«Эффект загадки»

Эффект загадки (fb2) - Эффект загадки 1334K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Юрьевич Филиппов (Крис Лер)

Андрей Филиппов.  Эффект загадки.

Предисловие автора.

Жизнь и судьба часто что-то требуют от нас. Иногда все это происходит в форме принуждения, когда у нас нет выхода. И приходится подчиняться им, чтобы все было хорошо. В других случаях нам предлагается выбор – сделать вот так или иным образом. Это несколько сложнее, потому что нас заставляют раздумывать, к чему приведет тот или иной вариант. А еще есть так называемые желания. И нам кажется, что никакого участия судьбы в них нет, сами захотели, сами исполнили, сами наслаждаемся апельсинкой или отмываемся от грязи. Иные люди так и полагают. И всю жизнь живут спокойно и тихо. Зачем чего-то желать, если не исключен вариант угодить в канаву? Проще подождать, пока жизнь сама притащит на тарелочке то, что нам действительно нужно и, согласно судьбе, должно использоваться нами. Остальным по жизни не сидится на месте, люди куда-то спешат, у них возникают сумасшедшие идеи, они бегут реализовывать их… И частенько ходят грязные, но с веселым блеском в глазах, вызывая насмешки окружающих.

Я подумал об этом, открывая крышку ноутбука. И решил, что это не совсем так. На самом деле желания возникают у каждого. И неважно, что это за человек и какой он. А вот способность превратить желания в план и реализовать этот план – тут уж без фортуны не обойдется, поверьте мне. Одни всю дорогу просто хранят в себе мечту, другие иногда все-таки подумывают о том, как бы превратить ее в реальность, третьи уже пятнадцатый раз пытаются это сделать, в грязи и мусоре извалялись, на себя непохожи стали, но будут пробовать и в шестнадцатый и в семнадцатый раз… Ну, это, смотря, что желать. Луну с неба не хотите?

И коль скоро у меня появилось желание сесть за компьютер и написать – ни много, ни мало – целую книгу, то я считаю, что не сам этого захотел. Жизнь заставила. А зачем ей нужно, чтобы именно я и именно сейчас сочинил что-то? Не знаю. Но если ей это надо, то я, в принципе, не против, только один я на это дело не пойду. Пусть помогает. Помощница она известная, только хихикает или же плачет, но хоть не один – и то хорошо.

И еще я думаю, что жизнь и судьба – это две больших хитрюги. Они же знают, что я привык или заканчивать начатые дела или вообще тогда не браться за них. Пока что впереди не видно ни апельсинки, ни грязной канавы. Непонятно, куда приведет меня дорога. Но вот экран уже засветился спокойным белым светом, и у меня нет времени раздумывать - идти или не идти.

Часть первая.

1.

В большом зале с рядами удобных кресел стены покрыты строгими белыми панелями. На стенах мы видим множество больших фотографических портретов. Некоторые люди в форменной одежде, другие – в скафандрах и шлемах, кто-то снят в обычном сером пиджаке, кто-то в белом комбинезоне, вот двое чем-то похожих друг на друга людей в серебристых плащах. Многие портреты в черных рамках… Тексты под фотографиями, видимо, рассказывают о заслугах. Выражения лиц на снимках тоже различаются, вот неприметная улыбка, вот сдвинутые брови на напряженном, как будто вырезанном из камня, лице, вот загадочный взгляд совсем молоденькой девушки, вот пожилой человек сурово поджал губы.

Внезапно открывается дверь, и в зал входят двое солдат с оружием, занимая пост возле двери. За ними появляется процессия людей в просторных черных плащах, которые усаживаются за длинный стол во главе зала и раскладывают бумаги, другие немногочисленные посетители занимают кресла в первом ряду. Очевидно, люди за столом – какие-то очень важные лица, поскольку все остальные переговариваются едва слышимым шепотом и стараются поскорее сесть на свои места. Наконец, в зале устанавливается абсолютная тишина. Тогда из-за стола поднимается высокий сухопарый человек. На первый взгляд, его лицо кажется бесстрастным, но через секунду мы понимаем, что левая половина его лица – искусственная, это маска. Под плащом не видно и левой руки.

- Дамы и господа, вы приглашены сюда для участия в судебном заседании по делу доктора Чикка Кштфорса. Поскольку вы все неоднократно бывали здесь, я не думаю, что нам следует тратить время на представление имен всех членов Высшего Совета… Никто не возражает? Хорошо. Заседание закрытое, впрочем, это мало связано с обстоятельствами дела. Опаснее общественный резонанс… Вы все имеете право знать только то, что необходимо вам в рамках вашей работы. Для тех же, кто по роду деятельности не работал непосредственно с подсудимым, а только с вещественными доказательствами или информацией, я кратко оглашу обстоятельства дела…

Но речь прерывается негромким покашливанием старого седого человека, сидящего на другом конце стола.

- Я прошу извинения, господин Советник, - говорит он, медленно вставая, - но, если вы не против, я хотел бы сделать это сам. Некоторые элементы в структуре обвинения требуют специальных знаний и доказательств, нет нужды называть их здесь.

- Хорошо, господин Эксперт, - отвечает Советник, - Я согласен с вами. Расскажите вкратце о том, что случилось… Тем более, доктор Чикк – представитель науки, это в большей степени ваша отрасль, чем моя.

Когда Советник садится на место, Эксперт продолжает:

- Доктор Чикк Кштфорс занимался научными исследованиями в области продуктивного функционирования человеческого мозга. Это эмоциональные и мыслительные процессы… Определение это, конечно, очень грубое и краткое. Кто-то из вас, специалисты, возможно, знаком с его работами по этой теме, во всяком случае, такими, которые были опубликованы официально. Заведовал соответствующей кафедрой и лабораторией в Институте Исследования Человека и Пространства. Впрочем, на тот момент, когда все это случилось, он уже не работал там… Военное ведомство предоставило ему отдельно стоящий лабораторный корпус на окраине нашего города и необходимое оборудование для выполнения некоторых исследований по заказам данного ведомства…

- Дальнейшее не нуждается в уточнениях, господин Эксперт, - невысокий плотный человек, под плащом которого угадывается военная форма, недовольно поморщился.

- Прошу прощения, господин Генерал, я всего лишь хотел сказать этим, что Чикк Кштфорс проводил свои исследования не под контролем Института и ответственность за их безопасность не распространяется на представителей общественной науки.

- Продолжайте, господин Эксперт, теперь уже не важно, кто отвечал за безопасность, - вмешивается Советник.

Но Генерал возмущенно встает с места.

- Вынужден заявить протест, господа Советник и Эксперт! Как доказано и военной и общественной экспертизой, в лаборатории находилось оборудование, не предназначенное для выполнения задач по заказам военного ведомства! Другая часть оборудования, действительно установленного в лаборатории нами, подвергалась изменениям, очевидно, с целью подготовки его к выполнению некоторых иных функций. И, кроме того, к моменту происшествия никаких работ по заказу военного ведомства, подчеркиваю, именно по заказу военного ведомства, в лаборатории производиться не могло, потому что они все были уже закончены! Лаборатория готовилась к консервации… О каком контроле безопасности может идти речь, если работы закончены? Авария оборудования, изначально установленного в лаборатории, не могла привести к последствиям такого рода, вот заключение двух комиссий!

- Ваш протест принимается, господин Генерал… Электрический чайник не мог привести к разрушению крыши, я правильно вас понял? Присаживайтесь, о контроле безопасности, действительно, речи быть не может. Вашим специалистам следовало чаще бывать в гостях у доктора Чикка Кштфорса, тогда, может быть, они заметили бы в лаборатории посторонние предметы… Но, повторяю, теперь это не имеет явного значения.

- Не спорьте, господа! – примирительный голос поднявшегося молодого человека с бледным лицом звучит мягко и учтиво, - Если все было действительно так, как показывает расследование, доктору Чикку Кштфорсу ничего не стоило обмануть бдительность контроля. Оборудование, которое, предположительно, вызвало аварию, было изготовлено с использованием элементов других, совершенно безопасных устройств, и внешне было похоже на них, ведь так, господин Эксперт?

- Да, благодарю вас, Психолог, - Эксперт вытирает со лба капли пота, - Я продолжу, если не возражаете… Действительно, при расследовании установлено, что в лаборатории находилась аппаратура неизвестного назначения. В ночь на второе июля текущего года, в один час двенадцать минут ночи по общепространственному времени, в лаборатории произошел мощный взрыв и пожар. Спасательные и пожарные бригады сообщают в своем докладе, что здание лаборатории было целиком охвачено огнем, от пламени исходило сильное тепловое излучение. Чикк Кштфорс был обнаружен живым на расстоянии семидесяти метров от здания, рядом с ним находилось тело его погибшей ассистентки по имени Лекка Церсса, двадцати лет, студентки Института Исследования Человека и Пространства. Кштфорс получил множественные тяжелые проникающие ранения в грудную клетку и брюшную полость, правое предплечье, в правое и левое бедро.  Позже, в Госпитале Военно-Космических Сил, куда он был доставлен спасательной бригадой, в ранах обнаружены осколки металлокерамического сплава размером от двух миллиметров до полутора сантиметров в поперечнике. Подобные же осколки извлечены из внутренней поверхности стен лаборатории. В момент взрыва Чикк Кштфорс находился возле открытой двери лаборатории снаружи. Объект, взрыв которого вызвал разлет осколков, представлял собой вертикально вытянутый полый цилиндр из металлокерамического сплава, емкостью около ста литров, с крышкой, в которой помещались некие металлические детали неустановленной формы, которые расплавились при взрыве…

- Мы не специалисты по бакам для кипячения питьевой воды, - прерывает его Советник, - каково ваше мнение о том, что случилось в лаборатории?

- Прошу прощения, господин Советник, это очень важно… Исследование трупа Лекки Церссы показывает, что она не имела ни осколочных ранений, ни характерных для светового ожога изменений кожи. Однако, приблизительное время ее гибели совпадает со временем, когда произошел взрыв. На коже лба, височных областей, затылка обнаружены небольшого размера следы, характерные для воздействия на кожу электрического тока, на действие электротока указывают и биохимические изменения в структуре головного мозга. Время воздействия также примерно совпадает со временем взрыва. Впрочем, сила тока не была столь значительной, чтобы послужить причиной гибели человека… Кроме того, выявлено почти абсолютное истощение энергетических ресурсов нервной системы... Теоретически, это и послужило причиной смерти. Именно теоретически, поскольку науке неизвестны случаи столь быстрого и полного истощения энергии, необходимой для работы головного мозга. В остальном организм Лекки Церссы можно было назвать здоровым и не истощенным. Мнение экспертной комиссии следующее. В здании лаборатории в отсутствие доктора Чикка Кштфорса и ассистентки Лекки Церссы произошел взрыв с разлетом осколков и значительным выбросом энергии, вызвавшим горение другого находившегося там оборудования и последующим обрушением потолочных перекрытий. Лекка Церсса или ее труп в это время находилась на некотором расстоянии от здания, поэтому повреждений, связанных с воздействием взрывной энергии, не получила. Также обращает на себя внимание тот факт, что доктор Чикк Кштфорс во время аварии был одет в защитный комбинезон и шлем, Лекка Церсса находилась в обычной повседневной одежде. Экспертной комиссией предоставляются также заключения о том, что никаких следов взрывчатых веществ или элементов, специфичных для штатных или самодельных боеприпасов, обнаружено не было. Исследование останков оборудования значительно затруднено вследствие его повреждения от механической энергии взрыва, высокой температуры и обрушения крыши здания… Доказано только то, что в помещении лаборатории находились объекты, не обозначенные в списке штатного оборудования, представленном военным ведомством. Однако на основании полученных данных конечное предназначение оборудования выяснить не представляется возможным. Исследование останков информационных носителей компьютера, видео и звукозаписи, печатных и рукописных материалов не привело к получению полезных для следствия данных опять же по причине их полного разрушения. Военная экспертиза солидарна с нашими заключениями… Чикк Кштфорс с экспертной комиссией сотрудничать отказался, конкретных пояснений о том, что произошло, не дал… Это все, что я хотел сказать, господин Советник.

- Благодарим вас, господин Эксперт, вы, как всегда, на высоте. Присаживайтесь. Ответьте нам, пожалуйста, на два вопроса. Вопрос первый – с какой точностью вы установили время гибели Лекки Церссы?

- На момент исследования трупа точность измерения составляла десятки минут.

- То есть, она могла быть мертва уже в течение десяти минут до взрыва?

- Именно так, господин Советник. Либо умерла в течение десяти минут после взрыва.

- Воздействие электрического тока произошло в тот же период времени?

- Да, господин Советник.

- Вопрос второй. Почему бы тогда не найти связь между всеми этими событиями? Неужели вы ее не видите?

- Связь между воздействием электрического тока и истощением энергетического потенциала нервной системы установить невозможно, так как наука не знает таких случаев. Связь между истощением энергетических запасов и смертью однозначно существует.

- Спасибо, господин Эксперт, - на здоровой половине лица Советника появляется выражение задумчивости, - Как видите, уважаемые коллеги, в деле масса загадок… Имеет ли кто-нибудь еще вопросы к господину Эксперту? Нет? Тогда послушаем сторону обвинения.

С кресла в зале поднимается мужчина в форменной одежде со знаками различия, разворачивает объемистую папку с листами бумаги.

- Господин Чикк Кштфорс известен как крупный молодой ученый, имеющий правительственные награды за свои научные разработки… В числе его наград имелись и значительные денежные премии. Установлено, что за последний год он списывал со своих банковских счетов сравнительно большие суммы, деньги направлялись в крупные химические компании и концерны-производители научной аппаратуры. Раньше таких финансовых затрат он никогда не производил. По следственному запросу было выявлено, что Чикк Кштфорс в частном порядке приобретал различные органические реактивы и части оборудования, применяемого в химическом синтезе. Экспертной комиссии не удалось ни опровергнуть, ни доказать, что в качестве постороннего оборудования в лаборатории находилась именно такая аппаратура…

Эксперт кивает и произносит:

- Да, материалы, из которых она изготавливается, широко применяются в промышленности… Это могла быть и другая аппаратура. К сожалению, очень мало данных… Все сгорело в пепел. Несколько повышено содержание кремнийорганических соединений, возможно, находившихся в цилиндрической емкости, но взрывчатых веществ на их основе неизвестно. Простите, что перебил вас, Обвинитель…

- Не стоит извинения, господин Эксперт, это очень важный комментарий! Реактивы и оборудование Чикк Кштфорс увозил на своем автомобиле. Местонахождение приобретенного оборудования и реактивов следствию обнаружить не удалось, никто из опрошенных нами знакомых ученого ничего не знал об этих покупках. Остается только один вариант – оборудование доктор размещал в своей лаборатории! В деле имеются и показания одной из коллег Лекки Церссы, сокурсницы, по имени Стаффи Ангап, которой Церсса неоднократно жаловалась, что Чикк Кштфорс, цитирую, «накупил непонятных приборов, завалил меня работой по кремнийорганике и, вместо того, чтобы измерять биоэлектрические потенциалы, целыми днями жарит на излучателях кусочки силикатного пластика». Господин Советник, у меня есть вопрос к господину Генералу!

- Господин Генерал, Обвинитель может задать свой вопрос? – спрашивает Советник.

- Я сразу же на него отвечу, - сообщает в ответ Генерал, - Никакого задания, связанного с органической химией, Чикк Кштфорс не получал. Он занимался биофизическими исследованиями. Обвинитель, вы хотели задать именно такой вопрос?

- Да, благодарю вас, господин Генерал! Обратите внимание, уважаемые дамы и господа, на логику в поведении обвиняемого. Если бы для продолжения исследований требовались работы в области органической химии, почему бы Чикку Кштфорсу не сообщить об этом в военное ведомство и не заказать там нужное оборудование и материалы? Нет, он в тайне тратил на это собственные средства. И средства немалые! Теперь обратимся к причинам, по которым он прекратил преподавательскую деятельность в Институте. В деле есть показания председателя комиссии по учебной работе. Сообщается, что доктору Чикку Кштфорсу неоднократно предлагалось изменить свою манеру общения со студентами. Это происходило по причине частых жалоб студентов на резкость и невоздержанность преподавателя. Имеются также данные о том, что доктор, имея какое-то собственное пренебрежительное отношение к человеческой душе, мыслительным и эмоциональным способностям и прочим общечеловеческим ценностям, пытался привить такое же отношение к этому и учащимся, выставляя человеческий ум перед ними чуть ли не в форме, цитата, «примитивной логической игрушки на биохимических элементах, иногда достойной быть предметом изучения»! Это его собственные слова, записанные студентами на лекции.

- Да, доктор Чикк Кштфорс, к сожалению, многое знает о человеке и разочаровался в нем… - половина лица Советника саркастически улыбается.

- Обыск, произведенный в жилище Чикка Кштфорса, не дал никаких результатов, дамы и господа. В квартире не обнаружено ничего, что могло бы пролить свет на нынешний род занятий доктора. Множество книг и справочников, но ни одной рукописи, листка с расчетами, даже записки о том, что не забыть купить к ужину. Это при всем том, что этого ученого называли пунктуальным человеком. В Институте на его столе всегда можно было увидеть множество бумаг, фотографий, схем и рисунков. Где же они? Почему он ничего не хранил дома? Не потому ли, что туда можно сравнительно легко проникнуть и украсть что-то секретное, то, что доктор скрывал от общества? А в лаборатории находился несгораемый шкаф…

Эксперт недовольно качает головой.

- Сейф во время аварии оказался открытым и все его содержимое безвозвратно погибло, - говорит он, с трудом поднимаясь во весь рост, - Но я, например, тоже не держу дома никакой документации, связанной с моими исследованиями. Исключительно из чувства опасности их утраты. Я заявляю протест, господин Советник. Обвинитель приводит собственные домыслы о причине отсутствия в доме доктора Чикка Кштфорса каких-либо материалов, связанных с научной деятельностью последнего.

- Ваш протест принимается, господин Эксперт. В материалах следствия обозначен и тот факт, что обвиняемый редко ночевал дома, предпочитая обитать в лаборатории, где для этого установил стол и диван. Продолжайте, уважаемый Обвинитель.

- Обвинение не спорит с Высшим Советом о том, что сказанное мною является домыслом. Однако это домысел, который имеет значительную долю вероятности того, что ученому было что скрывать от мира. Показания коллег ученого свидетельствуют, что за последнее время, те, кто встречался с ним, отметили еще более сильные изменения его характера в худшую сторону. Он никогда не имел близких друзей, но отношения с сотрудниками и подчиненными в Институте были достаточно ровные. Буквально за последние несколько месяцев он превратился в замкнутого, подозрительного и скрытного человека, к визитам бывших коллег относился отрицательно. Общался только со своей ассистенткой, которая, видимо, как-то мирилась с вспыльчивым нравом Чикка Кштфорса.

Но из-за стола с улыбкой поднимается Психолог.

- Позвольте заявить протест, господин Советник! В материалах дела имеется протокол допроса уже упомянутой Стаффи Ангап, близкой подруги Лекки Церссы. Она заканчивает свои показания тем, что в период времени, предшествующий аварии, Лекка Церсса перестала жаловаться ей на произвол и непонятное поведение своего начальника! Наоборот, Лекка Церсса стала говорить, что доктор – очень добрый и мягкий человек, он занят сложнейшей работой и поэтому ведет уединенный образ жизни. Ассистентка также сообщила подруге, что Чикк Кштфорс часто и много рассказывает ей о своих исследованиях в области человеческих эмоций. Если ему было, что скрывать, он, вероятно, отказался бы от помощи ассистентки?

Генерал раздраженно бросает на стол папку с бумагами и встает с места.

- Господин Советник, прошу вас своей властью прекратить этот спор. Военные исследования имеют право обладать определенной степенью секретности! Ученому было, что скрывать и он действовал правильно! Его ассистентка рассказала подруге ровно столько, сколько можно было рассказать.

Генерал садится на место. Но молодой Психолог не сдается.

- Господин Советник, я всего лишь хочу пояснить, что эмоциональное состояние обвиняемого нельзя расценивать как мотив к совершению преступления. С коллегами он общался так, с ассистенткой – иначе, тяжело переживал потерю возможности преподавать свою науку…

- Я понимаю вас, Психолог, - прерывает его Советник, - присаживайтесь. Обвинитель, перейдите, пожалуйста, к имеющимся у вас показаниям самого Чикка Кштфорса.

Обвинитель кивает головой и переворачивает лист.

- Чикк Кштфорс сообщил на допросах, что, действительно, использовал помещение лаборатории и имеющееся в ней оборудование для производства экспериментов, не связанных с заказами военного ведомства. Именно для этого он установил там дополнительную аппаратуру, которую приобрел за собственные средства и внес изменения в ее конструкцию. Лекка Церсса ничего не знала о конечной цели самостоятельных экспериментов доктора, так как он намеренно исказил сообщаемые ей данные, чтобы ввести ассистентку в заблуждение…

Обвинитель поднимает глаза и с плохо скрываемым торжеством смотрит в сторону Высшего Совета.

- Обман ассистентки прямо указывает на то, что у Чикка Кштфорса было, что скрывать от общества, дамы и господа, военная секретность здесь ни при чем… Он утверждает также, что ассистентка получила повреждения головного мозга во время последнего эксперимента, начатого в ночь на второе июля в один час ноль-ноль минут. Это случилось вследствие грубой ошибки самого доктора в расчетах. Взрыв оборудования произошел через двенадцать минут на фоне начавшейся неконтролируемой цепной реакции. Чикк Кштфорс по показаниям приборов предвидел взрыв оборудования, поэтому он вынес живую, но потерявшую сознание Лекку Церссу из лаборатории наружу и пытался вернуться назад, но ему помешал взрыв. Будучи ранен, он вернулся к своей ассистентке, которая пришла в сознание, но примерно через минуту - две сознание вновь было утрачено и наступила смерть согласно заключению экспертиз. Доктор Чикк Кштфорс категорически отказывается сообщать какие-либо подробности о своих экспериментах и конкретных обстоятельствах гибели Лекки Церссы. Он утверждает, что сделал открытие, последствия которого могут быть чрезвычайно опасны для общества, именно поэтому никаких подробных сведений предоставлять не желает.

- Версия обвинения? – Советник поднимает взгляд на Обвинителя.

- Доктор Чикк Кштфорс обвиняется в незаконном производстве научных экспериментов без соответствующего контроля со стороны общества, в условиях, не соответствующих необходимой степени защиты по уровню опасности возможных последствий для Человека и Пространства, которые привели к возникновению аварийной ситуации, явившейся причиной гибели человека.

- Спасибо вам, Обвинитель, Высший Совет принимает ваше обвинительное заключение. Есть ли у кого-то вопросы к Обвинителю? Слушаем сторону защиты.

Последние слова Советника мы слышим уже не в судебном зале, а с большого экрана, занимающего всю стену серого квадратного помещения. Перед экраном в глубоком кресле сидит худощавый высокий человек лет тридцати, в серо-зеленом костюме. В руке его дымится сигарета, на небольшом столике рядом лежит лист бумаги и ручка. Лист бумаги пуст. Человек, очевидно, полагается на собственную память и не делает записей. Мы видим, что глаза под стеклами очков закрыты и голова чуть наклонена вперед, как будто он дремлет или о чем-то неспешно размышляет. В лице, хотя в полутьме оно освещается лишь экраном, заметна какая-то грусть и отрешенность.

- Доктор Чикк Кштфорс, смотрите, пожалуйста, на экран! – металлический голос из динамиков заставляет человека вздрогнуть и открыть глаза. Столбик пепла с сигареты падает на чистый лист…

Мы снова оказываемся в зале. Там, где только что стоял Обвинитель, находится другой участник заседания, тоже в форменном кителе, но с другими знаками отличия. Это Защитник.

- Уважаемый Высший Совет, уважаемые дамы и господа! Хотя Чикк Кштфорс дважды письменно повторял свое признание, в деле есть несколько фактов, позволяющих относиться к этому с сомнением. Начнем с того, что этот ученый имеет несколько правительственных наград за свои работы, как уже говорилось здесь. Все его труды посвящены изучению человеческой личности и способам лечения различных ее нарушений. И все его работы имеют конечную цель – сделать человеческую жизнь лучше и ярче, излечить то, что мешает душе быть счастливой! Кажется несколько странным, что он пытался что-то скрыть от общества, которому служил всю свою сравнительно недолгую практику. Высказываемое им отношение к человеческому мозгу никак не может являться истинным, опять же по причине наличия блестящих открытий в этой области. Нет, уважаемые, Чикк Кштфорс любит человека, иначе он не стал бы тратить титанические усилия на изучение и попытки коррекции заболеваний, ранее считавшихся неизлечимыми. Может быть, неудачи сделали его холодным и жестким, но это ведь может являться также и показателем стремления вступить в борьбу с тем, что беспокоит общество, с проблемами самого ценного, что у нас есть – человеческой души! Теперь обратимся к причинам, заставившим подзащитного совершить преступление. Он стремился к науке! Но представители науки отвергли его, запретив преподавать и заниматься экспериментальной деятельностью в лаборатории Института. И это только за своеобразное отношение к предмету изучения! Студенты совершенно не обязаны принимать точку зрения преподавателя, их должна интересовать прежде всего информация. Но в деле нет никаких сведений об официальном запрещении ученому заниматься своим делом! И как же ему следовало поступить? Военное ведомство не склонно тратить средства на изучение проблем мирного времени! Доктор был вынужден работать тайно, используя то, что удалось приобрести за свои деньги, в непредназначенном для этого помещении…

- Чикку Кштфорсу никто не запрещал заниматься исследованиями в любом другом Институте, - прерывает его речь Советник, - тем более, что после ухода из Института Исследования Человека и Пространства он получил официальные приглашения сразу в несколько подобных мест…

- Господин Советник, а если он открыл что-то, что может представлять собой Государственную Тайну? И это не должно было стать достоянием общественности до окончания исследований?

- Тогда всякий здравомыслящий ученый обратился бы в Военное ведомство, там умеют хранить тайны… Ведь так, господин Генерал?

Генерал кивает.

- Между Чикком Кштфорсом и моим ведомством всегда было взаимопонимание, - говорит он с грустью, - Мы помогли бы ему, даже если бы он нашел дверь в преисподнюю! Я не могу понять, зачем он это скрывал…

- Защитник, продолжайте, пожалуйста, - говорит Советник.

- Можно подвергнуть сомнению версию гибели Лекки Церссы. Если, как утверждает подзащитный, они с Леккой Церссой в один час ночи начали очередной эксперимент, то почему Чикк Кштфорс был обнаружен в защитном костюме, а Лекка Церсса – в обычной одежде - легком платье? А ведь лаборатория была укомплектована защитными костюмами. Доктор Кштфорс, по заявлениям коллег, всегда очень внимательно относился к подготовке практических работ в лаборатории, тем более к защите персонала. Вопрос о том, почему Лекка Церсса участвовала в проведении эксперимента без защитного костюма, остается открытым. Теперь к вопросу о непосредственных причинах смерти ассистентки. Следы, обнаруженные на коже головы, согласно данным, полученным по запросу в Институте Космической Медицины, могут появиться в результате лечения пациента высокочастотным электрическим полем вследствие искровых разрядов. Воздействие электротока, как утверждает господин Эксперт, к смерти привести не могло. Как же мы можем говорить о том, что неизвестное науке явление, при котором нервная система Церссы внезапно потеряла все запасы энергии, обязательно должно быть связано с работами в лаборатории? Только по совпадению времени гибели и времени аварии? Возможно, Лекка Церсса была больна, доктор Чикк Кштфорс занимался ее лечением, но болезнь именно в этот момент перешла в критическую фазу… Это тоже имеет право называться вероятным, дамы и господа! Тем более, значительная часть оборудования лаборатории пострадала так, что выяснить его предназначение не удалось. Почему бы нам не предположить, что в лаборатории в ту ночь производились не экспериментальные, а лечебные работы на безобидном медицинском оборудовании? Тогда мы теряем связь между работами в лаборатории и фактом взрыва, а смерть Лекки Церссы произошла по стечению обстоятельств, не связанных с действиями доктора!

- Уважаемый Защитник, по-разному истолковывая загадки этого дела, мы в конце концов сделаем вывод, что никакой аварии не было вовсе…

- Именно это я и хочу сказать, господин Советник! Все сомнения, развеять которые мы не в состоянии, должны быть истолкованы в пользу обвиняемого! Коротко говоря, на основании имеющихся у нас данных, нельзя полноценно опровергнуть или доказать, что деяние, совершенное доктором Чикком Кштфорсом, является преступным!

- А куда же в этой цепочке поместить заявления самого доктора?

- Защита настаивает на проведении дополнительных экспертиз, призванных решить вопрос о правдивости показаний.

Некоторое время в зале длится молчание. Наконец, Советник поднимает голову.

- Версию защиты, пожалуйста.

- У защиты нет окончательной версии, господин Советник! Если не удастся доказать, что в лаборатории действительно проводился эксперимент, что взрыв оборудования произошел именно в связи с его неправильным использованием вследствие ошибки при расчете эксперимента, что Лекка Церсса погибла именно в результате воздействия на ее организм какого-либо повреждающего фактора, появившегося в связи с нормальным или аварийным режимом работы оборудования – вина доктора Чикка Кштфорса доказана не будет. Признательные показания обвиняемого логически соответствуют имеющимся у следствия данным, однако достаточно ему сменить показания – и дело будет истолковано совершенно по-другому. Необходимо заключение о правдивости признательных показаний, требование защиты об этом имеется в деле.

- Спасибо вам, Защитник… Высший Совет принимает ваше заключение и требование, которое, действительно, имеется в деле. Имеются ли вопросы к Защитнику? Не имеется… Дамы и господа, Высший Совет предлагает послушать версию самого обвиняемого, для чего он и будет приглашен в зал… Хочет ли кто-то высказать возражения или условия? Служба охраны, пригласите доктора Чикка Кштфорса в зал.

Один из охранников у дверей четко отработанным приемом переносит свое оружие на плечо, извлекает маленькое переговорное устройство и произносит:

- Высший Совет вызывает в зал обвиняемого Чикка Кштфорса!

Мы снова переносимся в комнату с большим экраном. Лязгает замок двери и в комнату входят двое солдат и человек в белом комбинезоне.

- Доктор Чикк, идемте. Вас приглашает Высший Совет, - говорит тот, кто в белом, - Как вы себя чувствуете? Вы готовы отвечать на вопросы?

Чикк Кштфорс кивает и встает с кресла. Плечи его опущены, но лицо выражает решимость, губы поджаты.

- Да, коллега, я готов, - голос доктора Чикка несколько глуховат, - чувствую себя нормально.

- Возьмите в правую ладонь этот предмет, - человек в комбинезоне, видимо, это врач, протягивает блестящий цилиндрик на проводе.

- Приучитесь называть это «датчик биологической связи» и он заработает вам на кусок хлеба…- ворчливо, словно учитель, недовольный прилежанием ученика, отвечает доктор Чикк, но сжимает цилиндр в ладони.

- У вас что-то болит, - глядя на экран небольшого прибора, произносит врач.

- У меня болит душа. Идемте, господин доктор!

- Вы уверены, что с вами все в порядке?

- Уверен. Не беспокойтесь. Все будет в порядке.

За дверью, оказывается, находятся еще двое охранников. Они направляются вперед, а двое остальных идут сзади. Доктор Чикк Кштфорс находится как бы в середине квадрата, образованного конвоирами. Он идет, подняв голову и глядя прямо перед собой. Позади всех поспешает пожилой врач.

В конце длинного коридора находятся створчатые двери, возле которых толпа людей. Завидев идущих, все расступаются вдоль стен. Несколько человек снимают шляпы, кто-то медленно машет рукой, молодая женщина с маленьким мальчиком за руку вытирает слезы. «Доктор, вы не виновны, мы верим!»… «Держитесь, коллега!»… «Ждем вас к нам!»… Но Чикк не смотрит на них и, очевидно, не слышит слов. Двери распахиваются, передняя пара охранников остается снаружи, остальные и врач проходят в зал.

- Чикк Кштфорс прибыл! – говорит один из охранников.

Советник встает с места и несколько секунд вглядывается в лицо доктора Чикка. Чикк склоняет голову, молча приветствуя Советника.

- Да, доктор, вы сильно изменились с тех пор, как мы виделись в последний раз… - говорит Советник… - и мне совершенно неприятно видеть вас за этим барьером сегодня…

Правой рукой Советник делает жест в сторону барьера и вновь садится за стол.

- Что ж, - вздыхает он, - займите свое место!

Кштфорс, сопровождаемый охранниками, встает за барьером и обводит глазами зал, точнее, вглядывается в фотопортреты.

- Та-ак, вот это встреча, Ингестром уже здесь, - тихо говорит он, глядя на фото в черной рамке, - А ведь у меня была для него приятная новость…

Фото выполнено так, что молодой человек на нем находится вполоборота, будто щелчок фотокамеры оторвал его от какого-то важного дела.

- Молчать! – негромко командует охранник.

Врач, сопровождавший доктора Чикка в зал, тем временем, видимо, заканчивает доклад Высшему Совету о состоянии здоровья своего подопечного.

- Спасибо, господин Доктор, - благодарит его Советник, - вы свободны.

Врач еще раз бросает взгляд на Кштфорса за барьером и уходит из зала.

- Доктор Чикк Кштфорс! – обращается, не вставая с места, невысокий мужчина средних лет, до этого момента сохранявший молчание, - Вы приглашены в зал, где происходит суд по вашему делу. Все ли вам понятно из того, что происходило здесь до этого момента? То, что вы наблюдали на экране?

- Да, господин Секретарь, речи и заключения участников процесса мне понятны.

- Ваше состояние, как докладывает врач, позволяет вам самостоятельно участвовать в судебном заседании. Ответьте Высшему Совету, есть ли какие-то препятствия для сегодняшнего вашего участия в судебном заседании, с вашей стороны?

- Таких препятствий нет. Я готов участвовать в судебном заседании.

- Имена и звания членов Высшего Совета и других участников были сообщены вам в комнате наблюдения, ваши права и ограничения прав – во время следствия… Господин Советник, подсудимый готов к участию в заседании.

- Благодарим вас, господин Секретарь, - отвечает Советник.

Несколько секунд Советник перебирает лежащие перед ним бумаги и фотографии. Наконец, находит нужный лист, пробегает его глазами.

- Вас всегда интересовали люди, доктор Кштфорс, - поднимает он взгляд, - Точнее, внутреннее устройство человека. Вы дважды стояли перед нами в парадной одежде, когда мы вручали вам правительственные награды. В третий раз мы встретились здесь… И вынуждены разгадывать загадки, потому что вы решили, что общество не должно знать всех подробностей этого случая! Чем виновно перед вами общество? Вы серьезный человек и я надеюсь, что сегодня мы узнаем все до конца. Расскажите нам, что случилось той ночью, второго июля. Мы вас очень внимательно слушаем.

- Я очень уважаю Высший Совет и лично вас, господин Советник, но мне нечего добавить к тому, что я уже говорил. Я ставил эксперимент, но не учел некоторого свойства. В результате ни в чем неповинная Лекка Церсса получила повреждения и погибла, а лаборатория оказалась разрушена. Это все, что я могу пояснить.

- Что же, история мировой науки знает немало случаев серьезных аварий в лабораториях, в том числе с гибелью людей и оборудования из-за ошибок ученых. Эксперимент для того и предназначен, чтобы доказать на практике то, что предполагалось теоретически. Иногда результаты эксперимента могут оказаться совершенно неожиданными, ведь так, доктор?

- Могут. Однако я должен был предусмотреть, что результат моего эксперимента окажется именно таким. Тогда Лекка осталась бы жива… Впрочем, авария – это тоже результат. Получив такой результат, я сделал заключение, что виновен в смерти человека.

- Как мы понимаем, к экспериментальной деятельности, которая не была предусмотрена договором с военным ведомством, вы готовились заранее? Приобретали оборудование и материалы?

- Да, это так. Мне нужны были высокое напряжение, температура и давление, поэтому многое пришлось изменять, подгоняя характеристики. Лаборатория не была приспособлена под такие работы.

- Думаю, что если мы сегодня сделаем вывод о действительной степени вашей вины и он не будет противоречить возможности продолжения вашей научной работы – у вас будет лаборатория с нужными вам характеристиками. Направляясь в зал, я видел нескольких представителей крупных научно-исследовательских институтов. Например, в коридоре мне встретился Майл Варзен, научный руководитель Института Волновых Энергий… Они там изучают даже молнии, вам будет достаточно напряжения молнии?

- Я прошу извинения, господин Советник, но я жду сегодня только одного вывода. И он никак не совпадает с вашими желаниями.

Взгляд Советника становится жестким, губы сжимаются.

- Высшему Совету известно, что в признательных показаниях вы дважды требуете для себя высшей меры наказания. Неплохой способ самоубийства, да, доктор? Придумать какие-то небылицы, заставить Высший Совет поверить в это… И затем разлететься на атомы в торжественной обстановке… Поймите, Чикк Кштфорс, речь идет о вашей жизни! Не о жизни Лекки Церссы, а о вашей. Вы очень ценный и нужный для страны человек. Общество дало вам все, чтобы вы имели возможность спокойно работать – знания, хлеб и крышу над головой, лабораторию. Десятки людей трудились для того, чтобы вам было удобно! И вот так вы хотите отблагодарить нас за это? Вы забываете, что вы на государственной службе, доктор! Прекратите вести себя, как малое дитя! Ждать чего-то конкретного от Высшего Совета вы будете только тогда, когда расскажете, что происходило в лаборатории в ту ночь!

Доктор Чикк медленно разводит руками и на его лице появляется неприметная, грустная улыбка.

- Господин Советник, я не могу сделать этого по двум причинам. Во-первых, Лекку это не вернет… Во-вторых, открытый мною принцип, если он станет кому-либо известен, может привести к нарушению законов функционирования общества. В стране есть ученые, которые с удовольствием продолжат работу над этой темой, пусть даже тайно. Если предусмотреть то, о чем я забыл, взрыва не произойдет. Произойдет нечто гораздо худшее… Да, господин Советник, мой очередной подарок обществу не удался. И теперь я вынужден молчать, чтобы никто не наделал беды. У меня есть вопрос для всех присутствующих здесь. Дамы и господа, многим из вас известны мои работы. Неужели теперь я не заслужил того, чтобы Высший Совет согласился с моим признанием и назначил мне то, о чем я прошу?

В зале поднимается шум, люди оглядываются на доктора Кштфорса, кто-то огорченно качает головой, кто-то удивленно шепчет что-то соседу. Советник мрачно улыбается одной половиной лица, глядя в стол. Паузу нарушает Генерал. Он встает с места.

- Господин Советник, вы позволите? - и, получив молчаливый кивок, продолжает, - Доктор Чикк Кштфорс, как видите, я говорю с вами стоя, хотя вдвое старше вас… Я говорю с вами на равных. Доктор, вы выбрали неправильную тактику. Хорошо, если вы хотите покинуть этот мир, вы покинете его. Но подумайте, что будет дальше. Кто-то когда-то наткнется на идею создать то, что создали вы. Предположим, что он будет удачливее и взрыва не произойдет. Вот только ему не придет в голову, что это потенциально опасно для общества. Не поймут этого и его коллеги, когда мы будем вручать ему награду. И функционирование общества окажется под угрозой. А человек, в данном случае это вы, человек, который знаком с этой проблемой и способен остановить угрозу – оказывается, давно казнен. Я призываю к вашей совести и человеколюбию, доктор Чикк! Если вы невиновны в гибели Лекки Церссы, скажите нам об этом… Скажите нам об этом, постаравшись прогнать ее образ из мыслей. Если это был просто несчастный случай, вам не нужно губить свою жизнь. Наказание будет сравнительно небольшим. Мы уедем отсюда вместе, доктор Чикк, уедем ко мне, в Госпиталь Военно-Космических Сил! Мы засекретим ваше открытие так, что о нем будем знать только мы вдвоем. У меня масса работы для вас… Мои люди продолжают болеть и гибнуть в космосе! Разве они не заслужили вашей помощи?

Чикк Кштфорс как-то сникает под взглядом Генерала, опускает голову и обеими руками опирается на барьер, словно хочет опрокинуть его.

- Отойти! – коротко командует охранник, но Чикк уже вновь выпрямился и смотрит на Генерала.

- Господин Генерал, простите меня. Я разрушил вашу лабораторию, погибло дорогостоящее оборудование… Хорошо, что я успел сдать вашему ведомству все, что мне удалось выяснить по нашему договору.

- Да бог с ним, с оборудованием! Отчего погибла Лекка Церсса?

- Господин Советник, могу ли я задать вам и господину Генералу вопрос, не относящийся к делу? – в голосе доктора Чикка Кштфорса мы слышим металлические нотки.

- Задавайте, - говорит Советник, не глядя в сторону барьера.

- Господин Советник и Господин Генерал! – Чикк Кштфорс выпрямился и как бы стал выше, - В прошлом – вы, и тот и другой, были великими, я не покривлю душой, великими исследователями космического пространства! Я не вижу здесь ваших портретов, потому что о вас забыли… Но я многое слышал о ваших экспедициях на Дейдвуд, в Пояс Осколков, это вы открыли трассу вокруг Воронки и вы спасали Ласковые Растения на Икс-Маусе! Я читал ваши работы! Так скажите же мне… Почему вы здесь, а не в космосе? Возраст? Здоровье? Полная чушь! Сейчас туда летают все, кому не лень и пользуются вашими открытиями! Они не разделят судьбу тех, кто навсегда остался там, в пустоте… Кто пришел туда перед тем, как появились вы… Вот только я понимаю, почему вы здесь. Потому, что вашей последней экспедицией было Внешнее Кольцо! Советник оставил там левую половину туловища, а вы, Генерал, почти весь экспедиционный флот… Вернулись только «Ллисто» и «Заря»… И вы оба привезли оттуда весть о том, что пространство имеет границу, за которой – хаос… За эту информацию общество заплатило жизнями пятисот с лишним человек. Знаете, почему вы не в космосе? Да потому, что там нет больше ничего интересного для вас! Пространство, как оказалось, имеет границу! Ваши мысли о бесконечности наткнулись на нее… Вот и я тоже… Я увидел то, что обозначает границу человеческой души, за которую нам нет дороги… И наше счастье в том, что там есть такая граница! В человеке больше нет ничего, что представляло бы для меня интерес… Я заплатил за эту информацию жизнью Лекки Церссы, а теперь собираюсь отдать свою жизнь за то, чтобы никто даже не пытался сунуться к этой границе! Вам мало моего признания? Господин Секретарь, запишите, что Лекку Церссу я убил намеренно, пропустив через ее голову пучок декамезонов! Я сделал это в приступе раздражения, так как она оскорбляла меня!.. Теперь этого достаточно?

Внезапно Эксперт изо всех сил ударяет кулаком по столу. Присутствующие, пораженные речью доктора, вздрагивают от неожиданности. Эксперт медленно встает. Он вытягивает руку и дрожащим пальцем указывает на Чикка Кштфорса.

- Обвинитель! Я требую обвинения этого человека в глумлении над наукой, которая, согласно Закону, принадлежит людям! Человеческая душа священна, она не может иметь границ! И никто не вправе раскладывать ее на составляющие, словно какую-нибудь вещь! Наука должна служить делу добра! И если обнаружится что-то, что представляет опасность для людей, долг каждого из нас – сообщить об этом всем остальным! Вы не ученый, вы трус! Жалкий трус, вы понимаете меня?

- Тишина в зале! – гремит голос Советника, прекращая поднявшийся шум,  - Господин Эксперт, сядьте, пожалуйста, на свое место! Мы понимаем ваши чувства к науке… Доктор Кштфорс, вы сознаете то, что только что сказали?

- Да, господин Советник. Я прошу прощения у Высшего Совета за свою ложь, но я просто не знаю, что нужно сказать, чтобы поскорее закончить судебное заседание и не тратить вашего времени… Поскольку я больше не собираюсь заниматься какой-либо наукой, зачем мне даром есть хлеб? Хлеб лучше отдать студентам, чтобы у них не возникали мысли о том, чем они будут питаться, пока не начнут зарабатывать на жизнь самостоятельно… Это вредит успеваемости.

В зале устанавливается мертвая тишина. Некоторое время Советник молчит, словно собираясь с мыслями.

- Вы больны, доктор. Больны тяжело. Но вы поправитесь и мы еще поговорим с вами о науке и этой аварии.

- Простите, господин Советник, но вы ошибаетесь. Почти полгода я провел в Институте Психологических Исследований и Реабилитационном Центре. Очевидно, в материалах на вашем столе есть заключения специалистов… Моя мысль о смертной казни не имеет болезненного происхождения.

Советник качает головой и вздыхает.

- Дамы и господа, мы вынуждены заключить, что доктор Чикк Кштфорс не желает как-то дополнить или уточнить свои прежние показания и демонстрирует нам упорство в этом… Есть ли у кого-то еще вопросы к нему по существу дела?

С места поднимается Обвинитель.

- Господин Советник, разрешите мне задать вопрос доктору Кштфорсу?

Советник молча кивает, но по его взгляду становится ясно, что он потерял надежду услышать что-то новое для себя.

- Доктор Чикк Кштфорс, ответьте суду, явилось ли воздействие на организм Лекки Церссы результатом аварийной ситуации или характеристики действующего фактора приобрели опасные значения уже в процессе этого воздействия?

Доктор Чикк чуть заметно улыбается Обвинителю.

- Иными словами, вы хотите спросить, как это было – авария, появление фактора, смерть или появление фактора, авария, опасное изменение фактора, смерть?

- Да, господин Кштфорс.

- Хорошо, я вас понял. Нет, я не нахожу нужным отвечать на данный вопрос. Какая теперь разница?

- Доктор Кштфорс, мой вопрос может иметь огромное значение для вас, так как второй вариант его решения свидетельствует о том, что вы проводили эксперимент над собственной ассистенткой… Либо, по предположению Защитника, это было оказанием медицинской помощи, не связанным с аварией. Разница, как видите, значительная.

- У меня есть еще третий вариант для вас, Обвинитель, а именно – преднамеренное убийство. И давайте прекратим гадать на кофейной гуще. Возьмите за основу именно убийство. Суда Высшего Совета ждут другие люди, возможно, обвиненные напрасно… Чем меньше они будут ждать, тем лучше для их здоровья.

- Господин Советник, версия обвинения остается прежней. Также вынужден заявить Высшему Совету, что обвиняемый ведет себя без должного уважения к суду.

Советник досадливо взмахивает рукой и встает с места.

- Запишите это, господин Секретарь… Есть ли у кого-то из присутствующих вопросы или дополнения к сведениям, полученным в ходе заседания? Нет… Высший Совет объявляет приватное совещание в составе господина Генерала, господина Эксперта, Психолога и меня. Для остальных участников заседания объявляется перерыв. По окончании приватного совещания вы вновь будете приглашены в зал к оглашению приговора…

Советник садится и собирает бумаги со стола перед собой. Люди выходят в коридор, где сразу же поднимается шум голосов. Генерал, Эксперт и Психолог о чем-то коротко совещаются, затем к ним присоединяется Советник и все четверо скрываются за дверью в противоположном конце зала. Остальные члены Высшего Совета собираются в кружок и вполголоса обсуждают какую-то фотографию, лежащую перед ними в папке, чуть позже к ним подходит Обвинитель, видимо, приглашая их куда-то. Когда и они покидают зал, один из охранников приносит стул для доктора Чикка. Кштфорс молча садится и кладет голову на скрещенные руки, опираясь о барьер. В зале вновь воцаряется тишина.

Мы тоже оказываемся в комнате, где за круглым столом разместились Советник, Генерал и Психолог. Эксперт осматривает дверь и окно, включает какой-то прибор на стене и тоже усаживается за стол. Хотя все принесли с собой материалы дела, никто больше не листает бумаг и папки небрежно брошены на столике у двери. Советник кладет правую руку на стол и постукивает пальцами по черной полированной поверхности. Он задумчив.

- Коллеги, ни для кого не секрет, что доктора нам терять нельзя, - говорит он, обводя взглядом лица остальных, - Почему он уперся в эту высшую меру, кто-нибудь может предположить? Я вообще ничего не могу понять в этом деле… Рассказывайте, Психолог!

Психолог удобнее располагается в кресле, откидывает пепельницу на подлокотнике и закуривает сигарету. Все это он делает не спеша.

- Когда вы решите избавиться от своих мерзких привычек, Психолог, я подарю вам здание под лабораторию… На Коническом Холме, - беззлобно говорит Эксперт, - Красивое место…

- Спасибо, господин Эксперт, там самый солнцепек! – в тон ему отвечает Психолог, - Господа, дело действительно непростое. После лечения в Госпитале ВКС мы перевезли Кштфорса в наш Институт, где он и содержался до настоящего времени. Работать с ним оказалось крайне сложно, главным образом потому, что он знал, что с ним делают и зачем. После эпизода нападения на лаборанта и суицидальной попытки пришлось постоянно держать его под действием легких транквилизирующих средств… Реактивная психастения, господин Эксперт! Это необычайно сильный человек, психологическая реакция на аварию продолжалась не более месяца… После этого его можно было признать здоровым, это же демонстрировали и тестовые кривые. Но нам нужна была информация. Так вот, господа. Он практически не подвержен обычному гипнозу, нарко- и электрогипноз также малоэффективны. Смеется, плачет, кричит, но об аварии высказывается лишь отрывочно. Комплексы «Торнадо» и «Гарпун», как известно, конструировал он сам в составе группы ученых. Под действием препаратов он был подвергнут тестам на этом оборудовании. Выяснилось следующее. Они о чем-то долго разговаривали с Церссой в тот вечер, разговор был спокойный, тема какая-то простая, типа бытовой. Но Кштфорс параллельно что-то напряженно обдумывал, производя в уме логические расчеты. Он внимательно наблюдал за ассистенткой, словно ждал от нее чего-то. Затем это «что-то» произошло и разговор с ассистенткой прекратился, но удивления или страха у доктора не возникло, он явно был готов к такому повороту событий. Затем следует период, когда напряженность работы мысли быстро возрастала, оценка воспринимаемой информации производилась в соответствии с каким-то планом, но разброс ожидаемых вариантов очень невелик, это говорит о том, что Чикк Кштфорс взаимодействовал в тот момент не с человеком, а с аппаратурой. Ни страха, ни острого переживания ситуации опять же не выявлено. Очевидно, эксперимент начался. Обращает на себя внимание то, что, хотя он уже не общался с ассистенткой, однако видел ее и думал о ней, но не ждал от Церссы никаких слов или действий.

- То есть, Церсса в момент начала эксперимента находилась в лаборатории, но не участвовала непосредственно в работе? – спрашивает Генерал.

- Именно так. Самое важное здесь то, что если в одном помещении с нами находится человек, часть нашего восприятия настраивается на него. Мы сознательно или подсознательно ждем от него каких-то реакций. Когда мы одни, мы чувствуем себя совершенно по-другому. Дело в том, что в этот момент доктор вел себя так же, как если бы находился в одиночестве.

- Он был один, хотя видел Церссу в лаборатории? Я не понимаю вас, Психолог. Что это может означать? – качает головой Советник.

Психолог неторопливо выпускает дым вверх и откидывается в кресле.

- Если мы видим человека, но не ждем с его стороны слов или действий, значит, мы уверены в том, что этот человек не способен ни на то, ни на другое. Либо этот человек мертв, либо в бессознательном состоянии…

- Вот, значит, как… - говорит Эксперт.

- Это явление продолжалось две-три минуты. Затем обнаружилось, что информация, получаемая доктором, все более беспокоит его. Она перестала соответствовать ожиданиям! Мы полагаем, что Кштфорс заметил, что с оборудованием что-то происходит. Эмоциональное состояние в этот период очень похоже на раздражение. Через минуту раздражение резко угасает, уступая место ожиданию опасности. Это не страх, а, скорее, спешные поиски выхода из опасной ситуации. Очевидно, доктор понял, что возникла угроза взрыва. Ход мыслей значительно ускоряется, это свидетельствует о том, что он принимает решение и проверяет его правильность.  Еще примерно две-три минуты на фоне ожидания опасности мелькают короткие аффекты страха, растерянности, затем Кштфорс, вероятно, справился с эмоциями и вновь разрабатывает какой-то план действий. Но ощущения реализации этого плана нет, поскольку происходит приблизительно минутный провал в восприятии событий. Судя по всему, произошел взрыв и доктор потерял сознание. После того, как он пришел в себя, воспоминания имеют разорванный и спутанный характер, такое встречается при болевом или эмоциональном шоке. Линия таких воспоминаний тянется достаточно долго, очевидно, до выхода из критического состояния уже в Госпитале. В дальнейшем результаты исследования соответствуют классической реактивной депрессии, с идеями самообвинения и прочего.

Психолог откидывает борт плаща и достает из внутреннего кармана пачку фотографий.

- Это образы, зафиксировавшиеся в памяти и заснятые нашим оборудованием. Качество плохое, Кштфорс сопротивлялся, даже находясь под действием медицинских препаратов. Увеличение дозы приводило только к дальнейшему ухудшению качества… Взгляните!

Советник, Генерал и Эксперт разбирают снимки и рассматривают их. На одной из фотографий видна размытая фигура  молодой девушки. Девушка сидит непринужденно, откинувшись на спинку кресла. Еще на нескольких тусклых, покрытых разноцветными пятнами изображениях определяются контуры каких-то приборов со светящимися огоньками, компьютерный монитор с полосками текста, затем конструкция, похожая на полушарие из блестящего материала, закрепленное на поворотной стойке.

- Похоже на систему регистрации биоэлектрических потенциалов, - замечает Эксперт.

Психолог тушит сигарету и указывает на снимки, который держит Генерал.

- Это три самые показательные фотографии. Как видите, контуры фигуры Лекки Церссы совмещены с изображениями аппаратуры. Это говорит о том, что в памяти доктора имеется связь между телом ассистентки и работой оборудования в тот момент. Огни и стрелочные индикаторы, а также картинка на экране компьютера заметны отчетливее, чем все остальное.

- А почему же вот на этом снимке в кресле Церсса видна полностью, а здесь только контур?

- Внимание Кштфорса было занято показаниями приборов. На ассистентку он не смотрел. Его не интересовал ее внешний вид и поведение. Это подтверждает наш вывод о том, что либо она была без сознания, либо мертва! На двух последующих снимках, которые сейчас в руках господина Советника, Лекка Церсса вновь видна во всей своей красе. Снимки относятся к моменту, когда появилась угроза аварии. Доктор вновь обратил внимание на свою ассистентку, скорее всего, с целью удалить ее из лаборатории, как он, впрочем, и показал на допросах. Вот ее лицо совсем близко. Голова откинута, губы расслаблены, глаза закрыты. Правая височная область значительно ярче, значит, Кштфорс рассматривал именно эту часть головы.

Эксперт встает с места и берет папку со своими бумагами. Несколько секунд ищет нужный лист.

- Да, на коже правой височной области обнаружено самое яркое пятно от воздействия разряда тока, - говорит он.

- А вот и последняя фотография из тех, о которых можно что-то сказать с уверенностью. Светлый прямоугольник дверного проема и расходящиеся в стороны лучи. Это все, что увидел Чикк Кштфорс перед эпизодом потери сознания.

- Пламя взрыва? – Генерал пристально рассматривает снимок.

- Да. Имеется еще порядка пятидесяти снимков, однако я не принес их сюда, поскольку по ним невозможно что-либо утверждать однозначно.

Психолог замолчал. В комнате некоторое время стоит тишина.

- Так что же это было – намерение или несчастный случай? Я думаю, что мы вновь получили загадку… - Генерал отодвинул снимки на середину стола.

- Никакой загадки, господин Генерал! – отвечает Психолог, - Все решает один маленький факт. Разговаривая с Леккой Церссой, доктор Чикк Кштфорс знал, что она сейчас умрет или потеряет сознание! Именно поэтому мы не зафиксировали ни страха, ни растерянности, которые свойственны абсолютно любому человеку, на глазах которого собеседник внезапно падает со стула и лежит неподвижно. Затем Кштфорс, по-прежнему невозмутимо, начал работу с оборудованием. Если бы он стремился помочь своей заболевшей ассистентке, его наверняка интересовали бы изменения в ее состоянии, другими словами, он ждал бы их, этих изменений, как любой человек, который делает искусственное дыхание и ждет, когда больной начнет дышать самостоятельно. Но доктор был занят контролем оборудования, господа. Остальные реакции вполне соответствуют аварийной ситуации. Фото, где контур человека накладывается на изображение приборов, свидетельствует о непосредственной связи и взаимодействии этих вещей в памяти. Я утверждаю, что Чикк Кштфорс намеренно привел ассистентку в бессознательное состояние или умертвил ее, после чего как-то воздействовал на нее с помощью своей аппаратуры. По неизвестным причинам произошла авария. Дальнейшее поведение доктора нельзя назвать преступным. Единственное, чего нам не удалось узнать – в какой момент времени произошла смерть Лекки Церссы – до эксперимента, во время его или после, как это утверждает сам доктор. Так что здесь невозможно сказать однозначно, намеренное это убийство или гибель вследствие несчастного случая. Предлагаю принять версию Обвинителя, а приговор выносить с учетом того, что Кштфорс производил опыт на человеке и эксперимент закончился смертью подопытного. Опыты на людях повсеместно запрещены, кроме случаев с особым контролем за этим и по специальному разрешению.

Психолог вновь зажигает сигарету. Но теперь никто не иронизирует по этому поводу.

- Господа Эксперт, Генерал, - говорит Советник, - каково ваше мнение?

- Версию Обвинителя, - отвечает Эксперт, - остальное мы не можем доказать. Ведь не оглашать же в зале результаты работы секретной лаборатории Психолога…

Генерал думает, глядя на стопку фотоснимков.

- Психолог, а что удалось выяснить насчет его изобретения? – после паузы спрашивает он.

- Не хочу разочаровывать вас, господин Генерал, но, к сожалению, очень мало. Стресс, перенесенный доктором при аварии, гибель Церссы, ранения – все это сформировало резко отрицательную установку к научной деятельности вообще и эксперименту в частности. В нашей памяти существуют некоторые малоисследованные механизмы, которые приводят к вытеснению негативно окрашенной информации. Кштфорс нашел путь к каким-то глубинным областям хранения данных в головном мозге и что-то извлек оттуда. По его словам, сказанным после включения установки «Гарпун», он вынул из человека душу и разобрал ее на части. Как это можно интерпретировать, никто из нас не смог понять. Что же касается угрозы для общества, то я считаю, что явной опасности нет. Например, если рассекретить мои лаборатории и начать повсеместно применять все, что могут делать мои специалисты, обществу быстро придет конец. Большинство людей превратится в радостных шизофреников, живущих в сказке…

Психолог улыбается так, словно рассказывает о своей мечте. Генералу становится немного жутковато и он недовольно морщится.

- А вы, Психолог, будете главным сказочником… Ответьте, пожалуйста, что еще вы можете сделать с Чикком Кштфорсом, чтобы получить подробную информацию о его открытии? Он сможет повторить свой эксперимент?

Психолог качает головой и пристально рассматривает свою сигарету.

- Стресс был слишком сильным… Патологические установки в его личности связаны с острыми переживаниями смерти ассистентки. Может быть, их отношения не ограничивались служебными… Соответственно, теперь любая экспериментальная работа долгое время будет напоминать ему об этой аварии. Так что смещение жизненных ориентиров в сторону желания собственной смерти не связано с угрозой для общества. Все расчеты и другие материалы сгорели в лаборатории. Мои специалисты способны удалить из его памяти все эпизоды, связанные с Церссой и аварией, но вместе с ними удалятся и другие полезные данные, необходимые для воссоздания этого изобретения. Избирательное удаление пока что недоступно нам. В результате мы не получим ничего интересного. Он будет помнить, что занимался какой-то сложной работой, но потом почему-то прекратил исследования.

- Да, нужного результата мы не добьемся, - говорит Эксперт, - Чикк Кштфорс не повторит своего открытия, потому что подсознательно будет бояться этой темы…

- Но он может продолжить другую полезную работу! Например, у господина Генерала, - предлагает Советник.

- Только не это, господа! – Психолог вдавливает окурок в пепельницу, - И вот почему. Предположим, что мы уничтожили все воспоминания за конкретный отрезок времени. Кштфорса отправили работать в Госпиталь. В каком статусе он будет там находиться? Осужденный? Но он не помнит, что совершил преступление и тем более не помнит, что был осужден! Просто сотрудник? Он слишком известен в научных кругах, а факт аварии мы уже не скроем от общества. Когда-то найдется кто-то, кто расскажет ему о том, что было. Человеческая память – слишком сложная штука и я не могу гарантировать, что после этого рассказа доктор не сойдет с ума и не натворит чего-либо.

Советник хлопает ладонью по столу.

- Господа, мы вынуждены признать, что Кштфорс обвел нас вокруг пальца! С какой стороны ни глянь, мы не можем получить результатов его открытия. Что же нам с ним делать? Психолог, внушите ему, что это был несчастный случай, пусть сменит показания.

- Господин Советник, весь предшествующий месяц мы работали именно над его показаниями! Результат вы видели в зале. Нашего внушения хватает на несколько минут. Если же ввести ему специальные препараты, это заметят остальные. А темпоральные перестановки запрещены.

- Психолог, но у вас же прекрасная лаборатория, гениальные специалисты! Неужели вы не можете справиться с этим человеком?

- Господин Советник… Мне неприятно это признавать, но доктор Чикк Кштфорс стоит нескольких моих сотрудников! Мы можем очень долго держать его в лаборатории, накачать наркотиками и прочим, но единственное, что мы получим в результате – распад личности. Я очень сожалею, но это все.

- В итоге мы имеем следующее. Версия суда соответствует версии Обвинителя. Информация о том, что Кштфорс занимался опытами на человеке, разглашению не подлежит. Заставить его сменить показания мы не можем. Высшая мера наказания при таком преступлении не применима, общество будет протестовать. Тюрьма?

- Где он успешно повторит попытку суицида, господин Советник?

-  Да пусть повторяет, что хочет. В конце концов, я уже не верю в то, что он еще может быть нам полезным! – в голосе Советника слышно раздражение.

Эксперт внезапно поднимает голову.

- Распад личности, господа! Можем ли мы уничтожить всю информацию, связанную с личностью доктора, удалить ее из его памяти? Я читал ваш секретный доклад об этом, Психолог. Скажите, я правильно его понял?

- Правильно. Действительно, мы можем уничтожить личность человека, то есть, грубо говоря, удалить память и характер. Он забудет все, что помнил о себе, станет внушаемым и вынужден будет принять любую легенду. Несколько дней в Реабилитационном Центре и человека можно вернуть в общество.

- Но зачем тогда нам будет нужен этот доктор, тем более, что его все равно нельзя выпускать на улицу. Слишком известен…

- Собственно говоря, господа, доктора мы уже потеряли, так что вопрос теперь лишь в том, что высшую меру наказания ему не назначить, а делать что-то нужно, - Генерал вновь придвигает к себе фотографии.

- Остается одно, - говорит Советник, - Смириться с потерей ценного ученого. Впрочем, ценность его уже представляется мне сомнительной, раз он вышел из-под контроля и стал проводить опыт на человеке… Итак, предлагаю пожизненное заключение в Ином Пространстве в качестве объявляемого приговора, а в секретной части – уничтожение личности. Пусть работает мусорщиком или санитаром… Он хочет смертной казни, вот мы и казним личность, а тело пусть трудится на благо людей.

- Я поддерживаю мнение, - после небольшой паузы говорит Эксперт, - Кроме того, Наблюдатель в любой момент известит нас, если доктор будет вести себя неподобающе…

Генерал вздыхает и кладет ладонь на блестящую поверхность стола.

- Согласен, - кивает он.

Ладонь и стол исчезают, и теперь мы находимся в салоне вертолета. Возле иллюминатора в кресле сидит Чикк Кштфорс в уже знакомом нам серо-зеленом костюме, его запястья скованы наручниками. В креслах напротив – двое солдат с автоматами. Кштфорс безучастно смотрит сквозь стекло, охранники о чем-то переговариваются, но шум двигателя скрывает голоса. Вертолет идет на посадку, в иллюминатор мы видим закопченные, потрескавшиеся стены небольшого одноэтажного здания. Сопровождаемый охранниками и двумя людьми в штатском, Чикк подходит к полуобвалившемуся дверному проему. Его, видимо, о чем-то спрашивают, он в ответ что-то показывает и объясняет, но из-за шума винтов мы опять ничего не слышим. Один из людей снимает происходящее на видеокамеру. Через некоторое время люди в штатском возвращаются в салон вертолета. Кштфорс остается с охранниками. Вот доктор наклоняется и подбирает с земли камешек продолговатой формы. Пальцами он стирает с него грязь и сажу и становится ясно, что это большая капля застывшего стекла. Пока мы вместе с Кштфорсом рассматриваем этот камень на его ладони, шум вертолета постепенно сменяется голосом Советника.

- Высший Совет, используя материалы следствия, судебного заседания и приватного совещания, постановил признать доктора Чикка Кштфорса виновным в незаконном производстве научных экспериментов без соответствующего контроля со стороны общества, в условиях, не соответствующих необходимой степени защиты по уровню опасности возможных последствий для Человека и Пространства, которые привели к возникновению аварийной ситуации, явившейся причиной гибели человека. Властью, данной Обществом, Высший Совет приговаривает доктора Чикка Кштфорса к пожизненному заключению в инопространственном мире без права снятия наблюдения. Приговор не подлежит обжалованию, однако Высший Совет оставляет за собой право изменить приговор либо условия содержания осужденного на основании сведений, полученных при наблюдении. Осужденный Чикк Кштфорс, вам понятен приговор Высшего Совета?

Ладонь медленно сжимается в кулак, скрывая прозрачную каплю. Подняв взгляд на почерневшую стену лаборатории, Чикк тихо, как бы самому себе, говорит:

- Да. Теперь мне все понятно…

2.

Небольшая квадратная комната залита ярким белым светом. Источник этого света скрыт от зрителя. Впечатление, что светятся сами стены. Обстановка в комнате очень проста – стол, на котором ничего нет, кроме пачки сигарет и пепельницы, мягкое кресло у стола, вдоль противоположной стены кушетка. На кушетке, склонившись вперед и положив лицо на ладони, сидит доктор Чикк. В этот раз он в тонких серых брюках и длинной белой рубашке. На ткани, в том месте, где должен располагаться нагрудный карман, чем-то красным нанесены непонятные символы и цифры. В комнате тишина. Внезапно часть стены смещается, открывая дверной проем и в комнату входит некто в блестящем серебристом скафандре и круглом белом шлеме. Стекло шлема непрозрачно, оно напоминает кривое зеркало. На широком черном поясе скафандра закреплен предмет, похожий на пистолет.

- Осужденный Чикк Кштфорс? – спрашивает вошедший, - Выпрямитесь, я не вижу знаков на вашей одежде.

Голос «космонавта» неживой и бесстрастный. Либо звуки как-то изменены, либо это робот. Но движения гостя все же напоминают человеческие. Доктор вздрагивает, отрывает руки от лица и пристально смотрит на шлем посетителя, словно пытается разглядеть что-то сквозь светофильтр.

- Встаньте с места. Ваш приговор предусматривает перемещение вас за пределы данного физического и темпорального пространства. Там, где вы будете находиться, я выполняю функции Наблюдателя. Меня называют Дежурный Пилот.

- Я приветствую вас, господин Дежурный Пилот, - отвечает на это Чикк, - Поднимите фильтр своего шлема, так как я не знакомлюсь с существами, которые скрывают лицо.

- Нет необходимости знакомиться со мной, осужденный Чикк Кштфорс. Так же, как нет необходимости называть меня «господин». Я пришел с целью сопровождать вас в лабораторию, где вас подготовят к перемещению в подконтрольное мне пространство.

- Вот как? Интересно, почему же для такого простого действия нужна лаборатория? Никогда не слышал о таком способе подготовки.

- Вы никогда не бывали в этом пространстве.

- Хорошо, я вас понял. Собственно говоря, в первую секунду я был обрадован вашим визитом, решив, что Высший Совет пересмотрел приговор и вы выполняете функции палача. Но вы всего лишь наблюдатель… Знаете, у меня есть хорошая новость, Дежурный Пилот! Я вижу, вы вооружены, а дверь закрылась. Я собираюсь напасть на вас с целью завладеть оружием и взять вас в заложники. Очень рекомендую вам отстегнуть пистолет и снять его с предохранителя…

Дежурный Пилот неуловимым движением вытягивает вперед руку. На среднем пальце перчатки мгновенно вспыхивает и гаснет огонек. Но доктор Чикк Кштфорс с коротким вскриком конвульсивно сгибается и его отбрасывает к стене, где он еще несколько секунд бьется в судорогах.

- Встаньте с пола, - по-прежнему бесстрастно говорит Дежурный Пилот, - Мысли о самоубийстве не должны больше посещать вас. Очень рекомендую вам правильно оценить свое положение и прекратить сопротивление властям. Вы будете оставаться жить в моем пространстве, как бы вы не пытались покинуть его.

Доктор Чикк медленно встает, покачиваясь, растирая одной рукой другую. С воротника его рубашки отлетела пуговица и стал виден уже знакомый нам оплавленный кусочек стекла, висящий на цепочке. Он промыт и отшлифован так, что искрится в ярком свете.

- Что у вас на шее? – спрашивает Пилот.

- Застывшее стекло, - медленно, с паузами отвечает доктор, - Я подобрал его на развалинах моей лаборатории. Конвоиры разрешили мне оставить его у себя, а один добрый солдат даже подарил цепочку…

- Подойдите ко мне и снимите его с шеи.

Рукой в «стреляющей» перчатке Дежурный Пилот берет камень и приближает его к стеклу шлема. Несколько секунд стоит тишина.

- Хорошо, я тоже разрешаю вам оставить этот предмет у себя.

Кштфорс молча, не глядя на слепое стекло шлема, надевает цепочку с камнем. Вновь открывается дверь и становится видна часть длинного коридора.

- Благодарю вас, Дежурный, - наконец говорит Чикк, -  Можно ли называть вас так для краткости?

- Вы можете придумать мне любое подходящее имя, смысл от этого не изменится. Следуйте впереди меня по этому коридору.

Пока Дежурный конвоирует Чикка по коридору, мы оказываемся в большом полутемном помещении, заполненном какими-то огромными сложными аппаратами. Мерцают огоньки. Холодный синеватый свет круглых экранов придает машинам странный, фантастический вид. Слышен негромкий прерывающийся писк, жужжание. В углу у высокого пульта управления стоит журнальный столик, на котором уютно и по-домашнему светится лампа под зеленым абажуром. Столик совершенно не гармонирует с обстановкой зала. Кроме того, на столике стоят бутылки, разложена какая-то закуска. В креслах дымят сигаретами два человека в белых комбинезонах. Один из них среднего возраста, с бородкой и в круглых очках, второй – значительно моложе.

- Мне представляется, уважаемый мой коллега Мак, - говорит старший, - что данный вопрос обсуждается в Институте как-то двояко. Вот ты получил диплом буквально год назад. А два года назад у меня уже были сведения о том, что поведение изолированного нейрона в таком поле может быть стабильным. И вдруг являешься ты и говоришь: «господин Жабер, по новейшим данным, нейрон стабилизируется! Ура!». Это значит, что до Института новость дошла позже, чем до меня? Нейрон-то остался тем же…

- Знаете, господин Жабер, оказавшись здесь, я узнал столько всего нового, что просто голова кругом идет!

- Ах, ну да, наша наука не принадлежит народу, она секретна… Но зачем тогда студентам вдалбливают в голову то, что два года как устарело?

- Господин Жабер, вот тот ученый из бокса «Зет-семь», Чикк Кштфорс, он был у нас преподавателем биофизики и нейропсихологии… Мы называли его Маньяком… На лекциях он иногда говорил, что того, о чем он только что рассказывал, возможно, не существует вообще, а существует что-то другое, проще или сложнее. Пока что, сказал он, я желаю, чтобы вы знали – это вот так. Когда нам милостиво разрешат взглянуть на настоящую науку, я расскажу вам, как это выглядит в действительности! Странный человек.

- Да, человек он загадочный. Кстати, на завтра он назначен на телепортацию.

- Вот как? Значит, суд Высшего Совета уже состоялся?

- Состоялся. Психолог сообщил им, что Кштфорс проводил опыт на лаборантке, как и было установлено на «Торнадо». Разрушение личности и пожизненный срок в Ином Пространстве. Так что завтра нас с тобой ждет работа могильщиков! Наблюдатель уже прибыл за ним.

- А кто прибыл?

- Я не посмотрел. Или Раккель или Дежурный Пилот.

Некоторое время длится пауза. Наконец Мак говорит:

- А знаете, господин Жабер, мне немного жаль Кштфорса… Когда я снимал графики реактивности перед включением «Гарпуна», этот ученый вспомнил меня. Он сказал «Коллега, вы были неплохим студентом, но всегда путали показатели напряженности внимания». А я и впрямь их путал… А потом он сказал «Но в данный момент вы действуете правильно. В награду я сделаю так, что машина сейчас покажет простые и нормальные кривые, чтобы вам не пришлось их долго расшифровывать».

Жабер усмехается и разгоняет дым рукой.

- Ну и какими были кривые?

- В том-то и дело, что нормальными… Но у меня все равно остается уверенность, что он болен.

- Он болен, Мак. Я это знаю. Просто он болен чем-то, что мы не можем выявить. Или он действительно умело водит нас за нос с этой аппаратурой. Лучше бы, конечно, его казнили, чем разрушать личность и превращать в послушного робота…

- Разве такое возможно? Я имею в виду – усилием воли изменять показания приборов?

Жабер пожимает плечами и молча наливает вино в стаканы.

- Твое здоровье, Мак. Мы с тобой тоже по-своему больны. Больны с тех самых пор, как Лоред открыл принцип доступа к человеческой памяти. Кштфорс говорит, что нашел границу, дальше которой Лоредовский закон не действует. Лицо Дежурного Пилота видел, может, один только Психолог. А может, и он не видел. Ходит слух, что Дежурный Пилот прячет лицо потому, что вместо него после какой-то аварии ему пришили собачью морду, а лаять он не научился… Советник, говорят, приспособил свою клешню для откусывания кончиков сигар…

Мак прыскает со смеху.

- Да, Мак, а мы с тобой пьем вино и смеемся над всем этим… Будь здоров!

Мак и Жабер чокаются и выпивают. Раздается негромкий звонок и на стене возле пульта вспыхивает небольшой экран.

- Интересно, что за гость в поздний час… - говорит Жабер и подходит к экрану.

На экране виден Дежурный Пилот.

- Да, он склонен появляться при первом же упоминании… Мак, это Дежурный Пилот! Интересно, что ему нужно… Накрой стол моим белым халатом и включи вентиляцию!

Раздается еще один звонок.

- Сейчас, не шуми… Ты все-таки в гостях, начальник. - Жабер берет микрофон и вежливо продолжает, - Добро пожаловать, господин Дежурный Пилот!

Слышен шум, тяжелая металлическая дверь медленно смещается в сторону и Дежурный Пилот входит в лабораторию. В одной руке у него небольшой черный кейс, в другой несколько листов бумаги.

- Добрый вечер. – говорит он, - Я прошу извинения за столь поздний визит.

- Здравствуйте, господин Дежурный Пилот, - приветствует его Мак.

- Здравствуйте. Возникла проблема. Темпоральное поле дестабилизируется все сильнее. Возможно, мое возвращение будет значительно затруднено. Я прошу вас выполнить задание по Чикку Кштфорсу немедленно. Мы отправимся, как только вы закончите. Вот распоряжение Высшего Совета.

Жабер спокойно берет листы и просматривает их.

- Господин Дежурный Пилот, здесь говорится, что именно мы должны сделать, но нет ни слова о том, когда. Кштфорс назначен на завтра. У нас нет разрешения включать аппаратуру сегодня.

Дежурный Пилот невозмутим.

- Но все же ее нужно будет включить. Господин Жабер, мне известно, что вы обладаете определенным вкусом и являетесь тонким ценителем вин! Вино на столе чаще всего – символ праздника. Сегодня у вас праздник. Потому что я принес вам вот это.

Он открывает кейс и извлекает небольшую черную бутылку.

- Это вино из крыльев гигантских бабочек с Эшруада.

Бутылка переходит в руки Жабера. Заметно, что Жабер весьма удивлен.

- Нарколен?! Запрещенный напиток?

- Да. В небольших дозах он безопасен. И я надеюсь, что это украсит вашу коллекцию. Или ваш стол. Вам приходилось это пробовать?

- Приходилось, - отвечает Жабер и протягивает бутылку Дежурному Пилоту, - Но я соблюдаю закон. Возьмите.

- Я не возьму нарколен назад. Я привез его просто в подарок. У меня есть еще одна бутылка, которую я сейчас вручу Психологу. Всего доброго.

Дежурный Пилот поворачивается к двери, но Жабер говорит:

- Не спешите, господин Дежурный Пилот. Во-первых, Психолог уже уехал домой, во-вторых, я понимаю вашу ситуацию. Дестабилизация поля действительно так серьезна?

- Да, и продолжает нарастать. Утром, я полагаю, транспортировка Кштфорса будет уже невозможна. Поскольку официально он уже переведен под мое наблюдение, я хочу забрать его сейчас.

- Ну, что же… - отвечает Жабер и осторожно ставит вино под столик, - Я думаю, Мак, мы можем помочь господину Дежурному Пилоту?

- Да, господин Жабер. Темпоральное поле – капризная вещь.

- Я считаю точно также. Господин Дежурный Пилот, будьте любезны привести осужденного Кштфорса из камеры «Зет-семь» в подъемный отсек.

- Чикк Кштфорс уже на подъемнике. Я временно лишил его сознания парализующим импульсом.

Жабер удивленно качает головой.

- Знаете, Дежурный Пилот, вы склонны опережать события. А если бы мы не договорились?

- Я разыскал бы Психолога. Я не так часто появляюсь здесь, чтобы стать назойливым.

- Хорошо. Мы займемся Кштфорсом, но посторонним запрещается присутствовать в лаборатории во время работы. Таковы правила…

- Мне известны правила. Я буду находиться в комнате отдыха экипажей. Как только работа будет закончена, вызовите меня по громкой связи. Господин Жабер, к предписанию Высшего Совета у меня есть дополнения.

Жабер, уже шагнувший было к пульту, оборачивается через плечо.

- Личность Чикка Кштфорса должна сохранить профессиональные навыки врача. Нет никакого смысла превращать его в уборщика мусора. Их у меня достаточно. Кроме того, состояние каталепсии требуется продлить еще на два часа после окончания вашей операции, чтобы я смог записать в память все, что мне требуется.

- Я не обещаю вам полноценного эффекта, но приму ваши слова к сведению, господин Дежурный Пилот… Мак, спустись в подъемную камеру и подготовь Чикка Кштфорса.

- Желаю вам удачной работы, господин Жабер, - Дежурный Пилот подходит к двери и нажимает кнопку замка.

Жабер молча и сосредоточенно смотрит на зажигающиеся один за другим экраны и огни на пульте. Когда дверь закрывается, он негромко произносит:

- Иди, иди… Чтоб ты пропал в своем пространстве вместе с компанией своих подопечных идиотов… Мак, что ты остановился?

Мак надевает блестящую накидку и закрывает голову шлемом. Достав из шкафа небольшую красную коробку, он проходит в угол и скрывается в квадратном люке. Жабер сбрасывает халат со стола, присаживается в кресло и наливает в стакан вина, но не того, который принес Дежурный Пилот, а другого. Долго смотрит на стакан в своей руке, затем медленно выпивает. Склоняет голову и мы видим, что губы его шевелятся, как будто Жабер быстро говорит что-то. Наконец он резко поднимает голову, встает и подходит к пульту.

- Мак, ты готов? Уходи оттуда, - говорит он в микрофон решительным и трезвым голосом, - Начинаю подъем.

- Ушел, господин Жабер, - раздается из динамиков, - Начинайте.

Раздается несколько разнотональных сигналов, на экранах видно, как бледное лицо Чикка Кштфорса медленно скрывается в какой-то широкой трубе черного цвета с мерцающими огоньками по краю. Жабер что-то быстро набирает на клавиатуре. На еще одном темном экране вместе с мелодичным сигналом появляется надпись «Область памяти захвачена».

Сзади хлопает крышка люка, это вернулся Мак. Жабер кивком головы указывает ему на противоположный край пульта. Мак становится там и начинает нажимать кнопки и вращать регуляторы.

- Господин Жабер, температура тела повышается, - через некоторое время говорит он.

- А скорость явно недостаточна… Да, температура растет.

«Контроль целостности включен. Разделение слоя F»

- Господин Жабер, температура в желтом секторе, концентрация селена падает.

- Понял тебя, Мак. Дежурный переусердствовал со своим импульсом.

Жабер щелкает переключателями.

«Слой F разделен».

Внезапно раздается резкий вибрирующий звук сирены и пульт озаряется красными вспышками. Надписи на экране превращаются в хаотичный набор символов.

- Господин Жабер, дисперсия поля! Опасное охлаждение трубы!

- Я вижу, - Жабер нажимает кнопку и сирена замолкает, - Срочно спустись к подъемнику, его, должно быть, заклинило.

Мак хватает какой-то прибор и бежит к люку.

- Застегни плащ, Мак! – но крышка уже захлопнулась.

Жабер берет микрофон.

- Что там, Мак? – спокойным ровным голосом спрашивает он.

- Я не понял, господин Жабер. Как будто все в порядке. Возвращаюсь.

Лязгает крышка люка. Мак снимает шлем, покрытый чем-то вроде измороси.

- Когда я спустился, поле уже выровнялось. Кажется, ему все-таки обожгло волосы… В

воздухе повышено содержание углерода, - сообщает он.

- Это не страшно, сменит прическу. Слой отделился, но не совсем ровно. Взгляни.

На большом экране вращается трехмерная поверхность, состоящая из цветных кубиков. Кубики ведут себя непоседливо – они подпрыгивают, переворачиваются, меняют цвета.

- А мне кажется, господин Жабер, что Пилот будет доволен.

- Пилот вынужден будет принять у нас любую работу, ведь его рекомендации не внесены в предписание. Мы возимся с этим, потому что нам с тобой это интересно. Не правда ли, Мак?

- А еще, господин Жабер, потому что Кштфорс был хорошим человеком и…

Но Жабер внезапно поворачивается к нему и поднимает вверх указательный палец.

- Запомни, Мак. Нам с тобой просто интересно! Доктор Чикк был очень нехорошим человеком. Он проводил опыты на людях… Так ты и должен считать всю свою жизнь… Ты меня понял?

Взгляд Мака выражает удивление. Потом он молча кивает.

- Молодец. Ты понятливый. Ты будешь хорошим специалистом. А сейчас я хочу, чтобы ты удалил изолированные слои и заполнил области «балластом». Я буду наблюдать, как ты это делаешь, и, если все будет в порядке, я поговорю с Психологом насчет досрочного экзамена…

Сумерки. На фоне тусклого неба в рваных серых тучах мы видим широкую равнину. Стволы деревьев и какие-то сооружения кажутся плоскими, вырезанными из черной бумаги. Тучи быстро плывут нам навстречу, меняют очертания, кое-где возникают просветы и тогда неестественно яркие, какие-то сине-зеленые лучи падают на землю. На солнечный свет это совсем не похоже. Впечатление, что кто-то над облаками включает и выключает огромный яркий прожектор. Наверное, наверху сильный ветер. Похоже, что сейчас начнется гроза. И, действительно, порывы ветра уже раскачивают силуэты деревьев. «Прожектор» движется где-то в вышине, свет гигантскими пятнами выхватывает из полутьмы то кромку леса, то озеро, то разрушенный дом, то покосившиеся столбы со спутанными проводами. Ветер поднимает пыль, в воздухе кружатся сухие ветки, листья, какие-то обломки.

Мы смотрим вверх. И видим, что в низком небе прямо над нами появился гигантский черный диск, нижняя часть его вогнута и напоминает купол. Диск медленно вращается, завихряя тучи. Кажется, он опускается прямо на нас, все больше скрывая небо. Громкий сухой треск – это сбоку из туч в диск ударила короткая молния, на долю секунды озарив ровный блестящий край. Диск отозвался низким страшным воем, из его центра с шипением вырвались клубы пара. С другой стороны ударила еще одна молния, яркой ломаной линией прочертив небо.  Кажется, что от оглушительного грохота вздрогнула земля. «Прожектор» вспыхивает и меркнет. Но край диска начинает светиться мертвенно-белым светом. Поверхность земли вокруг нас освещается широким кольцом и мы оказываемся в его центре. Видно, как через полосу света ветер проносит мусор…

- Итак, вас зовут Крис, - слышен спокойный бесстрастный голос Дежурного Пилота, - Крис Лер. Вы врач. Закончили медицинскую академию в Ишле восемь лет назад. Специализировались по психиатрии. У вас нет постоянного места жительства, вы путешествуете на своем автомобиле. Движетесь с запада на восток. Вы никогда и нигде не останавливаетесь надолго…

3.

Ночь. На небольшой поляне, окруженной густым кустарником, светится костер. Костер почти прогорел, поэтому вначале мы ничего не видим. Но вот чья-то рука подбрасывает несколько крупных веток и пламя разгорается ярче. У костра, прислонившись спиной к дереву, сидит Крис. На нем камуфляжная куртка и брюки, в руке металлическая кружка. Очевидно, Крис думает о чем-то приятном, он улыбается, глядя в огонь. Это выражение лица мы видим впервые, доктор Чикк так не улыбался. Вообще, внешний вид Криса сильно изменился в лучшую сторону. Его лицо спокойно и расслаблено. Костер весело потрескивает. Крис, обжигаясь, прихлебывает чай из кружки. Внезапно он склоняет голову набок, прислушивается и негромко говорит в темноту:

- Ну, и долго вы собираетесь там прятаться? Я рад даже застенчивым гостям… Выходите к костру. Кофе у меня кончился, но есть очень интересный чай.

Но в ответ из кустов хлопает выстрел. Крис вздрагивает и ударяется спиной о дерево. Несколько секунд он неподвижен, затем роняет кружку и медленно опускает голову.

В кустах прячутся два молодых стриженных человека в черных кожаных куртках. Один из них щелкает затвором короткоствольной винтовки, выбрасывая гильзу.

- Договорился… - шепотом говорит другой.

- Доигрался! – спокойно отвечает ему стрелявший, - А ведь предупреждали: вали отсюда по-хорошему. Нет, он решил нас перевоспитывать… Мы весьма вовремя, завтра он сдал бы нас полиции.

- Тс-с… Идет кто-то!

С противоположной стороны поляны раздается шорох шагов по траве и в круге света от костра появляется юная девушка в такой же черной куртке, как у молодых людей, только с множеством блестящих заклепок.

- Крис, привет, я привезла кофе! – весело говорит она, - Проснись, моя ночная жизнь!

Вновь хлопает винтовка. Девушка со слабым вскриком падает у костра.

- Ты что? Зачем ты ее?

- Дурак! Тебе нужны свидетели? Она была такой же…ненормальной, - стрелок сплевывает и дергает затвор, - Какая разница, один он уехал или ее с собой прихватил? Пошли, пока еще кого-нибудь не принесло…

Подсвечивая небольшим фонариком, «гости» раздвигают ветки и выходят на поляну. Луч света пробегает по кругу. Оказывается, в темноте под деревьями стоит машина, санитарный УАЗ цвета хаки. Ее фары поблескивают в свете фонаря. Человек с винтовкой подходит к машине и открывает задние двери.

- Быстрее давай, тормоза ходячие! – тихо говорит он приятелю, - В машину обоих!

Тела Криса и девушки швыряют в салон. Хлопают двери.

- Ну, как решили… А я поприберу тут все, чтобы было похоже, что он в натуре уехал отсюда…

- Ладно. Только винтовку я возьму с собой, мало ли что.

Человек, который стрелял, снимает винтовку с плеча и передает ее второму.

- Трус чертов, - говорит он, - До Каньона десять минут езды, что там может случиться? Да скорее поворачивайся, Дрег в кабаке ждет.

Взяв оружие, его товарищ садится за руль. Негромко запускается двигатель. Осторожно, светя лишь подфарниками, машина движется по неровной лесной дороге. Впрочем, лес вскоре расступается, водитель включает фары и прибавляет скорость, выезжая на асфальтовое шоссе. Шоссе пустынно. Еще через несколько минут становится ясно, что дорога идет на подъем, обочина слева сменяется каменной стеной, то и дело мелькают дорожные знаки ограничения скорости. Очевидно, что справа, за забором из бетонных столбиков, находится обрыв. Во всяком случае, фары на поворотах едва заметно освещают противоположный «берег» Каньона – сплошную, поросшую мхом и мелкими кустами скалу. Подъем продолжается. Дорога несколько сужается. Наконец, человек останавливает машину перед крутым поворотом и глушит мотор. Выходит из машины, закуривает и быстрым шагом, почти бегом, скрывается за поворотом. Сразу же возвращается и пристально смотрит назад, в сторону, откуда приехал. Вероятно, горная трасса в это время не пользуется популярностью, потому что ни впереди ни сзади нет других машин. Стоит тишина, только шелестит ветер, да слабо потрескивает остывающий двигатель.

Заметно, что человек нервничает и спешит, его движения резкие и порывистые. Он бросает недокуренную сигарету и вновь скрывается в кабине. Стенки между кабиной и салоном нет, поэтому втащить и усадить на пассажирское сидение худенькую девушку совсем не трудно… С Крисом все несколько сложнее. Но вот и он оказывается за рулем. Молодой человек досадливо чертыхается, поскольку в темноте он перепачкал руки в крови. Наконец, он запускает двигатель, вытягивает рукоятку дросселя и, стоя на ступеньке, отпускает сцепление. Набирая скорость, машина катится к повороту. И через несколько секунд, сбив столбик ограждения, УАЗ срывается в Каньон… Внизу раздается искаженный эхом лязг, грохот и вспыхивает яркое пламя.

Человек не удержался на ногах, спрыгивая со ступеньки. Невнятно ругаясь шепотом, он поднимается и отряхивает куртку. Подходит к краю и осторожно заглядывает вниз.

- Мать твою! Винтовка… Осталась под сидением! Черт, Мистер мне башку оторвет… – он плюет с обрыва, дрожащими пальцами вновь закуривает сигарету. Прислушивается. И, зачем-то хлопнув ладонью по серому бетону, торопливо отправляется обратно.

Когда он скрывается из виду, возле скалы на противоположной стороне дороги зажигается маленький огонек. Он тусклый, похож на светлячка, но неподвижен. Постепенно точка увеличивается и через полминуты это уже целое светящееся пятно размером с человеческую голову. Свет холодный, фиолетовый, пульсирующий. Внезапно раздается звонкий щелчок и прямо из воздуха на асфальте возникает человеческая фигура. Это Дежурный Пилот. От его скафандра и шлема исходит слабое сияние. В руке у Дежурного Пилота предмет, чем-то напоминающий развернутый веер, за спиной то ли большой рюкзак, то ли ящик. Может быть, это воздушный резервуар. На шлеме зажигается яркий фонарик, Пилот неторопливо обводит лучом камни и дорогу вокруг. Очевидно, он тоже хочет удостовериться, что за ним никто не наблюдает.

Наконец, он медленно подходит к краю, туда, откуда упала машина. Вытягивает над обрывом «веер», расположив его горизонтально. Происходит что-то удивительное – свет от пламени горящей далеко внизу машины, который слабо озарял скалы, мгновенно исчезает. Слышен звук, похожий на тонкий вой, прерывающийся каким-то бульканьем. Странно, что эхо молчит… Что-то освещает руку Пилота снизу, по обрыву ползут тени. И вот над краем медленно, как призрак, поднимается УАЗ, висящий прямо в воздухе! Впечатление, что корпус машины раскален, он ослепительно светится белым и окружен облаком пара или дыма. Мы видим, что в кабине пусто.

Дежурный Пилот разворачивается спиной и машина, словно привязанная невидимой нитью, послушно повисает над асфальтом. В момент, когда колеса касаются дороги, она перестает светиться и только цветные искорки постепенно опадают и гаснут под кузовом. Через несколько секунд сама по себе открывается и закрывается дверь, зажигаются фары. Может быть, кто-то невидимый сел в кабину?

Дежурный складывает «веер», подходит и открывает заднюю дверь. Луч фонарика выхватывает из темноты салона столик, лежанку, зашторенные изнутри окна, какие-то шкафчики с дверцами, прикрепленные к стенкам и потолку. Крис и девушка лежат на полу, на груди Криса расплылось темное пятно. Дежурный Пилот поднимается в салон, стараясь не задеть ящиком потолок и закрывает дверь изнутри. Слабо лязгает повернувшаяся ручка.

4.

Утро сегодня прямо-таки волшебное! На небе ни облачка, роса на ветровом стекле… Пыль на трассе еще не поднялась, потому что машин пока еще мало. Прохладно! Тени от деревьев вдоль дороги длиннющие и резко очерчены, как из серой бумаги. Солнце только еще оторвалось от горизонта… Я люблю отправляться в путь ранним утром – новый день, новые места, новые впечатления, душевный подъем, как будто какой-то волшебник за ночь отмыл мир и меня вместе с ним холодной хрустальной водой из шланга. Горы здесь невысокие, но вершин пока не видно, туман. Когда смотришь на все это, улыбка сама собой появляется! Радио, жаль, здесь плохо берет станции, город уже далеко, а то я бы спел под приемник, наверное. Мотор – тот вовсю уже поет на своем железном языке, соскучился он по трассе. Последние две недели я только до магазина и назад катался, ну, еще паренька одного до города довез, спешил он очень, парнишка этот.

Меня зовут Крис. Крис Лер. Врач-психиатр. Восемь лет назад закончил академию в Ишле. Работал в научном центре, потом еще в паре клиник, но на одном месте мне не сиделось, вечно куда-то тянет, перемен хочется. Дух Странствий, сказал один коллега, страсть к бродяжничеству. С тех пор и путешествую. Никого из родных у меня нет. Так что никто не страдает от того, что я где-то болтаюсь. На хлеб и бензин зарабатываю, как могу. Ну, или кто чем благодарит за медицинскую помощь. Верно сказал когда-то один местный правитель – не нужно платить врачам зарплату, их пациенты прокормят! Правда, есть у меня еще спонсор, но о нем после, это отдельная история…

 Городов в этой части мира не так уж и много, люди в основном живут в небольших поселках, а молодежь в теплый сезон вообще сматывается на природу, что-то типа лагерей организует. Мода у них такая. Разврат один, по-моему, а не мода. Но, как ни странно, встречались мне лагеря с хорошей внутренней организацией, неплохие умные ребята, приличные, чем-то созидательным заняты. Хотя, бывал и в военных лагерях и в политических, даже религиозные есть. Бывал и просто в хулиганских. Врач тем и примечателен, что он стоит вне всяких там партий и движений. Болеют все люди, независимо от идей, которые они поддерживают. Врача примут везде, он необходим. Этим я и пользуюсь, останавливаясь на неделю-две пожить в красивом месте, поболтать с интересными людьми. А потом опять в путь, как вот сейчас. На зиму, впрочем, либо поворачиваю к югу, к теплу, либо устраиваюсь на любую работу в городе, где предоставляют крышу над головой. Но на юге лучше. Не люблю стен, неуютно мне там.

Понятно, что за любым молодежным движением стоят хитрые взрослые люди, дети трудятся за их идею, а взрослые денежки считают. И всем весело. Одни богатеют, другие хоть чем-то, но увлечены. Растащить общество на группировки, может, даже войнушку организовать – это всегда пожалуйста, это ведь выгодный бизнес. Но пока что ума у молодежи еще хватает, явно никто не конфликтует. А пока это доберется до крупных городов на западе, идеи развалятся, да и психология у городских жителей другая немножко. Правительство тоже, кстати, не дремлет, милитаризуется потихоньку, чувствует, наверное, чем дело кончится. Впрочем, военная диктатура тоже имеет положительные стороны…

Закурил, отхлебнул воды из бутылки. Сигареты отсырели слегка, ночью забыл их убрать в салон. Есть у меня палаточка двухместная, военного образца, но я не всегда ее ставлю, спать в машине тоже уютно, в салоне вон койка откидная.

УАЗ мой мне нравится, года четыре мы с ним гуляем по свету. И за это время он ни разу, представьте, меня не подвел! Просто я отношусь к нему, как к живому, как к единственному другу - профилактика, качественное питание и прочее. Где мы только с ним не бывали… Салон я оборудовал, как собственный дом, а другого у меня и не было никогда, если исключить общагу. Это у меня и спальня и столовая и медпункт и операционная даже, если бывает нужно. Конечно, тесновато, зато есть все необходимое. Я не требователен к роскоши и привык пользоваться тем, что нашлось под рукой.

Честно сказать, я не знаю, почему все это вот так, а не иначе. Детства я практически не помню, знаю только, что произошла какая-то авария, где кто-то погиб, мне рассказывали, что это были мои родные. Я тоже получил травмы, амнезия… Память так и не восстановилась. Но выжил ведь… Может быть, с тех пор мне и хочется постоянно куда-то двигаться? Что-то нарушилось в психике, почему бы и нет? Помню интернат, правда, лица друзей почти стерлись. Академию, где было так сложно, но интересно учиться, коллег, преподавателей. Интересно, кто как устроился в жизни? Явно, что никто из них не мотается по свету, как я. Но у каждого свои вкусы и предпочтения, пусть даже странные с виду. Мне нравится такое положение вещей, а надоест бродяжить – буду строить дом.

Вот и встречные начали все чаще попадаться, грузовики в основном. Попутных так и не видно никого, минут десять назад иномарочка обогнала и скрылась.

Конечно, купить такой УАЗ, да еще набитый медицинским оборудованием, мне не по карману. Первое время ходил с рюкзаком и палаткой, но на себе много не унесешь. Ездил на попутках. А потом однажды и произошел случай, который я никому не рассказывал еще, не поверят просто. Можно бы из него, кстати, сказку сочинить, но детей у меня нет, а взрослым он вряд ли покажется реалистичным.

Как раз летом четыре года назад это и случилось. Сижу я на опушке леса у костра. А место пустынное, не лагерь, нет, просто попутке здесь сворачивать нужно было, а другую не поймал. Мне-то прямо ехать нужно было. Решил остановиться на ночевку. Ночь теплая была, палатку ставить не стал, накроюсь курткой у костра, не замерзну. Стемнело. Чай заварил. Расположился со всеми возможными удобствами, чай вкусный, сигарета, тишина, воздух свежий. От трассы километра на два отошел.

О чем-то я тогда задумался или вспоминал что-то, не помню. Смотрел в огонь, как по уголькам синеватые язычки пробегают. И вдруг внезапно появилось ощущение, что я не один здесь. Бывает же такое почти с каждым, чувствуешь чей-то взгляд или краем глаза движение видишь. Я не особо удивляюсь появлению гостей, мало ли кто на огонек забредет…

Поднял голову и меня как холодной водой в жаркий день окатили. Аж дыхание остановилось. Стоит напротив меня, метрах в четырех, человеческая фигура. Именно фигура, человеком так сразу и не назовешь, мы же привыкли лицо видеть. Главное, я не слышал, как он подошел… Серебристый костюм по типу скафандра, сапоги, перчатки, на голове круглый шлем, в стекле мой костер отражается. Стоит неподвижно и, видимо, рассматривает меня. В костре тонкая ветка ярко вспыхнула и я увидел, что на нем точно скафандр или спецкостюм какой-то, с широким поясом, лямки на плечах. Рост невысокий. В руках ничего нет.

Все-таки благодарен я своим преподавателям, научили быстро соображать и правильно вести себя в стрессовых ситуациях. Мозги моментально включились и заработали, как часы, под такт сердца, стук которого уже в ушах раздавался. Человек? По фигуре – да. Один? Вроде бы один. А что как оделся? Ну, на размышление времени нет. Или летчик или космонавт или больной моего профиля или просто напугать меня решил. Вооружен? Не знаю, но оружие пока не достал. В принципе, можно попытаться выиграть несколько секунд и выяснить, что ему здесь нужно. Я отвел взгляд чуть вниз, не теряя фигуру из поля зрения и негромко сказал:

- Добрый вечер. Милости прошу к костру.

Сразу спрашивать о том, кто это, нельзя, он готов к такому вопросу. Бежать нельзя тоже. Если происходит что-то непонятное, жди, пока противник ошибется первым. Своим приглашением я немного собью его с толку и заставлю сомневаться в том, что он смог меня напугать. Если он вообще человек… Я своеобразно отношусь к рассказам про пришельцев. Может, они есть, может – нет, я не видел. Увижу, постараюсь расспросить… Следующая мысль - летчик или космонавт, наверное, шлем бы снял, в темноте и так ничего не видно… Еще мысль – нож я убрал в рюкзак. Потом мысль – он низкорослый, вроде бы худощавый, если безоружен, справлюсь и так… Следующей мысли не было, потому что фигура молча сдвинулась с места, подошла к костру и уселась напротив меня на небольшой пень. Да, сапоги и перчатки представляли с костюмом единое целое, воротник тоже был прикреплен к шлему, по крайней мере, впереди… Что у него на спине, рассмотреть нельзя, но сел он, чуть склонившись вперед, а лямки натянулись.

Ну, раз сел, значит, дело не так уж плохо… Я постарался сделать вид, что не особенно удивлен, смело глянул в черное стекло шлема и не спеша потянулся за толстыми ветками – дровец подбросить, а заодно и хоть какую палку к себе поближе подтянуть.

- Попали в аварию? Или заблудились? Меня зовут Крис.

Посмотрим, умеет ли это чудо говорить… Вежливый человек обязательно назовет свое имя в ответ. Страх мой почти прошел, да и дубину здоровенную я как бы случайно положил под рукой.

- Нет, я специально пришел к вам сюда, - раздался вдруг глуховатый голос, тщательно выговаривающий слова, но без признаков акцента, - Меня зовут Дежурный Пилот.

Так, понятно… Все-таки пилот. Много я видел в свои времена космонавтов, президентов, волшебников, инопланетян, маршалов, адмиралов и прочих великих. Но, судя по скафандру, этот «пилот» не совсем обычный.

- Приятно познакомиться, господин Дежурный Пилот, - сказал я, - Шлем вам, наверное, лучше всего снять, воздух здесь чистый, безопасный. Чаю хотите?

- Нет, благодарю вас, Крис. Шлем я не снимаю никогда, атмосфера здесь вредна для меня. Местную пищу и питье принимать не могу. Я прошу извинения, если побеспокоил вас своим неожиданным появлением.

Ничего, бывает… Интересно, есть ли в ближайшем городе психиатрическая больница?

- Ничего страшного, господин Дежурный Пилот. Хотя ваш внешний вид несколько необычен для здешних условий. Скажите, ваш скафандр защищает вас только от неблагоприятных факторов окружающей среды, или вы чувствуете, что вам угрожает еще кто-то или что-то?

- Нет, уважаемый Крис, никто не знает, что я здесь. А если я столкнусь с чьей-то агрессивностью, скафандр имеет высокую степень защиты и у меня есть оружие.

Костер разгорелся и я незаметно, но внимательно осмотрел фигуру Пилота. Швов на скафандре не видно, пояс, похоже, съемный, на нем прикреплено несколько небольших предметов непонятной формы и назначения. За спиной угадывается что-то типа рюкзака. Светофильтр шлема черный, зеркальный. Я не знаком с защитной спецодеждой… Невольно я подумал о том, представителям какой же профессии может принадлежать такой костюм?

- Наверное, вы пришли сюда ненадолго? Ведь объем дыхательного газа в баллоне ограничен. Или ваш летательный аппарат находится поблизости?

- Я могу пробыть здесь столько, сколько будет нужно, - ответил Дежурный Пилот.

- Будет нужно для чего? У вас какое-то задание? – надеюсь, по моему голосу этот человек не заметил, что я вновь напрягся, уж очень уверенно была сказана последняя фраза.

- Я уже сказал, Крис, что я пришел сюда, чтобы поговорить с вами. Я думаю, сейчас у вас есть для этого время.

- Хорошо. Если вам удалось отыскать меня, то, вероятно, дело действительно важное. Я вас очень внимательно слушаю, господин Дежурный Пилот.

С наступлением темноты психоз обычно усиливается. Пока мой гость не агрессивен, можно попытаться проболтать с ним до утра, ночи сейчас короткие. К утру он, надеюсь, начнет проявлять признаки утомления. А там посмотрим. Я подкинул еще веток и пошевелил угольки.

- Мне известно о вас, Крис, что вы путешественник. Перемещаетесь по местам, где живут люди, а деньги зарабатываете врачеванием.

- Такова моя профессия, господин Дежурный Пилот, - ответил я, - А путешествую, поскольку мне нравится такой образ жизни.

- Ваша миссия почетна, Крис. Медицинская помощь, особенно психологическая, в данных поселениях практически не развита. Очень хорошо, что вы сочетаете склонность к путешествию и профессиональные навыки.

- Раньше я не встречал вас, господин Дежурный Пилот, - разговор нужно поддерживать, иначе мысль больного может завести его в бредовые переживания, - А может быть, просто не могу узнать вас по голосу? Мы были знакомы?

- Нет, но я очень много слышал о вас, Крис. Те, кому вы помогли, благодарны вам.

- Я рад, что им стало легче. Наверняка вам известно, господин Дежурный Пилот, что успех лечения зависит прежде всего от желания пациента… Наверное, вам тоже необходима помощь?

- Нет, с моим здоровьем все в порядке. Я считаю, что помощь прежде всего нужна вам.

Ага, больному здоровый кажется больным… Интересно, чем он собирается помочь мне? Руки пока что держит на коленях.

- Крис, смогли бы вы оказывать более полноценную помощь, если бы имели в своем распоряжении современные медицинские приборы и лекарственные вещества?

- Конечно, смог бы. Вы хотите предложить мне работу?

- Не совсем так. Мне известно, что вы не можете долго находиться на одном месте. Я хочу помочь вам сделать вашу деятельность более продуктивной, удобной и интересной.

- Что же вы хотите предложить, господин Дежурный Пилот?

В этот момент я понял, что немного жалею о том, что встретился с ним здесь, а не в условиях клиники. За день я все-таки устал, сейчас бы самое время позвонить санитарам, чтобы они проводили пациента в палату или в бокс, попить чаю с кем-нибудь из коллег в ординаторской, да отправиться подремать хотя бы пару часов. Почитать последние новости в журнале… Боже, как давно я ничего не читал!

- Я понимаю, Крис, что вы относитесь ко мне с недоверием, но я прошу вас не удивляться ничему, что вы увидите далее. Дело в том, что я действительно немного…как это?…нездешний. В связи с этим я могу делать то, что не согласовывается с правилами окружающего мира…

Понесло… Может быть, пригласить его прогуляться поближе к трассе, напасть и связать? А там на машину и в город? Хотя, впрочем, кто согласится везти одного полоумного в скафандре и другого, заросшего щетиной человека, который называет себя доктором? Можно, конечно, сказать, что я поймал инопланетянина… Который будет протестовать и ругаться на чистом местном языке. Довезут до ближайшего кабака.

- Хорошо, уважаемый Дежурный Пилот, - вздохнул я, - Я согласен воспринимать ваши действия, не проверяя их реальность.

- Я предлагаю вам сотрудничество.

- В какой же сфере деятельности?

- В вашей жизни. У меня есть автомобиль, оснащенный всем необходимым для оказания медицинской помощи в критических ситуациях. Если вы будете путешествовать на этом автомобиле, ваша жизнь будет удобнее. Я беру на себя снабжение вас медикаментами, продуктами питания и прочим, что вам будет необходимо.

Это становится интересным… Помню, один пациент предлагал мне помощь в завоевании мира, если я сейчас выпущу его на улицу, но чтобы вот так…

- Что вы хотите взамен, господин Пилот?

- Почти ничего. Продолжайте действовать так, словно мы с вами никогда не виделись. Единственное, что я прошу – позвольте мне иногда помогать вам советом. И это все, доктор Крис.

Я сделал вид, что растерян, но сам при этом почему-то размышлял, какой диагноз я написал бы в качестве предварительного. К сожалению, слишком мало данных…

- Нет, господин Дежурный Пилот, я не могу принять вашего предложения. Что же это за сотрудничество, если вы не получаете никакой явной пользы от моей работы? Лучше предложите свой автомобиль одной из городских станций скорой медицинской помощи и вы получите реальную выгоду от этого.

- Видите ли, Крис, меня не интересует здоровье городских жителей. Медицинское обслуживание там достаточно развито. Но пока врачи добираются из города в лагерь, часто проходит много времени. А если вы окажетесь поблизости, то сможете оказать необходимую помощь гораздо быстрее.

- Опыт показывает, что действительно серьезные случаи встречаются в лагерях сравнительно редко. В основном, пациентов успевают отправить в город на каком-либо транспорте. Вновь не вижу необходимости в нашем сотрудничестве.

Интересно, что это я вдруг вступил в спор с больным человеком? Вообще-то, этого нельзя делать, поскольку разубедить его невозможно, а всякий разговор насчет бредовых идей пациента лишь ухудшает его состояние. Поэтому я решил сменить тему.

- Кстати, уважаемый Пилот, а почему бы вам самим не отправиться в путешествие? Вы ведь умеете управлять машиной?

- Я прошу извинения, господин Крис Лер, но предыдущий разговор кажется мне незаконченным. Возможно, вы испытываете удовлетворение от пеших прогулок и поездок на попутных машинах, но мне известны также случаи, когда вы отлично знали, как можно помочь человеку, но не смогли этого сделать ввиду отсутствия необходимых материалов. Вы прежде всего врач, а не бродяга. Но существует фраза о том, что лучше увидеть, чем услышать. Обернитесь, пожалуйста, назад.

Ага, так я и обернулся… Судя по тому, что сказано это было жестким и директивным тоном,  дело внезапно приняло совсем скверный оборот. А лучшим способом защиты, насколько мне известно, является нападение. Поэтому, не теряя времени, я вскочил с земли и прыгнул через костер, стремясь обнять Пилота так, чтобы зафиксировать его руки, а весом тела свалить его на землю. И вот тут начались чудеса…

Я упал прямо на него, но руки обхватили пустоту! Долю секунды я наблюдал, как фигура превратилась в что-то похожее на цветной светящийся дым, а затем я пролетел через этот дым, споткнувшись о пенек, на котором до этого сидел мой собеседник. Скоординироваться в падении я, понятно, не успел и удар о землю получился потрясающим… Но самым потрясающим оказалось то, что все вокруг совершенно неожиданно залило ярким белым светом. Отчетливо различалась каждая травинка перед моим носом. Хотя глаза, привыкшие к темноте, защипало, но я все равно рывком перекатился на спину, готовясь дорого отдать свою жизнь.

Свет исходил от машины, находившейся метрах в десяти от меня. Санитарный УАЗ светился весь, ослепительно сиял кузов, стекла салона, колеса. Было впечатление, что он раскален до бела, но жара не чувствовалось. Ветви деревьев вокруг казались покрытыми сверкающим инеем.

- Гипноз! – громко сказал я и зажмурил глаза, чтобы прогнать наваждение.

Спасительной темноты и торжества разума не получилось, контур машины явился теперь на засвеченной сетчатке. Я встал, повернулся спиной, и, спотыкаясь, побрел прочь. Навалилась какая-то усталость и безразличие. Что я чувствовал тогда? Не помню… Упал под каким-то деревом и, вероятно, заснул. А утром, проснувшись, долго не мог вспомнить, что происходило. Потом, в поисках рюкзака, осторожно вернулся на то место. Костер погас. Машина стояла там же, где я ее видел, и в свете дня казалась совсем не страшной. Номер я запомнил на всякий случай. Если все это был сон или гипноз, почему хозяева бросили здесь автомобиль? Или они где-то рядом?

Я забрал рюкзак, стараясь не приближаться к УАЗу, и быстро пошел в сторону трассы. Через несколько минут вышел на проселочную дорогу, заброшенную, заросшую травой. Кое-где в колее торчали мелкие кусты. Дорога наверняка вела туда, куда я спешил, но вчера я шел другим путем, в обход.

УАЗ показался неожиданно, из-за кустов на повороте. Это была та самая машина, которую я видел ночью и утром. Номер тот же. Спокойно стояла посреди дороги, трава позади не примята. Я спрятался за кустами и подумал о том, что гипнотические шутки становятся опасными.

Прошло несколько минут и ничего не менялось. Пели птицы, шелестел ветерок, вдали на дороге слышался шум машин. Я достал из рюкзака нож, положил его в карман и подошел к машине. В салоне никого не было видно, кабина тоже пуста. Я приложил ладонь к сетке перед радиатором и обнаружил, что двигатель холодный. Хорошо, предположим, что все это реально. Дежурный Пилот, его предложение, появление машины. УАЗ точно реален, остальное – трудно сказать. Как машина попала сюда с опушки, тоже непонятно. Две одинаковых машины, а кто-то быстро успел добежать сюда и привинтить номерной знак с той, которая осталась там, позади? Но зачем? Понятно, что кто-то навязчиво пытается предложить мне воспользоваться машиной…

Ладно! Это предложение кажется мне интересным. Будь, что будет. Я открыл дверь со стороны водителя и смело плюхнулся на сидение. И обнаружил в замке зажигания ключ, а на пассажирском кресле документы на машину. Выписанные, разумеется, на мое имя… В небольшом полиэтиленовом пакете вместе с документами обнаружилась тощая пачка денег и записка. Вот что было написано ровным, похожим на школьный, почерком: «Господин Крис Лер, я очень рад, что вы приняли мое предложение. Возможно, я немного напугал вас процессом возникновения данного автомобиля рядом с местом нашей беседы. Я прошу извинения за это. Автомобиль полностью исправен и укомплектован, документы подлинные. К сожалению, в данный момент я не готов предоставить вам продукты питания, но денежных знаков, прилагающихся к моему письму, вам хватит на некоторое время. В машине находится одна стационарная радиостанция и две переносных. Вызвать меня при острой необходимости вы можете, нажав маленькую красную кнопку на корпусе любой из них. В медицинской аппаратуре, я полагаю, вы разбираетесь лучше меня. Приятного путешествия! Дежурный Пилот».

Вот так и случилось, что я оказался за рулем этого УАЗа. И ничуть не жалею. Конечно, все это невероятно и первое время я и сам терялся в догадках, кто такой Дежурный Пилот и зачем ему все это нужно. Потом привык. Отношения у нас с ним простые – он появляется, как обычно, непонятно откуда, приносит ящик с консервами и прочим, спрашивает, все ли в порядке и не нужно ли мне чего-нибудь еще. Я человек не капризный, привык обходиться самым простым, поэтому обычно ничего не прошу. Дежурный, очевидно, знает, что я предпочитаю на все зарабатывать сам. Несколько раз он по собственной инициативе привозил мне одежду, запчасти для машины, иногда деньги, если приходилось туговато. Кроме того, я не привык задавать лишних вопросов и его это устраивает. Иногда он выходит на связь по рации и говорит, что где-то что-то произошло и требуется срочная медицинская помощь, тогда я еду, куда он скажет. Иногда рекомендует мне остановиться в каком-то конкретном лагере. Поскольку прошло уже четыре года и я не видел, чтобы он желал мне зла, я спокойно отношусь к этому феномену. Нравится ему, чтобы было вот так – я не против, мне тоже нравится.

Кто он? Никаких особых чудес, таких, как появление машины у костра, а затем на дороге, я больше не видел. Впрочем, несколько раз он привозил мне лекарства и приборы, аналоги которых мне не известны. Они снабжались рукописными инструкциями, почерк был очень похож на почерк Дежурного Пилота, какой-то детский, словно он недавно научился писать. Возможно, с моей помощью кто-то испытывает эти лекарства и оборудование. Хотя Дежурный Пилот ни разу не поинтересовался, насколько хороший эффект я получил.

Дежурный Пилот периодически менял свои скафандры, появляясь то в белом, то в черном, то опять в серебристом, но одно всегда оставалось неизменным – непрозрачное стекло шлема. Поскольку мы договорились, что я не буду ничему удивляться, я больше не задавал никаких вопросов по этому поводу.

Пока я предавался воспоминаниям, солнце совсем взошло и движение на трассе стало оживленнее. Встречный поток воздуха давно высушил капли на ветровом стекле. Если судить по карте, скоро должен быть небольшой городок. Там можно будет остановиться и что-нибудь перекусить, напряжение за рулем нагоняет аппетит. Если не надоест вести машину, буду ехать до вечера, а там спрошу у кого-нибудь, есть ли поблизости лагерь и какого он толка. Там и поселюсь.

Но остановиться мне сегодня пришлось уже через несколько минут. Далеко впереди на обочине показалась знакомая худощавая фигура в черном костюме и шлеме, в этот раз весьма напоминающем мотоциклетный. Разумеется, в зеркальном стекле отражалось синее небо. Когда я приблизился, Дежурный Пилот поднял руку.

- Доброе утро, господин Дежурный Пилот, - приветствовал его я, когда он сел на пассажирское сидение.

- Доброе утро, Крис, - ответил он своим глуховатым голосом, - Я скажу вам, когда мне нужно будет выходить.

- Хорошо, - ответил я и тронул машину с места.

За спиной Дежурного Пилота в этот раз ничего не висело, да и одежда мало напоминала скафандр, хотя была по-прежнему закрытой. Если он действительно нездешний, то, по-видимому,  все-таки может дышать нашим воздухом через какой-нибудь фильтр в шлеме.

Минуты проходили в молчании. Мне нечего было сказать Пилоту, а у него тоже, очевидно, не было новостей для меня. Однако, он зачем-то пришел и уж явно не за тем, чтобы я подвез его. Интересно будет, если на трассе попадется пост дорожной полиции и меня остановят для проверки документов. Есть ли документы у Дежурного Пилота? Кроме того, его наверняка попросят снять шлем… Нет, скорее всего при виде поста он опять растворится в воздухе, как тогда, когда мы познакомились.

Эта мысль развлекла меня и я улыбнулся. А что, если сейчас закурить? Окно с его стороны закрыто. Если фильтр пропустит дым под шлем, Пилот с непривычки захмелеет… Но я, конечно, не закурю. Даже если это и не человек в полном смысле слова, он меня не обижал.

- Я доволен, что у вас хорошее самочувствие, Крис, - сказал он неожиданно, - И вы улыбаетесь, глядя на дорогу. Хотя ничего радостного на дороге нет.

- Я улыбаюсь своим мыслям, господин Дежурный Пилот. Меня радует этот мир вообще и это утро в частности. Посмотрите, разве это не красота?

Дежурный, вероятно, красоту чувствовать не умел, потому что он не ответил. Кстати, за все время, пока мы с ним знакомы, я не замечал изменений в его настроении. Тот же голос почти без интонаций, тот же стиль построения фраз. Может быть, это робот?

- А как сегодня ваше настроение, господин Дежурный Пилот? – спросил я.

- Мое настроение в порядке, - не сразу ответил он и вновь надолго замолчал.

Пейзаж впереди стал меняться. Дорога стала шире, движение оживленнее. Вдали показались

высокие дома, дымящие заводские трубы. Мы приближались к городу.

- Крис, остановите, пожалуйста, машину, - подал голос Дежурный Пилот, когда вдоль дороги потянулись лесопосадки, скорее всего, последние перед городом.

Я остановился. Пилот приоткрыл дверь, но выходить не спешил.

- Через двадцать километров после выезда из города будет небольшой лагерь молодежи без явного идейного уклона, - сказал он, глядя на дорогу через ветровое стекло, - Кое-кому там требуется ваша помощь. Я рекомендую вам задержаться в этом месте. Это первое. Во-вторых, под вашим сидением находится оружие. Я полагаю, вы разумный человек и не будете применять его против людей. Оно предназначено для самозащиты в экстренных ситуациях путем демонстрации того, что вы вооружены. В-третьих, в машине вы не один. В длинном ящике под кушеткой в салоне прячется человек. Этот человек безопасен, в машине он спрятался от преследователей. Сейчас он спит.

Удивление, очевидно, все-таки отразилось на моем лице, но я ничего не сказал по этому поводу.

- Нужно ли вам что-то, Крис? – спросил Пилот после небольшой паузы.

Я мысленно прикинул свои запасы. Продуктов не так уж много, но есть деньги.

- Нет, господин Дежурный Пилот, мне пока что ничего не требуется. Спасибо.

- Тогда до свидания. Успехов вам, - не дожидаясь ответа, он спрыгнул на землю и захлопнул дверь.

- Всего хорошего, - сказал я вслед, наблюдая, как фигура исчезает за деревьями.

Когда Дежурный Пилот пропал из виду, я наклонился и пошарил рукой под сидением. Пальцы наткнулись на прохладный металл. На свет я извлек симпатичную короткоствольную винтовку какой-то неразборчивой марки. В магазине было восемь патронов. Затвор чистенький, аккуратно смазан. Я пожал плечами, и, завернув винтовку в тряпку, убрал ее подальше под сидение. Вообще-то опасные ситуации следует решать умом, а не оружием… Ну, пусть лежит. Может, когда-то действительно пригодится. Интересно, когда это Пилот успел подсунуть ее мне? А если бы дорожная полиция как-нибудь вознамерилась устроить досмотр машины? Сюрприз был бы…

Я вышел из кабины, обошел машину и открыл задние двери. На вид все вроде бы на местах. Ага, дефибриллятор, который хранился под кушеткой, теперь стоит под столом. Коробка со всяким мелким барахлом сдвинута в сторону. Правда, что-ли, кто-то спрятался?

Я осторожно поднял лежанку. Свернувшись, насколько позволял объем ящика, там лежала молодая девушка с короткими темными волосами и в черной блестящей куртке, увешанной железными побрякушками. Вообще-то, стресс и болтанка машины не дали бы заснуть моей пассажирке, если она от кого-то бежит. Если только не укачалась.

- Предъявляем проездные документы! – нараспев сказал я, - Следующая остановка – город.

Просыпалась девчонка медленно, значит, действительно, укачало. Она хлопала ресницами до тех пор, пока я не объявил:

- Просьба покинуть грузовой ящик и выйти на чистую воду! Кто ты есть и куда направляешься?

- Здравствуй, Крис, - ответила она и вылезла из ящика, - Я все-таки решила вернуться в город, к родителям.

- Похвальное решение, - ответил я, - А способ неудобный. Зачем ты сюда спряталась?

- Ну, ты же знаешь, просто так из нашей группировки уйти нельзя… А послушав тебя, я поняла, что выбрала не ту компанию. Вот и спряталась, чтобы никто не видел, что я еду с тобой.

- Что ж, разумное отступление не есть бегство. Садись в кабину. Здесь уже безопасно.

Когда она захлопнула пассажирскую дверь, я незаметно оглядел ее. Трудно сказать, они там все были почти одинаковые в своих неформальских одеяниях. Может быть, мы и были знакомы. Но имени я совершенно не помню. Хотя на нарушения памяти никогда не жаловался…

- Хорошо, что ты уехал, - внезапно сказала она, - Кое-кому там твое присутствие сильно надоело.

- Вот как? А были и те, кому нравилось мое общество? – улыбнулся я в ответ.

- Конечно, были, - пассажирка недовольно поморщилась, видимо, раздосадованная тем, что я

не оценил ее фразу, - Но недовольных было больше. Кто знает, чем бы это все кончилось!

- Победой добра и наказанием злой ведьмы! Как в сказке.

- Да ну тебя, Крис! У тебя вечно все в шутку.

Хм… А как тут не в шутку, если я вообще не понимаю, о чем она говорит. Что-то я не замечал, чтобы в лагере кто-то был против моего присутствия. Впрочем, теперь это уже не важно, вряд ли я когда-нибудь вернусь. Я не привык возвращаться туда, где уже побывал.

- Что же я тебе такого сказал, что ты решила бежать оттуда? По-моему, тебе там было уютно.

- Я… Я несколько дней вспоминала наш разговор тогда, у костра, помнишь? Ты сказал, что у человека должен быть свой путь и своя идея… И что отвечаем мы только за собственные поступки, не важно, что они совершаются под чьим-то руководством. И отвечаем не перед Ведущими, а перед самими собой. Я как бы проснулась тогда… Да, там уютно, интересно, тебя всегда поймут и помогут. Но я поняла, что мне не нравятся их идеи. Я не с ними… Вдруг почувствовала, что скучаю по дому, по маме и папе, которых ненавидела последние годы. Точнее, думала, что ненавижу. Как ты думаешь, меня простят?

- Конечно, простят, ты же их дочка. Они тоже думали, что потеряли тебя. Вот будет встреча, да?

- Да… А вдруг не простят… Я же столько плохого им сделала. Что тогда будет?

- А ничего не будет. Дай им понять, что ты пересмотрела свои взгляды. Но не словами, а действиями. Вначале они, быть может, не поверят. Решат, что ты притворяешься. Тебе будет грустно и одиноко. Значит, ты этого заслужила своим прежним поведением. Но если ты не оставишь своих попыток, они будут удивлены. А потом – рады. Ты должна быть уверена в том, что действительно стала другой, тогда ты поймешь, что делать. Все просто, хоть на словах, хоть в практике.

- Я помню, ты так уже говорил. Знаешь, когда я слушаю тебя, у меня нарастает уверенность в том, что все будет хорошо.

- Лишь бы без меня эта уверенность не исчезла, - я улыбнулся снова, - Иначе ты будешь зависима от моих слов. И чем лечить от этой наркомании – понятия не имею! Разве что говорить всякую ерунду, сбивая тебя с толку, пока тебе не надоест…

Девушка весело рассмеялась. Мы ехали уже по городским улицам и я вынужден был сосредоточиться на управлении. В городах бываю редко, тут нужно быть осторожнее.

- Крис, высади меня здесь, пожалуйста! – все еще смеясь, попросила она, - А что, если я не отвыкну от твоих слов? Ломка будет…

- Слушайся маму и читай хорошие книги, - стараясь сохранять суровый вид, ответил я, - Не забывай мыть руки перед едой и не выходи на улицу без носового платка!

Но смех вдруг прекратился и она очень серьезно и тихо ответила:

- Спасибо тебе, Крис… Я никогда не придавала значения этим простым советам, думая, что это придумали взрослые, а ко мне относятся, как к маленькому дитю. Я поняла, какое же я еще дите…

- Значит, подрастай, - сказал я, - К счастью, у тебя есть родители… Ну, успехов тебе!

- Спасибо! – звук захлопнувшейся двери обозначил, что еще один человек в этом мире отправился менять свою жизнь к лучшему. Или к худшему, но все равно интересно… Главное – перемены.

В городе я разыскал столовую и устроил второй завтрак. Но мою неожиданную пассажирку так и не вспомнил.

5.

Перед нами – лекционная аудитория. Ряды столов и удобных стульев, по стенам развешаны портреты ученых, таблицы и диаграммы, схемы и фотографии каких-то неведомых машин. У стены высокий стол, несколько огромных телевизионных экранов. На школьной доске мелом написаны формулы и множество прямоугольников, соединенных стрелками.

За столами сидят молодые люди, это студенты. Кто-то листает учебник, кто-то перешептывается с соседом, многие что-то старательно записывают в тетради. У доски, сложив руки за спиной и слегка наклонившись вперед, медленно ходит туда-сюда доктор Чикк Кштфорс. Он в строгом черном пиджаке. Пиджак в нескольких местах испачкан мелом, но доктор, очевидно, не замечает этого. На его лице выражение задумчивости и чего-то похожего на иронию. Наконец, его лицо проясняется и он поворачивается к аудитории.

- Готовы? – спрашивает доктор Чикк и, не дожидаясь ответа, продолжает, - Логическая схема, которую вы только что изобразили в своих тетрадях, называется схемой Клида. Жесс Клид много лет назад создал машину под названием «Синелия» и пытался научить ее выбирать из группы операторов того, с кем она предпочла бы работать, если бы имела выбор. Сначала операторов было пять. Машина выбрала одного по принципу аккуратности в обращении с ней. Он делал меньше ошибок, чем остальные. Он долго читал справочник, прежде чем нажать кнопку. Потом операторов стало двадцать. Этот, первый оператор, уже прочитал справочник и обращался с машиной смелее. Но появился еще один, который делал мало полезной работы, зато все время уделял профилактике неисправностей. Машина выбрала его по принципу бережности обращения… Да, он протирал ее до блеска и каждый день выдувал пыль из корпуса!

Слышен приглушенный смех.

- Несомненно, машина выбрала его! На основании чего она это сделала? И первый и второй операторы выбирались машиной потому, что она стремилась быть исправной и проработать как можно дольше! Как видно, принцип примитивен и эгоистичен. Самосохранение… В конце концов машина надоела обоим операторам и они честно сообщили об этом Клиду. А что же случилось? Дело в том, что машина не меняла показателей своей работы в зависимости от того, какой из операторов за ней находился. Первый оператор работал аккуратно и правильно, второй почти не работал, зато хорошо обслуживал, еще пара инженеров воспользовались ее мощностью для своих расчетов, какой-то студент-прогульщик готовился на ней к занятиям, да некий школьник играл с ней в шарики… Машина одинаково работала для всех и каждого, не показывая предпочтений. Значит, как бы с ней не обращались, ответ был для всех одинаков. Потом операторов стало полторы сотни. И вот тут начались проблемы! Клид вводил в память тысячи принципов, чтобы машине было легче выбрать. Машина не могла сделать выбор! Впрочем, через довольно длительное время она разделила операторов на группы и вывела некую «степень предпочтения» для каждой из них. Однако такое разделение продержалось всего несколько минут, потому что Клид попросил одного из операторов сменить стиль работы на более жесткий! Этот оператор моментально был перенесен из предпочитаемой группы в непредпочитаемую! Заметьте, всего лишь опять по одному эгоистическому принципу самосохранения. Затем один маниакально настроенный студент незаметно поднял напряжение на одном из блоков машины, заблокировал систему аварийного оповещения и ушел. Все операторы тут же попали в одну группу – абсолютно непредпочитаемых. Они не знали, что этот блок чувствует себя плохо, и в своих программах продолжали нагружать его. Студент вернулся и написал программу, в которой не был задействован данный блок. И, конечно, был обозначен, как единственный предпочитаемый оператор! Клид чуть с ума не сошел… Студент оказался приличным человеком и все рассказал Клиду. Напряжение было снижено. Принцип эгоизма доказан. Но на этом эксперимент закончился, поскольку продолжать его не было смысла. Клид составил свою схему и вывел логические принципы предпочтений, которыми мы пользуемся до сих пор. Какие же это принципы?

Все объекты окружающего мира обладают свойством целостности и дискретности. Целостность объекта вызывает формирование понятия о нем в нашем сознании. Если я попрошу вас представить себе воду, вы представите воду, а не лед или пар, которые тоже являются водой, только в другом агрегатном состоянии. Попрошу представить кошку – вы представите кошку. На наших занятиях мы изучаем человека – вы представляете человека. Оперируя этими понятиями, мы вызываем в сознании некие отвлеченные, абстрактные образы, а не конкретные объекты. Сравнивать целостные объекты можно только с другими целостными объектами. Абстрактные образы воды нельзя сравнить между собой, поскольку не найти различий. А вот образ кошки и образ ложки сравнить можно, это разные объекты.

Дискретность объектов состоит в том, что они обладают признаками и качествами, позволяющими отличать их от других подобных объектов внутри целостной группы. Вода может быть холодной или горячей, находиться в стакане или блюдце. Как видно, она осталась водой, но теперь мы можем отличить одну воду от другой. Образ стал более конкретным. Чем сложнее объект, тем больше у него признаков и качеств. Однажды Клид вместо того, чтобы посадить за «Синелию» человека, подключил к ее управляющим цепям другую машину. Машиной управляла машина! «Синелия» не отнесла эту машину ни к какой предпочитаемой группе, так как это была машина, а не человек, а выбор требовалось сделать из группы людей.

Таким образом, первый из принципов предпочтений мы назовем принципом целостности, второй – принципом дискретности. Нарушение принципа целостности встречается при некоторых тяжелых заболеваниях, когда человек теряет связь между объектом и его представлением в сознании. В норме встречается при работе с абсолютно незнакомыми объектами. Машина Клида имела в памяти образ человека, но не была знакома с другой управляющей машиной, поэтому предпочтения дать не могла.

Принцип дискретности нарушен, если пациент может объединить в группу целостные объекты, но не способен выявить их различий между собой. В клинике я покажу вам такого пациента, это космонавт, пострадавший при аварии. Он умеет выбирать из мешка шарообразные предметы разного цвета и размеров, но объяснить, чем они отличаются, не может. У него нарушен процесс восприятия признаков и качеств объекта. Делая выбор, он учитывает лишь один простейший признак – шарообразность предмета. Принцип целостности, как видно, не нарушен, выбираются шарообразные предметы. Дальнейшее разделение объектов у пациента не получается.

Следующий принцип – это принцип матричного синтеза. Знакомясь с объектом впервые, мы воспринимаем и обрабатываем информацию о его признаках, связывая ее с названием объекта. В памяти формируется образ-матрица под соответствующим именем. Например, карандаш имеет форму стержня, состоит из грифеля и оболочки и предназначен для того, чтобы оставлять видимые линии на других предметах. Эта информация связана у нас с именем «карандаш». Встретив другой объект, имеющий подобные признаки, мы назовем его тем же именем либо скажем, что он подобен. Как происходит этот процесс? Конечно, мы сравниваем имеющийся в памяти образ-матрицу с тем, что перед нами! И если признаки их совпадают, объекту присваивается имя матрицы. Если совпадает только часть признаков, объект будет назван подобным. Пишущая ручка, тоже имеющая форму стержня и оставляющая линии, подобна карандашу. Но у нас имеется матрица под названием «ручка», учитывающая признаки ручки. А теперь представьте, что у нас нет такой матрицы. При этом кто-то, занимаясь нашим обучением, намеренно сообщил нам, что этот предмет тоже называется «карандаш». Тогда мы вынуждены будем внести в матрицу «карандаш» изменения, указывающие на то, что карандаш может выглядеть как предмет, лежащий перед нами и может не иметь грифеля, а содержать красящее вещество в специальном резервуаре. Значит, мы способны произвольно изменять образ-матрицу! И этот процесс называется обучением. В данном случае мы получили ложную информацию относительно пишущей ручки, которую нельзя называть «карандаш». Когда кто-то сообщит нам, что это ручка, мы сформируем ее образ и изменим матрицу «карандаш» обратно.

Информацию от окружающего мира мы не только обрабатываем, мы еще и оцениваем ее и на основании оценок вырабатываем планы каких-то собственных действий. Как раз на этом этапе и формируются те самые предпочтения, о которых мы говорим сегодня. Следующий принцип Клида называется принципом матричной оценки…

Голос Чикка Кштфорса уходит на второй план, а мы видим двух студентов, негромко переговаривающихся за дальним столом.

- Я слышал, что Кштфорс как раз и был тем студентом, который свел с ума машину Клида! – говорит один из них.

- Ерунда, наверное. Клид работал на ней, когда Кштфорс еще не был студентом… Или Кштфорс слишком молодо выглядит. Сколько ему лет?

- Понятия не имею. Если сесть к нему поближе, взгляд его не такой уж молодой, как внешний вид. В прошлом году я учился на его спецкурсе и слышал эту лекцию. Стандартные нарушения мышления и восприятия он пытается втолкнуть в машинную логику…

- Кстати, может быть и не напрасно. Клид вообще-то решал задачи селективности в области электронных вычислений. Людей он взял в качестве нестабильных объектов. А Кштфорс перекладывает его принципы на человеческий разум. То ли так проще их понять, то ли он и правда считает, что мозг – это биокомпьютер.

- А он так и считает. Во всяком случае, любое психическое состояние он называет нарушением логических связей. Странно, зачем нам подробно изучать каждую стадию процесса, если результат предсказуем, а лечение примерно одинаковое?

- Кштфорс теоретик, а теоретики склонны к усложнению науки. Иногда он противоречит сам себе. Сейчас он заявил, что мы можем произвольно изменять образ-матрицу до уровня, пока еще сохраняются признаки целостности. На занятиях однажды он то ли был пьян, то ли взбудоражен, но вдруг сказал, что сложные матрицы могут содержать мелкие дискретные признаки в рамках целостного уровня. То есть ложка без царапинки у некоторых людей уже не считается ложкой!

- Чушь какая-то… Все же хорошо, что Кштфорс стремится рассматривать человека, как машину, в машине хотя бы все подчиняется логике, а не его бредовым выводам. Я говорю к тому, что экзамен проще сдавать…

Оба студента улыбаются. Мы вновь обращаем внимание на доктора Чикка.

- … и эта красавица отправилась в магазин покупать ленточку на платье! Она хочет купить то, что ей понравится, ведь так? Значит, образ-матрица у нее уже есть, с ленточками она знакома. Она прошла мимо шнурков и тесемок, которые подобны ленточке. Это говорит о том, что признаки ленточки содержатся в ядре матрицы, обозначая целостность объекта. Ассортимент включал в себя блестящие и матовые ленточки различных цветов, некоторые из них имели светлую полоску по краю. Модница долго их рассматривала… Ее внимание привлекли розовые ленточки. Там были блестящие с полоской, блестящие без полоски и матовые без полоски, причем одни были чуть темнее, другие чуть светлее. Девушка очень желала, чтобы ленточка была с полоской, а темнее ленточка или светлее – безразлично. С полоской есть только блестящая ленточка, впрочем, покупательница решила, что это ладно, пусть будет блестящей, хотя матовая была бы лучше, но на матовой нет полоски. Как распределились признаки предпочтений? Ядром матрицы был признак ленточки, а не другого кусочка ткани. Это абсолютно обязательный признак. Шнурки и прочее даже не рассматривались. Прилежащий к ядру слой – это розовый цвет. Это обязательный признак. Выбор происходил из группы розовых ленточек. Следующий слой матрицы – это наличие полоски. Признак почти обязательный. Он оказался главнее признака «блестящая-матовая», который расположился в виде следующего слоя. Последним слоем оказалась насыщенность розового цвета, которая в данном случае оказалась безразличной.

Что будет, если мы решим привести эту девицу в состояние растерянности, значительно расширив ассортимент объектов? Мы создадим ленточки, шнурки и тесемки, отличающиеся десятками различных признаков! Нет сомнений в том, что она возьмет именно ленточку. Ленточка будет розовой. Почти наверняка ленточка будет с полоской. Вероятно, ее поверхность окажется матовой. В отношении других признаков мы не можем сказать ничего, поскольку насыщенность розового цвета ей безразлична, а процесса выбора по другим признакам мы не наблюдали. Теперь представьте, что из магазина эта дама вернулась с розовой блестящей ленточкой без полоски, по всей поверхности которой нашиты блестящие стекляшки! Что случилось? Все очень просто. Наличие этих стекляшек оказалось признаком, находящимся в том слое, который соседствовал с прилежащим к ядру! Матовой ленточки с полоской и стекляшками в нашем ассортименте не нашлось… Поэтому слой со стекляшками отменил действие всех последующих слоев! Он ближе к ядру! Единственное, на что он не повлиял - это розовый цвет.

Доктор Кштфорс внезапно замолкает, останавливается, вглядывается в зал сквозь очки и показывает пальцем на молодую девушку, быстро записывающую его слова в тетрадь. Через несколько секунд девушка, удивленная наступившей тишиной, поднимает голову.

- Вот вы. Да, вы! Долгое сидение в одной позе приведет к нарушению кровообращения головного мозга. Ответьте мне, почему наша подопечная явилась домой с ужасным на вид сине-черным предметом, напоминающим ремень, усыпанный зелеными камешками?

Студентка молча раздумывает, затем встает с места.

- Доктор Кштфорс, а как она назвала предмет, который принесла из магазина?

Чикк Кштфорс слегка склоняет голову набок и едва заметно улыбается.

- Объект был назван ею «Красивая штука на мое платье к празднику»!

- В таком случае признак «Ленточка» и признак «Зеленые камешки» находились в ядре матрицы! – моментально отвечает девушка.

- Вот как? Хорошо. Присаживайтесь. А почему же признак «Зеленые камешки» не расположить в прилежащем слое?

- Этот признак влиял на ядро, доктор Кштфорс. Ремень – это предмет, всего лишь подобный ленточке, тем более, она и не называла его ленточкой.

- Тогда пусть в ядре остаются только «Зеленые камешки»!

- И из магазина она принесла бы горсть этих самых камешков. В крайнем случае, бусы из них!

Слышен смех. Студенты, обрадованные передышкой, поднимают шум.

- Вы абсолютно правы! - после некоторой паузы говорит доктор Чикк, - Запишите последнее на сегодня и самое важное положение в нашей лекции. Признаки, определяющие целостность объекта, могут соседствовать в ядре матрицы с иными признаками, присущими данному объекту. При этом происходит влияние этих дискретных признаков на принцип целостности. Зеленые камешки, находясь в ядре матрицы вместе с образом ленточки, изменили этот образ так, что был приобретен ремень. Образ потерял конкретное название и матрица стала называться «Красивая штука»! «Ремень» ее не назовешь, поскольку на платье этот объект располагается не так, как ремень, а как ленточка – по диагонали. Имя «Ленточка» не подходит по признаку толщины и типа материала. Но ядро матрицы совпадает с признаками принесенного предмета! Вы встретитесь с данным парадоксом, если будете заниматься патологией человеческих влечений. Часто бывает совершенно непонятно, по какой причине происходит то или иное нарушение предпочтений. Вы найдете ответ, вспомнив сегодняшнюю лекцию. Если, конечно, у вас будет желание его найти… У большинства из вас такого желания не возникнет! Ведь гораздо быстрее и проще нарушить процесс обработки информации, а потом сообщить, что у пациента органическая патология личности, да?

Постепенно шум смолкает. Студенты заинтересованно смотрят на Кштфорса. Но тот только кивает головой и произносит:

- Лекция окончена, до свидания.

Мы переносимся в небольшой кабинет, почти все пространство которого с одной стороны занимают старые шкафы, битком набитые книгами и длинный стеллаж с другой стороны. За окном темнота. Светит настольная лампа. Уютно тикают часы. Доктор Чикк Кштфорс в том же самом пиджаке, что и на лекции. Он сидит за столом у окна, положив подбородок на ладони. Вероятно, он о чем-то раздумывает. Перед его глазами, среди аккуратно разложенных книг, листов бумаги и прочего мы замечаем маленькую фотографию в рамке. На снимке – улыбающаяся молодая девушка держит в руках ребенка. Дитя тоже улыбается фотографу.

Слышен стук в дверь.

- Открыто! – несколько удивленным голосом приглашает доктор Чикк.

Дверь открывается и между шкафами в кабинет проходит студентка, к которой Кштфорс обращался с вопросом на лекции. Она в простом сером свитере и брюках. Длинные светлые волосы стянуты резинкой.

- Добрый вечер, доктор Кштфорс.

- Добрый, - отвечает ей Чикк Кштфорс и кивает в сторону потертого кресла по другую сторону стола, - Располагайтесь. Для решения вопросов, связанных с обучением, есть определенные часы. Вы пришли по иному вопросу?

Студентка садится в кресло.

- Да, доктор Чикк… То есть, нет. У меня нет проблем с обучением.

- Тогда я вас очень внимательно слушаю.

- Мне сказали, вам требуется ассистент в лабораторию на кафедре нейрофизических исследований?

Некоторое время Кштфорс молча пристально разглядывает девушку. От его взгляда она смущается и как-то съеживается в кресле.

- Садитесь свободнее, откиньтесь на спинку кресла. Сегодня и у вас и у меня был сложный день, напрасно вы не позволяете себе отдыхать, а бродите по пустынному зданию института вечером.

Студентка растерянно опускает взгляд.

- Я, кажется, сказал – садитесь удобнее, - повторяет ученый, - Вот так. Вы же пришли предложить свою кандидатуру, если я не ошибаюсь? Так ведите себя свободнее, иначе впечатление о вас сложится не в вашу пользу. Сегодня на лекции вы вели себя гораздо смелее! Что скажете?

Гостья, очевидно, быстро сориентировалась в стиле разговора и отвечает:

- Если ассистент вам еще требуется, то я надеюсь, что смогу помочь.

- Вот это уже похоже на то, что мне хотелось бы услышать, - доктор Чикк щелкает зажигалкой и выпускает дым в потолок, - Что привело вас к такому решению?

- Желание заниматься наукой, доктор Кштфорс.

Чикк Кштфорс негромко смеется. Он берет в руки рамку с фотографией и подносит ее к настольной лампе. От стекла рамки на корешках книг в шкафу появляется световой зайчик. Отблеск передвигается, показывая то на одну книгу, то на другую. Студентка невольно начинает присматриваться к движениям луча.

- Посмотрите мне в глаза, - негромко произносит доктор, - Вы ужинали сегодня?

- Да, если это имеет какое-то отношение к теме разговора.

- Имеет. Заработная плата ассистента невелика и я не уверен, что вы заработаете себе на тот ужин, которого желаете. Да и времени у вас на него не будет. Наука вас интересует, но не более того. Зачем же вы хотите убить свое свободное время? Вам надоели соответствующие возрасту развлечения и общение с людьми?

- Нет, просто я хочу… Найти что-то стабильное, какое-то постоянное занятие, пусть даже с маленькой зарплатой.

- Ага, чтобы не думать, чем заняться после учебы? Жизнь подчинена ритму?

- Да, мне кажется, так удобнее.

- И потом сердиться на себя и науку за упущенное время и возможности? Скука. Отупение. Усталость. Горечь поражений, когда ничего не получается. Желание разрушить мир мешающих вам профанов, от мнения которых зависит ваш успех. Ах да, еще насмешки коллег… На фоне всего этого нужно умудриться сохранить ясное мышление. Вам это интересно?

- У любой медали есть две стороны, доктор Кштфорс. Логика это отрицает, но в данном случае площадь стороны «успех» меньше площади «поражение».

- Верно. Поэтому мне и не требуется ассистент. Мне требуется коллега. Молодой коллега, который задает один вопрос один раз, а если он не понял ответа, берется за учебник. Которому больше некуда идти, кроме как в науку. Которому не жаль сил и времени на то, чтобы очередной раз шлепнуться в лужу. Вот какой человек мне нужен. К сожалению, работа слишком серьезна, чтобы параллельно заниматься воспитанием.

- Я понимаю вас, господин Чикк Кштфорс, - отвечает девушка со вздохом, - Готовых молодых коллег, которые подходят под такие параметры, найти не так-то просто. А выпускники Института не захотят работать за мизерное вознаграждение… Простите меня за столь поздний визит. Мне следовало бы поверить словам человека, который рассказывал мне о работе в лаборатории и не беспокоить вас понапрасну.

- Разве я обеспокоен вашими действиями? Нет. Поздним визитом? Тоже нет. Так что вы напрасно извиняетесь…Церсса! Да, ведь вас зовут Церсса?

- Действительно, мое имя Лекка Церсса.

- Вы учились не на моих курсах, но я помню вас по провалу на экзамене оптической физики в прошлом году.

- У вас замечательная память, доктор Кштфорс. Я и правда провалила этот экзамен. До свидания.

Девушка встает и направляется к двери.

- До свидания, Церсса, - говорит доктор Чикк, - Интересно, научились ли вы пользоваться спектрофотометром? Или не умеете до сих пор?

Вместо того, чтобы обиженно хлопнуть дверью, Лекка Церсса останавливается.

- Научилась, господин Кштфорс. Переэкзаменовка прошла удачно.

- Назовите мне коэффициент поправки на кремний в спектре Димма, - тихо, как бы сам себе, говорит доктор, снова глядя на фотографию.

- Сейчас я не вижу необходимости вспоминать это число. Когда мне будет нужна поправка, я найду справочник.

Чикк Кштфорс задумчиво постукивает пальцами по столу.

- Найдите справочник, Лекка. Если у вас не исчезло желание, поправка понадобится вам завтра вечером в моей лаборатории.

6.

В лагерь я попал уже под вечер. В городе делать было особенно нечего, купить продуктов да новый воздушный фильтр для машины, но, во-первых, фильтр я проискал неожиданно долго, а во-вторых, на выезде из города увидел неширокую горную реку с красивой растительностью по берегам. Ну, как же было не нарушить экологический баланс, вымыв в ней УАЗ! После этого я искупался сам, постирал кое-какую одежду и пару часов позагорал на нагретых солнцем камнях. Когда светило собралось спрятаться за горизонт, я продолжил свой путь и уже через полчаса увидел дорожный указатель с изображением палатки.

Лагерь раскинулся в лесу примерно в паре километров от трассы. Узкая грунтовая дорога между скал оказалась колдобистой, с множеством поворотов, коротких крутых подъемов и спусков. Вероятно, в лагере никто не заботился о состоянии подъезда. Хотя, может быть, есть еще какая-то другая дорога.

Все лагеря, в которых мне довелось побывать, устроены примерно одинаково. На большом или малом участке леса разбросаны палатки, шалаши, лачуги из подручных материалов, изредка можно встретить и более комфортные жилища, типа щитовых домиков. В нескольких лагерях популярны жилые трейлеры. В общем, каждый устраивается по вкусу и возможностям. Как правило, есть большая поляна с местом для костра, там происходят общие собрания. В остальном у каждого лагеря свой стиль. Ну, разве что есть какое-то руководство, идейное или просто так, следят за порядком, решают какие-то вопросы, которые касаются всех. Но руководства может и не быть, просто авторитеты.

Впечатления, что лагерь большой, у меня не возникло. Дежурных на въезде, как в милитаризованных или откровенно хулиганских лагерях, тоже не попалось. Я покрутился по дорожкам, нашел на отшибе небольшую полянку и припарковал там машину. Пришлось повозиться с непокорным кустарником, чтобы прорубить дорогу. Тесновато, но уютно. Раньше здесь кто-то жил, вот остатки шалаша и костра, но трава не примята, значит, других претендентов на это местечко нет.

Путешествие – захватывающая штука, а новые места интересны именно своей новизной. Еще интереснее бывают люди. Не успел я докурить сигарету, как появился молодой паренек в грязно-желтой жилетке прямо на голое тело.

- Привет, - сказал он.

- Здравствуй, - ответил я, - Меня зовут Крис.

- Шнырь, - протянул он руку.

Я не против, когда люди представляются прозвищами, а не именами, в конце концов, это их дело. Когда им вдруг захочется, чтобы их называли по имени, пусть назовут имя.

- Привет, Шнырь. Ничего, что я здесь припарковался?

- Не, паркуйся, где хочешь. Только далековато местечко выбрал, мог бы и ближе, там есть.

- Ну, хоть в тесноте – не в обиде, а впотьмах и локоть не туда засунешь, точно?

Шнырь громко расхохотался. Посмеявшись, он спросил:

- Машина у тебя «Скорая помощь»?

- Нет, Шнырь, не «Скорая». У тех красные кресты, а у меня, видишь, надпись «Медслужба». Разные вещи.

- А, куртка-то у тебя пятнистая, военная. Я сразу и не сообразил. Так ты не в тот лагерь заехал, милитаристы дальше по дороге, километров пятьдесят.

- Да я их не особенно уважаю. Просто у меня такая куртка и такая машина. А ваш лагерь какого направления?

- А никакого. Наезжали, правда, сектанты да хулиганье, да выперли их. Военники и помогли. Военникам без разницы, лишь бы пострелять, да строем пройтись. Целую операцию разработали, да пока ехали, хулиганье уж почти разбежалось.

- Весело у вас тут, - улыбнулся я, - А кто правит? В смысле – старейшины или анархия?

Шнырь молча махнул рукой. То ли это означало, что в лагере нет централизованной власти, то ли власть была, но он к ней плохо относился.

- Как стемнеет, народ разожжет костры. Подтягивайся. Может, и власть какую увидишь, - сказал он, - Покурить есть?

Я дал Шнырю сигарету и он, довольный, исчез в зарослях. А я развел небольшой костерок и занялся приготовлением чая, нужно немного перекусить, а потом отправляться знакомиться с обитателями. Хотя Шнырь и посоветовал мне расположиться поближе к народу, эта полянка мне понравилась. Собственно, я всегда поселяюсь в стороне от лагеря. Много раз я пытался ответить себе на вопрос – почему. И решил, что причин тому несколько. Большие скопления людей мне не нравятся, как-то рассеиваешься в разномастной толпе. А иногда у кого-то может возникнуть необходимость поговорить со мной наедине, я же врач все-таки. Да и тишину люблю.

Тишины, впрочем, не получилось. Как только я высыпал заварку в котелок и снял его с огня, из кустов появилась невысокая светловолосая девица в полосатой футболке. Конечно, в разных местах царят разные порядки, но общечеловеческую вежливость никто не отменял. Я сделал вид, что не замечаю гостью и стал доставать еду из сумки. Может быть, ей потребуется время, чтобы сообразить поздороваться?

- Мне мешает дым от вашего костра! – заявила она, - Я хотела подышать воздухом на моей полянке неподалеку, а там все в дыму.

Я выдержал паузу, нарезая колбасу для бутербродов. Тонкие сухие ветки в костре почти не давали дыма.

- Присаживайтесь, - ответил я, - Вы хотели сказать, дым от моей сигареты? Она дымит сильнее, чем костер.

Агрессивная гостья не сдвинулась с места.

- Я способна отличить дым костра и сигареты. И повторяю еще раз – мне мешает этот дым!

Да, иногда у человека бывает такое настроение, что хочется подраться с первым встречным, не важно, на словах или в рукопашную. Но проблема в том, что сначала нужно оценить противника, иначе есть опасность наткнуться на профессиональный отпор. И никакого кайфа не получится. Вместо него придут мысли о том, какие же все злые и жестокие.

- Уважаемая незнакомка, поверьте, в жизни есть много всего более раздражающего, чем дым, который уже рассеялся, - длинно ответил я, помешивая чай.

- Например?

Ага, ты все-таки переключилась. Иные люди в своей агрессии напоминают мне какую-то птицу, забыл какую, которая, когда поет, слышит только себя. При этом можно тихо подойти и взять ее голыми руками.

- Например, когда собеседник делает вид, что не понимает, о чем вы и несет какую-то чушь не по теме, - я взял кружку и встал, опершись спиной о борт машины. И продолжил, обращаясь к этой самой кружке, - Да что ж ты какой горячий-то, прямо пить тебя невозможно…

- Когда собеседник уходит от вопроса, значит, он струсил!

- И точно. Я струсил, - я слегка поклонился молодой даме и отхлебнул чаю.

Потянулась пауза. Вообще-то, ей полагалось сказать что-нибудь язвительное приказным тоном и покинуть меня. Но она заложила руки за спину и принялась разглядывать машину.

- Я полагаю, держать руки за спиной не следует, это неудобно и может свидетельствовать о некоторых этапах вашего прошлого, - осторожно заметил я.

- Отстаньте! Я сама знаю, где мне держать руки!

- Прошу извинения. С вашего позволения, я сяду на место?

Раздражение моей гостьи нарастало. Вероятно, она не добилась того эффекта, которого ожидала.

- Вы приехали один?

Я сел на траву и стал жевать бутерброд.

- Один.

- Откуда вы?

- Издалека. Я путешественник.

- Вот и путешествовали бы дальше. Военный лагерь в полусотне километров отсюда.

- Возможно, я так и сделаю. Но пока что я остановился здесь.

Девушка подошла ближе и остановилась напротив меня.

- Как вас зовут?

- Видите ли, в чем дело. Я не против назвать вам свое имя и даже предъявить документы – личные и на автомобиль, но меня интересует уровень нашего с вами общения. Если вы представляете органы власти, то служебный кодекс, насколько я знаю, требует от вас назвать свое имя, должность и цель визита.

- А если нет?

- То вежливые люди сначала называют себя, а потом последовательно задают вопросы.

Не ожидая реакции, я взял следующий бутерброд и принялся с аппетитом поглощать его.

- Вежливые люди здороваются, когда к ним приходят гости!

- А разве я называю себя вежливым человеком? Кажется, я не говорил вам этого. Не угодно ли чаю?

- Нет, чай я буду пить не с вами. Приятного отдыха!

- Спасибо. А как же ваши вопросы?

- Мне уже не нужны ответы на них, - и с этими словами девица поспешно скрылась за деревьями.

Ну что ж, каждый человек – сам себе судья, палач, истина и главный аргумент. И мнение, которое он создал для себя, не подлежит критике. Хотя бы из уважения к таким странным существам, как люди. Некоторые склонны считать свое мнение настолько правильным, что стремятся внушить его окружающим и потом плачут о том, что их не понимают. Я, в свою очередь, не могу понять таких людей. Пусть твой друг имеет неправильное предположение. И собираясь что-то делать в связи с этим, непременно получит проблемы. Наша задача – предупредить его об этом. А как он будет действовать дальше – это исключительно его дело.

Моя гостья тоже составила для себя какое-то мнение. И я не собирался предпринимать никаких попыток изменить его в лучшую сторону.

7.

Яркие полушария ламп заливают лабораторию строгим холодным светом. На белых столах и стеллажах расставлены сложные приборы, химическая посуда. В углу шумит вентилятор вытяжного шкафа. Лекка Церсса в бело-зеленом комбинезоне молча сидит возле прибора, напоминающего большой микроскоп. На полу возле ее ног разбросаны стеклянные осколки и какая-то покореженная оплавленная трубка. В воздухе плавает дым, постепенно смещающийся в сторону вентиляции.

- Прекрасно! Просто великолепно! – раздается резкий и крайне рассерженный голос доктора Кштфорса, - Превосходно, моя молодая коллега!

Из-за стеллажа появляется Чикк Кштфорс в белом халате. Он швыряет на стол Лекке небольшую коробку, которая от удара раскрывается. Это медицинская аптечка. Ее содержимое разлетается по столу.

- И то, что вам сейчас не оторвало вашу глупую голову, я нахожу величайшей ошибкой судьбы! Вы в силах наложить повязку на собственную ладонь или никогда не держали в руках ничего, кроме косметики? Отвечайте, черт вас побери! Мне нужно решить, насколько серьезно вы ранены!

Побледневшая Церсса так же молча берет со стола бинт и начинает открывать упаковку. Оказывается, вдоль ее левой кисти тянется глубокая царапина и капли крови падают на стол и спецкостюм.

- Нет, вы не студентка, вы слушательница курсов для домохозяек! – продолжает кричать доктор Чикк, - И если бы этот нейрокимограф был живым, он в страхе бежал бы от ваших рук!

- Простите меня, доктор Кштфорс, - выдавливает из себя Лекка.

- Простите? За что я должен простить вас? Я не обижаюсь на тех, кого обидел Всевышний, лишив разума! Ну, что вы сейчас делаете? Я спрашиваю, что вы собираетесь делать, тупица? Рану нужно сначала продезинфицировать!

Лекка находит на столе маленький стеклянный пузырек, берет его дрожащими пальцами. Пузырек выскальзывает и разбивается на полу. Доктор Чикк, отвернувшись, продолжает уже более спокойным голосом:

- Смотреть противно… Вы здесь уже второй месяц, но положительного эффекта от вашей работы я не дождусь никогда. Все делается крайне медленно. Присутствуют ошибки, которые могут поставить под угрозу исход экспериментов. Наблюдается боязнь научной аппаратуры, как будто это какая-то злая сила. Церсса, мы здесь не в игрушки играем. Мы не на отдыхе и не в санатории. Мы выполняем работу! Слышите меня?

- Да, я слышу вас, доктор. Я делаю все, что в моих силах…

- Нет! Если бы это было так, вы трудились бы продуктивнее! Теперь, я полагаю, вам следует заплакать, проклясть науку и покинуть лабораторию, так?

Голос Церссы, действительно, таков, как будто она с трудом сдерживает слезы.

- Не совсем так, господин Кштфорс. Плакать я буду позже. Сейчас нужно наложить повязку и остановить кровотечение, а затем вынести битые стекла и эту деталь… Сегодня я хотела хоть чуть-чуть порадовать вас графиками нейроактивности и поспешила… А наука не виновна в том, что у меня ничего не получается.

Несколько секунд стоит тишина. Кштфорс о чем-то думает, глядя в окно.

- Впервые слышу от вас столь разумное высказывание. Авария прибора поставила что-то на место в вашей голове. Завидное самообладание… Почему бы не дать волю эмоциям, а?

- С удовольствием, если наша работа сегодня закончена. Но я пришла сюда затем, чтобы как-то упорядочить собственную жизнь. Но, видимо, порядка в ней будет не больше, чем в моей комнате.

Доктор молча подходит к ассистентке, берет ее руку и начинает перематывать бинт.

- Снимите торможение, удерживающее вас в рамках нормы поведения. Можете плакать и ругаться. Повязку вы наложили неправильно. Плачьте смелее, ведь я, кажется, обидел вас? Можете швырнуть об пол еще что-нибудь.

- Странно, но сейчас мне, почему-то, уже не хочется плакать. Доктор Чикк, я не считаю, что обижена вами. Ведь бывают же состояния, когда невозможно остановить поток брани.

- Вся современная наука является сплошным состоянием, которое вызывает у меня приступ раздражения! Цели достигаются любым способом, кроме верного. Затраты на такие достижения огромны. Стремление продать изобретение намного превышает желание его усовершенствовать. Оружие создается проще, чем лекарства. Примитивизм! Настоящая преданность делу и целеустремленность не в моде… Что-то банально простое называется волшебным только по одной причине – отсутствию желания разобраться в этом. Почему я предпочитаю работать в одиночестве? Да я в жизни не доверю расчеты ни одному из этих идиотов! Я надеюсь только на самого себя! И в случае провала обвиняю только одного неумеху – себя!

Кштфорс дергает край бинта, обрывая его и даже не замечая, что Церсса вскрикнула от боли.

- Мало того, это все, оказывается, нельзя высказывать вслух! Уважение к людям… Я уважаю своих учителей за то, что они честно и открыто говорили мне, как они оценивают мои действия…

- Спасибо вам, доктор! – говорит Лекка Церсса и начинает собирать со стола медикаменты.

- Не стоит благодарности.

- Поверьте, стоит. Я очень не люблю людей, не способных высказать прямо свое мнение о тебе. А поскольку я считаю вас авторитетным человеком, ваше мнение о моих способностях кажется мне правдивым.

Чикк Кштфорс оборачивается и внимательно смотрит на свою ассистентку.

- Вы не имеете собственного мнения на этот счет?

- Нет.

- Вы лжете. У нормального человека не может не быть чувства самооценки.

- Во многих случаях мнение о собственных качествах составить очень трудно. Нужно поместить себя в ситуацию, когда эти качества должны проявиться.

- Вы поместили себя в мою лабораторию и я сказал, что у вас ничего не получается. Ответьте, какое ваше свойство я оценил?

- М-м-м… Способности заниматься наукой.

Кштфорс задумывается. Подходит к вентиляционной трубе и закуривает сигарету.

- Знаете, когда-то здесь жил паук. Поток воздуха портил его паутину. Потерпев неудачу несколько раз, он перебрался вот сюда, за фильтр, где скорость ветра меньше. Паутина оставалась целой. Но насекомых в лаборатории нет. Паук стал голодать. Потом исчез. А потом я увидел, что он натянул паутину за оконной рамой и поймал нескольких мух. Скажите, этот паук способен заниматься наукой?

- Не знаю, - после паузы отвечает Церсса.

- А ведь он экспериментировал, верно? Он искал нужное место. Он не лег и не умер с голоду. И не изменил свою сущность, превратившись в кого-то другого. Наша наука, Церсса, никак не отличается от науки паука. Мы ищем место, где можно ловить мух и где никто не тронет нашу паутину. А от самого паука мы отличаемся лишь тем, что пошли на это добровольно… У нас есть какие-то желания.

Обернувшись, доктор Чикк видит, что Церсса плачет, закрыв лицо ладонями. Он делает какое-то движение и нам кажется, что он хотел подойти к Лекке, но внезапно передумал.

- И вы, расстроенная студентка, находитесь в постоянном поиске людей, которые скажут вам, что вы не способны на что-то конкретное. Вам стыдно признать это самостоятельно! И вы верите любому человеку, который кажется вам авторитетным. Перестаньте реветь, я вам приказываю!

Но ассистентка не подчиняется приказу. Махнув рукой и отвернувшись к окну, доктор Чикк продолжает:

- И когда вы, наконец, научитесь грамотно оценивать свои силы и способности, вы получите право иметь собственное мнение. И право спорить! Что-то доказывать! О, это будет прекрасно… Вас будут уважать и ненавидеть! А вот любить… Церсса, любить вас будут те самые люди, которых и нужно признать настоящими авторитетами! Вы понимаете, о чем я?

Лекка молча кивает и поднимает покрасневшие глаза, чтобы встретиться с насмешливым взглядом своего патрона.

- Идеалы против идолов, Церсса… И если вы называете меня авторитетом, скажите мне, что вы сейчас чувствуете? Времени на раздумья не даю. Слушаю.

- Какую-то опустошенность… Наверное, усталость… И еще у меня чувство, что я хочу продолжить работу в лаборатории. И доказать себе, что я что-то могу.

Кштфорс гасит окурок и бросает его в мусорную корзину.

- Это желание отличает вас от большинства моих бывших ассистентов. У них его не было. И я вышвыривал их вон, хотя многие из них были неглупы. Мне не нужны их знания, если они применяются без желания. Это приведет к фатальным ошибкам.

Доктор Чикк уходит и скрывается за стеллаж. Церсса закрывает аптечку и убирает ее на полку. Затем начинает подметать пол.

- Уберите битое стекло и можете быть свободны, Лекка. Работа на сегодня закончена.

- На сегодня? – удивленно спрашивает ассистентка, - Я решила, что моя работа закончена навсегда…

- Я поговорю с Пойнтлефтером, чтобы вас оставили здесь.

- С Пойнтлефтером?

В голосе ученого вновь появляется раздражение.

- Церсса, вы задаете глупые вопросы! Да, с Греком Пойнтлефтером! Вам не знаком этот преподаватель?

- Ах да… Значит, слухи насчет… Это правда?

- Правда. На следующей неделе я покидаю Институт, а моя лаборатория будет передана Пойнтлефтеру. Это хороший специалист, и я надеюсь, что под его руководством вы достигнете некоторого успеха.

Церсса замирает и с некоторым страхом спрашивает:

- А вы? Переходите в другой институт?

- Почему, черт возьми, это вас интересует? Лучше подумайте о том, чтобы к выходным закончить расчеты по моему заданию!

Но последние слова доктора заглушает шумная возня и писк, исходящие из дальнего угла. Лекка вздрагивает.

- Что там такое? Кто это?

- Проснулись… - негромко говорит Кштфорс, - Пойдите и посмотрите сами! Вон тот ящик, закрытый тканью.

Церсса поднимает ткань и мы видим ящик из прозрачного материала, разделенный перегородками. В каждой из восьми его ячеек сидят крупные серые животные, напоминающие крыс. Взъерошенные звери яростно пищат, скалят зубы и бросаются на прозрачные стенки, стремясь достать соседа. Заметив человека, все разом издают еще более громкий писк и подскакивают, словно хотят выбраться из ящика. Церсса испуганно вскрикивает и делает шаг назад.

- Не пугайтесь, стенки клетки очень прочные, - спокойно говорит доктор Чикк.

- Что это за существа? Крысы?

- Это их дальние родственники с Кордвайдена. Они живут внутри стеблей растений. Биология их такова, что если внутри стебля поселятся две крысы, растение это поймет и выделит вещество, убивающее обеих. Одну крысу внутри себя растение не замечает. Стремясь выжить, эти животные стали очень агрессивны к себе подобным, да и ко всем остальным. Некоторое примирение наступает только в период размножения вне их жилищ и то на несколько минут по нашему времени. Их привезли сегодня. Они понадобятся мне для нового проекта.

- А почему бы не рассадить их по отдельным клеткам, чтобы они не чувствовали присутствия друг друга?

Голос доктора приобретает металлические нотки.

- Нет. Они нужны мне в том виде, в каком они сейчас. Стенки ящика можно сделать непрозрачными, а импульсы тока от этого генератора вводят их в состояние, похожее на анабиоз. Кстати, до конца нашей работы кормление этих животных – ваша обязанность. Вот коробка с кормом и перчатки.

- Доктор Чикк, я…

- Вы сможете. Управление прозрачностью стенок – вот этим регулятором. Сейчас я покажу вам, как давать им корм…

Мы снова оказываемся в том же самом тесном кабинете, где Чикк впервые разговаривал с будущей ассистенткой. За окном темнота. В кресле у настольной лампы доктор Кштфорс пьет кофе. Его собеседник, низенький пожилой человек в пиджаке с галстуком, сидит напротив.

- Что касается материальной стороны дела, - продолжает свою фразу доктор Чикк, - То это вздор. Авария не принесла сколь-нибудь значительных убытков. Передайте ей, что расстраиваться по данному поводу не следует. Мне странно, что она так бурно реагирует на это.

- Видите ли, доктор, она вообще весьма своеобразна… Ее мать погибла почти сразу после того, как родилась Лекка. Наверное, мне нужно было найти ей новую маму… Но я взялся за воспитание сам. И в результате получил дочь, которая вечно неуверенна в себе, неаккуратна, несобранна…

- И еще пятнадцать «не»! – прерывает его Кштфорс. – Оставьте это. Есть ли сейчас смысл думать о том, что уже произошло?

- Понимаете, она никогда и ничем не увлекалась всерьез. Бросает незавершенные дела. Успехи в учебе нестабильны. Иногда мне кажется, что я совершенно потерял способность понимать своего ребенка…

- А зачем вам ее понимать? Это вполне взрослый человек, она имеет право на собственные мысли и выводы.

- Но о чем эти мысли? Хорошо одеться, погулять в компании таких же студентов…

- Либо наконец-то заняться приведением в порядок собственной жизни! – вновь перебивает его ученый, - И именно за этим она явилась ко мне! Вас это не радует?

- А мне она сказала сегодня, что хочет бросить учебу… Дело в том, что я вынужден работать день и ночь, чтобы оплачивать стоимость обучения.

- Вот как? – смеется доктор Чикк, - Это фундаментальное решение. Не беспокойтесь, этого не произойдет. Она просто растеряна. Но желание что-то изменить в себе у нее есть. Если этого желания окажется достаточно, через некоторое время произойдут перемены к лучшему. Если нет – то я считаю, что вам не нужно думать о судьбе никчемной девицы. Как и тысячи других, она найдет свой угол в жизни.

Посетитель вздыхает.

- И в самый неподходящий момент вы собираетесь уйти из Института…

Чикк Кштфорс пристально смотрит на него.

- А при чем здесь я? Она сама хозяйка собственным идеям. И работа хоть под моим руководством, хоть под чьим-то другим остается все той же работой. Она работает над собой.

8.

- Чудеса! – сказал я, - Так выходит, мы почти как на острове?

Шварц, человек прилично старше меня, с пепельно-черными волосами и небольшим приплюснутым носом, молча отхлебнул из кружки и поморщился.

- Коньяку ты сюда переборщил, Крис, - ответил он, - А насчет этого места ты прав. Дорога между скал от трассы на самом деле искусственного происхождения. На камнях следы взрывных работ. Мелкие скалы тянутся и с севера, а с другой стороны река. Рыбешка, кстати, ловится... Я слышал, когда-то здесь была военная база. Вон в той стороне и впрямь есть развалины каких-то бетонных коробок. Ранней весной река выходит из берегов, но сюда не добирается. Мост сносит, а кто его будет чинить?

- Ты здесь давно?

- Каждое лето и осень… лет уж как восемь.

Я улыбнулся и качнул головой.

- Поэт.

Шварц меланхолично пожал плечами. Была глубокая ночь и костер почти не освещал поляну. Ветер не утих к вечеру, он продолжал шелестеть травой и кустами и иногда мне казалось, что я слышу там чьи-то осторожные шаги.

- Погода испортится, слышишь, как ветер шумит? – нарушил я молчание.

- Здесь это ненадолго. Климат.

- Похоже, ты хорошо разбираешься в скалах и климате!

- Ты врач. А я геолог. Правда, бывший геолог, - не сразу ответил он.

- А что случилось? Потерял работу?

- Нет. Вот ты, Крис. Зачем ты болтаешься по лагерям?

Не люблю я подобных вопросов. Какое кому дело? Если мое присутствие кому-то не по душе, так придите и скажите мне об этом. Собственно, каждый ищет здесь что-то свое, но прежде всего – общение. В стремительно прокисающем обществе и система человеческих контактов меняется. И те, которые не нашли другого способа сделать так, чтобы их поняли и приняли, собираются в группы. Иногда у кого-то находятся силы и желания хоть как-то организовать эти группы, чем-то полезным занять. А здесь – никакой организованности.

- Страсть к бродяжничеству, Шварц. К чему-то новому, людям прежде всего. Приятно чувствовать себя полезным.

- Никакой страсти нет, - уверенно ответил он и снова глотнул кофе, - В институте я когда-то изучал социологию. Бродяга бежит от общества. Ему неуютно среди людей, которые достигли в жизни большего, чем он. А ты бежишь к людям и хочешь общаться с ними, чтобы быстро достигнуть результата в их лечении. Потом бежишь дальше, потому что видишь, как эффект твоего лечения начинает стремительно уменьшаться. Конечно, приятно чувствовать себя полезным. Надолго ли польза? Или лучше вылечить раз и навсегда, не бегая от пациентов?

- Ты меня извини, Шварц, но ты путаешь лекарства и слова. Я предпочитаю лечить словами. Ну, смотря какая проблема, конечно. «Алконавигаторы», вон, в выходные барахтались в реке. Сегодня один из них лежит с пневмонией. Я, конечно, назначил все, что нужно, но это лекарства, антибиотики. И мы всегда немного сомневаемся, насколько хорошо это поможет. Психотерапия – дело совсем другое. Мы можем предложить человеку попробовать поверить в наши слова. Когда он будет готов слушать, мы расскажем ему о том, что у него за проблема. Потом вместе найдем решение. А вот решать ее человек будет уже только сам, может быть, на протяжении многих лет. Психотерапевт как бы показывает путь решения, понимаешь? Найти этот путь можно быстро.

- И сам человек захочет приложить силы, чтобы вылечиться? Один захочет, а второй тебя и слушать не станет. Кое-кто рассказывает мне о том, что боится, когда вечером ты приходишь к общему костру. Ты обладаешь знаниями о человеческой психике. Кто знает, может быть, ты умеешь гипнотизировать несколькими словами? – проворчал Шварц, видимо, не поверив мне.

Я расхохотался. Такое я слышу в каждом лагере.

- В том и состоит смысл медицины, друг Шварц, что врачи занимаются только теми, кто пришел к ним сам и выразил желание лечиться! А в лечении человеческой души это один из первейших принципов. Если, конечно, заболевание не такое, что пациента нужно принудительно поместить в больницу, потому что он опасен для себя и окружающих.

- Короче говоря, если крыша поехала. Но это сразу понятно. А если не совсем? Как я понял, понятия нормы в психике вообще нет. Мы все немного больные, так?

- Ты прав. Нормы нет. Слишком сложна человеческая душа, чтобы можно было понять, где она, норма. Но есть одно правило…

Костер совсем угас и я отвлекся, чтобы подбросить веток. Шварц допил кофе и вновь достал свою фляжку с коньяком. Плеснул чуть-чуть в кружку и повернулся ко мне, но я только отрицательно качнул головой.

- Я знаю это правило, - сказал он, - Человеческое общество. Пока мы нормально взаимодействуем с окружающими, мы норма.

- Почти так, - ответил я, - Добавить нужно только то, что так должно быть в любой общественной группе, где приняты общечеловеческие принципы взаимодействия. В семье, на улице, в таком вот лагере, на рабочем месте…

- Тогда нормы нет вообще никакой. Много лет назад я участвовал в геологических экспедициях. Потом сам их организовывал. А общение в семье развалилось. Что я не так делал?

Я задумался. Шварц, кажется, ничего не понял из того, что я пытался ему втолковать.

- Ты просто предпочитал одно общество другому. Пока ты пропадал в экспедициях, супруге стало одиноко. Верно?

- И она ушла. Она предпочитала общение одиночеству. Знаешь, гораздо позже я понял, что любимые люди ценнее, чем любимые камни и железо. Я еще много раз бывал в экспедициях, много раз появлялась возможность снова найти любовь. Но я вспоминал, что она вновь будет одинока.

- Решается элементарно. Найди женщину, увлеченную геологией. И отправляйтесь искать камни вместе.

Он покачал головой.

- Нет, Крис. Работа – это одно, любовь – другое. Вместе это не сочетается. Два дела и оба требуют полной самоотдачи. Полной, Крис. Иначе никак. Твое здоровье!

Шварц опрокинул коньяк в рот и закашлялся. Я протянул ему кружку с водой – запить. Наверное, Шварц по-своему прав насчет самоотдачи. Во всяком случае, у меня не нашлось возражений. Прокашлявшись, он сообщил:

- А вообще, здесь собрались неплохие ребята. Ну, если исключить алконавтов и эту… «Бешеный Капрал» ее называют.

- По-моему, и «Алконавигаторы» имеют право на существование. Они играют на всю мощь своих усилителей и это надоедает, но однажды я пришел к ним на поляну и спокойно попросил сделать потише. Представь, сделали. А вот с Бешеным Капралом я не знаком.

- Трезвые были, вот и сделали. А так они почти всегда пьяные, не утихомиришь никак. Орут, бренчат. Репетиция у них это называется. Хорошо хоть, поселились вроде тебя, на отшибе. А Бешеный Капрал – это дева тут одна есть. Тоже надоела всем. Кстати, твоя пациентка по профилю.

- Почему? – спросил я.

- А чокнутая. Сколько раз говорили, чтобы сваливала отсюда, ей никто не рад. Насчет нее можно точно сказать, что она здесь ищет. Проблем на свою задницу!

- Светлые волосы, короткая стрижка…

- Во-во! – кивнул Шварц, - Видал?

- Заходила. Агрессивна немного.

- Немного? Из любого нервы вытянет!

- Да не из любого, Шварц. Как может быть – из любого? Кто-то умеет защищаться, кто-то – нет. Психологическая защита – это же часть науки о человеческом общении.

- А на фига защищаться? Собраться да выгнать ее отсюда, вот и вся защита.

- Это уже нападение. А так – личное дело каждого, позволить вытягивать из себя нервы или нет. Не умеешь – учись. Книги написаны. Понимаешь, выкинуть человека просто, также как и назвать дураком. А вот сделать так, чтобы он не был дураком…

9.

Впечатление, что асфальтовая дорога быстро летит нам навстречу. Слышен треск мотора. Обочины густо заросли лесом и нам кажется, что мы едем по длинному узкому коридору. Встречных машин не видно. Но вот впереди показывается шлагбаум, возле него небольшое бетонное здание. Из здания при нашем приближении появляется человек в черной форме с какими-то знаками различия. Скорость резко снижается.

Мотоциклист тормозит перед самым заграждением и, не заглушая мотора, снимает шлем. Мы видим, что это Лекка Церсса, она в спортивной куртке и брюках, длинные волосы распущены по плечам. Она кивает охраннику, словно старому знакомому и показывает документы. Охранник что-то говорит в рацию и шлагбаум поднимается. Мотоцикл срывается с места и исчезает за забором.

Мы оказываемся в помещении, одновременно напоминающем и жилую комнату и мастерскую и научную лабораторию. В одном углу стоит диван, стол, несколько стульев и кресло. На столе уже знакомая нам настольная лампа, разложены бумаги и книги. Вдоль противоположной стены – длинный стол, похожий на верстак, там блестят гаечные ключи и другие инструменты, мотки проводов, какие-то приборы. С другой стороны мерцает огнями высокий пульт с круглыми и квадратными экранами, рядом с ним – столы и стеллажи с химической посудой и прочие, совершенно непонятные нам приборы, аппараты и конструкции. Невольно притягивает взгляд жутковатого вида кресло, похожее на зубоврачебное, над которым расположен круглый никелированный колпак. Вообще, в помещении тесновато от всей этой аппаратуры, но везде царит чистота и порядок. Несколько мощных светильников на потолке и стенах льют лучи света на белый кафельный пол. На вращающемся кресле возле пульта доктор Чикк листает какой-то журнал, поглядывая на наручные часы.

Лязгает металлическая дверь и в лабораторию вбегает запыхавшаяся Церсса.

- Здравствуйте, доктор Кштфорс!

Чикк Кштфорс, не ответив на приветствие, бросает журнал на пульт.

- Ну, и где же вас носит, Лекка? – сердито спрашивает он, - Неужели вы сбежали от Пойнтлефтера для того, чтобы продолжить мешать моей работе?

- Простите, доктор, я сдавала экзамен в Институте и сразу поехала сюда! – отвечает Лекка, сбрасывая куртку и надевая белый халат.

Ученый потирает лоб ладонью.

- Ах, да… Вы же предупреждали меня… Ну, как ваши успехи в области темпоральной биологии?

- Оценка «отлично», доктор Чикк! – торжествующе отвечает ассистентка, - Сдавала Адрамсу.

- Адрамсу? Что ж, поздравляю… Вы что-то говорили насчет того, что вообще подтянулись в учебе по сравнению с прошлым годом?

- Да. Даже папа удивляется.

- Странно. Институт, работа здесь, какие-то личные дела… Это ведет к катастрофической нехватке времени. Учеба должна ухудшиться. Нарушится сон, аппетит. Мне придется отказаться от вашей помощи, чтобы освободить ваши силы и время. Вместо этого вы утверждаете, что состояние ваших дел улучшилось? Вы меня обманываете.

- Я сама не пойму, в чем причина. Вынуждена была купить блокнот, чтобы записывать распорядок дня. Иначе можно запутаться. Все расписано по минутам. Едва успеваю! Думаю, дело именно в этом.

- То есть?

- Ну, в дисциплине и планировании времени.

- В четкой организации?

- Наверное, доктор Чикк. Как я и предполагала, порядка стало больше, и в комнате, и в мыслях. Но время, время…

- Сейчас вы жалуетесь только на время, а позже будете жаловаться еще и на силы… Сегодня у вас не получится отметить с друзьями сдачу экзамена, поскольку у меня тоже сжатые сроки. Собственно говоря, вам нужно было бы вернуться к Пойнтлефтеру или устроиться на какую-то другую кафедру. Исследования в области космической физики здесь малоинформативны для вас. Я лично наведу справки о ваших оценках и если вы меня обманываете, закрою вам доступ сюда.

Улыбка медленно исчезает с лица Церссы, она отворачивается и после некоторой паузы слегка пожимает плечами. Кштфорс поворачивается к пульту, нажимает клавиши и коротко командует:

- Горелку на шестьдесят единиц, два фильтра в диагональной поляризации, излучатель на полную мощность, объект двести…двести тридцать один!

Лекка молча садится к столу и настраивает какой-то сложный аппарат. Аппарат издает глухое гудение. Стол начинает вибрировать. На пульте зажигаются огоньки, доктор Чикк что-то быстро записывает в журнал. Но раздается звонкий щелчок и наступает тишина.

- Объект потерял структуру, - сообщает ассистентка.

- Я вижу, - после паузы отвечает доктор, - Двести тридцать один и тринадцать секунд… Тринадцать секунд! Много это или мало, великая студентка, а?

- Простите, доктор Чикк, я не могу ответить на ваш вопрос, - холодно отвечает студентка, - поскольку перед началом работы над этим проектом вы не сообщили мне его цель!

Кштфорс резко отодвигается от пульта, хлопает ладонями по коленям и вдруг начинает громко хохотать, раскачиваясь в кресле. Видимо, это настолько странно для Церссы, что она с удивлением и немного со страхом смотрит на него. Но смех доктора так заразителен, что и она невольно улыбается.

- Не сообщил цель? Не сказал, что мы ищем, да? – смеется Чикк, - И вы целый месяц теряетесь в догадках, зачем нам эта биологическая дрянь? Ха-ха-ха! Почему вы не спросили напрямую?

- Военные исследования секретны… Я подумала, что…

- Что вы подумали? – успокоившись, спрашивает доктор, - Что вы не имеете права знать, что мы делаем? Секретность никто не отменял, но кое-что я могу вам рассказать. Мы ищем способ защиты биологической ткани от энкридных излучений! Пока считается, что возможно изменение их поглощенной мощности с помощью противоизлучения. Но вот проблема – иногда это получается, иногда – нет. Почему? Никто не знает. Возможно, мы не узнаем этого никогда.

- Но… Насколько я понимаю, для этого потребуются миллионы измерений в разной части спектра?

- Нет, это немного не так. Но думать об этом вредно, - коротко говорит Чикк Кштфорс и вновь разворачивается в кресле, просматривая журнал.

- Скажите, Церсса, - говорит он немного погодя, - вы часто начинаете какое-то дело, не имея уверенности в том, что получите нужный результат?

- Гм… Наверное, да. Раньше я часто ошибалась.

- И вам не жаль сил и средств на то, что может не получиться? А если вы напрасно потратите время?

- Всегда есть надежда на то, что результат будет положительным, доктор.

- Положительный результат – это конечная цель?

Лекка надолго задумывается, перебирая бумаги на своем столе.

- Нет, господин Кштфорс, - говорит она, - На лекции, еще на первом курсе, вы как-то говорили, что сложный процесс следует разложить на несколько простых. Результат каждого этапа – его конечная цель. В зависимости от этих результатов корректируется и выполняется следующий этап.

- Что движет нас к последнему этапу, Лекка?

- Если это второй мой экзамен сегодня, то я попробую ответить. Мотивация.

- Да… Мотивация. Без нее не пойдет ни один процесс. Вот вы неплохо работали весь этот месяц, не имея понятия о конечной цели. Я видел, как вы уставали. Возможно, отменяли другие, более важные дела. Зачем вы издевались над собой? Где ваша мотивация?

- Сложно ответить, доктор Чикк… Мне нравится наблюдать, как у меня получается работа. Неважно, какая. Значит, я кое-что могу. Могу заставить себя сосредоточиться, сидеть ночами над учебниками, забросить развлечения…

Доктор Чикк внимательно смотрит на свою ассистентку. На долю секунды в его взгляде мелькает что-то доброе и теплое.

- Вы обманули меня тогда, год назад. В лаборатории, после взрыва кимографа. Самооценка у вас есть. Есть и мотивация. И вы действительно многое можете. Во всяком случае, теперь.

Церсса вздыхает.

- Если бы вы знали, доктор, как тяжело мне дался этот год… Я потеряла многих подруг и друзей. Но появились новые. Мне кажется, с ними интереснее. Хотя времени, правда, совсем не хватает… Знаете, почему я ушла от Пойнтлефтера? Он постоянно хвалил меня, даже если я не делала ничего особенного.

- Я знаю это. Его оценки превышали ваши собственные. Мне жаль, что вам потребовался год интенсивной работы для того, чтобы понять элементарные вещи. Но лучше так, чем совсем никак. Давайте продолжим работу. Поспешите с подготовкой графиков распределения, иначе мы не успеем. Кстати, на следующей неделе привезут еще десять крыс, у вас прибавится забот.

- Забот с ними не так уж много, я привыкла. Как я теперь понимаю, именно на них вы по утрам экспериментируете с противоизлучением?

Доктор Чикк почему-то некоторое время молчит, о чем-то раздумывая. Затем кивает.

- Да, вы поняли правильно. Утром напряженность магнитного поля минимальна, это лучшее время для работы. Впрочем, вы сами видите, что успехи невелики.

- Если хотите, я могу составить диаграмму смертности в зависимости от времени воздействия.

- Нет, в этом совершенно нет необходимости. Поступайте, как поступали ранее. По записям в вашем журнале я вижу, когда произошла смерть. Точнее, когда вы обнаружили крысу мертвой. Для крыс из новой партии мне понадобится также точное время гибели.

- У меня сейчас есть возможность взять отпуск и я могу наблюдать за ними непрерывно, - предлагает Церсса.

- Нет. За этим будет следить система регистрации теплового излучения их тел. Да, вот еще что – я не могу понять смысла пометок, которые вы ставите карандашом против каждого номера. Это частота кормлений?

- Я на всякий случай фиксирую изменения во внешнем виде и поведении каждого животного до момента их смерти. Вдруг это вам понадобится.

Чикк Кштфорс настороженно оборачивается к ассистентке.

- Что? Принесите журнал.

Лекка встает и приносит ему небольшую тетрадь с металлическим переплетом. Доктор открывает журнал и переворачивает листы.

- Что означает этот знак?

- По системе, принятой в космобиологии это значит, что живое существо агрессивно и стремится напасть самостоятельно. Вот этот – двигательная заторможенность. У одного из животных выпала шерсть на спине – вот этот символ.

- У этих двух номеров одинаковые символы…

- Да, вчера я обнаружила, что две крысы ведут себя спокойно по отношению друг к другу. Раньше такого не наблюдалось и я решила, что…

Кштфорс резко захлопывает журнал и идет к вытяжному шкафу, возле которого стоит прибор, напоминающий нам стиральную машину. Распахивает дверцу, швыряет туда тетрадь и нажимает большую красную кнопку. За стеклом происходит яркая вспышка и раздается шипение.

- Запомните, Лекка! Мы работаем в области военной науки! За нарушение секретности предусмотрена ответственность, причем в документе имеется ваша подпись! По-моему, я просил вас ухаживать за животными и помечать в журнале дату смерти каждого из них? Ведь так?

- Доктор, я просто хотела…

Но Чикк Кштфорс не слушает.

- Я спросил – ведь так? Вы можете думать, что угодно, хотеть, что угодно, но дальше ваших мыслей это не должно распространяться! Вы меня поняли?

- Да, господин Кштфорс. Я вас поняла.

Ученый молча подходит к тяжелому серебристому сейфу, открывает его и достает чистый журнал.

- Возьмите. И если вы склонны забывать, где вы находитесь, помните хотя бы о недопустимости отклонений от моих приказов. Что же до того, как ведут себя подопытные животные, это не ваше дело. Я в силах сам это наблюдать!

Церсса молча сидит возле своей установки. Доктор подходит к пульту и говорит через плечо:

- Продолжим. Горелку на семьдесят, оранжевый фильтр…

10.

- Здравствуйте, путешественник! Вы опять задымили всю округу! Я пожалуюсь Шварцу.

Голос раздался неожиданно, я не слышал, как на полянку явилась его владелица. Впрочем, лежа под машиной и держа в одной руке гаечный ключ, а в другой – молоток, я и не пытался прислушиваться к окружающему.

- Здравствуйте, симпатичная незнакомка! Вы очень кстати!

- Я? Кстати?

Ну, еще бы. Если ты неприязненно относишься к всему сущему, бывает удивительно, что окружающие рады тебе.

- Да. Это дымит промасленная пакля в костре. Огонь согревает небольшую круглую железяку. Будьте любезны, подайте ее мне вон теми щипцами!

- Я не думаю, что пришла сюда помогать вам.

- Тогда я буду очень рад, если вы затушите костер водой из бутылки, которая стоит там же. И через несколько минут сможете наслаждаться чистым воздухом!

Несколько секунд моя гостья соображала, что она сейчас хочет. Подать мне деталь не позволял выбранный стиль поведения. Затушить костер мешала совесть. Деталь тем временем нагрелась и я начал выползать из-под машины, чтобы взять ее. «Бешеный Капрал», если я правильно понял Шварца, молча смотрела на меня. Внезапно особенности ее стиля покачнулись, она вдруг взяла железяку, присела и протянула ее мне.

- Вот спасибо! – насколько смог радостно сказал я, - Сегодня разболелась спина, а вечером ехать на вызов. Лежать под машиной еще ничего, а вот ползать – больновато. Ну, тушите костер и приятной вам прогулки!

Конечно, в ответ на свою агрессию девица привыкла слышать призывы пойти туда-то и сделать то-то, это явно указывает на то, что ей удалось задеть собеседника. Некоторым это нравится. Однако добрая улыбка в ответ на выстрелы никак не свидетельствует об успехе. Иногда это вызывает еще большую агрессию и нападающий повторяет свои попытки, пока не выдохнется. А умный человек остановится. Не потому, что испугался достойного ответа, а просто потому, что реакция моя неадекватна.

- Впрочем, если вы не хотите утруждать себя гашением огня, просто подождите здесь еще пять минут. Я привык благодарить добрых людей за помощь. Что вы пьете – чай или кофе?

- Мне не нужна ваша благодарность, - заявила она, - А пью я апельсиновый сок.

- К сожалению, сока у меня нет. Но если вы скажете, как он конкретно называется, я могу купить его в городе.

Ответом было молчание. Выбравшись из-под машины, я с удивлением заметил, что «Капрал» бесшумно скрылась с поляны. Я убрал инструменты, вымыл руки и занялся приготовлением обеда. Утром по рации со мной разговаривал Дежурный Пилот и сообщил, что ему потребуется моя помощь. То ли заболел кто-то из его знакомых, то ли вообще не знаю кто, связь была плохая и мы договорились встретиться вечером в городе.

Внезапно кусты раздвинулись и на поляне вновь возникла «Бешеный Капрал» с пакетом апельсинового сока в руках. Она молча подошла и уселась у костра.

- Вот это да! – протянул я, - Вы все же решили разделить трапезу со мной? Однако, суп будет только минут через сорок. Чем желаете закусывать этот сок?

- Я знаю, что вас зовут Крис, - сказала она, не обратив внимания на мой вопрос, - И вы врач.

- Верно. А вот вашего имени я не знаю.

- Меня здесь знают все. Я Лиза. Мы можем перейти на «ты» или вы считаете себя намного старше и умнее?

- Ни то ни другое. Иногда я глуп, как пробка. Здравствуй, Лиза!

Лиза засмеялась.

- Мы уже здоровались сегодня!

- Мы здоровались, когда я не знал твоего имени, а теперь я здороваюсь персонально.

- А-а. Тогда здравствуй, Крис! – сказала она.

- Спасибо. Постараюсь быть здоровым! Но ничего не обещаю.

Лиза отвинтила пробку и принялась пить сок из пакета.

- Ну, это не соответствует поведению молодой дамы! – сказал я и достал кружку, - Сок нужно налить сюда.

- Спасибо, - ответила она, налила сок в кружку и протянула мне, - Угощайся. Имей в виду, я угощаю только тех людей, кто заслуживает этого.

Я кивнул и взял кружку. Ситуация в общем стандартная. Девчонка проверяет всех окружающих на соответствие ее собственным принципам общения. Видимо, я прошел какой-то тест и мне предлагается приз. Приз я возьму, а вот причину развития такого стереотипа придется искать. Впрочем, жалобы я слышал пока только со стороны Шварца.

- Вкус неплохой, но кисловат, однако, - сообщил я, - Скажи, Лиза, а в этом лагере есть какой-то общий напиток, то, что пьют все? Фирменный, так сказать?

- Большинство людей в этом лагере тупы и скучны, - констатировала Лиза, - И приехали сюда потому, что дома их не уважают. Какой уж тут фирменный напиток.

- Вот как? Да, я здесь недавно и не успел хорошо познакомиться с обитателями. Помню, в самый первый день ты сказала мне, что я зря здесь остановился. Нужно было послушаться?

- А тебе здесь нравится?

- Видишь ли, Лиза, я путешественник и привык быстро приспосабливаться к обстановке. Здесь никто не проявляет агрессии или неприязни ко мне, значит, я никому не мешаю. Ну, разве что дым моего костра мешает тебе дышать воздухом. Место красивое. Ремесло врача помогает прокормиться. Вот эти овощи и кусок мяса вчера принесли благодарные пациенты. Что еще нужно бродяге?

- Все бродяги на самом деле стремятся к домашнему теплу и уюту. Наверное, ты просто еще не понял этого.

- Может быть, Лиза. Когда пойму, остановлюсь.

- А еще всем нормальным людям нужна семья.

- И это верно. Но я же не говорю, что я нормальный, так? А ты здесь давно?

- С весны. Живу в туристической палатке у реки, - ответила она.

- Что так далеко поселилась?

- А, ну их всех, - махнула рукой Лиза, - Сбились в кучу, как бараны, поближе к дому Шварца и Геры. Я же говорю, никто из них не имеет собственного мнения.

Ну да, зато у тебя оно такое, что того гляди, вышвырнут на трассу. Вслух я этого, конечно, не сказал. Вместо этого я поинтересовался:

- Ага, твои соседи – «Алконавигаторы»! Интересные ребята, своеобразные, только вот шумят сильно. У них своего мнения хоть отбавляй.

- Что? У «Навигаторов»? – фыркнула гостья, - Алкаши. Молодежный стиль «тиффи». И ничего большего.

- Не пойму, а что ты хочешь большего? – спросил я, собираясь чистить овощи на суп.

- Я ищу тех, кто неординарен, - серьезно ответила она, - Это и есть люди. Остальные – стадо.

- Наверное, тебе нужно быть не здесь, - предположил я, - Я видел множество неординарных людей в других лагерях, например, в идейных.

Лиза вздохнула.

- Да я же говорю тебе, что все, кто связан одной мыслью – это серая масса! И поодиночке никто из них ничего интересного не придумает. Дай мне нож, ты так до вечера будешь чистить.

Помощь по собственной инициативе – это хорошо. Я перепоручил еду заботам Лизы, а сам закурил и растянулся на траве.

- Всегда так, - сообщила она, - Одни работают, другие курят.

- Другие думают, Лиза. Лежат, курят и думают.

- И о чем?

- Что можно принести в мир в одиночку. Идею? Нам понадобятся последователи. Творчество? Нужны почитатели. Стиль поведения? А, Лиза? Стиль поведения? И общество выкинет нас на обочину. Потому что мы сильно отличаемся от серой массы. И масса не понимает нас. А там, на обочине, нужно собрать всех выброшенных и организовать лагерь неординарных. И всем будет весело.

Лиза на несколько секунд задумалась.

- И опять будет серая масса, - неуверенно сказала она.

- А как же. В которой каждый будет обладать своим ярким стилем. И каждый будет думать о том, что его стиль – самый интересный. А поведение остальных – тупо и скучно.

Странно. Я вообще-то ожидал, что моя собеседница швырнет нож и покинет мое общество. Краем глаза я видел, что ее задели мои слова, но она промолчала. Потянулась пауза.

- Ты вот что лучше скажи, - нарушила она молчание, - Мне нужно серьезно поговорить с одним человеком из лагеря, но он только смеется и вообще не хочет меня слушать.

- Так ничего же сложного. Вот ты – почему ты сидишь здесь и слушаешь мои бредни?

Лиза хмыкнула под нос.

- Не думай, что я собираюсь отвечать тебе.

- Правильно, ты здесь, потому что это тебе интересно. И безопасно, поскольку я ничем тебе не угрожаю. И хотя ты своими словами демонстрируешь готовность защищаться и нападать, но противника ты не видишь. У тебя достаточно разума, чтобы не стрелять попусту. Мне тоже интересно поговорить с тобой.

- Знаю. Тебе рассказывали о том, что я больная на всю голову. Профессиональный интерес.

- Ага… В жизни пальцем не пошевелю, если человек сам не обратится ко мне за помощью и не скажет, на что жалуется. К чему тратить силы? Нет жалоб – нет лечения.

- Что же тебе интересно?

- Да какая разница, Лиза? Прежде всего, это интересно тебе. И должно стать интересным тому, с кем ты хочешь поговорить.

- Это для него будет очень интересным!

- Но он создал такое мнение о тебе, из которого следует, что ты принципиально не представляешь для него интереса. И слушать тебя не хочет. И все, что серьезно для тебя, воспринимает с улыбкой. Так?

Лиза ожесточенно нарезала мясо на пластмассовой подложке. Я ждал.

- Ну, так, - наконец сказала она, - И что делать-то?

- Вообще-то этот вопрос к тебе. Да, Лиза, что делать-то?

- Откуда я знаю?!

- Да знаешь, конечно, ты девочка неглупая. Дай ему понять, что ты можешь быть интересной для него, да и для всех остальных тоже. Заодно потеряешь статус больной на всю голову.

- Да пробовала я, ничего не получается. Они все тупые. И ничего не понимают.

Спина вроде как собралась перестать болеть и я осторожно перевернулся на живот, потеряв свою собеседницу из поля зрения.

- Вот я, Лиза, люблю такие большие зеленые ягоды, которые растут в лесу. А еще я люблю ловить рыбу. Но если я предложу рыбе мои любимые ягоды, то не поймаю ни одной. Рыбе нужно дать то, что она любит. Но я не знаю, что она любит и спросить никак нельзя. Я попробовал представить себя на месте рыбы и увидел, что течение несет ко мне длинного желтого червя.

- Фу, гадость какая, - вставила Лиза.

- Точно. Вид у червя был отвратный. Но я взял его и предложил рыбе. Она согласилась перебраться ко мне на берег. Но я не очень люблю рыбу. Возвращаясь сюда, я подумал, что человек по имени Отарк любит рыбу и у него есть деньги. Теперь вот курю хорошие сигареты, которые мне нравятся.

- Ничего не поняла… Чтобы стать интересной, нужно предложить ему то, что ему нравится?

- Конечно! Нужно вести себя так, чтобы ему стало интересно, говорить о том, что ему интересно и предлагать ему то, что он любит. Тогда ты везде будешь желанной гостьей и к твоему мнению будут прислушиваться.

- Ужас… А когда же хоть кто-нибудь будет делать то, что интересно лично мне?

- А вот тогда и будет. Твои собеседники увидят, что ты хорошая девчонка и будут стараться порадовать тебя, - ответил я.

- Общение по типу «ты – мне, я – тебе». Товарообмен.

- Нет. Закон сохранения массы. Прежде чем что-то взять, нужно что-то дать.

- Все равно. Тем более, обычно не поймешь, что нравится человеку. Откуда это можно знать?

- Да я же говорил, поставь себя на его место и все поймешь. А вообще – предложи улыбку. Это действует во всех случаях, если только твой друг вообще способен воспринимать информацию.

Лиза молча помешивала воду в котелке.

- Где у тебя соль и вообще приправы?

- Если не трудно, открой заднюю дверь машины. Справа будет шкафчик.

- Совсем обленился. Кто из нас гость, а кто хозяин?

- Логически – ты хозяйка, поскольку готовишь еду. А я гость за твоим столом, - я встал, открыл дверь и достал банку с солью.

Лиза поглядела в салон и невольно присвистнула.

- Ух-ты, настоящее жилище… Тесновато только.

- И жилище и медицинский пункт, - похвастался я, усаживаясь у костра, - Оснащение у меня хорошее.

Разговор о том, как Лизе нужно действовать, больше не поднимался. У меня было нечего добавить по этому поводу, а у нее – какая-то своя причина. Мы просто болтали на отвлеченные темы. Суп вышел удивительно вкусный, видимо, он был приготовлен с желанием. Мы съели его почти весь, а остатки я предложил подарить «Алконавигаторам» на закусь.

- Вот еще! – недовольно сказала Лиза, - Для них и черствой корки жалко! Идиоты крашеные…

- Дело в том, что они меня не обижали. То, что о них думают – я не видел, а мнения о людях строю сам. Суп все равно испортится, поскольку ужинаю я сегодня в городе. Впрочем, это твое произведение и распоряжайся им самостоятельно. Еда прекрасна, я давно такой не пробовал. Спасибо тебе, Лиза!

То, что агрессивная Лиза иногда все же смущается, не заметил бы только слепой.

- Заладил со своим «спасибо»… Продукты были твои.

- Однако исполнение твое. Из них можно было приготовить как ужасную вещь, так и вот такой вкусный обед. Забери его себе на ужин?

- Обедать и ужинать одним и тем же – признак бедности. Я достаточно обеспечена, чтобы не голодать по вечерам, - в ее голосе мелькнуло что-то похожее на высокомерие.

- Кстати, нескромный вопрос – чем ты зарабатываешь на шикарную жизнь?

- Вопрос действительно нескромный и я не буду отвечать на него.

Она поднялась, взяла котелок и молча исчезла за кустами. Я сел, прижавшись спиной к толстому стволу и закурил. Пожалуй, Шварц немного сгустил краски… В психиатрии известно такое понятие - индуцированность. Это принятие мнений авторитетных людей. А мнения могут быть ошибочны. Так рождаются слухи и наносятся ярлыки. «Алконавигаторы» меня действительно не обижали. И следовать мнению в отношении людей можно только тогда, когда ты с ним согласен.

- К «Алконавигаторам» приехали гости, - сообщила неожиданно явившаяся Лиза, - Целая банда. Развели костер, пьют, на гитарах играют. Девки у них страшенные.

- Ты что, отнесла им суп? – удивленно спросил я.

- Ну да. Ты же сказал, что надо предложить улыбку.

- Ну и как? Улыбнулась?

- Жутко. Меня чуть не вырвало от их вида. Заорали, стали тащить к костру, грязные, патластые, воняет от них… Смотрю, уж стакан протягивают. Сто раз пожалела, что захотела проверить твою идею.

Идея, наверное, и впрямь оказалась не лучшей. И зачем я ее предложил?

- Чем кончилось?

- Да девки перелили суп в какую-то банку. И какой-то главный у них сказал, что здесь костер. Будто бы я должна сесть к костру, выпить хотя бы лимонаду, съесть хоть пряник и послушать песню. Иначе я нарушаю какой-то закон. Я сказала, что ухожу и мне ответили, что тогда они не будут желать мне всего наилучшего. Психи пьяные.

Древний Закон Костра действительно существует, хотя, по-моему, он звучит не так.

- Да, взять в руки червя для того, чтобы поймать рыбу…

- А одна девочка сказала «спасибо», - перебила меня Лиза и протянула небольшой серый шнурок.

Я взял шнурок и увидел, что он искусно сплетен из очень тонких крученых ленточек. Причем если шнурок натянуть, ленточки складывались в слово «bonitas». Кажется, по-латыни оно означает «доброта».

11.

Яркий свет в лаборатории сегодня приглушен. В полутьме загадочно мигает огоньками пульт и светится экран компьютера рядом с ним. Под настольной лампой по-домашнему уютно стоят чашки, небольшой чайник, нарезаны бутерброды. Доктор Чикк откинулся на спинку дивана, Лекка Церсса хозяйничает на столе. Мы замечаем, как похудел и осунулся доктор за последнее время. Он небрит, под глазами тени, воротник рубашки расстегнут. Левая рука забинтована.

- Кофе, Церсса, - негромко говорит он, - Я просил кофе.

- Сейчас будет готов, - отвечает ассистентка, - Может быть, вам все же разогреть обед, который я привезла?

- Нет, спасибо, - отвечает Кштфорс и сильно потирает лицо ладонями, - Время позднее, идет дождь. Вы уверены, что доберетесь домой на мотоцикле? Я вызову вам машину.

- Не беспокойтесь, доктор Чикк, - с улыбкой говорит Церсса, - Это не первый дождь в моей жизни.

- А все же вы поедете на машине. Я распоряжусь, чтобы и завтра утром вас доставили сюда от дома.

Ученый берет чашку и недовольно морщится.

- Концентрация недостаточна. Когда вы наконец запомните, сколько сюда нужно кофе?

- Я это отлично помню, господин Кштфорс. Но этот кофе крепок сам по себе.

- Хорошо… Что же я хотел вам сказать?.. Ах, да. Сегодня…нет, вчера приезжал господин Генерал. Результаты нашей работы он оценивает отлично и очень благодарен нам. Мы кое-что заработали, Церсса. Этого вам хватит, чтобы провести остаток каникул у моря. Туда я и рекомендую вам отправиться на следующей неделе. Судя по сообщениям в прессе, сезон там выдался теплым. Отдыхайте.

Лекка, отставив чашку, с удивлением смотрит на доктора Чикка.

- На море? Я не планировала никакой поездки. А как же проект?

- Я закончу его сам. Осталось совсем немного. Почти все ваши крысы погибли… А новый проект будет только к осени. Впрочем, меня не прогоняют отсюда… Быть может, готовят какие-то мелкие задания.

- Разве вам больше не нужна моя помощь? Я могла бы отправиться после сдачи результатов…

- Нет. У вас впереди сложный семестр. Как я помню, он один из самых тяжелых на всем курсе обучения. Нужно научиться отдыхать. Иначе от вас не будет пользы. Какой прок от уставшего человека? В последнее время вы делаете все больше ошибок. Кстати, у меня есть предложение.

- Какое, доктор Чикк?

- И вы и я хорошо поработали над последним проектом. Генерал восхищается нашими результатами. Знаете, почему бы нам не отметить это? Эта ваша подруга, вы что-то говорили, студентка-отличница… У нее есть друг?

Лицо Лекки выражает некоторое недоумение. Впрочем, она быстро справляется с собой.

- У Стаффи есть молодой человек, он учится на старшем курсе.

- Вот втроем и приходите. Я угощу вас напитком, который мы делали еще в студенчестве. Когда-то я был мастер печь пироги… А вы? Наука, как я понимаю, не позволяет вам любить и быть любимой, вы одиноки?

Церсса внимательно разглядывает свою чашку. Внезапно она поднимает голову и решительно спрашивает:

- Доктор Чикк, ответьте мне, пожалуйста, что все это значит?

- Что вы имеете в виду под словом «все»? – спрашивает доктор и поднимает взгляд.

- Сегодня мне звонили из координационного центра и сообщили, что действие моего контракта приостанавливается, поскольку научное задание мы с вами выполнили. Однако сегодня я продолжала заниматься измерениями, как всегда. Господин Генерал выплатил вознаграждение. Получается, что проект закончен. Скажите мне, какой проект вы хотите закончить без меня?

- Результаты сданы, официально проект завершен. Однако я считаю, что требуются дополнительные уточнения. Ваш контракт остановлен, поэтому я продолжу один. Что же вас удивляет?

- Доктор Чикк… Может быть, я говорю глупость. Но аппарат, на котором я работаю, не предназначен для исследования энкридных излучений. В нем нет горелки, о которой вы рассказывали. И переключала я на самом деле не светофильтры, а отклоняющие катушки. В капсулах находились образцы ткани человеческого мозга. Они не теряли структуры, по крайней мере при микроскопии.

Кштфорс иронически поднимает брови.

- Вот как? Разобрали аппарат? И, не испортив, вновь собрали его? Неплохо… А что еще вам удалось выяснить?

Церсса отводит взгляд и говорит куда-то в сторону.

- Модуль отсчета физически не мог оценивать мембранную проницаемость, он переделан на работу с чем-то типа отраженного луча. Вон те большие кварцевые пластины на самом деле не имеют отношения к приему и измерению, это излучатели. И еще вот что… Животные из последней партии погибали, прижавшись носами к стенкам, а включать прозрачность вы мне запретили. Однажды я ее включила. Каждая из крыс прижалась к стенке, за которой находилась другая крыса. Как будто они хотели оказаться рядом… Все нечетные номера прижались к четным. Никакой агрессии. За день до этого они грызли стенки от ярости. Это все было вызвано энкридными излучениями?

Доктор Чикк прикрывает глаза и едва заметно улыбается.

- Именно так…

- Обнаруженный в лесу охранник умер от внезапного кровоизлияния в мозг?

- По-моему, да. Я не участвовал во вскрытии, есть дела поважнее.

- Скажите, это следы его ботинок я смывала с крыльца и пола лаборатории, приехав рано утром, в тот день, когда его нашли? Пуговица с его кителя и сейчас еще лежит под стойкой вакуумной установки…

Ученый широко улыбается, но взгляд его холоден и насторожен.

- Верно. Вы очень наблюдательны, Лекка. Однажды ночью мне стало одиноко и я пригласил патрульного на огонек…

Ассистентка поднимает глаза, но сразу же опускает их. Ее пальцы беспокойно скручивают обертку от печенья.

- И огонек был… Кольцо регистратора биопотенциалов покрылось окалиной.

- Ну, это не страшно, кольцо я заменил в тот же вечер. Оказывается, вы успели это заметить.

- Успела. И стала внимательнее по отношению к тому, чем мы здесь занимаемся!

Доктор Чикк, не переставая улыбаться, расслабленно откидывает голову и смотрит в потолок.

- Лекка, почему вы замолчали? Рассказывайте дальше, мне очень интересно. Чем же мы с вами занимаемся?

- Я не знаю… Мне страшно, доктор Чикк…

- Да что же с вами? – не скрывая иронии, спрашивает Кштфорс, - Не пугайтесь. Это не экзамен, мы просто разговариваем за чашкой чая… Я вас слушаю.

Лекка резко поднимает на него взгляд.

- Мы воздействовали на ткани головного мозга каким-то лучом, имеющим модуляцию! Мощность излучения огромна, но почему-то не меняет физических и химических свойств ткани. Через несколько часов после облучения, ночью и утром, вы производили анализ изменений считыванием отраженных колебаний. Это все, о чем я догадалась.

- Простите, на мертвые ткани или на живые?

- С моей помощью – на мертвые. Какое это имеет значение?

- И на живые, Лекка. На живые тоже… Вы почему-то не обратили внимания на волновой канал от пульта к клетке с животными. Клетка привинчена к столу, а излучатель – вон там, на потолке. Нет, это не камера наблюдения. А кабель к креслу биорегистратора? Толстый кабель вместо тощего пучка проводов? Теперь ответьте – ваши расчеты, которые вы сдали мне две недели назад, были расчетами поведения ткани в энкридном пучке? Или вы ни черта не знаете об этом?

- Знаю, поскольку взяла с вашей полки справочник Люггера.

- Вы взяли его без спроса, но я не сержусь. Стремление изучить что-то самостоятельно всегда похвально. Так что именно вы рассчитывали, а?

Лекка выглядит, как школьница, которую распекает учитель.

- Да, это были расчеты, связанные с энкридным излучением.

- Так что же такое энкридное излучение?

- Это не выяснено. Вид материи, который…

Доктор Чикк с размаху ударяет чашкой об стол.

- Это информационное излучение! Информационное, я это доказал! И как вы могли заметить, если бы не занимались полицейскими изысканиями, мы блокировали его банальным радиосигналом от кварцевых пластин! Генерал теперь сможет подойти к Внешнему Кольцу немного ближе… Он потерял там лучших друзей и жаждет мести. Генералу нужна месть! Ему будет достаточно этого… А мне нужно нечто большее.

Побледневшая Церсса широко раскрытыми глазами испуганно смотрит на доктора.

- Что? Что вам нужно? Модуляция?

-  Почему же это вас интересует? – спокойно улыбается доктор, - Вам недостаточно того, что вы уже выяснили?

- Энкридное излучение опасно, доктор… Опасно тем, что его сравнительно просто получить и использовать!

- То, что я нашел, можно превратить или в лучшее лекарство или в лучшее оружие. И именно поэтому я не скажу вам больше ни слова. Заметьте, для вашего же блага. Чем меньше вы будете знать об этом, тем спокойнее будет ваш сон. При определенных условиях энкридный луч способен разрушать информацию на биологическом уровне. При других условиях – считывать путем модуляции…

- При третьих условиях луч может стать способным записать информацию! – быстро говорит Лекка, - Вы уже превратили его в оружие!

Ученый все с той же странной улыбкой разводит руками.

- Увы… Наука требует жертв, Лекка. Жертв во благо спасения других. Так было всегда…

- Что вы собираетесь сделать дальше? Убить еще одного охранника? Или Стаффи с ее любимым? Или меня? Как двух оставшихся крыс?

Доктор Чикк с усилием встает с дивана.

- Кстати, пойдемте, посмотрим на них, - говорит он, - Они должны быть живы…

Лекка испуганно отодвигается к краю стола.

- Не подходите ко мне! Я буду кричать и меня услышит охрана!

Доктор, не глядя на нее, проходит мимо, коротко бросив:

- Аффект страха? Тогда кричите…

Он проходит в угол и снимает кожух с клетки. В двух ячейках между черных перегородок сиротливо съежились два последних серых зверька. Они неподвижны. Перед носом каждого – нетронутый корм. Доктор Чикк берет одного из них, подносит к глазам и осторожно гладит по пушистой шерсти. Лекка, забывшись, вскакивает и подбегает к клетке.

- Доктор Чикк, перчатки!

Чикк Кштфорс неподвижен.

- Перчатки уже не требуются, Лекка, - негромко и задумчиво говорит он, - Крыса безопасна. Это самец, я называю его Крыс. Он скучает… Он умирает от тоски, Лекка. Давайте поможем ему?

Церсса заворожено смотрит на руки доктора. Тот неторопливо подносит животное к соседней ячейке, занятой другой крысой и сажает туда.

- Его соседка спит… Когда она проснется, она будет самым счастливым лабораторным животным на свете… Это будет длиться долго… Пока работает сердце…

Крыс осторожно обнюхивает соседку и прячет нос под ее шею.

- Вот так… Лекка, ученые созданы для того, чтобы дарить счастье. Да? Не бойтесь меня…

Но Церсса, стряхнув оцепенение, резко ударяет перчатками по протянутой руке и одним прыжком оказывается возле пульта, на котором лежит телефонная трубка.

- Замолчите, доктор, и оставайтесь на месте! Я не знаю, что вы сделали с крысой, но вы не имеете права скрывать это от остального мира! Излучение смертельно!

- Ну, зачем же так кричать? Как видите, вовсе не смертельно. Этот луч – волшебный, как все прекрасное… Он принесет людям счастье. Разве вы не хотите этого?

Лекка, чувствуя, что вновь попадает под влияние вкрадчивого голоса ученого, хватает с пульта первый же попавшийся предмет и швыряет в него. Небольшая колба попадает в грудь доктора и вдребезги разлетается на полу.

- Стоять… - задыхающимся голосом говорит ассистентка, - Я звоню в службу безопасности. Простите меня, доктор Чикк, но я уверена, что вы больны. Вы больны и у вас в руках страшное оружие. Не двигайтесь!

Чикк Кштфорс медленно склоняет голову. Его голос тихий и глухой, это полушепот.

- Хорошо, Лекка, - со вздохом говорит он, - Да. Вы правы. Наверное, я действительно болен. Это началось полгода назад… Я устал, моя бедная Лекка. Я загнал себя и вас в круг, из которого уже нет выхода. Если вы хотите куда-то звонить, тогда звоните прямо господину Генералу. Он поймет, что случилось. Скажите, что мне плохо… Все будет в порядке…

Лекка на секунду отводит глаза и дрожащими руками берет трубку. В тот же момент доктор Чикк подхватывает тяжелый фарфоровый сосуд со стеклянными палочками и бросает в голову Церссы. Слышен глухой удар. Девушка падает назад, опрокинув кресло и высокую стеклянную стойку.

- Все… - тихо говорит доктор, когда звон и грохот стихают.

Лекка лежит неподвижно. Кровь с рассеченного лба медленно стекает на волосы.

- Все, - повторяет Чикк Кштфорс и переводит взгляд на часы, - Две минуты…

Пинками расшвыривая осколки стекла, он быстро берет Лекку на руки и усаживает в кресло под кольцевидным колпаком. Пристегивает ремнями. Сорвав повязку с руки, полоской бинта фиксирует ее голову к двум широким присоскам. Лекка стонет. Доктор, в лице которого не осталось никаких следов усталости, размахивается и ударяет ее по щеке. Затем рывком выдергивает ящик стола и высыпает на пол содержимое. Его глаза широко раскрыты, губы поджаты. По полу катится шприц, наполненный какой-то мутной жидкостью.

Лекка стонет и открывает глаза. Но игла входит в вену и ассистентка вновь бессильно повисает на ремнях.

С хрустом шагая по битому стеклу, доктор садится за пульт. Одной рукой нажимая кнопки, другой он достает из кармана небольшой диктофон. Экран компьютера заполняется текстом, затем там появляется черный вертящийся куб.

- Энрхх, - говорит в диктофон доктор на непонятном языке, - Энрхх мирн травгн Лекка Церсса овлатп двести девяносто…

В разных углах лаборатории начинают с щелчками включаться какие-то приборы. Слышен нарастающий вой, дребезжащее гудение. Блестящий аппарат в углу рядом с клеткой издает противный свист. Круглый белый цилиндр отбрасывает на потолок конус желто-зеленого света. По контуру колпака над головой ассистентки начинают перебегать огоньки.

Доктор вскакивает, вынимает из шкафа черно-серебристый комбинезон и торопливо влезает в него прямо в ботинках. Поднимает застежку. Держа в руке цилиндрический непрозрачный шлем, подходит к креслу. Лицо Лекки расслаблено и спокойно, впечатление, что она спит, едва заметно улыбаясь. На лбу из-под бинта выступила капелька крови. Пальцами в толстой перчатке Кштфорс осторожно стирает эту капельку и подносит руку к глазам. Его взгляд поразительно меняется, в нем теперь какая-то растерянность, испуг и удивление, словно это лицо маленького ребенка, которого незаслуженно обидел взрослый…

С пульта раздается резкий требовательный сигнал. Мы больше не видим лица доктора, потому что он надел шлем и подключил к нему пучок проводов, выдернув их из пульта. Лаборатория озаряется ярким белым светом, в котором исчезают контуры предметов…

12.

Ну и сон приснился мне нынче ночью… До сих пор какая-то дрожь во всем теле. Впрочем, утро сегодня пасмурное, прохладно. Ночью шел дождь. Спал в машине, а форточку открыть забыл. Душновато было, вот и сны такие снятся. Надо ставить палатку и спать на свежем воздухе.

Дрова промокли напрочь. Пришлось наломать тонких веточек и сначала развести маленький дымный костерок, прежде чем пламени хватило на приготовление чая. Вчерашнее жареное мясо я разогрел, нанизав на проволоку. И только закончил завтрак, как мелкий дождь решил продолжить свое мокрое дело. Не оставалось ничего, кроме как забраться обратно в салон и вытянуться на матрасе. Дым сигареты красиво уходил в решетку вентиляции, дождь шуршал по металлу крыши, а я принялся вспоминать свой сон.

Прежде всего – страх. Страх, который заставлял сердце стучать где-то в районе горла и сковывал движения. И еще боль. Боль была где-то внутри, словно я проглотил раскаленный металл. Темнота, а впереди что-то ярко светилось, какое-то здание. И страх исходил оттуда. Я пытался повернуться и бежать, но что-то останавливало меня и влекло назад, к страшному дому. Я был один, но меня не покидало ощущение, что здесь, в темноте, есть еще кто-то и он смотрит на меня. Наблюдает. Нужно было найти его и бежать вместе. Я знал, что он ждет меня. Все казалось каким-то очень знакомым, я уже бывал там… Свет стал обжигать глаза. Потом увидел  освещенное пространство, я лежал и смотрел вверх и человек, лицо которого оказалось на потолке, что-то сердито кричал мне и держал мои руки. Снова страх и скованность. И впечатление, что центр событий – именно я, я создал этот сон и управлял им. И в этом сне кто-то умер, я отчетливо это понял, а может, тот человек сверху сообщил мне. Наверное, тот, кого я искал, остался возле светящегося здания и погиб. Значит, я не спас его…

Ну, страх и боль – это понятно. Просто давление воздуха упало и мне перестало его хватать. На всякий случай, когда буду в городе, надо заехать в поликлинику и снять кардиограмму.

Размышляя таким образом, я незаметно опять заснул под шум дождя и проснулся ближе к полудню. В зашторенные окна ярко светило солнце.

Остаток дня и вечер я провел в военном лагере, где руководство надумало провести медицинский осмотр наиболее отстающих по физической подготовке «бойцов». Вообще-то, обследование делается перед тем, как принять человека в такой лагерь. Я был удивлен обилием учебной военной техники и, конечно, дисциплиной. Однако более всего меня удивило то, что я не встретил ни одного представителя медицинской службы.

Военные лагеря – это одни из тех немногих, в финансировании которых принимает участие государство. Странно, что никто не позаботился о медицинском обеспечении. Но после разговора с начальником выяснилось, что в лагере имеется несколько комплектов первой помощи и двое студентов-медиков, которые умеют с этим обращаться. Для всех остальных случаев есть радиостанция, по которой вызывается вертолет с настоящей военной базы.

Начальник лагеря пригласил меня поужинать. Это был лет-майор примерно моего возраста, так что мне пришлось долго и вежливо отказываться сначала от стакана со спиртом, потом от поездки к девицам в соседний лагерь (почему-то обязательно на бронетранспортере), а затем и от предложения переехать к нему в лагерь на полное обеспечение и приличную зарплату. Вознаграждение за медосмотр, и верно, было щедрым. Предложенный вариант можно рассматривать как резервный. В качестве дополнительной благодарности я получил целый вещмешок консервов.

К себе в лагерь я возвращался не один. Пятерым наиболее отличившимся солдатам были выданы увольнительные на двое суток и те радостно набились в мой «УАЗ». У поворота я высадил их ждать попутки в город, а сам неторопливо припарковал машину на полянке. Вечерний воздух был свежим и прохладным, пахло дымком. Я почувствовал, что устал.

Когда я вылез из машины, Лиза и Шнырь разводили костер.

- Добрый вечер! – сказал я.

- Привет! – ответили мне они, а Шнырь извлек из кармана пивную бутылку и круг дешевой колбасы.

- Лиза не пьет принципиально, наверное, беременная, - сообщил Шнырь, - а мы с тобой сейчас пивком угостимся.

- Иди, - сказала Лиза, - к черту со своими плоскими шутками! С чего это доктор, уважаемый человек, будет пить с тобой это дрянное пиво? Ты его для себя купил.

- Нет, ребята, в хорошей компании и дрянное пиво сойдет, поэтому не спорьте, - ответил я, - А компания у нас хорошая. Но пиво я не хочу, голова болит. Не обижайся, Шнырь.

Шнырь улыбнулся и принялся жарить колбасу на огне. Шкурка загорелась, жир стал капать в огонь.

- Ну, от колбаски-то тебе не отвертеться!

Я глянул на себя в зеркало. Лицо бледное, помятое, круги под глазами. Головная боль, взявшись непонятно откуда, пульсировала в висках. Не так чтобы очень сильно, но противно.

- Я к реке, морду лица сполоснуть, - сказал я, захватил полотенце и пошел умываться. Кроме того, у меня созрела одна мысль.

Холодная хрустальная вода с шипением и брызгами перекатывалась через крупные валуны. Я вылил на голову почти целое ведро, прежде чем немного пришел в себя. Впечатление было таким, будто я пьянствовал всю ночь и утро, а затем кто-то хорошо побил меня. Закатав брюки и держа кроссовки в руке, по колено в воде я добрел до небольшого обрыва, который приметил еще на рыбалке. Невидимый с берега, у воды рос пышный розовый куст. Цветки уже распустились, на лепестках сверкали капли.

 Осторожно срезав два белых бутона, я вернулся на поляну. Совсем стемнело. У костра осталась одна Лиза.

- А где Шнырь? – спросил я.

- Пришел Раккун, его приятель. Куда-то срочно ушли. Ты же знаешь, алконавты со своими гостями сегодня в полночь играют какую-то оперу про силы тьмы. Шварц, как узнал, побежал выгонять их отсюда, военными грозил и полицией. Но те, вроде, показали ему видеозапись, да еще бесплатно играют, короче, сговорились. Будто бы, старинная опера. Народ из соседних стойбищ с утра уже тянется. Шнырь с Раккуном чем-то помочь алкашам обещались, вот и побежали, - рассказала Лиза.

- Я слышал об этой опере, - сказал я, усаживаясь напротив, - это о борьбе света и темноты. Ее исполнение принято начинать в полночь. У тебя есть черная куртка?

- Найду… А зачем?

Я встал и принес ей два цветка.

- Один из них – на твою куртку, второй – дай той девушке, которая поблагодарила тебя за суп. Вот тебе и контраст света и тьмы.

Лиза удивленно взяла цветы. Вероятно, она давненько не получала таких подарков.

- Ух-ты… Вот это да! Красивые… У меня и булавка есть. Спасибо тебе, Крис! А ты? Ты ведь идешь со мной смотреть оперу?

Я задумался. Более всего мне сейчас хотелось лечь спать.

- Оперу не смотрят, ее слушают, Лиза. Я неважно себя чувствую. Наверное, нет. Ты потом расскажешь мне, что там было?

- Ну, это что еще такое? – капризно спросила она, - Что с тобой?

- Устал, я думаю, да еще на солнце перегрелся. Голова болит.

- До концерта еще целый час. Может быть, пройдет? У тебя же есть таблетки от головы?

- Конечно, есть! Пойду, отыщу, - ответил я и встал, - Ты ужинала? Мне тут подарили мешок консервов…

- Ужинала. Даже еще осталось. Хочешь, после зайдем ко мне и устроим ночной завтрак?

- Устроим, - сказал я и открыл заднюю дверь.

В салоне была кромешная тьма, только слабо светился дисплей часов на стенке. И вдруг я увидел глаза. Светящиеся человеческие глаза. Они смотрели на меня, как будто их владелец сидел прямо передо мной в салоне. Лиза, видимо, подбросила тонких веток и там, где должно было находиться его тело, я заметил отблески костра на рулевом колесе. Несколько долгих секунд мы смотрели друг на друга, а потом я зажмурился и отшатнулся от двери.

- Черт знает что… - пробормотал я, выдохнул и открыл глаза.

Галлюцинация, конечно, исчезла. Торопливо протянув руку, я щелкнул выключателем и тут же посмотрел на фельдшерское сидение. Пусто.

- Пока ты лечишься, я пойду передам розу этой девочке, да заодно познакомлюсь с ней, - голос Лизы прозвучал приглушенно. Затем раздались шаги. Ушла.

Я отыскал болеутоляющие таблетки, выключил свет и спрыгнул на землю. Но ощущение было, будто прыгнул на матрац или в глубокую грязь. Ноги увязли, я взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но опрокинулся назад. Затылок звонко ударился о подножку и перед глазами ярко вспыхнули звезды. Затем они погасли, как фейерверк. И с ними погасло все остальное…

Костер почти догорел. Лишь иногда в угольках появляются мелкие язычки пламени. В кустах возникает яркое пятно карманного фонарика и на поляну выходит Лиза.

- Как ты, Крис? – спрашивает она и, не ожидая ответа, продолжает, - Эту девушку зовут Веста, она сегодня, оказывается, будет петь партию Звезды!

- Партию Звезды? – странным голосом спрашивает Крис, лежащий возле машины, - Да, считается, что в разных точках существуют излучающие звезды, только их видят уже мертвые космонавты закрытыми глазами под стеклом, но стекло должно быть… Обязательно…

Лиза наводит фонарь и мы видим бледное лицо Криса. Его взгляд бессмысленный, направлен в пустоту.

- Крис! Что ты? Что с тобой, Крис? – Лиза бросается к нему и начинает трясти за плечи, - Боже, что… Ты меня слышишь? Крис!

- Слышу. Не тряси, - отвечает он, не переводя взгляда, все тем же ровным голосом, - Я ударился головой. Не обращай внимания. Не пугайся. Не кричи.

- Как ударился? Где? В машине? Да что с тобой, ответь!

- Я ударился головой. Все путается… Вот что. Я не знаю, кто ты, но мне нужна помощь.

- О, боже, Крис… - в голосе Лизы появляются слезы, - Я боюсь… Потерпи немного… Что же делать, что делать… Тебя нужно в больницу! Я сейчас, подожди чуть-чуть! Шнырь… Он говорил, что водит машину… Я сейчас!

Крис внезапно поворачивает к ней голову. Остановившийся взгляд в свете фонарика выглядит жутко.

- Нет. Остановись. Послушай меня. Я знаю, что делать. В салоне у самой двери лежит пластиковая коробка с двумя молниями на крышке. Достань.

- Крис! – плачет Лиза, - Замолчи! Тебе нужен врач! Не двигай головой! Ну, пожалуйста! Пожалуйста-а! Слышишь?

- Помоги мне. Достань прибор. Ты не успеешь…

Луч света дрожит. Опрокинув какой-то ящик, Лиза достает из машины коробку с прибором. Ставит ее около головы Криса и открывает. Крис, очевидно, слышит это.

- Я ничего не вижу и не чувствую. Открой экран и положи первые пальцы рук на красные кольца.

- Экран засветился!

- Хорошо. Теперь вложи в мою ладонь металлический цилиндр на проводе. Вложила?

- Я… Да, вложила. Ты сжал пальцы…

- Сжал. Теперь нажми зеленую кнопку и снова положи пальцы на кольца. Что на экране?

- Я не понимаю… Текст… Эр-А два два восемь…

- Что видишь на экране? А-а-а! – кричит внезапно Крис.

Правая кисть Криса судорожно сжимается, стискивая блестящий датчик. Рука, ритмично вздрагивая, начинает подниматься, приближаясь к Лизе. Лиза с криком отбрасывает прибор, хватает провод и пытается выдернуть цилиндрик из руки Криса. Но тот держит его слишком сильно.

- Я дура, дура! – кричит Лиза, изо всех сил дергая провод, - Зачем я тебя послушала! Боже, не умирай, не надо! Не умирай! Мне страшно! Больно! Крис!

Провод вдруг обрывается с короткой вспышкой синих искр. Лизу, вероятно, ударяет током, потому что она с коротким вскриком падает на землю. Наступает тишина. На тусклом экране опрокинувшегося прибора хаотично бегут полосы.

- Где я? Кто здесь? – спрашивает Крис.

- Замолчи, - всхлипывая, отвечает Лиза, - замолчи! Лежи спокойно!

- Кто вы?

- Да Лиза я, Лиза-Бешеный-Капрал, горе ты мое!

Крис поворачивает голову и мы замечаем, что он осмысленно смотрит на Лизу.

- Лиза-Бешеный-Капрал, меня зовут Чикк Кштфорс. Доктор Чикк Кштфорс. Мы потерпели аварию. Скажите, где я нахожусь?

- Крис, ты бредишь! Милый мой, не шевелись, я сейчас сбегаю за помощью!

Вдалеке вдруг раздаются выстрелы и над деревьями ярко вспыхивают разноцветные сигнальные ракеты. Звук синтезатора и чей-то голос, усиленный мощными колонками, разрывает тишину. Ему вторит электрогитара.

- Стойте! Туда нельзя. Это темпоральный шаттл идет на посадку. Там опасно.

- Там люди! Кто-нибудь поможет отвезти тебя в город!

- Это очень важно! Пожалуйста, задержитесь на секунду! Здесь есть кто-то, кто называет себя Дежурный Пилот? Мне нужен Дежурный Пилот! Вы слышали о таком человеке?

- Да не знаю я такого, не знаю! Прекрати!

Не обращая внимания на ее крик, Крис протягивает руку и рывком освобождает воротник рубашки. Вместе с пуговицами в его кулаке зажат уже знакомый нам камень застывшего стекла. Лопнувшая цепочка повисла между пальцами.

- Очень прошу вас, Лиза-Бешеный-Капрал, возьмите это. Времени очень мало. Возьмите и спрячьте, а лучше держите при себе. И никому не показывайте. Я вернусь за ним и расскажу вам все остальное… Поверьте, это чрезвычайно важно! Я вас очень прошу, помогите мне…

Лиза торопливо берет камень, прячет его в карман и, повернувшись, напролом бежит сквозь кусты.

- Потерпи! Я сейчас! – слышен ее удаляющийся крик.

Оставшись один, Крис закрывает глаза и бессильно роняет голову. Но через несколько секунд в кармане его куртки раздается треск и шипение. Это портативная рация. Крис, не открывая глаз, нащупывает и извлекает из кармана небольшой продолговатый прибор.

- Авария, - слабым голосом говорит он, - Местонахождение неизвестно…

13.

Проснулся я от того, что прямо в глаза мне светило солнце. И еще от того, что в уши назойливо лезло чье-то слабое всхлипывание. Вначале я решил, что это обрывок сна, но головная боль и противный вкус во рту живо вернули меня к ощущению печальной реальности. Где же я вчера так нарезался? Начинали, кажется, с майором… Потом были какие-то молодые ребята в форме. Полиция? Вроде бы нет… Потому что была еще музыка. Там я, наверное, и продолжил. С кем и что пили дальше, вспомнить пока не представлялось возможным. Ладно, узнаем по рассказам очевидцев. Что я вытворял вчера? Хорошо вел себя или плохо? Стыдно, доктор…

Всхлипывание сменилось носовым шмыганьем, а потом просто редкими вздохами. Ага, вот, видимо, плоды моих действий. Фортуна ведет себя жестоко, предлагая их мне прямо с утра на больную голову. Впрочем, это стиль воспитания… И нечего держать глаза закрытыми, господин Крис Лер, вы уже проснулись, пожалуйте-ка к наказанию!

Я открыл глаза, увидел вершины деревьев, крышу «УАЗа» и ощутил под головой что-то мягкое. Головокружение заставляло ветки танцевать вокруг меня, но теперь я уже мог приказать им остановиться. Машина стояла удивительно криво, почти посреди поляны. Ну, хоть доехать смог, уже неплохо. Неужели я в таком виде сел за руль? Нет, наверное, меня кто-то привез сюда.

Лиза молча сидела у погасшего костра, обняв колени руками и положив на них голову.

- Лиза? – негромко позвал я.

Она быстро вскинула голову. Зареванное лицо заставило меня почувствовать себя палачом.

- Сильно я вчера?

- Что…сильно? – со странной интонацией спросила она.

Та-ак… Значит, провал памяти скрывает много всего интересного.

- Напился… Напился, возможно, обидел кого-то, свалился, храпел, не пошел на работу… - пробормотал я какое-то антиалкогольное стихотворение.

- Напился? – удивление в ее голосе, похоже, мастерски подделано.

- Ох-ох-ох... Напился, Лизонька, напился… - я начал подниматься и сел, потирая голову.

Тут Лиза сделала нечто непонятное. Она вдруг порывисто вскочила, обхватила меня за плечи и опрокинула обратно.

- Лежи! Тебе нельзя вставать!

- Почему? – осторожно спросил я.

- Потому… Потому что я ничего не понимаю! Куда ты вчера делся? – вдруг быстро спросила она.

- Ну, куда может деться пьяный человек… - я стал размышлять вслух, - Завалился в канаву. Ушел в гости, где и остался. Отправился на поиски приключений и нашел их. Познакомился с патрульной группой и заночевал в камере. Что-то из этого списка, Лиза.

- Ты что… Ты ничего не помнишь? – тихо и серьезно спросила она.

- Лиза, алкоголь характерен тем, что пробуждает в человеке некоторые древние инстинкты. Например, агрессию… - я осторожно прощупывал память.

Лиза встала и исчезла из поля зрения. Некоторое время я блуждал в паутине воспоминаний, а затем увидел над собой пакет апельсинового сока.

- Пить хочешь? – спросила Лиза.

Человеческая ярость слепа, а вот расчетливость ужасна. Если она предлагает мне помощь, то либо я никого не обидел, либо обидел не ее, либо осужденного решили привести в чувство, чтобы казнь была интереснее.

- Хочу, Лиз, - согласился я, снова поднимаясь, - Сейчас я попью, покурю и ты обстоятельно расскажешь мне, что я вчера вытворял. Хорошо?

Тут Лиза сделала вторую странную вещь. По-моему, ей следовало бы фыркнуть что-нибудь о том, чтобы я спросил об этом у своих собутыльников, если уж надрался, как свинья, но она просто сказала:

- Да уж… Вытворял…

Я молча отвинтил пробку и стал пить вкусный сок, нашаривая в кармане пачку сигарет. Через минуту, вдохнув ароматный дым, я пришел в себя окончательно. Лиза, очевидно, больше не собиралась плакать, она достала зеркальце и принялась наводить красоту.

- Лиза, ты, наверное, не завтракала. Я сейчас схожу за водой, а ты пока пошарь в машине и придумай, что желаешь съесть. Как бы то ни было, без пищи оставаться нельзя.

- Сиди, - ответила Лиза, - я сама схожу. Ты вчера сходил уже…

- За водой?

- Нет, умываться. Приехал, сказал, что пошел на реку умываться. Вернулся через два часа, сам еле шел, спасибо, двое ребят каких-то тебя привели. Я их не знаю, гости, наверно.

- Откуда привели?

- Ну, это уж ты сам вспоминай. А ведь обещал со мной на концерт идти. Я обиделась, ушла одна. Перед концертом уже зашла проведать.

- И что увидела?

- Что увидела? Приличные люди тебя спать в фургон уложили, а тебе надо было оттуда вылезть и шарахнуться головой об дверь. Валялся в кустах и кричал, что умираешь. Я испугалась, побежала искать кого-нибудь, кто умеет водить машину. В больницу тебя везти.

- О, боже…

- Боже не помог, помогли люди. Представь, каково мне было, когда сбежался народ, а на поляне ни тебя, ни машины…

- Что? А куда я делся?

Лиза осуждающе покачала головой и молча отправилась за водой для чая. Я потрогал затылок и нашел там большую шишку. Либо я где-то получил по голове, либо действительно упал. Самым удивительным и скверным было то, что я абсолютно ничего не мог вспомнить. Собственно, я малопьющий человек и до сегодняшнего дня мог сказать, что никогда не напивался до бесчувствия. Теоретически, я, конечно, мог сесть за руль и уехать, но за рулем человек концентрируется, это запомнилось бы…

Какую-то информацию может дать осмотр одежды и машины. В машине я не обнаружил ничего интересного, кроме разбросанного в беспорядке оборудования. Очевидно, меня укладывали на кушетку в темноте, спотыкаясь обо все, что попадалось под ноги. Воротник моей рубашки оказался разорванным. На спине ниже затылка что-то чесалось, и я нащупал там глубокую царапину. Ну и ночка выдалась…

Подобное полагается лечить подобным, а металлическая фляжечка с медицинским спиртом спокойно поблескивала в ящике. Я захватил ее и пластмассовый стакан и выпрыгнул из машины. В момент прыжка в затылке щелкнуло и мелькнуло смутное воспоминание чего-то неприятного, но я не обратил на это внимания. Скорее всего, потому, что глаза мои встретились со спокойным ироничным взглядом Шварца.

- Привет, Док, - сказал он, - Как дела?

- Здравствуй, Шварц. Как видишь, неважно. Перебрал вчера.

Он махнул рукой в мою сторону.

- Убери свою железяку. Я принес коньяк. Рюмка тебе не повредит, но не более.

- Спасибо. Лечусь я только спиртом. Хочешь консервов на закуску?

- Нет.

Он извлек из кармана бутылку и кусок копченой колбасы. При этом у меня резко закружилась голова и я тяжело плюхнулся на землю у костра.

- Шварц, что вчера было интересного?

- Гм, - ответил он, наливая коньяк, - Ты во сколько приехал? Бешеный Капрал вчера учудила. В полночь влетела на поляну, кричит, что доктору плохо, кидается ко всем, визжит, плачет… Истеричка. Алконавты даже на минуту свою оперу прервали. Пели, кстати, красиво… Про ночь.

- С чего это она?

- Чокнутая… Переполох поднялся. Мы со Шнырем и Биглзом прибежали сюда – пусто, костер погас, тишина. Тебя нет, конечно. Плюнули и ушли. Я сегодня ей с утра сказал, чтобы собиралась и сваливала отсюда. Надоела со своими шутками. Твое здоровье!

Спирт обжег гортань и я закашлялся.

- Шварц, - сказал я, - Лиза не при чем. Ты зря с ней так. Проблема в том, что я вчера приехал от военных пьяный в ноль. И либо упал, либо здесь где-то по голове получил, но кричала она по делу. Только пока она бегала, меня кто-то увез отсюда. Поэтому вы никого и не нашли.

Шварц удивленно поднял брови и посмотрел на меня.

- А с виду приличный человек…

Я закурил.

- Я понимаю, что зря так напился.

- Зря или не зря… Ты хочешь, чтобы я не выгонял Капрала? – спросил он.

- Не выгоняй. Она неплохая девчонка, проблемная, конечно, но…

- Видел. Проблем от нее меньше стало. Наверное, потому, что она целыми днями здесь у тебя околачивается. Ты нашел с ней общий язык?

- Это не трудно. Достаточно протянуть человеку открытую ладошку…

Шварц поморщился.

- Давай без ладошек. Еще не хватало воспитывать взрослых людей. Детский сад у нас, что-ли?

- Бывает и детский сад. Я, наверное, уеду отсюда…

Шварц вновь достал свою бутылку.

- Чего это ты? Куда? – удивленно спросил он.

- Меня военники приглашали. Видишь, напился, лагерь переполошил… Доктору нельзя так вести себя.

Шварц налил коньяк в свой стакан и вдруг засмеялся. Я молча ждал.

- Знаешь, Крис… Гостил тут у нас один священник. «Падре» его звали. Никого не тащил в свою религию, иначе бы выкинули. Он просто очень интересно рассказывал. Все о боге, о людях что-то. О том, как погибнет наш мир… Народу собиралось его слушать… Подносили, конечно. Хорошо подносили. Но, надо сказать, темы разговора не терял. У чьего дома присел, там и валялся обычно. Так кто-то надумал, а он грузный был, священник этот, на тачке его домой отвозить. Так потом уж понятно было – к чьему костру тачку заранее подкатили, там, стало быть, и Падре сегодня говорить будет…

Теперь смеялись мы оба. Но мне почему-то показалось, что Шварц смеется несколько фальшиво.

- Так вот, Крис, - сказал наконец Шварц, - кем бы ты ни был и как бы не напивался, человека судят по полезным делам. А ценят – по тому, что он умеет и делает. Ты лечишь людей, а это редкость у нас. Если бы ты вчера не напился, возможно, увидел бы истерику Бешеного Капрала. Нехорошо, что ты так сделал, случись что – доктора не найдешь. Но ничего не случилось…

- Я понял, Шварц. Значит, я не натворил ничего страшного?

Спирт почему-то сильно разобрал меня и эта фраза получилась смазанной. Шварц молча пошевелил угольки в костре.

- Отдыхай, - сказал он, - Ложись вон там, в тенечке. Ключи в машине? Я сейчас припаркую ее.

Я забрал подушку и улегся под деревом. Шварц запустил двигатель, развернул «УАЗ» и аккуратно придвинул его на место. Вылез из кабины, захлопнул дверь и исчез в кустах. Я хотел поблагодарить его, но реальность стала искривляться, вернулось головокружение и я заснул.

14.

- Ты покрасил солнце в желтый цвет! И отмыл дождями облака… И в твоей руке – моя рука! В мире ничего приятней нет! Я покрашу небо в синий цвет… Радужные краски разолью. Понимаешь, я тебя люблю! Ну, а ты – какой ты дашь ответ?..

Металлическая дверь лаборатории открыта настежь. Крыльцо ярко освещено солнцем, свежий ветерок шевелит листы бумаги в углу. На электроплитке шипит металлический поддон для инструментов, в котором что-то жарится. От кофейных чашек поднимается пар.

Лекка, напевая, подметает пол, усыпанный разбитым стеклом. Мы замечаем, как поразительно изменился ее внешний вид. Глаза блестят, радостная улыбка освещает лицо, светлые волосы распущены по плечам. Движения плавные, она как бы танцует под свою песенку. Аккуратная бинтовая повязка закрывает лоб.

Доктор Чикк спит на диване, укрытый одеялом. Очевидно, он очень устал, потому что лег спать, даже не сняв брюк и белого халата. На полу небрежно брошен защитный костюм, черный шлем валяется под столом. Высыпав стекла в мусорный бак, Лекка подходит к дивану, поднимает костюм и шлем и относит их в шкаф. Доктор Чикк, разбуженный шумом, медленно спускает ноги и садится на диване. Вид у него совсем больной. Несколько секунд он оглядывает лабораторию, словно не может понять, куда попал. Затем пристально смотрит на свою ассистентку, качает головой и прячет лицо в ладонях. Почувствовав его взгляд, Церсса оборачивается. Улыбка на ее лице становится еще светлее.

- Чикк, милый, ты проснулся! Как же я скучала, пока ты спал!

Доктор вздрагивает и убирает руки.

- Что? – настороженно спрашивает он, - Кто скучал? Что происходит?

- По тебе скучала! И готовила нам с тобой завтрак! Переодевайся, умывайся и - к столу!

Кштфорс, не скрывая удивления, смотрит на Лекку. Возникает пауза.

- Ах, да… О, боже… - наконец произносит доктор, - Я сойду с ума…

Церсса снимает блинчики с электроплитки и недовольно ворчит:

- Конечно, сойдешь. Эта работа убьет тебя. Ты работаешь непрерывно, днями и ночами! Ты не ложишься спать, ты падаешь от усталости. Чикк, разве так можно? Взгляни в зеркало, у тебя вид совершенно больного человека! Не удивительно, что ты забыл, как я выгляжу и что здесь делаю!

- Я просто… Просто еще не проснулся… Сны наяву?

- И во сне видишь меня и вдыхаешь аромат моего фирменного кофе! Я очень рада этому! – весело отвечает Лекка, - Просыпайся скорее, дорогой, иначе все остынет! Я не исчезну в лучах восхода, я буду здесь, с тобой. Как часть волшебства твоих снов!

- Нет, - после недолгого размышления отвечает ей доктор, - Ты не часть волшебства. Ты символ рассвета! Да-да! Рассвета!

Он отбрасывает одеяло, резко поднимается с дивана и идет к пульту управления. Открывает прозрачную крышку и с треском выдергивает широкую полосу бумаги. Достав из кармана очки, начинает просматривать ровные ряды цифр и знаков. Ассистентка накрывает на стол.

- Церсса, принесите калькулятор, - забывшись, произносит ученый.

Лекка негромко смеется.

- Иди к столу. Ты сделаешь мир счастливым, но пусть он подождет, пока волшебник позавтракает! Такие дела не начинают без подготовки!

Доктор Чикк поднимает на нее взгляд и откладывает бумагу в сторону.

- Сделать мир счастливым? – переспрашивает он, - А почему бы и нет? Это возможно…

Он снимает помятый белый халат и направляется к водопроводному крану, над которым висит небольшое зеркало. Открывает воду и негромко говорит, обращаясь к собственному отражению:

- Рассвет уже наступил. Я долго ждал этого момента. Ждал и думал…

Внезапно в зеркале рядом с ним появляется отражение Лекки, которая неслышно подошла сзади. Ее спокойное лицо с едва заметной улыбкой создает сильный контраст с бледным изможденным видом доктора. Лекка кладет ладонь на руку Кштфорса.

- Чикк, я тоже ждала, - быстро, полушепотом говорит она, - Ждала и думала. И боялась рассказать тебе о своих чувствах. Боялась в одну секунду растерять все свое счастье. Это было бы ужасно…

- Не нужно…бояться, - так же тихо отвечает доктор Чикк, - Видишь, это совсем не страшно… Ведь так? Простое слово. Простой ответ. И ты уже на седьмом небе. Чудеса?

- Чудеса, милый. Спасибо тебе. Ты чудо. Своим ответом ты сделал меня самой счастливой девочкой на свете! Я буду любить тебя вечно, пока бьется мое сердце. Я буду твоей тенью. Пылью на твоих ботинках. Лампой на твоем столе… Хочешь? – на глаза Лекки наворачиваются слезы.

- За любовь не благодарят, Лекка. Не плачь. Ведь тебе хорошо? Ты счастлива?

- Да! – улыбается Лекка сквозь слезы.

- Принимаю тебя на должность Путеводной Звезды! – говорит Кштфорс, - Отправляйся к столу, на рабочее место. Я сейчас. Если мне наконец-то улыбнулась удача, нужно привести себя в порядок…

По лаборатории гуляет ветер. Доктор Чикк стоит на крыльце, держа в руке широкую бумажную ленту. Он чисто выбрит, в новом белом халате, волосы аккуратно причесаны. Церсса, сидя на мотоцикле, запускает мотор.

- Не скучай, я скоро вернусь! – радостно кричит она и прибавляет газ.

- Осторожнее на дороге! – напутствует доктор, - Не спеши.

Мотоцикл срывается с места и несется по длинной аллее. Но Чикк Кштфорс не смотрит туда. Он снова внимательно вглядывается в цифры и обводит одну из них карандашом.

- Да, - говорит он, улыбаясь своей странной улыбкой и зажигая сигарету, - Ты вернешься… Ко мне. Обязательно.

Поднимает голову и, щурясь, смотрит прямо на солнце.

15.

Хорошие дела одинаково хорошо получаются и утром и днем и вечером, а иногда и ночью, если ты не устал, но вот плановые операции в клинике принято начинать с утра. Накануне я познакомился с одним коллегой, работающим в городской хирургии и он пригласил меня понаблюдать за интересной операцией, да заодно проконсультировать нескольких его пациентов. Поэтому сегодня я поднялся рано. Лиза вечером сказала, что ей тоже нужно в город, хочет зайти домой и еще по каким-то делам. На полянку она явилась сонная, продрогшая, сказала, что терпеть не любит просыпаться такую рань и сразу же залезла в кабину. Впрочем, пока я завтракал и прогревал мотор, она успела проснуться окончательно.

- Время у нас будет, Лиза, так что могу довезти тебя прямо до дома, - сказал я, выезжая на трассу и прибавляя ход, - Если только ты объяснишь мне, как оттуда добраться до центральной больницы.

- Объясню, - ответила Лиза, - Это не так уж далеко. Заодно посмотришь, где я живу. Ты уверен, что не хочешь зайти в гости?

- Может быть, вечером, после того, как закончу работу. У тебя много дел в городе?

- Нет, но я подожду тебя. Назад поедем тоже вместе. Хочу записаться на курсы вождения, давно мечтала научиться управлять машиной.

- А у тебя есть машина?

- Нет. Но ее несложно купить! И тогда можно вообще ни от кого не зависеть! Я имею в виду, в плане передвижения.

Ну, если у тебя есть деньги, тогда ты, конечно, хозяйка жизни – подумал я. Однако для того, чтобы научиться водить машину, взбалмошный характер плохой помощник. Хотя, иногда дорога воспитывает. Интересно, все-таки, какой у Лизы спонсор. За все время нашего знакомства она так и не назвала ни своего рода занятий, ни даже собственного возраста. На вид – порядка двадцати лет.

- Слушай, а если я запишусь на курсы, ты поучишь меня водить машину? В свободное время? Бензин за мой счет, - добавила она торопливо.

- Лиза, «УАЗ» тяжел в управлении, - после некоторой паузы сказал я, - Это явно не женская машина. Ни усилителя руля, ни автоматики.

- Ну и что?

- Да то, что у тебя просто ничего не получится. Моментально устанешь и забросишь это дело. Попробуй обратиться к Рейнджеру или к Шварцу, у них неплохие машины. У подруги Рейнджера тоже иномарка.

Лиза некоторое время молчала. Потом вдруг взорвалась.

- Ты что, думаешь, что я бросаю дело только потому, что оно не получилось с первого раза? Кто тебе это сказал? А, правильно, я же Бешеный Капрал! Резкая и импульсивная, да? Эмоциональная?

- Лиза, я…

- Если не хочешь со мной возиться, так и скажи! И не посылай меня к тем, кого я ненавижу! Обойдусь. Всегда обходилась!

Она почти кричала. Мне показалось даже, что она сейчас заплачет.

- Лиза! – повысил я голос, - Ты могла заметить, что я всегда называю тебя по имени! Прости, если я назвал неприятных тебе людей. О том, какая ты, я привык судить сам. Мне не трудно посадить тебя за руль, но…

- А ты посади! Поверь Бешеному Капралу. Никто не верит, а ты поверь! Так, на пробу. Может, она не такая, как говорят?

- Хорошо. Бешеный Капрал сама не верит в себя. Но если она решила что-то изменить в себе, вечером я посажу тебя за руль. Так лучше?

- Выпросила, слава вам, ангелы! – произнесла она.

Некоторое время мы ехали молча. Чтобы сменить тему и не портить настроение с утра, я посмотрел на нее и сказал:

- Молодая дама сегодня идет на свидание? Судя по одежде и прическе, это никак не иначе.

- Нет, это моя обычная городская одежда, - коротко ответила Лиза, глядя на дорогу.

- А этот прозрачный камень на витом шнурке олицетворяет третий глаз? Чтобы лучше видеть? Раньше я не замечал его у тебя.

Лиза взяла камень, висящий на знакомом шнурке с доброй надписью, и передвинула его за воротник куртки, скрыв от моего взгляда.

- Дежурный Пилот дал поносить. С возвратом, - буркнула она.

От неожиданности я прозевал рытвину на дороге и машину резко тряхнуло. Сзади что-то шумно свалилось на пол.

- Дежурный Пилот? Лиза, откуда ты его знаешь?

Видимо, что-то в моем голосе заставило ее на секунду оторвать взгляд от дороги. Наши взгляды встретились. Затем она вновь отвернулась.

- Слушай, Крис, ты что, глупо притворяешься? А зачем? Я что, тебе мешаю? Тогда останови, дальше сама доберусь.

- Веришь или нет, но не притворяюсь. Дело в том, что я тоже знаю Дежурного Пилота!

Лиза пожала плечами.

- Мир тесен, - сказала она.

Мы приближались к городу. Впереди была развилка.

- Ну, это твое право, рассказывать о нем или нет. У меня другой вопрос. Направо или налево?

- Направо. А где ты с ним познакомился?

- Это длинная история. Короче говоря, я когда-то путешествовал пешком, машины у меня не было. Однажды он просто пришел к моему костру. К его внешнему виду нужно привыкнуть, так что вначале я испугался. А он дал мне эту машину и сказал, чтобы я продолжал путешествовать и заниматься медициной. С тех самых пор… Он иногда приходит, что-то приносит или говорит, что кому-то надо помочь. Советует остановиться в том или другом лагере. Я не знаю, кто он такой и откуда. Странный человек. В общем, спонсор, меценат и еще непонятно кто. Я не любопытен, если ему нравится как-то участвовать в моей жизни, пусть участвует. Вреда не причиняет. Ничего взамен не требует.

- Так это его машина?

- Его. И оборудование тоже. Мне такую не купить. А теперь куда?

Мы еще немного пропетляли по улицам, пока Лиза не сказала:

- А вот и мой дом. Останови здесь.

Я затормозил. На тихой улочке коттеджного поселка было пустынно. За заборами кое-где лаяли собаки. Двухэтажный дом Лизы смотрел на нас глухо зашторенными окнами.

- Родители, наверное, еще спят?

- Спят. Знаешь, Крис, скажи мне, ты правда не притворяешься?

- Правда… Зачем мне притворяться, как ты думаешь? – ответил я.

- Ну, не знаю. Ты же психолог. Может, хочешь что-то выяснить.

- Тогда, прежде чем что-то рассказать, подумай, как я могу повредить тебе, используя эту информацию. И если надумаешь, не рассказывай. Или ты еще и отчаянная?

- От этого все мои беды. Сначала сделаю, потом подумаю, - произнесла она, как-то странно глядя на свой дом через ветровое стекло. Мне показалось, что она раздумывает, нужно ли ей идти туда.

- А, ладно, - наконец сказала она, - Я не знакома с Дежурным Пилотом. Но ты звал его, когда напился пьяный в ту ночь. А голос у тебя был…жуткий. Ты никогда не рассказываешь о своих друзьях, о девушке, о родителях. Я просто подумала, что это кто-то из твоих близких… А камень мне дал один доктор. Его звали Чикк.

- Везет тебе на знакомых-врачей.

- Нет, Крис, не везет. Чикк пропал и я никак не могу узнать, где он теперь. А узнать очень нужно. Он кое о чем просил меня. Но как это выполнить? Я не знаю…

- Терпение, - успокоил я Лизу, - Он обязательно вернется. Ведь это невежливо – попросить о чем-то и забыть. Куда же он мог деться? Может быть, мне поспрашивать у медиков?

Лиза открыла дверь.

- Это моя тайна, - тихо сказала она, - Не говори никому, хорошо? Вы с ним очень похожи… До вечера.

И, не ожидая ответа, скрылась за калиткой.

16.

На поляне Криса установлена потертая серо-зеленая палатка армейского образца с красным крестом. Костер не горит, машины нет. Очевидно, Крис куда-то уехал. Сквозь ветви деревьев ярко светит солнце, по траве движутся тени. Слышно пение птиц.

Лиза, по-турецки сложив ноги, сидит под деревом и что-то записывает в блокнот, который держит на коленях. Мы впервые замечаем, что она в тонких красивых очках. Рядом с ней на земле лежит книга, на странице которой нарисован автомобиль. Но Лиза не смотрит в книгу. Она поднимает голову и задумчиво глядит куда-то вдаль, покусывая кончик карандаша. Звуки окружающего постепенно исчезают и мы слышим, как Лиза говорит сама с собой.

- После того, как все произошло, это первый человек, который вел себя так, будто понимал, что со мной случилось… Он не задавал вопросов, как другие и не пытался ничего выяснить. Он просто молчал или рассказывал что-то сам. Он не говорил, что нужно делать. Но почему-то я понимала это. Многое оказывалось не так, как я привыкла считать… В общей массе люди просты и я думала, что хорошо их знаю. Но в элитной школе, учебном центре, в колледже все были другими. А здесь… Теперь я поняла, как разделяется общество. А он где-то вне всего этого. Он какой-то чужой… Необычный. Странный… Мне часто кажется, что он хочет сказать что-то совсем другое, не то, что говорит. Наверное, из-за его взгляда… И еще эта история не выходит у меня из головы. Это был не бред, это была просьба человека, который смотрел на меня…осмысленно. И это был не Крис. Куда он потом исчез? Почему ничего не помнит о камне, который носил на шее? Я всю ночь до рассвета просидела здесь, у костра, чтобы больше не попадаться на глаза Шварцу. Я не спала. Просто на минуту прикрыла глаза. И вдруг увидела, что Крис и машина опять здесь. Дежурный Пилот… Я никогда не слышала этого имени… Кто он?

Лиза развязывает шнурок и кладет камень на ладонь. Солнечный луч своеобразно преломляется в прозрачном веществе и пальцы охватывает мягкое радужное сияние.

- Я показывала его спецам в городе. Они сказали, что это стекло, в котором растворен металл. А мамина подруга говорит, что это очень злой камень и его нельзя носить с собой…

Ветерок раскачивает тонкие ветви, по ладони мелькает тень и сияние начинает пульсировать.

- Нет, это добрый камень, - говорит Лиза и вешает его на шею, спрятав под футболку, - В нем какая-то уверенность. И загадка. Ладно. Будем искать разгадку.

Она перелистывает страницу книги и поудобнее устраивает блокнот на коленях. В кустах раздается шорох и на поляну выходит фигура в черно-серебристом блестящем скафандре и шлеме, похожем на большое полушарие. Это Дежурный Пилот. Руки в толстых перчатках сжимают большую картонную коробку. Лиза, увидев его, испуганно пытается спрятаться за дерево.

- Не пугайтесь, - говорит Дежурный Пилот и ставит коробку на землю, - Я не причиню вам вреда. Собственно, я надеялся увидеть здесь Криса. Здравствуйте.

- Здравствуйте, господин…Дежурный Пилот?

- Я вижу, вы знаете мое имя. Я знаком с вашим внешним видом, но не знаю имени.

- Меня зовут Елизавета, - говорит Лиза, продолжая стоять возле дерева.

Дежурный Пилот неподвижен.

- Я прошу извинения за мой внешний вид, но людям позволено надевать на себя все, что они пожелают, если это не мешает окружающим. Приятно быть знакомыми, Елизавета. В этом ящике – некоторые вещи для Криса. Но Криса и машины здесь не оказалось.

- Крис сказал, что едет в какой-то поселок. И не знает, когда вернется.

- Я помешал вам читать вашу книгу, Елизавета. Продолжайте, не обращая на меня внимания. Я сейчас уйду.

- Нет-нет, господин Дежурный Пилот, вы мне нисколько не помешали. Не желаете ли присесть и отдохнуть? Возможно, Крис скоро приедет…

- Нет. Теперь я знаю, что он далеко от этого места. К сожалению, условия сложные и я принял вас за него.

Лиза смотрит на небо.

- А разве сейчас нелетная погода? – спрашивает она с улыбкой.

- Да. Погода плохая. Вы находитесь здесь потому, что тоже ищете Криса?

Лиза в растерянности.

- Мм… Да. Мы друзья с Крисом. Я думаю, он не рассердится, что я сижу на этой поляне в его отсутствие. Располагайтесь, будем ждать вместе. Может быть, развести огонь и приготовить чай?

Дежурный Пилот угловато поворачивается и подтаскивает коробку к кустам.

- Нет, благодарю вас. Чай я не хочу. Я также не хочу, чтобы вы, Елизавета, были друзьями с Крисом.

Лиза садится на свое место и с вызовом отвечает:

- Человеческие отношения не подчиняются желаниям посторонних людей! А если подчиняются, значит, это плохие отношения. Скажите, почему нам нельзя быть друзьями?

- Дело в том, что Крис – путешественник. Он склонен внезапно покидать одни места и перемещаться в другие. Поэтому он не любит дружеских отношений.

- Я заметила, что ему свойственно одиночество. Однако ведь это его дело, как общаться с окружающими?

Дежурный Пилот кивает своим шлемом.

- Я не против его отношений с людьми, но вынужден предупредить вас. Крис сложный человек и вы можете пострадать от слишком длительного общения с ним.

- Я не видела, чтобы он был сложным в общении. Наоборот, он показался мне очень интересным человеком. Наверное, вы плохо знаете Криса.

- Я знаю его очень хорошо, Елизавета. Я вижу, что вам неприятны мои слова. Однако я произношу их ради вашего блага. К сожалению, история Криса имеет несколько моментов, которые могут повлиять на его поведение и сделать это поведение нежелательным.

- Каких…моментов? – после паузы спрашивает Лиза.

- Это не суть важно. Во всяком случае, я вас предупредил.

- Я не знаю, верить вам или нет, господин Дежурный Пилот. С одной стороны, люди любят сочинять всякие небылицы, чтобы обидеть других людей. С другой стороны, одно непонятное происшествие я уже видела…

- Я полагаю, вы стали свидетельницей травмы, которую получил Крис?

- Да. И полной потери памяти, - спокойно кивает Лиза и смотрит на Дежурного Пилота, словно хочет пронзить взглядом непрозрачную поверхность шлема.

Дежурный Пилот выдерживает паузу.

- Что же вы, Елизавета? Неужели вы боитесь меня? Ведь странным показалось вам совсем не это…

- Я знаю, господин Дежурный Пилот, что вы тоже принимали здесь участие. Только как вам удалось бесшумно привезти Криса обратно? Мимо меня?

- О, это не столь сложно. Взгляните.

Он неуклюже поднимает руку и направляет пальцы на ведро с водой, стоящее под кустом. Слышен щелчок, ведро вдруг ярко вспыхивает и окутывается облаком пара. Раздается громкое шипение. Расплескивая кипящую воду, ведро поднимается в воздух. Замерев на несколько секунд, оно, подчиняясь движению руки Дежурного Пилота, плавно опускается на место.

Побледневшая Лиза вскакивает, несколько секунд смотрит на пар, затем прислоняется к дереву.

- Да не пугайтесь же, - без всякой интонации говорит Дежурный Пилот, - Я сделал это потому, что вы не верите мне.

- Кто вы, господин Дежурный Пилот? Откуда вы?

- Я наблюдатель, Елизавета. Сторонний наблюдатель. Я хочу, чтобы все было в порядке. И ничего более.

- Что конкретно сделал Крис?

- Это не важно, Елизавета. Интересоваться этим не нужно. У меня к вам есть небольшая просьба.

- Я не собираюсь выполнять никаких просьб, пока не узнаю, что происходит. Какая связь между вами и Крисом?

- Я хочу надеяться, что вам и не придется выполнить моей просьбы. Дело в следующем. Условия быстро ухудшаются и на некоторое время я вынужден покинуть эти места. Если вдруг Крис начнет вести себя странно, или агрессивно…или вы просто что-то заметите или даже почувствуете, найдите возможность добраться до рации. В машине Криса есть рация. Это небольшая серая коробка с микрофоном на проводе. Есть еще две портативных рации, одну такую он носит с собой. На каждой из них имеется очень маленькая красная кнопка в специальной прорези. Она хорошо видна, вы не ошибетесь. Нажмите эту кнопку, можно даже не включая питание. И, если будет опасность, постарайтесь убежать. Вы понимаете, о чем я прошу?

- Вы получите сигнал, что у Криса есть проблемы?

- Именно так. Я буду искать возможность прибыть как можно скорее.

- Я думаю, господин Дежурный Пилот, что такая ситуация не возникнет. Но все же спасибо за предупреждение. У нас с вами совсем противоположные мнения…

Дежурный Пилот снимает с пояса какой-то прибор.

- Пусть будет так, Елизавета. Пожалуйста, не рассказывайте никому о том, что видели меня.

- Не буду. Иначе меня ожидают насмешки – это в лучшем случае.

- И психиатрическая лечебница – в худшем. До свидания. Впрочем, скорее всего мы больше не увидимся.

Лиза смеется над фразой о психиатрической лечебнице.

- До свидания, господин Дежурный Пилот. Знаете, ваш рассказ очень заинтересовал меня и я хочу выяснить все до конца.

- В этом нет необходимости, Елизавета. Обозначьте эту загадку как ситуацию, случайной очевидицей которой вы стали. Она понятна лишь для ее участников.

С этими словами Дежурный Пилот исчезает за кустами. Сквозь густые ветки Лиза пытается рассмотреть, куда он идет, но шум шагов стихает так же внезапно, как появился.

- Случайной? – вслух говорит Лиза, - А я не хочу быть случайной!

17.

В лаборатории доктора Чикка появилась новая установка. Она занимает весь центр помещения, возвышаясь до самого потолка. Строгие линии, серо-зеленый цвет и крупные надписи, состоящие из цифр и непонятных знаков, выдают в ней военное предназначение. На высоком сидении установки, за панелью управления с круглым экраном расположился молодой человек в форме со знаками различий. На нем небольшой пластиковый шлем, провода от которого тянутся к пульту, за которым сидит сам доктор Чикк. Лекка с прибором, напоминающим параболическое зеркало, стоит возле кресла оператора. На стульях у двери сидят трое пожилых военных.

- Защита оператора от напряжения поля явно недостаточна! – говорит доктор Кштфорс, обращаясь к военным, - Около часа работы на установке в реальных условиях – и этот молодой офицер будет галлюцинировать! В руках моей ассистентки прибор, измеряющий нестабильность поля на частоте зрительного анализатора. Заметьте, поражающим фактором здесь является не поле как таковое, а именно его периодические изменения. Сейчас мы запустим установку на максимальную безопасную мощность. Эквивалент поля через усилители наводится под шлем оператора. Офицер, включите ток!

Молодой человек двигает рычаги и нажимает кнопки. Слышен тонкий свист. Кольцеобразная полоса, идущая по верхней части машины, медленно приобретает лиловый оттенок.

- Церсса, отойдите на красную черту.

Лекка отходит и поворачивает зеркало к машине.

- Нестабильность сорок процентов, - сообщает она.

- Офицер, опишите свои ощущения! – распоряжается Кштфорс.

- В ушах слышен шорох, зрение немного расфокусировалось. Управление понимаю.

- Продолжайте увеличивать мощность.

- Нестабильность сорок восемь!

- Изображение раздваивается, шум в ушах. Управление понимаю!

- Увеличивайте.

Над крышкой установки появляются светящиеся линии. Они упираются в потолок, как бы ощупывая его.

- Пятьдесят два процента, - говорит Лекка.

- Неприятные ощущения исчезают, - сразу же сообщает оператор, - Самочувствие нормальное.

Доктор Чикк незаметно кивает Лекке. Та тихо подходит к офицеру сзади и прикасается к его плечу. В тот же миг молодой военный резко вздрагивает, бросает рычаги и с криком пытается вскочить с кресла, беспорядочно дергая крепежные ремни.

Доктор выключает большой красный рубильник и все стихает. Офицер удивленно оборачивается и молча смотрит на Лекку.

- Несколько секунд эквивалент поля с реальной нестабильностью принимал значения, всего лишь на пять процентов превышающие расчетные показатели! – громко сообщает ученый военным, показывая лист бумаги с жирными линиями графиков, - В действительности результаты будут плачевными. И я не думаю, что сумасшедший оператор боевой установки будет вам полезен!

- Спасибо вам, доктор, за столь убедительные доказательства, - говорит один из наблюдателей, - однако в реальной обстановке нет необходимости, чтобы машина работала целый час непрерывно. Ее можно отключать или менять операторов.

Чикк качает головой.

- Я не могу знать истинного предназначения установки. Но она представляет значительную опасность не только для противника, но и для наших военных специалистов! О чем я и вынужден дать заключение.

Лекка помогает оператору отстегнуть ремни и спуститься с сидения.

- Он немного напуган, - сообщает Кштфорс, - И придет в себя приблизительно через час. Желательно оставить его в покое до вечера. Это безвредно, но, как видите, выводит из строя.

Наблюдатели, пожав руку доктору и поддерживая молодого офицера под руки, выходят из лаборатории. Слышен шум отъезжающей машины.

Доктор Чикк садится на диван и угрюмо смотрит на затихшую установку.

- Никто из них даже и не подумает внести изменения в ее конструкцию. Главное – смерть противника! То, что поле сделает оператора тяжело больным человеком, их не интересует. Его проще заменить, чем заботиться о нем!

Лекка снимает белый халат, забирается на диван с ногами и прижимается щекой к плечу доктора.

- Дорогой, не волнуйся так. Даже если когда-то случится война, к тому времени придумают другое, безопасное оружие… - с нежностью и заботой говорит она.

Доктор гладит ее по волосам, но его взгляд остается холодным.

- Безопасное оружие… - повторяет он, - Оружие, обращенное против конкретного человека. И безопасное для всех остальных. Избирательное. Как ты считаешь, такое уже существует?

- Конечно, существует! – шепчет Лекка, - Это же наша любовь! Ты поразил меня без промаха и вот я у твоих ног. А если бы на моем месте была другая… Я вообще не могу думать об этом! Но ведь для нее твоя любовь была бы безопасна, правда?

- Правда, Лекка. Ужасная правда…

Лекка толкает его плечо и пересаживается на другой край дивана.

- Что? Ужасная? Ты хочешь сказать, что полюбил бы кого угодно? Да?

Чикк Кштфорс улыбается Лекке, но нам на мгновение кажется, что его улыбка немного грустная.

- В том-то и дело, что нет. И масса людей страдает от неразделенной любви. Мучаются мыслями. Утешаются надеждами. Гибнут под обломками своих планов… И это от того, что ответное оружие было настроено неправильно…

- Мне нет дела до остальных, - Лекка поворачивается на спину и устраивает голову на коленях любимого, - Мы с тобой нашли друг друга и этого достаточно. А они пусть как хотят, так и настраивают свои установки.

Доктор кладет руку ей на лоб, как будто проверяет, нет ли температуры.

- Ты эгоистка, Лекка Церсса. Как будто ты не знаешь, что человек не может настроиться на  любовь к другому человеку.

- Знаю… - отвечает Лекка с нежной улыбкой, - Я дословно выучила ту лекцию, на которой ты обратился ко мне. Помнишь? А перед этим я подговаривала Стаффи, чтобы она спросила у тебя, кто вкладывает признаки в ядро предпочтений… И ты не смог бы ответить и объявил бы перерыв и стал бы думать, а мы сбежали бы с лекции и ты стал бы ругаться, когда не обнаружил бы, кому дать ответ…

- Ровно шесть «бы». И кто же создает ядро, уважаемая студентка?

- Не знаю, милый. Я хочу найти его и поблагодарить. Знаешь, когда я была маленькой, я почему-то считала, что папа знает, что будет завтра. Будто бы он уже написал план и запрятал его в ящике стола. Я разбрасывала его бумаги, но не умела читать и страшно обижалась на это. Глупая я, да?

- Нет, - тихо отвечает доктор Чикк, - Ты не глупая. Тот, кто пишет планы и формирует ядро - действительно есть. Это Бог. Нам следует поблагодарить его.

Руки Церссы обвивают шею ученого и она, как маленькая девочка, прижимается к нему.

- Мой Бог – это ты. Я буду молиться тебе.

- Тогда выбрось в мусор твою икону… То есть мою фотографию, которую ты похитила из выпускного альбома. Потому что я неправильно написал план.

Доктор шутит, но его взгляд, обращенный к прямоугольнику открытой двери, серьезен.

- Вот еще. Икону – в мусор? А в чем ты ошибся?

- Ну, я же позвонил господину Генералу и попросил дать нам какую-то работу и продлить твой контракт. Вот он и приказал разместить в лаборатории это чудовище.

- Это не страшно, дорогой. Скоро ты напишешь заключение и его уберут отсюда. И вот тогда-то ты уже точно не отвертишься и я увезу тебя на море. На весь куцый остаток каникул. А там прикую тебя к камню во время прилива и заставлю взять меня в жены. Вода будет подниматься медленно, ты будешь сидеть на камне и пытаться отсоединить цепочку…

- А ты – бегать по берегу и думать, что я выберу – камень или тебя, - улыбается доктор.

Лекка притворяется рассерженной, а потом громко радостно смеется.

18.

- Каждая машина, Лиза, как и человек, обладает своим характером. И если ты хочешь чего-то добиться от человека, его характер нужно учитывать. И еще нужно понять, как он себя чувствует в данный момент, готов ли он тебя слушать и слышать. Двигатель нашей машины сейчас горячий и она чувствует себя хорошо. Топлива тоже достаточно. Поехали?

Сегодня нетерпение Лизы победило лень и она ждала меня на трассе возле поворота к лагерю. Пешком шла. День нынче жаркий и она, забравшись в кабину, первым делом схватилась за бутылку с водой.

- В прошлый раз у меня не получилось подружиться с твоей машиной, но я попробую еще раз, - Лиза включила указатель поворота и, наваливаясь на руль и педали, тронула «УАЗ» с места.

Надо сказать, на курсах в городе, куда она ездила дважды в неделю, ее уже чему-то научили, по крайней мере, решительности в управлении прибавилось. На плохой дороге мы дважды заглохли и никак не могли взять короткий подъем, но в лагерь въехали, гордо нажимая кнопку сигнала с целью обратить на себя внимание встречных. Встречный Шнырь угодливо поклонился до земли и отошел подальше на обочину.

Кто-то побывал на поляне в наше отсутствие. Мусор был аккуратно собран в пакет под деревом, куча дров значительно выросла, а на траве перед входом в палатку лежала большая стрелка, вырезанная из бумаги. Следуя ее направлению, я поднял полог.

- Вот это да… Ты посмотри, Лиза, что здесь творится!

Свитер, спальник и прочее барахло, которое я держал в палатке, было сдвинуто к стенкам, а посередине на полу находилась симпатичная скатерть, на которой стояли кастрюли, тарелки, столовые приборы и стаканы. Впечатление было, что скатерть попала сюда прямо из ресторана. Я некоторое время смотрел на это великолепие, прикидывая, чья это затея.

- Ух-ты… - протянула Лиза, заглянув через мое плечо, - Кто-то обещал прибыть к тебе в гости?

- Никто… По крайней мере, я об этом не знаю. Странно…

Я оглядел поляну, но не обнаружил ничего, что могло бы пролить свет на эту загадку. Намерения у людей были явно добрыми, гости навели порядок и принесли дров. Но куда они пропали сами?

Лиза оглядела бумажную стрелку и воскликнула:

- А на обратной стороне написано «приятного аппетита»!

- Вот как? А почерк тебе не знаком? – спросил я.

- Крис, буквы печатные. Синий фломастер.

Я на секунду задумался, затем твердо скомандовал:

- Берись, Лиза. Выносим скатерть из палатки вместе со всем содержимым!

- Зачем?

Испуг в ее голосе был едва заметен, но это кое-что подтверждало.

- Если «приятного аппетита», то принимаемся за трапезу. Тот, кто это сделал, обязательно придет взглянуть на нашу реакцию. Затратить столько труда и не посмотреть, как это оценили? Любопытство!

Мы осторожно вытащили все и расставили в тенечке. Суп в кастрюле оказался горячим. Я поглядел на кострище – ни дымка.

- Пошарь по кустам, Лиза, - сказал я, оглядывая бутылку с легким вином и вспоминая, есть ли у меня штопор, - Там кое-что лежит. Найди это.

- Ты прямо как полицейский детектив. Кто-то решил устроить тебе праздник, а ты хочешь сначала выяснить, кто это.

- Обязательно выясню. Кто-то, очевидно, благодарит меня за какие-то действия, а я не люблю, когда люди прячутся. Ведь общение должно быть открытым, так?

- Не обязательно! Это скучно, когда все честно и открыто. Главное – когда добро проявляется, а кем и как – это уже другой вопрос.

- Не буду спорить. Главное, чтобы этот человек почувствовал нашу благодарность.

Я обошел поляну и наткнулся на портативную газовую плитку, не слишком тщательно укрытую ветками.

- Ну, вот. Хозяин стола нужен мне, чтобы вернуть ему посуду и эту вещицу.

Мы принялись за еду. Совершенно не кривя душой, я громко и положительно оценивал каждое блюдо. Действительно, еда была приготовлена искусно. Домашняя посуда контрастировала с походной обстановкой.

- Ты все еще уверен, что он придет к столу? – спросила Лиза, когда обед был закончен, - Мы совсем ничего не оставили…

- Абсолютно уверен, - ответил я, закуривая сигарету, - Смотри, обед был приготовлен на двоих. Еда была горячей, значит, кто-то знал, что мы сейчас приедем. Это местный житель. Но никто из местных не мог предполагать, что мы приедем именно сейчас. Я никому не рассказывал о своих планах. Кроме одной девочки… Стеклянное украшение на шее которой ритмично поблескивало в такт движениям моей вилки!

Лиза молча спрятала камень за воротник.

- Между прочим, тебя никто не просил пялиться на мой камень! – с досадой сказала она.

- Спасибо тебе, Лиза, - негромко сказал я в ответ, - Только вот я не могу понять, чем заслужил такой обед. Ты же знаешь, я бродяга и привык к походным условиям. А ты – городская жительница. Иногда у меня бывает какая-то тоска по уюту кирпичных стен…

- И что тогда? Как ты с этим борешься?

- По-разному. Чаще всего, если есть деньги, ночую в отеле и обедаю в столовой. Это быстро проходит. Но как ты догадалась, что сегодня у меня именно такое настроение?

Лиза улыбнулась мне.

- Камень подсказал! И сам же выдал тебе мои намерения.

- У тебя волшебный камень… Но ведь он принадлежал твоему знакомому, который пропал? А ты слышала, что вещь, данная кому-то не в подарок, а просто так, невидимо связана со своим хозяином? Ведь доктор не подарил его тебе, а просто вручил?

Иногда, наевшись и расслабившись после трудного дня, я делаю совершенно глупые вещи. Зачем было заводить этот разговор? Лиза опять помрачнела и провела рукой по шее, проверив, спрятан ли камень.

- Да. Он дал мне его просто так. Прости, Крис, я не хочу говорить об этом.

- Это ты прости меня, Лиза. Я не хотел тебя огорчать. Но мне кажется, это сильно беспокоит тебя. А я не хочу, чтобы тебя что-то беспокоило…

- Тогда и нечего вспоминать.

- Да, вспоминать не нужно. Нужно быть уверенной, что он вернется. Нужно ждать и надеяться, понимаешь? И тогда он почувствует это и придет к тебе. Знаешь, влюбленные могут творить чудеса, чувствуя друг друга на огромных расстояниях. А камень поможет тебе ждать.

Лиза отвернулась.

- Кто тебе сказал, что я влюблена в него? – сказала она рассерженно, - Я справлюсь сама, без советчиков!

- Прости, - еще раз сказал я и замолчал.

Некоторое время стояла тишина, затем Лиза поднялась на ноги.

- Я напрасно пробовала с тобой это вино. Оно плохое. Голова разболелась.

- Дать таблетку?

- Не надо никаких таблеток. Полежу и все пройдет. До завтра!

- Спасибо, Лиза! Просто за доброту.

 Но она ушла, ничего не сказав в ответ. Зато через несколько минут за кустами послышались голоса и на поляну ввалились Шнырь, Регалл, и еще двое ребят из группы «алконавигаторов».

- Нет, ребята, доктора проведать – это вам все равно, что в церковь сходить! – громко заявил Регалл, - Он святой, этот доктор. Мотается по дорогам, лечит тела и души, главное – души!

- Главное – тела! – ответил ему чей-то заплетающийся язык, - Душа бессмертна!

- Бродит он, стало быть, и питается кто сколько подаст! Как с голоду не помрет только? Ничего ведь не требует! Я в городе в больницу зашел – изволь сумму дать, чтобы тебя только в кабинет пустили!

Пить я отказался, но компанию не прогнал – пусть сидят. Они развели костер и пристали ко мне с вопросом, что я нахожу в своих странствиях, если гораздо удобнее сидеть в больнице, получать деньги, а вечером ехать на шикарной машине домой, где ждет красавица-жена.

Я ответил, пытаясь объяснить этим пьяным людям как можно понятнее, что странствия – это мой образ жизни, мне неуютно в четырех стенах, где все подчиняется определенным правилам. Именно правилам удобства. Так что вернуть меня в стены могут только холода. Никто ничего не понял, меня вновь объявили святым, опрокинули тост, а потом молодой паренек, который не назвал своего имени, запел под гитару:

- Твое сердце не здесь, оно было утеряно где-то!

Где-то душу твою ждут под светом ночных фонарей.

Одиноким костром твое счастье бывает согрето.

Твои слезы наполнят просторы озер и морей.

Ты идешь в никуда, проходя километры и мили.

Твой мотив – это ветер, а голос – дорожный туман.

Где ж любовь? Мы любовь почему-то забыли…

А мечта? А мечта – это только обман…

Возвращайся домой. Не найти то, чего не теряли.

Кто-то ищет тебя и не гасит огонь на крыльце.

Вы так долго с судьбою во что-то зачем-то играли.

И свели на ничью, догадайся, что будет в конце?

…Друзья давно разошлись (гитариста увели под руки), а слова песни все не шли у меня из головы. Я мыл посуду, чистил кастрюли и думал о том, что на мгновение перестал понимать свою жизнь. Странствия, Дежурный Пилот, машина, пациенты – как будто все это было не со мной, а с кем-то другим. Или я был этим самым кем-то другим? Кто же я теперь? Доктор Крис Лер, путешественник. Я ищу новые места, новых людей, наверное, новых ощущений… А зачем мне все это? Я что-то потерял в этот вечер. Или что-то нашел.

19.

- А если бы ты не курил так много, мы с тобой могли бы сейчас бежать не на тренажере, а по дорожке в нашем лесу! А караульные решили бы, что это новый психофизиологический эксперимент!

Доктор Чикк и Лекка бегут на стоящих рядом тренажерах в ярко освещенном спортивном зале с огромными окнами. Оба они в спортивных костюмах, на шее доктора висит какой-то прибор, провода от него тянутся под футболку. Заметно, что дорожка Лекки настроена на скорость, несколько большую, чем та, с какой бежит ученый.

- Так вот, - продолжает Лекка начатый ранее разговор, - Квилен на последнем занятии рассказывал нам, что стабильность человеческих отношений разрушается при воздействии на них монотонными раздражителями. Хотя любой ритм в конце концов будет подчинен модуляции, супружеские отношения - это исключение…

- Монотонный ритм является тормозящим для любых психических процессов, вопрос в проекции его на отношения, - уточняет доктор Чикк, шумно вдыхая и выдыхая.

- Точно так он и сказал. Я ответила, что не понимаю связи между ритмическими раздражителями и нарушением отношений. А он пояснил, что речь идет не о раздражителях, а о ритме жизни.

- Квилен – замечательный ученый. Ты не читала его книгу «Психология ссоры»? У меня дома есть экземпляр с авторской подписью. Напомни, если захочешь прочесть, мы захватим ее с собой.

- А он, кстати, хорошо отзывался о твоих работах! Он считает, что если жизнь супругов подчиняется ритму, отношения безвозвратно уходят. И именно это и является самой частой причиной распада любви!

- Верно. Отношения приятны только тогда, когда процессы активизированы. Активность гаснет, если мы вынужденно заняты чем-то другим.

- Он выразился немного по-другому, но он же психолог. В общем, работа и быт съедают красоту ощущений. Эмоциональная сфера перестраивается и мы перестаем обращать внимание на объект наших чувств. И это – начало конца.

- Что же он предложил?

- Периодические смены ритма. Даже короткие внезапные изменения в жизни создают огромный эффект! – отвечает Лекка, переключая какой-то регулятор прямо на бегу, - Дорогой, ну, как же ты не понимаешь! Ты совсем погряз в своей работе и даже не позволяешь мне помочь тебе! Прогоняешь меня загорать на крышу лаборатории! Я вся обгорела уже.

- Лекка, у тебя каникулы. Неподалеку есть пожарный водоем. Он довольно большой. Я выпишу пропуск, а ты пригласи своих друзей и устройте пикник на берегу.

- Доктор Чикк! Вы издеваетесь над любимой девочкой! Лежа на крыше и бездельничая, я надумала сама заняться твоим здоровьем! Режим питания уже установлен, так что теперь я буду работать с режимом физической нагрузки. Вот я и вытащила тебя сюда.

- В результате твоих директивных распоряжений и моего нежелания спорить с тобой сейчас в лаборатории портится образец кроветворной ткани. Через два часа работать с ним будет уже невозможно, - ворчливо отвечает Кштфорс.

- Любимый! Хочешь, я разобью молотком все оборудование? Господин Генерал выгонит тебя с работы и ты будешь сидеть дома. А я позабочусь, чтобы ты не скучал. Пойми же, мне важен ты сам, вот такой, как ты есть, а не твоя работа и не деньги. Я люблю тебя и буду бороться!

- С чем бороться, Лекка?

- Не с чем, а за что. За нашу любовь. За тебя. За то, чтобы все это длилось вечно. Квилен сказал, что любовь – это прежде всего труд. Труд двоих людей. Настоящее счастье будет только у того, кто заслужил это счастье. Знаешь, как я страдала, пока ты не понял, что я люблю тебя? Ловила каждое твое слово, каждый взгляд и наслаждалась этим… И плакала по ночам… Наше счастье – мой приз. И я не отдам его никому!

Прибор на груди доктора Чикка издает писк.

- Ну вот, уже сердцебиение, - вздыхает Лекка и выключает тренажеры…

Мы оказываемся в жилище доктора Чикка. Обстановка очень бедная, стол, кушетка и широкий шкаф, забитый книгами. В комнате полутьма, тени от пламени двух свечей, горящих на столе, колеблются в углах. Доктор Кштфорс со своей ассистенткой сидят напротив друг друга. На глазах Церссы слезы.

- Прости. Здесь у тебя как-то неуютно, я не знаю, почему, - говорит Лекка, медленно наклоняя в пальцах бокал и глядя, как искрится в нем вино, - Тут идеальный порядок, но чего-то не хватает. Тепла, наверное… Домашнего тепла.

Чикк смотрит на нее, положив подбородок на ладонь.

- Это не удивительно. Я бываю здесь редко. Ты же видела, что времени всегда недостаточно. Иногда я даже забываю, что у меня есть дом.

- Теперь у тебя есть я. А у меня есть ты. Я закончу Институт и у нас будет полноценный дом и семья. Хватит, ты достаточно поработал на правительство, чтобы подорвать свое здоровье. Ты будешь отдыхать, занимаясь тем, чем хочешь сам, а не тем, что от тебя требуют. Бедный мой Чикк… Потерпи немного. Ты отдохнешь, поправишься и у нас все получится. Но я никогда…слышишь, никогда не позволю нашим детям увлекаться наукой! Деньги – это не главное. Главное – это наша любовь.

- Ты счастлива, Лекка? – после паузы спрашивает доктор, - В чем твое счастье?

- Я счастлива, мой милый. Я счастлива тем, что ты понял, какая я на самом деле. Я счастлива, что ты не пожалел сил на то, чтобы я сама поняла все, что нужно. Не пожалел меня, когда делал мне больно… И я стала той, которую ты полюбил.

- Значит, счастье может оказаться злом?

- Никогда! – вспыхивает Лекка, - Просто мы платим за все, что делает нас счастливыми!

Доктор Чикк опускает голову.

- Лекка… Двенадцать лет назад, в самом начале своей практики, я вернул способность мыслить одному космонавту, бортинженеру, пострадавшему в результате неправильных действий командира экипажа. Он поблагодарил меня. Он был счастлив… И абсолютно нормален психически. А затем он пошел и застрелил командира. Молодую женщину. Пули попали и в ее маленького сына. Я держу ее фотографию на столе. Не знаю, кого я сделал счастливым своей наукой… Инженера расстреляли полицейские.

- Это та фотография, которую я видела? А я думала, что…

- Да. Это та самая фотография. Я смотрю на нее и думаю, что, делая кого-то счастливым, можно на самом деле сделать зло… Давай выпьем за это, Лекка, и сменим тему разговора.

Действие переносится в лабораторию. Здесь темно, только настольная лампа отбрасывает желтый круг света. На половине разложенного дивана, на простыне под одеялом спит Лекка. Ее волосы разметались по подушке. Доктор Чикк с дымящейся сигаретой в руке стоит у стола и смотрит на спящую ассистентку. Он о чем-то думает, но лицо расслаблено. Взгляд выражает одновременно и вопрос и какую-то глубокую печаль. Наконец он кивает своим мыслям и уходит в темноту, туда, где поблескивают слепые стекла экранов на пульте. Включает маленький огонек рядом с круглым цилиндрическим баком. Осторожно прикладывает ладонь к его мутно-белой шероховатой стенке и как будто к чему-то прислушивается несколько долгих минут.

- Да. Это будет правильно.

Забытая сигарета обжигает его пальцы. Доктор бросает ее на пол и отходит к пульту. За мгновение до этого нам кажется, что он ласково погладил холодный полупрозрачный металл.

- Видусо энрхх Лекка Церсса, - тихо говорит он в диктофон, - Милн чрила ыоч Чикк Кштфорс…

20.

Стены лаборатории озаряются вспышками ярко-красного света, слышен громкий треск электрических искр и жужжание. Доктор Кштфорс в защитном костюме, прикрывая шлем пластиной толстого прозрачного стекла, наблюдает, как длинные розовые молнии тянутся к кусочку какого-то вещества, закрепленного в штативе. Штатив уже изогнулся, металл его раскален добела и капли расплавленного материала падают на подставку, но ученый не выключает ток. Наконец молнии перестают попадать в объект и начинают бить по штативу, выбрасывая фонтаны искр. Доктор щелкает переключателем и все стихает. В воздухе плавает дым.

На пульте оживает громкоговоритель.

- Дорогой, можно мне войти? – спрашивает голос Лекки.

Кштфорс швыряет на стол пластину, которой защищал лицо, и снимает шлем. Молча нажимает что-то на пульте. Замок двери лязгает и в лабораторию входит Лекка Церсса. Она в легком платье, волосы заплетены в косичку. В руках большая сумка. Дым тянется к открытой двери.

- Боже, сколько дыма! – восклицает Лекка, - Чикк! Надень респиратор и включи вентиляцию! Ты совсем меня не слушаешься!

Она идет к вытяжному шкафу и сама включает вентилятор. Ставит сумку на стол и начинает выкладывать из нее продукты. Доктор вынимает лист бумаги из печатающего устройства и несколько секунд пристально рассматривает. Подходит к искривленному дымящемуся штативу, берет его рукой в толстой перчатке и бросает в дверной проем. Инструмент со звоном летит по ступенькам.

- Обед сейчас будет готов, - сообщает Лекка, - Снимай скафандр и отправляйся мыть руки. Я объехала полгорода и все-таки нашла твое любимое блюдо! Включи, пожалуйста, электроплитку!

Ученый все так же молча снимает защитный костюм.

- Нет, - односложно отвечает он через несколько секунд, - У меня нет аппетита. Не сердись.

- Что случилось? – с тревогой спрашивает Церсса, - Ты плохо себя чувствуешь?

- Все в порядке. Я поем позже.

Лекка огорченно качает головой. Доктор Чикк вынимает из шкафа толстую книгу и торопливо перелистывает страницы.

- Да. – говорит он негромко, - Ты ошибся, Ингестром. Это можно оценивать всего лишь как предположение. Зачем ты говоришь здесь, что наблюдал это сам? Ты не мог этого видеть.

- Дорогой, я не расслышала… Повтори?

Ученый поднимает взгляд от книги и непонимающе смотрит на ассистентку.

- Что? Ах, да… Я говорю вслух? Нет, я обращался не к тебе. Ингестром. Здесь есть ошибка…

- Хочешь, мы пригласим Ингестрома в гости? Я приготовлю ужин и вы все обсудите. Ты уже целый месяц не видел никого из коллег. И вытащить тебя на воздух становится все сложнее!

- Сложная работа, Лекка. Кое-что может оказаться опасным…

- И поэтому ты каждый раз выставляешь меня за дверь?

Доктор Чикк, не отвечая, присаживается к пульту. Лекка берет со стола что-то похожее на бутерброд и садится с ним рядом.

- Милый, съешь хотя бы вот этот кусочек. Ты совсем не бережешь себя. Хочешь, я сварю тебе мой кофе? Он так тебе нравится…

- Нет. Спасибо. Дай мне расчетную таблицу из верхнего ящика стола.

- Не дам, Чикк. Я глупая. Я полная дуреха, что согласилась подождать с нашим путешествием еще две недели. Две недели превратились в месяц кошмара. И мне кажется, что этому не будет конца. Ты занят все время. Просыпаясь ночью, я не вижу тебя рядом с собой… Ты разговариваешь с диктофоном чаще, чем со своей любимой. Ты вновь похудел…

Кштфорс, не глядя на Лекку, встает и приносит таблицу сам.

- У тебя что-то не выходит? Давай подумаем вместе?

Доктор поднимает голову и вдруг замечает крысу, которая, принюхиваясь, осторожно пробирается по крышке пульта. В тот же миг с ним происходят ужасные перемены. Он резко краснеет и вскакивает, хватая журнал.

- Что-о?! Прочь, тварь! Прочь, дрянь! Про-очь отсюда! – изо всех сил кричит он, пытаясь сбить зверька журналом.

Металлический переплет журнала крушит пластмассовые панели. Разлетаются стекла сигнальных ламп.

- А-а! – испуганно кричит Лекка, пытаясь удержать его руку, - Чикк! Это же Крыс! Я выпустила его погулять! Что ты, Чикк? Перестань! Пожалуйста, перестань!

Крыса с жалобным писком прячется за маленький горшок с красивым красным цветком. Удар – и цветок летит на пол. Лекка успевает схватить животное с пульта, но следующий удар рассекает кожу ее руки. Лекка прижимает зверька к груди и опускается на стул. Зверек пищит, но девушка не отпускает его. Ее плечи сотрясаются от рыданий. На платье растекаются пятнышки крови.

Тяжело дыша, доктор молча смотрит на журнал в руке, словно видит его впервые. Он бледен, руки сильно дрожат. Наконец он кладет журнал на место и тяжело опускается в кресло. Воцаряется тишина, только, сдерживаясь, тихо всхлипывает Лекка и пищит прижатый ею Крыс.

- Лекка. – негромко говорит доктор, - Отпусти его. Отпусти… Не надо.

Лекка неподвижна. Доктор Чикк все так же дрожащими руками наливает воду в химический стакан и залпом выпивает. Склоняется над своей ассистенткой и осторожно обнимает ее за плечи.

- Все, Лекка… Уже все. Все в порядке… Я просто…устал.

Крыс, вырвавшись из сомкнутых ладоней, спрыгивает с ее колен и прячется под стеллаж. Ученый прижимает Лекку к себе и гладит ее волосы.

- Все… - тихо говорит ей Чикк, - Все хорошо. Прости меня, малыш…

Церсса несколько раз медленно выдыхает воздух. Открывает глаза. Она не пытается отстраниться от доктора.

- Я принесу аптечку… Я поранил тебе руку.

- Нет, не нужно, - тихо отвечает Лекка, - Кровь уже остановилась. Как ты себя чувствуешь?

- Плохо, Лекка… Очень плохо. Что со мной?

- Ты устал, любимый. Почему ты меня не послушал? Я боюсь, Чикк. Я не хочу тебя потерять!

Слезы появляются вновь и Церсса, пытаясь скрыть их, прижимается к груди Кштфорса.

- Не плачь, моя звездочка… Разве у нас есть время плакать? После обеда мы с тобой едем покупать билеты на самолет… А потом – в магазины. Я хочу, чтобы моя девочка была одета в лучшие одежды, которые только есть на свете… Мы будем пить вино и смотреть на звезды… На их отражения в воде. Ты, я и море. Хочешь?

- Да…

- У меня все готово. Завтра решающий день. Ты поможешь мне? А следующим утром мы отправимся в путь.

- Конечно, любимый… Прости меня за мои слезы. Я больше не буду плакать. Я люблю тебя так сильно, что готова выдержать любые испытания, лишь бы тебе было хорошо…

- Мне будет хорошо, очень скоро. Завтра. Лекка, а что это за красный цветок?

- Я прочитала в журнале, что он выделяет вещества, которые нейтрализуют отрицательные эмоции… Ерунда, конечно. Сейчас я выброшу его.

Лекка встает с места, но один взгляд на доктора вновь заставляет ее прижаться к его плечу и заплакать. Она с усилием поднимается и вытирает слезы.

- Милый, можно я пойду прогуляюсь по лесу? Наверное, мне нужно побыть одной и успокоиться…

- Конечно, дорогая. Прости меня… Я просто сумасшедший.

- Не говори так! Ты самый прекрасный в мире! – отвечает Лекка и торопливо выходит на крыльцо.

- Ну, вот. – тихо говорит сам себе доктор, оставшись один, - Поздравляю вас, доктор Чикк. Вы сошли с ума. Вы слепы и агрессивны. Ваши руки дрожат. Вы не сможете закончить работу, которую начали. Вы убили…да, убили человека. Ваше место в тюремной больнице.

В продолжение монолога Кштфорс обводит взглядом полки, словно ищет чего-то.

- У нее подпороговые раздражения… Какова же величина порога? Не знаете? Жаль.

На глаза ему попадается небольшая колба, на которой от руки написаны слова «не нагревать!». Доктор берет ее, сгребает землю с пола и ставит цветок в колбу. Отходит, чтобы взглянуть на него. Помятый цветок странно смотрится в колбе.

- Вы ничтожество, доктор! Ваша идея отвратительна. И даже если вам удастся вернуть все на место, вы не заслужите ничьего прощения…

21.

Сторожевая собака отсутствовала, хотя будка, размером с небольшой сарай, торчала у самых дверей. Лиза долго возилась с замками, дергая дверь и пиная ее коленом, пока наконец не раздался металлический скрип. Из тамбура потянуло прохладой.

- Заходи, - сказала Лиза, - Чувствуй себя, как дома. Ты мой гость.

Вслед за Лизой я поднялся по ступенькам и оказался на просторной кухне. В доме царила полутьма, окна были закрыты ставнями. Создавалось впечатление, что хозяева давненько не появлялись здесь. Во всяком случае, воздух был прохладным и каким-то нежилым.

Лиза нажала выключатель, поднимающий жалюзи, и на кухне стало светлее.

- Ботинки оставляй здесь, куртку повесь на вешалку слева, - распорядилась хозяйка, - Тапочек нет, иди так. Мы не надолго. Поужинаем – и в лагерь.

- А где же хозяева? – спросил я.

- Как видишь, их нет, - ответила Лиза, - Но это не критично. Ты хочешь видеть здесь еще кого-то?

- Нет, я просто…

- Если просто, то садись, - перебила меня Лиза, - Ты не забыл, что обещал? Сегодня я сама везу тебя в лагерь. Нужно отдохнуть и поесть перед таким делом. Как раз и машин на дороге поменьше будет.

- В сумерках ехать сложнее, чем при свете! – сказал я, - Может быть, поедем сейчас?

- Не спеши, - возразила Лиза, зажигая газ на плите, - Обязательно поедем. Даже в сумерках. Но сначала я приготовлю ужин.

Я сел на табуретку. Когда долго живешь на природе, в домашней обстановке чувствуешь себя как-то неудобно. И дело не в стенах, последние две недели я почти безвылазно провел в городской клинике и все было в порядке. Просто я очень редко захожу к кому-то в гости.

- Проходи в комнату, устраивайся за столом, - пригласила Лиза, - Давай смелее, никто сюда не придет, не стесняйся.

- Хорошо, - ответил я, - А почему в комнату? Здесь тоже есть стол.

- Не знаю, как там у тебя принято, но у меня еда готовится на кухне, а употребляется в комнате, которую называют столовой! А если ты с этим не знаком, прочти книгу по этикету!

- Я кое-что знаю об этом, Лиза. Но я не думаю, что я такой уважаемый гость. Впрочем, это правила твоего дома.

Лиза молча хлопотала у плиты. Я прошел в комнату. Оконные щитки поднялись и здесь, заходящее солнце бросало пыльный луч на стены. На стене я увидел несколько больших картин на морскую тематику. Сбоку, над огромным кожаным диваном, висела фотография. Пожилой человек в черной военно-морской форме смотрел на меня, чуть прищурив глаза. Его губы были сурово поджаты. Человек был снят на фоне тяжелой закругленной двери с штурвальным затвором и иллюминатором. Очевидно, подводная лодка. Я подошел ближе. В самом низу фотографии оказалась надпись, датированная пятнадцать лет назад. «Моей дочери Елизавете. Когда-нибудь ты все поймешь».

Надпись могла означать многое, но я не любопытен. По крайней мере, пока кто-то не пожалуется на жизнь и отсутствие выхода. В большинстве случаев люди сами рассказывают мне о своих проблемах, видимо, находя во мне приятного собеседника. А может быть, еще и полагаются на соблюдение нами врачебной тайны.

- Темновато, - сказала Лиза, появившись в дверях, - Садись.

Она зажгла люстру и принесла их кухни тарелки. Судя по тому, как быстро и аккуратно накрывался стол, она привыкла это делать. Столовое серебро тускло мерцало на белоснежных салфетках. Я с ужасом подумал, что не помню, с какой стороны тарелки полагается держать вилку и нож. А вот эту рыбу, по-моему, следует есть пальцами… Инструмент в форме лопаточки я незаметно спрятал за тарелкой, поскольку его предназначение оставалось неизвестным.

Лиза села напротив меня.

- Наверное, в семье строгие правила? – спросил я, - Ты с таким вкусом накрыла стол.

- Черт, передник забыла снять, - вскочила она и унеслась на кухню.

Очевидно, из кухни была дверь в какую-то другую комнату, поскольку через несколько минут она вошла в элегантном сером пиджаке и в туфлях на высоких каблуках. Косметика на лице придавала ей строгий и сосредоточенный вид.

- Прическа коротковата, - сообщила Лиза, - должно быть от тридцати до тридцати пяти сантиметров.

Я ничего не ответил, удивленно рассматривая хозяйку дома.

- Учебный центр Института общественных связей. Секретарь руководителя.

- Здравствуйте, госпожа секретарь, - поприветствовал я, поднимаясь с места.

Лиза чуть заметно покраснела.

- Чего ты вскочил?

- Мужчины рассаживаются за столом только после женщин, - торжествующе заявил я, - Крис Лер, бродячий доктор.

Лиза села.

- Точно, бродяга, - сказала она, - Хозяйка дома садится последней.

Мы принялись за еду. Лиза, очевидно, училась хорошо, поскольку дело у нее спорилось. Я лишь бестолково гремел инструментами и думал о том, что хирургическая операция была бы для меня проще данного ужина.

- Здесь есть и еще одна ошибка, кроме прически, - примирительно улыбнулась Лиза, - Этот костюм с широким открытым декольте, к нему нельзя применять крупных украшений.

Действительно, блестящий камень на темном витом шнурке выглядел несколько чужим на этом празднике модной одежды и прекрасных манер.

- Можно надеть белую рубашку и спрятать камень или, в крайнем случае, оставить его дома. И потом, во-первых, ты не на работе, а во-вторых, это не украшение. Это память.

Красиво держа хрустальный фужер с соком, Лиза покачала головой.

- Нет, дома я его не оставлю. Знаешь, я не верю в магию вещей, но мне кажется, что камень как-то действует на меня. Когда я беру его в руки, появляется какая-то уверенность и становится теплее. Вспоминается что-то приятное. Вчера я забыла снять его перед тем, как легла спать, так во сне увидела красивую поляну с цветами и водопад. Так здорово было…

Ну, это давно известно. Если у человека не хватает уверенности в себе, дайте ему любую безделушку и внушите, что она волшебная. Как же дела могут не ладиться, если с нами колдовская сила? С амулетом в руке трус и на медведя пойдет и, будьте уверены, повалит его одним ударом пилочки для ногтей. Мой пропавший коллега это тоже очень хорошо знал. Впрочем, иногда увлечение такими предметами может превратиться в заболевание.

- Камень – это твой помощник, - сказал я Лизе, - И напрасно ты не веришь в чудеса. Мир полон волшебства, только нужно научиться его чувствовать.

- Ты о тех вещах, которые до сих пор не могут внятно объяснить?

- Нет, точнее, не только о них. В конечном итоге все это объяснимо, просто у нас недостаточно знаний. Но есть вещи, которыми можно наслаждаться, не пытаясь выяснить принцип работы. К примеру, человеческие чувства.

- Интересно. Ты же занимаешься лечением человеческих чувств! И не знаешь, как они устроены? – спросила Лиза.

- Представь, не знаю. По-моему, если знать, как они устроены, кайфа не получится. Мы просто будем анализировать происходящий в нас процесс. Теряется эффект загадки, понимаешь? Представь, что мы с тобой знаем, как устроена, например, любовь. В момент, когда любовь начнется, мы уже не будем теряться в догадках, что это с нами, а скажем «Вот, любовь началась». Как будто это насморк… Если любовь началась, значит, заглянем в медицинский справочник – возраст, рост и вес, - тут я плюнул на пальцы и сделал вид, что перелистываю книгу, - Примерно через две недели я уже не смогу жить без того, чтобы не видеть тебя в течение всего дня. Надо заранее переселиться поближе… Ага, приятнее стало. Теперь нужно закупить продуктов. К выходным потребуется признаться тебе в своей любви, устроив праздничный ужин. Но продукты испортились, поскольку у тебя любовь началась позже и вес у тебя меньше, в общем, ты пока что не нуждаешься в признаниях… Опять закупили продуктов. Ты готова, но я устал ждать и начал сомневаться… Тут приходит Шнырь. И говорит «Я опоздал тут по соседству, так что мне бы кому-нибудь признаться, давайте, пока опять что-нибудь не прокисло!». И признается в любви… Гуляем! У меня начинается осложнение – ревность… При таком осложнении врач сказал, что полагается отыскать твою подругу и начать плести интриги…

Тут я прекратил свои рассуждения, поскольку начал всерьез беспокоиться о здоровье Лизы, которая хохотала так, что могла поперхнуться.

- Лиза, я знаю, как сделать, чтобы человек научился правильно вести себя, но некоторые явления в этом мире нельзя контролировать. Это уничтожит их.

- Эликсир любви! – серьезно сказала Лиза, - И никаких загадок. Все просто.

- Да. Его создатель станет великим человеком.

- А затем его расстреляют, как великого преступника! Ты прав, Крис. Я сейчас уберу посуду и мы поедем.

Я встал из-за стола.

- Спасибо тебе, Лиза. Я давно так не ужинал. Как видишь, бродяге не чужд и уют.

- Ты не бродяга, Крис, - мне показалось, что в ее голосе появилась грусть, - Я видела настоящих бродяг. Ты совсем не похож на них. Мне кажется, что все не так просто… Скажи, от кого ты бежишь?

- От самого себя, Лиз, - ответил я первое, что пришло в голову, внимательно глядя на фарфоровое блюдо с остатками рыбы.

Краем глаза я видел, что она пристально смотрит на меня. И если бы я чуть-чуть отвел взгляд правее, то мы неминуемо встретились бы глазами. Почему-то я не хотел этого, хотя смотреть в глаза – моя профессия…

Лиза вздохнула, наклонила голову и взяла блюдо.

- Я помогу тебе, - сказал я и в тот же миг увидел, как по ее шее скользнул развязавшийся шнурок.

- Лиза! Твой камень!

Лиза обернулась, находясь уже в дверном проеме. Я подобрал с пола упавший камень и протянул ей.

- Не трогай!!!

Камень на ладони моей вытянутой руки превратился в ослепительно яркий светящийся шарик. Я силился отвести взгляд, но это оказалось невозможным. Глаза и шея просто не слушались. Свет заполнял меня, смещая и выдавливая разум. Он был горячим, этот свет. Медленно-медленно Лиза открыла рот и блюдо, оставшись без поддержки ее ладоней, плавно опустилось вниз, где по нему побежали трещины и осколки начали неторопливо, мелкими рывками, расползаться по полу. Глаза Лизы стали огромными и испуганными, но ее крика не было слышно, вместо этого уши заполнил колокольный звон. Удары казались отрывистыми, однако звук был как-то связан со светом, они пульсировали вместе и я, похоже, потерял вес, потому что оторвался от пола и полетел вперед, к источнику этого света…

Крис падает вперед, на мягкий ворсистый ковер. Камень вылетает из его ладони и катится к ногам Лизы. На полу с грохотом и звоном разлетаются осколки фарфора. Лиза испуганно кричит и отступает назад, зажмуривая глаза. На долю секунды ей кажется, что одежда Криса ярко вспыхнула и загорелась. Но это всего лишь видение. Крис лежит неподвижно, вниз лицом, вытянув вперед правую руку. Лиза рывком переворачивает его на спину.

- Крис! – изо всех сил кричит она, - Я с ума с тобой сойду! Очнись! Ты опять…

Крис внезапно открывает глаза. Его взгляд пугает своей остротой, как будто он видит на потолке что-то страшное. Зрачки расширены настолько, что по краю осталась лишь узкая полоска радужки. Лиза трясет его за воротник рубашки.

- Крис! Посмотри на меня! Там ничего нет! Там потолок! Посмотри на меня!

Крис поднимает голову и немигающим взглядом смотрит на Лизу. Он становится похож на робота.

- Кто ты? – еле слышно шепчет он, - Там пустота…

- Вставай! Ложись на диван! Господи, что же с тобой опять? Не пугай меня! Вставай!

- Кто ты? Где я?

Крис начинает подниматься, ощупывая руками пространство вокруг себя. Похоже, что он ослеп.

- Я Лиза! Лиза! Ты меня помнишь? Твоя Лиза… Пойдем…

Крис встает на колени, бессмысленно пытаясь схватить что-то в воздухе. Лиза перебрасывает его руку через плечо и помогает ему сесть на диван. Но Крис, не удержавшись, вновь сползает на пол.

- Огонь… Уходи… Где шлем? Надень шлем! – кричит Крис.

Лиза, не обращая внимания, приподнимает его и взваливает на диван. Садится на край и сжимает обе руки Криса в ладонях.

- Крис! Крис! Не шевелись! Не двигайся! Боже, помоги ему! Крис! Все пройдет, потерпи! Ты слышишь меня?

- Я не Крис… Немедленно уходите! Излучение… Вы погибнете… Как вы здесь оказались?

- Я Лиза… - Лиза плачет, прижимаясь к лежащему доктору и обнимая его за шею.

- Лиза? – вдруг спрашивает Крис и проводит рукой по ее голове, - Ну, не плачь. Все в порядке. Что случилось?

Лиза поднимает заплаканное лицо.

- Правда? – спрашивает она, - Ты уже пришел в себя? Ты меня узнаешь?

- Конечно. – отвечает Крис, но его взгляд вновь затуманивается и он говорит что-то невнятно, кажется, на другом языке.

Лиза резко отстраняется.

- Я знаю! – громко восклицает она, - Доктор Чикк Кштфорс! Это вы?

- Это я! – сразу же отвечает Крис, - Скорее! Дайте максимальную скорость! В Госпиталь Космических Сил! Ее можно реанимировать! Она жива! На борту есть кислород? Вскрывайте грудную клетку! Срочно трепанацию!

- Доктор, вам нельзя двигаться! Лежите спокойно! Все уже сделано!

- Вы лжете! Только я один знаю, как это сделать! Слушайте меня! Кислород под оболочки!

- Под оболочки? Подождите секунду, я распоряжусь!

Лиза встает и бежит в переднюю, где висит куртка Криса. Приносит маленькую рацию и нажимает красную кнопку. Рация издает протяжные сигналы.

- Больно… - говорит Крис, - Больно… Кто-нибудь, дайте мне наркогаз!

Девушка вновь садится с ним рядом и гладит его по голове. Срывающимся голосом, стараясь казаться спокойной, она негромко говорит.

- Все хорошо, доктор Чикк! Она жива. Вы в больнице. Она уже спрашивала, как вы себя чувствуете. Я сказала, что вам лучше.

Крис медленно закрывает глаза и его дыхание становится спокойнее.

- Передайте… Что я прошу ее…простить меня. Она простит, я знаю. Скажите, что она была права. Насчет труда двоих людей. Она боролась…

- Спите, доктор. Я все передам.

Крис пытается открыть глаза.

- Вы не забудете? Как вас зовут?

- Лиза, доктор. Меня зовут Лиза.

- Какое красивое имя… Откуда вы, Лиза?

- Я с другой планеты, доктор. Отдыхайте. Я не забуду.

- Спасибо… - отвечает Крис, засыпая, - Она была права…

Наступает тишина. Крис дышит спокойно, он спит, слегка улыбаясь. Лиза несколько минут смотрит на его лицо, затем вздыхает и осторожно встает.

- Мама… - говорит Лиза, глядя на темное окно, - Мама, как я устала… Голова опять разболелась… Помоги мне?

Она тушит в комнате свет, проходит на кухню и достает из шкафа пузырек с лекарством. Наливает несколько капель в стакан. Выпивает и тихо опускается на табуретку. Под столом поблескивает закатившийся прозрачный камень. Лиза смотрит на него и на глаза ее вновь наворачиваются слезы.

Тихо открывается дверь. Не поднимая головы, Лиза негромко произносит:

- Простите меня, господин Дежурный Пилот. Я вызвала вас напрасно. Все уже в порядке.

Дежурный Пилот, стоя на пороге, медленно поворачивает голову вправо-влево. Он выглядит жутковато в своем черном блестящем скафандре на фоне темного дверного проема.

- Что случилось? – спрашивает он бесцветным неживым голосом.

- Мы ужинали и вдруг Крису стало плохо. Проходите, пожалуйста, присаживайтесь.

Но Дежурный Пилот продолжает стоять неподвижно.

- Как это выглядело?

- Он побледнел и его несколько раз стошнило. Я так испугалась… Но сама я чувствую себя нормально. Вы знаете, он сегодня с утра ел консервы прямо из банок, может быть, это из-за них…

- Что вы предприняли?

- Заставила его выпить несколько стаканов воды и все вышло наружу. Теперь он спит. Я даже померила температуру – нормальная. Простите, господин Дежурный Пилот. Я зря побеспокоила вас…

- Крис в темном помещении слева? Я должен посмотреть.

Не ожидая ответа, он включает на шлеме яркий луч света и, тяжело ступая сапогами на толстой подошве, проходит в комнату. Лиза идет за ним. Фонарь шарит по стенам и освещает спокойное лицо спящего Криса.

- Крис спит, - говорит Дежурный Пилот, - Елизавета, откройте, пожалуйста, стекло в окне.

- Зачем? – спрашивает Лиза, - Разве здесь душно? Я включу кондиционер.

- Нет. Я заберу Криса и перемещу его и машину на место.

- Но…почему вы хотите так сделать? Я думаю, его не нужно сейчас тревожить. Пусть спит до утра. Я лягу в соседней комнате и услышу, если ему опять будет плохо. Не беспокойтесь, господин Дежурный Пилот. Я присмотрю за Крисом.

- Он не должен находиться здесь. Его место – там.

- Я не понимаю, почему. А если там опять что-то случится? Кто ему поможет? Ведь меня вы не переместите?

- Вас – нет. Вам не нужно ничего понимать. Откройте стекло.

- Господин Дежурный Пилот, - устало говорит Лиза, - Крис находится в моем доме. Он мой гость. Так же, как и вы. Вы заберете его только с моего разрешения.

Дежурный Пилот медленно поворачивается и направляет свет в лицо Лизы. Лиза опускает взгляд под слепящим лучом, но не отворачивается.

- Мне не требуется разрешения, чтобы забрать его.

- Хорошо… Тогда потрудитесь выстрелить в меня из любого вашего оружия и можете делать все, что заблагорассудится. Вы автоматически станете хозяином здесь. Окно открыть нетрудно. Только перед тем, как уйти, заприте наружную дверь и потушите свет на кухне. Я очень прошу вас.

Несколько секунд Дежурный Пилот раздумывает, освещая лицо Лизы и, видимо, рассматривая его.

- Почему вы не хотите, чтобы я убрал Криса из вашего дома? – наконец спрашивает он.

- Потому что я люблю его…

Лиза закрывает глаза и молча ждет выстрела. Но проходит минута и только вечерний воздух из открытой наружной двери холодит ее босые ноги. Когда она вновь открывает глаза, в комнате стоит темнота. В доме тихо. Только ровно дышит Крис на диване, да шумит кухонный житель – холодильник.

22.

- Лекка, выйди наружу и исследуй напряженность поля, - говорит доктор Чикк, глядя на часы, - Нет ничего хуже, чем ждать, пока планета соизволит предоставить нам условия для работы.

- Конечно, милый, - отвечает Лекка и с каким-то прибором в руках скрывается за дверью.

Кштфорс, сидя за пультом, просматривает текст на экране. Пепельница полна окурков. На небольшом столике рядом остывает стакан чая. Доктор вынимает из кармана лист бумаги, тот самый, который достал из пульта, проснувшись тем утром… Теперь лист смят и порван, некоторые цифры стерлись, но ученый улыбается, глядя на него. И, почти не обращаясь к тексту, начинает вводить знаки в компьютер.

- Поле под зданием лаборатории почти выровнялось, - сообщает Лекка, входя.

Она ставит очередную точку на листе пластика и приносит график к пульту.

Чикк поворачивается в кресле.

- Отлично! Мы начинаем через час. Ты покормила животных?

- Да. Лапка Крыса совсем зажила! – Лекка обнимает доктора за плечи и кладет голову ему на плечо, - Знаешь, дорогой, ты так и не смог научить меня терпению…

- Вот как? – спрашивает он, не отрывая пальцев от клавиатуры.

- Ага… У меня есть для тебя сюрприз. Ты дал мне денег, чтобы я купила одежды, а я их все потратила. Смотри…

Лекка открывает маленькую красивую коробочку и мы видим в ней два узких ярко блестящих кольца из металла с радужным отливом.

Кштфорс не скрывает удивления.

- Аппанол? Лекка! Разве его еще можно найти в магазинах? Откуда он у тебя?

Лекка тихо смеется.

- Это секрет… Металл пришел сюда из недр самых плотных звезд на краю галактики, чтобы окружить своим сиянием наше счастье… Кольца нельзя примерять до свадьбы, но мне так не терпится! Чикк, убери их в свой карман, иначе я не выдержу, - нарочито капризным голосом просит Лекка.

- Ты удивительная девушка, Лекка, - отвечает доктор, убирая коробочку, - Действительно, сюрприз…

- Я обещаю тебе, что сюрпризов будет еще очень много! И все приятные!

- А как же одежда? Нет, я так не согласен…

- Мы купим ее уже там. Я очень хотела, чтобы мы выбирали все вместе, а вдруг тебе не понравится?

Доктор Чикк последний раз пробегает пальцами по клавишам и нажимает большую квадратную кнопку. Из щели сбоку начинает с жужжанием ползти длинная бумажная лента.

-Я люблю тебя, а не цветную ткань! - говорит ученый, - Ты остаешься моей Леккой, какой бы ни была твоя одежда. Конечно, мы пойдем вместе, как только прилетим. И найдем тебе все самое красивое! Ведь символ рассвета обозначает новый день! Правда?

- Да, милый. Можно, я открою дверь? Ночь такая теплая, все небо в звездах!

Доктор Чикк кивает и Лекка открывает дверь. Слышно, как она села на ступеньки. Нежно улыбаясь своим мечтам, девушка смотрит в черное небо. Через несколько минут рядом с ней присаживается и Кштфорс.

- Подготовительные расчеты я закончил, - говорит он, - Да, ночь сегодня чудесная. Знаешь, в последнее время я совсем уже было перестал обращать внимание на мир вокруг себя. А теперь я вновь вижу его красоту. Наверное, ты помирила меня с окружающим, Лекка?

- Помирила, Чикк. Именно тогда, когда увидела, какой ты на самом деле прекрасный. Ты боялся мира и стремился спрятаться от него, а я сказала сама себе, что буду защищать тебя и не дам в обиду… Дорогой, а зачем людям дана любовь? – спрашивает Церсса после нескольких минут молчания.

- Чтобы спасти нас, Лекка. По сути, человеческое существо эгоистично, поскольку обладает индивидуальностью. Но разве можно быть индивидуальностью вне связи с другими? Ты не найдешь отличий в двух разных предметах, пока не представишь их себе или не поставишь рядом. Значит, индивидуальность проявляется только рядом с другой индивидуальностью…

- А как же эгоизм? – Лекка вновь прижимается к любимому.

- Помещая образ нашей любви в свой внутренний мир, мы жертвуем эгоизмом. Но только для одного человека. И спасаем индивидуальность… Сидя вот здесь рядом с любимой девочкой.

- Ты у меня такой умный, - сладко вздыхает Лекка, - Ты красив своей индивидуальностью…

- Ну, об этом судить не мне, - грустно улыбается доктор, - Иногда я делаю ужасные вещи… Ладно. Я приготовил кофе, а потом мы попробуем сделать мир лучше! Попробуем?

- И у нас обязательно получится! Идем!

В лаборатории небрежно накрыт стол. Уютно светит лампа. Ассистентка хмурится, протирает стол тряпочкой и аккуратно расставляет чашки. Доктор Кштфорс поднимает взгляд.

- Вино мы будем пить утром, но тост я хочу сказать сейчас. Ты же знаешь, я тоже, как и ты, не очень люблю ждать.

- Тогда скажи его, Чикк, - просит Лекка, поднимая свою чашку.

- Я хочу выпить этот кофе за тебя, Лекка. За твой успех. И за твое терпение. На самом деле, его у тебя очень много… Иначе мы не встретились бы. И еще… Прости меня.

- За что…простить? Милый, что с тобой? О чем ты?

Доктор молча смотрит прямо перед собой.

- За все, Лекка. Ты выплакала море слез.

- Вот завтра прилетим и увидим, велико ли это море, - улыбается Лекка.

Чашки звякают, встретившись краями. Через несколько секунд, показавшихся нам вечностью, глаза девушки закрываются и ее голова медленно клонится к столу…

Доктор молча встает с места, осторожно берет ассистентку на руки и сажает в уже знакомое нам черное кресло под колпаком. Щелкают пряжки ремней. Кштфорс делает инъекцию и садится за пульт. Вспыхивает радуга ламп на приборах.

- Внимание, - негромко говорит он в диктофон, который извлек из сейфа, - Внимание. Говорит доктор Чикк Кштфорс. Если вы слушаете эту запись, значит, мой эксперимент потерпел неудачу. Я прошу вас найти господина Генерала, члена Высшего Совета и передать ему дословно все, что я скажу. Господин Генерал! Однажды мы беседовали с вами о явлении перемещения человеческой души. Вы сказали, Психолог уже работает над этим вопросом, а я ответил, что следы его воздействия слишком заметны для окружающих. Я нашел способ сделать это. Я проник в глубину. Я могу скопировать душу человека туда, куда будет угодно.

Доктор щелкает зажигалкой, прикуривая сигарету.

- Просто «щелк» - и перед вами уже другой человек. Совершенно другой. Мы бессмертны, господин Генерал. У нас будут тысячи лиц во все времена. Мы будем переходить из одного тела в другое. Пока рядом с нами будет хоть кто-нибудь.

Чикк Кштфорс глубоко затягивается и медленно выпускает дым.

- Только вот… Я не отдам вам свое открытие… И не отдам никому другому. Бог создал нас такими, какие мы есть. Смертными. И пусть он сам занимается переселением душ. Бред сумасшедшего? Да. Я сумасшедший. И Бог знал это. Он остановил меня и поэтому вы нашли мое тело здесь, в красивом лесу, недалеко от пропускного пункта.

Доктор вынужден отвлечься на минуту, поскольку аппаратура сигнализирует о своей готовности. Торопливо нажимая клавиши одной рукой, другой он продолжает держать диктофон. Пепел от сигареты, зажатой в губах, падает на белый халат и бумаги.

- Я разрушил часть оборудования и уничтожил все свои записи. Конечно, нет ничего невозможного… Но перед тем, как взяться за восстановление, я прошу вас подумать о том же, о чем думаю сейчас я. Мы с вами взрослые люди, Генерал… И так получилось, что и вы и я вершим  судьбы людей, каждый по-своему. Я люблю людей… А вы?

Кштфорс торопливо выключает диктофон и откладывает его в сторону. Приборы вдоль стен уже помигивают лампочками. Он быстро обводит их придирчивым взглядом, словно подчиненных, проверяя, все ли готово. На пульте звучит мелодичный сигнал.

- Ну, хорошо… - говорит ученый и надевает защитный скафандр.

Ему неудобно нажимать кнопки пальцами в перчатках. Шлем, пока что лежащий на коленях, мешает нагнуться к экранам. Доктор не смотрит в сторону кресла, колпак над которым уже засветился странным призрачным светом. Сияние переливается, словно огни новогодней елки, освещая спокойное и немного грустное лицо Лекки Церссы.

Круглая полупрозрачная емкость издает булькающий звук, на потолке вспыхивает круг зеленоватого искрящегося света. Доктор Чикк быстро переводит взгляд с экранов на указатели. Стрелки приборов покачиваются, словно не могут угадать, какое значение хочет видеть их хозяин. Раздается громкий хлопок и одна из ламп освещения над пультом гаснет. Ученый вздрагивает. Хлопает еще одна лампа. Теперь в этой части лаборатории полутьма и глянцевые панели отражают цветные вспышки над креслом.

- Медленно… Слишком медленно…

Кштфорс, вопросительно глядя на экран, поворачивает круглую рукоятку. Гудение приборов становится громче, в углу звук срывается на дребезжащий свист. Доктор надевает шлем и направляется к толстому кабелю, подвешенному от кресла к пульту. Но едва он протягивает руку, как несколько длинных молний ударяют в перчатку. Слышен грохот и треск, изоляция начинает дымиться. Ученый падает, теряя не пристегнутый шлем. Со стоном закрывает глаза рукой.

- Проклятье… Что происходит? Что закрывает канал?

Нащупав шлем, он быстро надевает его и возвращается к пульту. Очевидно, ему совершенно неприятно то, что появилось на экране. Один из приборов справа издает предупреждающий вой, заканчивающийся громким щелчком. Оттуда вырывается пламя. Нажав несколько клавиш, доктор Чикк поворачивается и смотрит на Лекку.

Лицо ассистентки уже не спокойное. Веки дрожат, словно она силится открыть глаза, нижняя губа прикушена. Все мышцы напряжены так, что ремни глубоко врезались в тело.

Шприц трудно удержать перчаткой защитного скафандра и доктор несколько раз роняет его. Потом падает сам и долго не может встать на ноги, скользя в луже какого-то масла, вытекшего из поврежденного прибора. Полупрозрачный бак светится все ярче, издавая напряженное низкое гудение. Руки Церссы судорожно обхватывают подлокотники кресла.

- Сейчас! – кричит доктор, но голос еле слышен из-под шлема.

На пульте включается сирена.

- Предупреждение системы безопасности! Опасное повышение напряжения, уровня поля, температуры! Не исключена цепная реакция! Питание будет отключено! Персоналу срочно покинуть помещение!

- Нет! – кричит доктор, - Разум! Разум сопротивляется!

Он пытается ударить Лекку по щеке, но с края колпака срываются искры и тянутся к пальцам. Попытка сделать еще один укол заканчивается тем, что шприц раздавлен перчаткой. Тогда доктор швыряет первый же попавшийся под руку предмет в стекло, закрывающее какие-то сложные чувствительные устройства в настенном шкафу. Взрыв, осколки сметают аккуратно расставленную химическую посуду на стеллаже. Пламя лижет стену. Сирена смолкает. Но в тот же момент все помещение заполняет низкий угрожающий рев. Это звучит раскалившийся добела бак.  Потолок ослепительно вспыхивает. Бульканья уже не слышно.

Доктор замирает на несколько секунд, не обращая внимания на пламя пожара. Затем резко поворачивается и начинает, путаясь в застежках, освобождать Церссу. Девушка вдруг широко открывает глаза, ее взгляд полон боли, страха и удивления. Лекка громко кричит и порывисто обнимает любимого за шею, но ее руки скользят по гладкому шлему.

- Разум сопротивляется! Любовь непобедима! – кричит доктор, рывком поднимая Лекку на руки, - Понимаешь? Непобедима!

Сзади раздается грохот и доктор падает, роняя ассистентку у самой двери. Пламя гудит, пожирая пластмассу пульта. Открыв дверь, Чикк Кштфорс выносит девушку наружу, и, спотыкаясь и раскачиваясь, похожий в темноте на огромного черного паука, отходит от здания.

- Подожди здесь, малыш, - говорит он, осторожно укладывая девушку на траву, - Я сейчас…

Но Лекка бессильно обвисает в его руках, она вновь потеряла сознание. Рукою в перчатке доктор зачем-то поправляет ее платье. Затем выпрямляется и поворачивает голову к крыльцу.

Пожар в лаборатории усиливается. На земле перед крыльцом дрожат оранжевые блики.

- Диктофон… И пистолет. В сейфе… И выпустить двух крыс. Да. Крыс! – говорит он, ковыляя обратно к двери.

Как только доктор Чикк вступает на крыльцо, крыша лаборатории озаряется ярким красным светом. Над ней возникает светящийся эллипс, который через секунду превращается в луч, направленный прямо вверх. Луч похож на твердое тело, но это свет. Вокруг него вьются змеящиеся разряды. В следующий момент непонятное атмосферное явление исчезает также внезапно, как и появилось. Внутри здания раздается сильный взрыв. Ослепительная вспышка на миг освещает окрестности. На фоне огня, выбивающегося в дверной проем, мы видим, как силуэт человека в скафандре был отброшен далеко в сторону…

Пламенем теперь охвачено все здание. Свет настолько яркий, что видно все вокруг – кусты, дорожки, каждую ветку на деревьях. Почти неслышимый за ревом пламени, вдали возникает шум летящих вертолетов. В небе за лесом зажигаются прожекторы.

Доктор Чикк поднимается на ноги. Правая нога его подворачивается, он падает, но через несколько секунд встает снова. Серебристое покрытие скафандра потемнело, в нем зияют прорехи. Шлем сидит криво. Кштфорс снимает его и отбрасывает в сторону. Блуждающим взглядом он отыскивает Лекку.

Пятна прожекторов скользят по земле. Вертолеты создают круг в темном небе. На здание лаборатории обрушиваются потоки воды и порошка. Похоже, что один из вертолетов снижается. Пилот вращает слепящий прожектор, пытаясь найти место для посадки.

Доктор Чикк сидит на земле, держа голову Лекки на коленях. Он сбросил скафандр с верхней части тела. Его белый халат спереди покрыт темно-красными пятнами. Ученый отворачивается в сторону и опирается рукой в землю, когда возникает приступ кашля. Когда он вновь склоняется над лицом Церссы, его подбородок испачкан кровью.

- Лекка… Ты слышишь меня? Открой глаза.

Ресницы девушки вздрагивают. Ее взгляд спокоен, в нем нежность и какая-то приятная усталость.

- Боже… - шепчет Лекка, - Ты ранен? Какой противный шум от этих вертолетов…

- Не обращай…внимания, - с трудом говорит доктор, - Дай-ка мне свой пальчик…

Коробочка выпадает из рук, но доктор осторожно надевает кольцо на палец своей ассистентки. Затем ласково гладит девушку по голове.

- Вот так. Теперь все…в порядке. Лекка… Тебе больно? Потерпи. Сейчас все пройдет…

- Нет. Мне хорошо, любимый. А все-таки я победила! Я не отдала машине свою любовь к тебе. Я так старалась…

- Ты молодец… Прости меня, Лекка. Я должен был это понять…

- Сейчас не время… Нужно спешить, милый… Я уже совсем не чувствую своего тела. Так легко и почему-то холодно… Я умираю, да?

Доктор Чикк слабо улыбается и качает головой.

- Нет, моя любовь. Ты едешь на море. Там тепло и светит солнышко... Там всегда утро. И на песке играют ласковые волны…

- А ты? Как же ты? Ты едешь со мной? – еле слышно спрашивает Лекка.

- Я задержусь на несколько дней, хорошо? Так надо…

- Да, мой хороший. Только смотри, чтобы несколько дней не превратились в недели! Я буду скучать… И плакать по вечерам.

- Не нужно…плакать. Я скоро. Совсем…скоро.

- Поцелуй меня, когда объявят отлет, ладно? Только я, наверное, не смогу поцеловать тебя в ответ… Так жаль…

- Конечно, дорогая…

Прожектор нащупывает фигуру сидящего доктора, пятно мертвенно-белого света смещается вперед, затем вновь возвращается. Доктор прикрывает глаза Лекки ладонью… И сам опускает покрасневшие, обожженные веки. Просто глаза привыкли к темноте. Свет причиняет им боль…

Конец первой части.

Часть вторая.

1.

Военные, оказывается, не забыли о моем существовании. Однажды утром в лагерь прибыл небольшой штабной джип и я получил секретный пакет из рук молодого солдата. В пакете оказалось несколько листов бумаги. В весьма любезных выражениях начальник лагеря предлагал мне принять участие в тактических учениях, где я должен буду командовать силами медицинского обеспечения. На других листках обнаружился черновик приказа об этом и была указана довольно приличная сумма, которая полагалась мне за десять дней работы. Прежде чем принять предложение, я отыскал в городе библиотеку. Учебник по организации медицинской службы быстро освежил мою память.

Местные власти заинтересованы в поддержании боеспособности воинских частей на своей территории и воспитании молодых кадров. На учения стянулись все ближайшие военные лагеря, а также личный состав двух небольших военных училищ. Четверо моих коллег и два десятка разновозрастных студентов, также, как и я, получили комплекты камуфляжной одежды с отличительными надписями «медицинская служба» и все необходимое оборудование.

Человек я сугубо мирный, поэтому не стремился разобраться в том, куда едут танки и в кого стреляют солдаты из учебного оружия. Работы и так хватало. За все время учений мы шесть раз сворачивали и вновь разворачивали полевой медицинский пункт, перемещаясь по команде то в одну сторону, то в другую. Настоящих пациентов было немного. Кто расквасил нос, спрыгивая с бронетранспортера, кто вывихнул ногу, а одному веселому пареньку в рукопашной схватке сломали несколько ребер. В общем, утром на десятый день «войны» в госпиталь прибыл почти весь командный состав с жалобами на последствия алкогольного отравления. Оказывается, вчера мы победили врага. Ни парада, ни салюта по этому поводу организовано не было. Приведя в чувство несколько опухших официальных лиц, я получил деньги и паек и, ощущая себя героем войны, отправился назад. Мотор моего «УАЗа» тоже, очевидно, мирная конструкция, поскольку он весело пел всю обратную дорогу.

Интересно, какие новости в лагере… Шварц не особенно обрадовался тому, что я еду на учения, все-таки врачей в лагере больше не было. Но потом пожал плечами и сказал, что я сам себе хозяин и могу зарабатывать, как хочу. Посоветовал только поменьше увлекаться медицинским спиртом и не обращать внимания на эмоциональную тупость людей в военной форме. Лиза испекла на своей газовой плитке что-то вроде большого пирога с начинкой и принесла его ранним утром перед тем, как я отправился в путь. Зевая и ругаясь по поводу того, что приходится подниматься такую рань, она вручила мне этот пирог, потребовала съесть его сразу же, как проголодаюсь, и ушла досыпать.

- И вообще, будь повнимательнее к дате производства, которая написана на консервных банках, - сказала она напоследок, - Я не против пустить тебя на ночевку, но желательно, чтобы мне не приходилось при этом опасаться за твое здоровье.

Нет, тот случай, когда я пришел в себя на диване в доме Лизы, вряд ли был связан с отравлением консервами. Вспышка света в глазах, обморок, а затем глубокий сон больше всего похожи на проблему, вызванную больным позвоночником. А со спиной у меня всегда были нелады. Как я понимаю, из-за той аварии в детстве. Однако, раньше ничего такого не наблюдалось, кроме приступов боли и головокружения. Кстати, в городской больнице недавно установили новое оборудование, надо поговорить с доктором, с которым я знаком. Может быть, он посмотрит меня. Хороший специалист, только вот зарплата у них там небольшая. Настоящие энтузиасты. Лиза, наверное, испугалась… Утром я спросил ее об этом, но она была не в настроении, сказала только, что я резко встал из-за стола и тут же сел на пол. Она растолкала меня и уложила на диван, где я и заснул почти сразу. Да, нужно серьезно заняться собственным здоровьем…

Вот и места знакомые пошли, скоро поворот в лагерь. Куст на обочине, который Лиза раздавила колесами моего «УАЗа» две недели назад, почти поправился.

Тут я был вынужден резко затормозить, потому что рядом с кустом увидел новый дорожный знак. Знак, требующий снижения скорости. Раньше его здесь не было. Зачем его поставили? Трасса тут не слишком загружена и перекрестков, кажется, нет. Направление дороги меняется плавно, в снижении скорости нет никакой явной нужды.

Дальше обнаружился знак, запрещающий левый поворот на дорогу, ведущую к лагерю, под знаком торчала табличка, свидетельствующая о какой-то опасности на дороге. Немного помедлив и оглядевшись, я все же осторожно повернул руль и съехал на грунтовку. Все, как будто, по-старому, чья же это идея – расставить такие знаки? Или Шварцу надоели частые гости?

Ответ на мои вопросы нашелся почти сразу, за первым крутым поворотом. К скале прижалась темно-зеленая машина с антенной на крыше, а солдат в шлеме и с автоматом спокойно стоял посреди колеи.

Я остановился и вышел из машины. Знак медицинской службы я не снял с новой куртки, подаренной мне на учениях, поэтому караульный вначале принял меня за своего.

- Добрый день, господин доктор. Предъявите документы и предписание явиться в расположение части.

Все это сильно надоело мне там, откуда я приехал. Поэтому я извлек документы и сказал:

- Предписания у меня нет, я не военнослужащий. Я жил в лагере, расположенном на этой дороге и теперь возвращаюсь обратно. Знаки различия я надел на время участия в учениях.

Солдат взял под козырек и вернул мне документы.

- Проход и проезд посторонних лиц запрещен. На пути произошел обвал.

- Обвал? Значит, путь в лагерь перекрыт? Но там были жители…

- Их эвакуировали.

- Никто не пострадал при обвале? Или есть жертвы?

Но солдат, очевидно, стоял здесь с утра, устал и не был расположен к разговорам.

- Господин доктор, разверните машину. Кроме того, лицам, не находящимся на военной службе, запрещается носить опознавательные знаки такого типа.

Спорить в данном случае бесполезно.

- Хорошо. Спокойного дежурства.

Я развернулся и поехал назад. Обвал… Вот это новость! Но тогда непонятно, почему дорогу охраняет армия, а не дорожная полиция… Помнится, Шварц рассказывал мне, что лагерь расположен на месте бывшей военной базы. Может быть, армейское руководство решило вернуть свою площадь и никакого обвала не было? Это можно узнать только в городе, куда я и направился.

У знакомого доктора в городской больнице сегодня был выходной. На мой вопрос коллеги ответили, что да, действительно, неделю назад в горах был обвал, но пострадавших нет. Во всяком случае, за помощью никто не обращался. Машины Шварца возле управления по молодежной политике, где я ее иногда видел, сегодня не оказалось. Городская газета тоже никак не смогла развеять тумана этой истории, а, может, она была слишком свежей. Оставалось одно.

Лиза в домашнем халате и тапочках развешивала белье во дворе. Она радостно помахала мне рукой и открыла калитку.

- Здравствуй, Лиза.

- Привет, Крис! Я уже думала, что никогда тебя не дождусь! Проходи скорее. Сейчас я повешу последнее тряпье и будем обедать.

Мне всегда становится неуютно, когда кому-то приходится долго ждать моего появления. Почему – не знаю. Ощущение, что я что-то обещал человеку и забыл о своем обещании. Я сел на скамейку возле дома и закурил.

- Спасибо, Лиза, я ненадолго. Что случилось в лагере?

Лиза молчала, старательно расправляя мокрую простыню на веревке. Я подумал, что она не расслышала моего вопроса, но это оказалось не так.

- Никто толком и не понял, - не сразу ответила Лиза, - Однажды вечером появились военные, настоящие, с оружием. На больших грузовиках. Потом еще прилетел вертолет. По громкоговорителям сказали, что чтобы все срочно эвакуировались, будто бы в горах возможен обвал и лагерь сейчас затопит водой. Суета поднялась, паника, да на вертолете еще сирену включили, в общем, страху нагнали. Кто-то пустил слух, что вода в реке уже поднимается. Собирали нас вообще не церемонясь, вещи швыряли в кузов, у алкашей какую-то колонку уронили, крик, ругань, ужас что. Погрузили за полчаса, наверное, рассадили по машинам. Я добежала до твоей палатки, мне кричат, чтобы вернулась к машине, гонятся по кустам за мной, все это с матерщиной, противно так было. Я взяла там две твоих книги по медицине и свитер, больше ничего не успела. Привезли в город, все выбросили из машин на площади, разбирайтесь, типа, сами, где чьи вещи. Да наплевать на вещи, но могли бы и повежливее. Как будто они точно знали, когда будет обвал. Столько лет не обваливалось, а через час вот возьмет и рухнет… Нахалы.

Лиза покрепче привязала конец веревки и села рядом со мной.

- И во сколько рухнуло? Как только все уехали? – спросил я.

- Слухи… Кто говорит, что сразу, кто – что к утру. Трое ребят, кто не местные, пошли на попутки обратно в лагерь ехать, ночевать-то где-то надо. Вернулись ни с чем, все оцеплено, дорога перекрыта. Вот они говорят, что ночью слышали два или три сильных взрыва в той стороне. Ближе не пошли, по дороге то и дело военные машины ездили и на обочину фонарями светили. Искали, может, не остался ли кто.

Это становилось все загадочнее. Обвал был неделю назад. Интересно, зачем охранять дорогу, которая все равно завалена камнями? Или предполагается, что процесс может продолжиться? В любом случае достаточно было поста дорожной полиции.

- Я сегодня попытался там проехать, но солдат меня не пропустил. Я подумал – зачем там военные? Что они охраняют?

Лиза махнула рукой.

- Никто не знает. Все, как обычно, засекречено. Может, обвала и вообще не было, а может, они его сами сделали. Говорят, на месте лагеря у них база была, наверное, решили вернуться. Могли бы и предупредить, мы бы сами ушли. Тоже мне, хозяева нашлись. Они и в городе себя как хозяева ведут. Офицеры – еще ничего, а солдаты напиваются пьяные по вечерам, гуляют компаниями прямо с автоматами, и полиция им не указ. Говорят, уже с кем-то подрались. Что они делают в городе? Откуда их столько понаехало? Ты там на своих учениях ничего не слышал?

В этот момент я подумал, а не связаны ли учения и активность военных в городе? Может быть, правительство что-то затевает?

- Надо бы послушать радио. Что происходит в других городах поблизости? Это только у нас или везде? Но я ничего такого не слышал… Может, у них тоже учения?

Лиза вздохнула и встала со скамейки.

- А зачем людей тогда насильно выгонять? Что хотят, то и творят. Защитники наши. Позавчера приехали сюда, машина большая, пятнистая, какая-то штука на кузове. Колотят в дверь – ведро воды им дай, чего-то перегрелось. Я дала, так и ведро увезли вместе с водой, спасибо не услышала. Ладно… Обед я с утра приготовила, разогреть нужно. Сейчас открою ворота, загоняй машину во двор.

- Да я же ненадолго, Лиза. Просто заехал спросить, что случилось в лагере.

Лиза молча смотрела на меня.

- Спасибо, что ты спасла мои книги. Палатку и спальник, конечно, жаль, но я сам виноват – надо было взять их с собой. Но кто же знал, что так повернется… Ждать, пока снимут оцепление? Вся эта история с обвалом кажется мне ерундой. Военные не скоро уберутся оттуда.

Лиза повернулась спиной и стала внимательно изучать потрескавшийся лак на своих ногтях.

- Ты хочешь сказать, что совсем уезжаешь из города? – спросила она тихо и как бы безразлично.

- Ты же знаешь, Лиза, я путешественник. Чего мне ждать здесь? Такова натура.

- Куда, если не секрет.

- К военным больше не поеду, надоели. Хотя там дисциплина и платят хорошо, но я устал от них. Попробую по восточной трассе, там найду что-нибудь.

Не говоря ни слова, Лиза открыла дверь и ушла в дом. Я слышал, как она быстро поднималась по ступенькам. Потом хлопнула дверь и наступила тишина. Я остался ждать в некотором недоумении. Но не прошло и минуты, как дверь наверху хлопнула снова и Лиза появилась на крыльце.

- Это твои вещи, - сказала она, протягивая пакет со свитером и книгами.

Потом она достала из кармана халата небольшую металлическую коробочку, похожую на ту, в которой хранят стерильные иглы в походных условиях.

- Возьми и это. Пожалуйста, выбрось ее в окно, когда выедешь из города. Но не раньше. Только не заглядывай внутрь, ладно? Обещаешь?

Все это время она смотрела вниз, себе под ноги, но сейчас подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. В ее взгляде была какая-то торопливая решительность, словно ей грозит провал на экзамене, но она хочет бороться до конца.

- Обещаешь или нет? – снова спросила она.

Я положил коробочку в карман и взял пакет из ее рук.

- Обещаю, Лиза… И даже не буду спрашивать, что в ней лежит. Спасибо тебе еще раз. Может быть, я когда-то опять окажусь здесь, тогда…

- Тебе до конца улицы и налево, - быстро перебила Лиза и захлопнула передо мной дверь, щелкнув замком.

Я повернулся к калитке, но, спустившись с крыльца, остановился, достал сигарету и закурил. В доме было тихо, окна по-прежнему глухо зашторены. Ветерок раскачивал белье на веревке, на высоком дереве у забора запела какая-то птица. Появилось странное ощущение. Будто в этом доме никого нет, а, возможно, нет и самого этого дома за моей спиной и я стою в чьем-то пустом дворе, как незваный гость. Зачем я пришел сюда? Что ищу? Куда пропали хозяева?

Я быстро повернул голову. Дом стоял на своем месте, но непонятное чувство не исчезло. Мало того, появилась мысль, что все ушли отсюда именно потому, что пришел я. Меня боятся… Почему? И вот тут я наконец понял, что со мной. Страх…

На двери снаружи я увидел кнопку и решетку переговорного устройства.

- Лиза. Ты здесь?

Вопрос более чем странный. Если она не ответит, я привяжу трос к машине и рывком выломаю дверь. В доме что-то случилось. Я нужен там.

- Здесь, - коротко ответила Лиза.

Я облегченно вздохнул. Схожу с ума?

- Лиза, я чем-то обидел тебя.

- Нет.

- Прости.

- Напрасно. Я все понимаю. Ты солдат, Крис. Эта куртка красиво смотрится на тебе. Возвращайся в лагерь и поступай на службу. И когда вы станете полноправными хозяевами в городе, приходите ко мне в гости. Всей компанией. Только уже не за водой… И если среди гостей я увижу тебя, вам не придется выламывать дверь.

Я помолчал. Молчал и динамик.

- Ты что, живешь здесь одна? – спросил я.

- А вот и увидите, одна я буду или кто-то решит защитить никому не нужного Бешеного Капрала. Приходите, я буду ждать.

Лиза говорила спокойно, но отрывисто, а, может, это была особенность связи. В моей жизни нечасты ситуации, когда я просто не знаю, что сказать. Я поставил пакет на крыльцо и молча сел на ступеньки. За спиной некоторое время раздавалось едва слышное шипение, затем Лиза повесила трубку. Прошло несколько тягучих длинных минут, прежде чем сзади щелкнул замок. Я молча курил, не оборачиваясь. Лиза вышла на крыльцо и села рядом. Из открытой двери потянуло прохладой, как будто лестница шла не вверх, а вниз, в подвал.

- Не уезжай… - едва слышно попросила Лиза, - Побудь хотя бы немножко. Ну, сколько сможешь… Знаешь, как здесь страшно одной по ночам? Постоянно кажется, что в доме кто-то есть и он ждет, когда я усну… Трусиха я, да?

- Твои родные… Где они? Уехали?

- Уехали, - вздохнула она, - Надолго. Ты не беспокойся, у меня есть деньги на еду и все прочее. От тебя ничего не потребуется, просто будь здесь – и все. Хочешь, мы сходим в магазин и купим тебе новую палатку и остальное, что нужно?

Я покачал головой.

- Дело не в деньгах, Лиз. И не в стенах. Я неудобно себя чувствую. Вернутся твои родители, придется объяснять им, кто я и что, соседи масла в огонь подольют… На каких правах я здесь?

- Родители не вернутся… По крайней мере, в ближайшее время. А соседи… Ты долго не был в подобных местах и не знаешь, что здесь никто ни с кем не общается. Убивать будут на улице – ни один не высунет носа. Так принято. Мой дом – моя крепость. А на каких ты правах? На правах гостя – сойдет?

Страх мой почти прошел и я улыбнулся.

- Гость подчиняется правилам того места, где находится. А у меня свои правила и свои стереотипы. Устану – и ты будешь думать о том, как бы повежливее выгнать меня отсюда. Я ведь своеобразный человек, Лиза.

- Здесь нет сложных правил, Крис, а остальные ничем не отличаются от общепринятых. Ведь у тебя был дом и семья, я знаю. Расскажи мне, как там было заведено у вас и я буду делать точно также. Я сделаю все, чтобы гость чувствовал себя, как дома.

Как дома… Ну, уж если она знает и абсолютно уверена в этом, делать нечего. Я затушил окурок об ступеньку и сказал:

- В моем доме люди обращали внимание на здоровье друг друга. Девочке нельзя сидеть на холодных ступеньках. Тащи пустую консервную банку, чтобы я бросал туда окурки и соблюдал чистоту. Я иду открывать ворота с целью поставить здесь свою машину. Мы берегли свои вещи, большие и маленькие, любые.

Мне показалось, что Лиза сейчас бросится мне на шею от радости, но она вскочила и унеслась наверх по лестнице.

- Спасибо, Крис! – раздалось оттуда.

- А еще мы были откровенны между собой и если нам что-то не нравилось, говорили прямо, - сказал я сам себе, оставшись один.

И отправился открывать ворота.

2.

Широкий темный тоннель наполнен эхом. Звук отражается от стен и полукруглого потолка, поддерживаемого ржавыми металлическими арками. Внизу поблескивают рельсы. Грохот и лязг издает тележка, идущая по этим рельсам. Слабый свет ее фонаря не в силах разогнать темноту. Периодически по тоннелю разносятся тяжелые глухие удары, словно кто-то изо всех сил бьет кувалдой по железным листам. Кое-где на стенах мигают маленькие лампочки, освещающие отсыревшие таблички на тяжелых дверях. Мы едем не быстро и успеваем прочесть некоторые надписи. «Госпиталь», «Трупохранилище», «Склад 12», «Насосы рециркуляции» или просто «Не открывать!». Впечатление, что стены вибрируют от шума, сверху капает вода. Вот справа у самых рельсов показалась какая-то бесформенная груда тряпок, под капюшоном шевелится что-то похожее на клубок червей. Но крик не может прорваться сквозь голос тоннеля и замирает тут же, в нескольких метрах, словно мы движемся через плотную вату. Вагонетка резко вздрагивает, очередной оглушительный удар раздается уже где-то сзади, раскатываясь по стенам. Впереди включается прожектор, гаснет, снова загорается. Его яркое пятно притягивает взгляд. Металлический голос раздается над самым ухом, но он слишком громкий и сильно искажен многократными отражениями. Ничего невозможно разобрать, хотя фраза повторяется снова и снова. А вот выстрелы со стороны прожектора слышны отчетливо, они сопровождаются огненными вспышками… Прожектор меркнет. Какие-то люди в серых плащах, с тупыми масками противогазов вместо лиц, стреляют из винтовок. У одного из них очковое стекло разбито и мы видим, что противогаз надет прямо на человеческий череп… Включается сирена, издавая леденящий душу вой. Или это крик?

Вспыхивает настенная лампа. Лиза в длинной ночной рубашке, отбросив одеяло, резко садится на постели. Она испугана. Тяжело дыша, обводит комнату широко открытыми глазами. Дрожащими руками включает карманный фонарик и светит в проем полуоткрытой двери.

- Кто здесь? – прерывающимся шепотом спрашивает она, - Я же закрывала дверь…

В доме тихо, только тикает будильник на тумбочке.

- Крис? Это ты?

Но тишина нарушается только ее собственным дыханием. Лиза слабо стонет и обхватывает руками голову. Встает с кровати и, открыв дверь, шлепает босыми ногами на кухню. Не включая света, ощупью находит в ящике стола какую-то таблетку и запивает ее водой. Она несколько успокоилась, дыхание стало ровнее. Свет, падающий из дверного проема ее комнаты, причудливо отражается на стеклянной полке с посудой. Кажется, что блики движутся, изгибаются, гаснут и снова вспыхивают, и только через несколько секунд мы понимаем, что у Лизы кружится голова и окружающие предметы плывут в глазах. Прямоугольник двери, которая ведет в переднюю, кажется изломанным. Лиза толкает эту дверь и видит на вешалке камуфляжную куртку Криса. Хватается за нее, чтобы не упасть и несколько секунд борется с головокружением. В ее руках оказывается маленькая металлическая коробка. Крышка выскальзывает из пальцев и слабо звякает на полу.

Комок ваты в коробке светится красным. Свет неяркий, скорее, он напоминает розовый. Лиза тянет за шнурок и мы видим, что свет исходит от прозрачного камня, который раньше она носила на шее. Камень раскачивается на шнурке, Лиза заворожено смотрит на него. Ее лицо спокойно, на нем появляется нежная, мечтательная улыбка. Коробка тоже падает на пол, но внимание девушки целиком поглощено светом камня. Красные искорки отражаются в ее глазах. Оказывается, стекло неоднородно по своей структуре, свет сконцентрирован в самом центре и напоминает язычок пламени.

- Адский огонь… - шепчет Лиза.

Лекарство подействовало. Лиза сжимает камень в ладони, проходит через кухню и попадает в длинный коридор, в дальнем конце которого находится окно. Снаружи на горизонте вспыхивает зарница, на долю секунды освещая стены. Лиза легко и почти бесшумно ступает по гладкому полу. Когда за окном раздается приглушенный раскат грома, девушка останавливается напротив закрытой двери. Здесь совсем темно.

- Крис… - еле слышно произносит Лиза и подносит к лицу раскрытую ладонь.

Следующая молния ударяет где-то ближе и камень вспыхивает ярко-зеленым светом, как бы отвечая небесному огню. Но молния уже погасла, а камень продолжает светиться, только свет его стал спокойнее. Гром гремит резче и короче, слышно, как поднимается ветер и первые капли ночного дождя ударяют по жестяному водостоку.

- Тише… Разве вы не знаете? Крис спит…

Камень, словно подчиняясь ее словам, медленно тускнеет. Лиза возвращается в свою комнату и осторожно вешает шнурок на спинку кровати. Ласково погладив кончиками пальцев гладкое стекло, она говорит камню:

- Прости… Я больше никогда так не сделаю… Я глупая. Не сердись, хорошо?

Как бы в ответ на ее слова за окном вновь вспыхивает молния и раздается удар грома. Лиза нажимает кнопку и опускает жалюзи.

- Ну, тише же… Почему вы такие непослушные? Я вот возьму и обижусь! Будете знать… Голова вот опять закружилась…

Она встает и подходит к зеркалу, где на столике аккуратно расставлена косметика. Наливает на кусочек ваты несколько капель из красивого пузырька и смачивает виски и лоб. Затем поднимает глаза на свое отражение и вдруг замирает на месте. Пузырек катится по полу. Лиза резко бледнеет и мы видим, как широко и испуганно открываются ее глаза.

- А… - только и произносит она, судорожно вдыхая воздух.

В зеркале отражается не Лиза. Подсвеченная сзади колеблющимся призрачным пламенем, перед нами стоит Лекка Церсса. Лекка в коротком светлом свитере, на голове ее белый мотоциклетный шлем с поднятым стеклом. Она приветливо улыбается и кивает Лизе, словно давней подруге. Губы Лекки шевелятся, она что-то говорит, но слов мы не слышим, только порывисто дышит Лиза и шумит дождь за окном.

- Уходи… - выдавливает Лиза, - Я боюсь… Кто ты?

Лекка делает удивленное и немного обиженное лицо, затем вновь улыбается и, что-то коротко сказав, протягивает руку, приглашая Лизу к себе. При этом другой рукой и кивком головы она показывает куда-то назад. В тот же момент Лиза издает громкий испуганный крик и швыряет в зеркало большой флакон со столика, одновременно отскакивая назад. Звон разбитого стекла почти не слышен из-за оглушительного удара грома. Лиза вновь кричит изо всех сил и судорожно забивается под кровать, стаскивая одеяло.

- Что такое? Что ты кричишь?

Дверь распахивается и в комнату вбегает Крис. Он в брюках, но без рубашки. На его груди и животе видны шрамы, некоторые из них – длинные и изогнутые, сросшиеся неровно, и кожа там приобрела сероватый оттенок.

Крис быстро оглядывает комнату и видит осколки разбитого зеркала среди разлетевшейся по полу косметики. Затем его внимание привлекает тихий прерывистый стон из-под кровати. Он нагибается и извлекает оттуда Лизу. Лиза испуганно смотрит на него, словно не узнавая, пытается оттолкнуть, затем обнимает за шею и прижимается к его груди.

- Ну, что ты? – спрашивает Крис и осторожно кладет девушку на кровать, прикрывая одеялом, - Это же просто гроза. Испугалась?

Лиза пытается что-то сказать, показывая пальцами в сторону зеркала, но из ее груди вылетают только короткие отрывистые звуки.

- Все-все-все! – спокойно говорит Крис, - Тише. Я все понял. Был гром и зеркало разбилось, да? Жаль зеркало, хорошее было. Успокойся. Ты чего под кровать полезла? Там уютнее, что-ли?

Лиза, вздрагивая и глубоко вдыхая воздух, несколько раз кивает.

- Правда, уютнее? Надо попробовать поспать там ночку. Я сейчас.

Он встает с пола, но Лиза хватает его руку и тянет к себе. Она по прежнему бледна, глаза зажмурены. Крис вынужден сесть на край кровати.

- Я за соком твоим любимым пошел, а ты меня не пускаешь… Или тебе просто водички из чайника?

Лиза отрицательно качает головой.

- Крис… Я… Голова…болела… - выпаливает она с каждым выдохом, - Зерк…ало…

- Понял! Все понял! – весело отвечает доктор, - Мы утром едем в магазин за зеркалом? Поехали! Ты будешь править, а я его держать, чтобы не разбилось. Договорились?

Лиза несколько раз медленно выдыхает воздух.

- Да, - наконец отвечает она.

- Если да, то надо открыть форточку. У тебя тут что-то пролилось, аромат, как на цветущем кладбище. И кто только выпускает для вас эти духи? Сам-то он их нюхал?

Крис медленно высвобождает свою руку, открывает форточку, затем выходит из комнаты.

- Воздух на улице – чище не бывает! – сообщает он Лизе, которая, пока его не было, с головой завернулась в одеяло, - Смотри, что я принес. Эта штука разгоняет плохие сны.

В руках Криса – знакомый нам прибор с двумя молниями на крышке.

- Что это? – слабым голосом спрашивает Лиза, - Я спать хочу…

- Держи, - Крис протягивает ей блестящий цилиндрик, - Зажми в ладошку. Сейчас я выясню, что тебе принести – сок или чай. Только крепче держи, иначе перепутаю.

Лиза вздыхает.

- Хорошо. Я потерплю. Будет очень больно?

- Нет… - отвечает Крис, глядя на светящийся экран, - Больно не бывает… Зачем причинять боль? Это невежливо…

Экран освещает его лицо и мы видим, что взгляд Криса с каждой секундой становится все более удивленным и растерянным.

- Эта штука вообще очень мирная, больно она сделать не может… Так сок или чай, а? Что ты мне скажешь, прибор?.. Ты решил поиграть в загадки? – бормочет Крис, явно не понимая, что происходит.

Его шутливый тон никак не соответствует выражению глаз. Лиза, кажется, заметила это.

- Что ты там видишь? – спокойно, с оттенком какого-то безразличия, спрашивает она.

- И все-таки сок, Лиза! Мы угадали?

- Нет. Вода из чайника. И десять капель из пузырька в шкафу над плитой.

- Да? Ты так думаешь? Здесь помехи, очевидно, из-за грозы, – отвечает Крис, пропустив ее фразу мимо ушей, - Десять капель сока? Не маловато?

На экране прибора фотография Лекки. Лицо девушки серьезно, в глазах какой-то вопрос. Она почему-то в белом медицинском халате. Химическая колба со сломанным красным цветком внутри и надписью «Не нагревать!», которую она протягивает перед собой, смотрится несколько странно.

- Спокойной ночи, Лиза, - говорит Крис, выключив прибор, - Гроза прошла, приятных сновидений.

Но Лиза уже спит.

3.

За ночь дождь отмыл мир от накопившейся пыли и с утра все вокруг казалось таким чистым, будто только что создано. Но в городских условиях это явление не бывает долгим, все-таки воздух здесь насыщен продуктами цивилизации. Да и жарковато было. Завтрак я готовил себе сам, Лиза после ночного стресса спала, как убитая. Вообще-то разбитое зеркало почти везде считается предвестником неприятности, но я не особо в это верю. Может, потому, что зеркала в моей машине хорошо закреплены и обычно не разбиваются, если только авария… Которая уже сама по себе является неприятностью. Так что же первично – зеркало или авария?

Впрочем, неприятность была. Что случилось с моим прибором ночью, я так и не понял. Кстати, прибор этот очень интересный, он способен точно определять, в какой области человеческого организма находится истинный источник боли. Может быть, это не единственная его функция, но в инструкции было сказано именно так. В медицине известны приборы, которые измеряют боль, но такого портативного я раньше не встречал. Этой ночью вместо схемы туловища и пояснительных надписей на его экране появилось телевизионное изображение… Точнее, неподвижная заставка. Возможно, электрические разряды молний как-то исказили работу прибора. Жаль будет, если он испортился. Я привык пользоваться этим подарком, который привез мне Дежурный Пилот.

Днем я работал в клинике, а к вечеру заехал за Лизой и мы отправились в магазин. Лиза уже неплохо справлялась с машиной, только на оживленных перекрестках приходилось подсказывать ей, как действовать. Но, конечно же, если женщина села в машину, то она явно не ограничится посещением одного магазина. Поэтому после мебельного торгового центра ее потянуло в парфюмерный, потому что разбились ее любимые духи, затем в продуктовый, поскольку предстоял какой-то изощренный ужин, а после этого на дороге попался магазин одежды…

Я устал за день, принимая пациентов в психосоматическом отделении. Штатного психотерапевта там не предусмотрено, а консультанты разъехались в отпуск. Знакомые неплохо рекомендовали меня заведующему, а я был рад помочь. Что ж, вот я и нашел какое-то занятие на время, пока Лиза не перестанет бояться одиночества.

Зеркало оказалось довольно тяжелым, его приходилось удерживать от ударов об пол на неровностях дороги. Отвлекать Лизу разговорами, пока она за рулем, я не решился, а потом, когда мы вернулись домой, она занялась ужином. Я приладил зеркало к трюмо на место разбитого, а после явился на кухню.

- Зеркало на месте! Теперь можешь дальше любоваться на собственную красоту! И покрывать лицо различными красками… – сказал я.

- Спасибо, Крис, - негромко ответила Лиза, не поворачиваясь от плиты.

На кухне витал вкусный запах, но к нему примешивалось что-то, напомнившее мне хирургическое отделение.

- Сегодня на ужин что-то особенное, да? Как называется блюдо?

- Нет. Я передумала. Обычная картошка с тушеным мясом. Сейчас будет готово.

Потянулась пауза. Затем Лиза повернулась, чтобы взять полотенце и я увидел, что ее глаза полны слез.

- Лиза! Что случилось? – спросил я.

- Ничего, - тускло ответила она, - Все в порядке. Резала лук и случайно прикоснулась к глазам.

- Ах, вот как… Значит, запах этого самого лука я принял за лекарственный?

Лиза молча включила вытяжной вентилятор.

- Ты права, Лиза, это не мое дело, - я встал и повернулся к двери, намереваясь спуститься покурить на крыльцо.

- Крис. Ты мог бы покурить после ужина?

- Я покурю сейчас, а потом и после ужина. Если тебе нужно побыть одной, то следовало сразу сказать мне об этом. Тогда не пришлось бы обманывать.

Может быть, это жестоко, но я не остался. Спустился вниз, выкурил сигарету и взял из машины прибор.

Лиза сидела за пустым столом. Глаза ее были сухими.

- Лиза, ночью прибор показывал какую-то ерунду, но сейчас, я думаю, мы выясним, что это было. Ты сказала, что сильно болела голова? – спросил я, открывая крышку.

- Я просто испугалась грозы. И сон страшный приснился. Все хорошо, Крис, ты не беспокойся, - ответила Лиза, - Давай лучше ужинать. Тебе хочется ужинать на кухне, как вчера?

Она встала и отошла к шкафу. Я держал на ладони датчик, перекатывая его пальцами. Что-то странное показалось мне в поведении хозяйки этого огромного дома… Как будто это не та Лиза, которая была там, в лагере. И даже не та, которая ездила сегодня со мной по магазинам. В ней что-то изменилось… Лицо спокойное и немного грустное, словно она вспоминает давно прошедшие времена и скучает по ним.

- Лиза? Наркотики? Скажи мне, даже если это будет трудно.

- Нет, Крис, - не сразу ответила она, стоя спиной ко мне, - Это не наркотики.

- Ужин подождет. Я врач, Лиза. И я хочу, чтобы ты была здорова. Садись за стол и расскажи мне, что с тобой происходит. Ведь мы доверяем друг другу?

Лиза послушалась меня. Опустив голову, она устало опустилась на стул.

- У меня иногда сильно болит голова, а эти капли помогают.

- Как называются капли?

Она достала флакон из кармана халата и поставила на стол. Густая маслянистая жидкость желтого цвета неторопливо стекала на дно. На этикетке не было названия, состава и рекомендаций, лишь полустертая надпись карандашом.

- Здесь все неразборчиво. Что во флаконе, Лиза?

- Я не помню, как называлось это лекарство.

- И не помнишь срока его годности, - я взял пузырек и положил в карман брюк.

- Отдай. Пожалуйста, отдай мне его, Крис.

Она подняла глаза и жалобно посмотрела на меня. Да, это была не та Лиза, с которой я познакомился в лагере. Почему-то мне вдруг стало жутковато.

- Что все это значит? Кто выписал тебе лекарство? Что он сказал?

Лиза молчала.

- Так… Ну, тогда давай ужинать. Головные боли у тебя давно, это что-то значит. Завтра я сам отвезу тебя в больницу, если ты не хочешь говорить со мной. Надеюсь, у тебя хватит уважения ко мне, чтобы послушаться?

- Нет, Крис. Я не поеду. Я сделаю все, что ты скажешь, но не это. Прости меня. Можно, я немножко побуду одна? Сейчас все пройдет…

- Нельзя, Лиза! – ответил я, - Кое-что в этой ситуации тебе нельзя. Нельзя бояться. Нельзя пить то, названия чего ты не знаешь. Нельзя прятаться одной в своей проблеме! Тебе понятно?

Лиза внезапно вскинула голову и взглянула мне прямо в глаза. Я вздрогнул от этого взгляда. Наверное, я никогда раньше не видел ничего подобного. Я встречал агрессивных пациентов, людей, еще более опасных - со скрытой агрессией, параноиков, маньяков, ужасных убийц, но их глаза объединяло одно – я видел, что они больны. Эта девушка была здорова и смотрела на меня открыто.

- Верни мне лекарство, доктор, - медленно, не отрывая взгляда, сказала она, - Верни. И давай забудем этот разговор. Это выписали не мне. И не тебе. Это лекарство моей мамы. Ей кое-что сказали, когда она пришла к врачу. У нее все начиналось так же. Точно так же… И закончилось. Три месяца назад…

Я где-то слышал, что тренировки по рукопашному бою в некоторых случаях проходят под звук метронома. Мне показалось, что где-то в глубине черепной коробки я услышал стук. Это помогло мне сконцентрироваться.

- Значит, твоя мама не уехала… А папа? Уехал, ага?

- Какое тебе дело? Его тоже нет. И не будет.

- Я же сказал тебе сегодня, что никакого. Ты меня обманула. Зачем? Впрочем, это неважно. Я отдам тебе флакон. Возьми!

Я протянул ей пузырек. В тот момент, когда она взяла его, я слегка придержал ее холодные пальцы.

- А теперь послушай меня. Проблемы решаются только тогда, когда мы знаем о них. И еще тогда, когда мы хотим их решить. Мы едем в больницу прямо сейчас! Твоя позиция глупа. Хочешь отправиться вслед за мамой? Уже собрала вещи? Так зачем же ждать? Вперед! Ключи от «УАЗа» в замке зажигания. Достаточно разогнаться по встречной полосе… Или все же не по встречной – в клинику? Выбор несложный. Один поворот руля, да? Куда ты повернешь его, Лиза?

Лиза опустила голову.

- Отпусти. Больно… - глухо сказала она.

Я не заметил, что, пока говорил, сильно сжал ее пальцы. Воцарилась тишина. На плите остывал ужин. Пусть думает. Один из моих пациентов как-то сказал, что изменять собственную жизнь нужно внезапно, рывком, как бы прыгая куда-то, иначе посреди дороги может возникнуть желание вернуться.

- Я не трогаю руль и остановила мотор, - сказала Лиза, - Я подожду, что будет завтра. Понимаю, что ты хочешь помочь мне, но… Мне страшно.

- Тоже неплохая идея! - перебил я ее, - Только жизнь – это не машина, Лиз. Время продолжает двигаться. Хочешь постоять на обочине – стой. Стой и пей свое лекарство! Когда его силы будет недостаточно, постарайся найти меня! В мире есть мощные наркотики, а у меня – хорошие знакомые! Всего наилучшего!

«УАЗ» несется на полном ходу по широкой дороге. Стрелка спидометра дрожит у отметки 100. Машину бросает во все стороны, но Крис не обращает на это внимания. Он резко вращает руль. Свет фар прыгает, выхватывая из темноты то неровную обочину, то красные отражатели разделительной полосы. Огни встречных машин освещают лицо Криса. Его губы сердито поджаты, брови сведены.

- …Нет, не в клинику! – кричит он в раздражении, как будто объясняя что-то невидимому собеседнику, - Нет, господа! Она будет торчать на обочине, в четырех стенах, потому что, видите ли, уже поняла, чем это кончится! Страшно? Противно, а не страшно! Ждать, не взглянув в лицо своего противника! Не сделав шага, не подняв оружия! Не улыбнувшись ему, наконец! Пусть он в тысячу раз сильнее! В миллион! Давай спрячемся, может, старуха пройдет мимо? Не пройдет, Лиза! И ты и все, кто похож на тебя – вы напоминаете мне улиток! И мне противно протягивать вам руку, потому что это бесполезно! Плачьте по темным углам. Я еду туда, где люди готовы сломать себя, чтобы получить право видеть солнце! Успех – для сильных!

- Держите себя в руках, доктор! – раздается вдруг громкий властный голос.

Крис поворачивает голову в сторону пассажирского сидения и резко нажимает на тормоз, изо всех сил упираясь в рулевое колесо. Машину заносит, она разворачивается и вылетает на обочину, подняв облако пыли. В тот момент, когда дымящиеся покрышки уже взлетают над придорожным кюветом, кузов ярко вспыхивает мертвенно-белым огнем. Темнота как бы сворачивается в воронку, искривляя линии осветительных мачт вдали. На противоположную сторону канавы оседает только слабо вспыхивающая пыль.

4.

В густом тумане невозможно понять, утро сейчас или вечер. Сумерки. С трудом различаются поникшие, мокрые ветви кустарника, примятая трава. Смутные звуки, похожие на какой-то длинный булькающий шорох, исходят, кажется, со всех сторон одновременно. Даже дрова в костре не трещат, как обычно, они, скорее, тонко шипят. Пламя колеблется, словно ему холодно здесь и оно хочет спрятаться в угли.

Дежурный Пилот осторожно закрывает дверь машины и присаживается к огню. На стекле его шлема капли росы. С другой стороны костра прямо на земле сидит Крис. Он молча смотрит на костер.

- Наденьте куртку, Крис, - негромко говорит Дежурный Пилот, - Здесь холодно.

- Мне не холодно, господин Дежурный Пилот, - отвечает Крис, - Да и вряд ли куртка согреет меня. Тем более, она осталась в доме Лизы на вешалке.

- У вас есть запасная.

- Есть. Лежит в палатке. Я возьму ее, когда будет нужно.

- Меня беспокоит ваше настроение, Крис. Вы не удивлены тем, какие происходят события?

Крис молча достает помятую сигарету и неторопливо раскуривает ее угольком. Затянувшись, он произносит:

- Не удивлен, господин Дежурный Пилот. Я всегда был уверен, что придется платить по счету. А о своих дальнейших планах вы расскажете мне сами. Как я понимаю, мы в лагере и выход отсюда отрезан. Кстати, вы не знаете, что здесь случилось?

Голос Криса безразличен и чем-то напоминает интонации самого Дежурного Пилота.

- Мне не известно об этом. Я знаю только, что дорога засыпана обломками больших камней и с той стороны ее охраняет много людей в одинаковой одежде. Вода в реке поднялась высоко и течет с большой скоростью. На другом берегу реки находятся столбы с натянутой между ними проволокой. Если вы решите покинуть эту поляну, я не рекомендую вам идти к реке на западный край лагеря.

- Почему? Я несколько раз наблюдал оттуда закат солнца.

- В трех местах под землей я определил области повышенной температуры, а стены полуразрушенного здания излучают нейтроны.

Крис поднимает голову и долго смотрит в ту сторону.

- Спасибо, - говорит он, - Так что же вы хотите, господин Дежурный Пилот?

- Ничего. Вы напрасно считаете, Крис, что я желаю что-то получить от вас. Я переместил вас сюда для того, чтобы вы отдохнули от своей работы. Вы выглядите усталым.

Крис молча курит.

- Это подходящее место для того, чтобы на некоторое время оставить заботы. Я привез вам еду и воду. Вы можете спокойно спать, читать книги, размышлять. Здесь никто не побеспокоит вас, пока не разберут завалы и вода не вернется в русло. Это произойдет, когда уровень излучения станет ниже.

- Тюрьма, - коротко говорит Крис, - А если я не согласен?

Дежурный Пилот качает шлемом.

- К сожалению, Крис, вы выполнили несвойственное для вас действие. Вы покинули пациента, не оказав человеку помощи. Возможно, причинили вред.

- Я работаю с теми людьми, которые хотят лечиться! – резко отвечает Крис, - И не люблю нерешительных.

- Я прошу извинения, господин Крис Лер, но ваша собственная решительность привела к нежелательным результатам. Никто не давал вам права принуждать Елизавету к выполнению каких-либо действий. Я заключил, что вами допущена ошибка.

Крис бросает окурок в костер. Заметно, что он рассержен. На секунду создается впечатление, что он напоминает нам доктора Чикка.

- Ошибки исправимы, уважаемый Дежурный Пилот! Исправимы сразу же, как только допущены! Вы мешаете мне их исправить! Или вы хотите сказать, что знаете это лучше меня?

- Доктор, я всего лишь забочусь о вас и ваших пациентах…

- Предоставьте мне самому решать, что я буду делать с собой и своими пациентами! - прерывает его Крис.

- И все же я прошу вас провести здесь некоторое время, - после паузы говорит Дежурный Пилот.

Крис иронически усмехается и разводит руками.

- Кажется, у меня нет поводов для отказа! Стыдно, господин Дежурный Пилот. Используя свои сверхъестественные способности, вы получили возможность почувствовать себя тюремщиком! Вам приятно? Кстати, а какие желания заключенных здесь выполняются?

- Вы неправы, Крис… Мне очень неприятна эта история. И я немедленно верну вас назад, когда вы придете в себя.

- Ах, я еще и не в себе? Идите прочь, господин Дежурный Пилот, и заберите свою машину. Я переправлюсь через реку и сдамся военным. Они больше похожи на людей, чем вы.

- Крис… Мы всегда неплохо понимали друг друга. Я очень прошу вас послушаться меня. Какое у вас желание?

Крис сгребает угли в костре и подбрасывает дров.

- Я не прошу ничего сложного. И не желаю знать подробностей. Лиза нуждается в обследовании и лечении, вы можете это как-то организовать?

- Вынужден огорчить вас, Крис. У меня, так же, как и у вас, имеются профессиональные права и запреты. Я не могу вмешиваться в жизнь других людей.

- В таком случае от вас нет никакой практической пользы. Как только вам надоест играть в тюрьму, поспешите освободить меня, пока я не сбежал и не испортил вам настроение. И, пожалуйста, выполните расчет того, чем я обязан вам. Я больше не хочу иметь с вами общих дел. Это все, что я хотел сказать.

Дежурный Пилот поднимается на ноги.

- До свидания, Крис.

- До скорейшего. И, надеюсь, последнего.

Дежурный Пилот отходит на несколько шагов и пропадает в густом тумане. Крис несколько минут смотрит ему вслед, затем вытирает лоб ладонью и говорит сам себе:

- Что ж, тюрьма – не школа. И голова разболелась, вероятно, именно от досады. Здесь нельзя шуметь, чтобы не привлечь внимания обслуживающего персонала, однако разрешается принимать пищу и напитки, принесенные с собой. Этим я и займусь, а мир будет ждать.

Он встает с земли и направляется к машине.

5.

Откуда Дежурный Пилот узнал о нашей ссоре с Лизой, я узнал в тот же вечер, обнаружив на пассажирском сидении мой прибор с двумя молниями, который я оставил у нее на столе. Весь день я проспал в машине, надеясь, что погода улучшится, но ветра по-прежнему не было и туман не рассеялся. Странный он, этот туман, такого густого я раньше никогда не видел. Все искажается так, что не сразу догадаешься, что это за звук и с какой стороны. Далеко обойдя разрушенные бетонные коробки бывшей военной базы, вышел к реке. Вода, действительно, поднялась высоко, затопив даже поляну, на которой жили «Алконавигаторы». В русле несся быстрый мутный поток, другого берега не было видно. По течению плыли какие-то обломки, ветви и даже целые стволы небольших деревьев. Нет, переправиться здесь нечего даже и думать.

Возвращаясь назад, я потерял направление и долго блуждал по кустарнику. Шум реки слышался и здесь, но, многократно отражаясь в тумане, становился неприятным, каким-то искусственным. И еще почему-то казалось, что я не один в покинутом лагере. Пробираясь к поляне, я обратил внимание, что стараюсь не шуметь и постоянно к чему-то прислушиваюсь. Дважды резко оборачивался, чувствуя на себе чей-то взгляд, но видел лишь нереальные, призрачные контуры деревьев в тумане. Возможно, Дежурный Пилот прав, я утомился за последнее время и чувства меня обманывают. Впрочем, перед тем, как выйти на дорогу, по которой мы выезжали из лагеря, я почти уверен, что увидел живое существо. В тумане что-то двигалось, какое-то расплывчатое темное пятно. Конечно, шум реки или шорох мокрых веток могли скрыть звук шагов по траве… Но мне показалось, что я слышал и его.

Я уже открыл было рот, чтобы окликнуть неизвестного, но вдруг понял, что он по крайней мере в два раза выше меня и во столько же раз шире. Даже находясь на значительном расстоянии, если учесть то, что туман отдаляет видимые предметы, его фигура должна быть огромной. Поэтому я замер, а затем, бесшумно ступая по потрескавшемуся асфальту, заторопился к машине. Там достал винтовку, проверил затвор и прислонил ее к дереву возле костра. Но через пару часов, глотнув коньяку, я уже начал сомневаться в том, что видел. Скорее всего, это была просто тень от крупной птицы или причудливая игра лучей заходящего солнца.

Что случилось вчера вечером? Что так вывело меня из себя? Что заставило бросить Лизу одну и уехать из города? Я размышлял об этом, поджаривая на огне кусочки хлеба с колбасой. Человек волен действовать так, как он считает нужным. Наше дело – указать ему, что он выбрал ошибочный путь. И не более того. Постараться объяснить… А вдруг его точка зрения правильная, а я ошибаюсь? И, послушавшись меня, он лишь сильнее запутается? Я попытался навязать Лизе свою точку зрения и даже заставить ее действовать так, как хочу сам. Да, проблему нужно решать и я, действительно, не понимаю нерешительных людей, но какое право у меня было так поступать? Право старшего? Право врача? Нет. Почему-то я решил взять на себя ответственность за эту взрослую самостоятельную девицу… Да, она серьезно обижена моим поведением. Представляю, какую боль и страх она сейчас испытывает…

Однажды я читал книгу какого-то философа, который утверждал, будто не стоит обвинять себя за собственные ошибки. Статью пришлось перечитать трижды, прежде чем ее смысл дошел до меня. Оказывается, мы вообще не способны совершать ошибок. Дело в том, что вместе с ходом стрелок на часах меняемся и мы. И если мы сделали что-то, это было правильным для нас на тот момент. Мы взвешивали «за» и «против», а иногда и не взвешивали, пользуясь работой подсознания или интуицией. Впоследствии, изменившись, мы назвали наше действие ошибочным. Но ведь мы уже стали другими! Другими стали «за» и «против», по-другому работают тонкие механизмы в глубинах нашей психики. Никогда не жалейте о том, что случилось – говорил философ. Мы станем другими и изменим ситуацию так, как будет нужно.

Философ – молодец, подумал я, закуривая. Он не учел одного – человек, в отношении которого совершена ошибка, тоже меняется. И вполне может принять решение о том, чтобы запретить мне менять ситуацию к лучшему, просто перестав общаться со мной. Но, в любом случае, нам требуется известить пострадавшего о том, что мы поняли, к каким последствиям привели наши действия, и готовы помочь в их устранении. Проще говоря, хотя, согласно философу, вины на нас нет, но извинений никто не отменял.

Приносить извинения, между прочим, тонкая наука. Причинив боль, мы резко меняем восприятие нас другим человеком. Поспешив с извинениями, мы рискуем оказаться не понятыми и, разумеется, ни о каком прощении не может быть речи. Нужно подождать, пока человек станет способен слушать и слышать нас. Ведь мы не ограничимся простыми словами. Мы объясним, что поняли суть причиненного вреда. Впрочем, опоздать с извинениями тоже нехорошо. Обычно при этом формируется впечатление, что я извиняюсь только потому, что мне что-то понадобилось от человека и я вынужден заняться восстановлением отношений.

Скорее всего, я опоздаю с извинениями. Не зная способностей Дежурного Пилота к наказанию виновных, нельзя предполагать, когда он вытащит меня отсюда. Что ж, это говорит о том, что нужно заняться расшатавшимися нервами, чтобы больше не повторять таких ошибок.

Хорошо бы узнать, что предполагают делать военные по ту сторону завала. Если они испытали здесь какое-то новое оружие и обвал не входил в их планы, то, по идее, его нужно разобрать как можно скорее, чтобы посмотреть на результаты испытаний. Впрочем, здесь может сесть вертолет, так что, вероятно, они что-то пережидают. Мне однозначно нужно будет убраться отсюда до появления военных, иначе есть риск быть обвиненным в шпионаже. А что, если включить рацию? Их каналы связи, конечно, зашифрованы, но вдруг кто-нибудь забыл запереть замок… Да и смеркается уже, а ночевать снаружи все равно жутковато.

Я взял винтовку, затушил костер и залез в салон, тщательно проверив замки дверей и опустив занавески. Свет зажигать не хотелось. Портативной рации нигде не было и я вспомнил, что оставил ее у Лизы вместе с курткой. Конечно, есть запасная, хранится в шкафу над креслом, но она слишком слабая. К счастью, аккумулятор «УАЗа» я менял недавно и он полностью заряжен. Можно включить стационарную радиостанцию.

Шкала уютно засветилась зеленым, зашипел громкоговоритель. Я щелкал переключателями, сканируя частоты, но везде была тишина. Наверное, горы мешают прохождению радиосигнала. Мелькнула мысль вызвать Дежурного Пилота и поболтать с ним на сон грядущий, но я не стану этого делать. Мы в ссоре.

- … ответ… - раздалось вдруг из динамика.

Я моментально перешел на эту волну и стал слушать. Потрескивали помехи.

- Крис, ответь, если ты меня слышишь, - сказала Лиза.

Она где-то рядом! Сигнал маленького передатчика не может дотянуться сюда из города.

- Крис на связи, - ответил я, - Лиза? Прием.

- Крис, ты меня слышишь? – взволнованно воскликнула Лиза.

- Слышу, Лиза. Где ты находишься? – спросил я.

- Дома. Ты забыл куртку, я нашла там рацию. Крис, где ты?

- Далеко…

Рация вдруг зашипела, треск разрядов усилился. В эфир прорвался какой-то писк. Если Лиза не обманывает, что говорит из города, то радиосвязь в этих местах весьма своеобразна.

- …Пилот…не говорила…зачем…поняла, что ты хотел… В общем, я…у врача, Крис…

Я почувствовал, что мне стало жарко.

- Что сказал врач, Лиза? – спросил я спокойным голосом.

Слышимость вернулась.

- Все хорошо, Крис! Все в порядке! Ты слышишь? Он сказал, что я дура! Меня долго мучили на огромной штуке с лампочками, потом втроем смотрели фотографии! Я дура, Крис! Понимаешь? Он отобрал у меня капли и сказал, что надо лечить нервы! Назначил какую-то гадость, фу, противную! Ты меня понял, Крис? Крис? Крис, ответь!

Откинувшись в фельдшерском кресле, я слушал стук собственного сердца. Потом вдруг навалилось чувство покоя и усталости. И мысль, что мне самому нужно лечить нервы. Забрать Лизу в охапку, посадить ее на пассажирское сидение и уехать на море. Рация шипела и щелкала, Лиза кричала во весь голос, а я сидел в темноте и улыбался.

- Я слышу тебя, Лиза. Я очень рад. Прости меня, пожалуйста…

- Нет, это ты прости меня за мою глупость! Вернись ко мне, Крис… Мы больше не будем ругаться.

- Это невозможно, Лиза. Дежурный Пилот переместил меня в наш лагерь. В наказание за то, что я обидел тебя. Отсюда нет выхода, - сказал я.

- Что? В лагерь? Зачем? Я же просила его…

Очевидно, на близком расстоянии заработала мощная радиостанция, поскольку голос Лизы потонул в оглушительном треске и взвизгивании. Я перешел на другой канал и подал команду для рации Лизы сделать то же самое.

- Лиза? Как слышно? Лиза, ответь.

Эфир загадочно шуршал. Я подал сигнал еще раз, затем просканировал каналы.

- Нет, Крис, - прорезался голос Лизы и мне показалось, что она плачет, - Нет. Ты учил меня действовать. И я буду действовать! Мы…

- Лиза! Повтори, я не разобрал… Помехи…

- Кррр… Тиу… Фюииии… - затянул приемник.

Около получаса я крутил рукоятки, пытаясь поймать хоть чью-нибудь радиостанцию, но слышал только треск атмосферных разрядов. Очевидно, условия прохождения сигнала изменились и я больше не услышу Лизу. Ну, ничего, главное, что новости хороши, а победителей не судят. На всякий случай я оставил приемник в режиме ожидания вызова, выпил еще коньяку и лег спать.

6.

- Прекрасен мир, а где же волшебство? Любовь лежит в коробке с чудесами! Мы приглашаем всех на торжество! Не будем ждать, откроем ее сами! Мы сочиняем сказку для двоих. И в ней живут прекрасные герои! А трудности – ведь нам хватало их! Мы заслужили счастья и покоя!

Лиза, напевая свою песенку, вертится перед зеркалом. На ней странный наряд – куртка, брюки и жилет, видимо, когда-то были оранжевого цвета с нашитыми отражающими полосками. Теперь полоски оторваны, ткань в свежих грязно-зеленых потеках и пятнах. Лиза пытается надеть на себя широкий тяжелый пояс с болтающимися ремнями и карабинами. Пузырьки и баночки на столе небрежно сдвинуты в сторону, на их месте лежит толстый свернутый трос. На кровати брошен рюкзак, в стороне стоят грубые высокие ботинки. Лиза возится с бесконечными ремешками и застежками, не замечая, что из-за приоткрытой двери виднеется серебристый скафандр Дежурного Пилота.

- Здравствуйте, Елизавета, - говорит Дежурный Пилот.

- Ай! – вздрагивает Лиза, - Вы напугали меня, Пилот! Здравствуйте. Вежливые люди звонят в дверь, когда приходят в гости.

- Прошу извинения, Елизавета. Я прибыл по вашему сигналу.

- Очень хорошо, - в голосе Лизы появляются начальственные нотки, - Подождите на кухне, пока я переоденусь. Я пригласила вас с целью обсудить вопросы нашего дальнейшего сотрудничества.

- Мне не известно, какое помещение вы называете «кухня», - отвечает Дежурный Пилот, - Я буду находиться там, где мы разговаривали в предыдущий раз.

- Это и есть кухня. Я сейчас приду.

Дежурный Пилот неуклюже поворачивается и проходит на кухню. Очевидно, его скафандр тяжел, потому что табурет скрипит, когда невысокая фигура присаживается к столу. Почти сразу появляется Лиза в строгом деловом костюме.

- Дежурный, мы договорились, что я подам сигнал, когда Крис станет вести себя неправильно. Он повел себя странно и я известила вас об этом. Договор предусматривает выгоду обеих сторон. Вы не выполнили того, о чем я просила вас. Где Крис?

Дежурный Пилот поворачивает голову. В стекле его шлема появляется отражение Лизы.

- Я исключил возможность дальнейшего воздействия Криса на вас. Он больше не причинит вреда.

- Кажется, вы меня не поняли. Если он опасен, нужно выяснить причину этого, а не сажать его в лагерь, как в тюрьму. Я хотела бы помочь вам в этом.

- Причина известна, Елизавета. Исправить это невозможно. Вы многого не знаете, поэтому я и предупреждал вас.

- Я вам не верю, господин Дежурный Пилот. В ссоре с Крисом я виновата сама. До этого момента он вел себя хорошо. Я вообще не понимаю, как можно работать врачом, лечить людей и при этом быть опасным. Очень жалею, что я вызвала вас в тот момент.

- Нет, вы все сделали правильно. Я благодарен вам.

Лиза отворачивается и смотрит в окно, постукивая пальцами по крышке стола.

- Я не нуждаюсь в вашей благодарности, господин Дежурный Пилот. Если вы хотите сделать для меня что-то полезное, верните Криса сюда.

Дежурный Пилот встает, опираясь на стол.

- Всего вам хорошего, Елизавета, - вежливо говорит он.

- Я не желаю вам ничего подобного, так как вы уходите от разговора. Наш договор можете считать расторгнутым.

- Я прошу прощения, поскольку вызвал у вас негативные эмоции, уважаемая Елизавета. Но это вынужденная мера. Очень сожалею, что побеспокоил вас.

Лиза молчит. Дежурный Пилот, очевидно, чувствует себя неловко.

- Если позволите, я дам на прощание некоторый совет… Снаряжение, которое я увидел надетым на вас, предназначено для преодоления вертикальных препятствий. Вы хотите пробраться в лагерь?

Лиза поворачивается спиной.

- Вас не должно интересовать это, господин Дежурный Пилот, - холодно говорит она, - Пожалуйста, покиньте мой дом.

- Да. Но если вы желаете перейти завал на пути, у вас это не получится. Вы можете получить повреждения или погибнуть.

- Если вы считаете, что благодаря своим возможностям имеете право вмешиваться в чужую жизнь, то почему такого права не может быть у других? В некоторых ситуациях люди могут совершать волшебство.

Пилот чуть склоняет голову, словно прислушивается.

- В каких именно ситуациях, Елизавета?

- Я однажды говорила вам об этом. И не намерена повторять дважды.

- Я очень не хочу, чтобы вы совершили ошибку, Елизавета. Это общение не имеет перспективы. Ведь Крис – это всего лишь путешественник и он подчиняется мне. Вскоре я переведу его в другое место, где он не сможет повредить вам еще раз.

Лиза сердито хлопает ладонью по столу.

- Убирайтесь вон! – кричит она, - Вы робот! Тупая могущественная железка! Вы никогда не поймете, что мне больно! Крис не совершал того, что вы ему приписываете! И я не позволю вам издеваться над ним, поняли?

- Елизавета, я…

- Прочь, скотина! – голос Лизы срывается и она изо всех сил швыряет в Дежурного Пилота первый же попавшийся под руку предмет, небольшую чашку.

Не успев прикоснуться к гладкой поверхности скафандра, чашка ярко вспыхивает и с шипением исчезает в воздухе.

- Я сгорю так же, но вы поймете, что в мире есть или люди, или человеки… Я буду рядом с Крисом. Все время, пока вы не отберете его у меня на правах сильного, - сквозь зубы говорит Лиза.

Прикрыв глаза, она уходит в свою комнату, громко хлопнув дверью. Дежурный Пилот остается один. Действительно, напоминая робота, он несколько секунд поворачивает голову, обводя взглядом кухню.

- Простите… - говорит он в пустоту и скрывается на лестнице.

Вечер того же дня. Крис снял пассажирское сидение с машины и восседает на нем у костра, как на троне. В машине играет музыка, из салона тянутся провода к рации, которая шипит и потрескивает рядом с Крисом. Держа в руке серебряную вилку с куском жареного мяса, Крис дирижирует ею в такт музыке. На поляне беспорядок – валяются пустые бутылки, обертки от продуктов, какая-то растрепанная книга. Заметно, что Крис пьян.

- Министр пищевой промышленности? – обращается Крис к куску мяса, - Займите свое место. Министр культуры, почему вы замолчали?

Приемник в машине начинает следующую песню. Крис ставит перед собой небольшую канистру и стакан.

- Министр здравоохранения! Если я опять поперхнусь вами, вы будете расстреляны с помощью военного министра! По примеру министра образования, вон он валяется… А вы, министр жилищного хозяйства, опять прячетесь в сырые дрова? Господа, я собрал вас для оглашения приговора. Ваш король - преступник! Я что-то совершил, не помню, что… Я пошел против Всевышнего! И жертва преступления счастлива… Она будет ждать меня вечно… На противоположном берегу. Эй, паромщик, в рай с ветерком! – внезапно кричит Крис.

Эхо гаснет в тумане.

- Вы спрашиваете, как меня можно наказать за не помню что? А я вспомню… Выпью здравоохранения, закушу пищевой промышленностью и вспомню. Смирно, военный министр! На караул!

Доктор ставит перед собой винтовку, но оружие падает. Нагибаться за ним Крису лень и он пинает винтовку ногой.

Рация издает свист и гудение.

- Крис? – спрашивает голос Лизы, - Крис, ты слышишь меня?

- О, в тюрьме разрешены свидания! – отвечает Крис, взяв микрофон, - Здравствуй, Лиза! Ведь тебя зовут Лиза, да?

- Крис? Как ты там?

- Отлично! Я на совещании в министерстве! Здесь фуршет… Мясо животных на костре! Медицинский спирт с жженым сахаром!

- Крис! Это правда ты? Ты что, выпил? Как ты себя чувствуешь?

Крис кивает головой и грозит пальцем канистре со спиртом.

- Выпил, Лиза, выпил. Я выпил слезы любви! Приговоренному наливают перед казнью, знаешь? Меня судят окружающие предметы. За то, что я убил Бога!

- Слушай меня внимательно. Перестань пить. Туши костер и ложись спать. Запри все двери. Ты меня понял?

Крис разводит руками.

- Я тебя понял, Лизонька! Я причинил тебе боль, а ты почему-то интересуешься, как я себя чувствую. Скажи – чтоб ты издох, Крис!

- Перестань, Крис! – взволнованно кричит Лиза, - Пожалуйста, потерпи еще немного. Совсем чуть-чуть… Утром я буду с тобой! Ты слышишь? Я приду и мы поговорим обо всем! Слышишь? Не молчи, ответь!

- Что? Лиза! – Крис быстро приходит в себя, - Как ты собираешься сюда попасть? Сюда нельзя, Лиза! Здесь опасно! Ты что, договорилась с Дежурным?

- Я…люблю тебя, Крис… А влюбленные становятся волшебницами. И еще со мной твой камень. Твой камень! Жди меня. Просто жди. Жди и думай…

- Лиза! Не нужно этого делать! Ты погибнешь! Там же войска, они вооружены! Ты что, сошла с ума? Оставайся дома, я сейчас сам выйду отсюда! Ну, почему ты не слушаешь меня?

- Нет, Крис. Никуда не ходи. Ради меня, Крис, послушайся! Это намного сложнее, чем ты думаешь! Ты просто замерз, пока странствовал. Мы будем вместе и я все тебе объясню. Конец связи.

Крис вскакивает с сидения и смотрит в сторону выезда из лагеря. Где-то далеко в тумане неторопливо разгорается огромное желтое пятно. Земля слегка вздрагивает, появляется звук, похожий на длинный скрипучий вздох. Слышно, как скалы вокруг отражают и усиливают его. Внезапный порыв горячего ветра шелестит листьями деревьев, на землю летят тонкие ветки. Туман напоминает клубящийся дым. Пятно становится красным и поднимается вверх, постепенно угасая. Крис, покачнувшись, падает на колено и хватает микрофон.

- Лиза? Лиза! Лиза, ответь! Если ты меня слышишь, я говорю – ни в коем случае не ходи сюда! Повторяю – сюда не ходить!

Рация трещит и завывает в ответ. Крис что-то нажимает на ней и динамик вдруг замолкает.

- Крис вызывает Дежурного Пилота! Крис вызывает Дежурного Пилота! Все, кто меня слышит, передайте это Дежурному Пилоту! Господин Дежурный Пилот! Остановите Елизавету! Она собирается идти в лагерь! Остановите ее, я прошу вас! Я прошу вас, Дежурный Пилот! Здесь был еще один взрыв! Остановите ее, слышите? Она погибнет! Она погибнет, понимаете? Я сделаю все, что вы скажете, но остановите ее!

Рация молчит. Крис вновь нажимает что-то.

- Всем, кто меня слышит. Я Крис. Я Крис. Ответьте, если кто-то принимает меня…

7.

Резкий свет прожекторов заливает забор из колючей проволоки, подсвечивает пузырьки на лужах и мокрый плащ охранника у ворот. Дождь барабанит по кабинам военных грузовиков в тени, шелестит по брезенту, которым накрыты какие-то непонятные агрегаты на колесах. Впечатление, что, кроме часового, здесь нет других людей. Но маскировочная сетка скрывает два строительных вагончика, там тускло светятся зашторенные окна. В стороне негромко стучит дизель полевой электростанции. Когда глаза привыкают к темноте, мы видим, что еще один солдат с автоматом спрятался от дождя в кабине гусеничного трактора, и еще один обводит лучом ручного фонаря силуэты двух экскаваторов под скалой. Сапоги чавкают по глинистой обочине, когда караульный обходит свои владения.

В темноте, прижавшись к ковшу огромной строительной машины, Лиза следит за перемещением часовых. На ней тяжелая куртка и брюки, широкий пояс с мотком веревки. За спиной небольшой рюкзак. Увидев что-то, Лиза быстро перебегает к следующей машине и прячется под нее. Кажется, она совсем не обращает внимания на то, что одежда потемнела от впитавшейся воды и капли с волос стекают в глаза. Убедившись, что ее никто не видит, Лиза достает и включает рацию.

- Лиза. Лиза. Ответь. Не ходи сюда. Не ходи сюда. Лиза. Ответь… - монотонно повторяет усталый голос Криса.

Лиза выключает рацию.

- Прости, дорогой, - шепчет она, - Я отвечу, когда увижу тебя.

Девушка улыбается и осторожно выглядывает из-под колес. Сплошная стена из рухнувших обломков камней уже виднеется неподалеку. Ползком, а затем пригнувшись, Лиза скрывается в тени камней.

- Стоять! – голос солдата, серый плащ которого совершенно сливается темнотой, звучит угрожающе.

- Стой, стрелять буду!

Белое пятно от фонаря выхватывает из мрака фигуру Лизы, которая моментально отскакивает за огромный кусок скалы. В руке у нее какой-то предмет, издали похожий на оружие. Охранник дает короткую очередь в воздух, над стволом автомата рвется язычок пламени.

- Стоять! Бросай оружие!

Вместо этого Лиза перепрыгивает на соседний камень, подтягивается и на секунду повисает на руках.

- Стой… - караульный вскидывает автомат, но внезапно резко сгибается вперед и падает на землю. Фонарь, закрепленный на его шлеме, гаснет.

Из-за спины упавшего солдата становится видна фигура Дежурного Пилота. Пилот оглядывается на фигуры охранников, которые бегут сюда на шум выстрелов, подбирает автомат и, почти не целясь, стреляет в сторону Лизы. С коротким вскриком Лиза срывается и падает на землю. Едва сдерживая стон, она, скорчившись, прижимается к камню.

Дежурный Пилот бесшумно отступает назад и исчезает в темноте. Тем временем Лиза успевает подняться на ноги, но военные уже совсем рядом.

- Крис! – кричит девушка и поднимает руку с зажатой в ней рацией, но молодой солдат точным ударом сбивает Лизу с ног.

У скалы возникает свалка. Лиза отбивается, плачет, что-то бессвязно кричит. Она сопротивляется яростно, словно пойманная кошка… Но, прижатая к земле сильными руками, девушка не имеет шансов вырваться. Двое солдат быстро волокут ее по земле за воротник куртки и пояс, третий беспокойно обшаривает лучом фонаря все вокруг. Красная точка лазерного прицела прыгает по расщелинам. Но у ворот уже кто-то развернул мощный прожектор и светит в сторону завала. На камнях остается маленькая разбитая рация…

8.

Всю ночь я вызывал по рации Лизу, Дежурного Пилота, военные и спасательные радиостанции на всех возможных частотах. Дважды мне казалось, что кто-то отвечает мне, но это были всего лишь переговоры дальних аэропортов между собой. Они не слышали меня. Когда туман чуть-чуть побелел на восточной стороне, я выключил рацию. Аккумулятор в машине заметно сел. Костер погас. Стало сыро и холодно. Временами откуда-то тянулся запах дыма, но я не обращал на него внимания. Чтобы поддержать себя в форме, я выпил еще спирта, взял ручной фонарь, винтовку и отправился на разведку.

Добраться до места, где, по моим предположениям, должен был находиться завал, не удалось. Путь перекрывали дымящиеся стволы упавших деревьев вперемешку с крупными обломками скал. Асфальт треснул и перекосился. Впереди что-то горело. Очевидно, взрыв произошел где-то неподалеку. Странно. Если это оружие оставляет после себя радиоактивное излучение, то мощность его должна быть во много раз большей, я превратился бы в пепел. Я убедился в том, что разрушения тянутся до самой реки и вернулся обратно. Интересно, какую я получил дозу… Дозиметра, жаль, нет.

Спирт и впечатления сделали свое дело. Я крутился на лежанке, стремясь устроиться поудобнее, но сон не приходил. Не удивительно. Вообще-то, я учил своих пациентов беспокоиться тогда, когда уже известно, что именно произошло. И беспокойство это используется для поиска выхода. Неизвестность не пугает. Неизвестность заставляет размышлять… Где сейчас Лиза? Куда пропал Дежурный? Проще всего спокойно представить себе все возможные ситуации, хотя бы практически. И прикинуть план своих действий для каждой из них. Лиза дома… Лиза задержана охраной… Лиза погибла… Лиза сейчас придет… Дежурный обиделся и больше не появится… Или связи нет и он не слышит меня… Или не может придти… Стоп. Каковы мои действия? План? А план только один. Ждать. Кого угодно. Лизу, Дежурного Пилота или военных. Даже следующего взрыва – и его придется ждать. А как лучше всего ждать? Правильно, бай-бай. А если не получается? Я врач или кто? Сейчас получится…

В полутьме закрытых занавесок я долго шарил в укладке, разыскивая нужный препарат. Шприц нашелся быстрее.

- Профессор фармацевтической химии! – обратился я к ампуле, наполняя шприц, - Простите, что побеспокоил вас. Мне нужна ваша помощь…

Через несколько минут я обнаружил, что мне безразлично, где я нахожусь, а сигарета вываливается из пальцев потому, что она принадлежит к миру вещей и ей неуютно со мной…

В металлический борт «УАЗа» раздается требовательный стук ладонью. Возле машины стоит человек, одетый в серо-зеленые брюки, десантные ботинки и пятнистую куртку со знаками различия медицинской службы. Его лицо наполовину скрывают большие черные очки. Из-под расстегнутой куртки виднеется белая рубашка или майка. Одежда гостя в беспорядке – брюки изодраны в клочья, рукав куртки надорван и болтается, воротник наполовину отсутствует. Волосы опалены и свисают космами. Человек стучит еще раз. Он держится неестественно прямо, как будто стремится стать выше ростом. Вероятно, гость подложил дров, потому что костер ярко светится и потрескивает за его спиной. Задняя дверь открывается и из машины появляется Крис. В его руке винтовка.

- Кто стучит? Ну, наконец-то! Вы рвете ядерные заряды, не подозревая, что забыли здесь меня! Здравствуйте!

Человек молча присаживается у костра и закуривает. Крис в недоумении садится напротив.

- Здравствуйте, коллега, - говорит гость, - Не удивляйтесь.

- Здравствуйте… Доктор…Чикк?

- Да. Доктор Чикк Кштфорс. А вы? Доктор Крис Лер?

- Именно так. Я знал, что вы вернетесь. Не понимаю, почему, но знал.

- Я спешил, - негромко говорит доктор Чикк.

- Вы очень бледны, одежда разорвана. Пришлось нелегко? Как вы себя чувствуете? – спрашивает Крис.

- Все в порядке. Попал в эпицентр взрыва. Но жив, как вы можете видеть.

- В эпицентр?.. Но… Хотя… Лиза очень ждет вас, доктор. Она потеряла вас. Где же вы были?

Гость склоняет голову и несколько секунд смотрит в огонь.

- Я был там же, где и вы, Крис.

- В смысле? Недалеко отсюда?

- Нет, - отвечает доктор Чикк и снимает свою грязную куртку.

Оказывается, гость одет в белый медицинский халат, заправленный в брюки. Ткань в нескольких местах разорвана и покрыта бурыми пятнами.

- Доктор, вы ранены? Снимайте халат, нужно все осмотреть и обработать! Что же вы молчите?

Но доктор Чикк качает головой.

- Я пришел не за этим, доктор Лер. Посмотрите на эти прорехи и вспомните расположение рубцов от осколочных ранений на вашем теле. Вам не кажется, что все точно совпадает? Даже вот этот шрам на правой руке. И рваные рубцы на передней поверхности бедер. Один из них, в верхней трети справа, похож на звезду…

Несколько секунд длится молчание.

- Что это за розыгрыш? – спрашивает Крис.

- Как бы я хотел, чтобы это стало розыгрышем… - грустно вздыхает доктор Чикк, - Мы с вами две части единого целого. Одно под двумя именами… Можете верить или нет, но это так. Воспоминания не всегда бывают приятны, вы согласны со мной?

- Лучевая болезнь… У меня галлюцинации.

- Пусть так. Вспомните, что с вами было… Лабораторию, ассистентку по имени Лекка Церсса, машину… Вспомните последний вечер? Какая боль и удивление были в ее глазах… Настоящие боль и удивление… Вы счастливый человек, Крис. Вы не помните этого. Или помните? Тогда забудьте… Главное, не пытайтесь повторить это снова! Второго раза нам не выдержать…

- У вас бред, коллега. Успокойтесь. Я сделаю вам инъекцию и постараюсь вызвать помощь по рации.

- Я сейчас уйду… Послушайте еще минуту. Запомните, Лекка была права. Мы с вами пошли по ложному пути. Эффект чувств проявляется в процессе их возникновения. Украденное счастье превращается в зло… В наказание Всевышний вложил в нас настоящее чувство. Он смеялся над нами… И когда мы поняли, что не заслужили своей награды, было уже поздно. Нам некуда деться от нашего наказания, коллега. Я полагал, что все решит смерть, но мы не заслуживаем и ее. Что же… Мы будем скитаться вечно. Наши пациенты хотят наслаждаться жизнью. А мы сделаем так, чтобы их счастье было настоящим и они не мешали сами себе… Ведь мы с вами умеем это, доктор Крис?

Крис молча смотрит в огонь. Его глаза широко открыты, словно он видит что-то страшное.

- Второго раза? – наконец произносит он.

- А где сейчас Лиза? – спрашивает в ответ доктор Чикк.

- Я не знаю… Может быть, вам это известно?

Пламя костра пляшет в стеклах очков, когда гость кивает головой.

- Второго раза не будет! – громко говорит Крис, - Она не погибла! Бог простил меня и отменил наказание, когда она отправилась в путь! Потому что машина разрушена… И теперь только вы один знаете, как создать ее снова! Вы – прошлое, доктор Чикк! Страшное прошлое! Снимите очки!

Чикк Кштфорс грустно улыбается и медленно снимает очки, бросив их в огонь.

- Прошлое всегда с нами… Поэтому Он никогда не простит вас…

Он поднимает голову и мы видим, что на лице доктора Чикка нет глаз… Вместо них – два белесых туманных облачка. В ту же секунду Крис хватает винтовку и стреляет в упор. Звук выстрела получается глухим и длинным, пламя медленно вытягивается вперед, становясь ослепительно ярким. Свет поглощает фигуры собеседников, оставляя лишь контуры… Затем наступает кромешная тьма.

9.

В строительной бытовке стоит стол, походная койка, длинная скамья у стены. Обстановка очень простая и грубая. На полу грязь, окурки, в воздухе плавает табачный дым. На стенах – яркие фотографии из журналов. Лиза полулежит на скамье, опираясь спиной о стену, штанина на ее правой ноге разрезана по шву. Куртка и рюкзак валяются в углу. Лиза бледна, ее глаза закрыты. Солдат в камуфляже накладывает бинт на ногу Лизы.

- Царапина. Но, скорее всего, нужно наложить швы. Промахнись Бурый на пару сантиметров – задел бы артерию.

- Он пришел в себя? – спрашивает его пожилой человек в военной форме с погонами и знаками различий.

- Ребята привели. Похоже, по затылку чем-то тяжелым, - отвечает солдат, закрепляя повязку.

Начальник охраны сердито морщится.

- Так смотреть будете – вас всех по очереди перережут. Как она пробралась через посты? Слепые вы, что-ли? Она одна, надеюсь?

- Больше ничьих следов нет.

- Приведи ее в чувство и марш на пост.

Караульный подносит к носу Лизы комок ваты, затем несколько раз ударяет ее по щекам. Лиза со стоном открывает глаза. Взявшись за воротник свитера, человек в камуфляже придвигает девушку к столу.

- Кто вы? – спрашивает военный, когда солдат скрывается за дверью.

Лиза вновь закрывает глаза, но сильный удар по щеке возвращает ее к реальности.

- Я спросил – кто вы?

- Лекка… Лекка Церсса, - вяло отвечает Лиза. Очевидно, ей совсем плохо.

- Откуда?

- Дедхайнерн. Лабораторный корпус.

- Что делали в расположении части? Зачем напали на часового? Вы хотели перейти завал?

Лиза смотрит прямо перед собой. Впечатление, что она в полусне.

- Господин Генерал…

- Я не генерал. Отвечать на вопросы! – жестко говорит военный.

- Это необходимо передать господину Генералу из Высшего Совета… Доктор Кштфорс болен, его нужно остановить… В лаборатории будет взрыв. Передайте – его нужно остановить. Найдите Дежурного Пилота… Доктор не виновен, он не мог знать, что я буду сопротивляться…

Новый удар по щеке заставляет Лизу опрокинуться на скамейку. Начальник охраны поднимает ее за воротник.

- Зачем напали на охранника и хотели перейти завал?

Лиза непонимающе смотрит на него. Перед ее глазами оказывается раздавленный в драке передатчик.

- Это ваше?

Лиза молчит. Военный выливает ей в лицо стакан воды.

- Спрашиваю еще раз. Кто, откуда, с какой целью?

Подождав ответа несколько секунд, он сильно ударяет кулаком по стене. Лиза вздрагивает. Дверь открывается и в бытовку входит охранник, который перевязывал ногу.

- На радиостанцию. Службу безопасности сюда и пусть захватят врача. Задержан нарушитель, пытавшийся проникнуть к завалу. Вы ей мозги вышибли, чепуху несет. Составьте с Бурым рапорт на мое имя – кто, где, во сколько, как задержали. Да не пишите, что он по башке получил! Совсем распустились, скоро проходной двор тут устроите! Заберите ее отсюда…

- Есть. – коротко отвечает солдат.

- Да не убейте, службу дожидаясь… Она не просто так полезла под пули… Выполнять!

Охранник поднимает Лизу и, завернув руки за спину, выталкивает ее в дверь.

Перед нами внутреннее помещение второго строительного вагончика. Толкнув Лизу на пол, солдат открывает дверь небольшой каморки.

- Маркони, встать! Бегом на радиостанцию! Запомни, связи со службой безопасности у тебя пока нет. Понял? Ровно через час связь вдруг появится, тогда вызовешь их сюда с врачом! Скажешь, что задержан нарушитель. Мы с Бурым пишем рапорт о нарушении, нам мешать нельзя. Пошел!

Низкорослый тощий солдат с ярко-зелеными погонами молча выскакивает в дверь. Охранник волоком втаскивает Лизу в следующую комнату, сажает ее на скамью и запирает за собой дверь.

- Бурый, подъем! Подарок прибыл!

Второй солдат, тот самый, который стрелял из автомата возле завала, поднимает голову от стола. Взгляд у него мутный, лицо бледное. Но когда он видит Лизу, в глазах появляется странный блеск. Затем он переводит взгляд на вошедшего.

- Фуст, оставь нас… Она кое-что задолжала мне.

- Ты уверен, что одному интереснее? – с улыбкой спрашивает Фуст, - Между прочим, мы пишем рапорт вдвоем…

- Пошел на пост! Я позову тебя…

- Что я забыл на посту, Бурый? Там скучно и мокро… Может быть, спросим, кто ей больше нравится?

Фуст поднимает Лизу за подбородок.

- Малышка, я нравлюсь тебе? Или вот этот грязный дядька, которого ты ударила по голове? Скажи нам, кого ты хочешь видеть перед собой сегодня? Всего лишь да или нет…

Бурый встряхивает рукой и в ней с щелчком открывается широкий выкидной нож.

- Фуст, отойди за дверь. Она сейчас моя.

- Бурый, неужели мы с тобой будем ссориться? Убери свой нож. А если я вот так?

Фуст достает из наплечной кобуры маленький черный пистолет.

- Нехорошо трясти оружием, Бурый. По-моему, прохладный воздух тебе только на пользу…

Последнее слово солдата исчезает в хриплом стоне, поскольку Лиза наносит внезапный удар в горло. Удар ногой в пах заставляет Фуста сложиться пополам. Бурый поднимается из-за стола.

- Молодец, лапа! - говорит он, - Бей в лицо коленом!

Но Лиза рывком опрокидывает Фуста на себя, стремясь к пистолету. Звучит выстрел, пуля впивается в деревянную стену. Бурый хватает своего товарища за куртку и отбрасывает в угол. Но пистолет уже в руках Лизы и она тут же стреляет в Бурого.

- М-м… - произносит Бурый и прижимает ладонь к животу, - Зря ты это… Убери ствол…

Бурый, скорчившись, опускается на пол.

- Ты не поняла… Ладно. Не стреляй.

- Лежать! – командует Лиза, пока Фуст возится в углу, пытаясь подняться.

Бурый достает из кармана связку ключей.

- В голову. И ключ - твой, - говорит он, - Третья машина, если считать отсюда.

Фуст внезапно поднимается на ноги, в его руке появляется нож.

- В голову, девочка… - тихо говорит Бурый.

В тот момент, когда Фуст взмахивает ножом, раздается еще один выстрел. Фуст падает. Бурый незаметно улыбается и бросает Лизе ключи.

- Готов, - морщась от боли, говорит Бурый, - Ты выиграла.

Лиза молча подбирает ключи с пола.

- Удачи, малыш! – говорит Бурый, - Больше не суйся сюда…

Лиза замечает на столе переносную рацию и изо всех сил ударяет ее о стену. Прибор отлетает в угол, где лежит Фуст.

- Простите, солдат, - говорит она и выбегает в дверь.

В темноте внезапно вспыхивают фары тяжелого военного грузовика с закрытым тентом, рычит стартер и с треском, выпустив облако дыма, запускается двигатель. Рывками, лязгая коробкой передач, машина разворачивается и, снося проволочные заграждения, устремляется по дороге. Караульный у ворот, присев, стреляет из автомата по колесам, вспышки трассирующих пуль тянутся и из кабины трактора. Но грузовик, тарахтя и вихляя, уже скрылся за поворотом…

10.

На поляне, где поселился Крис, темнота. Слабо выделяются контуры автомобиля, палатки, каких-то предметов возле нее. Чуть заметно светятся угли остывающего костра. В кустах раздается громкий щелчок, вспыхивает сияющее белое пятно. Такое же пятно, пульсируя, зажигается с другой стороны. Затем свет меркнет, превращаясь в лучи фонарей на шлемах скафандров. Голоса мы слышим так, как будто принимаем их по рации – с шорохом и треском помех.

- Коллега Мак, выходи ближе ко мне, - говорит Жабер, - Мы с тобой в том самом пространстве, путь в которое ты никак не мог рассчитать и мне пришлось делать это вместо тебя. Ты полагал, что все будет просто? Нет, это не так. Иногда и нам приходится отрывать заднюю часть тела от кресла и отправляться черт знает куда!

- Да, Учитель Жабер, я никак не думал, что сигнал исчез именно здесь!

- Впрочем, тебе это не особенно важно, ты не специализируешься по перемещениям. Но представление об этом иметь должен, хотя бы для общего развития. Это один из подопечных Дежурного Пилота. Пилот меняет им всем имена, так что мы не знаем, как его теперь зовут. По-моему, это наш знакомый ученый?

Луч света падает на бледное лицо Криса, который лежит на траве у костра.

- Да, это он… Господин Жабер, сигнал отсутствует. И мой прибор безопасности сообщает, что здесь имеется повышенный радиоактивный фон.

- Да. Вообще-то Наблюдатель несет ответственность за жизнь и здоровье этих людей, но мне неизвестны случаи, когда кто-либо из них возвращался. Для общества они давно погибли. Возможно, здесь они тоже не все остаются в живых, ведь Наблюдателей почти никто не контролирует. Исчез сигнал – и дело с концом. Но, поскольку Дежурный Пилот лично просил нас с тобой разобраться в этом деле, значит, он озабочен положением этого человека. Давай сделаем все побыстрее, у меня нет никакого желания торчать в этом пространстве.

Пока Жабер говорит, Мак уже развернул широкий светящийся предмет, похожий на веер.

- У Дежурного Пилота очень опасная профессия, господин Жабер. Это нестабильное пространство.

- Он так давно здесь, что вполне может считать себя местным жителем… Хотя иногда, вот как сейчас, у него бывают проблемы. В прошлый раз он провел в коконе почти две недели, прежде чем поле выровнялось. Действуй, Мак, мы обсудим это позже. Я хочу посмотреть, правильно ли ты усвоил то, чему я учил тебя целый месяц.

Мак склоняется над телом Криса и начинает манипулировать «веером», каким-то прибором и пучком проводов, который он вытянул из скафандра. Жабер осматривает палатку, машину, освещает кустарник вокруг поляны.

- Господин Жабер, этот человек мертв, он получил пулевое ранение несколько часов назад. Переносной прибор работает не точно, но, похоже, он сам застрелил себя. Рядом на земле лежит оружие. Следов присутствия других людей не обнаруживается.

Жабер подходит ближе.

- Вот как? Это интересно. Дай мне посмотреть.

Фигуры в скафандрах передают друг другу светящийся экран.

- Да, - немного погодя говорит Жабер, - Ты прав. Вот эта яркая область, вероятно, содержит в себе некий образ, послуживший причиной отказа инстинкта самосохранения. Дежурный Пилот предупреждал меня об этом… Конечно, это не наша забота, Мак, но не кажется ли тебе, что Дежурный Пилот проделывает над своими подопечными какие-то интересные штуки?

- Возможно, Учитель Жабер. Но я очень мало знаю об этом.

Жабер возвращает ему экран.

- Противная вещь – все эти игрушки с пространствами, - говорит он, - Куда приятнее сидеть дома и знать, что здесь никто не сможет шутить с этим… Немного сдвинь назад темпоральное поле, удали эту область, затем сделай перестановку. Мы уберем его отсюда и оставим в машине где-нибудь неподалеку. Пусть Наблюдатель разбирается сам, что тут произошло…

Мак направляет «веер» и волосы Криса окутываются зеленоватым сиянием…

11.

Милое дело… А называется дело патологическим опьянением. Пациент, даже если выпил совсем немного, внезапно сходит с ума, совершает сложные целенаправленные действия, но потом совершенно не помнит об этом. Встречается у людей, перенесших травму головы… Только что пил спирт на поляне и ждал, пока военные соизволят проверить, не остался ли кто в лагере. И вдруг – раз, прихожу в себя в машине на обочине дороги… И – ни одного воспоминания о том, как я здесь оказался… Или Дежурный Пилот сообразил, что меня забыли в лагере и перекинул меня сюда, пока я спал? Если он может перемещать машину в пространстве, так, возможно, и меня вместе с ней? Надо будет спросить. Потому что если я как-то сам добрался сюда – дело совсем плохо и алкоголь мне противопоказан в любых количествах.

Впрочем, ладно, в любом случае я рад, что выбрался оттуда. Жаль, палатка осталась… Стоп. А это что лежит у двери?

Повернувшись, я увидел что кто-то (не хотелось думать, что я сам) аккуратно собрал палатку и уложил ее на место. По-моему, я снимал пассажирское сидение… Что за чудеса? И сидение на месте… Нет, это явно требует специального расследования!

Я вышел наружу и сел в кабину. Двигатель холодный, видимо, прошло порядочно времени. По часам – полдень. Некоторое время я смотрел на пустынную дорогу, пытаясь определить, знакомо ли мне место, затем включил рацию и нажал маленькую красную кнопку.

- Господин Дежурный Пилот, я не совсем понимаю, как мне удалось выбраться из покинутого лагеря. Если это вы помогли мне, то я очень благодарен. Я постараюсь больше не попадать в подобные ситуации. Прием.

Несколько секунд стояла тишина, затем он появился в эфире.

- Мне пришлось помочь вам, Крис, поскольку в лагере стало опасно. Но вы никак не могли проснуться после того, как принимали алкоголь. Как состояние вашего здоровья?

- Хорошо, господин Дежурный Пилот. Спасибо вам.

- Не стоит благодарности, Крис. Я считаю, что вам не следует больше употреблять спирт в таких количествах. Сегодня я встречусь с вами, так как ваша вторая переносная рация утеряна. Скажите, нужно ли вам еще что-нибудь?

Я подумал несколько секунд.

- Думаю, что нет, уважаемый Пилот. Я предполагаю отправиться дальше на восток. Горная местность сыграла со мной неприятную шутку, поэтому я буду ехать, пока не спущусь на равнину.

- Хорошо. До встречи, господин Лер.

- До встречи.

Так, теперь поехали. Водные процедуры и завтрак – у первого же источника чистой воды. Хорошо все-таки быть знакомым с таким существом, как Дежурный Пилот. Когда-нибудь я приглашу его вечером к костру и попытаюсь выяснить, кто он такой. Я не любопытен, но, может быть, ему самому нужна какая-то помощь? Я привык благодарить за доброту…

Я выехал на оживленную трассу и взял направление на восток. Но не прошло и часа, как в двигателе что-то зачихало, захлопало и он замолчал. Я включил указатель поворота и свернул на обочину. Наверное, контакт распределителя зажигания, он давно износился. Неделю назад собирался сменить, в ящике лежит запасной, да все недосуг было. Да, совсем забросил машину, вот она и сердится. Сейчас поменяю. А позавтракать, кстати, можно будет и в трактире, вон он виднеется впереди.

Контакт с щелчком встал на место, двигатель обрадовано взревел, как только я повернул ключ. Подъехав поближе к кабачку, я заглушил мотор и достал бумажник. Из кармана выпала фотография. Молодая симпатичная девушка сидит за рулем…моего «УАЗа». Да, это моя машина, вот и маленькая вмятина на полуоткрытой двери. На пассажирском сидении, кажется, я…  На обороте фотографии нашлась надпись. «Крису и Лизе от Шныря, всеобщего друга!».

Голова закружилась резко, как будто тронулась и стала быстро разгоняться какая-то противная карусель. Вот и музыка заиграла, точнее, не музыка, а чей-то удивительно знакомый голос на фоне хрустального перезвона.

- Доктор Чикк! Вы издеваетесь над любимой девочкой!.. Если это второй мой экзамен сегодня, то я попробую ответить. Мотивация… На правах гостя, Крис… Любимый, я разобью молотком все оборудование… Я боюсь, Чикк. Я не хочу тебя потерять… Не уезжай, Крис… Плохо, Лекка… Очень плохо… Наше счастье – мой приз. И я не отдам его никому… Я Лиза! Лиза! Ты меня помнишь? Твоя Лиза…Мне хорошо, любимый… Поцелуй меня, когда объявят отлет, ладно?

Я тряхнул головой, зажал уши и, по-моему, закричал изо всех сил, стремясь прекратить поток галлюцинаций… Вывалился из машины и куда-то пошел, но уже через несколько шагов свалился в придорожную канаву. В глазах вращалось черное небо с пятнами вертолетных прожекторов, пламя становилось красным и поднималось вверх, Лекка (или Лиза?) удивленно и испуганно смотрела на меня из темноты, постепенно скрываясь в тумане…

- Утром я буду с тобой! Я…люблю тебя, Крис… Твой камень, доктор Чикк… Дорогой, а зачем людям дана любовь?..

- Стоять! – громко крикнул я и прижал ладони к глазам.

Головокружение постепенно прошло, голоса пропали. Подташнивало и мир казался заполненным невидимой прозрачной водой. Но, поднявшись из ямы, я уже вспомнил… Вспомнил, что меня звали Чикк Кштфорс, а мою ассистентку Лекка, вспомнил, что я создал машину, способную управлять человеческим сознанием и то, что я натворил… И как пытался, но не смог ничего исправить. Несколько минут я сидел на обочине, привалившись спиной к колесу, пока не вернулась способность мыслить.

- Лекка… - сказал я, опираясь о борт машины обеими руками, - Второго раза не будет. Я вернусь к тебе и… И расскажу обо всем, что произошло здесь, пока ты отдыхала на море…

Место неожиданно оказалось знакомым, я уже останавливался здесь, чтобы купить продуктов. Взвыл мотор, я круто развернул машину и дал полный газ.

- Ты не погибла, нет! – шептал я, - Я найду тебя! Найду и заберу камень! Я не дам тебе погибнуть дважды! Я построю машину снова и удалю свой образ из ядра! Тогда ты все поймешь… И не простишь меня никогда! Я буду смеяться и радоваться, когда взорву машину вместе с собой! Радоваться тому, что дьявол уходит обратно в преисподнюю и я… Я веду его туда! Мы идем домой!

Я говорил что-то еще, кричал и плакал, продолжая нажимать акселератор. Дорога летела навстречу. Вот промелькнул поворот в лагерь, немного погодя – обгорелый остов какого-то грузовика в канаве. Скоро поворот и я буду в городе… Боже… Дежурный Пилот!

На этот раз Дежурный Пилот стоял прямо на дороге и, словно дорожный полицейский, указывал мне на обочину. Прежде чем я подумал о том, что останавливаться не нужно, двигатель внезапно замолк. Огни на приборной панели погасли.

Я молча выбрался из машины и встал возле двери.

- Здравствуйте, Крис, - сказал Дежурный Пилот, - Вы сказали, что собираетесь двигаться на восток? Это совсем другое направление.

- Я забыл, что оставил кое-какие дела в городе. Невежливо уезжать, не закончив их.

- Ваши дела закончатся сами по себе, Крис. Пожалуйста, разверните машину. Я очень прошу вас об этом.

- Господин Дежурный Пилот, позвольте мне самому решить, как закончить свои дела. Если хотите, мы можем поехать вместе, - ответил я.

Протянув руку в кабину, я повернул ключ зажигания. Двигатель завелся. Дежурный Пилот медленно покачал головой.

- Прошу извинения, Крис.

Двигатель чихнул и заглох. Это вывело меня из себя.

- Послушайте, тюремщик, вы, кажется, превышаете свои полномочия! Я еду в город и не покину его, пока не узнаю, что случилось с моей ассистенткой! С дороги! Отправляйтесь к господину Генералу и сообщите ему, что я готов повторить свое открытие в обмен на свободу! Это очень ценная новость для него.

- Осужденный Чикк Кштфорс, отойдите от машины. Здесь вы подчиняетесь мне и никому другому. В вашей памяти произошла ошибка. Стойте, не двигаясь.

Пальцы ощутили прохладный металл… Сталь холодна и безразлична. Она одинаково хорошо делает добро и зло.

- Это вы стойте, не двигаясь, господин Дежурный Пилот, - сказал я сквозь зубы, - Передайте им также, что я нашел состояние, при котором эта ошибка будет существовать всегда! Разум сопротивляется, охраняя самое ценное, что есть внутри нас! Я меняю информацию на свободу и девушку по имени Лиза.

- Нет, - коротко ответил Пилот и поднял руку.

Пуля ударила его в грудь и фигура в черном скафандре отшатнулась. Дергая затвор левой рукой, я стрелял, продолжая нажимать и нажимать на спуск, пока не кончились патроны. Гильзы звенели, падая на асфальт. Потом я отбросил винтовку в сторону.

Тюремщик представлял собой жутковатое зрелище. Верхняя часть его туловища исчезла, точнее, перестала быть видимой, он взмахивал рукой и вертел шлемом, сидящем на пустом месте. Затем раздалось шипение и Дежурный Пилот окончательно растворился в воздухе.

Я сел за руль. Мне понадобилась целая вечность, прежде чем удалось запустить двигатель. Машина была в порядке, просто дрожащие пальцы никак не могли удержать ключ…

12.

Кухня в доме Лизы. Доктор Чикк, стоя прямо в куртке и ботинках, обнимает прижавшуюся к нему хозяйку дома. Лиза плачет от радости.

- Боже, наконец-то я дождалась! Я уже не надеялась увидеть тебя! Милый… Как ты?

- Ну, все, все… Я здесь. Я пришел. Я в порядке… А ты? Где твоя рация? Я не мог связаться с тобой…

- Наплевать на рацию… Главное – ты здесь! Я чуть с ума не сошла, сидя тут одна!

- Теперь ты не одна. Я с тобой… Времени очень мало, Лиза… Я хочу кое-что рассказать тебе.

- Что? Рассказывай скорее!

Чикк ласково гладит Лизу по волосам. Его пальцы натыкаются на шнурок с камнем. Тогда он осторожно берется за шнурок и снимает камень с ее шеи.

- Посмотри…

Камень, бывший гладким и прозрачным, теперь потерял свой блеск. Он сильно потемнел, в глубине появились трещины. Мутно-серое стекло больше не отражает свет.

- Ой… Что с моим камнем? Вернее, с твоим камнем, Крис. Неужели я случайно уронила его?

Доктор пристально разглядывает камень.

- Нет, Лиза. Просто камень больше не нужен нам с тобой. Беги, приведи себя в порядок, а я сниму куртку. У этой вещи длинная история… А еще я очень хочу твоего фирменного кофе. Я не пил его целую вечность…

Ставни закрыты, поэтому в комнате стоит полутьма. Уютно светит небольшой оранжевый торшер. Доктор Чикк и Лиза сидят на диване, сбоку на маленьком столике дымятся кофейные чашки. Лиза положила голову на плечо доктора. Ее лицо спокойно и задумчиво, но Кштфорс не замечает этого.

- В конце концов я понял, что не могу ответить на любовь Лекки, - негромким голосом продолжает Чикк, - Ведь любовь была вызвана моей машиной… Как можно наслаждаться искусственно созданным чувством? Созданным за одну ночь… Она любила меня со всей нежностью и силой, на которую была способна. Искренне… Мне показалось, что в любви ко мне она потеряла саму себя, превратилась в часть меня, которую нельзя отбросить. Она не замечала, что не вызывает во мне ответных чувств…

- Бедная девочка… - шепчет Лиза.

- Я обманывал, делал вид, что любовь взаимна. Иначе Лекка погибла бы… Ведь на самом деле я очень тяжелый человек, Лиза. И я видел, как мучилась моя ассистентка, когда у меня не получалось сдержать эмоции. Ведь вначале я относился к ней, как к лабораторному животному. Объекту, эксперимент над которым оказался удачным… Она строила планы. Оберегала мое здоровье и старалась отвлечь меня от работы. Она заботилась не о себе…

Лиза незаметно вытирает слезы.

- Да, Лиза, я просто принимал ее любовь и наблюдал за изменениями. Позже пришло ощущение боли. Я вдруг начал чувствовать ее боль… Особенно тогда, когда кричал на нее в раздражении, если что-то не получалось. Еще ужаснее было видеть, как Лекка прощает мне мои выходки. Лиза, она не замечала, что я не люблю ее... Я просто ненавидел Лекку, как будто она оказалась виновна в том, что мне больно на все это смотреть. Я украл любовь, но это не принесло мне счастья… Как будто я получил награду за то, чего не сделал. И не потому, что это когда-то выяснится, нет, страха расплаты не было. Кто бы наказал меня за мое открытие? Наоборот, его приняли бы с радостью и дали очередную премию. За то, что я подчинил себе человеческую душу. Я потерял уважение к себе, Лиза.

Несколько долгих секунд стоит тишина.

- Ты полюбил Лекку, Чикк, - тихо говорит Лиза.

- Да. Я понял, что ее счастье фальшиво и на самом деле это зло… И решился на повторный эксперимент. Нужно было удалить мой образ из ее памяти и тогда любовь должна прекратиться. Все вернется на свои места. Лекка станет прежней, настоящей… Но я не учел одной простейшей вещи. Разум Лекки, та часть его, которая хранится в глубинах сознания, встал на защиту ее любви. И сила сопротивления превысила силу машины.

- Лекка погибла?

- Лекка… - Чикк Кштфорс тяжело вздыхает, - Она отдала все силы на борьбу с машиной, защищая свою любовь ко мне. Любовь к человеку, который, не задумываясь, использовал свою ассистентку в качестве опытного образца… Она умерла через несколько минут после взрыва. Я был серьезно ранен и полагал, что не выживу, но они же знали, кто я такой… Ценный ученый. Поэтому приложили все силы, чтобы спасти меня. Потом был суд, я просил смертной казни, а Высшему Совету было очень интересно узнать, что я изобрел.

- Ужас… Ты не сказал им? – обеспокоенно спрашивает Лиза.

- Нет. К счастью, оборудование лаборатории сгорело дотла.

- И тебя отправили сюда? В наказание?

- Предварительно, я полагаю, уничтожив воспоминания о всей прошлой жизни. Как видишь, память вернулась. Наверное, я не заслуживаю смерти…

- Не говори так. Ведь теперь ты понял, что был неправ?

- Все не так просто… - отвечает доктор Чикк, - Дежурный Пилот… Он наблюдает здесь за такими, как я. И он очень не хотел, чтобы я ехал к тебе. Я дал ему понять, что все вспомнил… Лиза, я предложил ему сообщить об этом Генералу. Взамен я просил встречи с тобой.

- Что? Зачем ты сказал ему?

- Мне нужно было увидеть тебя, Лиза. Любой ценой. Потому что камень…

- Потому что ты любишь меня, Чикк, - быстро отвечает Лиза, - Потому что я вернулась с моря и нашла моего любимого в тюрьме. Потому, что в камне содержалась душа Лекки, которая теперь растворилась во мне.

- И твоя любовь – это любовь Лекки… Она искусственна. Вызвана не мною, а моей машиной. Я построю машину вновь и верну все на свои места. Лекки больше нет… И эта странная игра наконец-то закончится.

- Нет, дорогой. Я опять буду сопротивляться. Теперь моя любовь взаимна и я тем более не отдам ее никому! Ты говоришь, что Лекки больше нет? Вот уж кого нет, так это Крыса и Зилли! Они так и погибли в лаборатории… Но я, кажется, помню, где купила кольца…

Доктор Чикк вздрагивает и резко встает с места.

- Лекка? Но…

- Имя Лиза нравится мне больше, милый. Ну, что же ты вскочил? Разве ты не рад мне?

Кштфорс широко открытыми глазами пораженно смотрит на Лизу. Затем, по своей старой привычке, задумчиво берется пальцами за подбородок. Лиза смеется.

- Любовь побеждает смерть, Чикк. И любую машину. Поэтому она и отличает человека от всего остального. Теперь ты понял? – улыбаясь, говорит Лиза.

- Да… Какой же я идиот…

Сзади тихо скрипит дверь.

- Добрый день, доктор Кштфорс и Елизавета, - приветствует Дежурный Пилот, - Простите, если я помешал вашему разговору.

Лиза моментально запускает руку под диванный валик и направляет пистолет на вошедшего.

- Лекка, это бессмысленно… Убери пистолет. Откуда он у тебя? - говорит доктор Чикк.

- Меня зовут Лиза, Чикк… Дежурный Пилот, что вам нужно?

- Я пришел за осужденным Чикком Кштфорсом. Он пойдет со мной.

Лиза кладет пистолет на столик.

- Господин Дежурный Пилот, мы возьмем с собой эту девушку. Иначе вы не получите моего открытия, - говорит доктор Чикк.

Дежурный Пилот невозмутимо качает черным непрозрачным шлемом.

- Мне не требуется ваше открытие, доктор Чикк Кштфорс. И я не собираюсь ничего сообщать Высшему Совету. Я помещу вас в лабораторию, где ошибка вашей памяти будет исправлена.

- Что вы себе позволяете, Наблюдатель? Речь идет об открытии государственной важности!

- Простите. Меня это не интересует.

Доктор Чикк делает движение, как будто хочет подойти к Дежурному Пилоту. Но с дивана поднимается Лиза и встает между ними.

- Мужчины, прекратите. Господин Дежурный Пилот, можно, мы хотя бы допьем кофе наедине? Потом он отправится с вами, а я пойду сдаваться местным властям.

И продолжает, обращаясь к доктору:

- Подожди, дорогой, послушай меня. У нас нет другого выхода. Но ведь Дежурный Пилот ничего не сделает с моей памятью! Я же местная жительница! Нам с тобой предстоит долгая разлука… А потом я найду тебя, Чикк. Ты забудешь меня. Но любовь в тебе сохранится!

Лиза весело улыбается, но на глазах ее слезы.

- Вот будет здорово, ты влюбишься в меня снова!

Взгляд доктора Чикка, еще несколько секунд назад бывший жестким и раздраженным, постепенно теплеет. Он становится одновременно и радостным и виноватым и каким-то потерянным.

Лиза, мягко улыбаясь, поворачивается к Дежурному Пилоту.

- Пилот, посторонним неприлично присутствовать при таком разговоре. Отвернитесь хотя бы… Неужели вам не стыдно? Присядьте на кухне и возвращайтесь через пять минут. Мы никуда не денемся.

- Но… Почему? – в голосе Дежурного Пилота наконец-то появилась едва заметная растерянность, - Зная заранее, что отношения не имеют перспективы, вы стремились друг к другу. Вы нарушали закон, совершали преступления. Вас, Елизавета, ждет тюрьма, а вас, доктор Чикк – уничтожение личности и вечные скитания. И все это ради возможности пообщаться недолгое время? Где же логика?

Лиза обнимает любимого и они вместе садятся на диван.

- Вы никогда не поймете этого, господин Дежурный Пилот, - говорит Лиза, держа руку доктора Чикка в своей руке, - Это любовь, она не подчиняется логике. Я опасаюсь появления полиции и поэтому нам совсем некогда объяснять вам что-то. Оставьте нас вдвоем, я сама прослежу, чтобы доктор Чикк Кштфорс не причинил мне вреда.

Но Дежурный Пилот неуклюже отодвигает стул от стола и садится на него. Стул жалобно скрипит, одна из его ножек подламывается и фигура в скафандре с грохотом падает на пол, смахнув со стола вазу с высохшим букетом полевых цветов. Доктор и Лиза с трудом сдерживают смех, но смех прорывается сквозь сжатые губы и словно освещает комнату.

- Простите, господин Дежурный Пилот… - наконец говорит доктор Чикк.

- Напрасно извиняетесь! – отвечает Дежурный Пилот, - Эти цветы вокруг меня напоминают кладбище…

Влюбленные опять взрываются хохотом. Но этот смех внезапно превращается в удивленный возглас.

Сидя на полу, Дежурный Пилот поднимает руку и что-то нажимает на шлеме. В тот же миг черное стекло с жужжанием сдвигается вверх и мы видим смеющееся лицо пожилого человека с усами и бородкой. Лицо знакомо нам. Это тот самый человек, которого мы видели в кабинете доктора Чикка однажды вечером.

- Здравствуйте, ребята, - негромко говорит он самым обычным голосом, - Можно в гости?

- Папа! – Лиза срывается с дивана и прыгает в объятия толстых перчаток, - Папочка!

- Лекка… Дочка моя потерянная! Пусти, что это за гость, если он валяется на полу?

Через несколько минут тяжелый скафандр Дежурного Пилота уже снят и лежит на полу, а сам отец Лекки, в простом сером комбинезоне со множеством карманов, сидит за столом и пьет кофе с засохшими булочками. Доктор Чикк и Лиза по-прежнему рядышком на диване.

- Я узнаю твой кофе, Лекка, - говорит Дежурный Пилот, - Ты готовила его, когда я прилетал домой на короткий отдых. И все-таки я был уверен, что ты не погибла… Что это все какая-то плохая шутка… Я умолял Психолога и Генерала сделать темпоральную перестановку, валялся у них в ногах, но все было напрасно. Однажды я увидел сон, в котором доктор Чикк принес мне мою дочь на руках… «Она жива?» - спросил я. «Да», - ответил он, - «Она стала другой». И я понял, что доктор вернет ее мне. Да, внешне Лекка выглядит немного по-другому, но я слишком долго отсутствовал и она выросла… Это моя дочь.

- Она просто сменила имя, господин Дежурный Пилот, - отвечает доктор Кштфорс, - И у нее испортился характер. Все, в чем наблюдалась нехватка, теперь превышает норму. Хотя, может быть, это и к лучшему… Лиза, побудь на кухне несколько минут? У нас есть секреты от тебя.

- Да, Чикк. Только не долго. Я скучаю.

Лиза выходит на кухню и закрывает за собой дверь. Доктор Чикк подсаживается к столу.

- Господин Дежурный Пилот, я очень рад. Если только вы действительно говорите то, что думаете. Но работа есть работа и закон есть закон. Прежде чем я вновь потеряю свое имя, у меня есть последняя просьба.

Дежурный Пилот поднимает взгляд от стола.

- Я слушаю вас, доктор.

- Лизе будет тяжело, когда мы расстанемся. Это очень серьезные и длительные страдания. Сам я не почувствую этого, ведь память будет уничтожена. Я прошу вас, удалите все воспоминания обо мне из ее памяти. Хотите, я сам поговорю об этом с Психологом? Мы были знакомы с ним …

Дежурный Пилот молчит. Потом опускает взгляд.

- Господин Кштфорс, вы любите мою дочь?

- Люблю. Потому я и прошу у вас сделать это. Она многое потерпела в жизни, пусть начнет все сначала. Лекка взрослая девушка и найдет свое место в жизни. Больше я ничего не прошу у вас.

- Я понял вашу просьбу, Чикк Кштфорс. Но не могу обещать ее выполнения.

- Само собой… Но, пожалуйста, используйте любую возможность…

- Хорошо, доктор Чикк. Теперь идите на кухню и скажите Лекке, что я зову ее к себе.

13.

Лиза поцеловала меня и отправилась в комнату разговаривать с отцом, а я ощутил вдруг такую усталость, что сел к столу и привалился спиной к стене. Наверное, должны быть какие-то мысли… Но их не было. Да, я сделал все, чтобы секрет машины ушел вместе со мной. Дежурный Пилот понимает, насколько это опасно. Он будет молчать. Ошибку памяти исправят. Или мне все же сообщить, что я готов собрать машину, но вместо этого устроить большой взрыв и сгореть в пламени? Да, это будет вернее… Что, если мой разум будет сопротивляться?

Лиза, очевидно, наводила здесь красоту и забыла на столе косметичку. В моем кармане обнаружился смятый бланк первичного осмотра пострадавшего в очаге поражения. Мы заполняли такие на военных учениях. А на подоконнике я нашел карандаш.

- Лиза. Я не знаю, где ты сейчас и сколько прошло времени с тех пор, как мы расстались. Я счастлив, что ты не можешь сейчас понять, кто написал это письмо и тебе ли оно адресовано. Поверь, я очень счастлив. К сожалению, я не могу сказать тебе, существую ли я в данный момент и если да, то где. Но одно могу сообщить точно. Я люблю тебя. Чтобы понять что-то, иногда не жаль целой жизни, но мы никогда ничего не поймем, если не будем искать. Если не будем думать и пробовать. И если не научимся ждать. Мы сделаем ошибку, да, это обязательно будет, но не ошибается только тот, кто ничего не делает. Позже мы станем другими и поймем, что никакой ошибки не было. Просто жизнь показывает нам, что условия изменились. Так что смотри на мир своими огромными глазами, будь собой и пробуй. И еще. Если я все-таки где-то есть, знай, что я рядом. И ничего не бойся.

Я не поставил подписи. Осторожно свернув листок, надрезал ножницами подкладку сумочки и спрятал его туда. Когда-нибудь Лиза обнаружит письмо и прочтет его.

Дым сигареты потянулся в форточку. Я еще ни разу не курил здесь, только на крыльце. Но ведь Лиза сказала, что я должен чувствовать себя, как дома…

Эпилог.

Сегодня в лаборатории включен яркий свет. Огромные странные аппараты издают гудение, перемигиваясь огнями сигнальных ламп. Где-то стрекочет печатающее устройство.

- Нет, Мак, ты опять не прав! – говорит Жабер, склонившись к экрану на пульте, - Ты не улавливаешь главного, потому что вечно сомневаешься в своих знаниях!

- Просто я подумал, господин Жабер, что в подъемной камере находится не муляж, а настоящий человек. И представил, что он сейчас испытывает…

Раздается мелодичный сигнал. На вспыхнувшем экране появляется фигура Дежурного Пилота.

- Скажи ему спасибо! – Жабер нажимает кнопку замка, - Иначе я сейчас вышвырнул бы тебя из лаборатории!

- Добрый день, господин Жабер и господин Мак! – приветствует их Дежурный Пилот.

- Здравствуйте, господин Дежурный Пилот! – отвечает Мак.

- Вы редкий гость в наших краях, господин Дежурный Пилот! – говорит Жабер, - Как поживаете?

- Плохо. Очень плохо, господин Жабер!

- Что случилось?

- Меня беспокоит осужденный Чикк Кштфорс. Вы настолько некачественно выполнили свою работу, что его воспоминания периодически прорываются! Мало того, последняя перестановка, произведенная вами по моей просьбе, вызвала прорыв всей личности преступника! Господа, означает ли это, что я чем-то обидел вас?

- Нет, господин Дежурный Пилот, поверьте, вы ничем не обидели нас. Я не могу понять, в чем причина такого явления… - удивленно отвечает Жабер.

- Я тоже считаю, что это случайность. Поэтому я и обратился непосредственно к вам, а не к вашему руководству. Чикк Кштфорс ожидает в боксе.

- Конечно, мы сейчас же узнаем, в чем дело. Мак, приведи и подготовь Кштфорса.

Мак скрывается за дверью.

- Жабер, прекратите свои шутки с моими людьми, - тихо говорит Дежурный Пилот, - Иначе я буду привозить вам некачественные сувениры.

- А вы, Дежурный Пилот, не требуйте невозможного, - в тон ему отвечает Жабер, - Что с вашим голосом?

- Простудился, пока ждал стабилизации поля…

- Чикк Кштфорс на подъемнике, - сообщает голос Мака из динамика на пульте.

Жабер нажимает несколько кнопок и на круглом экране появляется…Лиза.

- Ну, и что это такое? – с ироничной улыбкой спрашивает Жабер, - Ваш подопечный влюблен? Тогда странности в его поведении неудивительны.

- Пусть странности вас не беспокоят, господин Жабер. Этот образ принадлежит новой личности, носящей новое имя. Нам нужно уничтожить прежнюю личность. Образ обязательно должен остаться неизменным! Я буду очень, подчеркиваю, очень благодарен вам за качественную работу!

- Хорошо, хорошо, господин Дежурный Пилот! – посмеивается Жабер, - Неужели мы когда-то не понимали друг друга? Я вызову вас по громкой связи…

- Договорились, господин Жабер! – кажется, что в голосе Дежурного Пилота звучит плохо скрытое торжество.

Жабер тоже замечает это. Он оборачивается, но видит только спину Дежурного Пилота, направляющегося к двери. Жабер удивленно качает головой и нажимает кнопку переговорного устройства.

- Мак, выйди из камеры. Начинаю подъем!

Дежурный Пилот, очевидно, забыл, где находится кнопка замка. Он беспокойно оглядывает дверь. Стекло его шлема внезапно поднимается и мы видим, что там – радостное и немного испуганное лицо Лизы. Кнопка, наконец, найдена, и дверь начинает сдвигаться в сторону.

- А все-таки я победила! – шепчет Лиза и закрывает шлем.

Но вместо коридора дверь открывает нам темноту. По экрану плывут титры…

Послесловие.

Компьютер мелодично попрощался со мной и экран погас. В пепельнице дымилась забытая сигарета. Я обнаружил, что все еще смотрю в темный экран и улыбаюсь чему-то. Чему? Тому, что добрался до конца дороги?

Ночь нынче теплая. Я открыл окно и вдохнул свежего воздуха. Появилось желание выйти прогуляться… А, кстати, не пойти ли на вокзал? На следующей неделе нужно будет съездить в Питер, повидать коллег, новости узнать… Решено – я иду за билетом!

Приятно брести в темноте по ночному городу… Слабый ветерок холодит уставшие глаза, успокаивает мысли. Книга закончена. Можно опустить занавес и включить свет. Наверное, это была репетиция, поскольку в зале пусто… Нет, мне почему-то не хочется присутствовать на премьере. Боюсь? Устал? Не пойму. Кто-нибудь из друзей позвонит и расскажет, как все прошло.

Я купил билет. На вокзале пустынно, люди спят в креслах. Они ждут утреннего поезда. Покурю и отправлюсь обратно. Голова немного отдохнула и проветрилась, сон будет крепким. Немного обидно, что в конце пути жизнь не предложила мне ничего – ни апельсинки, ни грязной канавы. Я громко пожелал доброй ночи сонной продавщице в ларьке и попросил большой оранжевый апельсин и бутылку пива.

Под фонарем возле здания вокзала молодой человек и девушка оживленно спорили между собой, вертя во все стороны карту города. Я курил в тени, слушая названия знакомых улиц. Потом подошел.

- Доброй ночи. Простите, что вмешиваюсь, но вы неправы оба. Вы, доктор, заедете в тупик, а ваш вариант, Елизавета, закончится блужданием по частному сектору.

Оба удивленно повернулись ко мне.

- Добро пожаловать в Ярославль! – воспользовавшись их замешательством, я вручил Лизе апельсин, а доктору (как его сейчас зовут?) бутылку пива.

- Мы не знакомы с вами, уважаемый… - сказала Лиза, переводя взгляд с апельсина на меня.

- Меня зовут Андрей. Не удивляйтесь, откуда я знаю вас. Просто знаю. Коллегу зовут Крис?

Крис удивленно кивнул головой.

- Да, я Крис, - сказал он, - Вы тоже врач?

- Конечно. Но меня интересует вот что – Дежурный Пилот тоже переселился с вами в данное пространство или остался там?

Похоже, я вогнал своих собеседников в состояние ступора.

- Кто вы, Андрей? – пришел в себя Крис.

- Я? Честно говоря, сам не знаю, кто я в этой истории. Но, в общем, я ваш друг. Пойдет?

Крис и Лиза переглянулись.

- Кстати, у меня есть идея, - добавил я, - Вы оба устали и думаете медленно. Предлагаю поехать ко мне и отдохнуть. Вы все еще на «УАЗе»? Я живу недалеко отсюда.

- Поехали, - сказал Крис после паузы, - Это становится интересным…

- А вы расскажете, откуда вы нас знаете? – спросила Лиза.

- Ну, хорошо, - согласился я, - Кое-что вы услышите…

Сидя на фельдшерском сидении и указывая дорогу, я замышлял тяжкое преступление. Нужно найти косметичку Лизы и похитить из-за подкладки маленький листок бумаги. А то ведь найдет…

КОНЕЦ.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg