острова, по одному в каждом из Хаггорратских морей. По одному в Парлав, Кнэтирию и Артаранг. Остальные разбросаны по материку: два на территории нынешнего Хаггоррата, по одному на Ойхороте и Тэнтраге. В Меноур и Зьярохол мы из понятных соображений предпочитаем не лезть… Вернее сказать, пытаемся найти скрытное и безопасное место, но пока наши попытки не увенчались успехом. Прежде чем поставить Срез, мы выкупаем интересующие нас земли и строим защитные сооружения. Я думаю понятно, что мы хотели бы иметь выходы на поверхность везде, куда только сможем дотянуться…

Венсор видел, что, излагая все это, Шайк Реазур внимательно наблюдает за его реакцией, и уже понимал, куда тот клонит. И это ему нравилось.

— Хороший гонхару.

— Это не артарангский — с наших новых плантаций.

— Что вы говорите, прекрасный вкус… — Венсор сделал короткий глоток. — У Текантула есть один старый замок на восточной окраине Меноура, думаю, он мог бы вас заинтересовать.

— О, это было бы великолепно! — Огетэрин был настолько искренен в своих восторгах, что Венсор почувствовал мимолётные угрызения совести, за то что по привычке взвешивает каждое слово.

— Вы упомянули о Меноуре, могу я узнать — надёжны ли вообще Срезы? — спросил он.

— Надёжны, насколько что-то может быть надёжно в наши смутные времена. Люди и магия охраняют водные пути по обе стороны. Можете не беспокоиться, у охраны четкий приказ — закрывать Срезы при первой опасности вторжения. Увы, на сегодня у нас нет ни одного Среза в Северном море и море Смерчей. Нет выхода в Эретрию и Валигар. Запад остаётся для нас недосягаем. Кто знает, может после катаклизма Немые горы останутся единственной твердью в этой части Ганиса. А посему, мы бы не отказались купить немного земли в Ксаладе и Вартаре, впрочем, не время привередничать, мы купим любую свободную землю западнее Тарму… Как вы на всё это смотрите, кеэнтор? Могли бы мы плотнее обсудить этот вопрос?

— М-м-м. Вопрос, прямо скажем, весьма пикантен, — промурлыкал Венсор, уже прикинув, в какую сумму это может для сулойам вылиться. — Тут есть одна трудность. Зарокия и Хаггоррат воюют в Такрите — многие будут недовольны, если поймут, что я вам помогаю.

— Мы не правители, лишь духовные лидеры, — излишне пафосно провозгласил огетэрин. — Мы отвечаем за души людей, а не за глупость наших правителей.

— Да, но при всём при том… — Венсор недоговорил, и в комнате воцарилась тишина.

Кеэнтор держал паузу — откинувшись на спинку стула, откровенно наблюдал за выражением лица огетэрина. Тот рассматривал затейливую завитушку кораллового светильника. Видно было, что Шайк Реазур не любит ходить вокруг да около — ему не терпелось побыстрее выложить всё начистоту и разом покончить с нелюбимым занятием.

— В таком случае… а, неважно. — Лицо огетэрина приняло задумчивое выражение, что не ускользнуло от Венсора, от которого, впрочем, мало что ускользало.

— Что-то не так? — спросил Венсор.

— Напротив… — Шайк Реазур отставил чашечку и встал. — Ну что ж, этот вариант тоже предусмотрен и просчитан, — пробурчал он себе под нос, однако Венсор отлично его расслышал. Шайк Реазур подошел к одному из сундуков и открыл его. — Мне кажется, вам стоит взглянуть на это, кеэнтор.

Венсор ждал этого с того момента, как они вошли в комнату. Он, уже понимая, что содержимое сундуков предназначено для него, и глотая слюни, пытался прикинуть, сколько же денег в них поместилось. Но то, что ему предстояло увидеть…

Это было не золото, а галиор. Аккуратные ровные ряды слитков с клеймом Артаранга, по пятьдесят тысяч рэлов каждый. Компактные, легко помещающиеся в ладони брусочки заполняли без остатка внутреннее пространство самшитового сундучка, и отсветы отражений рыбьих телец и колышущихся водорослей из аквариума играли на их гранях всеми цветами радуги.

«О боги! — окаменел Венсор. — Помилуйте, Ткавел и Сэволия! Ни один человек не в силах справиться с подобным искушением! Откуда у этого рыбника такие несметные богатства?».

— Я так понимаю, у вас есть список земель, о которых идёт речь? — с трудом подавив алчную дрожь голоса, спросил он.

— Разумеется, — Шайк Реазур был сдержан и ничем не выказал своего триумфа. Он подошел к столу и взял белую папку. — Всё здесь, — и, видимо, устав от ведения этой высокоинтеллектуальной битвы, которую уже считал выигранной, добавил:

— И последняя просьба, если позволите, Ваше Святейшество?

«Ещё?!» — Венсор сглотнул, потёр вспотевшие ладони.

— Ну, разве что последняя. — Он взял из рук огетэрина папку и заставил себя улыбнуться. И если в первый раз его улыбка была снисходительной, во второй — искренней, то теперь она больше всего походила на оскал умалишенного. Он понимал, что теперь согласится на всё — его купили как портовую шлюху.

Они прошли по коридору и поднялись по прозрачной винтовой лестнице, что привела их в комнату, едва ли не вдвое больше, чем все предыдущие. Неизвестный источник света, скрытый за узорчатым орнаментом стенной панели, выдержанной в стиле, который Венсор мысленно назвал: «Ихольар жив!», мягко освещал гладкий как стекло, абсолютно черный пол. Дальнюю, самую большую из стен закрывали тяжелые портьеры.

Диван из исполинской двухтонловой тридакны, волнистые края которой были инкрустированы золотом, и два кресла из малюсков поменьше были покрыты подушками и валиками из белой замши. На тумбах и высоких поставцах с изрезанными краями лежали редкие раковины и чучела диковинных рыб и морских млекопитающих удивительной красы: желто-зелёные, льдисто-голубые и фиолетовые змеехвостки, пинны, трубоголовы, маризы, янтины и даже один живогорм, громадный, с десятиведёрный бочонок. Голотурии и морские звёзды всех цветовых комбинаций, форм и размеров. Коллекция лучепёров: смешные батрахи, запасливые мешкороты, хищные скорпены и забавные пегасы. Две стайки по три рыбы-иглы, подобно тем, что Венсор видел в общем зале, дефилировали в свободном «плавании» по комнате.

«О, Боги Великие, Ткавел и Сэволия, где мы находимся?! — так и подмывало спросить Венсора, который, попросту говоря, ошалел от великолепия апартаментов. — Всюду богатство и неслыханная роскошь. Кто здесь живёт? Наверное, это покои самого огетэрина или одного из членов Высшего совета».

— И последний штрих, без него наша экскурсия будет неполной. — Шайк Реазур хлопнул в ладоши.

Тяжелые портьеры поползли в стороны, и Венсор понял, что комната переходит в большую террасу, находящуюся под огромной крышей не меньше полусотни тонло высотой. По сути это можно было бы назвать выходом на улицу.

Огетэрин подвёл Венсора к широкому ограждению. Внизу, как на ладони, лежал Ратт-ви-Аталам. Несмотря на бесконечные переходы кеэнтор не мог и представить, что подводный город так велик. Тысячи окон, миллионы огней. Всё светилось, сверкало и переливалось. Множество галерей, переходов и наружных лестниц, в основном прозрачных, подсвеченных мягким коралловым светом. Ряды поднимающихся ввысь террас, балкончиков, куполов и башенок. Справа, тонло в двадцати от них, шумел, перетекающий с яруса на ярус, водопад. Внизу блестели воды каналов, ведущих к заливу в дальнем конце ограниченного куполом пространства. Прямо по центру на площади высились точные копии десятитонлового Ихольара и колон Манерикома. А вдалеке, там, где, судя по всему, заканчивался купол, виднелась пристань и две двадцативёсельные галеры на рейде.

— В дальнем конце купола большой Срез — выход для кораблей. Пройдя его, они оказываются в укромной бухточке одного из островов в море Обир, — пояснил Шайк Реазур, наслаждаясь произведённым впечатлением.

— Разумно, — согласился Венсор.

— Это не единственный морской портал, таких три…

— Постойте, — Венсор, словно очнувшись ото сна и припоминая недавний разговор в астрологической башне, — вы, кажется, говорили, что создали всё это за пятьдесят шесть лет?

— Пятьдесят семь.

— Непостижимо.

— Мы старались.

— Но это же не внутреннее море? — неожиданно для себя самого засомневался Венсор. «И не море Обир, — он вспомнил о том, что говорил огетэрин о кораллах. — И не Ксам — в нём вода красная, как гранатовый сок». — Где мы, градд Реазур?

— Мы в океане Вечности. Все наши моря недостаточно глубоки или непригодны для роста кораллов. Вы же не думаете, что мы вырастили это чудо, для того чтобы оно расплавилось под лучами Сароса, оказавшись на сковороде пересохшего моря?

— Тогда вам действительно надо как можно больше Срезов, в разных местах, — задумчиво сказал Венсор, внезапно проникнувшись энтузиазмом огетэрина.

— Вам понравился наш город, кеэнтор?

— Это невероятно!

— Всё это, — огетэрин развернулся и повёл по воздуху рукой, — покои одного из двенадцати правителей Ратт-ви-Аталама…

— Могу только позавидовать этому счастливчику…

— Это ваши апартаменты, кеэнтор.

Венсор сглотнул, чтобы смочить пересохшее горло. Думал, поможет. Ничего подобного. «Вот же она — вишенка!» — А ведь он уже о ней забыл. Кеэнтор помолчал, затем спросил, стараясь сделать это как можно небрежнее:

— А что взамен?

— И взамен — немало. Я знаю, что у вас есть связь с Высшим правителем греолов… я хотел бы поговорить с ним.

— С Таэ…

— Да, с Таэм'Лессантом, — закончил за него огетэрин, возвышая голос. — Я хочу встретиться с Отдавшим сердце, Хранителем сеперомов и мудрости Кеара — Лессантом Эрфиларским!

Венсор сделал глубокий вдох. Он всегда боялся произнести это имя, даже мысленно.

— Но это решительно невозможно, — с трудом выговорил он.

— Это только на первый взгляд так кажется, кеэнтор. Думаю, немного поразмыслив над моим предложением, вы обязательно найдете правильное решение.

— Зачем вам это? — с неприкрытой тоской в голосе спросил Венсор.

— Они истинные хозяева Ганиса. Я бы хотел выказать им своё почтение и смиренно просить о милости в будущем. Мы строили Ратт-ви-Аталам не для того, чтобы он был разрушен по их приказу.

— И за это вы предлагаете мне стать одним из двенадцати правителей Ратт-ви-Аталама. Я правильно понял?

— Именно так.

Предшественник Венсора — Холор Тигеро всегда говорил ему, что утопающий должен хвататься за любую проплывающую мимо ветку, и он, не собираясь упускать этот шанс, ответил:

— Хорошо, я подумаю, как это можно сделать.

Глава 27. Ринги

После засады у озера минуло два дня. Перебравшись через невысокую каменную гряду, маленький отряд вышел к дубовой роще.

Под могучими деревьями почти ничего не росло, сквозь плотные кроны пробивалось очень мало света, а по земле стелился ленивый утренний туман. Вокруг царила тишина, лишь ноги их шуршали в не высокой траве. Лес начал густеть, всё чаще попадались заросли лещины и мелких кустарников. Туман становился гуще, но, несмотря на это, Саима вёл себя уверенно, и Тэйд решил, что он (или Вир) всё же знает, то есть чувствует дорогу, так же, как Инирия чуяла тропу, что привела их к выходу из подземелья.

Наконец, впереди забрезжил свет, очевидно лес должен был скоро закончиться. Они нетерпеливо прибавили шагу, и тут молочная пелена самым неожиданным образом осела к самой земле и… их взорам открылись руины давным-давно умершего города…

Прошедший к тому времени уже полпути к зениту Лайс нещадно опалял древние развалины. Повсюду высились обломки строений из белого, вылизанного дождями и ветром камня.

Отряд шёл по узким проходам, пробираясь меж горами щебня и обломками колонн.

Остатки древнего города скрывались в густой, разросшейся за века растительностью. Стены были оплетены вьюном, всё в округе было укрыто лишайниками и плотным слоем моха.

Они прошли около двух лиг, когда перед ними предстала грандиозная картина — широкая, шагов в сто, улица с остатками круглых колонн по краям спускалась к огромному заболоченному и заросшему камышом озеру, раскинувшемуся у подножия трёх величественных когда-то башен, обломки которых едва виднелись сейчас над кронами деревьев.

— Что это за город? — спросил Нёт.

Тэйд пожал плечами и подумал, что Саима с Инирией наверняка сделали тоже движение, по крайней мере мысленно.

В округе не чувствовалось никакого движения, ни малейшего ветерка, звуки, издаваемые ими при ходьбе, словно тонули в толщах воздуха, не оставляя эха. Гнетущая тишина окутывала величественный когда-то город, носивший гордое имя Кеар… но Тэйд с приятелями об этом пока ещё не знали.

Они стояли в самом начале круглой площади, обрамлённой низким парапетом, в центре которого возвышался пустой постамент из камня: что на нём раньше стояло, определить было невозможно. Только теперь Тэйд обратил внимание, что на площади на удивление чисто; в отличие от пройденных уже улиц, здесь не было нагромождений камня, обломков, даже вездесущие вьюн и мох остановили свой рост на границе круга, словно боясь переползти через парапет.

Саима, Нёт и Инирия тоже смотрели вокруг с удивлением и явно были поражены и озадачены не меньше Тэйда.

Но, в отличие от них, Тэйд, помимо удивления и восторга, испытывал не самые приятные ощущения: ему враз сделалось как-то не по себе, запершило в горле, стало труднее дышать. Он почувствовал, что не одинок и заглянул в медленно пульсировавшие зрачки онталара, которые расширились и стали тёмно-зелёными.

— Саима, где мы? Куда ты нас привёл?

— Тебе плохо, Тэйд? — встрепенулась Инирия, почуяв неладное по его голосу.

Он промолчал: ноздри его широко раздувались, затягивая воздух, глаза начинали слезиться. Вир застыл у ноги, с тревогой наблюдая за происходившим с ним.

— Я… я… не знаю, — с трудом выговорил Тэйд, прерывисто дыша. Он чувствовал, как стальные когти вериг врезались в его плоть — толчки Силы возрастали.

«Всплеск?»

— Всплеск? — повторил его мысленный вопрос Саима.

Тэйд закашлялся, он опустился на корточки и обхватил плечи руками. Он готов был разрыдаться от отчаяния, так часто это с ним ещё не случалось. Он чувствовал поистине огромные потоки Уино, которые проникали в него, и понимал, что не способен их контролировать или закрыться. Но было кое-что ещё, что тревожило его, а судя по поведению Инирии и Нёта, не его одного — это ощущение взглядов невидимых соглядатаев, появившееся, когда они вышли к постаменту.

И в подтверждение этих мыслей на противоположном конце площади, на расстоянии броска камня образовалось плотное облачко мятного тумана. Оно быстро росло и разрежалось в центре, где постепенно возникал смазанный контур, и скоро стало ясно — там стоит человек. Высокий, с непроницаемым бескровным лицом и застывшим взглядом. Длинный, в пол, белый балахон делал его более похожим на каменное изваяние, нежели на создание из плоти и крови.

Наконец, туманное облако исчезло совсем, и они услышали голос незнакомца:

— Назовите ваши имена, люди!

— Инирия, — смело ответила девушка и сделала шаг вперёд.

Она почтительно поклонилась, но рука её непроизвольно сдёрнула тесьму с клапана саадака, хотя и чувствовала, что противостоять человеку или существу, появившемуся таким образом, шансов у неё не больше, чем у филаре перед древесной кошкой.

— Я - Нёт, — дауларец с вызовом скрестил на груди руки.

— Тэйд са Раву, — Тэйд накрыл дрожавшей ладонью рукоять рап-саха, висевшего у него на поясе.

Незнакомец внимательно осмотрел Инирию, Нёта и Тэйда, после чего вперил стеклянный взгляд в промолчавшего Саиму.

— Я онталар. Саима са Вир, — нехотя буркнул тот, беря аколита на руки. — Вир — мой пееро.

— Саэт-Оинт, я ринги, — властный грудной голос напомнил Тэйду голос отца. — Оставьте в покое своё оружие, люди, оно вам вряд ли понадобится. Ринги не враги вам.

Тэйд облизал пересохшие губы. Он еле держался на ногах — тяжело дышал и испытывал неосознанный страх и сильные боли. Саэт-Оинт, без сомнения, почувствовал его тяжёлое состояние, увы ничего пока не предпринимал, хотя — отчего-то Тэйду было доподлинно известно это — мог.

Ринги же постояв недвижимым ещё с минуту, развёл в стороны руки, закрыл глаза и откинул назад голову.

Мятный туман начал подниматься от земли и сгущаться вокруг него. Раздался звук, напоминавший звон разбитого стекла, и слева от Саэт-Оинта, в нескольких шагах, возникла точная его копия, потом ещё одна — справа, и ещё снова слева… и так далее…

Каждая последующая копия появлялась в мгновенно образовавшемся перед тем туманном облачке.

От звуков битого стекла у Тэйда зазвенело в ушах.

Вскоре вся площадь заполнилась туманом, который исчез сразу же после появления последней копии, замкнувшей круг.

Всего их было шестнадцать — все одного роста в одинаковых белых балахонах с одинаковыми лицами. Они неподвижно стояли внутри парапета, ограничивавшего площадь, равномерно заполнив всю его окружность.

— Саэт-Риот, помоги молодому экриал — его переполняет Уино, — уверенный голос Саэт-Оинта сулил Тэйду надежду на скорое облегчение.

Стоявшая ближе всех к Тэйду копия приблизилась и взяла его за правую руку. Ринги закрыл глаза и откинул голову назад. Казалось, что он ничего не делает: просто стоит, почти не двигаясь, шепчет что-то себе под нос, тяжело, по-старушечьи вздыхает. Прошла минута, затем другая — сэрдо открыл глаза и отпустил руку Тэйда, после чего также молча отступил, заняв в кольце прежнее место.

— Благодарю! — сказал Саэт-Оинт, а затем уверенным голосом произнёс, обнадёживающе глядя Тэйду прямо в глаза: — Не беспокойся, сейчас тебе станет гораздо лучше.

И действительно юноше становилось легче: его начало покидать состояние беспокойства и страха, наоборот, с каждой секундой он обретал чувство уверенности, защищённости и удивительной обволакивавшей благости.

Вир прижался к груди Саимы, и видно было, что онталар и пееро тоже начали понемногу успокаиваться.

Наступила недолгая пауза, за время которой Тэйд попытался рассмотреть одного из ринги, стоявшего к нему ближе всех. У того были длинные до плеч, чёрные, точно полночь, волосы с благородным серебром седины на висках, правильные черты лица, тонкие губы.

Прошло ещё немного времени, и Тэйд полностью пришёл в себя: глаза его оживились, он, наконец, смог вздохнуть полной грудью. Вир спрыгнул на землю и радостно закрутился у его ног.

Саима благодарно поклонился Саэт-Риоту, затем невозмутимо наблюдавшему за происходящим Саэт-Оинту.

— Ринги приветствуют вас, — торжественно произнёс тот, существенно повысив тон в конце фразы. — Мы всегда рады гостям. Инирия, Нёт, Тэйд, Саима, — называя имена, он и все копии вежливо склоняли головы перед его обладателем. — Надеюсь, вы не откажете нам в милости и будете нашими гостями? — бархатным, но не допускавшим возражений голосом поинтересовался он. — В Таэл Риз Саэт вас ждут тепло и радушие нашего очага. Вы сможете отдохнуть, набраться сил и получить ответы на интересующие вас вопросы. Смею надеяться, что и вы ответите на наши.

Все трое глубоко поклонились в ответ на его слова.

— А что это за город? — задал Нёт давно терзавший его вопрос.

— Город… Это Кеар, — буднично, под звон стекла ответил Саэт-Оинт и снова развёл руки, принимая влетавшие в него копии.

— Подумать только, этим стенам пять тысяч лет, — ахнул Тэйд.

— Почти восемь, — поправил его ринги.

— Это вы так шутите, да? — усомнился Нёт.

— Нет.

— Так я вам и поверил.

— Они не шутят, Нёт. Идём. — Инирия подошла к ошалевшему дауларцу и подтолкнула его в сторону уходившего Саэт-Оинта. — Нам туда.

Они осторожно ступали по мягкой, укрытой цветочным ковром земле. Удивительное покойное чувство безопасности лежало на всём, что окружало их. Тэйду казалось, что ринги ведёт их по древнему, девственно чистому лесу. Что ноги его ступают по нетронутой земле, которой давно уже не должно быть. Лайс касался его лица ласковым светом. Лёгкий, прозрачный, желто-зелёный туман вился у самой земли, оплетая их ноги и огромные валуны, слегка присыпанные золотистым песком, а также дивные, зеленоглазые цветы — пьянившие путников пряными запахами.

Где-то за спиной остались руины некогда великолепного Кеара, а впереди их ждал дивный лес, в котором теснились гордые молчаливые деревья с белоснежной корой и развесистыми ало-золотыми кронами. Стволы их покрывали вьющиеся растения с удивительными нежно-зелёными полупрозрачными цветами, похожими на колокольчики. Попадались и другие цветы, алые и фиолетовые, они изящно покачивались на длинных стройных стеблях и издавали приятные мелодичные звуки в такт ласкавшему их ветерку.

Лайс, ушедший далеко на запад, стал оранжево-золотистым и сменил палящий свет своих лучей на спокойный и благодатный. По небу медленно плыли ватные облака, раскрашенные багряными и серебристыми полосами.

Внезапно лес расступился, синее небо распахнулось во всю ширь, и поляну украсили длинные зелёные тени.

Всю дорогу они шли молча, не решаясь нарушить торжественной, девственной тишины леса, молчали они и сейчас, остановившись на почтительном расстоянии и внимательно разглядывая Таэл Риз Саэт.

Впереди, на берегу озера, под кроной гигантского белого дуба, уютно расположились несколько больших домов белого же камня. Из глубины сада появились двое мужчин в точно таких же одеждах, какие носил и Саэт-Оинт, они остановились напротив гостей и учтиво склонили головы.

— Рат-Варо, Нао-Раз, — представил их Саэт-Оинт. — Они проводят вас в покои, где вы сможете отдохнуть перед ужином и привести себя в порядок.

…Комната, в которую отвели их ринги, была светла и просторна. Балкон и два окна на озеро. Огромный стол в центре, несколько стульев с высокими спинками, камин и длинные скамьи вдоль стен. На столе — блюдо с фруктами, многие из которых были Тэйду неизвестны, кувшины с соком и водой, несколько высоких стаканов. Четыре двери, как тут же выяснилось — в комнаты поменьше; в каждой большая кровать с балдахином, стол и сундук.

Инирия выбрала первую справа спальню, с окном и балконом на озеро. Тэйд тут же выбрал соседнюю. Саима выбрал первую слева, но сказал, что с удовольствием поспит и на скамье в общей комнате, а Нёт вообще ничего выбирать не стал, сообщив, что ему всё равно, где он проведёт эту ночь, потому как завтра его уже здесь не будет.

Рат-Варо покивал и поинтересовался, не желают ли гости принять ванну, а получив утвердительные ответы, предложил Инирии следовать за ним. Мужскую же половину отряда он поручил сопроводить Нао-Разу.

В глубине большой прямоугольной комнаты с множеством ширм их ждали три наполненные водой купели. Рядом с каждой, на невысоких тумбах стояли кувшины с тёплой водой и пузырьки с благовониями и составами для мытья.

— Ну и что вы обо всём этом думаете? — Тэйд устало опустился на скамью, на которой, помимо стопки с хрустящими полотенцами, лежали три белых, таких же, как и у ринги, балахона.

— Думаю, что меня немного подвела интуиция, и наш мохнатый друг сильно ошибся в выборе пути, — обходя комнату, ответил Саима.

— Это было понятно с самого начала, как по мне — так в выборе пути ты ещё в Двух Пнях ошибся.

— Ага.

— Я сейчас тебя не об этом спрашиваю, — Тэйд попробовал ладонью воду в купели. — Что ты про ринги думаешь?

— Кто они вообще такие? — спросил Нёт.

— Сэрдо.

— Да ты что! Тэйд прав, ты, Саима, ответишь на любой вопрос, кроме того, что тебе задали.

— Я, если честно, думал, что ринги — это миф! А тут — на тебе: «Я ринги, оставьте ваше оружие. Мы ваши друзья», — продекламировал онталар, подражая невозмутимому голосу Саэт-Оинта. Он взял со скамьи один балахон и зачем-то понюхал его. — Васаргой пахнет.

— Я это не надену, — заартачился Нёт. — Я вам что, баба?

— Не надевай. Что делать будем, лучше скажи?

— Не знаю. Вы тут обмозгуйте всё, а я, пока эти, — он кивнул на дверь, — думают, что мы мослы парим, осмотрюсь пойду.

— Давай, — поддержал его Тэйд. — Осторожнее только осматривайся.

— Я так думаю, — Саима уже скинул одежду и лез в кадку, — делать нам ничего не надо. Уф, хорошо. Поглядим, как пойдёт, а там и решать будем. А-а! Ты чего ждёшь-то, когда вода остынет?

Но вода, к общему удивлению, остывать и не собиралась и оставалась на протяжении всего времени такой же тёплой, как и в самом начале, когда Тэйд первый раз коснулся её рукой.

Глава 28. Братья Этварок и Кинбаро Ро

Крэч не знал, сколько он пролежал вот так, обняв Лесоруба, когда в глаза прорезало лучиком света. Склонившись, над ним стоял незнакомый пожилой нуйарец с палкой в одной руке и пустым кожаным ведром в другой.

— Вы живы, любезный? — участливо спросил нависший над ним человек. — Можете бросить своего друга. Он мёртв, как и одноглазый красавец Хорбут. Вам надо встать, если вы не хотите остаться здесь, чтобы воссоединиться с ним в Верхних Мирах, — он легонько ткнул его палкой в бок. — Так вы живы, или нет? — повторил он вопрос.

— Где я? — слабым голосом спросил Крэч, прикрываясь дииоровой рукой от слепившего света Лайса. Он не имел ни малейшего представления, как и почему тут оказался.

— Здесь.

— Где «здесь»? — он перевёл взгляд на руку: кора на пальцах и во многих других местах была содрана, предплечье прорезали глубокие борозды порезов и ссадин. Вторая рука не двигалась, стреляла болью при попытках пошевелить пальцами.

«Сломана?»

Нуйарец недоумённо пожал пухлыми плечами.

Крэч, кряхтя, перевалился на живот и оказался лицом к лицу с вартарцем — безжизненные глаза Лесоруба были направлены в небо. Крэч с сомнением провёл окончательно потерявшими чувствительность пальцами по его остывшему лицу и поинтересовался:

— Где второй? — он точно помнил, что в момент падения увидел перед собой лицо Вейзо.

«Или это был лик приходившей за мной смерти?»

— Какой второй? Больше никого нет: вы да этот. Если кто и был, его надо искать там, наверху.

— Кто это, Меем?

— Так вот, сиита Лорто, поглядите, кого нашли: феа и дружок его, мёртвый уже.

Названная сиитой Лорто девушка, очевидно, была кейнэйкой — высокая, ладная, словно былинка. Лицо её показалось Крэчу поразительно красивым: огромные карие глаза, пухлые губы, длинные волосы, русыми локонами ниспадавшие из-под капюшона. Одежда сииты немного озадачила Крэча, и он, со скрипом приподняв голову, совершенно беспардонным образом осматривал её. Всё тело девушки, за исключением лица, покрывало одеяние до того тёмного зелёного цвета, что казалось почти чёрным. Оно настолько плотно обтягивало тело, что походило на вторую кожу. Удивительный наряд ещё больше подчёркивал безупречно стройную фигуру, а рукоять небольшого меча, торчавшего из-за плеча, лаконично дополняла воинственный образ. На вид ей было лет шестнадцать, самое большее — семнадцать.

— Ну, давай благодари дружка, вставай и лезь в фургон. Зафута, Рол-бово, Акимошка, помогите ему, а то и взаправду сам сейчас полезет. Одно слово, феа — ни пойми куда, ни пойми зачем. Странный народец, — бросила сиита, натягивая поводья. Конь загорцевал, разбрызгивая грязь. — С рукой поосторожнее, того и гляди оторвётся.

— За что? — сипло прокряхтел Крэч, косясь на шарившие по его ногам руки красавицы Зафуты.

— Благодарить? Как за что — спас он тебя. Если бы не…

— А вы кто? — Крэч закашлялся, отхаркивая кровавые сгустки.

— Тихо, тихо, не захлебнись смотри. Тебе-то какая разница, кто мы, или не нравимся? — глубокий, насыщенный обертонами голос юной сииты ласкал слух. — Лежи и наслаждайся жизнью, пока Меем тебя править будет. Он лекарь, каких поискать, — девушка щёлкнула по высокому голенищу сапога ивовым прутиком. — Видел бы ты себя со стороны, не задавал бы глупых вопросов, а экономил силы и Великим панегирики возносил за спасение и за то, что нас к тебе на помощь послал. А кто есть кто, разберёмся, как оклемаешься. Так что? Кивни, если с нами, или остаться хочешь? — спросила она и раздвоилась.

Крэч утвердительно моргнул и, подняв дииоровую руку, продемонстрировал сиите сжатый кулак с оттопыренным большим пальцем, с которого свисал лоскут камбия. Тут же у него перед глазами всё закружилось, и сознание оставило его…

…- Хорбут! — прошептал Вейзо с ненавистью и восхищением одновременно. Онталар сидел на краю обрыва и с остервенением оттирал кровь с рап-саха Крэча. — Встретимся ещё, карла. Не забывай обо мне.

Часть III

Интерлюдия II

Конец лета. 1155 год от рождения пророка Аравы

(6892-й по Календарю Кироффе от начала Сида Лайса)

Рокода, д. Ламоши

Ро'Гари дёрнул поводья и остановил чалую в пяти локтях от края обрыва, у серых валунов с заострёнными вершинками, там, где среди искорёженных ветром деревьев начиналась длинная, нисходящая тропа в долину. Далеко внизу у подножия Рокодских гор, виднелись ломаные линии подёрнутых туманом лоскутных полей и небольшая кедровая роща. Справа, на изгибе реки — у озёрца, пестрела разноцветьем крыш опрятная деревушка, запятнанная сизыми древесными дымками.

Кану коснулся пятками боков лошади и направил её вниз…

…За забором сочно ухали топоры, стонала пила, с визгом поплёвывая сухой кедровой стружкой впивался в доску рубанок. Крепкий мужичок, в солидном уже возрасте, оседлал смолистое бревно и, лихо работая топором, без примерки, вырубал по торцу замысловатый присечной замок.

Рыжая собачонка, унюхав гостя раньше всех, зашлась хриплым лаем и заметалась по двору.

Разглядев незнакомца, хозяин распрямил спину, деловито поправил закатанные рукава рубахи.

— Здоровья и блага! — поприветствовал его Ро'Гари.

Чалая выгнула шею, пофыркала, раздувая ноздри, недоверчиво косясь на беснующегося пса.

— И вам блага и доброго здоровья! — отозвался хозяин, обивая ладонь о ладонь. — Ну-ка тихо, Рыжай, умолкни! — осадил он пса и, бросив снизу вверх оценивающий взгляд на кану, спросил: — Куда путь держите, уважаемый?

Ро'Гари соскочил на землю и стало видно что даже так высокорослый кану был на три головы выше хозяина. Дождавшись, пока пёс умолкнет, он приветственно вскинул правую руку:

— Я кану, зовут меня Ро'Гари.

Широкий рукав его балахона соскользнул с небрежно приподнятой руки оголив её до локтя. Изящный узор густого тёмно-зелёного цвета — переплетавшиеся ветви, цветы и листья — покрывал предплечья и запястья кану, а кое-где даже заползал на внешние стороны его ладоней. Рисунок не был обычным: он жил — то затухая, становясь блёклым и едва различимым, то снова наливаясь красками и делаясь ярким и отчётливым.

Хозяин дома уловил это еле заметное движение узора и, несомненно, отметил про себя, что рисунок у гостя не обычный а живой. Что по большому счёту не сильно его смутило, так как в те далёкие времена, когда ему — совсем ещё молодому воину — довелось состоять на службе у Сенгратта Бычье Сердце, побывал он в таких местах и нагляделся на такое, что надолго отучился удивляться даже более сверхъестественным вещам. Встречался и с кану а потому и удивлён был не сильно. Всё это Ро'Гари прочитал в глазах хозяина, тогда как тот, выдернув из бревна топор и снова, на этот раз на две трети, вогнав его, произнёс, не скрывая иронии:

— То, что вы, уважаемый, из рода кану, только слепой да дурак не поймёт. Я к счастью моему ни тот ни другой… миловали Боги. Изволите путешествовать, уважаемый?

— Не совсем. Мне нужен столярных дел мастер Хиэт Артан. Не подскажете, где найти его?

— Я это, — с ловкостью пятнадцатилетнего юнца Хиэт соскочил на землю. — Идёмте, уважаемый.

Дом его, сложенный из толстенных, до сих пор сочившихся янтарной живицей, брёвен, был угрюм и велик. Посерёдке комнаты — массивный кедровый стол, облепленный полудюжиной табуреток. По правую руку шкаф с овальными окошечками на резных створках, две стены опоясывали широкие, вытертые до глянца скамейки, к третьей нежно прижался высокий каменный очаг.

Хозяйничала в доме девчушка лет восьми — невероятно хрупкая, тоненькая, словно ивовый прутик, с длинным, слегка вытянутым овалом большеглазого веснушчатого лица, с торчавшими в стороны светло-русыми косичками.

— Внучка моя — Лесия. Иди-ка сюда, — Хиэт охватил её голову мощными ладонями и, крепко чмокнув в лоб, успокоил смутившуюся было девчушечку: — Уважаемый Ро'Гари — наш гость. Его не бойся, он хороший.

Лесия застенчиво улыбнулась кану, поклонилась и потянулась за мисками.

Пузатый котелок на краю стола исходил умопомрачительными запахами тройной ухи.

Овальные деревянные миски и такие же ложки — резные, глубокие — глухо стукнули о кедровую столешницу. Со знанием дела Леся нарезала и разложила по тарелкам ещё горячий хлеб, свежую зелень, зачерпнула ухи лебединым резным половничком; всё это делала она, украдкой поглядывая на диковинного гостя. Кану сидел на лавке и с любопытством, будто первый раз увидел, ковырял ногтем узор на своём посохе, а по его рукам, от запястий к локтям, вились, рассекая остролистую траву, пёстрые змеиные тела.

Закончив приготовления, девчурка повернулась и торжественно, нисколько не смущаясь странного гостя, произнесла:

— Прошу за стол. Пусть еда пойдёт вам во благо и доставит радость.

— Попрошу, уважаемый Ро'Гари, отужинать с нами. Чем богаты, — покладисто добавил мастер Хиэт.

Леся устроилась за прялкой: в её ловких пальчиках, в загадочном воздушном танце запрыгало веретено, бесшумно потянулась овечья нитка.

— Кормилица моя. Пока дед с деревяшками балует, она и порыбалить успела и ушицы наварить.

— Да ладно тебе, деда, — зарделась та.

— Позволите, уважаемый, поинтересоваться, чем заниматься изволите? — спросил Хиэт.

— Трудно объяснить… Совмещаю несовместимое. М-м-м… — в задумчивости остановил ложку возле закушенной нижней губы Ро'Гари, — я покажу… если позволите?

Хиэт не спешил с ответом, он оценивающе поглядел на гостя и, надо думать, не найдя в его предложении ничего предосудительного, кивнул, разрешая:

— Ну покажите, коли не шутите.

Ро'Гари не заставил себя долго ждать, извлёк из сумы зелёное, обычное с виду яблоко и положил его на краешек стола.

Яблоко было не настоящим, а сделанным из полированного оникса, и тут же подскочившая к столу Леся, приглядевшись, аж вскрикнула от неожиданности.

Из плода, откуда-то сбоку, прогрызая глянцево-каменную боковину, выпросталась маленькая серебряная гусеница. Она повертела головкой, сверкнула глазками-бусинками и, уцепившись всеми пятью парами ножек за полированную зелень, поползла вперёд, вытягиваясь и вновь подбираясь. Двигалась она, неспешно перебирая пухленьким членистым тельцем, изредка вгрызаясь и частично погружаясь в камень, словно это был и не камень вовсе, а сочная мякоть настоящего, всамделишного яблока. Фокус состоял в том, что серебряная гусеница была с ониксовым яблоком одним целым: каменела и срасталась с ним в точках соприкосновения, при этом не теряя подвижности, перетекала из одного состояния в другое.

Леся между тем, совсем обезумевшая от восторга, заливисто смеялась в ладошку и дёргала деда за рубаху:

— Смотри, деда, смотри! Она же как живая!

— Так и есть, — подмигнул ей Ро'Гари.

Хиэт хмыкнул с сомнением, но словесно выражать свои мысли не стал, улыбнулся снисходительно и погладил егозу-внученьку по плечу.

— Вот этим и занимаюсь, — сказал Ро'Гари, подталкивая яблоко в сторону девочки. — Это тебе, Леся. Подарок.

Хозяин взглядом остановил потянувшуюся к яблоку внучку.

— Не бойтесь, мастер Хиэт, это лишь игрушка. Ни амулет, ни носитель. Поверьте, в нём нет и капли магии. Прошу, — касанием пальца кану перенаправил к Хиэту ониксовое чудо, — убедитесь сами.

Девочка заложила руки за спину и вопросительно, умоляюще, воззрилась на деда.

— Ах дедушка, милый, разреши.

— Ладно. Возьми, — кивнул Хиэт.

Леся поклонилась обоим, схватила подарок и, вспорхнув на лавку, принялась разглядывать диковинку.

— Удивил. Это что же, можно так и топор мой с топорищем воедино слить? Или кобельку моему, Рыжаю, ухо оторванное прирастить, железное али ещё какое?

— Можно, почему нет.

— И что слышать им будет или для красоты, сучек охмурять?

— И так, и так можно сделать, всё от желания зависит. Был у меня случай недавно — друг в беду попал, так я ему руку деревянную прирастил, — Ро'Гари склонился над миской, зачерпнув ложкой ушицы, понёс её ко рту. — Не сразу конечно, пришлось немного повозиться. Зато живёт теперь и не грустит, о потере даже не вспоминает.

— Ава как! И что ж, не отвалилась рука?

— Одиннадцатый год без малого ходит, пока не жаловался.

— Сами эдакое придумали?

Ро'Гари утвердительно качнул головой.

Некоторое время сидели тихо, занятые поглощением пищи.

— Пойдёмте на улицу, любезный, — по окончании ужина предложил Хиэт, — посидим, по трубочке выкурим, звёздочки посчитаем. — Он промокнул полотенцем губы, отёр руки по локоть, поднялся и исчез за дверью.

Мягкий сумрак бархатисто-зелёной пеленой лежал над верхушками яблонь, игриво сверкали самые яркие звёзды из созвездия Трёх Буйволов, горизонт томно отливал виридианом.

— Надо мне вещицу одну сработать. Поможете? — без предисловий начал Ро'Гари.

— Что за вещица? — спросил Хиэт, пышно раскуривая резную «кочергу».

— Было в древности оружие такое, вурумой называлось. Не слышали? Нет? Я так и думал. С виду простой монашеский посох, а на самом деле… на самом деле и не посох вовсе. При желании эта обыкновенная с виду палка легко превращается в глевию, секиру или лук. Вариантов значительно больше, но превалирует… преобладает, — поправился он, среагировав на недоумённый взгляд Хиэта, — именно эта комбинация… этот набор. Есть, я знаю, у феа нечто подобное…

— Рокодский грепоцеп, — подсказал Хиэт.

— Приходилось пользоваться?

— Было дело. Забавная штука, — ответил хозяин, не уточняя, где и когда, — ничего сложного.

— Грепоцеп — это не совсем то. Похож на вуруму, но не то, принцип действия совсем другой, и материалы.

— Ну да, ну да, — с пониманием мастера покивал Хиэт.

— Ни одной вурумы, к сожалению, с древних времён не сохранилось. Случилось, однако, так, что однажды с оказией в мои руки попал свиток с техниками древнего боевого искусства Гэмотт-рам. А, помимо прочего, обнаружил я в них наброски и схемы с пометками — мастерам, видимо, тоже хотелось восстановить легендарное оружие, да не вышло у них ничего, похоже, без магии.

— Может, у мастеров этих вместо вурумы грепоцеп и получился?

— Возможно. Запала мне тогда в душу идея воспроизвести сие чудное оружие. Тем уж лет десять и болею: пытаюсь вот воссоздать древнюю конструкцию, в силу собственного умения, разумеется.

— А я-то чем могу вам помочь?

— Пока я занят тем, что собираю все необходимые детали. Самое сложное, как вы сами понимаете, это сталь клинков. За ними-то родимыми я в Витиам и ездил. Теперь надо бы под клинки и прочую «стальную снедь» основу древесную подготовить. А уже после, у себя дома, я дерево и сталь воедино сращивать буду.

— Ага…

— Поможете? Работа хорошая, интересная. Соглашайтесь. Отблагодарю щедро. Помимо обычной в таких случаях платы, магией какой-никакой могу побаловать: здоровья, к примеру, вам и внучке железного или от непогоды на всю долину вашу чары наложить могу… Не знаю… сами решите, что вам нужнее.

— Щедро, — пробурчал Хиэт и выпустил тугую струю дыма. — Чарка какая-никакая нам тоже не помешает. Чё-нить интересненькое-то я придумаю! А вот денег я с вас, уважаемый, не возьму, как бы оно там не вышло, вы и так жирно мажете. А жадным, слыхал я, быть нехорошо. Есть у меня мечта давешняя… м-м-м… можете мне дииоро посадить в долине? Парочку. А?

— Зачем вам дииоро, мастер? Вы же, простите за откровенность, его вырастить не успеете…

— Да понимаю я, за что прощать-то? Ну, вот хочется мне, дураку старому, чтоб и у нас в долине дииоро росло! Два!

— М-м-м…Можно-то можно, но не посадить… Сажать вам его самому придётся и семена раздобыть тоже, я же с Живой Землёй вам помогу. Но взамен попрошу с вас клятвы, что не узнает никто о том, что это я сделал. А если кто спросит, как, мол, дииоро здесь выросли, да кто их сажал, вы отвечать будете, что знать не знаете и ведать не ведаете, ну или… ещё что-то наплетёте. Сами придумаете, что.

— Что ж, дииоро только в Живой Земле растут?

— Нет, но в вашей точно расти не будут, а в Живой, как говорится, и камень хладный корни даёт.

— Тогда я согласен. Дел у меня особых нет, овин потом дострою, не к спеху. Завтра и начнём. Так? Идёмте спать тогда, Лесинька, поди, постелила уже.

— Я, мастер Хиэт, в леске жить буду, не сочтите за неуважение. Сами понимаете, какая о кану молва ходит. Так и вам спокойнее, и мне. Чалую мою разве что испрошу позволения у вас оставить. Можно?

Хиэт кивнул.

На этом и порешили. Ро'Гари заглянул в дом, чтобы извиниться перед хозяюшкой, и, попрощавшись, сразу ушёл.

Глава 29. Таэл Риз Саэт

Логика великих деяний, равно как и логика великих глупостей, никогда не всплывает на поверхность воды.

Сиурт Воды Слейх са Этло. Изречения

— У нас есть подарок для тебя, юноша, — Саэт-Оинт протянул Тэйду небольшой продолговатый пенал с двумя галиоровыми застёжками по торцам и инкрустацией по срезам кромок. Вложил в его раскрытую ладонь, крепко — по-отечески — сжал её в двух своих.

Брови юноши в удивлении поползли вверх.

Он провёл ладонью по крышке, открыл — внутри пенала на бархатной подушечке лежала изящная флейта насыщенного брусничного цвета, с редкими вкраплениями индиго.

— Это не простая флейта, это авоист — «Песня радости».

Глаза Тэйда вспыхнули от восхищения, он нежно извлёк флейту, она вздрогнула, словно оживая от его прикосновения, и приветственно вспыхнула нежным фиолетовым отсветом.

— Ты первый, кто коснулся её. Теперь она твоя и в чужих руках не издаст ни звука. В твоих же она будет петь как птица. Звуки авоист подарят людям веру, вселят в их сердца надежду. Они будут наполнять души воинов отвагой и бесстрашием, от её трелей тела их нальются силой и выносливостью. Я знаю, ты чист душой, оставайся таким всегда. Верь в себя, мой мальчик, слушай «Песню радости», и ты станешь великим воином, великим вождём — отважным и честным, бесстрашным и справедливым.

Тэйд восхищённо внимал словам ринги, не в силах дышать.

— А что это за дерево, Высший?

— Это ламесса, дерево королей.

— Простите, я не знаю такого…

— Ламесса — самое ценное дерево на Ганисе, и не потому, что оно больше нигде не растёт. А потому что её древесина обладает уникальными свойствами, наличие коих тебя до поры до времени не должно беспокоить. Наступит время, сам всё поймёшь и скажешь старому Саэт-Оинту спасибо. Древние называли ламессу Малым деревом, или Древом жизни. Именно оно является прародителем Небесных исполинов. Седьмое пророчество Великого Аравы гласит, что в миг крушения миров именно росток ламессы спасёт от гибели всё сущее. Надёжно храни «Песню радости», и она принесёт тебе счастье.

— Спасибо, — поблагодарил его Тэйд. — Я запомню.

— Тебе сюда, — Саэт-Оинт указал на сгустившееся перед ними изумрудное облачко. — Мне надо срочно идти. У источника тебя будет ждать Нао-Раз. Он же после проводит тебя в библиотеку. Дождись меня там, я кое-что хотел обсудить с тобой.

* * *

Тэйд подошёл к чаше и коснулся кончиками пальцев зеркальной поверхности: изумрудная гладь дрогнула, пошла рябью, но уже через минуту успокоилась и застыла. Нао-Раз кивнул ему, и Тэйд послушно погрузил ладонь в чашу, почувствовав одновременно жар и холод, безумный страх и веселье сродни эйфории.

Он поднял руку, Уино, словно мёд, стёк по ладони, на которой не было ни одной линии…

«Усмешка Великих: экриал касается источника Благости Сароса. Надо получше запомнить это ощущение».

Ему казалось, что он погружает ладонь вовсе не в источник, а прямо в камень, мягкий и податливый, словно горячий воск. Он поднёс руку к лицу. Некоторые капли — более густые — начали стекаться в центр раскрытой ладони.

Однажды Тэйд уже видел подобное, когда к Маану са Раву приходил знакомый алхимик Гайбо Иоро. Именно тогда он узнал, что такое жидкий металл, и именно так стекались казавшиеся тяжёлыми, вязкие капли. Сейчас происходило нечто похожее. Встречаясь, капли сливались, образовывая бóльшую, пока, наконец, самая большая и неповоротливая не впитала в себя все остальные.

— Но как такое возможно?

— В Таэл Риз Саэт возможно многое, — снисходительно улыбнулся Нао-Раз. — Думаю, вряд ли ты смог бы проделать нечто подобное, будучи в другом месте. Хотя это единственный на Ганисе источник Силы.

Уиновая капля была подвижна и слегка подрагивала на ладони.

Тэйд поднял глаза. Нао-Раз наблюдал за ним, склонив голову набок.

Разжиревшая капля начала твердеть, она изменялась в размерах, словно усыхала, мягкие округлости сменялись острыми, неровными углами. Наконец, она окончательно затвердела, полностью изменив цвет и форму.

Воздух вокруг сгустился, и Тэйда обдало холодом, поляну затянуло густым, едко-зелёным туманом. Источник отдалился и растворился, словно мираж…

Последняя капелька сиротливо стекала по запястью.

— Что это? — спросил Тэйд, удивлённо вертя кристалл в пальцах. Он почувствовал тошноту и на мгновение ему показалось что сознание его раздваивается, так, будто внутри него сейчас находился ещё один Тэйд. Это было так реально…

«Вот глупости!»

— Просто камень, — ответил Нао-Раз. — Уино в нём теперь не больше, чем в любом другом на этой полянке.

— Но Уино…

— Уино, мой юный друг, ты вобрал в себя. Возьми на память. Идём, Высший ждёт…

* * *

Над Таэл Риз Саэт таял закат. Покрытые снегом вершины гор вдалеке поблёскивали золотом Лайса, над озером вздымался туман.

Большая терраса была заполнена гуляющими ринги: Саэт-Оинт, Рат-Варо, Нао-Раз и многие другие, с кем Тэйд уже успел познакомиться и кого видел впервые; их спутницы и многочисленные копии, спутницы копий и копии спутниц… и так далее.

В центре, у большого фонтана, Саэт-Оинт беседовал с очаровательной девушкой. Услышав, а скорее, почувствовав приближение гостей, они повернули головы. Тэйд ощутил слабое волнение. Высший отставил бокал с вином, а его спутница сделала коротенький шажок в сторону — сие простенькое движение было наполнено такой грацией, что заставило сердце юноши биться во стократ сильнее.

Стройная фигурка юной ринги была облачена в полупрозрачное, воздушное платьице нежно-розовых тонов. Лебединую шейку обвивало ожерелье из лёгких, почти невесомых серебряных листьев, а шелковистые, пепельные волосы были украшены серебристыми же нитями, унизанными жемчугом.

Взгляды их встретились, и Тэйд лишился дара речи. Изумительные черты её несли очевидное сходство с Саэт-Оинтом, но если при всей своей безупречности лицо Верховного ринги было образцом сдержанности и благородной отрешённости, лицо девушки было полно самых ярких эмоций и лучилось жаждой жизни.

Саэт-Оинт бережно (словно величайшую ценность) взял девушку под локоть и направился навстречу гостям.

Ещё три не менее обворожительные девушки-ринги двинулись за ними следом.

— От лица всех ринги я приветствую вас в Таэл Риз Саэт. Позвольте представить вам мою племянницу — сииту Эл-Лэри, свою дочь То-Риэл и её торено[32] — То-Виам и То-Дин, они хозяйки сегодняшнего вечера.

Очаровательная девушка, так понравившаяся Тэйду, скромно отступила ещё на один шаг, пропуская вперёд То-Риэл.

— Саима са Вир, к вашим услугам.

— Нёт, — без пафоса представился дауларец, скользя по подошедшим прелестницам глазами.

Тэйд понимал, что должен ответить на приветствие, но подступивший к горлу ком мешал ему издать хоть какой-то внятный звук.

— Тэйд, — кое-как оправившись от потрясения, выдохнул он с облегчением и…

«Вот ведь незадача!», — с досадой понял, что краснеет.

— Попрошу гостей к столу, — произнесла То-Риэл, в юном голосе которой звучали шепотки загадочного леса белокожих деревьев и музыка серебряного озера Таэл Риз Саэт.

За ужином Эл-Лэри сидела напротив Тэйда, и он то и дело искоса поглядывал на неё, боясь поднять глаза, понимая, что тут же зальётся краской, если взгляды их случайно встретятся. Саима и Нёт довольствовались обществом То-Виам и То-Дин.

Несмотря на внешнее сходство, сёстры были такими разными: Эл-Лэри — само очарование; нежна и чувственна; То-Риэл вела себя, будто её общество — величайшее благо и честь для окружающих, и она снизошла до беседы с ними; в поведении То-Виам сквозила лёгкая напряжённость и постоянная сосредоточенность. Тэйд видел, что что-то определённо тревожит её, несмотря на внешнюю беспечность и неестественное веселье. То-Дин же, казалось, и вовсе находится где-то за пределами этого мира.

В какой-то момент Саэт-Оинт встал и направился в центр зала, где среди гуляющих пар появилась Инирия в сопровождении Рат-Варо. Издалека кейнэйка показалась Тэйду лишь размытым силуэтом, контуры которого скрывал разделявший их купол фонтана. При каждом её движении на небесно-голубом шёлке полупрозрачного платья играли отблески отражаемого от воды света. Густые, слегка подвитые русые волосы, падавшие до талии, были стянуты сзади белой лентой. Высокая и стройная, Инирия выглядела очень красивой, несмотря на всю простоту одеяния.

«Тэннар Великий! До чего они все прекрасны», — не находил себе места Тэйд. Он обречённо вздохнул и отпил ещё немного красного вина.

— Ты погляди, какая, а! — толкнул его в бок Саима.

— Мы знаем, вы удивлены и немного растерянны, — произнёс Саэт-Оинт, в задумчивости вертя массивное кольцо с камнем на третьем пальце левой руки. — Также нам известно, что все вы пребываете в сомнениях, боитесь, что, дабы сохранить тайну Кеара и Таэл Риз Саэт, мы попытаемся навсегда оставить вас здесь. Могу вас заверить — это не так. Если кто-то из вас захочет остаться по собственной воле — все ринги Таэл Риз Саэт будут этому только рады. Решившегося на это ожидают спокойствие и благодать. Он не станет одним из нас, это невозможно по ряду причин, от нас не зависящих, но тем не менее он будет равным среди равных. Это один из наших принципов…

«Как это возможно, стать равным из равных в такой одинаковой и в тоже время совершенно разношёрстной компании?» — мысленно усомнился Тэйд. Он продолжал внимательно (насколько позволяли приличия) изучать и сравнивать девушек-ринги.

— Если вы хотите уйти, то можете сделать это в любой момент, я лишь вынужден буду взять с вас клятву совершенной тайны, — продолжал Саэт-Оинт. — Надеюсь, вы знаете, что это такое?

Гости закивали, даже Нёт, который (Тэйд был уверен в этом) понятия не имел, о чём говорит Высший.

— Не будем сейчас обременять себя клятвами. Предупреждая вас, я хотел лишь наполнить ваши сердца спокойствием и уверенностью. Надеюсь, что убедил вас в искренности наших намерений, — Саэт-Оинт обвёл присутствовавших внимательным, словно проникавшим в самые глубины сознания, взором. — К сожалению, я должен удалиться — меня ждут неотложные дела. Вас же я оставляю на попечение хозяек этого вечера, — он взглянул на дочерей с любовью и восхищением. — Уверен, вы не будете скучать. Веселитесь и забудьте о своих невзгодах. Если вы решите уйти, думаю, мы найдём немного времени для прощального разговора, если же решите остаться — его будет более чем требуется, — он раскланялся и удалился в сопровождении свиты из дюжины ринги.

Тэйду показалось, что Саэт-Оинт и его спутники чем-то не на шутку обеспокоены. Он хотел спросить об этом у Эл-Лэри, но та увлечённо беседовала с одной из копий Рат-Варо.

— Случилось, похоже, что-то, — подтвердил его опасения Нёт, как бы между делом оглядывавший всех оставшихся на ужине мужчин.

— Похоже на то, — кашлянул в кулак Саима.

— Тревожно мне. Пойду, осмотрюсь, — Нёт взял с блюда ломтик ветчины, закинул в рот. — Не скучайте без меня, парни. — Он потрепал Тэйда по плечу: — Не зевай, старина.

— Ну-ну, — усмехнулся Саима, — полчаса на одном месте усидеть не можешь, дауларец, одно слово.

Нёт отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и исчез в гуще танцующих.

— А в чём дело-то? — поинтересовался Тэйд.

— В чём дело, ты спрашиваешь? Он, что, не рассказывал? А, ну да, ты же вчера вечером как с Инирией у камина встретился…

— И что? — перебил его Тэйд, смутившись.

— Ничего. Помнишь, Нёт божился, что балахончик белый ни в жисть на себя не наденет? — Саима налил себе, затем наполнил бокал друга. — Надел. Ещё как надел. Он в нём, пока мы мылись, весь Таэл Риз Саэт излазил, вдоль и поперёк. Так, по крайней мере, он мне сам сказал. Давай, за нас! — провозгласил онталар не блиставший оригинальностью тост.

— Ага. За нас… Нёт что-то нашёл?

— Ничего, — искренне удивился Саима. — Что он может здесь найти?

Музыканты заиграли громче. Танцующей походкой подошла Инирия, присела на краешек скамьи рядом с Тэйдом.

— Пойдём, потанцуем?

— Я не умею…

— Да ладно, все вы сперва не умеете.

— Я умею, — вызвался Саима, вновь наполняя бокалы.

— А с тобой я не хочу, — отпарировала Инирия, игриво взъерошив Тэйду волосы. — Ой, да ты уже совсем пьяненький.

— Я? Нет…

— Тем более надо развеяться. Идём.

В это время зазвучала мелодия одного известно вартарского танца, называемого «Четыре воробья», начинавшегося с выхода двух пар танцующих, которые после нескольких замысловатых па должны были поменяться партнерами. После чего в танец вовлекались ещё две пары, за ними ещё две, и так далее…

«Я не умею танцевать, — бубнил про себя Тэйд, неожиданно понимая, что действительно сильно опьянел. — Не умею, и точка!»

— Пошли, пошли, — громко, сквозь звуки музыки, воскликнула девушка, за рукава вытягивая его из-за стола и увлекая за собой.

— Я не умею.

Щёчки Инирии раскраснелись от возбуждения. При виде её улыбки у Тэйда ещё больше закружилась голова.

— А я научу!

— Нет, — упёрся он, пытаясь быть непреклонным.

— Да, — она улыбнулась ему так, что дальнейших сил сопротивляться Тэйд не нашёл. Он позволил ей увлечь себя в танце. Кейнэйская красавица закружила его, ловко уворачиваясь от хаотично двигавшихся других пар. — Какой вечер сегодня чудесный! Правда же?

Её смех звучал как лесные колокольчики, как капли летнего дождя в ясную безоблачную погоду. Медовый запах её волос и быстрый смешливый поцелуй окончательно нарушили и без того хрупкое душевное равновесие Тэйда. Музыка играла всё быстрее и быстрее, танцующие вокруг смеялись и визжали, мимо него пролетали ставшие знакомыми лица.

Тэйд едва сумел понять, что надо делать и в какую сторону двигаться, как вдруг перемены партнёров в танце свели его с прелестной Эл-Лэри.

Волосы и юбки обеих девушек кружились вокруг него. Опьяняющие запахи их юных тел, смешанные с пряными ароматами благовоний, щекотали ноздри.

— Ты совсем не умеешь танцевать, — Эл-Лэри обворожительно улыбнулась.

— Он такой стеснительный, — захохотала Инирия.

— Такой милый мальчик, — голос ринги стал ещё нежней, ещё ласковей.

«Что они со мной делают, о Великие!»

Музыка ли это была, накопившаяся ли усталость, или же выпитое вино, Тэйд испытывал влюблённость в обеих девушек сразу: в удивительно нежную, очаровательную Эл-Лэри и в бесподобную, двигавшуюся с поразительной грацией Инирию.

— Какая ночь, Тэйд, — голос Инирии звенел серебряным ручейком.

Девушки кружили его в танце по очереди: Инирия и Эл-Лэри, весёлые и жизнерадостные, они наслаждались жизнью и беззаботной молодостью. Тэйд позабыл обо всём на свете: и о преследовавших его скрамах, о Поглощающем, о къяльсо, об отце, о Саиме и Нёте.

«Какая ночь!»

Музыка всё убыстрялась и убыстрялась. Ряды танцующих полностью перемешались. Мимо промелькнуло улыбавшееся личико То-Виам…

«Да, кажется, это То-Виам. Или это То-Дин? Как они все похожи. Чудесная ночь!»

Тэйд не понял, почему, но он остановился.

Вокруг кружили десятки пар.

Инирия стояла напротив.

Она притянула его к себе и крикнула прямо в ухо:

— Ну что же ты, танцуй!

Хотя Тэйду показалось, что этого ей сейчас хотелось меньше всего.

Она медленно и осторожно прижалась к нему, порывисто дыша, подняла голову.

«Что я делаю?» — одна крохотная мысль, но он тут же отпустил кейнэйку.

Щёки Инирии вспыхнули. Она опустила голову, касаясь лбом его груди, но тут же отвела руки, отстранилась.

— Почему ты так? — прошептала она, вновь поднимая голову. Её глаза были широко раскрыты, медно-русая прядка скользнула на щёку.

Словно ураган, налетел на них хоровод танцующих, увлекая и разводя в стороны.

«Инирия!»

Тэйд чувствовал себя странно и был бы рад, наконец, остановиться, но…

«Куда пропала моя Нира? И где Эл-Лэри?..»

Голова закружилась. Он устал, вспотел и действительно выпил слишком много вина. Ноги подогнулись под ним, всё закружилась колесом: люди, деревья, звёзды, — и ему пришлось схватить кого-то за руку, чтобы не упасть.

— Отличное у нас вино! Не правда ли? — воскликнул Рат-Варо, подхватывая Тэйда. — Позвольте, юноша, я вас к столу провожу.

Глава 30. Гасор

Дорога до Гасора заняла у Левиора и его нового друга Кинка чуть менее трёх недель. Мальчишка, как выяснилось, неплохо знал местность, ему не единожды доводилось путешествовать с торговым караваном его дяди аж до самого Матиорона, а это не много ни мало, а полтора-два месяца пути, в один конец.

Минуя людные места, они довольно быстро добрались до старого тракта связывающего Матиорон и, некогда процветающий, а ныне почивший в руинах Дихарт. Поскольку трактиров и таверн на старом заброшенном тракте не было, ночевать приходилось в лесу или в поле, и эта неустроенность вперемешку с относительным спокойствием вполне Левиора устраивали. Устраивало это и Кинка — домовитый мальчишка сразу возложил на себя обязанности хозяйственника — закупал провизию и для них самих и для подответственной скотинки. Чем были довольны и Левиор, отродясь торговых талантов не имевший, и ослик Лохмоух, тюками с тем самым провиантом грамотно и весьма умеренно в весовом измерении загруженный. Изредка, когда запасы истощались настолько, что требовалось завернуть в ближайшую деревеньку, Кинк позволял себе прокатиться пару-тройку лиг верхом. Лохмоух не возражал. Левиор, к слову сказать, на ослиный суверенитет посягать не собирался, хотя, видит Ихольар, разок прокатиться ему всё-таки хотелось.

В Гасор они вошли под вечер, когда в небо над городом поползли тонкие струйки дымов от очагов и каминов. Левиор был неприятно удивлён состоянием города. Он не раз путешествовал по Хаггоррату, но толи раньше пути его проходили по более зажиточным местам, толи был сильно занят и не имел особого желания приглядываться, но такого запущенного города как Гасор пока не встречал. После столицы и других городов Хаггоррата, с добротными многоэтажными домами, украшенными лепниной и ажурными башенками, с широкими мощеными камнем улицами и дорогами, Гасор показался ему царством нищеты и убожества. Кругом грязь и горы отбросов, по улицам вприпрыжку носятся наглые жирные крысы. Дома — одноэтажные, сплошь деревянные, крытые, за редким исключением, соломой. Ни о каком сланце, не было и речи, лишь три самых высоких дома в центре красовались старинной чёрно-коричневой черепицей, но всего один из них порадовал взор путников резным коньком и башенкой с высоким литым шпилем. Даже Тупе, хоть на первый взгляд был раза в три меньше Гасора и считался маленьким захолустным городком, выглядел куда как богаче. Да что там Тупе, «разжиревшая» благодаря рыбному базару деревня Ам-ти-Тарк была во сто крат чище и респектабельней.

«Грязищи-то, — подумал Левиор широким движением закидывая посох на плечо. — А ведь не так отсюда далеко до Реммиара, да и до Иллионда рукой подать. Центр Хаггоррата. Да нет, — возразил он сам себе, — город как город, каких сотни. Это ты — Левиор Ксаладский после Хегеса и Реммиара никак отойти не можешь. Зажрался! Ничего скоро привыкнешь. — Он мысленно пересчитал деньги, перевёл в их эквивалент имеющиеся у него камни. — Бедствовать, не бедствую, — оценил он скромные свои перспективы, — но и шиковать особо не стоит. Кто знает, как дела дальше пойдут».

Миновав покосившиеся городские ворота, путники двинулись вдоль по улице, в конце которой маячил трактир. Небо было подернуто белесыми облаками, улицы города продувал легкий ветерок. Левиор шагал по улице и был уверен, что горожане не отличат его от сулойам.

У крыльца, под обшарпанной вывеской, стояли, позёвывая, трое городских стражников. Они явно были братьями. Все кучерявые, курносые, с массивными подбородками. Помимо внешнего сходства их объединяли доспехи из толстой кожи с металлическими бляхами и широкие мечи. Особых примет у них не было, они были похожи как однопомётные трабские тярги, разве что сильно оттопыренное правое ухо старшего отдаляло его сходство с братьями. Собственно как «Ухо» он в мозгу Левиора и закрепился.

«Бравые вояки, — не у ворот встречают, а у входа в трактир. Хозяева!» — подумал Левиор и бодро зашагал стражам навстречу.

— Они могут быть опасны, — предупредил Кинк у него за спиной.

Стражи порядка долго и с подозрением смотрели на широкоплечего сулойам, что нёс посох, будто он не жрец, а боец на шестах, на его однорукого служку и корноухого ослика, которого тот вёл под уздцы. Наконец Ухо спросил:

— Куда такие? — голос его и принятая поза не двузначно указывали на то, что стражник прилично пьян, а посему видимо и не заметил, что задал не один вопрос, а два, вернее полтора.

Левиор скинул капюшон, снял с плеча посох и не ткнул его кованым наконечником в грязь (как это сделал бы любой из присутствующих) а аккуратно опустил на мысок сапога, выглядывающего из-под жреческого балахона; демонстрируя присущее всем Белым жрецам благодушие, мужчина приложил ладонь к груди.

— Здоровья и блага вам. Брат Дисаро. В Сур-Дабрил, — учтиво ответил он на оба вопроса разом, изо всех сил стараясь соответствовать образу одинокого странника. Он заранее, успел продумать линию поведения и всю дорогу мысленно свою роль репетировал, так что, в каком ключе будет строить беседу с охранниками, знал хорошо.

— Брат Дисаро Всурдабрил? Ага. Странное какое имя у тебя, брат, — хохотнул Ухо.

— Со слугой, — догадался средний брат, видимо самый из них смышлёный.

— И с ослом, — не преминул отметить младшенький, демонстрируя поистине запредельные вершины логического мышления.

— Почему? — замкнул круг идиотских вопросов и констатаций очевидного Ухо.

Левиор неопределенно повел плечами.

— Послезавтра.

— А здесь тебе чего? — вопросил средний, не обращая внимания на абсурдный ответ, и прыснувшего в ладошку смехом Кинка.

— На всё воля Ихольара, братья, — подпустив в голос блажную нотку, изрёк Левиор. Он нарочно покачнулся так, что восемь колокольчиков на его поясе — знак четвёртой (средней) ступени посвящения — зазвенели, лишний раз напоминая стражникам, с кем они имеют дело.

— В Сур-Дабрил? — наконец дошло до Уха. — Это как?

На это раз вопрос был серьёзным и Левиор это понял. В Сур-Дабрил прямого пути через Гасор не было. Если конечно вы не любитель по горам полазить да полюбоваться на красоты Ниогера с высоты птичьего полёта. Дорога из столицы шла правее, через Кухор; из западных областей ездили много севернее, через Варглав, в обход Тиндайского хребта. И если кто из Гасора в Сур-Дабрил и направлялся так это жители самого Гасора и были.

— Ихольару угодно, чтобы я, сперва, посетил храм Гальмонорокимуна в Охоме, и только после отправлялся в Сур-Дабрил. — Левиор шагнул было мимо охранников.

— Это ж надо такое удумать! Стой, куда пошел?!

«Намёков они не понимают». Левиор остановился, развернул плечи, сдвинул брови к переносице. Постучал пальцами по навершию посоха, намекая взглядом и нетерпеливым жестом, что присутствующим следует отнестись к сложившемуся положению с надлежащей серьезностью. Ясно дав понять, что хоть и носит Белые одежды (самой безобидной из трёх школ, исповедующей всеобщую любовь и всепрощение), никто не помешает ему натравить на Гасор всех сулойам Охома: Белых, Чёрных и даже Красных. И тогда уж несдобровать не только недальновидному охраннику, но и остальным жителям этого пусть и задрипанного, но Хорбутски «гостеприимного» городка.

— Ха-ха, носит же тебя нечистый, — не сдавал позиций старший. — Подойди-ка! — развязано приказал он.

— Не понимаю твоих речей! — резко и остро бросил Левиор, всё больше выходя из роли Белого сулойам. Он выкинул вперёд руку, ухватил Ухо за шею и притянул к себе. Посох его сорвался с места и, описав дугу, нырнул за спину, умащиваясь вдоль предплечья отведённой назад левой руки. — Ты не расслышал, что я сказал? — вопросил Левиор под перезвон восьми своих колокольцев.

— М-м-м, — пальцы стражника впились в его запястье. — Отпусти, — прохрипел он, поняв, что дышать скоро будет нечем, а сам он высвободиться не способен.

Братья схватились за мечи, но примороженные взглядом экриал клинки из ножен вылезать не желали.

— Мы идём в храм Гальмонорокимуна, — яростно выдохнул Левиор прямо в то самое легендарное ухо. Охранник скорчился, не в силах вздохнуть. — Может у тебя возникло желание проводить нас до Охома и познакомиться с моими Красными братьями? — Он разжал пальцы, толкнул бедолагу от себя. Лихо крутанул посохом, поставил, с прежним педантизмом уперев его наконечником в мысок сапога.

— Я? В Охом? — как ошпаренный отскочил Ухо. — Помилуй, Ихольар! — хватая воздух, проговорил он. — Готов тебе… вам, уважаемый сулойам, служить верой и правдой здесь. Всё что прикажете… брат.

— Да! Да! — закивали двое других. — Всё что пожелаете. — Один из них всё ещё пытался вытянуть меч из ножен.

«Так-то оно лучше».

— Могу я пройти, братья? — обычным своим голосом спросил Левиор. — Я устал и хочу отдохнуть! Больше, пока, ничего не желаю.

— Разумеется, — проблеял старший.

— Ага, — косноязычно буркнул средний.

Младший всё ещё терзавший неподатливый меч и ножны предусмотрительно промолчал.

Левиор счёл инцидент исчерпанным, а стражников, его и Ихольара гнева недостойными, а потому указал Кинку на коновязь и уверенно шагнул к двери.

В трактире было тихо и немного темновато. Сквозь густой дым табака Левиор разглядел, что большинство столов заняты. За стойкой никого не было, и он направился прямиком к свободному столику. Он демонстративно бросил на стол чётки и поставил посох на самом виду, так что все входящие натыкались на него взглядом.

Едва уселся, как к нему, шаркая ногами, подошел хозяин с тряпкой в руках и засаленным полотенцем, переброшенным через правое плечо. Он одарил гостя щербатой ухмылкой, и, странно подёргивая левым глазом, прошепелявил:

— Что, уважаемый сулойам, желает?

— Не найдется ли у вас, любезный, комнаты на ночь для скромного путника и его слуги?

— Отчего же нет, конечно найдётся, — ответствовал хозяин, косясь на идущего к ним Кинка. — Ваш, позволите спросить, мальчонка?

— Мой. Ослика нашего надо пристроить и обиходить. Мы к вам дня на три. Отдохнуть хотели перед долгой дорогой.

— Хорошо-хорошо. Вы не пожалеете что выбрали «Ржавый вертел». — Куда путь держите?

— В Охом.

— В храм Гальмонорокимуна? — выказал догадливость трактирщик.

Левиор кивнул.

— Я хотел бы помыться.

— Конечно-конечно, не извольте беспокоится, — затараторил хозяин. — Ужинать будете или…?

— Он вам всё по поводу ужина скажет, — Левиор похлопал Кинка по плечу. — А меня проводите в комнату. Устал. И распорядитесь на счёт бадьи и горячей воды.

* * *

В зал, чуть не оборвав колокольчик над входом, косолапой походкой ввалился феа. Он был крепок и широкоплеч, носил кожаные штаны, отороченную мехом нутрии куртку, высокие сапоги, голенища которых были щегольски отогнуты книзу, и широкополую шляпу. Борода, как таковая, у феа отсутствовала, лишь узкая чёрная с проседью полоска, под нижней губой, поделив надвое гладко выбритые скулы, срасталась с пышными баками. В обоих ушах крепыша позвякивали золотые кольца. На одном плече он нёс здоровенный дорожный мешок, на другом покоился приличных размеров сундучище. Такой что Левиор засомневался, сможет он сам, в одиночку без помощи магии, поднять его, или нет. Следом за феа в трактир вошел невысокий старичок с лисьим лицом.

— Вот, градд Рима, — хрипло воскликнул феа, обращаясь к своему спутнику. — Здесь мы сможем переночевать, принять ванну и пополнить запас провизии.

— Анготор Рима, — представился живенький старичок всем присутствующим. Он отвесил изысканный поклон на три стороны, что, разумеется, было лишним, и бодрым шагом направился к стойке. — Завтрак. Две комнаты и бадья горячей воды, — потребовал он, глядя в непрестанно дёргающийся левый глаз хозяина. — Нервный тик, — констатировал он. — Хотите, помогу?

— А-м-м, я, а-а.

— Ну хорошо, надумаете, скажете. — Он развернулся и мгновенно оценив обстановку направился к столику Левиора. — Вы позволите, брат? Не привык завтракать в одиночестве.

— Присаживайтесь, градд Рима. Я брат Дисаро, — привычно без запинки назвал своё вымышленное имя Левиор.

— Мой друг и спутник Гейб Ваграут, — поманил к себе феа Анготор.

— Здоровья и блага, — кивнул крепыш, голос его дребезжал как старая телега на ухабах.

— Да хранит тебя Великая Рыба, брат. Прошу к столу, — пригласил и его Левиор.

— Спасибо, у меня дела, — ответил Гейб и, мощным движением плеч подправляя сползающие мешок и сундук, направился вверх по лестнице на второй этаж, где находились комнаты постояльцев.

Было ли так на самом деле, но во взгляде проницательных глаз феа Левиор прочитал: из тебя такой же сулойам, как из меня треххвостая кринтийская крыса! — Оставалось только надеяться, что эти двое не умеют обмениваться мыслями.

— Я ученый. Астролог, — сказал Анготор Рима. — Еду по делам в Аморавит, нам случайно не по пути, брат Дисаро?

— Нет, конечной точкой моего путешествия будет Сур-Дабрил, но сперва я должен посетить храм Гальмонорокимуна в Охоме.

— Какая досада, — всплеснул руками старичок. — Нам почти по пути. Жаль, что дороги наши временно расходятся, а у меня недостаёт времени что бы подождать вас. Дорога так утомительна и скучна. Постойте, я, кажется, вас вспомнил, — Анготор Рима подслеповато оттянул в бок краешек правого века. — Я видел вас в Реммиаре. В башне Ихольара. Да?

Левиор благоразумно промолчал, лишь внимательнее посмотрел на Анготора. Конечно, он не мог его видеть в башне Ихольара, Левиор там никогда не был. Но вполне возможно, что они встречались в других местах и Анготор, несомненно обладая хорошей зрительной памятью, мог его запомнить.

— Точно, я видел вас в библиотеке!

Левиор пожал плечами, сделал глоток экехо. «Никогда там не был. Какое поганое у них экехо».

— Вы знакомы с новым огетэрином? — спросил Анготор, окончательно признав в нём своего.

Левиор покачал головой.

— Я простой сулойам, жрец четвёртой ступени.

— А… понимаю, — Анготор улыбнулся и Левиор поздравил себя с тем, что выбрал правильную линию поведения. — «Куда мне до огетэрина?» — хотите сказать? — продолжал Анготор. — Зря вы так думаете — Шайк Реазур хороший человек. Очень.

— Не сомневаюсь.

— Жажда какого плана движет вас в путь теперь, позвольте спросить?

— Вы слышали о стихийных камнях Тор-Ахо? — Левиор сам не понял, почему так сходу, фактически первому встречному открыл предмет своих поисков. «Хотя, что в этом такого. Человек он не глупый может что-нибудь о камнях и слышал».

— Разумеется, я знаю о камнях Тор-Ахо, — в унисон его мыслям ответил Анготор. — Однако не могу даже предположить, что в них могло заинтересовать Белого сулойам?

— Просто задался целью узнать о них как можно больше? Хочу проникнуть в их тайну.

— И только? — разочарованно всплеснул руками Анготор. — Их тайна — яйца выеденного не стоит.

— Что вы говорите, — недоверчиво протянул Левиор, изображая легкое удивление. — И что вы о них знаете?

— Практически всё. Камни Тор-Ахо были созданы на магом и алхимиком Алу'Вером, родным братом Алу'Меона Великого, — глубокомысленно наморщил лоб Анготор Рима. — Они же, как считают многие, стали причиной его морального падения. Об этом вы знаете, я надеюсь?

— Разумеется.

— Камни Тор-Ахо созданы для сотворения невиданных по своей мощи чар…

— Алу'Вер был так велик, что смог заключить в них столь могущественную силу?

— Сказать по правде, этот вопрос интересует не только вас, — улыбнулся Анготор, — я тоже иногда им задаюсь. Да и не я один. На эту тему даже существует несколько трактатов, вышедших из-под пера видных научных умов, я читал их еще в те времена, когда проходил обучение. Но если вас интересует моё скромное мнение, то «да»!

«Всё это очень опасно, — подумал Левиор. — Зря я затеял этот разговор. Надо быстрее его заканчивать».

Однако Анготор Рима и не думал на этом останавливаться и, судя по взятому тону, действительно знал о камнях значительно больше Левиора, а может и больше любого из ныне живущих. Видно было, что он наслаждается одной из немногих возможностей побеседовать о предмете, который изучил досконально. За каких-то полчаса ученый поведал Левиору историю создания камней Тор-Ахо, о которой говорил не как о легенде, а словно о свершившемся научном факте. Учитывая то, что он считал себя учёным, звучало это как минимум странно:

— Я не знаю, — сказал Анготор, наливая себе воды из тыквенного кувшина, — зачем Алу'Веру понадобилось создавать столь могущественный Гел-опир…

— Гел-опир? — этому славному старичку удалось удивить Левиора.

— Да, по сути, камни являются обыкновенным Гел-опир.

— Я думал Гел-опир это название какого-то конкретного артефакта.

— Гел-опир это название ёмкости для Уино, и совершенно неважно какую форму ей придал создатель. Это может быть самоа, кольцо, посох или камни Тор-Ахо — самый могущественный из когда-либо созданных Гел-опир. В Доразломные времена, — вернулся к прерванной мысли Анготор, — Уино было повсюду, мир был полон крохотными частицами, а иногда даже небольшими кристалликами. Они буквально парили вокруг, их можно было черпать прямо из воздуха или воды, подбирать с земли, вдыхать с ароматом экехо. Люди и сэрдо ходили по Уино, дышали им, пили и омывали ноги. Это считалось нормой.

— Люди и сэрдо? Вы сейчас образно говорите?

— Нет, я не оговорился — люди и сэрдо.

Левиор недоверчиво покачал головой.

— Не в обиду будет сказано, градд Рима, но мне всегда казалось, что первые люди и сэрдо появились гораздо позже. Что катаклизм и последовавший за ним Сид Лайса стали причиной нашего и сэрдо возникновения.

— И это мне говорит сулойам?

— БЕЛЫЙ сулойам, — уточнил Левиор.

— Не могли бы вы выразить свою мысль яснее.

— Произнося: «стали причиной возникновения», я подразумеваю: «стали причиной, по которой Великий Ихольар»…

— Ну хорошо, — Анготор откинулся на спинку кресла, по лицу его разливалась довольная улыбка. — Я продолжу? — (Левиор сделал приглашающий жест рукой). — Сами понимаете, во времена Сида Сароса Гел-опир был совершенно бесполезным предметом. Это всё равно, что создать амулет способный удерживать в себе огромное количество воздуха.

— Водный камень, — мгновенно среагировал Левиор.

Анготор комично сморщился, покачал головой.

— Крайне неудачный пример. Как и название, сего практически незаменимого предмета. До сих пор не могу понять, почему Водный камень, а не Воздушный, ну да не об этом сейчас. Водным камнем пользуются рыбаки и ныряльщики за жемчугом, он необходим сборщикам гонхару, подводным охотникам и людям занятым выращиванием кораллов. Я уже не говорю о Кнэтирии и Артаранге, где Водный камень является предметом первой необходимости.

— Скажите, градд Рима, а не могло быть у камней Тор-Ахо какого либо другого, тайного назначения. Не может быть такого, что они созданы для исполнения чего-то определенного?

— Вы думаете, что их способность накапливать Уино является всего лишь побочным эффектом?

— Есть такое предположение.

— У меня нет ответа на ваш вопрос. Мне неведомо, для какой цели созданы камни Тор-Ахо. Ни в одном изученном мною источнике ничего не говорится, о каких-либо других свойствах камней, только о заложенной в них Силе. Не берусь утверждать, что процитирую слово в слово, но в книге Рау'Сала написано следующее: «…и вот настало время, когда потребовался Гел-опир способный сохранить огромное количество Уино, собрать которое не мог ни один на Ганисе маг, чем бы он свою мощь не усиливал. Миру был известен лишь один артефакт, обладающий такой мощью — камни Тор-Ахо».

— В книге Рау'Сала написано о камнях Тор-Ахо? — Левиор потеребил свою короткую бородку, которую начал отращивать, стремясь соответствовать образу сулойам.

— В ней есть всё и обо всём. На то она и книга Рау'Сала.

— Но ведь есть же пророчество Араву, в котором он недвусмысленно утверждает, что во время грядущего Сида Сароса сила камней Тор-Ахо спасёт человечество. «Наделит необходимой силой Бродячий корень ламессы, из которого взрастёт Небесное древо Аллай-Дэата… — не упустил случая ответно блеснуть цитатой Левиор, — …ветви которого укроют Ганис, дав всему живому и спасение, и защиту, и кров, и пищу».

— Что вы говорите? Недвусмысленно? Утверждает? Вы о пророчестве сейчас или о научном докладе? Я понимаю — вы, брат Дисаро, — сулойам, но я-то учёный. Если вы хотите чтобы я давал объяснения всяким пророчествам, пусть и самого Араву, — увольте, прошу, — не моё это.

— Вы скептик, градд Рима.

— Я учёный.

— Но это даже пророчеством назвать трудно. Сбывается всё, о чём говорил Арава.

— Вы снова ошибаетесь.

— Да?!

— Да, — односложно ответил Анготор, но тут же счёл нужным пояснить: — Не беспокойтесь, ваши заблуждения вполне объяснимы. Прошло несколько тысяч лет. Мир лежал в хаосе, мало кто озаботился написанием летописей.

— И что тогда из того что вы мне сейчас рассказали, является правдой?

— Превосходно поставленный вопрос.

— И вы ответите на него?

— Непременно. — Анготор Рима потёр пальцем основание носа, лукаво прищурил правый глаз. — Мой ответ — ничего.

Как ни старался Левиор сохранить непроницаемое выражение лица, при этих словах он все же нахмурился. Ему было непонятно, в какую игру играет сейчас Анготор.

— В самом деле? Вы уверены?

— Нет! Я повторюсь: нет ничего, в чём можно быть уверенным наверняка. Всё это, по большому счёту, предположения и домыслы. Достоверных данных мало. Те немногие из документов, на которых основываются все наши предположения, сохранились лишь в копиях, а чаще, в копиях копий или даже в описании этих самых копий. Что, согласитесь, не исключает ошибок при переписке. Сведений о более раннем, так называемом Доразломном периоде, осталось и того меньше. Те, кто знал, что происходило на самом деле, давно мертвы, их детям, не являющимся непосредственными участниками данных событий, прошлое представлялось совсем другим. Не говоря о внуках и внуках их внуков.

— А как выглядят камни Тор-Ахо? — с тайной надеждой задал так долго терзавший его вопрос Левиор.

— Камни как камни, — пресно хмыкнул Анготор.

«Вот тебе и ответ! Чего, дескать, тут обсуждать, камни должны выглядеть как камни и никак не иначе, и все дела».

— Вы шутите?

— Признаться, я не знаю, как они выглядят. — (Левиор чуть не застонал от разочарования). — Но могу дать хороший совет — если когда-нибудь судьба забросит вас в Верран, не пожалейте времени и посетите руины храма Тор-Ахо.

— Он так и называется?

— Четыре тысячи лет назад он был известен под этим названием.

— Вы там были? — Левиор не знал — почему задал этот вопрос, но на какое-то мгновение ему показалось, что Анготор действительно был там четыре тысячи лет назад.

— Нет, читал о нём. В тамошних криптах есть старинные фрески, на которых запечатлен процесс сотворения камней. Нет более достоверного их изображения, чем там. В храмовой библиотеке, надеюсь что-то от неё сохранилось, древние феа, знаете ли, любили вверять свои знания не пергаментному или бумажному листу, а обожженным глиняным дощечкам, вы наверняка найдёте что-нибудь указывающее на нынешнее местонахождение камней. Это же вам на самом деле нужно. Не отвечайте, это не вопрос. Я не шучу, брат Дисаро, в храме можно отыскать много интересного. Адепты Тор-Ахо, так они себя называют, приняли обет — поклялись, во что бы то ни стало найти утерянные артефакты и вернуть в Верран. Несколько сотен лет они пытаются отыскать камни. Не могу сказать, чем закончились их поиски… и закончились ли они… Кто знает, брат Дисаро, не лежат ли сейчас камни Тор-Ахо на прежнем своём месте среди развалин древнего храма и не камлают ли над ними феа-монахи и поют в их честь ритуальные свои песнопения… А тут вы: здрасте, многоуважаемые, — немного помедлив, хохотнул Анготор, — позвольте хоть одним глазком на камешки ваши магические поглядеть. А?! Как вам такая перспектива, брат Дисаро?

Левиор кивнул и улыбнулся, больше для порядка, дабы не обижать собеседника. «Документы может и сохранились, но вот прочесть я их не смогу», — подумал он, понимая, что на поддержку феа ему вряд ли приходится рассчитывать.

— Кстати, первыми покинувшими Верран феа как раз и были адепты камней Тор-Ахо. С них-то исход тамошних феа в мир и начался. Имейте в виду, — заговорчески зашептал Анготор, скорее в шутку, нежели всерьёз, — любой из встреченных вами феа может оказаться адептом камней Тор-Ахо. Любой. И не только в Хаггоррате.

— Везде враги, значит?

— Можно и так сказать.

— И ваш помощник Гейб Ваграут тоже?

— Нет. Не думаю, что всё так серьёзно. И ещё, — Анготор потряс в воздухе пальчиком, — чуть не забыл — когда-то давным-давно в храме Тор-Ахо хранилась книга Рау'Сала. Подлинник.

«Жизнь полна сюрпризов!»

— Её тоже похитили?

— Скорее всего. Существует, однако, версия что верранские феа тайно вывезли её в Рокоду. Так или иначе, будете в храме — поинтересуйтесь, нет ли её там.

«Он так говорит, будто я уже на полпути к Веррану».

— Кто разрушил храм? — спросил Левиор, вновь обретая надежду. — Насколько я знаю, в Верране очень трепетно относятся к храмам и памятникам древности. Пусть даже они и не соответствуют нынешним взглядам феа на мироздание.

— О чём вы говорите, миропонимание феа не изменилось с начала времён. Они по-прежнему поклоняются Великой Девятке — Первым богам Ткавелу и Сэволии и их детям. Больше всех, чтя при этом своего любимчика Тэннара.

— Многие сэрдо разделяют их любовь к этому справедливейшему из богов. Признаться, не будь я уверен, что мир сотворён Великой Рыбой, я отдал бы свою душу на его попечение.

Левиор был не слишком уверен в том, что вымышленный им брат Дисаро мог произнести подобное, и счёл за благо унять свои теософические фантазии, и сделал это, как ему показалось вовремя. Анготор Рима озадаченно смотрел на него с минуту, после чего сказал:

— Полностью с вами согласен. Надеюсь, своими речами мы не прогневим Великую Рыбу?

От внимания Левиора не укрылся взгляд, что Анготор Рима мельком на него бросил.

— Ихольар милостив к своим детям и не карает их за здравые мысли. Как же получилось, уважаемый Анготор, что вы, обладая такими знаниями, никому всего этого до сих пор не рассказали?

— Кому?! Вот вы спросили — я ответил. Спросит кто-то ещё, отвечу и ему. Так часто бывает, дорогой мой, — то, что интересно одним совершенно безразлично другим. Для меня камни Тор-Ахо не представляют никакого интереса. Я учёный. Человек представляющий науку. Камни и прочие мифические артефакты мне совершенно безразличны.

— Почему? — спросил Левиор, — мне казалось…

— Потому что мы доживаем последние деньки в этом чудном мире, скоро всё изменится и боюсь не к лучшему, — с горечью сказал Анготор. — Запомните его таким, какой он есть сейчас и вы будете счастливы этим воспоминанием ещё долгие-долгие годы, что отмерены вам Великим Первым.

Анготор Рима подался вперёд, протянул руку и накрыл своей ладошкой левую лежащую на столе ладонь Левиора. Старичок продолжал что-то говорить, но с этого момента слова его звучали всё тише и тише, словно растворяясь в тумане. Левиор ничего не слышал. Он видел, как шевелятся губы Анготора, видел блеск его глаз, вот только звуков никаких не было. Мир погрузился в ватную тишину. Словно под воду его опустили.

Длилось это не долго — Анготор убрал руку, и слова его вновь зазвучали. Ожили и все остальные звуки.

— …вы такой интересный собеседник, — выплывая из пустоты слова Анготора, становились громче и отчётливее. — Прошу вас, поедемте со мной. Настоятель аморавитского храма мой старый приятель. Вам будет, о чём поговорить с ним.

— Я не могу, — не понимая, что с ним произошло, отвечал Левиор, — меня ждут в Охоме.

— Понимаю… Ну что ж, мне остаётся только пожелать вам удачи. Об одном прошу — на обратном пути не езжайте по старо-Матиоронскому тракту. Это опасно. Не жалейте времени — вернитесь, и поезжайте в Сур-Дабрил по восточной дороге. Тлафирские пустоши, это полсотни лиг болот и трясин, с редкими пятнами островков. Страшное место. Оно кишмя кишит опасными существами.

«Что это было, Хорбут меня раздери?! — потёр виски Левиор. — Временное помутнение рассудка? Что он мне говорил? Что-то важное? Хорбут меня раздери, я не понял ни слова. Может спросить его? Нет, думаю не стоит этого делать, старичок впечатлительный, может обидеться. Скорее всего, это было одно из пафосных напутствий, которые они так любят произносить в момент расставания».

— Спасибо, градд Рима, я обязательно учту все, что вы мне рассказали.

* * *

— Вот что, дружище Кинк, мне нужно в Верран. Это далеко и может быть очень опасно. Нам придется расстаться. Не беспокойся, в Охоме живёт один мой старый знакомый, ты останешься у него.

— Ага, размечтался. Я еду с тобой. И откуда у тебя знакомый в Охоме, когда ты о его существовании две недели тому назад от меня узнал!

Левиор взял паузу, решая как ему дальше повести разговор, — сразу занять жёсткую позицию, чем пресечь дальнейшие на эту тему разговоры, или попытаться уговорить мальчишку и обойтись малой кровью… «В нашем случае соплями». Мысли и желания его раздваивались, с одной стороны хотелось оградить Кинка он неминуемых неприятностей, с другой у него совсем не было желания с ним расставаться. Он сильно прикипел к мальчишке, оказавшимся «очень уж душевным», бывает иногда такое, что каждая мысль в точку, каждая шутка с полуслова и до слёз, каждое слово в точку как удар стрелы, каждая фраза, словно с языка у тебя сорвана. Всё твоё, родное, будто сто лет уже знакомы… и так расставаться не хочется… А надо!

— Верран это там где ораны, — оборвал его мысли Кинк, — помнишь, ты рассказывал?

— Нет, — ответил Левиор. — Ораны в Валигаре, там ещё верэнги живут, а мне надо в Верран — страну северных феа.

— У-у, — разочарованно протянул Кинк, а я так хотел на оране полетать. А в Верране оранов нет?

— Нет.

— Уверен?

— Не знаю я, не был там ни разу, а в книжках об этом не написано. Может и есть.

— А почему идти туда опасно?

«Попробую уговорить». — Собираясь с мыслями, Левиор шумно выпустил ртом воздух.

— Во-первых, это не близко — путь туда долог, а только поэтому уже опасен, во-вторых, Верран не Хаггоррат и не Зарокия — территория феа… Настоящих феа…

— А наши что игрушечные?

— Не перебивая меня, я и сам собьюсь. Верранские феа больше жизни своей чтят законы предков. А законы у древних феа, поверь, были нешуточными. Не то, что нынешние. Это тебе не наши обычные феа, которые отличаются от людей лишь тем, что на полторы головы ниже их и на локоть шире в плечах. В сто раз безрассуднее, да в тысячу раз упрямее. Там, брат, совсем другие феа. Многие из них никогда не пересекали черту Верранских гор, и понятия не имеют что творится за их пределами. Верран окружен горами и имеет лишь один выход — туннель Бираниоса…

«Откуда я это знаю? — Левиор был уверен, что никогда раньше не слышал этого названия. — Что со мной происходит?»

— Туннель прорублен в толще горы, длинна его около двух лиг, несколько ворот, множество охранных постов. Без ведома феа туда и мышь не проскочит… Выйти из Веррана может любой из феа, а войти разрешают далеко не каждому. Не говоря уж о других сэрдо, а тем более людях. Я не был в Верране, и хотя мне Хорбутски интересно как живут в своей стране феа, прекрасно осознаю, что это опасно и будь у меня выбор ни за что не пошел бы туда, даже в более «солидной» компании.

— Может тебе не очень надо туда идти?

— Надо, и, как назло, — очень.

— Давай лучше в Валигар поедем, а, брат Дисаро? — широчайшая из улыбок расплылась по личику Кинка.

— Сперва дело надо сделать.

— А как сделаем?

— Посмотрим.

— Нечего смотреть, я поеду с тобой в Верран, только если ты пообещаешь мне что, потом мы в Валигар поедем.

«Я что уже согласился?»

— Ты остаёшься в Охоме, — твёрдо проговорил каждый звук Левиор. — Это понятно?

— Ты обещал, что никогда не бросишь меня.

— Я не бросаю, просто ты погостишь некоторое время у моего знакомого в Охоме.

— Я еду с тобой.

Левиор ответил звуком, ни назвать, ни описать который невозможно, но Кинк почему-то решил, что он с ним согласен.

— Обещай! А то не поеду! — потребовал он.

«Да что ж такое!»

— Ты останешься в Охоме.

— Ничего не знаю, — напирал Кинк, — ты слово дал. Разговор окончен — я еду с тобой.

«Знал бы ты, о чём просишь, — подумал Левиор. — Ни один нормальный человек просто так без весомой причины в Верран не попрётся».

— Ну, хорошо, — сдался он, — я подумаю.

— Отлично, — подмигнул ему Кинк, удовлетворившись ответом. — А в Валигар мы как-нибудь потом съездим, у тебя же наверняка и там дела найдутся. Там ты научишь меня летать… — мечтательно произнес мальчишка. — Ты можешь, я знаю.

— С чего ты взял! — не принимая всерьёз слова Кинка, спросил Левиор.

— Мой дядя очень любил повторять одну фразу: «У светлых нет пальца, у тёмных нет судеб». Слышал, может быть? Я видел твою левую ладонь, — ты экриал, дядька Левиор. — Первый раз за всё время их путешествия вопреки строгому наказу мальчишка назвал его настоящим именем.

— Ты не птица, чтобы летать, — ничего не объясняя, но и не возражая, сказал Левиор.

— Зато я дорогу короткую на Сур-Дабрил знаю, — благоразумно не стал развивать тему Кинк, — через пустоши. Не опасную, мы с дядей несколько раз по ней ходили с караваном.

— Всё, спать ложись.

— А ты?

— И я сейчас лягу, вниз спущусь только. Хозяина кое о чём расспросить надо.

— Постой, один вопрос. — Кинк взял с тумбы книжку, по которой Левиор учил его читать, открыл на закладке. Поискал глазами, поводил по строчкам пальчиком. — Вот смотри: Керитон — друг и соратник Верлонта Кеарского, — достаточно бойко прочитал он. — Это Алу'Вер что ли?

— Да.

— А как правильно, не пойму: Кéритон, Кери́тон или Керитóн?

— Правильно — Гилхус или Четырёхрукий. Не знаю, называй как тебе больше нравится…

* * *

— Мне пора, — Анготор Рима встал с кресла, воздух у него за спиной заискрился зелёным.

— Что должен сделать я, Властитель? — напрягся Гейб.

— Следить за братом Дисаро. Всегда находиться рядом. Помогать ему. А главное, — он повернулся в полоборота, остановил занесённую к шагу ногу, — без промедления сообщать мне обо всём что происходит.

— Значит ли это, что я должен стать его другом, Властитель? — торопливо спросил феа. — Это точно тот человек? Он приведёт меня к камням?

— Да, это он. Как поступать решай сам, — бросил Таэм'Лессант и сделал шаг в мерцающую пустоту.

— Слушаюсь, Властитель, — в спину ему прохрипел Гейб.

Пустота за греолом схлопнулась, не оставив в комнате ни единого материального свидетельства своего существования. Ничто не выдавало, что греол когда-либо переступал порог этой комнаты.

Феа понюхал воздух, устало опустился на освободившееся кресло.

— Следить и помогать, — прошептал он, платочком вытирая покрытую кругами крохотных тиу-знаков лысину. — Чепуха какая. Следить! Помогать! Всего и делов.

Глава 31. Второй

У тебя совсем нет друзей, Странник?

— Это помогает мне выжить.

— И тебе не одиноко?

— Я не один, нас двое.

Сто историй о Чёрном Страннике. Преподобный Вамбон Акомирунг

Правда вещь опасная. Для одних она слаще вина,

для других горше полыни — а между тем она одна и всегда та же.

Рио Бо. Формы и причуды. Гэмотт-рам как искусство жизни

— Ну что, мой юный друг, никак не можете выбрать даму сердца? — хохотнул Саима, когда Тэйд, наконец, очнулся. — Как-то ты себя странно в последнее время ведёшь, Хорбут тебя подери.

Они сидели за столом, вернее, это Саима сидел, Тэйд же обнаружил, что полулежит, закинув ноги на скамью; он огляделся, тряхнул головой и глуповато улыбнулся. Отряхнул куртку, поправил воротничок.

«Не следовало мне пить так много…»

— Ох-ох, — негромко пожаловался будущий сиурт, оттирая о салфетку лоснящиеся от жира пальцы. — Больно у них пулярки копчёные знатные — и не лезет уже, а всё хочется!

Вполне довольный жизнью и сытным ужином, Саима так и просидел весь вечер и полночи за столом, в компании верного пееро, благо, всё, что требовали его душа и желудок, находилось именно здесь, причём в изобилии.

Страшный медведь живёт в чаще лесной, Он сотни людей отправил в мир иной. Охо-хо-хо, Бу-бу-бу-бу… А я не хочу так просто умереть, Беру свой лук и точу свой меч. Охо-хо-хо, Бу-бу-бу-бу…

— А где Нира? — прервал бурчание Саимы Тэйд.

— Танцует с Рат-Варо и двумя его единоутробными, — на лице онталара отразилось меланхолическое выражение, — или, может, ещё с кем-то.

— А Эл-Лэри?

— Сие, мой друг, мне неведомо. Нам надо поговорить.

— Давай поговорим. Есть что-нибудь выпить?

— Хватит.

— Да ладно тебе, — сконфузился Тэйд, расчёсывая пальцами непокорную шевелюру.

— Хватит, — надавил Саима. — Ты же, я надеюсь, не собираешься воспользоваться предложением Саэт-Оинта и остаться?

— Да нет.

— Да или нет?!

— Нет.

— Тогда красавицу Эл-Лэри тебе придётся навсегда выкинуть из своего сердца. Тэннар Великий! Посмотри, как она чиста и прелестна — воистину божественное создание. Удивительно, как она не похожа на остальных ринги, — лицо Саимы прямо так и светилось искренним восхищением. — Она — само совершенство. Если ты, мой друг, немедленно не погасишь эту, пока ещё ничтожную, искорку, вспыхнувшую в твоём сердце, то, будь уверен, пламя любви вскоре поглотит тебя, и ты уже не сможешь уйти.

— А девятипалый, между прочим, прав…

Они обернулись: позади них, в нескольких шагах, стояла То-Виам. Девушка молча приблизилась, соблазнительно качая бёдрами, и осторожно, с бесподобной грацией, доступной лишь сэрдо, присела на краешек скамьи.

— Тебе не следует влюбляться в Эл-Лэри. Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Я и не думал влюбляться, — мгновенно отрёкся Тэйд, может, гораздо быстрее, чем хотел.

— А для этого и не надо думать: как правило, всё случается само собой и чаще всего помимо нашей воли, — заметила мелодичным голосом прекрасная ринги.

— Тогда зачем ты говоришь мне об этом? — пылко отреагировал юноша. — Или думаешь, что я соврал?

Тот же вопрос был и во взгляде Саимы.

— Зачем же сразу «соврал»? Ты можешь вполне себе искренне верить в сказанное. Разумеется, речь не об этом, — То-Виам не забывала раскланиваться с проходившими мимо парами и отвечать на улыбки молодых ринги. — Дело вовсе не в Эл-Лэри, — сказала она негромко, видимо, пытаясь смягчить суровую истину. — Я говорю об этом потому, Тэйд, что вы должны уйти из Таэл Риз Саэт, и как можно скорее.

Слова девушки-ринги прозвучали как гром среди ясного неба.

— Что? — чуть не поперхнулся Саима, ножка пулярки в его руке так и застыла на полпути ко рту.

— Почему должны? — Тэйд непроизвольно встал. — Когда это мы так задолжали? Не скажу, что собирался остаться, но твои слова меня озадачили. Теперь я вынужденно сомневаюсь в правильности своего решения.

— Так надо! — не мудрёно ответила хозяйка вечера. — Здесь вам угрожает опасность.

— У меня сложилось такое впечатление, что опасность нам угрожает везде, — напомнил Саима и рука его, несмотря на недавние нравоучения, прочитанные Тэйду, потянулась к кувшину с вином.

— Да, это так. Опасно везде, и дела обстоят гораздо серьёзнее, чем вы представляете. Но, уверяю, всё самое худшее, что может произойти с вами за пределами Таэл Риз Саэт, покажется детскими шалостями в сравнении с тем, что неминуемо ожидает вас здесь — вблизи руин Кеара. Угроза исходит не от ринги… ни в коем случае… Угроза исходит от вас, — в её карих зрачках бились тревога и отблески пролетавшей мимо светлячковой лампы.

Тэйд, хочешь не хочешь, а вынужден был вслушиваться в её слова.

— То, что может произойти, не в меньшей мере, угрожает и всем нам… Это именно та причина, по которой я завела этот разговор.

— И что это за угроза? — спросил Тэйд.

— Вы — первые люди…

По мгновенной, едва различимой паузе Тэйд почувствовал, что ринги соврала.

— …посетившие Таэл Риз Саэт за последнее столетие. Попали вы сюда неслучайно — это было решение Высшего ринги, и мы стремились сделать ваше пребывание здесь как можно комфортнее. Что скрывать, не все в Таэл Риз Саэт были рады вашему появлению. Не сказать, что бы открыто заявляли об этом, но и радости особой не выказывали.

— Гостеприимный вы, как я погляжу, народ. С виду все такие гладенькие, а поглубже копни… — Саима развёл руками, в одной из которых была обглоданная кость, в другой бокал с вином.

То-Виам выслушала хулу онталара, недовольно надув губки. Но возражать на этот раз не стала, предпочтя просто продолжить:

— Чиар, один из лучших наших магов, был приставлен следить за вашим магическим благополучием…

— Чиар? Ты про Саэт-Чиара сейчас? — остановил её Тэйд.

— Да.

— А ты, получается, просто Виам?

— А ты сообразительный! — хмыкнула ринги, — Да, так мы друг друга и называем.

— А можно и нам так вас называть?

— Разумеется, — удивлённо воскликнула Виам.

Тэйд помолчал полминуты, мысленно перекраивая имена ринги на легко произносимый человеческий лад, и попросил:

— И ты так всех ринги называй. Хорошо?

— Хорошо, — легко согласилась просто Виам и, смахнув слетевшую с правого века ресничку, продолжила: — Чиар должен был ослабить и отсечь излишние потоки Уино, так или иначе, по сути своей пытавшиеся соединиться с любым свободным магом, будь то экриал или сиурт… Помните, что с Тэйдом в Кеаре было? К сожалению, хотя как могло быть иначе, Чиар недооценил силу взаимодействия потоков, и справился со своей задачей лишь частично. Произошло непредвиденное. Некая сила извне в стремлении слиться с Уино источника прорвала защиту и хлынула в долину. Чиар совершил серьёзную ошибку, — Виам заговорила немного быстрее чем обычно, нервно при этом сплетая и расплетая пальцы, — он был слишком самонадеян, это одна из немногих отрицательных черт нашего характера. Впрочем, виноваты мы все, нельзя было доверять дело такой важности одному торено. Чиар же, всё ещё не понимая в полной мере всей мощи надвигавшейся опасности, попытался в одиночку сдержать поступавший в долину Уино. Он стоял до последнего столько, сколько мог, и лишь когда силы окончательно оставили его, уверился в невозможности управиться в одиночку и испросил у Высшего помощи. Саэт-Оинт послал двух лучших своих торено, а так же двух торено Моона — самого мощного нашего мага. Но и их силы оказалось недостаточно…

— Торено — это, прости, кто? — Тэйд решился спросить то, что давно уже интересовало их всех.

— То, что вы называете копиями. Другая личность, сущность, если хотите… Я и Дин — торено Риэл, так понятнее? — видя недоумение в глазах собеседников, объяснила она.

— Не могу поверить, — не удержался от комментариев Саима, — вы, веками хранившие Силу колодца Сароса, не можете совладать с жалким ручейком Уино, что устремился вслед за Тэйдом. Тогда, может, пора спросить, как на протяжении многих лет это удаётся ему?

— Угроза возникла как бы случайно, — спокойно сказала Виам, — из ничего, из стечения множества, наслоившихся друг на друга обстоятельств, из слияния потоков, так или иначе оказавшихся в одной точке… да, да, бывает и такое, невероятно редко, но всё-таки случается… Это серьёзный для нас вызов и теперь на поддержании должного уинового баланса заняты все наши маги…

Саима присвистнул.

То-Виам кивнула, снисходительно отнесясь и к этому столь бурному проявлению эмоций, и продолжила:

— …увы, стороны всё ещё не уравновешены. Хотя всё к этому идёт. Нам помешало другое: за два дня до вашего прихода на северной границе Седогорья был стихийный выброс Уино с мгновенным его поглощением. Очень странное явление. Возможно, оно и явилось причиной возникновения уиновой лавины. Шестеро из нас: Тхо, Хольн и четверо торено Варо отправились за горы, дабы выяснить причину столь огромного поглощения, — она помолчала, поглядела на Тэйда, в её глазах было что-то такое, что вряд ли могло ему понравиться. — Они до сих пор не вернулись.

По наступившей вдруг тишине стало ясно, что девушка-ринги поразила-таки их. Саима застыл. Тэйд сжал губы.

— Никто не знает, где они и что с ними произошло. Это самые опытные наши маги, и нам не хватает их. Теперь, когда Уино пробивает защитные барьеры, всем стало ясно, что нас слишком мало, чтобы сдерживать прорывающуюся к вам Силу. Угроза слишком велика… Надеюсь, не надо объяснять, что будет с тобой и всеми нами, если эта лавина доползёт до Таэл Риз Саэт? — её голос упал до шёпота: — Знаете, что такое Всплеск, мальчики?

Несомненно, и Тэйд, и Саима знали, что это такое, но слова ринги звучали так зловеще, что Тэйд вздрогнул от неожиданности и непроизвольно втянул голову в плечи.

— Маленькому человечку, — менторским тоном заявила ринги, — нужно совсем немного Уино, чтобы вспыхнуть и превратится в огненное облако. Крохотное для Ганиса, большое и гибельное для Истока. Но вот к маленькому человечку устремляется огромный поток бесконтрольного Уино, и возможный Всплеск грозит обратиться большим взрывом… Это плохо не только для человечка, вина которого заключается лишь в том, что он такой «есть» и может послужить огнивом этой безумной неконтролируемой массе, но и для семи дюжин ринги, живущих в Таэл Риз Саэт. Уино может уничтожить сэрдо так же легко, как и тебя, человек. Я не говорю о нескольких тысячах жителей близлежащих городов и деревень. Им, думаю, перепадёт не меньше. В Таэл Риз Саэт сосредоточено такое количество Уино, которое способно превратить в каменную пустыню местность на лиги вокруг… Если не весь Ганис.

— Это я виноват? — Тэйд снова сел, с каждым новым словом Виам хмель выветривался из его головы. — Сомневаюсь.

— Нет, — ухмыльнулась ринги. — Вернее, не ты один… Отец не говорит нам всего, но и я, и другие ринги чувствуем гораздо большую угрозу, исходящую от Инирии.

— От Инирии?

— Сила, как я чувствую, тянется не к тебе, Тэйд са Раву, а к вашей подружке Инирии. Что-то в ней есть такое… или у неё… Не расслабляйтесь, Уино с удовольствием полакомится и вами, — Виам понизила голос, переждала, но поскольку никто не спешил с вопросами, продолжила: — К сожалению, мой отец упрям и никогда не сознается в собственном бессилии и будет бороться до конца… пока мы все не погибнем. Вот почему вы должны как можно быстрее уйти из Таэл Риз Саэт.

— Прямо сейчас?

Виам едва заметно улыбнулась. Это было так неожиданно, что Тэйд вдруг решил, что всё сказанное ею до этого было злой шуткой, что сейчас она рассмеётся и пожурит его за чрезмерную наивность… но нет…

— Прямо сейчас у вас не получится.

Ринги замолчала. Прошла минута, две, три…

Онталар поперхнулся и зашёлся кашлем.

— Что скажешь, Саима? — Тэйд дёрнул бровями, пытаясь согнать с лица тревогу и успокоить мысли.

— Я-то что должен сказать? Если так скорбны ожидающие нас вероятия, надо уходить. По мне, так и нечего тут высиживать — теперь и идём.

— Я же сказала — сейчас не получится, — с внезапной резкостью отрезала хозяйка вечера.

Саима отодвинул тарелку с недоеденным салатом и скрестил пальцы:

— Что нам в таком разе делать?

Виам не ответила, спросила сама:

— Вы готовы услышать главное?

— Да, — ответил Саима.

— Хорошо. Надеюсь, сегодня у меня, наконец, получится убедить вас. Я уже говорила, что на защите Таэл Риз Саэт стоят две трети наших магов, но это ещё не всё. Вместе с ринги на защите обители стоишь и ты, Тэйд.

— Что?!

— Что?!!

— В это трудно поверить, но ты — не сам Тэйд, а его торено. Настоящий Тэйд находится с Высшим и нашими магами в подземелье, у источника Сароса.

— Что?! — Тэйд поперхнулся, роняя изо рта кусочки салата, который жевал, скорее, по инерции.

— Да ладно, — Саима, которому начал надоедать этот разговор, похожий на невесёлый розыгрыш, потянулся к трубке. — Я тебе не верю.

— Удовольствуйся этим, ученик сиурта.

Тэйд промолчал, он пытался понять, как ему стоит реагировать на подобные заявления.

— Это действительно так, — категорично заявила Виам. — Как думаешь, Саима, сколько дней вы находитесь в Таэл Риз Саэт?

— Что значит «сколько дней»? Второй. Мы вчера…

— Двенадцатый, — оборвала его ринги и, предвещая лавину вопросов, предложила: — Попробуйте в это поверить и многие из вопросов тут же обретут ответы.

— Пытаюсь. — Тэйд был, мягко говоря, сильно удивлён.

— Это не так просто, — наморщил лоб Саима.

— Так или иначе, вы можете дослушать до конца и понять суть происходящего, или же поднять меня на смех и продолжать пить своё вино. Кто знает насколько хватит твоего друга, Саима… Я могу продолжить?

— Двенадцать дней, так ты сказала? — буркнул Саима и, заглянув в полупустой бокал, ужаснулся: — А я помню только два, да и то смутно.

— А почему ты говоришь нам об этом только сейчас? — спросил Тэйд.

— Потому что Варо и два его торено следят за вами и делают они это, поверьте, очень исправно. По приказу Высшего, разумеется.

— А сейчас?

— А сегодня нам с девочками удалось их немножечко напоить. Лэри, Дин и Муо, её вы не знаете, отвлекают Варо и его торено. Пока успешно, но на долго ли? А по этому, надо полагать вам это понятно, мы должны поспешить, — с лёгким но нескрываемым раздражением, словно маленьким детям пояснила Виам. — Я могу продолжить?

«Ты ей веришь, Саима?» — спросил Тэйд одними глазами. И онталар тем же образом, пусть и не со всей уверенностью ответил ему: «Да».

— Продолжай, — попросил Тэйд.

— Слушайте меня очень внимательно, — безжалостно начала ринги, — потому что от этого зависит ваша жизнь… и не только ваша, — она оттолкнула проплывавший мимо, гонимый лёгким ветерком с озера, светлячковый светильник. — Я не знаю, каким образом отец удерживает тебя первого, Тэйд. Мне лишь ведомо, что он использует его как мощнейший проводник и усилитель Силы.

— Но это же верная для Тэйда смерть! — возмутился Саима.

— Ты недооцениваешь его способности, он держится без малого уже десятые сутки.

— Сколько? Ты сказала, он сам согласился?

— Да. Иначе у Высшего ничего бы не вышло.

— Виам права, парни. Похоже, что три часа назад я видел «первого тебя», Тэйд совсем в другом месте.

Они не заметили, как, а главное — когда, за их спинами появился Нёт. Дауларец сидел на парапете с большим блюдом на коленях и с аппетитом древесного кота поедал содержимое, промакивая его кусочком хлеба.

— Честно сказать, я думал, что у меня галлюцинация, но сейчас понимаю, что это был именно ты.

— Я вам не верю, — севшим голосом возразил Тэйд.

— А вот это плохо, — покачала головой Виам.

— Я видел тебя, Тэйд. Не у источника, туда мне дороги нет. Я видел тебя и Саэт-Оинта в белой башне, на острове. Я ещё подумал, что ты как-то неважно выглядишь.

— Виам, можешь подробнее объяснить, зачем Тэйд понадобился Высшему? — задал вопрос Саима.

— Могу, почему нет. Чиар, Инно и Моон создали магический купол, способный предотвратить попытки враждебных сил, проникнуть в Таэл Риз Саэт. Однако купол подвергается постоянным атакам, и они не могут удерживать его столь долгое время. Дело в том, что их возможности весьма ограниченны. Да, мы все довольно искусны в магии, и те же Чиар и Моон, задавшись они целью, смогли бы сравнять с землёй небольшой городок. Правда, после подобного выброса они были бы похожи на выжатые губки, в отличие от которых неспособны в один приём восстановить весь свой запас Уино. На это у них ушло бы несколько дней, а то и весь месяц. Дело вовсе не в том, чтобы нашёлся маг, способный сплести нужное заклинание, а в том, чтобы поддерживать его достаточно длительное время. А после того, как пропали торено Варо, Тхо и Хольн, способных на подобные действия у нас нет. Экриал же может пропустить через себя достаточное количество Уино и практически без потерь передать его нашим магам. Я уже говорила об этом пять минут назад.

— Почему-то тогда это прозвучало не так серьёзно, — Саима поджал губы, скрестил на груди руки и посмотрел на Оллат сквозь ветви над головой. — Не могу понять, как Тэйд выдерживает подобное.

— Не только Тэйд. Чиар, Инно и Моон толком не спят уже девятые сутки, они могут позволить себе лишь короткие перерывы, час-два, не больше. Им помогают другие маги. Восстанавливают их физические силы, поддерживают их морально, на это они способны. Тэйду приходится нелегко, но поверьте, для него созданы все возможные условия. Непосредственно над источником соткан малый купол, ограждающий их от возможного внутреннего вмешательства. Высший не исключает и такового.

— Скажи, а экриал они вообще… сильнее обычных магов? — спросил дауларец.

— Да причём тут это, Нёт? — одёрнул друга Саима.

— Ничего я отвечу, — скупо улыбнулась Виам. — В этих вопросах не бывает явного перевеса одной из сторон: все приблизительно равны по силам. Приблизительно. Маги прикованы к одной из стихий. Как правило, это одна из трёх первооснов: Вода, Воздух или Твердь. Экриал же не привязываются ни к одной из стихий и способны оперировать любой, исходя лишь из своих ощущений и опыта.

— Разве возможность использовать неограниченное количество Уино не даёт экриал никакого преимущества? — спросил Тэйд.

— Не всегда. Мастерство мага, его знания и опыт иногда куда как важнее.

— Почему?

— Смешной вопрос… Это не состязание на выносливость и количество высвобожденного Уино, Тэйд. В битве между двумя приблизительно равными по силе магами, как правило, выигрывает наиболее быстрый и искусный. Это, надеюсь, понятно?

— Угу.

— Это понятно, — промокнул соус кусочком хлеба Нёт. — Кто быстрее и сильнее ударит тот и победит. Мне другое непонятно, Виам…

— Что?

— Ты предлагаешь нам убраться из Таэл Риз Саэт?

— Не так грубо, но можно сказать и так.

— Прихватив Тэйда Первого с собой?

— Разумеется.

— Ты хочешь сказать, что мы своими действиями должны поспособствовать разрушению щита? — поняв, куда клонит Нёт, спросил Саима. — И ускорить гибель Таэл Риз Саэт?

— Так? — вопросом подтвердил догадку Саимы Нёт.

— Я похожа на идиотку?

Саима сложил ладони и с загадочным видом принялся рассматривать брешь на месте отсутствовавшего пальца. Многозначительно промолчали и Тэйд с Нётом.

— Ты недооцениваешь наших магов, ученик сиурта. Всё, что я о них говорила, касается лишь Высокой магии. Когда я применительно к ринги говорю о чарах средней руки, то имею в виду заклятия такой силы, которая ни тебе, ни твоему учителю Маану пока ещё даже не снились… После того как исчезнет Тэйд, Чиар и остальные смогут продержать щит как минимум ещё двое суток. За это время вы будете очень далеко, не без моей помощи, разумеется. А когда объект вожделения враждебной Силы окажется вне Таэл Риз Саэт, исчезнет необходимость и в самом щите.

— Ты уверена? — с сомнением спросил Тэйд.

— Да.

— И как это у него получится? — ухмыльнулся Саима. — У объекта вожделения. Это, как я понимаю, Инирия?

— Это, ученик сиурта, не твоя забота. Будь покоен — окажетесь так далеко, что…

— Но-но, очень уж далеко не надо.

— Назови место, которое тебя устроит?

— Обитель Шосуа, — более чем небрежно бросил Саима.

— Шосуа так Шосуа. Согласись, я сделала вам очень неплохое предложение.

— Да, тут не поспоришь — весьма заманчивое.

— Поверить не могу, — начал за своё Тэйд, — я торено. Но как, Виам?

— Тебе на самом деле не без разницы копия ты или настоящий? — попытался его успокоить Нёт. — Ты-то себя кем ощущаешь?

— Кем-кем…

«А, правда, кем я себя ощущаю? Кто я? Тэйд! Самый настоящий. Другого и быть не может».

— …собой, — ни разу не покривив душой, ответил он. — Никакой я ни торено. Я Тэйд са Раву.

— Вот и будь собой, — безжалостно отрезал дауларец. — Саима, плесни-ка Тэйду са Раву винца, чего сидишь как пень с глазами, видишь же, не по себе другу.

— Сейчас сделаю.

— И мне тоже, вон бокал, — Нёт дёрнул куда-то вправо ногой.

— Спасибо за поддержку, — с трудом сдерживая улыбку, поблагодарила дауларца Виам.

— А Тэйд… как он… это… один здесь, другой там? — с трудом сформулировал вопрос Нёт.

— Каким-то образом отец смог передать Тэйду частицу своего дара и создать его торено. Делалось это для того, чтобы никто из вас ничего не заподозрил. Каждую ночь, когда вы ложитесь спать, ваша память возвращается на сутки назад, и вы лишаетесь всех воспоминаний о дне прошедшем: это, чтобы вы думали, что этот день всего лишь второй ваш день в Таэл Риз Саэт.

— Как такое возможно? — спросил Саима.

— Дииоровые браслеты на ваших руках. Рат-Варо дал вам их, когда вы появились в Таэл Риз Саэт…

— Нам было сказано, что это магические ключи. Что без них все двери для нас будут закрыты.

— Да, это так. Но, помимо этого, Высший дополнил браслеты заклятием наделяющим их способностью впитывать в себя ваши воспоминания.

— Как это происходит? — спросил Тэйд, рассматривая дииоровый браслет на своём правом запястье.

— Во сне.

— А если я не буду спать этой ночью? — не унимался Саима.

— Высший подумал и об этом: помимо прочих, на браслеты наложено заклятие вынужденного сна. Ты будешь спать, поверь. Заснёшь, даже если оно подействует, когда ты будешь висеть над пропастью.

— Так вот почему я когда не надо засыпаю, — буркнул Нёт. — Понятно теперь.

Виам кивнула ему.

— Но ведь браслет можно просто снять? — предположил Тэйд.

— Да? Попробуй.

Тэйд ощутил, как с первой его мыслью избавиться от браслета и без того тугое дииоровое кольцо, словно почувствовав опасность, сжалось, плотно охватив запястье. Тоже, судя по сосредоточенному кряхтению Саимы, произошло и с его браслетом.

— Как быть? — спросил Тэйд.

— Я могу снять, не здесь и не сейчас, чуть позже.

— Погоди, Виам, а Инирия? Где она? — Тэйд протянул пустой бокал Саиме. Попросил: — Ещё.

— Не беспокойся, с твоей ненаглядной кейнэйкой всё в порядке. Она сейчас с девочками. Мы думали, что лучше рассказать ей всё, предварительно заручившись вашей поддержкой. Мне думается, будет проще, если мы сделаем это вместе.

— Значит, я не Тэйд, — без пущей уверенности процедил новоявленный торено. — А его копия? Но как такое возможно, я же не ринги, — он хлопнул ладонью по столу так, что подскочила посуда. — Как?

— Не я придумала этот порядок вещей, Тэйд. Надеюсь, у тебя хватит ума это понять. Я не знаю, как такое стало возможным. Ты не Тэйд, но и не иной. Ты его отделённая часть. Чувствуешь разницу?

— Не совсем.

— Отцу нужно было избавить тебя от сомнений и противоречий, которые мешали принять нужное ему решение, и он сделал это в свойственной нам манере: разделил тебя на равные сущности. Что осталось в Тэйде Первом, что у тебя — разобрать сложно. Но вы по-прежнему одно целое, говоря что-то тебе, я понимаю, что рано или поздно, а точнее в момент слияния, это передастся и ему… А ты не хотел бы остаться торено? Посмотри на нас с девочками, это же так прекрасно.

— Мне так не показалось…

— Что ты имеешь в виду?

— Вы разные. И, по-моему, не всегда ладите, так?

— По мелочам, да. Но что касаемо серьёзных вещей, поверь, мы одно целое. Кстати, о характере, уверена, Тэйд не позволил бы себе флиртовать и целоваться с двумя девушками сразу. И вина он пьёт не в пример меньше, и никогда не позволил бы себе…

— Да хватит уже! Пока я не увижу второго себя, я отказываюсь верить в твои сказки… вернее… о… э… не знаю, — он с ожесточением принялся тереть ладонями глаза. — Рассказывай дальше. Но не говори мне больше, что я не я… Пожалуйста.

— …и никогда не позволил бы себе кричать на девушку, пусть она и говорит то, что ему не по нраву, — гнула своё ринги.

— Прости.

— Хорошо, тем более что для того, чтобы этот день не стал повторением предыдущего, и мне не пришлось заново объяснять всё завтра нам надо поспешить. Через час жду вас на острове у башни. Туда же Дин приведёт Инирию. Надеюсь, вместе у нас получится убедить и её. После чего мы займёмся вашими браслетами. Сделаем так, чтобы ваша память не потеряла и этот день.

— Погоди, ответь сперва, как ты собираешься освобождать Тэйда? — спросил Саима.

— Завтра я проведу вас к источнику и отвлеку отца. Чтобы поговорить со мной, он вынужден будет впустить меня под купол, а значит, открыть проход. Не думаю, что у него хватит внимания на что-то ещё, кроме меня и щитов. Твоя задача состоит лишь в том, чтобы любыми способами добраться до Тэйда Первого и всего лишь коснуться его.

— Его охраняют?

— Нет. Полагаются на внутренний купол. Для того он и создан.

— Так просто?

— Да.

— Тогда попробуем, — Тэйд вздохнул. — Хотя сомневаюсь…

Виам встала и пытливо заглянула ему в глаза.

— А ты не сомневайся.

— Последний вопрос, — Саима пошкрябал щёку. — Почему мы должны довериться тебе, ринги?

— Вы не должны, — отрезала Виам. Она шагнула к лестнице, ведущей мимо фонтана вниз, и тут неожиданно обернулась. — И ещё, Тэйд. Тебе давно пора найти настоящего учителя, — её пальцы огладили отливавший перламутром поручень. — Маан са Раву не в силах тебе помочь, даже будь у него все восемь томов книги Рау'Сала… при всём моём уважении, — добавила она поверх вспыхнувшего взгляда Саимы и возбуждённого ворчания Вира. — Или ты думаешь переждать? Собираешься до седых волос бряцать цепями и трусливо вздрагивать от шороха ночного зверя или криков филина? Смотри, досидишься до того, что страхи сведут тебя с ума, лишат разума да, пожалуй, и самой жизни. Я вижу перед собой маленького мальчика, наивное дитя, незнающее ни жизни, ни людей, ни сэрдо. Сила твоя огромна, и если ты не научишься управлять её потоком, не овладеешь необходимым мастерством, то и с ума сойти не успеешь, как Уино прикончит тебя. Скрыться тебе не удастся, как ни старайся — оно убивает всех, кто не в состоянии совладать с ним…

Ты экриал. Это дар. Это сила. Это вечность. Ты знаешь, что ты единственный выживший Исток за последние десять лет, из проявленных, разумеется? Нет? Так знай, вас двое: ты и совсем маленький мальчик, он не в счёт — ему нет ещё и года. Выживет он или нет, ведомо только Великим, а ты жив, и твой дар необычайно силён. Или ты ещё до сих пор не понял этого? Почему они устроили на тебя охоту, скажи? Два скрама! Никогда даже не могла предположить, насколько великим должен быть маг, чтобы на его поимку отрядили двух Пустых! И это ты, Тэйд. Ты! Стыдись. Сколько, ты думаешь, всего экриал на Ганисе?

Тэйд пожал плечами:

— Понятия не имею.

— Подумай.

— Может, столько же, сколько сиуртов?

— А сколько сиуртов? Хотя бы приблизительно. Скажи, я действительно не знаю. Сотня, две?

— Если всех посчитать…

— Всех считай, всех.

— Я не знаю. Какая тебе разница? — Тэйд прижал ладони к вискам. — С полсотни, я думаю, наберётся.

— Больше, — буркнул Саима, — в одной обители Шосуа около трёх дюжин, а сколько по миру разбрелось.

— А экриал не больше десятка, и это, заметь, в лучшем случае. Ты рождён, чтобы стать Великим, а ведёшь себя, как… — несмотря на спокойный тон, глаза Виам гневно пылали, пальцы выбивали дроби. — Тебе же, Саима са Вир, — она властным жестом остановила приподнявшегося над столом онталара, — не мешает определиться, на чьей ты стороне, и решить, наконец, есть у тебя друг, или нет. Понимаешь меня, ученик сиурта?

— Все говорят, что я должен научиться управлять Уино, и никто не говорит, как, — затравленно прохрипел Тэйд. — Но никто не берётся учить меня, а сам я не имею понятия, как и чему должен учиться.

— Я уже сказала, тебе пора решить, нужны ли тебе такие друзья. И если нет, то срочно искать себе новых, — она смерила обоих ледяным взглядом и, не говоря больше ни слова, удалилась, пропустив вперёд проходившую мимо припозднившуюся пару ринги.

— Нам надо многое обсудить, — пробормотал опешивший от речей Виам Саима. — Очень многое…

— Не сегодня, — понуро отмахнулся Тэйд.

— Надо ещё как-то рассказать всё Инирии, — сказал Нёт, вставая.

Тэйд ничего ему не ответил, он устал и был уже не в состоянии мыслить здраво, а, пожалуй, что просто не в состоянии мыслить хоть как-то. Он опустил голову: «Виам сказала правду. Чистую правду».

Глава 32. Попутчик

Кинк проснулся от того, что ему стало холодно. Некоторое время он лежал, кутаясь в одеяло, прислушиваясь к грохоту за окном; ему было так хорошо всего несколько мгновений назад — снилось что летает, а тут этот треклятый гром, и дождь.

«Хорошо дядьке Левиору — спит вон как убитый». Мальчишка поглядел туда, где стояла вторая кровать. Вздохнул тяжко, зажмурил глаза, снова пытаясь вернуться в прекрасный сон — не помогло.

Немного согревшись, он встал и направился к окну. На улице сверкали молнии, дождь лил как из ведра. Кинк подошел к столу, нащупал огарок свечи, кресало и трут. Он уже пристроил кованую загогулину в заранее облюбованную щель в торце столешницы (даже при должной сноровке разжечь огонь одной рукой было непросто) и тут странные звуки заставили его насторожится.

«А ведь это не за дверью», — он испуганно сжался в комок, и вдруг чья-то ладонь зажала ему рот, и одновременно с этим вспыхнул огонь в камине. Кинк зажмурился, на миг ослеплённым ярким светом, а когда снова открыл глаза, то увидел Левиора и двоих братьев-охранников, они стояли напротив друг друга. Остриё меча Уха находилось в пальце от левого глаза Левиора, клинок среднего брата едва ли не чертил на шее экриал кровавые руны. А ещё была балестра, её Ухо держал в левой руке — остриё болта направленно Левиору в живот. Экриал был невозмутим и спокоен как придорожный валун — кончик его меча подпирал подбородок Уха, левая рука была пуста.

Третий — младшенький, находится у Кинка за спиной и зажимал его рот ладонью.

— Как, хвост Хорбутов, ты это сделал, — Ухо переводил возбуждённый взгляд с огня в камине на Левиора и обратно?

«Как ВЫ! это сделали? Я уже минут пять, как проснулся и за всё это время не услышал и шороха, — подумал Кинк, но тут же всё себе сам и объяснил: — Братья-охранники пришли немножечко нас пограбить, поняв, что я проснулся, затаились в выжидании подходящего момента. Холоднокровные гады! Дядька Левиор, видимо, загодя каким-то образом учуяв непрошенных гостей, встал и наблюдал — что они делать будут. Вот так, похоже, дело было, — разложил всё по полочкам смышлёный мальчуган. — Ну, что я могу вам всем сказать — дождались!» — Он выдохнул, с ужасом понимая, что все клинки находятся так близко от своих целей, что достаточно одного неловкого движения, чтобы поранить противника и спровоцировать на кровопролитие.

— Ты в порядке? — спросил Левиор, и хотя в глазах его плясали зелёные бесы, голос был ровен и холоден.

— Терпимо, — как можно бодрее откликнулся Кинк — ему передалось спокойствие Левиора.

«Я один вижу облачко из крохотных зелёных искорок у его плеча, а? Похоже, что так. А если нет, то почему «эти» ещё здесь, а не улепётывают, поджав свои облезлые хвосты? Или они никогда не слышали об экриал?»

— Брось меч, Белый, — сиплым окриком, больше походившим на рык раненного зверя прервал его размышления Ухо.

— Зачем? — изумился Левиор.

— Ты слабоумный?!

— Да, и могу заорать.

— Не заорёшь. Побоишься. Да и кому ты нужен? Думаешь, кто-то прибежит тебе на помощь? А заорёшь так… видишь балестру? А меч? — он развернул ладонь, кончик клинка дёрнулся — зловеще сверкнув отраженным светом огня в камине. (Левиор никак не среагировал, будто ничто ему не угрожало) — Так вот, этим мечом — чик, и глаза у тебя нет, чик — и кишки наружу. Заколю как свинью, — нервно хохотнул Ухо, но по невозмутимому взгляду Левиора поняв, что слова его не возымели никакого действия добавил: — Нас трое, у нас преимущество. Даже если ты убьёшь одного, что вряд ли, двое других порежут тебя на лоскуты, и мальчишку тоже.

— И кто же, по-твоему, будет тем счастливчиком, которого я убью первым?

— Не знаю, — ухмыльнулся, точно скалящийся хошер Ухо. — Думаю, ты не решишься…

— Начать с тебя? Или с него? — Острие клинка Левиора переместилось, зависло в воздухе у лица среднего братца (это было очень неожиданно — никто даже не дёрнулся!). Средний брат сглотнул и закашлялся, запоздало отклонился назад. — Держи голову прямо, чахотка, — подбодрил его Левиор, великодушно возвращая меч в первоначальную позицию.

— Не дури, — скрипнул зубами Ухо, вновь почувствовав себя в опасности. Он не отрывал взгляда от сверкающего лезвия, пытаясь при этом сосредоточиться на том, чтобы кончик его клинка находился вровень с правым глазом Левиора, а наконечник балестрового болта указывал ему в живот, а не в пол. Руки Уха дрожали, клинок гулял, то и дело, опускаясь к подбородку Левиора. Балестра клонилась, норовя нырнуть вниз. Ухо дёргал рукой, выправлял её, балестра повиновалась, но через мгновение начинала неотвратимое движение вниз.

«Должно быть это Хорбутски тяжело. Не пять минут они здесь в темноте стояли а больше».

Ухо дёрнулся, острие его клинка придвинулось еще ближе. Кинк невольно вообразил, в какую ярость впадет Левиор, если охранник будет настолько неловок, что подбреет его щетину, только-только подросшую и наконец заслужившую право именоваться бородой.

«Как он ещё до сих пор не выстрелил? — подумал мальчишка. — Пальцы то не железные, а балестра, хоть и небольшая, наверняка тяжеленная. Никаких сил держать её так долго не хватит. Что же дядька Левиор медлит — опасно же так вот…». Он настолько был уверен в превосходстве Левиора, что ни на мгновении не усомнился в удачном для них исходе поединка. И даже то, что лезвие меча младшенького щекотало горло Левиора, мальчишку ни сколько не беспокоило.

— У вас ничего не выйдет, — буднично заявил Левиор, не обращая внимания на скачущее перед его носом остриё, — я не страшусь смерти. А потому всё это ровным счётом ничего для меня не значит.

Разумеется, он лукавил, но как искусно это делал!

— Я тоже, — (а вот это прозвучало бездарно) рука Уха дрожала от напряжения, он нервно облизнул губы, затем произнёс с желчью: — А вот мальчишка твой, я уверен, так не думает.

— Если он умрёт, то боюсь, именно о смерти вы будете меня молить, и она вам, обещаю, не будет дарована.

По плохо выбритой щеке и шее охранника текли ручейки пота.

— Я приказал тебе бросить меч, — теряя остатки самообладания, рыкнул он и встряхнул балестрой. — Брось, сказал! Или я за себя не ручаюсь! — Последняя фраза застряла у него в глотке, потому что младший его брат, покорный взгляду Левиора выронил меч и безвольным кулем, будто в его теле не было ни одной кости, повалился на пол.

Поняв, что свободен Кинк поспешно отступил в сторону, за спинку стула.

Зрачки Уха расширились. В наступившей тишине, звук спущенной тетивы показался Кинку щелчком хлыста погонщика мулов в узком ущелье. Ухо неуклюже взмахнул рукой, но вместо того чтобы поразить противника выронил меч из сведенных судорогой пальцев, и он подкатился к ногам Левиора.

— С вашей стороны было крайне недальновидно угрожать мне оружием. — Левиор поднял левую руку, в кулаке которой был зажат балестровый болт. Он без усилий сломал его в пальцах, отбросил в сторону — и тут же меч Уха, окончательно меняя расклад сил, скакнул в его опустевшую ладонь. Левиор крутанул клинками в двух руках, с такой скоростью, что те превратились в сплошные сверкающие круги (как же быстро он это делал!). — Вы доставили мне многие неудобства, вместо того чтобы спать я вынужден ломать голову над тем как бы позатейливее вас освежевать. Зачем мне это?

Глаза старшего из братьев наполнились ужасом.

— Хватит ломать комедию. Вы меня утомили, — Левиор сделал шаг назад и в сторону. Братья не шелохнулись, теперь они походили на статуи — двигались только их глаза. — Вас кто-то послал? Моргни если это так?

Ухо повёл взглядом влево, потом вправо, сим простым действом обозначая отрицание.

— Хорошо, я понял. Полагаю, вы вспомнили нашу первую встречу, произошедшую два дня назад, и, посчитав, что были незаслуженно мною унижены, решили поквитаться?

Ухо опустил глаза.

— Прошу меня за это простить.

Кадык Уха дёрнулся. Он поспешно заморгал.

— Что будем с ними делать, Кинк?

Глаза охранника нервно забегали.

— Ты же не убьёшь их как этого? — мальчишка кивнул на тело младшего из братьев.

— «Как этого»?! — брови Левиора взлетели кверху. — Он жив!

— Да?

— Хорошо, Кинк, я понял тебя. Выйди в коридор, взгляни, не разбудили ли мы кого? Или может какой-то благородный гасорец уже спешит нам на помощь? — тон Левиора был ровен и спокоен, однако глаза его откровенно смеялись.

Кинк метнулся к двери. В коридоре было темно, и, разумеется — ни души. Мальчишка добежал до лестницы и обратно. Его не было чуть больше минуты, а когда вернулся — все трое братьев стояли у двери, разумеется, без оружия. Оно было сложено аккуратной горочкой в углу.

— Вы свободны, — сказал Левиор, глядя Уху в глаза. — Всегда помните о своей клятве, Иам-Шамат не любит никого, но клятвопреступников он ненавидит ЛЮТО!..

* * *

— Перед тем как ты начинаешь колдовать, дядька Левиор, глаза твои светятся зелёным, — сказал Кинк, когда они остались одни.

— А что я могу сделать? Мне жмуриться в этот момент что ли?

— Нет, — улыбнулся Кинк, — так даже лучше. Страшнее. А ещё песчинки уиновые, вот здесь, за плечами…

— Ты их видел?!

— Да.

— Плохо.

— Почему?

— Да, я пошутил, — отмахнулся Левиор, однако глаза его больше не улыбались.

* * *

— Градд Рима ещё отдыхает?

— Он уехал, — размашисто плюхнулся на скамью Гейб Ваграут.

«Странно».

— Без тебя? — удивился Левиор.

— А что в этом такого? Я не его слуга, — прохрипел феа, отвечая на перезвон жреческих колокольцев треньканьем дюжины колец в ушах. — Он нанял меня в Охоме. Я должен был сопроводить его до Гасора. Вчера градд Рима договорился с другим человеком, утром они уехали.

«Надо уточнить у хозяина трактира — так ли это?»

В обеденном зале в этот ранний час было пусто: Левиор, Кинк, Гейб да сынок трактирщика за стойкой. Помещение было погружено в полумрак, тусклый свет попадал в зал через единственное окно с приоткрытыми ставнями.

О ночных визитёрах Левиор никому рассказывать не стал — не видел в этом никакого смысла, и Кинку наказал никому не говорить. За отпущенных стражей не опасался — нехитрое мысленное внушение навсегда заставило их позабыть о событиях минувшей ночи.

— Возвращаюсь в Охом, — продолжал Гейб, покручивая одно из ушных колец. Он потянул голову вправо и Левиор увидел шрам на его жилистой шее — не обычный рубец, а зловещий зигзаг, с рваными краями, стянутыми серебряными скрепами. — Вам не нужен проводник и охранник? Не дорого.

— Нет.

— Уговорили — раз по пути нам, готов предложить свою компанию совершенно бесплатно. — Гейб достал кисет и принялся набивать табаком трубку с длинным костяным чубуком. Резная чашка трубки представляла собой голову кабана чиабу, меж кривыми сходящимися в верхней точке клыками которого были зажаты три желудя.

«Герб Санторов, — отметил про себя Левиор, — надо узнать, откуда у него эта трубка».

— По двое здесь не ходят, — продолжал Гейб. — А вы не Красный и не Чёрный сулойам.

— В чём разница? — попробовал сопротивляться Левиор.

— Да бросьте, брат Дисаро. Наслышан я о вашей «любви» друг к другу. Вы-то, может, в них души и не чаете, да вот они и вас, и друг дружку больно люто ненавидят. Так что надёги вам на них никакой, и значит, рано или поздно придется друзьями обзаводиться. А коли вы в Верран идти собрались…

— А ты откуда про Верран знаешь?

— Градд Рима о вашей с ним беседе рассказал, я и подумал…

— Ничего ещё я не решил.

— Ну так решайте, — безразлично вздохнул Гейб, уминая большим похожим на сардельку пальцем табак в трубке. — Мне с вами, или без, всё едино, главное чтоб без дела не сидеть. Вместе пойдём — буду рад, одному трюхать придётся — тож грустить не собираюсь, завтра со сранья в Охом и двину. Благо все дороги сотню раз вдоль и поперёк перехожены.

Левиор несколько мгновений напряженно вглядывался в его загадочное лицо, а затем, всё для себя решив, спросил, шутейно перекладывая бремя ответственности на мальчишку:

— Что скажешь, Кинк?

— Ничего так, — ухмыльнулся тот, косясь на шрам Гейба, — бывалый видать дядька. Боевой, — резюмировал он. — Я не против.

— Ну вот и отлично, — сдул со стола табачную пыль феа. А если серьёзно, то попутчик я полезный и совсем не обременительный. Все дороги как свои пять пальцев знаю. Неутомим аки кабан чиабу, силён как хошер, проворен словно древесный кот. Ем мало, сплю ещё больше, спеть могу и сплясать сумею. А уж коли кружечку эля поднести надумаете… А, если две…

— Это сейчас серьёзно было? — спросил Левиор.

— Нет, — хрипло рассмеялся Гейб, несколько раз дёрнув вправо подбородком, так будто ему мешал воротник.

— Ну что же, попробуем подружиться. Вот только мы пешком идём. Ни лошадей у нас нет, ни тяргов. Ослик один, справный, но он поклажу несёт.

— Я тоже пешком хожу, — пробубнил Гейб, с тихим попыхиванием раскуривая трубку — голову кабана чиабу окутала синеватая дымка. — И поклажу свою сам горбачу.

— А это что… — Кинк робко показал пальцев на шрам Гейба.

— Ха-ха, — хрипло крякнул тот. — В Меноуре дело было, с шак-шалком одним по-пьяни повздорил.

— С шалком? — начал было Кинк, но осёкся. Левиор легонько пнул его под столом ногой. Улыбнулся одними глазами: побереги, мол, уши, малой, этот дошлый феа тебе сейчас таких сказок понарасскажет.

— Да! С шалком, чтоб его! — натурально так взвился феа. — Не верите?!

— С шалком? — переспросил Кинк, потрясенный услышанным.

— С бентугой, если совсем точно. Эта зверюга вполовину меньше шалка, но и злее разов так в десять.

— Да? — вытаращил глазёнки Кинк — А шалки добрые что ли? Кто они вообще такие? Люди или сэрдо?

Феа дёрнул подбородком.

— Какие люди, сынок! Ты чего?!

— Я же не знаю, кто это? — как бы извиняясь за невежество, промямлил Кинк. — Второй раз о них слышу. Почти ничего и не знаю.

— Эм-м… как тебе объяснить… Шак-шалки не люди и не сэрдо… как бы… в общем… э-э, зверь разумный, — не вынимая трубки из рта начал Гейб. — Тело у него как у человека, мощнее только, голова как у гиены. Общаться они между собой могут. Язык у них хоть и примитивный, как по мне, так всё больше рыки да ор напополам с жестами, но понять, при должном навыке, можно. Есть среди дауларцев люди такие — нагры, — заклинатели духов, что-то вроде Чёрных сулойам, они, в основном, с гиеноподобными и общаются. Слышал я, что могут даже связать себя и зверя: шалка или бентугу, узами, покрепче родственных. Приручат, как тярга или кота древесного. Шак-шалк тогда, хоть и дурной изначально, преданней собаки становится. Не знаю только — наврали мне или может на самом деле так. Анготор Рима говорил, что учёные давно спорят: «есть ли у шалков разум или нет»…

— И до чего договорились? — заинтересовался Левиор.

— Ни до чего. Не определились ещё.

— А живут они где? В Меноуре? — спросил Кинк.

— И в Меноуре и в Зинтрохе, и в Дауларе. В горах в основном, отдельно от людей, разумеется. Как цоррбы. Хотя нет, цоррб он почти как человек, даром что здоровый и волосатый, а так, всё тоже самое. О них-то, сынок, слышал? Про цоррбов рассказывать, надеюсь, не надо?

— Ага, — радостно закивал Кинк. — Слышал. Брат Дисаро рассказывал.

— Хорошо хоть так, — криво ухмыльнулся Гейб. — А то я же не градд Рима — сам толком, что к чему не очень понимаю. Что ж брат Дисаро тебе про шалков не рассказал. От чего вы, уважаемый, мальчонку не просвещаете? — с укором взглянул он на Левиора. — В жизни оно всяко бывает — и о шалках знать должен и о бентугах. О цоррбах вот рассказали, а не особо и надо было. Цоррбы по сути своей твари безобидные. Живут как люди — одежду носят и даже оружие. На хошерах некоторые из них ездят. Дома настоящие строят. Цоррб, если разобраться, в отличие от бентуги, телок безобидный.

— А шалки?

— Что шалки? — фыркнул Гейб, он вынул трубку изо рта и уставился на тлеющий внутри неё табак. — Шалки звери — из одёжи на них только шерсть, из оружия — клыки да когти. Хотя, по мне так, что шалк, что цоррб — звери говорящие и не более, хоть ты шочерс и булту на них нацепи, да трубку курить обучи.

Подошел сын трактирщика — нечесаный, в грязном замызганном фартуке. Забрал пустые тарелки, поинтересовался: не хотят ли гости ещё чего-нибудь отведать? Вид у него был такой будто он только что откусил половину яблока и понял, что съел червя (не подумайте только что довольный).

Гейб потребовал кружку эля. Левиор заказывать ничего не стал, Кинк был с ним солидарен — больно уж неопрятно хозяйский сынок выглядел, да и «несло» от него знатно, — если и было у мальчишки желание что-то съесть, то оно мгновенно пропало.

— А почему, градд Ваграут, Гасор такой бедный город? — спросил Кинк, глядя в спину хозяйскому отпрыску.

— Так это… он богатым никогда и не был.

— Не был, — согласился Кинк, — но и такой нищеты как сейчас я раньше не замечал.

— Много ты видел.

Кинк пожал плечами. Гейб скосил взгляд на его пустой рукав.

— Всё золото Хаггоррата на побережье, — сказал феа, чертя трубкой в воздухе тлеющий полукруг. — Дальше люди не живут. Опять упущение, брат Дисаро. Вы, поди, лучше моего обо всём этом знаете.

— Расскажите вы, градд Ваграут, — попросил Кинк, — у тебя хорошо получается. А то брат Дисаро мне всегда отвечает, что всё у нас распрекрасно. Что богатство и бедность понятия относительные и что всё зависит не от количества золота в кошельках и обилия вкушаемой пищи, а от нашей на всё это точки зрения. А ещё о том что Ихольар дал нам всего ровно столько что бы мы жили в полном достатке, не зная ни нужды ни бед. А всё что с нами нехорошего в этой жизни происходит от мыслей нехороших и страстей необузданных.

Гейб так поглядел на Кинка, что Левиору показалось, будто он сейчас встанет на колени и освятит мальчишку святым тревершием. Странная мысль, если учесть, что находились они не в Зарокии, а в Хаггоррате, и за тревершие здесь можно было схлопотать на орехи. А посему ожидать от Гейба такого, в любом случае, не следовало.

Феа же вопреки его ожиданиям отреагировал вполне для хаггорратских реалий адекватно:

— Как это? — поскрёб он тиуированное темя. — Чего сказал? Повтори.

— Не обращай внимания. Это наши с ним разговоры. Ты просто расскажи, о чём он просит.

Гейб кивнул. Перекатил трубку с одного угла рта на другой. Попыхтел нарочито неторопливо.

— Хаггоррат — Империя четырёх морей.

— Пяти, — поправил его Левиор.

— Синку'эле'Турун имеете ввиду?

— Да, пустоши Синку'эле'Турун или море Смерти — пятое море Хаггоррата.

— Хорошо, пусть будет пять… Всё золото сосредоточенно на побережьях. Остальное — никому ненужные земли, где люди предоставлены сами себе и вынуждены жить в отсутствии государства, как живут в Меноуре или в Дауларе. Поезжайте вглубь страны лиг эдак на сто-стопятьдесят — нищий на нищем сидит и нищим погоняет. Гасор покажется вам раем. Ни Великому собранию ни огетэрину нет никакого дела до того что творится в провинциях, их интересует только количество полученных налогов. Наместники провинций чувствуют себя хозяевами этих земель. Им плевать на каноны и традиции, в каждой провинции свои негласные законы, своя армия, свои прикормленные сулойам…

— А ты смелый феа, Гейб.

— Встречали других?

— Нет.

— Я тоже, хвала Тэннару, не встречал. Вы попросили рассказать что да как, — крепыш вынул трубку изо рта, положил на стол, — я рассказываю.

— Да, но Гасор не так далеко от берега, — вернул разговор в прежнее русло Кинк. — Не больше же ста лиг? В половину меньше.

— Гасор это немного другая история, — почесал переносицу Гейб. — Горы, Тлафирские пустоши, здесь практически ничего не растет, а в местных горах невозможно ничего добыть. Совершенно никчёмный кусочек земли, зажатый между морем, пустошами и горами. По этому участку не проходит ни один торговый путь. Для перемещения с запада на восток все предпочитают морские пути, на север едут через Кухор. В старинные времена каменная змея под названием Матиоронский тракт ползла до самого Ерма, через ниогерские поля и виноградники, через болота Тлафира и варглавские солончаки. Она связывала бывшую столицу — Дихарт с западными границами Хаггоррата. Теперь Матиоронский тракт заброшен. — Говоря это, Гейб двигал трубку пальцем, в задумчивости выравнивая её относительно края стола. — Был тут один торговец — водил караваны, неплохо, кстати, зарабатывал. Но рисковал сильно и как результат в прошлом году караван ограбили горные сарбахи. Кого-то из людей убили, кого-то взяли в плен. Собирались потребовать выкуп, но не найдя ни родственников ни друзей готовых заплатить — убили и их. Всех. Поговаривают, что прежде чем убить, хозяина каравана пытали и…

Левиор поспешно остановил феа резким движением руки: всё, хватит и так наговорил больше чем надо. Гейб недоуменно двинул плечами: сами, мол, попросили. Оба поглядели на Кинка, в глазах мальчишки блестели редкие гостьи — слёзы.

— С тех пор, — растерянно пробормотал Гейб, — ни одного каравана этой дорогой не ходит. Прежний огетэрин давно махнул рукой на этот кусок никчемной земли…

— …не думаю, что в существующих реалиях у нового огетерина достанет времени и желания им заниматься, — вздохнув, дополнил его речь Левиор.

— Именно так, — в холостую зачмокал трубкой Гейб, видимо, позабыв, что она погасла.

* * *

Поднялись на заре. Выйдя во двор Левиор был приятно удивлен — оказалось, что Гейб Ваграут ждёт их у коновязи в полном походном облачении. Пояс феа был увешан сумочками всех возможных форм и размеров. Из-за спины выглядывали дужки среднего размера балестры, там же видимо находился и колчан с болтами. В руке феа держал странный посох…

«Или не посох?»

Левиор не знал что это. Скорее всего, то что Гейб сжимал в руке было оружием. Но выглядело оно очень странно. Ухватистое отполированное до зеркального блеска древко, опоясывали несколько рядов медных колец: гладких и рифлёных, разной ширины, от узких — в два раза тоньше человеческого пальца, до широких — в пол-ладони. На одних нанесены простые узоры на других — руны, третьи были гладкими как стекло. Посох немного расширялся к вершине, с которой свисали несколько переплётённых между собой цепочек крючками закреплённых на широком выпуклом кольце в середине. Там же висели тройные ножны с узкими ножами с костяными рукоятками.

— Что это? — спросил Левиор, взглядом указывая на диковинный посох.

— Грепоцеп.

— Оружие?

— Что ещё! — хохотком подтвердил его догадку феа.

— На войну собрался? — спросил Кинк, морща нос и потирая лицо.

— У меня кажон день война.

— В чём дело, Кинк, — пожурил мальчишку за непочтение Левиор.

— Нормально, — остановил его движением ладони Гейб. — Я не против.

— Просыпайся, говорун, — поторопил мальчишку Левиор, поправляя вьюки.

Кинк зевнул, зябко поёжился, буркнул что-то невнятное.

Хрипло прокричал петух, замычала недоенная корова, разлаялась собака.

Левиор потрепал ослика по холке, угостил морковкой. Лохмоух благодарно (а может и просто так) завилял хвостом.

Оказавшись за воротами, сиорий Левиор Ксаладский обернулся, окинул хмурый городок прощальным взглядом.

— Да хранит вас всех Великая Рыба, — искренне пожелал он и заспешил к отдалившимся уже на два десятка шагов сотоварищам.

Глава 33. Странные сны

— Твои хозяева добры, — мрачно заявил голос из темноты.

— Добры? — возмутился адепт. — Нет. Они не добры. Они жестоки. Они беспощадны к тем, кто их любит, и милостивы к тем, кто им противостоит.

— Жестоки к тем, кто служит?

— Особенно к тем, кто служит. Хотя порой мне кажется, для них нет никакой разницы.

— Хорошо… я буду милосерден и подарю тебе жизнь. А за это ты, презренный, ответишь на все мои вопросы.

Адепт ухмыльнулся, смиренно опустил припухшие от бессонницы веки.

— Вопросы? Но ведь это ты — главный вопрос, ты, Чёрный Странник!

Сто историй о Чёрном Страннике. Преподобный Вамбон Акомирунг

Над Мёртвыми песками зарождался новый восход, где-то вдали, на востоке, над зигзагами горизонта дрожало зелёное марево.

Палящий свет Сароса никогда не пугал Инирию. Она видела всё: восстающие барханы на западе и переливчатые, покрытые ветровой рябью, тауповые пески и горы за ними на востоке. Котёл с потрескавшимся днищем и стенками, где некогда плескался Океан Вечности, на севере, и пустыню на юге. Впрочем, будем объективны, пустыня на юге была всегда — сто, двести, тысячу лет назад — большая Ридозская пустыня — так её звали тогда. Давным-давно, ещё в прошлой жизни.

Сейчас Инирия видела всё, что творится в мирах образуемых и ограниченных кроной Великого Древа: в многочисленных ярусах, где на могучих ветвях вырос целый город, похожий на осиный улей; в Подъветвье, деревни которого напоминали наземные поселения древних; в катакомбах и шахтах, называемых Дикими Корнями, где прижились самые восприимчивые к Уино — онталары и кану, те немногие из них, кто смогли выжить.

Великое Древо Аллай-Дэата приютило всех от мала до велика: птиц и зверей, людей и сэрдо, всех, кто жил на этих землях раньше, и тех, кто сумели дойти (а порою и доползти), дабы укрыться под его сенью. Оно приняло каждого, дало кров и пищу, стало надёжным укрытием и гаванью новой жизни. «Остров среди песка — наша новая Империя — Великое Древо — наша Аллай», — так говорили о ней, трепеща и благоговея.

Инирия чувствовала это, видела, знала и ни о чём не сожалела. Но сегодня, помимо прочего, она увидела вот что:

Далеко-далеко, так, что разглядеть можно было лишь с третьего или даже четвёртого яруса, что выше полёта некоторых птиц, шли люди. Много.

А ближе… Гораздо ближе брела к Великому Древу странная парочка: среднего роста фигура — мужчина в чёрном балахоне, и некто, походкой и повадками отдалённо напоминавший большую обезьяну.

Было не ясно, заодно ли эти двое с толпой, что шла по их следам, расстояние меж ними казалось слишком большим — день или даже два пути, и то, если знать твёрдые тропы в этой аспидно-бурой глади, что звалась Мёртвыми песками.

Путник, похоже, их знал.

С поднебесной высоты фигуры в песках казались крохотными.

Медленно вырастал за их спинами Сарос, лаская своими первыми лучами могучую крону Великого Древа, что как губка вобрало в себя всю влагу, предназначавшуюся окрестным землям, и навсегда обезводило их, сделав мёртвыми.

Проносились мимо гонимые ветром высохшие шары качима. Стрекотали чешуехвостые гекконы, спеша побыстрее зарыться в не раскалившийся ещё песок, шныряли туда-сюда по своим делам каменные тиртахи.

Длинная тусклая тень путников потемнела и укоротилась почти вдвое, когда они остановились на границе Мёртвых песков, в том месте, где гнулась под ветрами первая, ещё сухая, лишённая влаги трава и ныряли в землю крайние, потрескавшиеся от жары корни.

Путник покосился на Сарос и, отпустив обезьяноподобного, которого всё это время держал за руку, шагнул в спасительную тень.

Он выбрал корень побольше, сел. Достал из сумы козий мех и, не снимая глубокого капюшона, принялся пить жадными глотками.

— Дшли, хзяин, — выдохнул обезьяноподобный.

— Дошли, Грёр, — ответил путник, протягивая скраму мех.

Тот отстранился, покачал головой.

В отличие от человека, Пустой смотрел на Сарос, не пряча глаз, но нежась под его палящими лучами.

Из-за деревьев показались люди.

— Здоровья и блага тебе, Колдарб из Дома Мурус, — медленно, не поднимая головы, произнёс путник.

«Откуда только узнал, кто стоит перед ним?»

— Здравствуй, Странник. Те люди, в песках, с тобой?

— Не беспокойся, они не пойдут дальше.

— Они умрут там.

— Тебе их жаль?

— Да.

— Дом Мурус лишился власти? — Странник поднял голову. Капюшон надёжно укрывал его лицо, видны лишь были узкие прорези глаз, сплошь изумрудных, без капли белизны.

«Это от Уино», — догадалась взиравшая с высоты на происходившее Инирия.

— Хочешь меня обидеть?

— Такое возможно?

— Вряд ли.

Колдарб, тучный старец с блестящими навыкате глазами и трагическими складками в уголках рта, был в традиционных одеждах своего Дома (белое на светло-зелёном, из украшений — лишь бесценная ситировая цепь с кулоном, стилизованным изображением Великого Древа).

— Скажи мне, Странник, — другой голос, — кого ты привёл с собой в Аллай? Скрама? Твой спутник — скрам?

— Он мой слуга, Тисаб из Дома Винол. И он скрам.

— Он действительно видит будущее?

— Будущее видят многие, он же способен заглянуть в прошлое. Не в то прошлое, что выдумал себе каждый из нас, а в то, что действительно было.

— Зачем вы здесь? — спросил названный Тисабом, тыльной стороной ладони вытирая высокий, вспотевший над ситировой маской лоб.

Он был совершенно лыс, высок и широк в плечах (большая редкость для жителей Древесной Империи).

— Мне нужен ситир.

— Совсем сдурел? — поперхнулся Тисаб.

Мудрый Колдарб предусмотрительно подался назад, остальные его спутники, их было четверо, остались стоять на своих местах.

…Ситир был нужен на Ганисе всем — металл, некогда бросовый, дешёвый и никому не нужный, а теперь единственный способный сдержать Уино, подобно дымам костров, ограждавших людей и сэрдо от древесной мошки…

— Отнюдь, — Странник выставил в сторону правую руку, завращал, наматывая на раскрытую ладонь свободно парившие в воздухе частицы Уино. — Таким, как мы, всегда есть, о чём говорить, Тисаб. Но, мне кажется, Дом Винол мог прислать кого-нибудь поумнее тебя, — ещё мгновение, и в его добела сжатом кулаке заискрился магический хлыст (шесть локтей длины).

— Тебе это не поможет здесь, — голос Тисаба, прежде властный и уверенный, дал предательскую трещину.

— Ты так думаешь? — Странник повёл рукой — зелёная змея дёрнулась, зашипела, оставляя на песке дымный след…

* * *

…Инирия застонала — у неё был жар.

* * *

…За стеной, в точно такой же комнате, ворочался маявшийся духотой Тэйд… Ужасная ночь — ему казалось, он никогда не уснёт. Он думал о ринги и торено, о Инирии и Эл-Лэри, о Саиме и Маане са Раву, о Райзе и Элон.

Он так и продолжал рассуждать про себя, когда, не уловив момента прихода сна, задался последним осознанным вопросом: «Ситир или ламесса?»…

* * *

…Он не знал, что ему нужно больше: бесценный металл или Бродячий корень. И то и то было сейчас важнее его жизни. Потому он и пришёл к Великому Древу. Один. Да, один — Грёр не в счёт.

— Мы будем говорить или будем меряться силой? — Тэйд не узнал голоса, таким тихим и усталым он ему показался.

— Мы будем говорить, — взволнованно засопел толстяк, недовольно качая головой. — Ты не мог бы убрать это, Странник? Я не чувствую себя в безопасности.

— Так и задумано, Колдарб. Так и задумано, — он незаметно провернул одно из колец на вуруме, совмещая нужные руны и переводя её в боевое состояние — вершник обычного с виду посоха заблестел, оплавился как мягкий металл, становясь тонким глевийным лезвием.

«Корень ламессы или ситир? С чего лучше начать торг?»

Повисла долгая пауза, такая, что даже ветер перестал шевелить листья Великого Древа и прислушался.

— Могу я пригласить вас к себе в гости? — заискивающе предложил Колдарб, косясь на сверкающее острие. — Люди Дома Мурус будут рады такому важному гостю.

«Так уж и рады?»

Пальцы разжались сами собой — хлыст рассыпался мириадами уиновых искорок. Лезвие глевии, подчиняясь движению пальцев хозяина, сверкнуло в последний раз и стекло в посох.

— Да, я пойду с тобой, Колдарб. И отныне буду говорить только с Домом Мурус, — торжественно произнёс он, отряхивая ладонь о ладонь и отмечая, как зло сверкнули из-под масок (необходимость, скрывавшая лицо от уиновых ожогов) глаза Тисаба и ещё двоих: представителей Домов Руум и Юбит…

* * *

…Тэйд беспокойно заворочался, кто-то тряс его за плечо.

— Ну что ещё? — отмахнулся он.

— Тэйд, вставай.

«Саима?»

— Чего тебе? Отстань.

* * *

…Инирия перевернулась на бок, подтянула к груди колени, превращаясь в крохотный дрожащий комочек…

…Странник уже вставал, когда вперёд протиснулась коренастая фигура — феа шмыгнул носом, бесстрашно сбросил капюшон.

— А с Братством ты тоже говорить не будешь? — голос из-за маски был хрипл и низок.

— Домор, и ты здесь! — приободрился путник.

— Братство Ситира приветствует тебя, Чёрный Странник.

— Здоровья и тебе, Домор Камнеклещ. Тебя я рад видеть больше других.

Сделав по шагу навстречу друг другу, человек и феа обнялись.

— Прошу за мной, — через паузу пригласил толстяк Колдарб. — Не забудь, Странник, тебя принимает Дом Мурус.

— Хорошо, Колдарб, я помню об этом.

Они прошли сквозь арку, образованную огромными корнями.

Под сенью ветвей было ощутимо прохладнее.

Гость, наконец почувствовав себя в безопасности, скинул капюшон, снял маску… и тут Инирия узнала его…

«Как же он постарел, о Великие! Эти глаза, эти шрамы».

— Вы позволите? — голос уже не казался чужим и далёким.

Толстяк Колдарб понимающе кивнул.

— Никак не можешь забыть её, Странник? — тяжко вздохнул Домор, дружески подталкивая гостя в спину. — Теперь её зовут Великая Аллай, и она любит нас всех, уж не взыщи.

Тот не ответил, отдал вуруму скраму…

«Какой странный у него посох».

…сделал осторожный шаг вперёд, и, протянув обе руки, коснулся её дрожавшими ладонями…

…Она вздрогнула и проснулась.

— Нира, вставай, Саима и Нёт пропали, — Тэйд тряс её за плечо.

— Ты?

— Я, Нира, я. Что с тобой?

— Но ты… там… такой…

— Просыпайся уже.

— Да, хорошо. Как это пропали? Нёт-то понятно — его и так днём с огнём не сыщешь. Но Саима?!

— Не знаю я, только нет обоих. И Вира нет. Саима ничего вчера тебе не говорил?

— Нет, — она опустила ноги на холодный пол. — Хорошо. Иди, я сейчас.

Глава 34. Шак-шалк

Не многие понимают, что жизнь на самом деле: клинок, на острие которого нежится старуха смерть.

Цитата из пророчества о мечах Керитона

Тигриная морда зловеще щёлкнула клыками, демонстрируя, как ей не хочется покидать любимое место в самом центре пышной Нётовой шевелюры.

Юноша отложил в сторону кри и разворошил волосы ладонями.

Переодевшись в белую мантию ринги, он поправил ременную петлю-застёжку на перевёрнутых притороченных к ноге ножнах с коротким дауларским мечом.

Он направился прямиком к лестнице, ведущей во внутренний двор гостевого дома, намереваясь оттуда попасть в ту часть Таэл Риз Саэт, где располагались покои Высшего ринги. Путь этот был далеко не самым коротким, но он считал его самым безопасным из известных.

Двигался Нёт почти бесшумно: тёмная безоллатная ночь укрыла его от любопытных глаз. Он медленно пересёк полянку перед озером. Проскользнул мимо террасы, где копошились слуги, занятые уборкой последствий народных гуляний. И никем незамеченный скользнул к белой башне.

…Перегороженное решёткой окошко, через которое он вознамерился попасть внутрь, находилось на высоте двух его ростов. Нёт подпрыгнул и, ухватившись руками за каменный выступ, подтянул себя вверх с лёгкостью уличного акробата. Ещё дважды проделав подобную процедуру и достигнув окна, он вытащил заведомо подпиленные прутья и протиснулся внутрь. Оказавшись по ту сторону, аккуратно приладил прутья на место. Критически оглядев перепачканный в ржавчине балахон, он затаился в темноте одного из альковов.

Пока всё шло по плану: он находился в узком, опоясывавшем башню коридоре, по которому можно было попасть на лестницу, ведущую вниз.

«Ещё немного, и я на месте».

…Он продвигался вперёд, следуя давно разведанному и тщательно продуманному маршруту, используя любые укрытия, которые попадались на его пути, будь то колонны, ширмы или кадки с растениями. Шел осторожно, ежеминутно останавливался и вслушивался в тишину. Наконец, он достиг округлого тупичка, в который выходили две двери. То была конечная точка его путешествия — второй ярус подземелья. Уже дважды он приходил сюда, но ни одной из дверей открыть так и не смог.

«Ничего, я терпеливый, — решил он, устраиваясь поудобнее, — я подожду».

Так далеко Нёт ещё никогда не заходил. Впереди его ждала полная неизвестность. И он стал ждать, притаившись за одной из колонн…

* * *

Сойдя по лесенке к решётчатой железной двери, Саима осторожно приоткрыл её и немного придержал, пропуская Вира вперёд.

— Сюда?

И тут же в ответ мысленное: «Да. Он совсем рядом».

Нетерпеливый зверёк уже проскользнул сквозь поржавевшие прутья.

…Час назад, толкнув Тэйда Второго в бок, Саима понял, что ему вряд ли удастся разбудить друга. Нёта снова не было, с Инирией же Саима был не настолько близок, чтобы решиться вот так запросто будить девушку среди ночи. Вир же как назло не находил себе места и безмолвно требовал немедленно следовать за ним…

Сразу за поворотом начиналась сеть низких коридорчиков, прорубленных в скалах, на которых стоял Таэл Риз Саэт. Если бы Саима побывал до этого вместе с Тэйдом и Инирией в подземельях, он бы понял, что это их начало или продолжение, что, в сущности, было одно и тоже. Схожая архитектура: порталы, орнамент на стенах, световые камни.

Бежавший впереди Вир застыл на пересечении коридоров и зашипел. Это место казалось настоящей западнёй.

— Кто тут ещё?

Саима вжался спиной в стену.

— Чего надо? — сухопарый страж (человек), вытянутым лицом, остроконечными ушами, а главное, оскалом похожий на хошера, покачал над головой бычьим пузырём, под завязку набитым настоящими светляками.

«А Виам говорила, что Тэйд, Нёт и Инирия первые в Таэл Риз Саэт люди за четыре века».

— Я это… — Саима не сразу понял, что из-за белого балахона его, скорее всего, приняли за одного из ринги.

— Чего испугался? — ухмыльнулся «ушан». — Новенький? Сиорий Нао-Раз не предупредил, что ли? Это он может. Ладно, чего хотел? За этим, что ли, пришёл? — светильник в его руках качнулся, высветив скрюченную на полу, в дальнем углу комнаты, фигуру. — Рановато сегодня… Ну чего встал? Забирай его да проваливай… не до зевак мне нынче. Своих дел по горло, не знаю, за что в первую руку хвататься.

— Тэйд, — невольно вырвалось у Саимы, и тут же что-то тяжёлое опустилось на его затылок.

— Тэ-э-э-йд! — козлом заблеял стражник. — Обмануть меня хотел, зеленомордый? Из тебя, жаба кетарская, ринги, как из твоего хорька тярг трабский, — он выронил фонарь и замахал длинными ручищами, пытаясь поймать ускользающего Вира за хвост.

Бычий пузырь мягко подпрыгнул и покатился было вниз по коридору, но, наткнувшись на острый край камня, хлопнул негромко и, шипя, рассыпался сотней бело-оранжевых огоньков… Запестрело и в глазах онталара, а ещё один удар дубинкой отправил его в небытие…

…Саиму обдало вонью застоявшейся воды. За шиворот, а потом и по спине поползли липкие червяки. Именно они и вернули его в сознание.

— Жив? Молодец, не думай помирать, хуже будет. Лежи, чтоб тебя, — выругался охранник, саданув по стене дубинкой. — Обмануть меня хотел, да? — он застыл, размышляя, стоит ли оставлять онталара здесь.

Заворочался и застонал другой пленник, тот, в котором Саима ошибочно признал Тэйда.

Онталар предпринял робкую попытку встать, но дубинка снова опустилась ему на голову. В глазах, наряду с разлетавшимися по комнате светляками, заплясали белые и оранжевые точки.

— Ну уж нет! — Сиглам не такой дурак, чтобы так запросто проморгать заслуженную добычу. — Уверенный, что незваный гость обезврежен, страж подошёл к лежавшему в углу и пнул его, несильно. — Эй ты! Вставай.

Куча мятого и вонючего тряпья в углу зашевелилась и приподнялась. Пленник заворочался, нехотя поднялся на локтях. И тут Саима сквозь пелену в щёлках заплывших век разглядел, что это и не Тэйд вовсе, а какой-то незнакомец.

Поднявшись на подгибавшиеся ноги, пьяный (а пьян он был сильно) схватил ушастого Сиглама за грудки и уставился на него, пытаясь сфокусировать взгляд.

— Ты, мать твою, вот чего так, вот это не… а как же так… разве я могу? Так? А?

— Да чтоб тебя шак-шалк причесал, — окрысился охранник. — Стой прямо.

— Ой, Сигламушка… а я… тут… он так и… и… но ведь они… она — сучка. Я же ей, а моё, брх-х-х-х… — сопли смешивались со слюной и стекали по кучерявой бородке на суконную куртку. — Он… он гад… а если по ветру я? Ну так. И опять… это брх-х-х-х… так? — он тиранул ушастого Сиглама ладонью по лицу.

Страж оттолкнул его. Густо сплюнул, выругался, безнадёжно махнул рукой и вновь повернулся к Саиме.

— Не получилось, — констатировал он, комично приседая и разводя руки. — Придётся тебе, зеленомордый, под замком пока посидеть. Встань-ка и руки давай за спину, — лёгкий тычок в левое подреберье. — Ты что заёрзал? Туго? Терпи.

— Но она… она зачем? Ду-у-ра! Это что ж ты? А я знаю? Он там копался-копался, — продолжал нести бессмыслицу несостоявшийся Тэйд. — Не, ну как это ведь это… но как после то… или… точно после. Чтоб я… это там… ногу-то зачем отгрызли…

В туннелях, по которым они шли, было сухо и темно, а путь по ним казался очень запутанным. Саима ковылял перед ушастым Сигламом, и две их тени маячили впереди, уходя в темноту. Они то спускались вниз по ступенькам, то взбирались вверх, сворачивали то налево, то направо. Их шаги гулко стучали по каменным плитам пола. Наконец, факел осветил низкую тяжёлую дверь с маленьким зарешёченным окошечком, из которого наружу доносились весьма неприятные запахи. За дверью явно кто-то был.

— Открывай, Тилу, — раздражённо бросил ушан, оттесняя Саиму плечом.

«Тилу? Почти как Билу».

Послышался кашель и шаркающие шаги. Загремели ключи. Лязгнули тяжёлые засовы, и дверь распахнулась навстречу гостям.

— Дядька Сиглам? — удивлённо пробормотали из темноты. — Чего рано так?

— Служба такая. Шевелись, гуммозный.

За дверьми оказалась большая прямоугольная комната, разделённая решёткой на две части. Отвратительная вонь ударила в ноздри Саимы.

Лысый пузан в коротких холщёвых штанах и кожаной, подбитой кроличьим мехом безрукавке, которая была безнадёжно мала или казалась таковой на фоне дородного живота с червяком пупка на вершине, одарил Саиму волчьей улыбкой и представился, что было уж совсем неожиданно:

— Тилу.

«Вот ты какой, Тилу. Ещё бы руку мне протянул».

Толстяк упирался рукой в косяк, перекрывая вход. Его лысина, украшенная узорами тиу, блестела от пота.

— А если фулюганить зачнёт? Гляди, он здоровый какой.

— А ты что, маленький? — Сиглам звонко хлопнул толстяка по вздутому животу.

Червячок на пузяке напрягся, пытаясь из последних сил удержать напиравшие на него внутренности.

— Нет, но всё же.

— Ну и трус ты, Тилу. У тебя шак-шалк в напарниках, а у этого руки связаны. Чего тебе ещё надо? Молчишь, шурич? Обосрался? Запри его здесь, а сам в коридоре посиди часок, пока я не вернусь. А я тебе за это эля притащу баклажку.

— Да это… так… на шак-шалка-то надёги нет никакой… дохлый он совсем…

— Да это, да это! Закрой пасть! Чего ты бузишь? Ты даже не сторож тут, так, шак-шалку отвар вовремя дать, чтоб не лютовал, да попоить-покормить.

— Чтоб не лютовал? Да он еле ноги передвигает.

— Гонору, я смотрю, у тебя, как у… — махнул дубинкой Сиглам, указывая на потолок. — Пойду я, короче, а ты сиди и жди. За плоскомордого головой отвечаешь. Понял? — он двинул толстяка плечом, оттирая его, и пнул мутного Саиму, проталкивая его в комнату.

Внутри было не так сумрачно, как в коридоре, — яркости четырёх светокамней, не исключено что, выломанных из стен соседних коридоров, вполне хватало, чтобы осветить большую часть помещения. Тёмными оставались лишь левый от входа угол, тот, что с лежанкой (именно тут, по всему вероятию, коротал свободное время толстяк Тилу), и большая половина второй, дальней части комнаты, отгороженной решёткой.

— Заходи, чего встал? — зловеще прошептал пузатый житель глубин и добротно поддал пленнику коленом под зад.

Саима, не ожидавший такого «дружеского» обращения, проскользнул по засаленному камню. Не удержав равновесия, он растянулся на полу, лишь по счастью не влетев в толстые прутья металлического ограждения и не проломив себе лоб.

Низкий рёв волнами прокатился по комнате.

Саима вздрогнул.

«Тэннар Великий! Шак-шалк?! Так они не шутили?» — мышцы онталара, по наивности решившего, что это всего лишь прозвище очередного охранника, одеревенели от ужаса. Он отшатнулся, различая в полумраке некое живое существо, и в ужасе зашаркал по полу ногами и ладонями в попытке отползти от клети как можно дальше.

Саиме уже довелось повстречаться с шак-шалком, и, само собой разумеется, он сразу узнал это безумно сильное и опасное существо с головой гиены и телом похожим на человеческое. Каким образом ринги удалось отловить и удержать это якобы разумное создание, было не совсем понятно, ещё более непонятным было, как оно оказалось в этой части света.

Шумно принюхиваясь, шалк медленно приближался к решётке, отделявшей его от онталара. Стало понятно, чем объяснять приторно-сладкий гнилостный запах, резавший глаза, и горку основательно подчищенных костей в слабоосвещённом тупичке напротив входа. От этих мыслей Саиму обдало жаром. Окружающее поплыло перед глазами. Резко, четыре удара против одного, застучало могучее от природы сердце…

«Как же так?!»

Уродливый полузверь-получеловек — лохматый, три локтя в холке, хищно облизнулся. По груди и лапам пробежала волна бугрящихся мышц. В приоткрывшейся пасти влажно блеснули клыки. Отражая тусклый свет, сверкнула красно-коричневая чешуя, с металлическим отливом, покрывавшая треугольник груди.

Полюбовавшись пару мгновений на смердящую пасть, Саима втянул голову в плечи и, осторожно передвигая ногами, начал отползать в сторону.

— Сидеть, — неуверенно прикрикнул на тварь Тилу.

Шерсть на загривке шак-шалка встала дыбом. Верхняя губа задрожала, когти противно заскребли по камню. Он не оскалился и не зарычал. Заскулил.

— Хм-м-р-р-рш ар-рко-ах-а.

«Он что, говорит?!»

— Молчи, тварь! — гаркнул Тилу.

— Он что… — начал было повторять вопрос Саима, но очередной тычок ногой в бок остановил его.

— И ты молчи! Чё разлёгся, плоскомордый? Вставай! Или жить надоело? Думаешь, раз шалк у нас малость пришибленный, ему недостанет сил тебя к праотцам отправить? Ха-ха!

За тем, как Тилу помогал Саиме подняться, шак-шалк наблюдал взглядом блёкло-рябиновых глаз, затянутых наркотической пеленой.

Тилу немилосердно толкнул пленника в угол, на горку грязной соломы, под свет каменного светильника.

— Может, руки развяжешь? Куда я…

— Да сейчас. Здесь пока сиди! — уже закрывая дверь, приказал он, крутанув на пальце связкой с ключами. — Я в коридоре буду, ори громче, если не заладится.

«Не заладится «что»?» — усмешка у Саимы вышла кривая, но способность шуткой воспринимать действительность, какой бы суровой она не оказалась, порадовала.

— Кссха-ар ар-рко-ах кха, — гортанно заскрежетал шалк.

— Не говори, — Саима, которого отсутствие Тилу почему-то приободрило, вздохнул и принялся устраивать побитое тело на жёстких каменных выступах. — Спи давай, завтра вставать рано, — отшутился он и сомкнул опухшие веки.

Сколько прошло времени, он не знал — час, два? Скорее всего, два, где-то так — по ощущениям.

«Хотя кто его разберёт, когда не работают ни отбитый мозг, ни интуиция, а через решётку смрадно дышит гадкая тварюга, которая только и думает, как бы тебя побыстрее прикончить и схарчить… Как это меня так угораздило? Где сейчас все? Где Тэйд, настоящий… да и не настоящий где? — подсознание Саимы невольно вновь и вновь прокручивало сцену пленения и вчерашний разговор с ринги. — Что я хотел доказать и, главное, кому? Хорбут меня дёрнул! Это ж надо было додуматься: одному в подземелья незнакомые переться. Да не Хорбут это был вовсе, а… а где Вир?!»

В конце концов, усталость (как ни крути, а поспал он прошлой ночью совсем ничего) дала о себе знать, да и полученные по голове удары не располагали к повышенной активности, — из молочной пелены заволакивавшей Саиме глаза, появилась надуманная лапа сопевшего по соседству шак-шалка и медленно потянула его в забытье…

* * *

Ждать Нёту пришлось недолго, уже спустя полчаса он услышал приглушённые голоса, а из-за поворота показались фигуры двух ринги. Сэрдо подошли не к одной из дверей, а к стене с древним, почти истёршимся цветочным барельефом между ними. Они остановились, и один провёл перед собой ладонью воображаемую вертикальную черту — барельеф треснул светом и разошёлся в стороны двумя створками, открывая маленькую ярко-освещённую комнатку с куполообразным потолком.

Ринги шагнули внутрь, и дииоровый браслет на запястье одного коснулся камня центральной колонны.

«О как, — довольно ухмыльнулся Нёт, — у меня, между прочим, тоже такой браслетик есть… Не понятно вот только подействует он или нет?»

Сквозь щель в не до конца сомкнувшихся створках Нёт с интересом наблюдал, как площадка медленно тронулась, опуская ринги вниз.

Выждав пару минут, он вышел из своего укрытия и уверенно направился к барельефу. Открыл, повторив движения ринги. Вошел и замер, ощупывая внимательным взглядом резную панель. Увидев то, что искал, он провёл дииоровым браслетом по выделенному узором квадрату. Судьба благоволила любознательному дауларцу. В тот самый момент, когда он ощутил под ногами дрогнувший пол и испытал странное возбуждение: к жажде неизведанного примешалась слабая нотка страха (что само по себе было ему в диковинку) — вдали коридора послышался шум множества шагов, и новая группа ринги появилась из-за поворота. Благо, этим уже не было видно, кого диковинная механика увозит в тайные недра Таэл Риз Саэт.

Площадка плавно скользила меж гладко отполированными стенами, медленно опускаясь по вертикальному туннелю.

Сердце Нёта зашлось от восхищения. В кровь прыснуло адреналином.

Дверь, вопреки ожиданиям, отъехала не в стороны, а вверх, и более яркий зеленоватый свет, который Нёт привёз с собой, выхватил из тьмы два распростёртых на полу тела: ринги лежали, раскинув в стороны руки и ноги.

«Однако!» — Это было неожиданно.

Нёт обошёл тела, изучая их. Остановился возле одного трупа, присел у головы, коснулся подбородка, прикрыл ладонью веки. Всю левую сторону бледного лица покрывала вязь тиуированных рун, ладонь сжимала диск с зубчатыми краями. Было понятно, что ринги, узрев опасность, пытался воспользоваться этим странным оружием, но не успел. Удивительное дело, но Нёт не обнаружил ни капли крови. Не было у ринги и ран. На какое-то время Нёт даже засомневался, действительно ли они мертвы.

«Но нет, в самом деле, что за сомнения. Мертвы. Это же очевидно! Но кто их убил?»

Послышался тихий ровный гул — звук опускавших площадку механик. И тут камень под ногами Нёта задрожал, с потолка посыпалась пыль, несколько мелких камешков упали под ноги. Нёт поспешно набросил капюшон и двинулся по коридору. Когда он уже был близок к повороту, со спины до его слуха долетели беспокойные крики, а через несколько минут он услышал шум множества приближавшихся шагов. Дауларец нырнул в еле заметное ответвление слева и затаился, наблюдая, как по коридору тесным строем шагают с полторы дюжины ринги. Они уже не выглядели такими безобидными, как раньше: у многих в руках были посохи, у некоторых на поясах, помимо мечей и кинжалов, болтались круглые подсумки, судя по форме и размеру с такими же, как и у убитого, дисками.

Таэл Риз Саэт снова тряхнуло. Песочком и каменным крошевом на этот раз не обошлось, сверху посыпались и большие камни. Сэрдо это не обеспокоило, они невозмутимо миновали перекрёсток и направились по расширявшемуся коридору, оканчивавшемуся большими двустворчатыми дверьми.

Нёт уже собирался последовать за ними когда услышал характерный свист. Он обернулся. В самом конце коридора, там, где он был три минуты назад, в центре пыльного светового пятна сидел Вир и внимательно рассматривал его.

Похоже, что-то мешало пееро уверовать в то, что перед ним действительно дауларец, и он, подав знак, наблюдал за реакцией, готовый дать дёру в любой момент.

— Вир, — громким шёпотом позвал Нёт.

Пееро радостно пискнул и кинулся к нему навстречу.

* * *

— Что будем делать? — спросила Инирия, заботливо оттирая тряпицей лезвие меча.

Кейнэйка сидела на скамье, закинув ногу на ногу так, что сапожок правой ноги лежал на левом колене. На получившемся треугольнике, накрытом вотолой, были разложены два ножа и меч. Справа, прислонённый к стене, стоял лук без тетивы; рядом, прямо на полу, лежали сагайдак и уже собранная дорожная сума.

— Не знаю. Надо что-то делать, но что? Мы же ничего здесь не знаем. Куда они все делись? Эх, был бы с нами Нёт, — вид у мерявшего шагами комнату Тэйда Второго был серьёзный, без намёка на привычное шутовство.

Наконец, в коридоре послышались шаги, дверь открылась, вошла Риэл. Одна.

— Ты? — вместо приветствия спросила Инирия. — А где Виам?

— Здесь, — Риэл приложила ладонь к груди.

Тэйд не осмелился уточнять, там же Дин или нет, потому как ответ был более чем очевиден. Обе торено Риэл находились сейчас там, где им и дóлжно было находиться, — внутри неё.

— А где Нёт? Саима? — в свою очередь спросила Риэл. Она подошла к Призрачному вьюну и касанием сбросила остаточную сигнатуру Инирии, вторым небрежным касанием помещая в загадочное растение свою иллюзорную копию.

…Призрачные вьюны были в Таэл Риз Саэт почти в каждой комнате. Ринги по каким-то лишь им известным причинам не пользовались зеркалами, предпочтя им намотанные на шесты вьюны. Растение славилось тем, что отлично воспроизводило форму коснувшегося его. Оно в точности копировало внешность и повторяло движения, охотно застывая по второму касанию и сбрасывая форму на нейтральную по третьему. На вопрос Тэйда о магическом воздействии на сие растение, Саима ответил что, скорее всего, без него, по крайней мере, в части управления не обошлось, а вот сами свойства вьюна создавать иллюзии известны давно и даже описаны в некоторых достойных книгах…

— Пропал Саима, — сказал Тэйд и вкратце объяснил, что к чему.

— Плохо, — выдохнула ринги, присаживаясь на краешек стула. — Они могут быть где угодно. Ничего, не заблудятся, первый встречный ринги вернёт их.

— Пока не вернул, как видишь.

— Главное, чтобы на Нао-Раза не нарвались. Высший приставил его присматривать за вами. Нира, напиши им на всякий случай записку. Чтоб кругами друг за дружкой не бегать. Вдруг вернутся, пока нас не будет… А это что? Вы и собраться успели? Не надо, вещи оставьте здесь.

Кейнэйка качнула головой:

— Нет.

— Тяжело будет, а мы должны действовать быстро.

— Ничего, я привычная, — Инирия украдкой проверила кармашек на ремне, где хранила карибистолу с камнем.

— Нам нужно идти. Пять минут вам на сборы, — Риэл грациозно встала. — Жду вас в коридоре.

* * *

Пузан Тилу, довольно покряхтывая, досасывал из меха остатки эля.

«Что ж за подлый народ, эти онталаришки, — рассуждал он. — Ненавижу! Приспичило же зеленорожему колобродить под утро, как раз кодысь самый сладкий сон средь людей зачинается. Что ему не спалось-то? А? Вот взаправду сказывают, что Тэннар Великий, встретив на болоте жабу, решил поначалу её умом да красой одарить, уж больно она мерзкой и глупой ему показалась. Однако, присмотревшись немного, узрел он в сей заскорузлой твари зачатки ума, подобного людскому, и возрадовался. Ибо велики творения Первых Богов! Вот. Проникся он, похоже, к этому уродливому созданию жалостью и решил одарить её обликом, подобным человеческому, чтобы могло оно по Ганису беспрепятственно странствовать. Однако же, памятуя о законах вселенской справедливости, отнял за это половину умишка жабьего, и без того скудного. Поглядел после всего Тэннар Великий на творение рук своих и решил назвать сию тварь онталаром… Вот скормлю плоскомордого шак-шалку, будет знать, как людей под утро сна лишать», — от таких гаденьких мыслей Тилу-пузан пришёл в полный восторг.

К сожалению это были последние его мысли, потому как в следующее мгновение он завалился на правый бок, в левом же его боку сияла кровавая рана… А спустя мгновение, вслед за клинком, из темноты появился молодой дауларец Нёт, о вселенской мудрости без надобности не размышлявший и проблемами самовозвеличивания не обеспокоенный.

— Где Саима, Вир? Веди.

Пееро встал на задние лапки, присвистнул и мотнул головой в сторону закрытой двери.

— Ага, ключи у этого искать, стало быть?

Вир шмыгнул носом, распушил усы.

— Хорошо.

* * *

— Саима, — кто-то тряс его за плечо. — Саима.

Он ощутил миг пробуждения… и открыл глаза.

Рядом на корточках сидел Нёт.

— Живой?

— Вроде.

— Всё цело?

— А ты как думаешь? — прокряхтел онталар. — Посмотри, во что они превратили мою рожу! Чтоб их, сволочей, собаки злые покусали.

— Шутишь — значит, в порядке.

— Угу.

Саима плечом оттолкнул Нёта, во избежание конфуза — его вырвало.

— Да ты хамелеон прямо, — намекая на лилово-синий против зелёного цвет лица онталара, хохотнул Нёт, когда Саима закончил. Он вынул нож, перерезал верёвку, связывавшую онталару руки.

— Ага, — Саима медленно пошевелил затёкшими пальцами. — Как ты меня нашёл?

— Вир привёл.

— Вир?! Где этот засранец?

— Не знаю, только что здесь был.

— Там охранник Тилу, — тревожно напомнил Саима, заходясь новой порцией кашля.

Нёт кивнул, давая понять, что вопрос решён.

— И дядька его. Ушастый такой, с рожей хошера.

Нёт кивнул ещё раз и как бы невзначай потёр мочку уха.

Саима всё понял — дауларцы с такими вещами шутить не любили.

— И ещё один был — пьяный, родства не знаю.

— Не встречал, — Нёт протянул ему кусок тряпки. — Утрись.

Радостно вереща, в комнату влетел Вир. Прыгнул онталару на грудь, облизал нос, щёки.

— Бросил меня, да? — пожурил аколита Саима.

Вир сделал жалостливые глазки, отрицательно покрутил головой.

Сзади раздался какой-то шум. Натужно скрипнула дверь, заскрежетали засовы.

Нёт вскочил, ударил в дверь ногой.

— Ну-ка открой, — гаркнул он в щель, в которой показались глаз и часть настороженного лица.

— Так, мать вашу, чего не посмотреть, вот это… а я куда тогда? А? Брх-х-х-х.

Знакомый и, похоже, вечно пьяный голос постепенно отдалялся.

— Открой! — кинулся на дверь Нёт.

— Не-не-не.

— Постой, ты куда? Иди, поговорим, — предпринял последнюю попытку уговорить пьянчужку Нёт.

— Не-не-не. Это вот я не потому, а раз мне туда… как это… позову я… сами тодысь разбирайтесь, так же?

— Да не так же, стой, говорят, — Нёт в сердцах саданул по двери кулаком. — На, подкрепись, — он обречённо опустился на гору соломы, протянул Саиме два бардовых, явно перезрелых (самых вкусных) плода сирду.

— Сбежал?

— Угу.

— А дверь? Никак?

— Нет.

— Что делать будем? — спросил Саима, счищая толстую кожуру большим пальцем.

— Ты меня спрашиваешь? Кто полдня тут сидит? Ты или я?

— Я, а толку? Голову, говорю ж, отбили всю.

Нёт поднял с пола камешек, подбросил его, ловить не стал, наподдал на лету ладонью. Камень звякнул о решётку, из темноты послышался злобный рык.

— Кто там?

— Да так, шак-шалк, — небрежно бросил Саима, явно рассчитывая произвести соответствующий эффект.

Подействовало лишь на Вира, он ощерился и угрожающе зарычал. Реакция же дауларца оказалась неожиданно противоположной.

— Шак-шалк? — Нёт аж подскочил, но не испуг был в голосе «дикого воина», а радость. — Это другой разговор. Большой?

— Что?

— Шак-шалк большой?

— Немаленький.

— Бог не букашка, видит, кому тяжко, — в ладони Нёта блеснул амулет: отполированная лобная кость щетинника, на кожаном шнурке, с пучком его же игл.

— Что это? — неуместное бахвальство Саимы таяло на глазах.

— Оберег, — Нёт заговорчески подмигнул. — Наш теперь шак-шалк, с потрохами.

— Ты сдурел?!

— Нет.

— Ты что удумал?

— Поговорю с ним.

— Не надо. Стой.

— Вот скажи мне, — спокойно проговорил дауларец, — стал бы я за решетку лезть, не будь уверен что мне ничего не угрожает?

— Да, Хорбут тебя знает! — совершенно искренне воскликнул Саима. — Такой же как этот… Рэту, там… ты забыл что ли, сколько эта тварь тогда людей покромсала?

— Не эта… и не тварь.

— Какая разница!

— Там где я родился шак-шалков, что курей на деревне, — Нёт поднял кусок крысиного черепа на уровень глаз.

«Наверное, я должен обрадоваться, — подумалось Саиме. — И почему, интересно, шак-шалк теперь наш? Пора делать умное лицо».

И он сделал. Получилось — «не очень». Ну как «не очень» — поганенько, откровенно говоря, получилось. Не то что бы ума у Саимы не было, просто слишком часто ему за последние три часа дубиной в голову стучались, вот и не вышло лица достойного кисти портретиста.

— Ты чего удумал-то, Нёт? — с опаской спросил он.

— Поговорить с ним хочу.

— Ты что и разговаривать по ихнему обучен? — спросил Саима.

— Нет. Но он меня поймёт.

— И что ты хочешь ему сказать?

— Спросить. Выйти как, знаешь?

— Нет.

— И я нет. А он может знать.

— И что? — Саима смотрел на друга через маятник качавшегося оберега.

— А то, что есть у любого шак-шалка слабое местечко и я его знаю. Ни разу не видел, как трабских тяргов ольховой веточкой приручают?

— Нет.

— Сейчас увидишь. Только это не веточка будет и не тярг вислоухий.

— Нёт ты… ты, — захлебнулся выплёскивающимся негодованием Саима. — Даже не думай!

— Я потихоньку зайду внутрь и закрою за собой дверь, на засов. И не выйду пока ты мне не разрешишь. С шалком или без, решать будешь ты.

— Ты головой нигде ни уда…

Саима не договорил. Их внимание привлёк Вир: бесстрашный пееро уже сидел рядом с клеткой и таращился на шак-шалка, пытаясь его загипнотизировать. Невидимые во мраке глаза шевельнулись, следя за пееро, зверь засопел, раздувая ноздри. Вир сделал коротенький шажок по направлению к клети. Шак-шалк подтянул мускулистое тело вперёд, оскалился, обнажив челюсти, между которыми пееро мог свободно уместиться целиком.

— Хм-р-рш рко-ха-аргых, — зубастая пасть шалка рождала странные звуки.

— Вир, Назад!

Кадык твари дёрнулся, с языка поползла длинная нитка слюны.

Хорохорившийся до того Вир поспешно ретировался задом, однозначно решив для себя, что шак-шалк — тварь мерзкая и очень опасная и связываться с ней явно не стоит.

Нёт потянул вверх край балахона и ловко выдернул из-под него руку с мечом. Подбросил. Перехватил за лезвие. Молча протянул Саиме рукоятью вперёд. Затем медленно поднялся и сделал один короткий шаг к решётке.

— Ты дурак? Стой.

— Не совсем, — на зубовном скрежете произнёс дауларец, и сразу стало понятно, что мысленно он уже внутри клети. — Шалк питается страхом. И отлично знает, как напугать свою жертву. Но я не жертва.

Рык шак-шалка усилился.

Нёт приближался не спеша, молча, вынуждая того страдать от ожидания.

За полшага до решётки он остановился, поднял руку с оберегом и уверенно двинулся к двери.

Саима следил за его манёврами, затаив дыхание: «Неужели этот безумец откроет клетку?»

Открыл.

И вошёл: осторожно, приставными шажками, выставив перед собой амулет.

Шак-шалк утробно рыкнул. Переступил с лапы на лапу. Поиграл мышцами. Пустил слюну.

Нёт так и замер с поднятой ногой.

— Ракс хма гой рох.

— Ш-шумха, — прошипел Шалк.

Нёт постоял с минуту, затем осторожно опустился на корточки, продолжая покачивать перед собой оберегом. Просунув свободную руку сквозь прутья решетки, двинул засов на место.

— Доволен, — тихо и вкрадчиво, как удав, шепнул он Саиме, не отводя взгляда от шалка. — Открывать будешь сам если решишься. А теперь помолчи, не мешай мне.

Он зажал в зубах шнурок самоа, не глядя выдернул из пучка игл одну.

Шалк оскалился, дёрнул хвостом и недовольно зарычал, выдыхая Нёту в лицо порцию смрадной вони.

Нёт перетерпел и взгляда не отвёл.

Медленно, дабы не отвлечь внимание резким движением, он поднял иглу на уровень глаз и с хрустом, показавшимся в наступившей тишине ударом грома, переломил её.

Мгновение шак-шалк ошарашено пялился на дауларца, потом перевел изумлённый взгляд на два обломка иглы в его пальцах, вздёрнул верхнюю губу и заскулил.

— Хороший шак-шалк. Хороший.

Ещё одну иглу постигла судьба первой. А потом ещё трёх.

— Хороший шалк. Верный друг. Храг хоон ар-рах шиттер. — Нёт на карачках подполз вплотную к присмиревшему зверю, сел рядом.

— Что это? — поднял он окровавленную ладонь. — Он ранен, Саима. Ракс хаа гой рох инх. — Нёт протянул руку, потрепал шалку уши. Погладил нос.

— Хр-м-мс шит-терр, — шалк покорно пригнул голову к лапам, скосил на дауларца глаза.

— Хороший шалк. Друг. Кхимти ра гой рох инхойт. Ной гой инхойт вухза.

— Тьфу ты, — сухо сплюнул Саима и отвернулся.

— Ну, вот и всё. Испугались?

— Да иди ты, — беззлобно огрызнулся Саима.

— Не, это не большой шалк, — вынес вердикт Нёт, теребя присмиревшего зверя по холке. Гиеноподобный сейчас больше походил на щенка. — Отощал совсем — дверь ему не вынести. А жаль. Замучили тебя тут совсем, гады?

— Хр-мс ру-у-ур.

— Я не выпущу его, — упёрся Саима. — Ты или выйдешь один или… или не знаю чего, но его я не выпущу.

— Ничего, я не спешу.

Саима забубнил на нервах:

Страшный шак-шалк сидит под землёй, Саиму хочет отправить в мир иной. Охо-хо-хо…

Вир присвистнул и швырнул в онта изничтожающий взгляд.

Саима поправился:

И Вира, конечно же, охо-хо-хо-хой, Куда ж без задницы этой блохастой.

— Так? — переспросил он.

Вир сощурился: «Ладно, менестрель доморощенный, сойдёт и так».

— Что это за дверь? — дауларец ткнул пальцем в тёмный угол.

— Какая дверь?

— Та, что он охраняет? — Нёт взял шак-шалка за челюсть снизу, как хватают старого доброго послушного пса. — Что это за дверь?

Шак-шалк заскулил, сделал бровки домиком. Пожал плечами, жест вышел каким-то совсем человеческим.

— А он что-то охраняет? — Саима подошел. Прикинув расстояние до шалка и посчитав его безопасным он налёг на решётку. Пальцы плотно обхватили толстенные прутья, онталар приложился к ним лицом.

— Не знаю, — сказал Нёт. — Посмотрим?

— Нет.

— Да не боись ты. — Нёт демонстративно шлёпнул шалка по носу, погрозил пальцем. Гиеноподобный тяжко вздохнул, положил морду ему на колени.

— Я не боюсь, просто пытаюсь рассуждать разумно. Хотя, — Саима поморщился, — у меня не очень-то получается.

— Вот именно, выходить как-то же надо.

Глава 35. Клинки Керитона

Остановись и реши, сможешь ли ты принять победу в битве, благодаря тому, что проиграешь жизнь?

Вакуз Фалерро. Изречения

Настоящий воин не доверяет никому. Доверие это зависимость, зависимость это привязанность, привязанность означает слабость.

Гэмотт-рам. Компендиум Камня, 145-й узел

— Куда именно ты ведёшь нас, Риэл?

— Искать Тэйда, разумеется, — упрямо произнесла ринги. — Верите вы или нет, но это единственная правда, известная мне.

Девушка уверенно шагнула к стене. Она развела в стороны высохший вьюн, закрывавший кладку, и приложила ладони к гладкому камню. Часть стены бесшумно скользнула в сторону. Тэйд никогда бы не заподозрил о существовании здесь потайного хода.

Риэл обернулась, приложила палец к губам и показала шагающего человечка, призывая Тэйда и Ниру молча следовать за ней.

За дверью их ждал выложенный камнем коридор, ведущий к лестнице вниз. Они миновали тёмное отверстие портала слева, затем ещё одно справа.

— Быстрее, быстрее, — поторапливала их Риэл, надеясь избежать ненужной встречи с другими ринги.

Пока им везло: они беспрепятственно спустились до второго подземного этажа, не встретив ни одной живой души.

Но не успели они спуститься ещё на один пролёт, как сверху до них долетел странный звук. Непохожий ни на какие другие известные им звуки. Тихий, равномерно усиливавшийся приближавшийся гул. Напоминавший гул пчелиного роя. А следом за ним послышался грохот, похожий на шум обвалившейся стены.

Риэл остановилась, прислушалась. Она по-прежнему укрывала фонарик плащом, и ни Тэйд, ни Инирия не видели, как она одними губами прошептала что-то. И тут пыльное облако нагнало их.

— Быстрее, — приказала ринги и бросилась вниз по лестнице.

Всё выглядело, будто Риэл просто перескочила пару ступенек, однако стоявший рядом Тэйд заметил сквозь пыль, как на том месте, где она только что стояла, осталась полупрозрачная фигура торено. Виам ли это была, или Дин — ему, естественно, было не определить.

— Это Виам, — разрешила его сомнения ринги. — Не переживайте, она скоро нас нагонит.

— Что это было?

— Я не знаю, Виам должна выяснить.

Стальной гул нарастал.

«Сомневаюсь, что она справится, — подумал Тэйд, когда за спиной раздался сильный хлопок. Это был именно хлопок — сухой, будто лопнул светлячковый светильник, просто «Пу», и всё. — Но какой громкий!»

Ступенькой выше безмолвно застыла Инирия.

Остановилась и Риэл, похоже, теперь и она не знала, что сказать. Молчание длилось недолго, уже через мгновение ринги отступила к стене, пропуская Тэйда и Инирию вперёд и властным жестом веля им спускаться дальше.

— Уходите! Дин, уведи их. Я оставлю ложный след.

На этот раз Тэйд не уследил, как за его спиной появилась вторая торено Риэл.

— Идём, — Дин схватила Инирию за руку.

Шли они недолго — одна лестница, два поворота, один за другим. Короткий коридор, дверь и снова лестница. Ступеньки оказались очень узкими, к тому же спираль спуска была лишена перил, за которые можно было бы держаться. Тэйд нервно прильнул к стене, пытаясь не смотреть вниз.

— Это старая лестница в крипты. Из них есть тайная дорожка к источнику. Там Тэйд Первый. Привыкните, мы, когда маленькие были, играли здесь иногда. Боюсь, что поверху уже не пройти.

«Что-то больно глубоко ринги зарывают свои тайны, — подумал Тэйд, смахивая с щеки налипшую паутину. — Где сейчас Саима? Что с ним?»

О Нёте, к своему стыду, он даже не вспомнил.

* * *

Зато дауларец прекрасно помнил и о нём, и о Инирии, и о Тэйде Первом.

— Как думаешь, — пытал он Саиму, — с ними всё в порядке?

— Надеюсь, им повезло больше, чем нам.

«Что ж голова-то так кружится, — поморщился Саима. — Долго мне ещё, скажите, Великие, мучатся?»

Свет осколка светокамня, что Нёт прихватил с собой, коснулся стен, высветил сводчатый потолок и два ряда колонн, деливших помещение пополам. Из темноты показались плиты надгробий, рядами уходившие во тьму. В оголовье каждого располагались высокие альковы, обрамлённые дииоровыми полуколоннами, в которых восседали изваяния усопших, сторожившие свои собственные останки.

Пол был завален обломками камня и покрыт толстым слоем пыли, судя по толщине копившийся здесь если не веками, то как минимум десятилетиями.

— Вот так великая тайна ринги, — поёжился Саима, остро ощущавший на себе холодные взгляды мертвецов. В местах, подобных этому, он начинал нервничать. Ему мерещились неприятные вещи, а голову заполняли гадкие мысли. — Надо выбираться быстрее. Нёт, слышишь?

— Угу, — дауларец поддел ногой каменный обломок, и тот со стуком откатился в темноту.

«Надо выбираться», — твердил про себя Саима. Он бросил взгляд на Нёта и на его нового «дружка», которые беспечно шагали впереди, будто были знакомы полжизни.

Гиеноподобный шак-шалк, вопреки ожиданиям, вёл себя спокойно и передвигался исключительно на двух задних лапах. Он опускался на четвереньки, лишь когда останавливался или в тех местах, где потолок был настолько низок, что мешал ему выпрямиться в полный рост. Страшный по сути своей зверь вёл себя как человек, и Саиме казалось, что в его рыке слышится пусть и непонятная, но вполне осмысленная речь. Любопытство постепенно брало вверх и вытесняло страх, Саима поймал себя на том, что начал понемногу приглядываться к шак-шалку. На коротеньком привале он, набравшись мужества, поделился со «зверюгой» кусочком вяленого мяса, найденным в закромах покойного Тилу. Зверь принял угощение как должное, не выразив ни одной из эмоций. Нёт, понимая всю пикантность ситуации, старался всегда держаться посерёдке между онталаром и шалком.

— Это что? — Саима качнул головой, указывая на мех в руках Нёта.

— Отвар с черпухой. У Тилу-пузана одолжил.

— Укрепляешь дружбу с шалком?

— По-моему, немного чуб-чуба хоть как-то облегчит его и без того задрипанную жизнь.

Слой пыли на полу становился всё толще, но, наконец, они подошли к перекрёстку, и здесь серый покров нарушали одинокие следы, уходившие в темноту. Нёт присел на корточки и провёл пальцем по одному из отпечатков.

— Совсем свежие, — сказал он.

— Да. Кто-то был здесь совсем недавно.

— Это он тебе сообщил? — Нёт покосился на Вира.

— Ага. Мои глаза и ухи. Видит в два раза больше меня, слышит… слышит вообще запредельно много. И всё мне передаёт. Сразу. Что бы я без него делал? — Саима приложил палец к припухшим губам с пятнами засохшей крови у уголков. — Слышишь голоса?

— Нет, — дауларец насторожился.

— И я не слышу. А он слышит.

— Вечно ты со своими шуточками. Пойдём, глянем, что там дальше. Если что, вернёмся и пройдёмся по следу.

— Можно и так, — Саима тщетно попытался разглядеть, что же там впереди, в глазах двоилось, и он практически ничего не видел дальше пяти локтей перед собой. — Веди, — вяло скомандовал он и забубнил:

Страшный шак-шалк живёт в чаще лесной, Он сотни людей отправил в мир иной. Охо-хо-хо, Бу-бу-бу-бу… А я не хочу так просто умереть, Беру свой лук и точу свой меч. Охо-хо-хо, Бу-бу-бу-бу…

Вскоре перед ними открылся большой трапециевидный зал с мраморными стенами, высоким сводчатым потолком и пятью саркофагами, стоявшими веером. У изголовья каждого возвышались скульптуры, а на плитах были выбиты рунные надписи.

— Вот это мы погуляли.

— Что-то не так?

— Это же сам Экиар. Суазор, Рухар, и… вероятно, Кэурн, — Саима провёл пальцами по полуистёртой надписи, вырезанной на табличке. Это был греот, к сожалению, этим древним языком онталар владел весьма посредственно. — А это, должно быть, оружейник Керитон.

— Здоров, — восхитился Нёт, снизу вверх глядя на статую огромного четырёхрукого молодца с обнажённым торсом. В отличие от соседей по вечности, воин сидел не на троне, а на наковальне, к ноге его был прислонён массивный молот. В каждой из четырёх рук он держал по мечу, рукоятями вперёд, как бы предлагая любому желающему ими воспользоваться. Фигура была огромна, и обычные по размеру мечи, зажатые в двухведёрных кулаках, смотрелись скромными полуторными фалькатами.

— Керитон, он же Гилхус, был оружейником самого Алу'Вера. Ума не приложу, каким боком он смог затесаться в эту высокородную компанию, но, думается, что это именно он и есть.

— Старушка смерть всех уравняла. И чем же был знатен оружейник Гилхус, окромя того, что ручкался с Алу'Вером?

— Всего лишь тем, что создал четыре меча, которые после сам Алу'Вер и зачаровал.

— Сильные, должно быть, чары?

— Сильные. Других Алу'Вер не накладывал.

— Это те самые мечи?

— Получается, что они. В пророчестве говорится, что клинки достанутся четырём достойным, не побоявшимся их принять.

— Да?

— Такая вот история.

— В чём подвох, Саима? Вот я, к примеру, более чем достоин. Или нет? Я с превеликим удовольствием принял бы один меч, а то и два, Хорбут меня раздери. А ещё лучше молоточек евойный, Гилхуса, стало быть, взял бы. Очень уж он мне приглянулся. Может, попробовать?

Саима вяло пожал плечами.

— Про молот ничего не знаю. А мечи, по преданию, возьмут лишь достойные. Сдаётся мне, сказки всё это. И пробовать я бы поостерёгся, потому как сказано: «Достойному меч, недостойному камень» — это дословно.

— Откуда ты всё знаешь?

— Читать люблю.

— Ага, — Нёт потёр подбородок, прищурил левый глаз. Демонстративно оглядел зал. — Что-то я не вижу толпы окаменевших претендентов, неужели за сколько веков так и не нашлось ни одного желающего? — глаза его подозрительно заблестели. Так сверкает, требуя крови, сталь обнажённого клинка. Он смахнул лёгкое полотно паутины, укрывавшее руки оружейника.

— Может, тут подметают часто. Я бы не рискнул.

— А я рискну, — с этими словами ладонь дауларца легла на рукоять ближайшего к нему меча.

К бесконечному его облегчению, ладонь не окаменела. Да и клинок не откликнулся — остался на прежнем месте.

— Остановись, Нёт.

Вторая попытка была не успешней первой, да и третья не дала результатов, однако стоило Нёту коснуться рукояти последнего меча, как он почувствовал дрожь в ладони: гарда и ножны пошли мелкими трещинами, многовековая каменная скорлупа облетела цветочными лепестками к ногам оружейника Керитона.

— Тэннар Великий! — Нёт чуть не задохнулся от восторга: клинок поддался и мягко вышел на пол ладони, источая приглушённое алое свечение. — Получилось.

Саима отпрянул от него как от заразного. Вир высунулся из капюшона и с недоверием воззрился на обалдевшего дауларца.

— Не знаю, что там пишут в твоих умных книгах, но я этот меч возьму. Он принадлежит мне. На нём аура силы, — казалось, даже голос у Нёта изменился, приобретя властный оттенок. Он выдохнул и полностью обнажил клинок. Отойдя на безопасное расстояние, он крутанул им, разминая кисть. — Да, это меч силы! Мой меч!

— Кх-х-кхрас шоч шар-р-ах, — одобряюще рыкнул шак-шалк, не особо отвлекаясь при этом от смазанной чуб-чубом палки.

Нёт сделал выпад. Рубанул воздух.

— А ты чего ждёшь? — спросил он. — Твоя очередь, — он указал на Керитона остриём алого клинка.

— Я пробовать не буду.

— Это ещё почему? Зря, думаешь, нас сюда Тэннар привёл? Тяни давай, или так и уйдёшь?

— Так и уйду, — Саима привалился к ножке трона, на котором восседал каменный Экиар.

Если бы Нёт не был так очарован новым приобретением, он наверняка заметил, что онталару очень плохо.

— Шутишь?

— Нет.

— Смотри, не пожалей после, — Нёт поднял меч, восторженными глазами ребёнка любуясь алым пламенем, волнами восходившему по острию лезвия. — Не могу поверить, что он мой. Надо опробовать. А, Саима?

— Ты лучше у Керитона ножны попроси, может, и их отдаст?

— А что, спрошу.

* * *

— Это Саимы следы! Ну вот же, смотрите — у него на всех сапогах так каблук стоптан, и левую ногу он выворачивает. И тут… а это чьи следы, Дин?! — Тэйд так и застыл над отпечатком огромной шак-шалковой лапищи. — И кровь.

— Я не знаю, — растерялась ринги.

— Странно, зверь на двух ногах идёт как человек. А, нет: вот, остановились, и он на четвереньки встал, — присела Инирия. — Пылищи тут… Следы ровные, не похоже, чтобы Саима связан был или его насильно вели. Рядом все идут, как бы странно это ни звучало, но похоже, что они заодно: Саима, зверь этот, судя по кровавому следу раненный и ещё кто-то, третий. Это не наш дауларец? Глянь, Тэйд.

— Сомневаюсь. Хотя… нет, не знаю. Это я Саимы косолапого следы изучил, как свои, а так следопыт из меня, как из тыквы Веровик. Что там впереди, Дин?

Ринги молчала, не спеша с ответом.

— Тупик, — немного погодя, сообщила она.

— Ну так идём, быстрее.

— Куда?

— За ними, куда же ещё, — Тэйд недоумённо захлопал глазами. — Или что?

— А вдруг Саиму схватили?

— Вот именно, — фыркнул Тэйд.

— В первую очередь нам надо тебя Первого спасти, ты не забыл?

— Да ты что? А Саима с Нётом не в счёт? Я вообще сомневаюсь, что мы кого-то должны спасать! — Тэйда прорвало. — Я здесь, — он демонстративно охлопал себя по плечам и груди. — Можете потрогать — разрешаю. А то, что ты нам вчера наплела… мягко выражаясь, неубедительно. Нет, я готов идти спасать себя другого…

«Как же всё-таки это странно звучит!» — подумал Тэйд.

И продолжил вслух:

— …но пока реальный Саима мне дороже какого-то аморфного Тэйда Второго. То бишь Первого. Я поражаюсь твоей логике, Дин. Выходит, я здоровый, нормальный человек должен сам признаться, что являюсь не полноценной личностью, а довеском, пусть даже и себя самого, но отчего-то возведённого тобой в ранг Первого. С какого это перепугу я должен так думать? Смешная ты, нашла, чем вдохновить: «Ты Тэйд не настоящий, а подделка. Идём скорей искать тебя Первого, а то нам как-то некомфортно с тобой общаться». Так, что ли? При таком раскладе идите вы к Хорбуту в…

— Тэйд, — оборвала его Инирия, — мы же…

— А что если это всё магическая уловка и нет никакого Тэйда Первого? Где гарантии, что всё это не ложь? — он выдернул свою ладонь из ладоней кейнэйки. — Пока я один живой. Я здесь, а другого меня нет! Я настоящий Тэйд са Раву, я, а не какой-то там выдуманный неизвестно кем ринги. Даже если предположить, что есть Первый, кем, по-твоему, стану я, когда мы освободим того? Может, он исчезнет? Куда? Куда, я спрашиваю, исчезнет? И, главное, кто?

— Тэйд, Дин обещала переправить нас в Шосуа.

— И это повод наплевать на Саиму? Короче, я иду за ним, и попробуйте меня остановить, — он с яростью посмотрел на ринги и так решительно дёрнул плечами, что ни у кого не осталось никаких сомнений в том, что он обязательно отыщет Саиму, а понадобится, и спасёт в одиночку.

Однако геройства от него не потребовалось. Не далече, чем через три дюжины шагов, они увидели вдали тусклый свет камня. А ещё через две услышали окрик «Тэйд!», отразившийся от стен и высокого свода многократным эхом: Тэйд-Тэйд-Тэйд…

* * *

— Опасный ты человек, Странник. Много в тебе тёмного… ты и сам себя не знаешь.

Сто историй о Чёрном Страннике. Преподобный Вамбон Акомирунг

— Саима, что ты артачишься? Подумай, неспроста же мы сюда вчетвером пришли — это знамение! Нас четверо — меча четыре. Вы поглядите на него — что за упрямец-то, право слово, — возмутилась Инирия, с восхищением разглядывая росблески белого, до рези в глазах, клинка.

— Аура жизни, — пояснила Дин и, как показалось Тэйду, неприязненно поморщилась. — Это надо же было случиться такой несправедливости: первые встречные лишили Керитона его легендарных мечей.

…А произошло сие исторически важное событие крайне буднично.

При встрече, после полуистерических криков и рефлексии по поводу шак-шалка и следующих за этим объяснений Нёта и заверениях в неспособности шалка кого-либо обидеть, после бурных и обязательных в подобных случаях обниманий, похлопываний и ощупываний, последовал вал вопросов и взаимных упрёков.

Начали с банальных: «Где вас Хорбут носит?», «Растолкать, что ли, трудно было?», «Какого-растакого вы в одиночку в подвалы полезли?». Плавно перешли к: «Я говорила, что Вир тебя хорошему не научит!», «А как вы нас нашли?». После которых раздались: «Где больно, Саима?», «А трубку и табачку ты для друга прихватить не додумался?».

Нашлись, к счастью, и трубка, и табачок. И даже поесть и попить, хоть и не на долго шли нашлось — в суме у Инирии.

И вот под тонко нарезанную копчёную свининку с зеленью последовали долгожданные разъяснения: скорые, из-за недостатка времени, но весьма ёмкие.

Начавшись с ночных попыток достучаться до безбожно храпевшего Тэйда, повествование Саимы по-скоренькому спустилось на три яруса под землю и, миновав усопших Сиглама и Тилу, каземат с клетью, встречу с Нётом и приручение дикого и страшного шак-шалка, на деле оказавшегося вполне смирным и покладистым. Доскакало оно до крипт, где покоились великие древние, и уткнулось, наконец, в Экиара, Суазора, Рухара, Кэурна и Керитона с его распрекрасными мечами.

Тут-то самое интересное и началось.

Нёт, разумеется, не упустил шанса козырнуть алым, как закат, клинком. Инирия немедля потребовала от Саимы более пространных разъяснений. Внимательно выслушав его рассказ и поправки Дин, она, как и Тэйд, обнаружила в себе нестерпимую потребность попытать счастья. Кейнэйка предложила бросить кости на первенство. Бросила. И тут же, потому как право быть первой выпало именно ей, безбоязненно потянулась к одной из трёх рукоятей.

«Везунчик — он и в Таэл Риз Саэт везунчик, — подумал Тэйд, когда первый же меч обдал вновь обретённую хозяйку и всех присутствовавших нестерпимо белым сиянием. А вот меч, выбравший Тэйда, на корню отбил у всех, включая и его самого, охоту обсуждать окутывавшую его ауру — клинок был угольно-чёрным. Его края трепетали абсолютной, почти осязаемой тьмой. Тэйд посмотрел на клинок и чуть не закричал от неверия и ужаса. Он почувствовал всплеск возбуждения, ощутил, как мгновенно возросла его физическая сила. — Я помешался?… Не исключено!»

— Как такое может быть? — спросил он, чувствуя, что сердце бьется все быстрее и быстрее.

— Магия древних. Их выбор, — тихо сказал Саима.

Тэйд замер, держа меч вспотевшей ладонью.

«Неужели Инирия чувствует то же, что и я?… И Нёт? Молчат все. Ни Дин ничего не сказала, ни Инирия. Саима вот по плечу похлопал — понимает, как другу свезло, сочувствует. Да Нёт, вижу, подмигивает. Улыбнулся: «Терпи, мол, здоровее будешь». Выбросить его, что ли? Размахнуться да зашвырнуть так далеко, чтобы отыскать не смогли. Это что-то изменит? Нет. Не я его выбрал, а он меня. И уж коли это моя судьба, никуда мне от неё не деться. А если не судьба, так какая разница, какая у него аура? Что мне на это скажет Тэйд Первый? — безусловно, в глубине души он чувствовал, что не един. Знал, что тот — Первый Тэйд — тоже есть, и, признаться, боялся встречи с ним. Все его рассуждения были обыкновенной бравадой. Ему никогда не требовались подтверждения слов ринги, не нужны были доказательства существования себя Первого. Он ощущал непрерывавшуюся ментальную связь, как ринги чувствуют торено, а торено, должно быть, им отвечают. — Как быть? — Тэйд колебался. — Ничего, — он вздохнул, — уже скоро. Всё разъяснится. Ждать осталось совсем недолго».

Смирившись с неизбежным, он вытянул ножны из здоровенной ладони оружейника Керитона и тут же, не медля ни секунды, вбросил в них свой, чёрный как смоль меч.

«Жди!..»

…- Пробуй, Саима, — Инирия паковала остатки еды в сумку. — Что время тянешь?

— А то, что по пророчеству Керитон должен ожить, когда пристроит все мечи, вас не касается?

— П-ф-ф, что же теперь, так и будем жить с оглядкой на глупые пророчества?

— Глупые?! Ну ты сказанула, а то, что оно сбывается у нас на глазах, тебя, похоже, совсем не покоробило? Я не буду брать меч. И даже пробовать не буду. Ясно?

— Что ты как дитё малое упёрся? — Тэйд прислонился к плите саркофага.

— Сказал нет, и точка, — Саима нехотя встал, голос его стал острым, как клинок из рокодской стали.

— Что тебя не устраивает в том, что Керитон должен ожить? Добрый с виду дядька такой. Поможет нам.

— Он плохим был, Саима? Не похож на злодея, — поддержала Тэйда Инирия.

— Понятия не имею, — буркнул онталар.

— Почему ты тогда лишаешь его возможности ожить? — нахмурился Тэйд, нервно покусывая ноготь большого пальца.

— А почему я должен ему такую возможность предоставлять? Я всего лишь отказываюсь брать меч, а то, что я этим якобы лишаю Керитона возрождения, меня волнует в последнюю очередь.

— Но это же бред, — вступил в разговор, молчавший всё это время Нёт. — Четырёхрукий каменный великан, который должен ожить. Чушь собачья.

— А меч с алой аурой в твоей руке не бред? Или, может, меч Тэйда, или белый клинок в руке Инирии? Хочу вам напомнить, что я ученик сиурта и не имею права решать такие вещи без одобрения своего наставника, а он, сдаётся мне, не смог бы разрешить мне подобного без одобрения Дэклата, — сказал Саима.

И сам себе возразил мысленно: «О боги! С каких это пор эти вещи стали меня беспокоить? И с каких пор Маан са Раву по каким-либо вопросам, пусть даже архиважным, стал спрашивать позволения Дэклата?»

Но вслух произнёс:

— Я, други мои, клятву дал. А меч этот с магической аурой, и обладание им сулит миру возвращение четырёхрукого великана. Не мне судить, плох Керитон или хорош, и будет ли его повторное явление в мир злом или благом. И если минуту назад я ещё сомневался в правильности своего решения, то теперь уж наверняка уверен, что делать этого не должен. И давайте на этом закончим.

— Браво, Саима. Браво, — Дин похлопала двумя пальцами по ладони другой руки. — Подумать только, последний из мечей Керитона. Восхищена твоей выдержкой, ученик сиурта. Маан са Раву должен гордиться тобой. Ни за что бы не поверила, не стань я сама свидетелем этого вопиющего упрямства. Ты мог бы стать королём ослов.

— Вы все так уверены, что я его вытяну…

— Я уверена? Отнюдь. Но ты даже не попробовал.

— Зачем он мне? Я не воин.

— Клинки делают своего хозяина намного сильнее. Или умнее… Всё зависит от ауры.

— Но ведь и из ринги никто не попробовал, не так ли? — Саима сел, устало привалился к ножке трона Экиара. — Или ты будешь настаивать на том, что вы не знали о существовании мечей?

— Что за глупость, кто тебе сказал, что я не пыталась? — в голос ринги вплелась нить ревности. — Нет в Таэл Риз Саэт ни одного глупца, который не попробовал бы лишить Керитона одного из его мечей. Многие прикладывались к ним ни по одному разу, резонно рассуждая, что по прошествии времени приобретут соответствующие качества. Времени, поверь мне, было предостаточно. Именно поэтому Высший приказал закрыть свободный вход в крипты. Шак-шалку была доверена роль сторожевого пса. Никто же не знал о тайном ходе, что мы с девочками отыскали. Кстати, именно маниакальная тяга некоторых ринги испытать себя мечами Керитона и стала причиной, по которой за шак-шалком присматривали люди… Эпическая часть нашего похода, полагаю, закончена? Нет ли у вас, милостивые сиории и сиита, желания перейти к рутине?

— Есть.

— Есть желание.

— Да, пора.

— Я предлагаю Саиму оставить здесь, — сказала Дин.

— Это ещё почему? — спросил онталар, сдвинув лохматые брови.

— Потому что это читается в твоём усталом, молящем о покое взгляде.

— Не было такого, — возразил Саима, но до того вяло, что всем стало понятно, что в действительности он хотел бы остаться.

— Прошу вас дослушать и не перебивать, — мягко попросила Дин.

Тэйд сделал умиротворяющий жест.

— Говори, пожалуйста.

— Неужели вы не видите, что Саиме действительно плохо? Ему надо отлежаться, а не скакать с нами по подземным ходам. Место здесь тихое, — она провела пальцем по каменному сапогу Керитона и продемонстрировала всем внушительную горку пыли. — Свидетельств тому, как видите, предостаточно. Я уже немного помогла ему магией…

Два кивка: одобрительный — Тэйда и благодарный, подтверждавший её слова, — Саимы.

— …помогу ещё. Но вылечить его за полчаса я не в силах. Позвольте ему остаться: камень световой тряпкой накроет, поспит немного, силы восстановит, заодно и вещички посторожит. Пользы от этого, уверяю вас, будет гораздо больше.

— Ринги права, — первым нарушил общее молчание Нёт. — Саима, ты как сам?

Онталар пожал плечами. Было видно, что в нём боролись две противоположности: готовность идти со всеми и подкреплённое тяжёлой головной болью, слабостью и тошнотой желание покоя. Победило второе.

— Я останусь, если никто не против, — сказал Саима. — Не думаю, что смогу вам в чём-то помочь. Идите без меня.

— Хорошо, — согласился Тэйд, вставая на ноги.

— Ты уверен? — переспросила Инирия.

Саима моргнул.

— Идите-идите. У меня защитник есть, — он погладил Вира. — И вот ещё, — поднял левую руку с мехом, что вручил ему на хранение Нёт, — черпуха.

— Только тронь, дурень! — Тэйд заметил что шак-шалк, смирно лежавший всё это время в стороне за спиной Нёта, приподнял морду и как-то зло зыркнул на Саиму.

«Хочется, видно, зверюге немного чуб-чуба заглотнуть».

— Шучу я. За кого ты меня принимаешь? — деланно возмутился онталар. — Не забывайте, у меня пока ещё есть возможность поступиться своими принципами и узнать, какого цвета последний из мечей Керитона. А уж тогда мне сам Хорбут, Хорбут меня раздери, не страшен.

— А ты, Нёт, мог бы и с другом остаться, если беспокоишься, — предложила Дин. — Мы, думаю, и так справимся.

— Ну уж нет. Нашла, чего предложить.

— Хорошо, — Тэйд потрепал Саиму по плечу. — Мы скоро. Отсыпайся.

— Не скучай, — скупо бросил Нёт, махнув рукой.

— Всё — идите уже, куда шли. Вы меня ей-ей утомили, — онталар улыбнулся широкой искренней улыбкой, как это умел лишь он один.

* * *

— Идёмте, — сказала Дин и вступила под арку.

Нёт и Инирия не отставали от ринги ни на шаг. Тэйд шёл чуть сзади, входя за ними следом, он не знал, что ожидает увидеть.

Они оказались в большом зале. Отделанные мрамором стены, с рисунком из накладных хризолитовых пластинок, полого закругляясь, сходились в вышине в виде арочного свода. Центр зала заполнял купол, на вид прозрачный, он сверкал бесчисленными искорками всех возможных оттенков зелёного. Он был огромен и оставлял вдоль стен лишь неширокую, в пару шагов, дорожку. Вставки из светокамня и два светильника в высоких напольных подставках по бокам от входа излучали приглушённый мягкий свет.

«Это невозможно. Как всё это могло поместиться под Таэл Риз Саэт?» — у Тэйда было впечатление, будто они находятся не в подземелье, а под открытым небом.

Под куполом было видно движение: внутри неспешно перемещались размытые силуэты. Вот один отделился и двинулся в их сторону, увеличиваясь и становясь отчётливее с каждым шагом.

— Это здесь, — нарушила затянувшееся молчание Дин, вытянув руку.

Стены вздрогнули. Тэйд услышал, что где-то за спиной посыпались камни. Он оглянулся: дверь, через которую они вошли в зал, была закрыта. Взгляд его встретился с обеспокоенным взглядом Нёта.

— Шалк, — тихо сказал дауларец. — Он остался там…

Глава 36. Простое решение

— Кто я? — вопросила тьма.

— Ты ничто, — вымученно прохрипел он.

— Нет. Я — начало нового тебя. Я — всё! Я сотру следы и воспоминания! Убью всех, кто осмелится произнести твоё имя, отныне становящееся пустым звуком.

Я — конец, гибель! Я — забвение! И я же — новое начало! Такова жизнь.

Сто историй о Чёрном Страннике. Преподобный Вамбон Акомирунг

Саэт-Оинт вышел прямо из купола: никаких дверей, арок или мерцающего ореола, просто прошёл через него, словно сквозь спокойно падающую воду. Остановился в двух шагах от дочери.

— Ты привела её, Дин? — голос ринги, отражённый стенами, зазвенел, как колокол.

— Да, Высший.

Он щёлкнул пальцами. Металлический звон эхом загулял по залу. По бокам возникли два торено, тут же породивших ещё по одному, которые в свою очередь выдали ещё по одной копии. Они так и продолжали двоиться, пока их не стало шестнадцать.

«Все здесь, как один. Как и в день нашего знакомства. Много, даже для трёх магических мечей».

И так же, как тогда, торено окружили друзей кольцом, на этот раз плотным, но не замкнутым.

И тут пол под ногами Тэйда вздрогнул, с потолка посыпались камни, это отвлекло его от мыслей о предательстве Дин.

— Без этих нельзя было обойтись? — спросил Саэт-Оинт дочь.

Одновременно три ладони легли на резные рукояти мечей Керитона.

Торено приблизились так стремительно, что Тэйд не успел заметить их движений, почувствовал лишь, как его ладонь накрыла чужая, стальной хваткой сковав его движения. Мельком заметил, что свободная рука «приглядывавшего» за Нётом торено опустилась на подсумок с диском, большой палец расстегнул клапан предохранявшего ремешка.

«Тоже, наверное, сделал и мой».

Инирию никто не опекал, но видно было, что двое торено — ближайшие с обеих сторон — готовы кинуться на неё по первому неверному движению.

— Не надо, — остановил их Высший. — Их оружие не причинит мне никакого вреда. Ты можешь идти, Дин, — Саэт-Оинт больше не смотрел на дочь. Он разглядывал Тэйда и его друзей, изучая их оценивающим взглядом.

— Отец!

— Что, дочь моя?

— У них мечи Керитона.

— О-о-о, — удивлённо протянул Саэт-Оинт. От маски отрешённости на его лице, которая так поразила Тэйда при первой их встрече, не осталось и следа. — Да они избранные, — добавил ринги с саркастической ухмылкой. — Скажите пожалуйста! Какая честь для нас, — он обнял себя за плечи, тонкие, почти женские пальцы заплясали, отбивая дроби. — Дин?

— Да, Высший.

— А где сам Керитон? — не поворачиваясь к ней, спросил Саэт-Оинт.

— Они взяли лишь три меча.

— Ага… Онталар… — он ухмыльнулся, решив что Саима оказался недостоин. — Забавно, я бы никогда не подумал… — Почему его нет? Неужели, — он поморщился, — неужели окаменел?

— Нет, он не стал пробовать, сославшись на какую-то клятву, данную им в Шосуа.

— О-о-о. Странно, ничего не слышал о подобных клятвах. Где он?

— В криптах. Сторожа избили его…

— Ну что же, может, так оно и лучше… — Саэт-Оинт вскинул руку в повелительном жесте. — Обнажите ваши мечи!

— Отец!

— Что ещё? Я хочу оценить выбор судьбы. Хочу знать, действительно ли Алу'Вер обладал незаурядным чувством юмора.

— Это может быть опасно.

— Не для меня! Ступай под купол, Дин, девочки уже там.

— Как скажете, Высший, — Дин покорно засеменила к куполу.

— Ну, в чём дело?! Я же сказал — обнажите мечи, — он нетерпеливо махнул ладонью. — Не заставляйте меня ждать!

Тэйд с друзьями переглянулись: Нёт фыркнул, Инирия кивнула в знак согласия.

Первым из ножен вылетел меч Нёта, да так стремительно, что Тэйд не поспел взглядом за движением клинка. Лица торено осветились ярко-оранжевым светом. Глаза их заблестели.

Саэт-Оинт сделал полшага назад.

Ещё два клинка разом вылетели из ножен: золотисто-белый и угольно-чёрный, источавший такое количество тьмы, что затмил и свет камней, и ауры двух других мечей.

— Ха-ха-ха, — Саэт-Оинт запрокинул голову и рассмеялся, вяло аплодируя. На последнем третьем хлопке он крест-накрест сложил ладони и уронил на них голову, продолжая давиться беззвучным смехом. — Неожиданно. Да? Чёрный и белый мечи в одном наборе, — он вскинул вверх руки, полоща по воздуху белыми рукавами. — Алу'Вер был большим оригиналом. Видя эти два клинка, понимаешь, что остальные цвета уже не так важны. Алый, хотя я склонен думать, что это искажённый скудным освещением оранжевый, олицетворяет энергию и силу. Четвёртый, ещё не явленный миру, будет, я полагаю, или зелёным — цвета жизни, или синим — истины и мудрости. Хотя может быть и пурпурным, под цвет власти. Не исключены, однако, и другие варианты. А, неважно. Мои ассоциативный ряд и фантазия кажутся убогими по сравнению с издёвкой Алу'Вера… Хорошо, перейдём к делу. Мне нужен камень, Инирия. Дай мне его.

От удивления Тэйд открыл рот. Он и Нёт одновременно взглянули на кейнэйку. Она, в свою очередь не отрывая взгляда, смотрела в холодные глаза Саэт-Оинта, будто пыталась определить степень его знания.

— Ну же! — крик ринги был так неожиданен, что Тэйд и Нёт одновременно дёрнулись, нацеливая острия клинков в грудь Высшего. Дрогнули и торено, но остановленные движением пальцев Высшего снова застыли как истуканы.

— Не надо, — остановила друзей Инирия, опуская руку с белым клинком. — Ни один камень не стоит человеческой жизни, — она переложила меч в правую руку и извлекла из потайного кармашка карибистолу. — Я могу быть уверена, что вы отпустите нас? Иначе вы его не получите.

— Да.

— А Тэйда — Первого, настоящего?

Саэт-Оинт, не думая и мгновения, опустил веки.

— Мне нужна клятва.

Брови ринги удивлённо взлетели вверх: чего-чего, а такой наглости он не ожидал.

— Да, — тихо ответил он.

— Подобного рода клятвы, — сказала Инирия слишком дерзко в сложившихся обстоятельствах, — произносят в полный голос, — она подняла руку с зажатой в кулаке карибистолой на уровень груди. Странно, что Высший ринги пренебрегает обычными правилами, чтимыми даже среди простолюдинов.

«Она хочет выиграть время, — догадался Тэйд, — или вывести его из себя, может, ждёт, когда он потеряет осторожность, а скорее и то и другое».

Тэйд подобрался, его пальцы крепче стиснули меч. Он увидел, что Саэт-Оинт заметил, как он напрягся.

— Клянусь, что после того как получу камень, вы уйдёте отсюда живыми, — громко провозгласил Высший.

— Вы и Тэйд, — поправила его Инирия.

— Вы и Тэйд, — проскрежетал ринги.

— Уйдёте из Таэл Риз Саэт, — настойчиво добавила кейнэйка, без тени издёвки.

— Уйдёте из Таэл Риз Саэт, — старательно проговаривая каждую букву, повторил Саэт-Оинт.

Она выставила вперёд руку, раскрыла ладонь.

— Что это?

Но прежде, чем она смогла что-то ответить, откуда-то из глубины Таэл Риз Саэт донёсся страшный грохот, его сила потрясла основания каменных стен.

— Что это?! — снова вопросил Высший.

— Камень Тор-Ахо, — ответила Инирия.

— Ты издеваешься?

Пол под ногами снова зашатался. Толчок. Летящие с потолка пыль и камни.

На этот раз тряхнуло сильнее всего.

— Обыскать её! — взревел Саэт-Оинт.

И в этот момент клинок Тэйда уткнулся ему в грудь, погрузившись на палец в ткань его одежд.

Однако жала сразу нескольких коротких мечей упёрлись в шею и грудь Тэйда, ограничивая движение.

Пол качнулся.

Тэйд едва устоял на ватных от страха ногах, боясь сделать шаг вперёд. На шее, там, куда упирались острия двух клинков, проступили капельки крови. Он крепче сжал рукоять меча.

— Может, ты хочешь сразиться со мной, ринги? — голос Нёта звучал громко и уверенно.

— Ты хочешь драться со мной, человечишка? — противный смешок ринги вызывал отвращение. — Кто ты такой, чтобы бросать мне вызов? — прогремел по залу его голос.

Нёт не дрогнул под его напором.

— Я всего лишь воин, — тихо ответил он. — Зачем все эти слова? Пытаешься спрятаться за ними? — он улыбнулся, немного приподнял клинок.

— Ты утомляешь меня своим провинциальным откровением, — Саэт-Оинт взмахнул ладонью.

Нёт вскрикнул. Выронил меч. Схватился руками за горло. Его приподняло в воздух.

— Так лучше? Не хочешь больше сражаться? С этими мечами надо уметь обращаться. Их надо любить и поить кровью… Повиси так немного, подумай, — Саэт-Оинт перевёл взгляд на Тэйда, потом на клинок у своего сердца. Помолчал немного. — Да. Да. Да, — раздельно повторил он, меняя интонацию на каждом звуке. — Тебя это тоже касается. — Лицо его раскраснелось, глаза блестели. — Я действительно стою так, чтобы ты не смог поразить меня в одно движение. Тебе надо будет или отвести руку, или сделать хотя бы полшажка вперёд, чтобы нанести мало-мальски ощутимый удар. А это невозможно сделать, не напоровшись на клинки моих торено. Ты, наверное, не знал, что ринги могут читать мысли… Ага — знал, — он улыбнулся, — Виам рассказала тебе? Нет? Ну да неважно. Действительно, при моей реакции и возможности читать мысли, торено успеют отразить любую твою атаку сразу же, как только в твоей голове зародится первая о ней мысль. К тому же я знаю, ты и не помышляешь о том, чтобы убить меня. Я читаю это, — он потыкал в воздухе скрюченным пальцем в направлении Тэйда. — Читаю в твоей голове.

— Я убью тебя!

— Помолчи, — резко остановил Тэйда Высший. Он сложил руки как для молитвы, закрыл глаза и склонил голову на бок.

За те несколько минут, что Саэт-Оинт молчал, на его лице отразилась полная гамма эмоций: он то хмурился, то улыбался, то скалился, прикусывая нижнюю губу. Щурился, вздрагивал, морщил нос и удивлённо вскидывал брови.

— Удивительно, — он открыл глаза, принял прежнюю позу — безбоязненно подался вперёд, налегая на кончик меча Тэйда, видимо, прекрасно ощущая дистанцию. — Как много всего, столько противоречий. Должно быть, трудно жить с таким количеством ненужных вопросов и невразумительных ответов. Искренне тебе сочувствую. Из двух дюжин мыслей, — пояснил он, — роящихся в твоей голове, восемь направлены на решение всего лишь одного вопроса: «Что делать?». Из них четыре о том, как сбежать. Две, как спасти Инирию и Нёта и при этом не погибнуть самому. Одна, навязчивая, о том, как завладеть камнем. И ещё одна, как, оттолкнув меня, добежать до купола и слиться с Тэйдом Первым, как вы его называете. Ещё четыре постоянно твердят о предательстве Дин и укоряют тебя за неосмотрительность. Три это предательство тут же и оправдывают. Две оправдывают меня. Смешно, правда? Ещё две напоминают об онталаре и проявляют о нём беспокойство. Одна вообще разрывается между Шосуа, Крионто и Двумя Пнями. Три, так или иначе, тянут тебя к Эл-Лэри… Ты не Тэйд. Часть его… Торено. Слишком много сомнений… Даже черный меч Керитона не способен повлиять на тебя… Ты безликое ничтожество, — флегматично констатировал Саэт-Оинт. — Кстати, почему ты решил что Виам наврала вам про дииоровые браслеты? Ничуть. Она сказала вам исключительно правду, поведала всё без утайки — как оно на самом деле и происходило, врать не было никакого смысла. Не надо льстить себе, твои друзья мне безразличны. От них никакого прока. О тебе вообще говорить нечего: ты — вместилище ненужных эмоций, не более. Мне был нужен лишь экриал… Он у меня. Вас же я изолировал на время, чтоб ненароком не влезли, куда не надо. Позже, поняв, что без камня мы не обойдёмся, я приказал Виам нейтрализовать браслеты и привести сюда Инирию, только и всего… Но опять же без вас ничего не вышло: Инирия, как я понял, упорствовала и не хотела идти одна, и Виам была вынуждена привести вас всех. Вот, собственно говоря, и всё — коротенькая история, маленькое приключение. И не надо надумывать сложные многоходовые комбинации, искать подводные камни и тайный смысл, заговор ринги против человечества. Это всего лишь отрезок жизни, Тэйд, а не партия зут-торон. Всё просто и тривиально до безобразия. Я удовлетворил твоё любопытство? Вижу, что да. Хорошо, продолжим.

Так вот, дружок, из всех твоих мыслей лишь одна… Всего одна о том, чтобы убить меня, и то не изначальная, а выработанная путём долгих и мучительных внутренних препирательств. И после всего этого ты будешь утверждать, что убьёшь меня? Или вот она, — он указал ладонью на Инирию. — Посмотрим.

Каким-то вторым, дальним зрением Тэйд увидел, как из купола вышел человек. Кто это, понять было невозможно. Размытый силуэт двигался вдалеке, наполовину скрытый Саэт-Оинтом, загораживавшим обзор. Тэйд то и дело кидал быстрые взгляды на приближавшегося и, боясь привлечь внимание ринги, молился, чтобы тот вновь не принялся читать его мысли. Он уже понял, кто к ним идёт, и на всякий случай пытался отвлечься и думать обо всём, что угодно, только не о себе Первом.

— Её мысли немногим отличаются от твоих. Мелкие личностные нюансы. Единственный, кто способен убить меня, — это Нёт. Но он, как видишь, лишён этой возможности. Ах да, есть ещё один человек из вашей компании, точнее, давно уже получеловек. Он полностью лишён сомнений, не без помощи вашего покорного слуги, — Саэт-Оинт подленько улыбнулся. — Это ринги Тэйда, настоящий ты. Может, есть способ расшевелить и тебя, а, Тэйд Второй? Попробуем? — он вскинул в сторону Инирии руку, и кейнэйка выронила меч, схватилась за шею, вокруг которой заискрилось полупрозрачное магическое кольцо.

— Теперь ты…

И тут Тэйд увидел ужас в глазах Саэт-Оинта, наконец-то коснувшегося его мыслей.

— Да, я могу, — Тэйда потрясла хрипота и низость собственного голоса, он увидел, как Тэйд Первый, сделав ещё один шаг, с размаху ударил Саэт-Оинта руками, толкая его на чёрное жало клинка.

Он услышал крик, сменившийся лающим хохотом, от которого стыло сердце и останавливалось дыхание. Тьма клинка дрогнула, пятнами поползла по плечам Саэт-Оинта, обнимая его.

Резкий толчок, ещё один. Пол под ногами закачался, стена справа от купола начала рассыпаться. Колонна позади Тэйда взорвалась облаком осколков. Юноша похолодел. Безудержная дрожь накинулась на него.

Тряслись стены. Зазвенело стекло — торено исчезали в корчившемся в смертных судорогах Саэт-Оинте. Нёт и Инирия повалились на пол, хватая ртом воздух, словно рыбы, выброшенные на лёд.

— Вот и всё, — меланхолично изрёк Тэйд Первый и, продолжив движение, шагнул в себя.

* * *

— Что это там? — Тэйд рванулся вперёд.

Всего три шага, и он замедлил бег, тут же перешёл на шаг и вот уже остановился совсем.

— Саима?!

Онталар сидел в луже крови, привалившись спиной к саркофагу, из рваных ран на лице и из пустых глазниц вытекала кровь. Он держал на руках Вира, пееро вздрагивал и скользил по темноте отсутствовавшим взглядом. Рядом лежало тело шак-шалка, из бока бездыханной твари торчал сиявший голубым меч. Его свечение никак не тревожило онталара, он его не мог видеть — он был слеп.

— Всё… нормально. Возьми Вира. Спасите его, — голос Саимы звучал хрипло, сдавленно, мертвенно ровно.

Тэйд испытал ужас, от которого ссохлись внутренности и остановились мысли.

На том месте, где полагалось находиться лицу, он видел лишь отдельные части: разлохматившиеся губы, из-под которых проблёскивали обнажённые зубы, кусок носа и кровавые провалы пустых глазниц. Тэйд сильно удивился, когда Саима заговорил.

Онталар начал шарить по полу рукой, четырёхпалая ладонь шлёпала по кровавой жиже, пока не наткнулась на мех с черпухой. Он поднял его и ткнул горловиной в то место, где должен быть рот.

Теперь Тэйд понял, как Саима всё это вытерпел, да и Вир, похоже, выжил только благодаря тому, что половину всей жидкости сиурт проливал на него. Эта вынужденная небрежность спасла и самого онталара — такого количества наркотической смеси не выдержал бы даже Хорбут.

Тэйд осторожно взял Вира, передал Инирии, сложившей руки на груди колыбелькой. Кейнэйка тактично отступила в темноту, оставляя друзей наедине.

— Я ничего не вижу, — продолжил Саима, роняя опустевший мех на колени. — Я слеп. Представляешь, Керитон сам дал мне меч. Сам, Тэйд! Он здесь?

Тэйд посмотрел туда, где должен был сидеть великан. Керитона на прежнем месте не было, не было и молота, одна наковальня напоминала о недавнем присутствии оружейника. Но прежде, чем юноша осознал всю глубину произошедшего, он понял, что друг говорит вовсе не о пропавшем великане, а о мече.

— Да, — ответил он.

— Дай мне его. Какого он цвета? Керитон сам отдал мне меч, когда я уже… Какого цвета его аура, Тэйд?

— Небесно-голубая.

— Мудрость.

На изуродованном лице друга Тэйд разглядел подобие улыбки и не стал спрашивать, откуда он знает, что оружейник дал ему меч, раз сам он к тому времени был уже слеп.

«О боги, о чём я думаю!»

— Что ты сказал, Саима?

— Синяя аура. Меч мудрости, — просипел Саима, вытягивая перед собой руку с раскрытой ладонью. — Дай мне его. Дай мне мой меч.

Тэйд выдернул клинок из туши шак-шалка, вытер дурную кровь о штанину, вложил в руку друга, сжав его скользкие от крови пальцы, накрыв своими.

— Благодарю. А Нёт? Где Нёт, Тэйд?

— Нёт идёт, — еле выдохнул он. — Скоро будет тут. Прости меня, Саима.

— А Инирия?

— Она здесь, Саима. С Виром.

— Не беспокойся тогда за неё, дружище, с девочкой ничего не случится, раз мой Вир с ней, — он судорожно вздохнул, внутри его груди что-то заскрежетало. — Нёт хочет отвести шалка домой.

Тэйда насторожило то, что Саима говорил о шак-шалке, как о живом, встревожила уверенность, что звучала в голосе онталара. Но тут же понял, что это не больше, чем блуждавшая внутри него черпуха.

— Но как это, Саима? — решился на вопрос Тэйд.

— Шалк вернулся за своим отваром. Не утерпел. Я бы и так отдал… зачем он мне? Но он решил иначе… Страшный шак-шалк бродил под землёй. Саиму хотел отправить в мир иной. Хо-хо, — забормотал Саима, почти не смыкая губ, точнее того, что от них осталось. — Тэйд?

— Да? — Тэйд оцепенел от потока неожиданных эмоций и почувствовал, как по щекам потекли горячие слёзы.

— А ты? Ты-то как? Ты кто? Первый или Второй?

— Я один, единственный и неповторимый, — попытался отшутиться Тэйд, но голос его был полон горечи.

— Старый добрый Тэйд?

— Сомневаюсь, — юноша опустился на колени.

— А как купол? Как ринги? Тут так трясло.

— Нормально, всё как Виам говорила. Пусть теперь сами выкручиваются. Домой нам придётся ножками топать, — Тэйд обнял друга, прижался щекой к его груди. — Прости! Умоляю! Твои глаза. Когда ринги говорила о тебе и об отце, о новом учителе, я готов был согласиться с ней. Прости меня, Саима. Прости!

— Ну-ну, успокойся. Будет тебе. У меня есть меч мудрости — я теперь о-го-го, — онталар неосторожно провёл пальцем по кромке лезвия. — А! — отдёрнул руку и хотел было поднести палец ко рту, чтоб слизать каплю, но вовремя спохватился, отёр о рукав. — Вакуз Фаллеро был слепым. Хабуа… — он замолчал. — О чём это я? А… Вакуз. Да-да. Это знак, мой друг, судьба. По-настоящему мудрым может быть только слепец. Потому как смотреть на этот мир — это мука, — он помолчал ещё немного, копя силы, и, немного восстановившись, спросил: — А твой меч где?

— Не знаю, похоже, теперь он живёт внутри меня, вместе с моим торено.

— А-а-а, прости, но я ничего не понял… — Саима попробовал сплюнуть, кровавые слюни повисли на воротнике и остатках подбородка. — А как же Вир? Как мы выберемся отсюда?

— Эл-Лэри и Нао-Раз помогут. Они хорошие. Они уже идут сюда.

— А-а, Хабуа скоро придёт? — промычал Саима, мотая головой. — Сильно «этот»… рожу мне покарябал? Я Наре из Двух Пней свидание обещал.

Тэйд поджал губы: «Заговаривается, вот и старину Хабуа вспомнил».

— Нет… не очень… заживёт, — прошептал он.

— Врёшь.

— Вру. Но ринги тебя подлатают, ты же знаешь, — осторожно подбирая слова, ответил Тэйд и крепко зажмурился. — Для них это раз плюнуть. Будешь краше прежнего.

— Да куда уж краше? Я и так красив как бог…

Эпилог

Конец весны. 1157 год от рождения пророка Аравы

(6894-й по Календарю Кироффе от начала Сида Лайса)

Рокода, д. Ламоши

Ро'Гари шёл по песчаной, едва заметной среди цветочного поля тропинке, спускавшейся прямо к речке, ведя чалую за уздечку. Погода стояла прекрасная, Лайс обдавал зноем, на полуденном голубом небе ни единого облачка, даже комары и слепни, уморённые жарой, притихли и перестали гудеть в ушах.

Уставший от не заканчивавшихся дорог кану наслаждался хмельными ароматами полевых цветов и душистой травы.

Он дошёл до реки. Остановился у деревянного мостка с резными перилами, усеянными капельками воды, блестевшими перламутром в ярких лучах Лайса. Хрустально чистые воды речушки шумно перебирали пятнистые камни, заставляя недовольные водоросли клониться к самому дну.

— Пора домой возвращаться, — пробормотал он себе под нос, накидывая поводья чалой на обломок ссохшейся ветки.

Он опустился в мягкую траву у небольшой заводи, предварительно убедившись, что там нет муравьёв. Лёг, положив вытянутую руку под голову, и принялся наблюдать за зеркальной гладью воды. Шуршал камыш. Жужжали шмели, порхали бабочки, гудели стрекозы.

«Как непредсказуемо порой вьёт судьба ткань существования, кружево сущего. Как изощрённа она и последовательна, как неожиданна и в то же время логична — не упуская ни единой ниточки, не оставляя ни зацепов, ни незатянутых петелек… Удивительно, как она правит людей… и сэрдо, не способных сбросить ткани былых эпох. Отказаться от бремени минувшего. Как искусно направляет их, осторожно и ненавязчиво одёргивает заблудших, а уже после властно разворачивает по курсу и подталкивает в спину непокорных… Нужно постоянно помнить об этом… есть, о чём поразмыслить… чему поучиться…»

Задумавшись, Ро'Гари не заметил, что давно уже наблюдает за стрекозой, севшей на тиу-цветок его заголившегося предплечья. Кану залюбовался маленькой хищницей — блеском её переливавшихся всеми цветами радуги крылышек и фасеточных глаз, ярким окрасом тельца, призрачной грацией её движений.

Он поднял глаза — стрекоза не улетала, что-то привлекло её внимание в тиу-зарослях руки кану.

«Какое дивное создание, — подумал Ро'Гари, мысленно улыбаясь себе и гостье. — Совершенное творение. Как, интересно, ты летаешь? Можно ли это повторить?..»

— Хочешь остаться со мной? — как можно тише, чтобы не спугнуть, спросил он. — Хочешь познакомиться поближе? Мне так интересно наблюдать за тобой… ты истинное чудо, божественное творение.

Фыркнула чалая.

— Нашёл! Он здесь, мастер Хиэт! Здесь, у озера!

Радостный голос отвлёк Ро'Гари, он резко повернул голову навстречу летевшему с бугра мальчугану и, на мгновение забыв о стрекозе, приподнялся на локтях.

Та вспорхнула и стремительно улетела, прогудев на прощание крылышками.

Высоко на пригорке стоял мастер Хиэт и приветливо махал кану рукой.

— Здоровья и блага! — сердечно поприветствовал его Ро'Гари, когда поднялся на холм.

— И вам блага и доброго здоровья, коли не шутите! — отозвался Хиэт, протягивая руку. — Прошу, — пригласил он, пропуская кану вперёд. — Всегда рад.

— Я, когда понял, что дома никого, решил прогуляться немного…

* * *

…- А Лесинька где, мастер Хиэт? — уже в избе, присаживаясь на массивный табурет у камина, поинтересовался Ро'Гари.

— Так уехала девочка моя, уважаемый, — отец забрал.

— О-о-о, как жаль…

— А уж мне-то как жаль… Один теперь, вон мальчонку себе взял в подмастерья. Подь сюда, Гун, поздаровкайся с уважаемым Ро'Гари.

— Гун, — промычал, не выходя из тёмного угла, малой, наминая руками войлочную шапчонку.

— Далеко Леся теперь живёт?

— На Тэнтраге деревенька небольшая подле Шалмы — городок такой.

— Навещают вас?

— Не-а, — Хиэт поднял палец, мол, минуту уважаемый, погоди с расспросами, и ткнул в малого. — Сгоняй-ка, Гун, до «Камня и Бубна», скажи градду Хрумкожу, что у меня гости. Пусть ужин нам соберёт, покучерявей там чего-нибудь, да кувшинчик эля пусть даст. И давай быстрее, чтоб одна нога здесь, другая там. Стой! Табаку ещё возьми, мало у меня, боюсь, не хватит.

— Ну что вы, мастер Хиэт, лишнее это.

— Лесиньки нет, так и живу один бобылём, — начал Хиэт, покашливая. — А ведь она у меня не единственной внучкой была, — и в ответ на удивлённый взгляд Ро'Гари пояснил. — Была у Лесиньки сестричка-близняшка, Нирочкой звали, Инирией. Шерла, дочка моя, мамка ихняя, стало быть, пошла в лес по ягоды… Давно. Девочкам по четыре годика было. Не в этот лес пошли, нет, наш-то Шерла вдоль и поперёк знала. Где-то на Тэнтраге, там они с мужем и девочками жили, там и Лесинька сейчас. Она-то как раз тогда прихворнула малость, Шерла её дома и оставила, Ниру только взяла с подружкой-сироткой. Ушли, и нет их, день, другой, третий. Горто — зять, волосья на себе рвёт, места не находит, всю округу на ноги поднял. Лес что гребнем всей деревней несколько раз прочесали взад-вперёд, и ни гу-гу. Да ещё и Лесиньке день ото дня всё хужее и хужее. Я-то там не был — со слов сказываю, — он вздохнул, тяжело, горестно. — В общем, вернулась доча моя аж через седмицу — одна и головой скорбная. Допытались от неё только, что девочки в озере каком-то чудном сгинули, а где то озеро, так и не смогла показать.

Ро'Гари покивал участливо. А Хиэт продолжал, впрочем, особо не раскисая, видно было, что дело давно пережито, а шрамы на сердце, хоть и глубоки были, да по давности лет уж зарубцевались.

— Так вот. Долго Шерла маялась, на Лесиньку посмотрит — и в плач. Простить, видно, себе не может. Лесинька тоже давай рыдать, с мамкой на пару. Недолго доча моя протянула — наложила на себя с горести рученьки, в пруду, значится, утопилась. Знаешь же, как бывает — всё одно к одному, — с обидой на судьбу в голосе поведал Хиэт. — Вот Лесинька одна у нас на двоих с Горто и осталась.

Хлопнула дверь. Сгибаясь под тяжестью кулька и корзинки, ввалился худосочный Гун.

— Я это… то есть он это…

— Кто? — звонко приложился ладонью к кедровой столешнице, привыкший к образцовому порядку и дисциплине в доме Хиэт. — Ну-ка не мямлить мне тут! Внятно бакуль.

— Градд Хрумкож сказал, что раз гости, то кувшинчика наверняка мало будет, а он как раз к куму в гости засобирался, и по второму разу отпустить некому будет, а посему — вот, — Гун повернулся спиной, где на лямках висела ведёрная фляга с элем. — Сказал: передать со всем почтением.

— Так, — смягчился мастер. — Спасибо сказал? — спросил он, потирая согнутым мизинцем в уголке глаза.

— Ага. А ещё я по дороге кожевенника Нумбо встретил — с ним двое: Буном Чеборуком и Аяром Курикулом назвались.

— Иди ты! Ну-ка, ну-ка, и что, как… говори давай?

— Кланяться вам велели, завтра с почтением зайти обещались.

— Добро. Снимай флягу и мечи на стол, что принёс. Себе возьми вкусненького, да глаз мне не мозоль — дуй к себе на чердак.

— Ага, я мигом, мастер, — просиял малой, подсаживаясь к скамье спиной и привычно скидывая с плеч лямки.

«Как бы мастер Хиэт без Лесии «баловаться» не начал, — подумал Ро'Гари. — Не должен — лицом свеж, голосом твёрд. Кремень, а не человек».

— Ава как интересно девки пляшут, вернулись, значит, барбосы! Бун Чеборук и Аяр Карикул — не слышали о таких, уважаемый Ро'Гари? Ученики мои… летали, скажу я вам, у меня здесь… ах, как летали. Нонеча же, знамо дело, столяра, каких поискать. Пятнадцать годков их не видел. Как подались после дитагской заварушки в Витиам счастья искать, так ни слуху от них, ни духу. Не знал уж чего и думать — и вот те нате, явились не запылились!

— Долго не было.

— Долго? Феа они. В вихрах бурелом, борода топором, где сел, там и съел, где прилёг, там и дом, — без намёка на музыкальность протараторил Хиэт слова известной феаской песенки. — У них год за день. Сами знаете, они ж их не считают.

— Не скажите, уважаемый. Открою вам один секрет: сколько не живи, а всё одно мало будет…

…- Так вы проездом али по делу? — привалился к стене хозяин, насытившись.

— Проездом. В Дарэсу был по делам да решил заехать — вас с Лесией навестить, дииоро с Землицей Живой осмотреть, мало ли что. Обещал же приглядывать.

— Ага, было такое, — ковыряя в зубах острым осколком куриной косточки, подтвердил Хиэт. — С дииоро нормально всё, прут, как на хмелевых шишаках. Одно тонло пяти уже, другое поменьше малость, но тоже здорово?. А вы говорили, не выращу. Спасибочки вам, уважили старика. Навели красотищу — вся округа дивится, всё пытают: «Как, мастер Хиэт, дииоро у тя проросло, может, и нам посадишь?»

«Ни при делах я, — говорю им, — у Хрумкожа тож за сараем поле репьём да борщевиком на сотню шагов заросло, он же за него не в ответе. Вот и ко мне не лезьте».

Вышли на двор, достали трубки. Пыхнули, глядя на чистое, голубое небо. Да так и просидели до ночи о том, о сём разговаривая…

Примечания

1

Сид — промежуток времени (сидерический период), в течение которого какое-либо небесное тело-спутник совершает вокруг главного тела полный оборот. В данном случае Сид — Эпоха, время когда Ганис (наша планета) обращается вокруг Лайса.

(обратно)

2

Кри — украшение, зажим, цилиндр, заколка, утяжелитель для волос, кос и хвостов. В некоторых частях Ганиса (пример — Зарокийская Империя) является внешним символом сословной принадлежности, особым украшением, знаком различия и служит символом власти.

(обратно)

3

Рэктиф — бойцовская порода собак. Крепко и гармонично сложена, мускулиста, подвижна.

(обратно)

4

Экриал — маг с колоссальными возможностями, одновременно являющийся и творящим заклятия и неисчерпаемым источником Уино.

(обратно)

5

Карх — разумное демоническое существо, обладает сильными магическими способностями

(обратно)

6

Бир-хорат — верительная бирка Текантула, металлическая или дииоровая пластина с надписью и узелковой печатью, выдававшаяся Светлым Советом разным лицам как символ делегирования власти, наделения особыми полномочиями. Носится при помощи шнура или цепи на шее, либо на поясе.

(обратно)

7

Тиу — нанесённый на тело методом местного травмирования кожного покрова с внесением в подкожную клетчатку красящего пигмента перманентный (стойкий) рисунок.

(обратно)

8

Бир-анам — индульгенция Текантула, вымаливаемое, а чаще приобретаемое за деньги освобождение от кары за грехи.

(обратно)

9

Тарк-Харлас — демон Нижнего мира. Хранитель падших душ.

(обратно)

10

Сэрдо — изначальные, старшие, общее название всех нелюдских рас.

(обратно)

11

Кану — одна из древних рас Ганиса, так называемая сэрдо-раса (сэрдо — изначальные, старшие). Кану означает «ищущий». Нелюдимы, живут обособленно, чаще всего в рукотворных оазисах, называемых риаглами. Высоки и красивы, они подобны богам и, согласно желаниям Великих, наделены необычайной силой.

(обратно)

12

Карибистола — неоткрываемый сосуд (имеет форму прямой многогранной призмы) из горного хрусталя и металла. Используется для хранения магических субстанций. В алхимических книгах карибистола часто называется камнем или магической формой.

(обратно)

13

Сиорий — вежливая, уважительная форма обращения к собеседнику. То же, что и господин. Повсеместно в Срединных Землях. Для обращения к женщине из высших слоёв общества также используется термин «сиита». Изначально в Зарокийской Империи сиориями именовали рыцарей, лекарей, церковных иерархов и именитых граждан.

(обратно)

14

Экехо — напиток, изготавливаемый из зрелой высушенной мякоти плода дерева Экехо. Обладает тонизирующими свойствами.

(обратно)

15

Ситир — неблагородный металл, ломкий и не поддающийся закалке, единственным достоинством которого на данный момент можно считать доступность и дешевизну.

(обратно)

16

Рихот — мессия, живое воплощение Бога.

(обратно)

17

Варгнах — крупный хищный ящер.

(обратно)

18

Корреды — разумные создания, горбатые карлики, обладающие магическим даром.

(обратно)

19

Кьош лэт ситри — «попробуй догони» на кринтийском.

(обратно)

20

Градд — уважительное обращение, принятое в Северных Землях.

(обратно)

21

Крайнак — презрительное прозвище магов. Применимое в основном в Северных Землях, где к магам относятся неблагожелательно. Особо обидно это слово для жреца по двум причинам: во-первых, из-за того, что оно, хоть и косвенно, приравнивает его к нечестивым магам, а во-вторых, из-за того, что в основе слова лежит хаггорратское «айнак» (слуга). Так или иначе, санхи терпеть не могут, когда их так называют, а остальные, понимая это, так и норовят обозвать их в отместку.

(обратно)

22

Рикассо (буквально — пятка) — незаточенная часть клинка, прилегающая к гарде или непосредственно к рукояти. Пятка самая толстая и прочная часть клинка, которую используют для постановки блоков без боязни повредить сам клинок (не опасаясь выщербин на лезвии), за эту же часть клинка берутся второй рукой для усиления удара за счёт увеличения рычага. Зачастую для удобства хвата рикассо обматывают прочной тканью или кожей. Средняя длинна пятки — 15–20 см. но может достигать и 30 см. Иногда пятку ограничивают второй (малой) гардой, так называемыми кабаньими клыками.

(обратно)

23

Огетэрин — религиозный лидер — первый советник наместника а зачастую истинный (теневой) глава Хаггоррата.

(обратно)

24

Орлиный глаз, или трубка Дамохиора (зрительная труба), — приспособление (оптический прибор) для наблюдения удалённых объектов. Состоит из полой трубки (чаще дииоровой) и нескольких сапфировых линз (от 4 до 8), калибрующихся сложным шестерёнчатым механизмом.

(обратно)

25

Тонло — монашеский шест. Мера длины — 2,3 метра.

(обратно)

26

Змеиная травка — пыльца змеиноголовой лесянки, лёгкий наркотик. Черпуха (черпанец, черка, чуб-чуб) — тёртый панцирь большой артарангской черепахи. Сильно действующее наркотическое вещество.

(обратно)

27

Чорпу — кушанье из теста, начиненного рубленым мясом (реже рыбой) и сваренного в крутом кипятке.

(обратно)

28

«Кноах моис» — кринтийский, дословно «бешеная тварь».

(обратно)

29

Цинарина и тубастрея — виды жестких кораллов.

(обратно)

30

Акабар — черный коралл, очень редкий и ценный.

(обратно)

31

Най-сар — кошелёк-сумка на верёвке

(обратно)

32

Торено — дословно «второй». Другое значение — расщепление. Дополнительные личности, создаваемые ринги в процессе жизни. Торено не точные копии ринги, они похожи на них как разнояйцовые близнецы. Торено могут иметь разный возраст, темперамент, умственные способности, мировоззрение, по-разному реагировать на одни и те же ситуации

(обратно)

Оглавление

Пролог

Часть I

  Глава 1. Два Пня

  Глава 2. Крэч Древорук

  Глава 3. Лис и Ягнёнок

  Глава 4. Побег

  Глава 5. Тилриз

  Глава 6. Узун

  Глава 7. Шод Лас-Орубб

  Глава 8. Хорбутовы зёрна

  Глава 9. Таррат

  Часть II

  Интерлюдия I

  Глава 10. Гевер

  Глава 11. Хегес

  Глава 12. Чарэс

  Глава 13. Зеркала

  Глава 14. Убежище

  Глава 15. Верхние Выселки

  Глава 16. Тени Седогорья

  Глава 17. Находка

  Глава 18. Пустой

  Глава 19. Жертва Ихольара

  Глава 20. Мост

  Глава 21. Реммиар

  Глава 22. Добрый углежог

  Глава 23. Крэч

  Глава 24. Сулойам

  Глава 25. Гусиная охота

  Глава 26. Ратт-ви-Аталам

  Глава 27. Ринги

  Глава 28. Братья Этварок и Кинбаро Ро

Часть III

  Интерлюдия II

  Глава 29. Таэл Риз Саэт

  Глава 30. Гасор

  Глава 31. Второй

  Глава 32. Попутчик

  Глава 33. Странные сны

  Глава 34. Шак-шалк

  Глава 35. Клинки Керитона

  Глава 36. Простое решение

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg