«В любви и боли. Противостояние»

В любви и боли. Противостояние (fb2) - В любви и боли. Противостояние [Том 1] (В любви и боли - 2) 4387K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Евгения Владон

В любви и боли

Книга Вторая (Часть вторая)

Автор: Евгения ВЛАДОН

Аннотация

Нет, у мести не бывает сроков хранения, но чем острее желание отомстить, тем глубже и изощреннее фантазии палача. Насколько далеко он готов зайти в своей неутолимой жажде, чем не побоится пожертвовать ради достижения всех своих одержимых идей, и как долго он готов вести игру, исход которой не известен даже ему?

Во что выльется десять лет ожидания для его ничего не подозревающей жертвы? И будет ли это просчитанной до самого последнего шага искусной игрой виртуозного мастера, а не новой черно-бело-красной жизнью обоюдного безумия?

Есть ли у реальности пределы, и если да, как узнать, когда именно ты их перешёл? Есть ли у боли свои границы и насколько сильна твоя ненависть, чтобы воплотить в жизнь все свои одержимые желания, вложить всю силу своей жажды мести в каждый проделанный тобою шаг. Как глубоко ты хочешь завести в этот черно-кровавый мрак свою безвольную жертву, и готов ли ты сам погрузиться в ее бездну без шанса на возврат?

Предупреждение: В книге присутствуют сцены «шокирующего» эротического содержания 21+, тяжёлый психологический (эмоциональный) контекст, нецензурная лексика, очень много-много текста и описаний.

Книга выкладывается в своём черновом варианте только для ознакомления. Автор не проводил глубокой редакции и корректировки текста, поэтому он заранее приносит извинения за возможные ошибки, ляпы и т.п.

Все права защищены ©Евгения Владон

ТОМ ПЕРВЫЙ

Вместо пролога

ШАГ 3:01

Когда в последний раз я ощущала себя настолько счастливой и… отупевшей до невозможности?! Не хочется вспоминать, но, наверное, даже не несколько месяцев назад, а практически 11 лет назад! И неужели прошло столько времени? Невероятно! Я думала… в аду время останавливается, и каждый пройденный день идёт в расчёте за неделю, если не больше… Твой ад мне стоил всех десяти лет от и до, Дэнни… так неужели же он закончился? Неужели твой новый взгляд и этот поцелуй наконец-то всё изменили? Неужели я снова… могу ощущать себя живой рядом с тобой, и у меня впервые за столько времени появилось когда-то на хрен вырванное твоей рукой чувство слабой надежды? Ты действовал слишком грубо и поспешно, тебе так не терпелось меня унизить, растоптать, размазать по асфальту, что в какой-то момент потерял бдительность вместе с хвалёным хладнокровием нейрохирурга, чьи руки никогда не дрожат? Забыл зачистить и аккуратно зашить рану? Осталось несколько кусочков и корешков? Именно они и дали свои первые слабые ростки?!..

Я действительно это чувствую, или у меня переизбыток эндорфинов в мозгах?

А может тебе-таки удалось, ты добился своего, и я просто сошла с ума? Меня глючит, у меня незапланированный провал в ванильно-розовый транс, мне захотелось сегодня примерить несколько костюмчиков от героинь Мэг Райан? Ах, да, ты же впервые САМ мне разрешил одеться в то, во что я захочу САМА! Ещё один невообразимый щедрый жест от моего беспощадного господина и хозяина?

Fuck! Впервые за столько времени хочется расхохотаться над всеми этими эпитетами. Реально, я перепила! Мне нужна хорошая звонкая затрещина или… я сделаю всё возможное, чтобы больше никогда не терять этих сумасшедших офигительных ощущений!

Но ты ведь улыбаешься, твою ж мать, не так, как обычно! От твоей улыбки больше не хочется забиться в уголок и не зажмуриться что дури, до болезненной рези в глазных яблоках. В твоём взгляде что-то совершенно новое или… это моё разыгравшееся воображение?

Сколько нужно времени, чтобы полностью перекроить восприятие и ощущения определённого человека, сделать его совершенно другим, абсолютно… вывернутым практически на изнанку?! У тебя это получилось? Почему мне до сих пор кажется, что возврат не возможен, что прежней меня уже никогда не будет, даже если я захочу остаться… сама!

А я захочу?!.. Fuck!

Меня реально ведёт! Не могу поверить… мне это всё снится?! А может… последние месяцы тоже были моим кошмаром? Может меня погрузили в гипнотический транс и заставили поверить в образы и действия, которых никогда не было?

-…Ты хорошо поела? Больше ничего не хочешь? Может сока или кофе?

- Шутишь? Я сейчас лопну! Чёрт, я действительно давно столько не ела! Как оно в меня всё влезло?.. Ты хоть успел сосчить сколько было блюд?! Не меньше дюжины, ей богу!

Расплываюсь в идиотской улыбке. Мне и вправду так легок и… хочется летать, не смотря на тяжесть в желудке? Надеюсь, обойдётся без несварения, тем более за такие бабки!

- Разве не ты смеялась над размерами порций, или тебя нужно было свозить на шведский стол на корпоративную вечеринку к Сэм?

Упоминание о Саманте слегка отрезвляет разомлевший разум.

Дэн, что ты делаешь, что случилось, чёрт возьми? Почему ты сегодня весь такой?..

И что со мной опять происходит? Определённо, я сошла с ума! Я готова простить тебе всё, только за эти ускользающие мгновения, за … столь невыносимое ощущение близости, такое… родное и желанное… за непреодолимую тягу обнять тебя, прижаться, закрыть глаза и наконец-то позволить себе забыться! Не вспоминать и не думать! Только чувствовать и только тебя, твоё сильное тело, твоё тепло, подминающую волю, размеренный стук сердца в твоей груди!.. Fuck!

Но я стою возле твоего шикарного Audi A7 Sportback, цвета Brilliant Black, под стать большей части всех твоих вещей, под стать тебе самому и… с идиотской пьяной улыбочкой на губах позволяю поправлять на себе шарф и лацканы чёрного полупальто. Твоя естественная забота, движение и ощущение твоих рук и пальцев в чёрной коже перчаток уже не кажутся такими обязательными и подавляющими, как раньше. Мне действительно чудится, что ты ухаживаешь за мной, как за глупой несмышлёной девочкой, которой сегодня прощают любые капризы и даже не наказывают за плохое поведение? И почему мне это так чертовски приятно осознавать и чувствовать?

Нет, впервые я хочу смотреть в твоё лицо и не отводить в сторону взгляда! И я хочу растянуть это в вечность… так как меньше, чем через час, я буду вспоминать об этом с пережатым горлом, с желанием вырвать это грёбаное чувство через крик, во всю глотку!

Неужели я так и буду теперь всё время бояться проявлять инициативу? Ты ведь уже однажды наказал меня за подобное. Но разве… поднять руку и провести подушечками пальцев по твоему лицу – это большое преступление против священных правил Дэниэла Говарда Мэндэлла-младшего? Когда я вообще делала такое в последний раз? И когда в последний раз я видела тебя таким… если видела вообще?

Уличное освещение ночного города с ярким светом огромных окон ресторана напротив, безупречным светофильтром очерчивают спокойное сосредоточенное лицо стоящего передо мной мужчины, засвечивая гладкую кожу до более бледного оттенка. Идеальная прическа идеальной укладки пепельно-каштановых волос, идеальные чеканные линии рефлексов и теней на идеальных чертах, губах, в глазах… цвета крепкого бурбона. Чёрт, почему ты мне кажешься совершенным именно таким и сейчас, а не 10 лет назад? Ведь твои черты стали резче, если не грубее – никакого намёка на юношескую припухлость и изнеженность мягкой кожи, будто кто-то взял и отшлифовал всё лицо по каждой линии и изгибу, срезав излишнюю чувствительность и уязвимость.

Я однозначно ненормальная или давно спятила! Я же должна тебя ненавидеть, искать причины с поводами вырваться, сбежать, натравить на тебя команду психиатров, орать в это лицо благим матом за то, что ты уже практически вывернул меня на изнанку и выпотрошил, осталось только выдубить и высушить… А вместо этого стою и... тайно ожидаю, что страшная сказка завершится исходом на счастливый конец?.. Сейчас заиграет Пучини, ты возьмешь меня на руки, и мы закружим в страстном танце по мостовой, подобно Страйзенд и Бриджесу? Элл, бога ради, не смеши своих тараканов!

Меня пробивает на смех. Ну же, моя свободомыслящая коварная пифия, каков твой вердикт на ближайшие пару часов? Чего молчишь, или таки заткнулась, не выдержав столь шокирующих нестыковок с изображениями в своем хрустальном шаре?

- Ты уверена, что больше ничего не хочешь? - нет, Дэн, я уже ничего не хочу, только... назвать тебя по имени, закрыть глаза и сомлеть на твоей груди!

Меня слегка шатает и ведет, особенно от прикосновения твоих пальцев, пусть даже в этих гребаных черных перчатках. Сделай это еще раз! Проведи ими по контуру моего лица, заправляя локоны волос за плечи, убирая непослушные пряди со скул и шеи за спину. Да, мне впервые нравится и не хочется, чтобы ты останавливался! Впервые не хочу напрягаться, в ожидании чего-то неопределенного - или ты стянешь их в жгут, или вплетешь в веревку стального крюка с насадкой для... Черт! Элл, нашла время для "приятных" воспоминаний!

- Может хочешь в туалет?

Бл**ь, Дэн, прекрати! Я что, не успею дотерпеть до твоей квартиры?

- А мы куда-то еще собираемся?

Неужели я жду от него что-то ещё? Что, чёрт?! Что именно?! Что он скажет что-то особенное или… сделает?..

- Да! Нам добираться почти целый час! – чуть поддаётся вперёд, чтобы… поцеловать… нет, прикоснуться-прижаться сухими губами моего пока ещё горячего лба. – Садись в машину, Элл, раз не можешь определиться.

Что это было? Меня снова парализовало… ненадолго. Верней долбануло шоковым разрядом в тысячу вольт то ли от его слов, то ли от хозяйского жеста – поцелуя в лоб. Накрыло вибрирующей волной удушающего жара с феерическим взрывом адреналина во всей кровеносной системе. Нет, нет, нет, пожалуйста, только не это! Только не сегодня и тем более не сейчас! Сколько можно?!..

Элл, серьёзно, ты реально думала, что что-то изменилось?! Что ОН изменился или его желания на твой счёт?! – Заткнись, бл**ь, заткнись! Почему тебе обязательно надо выползти именно в такой «подходящий» момент?! – Элл, очнись, посмотри где ты и… что ты!

Господи, нет! Когда же это закончится?! Когда тебе САМОМУ всё это опротивит и встанет поперёк горла?!

- Элл, не тормози! Время не ждёт! – да, конечно, опять знаки внимания с контекстом подавляющих жестов единоличного хозяина и владельца. Для других это всего лишь один из элементов игры, но только не для тебя! Твои правила никогда не были ни игрой, ни поверхностными намёками на игры, ты знал и знаешь, чего хочешь до самого последнего движения или слова… Fuck! Как я могла не заметить?.. Твои губы – плотную линию идеально очерченных изгибов с контрастным окантом жёсткой тени и рефлекса. Ты больше не улыбался.

Нет, это не я иду в сторону переднего пассажирского сиденья ауди, это ты меня ведёшь и подталкиваешь, придерживаешь за предплечья, будто я и в самом деле вот-вот сорвусь с места, припущу со всех ног в неизвестном направлении… Интересно, если бы я сделала такое, ты бы побежал за мной? И как далеко бы мне удалось убежать? И это по любому не было бы никакой игрой!.. Как впрочем и сейчас, как и во все другие дни, за всё то время, что я пробыла в этом грёбаном городе… в твоём городе, Дэнни! Скажи, я сделала хоть что-то, чего ты не знал, не предвидел, не просчитал, не запланировал?.. Её богу, ты наверное даже знал, когда именно я взбрыкну и как, или попробую сделать-сказать что-то наперекор. Иначе как ещё можно расценить твоё неожиданное появление в самый последний момент в твоей квартире, куда ты не собирался возвращаться раньше, чем утром следующего дня? Хочешь заверить, что почувствовал что-то? Некие позывные в своём зашитом до самого подбородка хитиновом панцире непробивного экзоскелета?.. Ты всё ещё подключён ко мне? Всё ещё окутываешь своими невидимыми щупальцами сверхчувствительной ментальной частоты?

Нога подворачивается где-то за пару шагов до приближающейся дверцы. И куда бы я побежала на таких ногах, особенно сейчас? Я же практически не чувствую собственного тела! Только одного тебя! За своей спиной, на своих плечах… твой противоударный щит, купол накрывший меня со всех сторон, отрезавший от всего, что не угодно лишь ТЕБЕ, кроме тебя самого!.. Разве такое возможно? Разве… жизнь другого человека может заменить твою собственную, стереть до основания твою сущность, твою личность, тебя всю до последнего атома?!

Неужели я всё ещё пытаюсь сопротивляться и надеяться? Ловить в твоих движениях и выражении лица что-то, что облегчит и сведёт на нет забившуюся в судорожных конвульсиях запаниковавшую пифию. Слишком темно и сумеречно, чтобы успеть считать с твоего лица хоть что-то, то, что даст зацепиться хотя бы за тончайшую ниточку, за слабую надежду моим так не вовремя проснувшимся желаниям или снять преждевременные страхи необоснованным предчувствиям. Слишком споен, слишком невозмутим и сдержан. Лицо – гранитная маска неуязвимого бога, который не чувствует ничего, кроме приближения необратимых минут неумолимого фатума, созданного и прописанного до последней точки твоей собственной рукой и волеизъявлением. И ты не захочешь изменить ни одной цифры, ни одного кирпичика, не переставить местами ни одной молекулы с атомом в бесконечном полотне физического и временного пространства Вселенной, где царят лишь твои законы и твои правила.

И именно сейчас ты заполняешь собой всё! Пока ещё не меня, нет, а эту грёбаную реальность, этот мир и это пространство. И я снова начинаю медленно сходить с ума от неопределённых чувств и желаний. Я знаю и ощущаю, что ты скоро опять накроешь и подомнёшь под себя, вырвешь из действительности, затянешь в плотные лоскуты своего тугого кокона, пропитаешь насквозь до самой последней клеточки и заставишь принять это за роковую неизбежность, заставишь умирать добровольно раз за разом, принимая эти смертельные удары и раны из твоих рук, из беспощадных губ! И пугает не сколько ощущение предчувствия, а то, что я… сама не понимаю, хочу ли этого?.. жду ли этого, с готовностью это принять, пережить и впустить в себя!

Боже, я… хочу тебя! Даже таким!!! Fuck! Мне страшно, но… я хочу тебя! Больно, дико больно, до истерического безумия больно, но… я хочу тебя!!!

- Спрашиваю в последний раз, ты точно больше ничего не хочешь?! – последний, самый глубокий зрительный контакт за этот вечер. Обхватываешь пальцами моё обескровленное лицо уже внутри салона, направляя взглядом в свои чёрные, как бездна моего обмораживающего предчувствия глаза. Уверен, что после такого я смогу хоть что-то захотеть или вспомнить?.. Хотя, нет! Поцелуй меня! Ещё раз, чтобы я успокоилась, погаси своими губами, влажным бархатом языка мои преждевременные страхи, задави, раскорячь на хрен этот поступающий озноб, сотри в пыль эту грёбаную боль… бесконечную, скулящую, ноющую, царапающую боль! Вырви её с корнем, сожги, развей по ветру!.. Остановись! Остановись, пока не слишком поздно! Пока я всё ещё хочу быть с тобой!!!

Медленно, едва заметно качаю головой. Другой бы фиг понял или заметил, но только не ты! Мне даже не надо что-то говорить или делать, ты… всегда понимал или знал, как и что я отвечу.

- Ну, хорошо… жди, когда приедем.

Твёрдые пальцы с холодной кожей перчаток соскальзывают с моего лица. Fuck! У меня полный раздрайв, я не хочу, чтобы ты меня отпускал. Нет, только не так! Сделай, что задумал прямо здесь и сейчас! Я не хочу никуда ехать! Ты же всё равно не скажешь куда! Если бы хотел, давно бы поставил перед фактом. Боюсь, это даже далеко не из раздела сюрпризы, разве что с жирной пометкой «Большие сюрпризы не для слабонервных!»

Пристегиваешь на мне ремень безопасности – твоё почти любимое занятие. Только ты любишь это делать, потому что только ты делаешь это так безупречно и только со мной. Твоя жёнушка едва ли когда-нибудь дождётся подобного проявления завышенного внимания и заботы от своего обожаемого муженька-диктатора. Если я ей и завидую, то только её праву выбора, тому, что у меня, в отличие от неё, рядом с её супругом никогда не было и не будет! Вот только воспользоваться она им упрямо не желает. И кто из нас обеих самая ненормальная?

- А куда мы… едем? – последняя отчаянная попытка?

Я надеюсь его разговорить или этот вечер окончательно размягчил, расплавил мой мозг? Тогда почему я больше не испытываю сладкого головокружения с томным желанием откинуться затылком на спинку кресла и закрыть глаза? Боюсь, я их точно вообще не сомкну, пока ты не сделаешь это за меня!

- Когда доберёмся, увидишь! – «Потерпи, дорогая, это же сюрприз! Если я всё расскажу, тогда он перестанет быть сюрпризом!»

Мля, даже маньяки с конченными психопатами притворяются и пытаются успокоить своих жертв, но только не ты! Тебе это не надо, иначе я не достаточно прочувствую всего кайфа от обмораживающего разум и внутренности этого грёбаного предчувствия. – Элл, милая, на что тебе твоё бурное воображение?

Удивительная штука – человеческий мозг с его защитными функциями и психологическими блокираторами. Будет до последнего выискивать лазейки со способами увернуться и избежать нежелательных мыслей с просчётами. Я всё ещё цепляюсь за ускользающие мгновения мнимого ожидания? Я всё ещё надеюсь на счастливый исход этого почти чудесного вечера?! Ищу подсказки и намёки в твоих движениях, в выражении лица? Пытаюсь обмануть себя, успокоить…

- Почти час? Мы… едем в пригород или… куда?

Да, Эллис, тебя сытно накормили и дали как следует расслабиться с определённой целью… как заключенного, которого вот-вот поведут на казнь. Только забыли заранее об этом предупредить, не сказали, что тебя ждёт – верёвка, электрический стул, или инъекция нервнопаралитического яда внутривенно. Поэтому ты с такой лёгкостью и проглотила всю еду, до последнего кусочка, ни о чём не догадываясь и не подозревая… кто его знает, может она была последней в твоей жизни!

Я так осмелела или… прифигела от страха? Ещё несколько дней назад никто не смог бы заставить меня смотреть в лицо Дэниэла Мэндэлла-младшего по собственной воле, пусть даже на его чеканный профиль.

- Скоро всё узнаешь. Эллис, отдыхай! – нет, ты не поворачиваешь голову, хотя бы вполоборота, не смотришь в мою сторону, как сделал бы любой другой на твоём месте. И на вряд ли это связано со страхом не заметить на дороге перебегающего в неположенном месте пешехода или собаку. Ты делаешь это специально, как всегда. Ещё один тщательно просчитанный момент, действие изощрённого манипулятора и искусного стратега.

- Попробуй заснуть, пока есть время… - это тонкий намёк с пожеланием, чтобы я наконец-то заткнулась?

Чёрт! Почему я продолжаю цепляться за застывшую маску и едва заметную мимику твоего лица? Пожалуйста, посмотри на меня! Твой краешек рта только что углубился? Мне это не показалось? Ты попытался улыбнуться, успокоить меня одной из своих вялых тлеющих улыбочек пресыщенного патриция? Я должна увидеть твои глаза! Fuck! Я должна увидеть ЭТО в твоих глазах!

- Отдыхай, Эллис, ехать ещё очень долго.

Поэтому мы едем только вдвоём? Ты специально взял машину без водителя? Тебе не нужны лишние свидетели? Господи, о чём я вообще думаю? И как по-твоему я смогу заснуть и успокоиться в таком подвешенном состоянии?

И почему я так плохо успела узнать этот город? Зараза, не могу понять куда ты развернулся и в какую сторону ведёшь машину. Мля, почему именно ночью, когда с трудом узнаешь хоть один запомнившийся ориентир. И если это центр города, то ты обязательно свернёшь на улицу, которую я точно не знаю и фиг теперь узнаю среди бела дня! Нет, это не твоя грёбаная квартира на весь предпоследний этаж шестиуглового кондоминиума. Там я разобралась быстро, там было куда проще! В ней нет таких длинных тоннелей асфальтированных магистралей меж стенами-блоками жилых домов. Золотая глянцевая лента, оттиск света жёлтых фонарей на влажной трассе засвеченного асфальта, скоро он раствориться, сольётся с чернотой ночи загородной дороги, в пугающем мраке глухого туннеля в никуда. Если бы я знала, чёрт!.. Если бы я только знала или хотя бы зацепилась за краешек твоего воспалённого сознания, прикоснулась хотя бы к поверхности образов твоих взбесившихся фантазий или… желаний! Как слепой в кромешной тьме, наощупь, пытаясь определить, что же в его руках!.. Но у меня не было даже этого… я просто испугалась, одёрнула руки, не успев разобрать, что именно меня обожгло – лёд или пламя…

Сколько мы проехали, когда выехали за город, за последние пригородные районы? Кажется прошло куда больше часа!

107-ая трасса? Север, мы едем на север? Названия ближайших городков и населенных пунктов на указателях едва ли дают уверенности, что я знаю или понимаю, куда мы едем вообще. Ведь это даже не автобан! Ты в любую секунду можешь свернуть на неизвестную (тем более мне!) развилку, где больше не будет белых разграничительных полос по центру трассы.

Ещё немного и меня проберёт очередной приступ истерического веселья. Это что, похищение? Серьёзно? Тогда почему жертва ни хрена об этом не знает? Бл**ь, Дэн, что делаешь? КУДА МЫ ЕДЕМ на ночь глядя?!

Глаза скашиваются в сторону проекционного дисплея с электронными часами на панели встроенной мультимедийной системы (язык хрен повернётся назвать это обычной магнитолой). Это целый, мать его, космический пульт управления! Почему ты не включил музыку?.. Ах, да, ты же нестандартный Кристиан, мать его, Грей! Такие вещи тебя не вставляют! Тишина – твой самый любимый аккомпаниатор при любых ситуациях, будь то желание побыть одному или услышать приглушённые всхлипы-стоны Эллис Льюис сквозь плотную резину тугого кляпа.

Теперь только скольжение рассеивающегося света по чёрному полотну антрацитовой магистрали с летящими в лобовое стекло липкими комочками мокрого снега. Серый пепел умирающей зимы под музыку гулких ударов сердца до смерти напуганной Алисии Людвидж. Лучше бы я заснула или каким-то чудом потеряла сознание…

Как далеко? Сколько ещё?! И куда?.. Под периодические накаты внутреннего обморожения панического страха. Сколько раз за всё это время мне приходилось успокаивать себя буквально насильно? Ещё никогда в жизни я так быстро не трезвела!

Болезненное сжатие сердечного клапана с тройной отдачей – в гланды, по глазам и в затылок. Меня почти качнуло вперёд, но совсем не от плавной остановки ауди у обочины. Горло со связками стягивает сухой плёнкой. Не смогу выдавить теперь ни слова, даже если захочу…

Ключи в зажигании, двигатель и внутренний обогрев работают, Дэн молча выходит из машины. Где мы?! Как в этом чёрном ничто увидеть хоть что-то кроме освещенного фарами пятачка дороги и края обочины? Что… что происходит?! Дэн, твою мать, где мы?! Мы уже приехали?!

Уже колотит изнутри, ещё пара секунд полной дезориентации в пространстве и начнёт бить жёсткими нахлёстами по всем телу снаружи… Мозг включает последние резервы, в попытке прорвать блокаду с обезумевшим хаосом панических образов и рубящих насквозь мыслей…

Что… что я такого сделала?.. За что? Когда?!! Дэн, пожалуйста! Что ты творишь?! Бога ради, не пугай меня так! Только не так!!! – Поздно, Эллис, поздно, ты подписала этот контракт СОБСТВЕННОЙ рукой!

Идея заблокировать дверцы изнутри приходит на самой последней секунде. Или прочёл мои мысли, или просчитал их за несколько шагов вперёд. Не успеваю пошевелить рукой. Знакомый щелчок с плавным рывком, новый поток свежего отрезвляющего воздуха по лицу и правому боку…

Боже, Дэн, умоляю, скажи хоть что-нибудь!

- Мы уже… приехали? – молодец, Элл, это именно то, что тебя больше всего сейчас волнует!

- Нет, Эллис. Но так надо. Прости, но… без этого нельзя!.. – о чём ты, твою мать?! Ещё и таким отмороженным тоном.

Так надо? Что надо? Мне это совсем не нравится! Если ты хотел меня напугать, у тебя это получилось!

Пальцы сводит от желания вцепиться в лацканы его пальто и наконец-то прижаться к нему.

Бл**ь, Дэн, пожалуйста, обними меня, успокой, скажи, что это одна из твоих очередных ролевых игр или сессий, что ты будешь, как и раньше, придерживаться всех установленных тобою границ. Ты же обещал, ты же говорил, что не сделаешь со мной ничего такого, что мне не понравится, что не выйдет за рамки твоих собственных правил и принципов!

Всего пара секунд, чтобы расстегнуть на мне ремень безопасности… ещё несколько мгновений, чтобы увидеть твоё лицо до последней чёрточки, до последней любимой линии и морщинки. Как же я хочу к нему прикоснуться. Fuck! Почему я этого не сделала?! Почему не обхватила ладонями, не прижалась к тебе вопреки всем твоим ограничениям… Последнее желание, которое меньше, чем через час станет моей агонией.

- Эллис! – тональность голоса всего на пол градуса ниже, а меня обдаёт арктической мерзлотой по всем внутренностям, закручивает в тугой жгут кишки и нервы! Боюсь, ещё немного и весь съеденный мною ужин скоро окажется у самой обочины, на пару с моим потерянным сознанием.

Как я могу сопротивляться? Я не имею на это никакого права! Я не имею права даже говорить и задавать вопросы без твоего разрешения, ты итак дал мне этим вечером столько непозволительных поблажек, что я и вправду уверовала в то, что ты якобы изменился… - Господи, Эллис, сколько тебе лет? Откуда такие радужные иллюзии с верой в человеческую добродетель? Когда Дэниэл Мэндэлл-младший давал тебе хотя бы повод думать о себе иначе? Такие люди не меняются за один вечер! У него ушло 10 грёбаных лет, чтобы стать именно ТАКИМ!!!

Совершенно не помню, как вылезла из машины, хотя едва ли сделала это сама, без твоей помощи. Кажется, я вообще перестала тогда делать что-либо сама. Меня уже переклинило, перенастроило на режим «любимой куклы Мэндэлла-младшего», которая не смотря ни на что, продолжала чувствовать, желая сделать что-нибудь невозможное, вопреки тебе, вопреки собственным страхам.

Холодный воздух, пара градусов мороза, лёгкий порыв ветра, чёрный купол абсолютного чёрного неба с жалящими поцелуями мокрых хлопьев снега накрывает отрезвляющей действительностью со всех сторон. Я не сплю! Это не сон и не провал в один из жутких ирреальных кошмаров. И ты рядом, как всегда, заслоняешь собой всю эту черноту пугающего ничего, перекрывая любую возможность вывернуться и убежать. Бл**ь, как… как и куда бежать? Я даже не могу понять и разобрать, где мы! Эта чёрная стена за серой полосой обочины лес или лесополоса? Если бы не лёгкий покров снега, я бы едва различила где дорога, а где земля.

- Это ненадолго! – твои руки подталкивают к задней дверце авто. Ноги почти подкашиваются, коленки трясутся, но я безропотно делаю шаг и меня прижимает спиной в твёрдый каркас машины. Чёрт, ты передо мной, твои ладони придерживают меня за талию, твоё лицо… чёрная плотная тень! Ты стал сплошной фактурной чёрной тенью, чей объёмный силуэт подобно 3D картинке проступает из глубины твоей черноты и мрака, намереваясь поглотить меня в любую секунду, затянуть мой взгляд и разум в эту осязаемую зыбкую бездну… Вливаясь в мою кровь, сжимая сердечный клапан в судорожных конвульсиях панической истерии.

Я не смогла бы сопротивляться или закричать, даже если бы от этого зависела моя собственная жизнь. Рука твоей подавляющей сущности уже пережала и передавила мои связки с трахеей. Я могу теперь лишь это чувствовать, осознавать и подставлять свою кожу с обнажёнными нервами захлёстывающим ударам одному за одним. Вздрагивать, беззвучно всхлипывать, дрожать, напрягаться… и не понимать, а только ощущать, как по моему лицу из широко раскрытых глаз сбегают слёзы.

Ты их видел? Ты видел, что я плачу, Дэн? Как я боюсь?! Боюсь тебя… твоей тени!

Это не игра, вашу мать! Это никогда не было ТВОЕЙ игрой! Ты никогда со мной не игрался, не 10 лет назад, ни уж тем более сейчас! Стоя впритык, обжигая мне лицо и глаза порывами горячего дыхания, раздирая на моей груди обе планки пальто, с отвратительным треском в петлях, отлетающими в разные стороны пуговицами. Я чувствую, fuck, в своём мозгу, в собственных перетянутых мышцах и нервах, как напрягаются твои руки, как вздуваются под плотной тканью шикарной одежды и кашемирового пальто от Армани твои титановые бицепсы. Как твоя тень уплотняется, вплетаясь в узор твоего мышечного корсета, горячей кожи и вздутых вен. Ты всё реальней и сильней, ещё немного, и ты разорвёшь меня, сплющишь собой, затянешь до последнего нейрона. Поглотишь и уничтожишь до самого основания!..

- Тебе это уже не понадобится! Надеюсь, ты ничего ценного в карманы не ложила, как я тебя и просил… - ни хрена не понимаю из его слов, опаливающих, пульсирующих болезненными отпечатками прямо в голове, в висках, на сетчатке глаз.

Больше никакой «нежной» заботы и завышенного внимания. Это больше не зверь и не монстр – охотник, хладнокровный киллер, безупречный профессионал, чей пульс не зашкаливает даже в моменты запредельной точки опасности, даже с щелчком курка приставленного к виску револьвера.

Пошевелиться, отшатнуться, дать слабое подобие сопротивления? Как? И хочу ли я этого?

Больше никакой нежности? А когда ты был нежен со мной?! Рывок по моим плечам, вниз по рукам! На секунду вжимаясь в тебя, как в стену, с приглушённым всхлипом сдержанного испуга. Пожалуйста, хватит! Обними меня, прямо сейчас… Последняя скулящая мольба тлеющей искоркой в помутневшем рассудке.

Дэн, умоляю, не надо!!!

Теряю ощущение твоего обволакивающего тела, но только не твою подавляющую сущность, припечатавшую к месту куда сильнее и надёжнее самых прочных хомутов с болтами из тугоплавкой стали. Почти вижу всё, что ты делаешь, но едва понимаю и осознаю смысл каждого движения и произнесённого слова. Мне холодно! Я начинаю замерзать, без пальто, без тебя!

Разворачиваешься и отходишь всего на несколько шагов в сторону чёрной стены высоких деревьев. Всего ненадолго, чтобы скрутить моё пальто и швырнуть им в неизвестном направлении. Ни единого последующего звука, ни одного возможного ориентира и предположительной точки места падения. Это такой фокус, очередной трюк с исчезновением вещей Алисии Людвидж… с исчезновением самой Алисии Людвидж?

Можно ли бояться больше, чем это вообще возможно? Ты способен напугать ещё больше?! О, да, ещё как способен. Только твои ласки могут вызвать такой страх со всепоглощающим паническим ужасом, от которых хочется скончаться мгновенно, сразу, без надежды на спасение, на реанимацию сознания и остальных чувств!

Ты всё ещё здесь, возврат не минуем, ты никуда и не уходил, просто позволил за эти секунды настоящему холоду затянуть моё тело и разум в твои беспощадные тугие бинты с режущими жгутами. Кожа твоих перчаток стала абсолютно ледяной. Их обмораживающее скольжение по моему лицу, шее лёгкими сцарапывающими ласками беспощадного жадного монополиста, с горячими поверхностными мазками дыхания, контрастными ударами по немеющей коже.

Бл**ь! Завяжи мне глаза, прямо сейчас! А лучше сомкни ладони под подбородком и придуши. Я не хочу это чувствовать и тем более ТАК! Я не хочу ТАК ТЕБЯ ЧУВСТВОВАТЬ!!! Ты душишь меня собой даже без применения физической силы!

За что?! Твою мать! За что?!!

Ты уже нащупал мой пульс или тебе это уже не надо? Ты прекрасно чувствуешь, что со мной происходит и без ультразвукового аппарата. Ты сам, твоя тень – сплошной сенсорный датчик всех моих ощущений и эмоций! Я боюсь думать, потому что знаю – ни одна мысль не проскользнёт мимо твоего затягивающего взгляда, чёрной дыры ненасытной бездны. Ты поглощаешь меня всю, без малейшего шанса остаться одной хотя бы на пару мгновений.

- Почему?.. – неужели я смола это произнести? А главное, как?! Я же не услышала себя, почти не почувствовала, как шевельнулись мои губы.

Ты всё ещё прижимаешь меня собой к машине, играясь с моим телом и разумом искусными пальцами изощрённого палача и манипулятора. Собственный страх и нещадные ласки делают своё чёрное дело. Моё тело предаёт меня вместе с моим сознанием. Кожа стягивается, немеет, горит под скольжением твоих пальцев поверх блузки и лифчика, пульсируя сладкими феерическими искрами от соприкосновения с твоей плотью, обжигая кипящими приливами нежные складки вульвы, сжатыми ударами в напряжённые кольца увлажнившегося влагалища. Боже! Как быстро, как от одного меткого выстрела, взрыва, вспышки. Ты снова это сделал! Накрыл, мгновенно, всего одним движением, только одним собой!

- Ты меня очень расстроила, Эллис! – и в наказание ты сжимаешь мои окаменевшие соски сквозь двойную ткань лифчика и кофточки? Заставляешь жалобно всхлипнуть, поддаться следом, с трудом устоять на трясущихся ногах?!.. Всего пара неумолимых секунд безжалостной ласки и твои пальцы разжимаются, руки опускаются к животу.

- Твой поступок перешёл все допустимые границы. Это непозволительно, и я не могу оставить ТАКОЕ без должного внимания. – он определённо шутит!

Дэн, скажи, что это несерьёзно! Что этот усыпляющий тон бархатного баритона внутри моей головы, нестерпимым зудом в моей коже – всего лишь часть твоей игры, элемент очередной искажённой больной фантазии. Пока твои пальцы расстёгивают ремень на моих брюках, пока я ещё ведусь на каждое твоё движение, прикосновение и тебя самого, пока ещё готова принять от тебя всё, что ты сейчас не сделаешь со мной!.. Сделай или скажи хоть что-то, чтобы я наконец-то перестала так бояться, бояться тебя!

Резкий рывок руки с режущим слух звуком скользящего в шлёвках узкого кожаного ремня, жалящее трение по обхвату тела с будоражащим отзвуком по всей поверхности моей собственной кожи, с замыканием всех контактов-мыслей, с онемением всех мышечных узлов. Практически выстрел-хлопок – удар по всем нервам одновременно, без права отвести взгляд или закрыть глаза, без права разрыва зрительного контакта, с необратимостью твоих засасывающих глаз! Да, ты видишь это!.. Ты знаешь, что я плачу! Потому что ты хочешь именно этого!

- Сколько раз я должен это повторить, или записать на диктофон, чтобы ты поняла? Чтобы до тебя наконец-то дошло! – под звук вибрирующего удара металлической пряжки о крышу ауди, прямо над моим ухом, с резким рывком твоей руки у моей головы. Шоковым разрядом-сжатием по всем стянутым мышцам. Если бы не ты, не твое тело, уже давно бы осела прямо на землю, рухнув на подкосившихся ногах.

Господи! ЧТО ТЫ ДЕЛАЕШЬ?! ЗА ЧТО?!!

Рассеивающийся на крайних слоях здравого разума тлеющий рассудок беспомощно цепляется за все возможные ориентиры и подсказки, подобно утопающему в эпицентре апокалипсического шторма.

Боже, ты не шутишь! Ты никогда не шутил, НИКОГДА!!! Никогда не игрался и никогда ничего не говорил не в серьёз! Каждое слово, каждый жест, движение и удар – взвешены, просчитаны и вымерены, без шанса на промах, без надежды на щадящую лёгкую боль, только на поражение, только в самое сердце, в саму сущность Эллис Льюис! Если ты решил меня убить, то ты это сделаешь и именно так, как и задумал!

- Сколько, Эллис? – всего на несколько секунд твёрдые пальцы сжимают мне подбородок и скулы, приподнимая и фиксируя голову жестким захватом, сцарапывая, продавливая кожу до немеющей боли. О, да, ты знаешь, как вызвать в моём теле томную реакцию на твои прикосновения или полное отторжение, вплоть до рвотного рефлекса.

- Что я должен сделать, чтобы ты начала воспринимать меня всерьёз? Когда ты поймёшь, что это НЕ ИГРА?!!

Я поняла, Дэн! Честное слово, поняла!!! Пожалуйста! Можно теперь я закрою глаза? Я не могу смотреть в тебя, не могу! Мне больно и страшно! Неужели ты не видишь?!.. Или видишь, знаешь, но всё равно продолжаешь?..

Нет, ты не остановишься, иначе это будешь не ты! Тебе надо всё довести до логического конца, продавить до упора, свести к абсолютному уравнению с совершенными показателями, с безупречным выводом идеального решения – аксиомы твоей неоспоримой правоты!

Слышу собственный испуганный всхлип, с жалящей инъекцией ледяных кристаллов холода в мозг и в онемевший позвоночник. Меня корёжит и ломает болезненной растяжкой по костям, в зубные нервы, в сетчатку глаз. Хочу зажмуриться что есть силы, сжаться в комочек, скрутиться, завизжать во всю глотку пока… твои пальцы рвут планки с полочками моей шёлковой блузки от самого подбородка до царапающей рези в животе, по лобку, острой вспышкой в клиторе и мочеточнике… Боже, как холодно, но я совершенно не воспринимаю окружающий меня холод. Ты всё равно не остановишься, даже если я забьюсь в панических конвульсиях и потеряю сознание.

Очередной безжалостный рывок твоих рук. Осознаю, что произошло только когда мозг обрабатывает новый шокирующий удар новых ощущений, новых порций страха и боли. Дэн впечатывает меня почти голой грудью и животом в дверцу машины, развернув одним чётким выверенным движением к себе спиной.

- Думаю, я сам частично в этом виноват! – бл**ь, ты опять накрываешь собой, перетягиваешь, переплетаешь полотна своей осязаемой тени на мне, во мне, пропуская тугие острые нити сквозь поры кожи и черепную кость… Оплетаешь ладонью горло, сжимаешь пальцами твёрдую линию скул, ошпариваешь просачивающимся под эпидермис голосом, удерживаешь от любой возможности шевельнуться, вздрогнуть, ускользнуть. Да, ты держишь не только моё тело, ты крепко затягиваешь в своём кулаке моё трепыхающееся сознание, без шанса спрятаться, закрыться в глубинах долгожданного забвения.

- Я слишком тебя разбаловал. Ты явно потеряла осмысление происходящему. Расслабилась… так вошла во вкус, что забыла напрочь кто ты, и что на самом деле происходит?!

Ты уже итак глубоко во мне, чем это вообще возможно и реально! Я уже итак ничего не чувствую и не вижу вокруг себя кроме тебя одного! Я больше никого не хочу и ни ком не думаю! Ты забрался в мой мозг, прописался в моих чувствах и желаниях, в моих лёгких, в венах и нейронах, в моей костной ткани и в коже, ты полностью меня захватил и продавил до каждой уязвимой точки, до всех смертельных точек в моём теле и сознании. Ты контролируешь не только мою волю и сущность, ты контролируешь всю систему моего жизнеобеспечения. Ты моя кома, ты моя опухоль… ты всё, чем заполнена вся моя жизнь и я сама!

- Такое не позволительно, Эллис! Ты не даёшь мне другого выбора! Я был слишком мягок с тобой, действуя лишь в году твоему положению, потакая лишь твоим капризам. Думаешь, всё, что я делал, я делал из личных эгоистичных побуждений и извращённых запросов? Ответь тогда… когда и что я делал не так? Что тебе не понравилось, вызвало физическое и психическое отторжение с рвотой?! Назови хотя бы раз, хоть один случай и момент, когда тебе было настолько неприятно, что ты жаждала остановить это, прекратить… Хоть один, Эллис! Когда и как?!

Да, был… есть! Прямо сейчас! Останови это… остановись, умоляю!!!

Ты и вправду хочешь, чтобы я ответила? Или тебе достаточно моих слёз, тихо бьющихся о глянцевую крышу чёрного авто под моим подбородком, стекающих прямо по твоим пальцам, по скользкой чёрной коже перчаток! Ты их почувствовал на своей руке?

- Скажи, Элл, скажи, что я должен такого сделать, чтобы ты наконец поняла и прочувствовала всю серьёзность своего положения?! Когда ты осознаешь, что это не игра?! Что я никогда! – обхват ладони соскальзывает с шеи, но только не твой опаливающий шёпот с моего затылка. – С тобой!.. – новый треск рвущейся ткани в унисон чётко произносимым словам, острой шрапнелью вдоль всего позвоночника и до самого темечка, выбивая из горла судорожный всхлип, судорогу-сжатие всех мышцах по телу. – НЕ ИГРАЛ!!!

Боже, кажется, ты порвал лямки лифчика! До сознания едва долетают отголоски всех твоих действий, смазывая часть ощущений горящей пульсацией вскипевшего адреналина до нестерпимого жжения по всей коже снаружи и изнутри.

Мне чудится что это ты… ты вливаешься в мою кровь, в мою голову и заполняешь меня с безумным намереньем утопить во всём этом, в самом себе… Гореть твоим безумием, fuck, гореть тобой в своих венах! Боже, как больно, ещё немного и моя кожа покроется кипящими волдырями!

Дэн, пожалуйста, остановись! Мне страшно! Разве ты это не видишь?.. Разве ты это не чувствуешь? Или именно это тебя и заводит, подстёгивает, подгоняет, заставляет идти дальше, распаляет ещё сильней… возбуждает, как никогда. Тебя это возбуждает?! Чёрт! Я чувствую это, ЧУВСТВУЮ!!! Через твои руки, через напряжённость твоих стальных мышц, через твоё дыхание…

- Я так надеялся, что до этого никогда не дойдёт, Элл… - ты что, опускаешься? Становишься на колени за моей спиной? Зачем… зачем… боже! – Но ты не оставила мне выбора! Ты так ничего и не поняла!

Треск пошёл не только по боковому шву шерстяных чёрных брюк на моей левой ноге, казалось, начали лопаться затянувшиеся петли стальной лески прямо в моей голове. Ладони не выдержав дикой тряски соскальзывают по краю крыши, пытаясь зацепиться скрюченными пальцами за ледяную поверхность гладкого металла. Стараюсь изо всех оставшихся сил удержаться и не упасть.

Зачем?! Зачем ты это делаешь?! Хотел меня напугать? Унизить… вывернуть на изнанку все мои страхи?! Я прекрасно знаю, что ты не играешься! И меня убивает именно это! То, что тебе это нравится, то что тебя сытит и доставляет немыслимое удовольствие – рвать меня по кусочкам, перекраивать по новому, каждый раз по новому, и так, как нравиться только тебе, твоему взбесившемуся садистскому разуму! Ты не просто хочешь сделать меня уязвимой и беспомощной, ты хочешь поглотить остатки Эллис Льюис, всю, до последней сопротивляющейся клеточки.

Как тебе удаётся каждым рывком своих нереально сильных рук заставлять меня вздрагивать ещё сильней, с надломленным в голосе вскриком, пугая ещё больше, чем есть… чем это возможно?! Как тебе вообще удалось порвать даже пояс на брюках?! Ты специально разрешил одеться в мою одежду, чтобы продемонстрировать свою силу и волю именно на моих вещах? Показать, что ты сделаешь со мной, если я наконец-то не образумлюсь?!

Дэн, я всё поняла! Хватит, умоляю! Это слишком даже для тебя! Ты же никогда… никогда не делал такого! Что случилось, почему ты теперь это делаешь? Боже, почему ты со мной ЭТО делаешь?!

Сколько раз ты убил меня за эти минуты, сколько раз я возвращалась в реальность, панически цепляясь за выступы и острые камни действительности, не обращая внимания на настоящий жалящий холод, на горячие комочки снега, сгорающие на моём голом теле от соприкосновения с дрожащей кожей… на «кровоточащие царапины» на моих скрюченных пальцах, на грубые разрывы моей стонущей души. Неужели я ожидала и надеялась, наивно верила, что это максимум, на что хватит твоей обезумевшей одержимости? Предел твоего страшного наказания за мой непростительный проступок?!

Но что, твою мать, что я ТАКОГО СДЕЛАЛА, чтобы ты дошёл до ТАКОГО?! За что?!!!

Я ни черта не чувствую из того, что должен испытывать любой другой человек на моём месте! Ни настоящего обмораживающего холода ледяного воздуха, ни обжигающего порыва ветра поверх голой кожи и в волосах. Я чувствую только тебя, каждое твоё движение, каждый беспощадный рывок и треск последних элементов одежды на мне… это даже не одежда! Остатки роскоши – фиговый листочек на обнажённой сущности Эллис Льюис. Капроновые колготки и трусики… Для твоих пальцев это даже не преграда, так, приятный воздушных десерт, терпкое послевкусие на кончике языка пресытившегося зверя! Мой последний нервный удар по дрожащим мышцам, спазматической судорогой от рывка твоих кулаков, острой перетяжкой по вульве, режущей болью в клитор до натянутого звука лопающихся швов. Ты дал прочувствовать это всё даже больше, чем это вообще возможно пережить при любых иных обстоятельствах! За всё это время, я так и не ощутила ничего близкого к защищённости… ты больше меня не защищал… ты не защищал меня от себя самого!

Если бы ты вдруг бросил меня абсолютно одну здесь, в таком виде, я бы почувствовал себя в куда большей безопасности, чем в эти самые секунды рядом с тобой, под тобой, закрытую и вырванную из внешнего мира твоими нещадными руками. Ощущая лишь одного тебя… Fuck!.. ощущая лишь твои движения с пугающими обрывками чёрных засасывающих желаний. Они уже прикасаются ко мне, скользят по моей уязвимой коже едва уловимыми ласками, твоим обжигающим порывистым дыханием, твоим телом, накрывшим меня опять со спины.

Моментально слабею, как только обволакиваешь меня, прижимаясь, окончательно расплющивая остатки здравого рассудка, перекрывая кислород бьющемуся в судорожных конвульсиях сознанию.

Почему, почему я ТАК тебя чувствую?

Ненасытный, одержимый, расчётливый зверь. Твои аппетиты только распаляются. Мои страхи, моя боль и моё возбуждение – твой наркотик, твоя неизлечимая зависимость, твоя хроническая болезнь! Я ощущаю, как ты возбуждаешься ещё до того, как прижимаешься к моим ягодицам, до того, как я почувствую даже через несколько слоёв тканей одежды твою эрекцию. Чёрт!

Меня практически подбрасывает, как на подорвавшейся мине, жгучей вспышкой разрывом через все кости, горячей волной-отдачей, накатывающими ударами сразу по всем эрогенным точкам, щемящей болью по складочкам вульвы и клитору, мощными толчками в болезненных сокращениях влагалища.

Почему я не вскрикнула? Или у меня не осталось на это сил? Господи, я чувствую, как теку. Как хочу поддаться назад, навстречу твоему возбуждённому члену, прижаться всей опухшей поверхностью изнывающей киски и потереться прямо поверх твоего пальто!.. Боже, я сошла с ума! Я сошла с ума вместе с тобой!

Лучше убей меня сразу! Я не хочу такое испытывать! Я не хочу трястись от холода, страха и ненормального перевозбуждения, не известно где, по среди ночи, в абсолютном ничто! Сделай это сразу и пережми сонную артерию! Я хочу потерять сознание прямо сейчас!

- Потерпи, ещё совсем немного! – неужели ты прочёл мои мысли? Почему я больше этому не удивляюсь? – Так надо, Эллис… Надо!

Ласковый обволакивающий шёпот над ушком, горячим оттиском под кожу прямо в голову. Втягиваю со скулящим всхлипом воздух через раскрытые губки, вздрагивая всем телом с прикосновением твоих пальцев обеих рук под моим подбородком. Нет, ты не обхватываешь шею, ты приподнимаешь мне голову, заставляешь выпрямиться, едва не вытянуться всем позвоночником и до самой макушки под твоей физической манипуляцией.

Продолжаю плакать, или я этого не прекращала и вовсе? Стон немощного облегчения почти вырывается из горла, когда за несколько секунд мои глаза перекрывает плотная чернота повязки. Поток слёз усиливается, но это едва не слёзы блаженного счастья! Я больше не буду ничего видеть вокруг себя, я… больше не увижу твоего лица, твоих глаз!!!

Тогда почему так больно? Разве облегчение бывает настолько болезненным?! Разве сердце не должно сбить своего сумасшедшего ритма до спящего умиротворения? Или это всё из-за тебя? Из-за того, что я чувствую… КАК я чувствую! Каждое движение твоих пальцев, под каждый порыв твоего дыхания в моих волосах, поверх краёв кожаной полоски повязки. Я даже саму маску не ощущаю так, как пропускаю через все свои нейроны осязание форм твоих сильных размеренных пальцев в чёрных перчатках за моей головой!

- Замерзла?! – ты меня спрашиваешь или констатируешь факт?! Или тебе не видно? Меня не достаточно трясёт под тобой? Или ты знаешь, что эта дрожь не от холода? Тебя это хоть немного беспокоит? А может ты хочешь, чтобы я замёрзла насквозь, продрогла до самых костей, покрылась сухой коркой льда, выбивающей острые трещины во всех внутренностях и на коже? Моё тело итак стянуто этой хрупкой невидимой глазурью с болезненной резью по каждой поре. Прочерти своими пальцами, процарапай кожей перчаток, чуть надави, и я тресну. Стянет мелкой сетью режущей паутины нового приступа удушающего озноба.

Ты высасываешь из меня тлеющие искры последних физических сил и разума через мои страхи и ощущения. Не могу понять, как всё ещё стою на трясущихся ногах, как ещё не оседаю и не падаю, когда разворачиваешь лицом к себе, перехватываешь обе руки, поднимая и смыкая их у груди запястьями. Я не вижу глазами, но прекрасно вижу и чувствую всем телом, всей кожей и даже слухом всё, что ты делаешь, и как ты это делаешь!

Один большой и жирный плюс – я не вижу твоего лица и глаз!!!

- Уже почти всё! – вот только не ври! Это не всё, это… это только начало!

Ты не стал бы увозить меня хрен в какую даль и в хрен каком неизвестном направлении только для того, чтобы разорвать на мне одежду по среди пустой трассы, глухой ночью, не известно где и для чего! Завязывать заранее приготовленной маской глаза и перетягивать запястья рук моим же ремнём! Это не может быть всё! Тем более с твоим ненасытным пристрастием к затяжным долгим сессиям, с «перерывами на чай» и «покурить». Дэниэл Мэндэлл-младший никогда не ограничивается лишь одной прелюдией, это не в его стиле и ни в его правилах! Прелюдии – не самый главный конёк в его поставленных целях.

Маска не позволяет видеть, но не чувствовать. Наоборот, ощущения с осязанием усиливаются чуть ли не с каждой пройденной секундной, одновременно наполняя чувством панической беспомощности и позволяя сосредоточится на мелочах и деталях, которые не замечал с видящими глазами. Движение и порывы в воздухе, перемещение плотной тени Мэндэлла, сканирование пространства ментальными импульсами сознания с внутренним зрением. Я видела тебя не сколько собственным воображением, сколько своими ощущениями. Каждую линию, объём рельефа и фактуру, а, главное, твоё живое тепло, осязаемые волны твоей подавляющей сущности. Ты продолжал удерживать меня и стягивать собой, даже сильней и ощутимей, чем до этого. Чем беспомощней и уязвимей я становилась, тем глубже ты проникал в меня, беспощадней и резче, скручивая и вплетаясь в мою слабеющую волю.

Тот самый момент, когда я ясно осознавала, что переступила ту грань, когда уже больше не смогу сопротивляться… предел, где ты берёшь надо мной полный неограниченный контроль… без возврата и шанса на спасение…

Прикосновение пальцев к моим щиколоткам с новой вспышкой, простреливающей сознание будоражащей догадкой? Вздрагиваю скорее по инерции, мечтая лишь об одном – умереть сразу, скончаться прямо на месте! Непреодолимое желание взвыть во всю глотку, рвёт и царапает горло изнутри… КАК… как мне тебя остановить?.. Господи!..

Наконец-то начинаю ощущать окружающий холод с усиливающейся тряской по всему телу, хотя прекрасно понимаю, что это по большей части именно нервная дрожь. Не заваливаюсь на бок и не падаю только благодаря машине за спиной и поддержке твоих рук.

Твою мать, ты у моих ног! Какая девушка не мечтает увидеть любимого парня у собственных ног, разве что… не в подобной ситуации и далеко в таком положении. Абсолютно голой, не известно где, с целью… снять с моих ступней обувь!

Лёд асфальта по голой ступне, обмораживающим расколом острой боли в голову. Почему я так и не разрыдалась во весь голос? Сжимаю пальцы, будто мне это поможет согреться или устоять на жалящем холодом камне дороги. Даже мочеточник скрутило болезненной отдачей, режущим ударом в низ живота.

Дэн, хватит, бога ради! Я же сейчас точно закричу!

Если ты так жаждал меня наказать, ты исполнил своё желание на все сто! Заставишь лакать воду из миски стоя на четвереньках нагишом, сделаю это без лишних вопросов и претензий! Оближу лакированную кожу твоих фирменных туфель по пять штук за каждый прямо здесь и сейчас! Но… хватит меня ТАК мучить!

- Ещё несколько секунд, Эллис, и всё! – что, всё? Ты меня бросишь одну на этой трассе или закопаешь в этом лесу?! ЧТО ВСЁ, Дэн?! Почему все твои попытки меня успокоить ни хрена меня не успокаивают, а скорей наоборот?!

Всё таки выдавливаю из горла несколько протяжных всхлипов. Оголяешь вторую ногу, заставляя стать на этот грёбаный ледяной асфальт. Кажется отдаёт холодом прямо в спину, по почкам! Чёрт, Дэн, ты хоть здраво осознаешь, что ты делаешь?..

Слышу и чувствую, как ты быстро поднимаешься. Чёрная плотная тень отступает и отходит вперёд. Моментально забываю о физическом холоде и собственном плачевном положении, как только в мозг въедается куда ужасающая догадка с предположением.

Нет, нет, Дэнни, не бросай меня! Не отходи! Мне надо чувствовать тебя рядом, умоляю, прикоснись ко мне… нет, лучше обними!

Движение с резким взмахом, режущий слух неуловимого звука сопротивления воздуха и летящего предмета. Опять вздрагиваю, когда понимаю, что этот отзвук вдалеке ни что иное, как падение моих ботильонов на расстоянии не меньше тридцати метров. Fuck! FUCK!!! ДЭН, ХВАТИТ!!!

Хочешь, чтобы я сошла с ума именно за эти считанные доли секунд?!..

- Всё, Эллис, всё!

Я чуть не закричала. В паническом страхе хватаясь, сжимая трясущимися пальцами тёплый кашемир пальто, как только Дэниэл подхватывает меня на руки, крепко прижимая к плечу и груди.

- Теперь уже всё!

Понимаю, осознаю, но упрямо не хочу принять ощущение факта, его попытки меня успокоить, снять часть моей взбесившейся паники силой и теплом своих рук. Кажется, я даже вцепилась зубами в его воротник. Меня не просто трясёт, меня колотит, сотрясает от хлёстких ударов в каждый нерв, в каждую раскрытую болевую точку.

Нет, ты никогда не попросишь за это прощение, потому что… это наименьшее, что ты сделаешь в эту ночь с перепуганной тобой же на смерть Эллис Льюис.

Господи, мне и вправду ТАК холодно, или меня выбивает изнутри сумасшедшей чечёткой зашкаливающих эмоций, обезумевшего страха, готового вот-вот разодрать мою сердечную мышцу ненормальными сокращениями в рваные клочья. Почему, боже, почему я никак не могу успокоиться? Такое ощущение, что в твоих руках, в окутавшем меня горячем родном теле меня ещё сильнее выбивает и выносит за пределы здравого разума. Тебе удалось раздавить меня ещё сильнее, разнести в щепки, напугать так, как я ещё никогда в жизни не боялась – не боялась именно тебя!

Ещё никогда я так не желала не видеть тебя и не чувствовать, с острой потребностью остаться одной, потерять это самое ненавистное ощущение твоего присутствия, с поглощающим воздействием над моим телом и сознанием. Как такое возможно?! Как можно так хотеть от кого-то сбежать, вырваться, разорвать с ним все реальные и нереальные связи и одновременно вцепиться в него мёртвой хваткой с холодеющим сознание ужасом о безвозвратной потери.

Я ненавижу тебя, Дэниэл Мэндэлл только за это! За то, что я ТАК ненавижу тебя, твою неоспоримую власть надо мной, за то что делаешь со мной такое, то, что не удавалось ещё никому другому – влиять на мои мысли, желания и чувства, влиять на всю сущность Эллис Льюис… заставляя её переживать и чувствовать невозможное, заставляя её умирать каждый день и каждую ночь от этой засасывающей одержимости… одержимости сбежать или остаться с тобою навсегда!

ШАГ 3:02

- Ну, всё, успокойся! Всё уже закончилось!.. – пожалуйста, не обманывай меня. Не делай мне ещё больнее, чем есть, не отбирай остатки сил и осколки окоченевшей надежды. Я итак держусь на честном слове, на самом краю, ты практически лишил меня всего, даже веры в завтрашний день!

Одни лишь твои прикосновения… Всё, что ты даёшь мне сейчас и позволяешь чувствовать – только тебя и этот ненормальный озноб!

Меня корёжит и передёргивает едва тело соприкасается с обивкой пассажирского кресла. Нервные окончания будто оголились по всей коже, воспринимая инородные тела, как угрозу моей вывернутой уязвимости, усиливая каждое осязаемое чувство во сто крат. Интуитивно сжимаю внутренние мышцы бёдер вместе с коленками, как только в ягодицы вжимается поверхность кожзаменителя. Если расслаблюсь хоть чуть-чуть и немного отсяду назад, моя воспалённая киска соприкоснётся с сиденьем! Fuck! Не смотря на взвинченное состояние, ясно осознаю и ощущаю, как опухли половые губы, как они всё ещё зудят и реагируют на перепады температуры извне и изнутри. Достаточного одного незначительного воздействия и меня разорвёт до истерического вопля.

- Мы… мы вернёмся домой?! – я только что назвала квартиру Дэна «домом»? Господи, он реально прошил мне мозг за последние десять минут вдоль и поперёк.

Неспешно, почти с ласковой сверх щадящей осторожностью, разжимаешь мои скрюченные пальчики на лацкане своего пальто.

- Эллис, тебе лучше сейчас ни о чём не думать! Особенно сейчас! – аккуратно укладываешь вздрагивающие кулачки на стык сомкнутых бёдер и с такой же невыносимой нежностью проводишь ладонью вдоль обеих ножек до самых щиколоток, располагая голые ступни в более удобном положении на подогретом полу салона ауди.

Ты действительно пытаешься меня успокоить, подключить к ментальному воздействию на мой взбесившийся разум и стянутое изнутри перенапряжёнными мышцами тело физиотерапию из подчёркнутой заботы и исключительного внимания? Хочешь, чтобы я безоговорочно доверилась твоим рукам и наконец-то расслабилась?..

Как?! Твою мать, как?!! Я всё ещё на пределе! Одно неверное движение и взорвусь! Заору, начну биться в истерических припадках! Почему ты не говоришь, куда мы едем? Что это за цирк с раздеванием?!.. Хорошо, не цирк, тебе захотелось дать мне прочувствовать всю безысходность моего положения и предстоящих событий… и я это прочувствовала, как никто другой! Так как в этом не было ни капли фальши. Да, заранее продуманный и чётко проработанный сценарий действий, но без грамма намёка на игру с обеих сторон. Никто из нас в это не играется, а именно переживает! Вот только роль жертвы, как всегда, прописана именно за мной!

- Ты должна успокоится… Я рядом! Я всё время буду рядом, чтобы не случилось! – это угроза или констатация моего полного уничтожения?!

Почему это ни хрена не успокаивает?.. Разве что твои руки… со столь знакомыми манипуляциями и привычными действиями. Пристёгиваешь обратно ремень безопасности. Впервые за все эти грёбанные минуты убивающего ожидания хочется захихикать, не сколько от ненавязчивой щекотки, а от самого процесса. Эллис Льюис доигралась! Она до последнего не верила в великого и ужасного Дэниэла Мэндэлла-младшего? Думала, что это напускной образ и поверхностная маска, и худшее, что он мог с ней сделать, давным-давно пережито и пропущено через тело и нервную сеть несколько раз, зафиксировано, обработано и разложено на составные с самым глубочайшим критическим анализом?!

Эллис, ты могла переворошить в интернете тонны информации о настоящих садистах, проштудировать их «философию» поведения, извращённых фантазий с вывернутым восприятием реальности, и всё равно это был бы полный тупик! У Мэндэлла-младшего своё особое и сверх исключительное положение во всей этой ненормальной психологии – его изощрённый садизм не попадает ни под одну из установленных и общепринятых категорий! Он нестандартен во всём и особенно в своей мании мести. И он не успокоится, пока не проведёт меня по последнему кругу ада! И если понадобится, повторит это снова и в куда более трэшовом режиме, натягивая мой порог боли до очередного нереального предела!

Господи, как я могла все эти дни и особенно в этот вечер убеждать себя, что всё якобы изменилось, что Дэн изменился? Наверное я устала?.. Да! Я устала, я дошла до крайней точки, хотя и боялась признаваться себе в этом. Но разве это не тот самый знак, когда следует всё остановить и притормозить, выдать карточку-справку выбывшему игроку из-за полученных им тяжёлых травм и увечий, я ведь тоже ничего не инсценировала!

Хлопок дверцы с отдачей-сжатием по обострившемуся слуху, по натянутым до звенящей дрожи нервам… панический удар в голову, с новым выбросом вскипевшего адреналина и бешенной скачки сердца!.. Неужели я начинаю сходить с ума только от ощущения потери твоего присутствия, осязаемого тепла твоего тела, рук, дыхания? Меня выворачивает сам факт, что тебя нет рядом, что я не чувствую тебя, твоих прикосновений, что ты не говоришь со мной?! Или это взвинченный страх перед неизвестным и необратимым?! Ты тот, кто уготовил мне очередную смертельную петлю в очередном убойном аттракционе, а я сама при этом переживаю, как бы мой палач не пропустил начала представления и не увидел, как меня размажет по кабинке?

Всего каких-то невыносимо долгих грёбаных секунд вечности перед долгожданным звуком открывающейся дверцы со стороны водительского кресла, с порывом свежего воздуха и мелодией-ритмом оповещения открытого авто. Не сколько слышу, а именно ощущаю каждое движение, звук, как прогибается сиденье под весом двухсотфунтового тела, твоей структурной плотной тени из пульсирующих переплетений живых костей, мышц, вен и кожи, как она ширится, разрастается, вновь заполняя всё окружающее пространство. Она намеревается окутать и поглотить сжатое тельце Эллис Льюис, засосать её в себя всю, без остатка и шансов на право выбора. Неужели я жду и хочу именно этого?!

- Всё, Эллис, хватит! Хочешь остаток пути глотать сопли? Давай, будь хорошей девочкой! Ты же у нас такая боевая! – если бы не знала, что в твоих словах нет ни капли издёвки, честное слово, вцепилась бы туда, откуда исходят твои «подбадривающие» слова всеми десятью ногтями. Вместо реверсивной психологии срабатывает очередной инстинкт-рефлекс. Вздрагиваю и напрягаюсь, как только твоя рука обхватывает меня за шею и скулу со спины очередной подавляющей манипуляцией – зафиксировать и удержать мне голову в желаемом положении.

- Давай, сморкайся и хорошенько! – меня почти пробрал истерический смех. Нижнюю часть лица накрывает мягкая ткань свежего чистого платка с лёгким давлением у крыльев носа твоих пальцев. Интуитивно поднимаю руки…

- Сиди и не шевелись, пока я не скажу когда и как! Ты знаешь правила, Элл… давай! Не тяни время!

Только ты мог так серьёзно воспринимать роль заботливого папочки и превращать её в холодящий кровь и внутренности жёсткий прессинг над сопротивляющимся сознанием.

- Умничка! Хорошая девочка! – ей богу не знаю, чего хочу больше всего, убить тебя за это или всхлипнуть от обжигающего отпечатка глубоко шёпота с губами на щеке у ушка.

Раздрайв усиливается… сжимаю бёдра под ударом новой острой волны, перебросившейся на меня горячей сети чужой подавляющей силы.

- Всё, Эллис, хватит… - мягкая ткань платка нежно скользит по щекам под самым краем маски, обводит едва не каждую черту с контуром распухших губок и дрожащий подбородок, промокает сбежавшие, почти высохшие ручейки слёз на шее и ключицах. – Тебе надо расслабиться.

Интересно, как? Меня продолжает трясти не смотря на тёплый воздух в салоне машины, не смотря на твой горячий голос и невыносимую заботу твоих рук. Как… как они могут делать такое?! Причинять столько боли и тут же добивать своей грёбаной нежностью?..

- Эллис, ты меня слышишь? – но меня ещё сильней сковывает перенапряжением мышц, стоит только потерять ощущение твоих рук. Ещё немного, подниму свои трясущиеся скрюченные пальцы и сдеру к чёртовой матери эту долбанную повязку! Меня и без того перекручивает-выламывает изнутри от страхов и конфликтующих эмоций. Кажется, что из-за невозможности видеть, они только усиливаются, стоит только испытать очередной шоковый удар потери твоих прикосновений и тебя самого!

Ей богу, тебе лучше меня усыпить хлороформом, чем пытаться заставить успокоиться при помощи ласковых ухаживаний, проникновенного шёпота и убивающей на хрен завышенной заботы. Раздирать на мне одежду на морозе и ледяном асфальте у тебя заботы и понимания не хватило! Растоптать и унизить, напугать до смерти и тут же потребовать, чтобы я успокоилась?! Извини, Дэнни, у меня нет такого переключателя или нужной кнопочки! Это ты довёл меня почти до ручки, так что не смей говорить, что и как…

- Всё, всё! Ну, хватит! Тише!.. – судорожно всхлипываю с надрывом, с новым шоковым прострелом по всем контактам и нервным окончаниям. Твои пальцы… fuck!!! Обнажённые пальцы без этих грёбаных перчаток обхватывают горло и скулы, запрокидывают мне голову, плотно прижимая к кольцевому захвату внутреннего изгиба локтя и каменному плечу. Ещё немного и взвою, от тебя, только от того, как сильно я тебя чувствую, как глубоко и болезненно врезаются твои слова с твоим порывистым дыханием под волосы и кожу над ухом, как жарко прижимаются твои упругие губы вместе с шёпотом, словно пытаются расплавить не только черепную кость, но и всю кору головного мозга. Просочиться в меня, закоротить все нейросхемы, заставить зависнуть сознание и последние очаги сопротивления Эллис Льюис!

- Всё, Эллис, всё… уже всё позади! – умоляю, не обманывай меня!!! – Расслабься!

Вторая рука накрывает оба моих кулачка плотно сомкнутых и прижатых к стыку сведённых до судорожной дрожи бёдер. Пальцы беспрепятственно обхватывают и оплетают сразу обе кисти, надавливая и пытаясь отнять их от ног.

- Элл, расслабь руки, иначе останутся следы от ремня! Не дрожи так! Слышишь? Перестань сопротивляться!

Хватить жечь меня голосом, хватит заползать в меня и окутывать снаружи, мне от этого не легче, твою мать! Ты же душишь меня не только физически!

- Эллис, прекрати! Ты же не хочешь, чтобы я ещё больше расстроился?!

Как будто это смягчит силу будущих ударов и всех просчитанных против меня планов действий, или что там меня ожидает в твоём изощрённом садистском воображении? Могу поспорить, что раздевание на морозе – самое безобидное из всего, что ты уготовил мне, Дэнни. И как по-твоему, я теперь смогу расслабиться?

Правда тело реагирует на твои скрытые угрозы поверх и вопреки сопротивляющемуся разуму. Не хочу, но расслабляю руки, позволяю тебе их поднять и прижать к груди. Незамедлительное ответное поощрение – целуешь в волосы и кожу у виска, пальцами правой руки очерчивая контур дрожащего ротика, облегчая касание до воздушного статического разряда, но не ослабляя силы локтевого захвата ни на йоту.

Меня оглушает волновыми накатами раньше, чем успеваю определить их источник… кипящая пульсация по всей поверхности оцепеневшего тела, в зудящую от перенесённого холода кожу, в надрывные толчки взбесившегося сердца с нарастающим отзвуком внутрь, в каждую вену и капилляр, в каждую перетянутую мышцу и нерв.

- Расслабь ноги, Эллис! Сейчас же! – твой голос проникает последующим волновым ударом быстрее и раньше, чем твои пальцы проскальзывают в стык сжатых бёдер. Кажется, я не просто пытаюсь прикрыть и спрятать свою ничем не защищённую «добродетель», а закрыться, оттолкнуть любую вероятность с возможностью… пережить новый приступ физического возбуждения.

- Разведи бёдра, Эллис! Бл**ь, я не шучу! Не дразни меня! Ты же знаешь, как я этого не люблю! – голос так же спокоен и невозмутим, разве что ощущение проникновения с бархатной тональностью стало более глубоким и осязаемым, царапая уже изнутри, в трахее и лёгких, по стенкам пищевода… в вибрирующих кольцах пульсирующей спирали солнечного сплетения.

Я едва не взвыла! Fuck!!! Тело реагировало на Дэниэла вопреки всем моим сознательным сопротивлениям, предавая и сжигая в пламенных вспышках ответной отдачи любые попытки вопящего рассудка противостоять любому вторжению и подавлению. Борьба, в которой был заранее предопределён победитель и проигравший! Нулевые шансы на спасение… на возможность остаться за пределами твоей власти и подчинения!

Твои ментальные сети тугими кольцами удушливого кокона затягивающей сущности врезаются и выжигают каждую клетку тела, усиливающимися разрядами и частотой. Как?! Как я могу сопротивляться, если ты давно меня захватил, прописался во мне, переписал весь мой генетический код на своё имя?!

- Ну же… ЭЛЛИС!!! – да, конечно, ты ждёшь, что я раскроюсь первой, ты не заставишь меня силой рук, только силой своего разрушающего воздействия, через слова, арктическую тональность терпеливого голоса, дыхание и… взгляд. Взгляд, который я не вижу, но чувствую, ещё острее, чем когда бы то ни было, ещё глубже… ещё больнее!..

Пытаюсь расслабить ноги, честно, но… ни хрена не выходит. Коленки дрожат ещё сильнее, перекидывая свою безумную пляску вверх по всему телу, замораживающим инеем в позвоночник и до самого темечка! Но тебе не нужно так много, всего лишь дождаться подчинения зарвавшейся сабы. Пара секунд или долгих затянувшихся мгновений вечности… чтобы добровольно раздвинуть ноги…

- Умница! – о, да, тебе даже более, чем достаточно! Только мой ответный крик, моя сиюминутная реакция на твоё прикосновение, на властное вторжение в зону единоличного владельца и пользователя!

Сухой крик выжигает горло, выбивая с вспышкой-отдачей новый взрыв по скрытым и закодированным твоей рукой эрогенным точкам в голове. Всего несколько невыносимых мгновений, несколько движений… Боже! Твои пальцы накрывают обе половинки половых губ, чуть надавливая и беспрепятственно проникая в более чувствительную и нежную зону. Вульва реагирует моментально, запульсировав надрывными толчками по клитору, под неспешным массирующим нажимом чужой плоти, растягивающим и отсылающим нарастающие удары в стянутое колечко вагины и дальше, вглубь, в самую ненасытную бездну похотливого естества, истомившуюся пустоту неуёмного вожделения.

Да, чёрт! Бл**ь!.. Я хотела… всё это время я хотела и подсознательно ждала этого! Ждала, когда ты сделаешь это, когда вторгнешься, сокрушишь последний барьер, дорвёшься до зоны моего беспрекословного подчинения, возьмёшь то, что принадлежало теперь только тебе, то, чем ты владел до самой последней уязвимой точки в моём теле… твоём теле! То, в чём я до сих пор не хотела признаваться самой себе! Я была готова и ждала тебя, всегда, даже когда тебя не было рядом! Как и за минуту до этого, сжимая бёдра и изнывая от желания почувствовать тебя внутри. Страх, боль и возбуждение – три ненормальные составляющие, вызывающие острое сокращение стенок в моем влагалище с пульсацией самой матки и в интенсивных выделениях. Неужели я наивно полагала, будто ты этого не знал?

- Кого ты хотела обмануть, Эллис?! Ты же вся течёшь! Ты ведь только и хочешь, чтобы я тебя вые**л! – под твой опаливающий шёпот по моим эрогенным точкам в голове, с новым протяжным стоном в моём горле, с попыткой выгнуться, поддаться на встречу твоей руке, твоим пальцам, медленно проникающим в сжатые кольца вагины дразнящими томными толчками.

Да, твою мать, ты прав! Ты добился своего и даже раньше, чем ожидала я сама! Твои угрозы и пророчества сбылись, я хочу только тебя! Хочу твой член, чтобы только ТВОЙ член входил в меня так же, как сейчас входят твои пальцы, осторожно, почти неощутимо, задевая и раздражая лишь самые нежнейшие и сверх чувствительные точки на упругом колечке-входе во влагалище и дальше, в податливых влажных глубинах изнывающего вожделения… С прорисовкой перед невидящим взором совершенной формы твоего возбуждённого члена, налитой кровью блестящей головкой, вытянутым упругим стволом над тяжёлой тугой мошонкой, оплетённого разветвлёнными узлами вздутых вен. Да, чёрт возьми, я до одури хочу, чтобы он вошёл в меня, заполнил до самых краёв, выбил на хрен из моей головы и тела эту ненормальную дрожь с парализующей скованностью, достал своими мощными пульсирующими ударами до самого сердца, сливаясь с его толчками в гландах моего горла!.. горла, за которое ты буквально меня держишь и фиксируешь в неподвижном положении.

- Да, девочка моя, вот так! Умница… не сдерживай себя! – голос скользит раздражающими мазками по коже и в волосах, обжигая часть лица, просачиваясь зудящей вибрацией во влагалище с каждым осязаемым проникновением твоих пальцев, с каждым нестерпимым скольжением по содрогающимся точкам, ответной отдачей моего истекающего и пульсирующего лона. Судорожные удары подобно шоковому натяжному прострелу через всё тело, немощной реакцией на каждую твою ласку, на каждый просчитанный тобою толчок в вагине, массирующей спиралью большого пальца по складочкам вульвы, выше по клитору, к самой чувствительной зоне над клитором – к скрытой эрогенной линии лобка.

Меня выгибает и передёргивает, как под градом циклических ударов раз за разом, стон за стоном, всхлип за всхлипом. Неосознанно, а может и специально развожу бёдра ещё шире, толкаясь тазом навстречу в попытке насесть на пальцы до самых костяшек. Накрывает очередным ненормальным желанием, мне дико мало двух пальцев, хочу больше! Я хочу твой член!!! Fuck!

- Соси!!! Давай, моя девочка, покажи, КАК ты этого хочешь! – неужели твой голос сорвался?! Не могу не то что в это поверить, мне не хватает ясности ума и трезвого мышления, чтобы это понять и осознать. Меня заполняют только твои пальцы с моей обезумевшей одержимостью получить больше. Мне мало, безумно мало! Я хочу твой член и в своём влагалище и в своём ротике! Бл**ь, с новой дрожью, с иной вспышкой ненормальности засасываю три твоих пальца, млея от близости твоего рта. Ты почти прижимаешься к моей щеке, кончик твоего языка ведёт еле ощутимым касанием по контуру уголка и моей нижней губы, совсем рядом от твоих пальцев, обжатых моими губками.

Твёрдый рельеф с жёсткими узлами фаланг, с солоноватой упругой кожей скользит вместе с движениями моего языка, с попытками слизать до основания твой вкус и запах в горячем вакууме моего страстного засоса.

Ты же знаешь… чувствуешь! Господи! Мне ничтожно мало этого!!!

- Что, моя девочка, что ты хочешь? Эллис, скажи! – плавящие кристаллы твоего влажного дыхания прямо на моих дрожащих губках, прорывающимися выстрелами в мой рот поверх твоих пальцев.

Боже, как же я тебя ненавижу за это! За то что ТАК меня чувствуешь и читаешь!

Мать твою, ты же и без меня знаешь! Зачем усиливать мои немощные стоны, заставляя выгибаться от ненормального вожделения, под более глубоким проникновением пальцев во влагалище, невыносимого раздражения с лёгким давлением на клитор? Fuck! Дыхание сбивается с пережатием трахеи, под сумасшедший перебой сердца, с ответными толчками в вагине. Тягучие волны сладчайшей истомы разгорающимися мириадами микроискр заполняют и пульсируют вместе с кровью в каждой складочке, на каждом миллиметре гладкой поверхности сверхчувствительной тонкой кожицы от каждого прикосновения, толчка, скольжения и погружения твоих пальцев, с сухим сжатием горла изнутри, с балансировкой на самом краю, очередного запредельного уровня возбуждения… Боже, это становится слишком нестерпимым! Как тебе удаётся так меня перевозбуждать и удерживать в этом состоянии на грани истерического срыва?

Пожалуйста, не останавливайся! Я хочу ещё больше! Да! Глубже!

- Скажи это, Эллис! Попроси!

Сколько я уже выгибаюсь и наседаю на его пальцах, то сжимая со всей силы стенки влагалища, то резко расслабляясь с ненормальной дрожью по всему телу, с обезумевшими жалобными стонами, всхлипами и криками? Несколько сильных, то ли щадящих, то ли доводящих до нового исступления или припадка толчков пальцев, пережатых кольцами влагалища с будоражащими звуками влажных щелчков, с беспощадной атакой по всем онемевшим и расплавленным эрогенным точкам, вырывая из моего горла протяжный скулящий стон.

Только сейчас замечаю, что во рту больше нет твоих пальцев.

- Попроси!.. Попроси, бл**ь! – ещё одна безжалостная порция толчков, более сильная, с первой сладкой вспышкой долгожданной… боли.

На этот раз просто задыхаюсь от безумного ощущения острой грани запредельного перевозбуждения, ритмичных волн нереальной истомы и ускользающего приближения оргазма.

- Ударь… - даже не расслышала, а может вовсе не поняла, что пыталась сказать?..

- Что?! Скажи это! Громче! Попроси!!! – нет, ты не хрипишь и не рычишь, но твой севший голос царапающим бархатом оседает в ритмичных ударах твоих пальцев на немеющих и дрожащих стенках влагалища.

- Ударь меня… мой Господин! Пожалуйста… ударь!

Да, fuck, да, я хочу этого, умоляю!

Почти никакой заминки. Не успеваю осознать и разочароваться от потери ощущения толчков пальцев в вагине, давления и силы всей твоей руки, как меня накрывает долгожданной режущей вспышкой острой щемящей боли по всей поверхности раскрытой вульвы, по клитору, половым губам и даже по колечку входа во влагалище, с натянутой чувствительной линией до самого ануса. Боль с возбуждением, с нарастающей вибрацией удушающей эйфории, мощной волной накрыла, залила, затопила каждый квант, каждый микро участок нагого тела, вливаясь беспрепятственным штурмом тотального поглощения сквозь поры по всей поверхности эпидермиса. Кажется, я не смогла закричать, связки спалило на хрен вместе с лёгкими. Зудящие затихающие искры стягивающего жжения с разливом блаженной неги нового прилива порочного возбуждения, безумного, всепоглощающего с плавным скольжением подушечек твоих пальцев по клитору, по разбухшим холмикам натянутых половых губ до самой впадинки вагины. Несколько прорисовок круговых линий, щадящим давлением по онемевшей кожице, по стонущим эрогенным точкам чувствительного мокрого колечка, с последующим глубоким погружением в изнывающую глубину, с новой серией нещадных толчков и ударов по сжатым стенкам влагалища!

Это предел?! Господи, неужели это предел?.. Я реально не могу больше кричать. Просто задыхаюсь, выгибая спину, цепляясь трясущимися пальцами в запястье руки на своём горле. Мои желанные, беспощадные, живые оковы – твои руки. Твоя сила и воля, всё, что удерживает рядом с тобой, всё, что меня заполняет и заставляет сходить с ума день за днём, ночь за ночью, крик за криком…

- Да, вот так… - говори, боже, говори! Сжимай перекрученным жгутом в своих кулаках мои мышцы, нервы и разум до полной потери рассудка!

Новый удар, вымеренным точным захлёстом в момент выброса из окружающего пространства, полного расслоения реальности, когда зависаю в парализующем оцепенении не только сознанием, но и всем телом. Меня подбрасывает, вырывая новой физической щадящей болью из смертельной петли вожделенной агонии.

- Кончай, Эллис, кончай… выпусти это из себя! – ещё один резкий хлопок по вульве и промежности с твоим опаливающим шёпотом прямо мне в ротик.

Нет, пожалуйста, нет! Ещё! Я хочу ещё!!!

Но твои пальцы уже дожимают микроны пульсирующей плоти с последними атомами цепной реакции, выжигая первую судорожную волну неравномерных сжатий, затягивая в тугую пружину вибрирующих вспышек сладчайшего апогея.

- Да, умница! Вот так! Сильней! Не сдерживайся.

Кричу или пытаюсь кричать, сквозь рвущий лёгкие молебный стон, задыхаясь под мощными ударами невообразимо сильного оргазма. Яркие слепящие ожоги изнутри по сетчатке глаз, сухими разрывами в лёгких, плавящей лавой под кожей, томными разливами по эрогенным зонам, в самом сердце, в пылающей вагине.

- Ты хочешь этого! Всегда хочешь! – порывистый шёпот вместе с кончиком языка невесомым прикосновением скользит по контуру моих стонущих губок, усиливая давление нещадных мазков по дрожащим точкам тончайшей кожицы. Ты заставляешь чувствовать затихающие волны оргазма прямо на моих губах!

Fuck! Жалобно всхлипываю с последним судорожным стоном, готовясь к новому приступу рыданий. Нет!.. Потеря тепла твоей ладони с пылающей поверхности сокращающейся вульвы подобна смертельному удару осколком льда.

- Ты хочешь только меня! Бл**ь!.. Эллис… моя… моя Эллис! – пальцы на горле вжимаются в кожу безжалостными тугими стяжками, с дрожью перенапряжения по всей обвившей меня руке. Ощущаю не только затылком твои мышцы, но и как впивается бицепс и плечо в мою голову вместе с погружением твоего языка и кончиков пальцев другой руки в мой раскрытый рот. Кажется, я опять плачу!

Да! Будь ты проклят! Я хочу только тебя! Тебя одного! Даже сейчас, после полного уничтожения всего, что я когда-то с гордостью называла индивидуальной личностью Эллис Льюис, разрыва последних нитей и связей с внешним миром, с дорогими мне людьми, с собственной жизнью, с тотальным опустошением самого тела и сущности… я всё ещё хотела быть с тобой! Неосознанно цепляться за руки своего беспощадного палача, тянуться за его губами, за жёсткими атаками его ненасытного языка поверх кончиков пальцем с моим вкусом и ароматом, смешавшихся у меня во рту с нашей слюной.

Боже! Как же я тебя ненавижу и хочу! Особенно сейчас, под утихающие волны сильнейшего оргазма, задыхаясь в тугих кольцах твоих рук, удушающем коконе твоей сущности и обоюдного откровенного поцелуя! Как?.. Как я могла подумать, что ты изменился?!.. Нет, я определённо сошла с ума… я не хочу, чтобы ты менялся! Fuck! Трижды Fuck!!!

- Ну, что, успокоилась?! – безжалостный вопрос отрезвляющим напалмом с безжалостным разрывом наших губ и языков. Пощёчиной по лицу было бы не столь болезненно!

Меня вынесло на поверхность арктической реальности мощным рывком сжатого на моём горле кулака… или окунуло с головой прямо под толщу ледяной воды, с последующим разрывом лёгких и желудка. Ещё мгновение и… захлебнусь! Раскрываю глаза до возможного предела… но ни черта не вижу.

- Эллис, я тебя очень прошу! Давай… остаток пути без истерик, рыданий и соплей! Ты же умная и сильная девочка! Постарайся продержаться… до конца!

О, боже!.. Что… что это ещё на хрен такое?.. Что ЭТО НАХРЕН ЗНАЧИТ?!

Бл**ь, горло перехватывает не давление твоих расслабившихся пальцев, а… лёгкий поверхностный поцелуй в лоб, прямо над краем повязки…

Нет, нет, нет! Пожалуйста! Не размыкай рук, не отстраняйся, не отпускай меня!!! Сделай со мной, что намеревался прямо здесь и сейчас, но только не бросай меня одну в этом высасывающем мраке глухой пустоты, абсолютного ничто, твоей всепоглощающей вязкой черноты.

Новый приступ панической дрожи? Моя коварная пифия прифигела вместе с обомлевшими тараканами, или их всех размазало волной жидкого азота под температуру вечной мерзлоты?

Я могу до бесконечности отбиваться или уклоняться от атакующих предположений с догадками, но… не врать себе, что всё это не могло иметь определённой подоплёки, что это не являлось частью твоего заранее разработанного плана, отличительного от всего того, что ты когда-то со мной вытворял…

- Скоро приедем, осталось совсем немного!

Fuck! Что ты делаешь, зачем ты это делаешь?! Зачем оставляешь одну, совершенной одну с этой грёбаной неизвестностью, с обострившимися ощущениями, с взвинченными эмоциями, страхами и беспорядочными мыслями? Я же так окончательно тронусь, мне много не надо! Всего несколько минут, чтобы слить реальность, внешние звуки и движения с хаотичным бегом взбесившихся идей, неумолимой констатацией факторов с последовательностью всех последних событий – отлить из всего этого огромную панель титанового пресса, которая накроет меня за считанные секунды и расплющит в кровавую пыль… Или разорвёт изнутри раньше, чем жестокая действительность вытеснит из обезумевшего разума всю эту какофонию более чёткими и куда ужасающими картинками необратимой реальности!

Когда, твою мать, я перестану ТАК тебя бояться?! Я ненавижу этот выворачивающий на изнанку грёбаный страх! Он не позволит мне расслабиться и увидеть вещи в их естественном цвете и свете! Увидеть тебя иным, тем, кем я так жаждала тебя увидеть и узнать! Увидеть моим… и только моим Дэнни!

В этом и заключалась вся правда, всей долбанутой действительности! Возврата не существует ни для кого из нас! Мы оба завязли в твоей бездне кроваво-чёрного заката, твоего безнадёжного опустошающего апокалипсиса, будущего без будущего, и только у одного есть ключи от выхода… и, боюсь, что не у меня!

Господи! Что мне теперь делать?! Опять смыкать коленки, сжиматься и напрягаться до судорожной рези в скованных мышцах, напряжённо прислушиваясь к твоим движениям? Вздрагивать при каждом неожиданном толчке авто, пытаясь определить, не развернул ли ты машину, куда именно мы снова едем, какой сработал автоматический сигнала поворота – налево или направо? Наивно тешить себя иллюзией, что ты снова рядом только протяни руку… только попроси!

Нет, Эллис, нет! Не обманывайся! Он опять оставил тебя одну, совершенно одну! И эта повязка – не часть игры, какой возможно была бы у других е**нутых садистов. Можно подумать, ты бы смогла запомнить остаток пути или уже запомнила все повороты и названия ориентиров, что вы проехали до этого!

Нет, это была часть его тщательного продуманного плана, и именно плана! Жесткого, идеального, методичного. Даже этот сеанс секс-терапии ни что иное, как попытка сохранить вышедшую из-под контроля ситуацию и вернуть её в изначальное русло, так сказать подкрутить болты и восстановить «равновесие». Попытка вернуть меня в чувства, чтобы потом оставить одну, наедине не с пустой кроватью и комнатой в его квартире, а наедине с его демонами!

Увы, Дэнни, моих давным-давно истребили более крутые и навороченные монстры, растерзали и выпотрошили под чистую! Теперь мой внутренний мир заполнен твоей бездной, твоими реальными и скрытыми кошмарами, и что самое страшное – я не знаю, есть ли у них свои пределы! Есть ли пределы у тебя, у твоих извращённый фантазий и планов на счёт Эллис Льюис?! И куда, ТВОЮ МАТЬ, ты меня везёшь?! А, главное, за каким ХРЕНОМ?!! Тебе показалось слишком мало? Не достаточно? Тебя не удовлетворило то, что ты успел сотворить со мной до этого? Что и когда пошло не так или вышло из-под твоего бдительного контроля? Или я… не достаточно умирала на твоих глазах, слишком быстро и не так болезненно? Или твои аппетиты достигли запредельных масштабов, вышли за грань твоих реальных возможностей? Ты настолько вошёл во вкус, что теперь не в состоянии остановиться, дорвался до вечного источника своих грёбанных садистских наслаждений?!

Да, Дэнни, в этом плане ты стопроцентный садист! Потому что именно это доставляет тебе желаемое удовлетворение, именно этого ты жаждал все эти годы – жаждал заполучить меня, моё тело, мою жизнь, мою душу, всю Эллис Льюис до самой последней клеточки и без остатка! Чтобы вытворять с ней только то, что заблагорассудится лишь тебе! Безвольная, но такая чувствительная кукла!..

Немного? Скоро приедем?! Что в твоём понимании вообще значат слова «скоро» и «немного», Дэнни? Время рядом с тобой меняет не только свой ход, но и структуру со смыслом, приобретая вполне реальные и осязаемые формы! Даже две минуты превращаются в вечность! Что такое ещё минут десять или двадцать? Две полноценные жизни, которые успели выпариться из моей крови и срезать десять умопомрачительных виражей с бесконечным падением головой вниз? Ещё одна микросмерть Эллис Льюис?

И что с ней случилось? Почему именно здесь и сейчас она ТАК боится?.. боится даже думать!

Куда, бл**ь, куда ты меня везёшь, Дэниэл Мэндэлл-младший? И почему именно сегодня? Ты же не мог заранее не предвидеть подобного поворота событий… ты… планировал это, да? Ты давно всё это распланировал!

И почему ты не Бетмен? По крайней мере, я бы знала, что мы направляемся в твою тайную пещеру, забитую большими и жуткими летучими мышами. И почему меня больше не пробирают приступы истерических смешков? Почему я впервые настолько тебе не доверяю?!

…Мы остановились? Господи! Неужели те предыдущие несколько поворотов со сменой структуры гравия под колёсами и считыванием неровной поверхности неасфальтированной дороги не что иное, как «конечная»?

Мы и вправду приехали? Уже?!

- Подожди пару минут, я скоро за тобой вернусь. И не трогай маску!

Я тебя и вправду послушаюсь?

Fuck! Глухой хлопок справа с… окончательной потерей твоего присутствия, словно за пределами этой машины царит сплошная пустота и мрак, где полностью исчезаешь даже ты со своей властной и всепоглощающей тенью! Вздрагиваю или меня передёргивает под очередным залпом зашкаливающей аритмии по гландам, с угрожающим шипением подскочившего давления по барабанным перепонкам. Бл**ь, меня заложило и закупорило со всех сторон!

Как я могу в таком состоянии покорно ждать и не сдирать с лица повязки? Я же не выдержу и минуты! Для меня две минуты подобного выжидания ещё и без тебя – целая вечность в эпицентре агонизирующей чёрной дыры!

Опять колотит или выбивает изнутри бешенной чечёткой собственного сердца. Кажется, у меня подскочило не только давление, но и температура.

Это твои шаги? Ты возвращаешься? О, боже! Обострился не только слух… всё тело, каждый рецептор с нервными окончаниями всего эпидермиса словно настроились на восприятие именно акустической частоты окружающего пространства. Да, твою мать, я чувствую твоё приближение не только кожей, но и окоченевшими внутренностями. Теперь безошибочно могу сосчитать сколько тебе осталось проделать шагов до меня.

Всё равно вздрагиваю, всё равно ощущение лопающихся нервов острой резью по натянутым мышцам, даже зная и чувствуя, когда твоя рука ложится на ручку дверцы с внешней стороны. Даже после мелодичного щелчка под давлением твоих осязаемых пальцев… Господи, пожалуйста, только не говори, что ты… опять одел эти свои грёбаные перчатки!!!

- Дэн… это ты?! – нет, Эллис, это безумный Шляпник или сам Ганнибал Лектер! У тебя совсем крыша съехала?..

Хотя, ей богу, рядом с профессором-каннибалом я бы ощутила себя в куда большей безопасности.

Но откуда мне знать, куда мог завести меня Мэндэлл-младший? Вдруг это реальный дом терпимости? Тайная резиденция-клуб повёрнутых сатанистов-садистов? Да мало ли с какими людьми на самом деле в реале общается президент «Глобал-Вижн»! У этих потомственных аристократов ещё со времён египетских фараонов не всё в порядке с головой, а сейчас и подавно! Во что они эволюционировали до наших дней, даже страшно вообразить!

- Да, Эллис, мы тут только одни… если тебе так хочется это узнать наперёд! – ты и это предвидел? Твоюж мать!

Значит, ты прекрасно знаешь насколько мне страшно, знаешь и не собираешься ничего предпринимать? Ты и не собирался меня успокаивать! Ты ХОЧЕШЬ, чтобы я ТАК боялась!!!

- И, да, мы приехали! Мы уже на месте!

Почему же мне ни хрена не легче от твоих слов? Или всему виною тональность твоего голоса, вернее, полное её отсутствие? Я не хочу и не могу тут сидеть и фантазировать, накручивать и стращать саму себя пугающими картинками чёрно-белого будущего Эллис Льюис. В них слишком много багряных оттенков с кровавыми тенями!

Боюсь, один неверный шаг, резкое движение и неверное слово с твоей стороны, и я закричу!

- Где мы?.. – мне надо… надо хоть чем-то себя успокоить, пусть даже этими дибильными вопросами, на которые ты всё равно не дашь ответов! Мне надо знать, что я ещё могу хоть что-то делать, пусть только говорить… пока ещё говорить!

Fuck! Всё равно вздрагиваю и почти готова взвыть. Твои руки совершают привычный обряд с ремнём безопасности, а я уже намереваюсь закатить истерику из-за невыносимости ощущений прикосновения твоих рук к моей обнажённой коже. Нет, не рук, а… твоих отвратных кожаных перчаток. Зачем?! Зачем ты их снова надел?!!

Опять сжимаю бёдра с дрожащими коленками, опять чувствую себя не просто обнажённой и униженной – я вывернута наизнанку всеми оголёнными нервами, своей незащищённой уязвимостью, возведённой в десятую степень психофизической слабостью!

- Я тебя прошу только об одном, Эллис! – наконец-то твоё дыхание вместе с пальцами касается открытых участков моего лица. Господи, неужели ты развязываешь тесёмки повязки?! Почему? Как?!

Сердце совершает крученный бросок о рёбра преждевременного ликования. О, боже! В машине зажгли дополнительный источник света с галогеновой лампой?

Твоё лицо (fuck!) такое чёткое и детальное, с резкими линиями и изгибами контрастных теней и рефлексов, невероятно живого и фактурного цвета! Такого эффекта с горящим цветом невозможно добиться ни с одним навороченным фильтром ни в одном из крутейших графических редакторов! Тем тревожней реакция панической атаки в сердце и по глазам. Видеть тебя настолько совершенным и… недосягаемым, близким и… чужим, реальным и… невозможным!

- Постарайся не делать глупостей и, бога ради!.. – живая чеканная маска бессмертного бога, с холодной жидкой платиной в червоном золоте спокойных бесчувственных глаз. Лёгкое движение выразительных линий и контуров гладких губ… остро отточенными лезвиями тщательно подобранных слов, взвешенных и направленных ровной рукой на поражение, точно в цель!

- Не задавай вопросов и не пытайся разговорить меня или вызвать на откровенные беседы! Не делай ничего из того, что может вызвать у меня страстное желание оставить тебя с кляпом на всю ночь! Ты знаешь правила, Элл. Они не изменились и не скастились… а с этого момента ужесточились на несколько пунктов. Когда придёт время, когда Я решу и сочту это нужным, я САМ все тебе скажу! С этого момента у тебя больше нет привилегии говорить и уж тем более о чём-то просить или что-то спрашивать! За любую попытку произнести хоть слово, будет начисляться определённый вид наказания, в том виде и размере, какие я предпочту выбрать для тебя сам. И ты знаешь, что это не шутки…

Лёгкие затрещали под острым расколом заиндевевшей корки льда, стоило слезящимся глазам заметить в движении твоих рук кожаную полоску чёрного ремешка со стальными кольцами, пряжкой и резиновым шариком-кляпом по центру. Последующий взрыв ответной панической реакции в кровь и сердце не заставили себя долго ждать. Я не то что не сообразила, что это сделала, я просто это сделала, на интуитивном уровне запаниковавшей жертвы – вжалась в спинку кресла.

- Боже… за что?! – как же я хотела прокричать ему это прямо в лицо, сопротивляясь из последних сил, даже зная заранее, что всё равно проиграю. Но по крайней мере оставлю на его безупречном «мраморе» божественного лика несколько рваных полос от своих ногтей.

- Элл, я уже сказал… всему своё время! Ты всё узнаешь.

Узнаю? Как?! Что ты на хрен задумал, какие исключительные бесы вселились в тебя на этот раз? Бл**ь, почему я сижу и ни хрена не делаю?! Почему я позволяю тебе одевать этот грёбаный кляп на моё лицо?

Меня парализовало от его слов? От заигравших перед глазами ярких и бурных картинок моего ближайшего будущего, радужных перспектив обречённой жертвы в искусных руках изощрённого палача?

Ну, конечно! Какой может быть кайф от пыток и истязаний, если я буду заранее знать весь сценарий твоего безупречного плана? Я же тогда сломаюсь не так быстро или не дай бог, опять войду во вкус…

Господи… почему так страшно? Почему я ТАК тебя боюсь?!

- Ты же обещал… - последнее, что успевает слететь с моих губ, с неудавшейся попыткой отвернуть лицо.

- Не дёргайся, твою мать! – холодная кожа перчатки вместе с широкой твёрдой ладонью и длинными пальцами обхватывают шею под левой скулой, фиксируя и оттягивая голову от спинки кресла жёстким просчитанным захватом. – И больше НИ-СЛО-ВА!!!

Это не обычное пустое предупреждение с угрозой, это, вашу мать, выстрел в упор, прямо по глазам кипящей смолой почерневшего взгляда напротив, обмораживающего вечной мерзлотой беспристрастного голоса в тёплом дыхании по сетчатке и зрачкам, по глазному нерву прямиком в центр аналитического мышления мозга, с последующим замыканием всех контактов и нейронов.

- Хочешь всю ночь проспать с этим кляпом в зубах? Ты действительно этого хочешь?!

Я вообще не хочу спать где бы то ни было, зная, что это твои руки «стелили» для меня «постель»!

Боже, не надо… не делай этого! Не заставляй меня смиренно качать головой, сбивая веками набежавшую влагу слёз.

- Закуси!.. – очередной безапелляционный приказ с незамедлительным исполнением подчиняющейся стороной. – Бл**ь, Эллис, раскрой шире рот, хватит тупить!

Можно подумать тебя это не заводит? Ты же упиваешься этим, каждым словом и движением, каждым жестом и манипуляцией над оцепеневшей жертвой! Сжимаешь подбородок и челюсти вымеренным захватом профессионального костоправа, заставляя шире раскрыть рот, перед тем как вставить и зажать в моих зубах тугой резиновый шарик.

Fuck! Интуитивно оттягиваю язык вглубь рта с диким нежеланием не прикасаться к гладкой поверхности резины. Но этого хватает ненадолго, особенно из-за болезненного давления на напрягшиеся стенки глотки. Всё равно чувствую вкус и даже запах почти сразу же, едва ли не в пищеводе! Кроме привычного «букета» из сухой резины и талька отдаёт знакомым привкусом какого-то пищевого масла. Мой заботливый хозяин загодя обтёр новую игрушку «дезинфицирующим» средством? Как трогательно!..

Хочу что силы зажмуриться и больше не открывать глаз, как только твои пальцы затягивают на затылке оба конца ремешка в кольце стальной пряжки-замка. Кожу стягивает вместе с прихваченными локонами волос, которые ты тут же осторожно поправляешь с обеих сторон. Давление на растянутые уголки рта и в губы не увеличивается, а именно натягивается! Ещё немного и сердце проломит грудную клетку со спины и груди!

Теперь-то ты доволен? Ты-таки добился желаемого? Ты меня заткнул?!

- Постарайся не паниковать. Я не брал с собой успокоительного.

Это так ты успокаиваешь напуганную до смерти жертву?

Всё равно сжимаюсь, всё равно мечтаю потерять сознание, чтобы не видеть, не слышать и не чувствовать всего этого! Не чувствовать тебя своим голым телом! Твоих рук, обхватывающих из-под низу ноги и спину, теплоту скользящей ткани шёлковой сорочки по моей зудящей коже. Когда ты успел снять пальто и пиджак, почему я заметила это только сейчас? Хотел, чтобы я прочувствовала твой торс и мышцы рук через тонкую ткань рубашки, пока будешь вытягивать меня из машины и нести всю дорогу к… О, боже! Бл**ь! Fuck!!!

Попытка сжать трясущиеся пальчики в кулачки под ключицами не увенчались успехом. Я всё-таки вцепилась в планки и пуговицы на груди Дэниэла, возможно даже царапнула его кожу через ткань.

Куда ты меня завёз? Твою мать!!! Где мы… что это?!.. Почему?!..

Я и вправду надеялась увидеть старинный особняк семейства Уейнов или чёрный замок маркиза Людоеда?!.. Хотя, по правде, я вообще ничего не представляла и не пыталась гадать. Даже с попытками отключить в памяти все сектора накопленной визуальной информации и аналитическим выбором возможных вариантов, меня всё равно накрыло грёбаным прессом отрезвляющей реальности, похлеще самих кулаков Мэндэлла-младшего, разрывавших на мне одежду у обочины автотрассы.

Холод, мрак, купол сплошной черноты с небольшими участками освещенных мест, включая несколько окон и крыльцо длинной широкой веранды большого двухэтажного дома. Нет, это не здоровенный фермерский ангар на скотобойне или загон загородного ранчо-овчарни, но от этого болезненные оттенки жёлто-зелёного цвета на таких же облезлых стенах обветшалого и очень старого здания не кажутся веселее или радужней!

Я не могу разобрать какого цвета этот дом вообще. Сколько ему от роду и как долго он не ремонтировался. Я даже не могу определить из камня он или дерева! Мои глаза лишь судорожно цепляются за участки раздражающего освещения, задевающего в мозгу болезненные рецепторы, выбивающего реакцию новой панической атаки в зашкаливающем сердцебиении.

Глухой мрак и этот грёбаный тусклый свет грязных лампочек снаружи. Он словно пытается просочиться сквозь окружающую черноту плотной ночи и смешаться с вязкими тенями абсолютного ничто в отвратительный болотный оттенок. Грязная тусклая палитра ночных красок – чёрный и жёлтый не дают серого.

Бл**ь, я не хочу туда! Дэн, пожалуйста! Куда угодно, даже в этот непроглазный мрак за этими жуткими пятнами света, за этими облупленными стенами пустого безжизненного дома, только не на эти ступени, не к этим освещённым створкам облезлых дверей неопределённого цвета. Я не хочу! Господи! Не надо!!! Что это?! Что это на хрен такое?! Почему именно здесь?! ЗА ЧТО?!!

Fuck! FUCK!!! Меня опять колотит и опять не от холода. Впервые пугает не пустота и обречённость окружающего мрака с его высасывающей необратимостью, а реальная картинка материализовавшегося кошмара.

Зачем ты снял повязку? Зачем заставил смотреть на это?!

- Эллис, это всего лишь дом! Перестань накручивать себя раньше времени!

Можно подумать, тебя не вставляют мои страхи, и то как я беспомощно жмусь к тебе, хватаюсь скрюченными пальчиками как за спасительную соломинку под нависающей стеной десятиметрового цунами. Ты же знаешь, твою мать, ты прекрасно это понимаешь, как никто другой, и именно этого ты как раз и хочешь! Чтобы я отчаянно цеплялась за тебя в бессмысленной попытке спрятаться, скрыться, позволить тебе и ТВОЕЙ тени окутать и поглотить меня, закрыть от этой грёбаной необратимости!

Чёрт! Я не хочу! Нет! НЕТ!!! Пожалуйста! Отвези меня обратно! Я сделаю всё, что не попросишь и не прикажешь, только верни меня… умоляю, давай вернёмся…

- Ты ведь понимаешь, что я не буду тебя укачивать и сюсюкаться! Так что, будь хорошей девочкой, постарайся взять себя в руки и не доводить себя беспричинными фантазиями.

Думаешь мне поможет ЭТО? Зачем ты режешь меня своей отчуждённостью и беспристрастностью? Ты же сам довёл меня до такого состояния!!!

Меня передёргивает, практически парализует, выкручивая мышцы и запуская резервы подсознательных инстинктов. Тело самопроизвольно сжимается и начинает выдавать движения с непоследовательной реакцией сопротивления и отторжения. Твои руки реагируют молниеносно, при первом же считывании сокращения моих мускулов через кожу, усиливая давление и крепче обхватывая всё мое тело – маленький белый комочек, уместившийся в твоих защитных объятиях.

Зачем ты снял маску?!!

- Всё, Эллис, хватит! Это только дом! Прекрати! – сбиваешься с шага, но ненадолго, только чтобы покрепче прижать к себе, зажать в удушающих захватах обеих рук так, чтобы я не смогла не пошевелиться и не пикнуть. Боюсь, я не в состоянии проронить ни звука, моё горло давно заложило, а челюсти с зажатым шариком кляпа свело так, ещё немного и точно треснет сразу несколько зубов.

Как?! Скажи, как мне перестать бояться, если это и есть часть твоего гениального плана?! Ты ведь хочешь именно этого!!! Моего страха, моей необоснованной паники, раздирающей на рванные лоскуты всё моё тело и внутренности этой грёбаной болью всепоглощающей обречённости! Ведь я должна бояться именно тебя! Господи! Это же ТЫ, ты привёз меня в этот дом! Это ТВОИ руки буду делать то, что ты намереваешься проделать с моим телом в ЭТОМ ДОМЕ! ТВОИ ненормальные извращённые фантазии будут преследовать меня реальными кошмарами в ЭТОМ ДОМЕ! Так почему же я боюсь не тебя, а его?!!

Боже-боже-БОЖЕ!!!

Мне всё-таки удалось застонать, когда расстояние к приоткрытой створки фасадных дверей неумолимо сократилось до увеличившегося контрастного рисунка мёртвого дерева на когда-то лакированных дубовых панелях, до облезлой дверной ручки, когда-то позолоченной или стилизованной под старую бронзу… Когда несколько каменных, местами отбитых ступеней крыльца остались позади за твоими ровными методичными шагами, а часть заколоченных окон с узкими полосками рвущегося наружу света срезались из обхвата обзора моего бокового зрения.

Если я увижу что-то отдалённо напоминающее картинки из самых жутких трэшовых образов вывернутого человеческого воображения на подобие «Сайлент-Хилла» - расцарапанные чёрные стены с бордовыми разводами и засохшими лужами чёрной крови на полу, обезображенных безликих медсестёр со скальпелями на каждую руку… буду орать, визжать даже сквозь этот грёбанный кляп в зубах! До тех пор, пока не потеряю сознание или пока меня не прибьёт мой собственный страх.

Дверь почти даже не скрипнула. Я вообще не поняла, как она открылась или когда ты её открыл… только судорожный перебой сердца с дрожащим выдохом в сокращающемся спазматическими сжатиями горле, влажным ударом о жёсткую резину кляпа.

Длинный тёмный коридор, да… но хорошо просматривающийся до самого конца благодаря освещению из дальних комнат. Достаточно широкий и… вполне чистый. Никакого векового слоя пыли, гирлянд припорошенной серой сажей паутины или той же грязи на бежевой плитке мраморного почти ровного пола. Сомнительно, чтобы здесь в последнее время велись ремонтные работы, но то что здесь основательно прибрались и едва ли руками самого Мэндэлла-младшего, безусловно.

И само собой высокие потолки! Куда же без них? Ещё на улице было видно, что первый этаж на несколько футов выше второго. Остаётся подвал. И зачем я подумала о нём именно сейчас?

Ты же не сделаешь со мной ничего такого, ведь так, Дэнни? Если бы ты намеревался и хотел, едва ли стал ждать для этого десять лет! Господи, неужели я подумала, что ты… можешь меня расчленить или сделать бог весть знает что? У меня взаправду окончательно вывернулись на твой счёт все мозги?!!

Или я частично успокоилась или… просто застыла, оцепенела… присмирела. Всего несколько шагов вперёд и поворот направо, в широкий проём смежного помещения с лестницей на второй этаж, за которой сразу же шла открытая дверь с источником того самого света, что не позволял внутреннему мраку мёртвого дома поглотить сетью вакуумной черноты всё окружающее пространство, воздух и каждое угодившее в него живое сознание…

Несколько секунд до неизвестности, несколько шагов до моего реального и персонального ада? До моей агонии, уготовленной твоими руками лично… нескрываемого намерения растянуть и накрутить твоими пальцами и в твои кулаки натянутые нити моей нескончаемой боли и смерти?!..

Почему я перестала так сильно бояться? Или это временный откат? Я не увидела на стенах крови, свисающих с потолков полотен содранной кожи, туш выпотрошенных предыдущих жертв и решила, что моя паника была беспочвенной?.. Или я просто устала бояться, отключила режим запредельного страха, позволила себе кратковременную передышку с надеждой на счастливый исход? Какой???

Что меня за этой дверью ждёт толпа знакомых и близких людей с воздушными шариками и конфетти, намереваясь напугать хоровым воплем «Сюрприз!!!»? Но мой день рождения в августе, а до первого апреля больше половины месяца! Об остальных возможных праздниках и особых датах мне не известно. Зато известно, кто такой Дэниэл Мэндэлл-младший. Я достаточно хорошо знаю, что он не из тех, кто любит устраивать приятные сюрпризы, особенно для Эллис Льюис.

Свет не был слишком ярким, но оказался довольно болезненным для первых секунд, резанув по воспалённой из-за слёз сетчатке глаз холодной вспышкой искусственного освещения. Пришлось зажмуриться и даже сделать попытку отвернуться. Но не надолго. Боковое зрение успело зацепиться и зафиксировать размытыми отпечатками часть освещенного пространства и находящихся в нём предметов.

Кажется я всхлипнула или застонала. Новый судорожный перебор сердечного клапана, хаотичными ударами одичавшего барабанщика в грудную клетку, по горлу и всей поверхности дрожащего тела.

Элл, открой глаза! Смотри! Почувствуй разницу! Осознай, твою мать, что такое на самом деле реальная комната боли! Не инсценированная, не слепленная руками горе эстетов дипломированных дизайнеров-оформителей и вычурных гей-визуалистов! Это и есть настоящая, стопроцентная камера ТВОЕЙ боли, ТВОЕЙ будущей смерти!!! Можешь жмуриться и отворачиваться сколько угодно, вжимаясь лбом в плечо Дэниэла, но ты всё равно это сделаешь. Он сам заставит тебя это сделать! Потому что он единственный, за кого ты можешь сейчас цепляться и кому можешь доверять не смотря ни на что! Тебе придётся ему довериться, даже ценой нестерпимой боли, парализующего ужаса и убивающей действительности… Теперь ОН станет всем, что заполнит твою жизнь и тебя саму в эти дни! И едва ли это можно будет назвать перерождением!

Почему я не умерла сразу?! Что случилось с внутренними настройками моих взбесившихся чувств? Почему я не могу это контролировать и уж тем более использовать? Как можно использовать ужас и страх, которые переполняют тебя, душат и пытаются затопить изнутри, заставить тебя захлебнуться раньше, чем бешенный стук сердца проломит тебе рёбра и разорвёт изнутри несколько вен и артерий?

Смотри, Эллис, смотри! Прочувствуй это! Прими наконец-то данный факт, что это не игра и никогда не было игрой. Что все чувства и желания Мэндэлла-младшего были настоящими, а теперь ещё и осязаемыми. Ты добровольно отказалась принять его любовь 10 лет назад, теперь тебе придётся против воли принять его жажду боли… жажду твоей боли! И ты узнаешь насколько она сильна на собственной шкуре, собственными болевыми точками всеми до одной и каждой по отдельности. И то что было до этого ты будешь вспоминать, как об отдыхе в небесном раю. Ведь он будет истязать не твоё тело, нет… Ты будешь молить его о реальной физической боли, о настоящих рваных ранах и кровоточащих ссадинах, чтобы через острую резь в нервных окончаниях попытаться сбежать, вырваться, укрыться от разрывающего пресса живого осязаемого кошмара… от нестерпимой нефизической боли, удушающего страха, преследующего по всюду и даже во сне взгляда своего палача, его хладнокровного режущего вживую голоса, тщательно подобранных и скрупулёзно вымеренных слов!

Впервые в жизни ты не будешь знать о чём его просить и как остановить это безумие, как остановить эту затянувшуюся агонию, как остановить Дэниэла Мэндэлла-младшего!

Комната боли?! Мля, я не знаю какое точное дать определение этому кошмару, не сколько внешнему, сколько прочувствованному мною в себе. Заставляя себя открыть глаза, заставляя взглянуть в лицо своему ближайшему будущему, месту, которое вот-вот, с этой самой секунды станет местом моего принудительного обитания. И да, взгляд самопроизвольно тянется за главным центральным атрибутом в окружающей обстановке, цепляется за самое будоражащее, выворачивающее наизнанку сознание с внутренностями, место… Да… моё место!

Она стояла всего в нескольких шагах от входа, справа, у самой стенки, напротив высокого массивного стола из хромированной стали со столешницей, обтянутой черным кожзаменителем, но... мой взгляд упрямо тянулся за блеском почти белых с тусклой зеркальной поверхностью прутьев... настоящих, металлических и скорей что даже совсем не полых труб диаметром не меньше дюйма!

Память сыграла злую шутку, неожиданно задействовав давно скрытые и глубоко запрятанные каталоги архивных папок с графическими файлами.

Клетка! Или решетка? Камера? Настоящая, из стали, привинченная к полу толстыми железными болтами, с засовом и петлями под навесной замок. Размерами и формой идентично повторяющая алюминиевую клетку, в которой я когда-то фотографировала Дэниэла 10 лет назад, с той лишь разницей, что она была настоящей, не бутафорской!!! ("А если я захочу вырваться?" - "Ты и должен этого хотеть!" - Бл**ь, не смотри на меня из сумеречной зоны мой взбесившейся памяти глазами моего Дэнни из прошлого! Исчезни!!! Умоляю! Уйди!!!)

Это и есть оживший кошмар? Я не знаю, что я тогда испытала... Мне захотелось скончаться и сразу же, выгнуться в руках, что меня несли и заорать сквозь кляп! Меня не выбивало и не выкалачивало изнутри зашкаливающей паникой, меня просто накрыло, одним коротким беззвучным щелчком... тысяча вольт сквозь каждую клетку в теле, гудящей высокоразрядной электродугой по каждому оголенному нерву, обугливая и расплавляя все контакты воспаленных рецепторов, стонущей растяжкой по костям, выгибающей ломотой внутри костей. Это и есть та самая агония... или это только ее прелюдия?

- Эллис, не вздумай, слышишь! - боже, что ты такое говоришь? О чем говоришь или приказываешь? Ты в своем уме? Ты, бл**ь, твою мать, совсем умом тронулся?

Нет!!! Я не хочу туда! Я не хочу смотреть на этот гребаный "коврик"-матрац, застеленный больничной пеленкой прямо на полу по центру камеры! Яркое пятно прямоугольника размерами два фута на пять, в окружении вбитых в пол нескольких массивных колец и аккуратно сложенных у стенки толстых цепей из хромированной стали. Я не хочу это видеть, как и все остальное, заранее приготовленное твоими "заботливыми" руками и выложенное в ряд на краю этого долбанного коврика! Не только видеть, но и пропускать в свой мозг через глазной нерв, обрабатывать в памяти эти жуткие картинки... Я не хочу осознавать и анализировать все это, слышишь, НЕ ХОЧУ!!!

Не надо, пожалуйста... все что угодно, но не здесь и не так!!!

- Так надо, Эллис! - зачем ты пытаешься внушить мне обратное?! Ты же знаешь, что это все равно не сработает! Не делай этого, умоляю! Fuck, из меня на хрен выбило все силы, чтобы попытаться вырваться! Меня напросто скрутило и заклинило! Парализовало этим ужасом, болью и пониманием шокирующей неизбежности... всей масштабностью необратимой ситуации!

Здесь же нет кровати! В этой огромной угловой комнате-зале нет никакой гребаной кровати или хоть какого-то мало майского элемента настоящей жилой мебели! И я боялась наличия подвала в этом доме?!..

Почему ты в самом деле не усыпил меня, как это делает большинство киношных маньяков и психопатов со своими жертвами? Может мне было бы легче, может меня бы не сводил с ума и не выедал изнутри этот гребаный страх, выжигающим жидким азотом под кожей и в венах, не высасывал остатки сил с последними нейронами здравого разума?.. Не заставлял это видеть, слышать и чувствовать через тебя, через твои движения и прикосновения, через каждый жест-манипуляцию и слово на поражение?.. через твой взгляд... повсюду - на мне и во мне, на каждой точке воздействия в моем теле, в моей задыхающейся сущности, перетянутой твоими стальными канатами и леской...

Ты ведь не мог иначе! Ты хотел провести меня через этот ад! Хотел, чтобы я это прочувствовала насквозь! Под атакой неконтролируемых эмоций, удушающей паники и выворачивающих противоречий. Ты должен был держать руку на моем пульсе, чтобы сосчитать и зафиксировать каждое изменение в моем теле, каждый скачок сердца, температуры и кровяного давления! Ты должен был всё это видеть и… контролировать!

Не могу закрыть глаз, не могу спокойно втянуть воздух через нос, не могу сглотнуть… Fuck! Ты даже не сбил шага, прямо в открытую дверь клетки, всего несколько шагов… несколько секунд, которые я бы хрен запомнила и сосчитала при любых других обстоятельствах, но только не здесь и не сейчас… не внутри этой чёртовой клетки!!!

- Постарайся не двигаться и… бога ради, успокойся!

Мы и вправду уже внутри? Мы уже в ней? Последние попытки себя разубедить и заставить уверовать в абсурдность происходящего? Тогда почему я продолжаю так остро всё чувствовать, особенно тебя и каждое твоё спокойное отточенное движение?

Бл**ь, отключи… отключи часть моего мозга и рецепторов, ты же наверняка это можешь!

Ногами на пол… нет!.. на впитывающую поверхность пелёнки, на матрац, сам при этом не заступая даже на край «коврика». Лакированные туфли мягко передвигаются по блестящей клеёнчатой поверхности бордового линолеума, выстеленного поверх пола цельным полотном, нового и чистого, как и большинство присутствующих здесь предметов и вещей… Нет, я не смотрю по сторонам, я фиксирую взгляд на лице Дэниэла Мэндэлла, я боюсь потерять эту точку сконцентрированного внимания, чтобы не поддаться иному «соблазну». Я считаю последние секунды до полного погружения в ад!

Чувства, нервы, мышцы, восприятие – всё в состоянии временной заморозки, на грани запредельного перенапряжения. Если резко расслаблюсь или ты что-то сделаешь не так – рухну на пол на подкосившихся ногах или сорвусь в конвульсивной истерике!

- Эллис, постарайся расслабиться и успокоиться! Не накручивай себя раньше времени! Я не сделаю ничего плохого или жуткого… Я никогда не сделаю с тобой того, чего ты больше всего боишься!.. Разве я когда-нибудь переходил за грань? Я делал с тобой что-то недопустимое, аморальное и отвратительное?!

Зачем ты мне всё это говоришь сейчас и именно внутри этой долбанной клетки?! Зачем обхватываешь мне голову руками в этих мерзких перчатках и направляешь взглядом прямо в свои глаза за несколько дюймов от твоего невозмутимого идеально спокойного лица бесчувственного киллера. Зачем заставляешь смотреть в этот ледяной омут чёрной бездны, зачем опять затягиваешь в его глубины без возможности вырваться обратно, без шанса вздохнуть чистого воздуха, утопая в твоём дыхании, в твоей порабощающей силе, сковывающей моё и без того оцепеневшее тело твоими ладонями и беспощадными пальцами?.. Ты и вправду хочешь убедить меня, что так и будет, что эта клетка – самое страшное из всего что ты сделаешь со мной? Что мне на самом деле нечего бояться?! Я не должна бояться тебя? Или ты думаешь… я боюсь, что ты начнёшь загонять мне под ногти иголки и выжигать паяльной лампой метку Дьявола на моей коже? Господи… да я бы всё сейчас отдала, только за то, чтобы бояться именно твоих физических пыток!

- Постарайся быть умницей и не сопротивляйся! Ты же знаешь, это бесполезно и чревато наказанием! – поцелуй Крестного отца в лоб, прохладные губы смерти поверх воспалённой кожи. Я скоро возненавижу этот хозяйский жест и буду делать что угодно лишь бы никогда больше его не чувствовать… хотя бы изнутри.

- На колени! – под холодящее скольжение пальцев по позвоночнику, от затылка и до самого копчика, с лёгким подгоняющим шлепком по ягодице. Захотел бы действовать грубее, подбил бы под коленками! Спасибо за иллюзию на право добровольного выбора!

Меня всё равно успевает пробрать ответной дрожью по телу, статистическим разрядом ледяных искр под кожу прямо в стволовые клетки позвонков, с нестерпимым желанием сжаться или выгнуться, взвыть. Что… что со мной такое?! Как я могу тут стоять перед тобой, умирая от страха, в одном шаге от чистого безумства и… одновременно возбуждаться от самого поверхностного эротического прикосновения твоих пальцев? Как такое вообще возможно? Под вакуумным прессом ожившего кошмара, в плотном кольце-оцеплении твоей несокрушимой подминающей сущности, в сжимающейся вибрации спирали неумолимого времени и отчаянной безысходности… под гулкими ударами набата собственного сердца! Как я могу в таком состоянии всё ещё хотеть тебя и думать бог знает о чём?!

Вздрагивать от силы твоих рук на моих запястьях, безропотно подгибая коленки и млея под скользящим обхватом твоих ладоней на моей коже, прямо под стянутыми кольцами узкого ремня. Задыхаясь и сжимая сильнее челюсти, едва взгляд замирает на чёрных брюках напротив, всего в нескольких дюймах от моего лица. Ясно видеть, понимать и осознавать, практически чувствовать насколько возбуждён твой член, замечать почти неуловимые микродвижения под вздутой тканью и ширинкой, тут же чувствуя собственную реакцию в ответных толчках-приливах на мокрой и всё ещё припухшей киске.

Может это попытка сбежать? Зацепиться сознанием и телом за ничтожную возможность вырваться из этой грёбаной реальности?

Господи, пожалуйста, прикажи отсосать, трахни в глотку и куда только не пожелаешь, только не делай того, что запланировал. Выполню всё, что не потребуешь… безропотно, любой приказ, любую унизительную позу и действие, скажу, прогнусь, стерплю, промолчу или закричу – всё что не захочешь и как только не захочешь, но, умоляю, остановись! Давай вернёмся, пожалуйста!

Последние ясные мысли, беззвучные призывы о помощи и понимании, болезненными конвульсиями вспыхнули и тут же растворились в плотном мраке вечного небытия, тлеющими светлячками затихающей агонией абсолютного ничто. Как бы я хотела остаться в эти минуты пустой бесчувственной оболочкой… не ощущать и не понимать, что ты делаешь и как это делаешь. Как медленно обходишь со спины, заставляя чувствовать тебя ещё острее, реагировать на любое движение и прикосновение ещё болезненней и глубже! Вздрагивать под давлением кожи твоих перчаток и тугого кольца широкого твёрдого ошейника, напрягаться до режущих судорог в скованных мышцах при плотном захвате незащищённой шеи в жёсткие тиски холодной мёртвой кожи, пропуская через нервы в позвоночник каждый звук, каждый виток закручивающейся резьбы на стяжках замка поверх шейных позвонков.

- Тебе это больше не понадобится.

Меньше минуты, чтобы освободить мои запястья от моего же ремня. Ещё несколько грёбаных секунд твоих аккуратных и таких заботливых движений, чтобы завести мне руки за спину и зафиксировать их в кожаных манжетах неразрывных «браслетов».

Кажется, у меня кружится голова, я больше не могу стоять на коленях и подобно бездушной кукле подчиняться каждому касанию и манипулированию твоих пальцев! Возможно я бы и снесла всё это, практически все эти неощутимые тиски с тяжестью наручников и ошейника, все твои обряды и действия над моим безвольным телом, но, как, бл**ь, я могу это терпеть, переживать и пропускать сквозь себя именно здесь, в этом треклятом месте?! Ясно осознавать, что кроме одного Дэниэла Мэндэлла, больше никто знать не знает, где мы!!! А я и подавно!

- Ложись на бок! – спокойный тёплый шёпот у плеча, с давлением ладоней на талии и предплечье. Радуюсь, что не вижу твоего лица… но схожу с ума от слишком осязаемой тени за своей спиной, буквально скользящей по голой коже, затылку и в волосах.

Новый приступ паники с участившимся дыханием и аритмией, как только щека соприкасается с поверхностью пелёнки, с обильной порцией слюны, побежавшей из растянутого уголка рта. Меня начинает опять выбивать нещадными ударами восставших из короткого забвения мыслей, замелькавшими перед поплывшим взором жутких образов необратимого будущего… моего самого ближайшего будущего!

Глухой металлический звон-щелчок замка карабина по кольцу ошейника прямо под затылком, подобно звуку взведённого курка, шоковой отдачей-прострелом в сам затылок. Меня не то что передёргивает, а в буквальном смысле подбрасывает, сбивает такой мощной волной с замыканием по всем контактам, что начинает клинить и корёжить до самого основания. Любое ощущение мёртвой тяжести на шее, её острый оттиск-отзвук по всему телу воспринимается взбунтовавшимся сознанием как за реальную смертельную угрозу физической атаки осязаемых скребущихся когтей под самой кожей.

Неосознанная попытка подскочить, вырваться, как можно скорей содрать с себя эти грёбаные ощущения, этот отвратный зуд в нервах и костях, моментально пресекается крепким захватом рук Дэниэла.

- Эллис, твою мать, не дёргайся… Эллис!!! – чёрт, что ты делаешь, отпусти!!! Сними с меня это, прошу, умоляю, не надо! – Эллис, ты себя сейчас покалечишь Прекрати! Хватит!.. Тише… тише, моя девочка… - живая тяжесть твоего тела накрывает сверху, перехватывая и пережимая все конечности жёстким вымеренным захватом, сводя на нет любую попытку вырваться или просто пошевелиться.

- Ну, всё!.. Успокойся! Тише… всё хорошо. Я рядом! Я всегда буду рядом! Помни и думай об этом, и не смей больше так делать! Дыши ровно! Перестань плакать и паниковать! Ничего страшного не случилось и не случится. Мы здесь совершенно одни! Никто не увидит тебя такой… обещаю!

Боже, зачем ты всё это говоришь?! Зачем опять включаешь режим заботливого папочки и режешь этим по живому?!

- Ты здесь только со мной… только со мной! Больше никого… - бл**ь, ты специально снял перчатку, чтобы я снова почувствовала твои пальцы и твою живую кожу? Fuck!!! Зачем ты так, зачем?!

Нежное, невыносимо ласковое касание с поглаживанием по виску и мокрой щеке, убирая и заправляя за ушко и спину каждую сбившуюся прядь.

- Тише, тише, моя девочка… будь умницей. Ты же у меня такая сильная и отважная… - как ты вообще можешь так и такое говорить и особенно сейчас? Как тебе удается ухватить меня за сердце и неощутимым сжатием пальцев сбить его обороты почти в несколько раз, мгновенно накрывая и окутывая своей подминающей теплотой, вливаясь под кожу прямо в вены, усыпляя горячим шёпотом бешеную пляску агонизирующих эмоций, сводя на нет хаотичное метание пугающих образов взбесившегося подсознания…

- Всё хорошо… всё хорошо. – невесомое скольжение по плечу, предплечью, напряжённому изгибу руки, запрещённым воздействием, высекая поверх дрожащей кожи приливы томного зуда, горячие разливы статистических разрядов… Мать твою, остановись! Не смей!!! Не заставляй меня снова это чувствовать!

Сжимаю зубы до скрежета в эмали, до судорожного давления в дёснах, желая взвыть, но только не стонать от первых вспышек ненормального наслаждения, но твоя рука уже сместилась на талию, беспрепятственно поглаживая обнажённую плоть неспешными круговыми поддразниваниями. Пытаешься перенастроить мою паническую дрожь на эротическую? Fuck!

- Отпусти… отпусти это. Тише… шшш… - порывистым шёпотом по виску и щеке, задевая мокрые ресницы и воспалённую поверхность глаза, в унисон с плавным скольжением пальцев и ладони по бедру, шёлка рубашки и плотной ткани брюк по спине, ягодицам и ногам, с нажимом и давлением более чёткого твёрдого рельефа живых мышц и… твоей каменной эрекции.

Сжимаюсь ещё сильней, в немощной попытке удержаться, огородиться хотя бы на физическом уровне от этого грёбаного соблазна, желания расслабиться и… поддаться, выгнуться, раскрыться своей запульсировавшей опухшей киской навстречу осязаемой точке моего вечного вожделения, прижаться всей горящей промежностью и мокрой вульвой к большому упругому члену прямо поверх брюк под моими ягодицами!

Зачем ты меня опять заводишь, зачем?.. О, господи… Как же я ненавижу твои пальцы, всего за секунду разжигающие во мне ненормальную дрожь неконтролируемого возбуждения, соскальзывающие с бедра на сверхчувствительный лобок, к уязвимой линии сжатых половых губ, едва ощутимыми мазками по незащищённым эрогенным точкам и гладкой коже, по распухшим и натянутым от ритмичного притока крови долькам стонущей киски, невесомыми ударами выбивая и притягивая более интенсивные нестерпимые приливы сладкой эйфории. Ещё немного и из моего горла начнут вырываться стоны неудержимого вожделения. Кажется, твои пальцы контролируют ритм возбуждённой пульсации не только в моём клиторе и ноющей вагине, им удалось перенаправить этот пылающий очаг безумного затмения прямиком в мою голову, в центр моего вопящего противостояния, заглушая и выбивая все прежние настройки с частотами агонизирующих волн.

- Вот так! Умница! Моя послушная девочка! – царапающий бархат твоего шёпота тягучей патокой прямо в сжимающихся стенках влагалища и на моих стонущих голосовых связках. Горячий отпечаток извивающегося кончика языка возле уголка глаза, слизывая острую соль моих слёз, точечным скольжением возле века, раздражающим рисунком обжигающего оттиска по воспалённой коже. Ещё немного, и сознание окончательно расплавится, в этом кипящем токсичном коктейле твоих изощрённых пыток – твоём дыхании, голосе, коже, касании и сдержанном возбуждении. Не знаю, что больше добивает и рвёт изнутри ощутимыми разрезами – чувствовать и понимать, как ты меня хочешь или так и не испытать этого на себе в полной мере. Смиренно подчиняться и ждать, когда ты вдоволь насытишься моей беспомощностью и уязвимостью, пока не доведешь мою наготу и беззащитность до наивысшего предела, лишая мое тело любых прав на любое движение или протест. Осторожно, методично, с изяществом искусного палача, переплетая меня всю от головы до кончиков пальцев на ногах узлами невидимых веревок, неразрывным шибари единоличного владельца, пережимая и затягивая упругую леску на всех эрогенных точках снаружи и изнутри...

Боже... я не могу сопротивляться... я не могу сопротивляться ТЕБЕ, даже в таком положении! Fuck! Трижды fuck!!! Не дай мне сорваться, умоляю!.. Не дай мне снова сорваться с этого края...

- Моя горячая, ненасытная саба... молодец, хорошая девочка! - твой голос и бархатные ладони скользят по ногам, поглаживая и продолжая успокаивать, раздражать кожу, выжигать сладкими приливами ритмичной отдачи по стонущей киске, вибрирующими сжатиями в истекающих греховным нектаром глубинах изнывающей вагины. Я точно тронулась умом, тебе это удалось, ты сумел вывернуть мое сознание с восприятием действительности на изнанку, заразить и пропитать своим болезненным, но таким сладким ядом, заполнить мою кровь и легкие своим чистым подавляющим безумием, своей волей и ненасытной жаждой - жаждой хотеть только тебя одного, позволять делать со мной все что угодно лишь тебе одному! Закреплять на моих щиколотках кожаные браслеты с фиксаторами и внешними кольцами для зажимов и цепей, беспрепятственно подтягивать сомкнутые ступни к бицепсам ног, чтобы соединить несколько коротких звеньев обоих наручников на руках и ногах к общей цепочке за моей спиной. Поддеть ее кольцом карабина более тяжелой цепи, пропущенной через толстое кольцо в полу... накручивая и подтягивая остатки длины тугими восьмерками на вбитые в стену уголки... Пропуская каждое движение, давление, прикосновение и звук сквозь бешеный ритм моего сердца, пылающими искрами шоковых разрядов под кожей, в каждом сокращении связок в горле, заглушенных всхлипах и дрожи, в режущих вспышках по опухшей ноющей киске.

- Бога ради, Элл, постарайся лежать спокойно и не дергаться!

И как мне это сделать, особенно под нестерпимым захватом твоей ладони всего полушария моей правой груди? Практически вогнать мне в сосок раскаленной иглой, пусть даже если это твои аккуратные пальцы и маленький зажим из хирургической стали. Я лишена возможности хотя бы простонать во весь голос, не то чтобы как-то сдержать дикую тряску всего тела, с жаждой выгнуться в этой ломоте болезненной отдачи режущего свербения прямо в клитор. Вторым зажимом через кольцо ошейника, перетягивая цепочку и фиксируя его на втором соске. Боже, меня же сейчас разорвет по всем невидимым "швам" вдоль и поперек! И это будет самая невыносимая сладчайшая агония! Только я могла так ненавидеть все атрибуты твоей е**нутой темной стороны извращенного эстета-садиста и... сходить с ума от возбуждения при соприкосновении с их подавляющим воздействием и не только на тело!

- Посмотри на меня... Эллис! - твоя ладонь обхватывает часть лица и головы знакомым властным направлением, вырывая мое сознание из эпицентра хаоса взбесившихся эмоций и физических ощущений, из вязкого омута сладкой боли и неуемного похотливого перевозбуждения. Господи, зачем ты опять так смотришь на меня? Отпусти... пожалуйста, только не сейчас!..

- Я сейчас уйду отсюда, так что... постарайся лежать спокойно, не дергаться и не делать никаких резких движений!

Я бы не смогла даже голову повернуть, только чтоб не видеть твоего лица и глаз! Ты снова перекрыл собой ВСЕ!!! Даже мое дыхание! Безжалостно стер в пыль любую ничтожную возможность сойти с ума! Нещадным рывком кулака выдернув в свою жестокую реальность, в ледяные стены опустошающей действительности... всего одним резким вымеренным движением руки!

- Будь хорошей девочкой! Не пытайся делать ничего из того, что мне может не понравиться и что в последствии может вылиться для тебя неминуемым наказанием. Бога ради, Эллис, не провоцируй меня! Хуже ведь будет только тебе! Не забывай об этом, как и о факте, что я не только все вижу, но и прекрасно понимаю зачем и почему! Я вижу куда больше, и тебе это хорошо известно!.. Отдыхай. – под ласковое поглаживание широкой родной ладони с перебором прядей волос над моим лбом, под тёплый поцелуй гладких губ и невесомого дыхания… С резким сжатием моих пальцев за спиной, молниеносной отдачей-резью в кожу от тисков тугих браслетов на запястьях и щиколотках… с отсутствием права на ничтожный шанс пошевелиться, сделать то, что хочется именно мне!

- Тебе надо немного отдохнуть после дороги и… прийти в себя. Постарайся успокоиться. Я буду рядом… я всегда буду рядом… - почему тогда это не успокаивает меня, а рвёт сердечную мышцу поперёк волокон болезненным надрывом? Почему так больно от твоих слов? Почему я не в состоянии закрыть веки и отвести взгляд от твоих затягивающих глаз – глаз, которые я так ненавидела и из-за которых начинала сходить с ума, если не чувствовала их, не видела их калейдоскопический омут засасывающей глубины. Они никогда не смотрели в меня просто так, даже если не было никакой веской причины. Они всё равно находили меня и заставляли умирать в их бездонной бездне как сейчас, без права всплыть на поверхность, без права на спасительный глоток чистого воздуха.

Дневная лампа под вертикальным молочным плафоном за клеткой, как раз освещала этот пятачок комнаты, заливая пространство и пол камеры достаточным количеством приглушённого света, чтобы ясно видеть и наблюдать за тем, кто в ней находился. Мне хватило и нескольких намёков, чтобы понять смысл сказанных тобою слов. Здесь есть видеокамеры, а значит, я буду постоянно ощущать твой взгляд и присутствие. Ты постоянно будешь смотреть на меня, следить и наблюдать, но это не значит, что ты будешь рядом… что я буду чувствовать тебя рядом, особенно в те моменты, когда мне это потребуется!

Чувствовать твой взгляд и смотреть в твои глаза – это не одно и то же, Дэнни! Сейчас я быть может этого и не хочу, но… я всё равно ловлю последние ускользающие наномгновения, чтобы зафиксировать и выжечь на сетчатке своих глаз разрез, рисунок и оттенок твоих… их затопляющую зыбь, всепоглощающую помпу пульсирующей кровавой вселенной, цвета багряного огня и чёрного вечного холода, живой перламутр тёплого оникса и жидкие свинцовые кристаллы мёртвого льда.

Последние секунды самообмана и надежды… последние осколки надежды, что это всё неправда, что это не ты… что это не ты встаёшь и не ты выходишь из клетки… запирая её на подвесной замок снаружи неспешными размеренными движениями, без заминки и последнего прощального взгляда или слова… Зачем? Ты же уже всё сказал и сделал!

Последние шаги? Звук и вибрация твоих удаляющихся шагов по поверхности пола, к которому прижата моя голова. С каждой гулкой отдачей сквозь барабанную перепонку, по натянутым струнам нервов и сухожилий, вторящими ударами сердца в пылающих венах и по слезящимся глазам. Я слышу всё, твою мать! Как ты запираешь створки тяжёлых дверей из натурального дерева с раздражающим скрипом петель, проворачивая в замке ключ несколько раз… Слышу, как ты… спокойно уходишь, не прибавляя и не замедляя шага, как стихает отзвуком вибрирующего эха-отражения по стенам длинного чёрного коридора-тоннеля, заставляя меня цепляться из последних возможных сил за каждый звук, за каждую попытку определить и понять, что… это не сон, что всё это происходит на самом деле и именно со мной! Что я действительно лежу совершенно одна, совершенно голая в этой… грёбаной клетке, прижатая к этому полу тяжестью неподъемных цепей, без возможности пошевелиться, произнести хоть слово, без возможности сбежать от этой ненормальной реальности хотя бы сознанием… Неподвижно лежать и бояться думать, бояться запустить необратимый эмоционально-мыслительный процесс с последующей цепной реакцией или эффектом домино. Я не могу… не должна!.. Я НЕ-ХО-ЧУ!!!

ШАГ 3:03

Это твоя основная цель? Из пустой кровати твоей роскошной квартиры в Леонбурге перенести меня в эту пустую клетку, чёрт знает куда и не известно в какое географическое местоположение? Довести до очередного невозможного уровня беспросветного отчаянья, вывернуть, выпотрошить остатки Эллис Льюис на эту грёбаную пеленку, намотать все её нервы, кишки и извилины вместе с этими неподъемными цепями на катушку-барабан и поставить в уголок к остальным атрибутам твоих долбанных девайсов?

И что дальше? Что дальше, Дэнни?! Что ты придумаешь для следующего раза? До чего тебя доведёт собственная одержимость, когда я выдержу и это, а главное… зачем?! В чём заключается твоя главная цель?! Окончательно меня сломить, довести до ручки, превратить в безмозглое отупевшее существо, ползающее за тобой на четвереньках? Ты действительно хочешь сделать со мной такое?!..

О, господи! И кто же из нас сошёл с ума на самом деле?

И разве можно оставлять напуганную до смерти девушку в подобном состоянии и в таком положении совершенно одну, не говоря уже о месте?

Fuck! Почему ты не дал мне снотворного? Ты же прекрасно знаешь, что у меня голова на хрен взорвётся, если я начну сейчас думать обо всём этом, анализировать и пропускать сквозь фильтр обострившихся эмоций с взбесившимися фантазиями. А если ещё и смотреть… Fuck-fuck-FUCK!!!

Дэн, я хочу домой! Пожалуйста, отвези меня домой!!!

Зараза!.. Соблазн дернуться и свернуть себе шею на этой чёртовой цепи на секунду прервался резкой резью в мочеточнике. Почему я не послушалась тебя и не сходила в туалет перед дорогой? Ещё и постояла босиком на ледяном асфальте, пока ты так театрально избавлялся от всех моих вещей. Правда здесь на удивление тепло… Здесь?!

Боже, где мы вообще?! Что это за дыра? Надеюсь, демонстрационных экскурсов по истории этого места не будет? И это не фамильный особняк твоих предков англосаксов по материнской линии? Ты просто купил эту холомудину по дешёвке на каком-нибудь интернет-аукционе или сайте недвижимости и теперь используешь для своих извращённых садистских целей? С твоими возможностями мог бы найти место и повеселее.

Чёрт, о чём я думаю?! Зачем я вообще об этом думаю?!

Почему не закрываю глаз и не пытаюсь отключить мысли… этот не спадающий шквал, бурлящий поток неконтролируемых образов и дичайших предположений? Они же выбивают из меня на хрен остатки сил, включая здравое сознание… циркулирующим током по всей сетке вен и нервной системе, плавящей кислотой в каждом капилляре и в поре кожи. Бл**ь, как мне не думать и не накручивать себя или… это всё специально? Ты специально оставил меня одну, чтобы я успела к твоему возвращений окончательно двинуться умом? Где ты, твою мать?! Что ты там сейчас делаешь, имея возможность передвигаться, говорить и вытворять всё что в голову взбредёт?! Смотришь… наблюдаешь по мультимедийной системе внутренней видеослежки, как я тут валяюсь, сжимая бёдра и пытаюсь определить не хочу ли писать? Ты и вправду думаешь, что успеешь добежать сюда, если я вздумаю удушиться с помощью этого ошейника и цепи? Или ты настолько убеждён, что до этого дело не дойдёт, что я не успею съехать с катушек до подобного желания? Тогда до какого именно состояния ты намереваешься меня довести… до какого уровня безумства?!

Глаза сами ищут месторасположение ближайшей видеокамеры и безошибочно, почти с первого попадания находят её именно там, где я… ощутила исходящий от неё импульс твоего осязаемого взгляда... Fuck! Скорей всего я вычислила её на подсознательном уровне, благодаря навыками проф.фотографа, способного определять лучшие точки ракурсов буквально интуитивно. И едва ли Дэниэл стал бы намеренно скрывать свою «увлечённость» следить и подсматривать за мной, особенно сейчас и здесь. И черная глянцевая полусфера под потолком у стенки прямо напротив центра клетки с «живым» плавающим внутри глазом объектива тому наглядное подтверждение. Дорогая игрушка с функцией ночного виденья, с крутым зумом и уровнями макросъемки, не иначе! Других бы ты не держал, да, Дэнни?! Я б нисколько не удивилась, окажись у неё режим сканирования по считыванию температуры, давления и сердцебиения. Как ты ещё сам не додумался подключить моё тело к сенсорным датчикам ультразвукового аппарата? Хотя… на вряд ли тебе нужны подобные заморочки и сложности. Достаточно сделать увеличение видоискателя на объективе этой сраной камеры и приблизить моё лицо до максимума, увидеть, не изменился ли цвет кожи моего лица, не слишком ли часто и сильно раздуваются мои ноздри, не расширились ли мои зрачки до возможных пределов… А может тебе даже этого не надо? Хватит и одного взгляда… просто на меня посмотреть, чтобы понять и… всё почувствовать, пропустить через твой собственный зрительный датчик… подключится ментально к моей системе жизнеобеспечения.

Кого я пытаюсь обмануть?! Ты уже давно к ней подключён и уже сколько грёбаного времени отслеживаешь каждое изменение в моём теле, впрыскивая в мои вены в нужный момент свои нервнопаралитические препараты! Ты не оставишь меня теперь ни на секунду! Твои пальцы будут лежать на всех пульсирующих точках моего тела, сдавливая изнутри трахею с голосовыми связками, ласково поглаживая сердечную мышцу вокруг сжимающегося клапана.

Я знаю… знаю, ты бы очень этого хотел, да! Управлять мною всей, моим дыханием, кровотоком и дыханием… докопаться до самых мыслей и чувств, найти программу удалённого доступа и полностью перенастроить её на свои собственные пользовательские нужды. Тебе ведь мало… тебе ничтожно мало владеть только моим телом! Тебе подавай и мою душу с волей, всю, без остатка, до самой последней капли! А если ты получишь и это, то захочешь ещё большего! Тебе никогда не будет достаточно!

Поэтому я здесь?! Ты захотел невозможного. Ты захотел окончательно меня уничтожить и перепрограммировать, добить, убить и перезапустить тупой безмозглой куклой? Господи, что же ты хочешь?! ЧТО ТЫ ХОЧЕШЬ СО МНОЙ СДЕЛАТЬ??? Зачем?! Для ЧЕГО?!

Эллис, хватит! Успокойся! Не гони волну и не сходи с ума раньше времени. Ты уже столько всего выдержала, выдержишь и это! Не давай ему повода… не давай ему наслаждаться твоими страхами и слезами! Не дрожи, дыши ровно! Закрой глаза и не смотри в него! И больше не смей, слышишь? Не смей себя обманывать! Это не Дэнни! Он уже никогда не вернётся, он давно умер… ещё десять лет назад! Ты сама его убила, своими руками, так что, хватит бздеть и ждать чуда. Он больше никогда не воскреснет, как и твои чувства к нему! НИ-КОГ-ДА!!!

Легко сказать «не дрожать», когда всё равно напрягаешься изо всех сил, пытаясь задавить тот же приступ рыдания или зажмуриться, выгнать, вытравить из себя это грёбаное ощущение… Ощущения ТЕБЯ! И как мне успокоиться, скажи?! Как я могу успокоиться во всём этом?.. ни хрена не понимая, не зная, но чувствуя твою близость, твои желания… твоё безумие!

Оно ведь везде! Теперь оно окружает меня в этих реальных вещах, в воссозданных кошмарах твоей ненормальной одержимости. Твой взгляд в объективах камер – это лишь цветочки, достаточно лишь навострить слух, настроить чувствительность собственной кожи, чтобы ощутить ещё и теплоту твоего дыхания, нескончаемый ментальный поток твоих мыслей и желаний, воплотившихся в каждом предмете в этой комнате, начиная с этой клетки, этого «коврика» и… дальше по списку! Кого я пыталась обмануть – профессионального фотохудожника в себе? Я не успела ничего заметить, когда ты внёс меня сюда и пока приковывал к цепям? Списала всё на неосвещённую часть комнаты, якобы погружённую в сумерки чёрных теней? Да, Эллис, конечно! Именно ты бы и не заметила! Ещё скажи, что не поняла их предназначения, особенно без наличия гида с путеводителем! Не забудь расспросить Дэна, когда он вернётся, что всё это такое, и почему он уложил тебя в эту клетку, а не в удобную мягкую кроватку, не укрыл одеяльцем и не спел колыбельную перед уходом.

И почему мне не смешно? Почему чувство дежавю из ранее пережитого не облегчает внутреннего состояния?.. Ничего общего с восхищением или детским любопытством, как при виде коллекции арбалетов или иных экзотических моделей не домашней мебели с чудо приспособлениями в квартире Дэниэла Мэндэлла за огромным деревянным шкафчиком-стеной. Тебе больше не надо спрашивать или искать в интернете подобные виды девайсов с подробнейшим описанием их значения и инструкциями к применению. Не важно сколько их здесь вообще, сколько вбито в эти зачищенные, но ничем не облицованные стены дюбелей под кольца, крюки, уголки и панели… Сколько их выступает из сумрака самой большой части комнаты в нескольких шагах за клеткой, за углом «коридора-холла», скрадывая своей матовой поверхностью чёрной кожи или зеркальной гладью стали размытые блики приглушённого света. И как сильно царапает сознание кафельная стенка прямоугольного резервуара для воды или… хрен знает для чего ещё, как раз в паре шагов от угла и этого жуткого стола-стеллажа.

Я ещё успею насмотреться на них и при тусклом свете дня, который начнёт упорно просачиваться сквозь щели забитых окон всего через несколько часов… Я ещё успею пофантазировать, что или как с их помощью будут делать со мной и… как долго это будут делать. Но едва ли это всё сумеет вызвать во мне хотя бы сотую или даже тысячную долю того страха, что мне придётся испытать через руки, голос и взгляд Дэниэла Мэндэлла-младшего. Страшен не сам вид орудия (если скорей не наоборот!), а тот, в чьих руках оно находится.

Всего несколько часов… всего каких-то несчастных ускользающих сквозь щели и дыры в пространстве грёбаных часов… впитывающихся в поры моей кожи и в лёгкие, с каждым вздохом-выдохом, с очередным надрывным ударом сердца… Всего ничего до полного осознания и принятия того факта, что это действительно не игра, что всё это не сколько часть разыгранного передо мной представления с дополнительной стимуляцией на психику и страхи, а неотъемлемый атрибут твоего отлаженного, взятого под бдительный контроль чистейшего безумия! Несколько часов до запуска программы по полному уничтожению Эллис Льюис!

Теперь всё будет по другому, теперь всё будет, мать вашу в рот, абсолютно по другому!!! И именно это я и ощущала, и не сколько пытаясь понять, как это будет и насколько затянется, а… почему и за что! До чего способен дойти человек в своей неуёмной жажде мести, до какого уровня он готов опуститься? Какие ещё нераскрытые качества ненасытного зверя он собирается вскрыть и выпустить наружу, каких демонов он прятал на чёрный день, чтобы в одночасье высвободить их всех и натравить на недоумевающую жертву? Неужели всё, что было до этого оказалось лишь лёгкой вступительной прелюдией, сладким сном, умопомрачительным забвением, о которых я буду теперь вспоминать с пережатым ошейником и рыданиями горлом? Изо дня в день, час от часа, минута за минутой, секунда к секунде… Вспоминать, ждать и мысленно молить тебя это всё прекратить, закончить, остановиться… Умолять не убивать то последнее, что могло бы всё изменить… не убивать остатки моей надежды, стирая каждый её осколок твоими пальцами один за одним в пыль, в невесомые микрочастички мёртвого праха… рассыпавшиеся перламутровой пыльцой иллюзии…

Нет, это не игра, и скоро я это прочувствую основательно… я уже это чувствую, я уже успела это почувствовать ещё полчаса назад, там, на обочине автострады, а потом в машине с завязанными глазами, когда ты нёс меня к этому дому… когда заботливо запечатывал моё тело в эти грёбаные оковы принадлежности и подчинения одного единственного неоспоримого собственника и владельца… Человека, которого я буду бояться все эти дни, ненавидеть, ждать и молиться на его возвращение. Считать каждую пройденную минуту без него, каждый полученный от его руки удар, каждый толчок его возбуждённого члена в глубинах моего изнывающего влагалища, каждый горячий выдох на моей коже, по моим глазам, у меня во рту… Он окончательно станет моей персональной клеткой не только снаружи, но и изнутри. Тем, кто будет водить меня по всем кругам собственного безумия, удерживая на самом его краю в собственных пальцах – безжалостных, неумолимых… беспощадных!..

Ты этого хотел, да, Дэнни?!.. Держать моё сознание на поверхности этого реального кошмара, заставляя чувствовать и понимать всю необратимость происходящего. Завладеть моим разумом, пробраться-просочиться в него своими осязаемыми ментальными щупальцами, удерживая подле себя не только телом, но и каждой мыслью, каждой эмоцией… каждым желанием. Превратить за эти дни растаявшие в твоих ладонях остатки моей блекнущей жизни в чистейшую зависимость от твоей личной воли, от твоей собственной жизни. Забрать меня всю и… поглотить собой полностью, навсегда, без права и шанса на возврат.

Теперь ты не дашь мне заснуть с помощью ядрёных седативных препаратов. Нет, тебе нужно моё сознание, чистое и ясное, чтобы я не смогла сбежать от тебя в более щадящую параллельную реальность с долгожданным забвением. Теперь ты будешь следить за каждым моим вздохом, движением зрачков, температурой тела, за каждой промелькнувшей в моих глазах мыслью… И я буду это чувствовать всегда и постоянно, даже когда тебя не будет рядом, как сейчас, умирая от желания закричать, разреветься и вымолить у тебя прощение не известно за что. Да, я уже готова тебя умолять только за право… попросить меня простить и увезти отсюда.

Пожалуйста, Дэн!.. Господин, Хозяин, Повелитель, Милорд, да хоть сам Господь Бог!!! Только вернись… скажи, что это ненадолго, что это всего лишь кратковременная, но необходимая мера наказания, что ты сейчас проведёшь одну из своих назидательных сессий, напугаешь меня как следует и мы… наконец-то уедем отсюда! Ведь это всё… не серьёзно! Ты не стал бы держать меня в подобном виде не известно сколько дней без права произнести хоть слово. Я же обязательно захочу пить или в туалет, мне будет нужна ванная с душем, мне просто будет нужен чистый воздух и дневной свет… Fuck! Только не говори, что эта пелёнка подо мной…

Элл, тише, успокойся! Хватит! Ты опять дрожишь, почти трясёшься!

Не думай! Не думай! Просто не думай! Не позволяй ему видеть тебя такой!!!

Бл**ь, как же мне не думать, если я по уши в таком дерьме?! Как, чёрт возьми, если он специально заставляет меня думать об этом! Он же хочет именно этого! Хочет, чтобы я тут лежала и ковырялась во всех этих грёбаных раскладках собственной офигевшей пифии и пыталась отыскать хоть одну светлую карту! Тупик, мрак… конечная!..

Звуковая вибрация знакомым отдалённым хлопком-отдачей по всей коммуникации половых покрытий первого этажа, затихающей волной в барабанную перепонку по прижатому к матрацу уху и в голову. Наверное прошла целая вечность… я точно потеряла как минимум сотню будущих жизней за эти нескончаемые минуты расцветающего во всей своей красе безумного отчаянья. Я точно проваливалась раз десять в краткосрочные трансовые дыры, тут же вздрагивая всем телом, панически цепляясь очнувшимся сознанием за реальность и эту… долбанную комнату. Я не могла позволить себе заснуть… я не хотела… не хотела не дождаться твоего возвращения! Я знала, что ты вернёшься… ты не мог не закончить этот день вот так вот… Ты уже запустил этот этап программы… осталось провести первое тестирование… Fuck! FUCK!!!

Попытка считать звук твоих шагов и определить возможное расстояние до твоей комнаты провалилась с очередным немощным треском. Мало того, что я не слышала знакомого стука подошв о паркет, мое собственное давление с оглушающим сердцебиением и учащённым дыханием ударили в голову и по барабанным перепонкам шипящей шрапнелью, едва не контузив сознание до полуобморочного состояния. Я и вправду так испугалась? Чего?! Кого??? ТЕБЯ?!!

Я и в самом деле сошла с ума! Я жду тебя и боюсь, когда ты дойдёшь до своей цели.

Что… что ты делал всё это время?! Просто наблюдал за мной, наслаждался эстетическим зрелищем моего беспомощного перекрученного и скованного тела? Тебя действительно ТАК это заводит? Наблюдать сколько раз учащалось моё дыхание, сколько раз я жмурилась и закусывала кляп, чтобы не разреветься и не закричать. Сколько раз моё тело вздрагивало и боролось с очередным приступом нервной дрожи… как я сжимала и разжимала пальцы, проверяя, чувствую ли я всё ещё свои руки и ноги, не сомлела ли до самого подбородка… могу ли ещё шевелить плечами, напрягать и расслаблять мышцы… А может ты и впрямь пытался забраться мне в голову, прочесть все мысли, перехватить и зафиксировать каждое пронёсшееся в моём теле ощущение, эмоцию и желание? Бля, если ты сейчас меня не освободишь…

Открываю глаза, замираю, почти перестаю дышать. Только слышу гулкую чечётку своего сердца и нарастающую вибрацию твоего осязаемого приближения… такого же спокойного и размеренного как и… час вечности тому назад!

Слишком мало времени, чтобы вспомнить всю свою прошлую жизнь и успеть найти ответы на неумолимые вопросы, в попытке узреть спасительную лазейку с шансом зацепиться за её светлый проблеск. Ничего! Глухо! Пусто! Даже никакой ничтожной возможности попросту сойти с ума, сбежать в иную реальность…

Ты не дашь… твои беззвучные шаги не дадут, твоя фактурная тень не позволит и не выпустит! Я уже чувствую её… я чувствую тебя… Я чувствую, как вибрация твоих шагов отражается от живой переминающейся плоти твоего физического сильного тела… Господи, кажется я научилась слышать, как летучая мышь… или это моё разыгравшееся воображение… или я уже настолько тебя ощущаю и «вижу» буквально каждой клеточкой собственного тела, что мне больше не нужны глаза?!

Ещё один мощный заряд шоковой вспышки под звук проворачивающегося в дверном замке ключа, ослепляющим ударом изнутри, выжигающей электрической дугой по зрительному нерву и в сердечный клапан. Fuck!

Всего несколько неуловимых мгновений с ничтожным правом увидеть, вспомнить, немощно потянуться всем сознанием… за всплывшими из забытых архивов памяти повреждёнными графическими файлами, размытыми образами, растёртыми безжалостным временем невесомыми крупицами мёртвого прошлого. Увидеть тебя почти одиннадцатилетней давности тем, кем я так старательно изгоняла из себя все эти годы… моим Дэнни… на сотнях, тысячах фотографиях… тем прежним, родным, близким… улыбающимся только мне, со взглядом… бл**ь!!!

Что ты сделал со всеми этими фотографиями?! Почему я так хочу увидеть их снова? Зачем?! Чтобы… окончательно свихнуться?!

Кажется остановилось сердце, а не только дыхание. Нет, я не подняла головы, не потянулась взглядом за открывшимся проёмом дверей… Зачем? Мне этого не надо. Я прекрасно вижу и ощущаю, как ты заходишь, как двигаешься и что делаешь, даже не открывая глаз. Мне это уже не надо… почти не надо… пока не надо! Только через несколько секунд, пока волнение с первыми ударами паники не заставит тело самопроизвольно подчиниться древнейшим инстинктам самосохранения.

Источник опасности и угрозы моей жизни!.. Плотная осязаемая тень, скользящая по полу и стенам, затягивающая окружающее пространство и воздух в свои ментальные сети, питающее неиссякаемой энергией и несокрушимой силой твоё живое физическое тело и неприступный разум… Я точно схожу с ума?!.. Господи!

Боковое зрение успевает захватить и зафиксировать всю картинку до того, как я подниму глаза и увижу тебя напротив, за фасадной стенкой-решёткой, неспешно приближающегося к столу. Три контрастных пятна, собравшихся в один чёткий образ живого рельефного тела Дэниэла Мэндэлла-младшего. Твою ж мать в ж**у!

Меня снова клинит? Противоречие несовместимых чувств закоротило внутренний стабилизатор эмоционального и мыслительного потока. Я почувствовала восхищение? Или что это на хрен было… есть и жжёт меня до сих пор, пережимая лёгкие и заколачивая хаотичным сердцебиением по всем пульсирующим точкам дрожащего тела. Это и есть реакция зачарованной жертвы или это мой внутренний фотохудожник запустил защитный блокиратор?

Поздно, Эллис, притворяться и бежать от этого! Он всё равно тебя не выпустит. Он не только твой палач, главный надзиратель и начальник тюрьмы 3в1, теперь он всё, абсолютно всё, чем будет заполнена твоя жизнь на ближайшие дни агонизирующей вечности. Не стоит обманывать хотя бы себя… ты действительно хотела его увидеть! Ты хочешь его видеть! Хочешь на него смотреть, хочешь ощущать обострившимся зрением!.. Fuck! Сходить с ума от осязания его реального тела…

Чёрт, Дэн, почему ты так оделся? Это же не твой стиль! Где твой грёбаный деловой костюм за пять штук евро с лакированными туфлями из натуральной кожи по две штуки за каждую? Почему ты такой…потный? Чем ты там занимался целый час, твою мать? Босиком?.. поэтому я не могла расслышать твоих шагов? Только чёрные штаны с накладными карманами то ли спортивного, то ли армейского кроя, свободно обхватывающие косточки таза без поддержки отсутствующего в шлёвках пояса ремня.

Мля, реально не могу отвести взгляд от его широкой спины с переминающимися упругим рельефом прокаченных мышц под тонким бронзовым слоем лоснящейся от испарины кожи. Без одежды и тем более костюма он и вправду выглядит больше и… опасней! И что-то мне подсказывает, или поскуливает присмиревшей пифией, что я больше не увижу (тем более внутри этих стен) утончённого аристократа, восседающего в позе разомлевшего патриция в глубоком кожаном кресле, с бокалом хереса в длинных пальцах расслабленной кисти руки. Этот изжитый вариант не менее волнующей картинки можно надолго вычёркивать из зоны новой реальности! Теперь это совсем иная действительность и… абсолютно другая история!

Бл**ь, лёгкое головокружение с глухим ударом-полузатмением изнутри, прямо под черепной коробкой. Почти поплыла, но… смогла зацепиться за поверхность, удержаться… за тебя! Опять за тебя, за нескончаемый поток противоречивых эмоций и взаимоисключающих желаний. Страшно и… легко, как перед прыжком к освобождению. Как же мне хочется верить, что я успела хорошо тебя изучить и узнать за эти месяцы. Пусть не настолько, чтобы играться на твоих чувствах и наглухо зашитых слабостях, но достаточно, чтобы знать наперёд и просчитать хотя бы часть из того, что ты сделаешь или наоборот, никогда не сделаешь, не допустишь… или просто надеяться на последнее.

Игра без игры… Закостенелый консерватор и беспощадный циник! Никакой глянцевой мишуры и пыли в глаза! Достаточно одного проникновенного взгляда, тональности и звука бесчувственного голоса, попадающего точно в цель тщательно подобранного слова!.. Я бы с радостью посмеялась над бредовой фантазией, что ты сейчас нацепишь себе на голову чёрную маску или лыжную шапочку, но ты никогда до такого не опустишься. Это не твой стиль! Тебе никогда не нужно было этой вычурной и неуместной театральности. Ты не притворяешься кем-то ради подобных забав, тебе комфортно в собственной шкуре, ипостаси хладнокровного убийцы, поскольку ты никогда не игрался, а именно убивал! Вот только убиваешь ты слишком долго… очень долго… и по-настоящему!

Почему не могу просто принять эту обречённость и безропотно отдаться неминуемой необратимости? Почему запускаю этот грёбаный реактор неконтролируемых эмоций, желаний и первобытных инстинктов? Почему так стремлюсь погрузиться в твоё безумие не только телом, но и каждым нервным окончанием, каждой болевой точкой? Почему так хочу, чтобы ты пришёл и наконец-то добил меня, полностью в меня проник, задушив собой изнутри, разорвав к чёртовой матери?! Где мой грёбаный инстинкт самосохранения, где?!!

Оборачиваешься всем корпусом, подставляя глянцевую маску безупречного лица тусклым бликам искусственного освещения, заскользившими непоследовательными мазками по каменным рельефам живых мышц, извилистым дорожкам вздутых вен, поверх потной блестящей кожи. Fuck! Может я ошиблась? Может в тебе целый центнер чистого веса?

Это и вправду завораживает, пугает и… восхищает одновременно.

Никакой улыбки, даже узкой полоски плотно сомкнутых губ. Мимические мышцы лица расслаблены, глаза не дают ложных надежд, не смотрят без надобности в сторону или на меня, только следят за каждым действием, за каждым последующим шагом. Жесты спокойны, размерены и чётко просчитаны до мелочей. Любое движение рук и пальцев, как ленивая игра на фортепиано с набором выученных до подсознательного автоматизма комбинаций и аккордов.

Поворот ключа в замке царапающей вибрацией по каркасу прутьев по всей клетке, отражающейся отдачей в пол, с ощутимым давлением веса твоего тела через каждый твой шаг, затягивающей волной прямо в меня. Бля, я не просто внутри этой клети, я в центре, в самом сердце собственной чёрной дыры, поглощающей в себя всю эту живую сеть-спираль обострившейся реальности, твоей бесконечной кроваво-чёрной вселенной… тебя самого и всего!

Я опять плачу? Боже! Эти качели меня добьют раньше, чем это успеют сделать твои руки!..

Это облегчение с лёгкими вкраплениями отупевшей радости? Я тебя дождалась? Я радуюсь твоему возвращению, тому, что ты не оставил меня на всю ночь в этой скрюченной позе? Меня даже не беспокоит, что ты держишь при этом в своих руках и зачем именно пришёл! Мне уже почти не интересно знать, чем ты занимался всё это время, отчего так вспотел и почему не смыл в душе свой резкий пот и усилившийся естественный запах немытого тела. Чёрт! Да, я хочу вдыхать тебя и ощущать ещё острее, знать, видеть и понимать, что ты реален, что ты… не бросил меня. Что это именно ты медленно обходишь матрац и меня, скользишь по моему телу осязаемым взглядом и фактурной тенью, заставляешь вздрагивать и дрожать до того, как опустишься за моей спиной на колени, подминая и накрывая лишь одной своей близостью, пульсирующим живым жаром горячего тела.

Бл**ь! Fuck!!! Нет, не вздрагиваю, а именно дёргаюсь, сильно, с приглушённым стоном, под зашкаливающей вибрацией шокового разряда по всем напряжённым мышцам, обжигающей вспышкой под кожей, зудящей дрожью по костной ткани и внутри. Твои ладони, как пластины дефибриллятора с пропуском живого тока в тысячу вольт. Щадящее и столь невыносимое прикосновение к чувствительной коже на внутренних изгибах локтей с последующим скольжением до краёв манжет кожаных наручников. Успокаивающая ласка довольного поведением своей рабыни хозяина. Мать твою, почему ты не можешь просто расстегнуть это чёртову цепь? И обязательно со спины? Чтобы я снова не могла тебя видеть, а только чувствовать!

- Эллис, расслабься! Сколько раз я тебя просил так не напрягаться! Ведь ничего не случилось и не случится… я рядом, всё время.

Рядом?! А где гарантия, что ты сам не получишь инфаркта в другом конце дома? Чёрт! Ты об этом подумал, когда занимался очередной физиотерапией целый грёбаный час за несколько метров отсюда? Если бы с тобой самим что-нибудь случилось?..

- Так… что такое?! Успокойся! Тише, Эллис, тише, я рядом!..

Да, конечно, меня так просто теперь успокоить и перенастроить! Достаточно пригрозить пальчиком или погладить по головке?

Лёгкий щелчок карабина, выскользнувшего из кольца ошейника, казалось лишь усилил новый приступ паники с откатом нервной тряски по всему телу. Долгожданное чувство физической лёгкости в напряжённых мышцах шеи, плечах, почти всей спине, внутри позвоночника и до самой макушки головы, хлынуло ментоловым приливом по всем сомлевшим клеткам эпидермиса. Я бы застонала, возможно даже во весь голос, не будь этого долбаного кляпа в зубах, не будь тебя самого, вытесняющего собой или усиливающего во сто крат каждое ощущение и переживаемую эмоцию! Только тебе одному удавалось ТАК проникать в меня, доводить любое переживаемое чувство до невозможных пределов! Я никогда не могла понять, что больше испытывала – реакцию собственного тела или тебя самого! И с каждым пройденным днём меня всё больше и больше пугала мысль, что быть может я когда-нибудь (уже второй раз подряд за всю свою жизнь) опять это потеряю… что я перестану ТАК тебя ощущать!

Я снова плачу, считывая поверхностью всего тела желанное давление твоих пальцев, скольжение твоей осязаемой тени, дыхания, звуков-щелчков разъединяющихся звеньев и колец, впитывающихся в мою онемевшую кожу до самых нервов в костях вместе с твоим теплом, запахом и живыми полотнами ментального кокона.

- Всё, Эллис, хватит… тшш

Не успеваю осознать под скольжением твоих ладоней, что мои руки и ноги больше не держит в одной неразрывной точке, хотя едва ли я могу сейчас пошевелить ими, или хотя бы почувствовать их. Меня неожиданно подхватывает, поднимает вверх, окончательно вырывая из границ владения собственным телом и разумом. У меня больше нет сил сопротивляться и стимулировать чувства к сопротивлению. Всё что могу – лишь слушать медленное затухание онемения во всех сомлевших участках тела и органах и… тебя… ощущать всего тебя! Как ты засасываешь меня буквально всю, до самой последней отчаянной вспышки импульсного противостояния, окутывая собой физически и ментально, безжалостно поглощая и уничтожая выжившие остатки инстинктов самосохранения.

Почему я перестаю тебя бояться именно тогда, когда это необходимо в самую первую очередь?! Как тебе удаётся переключить не только моё сознание, но и завладеть всем моим телом, заставляя думать только о тебе, разжигая желания только к тебе… принуждая цепляться мыслями и чувствами только за тебя, за твои руки, фактурное тепло, царапающее дыхание, подавляющие движения и подчиняющую волю. Почему я не могу и не хочу сопротивляться?.. и почему это не может длиться вечно?

Я на коленях, без права пошевелиться, обернуться, сделать хоть что-то кроме того, что требуешь ты, твой голос и твои руки. А хочу ли я сейчас что-то ещё?

- Эллис, расслабься, не сжимайся… не дрожи… - низкий бархатный голос окутывает со спины вместе с подвижной силой большого переминающегося тела. Особый исключительный запах влажной потной кожи и волос со скольжением самой кожи и рук оплетают меня едва не всю с головы до ног. Ноги зажаты более сильными коленями и бёдрами с плотной тканью грубых штанов, будто у меня может возникнуть ненормальная идея вскочить и попытаться убежать. Да, конечно, особенно сейчас, когда моя дрожь высекается его же ладонями практически по всему телу, то усиливая массирующий нажим на плечах, спине, бёдрах и ягодицах, то ослабляя хватку до невесомого плавающего касания на самых чувствительных участках груди, живота и лобка.

Попытка снять с меня напряжение, размять и свести на нет скованность мышц через давление пальцев буквально по всей коже? Очередной провал сознанием и телом в его засасывающую сущность, мгновенно теряя контроль над собственным разумом и желаниями, забывая обо всём, о самых кошмарных минутах только что пережитого ужаса. Желая расплакаться только от вспышки нового безумия, от того, как остро и глубоко я чувствую его, как далеко проникают руки, завладевая не только моими физическими ощущениями, погружаясь прямо в голову, мозг… Fuck! До ментолового покалывания ледяных кристаллов в каждой поре эпидермиса, до горящего зуда искрящихся волновых вспышек под каждым нажимом подушечек пальцев, разжигающих и растягивающих эту невыносимую подкожную эйфорию по всему телу и в само тело.

Он знает… бл**ь, ты знаешь, как никто другой, как именно ко мне прикасаться, как успокоить, усыпить, свести с ума или возбудить за считанные мгновения, проникнуть в меня собой всем и не физически… хотя нет, это всё физически! Я ощущаю каждый импульс твоей мысли и желания именно физически, даже когда ты не прикасаешься. Только сейчас всё это просачивается в меня именно через твоё тело, твои руки и дыхание, наполняя всю меня, мою кровь и стонущий разум своими токсичными галлюциногенами. Взламывая и уничтожая все десятичные коды-шифры моих немощных попыток закрыться и обрезать доступ к сущности Эллис Льюис.

Наивная девочка… Ведь тебе больше не нужно обходить мои защитные пароли, ты сминаешь и стираешь их в пыль лишь одним прикосновением пальцев, плавным скольжением бархатных ладоней, щадящим томным зажимом рук на самых чувствительных точках моего тела, высекая в моей коже нескончаемые приливы нарастающей неги, выжимая из сдавленного горла немощные стоны вожделения. Перенастраивая все мысли и желания только на одну волну – хотеть и тянуться только за тобой, чувствовать только тебя, умирать от жажды только к тебе, к источнику твоей реальной живой силы, страсти и вседозволенности.

- Моя горячая… послушная девочка… - сиплый голос твоего дыхания вместе с горячим вакуумом влажного рта обволакивают зудящий участок онемевшей кожи у моей шеи на трапеции. Пальцы и ладони обоих рук одновременно обхватывают и сжимают оба полушария груди, ещё не задевая стиснутых и горящих в зажимах сосков, но выжигая за наномгновение первые импульсы сладкой боли с искрами плавящего возбуждения… острой эйфорией, волновой отдачей-приливом, нарастающими ударами-ожогами по самым болезненным эрогенным точкам.

Режущее точечное скольжение кончика языка, мириады тончайших раскалённых игл – двойным залпом, как только твои пальцы подбираются к цепочке с зажимами, подхватывая и очень медленно натягивая ослабленные звенья вместе со стальными тисками, с пережатой меж ними разгоряченной чувствительной плотью. Свербящая боль с мучительной томной лаской твоего рта, выжигающим взрывом по стонущей вульве, острой резью в клитор, выбивающими накатами судорожных сжатий в вагине… Кричу или взвываю, едва не теряя сознание… или пытаюсь закричать… взмолиться, ещё не зная, о чём именно тебя просить, о какой пощаде – остановиться или продолжать… Вымораживающая слабость и не только в коленках, практически выносит за пределы сознания и самого тела. Если бы не твои руки, не ты сам, рухнула бы без сил прямо лицом в матрац… Но тебе и этого мало!

- Умница!.. Молодец… Ты уже ждёшь своего хозяина… хочешь принять его… жаждешь его принять… - опаливающие мазки порывистого шёпота по влажной от твоей слюны коже, в унисон с движением твоей руки вниз по животу, к распухшим половым губам.

Меня опять накрывает расслаивающей вспышкой твоего неумолимого хозяйского жеста, давления-нажима пальцев по горящей от вожделения интимной зоне, безжалостного скольжения по влажным складочкам вульвы и клитору, прожигающего оттиска отпечатков пульсирующим узором похотливой истомы. Неосознанно толкаю тазом назад, под натиском твоей руки, с ненормальной дрожью во всём теле. Пытаюсь отыскать-прижаться к низу твоего живота. Fuck! Я хочу… да, чёрт возьми, я хочу, чтобы ты наконец-то вошёл в меня! Я хочу ощутить твой член не через эту грёбаную ткань плотных штанов, а по настоящему, глубоко в себе, до самой последней вздутой вены, всеми ребристыми складками подвижной кожи! Пожалуйста, войди в меня! Трахни меня!!!

- Ненасытная… норовистая саба!.. – ещё одно клеймо, глубоким отжигом прямо в голову, с последующим рывком моего тела и сознания из бездны твоей ненасытной одержимости, зыбкого безумия. Полуглоток свежего воздуха, перед новым погружением в бесконечный тоннель сладкого чёрного кошмара! Ты не дашь мне упасть, не дашь сорваться, даже если я буду на самой грани, на самом краю острейшего лезвия убивающей реальности. Твои руки всегда удержат, твоё тело примет вес моего, как сейчас, но, нет… не для того, чтобы спасти и облегчить следующий шаг, а именно заставить сделать его – поднять ногу и ступить в кожаное кольцо-петлю нового испытания… нового холодящего сердце и разум искушения.

- Эллис, расслабься… Ты опять зажимаешься… - твой голос с ладонями уже оглаживают мои бёдра. Кратковременная передышка-заминка, твоя очередная прихоть с незамедлительным подчинением с моей стороны.

Не понимаю, хочу ли я этого сама или интуитивно подстраиваюсь, впуская в вены и сердце новый приступ смешанного волнения? Безропотно приподнимаю ногу под давлением твоей руки, следующую, вздрагивая каждый раз от соприкосновения и трения с моим телом… холодных ремней, стальных колец-вставок чёрной кожаной сбруи.

О, боже! Fuck! Возбуждение с ледяным страхом, с ощущением твоих тёплых и таких знающих пальцев, подтягивающих вверх по моему телу эту совершенно ни к чему не пригодную модель «одежды», лишь на время позволяют сознанию зацепиться за реальность, за сомлевшие в районе солнечного сплетения холодящий ужас и отрезвляющую боль.

Да, Эллис, это только начало! Готовься к новым сюрпризам, и этот наименее безобидный из них.

Он хочет видеть тебя не только полностью сломленной и в конец униженной, но и при этом чертовски сексуальной. Нагое белокожее тело, перетянутое чёрными жгутами кожаных ремней, ещё одного абсолютно нового, сделанного на заказ точно по твоим меркам «нижнего белья»!

В который раз горло перехватывает изнутри царапающими когтями подступившего рыдания. Даже не сомневаюсь, другая бы точно обрадовалась столь шикарной обновке, млея от движения заботливых рук и уверенных пальцев такого сверх внимательного хозяина. Эксклюзивная вещь, и стоит бешеных бабок, не иначе! Вот только мне в ней не будет ни холодно, ни жарко. Всё, что выжигает свежими болезненными шрамами в новых секторах памяти это… ощущение твоих рук, скольжение и давление твоих ладоней, тебя самого, облачающего моё тело в очередной эффектный аксессуар принадлежности. Живая безвольная кукла в твоих руках, стянутая неразрывными бинтами твоих извращённых фантазий, жаждущая умереть-раствориться невесомой пыльцой в твоих безжалостных кулаках!

Почему ты просто не раздавишь меня… не убьёшь одним просчитанным ударом?..

Кончено, как я могла забыть… ведь ты этим наслаждаешься… всем этим!..

О, боже!.. Я всё-таки застонала (пусть и в кляп)… твоя тень, твоя окутывающая сущность, несокрушимой стеной за моей спиной, засасывающей воронкой чёрной бездны… Неужели я теперь буду настолько сильно и остро тебя чувствовать? Господи, тебе даже не надо ничего такого делать, чтобы поднять во мне мощную волну беспричинной паники, достаточно только быть… быть рядом и поглощать собой, своей сминающей волей, холодной контролируемой одержимостью.

Ещё две змейки солёной влаги сбежали по щекам под очередной аккорд смешанных чувств. Радость, облегчение, тупая ноющая боль… Ты освободил меня от кляпа. Чёрт! Теперь не могу без дрожи сомкнуть челюстей, кажется, онемели не только мышцы с суставами, но и сами кости с зубной эмалью. И едва ли это самое ужасное из всех будущих испытаний и ощущений. Ты знаешь… всегда знаешь когда и как завладеть вниманием, перетянуть его куда более шокирующими действиями.

Провести невесомым скольжением ладоней вдоль моих рук от плеч и до запястий, особенной лаской, выжигающей по коже и под кожей ответную сладкую дрожь… чтобы после завести мне за спину обе кисти и соединить ремешки кожаных браслетов в стальном кольце-замка. Не успеваю вздрогнуть, поглотить в себя этот простреливающий щелчок. Ты больше не тратишь времени на ненужные заминки… Чёткое вымеренное движение руки, уверенный захват пальцев и ладони на затылке, со стягивающим погружением-сжатием волос в твёрдый кулак, до болезненного натяжения скальпа и медленного, принудительного давления на голову… Глаза самопроизвольно раскрываются ещё шире, вместе с губами, с вырвавшимся стоном-выдохом. Слишком быстро, слишком резко и… безжалостно, чтобы успеть осознать причину-смысл этого жеста. Просто тянусь по интуиции, в надежде облегчить эту боль, не в состоянии сопротивляться более подавляющей силе чужого подчинения… твоей силе, следуя за движением твоей руки, слабея, теряя остатки самообладания.

Боже-боже-БОЖЕ!!! Закричать, разреветься или… просто закрыть глаза?! Несколько неумолимых секунд невыносимой пытки. Ты снова это делаешь?! Снова заставляешь смотреть в твоё лицо, в твои пустые, затянутые живым свинцом вечной мерзлоты глаза. Я даже не поняла, как развернулась, как попала в эту удушающую сеть твоего всепоглощающего тела, разума и взгляда. Ещё одна мини клиническая смерть Эллис Льюис, ещё один разрыв сердца под ласковым нажимом твоих пальцев. Утонуть, захлебнуться в твоём взгляде, задохнуться в твоём дыхании, рассыпаться в прах в твоих ладонях.

Умоляю, хватит! Не заставляй!.. Не заставляй меня смотреть в тебя!..

- На колени! – долгожданная милость, приказ с щадящим высвобождением оцепеневшего разума.

Давление твоей руки с более ощутимым сжатием пальцев в волосах, с крепким подминающим захватом затылка над шеей, прямой отдачей силовой волны через позвоночник в ноги. Коленки сами подкашиваются под мощным ударом-атаки обмораживающей слабости. Если бы не твоя рука, просто бы упала… а ещё бы завопила, забилась в истерике, ей богу! Только ты этого не позволишь, не допустишь. Ты ведь всё контролируешь, направляешь туда, куда нужно лишь тебе! Заставляя, принуждая, подчиняя!

Это опять не я… возможно только часть меня, остатки Эллис Льюис на самых отдалённых окраинах ментальных сфер парализованного разума. Не могу!.. Не могу сопротивляться… или не хочу?!

Глаза сами впиваются в точку нужного направления благодаря руке, удерживающей мою голову. Вдыхаю почти с надрывным всхлипом, под раскачивающую дробь взбесившегося сердца, под кипящее шипение лопающихся в голове нейронов… Нет, я ещё не сошла с ума! Но если хотеть и возбуждаться из-за тебя – равносильно потери здравого разума, тогда да! Определённо я давно свихнулась! И только благодаря тебе! Ты сделал это! Ты сумел меня перенастроить окончательно, полностью и без возможности отката к предыдущей версии, и только под твои запросы и… твоё тело! Потому что я не просто чувствую, что ты делаешь, как ты это делаешь – я этим буквально дышу, завишу и болею. Оно давно в моей крови… ты весь в моей крови, в коже и нервах!

Апатичное движение свободной руки прямо напротив моих глаз, изящная пластика длинных сильных пальцев, которые меня так и тянет вобрать в свой рот. Тихое жужжание молнии на ширинке штанов в унисон с моим порывистым вздохом. Я едва не застонала во весь голос. Fuck!

- Ты хочешь его?! Послушная саба хочет взять в рот член своего хозяина?.. – о, да и… нет! Я готова закричать, завизжать… лишь бы ты перестал ТАК со мной говорить, но… не лишал возможности смотреть и хотеть…

Да, да, твою мать! Я хочу! Хочу его! Бл**ь!!!

Спокойная, почти вялая манипуляция пальцев, вытянувших из расстёгнутой ширинки упругий ствол большого возбуждённого члена вместе с тяжёлой выбритой мошонкой. Меня перемыкает и пробирает за считанные мгновения. Интуитивно сжимаю бёдра, сдавливая половые губы, будто хочу сдержать-подавить эту ненормальную атаку выбивающей пульсации горячих приливов болезненного возбуждения по всей вульве, с нещадными ударами-судорогами в глубинах ноющего влагалища.

- Ты хочешь его, Эллис?!.. Попроси!

Одни лишь подушечки пальцев как бы ходу оттягивают с краёв венчика головки кожицу крайней плоти, полностью высвобождая налитую тугую сверхчувствительную плоть практически в одном дюйме от моих глаз. Только немного приподнять голову и податься чуть вперёд… но другая рука всё ещё крепко держит меня за затылок и волосы, не позволяя сдвинуться, шевельнуться без твоего ведома ни на миллиметр!

- Попроси! Как следует, попроси, Эллис!

Будь ты проклят, как и тон твоего голоса, в котором нет ни капли наигранной фальши. Ты действительно хочешь, чтобы я просила и умоляла, и именно на коленях!? Со слезами в глазах, с пережатым диким отчаяньем и беспросветной немощью горлом?

- Я хочу его! Я хочу взять в рот член моего Хозяина!.. Пожалуйста!!!

Это говорю я? Или у меня нет выбора? Или я хочу думать, что у меня не осталось никакого выбора… Или это всё из-за этой комнаты, клетки и… тебя?!

- Умница!.. Хорошая девочка!

Бога ради, перестань! Меня же сейчас это всё разорвёт, выкрутит на изнанку! Я итак держусь на самой грани – между и между! Я сама не понимаю, как мне удаётся делать и испытывать то, что при других обстоятельствах я бы никогда не совершила. Мне ведь не куда бежать и особенно сейчас! Только отключиться… позволить этому безумию окончательно завладеть мною, впустить его в себя, использовать так, как ты всегда советовал.

Нет, больше не думать, а только хотеть! Хотеть лишь одного тебя, не важно какого и как, иначе я не выдержу… ты просто меня добьёшь и сведёшь с ума! Дэниэл Мэндэлл-младший – человек, которого я совершенно не знала, до сих пор не знала, боялась до смерти и хотела сильней, чем 10 лет назад!

Всего несколько месяцев откровенного безумия с прошивкой программы по тотальной перенастройке свободолюбивой и высокоморальной личности Эллис Льюис… всего пара недель чистейшего ада с запуском окончательного уничтожения того, что от неё осталось…

Вам всё ещё не страшно? Вам всё ещё интересно знать, как и почему я очутилась здесь? Как меня угораздило попасть в вязкую трясину всепоглощающей зависимости человека, от которого я столько лет скрывалась и которого мечтала забыть, как никого другого?

И я всё ещё (пока!) Эллис Льюис, мне (вашу мать!) 32 года и это… уже совсем другая история… абсолютно другая! И надеюсь она когда-нибудь закончиться или… убьёт!.. твоими руками, твоей кроваво-огненной вселенной… твоей чёрно-белой одержимостью… убьёт тобой!..

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Северная столица Эспенрига – Леонбург, конец октября 201..года, 10 лет спустя…

Шаблон? Классика жанра? Эффектная картинка для какой-нибудь фоторекламы или набивший оскомину штамп, где он стоит лицом почти впритык к огромному окну, обязательно в шикарном деловом костюме от Армани или Лакосте за пять штук евро, чуть расставив в стороны ноги и медленно сжимая-разжимая пальцы в карманах брюк.

В первом варианте – это всегда только красивая картинка, лишённая всякого контекста со смысловой нагрузкой. Ну, стоит, ну, пялиться какого-то хрена с высоты птичьего полёта на диораму захватывающего дух индустриального пейзажа. Для какого-нибудь видео-трейлера к очередному киношедевру очередной экранизированной книжки-бестселлера так бы и было, с обязательным звучанием чьего-то голоса за кадром… Но когда в реальной жизни за твоей спиной не следит тысяча пар восхищённых глаз обомлевших зрителей, и твой собственный взгляд пытается пробиться не только сквозь толщу тонированного стекла, непреодолимого пространства и тысячи километров воздушных слоёв атмосферы, всё воспринимается совершенно иначе! Ведь лишь тебе одному известно, для чего и зачем ты пытаешься это сделать. Прислушиваясь к внутренним часам, считывая складывающиеся в минуты секунды, с каждым равномерным толчком почти спокойного сердца… Хватаясь за каждое незначительное движение в ментальном потоке-течении собственных мыслей, как тот тарантул за зазевавшуюся жертву в надежде выцепить именно то, что ты так старательно высматривал и выслеживал…

…Уже почти совсем рядом, но как ещё далеко?!

Ты совсем близко! Чувствуешь ли ты это сама?.. слышишь ли ты меня? Не вспыхнет ли у тебя в эти самые секунды непреодолимое желание развернуться и рвануть со всех ног обратно… исчезнуть, спрятаться, скрыться?.. Насколько ещё сильны твои инстинкты самосохранения, как сильно ты доверяешь собственной интуиции и понимаешь ли вообще, что на самом деле происходит?.. Осознáешь ли до конца, что произойдёт и как?..

10 лет назад я позволил тебе самой сделать выбор… больше таких поблажек я тебе не дам!..

…Нет, это не сон… Всего лишь кратковременный провал сознания, когда очень долго сидишь или лежишь с закрытыми глазами. На дремоту это не спишешь, ведь оно длиться всего ничего, секунда, может максимум три. Будто мозг наконец-то расслабляется, забывается на несколько мгновений, успевая за это время пропустить через себя мизерный кусочек почти неуловимой информации – визуальной, звуковой или осязаемой. Это может быть какая-нибудь фраза, эпизод с действием, даже мелодия. Беззвучный щелчок в голове, и ты уже глупо хлопаешь глазами, оглядываясь по сторонам и спрашивая себя, что же это было… и было ли вообще? Я заснула?

Иногда они запоминаются, иногда приходится напрягать память, чтобы вспомнить хотя бы часть ускользающих видений.

Голоса и смех окружающих тебя реальных людей с реальными звуками прорываются и заполняют твою осмысленную действительность. Теперь тебе приходится слушать стук собственного сердца, пытаясь уже в который раз за последний месяц подавить так не вовремя и не кстати вышедшие из-под контроля эмоции и переживания. Очередной необоснованный приступ паники с паранойей?

Эллис, возьми себя в руки!.. Чёрт! Алисия, не выкусывай щеку изнутри!

Медленно выпрямляюсь на спинке чертовски мягкого и удобного кресла светло-бежевого цвета с обивкой неизвестного мне замшевого кожзаменителя (если это и вправду заменитель). Не удивительно, почему я едва не заснула, мне же до безумия хотелось заснуть именно в подобном кресле и у меня это практически получилось (учитывая тот факт, что я не умею засыпать средь бела дня ни в транспорте, ни где либо ещё, особенно в незнакомых мне местах).

«К хорошему привыкаешь быстро! В чертовски хорошее влюбляешься практически с первого взгляда… К безумно хорошему пристращаешься мгновенно! Ты именно то, от чего я не хочу терять своей одержимой зависимости до конца своих дней! Ты моя самая любимая и всепоглощающая привычка!»

Обычно подобные слова вспоминают и прокручивают в памяти раз за разом с интервалом в ноль секунд. От них млеют от счастья, ими усиливают приторность позитивных эмоций, стимулируют и без того переполняющую тебя эйфорию… Проблема заключалась в том, что Алисия Людвидж ни черта подобного из всего этого не испытывала! (а про Эллис Льюис даже заикаться не стоит!) Всплывшие в её памяти слова очень близкого и дорого ей человека, вызвали в районе солнечного сплетения ощущение ментолового обморожения.

Шутки организма? Моё собственное тело выдавало неадекватную реакцию на последовательность бурных событий, перевернувших всю мою личную жизнь с ног на голову за последние месяцы? Взрыв эмоционального дисбаланса с отчаянными попытками обрести утерянное равновесие не только в расшатанных чувствах, но и подавить выбивающий хаос взбесившихся мыслей. Этот периодический шторм в десять баллов продолжал атаковать мой сознание всякий раз, когда я теряла контроль над ходом собственных размышлений.

Не думать! И особенно сейчас!..

А может я так до конца и не проснулась? Но я же не засыпала! Тогда откуда эти безумные эмоции с этими грёбаными ощущениями? Сердце не станет срываться ни с того ни сего с тормозов в запредельную скорость. Чёрт!.. Зараза! Мало мне личных закидонов, так теперь ещё и собственное подсознание решило поиграться с моим вымотанным разумом? Я же так радовалась, что за все эти месяцы не видела ни одного сна с… Fuck! FUCK!!!

Сколько прошло времени? Секунды три, не больше? Незримые мгновения, за которые твоё тело умудрилось предать тебя, переключив твой разум на давно забытую частоту… давно утерянную и вытесненную сотнями чужих потоков вместе с белым шумом. А может она как раз и плавала в этом самом белом шуме, неожиданно поглотившего и перенастроившего её на свою подавляющую волну?..

Беззвучный подводный толчок, всколыхнувший толстый слой осадочного пласта, подняв залежи мутного ила с самого дна, высвободив то, что когда-то, казалось, было на веки вечные захоронено под этими мёртвыми частичками утрамбованного праха.

Элл, кончай играться со своим высокохудожественным воображением! Ты сейчас не на съёмках. От тебя никто не ждёт красочных фантазий с вывернутыми на изнанку чёрно-красными образами…

Господи… Уйди!.. Откуда ты вообще нарисовался?.. Я же тебя не чувствовала! Сто лет не чувствовала и не воскрешала в памяти… почему именно сейчас? Именно тогда, когда я ТАК старалась о тебе не думать!

Три секунды! Всего три секунды хватило на то, чтобы все мои чувства с подсознанием выкинуло за пределы реальности, в плотный вакуум мёртвой Вселенной… давно забытой и пустой… нет, всё ещё наполненной мёртвым чувством… чувством ощущения…

Не видеть его лица, его тела, но находится внутри этого кокона, острого восприятия-осознания его близкого, едва не внутреннего присутствия. Оно заполнило всё, каждую щель и сквозную трещину в пространстве. Оно окутывало со всех сторон… заползало в меня, просачиваясь в поры осязаемым ощущением реальной близости… едва не физическим прикосновением самого тела, рук, тепла кожи и порывистого дыхания. Незримое скольжение бесплотных кончиков пальцев по моему лицу, задевая нервные окончания каждого микрона и волоска на моём эпидермисе… Вот уж действительно fuck в степени бесконечности!

Я же не пила с остальными… да в меня сейчас даже вода не полезет, не то что красная икра с шампанским Мадам Клико.

Взгляд сам по инерции тянется за ярким световым пятном прямоугольного иллюминатора от моего правого плеча. Память едва задевают картинки растянутой на линии горизонта диорамы северной столицы. Леонбург?! Мы уже почти долетели?

А ты как думала? Какого ты вообще тут сидишь уже столько часов? Или это увеселительная прогулка туда и обратно за счёт… Чёрт!

С интересом или просто так поднимаю руку и прижимаю пальцы к холодному стеклу. Необоснованное волнение с сорвавшимся с тормозов сердцем казалось, лишь получили подзарядку от этого соприкосновения. Я действительно пытаюсь что-то рассмотреть или увидеть? Или я точно знаю в какую сторону надо смотреть и где именно выискивать нужные кубики зданий (а то ты не разглядывала часами улицы с нужными районами в Гугле по спутниковым картам, увеличивая масштабы до предельного максимума?). Скоро пойдём на снижение? Эти тоненькие линии случайно не взлётные полосы Юго-Западного Аэропорта?

Да что ж я так волнуюсь? А главное, из-за чего? Сколько прошло времени, больше 10 лет? Если и так, то зачем об этом вспоминать и думать именно сейчас? Ты же обещала себе, чуть ли не клялась! И хватит тянуть нервы и накручивать их на кулак. Раз уж пошла на это, рискнула всем, включая наивную веру на офигительный исход, будь добра, пройти этот долбанный этап от и до! И выключай уже к чёртовой матери режим умной Эльзы! Не ищи того, чего не сможешь разглядеть и понять… Забудь… переключайся… настраивайся на реальность! Возвращайся к тем, кому ты нужна…

-…Ты так думаешь?..

- А скажешь нет?!

- Это же откровенная чушь! Роб, ты меня поражаешь!

- Правда что ли? Такое в принципе реально провернуть? Неужели у тебя есть сердце, или оно всё-таки пребывает в стадии глубокого анабиоза, высушенного и скукоженного до размеров сливы?

Попытаться подавить этот сраный белый шум знакомыми голосами?

Обмороженные о стекло иллюминатора пальцы втирают ментоловый холод в кожу лба над переносицей, будто ищут переключатель или нужные точки с помощью нервных окончаний. Всё равно каждое движение на автомате, практически не осознаю, что делаю и как. Видимо, я всё ещё не спешу всплыть на поверхность, хотя и должна! Это же… реально страшно… особенно эти ощущения.

-…Хотя о чём я говорю? Твоя фамилия кричит о твоём приближении ещё до того, как твой отмороженный взгляд расколет линзу объектива фотокамеры и выведет всю электронику к чёртовой бабушке!

Пульс вроде сбился до средней скорости, но… само ощущение, будто сердце окутано тонким, но очень прочным слоем ледяного кокона или кожей чьих-то ладоней и пальцев с момента моего «пробуждения» всё ещё держалось, медленно стягиваясь обмораживающими тисками.

Элл, кончай тупить! Возвращайся, твою мать!

- И это вся твоя тактика? Сразу переходить на личности, если кто-то с тобой не соглашается? Роб, ты меня конечно извини, но так ты далеко не уедешь… особенно дальше того места, где ты застряла!

- Да ты что!? Дэвид, а где я по-твоему сейчас нахожусь? Не с тобой ли рядом, в нескольких тысячах футах над землёй, в шикарном салоне частного самолёта с вип-обслуживанием и адвокатом в личном пользовании? Или подобные вещи для тебя в порядке вещей? Открою тебе маленькую, но очень страшную тайну! Ты здесь на таких же птичьих правах, как и я. Так что не лечи мне мозг и хватит уже меряться размерами своего поезда!

Наконец-то лёгкое подобие улыбки задевает уголки моих губ. Хороший признак. Полученная информация не только обрабатывается центром аналитического мышления, но и запускает нужные эмоции со здоровой реакцией всего организма. Кажется, я вернулась… по крайней мере, большая моя часть.

- Робин, я, конечно, понимаю, что можно получить лёгкий тепловой удар даже при ярком свете чужой славы, но ты упускаешь одну немаловажную деталь. Без моего участия, без пяти минут величайшая сделка века не состоится, а вот без твоего…

- Девочки, я вас умоляю, не ссорьтесь! – слушаю собственный почти ровный голос, надеясь, что лёгкая в его тональности дрожь будет воспринята за сдержанный смешок. – Не забывайте, что речь идёт о продаже МОЕЙ души. Мне кончено нисколько не жалко поделиться её дивидендами с вами, но давайте всё же спустимся на землю. И да, Дэвид, я очень уважаю и ценю всё, что ты для меня делаешь и как прекрасно ты это делаешь, но может не будем забывать о ведущей задаче твоего участия. Это твоя работа и ты её выполняешь не по своей доброте душевной. Ты за это получаешь деньги! И весь смысл данного проекта состоит в том, чтобы продать подороже именно меня и даже состричь с этого неплохие премиальные.

Робин издала один из своих коронных ехидных смешков, коими любила заменять десятки красноречивых выражений, мол, Дэвид, милый, попробуй проглотить это, если получится.

На этот раз улыбка уже ощутимей давит на уголки моих губ. Взгляд окончательно фокусируется на реальных картинках окружающей обстановки, в частности, на живых объектах. А ещё точнее, на человеке, сидящем напротив моего кресла в параллельном ряду пассажирских «мест». Из всех троих находящихся на борту пассажиров, единственный в салоне диван был занят крутейшим адвокатом издательского дома «Доминик».

Играть с представителем одной из древнейшей профессии человечества в гляделки – непередаваемое удовольствие.

- Алисия, ты меня поражаешь! Да я бы за такой контракт и такую работу в такой компании продал бы не только свою душу!

- Не сомневаюсь! – Робин не удержалась первой.

- А чью ещё… или скольких ещё? – мягко улыбаюсь в ответ, выдерживая отработанный взгляд адвоката дьявола или приспешника дьявола (хотя, без разницы!). Подумать только, а ведь десять лет назад меня бы точно хватил удар при общении с подобным человеком, не говоря уже про зрительный контакт-гляделки.

- О чём мы вообще спорим или обсуждаем? – тактика по применению изощрённой уловки перетянуть тему в выгодное для себя русло? – Это же просто смешно, Лис. Или хочешь убедить меня, что ты до сих пор сомневаешься?

Да, правильно, сделай свои миндалевидные глазки большими от «искреннего» шока. Это и вправду настолько невероятно и не поддаётся никакой здравой логике? Примадонна-фотограф капризничает и артачится, не исключено, что просто набивает себе цену.

- Десять миллионов фунтов в год! Да где вы вообще видели подобные оклады у штатных фотохудожников?!

- По-твоему, с меня не спросят за каждый пенни из этих десяти миллионов? – собственный вопрос вызвал неожиданную реакцию… холодящего кровь недоброго предчувствия. И не сколько вызвал, а заново его перезапустил (правда, ещё не на полную).

- Алисия, ты меня конечно прости, но что конкретно мы сейчас оговариваем? Твою работу в ведущей рекламной фирме страны или… пожизненное рабское прозябание в угольных шахтах-каменоломнях, в цепях, без права увидеть белый свет и чистое небо над головой?

- А ты случайно не запомнил… в списке обязательств от работодателя с перечнем условий труда и требований к работнику не было пункта об обязательном предоставлении бессмертия в виде бесплатного бонуса?

Очередной ехидный смешок от Робин ударил по слуху затяжной композицией на тему «Дэвид, не парься, у тебя всё равно нет никаких шансов!»

Эээ, нет, даже не надейтесь, девочки! Чтобы Дэвид Фрост вот так вот в компании двух наивных дурочек потерял своё лицо? Да он скорее съест свой галстук в классическую косую полоску из трёх цветов: синий, красный, золотой.

Продолжает смотреть всё тем же прохладным взглядом водянисто-голубых глаз и сдержанно качает головой.

- Признаюсь сразу! В моей практике это первый случай из серии нонсенс. Чтобы человек САМ, добровольно и столько времени отказывается принимать столь шикарнейшее предложение от самого крутого работодателя страны… Да тебя бы разорвали на тряпочки все твои коллеги, узнай они об этом!

- Дэвид, может хватить уже мусолить эту тему и ещё больше натирать оскомину? Это моя жизнь и моё решение! И не тебе меня судить и ставить мне диагнозы! Что тебе ещё надо? Мы сидим в этом грёбаном самолёте, меньше чем через час… - пришлось вскинуть левую руку, чтобы наглядно проверить положение стрелок на циферблате ручных часов (и по ходу пропустить через сердце серию гулких толчков) – я подпишу с твоими обожаемыми «Глобал-Вижн» тот чёртов контракт! Какого тебе всё ещё неймётся?!

- Учитывая все твои капризы по этому поводу и ещё при штате «Доминик-Хауз», боюсь мне так и не удастся успокоиться. И я не слезу с твоей шеи до того самого момента, пока ты не подпишешь тот чёртов контракт! Так что, прости меня за мою назойливость, но именно в этом и состоит моя главная задача. Я обязан проследить, чтобы ты это сделала. И если понадобиться буквально физически тебя подтолкнуть и выбросить наверх, то я сделаю и это! Боже правый, да о чём мы вообще спорим? Кто такие «Доминик» к «Глобал-Вижн»? Подножье горы Олимпа к вершине самой пирамиды?

- И по совместительству Всевидящего Ока?.. Дэвид, мне всегда казалось, что в твою работу, как штатного адвоката «Доминик-Хауз» входит только один основополагающий пункт обязанностей – «Не навреди своему клиенту!». Всё что от тебя требуется во всей этой истории – делать всё возможное, чтобы уберечь меня от возможных непредвиденных сюрпризов со стороны «Глобал-Вижн». За остальное – твое личное мнение, взгляды на все мои решения, тебе никто не доплачивает. Так что, нравится тебе, что я делаю, или не нравиться (здесь, сейчас и уж тем более в самом «Глобал-Вижн»), это никого ровным счётом не заботит!

- А вот именно! – Робин не смогла удержаться с собственным контрударом. – Не забывай кто ты есть, Дэвид Фрост! Адвокат, знай своё место!

Шутки шутками, но едва ли кто-то из присутствующих мог догадаться, что именно со мной происходило в эти самые секунды. И что в действительности мне пришлось пережить-передумать-перечувствовать, чтобы в последствии заставить себя принять одно из самых абсурднейших решений в своей жизни.

И откровенно говоря, я не питала каких-то исключительных симпатий к Дэвиду, как впрочем и ко всей его братии. Адвокаты, как и врачи, вызывали во мне далеко не радужные впечатления, особенно их распространённая привычка смотреть на людей с позиции всезнающих и всевидящих уникумов. Хотя чему тут удивляться? Знание буквы закона или бесконечного списка заумных латинских терминов по всем болезням и человеческим органам делает их практически недосягаемыми в своей сфере деятельности. Если бы они ещё умели так же превосходно всех спасать и защищать…

- Сейчас ты находишься под моей опекой, Алисия Людвидж! Так что, извини, если я буду и дальше капать тебе на мозг. В этом деле заинтересована не только ты одна, и ни у одной тебя зашкаливает пульс и подскакивает артериальное давление. Каждому хочется остаться не только в выигрыше, но и не потерять при этом всех своих устойчивых позиций на своей ступени. Не забывай, что как раз из-за твоих капризов переговоры о твоём переходе в «Глобал-Вижн» превратились чуть ли не в публичный фарс затяжным сроком на несколько лет! Поэтому, бога ради прости и снова и опять, но… придётся тебе потерпеть меня ещё где-то с часик, а дальше… пусть тобой занимаются твои новые хозяева!

Нет, это был не просто удар под дых, у меня буквально помутнело в глазах и пережало трахею. Почему я не зацепилась за эти слова и не запаниковала окончательно? Почему продолжала смотреть в непробиваемое лицо Дэвида Фроста и… рисовать его в своём воображении позирующим для какого-нибудь рождественского выпуска ежемесячного журнала типа GQ magazine?

Шесть футов пара дюймов, худосочный, жилистый, но с вполне гармоничными пропорциями, без видимых изъянов или дефектов. Высокий гладкий лоб, копна густых русых волос с идеальной укладкой над вполне симпатичным, правда далеко не модельным лицом. Фирменные костюмы с приталенными пиджаками и узкими брюками шли ему ну просто идеально. Хотя мне всегда хотелось усадить его в тёмное кожаное кресло перед камином, облачив в тёплый джемпер, кашемировые брюки с домашними туфлями, сунуть в зубы трубку, а к вытянутым длинным ногам уложить апатичного ретривера.

Да, Эллис… Алисия!.. Беги, Алисия, беги! Только так! Чтобы успеть сбежать от кольцевого захвата реальности и буквально со всех ног! Тебе ведь хочется именно этого?! Пока ещё не поздно… или всё-таки уже поздно?

- Ты прав, Дэвид!.. Как у меня вообще повернулся язык с тобой спорить? Я ведь всего лишь вещь… предмет для продажи… я не должна спорить или возражать, и уж тем более высказывать по этому поводу своё личное мнение. А то ведь не дай бог все мои действия и слова отбросят тень на безупречную репутацию «Доминик-Хауз».

- Алисия, прекрати! Они уже заключили сделку и не без твоей подачки! Ты согласилась сама и добровольно, так что хватит разыгрывать из себя главную жертву. Уж кто-то, а больше всех в этой истории выиграла именно ты! И я говорил вполне серьёзно, что за подобные условия и такую сумму оклада я бы продал не только свою душу.

- Дэвид, поверь, в этом здесь никто и нисколько не сомневается. Вот только не ставь свою несостоявшуюся мечту в вину Алисии. Кто знает, может и тебя когда-нибудь ТАК заметят и выложат кругленькую сумму за твою душу и таланты.

Моя отважная маленькая Робин. Робин Поланник, правая рука и незаменимый ассистент Алисии Людвидж. Та самая рука, без которой я бы ни за что не согласилась куда-то перейти, переехать (перелететь пол страны) и не подписала бы ни одного контракта.

Даже когда из-под моих ног пытается выбить почву дюжина таких как Дэвид Фрост, она готова кинуться на мою защиту при самом неутешительном раскладе сил и в особо проигрышных позициях. И наверное именно поэтому я не могу расстаться с ней вот уже четыре года подряд, отпустить, позволить начать строить собственную карьеру… Ревность или дружеская (не исключено, что скорее духовная) привязанность, при чём обоюдно взаимная.

Знаю, знаю! Она действительно кое-кого напоминает и не без оснований. Правда роста ниже среднего, что делает её страсть к высоким каблукам достаточно оправданной и обоснованной. Круглое широкоскулое лицо с задорной ямочкой на подбородке, вздёрнутый носик, огромные раскосые каре-зелёные глазища и шикарная грива густых каштановых волос с… медным отливом. 26 лет заводной, но достаточно контролируемой страстной натуры, живого ума, острого взгляда и не менее острого язычка. Жалить своих оппонентов она не только умела, но и временами несколько этим увлекалась. И она как раз из тех людей, что никогда не промолчат там, где это обычно делает Алисия Людвидж или сама Эллис Льюис.

И, бога ради, не воспринимайте мои слова, как за раздвоение личности. Я всего-то взяла себе псевдоним… из-за которого я здесь теперь и находилась, наивно пологая, что меня разглядели не из-за моего туманного прошлого, а из-за яркого и весьма бурного настоящего.

- Робин, ну сколько можно? Когда ты наконец-то поймёшь и осознаешь, что мы находимся на борту этого самолёта благодаря не твоим личным заслугам. Спустись на землю, будь добра!

- Спущусь, вместе с тобой, когда приземлимся в аэропорту!..

Опять глубоководный толчок со стремительным погружением в бездну… Подсознание вцепилось в невидимый якорь, неожиданно отыскав в новых файлах памяти рассыпавшиеся элементы-пазлы зашифрованной информации. У меня очередной приступ паранойи? Тогда какого чёрта я пытаюсь отмотать назад последние события и ухватиться-отыскать в словах Фроста скрытый контекст? Сколько ещё я буду накручивать себя и подозревать чуть ли не каждого кто когда-либо или вообще заговаривал со мной о «Глобал-Вижн»?

Взгляд снова скользит по окружающему пространству, стиснутому в узкий обтекаемый тоннель огромной тубы с «прорезями» под иллюминаторы. Опять пытаюсь ухватиться за реальность, успеть удержаться на её поверхности и не поддаться соблазну раскрыться навстречу своему последнему безумию. Я ещё слишком слаба. Кто знал, что принятие такого решения сделает меня настолько уязвимой и ослабевшей.

Салон частного самолёта в полусумрачном освещении, хотя за бортом полдень с переменной облачностью. Бежевые и серо-охристые полутона роскошного интерьера с креслами и диванами всего для нескольких человек. Робин Поланник и Дэвид Фрост у другой от меня стены, разделённые между собой белым столиком из итальянской сосны. Мягкое ковровое покрытие на полу, панелях и на стенах в сочетании с ультрасовременным дизайном мебели, с вычурными декоративными элементами общего оформления, вызывают ощущение пребывания в каком-нибудь фантастическом помещении или фильме. Если пустить холодную подсветку с ядовитым отливом, можно представить себя в виртуальном измерении Трона.

Особые детали и мелочи, за которыми неосознанно тянется взгляд и сознание искушённого зрителя. Возможность или желание переключиться на что-то реальное и отвлечённое от внутренних переживаний? Наивная попытка или поиск выхода, способа сбежать именно там, где это в принципе не возможно. Мысли упорно лезут на волю, формируя идеи, образы и ощущения благодаря этому самому реальному окружению, его прямой, неразрывной связи с человеком, который владел всем этим!

Новый прилив жидкого азота в лёгкие и вены, с подавлением кашля очередного приступа аритмии. Чёрт! О чём я вообще думала, когда садилась в этот самолёт? И о чём я думаю сейчас, сжимая пальцы на мягких подлокотниках этого чертовски удобного кресла? Не сидел ли он в нём? Не касались ли его ладони и пальцы этой же обивки… не оставил ли он часть своего запаха с тенью и… мыслями?..

Да что же это такое?! Откуда оно вообще из меня полезло? Зачем и какого хрена я об этом думаю?.. Зачем позволяю этому в себя проникать, наполнять мои нейроны через кровь и кислород? Или это и есть та самая неотъемлемая составляющая моего безумного плана-решения, которого не возможно было избежать или задвинуть на задворки мёртвой Вселенной? Неужели мне удалось каким-то непостижимым образом запустить цепную реакцию там, где уже давным-давно не работал ни один закон физики с химией?

Эллис… Алисия, твою мать, кончай тупить! Так и есть, так и должно было быть. Только не воспринимай вышедшее из-под контроля волнение за воскресшие чувства, воспоминания и иллюзии давно захороненного прошлого. Даже если ты думала и будешь дальше думать об этом все последние и последующие месяцы, они от этого не восстановятся, не заиграют всеми красками радуги. Ты Алисия Людвидж, за твоими плечами десять лет бурной и насыщенной жизни без человека, который собирается тебя купить за 10 миллионов фунтов...

Это совпадение или?..

Хватит, Эллис, хватит! Успокойся и возвращайся в реальность. Ты волнуешься и переживаешь и это вполне нормальное явление. Именно из-за этого твоё воображение начинает выходить из-под контроля, стимулируя не только воспаленный мозг, но и всю нервную систему с гормонами. В этом нет ничего аномального. Ты же, мать твою, Алисия Людвидж - крутой и самый востребованный фотохудожник с мировым именем. Помни об этом и держись за это всеми конечностями. Вспомни кто ты есть, а главное, ради чего ты здесь!..

-...10 лет назад я позволил тебе самой сделать выбор... больше таких поблажек я тебе не дам! - слишком спокоен? В тональности голоса ни капли напряжения или... наигранной фальши. Разве что сама фраза напоминает набившую оскомину мантру или молитву. Молитву не для святых ушей...

Ленивое движение левой руки, два пальца правой ложатся на край белоснежного манжета, легким давлением высвобождая циферблат платинового Ролекса из-под плотной ткани.

Минуту назад звонили из Юго-Западного аэропорта. Борткапитан самолета зарегистрированного рейса от компании «Глобал-Вижн» только что связался с главным диспетчером центра управления полетами воздушной зоны Леонбурга и получил разрешение на посадку. Точно по расписанию, минута к минуте. Еще несколько минут и выпущенные шасси коснутся идеально ровной поверхности посадочной полосы, ведущей к ангарам со служебным допуском только для частных рейсов. Даже если какая-то кучка особо пронырливых папарацци и успела пронюхать об этом самолете и его пассажирах, до места прибытия они едва ли сумеют добраться.

...Засранство! Я что, так и буду теперь весь день, вечер, ночь, весь остаток недели, месяца слушать этот прыгающий по всем тональностям и скоростям ритм взбесившегося сердца? Тогда какого хрена я вообще сюда прилетела, если не в состоянии успокоиться? Зачем вообще решила ввязаться в данную авантюру, если не могу убедить себя, что я здесь не по той причине, что теперь так ярко рисуется в моем высокохудожественном воображении?

И что дальше, Алисия Людвидж? Будешь везде и в каждом выискивать знакомые черты с пустым взглядом бесчувственных карих глаз?.. Или искать того, кому они принадлежат на самом деле?.. Искать глаза с осязаемым ощущением самого взгляда... преследующих тебя с того самого момента, когда ты впервые за столько времени посмотрела в них на одном из последних снимков в интернете?

Конечно, я могла соврать самой себе, что абсолютно ничего тогда не почувствовала. Что я попросту удовлетворяла свое кошачье любопытство, не более. Должна же я была узнать, как выглядит мой будущий без пяти минут бос. Кто знает, может я все-таки и когда-нибудь с ним столкнусь.

Кого ты пытаешься обмануть, Эллис? Признайся наконец-то, это был обоснованный инстинкт самосохранения, с попыткой себя убедить-успокоить, что этот человек не имеет к тебе никаких личных претензий. Он лишь исполняющий обязанности президента компании, тебя захотел заполучить не он, а «Глобал-Вижн». Какой совет директоров в здравом уме и памяти согласиться на такие безумные условия от зарвавшегося фотохудожника? Сомнительно, чтобы Мэндэллы имели такой вес и влияние на своих акционеров. Да и где ты видела хоть одного уважающего себя миллионера, образцового семьянина и члена высшего общества Эспенрига, который станет тратить своё драгоценное время, внимание и ресурсы на девушку из своего далёкого и не самого лицеприятного прошлого?

Элл, ты помнишь хоть одного бывшего, кто даже через год (или меньше) после вашего разрыва вдруг заявлялся к тебе и требовал свести счёты по нерешённым вопросам? Уверена, что он вообще тебя помнит или сумеет вспомнить при встрече?

У тебя конечно очень и очень бурное воображение, но… время от времени действительно надо спускаться на землю и смотреть на реальные вещи в реальном свете.

Тогда откуда это грёбаное чувство растущей паранойи, особенно при виде его новых снимков (про видеоролики из Ютьюба можно пока промолчать)? Именно его взгляд, как будто он смотрел не в объектив, а на того, кто… в скором времени станет рассматривать его на страницах таблоидов. Или я точно спятила, или мне нужна веская причина-повод, чтобы сбежать? Те самые исключительные моменты, когда нещадно гасятся самые крепкие позиции самых разумных доводов с идеально выстроенными линиями защиты логического анализа. Здравый разум VS подсознательных страхов. И похоже, последнее уже давно оккупировало все стратегические точки. Правда никаких ценных советов или планов на случай непредвиденного отступления-побега так и не последовало.

И что же мне теперь делать? Как избавиться от этого чувства? От ощущения взгляда на себе и в себе?.. Взгляда абсолютно чужого и незнакомого мне человека, сумевшего проникнуть в меня с чужого фотоснимка… Зацепиться за мой воспалённый разум и буквально вонзить в мой пульс свои цепкие когти. Fuck! Сейчас не самый подходящий момент позволять своему воображению с разбушевавшимися эмоциями управлять моим сознанием и телом.

Почему я не послушалась Брайана и не подождала, когда он закончит сезон своих показательных выступлений в Монте-Карло? Ах, да, это же не он выдвинул крайние сроки с моим переходом в «Глобал-Вижн».

Я опять выискиваю подводные рифы с минами или того… кому принадлежит этот взгляд?

Разве возможно настолько остро чувствовать того, с кем ты не виделась уже больше 10 лет? И что теперь? Я постоянно буду так реагировать на вещи, людей и сам город, которые связаны с этим человеком? Может остаться? Попросить пилотов опять поднять самолёт и прямиком обратно в Карлбридж?

Боже, даже сам воздух отрезвляющим холодом, мощной дозой ледяной инъекцией сквозь лёгкие, поры кожи в кровь и прямым транзитом в голову.

Останавливаюсь у края верхней ступени трапа и глупо хлопаю глазами. Двойной или тройной удар. Причина первого понятна – я не ожидала, что будет так холодно. Не ожидала, что глаза так болезненно отреагируют на яркий свет и тот же сухой обмораживающий воздух. Не ожидала усилившегося чувства паранойи при виде огромного чёрного лимузина на широкой асфальтированной площадке у высокого здания ангара. Хотя нет, вру. Подобную встречу с подобным представителем-встречающим я всё-таки предвидела. Но, если честно, я бы с радостью прокатилась на такси.

Женщина? Почему не испытываю облегчения или послабления натянутым нервам? Я же не надеялась увидеть у подножия трапа самого президента «Глобал-Вижн» … тогда зачем всё ещё пытаюсь отыскать источник его взгляда?

Возьми себя в руки, сейчас же!

- Элл, ты чего?

- Мы спускаться будем или… подпишем контракт прямо здесь?

За что не люблю попутчиков или сопровожатых, так именно за это! Никогда не дадут твоим внутренним инстинктам задействовать все резервы самосохранения.

Ну, давай, дорогая... руку на ледяной поручень, первый шажок вниз, второй... Ведь это же совсем не страшно, верно? Тебя напугала эта женщина, агент Смит в юбке или ее большие черные очки на пол лица? За ними не может скрываться тот самый взгляд. Расслабься! Убавь свое воображение до минимума.

Странно, на мне тоже черное демисезонное полупальто, черные брюки, ботильоны, но мне кажется, что она намного черней, чем я...

Бред какой-то! Может из-за волос – угольно-черных, идеальной прямой укладки без единого секущегося кончика, с такой же идеально ровной и густой челкой, скрывающей весь лоб. Единственное белое пятно - кожа лица. Не могу определить ее возраст (возможно из-за тех же очков) и до чертиков хочу увидеть ее глаза.

- Миссис Людвидж?! Я Эвелин Гувер, секретарь кабинета правления "Глобал-Вижн" и младший помощник президента компании.

При имени Гувер у меня срабатывает реакция на ответный истерический смешок (не знаю, как мне удалось его подавить или сдержать). Я нисколько не сомневаюсь, глядя в это нереально гладкое и безупречное лицо, что она на самом деле Гувер, пусть и чисто однофамилица.

- Добро пожаловать в Леонгбург! - легкая (едва ли искренняя) безупречная улыбка касается красивых полных губ с едва различимым слоем матовой помады под натуральный оттенок. Безупречная дикция идеально поставленного голоса. Если она и выучила приветственную речь на зубок, сомневаюсь, что она вообще из тех, кто способен заикаться или долго раздумывать над следующим предложением.

Я чуть было не прозевала момента, когда она протянула в мою сторону руку в черной кожаной перчатке. Пожатие спокойное, без нервного напряжения или попытки передать свое истинное состояние со скрытым мнением всему этому спектаклю. Как будто прикоснулась к мертвой коже перчатки, не более.

Интересно, сколько они нас здесь ждали?

- Так вы и есть наш эскорт к вратам Великой Башни?

Робин, может при других обстоятельствах за подобные слова я бы тебя и убила, но только не сейчас. Дэвид все равно позаботиться, чтобы тебя как-то одернуть или стукнуть (ущипнуть). Но лишь мы с тобой прекрасно понимаем, насколько ты сейчас сама нервничаешь и почему позволяешь себе говорить такое (не исключено, что даже на свой риск и страх).

- Да, я здесь для оказания встречи мисс Людвидж и представителям "Доминик-Хауз" с дальнейшим сопровождением к офисному зданию компании. Так же в мои обязанности входит предоставление полного графика последующих передвижений и посещений мисс Людвидж на этот день.

Я буквально кожей ощутила, как Робин за моим плечом сжалась-ощетинилась в неуемном желании подпрыгнуть и наброситься на Гувер и не только руками.

- А не проще было бы скинуть ваш списочек мне на мыло?! - похоже моя «правая рука» уже на грани срыва... впрочем, как и я.

Еще пара шагов, несколько мягких движений и Роб становится рядом плечом к плечу, буравя черные стекла очков Эвелин Гувер обмораживающим взглядом.

Странно, но стыда или смущения за свою любимую помощницу-ассистентку не испытываю вовсе, если не наоборот. Может из-за подкожного страха и недоверия, вызванных видом-присутствием секретаря дирекции "Глобал-Вижн"? Что же будет дальше, когда моя нога ступит в святая святых самой компании? Я действительно взвесила все "за" и "против" с тщательной дотошностью, ничего не пропустив и не незаметив?

- Боюсь подобные нюансы при подобных обстоятельствах не рассматриваются и не оговариваются заранее из-за установленных в нашей компании правил внутренней политики. Мы действуем как в собственных интересах, так и в интересах наших ценных рабочих кадров, предоставляя максимально выгодные условия для работы и проживания всем нашим сотрудникам. И для этого мы используем только самые лучшие ресурсы.

- Хотите сказать, что вы самый лучший ресурс для подобного вида мероприятия? Даже лучше самого господина Мэндэлла?

Черт, что со мной? Почему туплю и практически ничего не делаю в ответ? Я еще не отошла от полета, хотя воображение работает на полную, рисуя далеко не радужные перспективы на ближайшее будущее, и не только свого. И в них, Робин Поланник почему-то не садится со всеми нами в этот глухой (не исключено что даже бронированный) лимузин, и больше никогда в жизни не сможет пройти за турникеты ни в одном корпоративном здании с логотипом GV.

- Робин! - не знаю как, или с какой особой изворотливостью далеко не акробатического тела, но Дэвиду удается выступит вперед, оттесняя зарвавшуюся помощницу Алисии Людвидж за мою и свою спины.

- Дэвид Фрост! - щедрый жест раскрытой (не в перчатке!) ладони для рукопожатия в сторону леди Смит-Гувер. - Представитель юридического отдела от издательского дома "Доминик" и по совместительству нянька нашей супер-звезды!

- Может сбавишь обороты, нянька? - Робин понижает голос, но не сильно. Кому надо, тот услышал или, вернее, услышали все!

Никак не могу оторвать глаз от лица миссис Смит, подобно кролику, зачарованному танцем переплетающихся колец черной мамбы. Это и успокаивает и одновременно давит на все уязвимые точки с парализующим эффектом. Желание расслабиться и доверить свою дальнейшую жизнь в руки этой слишком уравновешенной представительницы компании Мэндэллов граничит с противоречивым безумием острой мании - бежать... срочно, сейчас же, пока еще не слишком поздно!..

Пытаюсь думать об этой через чур шикарной женщине все что угодно (и в пределах реальной действительности), но только не о том насколько близко она связана с президентом "Глобал-Вижн", и за какие такие выдающиеся качества-заслуги он взял ее к себе на столь ответственную должность. Хочу верить, а не только рисовать в воображении, что у нее и вправду очень и очень богатый послужной список, начинающийся c трех высших образований (включая спец-военное), стажировки в Интерполе и обширной рабочей деятельности на федеральные и внутренние госслужбы страны. Интересно, у нее есть огнестрельное оружие?.. или ей не надо никакого оружия? Она сама - ходячее оружие?!

Да, простите, меня клинит... все еще... Мне срочно нужно прийти в себя! С чем-то или как-то выбраться из этой трясины, из всех этих раздирающих противоречий, страхов... вымораживающих насквозь нехороших предчувствий...

- Что ж, дамы и господа! Дирекция компании "Глобал-Вижн" рада приветствовать вас всех в нашей замечательной столице Леонбурге и приглашает в ее священную обитель - колыбель рекламной индустрии!

Аминь! Или... ЗА-ШИ-БИСЬ!

Не хватает только толпы встречающих поклонников с плакатами и криками "Алисия Людвидж, мы тебя любим!"

Да нет, все нормально. Кажется, пока все нормально. Единственное, я просто не ожидала, что будет так холодно. И это лишь конец октября? Что же я буду делать зимой? Пойду покупать себе шубу? Кто, я?! Не смешите моих тараканов!..

Черт с ней с шубой, что мне делать с другим холодом? Почему никак не могу отделаться от этого гребаного страха? Почему все еще ищу причины с зацепками, напрягаясь по каждому незначительному поводу, вздрагивая от очередного эмоционального разряда по физическим болевым точкам?.. Я на самом деле не рвусь и не хочу садиться в этот лимузин! Я же начну там опять думать и представлять себе бог весть знает что! Не понимаю, каким таким чудом мне удалось выдержать трехчасовой перелет в самолете и не выскочить из него с воплями и криками "Верните меня обратно домой! Я не хочу! Я передумала!"...Но мне надо... мне срочно надо как-то успокоиться или найти способ успокоиться!

Господи, только не говори, что для этого тебе необходимо увидеться с самим Дэниэлом Мэндэллом-младшим! - Тогда только два варианта: или не видеть его никогда, нигде, никак и ни при каких обстоятельствах вообще или... увидеть в его взгляде ту самую отталкивающую пустоту, что смотрела на меня из его глаз с последних фотографий с этим человеком. Убедиться окончательно, что он меня не помнит и не знает, как и я не знаю, кто он теперь такой и кем стал за все эти годы!

Эллис, я же не искал тебя после твоего побега из Эшвилля, откуда такая паранойя спустя десять лет? - Точно не искал? Сэм говорила, что ты преследовал ее две недели, пока не уехал оттуда сам (или тебя не увезли). - Тебе не кажется, что сейчас не самый подходящий момент спрашивать меня об этом? Прошло десять лет! А о таких вещах надо узнавать из первых рук и желательно сразу же. У каждого из нас за плечами слишком большой временной отрезок, заполненный событиями и людьми, которые и являются нашей сегодняшней собственной жизнью. Сколько мы с тобой встречались? Около месяца? Месяц и десять лет – по-моему ответ очевиден. Вопрос в другом. Почему именно ты так болезненно и остро реагируешь на свои разыгравшиеся фантазии? Ты же всегда была такой рассудительной и принципиальной. Чего ты на самом деле боишься? – Ничего! – Точно?! Ты уверена?! – Да… вполне! Ты прав! Мне просто моторошно и не по себе… новая работа, новый город, новые условия жизни… новый бос и… совершенно новый Дэниэл Мэндэлл-младший. Слишком много всего нового и сразу! Наверное это и есть главная причина, почему меня теперь так перемыкает. – Ну, раз мы всё уже выяснили и обсудили, тогда… хватит бздеть и садись в машину! Живо!!!

Этого мне ещё не хватало!

Интересно, как бы отреагировал Брайан, узнай, что я разговариваю в мыслях со своим бывшим парнем? С тем самым, на которого собираюсь теперь работать! Или… как бы он отреагировал, узнай, что Дэниэл Мэндэлл-младший и был когда-то моим бывшим парнем… моей самой большой и болезненной (пусть и самой короткой) любовью? Ох же ж fuck!!! И кто мне скажет, почему я скрыла эту информацию от… собственного жениха?!

Боже, сохрани сознание Эллис Льюис в полном уме и здравии!.. (хотя бы до конца этого дня!)

- Сколько отсюда до корпоративного здания «Глобал-Вижн»? – умница, Эллис, так держать. Наконец-то у тебя прорезался голос.

Нет, волнение не спадало, как и страхи с чувством чего-то или кого-то, кто так упорно не желал вылазить из моей головы. Остаётся лишь утешать себя мыслями и позитивными прогнозами, что я справлюсь не смотря ни на что, даже если через час весь мир на моих глазах рассыплется на атомы и кварки в апокалипсическом вселенском взрыве.

- Чуть меньше часа… (ну, или через пятьдесят минут?)

- Если не будет пробок? В центрах таких городов да ещё и в полдень чтоб без пробок?..

- Навигаторы на наших машинах имеют прямой доступ к серверам главного департамента полиции, городского центра автотранспорта и дорожного агентства Леонбурга. Так что мы всегда в курсе, по каким дорогам можно ездить в любое время суток.

Мы это кто?!

- Круто! – Робин «восхищённо» расширила свои и без того огромные глазища, получив долгожданную возможность смотреть в глаза Эвелин Гувер.

- Это же равносильно… правительственному доступу! – Дэвид тоже не удержался от собственного искреннего восхищения по этому поводу.

Наверное только я одна ощутила параноидальный приступ неадекватной реакции – выскочить из этого чёртового Крайслера прямо на ходу!..

Эллис, успокойся! – КАК?!!

Я же первая села в лимузин, как самый почётный гость или рабочий кадр. Этот гигантский катафалк на шесть плюс одно мест с шикарным кожаным салоном молочно-бежевого цвета, панорамным стеклом, перегородкой между водителем и пассажирами со встроенным LCD экраном, угловым диваном и… барной стойкой подогнали именно из-за меня! Хотя я никогда в жизни не выдвигала жёстких требований, подобных капризам большинства избалованных кинозвёзд. Честно слово, я бы с радостью воспользовалась услугами городского транспорта. Да я бы с куда большим удовольствием прокатилась сейчас и в метро! Меня покупают за 10 миллионов фунтов, а я даже не додумалась попросить себе личного секьюрити, массажиста, тренера и репетитора по японскому языку?!

- Мы решили устроить встречу с нашими юристами и заключить контракт сразу же по вашему прибытию, мисс Людвидж, чтобы в дальнейшем вы могли распорядится остатком дня на своё личное усмотрение. Надеюсь, это не помешало вашим собственным намеченным планам и не вызвало никаких вопросов или неудобств?

Это был вопрос или… констатация свершившегося факта?

Именно в салоне лимузина Эвелин Гувер позволила себе снять очки и показать миру (то бишь нам троим) свои небольшие светло-голубые глаза с угольной обводкой натуральных длинных ресниц. Сорок пять, не меньше, но выглядит моложе. Тщательный уход не только за внешностью, но и внутренним содержанием и не только физического тела. Её уравновешенному спокойствию, манере держаться, говорить и при этом никак не реагировать на непрофессиональное поведение Робин Поланник можно лишь только тихо завидовать. Выдержанная речь, непредвзятый взгляд, вежливая улыбка, приятный голос и безупречная внешность… покажи мне кто твой секретарь, и я скажу, кто ты!

Меня всё-таки кидает в жар с последующим выбросом липкой испарины по всей поверхности кожи. Хотелось бы списать этот эффект на смену «климата» - после холодного воздуха улицы и сразу же в прогретый салон Крайслера…

Почему классика жанра всегда поднимает со дна назойливой памяти самые избитые клише? Почему бы просто не восхититься вкусом и требованиями своего нового боса к своим сотрудникам, вместо того, чтобы включать гипотетический уровень предположений с идиотским вопросом, а не спит ли Эвелин Гувер с И.О. президента «Глобал-Вижн»? Я что, настолько испорчена в моралях трудовой этики? Или это попытка разглядеть в этой женщине что-то ещё… или кого ещё?

- Кроме чувства, что как-то всё… слишком быстро!

Честно, меньше всего ожидала, что меня потянут из аэропорта прямо в «Глобал-Вижн» на подписание трудового соглашения. И почему бы не сделать этого прямо сейчас и здесь, в лимузине? Тем более Дэвид рядом, буквально рвёт и мечет, как та гончая на большой охоте.

- Ну, учитывая, сколько времени ты до этого сама тянула с переходом… лично я этому нисколько не удивляюсь! – спасибо, Дэвид, за такую своевременную поддержку не моих интересов!

- Переговоры с «Доминик-Хауз» и мисс Людвидж действительно затянулись на непредвиденно долгий срок. Тем не менее, господин Мэндэлл считает данную сделку самой выгодной и удачной за всю историю нашей компании. Он искренне сожалеет, что не смог лично встретить мисс Людвидж в аэропорту, но надеется компенсировать подобное упущение во время подписания контракта в «Глобал-Вижн»!

Твою ж…

А вот это мне совсем-совсем не нравится! Особенно выражение «господин Мэндэлл»!

Эвелин, милая, ты забыла добавить к нему одно слово из двух - «старший» или «младший». Только не говори, что ты сделала это намеренно!

- Ох, как же всё… официально! И что, даже на видео будут снимать? – Робин, лучше бы ты так не шутила, ей богу, и особенно сейчас! Придётся мне с тобой очень серьёзно поговорить, а главное, успеть это сделать до того, как меня попросят (надеюсь, вежливо и тактично) избавиться от тебя.

- В этом году у «Глобал-Вижн» много знаменательных дат и событий, включая юбилей самой компании. И приобретение столь ценного рабочего кадра в ряды наших сотрудников господин Мэндэлл воспринимает не иначе, как за подарок самого провидения.

Вот теперь у меня начался реальный раздрайв. Почему бы не спросить эту мисс сама Сдержанность прямо в лоб?

- А что потом? Корпоративная вечеринка с танцами и массовыми гуляниями?

Дэвид Фрост громко кашляет в кулак, Эвелин Гувер изображает на лице подобие снисходительной улыбки. И последнее мне очень и очень не нравится. Мне вообще всё не нравится – абсолютно всё!!! И я до сих пор не могу понять ПО-ЧЕ-МУ!

Почему не срабатывает ни один из веских доводов, почему чувствую и вспоминаю то, о чём должна была уже намертво забыть за все эти годы? Почему думаю о том, кто едва ли способен узнать меня сейчас, столкнись мы случайно на улице?.. Почему думаю, что он… не может не думать в эти самые минуты и обо мне?..

Пожалуйста, скажи, что ты просто хотел заполучить меня только как Алисию Людвидж! И ты понятия не имеешь, что она когда-то носила имя твоей бывшей девушки. И не надо в эти самые секунды стоять у огромного окна своего президентского кабинета и взирать с высоты птичьего полёта на дорожные магистрали индустриального пейзажа. Ты ведь не делаешь этого, правда? Не поднимаешь время от времени левую руку, чтобы взглянуть на циферблат часов, зафиксировать в уме ещё несколько минут, пропустить их отчёт через равномерный стук своего спокойного сильного сердца… Ты же не ждёшь, не смотришь и не думаешь? А значит… и я не чувствую всего этого. Я чувствую не тебя, потому что… я НЕ ХОЧУ этого чувствовать и тем более сейчас!

ГЛАВА ВТОРАЯ

Увидеть Леонбург и умереть... или осознать до конца, что этот город связан с тобой куда глубже и масштабнее, и не только своими местными достопримечательностями. Я не могу одновременно думать, делать и обрабатывать столько информации. Не могу разрываться сознанием на части, цепляясь за ускользающие нити реальности и незримого потока ментальной сети невидимого охотника. Я не хочу утонуть и захлебнуться во всем этом раньше, чем пойму, что дороги назад уже нет, что все давно просчитано, взвешенно и вымерено... что я уже в эпицентре той самой ловушки, которую так боялась все эти месяцы! Я внутри твоих гениальных идей и помыслов, я внутри тебя... в центре огромного европейского города, и ты знаешь обо мне больше, чем это вообще возможно.

Не хочу, но чувствую... чувствую это, продолжаю чувствовать, сопротивляться и... снова за это цепляться! Почему, зачем? Чистейший бред... а ведь я даже не сплю и не дремаю, хотя... взгляд, сознание и тело разрываются на составляющие. Дайте мне хоть каплю послабления, усыпите мой разум, укачайте бдительность и придавите хоть чем-то эти гребаные страхи! Избавьте меня от этого ощущения... ощущения человека, которого я не видела больше десяти лет! Это только воображение... всего лишь разыгравшееся воображение фотохудожника, у которого всегда было не все в порядке с головой, с фантазиями и виденьем окружающей действительности. Слишком эмоциональная, слишком чувствительная и до невозможности мнимая… Это слишком нереально, чтобы быть правдой!

Не так я хотела провести своё первое знакомство с великой столицей своей родины. Не из окошка шикарного лимузина, утопая в облаке специфических ароматов натуральной кожи, освежителя воздуха, ароматизированных чистящих средств и почти выветрившихся парфюмов от трёх разных тел. И уж тем более не с навязчивым пунктиком в голове ложного чувства – ощущения незримого присутствия пятого участника данного шоу.

Интересно, здесь есть видеокамеры? Ведь наверняка есть! Я бы скорее удивилась, если бы их не было!..

-…Ваш багаж отвезут в гостиницу «Остиум». Компания забронировала на ваши имена три номера на время вашего пребывания в столице… - Эвелин Гувер прилежно зачитывала свой список-график с экрана чёрного Айфона. Именно её звучный и до невыносимости приятный голос постоянно выдёргивал меня из глубоких провалов бушующего шторма мыслей, образов и противоречивых эмоций.

Временами мне действительно казалось, что я нахожусь где угодно, но только не в этой реальности. Моё сознание или астральная проекция балансировали в пространственных плоскостях, отчаянно цепляясь за всё, что напоминало эту самую реальность, где не было места для того, кого попросту не существовало в данном измерении. Ускользающие картинки великого города за окном, голоса людей, включая мой собственный, в салоне Крайслера, сами лица и фигуры этих людей. Иногда и вправду помогало, хотя и ненадолго.

Временами просто хотелось откинуться затылком на обтянутую тугой кожей спинку кресла, закрыть глаза и… послать всех и вся как можно подальше… особенно ТЕБЯ!.. (пообещай, что мы никогда не увидимся, даже мельком!)

Секунда за секундой, минута к минуте, слово за словом, неровный перебор расслоившегося сердечного клапана по всем пульсирующим точкам на теле, надрывным разрядом по гландам, шипящей волной вскипевшей крови по вискам и в голову. Fuck! Последний отчёт ненормальным ритмом моего собственного сердцебиения, с последними километрами точного расстояния до конечной точки прибытия… Если бы я знала, что ТАК буду волноваться и переживать!..

Кажется, сердце телепортировало в желудок или ударило через пищевод осязаемым эхом. Ответный спазм рвотного рефлекса… Вот же ж чёрт! Только этого мне сейчас не хватало!

Эллис, дыши!.. Спокойно, размеренно… глубоко! Да, воздух здесь не первой свежести, но не станешь же ты сейчас опускать окно и лезть головой наружу!

Что на тебя вообще нашло? Откуда этот панический приступ? Можно подумать, тебя везут на плаху!

Но я же не железная леди, типа этой Гувер! И все мои страхи вполне обоснованы. Было бы странно, если бы я вообще не волновалась!

Странно, что ты волнуешься не из-за работы, а из-за человека, который о тебе сейчас даже и не вспомнит… вернее, не вспомнит, кто такая Эллис Льюис. Или ты пытаешься приписать-привязать одно к другому? Или ещё хуже, навязать себе то, чего не существует и в помине – ощущение ложного присутствия человека, которого нет рядом… увидеть-прочувствовать на расстоянии его мысли, эмоциональный диапазон с букетом специфических желаний… Если на данный момент он чего-то (или кого-то) хочет, о чём-то думает или что-то испытывает, едва ли это связано с тобой! Не обманывайся! Не выкручивай на изнанку собственные эмоции, не подпитывай рациональные страхи красочными иллюзиями. Его здесь нет! Ты чувствуешь вовсе не его и не его взгляд!.. Он больше никогда в тебя не проникнет! Ты этого не допустишь! Ты же обещала самой себе… столько грёбаных лет!

Будь сильной, будь той, кто ты есть! Будь, твою мать, Алисией Людвидж, покажи им всем и ему в особенности, кто ты и кем стала!

Если бы это было так легко, как звучит!..

- Вы упоминали о том, что на встрече будет присутствовать господин Мэндэлл!

Удивлённо поворачиваю голову в сторону Дэвида Фроста. Меньше всего ожидала, что именно он озвучит вслух терзавшие меня вопросы. По крайней мере, именно ему удалось вырвать моё сознание из очередного омута краткосрочного провала-помутнения.

- Да, господин Мэндэлл прибыл в «Глобал-Вижн» за час до посадки самолёта с вашим рейсом в аэропорту Леонбурга. Долгие поездки ему противопоказаны. Поэтому он решил дождаться встречи с мисс Людвидж в конференц-зале, в офисе дирекции компании.

Ей богу, чем больше смотрю и слушаю эту женщину, тем сильнее хочется её чем-нибудь навернуть… или влепить увесистую затрещину, дабы выбить из неё хоть некое подобие естественной человеческой реакции. Люди не могут быть настолько безупречными, и уж тем более не во всём!

Вообще-то, это Я здесь почётный гость и главный гвоздь программы, Я должна быть центральной фигурой и ведущей примой! А такое ощущение, будто меня насильно затолкали в угол заднего сиденья этого шикарного авто, а рядом усадили королеву бала, заполонившую всё окружающее пространство невидимым шлейфом своего негласного господства. И при этом я абсолютно и ни хрена не испытываю никакой реальной поддержки от присутствия Робин Поланник и уж тем более от заботливой няньки Дэвида Фроста!

Ни за что бы не подумала, что так сильно и страстно захочу ощутить присутствие и… ревностные объятия Брайана Тревора Стэплтона.

Мне необходимо успокоиться! Срочно!!! Что же будет, когда мы доедем до места назначения?!

- А как насчёт самого господина президента?

Дэвид, ты уймёшься или как? Спасибо, конечно, что уточнил, какой именно из Мэндэллов страстно желает меня лицезреть, но зондировать и дальше данную почву по каким-то личным интересам – явный перебор!

- Господин президент находится на своём рабочем месте с самого утра и не покидал здания компании из-за высокой занятости. Я даже не знаю, сможет ли он вообще найти время, чтобы спуститься в конференц-зал хотя бы на несколько минут.

А это что ещё значит? Эвелин, что за скользкие намёки? Так он спуститься-снизойдёт или нет? Или он настолько занят и не заинтересован встречей с Алисией Людвидж, чем ясно даёт понять, кто он, а кто она?

Короче, первое, что прикажу Робин сделать, когда подпишу этот долбанный контракт (ЕСЛИ подпишу!), чтобы каждое рабочее утро ложила мне на стол подробное расписание всех передвижений президента внутри здания компании, в дни его присутствия в «Глобал-Вижн»! А главное, выяснить, пользуется ли он вообще или как часто служебными лифтами!

Опять паникую, опять пытаюсь незаметно тереть ладонями по поверхности подола пальто по напряжённым бёдрам. Вернее, втираю в плотную шерсть чёрной ткани липкую испарину с лёгкой дрожью со своей горячей кожи. Мне реально не хорошо! И чем меньше остаётся времени и расстояния до конечной точки, тем острее чувство материализовавшихся страхов.

Почему я не догадалась принять успокоительного? Или я не ожидала от себя подобной реакции? Не ожидала такого взрыва эмоций… Не ожидала, что буду чувствовать того, кто умер для меня 10 лет назад… или кого я попыталась убить в себе 10 лет назад! Если бы было можно каким-то образом отключить не только воображение, но и всю нервную систему… или для этого надо отключить кого-то ещё?..

…Нет, его руки не дрожат, ни сколько! Такому спокойствию позавидовали бы даже спартанцы. Такому размеренному мыслительному потомку обзавидовался бы сам Ганнибал Лектер. Каждая секунда равномерно ложиться за следующей в унисон ровно бьющегося сердца. Каждое движение подобно изящному перебору искусного виртуоза, не сбивающегося ни на такт с чёткого ритма плавных жестов…

Прозрачная медь жидкого янтаря топит толстое дно бокала толщиной слоя не больше чем в один палец. Он купил эту редкую марку коньяка Martell шесть лет назад, когда впервые дал себе клятву покончить со всеми своими слабостями. Или так совпало, или он сделал свой выбор на подсознательном уровне, но на тот момент у этой бутылки уже был срок выдержки в четыре года. Теперь официально ей 10 лет. Ирония или скрытый расчёт? Но кто мог знать наперёд, что всё это затянется на такой долгий срок? Он и сам всё ещё не мог поверить в такую… удачу. Он выиграл! Впервые выиграл там, где это в принципе невозможно было сделать… Он обманул и время, и ситуацию, и сам случай. Он обманул саму смерть или то, что когда-то считалось давно умершим, захороненным в бездонных глубинах чужой памяти. Он высек искру там, где уже давно не было ни единой капли кислорода… осталось за малым – за цепной реакцией.

Подушечки пальцев скользят по ободу стенок бокала в неосознанном танце с холодным стеклом. Кажется, он не только слышит внутри своего сердца передвижение с ритмичными щелчками шестерёнок секундой стрелки, но и чувствует их равномерный такт всей нервной системой… Прижаться затылком к холодной коже высокой спинки рабочего кресла, закрыть глаза, настроиться на… хаотичный поток осязаемых образов и чужих мыслей, пропустить через себя, через каждое сокращение сердечного клапана тройной удар чужого сердца, через каждый равномерный вздох – порывистое учащённое дыхание чужих лёгких… Через прохладу и поры своей кожи – нервную дрожь с горячей испариной чужого тела… Через каждый нейрон и ослабленный нерв – обжигающую вспышку, удар за ударом чужих мыслей и чувств.

Скажете, это всё нереально? Что это всё плод разыгравшегося воображения? Можно ли пропустить через себя чужую слабость, боль и страхи? Прикоснуться к чужим оголённым нервам и эмоциям, как к источнику живительной, но столь болезненной энергии? Да, больно, да, выбивает, выжигает кожу вместе с костной тканью, но всё равно… так сладко и… приятно.

Чистая фантазия или жестокая осязаемая реальность?

Хочу ли я тебя сейчас успокоить и убаюкать? И да, и нет… Мне нужна твоя боль! Я и не знал, что это окажется так… возбуждающе!..

Чтоб тебя!..

Мощный толчок-удар о грудную клетку…

Взгляд не успевает зацепиться за края чёрно-синих зеркал-окон и титановый каркас высотного здания. Чёткая картинка с приглушённым солнечным светом срезается-поглощается белыми стенами тоннеля подземного гаража с идеальным скатом пандуса. Кажется, даже внутри салона лимузина стало темнее, несмотря на яркое наружное освещения гаража.

Нет… нет, определённо не так я хотела оказаться в самом сердце Леонбурга. Не так я думала увидеть «Глобал-Винж» при первом визуальном знакомстве. Боже, я даже не успела сообразить, что мы уже приехали!

Так мы уже приехали? Fuck!

Сколько осталось минут, пять-десять? Меня снова мутит. Память опять играется с чёрными дырами, кромсая звуки, голоса и окружающие образы на рваные пазлы рассыпающихся картинок. Мне проще сосредоточиться на гулких ударах собственного сердца, чем на окружающейся действительности.

Эллис, всё хорошо! Это не смертельно… тебе надо это сделать, иначе, ты так никогда и не узнаешь…

Я же делаю это не из-за того, что хочу узнать… О, господи, да что со мной происходит?

Не слышу, но чувствую, вижу краем глаза, как у плеча открывается дверца… и открыла её не я, это точно.

- Мисс Людвидж! – спокойный вежливый мужской баритон. Чёрная дыра поглощает и его, но не всю картинку. Тупо смотрю на протянутую в открытый проём широкую ладонь в чёрной кожаной перчатке.

- Элл, ты выходишь?.. – кажется, спросила Робин (хотя, кто ещё?). – Ты в порядке?

Нет, я совсем и далеко не в порядке! И сама не понимаю почему! Может ПМС или гормональный сбой? Кстати, я не забыла сегодня принять противозачаточные (и какого чёрта я думаю об этом именно сейчас?!)?

Поднимаю взгляд по руке, по чёрному рукаву фирменного блейзера, пока не останавливаюсь на незнакомом лице незнакомого мужчины (или всё-таки знакомого?). Одёргиваю себя сразу же, поспешно возвращаясь по пройденному маршруту обратно к ладони. У меня нет ни сил, ни подходящего состояния, копаться в файлах взбесившейся памяти. Мне достаточно и трёх составляющих, чтобы ухватиться за них, как за спасительную соломинку, и наконец-то всплыть на поверхность. Всё равно не вижу причин запоминать это лицо, хотя глазная сетчатка продолжает какое-то время удерживать несколько особо выразительных деталей – плотно сжатые губы, выступающую надбровную дугу и весьма глубокие серо-голубые глаза с платиновым отливом. Что ещё? Чёрный узкий галстук с затянутым высоким узлом под накрахмаленным воротником белоснежной сорочки, не хватает только чёрной фуражки? Да, точно, это водитель, и кажется, я его уже видела мельком, ещё в аэропорту. Кусочки пазла сошлись в идеальную картинку… на время.

Вкладываю ослабевшую ладошку в предложенную руку скорей на автомате, чем по собственному желанию. Тело не особо подчиняется, впрочем, как и сам разум. Слегка шатает и ведёт, или даже раскачивает изнутри от мощных ударов сердца. Не успеваю заметить или осознать, как оказываюсь за пределами салона крайслера, поддерживаемая внимательными жестами незнакомого мне человека. Выпрямляюсь сразу же, на автопилоте, во весь рост. Но даже на каблуках едва дотягиваю макушкой до переносицы этого широкоплечего исполина мистера Вселенная из Сервис-Обслуживания.

Всего несколько секунд, чтобы успеть определиться в окружающем пространстве и наконец-то отвесить себе увесистый мысленный подзатыльник. Элл, не тормози! Ты уже на месте… практически.

Чёрт! А гараж намного, намного больше чем в «Доминик-Хаус»! Белые стены, толстые квадратные колонны, до хрена машин в несколько рядов… Я же не собираюсь искать взглядом или гадать, где расположено место-стоянка для президентских авто? Или всё-таки собираюсь?

- Круто! Знаете, мне определённо уже начинает всё здесь нравиться! – Робби выныривает следом за мной буквально через пару секунд. В отличие от меня, с куда большим интересом и пристальным вниманием разглядывает фигуру и лицо водителя, держась за его руку несколько дольше допустимого.

- И что ж тогда с тобой случиться, когда ты поднимешься на несколько этажей выше? – Дэвид выскакивает с другой стороны лимузина, выстреливая очередной шуточкой мимо цели. Боюсь, она задевает не того, кому предназначалась, а прошибает на вылет именно моё оцепеневшее сознание.

Приехать-то приехали, но мы же ещё не совсем там, где надо! И я всё ещё цепляюсь за ускользающее время, окружающие вещи и динамику чужих движений, как за спасательный трос…

Зачем же так спешить? Может не стоит? Куда торопиться, а главное, зачем?!

- А что случиться с тобой, Дэвид, когда у тебя заберут временный пропуск?

- Мисс Людвиж, прошу…

Эвелин Гувер срезает своим эффектным появлением короткую сценку Поланник-Фрост одним точным ударом невидимых ножниц. В расстёгнутом на все пуговицы пальто, протягивая руку приглашающим жестом в сторону своего динамичного направления, намереваясь выхватить-перехватить не только моё сознание, но и само тело. И кажется каким-то непостижимым образом ей это удаётся.

Может она меня загипнотизировала? Все эти идеальные чарующие улыбочки с мягким прямым взглядом, изящные жесты рук. (Господи, зачем такие сложности? Не проще ли было накачать меня клофелином? Или слишком много нежелательных свидетелей?)

Уж в лифтах по любому есть видеокамеры! И зачем мне думать об этом прямо сейчас?!

Очередной отчёт? Каждый этаж подъёма за несколько ударов сердца. Если у меня сейчас такой приступ паранойи, что будет дальше, когда я стану работать здесь официально?

Это плохо, очень и очень плохо!

Скажи-поклянись, что в эти самые секунды ты не наблюдаешь за мной через мультимедийную сеть внутренней видеосвязи… Чёрт, ЧЁРТ!

Сознание затягивает полупрозрачной дымкой или срабатывает психологический блокиратор. Нет, волнение не исчезает, так, слегка притупляется. Разве что окружение, предметы и люди чуть стираются и не только в секторах краткосрочной памяти. Возможно, сбивает внутреннюю фокусировку. Размытые линии, движущиеся силуэты, яркие пятна дневного света. Мы на одном из последних этажей с просторными коридорами-галереями? Полустеклянные стены помещений-офисов в бесконечном лабиринте из толстых колонн, перегородок под мраморными панелями холодного антрацита и белёсой сеткой ломанного рисунка. Нет, сердце уже не скачет заведённым моторчиком механической игрушки под давлением необъятного воздушного пространства пятиметровых потолков. Но его гулкие чёткие удары, кажется, поглощаются через ступни в глянцевую плитку пола. Может у этого мрамора сенсорная поверхность?..

Зараза, о чём я только думаю?! – Эллис, что ты творишь? Сфокусируй внимание, соберись, сейчас же! Разве это не то, о чём ты столько времени мечтала? Увидеть царство Мэндэллов изнутри и пройтись по нему триумфальной походочкой? – Ты издеваешься? Мне бы найти сил не рухнуть на колени и не проползти по этой шикарной плитке на четвереньках!

Кажется миссис Смит и остальной эскорт всё это время продолжали неустанно говорить, как в лифте, так и в этой монументальной галерее-лабиринте. И кажется, я тоже что-то говорила или пыталась отвечать, чисто на автомате. С завидным упрямством, не желая вынимать из карманов пальто потные ладошки, сжимая пальцы буквально до дрожи в суставах, стараясь не сильно вонзать ногти в онемевшую кожу. Я всё равно не чувствовала боли… пока что. Адреналин в крови превысил все допустимые нормы, каким-то чудом не загнав сердце до реального инфаркта. При этом сознание продолжало плавать в плотном вакууме рассеянного внимания и параллельной прострации. Может я частично потеряла сознание, не заметив этого?

-…Если вам что-то нужно или что-то понадобиться… - голос и лицо Эвелин Гувер прорезаются-выступают чёткими звуками и картинкой перед моим плавающим взором.

Останавливаюсь всё на том же автопилоте (или условном рефлексе) перед широкими створками тёмно-синих дверей, а может потому что все тоже остановились.

- Я буду рядом! – не знаю, кого именно намеревалась успокоить этими словами Робин – меня или секретаря дирекции «Глобал-Вижн».

Так была ли у меня возможность всё переиграть, прокрутить назад плёнку? Оставалось ли у меня в запасе хотя бы пара секунд на то, чтобы развернуться и припустить со всех ног обратно в сторону лифтов (если я ещё запомнила дорогу до них)… или меня-таки успели обложить со всех сторон? И для этого не понадобилось физического присутствия того, кто действительно мог создать данную ловушку…

Без физического? Тогда что или кого, чёрт возьми, я столько времени и до сих пор ощущаю, вашу мать?!

Вспышка света отточенным лезвием по глазам, расширяющимся пятном-взрывом сквозь раскрывающиеся створки высоких дверей... Зажмуриться, отвернуться или... убежать? Нет, она все-таки меня оглушает, на время дезориентирует, сковывает часть мышц с оцепеневшими нервами. Приглушенные голоса, смех, четкие силуэты, пятна и линии новых предметов проступают из яркого света необъятного воздушного пространства огромного помещения по мере того, как я делаю следующие за движущейся фигурой Эвелин Гувер шаги. Господи, я и вправду иду за ней подобно бесплотной тени или тупой овцы? Это же неправильно, вашу мать! Так не должно быть! Я сама и добровольно сюда приехала, переступив собственные сомнения, страхи, ненормальные предчувствия и убойные фантазии! Я главная героиня этого дня! И я не должна так бояться, особенно без веских на то причин! (А ты уверена, что их вообще не существует?)

- Я определенно сплю или по ошибке принял не тот набор медикаментов! Барри, Хьюго, вы видите то же, что и я? Если нет, вызывайте санитаров!

Взгляд сам тянется не только за громким голосом со знакомой тональностью и звучным бархатным тембром, но и за движениями четких фигур почти в самый конец залы. О, да, это не просто зал, это практически мини-стадион с высокими стенами-окнами углового офиса. И увидеть здесь человека из собственного далеко не радужного прошлого, равносильно получит под дых со всего размаху и именно с разделяющего нас расстояния в несколько метров! Каким чудом мне удалось удержать равновесие и не споткнуться!?

Высокая седовласая фигура пожилого (вру, определенно старого!) мужчины в бежевом джемпере и светло-серых брюках отделяется от двух более молодых представительных джентльменов в темных деловых костюмах, отталкиваясь от края очень длинного стола.

Черт возьми, я же совсем недавно рассматривала фотографии этого человека, но совершенно не ожидала увидеть его таким... постаревшим!

- Мисс Людвидж, не могу выразить словами всего восторга и безмерного восхищения от осознания того факта, что вижу вас именно здесь, в сердце нашей скромной обители, внутри "Глобал-Вижн" - детища и дела всей моей жизни. Вы даже не представляете, какая это для меня честь! Нет!.. - Дэниэл Мэндэлл-старший подходит все ближе, расточая изысканный букет идеально подобранных (не исключено, что и отрепетированных) фраз вместе с ослепительным жемчужным "светом" тысячеваттной улыбки (в аккурат под тон цвета его белоснежных и все еще густых волос).

Сердце продолжает пропускать частые аритмичные переборы в такт каждого произнесенного этим человеком слова, с каждым проделанным им в мою сторону шагом. Как бы мне хотелось вспомнить схожую сценку из прошлого десятилетней давности. Но, увы, память в определенные моменты стирает слишком много деталей и образов, погружая часть воспоминаний в омут мутных вод. Если бы так же можно было растворить в них и нынешние чувства с переживаниями...

Взгляд цепляется за забытый яркий цвет лазури чуть белесых глаз, за расслабленную мимику сильно постаревшего лица в мучительной попытке выхватить или выцепить хотя бы один незначительный, едва заметный проблеск иных чувств.

Неужели ты меня не помнишь? Дай хоть намек, пусть самый крошечный, не важно какой - нахмурься, подожми губы, отведи взгляд... напрягись, сбейся со слов!

- Это великая честь и памятный день для всей нашей компании, мисс Людвидж! Эти стены видели и принимали многих замечательных и во истину великих личностей и не только в истории рекламной индустрии. Но я безмерно счастлив именно от мысли, что дожил до сего дня, получив столь редкую возможность, оказать достойный прием самому талантливейшему художнику современности!

Кажется, у меня слегка отвисла челюсть... или не слегка. И кажется, я не заметила, как расстояние между нами незаметно сократилось на нет.

Черт, как же ты все-таки постарел, Мэндэлл-старший. Но я ведь все равно смогла тебя узнать, даже спустя столько лет! В чем же разница? Ты ведь не страдаешь Альцгеймером.

- Это для меня великая честь, господин Мэндэлл, оказаться в сердце святая святых самой легендарной компании рекламной индустрии и познакомиться лично с его основателем и создателем!

Умница, Эллис, так держать! И осанку, и улыбку на миллион... нет, на десять миллионов фунтов! Пусть почувствует разницу, ведь она есть!

Ах, какой дичайший соблазн с желанием полюбопытствовать-поинтересоваться, помнит ли он девочку, которой он когда-то с такого же расстояния пытался всучить в руки чек на десять тысяч. Невероятно сильный, с распирающим чувством триумфа и собственного превосходства. Fuck! Почему я не могу насладиться этим моментом в полную меру, как того и требуют обстоятельства? Это же и есть тот самый звёздный час того самого запредельного взлёта… или чьё-то незримое присутствие продолжает глушить и сбивать все координаты чётко проложенного курса полёта?.. А может это всего лишь навязанная иллюзия полёта?..

Эллис, хватит! Ты всё ещё на земле!

Он действительно смотрел на меня с искренним восторгом-обожанием в восхищённом взгляде. Такое невозможно сыграть или удержать на лице столько времени. Или как можно совершить манипуляцию с моей рукой столь изящным жестом искусного иллюзиониста? Всего пара секунд и плавных движений и я… изо всех сил пытаюсь сдержаться, чтобы не напрячься всем телом, не дёрнуться от соприкосновения широких сухих ладоней к моей потной ладошке.

Зараза! Подземный толчок в десять баллов насквозь по позвоночнику, с вылетом через темечко!.. Я ещё здесь? Он ничего не почувствовал? Я ничем не выдала своего ненормального желания выдернуть свою руку?!

- Боже, Алисия, уважьте и не обижайте старика! Зовите меня Дэниэлом! – он на самом деле нагибает голову и целует тыльную сторону моей ладони… прикасается к моей горящей коже сухими губами. Практически ничего не чувствую, кроме всесметающего шквала смешанных чувств и неуёмного соблазна прекратить весь этот фарс.

- Тем более, я уже давно здесь не работаю и нахожусь на правах частного лица-посетителя. И всё же, мне будет чертовски приятно оказать вам помощь и любую возможную в моих силах и власти протекцию. И например, сейчас мне бы очень хотелось помочь вам снять это душное пальто. Вы позволите?..

Он всё ещё держит мою руку, вытянувшись в столь знакомой аристократической осанке, и всё ещё улыбается искренней улыбкой гостеприимного хозяина. Вот именно, хозяина! Чтобы он там до этого не говорил, и чтобы я там себе об этом не фантазировала. Момент истины. Несколько минут или шагов до края обрыва?..

- Да что вы, не стоит!

- Я настаиваю, Алисия! Вы окажете мне истинное удовольствие поухаживать за вами. Не отказывайте мне в столь приятной привилегии, не раньте сердце несчастного старика!..

- Вы умеете настоять на своём, господин Мэндэлл!

- Дэниэл, Алисия, для вас я всегда и при любых обстоятельствах всегда только Дэниэл!

Хоть убей, или привяжи к дереву с динамитной шашкой в зубах… в жизни не смогу назвать тебя именем твоего сына, даже через столько лет!

Надеюсь, всё это чистилище не является увеселительной прогулкой до врат ада? Это только мои взвинченные нервы с обострившимся желанием не лезть головой в это болото! Неужели я когда-то клялась самой себе, что никто и ничто не сможет связать меня с именем Мэндэллов? Что же тогда случилось? Почему я здесь? Почему убеждаю себя, что это мой коронный выход в большой мир рекламы и всеобщего признания? Что я именно там, где и должна быть!

Небольшая передышка с глотком чистого воздуха?

Эллис, лови момент! Папа Мэндэлл собственноручно помогает тебе снять пальто! Это дорого стоит. Чем он тебе угрожал 10 лет назад, когда говорил, если увидит тебя когда-нибудь ещё? Что ты уедешь не в такси, а на заднем сиденье полицейской машины, возможно даже в наручниках?

Разворачиваясь к нему спиной, натыкаюсь на обомлевшее личико Робин Поланник. Сознание на время вырывается на волю из последней паутины чужого гипноза. Меньше минуты на то, чтобы осознать весь масштаб происходящего, определиться не только в пространстве, но и в окружении абсолютно чужого места.

Я действительно растерялась и частично не соображала, не могла видеть всей целостности общей картины-панорамы.

Эвелин Гувер куда-то исчезла, вернее незаметно испарилась, но не её отсутствие задействовало дремавшую до этого часть мозга с притупившимся эмоциональным радаром. Оно опять проникало в поры моей кожи, заполняя вены и пропитывая кровь давно забытым привкусом сильнейшего токсина. То, что могло отнять силы и вырвать меня из реальности за считанные нано мгновения.

Мой реальный и вполне обоснованный страх… сосредоточенный во взгляде определённых глаз в ментальном потоке тончайших невидимых сетей из чужих мыслей и желаний… Это ты дышишь мне сейчас в затылок дыханием своего отца?! Это твои руки сейчас стягивают по моим предплечьям рукава и само пальто? И именно ты слушаешь, как бьётся в эти самые секунды парализующего безумия моё сердце… ТЫ чувствуешь эту микровспышку моего неконтролируемого ужаса?

Ты схватишь меня, если я дёрнусь в неосознанном порыве сбежать-убежать?

-…Хочу вам сознаться в своей самой страшной тайне, Алисия!

Всё тот же голос Мэндэлла-старшего. И я каким-то чудом не застонала от резкого облегчения.

Взгляд скользить по второй половине зала, за фигурой Робин, словно пытается успеть отыскать присутствие виновника моих взбесившихся ощущений. Да, там и вправду до хрена места между толстыми колоннами и стеллажами-перегородками, с креслами, диванами и огромным столом совещаний, за которыми запросто может спрятаться целый отряд спецназа.

Мозг самостоятельно обрабатывает полученную информацию, выдавая чёткий и предельно ясный анализ происходящим событиям. Нас здесь шесть человек, и Эвелин Гувер скорей всего куда-то вышла. Три на три, без лишних свидетелей-представителей от СМИ. Банальная деловая встреча, разве что с присутствием самого основателя «Глобал-Вижн» за моей спиной. И он только что отдал в руки моей на всё готовой помощнице моё демисезонное пальто, собираясь по ходу сознаться Алисии Людвидж в какой-то самой страшной тайне. Дэвид Фрост в этот самый момент совершает один из древнейших ритуалов своей профессии – пожимает в знак приветствия руки своим коллегам из конкурирующей фирмы.

Да, да, Эллис, это только бизнес – ничего личного. Тебя всего лишь перепродают и перекупают. И ты пошла на это добровольно, кто бы что сейчас по этому поводу не говорил и не сознавался в чём-то ещё. Ты здесь находишься по собственному желанию!

- Я заболел идеей о вас ещё шесть лет назад в Париже, когда впервые посетил выставку-аукцион с вашими работами. Именно тогда я понял, что не смогу успокоиться, пока «Глобал-Вижн» не заполучит вас.

Заставляю себя развернуться лицом к лицу человека, который этим самым голосом 10 лет назад не скупился на самые красноречивые угрозы в мой адрес. Держу милую улыбку с мягким взглядом Алисии Людвидж под аккомпанемент забойного канкана от сердечного клапана Эллис Льюис.

Каким бы искусным актёром по жизни не являлся Дэниэл Мэндэлл-старший, но он искренне верил в то, что сейчас говорил, а значит… он действительно не помнил ни о какой Эллис Льюис!

Хочешь сказать, у меня есть все шансы или надежды касательно на наличие такой же дрянной памяти и у Мэндэлла-младшего? Как никак, они ведь от одной яблони.

-…Но я никогда не думал, что переговоры о вашем переходе затянуться на такой убийственно долгий срок. Вы всё-таки сумели потрепать нервы старику и самому фанатичному поклоннику вашего таланта. Всё, что мне оставалось делать все эти годы, кусать собственные локти и собирать по крупицам ваши исключительные шедевры… Видите тех двух прелестниц?

Губы Мэндэлла растянулись в задорной ухмылочке с наигранной скромностью от старого хитрого лиса. Как бы по секрету или с "незаметной осторожностью" указывает пальцем в сторону, управляя моим вниманием и интересом в нужном ему направлении.

- Это самые первые из моих любимец!

Наконец-то мое зрение начинает фокусироваться не только на больших предметах. Совершенно не чувствую и не замечаю, как мои губки приоткрываются от ошалевшего удивления, тут же выдавая легкую ухмылку откровенного изумления.

На стене, между окном и входными дверьми, как раз где-то по центру за двумя колоннами, красовались две огромные черно-белые фотографии в стеклянных боксах с ночной подсветкой (возможно даже подключенные к сигнализации внутренней системы безопасности).

- Я пожертвовал их компании, как и несколько других красавиц, совсем недавно, буквально оторвал от самого сердца. Теперь можете представить, какая у меня успела накопиться коллекция за все эти годы? При чем не одна!

За все эти годы?.. Черт, почему от этих слов меня опять бросило в жар с царапающим ознобом по позвоночнику?..

Эллис, убавь чувствительность и воображение, срочно!

- Вы разбили их по темам? - молодец, держись за рациональную сторону происходящего! Хватит уже искать несуществующего подтекста со скрытым смыслом едва ли не во всем!

- Само собой! Черт возьми, как же приятно говорить с человеком, так свободно разбирающимся в нашем деле. Как бальзам на душу!.. А теперь угадайте, какая из этих тем моя самая любимая!

Просто удивительно, как в подобной обстановке, в подобном состоянии у меня еще хватало сил подыгрывать этому напыщенному старому павлину. Изобразить шутливую задумчивость и прищурить для пущей убедительности левый глаз... Да, десять лет назад у Эллис Льюис на подобный подвиг не хватило бы никакой выдержки.

Но насколько убедительно выглядела при этом Алисия Людвидж? Она на самом деле казалась такой спокойной и уверенной в себе, в каждом жесте, слове и решении? Ни у кого на этот счет не возникло хоть какого-то слабого сомнения? Никто не заподозрил ее на состояние нервного перевозбуждения? Типа она абсолютно сейчас ни о чем не переживает, ничего не боится, не тянется всеми помыслами прочь из этого зала, здания, из самого города?!

- Ммм... рекламная?!

- Бесподобно! - Мэндэлл вскинул головой, едва не ахнул, не закатил глаз, не всплеснул руками от наигранного восхищенного шока. - Вы переплюнули моего личного астролога-экстрасенса!

Шутку короля большой рекламы на удивление (или вполне предсказуемо) расслышали все присутствующие, в особенности местные подданные. Так что последовавший за этим всеобщий смех заставил меня вспомнить о главной причине моего пребывания здесь.

Пара секунд, чтобы найти взглядом фигуру Дэвида Фроста и определить, чем он занимается. Вернее, чем он обязан был заниматься все это время - перечитывать и перепроверять оригинал трудового соглашения.

Очередной мощный толчок сердца в грудную клетку с последующей дрожью в онемевших руках и коленках. Да что ж со мной такое?

- Алисия, все ваши работы, не зависимо от времени и выбранной темы, абсолютно все и без исключения - совершенны и неповторимы! Когда вы вкладываете свои идеи в тематическую рекламу, ей богу, создается ощущение, что к ним прикасается сам Всевышний! Я никогда не верил, что они сделаны рукой смертного.

- Ещё и женщиной! - голосок Робин Поланник за моим плечом удивил меня не сколько беззлобной шуткой, сколько тем, что она так долго до этого молчала.

- И здесь я с вами соглашусь! - изящный жест рукой с указательным пальцем в сторону восхищенной помощницы Алисии Людвидж. У Мэндэлла-старшего определенно появилась еще одна страстная поклонница. Интересно, как Робин поведет себя и отреагирует на Мэндэлла-младшего?

- Уже не помню, кому именно принадлежат эти слова, но действительно, истинную красоту можно увидеть и познать лишь глазами женщины! И в моменты пика своего вдохновения Бог смотрит на творение рук своих именно через женщину!

- Комплименты из ваших уст звучат, как слова очень опасного человека! - моя ответная улыбка-бонус к моему личному комплименту достигает желаемой цели за считанные мгновения.

Мэндэлл-старший буквально вспыхивает от удовольствия, с восхищенным блеском и в без того живых всеподмечающих глазах. Последний довод в пользу перепуганной Эллис Льюис... хотя нет! Не достаточно последний. Я должна была на месте этого немощного (и надеюсь, ничего не подозревающего) старика видеть Дэниэла Мэндэлла-младшего. Я должна увидеть другой цвет глаз, с иным калейдоскопическим набором неповторимых оттенков человеческих эмоций и способностей... Я должна убедиться, что их взгляд не помнит и не смотрит на меня из другой части здания!.. Не смотрит в меня!

- Алисия, вы же прекрасно знаете, что реклама - мой конек, хлеб и воздух, все, чем я живу и все, чем я существовал на протяжении целого полувека! Без глубокого изучения психологического воздействия слов на подсознание и психику потребителя, не привело бы мой бизнес до такого уровня! А с вашим непревзойденным мастерством влияния на разум с помощью визуализации, мы завоюем весь мир без единого выстрела!

Чертов старый лис... или стреляный волк почти в овечьей шкуре. Хотя, нет! Подобные волки никогда не скрывают ни своих оскалов, ни безграничных аппетитов. Как же хочется верить, что жажда заполучить Алисию Людвидж в штат "Глобал-Вижн" исходила именно от этого человека, и что этим человеком действительно управляют собственные побуждения с пристрастиями. И что аппетиты более молодого волка-наследника не столь очевидны. И, кажется, я опять со страшной силой захотела вернуться домой...

- Звучит многообещающе! - боже, как же трудно улыбаться во весь рот и продолжать смотреть в ненасытные глаза такому матерому хищнику, особенно, когда собственное сердце выбивает из тебя едва не все физические силы прямо изнутри.

- А в чем тогда искать смысл жизни, если не в попытке завоевать весь мир?! – шутка-лозунг для очередной рекламной компании. Все равно приходится смеяться, как и всем остальным в этом зале. Пережитки королевского этикета еще бог весть с каких времен? Подданные и их короли?

Эллис, как тебя вообще угораздило попасть сюда? – Это долгая история, длиною в десять лет, не меньше. Если появится время с подходящим моментом, обязательно расскажу!

- Что ж, как бы я не мечтал продлить эти волшебные мгновения до бесконечности, но... бизнес есть бизнес! С великим прискорбием передаю вас в руки этих беспощадных стервятников.

А вот это едва ли была шутка, хоть и выдавалась за таковую.

По крайней мере, я должна была испытать некое довольство, ведь меня все это время развлекал и обхаживал сам основатель "Глобал-Вижн". Не скажу, что ему удалось усыпить мою бдительность, но всколыхнуть с глубокого илистого дна сопротивляющейся памяти часть спящих воспоминаний с почти умершими эмоциями, у него-таки получилось.

Как бы хотелось поскорей прокрутить весь этот... нелепый церемониал. Пропустить-прогнать большую часть высказываний, красноречивых эпитетов мимо отсеков личной памяти. Не смотреть в лица людей, которых я больше никогда не увижу... Не смотреть в лицо слишком спокойного и невозмутимого Дэвида Фроста.

Меня обхаживают, чуть ли не с заискиванием, потому что я и в самом деле такой почетный гость? Улыбаются, пожимают руку, отодвигают-предлагают кресло за столом "переговоров"...

- Ты хоть успел проверить содержание?.. - шепчу Фросту в подвернувшийся удобный момент нашего с ним пересечения в нужной точке места и времени.

Мэндэлл-старший как раз перетянул всеобщее внимание к своей царской персоне, занимая место во главе стола и обращаясь с шутками ко всей честной компании. Кажется, он просил кого-то из своих адвокатов вызвать Эвелин с шампанским.

Почти семейная идиллия.

- Алисия, а какого черта по-твоему я вообще здесь нахожусь? Как ты сама говорила, это моя работа, и я получаю за нее деньги. Ты начинаешь меня расстраивать. Откуда такая несвоевременная паранойя? Ты действительно допускала мысль, что такая крутая компания способна прокрутить аферу по трудовому соглашению с капризным сотрудником вроде тебя?!

Да, Дэвид, не только допускала, но и рисовала в воображении жуткие картинки... которых тебе лучше никогда не видеть!

Это ведь я собиралась залезть в террариум со змеями, от коих зареклась более десяти лет назад!

- Просим прощение за столь нестандартную ситуацию, - один из адвокатов "Глобал-Вижн" уже держал наготове две черные папки (надеюсь, из кожзаменителя) с шикарной черной ручкой... или сам держался за них. - Для нашей компании это не только особый случай и довольно-таки волнительный момент, но и долгожданное завершение самых долгих и изматывающих переговоров. Господин президент приносит свои глубочайшие извинения за то, что не может принять личного участия в этой встрече и отметить столь знаменательное событие собственным присутствием. Но он искренне надеется компенсировать данное упущение в самом ближайшем будущем...

После этих слов, мой мозг резко переключился на другую "шумовую" волну. Я практически перестала улавливать и обрабатывать дальнейшие слова адвоката… и видимо не только слова. Он продолжал что-то говорить (или пытался закончить свою вступительную речь), в то время как моё сознание отчаянно трепыхалось-рвалось из западни собственного панического полутранса.

Реальная контузия по всем болевым точкам обмораживающим жаром… С выбросом удушающего шокового разряда по скрытым зонам когда-то намертво заблокированной психики.

Что это было? Чей-то невидимый взмах, движение? Щелчок, треск?.. Лопнуло сразу несколько вспоротых нервов или… давно затянувшихся омертвевших шрамов?

Медленно оглядываюсь, скорее интуитивно, словно проверяю реакцию собственного тела – могу ли ещё видеть, слышать и понимать происходящее вокруг. Не потеряла ли я сознания? Я всё ещё сижу в кресле или тихо сползаю на пол? Не забываю ли я дышать, оснащая и без того взбесившееся сердце большими глотками спасительного кислорода? Я всё ещё здесь, с этими людьми… или с кем-то другим?

Эллис, всё хорошо, тише-тише! Это всего лишь приступ паники, несвоевременный и совсем не кстати. Ты снова ищешь причины, любой, самый незначительный повод, особенно в словах и поведении этих людей. Да, они часть «Глобал-Вижн», они часть Дэниэла Мэндэлла-младшего, продолжение его незримого присутствия, ЕГО слов, идей и желаний, и это вполне нормально и предсказуемо. В этом нет ничего сверхъестественного!

И да, Эвелин Гувер только что вкатила в открывшиеся двери конференц-зала хромированную тележку-столик с бутылкой шампанского, рядом пустых бокалов и блюдами с закусками. И тебе действительно не почудилось, она переобулась в чёрные лакированные туфли на высоченном каблуке. Сняла пальто, возможно причесалась, поправила макияж и её серо-лиловая блузка тебе определённо очень и очень нравится – само совершенство!

- Алисия, подпись и дата! – ты слышишь, что тебе говорит Дэвид Фрост? Бери протянутую им ту самую чёрную ручку и ставь подпись! Не тупи и не ищи глазами Робин Поланник. Она всё равно ничего тебе не скажет и уж тем более не подскажет. Бери ручку, чёрт тебя дери, Эллис Льюис!

Та самая чёрная папка, раскрытая на последней странице трудового контракта прямо передо мной, в нескольких дюймах от края чёрной глянцевой столешницы. Белоснежная бумага с водяными знаками «Глобал-Вижн» с идеальным чёрным шрифтом Times New Roman по всему тексту… Fuck! Чёрт! У меня есть шанс пробежаться глазами хотя бы по последним строчкам соглашения? Да ладно вам… если я САМА начну перечитывать этот грёбаный контракт, хрен кто-нибудь из присутствующих рискнёт меня остановить. Я имела на это полное право!

Вот только мысли заполняет лишь одна навязчивая идея-фикс. Я боюсь, что кто-то из увидит, как дрожит ручка в моей руке… как прыгают перед взором вполне знакомые буквы и слова и даже целые предложения, но их смысл с содержанием рассыпаются в моей оцепеневшей памяти искрами сгорающего пепла. Единственное, за что намертво впивается напряжённый взгляд – нижняя линия строки, на которой стоит печать и… каллиграфическая подпись из синих чернил. Ровный, размашистый на заглавных буквах подчерк с легко читаемым именем-фамилией Дэниэла Мэндэлла-младшего.

Да, Эллис, я уже подписался. Теперь твоя очередь. Это же совсем не страшно и не больно! – Что значит, твою мать, «компенсировать данное упущение в самом ближайшем будущем»?.. – Это такой оборот речи. Вежливая форма обращения. Ну же, будь взрослой девочкой, покажи всем и себе, как ты научилась самостоятельно, а главное, обдуманно принимать самые правильные и первостепенные решения в своей жизни. Зачем ты здесь, для чего ты здесь? Вспомни и подписывай! Ну, давай… Твои страхи только в твоей голове. Твоя рука нисколько не дрожит, дыхание размеренное и ровное, сердце бьётся спокойно, без единого надрывного скачка.

Давай, милая, это же так просто! Буква за буквой… смотри только не ошибись именем. Да, правильно, Алисия Людвидж! Умница!

…Если бы можно было пропустить это ощущение сквозь основание длинной раскалённой до красна острой иглы прямо по поверхности собственной кожи, в кожу, в каждую пору, капилляр, в каждое нервное окончание… каждую букву, каждый нажим чуть дрожащих пальчиков… бешенную пульсацию сердца, льющуюся мощным потоком через подушечки этих пальцев…

Нет, он не видел этой картины, но… чувствовал. Считая последние секунды, последние мгновения…

Три… Два… Один!

Глухая дрожь почти беззвучной вибрации с засветившимся экраном чёрного айфона всего в нескольких дюймах от бутылки Martell и бокала с нетронутой порцией изысканного коньяка. Ему не обязательно брать его в руки, он прекрасно знает, что было в этом сообщении… ему даже не надо было его получать от нужного отправителя! Он итак знал, что это произошло! Он это почувствовал… через первый сбившийся удар сердца, в дрогнувших впервые за всё это время кончиках пальцев… в лёгкой испарине, проступившей над верхней губой и на холодном лбу… в острой-сладкой боли сильнейшего возбуждения.

Тлеющая улыбка сама расползается на влажных чуть подрагивающих губах. Дыхание сбивается под давлением зашкаливающей эйфории животного довольства. Впервые позволить своему сердцу набрать бешенные обороты ненормального ритма, вырваться созданием с контролируемыми эмоциями из тугих тисков изнурительного ожидания.

Вот и всё! Так быстро и практически безболезненно. Хотя, нет. Боль была. Но совсем иная… абсолютно иная… Совершенно новая и неожиданная. И она больше не опустошала, нет, нисколько! Она именно наполняла и питала, сытила, разгораясь в тугих струнах перетянутых нервов, обжигая кожу, мышцы и кости плавящим жжением, пульсируя в венах и сердечном клапане выбивающими ударами.

Пальцы подхватывают бокал, медленно разворачивая прозрачное стекло к яркому пятну света огромного окна. Лёгкое круговое движение кисти. Жидкая медь скользит по стенкам, оставляя тягучие разводы хаотичных узоров на тонком стекле изнутри. Завораживающий танец первого шага. Один из основных и ведущих.

Визуальная оценка!

Без неё нельзя идти дальше… не насладившись вдоволь эстетической красотой изучаемого предмета. Основа всех основ, источник зарождения всех последующих желаний. Источник силы, власти и контроля. Иногда только наблюдать бывает куда приятнее, чем совершать все последующие шаги. Ты не просто оттягиваешь момент последующего наслаждения, ты насыщаешься красотой этой завораживающей картинки уже как главным источником особой энергии. Черпать силы в чьей-то слабости, страхах, боли и безысходности… в твоей слабости, Эллис, именно в твоей! Ради такого исключительного букета чистейшего безумия можно было выждать и целую сотню лет! Чем крепче выдержка, тем безупречней вкус!

Можешь называть меня сумасшедшим, психом, маньяком, да хоть самим Князем Тьмы! Но я доведу эту партию до самого последнего шага. Я проведу тебя по всем линиям и клеткам, выпью тебя до самой последней капли, но не сразу… нет. Медленно, очень медленно, растягивая удовольствие до бесконечности, контролируя каждый удар твоего сердца, каждую вспышку-зарождение твоего желания, чувства. Теперь ты будешь жить, думать и мечтать только по моим правилам, хочешь ты того или нет!..

Да, по началу ты будешь бояться и не хотеть, но потом ты будешь боятся именно того, что станешь этого хотеть! Боятся от самого шокирующего осознания происходящего, боятся того, что это не игра! И ты действительно не спишь! И уже никогда не заснёшь и не сбежишь без моего на то ведома!

С возвращением, Эллис, в нашу кроваво-чёрную Вселенную! В эпицентр твоих самых жутких кошмаров и нереальных фантазий. Она не умирала… она никогда не умирала! Она лишь трансформировалась и стала такой, какой и должна была стать благодаря твоему выбору. Ты предпочла любви боль, что ж… я дам её тебе в избытке столько, сколько у тебя хватит сил её вынести. Возможно, я даже дам тебе право на стоп-слово… если сумеешь его угадать… когда-нибудь…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Видеть, слышать, ощущать… Наконец-то все три стадии вместе – 3в1!

Просто осознавать, что она совсем рядом, буквально в нескольких метрах от тебя, УЖЕ кипятит кровь выбросом адреналина, ускоряя сердцебиение до максимальных пределов. Достаточно протянуть руку, сделать несколько шагов…

Нет, он не собирался спешить, даже под навязчивым давлением острейшего соблазна спуститься в конференц-зал и только лишь одним прямым взглядом в её огромные распахнутые от внутреннего ужаса глаза заставить медленно опуститься перед ним на колени. И он нисколько не сомневался, что она сделает это и особенно сейчас, в эти самые нестабильные секунды взбесившегося времени и реальности. Она была уязвима и слаба, как никогда! Он не просто это чувствовал, он вырывал все эти ощущения из ментальных сетей собственного внутреннего радара, настроенного лишь на одну уязвимую частоту – исключительную, неповторимую, сверхсенсорную частоту… И он ощущал её физически, практически прикасаясь к ней подушечками пальцев! Он чувствовал, как она сопротивлялась, дрожала, как её вибрация проникала в его кожу, кровь, нервные окончания… он почти слышал её запах! Fuck!..

А вот это действительно было невозможно!

За такой внушительный отрезок времени просто нереально вспомнить столько мельчайших подробностей с исключительными моментами, пусть у тебя будет хоть трижды феноменальная память. Но он мог поклясться, что ему удалось выхватить несколько атомов неуловимого эфира далеко не из собственной памяти.

Возможно, это было чистейшее безумие. Когда-то ему приходилось переживать и испытывать куда более ненормальные чувства и желания, и всё же… Сейчас всё было иначе… абсолютно всё иначе и по другому! И только поэтому, в эти самые минуты он и не смотрел прямую запись внутренней видеосвязи из конференц-зала. Он не хотел видеть её на экранах в искажённой картинке, в ирреальных цветах, в расслаивающихся пикселях слабого видоискателя. Это всё не то. Слишком грубо и неестественно. Он не сможет прочувствовать её и наполовину так, как хочет ощутить при настоящей встрече лицом к лицу! Ему нужен её самый что ни на есть реальный, сильный, осязаемый выброс желанных эмоций с ощутимым взрывом внутренних чувств всего тела! Как она вспыхнет, как загорится изнутри её кожа, как запульсирует страх с головокружительным букетом иных чувств в её крови, в сердечном клапане… как заблестят её глаза, которые она не посмеет отвести или опустить-спрятать, пока он не позволит ей это сделать сам! Как собьётся её дыхание под ударами ненормальной аритмии трепыхающегося сердечка. Уже только ради этого он готов перетерпеть несколько последних часов… ради следующего не менее выжидаемого шага!

Рука медленно поднимается к лицу, приближая к расслабленному взгляду настоящую реальную, хотя и не столь осязаемую картинку – бокал с коньяком. За несколько минут аромат крепкого элитного напитка выдохся где-то процентов на тридцать, или вернее, потерял часть остроты спиртовой основы. Теперь в оставшемся запахе должен был выделяться именно тот особый букет тех самых тончайших эфирных испарений, которые и составляли неповторимую композицию данной марки коньяка – делая его непохожим на другие, делая его исключительным и индивидуальным! Делая его абсолютным и совершенным! Делая его желанным!..

Увы, этот запах прекрасен только в первые секунды. Наслаждаться им до бесконечности не возможно – слишком резкий, через чур ароматный и даже грубоватый.

Оценка запаха…

Он знал лишь один запах, который мог и хотел вдыхать целую вечность, который мечтал услышать снова в течении всех этих грёбаных лет! И не просто желал его услышать, нет… Он жаждал надышаться им, подобно наркоману, втягивающему долгими часами в свои лёгкие нескончаемые испарения психотропных препаратов! Он бы узнал его среди тысячи других, даже с закрытыми глазами, даже спустя столько времени, потому что он хотел его услышать, прочувствовать, пропустить через каждый нейрон в голове! Fucking shit!!! Он хотел его не меньше, чем саму его обладательницу, лишившую его этого наркотика против его воли на такой безумно долгий строк!

Она не имела права отбирать у него доступ к его самым безумным привычкам и делать их настолько недосягаемыми, до приступов бешеной ненависти, до неконтролируемых срывов агонизирующей истерии, до безумного реального желания убить, разорвать любого, кто попытается его остановить или подсунуть жалкую подделку. Эту ломку не возможно пережить-переждать-перетерпеть-переболеть! Она навечно пропечатана-прошита в твоём мозгу, в твоей крови, твоей ДНК, в болезненных кровоточащих рубцах, которые хрен снимешь-срежешь ни одним из известных хирургических лазерных корректоров. Это и есть тот самый вирус, который не поддается уничтожению, даже при полной перепрошивке ведущей памяти.

Так что клянусь, дорогая, я вытяну из тебя всё, до самой последней капли, до самой последней микрогранулы, молекулы и атома всей твоей сущности, всей твоей боли, всех твоих запахов и вкусов! Ты вернёшь мне всё до самой последней микросекунды! И первое, что я сделаю, заставлю смыть с тебя всю твою прошлую жизнь, всю тошнотворную вонь парфюмов, косметических средств и отпечатков людей, прикасавшихся к тебе все эти годы! И если понадобится, я сам сдеру их с твоей кожи металлической мочалкой! Смою запахом твоих слёз и боли! Каждый чужой грёбаный отпечаток-прикосновение не моих рук, не моей кожи, не моего рта, языка… не моего члена!

О, да! Я взыщу с тебя по полной, ещё и с процентами, в этом можешь не сомневаться! Я заберу у тебя всё, чего ты лишила меня за эти годы! Заберу то, что всегда было по праву только моим – заберу тебя!

Пузырьки газа игристого вина ударили в нос, и я едва не поперхнулась. Чёрт, от одного единственного глотка!

Голова дико кружилась ещё до того, как я позволила Эвелин Гувер всунуть мне в руку почти полный бокал с шампанским.

Зараза! Мне абсолютно не хотелось пить, даже самое дорогое полусладкое розовое шампанское, даже пусть оно было самым вкусным шампанским в мире! Меня и без вина в эти самые секунды размазывало-растягивало по невидимым стенкам убойного аттракциона "Глобал-Вижн". Лучше бы вы мне дали пару таблеток какого-нибудь викодина (одной будет явно маловато!).

- Что ж, с этого момента вы официально становитесь частью нашей компании, а значит... Кроме нудных и скучнейших пунктов обязанностей работника и работодателя, прилагается не менее маловажный список с приятными дополнительными бонусами!..

Хорошо, что в этот самый момент я не делала никаких глотков. Я практически поперхнулась от втянутой порции воздуха... от чувства реального холода, вонзившегося снаружи и изнутри в мое горло ощутимым жгутом-стяжкой... ледяной ладони или ошейника... Fuck!

Не знаю, что именно выбило в очередной раз из шаткого равновесия – то, что я стала частью компании или заявление о списке с приятными бонусами (чьими конкретно!?..).

Мэндэлл-старший приблизился ко мне еще на пару шагов. Хренов шоумен, помешанный на спецэффектах и прочей зрелищной мишуры. Наверное ни дня не может прожить, чтобы не пустить кому-нибудь пылью в глаза, не важно кому - друзьям или конкурентам.

И что я теперь должна сделать? Расширить глаза и распахнуть от восхищенного предвкушения ротик?

- Оговоренный в контракте в третьей части соглашения, в виде обязательных привилегий для особо ценного сотрудника! – не особо изящный жест рукой далеко не ловкого иллюзиониста.

Перед моим лицом, всего в нескольких дюймах, зависает пара связок ключей. У меня и в самом деле самопроизвольно приоткрывается рот. Вот только брови сводит на переносице болезненной судорогой.

Еще не догадываюсь от чего ключи в первой связке, но брелок с пультом и стальное кольцо с трехлучевой звездой по центру выдали ответ-догадку раньше, чем присутствие недостающего к ним элемента.

Я буквально подавила острый приступ кашля из-за сильнейшего удара-толчка изнутри по грудной клетке, с последующим заходом бешеной аритмии.

Значит шоу продолжается? И чем дальше-глубже, тем явственней подчерк и рука, писавшего весь этот сценарий. И почему-то мне кажется, что часть из присутствующих здесь свидетелей-участников, даже не догадывается, что для всех и каждого выделена определенная роль. И центральная фигура в лице Дэниэла Мэнделла-старшего не является исключением!

О, да, господин король, вы действительно король, но в этом вся ваша беда, поскольку вы самая слабая фигура на всём поле. Вот только, кто же я? Или… где сейчас самый сильнейший и практически неуязвимый противник? Тайный советник, первый министр, теневой канцлер или просто ферзь?.. Он правда противник или у меня в который уже по счёту раз разыгралось воображение?..

- Обязательные привилегии? – боже, как же трудно выдавить хотя бы некое подобие улыбки. Нет, не благодарной! У меня нет абсолютно никакого чувства благодарности, только вскипевший подкожными волдырями выбивающий приступ страха-сомнения… необъяснимое едва контролируемое ощущение отчаянного сопротивления!

Это далеко не безвозмездные подарки от щедрых волхвов. И за все эти так называемые привилегии придется отчитываться не меньше, чем за ежегодный оклад в 10 миллионов!

Почему я не послала вашу семейку навсегда и безвозвратно? Как я позволила себя уломать на всё это… безумие?!

- Теперь вы лицо нашей компании, Алисия! Вы становитесь частью нашей большой сплочённой семьи и каждый обязан видеть и знать, насколько мы холим и лелеем свои самые ценнейшие рабочие кадры. Пункты в договоре, принятые с обеих сторон и не подлежащие обсуждению или отказу после подписания соглашения. Просто, успокойте старика и скажите, что вы не входите в секту пуритан, мормонов или ещё бог весть каких там помешанных на сыроедении аскетов!

Очередной всеобщий взрыв смеха над очередной шуточкой короля, вот только меня едва опять не передёргивает от его очередного жеста-прикосновения. Перехватывает мою сомлевшую (почти окоченевшую) правую руку, чтобы приподнять её ладонью вверх и вложить эти грёбаные ледяные ключи в мои подрагивающие пальчики.

- Не припоминаю за собой подобных… отклонений! – да, отвечать глупыми шутками на не менее глупые вопросы становится всё сложнее, как и дышать или просто стоять в оцеплении стольких людей. Особенно, когда моя столь любимая, обожаемая помощница теперь смотрит в рот своего нового кумира с неподдельным восхищением. Вот если бы Робин Поланник всунули в руку эти самые ключи, эффект был бы совершенно иным.

- В чём я уверен на все сто и могу заверить любого, включая вас, Алисия, разница классового превосходства между нами и «Доминик-Хаус» не просто существенная, а осязаемо весомая по всем показателям. Думаю, нет нужды об этом рассказывать. Скоро вы сами всё это увидите и осознаете в полную меру!..

Слова на поражение?! Только после них тянет не на щенячий восторг, а на истеричное желание запаниковать, при чём по полной. Отступить-отпрянуть назад, вырвать руку и чтоб без ключей! Почему мне слышится абсолютно иной контекст… или я хочу его слышать?

- Мы решили пока не устраивать пресс-конференций по столь знаменательному поводу. Но поскольку ваш переход-переезд совпал с рядом главных и весьма важнейших исторических событий нашей компании, ваше присутствие на одном из ближайших мероприятий по их празднованию является крайне обязательным. Правда я не помню, в честь какого события будет проводится ближайший раут. Эвелин милая, напомни пожалуйста, а то от всего этого бесконечного списка вечеринок у меня обострились проблемы с кратковременной памятью!

- В честь ежегодного топ-списка ведущих рекламных компаний Европы и Америки от Международной Ассоциации Рекламных организаций и обязательного приглашения на 37-ую церемонию вручения премий "Сагиттариус" в области рекламы и связям с общественностью...

- Точно! Мы ведь снова попали в ведущую десятку рекламных компаний на мировом рынке! Как я мог такое забыть?

Бесконечный список вечеринок?!

Нет, я уже не могу выдавливать из себя смех! У меня закончились все резервы по актерскому мастерству.

А главное, какой удачно подобранный момент, всучить мне в руки ключи и добить контрольной фразой об обязательном посещении вечеринки от "Глобал-Вижн"!..

Когда это я успела так быстро и настолько далеко отплыть от берега и потерять его к чертовой матери из виду? Ведь это только начало, я права? Малышка Эллис только-только залезла в кроличью нору и провалилась в глубокий тоннель? Первые сюрпризы? Последуют и другие, и видимо, совсем даже скоро?

Разница классового превосходства между "Доминик-Хаус" и "Глобал-Вижн"? Я ее ощутила еще в самолете, потом в лимузине и дальше по списку!..

В Карлбридже у меня тоже была служебная машина от моих бывших работодателей – серебристый седан БМВ, пока Брайан не подарил мне полтора года назад ключи от кораллового купе Лексуса РЦ (да, за последнее время у него развилось не только странное чувство вкуса эстета-потребителя, но и появилась не менее дурная привычка – делать неожиданные и, ко всему прочему, шокирующие подарки!). Так что, это был пока еще спорный вопрос, между кем или кто именно пытался переплюнуть другого в превосходстве по особо исключительным сюрпризам!

Увидеть логотип автокомпании Мерседес – это совсем не то, что увидеть саму прилагающийся к нему марку машины! А чего только стоил дополнительный бонус в лице обязательного приложения-мистера того самого водителя а-ля черный фирменный костюм плюс экстра покер-фейс бесчувственного киллера на пенсии.

- Ох-ре-неть! - я бы и сама так сказала, не будь мое сознание нокаутировано стремительной сменой последних событий с весьма шокирующим содержанием. Правда, хоть убейте, я так и не поняла, что именно вызвало столь бурную вспышку неконтролируемого возбуждения-восхищения у Робин Полланик. Или это был вид Мерседеса S-Class Coupe (C217) цвета Magnetic Black или... ожидающий со стороны водительского места шофер из лимузина?

Если честно, первый приступ тахикардии накрыл меня при виде обоих знаменателей.

- Это Джордан Крамер! С сегодняшнего дня он будет исполнять обязанности вашего официального водителя. - да, Эвелин Гувер опять спустилась со всей нашей троицей в подземный гараж. И она все еще продолжала вводить мое контуженое сознание в стадию беспросветной комы, все глубже и глубже!

- Мэм! - тот самый водитель с вышколенной осанкой кронпринца и внешностью проф.фотомодели с какой-нибудь рекламы эксклюзивных кубинских сигар или дико дорогого французского коньяка типа Леро, сдержанно кивнул головой в мою сторону. Едва заметный короткий жест, в котором выказано куда больше, чем в сотнях тысяч слов от той же Гувер.

Официальный водитель... типа личный водитель?! Кажется, я разучилась не только говорить, но и дышать.

Я еще успею вернуться и выхватить у адвокатов "Глобал-Вижн" оригинал моего трудового соглашения?

- На сегодняшний день ваше присутствие в компании более не обязательно. При желании, вас отвезут прямо в гостиницу или на Лайтвуд-Парк.

- Это событие определенно надо отметить!

- Лайтвуд-Парк? А там что?

- Вы собираетесь нас сопровождать?.. – наконец-то мне удаётся перевести полуосмысленный взгляд на невозмутимое лицо Эвелин Гувер.

Нет, она спустилась с нами не в своём шикарном пальто от D&G и без увесистой сумки-несессера. Хотя айфон в её руках мог заменить целую тысячу сумочек и прочего, достаточно набрать нужный номер. И не надо включать собственных глубоко окопавшихся пифий, чтобы понять самую банальную вещь – у этой секретарши давным-давно всё схвачено и разложено в аккуратные стопочки по полочкам и картотекам. И если я всего лишь только попрошу…

- Если вам необходимо моё присутствие, безусловно! – да, она поедет в любую секунду и даже без пальто! Но оно обязательно на ней появится, потом, вместе с сумкой, в какой-то определённый, но самый неожиданный момент.

- Думаю, в этом больше нет никакой необходимости! – сдержанно улыбаюсь одними губами, вместе с попыткой удержать ровную осанку, равномерное дыхание и… задавить к чёртовой матери дикое желание рвануть со всех ног из этого гаража… из самого здания! – Как и в необходимости использовать личное время мистера… Крамера!

- Боюсь, последнее исключено! – улыбка миссис Гувер (я надеюсь, она всё-таки миссис) становится шире и ироничнее, я бы даже сказала, с лёгким налётом сдержанного сожаления. – Вы совершенно не знаете города и едва ли сумеете сориентироваться на местности так, как это удаётся мистеру Крамеру. Могу вас заверить, с ним вы не попадёте ни в одну дорожную пробку даже без наличия борт-навигатора в авто! «Глобал-Вижн» входит в число лидирующих компаний на мировом рынке рекламной индустрии благодаря чёткому и отлаженному механизму работы всех своих ведущих дирекций. Каждый сотрудник фирмы выполняет только те обязанности, которые от них ждут и требуют их работодатели! И в ваши обязанности не входит куда-либо опаздывать или искать незнакомые вам в городе улицы, используя для этого время, которого у вас попросту не будет! У мистера Крамера свой круг чётких обязанностей, у вас свой! И каждый должен оставаться на своём рабочем месте, как того и требует статус всех работников компании. Устав внутренней политики «Глобал-Вижн» настаивает на подобной структуре исполнения трудовых обязательств от всех своих сотрудников, во избежание непредвиденных ситуаций, сбоев и возможной угрозы внутреннего кризиса. Поверьте мне на слово, мисс Людвидж, скоро вы в этом сами убедитесь, как никто другой.

Ого! Столь проникновенной и убедительной лекции мне не приходилось слышать ни на одном из крутейших симпозиумов за все последние годы своей профессиональной деятельности. Думаю, обалдела не только я. Но это ещё не значило ровным счётом ничего. Едва ли я смогла (или смогу когда-либо вообще) проникнуться глубокой симпатией с искренним уважением к этой… миссис Смит. Слишком уж хорошо она знает, что и как говорить. Любая попытка-сопротивление с моей стороны – в ответ мощнейший блок и последующая атака с полным разгромом по всем позициям и уязвимой защиты. Меня сделали в один щелчок пальцев, как какого-то младенца в песочнице, при чём без особого напряжения!

Я всё ещё стою в подземном гараже «Глобал-Вижн», а не пересекаю где-нибудь тайно под покровом ночи границу у Мексики или Канады?

- Мисс Людвидж! – голос Джордана Крамера перехватывает моё прибалдевшее сознание со взглядом, подобно игровому мячику, прямой подачей из рук Эвелин Гувер.

Он уже обошёл тот самый чёрный Мерседес, отрыв переднюю дверцу со стороны пассажирского места. Застывшая поза апатичного ожидания с выражением непробивной невозмутимости на убийственно бесчувственном лице.

Fuck!!! Я что, на самом деле сделала это добровольно? Я-таки подписала этот контракт?...

Саманта Фелиция Грин-Арчер открыла входную дверь своей квартиры по адресу Корнел-Авеню-437, 8-09 и на несколько секунд оцепенела с недоумевающим выражением на полусонном лице.

Дыхание и сердечный клапан Эллис Льюис в который раз за день приказали долго жить. Не знаю, каким чудом я смогла устоять на месте и не сорваться в истеричных рыданиях и безудержном смехе первой…

- Эллис?! – всё такие же огромные зелёные глазища и пухлогубый ротик самой безбашенной оторвы Эшвилльского колледжа искусств, поэтапно расширились-округлились и выдали под конец нужный набор знакомой до боли реакции. Судорожный спазм радужного перебора всевозможных эмоций – от ошалевшего неверия до резкого и мощнейшего выброса безумного восторга, граничащего разве что с острым припадком бешеной истерии.

- Эллис, мать твою!.. ТВОЮ МАТЬ!!!.. Чтоб меня… Нет!!! Чтоб ТЕБЯ, Эллис, motherfucker, Льюис!

Пара мгновений, и Саманта Грин буквально наскакивает-запрыгивает на меня. Крепкие тиски удушливых объятий под убойный залп неконтролируемых (не исключено, что даже смертельных) действий и звуков-воплей королевы-воительницы. При этом она как-то странно подпрыгивала на месте, издавая не менее странные нечленораздельные поскуливания, напоминая всем своим странным поведением трясущегося механического пёсика.

За несколько секунд своего обезумевшего приветствия ей практически удалось вытрясти из меня жалкие крохи самообладания и твёрдости духа (можно подумать, у меня они вообще ещё оставались). В глазах реально потемнело, и возможно не без воздействия переизбытка собственных чувств. Слезы все-таки брызнули, правда не фонтаном.

- Боже, боже, боже! С ума сойти! Глазам не верю... нет, в принципе не верю! Я сплю и это точно не ты! Эллис Льюис в жизни такой никогда не была. Ты не можешь ею быть! Скажи, что это не так!.. Нет, лучше ущипни, да посильнее!.. Обалдеть! У меня обязательно что-нибудь случиться - или инфаркт или... какая-нибудь волчанка!

Смеюсь сквозь слезы, чувствуя, что сама балансирую на грани какого-нибудь психофизического срыва. Слишком много эстрогена и панических атак для одного дня. Если сейчас и сорвусь, то хотя бы по веским причинам.

Боже, Сэмми! Моя рыжая амазонка! Моя безбашенная, но самая преданная боевая подруга из столь уже нереально далекого студенческого прошлого. Радость, чувство горького сожаления с ноющей совестью точат дрожащие нервы беспомощной тоской по утраченным годам десятилетнего масштаба... Fuck! Меня точно затопит или накроет приступом асфиксии.

- Дай я на тебя посмотрю, черт тебя дери! - затягивает меня внутрь квартиры знакомым (сейчас опять разрыдаюсь!) собственническим жестом, поспешно захлопывая дверь, и тут же начинает едва не крутить вокруг оси, ощупывая не только восхищенным взглядом, буквально обыскивая с головы до ног обоими ладошками. - Нет, это явно не может быть реальностью! Скайп - откровенное дерьмо! И все фотки - дерьмо!.. Очуметь! Клянусь, у меня сейчас точно будет психический срыв или бешенство матки.

- Ты права. Эллис Льюис возможно и не возможна, но Алисия Людвидж вполне что даже да!

- Это ведь настоящие фирменные шмотки? Мать тебя перетак, Алисия она Людвидж! Да ты в конкретную порвала Эллис Льюис вдоль и поперёк! Но только одно условие! Поклянись, что сейчас передо мной стоит не мистер Хайд, и мне не придется через несколько минут вызывать экстренную бригаду экзорцистов!

Господи, да я сама готова задушить эту стервозу только за то, что в этой взрослой тридцатидвухлетней женщине с рыжим хвостом (на затылке!), в растянутом длинном джемпере и зеленых трикотажных спортивках находилась та самая Саманта Грин! Бля, моя Сэмми! Да изменись она внешне вместе с цветом волос (за последнее я бы точно ее прибила!), достаточно ей только открыть свой очаровательный пухлый ротик...

- Почему не позвонила? Почему не предупредила, что уже в городе, что собираешься заехать?.. Разве так делают?

- Я не думала, что сумею застать тебя в это время дома. Тем более, как же без сюрприза-то? Без эффекта неожиданности, на вряд ли бы я увидела всего этого...

- Ой, да ладно! Скажи, что просто хотела застать меня врасплох и заставить краснеть при каждом брошенном на тебя взгляде! Если хотела вызвать во мне чувство собственной неполноценности, могу заверить, у тебя это получилось!

- Сэм, с каких это пор у меня могли возникнуть подобные желания?

- С тех самых, когда ты стала Алисией Людвидж - фотографом с мировым именем, а твоя физиономия начала появляться на страницах таблоидов чаще самой королевы Виктории! Не скажу, что это раздражает, но нервишки стачивает и расшатывает с каждым разом все сильнее и сильнее. Каково мне твоему принимать столь важную персону в подобном затрапезном отстойнике?

- Сэм, заткнись и прекрати! Иначе я тебя стукну!

- Я же говорю, мистер Хайд собственной персоной. Эллис Льюис такого бы никогда не сказала!

Ну, на счет "затрапезного отстойника" Саманта Грин-Арчер как всегда погорячилась, или, вернее сказать, попыталась довольно грубо занизить собственную социальную планку. Корнел-Авеню в Леонбурге был чем-то вроде Пятой Авеню в Нью-Йорке, и высотные дома-кондоминиумы являлись местом проживания людей далеко не ниже среднего достатка. И то что Сэм могла позволить себе подобную квартиру, говорило в пользу не одних лишь трудовых заслуг Брендона Арчера, законного супруга Саманты Грин. Ей тоже было чем похвастаться за последние годы проживания в северной столице нашей родины, включая не только карьерный рост на любимом поприще любимой специализации, но и все неохватные масштабы личной семейной жизни. Кто вообще мог когда-нибудь предположить или вообразить, что именно наша оторва Сэм выскочит за муж чуть ли не первой?

И, да, признаюсь, меня каждый раз накрывает мандраж при мысли, что моя названная сестренка Сэмми успела дважды стать мамой!

-…Эмма и Карл в школе, Дон в командировке, а я пытаюсь словить момент, чтобы закончить левую работу на дому, типа за счет больничного! Твое счастье, что тебе вообще удалось меня застать здесь, да еще и в такое время. Господи, я же реально успела забыть, что значит оттягиваться по настоящему и по полной! Ты можешь в это поверить? Саманта Грин - образцовая мамочка и ответственный работник... Что будешь пить - чай, кофе... кофе с коньяком, просто коньяк или белое марочное? Ты кажется всегда любила мускатное? А вот из закусок, боюсь, даже не знаю, что предложить. Кажется, в холодильнике еще оставалось со вчерашнего ужина немного пиццы. Но если хочешь, закажем что-нибудь по телефону из ресторана. У нас тут до фига французских бистро!

Кроме желания обмякнуть в кресле, залезть в него с ногами и посмеяться над словами лучшей подруги (или снова ее обнять и на этот раз изо всех оставшихся сил) абсолютно ничего другого не испытываю.

- Сэм, хватит мельтешить! Бога ради, успокойся. В моей квартире не меньший кавардак!

- Так я тебе и поверила! - Сэм продолжает бегать по огромной гостиной, хватаясь за любую вещь, которая по ее мнению лежала совсем не там, где должна лежать. - У тебя небось горничная приходит по два раза на день!.. Хотя мне и трех будет явно мало!

- Уже не приходит. Забыла? Я же переезжаю на новое место жительства.

Не смотря на уютный семейный беспорядок по всей комнате, все равно осматриваю окружающие вещи и мебель с чувством белой зависти. Никакого ультра супер-пупер современного хай-тека или восточного минимализма. Старый добрый домашний дизайн – от плюшевой мягкой мебели, однотонных паласов на паркетном полу в тон ажурных занавесок на больших окнах, до вещей и предметов абсолютно не вписывающихся в общий интерьер. Большой кульман почти в самом углу гостиной у окна, рабочий стол-стеллаж и несколько макетов из фанеры и картона с объемными проектами домов или целых комплексов, часть из которых уже давно использовалась под плацдарм для детских игр.

- Элл, ты меня конечно извини, но я как говорила тебе до этого, так и буду говорить дальше! Ты е..нутая на всю голову мазахистка, если решилась на эту дичайшую авантюру! И раз ты уже здесь в Леонбурге, я так понимаю, отговаривать тебя уже не имеет никакого смысла?

- Определенно никакого! Час назад, я подписала контракт с "Глобал-Вижн"! – выжимаю улыбку обреченного сожаления вместо того, чтобы ликовать и прыгать от счастья до самого потолка.

- Твою ж мать за... Теперь точно придется выпить! По крайней мере мне! – Сэм не глядя отшвыривает собранную ею до этого груду игрушек и детской одежды во второе свободное кресло. – Два раза ногой в один и тот же толчок, Элл! За столько лет уж могла бы научиться принимать все свои решения окончательно и бесповоротно?!

Прямым курсом через всю гостиную к высокому шкафу-горке, вскрывая одну из дверц с секциями, оснащенных замками с "секретом". Представшее обозрение из нехилой коллекции разнокалиберных бутылок и напитков с высоким содержанием спирта вызывает во мне не сколько изумление, а скорее недоброе подозрение с очень плохим предчувствием. Сэм подхватывает наполовину начатую бутылку красного вина, парочку бокалов и возвращается по прежнему маршруту, изящно маневрируя между предметами мебели и прочими элементами домашнего хаоса.

Мне или кажется, или она на самом деле так сильно похудела?

- А разве в контексте фигурировало не слово "река"?

- Это романтический фантик с розовыми бантиками как раз для таких наивных дурочек, как ты Эллис! Изначально по смыслу и содержанию оно именовалось именно толчком!

Удерживая в правой руке оба бокала, Сэм демонстративно тыкала ими с указательным пальцем в мою сторону. Покончив со вступительной речью (обвинительный приговор только-только маячил на подходе), величественно усаживается почти по центру диванных сидушек изумрудного мягкого уголка. Громкий стук дна бутылки о крышку журнального столика, судя по всему, должен был подчеркнуть внутреннее недовольство с закипающим негодованием хозяйки квартиры. Вулкан по имени Саманта Грин вот-вот выбросит первый столп черного пепла и огня.

- Сэм, я здесь не из-за романтических побуждений и не по зову природы. Это бизнес! Чистый бизнес и ничего более.

Боже, Сэмми, я тебя умоляю, только не здесь и не сейчас! Если я сознаюсь, как меня саму колбасит и далеко не первый месяц, нисколько не удивлюсь, если ты вдруг рванешь прямиком в "Глобал-Вижн" и снесешь там к чертовой матери весь президентский этаж с административным корпусом отдела кадров. А если я еще мягко намекну, что чувствовала весь этот гребаный день и, кажется, все еще продолжаю чувствовать...

- Да иди ты! - щедрая порция темно-гранатовой жидкости за пару секунд утопила не меньше две трети первого бокала. - Лично по мне, подобный сверх вопиющий идиотизм совершается именно на первой почве! А если вспомнить не менее маловажный факт о твоей повернутости и стукнутости на всю голову, ответ напрашивается сам за себя!

Второй бокал с таким же уровнем тройной порции марочного бордо нацеливается в мое лицо, но не с угрозой выплеснуть-вылить все его содержимое на мою голову.

- Ответь мне пожалуйста на один вопрос. Почему "Глобал-Вижн"? Почему не с десяток других не менее крутых рекламных агентств и компаний, включая Штаты, Японию и всю Европу вместе взятые? Ты сама говорила, что тебя буквально заваливают приглашениями.

Бокал пришлось забрать, но только из чувства самосохранения. Желания упиться еще до ужина, в отличие от Сэм, я пока что не испытывала.

- Ну, да... за свой счет и без постоянного оклада.

- Только не говори, что Мэндэллы решили приобрести тебя из чувства патриотического долга, дабы предотвратить утечку ценных человеческих ресурсов страны в конкурирующие страны.

При словах "Мэндэллы решили приобрести" у меня уже в который раз за день подскочило давление, накрыв от макушки до самых кончиков пальцев на ногах удушливой волной пульсирующего жара и... сковывающего озноба. Черт!

Какого хрена мы вообще начали с заупокойной, Сэм? Я же пришла к тебе не за этим! Я пришла к лучшей подруге, которую не видела с расстояния вытянутой руки хрен знает сколько времени!

Fuck! Зараза! Б..дь!..

Торопливо ставлю этот чертов бокал на столик от греха подальше... вернее, от очередного приступа панического страха. Если Сэм увидит, как у меня дрожат руки... Но что она может сделать? Отправить к психиатру за справкой, подтверждающую мою психическую неадекватность? Что я не могу отвечать за свои поступки и поэтому не имею никаких юридических прав принимать за себя все важные решения? Боюсь, подобный расклад будет выгоден для очень многих людей на этой планете.

- Сэм, мы проходили эту часть темы не одну тысячу раз и по видеосвязи, и по телефонным разговорам. Ты прекрасно знаешь, почему я это сделала!

- Так я оказывается это знаю?! Странно, а почему я сама об этом не знаю? Ты пять лет ломалась, строила глазки "Глобал-Вижн" с расстояния в пять тысяч миль и вдруг на тебе! Ни с того ни с сего решила резко избавиться от обета безбрачия. Или это был такой ловкий ход – набить подороже себе цену? Хотя ты права, если бы мне предложили десять миллионов в год, я бы согласилась работать бок о бок с самим Ганнибалом Лектером. Хотя... чего это я? – Сэм изображает глубокую задумчивость после последней фразы, сделав почти не глядя очень большой глоток полусладкого вина. – Боже упаси, нет! Только не с Мэндэллом-младшим! Если Старший со всеми своими агентами-вербовщиками, как ты говорила, так упорно на тебя наседали и преследовали едва не из каждой электрической розетки, кто ж тебе помешал ему мягко напомнить о некой девочке Эллис Льюис, которой он большой папочка пытался всучить чек на десять тысяч десять лет назад?.. Черт! Десять миллионов?! Тебя не насторожила сумма этой цифры?

Твою же ж мать, Саманта Грин! Почему?.. Почему за эти гребаные десять лет ты не то что не изменилась-не избавилась от своей маниакальной паранойи за всем семейством Мэндэллов, все твои худшие качества непримиримой бунтарки-диверсантки возросли и усовершенствовались в десятки раз! А я так рассчитывала, что материнство с женскими гормонами наконец-то изгонят всех твоих демонов прошлого.

- Почему десять? Почему не двенадцать или одиннадцать? Не восемь и не девять?

- Потому что это круглая сумма! Не знаю. Совпадение, случайность? Десять - счастливое число Мэндэллов! Сэм, "Глобал-Вижн" – монополисты рекламного бизнеса в нашей стране, это их работа! Они постоянно привлекают и перетягивают к себе мировых звезд и профессионалов со всего мира! И не забывай о самом немаловажном факте. Меня захотел именно Мэндэлл-старший! Младший занимает пост президента не более четырех лет!

- И именно когда Младший оказывается у руля компании, ты вдруг решаешь принять их предложение!

- Нет, не из-за этого! Сэм, прошло десять лет! Это хрен знает сколько времени! У тебя самой двое детей ходят в младшие классы, ты сама работаешь уже сколько лет в наикрутейшей строительной компании страны и исправно платишь налоги! Мы все повзрослели, изменились... или набрались опыта, не знаю. Называй это как хочешь, но за столько лет можно пережить не одну улетную жизнь с самыми ненормальными взлетами и падениями. Не пойму, откуда у тебя этот маниакальный пунктик на Мэндэллов? Ладно, признаю, ты была от Младшего не в восторге, но...

- Не в восторге?! – Сэм почти взорвалась, резко прервав мой оправдательный монолог, но тут же сменила бешенство на задорный хохот (практически влепив мне невидимую пощечину). - По-твоему, быть преследуемой на протяжении почти двух недель неуравновешенным психопатом в лице Мэндэлла-младшего (в аккурат после твоего постыдного побега из Эшвилля) – это быть не в восторге? Элл, золотце, это не тебя прижимали за горло и затылком к дереву, и не орали прямо в глаза, что свернут шею, если я не скажу, где ты! Тебе известно, что некоторым после подобных исключительных моментов в их тихой мирной жизни приходится потом месяцами зависать в кабинетах психотерапевтов?

- Хочешь сказать, что Саманта Грин жила до того случая тихой мирной жизнью?

- Если и не жила, то потом очень страстно этого захотела! Ты даже не представляешь, как поведение определенных личностей способно простимулировать к этому всю твою нервную систему! Я бы даже сказала, заставить по-новому взглянуть на жизнь и полностью переосмыслить многие ее ценности!

- То есть, если исходить из твоей теории, то у Дэ... у Мэндэлла-младшего за все прошедшие годы так и не появилось схожего стимула? Он всё ещё пьёт, дебоширит по всем злачным местам Леонбурга и попадает на страницы бульварных газетёнок только благодаря своим скандальным выходкам?

За этим было как-то странно наблюдать, но Саманта Грин впервые тормознула с попыткой мне возразить. Поджала губки, нахмурилась, на время опустила невидящий взгляд в свой почти опустевший бокал.

- Да, ты права! – что это было? Отчаянный вопль об окончательной капитуляции? – Он охренительно изменился, трансформировался… не знаю, пересадил себе чужой мозг или подсел на чудо-препарат хрен какого поколения людей будущего. Но это нисколько не умоляет всех его прошлых заслуг с безумными выходками, о которых боялись печатать даже самые ядрёные и супер-пупер независимые блогеры с интернет-газетёнками!

В этот раз спрятать взгляд на дне собственного бокала потянул меня.

У памяти возникают странные причуды. Особенно когда она начинает вытягивать из своих бесконечных архивов картинки самого неожиданного содержания. Правда, этот файл был ещё практически свежим, можно сказать, сохранённым буквально на днях. Дэниэл Мэндэлл-младший в чертовски шикарном светло-сером костюме-тройке, с высоко поднятой головой, будто только-только сошёл с рекламы какого-нибудь Aston Martin-а. Лёгкая щедрая улыбка от держателя контрольного пакета акций беспроигрышной удачи. Это была одна тех из немногих новых фотографий, где он действительно улыбался. Может не так, как улыбаются миллионы других людей, но на этом снимке, как мне казалось, у него для этого имелись все основания.

Мне очень хотелось верить, глядя на это фото, что я испытывала (или старалась испытывать) что-то среднее между восхищением и радостью. Ведь стоявшая рядом с Мэндэллом женщина заслужила права на счастье, на подобную искреннюю сияющую улыбку. И восьмилетний мальчик в мини фраке с чёрной бабочкой под белоснежным воротничком… и прозрачной трубкой-капельницы кислородного катетера в носу имел самое, что ни на есть, полное право на лучистую улыбку самого счастливого ребёнка на свете. Широкие ладони с сильными длинными пальцами отца на щупленьких плечиках Дэниэла Мэндэлла-третьего, как два сложенных крыла ревностного архангела защитника.

У этой картинки не могло быть иного смысла трактовки. И я не хотела думать вообще, что за ней могло скрываться что-то ещё… хотя и скрывалось…

- Зато теперь я радуюсь, что знала настоящего Мэндэлла-младшего всего пару недель. Правда, мне их хватило с лихвой и выше крыши на всю оставшуюся жизнь. Я ещё долго, очень долго ходила оборачиваясь по сторонам в ожидании, что он вот-вот выпрыгнет из-за ближайшего угла дома или дерева. А чего только стоили все мои ночные кошмары с его участием! Он же всё это время держался, не брал в рот ни капли. Только в последний день перед исчезновением из Эшвилля его-таки понесло, и он реально сорвался с катушек. Слава богу, с тех пор я его лично больше нигде не видела, но всё равно, волей-неволей приходилось отслеживать его похождения по следам и слухами и не только в светских новостях. Не знаю, насколько достоверными и правдивыми были все гуляющие о нём истории, но иногда мне казалось, что большую их часть намеренно преуменьшают. Поэтому заявляю тебе всё с той же забетонированной с самого окончания колледжа уверенностью, ты поступила правильно! Ты во время, а главное, оперативно порвала с этим… психопатом. И если ты мне когда-нибудь вдруг признаешься, что за последние годы у тебя возникало хотя бы лёгкое подобие чувства вины из-за этого… дегенерата, клянусь богом, я вытрясу из тебя её осколки собственными руками!

Сэм наливает почти недрожащей рукой очередную щедрую порцию в свой быстро опустевший бокал. И что-то мне подсказывает – это не первая и не последняя бутылка на этот день.

- Поклянись мне! – пустая бутылка отставляется на край столика с громким стуком предупредительного гонга по моим барабанным перепонкам и натянутым нервам. – Скажи, что ты никогда не жалела о том, что бросила его…

Чёткая, до невероятности контрастная фотография улыбающегося семейства Мэндэллов – спокойное, почти мягкое лицо главы… Fuck!!!

Почему мы продолжаем говорить об этом?! Почему, кроме угрожающего и уже не столь крепкого голоса Саманты Грин слушаю пульсирующее шипение вскипевшей крови в висках и на гландах?

- Что ты действительно взвесила все За и Против перед тем, как подписать этот… долбанный контракт! Что в этом не было задействовано ни одного, самого ничтожного личного мотива и прочей хрени, из-за которой тебя вдруг потянуло головой в это болото!

- Сэм, я уже тысячу раз говорила… Прошло более десяти лет! Нельзя сравнивать прошлые переживания с сегодняшней действительностью, с тем, каким теперь стал Мэндэлл-младший! Он живёт собственной жизнью уже хрен знает сколько лет, как и ты своей, как и я своей! Может я и скажу одну из банальнейших фраз, но люди на самом деле меняются, и забывают очень многое!

- Или набираются опыта, учатся контролировать всех своих бесов… И не делай больших глазок, будто не знала, что твой Мэндэлл вытворял целых четыре года после нашего с ним тесного знакомства. Он же не просто ходил по грани, нет… у него конкретно рвало крышу по всем базам и основаниям! Бесконечные побеги из реабилитационных клиник, фееричные дебоши в барах и ночных клубах это так, душистые цветочки на солнечной лужайке! Его свадьба была, наверное, самой скандальной свадьбой за всю историю человечества! И я нисколько не сомневаюсь, что он действительно избил и изнасиловал свою жёнушку в их первую же брачную ночь, если не хуже!

Опаливающим выстрелом адреналина прямо по глазам с внушительной дозой жидкого азота внутривенно!.. Б**дь!

Сэм! Какого ты всё никак не успокоишься? Я же… я же сейчас совершенно уязвима, зачем ты сама водишь меня по этой грани? Зачем окунаешь головой в этот кипяток, заставляя снова и снова пропускать всё это безумие через вены и нервы. Задыхаться в этом удушливом коконе волнового жара снаружи, в тугих ремнях по всей поверхности кожи… с режущим обморожением в каждом внутреннем органе, в лёгких… Ты словно заставляешь меня насильно глотать этот убойный коктейль из острого льда и кипящей лавы! Меня же сейчас реально вырвет…

- Сэм, это было десять лет назад! – слышу собственный голос до неузнаваемости спокойный и уравновешенный (да, чёрт возьми, это моя ведущая мантра на сегодняшний день, и я буду её повторять снова, снова и снова, пока сама не уверую в её воздействие!). – Ты сама сказала, как он сильно изменился… и ты никогда и ни разу не пересекалась с ним лично за все эти годы!

- Чему я теперь несказанно рада и благодарна всем высшим силам! Может ты и права! Возможно я несколько увлеклась с драматизацией последних событий и не исключено, что немного перестаралась с чувством необоснованной паники... Но разве у тебя самой не возникал вопрос, почему у столь благополучной и до неприличия богатой семьи всего один ребенок? При чем не самый лучший кандидат для продолжателя рода Мэндэллов...

- Сэм, прекрати! Уж эту тему я точно не собираюсь с тобой обсуждать!

- Кто знает, может слухи не столь беспочвенны? Может Дэнни остепенился как раз из-за сына? Чем не подходящий повод со стимулом взять свою волю в руки и наконец-то заставить себя вернуться к нормальной человеческой жизни? Посвятить ее для борьбы за жизнь единственного наследника!

- И что же во всем этом противоестественного и пугающего?

- А то что в жизни подобных людей нет ничего естественного и нормального! Помнишь, как я тебе рассказывала, что чуть было не сбежала из "Атлантис-Гроуп", когда узнала кем являлся наш президент Алекс Рейнольдз нашему общему знакомому Дэнни? Шутка ли дело - закадычные друзья с самой песочницы! Тут у любого от такой информации все контакты перегорят!

- Помню. Как и пару дней изнурительных переговоров по телефону с уговорами не бросать работу всей твоей жизни!

Похоже, Сэм в открытую игнорирует часть моих высказываний... как всегда.

- Вся жизнь всех этих людей, включая весь круг их общих интересов и взглядов - исключительно всё из раздела диких аномалий! У меня сложилось впечатление, что они не только думают и чувствуют иначе, чем все нормальные люди вроде нас с тобой, у них совершенно по другому функционирует их далеко не человеческий организм. Ей богу, это... это же настоящие рептилоиды! Видела бы ты взгляд этого Рейнольдза. Выстрел жидким азотом, прямым попаданием по твоим глазам с последующим обледенением всех внутренностей и крови!

Сэмми начинает жестикуливать руками, при чем довольно энергично, с попыткой изобразить в воздухе абстрактный рисунок переживаемых эмоций, включая сам образ описываемого объекта. Кто мог знать, что Саманта Грин когда-нибудь станет столь впечатлительной натурой?

- Ты встречалась лично со своим босом?

- Ну... не то чтобы лично лицом к лицу, но пару раз издалека видеть и слышать приходилось! Он, конечно, мужик шикарный, говорит, как по писанному, держится как вышколенный мерин. Но если бы я встретилась с ним случайно хотя бы в том же служебном лифте офисного здания "Атлантис"... я бы точно осталась на всю жизнь заикой! И при этом ему не обязательно было бы на меня смотреть или говорить.

- Наша Сэм боится кого-то больше, чем самого Дэниэла Мэндэлла-младшего?

- Я боюсь их обоих, потому что они оба из одного теста, с идентичным взглядом и уровнем мышления! И не говори мне, пожалуйста, что у тебя все иначе. Что ты готова встретиться лицом к лицу со своим без пяти минут новым босом, спокойно посмотреть ему в глаза и улыбнуться так, будто видишь его впервые в своей жизни! С тем самым человеком, который десять лет назад чуть мне хребет не вырвал только за то, что очень сильно хотел тебя найти и вернуть. Последний факт тебя не особо смущает, впрочем, как и все остальное?

Попытка рассмеяться беспечным смехом в ответ на подобную тираду? Надеюсь, у меня получилось. Пусть даже при этом на порозовевшем личике Саманты Грин прорисовалось красочное выражение ироничного неверия, мол, Эллис, я тебя умоляю! Если и прошло 10 лет, это еще не значит, что я ни черта не понимаю, не вижу и не знаю!

- Звучит как какое-то зловещее предупреждение-угроза из дешевого мистического ужастика. Сэм, тебе самой не кажется, что ты малость увлеклась, особенно с поглощением спиртного без закусок?

- Ты мне так и не ответила! Ты действительно готова встретиться с этим человеком, не смотря ни на что? Ты допускаешь мысль о том, что он знает, кто ты или... узнает? И не парь мне мозги про десять лет! Если я не смогла за все это время забыть, кто такой Мэндэлл-младший, с чего ты решила, что он, со всем своим е**нутым сознанием мог позабыть о девушке, кинувшей его без права на второй шанс?

Да, Сэм, ты права, именно сейчас и именно вот такой вот поддержки мне как раз и не хватало! Особенно под мощным давлением взбесившихся предчувствий с кипящими в венах адреналином и страхами. Именно тогда, когда так тянуло хоть кому-то сознаться, раскрыться, довериться, найти долгожданную опору, уверенность. Найти того, кто погладит тебя по головке и скажет, что все мои страхи беспочвенны и необоснованы, что у меня нет причин дрожать, задыхаться и ждать приближения необратимого Армагеддона за дверьми моего дома!

Черт! Моего дома?.. У меня же он был и есть, ведь так? Если я и уехала из Карлбриджа, из нашей с Брайаном квартиры, это же не значит, что я оставила его навсегда? Моя жизнь от этого не изменилась, даже после того, как мне всунули в руки ключи от моей новой квартиры здесь, в Леонбурге. Даже после того, как приставили личного водителя, от которого я так и не сумела избавиться в гостинице "Остиум", куда он отвез всю нашу троицу за час до того, как привезти меня сюда! Да, все это время Джордан Крамер ждал и ждет меня в моей же служебной машине внизу, в нескольких метрах от входа в этот самый дом. И если я сейчас обо всем этом расскажу своей паранаидально возбужденной подруге Саманте Грин, где гарантия, что она вообще потом выпустит меня отсюда?

И да, Эллис, ты мыслишь в нужном направлении! Водитель работает на твоего нового боса Дэниэла Мэндэлла-младшего, и он теперь знает, куда ты ездишь, к кому и зачем...

Ох тыж fuck!!!

- Сэм, как часто ты встречаешься со своим главным босом в том же служебном лифте?

- Ой, да ладно тебе! Я тебя умоляю, не надо сравнивать мою работу с твоей! Это ты у нас член богемной тусовки или высшей касты, это у тебя работа связана с постоянным контактированием с подобными небожителями. Ты не сможешь избежать встречи с людьми, которые являются частью твоей работы, твоей собственной жизни, даже если ты сама будешь страстно этого хотеть.

- Если бы ты присутствовала на подписании моего контракта в "Глобал-Вижн", то поняла бы все без лишних пояснений. Да, Сэм, это люди из другого мира, у них абсолютно иной уровень мышления, взглядов, убеждений и прочего. И, да, черт возьми, прошло до хрена сколько лет! И чтобы не вытворял Мэндэлл-младший в прошлом, это никоим образом не касается его нынешнего. Возможно он меня и вспомнит, возможно мы встретимся два или три раза на каких-нибудь вечеринках-мероприятиях в честь очередного юбилея компании. Но это будет самой скучной, банальной и предсказуемой встречей года с наигранными улыбочками, заезженными комплиментами и прочей пустословной хрени на две, максимум три минуты. Я не просто это говорю, я знаю это наверняка, поскольку проходила подобные представления не один десяток раз и не только со своими бывшим работодателями. Да будь я реинкарнацией самого Леонардо Да Винчи, они никогда не станут воспринимать меня за равную и подпускать ближе расстояния вытянутой руки. Они финансисты, мы – творческая интеллигенция. Мы под ними на несколько уровней, так что это равносильно быть для них пустым местом. И если я вижу, что Мэндэлл-младший стал именно таким человеком, одним из них, значит, он им и стал... И слава богу!

- Ага, аминь!

Твою мать, Сэм, я тебя точно сейчас наверну этой бутылкой! Сколько можно? Что конкретно тебя смущает, почему ты никак не успокоишься? Или ты сама мне что-то не договариваешь?..

- По всем законам жанра, это я должна бояться и грызть ногти на руках и ногах. Но, судя по всему, я единственная, кто хоть как-то пытается мыслить и рассуждать здраво.

- И как всегда, роль чокнутой Кассандры перепадает мне. Напомнить тебе, чем там закончилась история для Трои? А для тебя самой десять лет назад? Ведь это я тебя предупреждала...

- Да, но разница в том, что мне уже не 22, у меня за плечами до хрена жизненного опыта с надежной поддержкой от дорогих и близких мне людей. И я бы никогда не приняла столь жизненно-важного для меня решения не будь я уверена в себе и тех, кто способен мне помочь и защитить в любой момент. Кстати, тебя это тоже касается.

- Черт, Эллис!

Сэмми, Сэмми, моя рыжая безбашенная амазонка.

Нет, я не хочу тебя заставлять полностью соглашаться со всем что я делаю, творю и еще успею натворить. Но хоть раз в жизни, прими мою сторону. Дай мне то, что я так от тебя жду!

Накрывает лицо ладонями, упираясь локтями о коленки и натянуто смеется сквозь пальцы полупьяным смехом. Не исключено, что сейчас заревет.

- Прости меня, но... ты же знаешь, как я терпеть не выношу твоего Мэндэлла?

- Моего Мэндэлла? Сэм, тебе определенно на сегодня уже хватит.

Буквально пересиливаю собственное упрямство, чтобы встать, обойти столик и присесть рядом с раскисшей королевой Эшвилльских амазонок. (Называется, кто к кому пришел за поддержкой и словами утешения!) Обнимаю Сэм за плечи одной рукой, стараясь прижать ее к себе как можно крепче, передать остатки еще не выжатых до конца сил другой.

- Честно, Эллис!.. - наконец-то отнимает ладони от лица, но виноватого взгляда так и не поднимает. - Я очень хочу за тебя порадоваться, но ведь... твою мать! Разве тебе не достаточно того, что у тебя было в Карлбридже? А Брайан? Неужели он согласится переехать в Леонбург? Разве у него самого нет контракта с Карлбриджским автоклубом Феррари, или кого он там все эти годы представляет? Он знает про тебя и Мэндэлла?

- Боже, Сэм, я встречалась с Мэндэллом всего месяц, а с Брайаном я уже три года! И переехать в Леонбург проблем для него не будет, особенно по завершению сезонных выступлений. Я никак не могу понять, почему ТЕБЯ от этого так колбасит! Веришь или нет, но условия предложенные "Глобал-Вижн" настолько шикарные, что отказаться от них – равносильно стать пожизненным безработным. И, да, возможно я буду выглядеть ханжой, но я всегда мечтала там работать. Но это не значит, что данное решение далось мне настолько легко. Не будь я уверена, что в подвалах корпоративных офисов "Глобал-Вижн" меня не ждут камеры с пытками святой инквизиции, я бы ни за что на свете не приняла этого предложения. Клянусь всем, что мне дорого!

- Ты мне так и не сказала. - не смотря на явственное опьяние от двух бокалов вина, Сэм оказалось не так-то уж просто заболтать. - Брайан знает про тебя и Мэндэлла?

Теперь смотрит мне в лицо выжидающим-выжигающим взглядом, а я "непринужденно" ищу глазами свою сумку от Гуччи.

- Он знает то, что ему положено знать, а именно, что это ОН мой жених! И никакие бывшие, даже через десять лет не могут этому помешать.

- Жених? Ты не шутишь?.. Он наконец-то сделал тебе официальное предложение? - Саманта интуитивно тянется за моей левой рукой не только взглядом, но и жадными почти задрожавшими ручонками. - Когда? Почему ты мне об этом не сказала?.. Млин, а кольцо?

Ей все-таки удается перехватить мою ладонь, но ненадолго.

- Оно в сумке.

- Где?!

Стараюсь не смотреть в офигевшее лицо подруги, пока поднимаюсь и тянусь к креслу за оставленной сумкой.

Да, да, черт возьми, это на самом деле выглядит... неестественно и дико! Я действительно не ношу кольца, подаренного моим женихом на нашу официальную помолвку. И, да, я стукнутая и нестандартная... всё еще! Можешь меня распять, Саманта Грин, но этих тараканов нереально вытравить из моей головы ни одному менталисту-гипнотизёру-колдуну и даже палачу-инквизитору всех времён и народов. Во всяком случае, у меня есть достойное оправдание.

- Ты же знаешь, что я не любительница побрякушек! И Брайану, кстати, это тоже прекрасно известно. Но ему всё-таки приспичило купить кольцо без моего ведома и именно такое, что… Чёрт! Ну, разве можно подобные вещи вообще носить, особенно в публичных местах?

Наверное, мои слова звучали не совсем убедительно, поскольку Сэм продолжает смотреть на меня как на стукнутую головой о наковальню раз десять не меньше.

- Ты носишь… помолвочное кольцо в сумочке?

- Ага… и в коробочке-футляре… - показываю ей эту самую коробочку, обтянутую темно-синим бархатом снаружи и атласным шёлком изнутри, мол, а что тут такого? Может мне нравится это делать, да и коробочка мне тоже очень и очень нравится.

Выражение взгляда и лица Саманты Грин не меняется ни на йоту. Я всё ещё в её глазах стукнутая на всю голову Эллис Льюис из Эшвилльского колледжа искусств, которая даже спустя десять лет продолжает чудить, разве что теперь по очень крупному.

Резко выхватывает из моих рук коробочку, словно я собиралась её спрятать обратно и больше никогда не показывать.

- Ты носишь помолвочное кольцо от своего жениха в сумочке?! – теперь она демонстрирует мне мою же коробочку с возмущённым тембром повышенного голоса, будто зачитывает обвинительный приговор на глазах комиссии присяжных в суде. – Ты вообще соображаешь, как это выглядит со стороны? Брайан об этом знает?.. Ох, ты ж, чёрт меня дери!

Словесный поток обвинений неожиданно обрывается, как только пальцы Сэм открыли футляр.

- Мать моя женщина! Они настоящие?!

- Теперь ты видишь? Разве такое можно демонстрировать где-нибудь в поезде метро или в обычном кинотеатре? Как такое вообще можно носить?

- Охренеть! Кажется, у меня только что опустилась матка! Сколько оно стоит? Целое состояние? Реально, ведь не меньше ста тысяч!

Осторожно, чуть ли не со священным трепетом, Сэм вытягивает на свет массивное кольцо из розового золота и с благоговейным восхищением разглядывает необычное исполнение дико дорогого украшения. Если не считать основы из сложного витиеватого узора по всему литому металлу кольца, его коронная верхушка перетягивала внимание как раз наличием большого количества граненных бриллиантов. Пять рядов прозрачных, как слеза драгоценных камней, от четверти до двух каратов в строгой геометрической последовательности. От их безупречной огранки и идеально выложенного узора у кого угодно заблестят глаза и возникнет желание ляпнуть что-то вроде «Моя прелесть!». Или примерить на собственный пальчик. От последнего соблазна Сэм устоять так и не смогла.

- Дорого!.. Безумно дорого. И если бы Брайан не прочитал мне целое эссе с клятвой о вечной любви и верности, я бы раздолбала его за это кольцо по полной!

- Ты ненормальная! Трижды ненормальная, больная, стукнутая и ещё раз трижды ненормальная! Почему ты его не носишь?! И не смей говорить, что его не было на тебе на подписании контракта!

- Господи, а это здесь при чём?

- ПРИ ЧЁМ?! Брайан знает, что ты его не носишь?!

- Многие не носят колец на руках, особенно из страха потерять. Некоторые, например, продевают их на цепочку на шею!

- Допустим, но ты-то держишь его в своей сумочке! Ты его прячешь сознательно!

Ты бы удивилась, узнай, что я бы с радостью отдала его тебе сейчас навсегда… и хрен знает почему. Может от злости? Частично на Брайана, частично на себя. Вместо этого, без просьб и предупреждений, нагибаюсь и начинаю отбирать у прифигевшей подруги и кольцо, и коробочку.

- Он не имел права покупать его, не посоветовавшись со мной! Такие вещи нельзя доверять вкусам подобных… любителей… Ведь это мне его носить всю оставшуюся жизнь.

Я действительно только что это произнесла? Всю оставшуюся жизнь?

- Серьёзно, а по поведению и не скажешь. Зная твой исключительный менталитет, Брайан решил действовать по наитию и да, по зову собственного сердца. Могу поспорить, он пытался тебя затащить в ювелирный, но ты упиралась до последнего всеми конечностями! Ты ведь даже не додумалась после пойти и обменять его на что-то менее вычурное и вызывающее, как раз чисто в твоем стиле. Или я забыла, что в твой стиль вообще не входят украшения.

- Хватит на меня так смотреть! С каких пор это вошло в список самых страшных человеческих преступлений? Я ведь никого не убила и не сдала иностранной разведке!

- То есть, для тебя это в порядке вещей – носить кольцо жениха в сумочке? В наказание за то, что он не посоветовался с тобой, перед тем, как решил сделать предложение руки и сердца? А ведь, главное, как удобно это делать здесь, в Леонбурге, на новой работе!

- А вот теперь ты реально перегибаешь палку! – коробочка с вернувшимся на своё коронное место кольцом вызывающе громко захлопывается под сильным давлением моих пальцев. Швыряю её на дно сумки, скорее пытаясь скрыть нервную дрожь в руках, чем разыграть возмущённое негодование.

Да, меня опять трясёт, и меньше всего мне хочется, чтобы Сэм это заметила. Особенно сейчас! Потому что я реально не могу объяснить и даже самой себе, почему делаю это. Почему не могу заставить себя носить это грёбаное кольцо, да хотя бы на той же цепочке на шее. Почему не оставила его в сейфе гостиничного номера в «Остиуме»? Почему вечно таскаю его с собой, как будто тайно надеюсь на то, что…

Так, стоп! Я ведь не думала об этом? Я действительно никогда об этом не думала… и у меня на самом деле были веские причины, почему я так делала. По крайней мере, мне так казалось.

- Уж прости меня, Элл, но мне за твоими достижениями века даже при всей своей собственной стукнутости не угнаться. Уж кто перегнул палку и перевязал её в несколько узлов, то точно не я! Затрудняюсь теперь с выбором, что же ты больше всего заслуживаешь – Нобеля или Дарвина!

- А тебе не кажется, что если бы я не делала то, что делаю, принимая, как ты говоришь, самые стукнутые решения, я бы и по сей день сидела где-нибудь в затрапезной дыре в каком-нибудь дешёвом фотосалоне, принимая заказы на свадебные фото, семейные праздники и школьные утренники?

- Хочешь сказать, ты наконец-то добилась всего, о чём только мечтала, и теперь и желать больше нечего? Ты на вершине своей самой заветной мечты?

По пьяни все это говорила Сэм, или на самом деле пыталась сдернуть меня на землю, но не задеть за живое она просто не могла. Словно чувствовала, как из меня фонтанировала вся моя развороченная на изнанку уязвимость. Как бурлила под кожей в каждой вене и капилляре вместе с обезумевшими страхами. Сознаться здесь и сейчас лучшей подруге, что же я испытываю в этот самый момент… или чью руку, чьи невидимые пальцы я все это время ощущала и (чёрт его возьми!) ощущаю до сих пор на собственном горле. Удушливая ментальная хватка, усиливающаяся с каждым пройденным часом, минутой, всё сильнее и сильнее. Если я рискну признаться, что схожу с ума, тогда не лучше ли сразу прямиком в дурку?

- А разве тебе известны варианты получше? И давай без очередной песенке о Мэндэллах! Да, теперь они мои босы… хозяева, и только! Больше ничего. Это бизнес.

- Ты прекрасно знаешь, что я думаю по этому поводу, так что, извини. Можешь убеждать-успокаивать себя сколько угодно, но ещё далеко не факт, что тот, кто пообещал тебе едва не звезд с неба, в конечном счёте лишит всего, что у тебя было твоего! Графа Монте-Кристо читала?

- У меня такое ощущение, что ты что-то… не договариваешь!

- Не договариваю? Ты о это о чём сейчас? Или тебя Гугл забанил? – Сэм протягивает руку через весь столик и берёт мой бокал с моим непритронутым вином.

- Я не о Гугле! Я о тех вещах, которые могут знать только единицы! Ты ведь не встречалась с Мэндэллом после Эшвилля, ни разу?

И конечно она нашла подходящий момент, чтобы сделать несколько глотков с невинным выражением в широко распахнутых глазках. Медленно сглотнув и поджав губки, Сэмми «задумчиво» с отрицательной убеждённостью качает головой.

- Ни разу! Клянусь! И не надо на меня так смотреть. Я тебе рассказала всё ещё тогда, десять долбанных лет назад. Может сейчас я много чего не вспомню, но тогда едва ли я могла что-нибудь не договорить. Как вообще можно что-то не договорить о таких вещах? Я тебя умоляю!..

Как там говорила Железная Леди госпожа Тэтчер «90% наших переживаний связаны с тем, что никогда не случится»?

90 процентов? Мне кажется их куда больше!

Я могла теперь перелистывать в памяти хоть до сотни новых фотографий Дэниэла Мэндэлла-младшего, в самых разных ракурсах, в окружении других людей, родных, друзей или просто одного, пытаясь отыскать на них хоть один веский довод, самое ничтожное виртуальное подтверждение против всех моих зашкаливающих страхов… но это не облегчало моего нынешнего состояния ни на грамм! Я всё ещё боялась… я всё ещё чувствовала этот грёбанный отпечаток постоянного присутствия осязаемого страха – ментальный поток прочных сетей, впивающейся леской буквально под кожей. И любая попытка сопротивления лишь усиливала её натяжение до нестерпимой острой рези.

Чёрт! Я реально сошла с ума, но теперь я точно не успокоюсь, пока не увижу Дэниэла Мэдэлла-младшего в лицо, пока не увижу его взгляда, не услышу его голоса… Я должна, вашу мать, должна убедиться, что он меня не помнит или… хотя бы не хочет помнить!

Умоляю, сделай, скажи, посмотри, успокой меня, чёрт тебя дери! Сделай хоть что-нибудь, чтобы я наконец-то угомонилась. Мне надо это знать! Надо знать, что ты не тот Дэниэл, которого я когда-то любила… Так долго, что за первые два года чуть не свихнулась от постоянного чувства паранойи, из-за нестерпимого ощущения тебя в своей коже, в голове, в горящих венах, в периодических приступах болезненной паники, в желаниях выжечь тебя из каждого оголённого нерва, вытравить, вырвать с корнями!..

Fuck! Ты даже не представляешь, сколько времени мне понадобилось для того, чтобы я наконец-то избавилась от маниакальной привычки искать в каждом встречном твои черты, твой цвет глаз, твой взгляд. Напрягать каждый раз слух, если слышала чей-то голос, не важно, где и откуда, даже из радиоприёмника. Бить себя по рукам, если хотела набрать в строчке интернет-поисковика твоё имя. Я и сама не понимала, с кем именно тогда боролась, с собой или с твоим осязаемым призраком. Сколько раз мне приходилось заставлять себя насильно, совершая во истину безумные вещи, чтобы хоть как-то урезать ощущения тебя, хотя бы на первые десять процентов… найти в себе силы впустить другого… других.

Я не знаю, когда и как мне это удалось (или удалось ли вообще), но я научилась жить с верой, что тебя больше нет, и никогда не будет, ни в моей жизни… ни во мне самой. И всё, что я чувствовала, являлось лишь бурной фантазией моей юношеской влюблённости. Что невозможно кого-то так чувствовать вообще и в принципе! Ведь я больше никого так не чувствовала!.. Не позволяла себе ТАК кого-то чувствовать!

Поэтому мне и нужно знать, что тебя в действительности больше нет! Что ты не тот Дэниэл, не мой Дэнни. Что ты всего лишь Дэниэл Мэндэлл-младший, президент мега компании «Глобал-Вижн», мой бос, начальник и… мой хозяин. И всё! Точка! Человек с внешностью и голосом моего бывшего парня, но не более. Я столько лет с тобой боролась внутри себя, я не могу пустить насмарку всё, чего сумела достичь. Я не позволю тебе опять это сделать, я не впущу тебя… Нет! Даже если ты буквально проникнешь своей рукой в мою грудную клетку и сожмёшь своими пальцами моё сердце.

Я смогла прожить без тебя столько лет вдалеке, смогу прожить без тебя столько же и рядом!

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Представляла ли я себе нашу встречу, прокручивая в воображении всевозможные варианты, с самыми банальными или, наоборот, до невозможности невероятными ситуациями? Естественно! Раз сто, не меньше. После чего корила себя на чем свет стоит. Особенно за глубокую стимуляцию спящих в подсознании демонов. Одно дело, если бы это были мои персональные тараканы, и совсем другое, когда четко осознаешь/понимаешь, что этот разбуженный вирус далеко не часть твоей природы. Что он прошит в твой личный код ДНК уже черт знает сколько лет. Просто он ждал в состоянии глубокого анабиоза того самого благоприятного для себя момента, когда можно будет высвободиться из неуязвимой титановой оболочки и впиться всеми своими клешнями-жалами в мой мозг.

Впрыснуть-вогнать в каждый нейрон первые токсичные дозы своего ядреного галлюциногена, поглощая чистоту и ясность разума подобно сухой губке, запуская сложнейшую программу по стимуляции всех органов осязания, контролируя каждое движение, любую мысль и желание... воссоздавая того, в чьих жилах этот наркотик буквально циркулировал реальным источником живительного искушения.

Сколько он мне снился за последнее время - два или три раза? Но испугалась я по настоящему только однажды, при чем не так уж и давно. Именно тогда мне пришлось принять самую банальную и шокирующую истину. Чем больше я думаю об этом, пытаясь воздвигнуть новые бастионы защиты, тем легче ему ломать меня буквально изнутри. Чем упорней и сильней сопротивляюсь, тем глубже и свободней он проникает в меня, сминая все барьеры с неприступными блоками подобно хрупкой яичной скорлупе.

Нет ничего хуже, когда собственное подсознание со всеми запечатанными в нем бесами врывается в твой незащищенный спящий разум. Вскрывает самые чувствительные эмоциональные рецепторы, связывая их неразрывными узлами с ощущениями того, кого ты так страстно мечтала больше никогда в жизни не чувствовать.

Одно дело, когда память на пару с воображением играются со старыми и новыми графическими файлами, перетасовывая их калейдоскопическими кусочками хрупкой мозаики. И совсем другое, когда ты не можешь контролировать весь этот нестабильный хаос в собственных снах. Когда картинка обретает не только четкий контур-образ, но и начинает проступать осязаемой фактурой, живой, цельной, законченной и идеальной. И она не просто дышит, передвигается и мыслит, она поглощает в себя все пространство твоего подсознания. В какой-то момент она просто начинает наполнять тебя собой, запахами и вкусами, заставляя ощутить куда больше, чем есть. Она управляет тобой, всеми твоими желаниями и чувствами. Она становится продолжением тебя, и не сколько частью тебя, она становится именно ТОБОЙ! Раскрытой, уязвимой, сумасшедшей Эллис Льюис, подчиняющейся лишь одним природным инстинктам - оголенным эмоциям и ненасытной жажды первобытной сущности. Вскрытыми волей чужих рук чувствами, натянутыми тонкими невидимыми нитями на длинных пальцах опытного кукловода...

И именно во сне ты теряешь контроль над всем без исключения. Позволяешь сну контролировать тобой, руками того, кто знал тебя слишком хорошо. Кто мог с закрытыми глазами снять слой за слоем любой закодированный блок и стену твоего защитного экзоскелета. Буквально и одновременно коснуться всех чувствительных точек на твоем теле, сжать-перекрутить в кулаке одной тугой струной все твои чувства... заставить ощутить то, что ты не испытывала уже столько гребанных лет... Заставить ощутить себя... его... ТЕБЯ!..

...Избитая классика жанра, мать его перетак! Я действительно так сильно боялась встретиться с ним в лифте? В конечном счете именно это и произошло. И поначалу все было так, как я и хотела... или думала, что хотела.

Белый металл зеркальной поверхности панелей на стенах кабинки лифта, окружающим трехмерным пространством нестабильной материи... Легкий толчок-вибрации по всему телу через ступни, с ощущением подъема на неопределенную высоту. Я еще могу испытывать это, понимать, что стою на ногах. Что тот, кто передо мной так же реален и осязаем, как и я... как мои мысли. Пока что вижу его со спины, с расстояния всего в ничего, чуть в стороне от моего правого плеча. А затем понимаю, что это действительно он, так же четко и ясно, как вижу и ощущаю весь его контрастный образ. Буквально чувствовать, как от прикосновения с кожей, фактуру его густых волос, легкое движение головы. Как проступает и прорисовывается прямо по сетчатке моих глаз каждая линия, черта, родинка и пора его идеального профиля. Насколько реальна материя его серого костюма. Насколько смешаны и разделимы тончайшие запахи, исходящие от его волос, кожи, всего тела и одежды. Насколько он сам становится реальным, объемным и осязаемым. И как лишь одно его присутствие способно заполнить собой все, абсолютно все, одной цельной всесметающей волной затягивающей сущности.

Мне хочется отступить, прижаться спиной к стене, сделать что-нибудь (спрятаться каким-то немыслимым образом), чтобы он меня не заметил. Но я не в состоянии пошевелиться. Кажется, если я сделаю хотя бы шаг, то упаду... сорвусь на хрен в черный тоннель шахты лифта... или еще куда-нибудь похуже.

Даже вроде испытываю что-то схожее с радостью - он меня не заметил!.. или не узнал? Он не чувствует моего присутствия, он не чувствует меня!..

Не чувствует моих страхов с безумной аритмией панического сердцебиения... Не чувствует вспыхнувшего жара от моего оцепеневшего тела... горящего тока крови, тяжелого порывистого дыхания, неровных ударов пульса... Не чувствует, как выписываются тончайшие царапины-отпечатки под моей немеющей кожей при каждом соприкосновении с его уплотняющейся тенью. Еще немного, и я начну дышать лишь только им...

...Пожалуйста, не оборачивайся, умоляю!.. Выйди... и из меня тоже!..

Я больше никого не вижу и не ощущаю ничьего присутствия, кроме него. И если до этого в лифте кто-то был еще, кроме нас двоих, они давным-давно слились в скользящем отражении мутных стен кабинки. И мне тесно не из-за их присутствия. Меня зажимает и подталкивает к металлической панели только одно ощущение... только один человек.

Ты ведь меня не узнал, правда? Покажи, докажи мне это!

Легкий поворот головы от профиля до разворота в три четверти. Взгляд мимо меня, пустой, невидящий, спокойный, как и само выражение лица. Кому-то улыбается ленивым движением губ, сдержанно, без какого-либо проявления чувств с едва заметным вежливым кивком подбородка. Он на самом деле меня не замечает? А вдруг... он скоро сам выйдет?

"Ты выполнила то, о чем я тебя просил?" - нет, не оборачивается. Поднимает взгляд и немного голову, чтобы посмотреть на циферблат круглых часов над сомкнутыми дверьми лифта (разве там не должно светиться окошко дисплея с отчетом номеров этажей?). Густые брови слегка сходятся на переносице, но он не сердится... кажется, он вообще ничего не чувствует, даже когда плотней смыкает губы. Он просто задумался или же пытается вспомнить что-то важное, и едва ли это что-то связано со мной. Ведь он спрашивал не меня... или все-таки меня?

"Эллис, ты сделала то, что я говорил тебе сделать? Ты помнишь, о чем я просил?"

Нет-нет-нет, только не это! Не делай этого! Не оборачивайся! Не смотри на меня!

"Ты сделала все, как я говорил?"

Фактурная тень скользит следом за его движениями, растягиваясь трехмерной сетью по стиснутому пространству, затягивая мутные зеркала окружающих стен густым вакуумом вибрирующей пустоты. Понимаю, что бежать слишком поздно, да и некуда, что если не закричу, не позову на помощь...

"Когда я просил тебя это сделать?" - тень накрывает скользящей матовой маской часть его лица, растекаясь вязким черным шоколадом в калейдоскопической глубине его бесчувственных карих глаз. Она касается и моей кожи, задевая мои собственные глаза его дыханием, его осязаемым взглядом, теплом и живой силой его реального тела. Ощутимой структурой его поглощающей сущности, бесплотным давлением пульсирующего естества. Еще чуть-чуть, и она просочится в мои поры под кожу... если уже не проникла.

"Ты ведь сделала это? Ты сделала все, как я и просил?.. Ты мастурбировала, думая обо мне?.." - о, боже! Что это?.. Зачем? Почему... КАК?!

Резкой опаливающей вспышкой по всей поверхности вульвы, будто он сам коснулся своим горячим дыханием каждой ее складочки и изгиба, заскользив кончиком языка точечной пульсацией над распухшей вершиной клитора и даже в самой глубине вагины. Я почти застонала, вжимаясь спиной в стену, то ли от очередного приступа страха, слившегося с волной-ударом острого возбуждения... то ли под мощью задавливающего пресса его обволакивающего со всех сторон тела или тени.

"Эллис!" - в какой-то момент перестаю четко различать его лицо, но продолжаю ощущать насколько оно близко. Расплывающаяся плотная маска живого Дэниэла Мэндэлла-младшего. Он слишком настоящий, как и его взгляд, проникающий в меня с каждым произнесенным его губами словом, с каждым горячим мазком невесомого дыхания и сминающей воли.

"Ты думала обо мне, когда делала это?!.. Ты всегда думала обо мне?"

Замолчи, бога ради, замолчи! Умоляю, только не это!.. Не заставляй чувствовать тебя физически! Fuck!!!

Или все-таки хочу?.. Вздрагивая всем телом, балансируя на грани провала в эту черную бездну... между пустотой и вязким мраком твоей осязаемой сущности… между ничем и тобой…

Томное давление кончиков пальцев, мириадами искр чужих нервных окончаний выжигают горячий прилив ощущения твоего живого касания прямо на поверхности моих губ, на чувствительном контуре… заставляя шире разомкнуть ротик, вырывая из моего горла порывистый вздох, смешивая его с твоим дыханием, с вибрирующими прямо во мне словами: «Ты сделаешь это?.. Сделаешь это снова?!..»

Ещё ближе, ещё глубже и проникновенней… всей обволакивающей структурой теплой кожи, циркулирующего тока мыслей и желаний. Ещё немного и наши лица соприкоснуться, ещё несколько микронов и он накроет меня окончательно, поглотит, окутает… затянет в себя!

«Ты пое**шь себя пальчиками, думая обо мне?!» - не смей, твою мать, не смей говорить мне такое и особенно сейчас! О, боже… сейчас, когда я снова ТАК тебя чувствую!

Пальцы соскальзывают с контура нижней губы, по подбородку, ещё ниже, заставляя вздрагивать не только от нестерпимого ощущения невесомой ласки, а буквально дрожать изнутри… О, нет, это не ласка, это пытка! Выжигающая на коже узоры блаженной эйфории, раскручиваясь зудящей расслаивающейся спиралью по всей поверхности тела, впиваясь мириадами тончайших игл в самые чувствительные точки… разжигая желание хотеть этого на уровне безумного отчаянья. Хотеть ЕГО!

Хочу застонать, но не могу. Словно его дыхание перекрыло мое собственное, затянуло тугими ремнями кляпа мою гортань. Не хочу поддаваться, но поддаюсь, превращаясь в один сплошной эрогенный нерв, который ласкают и стимулируют пальцы человека из моих болезненных воспоминаний. Его ладонь уже на моей груди, беспрепятственно прокладывает сверхчувствительную дорожку по немеющей коже, проникая в нее нестерпимыми приливами горящей истомы вместе с его собственным теплом, вместе с его откровенным соблазном. Искрящийся ток возбуждения с пульсирующей кровью сбегает вниз прямо от его руки к моему лобку, наливаясь в опухших дольках половых губ томными толчками, растягивая чувствительную нежную плоть судорожной вибрацией изнутри, делая ее еще более ненасытной и уязвимой.

Я не испытываю боли, когда он сжимает мне сосок, но меня практически сразу накрывает мощной вспышкой-ударом спазматических сжатий прямо по внутренним мышцам вагины, дробящим рикошетом по клитору. Господи, я чуть не кончила! Всего в паре микронах от запредельной точки нереального блаженства.

Или остановись, или доведи до конца... но не мучай меня так!

"Ты будешь думать обо мне? Будешь?!" - уже ничего не вижу, а именно чувствую. Чувствую лишь его одного! Соприкосновение с его затягивающим мраком, голосом, дыханием, прохладной кожей... всем телом... Fuck! Не хочу больше ни о чем думать! Только чувствовать! И только его... Его руку, пальцы... Да, ниже! По моему вздрагивающему животику, по центральной линии лобка, высекая новые приступы ненормальной дрожи с режущими вспышками неуемного вожделения...

Поглоти меня, уничтожь до самого основания. Я так больше не могу и не хочу... Пожалуйста, сделай это!

"Ты все еще думаешь обо мне... Эллис?!" - влажный громкий шепот горячим прострелом прямо в голове, изнутри с осязаемым прикосновением прохладных губ, кожи, твердой плоти... Невесомое скольжение подушечек пальцев по раскрытой мокрой вульве, клитору и... Вскрикиваю! Впервые мне удается это сделать, под бешенную дробь пульса, с шипящим давлением в висках... Всего несколько неуловимых микросекунд ощущения чужого проникновения... Он почти заполнил меня, утопил в себе с первыми ударами надрывных сокращений подступившего оргазма.

Черт!.. В ту секунду я резко открыла глаза, моментально вырываясь из вязкого забвения... или буквально сбегая из собственного сна. Слушая гулкий ритм сердца с затихающими приливами сильнейшего возбуждения. Нет, я так и не успела кончить, как и осознать, что именно произошло... почему и как?

Я просто испугалась. Впервые, по-настоящему! Ощущение было настолько сильным, задавливающим и всепоглощающим, словно за эти ничтожные мгновения успели резко вскрыть все мои затянувшиеся старые шрамы и чувства, одним единственным вымеренным четким взмахом хирургического скальпеля... оголив каждую рану и нерв навстречу высоковольтной дуге электрического тока.

Как будто мне дали всего несколько секунд на то, чтобы успеть осознать произошедшее или... попытаться сбежать, пока не поздно, пока он окончательно не проник в меня наяву. Но разве в подобном состоянии можно было соображать, что же творится, что я делаю и зачем? Едва ли тогда мною двигал здравый рассудок.

Сколько у меня было тогда вариантов? Почему я выбрала на подсознании самый отчаянный? Или мое тело выбрало само, предав еще не до конца проснувшийся разум до того, как я успею оценить масштабы своего интуитивного поступка.

Рука схватилась за лежащего рядом Брайана необъяснимым рефлексом буквально сама по себе. Пара мгновений, чтобы перенаправить вспышку неуемной одержимости на реального человека. Возможно у меня это и получилось бы, возможно, я бы и сумела полностью отдаться чувствам и ощущениям с тем, кто находился в это самое время рядом со мной... отдаться всеми мыслями, желаниями и эмоциями только ему одному, если бы... Если бы в те минуты во мне не продолжала тлеть скользящая под кожей тень другого мужчины, не менее реальная и сильная, чем близость живого тела Брайана Степлтона.

Я прижалась к нему подобно тонущему, схватившемуся за первый попавшийся предмет, в поисках настоящего физического тепла... в неосознанном поиске того, кто только что был во мне, так глубоко, как еще никому другому не удавалось в меня проникать. Может я пыталась совершить подмену с самообманом, заставив поверить себя, что это не он? Обмануть себя до того, как мой разум окончательно проснется... Наивная дурочка. Разве можно такое делать глубокой ночью в размытых сумерках вязкой темноты?

- Элл?.. Что такое?..

Черт, Брайан, заткнись! Только не сейчас. Обними меня, сильно... окутай собой, проникни в мое сознание своими пальцами... вырви из меня того, кто не желает оттуда убираться!..

- Я хочу... трахни меня... пожалуйста! Прямо сейчас! - обнимаю его первая сама, обвивая руками и ногами, безошибочно отыскав в темноте его губы, скользнув по ним острым нажимом язычка... пальцами левой руки сжав спящую плоть пока еще мягкого члена прямо поверх трикотажа боксеров.

Кто знает, возможно в другую ночь он бы так быстро и не отреагировал, если бы я сама не была настолько заведена, если бы не вышла из-под контроля под давлением собственных желаний и интуитивных поступков. Может быть просто свел бы всё на нет из-за усталости, сонливости и прочего. Но тогда, казалось, что моя одержимая вспышка похотливого безумия перебросилась и на него, подобно выстрелу в упор, без возможности увернуться или воспротивиться.

- Fuck!.. Элл! - удивился ли он или его скосило моментально так же, как и меня? У нас это получилось?..

Мы сплелись в один сплошной неразрывный узел... его ладони с блаженной дрожью обхватили мою голову, пальцами зарывшись в спутанные волосы столь желанным и знакомым захватом, изгибами локтей вжавшись в мои плечи и лопатки. Да! Заполни меня, сделай это, умоляю!

- Трахни меня, Брайан! Сейчас... сильно... - пальчики с дрожащим нетерпением забираются под резинку трусов и жадно обхватывают твердеющий за считанные секунды ствол члена. - Грубо... жестко... быстро! Вые*и меня... прямо сейчас!

Шепчу в его раскрытые губы, двигая и сжимая ладонь на подвижной коже увеличивающегося в размерах фаллоса. Впивается в мой рот с грудным рычанием, сладкой вибрацией влившейся прямо внутрь меня, невыносимой тягучей отдачей по стонущим складочкам вульвы, по взбесившейся пустоте ноющего влагалища. Меня пробирает ответной дрожью ненормального озноба и ломоты, как и его, по всему телу, до самых кончиков пальцев на ногах, с желанием выгнуться, раскрыться еще больше, первой насесть и вобрать в себя его член до того, как он полностью вытянется, станет твердым как камень прямо во мне, наполняя и растягивая стенки вагины изнутри.

Черт, меня уже буквально трясет!

Сделай!.. Сделай что-нибудь с этим... со мной! Fuck!!! Сожми сильней, хватит меня просто целовать и держать за голову! Обхвати за ягодицы, вонзи в них пальцы, ногти... ударь!.. Да, я хочу, чтобы ты меня ударил прямо по промежности, по опухшим половым губам! Сбей с меня эту ненормальную похоть или... разожги ее еще сильней, чтобы я наконец-то кончила! Сделай именно так, как это делал он!.. бл** ь!.. НЕТ!!!

Горячее дыхание с извивающимся сплетением языков во влажном вакууме ненасытного поцелуя, откровенной борьбы ни в чём не уступающих друг другу соперников то у меня во рту, то у него. Переворачивает меня на спину долгожданным властным давлением сильного мускулистого тела, за которое продолжаю цепляться ещё крепче, вжимаясь, обвивая и оплетая собой, подобно изголодавшимся живым лианам-хищницам. С ненормальной жадностью сдираю с него боксеры. Впервые не спрашивает, что и как, или просто не успевает. Я сама поддаюсь навстречу тазом, почти безошибочно ловлю головку твердеющего члена влажным входом влагалища. Fuck!

Вскрикиваю от режущей боли прямо в рот Брайану, оплетая его бёдра ногами тугими неразрывными захватами… вонзая в его твёрдую рельефную спину все десять пальцев и ногтей. Мощный податливый толчок, и он входит в меня на всю длину. Нас подбрасывает на этой взрывной волне одновременно обоих, с напряжёнными стонами, почти в унисон. Оба на грани, на одной нити-волоске от чистейшего безумия… Моего персонального безумия, рвущегося из меня через сумасшедшие желания, мольбы, крики и дрожащие руки. Оно всё ещё во мне! Оно и не собиралось исчезать. Оно наполняло меня буквально до краёв, топило мой разум, просачивалось через поры моей кожи в тело Брайана. Оно становилось им не только во мне.

- Сильней! Пожалуйста!.. Не жалей меня!.. – это мой голос выпаливает-вымаливает эту просьбу? Это я задыхаюсь от взбесившейся одержимости, от неконтролируемого желания заполучить-выпросить то, о чём никогда не просила раньше? Чтобы он сделал со мной то, чего никогда не делал и не предлагал (и возможно даже не думал о таком) сам…

- Сделай это грубо и быстро… выпусти своего зверя!

- Fuck, Элл!.. Я же сейчас кончу… О, боже!

Сама не понимаю почему, как... просто делаю это, заставляя делать и его, импульсным порывом, погружаясь и сознанием, и телом в это откровенное безумие, погружаясь в него, как в спасительный омут блаженного забвения. Мне надо успеть это сделать, до того, как его токсин полностью выжжет меня изнутри, до того, как заставит кричать от нестерпимой боли, кипящей в моих венах и растянутых нервах. Это оно толкало меня к этой искаженной грани, принуждая вытворять все это, задыхаться, извиваться, стонать и требовать невозможного.

- Сильнее!.. Да! Не останавливайся!..

Сжимаю-вонзаю пальцы в его спину, продавливая кожу и мышцы до ощущения сопротивления каменных костей, буквально режу ногтями горячую плоть беспощадной пыткой до самых ягодиц. Где-то на подсознательном уровне понимаю, что это его отрезвит, удержит, принудит взять под контроль дальнейшие действия. Заставит делать все правильно, методично и жестко. Входить в меня без жалости сильными, быстрыми точками, буквально вбивая в мое влагалище окаменевшим членом на всю его длину... сводя с ума обоих под несдержанные хриплые стоны-крики, под будоражащие звуки влажных ударов рвущихся навстречу друг другу тел.

Сколько нужно времени, чтобы успеть сойти с ума, захотеть большего, чем тебе уже давали, задыхаясь от ограничивающей сдержанности, желая взвыть, вцепиться не только пальцами, но и зубами... желая почувствовать намного больше, чем есть... почувствовать более крупный и полностью заполняющий меня член, более сильное и подминающее тело, более властные и знающие ласки – руки, способные впечатать-распять-растянуть меня на чем угодно, зафиксировать собой, затянуть тугими жгутами плотной кожи, неразрывными переплетениями рельефных мышц.

"Думай обо мне... думай, Эллис!"

Наверное я просто не заметила или не ощутила, когда именно меня настиг оргазм. Кажется, он накрыл меня с самыми первыми фрикциями-ударами члена Брайана и продолжался до тех пор, пока боль полностью не слилась с острым наслаждением разгорающейся эйфории. Жжение, резь, обжигающие вспышки-сжатия с судорожным сокращением мышц влагалища и вульвы от ударов-трения каменного фаллоса, выбивающего из моего тела и горла ненормальные звуки и ощущения. Я не просто хотела кричать, а именно орать, во всю глотку и не сколько от самого оргазма, а от чувства неконтролируемого возбуждения. Я могла кончить в таком состоянии раз десять, только от осознания, что меня трахают... Нет, не занимаются любовью, а именно трахают, и я сама хотела именно трахаться! Все еще, кончая и извиваясь на члене Брайана больше минуты...

- Нет, не в меня... Кончи мне на живот и грудь! Пожалуйста! - я это говорила САМА? Я действительно находилась в трезвом уме и памяти, когда все это произносила и делала?

- Эллис, боже, ты меня сводишь с сума!..

Да, черт, говори это... именно это, снова и снова... не своим осипшим голосом, с рычащими стонами, чужими словами, заливая мою воспаленную кожу тягучими струями горячей спермы. Да! Я хочу это видеть! Снова и снова! Твою ладонь с пальцами сжимающие и двигающиеся на члене с направленной блестящей головкой прямо в центр моей груди. Я хочу кончить еще раз только от этой картинки, хотя бы в своей голове! Fuck!

- Я тебе не сделал больно?

Боже, Брайан, заткнись! Только не сейчас! Иначе закричу совсем по-другому, и тогда ты испугаешься по-настоящему!

- Замолчи!.. Не останавливайся!.. просто делай это...

Меня все еще несло этой волной, а я будто радовалась, что у меня появился повод не думать, не переживать о будущих последствиях. И я могу еще глубже погрузиться в эти вязкие топи, безбоязненно обнажаясь собственным безумием еще сильнее и откровеннее. Я и в самом деле думала, что этот секс меня спасет, поможет забыться, сделает свободной и неограниченной в праве выбора желаний и поступков? Что я буду трахаться только с тем, кого хотела?.. Или я все еще бежала от себя и того, кто продолжал играться моими чувствами, дорвавшись до них через мое подсознание, или вырвавшись из самых недоступных глубин спящей памяти, ворвавшись-влившись в мою кровь болезненным вирусом всепоглощающего подчинения.

"Ты думаешь ОБО МНЕ, ЭЛЛИС!"

Что... что я тогда искала? Спасение, боль, жестокую реальность, чувства к человеку, которого знала и любила последние годы... или того, кто знал, чего я хочу в действительности?..

Я не сумела остановиться после первого оргазма, как и после второго-третьего... мне было до дикости мало, и не из-за их нехватки с собственной ненасытной неудовлетворенностью взбесившегося организма. Меня сводило с ума само перевозбуждение... Оно и не собиралось отступать, выходить из меня, принуждая совершать вещи и действия, которых я никогда раньше не делала, и даже не думала, что способна на подобное. Что заставлю Брайана возбуждаться снова и снова, неважно как, с помощью минета или силы давления внутренних мышц влагалища. Что второй раз сделаю это сама, сверху, с не менее похотливой одержимостью, чем в первый раз, испугавшись только одной шокирующей мысли – ненормального желания. Побоявшись попросить-взмолиться сделать это еще жестче – вцепиться в мои волосы, укусить, сжать ягодицы до красных полос-следов от пальцев и ногтей, ударить по самым чувствительным точкам или просто звонко шлепнуть ладонью... Бл**ь! Я хотела этого не меньше, чем кончить еще раз десять, но именно с ощущением сладкой физической боли. Боли, которая бы выбила из меня того, кто наполнял ею изнутри.

Чтобы случилось, если бы я все-таки попросила Брайана хотя бы шлепнуть по моим ягодицам над зудящей линией промежности, прямо над истекающим входом вагины, поверх погружающегося в него упругого ствола влажного скользкого члена. И нет, не слегка... я хотела далеко не слегка... я хотела по настоящему, до ощущения острой щемящей боли и не только на поверхности кожи своей попки, но и изнутри, глубоко внутри рефлексорно сжимающихся стенок влагалища, с последующим выбросом густой порции горячих соков на вздутую головку пениса. Кончая на нее именно от выбивающих вспышек режущей спирали, раскручивающейся остро заточенными лезвиями-дисками по самым чувствительным эрогенным зонам внутри моего тела, внутри моего одержимого естества.

Он бы точно решил, что я у меня сорвало крышу и послал бы прямиком к психиатру. И возможно, этим бы все и закончилось... а не неожиданным подарком этого гребаного кольца с проникновенным предложением руки и сердца, буквально заставив меня сгорать от стыда и боли из-за того, к чему он сам не имел никакого отношения!

Кому и как я теперь могла рассказать об этом? Признаться, объяснить или пожаловаться?

Мучиться каждый раз, при взгляде на это кольцо, вспоминая лицо и глаза любимого мужчины, рвущегося положить к моим ногам целый мир только за то, чтобы я ответила согласием. Если до сего дня во фразеологизмах не существовало такого словосочетания как "безумный романтизм", то Брайан Степлтон стал ее заслуженным автором.

И как вообще возможно сознаться (особенно себе!), что я делала его таким счастливым из чувства параноидального страха? Что в те минуты мной овладело чистейшее безумие, ощущение присутствия и одержимостью другого человека, захватившего мой здравый разум, заставившего совершать вещи, на которые я бы никогда не пошла при иных обстоятельствах. Что это была не я... не Алисия Людвидж и даже не Эллис Льюис. Я не знаю, кем я была тогда и почему выбрала именно такой способ побега, приведшего меня в конечном счете в эту западню. И чем дальше я пыталась понять и проанализировать это безумие, тем страшней мне становилось.

И кто мне скажет, почему я вспомнила об этом именно сейчас? Неужели из-за кольца, Саманты Грин и разыгравшегося чувства вины?

Как ничтожно мало надо для того, чтобы совершить самую большую ошибку всей своей жизни, и как много в последствии наслаивается-накручивается петель с узлами, превращая каждый твой последующий шаг в мучительное погружение этой смертельной ловушки, затягивая тебя при попытке к сопротивлению все глубже и туже. Почему я не послушалась собственных инстинктов, почему отмахнулась от предположений Сэм? Ведь во мне буквально все кричало-вопило: не делай этого, остановись, пока не слишком поздно, не дай себя обмануть, не будь такой наивной!..

Что же мне тогда так застило глаза, помешав не замечать и игнорировать столько вещей? Да хотя бы тот факт, что я не смогла в первый же день своего прибытия в Леонбург отделаться от приставленного ко мне водителя? Может я чувствовала себя слишком вымотанной и уставшей и не только перелетом-переездом, встречами-разговорами, но и той же эмоциональной встряской? Но я не чувствовала никакой ослабляющей усталости. Я все еще была напряжена, практически наэлектризована происходящим, прекрасно осознавая и понимая, что это только начало. Что эти ощущения не спадут, не уйдут, не испарятся с первым же лучом нового дня. Я все так же буду переживать и нервничать от болезненного страха, циркулирующего в моих венах с постоянной подачей новых доз адреналина… от мыслей и ненормального желания увидеть одного единственного человека.

Я должна его увидеть... я должна пройти это чистилище до самого конца! Я должна узнать, что меня ожидает – долгожданный покой или вечные мучения?.. Рай или ад?.. Был ли он для меня так же реален и наяву, или я просто медленно (а может наоборот, слишком быстро) сходила с ума? Почему я позволяла этому так на меня воздействовать, зачем так обнажалась собственными нервами навстречу всем этим ощущениям, позволяя переполнять меня, впуская туда, куда не удавалось проникнуть никому другому?.. Или оно никогда меня и не покидало, поскольку было давным-давно оккупировано лишь одним определенным человеком?

Чтоб тебя, Дэниэл Мэндэлл-младший!.. Fuck you!!!

Как такое возможно вообще? Всего несколько дней, несколько часов в Леонбурге, несколько затянувшихся минут перед панорамным окном огромной пустой квартиры... несколько нежелательных воспоминаний, и я практически на грани. Меня ломает и знобит едва не до приступов рвоты (а ведь я за весь день даже крошки в рот не взяла), накрывает периодическими волновыми ударами подкожного озноба и липкого жара. Боль буквально настоящая, реальная, физическая, выжигающая до самых костей, до острой рези в каждом натянутом нерве, до истеричного желания разрыдаться и завизжать...

- Оставь меня... Хватит! Слышишь? Хватит меня душить и изводить!.. ХВАТИТ!!!

...Тише... тише! Все хорошо... Так и должно быть. Так и бывает, когда страхи, боль и собственная глубоко закопанная вина смешиваются в сознании и крови столь убийственным коктейлем. При большом желании и умении этим напитком можно даже насладиться.

Как бы мне не хотелось сделать это сейчас, увидеть собственными глазами, насколько ты уязвима и беспомощна... насколько одинока и слаба - я не стану этого делать. Это было бы слишком просто и поспешно. И уж тем более не честно после столь утомительного срока выжидания и не только по отношению ко мне.

Возможно, я тебя и успокою... потом... по-своему... но не сейчас.

Что такое несколько дней или тех же часов? Что твои переживания, немощные страхи с недобрыми предчувствиями по сравнению с моим пережитым адом прошлого? Что такое жить, терпеть и наблюдать, как пытается выжить наша Вселенная, вопящая от нереальной боли в агонизирующих взрывах кроваво-огненного Армагеддона? Ты же убежала, спряталась, зашорилась, не захотела на это смотреть... побоялась принять это в себя, впустить-пропустить через каждую клетку здравого сознания, через каждый нейрон и нерв!..

Ты бы сумела сама пережить столько смертей с болезненными воскрешениями? Насколько бы тебя хватило? Выжила бы ты после такого?.. Захотела бы жить с этим и дальше?

Жить выживая-выжидая, без права увидеть, услышать, прикоснуться... ощутить... Когда-то это было невыносимо мучительной пыткой, сейчас же это самая сладчайшая из всех пережитых агоний, поскольку ее окончание уже предрешено. Петля уже затягивается... медленно, очень медленно, ласковыми руками нежного палача. До первых приступов удушья еще слишком далеко, но скоро давление на коже перейдет в ощутимое режущее сжатие. Хотя тебе страшно уже сейчас. И не удивительно, ты же понятия не имеешь, что именно тебя ожидает за этой гранью - ад или рай? Боль или наслаждение?.. или персональный ад в садах Эдема? Бесконечное падение в огненную бездну, без права на передышку, без права на покаяние и отпущения грехов. Пока ты не осознаешь и не прочувствуешь до конца всей меры и масштабов своей вины, пока не пропустишь ее через себя, не захлебнешься в ее токсичной кислоте... пока не примешь ее всю до последней капли - я буду пить тебя сам! Жадно, но очень-очень медленно!

Оценка вкуса?.. Последний шаг к желанному наслаждению?.. К ожидаемому наслаждению? Когда не только сам запах наполняет все твои рецепторы обоняния, нервные окончания, мысли и даже чувства, он смешивается вместе с первыми каплями элитного напитка на твоем языке у тебя во рту, разнося свои тончайшие эфирные испарения едва не по всему организму. Сладкая дрожь, томный озноб с ментоловым покалыванием по позвоночнику, с первыми обжигающими приливами в живот и ниже...

Тонкий привкус сухофруктов с горечью дикого миндаля, чёрного шоколада и коры дуба с жжением спиртовой основы, грозящей спалить часть твоих нейронов к чёртовой матери в феерическом взрыве упоительной агонии!

Нет, весь смысл не в том, чтобы упиться, а именно насладиться, прочувствовать каждый глоток, каждую каплю, иначе какой толк? Как и от того же быстрого секса, без долгих прелюдий и часовых томлений, наблюдения, стимуляции… Ведь мучать и истязать можно не только болью, но и ожиданием этой боли, изводя желанный объект самыми сладчайшими ласками и негой, запредельной степенью возбуждения, доводя жертву до реального сумасшествия. Заставляя рыдать не от желания скорее кончить, а от маниакальной одержимости – остаться в этом состоянии навсегда, навечно, принимая физическую боль, как за страховочный трос, за возможность удержаться и зависнуть в этом состоянии как можно дольше… Растянуть само наслаждение до бесконечности, как от запаха и вкуса одной единственной капли.

Увидеть, услышать, почувствовать… зафиксировать все три стадии в единой точке. Сделать своим, только своим, с правом единоличного пользователя. Закодировать, переписать на свой индивидуальный шифр, закрыть доступ от любого вторжения или посягательства извне… спрятать, скрыть, запечатать намертво…

Ты даже не представляешь, что это такое, когда кто-то принадлежит только тебе, когда только ты один имеешь право к этому прикасаться, прятать от всего мира или наоборот, хвастаться перед всеми завистливыми богами! И не сколько всё это вызывает самую острую и болезненную эрекцию, а то что… всё только начинается! Это только начало!

И ты действительно рядом… ты в моих руках!.. Теперь-ты-в-моих-руках! Ты МОЯ! И я это чувствую не только в своих пальцах… это чувствуешь и ты!..

О, да! Я выпью тебя до самой последней капли, но и заполню собой… только лишь собой!.. Вырву, вырежу, выжгу на твоём и в твоём теле каждого, кто попытался оставить свой след-отпечаток в тебе или на тебе. Заставлю удалить каждую татуировку или шрам, связанные не со мной, или срежу-сцарапаю их сам, собственными ногтями!.. И если понадобится, сотру память за все эти годы, каждое грёбаное воспоминание, прописанное не мной!.. Теперь ты будешь думать только обо мне, слушать только меня, видеть, хотеть, чувствовать и сходить с ума только по мне! Болеть только мной!.. Дышать, жить и существовать ТОЛЬКО МНОЙ!!!

Очередной провал сознания, или кто-то реально пытался взять его под свой бдительный контроль? – Эллис, почему кто-то? Называй вещи своими именами!

Чёрт! Я не хочу! Бог свидетель, я не хочу сходить с ума. Это не правильно! Это ненормально и неестественно… Особенно вздрагивать, как от пережитого только что сна или кратковременного транса, и не от звука завибрировавшего в сумочке смартфона, а от настоящего физического озноба… царапающим холодом по позвоночнику до самого темечка…

Наномгновение или целая вечность с тем, кто не мог совершить подобное действие даже на ментальном уровне – прикоснуться ко мне, сжать свои руки, просочиться опаливающим дыханием под мою кожу… высечь горячий удар-оттиск по затянутому узлу оголённых нервов… Это невозможно! У меня галлюцинации! Я не могла его не видеть, не ощущать, ни тем более слышать! – Неужели? Тогда на кого ты сейчас смотришь в отражении стекла? – Твою ж мать!

Новый заряд вспышки-взрыва ещё более выбивающим ударом, до сумасшедшей тряски во всём теле. Кажется я даже вскрикнула (как громко?). Резко, слишком резко обернувшись, чуть было не отпрянув в сторону (или скорей, чуть не выскочив прямо в закрытое окно с высоты 14-го этажа!).

Огромное пространство абсолютно пустой комнаты без наличия признаков присутствия кого-то ещё, кроме меня. Правда ненадолго. Две-три секунды, и в широком арочном проёме из холла-прихожей нарисовывается фигура Джордана Крамера. Вернее, почти влетает тёмным силуэтом по деревянным ступеням кедрового паркета, замирает в двух шагах от входа и быстрым намётанным взглядом окидывает практически всё пространство двухъярусного помещения. Даже пробегает глазами по сквозным ступенькам винтовой лестницы по центру комнаты, за трубой вытяжки декоративного камина.

- Что-то не так, мэм? – хмурит брови на и без того сосредоточенном лице. Разве что не тянется рукой под полу блейзера к невидимой кобуре за каким-нибудь Глоком или Береттой (надеюсь, у него и вправду нет ничего такого под пиджаком!).

Продолжаю офигивать с каждой пройденной минутой всё больше и больше.

- Н-нет!.. Всё нормально! – зараза, наверное, я вскрикнула слишком громко. И что он теперь обо мне подумает? Что я какая-нибудь истеричка параноик, за которой нужно следить все 24 часа в сутки?..

Хоть убейте, не могу вспомнить, почему поднялась в эту квартиру в сопровождении водителя. Он же обязан оставаться в машине и ждать моего возвращения там. Теперь не знаю, радоваться его появлению или…

На меня же никто не нападал, и сама квартира действительно была пустой – абсолютно пустой, без единого намека на проживающих в ней хотя бы тараканов или тех же призраков. Чистая, возможно даже стерильная, без единого предмета мебели.

Сколько я успела пробыть в ней, включая провал сознания в параллельное измерение? Сколько за это время в моей голове пронеслось вопросов с самыми нелепыми предположениями, от которых вставали волосы дыбом и тут же хотелось набрать номер службы спасения?.. Не важно по какой причине... У меня приступ истерии, звуковые и визуальные галлюцинации, возможен инфаркт, не исключено, что меня потянет со страшной силой спалить тут все на хрен или... спасите, кажется, меня похитили!

И, да, я только что видела президента "Глобал-Вижн" в отражении стекла за своей спиной. А может и не видела. Но вам не удастся переубедить меня, что я его не чувствовала и не слышала. Что я просто очень сильно хотела его увидеть, потому что за последние десять часов мой мозг был перегружен от и до мыслями об этом человеке. А как же иначе? Ведь все, что теперь меня окружало было буквально им пропитано! Даже в этих совершенно пустых стенах. Бывал ли он здесь? Не он ли сам лично выбирал эту квартиру? Не стоял ли совсем недавно перед этим же окном, на том самом месте, где стою я, безучастно разглядывая кроны деревьев одного из крупнейших парков Леонбурга? Не представлял ли он меня там, где стоял сам, всматриваясь в мое будущее отражение в этом самом окне?

Да чтоб тебя, Дэниэл Мэндэлл-младший! Почему я сразу не подумала обо всех этих нюансах, когда решилась подписать с тобой контракт? Где была моя голова до этого, и где она теперь? И почему я обязана оправдываться перед твоим водителем за собственное неадекватное поведение и детские страхи?

- Меня напугала птица... за окном! - тыкаю не глядя пальцем куда-то в сторону своего плеча. Удивительно, я еще способна не только соображать, но и бесстыдно врать? - Вчера на ночь пересматривала золотую коллекцию Хичкока... видно еще не отошла от сильного впечатления после «Птиц».

Какого черта я все это ему говорю? Может, еще перескажешь ему по ходу несколько сюжетов из этих фильмов? Это не ты сейчас должна пороть всю эту несуразную чушь! Подойди, схвати обеими руками за лацканы блейзера, тряхни что есть силы и потребуй четких объяснений! Он на самом деле только лишь твой водитель, или он вбежал сюда с целью спасти тебя от возможных похитителей или арабских террористов?

Какого черта тут происходит? У меня же сейчас голова лопнет от такого обилия вопросов, предположений с самыми невероятными догадками!

Если бы... если бы только это...

- Вы меня отвезете в гостиницу?

- Конечно, мэм!

По крайней мере, я могу теперь почувствовать что-то еще, хотя бы ту же легкую благодарность за столь оперативное реагирование с готовностью сделать для меня что-то сверх исключительное. Например, вырвать из рук тайных агентов контрразведки или из лап взбесившихся чаек. Нет, вру! Я благодарна ему сейчас именно за возможность увидеть и ощутить здесь рядом с собой КОГО-ТО еще. Пусть его компания навязана, пусть даже тем самым человеком, от которого я уже который час прячусь в собственных мыслях, но он хотя бы реален. И он не тот, кого я так боюсь и жду...

Жду? Господи, неужели я так и подумала? Кажется, мне сегодня грозит целая тонна снотворного со всеми запасами барного шкафчика в моем гостиничном номере. А еще куча телефонных разговоров, голосовых сообщений и непрочитанных смс-ок!

Эллис, милая, ты что, так и не поняла? Твоя жизнь в Леонбурге только-только начинается! И ты не просто решила посмотреть свою новую квартиру и именно сегодня, и не потому, что Лайтвуд-Парк не так далеко от Корнел-авеню. Тебе необходимо до конца принять тот факт, что это все реально, что ты действительно подписала контракт, у тебя теперь в наличии шикарный мерседес с личным водителем, абсолютно новая и охренительно роскошная квартира в самом респектабельном районе Леонбурга и... работа, о которой ты столько времени тайно грезила более десяти лет своей и без того чертовски удачной жизни. Твою мать, что тебе еще нужно?!

Не хочешь мерседеса и водителя-секьюрити? Бога ради, попроси Робин или Брайана, чтобы связались с агентством перевозок. А если Брайан будет сильно переживать, пускай сам перегонит твой Лексус через всю страну. Уверена, он будет только рад подобной возможности. Хотя последнее в ближайший месяц маловероятно, как и само появление Степлтона в этих краях.

Да, но что делать с квартирой? Я же знала, что переезд неизбежен. Что пара чемоданов личного багажа - это нелепая попытка привезти с собой каплю моря того, из чего всегда состояла жизнь Алисии Людвидж. Увидеть пустые комнаты, пройтись по теплому паркету из натурального дерева и определиться в окружающих масштабах того, что теперь станет частью моей новой жизни?.. Fuck! Неужели я была морально и физически готова к столь глобальным переменам? А Брайан? Как он сам все это воспримет? Как сумеет отказаться от нашей квартиры в Карлбридже, которую мы выбирали и искали вместе? Как мне объяснить тот факт, что мое новое место жительства полностью проплачено и предоставлено моим бывшим парнем и нынешним босом? Как долго мне придется об этом врать или замалчивать?.. И сколько понадобится реального времени, чтобы все это устаканить хотя бы в собственной голове, в собственном восприятии происходящего? Смогу ли я в ближайшее время свыкнуться со всем этим хаосом неконтролируемого безумия?.. Не сойду ли с ума окончательно уже этим вечером?

Хорошо, что я отключила свой мобильный еще до посадки в самолет, правда, включать его обратно не особо-то и тянуло. Я была не готова (и возможно, не буду готова ни сегодня, ни завтра, ни через неделю-две-три... вообще никогда!) подключаться к жизни Алисии Людвидж, частично оставленной в Карлбридже. Но и тянуть до бесконечности я тоже не могла.

И разве это не самый подходящий повод - вернуться в свой отлаженный и привычный ритм жизни? Окончательно прийти в себя, в обыденную действительность, сбежать от воскресшего безумия десятилетней давности?.. сбежать от Дэниэла Мэндэлла-младшего... опять!

О, да, хорошая попытка! Особенно сидя в салоне автомобиля, принадлежащего его компании, за рулем которого находился выдрессированный водитель быстрого реагирования из "Глобал-Вижн". И он меня сейчас вез в гостиницу, где меня ждал номер-люкс оплачиваемый компанией Мэндэллов! Блеск! А завтра у меня первый рабочий день в этой самой компании. И кто мне ответит, почему я все еще не спилась к данному времени до полуобморочного состояния?

- На сегодня вы можете быть свободны! - каким-то невообразимым чудом или вовремя просчитанным маневром, успеваю перехватить талончик под парковочное место у служащего отеля до того, как это сделает Джордан Крамер.

Прекрасно понимаю, что водитель не станет устраивать публичных сцен или требовать отдать этот чертов талон, но мне почему-то все еще стремно. Особенно, когда приходится смотреть в его пуленепробиваемое лицо.

- Как скажите, мэм! - и снова тот же легкий, едва заметный кивок головы. Нет, он не станет заходить следом за мной в фойе гостиницы и сопровождать до самых дверей моего номера. Но чем дольше я находилась под его присмотром, тем больше мне становилось не по себе.

Просто водитель? Серьезно? Разве они не сидят все время в машине, разгадывая в часы долгого ожидания кроссворды в газетах или читая детективы в мягкой обложке? И почему я не могу представить себе этого человека за подобным занятием?

- Но если вам вдруг сегодня куда-то понадобиться еще...

- На вряд ли! Я очень устала, и у меня нет привычки разъезжать по вечерам в незнакомом мне городе по незнакомым местам. К тому же... ведь всегда можно вызвать такси.

- Поверьте, не стоит! - изящное движение руки опять в той самой черной перчатке (как это я еще не подскочила и не отпрянула назад?), как взмах-жест ловкого иллюзиониста. Я не успела даже определить, откуда именно он вытащил свою визитку.

- Звоните сразу мне! Сэкономите не только деньги, но и время.

Да, но только не успокоительное со снотворным!

- Разве у вас... не четкий график работы? - у такого человека просто обязана быть личная жизнь. Правда, сомневаюсь, что он когда-нибудь разговориться со мной по душам и начнет показывать семейные фотокарточки из своего бумажника. Хотя увидеть его левую руку без перчатки тянуло очень сильно.

- У водителя моего профиля он ненормированный (практически, что сказать "Это не ваша головная боль, Алисия! В отличие от вас, я знал, на что подписывался!"). Просто звоните. Не важно когда и во сколько! (Тебе же сказали - у меня своя работа, у тебя своя!)

- Чтож, буду иметь в виду! - кажется, это не тот ответ, который он ожидал услышать. Пусть скажет спасибо, что я хотя бы улыбнулась, а не послала сразу же прямым текстом.

Судя по всему, у меня еще на одну проблему стало больше.

- Всего доброго, мистер Крамер!

- До завтра, мисс Людвидж! - тот же короткий кивок головы в позе вышколенного лакея.

Наверное это странно, но его бесчувственное лицо с абсолютно ничего не выражающим взглядом почему-то не вызывают ни ледяных приливов подкожного озноба, ни приступов-выбросов липкого жара-испарины. Кто знает, может при других обстоятельствах я и в самом деле смогла бы ощутить рядом с ним нечто близкое к чувству защищенности (при чем без какого-либо эмоционального подтекста). Что-то схожее с комфортом, когда стоишь под большим зонтом на улице в очень сильный ливень. Но только не сейчас. Сейчас мне приходиться бороться с собственными бесами, страхами и подозрениями, зацикливаясь на тех деталях-мелочах, которые реально могли выбить из-под ног почву у кого угодно (а не только у мнительной и эмоционально впечатлительной Эллис Льюис!).

Да, Элл, он стоит на улице без пальто уже несколько минут, и данный факт его явно не беспокоит. И он все еще продолжает стоять, невозмутимо наблюдая, как ты отходишь, поворачиваешься к нему спиной и идешь к высоким стеклянным дверям гостиницы "Остиум". Нет, не уходит, не достает своего мобильного, чтобы вызвать для себя такси, а стоит и смотрит тебе в спину.

Вот теперь мое сердце заколотилось не без причины. Благодаря заминке у дверей и возможности обернуться, нахожу взглядом фигуру Джордана Крамера на том самом месте, где оставила его несколько секунд назад. И он смотрит на меня! Fuck!

Что это, вашу мать, значит? Он же не будет так стоять весь вечер, правда? Он просто ждет, когда я войду и поднимусь в номер. Да, но какого черта он вообще это делает?

Эллис, ну ты как маленькая, ей богу! Неужели так сложно догадаться? - Да идите вы все!..

Определённо, к концу этого дня у меня съедет крыша, если уже не съехала! Я больше ни о чём не хочу думать, ни чего анализировать, видеть и ощущать. Хватит! Дайте хоть в номер спокойно подняться, наглотаться там снотворного и…

Зараза! Меня чуть снова не передёргивает, когда перед глазами под мелодичный перебор электронных колокольчиков раскрылись створки лифта. Из тонированной зеркальной стенки кабинки на меня смотрела неестественно бледная, но пока ещё живая молодая блондинка в чёрном полупальто с чёрной сумкой наперевес.

Господи, это и вправду я? Неужели, я весь день выглядела именно такой? Не спасал даже окружающий антураж пятизвёздочного отеля с люкс-обслуживанием. Золотая охра классического интерьера, темно-красные дорожки коврового покрытия и приглушенное освещение жёлтых огоньков-светильников, подобно праздничной картинке из какого-нибудь рождественского выпуска Салона. И Алисия Людвидж делает последние шаги за край кроличьей норы? Зато какое шикарное визуальное сопровождение… под барабанную дробь очередного приступа аритмии.

Может лучше подняться пешком, по лестнице? – На девятый этаж? На каблуках? Эллис, я тебя умоляю, успокойся уже! Войди, развернись спиной к зеркалу и нажми на кнопку с нужной цифрой, и все дела! Этот лифт абсолютно не похож… ты же сама видишь! Тем более, ты уже в нём сегодня каталась (как и в трёх других)! – Да, но вспомнила я про сон уже намного позже!

Ненавижу лифты в отелях! Они слишком медлительные и обязательно с какими-нибудь бессмысленными примочками! – Боюсь, сегодня тебе будет не нравиться абсолютно всё, даже постельное бельё на кровати твоего номера.

Какого-то чёрта нажимаю кнопку с девяткой несколько раз? Будто это ускорит работу лифта и наконец-то закроет двери до того, как объявится абсолютно не нужный попутный пассажир. Долгожданный звон «колокольчиков» с неуёмным желанием возвести глаза к небу и возблагодарить высшие силы за такую щедрую милость…

Ага, размечталась!

- Пожалуйста, придержите двери! – как всегда во время!

Створки продолжают смыкаться, а я тупо стою-смотрю на сокращающуюся меж ними полосу проёма, игнорируя в упор чужую просьбу. Да, сейчас, всё брошу и кинусь ради тебя, неизвестно кого, подставлять ножку. Это мой лифт! Я хочу проехаться в нём совершенно одна!

Кто бы ты там ни был, поверь, я не хочу этого знать и узнавать…

Но он всё-таки успевает и даже не на самой последней секунде, и не в узенькое расстояние в три дюйма (долбанные гостиничные лифты с их грёбаной медлительностью!). Рука блокирует движение дверей, и они (мать их и его перетак!) опять начинают открываться.

Чтоб ты… провалился! Только за то, что заставил моё сердце забиться быстрее, а меня саму вцепиться в лямки сумочки до дрожи в руках. Он не дожидается, когда двери откроются до конца. Вваливается внутрь в этом своём шикарном демисезонном кашемировом пальто (Армани, Валентино, Лакосте?.. да какая на хрен разница?! Это же гостиница-люкс!). И, да, чёрт его возьми, это мужчина – высокий, широкоплечий, с идеальной стрижкой… пепельно-каштановых волос…

У меня реально останавливается сердце, перед глазами прыгают-вспыхивают мириады светлячков в тёмных разводах сгущающихся «сумерек». Ещё совсем чуть-чуть и мои коленки подогнуться. И я действительно впечатаюсь спиной прямо в зеркальную панель кабинки.

Серое пальто, высокий рост, фигура… цвет волос…

- Простите, вам на какой этаж?

Нет! Лицо другое, я его не узнаю, как и голос. Хотя кто мне может пообещать, что оно сейчас не трансформируется в черты, которые я не видела с подобного расстояния столько долгих лет?

Это не сон, Эллис! В реальности все остаются теми, кто они есть. – И это меня должно якобы успокоить?

Всё равно продолжаю кидать напряжённые взгляды на профиль незнакомца, с ужасом принимая тот факт, что… опять ищу того, кто действительно мог быть рядом и ближе, чем просто физически.

Вибрация телефона контрольным выстрелом или долгожданным спасительным тросом натянувшейся тарзанки, в одном дюйме от поверхности острых шпилей скал... Кто бы ты ни был, ты чуть не стал причиной моего первого настоящего инфаркта и электрическим разрядом-перезапуском в мою сердечную мышцу одновременно. Два в одном.

Опять сообщение от Робин: "Где тебя носит? Мы уже три часа сидим внизу в баре и ждем, когда же ты явишься! Если через час не включишь телефон, вызываю спецотряд быстрого реагирования!"

О, да, Робби, ты как всегда вовремя. И мне как раз сейчас не хватало мини-пати в честь моего официального перехода в "Глобал-Вижн"! Вы издеваетесь, или уже порядком набрались?!

Я просто хочу добраться до своего номера, потратить последние часы перед сном на то, чтобы окончательно определиться на местности, перечитать-прослушать все ваши сверх важные сообщения, забраться в горячую ванную, а после, упиться снотворным. Мне надо отключиться, и как можно поскорее. А главное, без сопровождения красочных снов с лифтами, огромными пустыми квартирами, черными мерседесами и Дэниэлами Мэндэллами-младшими в классических серых костюмах (и Старшими, если уж на то пошло, тоже!).

Да, Леонбург, не так я хотела с тобой познакомиться, и далеко не таким образом пережить свой первый день в городе, который должен был вскоре стать моим домом. У некоторых желаний есть странная особенность – сбываться совсем иначе, чем ожидаешь. Правда, остается слабая надежда, что все твои страхи в конечном счете так и не оправдаются. Что они схлынут, исчезнут, безвозвратно растворятся-канут в небытие, как только ты встретишься с ними лицом к лицу.

Ты права Эллис. У тебя недостаточно сил, чтобы так долго бояться. Но хватит ли их тебе, когда наступит тот самый час Икс? Ты выдержишь? Ты посмотришь прямо в его глаза, когда это произойдет?.. Не переоценила ли ты свои возможности?..

-...Элиис, твою мать, ты в своем уме? У меня чуть крышу не сорвало, несколько часов наяривая по твоему номеру! Робин сказала, что вы уехали из "Глобал-Вижн" почти четыре часа назад! Почему ты не включила телефон, как и обещала? Где тебя вообще носило все это время?

Молодец, Эллис! Умница, девочка! В попытке убежать от одной стороны реальности, ты в упор проигнорировала другую, не менее важную часть своей личной жизни! Ты все еще Алисия Людвидж, у тебя куча друзей, знакомых, близких тебе людей, включая Брайана Степлтона - твоего официального жениха. Если большая их часть и осталась в Карлбридже, это еще не значит, что ты стала меньше нести перед ними своих обязательств и прочего!

- Боже, Брайан, я... бога ради, прости! Я совсем замоталась, а про телефон вообще напрочь забыла. Я же предупреждала, что возможно поеду к Сэм чуть ли не сразу, по приезду! Тебе ли не знать, как это происходит. Встретиться с человеком, которого не видел целую вечность, это равносильно выпасть из настоящего времени сразу на несколько часов (а может даже и дней с целыми месяцами...).

- Но найти пару минут для ничтожного сообщения или хотя бы короткого звонка?.. Ты меня, конечно, извини, но твоим официальным женихом являюсь именно я, и если уж на то пошло, не побоюсь назваться и твоим гражданским мужем! Fuckin' shit, Эллис, ты хоть немного думала об этом? А если бы я вообще до тебя так и не дозвонился? Как чувствовал, каким боком вылезет это твоя новая гребаная работа для нас обоих. Короче... Я хочу тебя увидеть!

Вот же, засранство! И чтож у меня руки-то так дрожат? Почему хочу попросить остановиться и не запускать видео-звонок? Я ведь не готова, не смотря на то, что это наш самый привычный способ общения, особенно во время пребывания по разные стороны континента (и континентов тем более). Что же успело произойти такого сегодня? Почему меня так и тянет поскорей забраться в постель, отключить все телефоны (и в номере тоже), укрыться с головой и больше ни о чем (и особенно ни о ком!) не думать! Абсолютно ни о чем, даже о работе, как прошлой, так и будущей... завтрашней!

Мне самой с трудом верилось, что за весь этот день я ни разу не включала ноута. Я в номере больше часа, но не успела распаковать даже четверти от всего своего багажа! Ладно, признаюсь, постояла под душем дольше обычного, но разве это оправдание? Или кто объяснит полное отсутствие желания во мне - открыть чемоданчик-футляр с моим последним любимчиком Никоном?! Я ни разу, в течении последних 24 часов не держала в руках фотоаппарата! Я сама с трудом этому верю. Чтобы не загореться идеей сфотографировать номер-люкс элитного отеля и панораму вечернего (без пяти минут ночного) Леонбурга с террасы-лоджии спальни? Да сама бы Эллис Льюис подвесила себя на дыбе за столь вопиющее поведение!

Неужели это тот самый предел всему? Я достигла критической точки?

Сигнал видео-звонка с развернувшейся картинкой звонившего абонента засветился на сенсорном экране смартфона в моей влажной ладошке.

Не прошло и двух секунд, а я не успела даже сообразить, что не хочу... я не готова к этому разговору!

Да, прекрасно понимаю, практически чувствую, как его сейчас должно типать, как ему приходиться сдерживаться, как сильно он нервничает... но меня беспокоит совершенно другое! Меня саму передергивает-накрывает ощущением сильной, сбивающей на хрен с ног ментальной волны совсем иного источника!

Смотрю на мини-фотопортрет Брайана Тревора Степлтона сделанный моей рукой (кажется, этим же смартфоном), но не чувствую ничего из того, что чувствовала всегда при каждом его звонке, глядя в это застывшее улыбающееся лицо своего голубоглазого новозеландского викинга.

Меня словно запечатали, зашили, наложили тридцать тугих швов толстой леской... Хочу избежать этого разговора любой ценой, спрятаться, скрыться... исчезнуть. Я не готова смотреть в его глаза и притворяться, что все ништяк. Если он увидит и почувствует, что со мной что-то не то...

Просто прими звонок и все! Одно легкое движение пальчика. Или скажешь, что телефон неожиданно сдох, ты же не ставила его на подзарядку со вчерашнего дня! - Да, но что мне помешает сделать это сейчас и самой набрать вызов? Или включить тот же ноутбук?

Черт! Fuck! FUCK!!!

- Эллис, почему так долго, твою мать?

- Может хватит ругаться, я между прочим, тоже на взводе!

Мне надо присесть, а лучше прилечь. Хотя, что лучше выбрать - шикарный диван с серо-бирюзовой замшевой обивкой в гостиной или не менее шикарную кровать с высокой резной королевской спинкой в спальне? Правда, без личного присутствия Брайана Степлтона, сам выбор терял свою особую значимость вместе со смыслом. Я могла сесть прямо на пол, на мягкий палас, и хрен бы кто меня сейчас за это осудит! Но в том-то и проблема. Я не должна показывать, насколько я ослабла, и уж тем более давать кому-то повод взять надо мной верх. Неважно что или кто это - реальный взгляд синих глаз моего жениха с экрана смартфона или... невидимое присутствие чей-то ментальной тени.

- Мне не нравится, как ты выглядишь! - ожившее лицо Брайана немного опережало с приторможенными движениями головы и губ запаздывающие на пару мгновений слова чуть искаженного голоса. Не улыбается, как обычно, хмурит черные густые брови, как тот доктор на приеме, требующий у пациента открыть пошире рот.

- Хотя... - неожиданно расслабляется, удивившись собственной реакции. - Может это из-за света, но... ты сейчас похожа на перепуганного подростка с огромными глазищами на пол лица! И меня это даже как-то... слегка заводит.

Меня саму вдруг пробирает нервный смех. Но, кажется, мне-таки удается слегка расслабиться, и даже почувствовать что-то близкое к смущению, с теплой волной безграничной благодарности и ответной нежности. Может мне этого как раз и не хватало? Очутиться в чьих-то сильных, заботливых руках, утонуть-забыться в их надежных объятиях. Наверное, я действительно поспешила. Брайан, почему ты меня отпустил? Почему не заставил, не уговорил остаться и подождать...

- И ты еще с мокрыми волосами? Была до этого в душе?

- Какой ты проницательно догадливый! Только-только вышла, прямо перед твоим звонком...

- Черт, Элл, ты же знаешь, как я обожаю, когда ты чистая и еще слегка влажная от воды. Это не честно! Ты меня деактивируешь сразу по нескольким позициям, буквально подрезаешь запрещенным разворотом. Меня же занесет и сожжет на хрен всю резину!

Смеюсь уже громче, почти расслабившимися голосовыми связками. Неужели меня отпускает?.. Невидимая тень медленно отступает... блекнет?.. Растворяется в параллельном пространстве...

Почти бегом, босиком пересекаю всю комнату гостиной, сворачивая в проем смежной спальни, не спуская глаз с экрана смартфона, с уменьшенного лица своего непобедимого викинга и по совместительству троекратного гран-призера Европейского кубка конструкторов Формулы-1. Боюсь потерять его взгляд или ту силу, неразрывную связь с нашей жизнью в Карлбридже, то что делало нас такими близкими и родными все эти три года. Зараза, почему я не одела кольца? Может тогда бы эффект реанимации пошел бы еще быстрее, и быть может даже выбил из меня напрочь чувство необоснованной вины?

- Думаю, сейчас весь твой спринт попахивает кабинкой симулятора. Так что, все твои заносы могут закончиться сам знаешь чем!

- Пользуешься своим недосягаемым положением и безнаказанностью, да? Так, а теперь-то ты что творишь? Ты это специально?..

- А что я такого делаю? - невинно хлопаю глазками и... кончиком язычка игриво провожу по уголку чуть приоткрытого ротика и краю верхней губы. Да, и за несколько секунд до этого я легла спиной на пока что еще заправленную кровать, на атласное покрывало лазурно-серого цвета. Смартфон с чуть прифигевшим лицом Брайана Степлтона естественно приподняв прямо над собой.

- Так ты МЕНЯ спрашиваешь? Ну, хорошо. Судя по всему, старательно зарабатываешь штрафные круги. Я пока еще молчу за все те часы, что не мог до тебя дозвониться. Боюсь, к спец.журналу штрафных баллов придется ввести дополнительные меры наказания.

- Ох, да ты что?! Нет, правда что ли? И какие же?

- Нуу, для начала, ты мне сейчас расскажешь во всех мельчайших подробностях и деталях, как прошел твой первый день в Леонбурге, с момента приземления вашего самолета и до той самой секунды, когда ты соизволила взять трубку и принять мой звонок.

- Ты уверен, что хочешь выслушать весь рассказ? - томно поджимаю губки, слушая при этом очередной сбой сердечного клапана. Неужели опять?

Господи, кто мне скажет, чего я весь день так трясусь? Как будто я рискну рассказать Брайану обо всех пережитых мною страхах, включая галлюцинации, мнимые видения из снов и чувства ощущения другого человека.

Эллис, бога ради, дыши спокойней и покрепче держи смартфон, а то еще немного, и он затрясется вместе с твоими руками.

- Ты даже не представляешь, как сильно! Если понадобится, буду слушать всю ночь!

Заливаюсь отрывистым хохотом коварной мультяшной злодейки.

- Да, конечно! Да ты уже минуты через две начнешь меня перебивать. С тебя хреновый слушатель, Брайан!

- Ты меня извини, но это ты у нас всегда была отвратной рассказчицей. Вытянуть из тебя за раз два-три предложения - это практически рекорд. Но сегодня ты от меня так просто не отделаешься. А в связи с твоим переездом вопреки моим просьбам подождать хотя бы этот месяц, меры наказания ужесточатся до самого моего приезда в Леонбург. И вечерние видео-чаты – это так, ничтожная капля в океане. Отныне, с тебя причитается как минимум до пяти звонков в день и не менее пяти смс-ок с голосовыми сообщениями любовного содержания.

У меня реально отнялся дар речи и раскрылся ротик. Брайан хоть и улыбался, но вид у него был довольно-таки убедительным, особенно легкий прищур раскосых миндалевидных глаз. Едва ли он шутил, но едва ли я когда-нибудь сама всерьез приму все его угрозы и предупреждения.

- Ты должно быть шутишь?

- Ни сколько! - поджимает нижней губой верхнюю и отрицательно, с убедительным упрямством, качает головой (мол, я конечно улыбаюсь, но подобными вещами бросаться не привык). - И в смс-ках, ключевое слово «Обязательно!», должно присутствовать не менее дюжины любовных символов, в том числе и "поцелуи".

- Ох, ты ж черт! Ты это серьезно? - у меня опять начинается приступ нервного смеха.

- Как никогда! А самое главное наказание – чтобы за этот месяц ты успела подыскала церковь и гостиницу для нашего публичного венчания и свадьбы, само агентство по организациям свадебных вечеринок и... заказала для себя индивидуальный пошив свадебного платья! Уверен, подготовка к нашей свадьбе будет для тебя самым действенным наказанием из всех возможных, а заодно не станет отвлекать тебя на другие вещи.

Теперь моя челюсть отвисает без какой-либо наигранности, как и давление подскакивает до самых нереальных пределов. Меня накрывает волной удушливого жара с липкой испариной буквально с головой, особенно по всем участкам тела под банным халатом. Первый неосознанный рефлекс - развязать на нем пояс, при чем без какого-либо сексуального подтекста. Хорошо, что руки все еще не дрожали.

- Ты издеваешься? Ты подарил мне кольцо только-только, на прошлой неделе! Мы даже не обсуждали саму дату возможного венчания... Черт, да какого на хрен венчания?! Ты вообще, представляешь, что это такое? И разве я тебе не говорила, как отношусь ко всем этим... показательным шоу-представлениям?..

- Я помню! Ты никогда в детстве не вела свадебных альбомов и не планировала проведения собственной свадьбы за двадцать лет вперёд. Но неужели ты всерьез думала, что я, вся моя семья (да и твоя, кстати, тоже!) согласятся на пятиминутное посещение регистрационного стола в мэрии? Для тебя это может и идеальная свадьба, особенно исключая традиционный праздничный банкет, приглашение рок-группы со съемочной командой и какого-нибудь массовика-затейника, но только не для меня! Я хочу видеть свою невесту лежащую, как ты сейчас на атласном покрывале в номере-люксе для новобрачных, в роскошном белом платье, с длинной фатой, с приоткрытыми от томного желания губками и с не менее томным взглядом в своих широко распахнутых глазках! Ты даже представить не можешь, насколько меня заводит эта картинка!

- А белый банный халат тебя, значит, не вставляет?

- Возможно я бы простил тебя за такие слова, включая и сам халат, если бы находился в этот момент с тобой и прямо над тобой! Но поверь, свадебное платье оттенка слоновой кости или молочного жемчуга превращает мой мозг в кипящий вулкан! Я в буквальном смысле становлюсь неуправляемым, в точь-точь, как в ту ночь. Завожусь с полуоборота. И в этом только твоя вина, Эллис Льюис! Другой на твоем месте я совершенно не вижу и не хочу видеть когда-либо вообще!

Брайан, черт тебя дери, только не сейчас. И уж тем более не по смартфону! Ты выбрал не самый подходящий момент и место для подобных признаний. Я не то что к этому не готова, я не знаю, буду ли готова к такому когда-нибудь еще?

Сердце продолжает выбивать надрывный ритм по всему телу, словно удерживая меня с открытым сознанием в окружающей реальности, которая за все эти минуты и не собиралась никуда исчезать. Она все еще здесь, вокруг меня в этом номере, с невесомой едва проступающей из невидимых трещин пространства ментальной тенью... - Ты действительно думала, что она испарится, только потому, что тебе так сильно хотелось этого самой?

- Только не говори, что у этого платья должен быть обязательный шлейф длиной в десять футов! Я же от одного только его вида ипанусь. А сколько мне потом придется скрываться от всех твоих обезумевших фанаток? Они реально захотят порвать не только мое платье, но и меня вместе с ним!

- Черт, Эллис, только ты способна превратить самую красивую идею и фантазию в нелепый фарс! Я итак пошел у тебя на поводу, и не огласил публично о нашей помолвке! Теперь мне придется ждать и терпеть еще целый месяц, пока ты окончательно дойдешь до нужной кондиции?!

- А разве у тебя есть выбор? И почему только месяц? Ты же собирался, вернее, поклялся терпеть меня такую всю свою оставшуюся жизнь!

- Эллис Льюис, когда-нибудь я точно накажу тебя за твой острый язычок, со всеми вытекающими из этого последствиям. Мы не виделись всего день, а у меня уже руки чешутся добраться до тебя и...

- И что? Всыпать мне по пятое число по пятой точке? - не знаю как и почему, но эти слова вылетают из моего рта сами по себе. В голове вечно одержимого фотохудожника неожиданно прорисовывается картинка красочного содержания. Я в роскошном свадебном платье лежу животом на коленках Брайана с задранным над моими ягодицами тем самым длиннющим шлейфом, а мой без пяти минут законный супруг заносит над моей обнаженной попкой свою ладонь или даже кулак с ремнем... Fuck! Я не просто резко покраснела, кажется, я даже слегка возбудилась... А может и не слегка (иначе зачем бы мне сжимать свои коленки и бедра?).

- Когда-нибудь ты на это точно напросишься!

Шутки шутками, но я знала, что Брайан и мухи не обидит, или будет потом целый месяц выпрашивать прощение за тот же оставленный в порыве накатившей страсти засос или допытываться, не сильно ли было больно в последний раз... Да, любимый, больно было, и даже болело после этого пару дней. Но ты не представляешь, как мне нужна была именно такая боль... боль, которая бы держала меня в реальности рядом с тобой. Ведь эти отметки оставлены тобой! И она вполне может понадобиться мне уже совсем очень скоро. Я хочу чувствовать твое присутствие не только в виде ожившей картинки на экранах мобильных устройств, я хочу чувствовать, как ты пытаешься загородить-заслонить меня собою от всего мира, наложить собственную защитную тень неоспоримого собственника на то, что уже практически по закону и официально принадлежало лишь тебе одному!

Мне надо ощущать тебя постоянно, понимаешь? Только лишь тебя! И желательно глубоко в себе. Черт, я действительно этого хочу и практически готова на это. Пусть даже из-за пережитых сегодня страхов с дичайшими предчувствиями, но... ведь куда не правильней осознавать, что я поддалась эмоциям и чувствам, которые не испытывала уже хрен знает сколько лет!

Да, теперь я готова разговаривать с тобой по видеосвязи хоть всю ночь напролет, только чтоб не оставаться больше в этом пустом номере одной... Пустом?.. Одной?.. О, да, я очень хотела что-то из этих двух вариантов, в качестве сопроводительных ощущений. Чтобы спокойно и даже с восхищением подойти к панорамному окну спальни и... без каких-либо задних мыслей посмотреть с захватывающей высоты на открытый ночной Леонбург. На его живые манящие огни дорожных магистралей с бесконечными потоками бегущих по их пульсирующим артериям машин, огибающих железобетонный рельеф каменных мышц архитектурных шедевров прошлого и настоящего двусторонними течениями асфальтных рек. Совершенно не думая, не допуская мысли, что где-то там, в одном из тех статичных или передвигающихся огоньков другого панорамного окна или освещенного изнутри салона лимузина, находится такой же зритель-обозреватель. Зритель, который не просто всматривается в ночной город, а прекрасно знает и чувствует, для чего это делает!

…Если бы было можно остановить этот день, этот вечер, это мгновение навсегда, сейчас, в этой самой точке, застыв вместе с ним, подобно окружающим монументам человеческих слабостей и пристрастий... Зависнуть в этом состоянии, в этих эмоциях и ощущениях, в осязаемом потоке материальной бесконечности... Но, нет! Она не спит... Она больше не может спать! И она не просто движется, она вибрирует, дрожит в беззвучных вспышках и кровавых протуберанцах, в плотном вакууме огненного космоса. Она жаждет набраться былой силы, если не большей, поглотить собой все, что встретит на своем пути, оживляя каждую мертвую планету, зажигая ледяные камни изнутри, заставляя кричать от блаженной боли каждую воскресшую звезду!..

Да, милая, ты ее тоже чувствуешь, или вскоре прочувствуешь на собственной шкуре, в собственной коже и настолько глубоко, как еще никогда не чувствовала. Я наполню тебя ею заново, своими пальцами, руками, своим взглядом и дыханием... я заполню тебя ею всем собой! И ты примешь меня так, как и должно, без права на сопротивление и возврат!..

ГЛАВА ПЯТАЯ

Как-то я пыталась прочесть какой-то дамский роман, который мне посоветовала Робин Поланик по моей же просьбе. Уже не помню ни его названия, ни тем более имени самого автора, но то что я так и не дочитала до конца даже первой главы - это мне запомнилось очень хорошо. Как и последовавшее за этим твердое решение – не спрашивать или просить советов у своей обожаемой помощницы касательно популярных новинок книжного рынка. Увы, с современной прозой, как и с кинематографом, я дружила с очень большой натяжкой. И чем дальше, тем сложней и натянутей становились наши и без того напряженные отношения. Вернее, я не испытывала к ним какой-то особой страсти или увлеченности, и по большей части из-за того, что мой интерес был несколько иного плана. Меня чуть ли не постоянно преследовал один и тот же вопрос и особенно сейчас! Почему в книгах (а в фильмах и подавно!) настолько легко отслеживать развитие сюжета и едва ли не с первых строк? Предсказывать не только большинство действий, ход событий, но и сами слова-мысли ведущих персонажей. И почему в реальной жизни все иначе, не смотря на более упрощенную структуру человеческого бытия? Почему нельзя забраться в голову реального человека и узнать, о чем он сейчас думает или что задумал, и задумывал ли он хоть что-то вообще?

Тот роман начинался с главной героини, которая полглавы занималась повседневными делами, звонила отцу (или отчиму), пыхтела абзац или два в тренажерном зале, что-то обсуждала с подругой или сводной сестрой. В конечном счете она (наконец-то!) пошла на какую-то встречу, кажется, наниматься куда-то на работу, и в фойе офисного здания данной компании (или просто офисного здания с арендными помещениями) столкнулась (да, да, как раз так все и произошло!) с шикарным красавчиком в деловом костюме, и кажется, кто-то из них что-то при этом уронил на пол (может даже оба). В общем, незамысловатая, если не сказать, самая банальнейшая завязка, после которой я уже просто перестала дальше читать.

Задним умом я прекрасно понимала, что в реальности подобные вещи или случайные конфликтные встречи практически сведены к нулю. Что мега-супер-пупер-мачо-миллиардеры не прогуливаются каждый божий день в толпе обычных пешеходов, не пользуются общественным транспортом, не заговаривают с сервис-обслугой, с собственными мелкими служащими (буквально не замечая тех в упор!) и не спасают в навороченных костюмах неуязвимых-героев несчастных приблудных горожан от катастроф вселенского масштаба. Реальность хоть и куда банальнее, но все же куда жестче и бьет наверняка, практически в нокдаун! Конечно, вписать во все это эпизоды прошлого из жизни Дэниэла Мэндэлла-младшего тоже несколько странно. Но исходя из всех его странностей, мое знакомство с ним было самой обыденной случайностью, даже почти ничем не примечательной и далеко не интересной.

Почему я вдруг вспомнила об этой книжке с забытым напрочь названием именно сейчас? Не знаю. Наверное, потому что проснулась утром пятницы посреди огромной кровати гостиничного номера-люкса и несколько минут, не шевелясь, продолжала вслушиваться в гулкий стук собственного сердца. Казалось, он заполнил тогда расслаивающимся отзвуком четкого ритма не только мое тело, но и всю звенящую тишину спальни, впитываясь в плотные сумерки раннего утра, в каждый предмет мебели или затягиваясь в густые трехмерные тени невидимых параллельных порталов самых глубоких и эмоциональных снов. Такие сны уходят не сразу, как и прочно связанные с ними ощущения с пережитыми чувствами. Ощущения тех, кто там был и кого ты так остро чувствовала, слышала и вбирала в себя каждым воспаленным нейроном спящего мозга.

При чем здесь тот роман? Честно? Понятия не имею. Просто иногда память сама начинает запускать все скрытые архивные данные, в попытке отыскать аналог со сходными вещами, будто ищет или отслеживает некую подсказку с подобной ситуацией. Возможно, я сама представляла похожий вариант встречи например в том же фойе компании "Глобал-Вижн". Ведь читатель частенько проецирует в безликих книжных героях тех, кого ему хочется видеть на месте того или иного персонажа. Как тот же пример со встречей в лифте. Почти схожий страх, разве что в более вероятной точке пересечения из десятка иных возможных вариантов, при чем там, где ты уже сама успела побывать, увидеть все своими глазами в живую, напрямую, полностью приняв-осознав всю отрезвляющую действительность реального места и реальных людей.

Так что мне теперь угрожали сны не только с участием тех, кого я знала, но и там, где мне предстояло провести несколько ближайших лет своей профессиональной деятельности. Проще говоря, я сама себя подсознательно программировала и загоняла в ловушку собственных опасений и страхов. Моя новая жизнь с последними событиями неумолимой реальности окончательно оккупировали не только мое сознание, но еще и сны, атакуя нескончаемым продолжением в искаженных формах нестабильных картинок мой спящий разум.

И да, мне приснилось, как когда-то с лифтом, именно фойе корпоративного здания "Глобал-Вижн". Возможно перед этим мне снилось до хрена много чего другого, но, как это обычно бывает, места и сюжеты действий в самом сне сменяются слишком быстро, незаметно и абсолютно без какой-либо логической последовательности. К тому же сам мозг во время сна практически всегда воспринимает подобную абстракцию, как за вполне естественные вещи, без шока, изумления или сопротивления. И еще реже когда догадывается, что само сознание пребывает в эти самые моменты в нежных объятиях Морфея.

Не знаю точно, было ли это фойе, или мне хотелось, чтобы это было оно, или просто решила, что это было фойе, но я шла по его бесконечным лабиринтам с невидимыми потолками, с исчезающими где-то в их недостижимой высоте толстыми мраморными колоннами неопределенного цвета, в точь-точь как та Алиса, перешагнувшая до этого через раму зеркала на другую сторону. Меня окружала толпа безликих сотрудников компании, облаченных всех без исключения в идентичные деловые костюмы. И я знала, что это были не только мужчины, но и женщины, но рассматривать и выделять по отдельности кто есть кто меня абсолютно не тянуло. На тот момент меня волновала лишь одна навязчивая идея-фикс. Я боялась встретиться лицом к лицу с Дэниэлом Мэндэллом-младшим в свой первый рабочий день в зданий его компании.

Вот как раз в этом и заключалась главная ловушка для спящего разума. Все подсознательные страхи человека начинали приобретать самые осязаемые очертания во всей своей красе.

"Ты где была все это время? Мы уже битый час тут празднуем, а ее все нет и нет..."

"Эллис, ты опять опаздываешь! Сколько можно? Хочешь, чтобы я прикарманил пару миллиончиков из твоего оклада?.. Поверь, это не сложно!.."

То ли Робин и Дэвид появились из той самой толпы передо мной, то ли это я перенеслась в огромный конференц-зал дирекции компании...

"Это ваш первый и самый важный распорядок дня на это утро!" - Эвелин Гувер вручает мне в руки свой шикарный планшет с блестящим черным экраном, и я тут же с жадностью начинаю вертеть его, пытаясь найти выход к файлам с компроматом на своего нового боса. Там наверняка полным-полно засекреченной информации о Мэндэлле-младшем!

"Может пора принести шампанского и икры? Мисс Людвидж пьет только из мускатных сортов!.." - Робин кидает ехидное предложение-приказ секретарю дирекции, пока Дэвид перелистывает белые и, кажется, совершенно пустые листы бумаги в раскрытой папке в его руках.

Теперь я сижу за огромным столом, напротив угла-стыка панорамных окон залы. Нет, это совсем не письменный стол и не какой-либо другой, это тяжелая гранитная плита с резной поверхностью черного камня для... жертвоприношений с четырьмя ножками рыкающих львов.

"Эллис, меня поражает твое предвзятое отношение к данной проблеме!" - Дэвид продолжает расхаживать передо мной, играя в воздухе черным страусовым пером и тыкая им с пафосным возмущением в мою сторону свободной от папок рукой. - "На кон поставлена не только твоя личная жизнь, но и самое ближайшее будущее всех близких тебе людей! Игры в кошки-мышки давно закончились! Теперь ты должна идти вдоль красной линии!"

- Дэйв, бога ради, отвали уже! - умоляю чуть ли не со стоном отчаянного раздражения.

"Я таких в школе подвешивала головой вниз в уборной прямо над толчком!" - Саманта Грин в длинном растянутом джемпере и спортивных штанах отталкивает адвоката куда-то в сторону ударом обеих ладошек. Обходит стол, нагибается-нависает надо мной и буквально в самый притык впивается своими гипнотизирующими глазищами в мое лицо. - "Ты должна пойти со мной! Если мы сейчас же отсюда не сбежим..."

"Поздно, милочка!" - Дэвид опять нарисовывается в радиусе моего зрительного обзора, зажимая ладонью микрофон телефонной трубки у своего лица. За его спиной лопаются полупрозрачные листы тонированного стекла, и в зал на страховочных альпинистских тросах, в брызгах красочного фейерверка разлетающихся осколков вваливается несколько спецназовцев в бронежилетах, лыжных масках-шапочках и защитных касках.

"Наша Алиса слишком глубоко зашла! Сделку с Дьяволом никто не отменял! Закон есть закон. Их придумывают не для того, чтобы каждому в любой момент по личной блажи захотелось вдруг встать и уйти. Кредит на свободу выбора выделяют не просто так. Ты все равно обязана заплатить за каждый отработанный тобою цент, не менее десяти процентов налога!"

"Дэйв, заткнись!" - Сэм и Робин в унисон шикают на Фроста, пока миссис Гувер катает по битому стеклу хромированную тележку и предлагает каждому участнику спецоперации по бокалу элитного шампанского.

"Это твоя суть! Подумай... Подумай хорошенько для чего ты здесь!"

Черт возьми, да заткнитесь же все наконец! Мне срочно надо залезть в базу данных "Глобал-Вижн"! Я должна прямо сейчас, сию же минуту взломать персональный архив Мэндэлла-младшего, отыскать его компьютер в общей сети компании и снести к чертовой матери все пароли и коды с моим именем! Где-то там, за этими бесконечными гармошками каталогов он прячет все свои коварные замыслы на мой счет, записи своих мыслей, личные дневники... Если я сложу в правильной последовательности все эти фотоснимки, правильным программным кодом... Господи, что за нах?.. Их не просто много, их целое море и никакой надежды зацепиться хотя бы за краешек папки с нужным названием.

Смотрю на экран планшета, словно не зная, что делать, пока он не становится вначале большим интерактивным монитором с бесплотной поверхностью, а затем...

Затем я иду в толпе людей со своим смартфоном в руке, как с компасом навигатора. На этот раз практически все разодеты во фраки и вечерние платья. Гул голосов плавает пятиканальным звучанием старого патефона, проигрывающего очень старую пластинку. Где-то на более отдаленном фоне играла еще одна песня. Я не могла уловить ни мелодии, ни слов, но кажется, я ее знала. Правда, меня волновала пока лишь толпа всех этих снобов. Их было так много, невероятно много. Я не видела стен помещения (если это вообще было помещение) и просто шла в ту сторону, где мне прокладывали путь живым коридором эти самые безликие гости. Они пропускают меня, будто читают мои мысли, словно знают и понимают куда и зачем я иду.

Звонок-вибрация заставляет посмотреть на экран смартфона. На нем плавает значок вызова с видео-звонком от Брайана, вокруг которого мигает бегающая змейка из примитивной видеоигры столетней давности. Я должна принять звонок или направить змейку в другую сторону?

"С каких пор ты ходишь одна на собственной свадьбе без своего жениха?"

Поднимаю голову и без какого-либо удивления смотрю на Брайана Степлтона, разодетого в шикарный свадебный сюртук, с шейным платком вместо классического галстука. В петлице широкого лацкана белый цветок магнолии.

- Извини, но я должна кое-кого найти, иначе хрен эта свадьба продержится еще пять минут!

"Зачем?"

- Чтобы успеть от него спрятаться!..

"А если он тоже тебя сейчас ищет?"

Об этом я как-то не подумала.

"Это же замечательно!" - восклицает стоявший рядом со Степлтоном Мэндэлл-старший в белом фраке и черной бабочкой на шее. - "Если два человека одновременно ждут, когда кто-то из них найдет первым другого - результат очевиден! Они останутся там же, где и были все это время до этого, включая эти самые минуты!"

"В начальной точке отчета! В самом начале пути..." - его голос звучит за моей спиной, постепенно вытесняя другие голоса, звуки, мелодию, приближаясь обволакивающей акустической волной вплетенной в его осязаемое тело.

Я очень, очень сильно хотела обернуться, посмотреть на него, но руки обвившие меня со спины сковали-парализовали мое тело всего за пару ничтожных мгновений. Меня накрыло сразу же, без малейшей возможности к сопротивлению, взрывом эмоций, чувствами осязаний по всему и во всем теле, острой пульсацией наэлектризованного напряжения в каждой поре и нервном окончании по всей поверхности кожи. Кажется я застонала, слишком явственно ощущая, как к моей спине прижимается-сливается с моим собственным рельефом и изгибами грудь, живот и бедра Дэниэла Мэндэлла-младшего. Его подбородок на моем затылке с обжигающим дыханием и голосом. Он просачивается, окутывает и стягивает меня не только снаружи, но и изнутри. Я буквально перестаю дышать и, кажется... я ощущаю под своей лопаткой мощные удары его сердца, вторящие моим собственным, не менее сильным и ритмичным.

"В месте бессмысленного ожидания. Ты ведь никогда не верила в чудеса, так ведь, Эллис? Тогда какого черта ты все это время пряталась от меня? Ты же понимала, как это глупо, наивно и нереально! Ты могла сменить имя, внешность, перекрасить волосы, уйти в монастырь или принять ислам, но ты же прекрасно знаешь, что это напрасная трата времени и сил. Тебе бы это все равно ни черта не дало! Я же не просто тебя знаю, я тебя чувствую, как никто другой, и как никто никогда не почувствует! Я могу вычислить тебя даже с завязанными глазами по одному только запаху! Кто из присутствующих способен на такое?"

"Разве я не предупреждал тебя десять лет назад в Эшвилле?" - стоявший все это время подле Брайана Мэндэлл-старший, приподнял руку с бокалом бренди и ткнул в меня им с указательным пальцем. Пока он проговаривал каждое слово, его лицо и голова трансформировались в черты его единственного сына.

"Я не шутил ни тогда, ни уж тем более сейчас!" - произносит Брайан тем же голосом и с таким же лицом... Дэниэла Мэндэлла-младшего...

"Все, Эллис, мы это сделали! Мы сошлись там же, где и начинали!" - горячий шепот-выстрел сквозь кость черепа со скользящим движением губ в моих волосах, по коже, опаливающей вспышкой ожогом... в пульсирующие сосуды, по оголенным нервам...

Резко дергаю головой и... просыпаюсь!

Мне кажется, или я действительно ощущаю двойные удары бьющихся в унисон двух сердец?

Смотрю в темно-серый потолок, проступающий в переливающихся пятнах внутреннего глазного давления. Шипение в висках и ушах вторящим эхом к сердечному ритму создают эффект поверхностной контузии. Я все еще на грани перехода между сном и реальностью... Это невероятно, но я... как будто сознательно цепляюсь просыпающимся разумом за ощущения человека, который только что прижимался к моей спине, оплетая стальными мышцами рук и живого кокона своей ментальной сущности всю меня с головы до ног! Не важно, что это был не он, а..."ортопедический" матрац кровати. Я все еще продолжала чувствовать ЕГО... на себе и в себе!

Эллис Льюис, поздравляю! Ты доигралась!..

- Fuck!.. Элл!.. выглядишь хреново! - Робин уставилась вначале в мое лицо, потом пробежалась прифигевшим взглядом по всей моей фигурке до самых босых ступней. - Такое ощущение, что это ты, а не мы вчера оприходовали половину запасов местного бара. Кстати, почему ты не захотела к нам присоединиться?

- Кстати, что ТЫ здесь делаешь? Разве ты не должна быть в это самое время в "Глобал-Вижн" и подготавливать мое рабочее место к моему появлению?!

Робин заметно зависла, и скорей всего не без участия хорошо скрытого похмельного синдрома, который обычно занижал ее КПД где-то процентов на тридцать. Хороший повод-причина - поднять личную самооценку, особенно стоя на пороге своего номера во вчерашнем мятом банном халате поверх шелковой ночнушки напротив своей разодетой при полном параде помощницы.

- Я вообще-то... уже скинула сообщение нашей мисс Конгениальность со всеми вопросами и заявками... После чего она мне тут же перезвонила...

Пришлось отступать в сторону, чтобы впустить разнервничавшуюся Робин Поланик в гостиную номера и едва ли не самой усадить ее на длинный диван почти в самый центр. Обычно Робби старалась не проявлять передо мной своих возможных слабостей, и уж тем более показывать, как она умеет нервничать и переживать. Поэтому данный факт меня больше всего сейчас и беспокоил.

- Во сколько это было?

- Час назад! И, кажется, она уже на работе. Сказала, чтобы я пока не о чем не переживала и что введет меня в курс дел, как только мы приедем в "Глобал-Вижн". Типа, забей, милочка, все и без тебя давным-давно готово!

Вот зараза! И почему меня обдает ошпаривающим накатом от последних слов Робин, вызывая непреодолимое острое желание присесть рядышком? Наверное, виной всему резкая слабость в коленках, хлынувшая вверх-вниз по бедрам и в голени млеющей дрожью. Хорошенькое начало дня для моего первого рабочего выхода на мою новую работу!

- Ты не пыталась уточнить, что именно?

- Я же уже сказала! Меня попросили ни о чем не переживать!

- Тогда почему ты выглядишь так, будто переживаешь?

- Я просто нервничаю! Разве это преступление? Тем более, это же... "Глобал-Вижн"! Кто знал, что я когда-нибудь перемахну через всю страну, чтобы однажды получит место в одной из крутейших компаний Европы?! Это же... совсем другой уровень! Ты видела, что эта Гувер вчера вытворяла?

- Только не говори, что у тебя так не кстати взыграл комплекс неполноценности! - мне что, сходить к минибару и налить ей успокоительных сто грамм, сесть рядом, взять за ее холодные ручки и ласково погладить по головке?

Мать вашу, а меня кто будет успокаивать? Я взвинчена куда сильнее!!! Я, между прочим, еще не отошла от сна, если вообще сегодня у меня это получится! Два часа бесполезных попыток заново уснуть, чтобы выгнать на хрен из себя все эти гребаные ощущения с помощью нового сновидения. А теперь еще и собираться в этом состоянии на работу?!.. Fuck!

- Думаю, подавать кофе, зачитывать графики по съемкам, встречам, презентациям и прочей хренью будет не менее банально, как и в "Доминик-Хаус". Ну... разве что график работ будет чуть плотнее вместе с уровнем требований, но в остальном... то же самое! Кстати... Пока я тут буду пытаться приводить себя в порядок и готовиться к выходу...

Оборачиваюсь в поисках сумочки, обнаружив ее на телевизионном столике рядом со все еще не распакованным багажом (дорожной сумкой и чемоданом от Marc O'Polo) буквально в одном шаге от дверей купе гардеробной. Робин тоже останавливает на всем этом безобразии свой озадаченный взгляд.

- Спустишься и закажешь в ресторане или в ближайшем кафетерии кофе и какой-нибудь круасан, а заодно... отдашь дежурному парковщику талончик, пусть подгонит ко входу машину.

- Ты что... еще не распаковывала вещи? – одной рукой забирает у меня талон, указательным пальцем другой показывая на мой багаж.

- Нет, не успела! Могла бы сделать и ты еще вчера, вместо того чтобы изучать на язык меню коктейлей местного разлива на пару с Фростом.

- Ты меня не просила!

- А то ты сама не могла догадаться!

- Давай закажу тебе завтрак сюда, в номер.

- А давай ты будешь делать то, о чем я тебя прошу, а не наоборот!

Робин в который раз за последние пять минут нервно сглатывает, впервые за всю нашу совместную дружескую карьеру превращаясь в кроткого провинившегося подчиненного. Твою ж срань!..

Нет, черт возьми, даже не мечтайте! Да, мне до острой боли в скрутившем на хрен желудке ее жаль, и, да, я испытываю ответную волну дружеского соучастия при виде этих огромных жалостливых глазок несчастного котенка, но я так же ясно осознаю и здраво понимаю самый банальнейший факт. Я сама сейчас далеко не в том состоянии, чтобы становиться чьим-то утренним психотерапевтом или членом команды поддержки.

- Окей, бос!.. Кофе, рогалик... машина.

- Умница! Ничего сверхневыполнимого и заумного, так ведь?

Все же выдаю в качестве поощрительного бонуса подбадривающую улыбочку. Правда со стороны это выглядит довольно странно, или даже нелепо. Робин упакованная вся с головы до ног только в фирменные вещи: бордовый свитер-водолазка с накладным воротником-шалью, темно-зеленые стрейчевые брюки в шотландскую клетку, шикарные замшевые полусапожки с золотыми пряжками и перекинутое через локоть серо-зеленое полупальто-макинтош и я – банный халат и мятая сорочка. Может использовать это в виде сюжета для своих будущих авторских работ и назвать что-то вроде "Слуга и хозяин"? Мол, догадайтесь, кто есть кто.

- Свежие газеты или журналы в дорогу?

- Только не сегодня! - боюсь я даже несколько погорячилась с заказом круасана. Кажется, меня мутит не только в желудке, но и в голове. - Если приспичит, посмотрю последние новости по интернету... на рабочем месте.

Если смогу до него дойти собственными ногами.

Не думать о таких вещах, в подобном состоянии после... подобного сна! Какого черта мне приснился этот откровенный бред и именно сегодня? Мне мало самых последних и предстоящих событий в режиме реального времени? Я не могу прокрутить обратно видеопленку и переиграть каждый кадр по иному сценарию с иным исходом! - Эллис, милая, это как раз и называется той самой точкой невозврата! И ты прекрасно осознавала на что подписывалась, когда приняла окончательное решение. Так что, будь добра, голову выше, плечи расправила, глубоко вздохнула и... потопала вперед!.. Хоть в ад, хоть в рай! На месте разберетесь!

Да, но что мне теперь делать с этим гребаным отпечатком из сна? Ходить остаток дня, гоняя по кругу новой мантрой "Это всего лишь сон! Это был лишь сон! Я ничего не чувствую... я НИКОГО не чувствую!"

Но я продолжала это чувствовать, и хрен такое смоешь в душе ошпаривающим кипятком/ледяной водой или запьешь тем же двойным эспрессо. Мне мало вчерашней шоковой терапии – оголенными проводами прямо по мозгам, так еще и дополнительным удвоенным зарядом с самого утра? Такими темпами я едва ли дотяну до конца своего первого рабочего дня. Особенно при виде... долбанного Джордана Крамера, выходящего из моего служебного мерседеса со стороны водительского места, всего в нескольких метрах от парадного входа гостиницы.

Робин как раз поджидала меня у самых дверей, тут же попытавшись всунуть мне в руку отвлекающим маневром пластиковый стакан с кофе и сказать что-то вроде: - Отлично выглядите, бос! Только... очки зачем? Вроде солнце не намечается...

- Откуда он взялся? - проигнорировав последние слова Поланик, перевожу глаза на ее более бледное, чем обычно, круглое личико. Не переживай, Робби, стекла этих очков не помешают кому-то почувствовать силу моего отяжелевшего взгляда. - Это ты его вызвала?!

Натянутая улыбка моментально сходит с ее лица, разглаживая и без того перенапряженные мимические мышцы.

- С какого перепугу? Он здесь уже полчаса!

- Но как он?..

Как он смог получить машину и ключи от нее, не проживая в самом отеле и не имея парковочного талона на руках – эта загадка останется для меня нерешённой до конца моих дней! И даже скорей не это придавило меня к месту удушающим прессом завершающего нокдауна. Волей неволей мне пришлось принять факт своего окончательного поражения – что как бы в дальнейшем я не пыталась сопротивляться или выдвигать собственных требований с условиями, за меня уже давным-давно все решили, поставили на этом личную печать с подписью и сдали в архив на долгосрочное хранение. При чем без моего на то ведома и согласия!

И что дальше? Мою новую квартиру оформят и обставят без моего личного участия? Будут указывать, что мне одевать, как разговаривать, какие именно слова употреблять, или сразу всунут в руки карточки с подборкой тематической речи... как именно делать мою же работу фотохудожника!!! Выходить мне замуж в этом году или подождать следующего, или вообще не выходить?!

Эллис, придержи коней! Это всего лишь водитель. И он выполняет свою работу! – Да?! Только вот мне от его умопомрачительного профессионализма как-то совсем не по себе, и это даже слабо сказано! – Тогда может вернешься в свой номер? Запрешься изнутри, позвонишь Брайану и с истеричными рыданиями упросишь его поскорей забрать тебя обратно в Карлбридж? Элл, не рановато ли ты впадаешь в крайности?

- Доброе утро, мисс Людвидж!

Не знаю, как мне удалось пройти все расстояние до самой машины, удерживая осанку, высоко поднятую голову и при этом ни разу не сбиться с шага и не споткнуться, но я это сделала! Вот только на остальное сил уже не хватило. Я сама не поняла/не запомнила, что пробормотала в ответ и как забралась на задние сиденья мерседеса...

Ненавижу купе, если сама не за рулем! Мля! Почему купе, а не седан? Чтобы я не смогла выскочить из машины прямо на ходу? А у меня что, должна возникнуть когда-нибудь подобная идея-фикс?

- Высадите нас перед входом здания, а не в гараже! - произношу свою просьбу на удивление ровным и спокойным голосом. Сама не понимаю откуда взялось это странное желание войти в "Глобал-Вижн" с парадного входа. Мне захотелось полюбоваться этим железобетонным исполином снаружи или же пройтись по его огромному фойе, в толпе спешащих сотрудников компании и моих будущих коллег по рабочему цеху?

Сама еще не понимаю собственных порывов, пока не оказываюсь на белой плитке центральной площади Эйр-Сквер в самом сердце делового центра столицы, одного из самых впечатляющих достопримечательностей Леонбурга. Части города полностью отстроенной по последним ультрасовременным архитектурным технологиям и дизайна – с высотными офисными зданиями, включая городской пресс-центр, торговый центр, фондовую биржу и два крупнейших небоскреба из титанового каркаса, тонированного черно-синего стекла и крышами под посадочные площадки для вертолетов. Нет, это совсем не братья-близнецы, но оба по праву считались лидерами не только среди окружающих их железобетонных собратьев, но и в мировом океане глобального, рынка среди самых зубатых акул большого бизнеса.

"Атлантис-Гроуп" - та самая строительная компания, в том самом корпоративном здании-монстре, которым управлял лучший друг Дэниэла Мэндэлла-младшего (и по совместительству биг-боса моей лучшей подруги Саманты Грин) тот самый Александр Рейнольдз. Второе здание с логотипом "Глобал-Вижн" по другую сторону площади и центрального паркового кольца Эйр-Сквер немного отличительное от первого, но только не по габаритам и количеству этажей. И, да! Мне надо было увидеть все это воочию! Возможно даже ощутить себя ничтожной букашкой, "зажатой" с обеих сторон этими гигантскими колоссами, под пьянящим воздействием волнительного восхищения, или наконец-то осознать-впитать в себя, всем ясным разумом и раскрытым сознанием, что это не сон, что я действительно стала частью этого мира. И мне больше не надо его разглядывать на фотографиях или спутниковых снимках в глобальной сети. Теперь я буду смотреть на все это практически каждый божий день, а если еще и из окна своего рабочего кабинета...

Перехватило дыхание, зашкалил пульс? Холодный октябрьский воздух хлынул через легкие по всем венам и артериям... вонзился изнутри острыми микрокристаллами в каждую пору кожи, в каждый нерв позвоночника от копчика и до самого затылка?.. Fuck! Не знаю, что это, страх, восхищение или радиационный коктейль несовместимых эмоций – бешеный поток пульсирующей силы с выбивающей слабостью два-в-одном. Это невозможно... это просто нереально!

- Ну, что, бос! Пойдем и покажем всем, как надо работать?

Кажется, часть моих ощущений передалась Робин Поланик. Или само место так воздействовало на сознание находящихся здесь людей?

- Идем... - произношу в пол голоса, глядя теперь только вперед, на нижний уровень первого этажа здания за полупрозрачные стеклянные стены главного фойе. Уже могу различать двигающиеся за ними фигуры людей с частью внутреннего интерьера. Сознание отчаянно цепляется за окружающую реальность, но сам разум и тело все еще находятся под сильнейшей дозой адреналина. Кто знает, может при других обстоятельствах я ощущала бы все иначе, возможно что-то близкое к непосредственному восхищению своей восторженной помощницы. Но, черт всех дери!.. Я бы все сейчас отдала, чтобы каким-то немыслимым чудом отделаться лишь от одной нахрен все портящей мысли! Я очень, буквально до истеричного безумия, не хочу думать о Дэниэле Мэндэлле-младшем! Ни сейчас, никогда-либо вообще!

Бля... я не готова! Я не готова с ним встретиться. Только не сегодня!

- Доброе утро, мисс Людвидж! - мы увидели госпожу Гувер почти сразу же, как только вошли в открывающиеся на фотоэлементах стеклянные двери здания и чуть было не переглянулись друг с другом от обоюдного изумления. Откуда она узнала, что мы собирались зайти с главного входа, а не подняться в лифте из гаража? Не помню, чтобы Джордан Крамер кому-то звонил или вообще пользовался в машине мобильным. Даже если он и позвонил, после того, как мы вылезли из авто, едва ли она успела бы так быстро спуститься с последних этажей. Или все-таки успела?

- Доброе... Эвелин! - называю ее по имени, хоть убейте, не понимая почему. Может взыграло непреодолимое желание показать себя с более высокой и почетной позиции? Мое служебное положение по любому ее выше. И не важно, что я при этом ни хрена, ни черта и абсолютно никого здесь не знаю!

- С началом вашего первого официального рабочего дня! - мягкая улыбка с нежными ямочками на щеках, при виде которой понижается температура озноба в коже еще градуса на три. Изящным движением обоих рук, вначале вручает мне, потом Робин наши постоянные пропуска. Мы как раз все втроем стоим где-то в центре огромнейшего зала фойе перед рядом турникетов, напротив широкой лестницы с двумя эскалаторами. И, нет, мой сон оказался совсем не в руку. Я прекрасно видела и потолки, и лица проходящих мимо людей, и практически все они были одеты в демисезонную одежду поверх далеко не идентичных деловых костюмов, но и даже платьев с юбками. Да, колонны очень высокие, но из прозрачного толстого стекла и выполняли роль рекламных тумб или боксов. И это действительно был "Глобал-Вижн" со своим красочным бросающимся буквально при входе прямо в глаза огромным логотипом белых с золотом букв в правом крыле залы. Обязательная длинющая административная стойка ресепшена, поделенная между тремя вежливыми красавицами-"диспечерами" и парочкой скучающих представителей охраны внутренней системы безопасности. Ну, и не менее привлекающий внимание огромный мультимедийный экран в левом крыле со сменяющимся видеорядом рекламных новинок и бегущей строки хлестких слоганов известнейших брендов мирового рынка.

Почувствовала ли я разницу с "Доминик-Хаус" или какой-нибудь схожей рекламной фирмой-агентством? Вы издеваетесь?! Это была далеко не разница! Это был нахрен что ни на есть тот самый контрольный, который бы запросто снес голову в буквальном смысле слова, если бы человеческие эмоции обладали аналогичной физической мощью.

- Как-то мне посчастливило во время последнего семестра в колледже еще в Долус-сити побывать на тематической экскурсии в "Верджил-Флэш". Тогда для меня это было нечто запредельным и нереальным! Но сейчас, признаюсь честно... - Робин умудрялась не только старательно оглядываться по сторонам, идти только вперед, ни на кого при этом не наступая и не натыкаясь, но еще и делиться по ходу личными впечатлениями-воспоминаниями. – Думала, что круче Верджил ничего более не может существовать! Теперь я вижу, как сильно заблуждалась.

- Круче, наверное, работать только на саму Лиз Кэррол?!

- Шутишь?! Она тебе в подметки не годится!

- Робби, только давай без этого, я тебя умоляю, и уж тем более не сейчас. У меня далеко не подходящее настроение.

Мне еще требовались силы, чтобы подняться не известно на какой этаж, дойти до своего нового рабочего кабинета, ознакомится с планом предстоящих работ, встреч, главных обязанностей и... продержаться до конца всего этого дня! И мне так же очень-очень сильно хотелось, как можно реже видеть перед собой безупречное лицо Эвелин Гувер и не дай бог не наткнуться (особенно "случайно"!) на того, кто... продолжал меня точить изнутри с момента моего последнего пробуждения... или со вчерашнего дня!..

- Ваш кабинет уже полностью готов и ждет самого малого. Вашего в нем появления.

Ох, как мило! Право же, не стоило, и крайне излишне!..

Мне почему-то совершенно не хочется отвечать восхитительной улыбке миссис Гувер, хотя и приходится, через силу. Неужели никак нельзя попасть в свой кабинет без ее обязательного сопровождения?

Эллис, держись! Фойе ты уже прошла, ни с кем не столкнулась, не сбила никого с ног, ни у кого не выбила из рук кофе-телефона-папок с важными документами... Остался только лифт и возможно парочка пролетов-коридоров неизвестного этажа. Ты обязательно справишься! Ты же такая бойкая и отважная. Сумела проделать за последние дни то, чего боялась на протяжении всех последних лет – взглянуть прямо в лицо своим самым большим страхам, включая самого Дэниэла Мэндэлла-старшего. Вдохни поглубже и расслабься! На вряд ли Младший станет тебя специально поджидать где-нибудь за углом, в том же лифте и уж тем более в твоем кабинете! Президенты мега-компаний не шляются по рабочим местам своих мелких подчиненных (расспроси об этом поподробнее в следующий раз у Саманты Грин!).

35 этаж, в лифте только мы, без остановок и лишних попутчиков, возможно опять благодаря присутствию Эвелин Гувер и ее невидимому кольцу всевластия. Что это за отдел? Кабинеты-офисы ведущих студийных фотографов, художников-редакторов и концептуалистов? Какому директору я теперь должна подчиняться, не считая самого главного боса?

Периодический мандраж накрывает время от времени, заполняя кристаллами льда с кипящей лавой пульсирующие сосуды и капилляры в глазах, висках и в зудящей коже. Мне все еще не верится, что я делаю все это добровольно, по собственной воле!

Робин, надеюсь, ты запоминаешь не только, что нам говорят, но и куда ведут. Потому что я опять ни хрена не вижу, не слышу, а только чувствую. И то что я чувствую и едва замечаю, абсолютно мне не нравится.

Ты ведь не рядом? Господи, умоляю, сжалься! Пусть его не будет сейчас ни в этом здании, ни в этом городе, ни где-либо вообще во всей этой вселенной. Пусть он окажется моей больной воспаленной галлюцинацией из прошлого, от которой мне посчастливило уже раз излечиться. Я не хочу вспоминать ни стука его сердца, ни звука голоса, ни движения его шепота в моих волосах... Я не хочу чувствовать касания и объятий его рук, иначе... это будет предел! Я просто... умру, скончаюсь на месте.

Белые стены? Это мрамор, дерево или ламинат? Я не соображаю. Я... у меня в буквальном смысле отвисает челюсть, как только сознание вместе со зрением возвращаются на свои законные места.

У Эллис Льюис широко раскрываются глаза и округляется ротик. Первое, что она наконец-то замечает в упор и весьма четкой картинкой – крупные бутоны бордовых бархатных роз не иначе как самого «черного» сорта Black Baccara. Нет, не несколько штучек или дюжин в одном букете, а, мать вашу, целое море идеально подобранных цвет к цвету, размер к размеру свежих и восхитительных цветов!

- Мать моя женщина! - выпаливает Робин где-то по левое от меня плечо. Замирает рядом, видимо не решаясь идти вперед первой, пока я сама этого не сделаю.

Поднимаю взгляд, глаза, голову выше. Пытаюсь обхватить открытое пространство незнакомого помещения напротив "узкого" коридора приемной и двух живых "изгородей" из роз вдоль обеих стен "тоннеля", пока до меня не доходит, что это и есть мой рабочий кабинет. Вернее его открытая моему взору часть. Пластиковые вазоны с пышными и высокими букетами по всему периметру комнаты и стены-углы самого коридора, казалось затопили и скрыли как минимум две трети обзора всего кабинета. Ну, разве что кроме панорамного окна напротив.

- Что... это такое? - кажется, по моим губам начинает растягиваться ошалелая улыбочка.

Даже показываю пальцем на ближайший букет роз с очень высокими стеблями-ножками без единого шипа... Fuck! По высоте они почти достают мне до солнечного сплетения. Сколько их вообще? Сотни? Тысяча? А главное... я почти не слышу их запаха. Какой-то особый сорт для аллергиков? То, что они настоящие и живые, в этом я нисколько не сомневаюсь.

- Небольшой бонус-подарок к вашему первому рабочему дню! - Эвелин Гувер останавливается посреди кабинета, повернувшись к нам лицом и полубоком со своей эксклюзивной улыбкой идеального секретаря. Изящный жест-взмах правой руки, приглашающий переступить "порог" моего сказочного чудо-кабинета. Надеюсь, цветочные феи сейчас не взлетят в воздух над всеми этими бутонами? Может я до сих пор еще сплю?

Сжимаю крепче пальцы на лямке сумочки у плеча, стараясь вышагивать как можно уверенней, с невозмутимостью надменного скептика, привыкшего и не к таким шокирующим сюрпризам. Правда, взгляд тянется вправо, отталкиваясь от фигуры Эвелин, будто избегая намеренно зрительного контакта с этой женщиной, торопливо прячась на поверхности и в пространстве вещей самого кабинета. Он и вправду куда больше, чем видно из коридора приемной, и ко всему прочему к нему примыкало как минимум парочка смежных помещений неопределенной площади, как раз за стенами прохода, из которого я только что вышла. Не знаю, или это все розы, или фигура миссис Гувер, или удачное соседство соседней комнаты, но мое сознание с напряженным вниманием сосредоточенно как раз правым крылом кабинета, управляя моим телом в угоду сложившимся обстоятельствам. Здесь еще больше вазонов с такими же идентичными букетами, но им не удается полностью скрыть-перекрыть большинство элементов не менее шикарной офисной мебели с ультрасовременным дизайном общего интерьера. Наверное успеваю проделать только несколько шагов за несколько секунд до того, как успеваю различить поверхность большой дугообразной столешницы моего будущего рабочего стола, парочку шкафов-горок с молочными полками из закалённого стекла, еще розы, дверь в соседнюю комнату... Моя челюсть отвисает все больше, но сознание едва успевает обработать и зафиксировать в памяти четкие картинки увиденных вещей. Слишком мало для этого времени, как и для полного понимания главного факта – я ещё не осознаю/не ощущаю себя законной хозяйкой и владелицей всего этого... И где вы видите в моих руках картонную коробку с моими личными вещами?

- Надеюсь, наши оформители угадали со стилем и цветом?..

Господи, зачем так резко оборачиваться? Эллис... тебе же не в самый затылок это прошептали.

Как я еще не хлопнулась в обморок и не вскрикнула? Но я могла поклясться, что чувствовала и "видела" своим затылком лишь одно присутствие Эвелин Гувер и Робин Поланик. Как, вашу мать?..

Скажите, что это не сон! Меня опять перемкнуло, разыгралось воображение, давно умершая галлюцинация вырвалась из спящего подсознания... мой самый жуткий кошмар стал явью...

- Мисс Людвидж... - боже!.. идеальный росчерк выразительного контура губ ослепительной белозубой улыбки фотомодели мирового уровня... мягкий взгляд темного янтаря карих глаз – прямой, спокойный... практически неощутимый... Чеканные черты безупречной лепной маски живого мрамора, гладкого... реального лица Дэниэла Мэндэлла-младшего!

Нет, это была не встреча лицом к лицу в трех шагах стремительно сокращающегося расстояния. Это был, вашу мать, атакующий удар оглушающего взрыва со спины и сразу в лоб! И, нет, он не подкрался, не набросил на меня сетей, не выстрелил в упор разрывной шрапнелью... не схватил, как когда-то Саманту Грин прямо за горло... Но я почувствовала именно все это, за все эти считанные мгновения, в едином реальном ударе самой мощной волны самого сильнейшего ментального взрыва.

Он не шагнул на встречу мне... он буквально разорвал самым спокойным неспешным шагом то, что я так старательно воздвигала между нашими жизнями все эти дни... Он прорвался в мою реальность, сорвав-смяв последний барьер-стену... Он стал Дэниэлом Мэндэллом-младшим с самой чарующей улыбкой гостеприимного хозяина, человеком, который смотрел на Алисию Людвидж, а не на Эллис Льюис. И он действительно был искренне рад встрече и знакомству с ней, потому что... Потому что он смотрел на нее, в ее широко распахнутые серо-зеленые глаза так, словно видел ее впервые в жизни!

- Не могу выразить словами, насколько я счастлив тому факту, что наконец-то могу познакомиться с вами лично! И хоть как-то попытаться загладить вину за свое вчерашнее отсутствие на подписании трудового договора...

Я слышу все до самого последнего произносимого им слова... я вижу, чувствую... боже... я не просто чувствую, а буквально зависаю-растворяюсь в этом, как в собственных ударах взбесившегося сердца, в оголившихся нервах кожи, которую словно вывернули изнанкой наружу... Не понимаю, не успеваю уловить-определить ни одной из эмоций, накрывших меня оглушающей контузией непроницаемого купола. Я сама стала сплошным оголенным проводом из сплошных ощущений...

Бл**ь... я не успеваю! Я ни хрена не успеваю... понять, сообразить, проанализировать. Срабатывает какая-то резервная программа-копия, заставляя мое тело работать только на автомате, вырубая часть эмоций, жестко блокируя самые уязвимые болевые точки, закрывая меня защитным панцирем автоматического экзоскелета от последующих ударов и новых атак извне и изнутри...

- А так же, попросить прощение за весь тот маленький театральный фарс, которым так любит грешить перед праздной публикой Дэниэл Мэндэлл-старший. Хотя, не стоит его сильно обвинять за искреннее желание превратить вчерашний день в праздничное событие исторического масштаба. Надеюсь лишь на то, что он проявил должное благоразумие и не перестарался.

Не знаю, как, но мы продолжаем смотреть друг другу в глаза, будто делаем это в первый раз в своей жизни... и если не я, то Мэндэлл-младший точно. Хотя нет... тысячу... десять тысяч раз нет! Я на самом деле осознаю, что вижу этого человека впервые, поскольку я совершенно его не узнаю... абсолютно! Я понятия не имею кто он, ведь я никогда раньше с ним не встречалась, не говорила и не делала что-либо еще! Пусть у него до боли знакомые черты лица, невероятно глубокий цвет всевидящих глаз, самый проникновенный бархатный баритон, способный просочиться не только в твой мозг, но и в скрытые глубины подсознания!..

Черт возьми, но я действительно не понимала, не знала кто это! СО-ВЕР-ШЕН-НО!!!

- Нет... думаю, что ни сколько! - ну же, Эллис! Будь умницей. Голову повыше и улыбку на миллион! Ты же можешь.

Господи! Боже!!! Я не понимаю... КАК у меня получается что-то говорить и делать?! Я... я готова разрыдаться... и нет... не от испуга, не от шокирующего потрясения, не от реакторного взрыва перекрученных до запредельного натяжения всех эмоций сразу...

Fuck! Кто ты?! И почему я... тебя не чувствую?! Кто ты такой, твою мать?!

- Какая грубейшая бестактность с моей стороны! Совсем забыл представится! - последний полушаг в мою сторону... нет, прямо на меня, с изящным жестом протянутой правой руки. - Я Дэниэл Мэндэлл-младший, исполняющий обязанности президента "Глобал-Вижн" и отныне ваш самый главный бос и начальник!

Широкая улыбка, от которой режет прямо по сердечному клапану, но не от ее захватывающей и ослепляющей красоты. Она слишком идеальна, практически безупречна, как и внешность этого человека – от совершенной укладки темно-каштановых волос до тщательного маникюра с палировкой ногтей на длинных сильных пальцах. Светло-серый серый костюм-тройка с легким серебристым отливом и приталенным однобортным пиджаком, с идеальной посадкой на чертовски широкоплечей статной фигуре. Мягкие спокойные движения, безупречные манеры наследного кронпринца! А главное возраст и черты лица! Едва ли сорок, но и в тридцать он абсолютно не укладывался (больше не укладывался!). Тот самый пресловутый средний возраст? Наверное он и считался для мужчин самым идеальным, делая их внешне до конца сформировавшимися сильными и опытными альфа-самцами. Не знаю на счет остальных, но Мэндэлл-младший выглядел именно так!

Была ли это игра, почему он ждал меня здесь (а, главное, как давно?), но все, что я сейчас видела, чувствовала, пропускала сквозь себя – буквально вопило во мне во всю глотку "Держись от этого человека как можно дальше! Не подпускай его к себе! Сделай все возможное, чтобы он не понял, не догадался... не увидел-не учуял-не унюхал твоего зашкаливающего страха... как сильно ты его боишься... и как долго ты ждала этой встречи!"

- Боже... для меня самой это... настолько неожиданно. Такая высокая честь, господин Мэндэлл! Мне безумно приятно познакомиться с вами лично!.. - попытка вложить остатки изящества практически скованного намертво тела в жест протянутой навстречу его руке моей почти вспотевшей ладони, венчается переменным успехом. Улыбаюсь, даже кокетливо склоняю голову, одновременно перебрасывая остатки резервных сил на борьбу с внутренней дрожью в легких, в голосе, в самой руке!.. Мне хочется дышать во всю грудь. Еще немного, и легкие буквально разорвет изнутри, я просто задохнусь из-за нехватки кислорода... или это сделает чья-то невидимая рука, перекрывшая-стиснувшая мою трахею изнутри.

- Разве я мог допустить подобную бестактность и не поприветствовать лично одного из самых выдающихся фотографов современности?! Алисия, вы меня обижаете! Мы столько лет потратили на переговоры с "Доминик-Хаус" и вами. Эта сделка просто обязана стать историческим событием и не только в полувековой истории нашей компании. Так что я могу жалеть лишь об одном невосполнимом упущении со своей стороны – о том, что не смог присутствовать лично на вчерашней встрече. Поэтому, мне приходится тайно надеяться, что эти скромные цветы частично загладят мою вину и станут чем-то вроде дополнительного бонуса-презента к вашему первому официальному рабочему дню в стенах "Глобал-Вижн".

Нет, при соприкосновении наших пальцев не выбило искры статического напряжения, да и меня собственно не долбануло смертельным разрядом в тысячу вольт. Я не вздрогнула, не подпрыгнула, не ахнула и не всхлипнула, но... черт меня дери, дыхание задержала! Потому что я действительно ожидала пропустить все это через свою ладонь, как и острейшую вспышку-желание вырвать руку из его руки, едва почувствую хоть что-то ненормальное. Если он со всей силы сожмет свои пальцы, вгонит ногти в мою кожу, плоть, продавливит до самых костей, до треска в суставах насквозь... дернет на себя со всей силы...

Мягкое, я бы даже сказала, далеко не крепкое рукопожатие... Черт, нет! Все не так... как и то, что происходило...

Моя ладонь все еще в его руке, как в тугом обволакивающем вакууме мягкого горячего песка с живыми струйками юрких змеек сбегающих микрогранул по чувствительной поверхности кожи, по уязвимым линиям-складкам ладони. Едва уловимое движение его большого пальца с теплом-отдачей его практически неощутимого пожатия. Мы все еще держимся друг за друга, или, скорее, он меня все еще держит. И почему я так заостряю на этом внимание? Или держусь не менее цепкой хваткой за его взгляд?..

Господи, я совершенно забыла, что кроме нас двоих здесь присутствовало еще пара свидетелей... очень молчаливых свидетелей!

Знаю, вижу, чувствую, понимаю лишь одно. Еще минута... другая и я стану ощущать намного больше, чем тепло с подвижной структурой его широкой ладони, длинных сильных пальцев и плотной кожи. Если он скользнет большим пальцем по моему внутреннему запястью и прижмет его к пульсу даже поверх манжета рукава черной водолазки... Fuck! (А если еще и оттянет край манжета с самого запястья и посмотрит туда на мою бледную кожу...)

- А вот это было не просто излишним, но и крайне необдуманным поступком! - даже качаю головой с нотками легкого осуждения и не только в голосе. – Я не люблю, когда мне дарят цветы. Вернее, я вообще не люблю цветов! Особенно, когда они срезаны и должны медленно умирать на моих глазах в подобном положении. А если еще и в таком безумно большом количестве...

Только сейчас ловлю себя на мысли, что все это время смотрела прямо в его лицо. Глаза в глаза, взгляд за взгляд... дрожь-движение пульсации зрачков, как иглами сенсорных датчиков детектора лжи, выписывающие ломанные зигзаги на длинной ленте экограммы. Маленькие, едва уловимые частоты в воздухе... нет!.. именно в нем, в его теле, в его глазах, в чертах его лица, тональности и звучном тембре голоса, температуре и движении руки. Я словно выискивала, выхватывала их, чуть ли не втягивала через ноздри их запах... будто ждала, следила, пыталась поймать-подловить.

- Да, действительно, я читал об этом в каком-то из ваших интервью, а может даже и слышал. – вскидывает с невозмутимостью брови домиком и даже передергивает плечом. Левая рука с указательным пальцем вырисовывают в воздухе изящный иероглиф тайного шифра.

Мощный толчок сердца безумным рывком по тесным прутьям грудной клетки вынуждает меня вытянуть свою ладошку из его ладони. Я почти уверена, что он ощутил его отдачу или более того. Расслабляя пальцы и абсолютно не препятствуя моему запаниковавшему отступлению. Меня накрывает волна за волной, не смотря на внешнее спокойствие с похвальной невозмутимостью. Я реально хочу сделать несколько шагов назад.

- В одном из ток-шоу, правда, не помню точно в каком и когда. Там вы очень подробно расписали все свои оригинальные странности и ненормальные привычки. Все это звучало и выглядело забавной шуткой, но мне очень понравилось и запомнилось, особенно про цветы, украшения и острую неприязнь ко всему романтическому. Признаюсь честно, мне тогда показалось, что вы юлите. Женщины обожают подобные знаки внимания, и если говорят, что не любят цветов, то все равно тайно надеются их получить. Ведь суть не в самих цветах, а в смысле и попытке выразить определенные чувства или мысли самого дарителя. Я уже молчу о символике и значениях подобного вида подарков.

- А они присутствуют?.. Именно в данном случае?

- Безусловно! - это не просто улыбка - поджатые губы с легким прищуром глаз, с расслабленной жестикуляцией обеих рук, отправленных почти сразу же в карманы брюк под полы пиджака. – Это слабая попытка передать размеры моего восхищения перед всеми вашими талантами, мисс Людвидж! Может количество бутонов и не составляет всего количества дней долгих утомительных переговоров и ожиданий, но, надеюсь, общее количество лепестков почти приближено к их цифре.

Если это не был контрольный... тогда я точно не знаю, что это было! Смертельная инъекция нитро-адреналина прямо в сердечную мышцу? Попытка довести сокращения моего сердечного клапана до критической отметки? Пока вскипевшая кровь не порвет все сосуды, вены, артерии и не затопит меня изнутри? Или я скончаюсь намного раньше от взрыва панической атаки прямо в голове, хлынувшей замораживающей волной жидкого азота по всем суставам, мышцам и даже костям до самых пяток?

Я до сих пор стою на ногах? Я не бьюсь в конвульсивных припадках и не умоляю его остановиться, прекратить весь этот фарс, валяясь у его ног?

- Признайтесь, Алисия, только честно. Какая у вас возникла самая первая реакция, когда вы увидели все эти цветы и поняли, что они для вас? Разве не восхищение с восторгом? Сомневаюсь, что это были неприязнь и отвращение...

Хоть убейте, понятия не имею, с какой именно целью вы мне все это сейчас говорите, мистер Мэндэлл-младший. Но если ваше появление здесь связано с попыткой убедить меня, что вы не помните и не знаете, кто такая Эллис Льюис, что ж, я с превеликим удовольствием вам подыграю! Но только при одном условии! Это будет первым и последним из всех ваших снисходительных спусков с вершины вашего Олимпа.

Надеюсь, ты утолил свое праздное любопытство, увидел-узнал все что хотел? И поскольку я смогла устоять перед тобой, не упасть лицом ниц к лакированной коже твоих фирменных черных туфель по две штуки за каждую, значит... я прошла твой тест на отлично!

- Сложно сказать, господин Мэндэлл. Это было слишком неожиданно. Хотя вы правы! Но мне кажется, что сам эффект был достигнут именно количеством. Все равно, что очутиться внутри цветочной лавки.

Уже не удивляюсь ни своему спокойному ровному голосу, ни той смелости, с которой смотрю с высоко приподнятой головой в глаза этому незнакомцу. И нет, это не вызов, и не потому, что я улыбаюсь, возможно с легкой иронией и снисходительностью. Но, черт возьми! Мне уже давно не двадцать, Дэн. Я уже не та зашуганная и малоопытная малышка Эллис, которой ты так легко мог вскружить голову только лишь прикосновением к ее ладони, парочкой фраз глубокого бархатного баритона с беспрепятственным погружением подминающего взгляда в само сердце... нет, в самую сущность, в основу всех основ! Тогда у тебя еще была возможность с шансом переделать и перенастроить всю меня только под свои личные запросы и нужды. Но теперь все изменилось. Теперь все иначе! Такое больше не возможно ни в принципе - ни сегодня, ни здесь и не сейчас!

- Если бы это был всего лишь один букет или даже три, а не целое море, тогда, да. Я бы определенно испытала сильное разочарование. Но на данный момент все эти цветы не являются символом их прямого предназначения. Сейчас они выполняют функцию части общего интерьера самого кабинета – его красочного антуража. Вот только, боюсь, что желаемый эффект воздействия так же скоротечен, как и ближайшая судьба всех этих несчастных красавиц. Поэтому я тайно надеюсь на ваше будущее благоразумие, и что вы более не станете проявлять подобных жестов перед человеком с определенным уровнем мышления. Едва ли он изменит всем своим привычкам после неудачной попытки доказать ему иную сторону вещей с помощью количества, а не качества!

- А здесь я с вами крайне не соглашусь! Поскольку я не отношусь к тем людям, кто станет давить количеством, если сперва не убедится в безупречности и качестве каждого отдельного элемента. Если вы посмотрите повнимательней, то едва ли, даже при самом тщательном осмотре, найдете хоть один порченый бутон или стебель. И уж тем более, в дальнейшем, мы не будем обсуждать мои личные порывы и пристрастия касательно всех моих поступков. Особенно в пределах моей компании!.. Если мне не изменяет память, вы так же являетесь ярой противницей драгоценных украшений и определенного фасона женской одежды, а именно юбок и платьев?

Твою срань!..Бл**ь!!!..

Я на самом деле и абсолютно не была готова к этой встрече, к подобному разговору, не говоря уже о подобном Дэниэле Мэндэлле-младшем! За несколько минут непринужденного разговора он успел раз десять раскачать мои эмоциональные качели до эффекта "солнышка". Я не завопила от стынущего в жилах и легких кипящего льда только благодаря его страховочному присутствию. Его невозмутимой улыбки и щедрой милости позволить мне отвести глаза и пробежаться поверхностным (и ни черта не видящим!) взглядом по окружающим зарослям шикарных роз... Успеть зацепиться на пару секунд за фигурку и восхищенное личико неестественно притихшей Робин Поланик... И снова вернуться, возможно слишком поспешно и резко к его лицу, к его глазам, к успокаивающей улыбке очень щедрого, но крайне неуступчивого хозяина.

- При чем здесь украшения и... платья? - пытаюсь выдавить удивленный смешок, хотя очень сильно тянет прикусить язык. Голос все-таки дрогнул. Опора под ногами треснула и качнулась и вовсе не из-за последнего замечания.

- То, что в это воскресенье вы официально приглашены в Брэдхолл, на благотворительный раут от семейств Мэндэллов-Брэдфордов и Спарксов. И ваше присутствие на этом вечере обязательно, поскольку вы являетесь одной из его важнейших частей. Моя компания, а вернее мой отец страстно жаждет похвастаться новым приобретением "Глобал-Вижн" перед всеми своими друзьями и именитыми гостями. И думаю, вы прекрасно понимаете, что подобные мероприятия станут неотъемлемой частью вашей профессиональной деятельности. Поэтому, я очень надеюсь, что в багаже, привезенном вами из Карлбриджа, каким-то чудом окажется парочка вечерних платьев от европейских кутюрье, плюс два или три гарнитура хотя бы полудрагоценных украшений... Мне совершенно не интересно, что вы сделаете с этими цветами - выкинете, отдадите в больницу для бедных или толкнете по e-bay. Но вот в каком виде вы явитесь на вечер в Брэдхолл, здесь все ваши аргументы с доводами, к сожалению, абсолютно бессильны!

- Даже если я слягу с пневмонией и не смогу передвигаться без помощи инвалидной коляски? – произношу эти слова раньше, чем успеваю осознать, что мне далеко не весело и я вовсе не шучу.

Мягкая снисходительная улыбка самого терпеливого и милостивого господина в мире. Fuck!

Кто бы ты ни был, Мэндэлл-младший, клянусь, что теперь я точно не хочу узнавать кто ты такой на самом деле. И только попробуй сейчас поднять руку и в благосклонном жесте коснуться моего лица...

Боже, я готова поклясться, что почувствовала именно этот порыв-желание в твоих непроницаемых бесчувственных глазах, лишенных улыбки, открытости, но не черной зыбкой тени знакомого калейдоскопического движения. Ты действительно думал об этом и хотел сделать именно это, да?

Твою мать!.. я же не могла... не должна такого ощущать и видеть!

- Думаю, наличие инвалидного кресла не является основной причиной, чтобы не одевать вечернего платья с драгоценностями. И далеко не самое веское оправдание, мисс Людвидж! Дресс-код на подобных мероприятиях такая же неотъемлемая и важная часть вечера, как и все ваши непримиримые условия для проведения тематических фотосетов. И я крайне рассчитываю на ваше благоразумие и верно принятое в последствии решение! Мне почему-то кажется, что вам не захочется расстраивать Дэниэла Мэндэлла-старшего. И тем более давать повод остальным судить вас за ваши вкусы и привычки у вас за спиной. Я нисколько не сомневаюсь в безграничной глубине ваших творческих талантов и особого виденья в мире искусств и авторских фантазий, мисс Людвидж...

Неожиданно делает совсем небольшой шаг на меня... и я в тихом ужасе понимаю, что это был тот самый переход, щелчок ловушки или капкана.

Нет, я не загнана в угол. В любую секунду я могу отступить, развернуться, помчаться сломя голову на выход... Вот только все эти идеи, включая свободу передвижения, свободу мыслей и свободу изъявления – всё это лишь мнимая иллюзия свободы. И я действительно зажата со всех сторон, и не присутствием других людей, а человеком, стоящим напротив меня в самый притык.

Я не знаю, когда и как он это сделал, ни разу не повысив голоса, не проронив ни одной угрозы, не изобразив того же наигранного разочарования... но сейчас он игрался моими страхами и напряженным выжиданием, как беспечный гроссмейстер-виртуоз с наивным новичком. Он обыграл меня без особого напряжения, просчитав все варианты моих возможных ответов за десятки ходов вперед, и теперь делал последнее движение рукой, чтобы поставить заключительный шаг и мат.

И в этот раз я все-таки вздрагиваю. И кажется, он прекрасно это чувствует, и не одной ладонью, а сразу двумя, перехватывая мою безвольную руку изящными движениями непревзойденного факира. И мне вовсе не чудится. Уголки губ углубляются, черный шоколад живых зрачков расширяется, вытесняя золотистый бурбон пульсирующей платиной. Двойной-тройной удар на поражение, точно в цель! Перестаю дышать, думать и почти видеть, но... не чувствовать! Снаружи, внутри, в глубине... в очень-очень головокружительной глубине...

Нет, пожалуйста, только не это! Не сейчас! Не смей! Я не же не знаю, мать твою, кто ты! Не смей делать со мной того, что когда-то умел делать десять лет назад! Ты не имеешь на это никаких прав!

- Но вы должны понимать, что в реальном мире всегда берут верх реальные правила и законы. И они не оспоримы при любом раскладе, как бы сильно вам не хотелось доказать или отстоять обратного. По большей части мы оказываемся в определенном месте, достигая определенных вершин благодаря своему благоразумию и трезвой оценке жестокой реальности. Нам многое может не нравится, но где бы мы сейчас с вами были, если бы и по сей день поступали так, как подсказывает нам наш интуитивный посыл или детские капризы?..

Нет, нет... и еще раз нет!!!

Такие слова не возможно заранее продумать, просчитать, вызубрить и выдать за нахлынувшее спонтанное вдохновение. Ты не мог так мной управлять, подталкивая в нужном тебе направлении...

Господи... неужели это и есть твой контрольный?! Так ты за этим сюда пришел? Именно за этим?! Разыграв, как по нотам весь свой безупречный фарс! Как я могла поверить, убедить себя, что ты якобы ни черта не помнишь? Такие как ты не спускаются с вершины своего Олимпа к его подножию, к таким как я. Ты же все помнишь, твою мать! И ты здесь не из праздного любопытства!

Господи... Зачем?.. Для чего?..

...Тише, тише... это всего лишь жест вежливого внимания, всего лишь слова, не более! Неужели ты и вправду могла подумать, что я готов сделать нечто сумасшедшее на глазах у стольких свидетелей? А может ты испугалась совершенно другого? То, что никогда не было тебе подвластно, но всегда являлось частью тебя, частью твоей неразделимой сущности, то, что готово в любой момент сорваться и выйти из-под твоего мнимого контроля?

Ты тысячу раз права, дорогая моя! Все не так просто и далеко не легко. Даже думать не смей, будто вся эта игра далась мне с необычайной легкостью пресыщенного патриция. Ты и не представляешь, как сильно мне хотелось переиграть весь этот сценарий, и именно так, как требуют правила ведения честной игры! Как ты должно теперь это все видишь и чувствуешь в своем собственном неограниченном черно-бело-красном воображении! Все только по честному, в открытую, выпуская на волю всех закованных демонов, все запечатанные под десятью гранитными плитами истинные откровенные эмоции и чистейшего безумия! Вот только боюсь, ты бы не успела продержаться и двух минут!.. Впрочем, как и я сам...

О, да, я прекрасно знаю, что ИМЕННО я хотел бы тебе сказать, какой именно совершить шаг, движение, жест...

И я не мог сделать этого вчера. Если бы мы встретились, боюсь, ты бы сразу все поняла, при первом же пересечении взглядов, пусть даже на интуитивном уровне, но ты бы точно сбежала. Это же очевидно, как ясный божий день.

И если бы ты знала... что мне пришлось этим утром в душе дрочить самому себе, кончая не раз и не два, только от мысли, что у меня спокойно встанет стоит мне только тебя увидеть вблизи... стоит лишь почувствовать ударную волну твоих оголившихся эмоций и страхов... стоит только лишь услышать (ТВОЮ МАТЬ!!!)... услышать твой запах, пусть даже скрытый тройным слоем ароматов шампуня, геля и французских парфюмов, даже в окружении этой гребаной цветочной вони!.. И да, черт возьми, у меня почти встал, даже не смотря на таблетку успокоительного, принятую за пару часов до этого.

И я на самом деле почти под кайфом, и далеко не из-за таблеток. Накачайся хоть тройной дозой, достаточно только посмотреть в твои глаза, коснуться твоей руки, мягкой теплой кожи, погрузиться в дрожащий блеск расширенных зрачков... и я уже ощущаю себя богом! И мне теперь ничего не стоит, щелкнуть пальцами и запустить режим реального обоюдного времени.

Моя наивная глупая девочка. Ты все надеешься? Особенно сейчас? Тебе все еще хочется верить, что это только лишь эффектный выход Мэндэлла-младшего, которому вдруг ударило в голову показать тебе на каких вы теперь позициях, что это всего лишь его игра?

Нет, милая. Мне просто надо было увидеть самому, насколько ты еще далека от реальности... от моей собственной настоящей и уже запущенной реальности. Что видеть и чувствовать меня далеко не одно и то же, как понимать или пытаться прочесть мои мысли.

А как ты испугалась, что я коснусь большим пальцем пульса на твоем запястье на правой руке, возможно, как и сейчас, в этот самый момент. Неужели ты забыла, или решила, что я успел забыть о другом источнике пульса на твоей ладони? О венозной жилке под большим пальцем, за пульсацией которой я когда-то так любил наблюдать визуально даже не прикасаясь... И которую я теперь чувствовал снова, под своими пальцами, спокойно считывая бешенный ритм собственной кожей, собственными нервными окончаниями без каких-либо ненужных движений, всего лишь расслабляя руку и подключаясь к твоим рецепторам, к твоей оголенной сердечно-сосудистой системе.

Fuck! Как от такого не опьянеть и не поплыть? Как суметь удержаться, не поднять руки, не провести кончиками пальцев по совершенному контуру бледного личика, не поправить прядь волос, не ощутить их скользящий шелк, мягкость и чистоту... не приподнять за подбородок голову, чтобы больше никогда не смела отводить взгляда без моего разрешения! Перед этим приказав опуститься на колени... нет, не словами, а именно нажимом-давлением собственного взгляда! И ты бы это сделала! Я знаю, я чувствую это, как и всю твою обнаженную уязвимость, как все твои ничтожные попытки устоять, выдержать, воспротивиться!..

О, как бы я хотел переиграть все это по своему! Как бы хотел сорвать с тебя этот нелепый защитный панцирь убогого противостояния, оголив тебя всю, как есть, без права увернуться, прикрыться, осознать, что это и есть та самая линия-грань, которую ты больше никогда не посмеешь переступить... Тонкая красная нить-леска, которой я вышью пунктирным швом по всей поверхности твоего тела, обозначая границы своих владений, господства и единовластия. И поверь, моя девочка, на твоей чистой безупречной коже не останется ни одного пустого места! День за днем, час за часом, минута к минуте, секунда в секунду... стежок за стежком. Медленно, с каждой испитой новой каплей твоей боли и пьянящих слез, тихих немощных стонов и криков нереального наслаждения. Это станет ведущей музыкой - совершенной симфонией моего бытия...

"Господи... Зачем?.. Для чего?.." - "Можно подумать ты совсем не понимаешь. Все ты прекрасно чувствуешь и осознаешь на подсознательном уровне. Оно уже в тебе, оно проходит через и сквозь тебя, ведь это ты всегда была главным источником, тем самым каналом-связью, тем, что всегда нас соединяло с нашей общей вселенной. Ты сумела сбежать, но не остановить ее! Да, теперь она изменилась, трансформировалась, окрасилась в кроваво-огненные оттенки, но в этом и заключается все ее нынешнее великолепие! Она куда сильнее, она пульсирует в твоих венах, она наполняется-насыщается твоим запахом, она вливается в тебя через мои руки, мой взгляд и голос... только в тебя! Не сопротивляйся, ты же знаешь, что это бессмысленно!"

"Пожалуйста, не надо! Не делай этого! Не смей! Я не хочу этого чувствовать! Я не хочу чувствовать ТЕБЯ!" - "Поздно, Эллис, поздно! Не я начал эту игру!" - "Не правда! Я никогда и ни во что с тобой не игралась и не собиралась!" - "А я и не говорил, что собираюсь сам с тобой играть!!! Прекрати! Слышишь?! Не смей сопротивляться! Слишком поздно! Она уже в тебе!.. Я УЖЕ В ТЕБЕ!!!"

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Это слишком невероятно, чтобы быть правдой! Я определённо всё ещё сплю, и этот сон растянулся в целую вечность, атакуя воспалённое сознание удар за ударом, слово за словом… прикосновение за прикосновением… Это не может быть реальностью! В реальности нельзя ТАК прочувствовать человека всего за короткие мгновения, пребывая под шоковой анестезией мощнейшей дозы адреналина с убойным комплексом зашкаливающих страхов…

Но я чувствовала, боже правый, я действительно всё это чувствовала… чувствовала ЕГО!..

Нет, это совершенно не то определение! Его нельзя описать словами. Это как… раскрыться всеми оголёнными нервами и самыми уязвимыми точками навстречу высоковольтному разряду, превратить собственное тело в проводник чистой боли и выворачивающих на изнанку ощущений. Впустить-пропустить его вышибающий ток через все клетки тела одновременно и по отдельности, сквозь каждый плавящийся нейрон… Прочувствовать его выжигающую пульсацию во всех венах, в горящей коже, циркулирующей кипящей кислотой в каждом сосуде и капилляре. Боже… чувствовать настолько глубоко реальной физической болью, впивающейся резью, жжением, удушающими сжатиями стягивающейся спирали по всему позвоночнику…внутри каждого диска позвонка… Fuck!!!

Почему я не кричу и не просыпаюсь? Почему и дальше позволяю ему проникать в меня и… резать изнутри?!

Отпусти!.. Умоляю! Хватит! Перестань!!!.. Уйди, исчезни… растворись!..

Тогда почему не могу отвести глаз первой или вырвать руку? Просто сбежать?

Реальность невозможно ничем переиграть, задавить, заставить подчиняться твоим правилам или прихотям. Если даже сны не подвластны твоему ментальному вмешательству, как ты можешь воздействовать на отрезвляющую действительность, на собственные эмоции?.. Если только не сойти с ума, резко и неожиданно, в один щелчок пальцев… его пальцев…

Или же я вру самой себе?..

Видеть, слышать, ощущать… чувствовать… О, боже! Разве во сне такое невозможно? Сны слишком нестабильны и искажаются практически на протяжении каждой пройденной секунды. Реальность постоянна, статична и непоколебима, как сейчас, в чётких ощущениях, в неизменных линиях и определённой структуре одной цельной фактуры – живой, энергетической трёхмерной формы, плотной, осязаемой и просачивающейся…

И ты не просто держишь меня за руку, за мой взгляд – это было бы слишком банально, особенно для тебя. И я не просто вижу перед собой ТЕБЯ, столь реального и невозможного, задавливающего и разрывающего на лоскутья все мои немощные попытки зацепиться за тебя нынешнего… Вынуждая меня бороться с собственными интуитивными порывами собственного неспящего тела и сознания. Разрывая между и между… Страхи, неверие, срывающийся здравый разум под гулкие тамтамы расслоившегося сердечного клапана, под мощными ударами осязаемой ненормальной одержимости…

Хочу поднять другую руку и коснуться твоего лица! Почувствовать горящими рецепторами кончиков пальцев твою кожу, твёрдую линию скул, подбородка… нежный контур губ!.. Ты не исчезнешь! Твою мать! И это действительно ты, пусть лишь во внешней оболочке Дэниэла, которого я так хорошо когда-то знала… это на самом деле ты! До невозможности реальный, слишком живой… невероятно сильный!

И тебе снова удаётся то, что не удавалась после тебя никому другому!

Господи… десять лет!.. А были ли эти годы между нами вообще? Смогла ли я от тебя избавиться? Или мне удалось убедить себя в этом? Иначе, как объяснить тот феномен, то, что ты сейчас делал со мной в эти самые секунды, сминая, уничтожая каждым произнесённым словом, каждым невозмутимым отлаженным движением, каждым прожигающим насквозь взглядом всё то, что я так старательно, с маниакальной педантичностью и немощными потугами выстраивала между нами…

Крепость, форт, военная база, десять десятиметровых осадочных стен? Тебе не надо их пробивать, таранить, поджигать или взрывать. Достаточно залить сверху пятибалльным цунами или затопить ядовитыми газами своего самого сильного и быстродействующего биологического оружия…

Твою ж мать! Ты и был всегда этим самым оружием, токсином моментального действия, вирусом, моей смертельной болезнью!.. Десять лет у меня не было доступа к нему, к тебе, а теперь… Самой мощной, запредельной дозой, прямой инъекцией в вену, в позвоночник, в костный мозг, в сердечную мышцу!

Господи всевышний. Почему я всё ещё не кричу? Или я ещё под анестезией собственного адреналина и не до конца ощущаю эту боль? У меня ещё всё только впереди?..

-…Да! Реальность слишком жестокая и отрезвляющая, бьёт наверняка и редко когда попадает мимо. Поэтому, мы и стараемся смягчить эти удары всеми доступными нам способами. Так что, со своей стороны, мисс Людвидж, могу пообещать лично со всей ответственностью… - широкая, очаровывающая улыбка (или оскал), как контрольный к последним словам, столь же осязаемым и проникновенным, как и каждое движение мимических мышц лица, как и каждое усыпляющее скольжение пальцев, тёплой кожи рук на моей почти не дрожащей ладони. – Я постараюсь сделать всё возможное и невозможное, чтобы предоставить вам максимум комфортных условий для работы и пребывания не только в стенах данного здания! Но я так же надеюсь на ответную отдачу с ожидаемыми дивидендами и от вас, Алисия. Увы, в первую очередь я всего лишь бизнесмен. И если я во что-то вкладываю деньги, силы и… определённые планы с перспективами на ближайшее будущее, я рассчитываю выжать из данного проекта по максимуму. Понимаю, для такого профессионала, как вы, подобные слова излишни, но мне бы очень хотелось установить между нами что-то вроде того самого доверительного контакта меж понимающими друг друга людьми, которым при общении не нужно использовать большого количества слов (ты ведь взрослая девочка, Эллис, так постарайся проявить благоразумие уже сейчас!). Так что я надеюсь заполучить не только ваши таланты и способности непревзойдённого арт-концептуалиста художественной фотографии, но и использовать вас в качестве ведущего лица нашей компании для привлечения новых инвестиций и большого притока клиентуры. Да, это всего лишь бизнес, тем не менее я искренне рад как нашему знакомству, так и той исключительной возможности видеть вас частью нашего маленького, но весьма яркого мира, частью нашей компании. Лёгкого начинания в первый рабочий день, Алисия и… до скорой встречи. Надеюсь увидеть вас в это воскресенье без инвалидной коляски! (и нет, милая, это не завуалированное желание, и не тайная просьба, это констатация факта с прямым приказом!)

Последняя на этот день улыбка поджатых губ изощрённого циника перед последним завершающим смертельным броском или выстрелом… Смотреть в эти проникающие в тебя завораживающие глаза и не иметь возможности пробиться через их неприступную оборону титановой стали? Разве это честно? Беспрепятственно просачиваться в меня, жечь меня изнутри, душить, перетягивать-переплетать пальцами хрупкие нити моих нервов и эмоций, и при этом… не подпускать к себе дальше расстояния вытянутой руки, дальше касания ладоней, пальцев… губ!

Тебе было мало затопить меня своим разъедающим токсином изнутри, так ещё надо завершить свой крестовый поход оттиском-клейма несокрушимого триумфатора, контрастной прохладой печати «почтенного» поцелуя?..

Как я не дёрнулась в унисон судорожного удара-спазма собственного сердца? Как не выдернула руки из его ладоней до того, как он нагнулся с довольно ясным и показательным намереньем? Может меня парализовало? Или обрывки здравого разума удерживали моё тело в паре микронах от вопящих инстинктов самосохранения? Или это всё-таки он удерживал меня сам, и далеко не одним ласковым пожатием рук, перетянув все мои мышцы невидимыми зажимами-стяжками, припечатав-припаяв к месту раскалённым прессом ментального воздействия, незримого касания-стимуляции затягивающихся узелков замораживающего страха, накидывая петлю за петлёй, звено за звеном…

Простой поцелуй руки? Нет, только не для меня и уж тем более не для него! И он не позволит мне сжать пальцы, напрячь ладонь, показать хоть одним едва уловимым движением или вздохом своё неприятие к его поцелую… поскольку его попросту нет! Потому что чувствовать его снова через столько лет в таком состоянии – равносильно пережить десять клинических мини-смертей… Остановка сердца – инъекция адреналина прямо в сердечный клапан его руками! Новый, мощный толчок под прохладный отпечаток его прижимающихся губ, ударом удушливой испарины, обволакивающим саваном невидимого пара, второй кожей поверх всего тела. Я хочу умереть, здесь и прямо сейчас, или каким-то немыслимым чудом остановить это безумие, взмолиться, выдернуть наконец-то руку!

Хватит, умоляю, ты уже сказал-сделал, что хотел! Ты уже напугал меня до смерти. Остановись, не заставляй упрашивать тебя об этом на коленях! Ещё пара судорожных вздохов и я разрыдаюсь! Неужели ты этого и ждёшь? Вывести меня первой из игры практически на первых ходах… Прервать этот нелепый фарс моей ответной истерикой? И чтобы тогда было? Если бы я действительно сорвалась?.. Ты готов меня унизить перед другими людьми?.. О, боже…

- Постараюсь сделать все, что в моих силах! - почему не зажмурилась, не сжала пальцы в кулак, лишь бы хоть как-то сорвать/загасить эту картинку, эти ощущения... тебя самого? - Чтобы не разочаровать господина Мэндэлла-старшего! Это было бы... непозволительно с моей стороны.

- Нисколько не сомневаюсь!

Не знаю, что хуже? Чувствовать мягкое... влажное давление его губ на своей руке или снова смотреть в его глаза... и все равно продолжать чувствовать отпечаток его поцелуя на горящей коже, даже под накрывшей сверху сухой ладони. Он и не собирался прекращать своих изощренных атак искусного манипулятора. Ему даже не надо было срывать с меня одежду, чтобы я могла ощутить себя абсолютно голой перед ним, перед присутствующими... перед всем миром. Достаточно скользнуть кончиками пальцев по моей руке едва уловимой ненавязчивой лаской по запястью, слегка поддевая край манжета рукава водолазки. Бл**ь, я была готова поклясться, что он коснулся самой центральной точки его внутренней стороны или у меня разыгралось воображение. Он не мог знать и тем более нащупать букву очень маленькой татуировки. Это попросту невозможно!

- Удачи вам на новом рабочем месте, мисс Людвидж. Как бы не хотелось прерывать столь волнующих и незабываемых моментов данной встречи, тем не менее я безмерно счастлив, что мне выпал такой исключительный шанс познакомиться с вами лично.

Мягкая идеальная улыбка сомкнутых губ завершающим аккордом или выстрелом прямо в мои глаза. А я все жду, когда он выпустит мою руку.

- Взаимно, господин Мэндэлл!

Твою мать, хватит уже! Отпусти! Разожми пальцы... хватит душить меня, хватит затягивать в себя, в свою кожу, вены, в свои глаза... в свой голос. У меня сейчас голова лопнет!.. Бога ради, остановись! Уйди... исчезни! Еще несколько мгновений и эти затянувшиеся в вечность минуты окончательно меня добьют.

Fuck!.. Что это? Почему?.. Как?!

Я даже не почувствовала, когда именно он выпустил мою руку. И выпустил ли он ее вообще... отпустил ли с ней и меня, разжал ли ладони и пальцы или все еще продолжал накручивать растянутые нити нервов в тугие узелки, пока отходил от меня с той же безупречной улыбочкой с высоко поднятой головой вышколенного кронпринца. Продолжал держать меня своим взглядом даже когда повернулся спиной... продолжая сжимать руки на моих дрожащих запястьях... на моем горле...

До сих пор не в состоянии сделать глубокого вдоха полной грудью, никак не могу поверить, осознать, принять все это в себя! Все еще не верю, что не сплю!

Что это такое на хрен только что было, я вас спрашиваю? И почему оно не заканчивается? - Потому что это все только начинается, Эллис. И сделай мне одолжение, только не говори, что ты ни черта не понимаешь...

- О-мой-бог! – Робин Поланик бесшумно подкрадывается на то самое место, где до нее перед этим только что стоял сам президент "Глобал-Вижн". Глаза расширены с фанатичным блеском разыгравшихся не на шутку зеленых бесят, еще немного и из округлившегося ротика вырвется восторженный писк. А ведь за все то время, что Мэндэлл-младший здесь пробыл, он ни разу не посмотрел в сторону своей без пяти минут новой прифигевшей фанатки, даже когда разворачивался на выход. По правде говоря, он и на Эвелин Гувер не взглянул... Будто кроме меня в этом кабинете никого больше не было!

Черт, Робби, я тебя умоляю, только не сейчас! Мне абсолютно не нравится твоя реакция! АБ-СО-ЛЮТ-НО!!!

- Так как на счет цветов, мисс Людвидж?

Перевожу растерянный взгляд на лицо Эвелин, хотя продолжаю тянуться боковым зрением в коридор приемной за движением удаляющегося Мэндэлла.

Вы что не видите, вашу маму?.. Он же еще здесь!

Прекрасно знаю, или скорее чувствую, что он не обернется, не посмотрит через плечо, не выдаст ни движением, ни взглядом с улыбкой своих истинных чувств и уж тем более не рассмеется мне в лицо. И не потому, что и дальше намерен разыгрывать весь этот фарс с нашим якобы первым знакомством, а потому что это давало слишком много власти и преимущества в его и без того все контролирующие руки.

Хоть убейте, до сих пор не понимаю и не знаю, чего хочу!

Да! Возможно смотреть в его спину, четко видеть, осознавать, что это реально он, что это не галлюцинация и не сон и... он не исчезнет, даже когда полностью скроется из виду. Он будет все это время рядом! Да, вашу срань! Он же и был все это время рядом! И вчера тоже!

Какие на хрен гребаные цветы, если я до сих пор чувствую его? Руки, отпечаток губ, оттиск прочных шелковых нитей ментального кокона, врезающихся в каждый участок перетянутой ледяным ознобом кожи. Мне надо сесть, а лучше лечь или упасть замертво...

- Кстати, мисс Людвидж, на десять запланировано собрание директоров рекламных отделов, и вам как раз надо будет встретиться с господином Харпером.

- Кто такой господин Харпер? - Робин вклинивается в завязавшийся разговор, который меня абсолютно не тянет поддерживать.

Я и половины не понимаю из того, о чем они говорят.

- Ваш непосредственный начальник, Эдвард Харпер – глава отдела фото-художественной рекламы.

Даже не сомневаюсь, что Гувер произносит все эти слова со своей эксклюзивной улыбкой идеального секретаря. Она буквально сияла в ее мягком, никогда не повышающемся голосе. Только сейчас ловлю себя на мысли, насколько ее безупречная расстановка слов и фраз схожа с манерой словоизложения Дэниэла Мэндэлла-младшего.

Да чтоб вас обоих... или сколько вас еще во всем этом здании? Сотни? Тысячи?!

- Вы правы, Эвелин!.. - его больше нет в поле моего зрения. Он только что свернул за угол, скользнув фактурной тенью за толстым стеклом панелей-перегородок приемной.

Мне кажется или я все еще вижу отражение тусклого серебра его костюма... его осязаемого взгляда, застывших на глянцевой поверхности толстого стекла. Да, он не оборачивался, но он мог прекрасно видеть, как я смотрю ему в след в отражении этих долбанных стен и дверей. И не просто видеть...

Поворачиваюсь лицом к секретарше, возможно чуть резче, чем хотелось бы. Почему оно до сих пор во мне? Почему продолжаю слушать надрывный стук сердца по всему телу с... ощущением отпечатков рук, прикосновений, взгляда, голоса, мать его перетак, всего Дэниэл Мэндэлла-младшего?!.. О, нет, он так и не ушел, никуда не собирался и тем более больше никогда этого не сделает и особенно сейчас!

- На счет цветов… Они будут мешать и не только в плане передвижения по кабинету. – стараюсь говорить ровно, спокойно, с нотками легкой обмораживающей иронии, а главное, смотрю все это время в непроницаемые глаза Эвелин Гувер, как впрочем умела делать это всегда – не отводя взгляда первой, усиливая давление его нажима с каждым произнесенным словом.

Я злюсь? Нервничаю? А вы как думали! Надеялись, что я сейчас забьюсь в уголочек, закопаюсь в этих зарослях и просижу там остаток дня, панически вздрагивая от каждого звука и движения?

- Позвать людей, чтобы их отсюда унесли? – похоже она была заранее готова к подобному ходу событий. – Куда бы вы хотели, чтобы их отвезли? В ваш номер в гостиницу или на новую квартиру?

- Боже правый, нет конечно же! Мне еще их там не хватало для полного счастья!

Робин не успевает заглушить собственного ехидного смешка, а у Эвелин, кажется, напрягается не одна лишь улыбка.

- Кстати, что там за этими дверьми? – указываю пальцем в сторону угла смежной комнаты, из которой, возможно, и вышел Мэндэлл-младший в момент моего прихода в этот чёртов кабинет.

Мне надо чем-то себя отвлечь, занять, загрузить голову мыслями и… задавить нервную дрожь во всём теле, пока весь смысл происходящего не накроет выбивающей волной по самое немогу… не придавит и не размажет по окружающим стенам и этим… грёбаным розам.

- О… это ваша личная фотостудия, мисс Людвидж. Вы можете в ней работать в любое удобное для вас время, как днём, так и ночью, как и пользоваться другими студиями в этом здании для более масштабных проектов.

- А там значит… - перевожу направление пальца на другой угол, напротив своего левого плеча. – Укомплектованная квартира со всеми удобствами?

На этот раз Эвелин не сдерживается и слегка поджимает губки, продолжая до последнего тянуть улыбку безупречного секретаря. Видимо, она не понимает (да и не особо рвётся это понять) резкого перепада в моём настроении.

- Можно сказать и так. Да, там комната для отдыха, кухня и душевая с гардеробной.

- Зашибись! – Робин каким-то чудом не срывается с места и не бежит со всех ног смотреть дополнительные бонус-приложения к моему гипернеобъятному кабинету. Могла бы для приличия постараться сдержать свой не в меру бурный темперамент. Как никак, не первый год со мной работает.

- Судя по всему, теперь я здесь могу не только работать, но ещё и жить? – выжимаю снисходительно-поверхностную улыбку невозмутимого скептика и прямиком иду к дверям студии. Дрожащие ладошки проскальзывают в карманы расстёгнутого полупальто – не самый разумный жест в помещении прогретом до 28 градусов, но мне по фиг! Максимум, что ещё могу и делаю – тяну до последнего осанку, высоко поднятую голову с разворотом ослабленных плеч. И не важно, что меня периодически накрывает то вымораживающей до самых пяток арктической мерзлотой, то удушливым коконом липкого жара. И это уже не просто контролируемый страх с чётким пониманием предстоящего и неминуемого. Меня подрубило, срезало, смяло подобно бумажной салфетке в длинных сильных пальцах чужой расслабленной руки… Слабость, полное бессилие и отчаянье?..

Господи! Всё что сейчас могу чувствовать, понимать и ощущать – лишь собственные конвульсии мечущегося в клетке обезумевшей птичкой немощного сознания. Биться внутри себя панической истерией, до ссадин, до крови и рубцов, потому что больше ничего другого не вижу и не осознаю. Только лишь это!

Мне ни черта не интересно. Не хочу ничего рассматривать, разглядывать и уж тем более обживаться. Всё равно ничего не замечаю и не понимаю, даже когда делаю несколько шагов внутри нехиленького зала собственной фотостудии. (Я и не ожидала увидеть что-то здесь для себя нового или особенного, кроме добротно выполненного ремонта и задевшие зрительный нерв пятна из белых стен, высоких потолков и мини-фотолаборатории в самом конце залы). Единственное, за что цепляется сознание практически на интуитивном уровне – за бесплотное ощущение, незримый оттиск в преломляющихся молекулах временного пространства, тлеющего присутствия побывавшего здесь до меня человека.

- Что ж, для подсобки вполне не дурно! – благосклонно, с наигранным скептическим согласием киваю головой.

Нет, я и не думаю останавливаться, тем более на глазах Эвелин Гувер. Пусть записывает на свой секретарский винчестер памяти каждое моё слово и жест. Я даже сама этого хочу и особенно сейчас!

- Можно перенести все цветы сюда. – оборачиваюсь лицом как раз к Гувер. – Даже самым бесполезным вещам иногда можно найти вполне достойное применение. Не хотелось бы, чтобы такие дико дорогие красавицы в конечном счёте скончались от состояния собственного увядания.

- Они могут простоять больше месяца. В воду добавлен специальный раствор…

Чувствую, как по моим губам расползается ухмылочка триумфального ликования. Похоже, госпожа Смит далеко не в курсе, что происходило между мной и её босом.

- Растянутое ожидание собственной смерти? Вполне поэтично. Какое счастье, что я не настолько жестока! – меня вроде как подхватывает новой волной нового источника скрытой энергии. Алисия Людвидж возвращается? Она готова принять вызов и сам бой? Я готова принять ваш грёбаный вызов, господин Мэндэлл-младший?

Да бога ради! Вы восхищаетесь моими творческими талантами и глубиной авторских фантазий? Будет вам и то и другое, и даже третье с десятым!

Что ты сейчас делаешь или пытаешься делать? Надеешься контролировать и управлять потоком моих мыслей, находиться подле меня постоянно без прямого физического контакта? Не смог удержаться от изъедающего любопытства и не спуститься, не посмотреть в мои глаза, не улыбнуться фальшивой улыбкой доброго любящего папочки? Не прикоснуться, не вдохнуть и не испить моих страхов… Ты же пришел сюда как раз за этим, так ведь? Узнать, насколько я уязвима, определить, как глубоко я тебя помню и как именно я тебя помню.

Что это было? Обычное неумное любопытство или что-то большее? Хотел увидеть, как сильно я изменилась и изменилась ли вообще? Хотел узнать меня или вспомнить что-то определённое? Чёрт возьми, какого ты здесь забыл? И, я тебя умоляю, только не говори, что мечтал со мной познакомиться лично.

Ты же сама хотела с ним увидеться, убедиться насколько сильно вас разъединило время, реальность и ваши собственные жизни. Теперь-то что, Эллис? Ты увидела то, что хотела увидеть? Ты хотела именно этого? Или надеялась на иную развязку? Тебя это успокоило, ты определилась, вернулась на землю или ты сама не ожидала подобного поворота событий? У тебя появились новые причины накручивать себя и дальше?..

…Время… Как должно быть раньше ты беспечно относилась к этой мере, не замечая, теряя драгоценные мгновения, поторапливая минуты, часы, дни, недели… Теперь всё будет по другому. Ты уже это ощущаешь. Ощущаешь его давление, монотонный ритм, звучную тяжесть, тягучую нерасторопность… Теперь тебе захочется его остановить или вовсе исключить из своей жизни, потому что ты станешь… ты уже начала ощущать его движение на собственной коже, его острые впивающиеся кристаллы в порах лёгких, сосудах, на внутренних стенках сердечной мышцы… Каждая пройденная секунда будет царапать тебя изнутри напоминая о себе с каждым движением секундной стрелки, потому что каждая секунда будет связана с мыслью о нём, с ним самим, с каждым проделанным им шагом, вздохом, равномерным чётким ударом его сильного сердца. Это будет раздражать, выбивать из равновесия, но ты ничего не сможешь с этим сделать. Ты уже подключена к его циклическому току бегущему в твоих жилах. Теперь ты научишься его ценить, как никто другой. А главное, беречь с маниакальной одержимостью. Ведь именно с этой минуты больше не ты устанавливаешь сроки, не ты решаешь на что и куда тратить своё время, поскольку… у тебя больше нет своего времени! Оно принадлежит не тебе. Как и ты САМА!

Куда идти, с кем встречаться, с кем разговаривать, что делать… Даже не надейся! Забудь о таком понятии, как свобода выбора. Для тебя его больше не существует. Теперь не тебе отмерять каждый твой последующий шаг, длину мысли с силой желания… предела ощущений, глубину эмоций и остроту боли…

Я знаю… теперь я знаю, почему боги завидуют людям. Ведь они не обладают человеческими слабостями, не понимают из-за своего конченного совершенства, что такое эйфория с блаженным упоением, что значит владеть чем-то… кем-то, держать её жизнь в своих руках, касаться пальцами её кожи, пульса… сжимать их с томной нежностью на её сердце…

Fuck!.. Он всё ещё ощущал её на своих ладонях, в зудящей коже, в кольцевых сжатиях каждого воспалённого воспоминания… на немеющих губах… запах, вкус… цвет её живых глаз, бледной чистой кожи… гладкой, нежной, пьянящей, скользящей по твоим рукам живительной прохладой.

Нет, теперь он не хотел прогонять эти ощущения, выцарапывать, выжигать, сдирать их вместе с эпидермисом со своих ладоней. Теперь все было иначе, теперь ему до одури хотелось вернуться обратно, схватить ее за волосы и ласковым нажимом пальцев на затылке заставить опуститься перед ним на колени. Да, Эллис, да, твою мать, увидеть в твоих расширенных до предела глазах реальный немощный страх, осязаемый, физический, выжигающим напалмом всепожирающей вспышки на собственных болевых точках, с бешеным погружением в бездонные недра твоих головокружительных глубин – боли, уязвимости, вязких кошмаров и сладчайшего извращенного возбуждения. Ты же хочешь этого сама, я чувствую... чувствую все твои желания и ответные порывы как никто другой. Вот только на этот раз я не стану щадить и жалеть твоих чувств... твоего тела... Теперь все будет другому, теперь все будет по-настоящему!

Скажи спасибо своим свидетелям, иначе, ей богу, одним коленопреклонением наша встреча не закончилась бы. Я бы на самом деле разорвал на тебе все эти гребаные шмотки и далеко не по швам! Вспорол бы по самым тугим сплетениям, до выедающей рези в собственных ладонях и пальцах, до острых спазмов в перетянутых мышцах, до ненормальной дрожи в перенапряженном теле, до скрежета зубной эмали!.. И хрена с два ты бы посмела хотя бы пискнуть или попыталась позвать на помощь! О, да, теперь я вые*у тебя не только в ротик, моя изнеженная девочка. Считай последние дни, часы, минуты, до своих первых мозолей в горле! И это будет только началом... теперь я буду тебя метить каждый божий день, как никто не осмелился сделать этого до меня! И если понадобится, я распишу не только всю твою нежную кожу красными иероглифами своей авторской подписи, я выжгу свое клеймо по всей поверхности твоей сердечной мышцы, на всех ее коронарных артериях!..

Боже... Прикоснуться ко всему этому, увидеть в своем воспаленном воображении, пропустить через себя, втянуть, впитать, сделать два больших жадных глотка и при этом не выдать своих истинных ощущений с зашкаливающими эмоциями... Это оказалось сверх всех возможных ожиданий... это была что ни на есть самая настоящая вспышка сверхновой, затянувшая перед своим всесметающим взрывом всю окружавшую мертвую материю. Это был не просто взрыв, а самое реальное перерождение – живое, физическое, ощутимое, проникающее во все клетки, молекулы и атомы твоего смертного тела, выжигающее в твоих генах новый неуязвимый код божественного бессмертия, метку самого бога!..

Да, теперь все будет по другому. Ибо это ни с чем не сравнимо! Стать равным самому богу... стать твоим персональным богом, Эллис! Войти в тебя изнутри, навсегда, навечно, забирая то, что всегда принадлежало по праву только мне одному... затягивая, засасывая, поглощая, сливаясь... медленно, клетка с клеткой, капля за каплей, вздох во вздохе, ударом сердца в сердце, секунда за секундой... так, чтобы не успела опомниться, понять, осознать... только прочувствовать и только так!..

Открыть однажды глаза и принять все это за свершившийся факт. Ты моя! Вся, без остатка! Без права на сопротивление, без права думать и принимать решения. Быть только в моих руках. И ты чувствуешь это уже сейчас, в эти самые мгновенья... пытаясь прийти в себя после сильнейшей контузии, определиться в окружающем пространстве, в искаженной действительности. Безуспешно стараясь стянуть-сорвать с себя затягивающиеся петли стальной лески невидимых сетей. Не стоит, милая. В этом нет никакого смысла. Расслабься, не сопротивляйся. Просто позволь этому войти в тебя, позволь этому быть... быть в тебе... стать тобою...

Несколько сильных сжатий пальцев на обоих руках, до острой рези в немеющей коже, до легкой дрожи кулаков в перетянутом напряжении. Нет, он не собирался снимать сладостный зуд с пульсирующих ладоней, наоборот. Он надеялся закрепить, выжечь невидимым ожогом-татуировки осязаемый оттиск прикосновения чужой руки... ее руки... теплый плотный бархат нежной кожи на собственных наэлектризованных нервных окончаниях, в каждой поре, на каждом волоске...

Чистое безумие! Наркоман прикоснувшийся кончиком языка к растертому запаху ядовитого наркотика, вкус которого он едва ли помнил (но прекрасно знал) и не ощущал более десяти лет!

Он почти не чувствует, как вздрагивают уголки его рта, как растягиваются губы в едва уловимой ухмылке под касанием подушечки большого пальца, считывающего с гладкой поверхности тонкой кожицы микроотпечатки вкуса, запаха и осязания ее руки. Пара капель? Всего пара капель и несколько сот тысяч нейронов оседают на коре головного мозга феерическим взрывом плавящихся искр блаженного опьянения.

Боже! Как теперь устоять перед обострившейся жаждой одержимого соблазна – сорваться, упиться до умопомрачения, припасть ртом к самому источнику, погрузиться в него всем телом с головой?.. Выпить-высосать одним залпом, иссушить до самого основания, до самой последней капли, пока оно окончательно не сведет тебя с ума, не затопит изнутри, не переплавит все твои нервы и жилы тягучей жидкой ртутью.

Именно так и теряют контроль сорвавшиеся с тормозов наркоманы после бесконечных сроков добровольной... нет, принудительной, насильственной завязки.

Господи, как же теперь устоять? Как самому все это выдержать? Как растянуть эти ничтожные микрогранулы самого желанного редчайшего наркотика? Как не убить, не задушить, не разорвать тебя раньше, чем он успеет насытиться тобой, сделать первый неминуемый шаг к поставленной цели, сделать самый первый настоящий и глубокий глоток?

Сколько оказывается ничтожно мало требуется для того, чтобы в раз забыть обо всем! О прошедших десяти годах, о нескончаемых днях мучительных пыток реальной физической боли... Всего одна капля запаха и вкуса ее тела, и он готов распрощаться со своим хваленым самообладанием. Когда-то он думал, что сумел покончить со всеми своими слабостями... неужели он ошибался?

Несколько шагов по инерции в нужную сторону.

Можно ли перебить эту ненормальную жажду более действенным напитком? Заглушить, сбить бешеный ритм пульсирующей в висках жилки со всеми пережитыми ощущениями, с мыслью, что она все это время будет рядом... теперь она всегда будет рядом, куда бы не захотела и не вынуждена пойти...

Руки уже почти не дрожат, но кожа все еще покалывает от сладкого онемения. Холодное стекло бутылки и бокала временным компрессом охлаждает зудящие пальцы и ладони. Нет, не к ним он хотел сейчас прикасаться, не их сжимать в вынужденном жесте перед очередным вынужденным шагом. И он не собирался напиваться с самого утра и срываться в пропасть, из которой давным-давно выполз. И он бы все отдал за возможность сохранить, увековечить (законсервировать в клетках своей ДНК) только что пережитые ощущения с чувствами осязания до конца этого дня, года, вечности... Но увы, это было невозможным, как и желание воплотить все свое сумасшествие в жизнь до самой последней маниакальной идеи-фикс.

Достаточно и сорока грамм, но это не значит, что они до конца смоют ее вкус. А может он как раз хотел его усилить... вместе с остротой одержимого соблазна. Почувствовать, как этот жар разольется изнутри, подпитывая дикие будоражащие картинки невоплощенного в реальность сценария.

Да, милая, расслабься, это произойдет не сегодня. Сегодня ты еще будешь думать и наивно полагать, что ты ходишь, передвигаешься и принимаешь решения по собственной свободе выбора. Мне даже будет самому интересно за этим понаблюдать со стороны. Отчасти из желания не торопить событий, отчасти, видеть насколько далеки все твои нынешние страхи с предчувствиями от реальной действительности... от моей и уже столь близкой твоей действительности. В последних часах ожидания определенно есть что-то от садизма, при чем для обоих сторон. И тем сладостней последние минуты приближения долгожданного момента икс.

Неспешные, скорей автоматические шаги в сторону панорамного окна от барной стойки. Пальцы держат на весу за верхние стенки бокала тяжелое стекло прозрачного хрусталя с тонким слоем янтарно-медной жидкости элитного напитка на его дне. Можно было бы выйти на площадку террасы белой широкой лоджии и слегка остудить голову с горящей кожей, но не сейчас. На вряд ли он сможет сегодня даже работать.

Хотя бы несколько часов, чтобы насладиться этими еще свежими, пульсирующими в теле ощущениями. Закрыть глаза, обвести кончиком языка по верхней губе, снимая последние гранулы ее вкуса, впустить его в чувствительные рецепторы во рту, вместе со слюной, кровью растворить в своих венах, впитать до самого последнего атома... Снова увидеть ее лицо, всю ее в своих руках, ладонях, на пальцах... почувствовать исходящие от ее тела живые волны осязаемого страха, уязвимости и отчаянной беспомощности.

Fuck!.. Господи, между безумием и гранью невероятного, в трех шагах от тебя, от возможности поставить тебя на колени уже сейчас, застегнуть тугой кожаный ошейник на твоей лебединой шейке собственными пальцами прямо сейчас, заставить целовать мои руки и ноги именно сейчас! Если только мысли с воображением вызывают столь болезненную вспышку острого перевозбуждения, что же будет, когда я действительно сделаю всё это с тобой? Когда я буквально сорву с тебя всю твою одежду, обнажая не только тело… когда заставлю признать и принять все те чувства и желания, от которых ты так старательно пряталась, зашивалась и безрезультатно избавлялась все эти годы?.. Господи, да!.. Ради этого момента я готов подождать ещё несколько дней!

Счастье в неведенье или в трёх шагах от истины?!..

Мой первый рабочий день? И как прикажете мне его начать? Под прессом эфирного облака преследуемых ароматов бордовых роз и тонкого специфического запаха неизвестного мужского парфюма?.. Чёрт! Да… я согласна слышать их хоть на протяжении всего дня, лишь бы не ощущать иного, едва уловимого и давно забытого аромата! Вот только как теперь мне их разделить и каким немыслимым чудом не связывать с немеющим покалыванием в руке, в коже, с ощущением несходящего прикосновения его ладоней? Всего несколько минут, а я буквально пропитана насквозь этими эфирами – пропитана им… В одежде, в волосах, в тающем послевкусии во рту… Боже правый, я не успела пробыть здесь и часа, а он уже умудрился пометить меня собой.

Если у сумасшествия и есть свои позывные симптомы-предвестники, то Дэниэл Мэндэлл-младший один из самых первых и необратимых. Вирус, который бьёт наверняка с первой же атаки по всей нервной системе, по самым болевым точкам, перекрывая доступ кислорода в мозг, пережимая трахею изнутри… Наблюдая, как первые спазмы асфиксии выбирают из тела все силы с последними попытками вдохнуть, втянуть воздух… выжидая того момента, когда он сам наполнит мои лёгкие и кровь своим токсичным дыханием.

Боже, пожалуйста! Только не сейчас и не снова! Мне срочно надо отключить часть своих бурных фантазий, а ещё лучше – способность чувствовать, думать и понимать! С таким же успехом я могла бы отключить и собственное сознание с автоматической способностью организма дышать.

Только не говори, что ты приходил сюда именно за этим, чтобы деактивировать и перенастроить Эллис Льюис на свою частоту приёма. Выбить почву из-под её ног, наблюдая со стороны весь остаток дня, как она трепыхается и пытается выжить, всплыть на поверхность… - Хватит, Эллис, хватит! Неужели ты не видишь? Он добивается именно этого. Он и хочет, чтобы ты теперь только об этом и думала… думала, ощущала, слышала только его одного! Тонкое, изощрённое наказание через десять гребаных лет!

Что ж… тогда у него это получилось, с первого попадания!

…Может помыть руки, умыться каким-нибудь пахучим мылом? Или вообще залезть в душ и смыть с себя всё это? Вот только боюсь меня не так поймут, включая Робин, или особенно включая Робин!

- Офигеть! Меня же будет теперь колотить весь остаток дня!.. Вчера Мэндэлл-старший, сегодня Младший!.. Кажется, у меня переизбыток эстрогена. Ещё парочка таких шоковых встрясок, и меня можно пеленать в смирительную рубашку!

Как же я надеялась избежать подобных разговоров с фанатичными признаниями от своей обожаемой помощницы, но… это было равносильно желанию остановить все приливы и отливы мирового океана на всей планете.

- Что-то я не припоминаю Мэндэлла-младшего в списке твоих ведущих обожаемых кумиров. Откуда такой… бабский ажиотаж на грани истерии?

Да, я злилась и это слабо сказано. Злилась на собственную слабость, на последние дни своего неконтролируемого состояния, на самого Мэндэлла… на то, что теперь всё и каждый в этом здании будут напоминать о нём, о неоспоримом факте его реального существования, и что теперь он являлся моим главным босом и начальником. Злилась на то, что меня со всех сторон атаковала та самая оглушающая действительность, которую я больше всего и боялась. Боялась её необратимости столь банальной, предсказуемой и нещадной.

За час до возвращения в мой новый шикарный кабинет, Эвелин Гувер, как и грозилась до этого, отвела нас на очередное запланированное представление с участием новых (и слава богу!) совершенно незнакомых мне лиц. Вот только попытка переключить сознание и полностью перенастроиться на свои прямые обязанности и людей, связанных с моей будущей работой, провалилась буквально с оглушительным треском.

Да, мне удалось запомнить куда мы шли, запомнила имя и даже лицо Эдварда Харпера – сорокапятилетнего упитанного шатена под два метра роста, его темно-коричневый костюм, сдержанную приятную улыбку и едва ощутимое рукопожатие очень широкой мягкой ладони.

- Мисс Людвидж, не могу выразить словами, какая это для меня честь принимать в ряды своих сотрудников столь редчайшего мастера и непревзойденного художника, как вы! Признаюсь по секрету, мне уже не терпится завалить вас работой.

Особенно и почему-то запомнились светлые оттенки и теплые цвета его внушительного (уж точно не меньше моего) директорского кабинета. Бежевые и охристые тона в сочетании со светлым натуральным деревом на панелях стен, корпусной мебели, в элементах классического декора в резьбе и инкрустации большинства предметов. Еще через несколько минут мы все переходим в ближайший демонстрационный зал с таким же набором цветовой гаммы окружающего интерьера. Сознание пыталось (и все еще пытается) фиксировать в памяти самые яркие, броские и запоминающиеся картинки происходящего, в попытке ухватиться за реальность, как за страховочные тросы, и наконец-то всплыть на поверхность и разумом, и телом... Но внутреннее течение или поток ментальных сетей рвал и тянул назад, обратно, буквально через каждые пройденные десять секунд, шагов или слов. Краткие мозаичные обрывки из краткосрочной памяти? Если я что-то из всего и запомнила, то едва ли оно оставило неизгладимый эмоциональный отпечаток в моем подсознании, хотя бы до окончания этих встреч.

Несколько лиц, имен, ощутимых рукопожатий, голосов, слов... Я не смогла запомнить и половины (а может даже и не пыталась), хотя одному все-таки удалось врезаться в мою память, но возможно из-за того, что он был мне частично знаком. К тому же, он единственный, кто из всех присутствующих, кому меня представляли, не подошел и не пожал мне руки лично. Кучерявый альбинос с бесцветными бровями и ресницами и очень ярким цветом лазурно-синих глаз. Клиффорд Миллер – фотограф с мировым именем и импозантной внешностью капризной кинозвезды (жатая бирюзовая рубашка в золотую вертикальную полоску с раскрытым на шее и груди воротником, золотые массивные побрякушки: кольца, браслеты, амулеты, ремешки и фенечки - рядом с ним даже я почувствовала себя благочестивой монашкой!).

Когда нас друг другу представляли, он как раз стоял в пяти-шести метрах в другом конце залы облокотившись боком и изгибом локтя о деревянные перила панорамного окна и скучающе поглядывал то за одно приподнятое плечо, то за другое опущенное – то за толстое стекло на улицу, то внутрь большого помещения. И судя по всему, он был самым единственным, кто не разделял всеобщего ажиотажа касательно последней ошеломительной новости – его явно не распирало чувство искреннего восторга от возможности работать бок о бок с самой Алисией Людвидж.

Он даже не кивнул мне головой в знак приветствия, скорее так, скучающе склонил ее на бок.

Возможно в любой другой день меня бы очень сильно резануло по живому подобие такого поведения от подобного вызывающего нахала, но его счастье (или быть может мое), что не ему сегодня суждено было быть фигурой номер один в воспаленных воспоминаниях Эллис Льюис.

Дальнейшая мини-перепалка между капризной примой фото-рекламного отдела "Глобал-Вижн" и его директором Эдвардом Харпером тоже не особо задели ведущие сектора моей памяти с эмоциональными рецепторами (ну, разве что так, слегка, и лишь местами).

На тот момент я волновалась только по двум крайне важным для меня причинам. Меня все еще преследовал аромат роз из моего кабинета со скользящей в их эфирных испарениях ощутимой тенью самого дарителя, и паническая дробь в венах на грани истерического срыва. Время от времени я кое-как переключалась на другую ментальную волну, вспоминая о ней периодически, как и о окружающей меня реальности. Я мысленно молила Робин наконец-то вспомнить, что она является моим главным помощником-ассистентом, и что она здесь не на экскурсии, а на своем рабочем месте, и ей давно пора записывать на собственный винчестер памяти (не важно какой, в голове или в айфоне) все что здесь происходило и что должно произойти. Тем более что Эвелин Гувер так вовремя и почему-то не кстати вдруг испарилась.

Неужели я почувствовала острую необходимость в ее личном присутствии? Я определенно схожу с ума!

Все 24 небольших кожаных кресла вокруг очень большого лакированного стола с цельной овальной столешницей цвета жженой карамели были заняты большей частью присутствующих, можно сказать, под самую завязку. Эдвард Харпер занял одну из его глав спиной к окну, перед этим пригласив меня жестом открытой ладони сесть рядом, по правую от него руку. Тем, кому не хватило кресел за столом совещаний (в основном помощникам и секретарям) пришлось ютиться в ряду менее удобных деревянных стульев вдоль стены в трех метрах от самого стола. Ну, хотя бы я успела испытать что-то схожее с облегчением, когда поняла, что Дэниэл Мэндэлл-младший едва ли являлся частым гостем подобных собраний, если вообще когда-либо им являлся...

Тогда какого черта ему приспичило припереться в мой кабинет?! - Элл, хватит. Мы уже прошли этот пункт. Пора подключаться к более важным и первостепенным делам этого дня. Ты на работе или где?

- Прежде чем перейти к главным вопросам и насущным проблемам нашего сегодняшнего собрания, хочу еще раз выразить свое искренне восхищение касательно предоставленной мне возможности оказаться одним из тех немногих счастливчиков, кому выпала столь исключительная честь с редчайшим шансом работать бок о бок с самым выдающимся талантом современности художественной фотографии. Алисия, добро пожаловать в нашу дружную команду! Хочется пожелать самых головокружительных перспектив всем нам со столь весомой и надежной тыловой поддержкой в вашем лице!..

Почти бурные аплодисменты из-за сильной акустики залы с сопровождением почти искренних улыбок окружающих лиц. Выжимаю ответную благодарную улыбку, очень сильно надеясь, что при этом не выгляжу жалкой, зашуганной девочкой, которую так не честно застали врасплох, обложили со всех сторон и не только в режиме реального времени.

Не знаю, что хуже - искренние, без тени фальши слова Эдварда Харпера или безупречные заверения Дэниэла Мэндэлла-младшего в благих намерениях и мотивах последнего.

Но, черт возьми, я уже готова броситься с головой в любую работу и ухватиться за любую предоставленную мне возможность – показать-доказать на что способна Алисия Людвидж.

-...И, возвращаясь к нашим больным мозолям, хочу напомнить, что как обычно это всегда происходило и видимо будет происходить постоянно, самая большая часть проблем и нерешенных вопросов накапливается именно к концу любого календарного года. Не исключением стал и данный год. Приближение зимы, больших праздников, включительно самой главной исторической даты для "Глобал-Вижн" – полувекового юбилея нашей компании, буквально вынуждает задействовать все реальные и резервные ресурсы практически по максимуму.

- Что ж поделать. Полтинник – дата до неприличия круглая и такая же прожорливая! – Клиффорд Миллер впервые подал свой тягучий голос с противоположной от меня стороны стола, перебивая Эдварда Харпера с видом замаявшегося зрителя на столь дико скучном шоу. – Это так, чисто из любопытства, - вытянув губы пухлой вишенкой, он наконец-то посмотрел в сторону своего боса почти невинным взглядом избалованного мальчика. – Насколько в этот раз папочка готов раскошелиться, если уже палит столь баснословные суммы на приобретение новых рабочих кадров?

Нет, он не посмотрел в мою сторону, но пущенная им баллистическая самонаводящаяся стрела попала точно в цель. Вот уж не думала, что после пережитой встречи с Мэндэллом-младшим я смогу где-то на стороне словить еще один шоковый разряд...

- Клиф, как твой непосредственный начальник, могу тебя успокоить и заверить со всей ответственностью, что лично ты без дела не останешься. Обсуждать возможные премиальные мы тоже пока не будем.

- Ну, не знаю... как всегда, все слишком неопределенно и туманно. Опять неожиданные командировки в самый неожиданный момент? К тому же, я не особо горю желанием провести свои законные рождественские праздники, как в прошлый раз, за какой-нибудь экзотической фотосъемкой очередного обожаемого внука премьер-министра, орущего во всю глотку в седле напуганного им же до смерти несчастного белого пони. Подобные проекты как-то не слишком стимулируют творческий потенциал, если скорей не наоборот! К тому же... мне тут на днях звонили из французского издательского филиала "Верджл-Флеш". У них вроде самих как бы... большая нехватка рабочих рук под конец года.

- Ну, что ж, Клиф. - мистер Харпер невозмутимо раскрывает перед собой очень пухлую папку-скоросшиватель, другой рукой надевая на нос небольшие очки в тонкой оправе. - Если Верджл готов заплатить за тебя откупные, лично я им в этом деле препятствовать не стану. Я так понимаю, все, что ты только что тут сейчас наговорил, должно быть внесено в протокол собрания в виде особой поправки для списка под грифом Топ-ONE?

Никогда не видела, как бледнеют лица у альбиносов, и уж не думала, что стану прямой свидетельницей данному "феномену" когда-нибудь вообще.

Чуть позже, я узнала, что значило выражение "Проблемы "Глобал-Вижн" под грифом Топ-ONE". Это были проблемы и проекты компании, о которых должен был быть поставлен в известность сам президент буквально с момента их возникновения.

- Черт, Эдвард, ну у тебя и шуточки! – Миллер даже отпрянул от спинки кресла грудью к столу, заерзав в своих стильных обтягивающих джинсах со множеством заклепок, ремешков и цепочек по сиденью кресла (не совсем приятный звук для человеческого слуха, скажем так).

- Я же не сказал, что мне уже предложили работу!..

- Тогда в следующий раз постарайся на наших собраниях не распространяться о своих нерабочих телефонных разговорах. – у Эдварда Харпера не повысился ни тон голоса, ни нажим ударений на определенные согласные в словах, но то что это был контрольный для зарвавшегося подчиненного – не подлежало никаким сомнениям. – Здесь все конечно подписывали пункт о не разглашении и прекрасно знают, чем чреват корпоративный шпионаж, но не забывай, что помимо протоколов, в компании работает самая мощнейшая независимая информационная система самого последнего поколения. Как там ее в миру называют? Молния-сплетня? Способна за считанные секунды преодолеть расстояния в тысячи миль (сделав несколько витков вокруг земного шара) и уже через пару минут осесть типографской краской на последних страницах ближайшего выпуска "Вечерний Леонбург". Про электронный вариант в просторах глобальной сети я скромно промолчу. И, знаешь, будет так обидно после всего... Тебе позвонил кто-то из старых дружков из Парижа, а все решат, будто тебя захотел переманить сам главный редактор "Вержил-Флеш". Сколько уйдет времени, чтобы опротестовать данную утку в тысячах независимых бульварных изданиях мира?

Кажется предел заключительного удара был достигнут обширным кровоизлиянием лица Клиффорда Миллера.

Кроме спокойного ровного голоса главы фото-рекламного отдела «Глобал-Вижн», на слух как минимум сорока присутствующих свидетелей начало ощутимо давить всеобщее гробовое молчание. Сказать, что я испытала некий животный восторг с злорадным довольством, соврать себе процентов на двести.

Едва ли я была уверена, что полюблю свою новую работу до беспамятства, до чувства острой ревности ко всему живому и не живому, но становиться персоной нон-гранта для таких людей, как Эдвард Харпер (и упаси господи, Мэндэлла-младшего) меня совершенно не тянуло.

- Ну, что ж… О самом важном, о личном наговорились… - публичная демонстрация циферблата платинового Ролекса на левой руке ведущего оратора со спокойным взглядом, отмечающим пройденные минуты канувшего в небытие рабочего времени. – Тогда, надеюсь, мне позволят перейти к вопросам второстепенной значимости?..

Вопросов, как выяснилось за ближайший час, оказалось целое море с примыкающим каналом-пролива дополнительного водохранилища. К тому же, они относились как раз к тем проблемам, которые едва ли оценишь в состоянии близком к прострации. Так что, когда я вернулась с Робин в свой кабинет и вместо длинного списка по ближайшим фотосъемкам ближайших пары дюжин спецпроектов, возглавляемых моей будущей съемочной командой, я услышала восторженные осанны в честь внешности Дэниэла Мэндэлла-младшего, естественно, меня чуть кондратий не хватил.

-…Да, но я и представить не могла, что в жизни он окажется таким… офигительным душкой и красавчиком! Боже, видела бы ты с моей точки обзора, какая у него… филейная часть! Особенно, когда он сунул руки в карманы брюк и натянула на обеих пяти точках этот свой… серебристый твид… - ладонь девушки прижимается к груди в демонстрационной попытке унять собственную аритмию со сбившимся дыханием. – У меня буквально остановилось всё, что только могло остановиться!

Это как-то странно, но когда Робин три года назад после первого дня съёмок с таким же восторженным ажиотажем и закатыванием глазок описывала физические достоинства Брайана Степлотна (про сотни других фотомоделей, знаменитостей и иных представителей большого мира моды, спорта, кино, рекламы, политики и прочего можно скромно промолчать), я не испытывала острого желания заткнуть её иногда не в меру впечатлительный ротик чем-то в меру плотным и материальным.

Скажем, у меня буквально отвисла челюсть и по телу гудящими разрядами пошла нервная циклическая дрожь. В голове в который раз за день перемкнуло, усиливая пережитые час назад обострившиеся эмоции с не менее обострившимися запахами и… ощущениями.

Душка?!.. Я не видела, какая у него… «филейная часть»?

Знала бы Робби, что я когда-то не только её видела, при чём без какой-либо натянутой поверх ткани брюк, но и ещё имела возможность исследовать собственными руками, пальчиками и… не только руками.

Очередная атака-удар удушливого прилива беспричинной паники. На вряд ли в нем имело место хотя бы нескольких процентов эротического напряжения (или всё-таки имело?)…

Да чтоб вас всех!..

- Только не говори, что всё собрание ты думала лишь о… филейной части Дэниэла Мэндэлла-младшего!

- Ты права. – нервно хмыкает и… в который раз задумчиво закатывает глазки. – Звучит как-то грубовато. Лучше старый проверенный вариант – попка, как орех!..

Если она сейчас же не остановится…

Руки самопроизвольно сжимаются в дрожащие кулачки.

- Твою мать, Робин! Ты что-нибудь записала на собрании кроме предположительных размеров частей тела президента «Глобал-Вижн»? Мы вроде сюда прилетели из другой части страны как бы работать!

- Боже, Элл, что за вспышки истерии на ровном месте? Раньше тебя такие разговоры только подзадоривали…

- Раньше это было в «Доминик-Хауз». Теперь всё по-другому! И Дэниэл Мэндэлл-младший наш очень большой бос с очень большой буквы, и обсуждение его Hot-body не входит в список наших с тобой прямых обязанностей, как и всего того, что находится за пределами его компании, включительно всей его личной жизни, возможных вкусов, привычек и… пристрастий! Это не наша парафия…

- Хорошо, хорошо. Нервничать-то так зачем? По-моему, он был с тобой… предельно любезным, хотя местами и странным. Согласна, про дресс-код для вечеринки он малость загнул, но ты бы и сама могла промолчать о розах и инвалидной коляске. Хотя, мать моя женщина, излагается он как по писанному! Язычок подвешен, как надо… а голос, ммм! Ёб… твою маму! Если бы он все это сказал лично мне, наедине, на самое ушко… я бы точно кончила раза три только от звучания его пробирающего насквозь баритона.

- Робин Поланик!..

- Всё, молчу-молчу! Но разве я виновата? Когда ещё мне представится такая редчайшая возможность увидеть с расстояния вытянутой руки самого президента «Глобал-Вижн»? Элл, так не честно! Я же умру до конца этого дня, если не выплесну всё из себя, оно же на хрен меня разорвёт!

- Так направь всё это в свою предстоящую работу на ближайшие пару лет! Ты здесь, чтобы помогать мне, а не…

Засранство! Если я сама не перестану говорить об этом, то едва ли мы остановимся обе. Робби хлебом не корми, дай только посмаковать её излюбленные темы разговоров – мужчины, бульварные романчики и популярные сериалы от независимых телеканалов с пометкой 18+. Слава богу, что моду, туфли, сумки, аксессуары и самые вкусные бабушкины рецепты мы оставили за пределами наших бесед почти три года назад.

А может лучше её переключить на что-то как раз менее безопасное и нейтральное? Я не хочу, чтобы до конца этого дня мне напоминали о человеке, о его офигительной внешности, манере излагаться и добиваться своего, которого я и без того всё ещё ощущала в переизбытке и не только в своих последних воспоминаниях. Боюсь, он разорвёт меня изнутри намного раньше и по-настоящему! И едва ли я получу от этого эротическое наслаждение.

- Вот именно! Как и не забыть напомнить о том факте, что в твоём багаже нет ни одного вечернего платья от кутюр, и кроме помолвочного кольца в коробочке твоей сумочки ты не носишь ни с собой ни на себе больше никаких возможных украшений. У тебя до воскресенья осталось меньше двух дней!

- Это до фига времени, Робин! Меня сейчас куда больше волнует возложенный на меня фотопроект с предстоящим юбилеем компании!

- Ой, да ладно тебе! С каких это пор тебя волнуют съёмки мужчин в деловых костюмах на зелёном экране? Это пара часов работы в студии подобной нашей, так сказать, не выходя за порог собственного дома. И до них-то как раз до фига времени, а вот до приёма у Мэндэллов-Спарксов – всего ничего!

- С чего ты решила, что я собираюсь делать этот проект на зелёном экране?!.. – кажется, я смогла ухватиться за спасительную соломинку, мелькнувшую в словах Робин. На долго ли?

- О, нет! Опять?! Только не это! Лучше о Мэндэлле-младшем!..

- Роб, твою мать… Ты мой помощник или сплетница-подружка из соседней квартиры?

Господи, Робби, как же мне до тебя докричаться? Ну не могу я тебе сейчас открытым текстом сказать ПОЧЕМУ я не хочу обсуждать с тобой этого человека! Что чем дальше мы двигаемся по это опасной грани, тем сильней меня заносит в сторону возможного срыва. И боюсь, теперь любая тема разговоров в этих стенах по любому будет связана с его именем.

Эллис, милая, так ты на самом деле обдумала все за и против, когда подписывала контакт?..

- Да, бос, я ваш помощник. Но раньше тебе как-то не мешали ни мои сплетни, ни обсуждения филейных частей мужчин, с которыми тебе приходилось работать лично. И да, я безумно уважаю тебя, как непревзойдённого мастера живой художественной фотографии, но иногда ты слишком увлекаешься натурными съемками, как и поисками нужных объектов. Знаешь, халтурят даже самые признанные гении всех времён и народов. Думаю, если и ты пару раз отступишь от своих высокохудожественных принципов, тебя за это на вряд ли кто-то накажет, тем более здесь!

- Ну, извини, моя дорогая! Уж это далеко не тебе решать и советовать, как МНЕ делать СВОЮ работу! Или ты хочешь занять моё место?

- Вот только не надо перекручивать мои слова! Я ни хрена подобного не говорила!

- Тогда какого чёрта ты тут стоишь передо мной и трахаешь мне мозг? С каких это пор в твои обязанности вошло подобное поведение с подобным самовыражением?

Может я и перегнула палку, но у меня для этого было слишком много веских причин. Мне реально было плохо, и я понятия не имела, что такого надо сделать, чтобы вырвать из себя эти грёбаные выворачивающие наизнанку ощущения.

И когда Робин вскинула подбородок и голову после моих последних слов, будто дёрнулась от невидимой пощёчины… я не испытала ничего близкого к угрызению совести. Наоборот! Мои внутренние, выспавшиеся за долгие годы в глубоком омуте бесы взбесились не на шутку, едва учуяли запах крови потенциальной жертвы.

- Извините, бос, вы правы! – она ответила не сразу, выдержав несколько секунд гнетущего молчания.

Узкая линия плотно сомкнутых губок, не предвещающий ничего хорошего блеск каре-зелёных глазок… Нет, я не собиралась брать свои слова обратно, и не надейся!

- Я перешла все дозволенные границы и определённо забылась! Моему поведению нет никакого оправдания. С этого момента я буду выполнять только свои прямые обязанности секретаря-помощника, как от меня и требует моё служебное положение. Хотите, чтобы я зачитала список ваших ближайших встреч, контактов и фотосъёмок?

Честно говоря, я сейчас уже ничего не хотела, если не считать желания лечь на пол, закрыть чем-нибудь глаза (чтобы свет настырно не лез под веки!), заткнуть уши, перекрыть все каналы чувств осязания, гормональные железы и на хрен отключиться!

- На этот день что-нибудь запланировано?

Что ж, я тоже не привыкла сдаваться первой. Да это и не игра в подчиненного и руководителя, извините меня. Мы вообще-то и есть те самые – начальник и его помощник.

- Именно на этот, ничего, если вы сами не отдадите личных распоряжений по этому поводу. – с похвальной сдержанностью Робин посмотрела в последние записи блокнота на своём айфоне.

- Тогда всё просто прекрасно! – киваю головой перед тем как развернуться к стеклянным дверям в сторону коридора своего нового кабинета. – И было бы неплохо по двойной порции кофе и разобраться со всеми именами-должностями работающих в этом отделе людей.

Задерживаю ненадолго взгляд на внушительном рабочем месте Робин – большом столе-полустойке с несколькими прилагающимися стеллажами-горками и проёмом выходом в стене за несгораемым шкафом-сейфом в смежное помещение мини-кухни. Да, здесь действительно можно было жить!

- Хотите, чтобы я составила подробное «генеалогическое древо»? – левая бровь девушки иронично изгибается вверх. – Насколько подробное? С родственниками и ближайшими нужными связями?

- Для начала хотя бы уровень и их социальное положение в компании. Личные досье с историями их болезней меня не интересуют. Ну, и конечно, телефоны, адреса и иные способы связей с другими отделами… И ещё!

Осматриваю уже пустой пролёт «коридора», прежде чем толкнуть дверь и войти в свои новые рабочие владения.

Ни одного вазона и даже ни одного лепесточка с зелёным листиком на ворсовой поверхности серо-сизого паласа, выстланного по всему полу приёмной до самого «порога» кабинета. Даже следов-отпечатков от когда-то стоящих на нём тяжёлых ёмкостей с невероятным количеством цветов. Как будто их здесь вообще никогда не было… как возможно и самого Мэндэлла-младшего.

- Мне понадобятся каталоги с портфолио фотомоделей работающих с «Глобал-Вижн». Сбрось на мой компьютер всё, что найдёшь.

- Будет сделано, бос! – мне показалось, или в голосе Робин затлели тёплые нотки? – И всё равно у него шикарная попка! Я бы не отказалась на ней посидеть!..

Замираю на пару мгновений с зажатым в пальцах руки пластиковым поручнем дверной ручки. В груди подскакивает сердце, а по лицу расползается ошалевшая улыбка. Каким-то чудом удаётся сдержать нервный смешок буквально рвущийся наружу конвульсивными спазмами.

Нет, не оборачиваюсь, иначе выдам себя с потрохами, а Робин добивается именно этого. Мне надо успеть сгруппироваться, войти в колею… попробовать вернуть на место образ Алисии Людвидж и не только внешне. Если не смогу сделать этого к концу данного рабочего дня, тогда, пиши всё пропало.

Ты не должна сейчас оставаться одна, особенно с последним набором мыслей, чувств и воспоминаний! Это не та база данных, которую следует анализировать и искать в ней ответы на вопросы, которых тебе не хочется задавать. Тебе надо это всё сейчас удалить, затереть… каким-то чудом забыть, запаролить, отфароматировать данный сектор памяти под чистую! – Боже, как? Разве это возможно? – Возможно, если не будешь об этом думать весь остаток дня с последующими неделями! Ты должна это сделать…

Я должна это сделать, чёрт возьми, ДОЛЖНА!

Вот только как? Стоя по среди кабинета практически на том самом месте, где стоял он? Хотя, кто его знает. Может он был везде! Может его руки касались всех этих предметов, стен, мебели и дверей? Может его взгляд и пальцы скользили по каждому изгибу и поверхности каждой полки, столешницы, стекла и пластика? Бл**ь… о чём же он думал, когда это делал, если вообще это делал?

- Робби, мне нужна твоя помощь.

Через несколько минут (десять, двадцать или все шестьдесят) вызываю по селектору Робин Поланик. Голос вполне спокойный и ровный. Экскурсия закончилась практически без жертв, правда, в комнате для отдыха накрыло острое желание прилечь на раскладном мягком уголке с белой обивкой из замшевого кожзаменителя. Если подобие любопытства с интересом и возникали, то буквально на несколько мгновений, тут же с треском разлетаясь под нещадным давлением чужой невидимой тени. Я наивно надеялась, что смогу от неё избавиться, как и от преследуемых запахов с плотным затягивающимися кольцами осязаемого ментального кокона? Где? Здесь?!

Fuck! Провести целый час на совещании, в окружении стольких людей, голосов и смешанных ароматов, а в итоге вернуться к начальной точке отчёта?..

При виде абсолютно пустых полок и ящиков в комнате весьма вместительной гардеробной, у меня в который раз за день сбилось дыхание и закружилась голова. С противоположной от входа стены из глубины параллельного пространства большого зеркала на меня смотрела неестественно бледная девушка. Черная материя плотных одежд обтягивала ее стройное тельце вместе с глухой, сливающейся с окружающим полусумраком черноты ее истинного внутреннего состояния. Я даже не успела заметить, когда именно по старой привычке натянула на ладони манжеты длинных рукавов шерстяной трикотажной водолазки. Одно только лицо и светлые длинные пряди на плечах единственным ярким живым пятном, оставшимся от всей Эллис Льюис. Это и была моя собственная черная тень, в которую я сознательно куталась, как в спасительную броню, будто и вправду обладала возможностью спрятаться-закрыться от всего мира? Или же это был мой подсознательный выбор в пользу обступающей меня темноты чужой изощренной ловушки?

Боже, с моим воображением реально надо что-то делать и желательно срочно!

Пообещай, поклянись, сделай что-нибудь, чтоб я знала наверняка. Ты же больше сюда не вернешься? Не спустишься, не войдешь... не выйдешь из-за угла или спины?.. Твою мать!

У меня очередной приступ паники с разыгравшимися галлюцинациями.

Или ты действительно здесь нависаешь надо мной из параллельного измерения своего ментального портала-воронки, или у меня просто-напросто рвет сознание по всем плоскостям и диагоналям.

Пытаюсь сдержать рефлексорное сокращение напрягшихся по всему телу мышц, но ни хрена не выходит. Все равно резко оборачиваюсь, хотя прекрасно понимаю, что никого не увижу... разве что скользнувшее черное пятно смазанной дымкой по сетчатке глаз, волновую пляску света и теней окружающих стен, предметов и густого воздуха. Сухая царапающая пленка стягивает гортань, зажимает острыми зубьями голосовые связки. Возможно она не дает мне вскрикнуть... Я ведь абсолютно никого здесь не вижу, тогда... откуда это безумное ощущение, словно я опять зацепилась не только сознанием, но и рецепторами всего тела за затягивающий омут чужого осязаемого взгляда?

Эллис, ей богу, тебе давно пора на свежий воздух! Боюсь ты попала не в ту Страну Чудес!

Твою срань! Fuck!..

Мне это все только кажется. Я попросту себя накручиваю из-за незнакомого места, пережитых страхов, реальных встреч... реального Дэниэла Мэндэлла-младшего. Я... я не ожидала увидеть его настолько реальным, вот и все! Настолько настоящим и... живым... таким невероятно сильным...

Холодная вода дала лишь временный эффект, приморозив непрерывную подачу в сердце слишком больших доз адреналина процентов на семьдесят. Или в крайнем случае я хотя бы попыталась смыть с ладоней сухие отпечатки последних событий... попыталась смыть его.

Из зеркала навесного шкафчика ванной комнатки на меня смотрела куда более напуганная Эллис Льюис, но куда более решительная и сосредоточенная, без намеков парящей за ее спиной ментальной тени. Может белые с лазурным цвета окружающего интерьера так благоприятно подействовали на ее воспаленное сознание (в противовес мрачному оттенку махагона гардеробной), но теперь она старалась смотреть только в собственные глаза, только в свое напряженное лицо.

У тебя ничего не получится, слышишь! Я не позволю тебе по каналам моих собственных страхов добраться до всех моих уязвимых точек!

Пришел, увидел, победил? Нет! Рано радуешься! Думаешь, меня так легко прогнуть и сломить только лишь своим эффектным появлением, белозубой улыбочкой сытого хищника, щедрыми жестами разомлевшего триумфатора и баловня судьбы? Даже не мечтай! Тебе придется постараться и по-настоящему! Сделать что-то более существенное и куда осязаемое, чем просто подержать меня за ручку и ласково погладить своими голосом, взглядом каждый волосок и пору на моем лице.

Дорогие эксклюзивные подарочки в знак утомительного ожидания?.. Интересно, сколько же ты потратился на эти розы и сколько еще готов спустить денег, надеясь залепить мне глаза золотой пылью? Ты и вправду думаешь, что меня можно этим шокировать? Или попытаться даже деактивировать? Или думаешь, я так и не смогу привыкнуть к этим комнатам и вещам, ощутить себя их полноправной хозяйкой? Ведь все это принадлежит именно тебе? Шикарная клетка для наивной птички? Намекаешь, что можешь купить абсолютно все, включая и меня? Ты и вправду думал, что все окажется настолько просто? И предыдущие годы тебя нисколько не смутили?..

- Черт... теперь без роз все выглядит таким... - с неподдельной тоской в опечаленных глазках Робин осматривает кабинет будто и вправду делает это впервые в жизни. – Официальным и... предсказуемым! Или скорее пустым.

- Тебе не нравится? - "удивленно" хмурю брови и растягиваю улыбку в поджатых губах.

Тоже окидываю всю залу (иначе и не назовешь) расчищенного от наводнения изумрудной зелени и бордового бархата роз помещения. Пытаюсь по его необъятным габаритам и цене окружающих вещей прикинуть приблизительные размеры кабинета самого президента "Глобал-Вижн".

Холодные оттенки темного серого с имитацией зернистого гранита на панелях стен, тяжелой столешницы рабочего стола и нескольких шкафов-стеллажей со вставками молочного стекла, черного пластика и... красного канта в отдельных элементах (рамы, ручки ящиков и дверц, кресло, диванчик...) и в пущенной по стенам декоративным абстрактным узором-линией выпуклого (возможно крашенного алебастра) рельефа. Да, с красным цветом кто-то явно облажался. Если бы его заменить золотым, то смотрелось бы куда приятней и гармоничней. Или я сознательно выискиваю слабые стороны в чьих-то художественных вкусах-фантазиях?

- А по-моему стало не просто до фига свободного места, но и свежего воздуха значительно прибавилось. Правда... запах все равно остался или им тянет из студии.

- Так они все еще там? – Робби тыкает пальчиком за плечо в сторону закрытых дверей студии. – И что ты собралась с ними делать?

- Как раз для этого я тебя и позвала. – уже в открытую, не пряча злорадного блеска в глазах, ни плотоядной ухмылки на все еще поджатых губах, непроизвольно копирую новую манеру улыбаться Мэндэлла-младшего. - Боюсь без твоей помощи мне не справиться...

- Уже решила куда хочешь их перевезти? – преждевременное предвкушение с восторгом вспыхивает зелеными бесятами в глазах моей до невозможности романтичной ассистентки. - Куда, в гостиницу или... в новую квартиру? О, можно в квартиру? Мне так не терпится ее посмотреть!

Нет, не спешу вставать из-за своего нового рабочего столика, разве что сдерживаюсь и не откидываюсь на высокую спинку чертовски удобного мягкого кожаного КРАСНОГО кресла (надо будет его обязательно заменить в ближайшие дни на такой же, только черный) в вальяжной позе разомлевшей верховной жрицы. Пальцы лениво крутят и поглаживают черную пухлую ручку, схожую с той, которой я вчера подписала свой трудовой договор с "Глобал-Вижн". Желаю подольше растянуть и время, и предстоящее действие-представление для одного зрителя. Впервые хочу, чтобы в этом кабинете или хотя бы в помещении студии находилось несколько скрытых видеокамер. Правда, на данный момент это было не столь уж и важно.

- Нет, мы никуда не будем их вывозить. Они мне понадобятся на понедельник, именно здесь. А тебе надо за ближайшее время найти рулон черной плотной клеенки с глянцевой поверхностью, можно даже какую-нибудь широкую, но только мягкую кожаную ткань, примерно пятнадцать на двадцать футов. И связаться с местным сервисом по уборкам помещений, чтобы ни сегодня, ни в выходные не вздумали прибираться в моей студии!

Неужели я только что произнесла это вслух? "В моей студии"?!

- И все? - Робин определенно пытается напрячь свою соображалку с воображением, продолжая улыбаться во весь рот, но явно не понимает, куда клонит мой злой гений. – Клеенку? Не экран?

- Да, ты не ослышалась. Клеенку и желательно поскорее, чтобы не затянуть с подготовкой к съемке до поздней ночи.

- Я могу позвать кого-нибудь на помощь, тебе ведь должны выделить группу помощников для ближайших фотосетов.

- Мне они сейчас не нужны. Робин, я уже сказала. Клеёнка и твои ручки в помощь. Живо! Время не ждет!..

...Ну, так что, господин исполняющий обязанности президента "Глобал-Вижн" Дэниэл Мэндэлл-младший, а вы лично готовы к неожиданным сюрпризам, или только сами привыкли устраивать давно забывшим вас людям шокирующие подарки с неожиданными ловушками-секретами? Думали, Эллис Льюис спасует и в страхе забьется в уголок? Зажмурится, накроет голову и ушки ладошками и будет в слезах молить боженьку ее разбудить или разубедить, уверить, что она все это время спала?

Да, не буду врать. Мне бы очень хотелось сейчас проснуться или избавиться от этого наваждения, избавиться от части памяти и мозга, зараженного твоим прожорливым вирусом. Но это бы было равносильно принятию собственного поражения. С таким же успехом я могла бы избавиться от части личности самой Эллис Льюис, не исключено, что даже самой большей ее части. Кто знает, кем бы она стала и где бы была в эти самые минуты, если бы десять лет назад не встретилась с этим человеком, позволив ему так глубоко проникнуть в ее чувства и сознание, дав ему изменить часть ее сущности навсегда... навечно. Ворвавшись своим всесметающим вторжением, вывернув окончательно и бесповоротно ее внутренний мир наизнанку, сломав-смяв последние барьеры-стены-неприступные валы, освободив, раскрыв и показав насколько безграничен ее внутренний мир.

И стоя теперь в одной из студий его мега-рекламной компании, мне приходилось признаваться самой себе, что... Алисию Людвидж частично создал именно Дэниэл Мэндэлл-младший. Не будь его, не будь страхов десятилетней давности, страха встретиться с ним вновь, не было бы и этого псевдонима! Кем бы я вообще была или кем стала?..

- Я не верю, что делаю это... что позволяю тебе мною понукать, и моими же руками творить этот... вопиющий акт вандализма. Еще чуть-чуть и мое сердце разорвется! Алисия Людвидж, ты монстр, ты... ты дьявол во плоти!

- Робби, бога ради, может обойдемся без этого драматизма и пафоса? Как будто ты никогда до этого не делала ничего подобного.

- Вот именно! Подобное с подобными... цветами, НИ-КОГ-ДА! Ну почему все женщины, как женщины, принимают с благодарностью и восторженным трепетом каждую подаренную им ромашку, а ты... Еб... Элл, ты режешь меня без анестезии, прямо по сердцу. Неужели нельзя было заказать каких-нибудь дешевых, давно ни к чему не пригодных роз, а не издеваться над этими совершенными красавицами? Они этого не заслужили! Мля, что подумает Мэндэлл-младший, если вдруг узнает, что ты сделала с его подарком в первый же день вашего знакомства!

Первый день нашего знакомства?.. Вдруг узнает? Нет, Робби, он узнает не вдруг. Он обязательно это узнает, а я лично об этом позабочусь. Потому что мне и надо, чтобы он об этом узнал! И не только узнал...

- Разве он не дал ясно понять, что его такие вещи не волнуют? Они мои! Что хочу, то и делаю – с ними, ими или без них! К тому же, на меня снизошло вдохновение, а у этих красавиц появился редкий шанс оставить свой след в истории авторской фотографии.

- Заставляя меня участвовать в этом... преступлении века? Твою мать... я ведь знаю тебя уже до фига сколько лет, а ты все равно умудряешься выкрутить мне мозг или шарахнуть по сознанию в самый неожиданный момент самой убийственной идей. Твой разум только и может, что рождать одних лишь монстров. Откуда это в тебе?

- Робин, я же тебя просила. Без драматизма! Это розы, а не монстры.

- А ты их убийца! Они же ни в чем перед тобой не провинились.

- И как раз поэтому, я не хочу их мучать весь последующий месяц. И у меня нет никакого желания наблюдать за их долгой и принудительной агонией...

- Тогда почему бы тебе не сжечь их сразу? Было бы еще быстрее и... гуманнее!

- Кто знает, может потом так и сделаю...

- Все, хватит! Меня точно сейчас накроет обширным кровоизлиянием в мозг от таких обширных убойных фантазий! Мэндэллы были при своем уме, когда загорелись желанием переманить тебя к себе? Они знают или хотя бы догадываются, какие демоны прячутся за этим невинным ангельским личиком? Акулы бизнеса? И почему я не завидую этим акулам и всем их зубкам?

Сдержать ответную улыбку… плотоядную хищную улыбку было бы просто кощунственно. Наверное, я и ждала, хотела услышать как раз эти слова в эти самые минуты, балансируя на краю всех своих обострившихся эмоций, сомнений и страхов. Не смотря на внешнюю невозмутимость и спокойствие, продолжая пропускать через все раскрывшиеся каналы вышибающий ток ненормального озноба и кипящей ртути… не в состоянии запечатать, прервать, каким-то чудом обрезать или заслониться от этой нескончаемой атаки извне и изнутри.

Боялась ли я собственных фантазий и мыслей? Понимала ли до конца, зачем и для чего это делаю… зачем позволяю себе это делать? И что на самом деле толкало меня на это… безумие?

Я решила вступить в игру или сама её запустить? Или мне не терпелось залезть в пасть к одной из этих акул и лично пересчитать все её зубки, а заодно проверить их степень остроты и крепости?

Что это вообще было? Интуитивный порыв или вполне осознанное решение-вызов? Я добровольно делала свои первые шаги навстречу… добровольно, собственной рукой вытягивала карту из колоды, совершенно не думая, не опасаясь, что она принадлежала тому, чьи руки в этот самый момент сдавали нашу первую или… уже вторую партию. Что я добровольно принимала условия и правила чужой игры, забывая о самой банальной аксиоме, теории всех игр – казино всегда остаётся в выигрыше!

Лёгкая дрожь в пальцах, в зудящих ладонях, сжимающихся нещадным захватом поверх бархатного бутона совсем ещё свежей живой розы. Обычно, когда они подсыхают и начинают увядать, лепестки сами не удерживаются на шляпке соцветия, безвольно опадая и осыпаясь при самом незначительном физическом воздействии. Сейчас же я чувствовала, как они сопротивляются, немощно цепляясь до последнего за свою хрупкую основу. Казалось, они готовы были дать себя разорвать на части, но как-то удержаться, выстоять, сохранить единую связь с цветком, не смотря на то, что рано или поздно им всё равно придётся это сделать.

Рука сама интуитивно ослабляет хватку, старается причинить как можно меньше повреждений беззащитным лепесткам, хотя в этом нет никакой необходимости. Если бы мне были нужны свежие и цельные лепестки, я бы заставила Робин (или ещё нескольких человек) обрывать их осторожно почти по отдельности в отдельную ёмкость. Увы, но они мне были нужны высушенными и… мёртвыми!

Всё с той же, почти неуловимой дрожью, разжимаю пальцы, чувствуя усилившийся аромат и приятное, невесомое скольжение по коже.

Ты ведь их только-только купил, возможно даже прикоснулся к одному из бутонов, но едва ли дотрагивался до каждого и уж тем более не делал никаких попыток пересчитать или прикинуть приблизительное количество лепестков хотя бы на одном цветке. И на вряд ли ты мог представить, догадаться, что мои пальцы скоро начнут рвать их и раскидывать по поверхности чёрной клеёнки, поверх других разбросанных цельных бутонов и цветов.

Шикарный, но так до конца и не продуманный подарок, широкий жест пресыщенного эстета, человека, привыкшего покупать всех и вся только за деньги (иногда за очень большие деньги)? Ты и вправду думал, что меня можно шокировать и даже деактивировать подобной романтической чушью? Или ты надеялся, что я с благодарностью и покорным восхищением приму этот щедрый дар, испытав ответный порыв преданного трепета? Тут же кинусь тебе в ноги, стану целовать руки, заглядывать в рот и просить ещё и ещё? Ты и в самом деле думал вызвать во мне схожую реакцию благодаря этим цветам и своим эффектным появлением?

Ты очень удивишься, Дэниэл Мэндэлл-младший, но… эти розы для меня на самом деле ничто. И десять миллионов фунтов в год для меня тоже ничто! Я прекрасно могу прожить без первого и второго. Ты просто не понял, что ты купил не Алисию Людвидж (и уж тем более далеко не Эллис Льюис), ты подарил ей редчайший шанс себя реализовать, дал возможность воплотить, раскрыть весь её творческий потенциал на полную. Поэтому мне и придётся в ближайшее время тебя слегка разочаровать. Ты должен осознать и признаться в собственной ошибке.

Я здесь не ради тебя, не ради умопомрачительного оклада, не ради возможного чувства вины из давно забытого прошлого и уж тем более не ради того, что умерло десять лет назад! Не буду лгать, возможно ты и остался одной из моих самых больших смертельных слабостей, но это не значит, что я позволю управлять собой, особенно здесь и сейчас. Я не впущу тебя обратно, даже не надейся! Эта часть Эллис Льюис давно забыта, запечатана и сдана в архив, реанимированию, воскрешению и стопроцентному возврату не подлежит! Она умерла… давно умерла вместе с Дэниэлом Мэндэллом-младшим, вместе с их общей вселенной десять лет назад. А того, кого на увидела сегодня – она абсолютно не знает и не собирается узнавать. И, думаю, ты ей в этом поможешь, ведь так?

Пусть мы и помним, знаем, кто мы или кем были, но те, кто мы теперь сейчас – эти двое просто несовместимы, не знакомы и совершенно друг для друга недопустимы. Мы друг другу никто… и пусть так всё и остаётся… до скончания времён… до скончания вечности!..

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

…Чёрное и белое… В памяти они разделены, как ничто другое, но ты всё равно никогда не знаешь, когда и в какой момент стоит погружать свои пальцы в её прозрачные воды, а главное, как глубоко… Даже самые светлые, яркие и солнечные воспоминания способны вскрыть тебя выбивающим разрядом, вспороть твои нервы отсекающим ударом наотмашь… Острой болезненной вспышкой очередного прокола в кожу, стягивая края разрубленной раны тугой красной леской. Ты даже не успеваешь вдохнуть в лёгкие побольше воздуха для ответного крика, на время, всего на пару мгновений теряя сознание… до того, как новая инъекция болевого шока не вырвет тебя обратно в отрезвляющую реальность… в твою сумеречную чёрную реальность, где тебя ждёт очередной круг ада из белых секторов белой памяти… твоего белого ада…

Обычно мнение большинства людей о прошлом и прошедшем как правило разделяется. Одни говорят, что ушедшее не вернуть, что оно подобно якорю тянет человека назад, мешая думать о будущем и двигаться дальше вперед. Другие утверждают, что без прошлого у человека не будет будущего. Третьи, что мы все родом из детства и никогда бы не стали теми, кто мы есть, не заложи в нас определенная среда обитания с авторитарным социумом всех наших так называемых зачатков цивилизованных неандертальцев. Все комплексы, заскоки с внушительным набором психологических блокираторов плюс прописанная программа условных рефлексов вкладывается в человека именно с детства.

Возможно скоро ты сама будешь задаваться вопросами или даже когда-нибудь рискнешь спросить меня об этом лично, в надежде докопаться до сути с самыми банальными ответами, но едва ли ты выберешь для этого верное направление.

Откуда берет начало-исток моей одержимости? Почему он продержался столько лет, откуда я черпал столько сил все эти годы, почему не забыл, не свел все на нет?.. Как ему удалось достичь таких пугающих масштабов, превратиться в чистое безумие? И безумие ли это вообще, и если да, то как я сумел совладать с ним, подчинив своей воле, превратив в собственных руках в орудие священного возмездия?

Действительно, у каждого есть свое прошлое и не каждый может им гордиться. Только вот в моем не было каких-то особых головокружительных поворотов, шокирующих подростковых потрясений схожих, например, с тем же сексуальным расстройством Гумберта Гумберта. Я не влюблялся в девочек с большими серо-зелеными глазами, с наивным взглядом доверчивого котенка, пухлыми малиновыми губками и угловатым щупленьким тельцем с острыми коленками и локотками. Боюсь тебя разочаровать, но в детские и подростковые годы я вообще никак не увлекался и не зацикливался подобными вещами, и все девочки для меня были такими же непримечательными объектами для наблюдений, как и остальная половина детей. Да я и подумать не мог, что их можно использовать для срывов своей неконтролируемой импульсивности. Отрывался я только на пацанах и зачастую на более старших, чем я, поскольку ребенком я рос довольно крупным и упитанным. Сверстники сторонились меня и никогда не лезли на рожон первыми, даже целыми группами.

Семейный психиатр обозначил мое поведение не иначе, как синдромом дефицита внимания и гиперреактивности, что отнюдь не считалось распространенным явлением в семьях, подобной нашей. Не знаю, что именно меня удерживало от срывов все последующие годы вплоть до поступления в колледж – регулярные сеансы у этого доки по детским комплексам и скрытым страхам, или ряд психостимуляторов вроде метилфенидата с амфетамином, которыми меня пичкали по нескольку раз на дню вместе с успокоительными для подавления возможных вспышек агрессии. Думаю, отцу пришлось пойти на этот шаг из-за вынужденного признания собственного бессилия в вопросах воспитания родного чада, или ему было так проще – свалить все на природу и генетическую предрасположенность моего формирующегося организма. А может до него в какой-то момент дошло, что мне было откровенно насрать на все его устрашающие меры физического запугивания с болевыми наказаниями, что я буквально сам провоцировал его схватиться за ремень или что потяжелее, дабы он наконец-то смог выбить из меня всю мою "дурь", а заодно проявить хоть какое-то подобие отцовского интереса. Не исключено, что как раз таблетки и положили нашим тесным семейным контактам тот самый долгожданный конец для обоих, и возможно именно они тормозили все мое естественное половое "развитие", притупляя по ходу и сам интерес к слабому полу.

Странно это или нет, но до самого поступления в колледж я так ни кем всерьез и не увлекся, и едва ли испытал хоть что-то близкое к легкой юношеской влюбленности. На тот период я так и не познакомился с худенькой блондинкой, не попытался где-нибудь ее зажать, а после навечно потерять, потому что она погибла в автокатастрофе или скончалась от неизлечимой наследственной болезни. В моей подростковой впечатлительной памяти не отложилось картинок с ее огромными доверчивыми глазенками, распахнутыми на всю ширь от возможного предвкушения, когда же ей вот-вот совсем скоро вставит высокий белокожий паренек весом с целый центнер (и, увы, далеко не обладателя внушительного объема мышечной массы).

Мой первый сексуальный опыт тоже не отличался каким-то особым эмоциональным всплеском, разве что прошелся по секторам цепкой памяти отвратным наждачным трением, оставляя неприятный осадок сухой ржавчины с тем самым психологическим условным рефлексом к определенному объекту на всю оставшуюся жизнь.

Не смотря на очень мощное действие транквилизаторов, задавливающих не только определенные участки мозга с выработкой определенных гормонов (а иногда и мыслей), саму природу быстро растущего организма так до конца придушить и не удалось. Естественный здоровый интерес с ночными поллюциями и утренними эрекциями было не подвластно истребить даже удвоенному комплексу прописанных препаратов. Да, и чего кривить душой. Я никогда не отличался дисциплинарностью и обязательствами любящего сына (за что, собственно говоря, меня и посадили на столь долгосрочное лечение). Изредка (осознанно или уповая на "плохую" память) я конечно же пропускал прием таблеток, особенно когда на тот самый момент не кому было за этим проследить. У взрослых частенько проявляется ослабление бдительности, особенно если они возлагают ее на незаинтересованных третьих лиц. Думаю, как раз в один из подобных дней Реджине Спаркс и удалось меня подловить, в буквальном смысле, на свой риск и страх. Если мой мозг частично и был освобожден от этой отупляющей психотропной дряни, то далеко не все тело. Да и Реджи на тот момент не отличалась какими-то исключительными внешними данными и действиями, которые могли взорвать мой мозг с головкой члена феерическим извержением. У меня был обычный подростковый зуд, а Реджи... сама, по собственной воле (или по наивной детской влюбленности) была готова пойти на любые жертвы и даже помочь мне его снять или хотя бы попытаться удовлетворить.

Я так до сих пор и не понял, что именно она во мне тогда разглядела. В пятнадцать лет трудно понять поведение девочек, в чьих жилах не течет ничего схожего с демоническим нектаром сексуальной озабоченности, описанной тем же Гумбертом. Реджина не являлась по своему определению ни нимфеткой, ни зарождающейся женщиной вамп... она всегда мне казалась девочкой, девушкой, а в последствии женщиной, у которой при наличии столь сексуальной внешности абсолютно ничего иного внутри не имелось. Красивая пустышка... не более...

Я не имел права судить ее за это ни тогда, ни сейчас, но она никогда не была той особенной и единственной, кто мог возбудить меня по-настоящему ни в наш самый первый раз, ни в последующие. В тот день она оказалась не меньшей жертвой собственных подростковых иллюзий, чем сегодня... И я не собираюсь оправдываться или принимать на себя всю вину за ее персональное безрассудство, за все, что делал с ней, за все те жуткие вещи, которые с ней вытворял и за которые ненавидел ее еще сильней... за то, что готов был сделать из нее потенциальную жертву собственной одержимости... И кажется здесь я немного соврал. Я настолько ее ненавидел, настолько брезговал и избегал любых самых незначительных контактов, что меня буквально выворачивало наизнанку от самой мысли использовать ее вместо подручной "макевары".

Я не понимал ее ни тогда, ни теперь. Все что мне удалось запомнить в наш самый первый день невзаимной любви... ее судорожный блеск огромных щенячьих глазок, тошнотворный запах луковой шелухи (боже правый, этот специфический аромат кожи будет преследовать меня практически постоянно и не только в снах, вызывая лишь один рвотный рефлекс) и заросшую черным покровом слипшихся волосков чуть влажную киску. Поначалу я реально испугался, не поверив, что смогу затолкать в нее хотя бы часть головки своего члена. Если эмоциональные качели и выбивали какие-то ответные искры из сознания и тела, то отнюдь не романтического содержания. За меня все решили мой собственный член и дрожащие ручки Реджи.

Каким-то шестым интуитивным чутьем определив мою нерешительность с первыми позывными – бежать и как можно подальше от этой сюрреалистической абстракции, она сама схватилась за мой перевозбужденный каменный ствол и с первого же попадания вставила головку в девственную щелочку. Только через несколько лет до меня дойдет, на что она тогда самозабвенно подписалась и чего ей все это стоило. Как испуганно прикусывала губку, неуклюже подмахивая тазом навстречу слишком большому фаллосу, разорвавшего внутри ее еще очень узкой вагины далеко не одну девственную плеву... Да и мои последующие телодвижения едва ли можно было причислить к показательным выступлениям непревзойденного секс-мастера. Если бы не таблетки... Кто его знает, возможно я бы кончил сразу же, на первой же фрикции. Но в те минуты меня накрыло все – страх, неуверенность, дикое волнение с запахом Реджи... ее искусанная в кровь распухшая губа, страдальческое выражение выбеленного личика с вспыхнувшими нелицеприятными пурпурными пятнами не щеках, шее и ушах. Похоже, наш совместный первый раз вылился мучительной пыткой сразу для обоих, разве что только мне каким-то непостижимым чудом удалось кончить, а после... все-таки сбежать. И на вряд ли от стыда.

Ты не поверишь, но мне просто было противно и абсолютно не хотелось повторять данный опыт именно с Реджиной. С кем угодно только не с ней! Кажется потом я трахался с другими чисто из-за желания доказать себе, что я не гей и люблю женщин. Но в том-то и заключалась вся прелесть четко сформировавшейся дилеммы... Я только трахался, даже когда пытался пару раз завести серьезные отношения. Я никого не любил, или мне казалось, что любил. Возможно лишь слегка привязывался, чувствуя нечто близкое с позывными собственника или владельца очередного объекта интереса... И был ли это интерес в целом?

Стоило мне уйти в очередной запой и разорвать отношения с очередной пассией, на меня накатывало нереальное облегчение – свобода, тот самый эффект эйфории от осознания, что мне снова удалось сбежать из постели очередной Реджины Спаркс. Что мне больше не придется слышать тошнотворных запахов, видеть страдальческой рожицы в первые секунды нашего соития или выслушивать капризных стенаний, какой же я грубый и как больно все делаю.

Через несколько лет по окончанию колледжа, Алекс Рейнольдз мне много чего наговорит и насоветует по этому поводу: «Ты определенно выбираешь не тех женщин. У тебя прям какой-то маячок на них заложен, при чем далекий от понятия подсознательный. Находишь ту, кто жаждет любви, но лишь в своих радужных ванильных фантазиях. Ту которую тебе не придется любить самому, поскольку тебе требуется веская зацепка-причина для будущего разрыва!» - «Только не говори, что это моя интуитивная месть за мать, которая обделила меня в детстве родительской любовью!» - «Уверен, твоя мать здесь абсолютно ни при чем! А тебе пора прекращать что-то там доказывать себе или кому-то еще... Поверь, существует множество вариантов и способов исключающих какие-либо обязательства между сексуальными партнерами, и которые не ищут серьезных отношений ни в реале, ни в бытовухе. И кому-то реально будет в кайф трахаться только с тобой, при этом не требуя взамен доказательств ответной любви с обязательным скреплением из обручальных колечек. Для всего можно отыскать альтернативу, даже для таких психопатов, как ты, Дэн!»

Тогда Алекс "пытался" выдать свою идею за дружескую шутку-подколку, но только лишь через внушительный отрезок времени, когда я буквально приползу к нему на коленях с настоящей истеричной мольбой о спасении и реанимированию своей исполосованной на кровавые ошметки сущности, до меня наконец-то дойдет – он никогда со мной не шутил.

«В тебе очень большой потенциал, Дэн! Я тебе говорил об этом не раз и буду повторять снова и снова, пока до тебя не дойдет весь смысл данного понятия. Я это увидел в тебе еще со старшей школы, а в колледже, когда ты соскочил с колес, только подтвердил все мои "подозрения"! Единственное, что ты сейчас и всегда делал (и о чем я тебе постоянно твердил) – ты попросту просираешь не только собственную жизнь, но и те возможности, которыми ты наделён и которых ты никогда не пытался в себе развивать! Это-то тебя и подрубило! И будет рубить до конца твоих дней!» - «Ты же говорил, что мне нужен лишь обычный партнёр для обычного траха без обязательств! Что мне нужна самая банальная разрядка! Что такие, как я не способны любить в принципе!» - «Всем свойственно ошибаться, но по большей части в мелочах. Ты всегда умел любить, Дэн, вот только боюсь, ты из того редкого числа уникумов, так называемых однолюбов, которые не привыкли размениваться на малое. Или всё, или ничего! Не знаю, хорошо это или плохо, но, думаю, это не менее редчайший и ценный дар, как и предрасположенность к тематическому доминированию.» - «Ты серьёзно? Ты называешь это даром? Или это очередная попытка доказать мне, что я обычный грёбаный извращенец, съехавший с катушек тематик, который сам никогда всерьёз не воспринимал ни своей садисткой натуры, ни твоей долбанной религии под грифом БДСМ? Знаешь, на что это вообще похоже? Это когда атеисту пытаются «доказать», что от тоже верит в Яхве!» - «Да ты просто никогда и не пытался взглянуть на все эти вещи всерьёз, Дэн! Так, проявлял поверхностный интерес пресыщенного скептика. И что в итоге? Отрицая свою природу, ты лишаешься части своей потенциальной сущности и жизни! У тебя отобрали самое ценное, что ты сумел отыскать и всё, ты сразу же потерял и себя.» - «А ты, значит, имеешь доступ к философскому камню, способному излечить любую болезнь со смертью?» - «Не я, Дэн, а именно ты! Всё находится и заложено только в тебе! Найди цель для реализации своего нераскрытого потенциала и сразу же найдёшь сам выход!»

Я знаю… Я уже предвижу этот судорожный всплеск ужаса, неверия и глубокого шока в твоих широко распахнутых глазках. Как тебя накроет, стянет, закупорит все поры с дыхательными путями липким саваном удушливого кошмара… Тебе может даже показаться, что у тебя реально остановилось сердце. Тебе станет очень плохо, практически на грани потери сознания, когда мозг, отказываясь принимать жёсткую действительность происходящего, включит все возможные и невозможные резервы блокирующей защиты, разливая по венам и суставам жидкий азот сковывающего онемения. Нет, ты не умрёшь, хотя состояние будет совсем близким. И тебе на самом деле захочется в тот момент именно этого… Вот только теперь я буду всё это время рядом и не позволю ни одной схожей мысли вспыхнуть в твоей очаровательной головке… потому что с этого момента я тот, кто держит свои пальцы на твоём пульсе… на твоём сердце, Эллис!

Был ли я всегда тем, кем являюсь сейчас? Этот вопрос будет мучать тебя на протяжении всех последующих месяцев? Ещё один чудо-довод к списку всех твоих оправдательных объяснений? Очередная попытка внушить себе насколько правильным оказался совершённый тобою выбор?

Нет, милая моя, я тебя сильно разочарую. На тот момент, когда мы с тобой встретились, я не увлекался всерьёз ни Темой, ни своей тёмной стороной врождённого Доминанта. Ты единственное, что для меня тогда стало самым важным и бесценным за всю мою пустую никчёмную жизнь. Ты и стала для меня всем – смыслом, кислородом, кровью в моих артериях, самой жизнью… другого для меня уже попросту не существовало, не имело значения, превратилось в ничто, стёрлось в сухую бесплотную пыль, растворившись в небытии…

Всё или всех, кто когда-то входил в мою жизнь, я никогда и не пытался удержать рядом с собой за редким исключением (если только они сами не старались вцепиться в меня мёртвой хваткой). Пожалуй, только Алексу я позволил ещё кое-как проникнуть в моё личное пространство чисто по дружеским интересам, другие по долгу не задерживались. Тянулось ли это предсказуемыми последствиями из моего бурного неуравновешенного детства трудного подростка? Не знаю. Возможно. По крайней мере, мне было так легче – нет привязанностей, нет сожалений с последующими разочарованиями. То же касалось и всех моих девушек, а в последствии секс-партнёрш. И было ли это так сложно, как казалось со стороны?

Я никого осознано не искал, ни на ком определённом не останавливался и не зацикливался. Мне с лихвой хватало и того, как мне тогда казалось, что меня окружало, что мне предлагали, и что я готов был взять без какого-либо зазрения совести. Но, видимо, даже этого было для меня недостаточно. Вернее, мне абсолютно всё шло не в прок. Ничто меня не заполняло, не цепляло, не насыщало, а если и заползало на какое-то время внутрь, то испарялось буквально через несколько часов, размазывая по внутренним стенкам опустевшего сосуда слизкие пятна отвратных липких воспоминаний (с «привкусом» аромата луковой шелухи)...

Срывы в таких ситуациях были более чем просто предсказуемы. Иногда мне казалось, что я сам их ждал, провоцировал, оттягивая их неизбежный приход с чувством маниакальной пристрастии, подначивая и подпитывая внутренних демонов, вскармливая и раздражая запахом «свежей крови»… Я всегда, всегда знал, что сорвусь, сам не понимая, когда именно и как превратил весь этот фарс с алкогольным лечением в игру с собственными слабостями. Я был абсолютно уверен, что мне ничего не стоило бросить пить (как когда-то принимать таблетки), просто у меня не было для этого реальных причин, я не хотел, как когда-то не хотел слушать нравоучений отца, доходчивых разъяснений психотерапевта, а в последствии и самого Алекса. Мне попросту не хватало ощущений этой особой остроты, как от игры в русскую рулетку. Я никогда не чувствовал себя до конца живым, если не испытывал у горла того самого холодящего движения «булатного клинка».

Казалось я и пил только из-за этого, из-за возможности вырваться/высвободиться, проораться во всю глотку, сбить до мяса и кости свои кулаки, выдрать на хрен изнутри всю эту грёбаную пустоту, заполненную лишь самыми гнилыми воспоминаниями и ощущениями, смыть тошнотворным запахом чужой крови ещё более отвратную вонь чужих ароматов, прикосновений… слов, взглядов… мыслей, желаний… Почувствовать себя хоть как-то!..

Бл**ь… тридцать лет балансировки на самом краю совершенного ничто, осознанно спуская собственную жизнь в унитаз день за днём, год за годом!

Может поэтому я и не воспринимал слов Алекса всерьёз? Мне казалось, он видел во мне кого-то абсолютно другого, или же пытался внушить данную идею, надеясь таким образом меня спасти, вытащить за шкирку из этой гнилой жижи, из чёрной клоаки беспросветного самоуничтожения.

Мы познакомились, а в последствии сдружились ещё в старшей элитной спецшколе для деток с исключительной одарённостью, а, вернее, с исключительной финансовой одарённостью их особых родителей. Правда Алекс-таки отличался от остальных уникумов нашей богоизбранной касты и не только внушительной родословной своих именитых (и к тому времени практически разорившихся) предков, но и впечатляющими зачатками формального лидера. Скажем так, он был одним из немногих, кто действительно умел запасть в твою память, сознание (возможно даже душу) и оставить там довольно ощутимый след, даже если вам для этого хватило не более пяти минут зрительного плюс словесного контакта.

Я не помнил ни одного случая, чтобы он хотя бы раз сорвался в крик, повысил от раздражения голос или поднял для удара руку. И я не помнил ни одного, самого стойкого и реального соперника, кто бы выиграл у него хотя бы один незначительный словесный поединок.

Если и существуют люди, которые способны тебя вдохновлять, вызывать искреннее восхищение с чувством авторитетного давления во многих жизненных аспектах – Александр Эллиот Ральф Рейндльдз VIII был как раз таким человеком. Возможно нам и суждено было стать теми друзьями с тем исключительным правом доступа в самые сокровенные части наших скрытых персональных я, куда обычно закрыт путь даже для ближайших кровных родственников. Не важно, разделяли ли мы наши привычки, вкусы с пристрастиями, в остальном мы были практически не разлей вода. И скорей в последнем была заслуга лишь одного Алекса.

После колледжа и нового головокружительного «карьерного» витка в моей взрослой (практически ни в чём не ограниченной) жизни, он единственный из нас двоих, кто действительно изо всех сил старался сохранить не только нашу дружбу, но и мою жизнь.

«Ты копишь не те воспоминания, а потом упиваешься ими, провоцируя следующие срывы, чтобы пополнить свою и без того засраную память новыми порциями очередного отборного дерьма!» - он скажет мне всё это где-то после второй или третьей попытки Мэндэлла-старшего вылечить меня от очередного затянувшегося запоя. Именно тогда Алекс впервые попробует вытянуть меня с помощью Темы, пытаясь протолкнуть-внушить идею о моей скрытой сущности прирождённого Доминанта.

«Ты смеёшься?.. Я могу, конечно, чисто по пьяни отметелить парочку укуренных ушлёпков, но поднять руку на женщину… влепить ей пощёчину?!.. Fuck, Лекс, может я и скотина, но до такого не опущусь даже в состоянии полной упитости. Ты меня реально с кем-то спутал!..» - тогда я офигел не только от его предложения, но и от осознания шокирующего факта, что Алекс выявился адептом не самой лицеприятной на тот момент для меня Темы. Уж от кого я не ожидал подобного, так это от него!

«Кто сказал, что ты обязан бить партнёра по почкам или вырывать у него зубы? Да, такие мазохисты существуют в реале, но, как говорится, на каждого сабмиссива найдётся свой соответствующий Дом. К тому же, между чистым садо-мазо и самой Темой слишком огромная пропасть. И я бы не стал предлагать тебе подобный вид выхода, не знай насколько высока твоя моральная планка в подобных вопросах. А на счёт ударов… Уверен, шлёпнуть девушку по ягодице или клитору, или укусить за половую губу – это способен сделать любой самый далёкий от темы ванильный задрот. Ты сам выбираешь уровень и планку собственной Темы. Да, правила и законы существуют везде и для всех, как и десять заповедей Ветхого Завета с уголовным кодексом страны. Убивали, насиловали и крали даже самые фанатичные приверженцы самых высокодуховных идей. В человеке все это заложено еще с самого его рождения вместе с инстинктами. Одно дело насколько ты нестабилен в моменты реверсивной психологии и совсем другое, если ты в принципе лишен всех предусмотренных природой тормозов. Я очень давно тебя знаю, Дэн, и достаточно хорошо, чтобы ясно осознавать о чем тебе говорю. У тебя весьма внушительная, не побоюсь этого слова, впечатляющая база для человека, способного свернуть на своем пути горные цепи всего лишь одним щелчком пальцев. Ты можешь себя контролировать, как никто другой. Вопрос в том, хочешь ли ты этого сам?» - «А с чего ты решил, что мне должна помочь только твоя Тема?» - «Не моя Тема, Дэн, а твоя! Если ты захочешь сделать ее фундаментом своей будущей жизни.» - «По-твоему, я схожу с ума и впадаю во все эти крайности из-за тематического голода? Мол, не могу определиться чего на самом деле хочу или ищу? Мне всего-то не хватает самого малого – самодисциплины с самоконтролем, коих у истинных адептов Темы всегда в переизбытке и даже сверх того!» - «В тебе давно все это есть, Дэн, и как раз в избытке. Просто ты никогда не задумывался о данной возможности использовать все это по его прямому назначению. Ты практически по горло зашит и закупорен! И, да, оно из тебя прорывается время от времени, но только не в том виде... Черт, Дэн! Тебя же никто и ни к чему насильно не принуждает. Добровольность, доверие и право выбора лежат только на тебе! Или я похож на свидетеля Иегова, или наркодилера, предлагающего своим наивным жертвам парочку бесплатных доз? Просто попробуй. Попытайся сам определиться, что тебе нравится, а что нет. Никто тебя насильно в тему не затащит, пока ты сам не поймешь – твое это или не твое!»

Как там звучит избитая фраза всех времен и народов? Благими намереньями выстлан путь в ад?

Совру, если не признаюсь, что испытывал тогда к другу искреннюю благодарность за все его попытки помочь добровольному утопающему. За такое просто грех осуждать или искать какие-то скрытые мотивы. Но мой скептицизм к Теме не рассосался и после пары дюжин первых посещений элитного клуба закрытого типа в элитной части Леонбурга определенного направления.

Нет, я так и не испытал религиозного рвения после первого-второго-третьего (и дальше по возрастающей) сеанса-сессии с выбранными мною же по внушительному каталогу того же клуба секс-партнерами. У меня не возникло фанатичного трепета с желанием погрузиться с головой в основы и сокрытые от обычных смертных таинства самой Темы. Я лишь получил возможность трахаться без каких-либо обязательств и именно так, как нравилось на тот момент мне, а не всем моим изнеженным романтической ванилью бывшим пассиям. И да, у меня выявилось, как я и сам не ожидал, достаточно много психологических заскоков и скрытых "комплексов". Ни одна выбранная мною девушка никогда на меня не жаловалась, разыгрывая на отлично бурное удовольствие со словленными оргазмами. Но ни одной из них так и не удалось успеть скрыть в своих профессиональных, затянутых бл**ской поволокой глазках судорожного проблеска преждевременной паники. Сказать, что мне не нравилось то, что я делал, говорил и видел – откровенно соврать самому себе.

«У меня только три основных правила, которые ты обязана соблюдать и свято чтить, подобно всем правилам данного клуба!» - обычно я смотрел на свою жертву сверху вниз, стоящую на тот момент передо мной на коленках, и лениво смазывал большим пальцем с ее пухлых губок тройной слой темно-бордовой (почти черной) помады. – «Мы не целуемся в губы, не обнимаемся и не ведем задушевных бесед о моей личной жизни.»

Если учесть тот факт, что я никогда не трахался с одной и той же партнершей дважды, можно сказать, практически у всех после моих предупреждений тут же возникал ответный интуитивный интерес.

«Не целуемся?» - кажется, некоторые из них произносили данный вопрос отнюдь не с тайным облегчением.

«Извини, милая, но меня не тянет засовывать свой язык в чей-то рот, особенно после того, как в нем успело побывать не меньше дюжины совершенно разных мужских (и не мужских тоже) членов! Меня это абсолютно не заводит, как и мысль... вылизать общественную урну. Куни тоже не будет. Прости.»

Оскорбления подобного типа для подобных девушек зачастую считались нормой, а иногда и частью большинства проводимых ими же ролевых игр. Вот только я всегда говорил им эти вещи вполне серьезно, при чем настолько серьезно, что многим из них так и не удавалось скрыть ответной обиды в расширенных зрачках с перехватившим в горле спазмом сбившегося дыхания. И меня заводили отнюдь не физическая боль, судорожные всхлипы и дергающиеся тела всех моих нижних партнерш по клубу. Бить, хлестать, душить, топить, поливать расплавленным воском, протыкать иглами или пеленать в пищевую пленку – увы, все это было не мое. Мне не была интересна чужая телесная боль, особенно если от нее получали чуть ли не тройное удовольствие. Меня подхлестывал сам процесс морального унижения. Ведь они даже не догадывались, кому на самом деле предназначались все мои слова. Они лишь выполняли свою работу, а я использовал их для выхода скрытой части своих раскормленных комплексов. Еще один наркотик, еще одна зависимость, которая хрен смогла перекрыть предшествующую. Разве что срывы в запои становились не столь частыми, хотя и не менее продолжительными.

«Дэн, откровенно говоря, ты меня... очень и очень разочаровываешь! С тебя же так и прет изощренный тематик, но ты... делаешь все возможное, чтобы использовать его с совершенно иной для себя позиции. Ты сознательно (нет, далеко не подсознательно!) все портишь!» - «Алекс, давай посмотрим правде в глаза. Я далеко не ты и никогда таким не стану, как бы сильно тебе этого не хотелось самому! Да, спасибо, что показал мне способы, как трахаться без обязательств перед партнерами. Кто его знает, может после женитьбы я стану таким же завсегдатаем вашего специфического клуба, как и ты, но в остальном... прости. Это не панацея для таких, как я!» - «Скорей всего ты так и не разобрался... не захотел вникнуть в саму суть темы, решив для "безопасности" поплавать в сторонке, на отмели и чисто из уважения ко мне. Или убедил себя, что это не твое...» - «Ты прекрасно знаешь все, что я думаю по поводу всей Темы и о всех ее неофициальных канонах. Я не могу воспринимать такие вещи всерьез! Считай меня атеистом Темы, слегка увлеченным некоторой из ее атрибутик. Обустраивать целые залы с галереями или подвалы в фамильных имениях своих предков я определенно не собираюсь. Скорей я начну коллекционировать средневековое оружие, но только не флоггеры с цепями...» - «Значит... ты тот самый утопающий, который совершенно не думает спасаться...» - «Разве я просил себя спасать?»

Наверное это был первый и единственный раз, когда я видел Алекса таким подавленным и мрачным. Впервые он отвёл взгляд и довольно долго обдумывал дальнейшие слова, не глядя на меня или на что-то еще.

«Чтож... - голос звучал ровно, в его привычном стиле, но с ощутимой пониженной тональностью в сиплом баритоне. – Когда тебе самому опротивит облюбованный тобою ад, и ты сознательно и искренне возжелаешь от него избавиться, тогда... и поговорим. Я всегда готов тебе помочь, Дэн, ты и без моих кровных клятв об этом прекрасно знаешь. Но я сделаю это только лишь тогда, когда ты сам лично попросишь меня об этом... И когда я сам увижу насколько сильно ты этого хочешь!»

Знал ли Алекс и уж тем более я, что тот ад, в котором я добровольно прожил столько лет, вскармливая и лелея каждый из пройденных кругов, оказался самым банальным чистилищем – прелюдией-переходом к настоящему всепожирающему Армагеддону. Что я буду вспоминать об этих годах чуть ли не с ностальгией, тоскуя по самым "чудесным" дням всей моей жизни. Что мой реальный ад только-только собирался случиться. И что через несколько лет я буду лично умолять Алекса и буквально на коленях помочь мне сделать хотя бы один вдох полной грудью, чтобы не чувствовать при этом выворачивающей на изнанку внутренней боли.

Не знаю, как это происходит в загробной жизни, зато теперь мне досконально известно, как это бывает в отрезвляющей реальности. Ты никогда не сможешь понять, до конца прочувствовать, что такое истинный ад с его засасывающими недрами бесконечных кроваво-огненных лабиринтов самой невыносимой оголенной боли, выжигающей тебя изнутри кипящей ртути чистого откровенного безумия... пока перед этим тебе не подарят несколько дней упоительного рая.

Ты мой ад, ты мой рай... ты моя Вселенная!..

Самые светлые, солнечные, яркие, ослепляющие участки памяти – белой памяти… с затягивающим эпицентром совершенного мироздания, жемчужной россыпи мириад неповторимых галактик, радужных туманностей в вальсирующей спирали бесконечного Абсолюта… Я и догадаться не мог насколько она могла быть прекрасной и… единственной!.. Я и представить не мог, что она существовала… существовала в тебе! Что она войдёт в меня, станет неотъемлемой частью меня самого, поглотит, растворит, сольётся с молекулами и атомами моей сущности, наполнит сознание и естество человека по имени Дэниэл Мэндэлл-младший… Что он уже никогда не будет таким, как прежде… и он уже никогда не сумеет смириться с тем, что у него отобрали… что отобрала у него ты!..

Моя маленькая, наивная, глупая девочка. Не того монстра ты испугалась 10 лет назад, не о нём я замалчивал и боялся тебе рассказывать… боялся спугнуть свою нежную, чуткую малышку Эллис. Боялся самого себя, того, что испытывал, через что впервые в жизни прошёл… прочувствовал…

Ты была первая, единственная, непонятная, ирреальная и одновременно самая настоящая и живая. Я сам не соображал, что происходило, и почему это происходило именно так и именно со мной… и только с тобой! Почему мне это так нравилось, почему с каждым разом я хотел большего… и почему так хотел лишь тебя одну?!

Наша самая первая встреча, первый зрительный контакт… Твои удивлённые огромные глазки, чуть приоткрытый от неподдельного изумления ротик… выбившиеся светлые пряди песочной платины… алый приток горячей крови в пухлые губки, зардевшие щеки и ушки… Девушка-ребёнок с искренним взглядом на окружающий её яркий солнечный мир, в ореоле ослепляющего дневного света, доверчиво льнущего к её чистой нежной коже, путающегося заигравшимися бликами в золотой паутине её растрёпанных волос… в глубине чистого прозрачного бирюзового омута глаз. Ты смотрела на меня или… в меня, как будто заглядывала из параллельного измерения в пугающую бездну разверзнувшегося мрака… открывшегося портала в мою абсолютную чёрную пустоту…

Могу поспорить, версия этой истории из моих уст звучала бы совсем иначе.

Я и сам не понимал, кто же из нас двоих был тогда больше всего удивлён и шокирован. Наверное, всё-таки я, потому что… я впервые захотел увидеть кого-то снова… увидеть тебя! Почувствовать это опять… убедиться, что мне не показалось, что мне впервые так легко и спокойно находиться рядом с кем-то и… хотеть этого, хотеть его… хотеть тебя!.. снова и снова!

Когда я до конца это осознал и пропустил через себя впервые? Наверное, когда ты подошла ко мне, чтобы поправить воротник и манжеты на сорочке прямо на мне. Когда я больше не слышал запахов косметики, театрального грима, лака для волос… когда наконец-то сделал самый первый глубокий вздох твоего чистого аромата… Когда ты вошла, свободно проникла на мою ранее закрытую территорию своим ненавязчивым зыбким облаком невидимого ментального скольжения, так спокойно и совершенно безболезненно просочившегося поверх титановых засовов моего заржавевшего экзоскелета…

Если бы меня тогда так не накрыло, мгновенно, вышибающим на хрен судорожным волнением, наверное срочно пришлось бы бежать (да, постыдно!) в уборную, чтобы успеть скрыть или сбить острый приступ непрошенной эрекции.

Это было чистейшее безумие, шокирующее откровение с окончательным помутнением рассудка. Я захотел тебя по-настоящему, без предварительных разогревов, ласк и прочей хрени. Я захотел погрузиться в тебя до конца, полностью, утонуть в твоём запахе, в обжигающей спирали пульсирующего света, живительного огня… раствориться в источнике твоей спасительной чистоты до самой последней капли… Раствориться и с жадностью втянуть в себя одним цельным глотком… засосать, запустить в свои вены, лёгкие, нейроны… окутать, сжать, сдавить в руках, впитать всей кожей… спрятать, скрыть, украсть, забрать только себе, сделать лишь своей, единственной… только МОЕЙ!

Каких мне стоило нечеловеческих усилий, чтобы сдержать себя тогда, не сделать что-нибудь пугающего и отталкивающего… Не поддаться чуть вперёд, всего на несколько дюймов, чтобы вдохнуть глубже запах твоих волос, не скользнуть по ним онемевшей поверхностью собственных губ… Не поцеловать тебя впервые на алее под деревьями и окнами общежития самому! Бл**ь! Как же я хотел этого! Впервые! Хотел! САМ! Как же меня трясло, выворачивало, буквально выбивало по всем оголённым болевым точкам и нервам электрическим разрядом в десять тысяч вольт… плавило, выжигало, деактивировало… Я сам не понимал, что происходит и почему. Почему так хотел всё это чувствовать снова и снова? Почему боялся увидеть в твоих глазах страх, недоверие… отвращение?.. Почему хотел тебя целовать, сжимать в объятиях, сытиться тобой, ощущать только тебя одну?.. Будто в этом мире больше ничего иного не существует и никогда до этого не существовало! Словно я не знал, что значит жить и хотеть жить, до того самого момента, пока не увидел тебя… пока не вдохнул твоего запаха, не соприкоснулся с хрупкой паутиной твоего скрытого естества, с ярким светом белого живительного пламени, пульсирующего сердца-мироздания твоей бесконечной Вселенной… с исцеляющим огнём, источником упоительного бессмертия… Откровенное сумасшествие, которое я добровольно принимал в себя с жадностью, ненасытностью, поглощая с каждым разом всё более крупные дозы… не в состоянии остановиться, нет, не желая останавливаться больше никогда!

Ты даже не представляешь, что это такое, как это… смотреть в твои глаза и просить произнести это вслух… услышать в твоём голосе немощную мольбу-просьбу… сладчайшей инъекцией режущих кристаллов по нервным окончаниям, в порах кожи, ледяным окатом по позвоночнику, вспарывающей спиралью по всей поверхности пульсирующей головки члена… Я готов был кончить только от одного твоего взгляда, от умоляющего шёпота твоего капризного голоска. Я должен был это видеть, слышать и осознавать. Я хотел этого! Я хотел видеть и чувствовать, как ты хотела меня! Только МЕНЯ!!! Мне необходимо было это знать, понимать и пропускать через себя, потому что раньше с другими всё было по-другому… абсолютно и ни черта не схожего ни с тем, что между нами происходило, ни с тем, как я тебя ощущал! Я не испытал с ними и сотой доли из того, что пережил с тобой… в тебе… в себе! И мне постоянно и всегда было мало! С каждым разом мне было ничтожно мало! Я хотел тебя всю, без остатка, только тебя… одну тебя… с прошлым, настоящим… будущим…

Fuck! Если бы мне сказали, что со смертью Алека Митчелла возможно повернуть время вспять, я бы убил его в тот же день, даже с процентным соотношением один к девяноста девяти! Я бы собственноручно придушил Рейчел Кокс, если бы знал, для чего именно она заявилась в «Black Ball».

Я бы держал тебя в наш последний день до самого утра… я бы заставил тебя остаться, может быть даже привязал для этого к кровати… Ты отобрала у меня единственную возможность заснуть с тобой в моих руках, чувствовать тебя во сне… проснуться вместе с тобой… в тебе…

Как ты могла всё это отобрать у меня?! Как?.. КАК?!!

Отобрать последний шанс… возможность… надышаться тобой, насытиться, раствориться в тебе до самой последней капли…

Если бы я только знал…

Сжать тебя в последний раз в руках, задушить, разорвать, не думать больше ни о ком и ни о чём, вытягивая из тебя остатки света и дыхания, остатки жизни нашей умирающей Вселенной.

Бл**ь! ЛУЧШЕ БЫ ТЫ УМЕРЛА!!! Лучше бы я проклял весь мир, всех богов и всё сущее за то, что они отобрали тебя у меня! Лучше бы я провёл остатки своей никчёмной грёбаной жизни в психушке, привязанным к койке, с выжженной на хрен частью мозга электрошоком, забыв кто я и что я, забыв, кем ты когда-то была!

Так бы я знал… так бы я хотя бы понял почему… Но только не так, как это сделала ты!

…Сколько надо пройти кругов ада в сотый, тысячный раз, чтобы в какой-то момент наконец-то перестать чувствовать, как плавится и пузыриться кожа в горящих языках кровавого пламени, как лопаются спаянные волокна оголённых нервов и мышц, как стекает кипящей кислотой по вскрытым ранам твоя собственная отравленная кровь, выедая живые клетки с плотью до самых костей, выжигая саму костную ткань насквозь, сжирая, разрывая сухожилия… раз за разом… день за днём!

Как отключить сам мозг вместе с сознанием? Как отключить всего себя? Как перестать быть тем, кто когда-то держал в собственных пальцах самое ценное, что у него когда-либо было?.. Как перестать быть собой?.. Тем, кто тебе не нужен, кого ты так испугалась, от кого ты так самозабвенно бежала?.. Как научиться себя за это не ненавидеть?.. Как научиться жить с этим дальше?.. жить без воздуха, без тока крови в артериях… без тебя!

Как не бояться просыпаться по утрам, в попытке определиться где я и кто я, и почему я всё ещё жив? Трезв я или пьян? И что хуже, быть трезвым, находиться в здравом уме и памяти или допиваться до потери сознания, до рвоты желчью?..

Сколько раз меня откачивали от алкогольного отравления… сколько раз отец запирал меня в реабилитационные клиники закрытого типа буквально под замок?.. Сколько раз я оттуда сбегал… сколько требовал от него реальной помощи?..

Не даром говорят, что если хочешь сделать что-то хорошо и правильно – делай это сам!

Уже не помню, сколько прошло времени, прежде чем я догадался, что Мэндэлл-старший лгал мне. Он и не собирался тебя искать, хотя клялся и божился, что ищет изо всех возможных сил, что это не так просто, что в Эспенриге до хрена провинциальных городов с приставкой Кент, что деканат Эшвиллевского колледжа не разглашает данных о своих учащихся, что… похожая на Эллис Льюис девушка не появлялась в своем родном городке несколько последних лет… что при встрече с детективом нанятым Мэндэллом-старшим она наотрез отказалась встречаться с Мэндэллом-младшим, что она не собирается менять своего решения…и что она уже как полгода встречается с другим парнем сверстником – сыном владельца крутой фотостудии в Карлбридже…

Наверное я тогда был недостаточно трезв, или мне так хотелось верить в искренние заверения отца, что я попросту не понял и не почувствовал насколько шаткими и неубедительными выглядели все его отчёты по поискам, а главное, насколько все они были затянуты по времени… Нелепая история схожая с каким-нибудь заплесневелым сюжетом из мыльной оперы… Откуда такая наивная непосредственность? Почему я не пытался разглядеть во всех его баснях столь откровенного вранья? И зачем он вообще это делал? Неужели не предвидел последствий, неужели не осознавал чем это могло обернуться для него самого? Что я возненавижу его за эту ложь не меньше, чем тебя за твой уход! Что через четыре года я отыграюсь на его самой большой слабости, заставлю захотеть заполучить в свою компанию восходящую звезду рекламной фотографии Алисию Людвидж. И это желание будет исходить именно от него. Я перекручу его ослабленную память в нужное мне русло, а ещё через год он будет вынужден покинуть свой официальный пост главы «Глобал-Вижн» и уступить президентское кресло своему единственному наследнику и сыну Дэниэлу Мэндэллу-младшему.

И да, к тому времени я буду знать о тебе всё… абсолютно всё! Каждый проделанный тобою шаг, совершенный поступок, промах, удачу и поражение – всё, с того самого момента, как ты оставила меня в Эшвилле на Торн-Пойнт с этой грёбаной коробкой… Всё поэтапное восхождение Алисии Людвидж на Олимп её всемирной славы, всю её личную жизнь… личную жизнь её близких друзей и знакомых… с кем ты встречалась, с кем спала, кого бросала… фотографировала.

Не знаю, кого мне тогда хотелось убить больше всего, первых или вторых? Тех, кто смотрел на тебя через объектив камеры, как когда-то смотрел на тебя я или тех… кто прикасался к тебе… трогал то, что им никогда не принадлежало!

Сколько мне понадобилось времени, месяцев, лет, чтобы в одно прекрасное утро, едва открыв глаза, я наконец-то перестал чувствовать и гасить в себе остатки того человека, который когда-то чуть не сделал из меня потенциального клиента психбольницы? Когда мои руки перестали дрожать?.. Когда взгляд стал целенаправленным и ровным?.. Когда сердечная мышца выровняла свой чёткий монотонный ритм здорового сильного сердцебиения? Когда я перестал желать тебе смерти?.. Когда именно понял, что хочу сделать с тобой, с твоей жизнью… с твоим будущим?.. И как я узнал, что это случится уже совсем очень скоро, впервые, за столько лет почувствовав этот целительный поток восходящего триумфа, хлынувшего по венам, в сосуды мозга упоительной дозой сладчайшего наркотика?

Да, милая моя, уже скоро! Уже совсем близко. Ты это чувствуешь не меньше моего… Оно уже в тебе. Закрывай глаза и хватит сопротивляться.

Когда-то ты так беспечно сбежала, не захотев остаться в моей постели до утра со мной, в моих руках, на моей коже… Скоро я заставлю тебя об этом вспомнить… вспомнить всё до самых мельчайших подробностей. То, как ты меня хотела, как умоляла, выпрашивала… какими глазами на меня смотрела. Я не просто воскрешу все твои забытые желания, усиливая их в разы, я заставлю тебя ползать на коленях буквально, молить меня со слезами в глазах дать тебе всё это, вернуть, прикоснуться, вырезать на каждом дюйме твоей кожи реальным клеймом острейшей физической боли… и только моими руками, только моей на то волей!..

Спи, моя девочка, спи! Сегодня ты ещё можешь пока расслабиться. Сегодня наше прошлое не коснётся твоего чистого необременённого чела, не проникнет под веки красными вспышками абстрактных мазков обжигающих ударов. Только не пугайся, если самые сильные и неконтролируемые желания всё-таки прорвутся на свободу из запечатанного тобою намертво титанового сейфа спящего подсознания. Как бы сильно ты не противилась, сколько бы не старалась убежать от них, от себя, от меня, рано или поздно это произойдёт. Я вскрою его, срежу все петли, засовы, вырву на хрен двери с закодированными замками… и если понадобится, протащу тебя за волосы, ткну лицом в сердцевину, в самое средоточие всех твоих страхов… и только попробуй отвести или закрыть глаза! Ты примешь это всё в себя до самой последней капли с готовностью, с жадностью… с ненормальной одержимостью в дрожащем тельце. Я заставлю тебя этого хотеть – до одури, до сумасшествия, до истеричных воплей и рыданий! Ты сама будешь умолять меня вернуть это тебе, наполнить тебя этим до краёв… наполнить тебя мною!..

Ну всё, тише… тише… сейчас это всего лишь сон… или давление воздушных потоков срывающегося за окном ветра… или бесплотное скольжение невидимых кончиков пальцев по твоему бледнеющему в сумраке спальни личику… по контуру приоткрытых дрожащих губок, скрадывающих горячие порции порывистого дыхания… по нежному изгибу прохладной шеи, точеному рельефу с пульсирующей жилкой сонной артерии…

Не стоит, не вздрагивай. Не открывай от удивления перепуганных глазок. Не пытайся никого разглядеть или отыскать в тёмных углах спальни или увидеть невидимый силуэт ментальной тени возле кровати… Тебе показалось… это только сон… просачивающиеся образы с желаниями из твоего рвущегося на волю подсознания…

Ещё совсем немного, самую малость… и мне больше не надо представлять этого в своём воображении, пытаться увидеть тебя такой, какой бы ты могла быть в тот или иной момент во времени и в пространстве. Скоро я на самом деле буду видеть, как ты спишь или пытаешься заснуть… не только чувствовать, но и слышать твоё беззвучное дыхание, учащённый четкий ритм трепыхающегося сердечка…

Это во истину упоительное ощущение, понимать-знать, что теперь ты никогда не сможешь заснуть, не думая обо мне, не чувствуя моего постоянного присутствия, не ощущая отпечатков моих рук, кожи, прикосновений, глубоких пульсирующих ожогов на растёртых стенках влагалища… Fuck! Теперь я постоянно буду рядом, постоянно буду в тебе… и теперь ты будешь чувствовать только меня! Одного! Засыпая с мыслями обо мне… с нервными сжатиями твоего сердечного клапана на подушечках моих пальцев…

Не надо, не сопротивляйся! Мне всё равно придётся это сделать… я должен это сделать! Как бы больно тебе не было по-настоящему, каких бы нереальных масштабов не достиг твой страх, это всё равно неизбежно! Тебе нужно лишь это осознать и принять… хочешь ты того или нет… Время, когда ты принимала решения за нас двоих давно прошло… кануло в небытие. Теперь это моя неоспоримая привилегия. Я решаю, как тебе жить дальше! Только я!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

- За-ши-бись! Нет, я, конечно, догадывалась и что-то близкое к этому себе представляла, но... увидеть воочию... – Сэм отрицательно качает головой всё еще не глядя на меня. – Это абсолютно и ни черта близкого и не лежало рядом!

Застыв где-то по центру гостиницы номера-люкс и медленно поворачиваясь вокруг своей оси, она осматривала, почти по деловому (глазом видавшего виды мастера своего дела) панорамные масштабы и внутренности элитного помещения.

- Ты же мне покажешь, надеюсь, свою новую квартиру? Я определенно не смогу теперь заснуть, пока не увижу все собственными глазами!

- Я все еще не могу свыкнуться с мыслью, что стала жительницей Леонбурга, и что ближайшие три года буду в нем жить... что уже в нем живу, а тебя непреодолимо тянет в место, о котором мне хочется вспоминать в самую последнюю очередь.

- Ты меня, конечно, извини, но это только твои тараканы, Элл! Это ты собственными пальчиками подписала трудовой договор с Мэндэллами, так что... скулить и жаловаться об этом – либо священнику, либо личному психотерапевту! Мое мнение на этот счет тебе прекрасно известно! Кстати, о тараканах... Так ты подписала контракт на три года? Так сразу, с ходу, без испытательного срока?

При словах "испытательный срок" у меня едва не срабатывает конвульсивный припадок истерического смеха. Хорошо, что в этот самый момент я нырнула в гардеробную. Правда Сэм в это же время с другого конца гостиной заглядывала в проем смежной ванной комнаты, так что лицезреть выражение моего лица она никак не могла.

- Сэм, обычно на испытательном сроке тебе не предлагают с ходу 10 миллионов фунтов. – пришлось намеренно повысить голос, надеясь на слабую звукоизоляцию стенки-перегородки между шкафом и ванной.

- Охренеть! Ванная с выходом на лоджию! Я тоже такую хочу!.. Бля, да там еще и мини-бассейн! Вы издеваетесь надо мной? – если она меня и расслышала, то едва ли услышала. - Почему ты раньше не сказала, что у тебя тут творится? Лучше бы я пригласила сюда несколько знакомых тусовщиков. Устроили бы здесь реальное, а главное, конкретное такое пати века, и при этом не надо переться в другой конец города среди ночи, особенно без твоего водителя-секьюрити.

- Это ты меня пригласила по собственной инициативе, так что... поздно давать задний ход и переписывать сценарий! - не знаю, слышала ли она меня, бегая как раз в эти самые секунды по длинной террасе полукрытой лоджии. – Тем более, я терпеть не могу закатывать вечеринки с шумными сборищами там, где я живу и сплю!

Наверное, все-таки она меня расслышала. Я как раз вышла из гардеробной, направляясь в сторону спальни с выбранной на этот вечер "парадной амуницией" - черные брюки-клеш из стрейчевого габардина и приталенная рубашка-блузка из натурального черного шелка классического кроя а-ля семидесятые в тонкую вертикальную серую полоску.

- Я удивляюсь, как это ты вдруг САМА согласилась двинуть со мной на ночь глядя не известно куда и в абсолютно чужом для тебя городе... Ох тыж... класс-класс-класс!

Мы встретились в спальне, вернее, сошлись у раздвижных стеклянных дверей лоджии, когда Сэм оббежала снаружи весь пролет террасы, а я в это же время зашла через противоположный проем смежной гостиной. Саманта выглядела куда воодушевленней, чем я, и, видимо, личное перевозбуждение с подскочившим на десять пунктов детским восторгом, заметно снизили ее интерес к другим мелочам жизни (включая и мою персону).

Сомневаюсь, что в подобном состоянии она была готова выслушать мою исповедь, отчего же я так самозабвенно ухватилась за ее приглашение. Да и зачем изгаляться, выворачивать наизнанку душу, нервы, когда можно воспользоваться самым надежным и проверенным в таких ситуациях ответом.

- Шутишь? Мы же сто лет не виделись...

И у меня сейчас нет никакого желания оставаться в этой... гребаной спальне одной! Если первую ночь я кое-как отмучалась, продержалась и почти что выспалась, то вторая, последняя, едва не стала причиной моего реального психического срыва. Естественно, у меня нет никакого желания рассказывать обо всем этом лучшей подруге, которая только и ждет подходящего повода – выкрасть номер мобильного Брайана Степлтона и выслать ему анонимное СМС с требованиями вывезти меня из Леонбурга, как можно срочно и незамедлительно.

Да, я очень, сильно и добровольно хотела отсюда сбежать, особенно с приближением очередной ночи – новых сумерек бесплотной темноты... твоей, мать твою, осязаемой ментальной темноты! Ты же не мог так просто оставить меня вчера, да? Тебе было мало встретиться со мной лично, пометить своим взглядом, дыханием, касанием, рукой, кожей, отпечатком губ... Тебе обязательно было нужно залезть еще и в мою голову, под черепную кость, перекрутить все нервы, мысли, чувства, оголившиеся воспоминания в один цельный перетянутый жгут, пропустить через него разрядом своего осязаемого присутствия, ударить по сердцу тройной инъекцией метального давления…

Господи, я бы вчера все отдала, отказалась от самого ценного, дорогого, жизненно необходимого лишь бы... не думать о тебе! Не чувствовать ТАК сильно и настолько близко...

Наверное, в психиатрии скоро появится новый термин психического расстройства, который так и будет называться – синдром Дэниэла Мэндэлла-младшего. И, боюсь, это уже не просто паранойя. Так напрягаться, сопротивляться, едва не до физической дрожи, только чтоб не подпустить тебя ближе… ещё ближе!.. не дать тебе забраться под кожу, сквозь поры – в кровь, в лёгкие, вместе с ароматом твоих грёбаных роз, буквально ощущая на ладонях и в ладонях, в их прохладном живом шёлке ТЕБЯ… твоё скольжение… твою безучастную ласку.

Клянусь богом, я спалю их все до последней в понедельник… или во вторник… собственноручно!.. Я бы и сейчас их сожгла только за то, что ты заставляешь думать о себе всё это время – ДО СИХ ПОР!

Да, твою мать, теперь я до смерти боюсь оставаться здесь одна, ещё и на трезвую голову, ночью! Пережить ещё один кошмар во сне и в реальном времени две ночи подряд?.. Даже не мечтай! Я тебе такого удовольствия не доставлю. Пусть мне только всё это и кажется, будто тебе на самом деле этого очень хочется, но ты же не можешь не признаться самому себе… Что бы ты почувствовал, узнай, что твоя бывшая девушка Эллис Льюис кричит во сне и наяву от привидевшихся кошмаров с реальными физическими ощущениями связанных с тобой?.. Можешь не отвечать… Я уже видела… видела этой ночью твою самодовольную ухмылку… новую, мягкую, безупречную улыбку Дэниэла Мэндэлла-младшего с бесчувственным взглядом глубоких чёрных глаз, просачивающегося сковывающим ознобом с… осязаемым касанием твоих пальцев на моей коже, губах, шее… Скользящее, едва уловимое, но такое ощутимое движение-ласка… беспрепятственное властное сжатие под кожу, ледяными петлями-захватами на трахее, по лёгким, в само сердце, впивающимися в каждую болевую точку раскалёнными иглами – одна за одной…

Не знаю, что именно меня заставило проснуться – дёрнуться судорожным спазмом-конвульсией всем телом, вырываясь из чёрной помпы сна не только спящим сознанием. Или твоё присутствие с осязаемыми движениями-прикосновениями или… твоя рука, передавившая мне горло и сердце. Помню лишь дикий приступ паники от мысли, что больше не могу дышать, что не слышу стука собственного сердца. Один лишь лёд твоих пальцев, сжимающихся всё сильнее с каждой пройденной секундой, с каждым пропущенным ударом сердечного клапана и… твоё лицо… глаза, нависающие прямо надо мной… И что ничего из этого не исчезло и не испарилось с первыми наномгновениями моего пробуждения. Я всё ещё продолжала видеть тебя, смотреть в тебя, ощущать буквально физически в режиме реального времени!..

Бл**ь! Конечно я закричала… подскочила, хотя тело до этого казалось было парализовано и перетянуто изнутри неподъёмным прессом чужого давления. И я всё ещё продолжала его ощущать… fuck! Я продолжала чувствовать твои царапающие пальцы снаружи и изнутри.

Объемная дымка твоего лица с плотным, невероятно сильным и тяжёлым телом растекались по сетчатке глаз абстрактными мазками световых пятен. Сердце в груди набирало бешенные обороты, сбивая дыхание, само равновесие проснувшегося тела мощными толчками, нервной дрожью, жалобными всхлипами насмерть перепуганного «ребёнка»… Времени больше не существовало, как и сознания в его вибрирующих сжатиях отчитываемых секунд. Оно всё ещё плавало-зависало между двумя измерениями, зажатое тисками панической атаки, несходящим затягивающимся коконом чужого присутствия.

Даже когда прошли первые минуты полного осмысления – где я, кто я и что на самом деле только что произошло, когда аналитический разум отверг все пережитые аномалии с реальными физическими ощущениями, списав всё пережитое, увиденное и прочувствованное на игру воспалённого спящего разума, когда я в конце концов включила в спальне свет, не в состоянии больше всматриваться в углы и окружающие тени комнаты… даже тогда я не переставала ощущать твоей близости.

Я сошла с ума, или тебе это удалось? Ты всё-таки это сделал, да? Выждал подходящий момент, когда же я окажусь совершенно незащищённой, уязвимой и раскрытой?..

«Эллис?!.. Что случилось?» - удивлённое заспанное лицо Брайана на дисплее смартфона, долгожданный окат анестезирующих паров, горячей ингаляцией в пересушенные жидким азотом лёгкие и вены… Я едва не застонала, не вскрикнула от бурной радости, истеричного желания разреветься… во второй раз за последние десять минут.

«Боже, зая, ты в порядке?» - он тоже проснулся на редкость быстро. – «Извини, что разбудила… мне… я… не знала, что делать!..» - если я не успокою его в течении ближайших десяти секунда, через десять минут он уже будет садится в такси до аэропорта. – «Ты где, твою мать?! Что произошло?» - «Ничего, ничего, честно!.. Мне просто… приснился кошмар. Извини, что… перебиваю твой режим…» - «Какой на хер режим, Эл? Чёрт! Ты не выглядишь, как после обычного ночного кошмара. Что там такое?.. Ты мне что-то не договариваешь, да? Где ты сейчас?» - «Я в номере, в спальне, совсем одна! Честно, Брайан. Это был только сон… очень страшный сон…» - очень реальный и осязаемый, и он всё ещё тлел в моей коже… в пульсирующих венах, по всему телу… в болезненных отпечатках-царапинах от чужих пальцев, дыхания, взгляда… Мне нужно было срочно избавиться от этого… демона. Fuck! Да, изгнать-избавиться-успокоиться, а не успокаивать собственного парня, заверяя его, что меня никто не обижал, не преследовал и не держал у горла ножа…

Хотя он и был недалёк от истины. Я многое… очень многое не договаривала, впоследствии придерживаясь выбранного сценария и с Самантой Грин. Разве можно о таком рассказывать самым близким людям, а потом ещё и ждать, что они тебя поддержат, участливо погладят по головке и при этом не станут предпринимать каких-либо ответных действий? Мне же не просто приснился кошмар («…что именно приснилось?.. Не помню!.. Какой-то монстр… чудовище или демон… он… собирался меня забрать с собой… нагнулся прямо надо мной из раскрывшегося портала параллельного измерения…»). У этого кошмара была своя предыстория, целая последовательная цепочка в реальном времени с реальным возбудителем – центральным действующим лицом Дэниэлом Мэндэллом-младшим. Вы и в самом деле думали, я выложу вам это всё как на духу, как на приёме у психотерапевта?

Больше я не ложилась… включила ноут, обложилась флеш-картами, мобилками, позитивами, фото журналами и последними распечатками-статьями. Пересмотрела-перечитала всю накопившуюся электронную почту, сообщения от оставшихся в Карлбридже знакомых, друзей, бывших и постоянных клиентов. Разослала ответы, требующие моего личного и незамедлительного участия. Проверила в соцсетях уровень скопившегося на моих аккаунтах мусора. Мои странички и «стены» буквально завалили преждевременными поздравлениями самыми отвратными открыточками-картинками, от которых передёргивало ещё сильнее, чем от осознания факта, с чем именно меня поздравляли. – «Эллис, от всей души поздравляем тебя с исполнением твоей самой заветной мечты! Добро пожаловать в ад!.. Почему воздушные шарики всех цветов радуги, а не классического чёрного? Ну так, ведь это же ад! Здесь все твои кошмары принимают свои истинные формы и оттенки!»

Я и не заметила, как наступило утро, потом день. Глаза конечно тянулись с периодическим постоянством к электронному табло трея ноута, но память практически не фиксировала ни одного отмеченного часового отрезка. Я больше полагалась на позывные собственного организма – когда встать в туалет, в ванную, когда заказать завтрак/обед в номер… Наверное, ещё ни в один субботний выходной я не перегружала себя таким количеством домашней работы и не позволяла другим доставать меня телефонными и видео-звонками. Помимо Робин, Сэм, Дэвида и массы остальных значимых близких-знакомых, Брайан перезванивал мне в течении всего дня ещё раза три, не меньше.

Мне бы к ночи вырубиться, упасть в несвежие со вчерашнего вечера простыни постельного белья и отключиться до самого понедельника (да, Эллис, мечтай-мечтай!), запив сверху несколькими порционными бутылочками разнокалиберного спиртного из минибара. А главное… забить сетчатку глаз с внутренним видоискателем картинками, фотографиями, образами и снова картинками (нет, Мэндэлл-младший, сегодня я тебя не искала, хотя попытки не думать о тебе едва ли увенчались желаемым успехом!) высокохудожественного содержания. Запустить несколько графических редакторов с отложенными работами почти забытых авторских задумок, пройтись по спутниковым снимкам городских достопримечательностей Леонбурга, выбрать несколько объектов для более близкого и тесного изучения в ближайшем будущем в реале, при чём в тех местах, куда едва ли добровольно ступала нога даже самого любопытного интуриста (если только он не являлся тайным агентом контрразведки).

В любой другой день я бы выписала самой себе за такой неподъемный объём проделанной работы ощутимые премиальные с поощрительными бонусами и точно бы наглоталась к концу снотворного с успокоительным (у Робин по любому что-то должно быть про запас). Но чем темнее сгущались за панорамным окном спальни сумерки пасмурного неба столицы, тем острее впивалось в сознание понимание о неизбежности приближающейся ночи. Я не могла, не хотела… только не снова и не сегодня, не за сутки до предстоящего события!

И как мне обо всём этом рассказать Саманте Грин? Да, прямо сейчас, с последующей незамедлительной эвакуацией Эллис Льюис за пределы города.

- Ты сделала себе наколку?! Ты это серьезно?! Она настоящая?!

Кто мне скажет, какого меня дернуло переодеться прямо у нее на глазах?

Пара изящных "молниеносных" движений в воздухе/в пространстве гибкой рыжей пантеры (о, да, я нисколько не сомневаюсь, что такие обязаны существовать в природе), и Сэм буквально ощупывает мое почти нагое тело (без халата, но слава богу, в комплекте черного нижнего белья), мешая поскорее одеться и скрыться от не в меру любопытного взгляда. Первым под раздачу попало мое правое плечо.

- Это всего три несчастные звездочки, а не роспись сводчатых потолков в Сикстинской капелле. Сэм, уймись! Ничего особенного и криминального!

Мне срочно надо натянуть блузку, пока она не добралась до моих запястий. Но разве такое возможно скрыть, а главное, от кого?

- Три? Почему три? Это какой-то зашифрованный код? И какого черта ты мне не рассказала, что сделала татушку? Или она не одна? Колись!.. Предупреждаю, я не дам тебе одеться и обязательно стащу остальное, если не покажешь добровольно все сама! Ты хоть понимаешь, на что это похоже? Это же настоящий удар в спину! Как?.. как ты могла скрыть такое от меня?!

Боже, кажется я только что реально влипла. Теперь по любому не отвертеться. Саманта Грин возвращается или рыжая пантера в изумрудном платье-бюстье наносит свой первый ответный удар.

В этот раз и мне придется одеть каблуки, чтобы не выглядеть на ее фоне неприглядным пигмеем. В который раз, глядя в ее расстёгнутый бежевый плащ, у меня возникло вполне обоснованное предположение, что будь Брендон Арчер сейчас в городе, хрена с два он отпустил бы свою невероятно шикарную женушку в таком виде, одну, на другой конец города. Мини обтягивающее платье из жатого атласа над очень длинными ножками в колготках-сеточке – да тут и у меня дыхание перехватывает...

- Это было давно... очень давно и... по пьяни! - ну же, Элл, ты же понимаешь, что это неизбежно. И Сэм уже не слезет с тебя, пока не добьется своего.

Поднимаю левую руку, на время перекладывая блузку в правую, и "обреченно" поворачиваю запястье внутренней стороной вверх. Саманта хватается за мою ладонь с какой-то нездоровой жадностью, как тот маньяк, узревший свою самую одержимую слабость.

- А можно поподробнее? Увы, я курсов экстрасенсов и медиумов не заканчивала, читать прошлое и будущее по чужим наколкам не умею... Это что, чайка? Или кто? Почему птица?

- Я же говорю, что была тогда пьяной в стельку! По-твоему, я бы смогла сделать с собой такое при полном уме и здравой памяти?

- Вот мне и интересно, что такого должно произойти, чтобы Эллис Льюис рискнула пойти на подобное "безумие"? Я еще могу понять кого-то другого, увидеть татушки на ком угодно, но... НЕ НА ТЕ-БЕ! – Сэм не то что отрицательно качает головой, скорее демонстрирует свое абсолютное недоверие с преждевременным осуждением. – Еще есть?

Мне удалось каким-то чудом выдернуть руку из ее не в меру цепких пальчиков с пугающим гелиевым маникюром и при этом не поцарапаться о ее арт-роспись самой. Когда она успела так "разукраситься", ведь в четверг она выглядела типичной затюканой домохозяйкой, забывшей, что такое настоящий отдых со времен первой беременности.

- Только одна буква и все! – пытаюсь непринужденно пожать плечами пока (наконец-то!) пропускаю обе руки в рукава блузки. – Очень маленькая... буковка.

- Буква? Где?! Какая еще буква?

Отступать поздно. Кажется, все прошедшие десять лет, что пролегли между нашими жизнями непреодолимой стеной из тысяч событий, происшествий и забитых до отказа шкафов со скелетами, теперь трещали по швам, рассыпаясь на глазах и в руках крошками размякшего алебастра.

- Просто буква!

- Эллис Льюис, не дразни меня! Ты же знаешь, как я этого не люблю!

- Буква "М"! Ее практически не видно...

- Ты это серьезно? ГДЕ?!!

- Тоже на запястье... на втором! Не на клиторе же! – скажи, что она выбита у меня именно на клиторе, Сэм не побрезговала бы заглянуть мне и между ног.

Два раза повторять не приходится. Быстро и уверенно перехватывает мою правую руку и без лишних вопросов-просьб оттягивает плотный манжет чуть ли не до самого локтя.

- Твою мать, Элл! Ты что, не могла выбрать другой шрифт, чтобы с другой стороны казалось, что это дабл Ю? Это же реальный шиздец! Как же нужно было так упиться, а главное, по какому такому особому случаю, чтоб пойти... на ТАКОЕ!

Судя по всему, она говорила сейчас именно о маленькой буковке "М", красующейся по центру моего правого запястья, а не о двух предыдущих наколках.

- Это всего лишь буква! Она может означать что угодно! – вырываюсь и с куда большим усилием, чем до этого, не понимая, почему вообще продолжаю разыгрывать данную комедию в святую невинность. А главное, перед кем! Перед Самантой Грин?!

- Да иди ты! И какую душещипательную сказку ты плела всем своим парням, включая Брайана? Это память о твоей любимой, но все еще живой маме, или обожаемом коте по кличке Мефистофель? Кстати, а почему только "М"? Где недостающая парочка "D" и "J"? Или ты успела протрезветь к тому моменту, когда тебе добивали "М"? Ты поэтому мне о ней не рассказывала? Или ее история еще убойней, чем само ее значение-смысл?

- Это было девять лет назад, Сэм! Девять гребаных лет назад! И тогда у меня не было соответствующего желания говорить по телефону до чего и от отчего я так допилась!

Как это мне еще удавалось так спокойно натягивать на себя брюки и почти спокойно застегивать на планках блузки длинный ряд мелких пуговок?

- И в какой именно день!

- Девять лет назад? – хмурится, по-деловому скрещивает у груди руки, но все еще не догоняет смысла в услышанном. – О каком это дне ты говоришь?

- Ты это сейчас вполне серьезно? – из груди вырывается слишком сдавленный и нервный смешок, выдавая с потрохами все мое натянутое до предела внутреннее состояние.

Почему мне так сложно вспоминать и говорить об этом сейчас? Почему, черт возьми?! Десять лет? Господи, такое ощущение, что прошло не больше десяти дней! Разве раны возможно настолько освежить и вспороть-вывернуть всеми нервами наружу? Или это последствия последних дней?.. последней ночи?

- Я думала, ты сразу... догадаешься! – даже качаю головой и поджимаю губки, будто не верю в ослабленную память самой зрячей и дотошной подруги. – День бракосочетания Дэниэла Мэндэлла-младшего и Реджины Спаркс! Я решила отпраздновать его вместе с подружками по курсам художественной фотографии. Ну... вот и отпраздновали по всем канонам классики жанра, упившись в умат, а где-то уже за полночь, по дороге не помню до чьей квартиры, решили заглянуть в салон татуировок. Черт... Сэм, я даже не помню почему и как выбрала все эти рисунки, и сами места под них!

- А тут уже по любому надо обращаться за помощью к дедушке Фрейду! Лично я... в полном ауте!

- А что ты хотела услышать? Прошло больше года, я... у меня и в мыслях тогда не было начинать с кем-то встречаться. У меня вообще создавалось ощущение, что меня на тот момент все обходили десятой дорогой или боялись приблизиться, потому что эта "М" горела у меня на лбу всеми цветами радуги с неоновой подсветкой! Кажется... я пошла на самое первое настоящее свидание еще где-то через полгода.

- Надеюсь, это произошло в аккурат тогда, когда ты узнала о беременности его женушки, иначе... я не представляю до чего бы ты могла упиться во второй раз!

- А тебе не кажется, что мы выбрали не самое подходящее время и место для обсуждения данной темы? Мы вроде как намеревались заняться абсолютно противоположными вещами.

- Оттянуться и забыться?.. Честно говоря, после того, как я увидела твои татушки и услышала историю их появления, я как-то резко засомневалась в твоей устойчивой адекватности. Ты сможешь мне клятвенно пообещать не только на ближайшее будущее, но и намного-много дней и месяцев вперед не совершать каких-либо неприемлемых поступков с неожиданными сюрпризами.

- Ты о чем-то конкретном или... вообще о чем? - "удивленно" пожимаю-передергиваю плечами в тот самый момент, когда легкие начинает стягивать коркой ментолового обледенения с отдачей-сжатием в сердечную мышцу. Не знаю, чем именно меня опять кроет – воскресшими страхами ночных кошмаров или резким запахом/цветом вчерашних роз в моих безжалостных пальцах.

- Я о том самом! Как всегда! Тайно надеюсь, что у тебя в мобилку не забит личный номер президента «Глобал-Вижн», и тебе не стрельнет в голову через пару часов после первых бокалов мартини звонить ему не известно по какому порыву. Этот трюк хорош для дешёвых романчиков, но не для нашей грёбаной реальности. Ты же не станешь сознательно, и уж тем более неосознанно, шутить с нынешним Мэндэллом-младшим? Никакими доступными тебе способами! Ты мне пообещаешь?.. Нет, поклянёшься?

- Серьёзно? Прямо здесь и сейчас? Как, чем? На коленях? Кровью? Сэм, ты меня явно с кем-то путаешь. Очнись! Я Алисия Людвидж – всемирно известный фотограф и без пяти минут помолвлена с троекратным чемпионом Формула-1, Брайаном Степлтоном! По-твоему эта девушка способна косячить так, как это делала Эллис Льюис 10 лет назад?

- Честно говоря, как раз этого я и не знаю. Я понятия не имею, кто такая Алисия Людвидж и на что она способна. Будь она разумной, адекватной и крайне осмотрительной, то она бы ни за что в жизни не додумалась принять предложения от «Глобал-Вижн»! Я дико, буквально до остервенения соскучилась за тобой, Элл, мне приходится постоянно себя одёргивать от желания снова тебя обнять, сдавить в объятиях и разрыдаться во всю в глотку. Но ещё больше я хочу, чтобы ты была сейчас совершенно в другом месте, рядом с тем, кто реально способен тебя закрыть собой, защитить и если понадобиться, спрятать. Меня который день аритмией выбивает, стоит только подумать о тебе, о том… что ты абсолютно одна в этом шикарном пустом номере, буквально под прицелом и на ладони у того, кто имеет все возможности за тобой следить и сделать что-то… непредсказуемое. Называй меня параноиком или истеричной пифией, но… если с тобой что-нибудь случиться, а я при этом не буду знать, что делать, чем помочь…

- Сэм, твою мать! – я сама шагнула к ней первой, практически неосознанно, под порывом внутреннего толчка, вскидывая руки и ревностно обнимая распереживавшуюся королеву-воительницу. Действительно, время и гормоны творят с людьми удивительные метаморфозы.

- Ну, хватит уже, ну, пожалуйста! Всё будет просто зашибись, я… обещаю тебе! Поклянусь всем чем захочешь! Никаких глупостей, честно! Нам же уже за тридцать, какие к чёрту в наши годы подростковые заскоки? Тем более, ты весь вечер и ночь будешь рядом. И у меня нет номера Мэндэлла-младшего, клянусь! Правда, есть телефон его младшей секретарши, но… обещаю, что не стану звонить ей даже после десяти бокалов мартини. Поверь, она совершенно не в моём вкусе!

- Ещё пару минут таких обнимашек, и мне придётся на полчаса запереться в твоей ванной. Мы едем в этот чёртов клуб или будем и дальше тянуть сопли?

Теперь мне по любому надо забыться! Видимо, мне не доставало собственных сорвавшихся с цепей разбуженных демонов, так ещё и Сэм плеснула им в лицо доброй порцией свежей кровушки. А ведь я ей ещё даже не рассказывала про мою вчерашнюю встречу с Дэниэлом и о его роскошном подарке… и что я потом сделала с этим самым подарком, и что собираюсь сделать дальше…

Так, если я в ближайшее время не залью свои нейроны тройной дозой анестезии местного разлива, звонить придётся кому-то более профессиональному, кто действительно разбирается в подобных видах расстройств.

-…Не, да вы реально издеваетесь! Это твоя служебная машина? – Сэм резко тормозит на выходе из отеля, наблюдая, как я невозмутимой ровной походкой иду прямо на чёрный мерседес к обочине тротуара (за несколько минут до нашего появления припаркованного служащим подземного гаража гостиницы).

- Кажется, я ощутимо промахнулась с выбором профессии, местом работы и… самим работодателем. Бля, мне всегда казалось, что… «Атлантис-гроуп» сто раз круче «Глобал-Вижн»!

- Неужели я слышу в твоём голосе нотки зависти?

- У меня ишемический инсульт сознания… Я офигиваю с каждой пройденной минутой всё больше и конкретней. – она и в саму машину садилась с показной осторожностью и неверием в то, что делала. – Я в полном раздрайве. Зависла и не могу понять… то ли хочется от дикого восторга уписаться, то ли… бежать без оглядки до свиста в ушах со всех ног до ближайшей границы. Тебе, кстати, можно на ней ездить без того водителя? В трудовом соглашении по этому поводу ничего не говорилось? А то, мало ли… вкатают штраф за нарушение правил компании.

У Сэм определённо от переизбытка чувств с волнением начал зашкаливать уровень болтливости. Да, я с радостью смеялась (или скорей нервно хихикала) над всеми её шуточками-подколками, но если бы меня ещё по ходу не прикладывало сверху отрезвляющим оттиском личных воспоминаний… буквально дышащего в затылок свежим ментоловым дыханием вполне осязаемого прошлого.

Я приблизительно помнила всё содержание контракта, который мы раз сто перечитывали и корректировали с Дэвидом ещё в Карлбридже в «Доминик-Хаус», но… что-то упорно продолжало царапать изнутри лёгкие с трахеей, сбивая сердечный ритм до нервных скачков параноидальной тахикардии.

Нет, о моём личном водителе там не говорилось ни слова, но это не значило, что в условиях трудового соглашения самого Джордана Крамера не стояли свои чётко обусловленные пункты, касательно всех его прямых и неукоснительных обязанностей. И едва ли бы он так демонстрировал передо мной своё служебное рвение с завышенной заботой, всовывая в руки личную визитку с личными телефонами, если бы на него кто-то не давил сверху.

- Знаешь, если с меня станут сдирать по тысяче каждый раз, когда я буду садиться в эту машину без водителя, - наигранно пожимаю плечами, кривлю в циничном «презрении» губки и демонстративно поворачиваю ключ в замке зажигания. – Да бога ради! Готова ради такого счастья пожертвовать своим законным миллионом!

- Ты это… того… по тише, моя радость! Раскидываться такими деньжищами ради пары глотков мнимой свободы? Или ты удумала взломать программу бортового навигатора?

- Чёрт… ты права! Надо было всё-таки вызвать такси! – я даже зависла на пару секунд в нерешительности, давить на газ или… - Хотя… какого хрена? Найму потом какого-нибудь хакера с первой же зарплаты!

Очередь хохотать надрывно и во весь голос перешла Сэм. Похоже, нас уже подхватило первыми порывами расслабляющей эйфории. Кабинка американских горок растрясла заржавевшие болты с впаянными креплениями.

Чёрт тебя дери, Мэндэлл-младший! Я сделаю это сегодня – вырвусь из твоей грёбаной ментальной сети, и хер ты мне помешаешь. Пусть ты и взаправду отслеживаешь передвижение этой машины по встроенному в неё Джи-Пи-Эсу, меня это не остановит!

- А если Брайан пригонит твой Лексус из Карлбриджа сюда?

- По-моему ответ очевиден! Мерс побоку вместе с личным водителем. Думаю, Брайан тогда и сам вежливо попросит Крамера не садиться за руль моего авто. Это же дело принципа.

- Ох! Что-то мне всё это нисколечки не нравится. Оно, конечно, со стороны до хрена как занимательно и выворачивает весь твой интерес кишками наружу, но… бля! Когда это происходит на реальном минном поле с реальными ловушками-растяжками, очко играет будь-будь!

- Ну, раз мы уже посреди так называемого тобой минного поля, почему бы не крутануть барабан? Какая разница, если мы УЖЕ в самом центре «жопы»!

- Элл, не шути так! Два дня назад ты заверяла меня, что всё просто зашибись и лучше быть не может. Ты что-то мне не договариваешь?..

Какое счастье, что когда ведёшь машину, тебе не нужно (а, вернее, ни в коем случае нельзя!) смотреть в глаза своего собеседника-пассажира.

- Сэм, ты бы лучше сейчас беспокоилась, как бы нам не попасть в дорожную пробку. Учти, я впервые веду машину в черте абсолютно мне незнакомого города.

Молодец, Элл, десять баллов за находчивость и смену темы!

- Через квартал свернёшь направо на 45-ую, а там по восточной эстакаде через весь центр на Ист-Пойнт. Может, лучше я сяду за руль?

- Да, размечталась! И хватит меня опекать! Я прекрасно умею водить машину и ориентироваться на местности. Я большая девочка, Сэм! Ты не поверишь, но я много чего знаю и умею. И некоторых временами это даже шокирует, да!

- В том, что ты способна шокировать, я знаю не понаслышке ещё с колледжа. – Сэмми снова смеётся, наконец-то расслабляясь и перенастраиваясь на нужную мне волну.

Да, подружка, кончай жевать эту резину! Мы едем взрывать первую линию заминированных границ. А если что-то или кому-то не нравится (или не понравится), пардоньте, - я контрактов на свою личную жизнь ни с кем не подписывала, и тем более не собираюсь подписывать когда-либо вообще! Пусть меня сейчас и пробирает будоражащий мандраж с липкой испариной под одеждой, а пальцы сжимаются до натянутой дрожи на баранке абсолютно новехонького руля, реверсия зашкаливает и бьет все предыдущие рекорды.

К черту тебя, Мэндэлл-младший, слышишь, от-ъе-б**ь! Этой ночью я не позволю тебе в меня пробраться! Сегодня я тебя чувствовать не буду! И не мечтай!

...Не думать, не видеть, не ощущать!..

Спасибо Брайану за последний флакон Gucci Envy с моим любимым ароматом ландышей! Может я малость перестаралась, но сегодня я буду слышать только его запах. И если понадобится/приспичит, даже рот им себе прополощу! Все! Долой эти гребаные розы и твой... до невозможности устойчивый аромат. Надеюсь, он мне все-таки приснился-причудился, зацепившись за меня и мою память вирусным паразитом со вчерашнего утра. Я не могла слышать его в спальне. Он такая же галлюцинация, как и ты...

Эллис, да сколько можно, твою ж мать! Ты же обещала!..

- Black Crystal?

Это что, шутка такая? Или самое веселое только-только маячило на горизонте?

- Не хотела тебя пугать заранее, но... это один из любимых клубов Алекса Рейнольдза. Мы частенько отрываемся здесь по праздникам или по сдаче проектов всем нашим отделом, так что... Не смотря на популярность и длинные очереди, но именно сюда мне проще всего попасть. И здесь, без шуток, на самом деле нереально круто!

- А новость о том, что это любимый клуб твоего боса – лучшего друга Мэндэлла-младшего, ты берегла на самый последний момент?

- Элл, я тебя умоляю, не бзди раньше времени! За все то время, что я успела здесь побывать, я ни разу не видела Рейнольдза, клянусь, хотя и говорят, что у него по жизни зарезервирована кабинка на втором ярусе в вип-зоне. Или ты хочешь поморозить свой зад в очереди в другой менее убойный клуб? Тебе не все равно, где отрываться?

Может мне и не было все равно (разве после такой заявочки могло быть иначе?), но хотя бы это место находилось в черте города, практически в центре, на одной из вполне респектабельных улиц с ярким освещением, широкой магистралью и даже зоной для парковки. Думаю, патрульные добираются сюда достаточно быстро (и неотложка тоже).

По внешним "витринам" и тяжелой вывеске (белый подсвеченный "кристаллический" фон с массивными глянцевыми черными буквами) на ротонде козырька, над самым входом в здание, было не сложно догадаться, что это бывший кинотеатр. Количество желающих попасть внутрь пока еще незнакомого для меня заведения у его загороженного входа тоже впечатляла. Да и до парковки ходу не больше пятидесяти метров. По началу я как-то засомневалась, что нам удастся попасть за оцепленную границу из хромированных цепей, натянутых на медных столбиках вдоль выстроенной линии живой очереди. Но Сэм удалось удивить меня даже спустя 10 лет.

Ослепительная улыбка в тысячу ватт, парочка мурлыкающих комплиментов самому отмороженному громиле, с самым перекаченным телом в стильном черном костюме, и его квадратное, лоснящееся от бронзового загара идеально выбритое лицо (и голова, кстати, тоже) расплывается в ответной самодовольной ухмылочке.

- Саманта, давно тебя здесь не видел. – с ленивой степенностью отстегивает карабин с цепью от столбика, показывая два пальца близ стоящим в очереди и при этом смотрит в другую сторону - на Сэм и меня. – Опять авралы на работе и дома?

- Можно подумать, ты не знаешь, что это такое.

- Даже вспоминать не хочу!.. Подходи сразу к Крису. Если звонила заранее, столик организуют без напрягов.

- Боже, Лу, какой же ты душка! Ммм, а что это за парфюм, новый одеколон после бритья? Шик! Я балдею! Еще пара минут с тобой на свежем воздухе и прощайте на веки вечные, мистер Арчер!

- Только скажи и завтра же идем выбирать именные браслеты!

- Ох, Лу, как же я тебя обожаю!..

Очнулась я, наверное, уже после того, как Сэм дернула меня за локоть, потащив "на привязи" за пояс моего черного полупальто в раскрывшиеся парадные двери клуба.

- У тебя такой вид, словно ты только что просмотрела любительское порно собственных родителей. Ты вообще, когда в последний раз посещала заведения подобного типа?

- Сэм, ты с ним кокетничала и... буквально нюхала его скулу и шею, и... и поглаживала ладошкой по груди! Это что вообще было-то?

- Это была серия - Саманта Грин отдыхает вдали от любимого мужа, семейных проблем и прочей рабоче-бытовой хрени! Слушай, я серьезно, - ее пробирает на сдержанный хохот или хихиканье. – Такое ощущение, будто ты приехала не из Карлбриджа – южной столицы самых мыслемых и немыслемых богемных развлечений, а из провинциальной глубинки! Разуй глаза, милая, Лу – гей! Ты что не заметила его глянцевой глазуровки?

- А ты уверена, что он гей? Или он тебе показывал справку от врача?

- Элл, я с тебя шизею! Сама без пяти минут обручена с самым сексапильным гонщиком в мире, идешь оттягиваться на ночь глядя в самый навороченный клуб Леонбурга и при этом читаешь мне нотации о нравственности и чести?! Может ты намеревалась сходить в консерваторию на вечер органной музыки, а я тебя не так поняла?

- Я о другом, Сэм!

- И о чем же, Элл?

- Все! Забыли... проехали!

Мне действительно больше не хотелось продолжать эту дискуссию, особенно после того, как нас накрыло со всех сторон непроницаемым звуковым куполом центральной залы Black Crystal. Усиленные до максимума басы с ультразвуковыми частотами нереально громкой музыки в буквальном смысле плотным, осязаемым (еще и вибрирующим) "вакуумом" заложили не только слух до самого среднего уха, но и все дыхательно-осязательные каналы всего офигившего организма. И чем дальше/глубже, тем сильней и шокирующей.

- Учти, дорогая, я с тебя не слезу, пока не выпустишь всех своих мадагаскарских тараканов! – Сэм повысила голос почти до крика, но я ее каким-то чудом расслышала. Значит вечер с долгими беседами-исповедями под аккомпанемент льющейся текилы нам обеспечен.

- Только если каким-то немыслимым чудом ты сможешь убедить меня, что он не гей!

Едва ли я вообще решусь (тем более на трезвую голову) озвучить собственные мысли с предположениями по этому поводу. Может мне там на улице просто показалось. Плохое освещение, сумерки, плюс мое непомерное воображение с привычкой дорисовывать неопределенным очертаниям недостающие элементы. Может я разглядела совсем не то, что мне привиделось? Край кожаного ошейника или полоски ожерелья под высоким воротником черной водолазки. Он в тот момент как раз наклонялся к столбику ограждения и второй рукой, автоматически, подтянул край гольфа воротника чуть ли не под самый подбородок.

- Может, лучше будет вернуться и спросить его об этом лично, прямо в лоб? – а заодно заглянуть ему под водолазку?

- Ты права. Мы немного съехали с намеченного курса. Так... напомни мне еще раз. Что мы делаем с тобой в этом шикарном месте, набитого битком самой шикарной публикой со всего города, вдвоем, без сопровождения мужей, женихов, знакомых и прочих нежелательных объектов?

Инстинктивно кручу головой, пытаясь пробиться не только сознанием, но и программой записи визуальной памяти в окружающее пространство, не только сквозь осязаемую вибрацию оглушающей музыки, но и через сумеречную дымку приглушенного освещения. То ли хочется проморгаться, то ли зажмуриться, или, наоборот, распахнуть по шире веки. Глазной нерв с сетчаткой глаза атакует беспорядочный спектр мелькающих лучей светомузыки. Идеальные отточенные удары бесплотных клинков по воздуху, окружающему пространству, интерьеру и по живым постоянно движущимся телам.

- Что-то я туго соображаю. Может, чтобы вспомнить надо что-нибудь выпить? Так сказать, освежить память!..

Сэм одобрительно смеется, на время оставляя меня одну без бдительного надзора. Пара минут на знакомого администратора клуба, и, кажется, она что-то сказала ему про меня. Еще один невообразимо шикарный и вышколенный служащий местного пошиба с ощутимо прокаченной мускулатурой под черным костюмом брендового производителя. Точеное бесчувственное лицо, но с очень живыми глазами. Когда он посмотрел в мою сторону после обмена с Сэм несколькими фразами, мне показалось, что он не просто отсканировал все мои внешние данные, но и по ходу считал мое кардио-давление, частоту ударов сердца и температуру матки. И хотя ярко выраженного интереса в его взгляде (и тем более на модельном лице) не отразилось, не скользнуло, не затлело где-то глубоко-глубоко в глазах, меня почему-то вдруг потянуло накинуть поверх пальто еще какую-нибудь дополнительную защитную амуницию – там, плащ-палатку из титановых пластин с кевларовой прошивкой.

- Элл, ты не поверишь! Этой ночью нам благоволят сами звезды. – Сэм оживленно подскакивает или наскакивает на меня с судорожным блеском в черных изумрудах горящих глазок, поспешно расстёгивая на ходу пуговицы плаща. – У нас на сегодня зарезервирован один из лучших столиков клуба! О, боги, меня же сейчас расколбасит на составные!

- Надеюсь, не в вип-зоне? – сама не понимаю зачем об этом спрашиваю и почему теперь из-за этого волнуюсь. – Ты когда звонила сюда... про меня ничего не говорила?

- Извини, пришлось сказать Крису. Он помешан на всяком там арте с художественной фотографией и кажется хорошо тебя знает... вернее, кто ты и чем занимаешься.

- Надеюсь, он тоже гей! И, надеюсь... он единственный, кто теперь знает, кто я такая и что здесь делаю!

И вообще, почему у меня такое странное ощущение, что это далеко не самый обычный ночной клуб, из всех, в коих мне успелось в свое время побывать и протестировать. Он явно принадлежал к такому классу, как нечто... большее! Куда-куда большее и далеко не стандартное.

Я прекрасно знала, какими бывают различия между многопользовательскими "общепитами" и элитными заведениями закрытого типа. Попасть в список клубов второго уровня просто так без одобренного "советом директоров" членства было практически невозможно. Да, этот клуб входил в число заведений открытого доступа, но... за все то время, что я успела тут пробыть, приглядеться, осмотреться и просканировать внутреннее содержание огромного двухъярусного помещения художественным глазомером профессионального наблюдателя, я буквально ощутила весьма существенную разницу между и между.

Шикарный интерьер? Это слабо сказано. Черный мрамор, черный глянцевый виниловый паркет, черная кожа, стекло, пластик и ламинат с контрастными вставками-кантом из белых элементов с тусклой неоновой подсветкой на танцполе, ступеньках лестниц на второй "этаж", белых столешниц в отдельных (почти полностью скрытых) кабинках. Длинная стойка бара с зеркальной горкой и танцевальная зона – по левое крыло, высокая сцена с мультимедийным экраном – по правое, и три лестничных пролета в трех углах залы из сквозных ступеней на второй ярус, поддерживаемый шестью массивными колоннами по всему периметру навесной лоджии той самой вип-зоны.

Черт с ним с интерьером, пусть и до дикости дорогостоящим (не сомневаюсь, что его окупили еще в первые недели после открытия клуба), пока мы шли или пробирались в правое крыло помещения, я не успела заметить ни одного светящегося откровенной полунаготой женского или мужского тела. Да что уж там говорить, кажется, я не встретила по пути ни одной сопливой малолетки. Никаких вызывающих топиков, оголенных торсов, коротеньких шортиков-"стринг", всех кислотных оттенков и цветов самой непрактичной клубной одежды, обильных росписей из цветных татуировок или боди-арта, пирсинга, неподъёмных гирлянд радужной бижутерии. И кажется, мой взгляд впервые не зацепился за чьи-то разноцветные дреды или "стильную" стрижку нового поколения. Может я опять сплю и теперь разгуливаю по самому странному и необычному из всех своих снов?

Не скажу, что здесь все без исключения разодеты в черные смокинги и строгие вечерние платья, но то что у мужской половины в одежде доминировали именно костюмы классического кроя – не заметил бы только слепой. Да и с женской частью дела обстояли довольно... неожиданно. Такого количества невероятно стильных, шикарных, по большей части обтягивающих платьев я не видела даже на парижских неделях моды. При чем предпочтение к цвету и тканям перетягивало в пользу черного, латекса и кожи.

Впервые в жизни я испытала в подобном месте приступ острого сожаления из-за того, что не взяла с собой фотоаппарата!

- Так ты говоришь, что частенько сюда... наведываешься? – за последние пять минут визуального осмотра местных достопримечательностей и экспонатов, понимаю, что уже не в состоянии остановиться. Голова продолжает поворачиваться то в одну, то в другую сторону (разве что не делать круговые обороты по 360 градусов). Реально ощущаю себя маленькой девочкой, которая попала на ярмарку развлечений с аттракционами, о которых мечтала всю свою сознательную жизнь.

- Поверь мне на слово, после этого места, другие тебе будут казаться скучными детскими песочницами для обкуренных хипстеров и кислотников. Это одно из редких заведений, куда пускают только в приемлемом дресс-коде и если тебе по паспорту давно за 25!

Лучшими местами в нижней зале, как выяснилось, оказалась зона по центру правого крыла, между сценой и танцполом. Круглый подиум в две ступени, разделенный на четыре равных сектора панелями-перегородками из черного оргстекла. Нам перепал столик с обозрением самой большой части залы – противоположного левого крыла, так сказать, места в первом ряду. Кто знает, несколько первых рюмок чего покрепче и рискну воспользоваться фотокамерой своего смартфона.

- А в вип-зоне ты уже была? – не успеваю зацепиться за самодовольную мордашку подруги, голова и взгляд сами тянуться вверх, к прямоугольному сквозному окну второго яруса. Освещение туда практически не попадает, вернее, скользит прямым столпом мелькающих лучей только к самому верху, к потолку, едва-едва задевая белые перила на стеклянном полупрозрачном барьере по всему периметру прямоугольника.

Кажется, мне удалось (с большим трудом, напрягая зрение и фокусировку глазных хрусталиков) разглядеть несколько силуэтов за оградительной перегородкой, как раз напротив нашего столика. Но из-за хорошо продуманного чьей-то гениальной дизайнерской фишкой внутреннего освещения на обоих ярусах, кроме силуэтов с их движениями и едва проступающими анатомическими различиями, ты на вряд ли мог увидеть что-то большее. Когда один из счастливчиков небесной вип-ложи подошел впритык к барьеру и облокотился обеими руками о глянцевый край перил, заглядывая сверху вниз в более шумную и праздную обитель с менее пресыщенной публикой, хрена с два мне удалось разглядеть его лицо и всего остального. Единственное, что успеваю четко подметить-определить за пару секунд до мощного толчка сердца о грудную клетку с пульсирующей отдачей по горлу, что это был все-таки мужчина.

- Ни разу! Но говорят там реально круто... или нереально!

Теперь мой взгляд скользит по танцующим фигурам на танцполе под прессом непреодолимого желания поднять глаза снова вверх. Похоже стук моего сердца слился в унисон с ритмами играющей мелодии или песни. Никак не могу определить, то ли это осязаемая вибрация залы, то ли моя собственная дрожь. Очередной приступ паранойи? С чего я взяла, что смотрели на меня? Тем более… на меня сейчас может смотреть не меньше половины залы. Что с того?

- То есть, ты никогда не знала и не имела понятия находился ли в то же время, что и вы здесь, ваш бос? И даже у Криса не интересовалась?

- Ты и вправду считаешь, что Алексу Рейнольдзу есть какое-то дело до его подчинённых? Я бы очень хотела глянуть, что там, но, увы, меня никто туда не приглашал. Вип-зоны для того и создаются, чтобы иметь возможность не пересекаться/не соприкасаться с такими, как мы. Хотя, на твой счёт не уверена. Ты же теперь у нас вроде как из числа избранных.

- Я тебя умоляю, вот только давай без этого, а? И откровенно говоря, я бы предпочла столик менее… открытого типа.

- Узнаю нашу скромницу Эллис. Увы, кладовые здесь не сдаются.

- Ой, да ладно! Уж лучше видеть вся и всех, чем выставлять себя на всеобщее обозрение!

- Это да, подсматривая за всем миром из щёлочки в стеночке. Тоже до боли знакомо. Ну, ничего. Посмотрим, как ты запоёшь после первых порций Маргариты. Или что там у нас идёт первым по списку?

- У нас заготовлен список? Или карта вин?

- И первое, и второе, и третье с десятым! Всё зависит от того, сколько пунктов правил личной жизни ты собираешься сегодня нарушить!

- Ты это сейчас говоришь обо мне или о себе?

О, да! Если запал и занялся, то сегодня явно был не тот день и не то место, чтобы кому-то или чему-то удалось его загасить, особенно после первых порций мартини с текилой. И, надо сказать, было как-то исключительно комфортно и до странности кайфово сидеть на мягком кожаном диванчике-уголке, рассчитанном на четыре персоны, только вдвоём; тем более когда зал практически забит посетителями с билетиками для стоячих мест.

Не смотря на ощутимое присутствие второго яруса с постоянным желанием задрать голову вверх в поисках наблюдающих за тобой сверху зрителей (или одного конкретного), обстановка клуба, алкогольные пары и чертовски приятное сервис обслуживание потихоньку делали своё черное дело. Мне действительно начинало казаться, что мне до чертиков нравится это место и его особенная (не побоюсь этого слова), эстетическая публика. Чувствовался в ней, как и во всём антураже, некий шарм с незримой аурой затягивающей то ли напускной загадочности, то ли специфической дымки обособленного восприятия. Как будто ты попал на совершенно неведомую тебе территорию и теперь никак не можешь сообразить – то ли ты пытаешься её изучить, то ли она тебя… едва уловимое скольжение по скрытым каналам приёма твоих внутренних частот невесомым перебором невидимых пальцев.

Может я слишком быстро опьянела после первой пары алкогольных коктейлей или позволила себе слишком резко расслабиться? Или мне так не терпелось поскорее вырваться из иллюзорных сетей иного объекта? Вот только как это сделать на уже не трезвую голову, особенно когда твой язык приобретает статус презренного предателя, выбалтывая за считанные минуты горы информации, которую ты так ревностно прикрывала последние несколько часов и дней.

- Элл, твою мать!.. Ну зачем ты мне об это рассказала или… какого хера ты не рассказала об этом раньше?.. И как мне теперь успокоиться, а? Упиться до полной отключки? И после этого будешь тут мне продолжать заливать, что он тебя забыть забыл или вернее забыл забыть?

- Ну, может и не забыл. Может это обычный жест злопамятного миллиардера, но… Сэм, да мало ли! Типа решил поглядеть, проверить, взять на понт, мол, «Да, милая моя, я всё прекрасно помню, у меня ж вроде память, как у слона. А вот помнишь ли ты?»

- Я с тебя офигеваю, Элл! Ты вообще в своём уме?.. – впервые, за первые полчаса пребывания в очень многолюдном и шумном месте Сэм судорожно сглатывает полуавтоматическим глотком из фужера большую дозу дайкири и… оглядывается по сторонам. – Почему ты всё ещё здесь, а не пересекаешь где-нибудь границу между Бразилией и Аргентиной? Ты Брайану звонила? Когда он собирается сюда переезжать? И ты что, серьёзно навострила лыжи на завтрашний приём у Мэндэллов-Спарксов? Твою ж… бл**ь!.. Зараза! Fuck!!!

- Сэм, такое ощущение, что это тебя заставляют туда идти… - не знаю отчего, но мне почему-то весело.

Видимо алкоголь спалил часть нейронов отвечающих за инстинкт самосохранения. Мне теперь даже не страшно смотреть вверх! Да! Кто бы ты там до этого не был, можешь теперь показаться. Посмотрим, кто первый отведёт взгляд в сторону!

- Хотя, если бы туда пошла Саманта Грин, которую я знала десять лет назад, это был бы настоящий фурор. Боже, Сэм, что с тобой вообще произошло за все эти годы? Почему ты стала такой… зашуганной? Такое ощущение, что я не знаю, кто ты… ты меня реально пугаешь!

- Это ты меня пугаешь своей далеко не адекватной реакцией. Какого лысого ты его провоцируешь?..

- А какого он мне дарит эти грёбаные розы? Он же прекрасно знает, как я отношусь к подобным подаркам!

- Вот именного, КАКОГО?!

Неожиданно хватает меня за запястье, заглядывая прямо в глаза, словно пытается предотвратить мою будущую попытку – сорваться с места и рвануть к выходу на свободу.

- Ответь мне, только честно! Что ты почувствовала, когда его увидела? И даже не думай мне врать, я всё равно это увижу. Так, стоп! Я тебя предупредила! – тыкает мне чуть ли не в самый глаз длинным наращенным ногтём указательного пальца другой руки. – Не смей отводить взгляд в сторону. Правду и только правду!

- Да твою ж мать, Сэм! Я испугалась! До чёртиков, до усрачки! Что я ещё могла по-твоему почувствовать в тот момент? Щенячий восторг с бешеным порывом броситься ему на шею? Ты вообще за кого меня принимаешь?

- А сейчас?

- Что «сейчас»? – продолжаю сверлить её глаза собственным едва устойчивым взглядом. Правда желание вложить в него всю накопившуюся злость, негодование и ярость начинает ощутимо подрезать все недавние позиции напускного пофигизма. Я не хочу, пожалуйста! Мне же так было кайфово внутри этих сшибающих токсичных испарений анестезирующего опьянения.

- Что ты чувствуешь к нему сейчас, после того, как все твои страхи, так сказать, «улеглись»?

- Ты надо мной издеваешься? Я абсолютно не хочу о нём говорить! Я здесь, чтобы упиться и выбросить вчерашний день не только из головы, но и стереть из самой памяти!

Да! Выбросить к чертям собачьим, выдрать с корнями, стереть в пыль, залить водкой-коньяком-виски и утопить всё это к грёбаной матери вместе с собственными ощущениями! Что такого непонятного здесь может кому-то показаться?

- И ты можешь мне сейчас поклясться, что через час-два, ты не совершись какой-нибудь вопиющей глупости? Не позвонишь его секретарше и не попросишь передать ему, что ты имела его вместе с его подарком и завтрашним приглашением в большом-пребольшом виду?

- Сэм, по-твоему сколько мне лет? Я за последние годы не рискнула ему даже в Твиттере что-нибудь чиркнуть с левого аккаунта, а ты говоришь о телефонных звонках президенту крупнейшей рекламной компании страны! Я умею себя контролировать. И хватить пялиться на меня, как на главного виновника последних войн на Ближнем Востоке.

- Но твои наколки говорят не в твою пользу, Элл! Почему ты не удалила хотя бы одну, самую-самую маленькую? Ту самую, а?

- Потому что она была сделана в тот самый день, когда я сказала своему прошлому «Прости-прощай!» - то самое напоминание о наивных юношеских иллюзиях, что всё не вечно, быстро изнашивается и изначальному восстановлению не подлежит! И с чего ты взяла, что эта «М» значит Мэндэлл, а не Митчелл... или сразу оба?

- Уж если ты и научилась за последние годы выкручиваться, то теперь тебе в этом точно нет равных!

- Сэм, кончай скулить! – немного резковато вырываю руку из её чертовски цепких пальчиков. Острые ноготки скользнули по коже, оставляя режущий зуд затихающей на удивление приятной боли. Поспешно втягиваю-заглатываю через рот воздух, вместо того, чтобы зашипеть или схватиться второй ладонью за больное место. Кажется алкоголь притупил куда большую часть мозга вместе с болевым порогом.

- Помнишь, это была твоя идея – притащить меня сюда! Так что… хватит мотать пьяные сопли! Пора отрываться… по-настоящему, как и положено! По всему списку! Мне нужен драйв, а лучше всего, самый ядрёный дрифт за всю историю клубно-барной жизни Эллис Льюис!

- Я серьёзно, Элл! – Сэм отрицательно качает головой, хотя пьяная ухмылочка растягивает ярко-алые губки рыжей бестии в знакомой идеальной «кривой». – Ты меня реально пугаешь.

- Это разве что… Вот когда мы через пару часов устроим сэлфи на втором ярусе…

Да, меня уже несло, вопреки или по чётко прописанному сценарию. Я хотела пройтись по всему списку, как и намеревалась, ещё и под прицелом десятков пар чужих глаз. Мне просто необходимо было выпустить это из себя. Как ещё бороться с такими страхами, с тем, кто упорно царапал меня изнутри, напоминая о себе каждую минуту, раздражая слизистую желудка, сдавливая диафрагму... наполняя лёгкие своим ментоловым дыханием.

Чтож, если не хочешь так быстро сдаваться, чёрт с тобой! Сиди в засаде, наблюдай из своего параллельного измерения, заплетай и дальше в тугие узелки мои «расслабленные» нервы и эмоции. Всё равно ты меня не остановишь! Рано или поздно я это сделаю. Найду источник канала твоей прямой эфирной трансляции и обрублю его к долбанной матери, навсегда!.. Раз и навсегда!

Не знаю, кто теперь кого вёл и зажигал, я Сэм или Сэм меня. Когда мы впервые вышли на танцпол, я действительно ощутила, что мне это надо и именно сейчас. Пусть и по пьяни, пусть с чуть зажатыми мышцами и нервами, но мы это сделали. Я это сделала! В первый раз, во второй… в третий… пока испарина не притянула тонкий шёлк блузки к телу, не покрыла блестящим глянцем кожу, тонкой охлаждающей плёнкой на шее и лице. Не знаю, что меня заставило тогда так двигаться, извиваясь в вибрирующем вакууме убойных композиций последних танцевальных хит-новинок. Я просто танцевала, так как умела, так как хотела, так как чувствовала и как когда-то мечтала (а может мечтала и сейчас) показать ему.

Видишь? Я умею! Умею быть свободной и живой без тебя, и всегда умела! И это видят все! Я танцую не для тебя, а для себя и для всех! Не веришь? Смотри сколько оживилось и подтянулось к нам других не менее шикарных и гибких дамочек. И мне совершенно плевать, делают они это из чувства соперничества или желания перетянуть на себя всеобщее внимание. Я танцую совсем по другой причине. Я просто хочу ТАН-ЦЕ-ВАТЬ!

Танцевать, вылезти на крышу самого высокого здания в городе, проорать на всю глотку что-нибудь безумное, подставить пылающее лицо и тело порывистым потокам холодного ветра… взлететь, сорваться, упасть, снова взлететь… вырваться-разорвать эти грёбаные сети на себе/в себе! Fuck! Я хочу летать!..

Бл**ь! Почему реальность так любит поворачиваться к нам своими пятыми точками в самый неподходящий момент? Полёт прервался вместе с танцем из-за резко сдавшей свои позиции Саманты Грин. В который раз бывшая королева всех Эшвиллевских диско-баров потянула меня с танцпола обратно к столику, как только мелодия музыкального молотобоя сменилась на практически идентичный мотив следующей песни.

- Тайм-аут… млин!.. Элл!.. Ты хочешь… чтобы я… ещё через пару… танцев побежала… в туалет… выжимать трусики и лифчик?.. Что на тебя нашло?.. Ты пытаешься упиться… или дотанцеваться до… моего инфаркта?..

И что я должна была ответить? Прокричать, что я хочу летать?

- Зато у тебя теперь нет ни времени ни шансов ипать мне мозг!

За столиком нас ждал еще больший нежданчик. Наш полюбившийся и крайне внимательный официант (ох, уж эта клубная спец форма – черный верх, черный низ и незамедлительное появление в самый нужный момент – забрать пустые бокалы, сменить на полные, принять новый заказ, одарить вежливой улыбкой благовоспитанного мальчика) выставлял на белую столешницу полупрозрачного оргстекла конусные фужеры со слоистыми коктейлями подозрительно напоминающие цветом сайдкар.

- От двух джентльменов за стойкой бара. – с очередным бонусом в виде сверх приятной улыбки. Но мы на него уже не смотрим, усердно вытягивая шеи в поисках тех самых джентльменов, рискнувших добавить к нашим дайкири по парочке ядреных мужских напитков.

- Боже мой... более удачного момента они не могли подгадать? Я же сейчас похожа на мокрую мочалку!.. - Сэм лепетала что-то совсем неуместное, пока наши дарители уверенно сокращали расстояние к нашему столику.

- Может они позарились на свободные места за нашим столиком? – это я так осмелела практически до наглости, разглядывая в упор модельных красавцев в фирменных костюмах не ниже Армани?

Черный кофе и молочный шоколад – первое, что стрельнуло в голову, при спонтанном выборе кличек обоим залетным "счастливчикам".

- Твою мать, Элл, не ломай мне кайф, а! Почему они не могут к нам подойти по другой причине?

- Ты готова предоставить им эту "причину" на весь остаток ночи?

- Элл, я же тебя попросила, только что! Не ломай мне кайф!!!

Если честно, мне было абсолютно параллельно, какие именно причины побудили этих смуглых красавцев (солярий, автозагар или уик-энды на пляжах в тропических поясах планеты – кому какое до этого дело?). Я рассматривала их модельные мордашки без какого-либо стеснения (да и задних мыслей, кстати, тоже) чуть ли не с поверхностным цинизмом пресыщенного эстета. Пьяная улыбка растягивала мне губы, но без какой-либо претензии на кокетство или флирт. Мол, милые мои, чем таким особенным вы способны меня удивить, или я до вас не видела, не фотографировала мужчин с куда более импозантной внешностью? Ах, какая жалость, что так мало времени для ставок на первую фразу, которую вы для нас заготовили. Тем более у Сэм явно перегорела половина запала. Сейчас раскраснеется, распереживается и дико извиняясь, рванет в туалет.

Да что с ней такое произошло за эти годы в Леонбурге? Почему я перестаю узнавать в ней былую боевую подругу по юношескому прошлому? Где та самая несокрушимая амазонка – королева-воительница всех времен и народов?

- Мы уже полчаса наблюдаем за вами и буквально вымотали себе нервы от ожидания, когда же к вам присоединятся ваши кавалеры? – первым заговорил (чтоб тебя!) именно тот красавчик, которого я выделила для себя (а что такого, или мне нельзя выбрать себе фаворита?) первым.

Черный кофе или двойной эспрессо, мать его перетак. Костюм, рубашка, галстук, туфли – все одной цветовой гаммы, даже выпрямленные (не иначе) черные волосы и прямой поразительно "честный" взгляд карих, почти смоляных глазищ. Вырядись он во все белое, точно бы зашлась истеричным хохотом.

- Поэтому не сочтите за наглость, но мы откровенно устали ждать! – вежливое скольжение живого черного агата по лицам обеих прифигевших "жертв" с окончательным выбором-остановкой на моих глазах.

И почему я не удивилась?

- Вы ведь позволите? – теперь прочный, прямой и неразрывный зрительный контакт только с моим взглядом. Завершающий контрольный чарующей улыбки от стопроцентного секс-мачо.

Может у него и не достаточно широкий размах плеч, с недостаточно перекаченными бицепсами рук и ног, но мой наметанный видоискатель проф. фотографа безошибочно определил степень весьма крепкого и жилистого мышечного корсета всего лишь по пластике движений гибкого и статного тела мужчины. Если он и не был фотомоделью (что слишком сомнительно для такой внешности), то каким-нибудь танцором или гимнастом наверняка.

- Так вы и вправду ждете разрешения? Или уже давно сами все решили?

Удар ноги Сэм под столиком по моей удивил меня на меньше, чем ее ответное гробовое молчание. Я перевела на нее невозмутимый царственный взгляд, мысленно взывая-вопрошая к ее закрытому доступу удаленного помощника: "Кто ты, твою бабушку, и что ты сделала с моей лучшей подругой?" Почему это Я говорю те слова и фразы, которые обычно и всегда срывались с ЕЁ язвительного язычка? Когда это мы успели поменяться телами или разумами?

- Нам не хватало самой малости. Прочесть одобрения с разрешением в ваших глазах. – какой ловкий ход с не менее изящным движением головокружительно гибкого тела.

Дабл эспрессо на моей половине моего углового диванчика, обрезает-перекрывает выход или путь к выходу этим самым телом, облаченном в шикарные натуральные черные ткани с тонким ароматом мужского мускусного парфюма. Кажется мне снова дало в голову, хотя к сайдкару я еще не притрагивалась.

Второй поблондинестей (да, тот самый молочный шоколад) с невероятно ярким цветом голубых глаз и с куда более прокаченной мускулатурой, тоже не стал дожидаться персонального приглашения. Да и сама Сэм видимо устала ждать, когда же он додумается присесть подле нее с другого края диванчика.

Надеюсь, оригинальность фраз на этом себя не исчерпала, иначе... первое из репертуара "Мои предки укатили на Мальдивы, не хочешь закончить этот вечер в их спальне со мной?" – и кому-то придется завтра сдать свой шикарный костюм в секонд-хенд из-за невыводимого пятна апельсинового ликера на самом видном месте.

- А в таких глазах хочется реально утонуть и захлебнуться!

Похоже, у меня на время подвисли все загрузочные диски. Запрещенный маневр с мертвой хваткой цепкого взгляда с очень близкого расстояния. Мне не хватает всего пары секунд, чтобы втянуть побольше воздуха и определиться в собственной реакции – то ли хочу расхохотаться, то ли... с подчеркнутым интересом поизучать это экзотическое личико еще довольно молодого (25-27 лет, не больше), но столь одаренного мальчика нового поколения.

- Поосторожней с выбором желаний, а то... мало ли какая из их частей вдруг исполнится. – конечно шучу, или пытаюсь шутить, насколько мне позволяет мое состояние, но все равно... не могу не признаться себе, что испытываю двойственные ощущения.

Впервые, за столько дней мне так невообразимо легко, приятно и тянет поддаться навстречу этому странному исключительному потоку... подключиться к чужой игре, пускай и без единого шанса на продолжение, на будущее. Кого это должно сейчас волновать кроме меня? Брайана нет (и еще, ох, как не будет долго!)... Мэндэлла-младшего для меня вообще не существует уже более 10 лет. В чем проблема-то? Я же не собираюсь прыгать к этому красавчику в постель только потому, что у него неплохо подвешен язычок, а под одеждой скрывается рельефный торс Микеланджеловского Давида. Мне просто любопытно. Что такого он готов сделать и каких наговорить слов, чтобы вызвать во мне куда больший интерес и желания. Да, и где гарантии на его собственный счет? Нагнись он еще ближе и вдохни запах моего вспотевшего после танцев тела, и его самого сдует ветром в соседний район.

Это ведь только игра, не более. Самые глубокие эмоции отключены, одни поверхностные чувства. Но иногда и этого вполне достаточно, чтобы наконец-то позволить себе расслабиться и дать волю личным фантазиям.

- Я согласен только на исполнение самых темных из их частей или самых глубоких. Иначе, какой смысл желать очевидное? Жажда должна быть самой острой и обоснованной, на грани жизни и смерти, иначе... это превратиться в обыденное удовлетворение повседневных человеческих нужд.

Ничего себе... неожиданный разворот маятника! Буквально перехватило дыхание, а захмелевшая до этого Эллис Льюис мысленно потянулась за фотоаппаратом.

Это уже не просто подкат наобум выгорит-не-выгорит, это, извините меня, реальный подкоп с конкретной целью – довести и дожать.

Сказать, что мне не понравилось?.. Да я чуть не выпила одним залпом полный фужер сайдкара!

- Тогда возникает встречный вопрос. Разве жажду нельзя преднамеренно спровоцировать и, скажем... распалить... сознательно, специально... как тот же аппетит долгими голодовками? – мне захотелось блеснуть собственным интеллектом в данном вопросе, или же я намеренно выстраивала оборонительные укрепления от ближайших атак с наступлениями?

- Именно! – тёмные выразительные губы растягиваются в ответной улыбке поощрительного бонуса, как будто я угадала ответ в телевикторине. – В этом и заключается вся сила желания. Оно должно быть прочувствованным и настоящим, искренним, с полным спектром сильнейших чувств осязания, почти зашкаливающих...

- Тогда это попахивает... намеренным мазохизмом. Стимулировать и распалять жажду голода, не важно какого – эмоционального или физического...

- А если по другому просто никак? Наивысшее наслаждение достигается только за счет запредельного голода... Кстати, меня зовут Габриэль, можно просто Гейб. Хотя... для вас можно все, и даже сверх того!

Кто мне скажет, где делают таких мужчин? И не важно, какие цели он преследует, насколько серьезны его намеренья, вернее... что на самом деле для него является первостепенным, значимым и жизненно необходимым, и где для него заканчиваются грани между игрой и жесткой реальностью. Главное, что ему удалось сделать практически невозможное – зацепить мое внимание, интерес и... что-то еще.

- Я Эллис... и только Эллис. – сдержанно улыбаюсь, надеясь, что без кокетства. Правда, как я могу контролировать собственное тело в подобном состоянии?

Как иногда удобно иметь два разных имени и пользоваться настоящим, когда ты притворяешься кем-то другим. Довольно забавная ситуация, практически абсурдная.

Давай, Эллис, плыви! Отпусти все нах и отдайся этому чарующему потоку. Ты же большая девочка, на вряд ли кому-то придет в голову тебя за это наказать.

- Не хочу показаться навязчивым и местами предсказуемым, но у вас исключительная пластика со своим особым неповторимым стилем, Эллис, можно сказать, вне моды и прочих канонов современных танцев. Я долго за вами наблюдал, пока не понял, что хочу почувствовать, как вы двигаетесь в совместном танце. Да, каюсь, это одна из моих ведущих слабостей жизни.

- Вы танцор? – нисколько этому не удивляюсь, продолжая с интересом наблюдать за его влитой маской очаровательного принца. Хочется ли мне ее сбросить-сорвать, прощупать в нем уязвимые точки?..

- Да, профессия, которая говорит сама за себя, хотя... в этом слове ничтожно мало для охвата всего смысла и передачи полного значения данного вида искусства. Как, например, подыскать подходящие слова к вашим движениям или стилю вашего танца? Что-то первобытное, естественное, будоражащее, рвущееся на волю через каждый ваш жест, движение, неожиданный поворот... Вы не просто танцуете, вы... делитесь своими внутренними эмоциями, своим особым, неповторимым внутренним миром. И это реально завораживает. А ведь вы нигде этому не учились, я угадал?

- А давайте я погадаю. Другая ваша профессия – эпистолярный жанр?

Гейб впервые смеется, и мне определенно нравится его смех. Еще несколько минут этой милой, ни к чему не обязывающей беседы, и у меня возникнет встречный стойкий вопрос – что не так с этим парнем? Вернее, где его постоянная девушка? Он же сейчас не ищет себе отдушину после какого-нибудь очередного любовного разрыва, ведь так, котик? Хотя... лучше уж это, чем... неизвестно что или кто мог притаиться за фасадом этих очаровательных цыганских глазок (да-да, Эллис, плавали, в свое время, знаем!).

Кстати, Саманта тоже не спешит отделаться от своего нового знакомого. А ведь чтобы задеть или зацепить ее искушенный разум пресыщенного эстета для этого даже десять лет назад требовались не абы какие таланты.

- Можно сказать и так. Да, не буду врать, я очень люблю читать и обдумывать, что читаю. Танцы, красивые женщины, волевые и чувственные красивые женщины, духовные или жизненные философские течения – можно сказать все то, из чего состоит смысл моего существования или его прочная основа. Как и жажда к постижению чего-то абсолютно нового, притягивающего. И на этот самый момент я испытываю непреодолимую тягу-влечение именно к вам, Эллис. Мне безумно хочется разгадать ваш секрет, но не сразу, очень-очень медленно, запутываясь в его противоречиях и сложных ходах все глубже и безысходней.

Еще немного и я сама увязну в его искусных словесных хитросплетениях или наконец-то протрезвею, навернувшись лицом об асфальт.

У всего есть своя определенная цель, и у этого очаровательного гения она тоже была и имела куда более приземленный характер.

- Звучит как долгосрочный план-график на ближайший квартал.

- Обычно я не заглядываю так далеко вперед, но что я теперь знаю точно – что не смогу успокоиться, если сегодня же не приглашу вас на танец. Вы ведь не откажете мне в этом маленьком, практически невинном капризе?

Игра взглядов продолжалась? Или я попросту не ощущала сминающего напора коварного завоевателя. Я готова была окрестить его геем, марсианином, святым духом (хотя нет, от святого духа тоже залетают), но только не опасным хищником-охотником в набедренной кожаной повязке с копьем наперевес. Мне было приятно его слушать, смотреть на него (да, и любоваться тоже), но он был настолько "безопасен", что на большее меня просто не хватало. Ну, разве что на один медленный танец, мелодия которого зазвучала в аккурат следом за последней ритмично-забойной композицией. Совпадение?

Видимо, танцевать хотел только Гэбриэль. Сэм осталась знакомиться со своим голубоглазым красавчиком как видно за не менее занимательной и увлекательной беседой. Она практически не обратила внимания, когда я выходила из-за столика и даже не поинтересовалась, куда это меня понесло.

Хотя, похоже, меня поначалу и в самом деле понесло, особенно, когда моя ладошка легла в предложенную руку Гэйба, и он буквально повлёк меня за собой в цент танцевальной зоны клуба. А может меня всё ещё качала и подхватывала волна алкогольных паров в разомлевшем мозгу, частично укаченным-убаюканным сладкоголосым баритоном бархатного мальчика?

Я ведь больше не чувствую тебя, да? Это всё он?.. Его флюиды высекают вибрирующие искры раскручивающейся спирали на уровне моего солнечного сплетения… на уровне моего замороженного солнышка?.. И я не пытаюсь почувствовать в его ладони твоего тепла. Не от твоей близости и соприкосновений по моему затылку и позвоночнику сбегает ментальный холодок, как от пробирающего движения кончиков невидимых пальцев или дыхания… Это не можешь быть ты!.. Только не ты!

Тогда почему я всё ещё думаю о тебе в эти самые секунды, чёрт тебя разорви?! Ведь у него не твой цвет/разрез глаз, не твои черты лица, не твоё тепло, не твой запах – абсолютно не твои! Почему же я так усердно ищу в них сходство? Почему поддаюсь этим резким наплывам перехватывающего волнения, если мне начинает казаться, что мой глаз замечает что-то отдалённо знакомое?.. Я слишком мало выпила или, наоборот, немерено много?

Твои черты лица со вчерашнего дня намертво прошились в моей памяти, во внутреннем зрении вместе с физическим ощущением твоего осязаемого присутствия, звучного тембра голоса, прикосновения рук, кожи, дыхания, запаха… и теперь они прорывались на волю из моего подсознания не только во сне, но и наяву? Так вот в чём заключался весь твой коварный план или месть? Вот как ты хотел мне отомстить! Будто знал, предвидел, просчитал наперёд, что я не смогу не думать о тебе, не вспоминать, не бояться, не ждать очередного непредвиденного удара…

Да, Эллис, молодец! Оглянись украдкой по сторонам. Ты же давно этого не делала. Осторожно подними взгляд вверх, если успеешь за считанные мгновения разглядеть нужный тебе силуэт нужного наблюдателя.

Почему, почему у меня не получается? ПОЧЕМУ?!..

- Значит, я всё-таки угадал. Ты нигде не училась танцевать.

Теперь мне сложно смотреть в лицо Гэйба и не только из-за очень близкого расстояния классической позиции медленного парного танца. Я сама то ли не хочу, то ли… боюсь. Мелькающие лучи светомузыки не просто скользят по его чертам, кажется, они буквально их искажают и деформируют, или пытаются прорисовать-пролепить резкими линиями и тенями совершенно иные формы и изгибы… Может раньше я бы и засмотрелась на эту зачаровывающую игру цвета, света и тени, но только не сегодня… не сейчас.

Профессиональный фотохудожник Алисия Людвидж забилась в тёмный уголок перепуганного самосознания… в самый-самый его тёмный уголок, наивно надеясь, что её там никто не найдёт и не вытащит на свет.

- По правде говоря, одна попытка всё же была. Но меня хватило всего на один день.

Единственный плюс в этом нестабильном сумасшествии, в восприятии реальности, то, что Гэбриэль и вправду оказался умопомрачительным танцором. В первые секунды танца я даже на время прибалдела. Когда мужчина не только знает, умеет, но и ведёт свою партнёршу под определённый ритм мелодии, направляя-подключая её тело к своим живым затягивающим движениям рук, ног, торса и чуть ли не каждой мышцы в отдельности, это захватывает и закручивает тебя вместе с сознанием не менее сильно, чем на самом убойном аттракционе с эффектом центрифуги. Вот только желания схватиться за его живое и слишком близкое тело, как за спасительную опору, абсолютно не возникало.

Я не хотела его чувствовать больше, чем уже было! У него нету доступа внутрь меня. И дело не во внутренних защитных механизмах-блоках Эллис Льюис. Я не испытывала никакого притяжения… НИ-ЧЕ-ГО!

- На один день? И что же случилось? Впервые слышу о столь коротком знакомстве с проф. танцами. Или тебе просто не понравилось? Ждала нечто большего и феерического?

- Нет, я разбила зеркало и весь мой ажиотаж рухнул с его осколками на начищенный паркет. Кажется, я даже от испуга заплакала, хотя и не поранилась. Мне было всего семь лет. Мои увлечения с запалом менялись каждый божий день. А у моих родителей напрочь отсутствовала черта принудительного воспитания. Они даже не проверяли мои домашние уроки и табеля по успеваемости. Можно сказать, в этом плане у меня была весьма обширная свобода выбора. Если что-то меня интересовало и представлялась хоть какая-то возможность это опробовать-испытать, я обязательно за неё цеплялась…

- В тебе определённо это чувствуется.

Избежать его взгляда или скольжения собственного по его лицу в пересечении слишком узкого пространства так и не удаётся. Всё равно приходится поддаваться интуитивным порывам собственного тела, как и продолжать строить изнутри ограничительные барьеры от всех его попыток прорваться-подкопаться внутрь меня. Как это не печально, Гэйб, но каким бы милым, обалденным и очаровательным танцором-собеседником ты не был – у тебя нет ни единого шанса. Ты даже представить не в состоянии, какой у меня охренительный иммунитет на все эти модельные улыбочки и проникновенные томные взгляды.

- Что именно? Ты о чём?

Его глаза «тяжелеют», словно пытаются считать меня или проникнуть туда, где для него навечно закрыты все доступы.

Ничего… пусто, Гэйб, пусто! Я не чувствую тебя… не пробирает, не опускается закручивающейся воронкой захватывающих сжатий в животе и… ниже.

- Тяга к свободе, интуитивный порыв к неограниченному выбору. Тебе не интересны рамки общепринятых правил и канонов утверждённой моды. Ты следуешь своей волне, своему внутреннему компасу, личным желаниям и идеям. Ты явно из тех женщин, которая знает, чего хочет и к чему стремится. И тебя не так уж и легко застать врасплох.

- Может это привычка с внушительными резервами богатого жизненного опыта?

- Без них тоже никуда. Но твоя главная и самая притягательная черта – сила твоей внутренней свободы. Так и тянет вычислить её источник и выпросить хотя бы пару капель для исцеления собственной мечущейся душонки.

- Ну, что я могу сказать?.. Воображение у тебя… зашкаливает.

- Я не ошибся. Ты хочешь и умеешь держать всё под контролем. Не позволяешь тебя подловить или… не подпускаешь, придерживаешься на безопасном расстоянии. Хотя сейчас для меня это всё мелочи, пусть и ошибочные, потому что… - неожиданно поддаётся немного вперёд, нагибаясь к моему виску и демонстративно втягивает носом исходящий от моих волос и кожи запах. – Меня нереально заводит твой аромат… прорывающийся сквозь резкий запах стойких парфюмов. Ни что так не будоражит и не затмевает рассудка, как естественный запах настоящей живой женщины. А твой так… буквально бьёт на поражение.

Как я ещё не отшатнулась, не оттолкнула его в грудь, не рванула в негодовании к столику?.. Или я была настолько пьяна, что притормаживала не только физическая реакция, но и умственная? Но ведь кровь от столь шокирующих и интимно-откровенных признаний всё-таки вскипела, ударила добавочным впрыском адреналина по мозгам, глазам и сердцу. Что же меня удерживало, пока сознание вопило во всю глотку – Элл, с ним реально что-то не так… беги, твою мать, беги!

Всего лишь вскинула голову, слегка отстраняясь, и резанула почти устойчивым сдержанным взглядом по чеканной «маске» и глазам этого самоуверенного божества.

А что в этом такого? Мало ли кому нравится запах женского потного тела. И разве можно с ходу осуждать за столь прямолинейную честность-признание на первом же «свидании»? Мальчик старается, ищет лазейки, усердно долбит-царапает пальчиком титановую стену. Я всё равно его не чувствую. Даже прикосновения/скольжения с давлением его тела, рук, бёдер… я не ощущаю никаких приливов с атаками по моим уязвимым точкам. Моё тело молчит, не реагирует, не воспринимает его ни в какую! Признайся он мне, что хочет расчленить меня, выпотрошить и съесть сырым моё сердце – я бы испугалась, наверное, не больше.

- Это единственное, что заводит тебя в женщинах или… есть масса других исключительных фетишей? – я действительно его об этом спросила? Fuck! Какого чёрта я его об этом спросила?! Чтобы его взгляд стал ещё туманней и загадочней, с проблесками рвущейся на волю скрытой одержимости изголодавшейся «души»?

- Думаю, о таких вещах благоразумно распространяться при закрытых дверях и при полном… уединении. Хотя… есть в тебе что-то особенное и как раз исключительное… что заставляет ломать-выкручивать прежние представления о былых убеждениях и личных принципах… Глаза, запах, сила воли, завораживающий танец стальной бабочки, столь же прекрасной, как и смертельно-опасной. Упасть, утонуть, раствориться, рассыпаться на тысячи осколков, захлебнуться в каплях твоего золотого дождя… до самого последнего глотка!..

Неужели я начала краснеть или в моей голове перегорели последние контакты? Мне нужна передышка, а лучше… побег в отрезвляющую реальность.

- Гэйб… ты и в самом деле очень… начитанный танцор! Но, боюсь, для первого парного танца через чур много откровенных и поспешных скачков за ещё не закрытые двери. Ты не возражаешь, если мы… немного притормозим твоих резвых пони… сбавим обороты эдак процентов на девяносто? Я сейчас не в том состоянии, чтобы переваривать подобный поток информации.

И мне нужна передышка, тайм-аут! Выдернуть вспотевшую ладошку из его широкой сухой лапки до того, как он почувствует рефлексорную дрожь в моих пальцах или, не дай бог, ощутит термоядерную вспышку-отдачу от поверхности моего «занявшегося» тела. А то ведь и вправду решит, что это не панический испуг с инстинктом самосохранения, а всплеск неконтролируемого эротического возбуждения.

И не мечтай, милый мой, сегодня тебе не светит даже поцелуя в лобик перед сном.

Плевать, если со стороны это выглядит, как дешёвый побег от навязчивого фаната, но я, по крайней мере, держу осанку, не оборачиваюсь и пру как танк прямо на наш столик, вернее, на через чур увлекшуюся занимательной беседой с блонидинистым голубоглазиком Саманту Грин.

- Вы же не станете возражать, если я сейчас украду у вас на пять минут свою лучшую подругу? – нагибаюсь, вклиниваюсь в их почти соприкасающиеся головы, заодно с интересом всматриваясь в смазливую квадратную мордашку молодого претендента на звание Мистер Вселенная 2015.

Боже ж мой, чёрные изогнутые реснички, вздёрнутый аккуратненький носик, очаровательная ямочка на подбородке и невинный изгиб тонких нежных губок – если бы не размах плечей и размер шеи под обхват моего бедра, решила бы, что он потерялся в супермаркете и ищет свою загулявшую где-то (или с кем-то) мамочку.

Невозмутимо ухмыляется в ответ, мол, на подобные мелочи я уже практически не обращаю внимания. Разве что Сэм категорически таращится на меня, посылая ментальные позывные-выстрелы в упор – откатить обратно туда, где я только что до этого красовалась.

- Нам необходимо освежиться… самую малость! – специально повышаю голос и цинично склоняю голову.

Сэм, кто мне только что жаловался, что выглядит, как мокрая мочалка? Мой зрительный посыл достигает желаемой цели за считанные секунды, а ведь всего-то скользнула печальным взглядом по её волосам и личику до самого декольте и скептически поджала губки. Сработало моментально и безотказно. Схватилась за обе сумочки (свою и мою) как тот пожарный при экстренном вызове, разве что честь не отдала.

- Мы недолго… Туда и обратно! – боже правый, даже коснулась тыльной части его ладони. Ещё попроси его никуда не исчезать.

- Вы же нас дождётесь? – изящно изгибается, встаёт из-за столика с обратной стороны углового диванчика и изящно выпрямляется навстречу как раз «подоспевшему» Гэбриэлю. Кокетливая улыбочка с выстрелом оценивающего взгляда не только по лицу, но и всей фигуре Гэйба, подавшего ей руку вместо своего зазевавшегося приятеля.

- Несомненно, мэм! – плавный завораживающий наклон и… поцелуй ладони Сэм в костяшки… как раз рядом с безымянным пальцем… у обручального кольца.

У меня чуть челюсть не отвисла…

- Нет, я серьёзно, ты чё творишь-то? Я только-только вошла в раж, почти прощупала слабые места Рика, а ты берёшь и рубишь на корню все мои тщательно выстроенные позиции!

- Его зовут Рик? Ну хоть тебе с нормальным именем перепал.

- Шутишь? А Фредерик не хочешь?

- Правда что ли? Кто, он?! – меня разбирает почти нервный хохот с резким расслаблением по натянутым струнам.

- О, боже! – стоило Сэм увидеть себя в зеркале дамского туалета, остальное тут же теряло свою первостепенную значимость. – Я действительно похожа на мочалку! Почему ты мне раньше не сказала, насколько всё ужасно?

- По реакции Рика было не заметно. А по мне, так тебе не хватает ещё немножко взмокнуть и как следует присыпать сверху золотым блеском. Титульная обложка рождественского Вога заскулит от зависти.

- Тебе бы только издеваться, да выискивать для своих креативных идей идеальные ракурсы. – Саманта поспешно вытянула из ближайшего чёрного диспенсера несколько бумажных (странно, что белых) полотенец и принялась буквально обтираться ими по всем открытым участкам тела, без особого стеснения забираясь под лиф платья и чашечки лифчика. Не знаю, хватит ли ей пяти минут, чтобы вернуть себе первозданный вид?

- Кстати, о чём таком занимательном ты так увлечённо болтала со своим Риком? Похоже у вас там проходили целые дебаты на крайне интимные темы. Он разве не заметил твоего обручального кольца?

Странно, почему меня не пугает и нисколько не раздражает собственное отражение?

Опираюсь обеими ладошками о край удивительно чистой чёрной столешницы с рядом чёрных раковин напротив широкого листа зеркала с молочными плафонами. Чуть нагибаюсь вперёд, но спину держу прямой, задумчиво вглядываясь в лицо растрёпанной бледной блондинки. Перед этим я намеревалась пройтись по своей гриве расчёской, но теперь, при виде чуть всклоченных, немного слипшихся волос, обрамляющих блестящее личико с горящими бордовым цветом губками и слегка размазанной обводкой вокруг глаз, мне почему-то захотелось оставить всё как есть. Если утончённый Гэбриэл купился на эту чувственную дикарку…

Чёрт, ну почему он любит говорить так много лишнего и почти не в тему?

- Ты думаешь, в наши дни кого-то сейчас ипёт, есть ли на тебе обручальное кольцо или нет? Это ты у нас девочка со странностями. Не носишь кольца от своего законного жениха.

- И тебя тоже не волнует, что ты замужем, с детьми и в сё такое?

- Элл, я тебя умоляю. С каких это пор невинный флирт превратился в супружескую измену? Ты видела, что я лезла к нему в штаны?

- То есть, у тебя даже в мыслях этого не возникало?

- Мы говорили о его татуировках, при чём благодаря тебе! Но у него хотя бы есть на что посмотреть… Он обещал показать… когда-нибудь!

- Разве не сегодня? – с трудом сдерживаю рвущийся наружу неприлично дикий хохот. Приходится украдкой оглядываться по сторонам, на кабинки за спиной, а то, мало ли.

- Сэмми-Сэмми-Сэмми, кто бы мог подумать. Замужняя дама, мать двоих детей, флиртует с молоденьким мальчиком, пока собственный муж разъезжает по командировкам.

- Я тебя умоляю! По-твоему, я не могу в коем-то веке хотя бы разочек оттянуться? Отдохнуть от стирок, глажек и прочей упоительной семейной романтики? Посмотрю я на тебя, когда ТЫ запоёшь через первые пять лет законного брака со своим красавчиком. Я тебе гарантирую, буквально будешь скулить, рвать на голове волосы и отчитывать секунды до его ближайших соревнований в Монте-Карло. Брайан вообще в курсе, где ты сейчас?

У меня очередной приступ истерического хохота, но уже не столь бойкий. Ослабившие узелки необоснованной паники потихоньку натягиваются под невесомым давлением невидимых пальцев на уровне солнечного сплетения. Неужели я боюсь этой темы разговора? Или она подпитывается ощущением ментального воздействия иного участника, который не имеет к ней никакого прямого (и косвенного тоже!) отношения?

- У меня всё равно неоспоримое преимущество. – пытаюсь передёрнуть плечами с поверхностной невозмутимостью уверенной в завтрашнем дне стальной бабочки (они ведь не однодневки, да?). – Я ещё далеко не за мужем. Но, если судить по твоему поведению, это тоже не является непреодолимой преградой для удовлетворения маленьких жизненных потребностей.

- Боюсь, дело далеко не в кольцах и не в брачных контрактах. Хотя уж лучше быть зависимым от всяких бытовых мелочей и семейной рутины, чем ощущать на собственном горле реальное давление чьих-то пальцев или накрученного на кулак до самого ошейника поводка. В браке свобода – это обоюдное доверие. И, судя по всему, Брайан тебе слишком доверяет, и напрасно! Ты сама-то, как и с кем собралась закончить этот вечер, незамужняя наша дама?

- Ты решила, что я повелась на этого… кареглазого танцора?

- А он что, недостаточно гибок и эрудирован для Алисии Людвидж? – наконец-то перестает следить за выражением моего лица, переключаясь на собственное и вооружаясь косметичкой первой помощи для проведения сложнейшей операции по спасению-восстановлению поплывшего макияжа. Хирургическая работа, что тут скажешь.

- Слишком артистичен и пафосен. Если хочешь, можешь и его забрать. Думаю, он будет не против.

Сэм пришлось отвести от глаза щёточку с тушью от греха подальше, прежде чем выпустить из легких одобрительно-заразительный хохот.

- Бог мой, Элл, ну скажи мне на милость! Откуда в тебе столько искушенной надменности?! Каким надо быть мужчиной, чтобы заинтересовать твое пресыщенное внимание? Только не говори, что похожим на Дэниэла Мэндэлла-младшего десятилетней давности. Правда, ты мне так и не рассказала, какой он теперь. В тебе еще что-нибудь шевельнулось, кроме паники с желанием сбежать? Насколько сильно он изменился?

- Сэм, ты можешь ответить мне на самый банальный вопрос? Это как надо было перекрутить весь разговор, чтобы в конечном счете опять уперется в Мэндэлла-младшего?

- А ты-то сама почему так старательно избегаешь отвечать на мои конкретные вопросы?

Да потому что мне страшно! До безумия, до желудочных спазмов и приступов тошноты! И я понятия не имею чего именно боюсь.

- Разве я сегодня хваталась на твоих глазах за телефон, обсуждала содержание текста сообщения для его секретарши?

- Нет!

- Тогда о чем мы тут с тобой спорим? Или ты уже забыла, что нас заждались два офигительных мальчика с сайдкарами?

- Бл**ь, Эллис Льюис, вот за что я не люблю в тебе эту твою новоявленную Алисию Людвидж, то что она умеет не только вовремя выкрутиться, но и вывернуть все слабые точки твоим лучшим подругам юности! Знает, чем отвлечь внимание... Только без обид. Тебя я всегда любила, люблю и буду любить, но вот ее!..

…С последним походом в туалет наше приключение в Black Crystal приняло несколько неожиданный поворот, при чем не из самых приятных.

- Где?.. Куда их?.. - Сэмми изумленно смотрела то на наш опустевший столик, то в зал, с каждой секундой расстраиваясь все сильнее и печальней. Возможно, она задавала не те вопросы, поскольку предполагаемые ответы с догадками лезли в голову не самые вдохновляющие. Не скажу, что я испытала схожего чувства глубочайшего разочарования, хотя, да, какое-то время я и сама настороженно и с тайной надеждой выискивала черноволосую голову статного красавчика Гэйба в живой толпе импозантной публики клуба. Но что-то надрывно хихикало в моем очнувшемся из краткосрочной дремоты воображени крайне раздражительным скрипучим смехом, царапая острыми коготками по затянувшимся узелкам отвратных предчувствий.

Их просто нигде не было. Простыл след, испарились, улетучились... рассосались в воздухе.

Да, Эллис, ты двигаешься в правильном направлении. Кто-то к ним подошел и вежливо попросил в весьма корректной форме, чтобы они незамедлительно покинули стены данного заведения. И вопрос "что же случилось?" - тоже не самый уместный.

Это просто совпадение? Может им позвонили и велели срочно лететь в Новую Зеландию, спасать группу туристов, провалившихся в подводные пещеры? Да мало ли! Бывшая девушка попала в реанимацию и ей требуется переливание очень редкой группы крови, которая есть только у этих красавчиков! Дерьмо случается, Элл, тебе ли этого не знать, и не всегда оно связано лично с тобой и твоей обострившейся паранойей.

Главное, продержись, не смей включать его каналы! Он же только этого и ждет – твоей паники, твоих страхов, бешеных ударов пульса по горлу с ненормальными толчками сердца об острые прутья грудной клетки... Не забывай, страх тоже бывает чертовски болезненным и физически осязаемым, и он самый-самый дурной союзник в любой ситуации и особенно за бокалом крепкого сайдкара.

Хотя... какого черта? Я здесь не для того, чтобы поминутно оглядываться по сторонам в постоянном ожидании атакующего в спину удара. Я не сделала ничего плохого или дурного, и я никому и ничего не должна! Это моя жизнь, мое право выбора, мои откормленные тараканы! И никто (слышишь, Мэндэлл-мать-твою-младший!), никто не смеет мне говорить, что я должна делать, куда ходить и чего-кого хотеть! У нас свободная страна, так что... вали из моей головы, мыслей, моих вен и всех моих будущих снов! Это моя суверенная территория и всегда таковой и являлась... даже десять лет назад!

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

- Мисс Людвидж... боюсь, это очень плохая идея!

Глубокая (глубже не бывает!) ночь, пробирающий до костей холодный воздух (и это только конец октября!), практически безлюдная парковочная площадка с двумя достаточно мощными фонарями и две хихикающие, упитые в умат подружки, довольно уверенно подбирающиеся на не вполне устойчивых ножках к оставленной ими здесь несколько часов назад машине.

Одной из этих подружек, спорящих кто из них трезвее и кому поэтому лучше вести шикарный мерседес от папочки Мэндэлла, была я. И как раз я держала наготове ключи с брелоком дистанционного сигнала, направляя и нажимая кнопку отключения сигнализации в авто, когда за нашими спинами раздался спокойный и невероятно ощутимый мужской голос.

Видимо, я не достаточно приняла в себя сегодня алкогольных слоек. Внутри что-то резко обледенело и оборвалось прямо на дно желудка с последующей эхоотдачей-прострелом через затылок. Fuck! Пришлось развернуться всем корпусом, вместе с Сэм, не вполне изящным (и далеко не быстрым) движением по кривой, а то… мало ли что. Саманта вынужденно семенила следом за моим неожиданным поворотом, интуитивно цепляясь за мой локоть, с похвальной устойчивостью упитого эквилибриста, балансирующего на высоченных каблуках.

- Джордан?.. – слышу собственный удивлённый голос, пока мозг с большой натяжкой обрабатывал полученную картинку для последующей выдачи нужного аналитического злоключения.

Он и не собирался прятаться, выступая прямо из конусообразного луча мощного света и неспешно приближаясь к нам от центрального ряда припаркованных машин. Всё та же статная осадка с высоко поднятой головой, только теперь на нём ещё и чёрное демисезонное пальто френч и обе руки (не удивлюсь, если в кожаных перчатках) пока что спрятаны в боковые карманы.

У левого уха раздаётся громкое чёткое «Ик!». Сэм вздрагивает, интуитивно сжимая свои ладошки на моём локте, но у меня даже не срабатывает ответного рефлекса – посмотреть на неё, запечатлеть в памяти выражение её лица при виде нарисовавшегося перед нами моего… личного водителя.

Последние шаги прямо на нас. Изящное движение правой руки, выскальзывающей уверенным жестом из кармана пальто.

- Чч…что вы тут делаете? – лепечу, мало что соображая и ещё меньше понимая, что именно он делает или собирается сделать. Чувствую лишь рвущуюся из алкогольных паров притуплённую панику неустойчивой волновой конвульсии. У меня и вправду возникла идиотская идея побежать? Куда?!..

Тупо смотрю на его протянутую ко мне руку в открытом жесте ладонью вверх (и она действительно в чёрной кожаной перчатке!) и безрезультатно пытаюсь запустить вырубленное под корень аналитическое мышление. Ничего! Пусто… абсолютно!

- Отдайте мне ключи, мисс Людвидж. Вы же прекрасно понимаете, что я не позволю вам сесть за руль в таком состоянии.

- Вы за нами следили?!

Рядом продолжает икать Сэм, а я всё пытаюсь выдернуть собственный разум из мутных вод эмоционального коллапса. Из-за самых банальных догадок, приступ бешеного головокружения с лёгкой тошнотой усиливаются за считанные секунды.

Нет, мне не страшно, чёрт возьми! Я для этого слишком пьяная и возбуждённая.

Ладонь с ключами самопроизвольно сжимается в кулак.

Крамер спокоен, как обычно, и едва ли ждёт от меня каких-то непредвиденных сюрпризов. А вот это зря!

- Это моя работа, мэм, следить за вашей безопасностью! Вы повели себя не вполне благоразумно, и я не смог проигнорировать столь вопиющего поведения с вашей стороны.

Тогда может всё скажешь открытым текстом? Это ОН тебя заставил? Это всё он, да? Но какого хрена?.. Что за нах?..

- За моей безопасностью?.. Я что-то не поняла, вы мой водитель или кто?.. И что здесь вообще происходит? Сегодня суббота – мой законный выходной!.. Вы что… отслеживаете мои передвижения? И днём и ночью, и где бы то ни было?

Пытаюсь сделать рывок вперёд, так сказать, петушнуться, но Сэм вовремя удерживает меня за левую руку, цепляясь в неё ещё крепче, и не позволяя наскочить/наехать на невозмутимый гранитный столб в лице Джордана Крамера. Судя по всему, её соображалка функционировала намного лучше моей, как и инстинкт самосохранения.

- Мэм, для вашей же безопасности, будет благоразумным отдать ключи мне. Вы же понимаете… - это что только что было? Поджал губы, пытаясь воссоздать на своём лице некое подобие снисходительной улыбки? Да за кого он меня принимает? За маленькую брыкающуюся девочку? Может ещё погрозишь пальчиком и поставишь в угол?

Чёрт, я и не думала, что Сэмми такая сильная даже когда настолько пьяная.

- Я не собираюсь сейчас обсуждать ваше положение и тем более о чём-то спорить. Вы не в том состоянии, чтобы вести осмысленные беседы и требовать от меня действий, которых я не совершу и не допущу. Пожалуйста, отдайте ключи, и я доставлю вас и… вашу подругу в места вашего проживания.

- Элл, да бога ради! – Саманта вдруг делает то, на что бы добровольно не решился сам Крамер – хватает мой правый кулак и протягивает его в сторону терпеливого водителя. – Да отдай же ты ему эти грёбаные ключи… Не обращайте на неё внимание, сэр, она, когда выпьет, всегда такая буйная.

Изумлённо смотрю в упор на бледный профиль подруги, словно надеюсь прожечь её собственным неустойчиво «вспыхнувшим» взглядом а-ля «И-ТЫ-БРУТ?!», после чего перевожу его на спокойное сверхнепроницаемое лицо Джордана. Видимо, я недостаточно упилась, чтобы сопротивляться сразу обоим. И кажется я не заметила когда и почему разжала пальцы правой руки, принимая вынужденную капитуляцию перед… невидимым противником.

Хрен с тобой! Тут бы не рискнула спорить даже трезвая Эллис Льюис. В таком состоянии и при наличии лучшего в Леонубреге водителя садиться за руль авто было бы просто… глупо. Да, да, по детски и без каких-либо на то разумных доводов.

И меня всё ещё мотыляло, как в эпицентре нестабильных и разболтанных эмоций с бесконечно прыгающими в голове и перед «глазами» самыми невероятными предположениями и догадками. Настолько невероятными (если не нелепыми), что у меня не хватает всей моей пьяной смелости – озвучить их вслух.

А я так надеялась… так хотела, твою мать, хотя бы к концу этого дня не ощущать ЭТОГО… не ощущать в этом ТЕБЯ!

- Почему ты раньше не рассказала, какой у тебя симпотный водитель?.. Я бы такому доверила не только ключи от своей машины! – Сэм что-то нашёптывала мне на ушко порывистым и вполне сносным перегаром, пока нас обеих запихивали на задние сидения мерседеса, весьма учтиво и крайне вежливо попросив пристегнуть ремни безопасности. Думаю, если бы я вдруг отказалась, неожиданно заартачившись, Крамер точно бы сделал это за меня и на вряд ли бы стал спрашивать моего личного разрешения (как и дважды просить по хорошему).

- В чём проблема? Пригласишь к себе на чашку кофе, когда он довезёт тебя до твоего дома… раз с Фредериком не срослось… - не похоже, что я настроена на беззлобный юмор. Я всё ещё про себя тихо злюсь, за что и получаю от Сэмми заслуженный удар локтём под бок.

Но это так, безобидные детские шалости двух проштрафившихся школьниц. Я и сама не могу долго плавать во всем этом раскаченном безумии, удержать хотя бы одну стабильную эмоцию. Они сменяются своим буйством мрачных оттенков калейдоскопической пляски, задевая, словно невзначай, те или иные ослабленные струны разболтанного сознания. Бешеный микс хаотичных сплетений обострившихся ощущений и неожиданных желаний. Как будто кто-то бездумно/беспорядочно долбил по клавишам руками сорвавшегося с тормозов злого гения, под истеричный хохот то ли прячущихся в бездне монстров, то ли… обкурившихся мадагаскарских тараканов… Да, и похоже мне пора завязывать с чтением Стивена Кинга.

Когда ты сильно упит, и тебя везут в шикарном мерседесе по совершенно незнакомому тебе городу, не известно в каком направлении, и даже если к твоему боку и плечу пока что прижимается твоя лучшая подруга, тебе в эти минуты реально… на всё до лампочки! Тебя укачивает буквально на первых же секундах, кроет зыбкими кольцами вязкого водоворота неустойчивых чувств, острейшим соблазном закрыть глаза и мгновенно, в один щелчок, погрузиться в их токсичные галлюциногенные топи по самую макушку, полностью – всем гудящим телом и пульсирующим разумом.

Временами реальность прорывается в твою плавающую память размытыми обрывками чьих-то голосов, фраз, расслоенными картинками определённых образов с окружающим сумеречным пространством, словно упрямо сопротивляется подступающему забвению… долгожданному забвенью долгожданного провала в черноту… твою черноту.

Хочу ли я сопротивляться или же всё ещё наивно полагаю, что мне удалось сбежать… оторваться… Что меня больше не задевают сенсорные кривые эхограммы белого шума, бесплотных, но достаточно ощутимых пальцев… Я почти спокойна. Кажется, мои губы вздрагивают в самодовольной пьяной ухмылочке. Я ещё разберусь с тобой, ты не переживай! Мы обязательно это всё обсудим. Это был первый и последний раз, когда ты пытался меня напугать по-настоящему!.. И не надейся… Не важно, пьяная я или трезвая, у меня тоже на редкость отличная память.

Вот только не помню, когда Сэм довезли до её кондоминиума, через сколько минут? И называла ли она Джордану свой адрес до этого.

- Будь хорошей девочкой и не вздумай больше дерзить своему шофёру. Не забудь позвонить мне, как только доберёшься до гостиницы… Я тебя люблю!

Не, ну мы же о чём-то с ней говорили пока ехали вдвоём? Чтобы Сэм молчала и ни о чём не расспрашивала меня за столь долгий час?..

Целует меня прямо в губы, ласково поправляя воротник полупальто на шее и над грудью, перед тем как окончательно испариться в сумеречной дымке зыбкого тоннеля кроличьей норы. Рыжий кролик в бежевом плаще убежал без меня? Это неправильная версия истории! Я не должна была оставаться одна… или не одна…

Когда мы подъезжали к «Остиуму», каким-то непостижимым образом мне удаётся всплыть из постоянных провалов ирреального восприятия действительности, вырваться из засасывающей помпы абсурдных видений, прерывающихся звуков музыки, голосов и… плотной звенящей пустоты. Не знаю, что меня в конечном счёте разбудило, привело в чувства на 60 процентов – то ли авангардная какофония реальных «галлюцинаций», то ли непомерное количество принятого внутрь спиртного с незаметным укачиванием движущегося авто… Головокружение усилилось в разы вместе с приступом тошноты.

Нет, нет, только не сейчас! Я не хочу! Не хочу терять этих офигительных ощущений из-за этой грёбаной накатившей слабости. Так не честно!

Ледяной, да, именно ледяной воздух, обжигающий сухим обмораживающим трением и по гортани, лёгким и открытым участкам кожи… Не успеваю определиться в пространстве, вдохнуть полной грудью (сильно больно), понять, что происходит и почему со мной. Режущая плёнка слёз застит глаза, пока глотаю слишком насыщенные порции холодного воздуха и при этом удерживаясь за руку Джордана Крамера. Он не мог не помочь мне вылезти из машины, и теперь оценивал моё состояние намётанным глазомером трёхмерного рентген-сканера.

- Вы же не собираетесь провожать меня до самых дверей номера? – выдёргиваю руку, возможно не слишком изящно и эффектно, как хотелось бы, но ему хватит и этого. Пусть не думает, что я забыла или собираюсь забыть его сегодняшнюю выходку (его или… его хозяина, не важно!).

- Если вы в состоянии дойти сами или не попросите меня об это лично.

- Конечно в состоянии! И с чего мне вас просить лично?.. Вы меня за этот день уже предостаточно успели… расстроить, так и не дав ни одного вразумительного объяснения…

- Это моя работа, мэм, никакой личной инициативы.

- Вам приказали отслеживать все мои передвижения по городу? Кто? Мэндэлл-младший?

- Я слежу за вашей безопасностью, мисс Людвидж, не больше ни меньше. Леонбург – очень большой город, а ночной Леонбург ко всему прочему ещё и весьма опасный город. Вы должны были поставить меня в известность о том, что собираетесь куда-то ехать на ночь глядя с целью напиться там до нестабильного состояния.

- Вообще-то, это мой законный выходной и…

- А мерседес, который вы взяли этим вечером, собственность компании «Глобал-Вижн». Да и вы, мисс Людвидж, далеко не подсобный рабочий. Нравится вам или нет, но я получаю свою законную зарплату, за то, что доставляю вас в целости и сохранности в нужные места, в нужное время. И если я вижу, что вы не способны справится с самыми элементарными правилами вождения автомобиля, а именно, не садится за руль в нетрезвом виде, извините, но какие-либо обсуждения по данному вопросу я считаю крайне излишним.

Не знаю, смотрела бы я до сих пор и буквально в упор в его жаростойкую непробивную сталь непреклонного охлаждающего взгляда, не будь я настолько пьяной, как сейчас. Но все его заверения с разумными доводами-осуждениями касательно неприемлемого поведения Алисии Людвидж, просто-напросто разлетаются вдребезги, как самые сильные пятибальные цунами о неприступный гранит древнейшего утеса. Я слишком зла, и не все его слова достигают нужной цели с желаемым эффектом воздействия, скорей наоборот, остервенело бьют по красным индикаторам блокирующей реверсии, запуская сигнал-предупреждение о смертельной угрозе для чьей-то жизни.

Его счастье, что к этому моменту я успела протрезветь еще на несколько ощутимых процентов. Вполне достаточно для того, чтобы не наговорить лишнего, но и не спасовать в образе нашкодившей гимназистки, испуганно потупив глазки и сжавшись в стыдливый "комочек". И не надейся!

Поднимаю руку ладонью вверх, все еще не отводя взгляда первой, и с напускным терпением жду, когда же он соизволит отдать мне парковочный талончик на машину.

Черт тебя дери, Джордан Крамер! Какого тебя вообще принесло? Что тебе стрельнуло в голову, когда ты вдруг решил нарисоваться и так не вовремя влезть туда, где для таких как ты сегодня были закрыты-запечатаны-заблокированы все входы и доступы?

Мерседес – собственность компании, и я далеко не подсобный рабочий? А кто же тогда? Такая же собственность "Глобал-Вижн", как и эта машина? Ты мне об этом так мягко намекал?

Бл**ь! Fuck!.. Хорошенькое окончание дня... или скорее ночи.

Боже, Эллис, какая же ты все-таки наивная дура! Решила, что вот так вот, за здорово живешь и по одному лишь спонтанному желанию-капризу сможешь отделаться от этого... отделаться от НЕГО? Наивно полагала, что он запросто это позволит, особенно после стольких лет выжидания?..

Так... Стоп! Не думать, не думать... только не сейчас, не за несколько часов до рассвета, не в полупротрезвевшем состоянии, это весьма чревато. Мне надо еще поспать, хотя бы несколько часов. Забить на все! Ничего не включать, никуда не лезть, не проверять количества пропущенных звонков и сообщений... Не сейчас!

Просто подняться в номер, принять душ, протрезветь еще на несколько оставшихся в запасе процентов, стараясь не зацикливаться на сладком головокружении с далеко несладкими подкатами тошноты... не вслушиваясь во внутреннюю пляску притупившихся эмоций, мысленно и физически концентрируясь лишь на обжигающих ручейках очень горячей воды, сбегающей по телу второй прозрачной кожей-пленкой с окутывающим саваном удушливого пара. Пытаясь окончательно согреться, вытравить на хрен изнутри этот гребаный озноб... понять, осознать, что я здесь одна... совершенно одна в этом пустом... абсолютно пустом номере... и всегда была до этого одна. И ты не смотришь, не знаешь, не видишь, что я делаю! Ты не бог и, в крайнем случае, далеко не дьявол! Я не чувствую тебя... я не чувствую тебя в объятиях этой воды, в проникающей в мои легкие горячей ингаляции твоего мнимого дыхания, и мне... совершенно не хочется касаться себя там, где уже итак сладко зудит, пульсирует под скользящими змейками живой влаги. Я не стану этого делать и не мечтай! Я не буду возбуждаться в реальном времени, думая, вспоминая о тебе. Не дождешься! Не сейчас, ни сегодня, никогда! Каким бы сексуальным и шикарным ты не был – ни десять лет назад, ни в эти дни, я выдержу, выстою перед этим нездоровым соблазном любой ценой! Даже если ты буквально будешь стоять за моей спиной, обволакивать/стягивать реальным физическим теплом, живым телом, кожей, тугим рельефом жестких мышц, вздутых вен, и это... твои пальцы будут двигаться томным раздражающим скольжением по моим распухшим половым губам, неспешно раздвигая упругие дольки и проникая в самую сверхчувствительную эрогенную зону… задевая, надавливая, лаская каждый микрон воспаленных возбужденных точек на клиторе, складках вульвы, ноющем колечке входа во влагалище... Fuck!!!

Элл, твою мать! Ты что творишь? Вконец еб**улась на все извилины?! Это так ты называешь – не думать о нем? Еще пару секунд такого недуманья, и ты закончишь этот долбанный день (вернее остаток ночи) многоподходовой мастурбацией с фантазиями о Дэниэле Мэндэлле-младшем! Тебе не просто, тебе категорически противопоказано много пить! А думать в таком состоянии и подавно!

Я не буду! Честно! Клянусь!.. Сама не понимаю, как такое допустила, будто он и в самом деле вогнал мне под кожу высокочастотную сеть сенсорных электродов, подключившись к каждому нерву, рецептору, мозговому импульсу... Словно сам заставляет, силой собственной воли, думать о нем, слышать, видеть... ощущать, особенно, когда я слабею, не важно от чего – от безмерных доз алкоголя или в состоянии глубокого погружения в сон.

Может мне лучше сегодня не ложиться? Все равно не могу понять, хочу ли спать и получится ли вообще сомкнуть глаза после всего, что было (и что должно быть!). Слишком много впечатлений с пережитыми ощущениями за последние дни... будто сбываются самые страшные ожидания с самыми невозможными предвиденьями, о которых я боялась когда-то даже подумать.

И кажется, я на самом деле боюсь... все еще боюсь... и не знаю чего или кого... кошмаров... его... себя?

До рассвета всего ничего – несколько часов, а я включаю в спальне ночники на прикроватных тумбочках, как та маленькая девочка, которая до икоты боится спать без света. Разве что не заглядываю под кровать, в каждый угол, за занавески и не обследую каждый дюйм номера. Я закрыла все замки входной двери? И на лоджию тоже?..

А теперь вопрос на засыпку, Эллис Льюис. Как ты собираешься дальше жить в этом номере, а в последствии в огромной двухъярусной квартире на Лайтвуд-Парк, если будешь постоянно вздрагивать при каждом шорохе за стенкой или резком уличном звуке за окном? – Мне просто надо перебздеть... и все! Сама виновата. Не надо было напиваться, продолжая стимулировать мысли об этом. Но ведь... у меня получилось... на какое-то время удалось... – Ты уверена?.. Уверена, что не думая о нем, ты не продолжала и не продолжаешь его чувствовать?

Я сделаю это! У меня получится! Обязательно!.. Просто я оказалась совершенно к этому не готовой... я не ожидала, что это будет именно так... что он окажется таким сильным... невероятно сильным... настоящим, цельным, живым и настолько осязаемым... А может я попросту забыла это или никогда так не чувствовала... не пропускала, не принимала в себя, как должное? Может теперь ему захотелось все это продемонстрировать мне – наглядно раскрыться во всей красе? Сделать то, что не рискнул сделать 10 лет назад?.. Показать, кем он является в действительности, когда больше не надо притворяться кем-то другим?

Если ты и дальше будешь об этом думать, боюсь, станет только хуже! Он добьется своего... а может уже добился.

Пожалуйста, хватит! Умоляю, хватит меня атаковать и преследовать! Что тебе надо, чего ты всем этим добиваешься, хочешь свести с ума, сделать еще слабее и беспомощней, чем я уже есть? Зачем, твою мать?! ЗАЧЕМ?!!

Не думать, не думать, не думать... Тише, Эллис, тише. Просто закрой глаза, заройся в сугробах одеяла, спрячься... ведь в этой темноте вполне возможно спрятаться и самой. Нырни на самое дно того самого океана, в котором ты когда-то утопила все свои чувства и будущие надежды... там, где он точно не станет тебя искать... На мягком илистом дне мертвого пепла нашей мертвой вселенной... рассматривая живые кристаллические изломы в тусклых бликах поверхности воды высоко-высоко над головой. Здесь тебя вообще никто и никогда не найдет. Тут так тихо... неестественно тихо, и тебя прижимает всем телом к этому нежному покрову (не позволяя шевельнуть ни рукой, ни ногой), как прессом самой банальной обреченности – не бежать, не плыть, не взлететь... Что это? Забытый фрагмент из нереального прошлого или предчувствие чего-то неумолимо близкого? Ощущение будущего, попытка его прощупать, заглянуть в самую глубь, избежать возможного столкновения?.. Разве так бывает?

Кажется, под водой нельзя дышать, ведь так? Вроде я и не дышу. Остатки воздуха медленно вытекают из моих легких, под гулкие толчки равномерного сердцебиения. Или это не мое сердце? Кто-то бьется подо мной... приглушенные удары чьих-то кулаков, где-то там... под десятифутовым слоем илистого дна? Удары о титановые стенки захороненного сейфа?.. Того самого сейфа, что я запечатала и заварила десять лет назад? Боже... Неужели я вспомнила об этом только что? Вот так вот, ни с того ни с сего? Или это уже не важно? В этом больше нет никакого смысла? Ведь я смогла... сумела сделать это... спрятаться, сбежать... Он больше меня не видит, не слышит и не чувствует, и поэтому не найдет... больше никогда меня не найдет!..

Вот только как теперь мне дышать? Я не продержусь так долго... так долго без него... без его дыхания... Если открою рот и втяну в легкие воду – это же уже все... это будет конец, неизбежно и навсегда...

"Открой глаза, Эллис!.. Разожми зубы и раскрой рот!.." - что за бред? Как?!.. Почему, откуда?!..

Упрямо зажмуриваюсь, еще сильнее... Мне нравится этот мрак, в нем нет тебя, твоего лица, твоих глаз...

"Открой... открой глаза и губы, Эллис! Ты же меня слышишь!" - что это значит? Какой-то ребус, головоломка или всего лишь твой обжигающий шепот поверх моего лица, сжатие твоих теплых ласковых пальцев на щеках, скулах, подбородке... И я абсолютно не могу сопротивляться нажиму твоих губ на собственных губах, размыкающих властным напором мой рот, заполняя его горячим выдохом прямо в мои легкие, в вены, в кровь... с томным скольжением влажного языка поверх моего... Нет, это не тьма накрыла меня неподъемной толщей воды, это твое тело сковало, зафиксировало, намертво впечатало в дно моего мертвого океана...

"Дыши, Эллис, дыши!" - как ты можешь говорить, когда сам наполняешь меня своим дыханием? И почему я не отбиваюсь? Ведь это неправильно!.. Почему хочу и дальше тебя чувствовать и куда больше, чем ты уже даешь?..

Забытое движение слившихся губ, языков, ускользающий влажный вкус, но только не запах...

Я хочу это сделать... дотронуться до тебя, до живого рельефного гранита теплого переминающегося тела... под первые импульсные удары собственного сердца в клиторе, в судорожных сокращениях внутренних мышц влагалища... Да, спеленай меня, стяни своей кожей, мускулами, тугими нитями неразрывного ментального и физического кокона, как когда-то... как умел делать только ты! Я так давно этого не ощущала... не ощущала тебя на себе... в себе!

"Не отстраняйся!.. Никогда не смей больше от меня ускользать и... бежать!.." - шепот с тягучим движением-проникновением упругих губ, бархатного языка по тонкой гладкой кожице снаружи, внутри, горячими обжигающими вспышками прямо в голову, волновым эхом по поверхности всего тела... Я больше не в состоянии противиться, противостоять этому... тебе... Ты сделал это! Ты заставил меня вспомнить... почувствовать... потянуться за тобой, за твоей живой плотной темнотой... Я хочу... fuck! Я хочу тебя! Увидеть, ощутить, прочувствовать... еще больше, еще глубже... сильней!.. "Да, Эллис... ДА!.."

О, боже! Она стягивается, трансформируется, вибрирует, превращается в твои глаза, в их всепоглощающий цвет – такой реальный, живой, близкий, затягивающий... в черты твоего лица, невообразимо четкие, контрастные, в зернистых фильтрах тусклого света и глубоких черных теней. Это тьма и есть ты сам... моя тьма... самая желанная, сильная, непреодолимая, неразрывная и беспощадная... я чувствую ее... чувствую в ней тебя! Скоро ты окончательно поглотишь меня, всю, без остатка, до самой последней капли, заполнив собой изнутри... снаружи...

"Только я, слышишь?.. Только я!.." - слова обрываются незаконченными фразами с движением губ на моих, с медленным болезненным сжатием всех пальцев широких ладоней в моих волосах, обхвативших затылок и всю голову в сладкие стягивающие тиски. Господи... беспомощно всхлипываю, от знакомого захвата твердых рельефных рук, вжимающихся в мои плечи, лопатки неразрывным живым капканом. Я почти уже внутри тебя, внутри самой крепкой и желанной клетки... И я делаю это, потому что больше не могу и не хочу сдерживаться!

Боже правый, я и не представляла, как сильно хотела этого... разжимая кулачок... выпуская измятые лепестки убитой мною розы, подушечками пальцев наконец-то прикасаясь к рельефному граниту твоего живота, лоснящейся тугой коже над самым лобком, задевая выпуклые змейки венозных узоров... Мне мало, дико мало!.. Я хочу еще! Прижать всю ладошку, скользнуть ниже... обхватить гладкий упругий ствол с подвижной нежной кожей у самого основания, над грубой тяжелой мошонкой, считать каждую линию, каждую вздутую вену с центральным "швом" до самой головки... сжать ее горячую сверхчувствительную плоть в кулачке... Вспомнить, какой он большой, твердый, сильный, как реагирует на мои ласки и желания. Как вздрагивает, наливается кровью, каменеет в моих пальчиках, как хочет войти в меня, наполнить собой, растянуть изнутри, проникнуть до самого сердца... слиться своими бешеными неистовыми ударами с нашим общим сердцебиением!

"Ну же, Эллис!.. давай, моя девочка!.. не останавливайся!.." - то ли это его стон, то ли мой, вырывается/врывается в легкие с обжигающей вспышкой горячей пульсации по клитору и вульве, до самой вагины, веерным прострелом через все эрогенные точки в теле/на теле... Я сделала это! Я почувствовала... Едва не выгибаясь, не вжимаясь в него споднизу... Боже, да! Его головка скользит по моей влажной киске самым умопомрачительным сладчайшим давлением, выжигая все более невыносимые разряды-искры возбуждающих приливов, микроскопических толчков упоительного жжения – эротического, почти болезненного жжения с сумасшедшим желанием взорвать все это к чертовой матери, сейчас же, мощным термоядерным ударом до самого эпицентра.

Не знаю кто, он или я... или оба одновременно, теряя самоконтроль, но не ощущения целостности, единого, живого, слитого в одно общее возбуждение, общего одержимого желания... Да!.. о, господи, да! Кажется я плачу, немощно вскрикивая, не веря до конца, что это произошло, что чувствую это, чувствую, как он входит в меня, медленно, плавно, упоительным считывающим скольжением, томительной пульсацией по каждой чувствительной точке стонущей вагины... Пальцами впиваюсь в его спину над поясницей, раскрываясь еще больше, поддаваясь навстречу, едва не теряя сознание от сильнейших судорог ненормального возбуждения. Я на пределе, всего в паре микронах от начала химической реакции несовместимых элементов, выбивающих трением наших слившихся атомов сотрясающий взрыв сверхновой. Она наполняет меня, сминая все на своем пути, выжигая, расплавляя и расщепляя на трилиарды макровселенных... Пальцы царапают кожу, каменные мышцы, растягивая по поверхности спины и ягодиц мятые лепестки роз, рассыпающийся пепел их хрупкого шелка, их мертвой сущности... с жадностью выискивая твое тепло, твои столь желанные, головокружительные живые движения, толчки, тебя всего!..

"Только я, слышишь?.." - бархатное рычание задыхающегося зверя прямо в мою гортань, под беспощадным сминающим напором губ, языка, смертельным выстрелом в сердце от мощного удара члена в вагине... под болезненной резью сумасшедшего оргазма. - "Только я имею право тебя трахать! Только я! Ты моя! СЛЫШИШЬ?! Только моя!.."

Оно все еще бьет меня, вторя сотрясающей аритмии моего сердца, сжимающихся, сходящих на нет судорог затихающего оргазма... в ускользающих/растворяющихся трениях большого каменного члена... Серая дымка плывущего над головой потолка или плотного, удушливого пространства, поглощает, затягивает живые пятна мутной пелены твоих глаз, лица, кожи, губ... взгляда... дыхания... запаха... вкуса...

Я все еще чувствую... продолжаю чувствовать давление твоего тела, движение рельефного фаллоса внутри пульсирующей вагины, по поверхности горящей влажной вульвы и... кажется... я все еще кончаю... Fuck!

Это уже слишком! Я же задыхаюсь, что-то давит мне на горло, перекрывает рот и это не твои губы... Или все-таки твои?..

Подскакиваю, вскидывая руки в хаотичной пляске отбивающихся ударов по невидимому противнику, пока до меня не доходит, что я пытаюсь столкнуть с себя одеяло. О, боже! Нет, нет, пожалуйста, только не это!

Меня продолжает трясти, или это гудит тело от пережитого всплеска самых сумасшедших физических и эмоциональных ощущений. То ли смеюсь, то ли пытаюсь разрыдаться, не в состоянии подавить этот приступ истерии.

Неужели я окончательно спятила?

Как?.. Как, черт возьми, ты сумел это сделать? Всего за пару гребаных дней, без личного физического вмешательства! Это невозможно, твою мать!.. Ты же умер... давно умер... ты давно умер во мне! Я убила тебя! Слышишь? Убила в себе!..

Да, это было очень долго... невыносимо долго и мучительно больно, куда болезненней, чем вырезать тебя буквально ножом из-под кожи миллиметр за миллиметром, день за днем!.. Но я же сделала это! СДЕЛАЛА, черт тебя разорви!!!..

...Господи, Элл... ты же не серьезно, правда?.. Это просто твоя не самая удачная шутка... хотя мне очень страшно... до сих пор... в который уже раз...

- Элл... - заминка в пару секунд из-за спазматического сжатия голосовых связок и самой трахеи.

Что это? Удушливый страх ледяной стягивающейся спирали, режущими кольцами по перетянутым мускулам и нервам?.. Реальная наживная боль меж гранитными плитами со стирающейся в пыль надеждой?.. отчаянья? Крик, застрявший между глоткой и... остановившимся сердцем?

- Прошу, не делай этого!.. Ты же не хочешь!.. Бога ради, Эллис!

Нет, нет, НЕТ!!! Умоляю! Остановись! Обернись!.. У меня же нет никаких сил сделать это самому... я не могу сойти с места... шевельнуть хотя бы рукой...

- Эллис... - немощный выдох болезненного рывка из легких.

Она оборачивается, и он снова может видеть ее лицо... чистое, нежное... откровенное...

- Пожалуйста, Эллис!..

Плавный быстрый порыв по воздуху прямо на него... дрожащие руки ревностно хватают, цепляются за ее хрупкое щупленькое тельце, бездумно с одержимой внутренней болью сжимают, стискивают, затягивают на себя/в себя... Хриплый стон сорвавшегося рыдания, режущим скальпелем по горлу изнутри...

- Господи, дурочка моя ненормальная... зачем?.. Зачем ты так меня напугала? Не делай так больше! Слышишь? Никогда больше так не делай!

Он и сам не верит, что она вернулась, что жмется к нему, дрожит в его руках...

Боже всемилостивый... сегодня ее запах и шелковое скольжение мягких волос по губам, пальцам просто невероятно осязаемые. Она с ним... она осталась... она в его руках – живая, теплая, реальная, цельная... единственная!.. Его... его Эллис!

- Ты моя! Слышишь? Ты моя! Бл**ь! Я скорее сам тебя убью, чем позволю тебе опять от меня уйти без моего согласия!..

Но почему же так больно, вашу мать? Почему мне все еще так невыносимо БОЛЬНО?!..

Она все еще горит, разрывается от беззвучных криков смертельной агонии, выедая/выжигая его изнутри, из самих костей, вспышкой за вспышкой, взрыв за взрывом... Последние наномгновения перед самым последним сжатием в нулевой атом антиматерии... последний отчет до зарождающегося взрыва...

...Он медленно открыл глаза, слушая гул с ультразвуковым шипением, передавившего среднее ухо тисками подскочившего кардио-давления. Нет, сердце не останавливалось, бьется все так же четко и размеренно, разве что чуть быстрее обычного. И дыхание слегка учащенное и... более глубокое... как после долгой задержки под водой. Хотя, кто его знает, возможно так оно и было. Он же только-только всплыл на поверхность из собственного сна... Того самого сна-кошмара, от которого, как ему когда-то казалось, он сумел избавиться много-много лет назад... Но не от памяти о нем... не от всех пережитых в нем ощущений – боли, страхов... безумной одержимости, неконтролируемых желаний... Захороненная под титановыми плитами вечной мерзлоты жалкая мечта хронического алкоголика и неврастеника Дэниэла Мэндэлла-младшего или вернее Джуниора Мэндэлла. Самая нелепая, абстрактная, немощная и... отвратная... Он возненавидел ее, как и все то, что было когда-то связано с ним прежним – Джуниором Мэндэллом.

Отбросив резким рывком край одеяла, он быстро развернулся, поднимаясь с подушек и принимая сидячее положение на краю матраца двуспальной кровати. Голые ступни коснулись ледяной поверхности вощеного паркета, вжимаясь о твердую опору без какого-либо рефлекторного отвращения или попытки отыскать более теплые тапочки. Ему было по херу... хотя лучше бы ему сейчас вонзили под кожу несколько мотков колючей проволоки. Уж лучше это, чем...

Задерживает дыхание, перед тем как оторвать от матраца напряженную правую руку и слегка вытянуть ее перед собой.

- Fuck! – сдавленное шипение вырывается сквозь сжатые зубы. Кажется сердце набирает еще несколько неконтролируемых оборотов.

Твою бл**ь, нет! Только не снова и уж тем более не сейчас! Он же... давно с этим покончил, он же... несколько лет не ощущал этой долбанной выбивающей дрожи... этой гребаной слабости!

Взгляд бесцельно, но напряженно скользит по сумеречному пространству спальни, пока ладони сжимают до режущей боли в коже и суставах край матраца, в попытке унять или сбить этот вибрирующий "зуд" в скованных мышцах, во всем теле.

Да, это его спальня, ничто не изменилось (и, конечно, не могло и не собиралось!). Все те же светлые оттенки теплой ольхи в лакированных панелях на стенах, тяжелой резной корпусной мебели из натурального дерева и замшевой кожи, с минимальным количеством бесполезных вещей и прочей антикварной хрени. Ни одной картины или фотографии, ни одной валяющейся не на своем месте вещи или предмете одежды. На каминной полке, напротив изножья кровати, только ультрасовременные часы от Howard Miller, оставленный со вчерашнего вечера айфон в подставке с подзарядкой и несколько дистанционных пультов управления с сенсорными дисплеями. Он мог пройтись по этой комнате и примыкающим смежным помещениям с закрытыми глазами и ни разу не сбиться с шага, не споткнуться, не наткнуться на мебель или стену. Этот ритуал ежедневного пробуждения прописался в его теле автоматическими условными рефлексами базовой программой на протяжении последних пяти лет (если не больше). А самое главное, все эти годы ничто не сбивало с ритма, не путало мыслей, не задевало/не перекручивало чувств и никогда не смешивало их с реальными желаниями. Он четко знал о своей цели и уверенно двигался к ней... день за днем... шаг за шагом... Именно хладнокровное спокойствие и уверенность в собственных силах и являлась его надежнейшей системой жизнеобеспечения все это время, и она ни разу его не подводила, ни разу!

Что же случилось теперь? Что и как он не доглядел, где дал слабину? Неужели в какой-то момент позволил ненужным эмоциям проникнуть в намертво заблокированный центр холодного рассудка и взять верх над здравым сознанием? Или его так... перевозбудило чувство собственного упоительного триумфа? Сейчас это было не кстати, ох, как не кстати! Просыпаться в такую рань из-за тяжелого сна и неприемлемых ощущений, особенно в это воскресенье?..

Бл**ь, откуда?.. Откуда оно просочилось, заползло под кожу и теперь царапало по внутренним струнам перетянутых нервов, заставляя вибрировать в гулких ударах сердца этой долбаной слабостью... дрожью?..

Принять успокоительного, чтобы проспать еще несколько часов? По другому он уже попросту не заснет. Выбор был не в пользу уставшего тела. На этот вечер ему нужна ясная голова и абсолютно трезвая память, особенно перед предстоящим испытанием... выдержать, устоять, не выдать себя ничем – ни жестом, ни взглядом, ни самой незначительной эмоцией.

Тогда остается запустить программу утреннего "пробуждения" на несколько часов раньше? Только на этот раз без четкого соблюдения временных рамок. В коем-то веке позволить себе расслабиться на полную (если это будет возможным).

Он слишком долго ждал этого момента... так долго держал все свои желания и чувства собранными в один кулак, глубоко в себе, не подпуская к поверхности своего бронированного панциря ни грамма слабины... что в конечном счете оно само вычислило или сточило в непроницаемых швах нежелательную брешь, застав его врасплох? Что именно он проглядел, чего не учел?

Хрен с ним! Он прекрасно знает, что ему нужно и без конкретных ответов на самые идиотские вопросы. Один кошмарный сон не помеха, и уж тем более не причина впадать в истерику. Тем более, что теперь есть тот, на кого можно переложить всю вину произошедшего, кто всегда был ведущей причиной всех его накопившихся за последние годы слабостей, и кому он не собирался спускать ни одной из них.

Может это спящее подсознание запустило резервные файлы скрытой архивной памяти, разбудив зверя запахом свежей крови желанной жертвы, активировав последний блок системного кода самых глубоких и одержимых фантазий? Теперь рвется в бой из внутренней клетки, срывая голос в истошном бешеном рычании, царапая когтями гранитные плиты и стены подземного бункера, вгрызаясь в стальные прутья решетки острыми клыками... Да, я знаю, ты хочешь ее, жаждешь до умопомрачения – растерзать, вспороть артерию на ее нежной шейке собственными зубами... Господи, да! Я сам хочу этого не меньше твоего, буквально до безумия, прямо сейчас, после этого гребаного сна, после нашей с ней последней встречи... после ее сегодняшней ночной выходки!.. Это не обычный зуд безвольной слабости стягивающей немоты в ладонях, в пальцах, в коже, это острейшее жжение нечеловеческого терпения достигшего крайней точки... высчитанного до последней секунды затянувшегося выжидания. И чем меньше остается времени, чем проще сосчитать оставшиеся крупицы-гранулы в песочных часах, пропуская каждую сквозь четкие удары собственного сердца, тем сложнее сдерживать не только этого зверя, но и самого себя.

Может это была вовсе и не дрожь, а вибрация от внутреннего рычания? То самое нетерпение, бешеный норов, когда твои мышцы сжимаются в неразрывные ремни, стягивая тебя под кожей тугими жгутами перед последующим ожидаемым рывком-прыжком? Пульс зашкаливает, адреналин стреляет по венам и глазам, разжигая кровь до температуры кипения, и ты не то что не в состоянии это контролировать, тебе больше и не надо этого делать. Все! Время вышло!

Вышло, Эллис, давно вышло!

Он практически не осознает, не следит за телом, как поднимается с кровати, как неспешно движется в сторону окон, сворачивая по диагонали налево, в открытый проем большой ванной комнатой, примыкающей к еще большей гардеробной. Еще один поворот налево, сразу от входа, тут же скрещиваясь взглядами собственных глаз в зеркальных дверцах длинного навесного шкафчика.

Бежевая раковина итальянского фаянса, врезанная в натуральный темно-бордовый мрамор столешницы туалетной тумбочки – два контрастных цвета повторяющихся во всем декоре комнаты. Нежный беж и глубокий почти черный темно-рубиновый – оттенок запекшейся крови, с легким, почти ненавязчивым фактурным рисунком тонкой ломанной "паутины". Реджи терпеть не может эту ванную, особенно второй, самый темный и вызывающий цвет в керамической кладке и в остальных декоративных элементах общего интерьера. Хотя, чему тут удивляться? Он сам выбирал и цвета, и весь дизайн, пусть и на пьяную голову, и здесь же он помог своей жене обрести одну из ее последних фобий. Правда, он нисколько не сомневается, что Эллис тут бы понравилось... будто он подсознательно (а может далеко и НЕ подсознательно) обустраивал часть своей жизни под ее утонченные "темные" вкусы, даже если в его планы не входило приводить ее сюда когда-либо вообще.

Из окна за спиной уже достаточно отсвечивало тусклой платиной пасмурного утреннего неба, так что свет можно не включать. Ему даже нравилось, когда немного сумеречно и бордовый керамогранит усиливает эффект поглощения слабого света в свои глянцевые порталы затягивающей безысходности. И сейчас он может смотреть в собственное отражение, скорее напоминающее трехмерный силуэт с затененными чертами четкого рельефа лица и тела. И чем ближе, тем контрастней, но это уже не важно.

Пальцы медленно оплетают борт раковины, принимая часть веса тела на себя, в ладони, через вытянутые руки по прочерченным от напряжения мускулам, кости и венам. Выражение лица спокойное, практически бесчувственное, только брови немного сведены к переносице; по центру лба и под правым глазом вздуты венозные жилки (да, давление определенно подскочило), и в самих глазах ярко выраженный нездоровый блеск... Зрачки расширены до предела, практически не реагируют на свет. Слишком глубоко собственное сознание... слишком далеко он заглянул в собственные глаза, туда, где заставлял видеть себя Дэниэлом Мэндэллом-младшим – сильным, собранным и, да!.. амбициозным, алчным, поверхностным, ненасытным... Все те качества, которые так презирает Эллис Льюис.

Что ж поделаешь, милая моя, ведь я такой и есть – богат, капризен, избалован, не в меру пресыщен дарами и роскошью недостижимой для таких, как ты, эксклюзивной жизни... Искушенный небожитель с генетическим лейбом экстра-люкс в наследственной ДНК. И тебе придется реально постараться, буквально вывернуться на изнанку, чтобы дать мне то, чего у тебя никогда не было в твоей прошлой обыденной жизни, прожитой без меня. И это куда больше, чем ты давала мне десять лет назад, намного больше! Мои аппетиты со вкусами-пристрастиями давным-давно трансформировались и приобрели абсолютно иные формы, размеры и оттенки. И, да, я не тот человек, которого ты когда-то знала (или думала, что знала), и едва ли тот, кто тебе понравится при более близком и тесном знакомстве. Но я тебе гарантирую, рано или поздно (хотя скорее все-таки рано), но тебе придется принять данную неизбежность, как за свершившийся факт. Ты примешь меня именно таким и только таким – абсолютно, всего, полностью, беспрекословно, без права личного голоса и возражений! И однажды... так же глядя в отражение другого зеркала, ты четко осознаешь (буквально физически), что это и есть твой предел, непреодолимая грань, последняя черта с крайней точкой невозврата. Что прежней Эллис Льюис уже не будет... НИ-КОГ-ДА!.. что отныне она себе не принадлежит... Вся ее жизнь, тело, мысли, чувства, желания, сердце, дыхание – все это теперь находится в моих руках!

Все, что тебя будет наполнять необратимым смыслом твоего существования, вызывая неизлечимую зависимость с хронической одержимостью – всем этим стану я! Возможно, ты меня за это даже возненавидишь, но... это равносильно тому как ненавидеть воздух и воду, которые поддерживают в тебе жизнь изо дня в день.

Долги надо возвращать, Эллис, и не важно через сколько лет! Я все равно заберу то, что принадлежит и всегда принадлежало лишь мне одному, до самой последней микрогранулы. Я вытяну все это из тебя, вырву, высосу из каждого вздоха, сердечного удара, крика боли/наслаждения, мольбы, из каждой капли слезы и порочной похоти... опустошу, иссушу до основания, пока у тебя не останется сил, когда ты реально не сможешь подняться с колен, а вернее, сама не захочешь с них вставать, ползая на них буквально у моих ног, выпрашивая-вымаливая дать то, что больше никто и ничто не сможет дать ТЕБЕ... То, без чего ты не сможешь попросту дальше жить... жить без меня, без моей воли!

Да, я опустошу и наполню тебя лишь одним собой, своим дыханием, своей кровью, своими желаниями... своей болью, жаждой, ненасытностью, ядом и огнем нашей кроваво-огненной вселенной. Выжгу алыми узорами по коже и под кожей ее звездную карту, где каждая планета, туманность и звезда носят мое имя в твоих устах. Ты будешь читать ее мне вслух, Эллис, каждый день, каждую ночь, наяву и во сне... шепотом, стоном, криком, безмолвным шевелением распухших губок. Отныне это станет твоей персональной религией, смыслом твоего бытия. И, нет, я не предупреждаю и не ставлю (пока что!) в известность... и уж тем более не даю тебе шанса на спасение и побег... И это не игра, где кто-то кого-то обязан рано или поздно победить. Ты не игрок и уж конечно не противник... ТЫ...МОЯ...ВЕЩЬ!

Это все-таки хреново... дико хреново просыпаться с двойного бодуна под прессом убойных мыслей, атакующих твое и без того шаткое сознание лишь в одном определенном секторе памяти. И если бы только одни мысли, и даже пускай с четкими образами конкретных воспоминаний, но не сами ощущения с ненавистным привкусом ускользающих запахов горькой полыни... острых токсинов осязаемого давления в фактурных отпечатках-прикосновениях по всему телу...

Каким-то чудом мне удалось заснуть и во второй раз (возможно, вчерашний недосып с внушительной дозой алкогольного опьянения взяли верх над вымотанным организмом, но только не над разумом!). И мне вроде что-то даже снилось, столь же обрывочное и абсурдное, как и всегда, разве что без участия Мэндэлла-младшего. Но это ни хрена не помогло.

Последние пару часов бредового полузабвения не выбили из сознания остатков предыдущего сна с обострившимися ощущениями. А самое обидное... я никогда не страдала ярко выраженным похмельным синдромом, и мне как обычно не светило проваляться весь остаток дня в кровати, умирая от мучительных головных болей с приступами выворачивающей тошноты. В эту часть человеческих слабостей и добровольных мучений мне так ни разу и не удавалось сбежать, как и от самой действительности. Но это не значило, что я не смогу сделать этого как-то по другому. И что буду пытаться делать это снова и снова, пока в один прекрасный день это не произойдёт. Пока ты окончательно не выйдешь из меня… и на этот раз навсегда!

Да, но вот только ты как-то удобно вдруг забыла (или упорно делаешь вид, что не хочешь вспоминать) о самом незначительном факте данного дня. Сегодня, милая моя, воскресенье, и тебе осталось меньше двенадцати часов до возможного столкновения со своим преследуемым страхом лицом к лицу, на его же территории. Или ты надеешься каким-то чудом избежать этой поездки? Ты же вчера даже не подумала поискать и просмотреть сайты интернет-магазинов фирменной одежды местных бутиков.

У меня ещё есть время! Попрошу чуть позже Робин. Это её обожаемая фишка. Пускай ищет и заказывает. У меня нет времени на эту ерунду! И уж тем более я не собираюсь думать об этом сейчас, сбегая буквально из номера, из гостиницы в самую рань этого самого грёбаного воскресного утра.

Может это и хорошо. В такое время и в такой день шансы попасть в дорожную пробку практически сведены к нулю. Да и возможность очутиться на улицах великой столицы с внушительным арсеналом бесценной фотоаппаратуры была куда привлекательней, чем… отправиться этим вечером в логово зверя празднично упакованной и перевязанной красным бантиком. Мне необходима личная физиотерапия! И она должна сработать куда действенней, чем вчерашняя гулянка в Black Crystal, которая, кстати, ни черта не помогла (если ещё больше не усугубила!).

А самое главное, в такую рань можно никому не звонить и отключить (от греха подальше) сам телефон по той же веской причине – я отсыпаюсь после вчера, идите все нах. У меня типа жуткое похмелье, и у Сэм Грин оно по любому должно быть, так что… одной проблемой меньше! Брайан наверняка ещё спит, да и… Джордан Крамер. Он же не киборг, в конце то концов (хотя я уже и не уверена). Смутные сомнения терзают и царапают мозг только по поводу «последнего» участника данного ток-шоу, которому, как выяснилось, даже не надо присутствовать для этого лично. Достаточно всего лишь вспомнить о нём в самый неподходящий момент, и не важно, думает ли он о тебе в эти самые секунды (а, главное, что именно) или… всё ещё спит… и он тут же и буквально материализуется-телепортируется своим ментальным осязаемым призраком буквально повсюду и везде… беспрепятственно просачиваясь под кожу, в рецепторы, в нейроны всего твоего тела!

Не поэтому ли я старалась не смотреться подолгу в зеркала ванной и гардеробной? Боялась снова заметить бесплотное скольжение за спиной или… того хуже?.. Его прямой въедающийся взгляд янтарного оникса в моих собственных глазах? Паранойя продолжается, обостряется и благоухает буйным цветом?

Господи, я бы наверное сейчас всё отдала, только за то, чтобы узнать, пробиться самой в твою голову, в чувства – увидеть, прощупать, понять, что ты такой же обычный и совершенно не примечательный смертный, как и миллионы других жителей этого города. Что ты также мучаешься, страдаешь, волнуешься и переживаешь… и что тебя абсолютно не ипут психические отклонения с ярко выраженными заскоками твоей бывшей подружки Эллис Льюис. Тебе хватает с лихвой и собственных, ведь так?

Интересно, какие сны тебе снятся? О чём ты думаешь в моменты своего пробуждения под воздействием осадка из определённых эмоций и ощущений?.. И какого хрена я думаю об этом сейчас, за рулём мерседеса, посреди ещё почти спящего города?

Эллис, ты не исправима!

Господи, если бы и вправду можно было бы сбежать, и от САМОЙ СЕБЯ тоже, на весь день, не только мыслями, но и активизировавшимися чувствами! Два-три часа – это слишком мало, особенно когда они заканчиваются самым оглушающим обломом… а потом ещё и сверх шокирующим в довесок к предыдущему ударом!..

Я и в самом деле какое-то время наивно радовалась, что еду совершенно одна по неизвестным мне улицам роскошного европейского города туда, куда хочу, послушно… следуя маршруту, предложенного бортовым навигатором авто? И когда останавливалась пару раз возле аппетитных вывесок незнакомых кафетериев, чтобы купить парочку двойных эспрессо со сливками и сахаром и несколько горячих ароматных пончиков с обычной присыпкой из сахарной пудры, я всё ещё пыталась наслаждаться первыми минутами своей мнимой свободы?..

Да, от последних приступов похмелья на свежем воздухе удалось избавиться практически моментально. Вот только не от глубокой занозы в заднице под названием – эта грёбаная паранойя!

Где-то после второй вынужденной остановки, вызванной острейшими спазмами озверевшего голода, мой взгляд всё чаще стал тянуться к зеркалам заднего обзора. И как это я вчера не догадалась определить и запомнить, на какой именно машине за нами в Black Crystal приехал Джордан Крамер. Такую непростительную глупость можно совершить только по очень непростительной пьяни.

Не смотря на очень раннее воскресное утро, центральные магистрали Леонбурга продолжали жить своей бурной автожизнью, хотя и не с таким ощутимо плотным количеством машин. Несколько раз моё сердце всё-таки переходило в режим третьей (а то и всей четвёртой) скорости, с чётким перебоем в «движке мотора». Три или четыре раза, мне казалось, что я замечала цвет одного и того же автомобиля в ряду следующих за мной машин на четырёх разных улицах и поворотах в другие районы города. Молочно-кофейный кадиллак с тонированными стёклами. Совпадение или же?..

Но стоило мне добраться до северо-восточной окраины бывшего промышленного «центра» Леонбурга, преследующий меня цвет авто исчез с поверхности зеркал, будто растворившись в небытие. Можно подумать, он и вправду почувствовал, что я собралась вывести его водителя на чистую воду, неожиданно свернув в зону практически пустых и абсолютно безлюдных узких дорог меж заброшенными зданиями промышленных заводов, фабрик и предприятий. Следом за мной в эту обитель мёртвой тишины и полуразрушенного прошлого так никто и не поехал.

Не смотря на то, что все шансы сбить здесь хотя бы кошку или собаку (разве что только голубя-самоубийцу) были сведены к нулю, я переключила скорость мерседеса на первую, медленно проезжая по пустынным «улицам» спящих кирпично-железо-бетонных гигантов и ощущая себя героиней какого-нибудь мрачного постапокалипсического будущего. Ещё совсем недавно я пробиралась по гудящим праздным улицам города, с яркими витринами, ухоженными домами из разных исторических эпох и архитектурных стилей, с толпой вечно куда-то спешащих (даже в воскресное утро) горожан, а теперь… неестественная тишина в неестественном окружении мёртвого стимпанка. Добровольный прыжок из живого настоящего в мёртвое прошлое.

Боже, как же это… охренительно здорово! Почему я не сделала этого ещё вчера?! Впервые за уже не столь короткий срок пребывания в этом непредсказуемом (и абсолютно необъятном) городе, мои руки задрожали под напором взыгравшего не на шутку профессионального голода. О, да! Как раз этого я и ждала! Неумного ажиотажа с возбуждающим холодком предстоящего предвкушения, когда перехватывает само дыхание и сладко щекочет в районе солнечного сплетения. Это было именно оно – моя спасительная психо-физиотерапия 2в1! Никакой алкоголь и утомительно долгие беседы на кушетке у врача или лучшей подруги не сравнятся с тем, что вытворяет с моим здравым рассудком моя любимая работа! А когда кроме тебя самой, надёжного напарника Nikon D810 с набором объективов и восхитительного объекта съемок рядом больше никого нет – ты реально готова поселиться в этом месте на несколько дней, а не на ближайшие пару часов.

Яркие полосы пасмурного неба над узкими «коридорами» черно-серых стен, в зияющих просветах из разбитых окон, сорванных крыш и бесконечной паутины проржавевших труб, вентиляционных стоков и оборванных проводов. Железобетонная панорамная абстракция из уцелевшего каркаса, рваных полотен шифера, стали, оголённых «костей» арматуры и обломков вспоротых бетонных полов. Внутри заброшенных и выпотрошенных до основания цехов настоящий «аттракцион» из серии «Эллис, ну, пожалуйста, сфотографируй меня! Да, детка, сделай это! Ещё… и ещё! Ты же так этого хочешь! Умоляю, только не останавливайся!»

Я и не думала останавливаться, не собиралась, особенно когда застряла в одном из огромнейших залов бывшей аглофабрики с частично снесённой фасадной стеной, из которой открывалось захватывающее обозрение на пустынные окраины незнакомого, но чертовски восхитительного Леонбурга. Думали я сразу же кинусь снимать все его изученные до дыр местные достопримечательности или тут же рвану в резиденцию королевской семьи Эспенрига? Размечтались!

Это моя фишка и, можно сказать, самая желанная и непреодолимая слабость. Она и есть мое лекарство, мой наркотик и воздух, из которых я состою и жизненно завишу. Сравнить это состояние просто не с чем, даже с тем же чувством влюбленности. Любовь проходит, а эта страсть живет в тебе до самого последнего вздоха. Необратимый и постоянный процесс твоего внутреннего самосовершенствования с неповторимым ощущением такой крышесносной свободы и феерической эйфории, которые ты не прочувствуешь даже стоя на вершине самой высокогорной точки планеты. Да, это и есть моя личная свобода, моя наркотическая зависимоть, моя извечная страсть. И в ней нет места никому, кроме меня и моего Никона! Тебе здесь не место, Дэниэл Мэндэлл-младший! И я знаю, как от тебя сбежать, и всегда знала! Именно из-за нее ты меня и купил (или приобрел, называй это, как хочешь!), без нее "Глобал-Вижн" имел бы меня просто в виду, я была бы не нужна ни твоей компании, ни твоему папочке, ни тебе самому... Поэтому я все еще надеюсь, что я здесь как раз из-за нее, что другого тебе не надо и никогда не было надо...

...Кто знает, из-за чего или в какой момент мы вдруг совершаем головокружительный переход-прыжок из самой лучшей части своей жизни в сторону... отвратной выгребной ямы, в которую как раз сливают нечистоты из подкатившего к ней дерьмосборника?

Какого хрена меня дернуло вернуться к машине, зачем мне приспичило поменять на Никоне объектив с аккумуляторами? Почему я вдруг подняла голову, развернув ее следом за боковым зрением и устремив сфокусированный взгляд в конец дороги, к перекрестку на углу длинного кирпичного здания бывшей керамической фабрики? Будто чья-то невидимая рука насильно потянула за мой затылок в нужном направлении.

Подозрительно прищуриваюсь, свожу брови до легкой боли в переносице, пока не догадываюсь поднять к лицу фотоаппарат, тут же начиная увеличивать рамку видоискателя кнопкой зума почти до самого упора. Да чтоб тебя!

Накрывает практически моментально, окружающий холодный воздух больше не вызывает прежнего дискомфорта. Мне уже нестерпимо жарко, будто перед самим лицом только что разорвало канистру бензина, облив меня с головы до ног ошпаривающим пламенем.

Закидываю Никон на переднее сиденье, резким сильным рывком захлопывая дверцу мерседеса и с разворота прямиком в самый конец кирпичной стены, к выглядывающему из-за ее торцевого угла бамперу кадиллака молочно-кофейного цвета! Ты и вправду надеялся, что тебе удастся от меня спрятаться?

О, он даже не удосужился сорваться с тормозов, чтобы побыстрее скрыться с места "преступления". Мало того, ждал, пока я пройду все нехилое расстояние в пятьдесят метров от своей машины и до угла фабрики. А когда я демонстративно, не сбавляя шага ни на йоту, свернула на его авто буквально лоб в лоб, тут же открыл дверцу со стороны водительского места и неспешно вылез из автомобиля.

- Что это за на хрен тут происходит? – прошу прощения, но мне сейчас не до пай-девочки с прилежными манерами поведения! Меня еще плавит жаром полыхающего в округе напалма.

- Мисс Людвидж... – он что, издевается? Типа вежливо со мной здоровается сдержанным кивком, без тени улыбки на невозмутимо отмороженном лице.

- Я прекрасно знаю, что меня зовут мисс Людвидж! Какого черта ВЫ здесь делаете, мистер Крамер? И вот только не надо говорить, что вы беспокоились о моем "нетрезвом" вождении авто!

- Это обычная подстраховка, мэм... я ведь предупреждал вас до этого о подобных местах.

- О каких, к черту местах? Это же... мертвый город с мертвыми крысами! Я уже молчу о том, что сегодня воскресенье, черт возьми! – еще несколько секунд и, боюсь, на воздух взлетит целая цистерна.

Руки в карманах пальто сжимаются в кулачки до болезненной рези в суставах. Кажется, я уже на пределе, еще немного и сорвусь. И не важно, что главного виновника данного гала-концерта сейчас нет поблизости. Мне с лихвой хватало и его преданного цербера.

- Это мой официальный выходной (и ваш, кстати, тоже!). И в данный момент я нахожусь не на рабочем месте, я провожу свое законное свободное время там, где мне приспичит и ударит в голову. И не надо мне тут заливать, что это не ваша личная инициатива из чувства профессионального беспокойства за мою жизнь. Вас ведь приставили ко мне, да?.. Водители не ведут тайных слежек за своими подопечными без видимой на то причины! Может уже сознаетесь, что вы далеко не шофер, а самый обычный конвоир и надсмотрщик...

- Мисс Людвидж, боюсь... вы несколько драматизируете ситуацию.

- Да неужели! И насколько? – смотреть-сверлить в упор прожигающим взглядом в его спокойные серо-голубые глаза оказалось таким же бессмысленным занятием, как и пытаться разбить железобетонную стену силой мысли. Мы были не только разной возрастной и весовой категории, мы были абсолютно с разных планет, и похоже, интеллектуальное развитие моей цивилизации ощутимо проигрывало его.

- Вы способны объяснить нормальным человеческим языком, зачем вы это делаете? Или будем и дальше играться в эти бессмысленные игры? А может мне спросить об этом прямо в лоб самого господина президента – мистера Мэндэлла-младшего, при первой же встрече? Кстати, когда она там намечается? – разыгрываю выражение глубокой задумчивости, сменяющейся неожиданным "радостным" просветлением. – Ну, да, точно! Прямо сегодня, в резиденции четы Мэндэллов-Спарксов, совсем буквально... – вытягиваю руки из карманов, театрально демонстрируя свою способность сверять время по циферблату наручных часов. – Через девять часов!

И почему мне... абсолютно не весело? Как у меня еще не дрожит голос в такт внутренней тряски, пропущенного по венам и мышцам тысячевольтного разряда адреналинового "электрошокера"? Неужели я снова на грани? А, главное, из-за чего? Из-за вспышки негодования на Джордана Крамера или... из-за предстоящего похода в логово Мэндэллов?

- Простите, мисс Людвидж, если мое поведение вызвало у вас столь негативную реакцию. Вы правы, мне стоило сразу же поставить вас в известность, что я отвечаю не только за быструю и своевременную доставку вашей персоны в нужные места по работе и во время работы, но и так же за вашу личную безопасность, где бы то ни было и когда бы то ни было.

И как у него это получается? Как ему удается говорить, объяснять и даже сознаваться, не меняясь при этом ни в выражении лица, взгляда, ни в тональности самого голоса? Я тоже так хочу!

И как мне теперь самой продолжать удерживать собственную маску свирепой Валькирии?

- А почему вы мне сразу об этом не сказали? – похоже, мой голос-таки дрогнул. – Хотя бы этой ночью, когда вы забирали нас из Black Crystal?

- Я просто не рассчитывал, что мне придется так скоро задействовать другую часть своих прямых обязанностей, мэм. Наверное, решил, что ограничусь должностью водителя.

- Но вы же не водитель, так ведь? – черт, почему я не могу злиться и дальше, особенно на него? Что опять со мной не так?

- Я вхожу в службу безопасности "Глобал-Вижн", но к вам я приставлен в качестве личного водителя и... секьюрити.

Ну, наконец-то я узнала то, о чем в принципе успела догадаться и сама. И что дальше? Кричать "бинго" и прыгать на одной ножке от счастья? Вот только мне теперь ни черта не весело!

- Вы один самых высокооплачиваемых сотрудников компании, мисс Людвидж. И то что вам требуется личный шофер-телохранитель, это вполне обычное явление. "Глобал-Вижн" всегда относился к таким вещам крайне серьезно...

- И основательно! – заканчиваю за него очередную пафосную фразу, понимая, что это... чертов тупик. Что вся разыгранная мною сцена священного негодования не стоила и ломанного гроша. Я все там же, где и была до этого (если еще не глубже) – в полной заднице!

Да, Мэндэлл, тебе удалось взять меня за "яйца", а я не успела сообразить-опомниться, когда и как. Вот только, боюсь, ты перегнул палку и далеко не слегка.

- Только водитель и личный охранник? Ничего сверх того? Слежки за моей личной жизнью, за жизнью моих друзей и близких людей, без письменных отчетов-рапортов с дополнительным приложением из аудио и видеоматериалов?..

Такого рода вопросов, как видно, не ожидал и сам Крамер. Кажется, я впервые увидела, как по его губам скользнула тень удивленной улыбки.

- Нет, мэм! – о, да, его брови наконец-то дрогнули, стягиваясь к центру переносицы. – Абсолютно ничего из вами сказанного. Я не имею лицензию частного детектива (а НЕ частного?). Все вами перечисленное не входит в мои прямые обязанности.

Что теперь? Я должна пропеть "Аллилуйя!" и успокоиться? Серьезно? КАК?!

- То есть... как бы там дальше не сложилось... вы все равно будете за мной следовать по пятам в любое время дня и ночи, куда бы я не отправилась и куда бы не решила поехать, не предупредив вас об этом заранее и лично?

- Я просто рассчитываю на ваше будущее понимание, мисс Людвидж, чтобы в дальнейшем избежать подобного рода ситуаций. У вас есть мой телефон. Все, что вам нужно – позвонить мне в любое время дня и ночи.

Вот теперь-то уж точно... приехали. И что мне со всем этим прикажете делать? Проглотить и смиренно опустить ручки с головкой? Да, Эллис, тебя подсадили на крючок той самой частью тела, а ты только сейчас это поняла. Только я теперь не имею никакого понятия, как на это реагировать и какие оправдания искать своему гребаному работодателю. Он и вправду так беспокоится о моей безопасности? Только и всего? Ничего личного?

Ну, и бонусный вопрос на засыпку. Как мне и дальше работать с таким обширным информационным излиянием в голове и памяти? Особенно сейчас? Это я, так называется, попыталась опять сбежать?

Похоже, у меня начинается очередной приступ истерического смеха.

- Я так понимаю, этим вечером вам звонить уже не надо. Вы прекрасно обо всем осведомлены! – это все, что приходит в голову перед последующей сценой-"выходом" на бис. Беспомощно взмахнуть руками, изящно развернуться на каблуках и с гордо поднятой головой засеменить обратно к мерседесу? Может, за это время еще успеет случится какое-нибудь чудо – над моей головой разверзнутся небеса и сноп яркого света поглотит меня... на борт межгалактического инопланетного крейсера?

Да, размечталась! Боюсь, тебя вычислят и разыщут и на другой планете!..

- Элл, трижды твою мать! Ты где была? Опять отключила мобилку и, типа, забыла включить обратно? Я тут чуть не поседела, пока тебя выискивала, наяривая по всем известным и неизвестным номерам, разве что в службу спасения еще не звонила. Неужели так трудно набрать одно несчастное сообщение и предупредить, что ты куда-то собралась?.. – вторая часть великого воскресного облома Эллис Льюис поджидала меня в лице Робин Поланик прямо у дверей моего гостиничного номера. Исходя из увиденного, услышанного и пережитого, передышка мне определенно не светила.

- Что за паника на корабле, а капитан не в курсе? Крысы сожрали якорные цепи вместе с якорем?

Ладно я беспросветный паникер и параноик, но чтобы и Робби за последние дни успела так скоро потерять свое лицо...

Стараюсь держать маску хладнокровного руководителя до последнего, пусть меня при этом продолжает колотить изнутри. Если я сейчас сорвусь, кто-то точно попадет под мою горячую раздачу. Спокойно открываю двери электронным ключом, захожу первой, делая вид, что не замечаю, как Робин пританцовывает на месте от нетерпения (мистер Крамер, большое вам спасибо за первые уроки мастер-класса!). Чувствую, буквально кожей, – ещё каких-то пару секунд и переполненная плотина хлынет на меня сметающим потоком сверхубойной информации.

- У тебя еще хватает сил на шуточки? Или хочешь меня довести до инфаркта? – запрыгивает следом за мной в гостиную и я ясно осознаю, что мне не показалось. Ее по жизни бледное личико теперь отсвечивало мертвенно-белым с сероватым оттенком.

- Да что с тобой произошло? С каких это пор тебя начало беспокоить, что я делаю в свое личное свободное время? Может тебе лучше присесть и выпить водички, или чего покрепче – водка, коньяк, виски... доктора?

- Элл, пожалуйста, ну... чего ты такая... непробиваемая? Ты же знаешь, что... я никогда еще не бывала на крутых светских раутах... У меня со вчерашнего вечера несварение, уже второй день сижу на таблетках от диареи! А ты еще... так "вовремя" пропадаешь и делаешь вид, что тебя не ипёт, что до выезда к Мэндэллам осталось... твою мать, меньше восьми часов!

Кожа на ее лице похоже приняла легкий зеленоватый (или это отсвечивало от ее обтягивающего платья цвета хвои из вязаного шерстяного трикотажа?). Может отобрать у нее смартфон, чтобы не смотрела на него каждые десять секунд, сверяя время?

- Робби, а давай-ка ты лучше все-таки присядешь! – я успела лишь бросить свое пальто на массивный подлокотник дивана, осторожно уложив сумку-футляр с драгоценной фотоаппаратурой на мягкие сиденья в самый угол. Вот теперь можно переключить всю заботу и внимание на переволновавшуюся Робин Поланик. Обхватить её за предплечья ладонями и буквально насильно усадить по центру мягких пухлых сидушек.

- Ну, давай, рассказывай! Что случилось? – присаживаюсь рядышком, осторожно, как сверх внимательный доктор, обнимая свою вконец раскисшую девочку за ссутуленные плечики одной рукой и второй ласково поглаживая по сцепленным на её сжатых коленках пальчикам. – Что тебя так взволновало? Не хочешь ехать со мной на Риверз-Гарден? Хорошо, можешь не ехать…

- Да при чём здесь не ехать?! Ты же сама… Сказала выбрать тебе платье, туфли, аксессуары… Я же… я же…

- Так, дыши! Глубже и… спокойней. С каких это пор, ты боишься выполнять возложенные на тебя поручения? Это же твоя обожаемая фишка! Шмотки, побрякушки, сумочки, туфли…

- Элл, пожалуйста! Ты совершенно и ни черта не понимаешь! Это же… совсем другое!.. А когда ты с утра так резко вдруг… испарилась, я окончательно запаниковала… и сделала то, что… тебе точно не понравится.

Очередь демонстрировать панику и напряжение частично перешла на меня. Пока что ещё с лёгким подозрением смотрю в несчастные огромные глазёнки перепуганной на смерть помощницы.

- Ты способна сделать что-то, что может мне не понравится? – я сама с трудом в это верила, но что-то во взгляде Робби (переплюнувшем легендарного Кота в сапогах из Шрэка) заставляло моё сердце пропускать удар за ударом с завидной периодичностью.

- Я позвонила Эвелин Гувер и… попросила её мне помочь. Элл, бога ради, прости, я… действительно не знала, что делать! Ну… не можешь же ты прийти на этот вечер в какой-нибудь китайской подделке от Шанель или Гольяно из третьесортного бутика! А у меня… нет банковских реквизитов с финансовым доступом от Глобал-Вижн, чтобы сделать заказ на что-то реально стоящее…

Наверное, я тоже визуально и весьма заметно побелела. Я не просто это прочувствовала, а буквально зафиксировала в мозгу и в воображении весь поэтапный процесс – как от лица и головы отхлынула вся кровь сжимаясь в крошечные ледяные кристаллы где-то на уровне диафрагмы.

Медленно убираю руку с подрагивающих пальчиков Робин и прижимаю ладонь к собственным плотно сомкнутым губам, опираясь локтём о бедро. Поза застывшего мыслителя, у которого осталось слишком мало времени, чтобы успеть хоть как-то переиграть остаток данного дня.

- И… что она тебе… сказала?

- Сказала, чтобы я ни о чём не беспокоилась. Что… она всё… сделает сама!

Могла бы и не спрашивать.

- И… когда?

Робин снова полезла в карман платья за смартфоном сверять время. Не исключено, что она даже слегка успокоилась, я же не стала устраивать публичных сцен и в истошном крике отчитывать её за содеянную вопиющую глупость.

- Сказала, что позвонит в течении часа… Прошло уже… около сорока минут.

- В течении часа?.. И как она…

Как Я САМА успела попасть в эпицентр этого вселенского заговора, не успев вовремя очухаться и как следует сгруппироваться от последующих ударов злого гения?!

Не договариваю своего вопроса, поскольку экран смартфона Робин в эту самую секунду загорается на моих глазах высвеченной картинкой «Звонок от Эвелин Гувер!», и ещё через пару мгновений по комнате разносится убойная рок-версия Прокофьева Темы вражды Капулетти и Монтекки. Робби косит в мою сторону смущённым взглядом нерешительной скромницы, словно боится без моего согласия принять звонок. Медленно (или, наоборот, слишком быстро) офигиваю под леденящие аккорды будоражащей классики, ощущая буквально изнутри, как меня сковывает жидким азотом от головы до самых ног – мозги, лёгкие, сердце, ладони, пятки, пальцы в ботильонах… Я даже не пытаюсь сообразить/выдвинуть собственную версию, почему Роб выбрала именно эту мелодию для данного абонента!

- И… долго она будет у тебя висеть?.. – чёрт, Робин, ты что творишь? Каким местом ты додумалась ей позвонить?

Ну, слава богу! Принимает звонок, будто и в самом деле ждала от меня нужного одобрения.

- Да, Эвелин!.. – о, вы уже называете друг друга по именам! – Да, конечно!.. А вы?.. Что? Уже?..

Никогда ещё не следила за выражением лица Робин с таким напряжением в каждом мускуле, суставе и извилине, отключая все чувства осязания (кроме слуха) вместе со способностью дышать, думать и… надеяться.

- Когда? – осторожно косит на меня свои выпученные глазки, и мне совершенно это не нравится. – Прямо сейчас?.. Уже заходите в лифт?.. – нервно и слишком заметно сглатывает. – Хорошо!.. Да, она в номере… мы вместе… До скорой встречи!.. – теперь всё внимание сосредоточенно на её телефоне. Аккуратно отключает связь, не спеша укладывая сам смартфон обратно в карман платья и всё это время старательно избегает встречаться со мной взглядами.

Зато я продолжаю демонстративно и в упор сверлить её глазами. Да мне в принципе уже и не нужны объяснения с длинными оправдательными монологами и клятвами нерушимой верности, но, похоже, разбуженные со вчерашней ночи демоны, так просто отступать не собирались, особенно без желанной порции свежей кровушки.

- Она здесь?.. В гостинице?.. И в эту самую минуту поднимается в мой номер? – произношу каждую фразу с небольшими паузами.

Робин, в твоих же интересах успокоить меня прямо сейчас!

- Она уже вроде как привезла с собой платья.

- Платья? – брови сами поползли на лоб вместе с веками (у меня даже глаза слегка заболели). – Вы собрались устраивать в моём номере показ мод?

- Я говорила про платья – тебе и мне! Два платья! Их всего два! – она что, тестирует меня на арифметику?

Начинает картинно заламывать свои ручки с пальчиками, унимая вновь разыгравшийся испуг, но от моего былого чувства сопереживания-соучастия в пылающем кратере разверзнувшихся недр ада не осталось, увы, и камня на камне.

- Только два платья?!

- Ну иии… по мелочам… там сумки, туфли… аксессуары…

-…Шубы, манто, вертолёт с пилотом- секьюрити?.. Так она что… теперь знает все мои размеры, включая рост, вес и группу крови?

- Элл, это не честно! – о, господи, неужели она сейчас расплачется?

Да вашу ж мать! Это мне сейчас надо и срочно бежать в ванную, запираться там изнутри и реветь-реветь (и ещё раз реветь!), пока эта дрянь не выползет из моей груди окончательно и не сотрется в пыль в распухших тисках острейшей головной боли.

- Ты мне не оставила выбора! Бросила одну с таким ответственным поручением… Что мне ещё оставалось делать?

- Дождаться меня или сделать всё самой! Раньше тебя такие проблемы не пугали.

- Раньше мы работали в «Доминик»! Забыла? Глобал-Вижн – совсем другой уровень. Доминик на его фоне и под плинтусом не валялся. Здесь всё и абсолютно по другому! И не надо ТАК на меня смотреть! Я ведь предупреждала тебя, просила, ещё в пятницу и вчера по телефону. Такие вещи нельзя откладывать на самый последний момент. Это не вечеринка в честь моего дня рождения, это приём у самих Мэндэллов! Неужели ты не видишь разницу?

Честно? Не особо! И никогда не понимала и, возможно, никогда и не пойму. Я человек искусства – он не может делить этот мир на чёткие составляющие с ограничительными красными флажками, типа одно лишь чёрное и исключительно только белое. Он использует всё, сочетая несочетаемое и выделяя незначительное. Я не могу резать своё свободное видение и работать лишь в одном направлении в определённых узких рамках – это меня попросту убьёт и уничтожит, как художника! Поэтому, извини, но… срать я хотела на все условности, классовые категории и эксклюзивное шмотьё, которые якобы обязаны выделять меня и возносить над толпой. В моих работах восхищаются не цветущими розами в хрустальных вазах, а порванной газетой в дождевой луже на мокром асфальте с платиновым кусочком отражающегося неба и отпечатком чьего-то ботика. Хотите глянцевого шика из шикарных фотомоделей в окружении чёрных орхидей? Бога ради! Десять миллионов сверху и будет вам моднейшая концепция ультра современной фоторекламы в исполнении Алисии Людвидж. Но наряжать меня и лепить из меня не весть что и кого без моего согласия и ведома…

- Ты ведь понимаешь, что я никогда не одену то, что мне не понравится!..

- Так ведь… впереди ещё несколько часов! – она приняла мой ответ за окончательное согласие? Ещё и заулыбалась во весь рот, как та нашкодившая школьница.

Неожиданный стук в двери, можно сказать, частично спас её он неминуемой экзекуции. Да, я могла зачитать длинный нравоучительный монолог своей малоопытной помощнице и близкой (почти уже родной) подруге, вот только границы моей влиятельной «власти» резко обрывались там, где начинала ступать изящная ножка на высоком каблуке темно-синих сапожек Эвелин Гувер. Это действительно был совершенной другой уровень.

- Добрый день, мисс Людвидж. Прекрасно выглядите! – идеальная улыбка на миллион евро на идеальном лице с идеальной укладкой в ореоле утончённого аромата французских парфюмов.

Двери для миссис Конгениальность открыла Робин, при чём с таким нескрываемым предвкушением, буквально затаив дыхание. Как это ни печально, но моя самая преданная союзница в лице Робби была для меня потеряна навсегда и безвозвратно (по крайней мере на сегодня).

- Здравствуйте, Эвелин. – а меня что заставило подняться с дивана? Хотя я и не сделала ни шагу навстречу этой… вечно непредсказуемой леди Совершенство! Мне абсолютно не хочется выглядеть на её фоне нервной, зажатой и плюс ко всему комплексующей Эллис Льюис. Но мои руки уже скрещиваются у груди, внутренние локтевые захваты пережимают напряжёнными «петлями» обе ладошки, возможно, выдавая меня с потрохами данным «поверхностным» жестом непримиримой бунтарки на плахе. Наблюдать, как твой «палач» изящно вплывает внутрь твоего номера во всём своём неподражаемом великолепии…

Не скажу, что её одежда лучше и шикарней, как скажем, новое чёрное полупальто с чёрным меховым воротником и манжетами (расстёгнутое на распашку над синей сатиновой блузкой и узкой атласной серо-бирюзовой юбкой из широких горизонтальных складок), но всё равно продолжаю ощущать себя не в своей тарелке… особенно в своих водолазке и брюках, в которых она видела меня в эту пятницу.

- Очень рада застать вас здесь… - слегка отступает в сторону от открытого проёма дверей, поворачиваясь к нему лицом с не сползающей ни на секунду улыбкой услужливой секретарши.

Интересно, у неё бывают хоть какие-то законные выходные, там отпуска… больничные? Или она, как и Джордан Крамер, висит на телефоне с программой слежки Джи-Пи-Эс от моего мерседеса все 24 часа в сутки?

- Да, можете пройти и сложить всё на диван.

Мой дар речи окончательно распрощался с моими голосовыми связками. Пока я офигивала с каждым гулким ударом собственного сердца всё больше и конкретней с отвисшей челюстью и приоткрытыми губками… молоденький чернявый служащий отеля в тёмно-изумрудной форме с золотыми нашивками, пуговицами и прочими аксельбантами (не знаю, кто он там, коридорный, стюард или портье) довольно-таки энергично и ловко заносил в гостиную моего номера большие белые пакеты с чётким логотипом RED VALENTINO. Скажи мне кто-то ради розыгрыша, что это подделка, я бы откровенно рассмеялась ему в лицо, пусть далеко не нелегко и непринуждённо, но зато от всей души.

Очнулась я из этого прессующего полузабытья благодаря внутреннему инстинкту ревностного укола. Моя рука сама потянулась, схватилась за лямку сумки с драгоценейшей фотоаппаратурой до того, как рядом с ней выложили в длинный ряд несколько пухлых пакетов разных размеров и содержания.

- Это что? – меня даже не тянет сосчитать их общее количество. По любому их было больше чем два, намного-намного больше. Тем более сами платья внесли в номер следом за первым мальчиком в двух больших (ещё и кожаных!) мешках для одежды. Слава богу, третьей ходки с третьим коридорным больше не последовало. Зато на диване не осталось вообще ни одного просвета из свободного места.

- Я позволила себе смелость выбрать для вас все необходимые аксессуары и прочие не менее важные мелочи, на своё усмотрение… Если вы конечно не возражаете, мисс Людвидж. – она способна разговаривать без этой своей ласковой улыбочки? Как будто это сможет остановить меня от нестерпимого желания послать её вместе со всем её выбором куда дальше, чем откуда она пришла.

В отличие от Робин, меня совершенно не пробирает подростковым ажиотажем – броситься на мешки с платьями или тщательно упакованные коробки в фирменных пакетах. Мой день рожденья был в августе, а до рождества ещё целых два месяца, так что… про безвозмездные подарки от чистой души определённого дарителя говорить пока ещё рановато.

- Как можно вообще возражать, когда всё уже давным-давно сделано, выбрано и КУПЛЕНО без моего на то ведома, участия и согласия?! – и почему мне кажется, что в выборе всех этих вещей принимало участие куда больше людей, а вернее… учитывалось мнение лишь одного конкретного участника. Только не говорите, что он не имеет никакого понятия о вашем с Робин сговоре!

- БО-ЖЕ-МОЙ! – восхищенный, повысившийся на несколько "писклявых актав" голосочек перехватывает мое внимание и тут же совершает контрольный по глазам и парящему совсем не в Нирване сознанию... темно-красным пятном длинного вечернего платья в вытянутых ручках Робби. Она как раз держит его за "плечики" треугольной вешалки одной рукой, а второй вытягивает в сторону отмеряющим жестом дополнительный декоративный элемент – очень длинный узкий шарфик-"трансформатор", перетянутый по косой на корсете платья в двух узлах-петлях мини-перевязью.

Не успеваю опомниться, очухаться, выплыть из накрывшей по самую макушку кантузии, как Роб уже разворачивается в мою сторону и несет его прямо на меня. Нежный лоснящийся вельвет гранатового бархата в полупрозрачных слоях тончайшего шифона с длинной обтягивающей и чуть расклешенной от колен до пола юбкой. Всего одна лямка-"рукав" из того же струящегося невесомого шифона и мягкий облегающий корсаж-корсет с ассиметричными чашечками лифа (и кажется, молния сбоку, а не на спине, слава богу!). И все это нереальное совершенство Робин пытается сейчас приложить к моему оцепеневшему телу прямо поверх моей черной водолазки?

- Зашибись! Это... это не платье... это произведение искусств!

- У Валентино каждая модель из этой серии – само по себе уникальное и неповторимое произведение искусства! Главное, чтобы оно нашло свою единственную и исключительную хозяйку.

Я реально застряла в одном из тех жутких кошмаров, где невозможно пошевелить ни рукой, ни ногой... ни выдавить из легких молебного крика о помощи. Но что еще хуже... я продолжаю плавиться в эпицентре самых несовместимых шокирующих эмоций. Обомлевшее восхищение... паника... леденящий ужас... одержимое желание прикоснуться пальцами к этому чуду и наконец-то признать тот самый неоспоримый (и, да, увы, давно свершившийся) факт, что это платье не просто великолепно... я на самом деле хочу его на себя примерить и буквально сейчас же! (Ты его уже видел, да? Даже не отрицай! Чтобы Гувер выбрала его не посоветовавшись с тем, кто оплачивает всю его стоимость из личного кармана?.. Fuck! Почему не ощущаю кипящей волны священного негодования, реверсивной отдачи непреклонной бунтарки и суфражистки в десятом поколении?.. А, главное, почему не чувствую всего этого к тебе?..) Теплое давление сладкого томления от центра пульсирующего солнышка, тягучими разливами в грудь, в живот... в клитор, во влажные складочки горячей вульвы... Я конкретно спятила, двинулась умом, всеми извилинами и каждой по отдельности... Стоять посреди номера и ощущать легкое ненавязчивое возбуждение от мысли, что ты сам выбрал для меня это платье (позволяя тебе двигаться под моей кожей ночными приливами пережитого эротического сна) ... Боже, как ты это делаешь? Зачем?.. Для чего?!.

- Я... еще никогда не носила... подобных платьев... - так, стоп! Почему я сейчас это говорю? Признаюсь в своей категоричной нелюбви к подобным вещам или заведомо ищу оправдания будущему отказу? И я действительно собираюсь отказаться от этого платья? Добровольно?!

- Все мы делаем в этой жизни что-то впервые, особенно то, что нам, как казалось раньше, не должно было нравиться. – похоже, миссис Гувер сегодня в ударе. Или это дополнительное приложение к воскресной программе свободного пользования? – Тут, как показывает жизненная практика, все предельно просто. Пока сам лично не попробуешь, чужое мнение лишается всей своей силы влияния, воздействия и весомой авторитетности.

А это что было? Надеюсь не какой-нибудь зашифрованный тонкий намек с завуалированной иронией касательно того, что мне еще не известно? Мне с избытком хватает и собственных параноидальных фантазий!

- Думаю, в этом мире предостаточно вещей, которые не стоит на себе испытывать только из-за незнания, что ты раньше никогда этого не пробовал и не додумался пропустить через себя. Например, как сильно бьет током из высоковольтного оголенного провода. Хотя, кто его знает. Может это и в самом деле незабываемое ощущение... при чем самое последнее в твоей жизни.

Надо же, похоже леди Совершенство тоже умеет смеяться и вполне даже искренне, и как всегда, раздражающе идеально.

- Элл, если ты сегодня не наденешь это платье... будешь сама, оставшееся до приема время, искать себе то, что, как тебе думается, больше всего подходит твоему ограниченному стилю! Лично я умываю руки! – Робин, а это еще как понимать? Что это за номер на бис?

В какой момент и из-за чего конкретного я успела тебя потерять?

Обиженно отходит от меня, с подчёркнутой осторожностью укладывая платье на спинку и сиденье дивана и, все еще не поворачиваясь ко мне лицом, переходит на пакеты с коробками.

Нет, я вполне серьезно, это что вообще такое? Бунт на корабле? Может ей еще напроситься в личные помощницы к Эвелин Гувер для пущего эффекта, при чем прямо на моих глазах?

Последовавший отвлекающим маневром стук в двери номера заставил меня не то что вернуться на землю, а буквально впечататься изумленным лицом в асфальт на полной скорости. Нет, не Робин, а именно Эвелин разворачивается и идет открывать двери, даже не спрашивая, кто там пришел и ждем ли мы гостей.

- Добрый день! Это номер Алисии Людвидж? - мужчина средних лет, среднего роста, средней привлекательности в дорогостоящем кашемировом темно-сером пальто с безупречными манерами вышколенного клерка и двумя многогабаритными молодчиками... в полицейской форме за плечами, вначале вежливо кивнул Эвелин, а затем глянул внутрь комнаты на меня и Робин.

В какой из этих моментов у меня опять остановилось сердце и обрезало подачу кислорода в мозг? Не помню... не знаю... затрудняюсь с ответом. Но пульс с аритмией после этого рванул по артериальному току просто с невероятной сверхзвуковой скоростью и отдачей во всем теле.

- Да, вы не ошиблись. – мои глаза продолжают расширяться (хотя вроде как бы дальше уже и не куда), наблюдая, как Эвелин знакомым жестом руки приглашает абсолютно незнакомого мне человека внутрь моего номера!

- Дежурный администратор сказал, что вы уже нас ждете.

- Да, я попросила, чтобы вас сразу же сюда пропустили.

- Тогда прошу проверить весь комплект заказанного артикула и расписаться в бланке доставки. Мы ведь, надеюсь, не опоздали?

- О, что вы, ни в коей мере! Вы как всегда безупречны и пунктуальны! Сотрудничать с вами – одно сплошное и незабываемое удовольствие!

- Вы даже не представляете, какое это для нас удовольствие принимать заказы от столь исключительного клиента... Разрешите?

- Да, безусловно! Это же ваша работа!

Я все еще стою на прежнем месте с тяжелой сумкой в руках и... тупо наблюдаю за этим грандиозным шоу-представлением? Кто-нибудь из присутствующих может мне объяснит прямым и банальным текстом, что это за хрень? Или я должна просмотреть эту пленку до самого последнего кадра, пока в мозгу на нужном моменте не щелкнет нужным предохранителем?

Нет, сработало не до конца... заело где-то посередине. Даже после того, как этот сверх вежливый гость с явными еврейскими манерами и корнями вытащил из черного пакета с каким-то смутно знакомым платиновым логотипом из двух латинских литер HW черную бархатную коробку-футляр, изящно положил ее на журнальный столик перед диваном, открыл, развернул внутренним содержимым в МОЮ сторону... даже когда рядом охнула Робин настолько громко, что ее вполне могли услышать оставшиеся за дверью номера нанятые из полиции "конвоиры"... Даже когда Я увидела в паре шагов от себя застывший в неподвижной экспозиции красного на черном – гранатовый гарнитур ожерелья, браслета и серьги... Даже по истечении первых тридцати секунд созерцания живой, завораживающей, ирреальной игры света, цвета и спектрального расслоения солнечных бликов на кристальных преломлениях тяжелых рубиновых камней, в "хрупких" переплетениях платиновых звеньев из белого золота и белого "бисера" бриллиантов... даже тогда я не смогла до конца поверить, осознать, пропустить в свой аналитический центр критического мышления то, что уже намертво зафиксировал в моей визуальной памяти стотысячным кадром мой глазной нерв.

- Все как всегда безупречно, мистер Бергман! Вы превзошли все ожидания! Смотреть на них нужно только вживую, ни один цифровой видеоноситель не способен запечатлеть всю полноту и неповторимость ваших шедевров. Мисс Людвидж, ваше слово!

Бл**ь, они это серьезно? Теперь еще и я должна поделиться своим веским мнением? Как будто я понимаю, что здесь происходит, непринужденно веду светскую беседу, и добровольно принимаю все эти эксклюзивные побрякушки из... ненормально шикарных драгоценностей. Они ведь не настоящие, правда же? Это не могут быть натуральные бирманские рубины от пяти тысяч за карат и выше. Это же самые обычные, выращенные в плавильных камерах монокристаллы из расплава корунда, граненка которых стоит куда дороже, чем их производство.

И кто мне объяснит доступным и доходчивым языком... какого члена я должна их оценивать и надевать этим вечером? Где, в каком из пунктов моего трудового соглашения об этом было выделено обязательным условием в моих профессиональных обязанностях?

Или это еще далеко не предел, а так – легкий аперитивчик перед финальным блюдом-комплиментом от шеф-повара? Давайте уже, добивайте, зачитывайте весь прилагающийся списочек!

-...На три часа дня я записала вас на комплексные косметические и массажные процедуры в салон Hairpin. Думаю, лучше будет переодеться сразу же после укладки волос и макияжа прямо там и прямо оттуда поехать на Риверз-Гарден. Тогда не придется тратить лишнего часа на возвращение в гостиницу, что ощутимо сократит ваше опоздание...

Чем больше Эвелин Гувер говорила после каждого проделанного ею головокружительного действия (подписать бланк по доставке ценного заказа, отправить по ходу несколько сообщений по айфону, вежливо ответить на мои провокационные вопросы, сделать очередное шокирующее заявление по поводу того, что меня ожидало в самое ближайшее время, независимо от моих личных планов на этот день)... тем ощутимей я чувствовала давление металлического холода от острых зубьев невидимого капкана... тем четче я осознавала в чем состоял механизм данной ловушки. Если ты в нее попал, двигаться было уже нельзя... и дышать тоже. Любое незначительное движение, и она захлопнется прямо на твоем горле!

Что происходит с сознанием, рассудком жертвы, когда она вдруг ясно понимает и чувствует, что ее сделали чей-то жертвой? Что ее загнали обманным маневром на чье-то игровое поле с расставленными повсюду хитросплетенными ловушками. Она начинает догадываться о них лишь где-то на трети всего пройденного пути, когда попытка вернуться назад оборачивается полным провалом... шокирующим осознанием отрезвляющей реальности.

Почему?.. Почему я этого не поняла, не заметила в упор?.. Почему продолжала и дальше наивно хлопать глазками, выискивая немыслимые оправдания всему этому абсурду? Я все еще не желала видеть очевидного? Что тебе захотелось поиграться со мной, так сказать, побаловать мое тщеславие последними днями мнимой свободы? Понаблюдать, посмеяться со стороны над моими немощными потугами, пока я так самоуверенно ступаю в этих шикарных замшевых туфлях на высоченных каблучках по вязким кочкам твоего токсичного болота, сама, добровольно, по собственному желанию, приближаясь к логову беспощадного зверя?.. Малышка Эллис перепутала двери и вошла не в ту сказку? Но кто сказал, что это не Страна Чудес?.. не твое персональное Зазеркалье в багряно-черных оттенках? Та самая кровавая обитель из осколков нашей мертвой вселенной, которую ты так самозабвенно и кропотливо заново отстраивал, кирпичик за кирпичиком, все эти годы, с одной единственной целью, для одной единственной жертвы... для Эллис Льюис... только для меня!..

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

У каждой экранизированной сказки (не важно, детской или взрослой), помимо визуального решения с красочной атрибутикой специфического антуража, присутствует своя отличительная и обязательная звуковая составляющая – свой персональный саундтрэк. Музыка, мелодия, шум, звенящая тишина, и не важно, где она играет – в окружающей тебя реальности, в твоей голове или на кончиках пальцев непревзойденного Маэстро-виртуоза. Она не менее живая, осязаемая, как и весь визуальный ряд, каждая сменяющаяся на твоих глазах картинка. Ты даже не всегда и не сразу замечаешь ее звучания, пака в какой-то момент, она не оглушит, не сомнет, не накроет тебя, слившись в одну цельную всесметающую волну, ослепляя твое немощное сознание шокирующими образами самых невообразимых кошмаров... Твоих реальных кошмаров...

Как бы мне хотелось узнать, где находилась та самая, проложенная твоими пальцами черта-грань, через которую я переступила, запустив необратимый процесс собственного падения в твою бездну. Когда именно ты ударил по кнопке, блокирующей все двери, окна и выходы? Какой из моментов наших с тобою встреч заставил тебя это сделать, снимая с твоего лица поверхностную маску гостеприимного хозяина Дэниэла Мэндэлла-младшего? Не приложила ли я сама к этому руку, допустив непростительную ошибку, выпуская на волю самого страшного зверя? Был ли у меня хотя бы один несчастный шанс, ничтожный, ускользнувший из моих пальцев момент, когда это еще можно было все остановить, переиграть, задавить в самом зачатии?.. Или все уже было не важно! Ты не мог допустить мысли с возможностью, что все могло пойти не так, обернуться по другому, совершенно иначе, наперекор задуманного тобою плана... Или все-таки мог?

Неужели ты заведомо знал или... как-то чувствовал, что я не устою, что часть моей безвольной сущности сама, добровольно шагнет в руки моего беспощадного палача. Что последнее и решит мою дальнейшую судьбу, которая уже сейчас, в эти самые секунды, медленно стекалась живительной влагой по твоим пальцам, чувствительной коже в глубину твоих ладоней упоительным источником твоей ненасытной жажды. Ты бы не смог отказаться от всего этого, даже если бы оно стоило чьей-то жизни (особенно моей!) - оно уже стало частью тебя, смыслом твоего существования, бытия, твоим воздухом, кровью... твоей жизнью!

Совершенная симфония одержимого дьявола в скользящих прикосновениях нежнейших тканей кроваво-красного бархата, стекающей беззвучной мелодией тягучей патоки по тонкой кожице дрожащих губок…

Как я могла не думать о тебе, не чувствовать тебя, когда ты сделал всё возможное, чтобы окончательно проникнуть в мою голову, под мою кожу каждым предметом, вещью или действием этого дня, буквально пропитав каждый атом кислорода своим незримым присутствием, дыханием своих лёгких, насыщая ими мою кровь и оголённые эмоции с каждым новым вздохом? Окутывать, стягивать, поглощать невидимым касанием любующейся ласки чувствительных подушечек пальцев, проникая туда, где даже в реальности этого не смог сделать никто другой…

Как я могла не думать о тебе, когда поднималась по широким ступенькам фасадной лестницы высотного кондоминиума, чей последний этаж с пент-хаусом принадлежал твоей семье? Не просто думать, а практически гореть в ледяных тисках широкого ожерелья-ошейника на собственном горле с одинаковыми браслетами на обоих запястьях рук (кто мне скажет, зачем я их надела сразу оба, едва понимая скрытый смысл их символичного значения?). И как я могла не думать о тебе, когда шла именно к тебе, в твой дом, на твою территорию? Думала, чувствовала… слышала, едва понимая, что это не приглушённая тридцатью этажами мелодия с закрытой вечеринки небожителей Леонбурга, что это… бессмертная классика твоей возродившейся вселенной. И она уже звучала… звучала в моей голове, твоим бархатным голосом, шёпотом, дыханием… зовом…

Малышка Алиса сделала это сама, добровольно, по собственному желанию?.. Сделала шаг за черту… переступив в Зазеркалье твоей Страны Чудес. И что же это было? Нездоровое любопытство, спонтанный порыв необдуманного решения – глянуть одним глазком, подсмотреть из щёлочки и тут же убежать если что-то не понравится, отпугнёт, пойдёт не так или покажется опасным?.. А если всё-таки понравится?

Эллис, ты должно быть шутишь. Риверз-Гарден – один из самых престижнейших жилых районов Леонбура, буквально в нескольких шагах от набережной Великой Эммы с примыкающей территорией крупнейшей парковой зоны столицы. Тебе всей твоей нынешней годовой зарплаты не хватит, чтобы снять себе жильё на одной из этих улиц и уж тем более в подобном домике классического стиля модерн.

Начало десятого. Ночное небо Леонбурга давным-давно затянуто чёрной пеленой глухого мрака, а здесь ярко и светло, как среди бела дня, впрочем, как и во всём городе. Но здесь кажется ещё ярче, ещё светлее, чем это вообще возможно. Такое ощущение, что «горят» сами стены домов, а не их окна с дополнительным освещением из софитов на каждом оконном карнизе, лоджий и балконов каждого этажа.

- Похоже… меня немного мутит… Или не немного… - Робин старательно перетягивает моё зачарованное внимание к своей персоне, пока у неё ещё есть возможность сделать это.

Последние метры последних шагов к неминуемой цели (а может это сама цель ищет своего охотника?). Я просто не в состоянии противиться этому, вырваться из этой западни, из тугих силков стянутых на моих конечностях моими же собственными руками. Инстинкт жертвы вопит во всю глотку – остановиться, бежать, пока не поздно, мгновенно переключаясь на острейшее из неконтролируемых желаний: наконец-то подойти, приблизиться, взглянуть в глаза собственному палачу. Ты же ждёшь меня, правда? Что ты сможешь мне сделать при таком огромном количестве свидетелей, вежливо поприветствовать и… снова поцеловать руку? Только и всего? Столько усилий, затрат, бессонных ночей, и ради чего? Чтобы продемонстрировать границы своей «безграничной» власти и возможностей? Обычная игра на публику – не более. Ты и вправду думал, что меня можно этим шокировать или удивить?

- Ты выпила таблетки? Уверена, что справишься?

Белый профиль Робин Поланик кажется ещё более неестественно выбеленным под ярким освещением фонарей, софитов и фотовспышек. Да, и увы, как это постоянно и всегда бывает на подобных мероприятиях века, вдоль обеих сторон от красной ковровой дорожки к парадному входу в Риверз-Гарден/148 нас поджидала дежурная команда местных папарацци. Не самая приятная из желаемых встреч, зато весьма предсказуемая. Слава богу, оградительные канаты с отрядом нанятых для охраны офицеров полиции, позволили мистеру Крамеру остаться за рулём лимузина, а не сопровождать нас до широких стеклянных дверей кондоминиума. Ощущать его вынужденное присутствие с осознанием, что он ещё и мой персональный телохранитель было как-то далеко не комфортно.

- Кажется… меня мутит теперь как раз из-за таблеток. Наверное, я малость переборщила.

- Ты напрасно так паникуешь. Поверь, всё это и выеденного яйца не стоит. Эти люди такие же, как и мы с тобой, если не считать размеров банковских счетов. А так… тоже по две руки, ноги, одна голова… Тем более ты уже успела познакомится с обоими Мэндэллами чуть ли не лично и даже оценить филейную часть Младшего. Признаков присутствия хвоста, рогов и копыт отмечено не было?

- Элл, тебе бы только шуточки шутить! Я же… в жизни не была на таких мероприятиях! Я… я даже представить не могу о чём разговаривать с такими людьми. Да и заговорит ли кто со мной из них вообще? Я же никто!

- По правде говоря, с такими людьми лучше и не заговаривать. Это дико скучно и не интересно! Тем более… официально ты находишься при исполнении, в качестве моего личного помощника-секретаря. Надеюсь, ты успела выучить список имён всех приглашённых на этот вечер гостей?

- Элл, ты это что… - Робби замирает в полушаге от приоткрытой перед нами своркой дверей рукой дежурного швейцара. – Серьёзно?!

- Ну конечно же нет! Шучу я, шучу! Просто захотелось посмотреть на твоё выражение лица. Но если успеешь вспомнить хоть одного в самый ответственный момент, как Энн Хэтэуэй, карьерный взлёт в «Глобал-Вижн» тебе обеспечен!

- Вот не будь ты настолько... Fuck, как ты можешь шутить в такой момент? Мне надо срочно выпить таблетку от тошноты!

Как я могу сейчас шутить? Сама не понимаю. Может реверсивная психология, может пара бокалов полусладкого розового шампанского, выпитые до этого в салоне красоты, ощутимо размягчили мне мозг, мысли и нервы? Не знаю! Слишком много всего, вместе с желанием вырваться из этого замкнутого круга, спаянного вокруг моей шеи стальным кольцом НЕ моими руками. Правда, часть времени, проведенного в косметических и массажных залах Hairpin, оказалось на удивление вполне даже приятным. Если не учитывать пару моментов, когда пришлось непроизвольно напрячься (ощетинится/буквально похолодеть изнутри), после того, как мне попытались пропихнуть несколько неожиданных для меня косметических процедур. Первым было – выбор омолаживающих масок для лица из… живых улиток Ахатины или пластифицирующей альгинатной-лифтинг маски, а второй – во время комплексной эпиляции. Если первое предложение я приняла, как за самую занятную шутку мастера, заливаясь в ответ немощным хохотом, то во второй раз мне уже было почему-то не до смеха. Когда меня на полном серьезе спросили сделать бразильскую эпиляцию вместо привычной зоны бикини, у меня неожиданно перехватило дыхание, остановилось сердце и резко заледенели все конечности. И едва ли это было связано со страхом перед возможной болью в самой чувствительной зоне интимного участка тела. В те секунды в моей голове мог прозвучать лишь один паранаидальный прострел с наводящей паникой встречного вопроса. Было ли это предложение профессиональной инициативой от самого мастера, или кто-то заведомо его об этом попросил, тот, кто записал нас на все эти процедуры заранее?

"Нет, спасибо, я привыкла к бабушкиному, менее болезненному методу!" - "Как вам будет удобно, хотя бразильская эпиляция увеличивает возможность повторения процедуры до нескольких недель." - "Моему парню больше нравится аккуратная "челочка". Абсолютно голые киски его смущают, вызывая ассоциации с маленькими девочками. Поверьте на слово, с подобным пунктиком лучше не спорить!" - вот только на тот момент у меня возникло ощущение, что это я спорила с незримой тенью совсем другого "отца Гамлета". И данная мысль мне абсолютно не нравилась. Принуждать меня к чему-то насильно конечно никто не собирался, но определенный осадок все-таки успел залечь в нужном участке памяти навязчивым свербением раздражающих коготков. Меня записали в один из дорогостоящих салонов красоты Леонбурга на все эти комплексные косметические процедуры только из-за одного вечера – похода на вечеринку к Мэндэллам? И как прикажешь мне об этом не думать, поднимаясь в эти самые секунды в шикарном зеркально-золотом лифте на последний этаж шикарнейшего в столице жилого кондоминиума, в королевские апартаменты человека, ставшего моей навязчивой проблемой номер один за последние дни (и ночи, кстати, тоже)? Человека, который оплатил мой визит в его дом от и до, начиная с ненавязчивых аксессуаров (нижнее шелковое белье, замшевая сумочка-клатч вызывающих красных оттенков) и заканчивая бешенно дорогими украшениями из тяжелых драгоценных камней с белым золотом. Пускай Эвелин Гувер и заверяла меня, что это все взято на прокат и лишь на этот вечер, только это нисколько не занижало полной цены всего комплекта рубинового гарнитура. Даже сейчас, чувствуя пять рядов из тяжелых звеньев-гнезд с крупными гранеными камнями на собственном горле (и чуть ли не каждый рубин по отдельности), мне начинало чудится, будто на моей коже прорисовывается отпечаток-надпись одного из элитнейших брендов ювелирных компаний мира Harry Winston.

Какая девушка не мечтает об эксклюзивных нарядах и украшениях, чья себестоимость может разве что поспорить со стоимостью космического шаттла?! Я и есть та самая девушка! И она не может надеть все это на себя, думая не о том, как должно быть теперь шикарно выглядит, а... для чего или, скорее, для кого она так вырядилась. Кто так ненавязчиво, но столь искусно вынудил ее сделать это? И во что мне после всего этого верить? В добрую бескорыстную фею-крестную Дэниэла Мэндэлла-младшего?

Розы, платье, рубины... Fuck! А дальше что?.. Что еще там было в моем протестующем списке высмеиваемых мною вещей? Что ты в следующий раз заставишь меня надеть или... сделать? Особенно из того, что я реально не захочу!

Неужели я ошиблась? Неужели твои намеренья и планы куда масштабнее, чем данная вечеринка почти в мою честь?

Боже, умоляю... сделай или скажи что-нибудь... переубеди, успокой... Заверь, что это обычные забавы пресыщенного миллиардера, что тебе просто захотелось ТАК надо мной подшутить. Что это не какая-нибудь изощренная прелюдия перед чем-то более грандиозным и шокирующим. Ты же не мог все это настолько просчитать и предугадать. Это НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО!

Мелодичный звон электронных колокольчиков, двери плавно раскрываются... Я уже здесь, на пороге, внутри твоего семейного гнездышка, тут, где ты прожил последние девять лет в окружении своей дружной счастливой семьи... без меня... без воспоминай, мыслей о том, что... все эти годы мы могли быть вместе... просыпаясь каждое утро рядом, в одной постели... в твоих руках... (трижды fuck!!!)

- Мисс Людвидж! – ну как же без нее, без вездесущей Эвелин Гувер?

Не успели расстаться с ней несколько часов назад и вот теперь снова?.. Встречает нас на пороге дома своего боса и хозяина во все оружии и всем великолепии. Если бы не голос, не знакомая улыбка с внимательным взглядом пронзительной синевы ярких глаз, могла бы ее так скоро и не узнать. Стянутая на затылке строгая но эффектная прическа, закрытое, но от этого не менее элегантное темно-синее платье в пол (обнажены только плечи и руки) и скромное изящные украшения из белого золота с маленькими камешками сверкающих бриллиантов и сапфиров – тонкое колье на груди, "капельки"-сережки в ушах и извивающаяся змейка браслета на правом запястье. Леди Совершенство как обычно перетягивает на себя заслуженный титул королевы бала.

Возможно это прозвучит несколько странно, но я была безумно рада видеть ее здесь и особенно в этот момент. Не то, чтобы я с восторгом и слезами блаженного счастья была готова кинуться ей на шею или того хуже – вцепиться в ее локоть мертвой хваткой на смерть перепуганной девочкой. Но сейчас она для меня буквально стала единственным человеком, кто мог провести нас по всем этим головокружительным галереям абсолютно незнакомого и чужого мне места туда, куда меня, по правде говоря, не сильно-то и тянуло. И именно данный отрезвляющий факт и гасил во мне первые приступы взыгравшей паники.

Это же совсем не больно и не страшно, так ведь? Пару часов в центре внимания людей, которых ты совершенно не знаешь и никогда раньше в глаза не видела, включая все семейство Мэндэллов, их близких друзей и... высокопоставленных гостей...

Двое вышколенных лакея (черные блейзеры, белые манишки, галстуки-бабочки и перчатки) помогли мне и Робби освободиться от верхней одежды, после чего я... опять почувствовала себя практически голой, как на том эпиляционном столе несколькими часами ранее. Та самая отличительная особенность платьев, юбок, которая вызывала во мне в любом месте и при любых обстоятельствах чувство уязвимого дискомфорта, а если это еще и модельное платье... Каким бы эксклюзивным и восхитительным оно не было, ощущение незащищенности било все возможные рекорды. Может я поспешила, может стоило все-таки от него отказаться?

Хотя... какие к черту лакеи, платья и Эвелин Гувер? Мои глаза самопроизвольно тянуться по окружающему пространству, огромному холлу с высокими потолками, над которыми находился еще один ярус квартиры – тот самый пент-хаус с выходом на крышу. Дэниэл Мэндэлл подсобный рабочий со стройки? Старенький черный байк, потертая косуха?.. У моих тараканов очередной приступ истерии? Или... резким проколом невидимой раскаленной иглой насквозь через сердце?

Я никогда бы не смогла стать хозяйкой всего этого, поэтому ты мне ничего о себе и не рассказывал? Надеялся продержать в полном неведенье на безопасном расстоянии, пока не наиграешься и не уедешь из Эшвилля сразу же по окончанию курса лечения?

А ты знаешь, да!.. Здесь просто до обморочной одури, как охренительно и зашибись, как шикарно, но... жить в музеях, увы, я не привыкла, это определенно не моя фишка. Молочно-бежевый мрамор декоративных полуколонн вдоль обеих стен, абстрактный рисунок зеркального паркета в тон лакированных панелей из натурального нетонированного дерева, позолоченные багеты массивных зеркал, арочные ниши под антикварные ценности, яркое, почти дневное освещение на протяжении всего пролета холла в оба конца...

Мне хочется захихикать (шампанское еще не до конца выветрилось из прибалдевшего сознания). Маленькая квартирка в одну комнатку на Торн-Пойнт в Эшвилле? Я вас умоляю! Дэн, кого ты хотел поразить всеми этими своими контрастными крайностями? Меня? Шокировать, деактивировать или продемонстрировать реальные габариты своего социального уровня? Хорошо, ты выиграл! Я поражена и буквально до глубины души, как скажем тем же видом внутренних покоев того же Версаля или Дворца Дожей. Возможно даже меня сейчас непреодолимо тянет заглянуть за все эти массивные резные двери, пройтись по всем комнатам, прикоснуться к твоим вещам... до конца понять, осознать, что это действительно все твое, что это и есть часть настоящего Дэниэла Мэндэлла-младшего, того самого человека, которого я никогда не знала и... не узнаю! Того, с кем у меня не было ничего общего, кроме болезненных воспоминаний из фальшивого прошлого с наивными иллюзиями глупой малышки Эллис Льюис.

А может ты надеялся, что я забьюсь в истерике прямо на этом начищенном паркете с подогревом, проклиная тот день и час, когда решила тебя бросить первой? Нет, серьезно, ты и вправду допускал подобную мысль?

- Прошу следовать за мной, мисс Людвидж. Господин Мэндэлл уже вас заждался.

Эвелин, какого ты не добавляешь окончание "старший" или "младший"? И с чего ты взяла, что мне хочется отсюда уходить? Я еще не все разглядела... не успела сориентироваться в пространстве, где север, юг и есть ли здесь дополнительные выходы, например, на пожарную лестницу здания. Куда бежать или отступать в случае нашествия террористов или если заблокируют все лифты?

Как еще Робин не вцепилась со страху в мой локоть? Похоже она была куда более шокирована окружающим шиком, чем я, разглядывая стены, потолки, ниши-двери с более интенсивной физзарядкой для шеи и головы.

- Это что... квартира?!..

Ты права, Робби, это комплексный ангар для космических звездолётов с рядом люстр из молочного хрусталя под потолком и обязательной коллекцией китайского фарфора какой-нибудь династии Линь-Минь-Инь в нишах вдоль обеих стен.

Меня до сих пор пробирает… на смех с истерическим хихиканьем. Дэн, тебе не было тесно плести мне косичку на кухонном пяточке в той квартирке в Эшвилле?.. И какого чёрта я вспоминаю об этом сейчас, вступая в огромный зал, не имея никакого представления какой именно комнаты – бальной, музыкальной, гигантской гостиной для приёмов (зала ожидания в аэропорту?). И похоже меня снова кроет, всем сразу и по отдельности – громкой музыкой живого инструментального оркестра из правого крыла, невероятным количеством абсолютно незнакомых мне людей… активировавшимся страхом, ощущением твоего близкого присутствия…

Как я могла упустить из внимания самую важную деталь – что ты здесь! Ты тоже здесь и… ждёшь меня. И скорей всего смотришь прямо на меня в эти самые секунды откуда-то со стороны, пользуясь привилегией единоличного хозяина территории. Ты дождался своего звёздного часа? Наконец-то птичка залетела в твои сети натянутых силков?..

Это не честно! Ты лишил меня всех возможностей с правилами ведения честного боя! У меня тоже должны быть хоть какие-то бонусы для самозащиты. Почему я должна семенить за Эвелин Гувер, как тот щенок за ногами своего единственного знакомого здесь хозяина и едва не жаться к ним со страха на пару с Робин Поланик? Я же бывала на подобных сборищах чуть ли не сотню раз. Откуда тогда эта беспричинная паника, чего я боюсь? Или почему боюсь? Можно подумать нас сейчас вдруг оставят совершенно одних посреди этой гудящей светской богемы Леонбурга.

Я не в том состоянии, чтобы трезво оценивать окружающие вещи застрявшим сознанием в эпицентре вальсирующей спирали чёрной дыры собственной безысходности. Она уже стягивается, медленно и неумолимо под ласковым давлением плотного вакуума твоих невидимых пальцев, ладоней... Пытаюсь разорвать изнутри их стягивающиеся лоскутья, но с каждой новой немощной попыткой, они, кажется, ещё больше уплотняются и наслаиваются один на другой. Мне просто надо что-то сделать! Я не продержусь в таком состоянии в подобном месте и пяти минут, ты же… задушишь меня до того, как я рано или поздно столкнусь с твоим взглядом в режиме реального времени! Я должна видеть тебя, твою мать, знать, что ЭТО ТЫ!!!

Дыши, Эллис, дыши (или лучше «Беги, Эллис, беги!»). А лучше подними голову и посмотри по сторонам. Отвлекись. Ну же, это же твоя излюбленная фишка, разглядывать предметы, вещи и проставлять знаки собственного качества видавшего виды фотохудожника. – Я не могу! Это же… его дом! Дом его жены. Я даже не сомневаюсь, что это именно она убила кучу личного времени, потратив несколько недель на подготовку этого места к грандиознейшему приёму именитых гостей. – Но не хочешь же ты сказать, что это она собственноручно тягала все эти вазоны с цветами, устанавливала мини-сцену для оркестра и расставляла по периметру залы круглые столы со шведскими и барными стойками?

Чёрт, ну почему мне сейчас совсем не до смеха (и до восхищения тоже). Я едва замечаю общую цветовую палитру окружающего интерьера в мягких серо-голубых оттенках, скорей это делает и фиксирует мой зрительный нерв, а не здравствующий разум. Приглушённое освещение, контрастный тёмный паркет под тон тёмно-синих портьер и чёрных глазниц высоких оконных и дверных рам за прозрачной тюлью голубых гардин. Сознание как будто не успевает обрабатывать полученную визуальную информацию, хотя и откладывает в памяти чёткими картинками определённых фрагментов. Почти не замечаю тех, кто пребывает в статическом состоянии неподвижного умиротворённого спокойствия, зато моментально выхватываю из толпы движущиеся «цели» - официантов с подносами, парочку специально приглашённых фотографов, небольшое количество танцующих пар у сцены с оркестром. Даже сами темы из популярных песен середины прошлого столетия вроде Фрэнка Синатры или Эллы Фицжеральд практически не задевают поверхность коры головного мозга. Зато взгляд постоянно тянется за границу больших окон, за раздражающей глазную сетчатку глубокой чернотой ночи. Контрастный портал затягивающего мрака, заглядывающего внутрь этой комнаты поверх чёткой границы белой освещённой террасы длинной угловой лоджии. И похоже меня туда непреодолимо тянет… Мне надо увидеть сблизи, что это всего лишь игра света и тени, что Леонбург никуда не исчезал, а мы не в замкнутом пространстве твоего параллельного измерения. Что я ещё могу отсюда уйти и вернуться в другую часть города… в не менее оторванный от реальности гостиничный номер-люкс…

- Ну, наконец-то! Алисия, разве можно так опаздывать на приём в собственную честь?

Дэниэл Мэндэлл-старший?.. Вот уж во истину когда не знаешь, с кем тебе не хочется вообще встречаться.

- А разве это не благотворительный вечер в честь первого места среди конкурентов рекламного рынка?

- Частично да. Но все эти призовые места, престижные премии и награды просто-напросто блекнут на фоне самого грандиознейшего события этого года! Ваш приход в Глобал-Вижн уже побил все рекорды за всю историю существования нашей компании, Алисия. И меня буквально распирает изнутри от нетерпения похвастаться этим перед всем миром!

О, да он, как видно, совсем не шутит, даже ощутимо возбудился от этой идеи. Схватил меня за правую руку уже знакомым изящным жестом радушного хозяина и продолжает держаться за ее на протяжении всего монолога, как тогда, в конференц-зале Глобал-Вижн. Нас окружает группа внимательных свидетелей, среди которых нет (и слава богу!) Мэндэлла-младшего и хоть кого-то, кто мог вызвать во мне бешеный приступ аритмии. Но это нисколько не ослабляет легкого спазма асфиксии с ненормальным желанием поскорее вырвать свою ладонь из сухих рук назойливого старика. Глаз царапает фактурной картинкой болезненного дежавю его белый блейзер, белый галстук-бабочка... как и само окружение большого количества людей, стильных костюмов, фраков, вечерних платьев от европейских кутюрье... черные окна залы...

- Кстати, о моей вопиющей бестактности по этому поводу. Алисия, позвольте вас представить моим особо уважаемым гостям и в первую очередь моей любимой супруге Элионор Хэзер Мэндэлл. Нора, ты ведь тоже мечтала познакомиться мисс Людвидж лично.

Это что, шутка такая, или... а давайте мы ее за этот вечер дружненько так и от всей души доведем до ручки?

Не успеваю опомниться, обработать хотя бы четверть полученной контрольным ударом под дых информации, как мой взгляд уже соприкасается с поверхностью темного янтаря глаз немолодой женщины (лет шестидесяти, не больше) напротив.

- Приятно познакомиться, мисс Людвидж! – невесомый росчерк мягкой улыбки на выразительных (натуральных!) чеканных губах, в светло-карих глазах. Едва заметное движение-жест руки в мою сторону. Всего каких-то пару невесомых скольжений в воздухе, Мэндэлл отступает в сторону и передает меня, подобно эстафете, навстречу женщине, которая... Бл**ь, у меня реально остановилось не только сердце, кажется, я на хрен забыла, как пользоваться собственным телом или оно просто перестало меня слушаться. И ведь главное... как мне не паниковать, пожимая руку матери человека, который, возможно, никогда не рассказывал ей обо мне (а может, все-таки рассказывал?).

Fuck!!!

У нее слишком спокойный взгляд, даже мягкий, если не бархатный, в тон ее нежной улыбке (кажется, я узнаю этот лепной контур припухлых губ, особенно нижний). Тонкие аристократические черты бледного овального лица с углубленным рельефом щек, четкой линией-изгибом скул, подбородка (я даже более, чем уверена, что к ним еще ни разу не прикасался хотя бы лазерный корректор пластического хирурга).

Меня продолжает крыть и выбивать самыми идиотскими мыслями через взбесившийся конвульсивный стук аритмии, через соприкосновение наших ладоней, взглядов. Мы словно ненавязчиво изучаем друг друга (еще бы, такая возможность!), как те несостоявшиеся в гипотетическом прошлом соперницы.

- Мне тоже... безумно приятно, миссис Мэндэлл! – пытаюсь улыбаться в ответ схожей улыбкой блаженного счастливчика, пока в голове творится бог весть знает что в хаосе самых нелепых мыслей и образов. Я и вправду думаю сейчас о своих татуировках на запястьях рук, скрытых так удачно двумя браслетами на каждой?..

Мощный прилив ледяной испарины ошпаривает оцепеневшее тело под нежным бархатом моей новой второй "кожи", ибо... я сейчас как никогда ощущаю себя абсолютно голой под глубоким сканированием знакомого разреза глаз.

- Боже, Алисия, я вас прошу, только давайте без всех этих условностей. Меня даже мой внук не называет бабушкой. Для вас я всегда и просто Нора! Договорились?

Что-то в ее взгляде меня продолжает цеплять. Слишком спокойный, слишком... уравновешенный, буквально... отрепетированный. Ну конечно, им то всем было заранее известно, что они увидят меня здесь сегодня, а вот мне...

- Безусловно! - хоть убей, но называть тебя сейчас "Норой"... для этого мне надо выпить куда больше двух бокалов шампанского.

- А теперь позвольте представить вас моему старому другу, соратнику и не только по студенческой юности. Прошу любить и жаловать, Его честь, окружной судья графства Леонбург, Джонатан МакКалистер, а также его очаровательная супруга – миссис Дебора Розомунд Маккалистер... Ну, и конечно, наш всеми любимый и обожаемый сенатор от правого блока Виктор Пламер-третий. Миссис Пламер, насколько я помню, тоже страстно желала познакомиться с вами лично...

- О, стоило Мэри услышать, что Дэниэл заполучил в свою компанию самого модного фотографа Европы, и идея о семейной фотосессии Пламеров побила все предыдущие рекорды по последней реконструкции нашего родового поместья в Роквэлле.

- Алисия, бога ради, не слушайте вы этого консерватора. У Виктора профессиональная привычка раздувать даже самые незначительные факты до мировых глобальных размеров...

-...А вот этого человека вы просто не можете не знать! Бывший премьер-министр объединенного королевства Эспенриг, господин Джулиан Картер!

Неужели я все еще слышу, вижу и почти понимаю, что мне говорят и показывают? Или я... старательно трепыхаюсь собственным сознанием, в отчаянной надежде вырваться из очередного провала реального кошмара?

Бл**ь... Мэндэлл, в каких верхах ты вообще... обитаешь, плаваешь или крутишься? Если меня сейчас представят наследному кронпринцу Карлу пятому, то в ближайшие десять минут меня можно будет смело откачивать (на пару с Робин) в реанимации ближайшего госпиталя!

Вы здесь все в своем уме? Куда вы меня затащили?!

У меня не хватает ни духу, ни пары секунд, чтобы оглянуться к Робби, проверить, жива ли моя мнительная девочка или пока еще маячит за моей спиной полуживой телесной оболочкой. Да что уж там. Я даже уже не вижу и не знаю, где сейчас сама Эвелин Гувер.

Как видно, ее неоценимые услуги при данных обстоятельствах были уже излишними. Мэндэлл-старший справлялся с обязанностями гостеприимного хозяина лучше, чем кто бы то ни был из всех его возможных помощников и секретарей. И кажется, он знал всех присутствующих не только в лицо, но и поименно, КАЖДОГО!

Надеюсь, он не думал знакомить меня со всеми... поочередно? Иначе такими темпами мы доберемся до юго-восточного угла залы где-то к утру, не раньше. И вообще, рассчитывать на собственную память в подобном состоянии... Я реально не помню, когда и как очутилась за пределами первой группы гостей, и когда это папочка Мэндэлл успел подстроиться под мою правую руку, продев ее под свой левый локоть. Но то что я испытала себя живым аукционным экспонатом-лотом на ознакомительной демонстрации закрытых торгов – это было сложно не прочувствовать. И вообще, кто я для всех этих людей? И кто все эти люди? Продвинутые ценители элитной жизни класса люкс или еще круче? Искушенные эстеты-коллекционеры?.. Это была далеко не известная мне по прошлой жизни в Карлбридже творческая богема. Сказать, что это совершенно другой уровень абсолютно иной классовой прослойки?.. Да вашу ж мать! Но это действительно были совершенно другие люди! Взгляды, фразы, жесты, манеры – что-то из раздела невероятного и недосягаемого. Я никак не могла понять, ухватиться, определить, что же во всем этом было не так, что же такое постоянно ускользало из моих пальцев, когда, как мне казалось, я уже вот-вот было это нащупала. И почему оно заставляло так меня напрягаться по каждому незначительному поводу, буквально до судорожных резей в скрученных от перенапряжения мышцах.

На обычных праздных вечеринках ты такого не встретишь, да, Эллис? И не пора бы тебе признаться, дорогая, самой себе, что ты НИКОГДА прежде не бывала на приемах подобного уровня!

-... Как удачно мы на вас вышли! Правда я искал нашего любимого мэра Оукмена. Мне показалось, я разглядел его затылок как раз в этой стороне.

- Вы не ошиблись, Дэн. Он только-только отошел к бару.

- Боже, Алекс! Похоже, я окончательно ослеп и потерялся в реальности. Дэниз, Пенелопа, мое нижайшее почтение. Не заметить в упор самых красивейших женщин этого вечера, просто непозволительное преступление!.. Алисия, это все ваша вина. Рядом с вами я не только слепну, но и теряю остатки здравого рассудка.

Это он ослеп, не соображает и не видит в упор, что у него твориться под носом? Это я сейчас едва понимаю, где и что происходит! И видимо, я все еще плаваю где-то в иных слоях атмосферы. Мозг усердно пытается отключить часть резервной памяти, отвечающей за визуальное восприятие отдельных элементов общей панорамы. Слишком много чужих лиц, глаз с непомерным числом абсолютно неизвестных мне имен...

Смотрю в упор на смутно знакомый профиль, стоявшего к нам полубоком высокого и чертовски широкоплечего брюнета - черный костюм с отливом, черная сорочка, атласный галстук в серо-синюю полоску, чеканные черты волевого и необычно привлекательного лица. И меня абсолютно не волнует, что Мэндэлл-старший загородил собой буквально весь угол обзора с остальными участниками данной компании, пока пожимал руку этому породистому красавчику.

- Алисия, вы ведь еще не знакомы с Александром Рейнольдзом и его очаровательной супругой Дэниз Эпплгейт? Мы же к вам точно еще не подходили?

- Нет, Дэн, сегодня мы с вами не пересекались!

- Реджи, дорогая, прости старого склеротика! Ты же знаешь, что я не умышленно. Пара таблеток для закрепления памяти с бокалом бурбона, и я уже не соображаю, где право, где лево и принимал ли я эти таблетки вообще.

Всеобщий смех пока еще неизвестного количества участников группы вызывает лишь рефлекторный мышечный спазм ответной улыбки на моем лице под... судорожный перебой сбившегося сердечного клапана. Сознание, слух, зрение улавливают слишком большой объем непомерной информации, вот только разум упорно сопротивляется его принимать... до конца!

- Значит вы и есть та самая Алисия Людвидж?

Вашу мать! Хватит! Стоп! Заткнитесь! Все! Сейчас же!

Слишком быстро... я не успеваю... Я уже вообще ни хрена не вижу из того, что видят мои глаза и куда проваливается часть картинок моей визуальной памяти. Только чувствую, едва осознавая, забывая вовремя закрыться, включить защитный щит...

Плавное скольжение золотого лезвия, идеальным разрезом по воздуху, насквозь, нацеленным ударом по сетчатке моих глаз цветом янтарного бурбона... Всего пара мгновений едва уловимых движений в эфире, сквозь разрывающуюся пелену запаниковавшего отчаянья...

Меня отвлекает тот самый брюнет, тот самый (мать его!!!) Александр Рейнольдз. Изящный разворот на три четверти всем корпусом и лицом в мою сторону. Живая глубокая синева холодного сканера невероятно пронзительных глаз перехватывает мой взгляд ловким невидимым захватом профессионального ловца душ. Кажется, я реально не могу дышать... Он буквально перекрывает мое горло изнутри... булатным клинком остро заточенной стали ледяных глаз. Не успеваю заметить, когда и как, моя правая ладошка исчезает внутри широких створок его теплых ладоней, как в ловушке неразрывных тисков. Пошевелиться тоже нет никакой возможности, поскольку жидкий азот чужого считывающего взгляда продолжает заливать меня изнутри по венам, артериям, легким, в парализованные мускулы.

- Надо признаться, в жизни я вас представлял несколько иной... - красивые полные губы изгибаются в ироничной ухмылке циничного скептика и искушенного эстета. С трудом разбираю смысл произносимых им слов, так как... его обмораживающие глаза "нашептывают" совсем-совсем другие вещи... и они уже режут меня изнутри по заиндевевшим тканям и моментально стынущей коже нещадными захлестами колючей проволоки.

Господи, я же впервые в жизни вижу этого человека (забыть такой взгляд, такое лицо, такую прессующую силу ментального подавления чужой воли так же не возможно, как... вырвать из памяти схожий взгляд другого человека... только через полную амнезию). Откуда тогда у меня ощущение, будто он меня знает?

- Откровенно говоря, я впечатлен! – что?!.. что это еще на хрен значит?.. это царапающее скольжение считывающих глаз по моему горлу, декольте, изгибу руки до самого запястья с демонстративным движением склоняющейся головы. Мягкое поверхностное касание прохладных сухих губ к тыльной стороне ладони едва ощутимым нажимом. Быстро выпрямляется, тут же изящно разворачиваясь и немного отступая.

Практически то же проделывает и Мэндэлл-старший. Кажется, что кольцо из живых звеньев общего круга "сотоварищей" расширяется изнутри или смыкается в других частях, открывая доступ со свободным окном-проходом для моей персоны и обозрением всей компании. Всего один шаг, чтобы замкнуть эту цепочку, принявших меня к себе чужих и абсолютно незнакомых мне людей?

Смотрю в выступившее из-за плеча Рейнольдза красивое лицо Дэниз Эпплгейт, а боковое зрение режет... свинцовой охрой глаз Дэниэла Мэндэлла-младшего.

- Так приятно видеть теперь вас здесь, в Леонбурге, Алисия!.. Воистину волнующий момент, особенно для нашего города. Хотя, тебе, Дэн, я открыто объявляю импичмент за то, что увёл у меня из-под носа такой бесценный бриллиант!

- Я здесь не при чём. Это всё стараниями Дэна-старшего. Я лишь орудие воздействия… в финансовой стороне вопроса.

Еще одна волна безупречного всеобщего смеха, сопроводительным аккомпанементом к другой выбивающей изнутри слепящей вспышки. Треснувшие осколки накаляются обратной реакцией удушающего жара, режущие грани плавят свежие порезы выжигающим давлением твоих ласковых ментальных пальцев... неспешно, миллиметр за миллиметром, невесомым нажимом отточенной бритвы твоего скользящего поверхностного взгляда...

Я не просто боюсь... я начинаю задыхаться, паниковать... как та рыба, выброшенная на берег или... выпрыгнувшая сама из воды из-за нехватки кислорода или сместившейся в голове биполярности полюсов. Я потеряла, где небо, где земля! Я падаю вверх или взлетаю вниз?.. И ты не собираешься меня страховать, так ведь?.. Скорее еще больше, еще туже накидываешь-затягиваешь на моем горле петли из колючей проволоки, одну за одной... виток за витком... Стальной бабочке пробили крылышко рубиновым крючком?

Моя ладонь соприкасается с изящными длинными пальчиками Дэниз Эпплгейт, а я изо всех сил пытаюсь задавить внутреннюю дрожь... удержаться, продержаться хотя бы первые десять секунд. Мне надо!.. Надо оторваться от тебя! От твоего гребаного режущего взгляда! Поставить блок... отбиться... забаррикадировать все подходы (и выходы тоже!).

- Вы можете не поверить, но восемь лет назад я подавала заявку в отдел кадров вашего журнала. Правда... резюме с моим портфолио на тот момент выглядели такими жалкими.

- Вы серьезно? – огромные бирюзовые глазища Дэниз вспыхивают ярким блеском неподдельного азарта, раскрываясь еще шире вместе с пухлыми губками от искреннего изумления. – Ко мне на работу просилась сама Алисия Людвидж, а я об этом ни сном, не духом? Вы действительно меня не разыгрываете? Поскольку... чует мое сердце, завтра в отделе кадров "Энджелз" полетит несколько головушек.

- Дорогая, не кипятись раньше времен. За восемь лет там по любому успело смениться несколько поколений сотрудников. Боюсь, имена виновных сейчас никто и не вспомнит.

- Ты забываешь о рабочих архивах, дорогой. Не важно, сколько успело пройти лет, подобные ошибки непозволительны и не должны оставаться безнаказанными! Ты хоть в состоянии представить себе масштабы моей потери за все эти минувшие годы? Или только одному Дэну понятны мои немощные метания. Наслаждаешься своим триумфом, коварно посмеиваясь над моей беспомощностью, да, Дэнни?

- Что ж поделать, Дэнни, ты упустила свой шанс... восемь лет назад!

- Да ты просто до невозможности наглый и бесхребетный сукин сын, с кем мне когда-либо приходилось иметь дело! – и все это произносится с плохо скрытой улыбкой на ответную широкую ухмылочку Мэндэлла-младшего, в разыгранной, как по нотам, дружеской стычке. – О, я даже более, чем уверена, что ты бы все равно нашел какой-нибудь изворотливый способ переманить Алисию и у меня! А ведь я не сделала ни одной схожей попытки, как только узнала, что "Доминик" взял ее к себе. Как вам вообще удалось прокрутить эту... аферу? Могу поспорить, без взяток и подкупов в этом деле не обошлось.

- Дэниз, милая, это же бизнес. В нем не место честным и благородным поступкам. Тебе ли этого не знать?

Алекс Рейнольдз прижимает скользящим движением левой ладони к боку супруги прямо поверх ее роскошного холмика упругой ягодицы, демонстративно приобнимая за спину интимным жестом всей рукой и с мягкой улыбкой склоняясь к ее маленькому ушку.

Мое сердце накручивает спринтерские обороты, пока слух поглощает чужую беседу людей, обсуждающих меня на моих же глазах. Мозг пытается обработать всю полученную информацию до того, как сама картинка окончательно соберётся в единый четкий пазл...

Нет, твою мать... я не хочу! Ты меня не заставишь! И не надейся!

Я все еще сопротивляюсь или уже не хочу, не могу?.. Или старательно цепляюсь за одну из частей картины, за вид самой шикарной здесь женщины, той самой Дэниз Эпплгейт, с которой я мечтала познакомиться уже бог весть знает сколько времени. Бывший редактор, а ныне владелица популярнейшего женского журнала "Энджелз".

Кстати, в нескольких номерах, они тоже печатали обо мне статьи и пару раз брали интервью по видеосвязи в онлайне. Уже не первый год ходят слухи о том, что "Доминик" не прекращает своих настойчивых попыток перекупить права на этот журнал, вот только его хозяйка ни в какую не желает расставаться со своим любимым детищем.

И глядя на эту сногсшибательную красавицу сейчас, практически с расстояния вытянутой руки подле самого крутого строительного магната страны, кажется, я начинала потихоньку понимать эту женщину.

Высокая, стройная, изящная, с шикарнейшей фигурой зеленоглазая блондинка, чей взгляд с улыбкой были способны завоевывать целые города без единого выстрела. От нее исходили просто убийственные волны чарующего магнетизма и притягательной сексуальности. Невесомое черное платье из слоеного шифона с глубоким V-образным вырезом под змейку платинового колье с крупным кулоном из граненого александрита, казалось, единственное, что лишь слегка и поверхностно прикрывало ее роскошные формы восхитительной фигуры (если не считать внешнего защитного экзоскелета в лице самоуверенного собственника и единоличного владельца всего этого сокровища - Александра Рейнольдза VIII-го).

Не буду врать, я очень много читала, слышала (и не только в интернете) про эту пару, зачастую теряясь между сплетнями, слухами и голыми фактами. Самой скандальной и, как оказалось, самой достоверной новостью из их тщательно скрываемой от любопытных фотообъективов папарацци личной жизни, считался развод Рейнольдза пятилетней давности. Со своей первой супругой этот современный викинг в костюме от Армани, если верить тем же слухам, развелся как раз из-за Дэниз Эпплгейт, с которой был знаком уже не меньше 15 лет! Поэтому, глядя сейчас на эту гармоничную красивую пару, мне с трудом верилось, что между ними до сих пор столь поразительная, бросающаяся в глаза, прочная интимная связь.

И как я сама могла забыть обо всех этих фактах, включая самый первостепенный, что Алекс Рейнольдз друг детства Дэниэла Мэндэлла-младшего? Какова вероятность всех возможных случайностей с совпадениями свести стольких людей определенного происхождения и класса в одно место, а потом подвести к ним прибалдевшую Алисию Людвидж?

- Между бизнесом и личной жизнью в этом плане протянута слишком тонкая грань, практически незримая. Для некоторых ее вообще не существует.

- Алисия, вы ведь еще не знакомы с моей невесткой Реджиной Мэндэлл-Спаркс? – папочка Мэндэлл как всегда не вовремя спохватился... тогда, когда мои глаза наконец-то скрестились с глазами автора последней хлесткой фразочки?

- Нет, еще не имела такой чести... - мои ноги еще не подкашиваются? Сердце не раскачивает изнутри тело заметными содрогающимися толчками? Коленки не дрожат, выдерживая дискомфортную длину слишком высоких каблуков?.. Моя прическа не подпорчена, она ведь идеальна, да? Шарфик на плече не сбился, стойкая обводка с тушью не потекла, левая чашечка лифа не сползла с груди?..

Наверное это и есть тот самый момент, который ты так страстно мечтаешь избежать, не веря в саму вероятность данного пересечения с твоей жизнью, и который рано или поздно настигает тебя самым внезапным ударом исподтишка.

Я же знала (возможно подсознательно всегда была настроена на подобную встречу), прекрасно понимала, помнила об этом все последние девять лет... Почему же меня так кроет, почему я оказалась настолько неготовой?

- Мисс Людвидж, очень рада знакомству. Честно признаюсь, я столько о вас наслышана, можно считать, что я уже заочно с вами знакома, при чем не первый год!

Реджина Спаркс, миссис Дэниэл Мэндэлл-младшая?.. Бля... как ее не называй, не титулуй, но именно она стоит сейчас по твою правую руку с горделивой осанкой истиной хозяйки бала (дома, квартиры, своего законного супруга) и протягивает свою изящную ладошку в мою сторону. Мягкая улыбка, чарующий ласковый взгляд феи-крестной... под вальсирующий полет острых стрел каждого произнесенного ею слова точно в цель... Между нами почти четыре фута расстояния. Она не двигается с места, ожидая, как ни в чем не бывало, когда же я протяну собственную руку для пожатия и... сделаю шаг ей на встречу, иначе по другому до нее не дотянусь...

И все это... прямо на твоих глазах!.. прямо перед тобой!

Я не хочу! Не хочу, но прекрасно вижу, чувствую, пропускаю через себя, разрываясь изнутри/внутри этой черной дыры добровольного унижения!

Господи... если бы я знала, что будет ТАК больно!.. Если бы ты ТАК на меня при этом не смотрел, не рвал, не резал, не кромсал своим пустым безучастным взглядом скучающего зрителя... Если тебе и вправду все равно и абсолютно не интересно, сделай милость, ОТВЕРНИСЬ!

Боже правый, только не дай мне споткнуться и уж тем более упасть!

- Я тоже... очень счастлива с вами познакомится... миссис Мэндэлл! У вас... восхитительный дом, а этот вечер... выше всех ожиданий! – нет, я не буду делать ответных шпилек и изображать испуг, будто понимаю, о чем ты говоришь. Мне итак слишком больно от осознания того факта, что ты знаешь обо мне...

Господи, откуда?.. Откуда Реджина Спаркс знает меня? Откуда она может знать, что между мной и ее мужем что-то когда-то было? Или между вами нет никаких секретов? Идеальная супружеская жизнь их не предусматривает?

Стараюсь держаться только за ее глаза (большие, завораживающие карие вишни), за совершенное лицо (которое я уже представляю на иконах в лике самой девы Марии) в ореоле густой пышной гривы темно-каштановых волос - аккуратный вздернутый носик, большой пухлый рот, высокие тяжелые веки с четкой безупречной линией черных, как смоль, бровей. Длинное изумрудное платье-бюстье из пересекающихся складок слоеного шифона с разрезом на левом бедре, с большой натяжкой укладывается в моем воспаленном воображении, не желая сочетать его с образом почти непорочной святой.

Делаю шаг навстречу, практически не чувствуя ни ног, ни каблуков, ни пола... ни собственной улыбки на растянутых и застывших губах. Все ведь не так страшно, верно Эллис? Никто ведь (почти никто) и не догадывается, что это твое публичное унижение...

Кажется все-таки слегка вздрагиваю, когда наши пальцы соприкасаются всего в нескольких дюймах от локтя Мэндэлла-младшего. Или мне почудилось или ее кожа не только холодная, но и чуть влажная... испещренная частыми глубокими линиями внутренних складок ладони.

- Спасибо, Алисия, вы так любезны! Кстати... вы ведь еще не знакомы с моей подругой и крестной моего сына Рейчел Кокс?

Моя голова и взгляд автоматически следуют за неспешным поворотом лица Реджины Спаркс (в неосознанном спасительном бегстве от черной тени перед моим правым плечом).

(Умоляю, хватит, остановись! Прекрати, не надо! Не делай этого... Хватит на меня наступать, стягивать любовной грацией ласкового садиста свои черные невидимые сети с бордовым отливом... Атаковать мой мозг, сетчатку глаза, зрительный нерв и каждый рецептор на теле! Бога ради, убери... убери свои пальцы с моего горла! Еще секунда, и я сорву твое гребаное ожерелье к ебеней матери прямо на глазах у всех этих людей!)

Рейчел Кокс?.. (почему продолжаю видеть твои гладкие черты чеканной маски языческого бога на внутреннем экране своего панорамного "видоискателя"?). Дайте мне сделать хоть глоток чистого воздуха... перед новым погружением под черную жижу кипящей смолы забытого прошлого.

Улыбающаяся ненатуральная блондинка со стянутыми на затылке в строгую прическу прямыми волосами, с почти незнакомым мне лицом, но не именем. Я не помню, хотя и знаю ее... когда-то знала. Разве это она? Может, вы что-то напутали? Может, это я что-то напутала?

- Сомневаюсь, что это возможно. Я в Леонбурге всего несколько дней.

- И как вам у нас?

А вот ее ладони я практически не ощущаю - или слишком сухая, или температура ее тела совпала с моей.

- Пытаюсь адаптироваться, хотя... не ожидала, что будет настолько холодно.

Если бы мы до этого случайно встретились где-нибудь на улице, никто бы из нас двоих друг друга не узнал (впрочем, как и сейчас).

- Да, зимний Леонбург – очень суровый в году город. Можно сказать, вы попали на начало одного из самых жестоких временных сезонов – не совсем удачно!

- К чему-то подобному я уже была заранее... подготовлена! – господи, о чем конкретном мы сейчас с ней переговариваемся? И какого черта я так усердно ей в этом подыгрываю, намеренно повышая голос? (Ты же итак прекрасно нас слышишь!.. Буквально в полушаге, совсем рядом, не собираясь никуда испаряться... Это же твоя реальность!.. Твоя самая настоящая персональная реальность! На твоей территории!)

- А это мой жених Адам Кейслер, между прочим, ваш тайный и страстный поклонник!

Еще и с такой восхищенной гордостью?

Я почти его не замечаю, слишком шокирована, чтобы поверить. Рейчел Кокс до сих пор не замужем? А этот высокий ариец с ярко выраженными признаками дистрофии и альбинизма и есть счастливый избранец?

- Безумно счастлив познакомиться с вами лично, мисс Людвидж!.. – он продолжает что-то говорить (возможно рассыпаясь в комплиментах), целуя мне руку и поджимая разрумянившиеся губки в восхищенной улыбке, а я... мечтаю, как можно скорее, сделать пару шагов назад. А еще лучше – сбежать, попросить у всех прощение, сослаться на жуткую мигрень, рвотные спазмы, оставленный в номере включенным утюг... Не важно. Я реально больше не могу и не хочу здесь оставаться, поскольку еще совсем немного... три... два... один!.. И мой разум (мозг, сознание, внимание, парившая все это время где-то в Анти Нирване окоченевшая сущность) возвращается к тебе!

- А с этим человеком вы по любому обязаны познакомиться лично, Алисия! Наш всеми горячо любимый и обожаемый мэр столицы Ирвин Джозеф Оукмен!

Последний на этот вечер заход (я очень на это надеюсь!). Ну конечно, где же ему не появиться и не встать, как не рядом с Мэндэллом-младшим по левое плечо.

- Я как всегда успел пропустить все самое интересное? – еще один чистокровный на этот раз саксонец, но с куда более породистыми и приятными чертами лица и не менее пронзительным взглядом голубых глаз. Классический черный фрак с классической черной бабочкой на синей сорочке (в тон лазурного атласного платья близ стоящей женщины схожего возраста). Лет пятьдесят, может чуть больше, худощавый, но достаточно жилистый и энергичный. В обеих руках по бокалу конька или виски, и один тут же передается в левую руку Мэндэллу-младшему.

Возможно при других обстоятельствах я бы не обратила на этот эпизод никакого внимания, но, похоже, мой взгляд все-таки задерживается на этом чертовом фужере куда дольше, чем следовало. И похоже, мои губки заметно приоткрываются в изумленном шоке. Слишком быстрое замещение кадров с проигранными сценами, всего каких-то несколько незримых мгновений.

Наши взгляды наконец-то встречаются... Я готова поклясться, что вижу в твоих глазах проскользнувшую тень надменного превосходства, задевшую углубившиеся уголки плотно сомкнутых губ. Неспешно приподнимаешь руку с бокалом к своему лицу и... делаешь ленивый смакующий глоток.

Я не просто подвисла, я четко осознаю, что наблюдаю за каждым его движением в открытую и в упор, при этом не пытаясь скрыть собственного изумления... Как?! Почему?

Возвращение на Землю в три поэтапных шага совершается всего за три ближайшие мини-сценки. Движением руки Реджины Спаркс, потянувшейся к мужу в попытке обхватить изгиб его локтя над ладонью, спрятанной в карман брюк, с последующей реакцией самого Мэндэлла-младшего. Вытягивает ладонь из кармана (почти незаметным жестом ловкого иллюзиониста сбрасывая с себя пальцы супруги), поднимая ее вверх, и перекладывает в нее бокал. Освободившаяся левая рука тут же отправляется в левый карман брюк.

У меня в конец зашивается сердце, мозг, закипают мысли, адреналин, пока память окончательно фиксирует полную картинку с его внешним образом. Как будто вижу его впервые за все те минуты, проведенные друг напротив друга черт знает уже сколько времени! Черный костюм с отливом под "хамелеон" цвета... гранатового рубина, темно-бордовая рубашка, темно-красный атласный галстук с платиновым зажимом и рубиновыми запонками на манжетах! Только сейчас понимаю это или замечаю, поскольку все окружающие нас пары, как те пары близнецы с повторяющимся определенным цветом в элементах одежды у обоих партнеров. И лишь одна чета Мэндэллов разделена между собой контрастным зеленым и красным, как два несовместимых кусочка из разных пазлов.

Господи, как я могла забыть, что это ТЫ выбрал мне это платье и эти рубины! Что это ТЫ затащил меня сюда запрещенным маневром, вопреки всем моим жалким сопротивлениям! Что это ТЫ хозяин этого бала, всего того, что сейчас на мне было, включая меня саму! И это ТЫ среди такого огромного количества людей, всеподмечающих свидетелей, ЕДИНСТВЕННЫЙ, кто заполнил, вытеснил, перекрыл собой всех и вся!..

Мне даже не надо на тебя смотреть, чтобы понимать это и чувствовать, настолько глубоко, насколько лишь тебе одному удавалось проникать в меня не физически (хотя, кто сказал, что мысли, желания и сами чувства – не физиологический процесс?). И боюсь, на этот раз ты превзошел самого себя десятилетней давности, а я все еще не могу понять, как и почему. Откуда в тебе столько сил, твою мать, ОТКУДА?!

Тише, Эллис, тише! Не теряй лица. Вечер только начался. И не вздумай бежать отсюда, как та Золушка с первыми полночными курантами. Это не сказка, помни об этом... помни, чьи пальцы теперь лежат на твоем пульсе, регулируя сердцебиение со всей кардио-сосудистой системой в твоем теле.

Ты ведь хорошо запомнила тот момент, когда надевала на себя трусики и о чем думала, что чувствовала в те секунды, пока делала это? Боялась, что они взмокнут еще до того, как дойдет очередь до платья? Это ведь не только твое разыгравшееся воображение, милая, ты сама этого хотела, запуская неизбежный процесс – реакцию собственного организма на собственные желания и прикосновения. Сверх чувствительная кожа после утомительных часовых очисток скарбом, массажей и обертываний... ты хотела ощутить на ней реальное скольжение чужих пальцев, там, где мягкий шелк соприкасался-прилипал к горячим участкам распухших половых губ, к пережатым между ними складочкам вульвы и клитора. Признайся, ты же представляла себе именно это!

А сейчас? Разве не это ты чувствуешь... разве она уже не пульсирует, не наливается горячей кровью, не немеет, набухая от внутренних толчков и трений невидимых пальцев?..

Можешь облить себя хоть с головы до ног самыми вонючими и стойкими парфюмами, но я все равно слышу твой запах даже отсюда... запах твоего желания... желания меня!..

...Я окончательно спятила или слишком мало выпила! Я просто ненормальная, потому что смотрю сейчас в твои глаза, продолжая фиксировать каждое незначительное изменение-движение лица. Ты же не мог почувствовать, понять, увидеть... догадаться, в конце концов! ЭТО НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО! Тогда откуда эта едва заметная ухмылочка с куда более заметным расширением угольных зрачков? Очередной неспешный глоток из бокала (твою мать, чему ты пьешь? Ты же хронический алкоголик, тебе нельзя, противопоказанно даже нюхать!)... демонстративно, без какого-либо чувственного подконтекста, слизываешь кончиком языка с верхней губы влажный отпечаток элитного напитка...

Ты ведь не мог... не можешь слышать, ощущать, как мое сердце набирает обороты, разгоняя по телу, в кожу, в сокращающиеся стенки влагалища вскипающие приливы ненормального возбуждения. И его причиной не можешь быть ты! Ты не можешь меня так просто возбудить и только из-за того, что я позволяю этим желаниям атаковать себя, хотя... разве не это было твоей главной целью? Чем недосягаемей объект желания, тем острее чувство жажды обладания! В этом заключается весь смысл твоей последней игры? Глубокая стимуляция интереса, непомерного любопытства, глубоких воспоминаний, снов, эмоций, ощущений?.. Тебе даже не надо об этом напрямую говорить, просить или намекать взглядом... Ты все это делаешь через мое тело, на ментальном уровне. Вот только как? И почему я не хочу этому противиться... противостоять тебе? Особенно сейчас!..

...Отпусти!.. Прекрати! Сейчас же, слышишь?!.. ОСТАНОВИСЬ!!!..

-...Так вы у нас впервые? Хотите сказать, что фотограф такого мирового экстра-класс-уровня (или какая там у вас классификация по званиям?) ни разу, за всю свою профессиональную карьеру не бывал в Леонбурге? – не особо удивленные, но слишком проницательные глаза экс окружного прокурора, а ныне главы городского муниципального совета северной столицы Эспенрига Ирвина Джозефа Оукмена сделали практически невозможное за последние секунды. Вырвали меня сознанием и телом из липкой колючей паутины ментальных кроваво-черных силков. Надолго ли?

И похоже, я не помню, как мы с ним до этого "знакомились" пожимая друг другу руки (как до этого с его супругой, кажется, Пенелопой Оукмен, шикарной невысокой брюнетки в лазурном платье от Lener Сordie).

- Нет... вы абсолютно правы. Ни разу и никогда, даже проездом. Это мой первый визит за всю мою... богатую на поездки карьеру.

Не стану же я сейчас выворачивать все свои тайны, скрытые секреты с фобиями совершенно незнакомым мне людям? Извините, но я не рискнула поделиться этим даже с самыми близкими людьми и знакомыми. О том, как я старательно "обходила", объезжала, облетала десятой дорогой ваш прекрасный Леонбург лишь по одной определенной причине.

- Странно. Леонбург обычно именуют центром слета и пристанищем для фотографов, туристов и папарацци. И разве не у нас находится королевский колледж искусств с факультетом художественной фотографии, который благословила в каком-то там году на его открытии сама королева Анна-Виктория?

- Он самый, Ирвин, ты не ошибся. Хотя тебе о таких вещах следует знать лучше своего электората! – Мэндэлл-старший подоспел на помощь как нельзя... не кстати. – Насколько мне известно, Алисия училась в одном из его филиалов в другом городке. Я не ошибся?

Боже милостивый, может вы еще попросите меня продемонстрировать диплом?

- Я думала, вы учились в Карлбридже.

Почти панически цепляюсь за цыганские глазища супруги мэра, как за нежданный спасательный торс, чувствуя, что еще немного и меня начнет колотить, а то и бить изнутри и снаружи.

Дай мне сил не посмотреть в его глаза, не увидеть в них того, что я не хочу!

Почему он молчит? Делает это специально? Наблюдает, наслаждается, растягивает удовольствие, цедит каплю за каплю вместе с коньяком из своего бокала?

- Да... доучивалась на курсах фотографии при художественной Академии искусств Карлбриджа. – ловкий маневр ответить на последний вопрос, избежав предыдущие?

Тебе сейчас должно быть очень весело смотреть, как я выкручиваюсь, беспомощно трепыхаясь, как та рыба об лёд. Алисия Людвидж постепенно превращается в уязвимую, напуганную насмерть малышку Эллис Льюис? Ты единственный, кто знает, какими фразами меня можно вывести на нужную тебе волну, тему, как сорвать с моего лица маску, обнажив не только меня настоящую, но и… прошлую… Почему же ты не делаешь этого? И какого я сюда пришла, прекрасно зная, что ты способен это продемонстрировать в любую секунду?

- И при этом у вас было на тот момент маленькое портфолио? – Дэниз Эпплгейт, умничка, куда просвещённей в этих вопросах, чем и опасней среди остальных несведущих свидетелей. – Если представить, сколько вы за год создаёте работ только по заказам, и сколько ещё остаётся при этом за «кадром»!

- Обычно фотографы или прячут большую часть неудавшихся по их мнению снимков про запас, на «чёрный день», или же… стирают с цифровых носителей избыточный материал, так называемые «издержки производства». Из тысячи выбирается только один, самый удачный. Тебе ли этого не знать, Дэнни?

Ох, да неужели! Ты сделал это? Наконец-то подал голос. Коньяк достиг определённый центр в мозгу и расслабил мышцы языка? Хозяин вечеринки выдал своё веское слово, привлекая всеобщее внимание? Если бы ещё знать, как смотреть или не смотреть на тебя, в твои глаза, чтобы этого не заметила большая часть стоящих рядом людей, включая твою жену, Рейчел Кокс, Алекса Рейнольдза и… тебя самого!

- Даже из одной фотосессии можно выбрать свыше десятка самых удачных кадра, и тебе ли этого не знать, Дэнни? Я ведь права, мисс Людвидж? – изящное отражение контратаки ответного манёвра от миссис Рейнольдз? Кажется, я начинаю жалеть, что не она мой бос.

- Более чем! – надо же, как это я ещё ответила?

- У настоящих мастеров редко случаются проколы в работе. Тем более, в большинстве случаев только им одним известно, в чём именно состоят нежелательные дефекты и чем конкретным выполненная задача не соответствуют поставленной цели. Так сказать, не получить желаемого, ожидаемого и задуманного. В этом плане, ни один профессиональный художник не получает полного удовлетворения от всей проделанной работы. Воображение всегда и постоянно превосходит их реальные возможности.

Ну, конечно, ты не мог не сказать что-нибудь эдакого на определённую тему, как будто специально поджидал нужного момента, чтобы пройтись по скрытым болевым точкам и вшитым под ними воспоминаниям.

- О, тут я с тобой соглашусь. Касательно воображения художников – в этом им равных просто нет. Даже, когда думаешь, что я хочу так-то и только так, потому что по другому я себе это не представляю, настоящий фотограф сумеет не только тебя в этом переубедить, но и предоставить сотни других, куда лучших вариантов. И вот в этом я им всегда завидовала и восхищалась.

Как ни крути, но в присутствии большого количества неосведомлённых собеседников были свои определённые плюсы. Иногда бывает надо просто немного подождать. Спасибо, миссис Оукмен, вы сделали то, что не рискнула бы сделать я – сменить тему или увести её в совершенно иное и безопасное русло.

- Достаточно предложить не важно какую тему, а тебе в ответ столько вариантов и способов их исполнения. Цвета ведь тоже играют не последнюю роль? Я слышала, вы предпочитаете работать в чёрно-белой фотографии?

- Да… это моя самая большая и ведущая слабость. Тем более, черно-белая фотография всегда, везде и во все времена остаётся вне моды и конкуренции.

- Насколько мне известно, ваши авторские работы как раз тем и выделяются среди остальных самых скандальных и кичливых фотохудожников современности. Вам постоянно удаётся обходить любые каноны и формы выражения с самыми последними тенденциями современной моды во всех темах своих работ, как будто вы постоянно находитесь лишь на своей собственной волне, не замечая и не интересуясь, что происходит вокруг, и чем таким занимательным увлечён сегодняшний мир. Этим вы мне всегда и нравились, Алисия, вашим нещадным скептицизмом к самой моде, в нестандартном виденье самых стандартных вещей.

Возможно, за этот день я ещё не раз пожалею о том, что… выбрала не того работодателя! Такие, как Дэниз Эпплгейт не разбрасываются ценными кадрами, а если ещё и с таким интеллектом… Не удивительно, что Алекс Рейнольдз буквально так и вьётся вокруг неё защитной тенью ревностного единоличника.

- Моду диктуют и устанавливают те, кто ищет способы, как можно быстрее и эффективнее толкнуть свой товар на мировом рынке. И не важно, разбираются они в концепции выбранной темы или просто используют её для определённой выгоды. Человеку навязывают новое виденье, мышление, идею и чуть ли не все его желания, а он даже не догадывается, что им попросту манипулируют, в попытке подсунуть свой скоропортящийся продукт. И в этом подобные «Глобал-Вижн» компании им способствуют и помогают. Вы же как раз этим и занимаетесь, да, Дэн, программируете мозг мировому потребителю? Тонкие изощрённые манипуляторы! Алисия, вы же понимаете, что только что продали душу Дьяволу?

Господин мэр перехватил эстафету с всеобщим вниманием искусным «жестом» ловкого иллюзиониста. Вот только последняя его фраза оказалась неожиданной даже для меня – отрезвляющей пощёчиной, не позволяющей тебе ни на секунду расслабиться и уж тем более забыть, где я и с кем.

Шутка Ирвина Оукмена удалась. Все смеются, поглядывая на невозмутимо спокойного Дьявола в красном галстуке и меня – охреневшую жертву сегодняшнего вечера. Надеюсь, он не закончиться моим публичным жертвоприношением или сценой из «Ребёнка Розмари»?

- Говоря, о моде! – уж от кого я не ожидала выброса спасительного круга, так это от Рейчел Кокс. – Раз уж затронули тему о внедрении определённого мышления в общественные массы. В последнее время, просматривать свежие выпуски журналов моды или определённой тематики без содрогания стало просто не возможно. Правда, не берусь судить точно, когда именно всё это началось. Кстати, Алисия, это не вы снимали несколько лет назад Брюса Уиллиса с его молодой женой в той шокирующей футуристической фотосессии?

А вот это уже интересно. Хотя, понятия не имею, в чём подвох и для чего меня пытаются снова выдернуть на центр ринга.

- Извините, Рейчел, но я не знаю, о какой именно фотосессии вы говорите. Тем более, я не имела такой чести, как фотографировать господина Уиллиса с его очаровательной супругой Эммой Хэмминг, ни несколько лет назад ни когда либо вообще.

- Кажется, Рейчел вспомнила о старом выпуске W Magazine за 2009 год. У тебя отменная память на подобные вещи, - только, похоже, в голосе Дэниз, ни капли искреннего восхищения, - хотя, если мне не изменяет моя, и мы думаем о том же самом, фотографом той сессии на тему якобы садо-мазо был Стивен Кляйн.

- Я тоже о ней вспомнила. – миссис Оукмен оживилась не меньше, чем до этого Рейчел Кокс, разве что без каких-то конкретных задних мыслей. – Не помню точно, но, кажется, я была несколько шокирована сама. Снимки и вправду поразительные, хотя больше пугала мысль, что такое возможно в действительности, будто это не постановочная съемка, а реальные сцены из реальной жизни. Занимаются ли они на самом деле подобными вещами или же это самый банальный рекламный трюк?

- Если брать во внимание тот факт, что мода на эти вещи в те времена только-только набирала свои обороты, сложно исключить первую возможность, которая вполне поддерживает вторую со смыслом саморекламы. И здесь сложно угадать наверняка. На что готовы пойти знаменитости или те же политики, для привлечения как можно большего числа поклонников из разных социальных слоев. И не твоему ли мужу не знать о подобных трюках, Пэнни? – услышать в звучном баритоне Александра Рейнольдза ироничные нотки с теплым снисходительным смешком было как-то... странно.

- Зато, похоже, сейчас нет ни одной знаменитости, кто бы не засветился в очередной фотосессии на тему БДСМ в кожаном корсете, в наморднике и со стеком в зубах. – Рейчел Кокс явно была только рада ухватиться покрепче зубами за тему, которую сама же какого-то хрена и подкинула. – А после того, как было объявлено об экранизации "50 оттенков серого", это вообще перешло в какую-то массовую истерию с тотальным помешательством.

И я явно чувствую себя несколько лишней и как бы не при делах. "50 оттенков серого"? Бэ-Дэ что? Может это какая-то высокоинтеллектуальная беседа из жизни пресытившихся рутинной обыденностью заскучавших толстосумов? Типа там Ницше, Кант на тему категорического субъективизма или трансцендентального императива. Хотя, при чем здесь кожаные корсеты, намордники и стеки?.. Кстати, а что такое стек?

- "50 оттенков серого"? Это что, тот нашумевший среди массового читателя так называемый бестселлер от какой-то домохозяйки из Штатов? По нему еще и фильм собрались снимать? – Пенелопа Оукмен явно принадлежала числу классических читателей и так называемых зрителей-эстетов с искушенным вкусом. Правда скорее цеплял сам факт, что ей хорошо известно об обсуждаемом бестселлере, а вот мне...

- Да, его премьеру вроде как назначили на 14 февраля!

Уж чего я ожидала сейчас меньше всего, так это услышать окрепший голосочек Робин за своим плечом. Не успеваю обернуться, взглянуть в ее невинное скромное личико...

- Наглядный пример с популизацией товара, смысл которого едва ли способен задеть поверхность коры головного мозга как у его автора, так и у массового читателя. Хотя, чему тут удивляться? Ведь главное не суть и основа содержимого, а сама внешняя экзотическая атрибутика, как в любой другой модной концепции или религии.

Ну почему, когда ТЫ начинаешь произносить какие-то заумные фразы с завуалированным контекстом, меня тут же начинает крыть сшибающими приливами кипящего адреналина в коже и сосудах. Смотришь на Робин или...скользишь боковым зрением со снисходительной улыбочкой на чеканных губах по моему лицу? Стоит тебе их приоткрыть, произнести хотя бы слово, и их движение с горячим дыханием неумолимо обволакивают вакуумным коконом поверхность всего моего оцепеневшего тела.

Fuck! Как ты это делаешь? Как умудряешься прикасаться, стимулировать и... возбуждать, даже не притрагиваясь физически?!

- Не обязательно читать Ветхий Завет или Коран, чтобы возомнить себя истинным верующим, познавшим все истины божественной сущности и бытия. Это как с незнанием всех законов, от которых ты все равно не освобождаешься, если вдруг решил возомнить себя чьим-то ревностным последователем. Прежде чем выбрасывать в большие массы потребителя новомодную тенденцию, потрудитесь хотя бы изучить ее базовые основы, а то каждая наивная студенточка возомнит себя нижней и тут же бросится в просторы глобальной сети на поиски своего Кристиана Грея. Вампиры, оборотни, зомби, колдуны, ведьмы – это та мода, которая практически ни на чем не держится, кроме как на чистой фантазии, и едва ли когда-нибудь выйдет за рамки авторского воображения. Но если вы решились затронуть тему субкультуры, которой уже не одно тысячелетие от роду, и лепить из нее романтическую сказку для наивных обывательниц, готовьтесь к куда более ощутимым и реальным последствиям.

- Не знаю, я прочла всю трилогию и не заметила никакой надуманности, наоборот, все настолько эмоционально и жизненно.

Робби, ты что творишь, твою мать? Кто тебя за язык тянул? Подействовали таблетки неожиданной химической реакцией?

- А потом жизненно все это приукрашивать экранной бутафорией с захватывающими саундтрэками и поцелуями героев под луной? Или красочными эротическими сценами, в которых нет ничего и близкого от самой Темы, идеализируя главного персонажа до тошнотворной оскомины розовой ванили? Пробежаться по паре тематических сайтов, просмотрев несколько постановочных видео с картинками – это еще не получить полного набора представления о субкультуре с многовековой эволюцией, сводом определенных правил и своей обособленной философией.

- Вот именно, идеализируя тему садизма, в конечном счете на волю выпускают куда более реального и опасного зверя. Как показывает практика, массовому потребителю важна не суть, а красочный фантик. И не важно, чем и как живут настоящие Доминанты и Сабмиссивы, что это далеко не обычные, как мы с вами люди. Подчинять, манипулировать хотят и стремятся чуть ли не все – это естественное проявление человеческой сущности почти у каждого нормального человека. А вот то, что у адептов самой Темы ярко выраженные психические отклонения в постоянном желании причинять кому-то физическую боль или, наоборот, получать ее, на это уже вообще не обращают никакого внимания! Еще немного, и садизм войдет в общественную жизнь, как социальная норма! Любой мужлан, избивающий свою девушку или жену, теперь будет заявлять в суде, что он Доминант и это была обычная ролевая игра. Что тогда говорить об изнасилованиях, если они до сих пор считаются самыми тяжелыми судебными разбирательствами, за которые не рискует браться ни один прокурор. Что будет дальше? Идеализация убийц и маньяков? Хотя не вижу особой разницы.

Рейчел Кокс определенно разошлась не на шутку. Вопрос только... с чего это вдруг?

Если бы я еще понимала о чем собственно говоря речь, и с какой стати вообще затрагивать тему садизма-мазохизма в беседе среди таких высокоинтеллектуальных собеседников?

- Ну почему же? Разница конечно есть. Другое дело, что об этом не знает массовый потребитель и те же глупые впечатлительные девочки. – мне показалось, или лицо Мэндэлла-младшего застыло маской еще большей непроницаемости и надменного цинизма. Задерживает взгляд на дне бокала, чуть склонив голову, и задумчиво поджимает губы.

Собственная догадка оглушающим артобстрелом накрывает с головой за считанные наносекунды. Метнувшийся взгляд в сторону спокойного, но побледневшего лица Реджины Спаркс, и пол под моими ногами начинает ощутимо ускользать или расплываться в неопределенном направлении с прошибающим насквозь толчком через пятки до самого затылка.

Нет, это не может быть правдой! Тогда... почему мне так страшно?.. буквально до рвотных спазмов!..

Негодование Рейчел, гробовое молчание остальных участников... Нет, я не хочу этого знать! Меня это не касается! Я этим людям никто! И для вас тоже, господин Мэндэлл! Так что, держите своих скелетов при себе и как можно дальше от меня, как до этого и было все эти последние десять лет!

Бл**ь!.. Взглядом-выстрелом, прямо мне в лицо, вечной мерзлотой циничного пофигизма и абсолютного спокойствия. Еще самую малость и уверую, что ты намеренно меня провоцируешь, выбивая, высекая удар за ударом, приступы-вспышки моих неконтролируемых страхов, будто пьешь их с близкого расстояния, погружая с каждым шагом, словом, взглядом все глубже и уверенней свои ментальные сети с пальцами мне под кожу... в парализованную нервную систему. Еще пара микронов и начнешь резать реальной физической болью наяву.

- Чистый садомазохизм неприемлем и отвратителен сам по себе. У него нет такого понятия, как добровольность с четкими правилами-ограничениями для обеих сторон, но он продолжает существовать и жить наряду с иными отклонениями человеческой психики с такими как, например, потребностью убивать у тех же психопатов-маньяков. Разница в том, что у садиста не возникает острой необходимости лишать жизни своего партнера, хотя по методам - причинения жертвам запредельных физических мучений, он способен переплюнуть любого маньяка. И да, степени садизма отличительны даже у адептов Темы в БДСМ, но... Садист и садист Доминант – это совершенно разные понятия! У Доминанта есть свои правила, принципы, своя обособленная мораль, которые он никогда не позволит себе переступить. У садистов-психопатов ее никогда не было и не будет, поскольку любые ограничения лишь усугубляют их состояние, накапливая не выплеснутую потребность до пугающих размеров и превращая в бомбу замедленного действия. И тем не менее, мерять саму Тему страницами слезливых бульварных романчиков, - сдержанно усмехается, иронично качая головой, мол, такой абсурд не снился даже Калигуле и маркизу де Саду. – Или искать параллели между чистым безумием неадекватных личностей с людьми, вымеряющими каждый свой последующий шаг, удар, порез с педантичностью нейрохирурга, извините, но это далеко не одно и то же!

- Сколько бы сейчас не распространялось литературной мишуры подобного жанра или ее эффектных экранизаций, - неожиданно, после столь долгого периода терпеливого молчания, свой голос подает Александр Рейнольдз.

И что-то мне подсказывает, что Рейчел Кокс едва ли додержится до окончания первой половины раунда (если уже не соскочила с ринга за его канаты).

- Такая тема как БДСМ всегда и в любые времена останется темой для избранных. Не важно, сколько желающих или любопытных хлынет в ее закрытую зону. Мода на латекс, кожу и ролевые игры едва ли приблизит кого-то из них к ее высокоинтеллектуальной основе. Это как с той же модой на религию. Да, ты можешь носить распятие, ходить на воскресные мессы, иногда даже исповедоваться, но обсуждать теологию по Ветхому Завету или индуистским Ведам, увы, тебе не дано! Не тот уровень.

- Аминь, дамы и господа! – Ирвин Окумен неожиданно вклинивается в захватывающий монолог Рейнольдза, и я невольно начинаю смеяться со всеми натянутым (почти конвульсивным) нервным смехом. – Как учит нас самый великий мазохист и мученик всех времён и народов «Не суди, да не судим будешь!»

- Ирвин, не богохульствуй. Не дай бог, тебя услышат не те избиратели.

- Когда большую часть жизни балансируешь сразу на двух чашах закона и правосудия, в стремлении добиться наказания для виновных, очень легко потерять ту самую, практически незримую грань, которая тебя с ними разделяет. Так что, прав был старина Эйнштейн, когда проталкивал свою теорию относительности. Судить других легко, но что будет, когда ты сам однажды очутишься на месте подсудимого? На свободе с этим, конечно, слишком просто – максимум пару дней стресса, и живёшь себе дальше, как ни в чём не бывало. А вот когда ты попадаешь за реальную решётку, вот тогда твой мир переворачивается по настоящему. Боюсь даже сосчитать, сколько раз мне приходилось быть свидетелем тому, как ломались самые сильные личности буквально на глазах, неожиданно, резко. И это зрелище, надо сказать, было далеко не для слабонервных.

- Не дай бог, если кто рискнёт написать о тебе биографический роман, а потом снять по нему фильм! Хотя, если это будет только по мотивам… - Алекс Рейндольдз возвращает ответную шутку бывшему окружному прокурору Леонбурга, и мне почему-то кажется, что большинство, поддержавших её дружным смехом (как я, например), на вряд ли поняли её смысл. – Дэн, ты ещё не забыл?.. – переводит взгляд на Мэндэлла-младшего и ещё интимнее, демонстрирующим жестом приобнимет Дэниз Эпплгейт за бочок и край ягодицы. – Ты вроде как обещал нам показать верхний ярус с твоей новой библиотекой. Боюсь, в ближайшие пару месяцев я теперь буду в Леонбурге только наездами вплоть до Рождественских праздников. Когда ещё выпадет шанс побывать у тебя снова, особенно вместе с женой, даже не представляю!

- Понимаю… терять драгоценные минуты, которых по сути никогда и не бывает…

Бл**ь, Дэн, мне надо надевать на глаза глухую повязку, чтобы не видеть и не реагировать ТАК на каждое незначительное изменение на твоём лице, особенно на твою улыбку, столь же неожиданную и захватывающую, как и сотни иных мельчайших микродвижений твоих мимических мышц.

Из-за чего или что так полоснуло по сердцу, пережало-перетянуло трахею, горло?.. Я давно не видела, как ты улыбаешься?.. По-настоящему, искренне, не наигранно… своему другу!.. И почему не испытываю долгожданной радости с тайным облегчением, наблюдая, как ты уходишь? Вежливо просишь у всех прощение… практически не задевая меня охладевшим пустым взглядом… Почему всё это не отпускает… не ослабляет жилистой хватки твоя невидимая ладонь?

…Несколько долгих утомительных минут стремительного падения… головокружительного захватывающего полёта в никуда, в бездну, внутри самой несокрушимой клетки из стальных рук, ног, мышц, упругой кевларовой кожи, испещрённой вздутыми венами и лепным рельефом каменных мускул. Порывистый поток воздуха ощутимой дрожью-трепетом свинцовых крыльев чёрного Демона, удерживающего меня в этом безумном падении в своих ревностных объятиях. Слишком далеко… слишком глубоко мы залетели… Слишком крепко твои пальцы сжимаю моё горло и сердце в безмолвном ликовании торжествующего охотника.

Ты поймал её, схватил, перетянул своими сетями, вцепившись мёртвой хваткой в самые уязвимые точки… впрыснул ей в вены своей парализующий яд. Твоя столь желаемая и самая долгожданная жертва… самая любимая жертва!..

Последний отчёт? Завершающий удар? Грань, черта?.. Тонкая красная линия, которую я переступаю добровольно, сама, не думая больше о том, чтобы останавливаться… никогда больше не останавливаться… Ты почти это сделал… Я почти это сделала… едва соображая, что тянусь за тобой неосознанно, активировавшимися через целое десятилетие условными рефлексами, взглядом, мыслями, сознанием… или за твоей рукой, кулаком, сжимающим намотанные петли конца стальной цепи невидимого «поводка».

Сколько осталось минут, сердечных ударов, порывистых вздохов до того, как ты окончательно защёлкнешь самый крепкий титановый замок тяжёлого свинцового ошейника на моей шее? Ты уже почувствовал это, да? Понял, увидел, прикоснулся раздражающим скольжением пальцев по её поверхности, по её ослабевшим струнам – по хрупким серебряным нитям моей сдавшейся воли. Всего несколько дней, несколько ускользающих в небытие минут, и ты сделаешь это окончательно!.. Войдёшь в меня и уничтожишь до самого основания, навсегда… безвозвратно!..

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

- ...Я слышала, вы уже как три года встречаетесь с Брайаном Степлтоном? – кто еще мог задать подобный вопрос, как не сама Реджина Мэндэлл-Спаркс (ну, если не считать запасной вариант в лице Рейчел Кокс)?

- Да... три года... все верно... - так быстро возвращать меня в реальность, еще и такими методами, резко переключаясь на мою персону?

Моя паранойя царапает по легким ментоловым дыханием, закупоривая поры сковывающей коркой до самой трахеи. Бл**ь! У меня даже нет в запасе нескольких секунд, чтобы оценить и успеть обдумать всю ситуацию.

Ее взгляд спокоен и мягок, в точности, как у Элеонор Мэндэлл, с такой же поверхностной ласковой улыбочкой на пухлых губках. Естественно, у кого еще учиться правилам выживания в семье любимого супруга, как не у ближайшей соперницы номер один со стажем – собственной свекрови.

И вдруг на меня нисходит шокирующим озарением – что с уходом Мэндэлла-младшего я только что лишилась... защитного барьера в его лице. Да его присутствие делало меня уязвимой, едва ли не абсолютно обнаженной, но только для него одного. Все равно, что оказаться в центре его ладоней, где он меня теперь держит почти буквально, скрывая под незримым куполом мощнейшего несокрушимого биополя. Проще говоря, в его присутствии хрен бы кто рискнул задать или сказать мне что-либо провокационное... будто это право принадлежало лишь ему.

- Признаюсь честно, вы всегда казались более, чем просто идеальной парой! Редко когда встретишь такое исключение, но вы действительно так гармонично смотритесь вместе, настолько друг другу подходите. Какая жалость, что мистер Степлтон не смог приехать вместе с вами в Леонбург. Мне так хотелось познакомится и с ним тоже!..

Ох, тыж... fuck! Кот из дому – мыши в пляс?

Что-то мне подсказывает (коварно хихикает и нашептывает в среднее ухо), что в присутствии своего мужа Реджина Спаркс на вряд ли бы отважилась на подобный вопрос с... подобным контекстом. И наверное мне все-таки стоит поблагодарить всех богов вместе взятых за то, что в группке нашей поредевшей компании не остался Александр Рейнольдз. Не знаю почему, но я реально боялась этого человека. Он далеко не из тех людей, кто ради забавы станет пугать своим анестезирующим насквозь взглядом. Он не только видел, понимал, но и принимал собственные безапелляционные решения, независимо от того, хорошо ли тебя знает или видит впервые в жизни. Проще говоря, стать врагом этому человеку – практически подписать себе смертный приговор.

- Брайан Степлтон? Вы встречаетесь с троекратным чемпионом Формула-1? – неужели господин мэр не в курсе?

Ну, надо же! Хотя, чему тут удивляться, он же не женщина. По своему обыкновению, мужчины интересуются самими гонками, а не личной жизнью гонщиков.

- Кто бы мог подумать, насколько мир просто до неприличия тесен! Соглашусь, жалко и буквально до слез, что он не в Леонбурге. Я бы и сам не отказался пожать ему руку. Дэн, как ты мог утаить от нас такую восхитительную новость?

- Ну... мы же заключили контракт с Алисией, а не со Степлтоном. Тем более, он сейчас занят тренировками перед январской презентацией болидов и февральскими тестовыми сессиями. Насколько мне известно, по контракту он должен отъездить этот сезон от автоклуба Феррари в Испании. – ты смотри, оказывается, папочка Дэнни в курсе всех наших с Брайаном профессиональных сторон жизни! (А не профессиональных?)

- Он же собирается переезжать в Леонбург? Разве можно оставлять такую очаровательную красивую девушку абсолютно одну и без присмотра в таком большом и самом непредсказуемом городе, как наша столица? Неужели он совсем-совсем не переживает по этому поводу? – хоть убейте, но я так и не поняла, что хотел этим сказать мистер Оукмен – сделать мне лестный комплимент или еще больше напугать. Если бы он не произнес все это с мягкой, почти отеческой улыбкой на широко растянутых губах и в восхищенных глазах, которая ощутимо смягчила удар преждевременной паники...

- Да, он собирается сюда переезжать, и возможно даже примет предложение от Леонбургского автоклуба Лотус в следующем сезоне. – мне почти легко отвечать и даже улыбаться в ответ, когда уже почти не ощущаешь на собственном горле чужих пальцев.

Неужели ты отступил, а не просто взял и ушел? Или это временное мнимое ощущение, как легкость перед... новым приступом бешенной боли и страха? Затишье перед бурей...

- Так это же просто замечательно! Этот год для Леонбурга прямо-таки насыщен знаменательными событиями! Если Степлтон ради такой девушки не захочет менять место жительства и работу, я бы посоветовал искать на его замену куда более достойного кандидата.

- А у него теперь нет другого выхода, статус официального жениха обязывает!

Наверное, я всё-таки слишком резко крутанула головой в левую сторону, туда, где ещё совсем недавно стоял Алекс Рейнольдз, и где теперь так удобно пристроилась моя… не в меру языкастая и обожаемая помощница Робин Поланик. Смерить, окатить предупреждающим ледяным взглядом мне так её и не удаётся. Я продолжаю медленно оседать, погружаться в собственном парализованном сознании от происходящего, услышанного и увиденного. Не успеваю как следует рассвирепеть, как меня тут же выбивает другой не менее шокирующей картинкой. Взгляд цепляется за руки Робби, вернее за полупустой бокал с шампанским в её уже практически не дрожащих пальчиках. И как видно, меня теперь начинает изводить иной вопрос, где и как она успела его раздобыть (забыв, кстати, по ходу обо мне!). Я тоже хочу! Это не честно! Мне это надо больше, чем кому бы то ни было!!!

- Не может быть! Так вы уже объявили о помолвке? – миссис Оукмен спасает Робин от возможности сгореть заживо под напалмом моего испепеляющего взгляда (но надолго ли?).

- О, какая восхитительная новость! Поздравляю, мисс Людвидж! Так жалко, что с этим нельзя сейчас поздравить вас обоих.

А как мне до одури жалко, что я пришла сюда не с Брайаном. И данная мысль почему-то одновременно и шокирует и вымораживает все конечности. Мысль, что всё могло быть и восприниматься по другому, будь он сейчас рядом и поддерживая меня не только за ручку. По крайней мере, смотреть в «искренние» глаза Реджины Спаркс было бы не настолько проблематичным.

- Так вы уже и дату свадьбы назначили? – уж от кого я не ожидала такого бурного ажиотажа с нескрываемым восхищением, так это от Рейчел Кокс. – А почему об этом нигде не упоминалось в СМИ? Что-то я не припоминаю такой ошеломительной новости, которую несомненно ожидали не только ваши поклонники. А кольцо?..

Не только мои поклонники?.. О чём это она?!..

Да, да! Как раз этого я больше всего и боялась, моя любимая и далеко смотрящая Робби! Всё сразу, все эти вопросы, намёки и прочее, под ненормальную пляску аритмии и двойной нахлёст прилива-отлива кипящего в обледеневших тканях стоградусного Гольфстрима.

Может оно и к лучшему, что в моих руках нет бокала с выпивкой? Иначе пришлось бы сжать его со всей силы, в попытке унять дрожь, пока бы не треснул, или демонстративно расплескать всё его содержимое.

- Мы ещё не объявляли об этом официально. Решили пока не спешить, как и с выбором даты… - я бы сейчас всё отдала, включая всю годовую зарплату (хрен с ним, посижу годик на хлебе и воде!), лишь бы не произносить перед этими женщинами всех этих слов! Да ни перед кем угодно! Только не так, не в этом доме, не под Его крышей, не в нескольких метрах от его сковывающего присутствия.

Я не знаю почему, но мне до смерти страшно… Вот так вот, ни с того, ни с сего! Глушит, кроет, выбивает… Заползает в лёгкие, в сердце тонкими стальными нитями стягивающего ужаса… Я же сама… никогда осознанно… не хотела ни с кем сходиться… до брачных уз!

Бл**ь, Брайан!.. Если ты пошёл на подобный шаг за пару недель до моего отъезда, так какого чёрта ты не стоишь сейчас рядом и сам не отвечаешь всем этим дотошным курицам? Это была твоя идея, мать твою, твоё решение с твоим до нелепости шикарным колечком! Так почему это Я должна выкручиваться за тебя?!

- А кольцо… оно немного не подогнано по размерам… боюсь его носить, чтобы не потерять. – ну не стану же я сейчас говорить, разодетая во все эти роскошные рубиновые браслеты и ожерелье, что я в принципе не ношу украшений!

И что это за день-то такой? Везде сплошные засады!

Мне надо что-то сделать, до того, как паника с безысходностью не превратят меня окончательно в соляной столб. Тем более, у меня нет никакого желания торчать здесь с этими людьми, в ожидании момента, когда вернётся Мэндэлл-младший. Если есть хоть какая-то возможность сократить с ним встречи этим вечером до минимума, почему бы не воспользоваться ею и желательно прямо сейчас.

Что там надо говорить, когда намереваешься отлучиться в уборную «Мне надо срочно попудрить носик?». И нет, моя милая Робби, я тебя с собой не возьму! Ты наказана за свою исключительную способность – говорить о том, о чём тебя вообще никто не просит! Потому что, если я тебя с собой возьму, ей богу, просто-напросто сорвусь и не только за все разы так не вовремя раскрытого тобою ротика!

Fuck! Мне сегодня придётся сделать что-то явно нереальное, чтобы каким-то немыслимым чудом затереть, заклеить, замазать, перекрыть другими яркими образами или картинками глаза и лица чужих и настолько неприятных мне людей. Особенно эту Рейчел Кокс с её… не в меру распахнутыми от нескрываемого довольства и без того огромными глазищами. Или ласковую улыбочку Реджины Спаркс…

Чёрт!.. Что за бред?! Почему так больно?.. Почему так сдавливает лёгкие и диафрагму? Мне же должно быть на всё параллельно… мы же не соперницы, бл**ь, и едва ли ими были даже десять лет назад! Я же никогда не претендовала на твоё место и на твоего… мужчину. Ни тогда, ни уж тем более сейчас!

Понимаю, у твоего мужа довольно странное и временами пугающее чувство юмора, но, как видно, ты не особо-то и напрягаешься по этому поводу. Всё верно. Так и должно быть. Ты меня не боишься и правильно делаешь. Но я здесь не для того, чтобы угрожать твоему семейному счастью и благополучию. Если я сумела уйти от твоего мужа десять лет назад, когда сходила по нему с ума от самой одержимой юношеской любви, то сейчас о таком вообще нет смысла заикаться.

Знать бы ещё, что это за игра… И что за хрень он обсуждал с твоей близкой подругой – Тема, садисты, Доминанты, Сабми..?.. Чёрт! Мне определённо надо выпить и далеко не воду!

- Вас же нужно проводить, а то, не дай бог, заблудитесь и попадёте не в ту дверь! – папочка Мэндэлл радушно шутит, пока я отчаянно высчитываю секунды с минутами, пытаясь сообразить, сколько примерно надо времени, чтобы сходить на второй этаж, что-то там кому-то показать, поговорить и вернуться обратно к оставленным гостям. И насколько мне самой можно так незаметно выпасть из всеобщего внимания, чтобы не вызвать подозрений или беспокойства? Сомневаюсь, что моё временное исчезновение пройдёт незамеченным.

- Ну… если за ней окажется Чудесный Сад, тогда… сложно судить, та ли это была дверь или всё-таки ТА! – моя последняя самая удачная на этот вечер шутка? Я ещё в состоянии отвечать подобными оборотами речи?

- Не хотелось бы потерять вас в его чаще и собирать срочный отряд по спасению. – он всё же делает лёгкий подзывающий жест рукой в воздухе, повернув голову в нужную сторону, и я снова наблюдаю за приближением «потерянной» до этого Эвелин Гувер.

Да чтоб тебя! А не проще ли прицепить к моему ожерелью датчик с GPS?.. Или он уже там давно стоит, замаскированный под один из рубинов?

Робин делает попытку упасть мне на хвост, но я успокаиваю её, что ухожу ненадолго и мне не требуется там много сопровожатых. Мой бедный расстроенный белый (или персиковый) кролик. Глазки печальные, почти напуганные, недоумевающие, но сделать ничего не может. Пожелание боса не обсуждается, особенно на глазах у стольких свидетелей. Я так решила, я так хочу и это моё неоспаримое право!

Мне действительно надо сбежать и желательно без сопровождения Эвелин Гувер, чтобы мой побег можно было посчитать вполне удавшимся. Вот только куда меня отпустят с подводной лодки одну?

Очередной недолгий путь вслед за проводником в тёмно-синем платье, в окутывающем вакууме гула голосов и лёгкой инструментальной мелодии сороковых… под гулкие удары тамтамов собственного сердца. Мы идём как раз в ту часть залы (к другим «отзеркаленным» дверям с противоположного конца внутренней стены), за которыми несколько минут назад скрылась чета Рейнольдзов и хозяина квартиры. Меньше всего мне сейчас хочется столкнуться с кем-нибудь из них (или со всеми сразу) нос к носу. Хотя… я уже сама толком не понимаю, чего хочу больше всего – сбросить окончательно весь этот балласт или… ещё глубже в нём увязнуть.

За несколько проделанных шагов успеваю подхватить с проплывшего мимо подноса бокал с шампанским, сделать несколько глубоких глотков, едва не поперхнувшись на первом же от ударивших в нос стойких пузырьков газа. Умница, Элл, экзамен сдан почти на отлично, разве что с парочкой жирных минусов!

В голову ударило почти сразу, потому что… чёрт меня дери, кроме утренних пончиков я больше ни черта не ела и абсолютно не хотела, с того самого момента, как увидела и прикоснулась к этому треклятому платью и, чуть позже, после контрольного оглушительного залпа из рубинового гарнитура. Но может оно и к лучшему. Я не хочу копаться в собственных мыслях, чувствах и пережитых недавно потрясений, и тем более связанных с тобой! Мне с лихвой хватает всех этих мнимых ощущений тебя, ты итак повсюду и даже на мне… в плотном соприкосновении моей кожи с бархатом платья, в раздражающем трении тяжёлых драгоценностей. Если бы их снять хотя бы на несколько минут, и хрен с ним, что для этого придётся побыть совершенно голой... Но так, по крайней мере, я смогу почувствовать хоть некое подобие мнимого облегчения, с долгожданным (пускай и ложным) ощущением краткосрочной свободы…

Бл**ь… Не думать, не думать, НЕ ДУМАТЬ!!!

Лёгкое головокружение с кратковременной «невесомостью» по всему телу… Кажется, меня и вправду немного попускает, правда, с весьма неожиданным толчком через ноги. Надо притормозить.

Успеваю поставить пустой бокал на край столешницы барной стойки, как раз на выходе в те самые двери, во вторую параллельную галерею ещё одного бесконечного коридора-портала твоей шикарной квартирки.

Fuck! Что я делаю? А, главное, ЗАЧЕМ?! Я же не хочу ни в какой туалет!.. А что же я тогда хочу? Провернуть очередную глупость в стиле Эллис Льюис? Попытаться спрятаться от него в его же доме? Я действительно настолько ненормальная или моё воображение приказало долго жить?

А может в этом была часть и его вины? Осознание того, что я… мать его перемать, нахожусь в его семейном гнёздышке, и у меня всего-навсего один ничтожный вечер, чтобы соприкоснуться с этим буквально физически, наконец-то понять, что я не сплю. Я в его доме, он Дэниэл Мэндэлл-младший – президент наикрутейшей рекламной компании страны, и он теперь мой бос, практически мой хозяин! Он тот, кто никогда не мог стать моим парнем… моим Дэнни до конца моих дней… что эти десять лет, эти стены, эти двери, все эти бесчисленные комнаты и были той самой жестокой реальностью, которая должна была отрезвить меня окончательно и безвозвратно! Мне нужно было это увидеть, прочувствовать до конца!.. А заодно, попытаться понять смысл запущенной им игры.

Или я так просто обнаглела? Все мои каналы здравого рассудка забиты, перекрыты ответной реверсией? Если я не в состоянии от тебя отделаться, почему бы не заставить тебя сделать это самому (если такое вообще возможно, хотя бы гипотетически)?

Мы прошли почти до самого конца галереи, к первому повороту налево, в той части этажа, которая, я так понимаю, была отведена для штата местных слуг, включая кухню и комнаты для их личного пользования. Твою ж… fuck! Да я… конкретно… попала так попала! Главное, не вспоминать на захмелевшую голову о квартирке в Эшвилле, иначе… не удержусь и хрюкну от смеха.

При повороте успеваю зацепиться взглядом за углом правой стены за пролёт массивной мраморной лестницы на второй ярус. Сердце ёкает вначале в районе желудка у солнечного сплетения и тут же отдаёт по горлу приступом нервной тахикардии, неожиданной реакцией на подступивший кашель… С трудом сглатываю, подавляю этот несвоевременный спазм, поскольку… уже совсем скоро, с ещё более выбивающей по всем транзитам и нервным узлам аритмией, я буду подниматься по этой самой лестнице совершенно одна и… по собственной инициативе! И, да, я сделаю это добровольно, за несколько минут до подписания персонального кроваво-алого контракта на багряном пергаменте своей… еб**утой сущности… выцарапаю рубиновым скальпелем своей рукой и… собственной кровью… Глядя в твои глаза!

…«Ты куда-то собралась? Далеко и надолго? И как всегда без моего разрешения?.. Элл, почему ты так любишь меня расстраивать?» - «Наверное, потому, что Вам очень нравится меня за это наказывать!» - ведь ты сам мечтал об этом столько грёбаных лет, скажешь нет?

И это не самая лучшая идея приоткрывать эту треклятую завесу, позволяя тебе резать настоящее заточенными зубьями ближайшего будущего… моим приговором по немощной памяти моих воспалённых страхов…

«Твоё своеволие слишком дорого тебе обошлось! Почему ты не можешь признать того факта, что ты не в состоянии здраво принимать решения, да и никогда не умела. Посмотри, куда это тебя привело… и куда ещё может завести. Моё терпение не безгранично, Элл!» - «Ты же сам этого хотел! Вот и получил… Что тебе ещё надо?» - «Элементарного понимания реальных вещей. Что не тебе решать, как себя вести, как поступать и, тем более, что говорить!.. У тебя пара часов до моего возвращения… Ты знаешь, что делать. И давай, пожалуйста, без слёз. Ты же не хочешь, чтобы я их добавил в перечень списка непозволительного поведения с последующим наказанием? Хватит строить из себя капризную девочку! Два часа в ПП номер 2. Ещё пара слов поперёк и она плавно перейдёт в третью! Хотя уже не знаю, может ты намеренно её добиваешься?»

Это не честно! И слишком больно! И совсем-совсем не кстати... Я еще не готова к этому... к полному погружению или, наоборот... всплытию на поверхность... Твой мир невыносимо огромен! Твоя вселенная... да, она теперь только твоя, и ее масштабы пугают. Ее эпицентр кроваво-огненной спирали столь же восхитителен, как и нестерпимо ужасен для восприятия... Ты не можешь не смотреть, не любоваться им, не содрогаясь от осознания этой кошмарной реальности, сковывающей твою сердечную мышцу новыми рубцами, алыми швами крестообразных стежков из тугой лески бесконечной боли... Именно для этого ты ее и воскресил, чтобы показать всю глубину и пределы своей одержимости... чтобы резать меня ею изо дня в день живой сумасшедшей болью, полосуя свежими рваными ранами, вспарывая кожу насквозь и тут же сшивая ее кровоточащие края раскаленной спицей... прижигая рассеченный эпидермис, фонтанирующие сосуды и оголенные волокна внутренних тканей лазерным корректором своих уверенных, никогда не дрожащих прохладных пальцев хладнокровного хирурга.

Неужели я что-то упустила? Неужели не доглядела, не успела понять, вычислить тот самый момент, когда еще было можно все это остановить... загасить... Когда ты еще держал свой жуткий набор хирургических инструментов запертыми в стерильном блоке твоего отмороженного сознания. Или это была все-таки я? Я сама открыла дверцу, набрав наобум нужную комбинацию кода собственными пальчиками?.. Это и была одна из твоих ловушек, да? Ты хотел и ждал, чтобы я сделала это первая? В этом состоял твой хитроумный план? Следить со стороны, как я все глубже и безысходней запутываюсь, погружаюсь в твои смертельные силки, отчаянно трепыхаясь в болезненных конвульсиях с воплями о помощи?

Ты заведомо знал, что этим все и закончится, что мне не хватит ни ума, ни смелости прокричать свое стоп-слово до того, как ты запечатаешь мне рот, зашьешь его намертво плотными стежками на живую, без спасительной инъекции обезболивающего... окуная свои пальцы в мою кровь и слезы...

Ты ведь хотел только этого! Другой альтернативной версии твоего расписанного наперед сценария попросту и банально не предусматривалось... не могло иметь места и даже не тлело слабой надеждой где-то на задворках твоего заблокированного подсознания. Девочка Алиса пришла в замок Черного Принца, чтобы принять статус его добровольной жертвы. И сколько его не целуй, от этого он не побелеет, разве что пропитается насквозь горячими пятнами моей свежей рубиновой крови.

"Хватит, Эллис, хватит!.. Довольно оттягивать неизбежное! Ты знаешь, что делать. Ты сама прекрасно знаешь, что делать!" - "Но мне надо знать, твою мать! Я должна это знать! Был ли у меня хоть один призрачный шанс все это остановить? Остановить тебя! Сделать хоть что-то!" - "Ты сделала предостаточно, моя дорогая, еще десять лет назад! Поэтому... ХВАТИТ ПИЗ**ТЬ и на колени! Живо!!! ПОЗА-НОМЕР-ТРИ!!!"

...На этот раз погружение в ледяной прорубь... кровь больше не греет, отказываясь циркулировать, не кипит... наоборот, режет стягивающиеся стенки сосудов и вен острыми кристаллами нарастающих кусочков льда, заковывая ветви легких режущим узором заиндевевшей физической боли... Я почти ее не чувствую, кроме непреодолимого желания закрыть глаза и заснуть... Мне уже почти хорошо, легко, я не ощущаю напряжения в перетянутых мышцах и нервах, в перекрученных узлах оголенных эмоций. Я сама – сплошной оголенный нерв с обострившимися чувствами осязания – слуха, вкуса, обоняния... Я не просо слышу твои шаги, беззвучно вибрирующие в теплом паркете пола, они отдаются в моей голове, в каждом рецепторе усилившегося в десятки раз ощущения, в каждом ударе взбесившегося сердца, в каждом порывистом вдохе-выдохе...

Я больше не сопротивляюсь, у меня нет на это ни сил, ни прав, мое тело отныне мне не принадлежит – ты его единоличный владелец и хозяин, и только ты решаешь, что с ним делать, чем его заполнить... отчаяньем, болью, запредельной мерой одержимости, невыносимой мукой сладчайшего наслаждения или... тобой! Каким способом опять меня убить и снова... реанимировать!..

Ты прав, я не настолько сильна, чтобы иметь подобную роскошь, как право думать и принимать самостоятельные решения. Я и сама больше этого не хочу. Это просто бессмысленно и у меня больше нет на это сил. Я лишь только хочу чувствовать и только тебя... твой взгляд, ласкающий мою обнаженную спину и неприкрытые участки тела, твое ровное дыхание... приторное вино десятилетней выдержки, смертельной жажды ненасытного вожделения, стекающего обжигающими соками по пульсирующим складкам возбужденной вульвы и налитому кровью клитору. Я знаю, ты обожаешь смотреть, любоваться, наблюдать... заводиться от моей беспомощности... от принудительной покорности, от принятия того факта, что я жду и хочу! Хочу только тебя! Все то, что ты делаешь и что собираешься со мной сделать. Я моментально возбуждаюсь только от одного твоего присутствия даже в этой скрюченной позе покорности – лбом (щекой) в пол, руки за спину, в три сложения, с приподнятыми кверху ягодицами...

"Тебе же самой нравится, Элл... Ты реально от этого заводишься... Ждать меня два часа, истекая от возбуждения и мыслей, что я вот-вот приду и увижу тебя такой!.. Как ты можешь после этого отрицать столь очевидную истину, сопротивляясь собственному естеству? Это же твоя сущность, Элл! Ты полностью зависишь только от меня! Ты всегда принадлежала мне и всегда мечтала об этом! Хотела только меня и знала, что рано или поздно так и случится... Ты же ждала меня, чтобы я пришел за тобой сам, сделав первым то, на что ты никогда бы не отважилась сознательно... Забрать тебя, лишая права выбора. Думаю... десяти лет вполне достаточно, чтобы вдоволь нагуляться и надышаться углеводородом мнимой свободы. Ты ведь никогда ее не хотела. Признайся наконец, ты здесь потому, что мечтала вернуться ко мне... Всегда мечтала! Просто время неожиданно затянулось, и в какой-то момент ты и вправду уверовала, что можешь жить и дышать без меня... Поэтому больше не смей осуждать меня за то, что я посчитал нужным тебя переубедить... Что сумел выгадать момент для того, чтобы вернуть тебя к реальности, продемонстрировать наглядно все твои истинные желания со скрытыми потребностями. Что это и есть твоя настоящая жизнь! Я ТВОЯ ЖИЗНЬ!"

Наверное, в те минуты я чувствовала себя очень смелой, поскольку до сильно пьяной мне было явно далековато. Да и несколько долгих минут выжидания в уборной позволили окончательно собраться с мыслями и принятым решением. И как бы странно это не звучало, но я действительно не ощущала страха. Да и к чему бы? Я же не какая-нибудь шпионка или воровка-аферистка экстра-класса, которой срочно надо установить по всему дому жучки или вскрыть в кабинете электронный сейф. Я обычный фотограф, и, да, это часть моей профессиональной работы – я изучаю интересные объекты, вещи, людей и даже помещения. И не важно, что это твой дом... вернее, мое непомерное любопытство, зацепившееся за тот факт, что это и есть твой настоящий дом, твое постоянное место жительства, твое личное семейное гнездышко.

Прости, что решила устроить себе по нему экскурсию без твоего ведома и разрешения, но что-то мне подсказывает, сам бы ты этого никогда не предложил и не сделал. Очень сложно устоять перед таким соблазном. Это оказалось выше меня, тем более ты мне задолжал за последние почти бессонные ночи и стрессовые дни. Мне необходимо как-то компенсировать это... гребаное состояние! Тем более, меня совершенно не тянет возвращаться к твоим гостям. Не думаю, что они особо расстроятся из-за моего короткого (или малость затянувшегося) отсутствия. От них не убудет. И от тебя тоже!

И все же, это было весьма занятное состояние, с чувством легкой напряженности, ожидания чего-то непредвиденного. Будто я на самом деле ощущала себя Алисой в Зазеркалье, и страхов хватало настолько, чтобы их попросту не замечать в упор, шагая только вперед, напролом. Подняться по массивной лестнице из бежевого мрамора на второй этаж второго яруса квартиры, сбавить шаг в центре пересечения нескольких путей, эдакого лабиринта, по которому без карты путеводителя лучше не ходить. Пропустить несколько судорожных сжатий сердечного клапана, в который раз за день отрезвляя себя голым фактом действительности, что это... все твое! Что это всегда и при любых обстоятельствах было, есть и будет частью тебя настоящего и реального. Что никакого Дэниэла Мэндэлла-строителя никогда не существовало, а значит... не существовало и всего того, что было связано с ним во время его проживания в Эшвилле! И, да, я обязана это увидеть собственными глазами, чтобы окончательно принять в себя... заставить себя убедить на все сто, что ты никогда не был моим... Что все эти ночи, эти пережитые сумасшедшие ощущения – лишь плод моих воспаленных фантазий с взыгравшими во время очередной овуляции гормонами. Не даром говорят, чем недоступней объект вожделения, тем сильнее аппетиты. Если их так сложно подавить ослабевшей волей, это не значит, что надо тут же сдаваться, опускать руки и больше не делать попыток сделать это как-то иначе.

Знаю, знаю, любопытство убило кошку. И я прекрасно слышала фразу о том, что вы собирались подняться сюда двадцать минут назад. Но у меня все равно было преимущество. Я знала, что вы (и ты, возможно, тоже) все еще здесь, а вот вам на счет меня, как раз и не известно. И тут достаточно тихо (я не удивлюсь, если здесь чертовски хорошие звуконепроницаемые стены и окна), чтобы вовремя услышать чье-то приближение... ну, почти вовремя. Мои туфли буквально с последней ступеньки бесшумно соприкоснулись с мягкой поверхностью ковролина неопределенного цвета. Два больших окна с двух концов центрального коридора-галереи практически не давали никакого сопроводительного освещения, выполняя лишь функцию двух маячков для блуждающих в этих лабиринтах любопытных душ вроде моей. Если бы не светодиодные лампы с тусклым фосфорическим свечением на протяжении всего пролета вдоль обеих стен, думаю, я бы не рискнула пойти дальше (хотя еще и не факт).

Не знаю откуда, но я была более, чем уверена, что это жилой хозяйский этаж со спальнями, комнатами для гостей и прочей хренью из подобной классики жанра. Я не особо в этом разбиралась. Мои вкусы с привычками слишком просты и непредвзяты. Но это не значит, что мне совершенно не интересно, как живут люди, подобные тебе, или как живешь именно ты!

Я даже малость разволновалась, когда в одном из поворотов вышла в просторный холл с несколькими дверьми из натурального дерева. Не знаю отчего во мне взыграл столь необъяснимый приступ, но мне почему-то очень сильно захотелось, чтобы за одной из этих дверей оказалась твоя супружеская спальня. Наглость наглостью, но смелости проверить свою гипотезу духу так и не хватило. Хотя руки буквально чесались, едва не до щенячьего скуления в сдавленном горле. Мне же по зарез это необходимо, черт возьми! Я обязана ее увидеть своими глазами, а не рисовать в воображении огромную шикарную комнату с не менее огромной кроватью на подиуме из трех ступенек и балдахином (мля, ну почему сразу с балдахином-то?), заставленную-завешанную фотографиями и семейными портретами. Fuck! Так не честно!

Рискнуть, конечно, можно, но... не дай бог попасть в детскую его сына! Тогда впечатлений на этот день будут гарантированы под самую завязку!

В один из предпоследних поворотов мне всё-таки сказочно повезло! Я вошла в раскрытые стеклянные створки раздвижных дверей-купе в огромное помещение с… внутренним бассейном. Вот тогда у меня точно перехватило дыхание. Застеклённая высоким акриловым каркасом терраса с выходом-видом на ночной Леонбург, практически большую часть крыши помещения заменяла своим прозрачным «навесом», отражающим купол чёрного неба и… живые кристаллические блики воды из бассейна с подсветкой.

Прибалдевшая и пьяненькая малышка Эллис вот-вот была готова захлопать в ладошки от бурного восторга или, на крайний случай, восхищённо ахнуть, прикрыв округлившийся ротик пальчиками. Но только не скептически настроенная Алисия Людвидж. Да, шикарно, и, да, я поднимаюсь на несколько ступеней высокой (где-то четыре фута, не ниже) платформы с вмонтированными в один уровень бортами длинного белого резервуара неопределённой глубины и с поверхностью воды под самый «край». Не пойму, что сильнее притягивает и зовёт рассмотреть поближе – окружающий интерьер (обтянутые белой кожей топчаны, длинный мягкий уголок, плетённая мебель на террасе) или затягивающая зачарованное сознание глубина бассейна.

Сладкие накаты тягучих протуберанцев запульсировавшего в солнечном сплетении солнышка… с немощной резью непонятного приступа обмораживающей тоски. Что это за на хрен такое? Откуда это беспричинное волнение? Обычно вид воды всегда меня успокаивает, буквально гипнотизирует, да и я сама всегда любила её с детства. Тогда почему меня вдруг так сильно потянуло поскорей убраться отсюда? Я ведь даже не успела толком прорисовать в воображении, как здесь по утрам или вечерам наматывает свои спринтерские морские мили Мэндэлл-младший кролем или баттерфляй… в одних плавках. Трижды fuck!

Это на самом деле была очень плохая идея, и я очень плохо с ней справилась. Надеюсь, найти дорогу обратно особого труда не составит?

Уже уходите? Сбегаешь? Так скоро? И какой смысл сюда было подниматься, если кроме коридоров и бассейна с верандой ты ничего конкретного здесь не разглядела? Разведывательная миссия по изучению вражеской территории провалилась с полным треском? Джеймс Бонд иронично изгибает кверху бровь и качает головой? – Можно подумать, я что-то собиралась себе этим доказать! И кто сказал, что я уже ухожу? У меня нет ни одной причины так скоро отсюда сбегать. Я вовсе не тороплюсь. Уж чего-чего, а спешить мне сейчас абсолютно некуда и тем более на вечеринку почти в мою честь! Мне и здесь хорошо… и даже почти не страшно… Я почти не боюсь с кем-то случайно тут столкнуться… особенно с ним! И меня почти не испугали приглушённые голоса в одном из последних поворотов в очередной пролёт едва освещённого коридора с углублёнными нишами под раздвижные двери-купе из глухих тяжёлых панелей натурального дерева.

Кто знает, будь я сейчас абсолютно трезвой, возможно бы посчитала в этот момент своё путешествие по твоей Стране Чудес успешно законченным. Только вот любопытство кошки оказалось не в меру слабовольным, особенно под действием алкогольных паров.

Пока едва различимый гул, не разобрать, кто говорит и сколько вообще собеседников (если это ещё не включённый телевизор). И как на зло… двери из-за которых тянуло звучной вибрацией приглушённых голосов были приоткрыты и до них оставалось всего ничего, каких-то метров пять-шесть, не больше.

Какова вероятность, что они там все сейчас сидят и никто не собирается выходит в коридор в самый неожиданный момент и прямо сейчас? Не правильней будет развернуться и бесшумно (спасибо за ковролин, о, чудо-гений дизайнер!) отсюда ускользнуть? – А если по-быстрому? Всего одним глазком? Туда и обратно! – У тебя недостаточно повышен пульс с кардио-давлением? Тебе обязательно надо сунуть голову в жерло проснувшегося вулкана? – Поздно! Я уже подошла… сжимая в обеих ладошках клатч и надеясь за пару секунд вспомнить, не включала ли я смартфон…

Честно слово, я только одним глазком, и всё! Тем более, кто-то просто плохо закрыл двери, вернее, не дотянул до упора одну из створок и едва ли намеренно. Конечно, я не рассчитываю увидеть собрание членов тайного чёрного ордена вроде «Черепа и Кости», обсуждающих сверхзасекреченный план по ближайшему захвату всего мира, но… мало ли? А вдруг это одна из тех дружеских идиллий старых школьных друзей, решивших перетереть за бокалом бренди поведение тупой блондинки Алисии Людвидж, её комичный вид в этих нелепых украшениях и вызывающем красном платье, готовую в любой момент выпрыгнуть из них, достаточно Мэндэллу-младшему щёлкнуть для этого пальцами. О, лучше бы я увидела/услышала эту версию, мечтая получить за этот вечер ту самую долгожданную отрезвляющую пощёчину, но только не…

-…Ты хочешь его?!..

Чуть больше дюйма ширины светлой полоски щели – вполне достаточно для того, чтобы заглянуть внутрь огромного помещения, освещённого уличным светом из больших окон торцевой стены здания и тусклых настольных ламп внутри самой комнаты. Взгляд быстро находит статную фигуру Алекса Рейнольдза почти в самом центре, в окружении тёмных кожаных кресел, дивана и нескольких декоративных столиков. Расслабленная поза, в правой руке бокал, лицо спокойное… практически бесчувственное, холодный прямой взгляд сфокусирован лишь в одной точке. Проследить за направлением его глаз – дело одной секунды…

- Да, Хозяин! Всё, что пожелает мой Господин!

У меня… отвисает челюсть, ещё больше округляются глаза. Источник звонкого, практически неузнаваемого голосочка Дэниз Эпплгейт определяется моментально… Даже не приходится выискивать её в другой части комнаты, она стоит напротив дверей, в нескольких шагах от мужа, лицом к Рейнольдзу, спиной и немного полубоком к выходу… Не знаю, что именно в тот момент смогло удержать меня на месте, не дав дёрнуться, отшатнуться и не рвануть куда-нибудь в противоположную сторону на поиски спасительного убежища… Забраться-забиться в какой-нибудь из дальних углов этажа, надавать себе увесистых оплеух, попытаться отдышаться, очухаться, прийти в себя… наконец-то понять, что это вообще было и… было ли оно на самом деле таким пугающим, отталкивающим или… наоборот, завораживающим, затягивающим, гипнотизирующим…

Ладно, всё было как раз из последнего списка, поскольку я даже не дёрнулась, а именно застыла, остолбенела… и оцепенела. И чего греха таить, я же fashion фотограф. За всю свою нехилую карьеру успела предостаточно насмотреться на всякого рода обнажёнку обеих полов. Можно считать за обычный профессиональный рефлекс, как у доктора, хотя… тело Дэниз было далёким от понятия обычное. Назвать её совершенную точёную фигурку типичной, не поворачивался язык. Белокожее тело с завораживающими изгибами и формами, казалось буквально излучало лёгкое свечение в окутывающем полусумраке, на контрасте окружающих тёмных предметов мебели.

- Мне надо видеть, как сильно ты этого хочешь и хотела! Ты должна это показать… - поведение Рейнольдза, подобно контрольному штриху к общей экспозиции всей сцены.

Меня парализует и приковывает к месту равносильно застывшему по щиколотку бетону, и похоже я чувствую его физически, прямо по поверхности всей кожи, стягивающей, иссушающей коркой царапающего озноба.

Я не понимаю (не то состояние, чтобы хотя бы попытаться включить резервные генераторы закоротившего мышления)… Он же ещё совсем недавно так ревностно демонстрировал на публике свою заботу и обходительность перед своей супругой, а теперь… Смотрит на неё в упор, на абсолютно голую таким… безучастным поверхностным взглядом, будто на ней сейчас десять слоёв защитной брони… и ему это определённо не нравится или скорей сильно раздражает.

Отворачивается на несколько секунд, но только для того, чтобы обойти ближайшее кресло и неспешно опуститься на кожаное сиденье изящным движением заскучавшего патриция.

- Покажи мне, как сильно ты хочешь своего хозяина… я должен это видеть…

- Что для этого должна сделать ваша саба?

Бл**ь, да что это на хрен вообще такое? Какая-то… ролевая игра? Или сценка-репетиция какой-то заказной пьесы для частного показа закрытого типа? И почему я всё ещё продолжаю стоять и наблюдать за ней?.. оглушенная музыкальным сопровождением из аккордов собственного взбесившегося сердца с пульсирующим в ушах ритмом шипящего в крови адреналина…

Я… не знаю… не понимаю… как дышать… о чём думать. Я просто смотрю, временами (за очень короткие вспышки отупляющих мгновений) пытаясь включить здравый рассудок или застрявший где-то между и между контуженый разум с замороженной до основания логикой мышления.

Они ведь меня не заметят? В коридоре слишком темно, свет как раз большей частью проникает из комнаты, просачиваясь в узкую полоску щели дверей прямо на меня. И он не достаточно яркий, почти рассеивающийся, с эффектом поглощения, а не отражения, смазываясь по поверхности моего… вызывающего красного платья. Fuck! У меня по любому есть преимущество, по крайней мере я на это очень надеюсь… Ведь мне не хочется уходить! Хотя и страшно, почти до жути!

- Встань на четвереньки и подползи ко мне… показывая на своём личике и в каждом движении, как ты изнемогаешь от желания добраться до ног своего хозяина, как сильно ты его хочешь, едва не теряя сознание и рассудок!.. И я должен это видеть, что это по-настоящему! Что ты действительно этого хочешь!

Боже… похоже, контакты коротят до искрящихся вспышек накалившейся поверхности кожи, волос, трения в горле от сухого сбившегося дыхания… Меня кроет и не только липкой испариной с ментоловыми кристаллами волнового озноба… рефлекторная дрожь от ослабевших коленок рванула немеющим приливом-отдачей во все участки тела. Мне срочно надо за что-нибудь схватиться, кроме клатча, чтобы не упасть или хоть как-то удержаться, выстоять от острого желания… осесть на пол. Я не могу поверить, что не просто смотрю, слушаю, записываю на свой перегретый винчестер памяти, а по ходу ещё и… возбуждаюсь!

Я ненормальная, бл**ь, или просто пьяная?.. Правда, не думаю, что меня сейчас покачивает от алкогольного опьянения. Но это не какое-то кратковременное безумие, которое я не пытаюсь сейчас даже объяснить. Это на самом деле до невозможности завораживающе и… прекрасно!.. Наблюдать, как самая красивая и независимая женщина из беспощадного мира бизнеса и мужчин-рвачей медленно, со всей неповторимой грацией и изяществом в изгибающемся роскошном теле опускается на пол, вначале на колени, потом на четвереньки. Я не вижу её лица, как она при этом смотрит на застывшую в кресле фигуру мужа, но мне с лихвой хватает и всех её телодвижений – непередаваемой пластики напрягающихся мышц в изгибах рук, точёных плеч, спины, выступающих «бусин»-позвонков, мягких ямочек копчика, шикарных упругих холмов гладких ягодиц, ног, лоснящейся в полусумраке приглушённого света чистой белой кожи. Как она выгибает поясницу, выпячивая кверху пышную попку при имитации завораживающих кошачьих «шагов», раскрывая на обозрение невидимому зрителю абсолютно гладкие участки промежности с выпуклыми дольками опухших половых губ…

И как, вашу бл**ь, как Алекс Рейнольдз, глядя на самый откровенный эротический «танец» своей до невозможности сексуальной жены, продолжает восседать всё это время в кресле с таким… отмороженным лицом и плотно сомкнутым ртом? Если у него до сих пор ещё не встал… тогда я… просто ничего не понимаю!..

Ведь это только игра… та самая ролевая секс-игра? Но почему она не выглядит игрой? Почему в голосах и фразах этих двоих я не слышала никакой фальши, которая свойственна людям, зачитывающих строчки заученной роли?

- Моя умница!.. Моя хорошая девочка и послушная Саба!

Зараза! Похоже пол подо мной всё-таки дрогнул или качнулся. Как я ещё не упала?! И хрен пойми от чего – от смягчившегося баритона Рейнольдза, от застывшей у его раздвинутых в стороны ног Дэниз или… от его последующих ответных жестов. Широкие тёмные ладони обхватывают с поглаживающей лаской приподнятое личико молодой женщины, скользя пальцами по её голове, нежным чертам и губкам.

- Ты скучала по своему хозяину?

- Да, очень, мой Господин! – в её голосе определённые нотки капризной жалобы.

- Моя сладкая послушная кошечка! – щедрый поцелуй в лоб, пока ладони оглаживают бледные изгибы длинной, ничем не защищённой шеи, плеч, центра спины по выпуклым дискам позвонков.

Я так и не пытаюсь вникнуть в суть данной сценки, поскольку она и без того затягивает всё моё внимание… но видеть подобную реакцию с поведением у обоих (не удивлюсь, если ещё и перевозбуждённых) людей, это было явно где-то за пределами моего понимания…

Рейнольдз действительно любуется и гладит тело супруги, как если бы она была ласковой ластящейся кошечкой, да и сама Дэниз… Fuck! Мужчина притягивает её голову к своему животу над бёдрами, и она тут же начинает тереться щеками и чуть ли не всем лицом о его пах, продолжая изгибаться под его ладонями, дрожащим от нетерпения, возбуждения и неуёмного желания телом белой кошечки, разве что не урчит и не мурлыкает.

- Тебе уже не терпится, да?.. Так сильно хочешь доставить удовольствие своему хозяину?.. Умница. Покорная, послушная девочка… Хозяин доволен своей сабой… он тоже по ней очень скучал!

Громкий всхлип-стон… Дэниз вздрагивает всем телом как от сильной конвульсии из-за последовавшей благодарной ласки Алекса – скользнувшей ладони по всей длине её спины, очерчивая-обрисовывая пышный холмик ягодицы… невесомым касанием накрывая линию промежности до самого лобка…

Кажется, я сама чуть не подскочила на месте, как от неожиданного разряда высоковольтного тока по моим собственным уязвимым точкам – с последующей барабанной дробью зашкаливающего пульса по вискам, ушам и слезящимся глазам.

- Да, моя хорошая! Я вижу и чувствую, как ты меня хочешь! Ты ведь не трогала себя все эти недели, как я тебе и велел?

Дэниз явно не в том состоянии, чтобы отвечать сразу же, особенно, когда пальцы мужа медленно поглаживают разбухшие дольки половых губ, размазывая горячие соки её перевозбуждённого вожделения по чувствительной кожице интимной зоны и гладким складкам вульвы, вплоть до самого стянутого колечка ануса. И она делает всё возможное, чтобы устоять на коленках, не сжать бёдер и не поддаться следом за его рукой. Вот только её тело не в состоянии совладать с неуёмными конвульсиями сладкой дрожи, с ненормальным соблазном изогнуться, застонать во весь голос.

- Дэниз, не молчи! Отвечай, когда я тебя спрашиваю. – он это что, серьёзно?

Мне всё сложнее дышать и стоять… и соображать. Ещё меньше сил на то, чтобы суметь определить – действительно ли это игра, а не прямолинейный разговор-допрос на полном серьёзе.

- Простите, мой Господин… я… я не смогла так долго терпеть… один раз в душе! Это было сильней меня! Пожалуйста… не сердитесь!..

- Ты же знаешь, что одними «простите» и «пожалуйста» не отделаешься. Если бы ты на самом деле думала о том, чтобы всегда радовать и никогда не расстраивать своего хозяина… - быстро убирает руку от попки супруги, и Дэниз едва не сжимается, буквально выдыхая немощное «поскуливание»…

- Пожалуйста, я не хотела вас расстраивать. Я безумно люблю своего Хозяина, и мне очень больно, если я его разочаровываю.

- Если бы ты думала об этом, то делала всегда только то, о чём я тебя прошу!

- Пожалуйста… я всё сделаю!..

Если мне не подставят под спину какой-нибудь подпорки, я точно рухну… Мне кажется, что я уже потеряла часть сознания, продолжая на автопилоте во все глаза следить за этой… убийственной сценой…

Восхитительная, обнаженная Дэниз Эппглейт ревностно сжимает в своих ладошках руку мужа, которая только что придерживала ее личико за шею, и начинает... благодарно целовать тыльную сторону, пальцы... под конец обхватывая пухлыми губками большой палец и с блаженством втягивает его в свой горячий влажный ротик. И при этом Рейнольдз сидит, как ни в чем не бывало с еще более отмороженным лицом, бесчувственным уничижающим взглядом и жесткой линией плотно сомкнутых губ. Если он на самом деле расстроен и даже злится (а я почему-то в этом уверена, как никогда), то кто мне скажет из-за чего конкретно?! В этом нет никакой здравой логики! Что это вообще такое, кто-нибудь может мне объяснить? Почему все это не выглядит игрой? Ведь мне... реально страшно... Страшно и... возбуждающе!

Боже правый, пожалуйста... оттащите меня от этой двери! Это неправильно, я же... никогда не была такой!.. ТАКОЙ НЕ В МЕРУ ЛЮБОПЫТНОЙ!!!

- Извини, дорогая, но мне придется тебя наказать, хочешь ты того или нет. Ты проигнорировала мой приказ, прекрасно зная, чем это закончится...

- Прошу... этого больше никогда не повторится!.. - Дэниз прижимает ладонь непреклонного супруга к щеке, едва не утонув в ней большей частью лица и головы. Алекс не сопротивляется, но и не делает ничего со своей стороны, чтобы приласкать и успокоить свою разволновавшуюся красавицу... беспомощную, совершенно нагую, сидящую в его ногах подобно... древнеримской наложнице. Не хватает только широкого кожаного ошейника с кольцом для цепи. Fuck!!!

И с каждой пройденной минутой я все меньше понимаю, что между ними происходит, пугает ли меня вся эта сцена или... продолжает заводить?

- Ты снова это делаешь? Пытаешься мною манипулировать, наперекор принятому мною решению и еще сильнее расстраивая меня этим? Я же не просто так это делаю, не от личной прихоти и не ради собственного удовольствия, Дэниз! Все это только ради тебя! Чтобы ты понимала и усваивала те вещи, из-за которых и совершаешь все свои ошибки. И ни одна из этих ошибок, приводящих к твоему непростительному поведению, не может быть проигнорирована твоим хозяином, и тем более остаться безнаказанной!.. Сними с меня ремень!

- Боже... Мастер!

- Еще одно подобное неуважение, и количество ударов будет расти пропорционально числу букв в каждом произнесенном тобой последующем слове.

Количество ударов?.. Снять ремень?..

Вот теперь меня накрыло по настоящему... арктическим обморожением по вспотевшей спине, от макушки и до самого копчика... И я ДО СИХ ПОР продолжаю стоять и смотреть на это?.. Наблюдая, как Дэниз Эпплгейт расстёгивает дрожащими пальчиками пряжку ремня на поясе брюк своего мужа, собираясь его вытащить... Бл**ь, для чего?!.. Неужели... Так они это взаправду?..

- Я думал, воспитанные леди такими вещами не занимаются.

А вот это был самый, что ни на есть, реальный контрольный прямо в затылок, на вылет... порывистым выстрелом горячего дыхания по моим волосам... Я не знаю, почему я не закричала, разве что беспомощно втянула через раскрывшийся ротик глоток-всхлип, как та рыба, зазевавшаяся жертва, до обжигающей рези по трахее и в легкие... Да что уж там... Я не понимаю, как не скончалась при этом на месте... под звучный тихий баритон за моей спиной, на моем затылке... в моей коже... в самой голове...феерическим ударом-взрывом по сердечной мышце, клапану, судорожным сжатием выбивающей отдачи по горлу... застрявшим царапающим криком между сердцем и глоткой.

Слишком резко оборачиваюсь, одновременно дергаясь всем телом в противоположную сторону, рефлекторно отступая (почти отскакивая)... не больше, чем на полшага... или еще меньше... Тут же замираю... цепенея... холодея изнутри/снаружи при соприкосновении с черным вязким шоколадом твоих глаз!

Бл**ь!.. Господи!.. Почему?.. Как?.. Как я удержалась?.. Или что меня удержало, не позволив вжаться спиной в двери и не выдать своего присутствия остальным участникам этой сцены?.. Хотя я уже не думаю о них, не помню, забываю намертво, под прессующим давлением твоего прямого... просачивающегося в меня взгляда...

- Я не... я... – о, господи, я не могу смотреть в его лицо с такого близкого расстояния после всего этого и не ощущать, как силы потихоньку покидают мое тело, через каждый судорожный удар сердца в груди и горле. Мои коленки не просто трясутся... я сама вся дрожу. Еще совсем немного, и его засасывающий цвет глаз поглотит, высосет мое сознание до самой последней капли, как сегодня во сне... с каждой лепной чертой его безупречного лица-маски, под самую кожу!..

Нет! Хватит! Прекрати! Остановись! Если ты сейчас что-нибудь сделаешь, я же... Реально, закричу... не выдержу!

- Вы здесь кого-то искали? – боже правый... абсолютно ничего, ни во взгляде, ни в самих глазах, ни в застывшей матовой маске языческого божества... ни одного знакомого мимического движения в окаменевших мышцах и гладкой коже.

Я не понимаю! Я абсолютно и ни хрена не понимаю! Только панически вздрагиваю, когда его правая рука поднимается и... тянется над моим левым плечом, за мою голову. Автоматически оборачиваюсь следом за его движением, слегка отшатываясь и... с плохо скрытым испугом наблюдая, как он неспешно и совершенно бесшумно сдвигает щель между створками дверей до полного ее исчезновения.

- Надеюсь, вы собирались сделать то же самое?

Боже, дай мне силы, дай мне не упасть... дай снова выдержать его взгляд, его едва уловимую ироничную усмешку... его закаленный десятислойный защитный панцирь прессующего экзоскелета бесчувственной удушающей пустоты. Я ничего не понимаю! Абсолютно ничего!!!

Я не знаю, кто это... Я не знаю его!.. Одновременно ничего не ощущая и... разрываясь изнутри в сопротивляющихся тканях перетянутых мускулов и нервов острыми резями конвульсивного ужаса и выкручивающей боли... Мне хочется прикоснуться... дотронуться до вибрирующей поверхности его мощного ментального поля, но я боюсь... Бл**ь!.. Если я это сделаю, меня разнесет в клочья реально и физически! Как будто он ждет этого... Ждет, когда же я первая совершу эту смертельную ошибку!

- Простите... я... не хотела!.. У меня и в мыслях не было! – господи, что я лопочу?

Элл, заткнись! Выпрями осанку, натяни на лицо тугую резиновую маску невозмутимой Алисии Людвидж и улыбнись в ответ, как ни в чем не бывало. Ты же можешь! – Ни хрена я не могу! Только не сейчас... не так... не в самый притык к нему!.. От его высасывающей все мои силы и волю сущности, совершенно чужого и абсолютно мне не знакомого Дэниэла Мэндэлла-младшего!

- Сложно судить поведение человека, когда не знаешь, чего он хочет на самом деле и о чем думает в определенный момент... Достаточно что-то увидеть или услышать не то... и все мгновенно переворачивается с ног на голову. Я так понял... – боже милостивый, еще пара секунд и точно, впечатаюсь от полного бессилия спиной и затылком в эти двери, и скачусь по ним на пол. – Вы заблудились?!

Или заплачу... не выдержу! Я не могу смотреть в твое лицо с такой близости, зачарованно наблюдая за ленивым движением твоих губ... безвольно впуская, впитывая твой голос, касание твоего дыхания в собственную кожу на своем лице... на пульсирующей поверхности опухшего ротика... Слишком тонкая грань... невесомая нить между тем, чего боюсь, чего хочу и жду от тебя. И, кажется... ты все прекрасно это видишь, понимаешь и... ни черта не делаешь в ответ!

- Да... - скорее выдыхаю, а не говорю, боясь повысить голос, прокашлять сухую пленку-спазм в горле. - Я... немного заблудилась... наверное... повернула... не туда...

Мне уже плевать, о чем я говорю. Это уже не важно. Ты уже взял ситуацию в свои руки, и теперь плавным изящным толчком вытягиваешь меня на нужную тебе клетку игрового поля, заставляя поверить, что я сделала это сама... практически с радостью и с облегчением.

Знакомый росчерк-изгиб сдержанной улыбки, и ты наконец-то делаешь полушаг назад и чуть в сторону. Не могу понять, легче мне от этого или... врезается еще глубже в каждую мышцу и нерв взбесившегося сердца. Осознаю твой щедрый жест еще до того, как произносишь следующую фразу... Ты отпускаешь меня, разжимаешь свои бесплотные пальцы на моем горле? Ты действительно это делаешь, или мне это только кажется? Узлы сетей ослабевают, но лишь для того, чтобы позволить мне сделать глубокий вдох полной грудью, не дав мне окончательно задохнуться.

- Если вернетесь по этому коридору, тогда до ближайшего поворота направо... - даже разрываешь на время наши взгляды, немного поворачивая голову в сторону указываемого пути. Зато я не в состоянии оторвать глаз от твоего лица. Мне все еще не верится, что это случилось, что ты с такой легкостью нашел меня и теперь отпускаешь...

- А потом, до первого поворота налево и по прямой до лестницы на нижний ярус. Там, думаю... - снова поверхностное скольжение с анестезирующим погружением тягучего шоколада по моим расширенным зрачкам и трепыхающемуся сознанию. Кажется я все-таки вздрогнула... от звучной вибрации голоса в горячих импульсах волновой отдачи солнечного сплетения...

- Вы уже не заблудитесь!

Господи, пожалуйста... Дэн, скажи, что это ты! Посмотри, улыбнись, как когда-то это делал со мной... успокой, скажи, что это была лишь шутка, что тебе просто захотелось меня разыграть, увидеть мою реакцию, насколько сильно я поверю во весь этот фарс... Fuck! Дэн! Пожалуйста! Я все сейчас готова сделать! Разрыдаться, упасть к твоим ногам (потому что свои ни черта уже не держат!), умолять остановиться... У меня больше нет сил! Я не могу... Я не умею играть в подобные игры и никогда не умела! Мне надо знать... просто надо знать... что ты на самом деле Дэниэл Мэндэлл-младший, и у нас никогда и ничего не было общего... и не будет! Что ты никогда не был моим... никогда...

(Просто обними... успокой, погладь по голове, спине... укачай, убаюкай и... уйди! Как когда-то я ушла от тебя... Тогда мы будем квиты!)

- Спасибо... вы очень любезны! – зачем я это говорю? Зачем начинаю его обходить, отворачиваясь, следить из оставшихся сил за движением своих ног, осанкой, стараясь идти ровно, прямо, не шатаясь и не спотыкаясь? И откуда во мне эти силы, если... он только что высосал из меня последние?.. продолжая тянуть их и дальше, через осязаемый взгляд, скользящий по затылку и спине.

Я знаю, ты не можешь на меня не смотреть, как и я не могу обернуться и увидеть это... увидеть, понять, пропустить через парализованный разум, что это не конец... что ты вовсе меня не отпускал, ведь ты даже еще и не начинал... что это была всего лишь прелюдия – последний этап, последний щелчок карабина на кольцах моего ошейника... Ты не мог не потешить себя любованием моей реакции на каждый твой поэтапный шаг – в этом заключалось высшее мастерство гениального виртуоза, изощренного садиста и палача. Это не твой стиль! Если ты и убиваешь, то не тело, а именно душу, постепенно, медленно... очень-очень медленно... Срезая лоскут за лоскутом... изо дня в день... прикосновением за прикосновением... взглядом, словом, лаской... смертельным наслаждением...

"...Ты сделаешь это ради меня?.. Ты пое**шь себя пальчиками вместо меня?.. Кончи ради меня несколько раз, малыш, думая обо мне... Пообещай, что сделаешь это! Что будешь обо мне думать!.. " – да что же это такое?! Почему так невыносимо больно и... нереально сладко? Почему "убегая" от тебя, от твоего взгляда, я и не пытаюсь проделать этого до конца?.. Потому что уже чувствую?.. Чувствую, как она горит... пылает... раскаляется... плавит, жжет, стягивает от нестерпимой агонии нервные окончания, сверхчувствительную кожу моей безвольной сущности. Я думала она давно омертвела, превратилась в грубый бесчувственный рубец, забыв, кто ее делал, чьим рукам она обязана своему появлению, разорвав навечно связь со своим истинным хозяином... Как же я ошибалась. Она вовсе и никогда не умирала, просто спала в глубоком анабиозе, в ожидании своего звездного дня и часа... в ожидании прикосновения твоих пальцев к ее "мертвой" поверхности... когда ты снова воскресишь, активируешь, запустишь ее бессмертный код своей метки Дьявола!

Всего несколько дней, несколько снов, движений, взглядов, слов, и она уже пылает во мне, плавит мою кожу и сердце свежими ожогами реальной физической боли. Настолько сильной и болезненной, что мне не хватает собственных сил, чтобы закричать...

"Думай обо мне!.. Больше никто!.. Слышишь?.. Никто не смеет делать это с тобой, кроме меня! Ты моя! Всегда! Была! Есть! И будешь!"

Нет, я уже не сопротивляюсь, потому что сама не хочу этого. Все равно это бессмысленно! Как не напрягайся, сколько не готовься к этому аду, он все равно будет самым нестерпимым, все равно пронзит твой мозг сотнями раскаленных игл, когда твои руки сделают это – начнут расписывать мою кожу вензельными узорами букв твоего имени и далеко не жидким воском расплавленной свечи. Лучше принять все как есть, как за давно свершившийся факт, расслабиться и поддаться, сразу, отключая мысли, волю, собственную систему жизнеобеспечения... Пустить тебя под кожу скользящим дурманом самого желанного и давно забытого наркотика, позволив тебе притупить, снять эту боль твоими губами, языком, тягучей патокой томных прикосновений, пальцев, ладоней, рук, всего тела, каменного упругого члена...

"Открой глаза!.. Открой глаза, Эллис!" – порывистый шепот по моим губам, в сбегающих каплях теплой воды по их тонкой кожице. Нет, это не она окутывает меня своим мягким податливым саваном в тесном резервуаре ванной гостиничного номера. Это твоя горячая кожа, твои руки, ноги, все твое тело, обвивают, оплетают и медленно стягивают всю меня в тебя, раздражая, царапая, стимулируя каждый рецептор и пору, просачиваясь и выжигая миллиметр за миллиметром оголенные нервы моей безвольной сущности. Переплетая, натягивая на кончиках твоих пальцев тончайшие нити всех моих эмоций и желаний.

"ОТКРОЙ ГЛАЗА, ЭЛЛИС!!!"

Всего одно наномгновение, десятитысячная доля секунды до взрыва, до полного осознания и принятия ее сокрушительных вспышек внутрь каждой клетки и нейрона моего тела... (Да, милая, она жива! Она проснулась, возродилась... только что, в тебе, в каждом толчке твоего сердца в глубине твоего влагалища... с каждым погружением и ударом моего члена...)

Боже, я действительно тебя вижу, хотя прекрасно осознаю, что не сплю и это не сон! Потому что хочу этого! Хочу видеть именно тебя... ощущать в эти секунды только тебя, твою тяжесть, твое живое сильное рельефное тело, мокрую, скользкую от воды и мыльной пены горячую кожу... Твое нависающее надо мной, потемневшее от прилива крови лицо, его напряженные черты, приоткрытые от учащенного дыхания лепные губы, почерневшие от расширенных зрачков глаза...

Нет, это не я, а ТЫ все это время ласкал меня, заставив набрать ванную, залезть в нее больше получаса назад и погрузиться... в тебя! "Раздвинь ножки... впусти меня..." Это твои пальцы касались моих половых губ медленно, неторопливо поглаживая их набухшие дольки от лобка и до самой впадинки вагины... раздвигая в стороны, надавливая на сверхчувствительные точки клитора и гладкой нежной зоны воспаленной вульвы... Вырывая из моего горла немощный стон-всхлип раз за разом... нажим за нажимом, скольжение за скольжением. Распаляя, разжигая более новые и сильные приливы плавящих искр нестерпимой истомы, сладчайшей вязкой патокой, стягивающей внутренние мышцы влагалища... Тягучим пороком своего неумного вожделения на кончиках твоих пальцев, извивающегося языка, упругой шелковой поверхности губ, болезненной резью зубов поверх/внутри меня!..

Боже! Это не честно! Я не могу! Мне надо!.. Сейчас же, сию же секунду... Сделай это! Пожалуйста! Войди в меня! По настоящему! Как умел делать только ты!

"Так ты хочешь этого? Моя девочка безумно хочет, чтобы я ее пое**л? По-настоящему! Так как это и надо делать! Именно ПО-НАСТОЯЩЕМУ!"

Это нереально вынести, выдержать и уж тем более противится этому. Я кажется плачу, выгибаясь навстречу, позволяя заковать себя в эти неразрывные оковы желанного тела... самого желанного и самого любимого тела – тела моего персонального Дьявола, метящего меня в эти самые секунды своей живой пульсирующей меткой полноправного хозяина до самого основания, раскаленной головкой перевозбужденного фаллоса по сжатым внутренним кольцам влагалища, до самого сердца! С каждым новым толчком члена, растирающим, растягивающим влажные стенки вагины все более мощными и выбивающими ударами. Нет, не сдерживайся, не останавливайся! Еще сильнее! Не жалей меня! Я хочу этого... хочу ощутить все это по-настоящему... О, господи! Как же я этого хочу! ХОЧУ ТЕБЯ!!!

"Ну же, Эллис! Давай, моя девочка! Выпусти это из себя! Выкрикни его!.. Прокричи... прокричи мое имя!.. Я так давно не слышал этого!" – влажный рот накрывает мои дрожащие губки с глубоким погружением горячего бархатного языка поверх моего. Бл**ь!.. Кажется я чувствую его не только у себя во рту, в голове, но и в сокращающихся стенках влагалища – его движения, имитацию толчков со скользящим первобытным танцем ненасытного грешника. Да, черт возьми! Только ты... только ты так мог целовать, сливаясь с моими губами своими, как в единую сущность одного целого – раскрытую, откровенную, обнаженную до самого последнего порока.

Я уже близко, совсем близко... всего в трех шагах от твоего ада... от твоей затягивающей бездны, от ее безумной засасывающей глубины. Мне даже не надо открывать глаз или напрягать слух... я прекрасно слышу и чувствую ее дыхание, ее манящий бархатный мрак в твоем голосе, в твоих глазах, в твоих руках... в толчках твоего члена, наполняющих меня ее густой горячей чернотой. Она пульсирует во мне, царапает изнутри горло... или это твоя ладонь, сплетение твоих сильных властных пальцев перекрывает кислород, заполняя мои легкие только лишь твоим дыханием.

"Эллис! Сделай это для меня! Я так хочу это услышать... прочувствовать!.. Кончай!.. Да!!! Сильнее! Громче! Умница! Прямо на мой член, да! Вот так! Еще раз! Сожми его еще крепче, затяни, глубже, окольцуй пульсирующую вздутую головку ненасытной помпой сокращающегося влагалища! Прочувствуй своими стянутыми мышцами весь его рельеф, вздутые вены, оттиск упругого скольжения, удара, толчка!.. Да! Еще громче, не держи этого в себе! Ты же хочешь именно этого! Именно меня!"

Fuck! Будь ты проклят! Будь ты трижды проклят, Дэниэл Мэндэлл-младший! Я действительно этого хочу, взрываясь под сокрушительными вспышками сильнейшего оргазма, теряя контроль, чувство реальности, себя (но только не ощущения тебя с глубокими толчками твоего члена во влагалище и даже в клиторе)… Я теряю контроль над собственным оглушающим безумием, над взрывом сверхновой, над ненормальным желанием хотеть ещё больше, чем это вообще возможно. Хотеть тебя! До одури, до срыва голоса, до полной остановки сердца, до смерти… Дэн… Дэнни… Дэниэл…

Буква за буквой, ожёг за ожогом в вензельном переплетении готического шрифта на острие раскалённой булатной стали золотого ножа… Выписывать своё имя по твоей чистой коже… медленно, не спеша… слизывая по воспалённому следу твою сладкую боль, впитывая кончиком языка твою немощную дрожь, подавленный стон, вибрацию сковывающего страха и вожделения…

Это было выше его сил! Он сам не верил, что практически уже держал её… чувствовал, как держал на подушечках своих пальцев, в полумикроне от её трепыхающегося сердечка, буквально на острие своего языка, скользящих по его сокращающейся поверхности резцами и клыками раскрытой челюсти взбесившегося хрипящего зверя. Ему ничего не стоило сжать их, прокусить эту мышцу, залить свою глотку, все рецепторы своего тела её упоительной сладкой кровью!..

Боже! Бл**ь!.. Ещё секунда, и он либо ударит кулаком в бордовый кафель стены душевой кабинки, либо начнёт царапать по ней пальцами и ногтями… Даже вода комнатной температуры не помогала, нагреваясь и едва не лопаясь на его натянутой горящей коже молекулами водяного пара. Если он включит максимальный уровень холодной струи, на вряд ли это его спасёт или охладит. И даже если он залезет в ванную, наполненную кубиками сухого льда… Это сильнее любой физиологии уязвимого человеческого организма, поэтому он и перестал с этим бороться шесть лет назад, направив и использовав его источник по другому руслу… сделав его своим союзником, продав ему собственную душу и все человеческие слабости. Только так он сумел этому противостоять и выжить… не смотря ни на что!.. И, да! Теперь оно требовало своего законного жертвоприношения, своей обещанной десятины!

Нет! Не сейчас! Слишком рано! Он ещё сам не готов. Слишком поспешно. Надо держать себя в руках до последнего, следить, выжидать, наблюдать… наслаждаться её запахом… ароматом напуганной до смерти жертвы, мечущейся из стороны в сторону в замкнутом периметре заминированного поля… Она не должна тебя видеть, но всегда чувствовать твоё присутствие, близость, твой взгляд и дыхание на своём затылке.

Fuck! Рука сама тянется к животу, обхватывая прохладный ствол члена со вздутой от болезненной рези нестерпимого возбуждения горячей головкой. Хриплый рык царапает глотку, перетягивает голосовые связки.

Подтягивает кожицу крайней плоти до самой скользкой вершины, зажимая её в пальцах до почти нестерпимой боли… сладкой, пульсирующей боли, вонзившей свои острые коготки и челюсти вакуумной помпой по всей её гладкой сверхчувствительной поверхности… Она уже завибрировала, подступила, резанула по внутреннему каналу едва не от самых яичек. Всего в полсекунды до момента долгожданной эякуляции… От неожиданного резкого впрыска в воздух или в мозг наркотического эфира-запаха её тела… её кожи… её волос!

Ему всё ещё не верилось, что она была здесь, совсем близко, проходила мимо дверей его комнаты в нескольких метрах от этой самой душевой кабинки, может даже прикасалась к дверной ручке, как там… у библиотеки… Оставив свой незримый след, ментальный отпечаток фонтанирующих эмоций и ощущений!..

Он сам не мог поверить до конца, что видел её, смотрел на неё, бесшумно приближаясь со спины под бешенный ритм собственного сердца, с кипящим токсином активировавшегося безумия в венах, в глубоких каналах заблокированного подсознания. Он больше ни черта не видел, не слышал, не осознавал, кроме неё! Блаженный, тягучий ток сладкой резью по ладоням, пальцам, стягивающейся спиралью по немеющим нервным окончаниям. Кровавым всплеском обжигающей крови, пульсирующей пленкой по глазам… пережимая трахею, лёгкие голодным звериным хрипом.

Дюйм за дюймом, шаг за шагом! Всё ближе, чётче, реальней. Она даже не почувствовала его, не услышала, не ощутила, как он наклонился к её затылку, медленно втягивая ускользающие молекулы её аромата, чистого, самого возбуждающего в мире запаха… запаха его одержимого наркотика. Если он втянет его в себя ещё раз и ещё… то он попросту не сможет остановиться… НИКОГДА!

Как он вообще смог удержаться, не поднять рук… не обхватить её… не запечатать её ротик ладонью, не пережать горло каменным изгибом локтя, не вжать в своё тело, не разорвать её пальцами… Бл**ь! Не припечатать в стену спиной, удерживая одной рукой за шею, царапая пальцы о самые твёрдые в мире камни рубинов и платиновые гнёзда ожерелья.

…Скажи… Только правду! Насколько сильно ты бы испугалась? Смогла бы закричать под беспощадный звук ледяного щелчка, выброшенного в воздух прямо перед твоими лицом острого лезвия перочинного охотничьего ножа? Как бы ты смотрела на меня, в мои глаза, осознавая… что именно я намереваюсь сделать с тобой?! Прижимая острие заточенного клинка к твоей щеке, возле дрожащих губок, у самого уголка, медленно вырисовывая белую полоску-царапину до подбородка, ниже… наблюдая, как она розовеет, набухает… чтобы после нагнуться и провести по ней языком до самых губок, накрыть их ртом, прикусив зубами... испить твои первые стоны внутрь себя с твоим дрожащим голоском и порывистым дыханием… с твоим горячим влажным вкусом! Fuck! С ТВОИМ ВКУСОМ И ЗАПАХОМ!!!

Боже… погрузить все пальцы в твои волосы, обхватывая голову и часть лица в сдержанном сжатии живых тисков, стягивая и царапая кожу у самых корней, чтобы ты не смогла ни шевельнуться, ни дрогнуть без моего ведома и желания.

Сорвать одним рывком с тебя трусики?.. Слишком банально и пафосно! Нет… Оставим это для больных психопатов. Тебя я буду не насиловать… нет!.. Я буду резать и рвать тебя на части очень и очень медленно… и очень ласково! Останавливаясь после каждого проделанного надреза, прокола, стежка, любуясь каждым штрихом и мазком своего самого любимого и единственного творения. Да, дорогая, я стану твоим Пигмалеоном, а ты моей Галатеей. Я буду высекать тебя настоящую и живую через каждое прикосновение, пережитую вспышку боли и откат мучительной эйфории.

Не любишь платьев, украшений, роз?.. Хрен с ними! Я сам разрежу эту красную тряпку ножом прямо по тебе, представляя, что это твоя кожа… вторая защитная кожа, пропуская через рецепторы своих пальцев её немощный треск, обнажая тебя не только телом! Осторожно и неторопливо, прижимая холодную сталь ножа к твоей горячей наготе, нагревая её твоим жаром, поглощая надрывный стук сорвавшегося сердца в основу метала на твоей груди, у сжавшегося соска… Надавливая, процарапывая кожу от ключицы до вздрагивающего от мощной пульсации полушария грудки, усиливая нажим, контролируя глубину пореза до сладкого напряжения твоего дрожащего тела, вбирая ток твоей пьянящей боли в каждый нейрон одурманенного сознания. Любуясь, как на этом безупречном рисунке неровным пунктиром проступают маленькие капельки алой крови. Припадая к ним жадным ртом, слизывая языком, обжигая горячей кислотой слюны до самой вершины. Обхватывая, затягивая губами, зубами чувствительный твёрдый камешек бархатного соска, обжимая, прикусывая нежную податливую плоть вокруг, до долгожданной отдачи в твоём стоне, упоительной вспышки-конвульсии вздрогнувшего тела.

Да, Эллис, да!.. Это моя ненормальная фантазия, то, что могло тебя напугать сегодня в реале, и то, что тебе придётся теперь принимать изо дня в день все последующие недели и месяцы своей новой жизни… жизни, контролируемой моими руками и волей.

Я не сорву с тебя трусиков, ты угадала! Я разрежу их на тебе прямо по лобку, от кромки резинки и до самой промежности… вдыхая твой запах похотливого соблазна, пробуя пальцами влажную ткань поверх набухших половых губок. Как долго ты думала об этом и до какой нестерпимой одури тебе хотелось ощутить их скольжение по своей возбуждённой киске? Как сильно ты хотела меня? И насколько ты уже готова прочувствовать эту пугающую тонкую грань между физической болью и эротического апогея… скольжения ножа по самой чувствительной эрогенной зоне, переплетая острую едва стерпимую резь в коже с обжигающими приливами греховной истомы… всхлипывая от самых неописуемых, впервые пережитых тобою ощущений. Я прочерчу её до первых сладких капель крови над распухшей вершиной твоего клитора, да жалобного стона из твоего горла… накрывая эту бесстыжую рану своими губами, затягивая вакуумом горячего ненасытного рта, её пульсирующие складочки и нежнейшую гладкую поверхность, слизывая языком каждую каплю крови и греховного нектара. Прорисовывая по каждой линии чувствительного изгиба, бархатным трением по упругой кожице опухшей вульвы и половых губ, проскальзывая, погружаясь в истекающую тугую глубину сжимающейся вагины, в попытке добраться до самой горячей и вожделенной точки – средоточия твоего запредельного возбуждения. Да!.. Удерживая, фиксируя, усмиряя пляску твоего вышедшего из-под контроля тела, разума своими руками, своим телом! Считывая языком, пальцами, собственной кожей уровень твоего напряжения, нарастающей дрожи, конвульсивных разрядов самых мощных эрогенных сжатий в мышцах, судорожных всхлипов и стонов… Пропуская всё это долгожданной отдачей вибрирующего тока по собственным венам через мозг, выбивающими приливами кристаллического жжения в паху… ледяным ознобом цепенеющего вожделения по позвоночнику… в пятки! Fuck!

Разорвать тебя было бы наименьшей пыткой для нас обоих. И только посмей сказать, что всё это время ты ни разу об этом не думала, не мечтала и не воображала… Обо мне, о ненормальном желании быть вые**нной мною!!!

Скоро, моя милая, очень скоро!.. Только, боюсь, это будет куда менее романтично и далеко не быстро. Но сегодня можно! Сегодня я сам едва сдерживаюсь в безумном порыве снова заглянуть в твои огромные глазки, расширенные от неведомого тебе ранее возбуждения… Прижать пальцами за скулы и подбородок затылком к стене, направляя твой взгляд на себя, в собственные глаза, перед долгожданным моментом слияния реактивных элементов двух точек конечного отчёта…

Да, Эллис, моя наивная, глупая девочка! Я знаю, я видел это по твоему напряжённому взгляду, чувствовал через каждое движение твоего скованного тела, слышал в натянутой вибрации ослабевшего голоска… в твоём пьянящем запахе! Ты хочешь меня! Именно меня! Иначе и быть не может. Поэтому ты и здесь… Потому что ты моя и всегда была ТОЛЬКО МОЕЙ, даже когда пыталась внушить себе обратное, даже когда подпускала к себе других мужчин!..

Бл**ь! Продержать бы тебя пару месяцев на одной воде и хлебе в каменном мешке, распятую на цепях… Вот разве что, боюсь, этого будет слишком мало, да и не выдержишь, сломаешься куда быстрее, чем хотелось бы самому! Но ведь это ещё не факт! У нас всё впереди… всё только-только начинается…

А это – всего лишь лёгкая прелюдия. Сладкая, томная, как игра с собственным воображением и фантазией, тот самый почти постыдный онанизм. Но, кто его знает. Может он обоюдный?..

Прости, дорогая, что не могу быть сейчас нежным. В таком состоянии это нереально! Да и я сам не хочу, и ты, возможно, тоже!

Последний рывок почти отчаянный и не менее безумный. Кипящая пульсация застит глаза, сдавливает виски, вздувается в венах, режет мышцы, пропуская разряды выжигающего тока по всем раскрытым уязвимым точках, сливаясь в одну ненормальную мощную вспышку-взрыв… Он будто и вправду ощущает, как прорывается в её тугие горячие кольца сжимающегося влагалища, орошающего головку его члена обволакивающими порциями сладчайшей греховной влаги. Этого было вполне достаточно, как и услышать её ответный крик, почти молебный…

Левая рука интуитивно вжимается дрожащей ладонью в холодный керамогранит, беспомощно цепляясь-сцарапывая трясущимися пальцами по его гладкой скользкой поверхности. Кажется, по началу он вообще ничего не почувствовал, настолько сильной и ослепляющей была вспышка, резанув первой, самой мощной судорогой по сверхчувствительной эрогенной точке. Он только ощутил резкий выброс первой сильнейшей струи тягучей горячей спермы, задевшей края немеющих пальцев и едва осознавая, что хриплое рычание, вибрирующее в горле, принадлежит ему…

Нервная почти циклическая дрожь в перенапряжённых мышцах всего тела, отрезвляющей слабостью в последние мгновения затихающего безумства. Она ещё пульсировала ослепляющей жилкой в висках, не желая сдавать своих позиций, с немощным скулением царапая пылающую поверхность головки, будто вымаливая повторить это… снова и снова…

Но он уже разжимает пальцы, после того, как выдавливает самую последнюю каплю, опять натягивая и пряча в складках крайней плоти пока ещё налитую кровью пурпурную плоть ненасытного вожделения. Сбитое учащённое дыхание режет лёгкие в такт ненормальным ударам сердца о неприступные рёбра грудной клетки. Оно как будто бы не спешит замедлять свой свихнувшийся ритм с оглушающим шипением в ушах.

Ещё немного, и он уверует, что это его собственное испытание, его персональной воли. Одно дело – контролировать свои фантазии, чётко расписывая наперед каждый шаг и поэтапный план действий и совсем другое – соприкасаться с этим в действительности, вживую. Находиться практически на расстоянии нескольких дюймов от её тела, её реальной осязаемой сущности, буквально пробуя на вкус её запахи, чувства, страхи… опьяняющую беспомощность и слабоволие. Она уже в его руках, fuck, в его ладонях! И это по-настоящему! Это не сон! Совсем ничего, до того самого решающего кульминационного момента, когда он наконец-то прочтёт всё это в её глазах!

Как можно удержать себя в руках, рвущегося внутреннего зверя от близости этих абсолютно новых и невероятно сильных доз упоительного наркотика? Он и представить не мог, каким окажется мощным его воздействие от всех предыдущих. Что эта боль настолько деформируется и видоизменится, что в конечном счёте станет приносить подобное немыслимое наслаждение. А ведь он толком ещё ничего и не начинал!.. Что же будет, когда он сделает заключительный шаг? Что произойдёт, когда он попробует этот эксклюзивный эликсир по-настоящему, вживую, чувствуя его реальный вкус на собственном языке, делая неспешные первые глотки в попытке разобрать всю неповторимую гамму её ароматов, до того момента, пока не поймёт самой банальной истины… Как он мог жить всё это время без этого?! Как он сумел выжить после такого зверского голода длиною в 10 лет, не скончавшись от обезвоживания в первый же год?

…Мои пальцы уже оплетают твоё горло, сердце, контролируя каждый твой вздох и сердечный удар… Ты их чувствуешь, чувствуешь меня, как никого другого! Ты и представить себе не можешь, что это такое? Держать твою жизни в своих ладонях, вбирая её тепло, живительную силу и свет всеми рецепторами собсвтенной кожи… Осознавать подобно божественной истине, что это всё МОЁ! Всегда было моим и всегда будет! ТЫ МОЯ! ТОЛЬКО МОЯ!

Вздрагиваю всем телом, как от короткого провала в черную помпу сна, но при этом оставаясь в здравом сознании и в режиме реального времени. Нет... я не спала!.. не сплю. По крайней мере, не телом.

В моих руках смартфон, я включила его несколько минут назад, решив проверить количество пропущенных звонков, сообщений и имена самих звонивших, до этого забравшись с ногами в угол дивана в гостиной, на котором все еще валялись распакованные пакеты, коробки и прочая схожая хрень. Убираться после дневного нашествия Эвелин Гувер и ее новоявленной помощницы Робин Поланик я не собиралась. Здесь вроде как свой штат горничных, а я прикасаться к этим вещам больше не намерена! Мне куда уютней в одном толстом банном халате и даже босиком. Хотя, кажется, меня все еще знобит, не смотря на недавнее безумие эротического погружения в горячую ванную с ароматной пеной, тонизирующей морской солью и... воображаемым голым и крайне перевозбужденным Мэндэллом-младшим! Похоже, мне не просто холодно, меня буквально выбивает и колотит вымораживающим ознобом. Правда, это больше похоже на нервную дрожь, но от этого не легче, если не наоборот. Особенно, после всех неудачных попыток не думать, не включать память, внутренний экран с видеорядом из последних картинок, образов... лиц... глаз... Не прикасаться к сенсорной поверхности оголенных проводов собственных нервов и пережитых эмоций.

Я могу!.. Я умею держать все это под контролем! Это совсем не сложно! Это бывает, это скоро пройдет!

Так же, как прошел этот гребаный вечер, раут, прием или... как они все там его называли?.. Ведь ничего такого смертельно-криминального не произошло? Я бы даже сказала, что вообще... ничего такого, что можно было бы назвать пугающим и наводящим на сознание тихий ужас. И вообще, по идее я должна сейчас испытывать что-то вроде тоскливого разочарования. Я же явно ожидала, что что-то должно было случиться, будто шла в этот дом с определенной целью или намерением. А что в итоге?.. Да ничего такого...

Спустилась обратно на нижний ярус, вернулась тем же путем в зал для приемов, нашла на прежнем месте переволновавшуюся Робин в окружении той же компании с теми же разговорами "ни о чем"... Пережила еще пару часов пустых бесед, знакомств с новыми людьми, о которых ни черта не знала, но чьи звания с титулами заставляли мое сердце работать в нервном режиме под давлением стынущего страха. И скорей я боялась не этих людей, а то что они так хорошо знакомы с семейством Мэндэллов-Спаркс, и, возможно, не просто знакомы. И не думаю, что теперь сумею вспомнить и уж тем более сосчитать сколько раз и с кем меня снимали приглашенные фотографы. И в какой из этих моментов появился ты, чтобы попозировать рядом со мной и своим отцом несколько минут перед объективами фотокамер... и опять исчезнуть, почти незаметно...

Я ведь сделала все возможное, чтобы продержаться до самой последней секунды, выдержать все это, и после, с немыслимым облегчением вернуться обратно в этот гребаный номер! Так какого черта я все еще трясусь?!

-...Сэм!.. - принимаю нежданный звонок с каким-то необъяснимым облегчением (нет, это вовсе не он вырвал меня из кратковременного провала). Правда не знаю, что было бы, если бы вдруг позвонил Брайан.

- Она самая! Оставила тебе за день, наверное, сообщений под тыщу. Уже не знала, что и думать или как связаться! Администраторы твоего долбанного отеля, понимаешь ли, не разглашают о передвижении своих постояльцев третьим лицам! Тебе определенно пора оттуда съезжать, дорогая моя, и я говорю об этом вполне серьезно!

Тот самый волнующий момент, когда тебя начинает крыть противоречивыми эмоциями, не понимая до конца, что именно тебе хочется сделать в эту самую секунду и больше всего – расхохотаться или... разрыдаться.

Соскальзываю с дивана на мягкий палас, продолжая слушать обвинительный монолог переволновавшейся подруги (похоже, сегодня это заразное состояние), четко понимая лишь одну отрезвляющую истину – я ни хрена не готова! Не была готова ДО этого и скорей всего так никогда к этому и не адаптируюсь! Слишком быстро... слишком сильно и запредельно – удар за ударом. Мне даже не дают возможности очухаться, отдышаться, прийти в себя, перед тем как нанести следующий, куда более сокрушительный, почти смертельный нокдаун.

Ноги по инерции несут к панорамному окну с выходом на широкую террасу лоджии... Взгляд едва ли задевает россыпь ночных огней совершенно не спящего Леонбурга. Яркое полотно мерцающих светлячков-диодов с движущимися змейками автотрасс, растянувшееся до самой кромки четкой линии горизонта между небом и землей... между черной бездной небесного купола и переливающейся горящим золотом (местами красным золотом) раскаленных "угольков" земли обетованной. А ведь когда-то я очень любила наблюдать и снимать ночные города.

Нет, я не ищу района Риверз-Гарден-Парк, хотя, это не так уж и сложно. Достаточно найти широкое, прочерченное яркой линией освещения устье реки Великой Эммы, разделившую северную Столицу на две почти равные части. По ту сторону берега, на запад и должен находится твой дом. Это почти просто... пусть сейчас и далеко... но не так далеко, как хотелось бы...

-...Так ты уже вернулась?.. Бля! Мне нужны подробности! Ты его видела? Разговаривала с ним?.. А его жену? Сына?

Не знаю, что больнее – пытаться держаться до последнего, искать способы задавить это в самом зародыше... или наконец-то дать ему выйти на волю, выпустить из себя? Что ни хрена оно не в зародыше, его размеры давным-давно побили все мыслимые рекорды, и слова Сэм только все усугубляют... меткими выстрелами стальных арбалетных болтов в самую серцевину раскрывшейся наизнанку раны.

Не замечаю, как прижимаюсь спиной и затылком к стене, как поднимаю дрожащую руку, чтобы смахнуть с лица сбежавшую слезу.

Я переоценила свои силы. Попытка пройтись, размять ноющие после каблуков ноги, провалилась при первых же шагах. Коленки трясутся, буквально подгибаются, выбивающая слабость скручивает захлестнувшей волной прямо под дых с последующей мощной отдачей во все части тела... с рикошетом в саму голову.

- У него прекрасная жена... Очень красивая! – голос еще не дрожит, но уже на подходе. Горло перехватывает, перетягивает невидимой петлей вместе с дыханием, но я каким-то чудом продолжаю говорить и даже понимать о чем именно.

- Что, красивей тебя или меня?.. – Сэм в своем репертуаре, и я готова ее за это расцеловать прямо сейчас, была бы она рядом со мной. А может мне надо, чтобы кто-то просто меня обнял и... согрел?

- Элл, ну что такое? Там же наверняка до хрена всего было! Столько часов проторчать в этом гадюшнике!.. Кстати, какая у них квартирка? Ты успела сделать парочку снимков на мобилку?.. А он?.. Ты с ним говорила или, как обычно, успели лишь перекинуться парочкой вежливых фраз?

Кажется, я медленно скатываюсь, сползаю спиной и затылком по стене, практически не замечая боли в голове из-за цепляющихся за фактурные обои мокрых волос... Я не чувствую ее совсем, меня кроет абсолютно другой, боле ощутимой и выворачивающей... как и не пытаюсь больше стирать с лица бегущие из глаз ручейки соленой влаги.

- Сэм... - больше не хочу и не собираюсь себя сдерживать, это сильнее меня, и оно вот-вот вынесет мне мозг, если я сама не вырву его из себя через глотку криком или рыданием. – Боже... Сэм! Я не могу... Я так больше не могу! Наверное, я спятила... окончательно еб**улась на всю голову! Но я... я хочу... Бл**ь!.. Я...ХОЧУ... ЕГО!!!

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Все так просто? Захотелось переспать, перепихнуться (или более традиционный вариант - трахнуться!) с самим президентом Глобал-Вижн, с собственным босом? Я же вроде к тому моменту окончательно протрезвела. Или это еще не успела заснуть в голове перевозбужденная случившимся малышка Эллис Льюис – перепуганная почти до смерти маленькая девочка, которая не знала, куда бы еще забиться и как бы поглубже, лишь бы окончательно укрыться от этого наваждения? Хотя, кого я обманываю? Она прекрасно знала, чего хотела и к чему так отчаянно и почти сознательно тянулась – спрятаться на груди того, кто сам же ее так и напугал, едва не до икоты... свернуться калачиком на его коленках и жаться в его бедра до тех пор пока нервный озноб не сойдет на нет... не снимется его теплыми знающими ладонями.

Так вот ты что ты задумал! Довести буквально до срыва... Заставить поверить, захотеть до сумасшедшей одержимости, до конвульсивного припадка-желания забиться на полу в истеричных мольбах остановить все это... прекратить... сделать хоть что-нибудь, чтобы оно наконец-то вышло из меня, из моей головы, моего тела, из вен, из самой крови... вырвать вместе с рубиновыми осколками моей ничтожной, стертой твоими пальцами в пыль жалкой сущности... вместе с тобой!

...Или лучше приди сам и забери!.. Молча, без лишних объяснений, как возможно и хотел... войти в мою спальню черной тенью, нагнуться-нависнуть надо мной живым фактурным мраком, протягивая руки, чтобы взять, поднять, ревностно прижать к своей груди... продолжая удерживать, засасывать мертвой хваткой мой взгляд и сознание своей парализующей бездной черного золота самых глубоких и бесчувственных глаз... Бл**ь... я уже готова на все!.. Можешь придушить, вспороть на горле артерию, убить... но только сделай это по быстрому и желательно безболезненно... потому что я не хочу! Не хочу этого хотеть! ТАК ХОТЕТЬ ТЕБЯ!

Это всё неправильно! Ты же сам прекрасно знаешь это… Хотя, возможно, и не всё… И на вряд ли теперь узнаешь. Сомневаюсь, что когда-нибудь рискну в этом признаться даже себе самой… в том, что ты первый и единственный из всех моих бывших мужчин, кого я захотела снова… по-настоящему, до безумия, до одури… ещё сильней, чем десять лет назад!

Не знаю, как у тебя получилось, но ты выиграл этот раунд без какого-либо напряжения, провернув самую головокружительную игровую комбинацию в три хода. Я же реально чуть было не сделала этого, едва не упала тогда, там… в твоей шикарной квартире к твоим ногам, в воспалённом безумии или болезненном трансе желая схватиться за них, прижаться щекой с постыдной мольбой, со слезами, надрывными рыданиями. Выть, скулить, упрашивать остановиться, сжалиться надо мной, сделать это – наконец-то меня обнять, затянуть в свои живые тиски неразрывных объятий, рук, пальцев, всего тела, кожи, запаха, кевларовых волокон поглощающей сущности… спрятать от всего и в первую очередь от меня самой, от циничной моралистки и неисправимой идеалистки Алисии Людвидж. Стать той прежней, твоей маленькой наивной глупышкой Эллис Льюис, готовой принять тебя любым… даже таким бездушным монстром! Только не надо больше меня так мучать, пожалуйста!

Не играйся со мной! Что угодно – накричи, зачитай целый список претензий, поиздевайся рассказами, как ты безумно счастлив и благодарен судьбе, которая разъединила нас, иначе бы ты никогда не смог познать истинной семейной идиллии с любимой женой и сыном. Я всё выдержу… может даже пощёчину… за то что убежала… бросила, как последняя трусиха и бессовестная дрянь… Я её заслужила, как никто другой. Бл**ь, а я ведь хочу, чтобы ты меня ударил, будто это способно вернуть мне часть меня прежней…

Господи, я уже не знаю, кто я вообще такая рядом с тобой! Но явно не та, что прожила без тебя 10 лет в другой части вселенной и давно не та, кем ты меня когда-то запомнил. Новый психопатический гибрид, который до одури жаждет переспать со своим бывшим парнем? А он знает об этом или хотя бы догадывается? Или ты рискнёшь выложить всё открытым текстом, не опасаясь перспективы быть высмеянной прямо в лицо?

Ты уверена, что всё так просто, если бы не было настолько запутанным с тысячью непредсказуемых вариаций самых непредвиденных последствий?

Чёрт!.. Я не знаю!.. Я ни хрена не знаю и не понимаю кроме одного! Я ХОЧУ ЕГО!!! Моего Дэна… Дэнни… хотя бы минут на пять… десять… прежнего, самого любимого и столь желанного мужчину в моей жизни… Пусть после этого больше ничего не будет, останется навсегда в прошлом или самой мучительной раной в самом ближайшем будущем. Но если я не сделаю этого последнего опьяняющего глотка своего самого сладчайшего и желанного наркотика, не спалю им на хрен большую часть сознания и мозга… я по любому свихнусь! Не продержусь и ближайшей недели. Особенно осознавая столь очевидную истину, что он так близок, совсем рядом… как в те самые секунды, в его доме… что ближе просто не бывает!

«Ох, твою ж… fuck!!!» - Сэмми Грин, ты и представить себе не в состоянии на сколько это fuck в кубе, если не больше. – «Он что-то тебе сказал? Элл, я же прямо сейчас на хрен рвану к тебе через весь город по среди ночи, бросив собственных детей одних, на произвол судьбы, если ты сейчас же не расскажешь, что там произошло!»

Да я сама ничего не понимаю! Хотела бы, но не могу и не рвусь! Оно уже давно в меня проникло, просочилось во все поры, полностью инфицировав мозг и теперь настырно подбираясь к центру нервной системы, прошивая по волокнам сердечной мышцы своими токсичными микроскопическими стежками. Ты и представить себе не можешь, как это больно… и как становится всё больней с каждой пройденной минутой, с каждым судорожным вздохом… Я скоро буду бояться дышать, потому что она не останавливается – растёт, шириться, режет всё беспощадней и глубже… острее… до первой панической вспышки-желания закричать или лучше… потерять сознание! Я не знаю, что это за приступ, но мне до тихого ужаса страшно. Словно я чувствую не только его присутствие, но что-то ещё – бесплотное, но достаточно осязаемое… непонятного цвета… возможно белого… или мертвенно бледного, мутного, холодного… и это не свет… далеко не свет. Оно как часть его сущности или его самого, и я до смерти боюсь к нему прикасаться, будто знаю, что если сделаю это – произойдёт самое страшное и непоправимое!..

"Ничего... абсолютно ничего криминального!" – как же поздно до меня дошло, что существуют такие вещи, о которых невозможно сознаться даже самой лучшей подруге. Рассказать Сэм, как я подглядывала за четой Рейнольдзов в доме Мэндэллов, а потом... как Дэниэл поймал меня на этом лично с поличным... практически готовую броситься к нему в постель, пророни он об этом хоть слово... или сделай определенный намек, жест? И как мне теперь объяснить собственную вспышку неадекватной реакции? Я ведь не райских яблочек захотела вкусить по среди ночи, а прямым текстом заявила о своем дичайшем желании переспать с Дэниэлом Мэндэллом-младшим!

"Хватит мне впаривать мозг! Что значит, ничего криминального? Ты вообще... что там пила или ела на том приеме, или чего тебе успела подсунуть твоя Робби вместо успокоительного? Обычно такими заявочками на трезвую голову не бросаются!" - "Не понимаю... это как внезапно вдруг накатило... Сэм, извини, кажется, я сама не соображаю, о чем говорю!.. Но если я не пересплю с ним... хотя бы разочек, у меня точно... двинет крышей! При чем окончательно и безвозвратно!" – это явно говорила не Алисия Людвидж и далеко не Эллис Льюис, и я понятия не имела, кто произносил вслух все эти слова. - "Откровенно говоря, ты ею уже давным-давно двинулась, еще с того момента, когда решила подписать контракт с Мэндэллами! Бл**ь, Элл... Я же сто раз тебе об том говорила, буквально тыкала носом! Почему?.. Почему ты не хотела меня слушать?.. Или поэтому и не слушала, потому что знала, чем все закончится? Подсознательно уже была на это настроена и тянулась всеми фибрами души, перла, как тот танк, напролом?"

Я-НЕ-ЗНАЮ!!! Возможно ты права... вернее, как теперь не крути, по любому права! И если это и было изначально в меня заложено в подсознании или в самих клетках крови, прошитых архивным кодом смертельного вируса десятилетней давности, значит, он сработал и не без прямого вмешательства Мэндэлла, среагировав именно на его присутствие, физическую близость... голос, взгляд, касание... на слияние двух спящих реактивных элементов – на соприкосновении-трении их термоядерной сущности. Реакция была неминуема, как и последующий взрыв!.. И накрыл ли он нас обоих, или стал лишь моим персональным приговором – решающим и смертельным… Ты ведь давно все предопределил... никаких отступных, откатов с ничтожным правом на защиту со стороны жертвы... Последние дни, часы, минуты с последними вздохами мнимой свободы... А была ли я когда-либо свободна до этого вообще, особенно от тебя?..

...Яркий сполох света, еще один, два, десять, один за другим, в неуловимой аритмии неравномерной последовательности, заливая огромное пространство студии слепящими ударами кратковременных вспышек, слишком коротких, но достаточно мощных, чтобы резануть-обжечь широко раскрытые глаза своей центральной жертвы прямо по сетчатке. Микросекунда щадящего перерыва, тут же растекаясь по вишневой радужке, угольным зрачкам, блестящему глянцу бордовых губок и черному шоколаду густых лоснящихся волос впитывающимся живым свечением, обволакивающим сиянием по всей поверхности абсолютно нагого женского тела.

- Молодец... умничка, Синти!.. Продолжай держать этот взгляд... Бесподобно!

Сегодня я была щедра на комплименты, как никогда, правда, временами не замечая, что конкретно слетало с моих губ и в какой последовательности. Сегодня я была кем-то другим, или зависла в некоем трансе, увязнув сознанием в довольно странном ментальном измерении из трех слившихся реальностей. Разве такое возможно в принципе? Частью бодрствующего разума пребывать внутри фотостудии за весьма увлекательным, затягивающим и не менее долгим процессом фотосъемки с живой натурой... Второй – прагматичной и критической застрять в участках воспаленной памяти, перегруженной таким прессующим количеством шокирующей информации, что, еще немного, и она вытеснит не только первую, но и третью – самую необъяснимую, призрачную, но не менее сильную. Неразрывное переплетение-связь в наивысших слоях ноосферы с тем, кто похоже и не думал разжимать мертвой хватки своих беспощадных пальцев на моем горле и периодически стынущем сердце.

Безупречные складки черного бархата, припорошенные сухим пергаментом мертвых лепестков и частью еще свежих бутонов роз с цельными стеблями и изумрудными листьями, и по центру этого совершенного алтаря обнаженное женское тело – живая статуэтка из матового алебастра. Пронзительный взгляд огромных бездонных карих глаз, с вызывающей угольной обводкой густых ресниц и идеальной линией эбонитовых бровей. Все, что местами или временами прикрывало гибкое и изящное тело Синтии – это лепестки роз и три длинные нити крупного жемчуга в три цвета: белый, красный, черный.

Мы начали съемки где-то в начале двенадцатого, и чем глубже затягивался основной процесс отлаженной фотосессии, тем ощутимей ускользало в небытие наше общее время, лишая возможности завершить задуманное хотя бы к официальному окончанию моего первого рабочего понедельника. Сама не понимаю, почему мне так не терпелось сделать все по скорей и как можно пораньше, будто постоянно прислушивалась к внутренним биологическим часам или вопящему разуму неопределенного источника. - "Тебе нужно это сделать сегодня!.. Он должен увидеть их сегодня! СЕГОДНЯ!!!" И чем громче и навязчивей он вопил, тем жестче и непримиримей ощетинивалась изнутри Алисия Людвидж. Она же fashion фотограф экстра-класса. Безупречная интеллектуальная работа не терпит спешки. Ко всем идеям и четко продуманным задачам следует подходить с особой тщательностью, стараясь при любом раскладе совершенствовать почти достигнутую цель до наивысшего идеала и всеми доступными способами!

Мне с лихвой хватает и второй реальности, слишком свежей и, в прямом смысле, больной. Никогда еще собственная память не вкладывала в мои руки и в воображение такого количества энергии, столько возбуждающих эмоций и неиссякаемых сил... Я была пропитана и накачена под завязку информацией последних событий, разрываясь на части от противоречивых чувств, мыслей, шокирующих выводов и пугающего источника моего нового вдохновения... Никогда еще мой эфимерный наркотик не отдавал столь необычным привкусом с пробирающим насквозь соблазном пойти еще дальше, еще глубже... толкнуть эту чертову черную дверь в твой Чудесный черно-красный Сад.

Невесомый эфир утреннего сна подействовал долгожданной притупляющей анестезией. Нет, вчерашнее безумие не покинуло моего тела с не менее ненормальными желаниями и чувствами, но их ощутимо придавило защитной броней внутреннего экзоскелета почти очнувшейся от забытья Алисии Людвидж. Только ей было под силу взять меня в руки (как бы странно это не звучало со стороны для специалистов в белых халатах) и, похоже, ей это как-то удалось, пускай и не до конца.

Благодаря ей, я не побрезговала отыграться за все вчерашнее на ничего не понимающей Робин Поланик. Стоило мне выйти из дверей своего номера и столкнуться с ней нос к носу, и с этого самого момента ей пришлось потуже затянуть на себе не только ремень безопасности. Выслуживаться и угождать всем остервенелым распоряжениям мисс Людвидж в этот день пришлось не только ей. Поскольку не одна она не узнавала меня в упор в понедельник нашей первой с ней полной рабочей недели в "Глобал-Вижн".

Первая волна сдержанной и сверхуравновешенной Алисии Людвидж удачно донесла меня до моего нового рабочего кабинета точно по расписанию, а затем... Затем меня накрыла самая что ни на есть хлесткая, жесткая, выбивающая по всем системам трехмерной турбулентностью мощнейшего подводного течения в 10 баллов – информационная.

Разве мы это уже не проходили десять лет назад в Эшвилле? - Не думаю. Сейчас не тот случай... сейчас ты изо всех сил стараешься продержаться на плаву, на поверхности... пока оно не затянуло тебя с головой на самое дно, пока ты еще можешь и хочешь сопротивляться! – Хочу?.. Я и в самом деле хочу или тешу себя мыслью, будто все сосредоточенно в моих руках... и я сама все за себя решаю, что делать и какие принимать решения, не зависимо от обстоятельств и жесткого диктата окружающей действительности.

Плавать на поверхности и мнимом мелководье конечно проще и легче, но это не значит, что можно прозевать момент, когда тебя захватит/затянет тем самым течением... Я начала с "глубины", которая, как мне тогда казалось, была самой безопасной и практически не в тему. Пока Робин в это время пробивала все мои требования с неукаснимыми распоряжениями по всем каналам нашего отдела – пригласить выбранную мною фотомодель, не важно, в городе она или на другом конце земного полушария, найти стилиста, техника по освещению, три одинаковые нити жемчуга, парочку ассистентов для выполнения всякого рода мелочей и незамедлительным поручениям в период съемки (возможно даже не брезгуя помощью вездесущей Эвелин Гувер, на что я тоже тайно надеялась); у меня еще оставалось в запасе несколько часов, чтобы порыться в интернете, так сказать, на свой риск и страх.

Вести переписку по конкретным вопросам с конкретными просвещенными лицами, я, естественно, не собиралась (пока что). Но когда мои поиски по нужной комбинации слов начали поэтапно, раз за разом выносить меня на сайты с самым шокирующим содержанием, вываливая дополнительный контент из коллекций фотографий и видео определенной тематики... меня реально стало потряхивать и попутно прессовать к центу земли резко обострившейся паранойей. Кто мог знать (особенно я!), что фотосессия Брюса Уиллиса и его молодой супруги почти шестилетней давности занесет меня еще дальше! Что потянувшаяся за ней ассоциативная цепочка вывернет мое сознание практически на изнанку.

Нет, их снимки были более чем в моем приемлемом восприятии, а признания господина Уиллиса на их счет меня даже позабавили. После стольких звездных (а местами весьма шокирующих) ролей у него якобы возникали сомнения со страхами принимать участие в этой фотосессии или нет? Боже, Брюс, не смеши моих тараканов, что за всплеск эстрогена не старости лет? Это же не порно-сессия! Или того требует твой новый сценический имидж благочестивого супруга и отца?

Не буду кривить душой, утверждая, что испытала дикий восторг и бурное восхищение от данной коллекции со всей ее цветовой гаммой холодного и мрачного, но ничего криминального я в ней так и не увидела, особенно из того, что могло вызвать глубокое психическое потрясение и чем можно было бы стыдиться кому-то из этой пары. Чего не скажешь о моих дальнейших продвижениях и поисков.

Комбинация словосочетания из 50 оттенков серого мне тоже ничего конкретного не дала, кроме рекламных предложений купить данную трилогию в электронном или печатном варианте. Титульная картинка с серым галстуком в мелкую сеточку-рубчик на темном фоне тоже не вызвала никакого эстетического всплеска или бурного ажиотажа, как и «замануха» посмотреть картинки с актерами по будущей экранизации, включая видео из трейлеров, клипы и любительские нарезки. Мою любопытство потихоньку затухало, сходило на нет под неожиданным наплывом нахлынувшей апатии, пока рука сама не потянула курсив мышки к всплывшей где-то случайно строчке с буквами знакомой аббревиатуры БДСМ…

Bondage/Discipline, Domination/Submission, Sadism/Masochism…

Вот с того момента внутренности моего оцепеневшего тела начали холодеть, коченеть и покрываться тройным слоем заиндевевшей паники. Кроме поверхностного знакомства с исторической стороной и небольшим экскурсом по общепринятым канонам данной субкультуры (вошедшей в современное общество в своём нынешнем официальном виде только лишь в начале 90-х годов прошлого столетия), в моей памяти стали всплывать не только знакомые имена известнейших фотографов и художников середины двадцатого века вроде Ирвинга Клоу и Роберта Мейплторпа, но и сами смутные образы чего-то/где-то/когда-то мною увиденного и даже услышанного.

Секс-шопы, тематические клубы, кожаные корсеты с длиннющими ботфортами на шнуровке, латексные костюмы, перчатки, плётка-многохвостка или кнут… Да, подобный заезженный образ властной и дико сексуальной Госпожи уже достаточно примелькался на экранах, особенно в современных сериалах, просто я никогда до сего момента не обращала на него какого-то особого внимания. Да мало ли? Если бы не этот отдельный случай, я бы и по сей день могла ассоциировать его с куда более интересным для моего восприятия направлением в современном искусстве, например таким, как Стимпанк. Там ведь тоже до хрена всего, если не больше, – те же кожаные корсеты с изящной модой парового техно-модерна включая целые ювелирные фетиш-приспособления…

Да и откуда мне было знать, что данный вид сексуальных игр мог относиться к отдельной психофизиологической теме, да ещё и субкультуре, со своим обособленным списочком правил, атрибутики, индивидуального сленга, отличительной практики и даже техники безопасности! Ролевые секс-игры? Мля… называть их ролевыми реально не поворачивался язык. Не удивительно, что моё внимание за столь внушительный срок профессиональной карьеры фотографа ни разу не задело подобным видом извращений.

Увы, но заверения о том, что не все Доминанты – садисты (как и не все садисты – Доминанты) и не все Сабмиссивы (твою ж бл**ь, Топы, Верхние-Нижние, Домы… САБЫ!!!) – мазохисты, меня абсолютно не успокоили. Вы меня извините, но что можно делать в Теме, где чёрным по белому написано об эротическом обмене властью, основанном на господстве и подчинении с применением моральных и физических воздействий, вызывающих боль и унижение нижних партнёров?

Видимо в те самые минуты в моей голове и произошёл внутренний термоядерный мини-взрыв, осевший жидким азотом холодной ядерной зимы по всему телу. Меня кроет и выбивает нервной дрожью с всплывающими перед внутренним взором слишком свежими, а теперь ещё и эмоционально окрашенными картинками вчерашнего вечера, пока взгляд пытается передать в центр аналитического мышления внушающий список БДСМ-контента.

Дэниз Эпплгейт Сабмиссив?!.. Вы это серьёзно?!.. Нееет!.. Fuck!.. Это какая-то идиотская шутка… Может… они просто так… развлекались?.. Решили поиграть в Дома и Сабу. Чем не забавная секс-игра, особенно после обсуждения Темы за полчаса до этого… Но ремень?.. А если бы не появление Мэндэлла, если бы я увидела продолжение этой сцены?.. Pet Play – игры в животных, где нижний изображает домашнего животного, например, кошки или собаки? Бля, разве Дэниз не изображала кошечку?.. А порка? Это же один из ведущих видов наказания в Теме!

Остановиться, пока не слишком поздно? Закрыть на хрен все окна, сайты, списки, фото, пока я реально не достигла того самого Edge-гейма?..

Да, конечно! Теперь попробуйте меня заставить!

Уже не помню, когда и как зажала свой округлившийся ротик ладошкой от прострелившего насквозь сознания шоковой электродугой. Взгляд зацепился за знакомое словосочетание 3Д (GS) - «Золотой Дождь»… Вашу… бл**ь!!!

Нервная лихорадка бьёт на максимальной амплитуде… Дрожащие пальцы сами тянуться к клавиатуре, набирая комбинацию пульсирующих в голове слов: Black Crystal + Леонбург. Всего-лишь небольшая сайт-страничка – рекламка с номерами телефонов для предварительных заказов, адрес, подробное место расположения на карте города, время работы, год открытия, демонстрационные фотографии залов, перечень обслуживающего персонала со спецификацией клуба, владелец… Нет, полного имени конкретного человека не указывалось. Одно лишь название закрытого акционерного общества «Деметра», которому принадлежало как минимум с пары дюжин подобных заведений по всему городу.

Пришлось потратить не одну минуту на дедуктивный анализ общей информационной цепочки, прежде чем выйти по ней на главных поставщиков стройматериалов и услуг по дизайну (наружного, внутреннего, ландшафтного), таких как «Лайанз» и «Грин-Гейтс», выполнявших заказы по оформлению почти всех крупных развлекательных и даже гостиничных комплексов «Деметры» (включая мини-казино и клубы с закрытым членством). И вот здесь, как говориться, круг замкнулся, окончательно и бесповоротно! Обе компании являлись мелкими дочерними филиалами… «Атлантис-Гроуп»!

Александр Рейнольдз – владелец Black Crystal и… тематик?!.. Вашу мать! По любому, у меня теперь нет на этот счёт вообще никаких сомнений. Мало того, я даже не сомневаюсь в том, что Дэниэл Мэндэлл-младший в курсе всех нестандартных увлечений своего лучшего друга детства! Вопрос в другом. Кого конкретно он защищал в той словесной перепалке с Рейчел Кокс, пытаясь объяснить существенную разницу между тематиками и психопатами-садистами – Ренольдза или… себя?

А вот это был стопроцентный fuck! Дэниэл… мой Дэниэл – садист и тематик?! Да вы издеваетесь! – Эллис, милая, а от чего же ты так поспешно бежала десять лет назад из Эшвилля? Да, ты ещё понятия не имела обо всём этом чуде-аттракционе, но ты не можешь игнорировать в себе наличие здравой интуиции в комплексе с инстинктом самосохранения. Алкоголизм, пьяные драки… избиение с изнасилованием собственной невесты в день свадьбы… - Бл**ь, хватит! Я не хочу сейчас думать об этом! Только не сейчас! Не после вчерашнего. Он же… вылечился… как-то! Не знаю… Он очень сильно изменился! – А разве его новый образ не указывает на его непосредственную причастность к Теме? – Да при чём здесь первое ко второму? Он бизнесмен, президент мега-компании, потомственный аристократ, небожитель, уважаемый в высших кругах Леонбурга человек с большой буквы! Это его лицо, его визитка, а не… какая-то обязательная составляющая – тематическая фетиш-оболочка адепта е**нутой на все девайсы субкультуры. – Но ведь Алексу Рейнольдзу это нисколько не мешает!

Всё, хватит! Это слишком далеко зашло! Мой разум не в состоянии вместить в себя сразу столько информации, всё что я успела прочесть, увидеть, ещё раз увидеть и попытаться сопоставить с тем, что мне было известно до этого и не только по последним дням. И возможно меня хорошенько тряхнуло при просмотре любительских снимков под тем самым грифом Тема, как когда-то от вида фотографий Дэниэла в этой же самой глобальной сети десять лет назад. Только на этот раз они превзошли все мои запредельные ожидания. И наивная приписка из слова «арт» в поисковике по картинкам определённого содержания совершенно не смягчила девяносто процентов вывалившегося на экран моего рабочего компьютера искомого материала.

Не буду юлить, большинство фотохудожников пытались придать Теме ту самую волнительную изюминку со специфической окраской чего-то захватывающего и интригующего, близкого к тому, что мне пришлось испытать вчера, наблюдая за Рейнольдзом и Дэниз. Но это были профессиональные фотоснимки! Постановочные композиции, в отличие от тех, которые были сделаны в процессе реальных тематических сессий! В этом и заключалась вся разница! Настоящая Тема была откровенно мерзкой, отвратительной и отталкивающей, и кроме приступов желчной рвоты и непреодолимого желания промыть себе глаза мылом с антисептиком, мочалкой, а потом ещё раз мылом, больше ничего радужного во мне не вызывала!

И как теперь о таком забыть или пытаться не думать в течении оставшегося дня?.. в течении всей последующей жизни, соприкасаясь с его ментальной тенью, усилившей со вчерашнего вечера свою мёртвую хватку в несколько раз?

Как видно, у страхов тоже случаются непредвиденные приступы по деформациям, коррозиям и метаморфозам.

Пять минут на то, чтобы побегать перед панорамным окном кабинета, стараясь утрясти в голове весь ворох из сброшенной туда новейшей информации, картинок, шокирующих предположений… пытаясь вывести из общего уравнения собственные желания, свою противоречивую реакцию, самого Мэндэлла… свои чувства и отношения к нему… Но пока он сам не сознается в своей причастности или абсолютной непричастности ко всей этой чертовщине, пока лично не объяснит, чего хочет от меня, все мои метания с жалкими потугами горе-детектива будут выглядеть немощным трепыханием беспомощной бабочки с подмятыми крылышками.

И скорей всего, вопрос заключается не в моих попытках разобраться, а в самом банальном восприятии жёсткой реальности. Или оставить всё как есть – забыть, захлопнуть, заварить наглухо эту чёртову дверь (или форточку) из прошлого-настоящего-в-будущее или… пойти на поводу своих неуёмных желаний, чувств… разыгравшихся фантазий. Насколько мне самой хватит смелости и сил переступить эту черту… до самого конца?.. Если мне ещё позволят её переступить…

Но ты ведь определённо что-то хотел! Нельзя включить эту твою грёбаную ментальную волну, пропустить её ток через все мои нейроны и рецепторы и не имея для этого какой-то конкретной цели! Похоже, ты и не собирался прекращать своего шокирующего воздействия на мою нервную систему, словно намеренно подкидывал все эти… долбанные Темы, навязчивые мысли, образы… ощущения… самого себя…

Даже сейчас, уже в который раз за этот день, стараясь погрузиться с головой в свою любимую работу, освободиться через её мощнейший поток захватывающего вдохновения, ты не перестаёшь касаться моих ментальных струн, то натягивая их до болезненной рези в лёгких, сердце, в дрожащих ладошках… то резко ослабляя хватку ласкового поглаживания по наэлектризованной коже… напряжённым плечам, шее, голове… Согласна, возможно, это моё разыгравшееся воображение, но от этого оно не становится менее осязаемым, как и все пережитые вчерашние воспоминания о тебе – слишком живые… слишком реальные и глубокие!

Определенно я сошла с ума, но я была готова проторчать в мастерской фотостудии своего кабинета хоть до самого утра, чтобы успеть обработать хотя бы с десяток удачных снимков с лучшими ракурсами и моментами. Более того, я ясно понимала, что другого шанса у меня могло и не быть, особенно необходимого для этого внутреннего настроя с подходящим эмоциональным состоянием. Пока я еще была такой не в меру смелой и наглой, надеясь ткнуть ему в нос его же подарком с собственным завуалированным "тайным" смыслом...

Надеюсь, это всего лишь часть твоей игры. Я просто решила перехватить инициативу в свои руки, вот и все!..

Наивная девочка...

-...Робби... - у меня слегка (а может и НЕ слегка) закружилась голова и расширились глаза. На часах начало двенадцатого ночи! В свой первый полноценный рабочий день я побила рекорд по сверхурочным, занимаясь проектом, который не входил в график моих официальных обязанностей штатного фотохудожника Глобал-Вижн. Короче говоря, я потратила все свое рабочее (и не рабочее тоже) время на личную прихоть, используя деньги и ресурсы компании без ведома и согласия собственных боссов. И более того, я испортила шикарный подарок от самого Дэниэла Мэндэлла-младшего, которым все еще был усеян чуть ли не весь пол студии, теряя остатки жизненной красоты и свежести.

Я и в самом деле такая... стукнутая на всю голову?..

- Да, босс! - Робин нарисовывается перед моим рабочим столом за считанные секунды. Не смотря на поздний час, ее внутренней энергии и рвению можно только позавидовать. Она до сих пор и все еще готова выполнять мои самые ненормальные капризы и требования (надеюсь, прыгать на тарзанке с крыши компании она все-таки не станет?).

Я продолжала играться в ужасного начальника? Какая же я стерва!

- У меня к тебе только одно... самое последнее на этот день поручение...

Меня ощутимо покачивает. Неужели теперь можно полностью расслабиться и наконец-то поехать домой выжатой, вымотанной, дико уставшей, но... абсолютно и по-идиотски счастливой? Черт с ним! Не успела закончить к концу рабочего дня, значит... появилась возможность начать следующий с особо приятного момента... Тем более, мне давно уже пора как следует выспаться! Еще немного и уткнусь носом прямо в этот стол, не успею переползти в смежную комнату для отдыха.

- Хочешь вернуться обратно в зону полного доверия? – неспешно надеваю черное полупальто, поправляя волосы, и тем самым давая знак, что теперь все официально свободны и могут идти на все четыре стороны. – Сделай мне маленькое, но весьма ценное одолжение! – ну я и загнула, пора срочно завязывать с просмотром драматических сериалов. – Попроси Эвелин Гувер передать эти снимки господину Мэндэллу-младшему. МЛАД-ШЕ-МУ, смотри не перепутай, и желательно из рук в руки без десятых посредников! – отвлекаюсь лишь на пару секунд от красного шарфа в своих руках, интересовавшего меня до этого куда сильнее, чем то, что я говорила почти со скучающим выражением на уставшем лице. Киваю подбородком в сторону стола, на большой, запечатанный белый конверт альбомного формата с водяными знаками логотипа Глобал-Вижн.

- Насколько я поняла, у вас с ней сложились довольно тесные взаимоотношения на доверительных началах, чуть ли не родственные.

Жму от всей души и на полную циничную ухмылку, а самой далеко не до смеха. Мне страшно включать и без того вымотанное за день воображение. Пропустить через него возможный вариант сцены передачи снимков из рук в руки тому, кто мог изменить всю мою ближайшую жизнь буквально в один щелчок пальцев? У меня достаточно на это сил и нервов? Представить его реакцию, удивленный взгляд, вопросительно сдвинутые брови и поджатые губы?..

Бл**ь, кажется, у меня опять подскочило давление и выбивает пульс...

Его рука... длинные уверенные пальцы, подхватывающие конверт изящным уверенным жестом... секунда-заминка перед тем, как его вскрыть...

- Да... и надо бы прибраться в студии, а то там такой бардак!.. И запах тоже не из самых приятных, про количество мусора я вообще скромно промолчу.

- А что делать с оставшимися розами?

И как я могла об этом забыть? Их же оказалось слишком много. Оставшаяся наименьшая часть все еще стояла непритронутой в нескольких вазонах, терпеливо ожидая своего звездного часа.

Безучастно пожимаю плечами, мол, меня абсолютно не волнует их дальнейшая судьба и участь... одновременно ощущая, как внутри до холодящей рези натягиваются и стонут струны волнительной тоски с нехорошим предчувствием.

- Не знаю... что хочешь! Можешь выбросить, но чтобы завтра их там не было. Они мне больше не нужны!

И сердце при каждом слетающем с моих ироничных губ слове сжималось все сильней, вырываясь в болезненных конвульсиях из-под стальной лески беспощадного страха. Я не могла!..

Fuck! Я не могла взять и спустить все на тормозах, признавая себя побежденной! Нет! Это моя территория, Дэнни, и только мне решать, впускать на нее тебя или держать в стороне на безопасном расстоянии! Мне это необходимо!.. мне все еще надо осознавать, что это я принимаю решения и делаю выбор за себя, сама... Делаю шаг навстречу тебе САМА, добровольно!..

Бытует общепринятое мнение, что многие психопаты заводят семьи и детей чисто из практического соображения – для социального прикрытия и алиби. Из-за атрофированных чувств любви и родительских инстинктов с привязанностью, они не испытывают к собственным детям и супругам вообще никаких эмоций, и способны в любой момент не только их бросить, но и причинить непоправимый вред, вплоть до убийства...

Несколько раз ему чудилось, что он уже и сам был слишком близок от этой пугающей грани, всего в ничего, в паре микронах, особенно в стадии запредельной неадекватности, в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения. И осознавая это тогда, он не испытывал абсолютно никакого страха, наоборот, сам не понимал, что его останавливало и не позволяло проделать этот шаг до конца.

Когда держишь свою руку на чьем-то пульсе, отсчитывая его замедляющиеся удары, здраво понимая, что это ты контролируешь в этом человеке утекающие через твои пальцы остатки жизни, это равносильно тому, как соприкоснуться с темной стороной природы, стать проводником между жизнью и смертью.

Зла и добра как таковых по отдельности не существует, все зависит от того, как ты пользуешься мерой, данной тебе при рождении, как человеку разумному. Даже в боли есть своя чарующая сторона красоты и наслаждения, но когда она переходит свою допустимую меру – она начинает работать тебе во вред, как и все другое в этой жизни. Сложнее всего с чувствами, ибо их отмерить до нужной золотой середины в определенный момент просто нереально или, что хуже, когда они берут верх над твоим ослабевшим разумом... или когда ты сам позволяешь им это сделать...

Наверное, за последние дни он дал себе слишком много слабины, успокоился, разомлел, расслабился, решил, что теперь уж точно не имеет смысла куда-то спешить. Самая тяжелая часть дела позади, можно потянуть удовольствие, вдоволь насладиться имеющимся результатом, смакуя в воображении каждый свой последующий шаг и предстоящий план действий. Ведь она у него буквально под носом, в его руках и без его ведома никуда не денется и уж тем более не додумается сбежать. Да и с чего бы? Она так еще и не осознала, так до конца и не приняла того факта, что в эти самые секунды находится у него под колпаком. И в этой наивной непосредственности тоже есть свое исключительное очарование.

Жаль лишь сама жизнь упорно выкручивается в своем жестком непримиримом своеволии, не желая ложиться в четко выверенную твоей рукой колею, резко съезжая серпантиновым дрифтом на острый гравий обочины, разрывая в лохмотья сразу несколько шин и скатов. А в запаске у тебя всего одно колесо. Вот тут действительно надо суметь удержаться... до последнего...

Нет, оно началось не с прихода в кабинет главы компании Глобал-Вижн и не с извиняющейся Эвелин, притащившей кофе, пачку свежих газет, журналов и четкий план расписанного наперед графика по всем неотложным встречам, телефонным переговорам и запланированным на этот вторник совещаниям. И даже не с самого конверта без подписи и адресатов, услужливо подсунутого ее почти никогда не дрожавшей рукой.

- Вы просили ставить вас в известность о любой попытке мисс Людвидж касательно ее желаний вам что-то передать или встретиться лично.

Он практически не обратил внимания на то, каким образом его пальто и шарф перекочевали в руки Гувер, совершив что-то вроде бартерного обмена.

- Что это? – конверт был довольно пухлым и увесистым и, кажется, он успел догадаться, что в нем.

- Мисс Людвидж просила передать вам его из рук в руки, не уточняя, что это, но... персонально для вас. Если вы не доверяете содержимому пакета, я могу, конечно...

- Спасибо, Эвелин! – уложив конверт удобней в ладонь, он сделал несколько шагов в сторону массивного рабочего стола, разворачиваясь на ходу всем корпусом, и не подавая никакого вида, что его могло заинтересовать содержание посылки.

Несколько неспешных последних шагов, вялый жест кисти правой руки, бросающей конверт на безупречно чистую поверхность глянцевой столешницы из полупрозрачного синего оргстекла (в тон стеклянных полок, барной стойки и прочей окружающей ультрасовременной мебели индивидуального дизайна). Ленивое движение пальцев левой ладони, расстегивающих три пуговицы однобортного антрацитового пиджака, перед тем, как опуститься в темно-синее (почти черное) кожаное офисное кресло с высокой спинкой и несколькими режимами трансформера.

- Вы свободны... Постарайтесь в ближайшие полчаса меня ни с кем не соединять.

Нет, он не притронулся к кофе и, как обычно, не полез в стопку газет с журналами, хотя после вчерашних выпусков собирался сделать это едва не по приходу. И конечно он не смотрел в сторону младшего секретаря, как обычно изображая вид, что его сейчас больше всего интересует интерфейс включенного им только что монитора рабочего компьютера. Правда, он ни хрена на нем не видел, вернее, попросту не понимал, что творилось на экране, даже когда запустил парочку отложенных со вчерашнего вечера документа. Он даже не мог вспомнить, что это были за документы.

И когда за Эвелин закрылись двери, и он мог не притворяясь расслабленно откинуться на спинку кресла, он все еще не мог сфокусировать свое внимание на том, что его сейчас больше всего волновало и раздражало слизистую взыгравшегося не на шутку любопытства. Сдержать участившееся глубокое дыхание и выровнять четкий размеренный ритм сердцебиения – дело нескольких секунд, но как, черт возьми, удержать их, не думая о том, что за последние дни превращало тебя в одержимого безумца?.. То, что за один щелчок пальцев заставляло его забывать буквально обо всем, кроме одного неконтролируемого ненормального желания. И вот теперь частичка этого... откровенного соблазна, пара гранул чистейшего "героина" лежала прямо перед ним. А ведь он даже не пробовал его на вкус в полной мере и по настоящему, только втянул запах, впустил его эфир под кожу, под язык, растворяя в крови, прямым транзитом в воспалённые нейроны мозга.

Как быстро, моментально, мгновенно… как неожиданно резко ты вошла в мою кровь… или ты оттуда никогда и не выходила?..

Она слишком хрупкая, почти невесомая, льнущая к его напряжённым пальцам статическим притяжением, скользя по пульсирующим нервным окончаниям беззащитной паутинкой. Он может разорвать её в любую секунду и… боже всемилостивый… если это то, о чём он думает, он сделает это, и прямо сейчас!

Нет, он абсолютно никуда не спешил и не торопился, хотя руки вроде как слегка дрожали… бл**ь!

Взять конверт с сосредоточенной задумчивостью на лице, слушая чёткий размеренный ритм повышенного сердцебиения буквально всем телом… оторвать не спеша не дрожащими пальцами полоску-«пломбу», всего на пару секунд зависнуть в состоянии холодящего предвкушения перед тем как вытащить всю пачку сложенных фотографий и наконец-то очнуться от забытья… пусть и ненадолго.

Фотографии? С незнакомой брюнеткой? В разных ракурсах, позах, перспективах и расстояниях между объектом и фокусом объектива. Лицо и взгляд святой грешницы, совершенное белое тело на чёрных складках глянцевого лоснящегося бархата, усыпанное лепестками живых и мёртвых роз… «перевязанное» тремя нитями перламутрового жемчуга подобно безжалостным цепям за шею, запястья и лодыжки, бесстыжей линией кровавого «пунктира» от лобка и до яремной впадинки на горле… Чёрный… Белый… Красный!.. Только три цвета – самых ярких, контрастных и откровенных, усиленных фотофильтрами графического редактора до эффекта нереального живого объёма, невозможной глубины и совершенной фактуры. Казалось, протяни только руку и ты почувствуешь их не только физически, а на каком-то более высоком и ранее не известном тебе нечеловеческом уровне.

Одна девушка – сотни ракурсов и поз. Лёжа на спине, полубоком в три четверти, боком, сидя на коленках, крупный ракурс в портрет; иногда только одно лицо – с жемчугом в зажатых зубках, под изогнутым язычком, на губах, на глазах в несколько сложений; ошейником на горле, манжетами на запястьях – спереди, за спиной… Бл**ь!!!

Это не просто подборка удачных кадров откровенной эротической фотосессии, сделанной каким-то неизвестным фотографом. Смысл заключался в том, что ему было прекрасно известно, кто именно находился по ту сторону фотообъектива и через чьи глаза он теперь смотрел на все эти снимки. Чья рука их делала, чьи пальчики прикасались к этой натуре, поправляя волосы, положение жемчуга, лепестки роз… Розы!

Господи… До него, наверное, дошло только минут через десять, что это были ЕГО розы! Она использовала для этой съёмки в качестве дополнительной атрибутики его подарок!

Едва ли он понял, что хриплый звук, вырвавшийся из горла был его собственным ошалелым ироничным смешком…

Боже, как ничтожно мало надо для того, чтобы заставить его напряжённые пальцы вздрогнуть, перекрыв его пульс прохладными пальчиками ослепляющего соблазна. Она уже рвётся под её давлением, под ласковым нажимом её огромных распахнутых на всю ширь глазок, под невесомым дыханием чуть приоткрытых рубиновых губок.

Нет, он видел сейчас не эти головокружительные снимки. Не откровенные вызывающие позы незнакомой ему фотомодели резали головку члена обжигающей инъекцией зашкаливающей эрекции до самой мошонки… Он уже был там, с ней, несколькими этажами ниже, выгоняя на ходу из приёмной её кабинета офигевшую секретаршу (или кто там у неё был?), врываясь в сам кабинет, за волосы вытягивая её из кресла, из-за стола к ближайшей стенке, второй ладонью зажимая её горлышко под скулами и подбородком… Fuck!!!

Да, он был уже готов послать весь мир к ебеней матери, чтобы потратить остаток этого дня только на неё, только на её тело, на долгий бесконечный акт сумасшедшего совокупления. Трахать её до потери пульса, рассудка, реальности, прямо на этих грёбаных розах, до волдырей на члене, до разрывов и ссадин в её горле и влагалище, до срыва голосовых связок у обоих, пока вокруг них всё не промокнет от его спермы и её уретровой жидкости… Бл**ь!

Она же сама его звала!.. предлагала себя чуть ли не напрямую, раскрывалась, тянулась к нему… Как ещё было можно расценивать все эти снимки, как не за откровенное предложение с окончательной капитуляцией?! Открытое заигрывание со зверем на его же территории, в его же собственной клетке!

Так ты уже ждёшь меня? Зовёшь, моя девочка? Подманиваешь пальчиком и облизываешь влажные губки дрожащим горячим язычком? Ты действительно этого хочешь? Ты готова к этому?.. Готова меня принять?..

Похоже он не заметил когда и как поднялся с кресла, как сделал несколько шагов, обходя загиб угла столешницы скорей по инерции, на подсознательном условном рефлексе… ощущая лишь бешенный стук сердца, мощные содрогающиеся удары изнутри по всему телу, кипящую пульсацию кровавого всплеска в висках, по глазам…

Он не сразу расслышал за спиной знакомый рингтон прорезавший мёртвую тишину кабинета и его ушные «пробки» отрезвляющими аккордами ненавистной мелодии. Кажется, он успел сделать ещё несколько шагов, прежде чем окончательно остановиться и обернуться. Неужели он сам выбирал эту мелодию? Чем он вообще думал, когда закреплял её за этим… грёбаным номером?

Наверное прошло не меньше полминуты, прежде чем он смог найти в себе силы вернуться, покрываясь изнутри вечной мерзлотой за считанные наномгновения. Рука всё-таки дрожит. Пальцы пытаются подцепить гладкий корпус чёрного айфона. Глаза считывают имя абонента, хотя он и без того знает, кто и по какому поводу сейчас звонил…

- Да… - боже правый… только не сейчас… не сегодня… НИКОГДА!!! СЛЫШИШЬ?! НЕ СМЕЙ!!!

- Господин Мэндэлл?

Да, сука обдолбанная! Это я! Это мой личный номер! Я специально дал его именно для этих экстренных звонков, еб**утая дибилка!

- Что случилось?.. – едва слушая, что произносят собственные губы, но прекрасно понимая, для чего ему вообще могли звонить с этого номера. Голос звучит вполне ровно, пусть и сипло, но без дрожи, с нотками подавляющей сдержанности. И да, он всё слышит, как ему отвечают, до самого последнего слова и в каком тоне, почти заискивающем, с подчёркнутым успокаивающим сожалением, словно пытаются пригладить по вставшему дыбом загривку.

- Когда?.. Как долго?

- Кризис миновал, господин Мэндэлл… правда в этот раз остановка достигла критической отметки. Ещё бы пара секунд…

Еб**ь тебя в рот!!! Разве можно такое говорить по телефону?.. ЕМУ?!

- Я уже выезжаю!.. – он отключил связь до того, как ему успевают что-то сказать или возразить на том конце… Его никто и ничто не может остановить, даже землетрясение в десять баллов! Даже метеоритный дождь и термоядерный взрыв, и уж тем более какая-то секретарша-медсестра!

Господи Иисусе! Сколько раз он проходил по этим белым коридорам с раздражающим геометрическим рисунком зелёного ковролина? Сколько раз в году, за месяц, в неделю? Слушая в эти моменты лишь одну и ту же мелодию в своей голове – пульсирующее шипение кипящей в висках, в глазах, в расширенных сосудах крови с ненормальными выбивающими толчками взбесившегося сердца.

Западное крыло – седьмой этаж… урология? Ну, да, что тут может быть такого экстремального, это же не онкология и в крайнем случае не кардиология…

Безошибочно, на условном рефлексе, сворачивая в нужном направлении, не думая о последних метрах и шагах. Здесь он ненавидел считать, здесь ему хватало и зашкаливающего кардио-счётчика собственного пульса.

Самоконтроль? О, да! Сжимая дрожащие пальцы в кулаки, он почти его удерживал… почти… На самом краю… у грани… балансируя между и между…

Последний поворот, и взгляд тут же натыкается на знакомые лица (не считая несколько безликих теней, блуждающих в самом конце коридора). Реджи оборачивается в его сторону практически сразу при его появлении, и как всегда он ничего хорошего в ней не видит. Опять бледная, как смерть, с огромными на пол лица перепуганными глазищами – тёмные круги под глазами, припухшие от слёз веки, нос и губы, мятый носовой платок в зажатом у груди кулачке… Ничего нового, всё та же шаблонная картинка с изображением матери-мученицы, разве что отвращение при её виде усиливается всё больше и глубже.

Он и не собирался разглядывать её до потери пульса. Достаточно и одного поверхностного скольжения рассеянным взглядом по её ещё дышащей телесной оболочке. Въевшийся в нервную систему условный рефлекс толкает его сразу в сторону доктора Патерсена – крепкого мужчину лет пятидесяти с обширной лысиной и в светло-бирюзовой «робе» операционной спецформы. Пристроившуюся рядом помощницу дока (возможно, это она звонила ему с телефона своего босса) не замечает и не запоминает буквально в упор.

- Морган… - бл**ь, почему всякий раз, когда он приходит сюда, то теряет половину сил с жизненными способностями – думать, соображать, говорить… - Это ведь не то… Бога ради… обнадёжь меня хотя бы раз!

- Дэн! – док протягивает к нему руку почти одновременно с Реджи. Выработанный профессиональный рефлекс при самых тяжелых случаях, когда надо успокоить и поддержать ближайших родственников пациента, пожать локоть или утешительно похлопать по плечу-спине.

Обычно он никогда не обращал на это внимания, поскольку оно абсолютно на него не действовало, никак и ни при каких иных обстоятельствах. Но стоило Реджине повиснуть на нем, или схватиться, как за спасательный круг, за его дрожащий кулак... Его всегда начинало выбивать (впрочем, как и сейчас или ОСОБЕННО сейчас) выворачивающим наизнанку приступом физического отвращения. Все равно, что дотронуться до слизистой поверхности ядовитой медузы, чьи щупальца выпускают в тебя острейшей инъекцией парализующего яда прямо по нервной системе и в сердце. Он сбрасывал все ее попытки – всегда, постоянно, не зависимо от ситуации, времени и места, иногда успевая их предотвратить или как-то обойти. И каждый раз она не прекращала их делать, словно долбила одну и ту же точку в стене, самую неприступную и неподдающуюся. И все эти разы его подмывало наорать ей прямо в лицо, докричаться до ее убогого мышления, вдолбить в ее голову раскаленным болевым рефлексом, чтобы она наконец-то прекратила страдать этой дурью!

- Боюсь, анализы не утешительны. Все повторяется в той же последовательности, как и при двух предыдущих трансплантациях. И на этот раз иммунологическая реакция протекала чуть ли не в три раза быстрее. Кризис достиг такой острейшей отметки, что едва не отказала и своя... вторая почка. Мы вытащили его практически на последних секундах.

Странно, но в этот раз пол под его ногами не дрогнул, хотя Реджи, похоже, вся внутренне сжалась, намереваясь выдать свежую порцию полуобморочной истерики...

Даже не думай, твою мать!..

- Как он... сам все это... перенес?

- Держался как всегда, молодцом! Он настоящий боец. Все переживал за вас. – док пытается изобразить восхищенную улыбку... слишком уж рефлекторную, чтобы быть полностью искренней. – Переживал, что вы опять расстроитесь. Он у вас очень сильный мальчик, Дэн. Такой силе воли и духа можно только позавидовать.

- Значит... опять отторжение?.. Но ведь... все шло хорошо... я еще никогда раньше не видел, чтобы он так быстро шел на поправку! – самая опасная тема... Боишься прикоснуться, но делаешь это снова и снова с упрямством безмозглого зомби, как будто осознанно или специально прижимаешься обнаженной раной к оголенным проводам, прекрасно понимая насколько это безрассудно и смертельно, но все равно... продолжаешь это делать... на автопилоте. И она уже рубит тебя изнутри, пузырится в твоих венах сворачивающейся кровью, выжигающей ртутью и лопающимися волдырями... блокируя трахею, скручивая легкие судорожным сжатием в один тугой болезненный жгут. Нет, это всего лишь прелюдия, и ты готов ее слушать в себе, пропускать через себя хоть до бесконечности, потому что дальше... а вот дальше будет не просто больно... Дальше был уже Ад!

- В подобных случаях стопроцентной уверенности не бывает! Риск всегда присутствует, при любых, самых благоприятных обстоятельствах, даже в сотых долях процента. И боюсь, что в этот раз Центр Учета Донорских Трансплантатов будет вынужден выдвинуть вам официальный отказ на новую очередь. После потери трех здоровых донорских почек... теперь вас могут убрать из всех списков.

- О, боже! – Реджина не смогла сдержать своего гребаного восклика, резанувшего царапающей вибрацией по всем натянутым нервным узлам куда сильней, чем слова Петерсена.

В такие моменты приходится рассчитывать только лишь на собственное благоразумие и сдержанность, коих с очередным подобным столкновением становилось все меньше и тоньше... словно камень стачиваемый водой до самого основания.

Не сорваться, устоять, выдержать, когда глаза застит кровавой пеленой подступившего безумия... когда зверь уже рвет изнутри твою глотку хриплым рычанием... Когда пальцы самопроизвольно сжимаются в кулаки, впиваясь ногтями в кожу, но ты ни хрена не чувствуешь... Физическая боль ничто и всегда была для него ничем, особенно сейчас!..

- Морган, не смей даже заикаться об этом! – он услышал собственный голос сиплый, пониженный, но достаточно крепкий и ровный, тщательно взвешивая и проговаривая каждое слово. – Я вложил в это крыло и в ваш исследовательский мед.центр больше тридцати миллионов евро за последние пять лет! За эти деньги можно было три раза слетать до Марса и обратно! И не надо мне тут сейчас рассказывать задушевные истории про нерушимые правила вашего долбанного Центра Донорских Трансплантатов! Если кому-то из этих паразитов режет глаз то, как я борюсь за жизнь своего сына, придется их откровенно разочаровать... меня их гонева не еб*т! Ты же сам, шесть лет назад, на этом самом месте чуть ли не клятвенно заверял меня, что случай с моим мальчиком безвыходен, что ему максимум осталось два года – не больше! А теперь ответь... Почему он до сих пор жив, не смотря на все ваши изначальные прогнозы?

- Человеческая природа и свойства организма изучены не до конца, Дэн! И, действительно, в истории медикаментозного лечения случались самые непредсказуемые последствия ремиссий при самых тупиковых и безвыходных диагнозах. В этом случае могу сказать, что медицина и по сей день остается слепым и частично глухим целителем, изучающим причины, следствия и воздействия буквально наощуп и в слепую, не смотря на крутейшую исследовательскую аппаратуру и имеющиеся возможности. Но вы и без меня прекрасно знаете, что деньги – это ничто по сравнению с жизнью и смертью. За них не купишь лишний день или право на надежду. И здесь я могу лишь дать только то, что в моих силах. И пока у меня есть хоть какие-то возможности с правом слова, я буду бороться за жизнь вашего сына до последнего... вместе с вами!

А вот это был запрещенный прием! Впрочем, как и все, что находилось в пределах этих стен. Поэтому он так и ненавидел это место. Здесь он терял не только часть своих сил, здесь находилась та самая константа – точка схождения его персонального Армагеддона.

- Он должен жить! И это решать не кучке комиссии зажравшихся ушлепков. И не надо мне повторять по сотому кругу, сколько сейчас стоит на очереди таких же пациентов с таким же диагнозом! Мой сын будет жить! Он это заслужил, как никто другой!

- С этим никто не спорит, Дэн!..

Звук открывшейся справа двери (слишком знакомый, прописавшийся в памяти рефлекторной командой) режет слух и выбивает по всем уязвимым точкам куда сильнее врожденных инстинктов самосохранения. Все, что только что было сказано, услышано и пропущено через каждый нейрон с вибрирующими нервами, испаряется за считанные секунды, стирается в невесомую пыль... слетая с воспаленной памяти растворившейся пеленой краткосрочного забвенья.

- Мистер Мэндэлл! – усталый мягкий взгляд миссис Монтгомери пятидесятипятилетней сиделки и медсестры, останавливается на его лице. Она держится за дверную ручку, заслоняя своим невысоким сбитым телом в изумрудном халате почти весь проем, как тот страж-проводник между твоей жизнью, твоим будущим или... ускользающим сквозь пальцы настоящим.

- Дэнни вас зовет... только что проснулся и сразу же услышал ваш голос.

Она пытается улыбаться одной из тех ласковых материнских улыбок, которые в такие моменты вызывают далеко не чувства облегчения.

Рядом в ее сторону делает свой отчаянный рывок Реджина. Скорей по инерции, опять цепляясь за его руку, с готовностью прорвать любую неприступную блокаду, если у кого-то возникнет идея ее остановить.

- Я могу сейчас с ним... увидеться? – обычный формальный вопрос и тоже на рефлекторном уровне. Но можно было и не спрашивать.

- Да, конечно! – Морган устало кивает. – Если возникнут какие-то вопросы или желание услышать, как прошла операция, я буду остаток дня в своем кабинете... И постарайтесь недолго. Вы же понимаете... переутомление после такого стресса не желательно.

- Я пойду один! Ты же прекрасно понимаешь... – он даже не смотрит в ее лицо. Просто терпеливо разжимает впившиеся в его локоть скрюченные пальцы, подобно загнанным под кожу до самых костей крюкам, один за одним. Слишком велик соблазн передавить сейчас по самым болевым точкам под ее ладонью на запястье до столь желанного для напряжённого слуха хруста и отрезвляющего крика.

- Ни ему, ни мне сейчас твои слезы со стенаниями не нужны! Пусть миссис Монтгомери найдет тебе какого-нибудь успокоительного. Постарайся за это время собраться и прийти в себя!

Она не может говорить, только кивает в ответ головой и беспомощно цепляется затянутым дрожащей пленкой слез взглядом за его глаза и лицо. Вот только ему нет никакого интереса до ее боли и переживаний... ему с лихвой хватает и собственных, чтобы еще рвать волосы и ногти за ее гребаные страхи.

Он просто отмахивается, как делал всегда, как сделал впервые, попав в эти стены, отталкивая, нанося невидимые пощечины и удары – словом или безучастным вниманием.

Знакомый рывок в сторону, вперед, направо, огибая угол журнального столика с креслами для ожиданий, на которых никто из них здесь никогда не сидел (он-то уж точно). Маршрут изучен до последнего миллиметра и вшит под кожу, черепную коробку био-программой авто-навигатора... И не важно, что ты не замечаешь вокруг себя больше 50% деталей и предметов, твое тело найдет нужный поворот и отреагирует именно тем действием, которые давно заложены в твою базу данных командной строкой без права на сбой и недопустимую ошибку.

- Дэнни... ну что же ты, мой мальчик? – улыбка расслабляет мышцы лица, напряженные брови, веки, ощутимо оцарапывает поверхность глаз тонкой пленкой влаги...

Палата достаточно большая, особенно для одной койки пусть и обставленной со всех сторон новейшей медтехникой последнего поколения, мониторами системы жизнеобеспечения и прочей, пугающей на вид футуристической хренью. Кроме отдельной ванной комнаты с туалетом тут еще была кухонная зона и уголок с диваном для отдыха. Палата-люкс. Если у тебя достаточно "лишних" денег, почему бы не умереть с комфортом? Уж чего не занимать у тётушки смерти, так это переизбыток чувства черного юмора.

Кровать кажется чуть ли не гигантской, но он все равно присаживается на самый край, стараясь не задеть трубки капельниц и шунтов, протянутых уродливой сетью от тела его мальчика к почти бесшумным машинам диализа. Массивное изголовье койки приподнято где-то на сорок пять градусов, и щупленькое тельце восьмилетнего ребенка буквально теряется/растворяется на темно-бирюзовых простынях белокожей трехмерной тенью. Сердце и пережатое дыхание рвут глотку беспомощными конвульсиями, режущей изнутри удар за ударом остервенелой болью. Ему страшно сделать вдох, хотя бы небольшой... страшно, что не сможет сдержать последующего стона или крика. А этого допускать сейчас нельзя, ни за что! Ни в коем случае! Только улыбаться!

Только осторожно, как крылом бабочки, накрыть недрожащими пальцами истонченную крохотную кисть сына, ласковым жестом другой руки отвести с его бледного лба спутавшуюся челку темно-каштановых, почти черных волос, бесшумно нагнуться, чтобы на несколько секунд прижаться горячими губами к его прохладной переносице... Задержать это мгновение на собственных рецепторах и нервных окончаниях хотя бы еще на пару вечностей, только не эпизодом болезненного воспоминания в архивных залежах перегруженной памяти!

Все говорят, что Дэнни похож на него – вылитая копия его в детстве. Уменьшенные в несколько раз черты лица, та же легкая россыпь бледных веснушек, которые должны были со временем сойти на нет. Разве что глаза намного темнее и глубже – чистый вишневый шоколад и на подбородке ямочка от матери... И темные круги вокруг впавших век, и кожа настолько истонченная и прозрачная, что видны не только голубые змейки вен...

И он еще лежит, как ни в чем не бывало, и улыбается почти во весь рот, будто только что нашкодил, но так удачно и ловко вывернулся, избежав самого страшного для себя наказания.

- Пап, все хорошо! Ведь ничего же такого... не случилось!

Бл**ь, да как он может говорить подобное, еще и так непринужденно? Почему родной сын старается успокоить его, как если бы был здесь единственным взрослым, контролирующим всю ситуацию?..

- Ничего такого?.. Дэнни, ты же опять напугал нас с мамой! Очень и очень сильно напугал! Я же столько раз тебя просил этого не делать!..

Боже, сыночек... ну почему... как?.. Ты же такой сильный и упрямый! Куда сильнее меня... Почему ты с ней не борешься?..

- Пап, клянусь, больше такого не повториться! Только и ты пообещай, что... не будешь ссориться и ругаться из-за меня с мамой.

- Так ты поэтому меня сюда позвал, чтобы прочесть нотацию по поведению?

И кто кого в эти минуты успокаивал, кто пытался пройтись ослабевшими пальцами по уязвимым узлам рвущихся сухожилий и перекрученных чувств – страха, боли, леденящего предчувствия?.. Снять прохладными губами с мокрого от испарины лба ошпаривающий жар иссушающей лихорадки?..

- Нет… - улыбается ещё шире, будто и вправду пытается скрыть за этой обезоруживающей улыбкой будущего дамского сердцееда коварный план злого гения. – Хотел тебя попросить мне почитать, а то миссис Монтгомери только и делает, что заставляет меня всё время спать, есть и отдыхать. И читает она, честно говоря, ужасно! Или того хуже, сама же и засыпает. Бубнит и засыпает… и продолжает бубнеть даже во сне!

Кто бы мог подумать, что восьмилетний ребёнок способен так беззлобно и изящно шутить, заставляя смеяться родного отца под болезненное сжатие сердца. Быть ещё совсем недавно на волосок от собственной смерти… «Пап, но я же её не чувствовал, я был без сознания! Честно-честно! Мне было не больно. Ну, нисколечки не больно и совсем не страшно!.. И разве я не выгляжу со всеми этими трубками и капельницами, каким-нибудь крутым супер-пупер-злодеем всех времён и народов из далёкой-далёкой галактики, надумавшиго поработить Землю своим сверх внеземным разумом? Да мне в школе сейчас все пацаны завидуют!»

- Ты действительно хочешь, чтобы я тебе сейчас почитал?

- А когда ещё я смогу тебя об этом попросить? Ты ведь не собираешься теперь возвращаться на работу? У тебя просто нет другого выбора…

- Я и подумать не мог, что мой сын такой изощрённый манипулятор и шантажист! У кого ты поднабрался подобных замашек?

- Ну, не знаю. Все только и говорят, что я жутко похож только на одного человека!

- И похоже, это тебе безумно льстит и нравится?

Маленький бесчестный провокатор!

Если бы ему пообещали, что за каждую шутку и заливистый смех сына его мальчику накидывали сверху ещё один полноценный год жизни… Fuck!

Что тяжелее – осознавать, что твой больной ребёнок держится и воспринимает своё положение намного легче и спокойнее, чем ты, или что ты готов за его улыбку пойти на самые невероятные проступки и жертвы? Наступить себе на горло, забыть обо всех принципах и моралях, сыграть одну из сложнейших на Земле ролей?.. Забыть о собственной боли, нелепых слабостях и обидах… Забыть о самой ужасной мысли, убивавшей тебя почти на протяжении всех этих лет… о том, что всего этого кошмара могло бы и не быть! Что Дэнни был бы сейчас одним из самых здоровых, сильных (и не только духом, но и телом) красивым мальчиком, родись он при других обстоятельствах… родись он от другой женщины…

Наверное он поднялся на ноги с кровати слишком поспешно. Но ему надо было это сделать, хотя бы на полминуты отвернуться, показать, что ему здесь жарко и пора бы снять пиджак и галстук. Но ему на самом деле жарко и душно… и сдавливает изнутри горло…

Подойти к прикроватной тумбочке, на которой лежала заложенная краем суперобложки нужная книжка.

- Крабат? Ты снова заставляешь миссис Монтгомери перечитывать её тебе в неизвестно какой сотый раз? Не удивительно, что она так этим недовольна. Я и сам со счёту сбился, сколько её тебе читал. Почему Крабат, а не какой-нибудь Питер Пен с Томом Сойером или на худой конец комиксы про Бэтмена или Человека-Паука? Надо сказать…

Короткая передышка или временный тайм-аут почти пошла на пользу. Возвращаться обратно к кровати и садиться у ног сына теперь было намного легче… пускай и надуманно легче.

- Ты у меня какой-то нестандартный ребёнок, особенно для такого возраста.

- А разве тема про колдунов и всякой нечисти сейчас не в моде?

- Я думал, мальчиков твоего возраста больше увлекают истории про пиратов, погони за сокровищами, космические батлы и непобедимые супергерои.

- А в чём разница? Там ведь тоже всё заканчивается спасением любимой девушки. Разве что в Крабате кроме темы о чистой искренней любви, силе влюблённого сердца и сенсорной депривации, главного героя пытается спасти как раз девушка, а не наоборот…

- Сенсорной депривации? Ты где нахватался таких слов?

Дэнни смеётся, как всегда довольный удавшейся шуткой и тем, что смог шокировать родного отца очередными недетскими познаниями…

- Это так миссис Монтгомери язвит. Говорит, был бы Мельник чуть умнее, то знал бы, что чувства осязания и слуха при сенсорной депривации обостряются в несколько раз. В общем, лоханулся он там по-чёрному!

- Надо теперь будет поговорить с миссис Монтгомери на эту тему весьма основательно! И что это за выражение «лоханулся»?..

Похоже, у безумия тоже не бывает сроков хранения, разве что с вином его не сравнить. Скорее это яд, который не успел тебя прикончить в первый раз с первой сильной дозой. Тебя вовремя откачали, привели в чувства, но… не смогли полностью вывести его токсин из твоего организма… И его жжение в венах, внутри кожи, в каждом вздохе и болезненном сжатии сердечного клапана с прокачкой отравленной крови через все нейроны мозга, вызывают лишь одно непреодолимое желание – вырвать всё это из себя! Разодрать на хрен пальцами и ногтями до самого основания, до кости, найти средоточие его очага, сжать со всей дури, до ненормального крика сквозь стиснутые зубы, и одним резким рывком с мясом и сухожилиями…

Но в том-то и дело, она была везде, повсюду и в самих костях, пропитав насквозь всю костную ткань с костным мозгом. И она не собиралась уходить, она и не думала покидать его инфицированное тело, требуя с очередным пережитым днём всё более сильные и убойные дозы. Она стала его воздухом, самой сумасшедшей и нестерпимой болью… самой ненавистной и самой… любимой болью…

Возможно он ждал того момента, когда она наконец-то совершит своё чёрное дело и всё-таки его прикончит. К тому же… он так усердно ей в этом помогал. Подкармливал, лелеял, отдавал дань почтения с новым днём и следующей за ним безумной ночью. Но кто мог знать заранее, что однажды она так и сделает. Буквально схватит его за горло и так передавит все дыхательные пути, артерии и связки, что единственным выходом останется одно из двух – или бороться за свою никчёмную просранную жизнь или сдохнуть прямо в её пальцах!

Заставить себя жить ради борьбы за более ценную и куда важную, чем твоя, жизнь? Как банально. Или это была лишь одна из причин, один из веских доводов вынужденной капитуляции, ведь чистого голого эгоизма от этого не поубавилось. Страх потери единственного ребёнка не сумел перекрыть или окончательно выбить это сумасшествие, а скорее только усилил его в десятки раз, создав нечто ещё более смертельное и нестерпимое… Сделав его боль настоящей, живой, осязаемой, психофизической до обмораживающих сердце и стынущей крови приступов неконтролируемых криков. И пугало не то, что оно могло в любую секунду его прикончить, а то что он не был в состоянии этого остановить, прекратить, оборвать… Оно было до невозможности сильным! Оно инфицировало его сознание и разум в три хода… Всего в три шага… Три шага до реального сумасшествия! При чём так быстро и просто… в один сухой щелчок невидимых пальцев…

Хрен с ним!.. Ладно я. Это мой личный выбор, мой сознательно принятый яд. Я готов его пить до первой остановки сердца. И я понимаю… я прекрасно понимаю, чем всё это для меня чревато… НО ЕГО ЗА ЧТО? ВАШУ МАТЬ!!! ЧЕМ ПРОВИНИЛСЯ ПЕРЕД ТОБОЙ МОЙ РЕБЁНОК?!!..

…Испуганный плач с криками трёхлетнего мальчика посреди ночи, который то ли раздражает твой упитый мозг, то ли режет прямо по сердцу ржавыми зубьями дурного предчувствия. Хочется наорать на всех, кто сейчас в доме, особенно на эту идиотку Реджи (и не только наорать). Столько прислуги, высококвалифицированных нянек и даже сиделка с высшим медицинским образованием. И уже больше недели никто не может сбить несчастному ребёнку температуру? Это же обычная простуда! Бл**ь… Сделайте хоть что-нибудь! За что вам платят такое бешеное жалование?..

А ты!.. Ты его родила, тебе так страстно захотелось его оставить. Так какого хера ты не следишь за собственным сыном?! Пустоголовая, ни к чему не приспособленная дура! Только и можешь, что хлопать испуганными глазёнками, жалобно всхлипывать и картинно заламывать ручками. Съездить бы тебе по лицу хорошими затрещинами, чтобы хоть как-то привести в чувства!

Говорят, общее горе объединяет и сплочает… Занятная ирония. Видимо, его сознание устроено совершенно иначе. Или это всё последствия с побочными эффектами последних четырёх лет?

«У Дэниэла терминальная хроническая почечная недостаточность. И скорей всего, обострение с ухудшением началось как раз из-за сильной простуды, перешедшей в форму инфекционного осложнения. Его почки и до этого были слабыми, но в этот раз словленный вирус нанёс непоправимый удар по всей иммунной системе!..» - Морган Петерсен говорил очень много, почти без остановки, постоянно используя обороты речи и словосочетания, которые без мед.словаря или специального переводчика хрен поймёшь. Да и как вникнуть в их смысл, когда ты, бл**ь, сам едва держишься на ногах и далеко не от дикой усталости бессонных ночей, а от утреннего опохмелья! И надо отдать должное доку и всему медперсоналу самого крутого в Эспенриге (да возможно и во всей Европе) Медицинского Центра Урологии, никто ему и слова в укор не сказал (или не так посмотрел) за его нетрезвое состояние.

«Что это значит?.. Вы можете прямо сказать, что не так с моим сыном? Это смертельно или… что это за на хрен вообще такое?..» - «Это значит, что в самое ближайшее время вашему сыну понадобится пересадка донорской почки. Его левая… уже практически на износе. Да, люди могут жить и с одной, но у Дэнни почечная недостаточность обеих и теперь ещё идёт дополнительная нагрузка на всю сердечно-сосудистую систему. В его возрасте гемодиализ противопоказан, тем более хронический. Я уже поставил вас вне очереди на трансплантацию… Всё что сейчас остаётся, ждать, когда появится здоровая почка от подходящего донора. А так же надеется, что анализы не выявят наличие перекрёстной иммунологической реакции с лимфоцитами донора. Риск на отторжение и потери трансплантата – самое нежелательное противопоказание при любом раскладе, в любом медицинском центре со стопроцентным отказом по пересадке!..»

Всё так просто и логично… Где-то должен умереть чей-то ребёнок с очень здоровыми почками такого же возраста, с такой же группой крови и быть может тогда (что ещё далеко не факт) твой собственный сын будет жить.

У человеческих богов определённо извращённое чувство юмора. Или им это так положено по статусу? Они ведь боги! Им можно всё. Тот кто создаёт законы – сам их не соблюдает, для этого у него слишком сверхбожественный ядрёный иммунитет!

Скорей всего в те минуты он так и не понял смысла всех слов Петерсена. Или притуплённый алкогольным опьянением мозг задействовал все резервные блокираторы, запуская программу бесконтрольного безумия, чтобы из последних сил защитить остатки здравого разума всеми доступными и недопустимыми способами.

Память сохранила слишком мало образов с того дня… при чём самые ненормальные и болезненные…

То, как он выдернул руку из трясущихся ладоней Реджи, едва стоявшей тогда на ногах и скорей благодаря далеко не устойчивой опоре в его теле... То, как ткнул ей в лицо обвинением с указательным пальцем прямо в раскрасневшиеся от слез и недосыпания глаза: "...Почему?!.. Какого хера ты не сделала аборта сразу же, когда залетела?.. Так ты об этом тогда мечтала, еб**утая идиотка?.. Ты хотела именно этого?!! В твоем вывернутом понимании это и есть та самая прекрасная семейная идиллия?.." – лучше бы он ее тогда ударил, ей богу! Наверное, ей и самой было бы от этого намного легче, чем падать на колени, практически теряя сознание, под беспощадными ударами-обвинениями мужа, убивающих куда эффективней, чем физическое насилие. Но ему было откровенно на нее насрать. Его пробирало чувством омерзения от одной лишь мысли, что ему придется до нее дотронуться.

"Любуйся, дорогая! Теперь смотри и любуйся страданиями собственного сына каждый божий день твоей убогой никчемной жизни... Как он будет все это время мучатся и только по твоей вине! Осознавая в полной мере, что это ТЫ его на это обрекла, что ему теперь придется жить в этом аду благодаря лишь твоей долбанутой прихоти!"

"Дэн, пожалуйста! Я понимаю, что это слишком тяжелая ноша, и как страшно ее принимать всю, особенно морально. Но сейчас не та ситуация, когда хочется найти виновника. Срывать свой гнев на том, кто в болезни вашего сына виновен не больше вашего, не самая разумная сублимация!"

Страшно принять? Срывать гнев?.. Как же ему хотелось расхохотаться Петерсону прямо в лицо. Морган и вправду думал, что его тогда так приложило только лишь этим известием? Или это была вступительная прелюдия перед основным заключительным актом?..

Его отвели по-хорошему и от греха подальше в другой конец залы ожидания, чуть ли не насильно усадив на один из пустых диванов. Мозг продолжал до последнего держать блокировку-защиту сквозь прорывающиеся вспышки пока еще контролируемой ярости. Но уже недолго. Ему так и не успели принести успокоительного, ведь первой на очереди была Реджи. Она же так картинно умирала в тот момент у всех на глазах. Разве что не нашла сил, чтобы разрыдаться в полный голос или устроить показательную истерику с припадками. Даже ее немощные стенания вызывали не меньшее омерзение и желание встряхнуть ее как следует за плечи или сунуть головой в ледяную воду...

Взгляд, изворачивающаяся память, стянутое в тугую пружину сознание с вопящим разумом – старательно скользили по ярким, освещенным дневным и солнечным светом салатово-зеленым предметам и стенам помещения. По безликим фигурам людей, по их бездушным глазам и бессмысленным телодвижениям, цепляясь за мебель, квадратные колонны и отполированный паркет в поисках той самой спасительной точки... мертвой точки долгожданной фокусировки с выходом в прострацию...

Едва ли бы он тогда сумел запомнить стоявший напротив него журнальный столик, если бы не газеты с журналами, разложенные на его низкой столешнице предыдущими читателями. Если бы не один определенный снимок – единственная фотография, которую он заметил в тот момент и которую смог разглядеть во всех подробностях.

Контузии оказываются бывают самыми разными и не предсказуемыми, и не только от взрывов... Можно оглохнуть и зависнуть в предынфарктном состоянии даже от самых банальных вещей. Остановка сердца в несколько пропущенных ударов. Правда мозг сопротивляется до последнего. Даже когда его дрожащие пальцы стараются подцепить с нескольких неудачных попыток какой-то глянцевый журнал... Он не видит названия журнала, не видит чей фотопортрет занимает почти всю титульную обложку (то ли женщины, то ли мужчины). Его взгляд намертво прикован в нижний правый угол альбомного глянцевого листа, в небольшой снимок, в держащуюся за ручки счастливую молодую пару – высокого темноволосого мужчины и... еще совсем юной блондинки.

Прошло не меньше минуты, прежде чем до него дошло, что именно его заставило схватиться за этот журнал, верней, почему он так завис на этой гребаной фотографии. Он продолжал пялиться, словно все еще силился сообразить для чего и какого хрена взял его... хотя тело уже давно ответило, память зафиксировала... сердце и рванувший напалм закоротивших эмоций сорвали к чертям собачьим все блокираторы со стоп-кранами. Она его уже заполняла, быстро, методично, в один щелчок выбитой искры, накрыв, залив, затопив всего одной, но самой мощной смертельной волной. Он все еще пытался сопротивляться... все еще... наивно, беспомощно, едва-едва удерживаясь на подрезанных ахиллесовых сухожилиях. "Карл Боднер и Алисия Людвидж – одна из самых красивых пар, встречавшая приглашенных гостей на открытии самой ожидаемой фотовыставки этого года в парижской картинной галерее "Маршан". Похоже, что наш добрый старина Святой Валентин отныне является официальным покровителем восходящей звезды современной художественной фотографии, талантливой и очаровательной..."

Алисии Людвидж? Что это за на хрен еще за Алисия Людвидж?! Это же была она... бл**ь! Твою мать!!! Он смотрел на Эллис... на свою девочку!..

Боже милостивый!..

Качнулся не только пол под ногами с окружающим пространством, он чуть было не потерял сознание! Силу такого удара он уже однажды выдерживал, но... он никогда не думал, что переживет его снова... по-новому... в таком состоянии и в подобной ситуации... и что он не будет готов к этому абсолютно никак, без каких-либо на то сил!..

Господи... что он делает? Зачем? Для чего?! Это не она! Ты же видел... Это какая-то Алисия Людвидж...

Но пальцы уже рвали листы глянцевой бумаги, отыскивая указанный на титуле номер страницы с разворотом всей статьи о фотовыставке талантливейшей фотохудожницы нового поколения...

Время, пространство... мысли, образы, память... прошлое... настоящее... будущее... Где-то в какой-то точке преломления-пересечения всех известных и неизвестных измерений, включая невидимые параллели глубоких порталов макрокосмоса, с твоим разумом произошло во истину нечто невообразимое. Разорвать его за считанные мгновения на протоны-нейтроны и снова собрать в одно целое, но не в прежнее... во что-то совсем иное... не твое... абсолютно чужое и инородное...

Алисия Людвидж? Как он сразу не понял, что она попросту сменила имя (при чем не особо-то и шифруясь)... Fuck...

"Где тут туалет?" – он так и не понял, что этот вопрос слетел с его губ и уж конечно не увидел, не услышал и не запомнил, кто ему ответил и в какую сторону указал, расписывая в подробностях весь маршрут... Он просто идет в том направлении... куда-то идет, по какому-то белому коридору с десятком дверных панелей и ниш, пока глаз не замечает знакомые буквы... пока не толкает одну из створок трясущейся рукой, ускоряя шаг до трех быстрых прыжков, хватаясь за холодный край хромированной мойки обеими ладонями, нагибаясь, складываясь над полкой с раковиной пополам... почти что падая на подкосившихся ногах...

Он даже не соображает, что его рвет, выворачивает... Ему просто и очень сильно хочется, чтобы оно наконец-то вышло из него, через этот режущий внутренний спазм скрутившегося желудка и диафрагмы... через эту ненормальную гребаную физическую боль... Она на самом деле разрывает его изнутри, словно старается вытянуть наружу не только желудок, но и легкие.

Бл**ь! Да! Он и вправду хотел этого! Хотел, чтобы оно его разворотило, разнесло, прикончило на месте, оборвало эту высасывающую боль раз и навсегда. Он же не сможет, вашу мать... у него не хватит сил даже закричать!.. У него больше вообще нет никаких сил... ни гранулы!..

Как он еще не сполз и не упал на пол? Наверное, очень крепко вцепился в раковину (так крепко, что теперь по любому останутся ссадины и синяки). Но он уже не ощущал ее. Она была уже ничем – гудящим отзвуком высоковольтного циклического разряда, выжигающего все оголенные "провода" нервов и чувств осязания, плавящей ртутью живой кислоты в коронарных артериях и легких... Да, она его сжирала, разъедала изнутри, из самих костей, но он уже не чувствовал ее. Она почти что прикончила его, выела до основания. То, что от него осталось не могло быть живым человеком... не могло быть Дэниэлом Мэндэллом-младшим!..

Разве это он? Кто это? Кто смотрел на него из зеркала напротив. Кто это был такой? Заросший, осунувшийся, небритый алкоголик с отекшим лицом и безобразными черными кругами вокруг глаз. Он даже не может понять какого цвета у него лицо, но определенно не здорового. Впавшие щеки, веки, заострившиеся от физического истощения черты... проступающие синими змейками вздутые вены... потрескавшиеся распухшие губы... трехнедельная щетина... Это был кто угодно, только не он... не тот, кто смотрел с сотен фотоснимков, сделанных ее рукой всего каких-то... боже... Он уже не помнит. Сбился со счету... потому что времени для него до этого не существовало... Это же произошло совсем недавно, буквально только что... еще вчера... Иначе как объяснить эту боль? Как объяснить тот факт, что ему до сих пор ТАК больно?! Что он все еще ЛЮБИТ ЭТУ СУКУ!!!

...Ты была тогда не со мной... ни тогда, ни в самые страшные дни моей жизни и смерти, когда я нуждался в тебе, как никогда... когда только лишь твои ладони, твой голос, твое исцеляющее тепло могли снять это треклятое воспаление, подкожную лихорадку, ужас, кошмар... липкий страх прошивающий насквозь всю сердечную мышцу, по каждому волокну, нерву и сосуду по отдельности... Ты единственная, кто мог мне помочь это пережить... В чьих руках я хотел забыться, с чьим теплом слиться, чье дыхание с сердцебиением я так хотел слушать вместо усыпляющей колыбельной...

Но ты предпочла стать Алисией Людвидж, сменить не только имя, но и всю ее жизнь! Стереть все свое прошлое, стереть Эллис Льюис, стереть тех, кто был тебе неугоден... стереть меня!.. Чтож, могу поздравить. В какой-то из этих моментов тебе это практически удалось. Вот только ты забыла о самой незначительной, но от этого не менее маловажной детали. Невозможно навсегда избавиться от того, что когда-то принадлежало двоим!..

У истории или жизни случаются весьма странные повороты (или развороты), или так называемые последствия. Она частенько приводит нас в одно и то же место и даже совершает почти схожие повторения, эдакий День Сурка через несколько лет. То ли это ее ироничный смешок, жестокая шутка-сюрприз или попытка испытать тебя по-новому, проверить на прочность, посмотреть на твою реакцию в этот раз...

Шесть лет назад он чуть было не сдох в этой же больнице, в одном из ее туалетов от двойного удара по ослабленной психике и дышащему на ладан рассудку. Сейчас же он каким-то чудом все еще стоял на ногах и прекрасно запоминал, что делал до этого, о чем и с кем говорил. Как два с лишним часа разговаривал с сыном, читая и обсуждая с ним его любимую книжку... как потом осторожно поправлял на нем одеяло, заснувшего тихим глубоким сном... Он мог провести со своим мальчиком весь остаток не только дня, но ночи, и он был готов и хотел это сделать. Но ему самому требовалась передышка, хоть какая-то. Выйти в коридор, пройтись, размять затекшее тело, ноги... мысли, сознание... И не важно, хотелось ли думать в эти минуты или, наоборот, полностью отключить данную функцию. Но собраться надо было... особенно за несколько минут до следующего контрольного выстрела этого... гребаного дня!

Да, это определенно была ирония, потому что он снова посмотрел на журнальный столик... пусть совершенно другой, но его взгляд опять (как и несколько лет назад) притянул большой четкий снимок на титульной полосе какого-то еженедельного выпуска бульварной газетенки с цветной фотопечатью. И снова это была Алисия Людвидж, и снова она держалась за ручку с парнем, на этот раз широкоплечим высоким блондином в обычных джинсах и темной футболке. Любительский кадр, пойманные с поличным фотообъективом случайного папарацци на одной из улиц южной столицы Карлбриджа (не иначе). У обоих на лицах большие солнцезащитные очки, оба смотрят в одну сторону при переходе проезжей части дороги. Ничего интимного и вызывающего в этом снимке нет (если не считать момента, как они держаться за ручки). Таких в глобальной сети можно отыскать сотни, если не тысячи!

Возможно он бы и не отреагировал на него, попросту отвернулся и прошел дальше. Но рука потянулась сама, на автомате, как только вызывающий крупный шрифт белой надписи на темном фоне фотокадра зацепил глаз с хваткой памятью, тут же врезаясь в мозг раскаленным оттиском кичливого "вопля": "Брайан Степлтон и Алисия Людвидж помолвлены? Одна из самых крепких на сегодняшний день звездных неженатых пар, кажется, решилась сдаться на милость своему любовному покровителю и закрепить проверенные трехлетним сроком совместные отношения обручальными кольцами и клятвами брачной верности в законном союзе. И хотя оба счастливчика еще не объявили официально о своей помоловке и точной дате предстоящего свадебного торжества, слухи об этой новости были полностью подтверждены одной из сторон, лично..."

Нет, в этот раз пол с окружающими стенами не дрогнули, не поплыли расползающимися пятнами в неизвестном направлении... Он дочитал статью до конца, и его рука удерживая навесу увесистый, сложенный вдвое толстый "валик" газеты-журнала ни разу не дернулась, не задрожала, не попыталась сжать пальцы царапающей хваткой. Ну, разве что, читать пришлось дольше обычного... вернее, вчитываться в содержимое.

Бросив "Весник Леонбурга" сдержанным почти вялым жестом обратно но столик, он еще какое-то время стоял застывшей вытянутой тенью над низкой столешницей, но на вряд ли смотрел на то, куда был обращен его абсолютно пустой апатичный взгляд.

Ирония судьбы? Отрезвляющая пощечина милостивых богов или их щедрый дар? Не этого ли ты ждал все эти дни? Тот самый знак... та самая веская причина, толчок в спину... щелчок пальцев, выбивающий искру... Долгожданный повод или судьбоносный момент – нажать на красную кнопку?..

Сегодня? А почему бы и нет?! Сколько можно тянуть и выжидать? Десять лет... Десять гребаных лет!..

Хватит, Эллис, порезвилась и хватит! И за попытку с фотографиями, так уж и быть, дам тебе отступные на раздумье... вернее, несколько дней, чтобы очухаться, прийти в себя и оценить масштабы своего нынешнего положения. Может даже подбросить что-то схожее с мнимой надеждой на право повозмущаться, подергаться и потрепыхаться. А что, это будет довольно интересно – понаблюдать со стороны, как ты мечешься в наивных поисках-попытках любой лазейки или возможности вырваться из этой западни.

Нет, он не собирался ей все выкладывать по-хорошему, но ей придется выслушать все, до самого последнего слова. И она это проглотит, примет, если надо, пропечатает на изнанке собственной кожи жирным курсивом его авторского подчерка, чтобы оно уже врезалось в ее память, пропечаталось в извилинах раскаленным клеймом намертво, навсегда, на весь сознательный остаток жизни...

Нет, он не спешил, времени было еще хоть отбавляй, но это не значило, что он теперь даст его столько ей.

Уже сидя на задних сиденьях служебного лимузина и сверяя время по наручным часам, он неторопливо скользил большим пальцем по сенсорному экрану айфона, прогоняя список телефонных номеров с именами важных абонентов. Остановившись на "Эвелин Гувер", он тут же сделал вызов.

Безучастный взгляд скользнул в тонированное окно дверцы по правое плечо. В дорожную пробку они на вряд ли попадут, так что ехать осталось совсем недолго...

- Эвелин, свяжитесь, пожалуйста, с мисс Алисией Людвидж и поставьте ее в известность о назначенной мной с ней встрече, на два часа ровно в кофейне "Митчелл", на 68-ой и Гейбл-кросс-Авеню. И чтобы без опозданий и задержек!

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Грань, предел, последняя черта... Когда ты начинаешь чувствовать и понимать, что это она и есть, что однажды, переступив ее по инерции необдуманно, возврата назад уже не будет, что тот ад, который поджидал тебя на той стороне, в конечном счете заполнит тебя окончательно... без права на спасение... без шанса на самую ничтожную каплю жалкой надежды. И ты сам едва замечаешь, как в нужный момент срабатывает инстинкт самосохранения, что что-то тебя останавливает, буквально вот-вот, за три секунды до точки невозврата. Нет, боль, страх, одержимость – всё остается как и прежде, они никуда не исчезают, возможно даже усиливаются, обостряются в несколько раз... на какое-то мгновение отрезвляя тебя... раскрывая на всю ширь глаза...

И вот тогда запускается тот самый Армагеддон, которого ты так боялся все это время! Но только на этот раз ты впускаешь его в себя добровольно... осознанно... ведь другого выхода попросту не существует. Или жить в этом до конца своих дней, позволяя ему убивать себя каждой пройденной секундой, вытягивающей через нестерпимую боль глоток за глотком остатки твоей никчемной жизни... или пропустить все девять кругов ада не только сквозь воспаленное сознание, но и само тело, чтобы в конечном счете разрезать эти слитые параллели между реальностью и эпицентром всех оголенных эмоций. Понять, увидеть, зафиксировать скрытые возможности самоконтроля, способные блокировать даже самые ненормальные чувства с зашкаливающей паникой. Совершать то, с чем ты никогда не мог совладать на протяжении последних четырех с лишним лет.

Когда я понял, что достиг своего возможного предела? Наверное в тот самый момент, когда стоял на самом его краю и заглядывал вниз, в бесконечность бездонной пустоты, обдувающей своим смрадным дыханием токсичных испарений прямо из этой черной пропасти-пасти... Когда собственная боль достигла таких невероятных масштабов, что удерживать ее в себе на коротком поводке было просто нереально, на это уже не оставалось никаких сил... Она уже истерла твои ладони до мяса, до кости, вызывая лишь одно непреодолимое желание – разжать к чертовой матери пальцы, иначе... еще пара мгновений, и она вырвет их со всеми фалангами.

Да, именно тот день стал для меня исходной точкой отчета к моему новому становлению. Когда пережитая боль со страхами неожиданно и резко мутировала в оживший кошмар дичайших и вывернутых наизнанку фантазий. Когда желание перекрыть ее чем-то более ненормальным и извращенным побило все пережитые ранее рекорды изощренного воображения.

"Я хочу, чтобы ты перекрасила волосы! Сегодня же... вернее, прямо сейчас!" - да, я был в тот день пьян, как обычно, разве что не в стельку, мне же надо было соображать, о чем говорить и что делать. Попросить кого-то из прислуги с самого утра купить краску для волос (какой марки? Да по х*ю!), заявиться часом позже в комнату Реджи без стука и предварительно оговоренной аудиенции (о, наша королева-мать еще в постельке, в позе убитой горем святой великомученицы?), бросить прямо на одеяло коробку с набором для покраски волос в домашних условиях и ткнуть на нее указательным пальцем: "Пожалуйста... я буду крайне тебе признателен, если ты не заставишь меня долго ждать!"

Лучше бы она избавила его от своего недоумевающего взгляда, смешанного с плохо скрытым страхом и паникой не самого воодушевляющего предчувствия. "Перекрасить волосы? Самой? Здесь?" – непонимание происходящего, плюс эффект неожиданности при появлении и просьбы мужа закоротили ее мыслительные процессы по всем каналам. Другая на ее месте скорей бы спросила "Зачем?" Ей всегда каким-то образом удавалось доводить любую ситуацию до точки откровенного идиотизма. С ней было проще общаться через посредников, а не становиться личным свидетелем всех ее раздражающих ужимок: изумленного личика, округлившегося пухлого ротика, огромных хлопающих глазок великовозрастной скромницы, прикрывающейся краем покрывала до самого подбородка. Если бы она при этом поменьше говорила и делала подобных жестов, вполне возможно, что могла бы и избежать большей части надвигающихся последствий. Хотя... не думаю!

"Если не знаешь, как это делается, попроси помощи у кого-нибудь из прислуги! Реджи, я тебя умоляю, кончай тупить! Перекрась свои гребаные волосы и все! Вечерних туалетов с бриллиантами не нужно, как и вашей излюбленной трехслойной грунтовки лица, и особенно, не поливай себя духами!.."

"Мокрый песок?" - ну наконец-то! Любопытство взяло верх над тупостью. Подцепила дрожащими пальчиками коробку и даже догадалась прочесть название оттенка вслух. Поздравляю, зачет сдан на отлично! "Ты хочешь, чтобы я перекрасилась... в блондинку?" - "А я что-то до этого сказал не достаточно вразумительное? Или мне надо произнести это на нескольких языках, или проорать тебе на ухо для стопроцентной доходчивости?.. Да, бл**ь, я хочу, чтобы ты перекрасила свои волосы в этот оттенок!.. Твою мать, Реджи, еще минута этого чистейшего идиотизма, и я сам потащу тебя в ванную. Только, боюсь, тебе абсолютно не понравятся мои услуги в качестве твоего персонального стилиста! Е**ть тебя в рот, Реджи, просто сделай это! И не заставляй меня ждать до ночи!"

Мои пальцы уже интуитивно сжимались в кулаки, под непреодолимой тягой сделать это с ней прямо тогда, в ее спальне, на ее же удобной кроватке и, ей богу, я был готов это совешить, но... Впервые, за столько времени вместо спонтанных вспышек чистого безумия надо мной взял верх (пусть и притупленный алкоголем) расчетливый педант с замашками дотошного практика-костоправа. Сомневаюсь, что все мои действия с выползшими неизвестно из каких щелей сумасшедшими фантазиями можно было назвать сверх разумными поступками и адекватным поведением. Но сказать, что я вытворял их в состоянии глубокого аффекта с полным помутнением рассудка, откровенно солгать. Я прекрасно видел, понимал и полностью принимал каждый свой шаг и слово. И если бы меня опять вернули в то же время, в тот же день, в то же психическое состояние, боюсь, я бы повторил его с точностью до самого последнего жеста... Или сверх того – с более продуманными и дополненными модификациями, с тщательно просчитанными наперед действиями, фразами... извращенным поведением...

"Ты явно не торопилась." - не скажу, что ждать пришлось до ночи, но мои пьяные нервы были натянуты почти до возможных пределов. Но я и не ожидал от этой дуры рьяных ответных порывов с беспрекословным подчинением, как от раболепного и выслужливого рекрута – для этого ей никогда не хватало ни ума, ни полного осмысления своего истинного положения. Что тогда, так и сейчас Реджи зависала в каком-то своем обособленном представлении о нашем браке (буквально вывернутым наизнанку), не имеющим ничего общего с его отрезвляющей жестокой действительностью. Она была готова стерпеть и снести все... и при этом ни хрена не делала для того, чтобы хоть как-то облегчить свое плачевное положение в сознании Дэниэла Мэндэлла-младшего в роли самой жалкой, отвратной и презираемой им женщины. Она была не просто жертвой обстоятельств, а самой тупой, преданной и ни к чему не приспособленной овцой!

"Я вызвала из салона мастера... У него был расписан весь день, так что он... слегка задержался с приездом!" - "Бл**ь, Реджи, ты реально думаешь, что меня е*ет, как и кто тебе красил волосы!" – я сидел в другом конце комнаты, в угловом кресле, допивая пока что еще первую на этот день бутылку марочного шотландского скотча, в сверх терпеливом выжидании появления своей дражайшей супруги. Интересно, если бы ей кто заранее сказал, предупредил, что и как с ней собираются сделать... она бы сбежала или все равно пришла? При чем так же само – нерешительно застыв перед дверьми моей спальни в зажатой позе скромной гимназистки, в абстрактном образе двух несовместимых для ее внешности ипостасях – шикарной блондинки с контрастной линией черных бровей, ресниц, глаз и какого-то хрена выкрашенного в темно-бордовый цвет большого пухлогубого рта и все той же Реджины Спаркс – женщины, девочки-жертвы, которую я ненавидел до рвотного рефлекса чуть ли не всю свою сознательную жизнь. Уже не помню, что на ней тогда было надето (но точно не яркое и совершенно не вызывающее, едва задевающее память лоснящейся поверхностью глянцевого атласа). Зато хорошо запомнилось, практически врезалось/въелось в сознание то, какими шикарными на тот момент выглядели ее осветленные волосы, изменившие ее внешность просто до неузнаваемости. При чем оттенок был настолько приближен к натуральному, вызывая ложное (пугающе волнующее) ощущение, будто это был ее собственный природный цвет. Мало того, она их еще какого-то черта выпрямила и подровняла.

Предыдущее чувство сдержанной ярости из-за затянувшегося вынужденного ожидания, резко перекрывает захлестнувшей волной ослепляющего бешенства. Истекающий от наружных и внутренних рваных ран зверь напряжённо рычит, не в состоянии терпеть эту раздирающую невыносимую боль. Но она больше не высасывает из тебя силы, скорей наоборот, заставляет звереть всё сильнее, с каждым новым ударом, острой вспышкой-резью рвущихся волокон нервов, мышц и кожи.

«Ты заставила меня ждать…» - произносить ровным, спокойным голосом с чёткой расстановкой каждого слова было совсем не сложно, как и оставаться внешне апатичным, вялым, едва не засыпая от «скуки». Хотя обычно после такого количества алкоголя меня моментально выбивало, сносило крышу и срезало все тормоза со стоп-кранами. Но когда твои внутренности вместе с мозгами уже который день выкручивает тугим жгутом запредельной боли, ярости и раздражающего безумия, кажется, что тебя хрен теперь свалит даже смертельная доза чистого героина. Так что причин для обоснованного бешенства у меня теперь было предостаточно, включая самую главную – Реджину Спаркс!

«Ты же не ставил мне никаких сроков!» - боже правый, я тебя умоляю! Вот давай только без слёз. Ты же только-только вошла. «И поэтому ты считаешь, у тебя есть все основания вынуждать меня терпеть твою нерасторопность? Неужели я так часто о чём-то тебя прошу?» - «Нет, но…» - «Хватит! Будь добра, побереги мою нервную систему и избавь от возможности выслушивать твои скуления! Мне с лихвой хватило и всех этих часов выжидания! И долго ты намерена жаться к тем дверям, как та зашуганная целка на выпускном? Бл**ь, Реджина, это так сложно? Переступить ножками и пройтись по комнате?»

«Куда?..» - ещё совсем чуть-чуть и из её огромных щенячьих глазок брызнет фонтаном перепуганных слёз. Умница, милая. Последний наш интимный контакт как видно прошился в твоей памяти пожизненным условным рефлексом. Если муж пьян и приходит к тебе (зовёт в свою спальню) – ничего хорошего после этого не жди. Правильно боишься! А была бы чуть умнее, уже давно бы выскочила не только из этих дверей, но и из самой квартиры, вместо того, чтобы демонстрировать мне здесь свою показательную борьбу с внутренними страхами и инстинктом самосохранения и безропотно выполнять жёсткие приказы нетрезвого супруга. Я и не догадывался, насколько она жалкая и недалёкая. Неужели отвращение способно довести до настоящего приступа рвоты?

«Бл**ь, Реджи, не тупи! Если я тебя позвал сюда, к себе, к кому ты ещё можешь здесь подойти?» - нет, я не хриплю и не срываюсь в крик. Я на удивление спокоен, не смотря на то что уже достаточно пьян, и в голове не первый час шумит, сдавливает виски с глазными яблоками раскалёнными распорками пульсирующей крови.

И, да, она идёт. И если не как ослица за морковкой (и едва ли как кролик в пасть удаву), но как овца на заклание точно. Вот только её сейчас никто насильно в шею не толкает… пока что! Попытка сохранить чувство достоинства с изяществом выработанных за долгие годы практики телодвижений была нещадно сорвана несколькими неудачными шажками. Пару раз её все-таки качнуло на грани подвернуть ногу почти на ровном месте и грохнуться на колени раньше времени. Даже с нескольких метров с моего места было видно, как её трясёт, сколько она вкладывает усилий, чтоб не разрыдаться… Ну, хотя бы недавняя смелость по вопросам и ответам у неё отсеклась напрочь.

Остановка где-то в центре второй половины комнаты между мной и кроватью, в десяти футах от моих ног… Продолжаю неподвижно сидеть в кресле, так и не сделав за всё это время ни одного глотка из бокала в левой руке, вяло возлежащей на пухлом валике замшевого подлокотника. Сомневаюсь, что в эти самые секунды выгляжу искушённым эстетом, наблюдающим за демонстрацией сверхчеловеческих возможностей. Да и вся моя внешность с большой натяжкой дотягивает до звания потомственного алкоголика в десятом поколении. Наверное, перегаром с немытым телом и засаленными, отросшими почти до плеч волосами, тянуло «освежающим» душком по всему периметру комнаты.

Сколько я не ночевал дома после больницы?.. Сколько пытался упиться до отключки вне этих стен?.. Может поэтому и вернулся… потому что не смог…

Оказывается, когда боль переходит в стадию хронической, её уже нереально вытравить – ничем, ни одной самой известной и проверенной анестезией.

«Ближе!» - медленно, бесчувственно, с расстановкой, с царапающими кристаллами замораживающей тональности, будто говорит отмороженный психопат, дико заскучавший при вынужденном просмотре банальных сцен и истерических воплей жертвы, вымаливающей пощады. Или ласково гладить кипящую поверхность токсичной кожи хрипящего зверя, обжигая до кровавых волдырей собственные пальцы и ладони… Да, дико больно, хочется орать, биться головой об стены, царапать пол и грызть зубами изгибы локтей до кости… Но я лишь пропускаю её изнутри, замыкая в бесконечный циклический ток по венам, нервам и вопящему сознанию. Оно только во мне…только внутри… глубоко и нестерпимо…

Пожалуйста. Сделай это ещё раз. Проделай ещё одну глупость! А потом вторую… третью… Дай мне повод. Я уже заждался. Разве ты не видишь, как я этого заждался!..

Он уже орёт, хрипит, бьётся о стальные прутья решётки, рассекая кожу в новые раны… Только ты этого не видишь… не понимаешь и даже не догадываешься. И не ты, бл**ь, сука, способна его успокоить и остановить. Не в твоих руках сосредоточена та самая исцеляющая сила, в чьей власти усмирить этого зверя, этого бешеного монстра… Не твои пальцы, не твой голос… не твой запах знают, как снять эту боль, эту лихорадку… эту неуёмную жажду растерзать тебя на части только за то, что ты такая дура и настолько мне опротивела! За то, что ты – не ОНА! Даже с её цветом волос… особенно за этот цвет волос!

Три неровных шажка на меня с жалкой попыткой удержать равновесие. Кто ж тебе, дура, посоветовал надеть эти каблуки? Разве я звал тебя на романтический ужин при свечах?

«Ещё ближе!» - с подчёркнутой издёвкой в почти ласковом голосе.

Безропотно выполняет, сокращая расстояние до короткого полушага… отводя в сторону, пряча взгляд куда угодно только бы не смотреть в мои стеклянные от ядовитого опьянения и пустой безучастности глаза.

«Развернись спиной!» - впервые сжимаю челюсти, но голоса не повышаю ни на тон, разве что на этот раз без ласковых ноток наигранной вежливости.

Опять заминка? Это уже начинает напоминать отлаженный сценарий или заезженную пластинку, когда иголка головки проигрывателя постоянно перескакивает в одну и ту же бороздку. Вроде еще терпишь, но ясно понимаешь, что ненадолго. Выход только один – избавиться от бракованного элемента!

Бл**ь, неужели непонятно?! Я не хочу видеть твоего лица, мечущегося взгляда и перепуганных мимических "плясок"!

"Повернись ко мне спиной!" - может чуть повышенный голос с ощутимой бархатной сиплотой в напряженных голосовых связках наконец-то надавит на нужные участки твоего отупевшего сознания?

Кажется, срабатывает. И впервые не задает раздражающих вопросов "для чего" и "зачем". Правда медленно, стараясь изо всех сил удержать равновесие на подкашиваемых ножках.

Меня все-таки накрывает. Резко, мгновенно, в один щелчок перемкнувшего разума. Прекрасно осознаю, что это всего лишь жалкая попытка с подменой, что это всего лишь моя жена – Реджи, что это ее волосы, ее фигура, ее тело... Но на какие-то ничтожные доли секунды меня-таки выбивает по-настоящему, заливает глаза кровавой пульсирующей пеленой, впиваясь в горло затягивающей удавкой сухой асфиксии... Только это не паника в чистом виде и далеко не страх. Боль – да! Ненормальная, дикая, острая, срезающая волна мини термоядерного взрыва, выжигающим ударом всего в один судорожный толчок сердца с моментальным выбросом липкой испарины по всей поверхности воспаленной кожи, дополнительной ингаляцией тошнотворных эфиров в легкие... Fuck! Кратковременное помутнение рассудка сдавливает виски с лобной долей... короткая микро-смерть с перезапуском вывернутого сознания с абсолютно новыми настройками. Я уже это сделал. Подошел к ней, шагнул, надавил по ее живому рельефу не только ступнями ног, но и налег всем весом своего тела. Механизм ловушки сработал, защелкнул беззвучной отдачей, усыпляющей колыбельной по затянутым узлам оголенных нервов. Возврата больше нет. Меня уже подталкивает внутренним толчком-порывом собственного подсознания. Он уже вырвался на свободу. Он уже заполнил мой разум...

"На колени!" - да, это произношу я, и прекрасно слышу, понимаю, что именно. Я очень хорошо осознаю зачем и для чего. Я прекрасно знаю, что намереваюсь сделать, а главное... Я хочу это сделать!

"Что?" - другого я от нее и не ожидал. Предсказывать ее поведение становится утомительно скучным. У меня нет никаких желаний играться в терпеливого учителя и недалекого ученика. Наклоняюсь вперед, почти не чувствуя плавных волновых движений собственного тела... Такое ощущение, что это двигаюсь не я, а зверь... слишком гибкий, пластичный и... нереально сильный.

Идеально вымеренный удар ребром правой ладони и изгибом локтя по внутренней линии суставов ног над играми – самым уязвимым и слабым опорным точкам в момент эффекта неожиданности. Испуганный крик дополнительной дозой адреналина в горящие вены и мощные сжатия сердечного клапана, долгожданной сладчайшей анестезией по обостренному слуху и раскрытым ранам вибрирующей боли. Каждое последующее движение и жест, как расписанный поэтапно четкий план действий, без малейшего промедления и заминки. Отставляю бокал с виски не глядя куда-то в сторону, прямо на пол, тут же вскидывая левую руку вверх к голове Реджи и, пока она пытается удержаться на подкосившихся ногах (да, дорогая, не хрен было одевать каблуки), перехватываю всей ладонью и гребнем пальцев за волосы. Накручиваю петлей-жгутом у корней, на самом затылке большую часть локонов в интуитивно сжавшийся кулак. На этот раз ей не хватает времени втянуть в легкие воздуха для нового крика. Звук, вырвавшийся из ее горла, больше похож на передавленный конвульсивный всхлип. Дергаю за волосы и голову без секундной заминки сразу же, как только пальцы сжимаются до упора, до легкой перенапряженной дрожи. Все слишком быстро и неожиданно. У нее не было не единого шанса устоять и удержать равновесие. Уверен, она не успела понять, как и отчего упала... или как умудрилась рухнуть на паркет пола на коленки, наконец-то ахнув во весь голос, тут же застонав-заскулив от резкой вспышки острой боли.

Знаю, милая. Это действительно дико больно. Коленки такие чувствительные и уязвимые, как и кожа на голове.

"Я-СКА-ЗАЛ-НА-КО-ЛЕ-НИ!" - оттягиваю почти несопротивляющуюся голову прямо на себя, запрокидывая лицом и глазами вверх к потолку, почти к своему подбородку. Нагибаюсь слегка вперед к левому пурпурному ушку. Произношу каждое слово тихой ласковой издевкой сверх терпеливого мастера: "Или тебе надо каждый раз демонстрировать это наглядно? Иначе до тебя попросту не доходит? Только через боль и унижение? Через воздействие физического насилия? Только так, Реджи? Значение всех моих слов и просьб в тебя надо вкалачивать силой?"

Всхлипывает протяжным жалобным скулением под впивающимся сжатием моих пальцев второй руки на ее правом локте. Острая отдача парализующей боли по всей руке, в плечо, шею, по всему телу до самых корней волос на голове, натянутых на мой кулак, лишает ее возможности пошевелиться, сделать хотя бы вздох. Я почти ощущаю вспышку ее страха с вибрацией болезненной волны, но всего на несколько секунд... Их перебивает резкий запах химии от волос, чуть приглушенный ароматом не менее вонючего шампуня, тонких парфюмов и кисловатым сухим душком луковой шелухи... Fuck!

Новая инъекция в сердечную мышцу запредельной дозой адреналина, кровавым всплеском по глазам. Кажется, рычу... или ощущаю внутренний гортанный рык взбесившегося зверя. Не понимаю и не чувствую, когда и как поднимаюсь с кресла, не разжимая пальцев рук, не ослабляя беспощадной хватки не на миг. Я даже не слышу, как она стонет в ответ, немощно поддаваясь вслед за моими движениями и рывками. Нет, это уже не прихоть, не блеклая вспышка спонтанного желания-каприза – это реальная потребность. И если я сейчас же этого не сделаю, хуже будет обоим.

"Дэн... боже... что ты делаешь?"

Бл**дь! Ее скулящий голосок режет слух похлеще, чем иголкой по стеклу, вызывая лишь одну непреодолимую реакцию – заткнуть ей рот и желательно по самую глотку. Не понимаю, что бьет по психике – его тональностью или содержанием фразы.

Дэн? Как ты смеешь меня ТАК НАЗЫВАТЬ?!

С превеликим удовольствием протащил бы ее за волосы через всю комнату до самой ванной, но, боюсь, или начнет биться в преждевременной истерике или изойдется раздражающим визгом.

"Что я делаю? У тебя еще возникают какие-то вопросы? Еб**ая сучка!.."

Резкий рывок за волосы, голову и локоть вверх. Наверное, слишком резкий. Подскакивает с колен, как та тряпичная кукла, чуть снова не падая на подвернувшихся каблуках, но сумев удержать вовремя равновесие благодаря мои рукам. Могу поспорить, она и боли не успела почувствовать из-за мощных накатов дичайшего страха, и на вряд ли почувствует дальше.

"Дэн, пожалуйста... не надо!" - "Я тебе позволял говорить?.. У тебя было предостаточно времени, шансов и возможностей избежать столько плохого в своей жизни, включая и эти незабываемые моменты. Но ты предпочла влезть в это дерьмо по самую макушку, прекрасно осознавая КУДА и зачем лезешь! Так что, извини, дорогая, но мой лимит по благотворительным взносам давно исчерпан. А вот тебе уже пора бы вникнуть в суть самой банальной истины... Хочешь наконец-то узнать и прочувствовать, что же я к тебе испытываю и ко всему, что ты успела наворотить в моей жизни?.. Я сейчас тебе это продемонстрирую... во всей красе!"

Реджи приходится семенить за моими шагами и направлением рук в перекошенной вымученной позе, вкладывая остатки сил в собственный страх, в попытку загасить боль до того, как ей скрутит все мышцы и суставы через позвоночник...

Нет, милая. Это будет совершенно иной сорт боли... и не того ты сейчас так боишься...

Даже если бы она сопротивлялась и брыкалась изо всех имеющихся сил, дотянуть ее до ванной комнаты и до самого умывальника к зеркальным дверцам навесных шкафчиков на вряд ли бы стало для меня особой проблемой. Ну, может быть понадобилось чуть больше времени и усилий. Но в этом-то и весь парадокс. Она СОВЕРШЕННО не сопротивлялась! Разве что не переставала скулить и всхлипывать. Прояви она в тот момент хоть какое-то рвение, да хотя бы завопи во всю глотку, позови на помощь!..

"А теперь смотри, твою мать!" - мой голос все-таки срывается, пусть и в хрип, но это уже предел – переход с принятием взявшей верх над разумом выбивающей слабости. Едва не впечатываю ее лицом прямо в толстое стекло зеркала, буквально носом, продолжая удерживать за волосы, как за голову куклы на очень гибких шарнирах. Мое темное отражение поверх ее перепуганного на смерть личика, залитого размазанными по коже грязными ручейками-потеками от слез (а ведь я просил не раскрашиваться!)

"Я сказал смотри, сука!" Сцарапываю пальцами с ее макушки чуть ли не с кожей под самый корень более густой и удобный для захвата жгут волос. Наши взгляды пересекаются в одной мертвой точке общего отражения... Нажим по сильнее и ей приходится смотреть в свое лицо – в свои огромные, распахнутые во всю ширь глаза. Под более нещадным и принудительным давлением моего нависающего взгляда, как в неразрывном оцеплении психосоматических звеньев чужой прессующей воли и не только физической. Спаянные тиски из пальцев и инородного сознания вспарывающих твой разум сверх болезненным и гиперглубоким проникновением.

Да, дорогая. Ты уже это видишь. Чувствуешь разницу? Что, совершенно другой эффект? Совсем не так, как смотреться каждый божий день в собственное отражение только через свои глаза? Когда на тебя/в тебя смотрят и видят то, что ты никогда раньше в себе не замечала.

"Смотри... смотри внимательней! Что ты видишь?.." - даже не думай! Я буду рвать на тебе волосы под самый скальп, при любой попытке закрыть глаза! - "Тебе дать подсказку?.. Сейчас намекну!" - теперь без капли фальшивой ласки, только жидким азотом сиплого голоса по пылающей ушной раковине, виску, высветленным волосам, проникая под черепную коробку глубокой инъекцией до самого мозжечка, до центра нервной системы. Впрыскивая парализующий яд прямо в аорту.

"Да, это лицо Реджины Спаркс, ты угадала! То самое лицо, от которого меня тошнило всю сознательную жизнь, выворачивало на изнанку, когда я его вспоминал! Ты и представить не можешь, каких мне сейчас стоит усилий смотреть на него и сдерживать в себе рвотные позывные! Боюсь, мне не хватит всего красноречия, всех существующих изощренных эпитетов, чтобы описать свое состояние, объяснить популярно, насколько сильно я его ненавижу! Насколько оно мне противно, омерзительно и невыносимо! Как мне приходится каждый раз себя сдерживать, когда я его вижу или вспоминаю... вспоминаю все то, что было с ним связано! То, что ты успела мне дать и чего лишить! И знаешь... я не помню ничего хорошего... абсолютно ничего. Кроме самых отвратных и тошнотворных моментов. А самое главное..." - нагибаюсь еще ближе, выпуская из-за напуганного личика Реджи отражение собственного лица фактурным "силуэтом" с бесчувственным взглядом приготовившегося к прыжку и нападению голодного хищника. - "Я ненавижу его за то, что оно именно твое, даже с цветом волос, который никогда не станет твоим и не сможет изменить его в лучшую для меня сторону, ни на грамм. Даже если ты сделаешь себе пластическую операцию!.. А знаешь, в этом определенно есть свой особый смысл. Меня же по любому будет передергивать всякий раз, когда мне придется на тебя смотреть и видеть эти волосы. Бог с ним с лицом, но эти волосы! Они же не твои!.."

"Дэн, боже... не надо!.." - сдавленный стон-мольба? Ты опять пытаешься пробиться через мой титановый панцирь голыми руками, детка? Хочешь оцарапать об него свои трясущиеся пальчики? Жалкая попытка.

"Я слишком долго жил с этим, Реджи! Ты и представить не можешь, что это такое – видеть перед собой человека, на месте которого должен был быть совсем другой... Видеть твое гребаное лицо с ЕЕ волосами! Такой кошмар не пожелаешь и врагу. Теперь и не знаю, кого за это надо наказывать – ее или тебя!"

Мне не нужны долгие минуты на раздумья, я уже давным-давно все решил... Я же прекрасно знал и до этого, что собирался сделать. И, да... это совсем не то, что я так жаждал сотворить, почувствовать, услышать... пропустить через рецепторы своих пальцев, сквозь поры легких, нейроны воспаленных нервов и эмоций... чтобы хоть как-то унять эту треклятую боль, вырвать ее из горла, из жил... срезать, притупить, зашить намертво... Бл**ь!

Пальцы автоматически сжимаются в чужих волосах, на чужой коже, ощущая чужой разряд вибрирующей боли через ток дрожащего тела, громкий всхлип, почти напуганный крик... Нет, я уже не вижу ее лица, и слава богу, особенно в момент рывка руками, на себя. Отступая на полтора шага назад, зафиксированным захватом и броском выкручивая положение безропотного тела головой вниз, разворотом в центр комнаты, безжалостным толчком на скользкий глянец керамической плитки, на абстрактный узор бело-красного и черного. Я почти не слышу ее напуганного ответного вскрика. Разжимаю пальцы в момент ее падения лицом в пол. Каким-то чудом у нее срабатывает рефлекс с выпадом рук вперед, ладонями в кафель, иначе бы точно смазала часть губной помады прямо по керамограниту.

От прежней шикарной прически не осталось и следа, да и стоящее на четвереньках трясущееся тело на вряд ли теперь назовешь возбуждающе притягательным, даже под лоснящейся материей платья, облегающего перламутрового атласа второй кожей. Она слишком шокирована и напугана, при чем настолько, что не в состоянии до конца осознать всю плачевность своего жалкого положения – включить собственный мозг и попытаться представить, допустить хотя бы ничтожную мысль, что с ней могут сделать куда больше, чем просто морально унизить или раскатать соплями по полу.

И получал ли я сам хоть какое-то удовольствие (хотя бы животное), глядя на ее скрюченное тело сверху вниз?

Не знаю... Возможно... или скорей это был не сколько я. Или это совсем не тот уровень удовольствия. Моментами мне приходилось испытывать что-то вроде скуки. Может кого-то другого это бы и вставило до стойкой эрекции и звона в яйцах, но уж точно не меня. Будто часть меня выкачали, заполнив вакуумной пустотой абсолютного ничто. И меня не пронзило возбуждающим зарядом сладкого тока при соприкосновении пальцев с холодной сталью ножниц, когда я доставал их из выдвижного ящика из-под умывальника. Я прекрасно знал, что хотел и собирался сделать, но в этом не было ни хрена восхитительного и вдохновляющего, тем более для меня. Мне просто надо было это сделать! Я должен был! Должен выпустить его на волю... дать ему желанную свободу... хотя бы час мнимой свободы...

Это не ты, бл**ь! Я знаю... это не ты! Но и она виновата не меньше твоего!.. И я не прошу у тебя сейчас ни сил, ни прощения... только одного – оставь меня! Выйди из меня хотя бы на этот час!

Я пытался... я сделал все, что мог, но оно сильнее меня, куда сильнее, чем это вообще можно вообразить!

"Я хочу, чтобы ты это не просто усвоила, чтобы это стало частью твоих условных рефлексов. Чтобы ты наконец-то в полной мере осознала и прочувствовала всю глубину своих непоправимых проступков и совершенных ошибок. Ты ведь делала их не просто осознанно, но и намеренно, с определенной целью, на эгоистичном побуждении..." - меня и вправду резало изнутри винтовыми лопастями каждый раз, когда я смотрел на ее спину, на ее всклоченные волосы, на беспомощное, едва удерживаемое на трясущихся руках и коленках тело... Подсознание пыталось подменить реальную картинку с архивным образом взбунтовавшейся памяти или силилось увидеть то, чего не было, не могло быть и никогда не будет. Увидеть ее! Увидеть ТЕБЯ!

Не помню, когда и как опустился на колени сам прямо за ее шикарным задом, окутанным струящейся тканью льнущего к коже скользкого атласа то ли платья, то ли ночной сорочки. Откладывая на время в сторону ножницы и пытаясь определиться в смешанных чувствах – иссушающей пустоты, почти звенящей, выдавливающим шипением в висках и в ушах. Это было похоже на легкий транс, попытка убежать из реальности или совместить каким-то непостижимым образом взбесившуюся боль и дикое желание... Желание прикоснуться к тебе через ее тело, хотя бы на секунду... поверить, что это возможно... Скользнуть пальцами по гладкому креп-сатину, по выступающим позвонкам как когда-то... вдоль двух рельефных линий, пропустить статическое покалывание по подушечкам... ощутить твою дрожь... принять сладкий всхлип капризного голоска... погрузить обе ладони в густую гриву твоих волос... склониться под тяжестью непреодолимого притяжения твоего тела... втянуть твой пьянящий аромат...

Это было самое кошмарное возвращение... через ее запах... Fuck! Через ее вонь!!!

Пальцы сжали волосы с такой силой, будто я намеревался сорвать их одним резким рывком вместе со скальпом.

Боже правый… словно я не вдохнул, а мне просто плюнули прямо в легкие, и я едва не подавился, с трудом сдерживая кашель со звериным рычанием.

"Бл**ь, Реджи... Даже не знаю, что я в тебе ненавижу больше! Тебя, твое лицо или... твою вонь! Если бы только знать, как ее с тебя смыть... Как стереть ТЕБЯ вместе с ней! Как вбить в твою пустую недалекую голову столь очевидную истину – насколько ты мне омерзительна!.. Насколько надо быть тобой, чтобы вызывать во мне столько отвратных ощущений!.. Сколько наворотить дерьма, неисправимых идиотских ошибок, чтобы довести меня до подобного состояния, до непреодолимого желания придушить тебя голыми руками!.."

«Боже, Дэн... пожалуйста... скажи... только скажи... что я должна сделать?..»

«Разве я разрешал тебе говорить?» - едва осознанный рывок опять за волосы вверх на себя с усиливающейся дрожью в руках, в сухом хрипе сиплого дыхания.

Она просто плачет или старается это сделать… раскрыв рот в попытке то ли выдавить из горла очередь спазматических звуков беззвучного рыдания, то ли не задохнуться от конвульсий в пережатой трахее. Она не закричит, просто не сможет… уже не сможет, даже если захочет… хотя, сомневаюсь, что захочет. Я не ощущал в её теле ни одного признака к сопротивлению… ни одной попытки отстранится или хотя бы сжаться.

«Ты уже сделала… сделала предостаточно! Знала, что нельзя оставлять ребёнка от человека больше года не просыхающего от алкоголя и прочей дряни… Знала, чем это чревато и всё равно… Всё равно тупо сделала всё по-своему. И что теперь, дорогая? Хотела меня привязать? Надеялась, я моментально исправлюсь, одумаюсь и стану лучшим в мире папочкой и заботливым мужем… обрекая собственного ребёнка на все эти мучения?!.. Бл**ь, Реджи… каким местом ты думала? И что такого надо сделать, чтобы до тебя наконец-то это дошло, чтобы ты прочувствовала это в полной мере?.. Когда ты уже поймёшь и примешь это окончательно? Я ТЕБЯ НЕ-ЛЮБ-ЛЮ, и ничто в этом мире этого не исправит – никто и никогда!»

Я должен, вашу мать… Мне надо это сделать! Прямо сейчас, или я попросту свихнусь. А может я уже спятил? И теперь балансирую на самой грани, играясь с тончайшей паутиной собственного разума на кончиках своих дрожащих пальцев, натягивая их вместе с волосами Реджины Спаркс до сладкой рези на фалангах у основания?..

«Что такого надо сделать, чтобы ты это поняла? Что ты так и останешься самой презираемой и ненавистной для меня женщиной до конца моих дней! Тебе надо это продемонстрировать наглядно, да? Дать это ощутить всем чем только возможно? Или думаешь, ты уже всё видела, успела пережить самое страшное и худшее? Хуже того, что было и есть больше не будет?.. Господи, Реджи… сколько лет… сколько грёбаных лет ты терпела всё это?.. И ради чего? Скажи! Ради одного прекрасного дня, когда тебе скажут, что твой ребёнок смертельно болен? Ради этого ты захотела выйти за меня? Только ради этого?!..»

Вырвать, разорвать в клочья, растерзать – единственное, что надрывно пульсировало в висках, выжигая по сознанию незаживающим клеймом, вырисовывая плавящиеся спирали не только по поверхности, а именно в глубины… медленно, раскрываясь подобно телескопическим иглам, добираясь до самых уязвимых узлов и каналов…

Как же их много… как много её и тебя. И сегодня тебя стало ещё больше, нестерпимо больше… Ты всегда приходишь только с ней, только с этой долбанной болью… Ты сама и есть эта боль – моя Боль, мой персональный Ад и моя затянувшаяся Агония… И ты никогда и никуда не уходила все эти годы, твою мать! НИКОГДА!

…Получать подобие некоего удовольствия при моральных и физических унижениях определённых объектов интереса? Да, это черта большинства психопатов, паразитов и прочих садистов, включая самого Дэниэла Мэндэлла-младшего. Вот только в тот день я ни хрена не испытывал, кроме одной навязчивой идеи-фикс – сделать хоть что-то! Что-то, что остановит наконец-то во мне это неконтролируемое безумие! Сделать что-то с тобой, по-настоящему!.. За то, что позволила этому произойти… за то, что разрешила этим сумасшедшим мыслям родиться в моём больном пропитом мозгу… За то что сделала меня таким слабым и убогим, превратив в полное ничтожество, бросив меня совершенно одного наедине с этим кошмаром, и продолжая при этом где-то жить дальше, как ни в чём не бывало, будто меня и нет… и никогда не было в твоей жизни… Будто я ничего и никогда для тебя не значил!

Бл**ь!.. КАК?!.. Как мне это убить в себе?! КАК УБИТЬ ТЕБЯ В СЕБЕ?!

«Боже, Реджи, ты и представить себе не можешь, как же меня от тебя тошнит!» - это не жестокость в чистом виде с полным отсутствием сострадания. Я не испытываю никакого удовольствия и ничего схожего с ним, хотя бы мало майского возбуждения. Вообще НИ-ЧЕ-ГО!..

«Ты одна из тех женщин, которая готова отдать собственную жизнь ради того, кто её не ценит и кому она и даром не нужна, лишь усугубляя собственное положение любой попыткой что-то сделать или исправить. Когда же до тебя наконец-то дойдёт? Ты мне противна в любом виде, при любом раскладе, в любом ракурсе и с любой внешностью!.. И знаешь – отымей тебя целый взвод скотских ублюдков прямо на моих глазах, мне от этого не станет ни холодно ни жарко! Мне противно вообще что-то к тебе чувствовать, особенно отвращение! По мне, ты не заслуживаешь и этого! Даже моей ненависти!..»

Не смотрю… рука сама находит отложенные ножницы.

«Твою мать, Реджи… ты самая убогая в мире жертва! Самая жалкая и бесполезная! Ты не способна справиться ни с одной из ролей – ни жены, ни любовницы, ни шлюхи… ни той же жертвы. Мне противно тебя даже наказывать, хоть ты это и заслужила, и я должен это сделать. Должен как-то вбить в твою пустую голову хотя бы через рефлексы…»

Наконец-то она издаёт что-то отдалённо напоминающее громкий стон – протяжный, перепуганный, дрожащий стон… под давлением заточенных лезвий длинных ножниц, проскользнувших в пряди высветленных волос у самых корней, прижатых холодной сталью к самой коже головы. Но даже их режущий, выстригающий звук, схожий со змеиным шипением, обрывающийся резким щелчком смыкающихся створок, не вызывает в её теле (а в сознании и подавно) ни одного намёка на сопротивление или инстинкта к борьбе.

«Такое не прощают… не забывают и не списывают в утиль за ненадобностью!.. Только наказывают… постоянно… всегда! Напоминая изо дня в день о каждом проступке и совершённой глупости!»

Чувствую собственной кожей, в захвате пальцев в волосах, бедрами за её ногами, лезвиями ножниц в её шикарных локонах, как её сковывает, натягивает изнутри струной при каждом движении и щелчке нагревшейся от моей руки хирургической стали. Считываю все до последнего всхлипа, дрожи, конвульсий, царапающими по скальпу острых лезвий – её страх, оцепеневший ужас, боль, каждый импульс и сконцентрированную эмоцию на поверхности и внутри её тела… Но ни хрена при этом не испытываю! Меня просто накрывает или вышибает часть сознания за пределы собственного Я, высасывая остатки человеческих чувств и прежней сущности. Это больше похоже на транс, доведённые до автоматизма движения. Я продолжаю всё это говорить и делать только потому, что так надо, что другого выхода попросту не существует. Если я этого не сделаю… она так и не уйдёт, не оставит меня одного!

Но я всё равно всё чувствую, бл**ь, если не разумом, то нервными окончаниями и кожей по любому! Разделить себя на две составляющие, продолжая балансировать между нереальной болью и высасывающей пустотой. – Я знаю, чего ты хочешь, о чём боишься сейчас думать, представлять и видеть перед глазами, наяву… Ты мечтаешь проделать всё это с ней… потому что только с ней ты и можешь это прочувствовать по-настоящему, до конца! Так, как хочешь только ты, как рисуешь в своих самых пугающих кроваво-чёрных фантазиях извращённого воображения.

Меня топит изнутри ритмичным шипением вскипевшей крови и адреналина, прорвавшейся дрожью по рукам и стянутым мышцам во всём теле. Мощный резкий бросок перехватывает горло, вонзая раскалённые шипы в лёгкие, в трахею, пересчитывая каждый позвонок вспарывающим скальпелем по спаянным нитям нервов от самого затылка и до копчика, врезаясь болезненной вспышкой ослепляющей боли в подобравшиеся яички, обволакивая раскалённой помпой всю головку члена… Fuck!!!

Если я и не вскрикнул, не потерял на пару мгновений сознания, то собственный хрип расслышать всё-таки сумел…

Мне бы вскочить на ноги, вытолкать Реджину за двери из комнаты пока это безумие не достигло своего наивысшего апогея, а не смотреть на её трясущуюся спину и выпяченный зад помутневшим взглядом… рассечённым надвое рассудком.

«Помнишь, как я обещал тебе, что ты больше никогда не сможешь от меня забеременеть» - слушаю свой голос, вижу, ощущаю, как веду от затылка Реджи левой рукой по спине бесчувственной лаской… но едва ли соображаю, что делаю и как говорю. Я просто наблюдаю, при чём без особого интереса. Я скорее занят попытками задавить в своей голове эту неконтролируемую вспышку чистого помешательства… как-то снять возбуждение: перестать думать о НЕЙ!.. О её глазах, приоткрытом от болевого шока и страха ротике… Слышать её стоны… то ли удовольствия то ли мучительной боли, то ли того и другого одновременно… О её мольбах прекратить, но не останавливаться… никогда не останавливаться! Разорвать, растерзать, иссушить до дна, до самой последней капли!.. (Не уходи… пожалуйста… проси меня… умоляй!)

По щеке быстро сбегает капля, только не знаю чего. Я вспотел? Да... похоже взмок лоб, слипшиеся на шее и за ушами волосы, вся спина. Я не плачу... по крайней мере, я этого не чувству...

"...Что больше ни одна капля моей спермы не попадет в твое влагалище, ни при каких возможных вариантах и способах, даже искусственных..."

При соприкосновении пальцев с ребристой линией кромки трусиков под тканью платья, тут же прекращаю движение руки, словно прихожу в себя из временного помрачения. С нее достаточно и этого! Больше никаких поощрений с благотворительностью... Это не игра в хорошего и плохого полицейского! Это наказание, и должно таковым оставаться до последнего...

"Ты же знаешь... я всегда выполняю свои обещания... все до единого!"

Задираю подол платья, неважно как. Эстетичная сторона данного процесса меня не волнует, куда важнее ее практическая польза. Пусть хоть до самой головы, лишь бы не соскальзывало обратно и не мешало всему делу.

Белое кружево стринг? Неужели это все для меня?.. Как трогательно и романтично!

Меня вроде уже как не трясет... хотя сложно определить в таком состоянии. Со мной еще никогда ничего похожего не происходило, если не считать моменты вспышек тотального бесконтроля во время пьяных драк... Но это абсолютно другое! Я понятия не имею, что это было... кем я тогда был!

Я не стал снимать ремня, просто расстегнул ширинку.

"Будет очень больно... это все, что я могу и хочу тебе пообещать!"

И я не стану просить у тебя за это прощение, но потерпеть придется! Потому что я не хочу тебя чувствовать! Не ТЕБЯ! Не видеть, не слышать, не ощущать! И помоги мне всевышний довести это до конца... и не сойти с ума!

Больно поначалу было даже мне, особенно на сухую, прорываться в неразработанный анальный сфинктер и без того рефлекторно пережатого входа. Конечно она закричала, попытавшись интуитивно отстраниться, едва не заваливаясь на трясущихся руках лицом в пол и сжимая еще сильнее от острой вспышки боли тугую помпу внутренних мышц ануса вокруг моей головки и нещадно проталкивающегося на всю длину ствола всего члена. Два режущих толчка – два задыхающихся крика, и мне приходится бросать часть оставшихся сил на ее так не вовремя проснувшийся инстинкт самосохранения. Конвульсивная попытка вывернуться или ускользнуть, отползти, крутануть тазом и задергать бедрами, ну хоть как-то сбросить меня – вырваться именно нижней частью трясущегося тела. У нее определенно не было на это сил, но рефлексы работали на отлично, разве что не так резво и эффективно.

Перехватить ее сзади за шею и таки прижать лбом в кафель – дело пары секунд. Связать руки? Обойдется... пусть царапает пол и обламывает об него свой безупречный маникюр.

"Да не сжимайся ты так, дура, а то разорву там все на хрен!" - собственный хрип действует на полуспящее сознание похлеще любых дополнительных стимуляторов. Даже шикарный зад Реджи настолько не вставлял вместе с ее жалобными вскриками, как возможность добить ее уничижающей фразой: "Ты так сама этого хотела! Разве не для этого ты выходила за меня?.. Да, дорогая, как видишь, мечтам свойственно сбываться, вот только не всегда так, как нам это рисуется в воображении... Бл**ь, будешь и дальше так выворачиваться, хуже будет только тебе! Но ты права. Мы же как раз для этого этим и занимаемся... Я сказал, лежи и не дергайся... Знай свое место, сука! Между толчком и анальной затычкой!.. Fuckin' shit! В мою постель... ты никогда... БОЛЬШЕ... НЕ ПОПАДЕШЬ!" - последние слова рассеченные паузами хриплого рычания, забивающими в кровь атакующими накатами по сознанию. В унисон резким фрикциям каменного члена на всю длину до самой мошонки, с будоражащими хлопающими звуками при мощных ударах о промежность и по ягодицам Реджи... Кажется, чувствую небольшое послабление при вхождении – горячую влагу вокруг ствола у самого входа. Значит лопнула кожа до крови. Не смертельно. Может просто разорвал несколько геморроидальных узлов, не помрет. Конечно будет еще больнее, тем более до желанной разрядки еще далеко как нескоро! Не забыть бы только в конце ткнуть ее снова лицом в зеркало, для контраста между до и после! И достричь остатки волос...

...Пронзительный крик?.. Нет, резкий гудок клаксона...

Он не вздрагивает. Просто, без особого интереса, переводит взгляд в ту часть улицы, откуда в его сознание только что прорвалась реальность настоящего.

Ничего криминального. Кто-то попытался перебежать дорогу на красный или обогнать кого-то в безумном потоке нескончаемого течения машин на четырех ветках центральной автострады. Час пик, центр города. Дорожные магистрали покрыты живыми реками автомобилей с туманной "дымкой" выхлопных газов и подземных паров тепловых коммуникаций. И кто рискнет сказать, что у этого города нет своих легких и горячих вен, что он буквально дышит и гоняет свою "кровь" прямо под твоими ногами.

Он сидел за крайним столиком в паре шагах от тентового навеса-"козырька" кафетерия "Митчелл". Не такого уж и плохого заведения, если уж на то пошло. Кофе здесь подают нерастворимый и вполне даже пригодный для питья. Да и меню на редкость разнообразное с собственной мини-кондитерской. Правда, сегодня ему не до экзотической пищи среднего класса, но парой чашек черного эспрессо без сахара и сливок он брезговать не стал. Тем более, ждать пришлось довольно немало... а, значит, и вспоминать тоже. Вспоминать, думать, взвешивать... контролировать часть зашитых более пяти лет эмоций, желаний... Кофеин в таких делах конечно, не лучший помощник для натянутых нервов, но едва ли он позволит себе сейчас сорваться, даже если приложится к тройной порции виски. Не та ситуация, не то время, не тот Дэниэл Мэндэлл-младший и далеко не тот внутренний зверь...

Взору как на ладони открывалась центральная магистраль с кольцевым шоссе Гейбл-Кросс-Авеню. Кафетерий располагался как раз на углу пересечения с 68-ой Улицей, за две сотни метров до площади торгового центра Колум-Холл – многоярусного комплекса из зеркальных зданий на высоких "подпорках" арочных проходов-переходов. В одном из его ресторанов ему частенько приходилось проводить деловые обеды-ужины на протяжении последних лет. Заметить однажды эту кафешку из машины или еще как-то – было делом времени и неизбежного случая.

Планировал ли он заранее эту встречу и весь предстоящий разговор именно здесь, за этим самым столиком из дешевого белого пластика у длинного вазона-ящика с искусственными фиалками? Или идея нашла сама по себе, спонтанным вдохновением?..

Разве подобные судьбоносные моменты не принято проводить в более уютных и теплых помещениях, на каком-нибудь широком диване или мягком уголке напротив панорамного окна с обзором центра горда с высоты птичьего полета? Что там обычно прилагалось к общему списку? Бокал коньяка и пухлая кожаная папка, забитая под завязку задокументированным компроматом и дополнительными аудио-видео материалами на десяти флеш-накопителях?

Почему он решил выбрать именно это место, слишком многолюдное, открытое, на свежем почти морозном воздухе без удобств и возможности сделать что-то экстра неординарное? Может как раз по последней причине?

Очень много составляющих. Это мозаика собрана не из двух-трех кусочков-пазлов и даже не из плоского рисунка – это трехмерная многоярусная картинка в пяти измерениях с пятиканальным звучанием – это целая вселенная! Десять прожитых жизней, десять пережитых смертей с самыми болезненными воскрешениями. Черно-красная симфония Любви и Боли! Ее нельзя проиграть за один сеанс, за один день и уж тем более за один разговор. Ее надо пить по капле – медленно... окуная в ее рубиновый яд кончики своих пальцев и осторожно, чтобы не сжечь тонкую кожицу, смазывать её влагой твои губки, твой дрожащий язычок... проникая в глубь твоего ротика за створки сжатых зубок ласковым принудительным нажимом...

Я очень хочу сорвать этот занавес одним рывком, оплести ладонью твое горлышко до того как накрыть твои глаза черной повязкой живого ужаса и исступления... Но не сегодня! Боюсь сегодня я тебя просто разорву! И этот свежий воздух лишь одна из жалких попыток остудить собственные порывы с выедающей в памяти и венах кислотой воспаленных воспоминаний мертвого прошлого... Воспоминаний давно умершего и канувшего в небытие Дэниэла-Мэндэлла-младшего. Возможность провести ту самую черту между тем, что было, есть, будет и... что могло бы быть.

Всего лишь маленькая отсрочка – дань уважения жертве, делающей последние добровольные шаги в руки своего палача. Не ты первая, не ты последняя, моя девочка, кто проходил через это. Кто терял право на свою жизнь и будущее всего за один неугодный для социума проступок и не важно какой – противозаконный или неприемлемо благородный. Мы все жертвы чувства мнимой свободы выбора, и как раз ты мне однажды это и продемонстрировала во всей красе!

...Он неспешно приподнял левую руку с края столика, лениво оттягивая манжет рукава черного френча с циферблата платинового Breguet-а. Пять минут третьего. Брови лишь слегка дрогнули-сдвинулись к центру переносицы. Конечно она опаздывала, а не стояла в этот самый момент у какого-нибудь терминала в аэропорту на ближайший рейс до Аляски.

Что ж, счетчик включен, антибаллы накручиваются. Пара штрафных очков сверх того, что уже накопилось. Скоро ей будет не привыкать...

Взгляд снова тянется-скользит по автостраде, замирая ненадолго на противоположной стороне улицы, на вывеске станционного табло подземки. Снова возвращается к четырехстороннему потоку автомобилей. На вряд ли они застряли где-нибудь в пробке. Крамер такой ошибки в жизни никогда не допустит. Скорей вызовет вертолет, но доставит на встречу минута к минуте. Здесь ему нет равных. По любому, своенравной мисс Людвидж ударило в голову так не кстати проявить свой свободолюбивый характер.

Да бога ради, моя девочка! Наслаждайся... последними минутами... Я подожду. Подожду еще немного... это же не десять лет, так ведь?

"Дэн?.. Господи всевышний... я только-только узнал! Почему ты сразу мне не позвонил? Я бы вылетел ближайшим рейсом в тот же день!"

"Извини, мне было тогда не до этого... В голове как... дыры из гигантских провалов в памяти... будто повырывали кусками часть мозга со способностью соображать. Я уже который день не просыхаю... не могу остановиться... не знаю как!"

"Я сегодня же лечу в Леонбург! Когда назначена операция?.."

"На два часа... Его уже готовят... к операционной..."

"Бл**ь, Дэн! Как ты мог забыть мне позвонить?! Он же мой крестник! Ей богу, в этот раз я тебе лично всыплю!"

"Я буду только за!.. Алекс..." - затянувшаяся пауза.

Окружающие сумерки из-за цветных витражей двух арочных окон под потолком, кажется еще сильнее зажимают бесплотными тисками сознание вместо ожидаемого послабления. Меня какого-то занесло в эту примитивную молебную комнату, стилизованную под мини-зал христианского собора или храма. Всего два ряда деревянных скамей, почти игрушечный альков под белым алебастровым распятием – ни светильников, ни ступенчатых приступок под свечи, ни уж тем более кабинок-исповедален со священниками... Обычная комната для уединения желающих пообщаться на досуге с тем, кто тебя практически и привел в это место. И как видно, я так и не нашелся, что ему сказать... или высказать, или пригрозить каким-нибудь священным проклятием. Я не чувствую к этому вообще ничего – никаких порывов или той самой так называемой духовной жажды... нужды... Верить, бояться и просить? Боюсь, это не тот бог, который способен все это компенсировать... и мне определенно нужен сейчас не он... и не думаю, что когда-нибудь понадобится...

"Мне нужно с тобой будет потом поговорить... серьезно поговорить. Не важно, чем все закончится, и как я все это перенесу... даже если все обойдется..."

"Дэн, ты сейчас на пределе, я понимаю..." - "Ни хрена ты не понимаешь! И да! Я на пределе... я еще никогда не был на таком пределе! Мне не просто страшно, это невозможно описать в двух словах и тем более по телефону!.. Я в таком раздрайве, что кажется... еще немного, и мне окончательно снесет крышу... То, что я делал раньше – это безобидные шалости на фоне того, что я готов сделать сейчас... и то что уже делаю..." - "Что случилось, Дэн?.. Ты кого-то опять избил до полусмерти?"

Меня пробирает истерическим смехом, пока трясущиеся пальцы пытаются ухватиться за спутанные волосы над виском у корней, до болезненного рывка в сжавшийся кулак. Слезы просто стекают по лицу без рыданий и конвульсивных спазмов в горле, сами по себе, будто так и надо... И я сижу не на одной из скамеек, а прямо на полу у стенки, под теми самыми окнами-витражами. Я не могу... мне тяжело удерживаться на определенной высоте, особенно стоя на ногах. Земная гравитация тянет и прессует с такой мощной константой, что попросту хочется лечь, распластаться по поверхности земли, пола, ковролина всем телом, буквально... Закрыть свинцовые веки и застыть в этом положении до того момента, пока она тебя не сплющит и не сдавит в нулевой атом.

Почему ты не уходишь?.. Ты же уже сделала это однажды... Так какого хера ты не ушла за все это время из меня... до сих пор?!.. Нравится ковыряться в моих ранах? Вскрывать по новому каждый день незаживающие благодаря твоим стараниям швы с рубцами и с неподдельным интересом рассматривать их оголенные ткани?.. Хочешь сделать еще один надрез? Ищешь нетронутое место? Что, нигде не видно? Уже ничего не осталось для раздолья? Все давным-давно исполосовано вдоль и поперёк и даже по нескольку раз? Может пора остановится, милая, а? Просто сделай это! Вырви его всего лишь одним щадящим рывком... ты же можешь... Только ты знаешь как!..

"Если бы... но, боюсь, еще не вечер... Я опять... изнасиловал Реджи... И на этот раз мне почти понравилось!" - "Fuck!" - изумленный выдох на том конце связи. Алекс сейчас в Токио, разница во времени в несколько часов. Если он и прилетит сегодня в Леонбург самым ближайшим рейсом, то вполне может успеть к окончанию операции.

"Я больше не могу... Алекс!.." - надрывный спазм пережимает связки и трахею, едва не до полного исчезновения голоса. Будто не хриплю, а выдавливаю с нереальным усилием каждое последующее слово: "Пожалуйста... мне нужна... твоя помощь! Я вконец еб**усь, если что-нибудь не сделаю с этим. И, похоже... я сам этого хочу... хочу свихнуться или сдохнуть!.. Помоги мне... бога ради! Сделай что-нибудь!"

"Хорошо, Дэн. Я уже вылетаю!.. Будем разговаривать, пока не разрядятся аккумуляторы. Просто говори, не важно о чем, пока язык не отвалится! Держи связь..."

...Говорят, спасение приходит в самый последний момент, в наивысшей точке апогея, когда ты уже не думаешь об этом, когда просто ждешь последнего щелчка с разрывом сердечной мышцы... А потом вдруг раз... и тебя накрывает ярким солнечным светом, гулом голосов, возбужденными криками, заливистым детским смехом, гулом-шумом ветра и... плеском воды. Цвета кажутся более яркими и захватывающими, как и поглощающие твоим слухом звуки. Словно ты совершил неожиданное погружение из неизбежности в источник жизни и света... и едва ли сумел понять и до конца пропустить через себя этот переход.

Один раз меня так уже спасали, только буквально. Мне было всего пять лет. Я едва не утонул в бассейне, при чём на самом мелководье. В какой-то момент оказался головой под водой и не смог ни перевернуться, ни вытянуть шеи, чтобы вынырнуть хотя бы лицом, преодолеть всего пару дюймов до линии соприкосновения двух стихий. И как это ни странно, после тщетных попыток как-то выкрутиться или попробовать стащить с рук-ног нелепый детский круг, ставший не спасительным, а смертельно опасным, я вдруг остановился. Замер… и просто смотрел широко раскрытыми глазами сквозь мутную кромку воды вверх, с мыслью, что это уже всё – конец! И я не испытывал при этом никакого страха. Просто лежал, перевёрнутый на спину, с утопленной в воде головой, в окружении хреновой кучи людей и никто из них не видел, что мне нужна помощь. И меня самого при этом вообще не трогал данный факт. Я просто смотрел вверх и ждал…

А потом меня резко вытащили. Не скажу, что в самый последний момент. Я не успел захлебнуться (может немного наглотался хлорированной воды), откачивать воду из лёгких не понадобилось. Поэтому тот момент так и запал в памяти… Едва ли теперь вспомню, каким было лицо у моей крестной – тёти Агаты, но она сделала это сама, среагировав первой, да ещё и без помощи вездесущей и сверхбдительной няни Пэм. А ведь они обе тогда сидели в нескольких метрах от борта бассейна до того, как меня перевернуло, подобно беспомощному жучку кверху лапками…

Нет, с того момента гидрофобия не стала моим верным спутником жизни. Я продолжал любить воду и по сей день, разве что со временем стал относиться более серьёзней к её стихии, особенно, когда повзрослел. Правда на меня частенько накатывало всякий раз при воспоминании того случая. А вдруг меня не должны были тогда спасать, может мне было предрешено утонуть, и это была моя конечная точка, тот самый предел, за который я не имел права переступать и идти дальше? Не поэтому ли я все эти годы ощущал себя каким-то… полупустым «сосудом»… наполовину мёртвым – живым куском мяса, невидимой сущностью… жалкой тенью с материальной оболочкой…

…«У тебя была очень тяжёлая неделя, Дэн. Тебе бы сейчас не помешал хороший отдых, крепкий сон и возможно какие-нибудь сильные антидепрессанты. Тебе, как никому другому, необходимо хорошенько выспаться и как следует отдохнуть, а, главное… протрезветь!»

Я уже стоял на самом его пике, того самого предела, на последнем круге ада. Петля колючей проволоки затягивалась смертельной удавкой на горле всё плотнее и жёстче, а ты только и делаешь, что вместо спасительных глотков воздуха выдавливаешь с кровавым хрипом остатки собственного дыхания из сжимающихся лёгких. Беспомощные попытки за что-нибудь ухватиться, сделать ну хоть что-то или как-то, поскольку прокричать мольбу о помощи ты уже физически не способен…

…«Думаешь, я не пытался или не хотел этого сделать?.. Алекс… Я бы здесь сейчас не сидел перед тобой в таком состоянии, если бы на самом деле мог просто отключиться или проваляться несколько дней подряд под литием…»

Начало уик-энда в закрытом мужском клубе «Арес» для особо избранных в одной из его роскошных гостиных, в данном случае в отдельной «кабинке» для уединений за обычной встречей-беседой. Натуральный колумбийский кофе, кубинские сигары и конечно же французский бурбон тридцатилетней выдержки. А дальше решать только клиенту – заказать обед, бильярдный стол или игровую комнату с определённой обстановкой и содержанием, как и всех тех, кого он хочет лицезреть в течении всего своего отдыха в каждом из выбранных мест: администратора, официантов, повара, крупье… мужские или женские лица дополнительного обслуживающего персонала – нескольких или кого-то одного конкретного…

Привычка – вторая натура? Алекс всегда брал эту комнату. Не исключено, что он давно её за собой прописал на постоянных условиях. Мне даже не надо спрашивать где он при входе в главное фойе клуба у дежурного «портье». Достаточно знать, что он уже здесь. А там уже сразу с порога, по длинным коридорам из лакированных дубовых панелей и вощёного паркета прямиком в это крыло, в главную общую гостиную, с примыкающей дюжиной отдельных комнат для отдыха.

Одно большое окно с бронзовой тюлью габардин, глубокий диван и два мягких замшевых кресла вокруг центрального круглого столика – тёмно-бордовый, матовый изумрудный и золотая охра в натуральном дереве, тканях и даже в освещении. Монументальная роскошь в каждом предмете и даже в парящих микро-галактиках бриллиантовой пыльцы в прямых лучах предполуденного солнца, в воздухе, пропитанного ароматом очень больших денег и условностей, на которые не посмеет замахнуться в своих самых смелых мечтах ни один убогий смертный.

Находится в окружении всего этого, с прямым доступом к вещам и желаниям, которые едва ли где купишь ещё даже за те же деньги и при этом ощущать себя, как в тот момент… погружённым под воду с головой, без возможности всплыть самому… Ни это ли ирония жизни для всех высших мира сего? Иметь всё и быть при этом абсолютно ничем! Отвратительным паразитом, который только и делает, что сосёт да сосёт без остановки и иных рефлексов.

«Так ты действительно всё обдумал? Ты на самом деле этого хочешь… без незапланированных срывов в самый неподходящий момент или истеричных припадков… Дэн, я не психотерапевт. Я хочу и могу тебе помочь, сделать всё, что в моих силах, но если ты сам не станешь мне в этом помогать, мы попросту потратим время и силы в пустую ОБА!»

«Поэтому я и здесь, Алекс. Поэтому я тебя об этом и прошу и именно тебя!.. Психотерапия – давно пройденный этап, а другие методы мне не известны…»

«Это крайне непростой выбор, Дэн… - Алекс делает долгие паузы, тщательно обдумывая не только следующие слова, но и всё, что ему пришлось увидеть, понять и что ещё предстояло узнать.

Мы сидим напротив друг друга уже практически как пациент и доктор – Рейнольдз в Кресле, я на диване спиной к окну и свету. Вышколенный аристократ в безупречном костюме-тройке за пять тысяч евро с идеально выбритым лицом и манерами пресыщенного баловня судьбы и… жалкий представитель деградирующих маргиналов в брюках, рубашке и пиджаке (естественно без галстука) несочетающихся фасонов и цвета.

«Бл**ь, Дэн, если бы я сам не увидел насколько ты изменился… Когда в последний раз ты нормально ел?» - «Меня этот вопрос волнует как-то меньше всего…»

Я знаю, что теперь придётся говорить с ним на многие темы, включая и те, о которых я сам старался не думать последние годы. Но, увы, это было одним из главных условий. И это не просто обозначенная цена доверия к какому-то определённому человеку. Ты собирался вложить в его руки собственную жизнь, всю... без права на сомнение или последующий отказ. Или ты пройдёшь все это от и до, или прозябай и дальше в своём дерьме.

«Мне придётся на несколько недель, если не месяцев, взять что-то вроде… непредвиденного отпуска за свой счёт. Это не просто моё одолжение тебе, Дэн, как лучшему другу детства, это большая ответственность, на которую не рискнёт пойти ни один уважающий себя Практик, поскольку это не игра… и далеко не эгоистичная прихоть…»

«Я знаю, Алекс… знаю!»

Он смотри прямо мне в лицо, пытаясь подловить за ускользающий от его глаз взгляд, пока я делаю всё возможное, чтобы избежать данного зрительного контакта. Медленно растираю большим пальцем ладонь левой руки, сосредоточенно наблюдая за этим примитивным жестом зашуганного неврастеника. Можно подумать, до меня ещё никто не совершал подобных телодвижений и не пытался скрыть в них свою очевидную жалкую сущность. И на вряд ли я сейчас боюсь того, что Алекс может увидеть во мне что-то пугающе неприемлемое. Куда противней ощущать себя столь ничтожным и слабым, ясно осознавая, что он видит меня именно таким – спившимся алкоголиком, неудачником и законченным дегенератом.

«Это всё из-за неё?» - а вот этого вопроса я точно не ожидал, по крайней мере не сейчас. Не успеваю проконтролировать рефлекторную вспышку – въевшийся под кожу условный рефлекс. Разряд закоротившего электрошока по всем нервным окончаниям с глубинным прострелом по костям и в позвоночник. Вскидываю взгляд слишком быстро, выдавая внутреннее состояние до того, как пойму, что только что прокололся. Не осознаю, насколько напряжён и до какого предела, пока не ощущаю дрожь во всём теле и… бл**ь!.. даже в голове…

«Или всё ещё думаешь, что из-за неё?» - «Это имеет какое-то значение?» - «Конечно… Я же должен знать с какими бесами мне предстоит встретиться лицом к лицу!» - «По-твоему… - у меня хватает сил даже усмехнуться, пусть и не столь правдоподобно и без особого изящества. – Я выбрал её в качестве архетипа, на которого проецирую и взваливаю часть собственной вины за все свои неудачи, включая последние события своей грёбаной жизни?»

«По большому счёту, да! Хотя… меня сейчас волнует совсем другой вопрос. Почему так долго?» - даже хмурится, демонстрируя своё сомнение с недоверием в столь лёгких, но весьма действенных жестах – вытягивает, поджимает губы, чуть качает головой. – «Я думал или надеялся, что это уже что-то другое… Уже почти пять лет прошло. Ладно год, максимум два, но столько… Кто мог знать, что наш Дэнни-Джуниор окажется таким… однолюбом!..»

«Кто бы говорил!» - возможно при других обстоятельствах мы бы и свели эту тему разговора в глупую шутку… - «Ты-то сам… сколько выёживаешься из-за той девчонки с поезда? Как там её Дэниз? Уже лет десять, если мне не изменяет память?»

«Разве я позволял себе за все эти годы хотя бы раз скатиться до твоего состояния? Ты меня видел в подобной ипостаси?» - а вот это удар ниже пояса, правда, вполне заслуженный. – «Ну… ещё не вечер, так сказать!»

"Ладно, Дэн, шутки шутками..." - неожиданно поддается корпусом вперед, умудряясь сохранять величественную осанку терпеливого прокуратора на приеме с верноподданным. Опирается изгибами локтей о бедра и сводит пальцы обеих рук в изящный замок – средоточие всех сокрытых эмоций и будущих решений. "Мне надо знать, когда ты готов приехать ко мне, чтобы я мог распланировать все заранее и просчитать свой график на ближайшие пару месяцев."

"Да хоть сейчас... Боюсь, чем дольше я остаюсь сам на сам, тем у меня меньше шансов продержаться до следующего утра..." - "И ты готов оставить собственного сына в такое тяжелое для него время и в подобном положении на неопределенный срок, не имея возможностей с ним не увидится, ни хотя бы узнать в каком он состоянии?.."

Принимать и признавать подобные условия от лучшего друга под прямым безапелляционным взглядом его и без того всевидящих глаз... Такое не пожелаешь и врагу. "Как раз ради него я и делаю этот выбор. Ему не нужен такой отец, Алекс, не такая размазня, как я... и особенно не в подобном состоянии!.. Я же... ни хрена не смогу ему дать, даже если буду с ним постоянно рядом!"

Не думаю, что мои аргументы были настолько убедительны и разумны, но для Алекса, как видно, большего и не требовалось. Я же сам к нему пришел, буквально приполз на коленях. И пока что от него зависела сейчас лишь одна из главных задач – не спугнуть и не навредить раньше времени.

"Тебе придется оставить все средства мобильной связи и прочие сетевые гаджеты дома или там, где посчитаешь удобным. Ну, и предупредить всех близких, что ты на время покидаешь город (может даже и страну), и у тебя не будет возможности выходить с ними на связь и узнавать, как дела у Дэнни. Но мы сразу же все прекращаем, если с что-то случится и срочно потребуется твое участие, без всякий возражений, истерик и прочих неадекватных припадков. Ты меня понял? Ты принимаешь данную часть моих условий?"

"Да!.." - мне приходится выдавливать из себя согласие практически силой, иначе иной формы ответа Рейнольдз не принял бы...

"Что ж, это самое первое, а в остальном... ты просвещен не меньше моего. Делаешь только то, что я говорю, без возражений и права звонка адвокату или родным. Единственное, что я не могу у тебя отобрать – это твое законное стоп-слово" - "Оно мне может не понадобиться!" - "Бл**ь, Дэн, мы собираемся не в ролевые игры практиковаться и уж тем более не доводить тебя до сабспейсов и оргазмов! Ты не в том состоянии, чтобы не осознавать здраво всей критичности нынешней ситуации. У тебя как раз будет время до вечера... Выберешь что-то, пока будешь собираться. Да, и вещей, желательно, по минимуму. Только то, без чего как, тебе кажется, ты не сможешь прожить вдали от дома ни дня. Шучу, конечно, но мало ли. Парочка любимых книг или музыкальных сборников. Я, конечно, достану все, что не попросишь, но только в разумных пределах. И только то, что посчитаю для тебя в эти дни приемлемым."

"Само собой!" - "И еще... перед тем, как заедешь домой за вещами..." - он снова отсаживается вглубь кресла, позволяя себе наконец-то расслабиться и, как видно, часть недавнего обоюдного напряжения сходит даже с моих мышц. "Можешь прямо отсюда заехать в какой-нибудь супермаркет, хотя, нет... лучше в нормальный специализированный магазин. Выберешь какую-нибудь бутылку, не важно с чем, коньяк, виски, бренди – то, что посчитаешь приемлемым для своего вкуса. Завезешь домой и оставишь на неопределенное будущее. Когда ее выпить, тоже решать тебе. Это станет твоим вещественным стимулятором в обеих вариантах – или окончательного провала очередной попытки или... долгожданного триумфа над поставленной целью. Согласен, не самый лучший мотиватор, но зато прекрасная составляющая твоих ведущих слабостей из общего списка. С остальным разберемся на месте. Правда, у тебя еще до вечера будет время передумать. Это только твое решение, твой осознанный выбор. Уговаривать и тем более отговаривать я тебя не собираюсь. Добровольность и доверие на все сто, иначе..."

Он неосознанно вскинул головой, интуитивно потянувшись затекшими мышцами-суставами, медленно выпрямляя ослабевшую осанку и расправляя опущенные плечи. Врожденный рефлекс или инстинкт хищника, завидевшего издалека приближение долгожданной жертвы? Всего лишь черный мерседес в третьем ряду. Почетный круг по кольцевому шоссе, от торгового центра по Гейбл-Кросс-Авеню. На этот раз он не полез под манжет рукава сверять время... еще рано. Они еще не подъехали, вернее, не сделали разворота с другого конца перекрестка.

Странно... ему раньше казалось, что он будет в этот момент волноваться куда сильней. Откуда такая апатия и невозмутимое спокойствие? И если это апатия, почему его наполняет изнутри горячими приливами сладчайшего предвкушения? Теперь можно расслабиться и просто наблюдать? Отключить на несколько минут память, недавние переживания, болезненные фрагменты, слова и просто наслаждаться моментом? Разве он здесь не для этого?

Следить, как Картер останавливает мерседес прямо у обочины парковочной линии, напротив столиков кафетерия, всего в нескольких метрах от него. Как Джордан выходит из машины, почти сразу же находит взглядом глаза своего главного босса, делает короткий едва заметный кивок, неспешно обходит автомобиль спереди, открывает дверцу у пассажирского места... Помогает ей выйти на свежий воздух из прогретого салона авто...Время меняет ход на секунды... считанные мгновения, на короткие неуловимые моменты и едва заметные стороннему зрителю детали.

Снова видеть ее практически в упор, считывая каждое движение, каждое промелькнувшее во взгляде или на лице мельчайшее изменение, неудачно замаскированные чувства. Разрумянившееся личико и алые губки... Она уже жмется от резкого холода, бросая испуганный взгляд на вывеску кафетерия и сразу же в его сторону (да, это то, что ты подумала, милая, ты не ослышалась, и тебе не показалась, и это как раз то, чего ты сейчас боишься больше всего). Поспешно отводит взгляд, делая вид, что наблюдает за водителем.

Ну, конечно, ты не просто напугана и в полном недоумении, и тебя на вряд ли сейчас пробирает внешних холод. Это все нервы, дорогая, тот самый страх перед неизведанным и неизбежным!

Но он все равно не может игнорировать собственные рефлексы. Не окинуть и едва ли оценивающим взглядом ее фигурку с головы до ног перед тем, как принять окончательное решение. Одета достаточно тепло, даже шею обмотала красным шарфом... Улыбка слегка задевает уголки его губ. Определенно она готовилась к этому дню, пусть и не вполне осознанно при выборе некоторых вещей. Главное, что не заявилась с голыми ногами, в мини юбке до пупка.

Вот теперь с несдержанным изумлением провожает распахнутыми на всю ширь глазками отъезжающий от тротуара мерседес. Как тот вливается в движущийся поток других авто, набирая скорость и намереваясь исчезнуть за кольцевым шоссе, в той самой стороне откуда они приехали.

Да, моя милая, теперь мы с тобой остались почти одни, и тебе придется это сделать... Повернуться, посмотреть на меня, снова отвести взгляд, заправляя дрожащими пальчиками светлые пряди за правое ушко. Признаю, у тебя появилось очень много новых жестов и телодвижений, которые я вижу впервые, как и новую манеру держаться, преподносить себя с несвойственным тебе когда-то утонченным изяществом и грацией взрослой опытной женщины. И это несомненно завораживает, царапая шероховатой патокой тягучих накатов по поверхности диафрагмы. Вступительная часть-прелюдия пред основным действием продуманной до самого последнего шага игровой сессии? Только боюсь до игровой она не дотягивает.

Все правильно, ты оцениваешь ситуацию, место (возможно время) с той самой стороны. Куча свидетелей, открытая улица, абсолютно трезвый биг-босс и совершенно один за круглым столиком всего в нескольких шагах от тебя. Фантазия, наверное, уже вся на исходе – все варианты исчерпаны? Остается лишь проделать эти самые последние шаги и наконец-то сделать это. Посмотреть глаза в глаза... прямо... без права отвести взгляд в сторону, пока он не разрешит!

Ты еще не достаточно напугана?

Белая кошечка трусливо, но грациозно ступает по плитке тротуара, направляясь в сторону единственного знакомого ей здесь человека – ее хозяина. Столько лет самостоятельной жизни... Ты неплохо научилась справляться с этой ролью. Но ведь тебя все равно сейчас тянет забраться на Его теплые коленки, прижаться к его бедрам, скрутиться клубочком... закрыть глазки и с блаженством отдаться этим упоительным ощущениям...

Или оказаться прижатой его телом к мягкой поверхности упругого матраца с разметавшимися светлыми прядями по черной коже обивки, прижатая его весом, взглядом... волей... Прочувствовать твою дрожь, вливающуюся в рецепторы кожи ласкающей вязкой вибрацией в натянутые волокна собственных мышц и нервов, долгожданными приливами обжигающего напряжения по всем гиперчувствительным узлам и точкам – внутри и снаружи. Видеть, слышать, ощущать, пропускать через себя каждое твое ответное изменение во взгляде, дыхании, сердцебиении, попытке шевельнуться или, наоборот, в оцепенении всего тела и разума...

Да, моя девочка, это оно и есть... Коснуться подушечками пальцев прохладного шелка нежной кожи на твоем личике, оставляя невесомые пульсирующие следы "отпечатки" томного скольжения на его сверхчувствительном бархате от виска и до самых приоткрытых губок... срисовывая-запоминая по новому точеный рельеф, каждую "черточку", родинку и пору... Видеть и чувствовать насколько ты в эти секунды беззащитна, уязвима и... раскрыта... Раскрыта для меня одного! Как ты меня ждешь, тянешься ко мне... хочешь меня! Ты здесь только по этому! И возврата больше нет... ни в прошлое, ни в настоящее, ни в будущее... Здесь и сейчас, обнажая наизнанку все чувства, страхи и боль!

Всего пара шагов, дорогая. Это не сложно... Я столько этого ждал... Ты и представить себе не можешь, как долго я ждал этого момента! Но скоро узнаешь... вернее, прочувствуешь и не только парализованным от выбивающего шока сознанием...

- Мисс Людвидж?..

Короткая пауза со сдержанной ответной улыбкой на напряженных губках.

- Господин Мэндэлл...

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

- Присаживайтесь, мисс Людвидж, не стесняйтесь. Боюсь... разговор предстоит очень долгим... - невесомый росчерк успокаивающей улыбки на лепном изгибе губ, чей контур и нежную фактуру я не исследовала с близи не только взглядом, но и кончиками пальцев уже более десяти лет.

Коньячный оникс живого перламутра в калейдоскопической радужке столь знакомых и теперь настолько чужих глаз, разрез и каждый загиб ресницы которых я могла полностью восстановить по памяти с закрытыми глазами с нашей последней встречи. Безучастный поверхностный взгляд, такой прямой и неопределенный? Ложная "невидимая" блокада, оградительная линия с красными флажками, за которую не может переступить никто из нас по обе её стороны?.. Если я не могу, тогда какого черта тебе можно?.. Ты же все равно заползаешь на мою территорию, просачиваешься в мою сетчатку глаз, скользишь липкой паутиной извивающихся тончайших нитей по зрительному нерву прямиком в голову - в мозг! Бл**ь!

Сердце зашивается в тугой сетке панической атаки, затягивающейся леской в содрогающиеся стенки и клапан, ответной отдачей-дробью по горлу. Закупоривает трахею распускающимися кристаллами удушающего страха... вибрирующим ознобом по всем наэлектризованным клеткам перенапряженного тела. Я не за пределами твоего неприступного барьера... я внутри твоего ментального биополя, непробиваемого купола – средоточия всех моих нынешних слабостей, немощного безволия и болезненных желаний. Мое чистое сумасшествие, ставшее моей смертельной инъекцией прямо в сердце из твоих пальцев.

Не так я представляла нашу с тобой встречу, не этого взгляда и бесчувственного выражения на чеканном лице я ожидала увидеть... Не абсолютно чужого и совершенно незнакомого мне человека, одновременно удерживающего на выбранном им безопасном расстоянии от себя и беспрепятственно проникающего оккупирующим вторжением сокрушительного захвата неоспоримого господства. Дюйм за дюймом, микрон за микроном, не сканируя, а именно продавливая, выжигая на каждом участке пройденного "пути" свой индивидуальный авторский код законного правообладателя. И похоже, мое тело реагировало на все эти ментальные манипуляции куда быстрее и в прямом смысле самовольно, чем я успевала осознать... впустить в свое подмороженное от переизбытка чувств и запредельных страхов шокированное сознание.

Почему я так тебя боюсь? Я же сама этого хотела... сама пыталась тебя спровоцировать, ожидая все это утро и последующий за ним день как на иголках, под прошивающими стальными нитями по позвоночнику двух спиралей – обжигающего инея и липкого жара, по всем стволовым клеткам от макушки и до самого копчика... Несколько бесконечных часов выматывающего выжидания, вздрагивая при каждом резком звуке селектора или телефонов, напрягая слух на максимум, успокаивая себя самыми идиотскими предположениями и оговорками.

Жалела ли я, что вообще это сделала? Мечтала ли все отменить, вернуть вспять, переиграть, прокрутить назад всю пленку?.. О, еще и как, и буквально до одури! Разрываясь или расслаиваясь сознанием на несколько астральных тел, несовместимых и конфликтующих между собой едва не до истеричного припадка.

Ты сама этого захотела! Так что, хватит бздеть и сосредоточься на делах насущных. И если ты наивно полагала, что он накинется на тебя, как тот бык при виде красной тряпки (или доведенный до бешенства голодный волк на свежий кусок мяса), как только посмотрит твои фотографии – ты явно его с кем-то спутала.

Очнись, Эллис! Кто он, а где ты!

Не знаю, какая в те моменты для меня была самая шокирующая и неожиданная догадка, побившая все предыдущие рекорды абсолютного идиотизма с запредельным уровнем выбивающего тысячевольтного разряда. И почему я вдруг и впервые за все это время подумала об этом? Я точно долбанулась где-то до этого головой и со всего разбегу, просто удачно об этом забыла...

Умница Эллис, твоему воображению не занимать! Давай, детка, подпали все канистры и цистерны с бензином. А еще спроси его об этом прямо сейчас: "Господин президент, а у вас случайно нет любовницы или даже парочки? Не по этой ли причине вы меня так красиво динамили все эти часы? Хотели понаблюдать, как я отреагирую на ваше затянувшееся молчание?" – Твою мать, а чего ты вообще ждала? Он бизнесмен с большой буквы, занятой человек и ко всему прочему уважаемый семьянин! Ты хоть понимаешь, что такое десять лет? Это десятая часть века, целая жизнь – нескончаемая череда ярких событий: тысячи лиц, родные, близкие, накопленные тонны архивных воспоминаний пережитых невзгод и радостей – и все это без личного участия Эллис Льюис! Тебя нет и быть не может в принципе в этом списке – в общем уравнении под названием "Личная жизнь Дэниэла Мэндэлла-младшего!"

Но тогда, какого черта он меня сюда позвал? Кафе "Митчелл"? Это не могло быть идиотским совпадением, только циничной шуткой, если не издевкой – отрезвляющей пощечиной...

- Вы опоздали больше чем на десять минут! – как долго ты репетировал эту фразу? Или заранее все просчитал, за десять тысяч сотен шагов вперед? Знал, в каком я заявлюсь подвешенном состоянии, как меня закоротит/переклинит по всем перетянутым мышцам/нервам под ласковым скольжением твоего бархатного голоса с температурой абсолютного нуля? Что я буквально зависну, запнусь, оцепенею в нескольких дюймах над черной сидушкой металлического стула (после едва не плюхнувшись на нее на подкошенных ногах под прессом собственного тела).

Боже... Бл**ь!.. У меня нереально трясутся и не только коленки. Я готова отдать все что угодно, лишь бы только не смотреть на него! Найти спасительный разворот, ракурс, точку фокусировки в совершенно ином от его лица и темной фигуры направлении. Но все нажитые за эти годы условные рефлексы социально-выдрессированного индивида автоматом запускают программу обусловленных жестов, движений и даже рамки нормированного поведения. Мало того, я не в состоянии задействовать резервные копии невозмутимой и беспечной Алисии Людвидж... Реально! И я понятия не имею, кто я, или ЧТО это сейчас сидело на моем месте, выдавая по сдержанным дозам нерешительный взгляд в направлении лица Мэндэлла-младшего.

Паника, ненормальная аритмия, дикое желание вцепиться пальцами-руками во что-то (да хотя бы в чашку недопитого кофе возле локтя Дэниэла... fuck!)... Я не знаю, что делать... Туплю на каждой пройденной секунде. Положить обе руки на поверхность столика, как та присмиревшая школьница или сжать их на коленках под столешницей? Это же конкретный вынос мозга! Я не могу сосредоточиться, сконцентрироваться, как-то собрать во едино разбегающиеся (вернее, растекающиеся) мысли... Это просто невозможно... нереально!.. рядом с ним... рядом с тобой, в паре футах от твоего плеча, расслабленной руки, лежащей всего в ничего от меня, на краю белого столика... В нескольких мгновениях от собственного желания дотронуться до тебя... прикоснуться пальцами к тыльной стороне твоей широкой, сильной (и да, теплой, бархатной, нежной, настоящей, живой и фактурной) ладони, к этим выступающим косточкам четырех фаланг, к рельефному рисунку извилистых дорожек вздутых вен... Черт!!!

Меня кроет нескончаемыми приливами попеременного холода-жара до самого основания!.. В моей голове это не просто картинка, это уже... реально пережитые, прочувствованные, пропущенные через все нервные окончания моего тела ощущения, вплоть до легких статических искр между поверхностью нашей кожи и рецепторов... сладчайшей истомы пульсирующих волн голодной пустоты в скрытых точках вспыхнувшего вожделения...

Боже... как же быстро... всего в ничего... Только от твоей близости... от неконтролируемых самопроизвольных вспышек острейших желаний, страхов и шокирующей неизбежности.

Я не готова!.. Совершенно и абсолютно к этому не готова! Пожалуйста! Только не убей меня... Что угодно! Не дай мне сорваться и упасть в эту пугающую бездну. Ты же не можешь не видеть этого... как мне страшно... и уже почти больно...

- На одной из центральных магистралей была дорожная пробка... пришлось делать большой крюк... - стараюсь говорить ровно, внятно, ей богу, как та школьница, опоздавшая в общий класс к началу урока. Ситуация не то что бы странная и, да, до нелепости абсурдная... Мне хочется захихикать и... тут же разрыдаться...

Держать постоянный жим его взгляда поверх собственного трепыхающегося сознания... Это подрезает не только сухожилия, но и выколачивает ненормальной дрожью по всем уязвимым каналам. Как долго я продержусь наедине с этим человеком? Сколько он собирается меня мучать, до каких пределов?.. Не сложно догадаться, что это все та же игра – её продолжение с Его правилами!

Ты ведь не серьезно, правда? Это же до нелепости смешно! Мне же не пять лет...

- Я очень занятой человек, мисс Людвидж! Мое время расписано не по часам, а по минутам – на несколько месяцев, а то и лет вперед! И я не привык терять ни одной лишней секунды, особенно на подобные несущественные оправдания!

Твою ж мать!.. Так какого хрена ты мне сейчас это все вычитываешь? Разве Я назначала эту встречу буквально за полчаса до выезда из гаража "Глобал-Вижн" или вымаливала выделить мне свободное окошечко в твоем забитом под самую завязку рабочем и личном графике?

- Извините меня... господин Мэндэлл, но... это не моя преднамеренная вина... Других вариантов с объяснениями или оправданиями у меня нет!.. - да, бл**ь, я не знаю, что еще тебе такого сказать или что ты САМ хочешь от меня услышать! Потупить покорно глазки и жалобным голоском попросить меня за это наказать?

Меня опять припечатывает забивающим захлестом вскипевшего адреналина. Смотреть в его бесчувственное... совершенное лицо языческого божества... видеть черты столь желанного мною Дэниэла из прошлого и... абсолютно не узнавать, не понимать, кто это, но продолжать так чувствовать...

- Естественно, все логично, лаконично и безапелляционно. Аксиома не требующая доказательств! А, главное, полное отсутствие вины как таковой...

- Да... но это вы меня сюда... вызвали... - Эллис, черт тебя дери! Притормози! Куда тебя понесло? Он же сейчас сделает тебя на раз, даже не поднимая руки... всего лишь усилит нажим взгляда и... - При чем буквально за считанные минуты...

Откуда вообще взялась эта... идиотская, необъяснимая вспышка импульсивного почти детского (если не капризного) противостояния? Мне так сильно хочется себя защитить, при чем интуитивно, на подсознательном уровне? Словно чувствую, что меня собираются-таки наказать... и едва ли за мою последнюю "выходку".

- Вы предпочитаете и дальше пререкаться, отстаивая свою "правоту", мисс Льюис, прекрасно зная, насколько у вас для этого неравное соотношение сторон? – голос повышается всего на одну октаву, но для меня предостаточно и не только, чтобы придавить этой жесткой словесной манипуляцией мой не в меру разыгравшийся всплеск бунтарского противостояния, а заодно перекрыть по ходу доступ кислорода в легкие и в мозг.

Захват взгляда ощутимо усиливается, как и приступ асфиксии после слетевшего с его губ "мисс Льюис". Он не просто продавливает по болевым точкам, он уже загоняет в них иглы или гвозди... неспешно, поочередно, прокручивая против часовой стрелки в момент самого глубокого проникновения... с контрольным забивающим ударом по самую "шляпку"...

- Или вас подпитывали какие-то иные представления о намеченной встрече с её возможным разговором, якобы предоставляющие вам некое право на проявление подобного неуважительного поведения и недопустимые формы высказывания? Или по-вашему, для меня это в порядке вещей – приглашать на неофициальные встречи своих подчинённых среднего звена на чашечку кофе? Меня измучила дикая скука или банальная прихоть и теперь непреодолимо и постоянно тянет скоротать пару лишних минут, которых по существу у меня вообще не бывает и тем более на подобные вещи? Я вам представляюсь именно в таком свете, мисс Льюис, или что вы там успели себе нарисовать в своём богатом чёрно-бело-красном воображении пока ехали сюда?

Вот теперь мне точно не послышалось… и не только шарахнуло по мозгам, придавив к стулу, к земле, а заставляя испугаться по-настоящему с полным комплексом шоковых ощущений и вытекающих из них последствий. Меня прижало/припечатало окончательно и бесповоротно… или пережало тугими звеньями по всем мышцам и суставам невидимой ментальной цепью твоих осязаемых слов и взгляда.

Каково это сорваться с края, и не потому, что ты случайно споткнулась или оступилась, а из-за толкнувшей тебя туда руки. Той самой, за которой ты так наивно тянулась, желая к ней прикоснуться, ощутить её спасительное тепло, укрыться в её широкой ладони от пугающих порывов ледяного предчувствия из глубин той самой бездны за твоей спиной… - Наивная девочка!.. Ты забыла, что это его бездна? Его мрак! И как раз его рука и намеревается тебя туда столкнуть!

Ты же не можешь быть настолько безумен в подобном состоянии?.. Или это и есть твоё самое откровенное и чистое сумасшествие?

Ты прав, я ехала сюда с совершенно иными мыслями и ожиданиями… я же хотела совсем другого! И не говори, что ты не знаешь об этом. Я же сама, добровольно отдала тебе в твою колоду карт этот новый козырь против себя же самой, о чём теперь буду безумно сожалеть все последующие месяцы своей… или не своей, но абсолютно новой жизни?

Я ведь была готова, твою мать!.. Я хотела… или всё ещё хочу!.. Даже сейчас, умирая от страха и полного неведенья под уничижающим прессом твоих беспощадных глаз…

Скажи ему, Эллис, прямо сейчас, прямо в эти глаза!.. Скажи о чём ты так мечтала всё это утро. Как ждала его, какие рисовала в голове картинки (может он хотя бы от этого слегка покраснеет!)… Сколько сдерживалась, чтобы не запереться в комнате отдыха, поскольку пересматривать на компьютере вчерашние фотографии и представлять, как Ты тоже на них смотришь и что чувствуешь было выше моих сил…

Да, я боялась, чёрт возьми, до полуобморочного состояния, пока ехала сюда, вплоть до идиотского порыва выскочить из машины прямо на ходу и побежать… куда-нибудь! Прочь… Не важно куда и на кой… но в конечном счёте рано или поздно где-нибудь до тебя добежать… случайно или… сознательно и не сюда, не в эту грёбаную кафешку, а… к тебе… к своему Дэниэлу… к моему Дэнни…

- Я… я не понимаю, о чём вы, господин Мэндэлл… Это же вы меня сюда пригласили… И почему вы меня называете «мисс Льюис»?.. – лучше бы в тот момент мне кто-нибудь заткнул рот кляпом или надавал по губам. Алисия Людвидж, почему ты решила проснуться как всегда не вовремя?

Нет, он не перебил меня ответной обличительной речью… не сразу! Но я запнулась, из-за его неожиданной реакции, растянувшей уголки его красивого рта мягкой и одновременно восхищённой улыбкой. При этом резанув взглядом по моим глазам с таким беспощадным погружением широкого лезвия булатного клинка, что мне реально показалось, как он заполняет моё горло ледяной сталью распирающей пробки.

- Так мы собираемся и дальше играться в эту забавную игру под названием «Алисия Людвидж», или ты наконец-то соизволишь избавить меня от всей этой утомительной театральности, сделав мне превеликое одолжение, а, Эллис? Ты мне разрешишь называть тебя твоим настоящим именем? Или что такого мне надо сделать, чтоб на этот раз я мог воспользоваться своим законным правом защиты? Полностью отобрать его у тебя? Как ты когда-то провернула это со мной более десяти лет назад? И заметь, я своего имени не менял, ни тогда, ни теперь…

Лучше бы я тогда умерла… сразу… мгновенно… а не висела на краю обрыва, сцарапывая в кровь пальцы об острые выступы чёрных камней в нескольких миллиметрах от твоих ног… с ужасом и мольбой в расширенных глаза вглядываясь снизу вверх в твои абсолютно спокойные и бесчувственные глаза.

- Ну, что же ты молчишь? Или мои вопросы недостаточно конкретизированы и требуют более глубокого и детального пояснения?

А что?.. что я могла сейчас сказать, если меня прижало по самое некуда? Я вдохнуть не могла, не то чтобы выдавить из себя слово.

- Я… я… - бл**ь, да скажи уже что-нибудь! Не лепечи, как та пятилетняя девочка, разбившая любимую мамину вазу и готовую теперь со страху вот-вот уписаться. – Я не понимаю…

ТЫ ИЗДЕВАЕШЬСЯ?!

Нет!!! Я реально НИ ХРЕНА НЕ-ПО-НИ-МАЮ!!!.. Не вижу, почти не слышу… У меня дико кружится голова и… опять тошнит… И кажется, меня теперь трясёт не просто сильно… Он тоже это прекрасно видит, как меня колотит или выколачивает изнутри… едва удерживая на месте… Или я цеплялась всё это время за его взгляд, раздирая руки о его остро заточенные лезвия до самых костей… Умирая от нереальной боли, почти теряя сознание, но… всё равно кое-как удерживаясь за их врезавшиеся под пальцы грани.

- Да брось, Эллис! Уж кто-кто, а ты всё прекрасно понимаешь и поняла ещё при нашей первой встречи. – он больше не улыбается, но и не злится… почти вынужденное сдержанное спокойствие, утомительная скука. – Возможно, ты что-то там себе нафантазировала на этот счёт нечто другое (что совсем не удивительно), но кому сейчас до этого дело? Хотя… Если ты считаешь это весьма важным и крайне ценным, требующим тщательного анализа с правом на быть высказанным и услышанным, что ж… Я могу предоставить тебе эту возможность и даже с превеликим вниманием тебя выслушаю. Если тебе и в самом деле есть или было что сказать. Ты хотела мне что-то сказать, когда ехала сюда, Эллис? Что-то, о чём, по-твоему мнению, я обязан знать?

Он это серьёзно?.. Нет… это Я сейчас в праве знать – шутит ли он или… просто издевается? Какого чёрта он вообще мне всё это выговаривает? Зачем притащил сюда, устроил эту показательную демонстрацию неравенства полов и классов, между биг-боссом и подчинённой?.. А воскресенье?.. Что было в ту ночь? Что вообще всё это было – до, после и сейчас?

- Эллис! Так тебе есть что сказать, или ты здесь только потому, что Я тебя сюда позвал?

Кажется, пальцы уже соскальзывают… Я давно изодрала их до мяса, до такой сумасшедшей боли, что уже попросту её не чувствую… как и не нахожу сил втянуть в лёгкие воздуха и прокричать… простонать немощную мольбу о помощи… или хотя бы прошептать… одними губами.

Что?!.. Что я должна тебе сказать? Что мчалась сюда почти сломя голову из-за одержимого желания переспать с тобой? Что у меня уже который день из-за тебя течка, как у той загулявшей сучки? Что я буквально лезу на стенку и царапаю её от ненормальной мании прикоснуться к тебе, почувствовать снова, опять – на себе, в себе, везде, где только возможно? Ты этого хочешь от меня услышать? Или думаешь, я рискну сейчас всё это озвучить вслух?.. Кому? ТЕБЕ?! Тому, кого я впервые в своей жизни вижу и кого совершенно не знаю! Абсолютно чужому и незнакомому мне человеку?!

- Я здесь… из-за тех фотографий? – разве меня можно за подобное осуждать? За условный рефлекс, хотя бы за попытку обойти твой неприступный блок с пущенным по нему током в десять тысяч вольт?

Сдержанный беззвучный смешок, даже на время отводишь взгляд. Ну, ладо. Хоть смогла тебя «развеселить»… Но не думаю, что это тот самый благосклонный смех, слишком циничный, почти снисходительный, как над попыткой всё той же пятилетней девочки, списать свой грех за разбитую вазу на ни в чём неповинную кошку.

- Нет, Эллис, боюсь тебя огорчить, но ты здесь, потому что… - ленивое движение руки/пальцев по поверхности столика без интереса срисовывающих совершенно гладкую фактуру пластика с загибом-срезом кромки. Пара незримых мгновений, и золотые лезвия карих глаз разрубают холодный воздух ещё более вымороженными в жидком азоте клинками точно по моим глазам. Похоже, я всё-таки вздрогнула.

- Я этого захотел. Называй это капризом или прихотью, но всё, что с тобой происходило и происходит за последние дни, недели (или даже месяцы) – всё это чисто МОЁ изъявление МОИХ манипуляций, почти показательных воздействий, если ты уже успела догадаться. И, естественно, всё это не просто так, как и твой переезд в Леонбург, как и весь тот фарс с подписанием трудового соглашения и твоей так называемой новой работой. Можешь называть это как угодно – бесчестной игрой или даже извращённой блажью зажравшегося миллиардера, но, боюсь, мне придётся тебя сильно разочаровать и по большинству пунктов. Увы, чего только не сделаешь и кого при этом не изобразишь, лишь бы наконец-то забрать свой исконный долг.

- О чём ты… говоришь… Дэниэл?.. – не понимаю, как и почему это слетает с моих губ. Как у меня вообще хватает сил это произнести, тут же моментально выбивая искру цепной реакции предстоящего взрыва.

Улыбка сходит с его лица, вернее с губ, в один щелчок секундной стрелки. Как и в первый раз, я заткнулась не потому что он перебил меня, а именно резанул… вогнал по самое невозможное убивающим взглядом до смертельной глубины.

- Я разрешал тебя называть меня по имени? И впредь, будь добра, на людях обращаться ко мне только в почтительной форме, как того и требует твоё положение «Господин Мэндэлл» или «сэр»! Остальные виды обращений для других мест и ситуаций мы обсудим чуть позже и скорей, не сегодня.

Я думала припечатывать к намертво влитому в меня стулу дальше уже некуда и не чем. О, как же я ошибалась… и сделаю это ещё не раз. Наверное, я не вскочила и не рванула в неизвестном мне направлении как раз по этой причине – у меня реально для этого не было сил. Всё!.. Вырубило, высосало, вытрясло до основания, до самой последней гранулы… пока меня крыло десятибалльными цунами (да, знаю, такой шкалы нет, но сегодня она существовала лично для меня в режиме реального времени!), волна за волной, лишая ничтожного шанса успеть доплыть до поверхности и глотнуть хотя бы каплю спасительного воздуха.

Ты продолжал топить меня методично, уверенно, жестко, не ослабляя хватки не на секунду… ни разу не дрогнувшей за всё это время рукой.

- В моём положении? О чём, твою мать, ты говоришь? «Обсудим чуть позже»?..

Ещё пара таких откровений и с меня слетит функция последнего НЕтрезвого мышления. Я перестану соображать окончательно, потому что меня кроет не только его словами… Перед глазами охреневшей памяти мелькают безумные картинки и выдержки из глобальной сети… Я прекрасно понимаю, что это бред чистой воды, но… Почему мне становится только страшнее? Почему тянет скончаться до того, как он снова откроет рот и произнесёт то, чего я не хочу слышать?

- Эллис, видимо, ты немного потерлась не только во времени, в месте, но, и да, в своём нынешнем положении. И если ты думаешь, что имеешь некое право на свободное словоизъявление, якобы положенное тебе по твоему рождению конституцией нашей страны, то спешу тебя сильно огорчить – не здесь, ни в моём присутствии и никогда вообще подле меня! И дело не в том, что я твой главный босс и начальник и того требуют социальные нормы общественного поведения… теперь ты моя должница, или, на банковском языке – дебитор, выбравший под чистую весь лимит своих кредитов на заявленную сумму. Хочешь ты того или нет, но это и есть твоё нынешнее положение! И здесь ты только по этой причине. Ты мне задолжала, моя девочка, и очень по крупному!

Бл**ь… если бы он не сказал «моя девочка»… Как я ещё не свалилась со стула? Он уже должен был расколоться подо мной от бешенной амплитуды подземных толчков в тысячу баллов (не меньше!), разлететься в щепки, на молекулы вместе со мной!

- Я не понимаю, о чём ты!.. Бл**ь, о каком долге ты мне говоришь? Что это за на хрен всё значит? Когда и чем я успела тебе задолжать?.. – если я произнесу хотя бы ещё пару фраз, я же попросту сорвусь – закричу, завизжу или, не дай бог, наброшусь на него с кулаками…

Хватит, твою мать! Хватит меня так пугать! Прекрати! Сейчас же! Ты что, ослеп?.. не видишь, что творишь со мной? Или ждёшь, когда я наконец-то рухну без чувств прямо под этот долбаный столик к твоим ногам?

- Дыши, Эллис! Глубже и размеренней. Может тебе заказать воды и послать в аптеку за успокоительным?

А вот здесь я точно спотыкаюсь, или, скорее, получаю увесистую ментальную пощёчину с отрезвляющим эффектом. Не могу понять… более того, мне кажется, что он говорит вполне серьёзно (правда, не думаю, что он и до этого шутил).

Стоградусный Гольфстрим и воды Арктики попеременно, по самую макушку – туда, обратно, в разброс, в хаотичной последовательности, затягивающим водоворотом, не позволяя успеть втянуть воздуха.

Дышать? КАК?!.. Как, твою мать, мне дышать, когда ты не только пережал мне горло изнутри, но ещё и тянешь из моей крови и лёгких последние молекулы кислорода?

Я не хочу! Хватит, прекрати! Отпусти меня, умоляю! Я больше не хочу не видеть тебя, не слышать и тем более ощущать! Я не знаю тебя, я не знаю кто ты такой и не собираюсь теперь этого узнавать вообще, особенно сейчас и особенно ТАК! Пожалуйста... отпусти, пока не поздно... пока я еще могу вспоминать и видеть тебя другим... тем, кем ты больше никогда не станешь... моим Дэнни... моим единственным Дэнни!..

- Хватит еб**ь мне мозг своими изощренными прелюдиями! – Эллис, ты что творишь? Ты же не хочешь этого говорить! – Какого хрена ты меня сюда позвал!?

- Пока ты не успокоишься и не возьмешь себя в руки, боюсь, вся наша беседа сведется к обсуждению твоего неподобающего поведения.

- Ты меня извини, но... что конкретно ты ждешь от меня после таких заявочек? Что я буду преданно заглядывать тебе в рот и затаив от сладкого предвкушения дыхание ловить каждое слетающее с твоих губ слово подобно манне небесной?

- Я хочу, чтобы ты осознала и желательно на трезвую голову всю ситуацию своего нынешнего положения, прежде чем примешься устраивать подобие жалких истерик и выдвигать низкопробные ультиматумы. Ты играешь с огнем, Эллис, при чем не своими спичками и на чужой территории рядом с цистернами бензина. Постарайся впредь обдумывать каждое свое последующее слово, поскольку часть из них явно сыграют НЕ в чужие ворота.

- Я спокойна!

- Уверена?! Публичных демонстраций обмороков не будет!

Меня трясет, выколачивает изнутри бешенной чечеткой запредельной аритмии, застит глаза острой резью пульсирующего адреналина, дерет и рвет глотку судорожными спазмами подкатывающего рыдания с вымораживающим удушьем... Что еще? Кипит кожа под липкими выбросами ошпаривающей испарины или скорее ртутной кислоты? Мало? Или на первый раз достаточно?

Да, мне до рвоты плохо, меня не только мутит, а уже шатает. Мои нервы с эмоциями на таком пределе, что проще лечь сразу же тут на землю, закрыть глаза и умереть, чем продолжать сидеть с неестественно прямой осанкой, смотреть в твои бесчувственные глаза и врать прямо тебе в лицо о том, как я спокойна. Или ты не видишь? Не чувствуешь?.. Или наоборот, наслаждаешься, упиваясь каждой пройденной секундой, моментом, каждой выпитой каплей и втянутой в легкие молекулой запаха.

- Я уже сказала!.. Я предельно спокойна! – произнести все это ровным и действительно спокойным (ну, может лишь слегка натянутым) голосом, на это понадобились не абы какие силы... или их остатки.

- Советую попробовать расслабиться, Эллис, или стараться дышать как можно глубже. Не хотелось бы тебя откачивать посреди многолюдной улицы. Ты же не хочешь, чтобы я сейчас взял тебя за руку и в течении всего разговора следил за твоим пульсом?

- Вы правы... Господин Мэндэлл, прошу вас... Вам ведь самому не терпится с этим покончить?.. – или я наивно и опять ошибаюсь? Ты специально растягиваешь удовольствие, продолжая добивать и глушить все более неожиданными оборотами и выражениями?

Не знаю как, но у меня срабатывает реверсия против всех моих подсознательных и физических желаний. Я интуитивно прячу руки под столешницу, зажимая оба дрожащих кулачка между не менее трясущимися коленками... почти со всей силы.

Предложение взять меня за руку?.. Fuck!.. Да я бы все сейчас отдала за то, чтобы ты не только взял меня за запястье, но и притянул к своей груди, даже если я буду визжать и сопротивляться. Лишь бы успокоил, сжал в своих руках довольно посмеиваясь над столь мастерски разыгранной тобою сценкой. Скажи, что это твой розыгрыш, пожалуйста! Остановись, умоляю... в последний раз!..

- Как сказать... не всем нашим желаниям свойственно сбываться в той форме, какую мы себе рисуем. Я тоже когда-то очень многое себе навоображал и напланировал, когда встречался с тобой в Эшвилле. Наивно полагал, что это настоящее, на веки вечные или хотя бы пока смерть не разлучит нас... А оказывается, его очень просто продать вначале за полцены иллюзорных принципов, а потом перекупить обратно в изуродованном виде за десять миллионов евро. Надо отдать должное, цену ты себе набила за эти годы внушительную! Да и попотеть пришлось конкретно... Страховаться ты очень любишь, в этом тебе определенно нет равных. Чувство самосохранения тебе не занимать. Да кто бы вообще поверил, что ради какой-то сомнительной звезды fashion фотографа Мэндэлл-младший пойдет на настоящий корпоративный шпионаж?.. Кстати, ты смотрела "Отступников" Скорсезе с Николсоном, ДиКаприо и Дэймоном в главных ролях? Криминальная драма, о том, как создают и подсаживают крыс в стан "врагу" при чем сразу с обеих сторон. Конечно, слишком много надуманного, пафосно-сказочного, но для легкого поверхностного ознакомления-просвещения вполне сойдет.

Он что... продолжает издеваться? Или решил заболтать меня до смерти? Нисколько не удивлюсь, если у него это получится... вернее, уже почти получилось.

- Извини... но я никак не могу уловить ход твоих мыслей... Корпоративный шпионаж?

- Доверие очень сложно заработать, особенно самым бесчестным образом и изощренной игрой против правил. Хотя, кто его знает. А вдруг тебе это даже польстит. Исключительное осознание, что ради тебя в "Доминик-Хаус" подсадили реального корпоративного шпиона? Ну, во всяком случае, теперь ты научишься по настоящему доверять только себе... особенно в моем мире! – пауза в пару секунд, может чуть дольше, для того, чтобы склонить голову немного на бок, изображая легкое удивление с тлеющей циничной ухмылкой. – Только не говори, что ты так ничего и не поняла!

А ты думаешь это так просто? Особенно глядя в твое лицо соскальзывающим по его идеальным чертам рассеянным взглядом... в состоянии полуживого транса. Скажи спасибо, что я хотя бы обрывочно понимаю смысл всех твоих слов, пусть и пытаюсь блокировать их прорисовывающуюся суть на подсознательном уровне.

- Что?.. – мне приходится буквально разлеплять пересохшие губы, заставляя себя выжимать ответный вопрос. Мое горло уже заложило... меня саму всю заложило тротилом с зарядом замедленного действия! Если рванет... сдирать с асфальта и этих милых желтых стен с флорентийскими окнами-верандами придется очень долго.

- Что я должна была понять?..

И что на этот раз? Сочувствие, ирония и удивление?.. Ты так и не собираешься этого останавливать? Будешь вести до конечной, пока не добьешь?

- Я о твоем контракте и Дэвиде Фросте. О том, что надо всегда читать самой и очень внимательно то, что намереваешься подписать! То, что в ближайшие годы может стать твоей чуть ли не пожизненной кабалой. Эллис, некоторые вещи в истории человечества остаются неизменными, такие как политика, бизнес и юриспруденция, включая представителей определенных профессий, в чьи руки не стоит вверять свое будущее безоглядно и необдуманно. Надеюсь, это станет для тебя самым бесценным уроком на всю твою оставшуюся жизнь!

Я думала падать еще глубже просто некуда... А, выходит, я до этого вовсе и не падала... меня держало над поверхностью в вакуумной трубе. Это теперь я падала... и очень быстро... настолько быстро, что меня теперь буквально сплющивало, сдавливая все внутренности в одну тонкую плоскость...

Наверное он был прав... Я абсолютно была не готова к подобному шоку без предварительной подготовки и не только моральной. Мне следовало напиться ядреных антидепрессантов или транквилизаторов, прежде чем ехать на эту встречу.

- Ты... подсунул мне... другой контракт?.. И своего адвоката? – нет, это говорила не я, поскольку в эти минуты Эллис Льюис ни хрена не соображала. Она совершенно и ни черта не понимала, почти ничего не слышала и с трудом видела... только лишь его... Тебя! Твое расплывающееся лицо... Твой дожимающий взгляд ласкового киллера... заканчивающего свои последние шедевральные мазки...

- Умничка, не прошло и десяти лет... хотя все это так, бытовые мелочи. Что такое неустойка или откупные за несоблюдение сроков договора или денежная компенсация для неудовлетворенного заказчика? Так финансовые проблемы, жизненные неурядицы. Зато какой мотивационный стимул на будущее. За что я люблю законы, так это за их жесткие рамки с хлесткой непримиримостью, а, главное, что их незнание не освобождает тебя от уголовной ответственности!

Почему ты сразу не убил меня после этого? Тебе было мало? Или ты еще и не начинал? Это так... легкая разминка... увеселительная увертюра... изощренная прелюдия извращенного садиста и палача. Если я еще вчера имела на твой счет по этому поводу какие-то сомнения, то только не сегодня... не сейчас... Не под острую выворачивающую боль, выгибающую мои кости наизнанку под ласковым нажимом твоих пальцев, загоняющих ее медленным погружением под ногти... в мои глаза... длинными зазубренными спицами...

Почему она никак меня не разорвет? Я же сплю! Такого нельзя увидеть и услышать наяву в режиме реального времени... Это не может быть правдой, и это не может быть тобой! Это не ты!

- "За что?" – ты это хочешь спросить? Я угадал? Откуда у меня столько специфических фантазий с дикими желаниями? Что меня сподвигло на подобное безумие и что вдохновляло все эти годы, заставляя терпеливо выжидать своего звездного часа? А самое главное, почему я так и не смог забыть? – мне послышалось, или его голос похолодел?

Разве можно стать холоднее вечной мерзлоты и спуститься ниже шкалы абсолютного нуля? И разве можно буквально резать и забивать до смерти одним только голосом и словами? Оказывается ты мог... и не только это...

- Такие вещи невозможно забыть просто так, стереть из памяти подобно мимолетному сну, по одному лишь твоему желанию, дорогая. Минимум, поставить на счетчик, дать ему настояться, набрать оборотов и окрепнуть, пока ты беспечно кувыркаешься в постели с другими мужиками. Думала, проще не придумаешь, как изобразить святую, бесчестно обманутую невинность и красиво упорхнуть в закат? А знаешь, ты права! Не ты первая, не ты последняя. Почему бы не воспользоваться проверенным за тысячелетия драмсцены сценарием? Это же так просто, и ко всему прочему... никаких непредвиденных последствий. От меня определенно не убудет с моим-то богатым опытом в таких делах. Я же старше, закаленней, возможно и сам не раз проделывал подобные финты со своими бывшими пассиями... Бл**ь, Эллис, чем ты вообще думала в те минуты, какой особенной частью своей гениальной головки? А если бы я в тот день в состоянии аффекта кого-нибудь убил, например, твою столь любимую подружку Сэм? Надеюсь, она тебе расписала наши с ней встречи во всех мельчайших подробностях, под очень большим увеличительным стеклом? Покошмарила от души, посмаковала все детали? А если бы я сам сиганул тогда с какой-нибудь высотки или перерезал в ванне сонную артерию? Да ладно, что теперь замалчивать, меня итак несколько раз откачивали после алкогольных отравлений. А скольких я сам отправил в травматологию и отделение интенсивной терапии неповинно пострадавших с серьезными переломами и черепно-мозговыми... Ты права, зачем сейчас кривить душой и прибедняться? Ты же как раз от такого Дэниэла Мэндэлла и сбежала. Не дай бог пережить все эти прелести на собственной шкуре. Такие, как я не исправимы, не излечимы и не способны ради близких и дорогих им людей изменить себя. Не способны полюбить кого-то сильнее выпивки! Ведь перед глазами столько наглядных примеров... Да, Эллис?

- Полюбить кого-то?.. Ты о чем? – господи, зачем?.. кто меня опять потянул за язык? Мне же только что казалось, что я не могу говорить... соображать уж точно.

- Браво, Эллис, твое шаблонное мышление воистину восхищает! Тебя любило столько мужчин, а ты до сих пор не знаешь, что это такое, и чем оно отличается от твоих мимолетных увлечений? Или это стало твоим незатейливым хобби, вошло в повседневную привычку – бросать и рвать отношения с теми, кто на самом пике своих чувств к тебе?

- Подожди... – я только что демонстративно хмыкнула, опешенно заулыбавшись чуть ли не во весь рот?

Но, вашу маму... у меня реально было такое состояние, будто я сейчас под передозом всех существующих гормонов и чувств по всем запредельным уровням. Любой другой на моем месте должен был к этому моменту давным-давно сдохнуть или рухнуть бесчувственным телом на землю.

- Ты хочешь сказать, что... любил меня? – я и вправду это сделала?

Боже правый! Я в открытую посмеялась над столь нелепым предположением, попытавшись выдать его за забавную шутку, в которую невозможно поверить даже спустя десять лет? Кто мне скажет, какие индивидуальные автоматические программы или подсознательный камикадзе заставили меня все это проделать и произнести?

Вот теперь я точно знаю, что такое умирать... или стоять на этой грани между жизнью и смертью, всего в полмикрона... на самом кончике, на тончайшей линии острейшего лезвия твоих глаз, вошедшего плавным едва ощутимым скольжением в мое сердце... Оно еще билось, рассеченное надвое, сжатое ледяными тисками собственного коматозного страха...

- Неужели Саманта Грин так удачно забыла тебе рассказать о столь немаловажной мелочи наших с ней задушевных дискуссий? Или я ей неубедительно в этом признавался? Недостаточно экспрессивно и не слишком проникновенно? Или тебе самой надо было это лицезреть лично, дабы поверить в такую вероятность? Я, бл**ь, не так тебя трахал в постели, не с той отдачей чувств, не настолько откровенно и глубоко выкладывался? Чистая похоть и животный секс – ничего более? Или это ТЕБЕ не хотелось ничего более получать, видеть и ощущать?..

- Ты же... ничего мне не говорил... – нет... я больше не улыбалась... Я и эту фразу, кажется, произнесла не в слух, а беззвучно выдохнула из пережатых твоим добивающим взглядом легких, одним движением пересохших губ... Мое сердце уже давно остановилось... я уже не слышу его бешеных ударов о разбитые от его ненормальных скачков внутренние гематомы на ребрах грудной клетки. Я потихоньку тону, захлебываюсь в кипящей кислоте чистого адреналина, давным-давно вытравившего из моих вен все резервы крови. Я не знаю, как и почему, но все еще сижу, вижу, слышу, понимаю и что-то говорю в ответ.

- А ты мне позволила это сказать? Судя по всему, ты все решила за нас двоих сама. Зачем тратить время на чье-то право быть выслушанным, когда можно самой за него расписаться и подбить его поведение под свои личные выводы. Это куда проще, чем принимать правду. С самообманом легче живется, так ведь, Эллис? Совесть мучает не столь интенсивно, или и вовсе умиротворенно посапывает на плечике по другую сторону от второго счастливчика? Да и на кой забивать свою прелестную головку такими несущественными мелочами? Ну, любил, ну и х*й с ним, перебесится и забудет... не сдохнет же. А если даже и сдохнет, тебе то какое до этого дело? Ты же бросила его не из-за этого. Три невысказанных слова общей сути не меняют.

Господи... боже... у этого кошмара есть конец? Ты когда-нибудь остановишься?.. Откуда в тебе столько сил на все эти слова, на то как ты их произносишь и как долго... будто оно абсолютно тебя не задевает и не трогает... больше не трогает... Хотя для подобного самообладания нужны не абы какие запасы сил с неисчерпаемой энергией. Или ты их до этого высосал из меня своим ни разу не дрогнувшим голосом, ни разу не расфокусировавшимся взглядом?..

Это не просто кошмар с непреодолимым желанием скончаться на месте или заткнуть уши и завизжать во всю глотку (и видимо у меня больше нет сил даже на это). Это ужас, который вскрывает в тебе такие глубины с неизведанными тебе ранее ощущениями, которые ты вскоре будешь молить у всевышнего спрятать/закопать обратно, вырвать из памяти сладчайшей амнезией... стереть из твоего ДНК, чтобы ни в коем случае не передать его по наследству своим потомкам...

Как же я когда-то грезила услышать твое признание о твоей ко мне любви. Каким оно мне тогда казалось наивным, далёким и недосягаемым.

И боже правый... лучше бы ты меня сразу убил, а не рвал по кусочкам своими ленивыми ласковыми пальцами... Я не хочу этого слушать... только не так, не из твоих уст... не от ТЕБЯ! Пожалуйста!

Это самое страшное признание в любви за всю мою жизнь... самое страшное признание в мертвой любви, в чьей смерти меня сейчас пытаются обвинить, осудить и выдвинуть безапелляционный приговор с высшей мерой наказания...

Но даже если и так... разве это повод?..

- Хотя, может ты и права. Любовь – красивое слово-определение для романтических сказок и дамских романчиков массового потребления. Сомневаюсь, что я испытывал нечто близкое к данному понятию. Оно слишком утрировано и отдает отвратным душком, как от общественного многопользовательского клозета. Нет... не думаю, что я любил тебя... это явно была не любовь... я чувствовал не ее, я чувствовал тебя... не важно где, в каком состоянии и когда – под кожей, в голове, в желудке, в самом сознании, в легких. Ты была так глубоко, что иногда я боялся даже выдыхать, словно это могло отобрать часть моих ощущений, потерять часть твоих молекул. Ведь только так ты могла быть моей, всегда, везде, где бы я не был – внутри меня, постоянно... И не важно, что это далеко не сладкое чувство эйфории, особенно когда тебя нет рядом настоящей и реальной. Помнишь тот случай в Эшвилле, когда я якобы уезжал в Портленд, а на деле мне нужно было провести в реабилитационном центре обязательный трехдневный курс психотерапии без права выхода за стены клиники? Вот тогда я понял, что такое быть очень далеко от тебя... что значит сходить с ума от навязчивых мыслей и не иметь возможности избавиться от их беспочвенных страхов, дичайших фантазий и шокирующих предположений. Не иметь возможности прикасаться к тебе, как к единственному источнику психотропного обезболивающего. Сходить с ума от ревности и боли, которыми ты меня сама в те часы и переполняла... Нет, это была не любовь!.. Ты была моим ядом, которым убивала изо дня в день, проникая все глубже и беспощадней, когда тебя самой не было рядом. И ты была противоядием от этой черной чумы, черной стороны тебя во мне, когда находилась со мной... Нет, я тебя не любил! Я болел тобой! Ты была моей опухолью и химиотерапией. И когда ты лишила меня этого лекарства, мне оставалось только одно – сдохнуть. Других способов излечения не существовало и не имелось как таковых из-за отсутствия в медицине подобного аналога заболевания, как и способов борьбы с ним. Потому что жить с этим изо дня в день просто нереально. Чувствовать всегда, постоянно, каждую секунду, как оно выедает тебя изнутри, пускает свои нейротоксины, выжигая кости и нервы и заполняя такой болью, что даже не помогают попытки заглушить ее физической... Нет, Эллис, я тебя не любил! Я сходил по тебе с ума! Ты была мои сумасшествием, чистым безумием, и я больше не мог дышать отравленными тобой легкими обычным кислородом, я буквально задыхался от него... потому что в нем не было тебя!.. Надеюсь... этого достаточно? Достаточно подробно и убедительно? Дополнительного приложения из видеоматериалов не потребуется?

Всё-таки я за это время успела умереть и не меньше десяти раз, и снова столько же раз вернуться в едва живое тело.

Умирать телом, убивать тело – да, это ничто по сравнению с тем, как медленно и методично режут ногтями и рвут зубами твоё сознание с парализованной душой… как смыкают на её горле пальцы до упора, разжимая их в самый последний момент, перед тем, как ты потеряешь сознание.

Замолчи! Умоляю! Перестань! Хватит! ПРЕКРАТИ!!!

Почему так и здесь?! И как мне теперь подняться на ноги? Как разомкнуть губы и попросить тебя остановиться?.. Я больше не могу… Ты сказал достаточно и слишком много из того, что невозможно до конца осмыслить и принять, вобрать в себя на трезвую голову… то что нельзя впускать в здравый рассудок и в здоровое тело, если не собирался себя этим убить или довести до сумасшествия…

Пожалуйста… не надо… больше не надо! Большего я точно не вынесу и не переживу… Как и тебя… твоё лицо, черты, застывшие безупречной маской непреклонного беспощадного божества… Твои глаза, взгляд, проникающий в мои зрачки на такую захватывающую глубину, о существовании которой я и не догадывалась до сего момента… Всего тебя! Моего Дэниэла… Чужого и абсолютно незнакомого мне Дэниэла Мэндэлла-младшего, заслонившего собой, своей всепоглощающей живой черно-бело-красной тенью всё вокруг меня и… внутри меня… За считанные мгновения превратив окружающий мир и реальность в полное ничто, в пугающую пустоту, глухой вакуум… в руины, в пепел и прах – всё то, что когда-то считалось моей жизнью – жизнью и сущностью Эллис Льюис.

Если и после этого ты не остановишься… если и это ещё не предел!

- Ты и вправду полагала, что всё настолько просто? Бросить человека… бросить его подыхать без тебя все эти дни, месяцы, годы и не думать о последствиях? Что их нет, не было и никогда не будет? Что подобные действия с безответственными решениями не влияют на жизнь конкретного человека, задевая не только его собственное существование, но и всех тех, кто ему близок и дорог. Что в подобных случаях не бывает своего обособленного прейскуранта с процентным соотношением по кредитным долгам, и подобные вещи не выкупишь, не покроешь ни одной из возможных материальных компенсаций! Ты действительно считала, что просто ушла от меня, просто бросила, поставила жирную точку или даже восклицательный знак? Что у этой истории не может быть дальнейшего развития с персональным сюжетом, не говоря о гипотетическом будущем? ЧТО Я МОГ ВСЁ ЭТО ПРОСТО ТАК ЗАБЫТЬ И ОСТАВИТЬ БЕЗ ОТВЕТНОГО ХОДА?!

Наверное по моему лицу можно было читать, как по вывернутой всеми страницами трёхмерной книге самых откровенных мыслей и эмоций… Хотя, чего теперь обманываться… Ты как раз этим и занимался всё это время, скользя по нему не только режущим насквозь взглядом… Твои пальцы беспрепятственно считывали и сцарапывали своей кожей каждый воспалённый рецептор и пору на нём, проникая под сам эпидермис, в натянутые мышечные волокна, в черепную кость раскалёнными иглами – в эпицентр моей пульсирующей чёрной звезды… твоей чёрной бездны…

Нет, это не предел! Это только начало. И мой искренний шок едва ли ослабит эти нити – леску, цепи с крюками… Всего лишь небольшая передышка, щадящий жест – дар хозяина, позволившего тебе сделать полуглоток из его дыхания перед новым погружением.

- Ты же… не серьёзно… - я бы и рада усмехнуться, покачать головой от неверия, но мне с большим трудом даются и эти слова… возможно последние слова, которые я сумела из себя выдавить. – Ведь… десять лет… Прошло десять… лет!.. Это же…

Да! Это полный бред! За что? Мой рассудок отказывается это принимать и уж тем более анализировать, судорожно выискивать хоть какое-то вразумительное объяснение (про логику можно скромно промолчать). Я не понимаю! И думать об этом сейчас, глядя в твои глаза, в твоё лицо в паре футах от себя!.. Fuck!..

- Именно, Эллис, прошло уже десять лет! И скажи спасибо, что не больше. И это не просто срок, который был обязан превратить между нами созданное тобою расстояние в непреодолимый отрезок времени из параллельных жизней, это твой растущий долг. Тут работает совсем иная структура правил и законов – банковская, а не буднично-бытовая. Проценты набегают и нарастают посекундно, а не списываются по дружеской договорённости или симпатии через прощальное рукопожатие… И поверь мне… - неожиданная пауза с беззвучным выдохом-смешком, с ленивым демонстрационным движением поверхностного взгляда по моим раскрытым губкам…

Лучше бы ты этого не делал… лучше бы Я его так не чувствовала с ещё более шокирующей отдачей-прострелом в позвоночнике… в глубоких, натянутых мышцах запульсировавшей вагины… Бл**ь! Это невероятно! Находится на грани обморока, почти глубокого эмоционального транса и… возбуждаться?! Я окончательно спятила, еб**улась всем, чем только можно? Или это всё ты? Все твои тонкие изощрённые манипуляции пси садиста?.. И это не просто возбуждение. Оно слишком болезненное, чтобы быть просто эротическим, острая судорога-спазм там, где по идее таких пережатий в мышцах существовать не может в принципе по своей природной физиологии. Но разве телу есть до этого дело? Разве моё сознание не посылает нужных импульсов под давлением твоих глаз, скользящего взгляда и «задумчивого» движения кончика языка по внутренней «кромке» верхней губы у самого уголка рта.

- Я заберу всё, что мне причитается, всё, что ты мне задолжала за все эти годы! Каждый год, каждый месяц, день, час, секунду!.. Ты вернёшь мне всё! Всё, что забрала, не спросив разрешения… Я взыщу с тебя по полной, за каждую каплю пережитой боли, за каждый день выживания и предсмертной агонии… Ты вернёшь мне всё, до самой последней гранулы, сполна, со всеми набежавшими процентами! И это не просто твой долг, Эллис! Это твоя персональная карма, не важно, существует она в реальности, я сам её для тебя воссоздам за все твои проступки. И да, я вполне серьёзен и даже более чем! Это не каприз и не прихоть пресыщенного миллиардера, поскольку это не игра и никогда ею не станет. Это и есть твоя нынешняя реальность, Элл, твоя новая жизнь, сотканная из всех твоих прошлых ошибок и всего того, что мне пришлось пережить из-за тебя… что пришлось делать и не делать, ощущать и допускать… Такое не прощается и не списывается со счетов. И не я совершил этот выбор. ТЫ приняла решение за нас двоих, ТЫ запустила эту цепную реакцию из череды неизбежных последствий, прочертив сегодняшнюю черту своего запредельного долга. Это всецело был только ТВОЙ выбор! Не мой! Но он стал моим персональным адом благодаря тебе!

Тогда почему твой голос не дрожит, почему ТЫ так спокоен, невозмутим и уравновешен… Почему не срываешься в крик, не хватаешь меня за горло, не орёшь в глаза и не бьёшь по лицу?.. Почему я не ощущаю твоего бешенства, всего этого хотя бы на дне твоих заблокированных глаз? И почему мне от этого так страшно? Нереально… невозможно… запредельно…

- Ты могла когда-то остановить его, в любой момент, скостить этот сумасшедший срок, свести до минимума. Но, как видно, ты предпочла довести это до критической точки невозврата, когда в один из этих прекрасных дней я чётко осознаю, что другого выбора больше не существует, ни для меня, ни для тебя… ни для моего сына! ТЫ позволила этому случиться. Ты не дала никому из нас не единого шанса, заставив проходить этот ад даже моего единственного ребёнка… Заставив МЕНЯ жить с этим все эти годы с осознанием самого банального и шокирующего факта, что всего этого могло бы и не быть… НИКОГДА… если бы ты осталась десять лет назад со мной.

Это и есть твой контрольный?.. на сегодня… на этот час, на эту секунду?.. Иначе, если ты продолжишь, я попросту не выдержу… Нет, не закричу… просто скачусь на землю. У меня не осталось никаких сил, чтобы хотя бы сидеть… смотреть и слушать… Пожалуйста! Я так хочу закрыть глаза, заткнуть уши, все каналы чувств! Пусть оно убьёт меня прямо сейчас… в эту самую секунду!..

Наверное мне хотелось закричать или я ощущала этот подступивший к горлу приступ… почувствовала застрявший комок-камень где-то на полпути между солнечным сплетением и яремной впадиной. Но я лишь конвульсивно выдохнула, дёрнулась, расширила от ужаса глаза до острой рези поверх слизистой… Бл**ь! Меня не просто шибануло током в десять тысяч вольт с угрозой расщепить моё тело на протоны-нейтроны. Он вошёл в меня слишком резко, плавно и мягко, как нож в податливое масло или… живую плоть… Как твой взгляд входил в меня, беспрепятственно до самых недостижимых глубин… Как проникали твои слова, вырезая в моём плавящемся мозгу кровоточащие рубцы предсмертной агонии, в затягивающихся шрамах вензельного клейма… Как ты сам заполнял меня, расползаясь по моим венам, клеткам, просачиваясь в поры, обволакивая микрон за микроном дрожащие мускулы и нервы…

Всего лишь твоё движение в мою сторону… Мне не надо ждать и угадывать его смысл. Я прекрасно знаю, что это значит, что должно произойти через три… две… одну микросекунды…

Лучше бы ты этого не делал… О, боже! ЗА ЧТО?!

Плавное скольжение твоей левой руки, приподнявшейся с поверхности столика. Мягкая, изящная траектория по воздуху, рассекая последнее расстояние, которого по сути между нами больше не существовало (и никогда больше не будет!). Всхлипываю, вздрагиваю ещё сильней, чем до этого, тут же вскидывая голову, но… не успеваю отшатнуться. Я просто не могу, хотя и ощетиниваюсь или перенапрягаюсь, сжимаясь всем телом, сдавливаю со всей дури между коленками свои кулачки, словно пытаюсь перекрыть твоё властное прикосновение вспышкой собственной физической боли. Но это всё бесполезно.

Твоя ладонь, твёрдые узлы фаланг… О, боже!.. обхватывают, обволакивают, скользят – покрывают мою щеку, висок, скулу, ушко, проникают под кромку волос… захватывают всё моё тело сладким оцепенением… Большой палец лениво очерчивает ласковым обрисом щеку под веком… Замедленные микросекунды реального времени. Я буквально схожу с ума, под дикую пляску своего сердца, выбивающую дробь перенапряжённого тела – лихорадки, озноба, жара…

Почему я не отшатнулась… почему не вскочила и не побежала?.. Почему позволила тебе это сделать, догадываясь о смысле каждого проделанного тобой жеста-прикосновения с шокирующим открытием для себя самой. Лучше бы ты меня ударил в ту секунду… потому что это и был твой контрольный – поощрение, ласка от заботливого хозяина?..

После таких слов либо добивают, либо…

- Как ты себя чувствуешь?.. Я же просил тебя, дышать!.. Сделай вдох. Глубокий, в полные лёгкие, чтобы я видел. Ты ведь не хочешь потерять сознание на глазах у всех этих людей?

Да откуда тебе знать, чего я сейчас хочу, а чего нет? Может я как раз этого и жду, вырубиться и желательно мгновенно, лишь бы не видеть, не слышать и не чувствовать всего этого… особенно ТЕБЯ! Не думать, не помнить, забыть… никогда не вспоминать и не ощущать!

- Элл, я жду!

Как?.. Как мне это сделать?.. Заставить себя дышать и принимать твоё столь когда-то ожидаемое касание, теперь режущее беспощадной леской горло, лёгкие, сердце после всего, что ты мне тут наговорил. Как, твою мать? Как ты умудрился нанести мне самый смертельный удар без физического насилия?

Почему нельзя ослепнуть хотя бы изнутри и не запускать этот будоражащий видеоряд из последних сохранённых в визуальной памяти картинок, настолько чётких и едва не объёмных?.. Голые (или почти голые) девушки с сомлевшими от счастья личиками, с раскрытыми или, наоборот, закрытыми от томного экстаза глазками, принимающие нежное касание мужской руки, как за самый долгожданный и ценнейший подарок судьбы… Как видно, не нужно быть и дипломированным последователем Темы, чтобы понять смысл всех этих снимков-сценок без детальной раскадровки на составляющие и в последствии сопоставить их с тем, что ТЫ делал!

И что дальше?.. Я теперь должна сползти на землю, на коленки и благодарно зарыться личиком в ноги своего Господина?

Боже праведный… Я на самом деле только что об этом подумала?.. Я назвала тебя своим Господином? И я реально хочу вжаться и со всей силы обхватить твои ноги… Бл**ь!.. Хватит!!! Это уже слишком! Это предел… из всех возможных и невозможных пределов!

- Тебя всю трясёт, тебе надо успокоится… Или мне придётся вызывать неотложку, чтобы тебе сделали укол с успокоительным?

Я заставляю, пересиливаю себя кое-как, и едва ли это упрямство или реверсия. Я не могу сопротивляться его давлению, не сейчас, ни в принципе, поскольку у меня просто нет для этого ни сил, ни желаний. Всё, что я сейчас хотела – удержаться, зацепиться за эту грёбаную реальность, пусть и за тебя, но лишь бы не потерять остатки тлеющего разума.

Делаю несколько глубоких, немного быстрых дрожащих вздохов, почти демонстрационных, именно для него.

- Умница!

Не успеваю пропустить его поощрительное слово через дышащий на ладан аналитический центр, до конца осознать его значение и тональность голоса, с которым оно было сказано, как Мэндэлл неожиданно поднимается со своего стула, за пару мгновений срезая остатки того, что ещё когда-то могло называться разделительной чертой-барьером.

- Встать на ноги сможешь?

Господи… Fuck!!! Меня продолжает вести или тащить по острым камням мёртвой пустоты, по этой почти ментальной психофизической поверхности шокирующей действительности, восприятия… принятия… Мне это всё не сниться! Это всё реально! Слишком реально и осязаемо, чтобы быть сном или иллюзией. ТЫ невозможно реален! И ты на самом деле только что это сделал – перекрыл, заслонил собой всё, подавляющим защитным барьером, материальной чёрной тенью…

Всего несколько секунд смотрю в упор в твоё чёрное кашемировое пальто (Армани, Валентино, Дольче-Габбана? – да по херу!), всего в дюйме от собственного носа, соображая со скоростью виноградной улитки на обочине автобана. Взгляд зацепился за блестящую пуговицу на уровне… низа живота. Моё лицо в одно короткое движение от твоего прикрытого тройным слоем одежд лобка?.. У меня не то что перехватывает дыхание… я перестаю дрожать… пусть всего на несколько секунд.

По внутренним стенкам и рецепторам носа бьёт, щекочет, царапает резким запахом чистой ткани, возможно почти выдохшимся ароматом кондиционера и… более сильным специфическим эфиром дорогих мужских парфюмов – одеколон, крем до/после бритья, гель для душа?.. Что-то близкое к охлаждающему эвкалипту или… горькой полыни.

Могу ли я встать на ноги? Когда у меня так дико кружиться голова от осознания насколько ты близок, и что это действительно ты?! У меня хватает только сил, чтобы приподнять голову, лицо вверх… снова скреститься с твоим придавливающим на хрен взглядом… Увидеть, что это ты! Что я не сплю и ни спала все эти дни и даже во сне! Потому что с тобой рядом такое не возможно! Ты везде, всюду – и это только ты… настоящий, живой, реальный… и до невозможности сильный! И меня абсолютно не волнует, как это должно выглядеть со стороны, и что могут подумать случайные свидетели этой… сумасшедшей, до одури завораживающей сценки.

- Дай руку и обопрись о мою!

Едва понимаю и вижу, что он говорит, делает или что делаю сама. Мне достаточно и того, что я чувствую. Чувствую его движение второй правой руки рядом с моим лицом. Жест-предложение расслабленной ладонью вверх, пока левая удерживает меня за лицо и голову очень ощутимым, но на вряд ли принудительным нажимом. Поспешно сбегаю взглядом от его спокойных уверенных глаз к его пальцам… Бл**ь! Я точно сейчас еб**усь! Это перебор! И, кажется, меня опять трясёт… Если ты и знал, как меня дезориентировать, выбить почву из-под ног, накрыть сознание со здравым рассудком чёрной пеленой удушающего забвения, бесспорно, ты всё это проделал по высшему разряду, изящными манипуляциями непревзойдённого гроссмейстера-виртуоза.

- Элл, ты хочешь, чтобы я поднял тебя на ноги сам?

Нет, нетерпеливых ледяных осколков в его голосе не дребезжит, может так… совсем слегка, отдаёт всё той же вечной мерзлотой сдержанного сверх уравновешенного выговора в каждом слоге. Но меня тут же коротит по всем вскрытым оголённым нейронам… ответной реакцией, неожиданным для меня самой совершенно новым условным рефлексом. Вскидываю левую руку вверх, замедляя скорость налитой свинцовой тяжестью кисти за несколько миллиметров от его ладони. Абсолютно не задумываюсь для чего и зачем… У меня вообще не возникает никаких ответных вопросов: что он собирался делать дальше – закончен ли наш разговор, всё ли он мне высказал и будет ли у этого безумия какое-то определённое продолжение, а главное… собирался ли он воплощать все свои угрозы-обещания в реальность – когда, как и насколько долго?..

У меня нет для всего этого сил, никаких - ни моральных, ни физических, ни ментальных. Мне бы только суметь встать, удержаться... выдержать еще несколько предстоящих ударов. Ведь они не закончились, да? Ты же еще и не начинал их наносить, вернее, по настоящему, как хотел, жаждал и расписывал в своих извращенных фантазиях все эти годы... Десять лет!.. Плата цены за десять лет?.. КАКАЯ?!

Мои дрожащие пальчики проскальзывают в живое плотное тепло широкой бархатной ладони, по сильным изгибам и складкам длинных рельефных пальцев мужской руки... прямо перед моими глазами. У меня зашивается сердце, дыхание, мозг... я слежу за этой невероятной шокирующей картинкой и все еще не могу поверить в ее реальность, насколько она настоящая, возможная и осязаемая... насколько осязаем ты! Как спокойны твои пальцы, уверены и безупречны во всем – в каждом незначительном движении и жесте, и это на самом деле ТВОИ пальцы... И они всего в одно касание от моего лица, от моих губ... как и твоя левая ладонь на моей голове, скользнувшая беспрепятственным нажимом за волосы на шею, под затылок, будоражащим властным обхватом у самых корней, с рисующим давлением большого пальца под моими скулами и подбородком.

Я сама не поняла, как сделала это. Как меня подхватило твоей физической волной, потянуло вверх не смотря на дикую слабость в коленках, во всем теле. Или это была не я, а ты, твои руки, часть твоей засасывающей энергии, влившейся в мои суставы и мышцы импульсным разрядом живого тока... заставив меня встать на ноги... подняться с "колен"...

- Ты сможешь идти? – о, боже!

Лучше бы меня сразу прикончило на этом самом месте и прямо в твоих руках, или лучше бы я оставалась сидеть! Потому что ты все еще держал меня за руку и голову... направляющим давлением в нескольких миллиметрах от своего лица...

Идти? Мне бы научиться заново дышать, моргать и соображать! Хотя зачем, если твое дыхание и голос уже вливаются в мои поры, опаливая мои губки, и даже задевают вакуумным скольжением застывшую "пустоту" в моем приоткрытом от шока ротике. И я не могу сейчас больше ни о чем думать, кроме как о близости твоего лица, глаз... губ... таких четких, детальных, живых... ощутимых! Я чувствую их не от соприкосновения наших все еще отдаленных (совсем в ничего) лиц. Они прописываются фактурными линиями по сетчатке моих глаз, по затуманенной памяти самой контрастной и чувствительной картинкой 3Д. Это выше моих возможностей, но оно слишком настоящее, физическое и сильное, чтобы быть надуманной иллюзией. Ты и был тем настоящим и той реальностью, в которой я находилась в эти самые мгновения.

Заполняешь меня собой, своим смертельным ядом? Почему же тогда не даешь своего противоядия... почему она все еще душит меня изнутри, высасывает оставшиеся гранулы сил, съедает на живую клетку за клеткой?.. Три шага?.. Три микрона от возможного поцелуя? Я действительно об этом думаю, жду и хочу? Ты мало убивал меня за последний час?

- Элл, ты сможешь идти?

Сдержанный поворот лица с беспощадным продавливанием сетчатки моих глаз червонной платиной обмораживающего оникса. Лепной контур темных губ сжимается в жесткую линию неразрывного изгиба. Кажется, что даже черты всего лица обостряются или прорисовываются совершенным рельефом языческой маски непримиримого всемогущего божества. Впервые я не вспоминаю о фотоаппарате, потому что меня накрывает совершенно иной оглушающей догадкой. Никакого поцелуя не будет и не предвиделось!

Не знаю... не помню. Возможно я что-то сказала в ответ, или просто кивнула/качнула головой, а может слегка отшатнулась, как от невидимой пощечины. Я вообще не понимала, чего хочу и что могла бы сделать в подобном состоянии. Если бы он раздел меня догола прямо на этом самом месте, на глазах шокированных посетителей и прохожих, боюсь, я бы этого так и не заметила, и не поняла. А если бы и заметила, то едва ли бы стала сопротивляться.

Это был шок, чистый психологический шок на грани – между реальностью и полуобморочным состоянием, когда твое сознание расчленяется надвое, а тело живет на подсознательных условных рефлексах. Если мне скажут, что ты владеешь гипнозом и основами НЛП, я нисколько этому не удивлюсь, особенно после всего этого...

Через несколько часов, когда меня накроет, сомнет гранитными жерновами настоящего сабдропа, меня будет изъедать лишь одна навязчивая мысль – как тебе это удалось?! Как ты смог просчитать все эти ходы, использовав их на максимум, и вырубить жизнеобеспечение Алисии Людвидж всего в несколько словесных и ментальных заходов? Как я смогла сорваться, не продержавшись на этой грани откровенного безумия и десяти минут? Почему я позволила тебе это сделать, так легко поддавшись и почти млея от желания выполнить все, что ты не попросишь?.. Все, что угодно, лишь бы ты больше ничего не говорил... прекратил так прессовать и запугивать.

Я определенно была под гипнозом или в трансе, ведь меня удерживало в этой реальности и на ее верхних слоях "стратосферы" только благодаря тебе, твоей руке, ощущению твоих пальцев, ладони, теплой кожи на моих собственных. Я держалась все это время только за одного тебя – телом, сознанием, нервными окончаниями. И больше всего в эти секунды я боялась их потерять, потерять тебя.

Это был не покой и умиротворение с чувством ложной защищенности. Меня продолжало все еще колотить, выбивать изнутри, лихорадить... Это была самая что ни на есть реальная психомоторная парализация всех мыслительных функций, когда тело еще двигается, живет, дышит, а твое сознание медленно тонет, погружаясь в одну из самых глубоких эмоциональных ком.

Я почти не запоминала, хотя прекрасно видела и даже понимала, куда мы идем... вернее, куда ты меня ведешь. Прекрасно слышала, различала все окружающие звуки, все, что ты говорил (если вообще говорил) и как говорил, пропуская только твои слова и только твой голос в сектора архивации новых воспоминаний. Отчетливо запомнила, какими яркими тогда казались окружающие предметы и вещи. Как осветили улицу и ее проезжую часть тысячеватные пятна солнечного света, прорезавшие послеполуденными лучами плотную блокаду из свинцовых туч и ударив веерным слепящим отражением по стеклам и зеркалам движущихся автомобилей и неподвижным окнам окружающих зданий.

Не помню, было ли больно моим глазам, зажмуривалась ли, когда по сетчатке резануло сразу несколькими "галогеновыми" вспышками. Разве что почувствовала, как немощно заколотилось сердце в судорожной аритмии, когда твои пальцы сильнее сжали мою ладонь, притягивая в твою сторону.

А потом мы начали спускаться по бетонным ступенькам, очень глубоко, в тусклый тоннель, освещенный раздражающим желтым светом люминесцентных ламп по обе стены. В нос сразу же ударило тяжелым спертым запахом и стынущей прохладой мертвого камня и железа. Подземка метро? Я ощутила вибрацию под ногами где-то уже на втором пролете спуска серой лестницы под направляющими на стенах линиями из желтой и темно-синей кафельной плитки. И я до сих пор не чувствовала ни паники, ни каких-либо вопящих в голове вопросов. Мне было и без того не по себе. Я боролась с той болью, что ты подсадил в меня за несколько минут до этого, но только не с тобой... хотя ты и был очагом этой боли. Ты сам был этой болью!

Казалось, что все последующие минуты этой психоделической прострации я только и делала, что ждала... Ждала того момента, когда же ты сделаешь это. Обернешься, посмотришь мне в глаза, обхватишь обеими ладонями мою голову (буквально утопишь в них её) и оборвешь... взглядом, движением губ, долгожданным набором спасительных фраз... накроешь сладкой патокой анестезирующей волны, распуская, развязывая один за одним каждый перетянутый узел, нерв, эмоцию... Поглотишь, высосешь ее всю из меня до самой последней капли через нажим рта, языка по моим дрожащим губкам... из моих безмолвных стонов.

Пожалуйста... ослабь ее, вырви из меня!.. Мне страшно... все еще, дико страшно!

Это же ты! Я же вижу, что это ты, мой Дэнни... Это твое лицо, твой чеканный профиль, твои глаза...разве что с чужим и абсолютно незнакомым мне взглядом... Это все равно ТЫ! И я иду за тобой, только потому, что знаю и чувствую это...

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

- Как ты себя чувствуешь?.. Тебя не тошнит? В вагоне не должно укачать?

Мы в поздемке метро, на станционной платформе между массивными квадратными колоннами-подпорками в нескольких футах от края выступа рельсовой колеи. Обычно их не меньше двух, или здесь больше? Едва соображаю или пытаюсь понять, зачем нам было вообще сюда спускаться. Мы собрались куда-то ехать на общественном транспорте? Я даже не могу как следует удивиться данному открытию. Для меня главное, что Дэниэл снова смотрит на меня (или в меня). Внимательно заглядывает в глаза, возможно, проверяет реакцию зрачков (другого объяснения подобной сосредоточенности в его взгляде не дашь), удерживает положение моего лица только одной рукой.

Помню лишь, что всё это время меня подстёгивал один навязчивый импульс – поднять ладонь и обхватить дрожащими пальчиками его запястье. Меня раскачивает и толкает на него внутренней дрожью-вибрацией, словно я уже стою на неустойчивой поверхности движущегося вагона. Хочется спрятаться на его груди, обтянутой мягким кашемиром чёрного пальто, вжаться, закрыть глаза, остановить сердцебиение и дыхание… спрятаться от него же самого! Это точно полный абзац!

Может я что-то ответила, но всё равно не запомнила что, память не задело даже движением мускулов языка во рту. Мне это не интересно… абсолютно!

Не помню, когда и как перед нами остановился и застыл один из вагонов серебристо-хромированного поезда. Только несколько шагов в раскрывшиеся двери-купе, внутрь. Кажется, он совершенно пустой, и мне не интересно знать почему. Скорей из-за времени – большинство на работе, это нам приспичило прогуливать свой трудовой час самым бесстыдным образом.

Ещё несколько подталкивающих шагов в нужном направлении. Безропотно усаживаюсь в одно из сдвоенных пассажирских кресел у окна. Вернее, это Дэн усадил меня в него без какого-либо сопротивления с моей стороны. Присаживается рядом, на соседнее место полубоком, перекрывая собой все пути к моему отступлению или возможному побегу (можно подумать, моё состояние могло подтолкнуть меня на подобные безумные подвиги). На этот раз я зажата со всех сторон и передними креслами тоже. Память слегка задевает нечётким образом вереди сидящего пассажира на боковой скамье у центральных дверей, где-то в трёх метрах от нас. Обернуться и осмотреть весь вагон на наличие других возможных попутчиков тоже не тянет. Мне это тоже не интересно!

Меня медленно или постепенно топит-затягивает самым нещадным, вскрывающим все нервные окончания обострившихся эмоций одним из когда-либо пережитых мною глубочайших проникновений в мою сущность, в меня всю. И я знаю, что это не сон, хотя пробуждение неизбежно, как и приближение полного осознания – принятия того факта, что он уже стал частью меня, заражая и инфицируя своим неминуемым поглощением, уничтожая всю мою иммунную систему почти без особого напряжения, под чистую, до основания… Но я и не паникую. Пока не паникую, принимая происходящее, услышанное и случившееся за нечто естественное, обыденное и ожидаемое…

Разве я сама не этого хотела, разве не тянулась, не рвалась, не сходила с ума всё это утро (и не только сегодня!)? Разве теперь я не пытаюсь зацепиться за тебя самого, за твою близость всеми возможными способами? Не важно, что ты мне наговорил до этого, я подумаю об этом завтра, как легендарная Скарлетт О`Хара. Не важно, ложь это или безумная правда, ведь я всё ещё хочу… Хочу заглушить, затопить, заткнуть эту чёрную дыру, выворачивающуюся наизнанку который день подряд в истеричных припадках, сумасшедших фантазий и одержимой ненасытности, требуя своей незамедлительной жертвы, требуя тебя!..

-…Ты действительно думала, что будешь прятаться от этого вечно? Или сумеешь найти мне замену? Бл**ь, Эллис, какая же ты всё-таки дура… Порочная моралистка и ненасытная шлюшка… Признайся, честно! Был ли в твоей жизни хоть один недомерок, с которым ты не думала обо мне, не представляла, что трахаешься со мной, а не с ним?..

Твой горячий шёпот, напряжённый сиплый голос в моих волосах у виска, обжигает холодное ушко, скользящей патокой по моей немеющей коже… Ты сам затягиваешь меня собой, окольцевав левой рукой стянутые дрожью плечи, кончиками пальцев обрисовывая овал моего лица, пульсирующие точки изнывающих рецепторов невыносимым, едва задевающим касанием … Хочу застонать, то ли от резкого приступа нестерпимой боли, разрывающей изнутри лёгкие с солнечным сплетением, то ли от твоих безжалостных слов и убивающей ласки, разящих точно в цель прямым попаданием с первого же выстрела.

- Поэтому ты их всех бросала, да? – боже, он задевает моё ухо не только губами.

Чувствую… как он втягивает запах моих волос, заставляя меня дёрнуться чуть ли не всем телом. Подушечки пальцев сместились на контур воспалённых губок с одновременным захватом правой ладони под моими скулами, запрокидывая без какого-либо сопротивления мне голову назад, на его твёрдое предплечье…

- Все они были ничем… Все они были не мной! Никто из них не умел тебя читать так, как я… Чувствовать так, как я… знать тебя, предвидеть все твои желания и просьбы до того, как ты взмолишься о них вслух… Они понятия не имели, что ты для них… Что ты была слишком недосягаемой и никогда не могла принадлежать никому из них, потому что всё это время ты принадлежала лишь мне одному… даже в чужой постели! Бл**ь… даже с чужим х*ем в твоей пи**е!..

Я всё-таки очень тихо застонала или всхлипнула… порывисто выдохнула, жалобно втянула воздух через раскрытый ротик, немеющий и пульсирующий под плавящим скольжением твоих пальцев. Боже правый, кто знал, что мои губы окажутся такой гиперчувствительной эрогенной зоной, что ты сотворишь с моим телом нечто невозможное спустя десять лет – заставишь умирать в твоих руках, под твоими безапелляционными обвинениями, как от смертельных укусов безжалостного демона, впрыскивая свой сладчайший яд в мои вены с каждым произнесённым словом, с каждым касанием… вынуждая сгорать в этом безумии и тут же мгновенно возрождаться в болезненной вспышке новой реальности – твоей реальности!

Что ты делал со мной? Вскрывал по новой закодированную, заблокированную десятью защитными стенами сущность Эллис Льюис? Беспрепятственно, с невозмутимой лёгкостью кибер-гения подбирал свои же тысячебитные наборы авторских шифров, атаковал мощнейшим вирусом по системе безопасности, отключая всего лишь одним движением пальцев по моим губам, зудящей коже, опаливающим шёпотом в волосах и цепенеющему сознанию – слой за слоем, дверь за дверью, блок за блоком…

Захват под скулами ослабевает, перемещаясь опять к моим губкам. Выжигающий влажный вакуум горячего рта ставит свою первую метку на моем виске у самого века, прижигая первую уязвимую точку острием языка, точечным пунктиром-«уколом» прямо в уголок глаза. Большой палец поддевает воспалённый край нижней губы, ласковым нажимом раскрывая дрожащую створку, проникая за жёсткую эмаль нижних зубов в полость моего задыхающегося ротика… Меня словно атакуют сразу с нескольких позиций, точно, выверено, на поражение по самым болевым узлам и раскрывающимся при первых же ударах подходам. Острая, нестерпимая, долгожданная вспышка! Огневой прострел анестезирующей шрапнелью точно в цель, в невидимую зону сверх эрогенных каналов, выгибая позвоночник и все кости сладкой ломотой, выжигающей насквозь россыпью искр нарастающего возбуждения, аритмичной судорогой, сжатиями закручивающейся спирали в недосягаемых глубинах моего влагалища… буквально в моей голове…

Я начинаю чувствовать то, что в принципе невозможно! Твоё дыхание, царапающую резь кончика языка внутри вагины, раскручивающиеся змейки внутри точки G, натирающей и долбящей чувствительные микроны до напряжения запредельной возможности… Я ошиблась… Тебе не были известны пределы! Их во мне для тебя не существовало. Ты просто брал их и сжигал в невесомую золу, растирая её по моим натянутым мышцам, царапающими кристаллами и гранулами дополнительной стимуляцией…

- Признайся, Эллис, хотя бы самой себе… Ты здесь только потому, что устала бегать… и не только от меня… а именно от себя самой! Признай наконец столь очевидную истину. Ты всегда, все эти годы хотела только меня одного, просто боялась принять это, как за самый банальный факт, голую реальность – что ты мечтала вернуться… Тянулась ко мне всем чем только возможно: подсознанием, изголодавшейся душой, телом, мыслями, задавленными чувствами – туда, где и было всё это время твоё место… Ко мне… подле меня… рядом… у моей руки… внизу… в моём ошейнике…

Его хриплый шёпот почти сорвался на последнем словосочетании, будто перешёл допустимую грань своих пределов, самой запретной и мучительно желанной. И кажется, я ощутила его собственную вспышку острейшего возбуждения фантомной отдачей по моей стонущей киске, горячими приливами-толчками в разбухших половых губах, в кольцевых сжатиях вагины… Мы словно выходили на общий ментальный канал единого эро-слияния, чувствуя то, что нельзя испытать по отдельности – распускающуюся откровенность с обнажающейся одержимостью.

Это был не просто новый, совершенно нереальный уровень – это была твоя изощрённая тонкая месть, перепрошивка моей сущности абсолютно новыми, неразрывными нитями… поверх старых зарубцевавшихся стежков…

Ты мог говорить тогда всё, что угодно, даже о том, что хочешь вспороть мне живот прямо здесь и намотать кишками на ножки этих кресел, и едва ли бы я с этим не согласилась или не расслышала предупредительного сигнала надвигающейся опасности. При словах «в моём ошейнике» меня не передёрнуло, не вырвало тонущим сознанием из твоих цепких пальцев ласкового палача… Меня обожгло и накрыло ещё больнее, потому что… это было ТВОЕЙ слабостью, твоим упоительным эрогенным стимулом, который я ощущала, но не воспринимала здравым рассудком. Мне этого и не нужно было, мне с лихвой хватало того, что я чувствовала, впитывала, пропускала в себя… через тебя, через твои руки, голос, желания… ощущения… Ты и был моим сплошным живым, заполняющим меня до краёв сладчайшим ощущением. Да… сейчас ты был моим… моим Дэнни!..

-…А ты, сука, на что смотришь?.. Тебе мало порнушки в твоём айфоне?! – ледяная сталь, рубанувшая наотмашь спёртый воздух вагона практически не задела моего полуспящего сознания, защищенного твоим ментальным и самым непреодолимым физическим биополем.

Только на несколько секунд осмысленно фокусирую свой взгляд, слегка приподнимая голову, скорее вынужденно, на автомате, а не от удивления или испуганного любопытства. И нет, сердце не сбивается с твоего окутывающего ритма. Меня абсолютно не задевает вид побледневшего лица незнакомого парня в чёрной лыжной шапочке, спортивной дутой куртке и, да, с айфоном в руках, от которого к его уху тянулся проводок наушников. Я лишь слегка задеваю взглядом и едва ли осмысленным скольжением сознания по внутренним стенам и панорамным окнам вагона, прописывая на подсознательных окраинах памяти тлеющие звуки с вибрацией движущегося транспорта.

И меня качает и топит не в этих нестабильных точках непрерывного смещения пространства и времени. Меня захватывает и нещадно подминает под себя твоё плотное нереально мощное подавление, с каждой последующей секундой просачиваясь в меня ещё глубже, ещё сильней, ещё откровенней. И к этой сценке я не испытываю ничего схожего ни со стыдом, ни с испугом, особенно, когда правая рука Дэниэла соскальзывает с моих губ и невозмутимо опускается к моему животу.

Его пальцы уверенно расстёгивают нижние пуговицы на планке пальто, проникая под полочки толстой шерстяной ткани и сразу же накрывая «ошпаривающим» теплом широкой ладони весь лобок поверх ширинки срейчевых брюк. И как раз в тот самый момент, когда совершенно незнакомый (заметно занервничавший) парень в коричневой дутке встаёт с боковой скамьи, насуплено отворачиваясь и не останавливаясь не на секунду, направляется к противоположному ряду кресел в самый конец вагона, усаживаясь к нам спиной, рядом с парочкой других ничего не замечающих безликих пассажиров.

Замещение двух реальностей или полярностей в пару невидимых, но осязаемых мгновений с лёгким давлением-поглаживанием твоей руки по низу моего живота и лобка. Манипуляция искусного менталиста, переключающего сознание и тело на нужный ему режим – на себя… Взгляд теряет осмысленность в этом пространстве, разрывая нити между памятью, разумом и ускользающей действительностью. Я перехожу на твою волну без какого-либо сопротивления или трения с вынужденным соприкосновением внешних раздражителей. Меня скорей ещё глубже топит усилившейся мощью твоей защитной ревностной блокады.

Не важно, что ты сейчас говоришь и как стараешься исполосовать мой мозг с тлеющим рассудком режущей росписью своих хлёстких уничижающих фраз. Я цепляюсь не за слова, а за ощущения, за обжигающие вспышки, спровоцированные их неумолимыми захлёстами, врезающиеся прямо под кожу, мышцы, нервы, в кость – в клетки вырванной твоими руками моей сущности. Ты уже накручивал их волокна на свои пальцы, затягивая в неразрывные морские узлы своего неповторимого авторского узора… неспешно, с невыносимой лаской заставляя тянуться за ними по инерции, как за руками моего персонального кукловода…

Новое, ещё более глубокое погружение, на этот раз без права всплыть на поверхность самой… пока ты САМ этого не разрешишь… или пока не вдохнешь спасительным глотком воздуха из собственных лёгких в мои…

- Ты не просто этого хочешь, хотела и всегда будешь хотеть! Это твоя сущность, это то, что ты есть, всё, чем существуешь, дышишь и ради чего живёшь… только импульсами с желаниями быть рядом: ждать, тянуться, хотеть, умолять, сходить с ума и умирать, как от нехватки кислорода или обезвоживания! Такие вещи ничем не задушишь и не вытравишь – ничем и никем! Не заменишь и не подберёшь идеального протеза, потому что всё это будет не то, жалкими подделками. Разве ты сама так и не осознала этого, Эллис, за все эти годы? Меня никем невозможно заменить – НИКЕМ!

Лёгкий нажим пальцев левой руки на моём лице под дрожащий порывистый выдох из моих раскрытых губок в унисон принудительного толчка – твоего давления на мои скулы и подбородок. Запрокидывая обратно мне голову, вжимая затылком в жёсткое упругое предплечье, тут же перекрывая потолок вагона контрастными чертами лепной живой маски ненасытного демона. Расплавленная бронза сминающих глаз накрывает тугой повязкой мой собственный взгляд, фиксируя лишь в одной неразрывной точке – в глубине его засасывающей бездны, в раскалённой магме жидкого чёрного золота… Но кто сказал, что меня тянет поднять руки и содрать её с собственных глаз?

Мои веки раскрываются ещё шире, будто и вправду впитывают насильственный нажим твоего взгляда болевыми рецепторами глазного нерва.

- Поэтому ты здесь! – не слышу, а скорей чувствую вибрацию молнии на своём животе под спокойным движением твоих пальцев. – Ты сама наконец-то это признала и приняла, как должное, необходимое, неизбежное… - сухой щелчок пуговицы-кнопки на поясе брюк томной отдачей, щемящей вспышкой по центральной линии дрогнувшего лобка, прямо в узкую щёлочку сомкнутых половых губ. – Ты там, где и должна была быть всё это время, всегда! И не только мыслями и фантазиями, а вся, до самой последней клеточки своего порочного бл**кого тела! Потому что не тебе решать, где ему быть и с кем спать. Оно моё, только моё и всегда принадлежало только мне одному!

Сдержать тихий стон-всхлип не удаётся, хотя я и не пыталась, даже не думала об этом, не понимала зачем…

Кончики пальцев, сами фаланги, мягкие подушечки широкой бархатной ладони плавным скольжением-«погружением» накрыли весь мой лобок, беспрепятственно забравшись под резнику и трикотажную ткань трусиков. Боже… это было не просто похотливое вторжение, меня реально накрыло самым плотным, нежным и возбуждающим вакуумом родного и долгожданного тепла… твоего тепла! И кажется внутреннюю кромку моих век обожгло режущей плёнкой подступивших слёз.

- И только мне решать, что с ним делать, когда и как! И ты будешь принимать это с благодарностью, а не с принудительного согласия, потому что сама этого хочешь и жаждешь… Это твоё естество, твоё предназначение… - нет, уже не тепло, пульсирующий волновой жар, тягучей негой по всем сверхчувствительным нервным окончаниям кожи лобка с невыносимо нежным почти невесомым скольжением-поглаживанием большой сильной ладони… Fuck! Руки! Которая не касалась меня там вот уже… вашу мать!.. больше десяти лет! Неужели я застонала не во весь голос, не зажмурилась со всей дури, не закусила до крови губу…

- Бл**ь, Эллис! Не смей сейчас не то что сжимать бёдра, даже думать об этом! – хриплый горячий выстрел по моему лицу, обжигающей стяжкой по раскрытым глазам…

Нет, мне не больно. Боль почти отступила. Тебе почти удалось затопить её собой, своей нереальной силой, мощью недосягаемого Абсолюта.

Панически цепляюсь за твои глаза, словно боюсь потерять их сминающее давление, как и ощущение руки внизу своего живота. О, господи! Мне надо вцепиться не только в их живое расплавленное золото, хоть во что-то реальное, в тот же пластик сиденья подо мной.

Пальцы на лице проникают за черту дрожащих губок одновременно с движением ладони на моём лобке, скользнувшей вниз к разбухшим, налитым пульсирующей кровью долькам половых губ, пока лишь поглаживая подушечками невесомой лаской по натянутой воспалённой кожице, едва задевая кромку пережатых складочек скрытой вульвы… Нет, я не вскрикнула… я задохнулась, захлебнулась, абсолютно не соображая, что со мной происходит, и что он делает… как он это делает!

Вспышка разряд прямо от кончиков его пальцев, обжигающим током по всей поверхности эрогенной зоны, дробящим сокращением по клитору… хлынувшей на всю глубину влагалища вибрирующей отдачей хаотичных судорожных сжатий. Боже правый, а ведь он ещё даже не касался моего клитора…

- Ты не сделала бразильскую эпиляцию? – его брови лениво сходятся к переносице.

Меня разрывает на части от ненормальной одержимости – ощущать эту мучительную ласку на половых губах и фиксировать в памяти каждое изменение на его лице.

- Мне раньше казалось, что ты очень сообразительная девочка... Бл**ь... да у тебя все трусы уже мокрые!

О, нет, пожалуйста... я же точно сейчас закричу!

По чувствительной складочке вульвы, скользящей подушечкой упругого пальца, поверх всего изгиба-холмика истекающей киски и... прямиком в горячую мокрую впадинку нежного входа вагины, круговым нажимом по ее опухшему упругому колечку... Меня всю трясет, буквально! Господи! Еще дальше, по всей длине промежности через сжатую розочку ануса, до самого копчика... Как я до сих пор не кончила?!

- Да ты течешь, как самая похотливая сучка, еб**ь!.. - пальцы во рту надавливают на резцы нижних зубов, толкаясь вглубь, задевая бархатную поверхность язычка. – И после этого ты будешь мне рассказывать, что ты еще на кого-то так заводилась? Кого ты могла так же ощущать и хотеть, как меня сейчас, до остервенения, до дикой одури кончить... - более глубокое погружение пальцев в мой ротик с неспешным движением по языку... с плавным беспрепятственным проникновением твердых фаланг правой руки по влажной скользкой вагине от вершины налитого кровью клитора до сжимающейся щелочки влагалища... - Кончить от моих пальцев! На моем члене! Скажи... кто еще мог так к тебе прикасаться... так читать все твои сокровенные точки, кто знал, КАК нужно к тебе прикасаться и как возбуждать за считанные секунды? – твой голос уже накрывает мои губки, прорывается вслед за пальцами во влажные глубины рта, как и пальцы второй ладони дожимают самые перевозбужденные зоны на раскрытой киске, лениво массируют клитор, притягивая более мощные и сильные толчки притока крови к его напряженному эрогированному узлу запредельного вожделения.

- Кто, Эллис... кто? О ком ты мечтала все эти дни так, будто ничто в этой жизни больше не имеет значения? На чьем члене ты хотела извиваться, заливать его своими соками и обсасывать кончающей пи**енкой, пока он не выстрелит в тебя не менее трех раз... пока ты сама не высосешь его до основания струйным оргазмом... пока не сорвешь голос от криков и не потеряешь сознания...

Нажим на вульве и клиторе все сильнее или слабее (я не понимаю, не поспеваю за его движениями), затягивая эту сладчайшую петлю бьющейся тугой пружины по всем стенкам влагалища, до режущего натяжения в уретре, до сумасшедших сокращений и аритмичных судорог... Я почти не чувствую рельефа его пальцев, они практически слились с моей воспаленной плотью одной цельной вибрирующей точкой, черной дырой, налитым сверх сконцентрированным эпицентром острейшей грани сумасшедшего экстаза... Он не только на мне, он во мне, именно внутри этого черного фрактального ядра, притягивающего мощнейшие приливы кипящей крови и сладчайшей неги...

- Чей голос ты хотела слышать?.. В чьи глаза смотреть, кончая на его члене снова и снова... - да!

Они все еще покрывали меня, держали мой собственный взгляд, мою волю, желания и каждое пережитое ощущение. Я буквально, в эти самые секунды держалась на кончиках его пальцев, беззвучно «выкрикивая» сухой стон, содрогаясь под ударами затяжных сокращений нереальной эйфории, на краю самой глубокой точки твоих ненасытных безжалостных глаз, вытягивающих, высасывающих из меня вместе с нескончаемыми судорогами сильнейшего оргазма последние молекулы рассыпающегося сознания.

Его глаза, его беспощадный голос, нестерпимые толчки и скольжения пальцев, ощущение его всего единой слитой структурой истинного Абсолюта – смерти и жизни, тончайшей грани любви и боли, переплетенных одной тонкой красной линией между белым и черным... Финальные мгновения перед сжатием-взрывом нулевого атома, перед рассечением безжизненной пустоты и мрака... перед воскрешением нового безумия – кроваво-огненной Вселенной, совершенной боли и обреченного исступления... Твоей и моей агонии – симфонии обоюдной идеальной смерти.

Возвращаться обратно к жизни? Как!.. Я не хочу! Пожалуйста, не надо! Не делай этого! Мне надо остаться в этом состоянии навсегда, чтобы умирать снова и снова до бесконечности, в твоих руках, в твоем обволакивающем-поглощающем взгляде, в твоем сладком дыхании с привкуском горькой полыни... в твоей невыносимой боли... нереальной боли, разрывающей меня на молекулы и снова сшивающей в цельную полуживую субстанцию – сплошной оголенной пульсирующей раны...

Ты специально это сделал, да? Это и была твоя изощренная месть десятилетней выдержки Черного Палача? Довести до грани, показать поверхность твоей бездны и начать медленное погружение-растворение в этой кислоте безумного кошмара...

Для кого-то триллер и трэш – это кровавая расчлененка с горой трупов, частями раскромсанных тел, кишками, намотанными на обсиженных мухами лопастями люстр-вентиляторов... Для меня это разрубленное месиво моей агонизирующей сущности, разорванное твоими спокойными сильными пальцами и идеально сшитое подогнанными лоскутами пэчворка руками моего Пси Хирурга – моего персонального Черного Психо Хирурга.

Возможно в Теме и существует термин, определяющий твое место в ее практических играх, но, боюсь, ни один из них не подходит на все сто процентов к твоей исключительной, совершенно недосягаемой роли последователя этой психопатической субкультуры.

Первое погружение – самое пугающее и почти безопасное с самыми крепкими страховочными тросами твоих рук, с бдительным контролем над всей ситуацией, без ослабления хватки пальцев, сконцентрированного внимания, сенсорного считывания датчиков экографа. Страх связанный только с незнанием, с первичным ознакомлением-инструктажем перед выходом в открытый космос – в космос твоей Вселенной... Fuck!

Мне снова страшно... Я не хочу возвращаться... Я увидела и пережила слишком много! Не снимай с моих глаз повязки твоего взгляда, не отключай в наушниках максимальную пси частоту твоего голоса, не убирай с лица кислородную маску твоего дыхания... Не лишай меня этой сладко-горькой интоксикации... Не возвращай к жизни... Прошу! Не убивай меня реальностью... Это нечестно! Не сейчас, не сегодня... не так!

Она вернется, по любому... и тогда библейский Апокалипсис на ее фоне покажется увеселительной прогулкой по парку детских аттракционов.

...Наверное я боялась этого на подсознательном уровне. Да и ты безусловно просчитал все до таких дотошных мелочей, что возможно и сам не ожидал подобного эффекта... Или все-таки ожидал?.. Того самого, эффекта неожиданности...

Как же мне теперь хочется вернуться назад... на десять лет назад!.. Хотя и не знаю для чего? Заткнуть в тот самый первый день себе уши наушниками или... послать Рейчел Кокс с ее Гуглом куда поглубже?.. или не дойти до такси?..

Я ведь еще могу? Или уже нет?.. Почему-то кажется, что могу, тем более в таком состоянии... Но все равно, что-то не пускает, блокирует... возможно даже ты сам. Сильно, крепко, больно держишь за руки, за нити сознания и плавающего рассудка, удерживая, не позволяя погружаться в эту черную топь с головой... балансируя на самом краю в нескольких дюймах от этой грани…

Фаланги пальцев тыльной стороной осторожно оглаживают щеку под широко раскрытым глазом. Слышу собственный вызывающий запах ускользающими спиралями невидимого эфира, растворяющегося в воздухе вслед за движениями твоей руки и трением кожи о мою. Едва осознаю тот факт, что несколько минут (а может и секунд) назад они скользили по моей киске куда более откровенными и бесстыдными действиями... Внимательно смотришь в глаза, как тот доктор или хирург, проверяя реакцию зрачков на раздражитель света после глубокого обморока или анестезии.

И я все еще тону в твоих, захлебываясь в эти мгновения лишь от одной навязчивой мысли – почему ты меня не целуешь? Уже прошло столько времени, целая вечность... а ты ни разу меня не поцеловал, особенно в тот момент, когда между нашими губами и слившимся дыханием оставалось совсем ничего – не больше десяти микрон. Почему ты не сделал этого? Бл**ь, почему?!..

Что-то спрашиваешь, возможно о том слышу ли я тебя? Вроде отвечаю, что слышу и вижу прекрасно, хотя и кажется, что ни черта не разбираю в этой ультразвуковой какофонии – шипении сотен тысяч цикад, кроющего изнутри барабанные перепонки в тисках булькающей крови, адреналина и надрывного сердцебиения. Тот самый звук (и даже остановка с перебоями сердца), который накрывает и глушит всю реальность в момент наивысшего пика оргазмического "наката-взрыва"... Теперь он постоянный, как и напряжение почти во всем теле, особенно в вагине, буквально до режущей перекрученной боли... сладкой боли, пульсирующей и циркулирующей в непрерывных приливах и отливах.

Память практически не работает, будто произошел резкий обрыв каналов связи между глазами, слухом и участками мозга, отвечающими за запись увиденного-услышанного в режиме реального времени. Она не идёт или оборвалась, или вскользь задевает спящий разум ускользающими обрывками очень ярких образов и действий. Ты оправляешь на мне одежду и не только просто застёгивая ширинку с поясом на брюках, а даже аккуратно поправляя изнутри трусики… пуговицы на пальто, сбившийся шарф на шее и в вырезе воротника…

Странно… мне казалось в этот момент ты должен был отморозиться и сказать, чтобы я сама себя привела в порядок, как в каком-то фильме (или в нескольких… ну, да… заезженный штамп грубого беспринципного мачо-пох**ста). Но ведь ты меня вроде как и не трахал… вернее, не вставил и не вые**л грубо, жёстко, возможно даже в анус…

Моё восприятие произошедшего скоро закоротит и рванёт. Но я пока хватаюсь за возможность удержаться за эту соломинку накрывшей прострации, как тот утопающий в зыбучих песках, ищущий твёрдую опору трясущимися руками в ускользающих сквозь пальцы тёплых струйках нежных песочных гранул. Пока ты рядом, пока твои ладони держат меня…

Ты выводишь меня из поезда на залитую ярким солнечным светом станционную площадку или платформу. Я не запоминаю этого момента, скорее вижу большую его часть расплывчатой картинкой, отдельными обрывочными кадрами. И конечно же мне не известно, где мы, что это за улица и в какой мы вообще части города. Главное, ты рядом, ты держишь меня… и я вижу или скорее чувствую твою близость… ощущаю тебя!

Спускаемся по лестнице на мостовую с примыкающей к ней автострадой, замечаю почти сразу знакомый чёрный лимузин представительского класса всего в нескольких шагах. Понимаю, что мы направляемся именно к нему, но меня это не пугает… абсолютно… Я совершенно ничего не чувствую по этому поводу, никаких эмоций, ко всему – к тому, что случилось и что ещё может произойти.

Помогаешь сесть в салон Крайслера и следишь, чтобы я не стукнулась головой. Внутри машины на чертовски мягких удобных сидениях меня резко подрезает выбивающим расслаблением, мощной дозой жидкого азота по суставам рук и ног. Затяжной провал… быстрые и нечёткие образы, но на вспышки не похожи. Разве что время от времени раскрываю и без того широко распахнутые глаза и ищу тебя в этом спёртом полусумраке с запахом освежителя терпкой хвои.

Ты рядом… Не знаю, хорошо это или плохо… но мне не хочется, чтобы это оказалось всего лишь сном… чтобы ты не исчезал, не отпускал, не прекращал говорить и… не останавливался: «Ты слишком напряжена. Тебе необходим отдых и сон и не меньше двух суток… Ты, наверное, почти не спала все эти дни.» - может в другой ситуации и в другом состоянии я бы и посмеялась над твоими словами. Почти не спала? Если бы только это… Но моя память заблокирована вместе с чувствами. Я не желаю вспоминать… только лишь ощущать тебя в эти секунды, твою ладонь, неспешно растирающую мне спину от шейных позвонков и до самого копчика прямо поверх пальто… твоё всесминающее тепло, вливающееся в моё дрожащее от непонятного озноба тело…

Кто мог предвидеть, что ужас, боль и шокирующие предчувствия окажутся такими… сладкими… головокружительно приторными, растворяясь в моих перетянутых мышцах и нервах под ненавязчивым скользящим давлением твоих живых сильных рук. Пусть это никогда не закончится. Пожалуйста! Можно эта агония продлиться до бесконечности? И можно мне коснуться твоего лица, хотя бы раз, пусть и ненадолго… но мне надо убедиться, что это ты! Почувствовать твёрдый рельеф подбородка и скул, прохладный шёлк гладко выбритой кожи, нежный, окантованный светлой «прожилкой» конур твоих мягких сомкнутых губ… Это ведь ты, мой Дэнни… только мой! Не тот, что наговорил мне все те ужасы за час до этого…

Стоп! Я же не помню!.. Это не важно… Важно то, что здесь и сейчас… Главное знать, что всё уже закончилось… всё уже позади… Ты сделал это! Ты пришёл ко мне… пришёл за мной!

Опять провал?.. Я не хочу! Бл**ь!.. Не сейчас! Мне не просто надо смотреть на тебя… я должна тебя видеть!

Наверное, ты пытался о чём-то сказать или спросить, кажется что-то о моей помолвке… и поэтому я отключилась?.. Зачем ты это сделал? Я же не хотела… не хотела терять этой связи!

Слишком глубокий… затяжной провал… Картинки совсем мутные, в серых невзрачных тонах, почти как во сне… Мы в фойе гостиницы «Остиум», нас встречает перепуганная и совсем уж бледная Робин Поланик… Заходим в лифт, в зеркальный портал десятого измерения и меня по инерции тянет пройти дальше… Я пытаюсь туда зайти, переступить сквозь собственное отражение… через Алисию Людвидж, чтобы она больше мне не мешала… Там ведь должно быть всё по другому, в Зазеркалье всегда всё иначе… вывернуто наизнанку или перевёрнуто другой стороной. И там стоишь ты, мой Дэнни. Мне надо к тебе!

Но ты сам мне не даёшь… Перехватываешь… накрываешь, затягиваешь глаза с сознанием чёрной повязкой своей трёхмерной тени… А мне и не страшно вовсе… пока не страшно… пока я всё ещё чувствую тебя и твои руки, твоё дыхание и вибрирующий во мне голос… Пока мне так невероятно хорошо в этом жутком состоянии рядом с тобой.

…Вопросы Робби меня смешат, и, кажется, я даже улыбаюсь, хотя и не отвечаю. Ты и сам прекрасно с этим справляешься. Забавно только наблюдать, как она мечется и пытается предложить свою помощь…

«Может лучше МНЕ её раздеть?» - «Лучше найди в чём она спит… и ей понадобиться какое-нибудь успокоительное, желательно сильное снотворное, когда она очнётся и придёт в себя… Закажи заранее сладкий чай или протеиновый коктейль…» - «А что с ней такое? Она понимает, что происходит?» - «С ней всё хорошо, даже более чем! Мощный всплеск и выброс гормонов с эндорфинами… что-то вроде гормонального опьянения…» - «Так она что… под кайфом?» - «Робин, пожалуйста! Я очень спешу!»

Я под кайфом?.. А ведь и правда… хотя и не понимаю до конца, но ощущение, действительно, как от очень большой дозы алкоголя, разве что голова не кружится и не подташнивает.

Так мы уже у меня в номере, в моей спальне?.. И ты мне помогаешь раздеваться? Не удивительно, что у Робби такое смешное выражение лица, и она то и дело норовит перехватить инициативу в свои беспокойные ручки.

И я просто стою, как та маленькая девочка, посреди комнаты, у края кровати и позволяю тебе себя раздевать, будто в порядке вещей, словно это нормально и в этом нет ничего странного. Может это и выглядело со стороны не совсем правильно, особенно для перепуганной Робин Поланик, но не для меня и не сейчас, не говоря уже о возможном чувстве стыда… На самом деле это даже… немного смешно (или далеко не немного), и я пытаюсь улыбнуться время от времени, рассеянно улавливая твои движения, твою фигуру, сосредоточенное лицо, заблокированный сдержанный взгляд… На тебе больше нет твоего чёрного кашемирового пальто, не помню, когда ты его снял, оставшись в строгом темно-синем костюме. Тебе очень идёт, в тонкую серую полоску, под цвет лазоревой сорочки и антрацитового галстука в косую серебристую линию классического «узора». Ганстер-стайл, разве что без красной гвоздики в петлице лацкана. А самое главное, ты больше ничего не спрашиваешь и не рассказываешь!..

Так и тянет приподнять руку и запустить пальцы в твою идеальную причёску, зачесанных над высоким лбом густых каштановых прядей, испортить эту безупречную зафиксированную линию-волну пока… ты стоишь передо мной на одном колене и снимаешь с моих ног брюки. Мне немного щекотно от скольжения и царапающих искр статистического тока, выбитых трением шерстяной ткани о поверхность моей кожи и капрона колготок… и так приятно… Правда, не пойму от чего – от самого ощущения или того, что это ТЫ делаешь со мной всё это… Плавно поднимаешься, моментально перекрывая собой весь предыдущий обзор комнаты, расстёгиваешь пуговки на моей блузке, что-то говоришь-просишь или указываешь. Рассеянно киваю в ответ…

Мне прохладно и одновременно тепло, особенно изнутри, под пульсирующими накатами разгорающегося солнышка… чёрной дыры больше нет… Мне уже почти не страшно… Главное, не оставляй меня одну, пожалуйста… Не оставляй с тем Дэниэлом, я всё ещё его боюсь.

Робби зависает неподалёку у окна, забывая подобрать отвисшую челюсть, когда Мэндэлл-младший расстёгивает на мне лифчик и как ни в чём ни бывало стягивает петли лямок чёрного бюстгальтера по моим рукам. «Завесьте, пожалуйста, шторы!» - он даже не смотрит в её сторону, нагибаясь за мой бок к кровати и подхватывая приготовленную девушкой куртку атласной пижамы. – «Робин! Вы слышали, что я только что вам сказал?» - она тут же забавно подскакивает на месте, краснея, бледнея и панически кидаясь куда-то в сторону за пультом от моторизованной оконной шторы.

Дэн надевает только куртку, застегивая абсолютно весь ряд пуговиц на планке до самого воротника. Его совершенное чеканное лицо медленно погружается в тень, наползающей на его рельефные черты взявшимися из ни откуда сгущающимися плотными сумерками. Завороженно наблюдаю за этой футуристической картинкой с трудом понимая, что этот эффект вызван закрытием штор по всему периметру панорамного окна. Мне не хочется терять этой связи с этой реальностью и проваливаться в ирреальность принудительного сна... не сейчас! Не так!

Но меня уже накрывает тягучей вязкой волной, стягивает в черные бинты непроницаемого кокона... Я не могу сопротивляться твоим рукам и требованиям, хотя и порываюсь... хотя бы в последний раз, перед тем, как лечь в постель, закрыть глаза и потерять твой фактурный образ с сетчатки своих глаз... Хочу прижаться к тебе, к твоей груди, спрятаться на ней, зарыться личиком... сжаться в клубочек... Пожалуйста, не уходи. Я сделаю все-все-все... все что не скажешь, только не бросай меня... не оставляй одну... Я больше не буду, честное слово!.. Я никогда больше не уйду без твоего согласия...

Но меня уже засасывает этим тягучим потоком замедленной турбулентности... Твои губы прижимаются к моему лбу прямо над переносицей. Я не вижу этого, возможно, мне это только кажется. Мне же так не хочется, чтобы ты взял и просто так ушел, просто уложив в мягкую постельку, подложив под голову удобную подушечку и укрыл одеялком.

- Ты сильно устала, Эллис... Тебе надо отдохнуть и набраться сил. – твой голос, твоя осязаемая близость, тело, тень плотным скольжением-давлением по моему почти не возмущающемуся сознанию и совершенно не сопротивляющемуся телу. – Тебе надо поспать. Слышишь меня, Эллис? – пальцы перебирают локоны, убирая их со щеки, неспешно погружаясь к корням нежным убаюкивающим сжатием. – Все, Эллис, все! Все уже закончилось. Теперь можешь поспать... – твое тепло, твоя невероятная сила, подминающая тень, ты сам оплетают-окутывают меня...

Застилаешь мои еще раскрытые глаза своим просачивающимся взглядом, своей черной бездной... погружаешь мой надломленный разум в эту черноту то ли пустоты, то ли полного ничто... и я уже не боюсь... больше не боюсь тебя... хотя и понимаю, что надо...

- Спи, Эллис, спи... Все уже закончилось... - "Я рядом!"

Да, я еще цепляюсь за тебя в этом мраке, за твой голос, дыхание, топящий мой рассудок взгляд... Мне надо это знать, чувствовать, чтобы не сорваться и не упасть...

"Ни в коем случае не оставляйте ее одну! Если понадобится, просидите рядом хоть всю ночь. И не забудьте про лекарства и коктейль... Вы меня хорошо поняли, Робин, дополнительных разъяснений не требуется?" - "Д-да, господин президент!" - "Если что, сразу же звоните Эвелин! Завтра никакой работы... Три дня на отдых. Ей нужно хорошо отдохнуть и выспаться..."

Провал – самый последний и самый глубокий... Чернота... Тьма... очень-очень густая и плотная... Я теряю ее – красную линию... пульсирующую эхограмму твоего голоса... Она ускользает, обрывается... растворяется беззвучной вибрацией твоих равномерных шагов, пока полностью не исчезает с черного экрана моего внутреннего видоискателя... ТРИ... ДВА... ОДИН...

"Я заберу все, что мне причитается, все, что ты мне задолжала за все эти годы... Ты позволила этому случиться... ты не оставила никому из нас не единого шанса, заставив жить в этом аду даже моего единственного ребенка... И ты вернешь мне то, что забрала, не спросив на это разрешения... все до самой последней гранулы... Я взыщу с тебя по полной! За каждый год, за каждый день этого года, за каждую минуту и час этого дня! Ты прочувствуешь все секунды этих дней всеми уголками и порами своего шикарного бл**ского тела! Я об этом позабочусь, моя милая, уж будь в этом уверена!.."

Я просто открыла глаза, быстро, резко... через пару секунд вскакивая в постели и испуганно оглядываясь по сторонам...

Бл**ь... меня накрывает, сразу же, едва не до рефлекторного крика, если бы не пережало горло болевым спазмом и не забилось дыхание коротким астматическим удушьем. Циклический шок нервной дрожи бьет все рекорды по максимальной амплитуде. Сердце не то что разрывается, скорей наоборот, пытается вырваться изнутри из ледяной сетки-сжатия, вымораживающих тисков невидимых пальцев. Я не понимаю этого, а принимаю за должное, чувствуя, как по щекам сбегают непроизвольные слезы. И это не панический страх с чистой истерией – это откровенное сумасшествие с обнаженным до самых костей тихим ужасом...

Я еще боюсь к этому прикасаться, хотя прекрасно осознаю, что это неизбежно, что мне придется это сделать и не через час-два, день-другой, а прямо сейчас, в ближайшие секунды... Дотронуться всеми вспоротыми по живому и по новому старыми шрамами-ранами к этим оголенным проводам и не отпускать... очень и очень долго не отпускать...

Ты все-таки это сделал!.. Вонзил в мою глотку свои клыки, достал до самого сердца, пометил по настоящему, реальней дальше некуда... больнее просто невозможно...

Fuck! Господи! Я не хочу! Не сейчас! Не так! НИКОГДА!

На долгие мучительные раздумья и самокопания о смысле жизни (или, как глубоко меня вогнали по самое нереальное) меня абсолютно не переклинивает, скорей наоборот. Сильнейший разряд инстинкта самосохранения толкает в спину инерционным ударом, вытягивая из постели, а не бросая обратно в паранаидальном припадке зарыться-закопаться по самую макушку в одеяло и трястись там, пока меня не отыщут и не откопают местные службы спасения.

Соскакиваю с кровати на подкашивающихся ногах, едва не спотыкаясь и не падая с разбегу лицом в пол. Не знаю, что удерживает в равновесии, пока в эти самые минуты меня кроет, выбивает и выколачивает по всем нервным узлам ментоловой слабостью максимального давления. И, да... кружится голова и очень сильно тянет проблеваться, а лучше упасть на пол и несколько минут полежать... неподвижно... Отдышаться и прогнать эту дурноту с убийственным привкусом непонятного содержания.

Выскакиваю в гостиную, пока еще несет волна, пока есть возможность держаться на ее гребне, цепляться из последних сил, как за спасительную соломинку.

Робби испуганно подскакивает с дивана, забравшись на него до этого с ногами в самый угол и обложившись бумагами, папками, журналами и мобилками, как типичная студентка-выпускница, готовящаяся к гос.экзаменам. Меня не то что не задевает ее реакцией с умиленной картиной крайне занятого трудоголика, я попросту не замечаю ее в упор! Меня проносит мимо мини-торнадо, прямиком в другой конец гостиной и, да, мимо дивана и напуганной мною Робин Поланик.

- Элл... твою мать! Ты проснулась?.. Тебе же нельзя вставать... Куда ты собралась?

Можно подумать, я ее слышу или собираюсь отвечать на все эти очевидные вопросы. А что, с первого взгляда не видно? Да, моя радость, я проснулась! Иначе, как бы я сейчас неслась по касательной прямым транзитом в двери шкафа гардеробной? Может еще изложить в письменной объяснительной или накатать сочинение-эссе на десять авторских листов?

Влетаю в тесное помещение гардеробной не сразу попадая трясущейся рукой по выключателю. Здесь слишком узкое и маленькое пространство и меня это реально бесит. Носиться из угла в угол в поисках нужных вещей практически негде, как следует не развернешься и не сделаешь большого шага, не набив при этом парочку гематом и шишек. Но мне это, как видно, не особо-то и мешает. Все равно умудряюсь переворачивать аккуратно разложенные-развешанные кем-то (явно не мной!) вещи в хаотичном метании, особенно на полках, забывая подключить нужный участок аналитического мышления.

- Ты чего это... делаешь? Ты что, куда-то собираешься в таком состоянии на ночь глядя? Элл, тебе же нельзя! Ты должна отдыхать и спать! Тебе нужно выпить успокоительного и белковый коктейль! Господин Мэндэлл сказал, что...

- В жопу твоего господина Мэндэлла!.. Где он, вашу маму? – чуть не срываюсь в бешеном рычании.

Меня глушит двойным накатом – кипящей яростью и подбирающимся к сердцу и горлу жидким азотом сковывающего страха. Бл**ь... не сейчас! Только не сейчас!

- Кто?.. Господин Мэндэлл? – Робби не только оцепенела от ужаса, услышав из моих уст благое послание нашему главному боссу – на ее бледном по жизни личике успело смениться не менее десяти оттенков белого (не исключено, что и серого).

Память дает подсказку в самый неожиданный момент, а точнее, когда боковое зрение задевает углом шкафа с отделением для сумок, багажа и обуви. Бросаюсь в эту часть раздражающе узкого пространства и с чувством горького триумфа хватаюсь за сумку-портфель. Корешок черной кожаной папки выстреливает по глазам разительным контрастом и смазывающим рикошетом по натянутым нервам, как только вскрываю замки "кейса" и выворачиваю гармошку внутренних отделений едва не на изнанку.

- Копия трудового контракта! – выдыхаю с дрожащей хрипцой в окончательно севшем голосе. – Где мой телефон? Принеси мне его! Живо!

- Элл, тебе нельзя сейчас так волноваться! Пожалуйста, вернись в постель...

- Бл**ь, Роб, ты что вконец потерялась в реальности? ПРИНЕСИ-МНЕ-МОЙ-ТЕЛЕФОН! – еще две-три секунды и сорвусь в крик. И да поможет бог тому, кто окажется рядом.

Робби зеленеет (надеюсь из-за цветового рефлекса от ее зеленой водолазки) и слегка дергается-подскакивает на месте... Определенно я перешла черту. Еще немного, совсем чуть-чуть, и из ее огромных расстроенных глазок брызнут фонтаном слезы... Но мне откровенно говоря на нее НА-ЧИ-ХАТЬ, тем более сейчас и особенно в таком состоянии. Я сама у края этой заточенной грани, балансируя буквально по самому ее острию, скользящему по моей коже у горла, у сонной артерии плавной врезающейся лаской. Выбор ограниченный, но зато отрезвляющий – либо гасить это ненормальное состояние чистой яростью со священной злобой, либо... забиться уголок этой гардеробной и самой взвыть во всю глотку.

Нет-нет-нет! Не сейчас! Ни за что и никогда! Я не доставлю тебе такой радости!

Раскрываю папку, тупо уставившись на матовые листы с водяными знаками и вензелями голографического логотипа Глобал-Вижн и, как видно, четко различаю только эти картинки. Средний шрифт Times New Roman в широкой колонке выравненного текста абсолютно не задевает мозг, ни содержанием, ни смыслом, ни одной из попадающих на сетчатку глаз пропечатанных строчек. Листаю через одну, две страницы, но... вашу ж срань, ни хрена не понимаю, как и не знаю, где именно искать, а главное, ЧТО!

Царапающая хватка ледяной паники усиливает нажим и сжатие, медленно, постепенно, но выверено. От последней стадии – перехода в состояние соляного столба (или, того хуже, в припадочно-элепсическое) спасает появление Робби.

- Ты его отключила, когда уходила из кабинета. – заявляет натянутым сопрано или подобием делового тона, а на деле, голосочком крайне обиженной маленькой девочки. Но мне по фиг! Я получила, чего требовала, а остальное...

Остальное – дело нескольких телодвижений и самых банальных действий с предсказуемыми последствиями.

Не я первая, не я последняя? Скольких же ты до меня успел так шедеврально обработать? За десять лет можно не только отточить мастерство до черного пояса, но и открыть собственный фан-клуб ярых почитателей с показательными мастер-классами от самого Маэстро!

- Сэм, ты еще на работе?

- Уже собираюсь домой – опять аврал по последним объектам...

- Сможешь сейчас приехать ко мне?.. Это очень важно! Пожалуйста!..

- Что-то случилось? Элл, ты в порядке?!

И да и нет! И говорить по телефону об этом лучшей подруге, которая и без того выела тебе весь мозг своими предупреждениями с последующими "Я же говорила"... Нет уж... Пускай приезжает. Я должна видеть ее глаза и каждое изменение на ее идеальном фарфоровом личике, на котором и десять лет назад невозможно было высечь чувство вины...

- Просто приезжай... Это срочно! Не исключено, что на грани жизни и смерти!

Этого достаточно, пусть и преувеличенно, но... для Сэм самое оно. Быстрее приедет. Мне сейчас жалеть чьи-то изнеженные чувства после всего, что я сама пережила?.. Серьезно?! А волосы вам не подержать на затылке, пока вас будет тошнить?..

- Элл, ты куда?.. Твою ж мать!

Куда я? Вскочила на ноги и в чем была на тот момент рванула на выход мимо Робби, прямиком из номера... босиком? Сжимая в одной руке смартфон, а в другой папку с контрактом? Вообще-то, я и сама не знала, что на мне тогда было и еще меньше задумывалась, как я выглядела. Правда, выглядела я не то что не очень, а скорее через чур даже очень. И молись тот несчастный, кто встретится в это время на пути Алисии Людвидж... и посмотрит на нее не таким взглядом.

- Да ты хотя бы оделась! – Робин нагнала меня у дверей лифта, пока я раздраженно долбила кнопку вызова указательным пальцем, большим, потом всем кулаком.

- Он же еще здесь? Еще даже и не уезжал? Типа мини-отпуск за свой счет! Ждет, когда допереведут оставшуюся часть наличных... подкатят к дверям его номера на багажной тележке?

- Ты о ком? Элл, да что с тобой такое? Неужели это все из-за твоего... транса? Что-то вроде побочного эффекта, да?.. Ну одень хотя бы халат!

Похоже, Робби за этот вечер неплохо поднатарела в роли моей персональной няньки. Тыкается за моей спиной, пытаясь накинуть мне на плечи гостиничный халат...

- Какой еще нах транс? В каком он номере? На одном этаже с твоим?

- Так ты о Дэвиде?

Ура! Бинго! Вы только что выиграли супер-приз – ловушку для тараканов! Экстра-эксклюзив!

С показным раздражением вырываю из ее рук халат, разве что еще не рычу ей в лицо, и в два шага влетаю в раскрывшиеся двери лифта.

- Если это его настоящее имя!

- Элл, ты меня пугаешь, до смерти!.. Что он с тобой сделал? Это все из-за него, да?

Переспрашивать о ком именно говорила Робин, явно было лишним. Я прекрасно поняла о ком шла речь... скорее пропустила жестким осознанием через мощный удар сердца по ребрам (по легким и позвоночнику!). Очень сильно захотелось прокашляться. Впрочем, тошнота тоже никуда не отступала. Как и нервная тряска, как и безумное желание вогнать собственные ногти куда-нибудь себе под кожу, лишь бы не допустить того, что я так старательно избегала все последние минуты - НЕ ДУМАТЬ О ТЕБЕ!

- Нет, бл**ь! Это все из-за безмозглой, вконец звезданувшейся от своей популярности и славы Алисии Людвидж! – я почти зарычала или зашипела сквозь зубы в лицо заскочившей за мной следом Робин Поланик. Как она еще не отшатнулась от меня и не впечаталась с перепугу и со всего размаху спиной в ближайшую стенку? Но выглядела я со стороны конкретно... не в адеквате.

- Элл, пожалуйста! Мне не нравится, когда ты говоришь о себе в третьем лице и... подобным тоном! Ты меня еще больше пугаешь! Очень и очень пугаешь!

- Да иди ты! Думаешь, меня сейчас ЭТО е**т?!

Ее счастье, что ехать всего несколько этажей вниз. Еще парочка таких наездов с моей стороны и из ее глаз точно ливанет в три ручья. Не самый подходящий момент, моя дорогая! Я сейчас и сегодня никого не жалею. Так что мой тебе совет – затяни на себе потуже ремень безопасности, а на голову защитный шлем и по быстрому копай подземный бункер, пока еще есть чем!

- Алисия? Что-то случилось? – нет, что, и это все?! Правда? Так банально и обыденно, без эффектных драмсцен с захватывающими позами, жестами и монологами?

Фрост искренне удивлен, почти приморожен к месту в открытом проеме дверей своего одноместного номера. Или удерживает оборонительную позицию, загораживая проход обеими руками за дверную ручку и угол косяка. Белоснежная сорочка, отутюженные серые брюки с отливом, лакированные кожаные туфли?.. Он куда-то собирался или наоборот, только что вернулся?

- Да, Дэвид! Случилось! И не без твоей щедрой подачки!

Впечатываю в его грудь черной папкой, толкая по ней ладонью на уровне солнечного сплетения и, наступая прямо на прифигевшего мужчину, не свожу с его округлившихся глаз испепеляющего взгляда взбешенной Валькирии. Вот теперь, дорогой, тебе придется конкретно расстараться – проявить самую изворотливую сторону своей бл**ской адвокатской натуры!

Фрост отпускает дверь и выступ косяка, отступая назад скорее на автомате, как та сомлевшая мышка, зажатая в угол под напором очень голодного кота. Не скажу, что соотношение физических сил было в мою пользу, но, боюсь, данный факт хрен бы теперь смог меня как-то остановить. Если меня вообще могло хоть что-то сейчас остановить...

- Папочка! Она тебя что... ударила?

Но я все-таки остановилась... Вернее, меня пригвоздило к месту вымеренным прострелом по ногам невидимыми титановыми болтами насквозь, в пол.

Светловолосая девчушка лет пяти-шести оживленно соскакивает с края широкой полуторной кровати, уворачиваясь от рук сидевшей рядом с ней высокой русоволосой молодой женщины, и со всех коротеньких ножек несется прямиком на Дэвида.

Маленькая защитница в сатиновом желтом платьице?.. Папочка?..

Мир для меня сегодня не то что качнулся в который раз за день, а буквально крутанулся по десяти виткам центробежной спирали, зависнув где-то в точке предстоящего падения обратной траектории.

- Молли, да ты что? Никто меня не бил. Тебе показалось, золотце! – Дэвид нагибается, поспешно перехватывая-подхватывая на руки это милое крошечное создание с кукольным личиком возмущенной и крайне непримиримой принцессы. Супится, порывисто дышит через носик и смотрит на меня так, будто я как минимум оттяпала ее папочке левую ручку.

- Я все видела! Она тебя толкнула!

- Клэр... ты бы не могла спуститься с Молли вниз и прогуляться с полчасика, пока я тут разберусь... что к чему...

Хотела ли я в тот момент провалиться сквозь землю? Или проще было сразу скончаться и избавить стольких людей от необходимости выяснять со мной отношения? Не исключено, что последнее могло стать идеальным решением для всех и в первую очередь для меня самой!

Но... вашу ж мать! Я ведь тоже не резиновая игрушка, в конце-то концов!!!

Руки интуитивно тянутся к лацканам воротника халата, стягивая на груди толстую махровую ткань, словно это могло защитить меня или окончательно спрятать от чужих глаз и собственного озноба. Мне хватает несколько брошенных взглядов по внутреннему интерьеру номера, чтобы определиться с окончательными выводами, в которых теперь не нуждалась даже моя хваленая дедукция. Женщина с ребенком, раскрытый чемодан на другой стороне кровати, второй уже полностью упакованный и прислоненный к ее изножью... Дэвид Фрост упаковывал свои шмотки и вот-вот намеревался покинуть отель в сопровождении своей семьи?..

-... Ты женат и у тебя есть дочь?! – хорошо, что у Робби хватило терпения и такта задать свой шокирующий вопрос после того, как миссис и мисс Фрост поспешно (вернее, спешила только миссис, но никак не стреляющая в мою сторону гневными глазенками маленькая злючка) ретировались из номера.

Наверное, мне тоже стоило попросить Робин пойти вслед за семьей нашего загадочного адвоката и желательно больше, чем на полчасика. Но я как-то не доглядела этот момент, или мне требовалась моральная поддержка, тем более после столь охренительно потрясной новости (я уже сбилась какой по счету подряд за этот день!).

- Значит, миссия выполнена, да, Дэвид? Теперь можно красиво уйти в закат на длительный отпуск или сразу, перебраться на постоянное место жительство на Багамы? Сколь ж ты отхватил за эту сделку? Наверное, останется еще и правнукам.

Меня коротило недолго, всего ничего. Особенно понесло по прежней колее после ощутимого облегчения – потери зрительного контакта с недовольным ребенком. Бл**ь... и почему меня всегда так смущают дети?.. Может потому, что я совершенно не знаю, как себя с ними вести? Со взрослыми, да, запросто! Но с этими маленькими бескомпромиссными дьяволятами... Я ведь не забыла сегодня принять противозачаточные?..

- Прости, Элл, я всего лишь делал работу, за которую мне платили неплохие премиальные, как, впрочем, и тебе за твою! Ничего личного. Я, так понимаю, он уже все тебе рассказал? Так и не смог дождаться, когда я уеду?

- Вы это сейчас о чем? – Робин пытается встрять в нашу завязавшуюся словесную и зрительную дуэль, попеременно переводя непонимающий взгляд то на меня, то на Фроста.

- Кстати, Дэвид Фрост – твое настоящее имя или такая же подделка, как и вся твоя жизнь стопроцентного холостяка в Карлбридже? Смотрю ты мгновенно переформатировался. Неужели так приелось играться в беспринципного говнюка? Или у тебя в рукаве припрятано еще с дюжину козырных тузов про запас? На курсах актерского мастерства небось многим трюкам обучают?..

Он на самом деле выглядит не как Дэвид Фрост без своей привычной маски самодовольного ублюдка, и это как-то слегка (или далеко не слегка) давило на предыдущее восприятие или ставило в тупик. Я же по сути не знала этого человека, и это определенно уже начинало входить в мою новую привычку – сталкиваться лицом к лицу с людьми из моего прошлого, которых, как оказывается, я абсолютно и ни хрена не знала!

- Извини, Эллис, но, боюсь, уже слишком поздно выяснять какие-либо отношения и тем более не на своей территории...

А вот это был реальный и идеально сфокусированный удар под дых! Как я еще не сорвалась с места и не вцепилась в его спокойное, невозмутимое, немного уставшее лицо незнакомого мне человека. Может поэтому и не сорвалась? Потому что понятия не имела, кто это... Хотя по любому, восемь вызывающих царапин на лбу и щеках он заслужил по всем имеющимся показателям.

- Бл**ь, Дэвид, или кто ты там в свидетельстве о рождении... Пять лет... Пять гребаных лет... Невероятно! Ты то сам не боишься очутиться на скамье подсудимых за корпоративный шпионаж и игру на два фронта? Что-то мне подсказывает, твой хозяин и пальцем не пошевелит для спасения своей шестерки особенно при таком возможном скандале. Или тебе уже заранее наобещали горы золота и безбедную жизнь твоим деткам, если примешь всю вину на себя?

- Эллис, вот только не надо лезть со своей макросъемкой на кухню с блюдами из неизвестных тебе экзотических ингредиентов! Это не твоя парафия, и ты понятия не имеешь, как и что на ней работает. С таким же успехом ты и сама не далека от возможности очутиться на этой скамье подле меня... Хочешь не хочешь, а этот контракт повязал нас обоих. Попытаешься скинуть меня на дно, пойдешь туда вместе со мной... Прости меня (если сможешь, конечно), но ты сейчас в куда незавидном положении. И скажи спасибо, что я с тобой сейчас вообще говорю, а не просто посылаю туда, куда тебя так красиво задвинул наш общий хозяин! Наверное это все сентиментальность или чувство жалости и можешь мне не верить, но я даже пытался за тебя заступиться, предлагал оставить тебе хоть какие-то поощрительные бонусы, хотя бы обещанный головокружительный оклад в десять миллионов... Но, кто его знает, вдруг еще что-то да перепадет, если не станешь вот так с ходу кидаться на амбразуру с подобным выражением лица. Поэтому, мой тебе совет на будущее... Не стоит... не перенапрягайся и просто отпусти. Будь хорошей девочкой – это лучшее и возможно единственное, что может тебе сыграть на руку в твоем нынешнем положении.

- Нет, да вы только его послушайте! Подставить человека – МЕНЯ, и с таким цинизмом об этом говорить прямо мне в лицо… Ты прав, Молли будет чем гордиться, когда подрастет и пойдёт по стопам своего любимого папочки на юридический!

Не знаю, что меня в те минуты удерживало, не смотря на безумное желание-таки сорваться и вцепиться этому невозмутимому цинику ногтями в лицо (или сделать что похуже). Может мои рефлексы блокировали его слова, вернее, их пугающий смысл? Может я сама интуитивно цеплялась всем чем только есть за острые лезвия реальности, чтобы не дай бог не погрузиться в неё окончательно с головой… всем трезвым рассудком…

- Я бы конечно мог тебя обнадёжить, признавшись, что мне самому не понравилось, во что меня втянули, но… увы, в нашей жизни предостаточно ситуаций и людей, с которыми желательно даже взглядами не пересекаться, не то что жизнями. И дело не в деньгах или в запредельных возможностях этих людей, а в том, какую часть тебя они захотят в тебе приобрести, а от какой избавиться. Поставщики с Чёрного Рынка рядом с ними выглядят безобидными белыми кроликами. Поэтому, повторюсь ещё раз! Не лезь на рожон и не ищи возможных путей к отступлению. Тебе любой адвокат скажет, - впервые опускает взгляд, приподнимая подбородок и указывая на чёрную папку в сцепленных пальцах моей руки. – Даже если что-то и нащупаете, такого противника ни в суде, ни где либо ещё тебе не переиграть. Сделаешь хуже только себе… и то, в лучшем случае, а иначе… не только себе. Тут только один выход – принимать, что дают, как должное и желательно с благодарностью. Кто знает, может ты зря паникуешь, а вдруг тебе понравится, и ты сама будешь получать от этого большое удовольствие…

- Как и ты? – я бы могла его ударить за последние слова, и не удивлюсь, если он сам этого ждал (не исключено, что даже хотел!), но мои руки были заняты, вернее… мне бы не хватило на это необходимых сил или, боюсь, сама бы покалечилась. Говорят, словами можно бить куда больнее и наверняка…

Он как раз обходил меня, направляясь в сторону дверей, чтобы их открыть и тем самым дать понять об окончании нашего разговора и самой встречи.

- Ты получал очень большое удовольствие, когда всё это делал? И сейчас тоже?

Дэвид застыл, удерживая открытую дверь за ручку с внутренней стороны комнаты, словно прикрываясь ее панелью, как щитом. Лицо всё то же – спокойное, практически бесчувственное, разве что взгляд выдаёт нечеловеческую усталость.

Бл**ь!.. Пять лет притворяться кем-то другим, чтобы дождаться одного единственного момента… Неужели это только из-за денег? Утопить другого человека ради возможности расплатиться со всеми банковскими кредитами? Или о чём мог ещё мечтать такой человек, совершая ради другого подобные аморальные преступления?

- Элл, я бы с превеликим удовольствием потрепался с тобой на тему высокоморальных духовных принципов и о возможных или невозможных пределах человеческой совести, но… извини, бога ради… У меня через час самолёт на Карлбридж. И мне очень хочется провести эти последние минуты со своей семьёй, а не за обсуждением твоего проигранного дела…

А вот это был не только запрещённый, но буквально контрольный удар. И через несколько минут, сидя в своём номере, вернее, забившись в уголок дивана, прижимая коленки к груди и неосознанно массируя-царапая пальцами кожу головы в спутавшихся корнях волос, я буду старательно сопротивляться его первой и самой оглушающей отдаче.

(Держись, Элл, держись!.. Главное, суметь продержаться первые несколько часов!..)

- Элл, прими таблеточку и выпей коктейля, а? Он же скоро прокиснет. И тебе надо поспать!.. Ну, пожалуйста… Не пугай меня так! Почему ты не хочешь рассказывать, что произошло и что не так с контрактом?.. Что он сделал? Элл! Я так хотела размазать его по стенке, но… не знала за что!.. Может, хоть чаю выпьешь?..

- Робби, твою мать в жопу! Ты что, не видишь, что мне не до твоих чаёв? Меня сейчас от вида воды тошнит! Хватит передо мной танцевать и конючить! Иди в свой номер и ложись спать!

- Элл, не кричи на меня! Я-то перед тобой чем провинилась? И я не могу тебя бросить в таком состоянии! Как я теперь вообще смогу заснуть после всего этого… маразма? У меня скоро голова на хрен лопнет…

У тебя голова лопнет? Из-за чего это? Из-за чрезмерного любопытства? Не удивительно, что оно когда-то убило кошку!

Только боюсь в моём случае это будет совсем другое и намного болезненное. И если что-то сейчас не сделать, если я не найду способа это остановить, заглушить, обрезать все подходы-выходы, оно разорвёт не только мою голову. И дело не в обычном страхе, не в останавливающемся через каждые десять бешеных ударов сердце на десять долгих наномгновений, не в замораживающем тебя изнутри ужасе убивающего предчувствия… Дело совсем в иной, куда опасной и поглощающей тебя внешней силе! Дело в нём… В ТЕБЕ! И не сколько в том, что ты уже сделал или что намереваешься сотворить, а в том… как и зачем. В самом тебе!.. В твоей чёрной сущности, перекроенной десятью годами канувшей в небытие жизни красными нитями неразрывной лески твоего извращённого сознания. И я начинаю чувствовать её… Бл**ь! Начинаю ощущать её стягивающиеся вокруг меня волокна неизбежного приближения… захвата, вторжения… Нет, хуже! Поглощения! Ты хочешь именно этого! Тебе нужно не моё тело, не твоя забытая в прошлом наивная влюблённая девочка Эллис Льюис, тебе нужна вся её жизнь, без остатка, со всей её сущностью: её воля, мысли, чувства, желания – всё то, до чего невозможно добраться физически… Но в том-то и дело. Ты сможешь! Ты единственный, кто мог и знал, как это сделать!

Fuck! Пожалуйста! Только не сейчас! НЕ НАДО!!!

-…Так, а теперь чётко и ясно! И желательно в мельчайших деталях! Что за нах у вас тут происходит или… произошло? Элл, ты меня извини, но бросаться по телефону подобными тизерами просто бесчестно! Мне пришлось по дороге заезжать в аптеку за успокоительным, так меня трясло… Ну, что случилось? Выглядишь, честно говоря, отвратно. Не хватает только синяков под глазами и кровавых стигматов по телу.

Сэм не нужны разрешения на войти или спецпропуска для особых гостей, она просто заходит и прямым курсом идёт на диван мимо Робби (не замечая Поланик в упор), сосредоточив пристальное внимание на том, кто сидел сейчас в телесной оболочке её лучшей подруги и ждал, когда же начнётся тот самый Апокалипсис – вторжения чёрного легиона бесов. Снимает на ходу длинное демисезонное (обязательно тёмно-зелёное) пальто, не глядя скидывает его вместе с сумочкой на другой конец дивана и уже меньше чем через три секунды пытается приобнять меня за плечи и стащить с моей головы вцепившиеся в волосы скрюченные пальцы.

Надо же! Какие мы сегодня серьёзные и деловые. Включила режим заботливой мамочки, да, Сэмми? А знаешь, он тоже сегодня игрался во внимательного папочку. И я, бл**ь, не знаю, что хуже – смотреть в его глаза, когда он чётко вычитывает тебе весь список своих угроз или когда раздевает и укладывает в постельку, как маленькую девочку. У меня мозги пухнут, когда я пытаюсь сопоставить обе эти картинки с одним и тем же человеком!

- И давно она такая?

- Всего несколько минут, после того, как вернулись из номера Дэвида Фроста.

- То есть, до этого она могла и ходить, и говорить и всё остальное?

- Даже более чем! Она и сейчас говорит, просто… её как замыкает. Может вызвать скорую? А то она не пить ничего не хочет, ни уж тем более есть…

- Ну… это дело поправимое. Сбегаешь в бар или в ближайший минимаркет за бутылочкой виски? А я попробую за это время привести нашу красавицу в чувства.

- Ей бы как-то успокоиться, но она не хочет ничего принимать.

- Сейчас всё исправим, не переживай! И не из таких депрессий вытягивали, поверь на слово, как главному эксперту, в чью жилетку Эллис Льюис выплакала куда больше слёз, чем в чью-либо другую. Ну, давай, зая, не создавай пробок во времени. Нам требуется самое надёжное и проверенное лекарство всех времён и народов и желательно сейчас же!

Мне и в самом деле кажется, что я не могу или просто не в состоянии говорить. Какой в этом смысл, если никто не слушает или не слышит о чём я вообще говорю … Все только и делают, что дрючат мне мозг и стараются вдолбить в него то, что запросто меня может прикончить, если я не стану этому сопротивляться и приму, как должное…

Господи, неужели вы не понимаете?! Это же всё! Предел! Вышка! Дальше уже ничего нет! НИЧЕГО!!!

- Элл, посмотри на меня! Ну же, девочка моя, скажи, что случилось? Это опять из-за него, да? Он что-то тебе сделал? Ты же сама не успела натворить никаких глупостей? Не звонила его секретарше, не выбивала для себя встреч?.. Скажи, бога ради, вы же ещё не встречались?

- А почему ты сама так этого боишься?

Странное ощущение. Будто находишься на некой особой надэмоциональной волне, одновременно ощущая-прикасаясь ко всем своим оголённым чувствам, воспоминаниям, пропуская через нервы их выжигающий ток, но ничего при этом не испытывая… Пока ничего. Словно ещё способен это контролировать, на уровне игры, как переборами клавиш-струн собственного сознания, переключаясь с одной частоты на другую.

Поднимаю почти спокойный взгляд к лицу Саманты Грин и задаю один из самых тяжёлых для меня вопросов почти ровным голосом.

- А почему ТЫ так боишься моей встречи с Дэниэлом? Тебе то что до этого?

Восхитительно! Смотрит в упор, глаза в глаза и хоть какая-нибудь крошечная, едва заметная искорка паники или наигранного изумления. Она ДАЖЕ не удивляется! Лишь слега хмурит брови, словно пытается вникнуть в смысл сказанных мною слов, ещё и плечами пожимает.

- Элл, мне ОТ ЭТОГО важна только твоя дальнейшая судьба, твоё состояние, и как ты сама всё это переживёшь. И мне не нравится, что ты называешь его Дэниэлом.

Сухой смешок вырывается из сдавленного горла, больше напоминая конвульсивную икоту. С подчёркнутым восхищением разглядываю безупречное личико лучшей подруги, пытаясь изнутри вовремя переключиться на волну следующей безопасной частоты, пока предыдущая не успела достичь своей максимальной амплитуды. Да! Только так! Только так я ещё могу это контролировать!

- Сэмми, а как мне его ещё называть? Это же его собственное имя. Кстати… он ведь говорил тебе, что влюбился в меня там, в Эшвилле, когда, как ты рассказывала, он тебя преследовал по пятам денно и нощно?

Умница, Сэмми! Не прошло и часа. Поняла, мгновенно, словила на лету, разве что идеальные бровки чуть напряжённей сдвинулись к переносице.

- Так ты с ним всё-таки встретилась?

- Не важно, встретились или просто поболтали по телефону. Куда важней замучивший меня за последний час один из самых убойных и необъяснимых вопросов. Как ты могла от меня скрыть такое? Не сказать о том, что Дэниэл Мэндэлл-младший признавался в своей любви ко мне ТЕБЕ! ЧТО ОН ЛЮБИЛ МЕНЯ, твою мать! – громкость голоса повышается с каждым произнесённым словом всё чётче и размеренней, разбивая и подпитывая эмоциональным напряжением каждый слог подобно выверенным ударам молотка по гробовой доске… заколачивая каждую фразу ощутимой физической волной.

- Так ты этого боялась, да?! Что он мне об этом однажды расскажет и узнает о том, чего ты мне не договорила! А ведь правда, почему же ты мне так об этом и не сказала?

- Элл, а ты уверена, что ты сейчас в подходящем для подобных обсуждений состоянии?

- Да, чёрт тебя дери! – нет, я срываюсь не просто в крик, для истеричного визга он слишком безупречен и отлажен. – В самом, что ни на есть, подходящем! Извини, но ждать ещё десять лет до подобной возможности у меня совершенно нет никаких желаний.

- И что? Разве это что-то изменило бы? Или ещё того хуже, заставило тебя всё бросить и вернуться обратно. Ты бы вернулась?

Невероятно! И почему я не удивляюсь?

Ни чувства вины, ни попыток отвести взгляд в сторону. Она даже не оправдывается! Констатирует, как банальную общепризнанную аксиому!

- А если бы и вернулась? Тебе ли не знать в каком аду я жила следующие два года, сколько раз порывалась сделать это сама! Это же ты меня уговаривала по телефону, ты расписывала какой он негодяй, сволочь и насильник. Что я буду разпоследней дурой, если надумаю к нему побежать. Что он якобы и забыть меня давно забыл и разве его женитьба на Реджине Спаркс не яркое тому подтверждение…

- Так ты считаешь, что если бы я тебе сказала, и ты бы рванула к нему обратно через весь континент, то всё сразу бы закончилось, как в «Кейт и Лео» - они жили долго и счастливо в пространственно-временном континууме? И он бы держал себя в руках и по сей день? Не сорвался бы, как тогда буквально через неделю и никогда бы не стал использовать тебя в качестве удобной и такой податливой макивары? Бл**ь, Эллис!.. Ты вообще можешь себе вообразить, что такое влюблённый пьяный мужик, подобный твоему Мэндэллу? Да он не то что бы к Митчеллам, к твоим тапочкам ревновал бы и выискивал любой, самый незначительный повод, чтобы припомнить тебе каждого с кем ты встречалась, на кого не тем взглядом посмотрела или с кем, не дай бог, рискнула заговорить. А дети? Нет, ты мне сейчас скажи честно! Ты что, хотела бы родить от него дауна или в лучшем случае ребёнка с большим букетом неизлечимых болячек, которыми только и может наградить своё потомство спившийся папочка? Ты действительно думаешь, что у вас было бы какое-то сверх особое и исключительное гипотетическое будущее без всех этих заморочек, жёстких реалий и прочих ударов под дых от нашей столь непредсказуемой обыденной жизни? И сейчас ты пытаешься меня обвинить в том, что я тебя лишила этой радужной иллюзии?

Господи! Кто-нибудь из вас когда-нибудь додумается вовремя остановиться? Неужели вы не видите, что делаете со мной? Неужели не понимаете столь очевидных вещей? Если ломать во мне кости одну за одной на протяжении всего этого дня, они же не срастутся во мне обратно! Я не вампир и не сверхъестественное существо, я не регенерирую за считанные секунды!

- Ты и вправду считаешь, что я так поступила из-за каких-то особых эгоистичных побуждений, а не потому, что хотела тебя уберечь от твоих же возможных последующих глупостей?

- Я не знаю!.. Может быть… Возможно ты права… Но о таких вещах нельзя узнавать десять лет спустя из уст человека, который никогда об этом не забывал, да ещё и в подобной подаче! Так, по крайней мере, я точно бы знала в чём меня обвиняют и в чём я действительно виновата!.. Вот только, боюсь, это уже не имеет никакого значения… абсолютно никакого грёбаного значения!

Я не смогла! Не удержала… не успела вовремя переключиться. Она всё-таки закоротила, замкнулась циклической шоковой дугой в моём теле. Всего несколько секунд – много и не надо, чтобы расшириться и рвануть, накрыть, выбить, ослепить изнутри… затопить с головой, со всем, что ещё так панически цеплялось и удерживалось за острые края её поверхности. Она же сама меня и топит… моя собственная боль!.. Моя самая кошмарная, самая первая и почти желанная боль с твоими глазами, теплом твоего голоса, бархатом твоих ласковых рук. Медленно, быстро, резко замирая, снова ускоряя темп… останавливаясь и опять, начиная с прерванной точки своё головокружительное погружение… в меня… во все раскрывшиеся раны… в бьющийся предсмертными конвульсиями шокированный разум, в разрывающиеся на острые осколки-кристаллы оголённые чувства…

Боже! Пожалуйста!.. Это же всё неправда!.. Оно не может быть правдой! Это не можешь быть ты! Это не ты! Кто угодно, ЧТО угодно, только не ты!

Я же пришла к тебе! САМА! Добровольно!.. Я хотела этого! Я хотела ТЕБЯ!.. И возможно… всё ещё хочу!

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Страшно? Конец? Предел или… только начало?

Если агония начинается с ТАКОГО, тогда я абсолютно не хочу знать, каким будет продолжение с завершением (и будет ли оно вообще!). Мне предостаточно и этого кошмара… погружения в собственную боль, неконтролируемую панику… в собственную смерть… в ТЕБЯ…

Так вот как палач зачаровывает свою жертву – связывает их вместе осознанием неминуемого… Тем, что теперь в его руках, в пальцах непревзойдённого Маэстро: собраны-сосредоточены-переплетены все ведущие нити контроля, и лишь ему одному известно, за какие нужно потянуть, а какие ослабить – усилить тональность твоей боли на несколько октав или свести её в беззвучный шёпот.

Можно написать на нотном листе гениальную симфонию или несколько томов шедеврального эпоса, но без настоящего талантливого музыканта или не менее одарённого эмоционального читателя эти вещи никогда не заиграют всеми своими сокрытыми красками и глубиной прописанных миров. Но когда исполнителем становится сам Автор…

Мне всё ещё не верилось, что такое возможно, что тебе это удалось… Наверное, я так до конца и не сумею в это поверить, даже когда меня будет вживую сжигать её первозданным огнём в эпицентре пылающего кровавыми протуберанцами совершенного мироздания… воскрешённой твоими руками, дыханием и извращёнными чувствами нашей Вселенной.

Да, я её уже прочувствовала, ты уже вогнал её яд в мои вены… или активировал через старый, спавший во мне все эти годы, вирус с твоим штрих-кодом авторского оттиска-клейма – метки моего персонального Дьявола. Она уже потихоньку заполняет меня, я ощущаю это с каждой новой вспышкой боли, с каждым приступом нарастающего страха, обостряя и усиливая своё нестерпимое проникновение всё глубже и быстрей… Ещё немного и я не смогу даже кричать… она утопит меня в тебе! И захлёбываясь твоим дыханием я буду ясно осознавать, что это только начало… это всего лишь одна из моих первых смертей, и ты меня так просто не отпустишь…

Ты же только-только пришёл и погрузил свои пальцы в мою грудную клетку, впервые и по-настоящему сжав-остановив моё сердце на первые десять секунд… И пока одними только пальцами. Ты ведь ещё не доставал своего жуткого хирургического набора чёрных, красных и белых инструментов Чёрного Пси Хирурга-Палача. Зато ты проделал самый важный и первостепенный ход – переподключил мою систему жизнеобеспечения на себя, наглядно напомнив, что только тебе это подвластно … Только тебе одному! И ты УЖЕ заполняешь меня собой, растворяя в моей крови молекулы своего кислорода, своей деформированной боли, абсолютно новой и до неузнаваемости мутировавшей сущности. И как бы сейчас я не пыталась этому сопротивляться, я всё равно прекрасно понимала, что это происходило благодаря не лишь одной твоей сминающей воли безапелляционного кредитора, пришедшего за своим долгом… Я сама тебя впустила… я сама этого захотела, и (смысл лгать себе дальше?) всё ещё хочу!

- Что он тебе сказал?.. Чем-то угрожал, что-то требовал или… к чему-то принуждал?.. Бл**ь, да что там у вас произошло? Ты же сама была готова залезть в его штаны буквально головой! Он тебя бортанул, воспользовался моментом, чтобы вылить на голову все свои обиды большого обиженного мальчика? Ты поэтому… такая? Он вые**л тебе мозг вместо твоей вагины?

Мне засмеяться или лучше сползти на пол, потому что у меня больше нет сил сидеть, да и лежать возможно тоже. Не сомневаюсь, что в обеих вариантах это будет выглядеть вполне естественно.

Какие, оказывается, у людей странные или, вернее, ограниченные представления об определённых личностях. А я сама разве ожидала чего-то другого или хотя бы отдалённо напоминающего?

Сэмми, милая, боюсь, мне сейчас не хватит не то что всего моего богатого красноречия, но и собственных желаний, чтобы попытаться пересказать тебе всё – что, как и где этот человек со мною вытворял и хрен знает сколько времени! Это нереально заснять даже на видео! Только пропустить через себя, только пережить, умереть, воскреснуть в его же руках, снова умереть и… очнуться… кем угодно, но только не собой. И, кажется, я всё ещё умираю…всё ещё балансируя на этой грани…

И нет, Сэм, он вые**л мне не только мозг… он сделал то, что до этого не удавалось вообще никому – изнасиловал мою сущность! И скорей всего не это самое страшное, а то… как я кончила от этого… и не один раз! Надеешься, я тебе сейчас в этом сознаюсь, да? Выложу всё как на духу?

- По-твоему… я в таком сильном расстройстве из-за того, что он мне не вставил, так что ли?

- Ну... не знаю. Может частично. Рассчитывала на одно, а получила полный комплект посыла по матушке? Какие-то иные варианты мне не представляются. Взял к себе в компанию, наобещал горы золота, осыпал бриллиантами-рубинами, довел до одержимости маниакально озабоченной нимфоманки, а потом раз... – (боже правый, она даже щёлкнула пальцами для усиления эффекта драматизма.) – Прости, милая, а хрена тебе лысого! Так он что, и минета не захотел? Поэтому тебя так колбасит? Отворот-разворот на все сто восемьдесят градусов?

Сэм, если ты и вправду надеешься привести меня в чувства подобным способом, боюсь, мне придется тебя огорчить! До уровня человека, кто действительно был способен проделать со мной такое ты явно не дотягиваешь.

- Ладно... хорошо... я малость перегибаю палку. Но ты, бл**ь... чем ТЫ думала, когда подписывала этот гребаный контракт, а? Определенно не тем, что в голове! Тебе так было мало Брайана? Потому что другого объяснения твоему выбрыку я не нахожу! И бога ради, только не надо сейчас заливать про бешеный оклад и великие перспективы для творческого роста! Ты всегда этого хотела и несознательно тянулась, как тот наркоман за новыми дозами в поисках кайфа, который не возможно повторить с другими наркотиками. Да, что-то отдаленно напоминает, почти похоже и близко, но всё не то, не настолько вставляет! Признайся, только честно! Брайан в постели тебя устраивал по всем показателям? Насколько он дотягивал до уровня по десятибалльной шкале обожествляемого тобою секс-символа всех времен и народов Дэниэла Мэндэлла-младшего?

- Ты это что... серьезно? – даже не знаю, радоваться тому, что Сэм плавает где-то за пределами моей реальной проблемы или все-таки попытаться спустить ее на землю? Например, дать прочесть контракт, пересказать (в лайт-версии) смысл моего разговора с Мэндэллом... или врезать этой папкой что силы, да позвонче!..

- Да, подруга, серьезней не бывает! Других вариантов я попросту не вижу! Сменить себе имя, отбиваться почти пять лет от всех предложений "Глобал-Вижн", чтобы в один прекрасный день-таки капитулировать и сдаться? Тебе так польстила его настойчивость или это кошачье любопытство с озверевшей ломкой доделали свое черное дело? Прожить с таким шикарным гонщиком три года, принять от него предложение руки и сердца... и тут же махнуть через всю страну практически в постель к тому, кто тебя теперь и трахнуть не захотел? Где логика? Объясни мне пожалуйста! Что не так с Брайаном, если даже ему не удалось затмить собой супер-пупер-звезду Дэнни Мэндэлла? Что?!

- Ничего! Твою мать! Ровным счетом НИ-ЧЕ-ГО! – если бы не вспышка ярости, меня бы точно выбило истерикой. Сознаваться кому-то в том, в чем я сама себе боялась признаться, особенно после последних пережитых термоядерных потрясений?..

Почему я просто ее не послала?

- Да, ты права! Это все не то! И как бы шикарно не выглядел мужчина внешне, это не делает его супер-мачо в постели! И дело не в трех годах и не в пресности отношений! Нам с ним потребовалось чуть ли не больше года, пока он не приспособился к моим запросам и желаниям и, боюсь, так до конца и не научился понимать и чувствовать, чего я хочу. Да, все идеально, все на отлаженном уровне, но ни хрена большего! Обычная привычка, техника исполнения на пять баллов с плюсом... и все! Больше НИ-ЧЕ-ГО! Нам хорошо и удобно вместе, но не более – полетов к сверхновым нас не заносит и крышу до обморочного состояния не срывает!..

И не выбивает все пробки, как от Его шепота, от бархатного тембра Его голоса – в голове, в сокращающихся стенках перевозбужденного влагалища, в сладкой пульсации набухшего клитора...

- Ты это хотела от меня услышать? Мое чистосердечное признание о том, что я сбежала сюда ради улетного траха с парнем из моего давным-давно рассосавшегося прошлого? Значит, ты меня в таком свете себе разрисовала, да, подруга? Озабоченную дуру, готовую пожертвовать своим будущим семейным счастьем ради сомнительных отношений с собственным работодателем? Или я сразу решила убить двух зайцев – и замуж выскочить, и оттянуться по полной в постели собственного босса? Чем не идеальный расклад?

- И что в нем не так? Второе не совпало с желаниями твоего Большого Начальника? Элл, я не провидица! Я не умею заглядывать в чужие мысли и тем более читать чьи-то воспоминания. И я не смогу тебе ничем помочь, пока ты сама не скажешь в чем проблема, и есть ли она вообще. Если ты выдернула меня сюда только для того, чтобы зачитать нотацию по поводу моего поведения десятилетней давности...

- Мне нужен адвокат, Сэм! Очень и очень хороший адвокат! И, да! Желания моего нового босса абсолютно и совершенно не совпадают с моими, если не более того! И ты почти угадала! Ему не достаточно будет меня вые**ть... я даже представить себе боюсь, что он на самом деле хочет со мной сделать, и, как видно, не только с телом! И, боюсь, в этот раз, попытка снова убежать явно не прокатит! Разве что в параллельное измерение, что тоже далеко не факт!

Интересно, она почувствовала хотя бы каплю угрызения совести, когда выслушала почти весь (если и не подробный, то достаточно информативный) рассказ о моей встрече с Мэндэллом в кафетерии "Митчелл"? (О дальнейшей поездке в метро, в лимузине, переодевании в пижамку в спальне моего номера – я решила благоразумно промолчать.) Или все еще считала себя непогрешимой идеалисткой, окончательно утвердившейся в правоте своего свершенного жеста доброй воли? "Оберегая" меня десять лет назад состоянием полного неведенья, не обрекла ли она меня заведомо на весь этот кошмар, от которого спасать теперь было уже просто не реально!

Что теперь, Сэмми? Надеюсь, в этот раз твое воображение тебя не подведет, и ты-таки узришь возможные масштабы коварных замыслов моего босса буквально собственной шкурой!

И вероятно я не просто так тебя сюда вызвала. Может я страстно возжелала разделить с тобой часть пережитого мной сегодня, и что еще предстояло пропустить-прогнать-прочувствовать через всю свою нервную систему в ближайшие минуты, часы, а то и целые дни! Такой страх нереально выдержать одному. Готова поспорить, Он прекрасно об этом знает, если не наблюдает при этом со стороны...

Fuck!.. Зачем я это сделала? Зачем позволила впустить тебя в себя до того, как ты взорвешь мое сознание своими откровениями, затянешь глаза непроницаемыми лоскутами своего сминающего взгляда, проткнешь раскаленными иглами собственных прикосновений каждую пору и рецептор на моем и в моем теле!.. Господи... За что?! Я же не ожидала, что это окажется настолько глубоко, больно и так страшно! Гореть и замерзать в твоих ладонях, пылать и цепенеть в сковывающем инее подступающих мыслей, предчувствий, предвидений, пугающих образов нереального будущего и выжженных на глазной сетчатке воспоминаний этого дня. Нет, ты никуда не выходил из этого номера! Ты все еще здесь, рядом... во мне... и я все еще чувствую твои прикосновения и... о, Боже! Я не бегу в ванную только потому, что... не хочу их смывать... как и твой запах... вкус твоих пальцев, твоего дыхания!.. Бл**ь! Зачем?.. Почему я все еще цепляюсь за тебя?!..

-...Сэм, что... Что ему надо от меня?.. Я не хочу так!.. Только не так! Я больше ничего не хочу, только пусть он больше так не делает... Он же не мог додуматься до такого в здравом уме... За что?! Что я ему сделала?.. Разве я виновата в болезни его сына?.. Господи... Или он хочет, чтобы я отдала ему свою почку?.. Я не понимаю!.. Я ничего не понимаю!!!

- Тише... тише, моя девочка! Ничего он с тобой и тебе не сделает, обещаю. Найду тебе самого ядреного адвоката в стране, но только не сейчас. Сейчас тебе надо успокоиться, выпить таблеточку, а завтра с утра еще одну. И Робби за этим проследит. Так ведь, Робби?.. А потом, я к тебе заеду после работы, и мы договоримся о встрече с адвокатом. Ну, давай, малыш! Будь умницей и хорошей девочкой! Ты же не хочешь, чтобы мы вызвали для тебя доктора?..

Им все-таки удалось скормить мне какую-то таблетку и даже заставили сделать пару глотков давно остывшего и до омерзения переслаженного чая. Моя истерика едва ли после этого сошла на нет. Я упорно сопротивлялась, не желая идти в постель... - Нет, только не снова, не туда! Я не хочу! Он же обязательно опять там появится если уже не поджидает плотной дымкой в застывших тенях фактурных сумерек. Пожалуйста! Что угодно, только не в спальню!

Сэм пришлось просидеть со мной в обнимку еще несколько десятков минут, укачивая в своих объятиях, приглаживая ладошкой спутавшиеся пряди волос и наговаривая ласковые утешения, пока меня колбасило и мотыляло из крайностей к "обрывам", и пока действие таблетки не начало свое триумфальное шествие по нужным участкам мозга и нервной системы. Я даже пыталась сопротивляться какое-то время. Только вот мой организм был в корне со мной не согласен, ухватившись за данную возможность, как за долгожданный шанс избавиться поскорее от столь нежелательного стресса. Меня рубило методично и посекундно, что совсем не удивительно, я же не ела с самого обеда. Меня же пару раз прокатили лицом по асфальту, залезли в голову, в память, в нервную сеть, вывернули наизнанку все мои чувства, страхи и боль... Как я за это время еще не свихнулась и не скончалась на месте? Или ты все держал под личным бдительным контролем, да? Все это время ты держал свои пальцы на моем пульсе?..

А потом им удалось довести меня и до кровати, заботливо уложив в постельку и поправив одеялко с подушками. Правда некоторые моменты вырывало из сознания целыми временными фрагментами с незафиксированными памятью эпизодами. И похоже, я все еще продолжала сопротивляться, пускай и не столь интенсивно... Я не могла... не хотела! Если вы уйдете, бросите меня наедине с ним!.. Вы же не понимаете!.. Черт! Пожалуйста, не надо! Мне страшно! Мне же до жути страшно!!! - "Тише, Эллис, тише... Я же обещал, что теперь не оставлю тебя. Все уже закончилось... все позади. Твои метания, сомнения, необоснованная паника – все осталось в прошлом... Теперь это моя привилегия – контролировать твои эмоции и следить за состоянием твоего тела и сознания. Не сопротивляйся! Хватит! Ты же сама об этом желаешь!"

Не сопротивляться? Как? Разве это возможно? Разве я могу сопротивляться ТЕБЕ, когда ты УЖЕ поглотил большую часть моего разума и чувств своей ненасытной сущностью? В этом был хоть какой-то смысл? Ведь чтобы я теперь не делала, ты обрежешь любую из моих попыток своим заранее просчитанным ходом! Перекроешь кислород, сожмёшь в своих руках-пальцах, перетянешь тугими узлами каждый сустав, мышцу, все сверхболевые точки до нервной парализации, до полной физической неподвижности. И как я могу этому сопротивляться, если САМА позволяю ТЕБЕ делать это с собой? - "Вот именно, Эллис! Потому что ты хочешь этого САМА и всегда хотела! Только боялась признаться в этом себе! Боялась взглянуть правде в глаза... в МОИ глаза и безоговорочно принять данный факт, как за неоспоримую истину! Это твоя сущность! Это твоя настоящая жизнь – твой кислород и смысл бытия! Я твоя жизнь! И я пришел лишь за тем, что всегда и по праву принадлежало только мне одному! За тобой! Ты моя! Была, есть и будешь! Так что все... хватит! Закрывай глазки и успокаивайся. Все уже закончилось... Отдыхай и спи... Тебе надо набираться сил..."

Теперь ты стал моим хроническим сумасшествием и сильнодействующим лекарством от него же – шоковой терапией, инсулиновой инъекцией в мышечные волокна... Разве пациент психушки имеет право не соглашаться с предписаниями своего лечащего врача? Любая попытка к буйству – и одиночная палата с мягкими стенами-полом со смирительной рубашкой на тело тебе обеспечены! А за хорошее поведение – пара леденцов и поцелуй в лобик перед сном?

Ты прав... Это нереально! У меня больше нет на это сил и особенно сейчас. Ты победил. Или это никогда и не было для тебя войной? Пришел, увидел, подчинил... сломал, подмял, стер до основания... Положил на отдельную полку под стеклянный колпак, пронумеровав золотой табличкой именным экспонатом и закрыл за бронированной стеклянной дверцей под кодовый замок?

Да, мои черно-белые фантазии – моё проклятие и ты вместе с ними! Ты мой смертельный страх, ты моя сумасшедшая боль, моя персональная преисподняя и... мой сладчайший яд... И я все равно буду сопротивляться, чтобы не случилось! Даже если буду сходить по тебе с ума от самых одержимых выворачивающих желаний. Ведь это всё неправильно! Так не должно быть! Это не я! Это не ТЫ!.. Это не МЫ!!!

Ну, все, Эллис... тише, моя девочка... хватит. Все уже позади... Самое страшное – позади... – Не обманывай меня! Зачем ты это делаешь? ЗАЧЕМ?!.. – Тише, тшш... закрывай глазки... расслабься... я рядом. Теперь я всегда буду рядом! Всегда!

Только ты один мог снять и забрать это воспаление, эту подкожную лихорадку твоего циркулирующего тока в моих венах... Твои прохладные губы, сенсорные подушечки твоих пальцев, ладоней, скользящие ментоловым компрессом по моей коже, по нежной поверхности пылающего лица... Только ты мог и только ты это и делал – оставлял роспись своих невидимых прикосновений в немеющих отпечатках на сверхчувствительных участках и линиях... Царапающие кристаллы эвкалиптовой анестезии, тысячами микроигл, раздражающим зудом по тонкой кожице губ, контуру рта, по подбородку, щекам и дрожащим векам... Проникая еще глубже... растворяясь в моем дыхании и крови усыпляющим наркотиком с привкусом горькой полыни... с твоим вкусом и запахом, твоим теплом и убаюкивающим голосом. Ласково сжимая мое сердце прохладными бархатными пальцами, поглощая в себя пульсацию нервных сжатий сердечного клапана, замедляя его бешеный ритм, остужая кипящий ток крови... останавливая и усыпляя все мои страхи... Забирая, снимая боль и зашивая первый, самый глубокий рубец первыми крестообразными стежками тонкой красной нитью...

...Засыпай, моя девочка!.. Я рядом, Эллис!.. Рядом...

Когда-то я всегда просыпалась по утрам и всегда это было почти одинаковое ощущение. Незримый переход, в зависимости от содержания снов и эмоций, которые меня наполняли в момент пробуждения... Теперь же... я поняла, что такое умирать, засыпая под нежный шепот анестезирующей колыбельной моего персонального палача, чтобы утром пройти через весь кошмар своего самого первого воскрешения...

Передо мной разверзлись врата настоящего живого ада!.. Когда на только-только очнувшийся из глубокого забвения раскрывающийся разум обрушивается десятитонной стеной выбивающего цунами. Вскрывая по новой все пережитые тобою воспоминания и чувства, вспарывая тонкую пленку едва затянувшихся ран последующим ударом булатного клинка, точно по всем обнаженным болевым точкам. Как я еще не застонала, не взвыла, замирая в душных сугробах постельного белья и пытаясь определиться, насколько все мои только что воскресшие воспоминания реальные и настоящие. Насколько все пережитые события, эмоции, страхи, вся оголившаяся боль и ТЫ не могли быть желанными фрагментами моего последнего сна. Успеть понять, осознать и принять – сделать спасительный глоток до того, как захлебнуться в последующей вспышке отрезвляющей паники, перед тем, как погрузиться с головой, всеми раскрытыми ранами в кипящий фонтан свежей боли, шокирующего осознания, что это был не сон! Что все это правда – от самого первого взгляда и до последнего слова! Я пережила все это по-настоящему, в реальности!.. и все еще переживаю!

Так нельзя... Это неправильно! Нельзя оставлять человека совершенно одного в таком состоянии с подобными чувствами... с таким страхом!.. Ты же не мог этого не знать? Или как раз знал и сделал это специально?..

Господи...

Выползти из постели едва чувствуя руки-ноги и все тело, почти придерживаясь за стеночку... Fuck! Мне это не нравится... Мне абсолютно все это не нравится, как и я самой себе в таком состоянии. Сглатывая сухой привкус горечи во рту, пытаясь определиться в пространстве – где я, почему, какой сегодня день, время суток, час?.. Что надо сделать, что я забыла сделать... и о чем самом важном еще не успела вспомнить?

Добраться до гостиной с безуспешными стараниями загасить в коленках слабую дрожь, окинуть не соображающим взглядом всю комнату. Что здесь вчера было? Ни Сэм, ни Робби?.. Само собой, сейчас же утро нового дня! Зато сколько следов их неопровержимого пребывания, вещественных доказательств, подтверждающих реальность вчерашнего (надеюсь, все-таки вчерашнего, а не позавчерашнего!) дня. Полупустая бутылка виски, несколько пластиковых стаканчиков с пакетиками из-под орешков и чипсов, высокий стеклянный стакан с каким-то белым коктейлем, кофейные и чайные чашки... Ох, слава тебе господи, мой смартфон!

Кажется, во мне сработал дополнительный резерв очень глубоко спящих (или закопанных) физических сил. Но лучше бы я так не спешила. Слава богу, рядом был диван. Я плюхнулась на него, когда от слишком резкого рывка к журнальному столику у меня дико закружилась голова. Легкие, трахею, горло затянуло сухой пленкой удушающего спазма. Ноги подкосились сами собой, будто кости с суставами неожиданно размякли до состояния раскисшего студня. С таким же успехом я могла преспокойно влететь лицом в стеклянную столешницу и во все, что на ней тогда стояло и буквально с разбегу, а не отшатнуться по инерции веса своего тела, тут же рухнув-впечатавшись спиной в спинку дивана...

Бл**ь... Вот когда мне стало по-настоящему страшно!..

"Ни в коем случае не оставляйте ее одну... Если надо будет, просидите рядом хоть всю ночь..."

Не пойму, то ли помутнело в глазах, то ли прошлось по сетчатке блеклыми пятнами с пульсирующей дымкой. Холод переполз в сердечную мышцу прокалывая насквозь ледяной иглой судорожного сжатия, вплоть до секундной остановки клапана. Я услышала твой голос, или он так четко всплыл в памяти... вернее в белом шуме, забившим на хрен все слуховые каналы со звуковыми частотами?

Боже, что это? Галлюцинация, бред, или реальное воспоминание? Меня кроет забытым со вчерашнего вечера приступом нервного озноба. Сознание отчаянно цепляется за страховочные тросы внешней действительности, разрываясь от противоречивых желаний Эллис Льюис – либо позволить себе потерять сознание, либо кое-как продержаться на автоматической задержке дыхания, до последнего...

Несколько секунд вынужденной передышки. Да, рефлексы тянут на поверхность, мне даже не нужно вспоминать, что для этого надо делать. Просто дышу – глубоко, почти медленно, не смотря на бешеный стук сердца в горле и по всем пульсирующим точкам на теле. Рука тянется за смартфоном еще до того, как с глаз окончательно сойдут последние пятна искрящегося света и калейдоскопической темноты. Может это один из условных рефлексов? Я надеялась успеть набрать номер службы спасения перед тем как меня окончательно вырубит из этой реальности?

Шум постепенно затихает в унисон с вальсирующими монохромными пятнами ожившей пустоты. Кажется, удержалась... продержалась... Но на долго ли?

Смартфон отключен? Почему? Разве я не звонила вчера Сэм? Я же потом вроде бы его не выключала...

Поспешные движения-манипуляций по сенсорному экрану подушечками дрожащих пальцев и… панически подскакиваю на месте, едва не выпуская из рук телефон. Сигнал-вибрация входящего звонка врезается в мозг и примороженное сознание подобно оглушающему гонгу медного колокола прямо над головой с последующим поглощением во все нервные стволовые клетки. Бл**ь! Так же запросто можно стать заикой или вообще... двинуть ноги!..

Брайан?! О, нет! Только не это! Не сейчас! Я не готова! Я не в том состоянии! Я не смогу с ним говорить, тем более о том, что произошло и что, вашу мать, все еще происходит и ОСОБЕННО С НИМ!

Но я все таки это делаю. Трясущимся пальцем, с вырывающимся из легких и открытого рта дрожащим-всхлипывающим дыханием, нажимаю на прием вызова, не имея при этом абсолютно никакого представления, как буду говорить и сумею ли выдавить из себя хоть слово.

- Бл**ь, Элл... господи Иисусе! Я уже не знал, что делать и куда звонить! Ты какого хрена отключила мобильный? Второй день никак не могу до тебя дозвониться! Хотел уже подавать заявку в службу спасения!

Не ты один... Fuck! Меньше всего ожидала подобного "наезда" как раз от Брайана – от кого угодно, но только не от него! Он самый последний из всех знакомых и близких мне людей, кто станет бить тревогу с неподдельными нотками нервного напряжения в севшем голосе. Он не просто нервничал, он открыто злился, едва сдерживая всех своих бесов, которых хрен чем спровоцируешь или выдернешь из очень глубокого омута при любых иных обстоятельствах.

- Брайан... прости! Вылетело вчера из головы!

- И вчера, и позавчера? И поза-позавчера! Ты хоть помнишь, когда в последний раз набирала мой номер САМА?

- Бога ради, Брайан... вчера весь день был наперекосяк! Я реально не могла пользоваться телефоном...

Не знаю как, но в голове само собой в четкой последовательности всплывает каждый момент действий, связанных со вчерашним днем и мобильной связью. Я отключила смартфон первый раз еще вчера, на работе, когда меня выдернули на встречу с... Мэндэллом-младшим. Мало того, я оставила его на сохранение Робин, скорей всего надеялась воздержаться от возможного будущего соблазна кому-нибудь срочно позвонить (хотя бы в ту же городскую службу спасения). А потом... потом сплошные провалы...

- Ты же знаешь, какая у меня память на такие вещи. И я так вчера устала… буквально вырубилась, когда доползла до номера и кровати. Какой там телефон?

Я буду себя спрашивать после этого и не один раз «Почему?»… Почему я промолчала, почему не проорала в тот момент застрявший в пережатой глотке вопль о помощи: «Брайан, пожалуйста! Мне страшно! Забери меня отсюда! Не спрашивай зачем и что случилось, просто, забери!.. Увези куда-нибудь, спрячь!.. Ты ведь можешь, да?..»

Рассказать ему о Мэндэлле и контракте? И где гарантия, что он воспримет эту новость с трезвой адекватностью, а не рванёт тут же из другой страны первым рейсом на Леонбург?

Боже правый… я же совершенно ничего не знаю!.. Не знаю, кто такой Дэниэл Мэндэлл-младший, на что способен этот человек и до каких масштабов достигли его связи в большом мире. Как далеко он успел продвинуться за все эти годы и насколько глубоко готов зайти ещё?

- Хочешь сказать, что ты до сих пор не в курсе последних бульварных сплетен? Тебя не забомбили звонками, не завалили электронным спамом с вопросами о нашей помолвке?

- Вопросами о помолвке? – какое счастье, что в этот момент я сидела… и хорошо, что меня мутило (потянуться за бутылкой скотча, равносильно вызвать приступ рвотного рефлекса). Но пол всё равно дрогнул или это так сильно качнуло диван...

- Да, моё несведущее солнце! Меня вчера с самого утра буквально обложили и не только друзья, родственники и знакомые. Ты же говорила, что не хочешь оглашать о ней, даже родных, чуть не заставила меня клясться на крови. Откуда оно вдруг всплыло в газетах? Я же никому, ничего, нигде… ни одним словом!

«Значит, помолвка со Стэплтоном, буквально перед переездом в Леонбург? Это что?.. Попытка застолбить прижитое место? Страховочный трос на самый крайний случай? Вдруг срочно понадобятся все запасные выходы и пути к поспешному отступлению? Отчаянный рывок на тот случай, если не удастся сбежать во второй раз? Ты и вправду надеялась, что это сможет когда-нибудь сработать?.. Или сама до конца не веришь в подобную вероятность?» – слова Мэндэлла всплывают в сознании проступающими надрезами кровавых стигматов, на белых участках зашифрованных сегментов заблокированной памяти. Несколько замораживающих пункций прямо в диски позвоночника… Fuck!

Я абсолютно не понимаю, чем конкретным меня примораживает к месту или это воздушный тромб неумолимо подбирается к моему сердцу смертельной инъекцией?.. Слова Брайана или Дэниэла? Или эффект неожиданности с воскрешением забытых слов? А может всё сразу? Американские горки продолжаются? Или они ещё и не начинались?..

- Клянусь, Брайан, это не я! Да и на кой мне это делать, если я САМА хотела сохранить всё в тайне?.. – и, я тебя умоляю, только не спрашивай, какие лично у меня имеются по этому поводу подозрения, потому что их уже больше, чем парочка.

Господи всемилостивый!.. Почему если что-то происходит, то оно обязательно начинает катиться по нарастающей с эффектом снежной лавины, набирая силу, скорость, высоту со смертельным исходом для любого, кто окажется на её пути… И почему меня до сих пор не размазало по её снежному ковру красной пылью?..

- Я хочу тебя увидеть!.. Бл**ь, Элл, я не видел тебя уже несколько дней! И мне не нравится твой голос!

О, боже, нет! Пожалуйста! Что угодно, но только не сейчас!..

- Я просто… только-только встала! Наверное, до конца не проснулась… Да и ты сам с такой новостью ни свет ни заря! У кого хочешь… все пробки перегорят!

- Я перехожу на видеосвязь!

- Нет!.. Брайан, пожалуйста!.. Я не хочу, чтобы ты меня видел сейчас такой… Я же сказала, что только что встала и ни в одном глазу!.. Я даже до ванны ещё не успела добраться! Я себя в зеркало не видела, что там ванная!

- Элл, ты это серьёзно? По-твоему, я никогда не видел тебя проснувшуюся, заспанную, помятую и непричёсанную с нечищеными зубами?

Такую уж точно не видел! И я, кстати, тоже! И, боюсь, у тебя по этому поводу возникнет слишком много нежелательных вопросов. И дело не в пережитом страхе, чувстве вины или заскулившей совести… Мне страшно признаваться в этом самой себе! Я не испытываю никакого стыда за то, что хотела изменить своему жениху и что уже практически вчера это и сделала. Именно, что сделала! Позволила чужой мужской руке довести себя до… обморочного оргазма!

Если мне и хотелось, чтобы это был сон, то моё тело с болевой крепатурой во всех интимных мышцах всё ещё ноющего влагалища было определённо с этим не согласно.

- Брайан… честно! Давай чуть позже… Мне будет спокойней, когда я приведу себя в порядок и окончательно проснусь! – соберусь с мыслями, с силами, сделаю несколько нужных звонков, вытащу за уши Робин на красный ковёр… И мне всё ещё надо воскреснуть! Всплыть на поверхность… Найти оставшиеся силы, чтобы оттолкнуться от дна… И боюсь, если я сама это не сделаю, то уже никто за меня не сделает… даже ТЫ!..

* * *

-…Всё не так просто, как могло бы быть, скажем, с другим работодателем, да хотя бы с вашим последним! Как его… «Доминик-Хаус»? Да, любой закон – это двухсторонняя медаль с запасной лазейкой в виде ребра, но когда дело касается подобных вещей, составленных весьма грамотной рукой и профинансированных слишком заинтересованным лицом… - Маркос Вишер приподнял папку с распечаткой копии трудового соглашения между «Глобал-Вижн» и Алисией Людвидж, наглядно демонстрируя реальное подтверждение всем своим неутешительным прогнозам. – боюсь, это будет чётко распланированная игра по одним воротам. Не хочу вас заранее расстраивать, мисс Людвидж, но я сомневаюсь, что за это дело захочет взяться хотя бы один из известных мне адвокатов, в особенности специализирующихся на трудовом праве.

Конечная? Уже приехали? Или резко оборвалась железнодорожная лента путей... прямо по среди голой пустыни? И обратно хрен вернешься – поезд остановился, потому что сошел с рельс...

А ведь вроде все так хорошо начиналось. Или это неминуемая часть сценария для подобных встреч с представителями подобных профессий? Не удивительно, почему принято так не любить (и это еще мягко выражаясь) юристов и врачей. Только они способны с такой утешительной и сверх располагающей улыбочкой объявить о вашем тупиковом положении. Да что уж теперь мелочиться-то, готовьте белые тапочки, мисс Людвидж, ваши последние минуты уже на исходе...

И, кстати, где и у кого вы еще могли увидеть на рабочем столе обязательное присутствие диспенсера с бумажными носовыми платками? Например в кабинете директора фабрики мягких игрушек? И не какой-то там дешевый пластик из мини-маркета за углом, а подобранный по цвету и фактуре "рисунка" гармоничным элементом к общему декору окружающего интерьера. И это, вашу мать, далеко не офис скромного служащего клерка. Мы сидим на охренительно классных мягких креслах с натуральной кожаной обивкой цвета переспевшей вишни напротив внушительного стола из тяжелого натурального дуба (не иначе!) по центру просторного кабинета – в одной из крутейших в Леонбурге адвокатских контор (если верить словам Сэм Грин) "Вишер и Соммерс".

"Ну, не знаю... Если тебе не понравится, ищи сама! Более известных и успешных частных юристов в городе и за городом, хрен где сыщешь вообще! Пока еще твое финансовое положение более менее еще стабильное, они единственные, кто может оправдать потраченные на них вложения. Так что не бзди раньше времени и лови волну. Тем более мне их посоветовала Айрин Фрейзер – мировая девчонка из нашего юридического отдела. Уж она в таких вещах по любому разбирается лучше нашего.

Не правда, я не скулила и почти не жаловалась, но если бы не Сэм... Не представляю, как бы мне в моем нынешнем нестабильном психическом состоянии удалось бы так скоро (буквально за день-два) отыскать хоть какого-то достаточно известного в городе адвоката. Бл**ь, я же не успела толком и недели здесь прожить, зато какую нашла себе проблему глобальных масштабов и буквально за рекордно короткие сроки!

Неужели я питала какие-то надежды, что это все было можно как-то переиграть? Не слишком ли много в свое время я насмотрелась сериалов на юридическую тему?

- Сами подумайте. Вы только-только подписали этот контракт... Допустим, одним из ведущих аргументов вашего обвинения является мошенничество и корпоративный шпионаж со стороны вашего же адвоката из "Доминик-Хаус", с которым вы несколько последних лет бок о бок изучали и корректировали свой будущий договор с "Глобал-Вижн".

Маркос Вишер – статный, высокий и довольно симпатичный мужчина чуть за пятьдесят. Приятные классические черты вполне породистого лица с не менее приятным чуть сипловатым голосом. Не удивлюсь, если он подкрашивал свои вьющиеся волосы и бородку-эспаньолку вокруг крупного красивого рта в равномерный красный каштан, под цвет своих цыганских всеподмечающих глаз. Гремучее сочетание – взрослый, красивый и... умный мужчина, плюс еще и адвокат. И где Сэм его откопала? Слава богу, хоть взгляд вполне мягкий и почти не ощутимый... хотя и кажется, что меня сейчас запросто порежет даже зрительный контакт с безобидным котенком.

- Что ж такая история вполне возможна, особенно если отталкиваться от содержания подписанного вами контракта, поскольку ни один разумный человек не рискнет добровольно заключать подобную сделку на таких условиях. Но вы должны понимать, что любое дело строится на прямых и косвенных уликах-доказательствах, включая свидетелей и документальные подтверждения. Черновые копии изначального варианта контракта, особенно с пометками от руки Дэвида Фроста, аудио-видео записи ваших с ним разговоров... Дайте угадаю! Вся документация хранилась у Фроста, и он не одалживал вам ни одной распечатки, и ни разу не пересылал копий в электронном варианте? Встречи, ознакомления и обсуждения только сугубо на его территории?

А потом некоторые люди пооткрывав от изумления рты, искренне восхищаются экстрасенсорными способностями профессиональных менталистов. Да, нет, просто они решили податься не в адвокаты, а в узаконенные аферисты. Разве что первым ты платишь за убийственную голую правду, а вторым – за мнимую надежду поговорить "напрямую" со своим беспросветным будущим. И почему нам всем так хочется верить, что в жизни бывает так же, как и в фильмах?

Мне даже не надо кивать головой или выдавливать в ответ что-то утвердительное. Вишеру достаточно смотреть в мое обескровленное лицо и зачитывать по нему вслух мой собственный приговор на ближайшие месяцы (если не годы!).

Всего один день или вечер? Сэм переслала ему копию копии трудового соглашения еще вчера, пока меня колбасило весь день у меня в номере после моего первого пробуждения-воскрешения... После полного осознания, что все это правда и исчезать мутными образами снов в предрассветной дымке нового дня не намеревалось.

Оставлять человека один на один с его переживаемыми по сотому кругу кошмарами?.. Это не просто жестоко... Прожить с этим еще один день, пропуская по новому через сознание, чувства и оголенные нервы каждое воспоминание, каждое прочувствованное ощущение, ужас, боль... тебя!.. Чтобы снова умереть и снова воскреснуть на следующее утро?..

Если у меня и здесь отберут право на надежду, то я не представляю, как вообще сумею дожить до этой ночи!

- Быть такого не может, чтобы нельзя было за что-то зацепиться! Вы же сами сказали, что у любого закона две стороны одной медали! Значит, им можно вертеть в нужную тебе сторону и трактовать в свою пользу? Я правильно понимаю базисную структуру уголовного права?

Это не я, это Сэм рвется в бой, грудью на амбразуру. Похоже, мои энергетические ресурсы приказали долго жить. Бл**ь, если я следующие дни не смогу спать и вставать с постели без приема нужных лекарств, во что же я тогда превращусь?

- Абсолютно верно! Но данной структурой юридического подхода будет пользоваться и вторая сторона! А с тем, что уже имеется на сегодняшний день – это тупиковая комбинация по всем показателям. Замкнутый круг. Вы не можете быть инициатором в расторжении контракта, вы не можете даже рассчитывать на обещанный вам гонорар. Все, что компания вам предоставила для проживания, включая комфортные условия работы в пределах Леонбурга – все это принадлежит "Глобал-Вижн", как впрочем и вы сами. Вы даже не можете рассчитывать хоть на какой-то стабильный оклад, не говоря уже о завтрашнем дне! Все решает дирекция компании – какую вам давать работу, требования к этой работе, сроки исполнения, а так же размеры штрафных санкций в случае несоблюдения всех предъявленных запросов. Грубо выражаясь, вы сейчас находитесь в точке так называемой "полной задницы" – простите за мой французский! И если вам удастся взять кредит, на погашение любой, назначенной вашим работодателем неустойки, в наивной надежде от него откупиться, он в любой момент может предъявить вам удвоенный штраф, на иных условиях! И я более чем уверен, что это будут цифры далеко за пределами шести нолей. Бороться с таким противником в суде взяв за основу дискриминирующие условия контракта – все равно, что пытаться прокопать тоннель через земной шар имея в руках только одну чайную ложечку! Тем более у вас сейчас нет ни одного веского доказательства, указывающего на ваше плачевное положение в компании. Кто знает, может вам за первый проект выплатят гонорар не менее миллиона евро? Учтите, это должны быть не только слова двух-трех свидетелей как минимум, но и реальный запротоколированный материал с прямыми уликами! И боюсь на данном этапе я не вижу никаких иных вариантов.

- А если использовать не контракт? И раз уж нельзя привязать к делу Фроста, что-нибудь должно же быть? Хоть какая-то ничтожная зацепка!

Сэмми все еще рвалась в бой, царапая содранными до крови ногтями железобетонные стены. Наивно надеялась, что это далеко не конец?

- Миссис Арчер, разрешите я буду говорить все как есть – начистоту!

Маркос Вишер облокотился о лакированную столешницу локтями, сдержанно смыкая длинные пальцы обеих ладоней в изящный замок под подбородком. Профессиональный жест терпеливого адвоката – перенаправление скрытых эмоций в физическое действие? Не думаю, что он был категорически против того, чтобы получить свой законный гонорар еще за лишний час юридической консультации, но он явно не хотел (почему-то!) углубляться в тему именно моего дела.

- Вы же понимаете, что ответчик не будет терпеливо сидеть и ждать, когда вы закидаете его повестками в суд, особенно ответчик такого уровня! Вы готовы к войне с человеком, в чьей колоде находится тридцать шесть козырей? Вам рассказать, на что это будет похоже, и почему ни один здравомыслящий адвокат в нашей стране не рискнет даже взглянуть в сторону "Глобал-Вижн"? Если вычеркнуть из общего уравнения все тесные знакомства и связи Мэндэллов-Спарксов с влиятельными людьми не только в пределах Леонбурга, но и всей страны, останется лишь самый банальный, но не менее занятный вариант. И то в том случае, если ваш иск примут на рассмотрение окружного суда, а не отклонят сразу же на предварительном слушанье. А вот дальше – по самой примитивной нарастающей. Вы ему иск, он вам три ответных! Вы ему обвинение в дискриминации трудовых прав работника, он вам штраф за несоблюдение сроков заказа или неприемлемого исполнения оговоренного проекта. Вы готовы в ближайшее время залезть в такие долги, выплачивать которые еще придется вашим пра-пра-правнукам?

- И что вы предлагаете? Просто сидеть сложа лапки и ждать чуда?

- В подобных случаях, я предлагаю самый оптимальный вариант – довериться здравому рассудку! Поверьте, в этом мире предостаточно людей, с которыми желательно не то что в жизни не пересекаться, а лучше вообще не знать об их существовании. И Мэндэллы как раз относятся к такому классу людей. Они не размениваются по мелочам – не их уровень. Вам, конечно, никто не запрещает надеяться, искать или пытаться пробить эту стену какими-то другими способами... но я сильно сомневаюсь, что кто-то из моих коллег адвокатов скажет вам что-то другое...

И это все? Это то, ради чего я сюда пришла? За очередным контрольным в лицо – кислотой адреналина по глазам и в сердце... искусным движением скальпеля нейрохирурга по сухожилиям и нервным сплетениям без местной анестезии? А не проще ли было меня сразу пристрелить, по-настоящему, чтоб не мучилась?

- Мы что-нибудь обязательно придумаем! Найдем другого адвоката, третьего, пятого!.. Да не верю я! Быть того не может, чтобы нельзя было найти выхода! Он же не господь бог, в конце-то концов, и уж тем более не Дьявол! Если ему самому понадобилось десять лет, чтобы заманить тебя в эту ловушку, по любому должны были остаться хоть какие-то лазейки. Да и что такого он может сделать сверх условий этого гребанного контракта? На дворе третье тысячелетие! Работных домов и долговых ям не существует уже более века! Даже он не настолько всесилен и не имеет никаких прав принуждать тебя к сексуальному рабству!

- Ты забыла?.. У него в колоде тридцать шесть козырей и джокер!

И как бы я старательно не трепыхалась, изображая отчаянную жертву в позе немощного сопротивления, я прекрасно знала цену всем этим показательным демонстрациям. Достаточно лишь его увидеть, услышать... почувствовать, и от прежней Алисии Людвидж не останется и камня на камне! Он попросту сорвет ее жалкую оболочку одним резким движением пальцев, обнажая то, что само вольется в его руки безропотно и беспрекословно. Он же мог спокойно взять меня даже без этого долбанного контракта, о чем после этого теперь вообще говорить или спорить?

- Так ты что?.. Все? Уже сложила лапки и закрыла глазки, открывая ротик навстречу упоительным перспективам? Небось вчера искала в сети мастер-классы, как делать глубокий минет горлом? Перед сном успела потренироваться на бананах?

- Думаешь, это смешно?

- Да нет отчего же! Наоборот! Весьма практично, а главное, познавательно! Как раз к приезду Брайана освоишь новые увлекательные навыки. Уверена, Мэндэллу будет чему тебя научить за эти дни! Кстати, он с тобой больше не связывался? Никаких инструкций к дальнейшим действиям не оставлял, не присылал новых нарядов... каких-нибудь особых украшений, например, кожаный ошейник со стальным кольцом для поводка?

Сэм, твою мать!.. Ты что творишь? Ты вообще, в своем уме, наговаривать мне все это сейчас? Или мне было недостаточно последних дней с последними событиями – пережитого, пропущенного тысячевольтным током по венам и костям?.. Дичайшего желания выгнуться на этом протертом сиденье вонючего салона такси, выламывая суставы, руки, позвоночник, шею, вырывая из легких и горла протяжный вопль...

По-твоему, я за этим поехала с тобой в эту часть города и именно на такси, а не в своем служебном мерседесе с GPS-навигатором? Чтобы ты мне на последок пожелала счастливого путешествия по Чудесному Саду в Черном Зазеркалье? Или я еще не достаточно долго балансирую на грани, не успела содрать до крови ладони и ступни? Мне мало пережитых и все еще переживаемых страхов с безумными предчувствиями на самое ближайшее будущее, потому что самого далекого я не вижу – ни одного, даже самого скудного предположения... Только здесь и сейчас, в трех шагах от его невидимой тени, в трех микронах от его ладони у моего горла... сердца...

Он отобрал у меня даже это!.. Право на надежду!

Ошейник?.. Кольцо для поводка? Бл**ь!.. Если ты произнесешь хоть еще слово, упомянешь хотя бы невзначай о вещах с горящей красным неоном меткой БДСМ, я сама тебя чем-нибудь удавлю – одним из ее ведущих фетишей!

- Он дал мне три дня на отдых. Приказал Робби за этим проследить. – выдавливаю сквозь сжатые зубы, в который уже за день раз пытаясь подавить резкий приступ тошноты.

Думаешь, легко уже двое суток подряд жить на этом убойном коктейле с абсолютно пустым желудком? Я вообще не понимаю, откуда у меня силы стоять, ходить, сидеть, говорить и выслушивать все это в очередной убойной дозе шокового потрясения.

- Опаньки... Так ты еще и Робби по ходу решила подставить? Ну надо же! А я и не догадывалась, какой он у нас "заботливый". Или это так... щедрый жест благодарного хозяина? Передышка перед следующим заходом? Типа, зачем мне труп в постели, для этого мне и жены хватает!

- Сэм, прекрати! – мой голос все-таки срывается под новым ударом кардио-давления по глазам. – Я, кстати, тоже забыла тебя кое о чем спросить на досуге. Про недавние бульварные сплетни на титульных заголовках столичной прессы! Все никак не могу сообразить, откуда местные журналисты прознали о моей помолвке с Брайаном? Все, кто о ней знал, божатся, что никому ничего не говорили, ни намеком, ни полусловом, ни ментальным посылом!

- Нет, вот ты это сейчас что, на полном серьезе, да? – Сэм не просто смотрит на меня, как на гуманоида внеземных цивилизаций, она только что сдержала порыв сжать свои ручки в кулачки! Нет, обиды ни грамма, как и возможного изумления, лишь чистая злоба, возмущение, почти разочарование, но в очень сдержанных дозах.

Спасибо, Сэмми! Спасибо, что хоть кто-то из нас двоих держит себя все эти дни в руках до последнего!

- Ты реально допустила в свою... стукнутую на все извилины головку подобную мысль? Я что, заделалась в свете нынешних событий внештатным информатором местных СМИ, продавая охренительные новости о своей звездной подруге за тридцать серебряников? А потом еще и вожу ее по местным адвокатам, чтобы насобирать нового материала для очередной сенсации? Ты хоть чуть-чуть соображаешь, когда говоришь такое?

- Я с трудом соображаю, что происходит, как и о мотивах человека сделавшего это! Или ради сенсации или... ради возможности ткнуть этим в лицо Мэндэллу, показать ему наглядно, что его поезд давно ушел...

- Или помахать красной тряпкой перед бешенным быком! Если это действительно кто-то сделал с подобной целью, то уж точно не я! Я в азартные игры с Дьяволом не играю и близких подруг не подставляю!

Наверное этого я как раз и боялась услышать больше всего, вычеркивая из общего списка предпоследний вариант. Круг не просто сомкнулся, неумолимо защелкнув механизм внутреннего замка на моей шее... он только что впустил в свое кольцо участников, чье присутствие на своем горле я хотела бы ощущать меньше всего на свете. Реджина Спаркс и Рейчел (мать ее сучку) Кокс!

Господи, если ты все-таки существуешь, сделай так, чтобы следующим утром я так и не воскресла!

* * *

Это сложно описать словами, вернее, совершенно не возможно. Это надо только видеть и пропускать через себя, через внутреннее зрение, по чувствительной поверхности внутреннего века, как острием иглы – красной царапиной по хрупкому хрусталику. Микрочастички микро-образов то ли прошлого то ли... очень ближайшего будущего.

"Если ты когда-нибудь это почувствуешь, испытаешь на себе, то уже ни с чем не спутаешь!.."

Красная вспышка по глазам, вспарывающим рубцом давно затянувшейся телесной раны... Следующий удар, на этот раз с прорвавшимся хлопком, разрезавшим пустоту вакуума наконечником гибкой кожаной плети... Нет, боли нет... так, ноющее воспоминание змеиным росчерком по всей поверхности спины наискосок... Лязг тяжелого металла, натягивающихся звеньев холодной цепи, запах железа, да, то ли крови, то ли браслетов-наручей, впивающихся в запястья или режущей удавкой широкого ошейника по горлу... Она давно прогрелась от тепла его кожи, он почти не ощущает ее давления... так, изредка, когда сознание пытается зацепиться за что-то реальное, за то, что не позволит ему сорваться раньше времени и не отберет возможность тонуть в этих жерновах долгожданной физической боли... Именно она сейчас его якорь... она та самая тонкая связь между ней и его болью.

Разрежь!.. Раздели ее на части! Увидь различия и разницу, насколько они не похожи друг на друга и не могут жить в тебе одним целым. Отдели одно от другого... Может тогда они покинут тебя обе?

Любовь и Боль... Разорви и уничтожь!.. Сожги мятой фотографией, разорванной надвое...

Вспышка! Удар... звенящий хлопок! Тонкая красная линия – негатив и позитив... Твое лицо покрывают ласковые языки золотого пламени...

...Это действительно невозможное состояние, и, похоже, оно его не покидало еще со вторника, а сейчас, после очередной бессонной ночи в больничной палате сына, как будто обострилось, усилилось в несколько раз.

Казалось, достаточно лишь закрыть глаза, отключить слух, соприкосновение сознания/тела с внешними раздражителями окружающего пространства и с самой реальностью... и ты безошибочно услышишь-определишь, где она. Не важно, в какой точке или месте, в черте города или за его пределами. Тончайшие нити-волны эфира, хрупкие молекулы ее аромата, прописавшиеся в памяти выжженным тавро, условным рефлексом... Тихая мелодия ее учащенного почти равномерного дыхания с более сильными и быстрыми толчками сердечного пульса. Он распознает ее нахождение в толпе даже с закрытыми глазами, даже если его будут глушить громкой музыкой и острой вонью чужих запахов и вспотевших тел. Не просто определит, где она: он будет чувствовать ее – поток ее мыслей, страхов, волнения... желаний... Он будет читать ее безошибочно вдоль и поперек, как тогда в поезде метро, упиваясь этими нереальными ощущениями, как дозой нового и совершенного наркотика – индивидуального генного героина, с персональным доступом и возможностями регулировать силу воздействия с уровнем доз.

Держать её в руках, впервые, по прошествии стольких долгих лет, на кончиках своих пальцев, на оголённых рецепторах кожи, вплетая в её лёгкие, сердце, нервные волокна, бешенный ток крови тугие нити своего дыхания, взгляда, воли…

Да, Эллис, это не просто триумф непобедимого захватчика и единоличного владельца, ты САМА признала во мне своего Хозяина, как будто ждала этого с отчаянной готовностью не меньше моего. Хотя, какой смысл обманывать себя сейчас? Ты действительно ждала и хотела именно этого. Ты здесь по собственной воле и выбору, тебя лишь нужно было слегка к этому подтолкнуть, внушив ложную идею, будто ты мечтала о чём-то другом, сверх того.

Что ж, девочка моя, теперь мне придётся продемонстрировать тебе во всей красе, чего ты на самом деле жаждала и за чем вскоре будешь умирать в мольбах и слезах все последующие дни и ночи! И всё остальное на этом фоне попросту превратиться в ничтожный мусор, в невесомую пыль, пустоту – сотрется в твоих одержимых желаниях в абсолютное ничто. Я буквально стану всем, что будет наполнять твою жизнь, тебя саму – смыслом твоего существования, источником твоего кислорода, лекарством, без которых ты не сможешь прожить теперь не секунды. Я не просто тебя заполню собой, ты станешь моим психофизическим продолжением, моей послушной тенью, льнущую к моим ногам в любое время суток – при ярком свете и полной чёрной темноте. И только мне дано решать, подавать тебе свой голос или молчать в раболепном повиновении до скончания времён.

Это не какая-то случайная психосоматическая связь, моя милая, это и есть то, что ТЫ есть! Это твоя сущность, твоё истинное Я, вся ТЫ! ТЫ МОЯ! ВСЯ! Без остатка!.. И тебе от этого уже не спрятаться ни от меня, ни от себя самой! И чем раньше ты это примешь, признаешь за априори, тем легче тебе будет в будущем – твоём ближайшем и дальнейшем будущем в моих руках. Это не сложно и почти не больно. Достаточно только отпустить и впустить внутрь, и ты сама не заметишь, как эта боль трансформируется в чувство наивысшего экстаза и наслаждения. Чувство желать и принадлежать только МНЕ!!!

…Взгляд осмысленно скользнул по боковому стеклу дверцы лимузина по правое плечо, вернее, по открытому углу обзора проплывающей панорамной картинки внешних реальных объектов. Они только что въехали за черту северо-восточной окраины Леонбурга – район бывшего промышленного центра, существовавшего здесь ещё со времён первых крупных производственных мануфактур где-то с конца первого тысячелетия. Кроме более современных, но не менее заброшенных заводов и фабрик, тут можно было наткнуться и на целые музейные экспонаты девятнадцатого и начала двадцатых веков. Может поэтому коллекционеры недвижимого имущества так до сих пор в эту часть и не добрались?

Историческое наследие – руины музейного прошлого. И не только Алисию Людвидж тянуло сюда на натурные съёмки за новыми эксклюзивными фото шедеврами. Здесь частенько ошивались целые киносъемочные бригады, чуть ли не со всех известнейших европейских кинокомпаний. Он должен был знать, что рано или поздно её сюда потянет, но чтобы в первые же дни по приезду, да ещё и в первый свой уик-энд…

А сейчас? В это воскресенье? Какого хрена ей ударило в голову собирать съёмочную группу в свой законный выходной и переться сюда снова ни свет ни заря? Или это новая попытка спрятаться, укрыться, отчаянное метание в поисках выхода? Так называемая сублимация – броситься с головой в работу и зашиться изнутри всеми известными и доступными способами?

Неужели ты думаешь, что меня волнует, работаешь ты или прохлаждаешься за счёт компании? Оправдываешь ожидания своих работодателей или сутками на пролёт плюёшься в потолок своего рабочего кабинета? Или ты наивно полагаешь, что я лишу тебя твоего оклада с прожиточным минимумом, если вдруг пропустишь хотя бы день своей официальной рабочей недели? Пора бы тебя уже освободить от столь неуместной привычки – слишком много думать и принимать решения за себя. Это всё равно ни к чему хорошему не приводит, особенно тебя саму.

Жаль только обстоятельства не всегда играют нам на руку. Иначе бы ты у меня ещё со вторника спала на цепях в своей новой постельке, давно ожидающей тебя персональной спальни. И хрен бы ты смогла при этом хотя бы пискнуть, пробуя мне возразить!..

Ничего… я ещё это увижу в твоих расширенных от запредельного страха глазах, считывая бешеную пульсацию твоего перепуганного сердечка сенсорными «датчиками» собственной кожи… Зачем торопить события, когда ещё есть возможность насладиться твоим наивным неведеньем, твоим беспомощным трепыханием и отчаянными потугами вырваться из тугих сплетений моих силков. Знаю, ты можешь из-за своей глупости пораниться, даже сломать крылышко, но тем быстрее ты примешь мою волю, как своего неоспоримого хозяина и собственника. Я единственный, кто имеет право тебя наказывать и залечивать все твои раны, прикасаться к тебе, распоряжаться твоим будущим… всей твоей жизнью! Это всё, что тебе нужно знать, принять и усвоить! И скоро так и будет!..

Игра, прихоть, блажь, еб**утая одержимость конченного садиста? Называй это как хочешь, суть от этого не изменится. Я пришёл за тем, что по праву принадлежит только мне одному, и ложил я на общепринятые морали социума. Ты тоже меня не спрашивала тогда, десять лет назад, хочу я – не хочу, оставив одного с той грёбаной коробкой. Так что, не смей меня осуждать! Не тебе дано это право! Как и всего, чего ты лишилась осознанно, по собственной воле, когда ещё могла себе это позволить. Ты сделала свой выбор, и я его принял… по-своему!

…Оказывается, даже у памяти есть свойства изменять уровни эмоционального воздействия на сознание и физического состояние всего организма. То, что ты когда-то боялся вспоминать, подобно болезненной пункцией в костный мозг раскалённой иглой сквозь все ткани одновременно… теперь скользило по поверхности едва ощутимой дымкой невесомых искр статического тока. Ни боли, ни страха, ни желания выпрыгнуть в окно или разодрать лёгкие в кровь, срывая на хрен голосовые связки… или содрать с ладоней кожу, с мясом, до кости…

Теперь с трудом верилось, что он когда-то всё это так переживал, что оно его едва не убило. Наверное действительно существует та самая грань – точка невозврата, достигнув которой, тебя ставят лишь перед двумя возможными последствиями. Или ты просто сдыхаешь (сходишь с ума, впадаешь в кому, кататонию) – порог боли достигает своего наивысшего пика, вплоть до остановки сердца… или всё резко замирает, срабатывает последний и самый мощный защитный блок.

Возможно тогда, почти шесть лет назад, он и решился пойти на этот смертельный эксперимент, не имея никакого представления, чем он для него в конечном счёте обернётся. В любом случае, хуже быть уже попросту не могло. Нащупать её, включить максимальный заряд, преобразуя её до критической отметки, нереальной мощи… пропустить через себя… снова, снова и ещё раз!.. Добровольно и осознанно, в здравом уме и трезвой памяти… В этом случае Алекс был выбран, как средство – инструмент или как личный врач, который будет следить за состоянием твоего сердечного ритма и давления с дефибриллятором наготове. Они ведь оба тогда не знали, чем всё это могло закончится…

…Бутылка виски или марочного коньяка? Только Алекс мог со своими изощрёнными шуточками послать хронического алкоголика в специализированный вино-водочный магазин. Хотел испытать мою силу воли в первый же день? Проверить на прочность мою сомнительную решимость? Не сорвусь ли я сразу же, прямо на месте, при виде всех этих батарей разнокалиберных бутылок, послав к ебеней фене самого Алекса со всеми своими намереньями? Что проще? Опять упиться до беспамятства или продержаться до вечера… до первых симптомов непреодолимой ломки?..

Теперь понятно, почему Алекс послал сюда именно меня, а не кого-то из прислуги. Он же мог предложить что-нибудь и из личной коллекции элитного алкоголя, куда более объёмного и внушительного, чем моя. По любому, это был тест-драйв, и в свете нынешних событий шуткой оно уже не пахло.

Но, как это ни странно, я не испытывал ничего схожего с привычными судорожными ломками бесконтрольного желания – приложиться к голышку самого крепкого коньяка и спалить на хрен весь желудок до самого кишечника. Да, врать не буду, руки у меня дрожали и слегка качало, да и мой внешний вид не вызывал у местного обслуживающего персонала заслуженной симпатии с доверием. Возможно поэтому никто из продавцов так и не рискнул приблизиться ко мне и предложить свои услуги. Мол, стояли где-то поблизости, не выпуская из своего бдительного поля зрения, и следили, чтоб я не дай бог чего не вытворил. А может на крайний случай, если сам порошу помощи? На дегустацию по любому можно было не рассчитывать.

Конечно проще было бы взять, что первое попадёт под руку, а не шататься, как тот нарик по аптеке с легальным отделом продажи марихуаны и не иметь при этом представления, какой же выбрать сорт в свой самый последний раз. Хороша дилемма, особенно когда есть деньги и возможности, а вот сам выбор сводится практически к нулю. Да и хочешь ли ты его сейчас делать?

Десять лет, двадцать, тридцать… Чистые сорта, купажные, в стандартных бутылках или до нелепости вычурных с выдавленными по стеклу логотипами марок и годами разлива. Для любителей-гурманов настоящее раздолье, запросто можно зависнуть на полдня, но только не для алкоголика Дэниэла Мэндэлла-младшего. Он давным-давно лишился возможности наслаждаться в полную меру изысканным вкусом элитных напитков не массового производства. Проще купить в общественном минимаркете бутылку палёной водки, да забыть о ней на ближайшие пару месяцев.

Но как видно, Алекс прекрасно соображал зачем и для чего меня сюда послал. Это должен был быть только МОЙ осознанный (и желательно продуманный) выбор, как и связанная с ним ассоциативная цепочка будущих последствий, плавно переходящая в осмысленную цель с чётко выработанным планом сформировавшихся действий. Это была не какая-то эфемерная эмблема моей ведущей мотивации или стимула, а тот самый толчок – символ будущей победы и триумфа над всеми моими слабостями. Чуть позже к нему присоединится гравированная печатка из хирургической стали диаметром в два сантиметра, но пока что… Мне только предстояло осознать весь смысл принятого мною выбора и пройти избранный мною путь вплоть до моей абсолютно новой, просчитанной цели – чёткой, реальной и выполнимой.

Скорей я выбрал Martell не из-за цены, не рекламного описания богатой вкусовой палитры и не за его элитную марку. Зрительный нерв задело годом его разлива. Я не верю в знаковые совпадения, в проведение, судьбу и прочую метафизическую хрень, но подбивать действия, «наполняя» некоторые вещи-предметы каким-то особым символичным значением этим, да, я любил временами грешить. И едва ли в тот момент я думал о том, что эта бутылка обретёт для меня совершенно иной смысл. Тогда я лишь тупо следовал инструкциям Алекса, и я только-только собирался сделать свой первый шаг к своему новому и окончательному становлению… уже тем же вечером, всего через несколько часов после ухода из магазина… Она начиналась там… моя тонкая красная линия – грань, которую я переступил, делая шаг за порог особняка родового имения Рейнольдзов-Моссов… Два лестничных пролёта вниз… в длинный коридор с разветвлёнными поворотами глубокого подвала…

* * *

"Ты не можешь мне ответить на один почти нескромный вопрос?"

Если мне не изменяет память, это была середина мая. Алекс встречал мое такси у парадного входа трехэтажного особняка стиля ампир или рококо (никогда их не различал). Безупречная реконструкция симметричного в оба крыла бежево-серого здания: три яруса с лепными барельефами на карнизах, массивном цоколе и антаблементе последнего маленького уровня, в окружении яркой сочной зелени раскидистых крон вековых деревьев прилагающихся парковых и садовых угодий. Наблюдать на его фоне Алекса в почти "домашнем" разгильдяйском виде (уже без пиджака и галстука, в расслабленной позе – руки в брюки) не менее неестественно, как и желтый автомобиль такси, скользящий по мощенной брусчатке подъездной аллеи вдоль длинной центральной полосы партерного газона с искусственным прудом.

Тридцать миль на юг от столицы по 74-ой магистрали. Всего час езды. Хотя не удивлюсь, если Алекс рванул сюда на вертолете с личным пилотом, а может и на Гольфстриме. За тыловым фасадом особняка по любому должна располагаться посадочная площадка со взлетной полосой. И в привычку Алекса не входило появление в своем доме после приезда гостей.

"Мы с тобой вроде как знакомы уже не первый десяток лет, а ты каким-то немыслимым образом так ни разу и не побывал в Рейнхолле. Как такое вообще могло произойти?"

Не скажу, что отношусь к ценителям архитектурного искусства, но в момент выхода из машины, дыхание как-то ощутимо перехватило. Взгляд самопроизвольно зацепился за массивные стены трех разных ярусов, общая высота которых могла вполне вместить в себя пять стандартных этажей современного жилого здания (и это не считая "чердака" с подвалом). Даже такому циничному скептику, как мне, оказалось не по силу совладать с приступом минутного помутнения рассудка с ошалелым восхищением.

"Да ты сам когда смог позволить себе его выкупить? Шесть-семь лет назад? И сколько времени ты его потом реставрировал?"

"Ну... выкупил его допустим не я, а Моссы... вернее, за их деньги и на их имя..." – одна из болезненных тем Алекса. Редко когда увидишь на его лице недовольство, чаще проявляющееся в легкой мимике и сдержанных жестах, как сейчас – чуть хмурит брови, поджимает губы, оглядываясь через плечо к фасаду фамильного гнезда Рейнольдзов.

"Зато остальное все мое – начиная с крыши и заканчивая самой последней бутылкой в погребе." – лениво вскидывает к голове руку, неспешно растирая надбровную дугу и одновременно прикрывая пальцами чувствительные глаза от отсвета яркого лазурного неба в отражении оконного стекла.

"Я так понимаю, занимательных экскурсий по местным достопримечательностям мне не светит?"

Встречавший мой приезд вместе с Алексом молчаливый дворецкий или лакей, помог таксисту с моим багажом. Подхватил из багажника единственную дорожную сумку и все так же безмолвно, бесшумно и почти "незаметно" скользнул живой тенью по ступеням парадной лестницы. Успеваю движением подбородка указать в его сторону до того, как он окончательно скроется за массивными панелями лакированных дубовых дверей.

"И торжественной встречи с полным парадом слуг тоже не планируется?" – конечно шучу, или пытаюсь, и не сколько из-за попыток поддержать разговор, а скорее из-за внутреннего состояния, вернее, его полного отсутствия. Мне бы сейчас хоть что-то чувствовать – то же волнение, первые симптомы страха. Почти схожие ощущения с моментами, когда допиваешься до отключки, и все на хрен срезается пустым вакуумом полного пофигизма, затапливающего твою память внутренними приливами кипящего прибоя. Правда, сегодня я почти и не пил и то в первой половине дня. А ведь по идее это был мой последний день перед завтрашней полной "завязкой". Или я был убежден, что он не последний?

"Я отпустил большую часть слуг по домам на оплаченный отпуск. Остались только самые-самые "просвещенные". С ними возможно познакомишься немного позже, так сказать, по ходу." – не знаю, для чего это было сказано, в шутку или в надежде задеть мои спящие рецепторы примороженной паники. Я здесь вроде как на добровольных началах, никто мне мешок на голову не накидывает, руки-ноги не вяжет, не тащит вниз по ступенькам в очень прохладные и сырые помещения... По существу, я сам все это и затеял, самолично выписав себе и рецепт и сценарий своего ближайшего будущего. Единственный нюанс, то что в этом сценарии было очень много пропусков с чистыми листами, которые должна была заполнить не моя рука.

"Ну что!" – Алекс подождал, пока я расплачусь с таксистом перед тем как приобнять меня за плечи щедрым дружеским жестом сильной руки и ненавязчиво развернуть лицом к внушительному крыльцу трехвекового здания. Несколько шагов к заждавшейся меня неизбежности?

"Полной экскурсии по дому на ближайшие дни не обещаю, но последнюю прогулку перед "казнью" гарантирую!" – в каждой шутке лишь доля шутки? И, да, произносится нарочито беспечным тоном. Алекс редко когда позволяет себе расслабляться до подобного "разгильдяйства" (тем более, он у себя дома и имеет на это полное право) или использовать эту показную маску в качестве защитной, но не сколько для себя. Меньше чем сутки передо мной предстанет совершенно другой человек, тот, чье истинное лицо открывается только перед единицами, в своем роде, избранными счастливчиками. Разница между первым и втором, как между повседневной игровой маской и сокрытой под ней природной сущностью. Никогда не влюбляйтесь в лживую фальшь, иначе банальная правда впоследствии вас попросту прикончит.

"Это я типа должен уже бояться?" - "Не обязательно! Но ты должен на это посмотреть, так сказать, не только увидеть воочию, но и познакомиться лично, вблизи. Кто знает, а вдруг что-то почувствуешь или даже осознаешь? Откровения обычно посещают нас в самые неожиданные моменты, не без определенного стимула, конечно же!"

Тысячеватный оскал довольного сытого хищника и ощутимое пожатие широкой ладошки на плече (в ней спокойно утонет любая женская головка) воспринимаются и сознанием и телом пока еще как за должное. Лекс в хорошем настроении, а при обычных обстоятельствах это значило – не жди ничего хорошего. Он выше меня дюйма на три, шире в кости и плечах. Свернуть мне шею, алкоголику, растерявшему за четыре года беспробудных пьянок весь физический тонус и наработанный когда-то мышечный корсет – дело двух секунд. Не исключено, что я и сопротивляться даже не стану. За эти последние годы я многое чего успел наворотить, все еще оставаясь безнаказанным.

Тогда почему до сих пор не волнуюсь и не переживаю? Наоборот... так и тянет, и буквально непреодолимо, спуститься в свой персональный вип-номер и поскорее покончить с ознакомительным вводным инструктажем. Вместо этого приходится следовать молча и безропотно за гостеприимным хозяином Рейнхолла, ибо в этом плане никакие возражения с отказами не принимаются и не воспринимаются. Мой интерес с неподдельным любопытством в глубоком анабиозе. Мне даже не хочется делать каких-то ставок с возможными предположениями. Едва замечаю и запоминаю пролеты и галереи длинных коридоров, по которым мы неспешно "скользим", подобно двум почти слившимся сумеречным теням.

Такие помещения и здания не должны простаивать в безлюдном безмолвии, иначе они размажут твой рассудок по стенам мертвого монументального величия. Это либо живой и яркий дворец для увеселительных празднеств богемной аристократии, либо спящий склеп со скрытыми вековыми воспоминаниями очень мертвого прошлого. А то что сокрыто – не всегда приятно глазу или неподготовленному вниманию. И видимо, эти стены получат еще одно тёмное воспоминание.

"Тебе же не надо напоминать, какая на Дома ложится высокая ответственность при принятии чьей-то жизни в его полное и безоговорочное подчинение? Ведь не каждый Верх может до конца осознавать всего риска возложенной на него обязанности. В Практиках часто наблюдается последовательная тенденция менять свою полярность, и дело не в том, что сабмиссив якобы слабее (на этот счет я бы со многими поспорил), а в том, что проще и "спокойнее" вложить свою судьбу в чужие руки, чем взять такую непосильную задачу на себя. Не важно, какие цели ты преследуешь и чего в этом плане хочешь только ты – всё это уходит на второй план, как только ты берёшь чью-то жизнь под свою опеку. И это уже перестаёт быть игрой как таковой. Да, очень многие Доминанты меняют свою ориентацию, что не так уж и удивительно. И куда реже, когда происходит обратная перенастройка (мы сейчас говорим не о Свитчах, поскольку мы обсуждаем Тему, а не её побочные придатки). И вот на этом хочется сделать особый акцент.»

Я не успел запомнить или хотя бы приблизительно отсчитать сколько мы прошли дверей и поворотов, не имея никакого представления, что за ними могло находится (здесь в любом случае нужен ни день и не два, чтобы пройтись по всем этажам и незапертым комнатам). Мы просто свернули в уже открытые высокие белые двери из тяжёлого лакированного дерева, совершая всего один шаг-переход из одной достаточно привычной реальности в абсолютно иную, не столь неожиданную, но весьма шокирующую для спящего разума.

«Только тот, кто знает и не понаслышке, что такое боль в чистом виде, как она воспринимается, почему и насколько глубоко в те или иные моменты – как никто другой понимает и осознает всю силу возлагающейся на него власти!»

Мы приостанавливаемся, или это делаю только я? Рейнольдз проходит дальше, вперёд меня, пряча на ходу ладони в карманы брюк и продолжая свой познавательный монолог всё тем же непринуждённым тоном заскучавшего философа.

«Так что в этом плане тебе открывается одна из бесценнейших возможностей – пройти своё боевое крещение именно с нижней планки. Не познав боли в её изначальном ключе, ты не имеешь права давать её другим. Отмерять боль – самая сложная и исключительная привилегия, которая и делает тебя Топом, а не маниакально депрессивным психопатом-садистом!»

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Кнута удар, вспоровший линию судьбы

Как два обрывка боли - жизни нить...

Два мира гибнут в пламени борьбы

С тобой!.. И без тебя!.. Кого винить?

Пульс дрожью в гибком лезвии кнута

По пальцам боль стекает липкой жижей

И где проходит та последняя черта?!

С тобой!.. И без тебя!.. Уже не вижу!

В цепях, забившись, ледяных оков

С губ криком эхо прошлого сорвется

Всю боль потерь, вместив, ненужных слов.

С тобой!.. И без тебя!.. Ритм сердца рвется…

©Вейланси

Не знаю, как ему это удается – удерживать моё внимание и слух практически на высшей отметке, но все его слова продолжают загружаться в мою базу памяти в четкой последовательности, едва не продублированными файлами, пока мой шокированный взгляд медленно скользит-считывает визуальный ряд окружающих предметов. Огромный зал-галерея с длинным рядом высоких узких окон с моторизованной системой штор-жалюзи, чередующихся со стеклянными тумбами-стеллажами, отзеркаленных схожей симметричной колонной "музейных" шкафов у противоположной стены. Несколько таких высоких боксов с внутренней подсветкой мягкого желтого света заняло почти половину всей залы в идеальной "шахматной" расстановке.

"Это что?.. Твоя игровая комната? Здесь?!" – сказать, что мой спящий интерес был вытянут за шкирку из глубокого транса за считанные мгновения – скромно приукрасить действительность. Меньше всего я ожидал, что мое пресыщенное внимание с глубоко закопанными эмоциями неожиданно подорвутся на подобной мине в подобном месте.

"Я конечно догадывался о некоторых твоих вкусах и увлечениях, но чтобы все было настолько... серьезно!.. Да еще и буквально на публичный показ!"

"Вообще-то, тут все стилизованно под коллекционные экспонаты. Никому и в голову не придет, что определенная часть из этих вещей – мой рабочий материал..." – Алекс идет еще дальше, почти до середины залы, к одной из центральных тумб, в то время как мои глаза с сознанием рассеиваются по близстоящим стеклянным шкафам, вернее, по расставленным на их освещенных полках предметам. Сердечный ритм превышает норму пульса хронического алкоголика и гипертоника вместе взятых. Непредвиденный запуск заблокированного режима естественного физиологического функционирования – соприкосновение обострившихся эмоций с физическими гранями обессиленного тела. Ток дрожи по рукам, в легкие и в кожу совсем иной силы и иного источника, разве что резкий выброс охлаждающей испарины кажется все еще болезненным.

Неужели мне на самом деле настолько это интересно, что даже разум на какое-то мгновение забывается, будто хочет ухватиться за любую возможность переключиться, отвлечься, нащупать способ сбросить с себя этот неподъемный вес непосильного груза?..

И не важно, что часть моего закостенелого скептического разума относилась к подобному виду чужих увлечений заведомо предвзято и крайне цинично, меня зацепило нечто иное... Не знаю, может виною было идеально подобранное освещение, цветовая гамма общего интерьера (да хотя бы тот же трехцветный паркет в ромбовидную шашечку с преломляющимся рисунком из "трехмерных" кубиков желтого, серого и черного)? Но я однозначно ощущал что-то сверх того, что просто мог принять мой аналитический разум, считывающий окружающую визуализацию с сетчатки глаза. Некая живая пульсирующая аура сокрытой энергетической частоты, притягивающая зачарованное внимание к неповторимым формам воплощенного в реальность человеческого гения... Холодное оружие, острозаточенная булатная сталь, инкрустированные рукояти, ножны, наручи, массивные маски, потёртая кожа на перетянутых ручках и набалдашниках... Перечислить все представленные виды средневекового и более современного оружия, красующегося на полках из закаленного стекла – да здесь как минимум нужна неделя, чтобы все пересмотреть и суметь запомнить хотя бы десятую часть из общего списка экспонатов...

"Я специально просил мастера стилизовать все ударные девайсы (и мебель тем более) под "старину", так что... подобный экземпляр в секс-шопе за сотню евро едва ли где купишь... Подойди... Не бойся! Ты должен это попробовать... или скорее почувствовать. Когда просто смотришь, это все не то, впечатления совершенно иные. Пальцы и кожа должны пропустить и принять это в себя, прочувствовать вес и скрытый внутренний потенциал, который по своей сути является вашей общей связью – единым целым, продолжением твоих мыслей, желаний и возможностей!" – кто бы мог поверить, что все это Алекс говорил о длинном черном кнуте, который он в этот самый момент снимал с зажимов подставки с одной из полок центральной тумбы. Скрученная в несколько колец черная мамба (иного названия и не дашь), даже издалека было видно, что это далеко не игрушка и не бутафорский экспонат из квадрологии об Индиане Джонсе.

Не замечаю, как и что заставляет меня сойти с места, толкая-двигая прямо на Рейнольдза. Мое сознание переплетается с его движениями в хитросплетенные тотемные узоры, захватывая участки разума и зачарованной сущности подобно гипнотическим манипуляциям ловца душ.

Не спеша раскручивает кожаные кольца, распуская их по паркету один за одним плавным взмахом рабочей руки, волновой спиралью этой гибкой изящной красавицы – длинной трехметровой змеей. И кажется у меня на пару секунд остановилось сердце.

Прекрасно понимаю, что это всего лишь холодный бездушный предмет, ничего более, но откуда тогда это неконтролируемая вспышка почти детского восхищения?

"Возьми, обхвати всей ладонью, вожми набалдашник чуть выше запястья в изгиб локтя, сплети пальцы с рукоятью, как с костью, которая срослась с твоей собственной локтевой... Прочувствуй ее тяжесть и совершенную пластику."

Это уже не похоже на обычное затягивающее любопытство. Она слишком реальная и живая, со своей исключительной фактурой, тяжестью, запахом и безупречной неповторимостью. И я делаю все, что говорит мне Алекс не потому, что это от него исходят точные и правильные команды-указания, мои пальцы сами проделывают каждое движение на каком-то подсознательном уровне – врожденном рефлексе! Будто я прекрасно знаю, что надо делать и как. И как видно... мне это безумно нравится...

"Она действительно выглядит как... настоящая... Словно ей лет четыреста, не меньше... Разве что сохранилась идеально!" – не решаюсь проделать удара хотя бы по поверхности пола. Может, боюсь показаться на фоне такого профи, как Рейнольдз, криворукой мартышкой? Просто двигаю рукой, чуть изгибая запястье и скользя обхватом пальцев по тугой поверхности рукояти. Идеально подобранные по толщине и длине переплетенные особым узором ленты черной кожи будто потерты пережитым временем целых столетий и покрыты тончайшей паутиной старящих трещинок. И это якобы обычная вещь? Да в ней жизни и увлекательного прошлого больше, чем в любом смертном человеке! Не удивительно, почему воины и охотники когда-то давали имена своему оружию.

"Она и есть настоящая, потому что ее делали руки, а не бездушные машины. В этом и заключается разница современного орудия от старого. В нее вложена душа и любовь ее мастера. Поэтому ты так ее и чувствуешь, поэтому она такая живая и сильная. И ты сам начинаешь ощущать часть сокрытых в ней сил в себе, ведь чтобы совершить правильный удар – нужны двое, как одно целое!.. Ощущаешь каждое движение, вибрацию по всей длине хвоста до самого наконечника на собственной коже, в мышцах и костях, едва не до отдачи болевого ожога..."

Алекс отбирает у меня эту изящную красавицу, чтобы наглядно продемонстрировать ее возможности. Отходит в сторону где-то на пару шагов, раскручивая или подтягивая конец кнута в нужное положение под определенным углом и разворотом кисти с запястьем. Рука кажется расслабленной, чуть ли не апатично вялой, хотя и видно, что пальцы держат за рукоятку крепким неразрывным захватом.

"Работа с кнутом – это целое искусство, навык, приобретаемый не за один год изнурительной и постоянной практики. Искусный палач должен был уметь перерубать позвоночник смертнику лишь одним рассчитанным ударом или несколько суток подряд срезать кожу с мясом до кости лоскут за лоскутом, не позволяя приговоренному потерять сознание ни на минуту..."

Легкий, точнее сказать, невесомый взмах кисти... Меньше секунды, и я все-таки вздрагиваю от громкого хлопка зашипевшей от "боли" черной змеи, скользнувшей по твердому дереву вощеного паркета растянувшейся гибкой пружиной. Похоже, у меня даже челюсть свело. Пульс зашкалил по любому. Не обязательно иметь степень магистра циркового дрессировщика, чтобы понять, на что была способна эта красавица в руках такого мастера, как Александр Рейнольдз. Если я сейчас сумел пропустить ее зудящую вибрацию, отразившуюся от поверхности пола через ступни ног прямым транзитом обмораживающей спирали по всем дискам позвоночника... что же будет, когда самый слабый удар ее упругого хвоста пройдется моей обнаженной спине?

"Только в руках настоящего профессионала кнут превращается в смертельное орудие пыток. Можно бить практически не оставляя следов на теле, но при этом вырывать такую боль, которую не прочувствуешь даже с открытыми ранами. Или наоборот – вспарывать кожу до крови, до рваных рубцов, едва не до кости, и при этом человек будет испытывать лишь легкое жжение, подобие комариного укуса." – медленно, не исключено что с любовной тщательностью или завышенным вниманием, Лекс сворачивал черную красавицу в одинаковые кольца, отмерив диаметр первого по неполной длине левого локтя. И при этом по ходу, продолжал просвещать меня в тонкости профессионального Практика с нехилым стажем за плечами: "Это не просто хобби всей жизни или увлечение на досуге от скуки ради – это часть твоей сущности, продолжение тебя самого, как та же врожденная потребность есть, дышать, спать или время от времени трахаться. И этот голод не просто реален и допустим, он не излечим, не важно, на какой из сторон ты находишься. Оно в тебе уже прописано с самого зачатия. И сколько от него не бегай, рано или поздно оно тебя настигнет!" - "Ты все еще продолжаешь настаивать на своем убеждении, что я прирожденный Верх, и Тема – мой спасительный причал, отдушина, мой защитный панцирь от всех моих пожизненных заскоков?" - "Тогда ответь мне на один вопрос! – все с той же изящной нерасторопностью возвращает свернутый кнут на свое место на полку стеллажа, аккуратно защелкивая зажимы подставки. - Что ты тут делаешь, Дэн? Зачем ты здесь, если не по той же причине? Я же тебе до этого говорил не одну сотню раз, что многим, прежде чем окончательно принять свою истинную сущность изначально приходится проходить иную часть становления – перерождаться через физическую боль. Им она необходима, как и тебе сейчас. Само острейшее желание пройти по ее возможным порогам тебя сюда и привело, а это и есть неотделимая вторая сторона одной медали!"

Пока мне пытаются донести смысл моего истинного исключительного призвания, рука непроизвольно тянется за рукоятью нижнего под кнутом коллекционного экспоната. Или это сработала реверсия – поскорее стряхнуть с сознания только что пережитое и услышанное, интуитивный рефлекс спрятаться глубоко под защитный панцирь, используя внешние вещи вместо блокирующего прикрытия? Или меня на самом деле непреодолимо притянула новая, но не менее (а может и более!) устрашающая "игрушка".

"Не знаю, Лекс, я всегда относился к таким вещам крайне предвзято. У меня духу не хватит ударить подобным женщину, даже Реджи, даже если она сама будет меня об этом умолять! Это же... просто не реально! Только подержать такое в руках – уже прошивает по сердцу стынущей аритмией... Я вообразить не в состоянии, как ТЫ этим кого-то..." – у меня не хватает смелости просто закончить предложение, потому что то, что сейчас давило на мои суставы с запястьем правой руки по своему определению не выглядело не игрушкой, не тематическим девайсом.

Плетка-кошка? Милое название для смертельного орудия, способного превратить твое тело в одно сплошное кровавое месиво. Крепкая, удобная рукоятка с девятью косичками-хвостами длиной в два фута и по три кошачьих морских узла (с семью шлагами, не меньше) на каждой.

To scratch the cat? – расчесать кошку или «облегчить страдание»?

Безупречное качество исполнения, идеальная фактурная прорисовка в каждой детали и длина до самого пола при свободно опущенной вниз руки прогоняло будоражащей отдачей по всему телу лишь одним захватывающим ощущением – мощной инъекцией жидкого азота внутривенно с резким выбросом липкой испарины поверх всей кожи.

«О, это уже чистая классика!» - в этот раз Алекс не спешит отбирать у меня одну из своих исключительных «игрушек». – «Можно сказать, девайс для особо избранных. В своё время наказание с её помощью исчисляли дюжинами ударов, сейчас же редко кто способен выдержать хотя бы шесть… Но желающие, поверь, находятся.»

И что? Я должен поддержать его милую шутку со столь занимательным коротким экскурсом в историю ответной улыбкой? Не удивительно, почему я столько лет открещивался от этого безумия всеми конечностями. А то что я сейчас стоял в этом зале (почти кунцкамеры) в эти самые минуты, рассматривая все эти предметы в состоянии переменного настроения – разве это не главный ответ на все вопросы Алекса? Попытка сбежать от собственного сумасшествия с помощью не менее ненормального откровения? Но ведь я испытываю не только страх с недоверием...

Взгляд останавливается на соседней, почти последней в этом ряду тумбе с особой подборкой девайсов. Дальше начиналась зона иного коллекционного тематического добра, та самая "рабочая" или "игровая"...

"А это?.. И почему оно под электронным замком? Настоящий исторический экспонат?" – или что-то более ценное, но не по материалу и качеству исполнения?

Алекс все так же не возмутим, вернее, не теряет ни на миг ни хорошего настроения, ни бдительности. Сразу же определяет по направлению моего взгляда нужную в пространстве точку, тут же разворачиваясь к ней лицом и с апатичной грацией неспешных шагов сокращает расстояние в три-четыре фута. Открывает встроенный в бронированное стекло дверцы электронный замок, реагирующий только на тепло и оттиск определенного отпечатка большого пальца поверх сенсорного дисплея. Красный диод сменяется зеленым, разрешая доступ на "вход". Ироничная улыбка все-таки скользит по моим губам в дополнение к неверию, удивлению и легкому восхищению. Даже чуть качаю головой, наблюдая, как Рейнольдз снимает со специальной стеклянной подставки самый ценный в этой части охраняемой коллекции предмет. Широкий плотный ошейник из дубленой кожи черно-коричневого цвета. Быть может я мог бы еще понять, будь он усеян алмазами и рубинами, но он выглядел настолько "простым", буквально банальным. Единственные украшения – несколько стальных колец по всему обхвату идеальной стойки, чередующихся стальными заклепками из острых, но не особо длинных шипов. Почти классика жанра.

"Временами приходится заказывать и хранить на неопределенное будущее и такие вещи, ценность которых отмеряется совсем иными стандартами." – возвращается в поворот и два шага, протягивая мне предмет исключительной значимости так, будто это был не обычный жест дружеского общения, а куда большее и пугающе глубокое доверие. Руки неожиданно немеют, наливаясь странной тяжестью и желанием сжаться в кулаки. Я не хочу прикасаться к этому... нет, не к самому ошейнику. Мне кажется и я без того успел переступить черту, которую не имел никаких моральных прав переходить. Это чужая территория! Чужой фетиш, надежды и... чужая неизлечимая одержимость.

Но руки уже сами тянулись на ее сторону, как под воздействием сильнейшего гипноза. Я же мог отказаться, мне не десять лет. Я и без того прекрасно знаю, когда следует остановится и просто сказать нет... Бл**ь, но разве можно остановить наркомана, который ждёт своей дозы, как спасительного глотка чистого воздуха, упоительного благословения, не важно с чьей подачи. Просто на этот раз тебе предлагают ее в несвойственном тебе виде. Абсолютно новый, но не менее сильнодействующий наркотик.

Впервые, за столько времени я почувствовал что-то еще, кроме высасывающей пустоты и усыпляющей апатии. Более глубокий интерес, усилившийся ток крови с учащенным сердечным ритмом выбивающих ударов по уязвимым точкам на теле. Я даже задержал дыхание, когда прикоснулся пальцами к твердой коже этого символичного девайса – особого и знакового для обеих сторон.

Твою мать, Алекс!.. Ты как будто знал наперед, ЧТО я почувствую, и куда больше, чем просто приятную тяжесть с легким покалыванием в рецепторах чувствительных подушечек ладоней. Не только почувствую, втяну в легкие специфический островато-кислый запах обработанной кожи, но даже увижу и услышу тончайшую невидимую дымку, прорывающееся в запечатанный здравый рассудок томное наваждение... Это неправильно! Я никогда не хотел видеть и ощущать такого! Представлять... хотя бы допускать в и без того вывернутое наизнанку воображение подобные картины. Оно не могло быть моим желанием! Я никогда о таком не мечтал, мысли не допускал! Это не мое, не моя сущность... не часть меня!

"Твоему оптимизму можно только позавидовать. Да ты еще чокнутей меня! Неужели это... для той девчонки?.. Все еще не теряешь надежду?" – отчаянно прикрываю собственные нокаутированные эмоции с ощущениями не вполне уместными шутками в адрес человека, который, в отличие от меня, шел напролом к своей цели вот уже десять лет и не боялся этого не скрывать, не демонстрировать. И кто же здесь из нас двоих истинный одержимый безумец?

"Достаточно иметь и то, что является хотя бы частицей твоей заветной мечты. И это не просто стимул, это проецирование ведущей цели в реальность. То, что дает тебе не какую-то призрачную надежду, а практически стопроцентную уверенность. И это куда действенней, чем напиваться в умат каждый божий день и насиловать перед сном свою жену!" – он отбирает у меня ошейник, как тот учитель-мастер, который дал своему нетерпеливому ученику подержать настоящую самурайскую катану, прежде чем вернуться обратно к тренировкам на деревянных муляжах. И кажется я почувствовал что-то схожее со скулящим разочарованием. Пальцы непроизвольно сжались с легкой дрожью в кулаки, словно надеялись сохранить, втереть в кожу ладоней покалывающую пульсацию пережитых ощущений... ее призрачный образ с запахом и тяжестью этого ошейника на ее белоснежной шейке... Fuck!

Это было намного сильнее туманного наваждения, все равно что соприкоснуться наяву с чем-то невозможным, нереальным... но вполне осуществимым. Дать этой дозе затопить твою кровь незнакомым специфическим привкусом горьковато-сладкого предчувствия... острым жжением царапающего удушья...

Я думал, что усыпил его несколько дней назад, накормив (или напоив) до сыта запахом и кровью чужой боли и страха. Как я еще не рванул на выход из этой залы со всех ног? Двум голодным хищникам в одной клетке не место!..

Чего мне тогда стоило выдержать этот приступ, буквально выстоять, насильно загасить вспышку кроваво-огненного взрыва где-то в эпицентре ледяного вакуума, канувшей в небытие мертвой Вселенной... резанувшей вспарывающей отдачей по сухожилиям, вискам, глазам... вскипевшей плазмой в хрупких сосудах. Придушить из последних сил хриплое рычание в глотке очнувшегося зверя...

Я не мог... Не мог позволить этой одержимости заиграть новыми красками, более контрастными и чарующими образами с реальными запахами окружающих вещей. Каких сил мне тогда стоило сделать шаг вперед, сойти с места, не подать и виду насколько я напуган, потрясен и... возбужден...

Я же здесь не для этого! Бл**ь!..

Или это все Алекс с его гребаной теорией о моей врожденной доминантности? Ради чего он еще мог меня сюда привести? Только чтобы похвастаться шокирующей коллекцией эксклюзивного оружия и очень взрослых игрушек? Это не в его стиле! Он никогда и ничего не делает просто так, если не преследует какие-то определенные цели. У таких людей время на вес золота. Он не стал бы тратить его на законченного, спившегося до белой горячки друга детства.

"Так ты... умудрился убить сразу двух зайцев одним выстрелом? Создать комнату-музей со скрытой функцией игровой, чтобы не запирать все в подвал или подземный бункер под десятью замками в строжайшей тайне от любопытных лиц? Держать все на виду, в открытом доступе, использовать время от времени по его прямому назначению и заодно проводить экскурсии для особо любопытных гостей? В этом плане изобретательности тебе не занимать. А как на счет особо информированной части слуг? Они никогда не задают лишних вопросов при уборке этой комнаты, например, откуда на паркете под Андреевским крестом взялись свежие капли крови или... иной специфической жидкости?.." – да, это была не совсем удачная попытка бегства, но для сознания вполне достаточно. Переключиться на что-то другое, реальное, осязаемое, пусть и в этой комнате, с этими вещами...

Вторая часть залы была стилизована под зону "игровой" с мебелью особой конструкции и назначения. И конечно же все эти предметы выглядели слишком настоящими, слишком "живыми", будто им от роду было не меньше трех-пяти веков, разве что "сохранившихся" в идеальном состоянии. Натуральное тяжелое дерево, закаленная сталь и кованное железо, местами чугун; грубая, покрытая паутинкой "старых" трещинок дубленая кожа. Андреевский крест, подвесная клетка и дыба – это так, популярные экспонаты из классики жанра. Некоторые конструкции действительно требовали пояснительной инструкции с демонстрационным видео-приложением, и кожаные или деревянные "козлы" на фоне остальных загадочных сооружений выглядели самыми безобидными творениями исключительной человеческой фантазии. Чего только стоил массивный толстый диск с железной решеткой в центре деревянного тора и четырьмя крюками по краям, свисающего с потолка с рельсовых направляющих на толстых цепях. Или "смотровое больничное" кресло пугающей формы с функциями раскладного трансформера.

Правда, все это безумное "великолепие" замыкал вполне домашний "уголок" из кожаных кресел и широкого дивана в самом конце залы, прямо перед огромным камином в человеческий рост и меховым ковром из шкур снежного барса.

"Обычно я подстилаю клеенку или плотную пленку, но... иногда, да, случается и такое, хотя и редко..."

Я прекращаю свою ознакомительную "прогулку", остановившись где-то в трех шагах от чугунной каминной решетки.

Алекс выдает свой ответ в виде непринужденной шутки, но мы оба прекрасно понимаем, что это не шутка. И в этот момент мне сложнее всего определиться с внутренним раздрайвом развороченных чувств. Они все никак не хотели мириться с данной частью принятого мною решения, с мотивами, приведшими меня сюда, в этот дом, на порог этого нового сумасшествия, для четкой и конкретной цели.

Нет, я все еще хотел... мне это требовалось, как воздух или хотя бы замена тому воздуху, без которого я все еще задыхался...

Но допустить в голову хотя бы самую ничтожную вероятность абсолютно иного решения с другими целями и желаниями?.. Бл**ь, нет! Я же не такой! И никогда таким не был! И чтобы там Алекс мне не напевал все эти годы и как бы не старался сейчас наглядно продемонстрировать свою правоту... это всего лишь кратковременное помутнение рассудка, не более! И я здесь совсем по другой части!

"Слава богу, что хоть кровати нет. Сомневаюсь, что она бы сочеталась с той подвесной клеткой и Нюрнбергской Девой... Но это же просто... игровая комната. Ты ведь привел меня сюда не..." - я тоже теперь пытаюсь сводить все в шутку. Правда, состояние слишком далекое от желания смеяться, особенно на пороге своего ближайшего будущего в стенах этого дома (пусть и не в этой комнатке боли).

"Нет, это обычная мини-экскурсия, не переживай..." - Алекс утешительно улыбается в ответ, как возможно улыбается палач своей жертве, обещая, что больно будет совсем чуть-чуть и очень мало. Подходит, останавливаясь рядом, и снова хозяйским щедрым жестом правой руки приобнимает за мои ссутуленные плечи. И даже видом не показывает, что его могут волновать предстоящие события нашего совместного время препровождения.

Разве что до меня не сразу дойдет, что процесс "игры" был уже запущен и шел полным ходом. Мимика, жесты, определенные слова, улыбки, поощрительные или успокаивающие прикосновения – режим Д/С был включен именно тем, кто взял на себя ответственность контролировать все это... безумие...

"Ближайшие недели твое воспитание будет проходить, как и положено, в условиях строжайшего соблюдения всех установленных для тебя правил с жестким ограничением бытового комфорта. Так что, все эти красивые цацки пока не для тебя. Их еще надо заслужить..." – шутка действительно удалась. Даже мне было сложно сдержать ответный смех, пусть и натянутый, почти конвульсивный.

"Лучше пообещай мне сразу, что не станешь проводить здесь со мной сессий. Для меня один лишь вид этой комнатки и этих вещей уже хуже пытки." - "Понимаю, слишком гламурно и вычурно. Я вообще-то тоже большой поклонник максимально приближенного натурализма. Не переживай, только когда ты сам созреешь для всего этого добра и дойдешь до нужной кондиции, думаю, тогда и сам попросишься... Ну, что? Если с тебя уже достаточно, не пора ли познакомится со своей новой комнатой для вип-гостей, так сказать, официально? Отдохнуть с дороги, прийти в себя после новых впечатлений, побыть наедине со своей совестью... еще раз взвесить все за и против?" - "Думаешь, я могу передумать?" - "Да кто ж такое знает наверняка? Возможно все! Не забывай. У нас по конституции свободная страна – свобода выбора и слова! А все остальное можно купить за деньги!"

Боялся ли я и мог ли на самом деле вдруг передумать? Сомневаюсь, что на тот момент подобный выбор был единственным и крайним решением в моей ситуации. Другое дело, что я хотел этого сам. И если меня что-то и пугало, на вряд ли оно было связано с тем, чего я не знал – с самим местом и методами, в которые меня тогда загнали. И я реально не знаю, что меня могло остановить от всего этого... Разве что только Алекс, который тоже мог отказаться в любую минуту. Но ведь и он все это делал не за просто так...

Похоже чувство прежней апатии вернулось на прежнее место защитным пси-блоком, как только мы вышли из комнаты слез, сворачивая в новом направлении до конечной точки прибытия. Мне бы главное уже дойти... Теперь я остро ощущал усталость с болезненной ломотой в костях и подкожной лихорадкой, хлынувших вытесняющей волной поверх всех пережитых недавно эмоций и видений. Тем более я с обеда так ничего и не ел (как и не пил). Оставаться сейчас одному наедине с собой – не самый лучший выход, но, кто знает, может мне удастся заснуть.

Кажется мы вошли в ту часть здания, где находились служебные помещения и комнаты для прислуги. Алекс что-то расспрашивал меня о Дэнни, я с неохотой отвечал. Затем мы свернули к запасному служебному выходу в самом конце западного крыла, к лестнице, за которой Рейнольдз и толкнул глухую створку дверей на лестничный пролет, ведущего вниз. Обычные холодные ступени из цемента и желтого песчаника с поворотом-загибом налево, на второй более длинный спуск. Предсказуемая прохлада с легким "привкусом" старой сырости потянула скорей не от ближайших стен, а снизу, из самого коридора нижнего яруса. Назвать его подвалом как-то не поворачивался язык, как впрочем и подземельем – слишком идеален, ухожен, без единого намека на средневековые мрачные стены со вбитыми подставками-кольцами для факелов или фонарных ламп. Двойное освещение: естественное из высоких зарешеченных окон под самым потолком в специальных нишах между пролетами-поворотами подвальных помещений, так и от люминесцентных ламп под зелеными плафонами. А дальше... Недолгое путешествие почти в самый конец очень длинного и весьма чистого коридора стилизованного из того же песчаника под брусчатый камень со светло-коричневыми стенами и потолком.

"Ну что?.. Добро пожаловать в свою новую скромную обитель?" – Алекс толкнул одну из незапертых (пока что) арочных дверей – толстую дощатую панель со смотровым окошком, закрывавшимся из коридора. Если бы я не знал, где я и кто хозяин всего этого недвижимого имущества, мог бы запросто принять эту дверь за вход в одиночную камеру или подземную келью. Правда нагибаться не пришлось. Высота проема не доставала моей макушки всего каких-то пару дюймов. Небольшой спуск в две высокие ступеньки и мое сознание с памятью запустили долгожданную программу глубокой обработки визуальной информации. Даже сердце успело пропустить две ощутимые дозы нитро-адреналина в глухих надрывных переборах.

"Согласен, не номер-люкс, но перекантоваться несколько недель вполне сойдет." – Алекс продолжает шутить, спускаясь следом за мной по ступенькам на каменный пол из настоящего шлифованного булыжника. Но мне сейчас определенно не до смеха.

Я, конечно, догадывался о нечто подобном и обещанном, но чего я не ожидал, так это ощутимого давления по сознанию и нервам непредвиденным приступом асфиксии. Затрудняюсь с названием, но это далеко не жилая комната, даже с наличием длинного кожаного топчана в противоположном от входа углу под единственным здесь окошечком. Бл**ь... Если это не одиночная камера из толстых каменных стен, тогда я понятия не имею, что это такое вообще!

Где-то три метра в ширину и шесть максимум в глубину? Одна "кровать", единственная навесная книжная полка под окном, круглый лакированный столик в углу у ступенек входа и внушительный пятачок для "прогулок" в глубокой каменной "нише" во второй части помещения. Именно в этой ничем не заставленной половине комнаты мог спокойно поместиться большой бильярдный стол. Но в том-то и дело, что там ничего не было, если не считать вбитых в несущую стену вертикальных балок из лакированного дерева, ряда металлических планок с железными кольцами, колодками, кожаными ремнями и аккуратно сложенных на полу разнокалиберных цепей. Три толстых и далеко не бутафорских железных кольца красовались дополнительным "декором" в одном футе над изголовьем темно-коричневого (почти черного) лежака, включая четвертое на потолке. И моя дорожная сумка на жестком матраце моего будущего ложа, как единственный, не вписывающийся в окружающий интерьер предмет из внешнего мира.

"За этой стенкой что-то вроде платяного шкафа." – Алекс перехватывает мое внимание, завершая ознакомление с моим новым местом жительства жестами заправского гостеприимного хозяина. Хлопает ладонью по выступающей за столиком угловой стенке, после чего указывает на противоположную, за изголовьем топчана: "А за той – умывальник и толчок. Условия не ахти какие, но, уверен, тебе сейчас не привыкать. Захочешь принять душ, может быть сумеем как-нибудь договориться."

"Надеюсь, тебе не стрельнет в ближайшем будущем принуждать меня пить из того толчка?" – киваю в сторону предполагаемого сан-узла, пока неспешно расстегиваю пуговицы на пиджаке. Здесь по любому должна быть проведена система климат-контроля. Вот только боюсь регулировать температуру в этой комнате мне определенно не позволят. Не скажу, что здесь тепло (уют и комфорт можно смело вычеркивать из общего списка), но мне сейчас и самому было как-то не особо холодно.

"Все зависит от твоего дальнейшего поведения. Что-то конкретное обещать или не обещать не могу, но у тебя будет в запасе пара часов, чтобы хорошенько все обдумать и составить список из недопустимых вещей. Не хотелось бы тебя через пару дней откачивать от анафилактического шока при "отравлении" тальком."

"Твоя доброта не знает границ!" – пытаюсь вернуть ему подколку и даже улыбаюсь в ответ. - "Кстати, здесь до меня уже кто-то жил?"

"Беспокоишься, не успел ли кто на этой кроватке представиться перед всевышним? Не волнуйся, здесь все очень чисто и почти стерильно, как в больнице. И ты ведь никому не говорил, куда уезжаешь на эти недели?" – коварный оскал матерого хищника, способного пригвоздить тебя к месту одним лишь взглядом. От подобных шуточек от такого Голиафа и по совместительству Ганнибала Лектера не только остановится сердце, реально накроет приступом неконтролируемой паники.

"Нет, не говорил!" – присаживаюсь на край топчана возле сумки, до этого стянув с плеч пиджак и скинув его в сторону изголовья. - "Так что, если ты меня вдруг случайно засечешь той кошкой до смерти, можешь смело закапывать мой труп в своем парке. Здесь меня искать точно не станут." - "Смотрю, у тебя крайне оптимистичные прогнозы на будущее. Уже всеми помыслами в завтрашнем дне? Чтож, не буду пока мешать и дальше грезить наяву... отдыхай и набирайся сил. Через пару часов вернусь, тогда и обсудим все нюансы с деталями. Располагайся и чувствуй себя, как дома, если получится конечно..."

Дружеские шуточки, чтобы приукрасить местный колорит интерьера и ближайшее одиночное проживание в нем?.. Интерес почти сошел на нет. И я впервые спокойно перенес звук защёлкнувшегося дверного замка со стороны коридора. Кажется, с каждой пройденной минутой апатия или вакуумная пустота ощутимей занимали свои господствующие позиции в сознании Дэниэла Мэндэлла-младшего. С одной стороны это может и хорошо, но вот... надолго ли?

Пока мне известны лишь несколько паршивых для меня состояний, постоянно доводивших меня до алкогольных срывов, и первое место когда-то занимала именно эта пустота. Испытывать себя никем, почти растворившейся физической тенью в окружающем пространстве, на которую время от времени кто-нибудь да наткнется. И у этой пустоты есть самое отвратное свойство – она никогда не останавливается. Ей всегда будет тебя мало... всегда! И она будет сосать тебя до тех пор, пока кроме боли ты уже больше ничего не будешь чувствовать.

Я бы мог, конечно, оставить ее в качестве альтернативного напарника по камере, но в том-то и дело... теперь она посещает меня все реже и реже. И с каждым разом часы посещений ощутимо сокращаются. А иногда я и сам становлюсь ведущим инициатором ее полного уничтожения, как сейчас, например...

Можно было бы просто прилечь на топчан, закрыть глаза и окунуться растворяющимся сознанием, как в сенильную кислоту, в эту вязкую бездну абсолютного ничто, запустить ее ненасытные щупальца черной дыры в оцепеневший разум, выпотрошенной под чистую полумертвой сущности. Но я лезу в свою сумку с упрямством стрессоустойчивого камикадзе. Подхватываю томик сборника пьес и сонет Шекспира (почти первое, что попалось под руку в библиотеке Реджи) и только тогда заставляю себя прилечь на тугой матрац не особо комфортного лежака. Сумка временно заменяет подушку (позже Алекс притащит силиконовую вместе с пледом).

Пустота еще плавится, сладко пульсируя на уровне солнечного сплетения. Последние мгновения наивного неведенья... Мне все еще хочется верить, что когда-нибудь она победит, возьмет свое, останется наконец-то во мне навсегда, превратив в конечном счете в часть себя, в пустую оболочку – без разума, чувств и инстинктов... Но она уже сжимается в рефлекторном мышечном спазме, резанув диафрагму знакомыми ржавыми зубьями ненасытной помпы. А ведь я только-только прикоснулся пальцами к твердому переплету книги.

Нерешительная пауза? На вряд ли. Мне даже не нужно искать нужной страницы, она открывается одной из нескольких, почти сразу же. Вложенная закладка-фотография толкает от себя "стопку" листов книжной бумаги, раскрываясь своей глянцевой поверхностью отпечатанного изображения.

Бл**ь...

В вакууме не слышно ни звуков, ни тем более взрывов, но это не значит, что их не чувствуешь в волновой вибрации режущих сжатий нулевой материи по окружающему пространству. Да, ее не слышно, зато очень хорошо ощущаешь... ощущаешь ТЕБЯ!..

Наверное, я уже просто не мог без этого. Хотя, кого я обманываю? За пять лет уже давно пора было признать себя конченным наркоманом. Или у меня столь большой выбор и особенно сейчас? Пустота или ТЫ? Вот только твой чистый героин, доза живой боли – мой вечный золотой укол, убивающий каждый день, вечер и ночь, не важно где и когда. Моя желанная долгоиграющая вакцина персональной смерти. Я сам вгонял ее себе под кожу в вены, которые настолько влюбились в твои иглы, что даже не стали прятаться от них (если не наоборот).

Почему... Эллис... бл**ь, почему?.. И почему каждый раз я спрашиваю тебя об этом все эти гребаные годы? Смотрю на эти фотографии, наивно касаясь подушечками пальцев гладкой плоскости холодной фотобумаги, будто пытаюсь нащупать рельеф и тепло твоего уменьшенного личика, и в который раз вливаю в свою кровь новую дозу эксклюзивной именной боли. Я хочу ее! Хочу тебя! И чем больнее тем лучше! Не жалей меня! Сделай это сегодня... не дай мне дожить до утра... Разорви на хрен эту долбанную мышцу беспрестанно гоняющую твои осколки по всей кровеносной системе. Потому что если это не сделаешь ты, тогда завтра кто-то другой попытается вытравить тебя из меня реальной физической болью. А я этого не хочу! Как бы больно мне не было с тобой в себе, эта боль все, что у меня осталось от тебя, не считая этих фотографий. Ничтожные мгновения, застывшие на твоем нежном личике в момент самого совершенного откровения! Это не наигранная вынужденная улыбка или маска мечтательности на фоне Эшвиллевских достопримечательностей... это твой полет в эпицентр нашей еще живой и растворяющейся в твоих греховных соках Вселенной, пульсирующей сладкой эйфорией в сокровенных глубинах твоего естества... На нервных окончаниях моей порочной одержимости, в раскрытой бездне моей ненасытной жажды, на пике моего чистого безумия – оголенной, обнаженной до самых костей любви, слишком откровенной, беззащитной и уязвимой, как и эти мгновения наивысшей страсти на твоем лице. Столько гребаных лет я переплетал их в одно целое, неразрывное, единое... вечное... Почему оно может жить только на этих снимках?.. Почему оно не может вливаться в мои вены анестезирующей томной ностальгией, а продолжает выедать меня изнутри кипящей ртутью неугасаемого напалма?

Fuck!.. КАК? Как мне все это остановить, переформатировать, перекодировать или снести к ебеней матери весь центральный сервер? Как мне отделить от этой боли тебя? Где найти эту точку, очаг, эпицентр всего? Какое принять лекарство для полной и безвозвратной мутации ДНК? Ведь я не знаю, что тогда будет... ЧЕМ Я СТАНУ БЕЗ ТЕБЯ!..

«Ты готов?» - Алекс предельно спокоен и сосредоточен. Как видно, обмен шуточками временно забыт и перенесён на неопределённый срок.

Я не могу ответить… И не сколько пропал голос, сколько силы на его использование. Просто киваю головой, глядя вперёд, в невидимую точку своего последнего отсчёта. Решение принято и согласованно, грань пройдена с началом нового этапа и зарождением предпоследнего становления. Это больше не игра, и мы прекрасно знаем об этом оба! И эта черта не только для одного человека, как и боль, которую всё-таки придётся частично поделить между собой…

«Левую руку!» - Лекс отдаёт приказы ровным, холодным тоном. Мне приходилось видеть его таким несколько раз, но сейчас это воспринимается совсем по иному. Сейчас он использует свою сокрытую силу против меня.

Поразительно, сколько ничтожно мало требуется для того, чтобы почувствовать человека (особенно самого близкого и дорогого) с совершенно другой стороны, и когда у тебя нет права сопротивляться, используя ту же реверсию. Поначалу ты не сразу осознаёшь, что это такое и почему настолько больно и почти мгновенно, без шанса и возможности на последний щадящий глоток в полную грудь. Захлёстывает с головой, перекрывая все жизненно-важные каналы, превращая тебя в немощное жалкое существо уже готовое забиться в истерике в самом тёмном углу этого каменного мешка.

Только она способна выдавить из всех твоих незаживающих ран этот токсичный гной уничижающей слабости, делая тебя абсолютно непригодным и ничтожным, направляя источник всех твоих оставшихся сил на самые отвратные инстинкты и мерзкие желания… Превращая тебя в совершенное ничто! Лишь она способна повергнуть на колени всего одним сухим щелчком пальцев и высасывать из тебя самую ценную жизненную энергию за считанные мгновения твоего полного падения. Мы часто недооцениваем её силу, особенно, когда её не испытываем. Но стоит ей войти в твои вены, наполнить твою кровь твоим же гноем – и это всё, предел, последний щелчок замка карабина фиксирующимся зажимом в кольце стальной манжеты на твоём запястье. И ведь не ты её стимулируешь, нет. Она слишком отвратительна, чтобы желать её чувствовать самому. У вины нет конкурентов – она вне правил… Тот самый джокер в твоей колоде, который всегда играет против тебя!

Почти не ощущаю холода широкого браслета из кованного железа, обхватывающего всё запястья левой руки пока Алекс не выпускает его тяжесть из своих сильных натренированных пальцев. Его вес и обмораживающая поверхность начинают проникать в твою кожу с шокирующим осознанием, что это не бутафория, и зажимы первого кольца стягивают обруч неразрывного наруча реальным блокирующим обхватом самую уязвимую часть твоей руки.

Возможно в любой другой день и при других обстоятельствах я бы и пошутил, но только не тогда. В тот вечер и в те секунды всё воспринималось иначе – по настоящему, со стынущим в коже и лёгких полного осознания происходящего, вплетающего в волокна твоей сердечной мышцы узор заиндевевшего страха, острейшей волновой отдачей по всем нервным узлам позвоночника. Нечто похожее на момент, когда ты сидишь в стоматологическом кресле и твой лечащий врач непринуждённо раскладывает перед тобой все свои рабочие инструменты или меняет насадку на бормашинке на новое сверло определённой толщины и длины. Тебя ещё не сверлят, но ты уже этого ждёшь, как неизбежного, но почти свершившегося факта.

Разве что мне тогда было несколько сложнее. Я прекрасно знал, что наказание будет приведено в исполнение, и каким оно будет очень болезненным и возможно даже слишком долгим… Но я понятия не имел как, когда и насколько сильно.

Второй парный браслет обхватывает правое запястье на этот раз более ощутимым давлением. Не успевает железо вобрать тепло моей кожи, мне уже чудится, как мои поры немеют и зудят под оттиском металлического обморожения вплоть до дискомфортного аллергического жжения. Или это чистый психосоматический эффект?

«А сейчас?.. Учти, это не на пару часов.» - «Ты же проследишь… чтобы я не задохнулся от приступа панического удушья? Теперь это входит в твои основные обязанности?» - «Дэн, это последнее замечание, которое я тебе сейчас сделаю! Я понимаю, ты нервничаешь и всё такое. Но ты пришёл сюда добровольно, а значит беспрекословно принимаешь все мои правила и условия. И твоё поведение, включая манеру словоизложения попадают под них автоматом. Только «да, Мастер!» или «нет, Мастер!» или в приемлемой для меня лаконичной, сверх содержательной форме.»

Если бы не его спокойный почти бесчувственный тон весьма терпеливого учителя с прицелом пронизывающих тебя насквозь ледяных свинцовых глаз, я бы решил, что он тоже… волнуется. Подолгу удерживаться за остро заточенные лезвия, кромсающие твою глазную сетчатку просто нереально. Примораживает к месту по самое немогу и отдаёт царапающим свербением по коже на запястьях.

У вины извращённое чувство юмора – она способна резануть тебя там, где её попросту и быть не должно не под каким соусом!

Взгляд соскальзывает, как по острым камням утёса на ложный спасительный «выступ» - к рукам Лекса, вернее к широкому железному кольцу большого обруча… к тюремному ошейнику. Те же два дюйма ширины, что и на браслетах наручей и не меньше пяти миллиметров толщины слоёного кованного металла (даже не сомневаюсь, что эти изделия не механического производства и обработки!). Никакого хромированного глянца и дополнительных гламурных примочек. Матовый «потёртый» тусклый цвет тёмного железа с примесью желтоватого оттенка латуни и единственным кольцом, впаянным где-то точно по центру. И конечно же, соединительные петли и цилиндрический сердечник встроенного замка на обеих концах. И он не просто настоящий… Тебе собираются надеть его на шею не ради забавы и далеко не на пару дней…

«Я готов… Мастер… Простите за мой спонтанный порыв… слабости…»

«Собери и убери с шеи волосы.» - как он ещё сам не принёс с собой ножниц и не обрезал мне мои космы под самый корень?

Выполняю приказ практически без заминки. Давление браслетов в дрожащих обессиленных руках на весу за головой кажется сцарапывает не только кожу, но и отдает внутри костной ткани запястьев.

Это не просто моральное и физическое унижение – это прошивка всех твоих когда-то раскрытых каналов и свободных частот ничем нестеснённого разума. Даже изнутри тебя можно не только сковать, но и намертво сшить по самым неподдающимся точкам и неразрывным волокнам. При чём ты ясно понимаешь, что ничего бы этого не было, если бы ты сам так глубоко не принимал в себя всё это, не испытывая не единого порыва к сопротивлению.

Я не знаю, что тогда случилось со временем, я просто перестал его ощущать. Оно вроде и было, даже вело счет по звеньям настоящих цепей, по четким размеренным движениям уверенных рук и пальцев Александра Рейнольдза, по гулкой аритмии моего собственного сердца... И да, я впитывал его в себя через все это, включая окружающие запахи и картинки, как та сухая губка, смешивая эту сборную солянку в общий коктейль моей новой горькой микстуры. Тебе приходится глотать эту отвратную субстанцию, потому что кто-то убедил тебя в ее исцеляющих свойствах, будто она способна снять твою подкожную лихорадку и даже вылечить... пусть и не сразу... не за один прием.

На этот раз я все-таки вздрогнул, хотя и готовился до самой последней секунды. Возможно слишком перенапрягся. Или нервные окончания кожи на моей шее оказались невероятно чувствительными, или это старый панический рефлекс? Терпеть не могу, когда кто-то хватает или просто трогает меня за шею. Наверное, прописался еще с детства, когда весьма любвеобильный педиатр пытался прощупать на моем горле щитовидную железу, обнадежив до этого, что это абсолютно не больно. Но, как это ни странно, давление железного ошейника оказалось на удивление куда щадящим, хотя и далеко не из приятных. Чувствовать кожей, нервами, мышцами каждое скольжение, сцарапывающий разворот металла по всему обхвату шеи, механические щелчки и натяжение скреплений со считывающими по резьбе штырями зажимов... Не могу понять, страшно мне в эти секунды или только дурно и слегка мутит?

"Можешь лечь..." - Алекс выпрямляется, молча выжидая, когда я выполню следующий приказ, подбирая по ходу цепи с карабинами с внутренними замками под ключ, как у наручников. Весь этот мой новый шикарный гарнитур он принес сюда почти час назад вместе с другими так называемыми вещами первой необходимости. Перед этим мне было разрешено переодеться в обычные спортивки и майку. Еще один великодушный жест от щедрого хозяина, хотя я уже был готов провести первую ночь в его доме практически голышом и не на топчане.

"Постарайся заснуть пораньше и выспаться к утру." - напутствие перед уходом? Под глухой лязг тяжелых звеньев кандалов – двух коротких отрезков цепи (не больше фута каждая) защелкивающихся теми самыми карабинами в кольцах на наручниках и ошейнике.

"Я бы мог дать тебе снотворного, но боюсь, завтра после него ты будешь туго соображать и... ощутимо тормозить. А это может нам обоим не понравится."

Заключительные манипуляции? Мое дыхание все-таки сбивается. Алекс спускает, вернее перетягивает через верхнее кольцо в потолке конец еще одной более толстой и длинной цепи. Ее карабин замыкается на центральном звене цепи наручников уже знакомым, но далеко не успокаивающим механическим щелчком. Натяжение ее звеньев передается второму "отрезку", протянутому от кандалов на руках до кольца на ошейнике на моем горле. Почти колодка, разве что частично подвижная.

Отключить или перенастроить внимание на что-то другое не удается. Ты не можешь не думать и не чувствовать, когда через тебя, через каждый твой нерв и нейрон простреливает искрой статического тока, вплоть до фактурного считывания каждого лязгнувшего на весу или на тебе железного звена, его шершавого теплого давления. Да, он вбирает жар твоей воспаленной кожи за считанные секунды. И это не страх в чистом виде... я сам не могу понять источника этого волнения. Оно просто наполняет тебя, будто передается через все эти вещи, лишая свободы передвижения с возможностью повернуться хотя бы на бок.

"Все, Дэн, отдыхай!" – цепь натянулась почти до "упора", отмерив точную длину от моих наручников до потолка и ко второму кольцу в стене над изголовьем лежака. Алекс зафиксировал ее в том натяжении, которое посчитал для меня приемлемым он сам.

"Не переживай, я буду следить за тобой, чтобы ничего не случилось. На ночь включу у камеры звук. Если вдруг что-то не дай бог – кричи!.. Ну что?.. Готов остаться один?.." - смотрит с высоты почти двухметрового роста (снизу кажется всех трех) лишь слегка свёв брови и спрятав по привычке ладони в карманы брюк.

Не важно, что я чувству, готов или не готов, я все равно отвечу: "Да... Мастер!" – и конечно же я не увижу в его глазах ни малейшего намека на сочувствие с мимолетным сожалением. Данное лечение не предусматривает обезболивающих препаратов.

"Тогда до завтра! И постарайся сейчас не грузиться. Утром многие вещи могут изменить свою структуру и значимость... То что было важным сегодня... - Лекс разворачивает принесенный с остальными "вещами" плед и накрывает мне ноги, подворачивая второй край где-то у груди, -...завтра может навсегда потерять свою актуальность..."

Меня постоянно и непреодолимо тянет закрыть глаза. Я мог бы запомнить все последние фразы Рейнольдза, попытавшись зацепиться за них сознанием, чтобы следующие несколько часов подбирать к ним ключ расшифровки в поисках сокрытого в них смысла. Но я просто отталкиваюсь от этого... ставлю защитный блок, хотя и понимаю, что он никогда и ничего не говорит в холостую. В словах таких людей зачастую куда больше значений, чем в подробнейших толковых словарях. И дело не в том, что он пытается (или не пытается) меня припугнуть завтрашним днем... скорей всего он хочет продолбить мне череп и перенастроить мое восприятие реальности – провести четкую черту-ограничение между тем, что есть и чего не избежать. Найти ту самую параллель между точками двух констант – изъедающей боли двух разных почти равных источника, поскольку завтра (возможно) мне придется учиться их различать и разделять...

Удивительно, как быстро обостряются все чувства, достаточно лишь запустить режим циклического эмоционального шока всего на несколько десятков вольт. И ты не просто четко слышишь (даже с открытыми глазами) чужие шаги, раздражающий звук плохо смазанных дверных петель, щелчок проворачивающегося в замочной скважине ключа – ты буквально впитываешь эту вибрацию в себя до самого последнего беззвучного скольжения. Или как любая попытка пошевелить пальцами, запястьями, кистями скованных рук отдает шоковым прострелом прямо в костный мозг даже через затекшие, практически онемевшие суставы и мышцы (или особенно через них!)... Или как тебе уже начинает казаться, что ты не только ощущаешь тяжелое тепло шершавого железа, его резкий холодный запах, ты буквально чувствуешь его привкус у себя во рту не менее острый и тошнотворный, будто тебе брызнули на язык парой капель горячей крови... Fuck!

Не думать о том, что завтра быть может навсегда потеряет свою актуальность? Алекс, да ты большой оптимист, и пифия из тебя явно не кудышняя...

Если бы и вправду было можно отключиться и почти сразу же, и проснуться кем-то другим, а не воскреснуть, как обычно из очередного кошмара обострившихся эмоций и нещадных видений... бл**ь... Завяжи мне глаза, забей слух плотным вакуумом, но это лишь усугубит или ускорит твое приближение.

Нет, я дышу так часто не из-за тяжести этих цепей на груди (и уже почти в груди, в легких). Их физическое давление ничто по сравнению с тобой! Это ты – моя цепь, самая реальная, неразрывная и единственная, чьих звеньев затягивающихся на моем горле я не боюсь. И я не хочу сегодня терять их ощущение... Терять тебя!.. Мое порывистое дыхание с гулким стуком сердца поглощают не эти кандалы, не это магнитное железо, а ТЫ!.. ТВОИ руки и пальчики... Я пробуду с тобой сегодня до конца, до самой последней секунды, последней точки обратного отчета!

Я еще не готов... Я не хочу с тобой расставаться... Мне страшно... Я еще никогда так не боялся потерять тебя снова... потерять или не дать тебе уйти...

Просто обними... Крепче! Разорви мои вены и артерии собой изнутри! Наполни их, затопи собой... Боже! Пожалуйста! Умоляю! Сделай это сегодня! Не дай дожить до утра! Не позволь им отобрать тебя у меня! Дай мне в последний раз надышаться тобой в полную грудь, захлебнуться твоим вкусом и запахом, слиться с твоей сладкой дрожью своей, с твоей живой, теплой, цельной и единственной сущностью – моим первозданным источником света и жизни... моей кровавой болью и черной смертью...

Ты же знала... ты всегда знала, что в нашу Вселенную нет внешнего входа! Не мы в ней, а она в нас, а значит, из этого нет выхода! Из тебя нет выхода! Из этого ада – НЕТ ВЫХОДА!!!

"Ты моя! Слышишь?! Ты моя... бл**ь! Я скорее сам тебя убью, чем позволю тебе опять от меня уйти САМОЙ!.."

Обними еще сильней! Крепче! До хруста и трещин в костях! Только не отпускай! Мне страшно! Я же свихнусь, если больше не смогу тебя чувствовать!

Ты прав... нельзя выйти оттуда, куда ты никогда и не заходил. Ведь все это время оно жило в тебе и было тобой ВСЕГДА!.. Но это не значит, что до него не возможно добраться извне...

Ты все еще чувствуешь ее? Все еще цепляешься за нее? За ее слабенькие дрожащие пальчики? Пытаешься ухватиться покрепче за ее распахнутые во всю ширь глаза, за ускользающий нежный взгляд?..

Хватит, Дэн, хватит! Пора просыпаться! Открой глаза... Разожми пальцы, отпусти и открой глаза! Не заставляй меня повторять дважды! Я буду считать только один раз... ТЫ ГОТОВ?..

Три... два... один...

...Хлопок... удар... тяжелый захлест ледяным шипящим окатом по лицу и верхней части торса...

Я начал просыпаться, когда почувствовал легкое скольжение по ногам и последующий обволакивающий холод по раскрытому телу. Но через пару секунд меня не то что выдернули резким беспощадным рывком из зыбучих волн сладко-болезненного забвения, меня буквально окунули головой в ледяную реальность. Я лишь успел дернуться, интуитивно выбрасывая вперед руки, раскрывая от шокового удивления глаза и глотая открытым ртом большой глоток воздуха, будто бы на самом деле всплыл из-под воды.

"Подъем, спящая красавица! Двух секунд бодрящего душа, думаю, тебе будет более, чем предостаточно!" - Алекс? Твою мать!

Забытая цепь рванула за руками ошейник. У меня зазвенело в ушах в унисон натянувшимся над головой железными звеньями. Я не успел сфокусировать взгляд на движущейся на меня картинке в лице Рейнольдза... Глазную сетчатку накрыли лопающиеся искры острой боли, чуть не свернувшей мне шею, впившейся в позвонки режущим ребром ошейника. Каким-то чудом, может интуитивно или почти на слепую, хватаюсь ладонями за цепь, натянутую в кольце на потолке и подтягиваясь к ней головой, как за единственной щадящей опорой.

Ручейки ледяной воды продолжали стекать под волосы, на шею, футболка намокла моментально, до самой поясницы. Часть воды, сбежавшей по обивке лежака, уже впитывалась в трикотаж спортивок на ягодицах.

"Сел на край! Живо! И не заставляй меня ждать!" – он слишком резко расслабил цепь. Я не успел сообразить, что случилось и почему падаю снова вниз...

Бл**ь, Лекс! Ты что творишь?!..

Пульс зашкаливает до трехсот ударов в минуту. Я чувствую его сумасшедшие тамтамы везде – в легких, в участившемся дыхании, в выбивающей ненормальной дрожи во всем теле... Хуже того, я никак не могу сообразить, почему меня накрыло этой тряской – из-за холодной воды, которая все еще обволакивала мою кожу скользящей липкой пленкой, впитывающей в себя холод окружающего воздуха, или из-за реакции рефлекторной паники, срезавшей в один удар мощного взрыва часть вырванного из сна сознания?

Мне не хватает хотя бы секунды, чтобы понять до конца, что же, вашу мать, происходит! Почему и какого хрена я моментально подскакиваю, беспрекословно выполняя четкий приказ Алекса? Мне страшно? Или что это за нах такое?.. Или я отчаянно цепляюсь за что-то еще? (Ты же рядом... да? Ты же меня сейчас не оставишь?)

Рейнольдз отстегивает карабин длинной цепи, дав мне несколько секунд на передышку или чтоб успеть сообразить, где я, что происходит и что не так с моим лучшим другом? Почему он ТАК себя ведет? А, главное, почему я слушаюсь и напрягаюсь каждую пройденную секунду с каждым движением его тела, рук и пальцев, отдающихся в моем теле через звон цепей и щелчки замков в карабинах.

Я не могу заставить себя поднять глаза и посмотреть в его бесчувственное сосредоточенное лицо. Я и без того прекрасно знаю, что там увижу, и что это что-то мне не выдаст контрамарки желаемого облегчения. Просто тупо смотрю вперед в немом ожидании на черную рубашку Алекса, совершенно не различая фактуры ткани и самого фасона. Просто... черная рубашка и все!

Ручейки воды продолжают стекать по лицу из волос, затекая в рот по раскрытым губам, но я не решаюсь шевельнуть хотя бы языком. Холод с ощущением влаги обостряют "сухой" привкус, напоминая об одной из самых важных потребностях организма – я хочу пить!..

Плавное движение черной тени в сторону. Время снова сжимается до микросекунд последнего отсчета, обостряя каждое чувство восприятия с осознанием в разы – в десятки раз! Я вижу Алекса! Очень четко и ясно, самой живой и осязаемой здесь фигурой. И это был не просто шаг в сторону, а привязка моего взгляда к его телу – к его движениям... к его ментальному каналу – мощного и подавляющего биополя, настолько контрастного и материального, что не понять и не пропустить его через себя даже недобровольно ты просто не в состоянии.

Едва заметное движение правой руки – белой ладони под абсолютно черной манжетой рукава. Не знаю почему, но мои глаза тянутся за ней, будто чувствую или слышу четкий мысленный приказ Лекса за несколько мгновений до его визуального отображения в своей голове. Два сомкнутых пальца – указательный и средний... коротким направляющим жестом в пол... Два шага в сторону, освобождая точку указанного места.

Мышцы натягиваются, врезаются с тугой проволокой нервных струн в кости и кожу, пропуская импульсный ток условного рефлекса по мускулам до того, как мозг успеет обработать команду в режиме критического мышления. Я уже сползаю с края топчана на полусогнутых, не понимая, что делаю и зачем. Я просто это делаю – на сжатые колени... глазами в пол... слишком поспешно, не успев сгруппироваться. Острый прострел по самым уязвимым болевым точкам, выжигающей вспышкой в пятки и до самого паха. Только успеваю приоткрыть шире рот, чтобы втянуть воздух и успеть погасить конвульсивную отдачу в голосовых связках через стон...

Бл**ь!.. Она ливанула сразу в голову, накрывая прохладной ладонью глаза, ласковым, успокаивающим шепотом в вакуумной пустоте забитого слуха...

Господи... Нет!.. Что ты делаешь? Не сейчас! Умоляю! Только не сейчас!..

Резкий рывок за цепь вверх, поднимая не только руки, но и голову. Кажется, я уже больше ничего не слышу кроме бешеной аритмии собственного сердца, в сотрясающих толчках первобытной пляски по всему телу и оглушающее шипение в ушах с ее... нежным шепотом убаюкивающей колыбельной.

"Раньше все было просто, да, Дэнни? Надебоширил, наворотил кучу дерьма, а там после тебя хоть потоп? Пусть разгребаются твои родители?" - он не торопится, хотя и не тянет время, словно знает, в какой момент что-то сделать: усилить акцент, тональность, подчеркнуть контрастность – чуть быстрее или, наоборот, притормозить, задержаться, натянуть на твоей шее стальную леску невидимой гарроты... Провести холодным лезвием заточенного под бритву медиатора по горячим струнам раскаленных нервов.

Повороты ключа в замках карабинов – отрезвляющим продолжением к его словам, звуковым и осязаемым сопровождением. И я продолжаю цепляться взглядом за его рубашку, на этот раз у груди, под воротничком... физически ощущая прессующее давление обмораживающих насквозь глаз не только на мокром лице... Он реально дробит мне череп или пытается просочиться тончайшими сверлами в "спаянные" швы черепной кости. И чем сильнее нажим с усилившимся визгом хирургической дрели, тем острее желание дернуться и закрыться руками... отбиться... заорать... Ты для этого облил меня водой? Чтобы сверла накалившись не задымили?

"Чувство безнаказанности слишком упоительно, да, Дэнни? Так привычно и комфортно не отвечать за свои поступки, списывая все на кого-то другого. Не надо особо заморачиваться и грузиться по этому поводу, а, главное, никакой ответственности за содеянное!.. Снимай футболку! Живо!.."

Даже после команды Алекса до меня не сразу дошло, что теперь можно свободно двигать руками и головой – он снял оба отрезка цепей. Тело слишком долго пробыло до этого в одном положении, как и затекшие руки, которым было теперь проще удерживать равновесие на весу , чем проделать полноценное движение вниз. Дрожь с выбивающей слабостью хлынули по локтевым суставам до самых предплечий, сковывающей ломотой неожиданной крепатуры. Меня обдало жаром по спине и затылку, как до этого окатом ледяной воды.

"Дэн, не заставляй меня повторять дважды! Ты прекрасно знаешь правила!.." – сознание с боковым зрением панически цепляются за скользящую тень в черной рубашке и черных брюках, как за единственную опору двух несовместимых для здравого рассудка источника – смертельной опасности и страховочного (если не спасительного) троса. Я слишком хорошо знаю Алекса, и то что он никогда не перейдет (в отличие от меня) допустимые грани, даже если выбранные им методы буквально разорвут мое тело на ошметки. Но я понятия не имел, какие пределы допустимых возможностей были у меня... Насколько я сам был готов погрузиться во все это... до какой предельной глубины? Где должны были разорваться мои собственные страховочные тросы – ТВОИ тросы твоей нескончаемой боли?

У меня нет времени, нет разрешения, нужной концентрации сфокусированного сознания и послушного для этого тела. Я не могу или не успеваю проследить до конца за Алексом, куда и зачем он отходит. Только получить несколько кусочков общей мозаики из определенных пазлов визуальной и звуковой картинки, чтобы собрать ее во едино и запустить программу информационного анализа. Но и он все равно не даст четких ответов на вопросы, которые я и не пытался задавать – ни в слух, ни мысленно.

Рейнольдз спиной ко мне?.. Загораживает часть стоявшего в углу у входа круглого столика? Я бы мог догадаться еще вчера, что этот стол не для моих повседневных трапез.

Стук цепей о столешницу и не больше десяти секунд заминки, чтобы взять аккуратно разложенные на ее поверхности атрибуты предстоящего акта действия. Неспешные движения и почти расслабленная поза скучающего костоправа с внушительным стажем за плечами. Я как раз пытаюсь за это время подцепить подрезанными сомлевшей дрожью пальцами края подола футболки. Поворот Алекса лицом ко мне совпал с моментом, когда я натягивал мокрую ткань трикотажа себе на голову, стараясь как можно скорее стащить ее вверх. В этом и вся банальная хрень. В таком состоянии сделать что-то быстро и без убогих ляпов просто нереально. Где-то посередине я-таки застрял. И если бы не рывок кулака Лекса, сорвавший с моей головы этот мокрый мешок, пришлось бы провозиться самому точно не меньше минуты.

"Мало каши ел, Дэнни? Или не с тем молоком?" – он не ждёт, когда я всё доделаю сам. Без особой заботы и внимания к моему болевому пороку вторым рывком стягивает эту тряпку по моим рукам и брезгливым жестом отшвыривает за мою спину. Бл**ь, ей богу, не ожидал, что вздрогну, как от выстрела над ухом, от её противного шлепка при ударе о топчан. Или это всё из-за Рейнольдза, его наэлектризованного присутствия, движений перед моим затуманенным взглядом, подобно ожившему высоковольтному кабелю с оголёнными проводами. Изоляционной защиты больше нет, Дэнни, сорвана вместе с кожей. Просто протяни руки и ухватись, да покрепче. Ты же сам этого хотел!

«Подними руки перед собой!» - вода тоже очень хороший проводник для электричества. Если бы только знать, как по быстрому прокрутить эту плёнку… смазать каждое ощущение и каждый разряд тока по вскрытым ранам.

Я делаю всё, почти без запинки, хотя и кажется, что туплю. И мне не нравится, как я при этом возможно выгляжу со стороны. Но разве сейчас этого кого-то еб*т? Мне бы как-то продержаться предстоящую вечность, успев зацепиться сознанием за излом во времени и двух точек сплетающейся боли и боли…

Стальной стержень-трубка длиной в десять дюймов и диаметром в один с двумя кольцами-замками на обоих концах и третьим по центру – современная колодка-распорка? Алекс закрепляет её на моих наручниках натренированными и весьма завораживающими движениями.

«Лицом в пол! Руки вперёд на всю длину! И учти, Дэн. Если вдруг обмочишься или проблюёшь, будешь убирать всё сам, без перчаток!» - твою мать, Лекс! Надеюсь, тебе хватило ума отключить запись на видеокамерах? И спасибо, что напомнил о том, что я ещё не ходил в уборную.

Не знаю, легче ли мне сложенным втрое в этой унизительной позе покорности, вжимаясь воспалённым лбом о ледяной камень пола, но по крайней мере меня освободили от возможности смотреть на лучшего друга и не видеть его лица… Колодка между запястьями не позволит мне теперь сделать ни одного лишнего или неправильного движения, удерживая только в одном «удобном» положении. И я всё ещё плаваю где-то посередине, не понимая, как определить где дно, а где спасительная поверхность… и хочу ли я всплывать? Хочу ли окончательно осознать, впустить все эти лезвия хромированной стали отрезвляющей действительности в полуспящий мозг.

(Ты же ещё рядом?.. Я же чувствую тебя… Это ты? Ты ещё во мне? Ты же не бросишь меня сейчас?!..)

Это всё не то! Не та боль! Я не знаю, что надо такого сделать, чтобы перекрыть твою!.. Перекрыть тебя!

Чёрный лакированный туфель чистой бежевой подошвой, приподнятым от каблука мыском правой ступни накрывает сверху мою левую руку под браслетом, у самого стыка между наручем и запястьем, задев натёртую за ночь ссадину. Усилившийся нажимом в кожу и практически до кости.

Меньше всего я ожидал такого разворота сценария. И действительно, уже больно, особенно по коже, по задетым и прилипшим к подошве волоскам. Любое вдавливающее движение в сторону может их вырвать и даже содрать вместе с эпидермисом наждачным трением до крови. Но пока только больно от сквозной отдачи в кость и от ясного осознания, что сломать мне руку в таком положении, под таким углом и прессом чужого двухсотфунтового тела – дело пары секунд.

Если бы не адреналин, не сопротивляющееся до упора срывающееся сознание, не подбирающийся к горлу и сердцу липкими щупальцами примораживающий страх – я бы реально, не смог продержаться и пяти минут, чтобы не заорать или не вытворить какой-нибудь ответной дурости... Иногда меня пробирало неуместным желанием захихикать...

И это все?.. Это все, что ты способен мне дать взамен ее боли?

"В некоторых странах до сих пор используют наказание за воровство или изнасилование в виде определенных показательных мер. Публично отрубают руку или лишают самого орудия насилия и далеко не под местной анестезией. Весь смысл данного "назидания" в том и заключается – ты обязан его пережить, прочувствовать всю глубину своего проступка... и желательно с тем, что не сопоставимо с потерей! Сила наказания должна превышать меру содеянного, чтобы страх перед новым и куда более жестким наказанием перебил все извращенные желания с порывами вновь переступить черту дозволенного! И в этом вся разница, Дэнни! Тебя никогда по настоящему не наказывали за все твои преступления! И это действительно преступления, а не ошибки или случайные проступки нашкодившего подростка. Ты все их совершал в здравом рассудке, планируя и рассчитывая наперед! А ты и без меня прекрасно знаешь, что за преднамеренное преступление следует наивысшая мера наказания!.. Вытяни правую ладонь и раздвинь пальцы! Ты вроде у нас правша, Дэнни, я не забыл?"

Не знаю, что сильнее резануло по позвоночнику вдоль нервных сплетений лезвием раскаленного паяльника – вступительная речь Алекса или его последний четкий приказ? Но дыхание неосознанно перехватило... затянуло изнутри глотку колючей проволокой с желанием выкашлять ее из легких и трахеи вместе с болью. Я даже по началу запутался, разжимая одновременно пальцы на обеих руках.

"Ты забыл, где у тебя лево, где право? Самостоятельно уже никак? Или только когда надо взять ножницы или подержаться за член?"

Тихий шипящий свист звуковой вибрацией по воздуху совсем рядом над головой, у самого уха. Источник его движения подобен трехмерному пятиканальному выстрелу, срезавшему расстояние между слухом и болевыми точками за неуловимые доли секунды. Он вошел в мою кожу, в сами костяшки пальцев вспарывающим скальпелем до самых сухожилий, буквально сразу, без промедления на до и после. Колючая проволока в глотке рванула голосовые связки вместе с гортанью чуть ли не с мясом и кровью. Я не смог вскрикнуть, скорей захлебнулся. Боль продолжала резать и рубить кость уже не только по кисти, она выкручивала винтовой спиралью по всей длине руки, до самого плеча... fuck!.. расплавленным до красна наконечником прямо в затылок.

"Разожми пальцы и вытяни ладонь, Дэниэл (еб**ь тебя в рот!) Мэндэлл-младший!"

Бл**ь! Она рванула острой отдачей не только по мозгам. Вогнала двойным сверлом ледяного голоса Рейнольдза, ртутной иглой прямо в мочевой канал, стягивая болевые узлы в тазовой части и до самых пальцев на ногах.

Конечно, я дернулся, сжался, как и попытался выдернуть руку из-под ноги Алекса и даже из петли железного браслета. Тройная идиотская ошибка, усилившая изначальную боль от удара розги или трости раз в десять, не меньше.

Может я и смог бы его скинуть, послать на хер и как можно поглубже – очнуться, прийти в себя... позволить внутреннему зверю вцепиться в ногу, в руку или сразу в глотку своему реальному противнику... Но я продолжал тупо лежать в прежнем положении, делая не совсем успешные попытки разжать пальцы и вытянуть вперед эту гребаную правую ладонь... под шипящими накатами вскипевшей в висках крови... под твой крик на той стороне предела, до которого не доберется даже Алекс. Хоть чем... хоть плетью-кошкой, хоть хирургической дрелью!

Не кричи!.. Это не твоя боль! И она не сравнима с твоей... Я выдержу... Она не подберется к тебе... слишком слабая и жалкая...

Рельефный шершавый холод каменного пола сладкой щадящей анестезией впрыскивает в кожу свой кратковременный ледокаин, переплетаясь своими остужающими кристаллами с болезненными судорогами в костях и суставах. Разве что не ослабляя дрожь и не надолго. Сколько пройдет секунд, когда этот камень впитает в себя мой жар и часть пролитой на его поверхность боли?

"Надеюсь, в следующий раз, перед тем, как взять в руки ножницы и чьи-то волосы, ты все-таки остановишься и подумаешь – стоит оно того... или не стоит?.. как и этого тоже!" – новый удар прошелся вспарывающим лезвием по фалангам указательного пальца с коротким перерывом перед средним... Пока боль не вырвалась за свои пределы огневой очередью по всем нервным узлам во всем теле, с мощным выбросом стальной шрапнели в голову, по глазам, в тонущее сознание, запечатывая глотку сухим кляпом до самого пищевода.

"Я с большим удовольствием переломал бы тебе каждый палец по всем фалангам и по отдельности до самого запястья... но, увы, ждать пару месяцев, когда они снова срастутся – утомительно долго. Да и левой рукой ты определенно не привык дрочить... Ты что-то сказал? Или что-то хотел сказать?.."

Нет... мой хрип прорвался сквозь внутренний кляп... или это было рычание... а может жалкая попытка подавить стон...

Он не прекращал свой счет по моим фалангам, останавливаясь только для того, чтобы "разжать" мои скрюченные пальцы после нового разряда боли, пропущенной по их сверхчувствительным тканям. И я все еще не мог понять, что это было – розга из ротанга, гибкая трость или жесткий наконечник стека. Каждый удар, как сигнал к погружению под воду на полном выдохе, без капли кислорода в легких. Я лишь успевал захлебнуться ее сухой нефтяной пленкой, сильнее вжимаясь и сцарапывая лоб о мокрый булыжник пола. Разбухшая и пылающая резь в коже, под кожей, в самих костях казалась увеличивала осязание инородного "проникновения" в десятки раз, рисуя в воображении что угодно, но только не реальную картину. Это никак не могло быть тонким упругим прутиком. Это как минимум двусторонний меч весом в сто фунтов, и он уже давным-давно перерубил мне все пальцы по всем связкам, изрубив в кровавый фарш всю кисть руки.

"Переверни ладонь вверх!.." - твою ж... бл**ь! Алекс!!! Ты еще не наигрался? - "Дэн, ты снова заставляешь меня нервничать!" – да неужели? А по голосу не скажешь. И я все готов отдать ради того, чтобы не смотреть на тебя сейчас! Не видеть твоего невозмутимого лица, не читать в глубине твоих расширенных зрачков испытываемое довольство от каждого проделанного твоей рукой удара. Одно дело знать, что твой лучший друг – садист и почти психопат, и совсем другое – видеть и пропускать это через собственную кожу и кости...

Сильный нажим подошвы на руку уже поверх полосы браслета, вдавливая в пол до ощутимого хруста, до рубящих лопастей тройного отката боли скручивающей судорогой во всем теле. Fuck!!! Меня резануло даже по подобравшимся яичкам.

Я не знаю, что меня заставило развернуть ладонь или где взять для этого сил, но я это сделал, прекрасно осознавая, что никакого поощрительного бонуса мне за это не перепадет.

Говорят, счастье в неведенье? Если бы!

Ты только держись. Это на самом деле не так уж и больно. Все в твоей голове, как и страх перед неизведанным... необратимым. То, что может ужасать в самом начале к концу сотрется в невесомую несущественную пыль. Если не считать вопросы и время... Как долго и сколько я сам смогу продержаться?.. И почему оно всегда тянется дольше других действий, почему замедляется и сливается с твоей болью в единый отсчет до следующей вспышки и взрыва...

"Ты считал сколько раз клацал ножницами? Сколько потребовалось минут, чтобы выстричь у Реджи волосы, или тебе надоело играться в парикмахера уже где-то по середине? Может, и мне не надо считать? Отмеряем все приблизительно? Пять минут, десять? Двадцать?"

Она обожгла по совсем еще чистой и нетронутой коже, прямо по внутреннему сгибу ладони, взорвав линию "жизни" или "судьбы" росчерком разгорающегося ожога. Я даже не понял, сжал ли пальцы в кулак или сильней зажмурился, в который раз сглатывая рвущийся из горла звериный рык или немощный скулящий стон. Считать сколько раз она ослепляла меня изнутри, выжигая кровавым сполохом по сетчатке и глазному нерву до самого мозга? Сколько скручивала и перекручивала внутренние мышцы и даже органы до судорожных конвульсий с желанием перекатиться на бок и сложиться в еще меньший комок – в пять, в десять раз?.. Или, наоборот, выгнуться всеми суставами и костями наизнанку...

Один удар – одна вечная минута взрыва, растягивающая свою болевую сеть изнутри и поверх накатывающими волнами, выпиливающими дисками рубящей болгарки на двое, на трое, вдоль, поперек, наискосок, по диагонали, вглубь и наружу! Каждый палец по отдельности, по три фаланги и ни одного попадания в предыдущую точку, пересчитав все линии сгибов и нежную "мякоть" подушечек изощренной росписью красного граффити...

Я реально не знаю, сколько это длилось, сколько продержался ударов... сколько ждал, когда же оно закончится и закончится ли вообще... Сколько смогу выдержать сам и не сорваться первым... Или сколько нужно времени и боли, чтобы в конечном счете добраться до самого предела, когда она достигнет своего апогея, окончательно утопит твое сознание в этой черной луже крови? Наверное этого я как раз и ждал... момента, когда доберусь до другой стороны... Доберусь до тебя!

"Знаешь, в чем твоя проблема, Дэнни? В практике любого физического наказания лежит не сколько желание донести до осужденного всю масштабность его преступления через силу и меру выбранного способа воздействия. Главное, суметь дать ему понять, прочувствовать всю глубину вину содеянного им проступка..."

Не думаю, что Лекс заметил, как меня конвульсивно передернуло на его последних словах с усилившейся дрожью в пережатых мускулах и по всему телу. Мне все еще казалось, что он продолжает бить по моей ладони и вжимать ногой руку с наручем в пол... Но это был психосоматический фантомный отпечаток, который теперь будет преследовать меня остаток дня и ночи, в любом положении и месте...

Я бы мог догадаться, что он отошел и не по голосу, зазвучавшему со стороны столика. Давление "ноги" и сила "ударов" стали слишком легкими, и меня уже не так выкручивало болью изнутри.

"Какой смысл наказывать, если ты не чувствуешь за это никакой вины? Наказание без самого ценного и тяжелого ярма на шее в виде разбуженной совести действует на сознание виновного всего в пол силы, если не меньше. Вопрос в другом. Как ее в тебе разбудить?"

Наверное, я тогда сжался до невозможного предела. Если бы резко расслабился, то запросто потерял бы сознание. Я уже не могу дышать. Она глушила меня под самую завязку, попросту топила, не давала возможности глотнуть воздуха или выдавить из легких хоть один немощный звук... Бл**ь... я не мог даже зарыдать, хоть и зажмурил глаза до такой дури, что мог реально раздавить глазные яблоки собственными веками.

Чувство вины? Fuck!..

Да с чего ты взял, что у меня ее не было? По-твоему, какого хрена я вообще здесь делаю, корчась у твоих ног, как та описавшаяся от страха пятилетняя девочка? Ты резал меня физической болью, а она тройной, еще более глубокой и реальной, не чета твоей! Ты даже вообразить не можешь ее возможного потенциала! И ты понятия не имеешь, что такое умолять ее остановиться или наоборот, просить добить тебя, как можно быстрее!

"Что же ты так весь скукожился? Я ведь еще не начинал основного наказания... как и разогрева... Ты же знаешь, что без флаггеляции приступать к настоящей порке – крайне антигуманно! А я не из тех, кто пренебрегает прописными правилами, в отличие от некоторых."

В этот раз я ничего не услышал. Только успел разобрать или кое-как осознать, что ощущаю движение голоса Алекса за своей спиной, постепенно сместившийся из динамичной точки комнаты в одну статичную. Как и в первый раз с рукой, меня накрыл захлест вспарывающих железных прутьев, но теперь по голой спине, пылающей каждым миллиметром и порой под липкой влагой воды и пота. Конечно, я дернулся, не успев вовремя тормознуть врожденный инстинкт самосохранения, на какой-то миг взявшего бразды правления над моим полуспящим разумом, защемленного тисками первой вспышки боли. Дернулся, может даже взвыл, инстинктивно выворачиваясь-выгибаясь за движением режущих по коже "ножей", как та безвольная кукла за натяжением нитей в пальцах кукловода. Я не успел подняться, зато царапнул резким рывком на себя наручниками и колодкой по булыжникам качнувшегося пола. Комната опять дрогнула, перевернувшись вместе со мной тошнотворным сальто и приближением серого камня к глазам. Я понял, что это рука Алекса сдавила мою шею над ошейником под затылком, ткнув лицом-лбом обратно в пол.

Бля... Меня чуть реально не вывернуло!

"Еб**ь тебя в жопу, Дэн!.. Я разрешал тебе вставать? Или тебе нравится, когда тебя прижимают к полу ногами? Поверь, мне не трудно! И я сделаю это с превеликим удовольствием! Только, боюсь, разворот и сила удара поменяется. Предпочитаешь на шею или на лицо? Или каким-то чудом справишься сам?!" – это и оказалась та самая точка отсчета, ударившая в висок долотом ласкового голоса Александра Рейнольдза, перед тем как погрузить пятимиллиметровое сверло в затылочную кость. Первый виток... второй... Она вошла идеально, в этот раз врезаясь точно по размеченной линии...

Хватит еб**ь мне мозг! Просто сделай это! Срежь эту чертову черепушку, или пробей насквозь! Проткни эту гребаную опухоль, выпусти из нее гной с застоявшейся кровью, или выковыряй ложкой ту часть, что отвечает за воспоминания и эмоции... Вырежи ее из меня! Ампутируй! Или просто... отключи на хер! Навсегда!..

Я сумел удержаться во второй раз, хотя новый взрыв на лопающейся коже от первых ноющих "царапин" девятихвостой кожаной кошки, казалось, перекрыл первую волну более сильным ударом. Теперь я ощутил его и под эпидермисом. Третий вспорол его до самых мышц, ошпарив скользящим кипятком правую лопатку и пересчитав ребра грудной клетки. А потом... я потерял счет или вернее, не мог разобрать, где был момент вспарывающего удара, а где сам взрыв отката очередной порции разъедающей кислоты до самого костного мозга.

Со спиной оказалось намного легче, хотя и ни хрена не менее болезненней. Теперь она крыла меня буквально по всему телу, врезаясь вглубь – насквозь и обратно, то сжимаясь в тугой атом черной дыры, то разрываясь вспарывающими осколками огневой очереди, поливая меня этим напалмом буквально дотла.

Тот самый момент, когда картинка происходящего сливается за пределами реальности в обеих точках сопротивления. Четкие механические удары девятихвостой плети в широкой ладони, затянутой в мягкую кожу удобной черной перчатки. Это не тот экспонат из общей коллекции Рейнольдза, который я рассматривал вчера с благоговейным трепетом, хотя ощущения, что моя спина и плечи покрыты кровоточащими рубцами были что ни на есть самыми реальными. Обычная современная плетка, но самого отменного качества исполнения с жестким цилиндрическим плетением по всей длине всех девяти хвостов и с наконечниками из кожаных "когтей", оставляющих на теле тот самый отпечаток вспарывающей "царапины-разрыва" до самой кости. А если брать во внимание бьющую руку определенного Мастера, то и ею тоже можно спокойно засечь до смерти (правда не столь быстро, как историческим оригиналом)...

Если до этого она жалила меня через одну гиперуязвимую точку тела, словно намеревалась изгрызть мне руку укус за укусом до самого запястья, то в этот раз она практически стала частью меня – одним целым.

Совсем близко или все еще далеко! Увы, сознание в эти моменты балансирует между и между, изредка цепляясь за реальность, как за единственный спасительный выступ... или за твои прохладные руки. Можешь вцепиться в меня ногтями со всей дури и разодрать кожу до мяса... только не отпускай... Я должен сейчас тебя чувствовать, иначе она окончательно меня сожрет – все мое сознание и чувства. И тогда либо я свихнусь, либо отключусь...

У нее нет четкого последовательного алгоритма, она постоянно меняет направление, силу и частоту ударов, иногда затухая, словно вот-вот сойдет на нет, и тут же взрываясь огневым фонтаном новой выбивающей вспышки. Ты внутри нее – телом, разумом, всем, как в коконе, не пропускающим внутрь ни одной охлаждающей капли спасительного дождя или чистого свежего воздуха... Ее вибрация – нестабильное высоковольтное жжение трансформатора переменного тока. Она то сжимается в тебе, в твоей коже, мускулах, в костях, подобно извивающейся очень тугой и острой пружине, то резко разрывается наружу, пытаясь выдрать из тебя большую часть воспаленных тканей вместе с пережатым в горле немощным криком. Единственное преимущество – я еще могу сжиматься в очень устойчивой позе и как-то удерживаться на поверхности, пытаясь привыкнуть – войти в ее забивающий ритм пылающей снаружи и изнутри огненной пульсации.

("Отпусти... Разожми пальцы... Ты не упадешь... обещаю!..") – Бл**ь, НЕТ!..

Иногда я ее терял... кажется, что терял, хотя и был все еще в ней, продолжал плавать в ее раскаленном вакууме, считывая ее волновую амплитуду внешними слоями отключающегося сознания. Но тогда я терял и тебя! Ты начинала ускользать, растворяться в этих шипящих приливах, разжимая свои ласковые пальчики на моих... А значит, я терял возможность дышать... Я начинал задыхаться...

Нет... Fuck!.. НЕТ!!! Не смей! Не сейчас!.. Не бросай меня! Только не так и не сейчас!!!

"Я смотрю, ты уже вошел во вкус. Еще немного и словишь кайф, да, Дэнни? Прости, дорогой, но только не сегодня и не в этой комнате!.." – резкий рывок за мокрые волосы на затылке. Меня вырывает невозможной болью, сильными пальцами или кулаком Алекса, едва не сорвавшего всей пятерней с моего черепа скальп одним резким захватом. Он буквально вытащил меня за волосы из этой почти застывшей смоляной жижи, отделяя от ее вязких, липких слоев, словно распарывая их сросшуюся с моими тканями инородную материю.

Я не знаю, откуда у меня хватило сил подняться вслед за его рукой... вырваться, и не только телом, за его направлением и почти не застонать в момент очередного воскрешения.

Я снова внутри этого неустойчивого под моими ногами каменного мешка, и Алекс помогает мне идти, подталкивая, удерживая за волосы и предплечье, как я когда-то тягал по своей комнате Реджину Спаркс. Но оказаться теперь по другую сторону и в таком состоянии... наблюдая, как на твоих глазах расширяется контрастной фактурой темная стена из мертвого камня и очень гладкая вертикальная балка деревянного столба, готовая в любую секунду размазать твое лицо своей скользкой вощенной поверхностью. И за все это время у меня ни разу не возникло ни одной мысли или скудного желания остановить это безумие! Хотя бы выбросить вперед руки и попытаться тормознуть... успеть опереться о стену до того, как меня впечатают в нее со всего удара.

Нет, я до сих пор горел в ней, и пускай теперь все видел, почти осознавая, записывая фрагменты последних событий в блок памяти, разве что не пытался понять и осмыслить разорванным на мятые клочья сознанием...

"Думаешь, это твой предел?.. Что дальше уже не куда? И для тебя теперь нет ничего невозможного? Нет, Дэнни, ошибаешься. Это был еще не полет... Сейчас начнется настоящий полет, вернее, твое последние падение!" – он так и не размазал меня по ее гладкому ребру, но лицом ткнул, прорычав последнее обещание ласковой анестезией в мое пылающее ухо. - "Я же вижу, тебе ТАК этого хочется... прочувствовать все по настоящему! Насколько она реальна и каковы ее возможности..."

Нещадный рывок, на этот раз за руки, за перекладину колодки. Вспышка боли резанула ожидаемой отдачей правую кисть по всем опухшим узлам, расписавшим до неузнаваемости мою ладонь и пальцы вздутыми рельефами алеющих "царапин". Я лишь захлебнулся при попытке глотнуть воздуха и не вскрикнуть, не еб**уться раньше времени от ее свежего разрыва по оголенным проводам перетянутых мышц и нервов – выжигающим током по глазам, выедающей солью стекающего пота с влагой слизистой. Нет, я не плачу, это рефлекторные или психологические слезы, потому что я не хочу, не чувствую, что плачу.

Вибрация щелчка, скольжения металла о дерево, вплоть до натяжения наручей на саднящихся запястьях – все пропускается до самого последнего звона всеми воспаленными тканями перенапряженного тела, отражаясь ответной дрожью (если не тряской) в каждом перетянутом суставе и мускуле.

Кое-как удерживаю равновесие на подгибающихся ногах, когда теряю поддержку рук Алекса. Повиснуть на колодке, пристегнутой к верхнему кольцу столба – равносильно вывернуть себе запястья и содрать с них кожу... Я не выдержу в таком положении и минуты, если только не потеряю сознание. Инстинкт подтянуться и встать на ноги будет снова и снова вынуждать меня использовать их как самую щадящую опору, даже если я не смогу вообще на них стоять... Наверное, я слишком увлекся своим комфортом, в поисках самой удобной точки. Но я еще стою сам, вашу мать, и далеко не в обнимку с этим гребаным столбом!

Ты прав, Алекс! Это еще не предел, и ты дал мне очень большую передышку, позволив всплыть на поверхность и ощутить разницу между реальностью и внутренним хаосом. И, знаешь, здесь намного все предсказуемей и определенней, поскольку все находится на своих местах, в жестких пределах и условиях, которые не сможешь переступить не ты и не я! И ты не где-то на самом краю... Ты никак не доберешься до нее, ВСЕ ЕЩЕ!

Ее жалкое подобие лишь жгло мою кожу внешним защитным коконом сухих резиновых жгутов без талька, растирая и царапая эпидермис при любом незначительном движении. Но она ничто по сравнению с тем, что было во мне... что было мной... было тобой...

"Просто попроси... ты же хочешь этого, как никто другой!.. Попроси меня, и я дам ее тебе столько, сколько сможешь ее в себе удержать и унести... пока не захлебнешься в ней от неумной жадности..." – я больше не различаю расстояния между голосом Рейнольдза и своим затылком. Я не могу даже разобрать, где именно он звучит – в моей голове или за ее пределами. И голос ли это Алекса вообще?..

Зато я ясно почувствовал, как содрогнулось время с пространством вокруг и внутри моего купола, рассекая змеевидную трещину в воздухе скользящим черным клинком длинной спицы... Ее извивающий поцелуй срезал часть моей кожи от правого плеча и до самой поясницы, прочертив свой живой отпечаток по лопатке раскаленным клеймом чешуйчатого тавро. Казалось, я прочувствовал каждый узелок ее тугого переплетения, резанувшей по свежим ранам предыдущей экзекуции, и не только на коже и спине...

Пальцы беспомощно заскользили по гладкому дереву столба в поисках спасительной опоры. Меня качнуло вперед или толкнуло, будто это был не удар кнута, а как минимум двадцать футов стали раскалённой до красна цепи, и она реально... чуть не перерубила мне ребра.

"Я знаю, она очень нежная и ласковая. И после каждого ее прикосновения, ты будешь умолять ее вернуться... снова и снова. И с ней никто не сравнится... с ее способностями так любить и так... убивать!.."

Второй удар или захлест симметричным повторением по левому плечу, но более жалящим и рассекающим разрезром. На этот раз я ослеп не от пота, а от взрыва-отдачи в висках и в голове, хлынувшей разрывной шрапнелью по скрученным мышечным волокнам до самых пяток. Она подбила меня неожиданной подсечкой по коленкам, едва не потянув весом качнувшегося тела вниз в пол.

Не знаю, почему не взвыл во всю глотку. Может просто уже не мог, не было чем?

И опять никакой четкой последовательности, под которую не подстроишься, к которой не подготовишься и которую не вычислишь, не определишь на глаз степень запредельной боли – куда она в следующий раз тебя рубанет и сколько вырвет из тебя внутренностей с перерубленными костями. Опять время перешло в слившийся хаотичный отсчет надрывного стука сердца с разрывающей его надвое пульсацией режущего кнута. И, да, я цеплялся за них сознанием, жадно, из последних сил, словно в них было сокрыто мое долгожданное исцеление, словно голос Лекса мог меня удержать и подвести в нужный момент к нужной грани. Не так часто, как с "флоггером"-кошкой, но дотошно вымерено с идеальной точностью до самой последней точки выписываемого "разреза".

Сделай это! Подведи к ней! Покажи мне ее! Разорви во мне ее эпицентр!

"Тебе мало? Тебе все еще мало?.. Не достаточно?.. Дэнни, не стесняйся, проси. Или кричи. Тебя никто не услышит, обещаю! Просто попроси... Скажи... Произнеси это вслух и все закончится... Не упрямься!.." – бл**ь, о чем он говорит? Он вообще соображает или хотя бы слышит, что именно говорит?.. Наверное устал... Еще бы! Столько минут махать плетью и кнутом весом в два фунта!..

А может уже и не минут? Перерывы между ударами ощутимо увеличились. В какой-то момент Алекс просто остановился. И тут не надо быть пифией, чтобы догадаться для чего... Передохнуть, размять рабочую затекшую руку... пройтись по второй части комнаты, собираясь с новыми силами или остановиться у столика, где по любому должна стоять бутылка или стакан с водой. Сделать несколько глотков, вытереть вспотевшее лицо, шею... возможно расстегнуть манжеты и закатать рукава до предплечий.

Один раз он все-таки не рассчитает удара и рассечет мне кожу до крови, выругавшись сквозь зубы с желанием расписать мне спину настоящей кровавой абстракцией. Но я едва ли это пойму или почувствую. Мне и без того казалось, что моя спина давно изрезана вдоль и попрёк на кожаные и мышечные лоскуты. Но мне было мало и этого... ничтожно мало. Даже когда сила проникновения удара резала буквально насквозь по костям и внутренностям. Когда Алекс перестал говорить совсем, я понял, что это наступил предел для обоих. Та самая грань, которую редко кому удается переступить одновременно обоим... Терять один из важнейших ориентиров, поскольку второй, в конечном счете, сливается с твоим телом обжигающей болью в один цельный оголенный нерв или раскрытую рану. Нет, ее вспышки еще режут по моим глазам, впиваются глубокими рубцами до костного мозга. Она еще полосует мое горло беззвучным хрипом, выдирая куски легких и трахеи с голосовыми связками в удушающих всхлипах... Но я с трудом понимаю, что это... реально...

Тонкая красная линия... прозрачной леской, пунктирным спаивающим швом... (удар!)... багряной вспышкой через прохладную кожу твоих рук... Сделай это... прошу... Разрежь или разорви... Уйди или останься!.. Это же не ты... это она! Не ты вливаешься в мои раны, не ты пьешь мою боль и заполняешь новой... не твой нежный шепот обволакивает разъедающей кислотой мою кожу и кости!.. Не твой жар выжигает мои вены кипящей плазмой... не твой жидкий азот режет по позвоночным дискам и сухожилиям, отбирая единственную опору... лишая единственной возможности сделать это самому... Выдержать и устоять... (удар!)...

Пожалуйста... Ты же можешь... Господи, нет!.. Не останавливайся!.. Не сейчас!!!

Да, она только что коснулась сердечной мышцы... ее прохладные пальчики медленно заскользили по ее тугим сильным волокнам, вбирая бешеную аритмию порами собственной кожи... (удар!)... Ласковый нажим непрекращающегося сжатия всей ладони... неспешно... глубже... до первых трещин... до первых капель крови... до первой боли в ее расширившихся зрачках... До первой остановки сердечного ритма и замеревшего дыхания на ее раскрытых губках... с резким оттоком крови от ее лица, с первой конвульсивной дрожью в стянувшихся мышцах... (удар!..)

Бл**ь!.. НЕТ!!!

Это не я должен держать твое сердце, а ты мое!.. Боже... Эллис... Дыши! Ты меня слышишь?!. ДЫШИ!!!

Нет!.. Умоляю, не уходи!.. не выходи из меня... Я не могу дышать, если ты не дышишь! Я же сейчас сдохну!..

Посмотри на меня!.. Девочка моя... моя ненаглядная, любимая ласточка... обними!

Fuck!.. Я не хочу... не хочу убивать тебя своими руками!.. Господи... что же это?.. Как?!.. Почему?!

Нет! ЭЛЛИС!.. НЕТ!!!

-...ДЭН!!! Твою мать!.. Все хорошо! Все уже закончилось!..

- Нет!.. Боже! Я не могу! Не надо! Не трогай ее!.. Не прикасайся к ней!.. Я не хочу!!!

- Дэн, посмотри на меня!.. Ты не в себе! Это я, Алекс! Ты меня слышишь?.. Видишь?..

Не отбирай ее у меня, пожалуйста! Это больно! Я же сдохну... господи!.. Почему так, еб**ь вашу мать, больно?..

Она до сих пор не дышит?.. Я чувствую ее конвульсии!.. Бл**ь! Она рвется, дрожит, шепчет, умоляет, задыхается...цепляется своими леденеющими пальчиками...

Отпусти меня! Я должен взять ее на руки! Твою мать, она же сейчас задохнется!

...Я сам не понимаю, что это... Как?.. Что происходит и почему?..

Когда прекратились удары, и почему я продолжаю ощущать их фантомных собратьев, атакующих мою лопающуюся кожу ритмичными захлестами, дробящих и ломающих кости ручным сверлом? Когда Алекс остановился, и я перестал осознавать, что практически выпал из окружающей реальности, и физическая боль слилась с ней в одно целое, поменяв полярность и чувства осязания?.. Когда я впустил ее, позволив ей окончательно заполнить меня до самых краев, до самой последней пульсирующей воспаленной клетки, утопить в себе, в своем дыхании, в своей... в нашей единой слитой боли?..

Это оказалось сильнее меня... попытка разделить и отделить... остановить собственное сердце?..

Я не смог!.. Я не смог этого сделать! Я не смог ее убить... Бл**ь! Не заставляй меня больше это делать! Никогда больше! Только не это и не ТАК!!!

Наверное, я уже не стоял на ногах, повис прямо на столбе... или пытался подтянуться, чувствуя во рту привкус железа (возможно ударился губами о балку и разбил десну). Ее вкус на время перебил сильный запах парафина и древесной морилки.

Алекс делал все быстро, методично, без секунды задержки, как тот заправский спасатель или медбрат. Отцепил от кольца в стене колодку, оттащил в обратный конец комнаты до лежака, пока меня выворачивало на ходу в конвульсивном припадке с попыткой закричать... А может я и кричал... Кажется, что кричал или звал... умолял... то отбиваясь из оставшихся сил и почти не чувствуя физической боли в трясущемся теле, то задыхаясь от непонятных приступов асфиксии...

Я так хотел, так старался до нее дотянуться! Fuck!.. Я же чувствовал ее... до сих пор чувствую! Неужели непонятно?! Если я ее потеряю, то сам сдохну! Это неправильно! Сдохнуть должен только я!..

- Пожалуйста... не отбирай ее у меня!.. Я не могу!

- Всё, Дэн! Уже всё закончилось! Ничего нет... Ты здесь со мной...

Нет! Только не сейчас! Я не хочу видеть его лица!

Руки упираются в тугую обивку топчана, почти подгибаясь от выбивающей слабости и тряски... Если бы не Алекс, точно бы рухнул лицом об его твердый матрац. Но мне по х*ю! Я даже не чувствую боли в правой руке. Её больше нет... Её высосали! Она её вытянула всю до капли и теперь пыталась в ней утонуть БЕЗ МЕНЯ!

- ДЭН, ХВАТИТ! Её нет! Её здесь нет!!! Бл**ь!

Ты врёшь! Ты всё врёшь! Я же сам разрешил тебе это сделать! Убить её! Убить её в себе!!!

Меня выгибает и корежит в руках друга, как от высоковольтного разряда, приступом эпилепсии, циклическим замыканием по всем старым и свежим ранам одновременно. И, кажется, кричу... или стараюсь закричать... задохнуться, захлебнуться в этом вопле, пока ещё есть силы... пока голова окончательно не лопнет от внутреннего давления и не выдавит остатки сознания...

Ещё никогда я так долго и болезненно не подыхал и не испытывал подобного страха, останавливающего сердце по нескольку раз за минуту. Ещё никогда я так не боялся тебя потерять с готовностью перегрызть себе сонную артерию чем угодно и в любую секунду, если это вдруг случится... если я перестану тебя чувствовать!.. если перестану дышать тобой... жить ТОБОЙ!..

- Она не уходит... господи... пожалуйста... останови... останови её...

- Дэн, посмотри на меня!.. Твою мать, Дэн, прекрати!.. - тёплые живые тиски обхватывают и фиксируют мою голову, не смотря на все мои немощные попытки выкрутиться и отбиться. Не сразу осознаю, что это руки Лекса, его постоянно расплывающееся, рассеивающееся в свинцовых сумерках комнаты лицо.

- Открывай рот! Тебе надо выпить успокоительного! Дэн, ты меня слышишь? Иначе позову конюха, и он вкатит тебе лошадиную дозу снотворного! Ну же, будь хорошим мальчиком и не вынуждай меня связывать тебя прямо сейчас!

В конечном счете ему удается затолкать мне в рот несколько капсул, придерживая одной рукой за затылок (очень сильно придерживая). Моя голова в те секунду, казалось, действительно была готова вот-вот лопнуть от всего этого безумия – от нереальной боли (нет, не физической!), от образов, сумасшедших идей и одержимых желаний... или от всего сразу, включая подскочившее до максимальной отметки кардио-давление и беспощадного жима пальцев Рейнольдза... Или от её скользящего, ослабевающего дыхания, едва задевающего мою мокрую от пота кожу и перетянутые сухожилия изнутри...

Бл**ь... я боюсь! Дергаюсь вместе с ней, словно хочу успеть ухватиться за неё до того, как она растворится в вязких слоях ледяного забвения... Соль пота и слез выедает глазную сетчатку, сбивая на хрен всю фокусировку, но не в состоянии добраться до моего внутреннего взора... до моего воспаленного мозга, до этих ненормальных внутренних видений, эмоций, взбесившейся боли. Почему нельзя ослепнуть изнутри? Почему нельзя выжечь все свои чувства, ощущения, память – всего себя до основания? Стереть ничтожную сущность Джуниора Мэндэлла в невесомую пыль, в абсолютное ничто!.. Какая разница, кем я был до этого всё это время, я всё равно был ничем для тебя... как бы не любил и не сходил с ума – тебе это и на хрен не нужно!.. Это только моё! Всегда было только моим... Это МОЙ АД! Ты мой ад и моя агония! Так сделай то... Просто сделай!!! Или убей или...

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Она выскользнула змеиным шипением из-под колес лимузина, почти бесшумно притормозившего в нескольких футах от других машин и парочки трейлеров, перед уцелевшими где-то процентов на шестьдесят руинами какого-то завода или фабрики. Взгляд практически сразу сфокусировался на открытой за окнами машины части картинки реального настоящего, проступившего четкими контрастными линиями, цветом, светом и глубокими тенями сквозь агонизирующие сумерки с растворяющейся дымкой виртуальных образов и ощущений мертвого прошлого. Глаза сами то ли по инерции, то ли по условной привычке потянулись вверх к самому светлому и яркому пятну пасмурного неба. Можно подумать, он собирался там выискивать пророческие знаки или чье-то разрешение с божественным благословением.

Рука в черной кожаной перчатке плавным жестом легла и обхватила дверную ручку до того, как водитель успел вылезти первым и обойти крайслер, чтобы открыть перед боссом дверцу пассажирского салона. Сегодня он хочет сделать все сам. Разорвать на сколько часов связь с тем, что и так слишком долго являлось частью его нынешней жизни – неотъемлемой частью Дэниэла Мэндэлла-младшего, навороченного бизнесмена со стальными яйцами и мега-президента мега-компании с глобальными замашками и неуемными аппетитами. Почему бы не объединить два столь отличительных образа по сути одного человека или сделать невозможное реальным?..

Последнее воскресенье октября. До первых морозов всего ничего – считанные дни, а то и часы. Кажется, их неумолимое приближение стягивает молекулы уличного воздуха стынущим ментоловым холодом по твоему телу и лицу, обволакивающим саваном ненасытного оккупанта-агрессора. И, как видно, ему удается заползти не только под плотную материю делового костюма и под корни волос на голове (обжигая-сцарапывая по коже со стянувшимися на ней мурашками обмораживающим оттиском хаотичного рисунка), но и буквально вонзиться микроиглами в сами кости будоражащей акупунктурой по всему стволу позвоночника. Любой другой на его месте уже бы интуитивно потянулся застегивать на все пуговицы планки пальто и закутываться в шерстяной черный шарф, но только не он и не сейчас. Это был весьма сладкий (почти приторный), а главное, чистый и реальный холод, не связанный ни с твоим прошлым, ни с предполагаемым будущим, ни с воспоминаниями и уж тем более с пережитыми эмоциями. И его действительно хотелось ощущать и особенно физически, подобно наивному незримому противнику, нацелившему свои острые осколки-клинки на твой пульсирующий разум. Что ж, попытайся, если у тебя получится окончательно отрезвить воспаленное сознание и сожрать все мое тепло... На долго ли тебя хватит?

Спокойно сходит с места, направляясь без лишних заминок в сторону выстроенной линии автомобилей и трейлеров перед развороченным входом в полузаброшенное здание завода. Одно из последних строений, окраина мертвого промышленного района великой северной столицы. Наверное поэтому оно сохранилось хуже остальных.

Снаружи всего несколько человек – парочка техников-электриков, колдующих над наладкой работы внушительного блока перевозного генератора и разбирая по ходу залежи кабелей внешней электропроводки. Может кто-то еще сидит-отогревается в трейлерах или как Джордан Крамер терпеливо выжидает за рулем черного мерседеса в общем ряду из не менее престижных марок и моделей авто.

Их взгляды пересекаются всего на несколько секунд, когда он лениво поворачивает голову в сторону единственной знакомой и интересующей его машины. Крамер оборачивается скорей по инерции (из-за движения, задевшего его боковое зрение) и не на многим больше – пять-десять градусов и все. Ни удивления, ни настороженно нахмуренных бровей, один лишь знакомый, едва уловимый кивок головой. Как обычно – молчаливое почтение, в котором больше понимания и скрытого смысла, чем в сотне слов и красочных жестах.

Нет, он не кивает в ответ или обозначает хотя бы незаметным движением визуального знака приветствия от себя – это не входит в его спектр прямых обязанностей. Просто продолжает идти дальше, лениво перенаправляя свой пустой взгляд вперед на железобетонные стены завода. Ему даже не надо останавливаться и спрашивать нужного курса. Он прекрасно знает куда идти, вернее, видит. Правда, и это еще не полный показатель ведомых ориентиров. Не будь этих кабелей, растянутых по земле и вывернутым гранитным плитам разбитого железобетонного фундамента, уходящих далеко вглубь в мрачный тоннель входа, он бы и без них все равно знал куда направляться. И не просто знал, а именно ощущал и слышал. Как охотник, хищник, матерый зверь, бесшумно ступающий по незримым следам, оставленных напуганной до смерти и практически загнанной в угол жертвы. Даже с закрытыми глазами, выхватывая в этом холодном застывшем воздухе тончайшую дымку едва уловимого эфира, единственного и неповторимого запаха... перехватывая на ментальной частоте сладкую вибрацию трепыхающегося сердечка, вбирая все это рецепторами собственной кожи, в натянутые нити оголенных эмоций...

Это было не сложно, особенно сейчас, когда чувства осязания с эмоциональным диапазоном обострены до предела – до невозможных нереальных пределов. Когда ты не просто слышишь и ощущаешь, а буквально прикасаешься к этому физически, держишь ее в своих руках... Держишь свои пальцы на ее пульсе и на сокращающихся стенках горячего сердечка, практически скользишь по нему немеющими подушечками и острием языка, лезвием зубов, впитывая его надрывные толчки в собственную кожу и в вены... Fuck! С одержимым желанием процарапать-надрезать свою авторскую метку там, куда уж точно не сможет добраться ни один лазерный корректор!

Чувствовала ли она его тоже? Слышала ли его приближение так же? Знала ли, что рано или поздно, это произойдет – он придет за ней, где бы она не была и куда бы не пыталась сбежать. Иначе и быть не могло! Это уже стало неотъемлемой частью их сущности, той неразрывной связью, которая лишь усиливается и затягивается в тугие узлы изо дня в день с ее обостряющимися страхами и его неоспоримой волью. Петля за петлей, еще глубже, еще плотнее и жестче, до обжигающей рези, до саднящихся ожогов на коже, до нестерпимой кровоточащей боли!

Я рядом, милая, я пришел за тобой. Ты знала это, ты это чувствовала и ты этого ждала... и не смей меня обманывать, утверждая, что ты... не хотела этого! Мне ведь ничего не стоит доказать тебе обратное!

...Кроме проложенной по земле проводки электрокабеля, по всему периметру ломаной линии самых темных переходов из пустых коридоров и обшарпанных помещений были выставлены или подвешены переносные фонари и светодиодные светильники. Профессиональный, можно сказать, дотошный подход к работе от высококвалифицированных специалистов, и всего лишь для обычной фотосъемки, пусть и от необычного фотографа.

Что ж, он мысленно ей аплодировал с самого утра. Четыре дня она оставалась почти без присмотра (по крайней мере с его личной стороны) и вместо отдыха с возможностью основательно обдумать и трезво оценить свое нынешнее положение ее какого-то хрена потянуло на мини-подвиги. Вначале консультация у адвоката, теперь эта неожиданная вспышка-порыв необъяснимого желания отработать три пропущенных рабочих дня. Скорей всего, это что-то вроде побочной реакции, когда ожидание приближения неизбежного заставляет тебя действовать, толкая на наивные поиски невидимых лазеек. Попытка проскользнуть в знакомую спасительную щелочку, скрыться там, куда раньше никто не мог до тебя добраться? Закопаться с головой в любимой работе, а, главное, выбрать для этого самое подходящее место, заблаговременно себя убедив-успокоив, что он не станет тебя там искать?

Очередная попытка спрятаться? Или внушить себе, что это все беспочвенные страхи с необоснованной паникой? Желание показать-доказать (и в первую очередь только себе самой!), что ты все та же Алисия Людвидж – профессиональный fashion фотограф, которого не волнуют размеры заработной платы, и который будет работать задаром и буквально на износ, поскольку ничто и никто не сможет отобрать у тебя этого призвания – заниматься самым любимым делом всей твоей жизни. И пусть при этом тебе дышит в затылок твое нелицеприятное прошлое и пугающее будущее.

Надо сказать, он уже это оценил и почти по достоинству восхитился твоей целеустремленностью и несгибаемым упрямством. Хотя он и пальцем не пошевелил в эти дни, не предпринимая никаких ощутимых действий, чтобы окончательно продавить и запрессовать ее уже без того подрезанное его рукой сознание. Не звонил, не направлял посыльных, не выдвигал и не ставил условий касательно ее дальнейшего (и самого ближайшего) будущего. Не удивительно, что она почувствовала ложное облегчение... решив пройти несколько метров и проверить длину цепи на своем ошейнике. Предсказуемая реакция любого своевольного существа с внушённым СМИ чувством мнимой свободы и правом выбора. Сколько раз надо дернуться на этой самой цепи, прочувствовав на собственной шее ее прочность и силу, прежде чем окончательно понять и осознать, что она действительно настоящая, и с нее так просто не сбежишь, никуда, даже в свой иллюзорный свободный мир.

Ты забыла, Эллис, ад – не вокруг нас, а то что внутри... И он уже в тебе... Наша воскресшая Вселенная снова в тебе, и очень скоро ты приблизишься к ее эпицентру, это я тебе обещаю. Потому что я сам тебя туда погружу... собственными руками...

...Звучный гул голосов вначале прорвался сквозь плотный вакуум холодного воздуха и обшарпанных толстых стен, а затем, по мере приближения, стал наращивать свою акустическую вибрацию, звуковой объем и отличительный контраст сразу между несколькими тональностями. Тлеющая улыбка задела уголки его губ, когда он безошибочно определил знакомый голосовой отпечаток в этой беспорядочной какофонии слитых воедино аудио-композиций.

-...Может стоило затянуть дыру в стене зеленым экраном?

- Тогда бы у нас вообще ничего не осталось от естественного освещения. Оставьте мне хотя бы фон максимально приближенный к реальному, раз уж я не могу притащить сюда всю дирекцию "Глобал-Вижн"!..

Он вошел в огромный зал возможно бывшего конвейерного цеха в тот самый момент, когда Алисия Людвидж "спорила" с Эдвардом Харпером об улучшении места съемочной площадки за счет проверенных временем визуальных хитростей и компьютерной графики.

Часть когда-то абсолютно мертвого помещения и в самом деле основательно преобразилась благодаря вторжению в эту мрачную обитель монументального покоя, гробовой тишины и серых стен-камней захороненного прошлого – современных технологий из внешнего мира и не только из-за ярких осветительных приборов. Напротив огромной зияющей дыры во фронтальной тыловой стене цеха стоял большой длинный лакированный стол, какие обычно используют в дорогих офисных интерьерах для конференц-залов или залов совещаний. Несколько шикарных и весьма массивных кресел из резного дуба и темно-красной кожи ассиметричным рядом окружали как сам стол, так и занимали ведущие центральные точки художественных атрибутов в отдельных экспозициях. В одном из таких кресел, спиной ко второй неосвещенной части огромного помещения восседал молодой мужчина в деловом костюме тройке синих оттенков и пытался смотреть в объектив фотокамеры Алисии Людвидж взглядом заскучавшего аристократа. Остальные участники съемочной группы, включая директора фоторекламы "Глобал-Вижн" Эдварда Харпера и личную помощницу мисс Людвидж – Робин Поланик, можно сказать, крутились на подпевках-посылках у непримиримой звезды натурных фотосъемок по всему периметру облюбованного ею пятачка. Центральную часть обустроенной площадки замыкала диорама из раскладных стульев-кресел, таких же переносных столиков и даже парочки калориферов и электробатарей, включая обязательное наличие нескольких стоек-вешалок, завешанных мешками для одежды с фирменными лейблами по большей части мужских костюмов и дополнительной галантереей-аксессуарами.

- Робби, подтяни тот угол экрана, а то он попадает в кадр...

- Насколько?.. Так нормально или сильно много?.. Ох, твою...

Нежданный момент истины? Рабочий ажиотаж резко обрывается или замирает, стоит только одному из участников общей группы сделать что-то, что заденет внимание ведущей фигуры, а уже за ней, подобно эффекту домино, потянутся и все остальные.

Гиперактивная малышка Робби бросается сломя голову (идеальный условный рефлекс) выполнять просьбу своего босса, подбегает к черному полотну экрана-рефлектора и едва не спотыкается об его ножку, как только ее взгляд соскальзывает поверх плеча Алисии Людвидж и замирает на дальней фигуре Дэниэла Мэндэлла-младшего. Мало того, у нее срабатывает еще более неожиданный инстинкт – сдержанный порыв-движение, потянувший ее за ширму экрана и именно рефлекторно, с явным желанием спрятаться и как можно скорее. Единственное, что ей удается сделать в этот момент достаточно разумное и менее абсурдное так это быстро отвести взгляд в сторону.

Но, как говорится, слишком поздно. Процесс уже запущен...

Алисия Людвидж... Она не просто оборачивается... Кажется, он расслышал, как замерло ее сердце, перед тем, как запустить свою бешеную аритмию за несколько мгновений до ее предсказуемого последующего действия. И, как видно, он ждал этого сам... с той же тлеющей ухмылкой на губах и в слегка прикрытых глазах.

Слишком резко оборачивается (мускулы напряжены до предела, как и само тело, оцепеневшее до шокового состояния полной парализации). Едва заметный рефлекс панического желания отшатнуться, если он окажется всего в одном футе за ее спиной...

Успокойся, милая. Да, я дышу тебе в затылок и можно сказать буквально, но... не настолько же публично!

Не ожидала? Не ты единственная. И даже не рассчитывай на возможный побег, оглядываясь теперь с опаской на окружающих свидетелей, как на спасительные тросы, за которые ты успеешь ухватиться в момент своего падения. Поверь, они тебе не помогут и не понадобятся.

- Дэниэл? Вот уж чего не ожидал, так это увидеть вас... здесь! - Харпер первый, кто отреагировал на поведение Алисии Людвидж, проследив не только за ее взглядом, но и подключившись к общей волне, запустившегося таймера часовой бомбы. Его искренне удивленный голос одним из первых обрывает гробовое молчание, повисшее на несколько секунд над всеобщей немой сценкой.

Делает несколько поспешных шагов навстречу, выбрасывая на ходу вперед правую руку.

- В таких случаях принято говорить "Я и сам не ожидал увидеть себя здесь". Но не мог не последовать примеру главы отдела фоторекламы и поддаться всеобщему ажиотажу. Ты-то сам что здесь делаешь в свой законный выходной Эдвард?

Правая рука в кожаной перчатке выскальзывает из кармана черного пальто и плавным жестом перехватывает открытую ладонь Харпера. Крепкое рукопожатие, отслеживаемое по времени лишь одной стороной. Контрастная, шокирующая картинка для обомлевшей публики или демонстрация своей власти только для одного конкретного зрителя?

- Было крайне сложно не отреагировать на заявление мисс Людвидж о ее желании провести пробную фотосъемку для ведущего в этом году проекта к юбилею компании. Сюда порывалось понаехать куда больше желающих, когда эта новость облетела весь отдел фоторекламы (и не только наш) со скоростью световой пули. И это было как раз в субботу, независимо от того, что все сотрудники находились за пределами своих рабочих мест и за стенами самой компании.

- Так ты здесь только из-за любопытства или подстраховки своего ценного кадра?

- Не исключено, что из-за того и другого. Это же один из ведущих проектов данного года. Если запустим видеосъемку, я по любому обязан быть в курсе утвержденной концепции.

Он уже не смотрит на Харпера, давно отпустив его руку, и делая неспешные шаги в сторону центральной съемочной "площадки". Замерли-затихли все – помощники-ассистенты, осветительные техники, стилисты, костюмеры, включая и сам недавний бурный процесс фотосъемки. Буквально каждый, на ком он вскользь задерживался пустым, почти невидящим безучастным взглядом, поспешно отводил глаза в сторону (начиная по-новому изображать прерванную деятельность) или пытался пробормотать что-то в ответ в виде приветственного "господин президент", "сэр" и даже кивнуть головой. Конечно он шел дальше, скользя по лицам и бездушным окружающим предметам одинаковым абсолютно не заинтересованным и едва что-либо замечающим взглядом. Кто-то из них и вправду ждал, что он им ответит или хотя бы задержит свое внимание дольше обычного.

Слова, безликие фигуры, пустые вещи, пустое пространство и сбившееся с четкого ритма время... или просто зависшее платиновой пылью в застывшем воздухе невесомыми гранулами совершенного ничто. Он ничего из этого не то что не замечал или не видел, скорее не пропускал в себя, не ощущал и не воспринимал. Как скользить пальцами по мебели без какой-либо конкретной цели. Он чувствовал лишь одну живую пульсирующую точку в этом абсолютно пустом для себя измерении, и он как раз двигался по направлению ее осязаемого тепла, на сенсорный звук-вибрацию ее сердца и дыхания. И она прекрасно об этом знала и еще не меньше чувствовала, ожидая данного момента, как никто другой в этом месте.

Тебе страшно? Ты никак не в состоянии поверить в происходящее? Ты все еще сопротивляешься?.. Не хочешь, но все же чувствуешь и куда сильнее, чем хотелось бы... Чувствуешь МЕНЯ!

- Ты прав, Эдвард. Слухи подобного уровня разжигают любопытство до нереальных масштабов. И, как видите, мисс Льюис, даже дирекция "Глобал-Вижн" способна добровольно притащится в свое расписанное по минутам личное время и даже в подобное место!

Неспешный маневр в сторону кресла-"трона" – центральной точки средоточия проводимой фотосессии. Впервые его взгляд задержался на ком-то дольше, чем он мог себе это позволить. Молодой парень лет двадцати семи – фотомодель по найму из модельного агентства, с которыми "Глобал-Вижн" сотрудничает не первый год. Смазливый, подкаченный высокий брюнетик. Наигранная апатия моментально слетает с его отшлифованного гримерами гламурного личика, как только его цыганские угольные глазища часто-часто заморгали под прессующим давлением карих глаз Мэндэлла-младшего. Сомнительно, чтобы он знал, кто именно стоял перед ним сейчас и со столь подчеркнутым ироничным "интересом" изучал его идеальный образ делового аристократа. Но ему хватило и пары секунд, чтобы почувствовать эту существенную разницу – насколько сильно он не дотягивал до того персонажа, чей "костюм" натянули на его тело и лицо буквально принудительно, и который так безупречно сидел "по фигуре" на том, кто никогда и не пытался примерять его на себя, ведь это была не какая-то фальшивая оболочка, а его собственная "кожа".

Очередная жалкая подделка? Эллис, сколько же ты их успела наштамповать?

Он не смог сдержать сожалеющей улыбки, задержав на этом перепуганном мальчике и без того неблагосклонный взгляд.

Пробные фотосъемки? Живой манекен, который в последствии должен быть заменен на реальный оригинал? Какие занятные параллели... Ты совершала их осознанно, прекрасно понимая, что рано или поздно так и произойдет в твоем самом ближайшем будущем?

- Сложно устоять перед соблазном такого формата! Это правда, что вы собираетесь снимать всех ведущих глав дирекции "Глобал-Вижн" на всем этом... фоне? – нет, он не окидывает панораму полуразваленного цеха после лица обомлевшего паренька с идеальным пробором смоляных волос. Почти сразу же перехватывает ее взгляд своим, плавно, но достаточно быстро, чтобы она не успела просчитать его маневра наперед. Его обдало ее спонтанной реакцией прямо поверх онемевшей от томного предвкушения коже, ливанув по всем порам царапающими мурашками и обжигающей отдачей по позвоночнику, прямым транзитом захватывающего сжатия диафрагмы. Как будто перехватил и вобрал в себя часть ее вспыхнувших эмоций с прорывающимся стуком затрепыхавшегося сердечка сквозь пульсирующие точки на ее теле.

Скоро, милая, уже совсем скоро... не спеши... Я знаю, как тебе не терпится, я это ощущаю - твою сдержанную дрожь и не только в участившемся дыхании на твоих приоткрытых губках... я слышу это через твой аромат, как если бы уже в этот самый момент скользил подушечками пальцев по сжатым долькам опухших половых губ до самой мокрой впадинки горячей вагины. Паника, страх, неуемное желание... твои широко распахнутые глазки с черными бриллиантами расширенных зрачков не обманут...

- Если мой проект будет одобрен редакционной комиссией... – похвально! Изящная игра от Алисии Людвидж? Голосок почти не дрожит, хотя и понизился до бархатной хрипотцы. Какая сладкая возбуждающая вибрация, в которую так и тянет погрузить кончики пальцев или сразу... вздутую головку возбужденного члена.

- Уверен, господин Харпер сделает все от него зависящее, чтобы так оно и было. Хотя, думаю, вы и сами способны справиться с данной задачей без единого лишнего слова. Это же вы мастер экстра-класса по визуализации образов и идей? Ваше дело – демонстрировать, а не грузить словами.

Боже, как же ты все буквально воспринимаешь. Осторожно, моя девочка. Свои эмоции следует тщательно контролировать. А вдруг еще кто-то, кроме меня успел заметить, как ты раскраснелась? Ну, вот, теперь отводишь испуганные глазки в сторону и заправляешь за ушко пряди волос. Нельзя так поспешно и тем более наглядно пасовать и сдавать своих позиций особенно через старые "нервные" привычки. А теперь еще и облизываешь пересохшие губки. Дыши, Эллис, глубоко и размеренно, как я тебя учил. Ну, же... соберись!

- Можете продолжать. Более не стану отвлекать вас от работы! Считайте, меня здесь нет... и почти что не было!..

...По-твоему это смешно? Или это очередное из твоих – пришел, увидел, продавил с новым завуалированным контекстом? Ты и слова не способен произнести, чтобы не ударить им идеально просчитанной траекторией точно в цель, не разрубить до кости заточенными клинками гипербесчувственных глаз.

Зачем ты вообще сюда заявился? Господи... как ты сумел вычислить этот момент, почувствовать мое состояние на таком безумном расстоянии, подгадать время и место? Я четыре дня тебя ждала, забиваясь по углам гостиничного номера, как та жертва экзорцизма, разве что не царапала себе плечи-руки до крови и не билась головой об стенку. Ни одного звонка, ни одного сообщения через твою преданную собачонку Гувер. Ты специально создал этот неприступный барьер вокруг себя, буквально физический и осязаемый? Ни одного прямого контакта и возможных средств связи, выводящих непосредственно на тебя. Мол, жди, Эллис, когда я сам соизволю с тобой связаться в удобное для СЕБЯ время!

В какой-то момент (или в несколько) меня нереально пробило неуёмным безумием рвануть на Риверз-Гарден, прорваться через оборону внутренней охраны твоего кондоминиума и каким-то невероятным бондовским способом (в окно, на парашюте через крышу!) попасть в твою шикарную семейную квартирку. Я не сделала этого лишь потому, что прекрасно понимала, чем обернется для меня дальнейшее развитие событий – дальше парадного крыльца твоего шикарного домика меня никто не пропустит и в особенности ты!

О, да, я знаю, что означает для подобных тебе людей семейный покой и счастье – это святое и сверх личное! Ты можешь иметь хоть целый гарем задолжавших тебе любовниц, выделяя каждой по несколько минут в неделю для своих пси-садистских извращений, но то что находится под грифом "Семья" – не прикосновенно! На эту территорию ты никого не пропустишь и тем более какую-то подстилку Эллис Льюис.

Бл**ь! Ты мне не дал даже нескольких часов, отобрал даже эту ничтожную уверенность, что ты не станешь искать меня в этом месте – не додумаешься, не достанешь и не захочешь трогать мой неприкосновенный уголок личной свободы! Это моя работа! Можешь мне за нее ни хрена не выплачивать, сколько угодно загонять в узкие рамки временных ограничений, ставить непосильные условия с нереальными задачами и требованиями, но... твою мать! Оставь мне хотя бы ее! Не отравляй мой единственный источник чистого кислорода своим дыханием с выжигающим напалмом твоего взгляда!

Господи, я же была уверена и почти на сто процентов, что уж где-где, а здесь я точно тебя не увижу! И поэтому ты здесь, да? Меня не стоит никакого труда просчитать и вычислить, или ты предвидел это еще задолго до нашего судьбоносного разговора в кафе "Митчелл"? И тебе не надо особо напрягаться, чтобы забраться в мой мозг, в грудную клетку, остановит мое сердце, запустить его по-новому, перекачать кровь из одной части тела в другую, перевязать суставы или подрезать сухожилия выбивающей слабостью...

Почему?.. Почему именно сейчас, здесь и в такой подаче?

Работать дальше? Тебя здесь нет? Да мне хотя бы найти сил, чтобы отвести взгляд в сторону и присесть на ближайший стул. Боюсь, мне и это уже не поможет, даже если я закрою глаза, заткну уши или потеряю сознание. Я все равно буду видеть и вбирать в себя твое присутствие, твои ленивые скользящие движения, вибрирующий ток ментального потока самой плотной и гиперосязаемой живой тени.

Зачем говорить о том, что противоречит твоему присутствию? Или это чистая игра на публику – условные знаки с тайными жестами, которые я должна понимать и безошибочно читать лишь по невесомой улыбке на твоих лепных губах? Ты же здесь не ради праздного любопытства!

- Может... сделаем пока... небольшой перерыв... на перекур?.. Колин, пойди... разомнись и... пусть Холли подправит тебе прическу. Робби...

Я делаю, что угодно, смотрю куда угодно, даже разворачиваюсь так, чтобы... не видеть тебя – не задевать боковым зрением прессующее скольжение твоей царапающей фактурной дымки... Но я ни хрена и никого перед собой не вижу, особенно когда смотрю в упор, глаза в глаза, едва понимая, кто передо мной и что конкретно я ему говорю. Обомлевшее, посеревшее личико Робин с перепуганными глазенками на пол лица всего в двух шагах от меня? Нет, я не вижу его четкой контрастной картинкой перед собой, как раз оно расплывается, ускользает или растекается по сетчатке моих глаз, смазываясь полупрозрачной пленкой черно-белого позитива. Зато я слишком четко и ясно ощущаю каждое движение и объемную структуру проделанного шага, жеста черной фигуры за своей спиной. То, как он меня обходил, как ломал своим телом невидимую плотность воздуха, искажал и разрывал временные сдвиги в пространстве, натягивая и прошивая мое сознание новыми нитями неразрывной красной лески. Он умудрялся или продолжал прикасаться к моей коже, не смотря на увеличившееся между нами расстояние, обволакивая ее своим равномерным дыханием, едва-едва задевая тонкие волоски на моих мурашках заполнившей все пространство помещения (окружающего воздуха, невидимых эфиров, всего мира!) самой сильной пульсирующей тенью.

- Принеси мне кофе... но сперва надо переставить часть ламп к... столу.

- Может тебе какую-нибудь накидку или... пальто одеть?

Неужели я дрожу или вздрагиваю? Всякий раз, когда слышу или пропускаю через свои сверхчувствительные рецепторы твой очередной шаг, движение, манипуляцию руки... Бл**ь, я не вижу это глазами, но продолжаю ощущать всем чем только возможно: твою отдаляющуюся фигуру, твои не разжимающиеся ни на секунду ладони на моем горле. Ты идешь вдоль стола? Да, бесшумная вибрация твоих шагов, фантомным отпечатком через мои собственные ступни, искрящимися змейками статического тока обмораживающей акупунктурой по позвонкам и до самых корней волос на голове. Боже, это невероятно, но я не просто вижу это своим внутренним взором, я могу спокойно считывать твои действия даже с закрытыми глазами и забитым слухом – изнутри, всеми нервными окончаниями своего перенапряженного организма... Плавное скольжение тени, изящное движение руки, пальцев стянутых плотной кожей черной перчатки и касающихся поверхности стола или резных спинок кресел в нескольких метрах от меня, за моей спиной. И меня действительно пробивает-режет током этой нервной дрожи, ведь я ощущаю твои пульсирующие отпечатки с царапинами от подушечек твоих пальцев на собственной коже!

Господи... ты что творишь?.. Зачем ты это делаешь? Почему просто не уйдешь?

- Не надо... мне не холодно! – едва ли осознаю, что отвечаю и как вообще умудряюсь отвечать в подобном состоянии.

Мне бы по хорошему выбежать на улицу или еще куда (и как можно подальше!). Попытаться убежать? (Очень разумное решение, Эллис, особенно сейчас!) Да мне не важно! Я хочу ощутить физический ожег от реального холода, чтобы как-то вытравить из своей кожи его прикосновения с затягивающимися бинтами ментального кокона. Я дрожу не от озноба, меня лихорадить не от страха – это все Ты! И я понятия не имею, почему никто из присутствующих не замечает этого!

Обернуться? Посмотреть куда ты зашел и почему не останавливаешься?

Наоборот, меня толкает в противоположную сторону, но всего на несколько минут, окончательно теряя связь с окружающим пространством, с безликими тенями присутствующих свидетелей, с реальными звуками, с самим временем... но только не с тобой. Чем дальше ты отходил, тем плотнее и туже натягивались нити от твоих пальцев, тем болезненней и острее врезались узлы во все уязвимые точки, набрасывая новые петли с затяжками в общее переплетение этой ненормальной, невозможной, болезненной и просто... неестественной психосоматической связи...

Мне было проще обмануть окружающих, но не себя. – Ну, же, Эллис, сделай это! Кому, как не тебе знать, зачем он здесь или ради кого он здесь.

Последние минуты перед моментом истины с очередной попыткой спрятаться за реальность? Последние секунды перед вынужденным признанием собственного поражения, жалкого безволия и немощной капитуляции?

Пальцы вжимаются в лакированное дерево резной спинки кресла, в котором до этого сидел Колин (к вечеру обязательно вылезут гематомы), как в единственную опору, которая на вряд ли могла дать мне сил, но хотя бы помогла удержаться перед острейшим желанием осесть на подгибающихся ногах прямо на камни развороченного бетонного пола. Взгляд наконец-то зацепился-сфокусировался на одной определенной точке – на твоей черной фигуре, неспешно поднимающейся по железным ступеням сквозной лестницы на второй уровень, к дверям какого-то смежного с цехом помещения, где-то в десяти (может чуть дальше) метрах от меня. Несколько острых гранул-секунд, резанувших сжавшийся сердечный клапан весьма ощутимыми осколками, растворились в крови судорожной аритмией, сладкой горечью ядовитой полыни. Его черная тень исчезает за железной дверью, но только не с моей сетчатки глаз, не с поверхности моих лопающихся нейронов, рубцующих сознание новыми алыми вензелями свежих шрамов и ожогов.

Как в трансе, едва понимая, что делаю, перевожу взгляд на тех, кто все это время был рядом, и кто возможно тоже все это видел и наблюдал (делал выводы) со своей позиции. Вот только зачем? Неужели пытаюсь найти на их лицах подозрение или успеть заметить косые взгляды?

Увидеть самого президента "Глобал-Вижн" здесь и без охраны, и, главное, почему?.. Как долго эту новость будут обсуждать в стенах самой компании, и как быстро она достигнет ушей Реджины Спаркс? Fuck! Он не мог не осознавать, что делал... В том-то и дело, он прекрасно все понимал, до самого последнего жеста!

Не знаю, когда и как отцепила свои скрюченные пальцы от спинки кресла. Как медленно и почти бесшумно скользнула по твоему наэлектризованному в воздухе ментальному следу. Как судорожно вцепилась в изгибы локтей, только чтобы не поддаться одержимому соблазну – не дотронуться до тлеющих отпечатков твоей руки на кромке стола и пары кресел.

Вот теперь-то уж точно ничто не могло заставить меня обернуться и посмотреть в лица тех, кто все это время следил за моими (или нашими с тобою) передвижениями, как за аномальными "метаниями" фантомного призрака. Я делала это не потому, что хотела, а потому, что была должна... И сильно сомневаюсь, что кто-то из этих людей (включая Робин Поланик) хоть что-то понимал из всего, что со мной происходило в эти секунды, и что я вообще делала, а главное, какого чёрта!

Узнать, для чего он сюда заявился? Сомнительно. Похоже, я и без того знала главный ответ, пусть и не принимая его здравым рассудком. Зато мое тело прекрасно справлялось за меня, на подсознательных рефлексах, толкая меня следом за тем, за кем бы я никогда не пошла добровольно сама, в состоянии трезвого ума и ясной памяти.

Я все-таки коснулась ледяного поручня железных проржавевших перил лестницы, по которой ты поднялся за несколько минут до меня. Это невероятно, но, кажется, я и вправду ощутила отпечаток мягкой кожаной перчатки с теплом твоей ладони. Или я ненормальная, или... просто продолжаю сходить с ума.

Одернуть руку, как от реального ожога? Или вцепиться пальцами в твердое железо, пока его лед с ржавой пудрой и твоим тлеющим ядом не просочатся в мою ладонь, в саму кость? А может остановиться?.. Вернуться обратно пока не слишком поздно? А еще лучше, выбежать на улицу, заскочить в ближайший автомобиль и рвануть прямым курсом в аэропорт или на центральный ж/д вокзал.

Эллис, хватит! И, да... уже слишком поздно! И ты как никто другой это прекрасно понимаешь и даже в подобном состоянии. Назад дороги нет! Бежать некуда и невозможно. Он уже давно вшил тебе под кожу нанодатчики с gps-слежением, впрыснув их вместе с собственным ядом в аорту, прямо в сердечную мышцу. Теперь он отыщет тебя везде, включая иные измерения... Эти нити ничем не обрезать, эту связь никак не разорвать, не вытравить и не выжечь, она уже не просто в тебе, она – часть тебя, часть твоей природной сущности. И ты идешь за ней следом не потому, что он ждет, а потому, что ты сама этого хочешь! Как задыхающийся за глотком отравленного его черной тенью воздухом, за наркотическим ядом, который тебя медленно убивал и... позволял жить дальше...

Толкни уже эту чертову дверь и просто сделай это... то, что должна – без лишних вопросов, требований и отчетов... Войди в этот гребаный Чудесный Сад – в его Кроваво-Черное Зазеркалье...

Длинный коридор?.. Временная остановка сердца и дыхания. Неужели я ждала что-то футуристически нереальное? Что? Глянцевые черные стены с красными зеркальными осколками по всему периметру незнакомого пространства?

Мне даже не пришлось его искать. Он стоял прямо передо мной, где-то по центру длинного коридора-портала из серых железобетонных стен выщербленных гранитными жерновами неумолимого времени и не менее безжалостными руками вполне реальных, живых людей. Узкая линия оконных ниш под самым потолком пролета левой стены пропускала сквозь разбитые глазницы запыленных стекол под косым углом тусклые макрогалактики зернистого света (возможно из смежного помещения или еще одного цеха).

Два неуверенных и далеко не ровных шажка вперед. Рука тянет за собой тяжелую дверную панель на расшатанных ржавых петлях скорей по инерции, нежели осознанно. Я закрываю ее до упора, ни разу не обернувшись.

Видишь, я пришла сюда сама, хоть ты меня и не звал... и едва ли за объяснениями... И я в полном раздрайве. Сознание, рассудок беспомощно хватаются за проблески внутренних инстинктов, то ли пытаясь найти способ с причиной меня остановить, то ли отыскать кнопку резервного генератора здравого мышления... одно лишь тело продолжает действовать самостоятельно, используя без какого-либо перенапряжения все подсознательные импульсы, насыщая мышцы и кровь энергетическим токсином чистого безумия.

Нет, я не тороплюсь. Меня не тянет непреодолимым порывом догнать тебя во что бы то ни стало, но я все равно... каким-то чудом приближаюсь к тебе быстрее, чем ты продолжаешь отходить от меня, хотя, едва ли чувствую под собой тот же пол или движение собственных ног. Просто иду, просто по инерции... прямо на тебя...

- Надо отдать должное, находить места для натурных съемок ты умеешь... В этом тебе определенно нет равных... – ты наконец-то останавливаешься, где-то еще в десяти шагах от центра коридора. Медленно поворачиваешься боком, поднимаешь лицо, всматриваясь или подставляя свой чеканный профиль под косые лучи приглушенного света. Я тоже сбиваюсь с шага где-то на пол пути к тебе, неосознанно замедляя движение с желанием дойти до тебя. Рука рефлекторно тянется к ближайшей стенке, надеясь ухватиться за опору раньше, чем меня качнет или подрубит на дрожащих ногах.

- Как будто в тебе заложен внутренний радар-маячок на подобные вещи... Непреодолимое притяжение, необъяснимая тяга к вполне реальному, но недосягаемому, замороженному в мертвых камнях скупых тайников прошлого, застывшего в налете пыли на осколках стекла и осыпающихся стенах... Что-то ведь тебя притягивает к этим местам?.. Что-то толкает, заставляет сбегать сюда, в наивных поисках временного убежища?..

Тягучая патока в переплетенных нитях звучных слов без какой-либо смысловой нагрузки для полуспящего разума окутывает бархатной вибрацией приглушенного баритона каждый миллиметр зудящей кожи... Сочится в поры, скользит по стенкам собственных голосовых связок, царапая диафрагму с поверхностью пульсирующей черной дыры ментоловыми кристаллами твоего дыхания.

С трудом улавливаю суть произносимых тобою фраз, но, похоже, мне этого и не надо... как, впрочем, и тебе... Тебе достаточного и того, что я пришла, что я в нескольких шагах, в последних десяти футах от тебя, сокращая остатки расстояния в унисон срывающихся с твоих губ слов, под четкий ритм собственного сердцебиения.

- Ждать надо всегда, Эллис... – почти неуловимый поворот головы с росчерком все того же бесчувственного, но... головокружительно глубокого взгляда, бездонного янтарного омута. На расслабленных чуть приоткрытых губах ни тени прошлой улыбки от самодовольного триумфатора. Даже цвет глаз поменял предыдущий оттенок на более насыщенный – тяжелый оникс с мутной дымкой затягивающей эбонитовой бездны расширенных зрачков. Захлебнуться и утонуть в их мягком ласковом захвате наверное куда проще и быстрее, чем в его голосе или... в неразрывных сплетениях пальцев и рук...

- Не важно сколько... в любое время дня и ночи, а значит, быть готовой! Всегда! Ждать и понимать всю ценность этих минут... Подойди... Ближе...

Наверное, я не заметила, когда и как остановилась... и может хотела даже что-то тебе сказать или спросить... Не знаю, почему меня опять так заклинило или выбило невероятно мощной и подавляющей волной ментального подавления. Бл**ь... могу поклясться, что почувствовала зудящую вибрацию не только в твоем голосе, но и в стянутом в каменные узлы мышечном корсете под всеми слоями твоих одежд и тройным панцирем непробиваемого экзоскелета. Нет, ты не нервничаешь, не злишься и не сдерживаешь показательного бешенства во мнимо расслабленной позе и на мимических мышцах лица. Но я точно чувствовала, как ты был недоволен (и это еще мягко сказано).

- Эллис, не вынуждай меня повторять дважды... – легкое движение левой руки – приглашающий жест, указывающий точное место перед собой?

У меня чуть не подкашиваются ноги, мгновенно, как от беззвучного щелчка пальцев, ударившего резкой слабостью или сильнейшей дозой жидкого азота по суставам и костям. Сознание не успевает запустить резервные копии критического мышления с реверсивной отдачей, как я уже делаю далеко не изящные шажки на указанную точку.

Это уже все? Тот самый предел? Я пришла сама, я выполняю твои приказы, не могу вымолвить ни слова... Что это? Как? Когда и каким образом я успела прозевать этот самый момент?

Или я просто тону?.. Или ты меня топишь... в своем голосе, взгляде... перетягиваешь кожаными ремнями своего неразрывного ментального кокона?

- Ошибка номер один, Эллис! Ты перестала меня ждать. Ошибка номер два... – все равно вздрагиваю, не смотря на то, что прекрасно вижу и ощущаю каждое твое движение. Может не ожидала такого холодного прикосновения на своем лице бездушной сцарапывающей поверхности кожаной перчатки едва-едва пропускающую живое давление твоих пальцев и всей ладони? Ее неожиданный ласковый захват с погружением в волосы и уже знакомым томным обрисом большого пальца по щеке, под глазом и до уголка приоткрытых губ. Озноб или мощный прилив вод Арктики с шипящими углями огненного жара усиливающейся лихорадкой в циклическом притоке крови под кожей – прямым транзитом от твоей руки, нещадными захлестами по всем болевым точкам... закручивающейся спиралью по позвоночнику и до самых пяток.

Я бы застонала, если бы не резкая слабость, не острое желание сразу же закрыть глаза или зажмуриться со всей дури, рухнуть на колени... Бл**ь!..

Черт с тобой! Да, я готова это сделать и прямо сейчас, сию секунду! Все что угодно, только... не продолжай! Замолчи! Я не хочу это слышать! И особенно через твой голос с такой тональностью...

- Ты ослушалась моего четкого распоряжения! Вместо того, чтобы отдыхать и набираться сил, тебя понесло по новым приключениям. Мало того, что ты опять проявила очередную инициативу по своей работе в компании, так еще и поставила на уши отдел фоторекламы в уик-энд! Если тебя так сильно тянет поработать в выходные и пусть даже за свой счет и на собственные сбережения, в любом случае ты обязана ставить меня в известность о подобных спонтанных решениях-выбрыках, как и ожидать моего ВОЗМОЖНОГО ответного согласия. Не Эдвард Харпер твой главный босс, а я! У него столько же прав и возможностей, как и у тебя, и Я решаю, кого увольнять или лишать высокой должности! И ты должна уже была это осмыслить и понять. Я не шутил и не собираюсь шутить. Все что от тебя требовалось – отдыхать и ждать! Только не говори, что ты уже вдоволь наотдыхалась и рвешься в бой сворачивать горы с ветряным мельницами. Это не так уж и сложно проверить, Эллис...

Горячий оттиск расплавленного живого золота растекается считывающим сканером по моему лицу, безжалостно подрезая мой собственный взгляд, сокращая расстояние между нашими глазами до минимума. Я не успела заметить в какой из этих моментов начала захлебываться в твоем обжигающем голосе, в удушающей топи пульсирующих угольных зрачков... Fuck! Ты буквально затягивал мое сознание, всю меня с каждым произнесенным словом, изящным мягким движением губ, нещадным проникновением червонных клинков под кожу... засасывал в себя, в глубь своей бездонной токсичной бездны, под собственную кожу и в вены.

Что?.. Что меня так удерживало и не позволяло отшатнуться уже во второй раз? Как можно держаться на этой грани активировавшихся страхов и лишаться воли в твоих руках, млеть, таять, растворяться в твоем дыхании... пропускать его вибрирующее скольжение по опухшим половым губам, чувствительным складкам вульвы и... судорожным сжатиям мышц влагалища. Тебе даже не надо касаться меня там, достаточно перехватить порывистый вдох-выдох из моего раскрытого ротика, считать по движению расширившихся зрачков и самому взгляду, предательски метнувшемуся к твоим губам.

- На колени!.. – я скорей это не услышала, а... прочла по твоим губам, прочувствовала-пропустила-приняла в себя с одновременным нажимом твоих пальцев на мою шею под затылком. Легкий "толчок"-давление вниз. Не успеваю втянуть спасительный глоток из твоих легких, приступ асфиксии затягивает удушающей хваткой трахею и само горло изнутри. Взгляд панически скользит вниз по изгибу твоей расслабленной левой руки словно уловив ее четкое движение крайними задворками неспящего подсознания.

Два пальца в пол? Цепляюсь за них шокированным взглядом, осознавая где-то на полпути проделанного мною телодвижения, что я на самом деле медленно опускаюсь вниз... НА КОЛЕНИ! И я все еще за них держусь в момент острой отдачи, вонзившейся в коленные суставы и чашечки ледяного каменного бетона.

Боль или пережитый шок персонального откровения расширяет стенки сосудов, разгоняя бешеным током свежие порции адреналина по венам, прямой инъекцией нитро-вспрыска в сердечный клапан.

Ты раздвигаешь в стороны оба пальца еще до того, как произносишь следующую фразу, и я (бл**ь!) понимаю смысл этого жеста раньше, чем слышу его расшифровку в бархатной вибрации твоего голоса в моей голове, в моей коже...

Вашу мать!.. ОТКУДА?!

- Раздвинь ноги...

Кто мне скажет, почему я это делаю? Почему безропотно выполняю каждый твой приказ, едва соображая зачем и для чего? Или мне не надо предварительных инструктажей с вычиткой всех подпунктов моего дальнейшего поведения в новых условиях моего нового положения в твоих безграничных владениях Твоего Черного Зазеркалья?

Интуитивно тянусь за рукой, которая меня ведет, будто заранее рассчитываю на благосклонную награду? Или это все ты? Твой голос, твои невидимые нити, прошивающие мое сознание и эмоции тугими стежками индивидуального шифра. Сладкие токсичные манипуляции – в жестах, словах... касаниях?...

- Ну же, Эллис... Я жду!.. – новый удар тысячевольтным разрядом... и опять кожей черной перчатки, но на этот раз левой руки, тыльной стороной расслабленных пальцев, скользнувшей по виску, щеке... прорисовывая пульсирующий след по контуру нижней губы без особого напряжения, вырывая из моего рта ответный немощный выдох-всхлип. Правая ладонь продолжает удерживать за шею и голову в зафиксированной позиции удобного для тебя положения. Мой взгляд сам тянется по черному твиду пиджака, идеальному узлу черного атласного галстука к подбородку, к сомкнутым губам... к почерневшим глазам Дэниэла Мэндэлла-младшего...

- Ты же хочешь этого... признайся... – ласковый, почти томный нажим тех самых двух пальцев на нижнюю губку, сцарапывающим касанием по тонкой кожице, слегка задевая чувствительную линию десен и эмаль зубов. – Подобное желание невозможно побороть ни насильно, ни вообще никак! Куда страшнее его потерять или лишиться, ведь так, моя девочка? Все время хотеть и ждать, и только меня... Это сильнее, намного сильнее всех инстинктов вместе взятых... Умирать от ожидания и воскресать под ударами одержимого желания в руках того, кто дарует тебе это благосклонное право дышать и жить дальше.

Я уже на самом дне... нет... я все еще погружаюсь, ведь у твоей бездны... у твоих глаз и голоса нет дна, как и возврата назад... к свету и чистому воздуху. Опаливающий оттиск твоего дыхания в легкие обжигает зудящие царапины на моих губах, деснах, скользит юркими змейками вслед за твоими пальцами по подбородку, онемевшей коже на шее, молниеносной отдачей волнового притока крови вниз живота, надрывной пульсацией по клитору... ох, fuck!.. Как я не всхлипнула и не дернулась, резко сжимая бедра и едва не заваливаясь вперед, вслед за твоей рукой. Горячая порция вагинальных соков сочной струйкой ошпаривает гиперчувствительную кожицу нежных складочек вульвы, моментально впитываясь в шёлковую ткань трусиков и дальше, в тугой шов стрейчевых брюк. Меня буквально едва не выбивает, за считанные мгновения, судорожными спазмами почти накрывшего оргазма или... в двух микросекундах от его самопроизвольного "извержения".

Боже правый... как быстро! Невероятно быстро... Или это сработал новый рефлекс, прошитый твоими пальцами в поезде метро за несколько дней до этого? Когда ты успел, мать твою?.

- Эллис, бл**ь, раздвинь ноги... Не принуждай меня делать это лично!.. И прекрати сжимать бедра! Ну же! Раздвинь ноги и расслабь мышцы вагины...

Думаешь, это так просто сделать? Под твоим давлением голоса, пальцев, взгляда?.. Я вообще не понимаю, как пересиливаю собственное тело, которое, похоже, уже несколько минут жило своей жизнью отдельно от разума, реальности и времени. И я больше не хочу ни думать, не осознавать, не принимать решений, а только лишь цепляться за тебя, за твое фактурное тепло, задавливающую волю, зашитое под непробивной броней черного панциря живое неуязвимое тело... за Дэниэла Мэндэлла-младшего. Да, твою мать! Я до сих пор хочу тебя и куда сильней, чем до этого, хотя и проклинала все эти дни на чем свет стоит.

Но что такое боль вынужденного поражения по сравнению с болью одержимого желания? Ты прав! Лучше умирать в твоих руках, сходить с ума, ползая у твоих ног истекая от похотливого вожделения, чем изводить себя страхами перед будущим, уготованным этими самыми руками.

Острые камешки отрезвляющей боли впиваются в коленки при малейшем незначительном движении по ледяному бетону, с первой же и не самой удачной попытки сделать это быстро и как можно изящнее. Судорожно всхлипываю, не соображая от чего конкретно, от рези в ногах или из-за твоих пальцев, подхвативших в эту же секунду язычок молнии черного кардигана под моим подбородком. Плавное скольжение руки вниз с едва уловимой вибрацией железной змейки по коже до самого лобка, томной россыпью ментоловых искр по центральному шву брюк вниз... о, боже! Меня удерживает на месте давлением твоего взгляда, сдерживая от острейшего желания приподняться, выгнуться и снова сжать половые губы или, вернее, пережать ими пульсирующий узелок в набухшем клиторе.

Господи... пожалуйста... прикоснись... просто накрой ладонью промежность. Можешь ничего не делать... мне достаточно тепла и осязаемого рельефа твоих пальцев... их жесткой реальной фактуры, считывающих внутренние надрывные толчки-приливы с моих эрогенных точек без какого-либо напряжения. Прижаться к ней и, да, бл**ь, потереться!.. Я готова сделать это сама и без принуждения!

- В следующий раз придется обсудить твой дрескод более основательно. Зашиваться ты любишь не только изнутри...

Мозг впитывает с жадностью сухой губки каждое произнесенное тобой слово, но абсолютно не обрабатывает и практически не воспринимает их смысла в те секунды, когда тело тянется за твоими руками, концентрируется на твоих прикосновениях, на пальцах и даже на перчатках! Я перестаю разделять их в сознании друг от друга уже через несколько минут твоих неумолимых и безумно нежных манипуляций. Не могу понять, уловить постоянно ускользающую от меня суть, свести во едино эти несовместимые стороны твоей сущности – твои сводящие с ума прикосновения, ласки и противоречащие твоим действиям фразы. Попытка удержать мое сознание и тело на двух противоположных гранях твоей жесткой реальности? – на кончиках твоих пальцев и раскаленном клинке прошивающего голоса.

Да мне сейчас уже почти все равно! Говори, что хочешь, только не останавливайся. Можешь окунать меня поочередно то в лед, то в кипящую магму, только не прекращай касаться, затягивать в тепло своих отпечатков, в свои руки, под плотную материю своих перчаток.

Я совершенно не чувствую холодного окружающего воздуха на обнаженной коже, как и с трудом понимаю, как ты только что подтянул стрейчевый шелк моей нижней блузки-водолазки над моей грудью, почти под самый подбородок. Я осознаю это только когда твоя ладонь прижимается к моему дрожащему голому животу над поясом брюк. Вот тогда меня накрывает моментально, до несдержанного отрывистого всхлипа с непроизвольной конвульсией всего тела. Дергаюсь, едва не падаю, совершенно не соображая, что происходит и почему... Почему меня так кроет и выбивает всего одной лишь вспышкой, всего лишь одним твоим невесомым прикосновением. И оно не угасает, не впитывается моим телом кратковременной волной томного вожделения. Оно скользит, разливается, распускается по моей коже вслед за твоей рукой, растекаясь выжигающими искрами-приливами по всем эрогенным каналам, болезненно-сладкой эйфорией по влажной вульве, стягивающейся спиралью по стенкам влагалища.

Если бы не твоя вторая рука все еще придерживающая меня за шею и голову, боюсь, я бы и десяти секунд не простояла в этой... (fuck!) уничижительной позе на трясущихся коленках. Нежный, властный захват ладонью всего полушария правой грудки, и я не вскрикиваю от этой нещадной ласки только из-за приступа эрогенного удушья. Легкое сжатие пальцев с прорисовкой каждой фаланги под перчаткой на моей коже и внутри, разливающейся упоительной истомой в каждой клеточке и поре плавящегося эпидермиса. Я уже не просто дрожу, всхлипываю, с трудом удерживая равновесие, - меня трясет, выбивает, режет аритмичными прострелами насквозь, в судорожных конвульсиях, в задыхающихся беззвучных стонах. Боже, дыхание со здравым разумом окончательно сминаются под давлением подушечек твоих пальцев, обхвативших вершину сжавшегося соска, и медленно сдавив его круговым скольжением по твердому бархатному камешку, до первых и последующих вспышек острой и нереально блаженной боли. И кажется моя киска выбросила еще одну щедрую порцию греховных соков.

- Тело ведь не обманет, так ведь, Эллис? Даже если спрячешь его под десятью слоями удушающих одежд. Оно все равно знает и реагирует только благодаря своим заложенным инстинктам. И оно всегда... слышит и чувствует лишь одного своего истинного хозяина... безошибочно определяет и реагирует на его голос и его прикосновения, даже спустя долгие годы!

Черт... вот теперь я точно не понимаю от чего продолжаю возбуждаться, безумно желая прогнуться в спине, выпятить попку, сжать до сладкой боли половые губки, вцепиться в твои брюки, бедра... Теперь не только твоя ладонь и пальцы расписывают мою кожу, но и твой голос, слова выжигают пульсирующие дорожки по сверхэрогенным зонам в мозгу, мощнейшей отдачей по клитору и во влагалище! Его опаливающая вибрация уже буквально царапала мышцы вагины томными толчками по гиперчувствительной точке G.

И меня окончательно уносит от движений пальцев второй руки, сжимающих и ослабляющих хватку в моих волосах на затылке у самых корней, щедрой лаской ленивого захвата.

- Кого, Эллис, бл**ь... кого, еб**ь тебя в рот... ты еще могла так же чувствовать и хотеть? Чей член ты мечтала ощущать глубже, чем во влагалище, кончать, спускать на него с первых же ударов в твоей пиз*е? Ты могла обмануть и зашить свое сознание, но только не тело!

Я не знаю, как у тебя это получается, но ты находишь и используешь любую возможность, чтобы довести мое возбуждение до наивысшего пика через самые почти безобидные действия и... жесткие слова. Скользить по телу невесомым касанием пальцев, обжигать мое лицо не менее горящими мазками сиплого голоса. Две фантомные дорожки-змейки: от воспаленной ареолы соска до центральной линии низа живота; и на лице – от уголка глаза до немеющей поверхности губок под едва ощутимым движением твоих губ. Я уже сама не понимаю, чего больше хочу – твоего поцелуя или...

Fuck! Легкое натяжение среднего шва на промежности с вжатием во влажную ткань трусиков, невыносимой сладкой резью по распухшим складочкам вульвы и в клитор. Меня ведет от одной лишь манипуляции твоих пальцев, расстегивающих в этот самый момент ширинку на моих брюках. Так и тянет поддаться за ними тазом вверх, но уже через пару секунд сознание и тело топит оглушающей волной изумленного разочарования. Я теряю ощущение твоих рук! Везде! Абсолютно не соображая почему и как, и даже на голове в волосах.

- Тело не врет, Эллис!.. и никогда не соврет!..

Я могла бы догадаться сразу, но ты предпочел сделать это настолько неожиданно и эффектно, что мне лишь оставалось только дернуться, сильно, едва не со всей обезумевшей дури, как от мощнейшего удара электрошокером в самую уязвимую точку... О-БО-ЖЕ!

Двойная волна – сжатием твоей правой ладони опять в волосах, над шеей властным фиксирующим захватом и... твердые фаланги левой руки, беспрепятственно скользнувшие под пояс брюк и кромку трусиков. Мне оставалось только захлебнуться собственным всхлипом, не имея никаких ответных сил остановить или совладать с этой ненормальной дрожью, с этими сумасшедшими приливами болезненного перевозбуждения, накатывающими в разгоряченную плоть под ласковым нажимом кончиков твоих пальцев на обеих дольках половых губок. Медленное, томное, то едва ощутимое, то усиливающее давление скольжения по натянутой кожице, задевая как бы невзначай вершинку клитора и пережатые складки вульвы вплоть до самой горячей впадинки вагины, растягивая-размазывая не менее горячее обилие вагинальных соков.

- Бл**ь, Эллис... Да ты не просто течешь... ты буквально спускаешь мне на пальцы!.. Я сказал, не сжимайся! Расслабь все мышцы!

Господи... КАК?! Я не могу! Ты же сам заставляешь их сокращаться, продавливая по самым напряженным и сверхэрогенным точкам, выжигая импульсные вспышки пульсирующих толчков и сжатий по вульве и внутренним мышцам влагалища. И мне уже мало этого! Дико мало! Мне мало твоих пальцев и горячего опаливающего вакуума твоего бархатного шепота на моем лице и губах.

- Эллис! Ну же!.. – ладонь (без перчатки!) выскальзывает из трусиков и брюк, практически вырвав из меня жалобный капризный всхлип.

Сжимаюсь интуитивно еще больше, словно хочу сохранить ее отпечаток и фантомное массирующее скольжение на воспаленном клиторе и даже внутри вагинальных мышц. Не жду ничего хуже этого, пока резкий хлопок руки поверх всей промежности не выбивает из меня остатки здравого разума.

Нет, это не один из возможных сильных ударов, но, твою мать, достаточно неожиданный и отрезвляющий. Если бы не перевозбуждение на грани подступившего оргазма...

- Расслабь мышцы и не сжимайся! За сегодня ты уже итак предостаточно наделала ошибок!

Что это было? Попытка вернуть меня в реальность или окончательно сбросить в свою вязкую бездну? Оборвать последние нити, связывающие мой здравый разум с холодной действительностью и с ее внешними пределами? Я не могу это осмыслить или вернуться, а может просто не хочу. Мне хватает одного тебя и этого безумия с желанием зависнуть в этом состоянии до скончания вечности. Ты ведь и сам не хочешь! Поэтому и контролируешь эту связь движением собственных рук, набором определенных слов (команд!), давлением и, ДА, даже ударом, в нужный момент с просчитанной силой и направлением. Достаточно резким, но не настолько болезненным, чтобы испуганно вскрикнуть и панически забиться в угол. Наоборот! Едва не свихнуться у тончайшей грани в пару мгновений долгожданного всесметающего взрыва, забившегося "предсмертной" судорогой по всей поверхности вульвы и пережатым стенкам стонущей киски. И я все еще на самом ее краю, в ее эпицентре, в глубине твоих ладоней, обхвативших мое обомлевшее личико с затуманенным взглядом теплыми окутывающими тисками. И еще глубже! В недостижимых далях твоих зрачков затягивающих мое безвольное сознание в их бесконечные порталы до границ, откуда не бывает возврата.

Я уже в тебе... или ты во мне... Я почти ничто без тебя... в эти самые секунды, в это ничтожное микромгновение перед началом окончательного падения.

Я не успела заметить, когда ты выпрямился, когда окончательно оборвал свои скупые и до сумасшествия невыносимые ласки. Ты специально все это делал, да? Одновременно наказывая и доводя до запредельной точки исступления? Подталкивал к линии, за которой я больше ничего и никого не буду видеть и желать, кроме тебя одного?

- По всем правилам Протокола, за них следует наказывать соответствующими мерами. Но пока что спишем их на твою неосведомленность и недопонимание своего нынешнего положения. Любое ожидание обязано вознаграждаться? Ты ведь все равно ждала?..

Бездонная чернота расширенных зрачков окончательно поглощает мой уже давно не сопротивляющийся разум в момент триумфального ликования зверя, смыкающего свои клыки на моей сердечной мышце.

Ласковый росчерк пальцев по щеке и раскрытым губкам перед завершающей манипуляцией абсолютно расслабленного тела. Отклоняешься, делаешь небольшой шаг назад. Правая рука практически на уровне моих глаз спокойным движением проникает под полы пиджака.

- И ждала куда дольше последних недель... да, Эллис?

Я подрываюсь на новой мине куда быстрее, чем твои пальцы успевают расстегнуть молнию под гульфиком твоих брюк и еще сильнее, чем их вялое движение высвободит на волю эрегированный ствол члена... Ленивое, поверхностное касание кончиков пальцев к складкам крайней плоти с последующим скольжением по гладкой упругой головке, оттягивая и освобождая ее блестящую налитую поверхность под самые края венчика. Бл**ь... всего в скольких дюймах от моих глаз и... открытого ротика!..

- Поеб**ь твое горлышко настоящим членом через столько лет... Как часто ты об этом думала? Сколько раз за день вспоминала, представляла и хотела? Как сейчас! До одури... до потери рассудка... истекая, как похотливая сучка от одной только мысли прикоснуться к нему своими жадными губками!

Господи всевышний! Что он делал? Зачем?.. Я итак едва не задыхалась, задерживая дыхание на максимум после очередного немощного выдоха и вдоха... Мое влагалище итак едва не "скручивало" нереально мощными судорогами и сжатиями взбесившейся "пустоты".

Да, твою мать! Я не просто хотела, меня буквально трясло лишь от его вида, пробивая насквозь ответной отдачей-прострелом через все перевозбужденные зоны, фиксируя намертво эту картинку в памяти, считывая, поглощая любое движение и сокращение ствола пениса практически всей поверхностью собственной кожи и глубинами ненасытного вожделения. Пропечатывая, копируя, выжигая на своих внутренних мышцах каждый загиб с вызывающим узором вздутых вен на всей длине члена, под нежной бархатной подвижной кожицей от раскрытой головки и до самой мошонки.

Как я могла не хотеть его сейчас в подобном состоянии... fuck!.. через столько лет, с трудом соображая и понимая, что это не сон, что все это реально и осязаемо?

- Это сильнее тебя, да, Эллис? – новый захват под корни волос в правый кулак со сладким натяжением в неподвижной точке. – Хотеть на грани одержимости?.. Почти прикасаться... почти чувствовать...

Боже, нет!.. Я действительно не могу пошевелиться, сделать что-то самой, как будто это отберет у меня право получить то, что прямо передо мной, но все еще недосягаемо из-за твоих показательных ограничений. Поэтому меня так и трясет... поэтому я чувствую каждое твое движение и касание на запредельном уровне оголенной чувствительности. Разрядом обжигающего тока по моим опухшим губкам, гладкой кожицей упругой головки члена с неспешным скольжением по их мягкой податливой поверхности, вырисовывая влажной линией набежавшей соленой капли по воспаленному контуру всего ротика.

Я успела, наверное, кончить в своем сознании за эти секунды не менее трех раз. Господи... Неужели я уже свихнулась? Но я боюсь шевельнуть хотя бы языком у себя во рту!

- Сходить с ума от того, что оно давно в тебе, но даже этого мало! Дико мало! И всегда будет недостаточно... Ну же, смелее! Ты же так этого ждешь... Покажи мне, как ты мечтала об этом моменте все эти дни... все эти годы... Открой ротик... шире!..

Глубже!!!

Да что ж со мной такое? Я же вроде не принимала сегодня никаких таблеток! Тогда почему все это выслушиваю, делаю и покорно принимаю, возбуждаясь в пол-оборота от всего, что ты говоришь и творишь? Да, твою мать, мои губы раскрываются почти сами без какого-либо сопротивления, как только нажим головки члена проскальзывает в их створки, размыкая их плавным давлением своей упругой поверхностью, заполняя мой ротик и считывая по бархатным рецепторам дрогнувшего язычка.

Если бы дыхание можно было остановить вместе с сердцем. Если ты протолкнешь головкой еще глубже, ты же почувствуешь прямо на ней мою бешеную аритмию!..

Не знаю, что и почему включает во мне прошитыми инстинктами или запускает дополнительные резервы вышедших из-под контроля желаний. У меня не возникает ни одной мысли отшатнуться или отвернуться... ведь я сама этого хочу! До одури, до ненормального соблазна прикоснуться к тебе, оплести пальчиками твой член поверх твоих твердых фаланг...

О, боже! Язычок делает во рту непроизвольное движение, уступив сладкому наитию не только дотронуться, но и провести, прочувствовать тонкую бороздку центральной натянутой уздечки до самой горячей впадинки вершины головки, слизывая остатки солоноватых гранул и растворяя их в своей слюне. И это на самом деле сильнее меня. Настолько, что я скорее потеряю сознание (в лучшем случае) или вконец тронусь умом, если ты сейчас меня не остановишь.

- Ну, давай, моя девочка, смелее! Ты же так давно этого хотела. – ласковый нажим пальцев в моих волосах, подталкивающих мою голову навстречу каменному члену, который на вряд ли поместится в моем ротике хотя бы одной третью от всей длины.

Господи, неужели я успела забыть каково это, чувствовать его на своих губах, языке и одновременно перевозбуждаться от собственных движений, слизывая, выписывая, заполняя вакуумную полость рта этой сводящей с ума нежнейшей плотью, задевая невзначай чувствительную кожицу головки зубками и тут де круговой спиралью, кончиком язычка точечным скольжением срисовывая их невидимый оттиск до самых загибов венчика и обратно, к горячей вершине. Млеть и с трудом сдерживать ответные стоны, сумасшедшее желание сжать бедра, передавить половые губы, защемить в болезненно-сладких тисках судорожную пульсацию клитора, с надрывными толчками подступающего оргазма в глубинах влагалища до самой матки!

Бл**ь! Как мне удержаться и не сделать все это? Не схватиться за твои бедра, за сам член, в одержимом порыве провести языком по всему упругому стволу, по центральному шву до мошонки... боже... обхватить у основания губками, "сканируя-снимая" отпечатки откровенного рельефа венозных дорожек нервными окончаниями ненасытного язычка, извилистой "дорожкой" обратно к головке. Оставить влажный след или растянуть по шелковистой кожице вызывающий глянец собственной слюны...

Вашу мать, я не просто этого хочу, всего и намного больше, и куда с более откровенными и шокирующими для себя желаниями, я готова взмолиться, забиться в истерике. Меня уже трясет! Еще немного и вместо учащенных стонов с порывистыми вздохами выдам очередью конвульсивных жалобных рыданий.

Ты же тоже не просто это делаешь или не делаешь! Не ради одной долгожданной разрядки, наблюдая, касаясь кончиками пальцев моего раскрасневшегося личика – убирая пряди волос и задевая линию губок вокруг погружающегося в их влажные растертые створки перевозбужденного члена. В какой-то из этих моментов ты совершишь свой очередной уничижающий ход, всего в один шаг, в короткое действие, подрезая сознание и оголенные провода моих вывернутых наизнанку эмоций и свежих ран. Почти незримый, но весьма ощутимый толчок, с одновременным сжатием пальцев в волосах, в неподвижной фиксации моей головы. Головка члена скользит по языку и небе неожиданной глубокой фрикцией в глубину гортани, практически дотянувшись до гланд...

Вот тогда я начинаю дергаться, делать первые и не самые удачные попытки отпрянуть или вырваться.

- А что ж такое, Эллис?.. - бл**ь, лучше бы ты не говорил в этот момент ничего!

Спасибо, что хоть остановился и не рискнул доделать начатое до желаемого конца. Да и что тебя сейчас могло вообще остановить? Только оттянуть неизбежное на неопределенный срок, дав долгожданное послабление моему шокированному сознанию и горлу?

- За десять лет отсасывая столько х**в своим бл**ским ротиком, и ни один не разработал твое горлышко? Хочешь сказать, что ты все еще целочка?

Нет, он не вытащил полностью из моего рта член, даже после моего последовавшего задыхающегося спазма, даже при виде сбежавших по моим щекам слез из моих распахнутых на всю ширь перепуганных глаз.

Я не плакала, нет! Я абсолютно этого не осознавала. Меня продолжали глушить и топить совершенно иные ощущения. Его головка дрогнувшая на моем языке с возбужденным сокращением по всей длине члена, словно мое последнее состояние, моя жалкая немощь и слезы выбили в нем куда мощную вспышку вожделенного экстаза, чем все мои предыдущие попытки ему отсосать. Прежнюю панику с оглушающим страхом перекрывает еще более мощная вспышка дичайшей одержимости. Я все равно хочу его, вашу бл**ь! И, наверное ничто в эти секунды не сможет во мне это перебить, передавить и навсегда вытравить из моей крови, из прописанных рефлексов и зависимого тела.

- С одной стороны, конечно, печально, хотя с другой...

Лучше бы я не смотрела в тебя в эти секунды, в удушающий мрак твоих глаз, в вельветовую черноту впитывающихся смоляных чернил твоей сущности в мой оцепеневший разум.

- Есть что-то определенно исключительное в момент осознания, что ты можешь дать то, чего не делали и не давали до тебя другие. Показать, научить... провести по неведомым ранее граням...

Медленный, почти вялый толчок... но без глубокого погружения в пока закрытую зону... с захватывающим скольжением головки по губам и языку. Он уже четко знает или чувствует нужную точку – линию недопустимого предела, не переступая и не пытаясь более ее травмировать.

- Довести до черты, до таких вершин, о существовании которых ты даже не догадывалась...

Более ускоренное проникновение с полным выходом головки за пределы ротика перед следующим беспрепятственным входом в его глубины допустимой длиной. Сама не осознаю, как подключаюсь к его подавляющим движениям, как интуитивно смыкаю губки, создавая во рту вакуумный захват, и язычком пересчитываю все изгибы, линии и складки под натянутой уздечкой и по самой головке. Ощущая его толчки фантомной вибрацией внутри сжимающихся стенок моей истекающей киски, ритмичными вспышками феерических искр распаляя более сильные и несдерживаемые удары похотливого вожделения. Кажется, уже промокли не только мои трусики, но и плотная ткань брюк и буквально насквозь. И это еще не предел! Не предел моего возбуждения и ненормального желания сделать и получить куда больше! И я уже перестала замечать, как по моему лицу текут слезы и до какой глубины почернел твой засасывающий взгляд.

Обжигающий прилив крови долгожданной "повязкой" щадящего "затмения" окутывает мой взгляд в момент осознания с ощущением насколько ты близок. Насколько сильно и глубоко твое возбуждение вливается в меня через мои собственные рецепторы, становится частью меня, моего персонального безумия... моего личного запредельного перевозбуждения. Как твердеет и пульсирует на моем языке головка твоего члена от мощного притока крови на последних секундах, мгновениях... Как я чувствую ее сокращающиеся толчки на своих растертых губках и практически во всем теле – в голове, в затвердевших сосках, в животе, в клиторе, в пережатых глубинах влагалища. Если это был не оргазм, тогда я не знаю, что это было, ослепляя и оглушая изнутри, накрывая и захватывая снаружи физически, до сотрясающего сжатия-взрыва в нулевой атом и до сверхновой...

И за все это время на твоем совершенном божественном лике не вздрогнул не один мускул, не сорвался с плотно сомкнутых губ ни один несдержанный порывистый выдох, не то, чтобы стон... Даже изливая в мой рот, на мой язык горячие порции спермы в момент своего наивысшего наслаждения... я лишь только чувствовала это, едва не теряя сознание (и, возможно, жалея, что так его тогда и не потеряла)...

Рывок или треск тканей под давлением острейшего скальпеля с анестезирующим ожогом ласковых пальцев палача, снимающих капли крови с первого надреза. Я не могу втянуть спасительного глотка воздуха через рот, потому что боюсь захлебнуться. Боль придет не сразу. Пока только тягучая ноющая резь в спазматических сжатиях горла, в перенапряженных мышцах... в тлеющих угольках выжженного сознания... в разодранных лоскутьях пережитых ощущения и вывернутых наизнанку чувствах. Твои пальцы перехватывают и пропускают через свои фаланги их нити, подобно прядям моих волос, любуются их хаотичной абстракцией, впитывая в свои поры мою кровь и первые проступившие капли живой распускающейся боли...

Нет, ты не дашь мне сорваться в эту бездну раньше, чем сам этого не захочешь! Твои руки всегда и вовремя удержат, подхватят, вольют в мои легкие твое отравленное дыхание, впрыснут в мои вены смертельный яд твоего откровенного безумия... Вырвут мое сознание в момент наивысшей точки попытки побега, как сейчас, обхватывая мое лицо и нагибаясь над ним своим, заглядывая в мои широко раскрытые глаза и одновременно пережимая пальцами подбородок и щеки вокруг рта.

- Раскрой губки... шире... Покажи свой язычок... Умница!..

Я все еще где-то на тончайших лезвиях меж двух реальностей, и ни из одной нет возможности сбежать, потому что обе принадлежать тебе. Да ты и не позволишь, не подаришь столь щедрого покоя. Заставишь цепляться за тебя, хотеть... тянуться за тобой, как за единственным источником моего персонального кислорода и лекарства от твоего вируса... от тебя самого!

И я еще ее не чувствую. Моя кожа горит под нажимом твоих пальцев, тело безвольно млеет в твоих ладонях, безропотно подчиняясь любому требованию и команде. Я даже не осознаю, когда и что делаю. Как раскрываю шире рот, как проталкиваю язычок за край нижней губы, ощущая, как по нему вместе со слюной медленно растекаются вязкие капли спермы...

Как затягиваются твои глаза более угольной пеленой засасывающей черной дыры. Я не хочу оставаться за ее пределами. Пусть она окончательно меня поглотит, отнимет способность думать, анализировать, все понимать и... чувствовать. Я же не выдержу!.. Не продержусь и пяти минут, когда действие твоей анестезии окончательно сойдет с моего тела и тлеющего сознания. Когда невыносимая острейшая боль от твоих первых надрезов атакует мой мозг самой жесткой и хладнокровной реальностью – твоей реальностью!

- А теперь глотай! Все! До самой последней капли!.. – ты на самом деле это произносишь, или я ошибочно читаю этот тихий звучный приказ по ленивому движению твоих губ?.. По твоим глазам, затягивающим плотные бинты густого мрака на моей сетчатке, загоняя в расширенные зрачки тонкие иглы нещадного подавления, блокируя нервный центр Эллис Льюис удушающими нейротоксинами твоей титановой воли, сковывая все ее тело, затягивая все чувства, мысли и даже воспоминания в кевларовые сети твоей осязаемой черной сущности. Разве в подобные секунды я могла допустить в свою голову идею о возможном сопротивлении? Как и до этого?

И почему я ни разу об этом не подумала?

Страх, возбуждение (физическое, психическое, психосоматическое!) или очередной провал в транс? Я была не готова и это слабо сказано. Если я тебя и ждала, то только не здесь и уж тем более не подобного завершения встречи. Едва осознавая и чувствуя, как пытаюсь сглотнуть, благодаря небеса за собственное контуженное состояние. За непомерные дозы адреналина, выжигающие часть чувств осязания (как и вкусовые) в момент короткого провала в прострацию.

Я так и не потеряла сознания? Почему?.. хотя и осела на пятки, как только твои руки перестали меня держать... как только твои губы оставили скупой сухой отпечаток мягкого поцелуя на моем лбу.

- Послушная девочка!.. – это действительно были твои последние на сегодня слова, или я не расслышала твою заключительную речь? – Заканчивай съемки и сразу в гостиницу... Отдыхать и ждать моего звонка с дальнейшими распоряжениями! Я не располагаю достаточным количеством времени и терпением бегать за тобой по окраинам города...

Память продолжает фиксировать твои последние действия с упрямством недобитого камикадзе: вялое движение твоих рук, застегивающих на себе брюки и оправляющих одежду и самый последний, не менее контрастный и шокирующий жест - натянуть перчатку на левую ладонь перед тем как окончательно развернуться и, НЕ ОБОРАЧИВАЯСЬ, направиться спокойной размеренной походкой в обратный конец коридора.

Глухие, но весьма четкие, до раздражения ощутимые шаги о мертвый бетон пола, не затихающие не на секунду (в воздухе окружающего пространства, в моем теле, в моем сознании, в перетянутых струнах моего срывающегося рассудка), вплоть до отвратительного скрипа проржавевших петель открывшейся двери. Продолжать сидеть на коленках, смотреть в твою несгибаемую спину, на ровную несгибаемую королевскую осанку, в затылок высоко поднятой головы?.. Боже... Всевышний...

...Встать? Подняться на ноги с дрожащих колен... опираясь трясущимися руками о ближайшую стену... Подтянуться вверх по испещренной поверхности ледяного бетона, сдерживая болезненный спазм в горле... до поры до времени...

Через сколько времени? Когда ты ушел?.. Когда я поняла, что ты уже не вернешься?.. Не вернешься сюда, ко мне, за мной... не поможешь и не успокоишь... Не оплетешь руками, чтобы хотя бы задушить, вытравить из меня это гребаное ощущение вместе с ТОБОЙ!..

Идти обратно в таком состоянии?.. Бл**ь! КАК?..

Я же только и делаю, что безрезультатно ныкаюсь, пытаюсь забить этот нескончаемый поток прорвавшихся шлюз... стекающие самопроизвольно по моему лицу слезы. Вашу мать... Как мне их остановить, если я не плачу? Я не хочу и не могу плакать, у меня не осталось на это сил, потому что я ни хрена не понимаю! Чтобы плакать, надо хотя бы иметь для этого вескую причину, а ее у меня нет! Ты так мне ее и не дал!

Ну, отымел меня только что в рот, ну бросил после этого в этом унизительном положении и в не менее жалком состоянии абсолютно одну... А разве я могла рассчитывать на что-то другое? Разве твои слова в "Митчелле" были не достаточно конкретизированы?.. В какой из их частей ты мне обещал звезды с небес и жизнь в шоколаде? Или я наивно полагала, что если поддамся собственным желаниям и инстинктам, безупречно, с полной отдачей тебе отсосу, то тут же растоплю твое свинцовое сердце и разведу на нежную откровенность?

Еб**ь!.. Эллис! Сколько раз тебя нужно ткнуть лицом в отборное гуано, чтобы ты наконец-то поняла, кто перед тобой? Это не твой Дэнни, твою бл**ь, это ДЭНИЭЛ МЭНДЭЛЛ-МЛАДШИЙ! Ты сама столько лет себя в этом убеждала, твердила, вдалбливала в свою прагматичную головку, а как только убедилась в этом в реале резко сдала назад, развернувшись на полные 180 градусов?

Тогда почему так тяжело?.. Господи... Почему так больно и страшно? Почему не могу дышать в полную грудь и не хочу ни куда идти?.. Я не смогу, вашу мать, в таком состоянии сделать хоть что-то!

Боже правый! Если ты решил ТАК мне мстить за свою жизнь без меня, то лучше прикончи сразу!..

Когда появилась перепуганная Робби с мертвенно серым личиком и с моим демисезонным пальто в руках? Не знаю... не помню. Я не следила за временем. Мне бы хотя бы собрать себя обратно, как-то вернуться в себя или наоборот... сбежать, закупориться, заблокировать все каналы, только чтоб не думать, не вспоминать и не пропускать эту вязкую мерзкую "слизь" через себя... через надрывную аритмию сердца, через судорожные сжатия черной помпы в солнечном сплетении, то ли расплетающую, то ли затягивающую ледяные нити неразрывных узлов безысходной обреченности...

Я даже не помню, кто из нас поправил на мне одежду (и почему я не испытываю ни капли стыда или смущения?), я или Робин. Спрашивала ли я о Мэндэлле или и без нее прекрасно знала, что он уехал, разве что перед самым уходом дал распоряжения Поланик касательно Алисии Людвидж – проследить, чтобы та незамедлительно отправлялась в свой номер в "Остиум".

Закончить съемки? А что я могла еще с ними сделать после ТАКОГО?

-...Тебе надо их выпить, чтобы успокоиться! Элл! Так нельзя! Ты же загонишь свое сердце, если будешь терпеть это и дальше! – уже в "Остиуме" Робин пыталась в который раз за этот вечер скормить мне целый набор таблеток неизвестного мне значения, которых мне никто до этого не прописывал, как и не ставил диагнозов с методами их лечения. По крайней мере, никаких рецептов с больничными печатями я и в глаза не видела.

- Я больше не хочу ничего пить! Хватит! Я уже итак просидела на этой дряни несколько дней! Скоро не смогу без них ни засыпать, ни просыпаться. Мне нужна моя ясная голова! Я хочу соображать своими мозгами и принимать решения за себя!

- А кто-то это уже делает за тебя? – мой персональный психотерапевт доктор Грин-Арчер появилась в дверях моей "больничной палаты" точно по расписанию, минута в минуту своего вечернего обхода. Или, вернее, где-то через пару часов после моего унизительного возвращения в номер гостиницы.

Не знаю, как до этого Робби удалось меня уговорить (или заставить) переодеться в пижаму и залезть под одеяло в кровать, но стоило ей сунуть мне под нос эти треклятые таблетки, как меня тут же переклинило. Я с дичайшей жадностью вцепилась за эту возможность истерического сопротивления, как за спасительную и единственную соломинку. Я не хотела опять или снова проваливаться в этот кошмар, особенно с затуманенной головой. Мне нужна была МОЯ реальность! Я все еще хотела верить, что она у меня была, что ты не добрался и до нее. Что у меня еще были силы и права на мое законное противостояние!

- Робби, золотко... а не сбегать ли тебе на несколько минуток в бар и не выбрать для мисс Людвидж марку ее любимого ликера или вина?.. О, знаю, лучше Мартини-Спирит! Он наверняка должен быть в продаже в подобном отеле...

- Так я могу заказать и по телефону, в номер!

- Нет, милая. Это лучше заказывать лично и видеть, что заказываешь. По телефону ты не сразу сообразишь. – Сэмми ласково приобняла Поланик за плечи и другой рукой под локоток ненавязчивым маневром подтолкнула и развернула растерянную девушку на выход из спальни.

- Но ей надо принять эти таблетки! Она же опять весь вечер проплачет... И... мне приказали не отходить от нее ни на шаг, ни на минуту... иначе спустят с меня десять шкур! – последнюю фразу Робби прошептала, специально понизив голос до громкого шепота, уже в комнате гостиной.

- Давай сюда свои таблетки и живо дуй в бар! Или считаешь я справлюсь с ролью сиделки хуже тебя, только потому, что мне за это не платят? Извини, моя рыба, но на этот счет у меня куда больше полномочий и привилегий! И, да... можешь обратно не торопиться!

Я не вслушивалась сознательно в их разговор, сейчас меня подрывало лишь на одном непреодолимом желании – вскочить с постели и сделать хоть что-то! Пройтись из угла в угол, удариться со всей дури головой об стенку, выскочить на лоджию террасы, перегнуться через перила... Бл**ь, да как я опять очутилась под одеялом? Сколько можно? Разве этим утром я не от этого бежала на другой конец города?

- Эй, красавица моя, ты это куда навострила свои тапочки? А ну-ка... ложись обратно! – Сэм ускорила шаг от проема спальни, как раз вернувшись сюда на момент моей неадекватной вспышки спонтанного "возгорания". Я сдергивала с себя одеяло, намереваясь как можно энергичней (ага, размечталась!) соскочить на пол и рвануть вслед за Робин.

- Мне надо ему позвонить! Fuck! Я так больше не могу! Сколько он еще будет еб**ь мне мозг? Какого хера он все это творит? Я ему что... игрушка или секс-подстилка по наитию? Засвербело, пришел-спустил в рот и потопал дальше пить чай с компаньонами по гольф-клубу?..

- Так, давай-ка обратно в постельку... Элл, пожалуйста! Не беги впереди паровоза, особенно в таком состоянии! – Сэм перехватывает меня за плечи и довольно быстро опрокидывает обратно на кровать.

Не скажу, что я особо-то и сопротивлялась, но легче не становилось в любом случае. Даже не знаю, что это было – отсроченная реакция или что похуже. Несколько часов назад находиться на самой вершине непередаваемой эйфории, практически стоять одной ногой в твоем Кроваво-Черном Раю, в одном микроне от эпицентра сверхновой... Почти слышать ее пульсирующие притоки в своих венах, в средоточии наивысшего блаженства, ощущать, как она оживает и распускается под кожей багряными протуберанцами кроваво-огненной Вселенной... И в одночасье сорваться! Потерять твои руки, пальцы, опору, на которой, как мне казалось, я должна была вот-вот достигнуть своей давно умершей, но все еще желанной цели – быть с тобой... быть снова рядом с тобой!

Господи... почему так больно и страшно? Я же реально задохнусь, если до конца впущу в себя весь этот ужас – осознание того, что произошло, через что я только что прошла, пропустила через себя! Если оно войдет меня окончательно, я же захлебнусь, скончаюсь, в худшем случае – свихнусь или впаду в кататонию.

Это и есть твоя цель, твою мать? Ты этого добивался, да?

- Господи, за что? Что я ему такого сделала? Я же на его семью даже издалека не смотрела, пальцем ни к кому не притронулась! Он вконец еб**улся, обвинять меня в болезни своего сына, или это я стояла со свечкой у них в ногах, пока он пялил свою женушку в их первую брачную ночь под убойным передозом? Бл**ь, а сейчас? Разве он не вылечился? Что ему еще от меня надо? Чтобы я отдала почку его сыну или все две? Ему для полного семейного счастья не хватает только этого?

- Что ты сделала? Думаю, что имела неосторожность родиться жертвой. Как в природе. Что такого сделала косуля голодному льву? Так ни к месту и не совсем удачно подгадала по времени пройти мимо?

- Вообще-то охотятся львицы, а лев только жрет и гоняет молодняк со своей территории.

- Ага, и время от времени трахает этих самых львиц. Неважно! Ты прекрасно поняла, о чём я! И вообще… с какого перепугу ты решила, что у него идеальная жизнь, за исключением смертельно больного ребёнка? Если бы он был зациклен только на своей семье, на хрен бы ты ему далась вся такая красивая, успешная, знаменитая, да ещё и помолвленная с шикарным автогонщиком… Так, давай, двигай своей тощей попой, мне не удобно сидеть на краю.

Сэм забралась с ногами на кровать прямо в джинсах и изумрудном свитере-водолазке (разве что скинула со ступней ботильоны), притянула жестом властного собственника головой к себе на живот, как когда-то в наши общие, старые добрые студенческие времена… Чёрт! Меня опять кроет и на этот раз под её заботливыми руками, от нового осознания, что не будь её сейчас в эти самые секунды рядом, кто знает, что было бы?.. Не ловила ли меня Робби на перилах шикарной лоджии за этими самыми окнами?

И, кажется, меня знобит. Хотя, чему тут удивляться? Было бы странно, если бы я вообще ничего не ощущала… особенного Его… ТЕБЯ!.. Твои грёбаные тлеющие отпечатки с запахом горькой полыни, с привкусом твоей спермы… Бл**ь!

Я с того часа даже воды не попила? Может сбегать в душ и почистить зубы? Боже… меня же точно разорвёт от этого несовместимого с жизнью противоречия – желания вытравить тебя из сознания, памяти, из-под кожи с не менее безумной одержимостью сохранить каждый твой фантомный след, касание, движение… толчок и скольжение по лицу, в волосах, на затылке, в воспалённом соске… на всё ещё влажной и очень горячей киске…

Я чокнулась… Я уже давным-давно чокнулась! И я чувствую не Сэм… Fuck… я чувствую Тебя, твою сминающую невероятную силу, тепло, запах… опаливающие мазки сдержанного дыхания с голосом на своём пылающем личике, в коже, в черепной кости.

Господи, как? Почему? Как можно так бояться, почти ненавидеть и… всё ещё хотеть?!

- Не, ну, сама подумай. На кой такому навороченному крутому и независимому бизнесмену-миллиардеру ТАК тратиться и изгаляться ради какой-то бывшей пассии, которую он не видел (если мне не изменяет память) больше десяти лет? Если исходить из твоей предыдущей версии – в этом нет никакой здравой логики. Да и сейчас при наличии такого количества данных с голыми фактами, остаётся лишь один более менее разумный вывод: он попросту хочет списать свои жизненные неудачи на кого-то, кто якобы стал их ведущей причиной. Нет, я бы, конечно, с большой радостью приписала ему недостающий в этом случае комплекс Наполеона, но ты даже не обнадёжила меня касательно размеров его члена. Ну, пожалуйста, скажи, что он у него очень маленький!

Сэм осторожно зачёсывает пальцами волосы с моего лба и виска на затылок нежной убаюкивающей лаской от заботливой старшей сестрёнки. Она могла быть успокаивающей, если бы я не чувствовала в этих движениях, на коже, в самих корнях волос совсем иные прикосновения. Будто меня гладят и укачивают не две, а четыре руки…

Новый разряд! Вспрыск нитро-адреналина в сердечную мышцу с подкожной инъекцией жидкого азота. Всего полсекунды, чтобы успеть погрузить моё сознание и тело в эту токсичную кислоту твоей сгущающейся и не отступающей ни на миг осязаемой тени…

-…Почему он молчит уже столько времени? Почему сразу не скажет, что ему от меня надо и не выложит весь свой списочек-ультиматум с чёткими требованиями на десять томов? На кой он вообще всё это делает? Хочет свести с ума или специально играется? То исчезает на несколько дней, то появляется в самый неожиданный момент. Или это такая тактика изощрённого садиста? Ослабить поводок, а затем со всей дури дёрнуть им на себя до смачного хруста в шейных позвонках?..

- Ну, всё, тише, моё солнышко! Успокойся! Ты же вся дрожишь. И тебя сразу бросает в пот, когда начинаешь так сильно сжиматься и напрягаться. Что он тебе сделал? Почему ты так его боишься? Он тебя ударил, угрожал чем-то ещё?

Ударил, угрожал? Теперь меня тянет расхохотаться, потому что… если бы он это сделал, мне бы было куда легче. Так я сумела бы понять хоть что-то, но только не в той подаче, которую использовал он.

Боже правый, я ведь до сих пор не понимаю, что и для чего он всё это делает! Во что он превратился и как сильно на меня теперь всё это воздействует… Вот только когда он на меня вообще не воздействовал, начиная с нашей самой первой встречи в Эшвилле?

Сэмми, ты и представить себе не можешь, как можно сделать очень-очень больно без единого физического удара!

- Я просто не понимаю, что он хочет и почему до сих пор молчит? Он же подрезал меня практически везде! Перекрыл кислород, загнал на самый край… Я, бл**ь, буквально зажата со всех сторон – не дёрнуться и не сделать лишнего вдоха без его ведома. У меня не просто паранойя… он уже практически под моей кожей! Я прекрасно знаю, что его здесь нет, но… каждый раз, каждую грёбаную секунду замираю, когда хочу обернуться или просто повернуться… словно наткнусь на него, увижу прямо за своей спиной…

- Похоже, Робби была права. Тебе всё-таки надо выпить таблетки. Дай угадаю, ты сегодня, наверное, даже не ела…

- Нет! Я не хочу! Пожалуйста! Только не сегодня…

- Вот как раз сегодня их и надо принять. При чём, прямо сейчас. Элл, не упрямься. Ты не в том состоянии, чтобы бороться с таким грузом собственными силами. Хочешь заболеть? Поверь, сейчас это будет очень даже запросто…

Ей каким-то чудом удаётся меня уболтать: запихать в рот эти треклятые таблетки (сколько их хоть там штук-то было?) и дать запить водой из стакана заранее приготовленного Робин. Заодно вытереть с лица новый поток хлынувших слёз одноразовым платком-салфеткой и заставить меня в него хорошенько… прочистить забитый нос.

Почти семейная идиллия – сценка из комедийного ситкома. Если бы мне действительно не было настолько хреново… почти до рвоты…

- А ты до этого и вправду собиралась ему звонить? У тебя уже появился его личный номер телефона?

Я почти перестала плакать и дрожать (но не вздрагивать всем телом время от времени). Когда Сэм задала этот вопрос, я ещё продолжала усиленно хвататься за реальность, не смотря на очень быстрое действие сильных седативных препаратов. И не удивительно, как это ещё меня сразу не срубило на голодный желудок и вконец подорванное сознание? Когда в последний раз мой организм не питался чем-то другим, кроме убойных доз чистого адреналина?

- Нет, хотела связаться через его секретаршу… Гувер. У Робби есть её личный номер. Они постоянно созваниваются… Я же тебе вроде об этом рассказывала…

- Помню… просто вдруг чего-то подумалось…

Сознание перестаёт улавливать и определять эмоциональную окраску в голосе Сэмми, как, впрочем, и во всём что происходило или не происходило вокруг или в ментальном коконе засыпающего разума. У меня не возникает встречных вопросов или хоть какого-то подобия мыслительно поползновения от намертво заглохшей Алисии Людвидж. Её сегодня больше не было, она ничего не видела, не слышала и не проявляла никаких жизненных показателей.

Зато Эллис Льюис медленно умирала (в который уже раз за неделю) на коленках лучшей и верной подруги, разжимая скрюченные дрожащие пальчики на атласной кромке покрывала под учащённое дыхание и гулкий ритм перегруженного сердца.

Опять теряться, растворяться в этой бездушной пустоте, судорожно хватаясь за ускользающие нити реальности, боясь исчезнуть на этом переходе раньше, чем сознание оборвёт связь между сном и явью… прежде, чем я перестану тебя бояться и бежать. Ты и не собираешься отпускать меня ни на секунду. Это невозможно. Как чувствовать постоянное падение в твоих удерживающих руках… на твоих коленях, в плотном саване твоего тепла, твоей бархатной кожи и кевларовых волокнах мышечного каркаса. Это не моя кровь бежит по венам, не моё дыхание наполняет и опустошает лёгкие… Меня больше нет… Эллис Льюис навсегда растворилась в тебе, стала твоей безликой тенью, невесомой дрожащей паутиной на кончиках твоих пальцев.

Тонкая красная линия – нить, самая крепкая и неразрывная… Какой это уже был по счёту стежок, на каком новом разрезе в моём сердце? Пятый, восьмой?.. Десятый? Сколько их ещё будет?

– Тише, Эллис… спи! – Ты ведь меня теперь не отпустишь, да? – Я тебя никогда и не отпускал… Просто в этот раз ты захотела этого САМА. Ты пришла ко мне за этим сама!..

Скольжение бархатных пальцев по щеками и пульсирующей кожице на губках, статическим фантомным трением чувствительных рецепторов сладчайшего слияния обоюдного безумия.

– Тогда почему мне так больно? – Потому что воскрешать всегда больно… особенно то, что ты сама убила в себе собственными руками. И ещё больнее, когда чти-то руки воскрешают это в тебе. И они не остановятся, пока не доведут начатое до конца, как бы сильно больно при этом тебе не было… Я не остановлюсь… Уже никогда больше не остановлюсь… И это не просто боль – теперь это твой кислород, смысл твоего бытия, то что наполняет твои вены жизнью. Наполняют мной!.. Я ТВОЯ ЖИЗНЬ! Я ТВОЯ БОЛЬ!

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

- Что-то ты долго. Очередь?

- Не совсем. Оказывается, Мартини-Спирит лицам женского пола не продают! Это чисто мужской супер-пупер-элитный напиток и его реализуют только по барам!

- Но ведь достала же! – Сэм подхватывает длинную бутылку, наполненную под горлышко прозрачной жидкостью коньячного цвета, прямо из рук показательно сдержанной Робин Поланик.

- Я минут двадцать, наверное, унижалась перед барменом, после чего пришлось искать того, кто мне ее купит за мой счет...

- Ну, допустим, не за твой счет, не стоит подтасовывать факты... зато, по любому должна была познакомиться с каким-нибудь импозантным красавчиком, почти Джонни Дэппом!

- Это был седой джентльмен лет семидесяти пяти в клетчатом пиджаке и очками от астигматизма! Как Элл? Почему ты здесь, а не с ней?

- Она заснула несколько минут назад, и ты мне нужна сейчас именно здесь...

Робби сводит идеальные дуги бровок к переносице, еще больше запутываясь в смысле данной сценки. Быстрее срабатывает рефлекторный импульс реверсивной психологии упрямого бунтарства, чем желание вникать в суть происходящего или позволять кому-то снова использовать себя не по назначению.

- Мне надо проверить, как она! И вообще... мне сказали не отходить от нее ни на шаг! – попытка обойти Саманту Грин, перегородившую неприступным стражем двери в номер-люкс, провалилась на первой же секунде.

Далеко не мягкий блок правой рукой по плечу рванувшей было в обход Робин, подрезал абсолютно непродуманный маневр девушки первым предупредительным толчком.

- Это, конечно, похвально, и мне не в чем тебя за это упрекнуть, если не считать того, КТО отдал тебе данное распоряжение, но!.. Сейчас тебе там действительно нечего делать! Она только что заснула, и я только-только поправила на ней одеялко. Можешь пока расслабиться на несколько минут.

- Ты что... пытаешься меня отправить к себе в номер? – недоверчивые нотки в голосе Поланик задребезжали нарастающим напряжением, намереваясь в любую секунду перейти на более высокий уровень непримиримого противостояния.

- Я хочу, чтобы ты сейчас набрала номер некой Гувер – секретарши твоего биг-босса Мэндэлла-младшего. Это же перед ней ты ведешь строгую отчетность за Эллис?

С лица Робин слетают все прежние настройки (так сказать, до полного обнуления), разглаживая черты и выбеливая пугающим оттоком крови. Метнувшийся панический взгляд на панель дверей, будто там находилось средоточие всех возможных спасительных буйков с опознавательными знаками тайного убежища. Хотя, разумней было дать задний ход и побежать со всех ног к лифту. Сложнейшая дилемма, не имеющая иных вариантов: ты не должна покидать свой служебный пост ни под какими предлогами, даже ценой жизни родной матушки!..

- Зачем?.. Сегодня же воскресенье, еще и вечер. Беспокоить человека в его выходной?..

- Поверь, зая, у таких людей не бывает выходных, как, впрочем и у тебя! И если бы не ты, то скорей всего ОНА в эти самые минуты занимала твое место. И поверь мне на слово, малыш, с этой ролью она бы справилась намного лучше твоего. Так что, кончай валять дурочку и набирай номер!

Сэм и самой стоило не малых усилий, чтобы не сорваться с показательно терпеливой роли ласковой мамочки. Ну, по крайней мере, у нее хотя бы было время ее отрепетировать.

- А что мне ей сказать?

- Абсолютно ничего! Говорить буду я. Ты хочешь попасть за эту долбанную дверь? Пять минут на разговор с Гувер и можешь там хоть тараканьи бега устраивать. Готова поспорить, она ждет твоих звонков, как ничьих других в этом мире – и днем и ночью, и даже на другом конце света в жерлове самого глубокого на Земле вулканического кратера!..

Не то, чтобы заверения Сэм были настолько убедительными, но Робин уже успела познакомиться с этой рыжей оторвой достаточно близко, чтобы понимать, насколько бессмысленно проявлять перед этой эффектной мозгоправкой собственную наглость, вестись на неуместные споры и демонстрировать необоснованные попытки к сопротивлению. Да и желания прорваться в номер во чтобы то ни стало никто не отменял.

- Но я не обещаю, что она может ответить или захочет с тобой разговаривать.

- Ответит, золотце! За это особо не переживай. И ответит и захочет...

Не хватает разве что обратного отсчета вслух: Три... Два... О...

- Миссис Гувер?.. Добрый вечер... простите за столь позднее беспокойство, это...

- Я тебя умоляю! – Сэм с показательной скукой, закатывая глазки и сдержанно качая головой, выхватывает у Робби смартфон, впихивая на его освободившееся место бутылку Мартини. – Миссис Гувер?.. Мои глубочайшие извинения за преднамеренное беспокойство...

Несколько шагов в сторону по широкой изумрудной ковровой дорожке длинного коридора – классического портала с классическим набором ярких светильников – молочных сферических плафонов в золотых "подсвечниках". И при этом Робин стоит на прежнем месте и совершенно не реагирует на открывшийся проход в номер.

- С вами говорит некая Саманта Грин-Арчер, о существовании коей вы, надеюсь, были заранее проинформированы известным нам обеим человеком. Так вот, любезнейшая! Чтобы не ходить вокруг да около, нарезая лишние круги... Мне бы очень хотелось, чтобы именно Вы оказали мне неоценимое персональное одолжение, а точнее, связались со своим главным боссом, неким Дэниэлом Мэндэллом-младшим (на тот случай, чтобы не спутать его со старшим!) и передали ему мое... наиглубочайшее прошение личного характера...

- Заранее прошу у вас прощение, миссис Арчер, но я не располагаю особыми привилегиями с безграничными возможностями такими, как связываться напрямую с господином Мэндэллом в любое время суток и уж тем более по делам личного характера.

- Уверена, для вас это не такая уж и большая проблема, миссис Гувер, особенно, если дело касается еще одной нам общеизвестной персоны, а точнее, мисс Алисии Людвидж. Мне крайне как необходимо и даже буквально вот-вот, чуть ли не в эту самую секунду (хотя вполне согласна и на ближайшие дни) встретиться с этим гамнюком с глазу на глаз! Если господин Мэндэлл-МЛАДШИЙ будет так любезен и не откажет по старой памяти горячо знакомой ему Саманте Грин в столь незначительном и безобидном капризе...

- Не хочу вас обнадеживать, миссис Арчер, но я не могу вам обещать ничего конкретного в вашей просьбе.

- Мне лично ВЫ можете вообще ничего не обещать, миссис Гувер. Все что от вас требуется – набрать номер вашего босса и передать (желательно слово в слово) мою просьбу и, да! Не через час-два и не завтра, как бы случайно между чашкой кофе и перерывом на отлить, а прямо сейчас! Поскольку в эти самые минуты я стою как раз напротив номера той самой мисс Людвидж и страдаю острейшим желанием на грани одержимой мании заказать пару билетов на ближайший рейс до Парижа или Милана, поскольку ей как никому другому сейчас требуется лечебная прогулка длиною где-то в десять лет с ближайшей первой остановкой в Мадриде, в какой-нибудь церквушке, где по быстрому венчают с горячо любимыми женихами по имени Брайан Степлтон!

- Хорошо, миссис Арчер! Я попробую связаться с господином Мэндэллом прямо сейчас... – Эвелин была вынуждена прервать задушевный монолог Саманты Грин, иначе та уже намеревалась запустить куда более тяжелую артиллерию к своим убедительным доводам – заболтать Гувер до рвоты.

- Буду ждать с большим нетерпением, миссис Гувер! Уверена, для вас это займет не больше пары минут...

- Ты хочешь встретиться с... Мэндэлом-младшим?

Столкновение с изумленным, или вернее, крайне и глубоко шокированным взглядом на офигевшем личике Робин Поланик было не минуемо. Правда Сэм почти успела подзабыть о присутствии прямого свидетеля ее телефонного разговора с Гувер. Казалось, девушка вложила в этот взгляд все свои запредельные страхи, связанные только с одним сверходержимым ужасом всей ее жизни – страхом собственной смерти.

- Робби, зая, из твоих уст это имя звучит не иначе, как синоним слову Дьявол. Расслабься, золотце, до Мефистофеля ему как до Марса автостопом!

- Саманта!.. Вообще-то, он мой босс! И он далеко не владелец цветочной лавки или книжного ларька... Он... мать твою, Дэниэл Мэндэлл-младший!

- Я прекрасно знаю, как его зовут и кто он такой! Но это еще не повод грызть у его ног землю и падать ниц при каждом его появлении! Он тебя чем-то припугнул? Что он тебе вообще говорил по поводу Элл?

Не заметить эмоциональные перепады на лице и без того до смерти напуганной Робин Поланик было непосильно разве что слепому (и то далеко не показатель). Губы, щечки и особенно ушки с широко распахнутыми глазками девушки сейчас напоминали рождественскую гирлянду с десятью режимами автоматического переключения из трех цветов – белого, красного, пурпурного, иногда с оттенком серо-зеленого, то пятнами, то густыми "чернильными" разливами по всей коже лица и шеи. И как это после личного знакомства с президентом "Глобал-Вижн" она могла так бурно реагировать на кого-то ещё? Или это все тот же страх, связанный лишь с одним конкретным человеком, все остальное – так... невидимые переключатели на новый условный рефлекс.

- Просто просил... предельно убедительно не оставлять Элл одну... – само собой! А глазки зачем отводить в сторону и скромно поправлять больно знакомым жестом руки прядку волос за бордовое ушко?

- Предельно убедительно? Это как? Лишить пенсионного пособия всех твоих потомков на ближайшие десять тысяч лет?

- Нет, конечно! Что за бред? – Робби даже фыркает или старательно выдавливает из себя не особо убедительный смешок. – Он же не Крестный Отец семейства Карлеоне делать предложения, от которых никто не сможет отказаться. Сэм, ну ты... скажешь тоже!

Не самый раскрытый и детальный ответ, но предельно ёмкий, чтобы дать понять (а может и почувствовать) разницу или уровень сравнения. Мол, Сэм, ему не требуется говорить что-то сверх того, о чем он тебя просит лично сделать или НЕ делать. Ему это и не надо! Ему достаточно и того, что он Дэниэл Мэндэлл-младший!

- О, кажется, это меня! – спасительный (скорее для Робин) мобильный звонок смартфона Поланик в руке Саманты Грин. Сколько же прошло времени?

- Кстати, клевый музон... Саманта Грин к вашим услугам, миссис Гувер!

- Миссис Арчер, добрый вечер еще раз. Мне удалось связаться с господином Мэндэллом (а в этом кто-то ещё сомневался?), но, к сожалению, на ближайшее время, вплоть до нового года у него не будет ни одного свободного окна во времени, предусматривающего возможность организовывать встречи подобного... личного характера.

- Только не говорите, что наш Великий и Ужасный Дэнни-младший испугался какой-то рыжей неврастенички! – да, Сэмми, сложно определить, что сильнее развязывает твой не в меру острый язычок – наигранная наглость храброго пастушка Давида или безупречно прикрытый подкожный страх?

- Вообще-то я еще не закончила, миссис Арчер. – Сэм готова была покляться, что прочувствовала и увидела снисходительную ухмылочку Эвелин Гувер буквально в своей голове. А этой цаце палец в рот не клади...

- Господин Мэндэлл не располагает необходимым количеством времени, чтобы выделить его для отдельной встречи с вами в надлежащей неофициальной обстановке. Но, в ближайшую среду у него намечен деловой обед в Колум-холле в ресторане "Магнолия" на два часа по полудню. Возможно, по его окончанию или до его начала у него как раз останется несколько свободных минут. Если сумеете подгадать по времени, вероятно даже успеете изложить основную суть своего вопроса, а если нет... предлагаю передать ее в виде письменной заявки мне в руки через Робин Поланик.

- Бля, ну тыж смотри, какие мы стали супер-пупер деловые-недосягаемые! – или Сэм самой не верилось в данную вероятность, или чувство царапающего под кожей страха делало свою черную работу – выжимало самые ядовитые капли чистого безумия. Была ли это смелость? Похоже, Саманта Грин и сама очень сильно в этом сомневалась. Но, что такое страх перед встречей с реальным ужасом на фоне куда более выворачивающей паранойи – убивающей боли невосполнимой потери... боли от осознания собственной причастности и вины за случившееся и происходящее? И что такое личные немощные страхи, когда намного страшнее держать на руках того, чья боль несоизмерима с твоим перепуганным до икоты жалким эгоизмом?

Изображать язвительное "восхищение" и даже цинично посмеиваться было совсем не сложно. Старые надежные архивные программы по запуску оторвы Сэмми работали на отлично. О, да! Она все еще жива, существует и будет жить вечно, не смотря ни на что – ни на время, место, обстоятельства и определенных личностей. Хорошо это или плохо?.. Но уж лучше плохо, чем совсем ничего!

- Ну что ж, спасибо и за столь щедрый дар с барского стола! Попробую урвать момент, а может даже и парочку...

- Ты это... серьезно! – Робби продолжала смотреть в неестественно спокойное лицо Саманты Грин, медленно, как под воздействием очень глубокого шокирующего транса, забирая свой смартфон из рук в руки. Наверное, таким взглядом смотрят на камикадзе-добровольцев или на тех, кто только что, на твоих глазах, облил себя с головы до ног канистрой бензина и чиркнул спичкой. И ведь самое главное – ради чего?

- Ты собираешься и с... Мэндэллом разговаривать подобным тоном?

Пухлые губки под густым бордовым слоем помады (с которых только что отхлынула вся кровь) искривились в натянутой и далеко не веселой усмешке. Сэмми поспешно спрятала по старой привычке вспотевшие ладошки в задние карманы стрейчевых джинсов. Она очень надеялась, что Робин не успела ничего заметить. Не увидела, как дрожали у Сэм руки и особенно не слышала бешеной пульсации накручивающего спринтерские круги абсолютно не подготовленному к подобному забегу сердца.

- Не важно, в каком тоне разговаривать с этим... человеком... В любом случае он тебя нае**т при первой же попытке подрезать его на повороте. Его невозможно было переболтать десять лет назад, а сейчас... бл**ь, я даже не представляю!..

* * *

Колум-Холл. Ресторан "Магнолия". Круглосуточное заведение элитного класса, входящее в список особых в городе мест, попасть куда, а уж тем более заранее заказать свободный столик на двоих, было так же нереально, как... той же Саманте Грин добиться личной аудиенции у Дэниэла Мэндэлла-младшего. Да она и раньше не особо-то сюда рвалась, и не из-за невыговариваемых названий фирменных блюд в меню (ведь всегда можно пробить по гуглу ту или иную нечитабельную хрень), а по большей части из-за основной публики и, естественно, из-за цен! Не тот социальный уровень. Кто они и где ты!

Как не рядись в оригиналы от Диор или Прадо, какой дорогущей и сверхнатуральной косметикой не пользуйся, они по любому учуют (и не исключено, что как раз по запаху!), что ты не одна из них. Чужая, абсолютно иная, из другого измерения или скорей другой цивилизации. И это ощущение постоянно будет преследовать тебя в подобных местах, сковывать по суставам и костям паническими страхами сделать что-то не так, сказать не то или посмотреть не туда... Может в былые времена, скажем так, лет десять назад ты бы ни под каким соусом не обратила никакого внимания на все эти классовые предрассудки с невидимыми красными флажками для среднего сословья, но только не сейчас, не в нынешнем состоянии и тем более не сегодня!.. Не на грани между выбором правильно или глупо, ты должна или... гори оно все синим пламенем!

"Добрый день, мэм! Добро пожаловать в "Магнолию". У вас заказан столик или желаете сделать это сейчас?.." – гипервежливый администратор, изящная азиатка в черном платье-футляре, с шикарной прической иссиня-черных волос до плеч и с безупречной улыбкой фотомодели мирового уровня. Пройти незамеченным мимо ее стойки у входа в огромный зал ресторана куда проблематичней, чем мимо двух верзил-вышибал у дверей какого-нибудь популярного ночного клуба. Ноги сами резко наливаются жидким свинцом и деревенеют буквально до костей, замирая в условном рефлексе прямо перед ограничительной "линией".

"Вообще-то... у меня назначена встреча..." – язык тоже не поддается с первой попытки, как и часть мозга, отвечающая за мыслительные процессы или хотя бы за использование архивной программы по набору шаблонных фразеологизмов на все случаи жизни. Да, Сэмми, и, увы, это тебе не загородная стройплощадка, куда было проще прорваться даже без наличия временного пропуска. Да и личный жизненный опыт так не вовремя и не кстати припечатывает к земле весьма ощутимым балластом, мешая насладиться, как и подобает в подобных ситуациях, упоительными порциями адреналина перед предстоящей схваткой.

О чем ты вообще в этот раз думала, прекрасно зная, кто твой противник, насколько неравно соотношение сторон, насколько отличается нынешняя ситуация и что при любом раскладе, при самом невероятном подходе, в выигрыше останется только один конкретный человек?

"Между двумя и тремя часами дня с неким господином Дэниэлом Мэндэллом-младшим." – что, Сэмми, в этот раз все иначе? Никакой бравады со стопудовой уверенностью в предстоящей и безоговорочной победе? Ты уже и сама толком не понимаешь, зачем сюда явилась?

"О, господин Мэндэлл?" – предыдущую улыбку безупречного гостеприимства на фарфоровом личике азиатки перекрывает неподдельными оттенками искреннего восхищения и чего-то более яркого и живого в заискрившихся глазках поверх прежнего сдержанного внимания. Похоже, имя президента "Глобал-Вижн" имело какое-то сверх особое воздействие на слух работников данного заведения, подобно звуковой команде для собачек Павлова, вызывающая бурную радость и чрезмерное виляние хвостиками.

Что, Сэм, поплохело? Сразу же вцепилась всеми пальчиками в свой лучший синий клатч (стопроцентный оригинал от Дольче-Габбана?), как в ложную опору? Не успела рассчитать подобного эффекта неожиданности, хлынувшего сильнейшей слабостью ментоловой дрожи по твоим длинным ножкам? Пришлось едва не буквально прикусить язычок, чтобы, не дай бог, не зашипеть сквозь зубы благим матом. Что же будет, когда ты встретишься лицом к лицу с Ним?

И с каких это пор к этому гомнюку кто-то испытывает чувства подобного трепета и благоговейного восхищения, розовея щечками, как та студентка на самом первом в своей жизни любовном свидании? И определенно им обеим не помешает сейчас хорошая и крайне отрезвляющая затрещина.

"Да, действительно, у него сегодня заказан столик на два часа дня... Простите, как ваше имя?.."

Бл**ь, вот теперь реально перехватило и не только дыхалку.

Момент истины? Или эта фифа сейчас сделает свои раскосые карие глазки очень большими и круглыми, качая своей идеальной головкой в неподдельном сожалении, или все-таки...

"Саманта Грин-Арчер!" – что за бред? Почему она так волнуется и переживает, при чем не понятно из-за чего сильнее – из-за предстоящей встречи или из-за того, что дальше этой стеклянной синей стойки ее могут и не пропустить?

"Да... ваше имя значится в списке, но не..." – азиатка все-таки качает головой, но с явным недопониманием на слегка удивленном личике. - "Не на два часа... тем более, что все места за столиком записаны под другие имена..."

"Что это значит?" – да, твою китайскую бабушку! Что за нах все это значит? И почему этот гребаный подкожный озноб только усиливается едва не до выбивающей лихорадки? Почему ее саму так и тянет перегнуться через эту чертову стойку и схватиться за книгу заказов обеими руками?

"Думаю, вам лучше будет пройти к бару и подождать там." – легкое удивление сменяется изначальным вариантом гостеприимной улыбки.

И это все объяснение? Жди своей очереди, Сэмми Грин, раз приперлась сюда еще задолго до начала двух! Радуйся, что тебя вообще пропустили... И не ты ли сама так этого хотела? Тебе было мало примера десятилетней давности, когда собственная смелость и бравада било через край, а рука взбешенного Мэндэлла сжималась на твоей сонной артерии с неумолимой скоростью до нескольких мгновений к точке невозврата? Тогда чувство смертельной опасности было куда ощутимей и реальней. Почему же теперь оно удвоилось (если не утроилось) до зашкаливающих пределов, выбивая буквально физически почву из-под твоих ног?

"Что будете пить?" – высокий кучерявый бармен со сканирующим взглядом недипломированного психоаналитика нарисовался напротив где-то секунды через три, как только Сэмми умостилась на высоком барном стуле с торцевого загиба волнообразной темно-синей барной стойки с глянцевой столешницей под черный гранит. Хоть и спиной ко входу, зато вся панорама центральной залы ресторана, как на ладони. Синее оргстекло в толстых колоннах, в стеклах абстрактных витражей панорамных окон, в ступенях винтовых лестниц на второй уровень и даже мозаичными "вкраплениями" полупрозрачных вертикальных волн в окружающих стенах. Шахматная расстановка круглых столиков по центральной зоне залы и три линии кабинок с диванами-уголками (из темно-синего кожзаменителя) по всему периметру. Безупречная классика с дорогими облицовочными материалами в стиле "Атлантис-гроуп"? Она не удивится, если узнает, что Колум-Холл и часть примыкающей к торговому центру ландшафтной архитектуры была когда-то отстроена именно компанией Александра Рейнольдза. В этом городе существовало хоть одно место, куда бы не добрались вездесущие щупальца этого строительного мега-магната?

"Содовую, пожалуйста, и... кофе... очень крепкий!"

И какого хера тебя принесло в такую рань? Бл**ь, да ты даже в школе никогда не заходила в класс, пока не обрывался звонок на урок. С каких это пор ты стала такой неуместно пунктуальной? Или надеялась, что Мэндэлл оценит тебя со столь неожиданной для себя стороны? Нет, серьезно, ты и вправду допускала такую вероятность?

"А может что-нибудь покрепче? Вместо успокоительного?" – собрать остатки накопившихся за последние сутки негативных эмоций и перенаправить через взгляд в бледное лицо этого рыжебородого дилетанта по алкогольной психотерапии?

Сэм медленно, кошачьим движением большой рыжей пантеры, расправляет изящные изгибы плечей, спины, с пластичным прогибом скрещивает длинные пальчики на краю зеркальной поверхности барной столешницы... "А ты уверен, ковбой, что тебе потом не придется успокаивать меня после этого по-настоящему?"

Бармен выдает шикарную улыбку в 32 с галогеновой вспышкой в тысячу ватт, перед тем как продемонстрировать свое почтительное "поражение" и ретироваться на время за полученным заказом.

Да ты бы с радостью сейчас не только б упилась, но и наглоталась сверху тем же успокоительным. Ходить на подобные встречи в таком нестабильном состоянии?..

"...Прошу сюда, джентльмены!.. Господин Мэндэлл, мы несказанно рады снова видеть вас в нашем ресторане! И мы зарезервировали для вас именно тот столик, что вы и просили!.."

Не смотря на достаточно громкий музыкальный фон из классических композиций в блюзовой и джазовой обработке, включая слитый гул голосов посетителей переполненного зала, не расслышать знакомый сверхобходительный голосок администратора азиатки оказалось столь же невозможно, как и не поддаться рефлекторным порывам собственного тела. Импульсный, едва не резкий разворот на пятьдесят градусов всем корпусом и головой. Вот теперь ее долбануло настоящим тысячевольтным разрядом и не от произнесенного вслух имени Мэндэлла. Всего в нескольких шагах от прохода к центральным столикам залы, по левое плечо и в ощутимо сокращающие футы ничтожного расстояния, с нулевой преградой в воздушном пространстве для возможного пересечения взглядов...

"Зарезервировали? Да я более, чем уверен, что он за ним давно прописан, как за постоянным абонентом с золотым вип-членством! Дэн, только честно, твой аналитический центр прогнозов по биржевым котировкам работает только в пределах Леонбурга или уже давным-давно перемахнул за границы Эспенрига?"

"Фил, не мне тебе напоминать о самом древнейшем рецепте сильнейшего в мире седативного препарата – меньше знаешь, крепче спишь!"

Fuck! Он был не то что в паре шагах от нее во всей своей исключительной красе, выряженного с иголочки в Армани или Гольяно делового рвача... ты же реально забыла, что это вообще такое – быть настолько близко к человеку подобного уровня и происхождения, к тому самому Дэниэлу Мэндэллу-младшему, чья рука когда-то держала твою жизнь буквально в трех шагах от края бездны, из которой не возвращаются. Если ты тогда, десять лет назад не успела это осознать, прочувствовать в полную меру ее невообразимые границы, то теперь царапающие о стенки глотки "камни" внутренних "гематом" напомнили о себе самым ощутимым физическим прикосновением невидимых пальцев. И они были такими же осязаемыми и настоящими, как и этот человек, прошедший мимо тебя всего в одно касание, скользящей плотной дымкой рельефной тьмы. И нет, он не заметил тебя в упор, даже не прошелся невидящим взглядом по сидящим за барной стойкой посетителям, всего в паре футах от его правого плеча. Как будто и вправду был крайне увлечен разговором с тремя мужчинами в деловых костюмах, ступающих следом за администратором азиаткой, и едва ли при этом замечая саму девушку.

Он не задел тебя взглядом, но царапнул чем-то более ощутимым и куда отрезвляющим – ледяным воздухом стягивающего озноба по всей коже твоего тела, режущей трахею и легкие заиндевевшей мерзлотой острых кристаллов, до самого желудка и стынущего сердца.

Добро пожаловать в Зазеркалье черно-бело-красных теней Мэндэлла-младшего, Сэмми Грин! Только не забывай, дорогая, ты сделал это сама! Ты пришла сюда добровольно и по собственной инициативе! Так что, потом не жалуйся...

И ты будешь спрашивать себя еще не одну сотню раз, что же было не так. Что именно произошло за эти годы, настолько сильно изменив как восприятие, так и само отношение к человеку, антипатия к которому стоила тебе стольких нервов и слез близкой подруги? Почему ты не смогла тогда оставить все, как есть и просто уйти в эту тень? С чего ты вообще решила, что эта отчаянная попытка каким-то чудом могла что-то изменить?

Когда-то ты понятия не имела, кто такой Дэниэл Мэндэлл, и возможно только поэтому и чувствовала нечто вроде мнимого превосходства с ложным преимуществом. Меньше знаешь – крепче спишь? О, да! Теперь-то ты не только знала, кто он такой и на что способен, теперь это был тот самый случай, когда полученные знания делали тебя заложником собственной немощи и совершенно безвыходной ситуации. Ловушка, в которую ты лезла с головой по собственной воле без необходимого набора отмычек в карманах.

Сэм, а ведь еще не поздно, встать, развернуться и рвануть на выход (и при этом не обязательно бежать сломя голову). И едва ли он тебя за это осудит. Зато сэкономишь время обоим. Ты же прекрасно понимаешь, что это не тот случай, и цена платы теперь куда выше, чем чужая слабость в пролитых слезах по потерянной любви. Да, любовь умирает, такое происходит сплошь и постоянно... Но когда она превращается во что-то жуткое, уродливое и ненасытное, разве тебе захочется взглянуть этому ожившему кошмару в лицо... в черную бездну бескрайнего мрака? Ты действительно этого хочешь? Ты собираешься посмотреть в Его глаза?

Наблюдать больше часа со стороны за чашкой непритронутого и давно остывшего кофе (могла бы сделать хоть пару глотков за такую ресторанную накрутку!) и не поддаться ни одному из свербящих искушений уйти, сбежать, забыть навсегда в это место дорогу? И почему именно в такие моменты у времени включается режим той самой гребаной относительности, когда ты начинаешь чувствовать каждую пройденную секунду заевшей секундной стрелкой в каждом надрывном ударе собственного сердца? И все что тебе остается – это тупо сидеть сомлевшими ягодицами на кожаной сидушке барного стула и тупо ждать окончания первой части своего добровольного приговора. Переживать, нервничать, выкусывать изнутри щеку до крови и видеть насколько Его в эти же минуты абсолютно не задевает ни одним из схожих ощущений. Насколько он спокоен и невозмутим и весь из себя такой аристократичный, с манерной ленцой в расслабленных движениях и жестах. Как снисходительно улыбается или смеется над шутками своих собеседников...

Бл**ь, ей богу, тебе и десяти часов будет мало, чтобы привыкнуть к новому (хотя, кто сказал, что к новому?) образу Дэниэла Мэндэлла-младшего. Изучить противника со стороны? Для этого требуется далеко не час и не архивные фрагменты десятилетней давности. И чем дальше утекали минуты, приближая тебя к завершению первого цикла неумолимого столкновения с этим безумием, тем плотнее смыкались невидимые пальцы панического страха на твоем холодном горле и сопротивляющемся отчаянном сердце. И для тебя здесь остается только два варианта – либо принимай его правила игры и жди, либо признай свою никчемную несостоятельность и вали отсюда на хрен ко всем чертям, пока еще есть такая возможность!

И если за все это время он ни разу не посмотрел в твою сторону, не подал виду, что осведомлен о твоем присутствии – это не значит ровным счетом ничего! Куда страшнее сидеть битый час и прокручивать раз за разом в шокированном сознании мысль о том, что он прекрасно знает где ты, что делаешь и что при этом чувствуешь!

Просто сделай это! Не позволь ему выиграть даже не попробовав – не совершив первого шага-хода!..

- Добрый день, господин Мэндэлл!.. Черт, как-то не совсем звучит. Раньше было намного проще, почти по-свойски и по домашнему! Дэн или Дэнни...

Зато он не спешил поднять лица и взглянуть на застывшую у края стола фигурку в ярком бирюзовом платье-"тоге", подчеркнутую не менее ярким контрастным ореолом шикарнейших огненно-рыжих волос.

Пройти почти насквозь через весь зал с гордо поднятой головой мимо стольких столиков без единого свободного стула на очень высоких каблучках черных ботильонов и ни разу за весь этот головокружительный рейд не споткнуться?.. По крайней мере, первая, вступительная часть далеко не отрепетированного выступления была сыграна на отлично. Начало второго удачно выдержанного акта тоже положено в безупречном исполнении – ровный голос и почти ровное дыхание.

- Миссис Арчер?.. Затрудняюсь с ответом, но боюсь для меня это далеко не самая "приятная неожиданность"! – и, нет, он до сих пор не поднял на тебя своего скучающего взгляда, продолжая что-то просматривать по сенсорному дисплею своего черного айфона. Не взглянул, не улыбнулся, не поднялся со стула, как и подобает воспитанному джентльмену его уровня, не проявил вообще каких-то признаков заинтересованности и уж тем более не собирался приглашать тебя за свой столик, (за которым, кстати, около пяти минут назад освободилось целых три стула!).

Как раз уход всех компаньонов по обеду Мэндэлла-младшего и стал для Сэмми Грин тем самым стартовым сигналом к "наступлению", или, скорее, к попытке прорваться сквозь оградительную линию вражеской территории. И то что он не встал и не ушел со всеми остальными только подтвердило предыдущую теорию о том, что он прекрасно знал о твоем присутствии и ждал твоего ответного хода.

- И что, даже присесть не пригласишь? Боже, Дэн, как банально и низко, особенно для тебя... хотя чему тут удивляться?

Куда сложнее было демонстрировать собственную "невозмутимость" со спартанской сдержанностью, изящно усаживаясь на свободный стул напротив этого надменного ублюдка. И не просто усаживаясь, а изо всех нереальных сил скрывать скручивающую твои ослабленные суставы паническую дрожь, и каким-то чудом не показывать ни одного натянутого на лице и в теле мускула или нерва.

Да, Сэмми, это совсем и абсолютно иная ситуация, а главное, совершенно незнакомый тебе Дэниэл Мэндэлл-младший. И сегодня ты уже во второй раз за всю свою жизнь совершаешь одну из глупейших ошибок – добровольно лезешь голыми руками в террариум к самой ядовитой на земле змее. И на этот раз ты не просто боишься и осознаешь, что творишь...

- Я так поняла, для меня лично никаких вступительных приветствий ты не подготавливал? Все эти годы тебе определенно было не до меня!..

С тем же показательным изяществом кладёшь с краю круглого столика на нежно-голубую льняную скатерть свой броский клатч, радуясь нескольким секундам и появившейся возможности не смотреть в лицо своему материализовавшемуся страху. Бл**ь, это оказалось до невозможности... тяжело. Он ощутимо усиливал свои позиции с каждым пройденным мгновением, отражающимся судорожной конвульсией в сознании и сердце. Подобно выползшему из зимней спячки черному тарантулу и вонзившему в твою артерию свои жала, пуская в кровь смертельные дозы нейротоксина...

Да и что такое смотреть в лицо, когда ты вынуждена отсчитывать микросекунды перед тем, как... взглянуть в глаза? Или ты наивно полагаешь, что он специально тебя обделял своим королевским взором? Типа хотел вызвать в тебе чувство униженности перед возможными свидетелями (как, например, перед тем же официантом, нарисовавшимся у столика буквально из воздуха)? Ты уверена, что это всего лишь претенциозная игра на публику, и он не щадил твоих чувств и столь нелепо завуалированные страхи?

- Добрый день, мэм! – худосочного официанта явно "контузило" приступом легкого замешательства. Ему итак приходилось с отточенной грацией "потомственного" лакея сервировать десертную часть обеда перед одним единственным клиентом за столом на четыре персоны, а тут еще и сюрприз в лице нового посетителя.

- Желаете сделать заказ? – и все это под изящные движения ловких пальцев и рук несостоявшегося иллюзиониста, выставляющих на чистую скатерть перед Мэндэллом белоснежную квадратную тарелку с десертом из засахаренных фруктов, выложенных мини-композицией под тремя несмешанными слоями разных кремовых соусов, и маленькую кофейную чашку с двумя глотками черного сверхароматного (скорее турецкого) кофе.

Сэм неосознанно сглотнула.

Да, ты права. И чего тебе это только стоило на самом деле – удержаться от дичайшего желания и не схватиться за край столика обеими руками. То ли тебя так шибануло по мозгам запахом кофе (определенно со специями!), то ли осознание, что ты уже который день не можешь спокойно переносить сам вид еды. Но сейчас у тебя (какого-то хрена!) началось обильное слюновыделение. А может тебя окончательно добил столь показательный фактор?.. Твоя близкая подруга уже сколько дней подряд практически живет на ядреных таблетках, без которых не может теперь ни ходить, ни есть, не спать, не просыпаться... а этот... невозмутимый маркиз Де Сад демонстрирует свой здоровый аппетит чуть ли не извращенным способом зажравшегося гурмана!..

- Нет, Шон, дама не собирается делать заказов. Иначе ей придется открывать в этом ресторане еще один кредитный счет с непогашаемым долгом.

Так вот, когда он его запустил... тот самый момент истины. Несколько ударов пульса – последний отсчет перед предсказуемым разжатием пальцев и последующего срыва в стремительное падение... Несколько неуловимых движений до полной остановки сердца?

Даже если бы ты и захотела, он бы не позволил! И для этого ему больше не надо хватать тебя рукой за горло. Достаточно приподнять лицо, разрезать густой воздух вымеренным рассечением черного булатного клинка вымораживающего взгляда... бесчувственных глаз гиперспокойного и сверхадекватного хищника, чей пульс не превышает нормы своих ударов даже в момент проникновения его клыков в твою сердечную мышцу! И это не какое-то случайное соприкосновение двух противостоящих взглядов.

Сэм, признай уже данный факт, как за непреложную истину – ты ему не соперник! И не ты с открытым вызовом смотришь в его отмороженные глаза! Это он держит тебя своей невидимой неумолимой хваткой, затягивая в ее тугие волокна ласковым беспощадным нажимом. И не сомневайся, теперь он с легкостью считывает не только твои так тщательно скрываемые страхи, но и бешеную пульсацию твоего зашивающегося сердечка.

Так ты все еще готова продолжать этот разговор? Нет, не битву и не стычку, не вынужденное столкновение... Ты же видишь, он не воспринимает тебя буквально в упор! Ты для него никто, ничто и ни где!

- Непогашаемый долг?.. - твою суку, бл**ь!..

Похоже, нейротоксин успел добраться до твоего лица, до мимических мышц, стягивая мускулы и дрожащие губки в перетянутые узлы нервной парализации. Лучше бы ты не пыталась выжимать из себя эту гребаную улыбку (вернее, перекошенный изгиб-излом).

- У тебя какие-то конкретные возражения по этому поводу?..

Вялый жест руки, чтобы отложить айфон в сторону на край стола и не менее ленивое движение всего расслабленного тела сытого хищника назад, на спинку стула.

- Мэм...сэр! – удобный момент ретироваться и испариться в воздухе, но только не для Саманты Грин, забравшейся с головой в вольер к дико скучающему зверю. Тебе приходиться лишь хвататься за последние секунды ускользающей возможности – отвести собственные глаза от столь ненавистного тебе лица, чтобы проводить уход официанта до ближайшего мини-подиума с шикарным белым роялем "Монарх". Мнимая передышка? Еще пара спасительных мгновений – обвести почти ни хрена не видящим взглядом ближайшую диораму залы, высокие потолки с рядом длинных ультрамодных синих светильников и... снова остановится на глазах напротив.

- А ты знаешь, каска и рабочая роба тебе шли просто идеально. Старый стиль мне определенно нравился куда больше! Или я никак не могу привыкнуть к тебе нынешнему? – слава богу, хоть носик удается сморщить и поджать от показательной неприязни губки, раз улыбка все еще не хочет держаться. – Восприятие упорно сопротивляется всеми конечностями. Вроде как бы и ты и... все же кто-то совершенно другой. Хотя безусловно, тебе идет, если не более чем! Вот только почему-то крайне сильно раздражает...

- И почему-то меня это абсолютно не удивляет, впрочем, как и не трогает. Могу поспорить, что я раздражаю твое утонченное внимание в любом виде... Сэм!.. Поверь, в моих возможностях сделать так, чтобы ты и дальше могла всю свою оставшуюся жизнь не пересекаться с моей персоной и не травмировать свою впечатлительную психику моими внешними ипостасями. И позволь напомнить, что это ТЫ возжелала со мной встретиться, так что... Прошу... – на секунду приподнимает брови и выдает что-то близкое к "умоляющему" взгляду, мол, Сэмми, деточка, может обойдемся без долгих и мучительных прелюдий? – Давай сведем эту встречу до минимальных потерь во времени, с минимум дешевых понтов и драмсценок. А еще лучше, перейдем сразу к главной причине твоего визита. Что тебе надо, Сэм?

Fuck!.. Она действительно не ожидала, что будет настолько тяжело! Что это не просто давление на все уязвимые точки подрезанного сознания одновременно, это вакуумный прессинг всего тела с попыткой выдавить из твоего черепа мозги, глаза и раздробить саму кость на мелкие щепки. И тебе не хватает лишь самого ничтожного мгновения – успеть глотнуть воздуха, как-то переключиться, остановить само время, выскользнуть в спасительную лазейку сокращающегося пространства, чтобы отдышаться и прийти в себя. Нет, он не отпустит, не разожмет рук, их смертельной хватки ни на секунду, разве что позволит сбежать взглядом и то недалеко (всего лишь к его же руке, к длинным пальцам, "играющих" с показной скукой десертной ложкой) и уж тем более не надолго.

- Ты прав... – возврат к глазам, чьи клинки поглощали каждый удар твоего сердца буквально изнутри самой сердечной мышцы, был слишком предсказуемо неминуем, если не принудителен. Отчаянный рывок? Наивная попытка отразить их неминуемое погружение? Едва ли он оценит по достоинству твою неуместную храбрость, даже если ты кинешься на него с ножом.

- Было бы странно и особенно сейчас меряться своими возможностями и влиянием. Да и смысл что-то тебе доказывать и в чем-то просвещать. Тебе и без меня прекрасно жилось и живется все эти годы на твоем Золотом Олимпе... И здесь я как раз по последнему вопросу. Раз ты весь такой с платиновой иголочки, с алмазным напылением, всемогущий и недосягаемый, может тогда... сделаешь один из тех твоих популярных публичных жестов щедрого миллиардера и оставишь Эллис в покое? Что тебе стоит с твоими-то уникальными врожденными способностями, найти себе более... подходящую игрушку для своих изощренных забав? Что-то мне подсказывает, тебе для этого и напрягаться особо не надо. А вот с нее уже предостаточно... Напугал до смерти, порезвился, оттянулся по полной, получил, что хотел и хватит! Остановись, пока не еще есть время и хоть какое-то понимание реальности!

- И это все?.. – на вряд ли его удивление было искренним, хотя и достаточно показательным, подобно хлесткой пощечине. – Или скорее... это и есть та самая Саманта Грин, вернее, то, что от нее осталось? Ни истеричных угроз с конвульсивными припадками, ни демонстраций с публичным самосожжением? Хочешь сказать, ты пришла сюда только с этим?

- А тебе этого мало? Или надеялся, я начну требовать моральных издержек с денежной компенсацией? Ты же уже достаточно большой мальчик, чтобы иметь представление о таких вещах, как забота о близких и любимых людях. Неужели ты стал бы молчать в тряпочку, наблюдая со стороны, как кто-то прессует дорогого тебе человека и буквально на твоих глазах? Ты меня, конечно, извини, но я не из тех, кто получает садистское удовольствие от подобных вещей! И, увы, твоего уровня мне даже здесь не достичь!

Сэмми, Сэмми, Сэмми... да куда ж ты все лезешь-то, тянешься уже не то что по локоть, по самые плечи!.. Ты что, не слышишь себя, не понимаешь кого и о чем просишь? Разве подобные вещи перед подобными людьми обсуждают в подобном тоне? Благодари бога, что он не обладает способностью убивать одним лишь взглядом. А если бы и обладал, то едва ли сделал это за раз. Скорее бы несколько часов подряд (а может и с перерывами на обед) резал тебя кусочками, лоскут за лоскутом, пока бы не добрался до костей. И кто сказал, что он не делал этого сейчас, в эти самые секунды и практически физически?

- Сэм, скажи мне, но только честно! Ты прогнозировала вероятность окончания данной встречи в процентном соотношении по имеющимся ставкам до того, как окончательно решилась сюда прийти? Ты реально допускала в своем прагматичном и достаточно трезвом воображении, что твой безумный план каким-то чудом сработает, выгорит и закончиться именно твоей победной версией?

- Нет, Дэнни, я наивно рассчитывала на твою гуманность и процентное соотношение твоего благоразумия к необоснованной одержимости! Меня пугает в этом вопросе только твоя скрытая темная сторона. Ведь это она довела тебя с твоими маниакальными фантазиями до подобной формы извращения! Когда-то ты мне очень ясно дал понять, что ради любимой девушки пойдешь на все, не побрезгуешь даже уголовщиной, но... бл**ь!.. Сейчас абсолютно другая ситуация. Неужели ты готов пойти куда дальше и на большее ради когда-то любимой девушки, а главное... для какой конкретной цели? Показать ей, на что способен и каких масштабов достигли границы твоей одержимой сущности большого обиженного мальчика? Честно признаюсь, я бы до такого не то чтоб не додумалась, мне бы и пары месяцев хватило с лихвой, чтобы перегореть и намертво обо всем забыть.

И поэтому ты на него так сейчас и смотришь, как на живую реинкарнацию Джека Потрошителя? И в эти минуты тебе видится в его пальцах не серебряная ложечка, а заляпанный запекшимися каплями крови остро заточенный скальпель?

- То есть, ты хочешь всем этим мне показать, что меньше, чем за пару месяцев ты так удачно успела позабыть наши с тобой последние дни расставания, включая ряд немаловажных деталей?

Боже праведный!.. Ему все-таки удалось добраться до ее сердца и добавить к двум клинкам режущих глаз жидкий азот замораживающего на хрен бесчувственного голоса. Возможно ты и не вскочила тогда со стула только по вине пятисекундного микроинсульта.

Разве можно кого-то бояться еще сильнее, чем уже есть?..

- Поверь... я сделала для этого все возможное!..

- И судя по всему, невозможное тоже...

Увы, заиндевевшая корка ментоловых кристаллов успела покрыть не одно сердце... В свете нынешних событий этого было бы слишком недостаточно. Их зашивающие стежки идеальной строчкой оверлока прошлись по легким, трахее, вплоть до голосовых связок...

Господи, Сэмми, неужели ты так ничего и не поняла? Это не праздное любопытство дико скучающего патриция... Он ведь не просто согласился с тобой встретиться – он как раз и ждал этой встречи! Он выманил тебя сюда, на свою территорию, обыграв все так, будто ты сама этого захотела!

- Хочешь обвинить меня в каких-то личностных представлениях в случившемся? Я спасала близкого мне человека от неминуемой ошибки!

- Что там говорилось в библии о благих намереньях?.. Или о том, какой мерой меряете, тем и будет вам отмерено по вашим заслугам... У богов на этот счет короткий разговор, особенно с теми, кто пытается примерить на себя мантию вершителя чужих судеб.

- Так ты себя уже списал к богам, да, Дэнни?..

Что страшнее, продолжать сопротивляться, прекрасно осознавая насколько это бессмысленно и глупо, или сдавать свои позиции одну за одной под очередным безапелляционным ударом просчитанного контрнаступления?.. Или слушать собственный надломленный голос в двух октавах от окончательного срыва?

- Нет, Сэмми... И как видно, ты так ничего и не поняла!..

КАК?.. Как ему удается все это время так держаться, не сбиваясь ни с одного ответного хода, не ослабляя хватки и усиливающийся жим погружающегося взгляда? И как ты вообще додумалась пойти на эту встречу с человеком, о котором совершенно ни черта не знала? Да и человек ли это был?

- Я не воздаю должное по их делам... я забираю только то, что принадлежит и всегда принадлежало лишь мне! Но если я чувствую или вижу, как кто-то СНОВА пытается перейти мне дорогу, то я уже попросту не церемонюсь! Единственный плюс в твоем случае, Сэмми, то, что я терплю тебя по старой памяти и быть может еще из-за легкого любопытства. До какой точки невозврата твое безрассудство и ограниченность в восприятии реальности доведут тебя на этот раз.

- Бл**ь, Дэн... ты вообще соображаешь, что ты творишь?.. Потому что лично я отказываюсь это понимать! Или ты конченный психопат или... еб**утый садист, коих еще свет не видывал!.. Ты действительно надеялся увидеть, как я раскаюсь за свои прошлые деяния и растекусь жидкой лужицей у твоих ног, вымаливая прощение и пощады? Да я после этого буду благодарить всех живых и мертвых богов за то, что смогла хоть на десять лет огородить Элл от тебя! И если бы карты выпали подобной комбинацией еще раз, то повторила это снова даже не задумываясь!

- На этот раз можешь не напрягаться, Сэмми. Хотя не думаю, что и в прошлый раз ты как-то особо перетрудилась. Расслабься и не забивай свою чудную головку мыслями, коих тебе не дано понять. Тем более... рано или поздно, ты все равно должна была догадаться о данной части всей ситуации. А вернее о том, что в этой истории я не выделял для тебя какого-то значимого места... точнее сказать, абсолютно его не выделял и не планировал. Но раз ты сама соизволила явиться ко мне, с так называемыми персональными требованиями, так почему бы не воспользоваться столь удобным случаем и не покончить с данной частью проблемы раз и навсегда?

"Частью проблемы"?

Ты же вроде как сидишь. Тогда почему тебя так и тянет вцепиться обеими руками в край стола, как в спасительную опору?.. Нет, лучше сразу в это безупречное лицо напротив! Вогнать большие пальцы в эти гребаные глазницы, из которых он с такой показной неприязнью высасывал твою душу, с брезгливой ленцой тянул за перекрученные жилы и лопающиеся струны оголенных эмоций.

Что же такого произошло за эти годы? Почему все так резко изменилось, а главное, что именно? И почему ты ТАК боишься этого человека? До такой запредельной грани, что готова прямо сейчас вскочить с этого стула и, не оборачиваясь, рвануть на выход!

Да, Сэмми, лучше сделай это сейчас, пока еще не слишком поздно! А если не хочешь превратиться в соляной столб, ты права, НЕ ОБОРАЧИВАЙСЯ!

Разве ты все еще не поняла? И в который раз надо проорать тебе это на ухо? Он ждал твоего появления, он давно определил твою роль в данной пьесе, и не тебе решать, соглашаться с ней или переписывать на свое усмотрение.

- Дэн, не дури! Порезвился и будет тебе! Я понимаю, ты сейчас упиваешься своей властью и неограниченными возможностями, коих у таких как я и Эллис никогда не будет... – голос почти не дрожит в отличие от полнейшего внутреннего раздрайва, когда сдерживаемая тряска выбивающего озноба кажется вот-вот и окончательно скрутит все твои кишки с внутренностями и вырвет их из тебя через три секунду наружу, прямо на эту восхитительную скатерть. – И знаешь, мне как-то параллельно... Другого от тебя я и не ожидала. Это твое законное право большого обиженного мальчика, но... твою мать! Что-то в тебе должно было остаться от человека разумного и гуманного! Я понимаю, десять лет – нереально долгий срок, крышу сорвать может у любого, особенно в момент долгожданного триумфа. Но не мне тебя учить, что для мести жертвами становятся обе стороны... и еще спорный вопрос, кто самой большей из них! Ты ведь не можешь не понимать таких банальных истин? Остановись, пока еще сам не подсел на этот героин! Это тебе не алкоголь или реальный наркотик, с него так просто не соскочишь! Разве что результаты будут куда плачевнее!..

- И это все? Это и есть те самые убедительные аргументы с неопровержимыми доводами, которые ты собиралась мне дать? Это все, с чем ты ко мне пришла сюда, Сэмми Грин?

Наверное терпеть боль от десертной ложки, которой можно было бы вскрыть его же пальцами твою грудную клетку, было бы куда легче, чем выдерживать давление его прессующего взгляда с тональностью невозмутимого голоса.

Да, за десять лет он овладел данным искусством в совершенстве!

- И ты действительно надеялась, что это каким-то непостижимым образом сработает и каким-то божественным чудом все изменит?

- Я все еще надеюсь на твое трезвое благоразумие, Дэн. Я ведь тоже не смогу сидеть в сторонке, сложив лапки и безучастно наблюдать, как ты топишь мою подругу, ломая по ходу жизнь не только ей одной! Думаешь, я стану все это терпеть на попе ровно?..

- А ты думала, я не предвидел подобного поворота событий? – та самая фраза в сочетании с нужной тональностью бархатного баритона, которая способна смести все стратегические позиции эффектом выжигающего напалма. Сбить с ног всего одним просчитанным ударом и припечатать тебя лопатками к земле.

Но ведь ему и этого мало! Обязательно надо прижать не только горло коленом, но и продемонстрировать степенными жестами пси-садиста. Отодвинуть к центру столика тарелку, опереться локтями о край столешницы, манерным движением сплести пальцы рук в изящный замок под подбородком. И за все это время не ослабевая хватки сфокусированного взгляда с контролируемого им сердечного ритма сидящей напротив жертвы.

- Сэмми, я был о тебе куда более высокого мнения. – кривая усмешка-"излом" на красивом изгибе лепных губ в сочетании с мимическим "разочарованием" лица. Изощренная игра гения-социопата? Ему даже скучно, словно он и в самом деле ждал нечто занимательное и сверх захватывающее, а вышло почему-то так, как он и предвидел изначально, при чем в самом худшем исполнении.

Бл**ь! Ты же реально больше не можешь!.. Это сильнее тебя!.. ОН сильней тебя в сто, если не в тысячу раз. И ты действительно конченная дура, если решила в одиночку пойти на этого зверя голыми руками!

- Дэн... пожалуйста!.. Ты что, не видишь, как ты... заигрался?..

- Так по-твоему для меня это игра?

Ты не заметила, когда и как с его расслабленных губ сошла улыбка, как потяжелели веки... как твои собственные глаза перекрыло дрожащей пленкой слез под усиливающимся давлением режущего взгляда Мэндэлла-младшего... Как перетянуло изнутри глотку кожаным ремнем сухой асфиксии под рвущиеся толчки обезумевшего сердца. Казалось, он не просто говорил и смотрел... он физически выжигал каждое произнесенное им слово на нервных волокнах твоего захлебывающегося сознания.

Да кто же ты, твою мать?! И что надо такого сделать, чтобы остановит этот выедающий страх? Остановить его и ТЕБЯ!

- Я понятия не имею, что ЭТО для тебя, Дэн, и... видит бог, не хочу знать об этом вообще! – отвечать в подобном состоянии, в трех секундах от желания закрыть глаза и... завизжать во всю глотку на весь ресторан, чтобы хоть чем-то перекрыть все это безумие.

Может это был один из архивных резервов прежней Саманты Грин, все такой же неугомонной и безбашенной королевы вымерших амазонок? Бороться до последнего, пока еще держат не до конца доломанные кости и подрезанные сухожилия... Пока еще сердце гоняет по венам последнюю унцию крови.

- И возможно я что-то себе нафантазировала, когда думала, что Эллис для тебя что-то все еще да значит. Но в этом-то и дело... – да, тебе не страшно смотреть на него с шокированным отвращением нескрываемого презрения, достигшего за последние минуты необъятных масштабов. – Тебе плевать на нее с высокой колокольни! Ты настолько поглощен собственной утопией об идеальной мести, что имел в виду любого, кто попытается тебя остановить или ткнуть носом в твою животную одержимость. За десять лет можно дойти и не до такого сумасшествия!

- Надеюсь, это все? Тот самый грандиозный финал под оглушительные фанфары духового оркестра?

- А ты ожидал, что я для пущего драматизма упаду перед тобой на колени и заливаясь горькими слезами начну рвать на себе волосы и одежду?

- Я предпочитаю более разумный подход, а вернее, выход! И все, что я хочу от тебя сейчас, чтобы в ближайшие дни, а точнее, часы ты не то что исчезла с радара моего поля зрения, а раз и навсегда избавила от нужды вспоминать о твоем существовании. И в самую первую очередь, растворилась в небытие в жизни Эллис Льюис. Чтобы я не видел тебя рядом с ней и не слышал ни в телефонах, ни в сообщениях, ни в соц.сетях, ни где-либо вообще! И я предельно рассчитываю на твое благоразумие, что ты не просто поймешь, о чем я тебя предупреждаю пока еще на общедоступном уровне, но и сможешь осознать возможные масштабы будущих последствий всех своих вероятных ошибок.

Да, Сэмми, ты сейчас мыслишь в правильном направлении. Он согласился на эту встречу только по этой причине! Лично, глаза в глаза зачитать тебе список своих безапелляционных требований! И конечно же ты можешь возразить, шевельнуть в знак протеста ослабленным пальчиком, разве что и сама прекрасно знаешь и без раскладок Таро, чем это для тебя в конечном счете завершится.

- Масштабы будущих последствий? – так ты все-таки решила заглянуть в этот бездонный мешок с головой? – Только не говори, что ты и за мной следил все эти годы! Хотя... зачем тебе самому напрягаться с таким-то внушительным списочком связей и возможностей. Да и как я могла забыть, что сама работаю на твоего лучшего друга детства?..

- Скорей успела забыть сколько у вас невыплаченных кредитов за квартиру, машины, за будущее обучение подрастающих детей. Что и у Брендона Арчера достаточно стрессовая работа на фоне экономического кризиса страны с повальным сокращением рабочих мест по всем сферам трудового рынка... Ты так распереживалась о будущем своей любимой подружки, как-то так быстро вдруг забыв о собственных проблемах. И то, что ты работаешь на Алекса Рейнольдза, это ничто по сравнению с тем, где может оказаться вся твоя семья по вине столь отчаянной и не к месту боевой мамочки. Ты действительно думаешь, что это у Эллис проблемы?

- Ты на самом деле способен дойти до такого?..

- Сэмми, бога ради!.. Неужели за все эти дни ты так и не поняла, до чего я способен дойти НА САМОМ ДЕЛЕ?!..

У мести не бывает сроков хранения... И это не обычное купажное вино из прошлых, настоящих и будущих списков событий, имен и наслаивающихся один за одним последствий... Это чистейший концентрированный яд десятилетней выдержки, рассчитанный не на одного конкретного человека, а для всех и каждого по отдельности, кто когда-либо имел неосторожность оказаться в черте этого треклятого круга... И не важно когда. Десять лет назад, год-два или вот-вот, часом по полудню!

И ты его тоже попробовала, неосознанно, едва соображая, что делаешь, пока не ощутила его выедающую кислоту в своих пульсирующих венах, в разрывающихся волокнах перегруженного сердца... в тонущем сознании агонизирующего рассудка...

Ты шла через зал с высоко поднятой головой и расправленными плечами не потому, что хотела из оставшихся сил сохранить свою несгибаемую гордость. Это не гордость и не попытка скрыть внутренние трещины на разбитом панцире защитного экзоскелета. Это обычная резервная автопрограмма, условные рефлексы, та самая жалкая телесная оболочка, внутри которой все кипело и лопалось под тысячеградусным давлением выжигающей боли. То самое состояние, когда любое внешнее прикосновение способно убить тебя мгновенной реакцией шокированного организма. Ведь от болевого шока умирают физически, а от морального сгорают живьем и не за пять минут, а за долгие часы, дни... годы... И кто после этого посмеет осудить тебя за желание скончаться по-настоящему?..

Иногда, как раз в подобном состоянии проще всего перейти ту самую невидимую черту... тонкую красную линию, разделяющую две реальности в твоем сознании и теле на две несовместимые параллели. Как там говорится? Одна, которая нас окружает и вторая, которую мы придумываем себе сами?

Саманта Грин-Арчер, ты и вправду хочешь остаться и застрять в этом кровавом Сайлент-Хилле черно-белых теней на всю оставшуюся жизнь? Ты готова заплатить цену, превышающую лимит твоих возможностей? Ты способна выстоять перед смертельным броском самого опасного на земле хищника – человека разумного?.. Ты сумеешь продержаться хотя бы три дня на чужой территории, "играя" по чужим правилам?

Не думаю. Но это того стоило – через столько лет взглянуть в твое самоуверенное личико и по пульсации зрачков с упоением считывать твое затухающее противостояние, судорожную амплитуду шокированного разума и удушающей паники...

Да, Сэмми, за все надо платить рано или поздно и не важно когда. Главное, чем, как и сколько!..

* * *

Крупные дождевые капли с первым в этом году мокрым снегом бились о стекло панорамного окна, постоянно меняя направление и угол траектории под резкими порывами воздушных потоков. Продолжительность дня сокращалась с ощутимой скоростью едва ли не во всех пережитых сутках, словно ты неосознанно сливался со временем воспаленными клетками оголенных чувств, пропуская его гранулы с вибрацией тикающих шестеренок по коронарным артериям, сквозь каждый удар сильного упрямого сердца. Когда-то его острые тромбы резали и полосовали изнутри твою сердечную мышцу и вены подобно смертельным осколками неизлечимой боли. Он и сам не понимал, почему они его не убили, как ему удалось выжить и прожить с этим столько долгих гребаных лет?

Чистое безумие со священной верой в конечный исход поставленной цели? Он действительно был настолько в этом уверен, что все пройдет идеально по плану, как и было задумано изначально, просчитано и подбито в безупречном уравнении совершенного сумасшествия? Или это уже не являлось обычной составной частью его извращенных фантазий, пустив живые корни с первыми ростками в каменной почве жесткой реальности? Оно уже жило, дышало, пульсировало и с очередным новым днем требовало подпитки разрастающимся аппетитам – животному голоду и ненасытной жажде...

Ты ведь сам только-только к этому прикоснулся... попробовал ее забытый вкус, сделал тот самый первый дегустирующий глоток, достаточно большой и глубокий, чтобы его токсичные испарения затянули твои нейроны пьянящим эфиром упоительного забвения, затопив твои вены и грубые волокна мышечного корсета плавящими искрами живительной эйфории. Ты уже пустил ее себе под кожу, позволив ее острым коготкам заскользить по стальному хитину твоего непробиваемого панциря, наблюдая как она отчаянно скулит и царапает окаменевшие шрамы твоей исполосованной вдоль и поперек мутировавшей сущности, не в состоянии отыскать и зацепиться хоть за одну слабую брешь с живым участком уязвимой плоти...

Прости, милая, время, когда ты могла добраться до моего подрезанного сердца давно кануло в небытие. И чем отчаянней, до истеричных рыданий ты будешь биться об этот неприступный гранит, тем слаще будет вкус и аромат твоей расцветающей бордовой розой упоительной боли.

Горячий приток обжигающего возбуждения резанул судорожными сокращениями по члену резкими приливами крови по всей длине, растягивая и питая эластичную мышцу до состояния упругого твердого камня. Сладчайшей инъекцией болезненной пульсации в разбухшую головку... FUCK!

Он же только-только, не больше часа назад, как вернулся из Колум-Холла со встречи с Самантой Грин.

Это было сильнее самого расчетливого и хладнокровного разума, острее любого стрессового удара и напряжения. Зверь интуитивно тянулся к горячей артерии лишь одной желанной жертвы, чей запах и вкус ослеплял и затмевал здравый рассудок быстрей и эффективней любого другого сильнейшего наркотика.

Достаточно только вспомнить, запустить трехмерными образами и ощущениями под кожу собственных ладоней... Ее широко распахнутые глазки, растертые головкой его члена алые губки... густые капли его жемчужной спермы на ее бархатном язычке... бл**ь! Ее горячую ароматную влагу спускающей возбужденной киски под скользящим нажимом его пальцев. Налитый кровью твердый "узелок" разбухшего клитора... Сдержанную остервенелую дрожь неконтролируемого вожделения во всем теле при соприкосновении с его рукой, кожей, голосом... членом... Она хотела его до откровенного сумасшествия! Спускала на его пальцах лишь от осознания того факта, что это ОН! Он проникал в ее порочные мысли, чувства и тело плавным скольжением самого глубокого эрогенного погружения. И пусть только посмеет заикнуться, что все было не так! Иначе в следующий раз будет ползать на коленях в слезах, соплях и истеричных рыданиях вымаливая его о фелляции.

Да, моя девочка, теперь это твое законное место – у моих ног, лицом в пол! И эта картинка слаще всех воспоминаний десятилетней давности, вставляет до звона в яйцах, до неуемного желания вые**ь тебя до волдырей и разрывов во все твои щели! Ты отказалась от моей любви, от того, что якобы должно руководствоваться выбором чувств и сердца, опираясь на здравую логику трезвого разума? Что ж... с этим даже я не вправе спорить. Любить нельзя заставить, тем более насильно... Но кто сказал, что любовь нельзя заменить болью? Сладкой, блаженной, упоительной, выворачивающей, сводящей с ума, запредельно желанной болью!

Ты испугалась моей любви? Посмотрим, как ты выдержишь ее темную сторону, когда я наполню тебя ею до краев, распуская ее по твоему телу и в твоем сознании алыми бутонами совершенного безумия! Когда она станет твоим воздухом, водой, земной гравитацией, смыслом бытия и твоей жизнью!.. Когда она станет мной... на твоих устах, в мыслях, снах, желаниях... пульсацией твоей крови, поглотив твою немощную сущность ВСЮ до самой последней капли, в себя... в МЕНЯ!..

...Свинцовые сумерки сгущающегося дождливого вечера над центром города – размытая картинка антрацитовых магистралей и неподвижных блоков домов преломлялись ожившими хаотичными мазками в голографической экспозиции индустриального пейзажа на поверхности скользкого стекла. Уже в который раз за неделю он выискивал в городских ориентирах нужную точку фокусировки – точку схождения всех ментальных потоков, частот и невидимых каналов персонального эфира. Статичные огоньки желтого света живой гирляндой ярких светлячков бесцельно вспыхивали по всей панораме Леонбурга, растворяясь ближе к линии горизонта тусклыми диодами, размытой границей слитых неба и земли.

Любоваться северной столицей в любое время суток и в любой сезон года с высоты птичьего полета можно хоть целую вечность, если тебя действительно интересовал сам город... Жаль только вечность не на твоей стороне.

Взгляд скользит вниз к приподнятой правой руке, вернее, к сенсорному дисплею черного айфона.

Конечно, он бы мог списать данный порыв на последствия сегодняшней встречи и разговора с Самантой Грин, но кого он пытался в этом обмануть? Рано или поздно это должно было случиться. Первый шаг давно за спиной, и это не тот путь, по которому можно вернуться, ступив однажды и навсегда. И кому, как не ему хотеть этого до тихого гортанного хриплого рыка все еще голодного и неудовлетворенного зверя.

"Алисия Людвидж"? Неужели он вбил ее номер под этим именем? Хотя исправлять сейчас не так уж и принципиально.

Вызов пошел сразу. Да, он мог для подстраховки позвонить вначале Эвелин, но какой смысл и дальше тянуть эту волынку, тем более что он сам собирался переходить на иной этап. И он хотел этого не меньше, чем увидеть в эти самые секунды ее лицо. Узнать, что она сейчас делает и как отреагирует на высветившуюся надпись на экране ее личного смартфона.

Судя по затянувшимся гудкам, она либо в другой части номера, либо спит... либо подвисла, не зная, что делать, увидев анонимный номер от неизвестного абонента.

О чем же ты думаешь, моя девочка, в эти самые секунды? Как сильно волнуешься и смогла ли догадаться, как-то почувствовать, просчитать, определить, что это я? Боишься ли принять вызов, зависнув дрожащими пальчиками над кнопкой приема? Ну же, будь умницей. Ты прекрасно знаешь, что я все равно перезвоню и не важно сколько раз. И если не тебе, то Робин Поланик по любому!

Долгожданный щелчок обрыва раздражающих гудков. Несколько секунд вибрирующей тишины с задержанным дыханием на той стороне... Гулкий толчок сердца... ответной отдачей упругого сокращения мышцы по всей длине одеревеневшего члена. Да, бл**ь, я слышу тебя! Чувствую, как бьется твое сердечко у самого горлышка, впитывая его бешеную пульсацию в рецепторы собственной кожи и внутреннего слуха... Как приоткрылись твои дрожащие губки, как рассыпаются твои мысли с осколками подорванных эмоций в термоядерном взрыве твоего неконтролируемого страха.

Сделай это! Ты же знаешь... я жду!

- Алисия Людвидж слушает!

Мягкая усмешка скользит по сжатым губам, вычерчивая изящный изгиб перед следующим движением.

Ты сегодня была хорошей девочкой, Эллис? Сколько раз за день ты вспоминала и думала обо мне и о чем именно? Вспоминала нашу последнюю встречу? Вспоминала мой вкус, запах, мои руки, голос... мое возбуждение, желание?

- Ты хоть изредка пользуешься своим именем, или до сих пор пытаешься за него спрятаться? – ему не надо напрягаться в отличии от Алисии Людвидж. Голос звучит ровно, предельно спокойно, почти лениво, не смотря на тяжесть с обжигающей пульсацией в районе паха, особенно во время неспешного передвижения по периметру кабинета. Несколько шагов от окна в сторону и вдоль стеклянного стеллажа и рабочего стола.

Конечно она молчит. Эмоциональный шок. Желание переспросить, кто звонит или "ты ли это, Дэниэл?". Он как раз успевает присесть на мягкое сиденье кожаного кресла, расслабляясь в его глянцевой черной "глубине".

Нет, он не собирается ее торопить. Пусть свыкнется с новой мыслью и новой частью своей реальности.

Да, моя девочка, это я! И ты думаешь все правильно – теперь я буду тебе звонить на твой мобильный, хочешь ты того или нет. И с этого самого дня ты обязана быть к этому готова! Теперь ты должна ждать моих звонков в любое время дня и ночи! А самое главное, ни в коем случае не молчать!

- Про… простите! Я не… не знала, кто звонит… – дыши, Эллис! Как можно глубже, и как я тебя учил. И не забудь присесть или прилечь, пока ещё можно.

И это хорошо, что не знала. Значит, была не готова к этому, не успела себя накрутить заранее и продумать предстоящие ответы.

- Естественно. Я же не предупреждал, что позвоню. Можешь успокоиться. Это не проверка связи с выяснением, где ты и что сейчас делаешь. Хочу тебя предупредить по поводу этих выходных. А заодно поблагодарить за незабываемую встречу с нашей общей знакомой. Но не стоило так себя утруждать и особенно упрашивать некомпетентных подружек найти или прокопать к моей спящей совести возможную лазейку. Хотя, признаюсь, было довольно незабываемо и местами даже захватывающе. Вот только, боюсь, Сэм для данной роли определённо не дотягивает. Не тот статус. Я предпочитаю противников более ощутимой весовой категории. Или это так, расходный материал перед введением настоящей тяжёлой артиллерии?

- Я никого не…

- Не посылала? Честно говоря, для меня это не было бы шокирующей новостью в обоих вариантах. Тем более, если не забывать о самом характере миссис Арчер и её извечной тяге брать всё под свой бдительный контроль. Разве что на этот раз она несколько увлеклась, переоценив свои реальные силы.

- Честное слово, я… я не знала, что она…

- Не стоит, Эллис. Успокойся. Это не та тема разговора, из-за которой тебе следует волноваться. Вернее, она уже в прошлом, как и большая часть твоей жизни. Ну, может быть если только в качестве небольшого предупреждения на будущее, а то вдруг у тебя возникнет схожее желание – провернуть подобный финт с другим возможным претендентом.

У телефонных разговоров лишь один большой и жирный недостаток – ты не можешь смотреть в глаза своему собеседнику и контролировать его движений. А сейчас ему этого хотелось, как никогда, особенно после отвратного послевкусия от зрительного контакта с Самантой Грин. Словно глаза Эллис могли смыть с поверхности его сетчатки этот раздражающий отпечаток с грязным осадком неприемлемых чувств.

Большой палец левой руки неосознанно скользит по подушечкам остальных четырёх фаланг, будто перебирая невидимые струны или нити… или сдерживая интуитивный порыв прикоснуться к незримому лицу «напротив»… ощутить физически саму возможность преодолеть не только пространство и расстояние, но и само время. Удержать её взгляд, зафиксировать живым осязанием на рецепторах кожи… проконтролировать каждую эмоцию в глубине её расширенных зрачков.

Ты можешь бояться меня в эти секунды, как никого другого на этой планете, забиваясь в самый дальний и тёмный угол своего номера, сознания, тела… но ты не в состоянии сбежать от самой себя, от самого банального факта – ты хочешь и ждёшь меня! Тебе легче умирать от страха рядом со мной, чем сходить с ума в эти минуты на таком недосягаемом расстоянии. Тебе ничтожно мало одного голоса, когда тепло моих рук не окутывает твоё дрожащее тело, не убивает сладкой болью после очередного режущего слова.

- Но об этом мы поговорим при более благоприятных обстоятельствах и в более подходящее время. Сейчас мне надо, чтобы ты использовала последние дни перед уик-эндом для восстановления всех своих физических и моральных сил. А точнее, не делала ничего такого, что могло бы не понравиться лично мне, да и тебя саму не вывело из строя на неопределённый срок. В субботу тебе привезут костюм для клуба. Предупреждаю об этом на тот случай, чтобы ты не планировала проведение Дня Всех Святых в каком-то другом месте и не искала во что одеваться. Вечером я за тобой заеду. Эвелин позаботится, чтобы ты уже была к этому моменту готова и ждала меня в соответствующем виде. Никакие возражения и оговорки в стиле «у меня болит голова» или «я словила гепатит Ц» - не принимаются! И впредь… постарайся буквально с этой самой секунды делать со своей стороны всё возможное, чтобы не огорчать меня и не расстраивать (особенно намеренно!). Помни, Эллис. Только от соответствующего уровня твоего поведения, настроения и психофизического состояния зависит всё твоё ближайшее будущее! А так же я очень надеюсь, что ты уже успела осознать, что это не шутки!..

- И как долго?.. – порывистый выдох в трубку едва разборчивой фразой, выбивающий лишь одно непреодолимое желание – схватить её за горло, пока она не начнёт сопротивляться, в попытке вырваться и глотнуть в пережатые лёгкие спасительный глоток воздуха.

Бл**ь, Эллис!.. Вот только не надо изображать из себя умирающую жертву на грани инсульта! Ты ещё и десятой части не испытала из того, что действительно способно довести человека до подобного срыва.

Врезать бы тебе отрезвляющей затрещиной!

- Как долго ты собираешься всё это… продолжать?

- Эллис, кажется, я тебя уже предупреждал. Никаких действий, направленных на ухудшение твоего здоровья! Ни мыслей, ни эмоциональных фантазий, ни ударов головой об стенку! Отдыхай, набирайся сил и готовься к субботнему вечеру. Когда придёт время, я САМ решу когда, как и в какой последовательности делать перед тобой весь расклад твоей нынешней ситуации. Просто постарайся очистить свою умную головку от ненужных мыслей и провести эти дни с максимальной пользой для своего организма. Я крайне рассчитываю на твоё благоразумие.

У эйфории тоже наступает свой психосоматический откат и более неожиданный, чем в дни наркотического опьянения. Организм не выдерживает столь запредельной нагрузки и попросту срывается, кидает тебя лицом об асфальт, выворачивая наизнанку желудок со всеми прилагающимися внутренностями.

В такие моменты главное продержаться самому, чётко осознавая насколько нестабильны данные симптомы, а значит, видеть любую возможность взять их под свой бдительный самоконтроль. И особенно важно уметь различать степени боли (физической или моральной) и её источники. И не забывать о главном, о том, насколько всё изменилось и тем более за последние дни!

Теперь всё иначе, всё по-другому! Он наконец-то получил то, чего так жаждал все эти годы – нескончаемый источник своей анестезирующей боли, ТВОЕЙ боли, моя девочка! Я буду наполнять тебя ею и пить её из тебя, как самый законченный наркоман. И едва ли что-то или кто-то сможет меня теперь остановить.

Ощутить разницу и соприкоснуться с этим в реале – равносильно почувствовать себя богом… или в худшем случае Дьяволом. Очнуться из коматозного анабиоза и впервые открывать по утрам глаза, чувствуя себя живым! С одним из сильнейших ядов на земле в моих венах, питающих кровь, сердце и ненасытного зверя сладчайшим токсином твоей исцеляющей боли. И она сейчас пульсирует не только во мне! И не только я её чувствую! Её багряные протуберанцы заполняют самые дальние уголки нашей Вселенной последним элементом завершающего этапа своего воскрешения. Она заполучила тебя – свою долгожданную жертву! Она получила твою жизнь, твоё бьющееся сердце… ТВОЮ БОЛЬ!

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

В вязких глубинах тону ледяного забвенья

Криком забился от боли, теряя тебя…

Солью крови и слез стираю былого мгновенья,

Выжигая все чувства, сжигая тебя и себя…

©Вейланси

Проще увидеть, прочувствовать, чем пересказать... Может как раз этого я сейчас и не хочу... Не хочу думать, говорить, вспоминать о чём-то... Моя память уже сколько времени заблокирована, зашита, забита десятью бронированными щитами (не знаю, почему десятью, но мне кажется, что так надежней всего!)... а это самое главное... Она там... глубоко, далеко, за зоной вне доступа, и я больше ее не слышу... не чувствую... Она ушла неожиданно, резко – отхлынула, растаяла и рассосалась... покинула мои вены, кровь и поры легких... разжала тугие сплетения нервных узлов, распутав неразрывные нити и ослабив натяжение сетей до состояния невесомой паутины... Выскользнула горячими гранулами шершавых песчинок и испарилась прозрачным эфиром твоего дыхания.

Я больше ее не чувствую, хотя и знаю, что это не навсегда... и тем больнее, невыносимее понимать, что твои прикосновения тоже не вечны. Что твои пальчики, прохладная кожа и живительный кислород из твоих легких – лишь короткое, упоительное мгновение сладкого забвения, которое продлится совсем ничего, оставляя на моей собственной коже и на кровоточащей сердечной мышце фантомные отпечатки скольжений твоих касаний и твоих пульсирующих чувств.

Я хочу перехватить твою ладошку, сжать ее своей дрожащей рукой, переплестись нашими пальцами на моем сердце, но, похоже, я не в состоянии пошевелить ни одним мускулом. Или это ты не даешь, блокируешь и сковываешь по оцепеневшему налитому свинцом телу, как уже когда-то делала это со мной – не разрешала шевелиться, потому что сама хотела манипулировать мной и моей безвольной беспомощностью. И мне безумно это тогда нравилось... Нравилось плавиться в твоих нежных, настойчивых пальчиках, сходить с ума от запредельного перевозбуждения, едва не стонать и при этом терпеть и наслаждаться своей уязвимостью, вибрирующим внутренним рычанием присмиревшего зверя, сомлевшего и дрожащего от вынужденного выжидания, под ласковым нажимом твоих ладоней и убаюкивающего голоса... Fuck!

Вот и сейчас... он спал или млел вместе со мной, чуть не урчал, растворяясь в этих нереальных ощущениях, впуская их в себя анестезирующей патокой сладчайшей эйфории.

Тонкие длинные фаланги с мягкими прохладными подушечками оплетают мое горло под скулами и подбородком, немеющим почти невесомым давлением запрокидывая мне голову назад... Ты единственная, чьих прикосновений к моей шее я никогда не боялся и уже сколько лет терял здравый рассудок, мечтая снова их прочувствовать, как сейчас. Мне ничтожно мало! Дико мало! Зверь недовольно рычит, пытается вцепиться когтями в каменный пол, расцарапать его до основания, но ты успокаиваешь его очередной ласковой манипуляцией. Вторая ладошка скользит по выгнутому изгибу горла к ключицам, рисуя кончиками пальцев покалывающие линии чувствительных узоров своего невидимого клейма, самого желанного и безболезненного. Считывают рельеф выступающих ребер грудной клетки, грудных мышц, в тот момент когда твои губки со сладким шепотом накрывают мой приоткрытый от порывистого дыхания рот. Невесомый удар кончика язычка, как крылом бабочки по контуру моих губ со скользящим погружением его бархатной змейки поверх моего, в самую глубину... Бл**ь!

Непроизвольно дергаюсь всем телом навстречу, сжимаясь изнутри подобно перетянутой пружине, или готовящемуся к смертельному прыжку опьяневшего от безумия зверю, но ты не позволяешь перейти эту грань неадекватного порыва чистейшей одержимости. Сейчас ты сильнее, и ты контролируешь меня, усыпляя бдительность, играясь с моими чувствами и желаниями хрупкими пальчиками ласкового скульптора. Срисовываешь нежными подушечками рельеф напряженного пресса живота, неспешно, медленно и томно, то усиливая нажим, то ослабляя до воздушного дуновения по немеющей коже, задевая каждую пору и волосок сверхчувствительным разрядом эрогенной ласки. Мне лишь приходится конвульсивно вздрагивать, напрягаться еще больше, терять остатки здравого разума, возбуждаясь еще сильней, чем это вообще возможно, хрипло рычать в твой ротик, беспомощно пытаясь ухватиться своим языком за извивающуюся змейку твоего юркого язычка у себя во рту... Слепнуть до беспамятства, почти задыхаться или бояться дышать, чтобы не потерять этих ненормальных ощущений, ни одного из них, как и возможности слиться с тобой, с твоими руками, кожей и затягивающим светом, проникающим под мой эпидермис живительной истомой.

Боже, да!.. Не останавливайся... только не останавливайся...

Кончики пальцев не просто скользят по вздутым венам лобка, они буквально выжигают покалывающую пульсацию по их уязвимому рельефу самым невыносимым вторжением, всего в нескольких миллиметрах от изнывающей от похотливого вожделения окаменевшей и вздрагивающей мышцы. Острейшая конвульсия выбивает сквозным прострелом через все тело, вырывая из горла прямо в твои раскрытые губки немощный стон или хриплый рык. В каких-то нескольких мгновениях от возможной разрядки. Я чуть не кончил, едва ощутив оплетающий обхват твоей ладошки и смелых пальчиков вокруг упругого ствола члена, заскользивших по его подвижной нежной кожице нещадной лаской до самой вздутой головки. Подтянув крайнюю плоть до вершины, размазывая тонкими складками каплю выступившей смазки на чувствительной гладкой поверхности и тут же зажимая в кулачок болезненным вакуумным захватом. Очередной мгновенный разряд сладчайшей судорогой по всей длине пениса вплоть до яичек, едва не запуская стадию эякуляционного извержения за считанные доли секунд.

Остановить эту безумную химическую реакцию просто не реально, она уже в моей коже, проникая в меня твоим запахом, вкусом, влагой греховных соков, обволакивающих вместе с тугими кольцами горячего влагалища весь ствол члена, fuck, до самой мошонки... Господи, как же я хочу это почувствовать, успеть войти в тебя до того, как ее возбужденный спазм прорежет острой спицей выжигающей боли, оцарапывая твоими ногтями пылающую кожу на спине и правой руке. Успеть сделать несколько сильных забивающих толчков-ударов, прежде чем сойти на упоительное считывание воспаленной головкой внутренних рельефов твоей сжимающейся киски...

Я хочу тебя! Как же я тебя хочу...

Не разжимай пальчиков, не отпускай, не сейчас... не ускользай... боже... только не сейчас...

Эллис, пожалуйста... почему ты не поворачиваешься? Ты же всегда останавливалась и возвращалась! Ты же только раз это сделала, всего один ничтожный раз... Не повторяй этого! Только не сегодня, умоляю! Я же не могу сдвинуться с места! Я не добегу до этого гребаного такси, как бы сильно этого не хотел... Нет, бл**ь, вернись! ЭЛЛИС!!!

...Она резанула меня чужой рукой, вырвав спящее сознание в ничтожное мгновение, сжимая сердце и трахею липкой слизью удушающего страха и живой боли (нет, не физической)... Вспарывая горло протяжным хриплым криком и разрывая тело конвульсивной отдачей врожденного рефлекса. Это была не ее рука! Не ее ладонь и пальцы, отвратительным скольжением "царапнувшей" мою спину возле плеча. Тем острее была боль от возвращения в реальность, на грани окончательной остановки сердца и желания убить того, кто стал причиной разрыва с моим последним провалом. Разрыва с тобой!

Резкий неосознанный рывок разбуженного зверя. Я перехватываю эту долбанную кисть, вцепившись сомлевшими пальцами в чужую бездушную плоть, едва соображая, что делаю и еще меньше понимая, где я, что со мной и что вообще происходит. Я был на грани безумия, поскольку потерял самое ценное, что только что держал в своих ладонях... Я опять потерял ее!.. ТЕБЯ!

Слух почти не уловил испуганного вскрика над затылком, вернее, абсолютно не задело моей памяти из-за горячей пульсации вскипевшей в висках крови (так, слегка скользнуло по крайним слоям). Я не осознавал, что делаю, по той простой причине, что за меня действовали мои подсознательные инстинкты.

- Твою мать! Дэн, ты совсем спятил?

Голос Алекса ворвался сквозь вакуумный шум в шокированный рассудок охлаждающей анестезией, окончательно разрывая последнюю нить-связь с последними пережитыми видениями. Я продолжаю сжимать скрюченными пальцами больной правой руки чью-то ладонь над своим левым плечом, практически не чувствуя ни боли, ни того, что делаю. Я все еще не верю, что нахожусь здесь, в этой отрезвляющей реальности, и что мне не позволили остаться по другую сторону, вернув обратно самым беспощадным и бесчеловечным способом! И ее тлеющие отпечатки продолжали растекаться под моей кожей и по венам, разгорающейся лихорадкой, заставляя дрожать и задыхаться от новых приступов панического удушья. Она возвращалась, быстро, молниеносно, вытесняя тебя за считанные мгновения...

Бл**ь, нет! Я не хочу... Не снова!..

- Дэн! Разожми пальцы, ты же ей сейчас запястье вывихнешь... – вижу лицо Алекса, склоненное надо мной совершенной маской бесчувственного языческого бога, с трудом соображая, что это он, а не тот незнакомый мне монстр, который еще совсем недавно полосовал мое тело (или душу) на рубленные куски. Его рука "ласковым" захватом оплела мою поверх чьей-то третьей, но пока еще ничего не предпринимая для того, чтобы остановить меня. Всего полсекунды шоковым разрядом в почти разбуженное сознание – что ему стоит сломать МНЕ запястье? Он может. Запросто. В любой момент!

- Дэн, пожалуйста, успокойся и отпусти руку Лилиан... - бл**ь, какая нах Лилиан?

Наверное, я так еще окончательно и не проснулся, или быть может действие таблеток не до конца вышло из расширенных сосудов в голове? Часто моргаю, будто пытаюсь сбить веками с сетчатки глаз вместе с пленкой набежавшей влаги пугающий образ лучшего друга. Как будто он и вправду мог исчезнуть, прихватив с собой целый вагон пережитых воспоминаний, ощущений и боли... боли, которая в этот самый момент продолжала заползать в мои легкие, оплетая трахею и сердце обмораживающим инеем стынущего страха.

Боже... это было невозможно и нереально... Как две спирали красной и кровавой нити, осязаемыми захватами тугих колец-петель одного целого, неразрывного, затягивая все поры и клетки сетью микро игл. На коже, под кожей, в коже... самой кожей... Я сопротивляюсь? Словно у меня еще есть на это силы! А главное, кому? Она уже давно во мне прописана, она была частью меня, была мной! Только сегодня она разгоралась внутри меня живой физической болью, как насмешкой-вызовом всем моим последним нелепым потугам ее одолеть. И достаточно лишь включить последний сектор памяти и эмоций, и ты захлебнешься в ней раньше, чем успеешь сделать последний глоток воздуха перед погружением.

- Будь умницей... Ты же помнишь, кто я? Ну, давай, расслабь пальцы. Смотри на меня и просто разжимай пальцы, это не сложно... Вот так! Молодец! Хороший мальчик... – кажется меня слегка коробит. Или это сопротивляется сознание? Мне сложно совместить двух Алексов в один образ? А нужно ли? Разве меня это сейчас должно волновать, или это одна из частей общей мозаики, которая атаковала мой рассудок и тело последними событиями пережитого кошмара?

Мне не сложно вспомнить, где я, трудней определить время или дату, понять, что это не сон, а одно из моих первых воскрешений в моем новом персональном аду. И я прекрасно осознаю, что сам хотел через него пройти, пройти очищение его реальным огнем и не одним лишь телом, но и всей своей гребаной сущностью, будто он был способен сжечь всю бездну ледяного мрака застывшей мертвой вселенной вместе с моей собственной тенью – с Дэниэлом, мать его, Мэндэллом-младшим...

- Тебе надо обработать спину и руку, Дэн! Придется немного потерпеть. Увы, это часть моих условий и требований, с которыми ты не можешь спорить или не соглашаться. И, боюсь, какое-то время тебе теперь придется спать на животе.

...Существует несколько видов тюремных камер, ограничивающих свободу человека: окружающая физическая, твое собственное сознание и... твое тело. В моем случае прилагался еще один самый жестокий и абсолютно не уничтожаемый элемент – ТЫ!

Я мог создавать вокруг и особенно внутри себя сотню других тюремных клеток, наслаивать их одну на одну реальными или ментальными сетями, но ни одна не могла сравниться с твоею, с тобой – растекающейся в моей коже, в венах, в дыхании неугасаемой живой пульсацией. Настолько сильной и осязаемой, что порой, казалось, ее мог почувствовать любой посторонний человек, кто сознательно или неосознанно прикасался ко мне. Может последнее меня больше всего как раз и напрягало? Я брезговал не тем, что чьи-то руки (особенно пальцы) дотрагивались до моего тела и кожи, меня выкручивало от мысли, что они... дотрагивались до ТЕБЯ! Терпеть невыносимо долгие минуты чужого касания к себе (к ТЕБЕ!), словно они могли украсть или вобрать часть тебя в свои ладони... бл**ь, да просто, трогать тебя!

- НЕТ!.. Хватит! – это оказалось еще омерзительней, чем трахаться с клубными нижними и с самой Реджиной Спаркс!

Я не смог выдержать и минуты, хотя и казалось, что прошло не менее десяти. Не скажу, что та самая Лилиан (то ли дипломированная сиделка, то ли личный мануальный терапевт Александра Рейнольдза) была настолько неприятна внешне или вызывала мгновенную антипатию при первом же знакомстве. Скорей она относилась к классу людей так называемых "невидимок", которые появлялись и выступали из тени только в те моменты, когда кто-то нуждался в их помощи и личном присутствии. Ты не успеваешь запоминать их лица... зато прикосновение пухлых узловатых пальцев к собственной спине вызывают куда больше отвратных ощущений, оседающих в твоей памяти и в самом теле новым условным рефлексом-отторжением (или пси-блоком).

И мне было плевать насколько я тогда выглядел грубым или казался не в себе. Я хотел только одного, чтобы меня оставили в покое и больше не трогали, тем более руками. Не дотрагивались и не пытались вытянуть все мои ощущения, включая боль и особенно её – ТЕБЯ!

- Можете идти, Лилиан. – в этот раз не стал настаивать даже Алекс. Правда, я бы с большой радостью попросил уйти и его тоже. Не исключено, что он и сам об этом догадывался, поэтому никуда и не спешил.

Никак не могу определиться по времени, хотя и не испытываю в этом какой-то крайней необходимости. Какая разница сколько я провалялся в отключке на этом жестком топчане – день или два? Утро сейчас или вечер того же дня?.. моего первого дня откровенного безумства...

Мне хватало и моего внутреннего счетчика – гулкой аритмии, отмеряющей нестабильные секунды моего пребывания в этом чистилище!

- Хочешь, чтобы я сам это сделал? Дэн, я не оставлю тебя в таком состоянии. Если намереваешься и дальше продолжать наши сессии, ты обязан подчиняться и выполнять все мои условия! – он закрыл за очень молчаливой Лилиан дверь на замок изнутри личным ключом перед тем как вернуться к лежаку и проделать очередную попытку достучаться до моего заблокированного сознания. – Я не стану ничего делать, пока твоя спина не заживет. Желаешь вернуться к сеансам как можно скорее, тогда будь любезен, делай все, как я говорю, без переключения в режим капризного мальчика! Тебе не десять лет, да и до статуса лежачего больного еще слишком рано. Живо вставай и приведи себя в порядок. Переоденься в чистое и сухое. Через час принесут ужин. И не вздумай плакаться на счет отсутствия аппетита или сильной тошноты. Я тебя по голове не бил, так что сотрясения быть не может в принципе.

Как будто для рвотного рефлекса требуется именно сотрясение мозга, и не важно, что еще пару дней назад ты пил не просыхая или только что, вот-вот, всплыл из очередной эмоциональной клоаки.

- Ты мне не нравишься, Дэнни! Очень и очень не нравишься. Не сомневаюсь, что ты и сам от себя не в большем восторге. Я и не представлял, насколько все запущенно в твоем случае.

Слава богу, Алекс не намеревался меня жалеть и гладить по головке. Как раз поэтому я его и выбрал. Даже нянчась со мной, он не допустит ни одной поблажки, как и не позволит использовать себя для личной выгоды. Обмануть такого человека или попытаться провести вокруг пальца – равносильно подписать себе смертный приговор. Или я подсознательно рассчитывал на последний вариант?

Бл**ь!.. Почему сейчас? И как же тянет выпить!..

Какой нах ужин? Меня мутит и качает при любом движении, даже в лежачем положении! И мне действительно надо побыть одному, хотя бы час или два, пока Лекс снова не скормит мне дозу сильнодействующего снотворного. Мне это надо! Как воздух надо!.. хрен с ним, что отравленный и без капли чистого кислорода, но я долбанусь, если не вдохну тебя!.. Я не продержусь и минуты, если не пропущу через эту боль твою токсичную пульсацию! Я должен побыть наедине с ТОБОЙ! Fuck!

В те секунды я уже готов был запереться и в уборной, если бы у нее был замок изнутри. Но Алекс предусмотрел все нюансы, включая намертво вмонтированное (или посаженное на цемент) в стенку над умывальником небольшое "окошко" зеркала. Неужели боялся, что я и вправду смогу дойти до состояния или желания разбить его и использовать вместо ножа? Или это банальная подстраховка? Круглосуточная видеослежка (как минимум с трех видеокамер по всему периметру комнаты), ночные теплодатчики, ограниченное пространство для "прогулок"? Моя жизнь стоила столь завышенного и сверх заботливого внимания?

Не оставлять наедине с самим собой лишние пару минут? Не оставлять наедине с тобой? Это настолько теперь очевидно, особенно после утреннего сеанса психофизиотерапии? Я выдал себя с потрохами, раскрывшись наизнанку, впервые за столько лет перед нежелательным свидетелем? Но кто знал, что именно рука Рейнольдза и именно физическая боль вскроют меня по полной программе, разворотят до основания и вывернут кишками наружу?..

Я сам от себя не в большом восторге? Да я не хочу сейчас (и когда-либо вообще) смотреть в собственное отражение, цепляться взглядом за глаза побитой собаки, задевать хотя бы боковым зрением побитое временем, алкогольными запоями и физическим истощением лицо того, к кому бы сегодня ты не прикоснулась даже в резиновой перчатке.

Почему же я тогда так этого хочу и до сих пор наивно выжидаю? Неужели после стольких лет, я все еще подсознательно надеюсь на твое возвращение, на твой приход?.. Или на каком-то наивном подсознательном расчёте жду щедрого жеста от самого Алекса? Что однажды в двери этой камеры войдет не Лилиан, а ты? Он найдет тебя, поговорит с тобой по душам, уговорит вернуться или хотя бы встретиться со мной на пару минут?..

Боже, что за бред? И какой же я идиот! Насколько надо быть слабым, жалким и убогим, чтобы допустить в голову подобную нелепицу? И сколько нужно еще лет, чтобы осознать это до конца? Ты не придешь! Не вернешься... добровольно! Я тебе не нужен! Не этот монстр и не этот тощий, скулящий и побитый зверь. Ты боялась меня в моем человеческом обличье, не удивлюсь, если сейчас ты побрезгуешь хотя бы плюнуть в мою сторону...

Хрен с ним! Возможно ты права... Нет... ты действительно права! Я не для тебя, я не тот, кто тебе нужен! Если я не в состоянии справиться с собственными демонами самостоятельно, так какое право я имею требовать этого от тебя и тем более сейчас? Да! Согласен!.. Забудь меня... вычеркни навсегда из памяти, сотри, как будто меня там никогда и не было... как будто я никогда к тебе не прикасался и не пытался завладеть каждой клеточкой твоего тела и мысли, как тот безумный и ревнивый собственник, которому ты была обещана самими звездами!.. Делай со мной в себе всё, что хочешь, только умоляю... пожалуйста... не выходи из меня! Не сегодня, не сейчас... НИКОГДА! Не оставляй в этой гребаной пустоте одного, наедине с ничем... наедине с самим собой...

Хотя бы раз... господи... один последний ничтожный раз... прикоснуться к тебе по настоящему... вжаться лицом в твои колени, бедра... зарыться в солнечный шелк твоих спутанных волос, в их нежном неуловимом запахе... в тебе самой! Утонуть и захлебнуться без возможности на новое воскрешение и права на дальнейшую жизнь без тебя! Только не уходи! Не разжимай пальчиков. Черт с ним... режь и полосуй меня и дальше, только останься внутри, царапай мои нательные раны, отравляй реальной физической болью тело, раздирай и разрывай изнутри кожу, сухожилия, легкие, глотку, прокусывай насквозь сердечную мышцу и пей из нее пока она окончательно не остановится... но не уходи! И только так! Сильнее, глубже! Растекаясь по моим ладоням сладчайшим жжением, растворяясь в моем дыхании и в сгорающих нейронах, убивая день за днем, час за часом, секунда за секундой. Я должен это чувствовать и знать!.. Знать, что ты это сделаешь рано или поздно – убьешь меня... по настоящему!..

* * *

-...Честно говоря, я сейчас пребываю в довольно глубоком замешательстве, Дэнни! – Алекс терпеливо ждал моего возвращения, восседая на краю лежака в позе далеко не скучающего мыслителя. Утренний "рабочий костюм" сменен на более домашние синие брюки и вязанный темно-зеленый джемпер с нашивкой именного герба Рейнольдзов на нагрудном кармане. Только вот сосредоточенное выражение лица не вызывало доверительного чувства к предстоящей задушевной беседе.

Попробовать бежать? Да, но куда и как? Я в его доме, на его территории, и он не из тех людей, кто позволяет использовать себя и садиться себе не шею. И если по утренней сессии я еще не понял, на что он способен в принципе... да храни меня после этого Всевышний!

- Почему ты сразу не сказал насколько все серьезно? – избегать его взгляда, сканирующего каждое твое движение и выражение лица насквозь лучше любого самого навороченного сенсорного детектора лжи? Готов поклясться, что ощущал его все это время даже через стенку уборной, беспомощно цепляясь за ничтожные минуты возможности остаться сам на сам со своим безумием и болью.

Я добровольно сдал себя в его руки, в его полное распоряжение, лишь на его условиях и беспрекословных требованиях. И как бы сильно мне сейчас не хотелось этого, я не смогу постоянно сбегать от него, как и от этой гребаной реальности.

В этом вся существенная разница – врачам плевать, чем спровоцирован очаг твоей болезни, и почему она не поддается лечению. А вот близкому другу далеко нет...

- Что не сказал? Вроде все было предельно ясно и очевидно... – моя не самая удачная попытка сыграть под дурочку? Или я надеялся, что мне удастся избежать подобного разговора?

Пока не знаю, сколько же времени я проспал, но состояние после сессии и сильного снотворного не из самых вдохновляющих. Желание лишь одно и неизменное, как и до этого – лечь, упасть, раствориться сознанием и телом в полном одиночестве... в Тебе... в твоей циклической дрожи, скользящей под кожей нарастающим разрядом распускающейся физической боли. Я не стал даже садиться на топчан (сохраняя разумно безопасное расстояние между недовольным другом). Прижался спиной к стене, рядом с изголовьем лежака, с трудом сдержав вспышку обжигающего тока в свежих ссадинах на спине. Самая острая резанула под левым плечом, косой глубокой царапиной по лопатке (обработанной той самой Лилиан и аккуратно заклеенной длинной медицинской повязкой на лейкопластыре). Как я еще не втянул сквозь зубы довольным шипением прохладный воздух комнаты? Но не думаю, что мой сдержанный порыв смог ускользнуть от всевидящего взгляда Рейнольдза. И сильно сомневаюсь, что легкий прищур глаз и поджатые губы на его бесчувственном лице вызваны лишь моим неудовлетворительным ответом. Я был бы конченным недоумком, если бы сам не знал, как глубоко мог видеть и понимать этот человек, безошибочно читая тебя только по движению твоих зрачков и изменению температуры твоей кожи.

- Дэн, бога ради, только давай без этого! Мне не десять лет, и я не первый год в Практике. Я знаю, когда люди действительно ловят кайф от боли и живут на ней. Для тебя физическая боль всегда была открытым вызовом. Ты искал ее постоянно, сколько я тебя помню, вместо временной анестезии для своих внутренних демонов. Но сейчас... Ты не просто сорвался, катишься по наклонной и ни хрена не делаешь для того, чтобы остановиться. И это не хронический алкоголизм, с которым ты якобы не можешь бороться, это банальное ссыкливое бегство! Почему ты мне сразу не сказал, что все настолько серьезно? Что это все из-за НЕЕ!..

- А что... есть какая-то большая разница?

- Есть, Дэнни! И еще какая большая! Одно дело спиваться из-за неизлечимого алкоголизма и совсем другое – сознательно и намеренно топить себя в этом и дальше из года в год! Ты не просто за нее держишься, нет! Ты специально за нее цепляешься, разрываясь меж двух дилемм – сдохнуть без нее или с ней!

Медленно скатиться спиной по стенке, считывая всеми ссадинами и обработанными ранами каменный рельеф холодного цемента и песчаника? Какой смысл притворяться теперь и противостоять тому, что еще несколько часов назад так картинно выплескивалось из тебя бурным фонтаном на глазах лучшего друга? На кратковременное помутнение рассудка это уже не спишешь (пусть оно и имело место быть!), ни на транс, дроп и еще какую хрень вроде посттравматического синдрома. Оно было при тебе, было частью тебя, тобой – той самой опухолью, от которой ты так мечтал избавиться и в то же время слиться в одно целое – в агонизирующих судорогах долгожданного летального исхода. И разве ты сам не ждешь этого? Того исключительного момента, когда сможешь ее выпустить и наконец-то задохнуться в ее токсичных испарениях?..

Да, именно! Больше не надо притворяться, блокировать, сдерживать ее всеми возможными и нереальными способами вместе с дрожью, с конвульсивными сжатиями надорванного сердца... отпуская и освобождая. Беспомощно погружая дрожащие пальцы левой руки в спутанные волосы над виском и лбом, то ли закрываясь от жесткого взгляда друга, то ли пытаясь смягчить собственную ничем не прикрытую уязвимость болезненным сжатием воспаленного скальпа.

- Я не могу... Лекс... это... сильнее меня! – я действительно не могу, потому что не хочу ее контролировать. Мне проще ее выпустить, а вернее... я очень хочу ее освободить, вогнать-влить под кожу и прочувствовать каждой клеточкой горящего тела ее болезненное скольжение, с ложным анестезирующим покалывающим онемением в ладонях и пальцах. Ее ментоловое дыхание в собственных легких, нежную обволакивающую судорогу в сердечной мышце... Бл**ь... Да, она сильнее меня! И мне проще сдаться, долбануться в который раз головой, разорвать глотку в немощном вопле, умоляя ее остаться или свести в конец с ума, но не душить себя изнутри, притворяясь тем, кем я уже и не был все эти последние пять лет...

- Не можешь или не хочешь? – Алекс режет сразу, по живому. На его территории играм не место.

Я мог бы и раньше догадаться, что поблажек с щадящими методами ждать от него не стоит.

- Дэн, твою мать... Ты же не просто за нее держишься, ты как будто сознательно боишься ее отпускать! Все эти годы... это ж еб**уться можно так себя изводить. Разве ты не осознаешь, что делаешь с собой? Что она с тобой делает? Или ты как раз все это прекрасно осознаешь и понимаешь?

А что я мог ему тогда ответить или объяснить? Что это не просто добровольный выбор, что Ты для меня больше, чем фетиш или одержимость? Что даже подыхая с этим токсином в своих венах и легких, я продолжал ощущать себя куда живым, чем до знакомства со тобой. Ты не только мой живительный свет, мой кислород, все, что поддерживало жизненное функционирование моего организма, ты и была всем моим смыслом – моей жизнью! Всем чем я сейчас жил и за счет чего существовал! Что если я потеряю тебя, если перестану дышать тобой, чувствовать тебя, лишусь твоего сжигающего изо дня в день исцеляющего света – она попросту меня поглотит... окончательно и бесповоротно! И обратной дороги уже не будет... никуда!

Я не знаю, чем стану и стану ли вообще хоть чем-то...

Гореть тобой или тонуть в ее вязких безжизненных черных песках?..

- Думаешь... так просто за пару часов вырвать из себя то... что инфицировало тебя все эти годы? – попытка найти безопасную лазейку? С кем? С Алексом Рейнольдзом?

- Ты прав, Дэн! Вот только боюсь, одного желания вылечиться здесь тоже будет не совсем достаточно. – поддаётся корпусом немного вперед и на меня, словно вгоняя плавным движением своего тела булатную сталь безапелляционного взгляда в мою трещащую по швам немощную зрительную блокировку. – И не мне тебе рассказывать, что ты с собой творишь! Это даже не мазохизм в чистом виде, нет... Ты же добровольно себя в ней топишь, делаешь все возможное, чтобы она тебя и дальше убивала. Цепляешься за нее с такой неуемной жадностью, будто в этом весь смысл тебя самого. Дэн, твою, мать... если будешь хвататься голыми руками за оголенный провод, он же тебя на хрен и попросту прикончит! С помощью каких ассоциаций я должен тебе это объяснить? Или ты и без меня все прекрасно знаешь? Хотя, кому, как не тебе этого не знать?

- Бл**ь, Алекс... а по-твоему, какого хера я сижу в этом подвале? Я здесь именно из-за этого... из-за неё! – голос все-таки срывается, или надламывается, не выдерживая нагрузки внутреннего перенапряжения. Да, она уже бежит по моим венам, режет изнутри раскаленными осколками, и я ни черта не делаю, чтобы ее хоть как-то остановить. Лишь сильнее сжимая пальцы в волосах у самых корней, на грани подступающей асфиксии – тугой петли из колючей проволоки, затягивающей свое лассо в расцарапанной глотке изнутри. Дрожь усиливается, с раскручивающимся желанием растворится в этой боли... позволить тебе сделать это снова... Осознать в который раз, что ты все еще во мне! Закричать от твоих разрубающих клинков или расхохотаться от безумного счастья... Дай, еще несколько минут... пожалуйста... несколько ничтожных часов... последних дней...

- Прости, что не смог сделать это сам, но я... действительно не могу! Не знаю как!

- По-твоему я знаю? Или думаешь, существует какой-то способ выбить это из тебя физически? Дэн, я не психотерапевт! И даже если бы и был им… Без желания пациента избавиться от своей болезни до конца, не надеясь на возможные остатки каких-то рудиментарных фрагментов – это равносильно сливать чистую воду в сухой песок! Дэн, я тебя спрошу только раз! Ты хочешь от этого избавиться? Ты хочешь избавиться от привязанности к этой девушке? Ты на самом деле хочешь излечиться до конца... от НЕЕ?

Господи... кажется он вогнал свой взгляд не только в мои глаза. Я уже сам не понимаю, что передавило мне горло, легкие и сердце одним резким стягивающим захватом – бескомпромиссный взгляд Лекса или же... её ледяные пальцы.

Мне страшно? Бл**ь... почему сейчас? Почему, еб**ь вашу мать, именно сейчас?!

- Я очень хочу тебе помочь... – мне показалось, или голос Алекса слегка смягчился?

Он что-то увидел в моих глазах? Задрожавшую пелену сдерживаемых изо всех возможных сил слез?

- Я хочу это сделать, как никто другой, Дэн! Особенно сейчас, когда тебе это необходимо как никогда. Но, увы... физическая боль – не всегда залог дисциплины и подчинения внутренних демонов. Да, ею можно выработать определенные рефлексы, вполне даже реально загнать с ее помощью часть бесов в клетку под бдительный контроль, но... – впервые, Рейнольдз отводит глаза в сторону, сдержанно поджимая губы и сжимая челюсти до визуального вздутия желваков на широких скулах.

Может сорвался? Не в состоянии смотреть на меня? Я бы, наверное, тоже не выдержал, особенно после утреннего сеанса.

- Не на каждого она действует одинаково, и это далеко не панацея от всех психических отклонений. – наши взгляды опять пересекаются, и похоже я снова терплю полное поражение, едва не рассыпаясь от "удара" с бокового разворота. – Дэн, я могу, конечно, выбить из тебя и сам дух, но... где гарантия, что ты позволишь мне вырвать из твоего сознания эту... опухоль? Если ты не научился с ней жить в согласии все эти годы... у тебя только один выход – избавиться от нее раз и навсегда! Но как я тебе в этом помогу, если ты вцепился в нее бульдожьей хваткой и боишься разжать челюсти? Ты должен захотеть этого по-настоящему! Принимая с полной готовностью и осознанием тот факт, что обратной дороги нет... Только вперед, и только одному! С очищенной кровью!.. Ты готов это сделать, и если не ради себя, то хотя бы ради сына? Ты ХОЧЕШЬ это сделать?..

А на что я на самом деле рассчитывал, когда собирался сюда? Что в один прекрасный день проснусь и все пройдет, как рукой снимет? Такое возможно в действительности? После стольких лет добровольного ада? Я хотел избавиться от Тебя?..

Бл**ь... тогда почему от одной только мысли об этом останавливается сердце, усиливается дрожь, кроет выбросом ледяной испарины и отключается способность соображать? Меня не просто выбивает, меня сковывает, как того паралитика вот-вот готового потерять сознание, а то и больше, – впасть в кому. Это не самое банальное понимание всей нелепости ситуации и выбранного мною решения. Чтобы я сейчас не ответил и чтобы при этом не чувствовал (даже если буду убежден со всей уверенностью на все сто процентов), я никогда не буду готов к этому до конца! Господи, я никогда не буду готов потерять Тебя!..

- Я хочу... это сделать... - солгать проще, да, Дэнни? Разомкнуть слипшиеся губы и выдавить почти упрямым голосом свою принятую волю, соврав в глаза лучшему другу?

Мне всегда было интересно. Алекс знал, что я лгал ему на тот момент? Он же не из тех людей, кого так просто обвести вокруг пальца. Он будет видеть тебя, твою истинную сущность насквозь, чтобы ты при этом не говорил, и как бы не обманывался сам. Или он на самом деле хотел это сделать во что бы то ни стало, даже если я пойду на попятную, сдамся раньше времени и отступлю? Обычная игра на сознании пациента, который решил обмануть своего лечащего врача? Кто кого? Он или Ты?..

Разжать трясущиеся пальцы в волосах, очень медленно опустить руку к подтянутым к груди коленям, попытаться сплести ее пальцы с перебинтованными эластичным бинтом дрожащими пальцами правой руки. И дышать при этом так, будто... ты уже перекрываешь доступ кислорода к моим легким, с потерей твоего дыхания у моих потрескавшихся губ.

Да, еб**ь!.. Мне страшно! Дико страшно, до одури, до ненормального желания закричать, взвыть, взмолиться, чтобы меня наконец-то оставили в покое и дали подохнуть в твоих фантомных ладонях, в твоем ядовитом ментальном коконе нежных объятий...

Выбить тебя физической болью или чем-то более существенным? Насколько глубоко пси-садист Алекса мог видеть твою сущность и прощупывать по ходу заблокированные проходы с невидимыми ни для кого лазейками? Как видно я его тогда реально не дооценивал.

- Ты уверен?.. – да, Дэнни, ты действительно так в этом уверен? Ведь это будет не какое-то лечение с "лоботомией", это будет настоящая борьба – война и буквально на смерть! Ты готов к принятию ее безоговорочной смерти в себе?

Лекс все так же сдержан и по-спартански невозмутим. Губы едва двигаются при последних словах.

Принял ли он в тот момент для себя выбранное им решение? Знал ли наперед, что я отвечу?

- В таких вещах никогда нельзя быть уверенным на все сто, Лекс! – ну, хоть какое-то подобие правды за последние десять минут. – Но в чем я сейчас абсолютно уверен, это в желании вернуть на свою шею ошейник. Почему ты снял его вместе с наручами?

Рейнольдз ответил не сразу. Взгляд в затемненных вечерними сумерками комнаты глазах ощутимо потяжелел. Казалось, отводя его в сторону от моего лица, он успел процарапать по моей глазной сетчатке шершавым гранитом.

- Потому что не знал, что будет после нашего разговора. На улице стоит такси. После того, что произошло утром... – не верю своим глазам, но Алекс сам сплетает пальцы собственных внушительных ладоней неспешным ленивым движением подуставшего психотерапевта. – Оставалось только два возможных варианта. Или послать тебя с твоими закидонами туда, где твое место, или, посмотреть, чем этот маразм закончится. По крайней мере, одну вещь я понял более, чем основательно. Отпускать тебя к сыну в подобном состоянии... это будет вопиющим преступлением, а не просто ошибкой! А на счет ошейника...

Неожиданно поднимается, все еще избегая зрительного контакта с моим перенапряженным взглядом, как бы по ходу степенных движений разглядывая окружающую панораму моих стесненных апартаментов.

- Не думал, что сегодня ночью ты будешь в нем здесь спать, как и в стенах этого дома. И сейчас не вполне убежден.

Посеревшая синева глаз Рейнольдза снова врезается придавливающим свинцом в мои немощные податливые зрачки. Это не поверхностное скольжение, это прессующее предупреждение, практически перехват за горло поверх других невидимых пальцев.

- Если ты действительно в этом уверен, хочешь этого сам, готов к этому, как и точно теперь знаешь, что больше не осчастливишь будущие сессии выходками подобными сегодняшней, тогда мы попытаемся начать все сначала. Только, боюсь, мне придется ужесточить некоторые пункты и правила. Теперь все будет в рамках Life Style и по настоящему! И ни одного даже жалкого намека на спонтанный каприз. Это мои последние и безоговорочные условия! Без шуток и дружеских поблажек!..

- Тогда ты понимаешь... что мой уход отсюда теперь возможен только с моим на то решением? Не ты должен снимать с меня ошейник, а я сам!

* * *

Life Style? Когда-то это словосочетание могло вызвать во мне чуть ли не истерическую дрожь с приступом панического удушья, теперь же... оно запускало во мне совершенно иные пси-процессы, вплоть до возбуждающего экстаза.

Моя проблема, как раба, самого определившего для себя Мастера заключалась в том, что мой выбор пал на настоящего садиста. При этом сам я по своей сути ни на грамм не являлся мазохистом, как таковым. Я пришел к Рейнольдзу за чистым наказанием, за физической болью, которая должна была воспитать во мне что-то большее, поверх въевшегося мне под кожу состояния разбитого, жалкого и убогого алкоголика. В жестких воспитательных мерах всегда была присуща своя обособленная черта. Кто-то действительно мог сделать из тебя нечто стоящее, чем ты был до этого все эти годы. А поскольку я не получал никакого кайфа от телесных наказаний, физическое воздействие, как мне тогда казалось, могло простимулировать дополнительным эффектом мое общее "перевоспитание".

Иногда я и сам не знал или путался в своем выборе. Чего хотел тогда на самом деле – вернуть себе человеческое обличье или каким-то чудом надеялся вырезать тебя из своего сердца? Кнутом, настоящей плетью-кошкой или реальным охотничьим ножом? Вспороть каждый рубец, каждое волокно по отдельности, чтобы вытянуть из них вместе с застоявшейся кровью твои кислотные капли сладчайшего нейротоксина. Может я наивно понадеялся на подобную вероятность? Решил, что эту авантюру реально провернуть, частично переложив ее в руки Алекса? Или продолжал тайно верить в иной исход данного безумия? Я все еще мечтал тебя сохранить... во что бы то ни стало и чего бы мне это не стоило... и при этом восстановиться, хотя бы до забытого мною когда-то уровня? Стать тем, кого бы ты могла полюбить, не окажись я такой малодушной размазней? Стать Дэниэлом Мэндэллом из нашего когда-то общего прошлого?

Я действительно верил в подобную нелепицу? Я все еще рассчитывал, что это можно как-то переиграть или хотя бы... начать по другому и заново? Вот только как?!.. После всех этих лет, после тех мужланов, что прикасались к тебе!.. Бл**ь...

...Безопасность, добровольность, разумность... Я знаю, скоро (а может уже и сейчас) ты найдешь это значение на просторах интернета, как и многое другое, что является приложным Протоколом к базисному Кодексу столь незнакомой и пугающей тебя новомодной субкультуры. Не берусь сказать, что и до этого я когда-то всерьез относился ко всем этим понятиям, поскольку никогда не считал себя ярым последователем Темы, хотя и в определенное время тоже не особо заморачивался на подобных нюансах. Мне было достаточно и того, что Рейнольдз слишком серьезно подходил к подобным вещам. И я нисколько не удивлюсь, если многие нижние мечтали заполучить его себе в Мастера чуть ли не на пожизненный срок. Но в том-то и дело, Алекс за все это время никогда не принимал чьего-то добровольного рвения одеть на себя его ошейник. Так что Life Style стал тогда для нас чуть ли не одновременным и самым первым знакомством с подобной стороной Темы.

Единственная разница между реальными отношениями lifestyle D/S, то что это было кратковременным решением для обоих и не важно, что никто из нас тогда не знал, как долго продлится это обоюдное сумасшествие и во что оно в конечном счете выльется. Но то что оно оставило свой особенный и неизгладимый отпечаток-клейма в памяти нас двоих на всю оставшуюся жизнь... захочешь забыть – хрен забудешь. Да и кто сказал, что я хотел обо всем этом забыть?

Нет, моя девочка. Это не просто воспоминания о "беспечной" молодости с самыми ненормальными принятыми идеями и с еще более безумными свершенными поступками. И это уже не просто часть меня прошлого и возможно настоящего, это теперь и часть тебя тоже! Потому что ты никогда не покидала эту историю, ни на секунду. Ты всегда была рядом, в ней, во мне и куда глубже чем кто бы то ни был! И когда-нибудь (а вернее совсем и очень даже скоро) ее выдержанный за десять лет терпкий токсичный нектар вольётся и в твои вены, в твои легкие, окутает твое трепыхающееся сердечко своим ласковым удушливым саваном. Я сам тебя наполню им до краев, капля за каплей, погружаясь в твои расширенные зрачки парализующим дурманом. Нет, я ничего тебе не расскажу об этих днях, прожитых и пережитых без тебя, обо всех своих смертях и утренних воскрешениях. Но ты их всех прочувствуешь сама, через мои руки, слова и подаренную мною тебе боль – считая-пропуская каждую их гранулу впивающихся в твое сознание осколков через каждый удар собственного сердца!

Ты и представить себе не можешь, что такое просыпаться сейчас со сладчайшей мыслью и острейшей эрогенной резью в окаменевшем члене, ясно осознавая, что в эти самые секунды Я заполняю тебя, так же, как и ты когда-то резала изнутри меня, растворяясь сознанием в твоих ментальных частотах, скользя чувствительным рисунком подушечек пальцев по твоей горячей и еще такой сильной сердечной мышце. Знать, что именно Я единственный и постоянный, с кем ты засыпаешь в своем воспаленном сознании и кто воскрешает тебя после очередного пробуждения, пульсируя в твоей коже моими фантомными касаниями. Да, милая моя! Теперь твоя очередь... и только попробуй солгать, будто ты не тянешься за мной и не молишь у всевышнего окутать тебя моими реальными физическими объятиями! Не просишь согреть и спрятать от тебя же самой и собственных убивающих желаний...

Скажи спасибо, что я хотя бы рядом и действительно могу тебе это все дать в любом месте и в любую секунду! И я буду рядом, когда ты будешь просыпаться с болезненными отметинами на своей нежной коже и нервно бьющемся сердечке. И именно мои руки будут залечивать и втирать в твои раны анестезирующий бальзам и затягивать швы тонкой красной лески на идеальных рубцах твоей упрямой сердечной мышцы. И ты будешь умирать под моими ладонями и губами не от мысли вырваться и сбежать или сразу скончаться на месте, а от мольбы не прекращать и не терять моих прикосновений на себе и в себе ни на секунду!

Да, моя девочка! В этом вся разница, и ты, увы, никогда ее не поймешь и не пропустишь через себя! Мне приходилось умирать по настоящему, БЕЗ ТЕБЯ! Сходить с ума каждое утро очередного воскрешения в горящих бинтах вспоротой на живую кожи, тянуться к тебе всеми мыслями, сознанием, разрывающимся от нестерпимой боли рассудком, истекающей гнойной кровью разрубленной на куски сущностью и... натыкаться на твой ментальный барьер! И едва ли ты когда-нибудь узнаешь, что это за ад, что такое реальный ад без тебя!

Ни одна физическая боль с ней не сравнится, ни одно безумное решение не совладает с ее неподвластным сумасшествием! Я действительно наивно надеялся, что руки Алекса смогут выбить ее из меня или хотя бы загнать в прочную клетку под жесткий самоконтроль?

Боже, каким же я был идиотом.

А может меня подсознательно посещала еще более ненормальная идея? Окончательно скатиться на ее дно и жить только на ее инстинктах? В один прекрасный день не выдержать и сорваться? Спрятаться разбитым рассудком в зыбучих топях ее вывернутого на изнанку забвения? И при этом я наивно полагал, что Алекс ни черта не видел? Мол, так удачно притворялся, терпел все до последнего, выполнял все его требования (даже съедал с наигранным аппетитом все, что мне не приносили в мои люкс-апартаменты, включая лекарственные препараты, прописанные специально вызванным по моему случаю доктором). Принимал его взятую надо мной ответственность, как за неотъемлемую часть его щедрой благосклонности к моей ничтожной персоне. Соглашался со всем и на все, только лишь за мнимую надежду получить долгожданное послабление всем своим спятившим демонам.

И как видно в этой игре мы просчитались оба. Алекс зациклился на лечении моего тела, я же на бегстве из реальности.

Да, признаюсь, к концу четвертой недели меня уже так не тянуло на выпивку и не ломало от желания залить себя под завязку этим ядовитым пойлом. Но не скажу, что к этому же времени четко ограниченные по часам тематические сессии и выбранные меры физического наказания влияли на мое тело и сознание ожидаемым воздействием. Казалось, чем дальше мы двигались по этой ломанной "прямой", тем ближе я ощущал возможный срыв на нереальную глубину. Чем идеальней проходила сессия и чем больнее в меня врезались "когти" выбранных ударных девайсов, тем жестче и мучительней меня крыл дальнейший откат.

С каждой пройденной неделей смешанный ток нервной дрожи увеличивал свой разряд на несколько сот вольт, и я уже попросту не знал, где брать силы, чтобы гасить ее визуальную отдачу и каким-то немыслимым образом не выдавать своего истинного состояния. Да и по поведению Лекса было слишком очевидно, что он явно не доволен результатами нашей безумной авантюры.

И не удивительно. За четыре недели мое желание перелистывать страницы томика Шекспира увеличилось в разы. Я тянулся за этой книгой уже едва ли не во время сессий. Бл**ь, я уже хотел засыпать с ней, зажимая ее между изгибами локтей и иссохшей грудью, как какая-нибудь напуганная на ночь страшными сказками маленькая девочка с плюшевым медвежонком…

* * *

"Ничего не понимаю... – доктор Кэмбел удивленно, или скорее недовольно хмурился, переставляя двойную головку стетоскопа по определенным точкам на моей грудной клетке, преимущественно с ее левой стороны (холодная нержавеющая сталь не успевала даже нагреваться от "тепла" моей истончившейся кожи). – За такой срок вместо улучшений наблюдать такой... стремительный спад. Вы выполняете все мои предписания? Питание, режим приема препаратов?.." - "Да, док, он делает все с точностью, что вы ему назначили. И я сам за этим бдительно слежу!" – спасибо Алексу, взявшему на себя роль отвечать на вопросы частного врача вместо меня. И не только отвечать.

В этом и заключалась вся несостоятельность моего неудачного розыгрыша – когда появляется третий профессиональный свидетель, он может подтвердить все опасения второго заинтересованного лица.

"Тогда почему такое сильное истощение? Если питание в норме, регулярный прием лекарств и физ. режим, из-за чего такая сильная потеря веса и ухудшение сердечного ритма? Еще пара недель подобного спада, и мне придется вас срочно госпитализировать на стационарное лечение и, боюсь, сердечная недостаточность будет одной каплей из общего моря! Стрессы, нервные перепады?.." – док сосредоточенно ощупывал мое слегка напряженное тело, оттягивал нижние веки на моих глазах, словно пытался заглянуть-докопаться через глазное дно в средоточие очага моего загадочного ухудшения.

"Вроде ничего такого за последние недели не происходило. Наоборот, казалось, все идет просто замечательно, как по маслу!" – Лекс продолжал отвечать, пока сверлил мое лицо в двух шагах от нас весьма красноречивым и не менее придавливающим взглядом. Интересно, что бы было, узнай доктор, где именно проходило мое столь неудачное физическое восстановление? Или скорей ничего бы не было? Никаких звонков в соц. и спецслужбы? И то что меня во время его приездов переводили в одну из спален гостевых комнат имения было чистой условностью. Спустись он хотя бы раз в обжитую мною комнатку общего подвала, не думаю, что он изменил бы своего мнения или "догадался", в чем причина. Он просто выполнял свою работу, за которую ему платили довольно неплохие комиссионные, как и за дополнительную услугу – не спрашивать настоящего имени своего нового пациента и не заводить на него медкарту в своей частной клинике. Большие деньги и впечатляющие связи могли творить и не такие чудеса.

"Я возьму несколько анализов и оставлю пару емкостей на утренний стул и сбор мочи. Перешлете мне их завтра в лабораторию моей клиники..."

…"Думаю, на ближайшее время нам придется притормозить с нашими сессиями и прочими нетрадиционными экспериментами!" – Рейнольдз заговорил об этом уже после того, как мы спустились в подвал, в мою камеру, как раз через несколько минут после моего общего медосмотра и отъезда дока из Рейнхолла. В то время, как я уже успел натянуть на свое лицо маску непринужденной непосредственности, Лекс оставался при своей изначальной – слишком сдержанной и забронированной закалённым кевларовым покрытием.

"Да ладно, ты серьезно? Ну может с утра слегка сердце зашилось после утренней пробежки. Откуда на глаз можно определить степень ухудшения, тем более через такой внушительный срок? Думаешь, он там помнит, какое у меня было состояние несколько недель назад?" - "Дэн, не один я вижу, как ты за это время похудел. Если бы я сам не знал и видел, сколько ты съедаешь за день, уже давно бы решил, что ты себя сознательно моришь голодом! Короче... сегодня отдыхай и отвлекайся всем чем только в голову взбредет. Мне надо до вечера в Леонбург. Вернусь, поговорим об этом более основательно!"

До вечера? Бл**ь... Мы итак за последние недели через чур уж сильно сократили наши встречи и разговоры (про сессии можно и не заикаться) едва не до нескольких коротких минут в день. Казалось, Алекс отстранялся с каждым пройденным часом и совершенным его рукой ударом все больше и дальше. Конечно, у меня не было никаких прав проявлять настойчивого интереса и допытывать его в чем проблема. Да я уже и сам почти догадывался, что происходило. И едва ли это касалось нежелательной потери заинтересованности у Рейнольдза. Это была не апатия или же разочарование о принятом решении. Он не мог так просто взять и обрубить начатое нами восстановление, он был затянут в него куда глубже моего. И он не из тех людей, кто останавливается на полпути, даже когда вдруг ясно осознает, что уже несколько недель подряд идет не той дорогой.

И не знаю, почему на тот момент я почти ему поверил. Даже слегка испугался. Поговорить основательно? О чем? Что уже пора прикрывать нашу лавочку? Что вся эта затея и гроша ломанного не стоила? Он мне давал до вечера время, чтобы я основательно подготовился со своей защитной речью? Да, но откуда мне знать, о чем именно он будет говорить или в чем меня станет обвинять? Или это мягкий намек, что мне пора паковать свои вещи? Тогда какого хрена он опять одел мне на шею ошейник, когда мы сюда спустились?

Лучший способ отвлечься от этого – не думать об этом вообще! Или переключиться на что-то более... болезненное? На то, к чему интуитивно тянулось не только надорванное сознание, но и само тело. Это уже стало почти моим новым рефлексом, тайным ритуалом, если не прописавшейся зависимостью. Потянуться, едва осознавая, что делает правая рука к подвесной полке и подхватить слегка дрожащими пальцами пухлый томик Шекспировских пьес. Если бы Алекс спросил, какие именно произведения великого драматурга входили в этот сборник, боюсь, я бы не вспомнил ни одного правильного названия. А еще мне приходилось буквально насильно контролировать подобные порывы, чтобы не вызвать подозрений, как и вопросов касательно этой книги – сколько же я буду заново перечитывать ее раз за разом каждый божий день?

Видно в тот день я несколько расслабился, хотя и старался придерживаться изначального выбранного "курса" (как никак режим перемотки и просмотра видеозаписи никто не отменял). Главное, вести себя, как обычно. Не важно, что после возвращения в подвал и последних слов Алекса меня продолжало крыть и дожимать вернувшейся в своей первозданной красе подкожной лихорадкой. И я знал, что это лишь ее безобидная прелюдия. Достаточно залезть с ногами на топчан, откинуться головой на подложенную подушку, принять позу скучающего пофигиста и открыть эту гребаную книгу... И ее невидимые иглы пульсирующими вспышками въедались-сцарапывали кожу на моих ладонях, пальцах, тончайших узорах-линиях немеющего эпидермиса. Я впускал тебя в поры, в ослабленные нити капилляров и нервных окончаний без какого-либо напряжения. Мне не нужно было стимулировать этих чувств и ощущений никакими дополнительными стероидами, достаточно увидеть одну из фотографий... увидеть тебя, чтобы сердце снова остановилось и рвануло судорожными перебоями по зарубцевавшейся сетке истончающихся мышц. Чтобы сделать конвульсивный вздох в сжавшиеся легкие и каким-то чудом сдержать немощный всхлип, не потянуться ладонью к груди, к резанувшей под ребрами точке неожиданного болезненного спазма (говорят люди истощенные физическим голодом умирают от инфаркта, потому что сердце тоже теряет свои объемы?).

Я очень редко или почти никогда не позволял себе погружаться дальше, чем за изображение всех этих фотографий. Мне было достаточно смотреть на твое уменьшенное личико вскользь глянцевой поверхности и невидимой дымки застывших образов давно умершего прошлого. Воскрешать эти мгновения, вспоминать то, что когда-то делало меня до сумасшествия счастливым?.. Сейчас?! Это равносильно тому, как протыкать свой мозг острейшими раскаленными спицами в каждый определенный участок в поочередной последовательности, пока не парализует все функциональные точки во всем теле.

Я не могу позволить себе такую роскошь! Я запретил себе это делать давным-давно, как и подолгу вдыхать твои токсичные эфиры самого ядовитого и смертельного для меня наркотика. Если я задержусь хотя бы на одной странице, застыну оцепеневшим взглядом в одной точке, на твоих глазах...

Может тогда я это и сделал? Слишком расслабился от мысли, что Алекса нет в Рейнхолле и не будет до самого вечера? Загляделся на одну из твоих фотографий? Слишком часто дышал и постоянно задерживал дыхание? Не удержал на собственных глазах резанувшую пленку соленой влаги?

Почти месяц, а я не перестал тебя чувствовать ни на грамм меньше (если не больше и не острее... глубже). Не удивлюсь, если я уже дошел до своего предела, еб**лся в конец и бесповоротно... И, бл**ь, лучше убейте сразу, если совру, сказав, что мне не в кайф жить с этой ненормальной болью, жить с тобой – главным источником моей смерти и жизни.

Тест-драйф провалился с треском? Ты снова победила и на этот раз окончательно?.. А разве я с тобой боролся все эти дни (годы!)?..

Закрывать книгу и подниматься с матраца лежака почти после двух часов тайного фетиш-любования, пропустив за это время через ослабленные мышцы и нервы тысячевольтный разряд изматывающей лихорадки, прогоняя по венам и поверхности кожи желанный фантомный циклический ток твоих проникающих касаний? Не удивительно, что у меня тогда закружилась голова (при чем не в первый раз от подобного "чтения"). Вставать на ноги и выпрямляться, чтобы не пошатнуться и не схватиться рукой за ближайшую стенку – это оказалось самой непосильной задачей. Хотелось плюнуть и доковылять до книжной полки, как получится. Я не на кинопробах, вашу маму! Главное, суметь устоять, не потерять сознания и не устроить переполоха среди бдительной прислуги. Хотя, ей богу, уже хотелось дойти и до этого. Сколько можно притворяться? Не удивлюсь, если Алекс давным-давно вычислил все мои показательные выступления, просто ему нужны были прямые подтверждения от моего лечащего врача.

Да, Дэнни, ты определенно доигрался!

А что он мог мне сделать? Только выгнать из своего дома? И если бы действительно об этом подумывал, уже давно бы это сделал и без каких-либо душещипательных прелюдий...

Вернуть книгу на полку, доковылять обратно до топчана... попробовать поспать несколько минут перед тем как принесут обед? Сколько еще до вечера? Сколько у меня оставалось времени побыть с тобой наедине? Кто бы мог поверить, что Дэниэл Мэндэлл-младший когда-нибудь влюбится в свое собственное безумие? Полюбить то, что тебя убивало изо дня в день на трезвый рассудок?.. Алекс реально взбесится, если узнает всю правду... И мне на самом деле сложно представить, что он мог бы тогда сделать?..

Я не отсчитывал минут, после того, как вернулся на лежак. Я действительно собирался вздремнуть или попытаться заснуть, хотя казалось сил не оставалось даже на то, чтобы отключиться. А вот чего я не ожидал на тот момент так это звука поворачивающегося в дверном замке ключа. Обед принесли на час раньше?

На всякий случай пришлось привстать и спустить ноги на пол. Но лучше бы я продолжал лежать на спине, так как через пару секунд меня шибануло через затылок и насквозь по позвоночнику таким выбивающим шоковым залпом, что пришлось буквально вцепиться трясущимися ладонями в край матраца, дабы удержаться и не свалиться в одну из сторон качнувшейся комнаты.

- Алекс?.. - я даже не понял, что это был мой хриплый голос, выдавивший удивленный "вопрос".

Он не смотрел в мою сторону, вернее, скользнул невидящим взглядом поверх, как по бездушному предмету мебели, быстро спускаясь по ступеням и разворачиваясь в пару широких шагов к навесной полке. Похоже, нам обоим понадобилось одинаковое количество секунд, чтобы определить, кто и что тут делал или искал. До меня дошло, возможно еще медленнее, поскольку Лекс успел вычислить искомый им предмет и поддеть его пальцами куда раньше и быстрее, чем я успел догадаться, что это было и... какого черта Рейнольдз был здесь в Рейнхолле, а не там, куда собирался за пару часов до этого.

Да, Дэнни, тебя развели, как пятилетнюю девочку!

- ТАК ты значит пытаешься выкарабкаться из этого дерьма? – он не смотрел на меня всего несколько секунд, пока перелистывал страницы Шекспировских пьес и вытягивал из них заложенные фотографии, и пока я за все это время пытался прорваться сознанием и телом сквозь плотный вакуум невидимой прессующей стены. Кровь залила пульсирующим давлением виски, глаза, долбанула по коленкам и рукам. Я едва не упал лицом в пол, когда подскочил на этой убойной волне практически на подсознательном рефлексе. Неосознанный рывок, с пережавшим изнутри глотку звериным рыком, с необъяснимым порывом чистейшего безумия вцепиться трясущимися руками в пальцы Алекса (а может и не только в пальцы и не только руками). Казалось она рванула во мне десятизарядным напалмом, спалив, как минимум, десятую часть уцелевших нейронов. Я реально, едва соображал и понимал, что делаю. Все, что меня тогда выбивало и заставляло двигаться – это желание отобрать фотографии... Забрать из чужих пальцев ЕЁ! ТЕБЯ!!!

Бл**ь... они мои! Она моя!!! Нет! Даже думать не смей!..

- Твою мать, Дэн!.. Четыре гребаные недели! – он развернул их в сторону моего приближающегося лица, едва не смяв глянцевую фотобумагу в сжатых пальцах кулака. – Все эти дни ты еб*л мозг как себе, так и мне! И ради чего?.. – его голос срывается на сиплый хрип одновременно с моим рывком за его рукой.

Я ни хрена не вижу. Ни его лица, ни того, что он делает. Да я и сам почти не соображаю, что делаю и о чем думаю (и думаю ли вообще о чем-нибудь!). Кажется, что его почерневший взгляд и потемневшее от скрытой ярости лицо прорисовались на моей сетчатке пульсирующим ожогом додуманной картинкой, а не реальным внешним образом. Я промахнулся, пытаясь перехватить его руку, да и на вряд ли он собирался мне их отдавать.

- Нет... не трогай! – я не чувствую и еще меньше понимаю, что хриплю в ответ, когда на самом деле хочу сорваться в крик и проорать прямо в глаза друга.

ОНА МОЯ!!!

Ты что творишь, твою мать?! Это же все... все что у меня от неё осталось!

Не делай этого! Ты же, еб**ь в жопу, не понимаешь!.. Понятия не имеешь, что это такое... и никогда не поймешь!

Он итак слишком долго притворялся твоей домашней болонкой, даже в какой-то момент уверовал в этот абсурд. Не совершай ошибки, не режь по живому и сухожилиям! Я все равно уже не чувствую боли, адреналин кроет защитной анестезией, рвет сердце и мышцы от непосильного напряжения перед последним смертельным прыжком. Он слаб, он вымотан, забит и унижен своей беспомощностью хуже слепого скулящего щенка, но он не позволит отобрать у себя то, что было частью его веры в невозможное, что заменяло ему все эти дни кислород и запускало его ссохшееся сердце каждое гребаное утро... Этот зверь еще не сдох и только благодаря ей! Если ты лишишь его и этой последней капли иллюзорной надежды...

- Четыре недели, еб**ь тебя в рот, Дэн... ты спускал все в унитаз с легкой руки! – Алекс сам срывается в рычащий сдавленный крик, ударив по моим глазам огневым плевком ответного контролируемого "безумия". Как он еще не схватил меня за горло и не долбанул о ближайшую стену? И почему я сам сдержался от подобного соблазна – подсознательно чувствовал неравенство сил?

- Это так, по-твоему пытаться забыть и смыть со своего сознания дерьмо, в котором ты себя добровольно топил все эти годы? Ты за этим сюда напросился... бл**ь! Моими руками выписать себе путевку в долгожданное чистилище? Это все, ради чего ты теперь живешь? А остальное гори синим пламенем, включая твоего единственного сына?

Нет, он не стал скручивать мне руки и указывать на мое место в углу комнаты, мы оба перешагнули ту грань, через которую к прежнему положению вещей не возвращаются. Игры закончились, осталась одна голая правда с содранной кожей, и прикасаться к ней теперь боялись оба, я по крайней мере точно. Пусть я и продолжал рваться в надежде отобрать свое... ведь это совсем другое!

- Ты не имеешь права!.. Это тебе не принадлежит! – мне уже плевать на Кодексы и Протоколы, сейчас они для меня не более, чем эфиры испорченного воздуха – список правил долбанутых и помешанных на своих извращениях и садизме кучки конченных задротов, уверовавших в свою исключительность и недосягаемую неповторимость. Бл**ь, вы так зажрались от достатка и пресыщенной жизни, что уже не знаете, чтобы такого себе напридумать, лишь бы не сходить с ума со скуки!

И мне уже реально наложить, что обо мне думал Алекс и какие теперь выписывал диагнозы моему несостоявшемуся гению. Он зашел слишком далеко, не на свою территорию и прикоснулся к тому, к чему не должен был прикасаться никто кроме меня! У него были свои четкие границы допустимого, он обязан знать, что есть вещи, которые не попадают под его юрисдикцию, как и зоны личного пространства, которые он не имел никакого морального (и физического тем более!) права переступать! ЭТО-НЕ-ЕГО-ТЕР-РИ-ТО-РИЯ!!!

- Сел на топчан! – новым безапелляционным "плевком" похолодевшего голоса в мои глаза.

Все попытки вырвать из его рук книгу и фотографии провалились с немощным треском. Он отбивал мой любой спонтанный и не просчитанный рывок практически без особого напряжения, попросту отмахивался, как от назойливой мухи или отпихивал, рукой-ногой, как того же глупого щенка, накинувшегося на ботинок хозяина спровоцированным нападением.

От его приказа резануло по легким и рвотным спазмом в желудке, выворачивающим наизнанку ледяным крюком. И всё-таки у меня срабатывает на несколько секунд условный рефлекс. Не надолго, но достаточно, чтобы Алексу хватило выиграть несколько мгновений.

- Живо, твою мать! Не вынуждай повторять меня дважды! – четко, с расстановкой, выговаривая каждый слог и слово почти сквозь сжатые зубы сверхтерпеливого хищника.

Меня клинит всего ничего, примораживая к месту и замораживая часть оцепеневших мускулов с недавними импульсами. Кажется, меня даже слегка качнуло назад, как от невидимого удара. Мне не хватает каких-то пары секунд, чтобы успеть понять, что происходит и что делает Лекс, чтобы суметь хоть как-то это предотвратить.

Он просто разворачивается и идет к открытым дверям из комнаты, идет на выход с моими фотографиями! Меня выколачивает и подрезает по ахиллесовым сухожилиям, выбивает по коленкам и прямым идеальным рикошетом в затылок, но я делаю этот отчаянный рывок именно на рефлексе, не осознавая и не воспринимая, как за часть разумного решения.

- Алекс, бл**ь, стой! – и это рычал определенно не я.

Трясущиеся пальцы хватаются за дверную ручку изнутри, в жалкой попытке предотвратить уход Рейнольдза или просто не дать этой панели обрезать путь к твоим снимкам.

Наши взгляды скрещиваются, пока Лекс держит дверь с обратной стороны, намереваясь закрыть ее в любом случае.

- На кушетку, выбл**док, и ждать! Сейчас же!

Но это уже не срабатывает, слишком поздно, как и для меня, прозевавшего момент с возможностью подставить ногу в щель между дверной панелью и массивной коробкой косяка. Она захлопнулась прямо перед моим носом.

- Верни мне снимки! Алекс!!! Твою бл**ь!!! – последние бесполезные рывки?

Я едва не срываю голос и чуть не выбиваю самую слабую часть кисти руки – ребро ладони с мизинцем, долбанув со всего размаху кулаком по каменной поверхности деревянной доски. Еб**ь, она не то что не шелохнулась, даже вибрацией-отдачей от удара не прошила по моей коже.

- АЛЕКС!!!

Господи! Fuck!!! Боже!!!

Почти спотыкаюсь, но каким-то чудом не падаю со ступенек дверного крыльца на трясущихся ногах... медленно отступая, слезая вниз на каменный пол, беспомощно цепляясь взглядом за арочный косяк дверей и выискивая в бездушной линзе мини-объектива видеокамеры в ближайшем углу под потолком проблески присутствия кого-то живого и реального. Чего? Чьей-то милостивой души и человеческого сострадания?

Мне уже давно не было так страшно! Так нереально страшно и больно! До выкалачивающей дрожи, до физического приступа тошноты и панического удушья.

Трясущиеся руки сами тянутся к голове, пальцы впиваются в кожу скальпа, захватывая в кулаки нещадным рывком спутанные волосы.

Бл**ь, КАК ЖЕ МНЕ СТРАШНО! До такой степени, что уже попросту страшно даже думать, допустить в голову хоть одну маловероятную мысль или догадку. Обхватить живот руками, согнуться пополам, потому что стоять прямо нет ни сил, ни возможностей. Она режет меня, точит, подпиливает кости и выкручивает все кишки и внутренности, словно медленно или совсем очень скоро вывернет меня наизнанку, подденет крюками хирургических распорок до самого мозга костей! Я не знаю, как мне вообще удается сделать несколько мечущихся шагов... или это уже не я, потому что я не чувствую ни ног, ни себя самого – одна сплошная оголенная мышца с раскрытыми нервами и кровоточащими ранами... одна горящая пульсирующая боль чистая и безрассудная! Исполосованный и забитый неподъемными цепями хрипящий, подыхающий зверь. Ему не дали насладиться мнимым забвением, рванув за шкирку из стальных сетей добровольной клетки, заставив очнуться... взвыть от нового погружения ржавого затупленного скальпеля в загрубевшие шрамы-рубцы сердечной мышцы.

Как же так? Нет! Господи! Нет, пожалуйста!

Он же не сделает этого!.. Неужели он не поймет?..

Нет, нет, нет!!!

Еще более жалкий и отчаянный рывок к топчану, будто там действительно сконцентрировано средоточие нескольких параллелей – точка-излом, переход между реальностью и болью... твое незримое фантомное биополе, невидимые нити эфира забытых образов, чувств и агонизирующей любви Дэниэла Мэндэлла-младшего.

Только не сейчас, умоляю! У меня не хватит сил это принять, пережить!.. Я же свихнусь!.. Господи!..

Но она продолжает меня душить, оплетая тонкими ледяными пальцами вокруг горла, затягивая шелковые алые ленты петля за петлей в легких, прошивающими узелками красной натянутой лески глубь надрывающегося сердца. Она содрогается под моей кожей мощными толчками, шоковым разрядом циркулирующего кровотока, окутывая плотными бинтами душного горячего савана и высасывая остатки сил и хрупкой воли. Это не просто дрожь или выбивающая лихорадка, меня буквально трясет, режет расплавленными лезвиями разъедающей кислоты. И я не могу вздохнуть в полную грудь, вцепиться пальцами изо всех сил и до ссадин на коже в матрац лежака. Я вообще не знаю, что надо сделать, о чем думать или каким чудом отключиться от реальности, чтобы остановить все это!

Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО МНЕ НАДО ДЕЛАТЬ!!!..

"Дэн... пожалуйста!" – молебный всхлип, то ли мой, то ли ее ослабевшего голоса, утроенной инъекцией инсулина в мои перекрученные от перенапряжения мышцы! Я не хочу! Но моя память меня не спрашивает, рвется из глубин взбесившегося подсознания, разрезает белыми скальпелями черные полотна заблокированных воспоминаний. Так просто, без каких-либо усилий? Как по щелчку пальцев психотерапевта-гипнотизёра? Всего один элемент, знаковое слово или жест, и ты четко видишь её трехмерные картины перед своими глазами, как ожившие кадры запущенной с чьей-то легкой руки забытой кинопленки.

Я же не мог этого захотеть! Тогда почему?.. Почему тянусь в эту бездну, словно надеюсь сбежать или провалиться сознанием со здравым рассудком на такую глубину, из которой уже никогда не смогу выбраться или вернуться назад...

…"Сейчас... сейчас, моя девочка!" – порывисто дышит, не в силах задержать дыхания хотя бы на несколько секунд. Возбуждение бьет все мыслимые рекорды, как будто за пол часа до этого он не кончал от самого сильнейшего и умопомрачительного оргазма. Скользнуть кожей, порывистым дыханием по нежнейшему шелку ее волос, прижаться к ее пылающей разрумянившейся щечке своей, вдыхая в легкие ее сумасшедший запах и одновременно пьянея от ее влажного вкуса на растертых губах и языке... Бл**ь! Еще чувствуя нежные и гладкие линии ее возбужденной, горячей киски, ответные сокращения ее интимных мышц на собственных рецепторах уже у себя во рту...

Если бы она только знала!.. Как он дуреет, скольких ему стоит нечеловеческих усилий сдерживать себя, сдерживать этого ненасытного, ликующего зверя, готового в любую секунду вонзить свои клыки в ее сумасшедшее сердечко, трепыхающееся под ее левой лопаткой как раз на уровне его напряженной груди, вжимающейся в ее спину.

"Потерпи, мой хороший..." – пальцы левой руки переплетаются с ее дрожащими холодными пальчиками, вжимаясь обоюдным порывом в каменную стену фотомастерской, пока правая рука поспешно расстёгивает пояс и ширинку на джинсах. Желание впечататься в ее рельефное гибкое тело, слиться в одно целое кожей, мышцами, эрогенными точками, выжигало мозг сильнейшей наркотической дурью буквально до самого копчика. - "Сейчас, моя радость! Моя сладкая девочка..." - сладчайшая истома ненасытной жаждой разливается по окаменевшему члену, пульсирующими приливами обжигающей крови охватывает всю поверхность вздутой головки. Fuck! Как он еще не зарычал буквально, не прикусил ее кожу на щеке или не обхватил ладонью горло под скулами и подбородком, чтобы запрокинуть ее голову властным рывком, затылком на свое плечо? Впиться в ее раскрытый от возбуждения ротик, в эти растертые его же ртом пухлые губки, которые еще совсем недавно скользили по чувствительной головке его эрегированного члена.

Понимала ли она хотя бы на подсознательном уровне насколько глубоко проникла своими нежными пальчиками в его грудную клетку, добравшись до всех уязвимых точек и эрогенных зон самыми невинными манипуляциями и словами? Достаточно заглянуть в ее широко распахнутые омуты бездонных глаз, погрузиться в пульсацию расширенных зрачков и острейшая вспышка возбуждения не заставляла себя долго ждать.

Почему нельзя эти мгновения растянуть в вечность? Почему самое желанное и упоительное столь быстротечно и неуловимо? Почему нельзя погрузиться в эти ощущения и эмоции на долгие, невыносимо долгие часы и дни?

"Эллис... моя малышка... Так бы и разорвал мою маленькую тугую целочку изнутри... О, господи!.." – ее несдержанный крик перекрывает его возбуждённый хриплый стон дополнительной стимуляцией, ненормальной судорожной дрожью в каждую мышцу и даже кость. Мощный глубокий удар-толчок большого упругого члена безапелляционным вторжением в стянутые и пережатые от перевозбуждения кольца влагалища. Считывать чувствительной головкой влажные тугие стеночки, напряженные внутренние мышцы самых головокружительных глубин его любимой девочки. Это не просто чистое безумие с ненасытной жаждой греховного вожделения, порочной похоти и неуемного голода. Это его самая откровенная одержимость, его добровольное сумасшествие, его воздух, живительный свет, разливающийся по его венам неуемной эйфорией самого сильнейшего и желанного наркотика.

Казалось, он хотел достичь самой глубокой эрогенной точки не только в ее теле, но и в собственной голове, выбивая сильными резкими погружениями члена ослепляющие вспышки нарастающего экстаза.

"Да, моя сладкая, да! Вот так... Кончай... прямо на мой член! Сильней, громче!.. Умница моя! Сведи меня с ума... сожми его собой ещё крепче... да!"- ее участившиеся стоны с ответными движениями дрожащих мышц, сжавшиеся до предела сладчайшими тисками рельефные стенки спускающей пизд**ки простреливающей отдачей хлынули во все уголки тела и даже за его пределы.

Уже такие знакомые и упоительные судороги по любимым зонам извивающейся под ним его сладкой девочки, с еще более сводящими с ума горячими порциями обволакивающих греховных соков поверх его не менее горячей головки одеревеневшего члена. Как он сумел удержаться и не кончил сам, прямо в нее, не выстрелил по шейке матки сильной тугой струей. Бл**ь! Она вздрагивала, беспомощно сжималась, наседала на его член с ненормальной дрожью и сдавленными криками, будто уже ничто в этой комнате и в этом мире больше не имело для нее значения и ничего иного она не хотела так чувствовать и желать. Он сам, едва осознавая, что делает, скользнул руками под полочки ее рубашки, жадными обхватывающими ладонями по вздрагивающему прохладному животику, выступающему рельефу твердых ребер, зачерпнув оба упругих холмика напряженных грудок длинными властными пальцами непримиримого собственника.

"Ох, еб**ь, как же ты течешь!" – буквально прорычать ей это в шею, прикусив кожу у плавного изгиба плеча, вдыхая ее сумасшедший запах вместе с порывистыми стонами, слетающими из ее раскрытых губок. Да! Чувствовать, как несколько вязких капелек стекает по его мошонке из тугого колечка вагины, растянутого основанием его большого каменного члена.

"Боже, как же я тебя хочу!.. Быть в тебе, еб**ь свою девочку и хотеть этого еще больше! Долбить твою кончающую пизд**ку до скончания вечности!" – услышать в ответ ее самый несдержанный сладострастный стон, резанувший жгучей отдачей-судорогой по всей длине члена. Выругаться еще грубее в ее алое ушко, погружая кончик языка в бархатные изгибы прохладной ушной раковины, чувствуя руками, кожей, перевозбужденным пенисом ответную дрожь в ее льнущем к нему теле. Она словно все еще продолжала кончать, пусть и не так бурно, зато протяжней и утонченней, пока он, ощутимо сбавив темп, медленно с вожделенным упоением скользил в ее сокращающихся стеночках пульсирующей киски. Выходил из нее почти до самой головки в прохладный вакуум фотостудии и снова погружался до одержимого исступления с долгожданной вспышкой неконтролируемой дрожи в головокружительную рельефную глубину обжигающего экстаза.

Оплести... всю... неразрывными силками собственных рук, всего тела, в беспомощной попытке прорваться через ее кожу, просочиться в разум, затянуть все мысли и чувства своими тугими сетями, сделать частью себя, продолжением себя, чтобы больше никогда и ни с кем не делить, не отпускать, не выпускать и не позволять даже дышать без него, управляя каждым шагом, желанием и порывом... Наконец-то прошептать в состоянии смертельного аффекта, на пике сладчайшей агонии, едва удерживаясь сознанием на гранях этой безумной реальности, как он любит ее, как сходит с ума, утопая в ней с каждым новым днем все глубже, отчаянней, без единого шанса на возврат.

Моя нежная сладкая девочка! Самая любимая и родная!.. МОЯ любимая девочка! МОЯ!!!

Хрипло застонать от новых упругих сжатий ее кончающей вагины, обжимающей и пытающейся затянуть в себя как можно глубже его онемевший член. Не удержаться самому от столь убийственных пыток и на последних микросекундах выйти из нее, бл**ь, скользнуть взрывающейся головкой по влажной полоске промежности, меж двумя упругими холмиками ягодичек и... без помощи пальцев, одним лишь трением о ее нежную кожу и прижимающуюся к его лобку попку, залить ее копчик и восхитительный изгиб спины горячими струями спермы. Fuck! Размазывая густые капли чистого порока между ней и собой, дурея и зверея от вызывающего запаха и шума крови, бьющей по вискам и глазам тройным залпом подскочившего давления. Как он еще не разорвав ее, не вонзил со всей дури в ее тело пальцы и зубы, не зарычал буквально!..

"Дэн, боже..." – её сладкий капризный всхлип, самый умопомрачительный и добивающий контрольным ударом. Слышать в ее голосе свое имя, теряя остатки самоконтроля. Он все-таки не сдерживается от столь откровенного соблазна, находит пальцами правой руки ее горлышко и ласковым обхватом под скулами запрокидывает ей голову назад, немного разворачивая лицом к себе. Господи Всевышний!

Или он все еще плохо видит, или ее личико действительно плывет от самого неописуемого блаженства. Чуть прикрытые глазки с дрожащими ресничками, раскрытые алые губки, нежные розовые пятна на бледной коже щечек и скул.

Как же ему хотелось это сказать тогда в самый первый раз, произнести в ее ротик... или он все-таки произнес? Беззвучно прошептал, скользя губами по ее податливым мягким створочкам, задевая их тонкую гладкую кожицу кончиком языка: "Я люблю тебя!"

"Я хочу это личико!.. Отпечатай мне мои фотографии, прямо сейчас! Я не выпущу тебя сегодня отсюда, пока ты мне не распечатаешь их все до единой!" – да, он не шутил, поскольку был на грани выбивающего аффекта. И ее расширившиеся в ответ от изумления глаза со зрачкми подстегнули сиюминутное желание до уровня незамедлительного требования. Если было можно, он бы потащил ее к себе домой в этот самый момент... нет, не на Торн-Крик...

"Прямо сейчас?" – нет, моя милая! Даже не пытайся увильнуть и придумать что-нибудь в оправдание.

"Да, сейчас же! На моих глазах, без права выбирать и удалять "неудавшиеся" кадры!" – громким бархатным шепотом почти рычит в ее округлившиеся губки, продолжая зажимать ее ослабевшую фигурку между собой и твердым камнем холодной стены. Если начнет выкручиваться и сопротивляться, попросту подхватит на руки и отнесет прямиком в подсобку фотолаборатории. А может и так это сделает, буквально через несколько секунд.

"А если они все не удались?" – по её слегка прифигевшему личику заскользили мимические подпольщики искреннего, детского восхищения. Она словно сама была не в состоянии отвести своего шокированного взгляда от склоненного над ней безупречного лика языческого бога-ревнивца.

"Ты себе только что выписала наряд вне очереди!" – угрожающе хрипит прямо ей в ротик перед последними секундами последующего действия. Чуть отстраняется назад, но только для того, чтобы немного присесть и подбить под ее и без того ослабевшими коленками изгибом локтя, подхватывая и даже подкидывая, подобно невесомой пушинке на обеих руках.

Эллис охает, почти испуганно вскрикивает, тут же заливаясь несдержанным смехом и инстинктивно хватаясь дрожащими ладошками за его плечи и шею.

"Это моя фотостудия! Я тут главная хозяйка и твоя работодательница!" – и эта хитрая растрепанная кошечка пытается его сейчас строить?

"Вот только моя работодательница забыла обсудить со мной способы оплаты за мои услуги!" – он не сводит с её лица убедительного и весьма серьезно настроенного взгляда и, похоже, она чувствует, что он не шутит. Ещё шире раскрывает восхищенные глазки и, "скромно присмирев", невинно закусывает зубками краешек нижней губки.

Горячий прилив пульсирующего тока крови бьет незамедлительной вспышкой в висок и по глазному нерву. Господи, что она с ним делала? Играла на самых уязвимых струнах и нитях его моментально слабеющей в ее нежных ладошках звериной сущности? Безбоязненно гладила жесткую холку присмиревшего монстра, любовалась и зачарованно касалась кончиками пальцев алебастровых клыков, даже не подумывая одевать на него намордник или ошейник? Ей и не надо было этого делать. Он самолично застегнул на своей шее самую толстую и неподъемную цепь, вложив в ее руки ключ от замка своей добровольной клетки!

И он не сдерживается, снова, заставляя ее сесть перед собой, между его раздвинутых бедер, как между самыми крепкими тисками живых колодок, будто намереваясь контролировать каждое ее движение, следить за всеми ее манипуляциями в графическом редакторе на рабочем компьютере в фотолаборатории, чтобы в один из этих моментов прижаться к ее спинке плотнее или самому притянуть к себе – вдохнуть в который раз пьянящий запах волос, зарыться губами в их мягкий шелк на затылке или у виска. Умирая от очередного порыва сжать руки в кулаки, пока она так увлеченно, практически не замечая ничего вокруг копается в новых фотофайлах на флешносителе Никона. Скользнуть немеющими ладонями по ее бедрам, в безумном желании снять со своей кожи этот ненормальный зуд или влить его в её тело через сдержанную ласку.

"Боже!" – её немощный натянутый смех лишь на несколько секунд перетягивает его внимание к экрану монитора. - "Ты действительно хочешь, чтобы я все это тебе распечатала? Да здесь больше половины снимков откровенная жесть!"

Но его горло за считанные мгновения перехватывает шелковой удавкой очередного внутреннего взрыва по всем болевым и эрогенным точкам одновременно. Бл**ь, смотреть на несколько уменьшенных копий его кончающей девочки, на ее блаженное личико, искаженное недавними приступами запредельного возбуждения... Сегодня он определенно ещё несколько раз сделает с ней это и буквально вот-вот, как только она распечатает ему все эти снимки!

"Печатай! Или я сделаю это сам!" – это уже не приказ, а реальная угроза с возможными тяжелыми последствиями за невыполнение. Он и сам не замечает, каким говорит голосом и насколько сильно его кроет выбивающей волной неконтролируемой одержимости. Да! Он хочет эти снимки, как и свою девочку, чтобы все это принадлежало только ему, и только его руки и пальцы касались их, ничьи более!

"Ты уверен? Надо сказать, фотограф из тебя не ахти какой! Или фотомодель из меня абсолютно никудышная" – она все пытается его поддеть и свести в шутку явное нежелание делать распечатку.

"А мне по х*ю! Они мои, а значит, я буду делать с ними все, что захочу! И моя девочка на них самая сексуальная и обворожительная!" – и она МОЯ! МОЯ!!!

Всё-таки не сдерживается, поднимает руки к её личику и контрольным захватом оплетает ладонями голову и скулы, разворачивая на себя до того, как она успеет опомниться или испугаться по-настоящему.

"И это я довел её до такого состояния, и эти самые губки делали со мной самые восхитительные вещи!" – кровь опять шипит надрывной пульсацией в висках, застит глаза обжигающей пленкой, пока его взгляд с жадностью считывает любимые черты его сладкой красавицы. Задерживается на её раскрытом ротике, не в силах оторваться от этой завораживающей картинки. Большим пальцем обводит контур нижней губы, вспоминая ещё слишком свежий и яркий образ - как его возбужденный твердый член со вздутой упругой головкой скользил вглубь этого влажного жаркого "колечка", растирая его чувствительную поверхность до макового цвета горячего алого! Fuck!

Могла ли она понять в эти ничтожные мгновения, ускользающих в небытие драгоценных гранул невосполнимого времени, что это была не обычная похоть в чистом виде? Что сейчас её распахнутые затуманенные глазки, застывшее выражение уязвимой невинности и восхищенного ожидания резали его самыми нещадными клинками – по раскрытой настежь сердечной мышце и оголенным чувствам! Что это не он держал ее в своих властных ладонях, а она! Её пальчики контролировали каждый рвущийся удар его взбесившегося сердца, каждый вздох пережатых легких и сладкую вспышку боли по темным стенкам его надорванной души. Возможно когда-то он кого-то и любил, но... Едва ли сейчас это можно назвать любовью! Наверное, поэтому он ей об этом и не говорил? Не знал, как это назвать! Только показать, передать через свои прикосновения, ласки и взгляд, через желание раствориться в ней и стать наконец-то полной завершенной сущностью – цельной, неуязвимой и живой!

Как, моя девочка?.. Что такого сделать, чтобы ты тоже это ощутила, прочувствовала, поняла, приняла в себя и осознала, что это наше общее, единое? Что мы друг без друга ничто, и мы живем сейчас только благодаря этому...

Пожалуйста, почувствуй её! Произнеси, скажи... Впусти меня в себя, всего, без остатка! Почувствуй мою любовь и сладкую боль!.. Ты не можешь это спутать ни с чем и ни с кем другим! Аналогов этому не существует!

Это только наше, между мной и тобой, твоё и моё! И никто, слышишь, никто не имеет права прикасаться к этому и марать своими взглядами, словами и руками!

Он накрыл её бесстыжий ротик своим подминающим порывом, не в силах удержаться от этого непреодолимого притяжения, самого мощного и затягивающего в нереальные глубины, в эпицентр их огромной бескрайней Вселенной. Раскрывая шире её податливые губки своими, сплетаясь скользящим движением идеально сочетающимися линиями и рельефами в один неразрывный узор. Кончиком языка срисовывая нежный контур и погружаясь в сладкую топь головокружительного упоения, растягивая капли собственного вкуса по поверхности ее бархатного язычка дразнящими толчками и невесомыми ударами похотливой змейки. За считанные секунды вырывая из её горлышка ответные стоны и впитывая через кожу рук горячие приливы несдержанной дрожи. Ощущая не только телом и обнаженными чувствами неконтролируемую вспышку её желанного возбуждения, но и куда более глубокие процессы самого невероятного состояния их переплетенного в одно естества.

Да, именно тогда она распустилась своим кроваво-алым цветом, самым восхитительным чистым цветком недосягаемой для чужих рук их общей Вселенной. Распустилась в них, заражая и питая кровь сильнейшим живительным дурманом. И обратной дороги больше не существовало – из этого... из них выхода не было!

Ты моя! Слышишь? Чувствуешь? Только моя! И только я имею права к тебе прикасаться! ТОЛЬКО Я!!!

...Щелчок? Удар? Взрыв? Где-то рванула застывшая в невесомости комета или черное ядро заледеневшей звезды? Или качнулся коловорот погасшей спирали неподвижного эпицентра мертвой вселенной?..

Её острая ослепляющая вспышка полоснула по перекрученным узлам натянутых нервов, ударила по глазам, резанула раскаленными белыми струнами раскрутившихся по позвоночнику стальных пружин. Я едва не взвыл и не выгнулся... нет не от боли! Заточенные звенья цепи-кнута рубили по позвоночным дискам, обвивая их тугой змеей от шеи и до самого копчика, впиваясь острыми шипами в грубую шкуру захрипевшего зверя. И это уже был не страх! Он отступил под натиском мощной дозы вскипевшей в крови адреналина, вырубая часть чувств осязания и понижая порог боли едва не до нулевой отметки.

Это была твоя самая большая ошибка, Алекс! Я мог стерпеть всё, даже пробку в анал, если бы до этого дошло дело, но, бл**ь, на этот раз ты переступил все допустимые грани! Ты не имел на это никакого права и не имеешь вообще!

Меня кроет сразу с нескольких точек, раскручивая эту смертельную спираль выбивающими нахлестами каждого разрывающегося изнутри витка. Может это и боль, но иного сорта. Потому что я её почти не чувствую, даже под полыхающими приливами всесжигающего напалма.

Это было только моим! Это принадлежало только мне! Они мои! ОНА МОЯ!!! Никто не имел права смотреть на неё! НИКТО!!!

- АЛЕКС!!! – не помню, как вскочил с лежака, когда она вырвала меня из оцепенения и окончательно накрыла ядерным облаком.

Я знал и осознавал лишь одно – я должен их вернуть! Это были не просто фотоснимки, и даже не последнее, что у меня оставалось от самого себя, это была часть сокровенного, живого и личного, то, к чему не имели права прикасаться ни одни посторонние руки, и уж тем более смотреть... Смотреть на Тебя! На твое лицо, в твои глаза, на твое чистое откровение, которое принадлежало только мне!!! Никто не смел, кроме меня, смотреть на это!!!

- Верни мне снимки, еб**ь тебя в рот!!! Сейчас же! – в два прыжка доскочить к противоположному углу и едва соображая, что делаю и особенно как, прокричать срывающимся хрипом в объектив камеры. Еще меньше двух секунд, чтобы податься последующей вспышке и схватиться обеими руками за лакированную столешницу круглого столика и с развороту швырануть им по касательной, не целясь во что-то определенное. Он врезался на полной скорости мощного удара-толчка в стену над лежаком с треском надломившись в нескольких слабых точках и тут же с грохотом посыпавшись на пол и матрац топчана.

Думаете, меня это остановило? Или слегка протрезвило? Наверное вы никогда не дурели от боли и ярости в таких несовместимых с жизнью дозах, приправленных еще более смертельной инъекцией запредельного отчаянья. Когда чувство самосохранения срезает под корень и добивает еще более ненормальными накатами неконтролируемого срыва. Ты сам становишься оголенным электрокабелем с разрядом в десять тысяч вольт, сжигая каждое ощущение и проскочившую искру мысли до того, как успеешь ее прочувствовать, осознать и принять. И в этом плане алкогольное опьянение проигрывало по всем показателям!

- Ты меня слышишь, долбоеб херов! Ты не имел права их трогать! Если ты сейчас же не вернешься... я на х*й разворочу здесь все! – меня не надо долго стимулировать и воодушевлять, я действую на подсознательных инстинктах. За эти годы они прописались во мне куда основательней, чем что либо иное, чем все ваши вместе взятые физические меры воздействий и наказаний. Этого зверя не надо подкармливать, он сделает все сам! Даже если будет подыхать и с трудом держаться на ногах. Ты и представить себе не можешь, на что он способен в состоянии аффекта! На что Я способен, когда хочу добиться своего!..

Сорвать со стены книжную полку – это вообще не вопрос и не сверх задача. Свалить прямо на пол, все что на ней лежало, ухватиться по удобнее за определенные края и грохнуть о ту же стенку. Я не думаю над последующим действием, я прекрасно знаю, что делаю и зачем. Подцепить одну из длинных досок-полок и ногой отбить лишние мешающие элементы. И мне реально по х*ю на последствия, это не моя вина!

Не я запустил эту чертову реакцию. Я же делал все, что от меня требовали! Я не нарушал никаких правил и условий! Это ты, бл**ь, Алекс, спустил все в унитаз всего лишь одной СВОЕЙ гребаной выходкой! Ты переступил этот хренов предел!

С каждой новой секундой, казалось, меня рубило все сильнее и жестче, выжигало более мощными дозами адреналина, спаливая на хрен и под чистую все попытки адекватного рассудка прорваться сквозь этот неприступный барьер высоковольтного тока.

Схватить эту долбанную доску и глядя исподлобья в неподвижную линзу объектива видеокамеры прохрипеть последнее предупреждение?

- Ты, бл**ь, лучше меня знаешь, что я... никогда не шучу, если что-то обещаю! – и почти точно по центру, ребром торцевой части полки четким и резким ударом, почти сбив ее с закрепленного уголкового штатива с первого же попадания. И это не смотря на дикую дрожь-тряску в перенапряженных руках. Со второго раза она даже выбила искру, беспомощно повиснув на оголившихся проводках, а вот с третьего – можно было и не гадать. Камера слетела на пол, покатившись по добивающему ее камню жалким мячиком, который, увы, уже не подлежал никакому тех. ремонту.

Я отбросил полку, делая очередной спонтанный рывок-шаг в другую часть комнаты. Ладони сжимались на ходу в кулаки, будто самопроизвольно пытались раздавить эту гребаную тряску с пульсирующими ожогами на коже в пустой вакуум. Сердце рвалось сквозь прутья жестких ребер вместе с хрипом дуреющего с каждым проделанным шагом бесконтрольного зверя.

Я вообще ничего не чувствовал, только этот бешеный ритм и циркулирующий в пылающей коже чистый ток священной одержимости. Бл**ь, я даже в состоянии наркотического опьянения так себя никогда не ощущал, в двух микронах от тончайшей грани – сорваться окончательно и бесповоротно!

- Ты облажался, Лекс, ох, как облажался! Еще десять секунд, и эта камера станет следующей!.. – и это не угроза, Рейнольдз, а обычная констатация факта. И тебе ли это не знать!

Проговорить это во вторую камеру с не менее экспрессивной подачей рычащего зверя – даже не пришлось для этого напрягаться. Вот это и есть то, что называется – не играть! Попробуй, перебей своей возможной жалкой комбинацией хладнокровного Верха. Посмотрим, как ты справишься с этой стороной реальности! Давай, я жду! Приди, и попробуй разрулить все это дерьмо, если хватит ума и сообразительности...

Наверное, я наивно рассчитывал на равное соотношение сторон или держался за незыблемую веру в крепкую дружбу, проверенную десятилетиями. Нет ничего страшнее, чем впускать в свои вены подобный яд предательства от самых близких и дорогих тебе людей. Следить и позволять их рукам затягивать на твоем теле и запястьях кожаные жгуты мокрых веревок.

Конечно он пришел, хотя и казалось, что не торопился, или это я в состоянии аффекта не сумел просчитать другого варианта событий. Ждал одного Алекса, а он притащил с собой подмогу – Чарльза Приста, здорового пятидесятилетнего конюха. И даже тогда я так до конца и не понял, в чем был подвох и какой точки невозврата я уже достиг...

-...что, Лекс, на свои силы уже не рассчитываешь? Или боишься, что в этот раз не потянешь, натрешь на языке волдыри от непосильной задачки?

Я и не собирался успокаиваться. Для меня было достаточно одного самого недостающего элемента в этой гребаной сценке – у Алекса в руках ничего не было! Он спускался по ступеням вместе с Пристом прямо на меня с одним из тех выражений на абсолютно бесчувственном лице, которые обычно не сулили ничего воодушевляющего.

- Где они? – мой первый рывок в сторону открывшейся двери был подрезан подсознательным рефлексом напрягшегося внутри зверя. Несколько замедленных шагов назад, чтобы успеть изучить свое безвыходное положение с возможными последствиями.

- Тебе лучше успокоиться, Дэн. Ты же и без меня прекрасно понимаешь, чем чреваты подобные выходки...

- Ты и вправду думаешь, что знаешь, как меня наказать? Ты реально веришь в безграничные возможности и силу своей гребаной доминатности?

Как видно я еще достаточно соображал и понимал, как его поддеть, а, главное, побольней. Но что мне его мозоли, когда я не могу дотянуться и вытащить между своих лопаток загнанный его рукой клинок.

- Дэн, пожалуйста... – кажется, это было последнее, что он тогда сказал с одновременным жестом протянутой ко мне широкой пустой ладони.

Все, что мне тогда хотелось... вцепиться в его глотку, по-настоящему, разорвать на хрен сонную артерию собственными зубами... Но меня резануло по глазам очередным разрядом высоковольтной шоковой дуги. Неосознанный рывок... возможно даже с попыткой нанести удар сжатым кулаком... Физическая боль накрыла не сразу. Или убежать или прорваться? Куда? Я и не хотел убегать! Я ТОЛЬКО ХОТЕЛ ВЕРНУТЬ СВОИ ФОТОГРАФИИ!!!

Уже не помню, кто первый меня скрутил – Алекс или Прист, но то что укол в плечо мне делал именно Чарли – это я запомнил хорошо, как и сам небольшой шприц в его внушительных ладошках. Этот молчаливый Голиаф мог и без чужой помощи усмирить и не такую лошадку. В конечном счете я оказался зажатым со спины под локти как раз его убойными ручками.

Последние секунды и глаза Алекса были не то что в тумане, они буквально плавили раскаленным воздухом мою глазную сетчатку и разрывающуюся под лезвиями смертельной действительности надорванную память. Он словно делал последние тщетные попытки дернуться и хоть чем-то закрыться, успеть воздвигнуть защитный блок до того, как смысл последних слов Рейнольдза достигнет своей цели – самой глубокой и сокрытой от всех и вся смертельной точки.

Лекс зажал мое лицо обеими руками, безжалостно направляя мой еще сфокусированный взгляд на себя... только на себя...

- Ты не виноват! Это не твоя вина!

Бл**ь... что? Какого х*я он морозит?

- Дэн... ты меня слышишь? ЭТО-НЕ-ТВОЯ-ВИ-НА!..

Он попытался... последний наивный толчок... и она оборвалась... хлынула кипящей лавой в эту заблокированную пустоту... закричала ее голосом... вспорола на живую все нервы и старые шрамы – все до единого!

"Дэн, а ты уверен в себе и в собственных силах? Ты можешь сказать самому СЕБЕ, что, да, в этот раз у тебя всё получится и без чужой помощи. Что тебе не нужен ни якорь, ни болеутоляющие, ни сеансы у психотерапевта, что всё давно позади, и ты больше не возьмёшь в рот ни капли, потому что тебя не тянет… Тебя не тянет, Дэн?!" – ты же не серьезно? Ты не могла так глубоко меня задеть, увидеть то, в чем я боялся признаться самому себе всю свою сознательную жизнь... - "Извини, Дэн, но я не хочу… это не моё! Я не верю в чудеса… я уже не говорю, насколько мы с тобой разные, и что кроме постели у нас нет ничего общего!.."

Бл**ь, НЕТ!!! – я просто оцепенел, потому что ослабить это напряжение в мускулах, эту нереальную боль было просто нереально. Я не сумел даже закричать, хотя безумно хотел... хотел сложиться пополам, скрутиться, вцепиться пальцами-ногтями в мертвый камень пола. Или все-таки закричал... Я не помню...

- Дэн, ТЫ НЕ ВИНОВАТ!

ХВАТИТ!!! Зажмурить со всей дури глаза, перестать чувствовать собственное тело со способностью стоять и дышать...

Это не правда... или правда! Да, она права!!! Она сделала это из-за меня! Она ушла от меня из-за меня! От ничтожного, жалкого и убогого хронического алкоголика Джуниора Мэндэлла! Ей не нужна его любовь – ещё более омерзительная и пропитанная спиртовыми эфирами. Что... что он мог ей дать?..

Наверное, я все-таки закричал, просто не успел этого запомнить, на последних мгновениях, теряя сознание и цепкий взгляд Алекса... теряя ощущение её рук...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Он не мог поверить, но руки действительно слегка дрожали. Спустя столько времени, если не считать единичного пробуждения после ночного кошмара и вызовов в больницу! Но в том-то и дело, сейчас не было ни одного весомого аргумента, на который можно было бы списать данное состояние, а погружение в воспоминания прошлого – это далеко не веская причина, даже если они имели столь зашкаливающий эмоциональный диапазон.

Он прокручивал эти архивные кадры в памяти за последние часы совершенно не для этого, не для выявления возможных очагов неконтролируемой слабости – он давным-давно с ними покончил, почти шесть лет назад! Не исключено, что в этот раз произошло что-то вроде передоза, как со стероидами. Ты попросту не рассчитал сил, перенапрягся, не удержал выбранный для себя темп и вес и малость сорвался. Такое тоже случается. Ошибки для того и совершают, чтобы на них учиться...

Хотя, кто сказал, что это была неосознанная ошибка? Такие воспоминания тоже необходимо воскрешать и не только в памяти, но и на мышечно-рефлекторном уровне, на уровне НЕ физической боли. Она подобна страховочным тросам, всегда и при любых обстоятельствах удерживает тебя в нужном тонусе, не позволяет забыться, сохраняет сознание в трезвом и ясном состоянии при самых непредвиденных ситуациях. Ведь именно этот сорт боли однажды вырвал тебя из черной смолы твоей персональной смерти, почти успевшей влиться в твои легкие вязкой кипящей жижей.

Говорят, некоторые живут прошлым, поскольку не находят сил идти дальше вперед, он же использовал его вместо мощных доз допинга, чтобы делать свои последующие шаги, чтобы помнить и никогда не забывать, для чего он их совершал... и ради кого!

Да, моя девочка, это все для тебя! И я не собираюсь просить прощения за то, что позволил тебе когда-то уйти от Джуниора Мэндэлла, за то что он оказался настолько слабым тогда. Я и сам от себя прошлого не в большем восторге, и нисколько не удивляюсь, почему ты его бросила. Он это вполне заслужил. И вся разница нынешней ситуации заключается лишь в том, что сейчас я не сделаю того, что тебе когда-то так во мне нравилось. Но, обещаю, даже в состоянии запредельной истерии, в неадекватном порыве выброситься в окно или вспороть мне живот столовым ножом, ты будешь сходить с ума от желаний ко мне теперешнему намного сильнее, чем к прежнему! В этом и будет вся шокирующая для тебя правда твоей новой реальности. Теперь ты будешь хотеть больше того, кого станешь ненавидеть сильнее смерти, буквально с ужасом осознавая насколько невозможно вернуть или переиграть все прошедшие годы.

Мы все изменились за это время, моя девочка, очень сильно изменились. Вот только разница между нами в том, что я ещё могу слепить из тебя ту, кем хочу видеть, а вот ты из меня, увы, нет! Те дни, когда твои нежные ладошки и тонкие пальчики могли без страха и предубеждений пригладить жесткую холку моего зверя и даже защелкнуть на нем свой именной ошейник давным-давно канули в лета! Возврата больше нет ни для кого из нас, как и тех, кто мог все это предотвратить!

Скоро, моя милая, очень скоро ты осознаешь это в полную меру! Прочувствуешь от и до! Узнаешь и поймешь, почему наша Вселенная может жить теперь лишь в подобной ипостаси, в кроваво-огненных протуберанцах твоей чистой сладкой боли! И я не позволю этому огню и ослепляющему свечению сбавить свою силу хоть на одну канделу, разжигая-раскручивая ее багровые спирали с каждым днем все ярче и глубже, заполняя ее распускающимися туманностями самые дальние уголки твоего дремлющего подсознания, вырисовывая алыми ожогами свои территориальные границы по твоей коже и в недосягаемых глубинах твоего тела. И ты почувствуешь эту разницу, наконец-то увидишь и примешь за истину, что перед тобой совершенно другой человек, не тот, от кого ты так скоропостижно бежала сломя голову, а тот, кто больше никогда не позволит тебе повторить этот трюк снова!

Казалось, ее багряные отблески с пурпурными разливами глубокого насыщенного света приняло на себя вечернее солнце Леонбурга, затопив открытую поверхность города красным раскаленным золотом и беспрепятственно просачившись даже за "порталы" холодного стекла. Он ощущал ее теплые мазки на своем лице каждый раз, когда автомобиль разверчивался или выезжал на определенные точки открытых автострад центральной эстакады, пропуская сквозь панарамные окна лимузина косые лучи небесного светила. Не смотря на тонированное стекло, полусумрак салона Крайслера наполнялся ее скользящим бархатом прозрачного вельвета, перекрашивая дорогую бежевую обивку замшевого кожзаменителя на горячий оттенок возбуждающего красного, будто и вправду обладал возможностью навечно оставлять свой неповторимый рубиновый свет-оттиск как на бездушных монументах человеческого гения, так и на оголённой коже. Незримый переход, вскрытый лучами-скальпелями по тончайшим линиям-границам пульсирующего алого живой необратимой реальностью.

Чем глубже параллели, тем острее осязание неизбежного? Может это и вызвало часть волнения, как и приближение к ожидаемой его цели? К точке заветного сердцебиения, обособленного запаха, вкуса и ментального потока мечущегося сознания. Ты можешь не знать, что я уже рядом, но чувствовать мое присутствие и физическое приближение ты будешь теперь всегда, постоянно и как никто другой, без права сопротивляться, прятаться, закрываться и использовать все возможные пути к отступлению. Да ты их уже итак успела все использовать почти до единой, выбросив заранее все имеющиеся козыря до того, как игра успела перейти на более серьезный уровень с запредельно крупными ставками. И, похоже, ты так до сих пор и не осознала, что это не игра, а начало твоей новой жизни – твоей абсолютно новой реальности...

...Лимузин мягко притормозил у обочины тротуара, перед широкой фронтальной стеной девятиэтажного здания гостиницы "Остиум" напротив ее парадного входа и подсуетившегося дежурного швейцара. Последние минуты багряного заката окрашивали бежево-желтый кирпич отеля в тлеющий сумеречный пурпур, угасающий тусклым рефлексом на стеклах последних этажей.

Он не спешил, даже когда швейцар в темно-изумрудной форме гостиничного персонала "Остиума", прижимая в приветственном почтении пальцы одной руки к козырьку фуражки, второй открывал дверцу представительского авто перед особым гостем. Даже когда пассажирский салон Крайслера наполнило холодным потоком свежего ноябрьского воздуха и ворвавшейся звуковой какофонией уличного шума, он не сделал ни одного резкого движения или хоть какого-нибудь нетерпеливого рывка. Вначале подхватил с сиденья соседнего кресла черную глянцевую коробку-футляр без каких-либо опознавательных лейблов или надписей, протянул ее все тем же медленным вялым движением в руки выслужливого служащего отеля, и только потом соизволил выбраться из машины.

Небольшая "заминка" на несколько ощутимо долгих секунд перед все еще открытым салоном лимузина и застывшим со стороны открытой дверцы швейцаром (не глядя в сторону второго буквально в "упор"). Бесчувственный взгляд скользит по окнам пятизвездочного отеля до самых последний этажей без какой-то конкретной цели или выявленного мотива. Обычный спонтанный или показательно ленивый жест-движение, перед тем как забрать коробку и наконец-то сойти с места. Ему нет нужды выискивать или высчитывать нужный ряд окон и тем более высматривать в них чьи-то силуэты. Он прекрасно знает, вернее чувствует, как никто другой, что она там. Поэтому и не спешит, как и все эти последние недели, с довольством сытого хищника перебирая в памяти, на вкусовых рецепторах языка и нервных окончаниях расслабленных пальцев эту абсолютно новую, возбуждающе свежую, живую коллекцию упоительных воспоминаний.

Ты же делаешь то же самое, да, моя девочка? Пусть и пытаешься убедить себя в обратном, в том, что хочешь это поскорее забыть, стереть, вырвать из сознания подобно болезненным шрамам и свежих рубцов. Но это обычный самообман, моя дорогая, наивная попытка жертвы убедить себя, что она еще способна как-то сопротивляться и противостоять собственным инстинктам. Пора бы уже принять данную реальность, как за неотъемлемую часть своего нынешнего положения, моя милая. За часть своей истинной сущности и нового бытия! Это и есть ты реальная, настоящая и... моя! И ты будешь ждать меня не смотря ни на что. Каждый пройденный день, час, минуту, собирая их по крупицам в памяти и пропуская секундами-сжатиями через млеющее сердечко. Лелея и прокручивая каждое пережитое воспоминание живым доказательством своих собственных неугасаемых желаний и импульсов – неуемных желаний быть рядом ежесекундно и льнуть к моим ногам преданной раболепной тенью!

Знаю, сейчас тебе в это трудно поверить, осмыслить до конца и уж тем более поддаться порывам собственного тела. Но рано или поздно это произойдет! Поскольку это будет борьба только с одной стороны, моя девочка. С твоей! Это борьба тебя одной с самой собой! А я лишь заберу то, что и без того всегда было моим!

Игры закончились, моя дорогая, теперь все по настоящему, без права отката с возможностью взять временный кредит.

...Пройти несколько последних метров до золотых дверей лифта по красному ковру длинного фойе гостиницы, подняться на последний этаж отеля – ему даже не приходится фокусировать на этом внимание и уж тем более откладывать в памяти волнующим предвкушением. Наоборот, для него это настолько несущественно и незначимо, что он даже не замечает окружающих мелочей практически в упор, сведя все свои движения и физические действия до машинальных шагов и жестов.

Даже когда ему открыла двери номера-люкса прифигевшая Робин Поланик, и тогда он сделал шаг за открывшуюся черту твоей никем не охраняемой территории без какого-либо существенного волнения. Ведь это была ЕГО личная территория – его собственный мир, а вот ты, милая, как раз и являлась его неотъемлемой частью!

- Господин... президент... - мисс Поланик и на этот раз не отличилась особой оригинальностью. Обомлела, дернулась (практически подпрыгнула от столь шокирующей для нее неожиданности на месте), метнулась в сторону, за дверь, слишком поспешно освободив проход в гостиную номера и периодически кидая панические взгляды то через одно плечо, то через другое. Еще пара секунд и бросится подбирать разбросанные по комнате вещи – коробки и пакеты из фирменных бутиков.

- Мисс Людвидж здесь? – он просто идет вперед, обычным, неспешным шагом расслабленного хозяина, вернувшегося в одно из своих законных владений. Не оборачивается, не особо рассматривает окружающую обстановку. Наконец-то улавливает приглушенный звук льющейся воды за стенкой, со стороны ванной комнаты.

- Д-да! Она... как раз принимает душ!.. Скоро... должна выйти! – Робин зависает ещё на сколько секунд, вцепившись мертвой хваткой в дверную ручку всё ещё открытой настежь двери. Похоже, критическое мышление в её милой головке в эти самые секунды пребывало в очень глубоком анабиозе – уж очень медленно соображала, ещё меньше понимала, что происходит, и что ей самой при этом следует делать.

Всё с той же ленивой неспешностью положил черную коробку на край журнального столика, медленно развернулся лицом на три четверти к застывшей мисс Поланик, так же спокойно, размеренно и почти демонстративно расстегивая на себе пуговицы черного демисезонного пальто.

- Вы свободны, Робин! Как только потребуются ваши услуги, с вами свяжутся.

И снова неконтролируемый спектр всевозможных эмоций и даже обрывочных шокированных "мыслей" проносится по личику этой забавной девочки вперемешку с горячей цветовой гаммой вспыхнувших бесформенных пятен на гладкой алебастровой коже. Способность соображать и схватывать все на лету в самые экстремальные моменты и непредвиденные обстоятельства определенно не входила в список ее профессиональных навыков.

- Но... я-я...

- Мисс Поланик!.. Я не достаточно внятно изъяснил свое распоряжение? – пришлось повысить голос где-то на четверть октавы и усилить нажим обмораживающего до костей взгляда, до ощутимого "хруста"...

Срабатывает почти моментально, хотя Робин и продолжает визуально притормаживать, делая последующие движения скованными рывками. И не удивительно. Желание остаться во что бы то ни стало граничит с противоречивым инстинктом самосохранения спрятаться и закопаться как можно поглубже и чтоб никто-никто не сумел найти. Подобное состояние могло ввести в ступор и более опытных в схожих ситуациях профессионалов.

Наконец-то совершает долгожданный шаг к открытому проему двери, прерывая его на несколько секунд очередной заминкой в момент разворота лицом к комнате. Но стоило их взглядам скреститься, выработанный условный рефлекс завершает начатое всего за пару мгновений и действий – поспешно (даже слишком поспешно) закрывает эту чертову дверь с обратной стороны.

- Ох, ты ж бл**ь!.. – чем-то напоминает неожиданный выстрел или удар по затылку, при чем сразу с двух сторон – со спины и в лицо.

Возможно, другой на его месте резко бы обернулся, как раз в унисон громкого стука захлопнувшейся от коридора двери. Но нет, он не просто удержался от реального соблазна сделать это на уровне условного рефлекса, натянувшего все мышцы и нервы за считанные микросекунды при соприкосновении с этой сладкой тягучей вибрацией дрогнувшего голоска (способного проникнуть тебе под кожу быстрее и глубже любого электрического заряда). Он еще больше замедлил движения, словно растягивая этот момент до наивысшей точки кипения, смакуя, вбирая, растирая на кончиках пальцев и по поверхности языка ее особый неповторимый вкус. Казалось, он даже слышал бешеную чечетку её неугомонного сердечка собственной онемевшей кожей, поглощая-считывая каждый его надрывный удар пульсацией собственного сердца, вливая в собственную кровь одним единым ритмом.

Да, милая, ты не ошиблась, и это не кошмар наяву! И ты не спишь, как может быть тебе сейчас хотелось... Надеюсь, ты сумеешь проявить благоразумие и продержишься, как и подобает твоему нынешнему статусу до конца этого вечера и... ночи?

И самое главное... не стоит скрывать того, что ты меня ждала все эти дни и особенно последние часы и минуты. Да, сейчас тебе сложно в этом признаться и особенно себе самой, но поверь, тебе будет намного легче и проще, когда ты позволишь внутренним порывам своего тела демонстрировать свои неуемные желания через физические действия. И это совсем несложно и не так пугающе, как могло поначалу показаться там на заброшенном заводе. Стоять на коленях с опущенными в пол глазами куда слаще и возбуждающе именно для сабы, чем для хозяина, поскольку радовать его своим безупречным поведением и проявленной покорностью станет наивысшим смыслом твоего бытия.

Конечно, он не ожидал её увидеть в этот момент рухнувшей перед ним ниц прямо на пол, но прорисовавшаяся в воображении картинка побила все изначальные рекорды пережитого и запланированного. Даже для него это было бы слишком нереальным упоением, произойди оно прямо сейчас. Но это ещё не значило, что и она не ощущала и не хотела этого, пусть и не осознанно, пусть где-то в самых глубоких спящих первобытных инстинктах. Ты прекрасно всё это чувствуешь, разве что не понимаешь и боишься, и куда острее и сильнее, чем в минуты изоляции от внешнего мира с возможностью пропускать всё это через мозг и аналитическое мышление. Сейчас все иначе. Сейчас реагировало тело и зашитые до этого эмоциональные импульсы со столь очевидными желаниями, и они глушили твое сознание сильнее любого транквилизатора. И ты боишься не меня, моя девочка, нет, а именно себя, своих порывов, того, что хочешь сделать в эти секунды ты САМА!

Да, теперь он не спешил, ни снять с себя пальто, ни развернуться, не взглянуть наконец-то в её перепуганные глазки в упор. И кажется, он слышал и осязал не только её близость с чувственными вспышками её взволнованного тела. В нос ударил тонкий аромат чистой кожи, мокрых волос и более сильный запах парфюмированного геля для ванной. Последнее царапнуло по натянутым струнам воспаленных нервов и буквально физически ржавым осколком острого раздражения. Придется в очень скором времени отучать её пользоваться подобными средствами гиперароматизированных гигиенических и косметических средств.

Он обернулся, одновременно с движением руки скидывая на подлокотник центрального дивана снятое пальто, всё так же медленно, с ленивой грацией расслабленного хозяина положения и как минимум нескольких номеров в данном отеле. Сколько прошло времени с ее выхода из ванной – пара секунд затянувшейся вечности? А она стояла все там же, где он расслышал её голосок, где ощущал стук её сердца с пульсирующим током обжигающих эмоций и сдерживаемых желаний.

Белый махровый халат, затянутый поясом подобно защитной удавке для того, кто посмеет или попробует развязать его узел. В одной руке банное полотенце, по плечам и спине разметаны мокрые пряди спутанных волос, потемневшие до оттенка тусклой меди... большие глаза и без того расширены до предела, то ли оцепенев вместе с лицом и всем телом от пережитого (и все еще переживаемого) шока, то ли застыв в ожидании чего-то опасного, непредвиденного и сверххудшего, что отказывалось рисовать её воображение по остекленевшему холсту парализованного сознания.

- И многих ты встречаешь подобным выражением (и в подобном виде)?.. – всего несколько шагов, а он чувствует её близость, ментальный жар, выброс неконтролируемых чувств как если бы уже держал свои пальцы на всех уязвимых точках её... совершенно нагого под этим халатом тела.

Я знаю, тебе проще сделать это сейчас, сдаться и наконец-то разорвать последние нити своего мнимого противостояния, приняв поражение с капитуляцией, как за самый ожидаемый тобою момент. Да, Эллис, я знаю, как ты устала, и как ты этого хочешь! Но разве не ты все эти годы пыталась доказать мне обратное, насколько ты самостоятельна и независима, и что только тебе дано право принимать за нас решения и выбирать? Или ты наивно полагала, что я прощу тебе всё это за один взмах ресничек и отменный минет? Боюсь тебе придется сглатывать не один раз, моя наивная девочка, и в куда более непредвиденных ситуациях.

- Я... я не ожидала... думала, должна была прийти миссис Гувер! Вы же говорили по телефону... – запинаешься, не договорив фразы и до половины, как только он сходит со своего места, сокращая между вами расстояние в несколько ленивых размеренных шагов. Хорошо, что хоть сдерживаешь интуитивный порыв отступить-попятиться назад или ещё "хуже" – постыдно побежать обратно в ванную.

Да, милая, ума тебе хватает – прятаться глупо и по-детски, да и какой в этом толк? Уже слишком поздно, он лишил тебя этой возможности, когда ты подписала тот гребаный контракт.

- Я передумал. Решил сделать всё сам!

На это действительно стоило посмотреть и тем более со столь близкого расстояния. Как побледнело твоё личико, как расширились зрачки и перехватило дыхание... с какой частотой и глубиной вздымалась и опускалась твоя грудь, как безумно пульсировала жилка на твоей белокожей шейке. Ты смотрела на него с двух точек собственного противоречия – взбесившихся страхов и... одержимого желания. Так бояться и так хотеть... Подобное может свести с ума и более стойкие умы. И в этом и есть вся красота твоего поражения, моя девочка, и ты представить себе не в состоянии насколько сильно она способна довести до возбуждения и блаженного исступления!

Соприкоснуться с твоими живыми эмоциями, как и с твоей влажной чистой кожей, вдохнуть вместо кислорода их запах с пьянящим ароматом твоих мокрых волос, провести кончиками пальцев по их невидимым тонким струнам-нитям, вбирая их глубокую вибрацию с безумной аритмией твоего сердечка, порывистых вздохов, сдержанной дрожи... сокращая расстояние или стирая его между вами в ничтожную иллюзию мнимых физических препятствий.

Ты ждешь этого, моя девочка... именно этого, как никогда и как никто другой! Когда я подниму руку и совершу последний шаг, уничтожу последнюю грань твоего неверия. Да, Эллис, это не сон! Всё это реально и будет ещё реальней, это я тебе обещаю.

- Некоторые вещи желательно контролировать личным участием. Временами это бывает даже весьма полезным... Где ты оставила костюм?

Часто заморгала, то ли не выдержав его ласкающего дыхания, то ли ожидав нечто большего. Неужели ты разочарована? Думала, он что-то сделает? Поцелует или ещё что? Вы же совершенно одни, вам абсолютно никто не мешает. Ни свидетелей, ни чего-либо ещё для возможных препятствий. Да что ему вообще сейчас стоит зажать твой рот и нос ладонью и давить до того момента, пока ты не задохнешься?

- В... в спальне... на кровати! – умница! И без лишних вопросов.

Поощрительная улыбка едва заметным тлением задевает уголки его мягких губ. Взгляд затягивается глянцевой дымкой знакомой зыбкой бездны с пульсацией горячего шоколада – очень горячего и... очень вязкого, тягучего и липкого. И у тебя опять перехватывает дыхание, с несдержанным порывом приоткрыть собственные губки и облизнуть их немеющую кожицу, изнывая от непреодолимой жажды почувствовать на них совсем иной вкус, совсем другой кончик языка...

Боже, Эллис, сколько можно так себя выдавать?

- Тогда самое время переодеться и... – наконец-то приподнимает правую руку, с довольством отмечая... нет, вбирая собственной кожей и нервными окончаниями твою рефлекторную вспышку испуганной дрожи по стянутым мускулам и раскрытым нервам. А ведь он даже к тебе не прикоснулся, лишь провел тыльной стороной пальцев по длинным локонам волос над плечом, запустив и подхватив несколько тонких спутанных прядей невесомой лаской.

- Высушить волосы. Фен тоже в спальне?

- Д-да... на туалетном столике... – на этот раз удивление подчеркивается сошедшими на переносице бровками и настороженным недопониманием в напряженных глазках. – Я... как раз собиралась... это сделать... В смысле... шла в спальню... чтобы высушить волосы...

Не стоит, милая. Просто немного разморозься и сойди с места. Ты же не ждешь, что он поведет тебя туда за ручку или сразу подхватит на свои?

- Значит, идем в спальню! – действительно, как подобная фраза может вызвать такое сильное напряжение в твоих оцепеневших мышцах? Он же сказал идти в спальню, а не сделать что-то сверх невозможное. Или, можно подумать, ты не ждешь как раз большего? Вернее не хочешь сама?

Нет, он не приглашает жестом и не становится в терпеливую позу, выжидая, когда ты проявишь инициативу хозяйки номера. Просто опускает руку и как ни в чем не бывало разворачивается, направляя стопы в проем смежной комнаты. Не оборачивается, не следит за твоей реакцией. Зачем? Он прекрасно знает, что ты сейчас делаешь (или скоро сделаешь), что чувствуешь и как тебя при этом ломает, выкручивает по всем суставам несовместимыми противоречиями. Конечно, ты не удержишься. Обязательно сойдешь с места, будто о чем-то вспомнив или же, потянувшись следом, как за силой натяжения невидимого поводка, зажатого вторым концом в кулаке ведомой тебя ладони.

Ведь это не так уж и сложно, да, Эллис? Подчинится столь волнующему и такому упоительному инстинкту, следовать за своим хозяином. В тебе это прошито куда глубже и далеко не за последние недели. Просто нужно немного времени, чтобы активировать все спящие рефлексы и импульсы прописанные в твоем теле и в подсознании ЕГО пальцами!

Он сбавляет шаг уже внутри спальни, по началу у входа, чтобы включить свет и отрегулировать яркость ламп до мягкого естественного освещения. Последующее направление точно в сторону кровати. Глаз уже успел заметить аккуратно разложенные на атласном покрывале контрастные по цвету предметы одежды в определенной, хотя и не закономерной последовательности. Глубокий черный на сером лиловом. Кожаный корсет, кожаный топик-лиф, длинная черная юбка из "мокрого" шелка с рельефным набивным рисунком-имитацией глянцевых чешуек и прочие, но не менее эффектные мелочи: чулки в мелкую сеточку, кружевной пояс с подтяжками и замшевые туфли на очень высоком каблуке.

Хотя, похоже, его внимание перетягивают на себя совсем другие вещи, разбросанные по второй половине постели в хаотичном беспорядке: заряжающийся от сети закрытый ноутбук, несколько книжек (по большему счету в мягкой обложке), смартфон, сетевой планшет, распечатки статей и каких-то фотографий на простой офсетной бумаге.

Он не обходит двуспальную кровать только благодаря ближайшей прикроватной тумбочке. На ней тоже как раз возвышалось пара стопок из книг по большей части художественной прозы. Подхватывает самую верхнюю, разворачивая титульной обложкой к лицу и с трудом сдерживает рвущийся наружу ироничный смешок. "Пятьдесят оттенков серого"? И как раз в момент появления Эллис в проеме спальни. Может вспомнила, что оставила здесь некоторые особо личные вещи без бдительного присмотра, и поэтому так поспешила? Побоялась, что он не побрезгует просмотреть их вместе с названиями книг, увлекших твое внимание за эти дни своей определенной тематикой – проверить звонки на смартфоне, прочесть сделанные от руки записи в толстой тетрадке еженедельника?

По ровному счету ему ничего из этого и не нужно было делать, чтобы составить полную картину всего, чем ты занималась последние дни в этом номере. Достаточно пройтись взглядом по всем этим вещам и сопоставить с отчетом от Эвелин Гувер, которая в свою очередь держала постоянную связь с Робин Поланик. Ну, разве что пыталась ещё связаться с Самантой Грин и успокоить по видеосвязи ничего не понимающего Брайана Степлтона. Возможно даже успела восстановиться после воскресного срыва где-то процентов на семьдесят-восемьдесят. Вот только... на долго ли? Ты же сама уже не уверена, да, моя напуганная малышка Эллис? Интересно, чтобы ты сделала, если бы он и вправду перешел самую последнюю черту, протянув руку к твоему смартфону или еженедельнику? Сорвалась с места и стала бы вырывать из его рук свои драгоценные игрушки с личными записями и контактами? Так да или нет?..

Он отбросил брезгливым жестом книгу в мягком и уже потертом переплете (я тебя умоляю, скажи, что это не ты зачитала её до подобного состояния и не за эти последние недели!), разворачиваясь к тебе лицом и перехватывая твой взгляд до того, как ты успеешь ускользнуть в параллельное измерение или зацепиться за ближайший предмет безучастной мебели. Нет, Эллис, даже не надейся! Когда я рядом, Я ставлю условия, ЧТО тебе делать, куда смотреть и чего хотеть!

- Где ожерелье, которое принесли вместе с костюмом? – нет, он предельно спокоен, и едва ли устроит сцену, даже если тебе вдруг вздумалось спустить новое украшение в мусоропровод. Может он всё ещё ждал от тебя подвохов с возможными вспышками неадекватного поведения? Или скорее даже подсознательно их выжидал?

Он продолжает ощущать твое напряжение сверхсенсорными "датчиками" собственной кожи и оголенных нервов, считывая, копируя и дублируя в памяти любое самое незначительное изменение на твоём личике. Тебе даже не надо что-то говорить, твое воспаленное тело реагирует быстрее скорости твоих мыслей и даже чувств. Испуг, беспокойство и недопонимание в потемневших глазах перебивается почти резким движением головы, рефлекторным порывом в сторону. Оборачиваешься через плечо в другой угол комнаты, к стоящему между стеной и стеклянной панелью панорамного окна компактному туалетному столику с триптихом зеркального трельяжа.

- На столе... с феном и... – остальными атрибутами женских косметичек, маникюрниц и прочих вещей "первой необходимости".

Чёрный бархатный футляр с логотипом двух латинских золотых литер НW лежал практически на самом видном месте с левого края контрастной белой столешницы. Все что теперь оставалось – снова сойти с места и сократить последние секунды ожидания. Приподнять руку и перехватить скользящим движением ладони твое плечико, напряженный подъем трапеции, обхватить пальцами застывшую горячим камнем шейку под спутанными прядями мокрых волос... Удержаться от неуемного соблазна нагнуться к твоему затылку и вдохнуть их запах до того, как ты дернешься и испуганно обернешься к нему лицом.

- Садись!.. – короткий приказ, как и каждое последующее действие с манипуляцией рук, голоса, ментального подавления любой вероятной вспышки твоего внутреннего противостояния.

Нет, моя девочка, уже поздно сдавать назад, поздно сжиматься и устраивать внутренние блокировки. Это сильней тебя, это выше и глубже всех твоих страхов и высокоморальных принципов! И он ничуть не удивится узнав, что тебя убивает не сколько его присутствие и сила его подавления, а твое собственное тело, реагирующее на него мгновенно, при любом его движении, каждом произнесенном слове и... очередном шокирующем прикосновении. Ты впускаешь и впитываешь его быстрее, чем успеешь осознать, что он уже это сделал, что он уже в тебе, возле тебя, вокруг... везде!

Это не так уж и сложно, да, моя милая? Совершить то, что может стать ещё одним шажком к заветной цели. Многие страхи зачастую просто беспочвенны и не обоснованы. И это всего лишь мягкий пуфик перед столиком, а не холодный бетон выщербленного пола на заброшенном заводе. Да, ты права, отражение в зеркале слегка искажено, и тебе снова придется смотреть, а не только чувствовать его движения и касания. Осязать на всех уровнях обострившихся чувств, принимать с волнительной дрожью и ответной реакцией неконтролируемого тела. И он прекрасно это чувствует сам. Каждый раз, когда ты вздрагиваешь или пытаешься ускользнуть взглядом из глубокого портала зеркального отражения, из его глаз, из оплетающих жгутов ментального кокона, когда из последних сил стараешься удержаться, чтобы не сжать плотно сомкнутых под полами халата горячих бедер, скрыть от него новую вспышку неподвластного тебе возбуждения.

Да, Эллис, он все это видит и чувствует, и может в любую секунду протянуть руку, скользнуть пальцами в стык твоих дрожащих ножек и без особого давления добраться до самой горячей зоны твоего тела. Но ему сейчас этого и не надо, даже если ты продолжаешь ожидать от него именно этих действий. Он не просто это считывает по температуре твоей пылающей кожи, сбившемуся дыханию, зашкаливающей аритмии и неподавляемой дрожи, он затягивает все это в себя со всеми твоими мыслями, чувствами, запахами и... откровенными желаниями. Каждый беззвучный всхлип, отрывистый выдох, пульсацию расширившегося зрачка... горячую густую каплю греховного вожделения, стекающую по нежным лепесткам твоей воспаленной вульвы.

- Ты слишком напряжена, Эллис... – обе ладони захватывают поверхность твоей головы шокирующим и... давно забытым движением, погружая длинные пальцы в мокрые пряди и без рывков, мягким массирующим скольжением зачесывают почти все волосы за шею, подхватывая большую их часть с плеч и трапеции. Не успеваешь опомниться и сообразить, что же произошло и что он сказал. Глаза раскрываются вместе с округлившимся ротиком в несдержанном порыве выбивающего изумления. С сетчатки едва успевает сойти обжигающая пелена подскочившего давления, когда сознание принимает его новое движение с ещё более невероятной манипуляцией правой руки. Он берёт со столика твою расческу.

- Поверь, это не так страшно, как может показаться... И разве мы уже не проходили через это когда-то? – разве ты не сдерживала точно таких же импульсных порывов своего перевозбужденного состояния десять лет назад, стоя на кухне его квартиры в Эшвилле? Разве прикосновение его пальцев к твоим волосам и коже, к лицу и шее не выбивали ответную эротическую дрожь с желанием сжать со всей дури бедра, задавить между ними дикую пульсацию взбесившейся истомы твоей спускающей киски? А сейчас? Когда твоя расческа в его руке без особого труда разбивает мокрые узелки на спутанных прядях, пропуская через массажные зубья натянутые нити волос едва ощутимым скольжением и более осязаемым давлением кончиков пальцев его левой руки... Разве тебя не тянет закрыть глаза, пропустить этот сладкий ток распускающихся по коже и под кожей вибрирующих искр томного вожделения. Заставить себя впервые расслабиться или вспомнить более шокирующие факты...

Скажи, Эллис, кто ещё из твоих бывших и когда-либо делал с тобой такое? И каково думать об этом сейчас, принимая, утопая, захлебываясь в этих совершенно новых, поглощающих приливах исключительных ощущений, что ничего подобного прежде ты не испытывала ни с кем другим и никогда-либо вообще? Спроси себя, моя девочка, и не раз... Как ты могла добровольно отказаться от всего этого? И, главное, ради чего или кого?

- Ты всё ещё напрягаешься, Эллис. Или ты пытаешься мне этим показать, как тебе неприятно? – этот вопрос стоило задать, только для того, чтобы успеть уловить в зеркале твоё ответное изменение на личике. Твой приоткрывшийся от испуга ротик, нежные розовые пятна, залившие стыдливым румянцем алебастровые щечки, вспорхнувший взгляд по поверхности толстого стекла, по затягивающему отражению его цепких глаз. Поспешный и необдуманный жест напряженной кисти руки, метнувшейся буквально сразу же к столику за феном, как за спасительной соломинкой.

- Я... я могу все сделать и сама! Вам не стоит тратить своё время на... на такие вещи...

- Это мне решать, на что и как тратить своё личное время!

Мягкий обхват пальцев левой ладони под волосами с последующим ласковым нажимом над шейными позвонками фиксирующими живыми тисками. Наклоняется над твоей застывшей головкой, неспешно приближая свои темные губы к твоему алому ушку и одновременно протягивая правую руку к твоим сжатым на пластиковой ручке фена дрожащим пальчикам.

- И только мне выбирать те вещи, которые я хочу и буду делать! – ты всё-таки вздрагиваешь, не выдержав тройной атаки его нещадной блокады, оцепившей, сковавшей, затянувшей тебя со всех сторон (и даже изнутри!) невидимыми звеньями самой неразрывной в мире цепи – его подминающей воли! Блаженным теплом и давлением его сильных пальцев, бархатной вибрацией его глубокого голоса, тончайшими, невидимыми, но самыми прочными нитями его подавляющей сущности – оплетающей, поглощающей, засасывающей... И последней, самой смертельной и все разрушающей – отражением его глаз, его совершенной маски бессмертного божества рядом с твоим обомлевшим личиком... живой, фактурной и гиперосязаемой тьмы, сотканной из самых густых, плотных теней, скользящих по лепным чертам его безупречного и сверхреального лица.

Да, Эллис, это не сон, и на вряд ли ты мечтаешь сейчас проснуться!

- И сейчас я хочу высушить твои волосы... – тягучая патока ласкового голоса или "грудного рычания" сытого довольного зверя обволакивает твою ушную раковину и оцепеневшее сознание стекающей липкой дымкой. Дополнительный эффект обжигающей вспышкой вскрывает по болевым точкам уязвимого тела, сцарапывая чувствительные рецепторы его пальцами поверх твоей напряженной ладошки. Ему ничего не стоило перехватить, впитать твою ответную дрожь, ударившую по твоим пальчикам выбивающей искрой. И ты, возможно, готова умереть в эти самые секунды, понимая, как никто другой, чувствуя, как никогда, насколько глубоко он тебя считывал, оплетал физически и ментально одной из прочнейших в мире паутин – самим собой!

И это уже не шок и не удивление. Это принятие реальности, принятие его власти, как таковой – безоговорочно и беспрекословно!

- Сиди ровно и держи голову! – бессмысленный приказ. Его пальцы сами фиксируют положение твоей головы в нужной ему точке, обхватывая скулы и подбородок невесомым давлением. Ты в который раз вздрагиваешь, почти всхлипываешь, сдерживаясь от нового непреодолимого соблазна сжать бедра. Пальчики безвольно разжимаются уступая его подавляющему захвату. Сопротивляться и перечить? Ты не просто боишься этого, ты даже думать об этом не хочешь. И ты конечно же права! Не та ситуация и не то место! Ты не успеешь не то что закричать, да просто найти в себе для этого силы! Хотя бы закрыть глаза или заставить себя это сделать.

Нет, он не позволит. Ни на одну лишнюю секунду! Он будет удерживать тебя всё это время, всеми возможными способами в эпицентре всех твоих обострившихся чувств, на кончиках собственных пальцев (пропуская через их гребни раз за разом нагревающиеся под потоком горячего воздуха длинные пряди волос), на острие золотых клинков своих сминающих глаз (не важно, куда он смотрит – в твое лицо в зеркале или в тебя!) или в тугих сетях своей затягивающей сущности – самой осязаемой и физически живой. И ты будешь ощущать каждое его движение, вбирать в поры своей кожи немеющие отпечатки-метки его ладоней, прописывать в памяти рельефными рубцами-шрамами произнесённые им слова...

И только попробуй соврать хотя бы самой себе, что тебе всё это не нравится, и что ты не мечтаешь зависнуть в этом состоянии на целую вечность...

Даже звук работающего фена не собьёт и не перекроет своим шумом и срывающимся порывами нагретого воздуха более горячий и более ощутимый невидимый кокон. Не пересушит и не сожжет фантомные следы его пальцев на коже, в коже и под кожей! Может это и была ложная отсрочка по времени, но ты бы всё отдала, чтобы она длилась до бесконечности! Сходить с ума под этими невероятными движениями его рук, пальцев, погружающимися ленивыми нежными захватами в твои волосы, натягивая их мягкий шелк, расслабляя их тонкие нити и задевая воспаленную кожу скальпа упоительной лаской самых неповторимых касаний – самых проникновенных и возбуждающих. Не удивительно, почему тебя так тянет закрыть свои глазки, и насколько ты уже готова умереть в эти мгновения... лишь бы не дождаться следующего, абсолютно тебе неведомого и всё ещё пугающего шага! Раствориться в этих ускользающих сквозь его пальцы минутах, в его ладонях, в его живом окутывающем тепле... В нескончаемом оттоке горячих приливов, пульсирующих в немеющих складках твоей вульвы, в налитых кровью половых губах и клиторе... стягивающих влажные стенки вагины беспрерывными толчками вторящего его движениям возбуждения.

- Почти идеально! – ты даже не заметила, когда оборвался шум работавшего фена, когда он снова взял твою расческу и провел несколько раз массирующими зубьями по корням волос прямо по коже головы, захватывая каждую прядь и пропуская её длину до самых кончиков через щётку и собственные фаланги. Тебя лишь сильнее повело новым шокирующим ощущением, осмыслением происходящего... Он действительно только что высушил тебе волосы и расчесал их до идеальной прямой "волны", выбивая скользящим трением знакомые искры статического тока и доводя этой безумной непрофессиональной процедурой едва не до полного исступления.

Ты могла только вздрагивать и неосознанно задерживать дыхание, сжимать в кулачках махровую ткань халата, покрываться липкой пленкой ментоловой испарины, слушать дикий первобытный ритм собственного сердца и... ждать... опять, снова... Когда ты опять вздрогнешь, не рассчитав силы воздействия его прикосновений, нежного скольжения его пальцев на своих скулах и горле, невесомыми мазками обхватившими твою шею и подбородок. Ненавязчивое давление на чувствительные точки в нужном направлении и ты... снова вздрагиваешь, но на этот раз от неумолимого слияния ваших взглядов в отражении зеркал. Его безупречное лицо прямо над твоим, его ладони, как искусные руки скульптора оплели твою голову и шейку нежным поддерживающим захватом. Даже если бы ты и захотела, то уже просто физически не смогла отвести или закрыть глаз. Он уже захватил их мертвой фиксацией, затянув вместе с твоим расслаивающимся разумом в бездонные топи своей вязкой удушающей бездны.

- Остался самый незначительный штрих!

Нет, ты не вникаешь в смысл его слов, ты просто скользишь по их острым граням с нещадной манипуляцией его рук и жестов, продолжая неосознанно вздрагивать и тянуться за их подминающей волной. Растворяться в их сладком давлении, сжигать свои вены и кровь их смертельным ядом. Почти не ощущать рефлекторных движений собственного тела, успевая возвращаться в реальность, в пределы этой комнаты лишь на короткие мгновения, осознавать, что происходит, и что делаешь сама уже на полпути пройденного этапа или совершенного тобою действия. Понять, что ты только что встала, поднялась с пуфика только когда, его руки отпустили твою шею и лицо. Когда его пальцы спокойно, уже знакомым ленивым касанием развязывали пояс на твоем халате, без особого напряжения справившись с его тугим узлом. Очнувшись из пугающего забытья лишь в момент осязаемого скольжения его ладоней под кромкой махровой ткани на плечах, плавным захватом спускающихся по всей длине нежных изгибов твоих рук, окутывая твою нагую кожу живым слоем своих фантомных отпечатков.

Даже когда ты заметила краем глаза свою наготу в отражении зеркал, даже тогда тебе понадобилось его прикосновение, чтобы принять этот шокирующий факт, как за свершившуюся действительность. Он только что тебя раздел! Обнажил, оголил, сорвал последний покров и... не только с тела. "Последнее" отрезвляюще движение – кончики его пальцев на шейных позвонках твоей спины, под мягким шелком твоих волос, активирующим невесомым давлением на немеющих точках или порах твоей чувствительной кожи. Ты не просто приходишь в себя, ты... вздрагиваешь ежесекундно, постоянно, беспрестанно пока оттиск его невидимых меток прожигает твой эпидермис пульсирующими искрами "царапающей" ласки. Пока они соскальзывают по дискам позвоночника чувственным узором распускающейся эйфории, медленной закручивающейся спиралью, продолжая вибрировать и стягивать поверхность кожи вслед за его рукой до самого копчика. Когда желание застонать и уже принять их давление на более чувствительной линии межъягодичной промежности затмевает твой разум всесметающим взрывом. Ты удерживаешься на краю этого чистого безумия каким-то невообразимым чудом. А может быть отрезвляющей потерей его прикосновения.

Знаю, моя девочка, я чувствую это как никто другой! А теперь и ты это знаешь... Понимать и ощущать куда больше, чем ты могла получить от других! Осознавать, чего ты себя лишала все эти годы! Хотеть меня и умирать от этих желаний! Сходить с ума от шокирующего факта, что это всё могу тебе дать только я один!

- А теперь можешь одеть чулки и пояс... – нет это не издевка и не невидимая пощечина, нацеленная вырвать твое сознание в пределы жесткой реальности. Ты же все равно продолжаешь его чувствовать, он никуда не делся, он всё ещё за твоей спиной. Его пальцы до сих пор выжигают свои пульсирующие метки авторской росписи на твоей коже, оплетают сладким эфиром горькой полыни и липкой паутиной живой тьмы! Нет, он не рядом, он в тебе... и ты в нём вся!

И это не мнимое освобождение на несколько минут, чтобы дать тебе время прийти в себя и опомниться. Ты всё равно подрезана, сильно, глубоко, без права вдохнуть полной грудью и вернуть себе способность анализировать следующий или предыдущий шаг – свой, его, обоюдный... Он никуда не уходит, он следит за тобой, он держит свои пальцы на твоем пульсе с прежним воздействием на твою нервную систему, регулируя подачу кислорода в твои легкие и обезболивающие анестетики в кровь. Ты бы и рада сбежать, но... только куда и как? А, главное, зачем?

Дрожь в твоих пальчиках, кажется, лишь усилилась, с панической асфиксией в пережатом горле. Ты делаешь всё возможное, чтобы не оборачиваться, словно хватаешься за эти ускользающие секунды, как за спасительные тросы отрезвляющей действительности, наивно убеждая себя, что способна вырваться из этого удушающего тлена раньше, чем он успеет сделать к тебе свой последующий шаг. Неуместная стыдливость с беспомощной зажатостью в каждом члене нагого тела... Ты не понимаешь, почему так спешишь скрыть от него свою наготу, когда изнываешь от столь откровенного вожделения – раскрыться окончательно и вымолить долгожданную награду, признать свое полное поражение на коленях, в слезах, в унизительных позах, только чтобы он снизошел к твоим мольбам, и ослабил хватку хоть на миг!

Ты и сейчас сдерживаешься изо всех нереальных сил, чтобы не разрыдаться, тем более на его глазах, чувствуя себя куда обнаженней, чем это вообще возможно. Ведь ему не надо, в отличие от тебя прятать своего взгляда и притворяться, будто он тебя не замечает. В том-то и дело, теперь ты для него центральный объект изучения номер один в этой комнате, и всё что ему сейчас не хватает, так это рассесться в глубоком кожаном кресле, зажать в расслабленных пальцах руки бокал с бренди и не сводить с тебя пустого, сканирующего взгляда. И не важно, что ты чувствовала его эрекцию куда острее собственного убивающего возбуждения. Это-то как раз тебя больше всего и выбивало, доводило до исступления, выкручивало сознание с осмыслением происходящего буквально на изнанку. Ты не понимала, что происходит! И как ему до сих пор и всё это время удается себя сдерживать?

Зачем он это делает? Для чего? Чтобы окончательно свести тебя с ума?

Или именно так проще всего наслаждаться своим триумфом? Видеть тебя насквозь, чувствовать порывы твоего тела, знать, насколько ты подрезана, беззащитна и... возбуждена и лишь играться этим кончиками своих пальцев? Тебе бы было проще, чтобы он распял тебя прямо на этом полу и сделал то, о чем мечтал все эти годы – разорвал буквально, до крови, до рваных ран, до безобразных гематом и глубоких царапин!.. Только так бы тебе стало легче, да? Пусть до настоящей физической боли, но не так, как он проделывал все последние дни и особенно сейчас.

И теперь тебе приходиться дрожать, сжиматься, сходить с ума и делать всё возможное, чтобы он не дай бог не заподозрил, как же тебе сейчас страшно и до какого невероятного предела ты всем этим возбуждена! Сжимая бедра, изворачиваясь и выбирая такие ракурсы, чтобы он не увидел самых откровенных зон твоего воспаленного тела. Ты и вправду надеешься, будто он не знает, насколько ты уже готова, и как блестят твои половые губки с разбухшими складочками вульвы от внутренних соков твоей все еще спускающей киски?

Ему и не надо прикасаться к тебе теперь даже физически, его фантомные метки, отпечатки его пальцев на коже, в волосах, продолжали стимулировать твое тело с сочетанием его близкого присутствия и взгляда, который проникал и скользил по тебе самым сильнейшим эрогенным возбудителем! Воплотившийся в реальность один из самых твоих невозможных психоделических кошмаров, оживший с его приходом и осязаемой тенью сверхчувствительным вторжением в твою сущность, циркулирующим разрядом химической реакции термоядерного разложения в кожу и во все клетки тела. Ему ничего не стоит запустить этот последний отчет одним лишь щелчком своих пальцев, чтобы окончательно тебя прикончить, утопить в себе, разорвать на атомы или... наполнить сладчайшей живительной негой долгожданного исцеления...

Твои пальчики дрожат, беспомощно натягивая на дрожащие коленки скользкий капрон черных чулок. Столь очевидный страх, как бы не зацепить и не порвать тонкую ткань и не показать, насколько ты сейчас не в состоянии одеваться самостоятельно. Насколько для тебя это невозможно, терпеть его подавляющую близость и держаться в паре пережатых вздохов от желания разрыдаться. Тебя колотит то ли сковывающим ознобом, то ли ломающим до костей жаром. Ты бы и рада сделать всё побыстрее, а главное, не на его глазах. Стряхнуть, содрать резким рывком с себя эти гребаные ощущения вместе с ним и с собственной кожей!

- Хватит, Эллис! С такими темпами ты обязательно что-нибудь порвешь или сломаешь! – как ты умудрилась не заметить, когда он к тебе подошел и перехватил за напряженные предплечья знакомым... убивающим скольжением теплых ладоней и подминающих пальцев. Громкий шёпот опаливающим "ударом" накрыл тебя горячей волной шоковой контузии абсолютно всю, с головой, до самых кончиков поджавшихся на ножках пальчиков. Бл**ь! Как ты не вскрикнула и не подпрыгнула на месте. Зато как сильно напряглась, дав ему прочувствовать эту ненормальную дрожь с пережатыми мускулами и нервами, покрывшими твой защитный панцирь ощетинившейся хитиновой коркой. Разве можно ощущать его еще глубже и сильнее, чем ты его в себя уже впустила? Его пульсирующую тень, мрак, тьму, оплетающую со всех сторон и не только его руками и голосом. Это не оживший кошмар, это материализовавшаяся в его теле и сущности твоя обострившаяся боль! И она резала тебя на живую, буквально и физически, каждым его движением, касанием, произнесенным словом... безжалостным проникновением тысячью раскаленных игл под твою кожу и в сердце.

- Расслабься и... дыши ровно. Это всего лишь публичный выход в свет и... обычный костюм... – если бы он при этом не говорил в самое твое ушко, нагибаясь со спины, тягучей вязкой патокой бархатного баритона окутывая твое тонущее сознание и само тело...

Как тебе расслабиться, когда он держал тебя одним из своих самых смертельных захватов, оцепив все возможные пути к отступлению и спасительному побегу? Заставляя млеть, вздрагивать и сходить с ума от нового соприкосновения, завуалированной убивающей ласки, пальцев рисующих невидимые ожоги по немеющей коже то усиливающимся, то едва скользящим давлением. Всего пара волевых манипуляций и тебя уже ведет внутри его уплотняющегося вакуума ментального и физического кокона. Ты опускаешь руки, почти всхлипываешь в голос, безумно расширяешь глаза, вымаливая у высших сил только одно сводящее тебя в эти мгновения желание – продержаться, устоять и не рухнуть на пол... на колени! Ты же понимаешь... он только этого и ждет, когда ты сделаешь это сама, по собственной воле! И тебя сейчас кроет и режет по суставам и сухожилиям совсем иным осознанием... Ты боишься признаться в этом самой себе, то что хочешь сделать это на самом деле! И если бы он тебя не поддерживал, если бы твое тело не цепенело от его парализующего нейротоксина в твоих мышцах и крови, ты бы уже давным-давно скатилась на пол и не известно до чего бы дошла вообще.

Безвольная кукла под натянутыми нитями своего ласкового кукловода-палача. Проведи он по твоим плечам и ключицам острием скальпеля вместо кончиков своих пальцев, ты бы едва вздрогнула сильнее, ощущая что-то более шокирующее и гиперчувствительное. Всего лишь убрал со спины волосы, всего лишь "задел" неэротической лаской по горящей коже, чтобы подтолкнуть в спину мягким нажимом ладони и заставить сойти с места в сторону панорамного окна, напротив изножья кровати. Ты не успеваешь опомниться, очнуться от его обжигающих меток и стягивающих в порах кожи микростежков, как интуитивно выбрасываешь вперед обе руки, чтобы вовремя упереться о толстое стекло не зашторенного окна до того, как впечатаешся в него лицом. Трясущиеся пальчики царапают по его обмораживающей поверхности в немощном поиске ускользающей опоры. Тонированное стекло покрывается белесым пятном вырвавшейся из твоего ротика "дымки" порывистого всхлипа, но ты даже в упор этого не видишь и не принимаешь в засвеченные негативы своей визуальной памяти.

Fuck! И это ещё не предел. Ты не успеваешь вынырнуть из нового осознания происходящего, как по твоему телу бежит последующей шоковой волной – движением его сминающей плотной тени, скользящих по твоим ножкам рук, едва до этого задевших холмики сжавшихся ягодиц. Тебя топит очередной огневой очередью выжигающих искр, тлеющих прямо в коже под давлением его пальцев, под скольжением его тела! Ты никак не можешь в это поверить, но... ты это чувствуешь куда глубже в себе, чем, если бы следила за ним прямым взглядом.

Да! Он только что опустился на одно колено за твоей спиной и его ладони обхватили буквально всё бедро и бицепс твоей правой ноги на уровне резинки чулка, поправляя его стрелку неспешными, плавными манипуляциями вжимающихся в твою кожу кончиков пальцев поверх мелкой сетки капрона. Как ты при этом не заскулила, не поддалась дичайшему соблазну сжать половые губки прямо напротив его глаз, цепенея и дурея за считанные мгновения от шокирующей картинки в собственной голове. Нет, ты её не просто видишь, ты реально и физически пропускаешь сквозь рецепторы млеющего тела очередным неспешным скольжением его фаланг по немеющей коже бицепса, умирая от желания вжаться лбом в стекло, всхлипнуть, заскулить, вцепиться зубами в руку, потому что ты чувствуешь их фантомное отражение реальными движениями в складках перевозбужденной киски, пульсирующими притоками крови в набухшем клиторе, обжигающими толчками в сжимающихся мышцах влагалища. Бл**ь... горячими мазками его дыхания поверх влажных долек опухших половых губ и впадинки вагины... И он видит в прямом смысле прямо в упор, на каком ты уже пределе, вбирая через собственные ладони и нервные окончания твою дрожь, наблюдая как стекают свежие капли греховного сока по сжатой щелочке твоей изнывающей вульвы...

- Расставь немного ноги... ты так сжимаешься, словно ждешь, что я тебя укушу. Элл, прекрати... я же просил. Расслабься... – он действительно думает, что это сработает, особенно, когда его голос порывистыми порциями опаливающего воздуха (бл**ь!!!) обжигает твою промежность чуть ли не до самого клитора? Да лучше бы он тебя укусил, чтобы хоть как-то показать или проявить свою заинтересованность и... желание.

Да, милая, это не честно, и это пытка на выдержку с проверкой твоих возможных пределов, неравное противостояние под дробящим твои кости давлением ломающей тебя Его воли! И он играется твоими ощущениями и эмоциями, прекрасно зная, что ты чувствуешь и чего хочешь, наивно ждешь от него и тайно молишься это заполучить. Лучше расслабься и делай, что он говорит, закрыться от него сейчас ты не способна ни физически, ни морально. Ты у него вся как на ладони... да ты практически уже в его ладонях!

Давление его пальцев с нажимом на внутреннюю часть бедра заставляет подчиниться едва не на автоматическом уровне. Хорошо, что ты не успела одеть туфли, иначе удержать равновесие даже при помощи опоры окна было бы просто нереально.

Взгляд безрезультатно пытается зацепиться за живые картинки вечернего Леонбурга за окном, погружающегося в сгущающие сумерки надвигающейся ночи, подобно твоему сознанию и телу утопающих в плотных волнах его удушающей тьмы. Только разве что в твоем разуме не остается ни одного уголка и места, который бы не погас и не затянулся его мраком окончательно и безвозвратно. В нём больше нет места россыпи ярким огням и хаотичному бегу безумных образов, только тугие переплетения черных нитей его затягивающейся на твоих глазах кожаной повязки. Еще немного и она заполнит твои легкие и вены! Утопит в себе, в НЕМ окончательно.

Тебя даже не задевает мысль, видно ли с улицы, что творится в окнах твоего номера. Видно ли кому-то еще твоё постыдное распятие под давлением его рук и сминающей сущности?

- Подними ногу...

Сколько длилась эта пытка, час или два? Минуту или десять секунд? Но ты была уже готова умереть или отдать всё что угодно, лишь бы не чувствовать ТАК его пальцев и ладоней, не осознавать, что это ОН всё это делает с тобой, заставляя умирать раз за разом от желания и безумного соблазна выпросить его остановиться или... прямо здесь и сейчас вые**ь тебя! Неважно как, грубо или дико грубо, разрывая на тебе кожу, царапая и сжимая до гематом самые нежные и уязвимые участки тела. Да, бл**ь, ты уже не просто была готова, ты САМА этого хотела! Пусть ударит, натянет и накрутит в кулак твои волосы до звенящей рези скальпа на голове, передавит до синяков и ссадин горло, прокусит кожу зубами над сонной артерией, да хоть везде, где захочет – до крови, до мяса!.. Только пусть сделает это! Да, войдет в тебя, наконец-то даст сойти с ума от этого ненормального и убийственного ощущения – погружения его эрегированного каменного члена в глубины твоей изнывающей порочной "пустоты" – в твою истекающую греховными соками неуемного вожделения перевозбужденную киску.

- Элл, ты меня слышишь? – давление его пальцев на твою щиколодку усиливается и почти отрезвляет утопающий разум, но только не изнывающее тело, ломающее твои кости болезненным воспалением сладчайшей растяжкой изнутри. Быть скованной до невозможного предела и мечтать при этом выгнуться, растянуться в его руках... под его телом всеми клеточками и пульсирующими точками.

Это безумие когда-нибудь закончится? Долго он будет тянуть и высасывать из тебя остатки воли и здравого рассудка?

Ты подчиняешься его приказу всё на тех же прошитых условных рефлексах, кое-как приподнимая одну ступню над ковролином, затем вторую, едва соображая, что делаешь и как умудряешься сохранить равновесие и не упасть. Но все это тут же перекрывает очередным движением его пальцев, скользящих вверх по твоим ножкам сверхчувствительным давлением по раздраженной его предыдущими манипуляциями коже, до самых ягодиц. Ты зависаешь в этом ощущении, в выжигающих змейках сладчайших ожогов от подушечек его фаланг, как будто они были способны довести тебя до полной и безвозвратной потери разума, потому что ты и сама хотела этого как никогда! Млея, цепенея, задыхаясь, сжимая внутренние мышцы пульсирующего влагалища, чтобы через несколько мгновений взорваться от очередного шокирующего осознания – он только что надел та тебя тонкое кружево прозрачных черных трусиков. Расправляя почти невесомую ткань по поверхности твоих ягодиц, с последующим нажимом ладоней на копчик и косточку таза.

- Развернись!

Нет, ты поворачиваешься не из-за его четкого приказа... ты сама не понимаешь почему и как это делаешь, поскольку практически этого не чувствуешь. Разве что не кричишь, успев лишь захлебнуться беззвучным вздохом под раскрывшимися над тобой свинцовым куполом черных хитиновых крыльев его засасывающей тени. Он поднялся, навис над тобой, буквально накрыл с головой своим мраком, плотной бездной почерневших глаз. Их острые клинки царапали твою сетчатку, рисовали авторской росписью невидимые алые вензеля по бледной коже твоего обескровленного личика, по рельефу вытянутой шеи, задержавшись на пульсирующей жилке сонной артерии над ключицей... Еще дальше, вниз... ещё глубже!.. Fuck! Вместе с пальцами на твоем лобке, скользящими по ажурной кромке трусиков, по стонущей и немеющей линии границы между треугольником низа живота и краем бедра. И ты чувствуешь все это обострившимися гранями гиперчувствительной кожи не только под пульсирующим нажимом его фаланг, его взгляд оставлял такие же ощутимые следы на твоем теле, как и руки, под которыми хотелось задыхаться, стонать, выгибаться навстречу и вымаливать о большем! И ты не смогла этого скрыть от него, даже если бы и захотела! Он читал тебя, сканировал, прописывал новые команды, заражал этим сладчайшим воспалением буквально насквозь, словно проверял по ходу температуру твоего вожделения, частоту пульса и уровень возбуждения на запах, цвет, вкус и... прикосновения. Твои соски твердеют и заостряются под давлением его глаз, как если бы он прочерчивал по контуру их ареол и горячим окаменевшим вершинкам кончиком своего влажного языка. Это было невозможно, но ты реально ощущала это движение, едва ли не прохладу от соприкосновения воздуха комнаты с отпечатком невидимой слюны. Изумленный всхлип все-таки срывается из раскрытых от глубоко шока губок, когда его пальцы проскальзывают по линии кромки трусиков в самую чувствительную зону, по мокрой кожице опухшей дольки половой губы. Да ты просто чуть реально не захлебнулась, ощущая, как быстро намокает тонкая кружевная ткань от старых и новых порций вагинальных выделений, как ее рельефный ажур впивается в пульсирующие складочки вульвы и даже в клитор! И все это под невесомым скольжением кончиков его пальцев!

Бл**ь, что он творил? Хотел, чтобы ты кончила только от одного его присутствия и визуальных ласк? Боже, а ведь она уже реально, почти была на этой грани, всего в ничего, в нескольких микронах от его щадящей ласки... Еще немного, и она взмолиться об этом со слезами и истерикой.

- Тебе надо успокоиться. Ты же не хочешь, чтобы твои выделения прошли на юбку? – твою еб**ь... тогда какого хрена он все это творил, смотрел на тебя затуманенным взглядом порочного демона-искусителя, словно в открытую наслаждался твоей немощью и рассыпавшемся в его пальцах безволием? Будто и вправду стирал последние границы, разделявшие вас все эти годы, всё безвозвратное прошлое, прошивая их дни и секунды микростежками по микроразрывам твоей сердечной мышцы. Мучительно долго, ласково и невыносимо болезненно!

Не успеваешь очнуться от его последней фразы или словесной пощечины, когда тебя выбивает новой, более нещадной волной-ударом. Теряешь ощущение его пальцев, взгляда и всего тела, как только он делает неожиданный шаг в сторону, к кровати, отворачиваясь и неспешными движениями выбирая новый инструмент своей предстоящей пытки. Неужели надо было пройти такому количеству времени и стольким манипуляциям с действиями между вами обоими, чтобы до тебя наконец-то дошел смысл происходящего и только лишь сейчас – он одевал тебя!!! Он "помогал" тебе одеваться, а не намеревался тебя трахнуть или повторить попытку с иррумацией!

И ты не падаешь на подкосившихся ногах, теряя за считанные мгновения и без того шаткое равновесие только благодаря толстому стеклу, ледяной опоре, впивающейся в твой затылок, плечи и лопатки тысячами кристаллами отрезвляющей реальности. И возможно не срываешься в рыдание только из-за их ментоловых нитей, затянувших свои тугие петли на трахее и голосовых связках удушающим кляпом.

Дыхание, сердце, парализованное сознание – перехватывает предсмертной остановкой или внутренней удавкой, когда твои глаза фиксируют каждое проделанное им движение и выбранную вещь. Он и вправду собирался и дальше тебя одевать, как ни в чем ни бывало и как ту маленькую девочку?..

- Я в состоянии сделать это сама... – разве что не в состоянии произнести это уверенным твердым голосом и отлипнуть от стекла панорамного окна. Ты не то что это пытаешься из себя выдавить, ты уже жалеешь, что рискнула открыть свои дрожащие губки и вымолвить всё это вслух.

Поворот его сверхспокойного бесчувственного лица с пересечением клинков пронизывающих насквозь глаз буквально стоил тебе нескольких лет жизни или скорее прошелся ледяными лезвием хирургического скальпеля еще несколькими надрезами по твоей сердечной мышце. Ему только не хватало тех самых черных кожаных перчаток Billionaire Italian Couture на обе руки, тогда бы картинка была бы просто идеальной. Черный твидовый костюм с отливом от Brioni (не иначе) безупречной посадки или второй защитной кожей поверх совершенной фигуры с королевской осанкой и отточенными манерами-движениями пресыщенного светского льва; сорочка Eton из египетского хлопка цвета угольной золы с пуговицами и запонками инкрустированными искусственными черными бриллиантами; черный галстук из итальянского шелка и только от Pietro Baldini, сшитый вручную и подстегнутый к планке рубашки платиновым зажимом с натуральным алмазом в четыре карата, не меньше! Что ещё? Кожаные туфли от Berluti? Часы с небьющимся титановым корпусом от Audemars Piguet? Сколько раз тебе придется видеть его в подобном преображении, в вещах, которые не купишь с бешеной скидкой в секонд-хенде, и в образе, который будет преследовать тебя остаток жизни в самых жутких кошмарах и в убивающих из ночи в ночь черно-белых снах? И сколько ещё должно пройти времени, пережито утренних воскрешений, пересечений с его глазами, тенью, тьмой, бездной, чтобы ты наконец-то до конца осознала и приняла данный факт окончательно и безвозвратно? Ты не знаешь этого человека, это не твой Дэнни! Это Дэниэл, мать его, Мэндэлл-младший!

- Ты и вправду думаешь, что меня сейчас интересует, что ты в состоянии сделать, а что нет? – даже пояс для чулок и кожаный топик-лиф в его руках почему-то не вызывают никакого приступа истерического веселья или смеха. Какая разница, что держат его пальцы – острый скальпель или кружевную полоску шелковой ленты. В ладонях искусного палача любая вещь может стать смертельным орудием пыток.

- Подойди... ближе!

Если бы ты только могла, хотя бы отвести в сторону взгляд... Но он не позволит, не отпустит, не допустит подумать о чем-то сокровенном, впустить в твою голову непозволительную мысль или желание, потому что всё это отразится в твоих глазах, в перехватившем дыхании и в бешеной пульсации сердца. Сбежать? Одним немощным рывком прямо сквозь стекло за твоей спиной?..

- Эллис, не заставляй повторять меня дважды...

И не важно, что ты не можешь вынудить себя это сделать, сойти с места или каким-то чудом заставить свои ноги передвигаться. Ты все равно делаешь этот гребаный шаг ему навстречу, едва не спотыкаясь на ровном месте и умоляя его всеми ментальными позывами, криками, воплями ослабить невыносимую хватку его режущих глаз. Разве он не видит, что ты ступаешь как раз по их заточенным лезвиям голыми ступнями, насаживая их клинки в глубину твоих заледеневших легких и застывшего сердца. Опять в эпицентр его оплетающего вокруг тебя кокона из неразрывных жгутов живого мрака? В который раз за последние дни с шокирующим осознанием принимая в себя порывы собственного тела и разрывающегося сознания – ты действительно этого хочешь! Хочешь снова очутиться внутри этого смертельного сумасшествия – ВНУТРИ НЕГО!

Пояс для чулок, лиф или топ из натуральной черной кожи? Не важно, что это были всего лишь вещи, в его руках они обретали совершенно иное значение. Он заставлял тебя их чувствовать совсем по другому, только через его прикосновения, только внутри его движений, скольжения его пальцев, дыхания, взгляда и не имеет значения как – со спины, с боку, перед лицом, глаза в глаза... И ты боялась не того, что он перекинет этот самый пояс тебе на горло и ласковой удавкой стянет его концы до пережатия сонной артерии и трахеи. Возможно, как раз этого ты и боялась меньше всего, а может даже подсознательно на это молилась! Тебя сводила с ума реакция собственного тела, на все его манипуляции, на то, как ты пропускала через кожу и нервы всё, что он не делал и не говорил, и как при этом чувствовала его близость, его самого, как сама этого хотела и ждала... Ждала, когда же он сделает тот самый заветный шаг...

Какой, Эллис? Скажет или посмотрит на тебя другим взглядом? Или сомкнет свои пальцы вокруг твоего горла, а ещё лучше разорвет грудную клетку и сожмет твоё сердце до полной его остановки?..

Юбка с высокой кокеткой-поясом на шнуровке и черный кожаный корсет – почти последние элементы твоего нового облачения для публичного выхода в свет? Он все это одел на тебя сам, застегнул, затянул и перевязал каждый шнурок, крючок и застежку неспешными движениями профессионального стилиста... твоего персонального имидж-мейкера, Эллис Льюис! И то что это всего лишь сценический костюм, пусть из самых дорогих материалов, сшитых вручную и подобранных безупречным вкусом только для тебя, не делает какой-то высокой чести тебе самой. Да, наивная ты девочка, он хотел тебя выделить, хотел показать твое настоящее место подле себя – место его персональной и очень шикарной шлюхи! Только и всего! И то что он одевал тебя лично, собственными руками, только лишь усиливало твою бесправность подле его руки! Кукла, игрушка, секс-подстилка, безвольная тень у его ног! Персональная забава с клеймом хозяина-собственника выжженного в каждой клетке твоего ДНК его же пальцами, прописанное в каждом нейроимпульсе-реакции твоего тела на любое его властное прикосновение и жест! Что он ещё должен такого сделать с тобой и тебе самой, чтобы ты наконец-то это осознала и приняла, как за часть своего нынешнего положения? Поняла кто ты и ЧТО ты для него!..

- Садись на пуфик... – последний приказ с мнимой отсрочкой перед новым погружением?

Сколько нужно времени, чтобы довести тебя до состояния шоковой прострации, чтобы желание больше не чувствовать его близость, его тьму, затягивающуюся тугими петлями поверх всего эпидермиса твоей новой второй кожей, наконец-то прорвалось из тебя криками и мольбами о пощаде? Неужели он сам не понимал, к чему приводит переизбыток любого, даже самого якобы безопасного наркотика? А он не просто наркотик или твой отравленный кислород... он твоя боль, в запредельных дозах и силе воздействия, и убить тебя даже столь "невинными" манипуляциями для него не стоит никакого труда! Просто быть рядом, просто прикасаться... просто душить своим присутствием, собой, всем тем, чем он теперь стал для тебя! Твоей новой жизнью!

Ты уже даже не думаешь о том, чтобы проявить хоть какое-то сопротивление. После того, как его пальцы затянули на твоей спине шнуровку настоящего корсета, все предыдущее (и возможно даже будущее) стало вдруг выглядеть каким-то нелепым и нереальным... Возможно тебе слегка и сдавило ребра и пережало диафрагму с легкими, но это было ничем от осознания того факта, что ещё могли и хотели сделать его пальцы с тобой. Затянуть эту шнуровку на твоем горле? Пробить металлические кольца вглубь твоей кожи по телу, прошить настоящей иглой настоящей красной леской?.. Какие самые невероятные картины и желания вспыхивали на тот момент в его воображении и в глубине затуманенных глаз? К чему ты так боялась дотронуться собственным взглядом, пропустить через собственные эмоции и нервные окончания, прочувствовать через его касания и беспрерывный поток ментального подавления?

Даже когда он вышел на несколько секунд в смежную гостиную, ты и тогда не испытала долгожданного послабления с возможностью вдохнуть полной грудью. Он не ослаблял своей сминающей хватки ни на мгновение, его тьма продолжала окутывать тебя с не меньшей плотностью и силой, чем до этого, незримой тенью вездесущего цербера, не спускающего со своей жертвы всевидящего взгляда ни на мгновенье. Или ты лишь острее ощутила натяжение невидимых нитей в его пальцах, которыми он уже прошил по твоей коже и сердцу за эти дни?

Пропуская-поглощая каждый его шаг через вибрацию в воздухе и из окружающих вещей, степенные движения его плотной фактурной тени в соседней комнате, царапающие "сетчатку" твоего внутреннего зрения... Тебе казалось, что ты и моргнуть не в состоянии, чтобы он тоже этого не заметил и не почувствовал.

Ты даже не поняла с чьим взглядом скрестился твой собственный в отражении зеркал белого трельяжа, когда ты медленно и послушно опустилась на мягкое сиденье низкого пуфика. На кого ты сейчас смотрела, или кто это смотрел на тебя из глубины порталов отзеркаленной комнаты этими огромными перепуганными до смерти глазами загнанной жертвы? Светлые прямые волосы, бледная кожа, обескровленное личико и контрастный черный плотного корсета с набивным рельефным рисунком черных роз по всему полю дубленой кожи – идеальная модель для фотосессии Алисии Людвидж? Ровная осанка, расправленные обнаженные плечики, высоко поднятая голова в застывшей позе делало её... тебя похожей на восковую куклу или манекен. Красивая, почти безупречная картинка, пугающая своей обреченностью и глубиной невидимой тени за её спиной. Что случилось с этой девушкой? Когда она так быстро сорвалась в эту бездну и позволила ей себя затянуть? И как она так быстро сдалась, превратившись за считанные дни в это зашуганное робкое существо, не способное произнести ни слова в знак протеста, реагируя на его присутствие не иначе, как диким желанием забиться в угол и никогда больше оттуда не вылазить?..

Как ты вообще дошла до такого? Позволяла себя унижать, одевать, куда-то вести без ведома и без твоего на то согласия?.. Как, бл**ь, ты умудрилась дойти до этого?!

- Куда мы едем? – господи, неужели ты только сейчас додумалась об этом спросить, с трудом разлепив пересохшие губки и делая все возможное, чтобы не смотреть в его лицо, в его треклятые глаза!

- Ты там уже была. – очень развернутый ответ и особенно содержательный!

Где она была? Когда и в каком месте, городе, стране?

Он вернулся меньше чем через минуту. Меньше чем через пару секунд положил на край столика трельяжа черную коробку и меньше чем через следующее мгновение отступив тебя со спины... скользнув невесомым движением подушечек пальцев по чувствительной линии скулы и подбородка на твоем личике жестом ласкового кукловода.

Когда же ты уже привыкнешь ко всем этим его новым манипуляциям и начнешь просчитывать и понимать их значение до того, как успеешь вздрогнуть всем телом и инстинктивно сжаться под ударом тройной волны кроющих тебя ощущений – его усиливающегося давления, горячего сладкого тока в коже от соприкосновения с его рукой-сущностью-мраком, и пульсирующей ответной отдачей в вагину?

Желание зажмуриться, задержать дыхание, как-то заблокировать организм, чтобы каким-то чудом не реагировать ТАК на него! Но ты понимаешь насколько это нереально, особенно чувствуя Его за своей спиной, чувствуя, как его пальцы второй руки невыносимо нежно убирают пряди волос с твоих плеч, задевая кожу на шее, ключицах, глубокого декольте... Ты уже столько времени пропускала через себя все его касания, трения с его ладонями и телом, (fuck!) "случайными" пересечениями с его эрегированным членом, время от времени задевавшим тебя вместе с другими элементами его одежды. Как и сейчас, когда он слегка перегнулся через тебя, чтобы открыть на столике футляр с ожерельем, продолжая одной рукой придерживать тебя под подбородком и... прижавшись ненадолго к обнаженным лопаткам низом своего живота.

Бл**ь, как ты еще не застонала и не закрыла глаза? Сколько еще ты будешь сходить с ума и продолжать спускать обжигающими порциями вагинальных соков от неугасаемого желания почувствовать его твердый упругий фаллос не под гладкой теплой тканью брюк и не короткими скольжениями поверх твоей кожи? Когда он уже прекратит делать это с тобой, изводить буквально до неконтролируемого истеричного состояния?

Какой нах клуб? Ты не хочешь ни в какой клуб! Ты хочешь, чтобы он наконец-то вые**л тебя прямо здесь и сейчас, ПО НАСТОЯЩЕМУ!!!

- Думаю, в этот раз тебе там тоже должно понравится. Учитывая твои вкусы и большую часть скрытых талантов!

Ты почти не слышишь или, вернее, не разбираешь, о чем он вообще говорит, это просто не возможно! Из-за всех его движений, прикосновений и манипуляций, из-за того же отзвука его голоса в тебе с сочетанием теплых пальцев и холодного черного жемчуга окольцевавших твое горло тяжелым ошейником двойным захватом. Только лишь успеваешь приоткрыть губки и изумленно втянуть воздух. Тихий щелчок магнитного замка ожерелья поверх шейных позвонках его пальцами "царапнул" кожу и позвоночный диск будоражащей вибрацией, судорожной волной ментоловых кристаллов по всей спине и затылку. Ты не успеваешь впитать его холодный отзвук в поры своего тела, как тебя режет новым разрядом невыносимого прикосновения его пальцев, считывающих твою ответную дрожь мягкой линией между шеей и краем ошейника.

Да, теперь ты знала, что это был именно твой новый ошейник, пополнивший твою личную коллекцию драгоценных украшений от Дэниэла Мэндэлла-младшего. В пять нитей из перламутровых бусин среднего размера с центральной вставкой кабошоном – крупной платиновой бабочкой, инкрустированной тем же черным жемчугом и граненными камнями черного хрусталя, и подвесками из жемчужных "капель" по всей длине нижнего края. Даже в таком убитом состоянии ты не могла не признать его индивидуальной красоты и гения таланта, создавшего его по заказу или собственному наитию. Но в том-то и дело... ты не способна выдавить ответного восхищения или хотя бы поблагодарить, как и положено в таких случаях. Ты просто не понимаешь, как это сделать, а, главное, за что? Да, красиво, изумительно, и оттеняет твою кожу глубоким черным, который и без того тебе всегда шел... но что эта красота по сравнению с его неприятной стягивающей тяжестью на горле и символичным значением его скрытого смысла? Куда волнительней и желанней ощущать не его месте обхват ладони и пальцев того, кто одел его на тебя!

- Останется лишь нанести макияж... – его пальцы и голос снова скользят в прядях твоих волос ленивыми движениями и мягким натяжением, задевая кожу на голове и спине. – Но с этим, думаю, ты справишься и сама.

Последний на этот день жест? Снова слегка нагибается над тобой плотной тенью, окутывающей и проникающей под кожу с каждым невесомым касанием. На этот раз в правую сторону, к краю столешницы, где стояла коробка из плотной декоративной картонки.

Ты почти без интереса наблюдаешь, как он её открывает, так же неспешно и так же слегка прижимаясь к твоей спине бедрами и низом живота. И ты определённо вздрогнула не когда он откинул плотную крышку черного футляра, а когда явственно ощутила сокращение его каменной мышцы поверх твоей лопатки.

И опять пальцы его свободной руки оплетают твое личико под подбородком фиксирующим захватом, пока правая подхватывает из внутреннего и единственного бархатного отделения футляра карнавальную маску. Твои глазки расширяются с округлившимся ротиком, то ли от пережитого шока, то ли от переживаемых ощущений, не в силах подавить участившееся дыхание и усилившуюся дрожь.

- Думаю, эта вещь тебе должна понравиться больше остальных...

...Да, моя девочка, здесь даже ты не в состоянии совладать со своей истиной сущностью! Хочешь ты этого или нет, но в этом вся ты – восхищённый ребёнок, чьи игрушки всегда отличались от большинства других детей. И эту дрожь в твоих сжавшихся на бёдрах кулачках, судорожную пульсацию расширенных зрачков не спутаешь ни с чем! Даже вид шикарного драгоценного ожерелья для тебя прошёл куда незамеченным и безэмоциональным, на фоне абсолютно новой и сразившей наповал твоё воображение не менее дорогой игрушки. Я же вижу, как тебя так и подмывает протянуть к ней свои жадные ручки, схватиться за неё всеми пальчиками и с благоговейным трепетом поднести ближе к глазам, забыв вмиг о всех пережитых страхах и треволнениях. И тебе не обязательно рассказывать из чего, где и кем она сделана, а, главное, для какой цели! Твоё воображение дорисует все недостающие детали, а эмоции оживят её бездушную фактуру черно-красными образами безумных фантазий.

Ничто так не раскрывает человека, как его связь с его самыми большими слабостями, да, Эллис?

Матовая кожа застывшего идеального "слепка" из полулица с миндалевидными прорезями для глаз и имитацией двух больших крыльев эбонитовой бабочки. Детальная инкрустация из полудрагоценных камней и черных чешуек по всему контуру с фактурными узорами классической росписи черным и серебряным акриловым перламутром. Сделано в ручную, на заказ и в единственном экземпляре. Хочется не только взять её в руки, но и рассматривать долгими часами, воспаляя воображение и спящие желания. Сегодня ты почувствуешь не только её защитное прикосновение на своём личике, но и те неповторимые ощущения, которые она способна дать в определенном окружении и в нужном состоянии. Кто знает, моя девочка, может даже этой ночью ты взлетишь, высвободившись из своего хитинового кокона?

Впервые ты не вздрагиваешь, как от разряда электрического шокера по нервам, замирая на несколько секунд в неподвижной позе и без страха наблюдая в отражении зеркала весь процесс одевания маски на твоё лицо. Да, теперь всё воспринимается иначе. Вместо тяжелой кисеи подавляющей обреченности волнительное чувство непередаваемого состояния – обновления мыслей, сокрытых темных фантазий и освобождения от закостенелых предрассудков.

Всё находится в тебе, моя девочка. Только ты не видишь и не понимаешь даже десятой доли того, что чувствуешь или боишься выпустить на волю... боишься выпустить себя настоящую! Ту, которая подсознательно понимает в чём именно заключается её истинная свобода – принадлежать тому, кто знает тебя и понимает лучше и глубже, чем кто бы то ни был на этой треклятой планете... принадлежать МНЕ и только мне!

Черные шёлковые ленты завязок стягивают волосы на затылке тугим натяжением в его уверенных пальцев, как будто он проделывал подобную манипуляцию не первый раз. Но тебя это нисколько не задевает, разве что его последующим движением.

- Заканчивай с макияжем и спускайся! Я буду ждать тебя у входа в машине.

Сдержанный, сухой поцелуй в пробор шелковых прядей, как раз над краем маски с захватом скул и подбородка мягким, но ощутимо властным жестом правой руки. Тебя на несколько секунд вырывают из короткого забвения, запрокидывая голову назад и заставляя раскрыться беззащитным взглядом расширенных глаз навстречу черной бездне сминающей тьмы. Запрещенный удар или попытка напомнить, что это всё реально, и у тебя нет прав сбегать даже в минуты вашего мнимого расставания.

Да, Эллис, я рядом, всегда, особенно когда не могу сделать это физически. Но кто сказал, что ты не ощущаешь и не будешь ощущать меня, моей близости именно на физическом уровне постоянно и беспрерывно? Мало того, ты будешь этого хотеть!..

- И, пожалуйста... не заставляй меня ждать...

* * *

Привыкнуть к тебе новому... нет, абсолютно чужому, пугающему, незнакомому, но не менее притягательному, чем десять лет назад? Разве у меня было право хотя бы на малейшее сопротивление? И если бы и так, кто сказал, что у Эллис Льюис были на то веские желания и необходимое количество сил?

Что должен чувствовать и испытывать приговоренный, когда знакомится лично со своим палачом и его ставят перед неминуемым фактом – перед его ближайшим будущим, заключенным полностью в руках его персонального Черного Нейрохирурга? Готовиться морально, физически?.. Вспоминать свое... ваше прошлое? Наивно надеяться на чудо, что всё это не по настоящему, это не может быть правдой, Он не может быть тем, за кого себя выдает и выдавал все эти годы! Ты не мой Дэнни! Я не знаю, кто ты... и не хочу знать!

Тогда почему тебя так тянет в этот смертельный эпицентр кроваво-алого коловорота вроде и знакомой, но такой пугающей Вселенной, чьи багряные туманности и огненные кометы затягивали в себя твой разум и сознание быстрее скорости мысли, заполняли твои вены и клетки выжигающей пульсацией всесметающих вспышек и взрывов, распускаясь обжигающими стигматами по коже расцветающего многослойного цветка смертельной сладкой боли?..

Просто закрыть глаза и погрузиться в её бездонные недра... в твою черную бездну ненасытной тьмы? Позволить твоим рукам сделать то, о чем ты жаждал все эти годы? Перекроить моё сердце, волю и сущность по образу и подобию своих одержимых изощренных фантазий? Убить, изрезать на идеальные лоскуты, сшить безупречной строчкой своих авторских стежков, наполнить вены своим рубиновым ядом и воскресить абсолютно новой и совершенно иной Эллис Льюис? Какой, бл**ь?! Кем ты меня видишь и хочешь видеть в своей жизни – в жизни Дэниэла Мэндэлла-младшего?

Как, господи... как мне за эти ничтожные дни и короткие мгновения осознать всё это, понять и наконец принять, как за истину? Как поверить в то, что ты когда-то меня любил? А главное... что это такое? Что значит быть любимой моим Дэнни и навсегда это потерять даже не прикоснувшись к этому, не испив из его источника и трех живительных капель? Не это ли одна из самых жесточайших и смертельных пыток для надорванного сознания Эллис Льюис от рук моего Черного Пси-садиста? Мой персональный кроваво-черный Рай?

Во что может превратиться любовь такого человека за десять лет? И каких масштабов достичь его обуглившееся сознание безжалостного мстителя и палача?

И тебе не надо было выжигать сады своего Эдема напалмом до тла и основания, он сам деформировался за эти долгие годы и принял свой нынешний вид моей новой персональной преисподней. И обманывать себя после всего, что ты уже успел мне показать и сделать?..

Эллис, очнись! Твой взлёт закончен давным-давно, оборван твоей собственной рукой в Эшвилле! Просто все эти годы ты зависала в одной точке – точке твоего предстоящего падения. И теперь оно запущено, разжато-срезано его пальцами. Твой сумасшедший срыв в Его бездну, такой стремительный и бесконечный, что даже боишься зажмурить глаза, словно успеешь потерять момент, когда же достигнешь этого гребаного дна и наконец-то разобьешься! Мгновение перед смертью, или несколько минут... не удивительно, что многие не долетают, а умирают от страха и разрыва сердца прямо в воздухе!

Но и это не самое страшное. В какой-то момент тебя начинает выворачивать от состояния нескончаемого ожидания, словно устаешь всё время и постоянно падать, ждать его неминуемого приближения, а он всё никак не наступает. Знать, что он близок, чувствовать его кожей и обнаженными нервами, что рано или поздно это произойдет, а ты всё падаешь и падаешь... Наверное поэтому и хочешь его как-то ускорить, вот только не знаешь как.

Поэтому ты всё это и делаешь со мной, да? Оставляешь наедине со всеми этими мыслями, воспоминаниями и дичайшими фантазиями, зная насколько страшно ОДНОМУ все это осознавать, пропускать и переживать, как и понимать, что никто, и особенно ТЫ не остановит его адского безумия? И только не говори, что ты не получаешь от подобного созерцания животного удовольствия... хотя... Кого я обманываю? Ты абсолютно этого не скрываешь!..

...Выжить любой ценой в эти дни? Ты и представить себе не можешь, что я только не делала, чтобы дожить до этой гребаной субботы, до твоего появления в гостиной моего номера (и не только я одна!). Понимать, что никто мне так не скажет и не расскажет, что от меня требуется, и чего ты хочешь лично от меня и только для себя, пока не соизволишь сделать это сам и лишь тогда, когда посчитаешь это нужным?

Как я еще не свихнулась, даже в часы так называемого отвлечения внимания на менее насущные проблемы? Пришлось наорать на Робин, довести несчастную девочку до слез, когда я категорически отказалась принимать пихаемые ею мне в рот таблетки, потребовав названия каждого выпитого мною препарата и имя доктора, что мне их выписал. Правда, всё равно пришлось идти на попятную, успокоить ее заверением, что со мной всё нормально, просто мне необходим мой чистый и незатуманенный разум, особенно для предстоящего умственного марш-броска. И что как раз она и могла мне помочь в моей предстоящей безумной авантюре – погружению в мир черно-красных оттенков темы, которую я так старательно мечтала обойти всю предыдущую неделю.

Ты мне просто не оставил выбора. Особенно после нашей последней встречи, после того сумасшествия, в которое ты меня погрузил без воздуха в легких на долгие минуты (часы, дни...), заставив умирать от возбуждения, ужаса и страха, вынудив думать и вспоминать об этом даже во сне!.. И после всего этого ты ещё выставил мне ряд условий, потребовав незамедлительного восстановления моего физического и умственного здоровья? И что это вообще было?

Единственный звонок на мой мобильный с неопределимого номера, чтобы я не могла перезвонить или не донимать вызовами с требованиями незамедлительных объяснений? И почему только один раз? Один из твоих редчайших царских жестов? Или очередной четко просчитанный ход? Удар на поражение? Поставить меня в известность, что ты можешь сделать это в любой момент и только по своему личному на то усмотрению и решению?

Да, я уже поняла, догадалась, буквально прочувствовала всей своей кожей – ты никуда не торопишься и не спешишь, в этом вся твоя фишка. Для тебя дни и недели – ничто, ведь ты потратил на это целые годы! Выжидать, наблюдать, просчитывать до идеального совершенства всю спланированную и подгаданную тобой ситуацию, доводить до состояния неуязвимой безупречности и только затем наносить свой последующий удар точно в цель и только на поражение. И при этом без единого шанса или права на защиту своей подбитой жертве.

Конечно, у меня были моменты полного помрачения рассудка, когда в состоянии обострившегося аффекта мне хотелось сорваться с места, с кровати, с дивана или даже с унитаза (в том в чем была на тот момент, босиком, в пижаме или в домашних спортивках и растянутом джемпере), и через весь центр города (да хотя бы пешком!), к зданию твоего гребаного "Глобал-Вижн", на твой президентский последний этаж, в двери твоего дико шикарнейшего кабинета и мимо всей роты твоего секретарского персонала включая Эвелин Гувер!.. Да, бл**ь, еще как хотела! Даже если бы на тот момент ты беседовал с самим мэром города по поводу столичной пиар-компании от городских властей на рождественские праздники или если бы тебя там вообще не было!..

Я не сделала всего этого безумия только потому, что слишком хорошо знала, чем это закончится. Ты прекрасно дал мне понять и особенно прочувствовать, на что ты способен при достижении своей самой заветной цели и до каких мер ты готов дойти, чтобы ничто не нарушило его изначальной и тщательно сконструированной пространственно-временной модели! Ты создавал все эти годы эту совершенную клетку не для того, чтобы в один из этих чудесных дней мне удалось из нее вырваться. И она была не только снаружи, ты умудрился сковать ее титановыми прутьями меня изнутри или продолжал это делать изо дня в день, час за часом, протыкая по самым тугим швам моего защитного панциря их длинными спицами, неспешными движениями ленивых пальцев черного птицелова.

Что мне вообще оставалось делать все это время? Глотать с утра до вечера твои черно-красные таблетки и плеваться в потолок, рисуя в воображении дичайшие картины и образы нашего ближайшего будущего, уготованного лично для меня твоим персональным гением? Пытаться разгадать твою многослойную головоломку со стотысячным кодовым шифром? Или докопаться до глубины твоей черной бездны-сущности, чтобы окончательно свихнуться от того, что я там увижу и к чему вскоре прикоснусь? Это так ты переживаешь за мое здоровье и подрезанный твоими пальцами разум?

Ведь самое страшное в эти минуты было как раз то, чтобы не дай бог не вспоминать твоих слов с нашей встречи в "Митчелле". Куда проще и безболезненней прокручивать в голове тот минет на заброшенном заводе, чем думать о том, как ты меня любил, и что все это теперь происходит только из-за меня! Из-за того, что я побоялась разглядеть твоих чувств десять лет назад, поверить в их существование и искренность, ощутить всю их глубину и силу...

Да, Эллис! Сейчас тебе не надо наглядных доказательств с графическими диаграммами по всем прошлым показателям взлетов и спадов чувств Дэниэла Мэндэлла-младшего к тебе. Теперь ты узнаешь, какой была его любовь по силе его ненависти! И если это не прикончит тебя в момент твоего полного осмысления, молись, чтобы он не убил тебя этим в реале, на пике ликования его ненасытного зверя!

Не могу не признаться, что ожидала твоего скорейшего появления в один из этих дней после нашего воскресного столкновения и позднее, после твоего телефонного звонка. И да, не хочу врать, я действительно хотела, чтобы ты пришел, неважно как и зачем. Ведь нет ничего хуже, когда тебя убивает то самое неведенье, когда фантазии с догадками кажутся невыносимым наказанием, а реальность пугает неминуемым приближением сокрытой правды. Опять себя накручивать, пытаться понять, узнать, распознать...

Что мне еще оставалось? Снова лезть в интернет, копаться в ворохе информации о тебе, твоей семье, статьях, сплетнях, фотографиях? Как будто я до этого никогда этим не занималась. А сейчас что изменилось? Я что-то пропустила в первые разы, не разглядела между строк, в выражении твоего лица и бесчувственного взгляда прямого послания-предупреждения Эллис Льюис или твоей причастности к нетрадиционным секс пристрастиям?

Почему мне не давала покоя эта одержимая идея? С чего я вообще взяла, что ты последователь новомодной волны, заполонившей мировой книжный рынок под непонятным названием "50 оттенков серого"? И почему аббревиатура БДСМ ассоциировалась у большинства читателей именно с этой книгой и предстоящим выходом на большие киноэкраны ее экранизацией? Почему я решила просить соответствующей помощи у Робин Поланик, как у ведущего эксперта по художественной литературе, как будто она обладала необходимыми знаниями и могла помочь мне разобраться в этом вопросе? Да и что она вообще могла? Посоветовать к прочтению нужных авторов или чего-нибудь еще из этой же темы? И с чего я взяла, что я могла справиться с этим самостоятельно, что мои исследования могли чем-то мне помочь в дальнейшем?

Или это была одна из моих очередных наивных попыток сбежать от действительности? Разорвать хоть как-то и хотя бы на несколько дней связь с жесткой реальностью, с тобой?..

Паулин Реаж, Си Джей Робертс, Шариз Синклер, Элизабет Макнейл (о да, легендарные "9,5 недель", куда же без них?), Тиффани Райз и конечно же Э.Л.Джеймс. И это еще так, вершина айсберга из всего, что пыталась мне в эти дни впихнуть из личной или докупленной в ближайших книжных супермаркетах библиотеки Робин Поланик. Не скажу, что это хоть чем-то мне помогло в решении моих вопросов и тем более в моих нынешних проблемах, но на какое-то время отвлечь внимание все-таки сумело. Учитывая тот факт, что читатель из меня не ахти какой, тем не менее приходилось время от времени делать существенные перерывы между просмотрами сайтов, чтением статей и штудированием фотографий, так сказать, соскальзывать с более острых граней самой Темы, с ее реальной документальной стороны.

Честно говоря, проникнуться художественным слогом большинства предоставленной мне литературы мне так и не удалось. Мало того и в последствии, эти книги заменили мне один из сильнейших седативных препаратов, которыми меня до этого так старательно пичкала Робин Поланик.

Пока глаз и разум впитывали шокирующую информацию из просторов интернета, пытаясь сопоставить увиденное и прочитанное с недавно пережитым и с поведением самого Дэниэла Мэндэлла-младшего (часть его фраз и выражений, нескрываемое желание меня унизить, поставить на колени, подчинить своим прямым приказам, да ещё и ударить в наказание за невыполнение), содержание тематической прозы действовало на мое сознание абсолютно противоположным эффектом. Нелепость описываемых сюжетов с героями и героинями, которым, по классике жанра следовало либо сопереживать, либо сочувствовать, доводило мое критическое мышление или до истерического желания сжечь автора со всеми его творениями прямо за его рабочим столом, или отключало мой мозг до состояния коматозной спячки. Чего только стоило начало про разбуженную Спящую Красавицу принцем-садистом у Энн Райс или вывернутый на изнанку сюжет "Поющих в терновнике" у Тиффани Райз о священнике-садисте и неадекватной писательнице эротических романов. Поведение и логика большинства героев в большей части просмотренных мною по диагонали книг или убивала наповал или требовала срочного сеанса у психотерапевта. Радовало только одно, что всё это было высосано из авторской фантазии и не имело ничего общего с реальностью или с Дэниэлом Мэндэллом-младшим. Грубо говоря, всё это даже рядом с ним не лежало. Разве что заводило в очередной тупик. Было ли это хорошо или наоборот, крайне как плохо, безвыходно и хуже просто быть не может?..

И разве я сама сейчас не отличалась от большинства осуждаемых мною книжных героинь? Сидеть в четырех стенах спальни и с замирающим дыханием и сердцем вслушиваться в звуки за окнами и дверями. Ты действительно сумел довести меня до данной грани паранойи?

Но в том-то и разница! Тебя на самом деле было за что бояться, и твоя возможная причастность к нетрадиционной субкультуре под грифом БДСМ была наименьшей из всех пугающих составляющих твоего нового образа. Я ведь боялась не того, что ты мог оказаться садистом-извращенцем... бл**ь, да я сама не могла понять почему ТАК тебя боялась!.. и ТАК тебя хотела... все ещё! И постоянно!

Не удивительно, что у меня едва инфаркт не случился, когда я увидела тебя возле дивана в гостиной моего номера этим вечером. Ты же предупреждал по телефону, что должна была прийти Эвелин Гувер (хотя и непонятно зачем), что ты заедешь за мной уже полностью готовой и укомплектованной.

Мне было проще осесть на пол и скончаться на месте, чем по новому переживать твое присутствие и сходить с ума от полного неведенья касательно твоего нежданного появления. Мне с лихвой хватило и первой половины этого дня, доведшей меня в ожидании приближающегося вечера чуть ли не до истерического срыва. Куда, какой клуб, что за вечеринка, среди каких людей и что мы там будем с тобой делать... что ТЫ собираешься там со мной делать (и надеюсь, только ты один!)? И почему за все это время я не проявила ни одного действия к сопротивлению? Не встала в позу, не уперлась рогами, не устроила дебош с погромом на всем этаже?.. Или ты просчитал и это? Поэтому и решил прийти вместо Гувер? Чтобы пресечь все буйства моего возможного неадекватного срыва, который вполне мог проявится при Эвелин и Робин, но только не при тебе?

Я не знаю, как мне вообще удалось сойти с места и пойти за тобой следом в спальню. Я ещё никогда не чувствовала себя в подобном раздрайве наедине с тобой, с трудом соображая, что происходит и почему ты здесь. И ещё меньше ожидала, что ты начнешь меня расчесывать и одевать, подобно хрупкой фарфоровой куколке... Да всё что угодно – очередной минет, анальный секс, избиение с изнасилованием, но только не первое! Fuck!.. Ведь ты реально мог все это проделать! Более того... я бы не смогла даже этому сопротивляться! И наверное, я точно окончательно еб**улась, но я уже хочу, чтобы ты это наконец-то сделал!!!

Ждать, замирать, сжиматься и... пропускать через себя всё, что ты со мной вытворял! Нет, ты не одевал меня. Я сама не знаю, как назвать то, что ты со мной делал все это время. Игрался с моим телом, на моих нервах, натянутых струнах шокированного сознания, оголенных эмоциях и очевидных желаниях? Доводить до запредельного возбуждения самыми "невинными" прикосновениями и манипуляциями, заставлять умирать от вожделения и убивающего страха в твоих пальцах, в твоем окутывающем взгляде, голосе и удушающей тени? Как я еще не потеряла сознания и нашла в себе силы продержаться до конца всего этого сумасшествия?

Когда я опустилась во второй раз на сиденье пуфика перед столиком трельяжа, я была более чем уверена, что больше не смогу с него подняться без чьей-то физической помощи...

- Думаю, эта вещь тебе должна понравиться больше остальных...

О, это был не только один самых непредвиденных и сверхпросчитанных ходов от непревзойденного гроссмейстера Мэндэлла-младшего, похоже ты сумел реанимировать и довести до бурного восторга скончавшуюся до этого Алисию Людвидж. Карнавальная маска, настоящая, не из дешевого магазина или проката костюмов для массового потребителя. Как видно, даже я не знала какими слабостями страдал мой искушенный мозг и пресыщенный фотохудожник. Всего одно движение твоих пальцев, затягивающих на моем затылке шелковые ленты маски, и отражение шикарной блондинки в костюме очень дорогой шлюхи резко преобразилось только за счет добавления столь незначительного и весьма эффектного элемента к её образу.

Не знаю, что это было и что ты сделал для этого сам, но это оказалось самым невозможным преображением даже для меня. Это была я и... всё равно не я. И я не просто видела это в зеркале, я чувствовала это в себе, как если бы через поры моего лица просочилась часть невидимого токсина из этой самой маски, влилась в мою кожу и растеклась по венам и нейронам сильнейшим допингом нейростимулятора...

...Ступать на высоких каблуках по длинному фойе гостиницы с высоко поднятой головой, не глядя по сторонам и почти сдерживая улыбку от идиотского довольства. Не думаю, что в эти секунды я ощущала себя какой-нибудь героиней из той же "Дикой орхидеи", но определенное довольство с зашкаливающим волнением било все возможные рекорды. И не важно, что длинное черное пальто скрывало весь мой "карнавальный" костюм, казалось его видели все, даже если бы на мне было десять макинтошей или плащ-палаток. Всему виной была маска, да? Это она притягивала внимание почти всех окружающих, кто успел заметить фигурку Алисии Людвидж, вышедшую изящной походочкой несостоявшейся фотомодели из дверей лифта? Меня даже не беспокоила мысль, что меня могли и узнать, хотя... откуда?

Это было странно, но будь я при этом совершенно голой (да что уж там, временами я так себя и ощущала!), то возможно испытывала те же чувства, будто эта маска создавала две несовместимых ауры вокруг меня – одновременно обнажая, раскрывая, раскрепощая и защищая самым непробивным панцирем сверхзакалённой стали. Мало того, я уже практически не боялась предстоящего посещения клуба и того, что там могло меня ожидать. Не имеет значения, какие цели ты преследовал и зачем туда вез. Я была более чем уверена, что как раз благодаря тебе, мне совершенно нечего бояться.

Твой лимузин стоял напротив входа гостиницы, заняв самую удобную стратегическую позицию, и не важно сколько времени преграждая прямой подъезд для других автомобилей. Комфорт и удобство клиентов отеля тебя явно не волновало. Привилегия президентского уровня? Не хватает разве что охранного эскорта на полицейских байках и бронированных федеральных авто. Хотя это было бы уже перебором даже для тебя.

Слабость в коленках стынущим жидким азотом все-таки ударила по ногам до самых кончиков пальцев и прошлась вверх по позвоночнику до затылка обмораживающей акупунктурой. Бля**ь! Теперь я снова волнуюсь из-за накатившего страха или из-за тебя... из-за осознания, что ты ждешь меня и быть может как раз наблюдаешь, как я пытаюсь заставить себя сойти с места, делая все возможное и невозможное, чтобы не дай бог не споткнуться на ровном месте и не рухнуть постыдно на глазах у десятков прохожих лицом в асфальт. Это не честно! ТЫ должен был встречать меня у входа и помогать мне садиться в машину! А не демонстративно ждать, как... какую-то оплаченную тобой шлюху!

Ну же, Эллис, это совсем не сложно. Всего несколько шажков до заветной цели... вот только цель это не моя!

Дежурный швейцар открыл и придержал передо мной дверцу лимузина, как раз за несколько футов до моего более-менее ровного приближения. Подал руку, помогая сесть в пассажирский салон экстра-люкс высшего класса. Казалось, часть этого рейда смазалась с памяти грубым росчерком широкой малярной кисти, пока я не увидела тебя на задних сиденьях мягких кожаных кресел, полубоком к противоположной закрытой дверце, в расслабленной вальяжной позе скучающего одижания, потомственного аристократа – лицом к открытому проему (одна рука на бедре, другая на приподнятом подлокотнике). И, да, ты смотрел именно на меня! Как я забиралась в салон и не совсем уверенно (как и далеко не изящно) усаживалась во второе кресло в одном футе от тебя, старательно избегая прямого зрительного контакта с твоими глазами.

Тусклое (из-за определенного расположения светильников и максимально приближенного к натуральному) освещение мягкой невесомой органзой соприкасалось с поверхностями предметов внутреннего интерьера салона и фигурой Дэниэла Мэндэлла-младшего. Прозрачная "дымка" рассеивающегося света скользила или резко обрывалась в глубоких рельефных тенях, создавая тот самый эффект игры между цветом и теневыми рефлексами, который мог или усилить объем окружающих вещей или слить их в одну бесцельную плоскость.

Сердце запустило свой болезненный марафон сразу же с последней скорости, срываясь в судорожную аритмию только лишь от соприкосновения с самой сильной и осязаемой здесь тенью, охватившей мою кожу невесомым физическим ознобом прямо под всеми слоями одежд на мне. Я все-таки вздрогнула, когда швейцар аккуратно захлопнул за мной дверцу. И мне все-таки пришлось сделать это (на время забывая о маске, скрывающей большую часть моих чувств и страхов) – посмотреть в твое лицо... в твои глаза. Ощутить тебя еще сильнее и глубже, более плотным и окутывающим саваном твоей сгущающейся тьмы на себе и в себе. Смертельной вспышкой-ударом по всем раскрытым точкам обнаженного сознания и тела – вскипевшим возбуждением всё ещё стонущей и неудовлетворенной черной пустоты. Неужели теперь так будет всегда? Я буду терять способность мыслить и соображать, как только буду чувствовать твою близость, взгляд и касания (не важно какие, физические или ментальные)? Буду считать через секунды по гранулам утекающего через твои пальцы моего здравого рассудка? Как долго? Сколько ещё ты собираешься мучать меня, а, главное, как и насколько глубоко? До чего ты готов и хочешь сам дойти? До каких невозможных пределов и острейших граней своей хищной ненасытной одержимости?

- Расслабься, Эллис! Это всего лишь поездка в другую часть города. – ленивая улыбка едва-едва задевает уголки твоих гладких лепных губ ожившей маски-слепка языческого божества. Да, тебе не нужны дополнительные защитные маски из картона или папье-маше, твоя собственная новая слишком безупречна и неуязвима, чтобы портить её внешность карнавальной мишурой.

И тебе даже не надо дотрагиваться до меня физически, достаточно скользнуть затуманенным взглядом по моим глазам, губам, шее... чтобы оставить на них свой пульсирующий фантомный отпечаток щедрой ласки любующегося хозяина. Тебе не надо больше спешить, ты сам отмеряешь и высчитываешь для меня время и способы прикосновений... Выбираешь место, силу и траекторию предстоящего удара, своего полного, безапелляционного погружения и тотального порабощения. Предел воздействия и глубину боли! МОЕЙ БОЛИ через твои пальцы, голос и волю.

- Уверен... тебе понравится...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

"Black Crystal"? Как я сразу не догадалась?

Глаза изумленно расширяются не от вида вывески с уже знакомым названием над входом бывшего классического кинотеатра 50-ых, а от нереально огромного количества людей, сбившихся за оградительными канатами (и не только за ними) по обе стороны от широких дверей клуба и центральной красной дорожки на ступенях крыльца.

- Господи, кого они ждут, Стинга или Мадонну? - "вопрос" слетает с губ раньше, чем я соображаю, что говорю.

- Для некоторых словосочетание "Частная вечеринка" обычно действует, как красная тряпка на быка. Хотя не исключено, что ждут или надеются увидеть кого-то из знаменитостей.

Самое время задать по этому поводу встречный вопрос: а почему Дэниэл Мэндэлл-младший не одел на костюмированный вечер в клуб своего лучшего друга карнавальную маску? Или ему достаточно того, что его дама будет при полном параде и со скрытым на две трети лицом?

Желудок скручивает не самым приятным спазмом, далеким от литературного определения запорхавших в животе бабочек... скорей разбежались и заскользили по пищеводу юркие змейки шустрых ящерок.

Удержаться от соблазна или скорей от неконтролируемого условного рефлекса так и не удается. Или это просто нереально? Достаточно твоему голосу завибрировать бархатными частотами над мои ушком и влиться в струны моих оголенных эмоций, как все остальное мгновенно испарялось или растекалось по млеющему сознанию Эллис Льюис абстрактными мазками обрывочных образов.

Я отворачиваюсь от тонированного стекла дверцы (может даже довольно резко), хотя до этого (или, скорее, почти всю дорогу от гостиницы и через весь центр столицы в другую часть города) только и делала, что старательно пялилась в панорамное окно лимузина, изображая неподдельный интерес к красотам ночного Леонбурга.

- А ты разве не входишь в число столичных знаменитостей? – похоже мой вопрос так и останется без ответа. И спрашивала я скорее совсем о другом, вернее, несколько исказив смысл самого вопроса.

Но, как видно, ты умел читать не только по моему телу. Тлеющая улыбка на расслабленных губах и в сканирующем взгляде перехватывают мое дыхание с обомлевшей сердечной мышцей ласковым захватом невидимых пальцев. Господи, сколько еще мне надо надавать себе ментальных пощечин, чтобы наконец-то отучить себя делать столь банальные глупости?

Да, бл**ь, ты угадал! Меня пугает как раз такое безумное количество нежелательных зрителей-свидетелей с мобилками и фотокамерами наготове! Вопрос в другом. Почему тебя это не беспокоит? Как и завтрашние новости в столичных таблоидах о знаменитостях города, посетивших частную вечеринку закрытого клуба Black Crystal? Мне даже не надо включать свою внутреннюю пифию (мля, а это я от кого успела нахвататься?), чтобы пропустить перед внутренним взором несколько будущих любительских снимков с Дэниэлом Мэндэллом-младшим идущего по красной дорожке под ручку с длинноволосой блондинкой в шикарной маске на пол лица. Перечислить тебе список имен тех, кто, увидев эти фотографии, без особого труда узнает твою таинственную спутницу-незнакомку в черном?.. Кто там занимает самую верхнюю строчку хит-парада, случайно не Реджина Спаркс?

- Выходи из машины. – легкое движение подбородком в сторону открывшейся по мою правую руку задней дверцы авто.

Не успеваю осмыслить или вобрать в себя полученную визуальную информацию, как меня уже пытаются вытолкнуть на поверхность одного из самых диких кошмаров Эллис Льюис. Холод с уличным шумом, вперемешку со вспышками мобильных фотокамер и возбужденными голосами подмороженной публики врезается в сознание и сетчатку глаз буквальным ударом под дых, охватывая незащищенные плотной одеждой участки тела и лица царапающим ознобом ночного воздуха. Я с трудом различаю стоящего за открытой дверцей одного из охранников клуба, терпеливо ожидающего, когда же я соизволю вытянуть из машины на всеобщее обозрение свою ножку в черном чулке и туфле с очень длинной шпилькой прямо над кромкой красной ковровой дорожки.

Да чтоб вас всех!

Разве это честно? А если я не хочу!

- Эллис, не заставляй ждать другие машины! – теперь тебя якобы беспокоят другие гости вашей эксклюзивной вечеринки?

Боже! Мне определенно мало даже этой маски! Я бы с радостью закуталась по самую макушку в паранджу, если бы это действительно хоть как-то меня спасло.

- Не вздумай втягивать голову в плечи или прятать лицо под воротник! – последнее предупреждение приглушенного "рычания" прямо мне на ухо. Я вздрагиваю от очередного запрещенного удара по моим уязвимым точкам в самый неожиданный для меня момент. Нагибаешься к моей голове, обхватывая ладонями за талию и спину, и ощутимо подталкиваешь к выходу "ненавязчивым" давлением ласковых пальцев. Чтоб тебя десять раз!

Не помню, как оказываюсь за пределами салона машины, как делаю шаг наружу, как выпрямляюсь в полный рост, ухватившись на время дрожащей ладошкой за предложенную руку охранника. Как пытаюсь сохранить равновесие и не поддаться соблазну прикрыться ладонью или опустить лицо вниз. Меня заливает волной фотовспышек раньше, чем я успеваю сообразить, где вход в клуб, а где вся основная масса папарацци-любителей.

- Умница! – цепенею окончательно под мягким скольжением твоих губ в моих волосах над краем ушка, под уверенным нажимом твоей широкой ладони, обхватившей меня со спины над косточкой таза. Контрольный выстрел в висок, на вылет? Я все еще стою на ногах и не оседаю на землю?

Неужели за несколько секунд до этого я наивно понадеялась, что ты останешься в машине и бросишь меня одну на этой гребаной красной дорожке, пока сам будешь объезжать здание к черному входу клуба? И какого черта тебе приспичило устраивать эту демонстрацию с интимным обниманием и едва не показательным поцелуем в затылок на глазах восторженной публики собственного города? Может мне еще улыбнуться во весь рот и прижаться к тебе в позе счастливой собственницы? Ты уверен, что я теперь доживу до окончания этой ночи? Да часть заснятых кадров и видеороликов с нашим выходом на бис всплывет в соц.сетях интернета уже буквально через несколько минут, если не секунд!

- Хочешь попозировать перед объективами? – ироничный вопрос со сдержанным смешком на том же уровне у моей головы... Нет! Твои губы с громким грудным шепотом задевают мое пунцовое ухо отрезвляющим выстрелом и прямым рикошетом по позвоночнику! Я бы точно подпрыгнула, если бы не твоя поддерживающая рука. Или рванула, не задумываясь, к дверям клуба чуть ли не бегом.

Нет, ты не позволишь мне устроить публичного самоунижения с самосожжением. Буквально лично проследишь и проведешь по ковровой дорожке в том темпе и в той показательной манере, которая приемлема для подобных мероприятий и людей твоего уровня. И я ни разу не споткнусь и не оступлюсь, потому что буду чувствовать не себя, не свое парализованное тело, а только ТЕБЯ – твою окутывающую волю из тончайших сетей тугой красной лески с неразрывными нитями искусного кукловода.

- Все ведь на самом деле не так уж и страшно, да, милая?.. – ты только что задал мне этот вопрос или просто произнес его внутри моей головы?

Я не успеваю прийти в себя в небольшом фойе клуба, очнуться от того же морозного уличного холода, царапающего тающими кристаллами мое обескровленное лицо. Меня продолжает колотить, почти трясти, перетягивать легкие режущими жгутами, как будто я прошлась не медленным дефилирующим шагом по мягкому настилу красного ковра, а пробежала десять кругов стандартного спортивного поля на максимальной скорости. Сколько времени длилась это пытка, и почему ты так не торопился, твою мать? Кому и зачем ты хотел всем этим что-то продемонстрировать и доказать? Лично мне или все-таки тем, кто заинтересован нами не меньше твоего?

Или ты вконец спятил, или пытаешься сделать все возможное, чтобы довести определенную группу людей до состояния запредельной точки кипения, до реакции термоядерного взрыва! Знаешь, что случается, когда капля воды попадает на раскаленную до предела поверхность того же металла? Нет, она не остужает его, она на хрен взрывается! Ничтожная КАПЛЯ ВОДЫ!

Мне определенно придется отключить все телефоны, когда я вернусь в номер гостиницы (ЕСЛИ туда вернусь!). Только почему я боюсь не звонков от Брайана? Ведь другим не обязательно звонить мне лично...

Звуковой купол главной развлекательной залы клуба накрывает и поглощает воспаленное сознание Эллис Льюис за считанные мгновения. Я опять не заметила, как проскочила несколько стадий режима реального времени или позволила тебе провести себя по уже знакомым порталам твоего мира. Да, это был именно твой мир, и возможно этот клуб частично принадлежал и тебе. Не знаю почему, но я была в этом даже более, чем просто уверена. Такие места, с такой обстановкой и такой публикой не могут быть выбраны тобой случайно и наобум.

- Подожди немного у бара, я скоро вернусь! – снова твой обжигающий голос по пылающей коже, звучным приказом-командой внутри моей головы. Бл**ь, тебе даже не надо повышать голоса, достаточно нагнуться к самому уху, задеть его своими губами, дыханием, беззвучным гортанным рычанием сытого зверя, чтобы прописать-прорезать острым грифелем красного редиса каждое свое слово на чистой пленке моего тонущего сознания. Мне все еще холодно или я не заметила, как погрузилась и сожгла на хрен всю кожу в твоей сминающей лаве ликующей бездны?

И мы действительно стоим неподалеку от длинной черной волны стойки бара в зале клуба, в окружении знакомых колонн, стен, изысканного интерьера – черного и белого, матового и глянцевого, глухого и полупрозрачного, затененного и подсвеченного... Обновленного Черного Зазеркалья твоей Черной Страны Чудес! И кажется, я с трудом узнаю его, хотя окружающий дизайн абсолютно не изменился. Может это со мной что-то не так, или меня так клинит из-за тебя за моей спиной? Из-за твоего голоса, рук, пальцев, неспешно снимающих с моих плеч мое черное пальто? Из-за твоей живой тени, пульсирующей и растекающейся вместе с твоим дыхание по моей коже... Ты продолжаешь меня метить ежесекундно, каждым новым словом и прикосновением, не позволяя забыться ни на мгновение. Даже в толпе людей, ты не ослабишь своей хватки ни на йоту, если не наоборот. Еще крепче натянешь нити и до предела скрутишь узелки на всех прошитых тобою участках разума и сердца, доводя до тончайшей грани чистого безумия и... шокирующего возбуждения.

Я действительно спятила и рехнулась! Продолжать возбуждаться даже в таком подбитом состоянии. Или для этого не надо чего-то особенного, достаточно того, что ты рядом и щедрой лаской Хозяина проводишь ладонью по изгибу моей обнаженной руки от локтя и до предплечья с последующим легким сжатием на плече.

- Будь хорошей девочкой! - "прощальный" поцелуй-метка в висок у самого края маски.

Кажется, я закрыла глаза, вцепившись дрожащими пальчиками в черный клатч, почти шатаясь и задыхаясь в затянувшейся изнутри моего горла петле сухой асфиксии, пока фаланга твоего большого пальца прочерчивала немеющий узор эротического иероглифа по коже моего плеча, заскользив своим фантомным отпечатком по сжавшимся стенкам моего влагалища и налитым кровью опухшим половым губкам. Ткань ажурных трусиков в эти секунды показалась нестерпимо тугой и жесткой, а от новых порций горячих вагинальных соков еще и скользкой. Fuck! Сжать бедра и зафиксировать эту надрывную пульсацию в клиторе и в вагине, пока ты еще настолько близок и пока я могу чувствовать прикосновение твоих пальцев даже там?..

- Ты куда?.. – все-таки не сдерживаюсь. Оборачиваюсь к тебе лицом и неосознанно хватаюсь рукой за твой локоть, как та напуганная маленькая девочка, которую родители заставляют ждать их возвращения в детской комнате торгового центра.

И мне сейчас почти не страшно смотреть в твое лицо, в глаза, чуть ли не жаться в тебя с унизительной мольбой в перепуганных глазах.

Да что со мной такое? Я и вправду боюсь остаться в этом месте без тебя одна хотя бы на несколько минут? Мне лучше задыхаться в твоем присутствии, умирать в твоих руках и удушающей тени?

- Я скоро приду!.. Просто подожди и успокойся... – неужели я только что попыталась пробиться сквозь защитную броню твоего замороженного взгляда?

Идеальная лепная маска совершенного лица, в живых цветовых бликах и тенях приглушенного освещения залы. Ни одного лишнего мимического отражения возможных внутренних чувств на ее поверхности или в калейдоскопической глубине коньячного омута. Хотела бы я узнать, о чем именно ты сейчас думал, что чувствовал и для чего все это делал, пока снова прикасался невесомым движением пальцев к нижней части моего лица, без тени ответной рефлексии в живом перламутре черной платины гиперспокойных глаз.

Я не могу не поддаться твоей манипуляции, не приоткрыть дрожащих губок под скольжением подушечек твоих пальцев на их контуре, не пропустить по обнаженным рецепторам своей чувствительной кожи пульсирующим током их властный легкий нажим на подбородке. Мне хочется вцепиться в твою руку раньше, чем ты ее опять опустишь и сделаешь то, что собирался – бросишь меня совершенно одну!

- Жди...

И всё? И ни одного объяснения куда и зачем? Один лишь едва заметный кивок куда-то в сторону, отпуская мой взгляд и переключая свое внимание на кого-то другого за моей спиной?

- Мисс Людвидж...

Двойная рокировка? Не знаю, что меня заставило вздрогнуть или дернуться на этот раз – психофизический разрыв-потеря с тобой или чей-то громкий мужской голос над моей головой. Конечно я оборачиваюсь и куда резче, чем хотелось бы.

- Разрешите вас проводить до столика?

Молодой высокий парень с очень знакомым лицом (и тоже без маски) в черном костюме второй защитной кожи поверх подтянутой широкоплечей фигуры. Сдержанный, абсолютно бесчувственный взгляд только на уровне моего лица и глаз. Да здесь половина мужчин так выглядит, разве что осанка и манера держаться выдает в нем скорее вышколенного лакея, а не особо приглашенного гостя. Наверное, я видела его здесь еще в первый раз на нашей первой с Сэм вылазке в Black Crystal.

Проводить до столика?

Невидимые нити дергают болезненным ожогом по натянутым нервам и напряженным мышцам с удвоенной силой. Я оборачиваюсь обратно к тебе, будто собираюсь потребовать незамедлительного ответа или... получить согласие пойти вслед за этим сверхвежливым мальчиком. Если я и потеряла с тобой физический контакт (что ещё тоже не факт), то не психосоматический.

Нет, ты не убегал от меня в сторону выхода или куда еще (как бы мне это сейчас не рисовалось в моем бурном воображении). Просто шел спокойно, не торопясь, к административной стойке клуба, не оборачиваясь и не проверяя, как я там и что успела натворить за эти несчастные секунды без твоего ведома.

Так тебе надо было поговорить с администратором без моего личного присутствия? Тогда почему не чувствую долгожданного облегчения?..

- Мисс Людвидж! – терпеливый голос всё того же молодого человека за моим плечом наконец-то выдергивает меня в пределы окружающего пространства. Не скажу, что мне как-то легче от возвращения в реальность и осмысления происходящего, тем более в этих стенах и особенно в окружении абсолютно незнакомых мне людей (о пристрастиях которых мне было известно еще меньше, чем о новом Дэниэле Мэндэлле-младшем). Но мне приходиться это делать, буквально ломать себя изнутри: принимать условия моего нового социального статуса, где я только и могла, что выполнять твои требования и соблюдать пока что неизвестные мне правила игры. Идти вслед за незнакомым мне юношей, подобно послушной овечке на заклание, и делать все возможное, что ещё было в моих силах, чтобы успеть определиться и хоть как-то сгруппироваться перед последующими событиями (можно подумать, я успею составить план побега или предугадаю все твои следующие ходы).

Всё, что мне пока подвластно, смотреть и анализировать. Только вот выводы никак не спешили со своим окончательным прогнозом.

Может мне и не показалось, может атмосфера клуба на самом деле разительно изменилась с моего первого и последнего сюда визита? И не сколько за счет поменявшегося жанра более приглушенной музыки с освещением и световыми эффектами, а скорей из-за приглашенных гостей, их уровня поведения и манере одеваться. И это была далеко не классическая вечеринка в привычном для всех традиционном стиле Дня Всех Святых. Ни одной тыквы или гирлянды с шариками и прочей мишурой, которую обычно пихают и развешивают по всем щелям каждого общественного здания, магазина или кафетерия по всему городу. Ничего яркого, праздного и бьющего по глазам. Может поэтому я не сразу заметила дополнительного "праздничного" декора в окружающем интерьере? Черные цепи, колючую проволоку (возможно из папье-маше, что еще тоже далеко не факт) с вплетенными лианами искусственных черных цветов и обмотанными вокруг колонн; более удобные стулья, кресла и даже диваны из черного резного дерева и натуральной черной кожи дополнительными рядами у танцплощадки и в других местах залы. А самое главное сами гости. И сегодняшнее количество приглашенных ощутимо уступало предыдущим неименитым предшественникам. Не смотря на тематический вечер с уклоном определенного праздника, я так и не увидела ни одного вызывающего костюма в стиле а-ля Гендальф Серый или Бэтмэн в силиконовых латах. Да я вообще не увидела ни одного мужчину в каком-то другом облачении, кроме как в классическом мужском костюме под вечерний фрак или френч. Хотя маски были практически на лицах у каждого (ну, может за редким исключением).

Со "слабой" половиной гостей дела обстояли ещё проще. Правда и здесь не обошлось без проколов для искушенного фотохудожника Алисии Людвидж.

Да, масок Женщины Кошки я успела насчитать где-то у трех встречных черных Пантер, но могу поклясться, что остальная часть костюма не уступала знаменитому оригиналу (если не превосходила его в разы) ни по материалу, ни по качеству исполнения. Дорогой латекс, винил, натуральная кожа... бриллиантовые когти и платиновые ошейники... У меня буквально отвисала челюсть, если одна из таких красавиц проплывала мимо меня самой развратной бл**ской походочкой и уже через несколько секунд начинала обхаживать или ластиться к кому-нибудь (в лучшем случае одному) из гостей противоположного пола.

Только боюсь, окружающая обстановка не то что не подействовала на меня успокаивающей анестезией, скорей еще глубже прошлась ржавым напильником по всем моим обострившимся эмоциям и параноидальным страхам. Даже внушительное обилие кожаных корсетов и более откровенных костюмов на точеных фигурках большинства присутствующих дам не принесло моему возбужденному сознанию (и телу тоже!) долгожданного послабления. Это было в принципе нереально и особенно в окружающей обстановке – в клубе, хозяином которого был самый настоящий Тематик!

И какого черта я вспомнила об этом только сейчас?

Как я еще не забилась в дальний угол кожаного диванчика угловой кабинки, как раз напротив торцевого загиба барной стойки, до которой меня провел по твоему поручению этот вежливый мальчик.

- Не желаете что-нибудь выпить?

А мне что, разрешается здесь даже что-то заказывать?

Какое счастье, что на мне маска. Я и представить боюсь, каким должно было выглядеть в этот момент моё лицо.

- Нет, спасибо... – мне с трудом удается выжать хотя бы ответную улыбку. Мало того, взгляд предательски поднимается вверх и в сторону к сквозному "окну" второго яруса клуба, подобно магнитной стрелке полярного компаса.

Это что, мой новый условный рефлекс? И что же я там (или кого) надеюсь увидеть? Алекса Рейнольдза в костюме Де Сада и Дэниз Эпплгейт в образе еще одной Женщины Кошки? Зачем тебе вообще приспичило тянуть меня в клуб своего друга Тематика? Решил наконец-то поставить перед фактом своей причастности к подобному роду увлечений? И с каких это пор твоей темной стороне не достает ещё и ауры тематического садиста? Я же в конец долбанусь, если уже не начала ощутимо сдавать, теряя хваленый самоконтроль и стальную выдержку бизнес-леди. Да как тебе вообще удалось за эти дни сотворить со мной такое?..

К черту всё! Выпрямить осанку, расправить плечи, голову повыше! Чем я хуже всех этих... шикарных бл**ей, ступающих по виниловому покрытию пола и танцплощадки клуба со столь непосредственной грацией и изяществом непобедимых амазонок. Если бы я просто боялась и ждала самого худшего... Но я ведь действительно разрываюсь от дикого любопытства (граничащего с одержимым желанием), узнать, зачем мы здесь. Танцевать и пить мартини? Серьезно?

Попытаться отыскать тебя в толпе? Можно подумать, мне это чем-то поможет, тем более барная стойка как раз загораживала нужный угол обзора залы.

- Боже! Глазам не верю! Стальная Бабочка в своем смертельном полете?.. Хотя такую походку и телодвижения не спутаешь ни с чьими другими...

У меня снова отвисает челюсть и на этот раз надолго. Я сама не верю собственным глазам. Тот самый Габриэль, с которым я здесь танцевала в прошлый раз и который так красиво испарился со своим приятелем из клуба, пока мы с Сэм наводили марафет в дамской уборной?

Наверное, я узнала бы его даже с лыжной шапочкой на голове, а не в простой кожаной маске (хотя и определенно не дешевой) закрывавшей лишь треть лица от линии бровей и до кончика прямого носа. Его костюм тоже не отличался оригинальностью от большинства присутствующих мужчин – черная двойка с отливом и сатиновая сорочка с расстёгнутыми пуговицами на воротнике и под ключицами. Золотая цепь с именным "жетоном" крупными звеньями оплетала длинную и довольно крепкую шею. Я почему-то инстинктивно (хорошо, что только мысленно) потянулась к своему "ошейнику", вернее, очень явственно прочувствовала на онемевшей коже чуть ли не каждую жемчужину по отдельности.

- Габриэль?.. – пока это единственное, что мне удалось непроизвольно из себя выдохнуть.

Зато как накрыло и припечатало к месту. И продолжало крыть дальше, сжигая эмоциональным напалмом с частью шокированных нейронов способность соображать, говорить и... предвидеть вероятное развитие чёртовых последствий!

Какого-то хрена этот... камикадзе садится на край дивана за мой столик, при чём с той стороны уголка, где сидела я, буквально в полу футе от моей руки и бедра. Да черт с ним, если бы просто сел, ему обязательно ещё надо было уставиться в мое лицо, в глазные прорези моей маски всего в нескольких дюймах от своих! Что он там пытался разглядеть? Последние минуты своей так неудачно еб**увшейся о мои хитиновые крылышки жизни?

- Честно говоря, не рассчитывал увидеть тебя снова (какое удивительное совпадение, и Я ТОЖЕ!), но удержаться от этой... убийственной картины просто не сумел. Клянусь... - даже качает головой, продолжая демонстрировать своё неподдельное восхищение в широко раскрытых цыганских глазищах, откровенно скользящих по моим губам, шее и глубокому декольте то вниз, то обратно вверх, несколько раз подряд. – Это сильнее всех инстинктов самосохранения. Умереть в руках такой женщины – равносильно получить проклятье на вечную жизнь в раю!

- Так ты поэтому сбежал от нас с Риком? Испугался умереть или получить вечное проклятие? – и какого черта я задаю ему эти идиотские вопросы, вместо того чтобы послать, как можно быстрее и подальше, и желательно далеко за стены этого клуба (а быть может и за границы самой страны!)? Или во мне действительно неожиданно пробудился стальной мотылек с крыльями остро заточенных клинков?

Впервые, за столько времени почувствовать едва не животное желание услышать запах чьей-то свежей горячей крови, а быть может даже попробовать её на вкус...

Даже маска не сумела скрыть метнувшегося в сторону напряженного взгляда Габриеля. Левая сторона? За что там отвечает левое полушарие?

Натянутая улыбка на тонких губах выдает заметное торможение при выборе следующего ответа. Неужели у месье де Бержерака истончился весь запас поэтического красноречия?

- Отчасти, можно сказать и так! – как же быстро он акклиматизировался; опять глаза в глаза и едва ли не с придыханием, с ровной и идеально поставленной интонацией чарующего голоса. – Но готов поклясться, при чём на крови, что не проходило ни дня, когда бы я не вспоминал о нашей встрече и о тебе, и не жалел об упущенном моменте остаться...

- Если у тебя нет желания всю свою оставшуюся жизнь жалеть об упущенном моменте ретироваться отсюда как можно быстрее и без лишних вопросов, советую, приступить к данному плану действий прямо сейчас!

Мне надо было только поднять голову, чтобы увидеть тебя, разве что покрыться изнутри вымораживающей коркой льда пришлось на несколько мгновений раньше, быстрее и глубже, чем это успело произойти с несчастным Габриэлем. Достаточно услышать твой голос, а потом соприкоснуться с клинками почерневших глаз, почти задохнуться от их удара, их резкого проникновения в самое сердце... Даже когда ты перевел их на лицо сидящего перед тобой глупого мальчика, буквально придавив его их беспощадным неподъемным прессом, я продолжала ощущать их скольжение по своим внутренностям вдоль позвоночного столба с неослабевающей ни на мгновение подрезающей глубиной.

- Прошу прощение!.. – вот теперь хваленое красноречие Гэйба распрощалось с его изворотливым умом на предельно долгий срок.

Кажется, я и сама выпала из этого безумного водоворота откровенного сумасшествия на несколько долгих секунд... хотя, кто бы мне позволил это сделать... вернее, твоя ментальная хватка была до невозможности крепкой и жесткой, как и пластины корсета, передавившие мне ребра болезненными физическими тисками.

Прости, Габриэль, но спасай себя сам! Мне бы успеть зацепиться тонущим сознанием и помутневшим взглядом за ускользающие образы окружающей действительности... за бесчувственную маску Дэниэла Мэндэлла-младшего, и хотя бы не оглохнуть от вскипевшего шипения подскочившего кардио-давления.

Но боковое зрение все-таки продолжает считывать ваши действия и даже запоминать часть слов... и я бы все отдала в эти секунды, чтобы никогда в жизни не узнать их значения и расшифровать смысл большей части сказанного и сделанного вами.

Гэйб переводит напряженный (да какой уж там! – перепуганный, обомлевший) взгляд опять на меня, но едва ли в поисках поддержки и всего на пару мгновений... потом снова на тебя.

- Я не знал... не думал, что... – попытка свести всё в шутку, тоже не была воспринята практически в упор. Его виноватой кривой улыбке и высокотональному смешку никто и не собирался выписывать поощрительных бонусов.

- Не знал что? Что подсесть за чужой столик без должного приглашения, расценивается за попытку пометить не свое своей криворукой струей?..

- Я и не думал что-то... - Габриэль так и не договаривает, бледнея открытой частью лица и краснея шеей-ушами разительными перепадами нескрываемых страхов. Поспешно вскакивает с места, вытягиваясь напротив Мэндэлла во весь свой топ-модельный рост, на пару дюймов выше твоего, но продолжая млеть, цепенеть и заикаться, как и с прежней нижней позиции полной размазни. Ещё секунда такого прессинга и его коленки подогнуться до нужного уровня сами собой.

- В этом и вся ваша проблема, мальчики, вы забываете думать! А интенсивный поиск мамочек отключает у вас по ходу большую часть инстинктов самосохранения.

Я почти с трудом расслышала твои последние нравоучения, поскольку они предназначались только одному слушателю и были произнесены на пониженных тонах без тени экспрессивности и лишних показательных жестов.

- Извини, дорогой, но не в моей юрисдикции указывать тебе, где твое место... хотя и могу ради особого исключения обойти пару пунктов Протокола.

Похоже это был последний из твоих убедительных доводов, но не думаю, что и до этого Гэбриэл пытался отстоять свою позицию. Может надеялся уползти отсюда на четвереньках, а не на животе?

- Бога ради, простите...

- Ты всё ещё здесь? Вернее... ты всё ещё в этом клубе? – нет, это был не вопрос о том, состоит ли Гэйб, как один из участников или членов данного заведения. Это был намек о его непосредственном местонахождении в режиме реального времени.

Я не знаю, почему он вообще кинул в мою сторону виноватый (надеюсь, все-таки виноватый, а не сочувствующий!) взгляд, перед тем как окончательно исчезнуть с наших радаров и будущего поля зрения. Ты даже не стал оборачиваться, чтобы проводить или проследить за его окончательным уходом. Для тебя он перестал существовать, когда наши глаза снова пересеклись в глубокой точке моего остановившегося сердца.

Вот теперь я поняла, что значит быть зажатой в углу без возможности сделать шаг влево-вправо. Если до этого ты ещё ни разу не затягивал на мне своих ментальных сетей со всей возможной дури, то сейчас мне пришлось прочувствовать их режущие (и в костях тоже) стальные прутья во всех своих суставах и оголенных страхах до нереального натяжения.

- Что это было? Ты знакома с этой подстилкой? – давление проворачивающихся клинков внутри легких и желудка едва не заставило дернуться в ответ и забиться в угол, а может даже жалобно заскулить.

Бл**ь, ты что творишь? Хочешь, чтобы я потеряла сознание на глазах у всех твоих знакомых?

- Я познакомилась с ним здесь в прошлый раз. Мы просто разговаривали и разок танцевали... и всё! – а потом он бесследно испарился точно так же, как за полминуты до этого.

- И я почему-то узнаю об этом только сейчас? – это был вопрос или вынужденная констатация факта?

- Ты меня как-то особенно и не расспрашивал о том с кем я знакома и что делала все эти дни... – лучше бы я промолчала или сказала что-нибудь другое, более отвлеченное и менее безопасное.

И нет, цвет твоей кожи не поменялся и не разгладился до глянцевой бронзы, губы не сжались и на скулах не заходили желваки. Может веки слегка потяжелели, как и взгляд, при чём так незаметно визуально и настолько ощутимо изнутри – лязгнувшей сталью натянувшихся звеньев в моем горле. Как это я не подняла руку и не обхватила трясущейся ладошкой шею под подбородком? Не вцепилась пальцами в нити жемчуга и не рванула этот гребаный ошейник. Я почти успела забыться. Это не ожерелье меня душило, а ТЫ!

- Руку!.. – спокойный бесчувственный приказ, ощутимым жестким ударом по обостренному слуху и свежим кровоточащим порезам. Ты и не собирался ослабевать хватки, если не наоборот. Не важно, что меня клинит на грани разрыдаться и забиться в угол еще глубже, до реальной физической боли, сжаться, зажмуриться, заткнуть уши и содрать вместе с кожей твои треклятые цепи и ремни! ТВОЮ ДОЛБАННУЮ ТЕНЬ!

Зачем ты всё это делаешь со мной, особенно сейчас и здесь?

- Эллис... – мне показалось, или вибрация в твоем бархатном баритоне задела ощутимым рычанием по забытым точкам запульсировавшего вожделения?..

Все, это предел, конечная остановка... Меня сковывает окончательно и безвозвратно. И я не знаю, кто сейчас протягивал в твою сторону моей правой рукой, но уж точно не я. У меня же нет ни сил, ни желаний смотреть в твое лицо, в глаза, в тончайшие переплетения черной материи твоего всепоглощающего мрака, накрывшего мою сетчатку и застывшие зрачки уплотняющейся повязкой неоспоримого подавления. Ты будешь держать мой взгляд до последнего, пока в моих белках не полопаются все капилляры, а из-под век со слезами не потекут первые капли крови.

- Поднимайся! – сколько не жди и не готовься, ты все равно заставишь меня вздрогнуть, коснешься самых чувствительных рецепторов на коже, заденешь, прижжешь отпечатками собственных пальцев, пустишь свой высокочастотный ток в вены, прямым транзитом в сердце и в мозг. Мне только останется, как потянуться (в который раз, снова и снова, а потом опять и не известно сколько раз ещё!) вслед за твоими руками, нитями... или цепями... задерживая дыхание, сердцебиение и поток импульсных чувств на грани удушающего срыва. Всего несколько микрон до чистого безумия?

Я не успеваю встать, слишком сложно заставить свои задеревеневшие ноги сдвинуться с места лишь по одному твоему приказу. Тонкая полоска белого браслета из очень легкого металла охватывает мое запястье свободным кольцом, почти беззвучно защелкиваясь под давлением твоих пальцев на пряжке незамысловатого замка. Взгляд резко срывается к твоим ладоням, не разжимающих обхватов на моей руке. Не знаю, расслабиться, вздохнуть с облегчением, позволить тебе и дальше меня тянуть за тобой, подхватить под локоть и наконец-то вынудить меня вылезти из-за столика?

Мне реально хочется рассмеяться. Клубный браслет для вип-гостей с особыми привилегиями? Я действительно только что испугалась его, как если бы вместо него ты защелкнул на мне стальным наручником?

- Я не приглашала его... Он сам подсел... Я даже не знала, что он здесь будет сегодня... – не понимаю, почему это говорю или каким образом все эти слова слетают с моих губ. Голос дрожит, но я не делаю ничего, чтобы сбавить тональность капризных ноток на грани подступивших слёз. Даже голову слегка опускаю, будто не решаюсь взглянуть в твои глаза в момент твоей последней принудительной манипуляции – тебе все-таки удается поднять меня на ноги, практически затянув "резким рывком" внутрь твоего черного защитного панциря. Мне действительно трудно это сделать и тем более в эти мгновения, когда твоя близость усилилась в десятки тысяч раз вместе с физическим ощущением твоего тела, воли и живой тьмы. И я больше не собираюсь им сопротивляться, и тем более тебе... вернее, не хочу! Только не уходи, не бросай меня одну.

- Поговорим об этом позже... но не здесь и не сегодня. – мне показалось, или твой голос смягчился? Скорее сбавил силу своего выжигающего давления, но не проникновения. Потому что... мне захотелось прижаться к тебе еще плотнее! Наконец-то ощутить первые живительные соки триумфального ликования, хлынувшего по венам возбуждающим энергетиком. Неужели я только что это сделала? Нащупала или процарапала пальчиком тоненькую трещинку по спаянному шву твоей титановой брони? Это оказалось настолько очевидным или я раньше времени бью в победные колокола?

- Идем... – сухой приказ с не менее сдержанным поцелуем в висок.

Впервые меня не надо просить дважды! Хватает одного движения, жеста-манипуляции твоих пальцев, выписывающих новым оттиском авторского шрифта по нервным окончаниям моей воспаленной кожи... Бл**ь, только лишь коснулся моей спины, скользнул ладонью под волосы, пустив горящие искры тактильного тока по выпуклым дискам позвоночника, прямо под застежкой ожерелья... Я забываюсь или теряю связь с последними нитями своего сопротивляющегося разума, они лопаются перетянутыми струнами вместе с поверхностью хрупкой скорлупы защитного кокона, под ненавязчивым трением твоих касаний. Ты даже не напрягаешься, она просто разламывается на тысячи тончайших трещин. Ласковое давление-нажим, и ты снимаешь их пыльцу сенсорными гранулами, прописывая команды подчинения по невидимым контактам моей сомлевшей сущности и податливого тела. И мне уже больше ничего не надо, только чувствовать тебя и сильнее, чем это вообще возможно!

Почти не понимаю, как схожу с места, не думая куда и зачем, или это твои пальцы заставляют меня это делать, отключая часть моего парализованного сознания и направляя только в нужную тебе сторону. Достаточно быть с тобой, ближе, чем это вообще возможно, ощущать одного тебя и только лишь тебя, особенно в такой толпе незнакомых мне людей, сошедших с картин художников-футуристов. Ты же как раз хочешь увести меня отсюда, подальше от них, ведь так?

Не знаю, что и как (но определенно не давление твоих пальцев), вынуждает меня снова поднять голову вверх, как будто что-то заставляет меня повторять этот новый рефлекс на интуитивном порыве без какой-либо причины. Или я уже знаю, что мы как раз и направляемся туда – наверх, в зону для гостей с особыми привилегиями, на тот самый Золотой Олимп? Ведь по другому и быть не могло, первый уровень не для тебя... не для таких как ты...

- Глазам не верю! Дэнни, какими судьбами?.. Неужели кому-то удалось вытащить тебя на публику, не смотря на всю твою извечную занятость? Боже, Алисия! Так это ваших рук дело? С трудом вас узнала в маске! Выглядите исключительно сногсшибательно! Словами не передать, как же я безумно рада видеть вас снова, да еще и здесь...

Меня на время или лишь частично вырывает из твоего защитного психо-поля. А может это Дэниз Эпплгейт бесцеремонно ворвалась в твою неприкосновенную обитель, разорвав на несколько секунд её неприступные границы? Я сама с трудом успела её узнать, ещё и в таком роскошном виде – неоспоримой королевы и хозяйки бала (кто бы на этот счет вообще мог усомниться?). Шикарный белоснежный костюм конной наездницы Викторианской Эпохи, разве что вместо бриджей пышная юбка из прозрачной матовой органзы. Зато остальное всё как и полагается в строгом классическом стиле: лайковые перчатки, расшитый однотонной гладью белых лилий приталенный жакет, шарф-воротник и белый цилиндр кокетливо "сдвинутый" надо лбом и закрепленный поверх строгой прически собранных на затылке волос. Ну, и конечно же белая маска на пол лица из глянцевого винила с прозрачной сеточкой вуали. Не хватает разве что длинной гибкой трости или стека (о, да, теперь я знаю, что это такое и для чего его применяют не только в конном спорте и верховой езде), хотя, кто его знает, может она его где-то до этого просто оставила.

- Мне тоже... очень приятно... – слишком быстро меня выхватывают из собственных страхов и тяжелого забвения. А ведь я только-только начала в них влюбляться.

Белая Королева обхватывает мои оцепеневшие плечики обеими ладошками и уже целует воздух возле моих щек, умудряясь удерживать голову и лицо от моей маски так, чтобы не задеть меня своими вместе с полями невысокой шляпки-цилиндра. Скорее машинально отвечаю на её манипуляции, чем успеваю сообразить, что происходит и что от меня хотят.

- Великолепный вечер и... праздничная обстановка... – произношу слова формальных фраз для подобных случаев, забывая о том факте, что мне до этого никто не говорил, чей это клуб и кто на самом деле Хозяин данной вечеринки.

- Спасибо, Алисия! – зато миссис Рейнольдз расплывается в искренней улыбке осчастливленной хозяйки, догадываясь о моей осведомленности (и её источниках) ещё меньше, чем кто-либо другой в этом зале. – Уже жду не дождусь, когда же мы соберемся в неофициальной обстановке и познакомимся ближе. Дэн у нас такой скрытный и немногословный мальчик, но во вкусах и пристрастиях упрекнуть его не в чем! Да, Дэнни?

Она переводит свой королевский взор на тебя, поджимая пухлые губки с темно-бордовым контуром матовой помады в "скромной" усмешке, и на время перетягивая твоё внимание на себя.

- С твоими вкусами мне просто грех соревноваться, Дэнни! – твой сдержанный ответ выбивает почву из-под ног дальнейшим ленивым действием скучающего патриция. Кто знал, что я почувствую неожиданный укол ревности, как только ты нагнешься к лицу Дэнниз Эпплгейт и оставишь на её щечке легкий поцелуй. Называть друг друга одинаковыми ласкательными именами?.. Это старая привычка или что-то большее?

И кто мне скажет отчего у меня так зашивается сердце при мысли, что рядом с этой шикарной женщиной я чувствую себя откровенной пустышкой? Почему я позволяю спонтанным мыслительным процессам выдавать целую обойму шокирующих вопросов и предположений (а, главное, на каком основании?): как давно вы друг друга знаете, насколько хорошо вы друг друга знаете, и связывает ли вас не только дружба, а что-то большее (и я ей богу убью Робби, за все подсунутые мне ею книги с её столь обожаемой тематикой любовного жанра, как менаж!)?

- Алекс здесь? – последовавший вопрос ненадолго привел меня в чувства и вернул в окружающую реальность.

Как бы я старательно не всматривалась в твой чеканный профиль, в прямой взгляд и неспешные жесты, в них не было ни единого намека на проявление чего-то большего. Всё та же сдержанная и практически безэмоциональная демонстрация безупречной маски недосягаемого Дэниэла Мэндэлла-младшего. Ты даже не расщедрился хотя бы на ответную улыбку для любимой супруги своего лучшего друга детства! Скользнул по её глазам одним из тех безапелляционных взглядов, от которых леденеют даже ногти на ногах! Откуда такая непримиримость и жесткость? Словно уже настроен на предстоящий раунд схватки, в которой будешь нападать только ты, без права отражать твои удары или защищаться.

- Да, наверху! Не может, как и ты, не совмещать досуг и бизнес. Как раз устроил видео-совещание с Токио с обсуждением очередной сделки века.

- Не переживай, сегодня у меня в планах только досуг, до последнего. Разве что обменяюсь с Лексом парочкой крайне неотложных вопросов.

- Что ж, тогда желаю удачи! – Дэниз всё равно отвечает одной из самых приятных и радушных улыбок неподражаемой королевы красоты, скользнув по жесткому мрамору твоего неподдающегося лица мягким взглядом сочувствующей старшей сестренки. – А, главное, проведите этот вечер с максимальной пользой и удовольствием, чтобы было о чем потом вспоминать в будние дни и серые тоскливые вечера. – наши глаза опять пересекаются, и я определенно вижу в глубине её колдовских зеленых омутов неприкрытый блеск коварной заговорщицы. – Пока есть такая возможность... Надеюсь, скоро увидимся!

Неожиданно нагибается к моему ушку, перехватывая мою холодную ладонь двумя руками и сжимает ее ненавязчивым давлением уверенных пальчиков, будто намереваясь передать через это дружеское пожатие часть скрытого в её действии смысла.

- Раскрути его на полную и не бойся использовать весь свой скрытый потенциал. У них реально сносит крышу, когда мы не стесняемся демонстрировать свой голод...

Это что, напутствие с благословением на дорожку?

У меня непроизвольно расширяются глаза и перехватывает дыхание, стоило только пропустить последние слова Дэниз Эпплгейт через аналитический центр своего перегруженного рассудка.

Она решила, что я такая же как и она? И пришла сюда с Дэниэлом Мэндэллом-младшим исключительно в целях утоления своего тематического голода, чтобы оттянуться в духе ненасытной по своему Хозяину кошечке? И почему она не удивилась, увидев меня с тобой? Такое явление для твоих близких друзей в порядке вещей – появляться под ручку не со своей супругой на глазах определенной публики? Скольких же ты сюда успел привести до меня?

Наверное шок от нового осмысления оказался нереально глубоким. Я даже не почувствовала, как сошла с места, а точнее, как потянулась вслед за твоей рукой, запустившей физическую команду по моему телу едва ощутимым нажатием подушечек пальцев. У меня даже не мелькнула мысль и не сработал условный рефлекс, обернуться и проводить Дэниз Эпплгейт взглядом (куда она вообще шла и с какой целью). Про остальной путь и окружающих людей можно не упоминать, они просто стерлись или смазались по поверхности памяти засвеченными кадрами. Мне хватало и предыдущих архивных видеофайлов по клубу.

Если бы мне сказали, что мы шли с тобой по залу абсолютно одни и в полной тишине, я бы с легкостью в это поверила. Часть твоего Черного Зазеркалья? Всего лишь один из его замкнутых уголков-частей? Самый светлый и почти безобидный, тот, куда ты разрешал пропускать многих, и кто не боялся пройти дальше уже на собственный риск и страх. А что было дальше за его лабиринтами черных зеркал, испещренных тонкими паутинками красных трещин - Чудесный Черно-Белый Сад? И что меня заставляет двигаться по их длинным запутанным ходам, в поисках заветной нужной дверцы, осознавая, что я давно внутри твоих владений и обратной дороги нет? Я на самом деле не боюсь, или это сильнейшие дозы адреналина заглушают отупляющей анестезией оцепеневший рассудок?

Так надо? Я должна это сделать! И не потому, что это ТВОЯ неоспоримая воля непримиримого господина и хозяина, а потому, что... я тянусь за тобой по собственным инстинктам, за импульсами собственного обезумевшего тела. Да, бл**ь, я хочу этого! ХОЧУ ТЕБЯ и не смотря ни на что! Даже если буду подыхать со страха и стопроцентной уверенности, что это мой конечный тупик и за ним больше ничего не будет... кроме твоей Тьмы, твоего гребаного Черного Зазеркалья и ТЕБЯ!

Я очнулась только когда твоя рука перехватила мою правую кисть и приподняла в сторону взявшегося из ниоткуда здоровенного качка в черном костюме от Армани. Наверное его крупное лицо с бритым черепом на время вырвало меня из параллельного измерения, напоминая о том факте, что мы здесь не одни и это клуб твоего друга, а не сюрреалистическая картинка из моего взбесившегося воображения. С абсолютно бесчувственным выражением на очень темном загорелом квадратном лице, охранник провел по поверхности моего браслета идентификационным сканером, ни разу за все это время не взглянув мне в глаза. Удовлетворительно кивнул головой, когда на экране зажегся положительный "зеленый" (надеюсь, у него не было функций снимать отпечатки, группу крови и считывать кардио-давление с частотой пульса?).

Но вот только когда этот без пяти минут мистер Вселенная отошел немного в сторону, отстегивая замок большого карабина с красным канатом от кольца чугунных перил, освобождая нам путь к ступеням сквозной лестницы, только тогда я окончательно вспомнила, где мы и... куда идем. Да, на второй ярус клуба, в вип-зону для особо-привилегированных гостей, и ты был как раз одним из этих счастливчиков, при чем из тех, кого знают в лицо и по имени, не требуя никаких опознавательных пропусков или тех же вип-браслетов. Да и с чего я решила, что ты здесь такой же гость, как и я?..

Подняться по ступенькам, ощущая одну из самых крепких поддержек за спиной, на спине – твоих рук, тебя, твоего защитного блока или моего персонального конвоира. Осознавать, что я иду почти добровольно туда, где ещё ни разу не была и не имела ни малейшего представления, что там и зачем меня туда вообще ведут. Я действительно настолько тебе доверяю и нисколько не боюсь? Или я в конец ипанулась от предыдущих страхов, от тлеющего (и готового в любой момент вспыхнуть всесметающей лавиной) физического возбуждения, продолжая медленно и безвозвратно сходить от этих неконтролируемых желаний с ума... сходить с ума от тебя и усиливающейся близости твоего неумолимого подавления?

Не знаю, чего хочу больше, раствориться сознанием и телом в тебе, в ощущениях прикосновения твоих пальцев, твоей окутывающей тени или на какое-то время вернуться в отрезвляющую реальность, увидеть своими глазами точку своего очередного последнего отчета, своего нового падения в твою бездну (а разве оно прекращалось в эти дни хотя бы на миг?).

Наверное, я бы всё равно не смогла этого избежать, даже если бы находилась в эти секунды в одном из самых глубоких пси-трансов. Глаза расширяются под ускорившийся ток сердечной аритмии, с перехватившим дыханием и гулким ударом обомлевшего на пару секунд сердца. Кажется сознание или изголодавшаяся по ярким и захватывающим образам память с жадностью прорываются сквозь все предыдущие блоки наркотического забвения и простраций.

Черный зеркальный лабиринт? Я и сотой части из всего этого не могла себе представить и вообразить. И это действительно лабиринт из толстых полупрозрачных акриловых панелей с переплетениями абстрактных рисунков черного и... красного внутри слоеного оргстекла раздвижных дверей-купе. Блоки крытых кабинок или скорее целых отдельных комнат вдоль всего периметра второго яруса и вокруг центрального проема-окна, огороженного барьером перил из такого-же полупрозрачного и очень крепкого пластика. Приглушенное освещение из центральной нижней залы смешалось с более тусклым светом замаскированных светильников второго этажа, переливаясь мягкими бликами и контрастными рефлексами в глянцевых узорах "живого" стекла. Или мне показалось, что рисунки на стенах двигаются? Нет, они оживали за счет движения тех, кто находился внутри комнат (или клеток), расплываясь по тонированному акрилу сюрреалистичными пятнами и цветом искаженного мутного рисунка (или танца извивающихся трехмерных форм). Там действительно люди, а не... какие-нибудь ирреальные существа из самых жутких фантазий сумасшедшего гения?

Не пойму, мне страшно или... я боюсь собственных подкожных импульсов? Того, что мне хочется пройти дальше и увидеть (подсмотреть) то, что не может дорисовать в моих рассыпавшихся фантазиях мое обомлевшее воображение? И оно не просто атакует мой мозг, растекаясь по телу и коже ментоловой дымкой покалывающих кристаллов, оно заполняет меня буквально под завязку, усиливаясь в разы благодаря твоей окутывающей близости... пальцам, считывающих мои обнаженные эмоции и ощущения по моим проступившим на спине мурашкам...

- Господин Мэндэлл, добрый вечер! Мэм... – внимание со скулящим сопротивлением тянется в сторону материализовавшегося из плотного воздуха статного мужчины в черной тройке с сажевым отливом. Неопределенного возраста, высокий, худощавый, очень короткая стрижка серых седых волос и весьма выразительные (можно сказать, нестандартные и довольно интересные) черты лица с очень... проникновенным взглядом внимательных, но абсолютно не сканирующих тебя глаз. Не помню, чтобы на меня когда-нибудь смотрели настолько учтиво, вежливо и... совершенно без каких-либо поверхностных излишеств.

- Ральф... – твой сухой бесчувственный ответ, от которого скорей на спине выступит ледяной пот, чем возникнет желание посмотреть в твои глаза и продолжить разговор.

- Ваш кабинет уже готов! – приятная улыбка администратора (или кто он там... тут?), без капли заискивания и тени выслужливого подхалимства (ну, прям, достоинство потомственного дворецкого). Кажется, что ещё секунда-две, и он тут же отступит в тень, бесследно растворившись в окружающих сумерках только по едва заветному кивку удовлетворенного гостя.

Кабинет? Это в смысле, одна из этих комнат?

- Господин Рейнольдз ещё занят?

- Да, сэр. Но я пока не могу точно сказать, когда он освободится...

- А я пока никуда и не спешу.

Всё-таки не сдерживаюсь и поворачиваюсь лицом-взглядом к твоему лепному профилю, черты и рельефы которого в новом окружении нового мутного освещения покрылись такими же глубокими и контрастными тенями, как и у Ральфа. Сердце совершает очередной сбивающийся перебор, словно я только что увидела одну из самых совершенных жестких и притягательных масок Дэниэла Мэндэлла-младшего. И похоже, мурашки по моему затылку и спине натянули кожу до состояния тугого барабана, вплоть до пульсирующего онемения на затвердевших сосках. Fuck! Очередной искрой статического тока от невесомых движений твоих пальцев по шейным позвонкам, зарядом выжигающих игл в поры, капиляры и нервные окончания. Я когда-нибудь научусь не вздрагивать от твоих физических (и ментальных тем более!) манипуляций?

- Приятного вам вечера... мэм!

У меня даже не хватает сил, чтобы повернуть лицо в другую сторону и посмотреть на вашего мажордома Ральфа или хотя бы проследить за твоим взглядом. Куда ты смотрел всего несколько секунд поверх плеча этого человека, пронизывая сканирующими клинками почерневших глаз пространство и полупрозрачные стены-двери? Один из ближайших кабинетов? Видел цель, знал, что она совсем рядом, но пока недосягаема, хотя на вряд ли Ральф был для тебя неприступной преградой.

Ты просто уводишь меня в нужную тебе сторону принудительным нажимом ладони на мои сенсорные точки безвольного тела. И я опять подчиняюсь, на время срываясь с хрупких граней реальности. Глаза снова с жадностью, недоверием и возбужденным страхом скользят по "живым" дверям ближайших комнат. Слух обостряется вместе с обонянием, чувствительностью кожи и воспаленными рецепторами в несколько раз. И если мне кажется, что я услышала (вернее, едва-едва различила в гудящей музыкальной "тишине") какие-то ближайшие звуки, голоса или даже движения, мое сознание дорисовывало недостающие элементы или пыталось определить правильный источник с причиной этих акустических шумов. Взгляд моментально тянулся или цеплялся за оживающие узоры на стенах и дверях, подобно интуитивной хватке скользящего в темноте хищника. И я не думала в эти секунды, я просто шла за тобой и за собственными животными инстинктами, ощущая под ногами вибрацию то ли музыкальных басов с нижнего яруса, то ли бешеные толчки собственного сердца.

Бл**ь, это был чей-то стон, или мне показалось?

Я чуть не споткнулась, резко тормознув и мгновенно вжавшись (отступив) спиной и боком к твоей защитной броне. Двери самой ближайшей кабинки неожиданно отъехали в сторону, резко раскрыв большой и высокий проём внутрь ещё более темной, чем проходы второго этажа клуба, комнаты. Нет, я не успеваю разглядеть, что там внутри (и что возможно меня ждет в другом заказанном тобою кабинете), поскольку ошалелый взгляд натыкается на мужчину невероятно крупных размеров и сверхфизической комплекции... Мало того, он выходил расслабленной вялой походочкой из раскрытого им настежь затененного портала в одних... черных кожаных брюках и босиком.

- Мэндэлл! Вот так встреча! Где я ещё мог на тебя случайно наткнуться? – он продолжал ступать по ковролину коридора, не сбавляя шага, но на этот раз меняя курс своего прямого направления в нашу сторону.

Меня непреодолимо потянуло вжаться в тебя еще плотнее, поскольку... я понятия не имела, кто это и какого черта ему приспичило обменяться с тобой обязательным рукопожатием. Не скажу, что я и до этого не видела или не проводила фотосессий с моделями подобного профиля. Вот только выглядели они не настолько... опасными, даже с наличием подобной мускулатуры и роста под два метра. Точеный рельеф невероятно огромной переминающейся во время неспешных телодвижений массы мышц под тонким слоем бронзовой кожи, испещренной изнутри извилистыми змейками вздутых вен и покрытой сверху глянцевой пленкой свежего пота. Он и дышал в полную грудь, заметно задерживая дыхание, как после изнурительной физ. тренировки. Казалось, все его татуировки (на обоих предплечьях, изгибах локтей и животе) тоже исполняли некий ритуальный танец, оживая с каждым его жестом, глубоким вдохом и неспешным выдохом.

Всего пара шагов на нас, перекладывая на ходу из правой ладони в левую пачку сигарет и зажигалку, и меня уже тянет интуитивным порывом отшатнуться в сторону перил. Если бы не твоя рука и не менее мускулистое тело под защитным слоем фирменного костюма, скорей всего я бы так и сделала. Хотя твоему последовавшему маневру позавидовал бы и сам Гудини. Я сама не поняла или не заметила, как ты поменял руки, плавным движением переступая по правую от меня сторону и делая ленивый шаг навстречу этому голубоглазому гладиатору. Ваши руки встречаются практически в унисон всего через несколько мгновений столь головокружительных манипуляций с обеих сторон.

Два крупных хищника на дружеской территории? Мне лишь остается застыть, замереть, оцепенеть на том месте, куда ты так изящно меня задвинул властным жестом единоличного пользователя, прикрыв своим телом и придерживая пальцами левой ладони за плечо у основания шеи (неужели ты почувствовал, что я хотела "убежать"?).

- Ты то сам что забыл в Леонбурге? Кэрролл дала вольную на рождественские праздники?

Русоволосый Галиаф моментально расплылся в белозубой улыбке довольного и очень сытого хищника, по достоинству оценив твою хлесткую шутку (хотя я так и не поняла ни смысла, ни завуалированного в нём подтекста).

- Ты же знаешь, Лиз никого не держит на коротком поводке, тем более, если занята новой игрушкой.

- Да неужели? Но почему то сразу мчитесь в Долус из любой точки планеты, как только Её Величество подаст ожидаемый всеми призыв.

Блондин с наигранным смущением поджимает губы и ведёт расслабленным плечом, как бы соглашаясь, но не окончательно. Неспешно открывает пачку сигарет, чтобы на время опустить глаза и скрыть подрезанный взгляд изворотливого противника.

- Ну... так и ты держишь свой двор за яйца не менее железной хваткой. Такова воля сильных мира сего. Кто-то всегда будет наеб**ать тебя сверху, а ты ловить момент чтобы подеб**ь его снизу. Извечная диалектика – один без другого просто... никак!

Неожиданно поднимает только один взгляд и... сразу на мое лицо, быстро подмигнув глазом лукавого заговорщика. Я не успела отвернуться (хотя дыхание все-таки перехватило), поскольку он тут же перевел свое слегка скучающее внимание обратно на тебя.

- Тебе ли не знать таких вещей, Мэндэлл.

- Ты в Леонбурге надолго, или пока Кэрролл не позовет? – как тебе вообще удается это делать, не меняя тональности, переключать людей на нужную тебе волну? Или давление взглядом тоже играет немаловажную роль?

- Пока есть возможность, так сказать, ловлю момент! – твой знакомый вдруг сходит с места, будто почувствовал тот самый "неудобный" момент, когда пора освободить дорогу и дать возможность каждому вернуться в свое русло и в зону личного комфорта. Приближается неспешной походкой к перилам, с грацией сытого льва облокачиваясь о поручень, и без особого интереса скользнув пустым взглядом по нижнему ярусу клуба.

- Тем более побывать в северной столице и не заглянуть в Black Crystal, - снова оборачивается в нашу сторону, как раз в тот момент, когда мои глаза непреодолимо потянулись к открытому проему кабинета. – Всё равно что приехать в Париж и не забраться на Эйфелеву башню!

Мне, наверное, понадобилось не меньше десяти секунд, чтобы суметь разобрать в полусумраке комнаты, как раз у противоположной от входа стены, четвертого безмолвного и неподвижного участника нашего пересечения. И, похоже, я не заметила, как у меня отвисла челюсть и как рвануло по глазам приливом вскипевшей крови. Я вообще не поняла, как сумела разобрать и осознать то, что впечаталось в мою краткосрочную память одной из самых шокирующих картинок этого вечера (да, наверное, и последних недель тоже!).

- Тогда оттягивайся, раз уж решил заглянуть в гости. – я даже не расслышала нотки мягкой иронии в твоем голосе.

Скорей, я уже вообще ничего не слышала и не ощущала, пока меня крыло выбивающим цунами разрывающегося рассудка.

Бл**ь, да что со мной такое? Почему я не отворачиваюсь, почему продолжаю пялиться и едва не дрожать под ударами сильнейших доз адреналина? Сетчатку сжигает на хрен вместе с глазным нервом буквально до основания, но я всё равно, расширяю веки и смотрю на неё - упрямо, прямо на неё и на то, что выписывало по моей визуальной памяти острейшим лезвием красного скальпеля.

Белоснежное женское тело шикарной брюнетки, распятой то ли на высоком столе (где-то под углом сорок пять градусов), то ли на особом для этого приспособлении из черной кожи со специальными ремнями-манжетами для фиксации рук и ног. Да, Эллис, она действительно голая и ты действительно видишь на ней широкий черный ошейник, глухую повязку на глазах и... черный шарик кляпа во рту!.. И она дышит глубоко и часто, потому что её только что чем-то отымели на этом самом "распятии" одной из тех вещей, что ты так и не успела или не смогла разглядеть на том низком стеклянном столике у края мягкого дивана-уголка, потому что слишком темно, далеко и слито с поверхностями окружающего интерьера. И на вряд ли она так млела и пыталась свести бедра вместе от стыда или неудобства, скорей всего она вас не слышала и продолжала "извиваться" от удовольствия.

- И вам максимально выжать из этого вечера...

Я не слышу или не пытаюсь больше вслушиваться и запоминать ваши последние "прощальные" фразы. Мое состояние слишком для этого перегружено, приближая к грани несвойственного мне осмысления. Страх, паника, отвращение?.. В том-то и дело. Меня колотит и выбивает самыми несовместимыми противоречиями, вплоть до желания закрыть глаза и отключиться, потому что я сама не понимаю, что со мной происходит!

Да и длилось это всего ничего, пока давление твоих пальцев снова скользнувших мне под волосы поверх шеи под затылок не активировали мое оцепеневшее тело знакомыми манипуляциями и ощущениями... ощущениями твоей силы, защитной близости, окутывающей плотной тени и тебя самого. И твой живой ток, хлынувший по моим венам и в кожу едва не довел меня до крайней точки нового предела, до дичайшего безумия сжать собственные бедра, прижаться, вцепиться в тебя, зажмуриться и раствориться в этом тошнотворно-приторном токсине откровенного сумасшествия пока не догорят последние нейроны с нервными клетками.

Бл**ь! Ты куда меня привел? Для чего? Для этого?.. И почему меня это... не пугает до потери сознания и пожизненной икоты?!..

Я осознаю, что мы снова идем, удаляясь от той кошмарной комнаты и твоего знакомого-садиста, когда наконец-то осознаю, что больше не вижу этой... шокирующе-прекрасной картины с распятой девушкой. Я опять смотрю на закрытые двери живого стекла и меня затягивает пульсирующей патокой твоего мрака, моих обострившихся страхов и взбесившихся желаний. Я хочу сбежать или остаться... остаться только с тобой? Я окончательно спятила или это всё ты? Ты довел меня до неведомой грани, продолжая играться с моими чувствами и инфицированным твоим смертельным вирусом разумом.

Вот именно... я хочу спрятаться за тебя, в тебе и только в тебе! И не важно, что ты собираешься и будешь со мной делать, ведь это будешь делать ТЫ! И только тебя я продолжаю ощущать в секунды своей запредельной уязвимости настолько остро и глубоко, что разорви сейчас эту противоестественную связь, и я попросту скончаюсь.

Ты останавливаешь меня (и я до сих пор не знаю и не понимаю, как ты это делаешь, какими особенными командами и манипуляциями), разворачивая лицом к полупрозрачным раздвижным дверям-купе комнаты без номеров и каких-либо опознавательных знаков. Я не успеваю определить или просто не обращаю на это внимания – какая она по счету в этом ряду и смогу ли её найти, если вдруг придется её искать. Ты открываешь эту треклятую створку свободной рукой, отодвигая её в сторону расслабленным (fuck!)... привычным жестом, прекрасно зная, как и под какой силой давления она открывается!

- Эллис, расслабься... ты слишком много думаешь не о том... – приглушенный грудной голос по моим волосам и горящей коже пылающего ушка, глубокой пункцией в черепную кость!.. Запуская спящие режимы программы на звуковые команды.

Для тебя это всё ещё игра, не смотря на то, что я почти уже на грани истерии. И я понятия не имею, что со мной будет, если я увижу в этой комнате одну из тех хреновин (а может и несколько!), каких уже успела насмотреться в просторах глобальной сети с пометкой БДСМ. Превращусь в соляной столб, вцеплюсь скрюченными пальцами обеих рук в ребро дверной панели или... позволю тебе провести меня внутрь?

Наверное, я ещё не до конца отошла от последнего потрясения. Кровь или режущая красная пленка продолжает какое-то время сдавливать глазной нерв, мешая разглядеть с первого взгляда в полусумраке довольно просторной комнаты-кабинки (или вип-«ложи») все ее внутренности. Как меня ещё не пробрал истерический смех буквально через пару мгновений? И как я сделала шаг вперед до того, как рассмотрела интерьер кабинета и не увидела в нём ничего шокирующего и криминального? Хотя нет. Шокирующее частично присутствовало, ведь это была не стандартная вип-зона в стандартном ресторане или клубе иного профиля. Я не могу даже дать определение, что это вообще за комната? Для отдыха, для особого рода развлечений, со множеством скрытых функций и вещей, которые не сразу мог заметить твой искушенный взгляд?

Хромированный шест по центру, на виниловой плитке круглого пятачка танц-подиума с внутренней подсветкой? Серьезно? Шикарный длинный мягкий диван-трансформер с замшевым кожзаменителем от края и до края стены напротив входа с диванными подушками и меховым покрывалом? Низкий стеклянный столик, заставленный несколькими блюдами со свежими фруктами, закусками не из общественного гастронома, конфетницей и парой бутылок определенно элитных напитков, включая графин с соком?.. (Я продолжаю делать шаги дальше, то ли сама, то ли под давлением твоих пальцев. Следующий... неспешный... в такт движения твоей скользящей за моей спиной тени... под нефизическим прессом твоего тела... тебя...) Ещё один столик? Нет... не столик, длинная скамья или пуфик для ног с темно-бордовой обивкой, как у дивана, перпендикулярно центральной линии всего П-образного загиба мягкого уголка. (Какой там по счёту шаг? Третий или пятый? Мы уже дошли до центра комнаты?) Огромная плазменная панель почти на всю левую от входа стену с плавающим по черному экрану скриншотом красного логотипа-надписи Black Crystal. На стене за центральной спинкой дивана вмонтированный в стену аквариум с тусклой люминесцентной подсветкой и плавающими живыми экзотическими рыбками радужных цветов и весьма крупных размеров. Я бы не удивилась, если бы увидела в нём настоящую акулу, или на крайний случай электрического ската с катраном или целой стайкой пираний.

Когда мы остановились? Или, когда я остановилась потеряв ощущения твоей поддерживающей руки и отпечатков твоих пальцев на моей коже? Мы едва прошли чуть дальше центра комнаты. Меня сразу охватила паника, новый беспричинный страх. Резко обернуться, посмотреть, куда ты уходишь и зачем, абсолютно забывая о режиме аналитической обработки информации.

- Садись на диван... – твоё последнее напутствие перед тем, как вернуться к дверям и снова выйти наружу? Куда? Почему? – Я скоро вернусь. Отдыхай пока.

Ты это серьезно? Отдыхать? Оставляя совершенно одну в месте, где я никого и ничего не знаю?

Еще и этот твой... гребаный темный силуэт в светлом проеме раскрытых дверей, искажающий и без того прессующую ирреальную действительность своим контрастным живым мраком. Может в другой ситуации и в другой обстановке я бы и вздохнула с облегчением, радуясь возможной, кратковременной передышке, но только не здесь и не сейчас! Я не хочу оставаться тут одна БЕЗ ТЕБЯ! Разве не понятно? Или ты это прекрасно знаешь, видишь, чувствуешь, но продолжаешь делаешь всё специально, по-своему? Хочешь снова меня довести?..

- Эллис, ты меня слышишь?

И что я должна тебе ответить? Да, мой Господин?

- Да... - ответ срывается с моих губ раньше, чем я успею прорваться сквозь собственные страхи и спросить тебя до того, как ты сделаешь шаг наружу и выйдешь.

Вот так вот... просто и без финальных аккордов? Или ты думал, я покорно исполню твой приказ, больше не чувствуя на себе подавляющих манипуляций твоих пальцев и удушающей близости? Ты забыл, что только ты и твое присутствие могли по настоящему мною управлять? Может я и побоюсь выйти из этой роскошной гребаной комнаты класса люкс для вип-персон твоего уровня, но кто теперь меня заставит неподвижно сидеть на месте и ждать твоего возвращения подобно выдрессированной собачонке? Может ты и воздействуешь на мое сознание и разум какими-то обособленными и крайне исключительными методами властного манипулятора и менталиста, но, я не становлюсь от этого менее прежней Эллис Льюис. Разве что более осторожной и осмотрительной?

Я не дойду до дивана, развернусь обратно к не закрытым тобою дверям всем корпусом, мысленно отсчитывая секунды, твои беззвучные удаляющиеся шаги и пропуская их через каждое судорожное сокращение сердечного клапана. Я вернусь снова к открытому проему, буквально подкрадываясь на последних футах к порогу, к краю панелей стены, практически не задумываясь о возможных последствиях. Разве это преступление? Я просто хочу посмотреть, куда ты ушел. Мне надо знать, что ты все равно здесь, недалеко, и действительно сейчас вернешься...

Ты как раз уже дошёл до поворота к перпендикулярному ряду кабинок, миновав комнату и своего знакомого качка из Долус-сити (Лиз Кэрролл? До меня только сейчас доходит значение услышанного в вашем разговоре имени, как будто неожиданно вскрылись заблокированные до этого сектора архивной памяти). Уверенной целенаправленной походкой, не обращая никакого внимания на возможные препятствия. Я замечаю ещё несколько человек как раз у той части "залы", куда ты так "самозабвенно" направлялся. Кроме знакомой высокой фигуры смотрителя Ральфа ещё как минимум двоих не менее крупных мужчин в черных "форменных" костюмах местной охраны.

Не знаю почему, но какого-то черта вздрагиваю и скорей от неожиданности, когда одна из дверей кабинок вдруг отъезжает в сторону и как раз в трех шагах от твоего направления. Совпадение или нет? Потому что меня продолжает крыть и перехватывать горло невидимой проволокой очередного шокового удара. Я даже пытаюсь напрячь зрение и пару раз сморгнуть, будто не верю собственным глазам и могу сбить с их сетчатки образ ещё одного очень знакомого мне человека. Хотя, откуда это неверие и тот же страх перед Александром Рейнольдзом? Я же видела его вблизи всего только раз! А сейчас с такого немаленького расстояния? На вряд ли он меня заметит, если даже посмотрит в мою сторону... или заметит? Он же по любому должен знать, с кем ты сюда явился!

Он и сейчас смотрел прямо на тебя, не успев сделать шаг из кабинета на встречу. Абсолютно никуда не спешит, каждое движение с заметной ленцой, да и белый костюм с белым галстуком на черной сорочке реально бьет по сознанию разительным контрастом в окружении клуба, которое итак продолжало прессовать меня своей сумеречной атмосферой, не смотря на ощутимые послабления. И конечно же ваше неминуемое пересечение – "столкновение" двух титанов в точке приветственного рукопожатия (достаточно крепкого, искреннего, но не переходящего до крайности дружеских объятий). Я не вижу выражения твоего лица и едва различаю профиль, но если бы это и было возможным, кто сказал, что по нему можно было хоть что-то прочесть, как и по лицу Рейнольдза. Может Алекс до этого и улыбался тебе (а может мне просто показалось, что тоже не факт), то после обмена первой парой фраз, различить хоть какое-то определенное выражение на его отдаленных чертах стало просто нереально.

Предыдущий страх сменяется ещё более сильнейшим приступом скулящего любопытства. Хотела ли я узнать о чем вы так серьезно беседовали и обсуждали? Да, наверное. И это даже слабо сказано. Я ведь не знала, чем ваш разговор вообще должен закончится, и зависело ли от него твое ближайшее возвращение в надлежащем настроении? Для чего тебе вообще надо было встречаться с Алексом, и что ты собирался делать, когда вернешься сюда (надеюсь один) ко мне...

Бля... а вот этого я не ожидала! Что ты обернешься и посмотришь в мою сторону вместе с Рейнольдзом. Шарахнуло буквально и физически реальным высоковольтным зарядом электрического тока, разве что сумела разжать пальцы на холодном пластике оргстекла и интуитивно отшатнуться вглубь комнаты. Думаю, это тоже мало чем помогло. Они... ты мог запросто увидеть мой силуэт (а может всё-таки не мог?).

Сердце накручивает обороты беспричинной паники, выжигая адреналином последние резервы со способностью соображать и анализировать происходящее. Одни эмоции с усиливающейся подкожной лихорадкой, с вымораживающей слабостью по коленкам и суставам во всём теле. Господи, кто мне скажет, почему я так боюсь? И откуда я знаю, что ты вот-вот вернёшься? Неужели я могла сомневаться, что ты не придешь? И чего я на самом деле больше всего боюсь, что ты сейчас войдешь в этот проем или... я больше никогда тебя не увижу? Я точно рехнулась и только благодаря тебе!

Мне пришлось заставить себя пройти вглубь комнаты, сделать то, что ты мне приказал до этого... сесть на край этого чертового шикарного дивана... именно на самый край, едва подогнув одеревеневшие ноги, удерживая ровную осанку только благодаря этому гребаному корсету. Сидеть и смотреть перед собой, прямо вперёд, на раскрытый проем полупрозрачной стены, не в силах унять учащенное дыхание и бешеный ток аритмии изнутри и даже снаружи. Казалось меня окутывало двойной вибрацией, стягивало жгутами плотного савана окружающей атмосферы, приглушенной музыки и просто... звуков, образов, движений в воздухе, запахов и скользящих незримых теней. И я не понимала, что делало меня сейчас настолько уязвимой и беспомощной – моё пребывание в этом месте или ожидание твоего возвращения... ожидание тебя?

Я действительно могла поверить в абсурдность нелепой мысли, что ты больше не придешь? Допустить в свою голову самые дичайшие предположения, что кто-то вместо тебя шагнет в эту дверь? Я настолько боюсь твоих скрытых демонов, что уже не знаю, до каких пределов ты способен дойти, чтобы выполнить свой священный долг чёрного мстителя?..

Конечно, это часть твоей изощренной игры, и ты никогда не станешь посвящать меня во все свои безумные планы, иначе это была бы другая история, не Дэниэла Мэндэлла-младшего, поймавшего в свои стальные сети-паутину самую желанную и глупую жертву. И я прекрасно понимаю, что ты теперь не остановишься, ни перед кем и не перед чем... даже перед самим самой и правом выбирать. Ты уже давно выбрал... и за меня тоже!

Сидеть, ждать и умирать... отсчитывать твои приближающиеся шаги пульсацией собственного безумия в своих венах, в горящей коже, в пылающих нервах воспаленных желаний. Не знать, не понимать, не предвидеть, но жать... только тебя одного. В твоем Черно-Красном Зазеркалье, внутри искаженных отражений твоих вывернутых чувств и смертельной одержимости... в глубине теплых нежных ладоней моего самого ласкового и беспощадного Палача!

Дыхание перехватило за несколько мгновений... и сердце тоже остановилось... казалось все остановилось, замерло, застыло в сжавшихся атомах черных дыр, в последнем отсчете перед взрывом сверхновых – кровавых квазаров, зарождающихся новых галактик твоей воскресшей вселенной. Я уже почувствовала... поняла, ощутила... не знаю, как? По скользнувшей тени, в преломлении тусклого света в плотной дымке мутного воздуха или по вибрации твоих шагов в моем сомлевшем сердце?

Как бы я не знала, и не чувствовала, что ты вот-вот появишься... все равно вздрагиваю, все равно интуитивно сжимаюсь и тут же пытаюсь себя заставить расслабиться...

Дыши, Эллис, глубоко и ровно!..

Черная тень? Живой силуэт? Нет, ты... в одну секунду... выступая из-за угла, разрывая воздух и реальность своим рельефным мраком, фактурной тьмой и сильным телом. Скользнув по моему лицу, легким и сердцу скальпелем бесчувственных глаз.

Небольшая заминка у входа, чтобы закрыть за собой дверь...

Да что же это такое? Почему я так боюсь после всего, что уже было?

Глаза расширяются, как и сосуды в висках, в глазах, в перегруженном сердце... Как я до этого не заметила внутреннего электронного замка – дисплея сенсорной панели, может потому, что его не было снаружи? Не успеваю рассмотреть и уж тем более понять-запомнить, что ты делаешь, чтобы его активировать и... закрыть.

Бл**ь... мне бы радоваться, что сюда теперь больше никто не сможет зайти без нашего ведома, а меня ещё сильнее вдавливает в тугое сиденье дивана, пережимает изнутри горло, кроет глубоким ознобом, до костей – до костных нервов! И чем меньше остается секунд до окончательного слияния моей тлеющей жизни с твоей затягивающей бездной, тем острее слабость и чувство безысходности. Ты пришёл! Вернулся... как и обещал! И я хотела этого... и всё ещё хочу, окончательно срываясь в это безумие... срываясь в тебя...

Да, сделай это! Повернись, посмотри, накрой своим сминающим и просачивающимся взглядом, затяни тончайшие нити паутины движением расслабленных пальцев... Подойди... не спеша, не отводя глаз и усиливая давление их проникновения вместе с осязанием их непреодолимой глубины. Еще ближе... еще глубже... Накрой, поглоти, пронзи насквозь и сожми сердце, перехвати моё дыхание своими легкими... забери туда, где мне не будет так страшно и больно, или убей медленно и сладко, чтобы я этого не заметила...

Да... подними руку... коснись моего лица, скользни по коже фалангами пальцев смертельной лаской моего любимого палача... сведи с ума раньше, чем я успею понять, что увязла в тебе, что обратной дороги больше не будет, и не потому, что ты меня не отпустишь... потому что я больше не смогу уйти сама, как и дышать, думать... жить без тебя!

- Эллис... - проведи тыльной стороной кисти, очерчивая линию щеки, скул, подбородка, приподнимая мягким давлением снизу мою голову, вверх – на себя, направляя и фиксируя взгляд моих расширенных глаз в сгущающейся черной смоле своего бездонного забвения. – Ты ведь меня ждала?..

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Тело ведь не обманет?.. Как бы не вопил и не скулил отрезвленный жесткой реальностью здравый разум. Тело все равно будет тянуться за своими инстинктами, за твоими руками... за своим любимым Хозяином!

Бл**ь! А ты как думал? Ждала ли я тебя все это время? Вслушивалась ли в эту звуковую какофонию, пытаясь выделить в ней вибрацию твоих шагов, пульс и циклический ток твоей горячей крови, мощные удары и толчки самого сильного, неуязвимого сердца... Да я и сейчас жду, с трудом удерживаясь на этой грани чистого безумия, с трудом осознавая, что это все по-настоящему, реальней просто не бывает, с ужасом понимая, что я не сплю и являюсь такой же живой частью твоего мира, как и любой другой в этом месте, как ты сам – перекрыв и затянув всё окружение, все молекулы и атомы физического пространства, поглотив весь воздух и даже свет в искаженные порталы своего Черного Зазеркалья; отравив всё и каждого нейротоксинами своего сладкого наркотика с привкусом и запахом горькой полыни.

Ждала ли я тебя все эти годы?.. Да, твою мать! Я могла обманываться сколько угодно, убеждать себя, что все давно забыто и стерто под чистую из памяти, что я больше ни черта к тебе не испытываю, что ты давно для меня умер... умер во мне вместе с прошлыми чувствами и переживаниями... Но разве такое возможно? Особенно рядом с теми, кого я практически не ощущала ни в себе, ни рядом, ни вообще никак! Никто так не скользил по моей коже и под ней, как ты, не заставлял выгибаться в предсмертных судорогах сладчайшей агонии, выжигая своим шепотом и ласками здравый разум и сам мозг до основания, доводя до полного исступления с желанием скончаться на месте и только в твоих руках, только в тебе – тебя во мне!.. Как я могла не ждать, если твой вирус все эти годы продолжал пить мою кровь, плести вокруг моего сердца колючую проволоку своей ненасытной боли, отравлять мои чувства к другим, омертвлять часть эмоций и сущность Эллис Льюис день за днем, год за годом.

Ты стал моей хронической болезнью, хотя я никогда не признавалась себе в этом. Разве алкоголики и наркоманы готовы признаться в том, что они наркоманы? От этой болезни не бывает лекарств, от тебя не существует лекарства! Они могут не пить, не принимать наркотиков, не контактировать напрямую с предметом своей смертельной слабости, но остаются при этом больны на всю оставшуюся жизнь! Или думаешь, все эти годы я не тянулась, не рвалась и не хотела к тебе вернуться, хотя бы на день-два, три... на десять ничтожных минут? Или это я так поспешно выскочила за муж, всего через год после нашего разрыва? По-твоему, я следила за твоей жизнью в светских новостях от скуки ради? Или все-таки искала хоть какой-то ничтожный намек, знак, подсказку, что ты ещё помнишь меня, думаешь обо мне, что-то чувствуешь... Твой сын, твоя жена, семья, работа, друзья, вся твоя новая жизнь – она была слишком (разве что за редким исключением) идеальна. Но в том-то и дело... я не видела в ней себя, мне не было там места и никогда не было! За десять лет она превратилась в эталон недосягаемого совершенства, в радужную мечту любой наивной обывательницы... в разорванную в клочья мечту глупой малышки Эллис.

Да, бл**ь, я могу себе лгать хоть до рвоты, до полной отключки и потери сознания, что забыла тебя, не ждала, не думала и не хотела! Но сейчас все это попросту превращалось в ничтожную пыль, в стертые в невесомую пыльцу твоими пальцами хитиновые крылья бабочки, выжженную напалмом моих ощущений и желаний папиросную бумагу всех несбывшихся предсказаний и высокоморальных принципов Эллис Льюис. Я становилась никем и ничем, безвольной тенью, ментальной оболочкой, оголенными эмоциями и пульсирующей агонией в твоих ладонях, в зыбучих черных песках твоего затягивающего взгляда, в твоем Черно-Красном Зазеркалье из которого нет выхода... и никогда не было! И это только твой мир, ТВОЯ Вселенная, а я лишь его неотъемлемая частичка, невидимый атом, незримая гранула на дне бескрайнего океана твоей всепоглощающей воли и священной одержимости...

-...Встань! - короткий, сверхспокойный и бесчувственный приказ, способный убить контрольным выстрелом в момент самой раскрытой уязвимости.

Как я еще не отшатнулась, не вжалась спиной в глубь дивана, не заскулила и не зажмурилась, как от самой сильной, выбивающей все на хрен из головы и тела пощечины. Или это все из-за твоих глаз, их тонких клинков, удерживающих мой собственный взгляд на их острейших лезвиях, в недосягаемой глубине моего онемевшего сердца; твоей руки, пальцев, стягивающих на моей коже тончайшие нити твоего беспощадного подавления. Будь на твоем месте кто-то другой, я бы ни за что не смогла встать, потянуться за движением ладони, обхватившей мою шею под волосами властным захватом неумолимого палача. Может быть взвыла, забилась в угол дивана, или стала кричать, звать на помощь, отбиваться руками-ногами, но хрена с два я позволила кому-то вытворять с собой такое!

Но в том-то и дело... это был ты, твой голос, твой взгляд, твоя рука, ТЫ САМ! И я вставала с дивана, абсолютно не чувствуя для этого никаких сил и понимания происходящего... Я чувствовала только тебя одного! И с каждым проделанным движением все глубже и острее, словно насаживалась сама на твои черные клинки всеми раскрытыми ранами и самыми уязвимыми точками. Задерживая дыхание, останавливая биение сердца... Если я еще раз шевельнусь или хотя бы моргну, всхлипну, выдохну, ты же тут же меня разорвешь!

- Ты слишком напряжена... – тыльной стороной пальцев второй руки проводишь по контуру овала моего лица от виска до шеи, запуская фаланги в атласный шелк волос, мягким движением отмеряя длину прядей и невесомой лаской убирая "ненужные" за плечо и трапецию. И при этом на твоей безупречной маске-лике бессмертного бога не вздрагивает ни один мимический мускул, не вспыхивает ни одного эмоционального чувства в глубине застывших угольных зрачков. Зато ты беспрепятственно считываешь и вбираешь в себя каждое мое ответное движение или внутреннюю реакцию меня на тебя, на любое касание и произнесенное тобою слово, даже на скольжение твоего безучастного взгляда по моим чертам и формам взволнованного тела. И, видит бог, я бы все отдала в эти мгновения, чтобы уловить в твоих глазах хоть что-то близкое к моему состоянию, хоть один ничтожный всплеск-искру животной похоти с откровенной жаждой обезумевшего зверя. Увидеть, прочувствовать, впитать его живой ток под собственную кожу, осознать, как ты хочешь меня, ощутить это всем, чем только возможно и там, где невозможно!.. Наконец-то узнать, что ты хоть что-то ко мне испытываешь, что это не просто часть твоей просчитанной до мельчайших деталей и распланированной на несколько тысяч ходов вперед идеальной игры скучающего Черного Мастера и Таксидермиста.

- Расслабься, Эллис. А то я и вправду подумаю, что ты меня боишься. Мы же пришли сюда развлекаться, тем более, ты это уже делала в этом самом клубе и достаточно неплохо...

Да, если бы ты об этом не говорил таким голосом и абсолютно апатичным тоном! Лучше бы ударил, чем делал вид, как тебе параллельны все мои прошлые заслуги и публичные показательные выступления. Ты же не просто говоришь сейчас обо всем этом, да? Ты не мог оставить такое без своего личного внимания! И тебе совершенно не мешает моя маска, тебе хватит и моих расширенных глаз, пульсации моих зрачков и сердца на поверхности острых граней твоего вымораживающего взгляда, чтобы добраться до всех моих чувств и мыслей.

Неожиданно отступаешь, отпускаешь, соскальзываешь пальцами с моего тела (или парализованной сущности), и я не удерживаюсь... слишком резко и быстро! Все равно что резануть по свежим ранам острым сверлом бормашинки... Все равно вздрагиваю, несдержанно выдыхая, почти всхлипывая. Наверное я даже качнулась, во всяком случае пол подо мной дрогнул, или это был удар моего сердца, слившийся с ритмом музыки из нижней залы?

Просто стою и наблюдаю, как ты спокойно и неспеша отходишь от меня, отворачиваясь в сторону стеклянного столика, медленно нагибаешься, протягивая правую руку ленивым жестом вниз. Открываешь и отставляешь хромированную крышку с термической тарелки, на которой (бл**ь!) лежало несколько рулонов свернутых, влажных (и скорей еще и горячих!) полотенец-салфеток. Берешь один валик, вытягиваешь из серебряного кольца, разворачиваешь... а я все стою на прежнем месте, примороженная к полу, и не свожу взгляда с каждого твоего степенного движения, с изящных длинных пальцев твоих широких сильных ладоней, инкрустированных на тыльной части извилистыми змейками вздутых вен. Стою, глазею и понимаю, что не могу удержать участившегося дыхания и не менее взбесившегося сердца, не имея ни малейшего понятия, чем именно меня так кроет в эти самые секунды – страхом перед неизвестным-неизбежным, расписанным тобою на ближайшие часы сценарием будущих действий, или видом твоих рук, твоим размеренным ритуалом готовящегося к операции нейрохирурга. Трижды Fuck!

Вытираешь (если не протираешь с особой тщательностью) едва не каждую фалангу по отдельности влажной салфеткой (возможно даже с антибактериальным средством), не обращая внимание на кольцо и перстень на левой кисти. Зато я все замечаю до дотошных мелочей, фиксируя или, вернее, пропуская любую незначительную деталь и движение сквозь воспаленные сектора памяти, через всю сеть центральной нервной системы. И меня при этом непреодолимо тянет отвернуться, даже не смотря на то, что ты якобы не глядишь в мою сторону. Но тебе этого и не надо. Повернись ты ко мне спиной, все равно будешь знать и чувствовать, что я делаю или не делаю. И я все равно не смогу... Я с ужасом осознаю, что не сдвинусь с места, пока ты сам не прикажешь мне это сделать!

Полотенце возвращается обратно на тарелку под ту же крышку. Подхватываешь один из ближайших пультов, и у меня появляется еще несколько дополнительных секунд – отдышаться и попытаться в который раз (абсолютно безрезультатно) заглянуть в ближайшее будущее нашего здесь пребывания, а может сразу, в твою голову?

Плавающий скриншот на черном экране плазменной панели сменяется списком из обычных пронумерованных папок-блоков с тем или иным опознавательным рисунком. Ни названий, ни каких-то конкретных отличительных символов, но ты прекрасно разбираешься где-что и выходишь в нужную тебе директиву, едва глядя на какие кнопки нажимает твой палец на пульте и что при этом происходит на самом мониторе.

Как только комнату наполняют звуки семиканального звучания музыкальной композиции в стиле ритм-н-блюза, до меня неожиданно вдруг доходит, что все это время здесь было тихо, как в изолированной барокамере, и как раз после того, когда ты наглухо закрыл в помещение двери.

Список на экране исчезает под яркими переливами визуальных видеообразов, анимированных картинок и нарезок из необычных, почти сюрреалистичных видеороликов (местами эротического содержания).

- Подойди... Эллис! – не вздрогнуть от твоего нового приказа не удается, хотя я и ждала этого как никогда за все эти дни и последние минуты.

Я бы очень хотела сойти с места грациозной уверенной походкой, как та же Дэниз Эпплгейт, но похоже для этого надо иметь совсем иное состояние сознания и тела, а не умирать от закоротившей смены подкожного жара и озноба через каждый аритмичный удар сердечной мышцы. Хорошо, что хоть не споткнулась. Но тебе определенно не до моих жалких попыток продержаться и не сорваться раньше времени, до того, как ты запустишь вступительную часть своей гениальной черно-белой симфонии.

И ты все еще не смотришь на меня (пока!). Откладываешь пульт, подхватываешь открытую темно-изумрудную бутылку и начищенный до блеска полупрозрачного хрусталя черный бокал.

Сердце делает очередное головокружительное пике, на какой-то доле секунды замирая болезненным спазмом между стыком ребер и грозясь больше вообще никогда не запуститься.

Да что со мной такое? Почему я так болезненно реагирую на любое из твоих движений, даже самые безобидные, будто выискиваю в очередном действии или манипуляции скрытый контекст с завуалированным тайным знаком. Вот и сейчас, наливаешь спокойным манерным жестом на стенку слегка наклоненного фужера темно-гранатовый напиток элитного красного вина, а я при этом едва не задыхаюсь от нового приступа панического удушья. Можно подумать, ты собираешься сделать с ним и со мной что-то безумно дикое и невообразимое. Что? Использовать бокал (или саму бутылку) не по его прямому назначению?

- Chateau Petrus 2005-го... выдержка, конечно, небольшая, всего десять лет... – протягиваешь фужер в мою сторону и я почти пропускаю тот момент, когда следует поднять руки и забрать бокал до того, как ты коснешься его краем моей нижней губы. – Зато признанное лучшим за последние сто лет. Обычно их закупают заранее предполагаемой зрелости, хотя цена от этого нисколько не падает (если не наоборот). Да и тридцать тысяч бутылок в год как-то должны себя окупать.

Интуитивно приподнимаю подбородок, безропотно и молча принимая твою изящную манипуляцию и несколько капель сухого красного вина на свой язык. Голова закружилась еще до момента растворения первых терпких порций алкоголя на вкусовых рецепторах и в крови. Как я еще не поперхнулась и не прослезилась, не говоря уже о том факте, что я не любитель сухих вин? Но ты с такой точностью отмерил первую дозу и угол наклона бокала, что даже мне самой и особенно сейчас в моем нестабильном состоянии едва ли бы удалось отпить столько же и при этом не облиться.

- Или предпочитаешь что-нибудь менее изысканное, что-то из клубных коктейлей вроде Маргариты, Космополитена или... Сайдкара? Не стесняйся, заказывай, время ещё есть...

А вот это была определенная издевка, особенно с увеличившимся наклоном бокала и более емкими порциями вина, побежавшего в мой рот под принудительным давлением твоих пальцев. Пришлось отклонить голову ещё больше и допить твое гребаное Chateau Petrus до самого дна, иначе выбор был небольшим – захлебнуться или залить подбородок, шею (и дальше по списку) его остатками. Хорошо, что его было не больше пятидесяти грамм, да и уровень крепости не превышал стандарта классических сухих вин. Задохнуться и поперхнуться, тем более из твоих рук, мне не грозило, даже под убивающим прессом твоего бесчувственного взгляда и скрытого смысла последних фраз.

Вот теперь я испугалась по настоящему. И на вряд ли ты сейчас ждешь, что я отвечу и уж тем более захочу что-то заказать. Ну, может быть дозу сильнейшего транквилизатора? Боюсь, мне и этой бутылки будет сейчас не достаточно.

- Нет... спасибо... – я еще умудрилась что-то пролепетать?

- Насколько помню, тебе было очень трудно угодить, особенно с твоей стойкой неприязнью к недоступным для массового потребителя брендам и элитным вещам luxury сегмента. А сейчас?.. – наконец-то убираешь этот чертов бокал от греха подальше и... большим пальцем правой руки проводишь по моей нижней губке и уголкам рта, снимая едва ощутимые капельки неспешным чувственным скольжением, опять перехватывая мне дыхание с бешеным ритмом сердца тугими жгутами подавления методичного палача.

Бл**ь, да когда же ты прекратишь делать это? Давить, прессовать, душить и одновременно добивать своим невозмутимым спокойствием с невыносимыми ласками чуткого и сверхзаботливого Хозяина.

- Ничего не ощущаешь? Ни особой разницы, ни необычного послевкусия... ни чего-то совершенно нового, неожиданного и отличительного от всего, что тебе уже приходилось когда-то пробовать... до этого?

Если бы ты ещё при этом не говорил с двойным умыслом в каждой взвешенной и десять раз перевешанной фразе и с выражением скучающего пофигиста.

Да, ты прав, тысячу раз! Я ничего и никого не пробовала и не ощущала так, как тебя, ни до первой встречи с тобой, ни все последующие годы... и уж тем более ни сейчас! Тебе это хочется услышать? Услышать из моих уст моё полное признание в столь очевидной истине?

- Повернись спиной! – естественно это не те вопросы, на которые ты ждешь ответов. И не думаю, что если что-то скажу или попытаюсь объяснить, то это сразу же изменит весь твой план действий. Ты уже давно всё решил, просчитал, определил и запустил эту жуткую машину в действие! Ведь я не твой противник и никогда не буду восприниматься тобой таковым. Я твоя новая игрушка, одна из слабейших фигур на твоем игровом поле, личная вещь, кукла, которую ты будешь расчесывать, одевать и раздевать, когда тебе приспичит самому в дни обострившейся скуки, не важно когда, где и как долго.

Повернуться? Если бы мне это сказал кто-то другой и в другом месте...

Но в этом вся разница! Это приказываешь ты, в одной из вип-комнат клуба твоего друга Тематика! И то что в ней отсутствуют какие-либо атрибуты этой гребаной субкультуры не делает тебя абсолютно не причастным к её Теме. И да, твою мать, я тебя боюсь и куда сильнее, чем мне самой это хотелось признавать, потому что это ТЫ! И чем глубже я погружалась в твою кровавую тьму твоего Черного Зазеркалья, тем острее разрастался ужас перед неизбежностью и затягивала изнутри (в горле, в легких, на сердце) свои кожаные ремни боль абсолютного отчаянья. Я не могла тебе противостоять, не потому что не могла и была связана по рукам и ногам твоей изощренной игрой и жесткими правилами непримиримого мстителя, а потому что не хотела этого сама!..

Да, повернуться спиной к тебе это совсем не вопрос. Куда сложнее совладать с собой, со своими страхами и волнениями, с осознанием и ощущениями твоего присутствия, усиливающегося воздействия твоей близости и тебя самого на мой разум, тело и чувства. Чем дальше раскручивало свои петли это обоюдное безумие, тем острее я воспринимала происходящее и всё, что ты делал-говорил... острее и глубже ощущала тебя!

- Может ты и права... зачем все эти излишества, вещи и предметы, которые не купишь в супермаркете и не закажешь по кредитке в интернете. Это же не в твоем стиле, и даже не в стиле Алисии Людвидж! – чувствовать тебя за спиной, впитывать твой звучный бархатный баритон натянутыми струнами оголенных нервов и рецепторами кожи, сознания, эмоций...

Мне проще скончаться, чем смешивать этот токсичный коктейль твоих утонченных манипуляций в собственной крови и лопающихся нейронах: блюзовые переборы семиканального звучания, приглушенное и все равное ядовитое освещение в холодных синих оттенках, несколько глотков элитного вина, таниновым привкусом обжигающего язык, горло и даже пищевод... твой ровный голос, твои руки... твои прикосновения и проникновения... И мне не надо видеть перед собой твоих глаз, чтобы ощущать их скольжение по моему телу, их болезненную инъекцию мне под кожу и в сердечную мышцу, их ласковые клинки, достигающие таких глубин моего млеющего рассудка, о которых не догадывалась даже я сама.

- Хотя нет! Ты действительно права! На кой хрена это вино, ещё и такая сухая кислятина? Оно же совершенно не вписывается в твои стандарты красоты и совершенства, пока не будет вылито на чье-то тело или разбито вместе с бутылкой среди засохших лепестков оборванных роз. Зачем что-то держать, хранить и наслаждаться, особенно если оно такое недосягаемое для большинства? Не дай бог еще станешь заложником этих вещей!

Я бы еще могла понять смысл твоих слов, если бы ты произносил их с должной тональностью или хотя бы смотрел мне в глаза, но в том-то и дело. Ты бил, резал, точил мой слух, сознание и все тело своим сверхсдержанным и невозмутимым голосом, будто обсуждал сводку погоды на выходные... пока твои пальцы не спеша развязывали шнуровку на высокой кокетке-пояса юбки над моим копчиком. Нет, ты не дергал и не рвал их кожаные завязки и уж конечно не рычал мне в ухо, но я сжималась и вздрагивала от каждого твоего двусмысленного слова и очередного движения пальцев, как если бы ты писал по моей коже реальной раскаленной спицей. И это была не просто ожившая и пульсирующая по выжженным отпечаткам физическая боль, это было чистейшее безумие, откровенное исступление, сладострастное упоение... распускающиеся вспышки упоительного возбуждения вслед за острыми порезами твоих фраз и прикосновений.

- К черту розы, к черту брендовые шмотки и украшения. Это всего лишь пустые, бездушные предметы. Не важно, сколько времени ушло на их создание, чьи руки и чужое воображение воплощало их в жизнь... Проще ведь разрушить и разорвать, так ведь, Эллис, особенно, если оно сделано не тобой! И это ожерелье... – о, боже! Бл**ь...

Почему я не закричала, когда уже было открыла для этого рот? Когда твоя ладонь плавным движением обхватила мое горло под подбородком и скулами прямо поверх тяжелого украшения или очень дорогого ошейника, чуть сжав и вдавив щадящей лаской крупные бусины в мою кожу; когда ты проговорил последние слова в самое ухо опаливающим громким шепотом по его чувствительной поверхности, буквально выстрелив в эпицентр парализованного сознания, в глубины воспаленного мозга контрольным твоего сиплого баритона! Когда я не заметила, как по моим ногам скользнул липкий шелк черной юбки, почти беззвучно упав на пол, и практически обнажая меня от линии поясницы и низа живота, потому что ты в эту секунду прижался к моим ягодицам собственными бедрами и... каменной мышцей эрегированного члена под тканью брюк костюма.

Нет, я не закричала, хотя крик уже застыл в глубине горла и вспышка выбивающего страха поглотила часть рассудка с дрожащим телом... тобой, твоими руками, голосом и физической тьмой. Мои глаза раскрылись еще шире вместе с онемевшим ротиком, с одержимым желанием вцепиться в твои пальцы и... прижаться еще сильнее к твоей груди, бедрам и низу живота, потому что вместо реакции отпрянуть, вырваться и побежать не оглядываясь на выход сквозь бронированное стекло дверей, мое тело взорвалось болезненной вспышкой сильнейшего возбуждения, горячей порцией греховных соков, побежавших тягучей патокой по онемевшим и распухшим складочкам вульвы, по сжатым линиям пульсирующих долек половых губ (fuck!) до самого клитора! Я сама стимулировала их течение и еще более возбуждающий прилив, сжимая и разжимая стенки влагалища и мышцы всей киски. И всё под давлением твоего тела, рук, пальцев, голоса, тебя всего! Если ты сейчас же не остановишься, я реально... кончу.

- Ты думаешь, мне не стоит особого труда его порвать? Только скажи! – господи, нет, ещё глубже!.. твой голос уже скользит в вагине, ритмичными притоками крови в клиторе, в сокращающихся сжатиях гиперчувствительной точки G. – На х*й его, на х*й все, что так не сочетается с образом высокоморальной пацифистки Эллис Льюис... по её представлениям оно должно украшать пол или грязную лужу в парке, рассыпавшимися жемчужинами в хаотичной композиции. Ты хочешь этого? Прямо сейчас?

Что ты делаешь, зачем? Наказываешь? Это и есть твое гребаное наказание? Тогда лучше убей!..

- Нет... не надо!

- Что не надо, Эллис? – твои пальцы сдавливают горло ожерельем еще более нежной лаской, царапая кожу твердыми камнями и металлом приближающихся граней лезвий настоящей физической боли. – Конкретизируй свою просьбу, я не умею читать твои гениальные мысли и недосягаемые фантазии. Я привык довольствоваться обычными вещами с доступными представлениями о жизни, чувствах и желаниях.

Да, бл**ь, ты победил! Я поняла! Это твои идеально вымеренные и изощренные удары, точно в цель – на поражение, и не важно, когда ты собирался их нанести, главное, ты не пропустишь и не забудешь ни одного!

И снова сдерживаю готовый сорваться с моих губ протяжный стон, когда ещё одна более обильная и обжигающая порция порочного вожделения ошпаривает горячими соками воспаленную кожу и складки не менее горячей вульвы. Кажется, если я сейчас чуть поддамся назад и прижмусь опухшей и обтянутой трусиками киской к твоему лобку, то часть влаги впитается в ткань твоих брюк прямо с промокшего кружева. Боже, останови меня, если я на самом деле это сейчас сделаю, потому что я хочу это сделать, до одури и до истерики!

- Не рвите его!.. Не рвите ожерелье! – выдохнула, буквально простонала задыхающимся шёпотом.

- Оно тебе нравится? – (господи, ну за что?) – Неужели так трудно признаться хоть в чем-то, Эллис? Или принципы превыше всего?

- Да, нравится... очень нравится! – да что со мной такое? Задыхаюсь и шепчу этот бред, будто от него зависит твоё дальнейшее решение и действие.

Но ведь я не хочу, чтобы ты отпускал меня!

- Видишь, Эллис, на самом деле это не так уж и страшно и не больно. Мир не рухнул и не раскололся надвое. Всё на своих местах, как и ты, твой рассудок и все скрытые желания. Просто иногда... – боже мой, ты и не собирался прекращать этот кошмар! Даже убирая ладонь с моего горящего горла, продолжаешь ласковым скольжением кончиков пальцев вырисовывать немеющие узоры на моей коже глубокого декольте, погружаясь убаюкивающей патокой твоего голоса в недосягаемые глубины моего естества.

- Иногда нужно снимать завесу с собственных скрытых инстинктов и насильно задавленных эмоций. Кто знает, чего ты можешь упустить или где вдруг окажешься, если позволишь своим принципам снова взять над тобой верх.

Я даже не заметила, когда и как ты расстегнул на мне кожаный топ. Поняла (или скорей всплыла из этого дикого сумасшествия), когда твои фаланги потянули по моим плечам, предплечьям и дальше вниз по рукам его бретельки. А может я бы и этого не почувствовала, если бы не нужно было самой опустить вниз оба вжатых под ребра изгиба локтя. И когда я успела сама сжать свои ладошки в кулачки у груди, словно вцепилась ими в невидимую опору. И как мне в таком состоянии отслеживать смысл твоих слов, когда тебе хватало всего нескольких манипуляций по моему телу и сознанию, и я уже теряла рассудок в одержимом исступлении... в желании опуститься на пол на колени!

- Помнится, ты мне как-то говорила одну весьма забавную вещь... Что когда я открою свою собственную фотомастерскую и наполню её всем необходимым реквизитом, тогда и смогу тобой... командовать... или выдвигать свои условия! – почему ты не можешь произносить эти... добивающие слова, не касаясь при этом пальцами моих обнаженных грудок и сжавшихся сосков?.. Не обжигать опаливающим шепотом корни моих волос у виска с черепной костью? Не сжимать и не скользить по чувствительной коже и обеим полушариям томным трением своих ладоней и собственной бархатной кожей. Fuck! Как я ещё не сжала со всей дури бедра, не заскулила и не осела, не сползла спиной по тебе на пол?

Прекрати! Я больше не выдержу! Или убей или вые*и наконец, чем и на чем ты собирался это сделать со мной здесь! Я уже на всё согласна, только сделай это! Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ!

- Тогда это звучала, как шутка... но, как видно, в каждой шутке лишь доля шутки. Да и я не привык разбрасываться обещаниями в пустую. И как видишь, даже через десять лет привожу их в исполнение! – я не знаю, что хуже, твои безжалостные слова, давно принятый и запущенный в исполнение приговор, или твои прикосновения, физическое воздействие на мое тело и разум? Неожиданное давление твоих ладоней на предплечья с последующим разворотом на сто восемьдесят градусов лицом к тебе! Новое падение срыв в твою удушающую бездну с немощным всхлипом вместо крика откровенного ужаса.

Снова смотреть в твои глаза в таком состоянии? Господи всевышний...

- Я ведь когда-то говорил, что ты оденешься в чулки, шпильки и однажды кончишь танцуя для меня стриптиз в шикарном бля*ском нижнем белье? – и тебе обязательно надо обхватить мой подбородок пальцами, чтобы зафиксировать направление моего взгляда только на твоих глазах! Чтобы я не смогла сбежать хотя бы сознанием, да? Тебе обязательно надо контролировать даже мой здравый рассудок и поток аналитического мышления! И после этого ты будешь рассказывать мне сказки, что не умеешь читать мои скрытые мысли и фантазии?

- Ты не стеснялась себя демонстрировать в этом клубе за пару недель до этого и даже танцевать с незнакомым тебе человеком, так что прошу сразу, избавь меня от историй о том, как ты стесняешься показывать свои танцевальные навыки на людях! С этим у тебя определенно нет никаких моральных и физических проблем.

А вот этого я действительно ожидала меньше всего! Как ты отпустишь меня, отворачиваясь и делая неспешные шаги в сторону центральных сидений дивана, и разворачиваешься только тогда, когда приходиться опуститься и рассесться на их низких подушках, откинувшись на высокую спинку расслабленными плечами. Нет, не просто сесть, а принять ленивую позу скучающего патриция, достаточно изящную и вальяжную, чтобы вызвать у меня приступ необоснованной паники и... беспричинного стыда.

Я ещё не обхватила свои плечи ладошками и не прикрыла оголенную грудь руками? Особенно после всего, что ты уже успел со мной сделать в прошлой жизни и в этой!

- Уверен, для тебя это не в первый раз. Так что... я не собираюсь просить тебя станцевать мне! Это было бы слишком даже для меня! – зачем я смотрю тебе в лицо? Зачем продолжаю добивать себя твоим бездушным взглядом и безэмоциональной маской совершенного образа Дэниэла Мэндэлла-младшего – ликом бесчувственного палача и персонального безжалостного убийцы?

- Ты просто это сделаешь, как и полагается в твоей ситуации, всего лишь выполняя часть своего непомерного долга. И самое главное (что не попадает под обсуждение или возможное исключение из правил), сделаешь это по настоящему, по всем законам классики жанра, с чувством, с желанием, с полной отдачей и всей возможной страстью, на которые ты не разменивалась, когда танцевала для других и перед другими! Более того, ты сделаешь намного больше! Не только для меня, но и для себя! Ведь именно от тебя зависит чем закончится этот вечер...

О, боже... как я ещё не скончалась на месте и не осыпалась на этот пол осколками обмороженной плоти. Сколько раз мне придется умереть и воскреснуть под клинками твоих глаз, убивающих на смерть слов, голоса, ленивых губ и едва тлеющей улыбки? И сколько ещё ты будешь водить меня по этим граням, удерживая на самом краю этого чистейшего безумия расслабленными кончиками своих пальцев? Натягивая и ослабляя нити в те моменты, когда я абсолютно этого не жду и уж тем более не чувствую, что готова!

- Ну, же, Эллис! Ты ведь хочешь сделать мне приятное? Покажи на что ты действительно способна, в достижении самых желанных и заветных целей! Будь умницей и... самой страстной бля*ью из всех существующих... моей персональной бля*ью!

...Ты все-таки меня убил, тонкая красная линия моей кардиограммы оборвалась... нет, перестала выписывать свои ломанные зигзаги в ментальных частотах сущности Эллис Льюис. Не знаю, сколько прошло после этого времени, и кто на самом деле шел в сторону шеста и танц-подиума впервые не оборачиваясь в твою сторону, но точно не я и не в этой реальности.

Всего два-три шага, и она уже подстраивается под ритм звучавшей мелодии танцевального блюза. Замедляет движение, изящно приостанавливаясь, опуская плечи вниз, а голову приподнимая как можно выше, и в такт гулкого удара сердца делает следующий плавный и грациозный шаг... Легкий зигзаг бедрами, перед следующим выступом ножкой вперед... плавясь замерзшей кожей в мощных приливах собственной вскипевшей крови, в сжигающем напалме оголившейся боли...

Если бы это была я, то скорей бы первое, что совершила, это доковыляла на трясущихся ногах до этого гребанного шеста, прежде чем что-то надумать или захотеть сделать возле него. А не задерживать дыхание перед новым спонтанным па – совершая пластичный шаг в сторону, вытянутыми под ровные стрелы ножками на ширину плеч, поворачивая голову к плечу, глазами вниз... словно ты видишь не только мой профиль, но и абсолютно все мое бесчувственное лицо. Видишь, что я тоже могу отключаться и перенастраиваться в самый неожиданный момент, особенно, когда мое тело сгорает в огненной лаве обезумевших страхов и нескончаемого возбуждения, источником которых был ты!

Мне не надо быть потомственной пифией или эмпатом, чтобы ощущать то, что происходит не со мной. Увы, это не тот случай, и в этом замкнутом пространстве мы были кем угодно, но только не раздельными сущностями. Я чувствовала не только собственные движения и горящие под кожей волокна перенапряженных мышц (и едва ли я к этому вообще прислушивалась!). Мое сознание и все раскрытые болевые точки находились под прицелом твоих глаз, твоего ощутимого взгляда, скользящего по моей спине и по всей фигуре самым осязаемым прикосновением, оставляющего на мне и в недосягаемых нефизических глубинах горящие отпечатки твоих пожизненных отметин, или задевая старые шрамы новыми, более острыми порезами. Я могла обманываться сколько угодно, убеждая себя, что ничего не чувствую из-за мощных доз адреналина, сжигающего во мне всё, вплоть до сознания и мыслей с чувствами, но это было слишком далеко от реальности... от твоей... нашей реальности. Это был совсем не адреналин, а именно ты! Оживший к тебе физический страх и сумасшедшее вожделение, чей ритм и гулкие удары моей внутренней музыки перекрывали звучание музыкальной записи в комнате мощнее и осязаемей, чем чтобы то ни было... Они и были во мне, мной, тем, что заставляло меня двигаться и делать то, что я никогда бы не сделала в другом месте и перед другим человеком.

Ступить изящным шагом на ступеньку платформы, протягивая вперед руку и наконец-то обхватывая дрожащей ладошкой холодный шест. Не знаю, откуда активировались все мои движения, каждый последующий жест, но они выходили из меня совершенно спонтанно и бесконтрольно, я просто делала это, почти не задумывая и не продумывая свой очередной ход. Оттолкнуться второй ногой от пола, сгибая ее в колене и натянутой струной наклониться всем корпусом очень медленно вперед, опираясь о шест уже обоими руками и прижаться к нему лбом, чтобы уже через секунду сделать гибкий наклон в лево и развернуться к тебе лицом.

Я не слышала выбранную тобою для моего танца музыку, ее ритма, отмеренного такта, я танцевала не под неё, а под удары собственного сердца... под скольжение и нажим твоих фантомных отпечатков ладоней, пальцев и взгляда по моему телу. Я даже могла зажмуриться, перестать дышать, остановить ток крови в своих венах, но это бы лишь острее и глубже прописало во мне все твои проникновения и близость.

Глаза находят тебя сами, сразу, всего в десяти футах от танц-подиума. Новый мощный толчок сердца с отдачей в позвоночник и поясницу. Я едва не задохнулась, как будто не ожидала, что увижу тебя на занятом тобою месте дивана... или не ожидала, насколько глубоко прочувствую пересечение наших взглядов... или проникновение твоего, тебя... насколько ты окажешься невыносимо реальным, живым, настоящим и ощутимым. И каким будет спокойным твое лицо, практически апатичным, бесчувственным, с отяжелевшими веками и чеканными лепными чертами, выписанных глубокими контрастными тенями и цветовыми рефлексами окружающих сумерек. Какими будут твои едва сомкнутые гладкие губы с выразительным контуром и мягким изгибом; губы, которые могли убить словом быстрее, чем самый смертоносный яд или нож, которые ещё ни разу не прикасались к моим за все это время, и к которым я хотела дотронуться хотя бы кончиками пальцев, изнывая от этого сумасшедшего желания буквально до истерики.

Что я могла? Задохнуться, сорваться в эту пропасть, разбиться о твои клинки или станцевать на их раскаленных лезвиях босиком свой безумный танец совершенного откровения и чистой боли? Показать, насколько мое тело сходило с ума, сгорало и хотело тебя как никогда и как никого другого? Танцевать для тебя, как ещё никогда не танцевала, ни перед кем и ни для кого! Ведь это была не я, вернее не Алисия Людвидж и быть может даже не Эллис Льюис, а кто-то абсолютно иной, кто был сильнее и безумнее меня в сотни (а то и в тысячи) раз, намного уязвимее и честнее – настоящей, цельной и живой. И то что она делала, не вписывалось ни в какие стандарты моих прежних представлений о страсти, одержимости и исступлении. Она всем этим сейчас дышала, пропускала через свои вены, пульсацию сердца-тела, через каждое движение, поворот, взгляд, вдох-выдох... скатившуюся под маской слезу. Никогда ещё она не чувствовала себя такой свободной, раскрытой и перевозбужденной, умирая в кровоточащих порезах от твоих безжалостных холодных глаз, понимая, насколько порочным и откровенным выглядит её танец, насколько двойственным он будет для тебя и не менее болезненным для твоего восприятия. Но ты же сам этого хотел! Приватное выступление с программой на один единственный вечер, для одного зрителя! О чем ты думал в эти секунды? Что за прошедшие десять лет она танцевала для кого-то так же, с такой же отдачей и оголенной страстью? Скажешь, тебя это нисколько не задело?..

Это была и моя персональная титановая клетка и свободный полет с разбитыми крыльями. Почти не думая, иногда закрывая глаза, задерживая дыхание, замирая или срываясь на момент возможного разрыва сердечной мышцы. Нет, я не забиралась на шест с акробатическими номерами, я вообще впервые в жизни танцевала с ним. Я просто это делала, поглощая и выпуская из себя вибрирующие волны чистого безумия, сливаясь с ними, с твоей близостью и проникающим взглядом в одну цельную живую сущность, гибкую тень, распускающуюся боль.

Я даже не знаю, откуда во мне возникали эти идеи, или вернее зарождались в моем горящем теле движения. Они просто выходили из меня, пробегали по моим мышцам и нервам замкнутым шоковым разрядом, покрывали кожу прохладной испариной, сдавливали легкие и сердце болезненными тисками. Я сама превратилась в одну сплошную циркулирующую боль, подключенную к твоему трансформатору или системе жизнеобеспечения, самую сладкую, сумасшедшую, порочную... Любое соприкосновение с холодным металлом шеста, с твоими взглядом, с твоим мраком, с тобой, обжигало пульсирующей отдачей насквозь, до кости, выгибая и растягивая томной истомой упругие сплетения самых плотных волокон. Прижаться к хромированной трубе спиной, затылком, и оно уже расплеталось по позвоночным дискам ментоловыми спиралями тысячей кристаллов вибрирующего озноба. Прогнуться в пояснице, вцепившись руками над головой в обмораживающий металл, выпячивая ягодицы. Скользнуть промежностью по гладкой поверхности бездушной стали, сдерживая стон и выгибаясь всё сильнее, захлебываясь в расплавленном жаре кипящей ртути и вспыхнувшего с троекратной силой возбуждения. Приподняться на носочках от желания вжаться в шест распухшими половыми губками, оставить на нем свой влажный след и наконец-то кончить!

Думаешь, я до такого не дойду или я не достаточно доведена тобой до этой грани? И сколько, а главное, КАК я должна танцевать, чтобы ты это понял? Или ты действительно хочешь, чтобы я кончила именно во время танца?

Не знаю, сколько бы сама смогла продержаться, сколько бы хватило сил с последними резервами, и сколько ты намеревался тянуть это безумие, но в итоге ты сам все и остановил. Вернее, остановил только мой танец, поднявшись с дивана, медленно приблизившись к столику, что-то взяв с его стеклянной столешницы вялым размеренным жестом. Я видела каждый твой шаг и действие, но продолжала танцевать, будто меня это не касалось, хотя и чувствовала все твои движения, всего тебя собственной кожей, вспыхнувшей панической атакой по сердцу. А потом ты просто подошел и перехватил мои запястья, как раз тогда, когда я держалась обеими ладошками за шест над своей головой. Я чуть была не прозевала этот момент, но разве с тобой это возможно? Ты накрыл меня своей тенью раньше, чем я успела сообразить, что ты собираешься сделать, раньше, чем успела вдохнуть полной грудью и погрузиться с головой в твой абсолютно новый и откровенный кошмар.

- Тебе это нравится, бл**ь?.. Тебя это заводит?.. Заводит танцевать для меня?

Господи, почему я не закричала, когда уже готова была это сделать? Когда твои пальцы правой руки с каким-то зажатым в них железным предметом зачерпнули в кулак почти все мои волосы под затылком, с щадящей лаской дернув на себя мою голову, чуть запрокидывая и притягивая к твоему лицу, к твоим гребаным глазам, к потемневшим гладким губам, прижимая на время спиной и ягодицами к твоему твердому противоударному телу. Как я еще сама не поддалась и не вжалась промежностью к твоему низу живота, к каменному члену впившемуся в мою ягодицу? Как не кончила, когда твой бархатный сиплый рык ударил по моей сетчатке и опалил бешеной пульсацией вспыхнувшей отдачи и без того перевозбужденную опухшую киску?

Перед глазами поплыли темные пятна, расползаясь по твоему совершенному лицу переминающимися мазками сюрреалистических теней, света и цвета. Но ненадолго. Я очнулась почти сразу же, когда сладкая боль от твоих пальцев в корнях волос разлилась по коже скальпа, вырвав из моего пережатого горла несдержанный захлебывающийся стон, и когда мне пришлось непроизвольно сжать бедра, под взрывом очередного похотливого вожделения в глубинах вагины, спустившей на ткань трусиков новой порцией греховных соков.

- Не шевелись и не делай ничего, пока я сам не прикажу! И не отпускай шест!

Мог бы прямо сказать – держись за него, иначе можешь попросту упасть...

Твоя левая ладонь соскальзывает по моим рукам к плечу, правая разжимается, отпуская волосы, и следуя той же траектории, прижимается к спине над поясницей, пока первая обхватывает меня за талию и под живот и принудительным давлением тянет корпус назад, на тебя.

- Отступи на шаг и расставь ноги... прогнись в спине.

Ещё меньше минуты до этого я выписывала самые невероятные танцевальные па, а теперь... у меня тряслись и ноги, и руки и всё на свете. Достаточно было почувствовать твои прикосновения, давление твоих пальцев, голоса и взгляда, и меня уже непреодолимо тянуло осесть на этот пластиковый светящийся подиум прямо у твоих ног!

Я же не смогу! Fuck! Только не так и не в таком состоянии, ощущая настолько остро твою близость, твои ладони, ТЕБЯ всего! Твои движения! И уж тем более становиться перед тобой в такую откровенную позу.

Можно подумать, моё сознание отвечало сейчас за мое тело. Раньше может быть, но не теперь, не после этого танца, не под давлением твоих рук. Я вообще не чувствую, как тянусь в твою сторону, как раздвигаю ноги и... прогибаюсь в пояснице под прожигающим даже сквозь кожу корсета оттиском твоих фаланг. Мне хочется всхлипнуть, потому что ты вынудил меня выпятить ягодицы и раскрыться возбужденной киской (пусть все еще под тканью трусиков) без возможности сжимать ее внутренней стороной бедер. И она только что получила порцию прохладного воздуха комнаты невесомым "дуновением" скользнувшего по ее очень влажной и горячей поверхности.

- Умница! Послушная девочка!

Вот теперь точно не знаю, хотела бы я слышать то, что ты говоришь, убивают ли меня твои слова или прожигают парализующими вспышками мой воспаленный мозг, дополнительной стимуляцией к твоим движениям, твоим рукам, к ладони, обхватившей практически весь холмик моей левой ягодицы невыносимо мягким и нежным касанием. Я даже не успеваю понять, трогаешь ли ты меня, потому что через мгновение мою кожу накрывает гиперчувствительная ласка от твоих невесомых пальцев и подушечек ладони. Выбивает мгновенно, острейшей эротической дрожью и сладчайшим ожогом, распускающимися томными икрами нереального наслаждения с упоительной скулящей истомой во всех клеточках моей сомлевшей кожи. Я все-таки всхлипнула, вздрогнула, не удержалась, сжала половые губки и качнулась на интуитивной волне назад, на тебя.

- Бл**ь, Эллис! Я сказал НЕ-ШЕ-ВЕ-ЛИСЬ!

У меня едва не подогнулись коленки, когда твоя правая рука вжалась в мою поясницу, возвращая меня на место, а левая... возобновила свое возбуждающее скольжение буквально через пару мгновений. Я бы и сама выругалась, но лучше бы застонала, в полный голос, закрывая глаза и цепляясь со всей дури вспотевшими ладошками в нагревшийся металл шеста.

Боже, что ты делаешь... а, вернее, как? Я не понимаю, что происходит, почему меня так кроет столь безобидной лаской, всего лишь легчайшим оглаживанием твоей ладонью моей ягодицы и ноги, трением невесомой паутины или тончайших линий-рецепторов твоей кожи о мою. Плавное скольжение-любование, а меня прожигает насквозь до самых костей невозможной негой, ритмичными приливами острой пульсации в сжимающихся стенках влагалища и в сдавленных кружевом трусиков долек половых губ. Кажется, что уже и ткань не мешает стекать по складочкам вульвы и до самого клитора тягучим каплям вагинальных соков.

А вот теперь меня толкает выбивающим ударом вперед, на шест, когда твой большой палец, как бы невзначай задевает чувствительную линию между бедром и половой губой, а после и вовсе едва не вырывает сознанием из реальности.

- Боже правый, да ты промокла насквозь.

Господи, за что? И почему я не кричу во весь голос, а только задыхаюсь, почти поскуливаю, делаю все возможное, чтобы не сжать ножки и твою ладонь между ними – твои пальцы поглаживающие тонкое кружево, впившееся в возбужденные и распухшие линии-складочки, от вагинальной впадинки и вниз – к вершине стыка половых губ.

- И что же тебя так завело? Всего лишь желание кончить, или кончить на моем х*е? Маленькая, порочная сучка...

Ох, бл**ь! Теперь меня затрясло, почти скрутило, подорвало под скольжением твоих фаланг, усиливших приток крови к вульве невыносимым ласковым давлением и трением прямо через ткань, распаляя интенсивные толчки разгорающейся эйфории в клиторе и в тугих кольцах воспаленного влагалища. И как же мне хотелось это сделать, поддаться назад и... насесть на твои пальцы или хотя бы потереться о них!

- Хочешь большего, да, Эллис? Хочешь, чтобы я это сделал с тобой?.. Прямо сейчас? – ты меня спрашиваешь или добиваешь своими безжалостными издевками, вспарываешь мое сознание и кожу еще более сильнейшей стимуляцией через мозг, двойным ударом к твоим физическим манипуляциям?

Что-то холодное, плоское и твердое прижимается по центру моей онемевшей киски. Я не сразу ощущаю эту подмену, только когда горящая кожа впитывает охлаждающие кристаллы металла в пульсирующие глубины перевозбужденной плоти. Зато тело выбивает по всем эрогенным каналам упоительной вспышкой бесконтрольного вожделения практически сразу и мгновенно, без возможности глубоко вздохнуть и найти надежную точку опоры. Меня всё равно ведет и толкает то вперед, то назад, кроет и растекается по телу гулкими ударами взбесившегося сердца и ритма окружающей музыки... острыми порезами твоих нещадных слов... скольжением ребра золотого столового ножа по ткани моих трусиков, по центральной линии моей промежности.

- Да, Эллис, это нож! И лучше тебе не шевелиться, иначе, по другому ты не воспринимаешь мои слова...

Да чтоб тебя... Или ты решил, что я вмиг протрезвею и приду в себя? Особенно под его давлением на все пульсирующие точки моей воспаленной киски? А может я сразу поверила в вероятность, что ты меня там порежешь или того хуже... Fuck!

Я уже готова была ощутить её - тонкую выжигающую боль на самых чувствительных линиях гладкой кожицы вульвы, клитора, колечка-входа вагины. Может быть именно она на какое-то время и наконец-то остановила бы эти нескончаемые приливы сумасшедшего возбуждения? Подрезала твоими пальцами дикое желание взмолиться, выпросить со слезами пощады... выпросить тебя у тебя! Господи, как же я хочу тебя... как никогда ещё не хотела и не мечтала в своих самых невероятных фантазиях! Ты превзошел их всех, только лишь собой, своим физическим присутствием, своими словами, голосом и руками!.. Собой живым, реальным и настоящим!

Да, я дернулась, впервые вскрикнула, но не от страха и не от звука треснувшей ткани на лезвии ножа, проткнувшего её насквозь прямо под кромкой трусиков. Я не смогла не ощутить аккуратного скольжения твоих пальцев, подтянувших кружево над моим копчиком настолько, чтобы нож не задел и не порезал мою кожу, настолько, что натянутая ткань еще плотней врезалась в промежность и половые губы до самого лобка. И меня продолжает ломать и скручивать, выжигать под твоими движениями и очередным действием, бить по нервным окончаниям шоковым разрядом сладчайшего тока, мириадами микроскопических искр, хлынувших по моим порам и всему эпидермису от соприкосновения с тобой. Ты вынуждаешь меня задыхаться, дрожать, ждать, вслушиваться, замирать и умирать, пока нож в твоих пальцах прорезает по центру трусиков длинную линию-разрез, очень медленно и не спеша приближаясь к изнывающей и спускающей киске.

- Просто интересно... (я знаю, что лезвие не заденет моей кожи, самых чувствительных участков, что я ощущаю лишь край его тыльного ребра-обуха с плоскостью боковой стороны, но меня попеременно кроет то приступом острейшего возбуждения, то впивающимися в легкие и горло кристаллами обмораживающего страха) На кого ты еще так заводилась?.. (бл**ь, уже попросту трясет при соприкосновении влажных и горячих складок вульвы с поверхностью клинка и легким нажимом-давлением металла, опять вызывая приступ беспричинного удушья с кратковременной остановкой сердца) Кого ты еще так хотела, Эллис? Чей член ты мечтала ощутить глубоко в себе.?.. (ещё чуть-чуть и я реально взвою, в голос! Легкая резь в распухший пульсирующий клитор ребром ножа с плавным скольжением по нежной гладкой кожице к вершине щелочки половых губ...) На кого ты ещё так текла и едва не кончала только от желания, чтобы он тебя вые**л?.. Fuck!..

Да, это оказалось даже больше, чем просто fuck... слушать твои грязные издевки и одновременно вскрикивать от новой, сверхневыносимой пытки, едва не прикончившей меня на месте и чуть не доведшей до первых мощных оргазмических сокращений. Ты ввел во влагалище пальцы, бл**ь, впервые, за все это время! Заставил меня застонать в полный голос, захлебнуться, практически взвиться перенапряженным телом, выгибаясь/прогибаясь спиной еще сильнее. Как я ещё не чокнулась и не потеряла сознание?

- Да, Эллис, в этом ты вся! И только ради этого ты здесь! Чтобы получить то, зачем сюда приехала, и о чем боялась признаться самой себе все эти годы!

Плавный толчок пальцев вглубь вагины с нестерпимо медленным выходом-считыванием по воспаленным тугим мышцам, по самым чувствительным точкам, невыносимой сладкой пульсацией в рефлекторно сжимающихся стенках влагалища, раскручивающейся спиралью головокружительной эйфории... Еще один скользящий толчок до упора, с сочным звуком очень влажного трения фаланг об очень мокрую глубину. Я просто задыхаюсь, ни черта не соображая, вздрагивая и замирая, когда ты вытягиваешь обратно пальцы всего на наполовину и начинаешь массировать ребристую поверхность внутренней стеночки, без особого труда отыскав гиперэрогенную точку G. Тебе было мало что я до этого текла, как настоящая сучка, захотелось почувствовать, как польется по твоей ладони?

- Ты приехала ко мне, за моим членом и за тем, что никто не мог тебе дать до этого, кроме меня... – звериное ласковое рычание вибрирующей стимуляцией в сознание, в горящее ушко, с одновременным сжатием второй руки опять в моих волосах на затылке, болезненным рывком назад.

Мне пришлось это сделать, потянуться за твоим физическим приказом всем телом, и не потому, что ты мог причинить мне сильную боль... а потому что мне было в эти мгновения нереально сладко! Я умирала от наслаждения с нескончаемыми приливами сильнейшего возбуждения, от твоей первой руки, продолжающей массировать изнывающие глубины моего влагалища, имитировать толчки и погружения в него члена... боже!.. твоего члена, который находился от моей спускающей на твои пальцы киски всего в нескольких дюймах. Ты прижался его упругой твердой мышцей и мускулистым бедром к моей левой ягодице, в момент властного захвата моего тела внутрь самой опасной и неприступной клетки... внутрь тебя.

Я отпустила шест практически не осознав, как разжались пальцы. Я вообще не понимала на тот момент, где нахожусь и что происходит. Всё чем я сейчас дышала в эти мгновения, что чувствовала и чем существовала это тобой! Твоим сиплым бархатным голосом; обжигающим мою кожу, легкие и кровь дыханием; твоими руками, дарующими моему тонущему рассудку и умирающему телу блаженную боль и порочное наслаждение.

- Признайся, Эллис!.. Скажи это! Скажи, что ты хочешь в эти секунды! Ты ведь думаешь о нём, да! Ты хочешь, чтобы он заполнил тебя до краев... чтобы я заполнил тебя всю!..

О, нет! Только не это! Что ты делаешь?

Заставляешь жалобно заскулить, вытягивая из меня свои пальцы? Чтобы я вконец долбанулась? Обхватываешь этой же рукой под подбородком и скулами, слегка сжимая мне горло и фиксирующим захватом запрокидывая лицо к своему, направляя взглядом в свои черные омуты смертельной бездны. Проскальзываешь этими же пальцами в створки моих раскрытых губок жестким толчком вглубь, обжигая мой язычок вкусом твоей кожи и моими соками.

- Хочешь меня?.. Хочешь его?.. Глубоко в себе, ещё глубже, чем это удавалось другим... и даже мне!

Я даже не почувствовала когда ты отпустил мне волосы. Слишком сладкой болью пылала кожа чуть ли не с черепной костью, разливаясь гудящими приливами по всей поверхности головы. Зато я очень хорошо ощутила, как ты перехватил мою левую ладонь и притянул её к себе, к твоему животу... нет, бл**ь... к твоему члену! Заставил обхватить его каменный ствол прямо поверх материи брюк, позволив моим дрожащим пальчикам успеть прочувствовать его совершенный рельеф и упругое сокращение по всей длине.

- Ну, же, Эллис! Скажи! Ты хочешь его? Хочешь снова ощутить его в своем грязном ротике? Или как он будет долбить твою киску! Отвечай, бл**ь! Хочешь?

Боже, за что? И почему я готова сползти к твоим ногам и... умолять дать мне всё это. Я уже готова не только тебе отсосать, а буквально сделать всё, что не попросишь, лишь бы получить долгожданную возможность наконец-то ощутить его в себе – его сильные растирающие толчки в глубине моей изнывающей вагины. Наконец-то вспомнить и заново пережить, что это такое – что значить снова принимать тебя всего не только сущностью, но и всем телом!

- Да!.. Хочу! – я не услышала своего голоса, хотя мне и хотелось прокричать. Мои связки и горло давно высушили мои собственные задыхающиеся стоны. Я просто это выдохнула, почти не почувствовав, как под маской по щеке сбежала ещё одна слеза.

Нет, я не плакала! У меня просто был срыв... из-за тебя, к тебе! По твоему долбанному члену! Ты мне окончательно вые**л весь мозг и продолжал это делать, заставляя тупеть и дуреть с каждой последующей секундой, с твоей очередной манипуляцией, словом и принуждением!

Расстегнул ширинку на брюках, насильно затянул внутрь под гульфик мою руку, ещё крепче обхватывая моими пальцами прохладный член у самого основания, над (fuck!) гладкой, выбритой мошонкой. Меня словно долбануло тройным разрядом электродуги, в мозг, в кожу, в пульсирующие мышцы влагалища и разбухшего клитора. И ты всё еще продолжал меня удерживать за шею и лицо, заставляя тонуть в твоей сумасшедшей глубине бездонных затягивающих глаз, смотреть только в твои идеальные черты беспощадного палача, без возможности зажмуриться и вдохнуть чистого кислорода полной грудью.

- Это ведь тоже было не сложно, да, Эллис? Всё находится в тебе! Это и есть часть тебя! И куда большая, в которой ты могла бы себе признаться. И ты можешь и хочешь намного большего. И ты будешь это делать, потому что это не принуждение! Это то, к чему тянется и жаждет твое бл**ское тело, твоя порочная сущность, всё твоё естество!

Всего на несколько секунд ты оплетаешь мое личико пальцами обеих рук, отпуская мою ладошку и позволяя мне самой тянуться за движением твоего члена, чувствовать и вбирать осязания его формы, его шелковистой подвижной кожи с прорисовкой вздутых вен до самой головки – гладкой, горячей и не менее упругой. Я сама не поняла, как скользнула от тяжелой мошонки по твердому стволу жадным обхватом всей ладони, с упоением сжимая гибкую мышцу и считывая забытый рельеф по новому, с абсолютно иными ощущениями.

- Хочешь его, да? – почти прорычал в мои дрожащие губки, буквально затянув мое агонизирующее сознание в бескрайний вакуум своей тьмы. – Осталось только узнать, насколько сильно!

А вот это был контрольный! Считанные секунды, микромгновения, и я едва не падаю, теряя под собой самую крепкую опору, теряя тебя! Твои руки, твое тело и даже твой член! Ты просто убрал мою ладонь и неожиданно отошел сам, отступил на несколько шагов назад, практически сразу разворачиваясь ко мне спиной и преспокойным шагом вернулся обратно к дивану.

- Покажи мне, как ты этого хочешь! – наконец снова поворачиваешься своим совершенно отмороженным лицом, абсолютно расслабленным телом, расстегивая ленивым жестом правой руки пуговицы пиджака и... запуская в расстёгнутую ширинку пальцы левой ладони. – На что ты готова по настоящему, ради достижения желаемой цели? Что такое десять футов до заветного приза? Особенно для тебя? Ведь это совершенно ничто, по сравнению с остальным. Я хочу это увидеть! КАК ты этого хочешь, и не только через стоны... а своим изголодавшимся телом.

Нет, я ни черта не понимаю, о чем ты говоришь и что ждёшь от меня, зато прекрасно поддаюсь каждому хлесткому удару твоих слов и демонстрационных манипуляций. Опять из огненной лавы в ледяной прорубь, расплавленными искрами болезненной агонии в кожу, в вены, в натянутые струны кровоточащих эмоций, в пульсирующую плоть ненормального возбуждения... Кажется меня раскачивает на этих безумных волнах, бьет по вискам и затуманенной сетчатке острыми вспышками очередного безумия. И я не понимаю, чье оно – моё или твое? Или это всего лишь моя предсказуемая реакция, на тебя, на то что ты говоришь и что делаешь. Как достаешь из расстёгнутой ширинки свой возбужденный пенис, вялым движением обхватываешь его в кулак, проводишь от основания пока еще спрятанной мошонки и до самой головки, подтягивая на неё складки крайней плоти и опять освобождая/раскрывая полностью, растягивая очень подвижную кожу по всей длине члена до упора к лобку. Меня выбивает и добивает окончательно, когда понимаю, что не в состоянии отвести от этой завораживающей картинки взгляда, от Дэниэла Мэнделла-младшего в чёрном брендовом костюме за десять тысяч евро с большим стоячим во всей своей красе твердым фаллосом в захвате твоих сильных ленивых пальцев. И я продолжаю возбуждаться, с желанием застонать, взмолиться, выпросить у тебя долгожданной пощады!

Сколько ты ещё собираешься меня мучит? Сколько можно? Пока окончательно не сведешь с ума и не добьёшь?

- Пройди эти последние шаги на четвереньках... – как ни в чем не бывало, усаживаешься обратно на низкие подушки дивана в прежнюю вальяжную позу скучающего патриция, оставив на виду свой эрегированный член вместо приманки для шокированной жертвы. – Уверен, тебе это понравится самой, тем более при желании доставить мне не меньшее эстетическое удовольствие... Ну, же! Покажи мне, на что ты в действительности способна, когда хочешь чего-то на грани жизни и смерти. Доползешь и... можешь его облизать и вые**ть своим ротиком, как мечтала и хотела все эти дни (а может и годы!). Кто знает, какой приз тебя ожидает в самом конце.

Качает, кроет, мутит, затягивает в водоворот чистого сумасшествия, бьет в голову огневым залпом высоковольтного разряда смертельной дозы адреналина... Я еще стою на ногах? Я не растянулась на этом полу без чувств и желания пошевелиться, без желания больше никогда не воскрешать? Ты все-таки это сделал? Довел до предела и... разжал пальцы. Думаешь, я умею летать или хотя бы парить?

Послать тебя, рвануть на выход, устроить грандиозную истерику века? Почему я ничего из этого не чувствую и не хочу? Мне проще упасть на пол, завизжать, заткнуть уши, зажмуриться до одури, чтобы не видеть тебя, не слышать и тем более не чувствовать... Но в том-то и дело! Я не хочу терять этих нитей, этих связей! Терять ощущений тебя! ТЕБЯ!..

Господи, дай мне силы! Пожалуйста! Дай мне выдержать... Даже если я обдеру все пальцы и ладони в кровь, собью ноги и колени, я все равно это сделаю, изящно, с расслабленной улыбкой на губах, с грацией умирающего лебедя.

Я не помню, как и когда это сделала и что меня заставило проделать первое движение. Задержала ли дыхание, остановила ли сокращения сердца, ток крови в венах, когда очень медленно, едва удерживая равновесие, стала опускаться вниз, присаживаясь с очень ровной осанкой прямой спины, расправленных плеч и высоко поднятой головой в начале на одно колено... потом на второе... Не спуская затуманенного взгляда с тебя, с твоей бесчувственной маски неуязвимого сверхчеловека, с твоей черной живой тьмы в твоих глазах, твоей второй кевларовой кожи, хитинового защитного экзоскелета изнутри и снаружи. Ты и был сейчас этой тьмой, ее ожившим воплощением и неважно, чьим последователем-адептом ты являлся, был ли самым извращенным садистом, психопатом-убийцей или изощренным манипулятором-палачом... Всё что сейчас было тобой и наполняло это комнату, как любая черная материя или дыра, затягивало в себя всё, что находилось в пределах твоей досягаемости... затягивало Эллис Льюис и её рассыпающийся на черные зеркальные осколки тонущий разум.

Я поняла, что сделала бы это в любом случае, даже если бы соображала лучше, с абсолютно трезвым рассудком и меня не сжигало до самых костей кипящей плазмой взорвавшихся эмоций. Да, в начале на одну коленку, потом на вторую, удерживая спину ровной, когда пришлось вытягивать левую руку и опираться дрожащей ладонью о холодный пластик винилового покрытия пола. Прогибая немного поясницу в момент соприкосновения разжатых пальцев правой руки с напольной плиткой, удерживая голову высоко, как это вообще возможно для подобного унизительного положения.

Да, Эллис, ты совсем не так давно называла Дэниз Эпплгейт дрессированной кошечкой своего Хозяина Александра Рейнольдза, а теперь? Кто ты сама теперь в этой позе, на четвереньках, с обнаженной грудью и разрезанными кружевными трусиками вдоль всей твоей промежности? И кто для тебя сидящий перед тобой Дэниэл Мэндэлл, и почему ты не можешь отвести от него взгляда, хотя прекрасно чувствуешь, что у тебя нет на это никаких сил? Держаться за то, что отбирало у тебя всё - волю, энергию, твою сущность, высасывало из тебя саму жизнь; беспомощно цепляться за него, его глаза, неподвижные черты лица так, будто ты вот-вот скончаешься, если попробуешь разорвать этот контакт и связь хотя бы на секунду!

- Не спеши!.. Ты же не на соревнованиях, кто быстрее добежит до финишной прямой. Тем более, ты так безупречно танцевала у шеста, и тебе определенно это нравилось, если не более чем! А сейчас что мешает, Эллис? Сделать это с настоящим удовольствием и желанием кончить от каждого своего возбуждающего движения? Ты должна это чувствовать в себе, хотеть не меньше, чем доползти до моего члена. Покажи мне, как это тебя заводит! Я хочу, чтобы ты доползла до меня мокрая и готовая! Готовая на все! Покажи, как ты меня хочешь, моя порочная сучка...

Кажется я всхлипнула или порывисто выдохнула и не знаю от чего, от твоей последней фразы или движения твоего члена, слегка приподнявшегося над твоими бедрами от сильного эрогенного сокращения. А может от всего сразу? Ударило топящим приливом по перегоревшим контактам и расплавленным уязвимым точкам перевозбужденного сознания и тела.

Вторая попытка переставить коленку правой ноги вперед увенчалась не большим успехом. Меня продолжало раскачивать и мутить, как от бешеной качки раскрученной на максимум центрифуги.

- Слушай музыку, Эллис... и если не ту, что сейчас играет, то ту что внутри тебя... слушай музыку своего тела, себя, и своих желаний...

Слушай меня, мой голос, отпечатки моего дыхания, кожи, касание моих ладоней и пальцев, их фантомные следы с немеющей пульсацией поверх твоего бл**ского тела и внутри... Да, толчки и скольжения в вагине, в налитом кровью клиторе...

Боже, ты это произнес вслух, или у меня окончательно поехала крыша? И похоже меня затрясло от очередной волны бесконтрольного исступления.

Я бы могла сейчас попытаться воскресить в памяти картинки с той же Дэниз, её коронного номера в библиотеке твоей шикарной квартиры на Риверз-Гарден или фотографии из глобальной сети интернета самые эстетичные и "вдохновляющие", но... мой мозг попросту отключился, как будто осознал за меня, что это может только помешать и на хрен всё перебить. По мышцам и нервам пробежал забытый ток недавно пережитых ощущений у шеста во время танца и... твоего вторжения в мою ничем не защищенную от тебя зону личного комфорта. И я действительно почувствовала пульсирующие змейки-следов от оттисков твоих подушечек и фаланг на шее, лице, губах, на языке с солоноватым послевкусием твоего и моего аромата; скольжение холодного металла столового ножа по моей промежности, на моей горячей вульве и клиторе, твоих пальцев в сжатых кольцах изнывающего от этой убивающей пустоты влагалища...

Она прогнулась к полу грудью, вытягивая вперёд вначале одну руку, затем чуть погодя вторую, прижимая, томно скользя изгибами локтей к по холодному глянцевому пластику черно-белой плитки. Ещё ниже, почти уже касаясь подбородком и затвердевшими сосками пола, глядя на тебя из-под прорезей черной маски неотрывным взглядом... голодной, но весьма ленивой пантеры. Выпуская свои "коготки" и выпячивая попку, как самая настоящая кошечка, разминающая свое гибкое пластичное тело после сладкого сна.

- Умница... - твоя щедрая похвала, не знающая пределов, и я реально не понимала, почему ласковое звучание этого слова в твоём бархатном голосе так воздействует на мое сознание и тело. Как позывной для условного рефлекса, долгожданная команда спящим инстинктам и подсознательным уровням нераскрытых граней.

Меня выгибает ещё сильней, с дополнительной стимуляцией визуальных образов – тебя, твоего прессующего взгляда, неподвижного лица, тела и... попеременных сокращений упругого возбужденного члена. Бл**ь, мне реально хотелось стонать и чуть не мурлыкать, отключая все недавние треволнения и парализующие страхи. Нет, это не я их гасила один за другим, а твои ментальные приказы, твой вибрирующий шёпот в моей коже, под кожей, в глубинах сжимающихся мышц и на поверхности растворяющегося в твоей тьме сознания. Ты реально скользил по мне, во мне, погружал в пульсирующую спираль разгорающегося вожделения свой голос, свои пальцы, сдавливал ладони на горящих участках спины, ягодиц, рисовал точечной акупунктурой по чувствительной линии промежности, нежнейшим складкам вульвы и клитора. Да, это и было моей персональной музыкой – твоей затягивающей и проникающей в поры эпидермиса мелодией, которая меня вела, ласкала и возбуждала с каждым проделанным и пройденным шагом, движением...

Подтянуться за рукам всем корпусом, выгибающейся волной, привстав на руках, чуть приподнять плечи и спинку, лечь на бедра, продолжая сверлить тебя вызывающим голодным взглядом. Я не на соревнованиях? Ты прав! Но и я могу продлить этот танец на полу на целые часы! Ты об этом не подумал? Или все-таки знал, что это не обычное показательное выступление, а ты сам являлся частью этого безумного процесса, а может и его ведущей скрипкой. Ты бы не позволил мне схалтурить или сорваться с ритма твоего ментального подавления, и я действительно тебя хотела, задыхалась именно из-за тебя, от острейшего желания к тебе, а нет от сложных физических упражнений на полу... До дичайшего остервенения, до одури и сдерживаемых слез.

Я чувствовала, как текла моя киска, реагируя на каждое визуальное сокращение твоего члена болезненным сжатием до самой матки. Как усиливались фантомные отпечатки и касания твоих пальцев внутри влагалища при моем очередном сложном движении или обжигающей рези в коже, мышцах и даже в костях. Мне так хотелось ощутить весь объем и длину твоего каменного пениса внутри себя, что в какой-то момент мне на самом деле показалось, что я ощущаю его растягивающее давление и неспешные толчки в глубинах моих вагинальных мышц и именно в моменты моих откровенных вызывающих телодвижений. И мне это не просто казалось, ведь когда я доползла до дивана, до твоих черных лакированных туфель из итальянской кожи, до расставленных чуть в стороны ног, твой член уже стоял в вертикальном положении во всей своей красе, достигнув пика своего возбуждения без единой манипуляции пальцев или руки с твоей стороны.

- Молодец! Умница! Ты превзошла все мои ожидания и даже саму себя, моя грязная шлюшка... голодная и ненасытная кошечка...

Если бы я не задыхалась, если бы мое горло не пересохло, я бы точно застонала. Хотя мне дико хотелось выругаться, и куда грязнее, чем ты!

Нет, у меня не хватило смелости и наглости схватиться трясущимися ладонями о твои коленки и подтянуться с их помощью, чтобы привстать на собственные. Я схватилась всей пятерней о край подушки сиденья дивана прямо между твоих раздвинутых бедер, в десяти дюймах от твоей промежности, скрытой под ширинкой брюк мошонки и... стоячего колом каменного члена.

Бл**ь, как я не осела опять назад или не поддалась наоборот вперёд. И чего мне стоило заставить себя не пялиться на него, а поднять личико с глазами вверх к твоему божественному лику? Или ты это сделал практически за меня? Обхватил мои щеки и скулы под краем маски, легким нажимом ласковых пальцев (оглаживающих и заботливо убирающих со скул и шеи выбившиеся пряди волос) направляя мой взгляд на себя, к своей собственной, живой и противоударной защитной маске.

- Хочешь получить свой заветный приз? – боже, лучше бы я не смотрела в твои глаза... в тебя, в твою ожившую и сгущающуюся тьму и в то, что было скрыто за ней... или в ней. Что резало по порам моей кожи острыми кристаллами обмораживающего инея и душило изнутри спазмами сумасшедшего возбуждения.

- Можешь не сдерживаться и не стесняться. Ты это заслужила... – большим пальцем сминаешь нижнюю губку моего раскрытого от учащенного дыхания ротика, словно продолжаешь наслаждаться и любоваться моей уязвимой беспомощностью, впитывать мою дрожь, приглушенные всхлипы, циркулирующие разряды обнаженных эмоций и желаний своей пористой чернотой уплотняющейся тени.

Я даже не осознаю, что ты в эти секунды попросту размазываешь мою помаду, растягиваешь её по моему подбородку и щекам, и, видит бог, я понятия не имею (как и не желаю знать вовсе), что в эти мгновения происходило в твоей голове.

- И помни, чем откровенней страсть, и жажда доставить/получить удовольствие, тем слаще награда в конце...

Боже правый... едва не теряю равновесия, когда твои пальцы разжимаются на моем лице, отпуская мне волосы и голову, и я буквально не падаю от раскачивающего меня изнутри бешенного сердцебиения. Бл**ь, почему так резко стало холодно? Только из-за потери твоих рук, самой крепкой и успокаивающей опоры? Да что со мной не так? После всего, что ты наговорил, сделал и заставляешь делать... я всё ещё хочу тебя, до желания отключиться и скончаться на месте!

Нет, это было бы просто, хотя и временно. И у меня ещё есть возможность сбежать, спрятаться за собственным безумием, утонуть в своей одержимости и чистой страсти не думая ни о чем, а только чувствуя... пропуская все это сумасшествие и тебя через себя! Осесть на голени своих ножек, потянуться дрожащими ладошками к твоим бедрам, скользнуть по дорогой шерстяной материи брюк, впервые за столько времени ощутить тепло и рельеф твоих мускулистых ног, чуть не застонать от этого забытого или совершенно нового ощущения... опустить глазки к большому твердому фаллосу, не потерявшему за прошедшие минуты ни упругости, ни силы... Задержать дыхание от нового наплыва непомерного вожделения, ударившего по всем каналам и оголенным проводам собственного возбуждения. Непроизвольно и в который уже раз сжать собственные бедра и половые губки, в наивной попытке захватить и зафиксировать эту сладкую пульсацию эротического разряда раньше, чем она успеет перерасти во что-то более сильное и бесконтрольное... Наконец-то заставить себя это сделать... приблизить к нему свои пальчики, скользнуть по его основанию вначале не совсем уверенным касанием, только лишь опробовав наощупь первые волнительные ощущения – нежную гладкую кожу и рельефный узор вздутых венозных дорожек... почти охнуть при его ответном сокращении, качнувшем весь ствол члена в мою сторону, вздрогнуть от этого самой. Поднять непроизвольно глаза вверх по всей его длине, одновременно нагибаясь и уверенней обхватывая правой ладошкой невероятно твердую и прохладную плоть, коснуться центрального шва самой упругой части мышцы вначале губками, затем более осмелевшим язычком, одновременно скрестившись взглядом с твоими глазами над поверхностью гладкой блестящей головки... Fuck!

Замереть всего на несколько секунд, чтобы уже через пару микромгновений провести языком по каменному стволу до самой уздечки, считывая чувствительными рецепторами (не дыша и абсолютно ни о чем не думая) его головокружительный рельеф, бархатистость подвижной кожи, извилистые узлы вен... млея, цепенея от его вкуса и окончательно теряя остатки Эллис Льюис в глубине твоих почерневших глаз. Самый сильный и глубокий виток по серпантину твоей бездны, и я неосознанно прикрываю веки (чтобы не упасть и не потерять сознания), раскрывая шире губки и... вбирая, обхватывая их влажными створками твердую головку, поддаюсь чуть вперед, наклоняя над членом голову. Она снова во мне, снова заполнила полость моего ротика, скользя внутри меня только благодаря моим действиям и манипуляциям, и теперь это действительно другие ощущения, теперь я все делаю, по собственной воле и желанию! Оплетаю ее змейкой осмелевшего язычка, скользящим кончиком срисовывая все линии и загибы упругого венчика. Быстрыми ударами, "крылом мотылька" взбегая по тугой натянутой уздечке до самой впадинки вершины и растягивая/размазывая по ее гладкой тонкой кожице соленую каплю выступившей смазки. И чем дальше и глубже, тем сильнее кроет собственными ненормальными желаниями и фантазиями, отдающими рефлекторным обжигающим разрядом между моих собственных ножек, как будто я чувствую его не только на своем языке и в горячем вакууме ненасытного рта, а именно внутри моей спускающей киски, в надрывных толчках сокращающихся мышц влагалища.

И я действительно практически не соображаю, что делаю и чего хочу, просто срываюсь в это безумие, теряя самоконтроль, теряя себя, забывая всё, что когда-то являлось неотъемлемой частью сущности Эллис Льюис. И теперь она заполнялась абсолютно иным содержанием и значимостью, как заполнялись мои чувства и все моё тело тобой, моими желаниями к тебе... Как мой ротик наполнялся головкой и верхней частью твоего члена и насколько сильно обострялись при этом все мои эмоции. Насколько глубоко проникали, прописывались и прошивались во мне эти нереальные и сверхосязаемые отпечатки/оттиски, ощущения тебя и твоего ответного возбуждения во мне, на мне.

Боже, зажать ладошкой ТВОЙ упругий член у основания, потянув вверх по атласной кожице до соприкосновения с моими губками, подхватить пальчиками часть слюны и размазать по остальной части ствола, задыхаюсь и дурея с каждой пройденной секундой и проделанным мною движением все больше и откровеннее. В какой-то момент смелея окончательно и бесповоротно! Второй рукой скользнуть под гульфик и ширинку, нащупать пальчиками, обхватить и вытащить на волю тяжелую мошонку, с упоением перекатывая и сминая в жестком "кисете" подвижные яички. Чувствуя ответные сокращения твоей эрогенной мышцы у себя в ротике, на языке... в пульсации клитора и всей изнывающей вагины. Бл**ь, не сдержаться, соскользнуть язычком с головки члена, по его центральной линии и до самого грубого шва мошонки. Обвести каждое яичко жадной влажной змейкой, практически сразу ощутив движение твоих пальцев в моих волосах на затылке, их захват-сжатие до легкого болезненного натяжения скальпа. Едва не тронуться умом от этих совершенно новых ощущений – щадящей легкой боли на своей голове и фактурной жесткой кожи на рецепторах моего языка, желая вобрать в свой ротик больше, чем в нем может вместиться. Впервые в жизни вылизывать твою выбритую мошонку, не выдерживая собственных беспрестанных накатов сладчайшей истомы, томно выгибаясь и... тихо постанывая (или уже далеко не тихо). И в конечном счете действительно чуть не сойти с ума, неожиданно теряя эти упоительные, безумно возбуждающие осязания, под острой вспышкой ослепляющей боли, рванувшей мои волосы твоим кулаком вверх и в сторону.

Я лишь успела от удивления шире распахнуть глаза, изумленно охнуть, задохнуться, в конечном счете застыть и обомлеть напротив твоего тёмного лица, перед его совершенными лепными чертами, подчеркнутыми глубокими контрастными мазками теней и твоей живой тьмы... Перед самой тьмой и её головокружительной бездной, в недосягаемой глубине твоего пронизывающего взгляда.

- Не шевелись, не делай ничего... - ох, бл**ь... предупреждающим сиплым рычанием по моей сетчатке, тут же нагибаясь ещё ниже, всего в нескольких микронах от соприкосновения твоего и моего лица, уже практически ощущая тепло твоей кожи на своей, движение твоих губ на моих, опаливающего дыхания на моем ротике и внутри, на поверхности онемевшего языка. – Пока я не скажу и не прикажу. Раздвинь коленки... шире!

О, нет... Меня затрясло, резануло нереальной вспышкой по всем оголенным контактам твоими пальцами, их невесомыми и невыносимыми касаниями, усиливающих/ослабляющих давление и ощущение проникновения до невозможных глубин в моей воспаленной коже, сознании и... возбужденной киске. Их подушечки скользнули по влажным половым губам, убирая в стороны мешающие полоски разрезанной ткани трусиков, полностью освобождая проход к намеченной цели, медленно лаская, массируя и поглаживая их опухшие, налитые до сладкого онемения дольки, размазывая по всей их пульсирующей поверхности мои обильные выделения от гладкой вагинальной впадинки и до вершины едва не кончающего клитора.

- Эллис, ты меня слышишь?..

Боже, каких мне стоило нереальных усилий, чтобы сделать это... И, кажется, я неосознанно сжала/вцепилась пальчиками в твое бедро у паха, второй рукой в твое второе колено, пока пыталась раздвинуть (или, скорей, раскатать по гладкой плитке пола в стороны) свои трясущиеся коленки. И все это под нещадным давлением твоего поглощающего взгляда, не в состоянии и не в праве шевельнуться как-то ещё, поскольку твоя левая ладонь продолжает (и очень-очень крепко) держать меня за волосы болезненным фиксирующим захватом, удерживая не только мою голову, но и всё парализованное тело в нужной тебе точке и в удобном для тебя положении.

- Расслабь мышцы и не сжимайся, и не смей кончать, пока я не прикажу! – твою ж...

Я чуть не кончила только от одной твоей угрозы, чётко произнесенной прямо в мой раскрытый от шока, сбитого дыхания и возбуждения ротик. И я едва не кончила, когда после этих слов ты протолкнул/погрузил свои пальцы на всю их длину в мое почти доведенное до точки крайнего предела воспаленное влагалище.

- Эллис, я что сказал! Не сжимай мышцы!

Бл**ь, можно подумать, я делаю это осознанно и специально! Да я вообще не чувствую, что твориться внутри моих сокращающихся вагинальных стенок, кроме одних твоих пальцев, их длинных, твердых фаланг, неспешно скользящих в очень влажных глубинах моей очень горячей киски. И возможно, я не кончила только потому, что твои глаза мне не давали этого, погружаясь взглядом в мои, в унисон с твоими пальцами до болезненного удушья в моем горле и сердце. Твои руки были даже там, куда невозможно было добраться физически, оплетая вместе с лезвиями твоих золотых клинков мою сердечную мышцу, поры легких, перетянутые нити инфицированных твоим ненасытным вирусом нервы... И они так же, то усиливали свой жим, то резко расслабляли захват, то лаская, то царапая до острых вспышек сладкой боли самые уязвимые и чувствительные точки.

И я не в силах была отвести собственного взгляда или просто закрыть глаз, тем более ты не давал подобных приказов, вынуждая умирать, стонать, молебно всхлипывать и скулить, сходить с ума и отчаянно цепляться за твои ноги.

Это была не просто пытка, ты реально насиловал мой рассудок, пока твои пальцы массировали в моем влагалище точку G, погружались-выходили, имитируя толчки члена, но в более щадящем варианте. Выскальзывали из меня полностью, чтобы накрыть вульву, сжать всю поверхность ее холмика всей ладонью и тут же неожиданно ударить звонким шлепком, до щемящей рези во всех складочках и в клиторе, то ли пытаясь сбить мое возбуждение, то ли наоборот, желая усилить его в десятки раз под разливами острой упоительной боли, довести до такой эрогенной глубины, о наличии которой я раньше в себе и не подозревала.

Я уже не просто задыхалась, безрезультатно гасила ненормальную дрожь во всем теле и делала все невозможное, чтобы не выгнуться и не вонзить собственные ногти в твои ноги. Я уже кричала, ни хрена не соображая, а только чувствуя то, что ты со мной вытворял, буквально добравшись туда и вые**в меня всю, где это можно и не можно! Или это я уже не соображала, окончательно двинувшись умом, или это был все-таки ты, превратив невыносимо долгие, затянувшиеся чуть ли не до часа минуты в чистое безумие твоего садистского наслаждения. Я действительно не знала, сколько это продолжалось и каким чудом я умудрилась ни разу не кончить за все это время, но чем дальше продолжалось это сумасшествие, тем сильнее мне хотелось скончаться и взмолиться о пощаде.

Даже не смотря на то, что ты менял объект стимуляции, легче мне от этого не становилось: был ли это клитор или его гиперчувствительная вершина, пульсирующая вена по центру схождения половых губ или упругое колечко-входа во влагалище, или само влагалище – твои пальцы одинаково и виртуозно выжимали по всем моим напряженным эрогенным точкам мощные приливы и вспышки невыносимого вожделения, удерживая всего в двух-трех микронах от долгожданной разрядки циркулирующего в моей коже и крови (уже бог знает сколько долгих минут) сильнейшего оргазма. Если я и не кончила своей киской, то мой мозг и все тело успели прорваться через эту черту запредельной агонии раз десять, снова и снова, пока твои пальцы и ладонь выбивали новые порции и разряды блаженной эйфории, пока твои глаза считывали сумасшедшую пульсацию моих зрачков, а я задыхалась и тонула в тебе и твоих пытках там, где уже практически нереально было выжить. Едва осознавая, что происходит, и почему ещё дышу, слышу бешеное биение своего сердца, проткнутое насквозь со всех сторон твоими пальцами и раскаленными клинками твоих черных бездушных глаз. И едва окончательно не трогаясь рассудком, когда явственно ощущаю, как по моей промежности стекает еще несколько капель моих порочных соков и... медленно, растягиваясь вязкой струйкой в прохладном воздухе комнаты срывается на глянцевую плитку пола.

Наверное мое сознание или разум уже умерли... Я не знаю, кто это был сейчас, и чувствовала я вообще хоть что-то, кроме тебя и твоих смертельных ласк. Это было откровенное сумасшествие, ждать твоего приказа, ждать долгожданного движения твоих плотно сомкнутых губ всего в нескольких миллиметрах от моих. Умирать опять и опять, практически плакать (может по моим вискам и успело за это время сбежать несколько капель соленой влаги, вот только не помню, когда и сколько) и... ждать... бл**ь... ждать твоего долгожданного рывка в волосах, острой волны в растертых тобою складках вульвы и мышцах влагалища, шоковой потери ощущения твоих пальцев и... горячего летального выстрела твоего хриплого голоса по моим глазам.

- Бл**ь, Эллис!.. ну же, кончай!..

Не знаю, как это получилось, без мучительных толчков и давления твоих фаланг, я же не чувствовала их физического воздействия. Или мне больше этого не требовалось, достаточно было и их фантомного скольжения, обжигающей инъекции во все скрытые глубины гиперэрогенных каналов. Или меня накрыло двойной волной твоего синхронного движения, почти рывка, ударило выбивающим разрядом прикосновения и гладкого трения твоего прохладного члена и его очень горячей головки о ложбинку моих грудей. Накрыло, затопило, оглушило и ослепило с одновременным взрывом самого сильнейшего (да, Эллис, размечталась!) оргазма, ошпарившего невыносимой резью воспаленный мочеточник и дальше – по клитору, судорожной волной-отдачей во влагалище, до самой шейки матки. Мне и вправду показалось, что я чуть не уписалась (совершенно не помня о том факте, что в момент сильнейшего возбуждения это физиологически невозможно!), интуитивно сжимая бедра и проваливаясь окончательно в эту зыбкую воронку черной пульсирующей дыры всем расщепленным на атомы, протоны и нейтроны телом и сознанием. Не понимая или не осознавая, кричу ли или беззвучно вою, зато ещё глубже погружаюсь в её разрывающиеся спирали, когда чувствую на коже груди, шеи и открытой части лица густые капли выстреливающей из головки твоего члена горячей спермы.

Она не ослабляла своих кольцевых судорог даже когда ты прекратил заливать мое декольте своим порочным семенем. Когда снова притянул мою голову к своему лицу, к глазам, заглядывая почти невидящим черным взглядом в мои собственные ослепшие зрачки. Когда пальцами правой руки размазывал по моим щекам и губам вязкие струйки своего ароматного нектара. И когда погрузил их фаланги в мой рот, скользнув своим вызывающим порочным вкусом по моему языку... я продолжала стонать и... кончать... сгорать в эпицентре её кроваво-огненной вспышки-взрыва, сливаясь всеми молекулами этого сумасшедшего откровения с тобой, с твоим затягивающим телом и поглощающей сущностью... с твоей абсолютной тьмой, сменившей в негативе нашего обоюдного слияния свою черноту на ослепительно белый...

...Густые, сочные капли гранатового черного... на холодном снеге распускающимися алыми бутонами свежей крови... Спасительная красная линия, моя страховочная нить? Тогда почему она тянется от твоих пальцев? Да и ты не спешишь вытягивать меня за неё из бездонных глубин своего вязкого мрака, черного липкого шоколада, стекающего по моему телу второй жидкой кожей. Я и сама не хочу всплывать, будто знаю, что не смогу захлебнуться, даже если она заполнит все мои легкие. Я просто буду дышать ею, дышать твоим дыханием...

И она продолжала резать меня изнутри непрекращающимися вспышками окончательного воскрешения, своего тотального возрождения... И впервые мне не было больно, впервые я хотела остаться в ней навсегда... в нашей Вселенной чистой боли и безвозвратного прошлого... распускающейся в наших венах и солнечных сплетениях невесомыми сетями липкой паутины, заполняя легкие токсичными парами сладко-горького галлюциногена с ароматом полыни...

Потеряться и раствориться навсегда в бесконечных порталах-лабиринтах твоего Черно-Красного Зазеркалья?.. Как бы я этого хотела! И именно тогда... или сейчас? Когда твои руки с такой заботой подняли меня с колен, уложили на диван, головой на твои бедра. Когда ты обтер теплым влажным полотенцем мою грудь, шею, лицо... Напоил вином, чтобы окончательно сжечь остатки моего тлеющего разума в этом терпком кисловатом нектаре цвета переспевшей вишни и рубинового граната. И впервые оно не казалось мне отвратительной на вкус кислятиной. Мне очень хотелось пить, наверное поэтому я готова была выпить и съесть из твоих рук всё, что ты мне тогда давал. И, да, ты меня действительно чем-то кормил, теми закусками, которые, как мне казалось вначале, не смогли бы полезть в мой желудок ни под каким соусом и насильственным принуждением, и которые теперь растворялись на моем языке неописуемыми вкусовыми эфирами никогда ранее не касавшихся моих рецепторов во всех моих предыдущих жизнях. И я нисколько не сопротивлялась и не пыталась сделать всё сама, похоже, я и не хотела этого, или, скорее, не понимала, что хочу ещё. Есть и пить? Нет, есть и пить из твоих рук, впитывая движения твоих пальцев своими дрожащими губками и языком. Почему мы раньше этого не делали, тогда, десять лет назад? Почему ты не делал этого, когда так любил?..

Я не помню, как она окончательно меня поглотила в себя, как накрыла мои глаза плотной тугой повязкой твоей сладкой тьмы. Может я и не заснула, но, кажется, отключилась моментально, и может от того, что не хотела слышать, что ты мог мне тогда сказать. Нет, только не сейчас, не в этом беззвучном вакууме блаженной эйфории... пусть она продлиться целую вечность и пусть я в этот раз больше не воскресну! Пожалуйста! Ты ведь можешь это сделать? Я знаю... можешь и всегда мог... и только ты один!..

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Пусть проблеск жизни лишь пульсацией во тьме

И стоном боли о себе напомнил...

Пусть все сгорит! Ведь ты жива во мне!!

И вновь надеждой каждый шаг наполнен!

В пыль превращу все мертвые планеты!

Пусть канут в бездну прошлого мечты!

У звезд лишь одного прошу ответа!

Что мне отдать, чтобы вернулась ты?..

©Вейланси

"Ласточка?.. Почему именно ласточка?.." – подушечка большого пальца медленно очерчивает контур небольшой татуировки на внутренней стороне запястья, распуская по коже разряды сладких томных искр. Мне не хочется отвечать, но уголки губ задевает легкая улыбка, а по телу разливаются новые приливы блаженной неги... Когда мне еще было так хорошо в последний раз?

"Не знаю... может от того, что они не живут в клетках, никогда не садятся на землю (иначе не смогут взлететь), и им нужно большое пространство для полетов, хотя бы комната или вольер." – "Значит, они могут жить в неволе?" – "Не совсем, хотя привыкнуть к человеку и его жилью могут, летать возле его дома и снова возвращаться... садиться на его плечо и пальцы..." – "Быть прирученными и одновременно не стесненными в свободе? Довольно занятный вид взаимодействия." – "Разве с кошками не так?" – "Кошки вообще своенравные существа и практически не поддаются дрессировке, хотя бывают не менее преданными и привязанными, чем собаки." – "Потому что они не воспринимают человека своим хозяином, только как за члена своей семьи, старшего или младшего! Могут привыкнуть и к ошейнику, и к поводку, но в остальном ничего не меняется!"

Я не помню, было ли это частью моего сна, или мы на самом деле говорили об этом в клубе, в лимузине или уже в моем номере, но мне все это казалось почему-то таким ирреальным, хотя и самым осязаем и эмоциональным, настолько глубоким, какими только могут быть испытанные чувства и переживания во сне, оставляющие свой неизгладимый отпечаток даже после пробуждения и захватывая по ходу весь последующий день. А твои прикосновения, твой тяжелый прямой взгляд из-под прикрытых "сонных" век, твои ладони, пальцы, их невесомые прикосновения на моем лице, их фантомные тлеющие отпечатки в горящей пульсации на моих опухших губках?.. Это не могло мне присниться, как и ощущение сладкой эйфории с упоительным умиротворением.

"Поэтому ты ни к кому надолго все эти годы и не привязывалась? Потому что не испытывала ко всем этим неудачникам сближающей связи? Или просто ничего к ним не испытывала?.."

Иногда часть этих "снов" проваливалась или сжевывалась черными пятнами черных дыр, как будто я старательно и намеренно вычеркивала неприятные эпизоды из столь хрупкой, но подвластной памяти. И само чувство времени... Ведь только во сне оно могло так быстро гасить длинные минуты и целые часы до сжатых гранул секунд или наоборот растягивать их в целые дни и годы...

И впервые проснувшись после всего этого слившегося в одно целое реального и привидевшегося безумия, я не почувствовала прежних болевых ломок с разрывающимися свежими швами, сшитых твоими пальцами рубцами на моих сердце и сознании, как за последние дни своих насильственных пробуждений. Только сладкая крепатура в мышцах (и даже в костях) заставила меня поверить в то, что весь вчерашний вечер и большая часть ночи не были моим сумасшедшим сном. Я действительно для тебя танцевала и у шеста, и на полу, и твои пальцы на самом деле почти целый час "пытали" мою киску самой долгой и невыносимо возбуждающей мастурбацией, доведя меня до множественного оргазма и полуобморочного состояния. И теперь я ясно осознавала, что эти болезненные метки на моих растертых внутренних и наружных мышцах влагалища и вульвы будут напоминать о тебе при каждом проделанном движении или сжатии ещё не один день. И не только напоминать, но и возбуждать не в самый подходящий момент, вынуждая краснеть и задерживать дыхание при каждой острой вспышке в глубине влагалища или на распухших дольках половых губ, как от осязаемого движения твоих пальцев, орошая ткань трусиков обильными выделениями порочных соков неугасаемого вожделения.

Я могла бы догадаться и раньше, что теперь ты будешь делать с моим телом и сознанием все возможное, чтобы я постоянно думала о тебе... Нет, не просто думала, а все время, беспрестанно и даже во сне! Чувствовала только тебя, в мыслях, в желаниях, в изнывающем по твоим рукам и ласкам теле, в отпечатках-ожогах по всей коже, в растертых припухших сосках, на изгибе спины, шеи, в корнях волос на голове. Ты инфицировал меня собой практически насквозь до самого костного мозга, наполнил своим наркотическим ядом до краев, утопив изнутри вместе со здравым рассудком и всеми моими прежними представлениями о морали и принципах.

Похоже, я уже не знала, кем я проснулась тогда в спальне своего номера, проспав чуть ли не до двух часов следующего дня. И я очень долго не хотела вставать, открывать глаз, как и вспоминать всё, что успело произойти со мной за последние недели моего официального статуса жительницы Леонбурга и штатного сотрудника рекламной мега-компании "Глобал-Вижн". Я даже не заметила, что была абсолютно голой, пока не поняла, что эти сладкие ощущения скольжения легкого египетского хлопка постельного белья по моей воспаленной коже были следствием моей полной наготы. И это действительно оказались для меня самыми неожиданными и восхитительными ощущениями после всего, что со мной произошло этой ночью. И я нисколько не сомневаюсь, что это именно ты раздел меня, когда привез из клуба, и уложил в эту постель, в который раз оставив следы своего постоянного и осязаемого присутствия не только в этой комнате, но и на моем теле.

И, кажется, я даже какое-то время ловила себя на мысли, что вслушиваюсь в тишину номера, в возможный шум воды со стороны ванной комнаты, как будто и вправду ждала, что ты сейчас вот-вот вернешься из душа, чистый, с мокрой шевелюрой шикарных каштановых кудрей (в которые я все никак не запущу свои жадные пальчики), с застывшими капельками прозрачной воды на твоем мускулистом нагом торсе и ногах, весь такой источающий утреннюю свежесть с благоухающими ароматами средств гигиены... Нагнешься надо мной, всматриваясь, сплю я или притворяюсь, или сразу заберешься в постель под одеяло, осторожно прижимаясь ко мне своим прохладным и таким... возбуждающим телом...

Бл**ь! Раньше я сходила с ума от беспрестанных приступов аритмии в страхе ожидания твоего появления, теперь она прошивала мои вены и сердце диким желанием ощущать тебя по настоящему в желаемой для меня ипостаси.

Да, Эллис, ты определенно замечталась и особенно после всего, что он с тобой успел сделать за эти недели. И ты явно хочешь того, что никогда не произойдет, ни в пределах этого номера, ни где либо вообще – ни в этом городе, ни в этой жизни. Ты забыла кто он и тем более кто он тебе? Твой босс и президент компании, где ты всего лишь одна из сотен его подчиненных, при чем на таких птичьих правах, которых нет даже у обслуживающего персонала "Глобал-Вижн" убирающего твой кабинет. Он, мать твою, Дэниэл Мэндэлл-младший, а не твой Дэнни из Эшвилля! Вернись с небес! Или очнись, вспомни, что это падение в бездну, а не полет в галактических системах вашей скончавшейся десять лет назад общей Вселенной. Её больше не существует, а то что ты опять почувствовала этой ночью – совершенно другое, страшное и опасное для жизни (и возможно не только для твоей!).

Ночь сменилась днем, тьма – светом, и ты решила, что и всё остальное резко поменяло свою стабильную полярность?

Я не знаю... Я же прекрасно понимала, что такое не возможно и всё равно цеплялась за эти умопомрачительные ощущения мертвой хваткой. Пусть я спутала падение с невесомым парением головокружительного полета, но, по крайней мере, я могла теперь какое-то время свободно дышать и даже думать, и не важно, что это был твой кислород, отравленный твоими токсичными галлюциногенами, главное, что это была боль, которая мне безумно нравилась и доводила меня до блаженного исступления.

Да, я хотела удержать это состояние как можно дольше и насколько это вообще было вероятным в свете окружающей меня реальности и тотальных событий. И быть может я даже себя подсознательно обманывала, закрывала глаза на большую часть произошедшего и происходящего, стараясь намеренно огородить себя от отрицательных эмоций и предстоящих последствий. Забросить бессмысленное чтение книг, которые и без того не желали идти в меня не под какими приправами и соусами; не копаться по нескольку часов в интернете на темы, картинки и видео, от которых меня постоянно тянуло в ванную, в дичайшем припадке отмыть себе сетчатку и стенки впечатлительного воображения от этих жирных и смрадных пятен мерзких (у меня даже не поворачивался язык назвать их человеческими) извращений; а самое главное, получить от Робин вечером этого же воскресенья ошеломительную новость – мы могли вернуться в понедельник на свои рабочие места в "Глобал-Вижн"!

Если это и было моим стремительным падением, что ж, возможно я попросту подноровилась и сгруппировалась в мощных потоках этого бездонного тоннеля, перейдя в режим зафиксированного полёта-скольжения, а не панического срыва в закручивающуюся спираль. Поймать взглядом ориентир, сфокусироваться на цели? Да, наверное, я так и сделала, частично переключив свои эмоции на другую волну, наивно поверив, что за моими плечами находится парашют...

И я впервые позвонила в это воскресенье Брайану сама, не задумываясь о том, что буду говорить и как буду при этом выглядеть. По-вашему, я сделала это с целью всё ему рассказать? Да я понятия не имею, для чего вообще устроила этот сеанс видеосвязи без предварительного сценария по предстоящему с ним разговору глаза в глаза. Я соскучилась? Меня потянуло после безумного секса с Дэниэлом Мэндэллом-младшим на своего законного жениха? Да ни черта подобного! И это даже не была проснувшаяся так не вовремя и ни к месту совесть бесстыжей грешницы. Как видно, никогда и ни к одному из всех своих бывших бойфрендов я не испытывала ничего схожего с чувством вины, особенно, когда было за что её испытывать, как, например, сейчас (или особенно, как сейчас!).

Может что-то там такое и тлело в очень глубоких и недоступных слоях спящего подсознания, но я не задумывалась об этом, не смотрела туда, не дышала в ту сторону и уж тем более не планировала никаких решений о ближайшем самокопании. Пусть радуется, что я это сделала по собственной воле и с целью как раз успокоить, а не поставить его на уши заявлением, что я ему изменила с собственным боссом и по ходу своим бывшим парнем из очень далекого прошлого (и о котором я, кстати, тоже никогда и никому не рассказывала). Да и мое очень хорошее настроение никак не позволяло сорваться с этой сладкой волны и всего за пару минут вырвать и загасить эти хрупкие нежнейшие ощущения восхитительной эйфории. Он ведь все равно далеко и ещё не скоро сможет вырваться с тренировок и уж тем более всерьёз обдумывать свой переезде в Леонбург.

Боже, о чем я вообще думала в эти часы и дни?.. Или такие вещи можно было скрыть, спрятать и забыть об их существовании? Как о тех же фотографиях со вчерашней вечеринки у входа в клуб?..

"Ты сегодня прямо вся светишься! Давно тебя такой не припомню и особенно в постели..." – Брайан явно завис или подвис, когда через несколько секунд настроившейся видеосвязи смог разглядеть мою довольную, беспричинно улыбающуюся мордашку на экране своего айфона. – "Это скорее из-за освещения! Много света и солнца, и белого белья!" – "Да, вот без твоей профессиональной подсказки я бы в жизни не понял и не догадался, что с твоим лицом! И ещё в такой вызывающей позе! Бл**ь, Эллис, я уже забыл, когда к тебе вообще прикасался... ты специально это делаешь? И особенно в воскресенье?.." – "Разве у тебя на выходные не запланированы походы в спортзал?"

Действительно, лежать на спине в белоснежных складках постельного белья и подставлять нежную кожу горячим бликам солнечного света, утопая в тлеющих скольжениях чужих фантомных пальцев на теле, коже и в растертых глубинах пульсирующего влагалища, и при этом никак не показывать на своем лице, что со мной происходит? Надо быть слепым или абсолютным импотентом, чтобы не заметить этого.

"Через час тренировка, а потом бассейн, но... вот смотрю сейчас на тебя, и чувствую, что в следующие выходные придется всё отменить к чертовой матери и слетать в коем-то веке на уик-энд в Леонбург. Это становится просто, не передать каким, нестерпимым! Ты вообще, имеешь совесть, а, Эллис Льюис?" – наверное он был прав и даже не догадывался об этом. У меня определенно не было ни грамма совести! И то что в момент его "угрозы" у меня на несколько секунд перехватило дыхание и обомлело сердце под резким приступом стынущего страха, лишь подтвердило наличие вопиющей испорченности в моей принципиальной натуре якобы неисправимой моралистки-идеалистки. Я на самом деле испугалась, что он мог приехать в самые ближайшие дни?

"Ты готов нарушить спортивный режим? Серьезно?" – списать всё в шутку и как-то успеть скрыть судорожный блеск в глазах и вспыхнувшие на лице розовые пятна? Надеюсь, у меня очень хреновая видеокамера, да и дернуть ею всегда можно как бы невзначай, "ненамеренно" сбив фокусировку картинки.

"Иногда мне кажется, что ради тебя я готов пойти и на куда более серьезные безумства." – а вот это было практически ударом под дых! При чём не в самый подходящий для этого момент. Надеюсь, он все-таки шутил (как обычно)? Мне сейчас с лихвой как-то хватало и одного хладнокровного безумца! Или мне в последнее время стало вдруг сказочно на них везти?

"Если имеется в виду – бросить спортивную карьеру на пике её взлета или купить для меня участок на Луне, то это скорее не безумства, а потеря здравого рассудка!" – "Хочешь сказать, что ты не хочешь, чтобы я к тебе сейчас приезжал? Особенно глядя на меня своим развратным бл**ским взглядом в не менее бесстыдной позе? Кстати, что на тебе сейчас надето? Нет, лучше покажи..." – да чтоб тебя, Брайан Степлтон!.. Или вы там все сговорились?

"А по-твоему зачем я тебе звоню?.." – надеюсь, мой резко осипший не от того волнения голосок он воспринял совсем в иной интерпретации на свой счет, а не сумел каким-то чудом вычислить забившую панику в моём сомлевшем сознании. Боже правый!.. И кто мне скажет, почему я не хочу показывать ему свою наготу или боюсь возможных расспросов на тему – а почему это я в такое время до сих пор в постели и совершенно голая? У меня же никогда не входило в привычку спать полностью обнаженной.

"И не бойся, я обязательно всё тебе покажу, как только доберусь до хорошего фотоаппарата и устрою фотосессию в стиле Алисии Людвидж! Иначе сейчас ты запросто спутаешь мой пупок с соском!" – "Бл**ь, Эллис! Кажется, я сейчас заведусь с пол оборота и при виде твоей голой коленки!"

К окончанию разговора я вдруг четко осознала, что совершенно не готова к встрече с Брайаном и особенно после этой ночи. Если сейчас я ещё кое-как, с периодически замирающим сердцем и смогла поговорить и даже позаигрывать с ним в нашем привычном почти "семейном" стиле, то что будет, когда это придется пропустить в режиме реального пересечения-столкновения? Неужели я надеялась, что к тому времени что-то окончательно проясниться, и я буду знать, что и с кем мне делать? Что именно?

Ты наконец-то наиграешься в Монте Кристо, тебе наскучит, надоест, и ты сразу же отпустишь меня на все четыре стороны? Или доведешь меня до полного отчаянья, психического срыва, окончательной и бесповоротной потери разума, и я тут же брошусь под поезд, решив одним махом сразу несколько проблем? А может твоя женушка наймет киллера и тот решит все эти проблемы за один контрольный выстрел в мою голову?

Какие там еще были по списку варианты? – не меньше десяти, как минимум, и это если не брать вероятность быть похищенной гуманоидами из иных инопланетных цивилизаций?

Не удивительно, что я не хотела об этом думать и тем более сейчас! Как и звонить Сэм! Потому что скрыть от нее произошедшее и уж тем более мое охренительное по этому поводу настроение будет попросту нереально! Да и она сама уже несколько дней мне не звонила и не приезжала с визитом на дом моего персонального "лечащего врача", а я со своими новыми тематическими "увлечениями"-исследованиями как-то упустила из внимания столь немаловажный факт. Сейчас мне с лихвой хватало новых потрясений, и выслушивать от лучшей подруги, какая я извращенка, да ещё и стукнутая на все извилины, не очень-то и тянуло. Может потом? Немного попозже, в более подходящей для этого ситуации? Мне ещё так хотелось повисеть в этой чарующей сладкой эйфории, поверить в самые невероятные последствия, убедить себя, что всё не так уж и плохо, как мне казалось или чудилось раньше. Что ты не способен причинить ни вреда, ни боли, как бы я при этом тебя не боялась и каким бы не рисовала в своем слишком бурном и вывернутом наизнанку воображении.

Да и возвращение на свое рабочее место можно сказать на какое-то время закрепило это состояние в качестве дополнительной стимуляции – погружением в любимую работу всеми помыслами и эмоциями на запредельную глубину. Если ты сам позволил мне это, значит, не всё ещё потеряно? Я зря паниковала все эти недели, как и напрасно билась головой об стенку?

А когда мне сказали, что совет директоров ведущих рекламных отделов компании чуть ли не единогласно принял мою концептуальную идею для юбилея "Глобал-Вижн", я чуть окончательно и бесповоротно не уверовала в свою будущую неуязвимость за твоей пуленепробиваемой спиной. И это при всем при том, что ты мне так за эти дни не позвонил и ничего не передал лично от себя и хотя бы через тех же Гувер-Поланик? Ни весточки, ни одного слабого или конкретного намека о нашей с тобой последней ночи? Может я уже привыкла к подобному роду твоего непредсказуемого поведения с непредвиденными появлениями в поле моего зрения (хотя, как к такому вообще можно привыкнуть?). А может, я все так же старательно гнала от себя все дурные мысли с неутешительными предположениями-предвидениями?

Мне сейчас с лихвой хватало возможности погрузиться по уши в свою обожаемую работу, потеряться в ней мыслями, чувствами и едва ли не всем своим существованием. Ощутить и вспомнить, что это такое, когда полностью забываешь о времени и живешь практически на всех этих приятных технических мелочах: копаешься в залежах отснятого материала, отбираешь лучшие снимки, ищешь натуру для будущих съемок заднего плана; замираешь в сладком предвкушении перед предстоящими перспективами, когда я же наконец-то доберусь до фотосессии с тобой в одном из павильонов-студий компании, где будет воссоздана на зеленом фоне та самая композиция из стола и кресел, которые я успела отснять на том самом... треклятом заводе. Даже не знаю, что самое из всего этого волнительное: провести съемки с тобой или заняться окончательной сборкой захватывающих кусочков общей визуальной мозаики, обрабатывая самый заключительный этап задуманной идеи и доводя её до исключительного совершенства.

Сказать, что за все эти утекающие в абсолютное никуда дни творческого и эмоционального блаженства я не ждала твоих звонков или внезапного появления во плоти? Ещё как ждала, каждый раз неосознанно вздрагивая при любом звуке и позывных телефонных сигналов/мелодий, не важно где, в моем кабинете или в спальне моего номера в "Остиуме", с леденеющими пальцами на руках и ногах, зависая на какое-то время в этой сковывающей прострации и не успокаиваясь до тех пор, пока не понимала, что они не связаны ни с тобой, ни с Эвелин Гувер.

Три дня? Ты дал мне всего три дня наивного самообмана с мнимым чувством детского умиротворения. Я действительно надеялась, что худшее позади, а впереди лишь немного сложный, слегка поросший диким терном путь к восхождению чего-то большого, светлого и сказочного? Что за этими черными переходами зеркальных лабиринтов твоего мрачного Черного Эдема меня поджидают рубиновые врата в чудесный радужный сад?

- Элл... там это... - взволнованный голос Поланик в динамике рабочего селектора прозвучал в непривычной для неё нерабочей интонации где-то в начале третьего часа по полудню, в среду первой недели ноября. – Миссис Гувер на первой линии. Я вас соединяю!..

Что? Какого?..

Я не успела рта открыть, не то чтобы осмыслить услышанное, пропустить его тысячевольтным разрядом по всем системам жизнеобеспечения Эллис Льюис и каким-то чудом не впасть после этого в десятиминутную кому. Хотя нет... Рот открыть я все-таки успела, а вот что-то выдохнуть в ответ, тот же протест с попыткой остановить Робин, до того, как она переключит меня на секретаря Мэндэлла-младшего...

- Мисс Людвидж? – вот... маленькая засранка, пустила её по своей линии напрямую...

Знакомый мелодичный голос Эвелин приложил к моему позвоночнику вторым оголенным электрокабелем, едва не закоротив и не поплавив диски позвонков с нервами в одну обугленную антенну.

- Да... миссис... – прочистить голос всё-таки тоже пришлось (удивительно, что он не пропал окончательно), как и закрыть глаза, глубоко втянуть воздух через ноздри, пока резкий приступ дикого головокружения с сумасшедшей пульсацией вскипевшего в крови адреналина не сбавили своей бешеной амплитуды хотя бы процентов на тридцать. – Гувер...

- Прошу прощения, что отрываю вас от работы, но господин Мэндэлл желает видеть вас в своем рабочем кабинете к половине третьего этого дня.

Планета все-таки вздрогнула, качнулась под ногами от очень мощного толчка (в нас врезалась огненная или ледяная комета?), и я явственно услышала, прочувствовала буквально кожей, разрывающийся треск небесного купола за спиной и над головой. Как хорошо, что я сидела, хотя это мало чем помогло. Какое-то время я боролась с сильнейшим приступом тошноты и паники, не в состоянии выдержать это убойное состояние именно в сидячем положении. Меня дико тянуло прилечь, сползти прямо на пол, прижаться ладонями и щекой к ворсу ковролина и наконец-то закрыть глаза. Но что-то подсказывало, что мне и это мало чем поможет, если только окончательно не отключиться...

Что со мной? Почему так резко и... больно? Ты же ещё ничего мне сказал, не взглянул в мои глаза... откуда тогда этот зашкаливающий ужас с мощными инъекциями жидкого азота в вены, аорту, сердце и в костный мозг?..

И почему я в эти секунды так и не скончалась, когда ощущала, что была уже на грани?..

* * *

...У времени лишь один неисправимый недостаток – его нельзя остановить и прокрутить назад. Поэтому многие просматривают некоторые эпизоды своей прошлой жизни в своей памяти с завидным упрямством конченных мазохистов, будто и вправду ищут способы или ускользающие из внимания прорехи в пространственно-временном континууме, которые позволят им переиграть самые неудачные моменты в желаемой для себя последовательности. В этом и состояла их ошибка, как впрочем и его тоже. Постоянно возвращаться мыслями назад, снова и снова, туда, где все твои промахи и неудачи только лишь будут напоминать о твоих проигрышах и потерях, заново вспарывая затянувшуюся корочку старых незаживающих ран. Когда-то он думал, что у этих воспоминаний и боли напрочь отсутствует свертываемость крови. Что он будет истекать ими до тех пор пока наконец-то не сдохнет от болевого шока. Во всяком случае он очень хотел этого сам...

Что же произошло теперь? Что заставило его изменить собственным вскормленным и столь драгоценным слабостям? И действительно ли он настолько сильно изменился? Ведь говорят, человек не может стать кем-то, кем никогда и не был. Все находится внутри тебя – все зачатки и спящие инстинкты с наследственной предрасположенностью. Нужен лишь подходящий толчок, тот самый золотой стимул – реальная цель с реальными возможностями воплотить её в жизнь. И самое главное, использовать воспоминания прошлого, чтобы никогда не забывать о всех своих ошибках в моменты своих предстоящих действий.

Время невозможно подчинить или направить в нужную тебе точку, но зато ты можешь сделать его своим союзником. Да, когда знаешь как, ты вполне его можешь использовать в выгодной для тебя ситуации, сделать самое невозможное – заставить кого-то чувствовать поток ускользающих мгновений буквально физически, в собственной крови и пульсе, ощутимыми вспарывающими осколками-кристаллами в венах и сердце.

Да, моя девочка, то что ты испытывала и переживала все эти дни как раз оно и есть – тугие петли времени, затягивающиеся моими пальцами золотые пружины неминуемого приближения твоего ближайшего будущего на твоем горлышке и всех коронарных артериях. И в этом вся его убивающая красота, чем дольше ты ждешь, тем сильнее жаждешь его необратимого появления... моего появления! Думаешь, это я ждал этих упоительных моментов, когда мы снова пересечемся в реальности и посмотрим друг другу глаза в глаза? В этом и заключается вся скрытая ирония. Ведь я знал, что это случиться, а вот подсознательно ждала такой вероятности именно ты. И не просто ждала – ХОТЕЛА!

Даже сейчас, неуверенно ступая по ковровой дорожке от высоких лакированных входных дверей внутрь кабинета главы компании, ты всё ещё тянулась за собственными импульсами предающего тебя тела. Ты интуитивно искала взглядом его местоположение, забывая о том факте, что ты здесь впервые и возможно больше никогда сюда не попадешь.

Останавливаешься где-то в пяти футах от входа, словно не зная в какую сторону продолжить свое направление или ожидая прямого распоряжения от хозяина помещения.

Да, ты права, этот кабинет не просто больше твоего и всех виденных тобою ранее кабинетов твоих прошлых боссов и начальников. Ты прекрасно понимаешь, что попасть сюда такому рядовому сотруднику "Глобал-Вижн", как тебе, нереально не только в этой жизни, но и во всех возможных альтернативных и гипотетических. И что даже иметь подобную привилегию, не означает получить билет до рая в один конец с раскрывающимися большими перспективами и возможностями в захватывающее будущее. Да, может и захватывающее и особенно в один конец, но кто сказал, что оно обернется долгожданным благом для того, кто окажется на этой самой темно-синей дорожке? И кому, как не тебе это понимать, моя милая?..

Ты права, здесь спокойно поместиться стандартная площадка теннисного корта, а может и все полторы. Как минимум три зоны и самая большая слева от тебя отделена длинной сине-бирюзовой барной стойкой со сквозной зеркальной горкой, через которую достаточно хорошо просматривался внушительный стол для совещаний (с цельной массивной столешницей под антрацитовый, почти черный, глянцевый гранит) напротив сплошного панорамного окна с выходом на белую террасу. Справа, скорей всего, зона для "отдыха" или для неофициальных приемов, в углубленной в полу на пару невысоких ступеней нишей, выстланной мягким плюшевым ковролином темного сизого оттенка и обставленной мягкой мебелью индивидуального дизайна: белый диван-уголок (почти вдоль всей стены-зеркального стеллажа за его спинкой) и три кресла с замшевой матовой обивкой вокруг низкого стеклянного столика с ножкой из алебастровой статуэтки. Если бы ты верила в существование слонов с бивнями в два фута в диаметре, ты бы запросто поверила, что эта ножка сделана из настоящей слоновой кости.

- Проходите, мисс Льюис, не стесняйтесь. Присаживайтесь.

Ты всё-таки вздрогнула, то ли от звучного голоса его спокойного мягкого баритона, то ли от движения со стороны третьей зоны кабинета (той самой рабочей, напротив дверей входа, у второй "стены" панорамного окна), а может от того и другого вместе. Он показался практически сразу после произнесенной фразы, выступая из-за угла сквозной горки из полупрозрачного лазурного оргстекла (чем-то напомнившего тебе панели раздвижных дверей второго яруса в Black Crystal). Кажется, перед этим он закрыл или прижал к стене торцевой край картины-дверцы в стеклянном боксе, из-за которой ты его и не смогла вначале сразу разглядеть. Ты даже не успела сообразить была ли это одна из тех картин или фотографий, за какими обычно любят скрывать встроенные в стены сейфы. Да что уж там. Ты даже не успела как следует изумиться тому факту, что у Дэниэла Мэндэлла-младшего в его рабочем кабинете находился свой личный сейф! И почему он нёс от этого возможного сейфа в обоих руках по бокалу, наполненных на одну четверть прозрачной янтарно-медной жидкостью, если бар находился совсем в другой стороне?

Классический деловой костюм классического темно-серого цвета с отливом влитой второй кожей на статной фигуре врождённого аристократа, белоснежная сорочка, серо-голубой галстук в диагональную полоску и на этот раз с простым платиновым зажимом без бриллиантов и рубинов, чёрные лакированные туфли… Идеально выбритое лицо и безупречно зачёсанный над высоким лбом и висками пепельный каштан густых волос. Если бы в древности изображали богов в современных деловых костюмах, Мэндэлл-младший определённо был бы одним из первых кандидатов на роль ведущих Вседержителей небесного Олимпа.

- Ну, что же, Эллис, смелее. Ты же всегда была такой бойкой девочкой и... самостоятельной.

Обошел край загиба внушительного рабочего стола и с той же манерной неспешной грацией расслабленного аристократа всего через пару шагов спустился по ступенькам на нижний уровень зоны отдыха. На губах невесомая улыбка пресыщенного циника, взгляд слегка прикрытых "сонных" глаз лениво скользит по твоей зажатой фигурке без намека на интерес или оценку твоей внешности.

Конечно было трудно не заметить, как ты изменилась за эти дни, особенно в манере одеваться, будто подсознательно или специально пыталась спрятать себя за этими тряпками. Неужели так сильно подействовал ваш последний поход в клуб, что невольно потянуло закрыться/зашиться всеми доступными тебе способами и тем более с помощью одежды? Ладно вельветовые черные бриджи и высокие черные сапоги на среднем толстом каблучке с милыми золотыми пряжками, но чтобы закутаться в шерстяное полотно то ли пончо, то ли шотландской накидки-пелерины (как раз в классическую клетку белых и черных полос на темно-бордовом поле, длиной до середины бедра и с крупной застежкой-брошью на плече) – это уже был явный перебор. Хотя, ты права. Эти цвета тебе шли, как и весь фасон идеально подобранных вещей, особенно твоим длинным, распущенным по плечам и спине волосам (которые ты не забыла аккуратно расчесать перед тем, как подняться сюда). Умудриться полностью скрыть свое тело и при этом остаться таинственно соблазнительной и маняще сексуальной?

Вот только что ему сейчас стоило приказать тебе снять с себя все эти тряпки и обнажиться перед ним полностью до гола? И он прекрасно знает, что ты это сделаешь, хоть и не сразу.

- Присаживайтесь, мисс Людвидж, нам предстоит очень долгий и содержательный разговор. – он останавливается перед столиком, нагибаясь и избавляясь от одного из бокалов, вернее ставит его на край стеклянной столешницы напротив одного из кресел с твоей стороны. Официальный жест приглашение, чтобы ты наконец-то прошла к указанному тебе месту?

У тебя появляется немного времени, почти совсем ничего, чтобы успеть спрятаться взглядом на столе, в идеально скомпонованных кофейных чашках, пары десертных тарелок и нескольких фигурных блюд со свежими фруктами и сладкими мини десертами экзотических кулинарных изысков.

Да, Эллис, тебя ждали и даже позаботились, чтобы ты не ушла отсюда с пустым желудком. Сколько дней подряд на работе ты пропускала время ланча? Все три, включая этот?

- Мисс Людвидж? – неуверенная улыбка задевает твои дрогнувшие губки в момент взмаха твоих изогнутых ресничек. Наконец-то набралась смелости посмотреть в его лицо и сойти с места?

Тебе пришлось это подчиниться его негласному приглашению, поскольку он был вынужден встать в выжидающую позу возле третьего кресла, показывая всем своим невозмутимым видом (и, да, со вторым бокалом в расслабленной руке), что он не собирается садиться в своё кресло, пока ты не сделаешь этого первой.

- Разве не под этим именем ты у меня работаешь?

Всё-таки не выдерживаешь, вспыхиваешь мгновенно, срываясь под давлением его глаз быстрее, чем ожидала. Розовые пятна необоснованного смущения заливают твои щечки, дыхание сбивается и учащается вопреки всем твоим стараниям скрыть своё внутреннее волнение с беспричинной паникой. Опять пытаешься спрятаться за несколькими секундами играющего не в твою пользу времени, ускользающего и просачивающегося сквозь твои дрожащие пальчики? Спускаешься по ступенькам, обходишь кресло и очень осторожно усаживаешься на его низкое сиденье практически на самый край. Спина ровная, словно ты до сих пор в корсете, пальцы переплетаются в изящный замок на стиснутых коленках. Показной вид сдержанной и эмоционально уравновешенной бизнес-леди?

Кого ты пытаешься обмануть, Эллис? Себя или его? Его на вряд ли! И не тебе ли не знать, что произойдет, если он сейчас сойдет с места, приблизится к тебе в самый притык и заставит вздрогнуть всем телом от одного лишь невесомого прикосновения его пальцев к твоему подбородку. И он нисколько не удивится, узнай, что именно этого ты сейчас и ждешь. Да и кому, как не тебе не понимать и не ощущать это самой, насколько глубоко он чувствует все твои эмоциональные перепады. И ему не надо для этого к тебе прикасаться, чтобы определить температуру твоего тела с частотой пульса, он прекрасно все это считывает по цвету твоей кожи, по расширенным зрачкам и учащенному дыханию... как и осязает степень твоего возбуждения, силу волнения и остроту натянутых страхов по тонкому аромату твоего скрытого тела, судорожному блеску глаз и циркулирующему току оголенных желаний.

- Я как раз хотела узнать... – набираешься смелости, чтобы задать один из самых волнующих тебя вопросов?

Запинаешься, ненадолго, пока ждешь и наблюдаешь, как он тоже опускается в кресло напротив, по другую сторону столика, но в отличие от тебя не строит ложной скромности с неуместной сдержанностью. Откидывается вглубь мягкой спинки всем корпусом, затылком, обе руки на широкие валики подлокотников, кисти расслаблены, как и вся поза неоспоримого хозяина положения, кабинета, тебя и как минимум тысячи штатных сотрудников "Глобал-Вижн".

Ласковое скольжение медных клинков по твоей сетчатке глаз с очень мягким, почти нежным проникновением в их ничем незащищенную глубину, практически сразу выбивая из твоего горлышка порывистый вдох и желание сжать свои пальчики как можно крепче, может даже вонзить ноготочки в кисти рук.

Да, дорогая! Ты всё прекрасно знаешь, понимаешь и чувствуешь. В этой игре ты можешь только следовать чужим правилам и выполнять чужие приказы, не более! И если в какой-то момент ты допустила в свою милую головку мысль, что у тебя якобы тоже имеется право голоса, постарайся к следующей встрече избавиться от этого заблуждения раз и навсегда!

Взгляд пока держишь, похвально! Хотя губки уже заалели маковым цветом от сильного прилива крови.

- На счет работы... Контракта...

- Чего именно? – едва ли он удивился твоему вопросу, пусть и приподнял вопросительно левую бровь. Все такая же бесчувственна апатия с неторопливыми движениями (или полным их отсутствием) ленивого сытого хищника, который никуда не спешит и любуется агонией своей загнанной в угол раненной жертвы.

- Всего! – болезненно хмуришься, пытаясь подобрать подходящие слова и не дай бог не совершить какого-нибудь глупого резкого движения с неуместным эмоциональным импульсом на взволнованном личике. – Просто хотела узнать... Как долго? Сколько ещё ты намереваешься шантажировать меня условиями контракта? Неужели нельзя всё решить более... цивилизованными методами?

- Может спросишь меня напрямую, когда же я с тобой наиграюсь? И что ты подразумеваешь под понятием "цивилизованные методы"? Разве трудовой контракт не является одним из самых цивилизованных юридических способов решения особо важных и крайне первостепенных вопросов между работодателем и подчиненным?

- Да, но только в данном случае работодатель не принуждает своего подчиненного делать вещи не оговоренные в контракте!

Предвидел ли он подобный вопрос? И существует хоть что-то, чего он действительно не ждёт услышать от тебя, не царапая при этом твои зрачки и трахею проворачивающимися лезвиями многогранных клинков и не выбивая окончательно прежнюю уверенность с наивными надеждами мягкой улыбкой утомленного бесконечными победами триумфатора.

- Эллис, ты меня конечно извини, но... разве я тебя к чему-то принуждал, и тем более насильно, против твоей воли? И разве оргазмы ты получала вопреки своим желаниям?

Да, моя девочка, уж о таких вещах ты должна была помнить в первую очередь, чтобы не заливаться сейчас краской неуместного девичьего смущения, поспешно отводить глазки в сторону и не искать несуществующей поддержки в окружающих предметах с возможностью спрятаться от меня хотя бы на пару микромгновений. Ты же знаешь, что это бессмысленно! Нельзя спрятаться от того, кто все это время держит твое трепыхающееся сердечко на кончиках своих расслабленных пальцев, и кто обладает способностью проникать в твое сознание на запредельные глубины, прошивая тонкой тугой леской по самым уязвимым каналам; от того, кого ты так остро чувствовала, с кем задыхалась и сходила с ума даже в моменты нефизического соприкосновения, как сейчас, буквально умирая под скольжением его взгляда на собственной коже, как от реальных гиперосязаемых невесомых лезвий по всей поверхности твоего перенапряженного тела.

- Да и я никогда не страдал подобными отклонениями в психике и не имею привычки получать удовольствие от чьих-то страданий. И к чему вообще эти разговоры на отвлеченные темы, если ты и без меня знаешь, какое у тебя положение в этой истории? Или ты наивно полагала, что твой долг можно со спокойным сердцем списать за парочку минетов и танец у шеста?

- Но ты же не говоришь, что тебе от меня надо ещё! – отчаянный порыв несдержанной вспышки противостояния?

Хотя нет! Дышишь глубоко и сдержанно, но голоса не повышаешь. Держишь себя в руках до последнего, пока ещё позволяют накопленные за эти дни силы. Да и попытка отразить его взгляд воспламенившимся пеплом твоих потемневших глазок несомненно стоит всех десяти баллов.

- А я не вижу никакой логики в твоих показательных выступлениях "наивной" жертвы, которая якобы не понимает, что от неё хотят! Эллис, тебе вообще не стоит о чем-то думать и перегружать свою чудную головку и особенно мыслями, не свойственными твоему нынешнему статусу. Я уже тебе говорил и повторюсь ещё (надеюсь, что в последний раз!), что всё что от тебя требуется – это ждать! Как и сейчас! Не пытаться прожечь мне дырку во лбу своими пылающими от возмущения глазками, а сидеть и слушать, без попыток возразить и вставить свои пять центов!

И, да, я буду сжимать на тебе эти петли и медленно врезаться лезвиями в твою кожу, пока не доведу эту пытку до конца! И ты будешь принимать каждое усиливающееся удушье с углубляющимся порезом молча, стиснув зубки, как и подобает в твоём положении. И кто знает, может даже совсем очень скоро ты научишься принимать всё это с должной благодарностью?

- Думаю, ты не нуждаешься в подробном разъяснении, что такое наказание и поощрение, как и о следственных причинах их возникновения. И в данном случае зависит только от тебя, твоих желаний и ответных действий, что ты больше всего предпочитаешь получать – штрафные баллы или призовые бонусы. И я вполне серьезен, и поэтому жду от тебя соответствующего проявления здравого разума с трезвым подходом ко всей ситуации. Ты же не можешь не понимать таких элементарных вещей, Эллис? Как и самой банальной истины – нельзя за один день вернуть долги стоимостью в десять лет! И то что мне надо от тебя – в одну фразу или предварительно составленный список не поместишь! Так что с этого момента, любая из твоих попыток выяснить возможные сроки погашения со способами возмещения "убытков" будет расцениваться мною, как за проявление неуважения или злонамеренного оскорбления! Эллис, милая, в твоей ситуации не требуется каких-то дополнительных профессиональных консультаций у юриста или врача. Всё что ты делаешь со своей стороны – это внимательно слушаешь и выполняешь то, что я тебе скажу.

- Ты это... серьезно?

- А похоже, что я шучу или шутил до этого и все прошедшие недели?

Или тебе не хватает для пущей убедительности его ровного, бесстрастного голоса, ещё более глубокого проникновения вымораживающих клинков бесчувственных глаз, не вобравших за все это время ни капли тепла твоего стынущего под их давлением сердечка? А может ему ещё встать, нагнуться над тобой, обхватить пальцами твой подбородок и щеки вокруг округлившегося ротика и произнести каждую фразу ласковым и весьма убедительным тоном, заглядывая сверху своего недосягаемого положения в твои шокированные глазки? Какие методы доходчивого объяснения ты предпочитаешь, Эллис – кнут или пряник?

Когда ты уже поймешь, что перед тобой человек, который никогда не будет тем, кого ты так отчаянно пытаешься отыскать в его заблокированном взгляде, немощно сцарапывая свои дрожащие пальчики о титановый панцирь его защитного экзоскелета? Или думаешь, если тебе позволят пробиться за этот бронированный щит, ты сразу же наткнёшься на что-то мягкое, теплое и пушистое? Ты уверена Эллис? Ты действительно хочешь знать, что там находится? Тебе так страстно хочется к этому прикоснуться в живую?

- А я если ты мне сейчас скажешь спрыгнуть с террасы твоего кабинета? Я обязана буду это выполнить не задавая лишних вопросов и без права оставить прощальную записку для родных и близких?

Нет, дорогая, тебе сейчас не показалось, и только что вспыхнувший жар на твоих щечках, губках и ушках с обволакивающей липкой испариной по спине и животику действительно покрыло сковывающей корочкой заиндевевшего страха от его резанувших всех до единого лезвий по всему твоему эпидермису и нервной системе. И да, ты права! Лучше бы он тебя за это ударил, и не удивительно, что ты уже сама этого хочешь и как никто другой.

- Эллис, есть вещи, которые ты обязана понимать и без каких-либо сопроводительных пояснений с вводными инструктажами. Ты же умная девочка, неужели обязательно надо всё выворачивать наизнанку и доводить до абсурда, а главное, ради чего? Поддеть меня за живое или проверить пределы моей стрессоустойчивости? Или я настолько выгляжу в твоих глазах убогим, истеричным, не в меру избалованным капризным мальчиком, который в моменты психического обострения начнет вытворять вещи и поступки, от которых даже у Ганнибала Лектера станет шерсть дыбом? Или за все эти дни я каким-то невероятным способом сумел внушить тебе стойкое убеждение, что я какой-то психопат-извращенец и неуравновешенный маньяк-садист? Честно, Эллис... что мне такого надо сделать, чтобы ты наконец-то осознала, что это не игра – я никогда с тобой не играл, не играюсь и не намереваюсь играться когда-либо впредь?

Кажется, большая часть слов достигла своей поставленной цели... твой взгляд на несколько секунд скрылся под прозрачной пленкой рассеянной дымки, как и всё лицо резко выбелилось из-за отхлынувшей крови. Смотришь перед собой, в его глаза, но ничего не видишь, даже заметно качнулась, каким-то чудом удержавшись от непреодолимого соблазна откинуться назад на спинку кресла. Может не позволила себе этого сделать, потому что испугалась вероятности потерять сознание, как и не разрешила себе закрыть глаз?

Тише, Эллис! Дыши глубоко и ровно.

В этом твоя большая ошибка! Ты попыталась совместить несовместимое и найти то, чего не существует и никогда не сможет существовать во времени и пространстве нашей действительности. Сколько можно сопротивляться окружающей тебя реальности? Это не сон, Эллис! И ты будешь меня чувствовать и принимать именно таким, хочешь ты того или нет! И это будет для тебя куда ощутимей и реальней, чем всё что ни было и не входило в твою жизнь и не являлось ее частью и тебя самой. Теперь я твоя неотделимая часть всей твоей сущности, если не самая большая и несомненно самая подавляющая. Поэтому не стоит делать или повторять прежних ошибок. Не сопротивляйся! Чем быстрее ты это примешь, как за должное, тем легче тебе будет и дышать, и сидеть и особенно чувствовать!

- И что же ты хочешь от меня сейчас... на данный момент? Я так... понимаю, ты пригласил меня сюда не кофе с коньяком пить? - наконец-то преодолела самый тяжелый блок своего оцепеневшего состояния и сумела разомкнуть слипшиеся губки? Голос достаточно ровный, но недостаточно крепкий и уверенный в выборе заданного вопроса. И ты определенно не хочешь знать, зачем он тебя сюда пригласил.

- Я бы на твоем месте не отказывался от возможности выпить кофе и съесть что-нибудь. Или ты предпочитаешь есть из чужих рук? – изощренная издевка подчеркнутая ленивым движением руки с бокалом коньяка. Подносит чуть ли не демонстрационным жестом край стакана к лепным губам и делает легкий едва заметный глоток, скорее пробуя несколько капель на вкус и смачивая для этого тонкую чувствительную кожу с рецепторами языка. И при этом не сводит с твоего мгновенно вспыхнувшего личика не менее токсичных омутов коньячных глаз. И тебе действительно не обязательно испытывать его вкус с опьяняющими эфирами самой, ты чувствуешь его резкую отдачу в расширившихся сосудах вплоть до сбивающего дыхание и сердцебиения дикого головокружения.

Жалеешь, что не положила рук на подлокотники кресла и не можешь теперь сжимать свои побелевшие пальчики на его бесчувственной обивке? А как на счет коленок и внутренней части бедер? Не боишься, что к вечеру проступят синяки?

- Спасибо, я не голодна!

- Голод тоже бывает разным... И, да, ты права, прелюдия слишком затянулась. – ладонь с бокалом медленно опускается на прежнее место, и тебя в который раз ведет от всех его захватывающих манипуляций и действий, как от завораживающих жестов кукловода. Его гибких пластичных пальцев, рисующих в воздухе чарующие узоры и неповторимые элементы гипно-танца, а на деле, играющих на их кончиках тончайшими невидимыми нитями твоего внимания, чувств и желаний.

- Нам действительно нужно обсудить ряд первостепенных вопросов касательно твоего ближайшего будущего. К тому же, ты уже несколько недель живешь в Леонбурге на официальных правах столичной горожанки, а все никак не выедешь из гостиницы.

- Ты хочешь, чтобы я переехала на свою новую квартиру на Лайтвуд-Сквер?

- Я хочу, чтобы к этой пятнице все твои вещи уже были готовы к выезду из номера. Но пока что, на самом первом месте, стоит вопрос о твоей так называемой официальной помолвке с Брайаном Степлтоном.

Тебе все сложнее сдерживаться, а может уже попросту не видишь смысла скрывать своего надорванного состояния? Для тебя сейчас куда важнее продержаться на плаву, удержаться за скользящие грани врезающихся под твою кожу и нервные волокна лезвий его сминающей реальности, его нещадных слов и безапелляционного взгляда. Даже если ты начнешь захлебываться собственной кровью прямо на его глазах и на коленях молить о пощаде, едва ли он ослабит свою хватку или даст тебе времени прийти в себя, вдохнуть хотя бы пару глотков спасительного кислорода.

- И что не так с моей помолвкой? – дыхание сбивается окончательно, бровки болезненно сходятся на переносице, хотя тебя скорей волнует не вопрос, а твоя дальнейшая реакция на последующий ответ. Сумеешь ли выдержать очередной удар и на какую глубину на этот раз войдут его клинки в твои кровоточащие раны?

- Вообще-то, это я должен тебя об этом спрашивать. Я так понимаю, за все это время, ты так и не поговорила со Степлтоном о своей новой жизни в Леонбурге? Хотя возможно разговаривала не раз и не только по телефону.

- Ты хочешь, чтобы я начала перед тобой отчитываться о наших с ним разговорах?

- Я хочу, чтобы в ближайшее время ты расторгла с ним и помолвку и все какие-либо существовавшие и существующие отношения! Или ты наивно полагала, что я стану закрывать на это глаза? А может Степлтон согласится участвовать третьей стороной на скамье твоих запасных игроков? Честно, Эллис, ты на самом деле допускала мысль, что кто-то из нас или сразу оба согласимся на подобный вид совместного времяпровождения?

- А Реджина Спаркс значит согласна на роль третьего соучастника? Или твоя женитьба не попадает под свод выдвигаемых тобою правил касательно моей новой жизни?

- Ты права, моя семейная жизнь тебя ни в коем веке не касается, как и всё, что находится за пределами твоего нынешнего статуса и связанных с ним ограничений в тех же правах и возможностях что-то оговаривать, обсуждать или требовать!

- И что же по этому поводу думает твоя жена? – нет, ты уже не в состоянии остановить этот поезд, да и не хочешь, стоп-краны не работают. И какой смысл читать молитвы о спасении, когда тот, кто ответственен за твою приближающуюся смерть сидит сейчас как ни в чём ни бывало напротив и смотрит в твои глаза отмороженным взглядом скучающего циника. Если нет возможности и сил влепить ему физическую пощечину, так может попытаться ударить словом, хоть как-то докричаться и пробиться сквозь этот его гребаный многослойный титановый панцирь?

- Или она уже давным-давно смирилась? Хочешь сказать, её абсолютно не волнует с кем, когда и как часто встречается отец её сына? Или она сама поддерживает твое новое увлечение, поскольку ваши семейные отношения давно потеряли вкус былой остроты, и тебе срочно требуется восстановление утерянного потенциала с недостающим вкусом к жизни?..

Ты наконец-то запнулась, хотя горло и сердце перехватило намного раньше, вернее, резануло стальной струной гарроты, удушающей пленкой жидкой смолы потяжелевшего взгляда напротив. Нет, на его лице так и не вздрогнул ни один мимический мускул, губы не сжались плотнее, цвет кожи остался неизменным, как, возможно, и кардио-давление с пульсом... но ты оборвала свой захватывающий монолог, как будто только что получила одну из самых сильных, звонких и выбивающих на хрен весь дух пощечин. Ты даже была готова поклясться, что ощутила тот самый шипящий звон в ушах с треском в черепе и шейных позвонках, от которого запросто можно потерять не только равновесие с сознанием но и способность дышать, мыслить и даже существовать.

- Я думал ты гораздо умнее и сообразительнее, но, как видно, я несколько переоценил твои врожденные таланты, как и умение отличать разумное от импульсивного. Я даже не знаю с чего начинать, да и стоит ли это делать вообще? Может достаточно напомнить кто ты и что ты? И что обсуждения моей семьи, жены и тем более сына в список допустимых для тебя тем не входил и никогда не войдет в помине! А самое главное, никогда не забывать, помнить и желательно постоянно, где находится твое место, как и делать всё возможное, чтобы не переступать за черту, отведенного тебе положения, и уж тем более не совать свой любопытный носик за двери моего дома! Поэтому предупреждаю сразу, это был первый и последний раз, когда ты при мне решилась заговорить о моей семье в подобном тоне.

- А обсуждения моего семейного статуса и людей, входящих в мою личную жизнь – это в порядке вещей? Или их положение тоже определено тобою против их на то согласия?

- Эллис, ты и без моих детальных разъяснений обязана была понимать, что все, кто является частью твоей личной жизни должны были автоматом попасть под эту раздачу. Хочешь ты того или нет, но именно от тебя, всех твоих последующих действий и принятых тобою решений зависит будущее самых близких тебе людей. Я никому не собираюсь портить ни жизни, ни рабочей карьеры, ни самого существования, но если благодаря твоим стараниям и благим намереньям кто-то попытается перейти мне дорогу, извини, но с кем-то церемониться, как и выяснять публичные отношения я не собираюсь. Поэтому в твоих же интересах сделать всё возможное и невозможное, чтобы будущее твоих родных не задело рикошетом, если тебя вдруг неожиданно потянет на великие подвиги. Делай что хочешь, говори, что сочтешь нужным, но чтобы Брайана Степлтона больше не было ни в твоих телефонных номерах, ни в списках друзей в соц.сетях, ни уж тем более в нежданных визитах в Леонбург на пороге моего дома! И сделай мне великое одолжение, избавь меня от возможности проверять и спрашивать о том, выполнила ли ты моё распоряжение или нет. Потому что если в ближайшие недели выяснится, что ты так ничего и не предприняла для этого, мой разговор со Степлтоном, как и меры его устранения, тебе явно придутся не по душе! Надеюсь, я высказался в достаточно доходчивой форме и дополнительных объяснений не требуется?

Хотелось ли тебе в те секунды умереть или, наоборот, ты так упрямо сжималась изнутри, почти до дрожи, потому что изо всех оставшихся сил старалась себя сдержать, чтобы не дай бог не сорваться с места и прямо через этот гребаный столик не наброситься на него с диким визгом и трясущимися кулачками. Или зашкаливающие страхи, пробивающие ледяными иглами по свежим рубцам на твоей сердечной мышце, сшивая и затягивая их рваные края зигзагообразной строчкой белой лески, сковывали не только твое дыхание и сердце? Просто сидеть, слушать и... внимать? Если бы все было так просто!

- Эллис! Ты хорошо поняла, что я только что тебе сказал?

Ему все-таки удается найти место, куда ещё не успели добраться его клинки с жидкой смолой, затопляющего твое тлеющее сознание вязкого мрака. Ты все-таки вздрагиваешь, как от резкого звука-удара всех лезвий одновременно. Гулкое шипение отравленной его ядом крови в висках, в надрывных толчках сердца, красной полупрозрачной повязкой на глаза... Тебе так не хочется, ты уже готова сдаться этим манящим приливам сгущающегося мрака... обступающего и затягивающего твой слабеющий рассудок в свою ожившую бездну щадящего забвения. Разжать наконец-то пальцы и сорваться в эту тьму?.. в его тьму...

Но он вырывает твое сознание из сладкой патоки собственной тени самым безжалостным и нещадным рывком. Опять... глаза в глаза, пульс к пульсу, клинки в горло, в сердце и во все сухожилия... ледяным окатом жидкого азота по позвоночнику и в сомлевшую кожу...

Даже не мечтай! Только я решаю, когда и что тебе чувствовать, хотеть и делать!..

- Эллис! Ты меня слышишь?

- Да! – как же тебе хотелось это выкрикнуть, буквально выплюнуть в его глаза. Но тебе не хватило сил даже прошептать.

- Ты всё поняла, что должна будешь сделать?

Слишком резко он вырвал её в свою реальность, в свой воздух, который наполнял легкие, насыщал кровь и сжигал нейроны слишком сильными токсичными эфирами, от которых ещё больше кружилась голова, мутнело в глазах и подступало к горлу горькой тошнотой.

Неужели он не понимал, что делал и не видел, что с ней творится? И неужели так будет теперь всегда? От самого высокого и сладчайшего полета-наслаждения, к самому стремительному и болезненному падению-срыву вниз, о камни... нет, на его клинки...

- Поняла!..

Скажи, что это всё! Что это единственное зачем ты сюда её вызвал! Что у этого безумия больше не намечается продолжения... хотя бы на сегодня!

- Тогда в остальным, думаю, проблем быть не должно!

Господи, ты действительно ощутила и реально физически, всем телом, перетянутыми нервами и свежими ранами, как он расслабился и буквально разжал глубокую хватку своих пальцев на твоем сердце...

Как ты сама после этого не скатилась с края сидения кресла и не рухнула на пол?..

- Осталось только напомнить, что за эти оставшиеся до пятницы дни, ты должна приготовиться к выезду из гостиницы. Ну, и самый последний и немаловажный пункт по вопросам данной встречи... – он не просто расслабляется, даже не стесняется этого демонстрировать в изощренной шутке и последующем жесте. Снова отмеряет паузу неспешным движением руки с бокалом и более глубоким глотком коньяка.

А тебе всё кажется, что эта волна чистого опьянения раскачивает тебя, а не его... вот только сладкой и упоительной её едва ли назовешь.

- На счет самой пятницы! Вернее её вечера и твоего персонального в нём участия. Не беспокойся, на этот раз никаких клубов и походов по публичным местам. Всё более менее по-домашнему и почти по скромному. Разве что тебе нужно будет прийти по определенному адресу в определенном дрескоде. Но, думаю, с последним проблем быть не должно. Чулки, туфли на высоком каблуке и лифчик без чашечек – все черного цвета. Без трусиков! Хотя пояс для чулок не возбраняется. И, естественно, верхняя часть одежды – белый плащ! Можно лёгкое демисезонное пальто, но никаких курток, парок, дождевиков и шуб! Однотонного БЕЛОГО цвета! Ты все поняла? Записывать не надо? Эллис!

- ДА! Все предельно ясно! Понятней не бывает!

- Элл...

Только тебя продолжает штормить до тошнотворного головокружения, как будто всё только-только начиналось, а не заканчивалось с этой встречей... Ты даже не задумываешься над тем, что слышишь и как отвечаешь. Какая разница, что будет в пятницу с тобой, если тебе надо уже сейчас найти где-то сил, чтобы дожить до сегодняшней ночи!

- Простите... – почему он просто тебя не отпустит, хотя бы твой взгляд? Или отведет свои глаза в сторону, вытащит из горла и сердца несколько клинков... хрен с ним, пусть не все, но хоть самые болезненные и нестерпимые!

- И, кстати!.. На счет бразильской эпиляции. Сделай её уже наконец до этой пятницы! Неужели тебе самой не хочется ощутить разницу между запущенной стрижкой и абсолютной чистотой, как и забыть о большинстве неудобств на несколько ближайших недель?..

Он замолкает, наблюдая, как ты вместо ответа, почти не глядя, протягиваешь руку к стоящему перед тобой бокалу коньяка и, все так же не глядя, опрокидываешь всё содержимое стакана в свой ротик. Демонстрационная попытка сбежать с помощью его же любимых властных примочек, не успев при этом распробовать вкус возможно очень элитного и запредельно дорого коньяка? Показать, насколько тебе всё это параллельно, потому что тебя интересует не его утонченная палитра неповторимого вкуса, аромата и энного количества лет выдержки, а обычное желание залить свой мозг долгожданным опьянением!

Но, как видно, он тоже не особо зациклен на подобных лирических отступлениях. Легкая улыбка задевает уголки губ, глаза перекрывает сумеречной дымкой заблокированных мыслей и чувств. И тебя вдруг непреодолимо тянет набросится на него с совсем иной целью... Нет, не вонзить в эти всевидящие глаза ногти и расцарапать большую часть этого безупречного лица-маски красными вызывающими полосами своих острых коготков... Накрыть его губы своими, самой и впервые за всё это время! Прикусить их забытый на вкус и ощущения изгиб до крови, растереть языком и целовать до тех пор, пока не потеряешь сознания...

- Осторожней, Эллис. Пить такие вещи на пустой желудок - весьма опасно...

* * *

Да... бл**ь... она топит сразу... мгновенно! Гипермощной, сверхярчайшей и наиострейшей вспышкой возрождающего взрыва, чистейшего и исцеляющего кровавого огня, распускаясь по каменным мышцам, твердым шрамам и огрубевшим швам горячими волнами алых протуберанцев, насыщая все клетки твоего тела своей первозданной энергией неуязвимого Абсолюта. Равноценно тому, как погрузить свои пальцы и ладони в источник божественного бессмертия, а на деле... всего лишь ощутить/пропустить через кожу, нервные окончания и ток горячей крови опьяняющие гранулы твоей жизни, моя девочка, твоего порывистого дыхания, бешеную пульсацию твоего трепыхающегося сердечка. В который уже раз... снова и снова... с каждым новым глотком чувствуя, как эта жажда становится все более ненасытной и нестерпимой! Как этот вкус с тончайшими токсичными эфирами наполняет тебя до краев, топит, выедает, сжигает на хрен едва не до самого основания мозг с остатками трезвого сознания; вскипает чистым ядом в венах, раскручивается огненной спиралью по позвоночнику, в легких и сердце; разрывает несдержанным рычанием горло, ослепляющим разрядом болевого шока по глазам и тугому узлу перетянутых нервов.

Да, ты слышишь, чувствуешь его сдержанную вибрацию хриплого грудного рыка во всех своих перенапряженных мускулах всего тела, сладчайшей растяжкой наркотической ломки по всем костям. Как же тебе хотелось разжать пальцы, щелкнуть замком карабина, выпустить его, заполнить его диким бешенством пьянеющий разум и всю физическую оболочку ожившей тьмы.

Нет, моя девочка, ты ни черта не понимаешь! Ты и представить себе не в состоянии насколько далеко ты зашла и насколько ты приблизилась к краю запредельной опасности. Смотреть глаза в глаза, вбирать порами кожи его горячее дыхание, пропускать его иглы с красными нитями в глубинах своего цепенеющего разума и млеющего сердца и едва понимать, что всё это происходит в реальности, в живую, без доз обезболивающих анестетиков. Что вся его показная хваленная сдержанность всего лишь нелепый фарс, а вот твои страхи к нему вполне даже обоснованы.

Думаешь, почему он дает тебе столько дней на передышку и восстановление сил? Чтобы высосать тебя всю под чистую при следующей встрече? Частично может и так, хотя в большей мере для твоей же физической безопасности.

Даже сейчас он прекрасно понимал и чувствовал насколько было мало для него и этих трех дней, поскольку сдерживать себя после субботней ночи было не на порядок легче, чем в то же предутреннее воскресенье. Тогда он почти устал, хотя и чувствовал, что не настолько сильно, чтобы не повторить нового (если не большего) безумия, особенно когда раздевал тебя в номере гостиницы и укладывал в постель. Держать в руках твое абсолютно нагое тело, доверчивое и льнущее к его теплу, к нежным касаниям и бархатным ладоням, ощущать их кожей твою ответную дрожь или болезненное сжатие, когда он задевал самые чувствительные и воспаленные участки. Видеть впервые за столько лет насколько ты была беспомощна, откровенна и уязвима в его пальцах! Осознавать это в полную меру и... едва не дуреть от приливов активировавшегося бешенства в крови, в затуманенном твоим наркотиком сознании. Как ты его хотела и только его! Даже в этом трансовом состоянии, ты чувствовала и знала, что это именно он, поэтому и не боялась раскрывать своих внутренних желаний и ответных импульсов, реагируя на его прикосновения учащенным порывистым дыханием, блаженными стонами и выгибающимся под его руками телом. Он просто любовался твоей чистой наготой (бл**ь, через столько лет!), без какого-либо интимного намека и похотливого вторжения, смотрел и вбирал в себя каждое твое ответное движение, несдержанный всхлип, выдох и вдох, прикусанную губку и сладкую дрожь... твою нежную шелковую кожу, покрывающуюся чувственными мурашками под его весомым скольжением, бархатные камешки сжавшихся сосков, точеные линии и изгибы с меняющейся температурой на том или ином участке тела. Держать, владеть, иметь все это и ничего не предпринимать. В те минуты ему с лихвой хватало и этого. Подобный наркотик власти выбивал все системы здравого рассудка, сжигая вены с нейронами одним из самых опасных и смертельных дурманов. Он превосходил своим воздействием не менее сильные моменты наивысшего апогея – физического наслаждения, ибо сочетание этих двух столь близких к друг другу элемента могли привести чуть ли не к летальному исходу. И он не просто это знал, а именно чувствовал, через проснувшегося от новой дозы твоего упоительного энергетика своего ненасытного зверя, которому ничего не стоило сорваться с самой прочной цепи и утащить тебя с собой на самое дно своей бездны. И видит бог, он делал всё возможное, чтобы устоять перед этим нереальным соблазном и не растерзать тебя прямо на этих простынях, не прокусить буквально зубами твою кожу и не попробовать твоей крови по настоящему. Да, пропуская твой задыхающийся крик сладчайшей физической боли через натянутые мышцы-нервы ваших обоих сплетенных тел, через твои царапающиеся пальчики, ищущие опоры и защиты на его спине и плечах...

И даже сейчас, спустя три дня, сидя напротив в показательно расслабленной позе, он мысленно молил тебя только об одном – сделай это! Соверши эту роковую ошибку за двоих... Посмотри на него другим взглядом, попроси сама, опустись на колени...

Слишком маленький срок. Она так и не вышла из него за эти дни и ночи, если не прописалась в его памяти и генах своей смертельной одержимостью, одним из сильнейших и неизлечимых вирусов. И ей ничего не стоило активироваться с прежней силой (если не большей) при первом же пересечении в пространстве и времени с тобой, едва он почувствовал твою близость, твое осязаемое физическое присутствие в другой части кабинета, словно между вами вообще не было никакого расстояния в эти десять метров и в три прошедших дня. Видеть, слышать, ощущать... снова, без единого препятствия и возможной преграды! Скользнуть самой глубокой лаской по твоему сердцу, в который раз убедившись, что это реальность и действительно ты, и ему ничего не стоит запустить эту безумную машину в одном из угодных ему режимов – довести тебя до отчаянного исступления, или заставить умирать на коленях у него в ногах. Нежить твое сердечко ментальными касаниями или сжимать его надрывающуюся мышцу своими ленивыми пальцами до первых сладких агонизирующих судорог. Ловить твое сбивающееся дыхание, считывать по пульсации зрачков рвущиеся из тисков шатких блоков живые эмоции, страхи и обостренные чувства, не пропуская ни одного изменения в омуте глаз, на поверхности кожи и в недосягаемых для других глубинах безвольного сознания. Накручивать, затягивать и переплетать их невидимые нити на собственных руках, ослабляя или, наоборот, усиливая их натяжение только в нужный ЕМУ момент.

Как можно этим насытиться или наиграться, когда он ещё даже и не начинал? Или как найти в себе силы устоять от этого открытого соблазна в который уже раз? Не позволить своему зверю окончательно отравить свой рассудок всего лишь одной незначительной каплей редчайшего наркотика... эксклюзивного героина, который он вдыхал в свои легкие и впитывал своими рецепторами вот уже сколько дней подряд! Достаточно только увидеть тебя и осознать, что это возможно, всего лишь в одно движение, в один надрывный удар твоего сердечка, в один судорожный вдох, в расширенные до предела зрачки... Просто сорваться с места, обхватить твое горлышко ладонью, смять идеальный шелк волос рывком в кулак, запрокидывая голову назад и личиком на себя, погружаясь всей своей тьмой в твой шокированный и распахнутый ему на встречу взгляд ... Да, разорвать на тебе все эти тряпки, разорвать тебя саму прямо на этом ковролине, пока в твоих криках не останется ничего, кроме молебного блаженства... Буквально насиловать, долбить членом до кровавых разрывов, рвать зубами и ногтями твою нежную шелковую кожу, волосы и душу, до первой остановки сердца, до последней капли крови... Задушить, убить, утопить в боли и наслаждении, чтобы снова воскресить своими же руками, вдохнув в легкие своим кислородом, сделав переливание своей крови... заполнив омертвевшие клетки сознания своей сущностью!..

Всего в нескольких микронах от этой одержимости, всё ещё пульсирующей в его онемевших ладонях фантомными разливами кровавых протуберанцев его ненасытной Вселенной... от тебя, застывшей на самой грани её раскаленных клинков.

И он продолжал тебя чувствовать, даже после того, как ты покинула его кабинет, практически сбежала, не оглядываясь, и едва удерживая равновесие на негнущихся ножках. Как будто физически ощущала, что здесь куда опасней, чем ты думала и осознавала за несколько секунд перед уходом, и что если остановишься хотя бы на мгновение и обернешься к нему, к его глазам... то это будет последнее, что ты успеешь сделать по собственной воле...

Полный триумф или очередное погружение в токсичную бездну смертельной эйфории? Он не спешил подниматься с кресла, и на вряд ли его сейчас так вело от нескольких глотков элитного коньяка. Не спешил унимать взбесившегося зверя, сцарапывающего когтями каменный пол титановой клетки, рвущего неподъёмную цепь на своем стальном ошейнике в бешеных прыжках на прутья, хрипящего и задыхающегося в разъярённом рычании едва не до срыва голоса и потери сознания. Да и увы, ты так и не получил своей долгожданной жертвы, так и не попробовал её крови, продолжая слушать вибрацию её голоска в своем сознании и даже под кожей, вдыхая её запах и буквально растирая невесомые эфиры её вкуса на кончиках пальцев и языка – растворяя всё это в своих венах, в ненасытных глубинах своей бездонной одержимости.

Сколько прошло времени, прежде чем он заставил себя подняться и когда понял, что она не вернётся?..

Нет, никакого разочарования, напротив! Так и должно было быть. Было бы странно, если бы все пошло не так, как он рассчитывал. У этой истории всего одно единственное русло с одним течением, и резких поворотов с неожиданными сдвигами во времени и пространстве в ней не предусматривалось. И чтобы понять это основательно, когда-то ему для этого понадобилось не меньше пяти лет – пять лет персонального ада в эпицентре агонизирующей боли и добровольного сумасшествия...

Неспешно пройтись обратно, в другой конец кабинета, подняться по ступеням основного уровня помещения, дойти почти до самого угла схождения комнатной стены и панорамного окна... открыть "дверцу"-тайник вмонтированного в стену сейфа. Может поэтому он и не торопился вставать и возвращаться сюда, ждал, когда сможет это сделать практически больше ничего не ощущая? Хотя можно ли после такого вообще ничего не чувствовать? Или ему хотелось увидеть какой будет разницей между до и после? До твоего прихода и после ухода. Что прочувствует на этот раз, протягивая руку к центральной полке сейфа и откладывая с лежащей стопки фотографий стеклянный футляр с печатью из хромированной стали на длинной деревянной ручке-рукояти.

Старые фотографии?.. Раньше они обжигали его пальцы ещё до того, как он успевал прикоснуться к их "выгоревшей" поверхности, начиная мгновенно задыхаться под ударами кроющих волн выбивающего волнения, подкожного страха и... нечеловеческой боли. Когда-то они были для него чуть ли не последним якорем в его прошлой гребаной жизни, остатками кислорода, который он пытался сохранить в своих венах и легких хотя бы ещё на год-два... Он и вправду когда-то верил в то, что не продержится без них даже месяца?..

Интересно, Эллис, у тебя когда-нибудь хватит смелости спросить меня, что я сделал с другой частью фотографий – самой большей, с моими снимками, сделанными твоей талантливой ручкой? И жалела ли ты хотя бы раз за все эти годы, что решила избавиться от них всех вместе со мной? Мечтала ли увидеть снова, узнать их судьбу, коснуться их изображений, как когда-то я дотрагивался до твоих?.. И захочешь ли увидеть их теперь, чтобы ощутить разницу между до и после?..

Да, моя милая, мы все сильно изменились за эти годы и не только благодаря большому отрезку времени, но и всему тому, кто и что нас в течении всего этого периода когда-то окружал, воздействовал на нас и вводил свои "ненавязчивые" коррективы в уклад нашего нынешнего становления. Может человек и не способен полностью изменить свою природу и изначально сформированный характер, но зато он в силах поменять соотношение сторон в своих взглядах и жизненных принципах – усиливая, укрепляя и стимулируя одну черту и ослабляя самую бесполезную до состояния бесплотной невидимки. И не имеет значения, если для того, чтобы выжить, приходилось избавляться от самых сильных "слабостей", когда-то являвшихся главным смыслом твоего существования! Важен конечный результат, так ведь, Эллис? То, к чему стремился каждый из нас и какие методы использовал для достижения поставленных целей.

Ты сделала всё возможное, чтобы избавиться от меня, а я сделал всё возможное, чтобы избавить тебя от этого бессмысленного бремени: прятаться и вечно куда-то от меня убегать. Всё, моя девочка. Ловушка давно захлопнулась. Бежать больше не куда, да и не за чем! Теперь ты там, где и должна была быть все эти годы – рядом со мной, подле меня... разве что не под руку, а под моей рукой... под моим ошейником!..

* * *

Проваливаться было некуда... я итак болтался на самом дне. Нет, даже не так!.. Я находился еще глубже, чем такое было можно себе представить и вообразить. Я находился под самым дном, придавленный, припечатанный и сплющенный весом всех кошмаров и нереальной боли, навалившихся на меня всем своим невообразимым прессом и буквально размазав на молекулярном уровне до состояния полного ничто!

Возможно, я бы и не возражал подобному стечению обстоятельств, если бы не одно но – я опять не смог избежать очередного воскрешения. Обычно, первые минуты пробуждения считались почти самыми безболезненными, правда в том случае, когда мне не снился мой ведущий кошмар. Но в этот раз сия чаша меня не пожелала миновать, более того, все видения напоминали дикий калейдоскоп из безумного количества несовместимых пазлов, образов и обострившихся в несколько раз сопроводительных эмоций и страхов. Единственное, что ещё выглядело на всем этом фоне терпимым то, что я был в них в большей степени зрителем, а не участником, хотя боль от этого не потеряла своей прежней силы ни на йоту. И самое ужасное, в этом сне ты не обернулась и не вернулась ко мне. Все с точностью, как в тот день, как будто память воскресила в подсознании все его мельчайшие подробности, смешав прошлые пережитые чувства с нынешними. Я знал, что ты должна была развернуться и пойти в сторону такси, знал, вашу мать, но опять ничего не сделал. Она накрыла меня, прижала к месту мертвым грузом сразу же, моментально, в один сухой щелчок пальцев, рванув из груди сердце внутренними осколками наружу. Я пытался закричать, но мою гортань будто обложило стекловатой, кажется, я даже не мог дышать или неосознанно задерживал дыхание, пока мощный толчок сердца об острые ребра грудной клетки не напоминал мне сделать вдоха. Ты опять уходила... я опять терял тебя... в который уже раз, беспомощно сжимая зудящие ладони и пытаясь прорвать беззвучным криком эту тугую пленку, затянувшую все дыхательные пути. И ты опять меня не слышала... Просто уходила, не оборачиваясь, размазываясь по стенкам воспаленного подсознания черно-белыми тенями фактурной дымки.

"Отпусти пальцы, Дэн... просто разожми... отпусти её..." – я не могу, разве не понятно?! Я же сдохну, если это сделаю! – "Ты не виноват... это не твоя вина!.. В том, что она от тебя ушла, нет твоей вины!.."

Кажется, я дернулся всем телом, перед тем как окончательно проснуться... или воскреснуть. Она прошлась огненной волной по моим сжатым легким, ударив красной пульсацией по вискам и глазам, насильно вырывая сознанием из черной жижи вязкого забвения. Я не хотел выползать или выходить из этой комы, стягивая в пальцах что-то плотное, почти скользкое (пока не понял, что это простыня, и я вцепился в неё неосознанно во сне). Тяжесть, которая сдавливала меня в кошмаре разлившимся внутри тела жидким свинцом, продолжала прессовать и наяву, придавив даже голову к подушке гудящей пустотой и затихающим "змеиным" шипением. То ли я выходил из сна, то ли сон уползал из меня, при чём болезненно и не особо приятно. Мало того, чем сильнее и ярче в тонкие веки глаз врезались раздражающие пятна света, тем тяжелее придавливало к постели и острее зажимало голову внутренними тисками физической боли.

Но я всё равно продолжал дышать равномерно и глубоко, будто продолжал спать, не желая открывать глаз и наивно ожидая, что мне снова удастся провалиться в очередную дремоту – попытаться застрять сознанием в этом щадящем забвении, где-то на уровне между реальностью и небытием.

Зачем, для чего? Разве я ещё не умер? Какой смысл возвращаться в эту гребаную реальность, где нет тебя? Какой смысл притворяться живым, когда это уже не имеет никакого значения и тем более для меня самого?

Не знаю, когда и через сколько времени я заставил себя открыть глаза... заставил вернуться. Тем более память о последних событиях оказалась не менее требовательной, чем собственные въевшиеся намертво под кожу условные рефлексы. Я практически неосознанно и интуитивно тянулся к самому важному, главному и дорогому, к тому, что оставалось для меня первостепенным не смотря ни на что.

Фотографии... мои фотографии! Бл**ь! Их забрали у меня, вырвали буквально насильно! Лекс их забрал!

Мне приходится это сделать, кое-как разлепить слезящиеся веки и потратить несколько первых минут на определение себя в окружающем пространстве. Почти с удивлением посмотреть на одеяло с атласным покрывалом, прикрывавшего меня до груди по центру большой двуспальной кровати, и убедится, что я на самом деле лежу не на жестком топчане в сумеречной каменной камере подвала Рейнхолла. Я успел об этом догадаться, как только почувствовал под собой слишком мягкий и удобный матрац, перьевые подушки под головой и хлопковую простынь под пальцами. Да и сам размер кровати больше не стеснял меня в своих границах, не говоря уже об отсутствии ошейника на шее, железных наручей на запястьях и цепей, без плотной тяжести которых я не привык уже просыпаться по утрам за последние четыре недели.

Одно не могу вспомнить, как попал сюда, усыпили ли меня или я сам отключился, потеряв сознание? И сколько на этот раз я провалялся в глубокой отключке? Что сейчас, какой день и число – утро, обед или вечер?

В комнате для гостей (я нисколько не сомневался, что это именно комната для гостей в Рейнхолле, а не номер в отеле и уж конечно не вип-палата в госпитале), было не менее сумеречно, чем в моем прежнем месте жительства, но данный эффект скорей создавался за счет плотных штор из тяжелого желто-бежевого атласа, которыми были завешаны оба больших окна справа от меня. В основном стандартная комната в светлых тонах со стандартным набором мебели – светлые кремовые обои с однотонным рельефным рисунком классической ромбовидной шашечки из лилий, светлая атласная обивка на стульях-креслах, пуфике, низкой софе и контрастный темный дуб на панелях, в вощеном паркете и большей части лакированной корпусной мебели – массивный комод с трельяжем у стены слева, круглый стол средних размеров у второго окна справа и сама кровать с резной высокой спинкой, планкой изножья и четырьмя столбиками на ножках. И конечно камин прямо напротив моего королевского ложа с каминными часами по центру каминной полки и большим полотном ручного гобелена над полкой (нисколько не удивлюсь, что это был настоящий оригинал XVIII века) на тему греческой мифологии или попросту обычной вакханалии между фанами и нимфами.

Часовая стрелка на Howard Miller временно застыла на цифре 2. Значит, уже вторая половина дня, но никак не ночи. И едва ли я мог проспать больше суток, хотя мочевой резал так, будто я не облегчался как минимум дня три. При чем это было одним из самых убойных ощущений – подыхать от сильнейшего сушняка и желания срочно помочиться.

- Как самочувствие? – у меня даже не срабатывает ответной реакции резкого испуга на неожиданный голос за правым плечом. Просто поворачиваю лицо, не поднимая с подушки головы, уже зная наперед, кого увижу в углу комнаты, в угловом кресле между окном и дверью выхода из спальни.

- Голова не сильно кружится? Не тошнит? – Алекс только опустил на бедро вытянутых на пуфике ног какую-то книгу раскрытыми страницами вниз, которую возможно читал до этого в ожидании моего долгожданного пробуждения.

Не знаю, чем меня задело или резануло по ощетинившейся холке царапающими иглами конвульсивного озноба: книга в руках Рейнольдза или его невозмутимый вид стопроцентного хозяина положения. Разве что он действительно был хозяином и не только этого исторического особняка.

- Относительно сносно... – странно, но голос вроде не пропал, хотя и сел до сиплой хрипоты. – Правда, не знаю, чем вы меня напичкали. В голове шумит, как после тяжелого бодуна.

- Главное, чтоб не до рвоты. Но тебе вроде как не привыкать.

Поразительно! Лекс продолжает шутить и иронизировать в свойственной ему манере, не смотря на последние события, как будто ничего такого за последние сутки (я все-таки надеюсь, что за сутки, а не за двое) не произошло.

- Почему я здесь, а не в подвале. – попытка слегка привстать на локти и подтянуться-отсесть немного назад к подушкам закончилась резким приступом дикого головокружения и подступившей за ним к горлу той самой отвратной тошноты.

Бл**ь, пришлось упасть затылком опять на подушку, уставиться в потолок помутневшим взглядом, бросив остатки сил на восстановление глубокого ровного дыхания и балансирующее между реальностью и сгущающимся мраком подрезанное сознание. Может лучше было все-таки провалиться в эту тьму еще на несколько часов?

- Как раз из-за этого. Дыши, Дэн, глубже и размеренно. У тебя сильное нервное (и физическое, кстати, тоже!) истощение. Я должен был ещё пару недель назад всё это прекратить и перевести тебя в нормальные условия проживания.

- Опять станешь еб**ь мне мозг, что это не моё и что мы впустую потратили столько времени, вместо того, чтобы сразу сунуть мне в руки кнут и отправить в глубокое плаванье по тематическим клубам?

- Да, Дэн! Опять и снова! – Алекс неожиданно поддается корпусом вперёд, опуская ноги на пол, откладывая книгу на пуфик, и облокачивается изгибами локтей о колени в изящной манере всезнающего и всевидящего психоаналитика.

Держать и особенно сейчас давление его прямого взгляда становится ощутимо тяжело, даже не смотря на подступающие симптомы возвращающейся ярости. Понимаю, что не смогу продержаться и минуты... я слишком много потратил сил на то, что боролся целый месяц не с теми демонами.

- И как раз эти недели это и показали! – он что, решил озвучить вслух часть моих мыслей? – В тебе и близкого никогда и ничего не было от мазохиста! И я не пойму, почему ты так боишься признаться в своей тёмной стороне. Да большая часть прожитой тобою жизни прошла на её территории! Даже напиваясь сознательно в стельку, ты просто-напросто пытался ослабить в себе поводья и дать ей выйти на волю. Это не обычная тяга к поискам приключений на пятую точку, Дэн, ты с самого детства искал способы выпустить из себя этих демонов, хотя и знал, что они от тебя никогда не отстанут. Вспомни, когда ты по пьяни влезал в драки или сам их провоцировал, что ты делал? Подставлял под удары щеки или бил сам? Делал всё возможное, чтобы никому не удалось тебя задеть? ТЫ вел эти бои без правил и устанавливал СВОЙ темп нанесения ударов, отмеряя допустимую норму увечий для твоих счастливчиков. Скажи, только честно, ты позволил хотя бы одному из прошлых соперников сломать себе нос, ребро или руку? Лично я не припомню ни одного такого случая! А вот скольких ты отправил в травматологию с тяжелыми увечьями и переломами – тут даже я не рискну подбить приблизительные цифры. Наверное, твои подсознательные бесы знают, что тебе на самом деле нужно куда лучше, тем ты сам!

Закрыть глаза, отключить слух, все воспоминания и связанные с ними чувства? Да, обычно мне всегда это удавалось, как и казалось, что Алекс ни черта обо мне знал и уж конечно не разбирался ни в моих демонах, ни в моих неизлечимых отклонениях. И я всегда был уверен, что смогу найти самое правильное объяснение всем своим нелицеприятным поступкам, ведь я никогда не отказывался от своей вины во всех из этих историях. Только на этот раз у меня почему-то ничего не получалось. Слова Лекса каким-то загадочным образом перескакивали внутренние блоки аналитического мышления и трезвого рассудка, нанося болезненные удары сразу по уязвимым точкам нервной системы и ослабленной психике. Я хотел и даже пытался сопротивляться, но... я не видел ничего, в чём был бы не прав Александр Рейнольдз.

- А в детстве? Забыл, что ты творил в школе и специнтернате для мальчиков ещё до того, как твои родители подсадили тебя на успокоительное? Твоя гиперактивность буквально лезла из тебя, не зависимо от времени, места и причин. А сейчас, за эти недели! Хочешь сказать тебе нравились все выдержанные тобою телесные наказания? Или ты все-таки так стойко сносил удары совсем по иной причине, принимал их на свой счет, как за должное и заслуженное, а не потому, что оно могло остановить и заблокировать всю ту боль, которой ты жил последние годы?

- Так ты поэтому выдвинул очередную гениальную гипотезу о моем чувстве вины перед Эллис? – я всё равно не мог до конца принять данное поражение, как и свыкнуться с мыслью, что мой близкий друг не брезгует ни чем, даже самым святым для кого-то.

Благими намереньями?.. Я уже не знал, было ли в его действиях, словах и поступках хоть что-то благое. Мне казалось, он попросту перешел черту, через которую не посмел бы переступить никто из нас при иных обстоятельствах. Может поэтому я и сопротивлялся в эти минуты из последних сил? Не верил, что у него теперь вообще могло хоть что-то получится? Или как раз и могло, только я этого не хотел сам?

Какой смысл притворяться и тем более сейчас, после всего, что уже произошло? Я не собирался с тобой расставаться! Ни до, ни сейчас, ни когда-либо впредь!

- И что же тебя на это натолкнуло? И какого хрена ты забрал мои фотографии? Что ты с ними сделал?.. – я запнулся сам, чувствуя, как опять приближаюсь к этой грани, к осознанию, что кто-то чужой смотрел на твои снимки... смотрел на ТЕБЯ!

Резануло по свежим ранам моментально, до раздражающего треска в костях, едва не передернув всем телом и не свёв скулы от пережатых челюстей. Новой вспышкой выбивающей дозы адреналина, запредельной прокачкой крови по переработанной сердечной мышце.

Я не выдержу еще одного эмоционального удара в подобном состоянии, не сейчас, не сегодня... мне надо хоть как-то продержаться... удержаться за твои фантомные ладони, приглаживающие вспотевшие корни волос у моих висков, воспаленный лоб и взбесившееся сердце. Пожалуйста, просто будь рядом, просто успокаивай и не дай мне сорваться в эту тьму...

- Ничего я с ними не сделал, Дэн, не переживай. Неужели ты мог подумать, что я способен посягнуть на чей-то священный фетиш? Ты настолько плохо меня знаешь? – нет, Лекс впервые не иронизирует, скорее даже демонстрирует легкую обиду с неожиданным разочарованием.

- Тогда где они? – а вот мне реально по х*ю все его обиды и сожаления! Меня ломает и выкручивает лишь одним желанием, вернуть все твои фотографии! Он не имел права их трогать, так что не хрен теперь строить из себя подрезанного Брутом Юлия Цезаря. Это уже откровенное передергивание фактов!

- Там, где их никто, кроме меня не увидит... да и я не собираюсь устраивать из них слайдшоу для себя на сон грядущий каждый вечер. Успокойся! Тебе сейчас надо думать о себе, о том, до чего ты себя довел подобными экспериментами!

- Думаешь, если ты лишил меня снимков и прямого доступа-подпитки визуальной памяти, то все сразу же изменится и заиграет всеми цветами радуги безоблачного будущего моего долгожданного возрождения?

- Нет, Дэн! Как раз об этом я и не думал. Но это не значит, что они не влияют на твою психосоматическую связь с твоей главной болезнью! Ты и не собирался её разрывать и попросту использовал меня для достижения иной цели! И это не какая-то мания или болезненная одержимость, ты реально не можешь её отпустить, признаться наконец себе, что ты способен жить без неё и дышать в полную грудь ни смотря ни на что! Ей не за что тебя прощать, Дэн! Твоей вины в её уходе от тебя не больше, чем её.

Я сам не заметил, как на последних фразах Алекса задержал дыхание, как натянулись под истончившейся кожей остатки мускулов, сухожилий и перегруженных вен. Глаза, глотку, сердце перекрыло мгновенно то ли слепящей/удушающей плотной пленкой, то ли впившимися в плоть шипами колючей проволоки. Тело не обманешь, и оно не даст солгать, да? На это Лекс и рассчитывал? Увидеть снова все доказательства на лицо, мою ответную реакцию в момент моей раскрытой уязвимости? Он действительно знал, в какой момент нужно наносить удары, чтобы вызвать самую болезненную рефлексию, в этом ему во истину не было равных.

- Да с чего ты вообще это взял? Или это одна из ведущих версий-гипотез всех психоаналитиков? Когда не за что ухватиться, почему бы не использовать проверенный вариант с чувством вины? – я на самом деле надеялся соскользнуть с рентгеновского излучения сканирующих насквозь глаз Рейнольдза? Рассчитывал разубедить его своим предельно спокойным и почти ровным голосом?

- Дэн, чувство вины не просто так стоит на первом месте в списке всех психических слабостей, даже в Практике ее используют, как самое сильное и действенное орудие. Чувством вины можно так запрессовать человека, что он побоится на свет божий высунуться, не то, чтобы посмотреть кому-то в глаза! А в совокупности со страхами – это вообще самое смертельное оружие всех времен и народов. Посмотри на себя, во что ты превратился за эти дни! Потеряв доступ к выпивке, расслаблявшей часть твоего мозга, ты перекрыл себе возможность не стимулировать на трезвую голову самые опасные участки своего сознания и эмоций, когда-то попросту разрубая эту связь физически с помощью алкоголя. Но в том-то и дело, сама проблема никуда не исчезала – эффект был недолгим, а исключив из общего уравнения и его, ты, в конечном счете, открыл доступ к своему телу и психике всем своим внутренним демонам. Я даже сильно сомневаюсь, что тебе нравится собственный моральный мазохизм, иначе бы ты не дошел до такого сильнейшего истощения за такие короткие сроки.

- Так ты поэтому решил всё прекратить? Выдвинуть окончательный диагноз, поставит жирную точку и послать меня на все четыре стороны? – был ли я в те секунды напуган и придавлен очередным шокирующим откровением? Было ли мне страшно до чертиков? Был ли я тогда готов сползти на пол, на колени к ногам лучшего друга и молить его не совершать этой ошибки?

Наверное, на тот момент я действительно был готов на многое, лишь бы меня не лишали прямого доступа к тебе, к самому смертельному источнику моей физической и эмоциональной боли, слившихся в одну неразрывную красную нить; ставших одним целым и неразделимым – моим персональным кислородом, соединенных в единые молекулы атомов моей любви и боли. Если у меня отберут его... отберут возможность дышать, существовать и умирать тобой!..

- Дэн, ты не мазохист! И возможно даже не самоубийца, но, бл**ь, переложить в мои руки подобное право... это надо быть просто конченным эгоистом! У тебя семья, больной сын, ты обязан жить ради него, ты должен бороться за ЕГО жизнь, а не со своей! Ты не имеешь права на подобные слабости и особенно сейчас! Тебе нужна реальная и выполнимая цель на сегодня, на завтра, на самое ближайшее будущее, а не зашлакованная токсинами прошлых воспоминаний память с убивающим чувством вины за потерянную любовь. Дэн, тебе нужно её отпустить или хотя бы избавиться от вины.

- И ты думаешь, что если всё сейчас прекратишь и остановишь, то всё мгновенно встанет на свои места? Лекс, я живу с этим безумием уже пять лет! Если бы от него было так легко избавиться, как ты тут красиво расписываешь, лежал бы я сейчас перед тобой, подыхая от желания обмочиться и убиться о ближайшую стену?

Слава богу, теперь нет никакой нужды притворяться и сдерживать физическую дрожь, сдерживать и скрывать тебя в своих венах... хотя нет... Я всё ещё хотел тебя спрятать, ни смотря ни на что, и так глубоко, чтобы больше никто и никогда не смог тебя во мне разглядеть, добраться до тебя... и даже ты сама...

- И раз ты сумел докопаться до очага моей болезни, разве ты не должен сделать всё возможное, чтобы устранить его источник? Если это на самом деле непомерное чувство вины, неужели тебе не захочется помочь мне от него избавиться, вернуть меня к жизни и наполнить её новым смыслом существования и яркими красками предстоящих побед?

- Дэн, я не дипломированный доктор и подобные вещи не лечатся односторонней Практикой! – голос Алекса всё так же безупречен, ни на тон выше, ни на октаву ниже. Кажется, что он просто отморозился, и ему не позволяет меня послать на все составляющие лишь элементарное чувство врожденного такта (ну, и возможно, частично наша долгая и крепкая дружба). На самом деле, видеть Рейнольдза в подобном состоянии – это практически добраться до крайних пределов его нечеловеческого терпения.

- А бросать на полпути начатое, это в порядке вещей и особенно для тебя? И с чего ты взял, что мне может помочь дипломированный психиатр? Они с детства еб*ли мне мозг своей химической дрянью, и где я после их специализированного лечения оказался?

- Дэн, я тебе сто раз говорил, твои врожденные потребности требуют совсем иного выхода! Ты не мазохист, физическая боль для тебя не лекарство, а катализатор к твоей внутренней болезни. Ты должен не копить, а отдавать! Оно же тебя буквально убивает изнутри. А с твоей любовью, с её потерью и чувством вины за эту потерю ты вконец еб**ешься и лучше от этого не станет никому, и особенно твоему сыну.

- Ты ведь даже и не пробовал! И с чего ты взял, что не сможешь мне помочь сейчас, когда знаешь в чём причина. Ты же видишь меня насквозь и всех моих тараканов, как никто другой! Тебе ли не знать, как с этим покончить? И не тебе решать, снимать за меня этот гребаный ошейник – это мое право выбора! А может тебе проще выбросить меня подыхать на улицу? Действительно, зачем брать на себя такую непосильную ответственность. С той девочкой ты тоже так поступишь, когда поймешь, что ей не в кайф твои методы?..

Жалел ли я после о сказанных мною в тот момент словах, понимал ли, какую черту переступал? О, да! И понимал, и видел, и чувствовал! И мне было откровенно по х*ю! Qui pro quo, Алекс! Глаз за глаз! Ты не побрезговал забрать у меня самую ценную вещь, поэтому не думай, что за это я не попытаюсь отыграться на тебе не менее изощренным ходом!

И, да, оно срабатывает, молниеносно и точно в цель. Алекс резко выпрямляется, как отшатывается назад от невидимого удара по лицу, пытаясь скрыть за расправленными плечами, идеально ровной спиной и высоко приподнятой головой одно из своих самых болезненных поражений. Ни выражение бесчувственного лица, ни прямой взгляд (впервые наткнувшийся во мне на самый неожиданный и неприступный барьер), ни потемневшие глаза до цвета свинцовой платины не выдали внешне ни единого намека на его истинное внутреннее состояние. Но мне впервые не было страшно под его прессом. Страхов больше не было, по крайней мере, не перед Рейнольдзом и его неограниченными возможностями сильнейшего мира сего. Его методы давно поблекли и обнищали на фоне того, что я успел пережить за последние недели в своем собственном персональном внутреннем аду, в твоем живом чистилище!

- И после этого, ты будешь утверждать, что в тебе нет ничего от садиста? – попытка свести всё в шутку, чтобы не дай бог не позволить своей слабине дать более глубокую и сильную трещину? Показать, что он тоже способен терпеть и удары, и поражение? – Дэн, почему ты не хочешь попробовать то, что я всегда тебе предлагал?

- Потому что в отличие от тебя, я не получаю удовольствия от причиненной мной физической и моральной боли другим! Меня это никогда не заводило! Выпустить по пьяни пар, да, но не на трезвую голову! И я сильно сомневаюсь, что оно сразу же решит все мои проблемы и куда действенней, чем обратная сторона Практики! Тебе ведь ничего не стоит провести эту сессию и проверить свою гипотезу с новым набором козырей. Если и в этот раз ничего не получится, тогда уже...

- Тогда ты сделаешь то, что я попрошу тебя в последний раз перед отъездом из Рейнхолла! – Лекс впервые перебивает меня жестко и безапелляционно. И уж тем более он не собирался сдавать бразды лидерства на своей же территории.

- И никаких на этот счет возражений. Я совершил ради тебя куда больше недопустимых вещей и поблажек вопреки собственным принципам, так что, сделай мне великое одолжение, и хотя бы раз поступись своим предубеждением ради меня!

Не самые выгодные для меня на тот момент дополнительные условия сделки, но мне действительно было просто не из чего тогда выбирать.

- Тогда никакой халтуры во время сессии! И ты мне вернешь все мои фотографии.

Неожиданно, правда с манерной ленцой, поднимается с кресла и идет прямо к кровати на меня, заметно расслабившись и не только телом, будто и вправду получил к своей беспроигрышной комбинации карт приятный бонус в виде джокера.

- Как раз там я тебе их и верну, Дэн! А сейчас... – останавливается полубоком у самого края кровати, рассматривая с высоты своего исполинского роста мое бледное подобие непримиримого упрямства на моей жалкой телесной оболочке; неожиданно приподнимает правую руку и обхватывает дружеским жестом с успокаивающим пожатием своей широкой ладошки мое сутулое правое плечо. – Тебе надо набираться сил и восстанавливаться! Иначе никаких сессий! Как и ошейников, наручников и цепей! Только во время сессии и только когда я самолично проверю и увижу, что ты готов ко всему. А пока, отдыхай, копи силы, здоровье и прекрати стимулировать эту... черную дыру, пока она еще не высосала остатки того, что от тебя осталось. Именно поэтому я и не хочу возвращать тебе фотографии... Ты должен суметь продержаться без них хотя бы несколько дней, убедится, что они тебе не нужны. Отдыхай, Дэн...

Поощрительное прощальное похлопывание по плечу, перед тем как оставить меня окончательно наедине со своими обезумевшими демонами и с новым осмыслением происходящего? Я должен продержаться не известно сколько дней без возможности смотреть на твои фотографии? Что это? Еще одна садистская пытка от непревзойденного Верха Алекса Рейнольдза или наивный эксперимент с предстоящим выявлением возможных побочных эффектов? И сколько я должен еще перетерпеть подобных нововведений, чтобы убедится окончательно в том, что ты моё хроническое заболевание и против него не существует никаких лекарств? Что я не хочу от тебя излечиваться!..

Чёрная дыра?.. Остатки того, что от меня осталось? Алекс... ты сам не понял, что ты сказал...

Если в нашей скончавшейся Вселенной осталась хотя бы одна чёрная дыра, значит, это ещё не конец. Любое подобие чего-то "живого", пусть и сплошного чёрного, да, живой пульсирующей тьмы в самом эпицентре, затягивающей в себя все ближайшие мертвые планеты и заледеневшие звезды... Ей просто нужна энергия, что-то, что наполнит и напитает её ненасытные недра перед предстоящим взрывом...

Пусть жрет, пусть выедает мою кровь, мои мышечные и костные ткани, истончает сердечные волокна, стенки артерий и весь эпидермис! Бл**ь, если это позволит ей продержаться хоть ещё немного, ещё несколько гребаных мгновений, да бога ради! Пусть сожрет меня всего, лишь бы в конечном счете ожила и рванула, снесла к ебеней матери абсолютно всё на своем пути! Не важно, убив при этом меня или всего лишь поглотив остатки моего немощного разума... Мне главное знать, что она ещё дышит, что есть хоть какая-то надежда на её воскрешение... хоть одна ничтожная возможность вернуть её к жизни... вернуть себя и... тебя!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

С чего я когда-то решил, что это бездна? И почему так боялся сорваться или оступиться с её края? Я же теперь четко знал и понимал, почему это невозможно... нельзя упасть в то, что находиться в тебе... только раствориться всем существом, разумом, сознанием и даже телом в её текущей по твоим венам токсичной кислоте. Она всегда была во мне, сколько я себя помню, ещё до встречи с тобой... стекала вязкими каплями черной жижи по пористым стенкам моей бездушной сущности, практически её не замечая, но ощущая достаточный дискомфорт от её скользких щупалец, пытавшихся добраться до моего сознания и сердца. Я столько лет её игнорировал, не замечал буквально в упор... может поэтому не видел её истинных масштабов, и чем она являлась в своем первозданном виде – чем она была во мне.

Когда ты заглядываешь в бездну, сама бездна заглядывает в тебя?

Да, но чтобы заглянуть в эту бездну, её нужно ещё найти. И не всегда заглядывая в неё, мы ощущаем, что она смотрит в нас. Куда страшнее, когда ты чувствуешь нечто иное, более осязаемое и постоянное, то что всегда жило в тебе, и что всю твою грёбаную жизнь смотрело на окружающую реальность из тебя. И ты не мог просто так от неё избавится, несмотря на отвратные ощущения, ясно понимая, что ничего хорошего в этом нет, ничего приятного и особенно полезного. Она просто была частью меня и становилась мной в определенные моменты, когда я едва это понимал и воспринимал всем своим существом. И меньше всего я хотел, чтобы ты заметила её во мне или, не дай бог, почувствовала, соприкоснулась с ней...

Господи, как же мне было тогда страшно, держать тебя в своих руках, заглядывать в тебя, в твой живительный свет и боятся при этом тебя задеть, замарать её липкими щупальцами, боялся, что ты заметишь её и испугаешься... Может так и случилось, хотя... теперь я уверен, что случилось. Ты увидела её и разглядела, поняла, что это такое, осознала что Я такое! Что ещё я мог после этого ждать от тебя, какой другой ответной реакции? Что ты с легким сердцем примешь меня таким, какой я есть и чуть ли не с радостью, не закрывая глаз, шагнешь в неё со всем своим светом, пока она не поглотит тебя всю окончательно, без остатка, не сделает частью себя... частью меня...

Не буду врать, да, часть меня этого желала, именно ОНА этого и хотела, хотела тебя, абсолютно всю, забрать, затянуть, спрятать в себе от всех, от всего мира, сделать только своей. И в такие моменты мне было одновременно и дико страшно и безумно упоительно, ведь это могло стать реальностью, ты действительно могла стать моей собственной реальностью, МОЕЙ! – моим источником света, жизни, сладкой боли и любви. И я интуитивно тянулся за этим, за тобой, как никогда и как ни за кем другим! Я начал сходить от этого с ума всё сильнее и глубже, она расползалась во мне, росла и ширилась, как будто я кормил её тобой, своими чувствами к тебе, и с каждым днём мне становилось мало, до дикости мало и до безумия страшно!

Это на самом деле было больше, чем одержимость, самая настоящая болезнь, неизлечимая и смертельная, инфицирующая и поражающая все клетки твоего тела, мозга, переписывая под чистую всю твою ДНК. Ты становился совершенно другим, мутировал прямо на глазах, ясно понимая, что обратного пути уже не будет, что это навсегда – либо она тебя убьет, либо сделает своим носителем. Но мне было уже плевать, я сам уже грезил об этом или бредил от её хронического обострения-воспаления, добравшегося до костного мозга и всей нервной системы, особенно в моменты, когда держал тебя в своих руках...

Бл**ь!.. Почему? Как?.. Как так вышло, что за все наши встречи я ни разу не сделал того, чего хотел больше всего и о чем жалел все прошедшие пять лет? Просто взять тебя на руки, как маленькую девочку, обхватив руками, как прутьями защитной клетки, укрывая собой, пряча в себя, прижимая к груди и плечу, укачивая и баюкая, заглядывая сверху в омуты твоих живых восхищенных глазок, в твое нежное и такое любимое личико... Может если бы я хоть раз это сделал и сотни иных схожих вещей, ты бы поняла, почувствовала, что я к тебе испытывал, как сходил по тебе с ума, буквально умирал... Может быть тогда ты бы от меня не ушла?..

Господи... пять лет! Пять гребаных лет, а эта мысль выворачивает мое сознание на изнанку с утроенной силой, выбивает по всем жизненным системам и прожигает насквозь кожу на ладонях мириадами острейших раскаленных игл, рубит диски позвоночника ржавым обухом тупой ноющей боли... сковывает кости, прожигает насквозь льдом шокирующего осмысления полной безысходности, выкручивая все извилины парализующим отчаяньем и жалкой немощью...

Да, твою мать! Ты ни хрена не сделал тогда и уж тем более не сможешь сделать ничего теперь! И это и есть твоя нынешняя реальность, то что ты и есть! Всё, что от тебя осталось и что ей даром не упало и никогда не будет нужным, как тебе! Ты ей не нужен! Она не задыхается за тобой, как ты за ней, не просыпается по ночам от кошмаров с криками вернуться, не зовёт тебя каждую пройденную секунду повторяющейся мантрой или молитвой в своем беззвучном шёпоте... Ты не её воздух и уж тем более не свет, потому что в тебе никогда его и не было. Такими как ты не дышат и не живут, ради таких не умирают... Признай наконец в себе это! В коем-то веке перестань этому сопротивляться. От истины не сбежишь, и уж тем более от самого себя, от того, кто ты и ЧТО ты! Признай, прими и... разожми пальцы. Выпусти её, пусть она сделает то, что должна – сделает тебя тем, кем ты всегда и был, сделает тебя полностью собой...

...Почему так страшно, хотя я абсолютно уверен, что в этот раз тоже ничего не изменится, что это ничем невозможно переиграть, тебя нельзя из меня вытравить, это равноценно вырвать из моей груди сердце (тогда ещё быть может, что тоже далеко не факт!). Или это обычная реакция сознания на рефлекторном уровне. Как никак, а Алексу не занимать в прошивке под твою кожу новых условных рефлексов. Достаточно и одного сеанса от непревзойденного Мастера Лекса, чтобы уже просто стоять перед ним на коленях и с млеющим сердцем, позвоночником и ладонями ждать чего-то запредельного и шокирующего.

Три дня на передышку и восстановление? Возможно слишком мало, но, как видно, мы оба этого хотели... вернее, хотели с этим покончить как можно быстрее. Не думаю, что успел набраться сил хотя бы на десять процентов от возможных, но в свете последних событий это уже было не важно.

Наверное, мы оба прекрасно понимали, что пытаться вылепить из этого нечто близкое к Теме было откровенной и пустой тратой времени для двоих. Полное поражение для обоих, как для Мастера, так и его несостоявшегося Низа. Ошибки, которые стоили потерей части нас самих в этом чистом безумии и откровенном сумасшествии. Обычно такие вещи или сближают, или отталкивают на расстояние, которое стремишься увеличить, как можно дальше и быстрее.

Тогда мне казалось, что я готов уже был замкнуться в себе окончательно и бесповоротно. Я видел и чувствовал, что игры в LifeStyle закончились без моего на то согласия, Алекс больше не воспринимал меня своим Нижним или не видел нужды притворяться в этом. Все эти дни мы проводили, как заправские приятели, к одному из которых приехал погостить старый школьный сотоварищ. Почти все обеды и ужины вместе и только в столовой-оранжерее с открытой верандой и видом на прекрасный "дикий" парк Рейнхолла в двадцати футах от искусственного пруда под синим куполом лазурных небес и чистым загородным воздухом. Разговоры о близких, семьях, воспоминания совместного прошлого, расспросы о Дэнни, о его любимых проделках, игрушках и забавных с ним историй... Мы говорили и смеялись над всем, что находилось за пределами запретной темы, не касаясь и не задевая даже вскользь того, что Алекс не собирался тогда обсуждать и уж тем более стимулировать ненужным на тот момент психоанализом.

Конные прогулки не менее одного раза на день почти по всем угодьям родового поместья Рейнольдзов, иногда и за его пределы; один раз Лекс даже раскрутил меня на партию в шахматы в один из этих вечеров, притащив меня в библиотеку-кабинет с роскошным "уголком" для отдыха перед разведенным огнем в огромном камине с человеческий рост. Наверное, он заметил, что меня постоянно морозило, не смотря на середину июня и регулируемую температуру в комнатах особняка системой климат-контроля. Или это была обычная попытка воссоздания домашне-семейной атмосферы, с целью отрегулировать в моей расшатанной психике восприятие окружающей реальности и напомнить мне, кто я и чем когда-то жил... чем могу и должен жить дальше?

Возможно я тогда уже пытался замкнуться, чувствуя приближение окончания одной из своих самых грандиозных и провальных авантюр. И Алекс прекрасно это видел и скорее куда больше, чем я мог догадываться. Не скажу, что все его попытки вытянуть меня из меня же самого оказались полностью провальными, но, видимо, я уже подсознательно готовился к возвращению к своей изначальной точки отсчета – к абсолютному нулю. Это был проигрыш по всем показателям с таким шокирующим откатом назад, что я буквально боялся того момента, когда выйду за порог этого дома и буду вынужден вернуться в Леонбург. Здесь ещё было хоть что-то, хоть какое-то подобие на блеклую надежду, а вот там...

...Последний день или вечер в Рейнхолле? Наша последняя тематическая сессия?..

Не думал, что вообще сумею так быстро на неё настроиться. Но это скорее зависело не от твоего внутреннего состояния. Ты уже успел стать частью этой темной жизни, она прошилась в твои вены базовыми командами вопреки твоим желаниям и неподдающейся воле, стала тобой до того, как ты понял, куда ввязался и на что тебя угораздило подписаться дрожащей рукой.

Да, страх, осознание неумолимого приближения твоего тотального поражения, пульсирующая боль предстоящего и окончательного провала. Я действительно больше не верил, что из этого есть выход, ведь я его больше и не искал, его не существовало. Всё это было во мне и мной – ты была моей генетической болезнью и от тебя не было лекарств, да я и не хотел излечиваться... я уже ничего не хотел...

Чего же я тогда боялся? Физической боли? На вряд ли. Того, что Алекс может совершить вопреки всем моим ожиданиям и повергнуть мое сознание в откровенный шок, сделать ещё больнее, чем это вообще возможно? Что ж, если такое реально, тогда я скорее за. Пусть хоть кишки наружу вывернет при чем буквально на одной из этих своих жутких конструкций, которыми не брезговали пользоваться в свое время палачи святой инквизиции.

Да, я немного озадачен и даже слегка деактивирован тем, что мы пришли в Галерею Слез на первом этаже особняка, а не спустились в мою бывшую камеру в подвал. Не знаю, чем меня так прессовало и нервировало, окружением такого обилия настоящих орудий пыток с вероятностью испытать сегодня на своей шкуре хотя бы сотую их часть или сам Рейнольдз, вальяжно рассевшийся передо мной в одном из кресел в конце залы спиной к камину. А может сам камин, где уже до нашего прихода горел огонь, или стоявший неподалеку от него и Алекса журнальный столик из лакированного йоркширского дуба, на круглой столешнице которого лежал томик Шекспировских пьес и аккуратно сложенная пачка фотографий.

И всё! Ни каких-то дополнительных атрибутов из подобранных к этому вечеру тематических девайсов, ни что либо ещё, указывающее на возможное использование по своему прямому (а может далеко и не прямому) назначению.

Алекс пришел за мной за несколько минут до этого в мою новую комнату буквально во всеоружии. Снова черный рабочий костюм Черного Мастера: чёрные брюки, чёрная рубашка, лакированные чёрные туфли, кожаные перчатки и непроницаемая маска бесчувственного киллера на отмороженном лице. Перед тем как забрать меня на экзекуцию и отвести в зал пыток, короткими приказами велел снять футболку и не обуваться. Новый широкий ошейник из дубленой черной кожи обхватил мою шею плотным воротником под самый подбородок, вызывая острый дискомфорт в момент соприкосновения её эластичной полосы и пальцев Алекса к моему горлу. Впервые за столько времени мне приходилось практически насильно сдерживать в себе ответную дрожь острого неприятия, будто тело взбунтовалось заранее, вопреки сдавшемуся рассудку. Слава богу эта пытка длилась недолго и через несколько секунд кожаные наручи из нового набора на какое-то время отвлекли мое внимание от моей шеи. Короткий обрезок цепи пока что в кольца манжет на запястьях, но ведь еще не вечер. А жаль! Ещё бы на ноги и соединить все вместе, и можно было бы вести по коридору, как опаснейшего заключенного, вдобавок босиком.

Вся часть пути молча, переход через всю галерею залы "музея" тоже без единого слова. Игра была запущена с появлением Алекса в его темной ипостаси (хоть убейте, но я до сих пор не знаю, какая часть из его масок является его истинным лицом!), разве что эти недели мы не считали для себя играми то, через что успели пройти оба.

Некоторые до сих пор считают, что быть Тематиком – это равносильно родиться чуть ли не избранным и видеть мир особым взглядом, это врожденная склонность к доминированию (или подчинению) и садизму с мазохизмом. Для меня такие представления и по сей день являются откровенной чушью! Каждому человеку от природы присущи чувства к насилию. Дайте ему палку, скажите, что его сосед педофил и скотоложник и первый изобьет второго с группой таких же заранее простимулированных соседей. Человеку достаточно нескольких минут, чтобы скатиться до жалкого подобия неуравновешенного неадеквата. В настоящей Практике подобным вещам – не место!

Одного врожденного пристрастия слишком мало, чтобы смело записывать себя в ряды особо исключительных адептов Темы, как и желаний с призванием. Если ты не хочешь всю жизнь учиться, расти над собой, иметь хотя бы богатое воображение с исключительным талантом всё схватывать на лету и находить часть ответов в себе – Тематик из тебя выйдет определенно хреновый. Это действительно врожденный дар и умение, и оно действительно находится в тебе, буквально всё – разложенное по полочкам и пронумерованное в нужном порядке. От тебя только зависит открыть и увидеть это в себе, найти и понять, для чего и как всем этим правильно пользоваться. Фантазия с воображением здесь тоже играют немаловажную роль (если не первостепенную!), без них – всем твоим талантам грош цена. Можно знать многое, очень хотеть что-то сделать, буквально рваться в бой от нетерпения, но если ты не оформишь и не подашь данное блюдо с должным изыском и неповторимым ароматом особо подобранной композицией приправ – никто твою бурду даже пробовать не захочет. Так же и с самообучением. Не думайте, что существуют учебники, самоучители и энциклопедии по Теме и Практике, где все расписано по главам, даются домашние задания для закрепления пройденного материала и заключительные гос. экзамены. Увы, но в этом плане ты предоставлен себе, как тот лекарь из Средневековья, которому приходится под страхом смерти изучать глубокой ночью в своем подвале выкупленные у могильщиков трупы, делать вскрытие без имеющихся на то нужных инструментов и разбираться в работе человеческого организма в буквальном смысле наощупь.

А психология в Практике так это вообще отдельная тема! Если ты не видишь человека в прямом смысле насквозь, не чувствуешь его реакцию практически собственной кожей и нервными окончаниями, его поведение с возможными последующими рефлексами на твои манипуляции – можешь даже не пробовать, это определенно не твоё и никогда твоим не станет. Правильно подобранные слова, голосовой контакт и идеально сформулированные фразы – всё является неотъемлемой и ведущей составляющей любой тематической сессии. Ведь ты можешь ударить человека словом куда сильней и действенней чем той же "кошкой", или успокоить-приласкать в нужный для этого момент. Это не просто игра, это действительно целое искусство и чтобы всем этим обладать, уметь пользоваться (и именно по назначению, а не в выгоду себе и во вред другим), надо быть настоящим гением. В этом плане Александр Рейнольдз являлся стопроцентным Практиком, Мастером, у которого захотели бы поучиться многие желающие новички.

Спросите, почему я, зная все эти тонкости и, по словам того же Алекса, имея к Теме врожденное предрасположение оставался столько времени её непреклонным скептиком? Все очень просто. У меня никогда не лежала к этому душа, не тянуло и НИКОГДА не возбуждало моего воображения. Если ты умеешь хорошо кататься на велосипеде, но не делаешь этого годами, потому что тебе попросту не хочется и не интересно, никому даже в голову не придет долбить тебе мозг о твоем призвании в большом спорте на велотреках.

Тогда как же я докатился до такого, что теперь стою на коленях в унизительной позе покорности перед темным Мастером Лексом, в ошейнике, наручах и цепях в его сумрачной Зале Пыток, смотрю в пол, будто на самом деле боюсь поднять на лучшего друга глаза, и позволяю ДОБРОВОЛЬНО себя унижать? А кто сказал, что я собирался заниматься данной Практикой весь остаток своей жизни? Может это был мой заключительный выход, как раз тот самый толчок, который должен был выкинуть меня на поверхность реальной жизни и навеки вечные закрыть доступ (как и желания в целом) к Теме и всем её отвратным темным "подвалам"?

-...Ты всегда её в себе чувствовал, на протяжении всех встреч с Эллис? - бл**ь, и что это за нах сессия, где я теперь беспрекословно обязан отвечать на все вопросы Алекса (увы, сейчас я даже не имею права попросить его сменить тему разговора, не то чтобы взглянуть без разрешения в глаза!), как тот пациент на приеме у психотерапевта, с той только разницей, что я не смогу отказаться, желая остановить сеанс по личной просьбе. Ей богу, лучше бы он исполосовал мне спину одним из своих эксклюзивных кнутов до мяса и костей, чем выедал мой мозг "китайскими палочками", копаясь там, куда бы я никогда не пустил и самого профессионального дипломированного психиатра.

- Поэтому ты с ней никогда не разговаривал о себе, не говорил, кто ты и что на самом деле делал в Эшвилле? Боялся её ответной реакции, то, как она отреагирует на тебя "настоящего", увидит твою картинку в целом и на всем фоне твоей реальной жизни – твоего прошлого и настоящего? Чего именно ты боялся? Что она останется, потому что узнает, какой ты богатенький наследник или что сразу же развернется и уйдет? Хотя можешь не отвечать... - я скорее чувствую, как мне сцарапывает поверхность глазной сетчатки с ответной отдачей по затылку, шейным позвонкам и всему стволу позвоночника едва уловимые движения Алекса, чем вижу, как он отрицательно качает головой (может даже поджимает губы). - Думаю, если бы ты видел вероятность её купить, то сделал бы это сразу же и не задумываясь. В этом тоже есть свое особое извращенное удовольствие и это куда проще, снимает с тебя часть ответственности. С купленной вещью можно делать всё, что взбредет в голову, иногда даже не задумываясь о последствиях, в том числе и выдвигать со спокойной душой ряд требований с неукоснительными правилами и условиями.

Меня непреодолимо тянет закрыть глаза, хотя бы на несколько минут. Но, боюсь, я так долго не простою, могу не заметить, как завалюсь на пол. Слишком сильные приступы слабости с подкожной дрожью, которую скоро будет ещё сложнее скрывать, чем удерживать в себе сжатием всех мышц и нервов до запредельного натяжения.

Кажется, что начинает даже слегка подташнивать и хрен пойми от чего, от желания убиться намертво и сразу же об этот вощеный паркет из-за слов Алекса, или что я ощущаю это гребаное расслоение сознания со вспышкой противоестественной реакции и чувств.

Признаваться самому себе в правоте и такой банальной истине, озвученной вслух лучшим другом? Не удивительно, что оно усиливало чувство вины во сто крат и одновременно пьянило (и именно до горькой рвоты) от упоительных картинок несостоявшейся реальности. Она была во мне слишком сильна, и особенно в моменты моей раскрытой уязвимости.

- Да, для тебя этот вариант был бы куда приемлемей в любой ситуации и не важно при каком раскладе и при каких личностных на то взглядах, из благородных побуждений или наоборот – откровенно корыстных. Но в том-то и проблема, Дэн, ты впервые оказался лицом к лицу с непреодолимой дилеммой, впервые испытал острую нужду и потребность в ком-то определенном! Ты привязался и испугался, по настоящему, потому что это стало для тебя самым ценным и единственным, что давало шанс выбраться из той западни, в которой ты прожил всю свою сознательную жизнь. Поэтому и такое сильное чувство вины. Ты не испытывал его перед другими, потому что все они были для тебя ничем, обычным материалом для достижения "легкой" разрядки. Но в этот раз ты понял, как мог выглядеть в глазах этой девочки на фоне всех своих нелицеприятных побед. Она младше тебя на целый десяток лет, такая наивная, принципиальная, доверчивая, самое чистое, светлое и нежное, что тебе когда либо доводилось держать в своих запятнанных чужой кровью руках... – (я не смог удержаться, порывистый выдох-всхлип резанул легкие и глотку болезненным спазмом; и кажется несколько капель обжигающей соли скатились по щекам быстрыми змейками) – Какими глазами она на тебя посмотрит, когда узнает кто ты? Сможет ли простить тебя за то, за что ты никогда не просил прощения у всех своих жертв? Сумеет ли принять таким, какой ты есть?.. Почему ты не остановил её тогда у такси? Что тебе помешало? Страх или уверенность, что она вернется сама, и вы всё обсудите потом? Или все-таки острое чувство вины, за то что столько дней не говорил ей о себе всей правды?.. Дэн!

Я даже вздрогнул/дернулся всем телом от короткого "выстрела" Алекса, рванувшего по моим барабанным перепонкам и натянутым нервам острейшим залпом непредвиденного удара.

- Я... не помню... – не могу отвечать, глотку заложило царапающими камнями судорожных спазмов, попыток перекрыть доступ "кислорода" к подступающей боли, к желанию захрипеть или застонать в полный голос. Это не честно! Я не был готов к такой мозготряске. Не сейчас, не в таком состоянии! Я же не продержусь и десяти минут!

И я на самом деле не помню! А вернее не хочу вспоминать об этом кошмаре здесь, сейчас, перед Алексом в этом жалком подобии размазанного по паркету полного ничтожества.

- Хорошо. Ты ведь всё равно за ней потом побежал в общежитие, разве что там всё и закончилось. Черта, которую ты и по сей день боишься переступить, будто на той стороне тебя ожидают самые страшные муки ада. Почему, Дэн? Зачем ты поддерживаешь её в свершенном ею поступке? Ты полностью и безоговорочно воспринял её уход на свой счет, обвиняя в этом только себя одного? Она не заслуживает такого дегенерата, алкоголика, насильника и по совместительству изощренного пси-садиста? Поэтому ты прожил все эти годы опускаясь всё ниже и ниже своего человеческого подобия, чтобы убедить себя в том, что она была права, и ты действительно не стоишь даже её взгляда в свою сторону? Поэтому ты не сделал ничего со своей стороны, ни одной попытки, чтобы найти её и поговорить... просто обо всём поговорить, как цивилизованные люди, а не срываться в очередной запой и в свадебную авантюру с Реджиной Спаркс (кстати, так удобно и к месту переложив часть своей вины на Реджи!). Во всём виноват только ты один и ТОЛЬКО ТЫ?

- Да, бл**ь! Если тебе от этого станет легче! Всё именно так, как ты говоришь! Один к одному... без ложной скромности! – я не понял, как и почему эти слова сорвались с моих губ в сдавленном хрипе, из пережатого внутренним удушьем горла. Я даже не сообразил, как рванувшая в висках и по глазам пульсирующая пелена алой боли заставила меня совершить непозволительное действие – поднять голову и с перекошенным от несдержанной ярости лицом (скорей на самого себя, а не на друга) посмотреть в заблокированные вечной мерзлотой свинцовые глаза Рейнольдза. Я так и не сумел её удержать и тем более подавить. Чем дальше Лекс говорил, тем больше раскручивал во мне эту спираль когда-то сжатой до самого предела пружины. Её петли не просто раскрывались, растягиваясь до необъятных размеров, казалось, ещё чуть-чуть, и они вырвутся из меня со всеми моими внутренностями, разорвав меня изнутри острыми струнами нечеловеческой боли. Пытаться стянуть её обратно сейчас, когда кто-то намеренно дергал и выбивал на ней крепления с зажимами один за одним, четко, методично, удар за ударом?..

- Не мне, Дэн! Это тебе должно стать легче, это ты тягаешь на своих плечах этот груз уже сколько гребаных лет! – он не стал напоминать моего места, ему этого, как видно, больше не требовалось. Наоборот, неожиданно поддался вперед из глубины кожаного кресла, нагнувшись над моим лицом и глазами/тенью ожившего мрака (или самой тьмы) резанул по моим зрачкам и воспаленной коже ледяными иглами смертельной реальности. Он даже понизил голос, скользнув его ласковой бархатной вибрацией по дрожащим струнам моего внутреннего противостояния.

- Это ты всё никак не разожмешь пальцев и не выпустишь эти неподъемные тросы. Ты цепляешься за эту боль, за эту вину, как за что-то ценное, что ещё позволяет тебе чувствовать себя живым человеком, но именно она тебя и рубит. Ведь можно любить хоть остаток всей своей жизни, наслаждаться воспоминаниями, прошлыми испытанными чувствами и при этом жить дальше, перенаправлять свои эмоции на близких родных людей, дарить им свою любовь и заботу! Так делают тысячи людей, Дэн! С чего ты взял, что ты редкое исключение из правил? С чего ты решил, что не сможешь жить без неё?

- Верни мне мои фотографии... и я... сейчас же пойду собирать свои вещи... – нет, я не отшатнулся, не прошипел свое требование сквозь стиснутые зубы и не схватил его за грудки или сразу за горло, хотя пальцы непроизвольно сжались в кулаки и, да, я хотел этого как никогда и буквально до одури, до вымораживающего по сердцу и позвоночнику шокирующего страха. Я и сам не понимал, что меня удержало от этого соблазна: желание скрыть свою очевидную боль, немощную слабость и кое-как уйти отсюда не окончательно добитым и жалобно скулящим псом, или я прекрасно осознавал неравенство сторон и сил (Алекс запросто меня скрутит даже без Чарльза Приста всего за несколько быстрых и четких движений)?

Произнес почти спокойным и достаточно ровным голосом, чтобы было можно поверить в мое уравновешенное состояние. Но, похоже, Лекс не особо-то и купился. Демонстративно поджал губы в ироничной усмешке и с очевидным сожалением покачал головой.

- Нет, Дэн, мы так не договаривались, и сессия ещё не закончена!

- Только это мало чем походит на классическую сессию!

- А ты предпочитаешь, чтобы я приковал тебя к дыбе, чтобы лишить тебя возможности дергаться и не дать сбежать раньше времени? Бога ради, для меня это не проблема. Могу даже кляп в зубы забить, если тебя это хоть на какое-то время заткнет и напомнит, на каком уровне ты сейчас стоишь! Я ещё пока что твой Верх, и Я отмеряю длину поводка на твоем ошейнике и выбираю, какими методами тебя воспитывать! Так что, будь любезен, глаза в пол, отвечать, скулить и что-то делать только когда я приказываю!

Не знаю, как у него это получилось, но я сам не смог до конца в это поверить, буквально задыхаясь, едва удерживая равновесие от выбивающей подкожной лихорадки, от выжигающего в венах напалма неконтролируемой ярости и негодования, но меня реально пригвоздило к паркету после его последних угроз. Припечатало, прижало, придавило; заставило склонить голову, тупо уставиться в трехмерный рисунок пола, разжать пальцы и сложить дрожащие ладони на поверхность бёдер.

Только тогда Алекс позволил себе вернуться в прежнее положение неоспоримого хозяина, откидываясь всем корпусом и затылком на спинку кресла. Я действительно выглядел настолько слабым и убогим? Мои страхи, боль и обостренная немощь оказались сильнее моих внутренних демонов или истощенный зверь уже был не в состоянии дернуть хотя бы лапой, не то чтобы зарычать в ответ?

- Я же не от скуки ради тебе это все выговариваю, Дэн! Неужели после всего, через что мы уже успели здесь с тобой пройти, ты не сможешь продержаться хотя бы ещё несколько часов? Или ты заранее настроился на поражение? А может опасаешься услышать что-то, в чём сам боялся себе признаваться все эти годы? Увидеть всю картину трезвым взглядом, какой она есть на самом деле? Что тебе так и не дали шанса получить прощение, быть понятым, услышанным и принятым? Что ты тоже имеешь право на участие в выборе и решении вопросов, которые она не должна была делать за вас двоих!

- Быть понятым и принятым?.. – я не чувствую и не понимаю, как из моего горла вырывается то ли пережатый смешок, то ли отрывистый хрип. Я почти оглох, ослеп и отупел... последняя фраза Алекса долбанула по центру нервной системы, вырвав с корнями базовое крепление защитной блокировки. Не знаю, как ещё умудряюсь стоять на коленях, когда так непреодолимо тянет опереться обеими ладонями о паркет, согнуться, а лучше лечь прямо на пол...

- Ты меня слышишь, Дэн? Да, бл**ь! Ты ещё никого не убил, хотя благодаря этому гребаному состоянию умудрился дважды изнасиловать свою жену! Она осудила тебя и выдвинула свой вердикт даже не дав тебе права на защиту! ОНА не позволила тебе объясниться, ОНА тебя бросила, обрезав одним своим решением все пути к возврату и возможному пересечению, попросту и постыдно сбежав! Скажи, что ей мешало с тобой поговорить? Как цивилизованным людям, сесть за стол переговоров и разложить всё по полочкам? Это настолько невыполнимая для неё сверхзадача? Или ты уже успел канонизировать её образ в стан святых, что теперь никто и ничто не способно тебя разубедить в правильности её свершенного поступка? Дэн, ответь, только честно. Ты сделал ей что-нибудь, что действительно могло её так напугать – угрожал ей, поднял хотя бы раз на неё руку?

Боже, за что? Хватит! Мне срочно надо прилечь. Ещё пара секунд и меня буквально вывернет на изнанку.

- Дэн! Отвечай, когда я задаю тебе прямой вопрос! Ты причинил Эллис вред, физический или моральный, хотя бы раз?

"Нет!" – я ведь произнес это... может прошептал...

- Я не расслышал! Громче!

- НЕТ, твою мать!!! Я бы себе за это сам переломал руки и ноги! – мне хотелось это прокричать, проорать, в полную глотку, но меня глушила собственная слабость, выворачивающая на изнанку боль. У меня больше не было сил это выслушивать, какого хера я обязан все это терпеть, когда прекрасно знал, чем это закончится! Ты не доберешься до неё, я никогда тебе не позволю этого сделать! Ты смог прикоснуться к её фотографиям, но дотянуться пальцами до неё внутри меня… хрена с два ты когда-нибудь дотронешься к ней во мне!

Как у тебя вообще повернулся язык сказать такое? Чтобы я сделал ей больно?..

Бл**ь, да! Я сделал ей больно всего раз, не сказав ей правды, я ударил её неосознанно, сам того не понимая, когда и как, и вспоминать об этом сейчас... пропускать с твоими словами высоковольтным разрядом по нервам, венам и костям, умудряясь не терять сознания и рассудка, равносильно резать себя по живому там, куда не способно добраться ни одно механическое оружие!.. Я бы всё сейчас сделал, чтобы наказать себя за это по настоящему, а не твоими жалкими игрушками, если бы знал, что она это увидит и поймет, на что я действительно готов ради неё!

- Дэн! Ты не виноват в её уходе! Именно она не дала вам шанса, ни одному из вас! И она подрезала тебя настолько, что ты до сих пор не можешь выкарабкаться из этого дерьма, из собственных комплексов, страхов, предубеждений и раскормленной тобою боли. И ты так влюбился в это состояние, что начал его путать с ощущением её близости. Дэн, любовь не убивает человека, она дает ему крылья, возвышает его, заставляет надеется, верить и идти к своей заветной цели. Ты за эти годы хоть к чему-то пришёл? У тебя была цель, хотя бы одна, хоть что-то, ради чего ты готов был потратить месяцы и годы, чтобы достичь желаемых результатов? То, что тебя толкало, двигало вперед, насыщало новыми идеями, силами и стремлением преодолеть любое, даже самое неприступное препятствие. В том-то и дело, что ничего! Ты как превратился в полное ничто за эти годы, так ничем и остался, оставляя после себя одну пустоту, полную безысходность и бездну непреодолимого отчаянья. Не мне тебе говорить и уж тем более учить, что все находится в твоих руках. Было бы желание и цель...

- А какой смысл... ради чего?.. – сколько людей и с какой интонацией говорили эти слова? Находились ли они в тот момент на том же краю, что и я, чувствуя, как замирает и леденеет в груди сердце от осознания самой банальной и такой невесомой мысли: всего шаг... один лишь шаг и всё закончится... больше ничего не будет... ни чувств, ни меня... ни тебя...

Я произношу это спокойно, будто и вправду больше ничего не ощущаю, словно пытаюсь обмануть не только Алекса, но и самого себя. Хотя внутри всё разрывается, кипит и лопается от выворачивающей боли... от ненормального желания закричать, сорвать голос, вырвать из собственного сознания остатки здравого разума. Я не хочу больше ничего слушать, какой в этом смысл, если всё равно ничего не изменится!..

- Только не надо мне тут заливать, что тебе больше нет ради чего жить, твоя жизнь давно закончилась или даже не начиналась! Бл**ь, Дэн, у тебя на руках больной сын, да ты жилы из себя должен рвать, чтобы сделать для него всё возможное и невозможное! Или ты уже заранее поставил и на нем крест? Еб**ь твою Эллис в жопу! Хочешь сказать, что из-за неё ты готов плюнуть на жизнь своего единственного ребенка?

- Хватит! Всё! – когда же этот ад наконец-то закончится? Почему мне просто не дадут уйти отсюда? Оставьте меня в покое! Дайте хотя бы сдохнуть в тишине и без ваших гребаных качелей! У меня скоро все извилины вывернут наизнанку от ваших мозготрясок...

Я сам не понимаю, почему ещё стою на коленях и не падаю, почему не сгибаюсь пополам, не вжимаюсь лбом в паркет и не рву с корнями волосы на голове.

- Тогда останови это сам! Сделай хоть что-то, хотя бы один шаг из этой клоаки!

Я не заметил, когда он снова вынырнул из плотных сумерек комнаты и моего затуманенного сознания, прорвавшись сквозь переминающиеся пятна бесформенной дымки к моим полуослепшим глазам, нагибаясь чеканной маской ожившего языческого божества над моим выбеленным от нереальной боли и зашкаливающих страхов лицом. Гибкие сильные пальцы с широкой теплой ладонью охватывают сверхкрепким зажимом основание моей шеи, вжимаясь в изгиб трапеции над ключицей и в болевые узлы на спине, будто пытались не просто зафиксировать и удержать положение моей головы в нужной точке, а скорее влить невидимой но весьма ощутимой инъекцией под кожу часть физических сил своего хозяина.

- КАК?! Что я должен такого сделать, твою бл**ь? – прохрипеть или прорычать в глаза лучшему другому, едва различая его черты и едва осознавая что балансирую на этой грани всего в ничего от возможности сорваться...

- Прими это наконец! Признай, что её вины в этом не меньше, чем твоей! Что из-за неё ты и докатился до подобного состояния, что это она тянула тебя все эти годы на дно! Она тебе мешала и мешает жить дальше, дышать, двигаться вперед и смотреть в будущее! Она очаг твоей болезни, твоего долбанного хронического воспаления. И эта боль не исчезнет и не сойдет на нет, пока ты не поймешь, что ты не виноват в её уходе! Это был только её принятый выбор, её осознанное решение, на которое ты лично ничем не повлиял, но и ничего не предпринял, чтобы его изменить! Отпусти это грёбаное самовнушение, избавься и очисти свой разум хотя бы на несколько секунд. Попробуй прожить без этого груза хотя бы несколько мгновений, не чувствуя его пресса и сдавливающих на горле тисков. Отпусти её, разожми пальцы...

"Если она действительно часть тебя, она не выскользнет из твоих ладоней и из тебя тем более... То, что твое, останется твоим навеки, за него не надо держаться мёртвой хваткой, оно прописано и прошито в тебе красными нитями на всю глубину, вросло в тебя корнями и слилось с твоей кровью, кожей, нервами и всей твоей сущностью одним цельным, единым и вечным!.."

Я уже реально не соображаю, слышу ли слова Алекса, понимаю ли из значения, и насколько я ещё нахожусь сознанием в этой реальности, а не проваливаюсь, не погружаюсь в вязкую смолу парализующего забвения. Продолжает ли он говорить, или мне только чудится? Я слышу... нет, скорее ощущаю звучную вибрацию растворяющегося голоса на поверхности и в глубинах оцепеневшего рассудка, на дрожащих струнах обнаженных чувств и пульсирующей боли...

Я пытаюсь расслабиться? Это нереально, невозможно... Эту боль нельзя снять... если я разожму пальцы... она вырвет их мне вместе с костями!

-...ТЫ должен сделать этот шаг! Никто его за тебя не сделает! Ты смог прожить без её фотографий несколько дней и при этом не истек кровью и не убился в нервных припадках о стены. Если тебе это удалось в твоем надорванном состоянии, то когда ты избавишься от чувства вины, может ты даже вспоминать о них перестанешь. Дэн, это проще, чем тебе кажется. Достаточно увидеть в воображении результат поставленной цели и твои пальцы инстинктивно ослабят хватку. Избавься от её давления. Почувствуй, что это такое – дышать полной грудью и абсолютно чистым кислородом. Хрен с ней, пусть будет рядом, но пусть она не мешает тебе идти вперёд!

- Я не могу!.. – да, не могу и не понимаю, что от меня хотят... зачем заставляют подняться, пройти несколько заплетающихся шагов к камину, едва замечая и ощущая, что делаю, говорю и о чём думаю. В таком состоянии думать невозможно! И кто сказал, что я вообще чего-то сейчас хочу?

Мне надо уйти отсюда, я ни хера не соображаю, не вижу и не воспринимаю. Я устал... дико устал. Она вытянула из меня все силы, всё что ещё оставалось и тлело во мне последние минуты этого гребаного сумасшествия, срезала до основания все сухожилия и топила изнутри выбивающей слабостью, жидким азотом сковывающего онемения. Я даже не понимал, как ещё дышал, почему сердце продолжало биться болезненными судорогами о клетку ребер. Если бы Алекс меня не поддерживал и не помог опять опуститься на колени перед чугунной каминной решеткой, я бы попросту рухнул на паркет и на вряд ли это почувствовал и запомнил.

Горячий воздух, плотный жар живого огня ударил по обнаженной коже и лицу неожиданной отрезвляющей лаской, но всего на несколько секунд. Я тупо смотрел на золотые языки танцующего пламени, рвущегося вверх под силой воздействия законов физики и природы, зажатого и ограниченного чертой своей собственной "клетки" от рук человека. Одна из смертельных стихий, которую мы играючи наивно подчинили своей воле и желаниям?

- Можешь, Дэн! Это часть тебя и всё это заложено в тебе изначально, всегда было тобой и останется, и никто не сможет этого изменить, кроме тебя одного. Ты ключ ко всему и только ты знаешь, что и как надо делать... Достаточно и одного движения, первого шага, того самого толчка... Ты всё это можешь сделать, и куда проще, чем казалось все эти годы...

Я потерял ощущение его поддерживающей ладони ласкового хозяина на плече всего на несколько секунд, но едва ли успел это осознать, как и быстрое возвращение Алекса, скорей, его живой тени, бесшумно скользящей за моей спиной бесплотным мраком в сумерках комнаты и моего тонущего разума. Я даже сперва не понял для чего он поднял мне руку и что вложил в мою открытую ладонь. Тонкая стопка фотографий?

- Возьми, прикоснись к этому снова. Посмотри теперь... посмотри на них без ощущения вины. Просто взгляни, как на обычные фотографии, в которых нет ничего особенного и которые ничем не отличаются от тысячи других подобных снимков.

Господи... новый разряд, через пальцы, ладони, раскаленной спицей сквозь шейные позвонки, рикошетом в затылок навылет... Я лишь изумленно выдыхаю ещё меньше соображая, что происходит и что держу в своих руках, почему они начинают так трястись и с жадностью цепляться за края гладкой фотобумаги. Я действительно не различаю первого изображения из-за пульсирующей в глазах багряной пленки режущей боли, но мне этого и не надо – память сама дорисовывает выпадающие кусочки пазлов с недостающими элементами, делая их куда живыми и реальными перед слепнущим взглядом.

Почему у меня не сработал другой рефлекс? Почему я не захотел их спрятать, сразу же?.. Я ведь никогда их не разглядывал в присутствии нежелательных свидетелей.

- Это совсем не сложно... Иногда, чтобы понять разницу, достаточно осознать самую банальную истину. В подобных вещах нет ничего особенного и ценного, ты цепляешься не за них, а за то, что тебя с ними связывает. И чтобы разорвать эту связь, необходимо избавиться от той силы иллюзии, которой ты наделил данный предмет, ведь ценен вовсе не он и даже не само изображение... Она никогда не оживет, Дэн. Это мертвый груз, прошлое, у которого никогда не будет своего продолжения. У вас нет будущего, оно оборвалось с её уходом, с этими снимками. Позволь ей уйти насовсем... пусть не сразу, постепенно, шаг за шагом, но ты должен это сделать сам, сделать этот шаг первым. Иногда, чтобы освободиться, приходиться совершать самое болезненное и невозможное, переступить черту, грань, собственные принципы и убеждения, и даже любовь. Никто не заставит тебя избавится от чувств к этой девочке принудительно, но ты можешь избавиться от груза боли, вины и страхов, связанных с её образом и воспоминаниями о ней. Разве ты сам этого не хочешь? Жить без боли, ночных кошмаров и немощного бессилия, убивающего и сжирающего твою сущность изо дня в день? Разве ты не за этим сюда приехал?.. Чтобы освободиться и жить дальше...

- Я не знаю... как... – это уже даже не шёпот. Мои голосовые связки давно перерезало колючей проволокой. Я вообще не понимаю, что говорю и зачем. Можно подумать, я слышу и соображаю о чем рассказывает Алекс.

Какого хрена я продолжаю сидеть перед этим гребаным камином, слушать все эти бессмысленные словоизлияния Рейнольдза и непонятно чего ждать? Чего? Чуда?..

И почему мне так страшно? Бл**ь, страшно, буквально до рвоты, до выворачивающей лихорадки ломающей/дробящей кости на щепки; под прессом шокирующего подсознательного предчувствия, будто я прекрасно знаю, что должно случиться в ближайшие минуты... знаю, но, ни черта не делаю, чтобы это предотвратить, чтобы наконец-то встать на ноги и уйти отсюда, из этого треклятого дома не оборачиваясь и никогда более не возвращаясь...

- Знаешь, Дэн... и всегда знал, просто никогда не делал... боялся... – опять пальцы Лекса пытаются влить в мои мышцы часть своих сил через новое пожатие плеча и без какого-либо подтекста... И опять меня начинает трясти от неосознанного приступа подкожного жара и озноба, от царапающих тупых лезвий выбивающего страха по всем уязвимым каналам и узлам одновременно... Мне проще скончаться, позволить этому кошмару расплющить мое сознание и тело, размазать меня по этому паркету...

С меня уже предостаточно... мой лимит исчерпан... Я НЕ ХОЧУ БОЛЬШЕ НИЧЕГО ПРОДОЛЖАТЬ!!!

- Я не смогу...

- Это несложно... Просто сделай это... Преодолей этот страх... – вторая рука Алекса подхватывает кисть моей трясущейся руки споднизу, с тыльной стороны, приподнимая легким, почти ласковым нажимом чуть повыше и... ближе к каминной решетке. Меня передергивает моментальным ударом шокового разряда по раскрытым нервным точкам; дрожь пальцев усиливается с участившимся дыханием и барабанной дробью зашивающегося сердца. Хочу зажмуриться со всей дури, одернуть ладони на себя, к груди, прижать, спрятать эти снимки буквально в себя, боже, зашить их себе под кожу, ещё глубже, где их уже больше никто и никогда не достанет и не увидит!..

- Не могу... – едва понимаю, как упрямо качаю головой, но... пальцев на них сильнее не сжимаю.

Умоляю, останови это безумие... ты же можешь, я знаю, только ты это можешь! Сделай что-нибудь, отбери остатки сознания, отключи разум, чувства и всё тело... убей одним прикосновением... последним поцелуем...Только чтобы это была ты! Я должен знать и чувствовать в последние минуты только тебя!.. Ощущать твои пальцы на моих дрожащих руках, их реальное живое тепло в противовес тяжелому холодному металлу, их ласковое давление поверх моих фаланг... последним нажатием... щелчком взведенного курка...

- Хочешь, чтобы это сделал я? Дэн? Просто попроси... или боишься даже этого?

Я не хочу... бл**ь! Да с чего он взял, что я собираюсь что-то делать и просить? Мне надо уйти отсюда, сейчас же, пока ещё не слишком поздно...

Господи, что я делаю? Только что кивнул головой или мне показалось? Тогда почему пальцы Алекса сместились вверх, потянулись к фотографиям, и какого хрена я разжимаю свои? Я же не хочу этого!

- Тебе ли этого не знать, Дэн. Иногда, чтобы избавиться от самой страшной боли, приходиться проходить через более сильную. И не всегда физической можно выбить психическую... поэтому и необходимо использовать равноценный подход. Чем болезненней метод, тем эффективней результат... Разожми пальцы и отпусти. Ты устал, это не твоя ноша и уж тем более не её. Она избавилась от твоих снимков, теперь твоя очередь...

Последний контрольный аргумент? Как будто я сопротивлялся, будто не наблюдал за манипуляциями руки Алекса, как в замедленной съемке, словно меня в эти секунды не переклинило самого, не парализовало смертельным нейротоксином по скованным мышцам и суставам.

- Она даже не задумывалась об этом, просто обрубила... сделала свой выбор сама, за вас двоих, поставила свою точку, не испытывая ни вины, ни сожаления о содеянном. Думай об этом, Дэн... Ей не было жаль, так отпусти и ты все эти чувства вместе с ней... разорви эту нить... Хотя бы на несколько минут, ощути эту боль очищения и долгожданного освобождения...

Я так и не понял, как он это сделал, как я позволил ему это сделать... Как твои фотографии оказались в его руке и почему я продолжал неподвижно наблюдать за каждым его движением, гибким взмахом кисти, разжимающимися пальцами искусного иллюзиониста? Может не мог до конца поверить в это?.. В то что он на самом деле бросил все твои снимки в камин, прямо на горящие поленья, в центр пылающего огня? И я продолжал не верить этому чистейшему абсурду, собственным полуослепшим слезящимся глазам, не в состоянии отвести оцепеневшего взгляда с глянцевой фотобумаги, с рассыпавшихся по поверхности сгорающего дерева веерным каскадом фотокарточек.

Я смотрел на тебя, на твое лицо, на несколько твоих лиц, осветившихся резким ярким сполохом взвившихся языков пламени, с ненасытной жадностью ликующего триумфатора набросившихся на тебя. Нападая, отступая и снова набрасываясь, слизывая обжигающими ударами по застывшим изображениям моей девочки, за считанные секунды выгибая и обугливая первыми огненными кантами края снимков.

Бл**ь, что я делал?.. ЧЕГО Я ЖДАЛ? Наивно надеялся, что ничего не случится, что этот огонь ничего не сможет сделать с тобой, будет гореть себе и дальше, а ты как ни в чем не бывало смотреть на меня с этих фотографий, в окружении завораживающего танца смертельного пламени? Я в конец еб**улся, ДА КАК Я ВООБЩЕ ПОЗВОЛИЛ ТАКОЕ ДОПУСТИТЬ?

Господи... ты же сейчас сгоришь... что я бл**ь творю? НЕТ! Эллис!

- НЕТ!..

Резкая вспышка в черном пузыре покрыла безобразными волдырями глянец бумаги прямо по твоему деформирующемуся личику на одном из кадров; резанула острием раскаленного скальпеля по всем моим позвонкам, выжигающим разрядом реальной физической боли; вторым рефлекторным ударом по горлу – по трахее и голосовым связкам, выдирая из глотки с хриплым шепотом надрывные толчки обезумевшего сердца. Я ни черта уже не видел, только яркие пятна огня, лижущие мою глазную сетчатку и разрывающееся сознание шипящими искрами кровавых языков кипящей магмы. Я не мог смотреть на этот оживший кошмар, на это откровенное безумие искаженной реальности! Разве такое возможно? Этого не может быть, не сейчас, не после всего, через что мне уже пришлось пройти... ЭТО ВСЁ НЕ ПРАВДА! Я сплю! Я же не мог все это допустить в здравом уме и трезвой памяти?

Эллис, бога ради!.. Господи, что я наделал, что я с тобой сделал? Девочка моя...

Обезумевший рывок вперед, под мощным внутренним толчком то ли сердца, то ли рванувшего изнутри взвывшего зверя, вонзившего свои каменные когти и клыки в легкие и глотку, вспоров оцепеневшее сознание одним импульсным ударом, едва не выкрутив все мое тело реальной физической болью, выгибая-выворачивая кости наизнанку и выламывая позвоночные диски один за одним, заставляя кричать и выполнять каждое его интуитивное движение на чистом животном рефлексе.

Понимал ли я, что делал или что кричал? Да мне по х*ю! Я делал то, что должен был, даже если бы балансировал на грани сумасшествия, практически ни черта не соображал, не видел и не осознавал. Это не безумие! Безумием было разрешить Алексу выесть мне мозг и отдать ему фотографии! Безумием было сидеть и тупо смотреть, как твои снимки пожирает огонь, превращая их в невесомую золу, превращая мою девочку в ничто! Бездумно наблюдать за тем, как единственное, всё что у меня от тебя осталось необратимо исчезало в золотых вспышках ненасытного пламени! Это не сумасшествие! Я сошел с ума, когда позволил Алексу сделать свой первый удар, если не раньше, когда дал ему право сажать себя на цепи и ошейник. И я действительно спятил, когда разрешил бросить ему твои снимки в огонь!

Я же окончательно рехнусь, если буду и дальше смотреть, как ты сгораешь прямо на моих глазах. Господи, как я мог, как ОН мог? Эллис, нет!.. Прости меня, бога ради, прости! Только не сгорай, пожалуйста, я успею... бл**ь... я должен успеть!..

Каким-то чудом я не зацепился за каминную решетку цепью на наручах протягивая трясущиеся пальцы в эпицентр живого пламени, ощущая на лице, руках и обнаженном торсе не обжигающий жар раскаленного воздуха, а ошпаривающий холод-оттиск, ударивший по поверхности моей взмокшей от сильной испарины коже сухой пленкой удушающего савана. Казалось, я даже успел глотнуть легкими этот ледяной-жар, перекрывший моментально трахею царапающим кляпом по всей гортани. Но мне было откровенно насрать, пусть бы мне при этом спалило часть волос и выжгло всю глазную сетчатку. Я должен был это сделать, вашу мать! ДОЛЖЕН!!!

Если я тебя не вытащу, если не спасу то, что ещё смогло уцелеть, я же реально свихнусь!

- Дэн, ты вконец еб**улся? ДЭН!!! – голос Алекса над головой дополнительным контрольным к собственным рефлексам, ударом-выстрелом по воспаленным нервам и вспоротым кровоточащим ранам.

Я едва разобрал его слова, они скорей задели моё сознание раздражающей вибрацией, прошлись дополнительным высоковольтным разрядом по натянутым болевым узлам и рванули мощной вспышкой закоротившего удара в унисон с соприкосновением его рук с моими плечами. Сперва я даже не ощутил давления его пальцев. Только неожиданный рывок за голову, за волосы, назад, как раз в тот самый момент когда я почти успел подхватить несколько снимков с толстых поленьев горящего дерева. Я даже не успел втянуть воздух в легкие, захлебнуться от острого шока, резанувшего мне кожу на голове и скрутившего часть мускулов болевой волной-отдачей от шеи и по всему стволу позвоночника. Только комната резко качнулась и перевернулась перед глазами не смотря на мое рефлекторное внутреннее сопротивление и моментально сгруппировавшееся для борьбы тело.

- Дэн, твою мать! Перестань дурить!

- Бл**ь... отпусти, сука! Не смей меня трогать, сволочь! Нет, еб**ть тебя в рот!.. НЕТ!!! Эллис! Господи...

Ты что творишь? Зачем! ЗА ЧТО?!!

Голос срывается в хриплом крике, как только я понимаю, что это всё... конец. За считанные секунды Алекс скрутил меня на полу, быстрее, чем я успел бы сообразить и просчитать каждый из его возможных физических приемов. Вначале локтевым захватом за горло с точным броском-разворотом через бедро буквально лицом в паркет и с последующим перехватом обеих моих рук, заламывая мне их за спину запястьями к лопаткам (когда он успел за это время отцепить от манжет наручей карабины с цепью, я так не понял и не заметил), тут же наваливаясь сверху всем своим двухсотфунтовым весом через нажатие колена в центр моей поясницы над копчиком. Держать на своем распятом по полу теле такого Голиафа и пытаться хотя бы просто дернуться?..

Кажется мне сдавило не только легкие с желудком. Я кожей ощущал надрывные удары сердца с задыхающимся хриплым рычанием, отражающиеся в досках паркета подо мной, пульсирующим эхом возвращаясь обратно в моё перекрученное тело вместе с обжигающим холодом гладкого дерева и треском поленьев в камине. Я не закричал во всю глотку только потому, что горло было пережато острейшей петлей болевой асфиксии, стягивающей изнутри свою колючую проволоку сразу с нескольких точек парализованных мышечных узлов. Если до этого я неосознанно плакал и обливался потом из-за психического потрясения, то теперь по лицу стекали слёзы на рефлекторном уровне из-за смешавшейся физической и внутренней боли. Кто знает, как бы я её выдержал и стерпел, если бы ясно не осознавал, что меня ею душит мой лучший друг, буквально топит с головой в её кровавой ртути, в разъедающей кислоте безысходного отчаянья и тотального поражения, заставляя задыхаться, разрывая сознание и трясущееся тело, от полной беспомощности и убивающей на смерть необратимости. Вынуждая насильно смотреть в упор на то, как твои снимки догорают и растворяются черными лепестками рассыпающегося пепла в огне моего персонального ада. Пропуская картинки этого реального кошмара глубоким вскрытием скальпеля по моей надорванной памяти, загоняя его лезвие вместе с горячей золой твоих фотографий в раскрытые рубцы моих новых фонтанирующих алой кровью ран.

Она топит меня, душит, режет, рвет изнутри и снаружи, нещадно удерживая мое сознание на поверхности этой гребаной реальности ладонью Рейнольдза, его пальцами, вцепившимися в мои волосы над затылком и направляющими мой взгляд к тебе, к твоим догорающим фотоснимкам. И я пытаюсь, через хрипящий стон, через бессмысленные конвульсии припечатанного к полу тела вырваться, потянуться... бл**ь... протянуть к тебе хотя бы руку!..

Это не может быть правдой! Я не мог тебя опять потерять и тем более так! ОПЯТЬ! И на этот раз добровольно!..

Господи! Нет! НЕТ! НЕТ!!! Как такое возможное? Почему? За что?!

-...Дэн, бога ради, прекрати!.. Ты меня слышишь?..

Я НЕ ХОЧУ ТЕБЯ СЛЫШАТЬ, ТЫ, ЕБ**УТЫЙ УШЛЕПОК!!! Ты убил её, сука! Ты забрал её у меня, забрал последнее, что было моим от неё!

-...Они все целы... Это не они! Дэн, ты слышишь?.. Я сделал копии! Все твои фотографии целые и невредимые, все до одной...

Я всё равно не понимаю не единого произнесенного им слова, для меня это был только шум, бессмысленный набор звуков с бесплотным давлением чужих пальцев в моем агонизирующем рассудке. Сейчас меня глушило и расщепляло на атомы одним из сильнейших взрывов собственной смерти, единственной "живой" черной дыры нашей мертвой Вселенной.

Последний глоток... твоего кислорода... с запахом паленой бумаги, побелевшим пеплом моей догорающей сущности. Неужели я потерял тебя... теперь навсегда, мою любимую девочку, твое лицо, взгляд, глаза... Как, бл**ь, как я теперь буду жить без всего этого дальше? КАК?..

Господи... что это было?.. Последний взрыв смерти, последняя вспышка затянувшейся агонии... остановка пульсации застывшей черной материи в полной пустоте и абсолютного ничто?..

Её больше нет? Она умерла?.. Теперь уже навсегда и по настоящему?.. Я действительно больше её не чувствую?.. Я не чувствую в ней тебя?..

* * *

- Ты ничего не хочешь мне сказать? Совсем-совсем ничего? – Алекс стоял в открытом проеме входа в спальню, облокотившись плечом об угол косяка, и, скрестив на груди руки, как ни в чем не бывало наблюдал за моими действиями в позе невозмутимого (и почти скучающего) вынужденного зрителя.

Я даже не сразу обратил внимания из-за теней дверной ниши во что он был одет. Вернее, делал вид, что вообще его не замечаю, и меня нисколько не волнует его приход.

- Через час за мной приедет такси. Кажется, я попросил слугу тебе это передать. А что-то сказать тебе лично... – апатично пожимаю плечами, всё ещё не оборачиваясь к нему лицом, и так же не спеша, без особого интереса, продолжаю собирать в дорожную сумку свои последние личные вещи. – Разве мы с тобой не наговорились за этот месяц буквально до рвоты? Или ты ждешь прощальной речи со словами благодарности за своё щедрое гостеприимство?

Не скажу, что часть этих вещей так уж была для меня ценна, но по крайней мере, я мог себя хоть чем-то отвлечь, пока ждал приезда таксиста. И на приход Алекса перед своим отъездом из Рейнхолла я точно не рассчитывал.

- Так ты что и прощаться даже не собирался? – Лекс учтиво промолчал о том факте, что в его особняке на данный момент проживает не менее дюжины профессиональных слуг элитного уровня, способных собрать мой багаж за считанные минуты и в самом безупречном исполнении. Наверное его даже забавляло наблюдать за тем, как это делал Дэниэл Мэндэлл-младший, изображающий из себя отмороженного и бесчувственного зомби.

- Не хотел тебя беспокоить понапрасну. Я ведь итак... отобрал у тебя кучу личного времени, которого мне просто не чем теперь ни возместить, ни компенсировать.

Мне действительно так было на порядок легче... ничего не чувствовать, стараться ни о чем вспоминать и уж тем более не анализировать все последние дни нашей провалившейся с таким шумным треском совместной безумной авантюры... А говорить о последнем эксперименте Алекса с сожжением копий моих фотографий?.. Что я мог ему сказать? Что более жестокого и смертельного удара в спину от самого лучшего и близкого друга я вообще никогда ещё не получал за всю свою сознательную жизнь? Что он в который раз лоханулся и буквально по чёрному, и что я мог бы стерпеть и простить ему всё, даже раскаленный железный фаллос мне в анус, но, бл**ь... это!..

Неужели так сложно понять столь очевидное? Это не та тема разговора, которую я теперь когда-нибудь соглашусь добровольно с ним обсудить. Мне хватило сил сохранить в тот вечер остатки здравого разума только, когда он сунул мне под нос все оригиналы сожженных им до этого снимков, буквально через несколько минут после моего очередного психического срыва. Даже после этого меня продолжало колотить и ломать по всем вспоротым болевым узлам, выбивать нервной лихорадкой и душить затягивающимися петлями панического удушья в неконтролируемом припадке чистейшего безумия. Пока мне не сделали очередного укола с сильным снотворным, я вообще не знал и не соображал, как это всё остановить, как загасить эту ненормальную боль, где найти силы осмыслить произошедшее и как поверить в то, что тебя все равно нет... Нет рядом, когда ты мне так нужна, когда только ты могла всё это прекратить, одним реальным прикосновением, одним взглядом живых реальных глаз, ласковым шепотом и нежными пальцами снять этот кипящий жар с моей воспаленной кожи и разрывающегося сознания. Сколько ещё дней, месяцев и лет я должен переживать все эти бесконечные круги ада, чтобы осознать это до конца?.. Что ты никогда не появишься... не придешь... не вернёшься...

"Неужели ты и вправду думал, что я смогу уничтожить самое ценное, чем только может жить человек или благодаря чему он и живет?.." – Алекс оставался со мной в тот вечер до последнего, то ли успокаивая, то ли объясняя (или оправдывая) свой провалившийся эксперимент. Практически держал меня за руку или следил за моим пульсом, ожидая, когда лекарство окончательно подействует на мою сорвавшуюся ко всем чертям нервную систему. "Уверен, когда-нибудь ты и сам захочешь это сделать. Иногда такие вещи полезно совершать время от времени. Огонь обладает сильнейшими гипнотическими свойствами, не зря человек никогда не устает смотреть на него... Я знаю, сейчас ты меня за это ненавидишь, но, поверь, никто другой ради тебя на такое бы не пошёл. Ты можешь сжигать её сколько угодно, в порывах бешенства или полной безысходности, чтобы в конечном счете однажды понять и принять данную истину – она виновата в своем уходе от тебя не меньше, чем ты. Не держи этот груз за двоих! Она ушла, ты не смог её остановить! Больше ничего..."

Может он ещё что-то мне говорил, но я не запомнил, провалился в сон, хотя и продолжал дрожать и порывисто втягивать воздух надорванными легкими. Больше я его не видел, до сего момента. Правда, на это тоже ушло не много времени. Я проснулся где-то в начале одиннадцать утра. Какое-то время меня продолжало мутить и шатать, пока не пришлось принять еще одной дозы прописанного доктором Кэмпбэлом лекарства вместо первого завтрака. Видеть Алекса я так и не пожелал, особенно, когда меньше, чем через час твердо решил вернуться в Леонбург этим же вечером. Не настолько уж это было и спонтанно. Я знал, что оставаться в этом доме было не то что бессмысленно, похоже я уже вообще ничего не чувствовал и не хотел чувствовать по этому поводу и в этом месте.

Откуда у людей столько предубеждений касательно своих жизненных проблем? От них не существует лекарств и реабилитационных физиотерапий, от самой жизни нет лекарства, кроме смерти. И если я так и не смог прошлым вечером умереть, что ж, остается надеяться, что потерянные силы не скоро ко мне вернуться, как и возможность чувствовать свою запредельную боль.

Не скажу, что не чувствовать вообще ничего это совсем даже неплохо, просто, я прекрасно знал, насколько это недолгий эффект. Организму приходится время от времени переходить на подобный режим экономии – отключать часть эмоций и удерживать твое сознание буквально на плаву между и между, в так называемом аварийном режиме (пусть и вызванном частично сильными транквилизаторами).

- Ну почему же. Не только возместить, а хотя бы попытаться выполнить часть нашего с тобой уговора. Ты действительно решил сбежать отсюда, так вдруг удобно и к месту позабыв о том, что мне пообещал за несколько дней до этого? Дэн, ты сам меня просил о последней сессии...

- И поверь... теперь жалею об этом, как никто другой! И ты оказался тысячу раз прав! Во мне нет ничего от мазохиста... во мне вообще ничего нет от этой гребаной Темы, кроме желания облить все ваши долбанные клубы бензином и сжечь их к ебеней матери до тла у вас у всех на глазах!

Не помню, что запихивал последним в сумку, но не продемонстрировать на этих тряпках свое показательное отношение к любимому увлечению Алекса несдержанными жестами и осипшим от внутреннего напряжения голосом, просто не смог.

- Туше! – определенно Рейнольдзу на это было откровенно начихать. Похоже он не просто пребывал в своем привычном невозмутимом и спартанском сверхспокойствии, он чуть ли не в открытую получал от этой сцены изощренное удовольствие или сдерживал скрытое довольство касательно чего-то ещё, о чем я пока не догадывался, но вскоре должен был узнать.

Как бы я сейчас не разыгрывал возмущенного моралиста и циничного скептика, куда проще вообще не проявлять ко всему этому дерьму каких-либо чувств. Тем более у меня на самом деле не было для этого ни соответствующих сил, ни желаний. Одна физическая оболочка, практически опустевшая до самого основания. И я нисколько не против, если она такой и останется до конца моего жалкого прозябания в мире живых. Да, пустота. Забытая и почти такая любимая апатия.

- Только, серьезно, Дэн. Я не смогу тебя сейчас так просто отпустить. Хочешь не хочешь, но ты мне должен. И прости, если использую право кредитора и тем более в эти минуты, но ты не можешь просто так уйти и сделать вид, что имеешь на это полное право.

- А другого, более подходящего для этого дня и места ты не можешь выбрать? Тем более скоро приедет такси... – скользнув сдержанным взглядом по фигуре друга, всё ещё перекрывавшего проем выхода из спальни, я развернулся всем корпусом от края кровати и более менее спокойным шагом прошёл небольшое расстояние ко второму окну и стоявшему перед ним столику.

Как только взгляд замер на стопке фотографий, лежавшей у края круглой столешницы рядом с томиком Шекспира, былой ажиотаж с паковкой багажа ощутимо снизился на несколько пунктов. Мне пришлось сделать практически невозможное – взять снимки и почти не глядя на верхнее фото заложить ими первую страницу книги (используя её вместо защитного футляра для "хрупкой" фотобумаги). Кажется, пальцы при этом не дрожали, хотя вряд ли Алекс смог это разглядеть со своего места.

- Если приедет до того, как успеешь освободится, немного подождет, не поседеет.

- А ты не думал, что я сам сейчас не в подходящем настроении куда-либо за тобой идти и что-то делать? – отвернувшись от стола и снова встретившись с глазами Рейнольдза, я позволил себе на несколько секунд задержать на его невозмутимом лице свой не менее обмораживающий взгляд. Но, как видно, я был слишком подрезан и физически и морально, чтобы суметь удержать отдачу от собственного удара по его более закаленным клинкам.

Мало того, я наконец-то разглядел во что он был одет: черные рубашка, брюки и лакированные туфли? Бл**ь, у меня определенно выработался на эту спец форму условный рефлекс. Сердце самопроизвольно пропустило как минимум два удара, прежде чем долбануло по ребрам грудной клетки паническим толчком.

Даже без кожаных перчаток и скрученного в руке кнута было не сложно догадаться для чего и куда он так вырядился.

Или он вконец ипанулся, или мне действительно стоит его послать более доходчивыми выражениями?

- Дэн, я может и садист, но не до такой же степени! – он явно шутил и, надо признать, шутка удалась. – А если серьезно, то спешу тебя заверить, что в данном случае кроме твоего личного присутствия в определенном месте от тебя больше ничего не требуется. Более того, никто и абсолютно ничего с тобой делать не собирается. Все твои вещи останутся здесь до приезда такси. Я даже не буду просить тебя переодеваться. – хотя и скользнул подчеркнуто скептическим взглядом по моему коричневому свитеру-водолазке и черным джинсам, свисающих мешковатым тряпьем на моем исхудавшем теле. – Неужели так сложно пройтись со мной? Ведь я все равно от тебя потом не отстану! А так разберемся сразу на месте, не откладывая в долгий ящик. Кто его знает, где ещё тебя потом придется ловить. Ты же по любому вернешься к своему прежнему стилю жизни, а это значит, привет долгим запоям и прощай, Дэнни-младший в своем здравом уме и трезвой памяти. Или мне придется тебя опять сажать на месяц на цепи в подвал?

- Хорошо, бл**ь, уговорил! Но учти, если какая выходка из твоего репертуара... – я уже успел положить в боковое отделение сумки книгу с парочкой самопальных МП-сборников на компакт-дисках, после чего, ощутил что-то близкое к долгожданному спокойствию, пусть даже ложному. Остальное было уже абсолютно неважным, и особенно большая часть содержания этой сумки, как впрочем и настойчивые просьбы Алекса. Теперь я мог развернуться к нему полностью лицом и показать наглядно, насколько мне параллельны все его убеждения на мой счет, и я действительно готов сделать для него поблажку, даже если не имею понятия какую. Если ему было мало целого месяца, то десять минут или целый час всей ситуации определенно не исправят.

- Уверяю, на этот раз я к тебе и пальцем не притронусь. – он изящно оттолкнулся от дверного косяка, опуская руки, и с той же ленивой грацией сытого льва сунул ладони в карманы идеально отутюженных брюк с безупречными стрелками. В блефе ему определенно не было равных. На лице не дрогнул ни один мимический мускул и температура взгляда не изменилась ни на градус выше, ни ниже. Словно сам хотел поскорее покончить со всем этим безумием и забыть, как ещё один из своих самых великих провалов.

- Дэн, просто расслабься и чувствуй себя обычным зрителем... это ненадолго.

…Неужели это было настолько очевидным? Я и вправду не сумел продержаться и нескольких секунд? Проявил что-то схожее с паническим шоком, когда за несколько шагов до приближения к треклятым дверям "музейной" галереи Рейнольдза VIII-го, непроизвольно сбавил скорость, останавливаясь за спиной Лекса, перед закрытыми дверными панелями залы на расстоянии не меньше десяти футов.

Сердце накручивало свои спринтерские обороты, разгоняя болезненными сжатиями неприемлемые для меня сейчас повышенные дозы адреналина. Ещё немного и скрывать своё состояние физически будет просто нереально. Я уже чувствовал, как участившаяся аритмия выбивала по легким и трахее судорожные спазмы, перехватывая/останавливая дыхание и выкачивая большую часть крови из одной части тела в другую. Кажется, в ногах и руках я уже ничего не ощущал кроме ментолового онемения и нарастающей дрожи в конечностях. Зато спину обдало обжигающей вспышкой огневой волны, моментально вскрывая кожу липкой пленкой удушливой испарины. Казалось, она обтянула даже легкие с сердцем.

- Ты уверен, что после вчерашнего, это самое благоразумное, что могло прийти тебе в голову?.. – не знаю, как вообще сумел произнести свой вопрос почти не дрогнувшим, но ощутимо осипшим голосом. И почему я просто не развернулся и не пошел обратно, а лучше сразу прямиком на выход из этого гребаного дома? Или на тот момент мне не хватило самых элементарных физических сил?

- Бога ради, Дэн, только не говори, что у тебя появилась новая фобия! – Алекс даже не обернулся, когда толкал створки дверей, явно иронизируя и поддевая своим скептическим диагнозом. – Если это и так, тогда самое время избавиться от неё на месте. Или хочешь, чтобы я переживал из-за тебя непомерным чувством вины весь остаток своей жизни?

Он развернулся ко мне, ненадолго приостанавливаясь через несколько шагов уже внутри открытой галереи. Это тоже была грубая шутка, но с иным контекстом, и она неплохо сработала, даже не смотря на его абсолютно бесчувственное по этому поводу лицо. Чувство вины и Александр Рейнольдз? Если бы Дэниэл Мэндэлл-младший не был его близким и лучшим другом, он бы с превеликим удовольствием послал бы того на все четыре стороны и прямо сейчас.

Как видно, он прекрасно знал, чем меня подцепить и выдернуть из кратковременного ступора. Я мог, конечно уйти, и не думаю, что испытывал тогда хотя бы каплю должного любопытства. И возможно я заставил себя сойти с места и пойти следом за Лексом только потому, что не заметил внутри комнаты чего-то, что могло стать вчерашним продолжением моего кошмара. Мы не в мистическом триллере, где за тобой могут сами собой захлопнуться двери и тебя самого затянуть на потолок ожившими цепями и крюками.

Уже где-то на полпути к центру огромного помещения я разглядел третьего участника нашего будущего шоу-представления – пока ещё не обозначившуюся фигурку девушки в центре второй части залы. Я даже почти успел остановится, не понимая, почему её присутствие задело таким неожиданным воздействием моё сознание и не ожидающие ничего хорошего натянутые предчувствия.

Я испугался? Чего? Того, что придется столкнуться лицом к лицу в этой комнате с кем-то ещё, кто не знал меня и кого не знал я? И какого черта Алексу приспичило тянуть меня на свою возможную сессию с одной из своих клубных нижних? Можно подумать я не знаю, что с ними делают на всех этих станках, расставленных по периметру этой галереи.

- Дэн, это Амелия!.. Моя любимая, послушная и самая покладистая девочка...

Бл**ь, изменившийся голос Алекса и произнесенные его мягким баритоном ласковые эпитеты резанули меня посильнее, чем его самые жесткие и грубые оскорбления. Я практически не чувствовал, как продолжал идти, слишком медленно, словно собирался уже остановиться окончательно (а может даже развернуться и перенаправить свои шаги на выход из залы), задолго до того, как захочу дойти до основной сцены действий – к Рейнольдзу и к его... Сабе. К молодой красивой девушке, с точеной фигуркой фотомодели, стоявшей в эти самые минуты в прилежной позе покорности на коленках, на меховых шкурах ковра где-то по центру, перед той самой зоной "отдыха" дивана, кресел и столика… в нескольких метрах от камина...

Что именно меня тогда так шокировало, и что конкретно я испытывал на тот момент – страх, панику, психический шок или... легкое возбуждение? Нет, далеко не сексуальное... я не мог дать ему какого-либо точного определения. Пока ещё не мог, как и не мог остановится окончательно, скорее по инерции продолжая сокращать между нами расстояние и не сводить оцепеневшего взгляда с Амелии и всех манипуляций Алекса. То, как он обошел девушку со спины, намеренно задевая и прижимаясь к ней ногами, как бы вскользь или "невзначай" приподнимая правую руку и вначале только тыльной стороной пальцев, а потом уже и всей ладонью скользнув невесомой лаской по её лицу, дотрагиваясь только лишь подушечками пальцев чувствительной поверхности кожи на щеке, скуле, под подбородком... на шее...

Я чуть сам не дернулся, когда Амелия моментально отреагировала на это прикосновение (как впрочем и на все предыдущие) несдержанным тихим всхлипом, дернувшись всем телом и закатывая глазки. Fuck! Меня не надо было убеждать, что это всего лишь разыгранная передо мной показательная сценка. Я понял, что это не игра сразу же, как только увидел реакцию девушки и именно на физическом уровне. Как стянулись крупные ареолы ее сосков обнаженной груди и как натянулась сама кожа на идеальных полушариях, приподнимая их ещё выше и особенно под накатами участившегося дыхания. Как задрожал её животик и неосознанно сжались бедра в чёрных чулках. Я был уверен, что она взмокла ещё до нашего с Алексом прихода, только лишь от одного чувства ожидания и предвкушения. И сейчас её накрыло волной острейшего возбуждения куда и намного сильнее, под самым желанным для неё прикосновением – под рукой своего любимого хозяина. Не удивлюсь, если она спустила в эту секунду очень щедрой порцией вагинальных соков.

- Амелия, познакомься! Это Мастер Дэн. Он будет сегодня нашим желанным гостем.

Мастер Дэн? Я сперва даже не понял, как меня назвал Алекс. Похоже, я, как и Амелия, пребывал сейчас под воздействием весьма исключительного транса, частично спровоцированного действиями Лекса, частично вызванного собственными подсознательными импульсами, настолько глубокими и неожиданными, о наличии которых до сего момента не догадывался даже я сам.

Девушка вынужденно приподняла на меня свои огромные зелёные глазки с расширенными чуть ли не до самых краев радужки зрачками, и выдавила в ответ слабую улыбку, едва заметно кивнув головой (то ли в знак согласия, то ли приветствия). В её взгляде не было ни намека на стыд, ни на вызывающую похоть или откровенный интерес. Если бы она так часто не дышала, чуть приоткрыв пухлые губки и не сдерживала изо всех сил эротическую дрожь с неуемным вожделением в своих немощных попытках сжаться, застыть и замереть, я бы решил, что она попросту исполняет роль тренировочного манекена. А после того, как Алекс нежным обхватом своей ладони оплел пальцами её горлышко под подбородком и без какого-либо ответного сопротивления прижал её голову затылком к низу своего живота, Амелию реально чуть не унесло в сабспейс раньше времени.

Сказать, что меня самого всё это не захватило и не продолжало крыть собственными рефлекторными вспышками неожиданных эмоций и ощущений?.. Не сбивало сердце и дыхание, не обдавало по коже ментоловой стяжкой покалывающего озноба и онемения?.. Не вскрывало тончайшими лезвиями сопротивляющееся сознание с внутренними образами "забытых картинок"... объемных и не менее осязаемых движений, беззвучного дыхания, сладкой дрожи и затягивающего омута живых тёмных глаз... И я ничего не делал, чтобы самому задавить всё это в себе, успеть удержать, спрятать, заблокировать! До того, как позволю твоим ласковым пальчикам заскользить по моим свежим пульсирующим ранам и воспаленным старым шрамам невесомыми касаниями невидимой паутины. До того, как увижу и почти с четкой ясностью твоё личико и все его ожившие черты ... вместо лица Амелии.

- Он будет просто наблюдать, как я и говорил до этого. Больше ничего...

Скреститься в этот момент со взглядом Алекса и заметить в его потемневших глазах часть собственной ожившей тьмы?.. Как будто он читал и понимал куда больше, чем я готов был признать. Почему я в это мгновение не отшатнулся и не рванул в ужасе на выход, из залы, из дома, за тысячу миль отсюда? Что меня удержало? Любопытство? Вряд ли! Я прекрасно знал (или скорее приблизительно), что он собирался делать, каким способом и для чего. Для меня это не было новым открытием, я знал о большей части подобных приемов не по общим представлениям из глобальной сети интернета или скудной художественной прозы.

- Просто сидеть рядом и наблюдать... – даже не кивком головы в сторону, а одним движением глаз, к одному из кресел, как раз придвинутого ближе к центру расстеленных по полу шкур мехового ковра, напротив другого предмета мебели (так разительно отличающегося от бытового).

Мне не надо было говорить и отдавать звуковых команд, от меня требовалось только одно – либо принять приглашение, либо уйти. В этом и состоял весь смыл – теперь выбор оставался только за мной: выполнить просьбу Алекса или попросту его послать.

Я ещё колебался? Или всё-таки знал, что сделаю, ещё до того, как Лекс нагнется, опустит плавным неспешным движением свою голову и лицо, чтобы... поцеловать Амелию в высокий чистый лоб, слегка приподняв её личико давлением ладони на её скулы и шею вверх на себя. И как она при этом будет смотреть на него, задержав дыхание и буквально обомлев, застыв, оцепенев... только лишь на последних мгновениях закрывая томно глазки, закусывая нижнюю губку и принимая долгожданный поцелуй со сверхэротическим наслаждением. Как он скользнет большим пальцем по её подбородку, очерчивая нежный контур чувственного ротика, и... проникнет твердой фалангой в его влажную глубину через раскрывшиеся навстречу дрожащие губы девушки.

Уйти или остаться, прекрасно осознавая, что это не игра и уже не станет ею до конца сессии. Что Амелия действительно без стеснения втягивает палец своего хозяина своим жадным ротиком с неподдельным упоением и ненасытной истомой, словно истосковалась за его вкусом, как за самым зависимым сладчайшим наркотиком. И она готова пробовать его, слизывать, вбирать в себя его фактуру, запах, тепло и всё тело хоть целую вечность, до скончания времен!

Что меня тогда заставило сойти с места и шагнуть в сторону указанного кресла? И понимал ли я сам до конца, что творил, для чего и зачем оставался? Что меня вынудило совершить этот выбор? Увиденная мною картина чужого откровения, чужого порочного вожделения и греховной нежности или более шокирующие образы вскрытых глубин моей ожившей бездны?.. моей задыхающейся одержимости: тонких нитей тугой лески, заскользивших внутри разорванных рубцов моей вспоротой боли, под пульсирующим давлением твоего участившегося дыхания, под ласковым скольжением твоих невесомых пальчиков... Ты на самом деле в эти секунды смотрела в меня... из меня? Так близко и так... глубоко, с настоящим физическим осязанием?..

Либо я окончательно свихнулся, либо только что переступил за черту, которую боялся когда-то переходить, сделав это неосознанно, едва соображая, как. А может это был и не я? Может мы сделали это вместе?

Ведь я практически не ощущал собственного тела, не чувствовал, как иду к креслу и как усаживаюсь на его мягкое кожаное сиденье, откидываясь на упругую поверхность спинки своей телесной оболочкой, наполненной жаром вибрирующей боли и ожившей спиралью черного мрака. Я ощущал лишь её непомерную силу, ненасытную, жадную, бесконечно голодную и одичавшую. Я и представить себе не мог её истинных масштабов, как и осмыслить до конца её присутствия, принять тот факт, что она была частью меня... она и была мной...

- Моя умница! – наверное Алекс ждал, когда я усядусь в кресло, прежде чем продолжить и полностью сосредоточить свое внимание на послушной Амелии. Он больше не смотрел в мою сторону, как будто меня и вправду не было, как для него, так и для его девочки. Не думаю, что мне было от этого легче и давало возможность расслабиться, дабы наслаждаться всем представлением из своей персональной вип-ложи. Нет, это был совершенно иной случай. Я не пребывал в должном состоянии, испытывая определенное чувство изощренного любопытства, которыми упиваются подобные мне зрители в подобных ситуациях. Я вообще не искал во всем этом никакого извращенного удовольствия или желания его получить. Я просто смотрел и слушал... слушал себя... тебя... все то безумие, что творилось в эти минуты внутри моей черной бездны, внутри нас!..

Ведь ещё никогда в жизни я не чувствовал тебя настолько сильно, глубоко и реально! Как будто ещё одно незримое мгновение, и ты попросту выйдешь мне навстречу, заберёшь с собой или останешься навечно... Ещё немного и я прикоснусь к тебе в живую!

Две реальности в одной? Два параллельных измерения слившихся в одну невидимую красную линию?

Я смотрю на Алекса и Амелию, а чувствую тебя и себя... как будто это их здесь нет, а не я являюсь для них бестелесным зрителем. Их движения, голоса, ответная реакция – всё это пропускается через мой зрительный нерв и оседает в памяти ощутимыми объемными картинами испытанных мною манипуляций, жестов, прикосновений и чувств. Действительно ли это был Алекс, то как он предложил девушке руку, и была ли это Амелия, когда послушно вложила свои вздрагивающие пальчики в его широкую теплую ладонь, доверчиво раскрываясь навстречу его затягивающему взгляду и окутывающим порталам обступившей тьмы?

Просто сидел и наблюдал, как он помогает ей подняться на ноги, ласково придерживая за предплечье второй руки? Или впитывал их действия на совершенно ином уровне восприятия, ощущая больше, чем это вообще возможно? Послушная Амелия... или послушная ты?..

Она почти сама идет к креслу напротив моего, безропотно забирается на его узкую твердую спинку-скамью, обтянутую черной кожей и окантованную рядом стальных колец с полосками кожаных ремней и пряжками-фиксаторами. Алекс помогает ей и поддерживает с такой невероятной заботой и успокаивающей нежностью, которых я за ним никогда раньше не замечал за всю свою сознательную жизнь. Да она, похоже и не испытывает никакого страха или волнения, скорее наоборот. Задерживает дыхание, поджимает губки и вздрагивает с нескрываемым наслаждением каждый раз, когда ладони и пальцы Рейнольдза прикасались к её телу и не важно где – на плечах, шее, лице или ногах. Она только и ждала, чтобы он невзначай или намеренно задел её, скользнул успокаивающей лаской по щеке или ладошке перед тем как обхватить запястье и притянуть изгиб локтя к узкому подлокотнику. Закрепить на нём и по всей руке до самого предплечья несколько жестких ремней неспешными знающими манипуляциями невозмутимого профессионального хирурга, после чего ещё раз коснуться чувствительной кожи на открытых участках только лишь одними подушечками пальцев, вызывая по всему телу девушки ответную неуемную дрожь с несдержанным участившимся дыханием на содрогающемся животике и возбужденной груди. Нагнуться к её виску, что-то прошептать, скрестившись с её томным вожделенным взглядом свинцовой дымкой своих всевидящих глаз, поцеловать её у самого краешка века перед следующим маневром.

Она была не просто податливыми воском в его ладонях, она была готова умереть прямо здесь и сейчас, и только в его руках, за возможность ещё раз ощутить его щедрую ласку или даже сладкую боль от затягивающихся ремней на её запястьях и ногах под неспешным движением его опытных пальцев. Если она и боялась чего-то в эти секунды, то только потерять ощущение его присутствия, его волнующих ласк, успокаивающего шёпота, окутывающих и пульсирующих по её коже немеющих отпечатков блаженной истомы. И он без особого напряжения считывал все её мысли, каждое замеревшее вместе с её дыханием предвкушение перед его последующей манипуляцией – затянуть на бедре ещё один ремень или провести ладонью по вздрагивающему животику, краем мизинца задевая кромку чёрных полупрозрачных трусиков и самой чувствительной под ней линии лобка. Чем дальше продолжался этот ритуал с фиксацией и распятием Амелии на "хирургическом" кресле пыток, тем сложнее ей было сдерживать собственное нетерпение и громкое дыхание, граничащее с тихими всхлипами и стонами. Совершенное женское тело на пугающей конструкции черного "паука", затянувшего на раскинутых в стороны руках и ногах жесткие жгуты своей черной паутины. Кто рискнет сказать, что эта картина выглядела вульгарной и развратной, и попробует осудить саму девушку за её безумное желание быть "растерзанной" в этой откровенной позе добровольной жертвы? И она действительно выглядела пугающе восхитительной, порочно прекрасной и завораживающей! И соприкасаясь с её живыми формами и невидимыми тенями ненасытного мрака, с её скрытыми желаниями, сдерживаемой и такой открытой страстью, греховным исступлением и неуемной болью нестерпимого возбуждения, ты словно сам начинал поглощать их собой, впитывать каждый отпечаток их сенсорных эхограмм рецепторами собственной кожи, нервными окончаниями своей воспаленной сущности, погружаясь сознанием и чувствами куда глубже, чем это мог сделать кто-либо другой на твоем месте.

Никогда в жизни я не испытывал влечения наблюдать за чьими-то (и тем более тематическими) играми, принимая роль третьего пассивного (и уж тем более активного) участника. Не скажу, что и сейчас я чувствовал к этому определенную нужду с пристрастием, это было совсем другое. И мне не хватит всего своего опыта врожденного психолога, чтобы объяснить этот феномен в доступных словах.

Будь на месте Алекса кто-то иной, меня бы не смогли здесь удержать и десять подобных кресел. Может благодаря его присутствию или тому, что он знал куда больше других и был связан со мной уже не только на дружеских началах? Знал, как и для чего всё это делал... Или то что я видел не только воспроизводимую его руками картину абсолютно запретного и недоступного для тысячи непосвященных, а именно ощущал – воспринимал её большую (вернее, невидимую) часть на себя... в себя. А может из-за того, что я ещё никогда в жизни не испытывал такой острой и глубокой связи с тобой... никогда не чувствовал тебя в себе настолько сильно и буквально физически!

Боже, я же столько лет открещивался от всех этих возможных образов... Я даже думать боялся, чтобы увидеть тебя хотя бы мельком в своем больном воображении на одной из этих чудовищно красивых конструкциях пыток. Что же произошло сейчас? Почему и как я это отпустил? Почему позволяю им заползать в свою голову и оживать в зудящей коже через твои беззвучные стоны, шёпот и дыхание? Как умудряюсь настолько четко видеть твое лицо, твои расширенные глаза, приоткрытые губки, впитывать твою сладкую дрожь через свои ладони, самые уязвимые точки тела, чувствовать ими твое возбуждение, откровенное желание?.. Бл**ь!.. Как ты тянешься ко мне, хочешь меня, зовёшь, течешь только от осознания, что я хочу тебя не меньше!.. Разве такое возможно?!

Я мог поклясться, что пропустил твой немощный всхлип будоражащей вибрацией прямо внутри, по своим обнаженным струнам эрогенных каналов в голове и в теле. Это не Амелия часто задышала и не смогла свести-сжать дрожащие бедра, когда ладони Алекса приподняли её голову под затылок, зафиксировав в удобной для себя позиции, ласково собирая с её плеч и из под спины длинные пряди густых тёмно-русых волос. Это не ей через пару секунд накрыли глаза плотной кожаной повязкой и затянули концы шёлковых завязок на затылке. И не она застыла в немом ожидании, распятая в позе святой грешницы перед ненасытным зверем, которому доверила свою жизнь и волю до самой последней капли и вздоха.

Завершающий штрих? Я был настолько погружен в собственный шоковый транс, что по началу не заметил или вообще не воспринял очередную манипуляцию Рейнольдза – как и для чего он одел на голову Амелии звуконепроницаемые антифоны, полностью перекрыв ей ушки черными кожаными амбушюрами. Сенсорная депривация на зрение и слух?

Почему на слух, я понял это меньше чем через минуту, когда Алекс отошел от своей жертвы, подхватил со столика заранее подготовленный черный флоггер с удобной жесткой оплетенной рукоятью и хвостом из тонких полос мягкой кожи, и сделал пару ленивых шагов в мою сторону.

- А вот теперь я попрошу тебя о том, что собирался.

Мне потребовалось секунд тридцать (если не больше!), прежде чем до меня дошло зачем Лекс протягивал мне в своей правой руке эту... гребаную плеть, смотрел на меня с высоты своего голиафского роста и абсолютно не сдерживал ироничной ухмылки на искривлённом изгибе своих расслабленных губ.

- Я же обещал, что здесь никто и ничего не будет делать ТЕБЕ и с тобой... но это не значило, что от тебя не потребуют обратного.

Какое-то время я просто тупо смотрел на ручку многохвостки развернутую ко мне ладонью Алекса, словно пытался прочесть на ней ответ к вопросу, который никак не хотел формулироваться в моей голове. Может я действительно спал, или не успел заметить когда и насколько глубоко впал в этот закоротивший транс?

Медленно, без резких и поспешных движений, поднял взгляд и голову к лицу Рейнольдза, наконец-то набравшись "смелости" взглянуть в его непроницаемые глаза и сделать еще один не менее безумный встречный ход.

- Ты это серьезно? – даже нескольких дополнительных секунд мне так и не хватило, чтобы произнести свой вопрос на достаточно ровной тональности севшим от пережитого (и все еще переживаемого) волнения сиплым голосом. – Ты до этого случайно сам... нигде не прикладывался своей головой?

- Да, Дэн, и даже более, чем просто серьезно! – он никак не отреагировал на мою издевку, прекрасно зная наперед, какой будет моя реакция на его предложение, как впрочем и то, чем обернется дальнее развитие нашего столкновения крайне несовместимых взглядов. – И это всего лишь безобидный флоггер, от которого даже ребенок едва заплачет.

- Я не об этом, Лекс...

- А я как раз об этом! – когда улыбка сошла с его губ, я понял, что его глаз она так и не задела. – Ты же никогда и не пытался пробовать, если мне не изменяет память. Откуда такая уверенность, что тебе не понравится и ты не войдешь во вкус? Или как раз этого ты больше всего и боишься? Того, что тебе может понравиться?

- Я не бью женщин... – наверное, я сильно плотно сжал перед этим челюсти и губы, чуть ли не до судороги в мышцах. Мне пришлось их опять разлеплять, перед тем как выдавить ответ ещё более охрипшим голосом.

Кажется, мне не только обложило гортань сухой пленкой царапающего удушья, сдавливая легкие и разгоняя аритмию до болезненных перебоев сердечного клапана. Я не мог позволить себе сделать ещё одного более безумного шага вперед и в первую очередь в воображении. Бога ради, всё что угодно! Хотел, чтобы я наблюдал за этим представлением? Хрен с ним! Просижу до его окончания хоть до следующего утра, но, бл**ь, просить меня принять в нём личное участие!..

- Помню, Дэнни... Ты их только насилуешь и психически унижаешь. – не могу понять, в нём хоть что-нибудь шевельнулось, когда он всё это произносил, прессуя меня одним из своих коронных взглядов бездушного палача. – Но кто тебя убедил, что это плохо, когда они сами тебя об этом просят и хотят не меньше твоего? Тем более, я не прошу тебя принимать участие в групповой оргии, только попробовать, при чём в самом мягком варианте.

- Она же твоя нижняя!.. – что я несу? Почему не встаю с кресла и просто не иду на выход? Потому что не могу этого сделать? Из-за чего? Из-за резкой слабости, рубанувшей по суставам ног ментоловыми лезвиями обострившегося бессилия, или накрывшего с головой страха – разорвать и потерять с тобою такую мощную связь? А может того, что я боюсь почувствовать и увидеть куда больше, чем успел до этого, и не просто прочувствовать, а захотеть большего... намного большего!..

- Да брось! Всего лишь одна из клубных нижних, с кем ты сам столько раз трахался с не меньшим запалом, чем они с тобой! Это её работа, за которую она получает не только хорошие премиальные, но и массу неподдельного удовольствия. Я же не прошу её трахать, просто... сделай девочке приятное нестандартным для тебя способом, который не воспринимают тысячи других женщин (что тоже далеко не факт). Я уже не говорю о том, что ты сам будешь отмерять как силу, так и направление всех своих ударов. Просто попробуй! Разве что не через нехочу и не делая мне никаких великих одолжений против своей воли! По настоящему, Дэн! С той страстью, с какой ты по пьяни выбивал здоровым мужикам зубы.

- И после этого ты меня отпустишь?

- На все четыре стороны и с превеликой радостью! – на этот раз мою глазную сетчатку резануло белозубой улыбкой сытого хищника, который спокойно мог свернуть мне шею всего за пару быстрых движений. - Ну, же, Дэнни! Девочка уже вся извелась и истомилась, не заставляй её так мучатся от ожидания, не будь таким бездушным садистом!

Наверное, только Алексу были свойственны такие изощренные методы с играми чужого разума. После его последних слов меня раздирало только от двух несовместимых желаний – наконец-то его послать или рассмеяться. Может как раз последнее мне и позволило на какое-то время расслабиться и принять без особого внутреннего противостояния его далеко не разумное предложение. Взять из его руки этот... чертов флоггер, сопротивляясь лишь собственным ощущениям при соприкосновении с плетеной поверхностью жесткой и достаточно увесистой рукояти. И как бы там ни было изначально, хотел я этого или нет, но оно оказалось куда сильнее всех моих моральных принципов и скептических предубеждений.

Говорят, в каждом человеке, а в мужчине и подавно, заложены гены воина-защитника и завоевателя и далеко не на подсознательном уровне. Это инстинкт, который невозможно вытравить даже десятью поколениями абсолютно пассивных, мирных предков. Достаточно твоим пальцам соприкоснуться с оружием, и ты неосознанно (пусть по началу и не совсем уверенно) обхватываешь его основу всей ладонью, чувствуя на своей коже куда больше, чем тяжесть холодного металла или мертвого дерева. Это действительно прошито в тебе на генном уровне, как будто ты всегда знал, как правильно надо ухватиться за рукоять и как развернуть кисть с запястьем, чтобы ощутить в полную меру все заложенные возможности со скрытым потенциалом слившегося с твоей рукой орудия.

Я по любому почувствовал намного больше, чем хотел себе в этом признаться... испытав тот самый подсознательный инстинкт, который сработал мгновенно, стоило только моим фалангам дотронуться до ручки флоггера. Я захотел опробовать его...

Неужели Алекс был прав? И почему я никак не могу разделить эти реальности... вернее не хочу! Ведь это всё равно невозможно! Тебя здесь нет, я иду в сторону девушки, которую вижу впервые в жизни и не хочу о ней ничего знать, как и делать что-то не свойственное своей натуре. Тогда почему с такой легкостью соглашаюсь на эту авантюру? Мне настолько трудно сознаться самому себе, что я не просто хочу наблюдать и чувствовать твою фантомную реакцию... я хочу увидеть больше, сделать больше... ощутить тебя по настоящему, в живую!

-...Не переживай, она ничего не видит и не слышит. И старайся не напрягаться во время нанесения ударов. Просто расслабься, почувствуй каково это – стать одним целым с плетью и даже с тем, с чьей кожей сливаются хвосты флоггера... И, главное, не бояться ошибиться! Никто не безупречен, даже многолетние практики... Первые удары никогда не бывают идеальны, но они нужны, чтобы привыкнуть и настроиться на нужный темп с общей волной, как и прочувствовать саба.

- Разве для это не нужны предварительные тренировки? – не помню, как поднялся, когда и как дошёл до кресла с распятой Амелией, как застыл у его изножья всего в нескольких футах, неосознанно сжимая сухой, едва дрожащей ладонью рукоять флоггера. Как смотрел на саму девушку, с трудом соображая, что вижу её... её точеную фигурку, её раскрытые от волнения и учащенного дыхания губки, вздрагивающий и волнующийся при глубоких вдохах-выдохах плоский животик... её пульсирующую жилку на обнаженной шее, сотрясающую визуальной дрожью чуть ли не всю поверхность покрытой мурашками кожи на всем теле. Она уже несколько минут лежала привязанная к этому изощренному орудию пыток, а продолжала волноваться так, будто всё это время находилась под сильнейшим воздействием чьих-то слов и прикосновений (хотя и это тоже не далеко от истины).

Хотел ли я чувствовать её? Боже мой, конечно нет! Я и не смогу! Я даже не уверен, что сделаю хотя бы первый удар... пусть интуитивно и тянусь за движением собственной руки уже приноровившуюся к весу многохвостки. Может мне и в самом деле хочется это сделать и не только из-за возможности поскорее с этим покончить и уйти отсюда раз и навсегда... Находиться так близко от данной грани, чувствовать её нарастающую пульсацию с тонким шипением в расслаивающемся сознании и буквально уже соприкасаться с этим физически, всего в нескольких микронах от тебя в себе... Если я переступлю и войду в эту глубину, я же не смогу потом остановиться... Как я остановлюсь, чувствуя тебя сильнее, чем кого либо другого в этой комнате? Я же хочу этого больше жизни и смерти!

- Это не кнут, и не серьезная плеть, так что для первого раза вполне должно проскочить. И тем более я даже более чем уверен в твоих скрытых талантах и нереализованном потенциале. Все находится в тебе, это уже часть тебя, Дэн, хочешь ты того или нет. От этого не спрятаться и его не вырежешь из себя хирургическим путем. Расслабься, слейся с этим сознанием и телом и... выпусти, через удары, через взаимодействие твоей силы и раскрытой слабости саба. Спешить никуда не надо. Для начала можешь опробовать на своей руке, хотя и не принципиально... Проведи хвостами по выбранному участку её кожи, дай ей почувствовать и снять первые спазмы напряжения от затянувшегося ожидания... она должна почувствовать уже другой прилив предчувствия и... волнения...

"Начни с игры и закончи сладкой болью..." - господи... как близко. Всего в ничего. Так бояться и так хотеть, буквально до головокружения и желания сделать действительно что-то неконтролируемое, выходящее за пределы здравого понимания, на чистых инстинктах и рефлексах... вслушиваясь в твое дыхание, в твой стук сердца и реакцию твоего тела...

Я действительно это сделал?.. делаю?.. Веду полосками мягкой кожи по бедру Амелии, по выступу косточки таза, животу, ребрам, солнечному сплетению, пока сам медленно обхожу кресло с ее распятой фигуркой и наблюдаю, едва не в трансе, за её ответной реакцией... Да, мы с ней ограничены целой пропастью, и я никогда не прикоснусь ни к её сердцу, ни к её доверчивому разуму, такому хрупкому и наивному и поэтому столь для меня чуждому, почти токсичному и неприемлемому. И я никогда не приму её ощущений и вызванных моею рукою желаний на свой личный счет, никогда их не почувствую и не соберу тонкими нитями алой боли в свою персональную коллекцию будущих побед. И сейчас я вижу так глубоко и ясно не её волнение, не её остановку сердца с обомлевшим дыханием... не к её горлу прикасаются мысленно мои пальцы, оплетая нежным захватом более бледную и тонкую шейку... и не она втягивает немощным всхлипом глоток моего кислорода из моих легких в свои под давлением моей ладони... И я действительно прекрасно знаю и чувствую, что и как надо делать... делать это с тобой... с моей любимой сладкой девочкой...

Сколько надо пройти шагов, пропустить сердечных ударов и совершить полноценных вздохов, чтобы переступить эту грань, осознать и испытать всеми глубинами надорванной сущности насколько это всё в тебе живое, сильное и реальное... насколько реальна ты сама и всё то, что казалось когда-то недосягаемым и невозможным. Увидеть и прочувствовать то, что в принципе нельзя? Сшить, стянуть в одно целое прошлое, настоящее и будущее, слиться с тобой в безумном ритме наших сердец, дыхания, чувств и импульсов через непреодолимое расстояние канувших в небытие лет, пережитых мгновений и эмоций, которые всё это время были единым и неразрывным, были нами – одной живой пульсирующей красной линией нашего единого сердцебиения.

Да, это была ты и только ты! И пусть хоть кто-нибудь попробовал бы убедить меня в обратном! Ты и ожившая чёрная материя спящей бездны... эпицентра нашей ещё не мёртвой Вселенной...

Я знаю, моя девочка, потому что только я могу ТАК тебя чувствовать, мгновенно пьянеть только от соприкосновения твоей и моей кожи, ощущать её нежную прохладу или воспалённый жар в сладких волнах окутывающей эйфории, глубже, чем это вообще возможно. Я знаю, как... знаю, как к тебе прикасаться, как усиливать или ослаблять давление своих пальцев, губ и языка на всех участках твоего тела, самого эрогенного и чувственного, реагирующего такими несдержанными ответными желаниями только на моё физическое и ментальное воздействие... Бл**ь, я даже чувствую, как ты спускаешь и течешь, даже не дотрагиваясь к тебе там... И ты хочешь только меня, ждешь только меня... дышишь только мной!..

Господи... я чувствую это, ЧУВСТВУЮ ТЕБЯ! До нестерпимой боли, до агонизирующей остановки сердца!

Да... всего лишь легкий удар, или вернее дразнящий шлепок, с последующим скольжением полосок кожаных хвостов по всему изгибу руки. Амелия вздрогнула скорей от неожиданности, чем от того, что почувствовала. Её сейчас крыли такие приливы зашкаливающего адреналина, что порежь я её настоящим скальпелем, она бы и тогда ничего не осознала и не ощутила... Зато я знаю, как чувствуешь ты... Как всхлипываешь, задерживаешь дыхание и... ждёшь... ждёшь моего последующего действия... моего прикосновения или усиливающегося сжатия пальцев на твоем горлышке с одновременным ударом флоггера по животу наискосок... И его полосы действительно соскальзывают щадящими (пока!) мазками по твоей пока еще бледной коже продолжением моих кончиков пальцев. Я ощущаю их ласковое движение по твоему телу, как если бы сам оставлял все эти немеющие отпечатки собственной рукой: и их томительную негу, и силу захлёста, вложенных моей ладонью в новый удар почти неосознанно и спонтанно по ребрам твоей груди под ключицами.

Ты выдыхаешь громче, не успев задержать дыхания или больше не в состоянии контролировать свое тело, а может просто не хочешь. И тебе мало... ничтожно мало, как и мне, едва не до слёз и дикого желания разрыдаться и взмолиться.

Я знаю, моя ласточка, как и то, что это только начало? И я действительно могу и хочу дать тебе куда больше... намного больше... утопить тебя в этом... в этой сладкой красной эйфории, в своей исполосованной грубыми шрамами и рубцами чёрной любви!.. Вшить тебе их под кожу с каждым ударом, расписать красными нитями живой пульсирующей истомы и откровенного вожделения по всей поверхности эпидермиса, ещё глубже! Болезненной отдачей ментолового холода в нервы, в кости, в сжимающиеся мышцы сердца... Растворить осколками одержимого исступления в кипящем токе крови, в венах, артериях, наполнить тебя этим всю, до краев... своей болью, наполнить собой, своим чистым безумием и пережитыми мгновениями нашей разлуки... Чтобы ты пережила все это сама, прочувствовала, впитала, выжгла физическими шрамами в сознании и в самом сердце и... попросила ещё!

Впиться пальцами в твою кожу на спине, оставляя наливающиеся красным алым линии по всему стану от копчика и до шеи, вбирая в собственную руку твою ответную дрожь, воскрешая в памяти и на рецепторах нежный рельеф твоего гибкого тела, нещадно захватывая спутанные пряди золотой гривы у самых корней волос в сжавшийся кулак на затылке, над шеей... Направляя твой взгляд на себя в свои глаза! Бл**ь! Я хочу это увидеть! Прямо сейчас... после стольких лет персонального чистилища! Я должен... должен это увидеть, должен это почувствовать! Заглянуть туда, куда был закрыт доступ для кого угодно, только не для меня!

Более ощутимый удар, сладкой вибрацией в ладонь, зудящей спиралью по пальцам и обратно... Сколько я их уже сделал, отмеряя следующий и очередной захлест с каждым разом четче и глубже, почти не чувствуя напряжения в интуитивно расслабляющейся кисти руки? Алекс был прав. Мне не надо было даже смотреть в его сторону, чтобы прочесть в его взгляде одобрение и убедиться насколько я был близок к правильной постановке нанесения ударов и какие ощущал возможности раскрывающихся передо мною перспектив. Нравилось ли мне всё это, погружаться ещё дальше, ещё ниже... пропускать через пальцы и сознание затихающие вспышки удушающей боли и направлять её ток в твою кожу, в твою кровь?

Я ещё сам не знал, что это было и что испытывал на самом деле... она попросту меня поглотила, вернее... засасывала клетку за клеткой, эмоцию за эмоцией, удар за ударом, разливаясь в моих собственных венах вскипающим энергетиком живой эйфории. Я впитывал её тактильные искры нервными окончаниями, вкладывая её силу и направление в разворот/замах запястья, пропуская через жесткую рукоять плети, через полосы её хвостов, как продолжение себя самого, своих рвущихся на волю демонов, освобождаясь и... забирая обратно!.. Всасывая, поглощая твои ответные порывы: всхлипы, содрогающееся тело, интуитивное желание свести бедра вместе, непроизвольно выгнуться, несдержанно порывисто выдохнуть и даже застонать.

Смотреть и выжигать, выцарапывать острием скальпеля по чистым кадрам своей памяти проступающие розовые полосы на твоей чистой бледной коже, на бедрах, животе, руках и груди... Менять угол и силу воздействия удара плети, прописывать желанным ответным импульсом при её соприкосновении с твоими сжатыми сосками, холмиком лобка... опухшим половым губам и клитором. Ощущать разливы собственной боли в чувствительных клетках твоей уязвимой сущности, самыми сладчайшими вспышками томной неги, мириадами микро кристаллов в поры твоих эрогенных зон. Быть, стать, слиться в одно целое... в одну общую сумасшедшую боль, в одну тонкую красную линию, невидимую струну, дрожащую в унисон нашего слитого дыхания и стука сердец, чью мелодию и звучание можем слышать только мы одни!..

Насколько близко я тогда подошел к ней? Куда сумел заглянуть, как глубоко соприкоснуться физически с твоей жизнью? Увидеть то, что поразило даже меня после всего, что мне уже пришлось испытать и пережить. Увидеть тебя настолько близко, что мне ничего не стоило сжать пальцы на твоем горле и по настоящему вобрать пульсацию твоей сонной артерии своими нервными окончаниями... Стянуть твои волосы в свой кулак... заставить опуститься передо мной на колени одним нажимом собственного взгляда... вынудить застонать под ударом плети, ротанга, кнута, под затягивающимися петлями капроновых веревок на твоих запястьях и щиколотках... дрожать только под ласковым скольжением моего голоса в твоем возбужденном сознании, моих пальцев по твоим губам и горячим глубинам воспаленного влагалища. "Ты должна успокоится... Я рядом! Я всё время буду рядом, чтобы не случилось!" - под будоражащий щелчок карабина в кольце кожаной манжеты наруча или... ошейника, со сладкой отдачей немеющего покалывания в кожу ладони. Стальные прутья клетки... или твое лицо за ними... С какой стороны? Я не пойму. Разве это не та бутафорская решетка "камера", в которую ты меня сажала в фотомастерской в Эшвилле? "Я никогда не сделаю с тобой того, чего ты больше всего боишься!.. Разве я когда-нибудь переходил за грань? Я делал с тобой что-то недопустимое, аморальное и отвратительное?!" - убаюкивающим шепотом в твое горящее ушко, вбирая в свои руки твою паническую дрожь, удерживая, затягивая в себя твое обнаженное перенапряженное тело, чувствуя куда больше, чем ты вообще могла догадаться... чувствуя тебя всю, каждую натянутую мышцу, нерв, удар сердца, твои страхи, твою боль настолько сильно, что это буквально доводило до сумасшествия, до потери ориентации в пространстве, времени, до полного растворения себя в тебе!.. Господи, моя девочка! Как же это сладко и до смерти больно, тонуть в этом безумии наяву... тонуть в тебе... рвать тебя на части, зубами, пальцами, взглядом и словами, осознавая только одну абсолютную истину... ТЫ МОЯ! ТОЛЬКО МОЯ!

Вдохнуть свой кислород в твои легкие, погрузиться в твоё сердце ещё глубже, чем ты в моё, запустить его в момент остановки... сделать это самому, собственной рукой, вернуть тебя к жизни раньше, чем ты успеешь оборвать мою... "Дыши, Эллис, дыши!.. Я убью тебя, ей богу, найду, где угодно, вытащу за волосы из самой преисподней... убью там и верну обратно!.." – да, бл**ь, это мое право! Держать в своих ладонях твою жизнь! И только мне решать, дышать тебе или умереть от моих рук...Ты умрешь, только когда я тебе это позволю! Я!!!

...Оглушающее шипение крови в висках или плеск воды с платиновыми бликами на спиралях черной материи... Она накрыла мой рассудок и глаза дымкой кратковременного забвения, разрядом-вспышкой по вскрытым каналам шокированной памяти, затянула и вырывала вместе с целыми минутами и днями (а может даже месяцами), с последними самыми осязаемыми образами и голосами из её бездонных порталов.

Или это была ладонь Алекса, обхватившая моё плечо, его пальцы, сжавшие ряд болевых точек на моей сомлевшей руке?

- Дэн... всё... остановись! Ты меня слышишь? – почему он говорит приглушенным голосом и пытается немного оттянуть от кресла... или края выступа черной бездны? Ещё рано... я не успел... мне надо взять её на руки, прижать к груди и унести... спрятать от самого себя...

- Дэн! Посмотри на меня!

Разжимает почти без особого усилия мои пальцы на рукояти плетки, отбирая флоггер, и разворачивая к себе лицом.

- Ты меня видишь?

Конечно я тебя вижу, что за идиотский вопрос? Какого хрена ты меня остановил? Мне осталось совсем ничего, всего один шаг...

- Что не так?.. – произношу или выдыхаю севшим голосом, ощущая с каждым мощным ударом сердца циклический ток вибрирующей черноты в зудящей коже, в сомлевших конечностях.

Я продолжал её чувствовать, ведь отступила не она, это ты... тебя только что вырвали из моих рук. Но впервые я не почувствовал скулящей боли потери. Нет, я не потерял тебя. Я ещё никогда не испытывал такой силы и возможностей, потому что теперь я знал... я увидел всё это собственными глазами... я пропустил всё это через свои нервы, через себя, подобно божественному откровению, сокрытой тайне, которая все эти годы жила во мне... жила во мне тобой!

- Всё как раз так, Дэнни. Как ТЫ себя чувствуешь?

Пожимаю плечами или мне кажется, что пожимаю. Что я могу ответить, что всё прекрасно? Вполне возможно... отчасти да, отчасти нет.

Но мне это не интересно. Меня интуитивно тянет обернуться, только к кому? Кого я на самом деле собирался увидеть?

- Что с ней? – было ли это разочарование? Ведь я прекрасно знал, что увижу Амелию...

Да, Дэнни, чудес не бывает. Какой бы ни была сладкой фантазия, она останется всего лишь фантазией... или нет?

И это действительно Амелия, это её ты не известно сколько времени обрабатывал многохвосткой до полного отказа всей кисти своей рабочей руки... или отрабатывал постановку ударов со скрытым потенциалом врожденного палача? Ты прочувствовал это? Тебе это понравилось? Разве ты только что не испытал морального оргазма, когда пропустил всё это через собственную кожу, нервы... воспоминания... через тело Эллис... От чего тебя так пьянит, шатает и наполняет кроющими накатами нескончаемой эйфории? Когда ты такое ощущал в последний раз в своей жизни по настоящему, да ещё и в таких мощных дозах? Только с ней? Пять лет назад?..

- А ты как думаешь? На что это ещё похоже?.. Или даже после этого станешь утверждать, что в тебе нет ничего такого... это всё не твое, никогда твоим не было и не будет?

Я едва ощутил вес тяжелой ручки Алекса на своих плечах, обхватившей меня властным жестом то ли дружеской поддержкой, то ли скрытой проверкой моего физического состояния. Я продолжал смотреть на Амелию пытаясь кое-как прорваться в пределы окружающей реальности из глубин собственного пережитого транса, хотя и не особо-то рвался, с трудом воспринимая увиденное и уж тем более не желая включать спящий режим критического мышления. Я ничего к ней не почувствовал... абсолютно НИЧЕГО! Она как была для меня до этого безликим и бездушным манекеном, так им и осталась, разве что дышала, застыв в оцепеневшей (почти полностью расслабленной) позе, глубоко и размеренно, как в глубоком сне... и ещё сильные удары сердца. Они отражались по поверхности её содрогающегося от мощных внутренних толчков тела – на шее, груди, животе. Такое уж точно невозможно сыграть и тем более в размякшем состоянии.

- Разве такое возможно? Я же впервые...

- А кто говорил, что невозможно? Если это в твоей крови, то оно по любому проявит себя... И не забывай о психической ауре самого сабмиссива, настроенного на твою волну и собственные полученные ощущения. Некоторых даже заводит осознание, что их не только бьют, но и наблюдают за ними со стороны, так называемый дополнительный эффект Placebo Domino – подсознательное самовнушение, удовлетворение от чьего то пассивного внимания.

- Так она не спит? И как долго она...

- Все зависит от глубины транса и количества эндорфинов в крови и сосудах мозга. У каждого по разному переживается "разрыв" мозолистого тела, как скажем у тебя во время алкогольных запоев... Кстати, ты так и не сказал, что сам испытал? В какой-то момент мне показалось, что и ты буквально на грани домспейса... Что ты сам пережил? Ощущения выпадения из времени не было? Выпить не тянет?

- Нет, всё нормально. Может слегка устал... или не слегка... – неужели он думал, что я сейчас ему расскажу всё, что успел пропустить через собственное сознание и тело за прошедшие минуты чистейшего безумия, допустить к той части своей жизни, куда не пускал никого и временами даже самого себя... к тебе?

Это мое... только мое и особенно сейчас!

- Теперь я могу идти? Я выполнил свою часть сделки? Мы квиты?.. – неспешно перевел взгляд к лицу Лекса, впервые не испытывая при встрече с его сканирующими глазами ни волнения, ни подкожного страха, ни абсолютно никакого беспокойства по поводу его способностей заглядывать в тебя и видеть намного глубже, чем кому бы то ни было другому. Я прекрасно знал, что на этот раз у него ничего не получится. Дальше моей застывшей радужки и суженных зрачков он не пройдет. Всего лишь отражение поверхности мнимой пустоты – зеркальная гладь защитного блока, за которой кипело и переминалось бездонное море живой боли и... вопящей, сгорающей заживо, агонизирующей любви...

Этого не должен видеть никто! НИКТО! Даже ТЫ!!!

Возможно он и сам не ожидал от меня подобной реакции, вернее, её полного отсутствия. Слегка свёл брови, настороженно разглядывая мое абсолютно бесчувственное лицо.

- Ты уверен, что всё в порядке?

- Да, в полном! Такси уже наверное приехало... – просто смахнул с плеч его руку, практически неосознанным движением, одновременно разворачиваясь и делая несколько ровных неспешных шагов к центру залы, намереваясь пройти всё расстояние до дверей выхода в одном сдержанном и сверхспокойном темпе... не оборачиваясь назад!

- Так ты сейчас домой? В Леонбург? К сыну?..

Нет, Алекс не бросился за мной следом, не попытался на последок встряхнуть за плечи и выбить из меня ответы на мучавшие его вопросы. Может он действительно знал и видел больше, чем показывал... это же была его идея с этой гребаной сессией.

- Да! – надеюсь, моего короткого чёткого ответа для него было предостаточно?

- И что ты собираешься теперь делать? Дэн! – он повысил голос, на время забывая о лежащей рядом в трансе Амелии. Плохой признак, Лекс, волнение на лицо! – Ты знаешь, что ты будешь там делать?

- Знаю, Алекс, знаю! – можешь не переживать на мой счет.

Не только знаю, но и чувствую, вижу, слышу и держусь за неё изо всех сил, вцепившись мертвой хваткой зубами и когтями.

ТЫ ведь тоже её слышишь? Ощущаешь?

Теперь я не просто тебя держу, теперь это больше, чем одержимая зависимость... Ты тоже часть этого, и без тебя я не войду в её черные воды, в её бескрайнюю бездну! Да, она всегда была частью меня, была мной и на этот раз я не только это осознал и прочувствовал, я наконец-то понял, что это было на самом деле.

Да, моя девочка! Я знаю, что хочу и чего всегда хотел... Взять тебя на руки, по настоящему, в живую, твоё беспомощное обнаженное тело, прижать тебя к груди, затянуть твой напуганный взгляд в свои глаза, окутать своим теплом, волей... болью, выстраданными днями и ночами, накрыть своей прочной живой клеткой всю, с головой; забрать, скрыть, спрятать... сделать тебя частью своей жизни, по настоящему! Заставить дышать, думать, хотеть и существовать только мной... Вернуть тебя! Да, бл**ь!!! Сделать то, что должен был сделать сразу пять лет назад в Эшвилле – не дать тебе дойти до такси!..

Теперь я знаю и чувствую, знаю, что и как никогда! Она мне это показала, ТЫ мне это показала, дала ощутить через тебя, увидеть и понять, что это реальность! Мы всегда были одним целым и это ничем не убьешь и не перечеркнешь, ни прошлым, ни настоящим... ни будущим! И наша вселенная никогда не умирала, просто без твоего света она не могла дышать и гореть. И все эти годы я чувствовал не её агонию, а её неподвижный едва пульсирующий анабиоз.

Обещаю, любимая, она снова оживет и снова будет пылать сжигающим чистым пламенем первозданного Абсолюта в нас обоих – во мне и в тебе, в твоих венах, в твоем упрямом и непокорном сердечке! Я сам, собственными руками заполню тебя ею до самых краев! Заберу у жизни и смерти, у всего твоего прошлого, в котором не было меня, у всех, кто был частью твоей жизни без меня, всех кто наполнял её все эти годы! Заберу и сожгу каждого в твоей памяти, в отпечатках и пережитых чувствах, вырежу ножом, сцарапаю ногтями, выгрызу зубами! И если не поможет... убью тебя сам, лично! Голыми руками! Нет, не сразу! Медленно, очень медленно и... сладко, пока не начнешь меня умолять об этом сама на коленях и в слезах! И я сделаю это, обещаю... убью и воскрешу по новому и буду воскрешать снова и снова, пока сам не сгорю в этом дотла... вместе с тобой! В нашей багряно-огненной Вселенной – в нашей кровавой боли и чёрной любви!

Ты ведь её тоже сейчас чувствуешь и всегда чувствовала, да? Хотя и пытаешься делать вид, что ничего не осталось, что это обычные фантомные отголоски нашего мертвого прошлого. Нет, девочка моя, то что является частью тебя, является тобой, невозможно ничем заглушить и тем более изъять из себя. Ты не избавилась от меня, и даже если и пыталась, то не смогла... Если такое и реально, то только через смерть... нашу общую смерть!

Да, я знал... может не так четко и определенно, как буду знать уже через несколько часов, дней, месяцев и лет, или в момент, когда сомкну свои пальцы на твоем горле буквально, в своем рабочем кабинете, глядя в твои широко распахнутые шокированные глазки; но тогда мне хватило и первых обрывочных образов, застывших перед моими глазами объемными картинками осязаемой реальности. Тогда мне хватило тебя, самой острой и живой боли, вскрывшей все мои шрамы и затянувшиеся раны одним точным вымеренным ударом. Отрезвляющего ощущения ментоловой анестезии на всех кровоточащих рубцах и болевых каналах, её красных нитей, алой пунктирной строчки на разорванных лоскутах моей агонизирующей сущности. Нет, они ещё стенали, сочились рубиновой ртутью выжигающего яда, рвали и резали меня на куски вдоль и поперёк, рубили кости и скручивали в тугие жгуты мышцы и нервы… Но впервые меня не перегибало и не бросало лицом в пол от желания взвыть и убиться. Она мне этого не позволила… держала до последнего!

Наполняла мою кровь своим чёрным эликсиром. Ширилась и питала мои раны новой и совершенной болью – болью, стимулирующей мои мускулы, тело и сознание абсолютной силой. И я больше её не боялся, хотя и понимал, что ей будет мало меня одного. Рано или поздно она потребует своей жертвы за свой священный чёрный дар. И я не смогу ей отказать и тем более отступить, да и не захочу. Это будет всецело только мой выбор… мой и ТВОЙ!

Да, Эллис, да, моя девочка! Именно ТВОЙ! Рано или поздно ты это осознаешь сполна.

И я это сделаю, войду в её бездонные топи с тобой на руках, и она поглотит нас навечно в эпицентре своей ненасытной чёрной дыры, как когда-то сделала со мной, с моей любовью к тебе, сделала меня собой!

Я знаю, милая, по началу это всегда страшно… но только в самом начале. Просто надо привыкнуть… совсем немного… привыкнуть, что она будет всегда, во мне, в тебе, в нас… будет нами одной единой пульсирующей болью, нашей общей болью… нашей вечной тьмой…

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Остановить стремительный полет

Сейчас не в силах сломанные крылья.

Срываюсь в пустоту, на сердце лед…

В ресницах, вязью слез застывших, иней.

Спешила руку первой протянуть,

Ведь если падать, то в объятья неба…

Пока летели, мир могла перевернуть!

Из ада вырвать, как бы страшен не был!

Теперь шлет холод стрелы свои в грудь!

Скользит по венам ледяной заразой!

Так больно!.. Ты добей!.. Мне не вдохнуть!..

Мольбой последней станет «Только сразу…»

©Вейланси

...Говорят, боль можно выбить болью?.. Или сделать невозможное? Сделать её твоим союзником?

Для кого-то боль – это источник нестандартного наслаждения, для вторых – муки, с которыми хочется покончить как можно быстро и незамедлительно одним щелчком взведенного курка или более болезненным вскрытием сонной артерии; для третьих – наивная попытка перекрыть ею другую, затереть, заглушить или задавить... для четвертых – возможность продержаться ещё какое-то время, намеренно зажимая в пальцах её оголенные высоковольтные провода и пропуская изо дня в день её выжигающий ток по нервной системе и загрубевшим шрамам, по стальным нитям слившихся с твоей кожей швов. Иногда она бывает просто необходима, как живое напоминание, стимул, который заставляет твоё мутировавшее сердце качать кровь по твоим неуязвимым артериям с той силой и скоростью, каким бы позавидовали даже самые здоровые люди.

Он никогда не позволял себе забывать, хотя и не помнил ни одного дня и никого, кто действительно смог бы ему помочь не думать и не вспоминать. Казалось всё, чем он себя окружил за последние годы, включая людей – все без исключения напоминали ему об этом... напоминали о тебе.

Достаточно было взглянуть в чье-нибудь лицо напротив, не важно когда и при каких обстоятельствах, и оно активировалось само собой, на автоматическом уровне: запускало свои чёрные иглы под кожу с глубокой инъекцией (а временами и пункцией) чёрной вакцины, заставляя дышать её болезненными парами, питать кровь своим особым видом допинга – мощнейшим стероидом чёрного эликсира памяти. Да, такое невозможно забыть, Тебя невозможно забыть, потому что ты и есть часть этого стимулятора, была и всегда им оставалась. И не важно на кого он смотрел, на Реджину или в глаза единственного сына, как раз с ними боль оживала вместе с зыбкой спиралью ненасытной тьмы как никогда: пульсировала, разгоняла свой ток по венам, питала сердечную мышцу смертельной дозой абсолютного наркотика, персонального транквилизатора, исключительного энергетика...

Или насыщала его нервные окончания, вливаясь в поры эпидермиса, когда он прикасался специально к определенным вещам, как сейчас... к бездушной холодной поверхности хирургической стали небольшой печатки, к отлитому рельефу вензельного узора двух латинских литер в отзеркаленном развороте (хотя на "М" это особой разницы не влияло). Неспешным движением большого пальца обводил их безупречные линии и изгибы, ощущая их ментоловый оттиск буквально в глубине немеющей диафрагмы и в сокращающихся стенках зарубцованного сердца, как давление "забытых" невидимых пальчиков твоей остужающей ладошки. Только в этот раз всё иначе, поскольку оно равноценно иному восприятию, спроецированному на иное ощущение... Представлять эти же узоры под своими фалангами на теплой живой коже твоего дрожащего под его ладонями тела... От этого реально, практически за считанные мгновения било в голову, пьянило и выжигало сладчайшим дурманом большую часть здравого рассудка, растекаясь/распускаясь под собственной кожей блаженными приливами глубокого исступления. Быть всего в ничего, в каких-то двух-трех шагах от этой уже вот-вот ожившей реальности, от тебя, от возможности сделать это самому, своими руками!.. Бл**ь, ты и представить не в состоянии, что это такое на самом деле: держать тебя, смотреть в твои широко раскрытые глаза и... клеймить тебя, расписывать твое сознание и тело настоящими болевыми метками своего индивидуального авторского шрифта, не пропуская ничего – ни одного уголка и изгиба. Чтобы в последствии, через какое-то определенное время, с упоением считывать их алые ребристые рельефы чувствительной поверхностью своих пальцев, вспоминая те моменты и ситуации, когда он наносил их на тебя неспешными томными движениями и "порезами". Да, Эллис, наполнить свою память новыми и куда сладчайшими воспоминаниями – нашу общую память, в глубинах нашей пылающей Вселенной.

Даже твои фотографии в какой-то момент потеряли свою прежнюю актуальность. Нет, он не перестал на них смотреть, и возможно не меньше, чем когда-то (не исключено что и больше), но теперь они стали совершенно другим источником боли, той что стимулировала бездонные топи его тьмы, наполняя его кровь и разум исключительной силой неумолимой необратимости – твоего приближающего беспощадного фатума, моя девочка.

Пару раз он и в самом деле по подсказке Алекса делал с них копии и бросал в огонь один снимок за другим. Да, что-то определенно он испытывал в те минуты, но только это мало чем походило на тот кошмарный вечер в Рейнхолле, ничего близкого к его смертельному эффекту. Хотя, чему тут удивляться? Не тот антураж и абсолютно иное состояние с восприятием.

Боль тоже способна тебя переродить буквально до основания и, слава богу, это произошло, а не оставило тебя в точке циклического падения, навечно зависнув в твоем сознании закоротившей программой тотального самоуничтожения. Не важно, как и когда это происходит и какой именно толчок или сдвиг во времени, пространстве, в сознании, в самом организме запускает этот долгожданный режим перезагрузки с полной переустановкой сущности и внутренних сбоев. Это может быть что угодно (и возможно в его случае та самая сессия с нижней Амелией), но в том то и дело, что это не бывает результатом томительного блуждания в потемках, в бесконечных лабиринтах твоего убивающего отчаянья или долгожданным эффектом долгого хронического лечения. Оно подобно вспышке неожиданного озарения, кратковременного шока... Да, разрядом эклектического тока, который запускает твое остановившееся сердце заново, режет твои легкие свежим глотком чистого кислорода, заставляя очнуться и вспомнить, что ты всё ещё жив. И тогда ты начинаешь всё видеть и чувствовать по другому, абсолютно иначе, как и понимать, осознавать на что ты способен, если смотришь вперёд – в точку своей новой конечной цели. Её очертания ещё неопределенны и размыты, но в том-то и дело, она реальна и существует, как и всё, что связано с тобой, как ты сама под его кожей!..

Именно, её сила в её ключе – самом обычном, простом и незамысловатом. И как раз в тот момент и происходит осмысление всего произошедшего и всего, что должно произойти. Она резко отступает или разливается по венам неожиданной эйфорией, расслабляет и уже буквально через несколько мгновений запускает режим прокачки обратного отчета, наполняя тебя силами и предвиденьем, которые реально способны снести целые горные цепи на своем пути твоими голыми руками.

Так просто, если не банально?

Может быть, за редким исключением – боль никуда не делась. Иначе, было бы проще отпустить и всё забыть, так ведь, Эллис? Но в том-то и дело, эта сила и связана с тобой, с этими фотографиями, с чёрной памятью, с нашим будущим, ради которого я и жил все эти последние годы! Отпустить – значить простить... Увы, в моем случае это нереально! Одно из двух – или сдохнуть самому или забрать то, что всегда было моим. Да, это похоже на извращенную месть, но... если тебе вдруг придёт собственное неожиданное озарение, и ты решишь, что знаешь, как вытравить из моих вен и мутировавших тканей моей чёрной сущности этот смертельный вирус, что ж, я с удовольствием понаблюдаю за всеми твоими немощными потугами. Только, боюсь, переиграть все твои ошибки и все прошедшее десятилетие будет невозможно, как не выворачивайся и не бейся рыбой об лед. Такое простить нереально! Всех тех, кто к тебе прикасался... постоянно думать и вспоминать об этом, когда смотришь в твое стонущее от запредельного физического наслаждения немощное личико, когда прикасаешься к твоим чувственным зонам, к пока ещё чистой и гладкой коже или погружаешься в горячие влажные глубины воспаленного вожделения.

Прости, дорогая, но пройдет ещё не один день (а то и целые месяцы), прежде чем что-то изменится, что тоже ещё не факт. Я и сам не знаю, во что это выльется и куда меня занесет, но если ты будешь и дальше наслаивать свои ответные ошибки одну за одной, дразнить моего зверя собственной кровью, запахом и вкусом, это может перерасти в бесконечный апогей нашей обоюдной смертельной вечности! А если я распробую один из самых желанных наркотиков своей десятилетней мечты – полусладкое гранатовое вино твоей боли, я уже попросту не смогу остановиться. Ибо ни одна наркотическая зависимость не сможет сравниться с этой! Пить твою боль, каплей за каплей, секундой за секундой, ударом за ударом твоего отчаянного сердечка!.. Ради этого стоило и умереть!

Говорят, боль можно выбить болью... что ж, Эллис... я выбью её твоей!..

* * *

Как легко сорваться с неба... Оказывается, для этого многого и не требуется, всего лишь осознание того факта, что крыльев у меня никогда не было, что я поднялась так высоко и свободно не по своему желанию и воле, это были твои крылья, твои руки, титановая клетка твоих неразрывных объятий держала меня, когда ты уносил нас за пределы стратосферы, в глубины чёрно-красных галактик твоей вселенной. Вознести на такую запредельную высоту, чтобы в одно мгновение разжать пальцы и отпустить?..

Боже, как я не убилась сразу же, и почему меня не размазало по твоим ледяным зеркалам твоего Чёрно-Красного Зазеркалья, не стерло в кровавую пыль и не смешало на веки с их острыми осколками? Я же чувствовала, что была на грани от этого, за одно микро-мгновение до реального разрыва сердца. Ты ведь и не собирался ничего предпринимать для того, чтобы остановить это падение. Просто сидел, как тот пресыщенный патриций или прокуратор, утомленный бесконечными приемами и прошениями от уличного сброда и городской челяди. Сидел и наблюдал (разве что ещё не зевал или не скрывал желания зевнуть), как я насильно заставляю себя подняться, сделать всё возможное, чтобы не пошатнуться, не вздрогнуть и, не дай бог, не упасть и особенно перед тобой... не растянуться в твоих ногах в нелицеприятной позе падшего бескрылого ангела, свергнутого твоей безжалостной рукой всемогущего вседержителя.

Ты же видел, что со мной, может даже чувствовал, но ни черта не сделал! Не пошевелил и пальцем, если не наслаждался этой картиной до самого моего последнего шага к порогу твоего кабинета.

Господи, будь кто другой на твоем месте, другое время и другая ситуация, но... бл**ь!.. ЭТО БЫЛ ИМЕННО ТЫ!!! И я не могла тебя не ощущать, не чувствовать твоего гребаного взгляда. Нет, ты не мог иначе и уж тем более просто скользить/прожигать мне им спину. Тебе обязательно надо расплавить мне весь позвоночник и буквально, раскромсать на мне кожу реальными физическими порезами, снять неспешными движениями расслабленных пальцев лоскут за лоскутом. Тебе было мало наблюдать за моим падением, ты пропускал всю его агонию через собственные рецепторы своих пальцев, через натянутые на них от меня красные нити?..

Неужели я и вправду могла допустить в свою голову столь нелепую мысль, что между нами могло опять что-то возникнуть? Что я приду в твой кабинет, взгляну в твоё лицо, в глаза и наконец-то увижу в них, в тебе моего Дэнни? Что ты вот так вот, вдруг ни с того ни с сего, улыбнешься и окутаешь своими успокаивающими объятиями, прижмёшь к груди, к плечу, спрячешь от всего того кошмара, который мне пришлось пережить и испытать по твоей же вине и скажешь... что это была всего лишь злая шутка... ты просто хотел меня напугать, может даже слегка отомстить, но не превращать все эти дни в мой дальнейший персональный Армагеддон.

Боже, сколько мне ещё нужно наглядных доказательств и новых пережитых падений с последующими воскрешениями, чтобы окончательно это осознать? Ты не мой Дэнни! Ты абсолютно чужой для меня человек! Я не знаю тебя, не знаю кто ты и, самое страшное, не знала тебя никогда! Ты, мать твою, Дэниэл Мэндэлл-младший, президент крупнейшей в нашей стране монопольной рекламной компании, любящий муж Реджины Спаркс и заботливый отец своего единственного сына... И самое ужасное во всем этом – я совершенно не знала, что было бы, если бы я так и не смогла уйти от тебя десять лет назад! Чем бы на самом деле закончилось наше обоюдное безумие, если бы мы сознались тогда в своих чувствах друг другу? Какой бы была для меня твоя любовь и чем таким она отличалась от твоей сегодняшней ненависти? Смогла бы я выжить в её бездонных глубинах или захлебнулась бы в ней раньше, чем в боли уготованной для меня тобой в моем ближайшем будущем?

Вопросы, на которые ни у кого нет определенных ответов?

Господи... почему нельзя вернуться обратно, прокрутить эту гребаную кинопленку на десять лет назад, стать прежней беспечной и наивной девчонкой Эллис Льюис? Неужели я не имею права на тот самый треклятый выбор из двух таблеток – синей и красной? Или в них нет никакого смысла? Ты бы все равно нашел лазейку, чтобы всё это перекрутить и настроить по своему, вернуть в желаемое тебе русло. От судьбы не уйдешь? Или от твоей кроваво-чёрной любви?.. От твоего персонального проклятия, от Дэниэла Мэндэлла-младшего!

Если бы было можно хотя бы стереть часть себя нынешней, на какое-то время перестать всё настолько глубоко воспринимать и тем более ТАК тебя чувствовать, постоянно, везде, где это можно и нельзя! Да, вернуться в себя, в ту глупую и доверчивую девочку из первых дней нашего знакомства, когда ты ещё не забрался мне под кожу и в голову, не прописался в моей крови смертельным вирусом, когда, как мне казалось, я могла ещё противостоять твоему притяжению или хотя бы думать, что могла...

Мне нужна эта чертова синяя таблетка, хотя бы на несколько часов, хотя бы для этой пятницы! А лучше прямо сейчас! Чтобы суметь продержаться ещё несколько шагов, пройти бесконечные пролеты приемных твоих секретарей, мимо их рабочих столов, мимо той же Гувер, делая всё возможное и нереальное, чтобы не показать ни видом, ни чем либо ещё, насколько я подрезана, как меня разрывает от нестерпимого желания пробежать всё это дикое расстояние со всех ног и сломя голову, не оборачиваясь, до самой лестницы... Господи, найти в себе силы, чтобы забиться в какой-нибудь угол и прорыдать остаток дня или попытаться наивно спрятаться от твоей вездесущей тени, от ощущения только что пережитой с тобой встречи, от тебя самого! Господи, как такое вообще возможно? Не знать, не понимать, кто ты, что ты, и настолько сильно чувствовать тебя в себе, как будто в тебе слились два абсолютно противоположных человека: тот, кого я так безумно любила и второй... чужой, совершенно незнакомый мне монстр из моих самых жутких кошмаров. Может я сошла с ума и просто этого не заметила?

- У тебя не осталось тех... успокоительных таблеток? – вернуться в свой кабинет едва удерживаясь на окончательно ослабевших ногах, встретиться со взглядом перепуганной Робби и при этом ещё не хвататься руками за ближайшие стены и мебель?

- Элл... с тобой... всё в порядке? – бедняжка, столько просидеть в приемной в таком утомительном ожидании, не зная, как я и что со мной делают в кабинете главы компании. Тут и у самых стойких посрывают все тросы сверх закалённой выдержки.

- А для чего по-твоему я сейчас просила бы у тебя успокоительное? Для своих разбушевавшихся тараканов?

- Но ты же сама отказалась их принимать!

Да, бл**ь, отказалась, а вот именно сейчас готова забить ими себе желудок! Мне надо это сделать, успеть задавить эту бесконтрольную волну растущего отчаянья, разрывающиеся на моей коже и костях трещины от вырванных твоей рукой с корнями моих разбитых крыльев, пока эта боль не полилась из меня, не зафантанировала беспрерывным потоком чистого безумия через эти порезы. Я не выдержу этого снова! Не сейчас... не после нашей с тобой последней ночи обоюдного откровения... Мне надо как-то продержаться, удержать её остатки в себе или остатки себя... всё что ещё тлело во мне от моей жалкой веры.

- И что?.. Я не могу передумать? Это чем-то нарушает конституцию страны с уголовным кодексом? Или тебе не позволяет личная религия выделить мне парочку таблеток?..

- Элл, бога ради!.. Не надо так на меня давить! Ты же сама из-за них меня чуть не прибила!

- Это было черт знает когда! Неужели так трудно, а главное, без излишних комментариев достать мне эти гребаные таблетки?

Господи, я опять срываюсь и снова из-за тебя, как будто это дает мне возможность продержаться ещё несколько несчастных минут, ухватившись за эту спасительную соломинку трясущимися пальцами. Пусть лучше так, пусть под действием этих долбанных таблеток, но не забиваясь в паническом ужасе в ближайшем углу в смежной комнате отдыха. Я понимаю, что в таком состоянии не продержусь до конца рабочего дня и десяти ближайших минут. Мне остается одно из двух – или сбежать отсюда или из собственного здравого рассудка (хотя было бы не плохо всё это совместить).

Сбежать от тебя? Снова? Один раз я попыталась это проделать, десять лет назад, и чем для меня это закончилось? Где я оказалась, а, вернее, под кем, прижатая к стенке с приставленным твоей рукой к моему горлу ножом (при чем буквально, разве что немного пониже, под копчиком). Я теперь не могу ни шага в сторону сделать без твоего ведома... да что уж там, без твоего разрешения! Одним ловким головокружительным движением ты умудрился забрать у меня всё – мою любимую работу, моих друзей и близких мне людей, мою личную жизнь... меня! Иногда я реально не соображаю, кто же я теперь и особенно для тебя, зачем всё это, чего ты на самом деле добиваешься? Бл**ь, зачем я тебе, когда у тебя итак всё есть ещё и в таком преизбытке? ЗАЧЕМ? Я же никто на фоне всей твоей элитной жизни недосягаемого небожителя... или как раз этого ты и хочешь, чтобы я наконец-то осознала это в полную меру, почувствовала себя в твоих руках полным ничем – пустотой, безликой тенью, твоей личной игрушкой – фарфоровой куколкой?

И почему меня постоянно изъедает один и тот же навязчивый вопрос? Была ли я единственная в твоем списке твоих исключительных жертв, или за эти годы я лишь стала в нём одной из многих? Fuck! И почему эта мысль доводит меня буквально до исступления, словно я испытываю самый отвратный и ядовитый укол в сердце от ревности, которой я не должна вообще чувствовать, особенно через столько лет? Извращенный Чёрный Коллекционер особого вида кукол? А теперь ещё и мой персональный кукловод?

О, господи, как же мне хочется ругаться и куда по хлеще, чем ты!

Собрать вещи, сделать эпиляцию, найти белый плащ, порвать по телефону с Брайаном Степлтоном... Твою мать! Что ещё? Залезть на крышу "Глобал-Вижн" и сигануть головой вниз? С какой стати я обязана выполнять все твои приказы, а главное, ради чего? Ради возможности работать в твоей компании и время от времени получать от тебя великодушное разрешение выйти в ближайший парк прогуляться, подышать свежим воздухом? Ты действительно думаешь, что я надолго продержусь в подобном режиме существования? А самое главное... что ты на самом деле собираешься и хочешь со мной делать? Ведь всё, что было до этого, это явно ничто, беспечная прелюдия, игра по моим нервам и телу! Такой человек, как ты, определенно обладает куда большей фантазией и исключительными привычками-пристрастиями, чем обычным пассивным наблюдением со стороны за танцами своих жертв у шеста. И почему я постоянно возвращаюсь к этой гребаной навязчивой идее? Почему я так боюсь, что ты можешь оказаться последователем субкультуры, адептом которой являлся твой самый лучший и близкий друг?

И как мне пережить эти два дня до этой треклятой пятницы со всем этим безумным набором дичайших мыслей, воспалившихся чувств и обострившихся страхов? Снова вернуться к жизни на таблетках? Похоже я итак это сделала, практически не заметив, как начала втягиваться и вводить в свои новые привычки вещи, которые раньше считала недопустимыми и крайне негативными. Тем же вечером, вернувшись в свой номер-люкс в "Остиум" ещё под воздействием "синих" таблеток Робби (да, она достала их, хотя и не сразу, правда, меня совершенно не интересовало, как она это сделала, где и у кого!), первое, что я сделала – полезла в бар. Чувствовать себя Мерлин Монро за пределами съемочных площадок не особо-то и хотелось, но, вашу бл**ь, у кого вообще сейчас повернется язык меня осуждать за мои действия? Я имела право забыться и неважно как! У меня было в запасе всего два дня, и я хотела сделать всё возможное и самое невероятное в своей жизни – выжечь тебя из-под своей кожи и из вен хотя бы процентов на шестьдесят! Сделать откат версии Эллис Льюис на несколько недель, месяцев (а если повезет, то и лет!) назад!

Знаю, весьма претенциозно и сверхнаивно, особенно перед моментом столкновения с тобой лицом к лицу и тем более совершая действия, связанные с тобой и твоими прямыми приказами.

Бразильская эпиляция? Да бога ради! Хочешь меня абсолютно голенькую и гладкую? Да без проблем! Если тебя это так заводит, почему бы не пойти на встречу? Кто знает, может в этот раз ты так расщедришься, что наконец-то снизойдешь до величайшей милости и вставишь свой член в мою извевшуюся киску?

Боже правый! Почему я продолжаю думать об этом безумии и хотеть тебя даже в эти дичайшие моменты полного нежелания тебя воспринимать, вспоминать и чувствовать? Я реально не могу тебя ни заесть таблетками, ни залить ядреным алкоголем, ни выдрать из кожи вместе с волосками на самых чувствительных участках тела! И да, твою мать, это оказалось просто до нереальности больно! И я понятия не имею, с чего решила сделать это сама ещё и собственными руками. Мне захотелось ассоциировать твоё желание, тебя самого и всё, что я к тебе испытывала в эти часы с реальной физической болью? Наивно понадеялась, что сумею заглушить ею тебя и весь прилагающийся набор эмоций и желаний? Выбить внутреннюю боль телесной? А заодно проверить, не являюсь ли хорошо законспирированной от самой же себя мазохистской?

Наверное в те минуты я походила на героя Мэла Гибсона, когда он пытался сделать себе эпиляцию ног с помощью горячего воска. Только в моем случае, кроме местной анестезии в качестве полупустой бутылки Мартини-спирит с твоим гребаным привкусом горькой полыни, я вооружилась своим эпилятором и нелепым убеждением, что это та же эпиляция зон бикини, разве что в более крупных масштабах.

Бля... каким чудом я тогда сдержалась и не взывала на самых первых секундах? Может то что у меня заложило трахею колючей проволокой сухого удушья, и я скорей едва не задохнулась, вместо того, чтобы завопить во всю глотку и расхерячить ни в чем не повинный эпилятор о зеркало ванной комнаты? У меня реально потемнело тогда и в глазах и перед глазами, вместе с брызнувшими каплями рефлекторных слез. В какой-то момент мне даже почудилось, что я вот-вот хлопнусь в обморок... особенно, когда при беглом взгляде в зеркало перед собой мне показалось, что я увидела за спиной своего отражения в переминающихся пятнах потемневшей комнаты твой размытый образ и смазанные черты лица... с расползающейся чернотой твоей живой тени. А вот это уже было стопроцентное fuck!

И конечно же я, как самая последняя идиотка из какого-нибудь кино-ужастика, обернулась резко назад, едва не рухнув с пуфика на плитку пола. Может как раз после этого я решила больше не прикасаться к бутылке, схватившись трясущимися руками за смартфон, как за единственный спасительный буйок, почти ни хрена не соображая, что делаю, и ни черта не разбирая, что всплывало на сенсорном дисплее во время хаотичных метаний моих пальцев по его стеклу.

- Робби?.. – мне даже было плевать, как при этом звучал мой голос, и на сколько сильно испугалась Робин Поланик услышав его на другом конце связи. – Ты не можешь сейчас подняться ко мне в номер, а перед этим... позвонить в какой-нибудь салон красоты и записать меня на... бразильскую эпиляцию... И, кстати, Сэм тебе не звонила?

- Да мы с ней как-то особо и не перезванивались, хотя... эту неделю от неё действительно не было ни одной весточки.

А это ещё что за хрень и почему как раз в тот момент, когда мне так нужна поддержка и тем более от самых близких людей? Господи, кто бы только знал, как я не хочу больше оставаться одна в этом проклятом номере. Возможно это и хорошо, что я скоро из него съеду (да, но вот только куда?)!

- Ты бы не могла прийти побыстрее? – разглядывать стены и затенённые углы ванной комнаты так, будто я на самом деле пытаюсь кого-то найти поверх плоского рисунка бежево-розовой плитки? Серьезно? И кого же? Не тебя ли? – И у тебя случайно нет... льда и того ядреного снотворного?

Боже, как же быстро они ускользали и насколько остро я их ощущала, буквально на физическом уровне: в своем повышенном пульсе, в гулкой аритмии перегруженного сердца, на собственных ладонях, в немеющих рецепторах кожи – царапающие гранулы растворяющихся в небытие незримых секунд. И хотела ли я остановить хотя бы несколько из них или все-таки ждала этого часа икс как никогда... момента, когда снова тебя увижу?

Иногда, казалось, они и вправду замедляли свой ход, но это происходило так редко, и именно в эти минуты я ощущала бесплотное давление с неумолимой силой твоего ментального присутствия, как будто это ты начинал напоминать о себе. Стоило мне отвлечься от чего-то важного и насущного, как ты тут же запускал свои чёрно-красные сети с тончайшими проводами пульсирующих импульсов мне под кожу, оплетая невидимыми пальцами и скользящим дыханием мое горло и стынущее сердце. Да, ты не позволял мне забыться ни на секунду, ты был везде, в каждом проделанном мною шаге, отданном для Робин Поланик распоряжении, в последующем действии и атакующих мыслях. Я не знаю, как тебе это удалось, но ты заполнил собой всё окружающее пространство, подчинив время своей воле, заставляя думать и помнить только о тебе, о минутах неумолимой необратимости, о том что должно произойти... И оно обязательно произойдет, потому что это твоя игра, твоя территория, и ты заранее всё просчитал и распределил между всеми их расписанные наперед роли, вынуждая играть только по твоим правилам! И мне приходится это делать, даже в моменты обостренного чувства упрямства. И, видит бог, я совершенно не понимаю, как тебе удавалось заставить меня что-то совершать против моей же воли, не находясь при этом рядом (или я так старательно надеялась себя в этом убедить?).

Позвонить Брайану и расторгнуть с ним помолвку? Ты действительно думал, что я это сделаю? Вот так вот, по первому же щелчку твоих пальцев? Откуда в твоей сверх гениальной голове изощренного стратега вообще могла возникнуть подобная блажь? Может я и испытываю (и, да, когда-то испытывала и не только десять лет назад) какие-то особые чувства к тебе, а может это ты обладаешь неким необъяснимым магическим влиянием-воздействием на мою столь податливую для тебя сущность и тело, но с каких это пор я обязана подчиняться своим внутренним порывам и физиологическим рефлексам, забывая о здравом рассудке? Даже если брать во внимание ту же математику, а не одни лишь стандартные и общепринятые нормы социального поведения. Я с Брайаном уже три года! Я знаю его, как облупленного буквально вдоль и поперек, чего, извини, не могу сказать на твой счет! Да мы практически уже состоим с ним в гражданском браке. И я вот так вот, за здорово живешь должна позвонить человеку, с которым прожила бок о бок сколько лет, зная наизусть все его слабости, родовые родинки, детские шрамы, привычки, комплексы, что он любит и что ненавидит – и ПО ТЕЛЕФОНУ сказать ему, что всё кончено, прощай навсегда, наша встреча была ошибкой, потому что господину Дэниэлу Мэндэллу-младшему претит мысль делить свою любовницу с её законным женихом?

Нет, вот серьезно, чем ты вообще думал, когда мне такое говорил? Неужели в тот момент ты был трезвым, как стеклышко?

Продолжаем считать дальше?

Сколько мы с тобой знакомы лично, начиная с первого дня нашей случайной встречи в Эшвилле десять лет назад? Месяца полтора? Я уже не говорю о количестве часов проведенных с тобою в постели! Да, не буду изгаляться и открещиваться, ты действительно оказался просто сногсшибательной секс-машиной. И после знакомства с твоими постельными навыками и тобой самим, за все последующие годы я так и не встретила никого, кто хотя бы отдаленно напоминал тебя, кто обладал твоим умением зажигать неконтролируемое желание одним лишь невесомым прикосновением пальцев к моей ладони или волосам на затылке и шее, или буквально заводить с полуоборота скользящим шепотом на ушко – набором откровенных пошлых фраз. Про остальное бессмысленно даже говорить. Поэтому вспоминать об этом сейчас в таком состоянии, да ещё и со списком твоих непримиримых условий, мне не менее тяжело и болезненно, чем анализировать твое поведение и тебя самого десятилетней давности!

Сколько у тебя было подобных мне любовниц до и после меня, с которыми ты оттачивал свое мастерство непревзойденного любовника? Сколько их было перед моим появлением в Леонбурге? Да и чего теперь притворяться святыми и кривить душой? Сколько их у тебя ещё будет, а, самое главное, насколько тебя хватит самого играться со мной? И говорить о какой-то гарантии наших не пойми каких отношений, как и о возможном сроке их продления, реально не поворачивается язык, не то что не задевает аналитического мышления конкретными формами. Ты же не собираешься мне делать никаких официальных предложений! Мало того, ты четко определил моё место подле себя, как и ограничил территорию своего личного пространства, выделив мне мизерные участки с открытым доступом для свободного передвижения. И разве не ты дал мне ясно понять, где находилась я, а где твоя дражайшая супруга?

Мне напомнить тебе в каком мы сейчас живем веке? И то что я согласилась на эту гребаную эпиляцию с поиском белого плаща к нашей пятничной встрече, не означает ровным счетом ничего! Считай это моей ответной слабостью или навязанным принуждением подыграть тебе! Но если ты и вправду решил, что я поверю в твои серьёзные намеренья касательно моего ближайшего будущего, то тут ты очень сильно просчитался.

Собирать свои вещи к моему выезду из гостиницы тоже не ахти какая проблема, если ты конечно имел в виду вещи, которые находились в моем номере, а не на нашей с Брайаном квартире в Карлбридже. Хотя сильно сомневаюсь, что ты рискнешь добраться и туда, а уж я-то и подавно (как и в самые ближайшие дни) едва ли вспомню о них, как и о главной проблеме, связанной с их пересылкой. И то что я тебя до сих пор хотела, как та обезумевшая кошка, вовсе не означало, что я уверую в вероятность того, что останусь жить в Леонбурге после всего случившегося на правах твоей бесправной любовницы. Прости, Дэнни! Но какой бы ты не страдал сейчас манией величия с комплексом недосягаемого бога, ты как-то уж очень быстро забыл о том факте, что у меня тоже есть своя личная жизнь! Извини, но я не собираюсь её ломать и уж тем более подыгрывать всем твоим безумствам! У всего есть предел, и ты должен это понимать, как никто другой.

* * *

...Ты сказал белый? А почему не красный и не жёлтый? Или это просто наступил черед последнего составляющего цвета твоего Зазеркалья? Очередная блажь перекушавшего брендовыми закусками столичного миллиардера Дэниэла Мэндэлла-младшего? Цвет невинности (хотя в некоторых культурах он тоже является цветом траура)? Поди, догадайся, что на самом деле твориться в голове твоего злого гения.

Я могла бы выполнить все твои требования до единого, совершенно не задумываясь для чего и зачем, но в этом-то и заключалась вся ведущая проблема! Я не хотела! Банально и тупо не хотела! Называй это упрямством или так не к стати проснувшейся бунтаркой Алисией Людвидж, но ты же прекрасно знаешь, что происходит с пружиной, когда её сдавливают до упора. Скручивай, сгибай, стягивай хоть до треска и в один сплошной комок, но рано или поздно она разорвет все стяжки и крепления, не выдержав давления и накопившейся внутренней боли. Возможно дело не в цвете плаща (да, я специально выбрала оттенок топленого молока, почти нежного бежево-кремового цвета, будто хотела проверить твою реакцию – заметишь ты "подмену" или нет!) и не в принципиальности "хочу не хочу – буду не буду звонить". У меня должно было остаться хоть что-то, хоть какое-то подобие на право личного выбора! На право быть собой и самой принимать решения!

Господи, как же я хочу всё переиграть, выпить настоящую синюю таблетку и оборвать эту цепную реакцию, эту ненормальную череду неконтролируемых мною событий, тебя... все твои одержимые действия жесткого беспощадного палача. Неужели ничего нельзя изменить? И когда мы успели так сильно измениться сами, окончательно потеряв себя, друг друга в этом бешеном водовороте чистого безумия? Все уже бессмысленно, ничто и никто не подлежит возврату и обмену? Это тупик? Конечная Эллис Льюис? Ты загнал её в угол, в свой Чудесный чёрно-красный Сад откуда все дороги и пути с поворотами ведут только к тебе? И куда бы я не пыталась убежать, выскочить из того же чёрного мерседеса на ходу, за несколько районов до незнакомого мне Мейпл-Авеню, добраться до ближайшего авто или ж/д вокзала, а может просто нестись по улицам в неизвестном мне направлении сломя голову... я бы все равно в конечном счете опять и снова добежала до тебя... только до одного тебя, как в одном из своих последних кошмаров?

Говорят, не важно, что ты делаешь в попытке изменить себя, свое окружение, переезжая с места на место, от себя всё равно не убежишь. А в моем случае, не убежишь от того, кто все эти годы жил в моей памяти, под моей кожей, в крови, в дыхании и пульсе, кто сам добровольно не хотел разжимать своей смертельной ментальной хватки на моем горле и сердце. Пора уже признаться, Эллис, и хотя бы самой себе. Твой постыдный побег десятилетней давности ни к чему хорошему тебя не привел. Он вообще ни к чему тебя не привел. Круг замкнулся, и ты очутилась лицом к лицу перед тем, от кого все эти годы бегала и пряталась. И это на самом деле тупик. Нет, не начало чего-то нового и захватывающего, а именно тот конец, который так красиво любили когда-то выписывать в финальных титрах старых кинофильмов. Да, конец истории Эллис Льюис... 32-летней fashin-фотографа Алисии Людвидж... С этого момента ты переставала быть той, кем всегда себя считала (или за кого пыталась себя выдать).

И что ожидало тебя там, за дверьми высотного здания очередного элитного кондоминиума в очередном районе столичных небожителей, не знал никто и особенно ты!

Опять озноб и жар попеременными приливами по венам и липким удушьем по всему телу. Желание вцепиться в кожаную обивку сидений пассажирского салона кроет с царапающей росписью колючей спирали по хребту... Слишком быстро! Два дня на передышку – ничтожно мало! Я не готова... как бы до этого не убеждала себя в обратном и сколько бы не приняла перед этим успокоительного. Может я и смогла убедить Робин и даже Джордана Крамера в своей невозмутимой беспечности, когда покидала гостиничный номер и "Остиум" в одном плаще цвета топленого молока почти на голое тело и когда садилась в машину, не имея ни малейшего представления, куда меня на ней повезут на этот раз.

Боялась ли я, когда входила в огромное светло-желтое фойе огромного многоэтажного кондоминиума не имея при себе абсолютно ничего: ни дамской сумочки, ни на худой конец клатча с прочими атрибутами первой необходимости: телефонами, планшетами, косметичками и газовыми болончиками. Да что уж там... у меня даже кошелька не было, не говоря уже об удостоверениях личности (намек на то, что на твоей территории я вообще не имела права быть кем-то сверх того, кем уже являлась в твоем представлении для тебя лично?). Девушка без имени и личности в белом плаще от Валентино и в нижнем черном белье от I.D. Sarrieri. Сумела бы я пройтись в таком виде по улице? Хватило бы мне смелости на подобный подвиг, если бы ты приказал мне это сделать сам? Я же уже столько всего совершила из того, что ты мне говорил... До каких пределов я вообще способна дойти ради возможности быть снова рядом с тобой?

Да, Эллис, сколько не притворяйся и не брыкайся, делая вид, что ты здесь только по собственной воле и принятому тобою решению, ты не можешь отрицать столь очевидного факта. Ты хочешь его, до сих пор, до одури и до остервенения! Не исключено, что ты не прочь пуститься сегодня во все тяжкие, чтобы наконец-то заполучить свой желанный приз – заполучить Дэниэла Мэндэлла-младшего себе в постель, всего, до самого последнего кусочка тела и быть может даже и души! Разве ты этого не заслужила после всего, через что он заставил тебя пройти?..

Портье-администратор за ресепшеном в центральном холле Мейпл-Авеню 63/28, двери ещё одного зеркального лифта, предпоследний этаж, белый "саркофаг" вестибюля твоей холостяцкой квартиры (интересно, сколько их у тебя по всему Леонбургу, как и в других городах и не только в Эспенриге?), пятиметровый коридор-холл, темно-вишневая круглая гостиная, открытые двери в ванную комнату с огромной гардеробной...

В какой-то момент мне действительно начало казаться, что я не испытываю никаких страхов, и всё, что было до этого – не больший сон, чем прожитые до нашей с тобой второй встречи последние десять лет. А может я тайно надеялась, что ничего ужасного произойти не может. Кем бы ты не являлся в действительности и чего не хотел и не ждал от меня, что-то же должно было оставаться в тебе от того человека, которого я так когда-то безумно любила и которого хотела до сих пор не смотря ни на что?

Это же полный бред! Зачем тебе мне мстить? За что? За умершую любовь? Ты серьезно?

Хочешь, чтобы я поверила, что это продлиться дольше двух недель (или в крайнем случае пара месяцев)? Что тебе самому не надоест в это играться? Бл**ь, я бы с радостью закончила это сама, если бы только знала как! Знала, что тебе от меня нужно, в каком количестве и объеме.

…Наверное, эта кинопленка надолго сохранится в моей памяти, так как станет той самой ведущей точкой отчета, началом моего последнего существования в телесной оболочке Эллис Льюис, моей новой реальности и жизни у твоих ног, тремя шагами к твоей бездне... к твоей тьме.

Наивная... наивная девочка Алиса... Ты попала не в ту сказку и не в то Зазеркалье, где можно без страха гулять по тайным комнатам, бесконечным лабиринтам и превращаться в кого только в голову взбредет. Так легко обмануться, правда? И особенно на счет того, кто знал, что будет и что хочет с тобой делать задолго до того, как ты переступила порог его черного замка.

Возможно, у меня это даже и получилось, я сумела убедить себя в сильнейшее воздействие таблетки и в весь тот скептический бред, что успел пробежаться в моей почти одурманенной голове, на какое-то время выпав из твоей действительности... Но обмануть тебя!..

Ты просто вырвал меня из этого сладкого забвения самым беспощадным и жестким ударом, одной из своих болезненных "пощечин", оборвав последнее, за что я еще так отчаянно цеплялась в надежде выдержать и устоять. Неужели я и вправду думала, что это возможно? Обмануться в том, что ты для меня никто, что это всего лишь один из моих идиотских снов с возвращением беспечной малышки Эллис, которая сумеет устоять перед тобой? Перед кем? Тем, кто держал свою руку на моем сердце буквально?

"Дэн, я уже итак стою тут перед тобой вся голая, эпилированная и готовая на всё! Что тебе ещё надо?! Тебе мало держать меня за горло, надо ещё сделать из меня преданную ластящуюся собачонку?.."

Испуганный женский крик, вырвавшийся из моего горла, прервал негодующий монолог Алисии Людвидж.

Непостижимым, молниеносным и изворотливым движением обоих рук ты схватил меня за оба запястья, вывернув и перекрутив их так, что у меня чуть слёзы из глаз не брызнули. Я не успела толком сообразить, что же произошло, как ты уже перекидывал моё тело с подсечкой по моим ватным ногам через своё колено прямо на диван. Пара мгновений, и я лежу прижатая спиной и затылком к широкому, тугому сиденью со скользкой поверхностью. Моя оголённая кожа от соприкосновения с холодной обивкой отреагировала будоражащим острым спазмом глубоко в мозгу. Но сильней всего шокировало и сожгло под чистую остатки затуманенного рассудка ощущением горячего и плотного давления сверху – давлением твоего тела.

Ты навис надо мной, продолжая держать мои запястья скрещёнными над животом стальной, нет, именно мёртвой хваткой.

Я даже не успела как следует испугаться, почувствовать боль и осознать, какой же ты был сильный... О, господи! Просто невероятно сильный и тяжёлый! Реальный, живой, настоящий... сверхосязаемый!

Твое потемневшее, но всё ещё (да чтоб тебя!!!) бесчувственное лицо перекрыло весь обзор, держась за мой взгляд не менее цепким захватом, чем твои пальцы за мои руки.

"Эллис, всё это время я пытался вести себя с тобой предельно по-хорошему! Но, как видно, ты так до конца и не поняла всей сути своего положения. Ты здесь не потому, что делаешь мне большое одолжение по моей специфической просьбе! Ты здесь потому, что ты мне должна! – господи, твой голос впервые охрип, лицо и глаза потемнели ещё больше и это мне определённо не нравилось. – Ты мне так задолжала, что одной эпиляции гениталий и танца у шеста так просто не отделаешься! Я взыщу с тебя по полной! За каждый год, за каждый день этого года, за каждую минуту и час этого дня! Ты прочувствуешь все секунды этих дней всеми уголками и порами своего шикарного бл**ского тела! Я об этом позабочусь, моя милая, уж будь в этом уверена! И только попробуй скривить от презрения губки и закатить от раздражения глазки. Ты будешь стонать и кричать от удовольствия, от настоящего удовольствия – от всего, что я буду с тобой делать, включая самые грязные и пошлые формы физического и психического наслаждения, и без единой капли фальши! С этого момента можешь смело забыть о всей той чуши, какой уже возможно успела нахвататься и насмотреться в просторах интернета. В этом месте работают только мои собственные правила, только то, что устанавливаю лично я! И ты будешь следовать им и выполнять их ВСЕ – Беспрекословно, Добровольно и Раболепно!!! И, да! Я хочу, чтобы ты стала моей преданной собачонкой! И ты ею станешь, обещаю! Так что первое, что ты должна сейчас уяснить..."

Нагибаешься ещё ниже, и вместо прохладного воздуха залы я начинаю дышать твоим горячим голосом, твоим дыханием и запахом. Удерживая мои запястья всего одной рукой, второй ладонью обхватываешь мне лицо и с жёсткой лаской ещё сильнее прижимаешь голову к дивану, фиксируя её в мертвой точке неумолимого захвата, чтобы я не то что не вздумала отвернуться, даже шевельнуться не посмела без твоего позволения.

Господи, если ты сейчас наляжешь мне на грудь всем весом своего тела, я же точно задохнусь или тресну.

Если ты так хотел меня напугать и буквально до остановки сердца с желанием тут же и незамедлительно скончаться... что ж... У тебя это получилось просто на зашибись! И это действительно был не просто дикий и неконтролируемый ужас, от которого стыли, немели и цепенели все конечности и мышцы с оголенными нервами, это было окончательное и стопроцентное поражение... Бешеное падение-срыв в твою бездну, в твою абсолютную чертноту и бездонную вязкую тьму. Это и была она – моя долгожданная смерть, мой персональный палач Дэниэл Мэндэлл-младший, впервые сорвавший с себя за все эти дни одну из своих совершенных неуязвимых масок. И то что я под ней увидела, теперь убивало меня буквально морально и физически и куда сильнее, чем осознание того факта, что я не знаю тебя, не знаю кто ты и на кого сейчас смотрела застывшим от парализованного откровенным кошмаром взглядом. Не знала и больше не хотела знать вообще!

"Это мой дом, мой мир, мои вещи, мои люди, мои правила! И ты тоже МОЯ! Вся, до самых кончиков ногтей на мизинцах ножек! И я не принадлежу к тем стандартным образам Доминатов, о которых ты уже успела начитаться, включая дамских сопливых романчиков. Я не стандартный «Доминант», а ты моя нестандартная «саба»! Уясни это раз и навсегда!"

"Саба"? Боже правый! Мне наверное это послышалось, ты не мог этого произнести вслух или сказать на полном серьёзе. Ты просто хочешь меня напугать ещё сильнее, вложить в мою упрямую голову более доходчивыми метафорами.

Да, бл**ь, я все поняла! Неужели ты не видишь, что со мной? Умоляю, хватит! ХВАТИТ ТАК МЕНЯ ПУГАТЬ! Держать за горло и насиловать мой мозг, прописывая по извилинам слово за словом острым скальпелем своей подминающей воли, гравируя и выжигая новые метки единоличного хозяина и владельца по внутренней изнанке моей воспаленной кожи и изнасилованной твоими пальцами сущности.

И я действительно еб**улась, если в эти секунды умирая под тобой от невообразимых удушливых страхов, не могла не думать больше ни о чем, как о том, что всё ещё хочу тебя! И особенно сейчас! Впервые за столько времени ощущая твое горячее тяжёлое тело на себе, пусть и затянутое в плотную ткань безупречного костюма...

"Надеюсь, тебе хватит такта и благоразумия не создавать неприемлемых конфликтных ситуаций, в попытке доказать и в первую очередь лишь самой себе, что всё не так, как есть на самом деле! Факт того, что ты УЖЕ здесь и в этой комнате, говорит о том, что ты подсознательно готова ко всему. Ну, а поскольку ты у нас весьма сообразительная девочка, думаю, ты быстро поймешь, что к чему и вводного инструктажа для тебя не понадобится. Если будешь слушать и слушаться, делать то, что тебе говорят и просят, уверен, ты сможешь избежать множества неприятных последствий. А теперь..."

Неожиданное ложное высвобождение? Ты резко встал с меня, но я ещё больше ощутила себя припечатанной к дивану. Нет, ты не думал меня отпускать, я и не чувствовала никакого физического облегчения, кроме тебя, твоей тяжести, твоей осязаемой тени, просачивающейся фантомным давлением твоего рельефного тела в поры моей обнаженной кожи. У меня даже не было права разрыдаться, пока ты этого не позволишь сам! Только ощущать одного тебя с растекающейся по натянутым волокнам обмороженного сердца опустошающей боли неотвратимой безысходности.

Нет, это не могло быть реальностью. Не могло!!! Мне это всё сниться!

«Привстань и обопрись плечами и затылком о подлокотник. Мне нужно ещё кое-что проверить... Закинь левую ногу на спинку.»

Короткий двойной хлопок пальцев по глянцевой обивке дивана контрольным выстрелом по моему шокированному сознанию и расширенным глазам.

Опять жесты-приказы?

- Эл, не заставляй меня ждать и повторять дважды. Живо!

Не знаю, откуда я вообще взяла на это силы, с трудом и без особого изящества приподнимая свинцовую ногу и закидывая ею на самый край этой треклятой спинки (так и не задев твоего лица длинной шпилькой каблука).

Новым разрядом неконтролируемой дрожи в правую коленку при соприкосновении с твоими пальцами. Я практически всхлипнула, напрягаясь до предела, и при этом абсолютно не сопротивляясь давлению твоей ладони, отводившей ещё дальше в сторону от дивана мое трясущееся колено. Fuck!

Всё... конечная, с реальной остановкой сердца, дыхания и существования Эллис Льюис. Ты сделал это, при чем без какого-либо напряжения – раскрыв, обнажив и сорвав последний лоскут кожи с моей сущности. Лежать перед тобой в самой развратной позе, подобием грязной шлюхи, растоптанной, униженной и буквально растянутой у твоих ног, с ужасом понимая, что как раз этого ты и хотел – увидеть меня такой в своих руках!

Невозмутимый, шикарный, недосягаемый Дэниэл Мэндэлл-младший – самый сексуальный мужчина из моих юношеских грез и воспоминаний, держит на кончиках своих расслабленных пальцев новую безропотную и притихшую живую игрушку Эллис Льюис.

Так ты об этом мечтал все эти годы? Об этом судьбоносном моменте? Чтобы наконец-то наглядно продемонстрировать, кем ты являлся на самом деле и кем я была на твоем фоне? Хозяин и его бесправная рабыня: саба, нижняя, сучка, подстилка, персональная шлюха... твоя безликая тень... Ты этого хотел? Превратить меня в полное ничто?.. Запустить свои пальцы и клинки ещё глубже, добраться до моего сознания, чувств и скрытых страхов на молекулярном уровне?

Момент истины?.. Какой? Что это и есть предел всему? Дальше моя история банально обрывается под ленивым движением твоей властной руки? Ты подвел меня к этой грани, к самому её краю, буквально... стирая в невесомую пыль всё то, что когда-то было мной. Ты жаждал именно этого? Сделать меня своей персональной игрушкой – говорить, приказывать, любоваться и играться с ней?..

...Произносить ужасные вопросы, требующие незамедлительного ответа, голосом отмороженного патологоанатома?..

- Ты часто занималась анальным сексом? Твои бывшие партнеры хорошо разработали тебе анальный сфинктер... или не достаточно хорошо? – с апатичной безучастностью бесчувственного гинеколога прикасаться к моему обнаженному животу прохладными ладонями, заливая жидким азотом мой оцепеневший рассудок и внутренности режущими насквозь словами и далеко не ласкающими движениями пальцев.

Боже правый!.. Ты это серьезно? Ты реально хочешь услышать мой ответ на свой жуткий вопрос? И ты действительно это делаешь? Пытаешься проверить визуально и физически уровень моего "разработанного ануса"?

Я даже не могу закрыть глаз или каким-то немыслимым образом отключить чувствительность тела... заставить себя поверить в то, что происходит. От моих желаний и ответных действий ничего уже не зависит, потому что это ТЫ держишь и мое сознание и каждый микрон моей млеющей кожи в своих спокойных и уверенных руках профессионального костоправа. Скользишь пальцами у моей влажной промежности по поверхности бедер разведенных в стороны ног, зажимая почти грубым захватом обеих ладоней мои приподнятые над скрипучей обивкой дивана дрожащие ягодицы.

Такое невозможно не почувствовать... тебя невозможно не чувствовать и не сорваться с острых выступов края твоей пропасти. И я не понимаю, чем меня кроет, выжигая сухим льдом остатки здравого разума: то, что ты делаешь, спрашиваешь (каким взглядом меня режешь и кромсаешь) или что при этом ощущаю я сама?.. Почти болезненный нажим твоих больших пальцев на противоположных точках у сжатой мышцы ануса, растягивая её в стороны неожиданным и совсем не нежным давлением. Я не успеваю выдохнуть или втянуть воздух со всхлипом... меня просто выбивает и именно твоими руками – от ягодиц, по всему позвоночнику и в затылок, на вылет, испепеляющей вспышкой острой боли и не сколько физической. Нет, от физической я реально теряю и голос, и способность трезво мыслить, потому что она меня попросту возбуждает... да, бл**ь! Возбуждает, убивая буквально, осознанием банальной реакции моего собственного тела на твои манипуляции.

- Эллис!.. Ты слышала, что я спросил? – может это и было бы смешно, если бы так не пугало до реальной остановки сердца. Не резало настоящей шокирующей болью твоими пальцами, растягивающими и проникающими в рефлекторно сжимающуюся анальную мышцу. Не душило и не стягивало горло, легкие, сердце невыносимым давлением твоего сминающего взгляда, невозможно глубокими черными клинками твоих бездушных глаз.

Ты в конец еб**улся? Что ты хочешь от меня услышать? Скольким своим бывшим любовникам я разрешала себя трахать в анал, или как мне это должно было нравиться, и какой теперь извращенной шлюхой я должна выглядеть после этого в твоих глазах?

- Не сжимайся так... – господи, ты даже переводишь свой взгляд и смотришь на то, что делают твои пальцы так, будто это всего лишь обычный медосмотр. Вот только меня при этом продолжает сжигать смертельными дозами адреналина с обезумевшим желанием скончаться, чтобы не видеть и не чувствовать, что ты со мной вытворяешь. – Эллис, расслабься! Иначе будет больно... Хочешь меня заверить, что ты почти целка?

Мне итак больно, твою мать!!! Разве ты не видишь, КАК МНЕ БОЛЬНО?!! Как меня трясет и выбивает участившейся дрожью, как мои пальцы неосознанно впиваются в скользкую обивку дивана в поисках спасительной опоры. И не из-за того, что я боюсь твоих ближайших болевых и физических воздействий на мое оцепеневшее в твоих руках тело, а из-за чистого психического шока – банального понимания, что это только начало! Ты только-только запускал эту уродливую и до дикости жуткую машину своей изощренной мести, и главные её составляющие отнюдь не телесные от твоих рук наказания, а произносимые тобою слова – их убивающее моральное влияние на моё сознание и всю меня.

- А ты ждал чего-то другого... Хочешь сказать, что ты разочарован?.. – если бы я могла хоть как-то, хоть чем-то ответить тебе, чтобы не просто беспомощно царапнуть дрожащим пальчиком по твоему титановому панцирю, а действительно проткнуть его насквозь, добраться хотя бы до поверхности твоей пуленепробиваемой кожи... Сама не знаю, как мне удалось это произнести почти ровным голосом и не разрыдаться от испуга, не вскрикнуть буквально через мгновение в полный голос...

Ох, ты ж, бл**ь!.. Меня едва не выгнуло дугой, ненормальным желанием дернуться и отпрянуть.

- Эллис, я же предупреждал, не сжимайся!

И слезы всё-таки брызнули из глаз и, да, опять не от простреливающей физической боли – не от твоего большого пальца, проникшего в сжатую "розочку" моего ануса и резанувшего по чувствительным стенкам внутренней мышцы острым "клинком", а именно от тона твоего голоса, как ты произносил каждое свое последующее слово, словно процарапывал ржавым гвоздем по моему остекленевшему сознанию.

- Расслабь мышцу, сейчас же!

Зачем, господи, какого хрена тебе это надо? Я не хочу, пожалуйста...

- Эллис! Ты делаешь хуже только себе... Будь умницей, и всё скоро закончится.

Ну зачем ты опять лжешь? Как это может закончиться, если ты ещё и не начинал?

- Вот так... хорошая девочка!

Да, чёрт тебя дери, мне пришлось это сделать, потому что сил вскочить с дивана и рвануть в чём есть на выход из этой гребаной комнаты и самой квартиры у меня попросту не осталось. А ты бы всё равно не остановился, пока не добился своего! Пока не получил от меня то, что хотел... расслабленную анальную мышцу под изучающим давлением твоего гибкого пальца. И да, она очень быстро утихала, но только физическая, перекрываясь более неожиданным и совсем нежеланным для меня ощущением – сладкой пульсацией обжигающего удовольствия. Ты словно намеренно массировал и снимал недавнюю острую боль ласкающим скольжением по своим же недавним "порезам".

И в который уже раз мне хотелось скончаться сразу и прямо сейчас!

Я не могла, боже правый... не могла терпеть это дикое падение с не менее выбивающими остановками в парящей невесомости твоих ласк. Слушать что и как ты говоришь, одновременно возбуждаясь и практически умирая от неуемного желания разрыдаться и спрятаться на твоей же груди. Прижаться к тебе дрожащим слепым котенком и умолять остановиться... хотя бы на десять минут... отпустить твою мертвую хватку с моего надорванного сердца, вытащить хотя бы часть клинков твоего неумолимого взгляда из глубин моего растерзанного тобою в клочья сознания.

Господи всемилостивый... неужели ничего нельзя сделать? Неужели это и есть предел и переиграть/перезапустить эту кинопленку по иному сценарию уже невозможно?..

Пожалуйста, скажи, что ты хочешь от меня услышать или что я должна такого сделать, чтобы ты всё это остановил и прекратил?

- Ну, что ж... – твой палец наконец-то выскользнул из меня, но только не его фантомный след – не растертая горячая пульсация на моих зудящих "ранах", не твои последующие свежие царапины от твоих добивающих слов по моему агонизирующему рассудку. – Тогда придется начинать с самого низкого номера.

Какого еще номера? О чем ты, твою мать? Что начинать? И какого хрена я молчу, словно понимаю о чём ты говоришь? А может просто читаю ответы по твоим отмороженным глазам, пропуская их лёд теперь ещё и в свои кости? Или попросту не успеваю ничего сказать, потому что ты накрываешь мое сознание и тело новым покровом своего физического и психосоматического воздействия? Прижимаешь потеплевшие ладони к моему холодному животу, обхватывая неожиданной чувствительной лаской всю его поверхность от косточек таза и до талии, выбивая из меня ответную дрожь с несдержанным всхлипом.

- Не переживай, больно бывает только по началу, как и страшно.

Всё, я уже перестаю что-либо соображать... меня опять вырывает из реальности и опять твоими руками, скользящими по моему телу то ли вверх, то ли вглубь, по выступающему рельефу ребер и волнующемуся от учащенного дыхания животику. Тебе даже не надо прижимать пальцев к моему пульсу на шее, ты видишь и считываешь надрывные удары сердца с любой точки на моем теле, вбираешь их собственными ладонями, когда обхватываешь оба полушария моих грудок. Мне только и остается, как задыхаться и сгорать под их давлением, под распускающимися приливами твоих нестерпимых ласк, атакующих мою немеющую кожу и млеющее сознание микрон за микроном...

Почему ты не даешь мне умереть именно в эти секунды – в неумолимо ускользающих мгновениях кратковременного забвения и сладкой истомы? Зачем продолжаешь вспарывать мне сознание и примороженный рассудок давлением своих бесчувственных глаз, будто хочешь добраться до центра всех моих эрогенных зон буквально в самом мозгу: увидеть, докопаться и подцепить за новые нити своих ментальных и физических манипуляции. И почему я не могу закрыть глаз, чтобы хотя бы не видеть этого? Почему продолжаю отчаянно цепляться за совершенные черты твоего лепного лица, догорая в агонизирующих судорогах шокирующего осознания, от ненормального желания дотронуться до них, наконец-то сделать это через столько лет!

Пожалуйста... я так этого хочу! Подай мне хоть один неуловимый знак, разреши... покажи мне, что ты тоже хочешь и ждёшь это от меня, не меньше моего!

Но ты опять это делаешь, в который уже раз за эту долбанную застывшую вечность. Заставляешь задыхаться, выгибаться, наполняя мое тело сладкой ломотой, выжигая сухим напалмом остатки сознания и мыслей в самой голове: медленно, намеренно растягивая эти секунды своими гибкими фалангами по моему телу, обхватывая вершины моих затвердевших сосков, неспешно сжимая и одновременно массируя подушечками больших пальцев. И я в который уже раз зависаю в этой невесомости, теряя самообладание с чувством реальности и себя под блаженными накатами сладчайшей эйфории твоей невыносимой ласки. Боже, моя вагина не просто запульсировала, наливаясь судорожными притоками горячей крови и ощутимыми толчками в распухших половых губках и в клиторе, казалось, она буквально заскулила, протяжным беззвучным вибрирующим стоном, взвывшей в её недосягаемых глубинах остервенелой ненасытной пустотой. И ты как будто специально стимулировал и распалял её ещё сильнее, то твоим горячим болезненным отпечатком внутри ануса, то неспешным давлением твоих пальцев, растирая их кончиками бархатные бусины моих сосков. И, господи, у меня практически перехватывает горло от эротического удушья, когда ко всему прочему я начинаю явственно ощущать, как по моей промежности из вагинальной щелочки медленно стекает вязкая капля греховного вожделения.

И это в каких-то нескольких дюймах от тебя, от твоего бедра, от скрытого под черной тканью брюк твоего не менее эрегированного члена! Только не надо говорить, что ты возбужден меньше моего! Ты же специально все это делаешь! Хочешь довести меня до полного маразма, чтобы я стала умолять тебя в голос и буквально на коленях!

Ох, бл**ь!.. Как я не закричала? Или не успела это сделать, потому что новая петля внутренней асфиксией стянула мне глотку и продолжала затягиваться, выжимая из горла захлебывающиеся учащенные всхлипы, а из тела дикую тряску. Недавняя нега с блаженной истомой сменилась нарастающей сладкой болью, которая продолжала шириться и прокалывать чувствительную поверхность сосков раскаленными иглами до невозможной глубины – острейшей резью в мозг, в кости, в клитор. И она не останавливалась, пока твои пальцы неумолимо сжимались, сдавливая их твердые вершины и... натягивая их вместе с кожей на себя. Мне только и оставалось, как бездумно втягивать воздух через раскрытый задыхающийся рот, расширяя до предела почти ослепшие глаза (едва осознавая и чувствуя, что по моим щекам стекают рефлекторные слезы), и как я сама тянусь за твоими руками, вцепившись трясущимися пальцами в скользкую кожу дивана под собой.

Боже правый, я так и не поняла каким образом это сделала – приподнялась с подлокотника и... замерла всего в нескольких микронах от тебя, от твоего застывшего под бесчувственной маской безупречного лица, потемневших гладких губ, засасывающей черной бездны твоих заблокированных глаз, твоей самой осязаемой живой переминающейся тени, готовой в любую секунду затянуть меня в себя всю, до самого последнего нейрона, поглотить, всосать, просочиться до костей и расщепить на молекулы-атомы за одно нано мгновение.

Господи, что ты делаешь? ЧТО?

- Я всего лишь проверяю степень твоей чувствительности и реакцию на боль... – проговорить абсолютно невозмутимым сверхспокойным тоном прямо мне в губы, глядя мне в глаза, опаливая своим горячим сухим дыханием мою кожу и сжигая последние проблески моего здравого разума...

Я уже перестала удивляться тому, как ты читаешь мои мысли, вернее, у меня попросту не осталось на это сил. Ты отобрал их у меня все, кроме тех, что отвечали за осязание и чувствительность тела...

- TEN... - я точно ипанулась, хотя чего ещё было от меня ждать? Я находилась всего в паре секундах от потери сознания. ТЫ меня довел до этого состояния, так что нечего удивляться, сводить вопросительно брови и кривить уголок приоткрытого рта в несдержанной улыбке!

- Что?..

- RED!.. – нужное слово! Наконец-то!

Не знаю, как могла перепутать их, выдыхая поочередно каждое дрожащим шепотом.

- Красный, бл**ь!.. КРАСНЫЙ!

Или это, или что-то другое, чего я определенно не разглядела и не уловила в своем полуобморочном состоянии, "заставили" тебя разжать пальцы и остановить эту невыносимую резь по моему стонущему телу и умирающему рассудку, но только не её фантомных собратьев, не твой взгляд и не твои последующие слова. Я даже не заметила, когда и как моя левая нога соскользнула со спинки дивана, и почему я сама не рухнула, не потянулась назад затылком обратно на подлокотник под свинцовой тяжестью своего трясущегося тела. Как будто меня удерживало притяжение твоей неумолимой близости, твоя реальная физическая сила, весь ты, скрытый под этой гребаной броней черного экзоскелета, натягивая на своих пальцах все нити от всех моих болевых узлов в желаемую тебе точку расположения – возле тебя, подле тебя, напротив твоего всевидящего взгляда и невозмутимого лица пресыщенного циника.

- Действительно? Даже так? – ленивая улыбка ироничного восхищения растягивает твои губы изящным поверхностным изгибом, сдерживая свои возможные пределы буквально от желания оскалиться. Слишком тяжёлый взгляд скользит по моим глазам и оцепеневшим чертам моего перепуганного личика, безошибочно считывая и вбирая на физическом уровне всё, что я так старательно пыталась скрыть в своем изнасилованном тобою до самого основания подсознании. Нет, не просто скользит, а буквально царапает ощутимыми лезвиями твоих ласковых черных клинков.

Господи, хватит! Лучше убей или... обними! Ты же можешь! Тебе же ничего не стоит, окутать меня собой и спрятать в себе от самого же себя?.. Успокоить, укачать, усыпить... убаюкать до смерти...

- И чем таким ты ещё успела пополнить свою внушительную базу творческой эрудиции на просторах глобальной сети? – ты явно издеваешься, хотя и не прочь понаблюдать за моими немощными попытками продержаться на твоих острых гранях выписанного твоей рукой моего ближайшего будущего. Ну конечно, ты же никуда не торопишься, у тебя ещё столько времени впереди, столько минут и часов, дней и месяцев, которые ты распределил только для меня! Можно ещё позабавиться и поиграться с шокированным разумом глупой жертвы, вырезать на нём ещё несколько кровавых надписей ленивой рукой черного хирурга.

- Ты не можешь меня заставить... – едва понимаю и соображаю, что говорю, но если я не сделаю этого сейчас... кто вообще за меня это сделает? И тем более здесь! На твоей территории, в твоих руках! – БДР... Я должна дать свое согласие... хотеть этого сама!

На этот раз твоя улыбка не смогла удержать своих головокружительных границ, резанув мою сетчатку и агонизирующее сознание ослепительной вспышкой оскала сытого и самодовольного хищника. Если бы она при этом не была такой... надменной, и если бы твой взгляд не добивал своей вседозволенностью и стопроцентными знаниями с виденьем того, что было недоступно мне...

- Эллис, ты можешь мне сейчас ответить, когда ты мне сопротивлялась и не хотела того, что я с тобой делал? – бл**ь, зачем ты все это произносишь всего в нескольких миллиметрах от моих губ, если не собираешься касаться их своими? Зачем натягиваешь свои грёбаные красные нити в моём горле и на сердце, скользишь их липкой невесомой паутиной по моему лицу через свои треклятые глаза?

- И с каких это пор ты стала всерьёз воспринимать то, что не является частью уголовного кодекса нашей страны? Ты на самом деле веришь во всю ту чушь, что накалякала для своих далеко не законных секс-игр кучка обдалбанных садистов, придумав для себя "лазейку", которая якобы сумеет их огородить от уголовной ответственности или койки в психиатрической клинике?

Не пойму, ты говоришь всё это серьёзно или просто озвучиваешь моё личное отношение к твоему образу жизни (или на худой конец, к привычкам твоего друга детства Алекса Рейнольдза)?

- Так ты... не... – боже, кто меня вообще тянул за язык и кромсал мои внутренности вспышкой ложной надежды?

Затянувшийся ещё более густой дымкой твоей ненасытной тьмы тяжёлый взгляд почерневших глаз, казалось, ответил за тебя раньше, чем ты приоткрыл губы и задел ласковым дыханием мой дрожащий подбородок и задыхающийся ротик.

- Да, Эллис, да... я именно тот, кем ты меня считала все последние недели... – мягкое, нежное, сверхласковое движение твоих пальцев по моим волосам ударило с твоими "утешающими" словами смертельной инъекцией разъедающей кислоты в кожу, по воспаленной чувствительности шокированного тела и разума тысячами осколками живого высоковольтного тока.

Как ты можешь говорить такое и гладить, пропускать/натягивать между своими фалангами пряди моих волос, неторопливо и заботливо убирая их шелковые нити с моего плеча, трапеции и растягивая всей их длиной по моей спине за шеей? Это одна из твоих изощренных издёвок? Сказать правду и приложить контрольным – невыносимой \ убаюкивающей лаской?

- Единственная разница между мной и адептами пугающей тебя Темы лишь в том, что я... – мягко, едва заметно качаешь головой, но я с жадностью хватаю и впитываю своим шокированным сознанием каждое незначительное изменение твоего лица, словно надеюсь уловить и отыскать хоть одно заветное и столь необходимое для меня движение... увидеть за этой неуязвимой маской бессмертного бога моего Дэнни!

Пожалуйста, ты же не мог умереть и тем более из-за меня! Остановись... пока ещё есть возможность!

- Я сам не воспринимаю все их так называемые протоколы, кодексы и правила, тем более, что мне абсолютно параллельны и их религия, и убеждения на свой счет. Так что, если говорить на чистоту, все эти условности (так называемая Филькина грамота) – обычная договоренность между двумя зависящими друг от друга группами, которая распространена в нашей обыденной жизни сплошь и рядом, на каждом углу и в каждой семье. Отличие только в том, что в Теме, якобы соблюдаются свои неофициальные законы и порядки под бдительным контролем доминирующей стороны. Поэтому я и не думаю, что тебя было можно купить на какую-нибудь дешёвку вроде противозаконного контракта с условиями рабских обязательств. Увы, но официально в нашей стране как принудительное, так и добровольное рабство считается уголовным преступлением. А вот что касается трудовых соглашений и массы других интересных способов на законной основе – здесь даже не хватит всей фантазии с изощренным воображением и у самых продвинутых тематиков.

- Но ты же не можешь... – почему я сама не могу никак успокоится и почему не умираю? Опять и снова бросаясь с головой в этот омут, будто надеюсь, что отыщу на его илистом дне ответы, которые не хочу узнавать! Зачем опять рвусь в твою бездну, в черную мглу твоих неприступных глаз? Меня же там ничего не ждет, кроме твоей сплошной удушающей тьмы и убивающего ужаса.

- Ты не можешь меня принудить... заставить... – прошептать почти с упрямством в далеко неуверенном голосочке, на грани срыва и никуда не девшегося желания разрыдаться, взвыть, завопить, забиться в истерике...

- Я знаю, Эллис, знаю! – так ты меня успокаиваешь, или вгоняешь в мои глаза и под кожу последние иглы своего анестезирующего нейротоксина; режешь ласковыми скальпелями своих пальцев по моим волосам и спине, оставляя горящие следы невидимых рубцов своей смертельной нежности, эстетического любования моего персонального палача. – Поэтому ты и здесь, попадая под все пункты любой законной или незаконной бумажки. Даже того же пресловутого БДР. Безопасность? По-твоему, я похож на человека, у которого в любой момент может сорвать крышу, представляя для окружающих реальную угрозу? Или ты боишься моих тематических наклонностей с садистскими пристрастиями! Что я начну тебя буквально подвешивать к потолку за волосы, растягивать крюками за кожу, или выворачивать наизнанку анус, вагину, заставляя есть собственные испражнения? Ты действительно допускала в свою утонченную головку такие омерзительные обо мне представления?

- А... фи... фистинг? – мне действительно было мало твоих ироничных "заверений" или меня так резко расслабило от осознания, что все мои страхи оказались беспочвенны и необоснованны? Или я просто обязана пройтись по всему пугающему меня списку под грифом "Словарь и термины БДСМ", чтобы окончательно избавиться от их навязчивых образов и шокирующих значений?

Твоя ответная улыбка со сдержанно поджатыми губами оказалась куда действенней твоих последующих слов. Меня накрыло моментально, хлынуло по венам выбивающей анестезией неожиданной релаксации. Господи, я уже была готова расплакаться и едва не от счастья с мгновенным отупением по всем секторам здравого рассудка. Неужели все это время я так тебя боялась только из-за своих идиотских попыток совместить тебя с теми кошмарами, на которые я успела насмотреться в глобальных просторах интернета? Почему же мне тогда так мало... так ничтожно мало! Мало тебя нынешнего!

- Фистинг, футфистинг, мумификация, копрофилия, удушение, прокалывание и шрамирование – подобными видами извращений я не страдаю. Так что затрагивая тему о моей Разумности в плане моих увлечений и предпочтений, можно было изначально догадаться, что я не являюсь садистом в распространенном представлении данного понятия. И я никогда не сделаю того, что тебе может не понравится! Разве я тебя изначально не поставил перед фактом, что ты будешь получать удовольствие от всего, что я буду с тобой делать? А без Добровольности, моя девочка, такое, увы невозможно! Насильно ведь мил не будешь, как и сгорать от страсти против своей воли. Человека нельзя заставить хотеть и тем более сходить с ума от перевозбуждения, если он изначально на это не настроен. Так что не стоит, Эллис! Не обманывайся и не пытайся убедить меня, что ты здесь не по собственному желанию. Ты хочешь меня и заводишься только от осознания, что я рядом. И я сильно сомневаюсь, что тебя вообще пугали мысли и фантазии, касательно моих планов на тебя.

Этот бешеный полет с перерывами на невесомое парение никогда не закончится... ты сам его не прекратишь, пока будешь держать свою руку на моём сердце и попеременно сжимать/разжимать на нём пальцы. И как быстро ты меняешь этот темп, играясь моими чувствами с новым острым натяжением твоих красных нитей. Достаточно сменить ироничную улыбку на её полное отсутствие с потяжелевшей платиной черного золота твоих неприступных глаз, скользнуть их лезвиями по моему податливому рассудку, и меня тут же топит приступом панического удушья, выжигает циклическим разрядом подкожной лихорадки. И закричать, забиться в угол дивана, затыкая уши и зажмуривая до одури глаза – это самая наименьшая реакция шокированного тела и сознания, на которую меня неосознанно тянет из-за тебя, и которую ты не позволишь мне совершить пока твои пальцы удерживают подле себя в желаемой тебе форме и положении.

- Но я... боюсь боли! Я не переношу её... и не хочу! – пожалуйста, отпусти! Не надо! А лучше обними и успокой, иначе я сама не выдержу, потянусь за твоими губами первой и плевать, что ты снова выиграешь и докажешь свою правоту. Да, я хочу тебя, даже под нереальным прессом собственных страхов и твоего усиливающегося подавления. Я ХОЧУ ТЕБЯ!!!

И мне просто невыносимо смотреть с такого близкого расстояние в твоё лицо, видеть насколько ты реален, осязаем и до невероятности силен. Смотреть в твои глаза, на твои губы, чувствовать на себе невыносимое скольжение твоего дыхания и не иметь возможности тебя поцеловать, потому что ты продолжаешь контролировать всё это безумие, каким-то немыслимым способом, контролировать импульсы моего тела и всю меня!

- Боль – понятие растяжимое, Эллис. И как элемент сексуальных игр, она разительно отличается от тех представлений, которые ты ей приписываешь. Тем более я не отношусь к садистам-извращенцам, и мне не интересны физические страдания моих партнеров. Я люблю стимулировать болью чужое возбуждение, а это совсем разные вещи: причинять телесные увечья мазохисту, потому что ему нравится именно данный способ "наслаждения", или добавлять в тематические сессии некоторые изыски из болевого воздействия. В этом плане я скорее Бархатный Доминант, хотя... в пределах данной квартиры и подле моей руки ты обязана называть меня Мастером! Мастер, Господин, сэр, и никаких "Дэниэл", "Дэнни" и прочих фамильярных обращений. И кстати, на счет главных пунктов Протокола касательно твоего положения в этом доме. Со временем я ознакомлю тебя с полным его списком, а пока остановимся на самых его ведущих и первостепенных перечнях, которые тебе необходимо знать и придерживаться не зависимо от места, ситуации и времени.

Вот теперь ты сжал сердце до окончательной его остановки и даже не скрыл, что хотел сделать именно это – погрузить меня в кому на несколько невыносимо долгих секунд, чтобы через время вогнать в мою грудную клетку длинную иглу со своей отмеренной дозой персонального адреналина. Да, это оно и было... Твоя последняя черта, грань, предел, за которые я не должна переступать едва не под страхом смерти.

Никаких поблажек для тебя и не намечалось, Эллис! И ты действительно находишься там, куда тебя так красиво определил в свое личное пользование твой бывший парень и бывшая сумасшедшая любовь всей твоей жизни, а ныне Господин Дэниэл Мэндэлл-младший. И совсем очень скоро ты научишься разбираться во многих тонкостях своей новой жизни и далеко не из почерпнутой базовой информации глобальной сети. Да, скоро ты узнаешь, чем отличается обычный Верх от Садиста и двух самых последних значений данной иерархической цепочки так пугающей тебя до смерти Темы с пометкой БДСМ. Что Мастер – это не просто слово-приставка и не повседневное звание-титул, которым так приятно ласкать свой слух Мэндэллу твоими устами. И он не просто так назвал себя Мастером, а именно Твоим Мастером, так кстати "забыв" добавить к нему ключевое слово Черный, как и пояснить отличия между понятиями Саба-Нижняя-Рабыня.

Да, мне с лихвой хватило и этих исключительных моментов с твоими подробными указаниями, касательно моего обязательного соблюдения определенных пунктов твоих правил на твоей территории и под тобой. И слава богу, что ты решил пощадить часть моего разума, а не вырывать его полностью с корнями в этот же вечер, иначе ближайшей истерики я бы точно не миновала.

- Всё что ты должна сейчас усвоить и запомнить, как Отче наш, это три неоспоримых для тебя закона – априори, за нарушение которых будет выписываться максимальная мера наказания! – (господи, что ты делаешь? Зачем сжимаешь пальцы ещё сильнее? Оно же уже остановилось! Если усилишь давление, оно же попросту разорвется, зафонтанирует артериальной кровью!) – Первое – никаких поцелуев в губы и тем более с проявлением в этом плане собственной инициативы!

Боже... первый разрыв, вроде такой небольшой, но до дикости болезненный под безжалостным нажимом твоей ладони и окончательно почерневшего взгляда. Первая петля – на горло и сердце. Ты буквально перехватываешь мое дыхание своим, затягивая узорные стежки на первых разрывах ласковым скольжением своих ленивых пальцев , чтобы я четко прочувствовала каждый из твоих жестов с нестерпимыми манипуляциями Черного Хирурга...

Почему же так больно? Что за бред? Никаких поцелуев? Это же просто смешно! И разве подобное нелепое условие способно причинить такую острую боль буквально до нестерпимого желания закрыть глаза и заорать? Но ты ведь специально не ослабляешь хватки именно поэтому! Тебе необходимо смотреть мне в глаза и считывать мою реакцию на глубине недостижимой даже для меня! И ты делаешь это, держишь мой взгляд мертвой хваткой, чтобы и я видела тебя – видела, понимала и чувствовала, что это не шутка... и такими вещами ты никогда и ни при каких обстоятельствах шутишь не будешь!..

- Второе... – всего лишь небольшая пауза, чтобы на время ослабить давление нескольких клинков и провести их ласковым скольжением по моему обескровленному личику, коснуться волос живым физическим жестом над моим лбом и задержать последующее невесомое движение тыльной стороны пальцев на щеке и скуле. – Никаких объятий! Попыток дотронуться или ухватиться не важно с какой целью – привлечения моего внимания или каких-то конкретных манипуляций! В твои привилегии это не входит! Только когда я лично дам разрешение что-то сделать и прикоснуться к одной из частей своего тела не важно чем – пальцами, волосами, губами! Все твои действия связаны только с моими прямыми приказами.

Кажется это уже был окончательный предел, тот самый, из-за которого не возвращаются. Да я и не хотела! Я вообще не понимала, почему продолжала сидеть, смотреть на тебя, видеть и слышать. Разве мертвые обладают такими способностями? И разве в твоей тьме возможно что-то разглядеть и расслышать? И может ли разорванное в клочья сердце запустить свою судорожную пульсацию под живым током твоего дыхания, добивающих слов и невыносимо нежных прикосновений твоей ладони? И ПОЧЕМУ ТЫ ИМЕЛ ПРАВО ДО МЕНЯ ДОТРАГИВАТЬСЯ, А Я ДО ТЕБЯ НЕТ?

- И последнее, не менее важное, если не более! – да, тебе мало двух контрольных ударов, без третьего никак не обойтись, и ты сделаешь его не смотря ни на что, даже если я сейчас сползу на пол к твоим ногам и буду со слезами умолять остановиться и не продолжать. Ты всё равно совершишь этот шаг, к своей заветной Чёрно-Красной мечте непримиримого мстителя и безжалостного палача. И, да, ты добьешь меня, чтобы воскресить инъекцией своего дыхания и прямым массажем на открытом сердце.

- Я уже предупреждал тебя в своём кабинете в среду, что не потерплю никаких разговоров о своей семье ни в каких формах, намеках и прочего. Поэтому просто хочу тебе об этом напомнить ещё раз и более доходчиво! И это будет касаться всего, что связано с моей личной жизнью! Не пытайся, не надейся и даже не пробуй делать каких-либо попыток меня разговорить и тем более открывать свой ротик без моего на то разрешения! Здесь говорю только я, и только я позволяю или не позволяю задавать вопросы и о чём-то просить, как и я решаю, отвечать мне на них или оставить без должного внимания.

- И после этого, хочешь меня убедить, что я соглашусь на все эти условия добровольно? – похоже это было последнее, что вырвалось из меня помимо моей воли и раньше, чем я успела осознать, что говорю.

Это же невозможно! Неужели мёртвые умеют ещё и разговаривать?

Или мне было мало трёх твоих выстрелов в упор, трёх вогнанных в моё сердце кинжалов? Мне надо было лично, глаза в глаза, увидеть, как ты меня разорвешь всеми своими клинками одновременно, погрузив их в меня до упора своим бездушным взглядом.

- Не просто согласишься, Эллис... И это не условия... Это твоя новая жизнь – её ведущая основа, краеугольный камень, фундамент твоего нового бытия! И мне ничего не стоит доказать тебе, что ты будешь всё это делать добровольно, буквально с этой самой минуты! Но только после этого, ты уже не сможешь бездумно открывать свой ротик и произносить нечто подобное без последующего соответствующего наказания за свои непозволительные действия и слова.

Ты явно надо мной издевался! Это не могло быть правдой и всерьёз произносимыми тобою фразами. Такие вещи не говорят таким спокойным отмороженным голосом и с не менее бесчувственным взглядом.

Пожалуйста, можно я хотя бы закрою глаза, если я все равно не могу отключить эту гребанную функцию – чувствовать тебя так сильно и глубоко... Ты уже практически завершил это смертельное заражение до его летального исхода – заразил все клетки тела и сущности Эллис Льюис собой до самого последнего нейрона. От неё уже ничего не осталось от себя... абсолютно ничего!

- А если я не хочу?.. Не захочу!.. – последняя попытка глотнуть чистого кислорода не из твоих легких? Какая нелепая ошибка...

Боже, я даже не могу заплакать без твоего на то согласия, хотя реально умираю от желания сделать это!

- Чего не захочешь, Эллис? Чтобы я к тебе прикасался?

Ох, бл**ь! Это не честно! Прошептать этот гребаный вопрос прямо по моим губам, с одновременным погружением пальцев правой руки в мои волосы: плавным щадящим захватом под корни над шеей и неподвижной фиксацией головы всего в ничего от твоего лица и глаз. Выжечь его алые буквы твоим дыханием на моём тонущем в твоей тьме сознании, со скольжением твоей левой ладони по изгибу моей шеи и не менее горячим оттиском бархатных фаланг на моей холодной коже.

- Ты действительно не хочешь этого? Не хочешь меня чувствовать и желать ещё большего?

Ты просто не оставлял мне выбора и того же времени на осознание происходящего, погружая в себя и проникая в меня безапелляционным вторжением единоличного пользователя, вскрывая защитные блоки Эллис Льюис всего лишь невесомым трением твоих пальцев о поверхность моего чувствительного обнаженного тела, вырисовывая по нему пульсирующими узорами твоего абсолютно нового авторского кода. Кого я еще могла так ощущать на себе и в себе, настолько глубоко, что при самом стремительном погружении в твою головокружительную порочную бездну, желания бороться или всплыть обратно не возникало вообще ни на одно возможное мгновение?

Господи, мне хотелось захлебнуться сразу, чтобы я не успела вдохнуть хотя бы капли воздуха... захлебнуться тобой!.. Под твоим опаливающим дыханием, под твоими безжалостными руками, под знающими пальцами, выжигающими воспаленные дорожки чистого и откровенного вожделения на каждом участке моей ничем не защищенной кожи: на твердом рельефе ключиц, чувственной зоне декольте, на полушарии упругой грудки в беспрепятственном обхвате всего холмика с последующим чуть болезненным сжатием... fuck! С невыносимым обжигающим приливом сладчайшей неги, ударившей надрывной эрогенной волной по опухшим половым губкам и онемевшему клитору. Ты опять сжимал мой воспаленный твоими недавними манипуляциями твердый сосок, а я уже задыхалась, не соображая, больно ли мне снова или эта совершенно иная боль, отражающаяся фантомным острыми толчками твоих движений по моей и в моей спускающей киске.

Да, бл**ь! Я снова текла, как самая настоящая сучка и именно под твоими пальцами, под твоим опаливающим голосом, под затягивающимися плотными тугими бинтами твоей живой окутывающей тьмы и тебя самого! И как ничтожно было мало для того, чтобы вскрыть твоим громким шепотом и прикосновением рук моё абсолютно податливое твоей чёрной сущности тело.

- Ответь! Ты не хочешь, чтобы я этого с тобой делал? Не прикасался, не гладил, не возбуждал, не доводил до чистого исступления? Не давал почувствовать большего, чем кому-либо удавалось это сделать с тобой ещё?.. – проговорить всё это прямо в мой раскрытый ротик в момент моего ответного немощного всхлипа? – Ты не хочешь моего члена глубоко в себе, не хочешь, чтобы я тебя наконец-то им вые**л, заставил кончить на нем несколько раз подряд? Разве ты сюда не за этим пришла? Не ко мне и не из-за меня?

Боже, что ты творишь? За что? Я же не могу устоять перед тобой: ни перед тем, что ты со мной делаешь, ни что говоришь, ни тем более перед тем, как покрываешь меня вязкой чернотой своих глаз, обволакивая с головы до ног каждый микрон моего тела и беспомощного разума своей фактурной реальностью и твоим до невозможности сильным неуязвимым телом!

Последний аргумент из твоих уст с нещадным давлением твоей ладони?

- Эллис... Ты не хочешь, чтобы я тебя трахнул? Вые**л по-настоящему и далеко не за пять минут?

Нет, пожалуйста! Ты не можешь использовать такое против меня же, мою самую большую слабость – ТЕБЯ! Дожимать и вскрывать последний код доступа скольжением твоей теплой руки по моему дрожащему животику, ослабляя касание до самого нестерпимого трения о чувствительный лобок едва ощутимым движением пальцев по моей немеющей коже с дальнейшим безапелляционным проникновением в более горячие зоны эрогенного возбуждения. Прорисовывая свой беспрепятственный путь по совершенно гладким и скользким долькам половых губ, едва-едва усиливая давление кончиков фаланг при соприкосновении с самой нежной кожицей, с пульсирующей вершинкой налитого кровью клитора и припухшими складочками влажной вульвы.

Ты не просто разжигаешь и заставляешь меня задыхаться от твоих безжалостных ласк, ты буквально притягиваешь греховными иероглифами своих пальцев самые жаркие и сильные приливы порочного вожделения в мою изнывающую киску, растягивая по её пульсирующей поверхности невыносимые ожоги сладчайшей истомы с моими же вагинальными соками.

- Бл**ь, ты же спускаешь прямо мне на пальцы! Неужели ты сама это не чувствуешь? Или думаешь, что ты не захочешь или не сумеешь испытать того же не в ванильном варианте? А может боишься, что как раз нетрадиционная стимуляция моими руками заведет тебя посильнее всех твоих бывших еб*рей вместе взятых? Проверим прямо сейчас? Насколько ты не захочешь...

О, нет... зачем ты убрал руку? Я чуть не заскулила в полный голос, едва не поддавшись за тобой голыми ягодицами по скользкой коже дивана, дурея от приступа ненормального желания сгорать и дальше под твоими пальцами, до скончания вечности, но только чтобы ты никогда не останавливался! Как я ещё не вжалась всей своей воспаленной вульвой в обивку скрипучего сиденья в попытке остудить его упругой поверхностью свою буквально ноющую и перевозбужденную плоть. Может испугалась, что дам тебе ещё больше поводов и доказательств к твоим словам и действиям, или меня остановило от этого импульсивного порыва уверенное и демонстративное движение твоей руки? Как ты спокойно потянулся к своему животу и без лишних комментариев расстегнул пряжку кожаного ремня на поясе брюк, через несколько секунд вытягивая из шлевок длинную полосу зашипевшей от резкого трения с тканью черной "змеи". И при этом продолжая удерживать мою голову в прежнем положении второй ладонью, как и мой взгляд на остриях клинков своих затуманенных глаз. Мне только и оставалось, как застыть, обомлеть, оцепенеть, пропуская твое отточенное уверенное движение вибрирующей струной обмораживающей спирали вдоль всего парализованного позвоночника.

- На пол!.. На колени!.. В позу покорности номер три!.. Лбом в пол, руки за спину!

Вот теперь меня накрыло по настоящему, и не только вязкой пленкой её расплывшейся мглы поверх моих расширившихся до предела глаз. Ты сам резал мою сетчатку и затягивал свои красные нити в моем горле опаливающим голосом хладнокровного палача, проникая своими скользящими лезвиями до растертых твоими же пальцами возбужденным зонам моей пульсирующей киски.

Господи, я окончательно еб**улась, если меня заводят твои шокирующие приказы, до того, как их реальный смысл достигнет аналитического центра моего затуманенного здравого разума.

- Эллис... не вынуждай повторять меня дважды, иначе второй способ приказа тебе не понравится! – нет, ты не повысил голоса ни на тон, хотя его жидкий азот влился в мои легкие и вены через твой звучный бархатный шёпот ощутимой вымораживающей вибрацией, и меня передернуло, перекрутило изнутри жесткими жгутами запредельного ужаса с такой силой, как если бы ты прокричал мне всё это в лицо с жёстким ударом выбивающей дух пощечины. – И только не надо делать удивленных глазок, якобы не понимая, о чем я говорю. Если знаешь, что такое БДР и фистинг, в дополнительных пояснения о позах покорности ты определенно не нуждаешься... ЖИВО! На пол!

И ты не стал меня подталкивать ни рукой, ни перенаправлением глаз безмолвного приказа указывающего в сторону взгляда. Просто, разжал пальцы, отпуская мою голову, но не ослабляя давления своих чёрных клинков, молча и терпеливо выжидая, когда я заставлю себя проделать хоть какое-то подобие ответного движения. Как попробую подтянуть трясущуюся левую ногу, абсолютно не соображая зачем это делаю и почему не падаю без сознания на сиденье и подлокотник дивана спиной.

У меня даже не возникло мысли, что я вообще могла ничего не делать! Просто тупо сидеть и ждать, пока тихо скончаюсь от большой "кровопотери" твоих "порезов" или наконец-то впаду в истерику, сорвавшись с граней твоей реальности в долгожданное освобождающее сумасшествие. Неужели я могла допустить мысль, что ты мог принудить меня насильно и заставить выполнять все твои безумные условия против моей воли? Что? Что бы ты сделал, если бы я действительно заупрямилась, вцепившись до боли пальцами в обивку дивана и напрочь отказываясь двигаться с места?..

Это точно была не я, определено не я, а то, что от меня осталось благодаря всем твоим последним хирургическим вскрытиям и перепрошивкам. Эта Эллис Льюис совершенно не соображала, что делала и для чего, как и не чувствовала, не запоминала часть своих проделанных действий, но только не твоей близости, не твоего взгляда, ни твоей гиперосязаемой чёрной сущности и тебя самого. Её могло выколачивать подкожной лихорадкой, топить изнутри выжигающим напалмом смертельных доз адреналина, резать по позвоночнику сухим ознобом, рвать на части сознание, разум и оголенные нервы, но только не глушить твою наползающую тьму, не твои клинки окаменевшей смолы, скользящие по моей обнаженной коже и внутренностям с просачивающимся мраком твоей живой тени.

Часть проделанных мною телодвижений выпадала из памяти с пазлами моих конвульсивных мыслей. Я не знаю, как это сделала, или что меня заставило это сделать (но уж точно не я сама!), сползти с дивана практически сразу на колени на холодный впившийся в кожу и онемевшие кости паркет. Да я бы элементарно не смогла подняться на ноги в полный рост, не то чтобы устоять на неустойчивой опоре длинных каблуков. Я уже сама дико мечтала упасть, растянуться на этом треклятом трехмерном рисунке черно-белой шашечки и далеко не в изящном исполнении гибкой и соблазнительной кошечки. Мне бы хоть как-то продержаться, не поскользнуться и не убиться раньше времени.

Меня все равно шатает, раскачивает изнутри взбесившейся аритмией и ненормальной дрожью. В какой-то момент сознание просто переключается на частоту волн из пустого белого шума, замыкая и вырубая под корень большую часть способности здраво мыслить, как и понимать (анализировать) происходящее с прошедшим. Одно только горящее в огне сухого льда и жидкого пламени мое обнаженное тело и оголенная до нервов и костей агонизирующая сущность. И я едва не завалилась на бок от мощного "подземного" толчка, когда прижавшись трясущимися ладонями к обмораживающему паркету, каким-то невообразимым чудом согнулась пополам, прислонившись не менее холодным лбом к полу в нескольких дюймах от валяющегося возле меня плаща цвета топленого молока.

Нет, я не заметила эту бесформенную тряпку, не пропустила её визуальный образ в нулевые сектора своей глубокой памяти, как и не поняла для чего, зачем, а главное, как всё это сделала! Бл**ь, я абсолютно не знала, хотела ли я всего этого сама: выполнять все твои приказы, только потому что они исходили от тебя, от твоих желаний видеть меня униженной и растянутой у твоих ног! Но то что моё тело при каждом моем дрожащем и напряженном движении испытывало подкожную резь, обжигающий разряд с болезненным импульсом сладкой истомы по интимным мышцам, костям, оцепеневшему позвоночнику и прямым шокирующим прострелом в воспаленный мозг – этого бы я не смогла не прочувствовать даже если бы потеряла не только сознание, но и всю чувствительность тела. Как и свою молниеносную реакцию на твои руки, на твоё неожиданное прикосновение, на твои теплые бархатные ладони, заскользившие по выгнутому рельефу моей спины, по выступающим ребрам, позвонкам и лопаткам от копчика и до самых плеч.

Господи, и я при этом ещё не заскулила, не рухнула и просто не отключилась? Или это ты меня удержал своими пальцами, своими натянутыми красными нитями от моей оголенной кожи к твоим нервным окончаниям, продолжая топить и расплавлять в своём чёрном жидком золоте сладчайшего подавления?

Боже, моментально забыть обо всём и даже о собственной унизительной позе только лишь от долгожданного и нестерпимого ощущения твоих рук на себе, на мне, во мне: их невыносимую пытку, их фактурное живое тепло, распускающиеся под ними волны чистого откровения по всему моему телу с мощными приливами надрывных толчков и тягучей греховной патоки в горячих влажных глубинах сомлевшей вагины и не менее изнывающей киски. Неосознанно всхлипнуть, ещё сильнее задрожать, едва не сцарапнуть плитку паркета ногтями и рефлекторно поджать на ногах все пальчики, срываясь окончательно в этот бешеный водоворот твоих изощренных ласк, прекрасно осознавая, понимая и ощущая насколько ты сам чувствуешь мою ответную реакцию, как наблюдаешь, стимулируешь, управляешь моим возбуждением одними лишь кончиками своих пальцев. И, кажется, я снова почувствовала, как по моим распухшим складкам воспаленной вульвы стекает сочная капля моего греховного вожделения.

Ох, бл**ь!

- Расслабь плечи и отведи руки за спину! – нажим твоих ладоней поверх перенапряженных предплечий после их недавнего маршрута по всей поверхности моей спины, с не менее сладким скольжением по шейным позвонкам, проникает под кожу со звучным тембром твоего сиплого баритона. Я с трудом разбираю смысл твоих слов, как и причину давления твоих пальцев, как и собственное последующее действие-подчинение. Пытаюсь приподнять и отвести назад руки и чуть не падаю на бок. Если бы не ты, то на вряд ли бы успела это заметить, поскольку я уже не вижу и не воспринимаю ни сознанием, ни телом, где верх, а где низ, где потолок, пол и я сама между ними. Ты попросту удерживаешь меня одной из тех изящных манипуляций, свойственных лишь изощренным кукловодам и менталистам.

Сам неспешно заводишь мне руки за спину, скользнув обхватом обеих ладоней по всей длине их изгибов, оставляя зудящие отпечатки собственных касаний на самых чувствительных участках моей немеющей кожи, перед тем как свести вместе мои запястья и прижать их к копчику. Я и балансировала на этих неустойчивых опорах расшатанной реальности только благодаря тебе, практически уже не соображая, а только чувствуя – пропуская через своё тело всё это безумие с твоими прикосновениями и тобой! Неосознанно дергаясь, несдержанно всхлипывая и сжимаясь, прикусывая до боли губу и пытаясь стиснуть сильнее бёдра, зажать между ними опухшие дольки половых губ и пульсирующий во влажных складках горячей вульвы возбужденный клитор, пока впитывала порами и эрогенной поверхностью эпидермиса твоё анестезирующее тепло. Пока ещё могла определять давление твоих пальцев и осознавать насколько ты близок от возможности взять меня без какого либо сопротивления с моей стороны.

Да, твою мать! Я ХОТЕЛА! Хотела тебя до одури даже сейчас, даже в этой унизительной позе, панически вздрагивая от холодного скольжения гибкой полосы кожаного ремня под изгибами моих локтей. Млея, цепенея и замирая под каждым из твоих уверенных жестов и вымеренных движений, накручивающих на моих руках плотные восьмерки из длинного широкого жгута. И я действительно спятила, окончательно и безвозвратно, умирая от страха и... шокирующего возбуждения, от ощущения инородного предмета, стягивающего мою кожу твоими пальцами самой тугой и неразрывной фиксацией. Меня трясло, крыло липкой испариной панического удушья, но я знала, что это ты связывал меня, лишая какой-либо возможности высвободиться, не говоря уже о попытках к рефлекторному сопротивлению. Это было не просто полное поражение с безоговорочным признанием моей окончательной капитуляции. Я знала, что не уйду из этой комнаты по собственному желанию, и не потому, что ТЫ мне не позволишь... а потому что я уже и не хотела этого сама, вернее, абсолютно об этом не думала.

Глухой щелчок пряжки на уровне моих запястий с последней затянутой петлей под замок ремня. Конечно я дернулась, может даже попыталась шевельнуть пальцами и руками, вот только тугой бандаж на стянутых друг к другу изгибах обоих локтей не позволил сдвинуться им даже на миллиметр. Тупая ноющая боль резанула почти до костей... неожиданной сладкой растяжкой. Я только успела всхлипнуть, удивленно раскрыть ротик, отказываясь понимать, что со мной происходит и почему меня так плавит под этими горячими "ожогами" по коже, растертыми полосами жестких жгутов. Ты не дал мне и пяти секунд, чтобы прийти в себя, свыкнуться с этим совершенно новым для меня открытием, буквально сразу обхватывая ладонями мои ягодицы и... приподнимая их вверх над моими ступнями, над каблуками туфель и голенями ног.

Господи всевышний!

- Разведи коленки в стороны и старайся не шевелиться!

Ты серьёзно? Ты думаешь я способна проделать этот головокружительный трюк в подобном состоянии и не рухнуть раньше времени на тех же трясущихся коленях? Я ведь не падаю только благодаря твоим поддерживающим рукам!

- Эллис! Ты меня слышишь?

Да, твою мать, слышу! И судорожно цепляюсь сознанием именно за твой голос, за то, что это ты, а не кто-то другой! За то, что я умираю сейчас в этих несовместимых для жизни противоречивых эмоциях и ощущениях с наивной попыткой продержаться хотя бы ещё несколько ничтожных секунд, совершая невозможные для себя телодвижения.

Разъехаться коленками по гладкому паркету и не растянуться, почти не чувствуя обмороженным лбом очень жёсткого давления плитки и как на неё сбегают капли моих слез, то ли боли, то ли... острого наслаждения. Встать, вывернуться перед тобой самой развратной позой, осознавая, как это выглядит со стороны, как я выгляжу при этом сама прямо напротив твоих глаз!..

Я всё-таки не выдержала, вскрикнула, дернулась, едва не завалившись от собственного импульсивного толчка корпусом вперед.

- Я же сказал! НЕ ШЕВЕЛИСЬ!

О, боже! Нет, это был не удар, это оказалось невесомое прикосновение твоих пальцев к моим половым губам, их скользящих подушечек, едва-едва задевающих гладкую поверхность моей сомлевшей кожи, с одновременной хваткой твоей второй руки, прижавшей мои завязанные запястья к спине более удерживающей (и более болезненной) фиксацией на всё моё неустойчивое тело. Это был тот самый предел, когда рассудок и тысячи нейронов попросту начинали лопаться в голове плавящимися искрами от нереальных ощущений, растекаясь по телу двумя несовместимыми волнами – физической болью и... запредельным возбуждением.

Ты даже не остановился, не дал мне прийти в себя, не позволил хотя бы успеть осознать, что со мною происходит и что ТЫ со мною делаешь! Просто накрыл меня ею, вогнал мне в кожу её обжигающие кристаллы невыносимой эйфории. Мне только и оставалось, как балансировать в этой реальности и буквально на кончиках твоих пальцев, растягивающих по складкам моей вульвы и половым губам нестерпимые узоры порочной истомы. Всхлипывать, дрожать, жмуриться со всей дури, когда их давление переходило в едва ощутимое бесплотное скольжение легкого перышка или в более осязаемый нажим на самые чувствительные эрогенные точки. Иногда я реально не могла понять, были ли это твои пальцы или кончик горячего влажного языка, вырисовывающего точечной пульсацией по твердой вершине воспалённого клитора или по опухшему тугому колечку вагинальной щелочки. И это действительно было просто невозможно, невероятно, за гранью здравого восприятия. Ты вскрывал мои сверхэрогенные зоны до такой запредельной гиперчувствительности, о наличие которой в самой себе я никогда и не подозревала. И это на самом деле была настоящая пытка – пытка наслаждением и сладкой болью. И я не просто спускала под трением твоих пальцев, я ощущала свои стекающие по вульве соки на уровне с прикосновением твоих скользящих движений. Задыхаясь, практически теряя сознание, не понимая, где небо, а где земля, где ты, и где я, погружаясь через твои руки, твою кожу, пульсирующую живую тень в обжигающие спирали упоительной эйфории собственной ненасытной черной дыры.

И это едва ли походило на продолжение той безумной ночи в клубе Black Crystal, это было совершенно другое, абсолютно всё и абсолютно другое: другая ситуация, окружение, состояние с восприятием, другие ласки, другой ты и другая я.

И я не могу дать ни одного четкого определения тому, что именно ты делал со мной, с моим изнасилованным тобою до полуобморочного состояния разумом, телом и... беспрестанно спускающей киской. Ты не просто её ласкал, нет, это совершенно не то слово! Ты буквально доводил её до нереальной грани возбуждения такими изощренными манипуляциями, от одного воздействия которых из моей вагины буквально чуть не брызгало на твою руку, когда я интуитивно сжимала внутренние стенки влагалища и пыталась стиснуть половые губки, чтобы зажать клитор и дойти до желанной разрядки (до которой ты меня и не собирался намеренно доводить сам).

- Эллис, что мне надо сделать, чтобы ты не шевелилась и не сжимала мышцы? Связать тебя всю?

И подобные слова действовали на меня не меньшей шокирующей стимуляцией, как и твои неожиданные шлепки ладонью или просто пальцами в качестве наказания по моим мокрым лепесткам вульвы и промежности, из-за которых мой рассудок и глаза накрывало зыбкой пеленой подступающего долгожданного забвения, а из горла рвались жалобные стоны и далеко не сдержанные крики. Мне казалось, что из меня начинало течь еще обильней, как только по ошпаренным щемящей болью интимным мышцам изнутри и снаружи начинали распускаться пульсирующие притоки горячей крови и запредельной эйфории. И в какие-то моменты мне на самом деле не хотелось кончать, очень и очень долго не хотелось. Будто я действительно желала (и просто до одури, до настоящей отключки сознания и потери разума) ещё большего и невозможного – узнать собственные пределы, или до каких нереальных ощущений ты разотрешь мою эрогенную кожицу с не менее чувствительными точками на вульве и вагинальной впадинке. Ты уже итак довел их до невероятного перевозбужденного предела!

Казалось, мои половые губы и клитор воспалились и распухли до таких запредельных размеров, что кожа на них словно и вправду растянулась до состояния тончайшей пергаментной бумаги. И теперь меня вело, передергивало, пронзало тысячью тончайших игл сладчайшей неги каждый раз, когда ты лишь едва-едва задевал её поверхность собственными пальцами или только дыханием, не говоря уже о твоей намеренной стимуляции. Ты не оставил ни одного участка без своего дотошного внимания, коснувшись и прописав пульсирующий след своих отпечатков и ласкающих узоров на каждой складочке вульвы, в каждой поре долек половых губок, на каждом микроне онемевшего вагинального колечка. А когда ты наконец-то и впервые за всё это невыносимо долгое время проник большим пальцем в мое влагалище, меня едва и сразу же чуть не выбросило за пределы реальности и собственной жизни.

Я даже не смогла закричать, только жалобно и протяжно взвыть, дернуться ненормальной конвульсией всем телом, практически уже кончить, когда по внутренним кольцам вагины прошлись ответные рефлекторные судороги сладчайших сжатий с надрывными внутренними ударами-толчками по всем эрогенным каналам. А может я и кончила, в собственном мозгу, и возможно уже и не один раз за все это время, потому что меня буквально затопило изнутри и снаружи упоительной горячей волной неописуемого блаженства, выжигая своим напалмом большую часть здравого рассудка и импульсных нейронов.

- Так что, Эллис... будешь и дальше настаивать на том, что всё это происходит против твоей воли? Ты ничего этого не хочешь и не желаешь?

О, нет, пожалуйста! Что ты творишь? Разве возможно довести ещё до более недосягаемой точки практически летального возбуждения? Добраться до гиперчувствительных зон во влагалище, растирая и массируя одновременно мягкие и твердые из-за пережатых мышц ребристые стеночки, залитые изнутри обильными соками греховного вожделения. Раскручивая вибрирующую спираль усиливающегося эрогенного воспаления до головокружительных глубин, стимулируя точку G до эффекта окончательного помрачения рассудка. Да, бл**ь, я уже практически ощущала эти нескончаемые приливы-толчки в своей голове, задыхаясь, умоляя, вскрикивая и больше не сдерживая безумной дрожи-тряски во всем своем теле, превратившимся в твоих изощренных безжалостных руках в один сплошной оголенный нерв.

Или остановись, или просто убей, потому что я реально... не хочу кончать, не хочу, чтобы ты прекращал это извращенное безумие! Да, превратиться в тупое безмозглое существо, которое бы умирало под твоими пальцами целую вечность.

- Или думаешь, что в других позах, в иной фиксации и под иными способами воздействий ты не будешь испытывать такого же возбуждения с ненормальным желанием почувствовать ещё большего и запредельно глубокого? Да, откуда ты вообще можешь знать, каких пределов и возможностей ты сможешь достичь под моими руками и членом? Что я смогу тебе дать ещё сверх того и чего ты была лишена все эти годы? Ведь это только-лишь ничтожная капля в море, Эллис... И ты хочешь этого и далеко не на подсознательном уровне. Хочешь САМА и именно ДОБРОВОЛЬНО!

Боже, я чуть не заскулила, когда твой палец выскользнул из влагалища. И видимо, окончательно уже долбанулась, абсолютно не понимая, чем меня продолжало так крыть и закручивать в свои сумасшедшие витки моего смертельного падения, моей упоительной агонии. Понимала ли я хоть что-то из того, что ты мне говорил, или скорее воспринимала твои слова как раз подсознательно, вместо дополнительной стимуляции к твоим рукам?

Короткая передышка перед новым и более нещадным срывом? Меня опять топит и опять сверхощутимым давлением твоего пальца, скользнувшего по чувствительной линии-"прегородке" к сжатому колечку моего ануса. Ты растягивал и смазывал его воспаленную кожицу моими же обильными соками, растирая его эрогенные точки и складочки массирующими круговыми движениями, и я опять не могла понять, как тебе это удавалось – разжигать и возбуждать меня до уровня тотального отупения. Даже первая вспышка несильной боли от проникновения твоей твердой фаланги в мой анал резанула меня неожиданным разрядом обжигающего наслаждения. Я вскрикнула и задохнулась не сколько от страха, а именно от неожиданного острого ожога по твоим предыдущим "порезам", запульсировавшего разгорающимися искрами сладчайшей истомы в нескольких микронах от моего изнывающего влагалища. Наверное это был контрольный, как и все твои последующие движения большого пальца, имитирующего неглубокое анальное проникновение-сношение с манипуляциями твоей второй руки.

Первая боль практически сошла на нет превратившись в одно сплошное эротическое удовольствие. И в какой-то момент мне стало ничтожно мало и этого, даже под скольжением твоих фаланг на растертых половых губах, складках вульвы и клиторе. И, да, я задыхалась, стонала, едва не извивалась и хотела большего, до невозможности большего! ХОТЕЛА ТЕБЯ!

Звонкие щемящие хлопки твоей второй ладони по холмику лобка и всей перевозбужденной киске усиливали обжигающие толчки твоего пальца в анусе в десятки раз, погружая меня с головой под эту неподъемную волну десятибалльного цунами без возможности всплыть обратно и успеть глотнуть воздуха перед новым погружением. Я уже не просто кричала, мне реально хотелось отключится, растечься по паркету жидким воском, сгореть заживо в этом сумасшествии, в этом чистом откровенном безумии.

Кажется, я почти успела это сделать, или была на этой грани всего в ничего, когда ты неожиданно погрузил два пальца в мое влагалище буквально после очередного удара ладонью по моему клитору. Несколько нещадных влажных толчков-фрикций по зажатым стенкам вагины в унисон с почти сухим погружением в анус, и я немощно заскользила носками туфель по паркету, как та выгибающаяся загулявшая кошка, пытаясь то ли сцарапать ими опору под собой, то ли выдержать острейшие иглы перешедшего все свои реальные пределы нереального возбуждения, пронзивших насквозь мое тело до самых ступней и ногтей не пальчиках ног. Бл**ь, как я не рухнула и не забилась в конвульсивных припадках по полу?

- Ну так что, Эллис? Ты хочешь или не хочешь этого? Ты хочешь большего? Хочешь меня?

Господи, за что? Сколько можно меня насиловать этой безжалостной порочной пыткой?

Разве ты сам не видишь? И разве можно такое спрашивать, когда твои пальцы одновременно еб*т мою вагину и анус с перерывами на сладкие удары-хлопки по едва не кончающему клитору? Ты же практически уже довел меня всем этим до бесконтрольного сумасшествия!

- Ты хочешь, чтобы я вые**л тебя своим х*ем?

Как я не кончила и не потеряла сознания после этих слов – я не знаю, честно! А может и кончила, может и рехнулась, потому что уже больше ничего после этого не слышала, не чувствовала и не воспринимала, только горячий и плотный вакуум твоей вязкой чёрно-красной тьмы, твоих рук, пальцев, голоса и тебя всего! Казалось, мир качнулся и полетел вместе со мной в глубины твоей ненасытной бездны, и я уже была готова навечно раствориться в ней... раствориться в твоих ладонях и в твоём бездушном убивающем голосе.

И я реально чуть не свихнулась, когда ты вытащил из меня все пальцы, обхватывая за ягодицы под копчиком. Нет, ты больше ничего не собирался делать, всего лишь удержал моё тело от возможного падения на пол, словно вливал через свои руки в мои трясущиеся мышцы часть своих неисчерпаемых сил.

- Эллис... ДА ИЛИ НЕТ? Ты хочешь большего?.. Ты хочешь МЕНЯ?

Умоляю, хватит! Разве это возможно, продолжать чувствовать твои удары и фантомное скольжение твоих пальцев внутри и снаружи моей буквально скулящей киски? Почему они не заканчивались, и почему я практически подыхала от этого нереального перевозбуждения желая в эти секунды подписать и согласиться на всё что угодно, лишь бы ты больше никогда не останавливался!

- ДА! – бл**ь, ДА!!! Десять тысяч раз ДА! Неужели тебе мало наглядных доказательств: моей жалкой скрюченной и самой развратной позы у твоих ног? Моих задыхающихся скулений и желания вцепиться зубами в эту гребаную плитку паркета?

Хочу! До одури, до безумия, до истерического припадка!

- Ты хочешь, чтобы я продолжил? Прямо сейчас?

О, боже! Да, твою мать, ДА!!!

- Да! – я застонала в полный голос, хотя так и не зарыдала... а может и плакала, только не осознавала этого. Она топила меня, до сих пор, твоими руками, в своей горячей приторной смоле липкого черного шоколада, разливаясь по моей коже и возбужденным эрогенным глубинам пульсирующей вибрацией твоего бархатного голоса. Резала и въедалась в поры моей воспаленной кожи раскаленными микро осколками твоих черно-красных зеркал. И не важно, кричала я или старалась скользить по полу трясущимися коленками и онемевшим лбом, она не отпускала своей безжалостной хватки ни на миг, не ослабляла твоих натянутых нитей на всех моих нервных окончаниях и обнаженных чувствах.

- Именно так, как считаю нужным и только теми способами, которые выберу для тебя сам? – fuck! Говорить всё это и одновременно сжимать мои ягодицы, надавливать большими пальцами вдоль внутренних линий промежности между бедрами и дольками распухших половых губок, стимулируя новые вспышки бесконтрольного вожделения и буквально выжимая из меня ещё одну обильную порцию вагинальных соков.

- Да! - боже-боже-боже! ДА!!!

- Тогда замри, не двигайся и не вздумай не то что шевельнуть хотя бы одним из мускулов, а даже подумать о такой вероятности! Потому что с этой самой минуты, спрашивать я уже не буду! Только делать и приказывать, что делать тебе! Ты меня поняла?.. Эллис! ТЫ МЕНЯ ПОНЯЛА?

Неужели я сказала "Да"? Когда, как, почему? Или прошептала, выдавила, проскулила... потому что ты продолжал меня держать уже за горло и за сердце, невидимыми захватами самых сильных и острых тисков, ласково сжимая свои пальцы с каждым последующим произнесённым словом.

Господи, я даже не заметила, когда ты поднялся с дивана, когда отпустил мои ягодицы... ты итак был везде, где только можно и нельзя – вокруг, на мне, во мне! Но чувствовать ещё и фактурную вибрацию твоих размеренных шагов, отражающихся от поверхности плитки пола и проникающих мне под кожу пульсирующим эхом – это уже было просто выше всех реальных сил, здравого понимания и восприятия. Меня и без того топило в твоём живом мраке, твоей скользящей и осязаемой тени! Но стоило твоей руке коснуться моей шеи под затылком, а моего сознания и кожи движением твоего тела с окружающими молекулами твоего плотного воздуха, и я буквально чуть не лишилась сознания.

Ты нагнулся над моей прижатой к полу голове, погружая свои пальцы в пряди волос у основании шеи и черепа, нежно стягивая, но пока ещё не продавливая своим мягким обхватом онемевший скальп. И моё сердце с дыханием все-таки остановились.

- Ты меня слышишь, Эллис? Не шевелись, а лучше закрой глаза, но не вздумай повернуть голову и сделать хоть какое-то самовольное движение! Жди, когда я вернусь, и не пытайся ни подсмотреть, ни проделать что-либо в этом духе!

Нет, ты не отпустил меня, когда разжал свою руку под моим затылком и выскользнул фалангами из моих волос, и даже когда выпрямился, отступая от меня в сторону окон и разворачиваясь к стенке-перегородке резного шкафа. Я продолжала ощущать твои фантомные тиски и их стягивающиеся петли на шее, в надрывной аритмии своего сердца, в сбитых всхлипах своего конвульсивного дыхания. Мне и не надо было смотреть, куда и как ты отходил, что делал или что собирался сделать! Я всё это видела на красной пленке моего внутреннего зрения, на тонких дрожащих веках закрытых глаз, чувствовала/впитывала своей пылающей кожей, растертой жгутами твоего ментального кокона и реальным ремнем, циркулирующим током в венах и костях. Каждый твой шаг, каждое движение, звучную вибрацию и стук. Мне даже казалось, что я могла предугадать твой возможный последующий жест с манипуляцией, но всё равно продолжала вздрагивать и сжиматься, когда моё тело вбирало своими воспаленными сенсорами очередной звук и даже тихий шелест.

Я поняла, что ты зашел за стенку, что что-то делал или хотел взять в смежной "комнате", и ты действительно никуда не торопился и не спешил, словно у тебя был впереди не только этот вечер и следующая за ним ночь, а как минимум целых десять лет! Размеренные шаги, неспешные движения, спокойные и мягкие прикосновения пальцев и рук к неопределенным вещам и предметам. Всё равно что лежать на операционном столе без вколотой в кровь обязательной дозы анестетика и слушать (а может и смотреть), как твой личный хирург готовит инструменты к предстоящему вскрытию твоей грудной клетки.

И нет, ты не заставил меня ждать целую вечность, как и умирать от страха под незатихающими приливами острого возбуждения. И я не пыталась определить, когда и как скоро ты вернешься. Я просто ждала и... хотела! Сходила с ума, плавилась и тонула в этом чистом безумии. Чтобы в конечном счете дёрнуться и оцепенеть под очередной вымораживающей дозой жидкого азота в кожу, легкие и сердце, в момент твоего возвращения. И даже в эти растянувшиеся до бесконечности секунды ты умудрился расцарапать моё парализованное сознание, обостренный слух и натянутые нервы скрежетом мебельных роликов о паркет.

Тлеющими остатками здравого разума я прекрасно понимала, что сильная акустика огромной залы и деревянное покрытие пола увеличивали большую часть звуков и поглощаемую вибрацию эха в несколько раз, но ничего не могла поделать с реакцией своего шокированного тела и рассудка. Моё воображение рисовало в голове всё, что угодно, но только не возможный столик-тележку на роликах! И меня буквально резало скрипом этих гребаных колесиков до самой последней секунды, пока он не оборвался всего в нескольких футах от меня (или, вернее, возле подлокотника дивана) и не сменился на твои приближающиеся шаги.

Вот теперь я окончательно спятила, если за всё это время не подумала пошевелиться и ослушаться твоего приказа. И продолжала сходить с ума и дальше, слушая, впитывая и прожигая на чистой пленке своей памяти твою наползающую чёрную тень до самой последней октавы и царапающей гранулы.

И я снова не успела вдохнуть чистого воздуха полной грудью перед тем, как ты меня накрыл и оборвал эту ничтожную связь с жизнью Эллис Льюис, вырвав её сознание в пределы твоей реальности и твоего токсичного кислорода.

- Поднимись... развернись ко мне спиной и сядь попой на голени... в позу покорности номер один. – боже милостивый... если бы ты просто это произнес, а не коснулся моей шеи, не скользнул по ней будоражащим обхватом длинных пальцев в... холодной кожаной перчатке, буквально вогнав в моё оцепеневшее тело новый комплект пронзающих до самого мозга костей ледяных игл. Не накрыл своим гребаным мраком мой остекленевший рассудок, не окутал и не затянул тугими эластичными бинтами своей мерзкой вязкой тьмы мои глаза и всю меня с головы до ног.

Я не успела осознать и почувствовать, как вообще поднялась (или это сделал ты, твои знающие руки, потянувшие меня за твои тонкие красные нити и продавившие нужную комбинацию болевых точек на моей коже). Только уловить обрывками тонущего сознания пульсирующие волны ментоловых ожогов в сомлевших руках от плеч и до самых кистей, когда по наивной привычке попыталась ими пошевелить или использовать для того, чтобы привстать. И чуть не всхлипнуть от острой рези в коленках при попытке развернуться на них к тебе спиной.

Казалось, дрожь только усилилась с очередной окончательной потерей визуального контакта с тобой, но только не с твоей тенью и не твоим гиперосязаемым телом, твоими руками в этих... жутких черных перчатках, продолжавших скользить и царапать своей холодной фактурой по моему обнажённому горлу, подбородку и скулам... бл**ь... Обхватить, приподнять мое лицо снизу мягким ласковым давлением любующегося эстета-палача, "ненавязчиво" заставляя потянуться макушкой головы вверх, вытянуть шею, интуитивно опуская плечи и выпрямляя позвоночник со спиной в одну перпендикулярную полу линию. Моментально оцепенеть от понимания, что всё это я делаю едва не на подсознательном уровне, будто моё тело само знает, что ты от него требуешь и что хочешь от меня. Практически ничего не видеть перед собой затуманенным взглядом, словно это уже не имело никакого значения, словно это всё равно было ненадолго. И не важно, успею я запомнить последнее место своего нахождения и в какой стороне выход из залы, где окна (да, пусть пока ещё за моей спиной) и остальные стены, под резными панелями натурального темного дерева с нишами под твою коллекцию средневекового оружия. Всё это уже не имело ровным счетом никакого долбанного значения, поскольку я смотрела на несущую перед собой стену в последний в этот вечер раз.

- Умница!.. Запомни, в этой позе ты обязана встречать меня всегда. И она должна быть идеальна. Никаких сутулых плеч, спины колесом и сникшей головы, как и лишних телодвижений. Сидеть и ожидать моих дальнейших приказов, и не важно, что я при этом делаю или сколько времени не подхожу к тебе.

О, господи... Я даже не успеваю полностью принять в свой офигевший разум весь контекст произнесенных тобою фраз, осознать смысл сказанного и услышанного именно на уровне аналитического режима, прописать по окоченевшему сознанию четкое осмысление, что это не шутка, что ты серьезен и спокоен, как никогда. Меня попросту кроет твоими следующими действиями, твоими руками, всё так же придерживающими меня под скулы и за шею. На какой-то момент ты прижал меня затылком уже знакомым жестом к своему животу, заставив ощутить под гладкой тканью брюк каменную упругую мышцу эрегированного члена, буквально вынудив зависнуть в этом осязании на несколько головокружительных сладких секунд. Чтобы я не забывала, чтобы моё тело отреагировало моментальной вспышкой неспящего возбуждения, резанувшего вибрирующими притоками горячей пульсации по распухшим складкам и интимным мышцам занывшей киски.

- Помни, ты должна радовать глаз и внимание своего Мастера, как своей чистотой, покорностью, грацией тела, так и умением произвести должное впечатление – использовать свои природные данные только для моего эстетического удовольствия.

И как после этого я не скатилась по твоим ногам без сознания на пол? Как я вообще могла ощущать новые приливы горячей вязкой патоки, стекающей по ноющим стеночкам моего сокращающегося влагалища и заскользившей по натянутому колечку вагинального входа обильными каплями откровенной похоти? Ещё несколько минут и чулки на моих голенях покроются влажными вызывающими пятнами.

Но я не только устояла и удержалась на поверхности твоей живой реальности, в сжимающихся спиралях твоей окутывающей сущности и твоего сильного тела. Я ничего не могла с этим сделать, сделать с собой, со своим разумом и обостренной чувствительностью, со своими желаниями и неумолимыми импульсами собственного, вышедшего из под контроля организма. Это уже была не я! Не Эллис Льюис, и далеко не Алисия Людвидж!

И мне не надо было закрывать глаз самой, чтобы погрузиться в липкие топи твоей сгущающейся тьмы. Достаточно одного ощущения тебя за своей спиной, твоих рук, собирающих с моих плеч и груди все пряди волос, соскользнувших вперед при моей первой унизительной позе покорности, чтобы завести их все мне за спину, за шею и собрать в один жгут.

Опять косичка? Боже правый... опять твои пальцы в моих волосах и на воспаленной коже скальпа. Уже достаточно и этого, чтобы моя опухшая киска заныла в ответ надрывными толчками по растертым эрогенным точкам. Ты не давал мне и секунды на возможность всплыть и насытить мой разум чистым кислородом, натягивая мои пряди волос со своими невидимыми нитями мягкими захватами, царапая и раздражая горящую кожу на голове и шее ненавязчивыми движениями-касаниями...

Но когда перед моими глазами опустилась черная полоска широкой кожаной повязки, ещё не коснувшейся моего лица... меня всё-таки вырвало на какое-то время из твоего гребаного омута, резанув по парализованному сознанию шокирующей вспышкой отрезвляющей действительности. Я чуть было не вжалась спиной и затылком в твои бедра в конвульсивной истерике.

- Тише... тшшш... – твоя ладонь тут же оплела мои скулы и шею успокаивающим захватом, снова прижимая меня затылком к твоёму теплому твердому животу (да, бл**ь, я чувствовала его живое тепло даже сквозь несколько слоёв тканей костюма и сорочки!), большим пальцем поглаживая холодную щеку и контур дрожащих губок вокруг раскрытого от участившегося дыхания ротика. – Это всего лишь повязка на глаза для сенсорной депривации. Для более обостренной чувствительности твоего тела. И так ты теперь не сможешь подсматривать и видеть, что я делаю. Обещаю, Эллис, тебе понравится. Просто расслабься, успокойся и дыши в полную грудь, как я тебя учил. Ничего плохого не случится. Я рядом и слежу, чтобы тебе было удобно и хорошо. Просто доверься моим рукам, собственным ощущениям и инстинктам своего тела, и приближение ожидаемого и самого желанного приза перейдет в сладчайшие минуты незабываемого наслаждения.

Неужели такое возможно? Умирать от панического страха и терять остатки здравого рассудка под ласками твоей убаюкивающей руки, под звучной вибрацией твоего голоса на перетянутых струнах агонизирующего сознания. Как ты мог говорить и обещать такое, прекрасно осознавая, что у меня практически не было для этого собственного выбора? Зачем резал ложной надеждой, что я ещё имела какие-то права и волеизъявление? Или тебе просто нравилось смотреть, вбирать через прикосновения своих пальцев циклическую дрожь моего вжимающегося в тебя тела, как и успокаивать, наслаждаясь своей безграничной властью собственника и пресыщенного палача-садиста.

- Здесь только ты и я! Никого больше на всю квартиру! Только я...

Да, бл**ь... только ты! И только тебя я должна была теперь ощущать и впитывать всем своим естеством до конца этого дня, позволяя только тебе делать все те вещи, на которые я бы не рискнула пойти добровольно в здравом уме и трезвой памяти при иных обстоятельствах и тем более с другими людьми! И на вряд ли это было доверие или что-то другое в подобном духе. Я вообще не знаю, что это было и чем я стала в твоих руках за столь короткий срок, почему ты имел такую власть надо мной, и почему я не хотела сопротивляться именно тебе? И повязка на глаза – это просто ничто по сравнению с тем, что меня ожидало на той стороне.

В какой-то момент я даже забылась, стоило сплошной глухой черноте погрузить мое зрение и даже разум в полное ничто... но это длилось всего несколько мгновений, пока моё тело не стало реагировать более обостренной реакцией на окружающие движения и тебя. На твои пальцы, завязывающие на моем затылке тесемки повязки, на фактурное тепло твоей плотной тени, на силу твоей ментальной сущности, заполнившей сократившееся окружающееся пространство до пределов твоей близости и всего, что ты делал со мной.

Даже сами прикосновения к моей замерзшей коже воспринимались не иначе, как горячими разрядами живого тока или скольжения раскаленного лезвия по сенсорным точкам раскрытых на изнанку свежих ран. И я реально не понимала, чего больше всего хочу в эти застывшие секунды нескончаемой вечности, окончательно утонуть в бездонной глубине твоего реального мрака или позволить тебе самому погрузить меня и телом и сознанием в эпицентр нашей ожившей и поглощающей за считанные мгновения всё мертвое и живое на своем пути кровавой Вселенной.

- Подожди ещё несколько минут... и старайся не шевелиться... как и не тереться о ноги своей пизд**кой... Я всё вижу, Эллис...

Опять обхват ладоней в кожаных перчатках по моей шее, ласкающим давлением пальцев по скулам и щекам приподнимая выше мне голову и лицо, чтобы прижаться сухими теплыми губами к моему холодному лбу. И кажется теперь я почувствовала, как из моего глаза скатилась сочная слеза, задержавшись у линии соприкосновения повязки с моей кожей. Но всё, что я ясно осознавала в эти безумные микромгновения, то что... не хотела, чтобы ты сейчас уходил и уж тем более отпускал, лишал меня своего тепла и близости!

- Будь умничкой... я рядом...

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Будешь рядом?.. Тогда почему отходишь, бросаешь меня одну, лишаешь своего тепла и осязания? И почему я так боюсь остаться без твоей близости и прикосновений хотя бы на несколько секунд? Когда ты успел прошить мне под кожу и в сердце ещё несколько своих тугих стежков, вынуждая цепень, холодеть изнутри под их стягивающимися нитями, слушая надрывные удары сердечной мышцы, подобно набату приближения самой необратимой катастрофы всей своей жизни?

Просидеть в этой унизительной позе со связанными за спиной твоим ремнем руками, удерживая ровную осанку с высоко приподнятой головой ещё не известно, сколько гребаного времени? У меня действительно не было в эти минуты никакого выбора? Только сидеть и безмолвно ждать, практически не напрягая слуха, потому что всё моё тело само превратилось в один гиперчувствительный слуховой нерв. Казалось, если бы я сейчас оглохла, то всё равно бы продолжала слышать – всей поверхностью воспалённой кожи, холодеющими легкими и немеющим сердцем. Абсолютно всё! Вибрацию твоих шагов, твоих беззвучных движений, спокойного равномерного дыхания с более раздражающими звуками инородных предметов, царапающих сознание и сенсорные клетки эпидермиса отвратительным скрежетом, скрипом, стуком или щелчком.

И неужели это единственное, что я могла теперь делать, не допуская в свою голову ни одной вероятной мысли, что всё это было можно как-то переиграть? Как? Потерять сознание, устроить истерику, упасть на пол с криками о помощи и биться о паркет, пока ты меня не развяжешь и не вытолкаешь такую неуравновешенную истеричку за двери своей квартиры? Серьёзно? Ты бы сделал именно это или всё равно нашел способ меня успокоить и привязать иным, более действенным способом? Да и кто сказал, что этот оказался не достаточно надежным? Ведь я сидела и не дергалась, смирно, тихо, совершенно ни о чем не думая, поскольку это было нереально – думать в подобном состоянии! Как будто ты прекрасно знал, что со мной будет происходить, когда ты проделаешь со мной то или иное действие. Или это было в порядке вещей, ведь только ты обладал способностью меня программировать и воздействовать на мое сознание и тело одним лишь своим присутствием.

Наверное, часть моего разума с сущностью Эллис Льюис каким-то образом отключились, уступив место оголенным чувствам и обнаженному телу, но это не значило, что я не осознавала и не понимала то, что происходило и должно было произойти. Тем более ты сам и ни за что не допустил бы иного течения событий! Тебе надо было, чтобы я ощущала и воспринимала происходящее на том уровне и в том состоянии, которые ты прописывал по моему тонущему рассудку и воспаленной коже собственными руками. Ведь у тебя было столько времени, чтобы подготовиться к этому основательно, просчитать каждый шаг, взвесить и вымереть каждое слово, паузу, взгляд, прикосновение и даже ритм сердца! И это на самом деле не было игрой, таким невозможно играться, только жить, только болеть и только инфицировать этим безумием всех своих жертв – заражать до самого костного мозга тело и сущность Эллис Льюис.

Мой личный палач, Черный Хирург, Черный Мастер и Таксидермист... мой персональный Черно-Красный Ад и кровавый Эдем... моя огненная Вселенная... моя невыносимая и самая любимая боль, вечная агония и сладкая белая смерть. Ты жил в моих венах все эти годы, а я даже не догадывалась, что творил твой вирус с моими клетками и ДНК, пока ты не запустил последнюю стадию летального заражения своим появлением. И как бы мысленно я не сопротивлялась этому активировавшемуся сумасшествию, мое тело излечить было уже просто не чем! Оно хотело и тянулось к своему единственному Хозяину, к источнику своих порочных желаний, к ядовитому кислороду моей новой черной жизни. И мне только и оставалось, как задыхаться вместе с его ощущениями и обострившимися чувствами, сходить с ума от пульсирующих накатов непрекращающегося вожделения, рваться со скулящим отчаяньем за тобой, под мощными ударами непримиримого сердца и надрывными толчками неутихающего возбуждения...

Бл**ь!.. Я хотела тебя до истерики, до настоящего психического срыва, не смотря на вымораживающий страх с непреодолимым соблазном скончаться на месте или сбежать отсюда каким-то немыслимым образом. И я уже реально была готова на всё, даже на настоящую операцию на открытом сердце без анестезии!

Но в том-то и дело... здесь всё решал только ты один! А это значило, что я попросту становилась зависима лишь от твоих желаний, от твоих решений и принятого тобою за меня ТВОЕГО выбора!

...И я до сих пор не понимала, как такое возможно – дрожать, панически дёргаться при любом неожиданном и даже незначительном звуке, едва при этом не всхлипывать, цепенея то ли от страха, то ли вообще не известно от какого кроющего предчувствия, и тут же замирать, зависать сознанием и телом под острыми накатами ледяных волн самого сладчайшего и смертельного озноба, расписывающего по коже и воспаленным рецепторам, неповторимыми узорами возбуждающего ужаса. Да, умирать от ожившего жуткого кошмара из моих самых безумных диких снов и нестерпимого порочного исступления. Медленно тонуть и задыхаться в этих вязких каплях, смешавшихся одной цельной липкой массой твоей окутывающей тьмы и моей ненасытной истомы. Осязать усилившейся во сто крат чувствительностью своего оголенного тела, как они скользят, окутывают меня, стекают по складкам моей возбужденной киски и налитому кровью клитору пульсацией каждого мгновения, с каждым проделанным тобою движением и шагом... за моей спиной в нескольких десятках футов от меня!

Ты опять вернулся в смежную комнату на несколько невыносимо долгих секунд, и меня снова придавило приступом физической парализации по всем перекрученным от перенапряжения мышцам, когда по паркету заскрипели ролики очередного передвигаемого тобою предмета. И судя по звуку и самому скольжению мебельных колесиков о деревянную плитку пола это было что-то весьма тяжелое и куда весомое, чем в первый раз. Казалось, я прочувствовала его возможный объем всеми порами моих растертых рецепторов, поверхностью всего моего эпидермиса, но едва ли могла представить и вообразить, что это вообще было. И мне абсолютно не хотелось узнавать, что это такое, не смотря на то, что я продолжала сидеть на прежнем месте в прежней позе буквально примороженной к нескольким точкам на паркете несколькими точками своих сомлевших ног.

И ты перестал катить этот предмет, остановив его за моей спиной... и я перестала дышать (но не слышать бешеных скачков моего обезумевшего сердца о грудную клетку) совершенно этого не осознавая, как и не имея возможности определить, где именно ты остановился, в скольких футах от меня – в десяти или всего в одном шаге.

Меня выбило и рубануло по всем нервам всеми сорвавшимися клинками одновременно всего лишь одним последовавшим звуком. Боже, как я не закричала и не рухнула на пол, хотя земля подо мной ощутимо качнулась, как и всё окружающее пространство сплошной чёрной тьмы. Неожиданный звучный щелчок с ударом о плитку чего-то плотного и тяжёлого. Он резанул меня реальной осязаемой вспышкой по всему столбу позвоночника, процарапав ментоловой дрожью до самой макушки и резко натянув обмороженную кожу микроиглами проступивших мурашек.

Fuck! Ещё один почти такой же, но с чуть измененной тональностью, разворотом и силой. Меня продолжало трясти нарастающей дрожью и разливающейся по суставам дикой слабостью, пока до меня наконец-то не дошло, что это были... обычные ножки-фиксаторы на очень тугих раскладных петлях. И ты всего-навсего закреплял ими к полу, тот самый предмет, который выкатил из смежной комнаты.

Боже, как я ещё окончательно не тронулась умом и не свалилась без сознания, особенно, когда эти щелчки и удары вдруг прекратились, и я услышала приближающийся стук подошв твоих фирменных туфель о паркет за несколько мгновений от моего окончательного срыва в эту бездну. И сильней всего, я дернулась именно от твоего прикосновения, от накрывшей меня твоей тени, от скользнувшей по моей воспаленной коже вязкой патоки твоей уплотнившейся тьмы через твои пальцы.

- Тише, моя девочка! Ничего плохого не случилось... я рядом... это всего лишь я... - как будто ты не знал, что со мной происходит, и что как раз этого ты и добивался! Довести меня до подобного состояния! Чтобы наслаждаться и сытиться моей панической лихорадкой, немощными жалобными всхлипами и бессмысленными попытками вывернуться и отпрянуть от тебя. Меня хватило всего на несколько секунд, мои страхи и подкожная паника деформировались под твоими пальцами в абсолютно иную, угодную ТЕБЕ форму. Тебе ничего не стоило перенастроить меня на желаемую волну одним лишь бархатным громким шёпотом, движениями твоих рук и твоей оплетающей тени.

Господи, ты действительно опустился за моей спиной на колено, чтобы тебе было удобней расстёгивать ремень на моих запястьях. Но я все равно почти не чувствовала, что ты делал из-за сомлевших мышц и суставов на обоих изгибах своих локтей, в отличие от твоего дыхания и твоей усилившейся в тысячи раз близости. Мне хотелось разрыдаться во весь голос только от того, что ты наконец-то меня развязывал и... прижимался щекой к моему затылку, приняв вес всего моего резко обмякшего тела на себя.

Неужели мне больше не придется изо всех невозможных сил удерживать эту гребаную позу покорности?.. Ты же теперь не заставишь меня так сидеть? Пожалуйста... Я больше не смогу!

- Всё хорошо! Тише, тшшш... ничего страшного не происходит... я тебя держу... Расслабься, просто расслабься.

А вот теперь я реально не понимаю, почему так хочется рыдать, еще сильнее и во весь голос и одновременно терять остатки здравого разума под атакой противоречивого ощущения запредельной эйфории. Твоя неожиданная нежность, убивающая забота и убаюкивающая ласка – твои тёплые ладони (пусть в этих треклятых перчатках) растирающие мои обездвиженные руки массирующими движениями от плеч и до самых ладошек. И только потому, что я ни черта не вижу, само ощущение твоего физического воздействия на моей онемевшей коже, в мышцах и даже в костях было подобно самому гиперчувствительному разливу тягучей патоки пульсирующих и выжигающих искр твоих фактурных трений и касаний. И это на самом деле реально сводило с ума и продолжало возбуждать, не смотря на то, что я совершенно не могла пошевелить ни руками, ни ногами. Хотя не знаю, чем больше меня топило, прикосновением твоих ладоней или осязанием тебя всего. Я как будто реально тонула в тебе, в твоем живом тепле, и в самом сильном неуязвимом теле моего ласкового палача.

Ты завел мне руки вперёд, потратив почти несколько минут на то, чтобы размять и растереть на них затекшие мышцы и суставы, заставив опереться о твое плечо и грудь, прижаться виском к твоей твердой скуле и щеке. И я уже была готова умереть в таком состоянии прямо здесь и сейчас, лишь бы оно не прекращалось... лишь бы ты снова не начал этот прерванный кошмар и не сорвал с меня живьем кожу очередным смертельным трюком своих изощренных, заученных наизусть манипуляций беспощадного садиста.

- Эллис, я же просил тебя, расслабься... – о, господи! И как же мне это сделать, когда твой звучный тёплый голос опаливает мне ушко, проникая под кожу и череп на виске согревающим скольжением, вибрирует внутри моих дрожащих легких и в бешеном стуке сердца. Когда ты практически и полностью накрываешь собой, буквально затягиваешь внутрь своего горячего живого кокона, обнимая обеими руками и ещё крепче прижимая к себе. И мне до одури хочется вцепиться в тебя, не смотря на то, что ты запретил мне это делать!

Но кто знал, что это не те объятия? Что ты попросту поднимаешь меня на руки, подхватываешь, как пушинку, отрываешь от земной гравитации и притягиваешь к своей на несколько сладких и до боли коротких секунд. И я практически не успеваю этого осознать, понять и определить, поскольку абсолютно не соображаю, где теперь находился верх и низ, и в каком я вообще положении. Даже если бы ты перевернул меня вниз головой, я бы и этого не поняла. Ты стал моей единственной точкой самого сильного притяжения, моей засасывающей черной дырой. И инстинктивно схватившись дрожащими пальчиками за лацкан твоего пиджака, я навряд ли испугалась в ту секунду, что упаду... ведь это было бы просто нереально!

Несколько шагов в неопределенную неизвестность с окончательной потерей всех возможных ориентиров, кроме одного единственного – тебя! С ужасом принимая тот факт, насколько сильно я теперь боюсь потерять его, потерять такое осязаемое и самое желанное тепло твоей близости, твоих рук и твоего тела. Хотя теперь мне ничего не стоило поднять собственную руку к своему лицу и содрать с глаз эту долбанную повязку, увидеть наконец-то (а не только чувствовать) тебя и куда ты меня несёшь. И кто мне скажет, почему я так этого и не сделала?!

- Эллис, разожми пальцы, я тебя не уроню... держи руки на бедрах!

Ты же не можешь сейчас требовать от меня такого, в моем состоянии и после всего, что ты уже сделал, после тех ласковых слов и нежных прикосновений! Или теперь так будет всегда, теперь это станет одним из самых безжалостных орудий твоих смертельных пыток?

Боже, нет, я не хочу! Не сейчас! Только не сейчас! Не надо! Делай что хочешь, говори, что посчитаешь нужным, только не отпускай, не лишай возможности прижиматься к тебе и чувствовать тебя так сильно и остро! Зачем ты убиваешь меня теперь еще и этим? Отнимаешь от своей груди и опускаешь на поверхность разверзшейся черной пустоты, на твёрдый почти жёсткий холод мертвого ничто. А я даже не могу поддаться собственному ответному импульсу, вцепиться в тебя ещё крепче и по настоящему, и не потому, что боюсь упасть или провалиться в эту бездну, а потому что не хочу терять тебя, самой близкой и головокружительной связи с тобой!

И я не сразу успеваю осознать, что происходит, что именно я чувствую под своей спиной, под обнаженной кожей, и почему мне кажется, что если ты уберешь свои руки, отпустишь меня, я тут же сорвусь, упаду с очень большой высоты. Разобьюсь на хрен, всмятку, в одну сплошную пульсирующую кровавую рану, нескончаемую боль с живым сознанием Эллис Льюис.

- Эллис, успокойся... это всего лишь спинка раскладного кресла. Все хорошо. Расслабься и дыши... спокойно и глубоко. Я рядом. Только я...

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я четко осознала и прочувствовала, что это действительно была очень устойчивая и крепкая опора – упругая и плотная лежанка, обтянутая холодной тугой кожей. Но едва ли я могла при этом определить иными ощущениями, собственной спиной и ягодицами, какой именно она была формы и размеров, не говоря уже о высоте. Тем более ты поставил мои трясущиеся ноги на низкие ступени (приподнятые под небольшим углом над полом), мало чем напоминающие подножку-подъем гинекологического кресла. И при этом ты ни разу не убрал своих рук, не дал мне окончательно провалиться в этот ужас, не позволяя думать о чем-либо другом, кроме как о тебе. Удерживал моё сознание и особенно тело прикосновением своих ладоней, проводил лёгкими, невесомыми поглаживаниями и успокаивающими ласками по бёдрам, вздрагивающему животику, центру груди и даже шее.

Чёрт... и ты усилил их давление с обхватом пальцев на моем горле, когда я поняла, что ты находишься прямо надо мной, в изголовье этого гребаного кресла-станка. Нежными гибкими тисками, оплетая моё лицо и голову, чтобы "поправить" её положение в удобной для тебя позиции, всего в нескольких миллиметрах от края спинки, от твоего живота.

- Не шевелись, что бы я сейчас не сделал. И, бога ради, хватит паниковать. Я не буду делать с тобой ничего, что тебе может не понравиться. – и все эти заверения с последующим скольжением твоей ладони по моему плечу и всему изгибу левой руки, с прорисовкой новых чувствительных линий по немеющей коже, с небольшой задержкой на внутренней стороне запястья и с более легкими узорами-касаниями к подушечкам дрожащей ладошки.

Господи, почему мне так захотелось заплакать именно в эти секунды, когда самая невинная из твоих ласк не только отзывалась томительной пульсацией в напряженном клиторе и в сокращающихся стенках влагалища, а буквально резала меня по сердцу, по ещё чистым мышцам, не тронутых и не задетых до сего момента твоим ментальным скальпелем.

Но я так и не успела... ты подхватил мою расслабившуюся кисть, как раз тогда, когда я меньше всего ждала от тебя именно этого действия, потянув неожиданно, хотя далеко не резко, на себя – вверх и в сторону. Прижал к более мягкому то ли подлокотнику, то ли поручню, обтянутому той же кожаной обивкой, и... накинул прямо по запястью плоскую полосу холодного жгута.

Вот тогда моё сердце остановилось по-настоящему.

- Эллис, я же сказал, не дёргайся! В этом нет ничего страшного...

Тогда почему мне так до безумия хочется выдернуть руку, интуитивно сжимая под давлением твоих пальцев ладонь в трясущийся кулачок? Жалобно заскулить и всхлипнуть? Да что уж там, я уже порывисто и учащенно втягивала и выталкивала из легких воздух в паническом приступе асфиксии постанывающими вдохами-выдохами.

- Перестань паниковать... это для твоего же удобства и безопасности! Ну, всё, тише... тише, моя храбрая девочка! Ты же хочешь этого... хочешь, меня, того, что я тебе могу дать, в отличие от других... - бл**ь, говорить всё это, прижимаясь губами к моему виску и одновременно выжигать томной лаской по моему нагому телу твоей скользящей ладонью от шеи и до полушария замерзшей грудки... Боже, как я ещё не свихнулась от этих диких перепадов? Как такое вообще возможно, привязывать меня к какой-то жуткой конструкции, не известно для какой цели и при этом добивать головокружительной нежностью опаливающего шепота и чувственного прикосновения?

Воспаленный сосок под твоими пальцами сжался ещё сильнее, буквально до зудящей и болезненной рези по самым эрогенным точкам, словно ты снова растирал и загонял в его онемевшую бархатную кожицу острые гранулы нестерпимого возбуждения. И оно не заставило себя долго ждать, ударив рефлекторной волной по шокированному сознанию и в голову, хлынув горячей вспышкой вниз к животу, обжигающими искрами томного экстаза прямо по напряженным мышцам изнывающей киски. Теперь к учащенному всхлипывающему дыханию мне захотелось вдруг выгнуться, задрожать ещё сильнее, из-за тебя, из-за твоей руки, от сладчайшей лихорадки, разливающейся по моей коже под твоими пальцами. Я уже сама не понимала от чего меня так выгибало практически с костями, крыло царапающим ознобом и плавило вспышками обжигающего жара, распускалось под движением твоей ладони самыми нереальными ощущениями – то ли страхом-ужасом перед неизвестным-неизбежным, то ли этим гребаным одержимым перевозбуждением. А может всем сразу?

Разве такое не возможно, слить вместе столь несовместимые эмоции и желания и вогнать их мне под эпидермис набором убивающих слов и прикосновений? Заставляя умирать и тонуть в этом упоительном безумии всего лишь от одной манипуляции твоих пальцев, скользящих по нежной поверхности моего тела и оставляющих на нем фантомные узоры твоих пульсирующих отпечатков. От груди, по вздрагивающему животику, к нежнейшей зоне чувствительного лобка... fuck! Я все-таки всхлипнула очень громко, когда твои фаланги лишь едва задели растертую кожу моих опухших половых губок, запустив этим невыносимым прикосновением цепную реакцию затихшей ненадолго остервенелой похоти.

Нет, ты не пошел дальше и вглубь, тебе хватило и нескольких точек моей воспаленной плоти, чтобы выжечь по ней самыми горячими и невыносимыми ожогами сильнейшего эрогенного возбуждения, ударив его распустившейся волной по скрытым каналам и узлам моей взвывшей от острейшего вожделения вагины. Казалось, это не я заскулила буквально в голос, а она, надрывно запульсировав в онемевшем клиторе, с более сильными и глубокими толчками внутри влагалища. Ты всего лишь слегка поглаживал по долькам моих половых губ или рисовал по центральной линии от вершины щелочки между ними, даже не дотрагиваясь до более нежной и гладкой кожицы с чувствительной венозной дорожкой возбужденного клитора, а мне уже хотелось раскрыться и вывернуться перед тобой в самой бесстыдной и молебной позе, стонать, извиваться, терять контроль и просить о пощаде!

Господи, я не верю! Я текла от убивающего на смерть дикого страха перед тобой, перед твоими скрытыми фантазиями изощренного садиста и окутывающим мраком твоей чёрной сущности, как и от дичайшего желания, чтобы ты меня наконец-то вые*ал прямо на этой штуке! Это уже точно конечная, абсолютное падение в полное ничто Эллис Льюис!

- Чем длиннее путь к желанной цели, тем упоительней награда от наивысшего момента запредельного наслаждения. Иногда само ожидание перетекает в самые острейшие и сладчайшие минуты (а то и часы) нереального блаженства, которое хочется продлить до бесконечности, лишь бы оно никогда не заканчивалось. И тогда ты просто начинаешь сходить с ума от двух раздирающих твое тело противоречий – достичь столь желанного и несомненно, сильнейшего апогея или продолжать и дальше умирать в этих томительных пытках безумного экстаза до скончания вечности...

Ты убрал свою ладонь от моего лобка, а я даже не дёрнулась, когда этими же пальцами тут же и сразу, четкими, размеренными и далеко не торопливыми движениями, закрепил ремень на запястье моей всё ещё дрожащей и сжимающейся в кулачок руки. И я действительно позволяла тебе это делать, прекратив сопротивляться, но не умирать под нескончаемыми приливами вибрирующей истомы по самым эрогенным зонам всего моего тела, от каждого твоего обжигающего слова и жеста. Бл**ь, даже вжавшийся в мое запястье плоский жгут ремня-фиксатора резанул неожиданной острой вспышкой-уколом прямо в клитор и мочеточник, едва не вырвав из моего горла удивленный всхлип.

- Ведь главное не конечная цель, а сама прелюдия, тот отрезок времени, который способен раскрыть в тебе все когда-то спящие возможности...

Второй жгут, но на этот раз на уровне сгиба локтя не менее шокирующим обхватом и стяжкой поверх сомлевшей кожи. Господи... у меня опять остановилось сердце, стянув лёгкие обмораживающей плёнкой ментолового инея. И опять необъяснимая волна сладкой отдачи пробежалась ледяными коготками по самым уязвимым точкам парализованного тела, заныв скулящей пульсацией в клиторе и спускающей вагине.

Неужели одного ремня на запястье не достаточно, или в этом главная фишка твоего пристрастия? И почему я возбуждаюсь, когда думаю об этом? Когда понимаю, что именно моё беспомощное состояние и неспособность противостоять твоим манипуляциям вызывают в тебе не меньшие вспышки откровенной одержимости, чем моя готовность раствориться в твоих ладонях только за возможность получить тебя всего.

- И те руки, которые смогут в тебе это раскрыть! И дать больше... намного больше! О чём ты не имела раньше никакого представления, не подозревая о наличии подобного в себе.

Наверное, я не верила до самого последнего момента, что ты проделаешь тот же фокус и со второй моей рукой, словно наивно и отчаянно надеялась, что это не всерьёз (да, Эллис, как и связанные до этого за твоей спиной ремнем изгибы локтей!), что ты не опустишь меня еще глубже, на более холодную и илистую глубину своего засасывающего мрака.

- Это больше, чем просто желание, Эллис! Это твоя сущность, то, что ты есть, всегда хотела... – ремешок-фиксатор на второе запястье с более волнующим движением твоего большого пальца по подушечке моей ладони, волнительной лаской по чувствительным точкам млеющей кожи. – И то, что тебе могу дать только я. То, что ты можешь прочувствовать только через меня...

И мне опять хочется плакать и... стонать... потому что столь обостренных ощущений от прикосновений твоих рук и твоих вымеренных слов я не испытывала вообще ни в каких из своих прошлых и настоящих жизнях. И я действительно этого хотела, до убивающего осознания, что мне это может не просто понравиться, что я захочу ещё и буду хотеть теперь всегда, как тебя и твоей близости, потому что всё это можешь дать мне только ты, и только с тобой я и могла пройти по всем виткам этой головокружительной спирали и не разбиться в дребезги при следующем бешеном полете в твою бесконечную бездну. Да, бл**ь, я хотела этого, хотела ТЕБЯ! И не важно, чем закончится это сумасшествие... я всё равно буду тебя хотеть, даже если ты изрежешь мне всю кожу на теле и стянешь все раны раскаленными иглами.

- Главное не сдерживай в то, что будет рваться из тебя. Хочешь кричать, кричи, захочешь большего... проси! Только не зажимайся и не смей закрываться, иначе хуже будет от этого только тебе. Пусть оно выйдет из тебя... распуститься алым цветком сладкой боли...

О, нет! Разве можно порезать прикосновением не сколько тело, а именно душу, добраться до чувствительных волокон самой сущности? Опять беспощадной лаской широкой ладони по моей шее и груди, чуть сжимая и сцарапывая по упругому полушарию и горящему соску пока ещё щадящими пальцами... дальше, по ребрам, животу, косточке таза и по бедру, словно проникая их фантомными оттисками под грудную клетку к сердцу и лёгким, стягивая трахею и вырывая из моего горла несдержанные учащённые всхлипы. Я не сразу поняла, что ты не просто гладил и выписывал по мне своими нестерпимыми ласками, ты обходил и сам станок, приближаясь к моим ногам всё той же размеренной, неспешной походкой.

- Пусть станет тобой, твоим истинным естеством!

Я только успела неосознанно всхлипнуть, когда твои ладони обхватили поверхность моего бедра, приподнимая всю мою ногу, и скользнув по ней одной рукой расслабленными пальцами снизу, как по самым гиперчувствительным струнам: по бицепсу к икре и голени, выбивая ответный неуемный приступ то ли панической, то ли эрогенной дрожи. Медленно отвел её в сторону, раскрывая меня, как до этого на диване не в самой целомудренной позе. И нет, это оказалась не холодная чашечка, как на подпорке гинекологического кресла под сгиб коленки, но оно было не менее высоким и скорей походило на раскладную подставку под всю ногу с такой же кожаной мягкой обивкой, как и сама лежанка кресла с подлокотниками. И меня пробрало от соприкосновения с ней и именно под давлением твоих пальцев, от понимания, как я буду выглядеть, когда ты закончишь меня привязывать к этому то ли креслу, то ли к чему-то более жуткому распятью. И не сколько выглядеть, а быть абсолютно беспомощной, до сих пор не соображая, где верх, а где низ, умирая от страха сделать необдуманное движение и куда-нибудь после этого провалиться.

Куда? Я уже итак падаю, сколько гребаного времени в твою чёрную дыру, а ей всё нет ни конца, ни края. И она на самом деле абсолютно чёрная, живая и осязаемая. И она переминалась с тобой, с твоими движениями, с твоим голосом, с соприкосновением твоих рук, плотными холодными ремнями, стягивающими мою щиколотку, колено и даже центр бедра под спокойными и ровными манипуляциями твоих сильных знающих пальцев.

Господи, зачем столько жгутов? Что ты вообще собираешься делать со мной после такой основательной фиксации? И что со мной такое вообще? Почему я задыхаюсь не сколько от страха, сколько от твоих проделанных надо мною действий, от твоих успокаивающих ласк и предстоящей пугающей необратимости?

Второй ногой на противоположную подставку, набрасываешь следующую петлю кожаного ремня на вторую щиколотку, и я едва не теряю сознание. А может я уже давно его потеряла, так как не могу найти в себе силы, чтобы закричать и взмолиться. Мне же страшно! Боже, мне ещё никогда не было так страшно! Тогда почему я ничего не делаю, почему не умоляю тебя остановиться и развязать меня обратно? Чего я до сих пор жду? Зачем позволяю тебе чувствовать это, кормить тебя своими ощущениями и паникой, наслаждаться моей уязвимостью и слабоволием, моим нескрываемым желанием и возбуждением. Боже всемилостивый! Так тебя бояться и так хотеть! Это не может происходить наяву, подобные чувства здесь несовместимы, только во сне... В нашем общем сне, где мы бодрствуем вопреки всем законам реальности!

Последняя не слишком тугая, но и далеко не слабая петля поверх моего левого бедра, с уже знакомым щелчком пряжки ремешка настоящими осязаемыми иглами ментоловой анестезии под кожу, а я боюсь пошевелиться, словно попытка проверить крепость этой пугающей до смерти фиксации только усугубит моё состояние. Я не хочу верить в это! В то, что я связана тобой и теперь не смогу вырваться, как бы ни старалась! Господи! Я же сама только что позволила тебе привязать себя. Как такое могло случиться? Что ты со мной сделал, заставив забыть всё на свете, кроме одного тебя? Тебя и твоих оголённых извращенных желаний, пущенных мне в кровь нейропаралитиком и сладчайшим галлюциногеном!

И чем дальше эти секунды вливались в мои вены, надрывной аритмией взбесившегося сердца, тем четче и глубже я испытывала эти сумасшедшие ощущения, окружающую черноту, твои ускользающие движения, вибрирующие молекулы и пульсирующие волны многослойного кокона твоей живой уплотняющейся тьмы.

И я на самом деле не понимала, где потолок, а где пол... ты не просто меня распял и повязал по рукам и ногам неразрывными жгутами своей изощренной психосоматической и психофизической клетки, ты погрузил меня и сознанием и телом в эту невесомость, оголив на изнанку мои нервы со сверхчувствительностью психики и тела, усилив и обострив их в несколько раз! Я прекрасно слышала и чувствовала буквально всей поверхностью эпидермиса твои передвижения, разве что теряясь в определении расстояния, но только не в сенсорной вибрации твоих обжигающих мыслей, эмоций и желаний! И я уже сама не понимала, чем меня так выбивало, страхом потери твоих прикосновений, или то что ты куда-то отходил в сторону, в неизвестном для меня направлении...

- Эллис, я уже сотню раз тебя просил... расслабиться... ну же!

Твои вернувшиеся шаги и мягкое бесшумное движение у моих раздвинутых ног... боже, всего в ничего от моей раскрытой промежности, горящей воспаленной киски! И я чувствую ягодицами почти полностью приподнятых над краем холодного "сиденья" кресла остужающую границу прохладного воздуха комнаты, понимая, что тебе ничего не стоит сократить её или попросту стереть в абсолютное ничто. И меня начинает топить этим выжигающим разрядом, едва не трясти от его циклического тока, лишь от невесомого соприкосновения с невидимой паутиной близости твоих ног в нескольких микронах от моей возбужденного клитора и истекающей щелочки вагины. И я вскрикиваю, дергаюсь всем телом, когда охлаждающее движение надо мной неожиданно накрывается плотным оттиском твоей ладони в кожаной перчатке. И в этот раз оно было куда сильнее и шокирующей, как будто низ моего живота под твоими спокойными пальцами превратился в мягкий воск. Надави, продави по моей коже ещё плотнее и глубже, и ты достанешь основание моих оголенных нервов вместе с внутренностями! И мне реально кажется, что я чувствую скольжение подушечек твоих фаланг насквозь, прямо по позвоночнику, внутри и снаружи, с бешеными спиралями неописуемой отдачи по стенкам того же влагалища и немеющей поверхности раскрытой перед тобой вульвы.

Самая блаженная и нестерпимая из твоих ласк, с пугающей резью стягивающих ремней на руках и ногах в попытке податься совсем немного вверх за тобой или сжаться. И я не пойму, чем меня так затягивает, глушит остатки здравого разума, превращая в одержимое тобою существо: твои чувственные касания или болезненное трение от жгутов, или и то и другое вместе?

- Будешь так напрягаться, ощущения притупятся, и не сможешь уловить самых глубоких и вскрывающих! И не забывай дышать... – о да, как раз в момент скольжения твоей ладони по центру моей груди, через несколько дюймов к шее с последующим обхватом-переплетением твоих нежных пальцев поверх моего горла.

Я перестала дышать и слышать дикий пульс своего сердца, когда их давление слилось с коротким свистом, разрезавшего воздух тугого и плотного лезвия неизвестного происхождения. Я даже сперва не поняла или не ощутила, как именно его длинная, гибкая и тонкая змея соприкоснулась со мной, скользнула по моей груди, рёбрам и животу слегка наискосок коротким жалящим хлопком, оставив самый широкий и более ощутимый след на растертом соске. Всего ничего, несколько мгновений и её фантомное лезвие резануло по оставленной полосе разгорающейся вспышкой настоящей физической боли, оставив напоследок вершину груди – вонзив в неё ошпаривающим ожогом взорвавшихся искр вибрирующего тока. Я даже не успела понять, что произошло, не то, чтобы вскрикнуть, вернее, не сумела, от той же неожиданности и накрывшего под твоими пальцами мое горло панического удушья. Только интуитивно сжаться и захлебнуться изумленным всхлипом.

Она уже растекалась по мне и не только по разгорающемуся болевому следу на груди и животе, она вогнала свои раскаленные иглы в мой оцепеневший мозг, резанула острыми спиралями тугих струн по всем нервным окончаниям и рецепторам, как снаружи, так и изнутри, закоротив высоковольтной дугой в костной ткани пульсирующими разрядами. Я так и не приняла до конца в свой шокированный разум того факта, что ты меня только что ударил! И не то, что просто ударил, или слегка и ненавязчиво шлепнул, а по настоящему, с той вложенной твоей рукой в выбранный предмет пыток силой, от которой на коже остаются болезненные отпечатки, ссадины и синяки. И она накрыла меня моментально, вымораживающим испугом, нестерпимым жжением, острыми спицами под кожу и... горячим влажным вакуумом твоего рта...

Бл**ь, вот тогда я действительной едва не выгнулась, не вскрикнула и не забилась в натянувшихся дополнительной резью на руках и ногах ремнях. Это было что-то невообразимое, за пределами здравого восприятия, одни лишь обострившиеся и слившиеся воедино несовместимые ощущения боли и наслаждения... И ты действительно вел по горящему ожогу на моем животе и ребрам бархатной змейкой своего языка, то ли ещё больше растирая этот след до более болезненного "пореза", то ли притупляя часть неутихающего жжения под прохладной пленкой оставленной влажной дорожки твоей слюны. И я уже просто отказывалась не то, что думать, даже пытаться анализировать происходящее! Ты топил меня с головой в этом сумасшествии, обрывал любую попытку всплыть и глотнуть чистого воздуха. И я не понимала, что со мной, почему меня не рубит окончательно этой болью, не разрывает на части страхом и желанием разрыдаться?.. Почему я задыхаюсь от приступа запредельной эйфории, когда твой рот накрывает мой стонущий сосок, вобрав его с частью вершины грудки в твой горячий анестезирующий вакуум. Мне ведь кажется, что его рвет и буквально до крови тонкими лезвиями резаной раны, прожигая насквозь до самого позвоночника, но ты перекрываешь эту резь, точечным скольжением языка, растирая и меняя направление боли в иное русло, превращая её в раскрытые бутоны распускающегося болезненного наслаждения, возвращая часть нестерпимых вспышек в воспаленную пульсацию клитора и перенапряженной вагины. Боже, и чем ощутимей движения и "толчки" твоего языка по пылающему соску, тем сильнее отдача их фантомных ударов по стенкам сокращающихся мышц влагалища.

И я реально не соображаю, где боль, а где сладкая патока нарастающего наслаждения, и почему вместо того, чтобы молить тебя остановиться и больше не бить меня, я поддаюсь тебе на встречу, в желании раскрыться ещё больше, показать, насколько сильно я схожу с ума за тобой, как меня накрывает одна из самых твоих неожиданных ласк – твой рот и язык на моей груди. Это не может быть явью, я точно сплю! Но эти ощущения, выписываемые тобою, твоей рукой и языком были обострены в сотни раз, такое во сне не прочувствуешь и особенно с накрытыми глухой чернотой глазами. Как и явственно разобрать оттиск твоих зубов, прикусивших мою грудь неожиданным укусом под растертым до состояния оголенной раны соском.

Я не вскрикнула от неожиданности и новой сладкой боли только потому, что твои пальцы сжали моё горло в этот самый момент, и когда ты резко поднялся надо мной, когда меня оглушило новым и самым необычным ощущением – прикосновением какого-то инородного предмета к моей щеке. И то, что это были не твои пальцы, я поняла по его очень холодному и далеко не твёрдому скольжению.

- Эллис, дыши! Не забывай дышать, глубоко, диафрагмой... – да, чтобы я насыщала кровь и мозг большими дозами отравленного твоей тьмой кислорода, чтобы у меня ещё сильнее кружилась от тебя голова, и интенсивнее приливало к интимным мышцам, и чтобы это падение казалось ещё более бешеным и нереальным! – Не бойся, это всего лишь стек, тот самый, который используют в верховой езде и во время БДСМ-фотосессий. Излюбленная фишка твоих коллег-фотографов. Разница только в том... – я не сразу поняла, что это был лишь кожаный наконечник стека, тот самый, который резанул меня по соску самым болезненным и точно вымеренным твоей рукой ударом. – Что при правильном и умелом использовании, он может стать опасным оружием, и на игрушку он далеко не тянет.

Ты рисовал его плотной петлей по моему лицу, не спеша выписывая достаточно ощутимые линии по щеке, подбородку, по контуру нижней губы. Его специфический запах врезался в рецепторы обоняния так же сильно и остро, как и его эфирный привкус в мой приоткрытый ротик. Мне только и оставалось, как сдерживаться от желания расплакаться, задыхаясь под топящими приливами более ненормальных импульсов – реакции моего тела на твой ровный звучный голос, на твои изощренные действия пресыщенного палача-эстета – движения, касания, давления пальцев твоей левой руки на горло, удерживающих мою голову самой надежной и осязаемой фиксацией. На скольжение наконечника стека по моей шее, как раз возле вжатых в мою кожу подушечек твоих фаланг, до самой яремной впадинки, по ключицам, по выступающим ребрам грудной клетки под ключицами, мягким полукругом поверх полушария левой грудки, заставив дрожать при соприкосновении с уже растерзанным тобою соском. Новые вспышки неуемного вожделения не заставили себя долго ждать, хлынув обжигающими волнами по всем эрогенным каналам и воспаленным узлам порочной истомой. Мне только и оставалось, как немощно сжать собственные пальчики на руках и ногах, мечтая вцепиться ими во что-то более упругое и... живое.

- И только от Мастера зависит, что он делает с тем или иным тематическим девайсом, как и для чего хочет его применить, а, главное, каких достичь результатов.

Ты прижал всю гибкую трость стека к моему торсу, в одном дюйме от линии твоего первого удара, дав прочувствовать весь потенциал и возможности этого орудия пыток, как и подвести к осознанию, что это не обычная демонстрация с сопроводительными пояснениями.

- Всё что тебе нужно знать, Эллис, это то, что ты будешь чувствовать и получать при взаимодействии с подобными девайсами, с отмеренными моими руками наказаниями и... поощрениями!

Я всё равно не ожидала, что ты сделаешь или повторишь это снова. Я даже не успела уловить этого момента, когда ты отнял стек от моей кожи и опустил обратно, но с совсем другой силой и воздействием применения. И в этот раз я все же вскрикнула, абсолютно не соображая из-за чего – из-за нового испуга или новой вспышки обжигающей боли. И она совершенно не хотела притупляться под большими дозами нескончаемого адреналина, разгораясь вторым длинным "рубцом" и задевая своей выжигающей волной первый. Хорошо, что на этот раз ты не тронул моего соска, хотя гореть и стенать под острой резью второго удара он меньше не стал. И меня снова сорвало в эту смертельную пропасть вынужденного принятия очередного шокирующего факта – я опять ничего не сделала, чтобы воспротивиться тому, что ты со мной делал, не взмолилась остановиться, прекратить... потому что это была не просто физическая боль. Она давала мне чувствовать нечто большее, держаться за твою реальность отрезвленным разумом и растворяться в её тлеющих искрах, стекающих вязкой волной наслаждения к эпицентру физического и эмоционального возбуждения.

И в этот раз ты не стал снимать её с помощью своих стимулирующих ласк, порочными влажными рисунками своего бархатного языка и горячим анестезирующим вакуумом ненасытного рта. Ты возобновил изучающее движение стека, скользнув его наконечником прямо от вершины линии твоей новой нательной метки, прочертив по всему её горящему следу до самого живота.

И мне пришлось цепляться за эту боль, за эти отвлекающие прикосновения, за то, что их делали твои руки, делал ТЫ!.. За то, как наблюдал и следил, что со мной происходит, за тем, что ты со мной вытворял. И опять срываться с этой смертельной грани, когда она перетекала в пульсирующие красные искры блаженной истомы, стоило тебе лишь провести стеком по нижней линии живота и коснуться его упругим наконечником вздрагивающего лобка. И я уже задыхаюсь не от боли, а под кроющими волнами острого возбуждения, от выбивающего страха обмораживающего предчувствия.

Легкое трение по центральной линии лобка, пуская по гиперчувствительной коже разряды щемящего сладкого тока с не менее сильной инъекцией в вену, ударившей по клитору более мощными и обжигающими притоками горящей крови. Я задрожала, буквально затряслась, стоило ему опуститься ещё ниже, задеть опухшую дольку половой губы у линии с внутренней поверхностью бедра, ещё ниже... бл**ь!.. коснуться воспаленной кожи складок вульвы, вагинального колечка пульсирующего входа влагалища, еще дальше, по короткой зудящей дорожке промежности к сжатому сфинктеру ануса. Я просто перестала соображать, как и понимать, что происходит. Моё сознание, разум, все обострившиеся эмоции и ощущения находились под давлением скольжения наконечника стека, и очередная, только что пропущенная по всему телу и натянутым нервам сильнейшая вспышка физической боли рванула в голове двойной отдачей, проплавив интимные мышцы острейшей стимуляцией, слившейся с истомой разгорающегося наслаждения подобно двум спиралям жидкого огня и сухого льда.

И я, наверное, закричала больше от испуга, чем от нового удара, резанувшего неожиданным хлопком стека как раз по последней, выбранной тобою точке, задев ещё и растянутую щелочку вагины. Боже... мне показалось, или она на самом деле брызнула, когда я неосознанно и со всей силы сжала внутренние мышцы влагалища в безуспешной попытке свести бедра и наконец-то зажать этот пылающий "желоб" с пущенным по нему расплавленным металлом чистейшего болевого пламени.

- Тише, моя девочка... моя умница! – вот теперь я заплакала, хотя и не осознанно, одновременно взвыв под звучную вибрацию твоих успокаивающих слов и нещадных действий твоих пальцев, разжавших свою мёртвую хватку на моем горле.

Всего пара мгновений, и меня резко выгибает, едва не выбивая из сознания, когда в мою киску, "скулящую" от выжигающей до самого костного мозга боли, вошли твои твёрдые фаланги. Несколько сильных, быстрых и влажных толчков по моим пережатым кольцам влагалища, и меня чуть не вынесло за пределы собственного тела и этой комнаты.

Да, я практически уже не чувствовала себя, лишь одну оголенную сущность, вывернутые раны с содранной кожей, воспаленные нервы чистой боли и запредельного блаженства агонизирующей эйфории. И ты держал меня за их невидимые красные нити, натягивая до такого предела, что казалось, ещё немного, и они попросту лопнут. Но в том-то и дело, они не рвались, а ты продолжал их растягивать, стимулируя их живой болью мою взбесившуюся одержимость.

- Бл**ь, Эллис... просто нереально, как напряглась твоя пизд**ка... буквально, как камень...

Ты растирал мои мышцы вагины, пока меня выгибало под нестерпимой отдачей глубоких толчков твоих пальцев, затягивая ослепшим разумом и телом в этот бешеный водоворот ненасытной чёрной дыры. Стоило мне только взвыть от желания вырваться, как ты тут же перебивал его стимуляцией моей остервенелой похоти, доводя до состояния полного помрачения рассудка.

Совершенно ничего не видеть из-за плотной повязки на глазах и при этом умудряться слепнуть даже под её абсолютной чернотой, хотя твой мрак и резал мою сетчатку алыми сполохами кровавого напалма каждым твоим последующим действием, фразой, голосом, касанием и проникновением твоих пальцев, рук, дыхания... твоей пульсирующей тьмой... Казалось, ты даже пальцы вводил в меня с ощутимым затруднением, и поэтому я так остро чувствовала едва не всеми (и по отдельности особенно) стонущими мышцами воспаленного влагалища твое фактурное скольжение со сладчайшим трением о её перенапряженные стенки.

И это на самом деле было невозможным и невообразимым – буквально умирать в эпицентре разгорающегося алого ядра греховной похоти, слившейся с не менее обжигающей спиралью физической боли. И да, с каждым неспешным скольжением или сильным ударом твоих фаланг она разрасталась и ширилась всё больше и глубже, разрезая по глазам красными царапинами и затягивая изнутри горло эротической асфиксией. И я чувствовала, скорее неосознанно, её неумолимое приближение, вибрирующий под кожей ток её смертельного апогея буквально за несколько секунд до сокрушительного термоядерного взрыва. И он произошел... сразу же, за несколько ничтожных мгновений до того, как меня должно было накрыть его первым за этим вечер оргазмом.

Ты неожиданно вытащил из меня пальцы и... ударил... стеком по правой груди и ребрам, снова наискосок, вырвав меня и сознанием и скованным телом на последних долях секунд назад, в огненное кольцо сильнейшей боли. И я задохнулась снова, почти теряя рассудок, но не от её вспарывающих клинков и ледяных спиц, вонзившихся в мой воспаленный сосок и в третий нательный рубец до самого пупка. Она была слишком притуплена анестезией сильнейшего перевозбуждения и кипящего в крови адреналина. Скорее мой разум и сердце покрылись трещинами острых расколов как раз под давлением твоей руки, вложенным в неё тобою ударом, и он оказался намного болезненным и глубоким, чем три предыдущих. И ты совершил его, чтобы меня остановить, выбить им мое желание кончить, загасить физической болью... обжигающей телесной болью, от которой разбухает кожа и взрываются тысячи капилляров.

И я продолжала стонать и плакать, скулить и задыхаться, так и не проронив ни одного умоляющего слова, совершенно не соображая, что со мной происходит, почему я так отчаянно цепляюсь за тебя, за все эти гребаные и неестественные ощущения. И ПОЧЕМУ ВСЕ ЕЩЁ ХОЧУ ТЕБЯ?!

- Моя умница... сладкая, послушная девочка...

Мне бы возненавидеть тебя сейчас за такие слова, за твои поощрительные ласки, за теплую ладонь, обхватившую моё бедро нежным скольжением, а не вздрагивать от проникающей под кожу вибрацией твоих шагов, от сбежавшей из сжавшейся щелочки вагины тягучей прохладной капли по горячей промежности и опухшей кожице растертой розочки ануса.

- Моя грязная персональная шлюха и порочная бл**ь. Сучка течет за х*ем своего Хозяина, хочет его... меня. Скулит и трясется от желания быть вые**ной мною!

Боже... за что? И что со мной такое? Почему так ломает и режет по костям выгибающей растяжкой от твоих жутких слов, от твоего убивающего на хрен почти бесчувственного голоса?.. когда-то столь родного, принадлежащего теперь скучающему триумфатору, пресытившегося своими бесчисленными победами и играми с валяющимися у его ног безвольными жертвами.

- И она готова пойти до конца ради самого заветного приза...

И всё это время ты не просто говорил, а обходил меня, не убирая ладони с моего тела, рисуя пальцами по моей чистой коже и опухшим ссадинам твоих изысканных "порезов".

- Достичь запредельных глубин своих самых сокрытых пороков и извращенных желаний, чтобы узнать, что же находиться за этими пределами и недостижимыми гранями. Насколько ты готова и хочешь раскрыться в моих руках, передо мной, чтобы получить всё это?.. Получить меня...

О, господи! Почему я не умираю, почему до сих пор задыхаюсь от возбуждения и невыносимой нефизической боли, от твоей ладони, оставившей свои не менее глубокие следы, чем удары твоего гребаного стека, на моем тлеющем сознании и растерзанном теле. От твоих пальцев, сжавших мою левую грудь, властным жестом любующегося собственника, заставив опять выгнуться навстречу и капризно заскулить то ли от сладкой боли в пережатом соске, то ли от импульсного разряда-отдачи надрывных сокращений в судорожных сжатиях влагалища. И практически уже сойти с ума от твоего неумолимого приближения к изголовью кресла... панически дернуться и тут же безвольно затихнуть/застыть под твоими руками, обхватившими моё лицо и голову неожиданными мягкими тисками напротив твоего живота.

Да, я была готова поклясться, что не только чувствовала, а даже видела в алых пятнах пульсирующей тьмы твой прожигающий до костей взгляд, ледяные клинки твоих почерневших глаз. И они проникали в меня и резали на недостижимую глубину, как и все твои прикосновения, как и каждое произнесенное тобою слово... на поражение! Точно в цель!

- Кстати, Эллис, ты считаешь?

И я явственно определила, что твоя левая рука (та, пальцы которой недавно побывали в моем влагалище) была уже без перчатки и именно ею ты обхватил мой подбородок, чуть приподнимая за него мое лицо на себя, в свою сторону. Я не успела заметить, как потеряла ощущение твоей правой ладони, потому что ты теперь рисовал невесомым трением подушечек фаланг по контуру моего задыхающегося ротика, пускал тактильные искры томительной неги под тонкую кожицу дрожащих губок, проникал большим пальцем во влажную глубину полости рта, растягивая по поверхности языка острые гранулы моего вкуса своей твердой плотью.

И я так четко уловила твое последующее движение, то как ты нагнулся над моим лицом, словно твоя фигура и весь твой совершенный образ, проступили в черноте твоего сплошного мрака трехмерным оттиском живой фактурной тени.

- Это пять! – о, боже!.. проговорить прямо в мой раскрытый ротик, практически задев своими губами мои, за несколько микромгновений до нового срыва в твою бездну... Да! По бешеному витку пятого круга твоего персонального Ада, ударом твоей руки по центру моего торса, с выжигающим жжением самого болезненного оттиска наконечника стека на моем животе, прямо над линией лобка.

Неужели этому не будет конца? И почему я принимаю каждый из этих ударов, конвульсивно выгибаясь под тобой, твоими руками и губами, будто ожидаю, что этот кошмар должен закончиться восхитительной сказкой... Какой? Ты падешь передо мной на колени, осыплешь меня поцелуями и слезами, вымаливая прощение за то, что заставил меня всё это пережить?..

Господи, да что со мной не так? ЧТО ТЫ СО МНОЙ СДЕЛАЛ?

- Тише... тише, моя ласточка!.. Ты же знаешь, что за всё надо платить, и особенно за наслаждение... И чем сильнее наслаждение, тем выше за него плата! – это не мог сказать ты! Только не ты, не мой Дэнни! Не его родной голос, от чьих слов и бархатного тембра у меня буквально закипала кровь, и млело от сладкого предвкушения сердце. Не его нежными лепными губами, которые умели так целовать и сливаться с моими одним целым, одной упоительной истомой. И эти слова не могли сейчас царапать стенки моей диафрагмы вибрирующей патокой и стекаться вязкой ненасытной пустотой внутри моего скулящего влагалища.

Это всё было неправильно, я не такая! И ты не можешь меня доводить до такой недостижимой точки одержимого возбуждения изощрённой росписью настоящей сжигающей на хрен все чувства и желания боли, этими жуткими приёмами хладнокровного Чёрного Хирурга.

Но тебе ничего не стоило убедить меня в обратном, в действенности всех твоих манипуляций и действий... опустить меня ещё ниже, резко сбросив на десять метров вниз и тут же поймав на свои руки... причём буквально!

Я не поняла, что ты такого сделал, но спинка под моей головой плавно опустилась ещё ниже, и я на самом деле ощутила, словно падаю... вот только куда? Вверх или вниз?

У этого безумия будет окончание, или ты ещё и не начинал? Только разогревался?.. Только-только собирался погрузить свои искусные пальцы в мой расплавленный мозг, в плоть и в разум, как это делал с моим телом, его ощущениями и моими ответными импульсами. Вначале резануть по коже острой физической болью стеком, а потом натянуть её тугую леску на своих ласковых пальцах, задевая самые неожиданные чувственные точки и каналы и сразу же перекрывая еёсильнейшими вспышками ненормального возбуждения. Как и сейчас... в эту самую секунду, прикоснувшись к моему скулящему от болезненных стонов ротику гладкой упругой поверхностью головки своего члена, очертив ею каждую мою дрожащую губку, чтобы я смогла прочувствовать его форму, определить что это и... тут же ударить по всем перетянутым эрогенным узлам выбивающим разрядом шокирующего осмысления. Я сама не поняла, как застонала теперь не от болезненного жжения твоего удара, а от выжигающих на моих губах пульсирующих искр греховного вожделения, от соприкосновения с твоей нежной чувствительной плотью. И я интуитивно потянулась за ней сама, едва соображая, что делаю, буквально и до сих пор задыхаясь! Прижавшись кончиком языка к тугой натянутой уздечке центральной бороздки головки и лизнув её до самой впадинки вершины.

Как же ничтожно мало надо для того, чтобы меня накрыло моментально и полностью, прожгло по интимным зонам всесминающим напалмом, от оплавившихся в голове нейронов и до бешеных ритмичных сокращений в клиторе и вагине. Только почувствовать на своих губах и языке вкус, запах, и рельеф твоего члена и меня уже практически начинает трясти, топить, душить и затягивать раскаленной сетью остервенелой похоти. Сразу же толкает рефлекторно и неосознанно вперед, импульсным порывом обхватить его губами или позволить твоей руке направлять его движением по моему лицу, дразнить меня его скольжением по моему жадному ротику, всей его длиной, пропуская по рецепторам моего языка и наполняя мои ощущения (и не только в воображении) его вызывающей упругой фактурой, подвижной шелковой кожицей, вздутыми дорожками извилистых вен и центральным швом у самого основания... Боже!.. Даже прижаться прохладной и более переминающейся мошонкой с грубой жесткой кожей к моим раскрытым губам, чтобы я могла ощутить её тяжесть и оставить на ней мокрый след своего извивающегося язычка.

Всё, это был предел! Особенно когда ты провел всем стволом эрегированного члена по влажным створкам моего ненасытного рта обратно до головки, тут же скользнув ею по поверхности моего языка вглубь, к жаркой помпе гортани, под мою верхнюю губку. Бл**ь! Меня мгновенно накрыло, прожгло, закоротило по всем контактам превышенной подачей эрогенного тока, когда вся его объемная твердая плоть заполнила, чуть ли не до основания вакуумную полость, и ты сделал несколько плавных толчков по её бархатным глубинам, практически уже коснувшись нёбных миндалин. Может я была под таким взводом и на таких превышенных дозах адреналина и поэтому не ощутила никакого ответного рвотного спазма? Или само положение моей запрокинутой головы с растянутой шеей облегчало принятие твоего самого возбуждающего органа с его сводящими с ума погружениями уже не меньше чем на половину от всей его длины? Как же мне хотелось большего, почувствовать его всего, ещё глубже, и не только у себя во рту. Чтобы его щадящие (пока!) толчки по моему языку не только отражались фантомными ударами в моей спускающей киске, а буквально доставали упругой пульсирующей головкой до самой шейки матки!

- Расслабь мышцы горла. – ощутить обхват твоих обнаженных пальцев на моем выгнутом горле, одновременно с твоим звучным приказом и скольжением члена в моих зажатых губах? Трижды fuck!!!

Я готова была заскулить в полный голос, из-за того, что не имела возможности свести ноги и сжать бедра, зажать ноющие половые губки и клитор, чтобы кончить! Это невыносимо! Меня уже выкручивало, как одержимую бесами... ДА! Твоими бесами, твоим смертельным вирусом, инфицировавшим мой разум и тело этой неконтролируемой похотью. И мне уже было плевать, что ты мне прикажешь или, что захочешь со мной сделать, главное, чтобы это был ТЫ, и только ты! И чтобы это ты вытворял все свои извращенные фантазии с моей растерзанной тобою сущностью и с моим издыхающим за тобой телом!

Расслабить горло, чтобы почувствовать головку твоего члена ещё глубже? Ох, бл**ь...

Да что со мной такое, почему оно не останавливается, а разрастается ещё больше, выдавливает из меня последние атомы здравого рассудка, заполняет тобой, этой дикой порочной жаждой? Царапает, растирает и стимулирует с каждым твоим глубоким проникновением в мой рот, с движением твоих пальцев и ладони, с их самым сверхощутимым скольжением по моему телу – от шеи и ключиц прямо по центру груди и живота, по пылающему "рубцу" от стека. И я почти её уже не чувствую, она растворилась в этих плавящих искрах ненормального возбуждения, слившись в одно целое и неразделимое – в сладкую боль и греховное наслаждение. Ты наполнял меня ею, вливал в кожу и нервные окончания с новыми, более быстрыми и ритмичными толчками члена в кольце моих губ и с далеко не нежным обхватом-сжатием второй руки на полушарии моей правой грудки. Ты как будто атаковал меня сразу с нескольких позиций: еб*л мне ротик, накрывал лобок, половые губки и влажную растертую тобою же вульву своими теплыми фалангами, одновременно затягивая в горячий вакуум своего рта сосок с вершиной всего холмика груди. И мне было уже мало даже этого! Задыхаться, выгибаться, трястись от каждого трения-скольжения головки твоего пениса по моему языку; плавного, едва не ленивого давления твоих пальцев или их невесомого соприкосновения с воспаленным клитором, опухшей нежной кожей складок перевозбужденной киски и вагинальной впадинки; или заскулить от прикуса твоих зубов вокруг ареолы моего соска с последующим снятием их болезненных отпечатков узорной акупунктурой горячей влажной змейки твоего бархатного "клинка".

- Да, бл**ь, так, моя сучка! Покажи, как ты этого хочешь, насколько тебя заводит мысль мне принадлежать. И как ты течешь от осознания, что это твое истинное место – у моих ног, и твоё горлышко принадлежит только мне, только под моё личное пользование! – я даже не уловила сиплую хрипотцу в твоём напряженном голосе, хотя его низкие частоты ударили по моему слуху и нервным каналам не менее сильным разрядом, чем смысл твоих произнесенных фраз.

Ты перестал насиловать мой сосок своим губами и языком, но только не мой рот и не мою киску... Хотя в этот момент я уже практически не успевала улавливать ни одного из твоих действий, я уже растворилась в них полностью, превратившись в одну оголенную эрогенную мышцу. И не важно, где ты меня касался, я поглощала в себя эти движения, толчки и возбуждающие приливы абсолютно всеми клетками своего пылающего тела. И когда ты ударил меня стеком по распухшей дольке правой половой губы, я закричала совсем не от боли и не от испуга... боже всевышний... Я была готова поклясться, что уже сама этого хотела! Хотела, чтобы ты меня ударил и по более чувствительной зоне. Потому что умирать от желания кончить с твоим членом в своем влагалище перешло в самую дичайшую манию всей моей жизни. Уж лучше выбить её физической болью, или на время заглушить, чем сходить с ума от осознания, что ты меня сознательно лишаешь этого!

Наверное, поэтому ты не стал делать таких больших перерывов, увидев, насколько я желала этой боли, как уже задыхалась и выгибалась под её выжигающим током, будто это была одна из твоих сладчайших стимуляций в глубине моего истомившегося тела. И как плакала не от страха или ожидания чего-то сверхужасного, это были те самые рефлекторные слезы, которые текли неосознанно, под влиянием сильнейших физических и психических воздействий твоих рук и слов.

Казалось, вспышка от первой боли не успела наполнить мои уязвимые интимные зоны, как ты прочертил наконечником стека острым "порезом" по второй половой губе, ужалив громким хлопком-ударом по самой чувствительной поверхности незащищенной кожи буквально через несколько секунд после предыдущего. И в этот раз я закричала, или застонала, да и ты так вовремя вытащил из моего рта член, прекратив со своей стороны все действия, словно наблюдая, вернее, наслаждаясь моими ответными рефлексами. Любуясь, как меня выламывает этой шоковой дугой по костям, мышцам и суставам, как трясет и едва не выворачивает наизнанку от взбесившихся эмоций. И как, в конечном счете, ты сминаешь эту отрезвляющую боль своей рукой, резко накрывая ладонью и... погружая пальцы в тугие кольца вагины.

Скользкие, растирающие плавные фрикции по всей поверхности вульвы, растягивая по её складкам до самой вершины клитора мои обильные соки с возвращением обратно вглубь влагалища по стонущей, пылающей то ли от боли, то ли от новых приливов нарастающего возбуждения греховной плоти. Быстрые сильные удары-толчки по очень мокрым и тугим внутренним стеночкам с остановкой на самой горячей точке G и её последующей стимуляцией, пока из меня опять не потекло, а мои бедра не затряслись от ненормальной неконтролируемой дрожи.

Боже, что ты со мной творил, я опять задыхалась, не имея возможность сжаться или хотя бы вцепиться пальцами во что-нибудь. Тупея, дурея и практически уже теряя сознание. Как можно было ощущать такое нереальное перевозбуждение под горячим жжением сильной физической боли? И оно не останавливалось, ширилось до невозможных пределов и нестерпимых осязаний и не только в глубине скрытых интимных зон. Оно переполняло всё мое тело, взрываясь сильнейшими вспышками запредельной эйфории даже в кончиках пальцев на моих трясущихся ножках.

И ты не останавливался, растирал и буквально долбил мою киску своими пальцами до тех пор, пока я не перестала чувствовать ничего, кроме этого горячего пульсирующего огненного ядра термоядерного сжатия, готового снести на своем пути абсолютно всё, разнести в клочья и расщепить на атомы тело, рассудок и агонизирующую сущность Эллис Льюис.

И я уже была готова принять этот взрыв, умереть чуть ли не буквально или хотя бы потерять сознание, потому что всё остальное попросту потеряло смысл и значение – совершенно всё! За пределами этой комнаты больше ничего не существовало, за пределами этой повязки, чёрно-красной тьмы, моего распятого тела и твоей ненасытной тени ничего больше не было... и не могло быть. Ничего! Только ТЫ и то, что осталось от меня в твоих руках!

Поэтому я почти не ощутила, когда ты прервал эту изощренную пытку? Поэтому она разорвала меня не сразу и не так, как могла бы, находись я в совершенно ином состоянии? И я чуть на самом деле не кончила, хотя это было просто не возможно! С такой безумной дикой болью получить самый сильный и почти достигший своей конечной точки оргазм нельзя и нереально, только закричать, окончательно срывая голос, выгнуться до хруста в позвоночнике или наоборот, сложиться пополам... и скулить, выть, стонать, заливать беспрестанно стекающими слезами пол у твоих ног, лишившись последних отголосков здравого разума с возможностью говорить, понимать и умолять.

- Восемь! – твой хриплый шепот ударил по сознанию намного раньше, чем прошедшийся за несколько мгновений до этого по моему клитору и лепесткам вульвы наконечник стека. И я не знаю, от чего именно так громко вскрикнула, от самой выбивающей боли на самых чувствительных и нежнейших участках моей ничем не защищенной интимной плоти, или твоего жесткого безапелляционного голоса, резанувшего слух, разрывающийся в клочья рассудок и ту же тонкую кожицу моей растерзанной тобою буквально скулящей киски.

И в этот раз ты не стал её заглушать своими не менее изощренными ласками, растягивать интервалы и время на до и после. Почти сразу, секунды через две-три, подхватил мой левый кулачок снизу с тыльной стороны, разжимая его трясущиеся пальчики и массируя большим пальцем по центру онемевшей ладошки знакомыми круговыми движениями, заставляя раскрыть её полностью, едва не насильно. Наверное, где-то подсознательно я уже знала, для чего ты это делал, но мне было так больно и возможно не только физически, что у меня не возникло никакого ответного порыва как-то отреагировать, попытаться вывернуться или опять сжать руку в кулак. Казалось, на этот раз она взорвала даже мой мозг, всё, что за несколько минут до этого ещё когда-то оставалось от сущности Эллис Льюис. Одна сплошная боль, плавящая все клетки тела и разума жидкая магма живой выедающей всё под чистую кипящей кислоты. И ты влил ещё одну не менее сильную дозу мне под кожу и в кости, ударив стеком поперек всех моих разжатых тобою пальцев левой ладони.

Да, в этот раз было практически не больно, вернее, не так больно, как с ударом по клитору и вульве. Но я всё равно закричала и надрывно заплакала, потому что ты не прекращал считать вслух! И все выбранные тобою до этого точки и части тела для моего телесного наказания (а я уже нисколько не сомневалась, что это было именно мое наказание!) были не случайны, как и само число. Я знала, где ты оставишь свою последнюю на сегодня самую болезненную метку и почти догадывалась, почему именно там. Наверное, поэтому я и стала неосознанно сопротивляться.

- Эллис, разожми пальцы.

Ты же обещал, что я буду хотеть этого, желать этого сама, тебя и всё, что ты будешь со мной делать! Тогда почему мне так страшно и больно, как будто на этом закончится то, что ещё могло хоть чем-то нас связать, прервать это бешеное падение в чёрную мглу нашей общей смертельной необратимости? Сорвать последний защитный слой с моей умирающей сущности, дать тебе своё добровольное признание в твоей правоте, в том, что ты имел право ТАК меня наказывать!

- Ну же! Ты же так этого хотела, получить свой самый заветный приз... Разожми пальцы, прими это и все закончится! Обещаю! Ты сразу всё это забудешь... – зачем ты так бесстыдно врёшь?

Как такое можно забыть и уж тем более закончить? Ты же не просто меня бил, ты выжигал этими ударами самыми реальными и незаживающими рубцами по моему сознанию, по моему оголенному естеству живыми горящими метками ласкового палача и единоличного собственника. Прошивал красными и черными стежками по разорванным твоими пальцами волокнам моего бьющегося в твоих ладонях сердца. И я ощущала их самое осязаемое сжатие с каждым твоим произнесенным словом на моих корональных артериях и легких, словно ты специально перекрывал подачу крови и кислорода, чтобы я скорее перестала сопротивляться или лишилась физических сил.

И, да, я это сделала! Разжала пальцы, позволила твоим провести свой последний изощренный ритуал, разрисовывая по подушечкам дрожащей ладони и фалангам моей рабочей правой руки невыносимыми пульсирующими узорами сладкой неги. И я знала, что она будет самой сильной, и я прочувствую её рубящий удар не только в костях всей кисти, она взорвётся тысячью витками острых спиралей по всему изгибу руки, рубанет по позвоночнику и вгонит осколки разрывной шрапнели в мозг и во все предыдущие нательные раны. Мне даже покажется, что на моих пальцах лопнула кожа, треснули сами фаланги... разорвалась десятью рубцами сердечная мышца...

- Умница! Моя послушная, храбрая девочка!

И новый поток слёз хлынул не после твоего последнего удара стека по моим пальцам, не после взрывной волны острейшей боли, вспоровшей чувствительную плоть и кости твоей непримиримой воли Черного Мастера, а от твоего последующего поцелуя – прикосновения твоих мягких, теплых и практически сухих губ к моему влажному от холодной испарины лбу, прямо над кромкой чёрной повязки. Это и было твоё щедрое поощрение? Или так ты выказывал личное удовлетворение от полученного результата?

Мне даже не полегчало, когда ты вернул изголовье кресла-лежанки в предыдущее положение, приподняв её вместе с моей головой плавной фиксацией на несколько дюймов вверх.

- Ну, всё... тише! Уже всё прошло! Всё позади... моя покладистая сучка заслужила своё законное право на свою призовую награду.

Неужели после таких слов, я захочу, чтобы ты продолжал что-то ещё сверх того? Ты разве не видишь, как мне больно? И что я задыхаюсь, заливаюсь слезами именно от этой гребаной боли! Или тебе ничего не стоит переключить меня обратно, прервать это срыв сумасшедшего падения очередным действием искусного палача... расслабить свои красные нити на моих кровоточащих ранах и потянуть за другие... или за все сразу?

Казалось, мне действительно на какое-то время уже стало все равно, что ты будешь со мной дальше делать, чем бить и резать по моему почти скончавшемуся рассудку и парализованному в утихающих волнах физической и психосоматической боли телу. И когда я слышала твои шаги и перемещающийся к изножью станка голос, я уже практически вообще ни о чем не думала. Только глубоко, прерывисто дышала и плакала. Плакала, возможно, только потому, что попросту не могла остановиться.

- Так и должно быть, Эллис! За всё надо платить! За право хотеть, за самые неисправимые ошибки и за то же право быть прощённой. И право получать наивысшее наслаждение стоит не меньше, а вместе с остальным, куда и намного больше.

О, нет, пожалуйста! Ты опять это делаешь! Опять прикасаешься к моей стонущей от пульсирующей боли киске, остановившись прямо напротив моих разведённых ног, у раскрытой, вывернутой и практически растерзанной тобою промежности. И я дёргаюсь, вскрикиваю, рефлекторно втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, потому что мне не только больно! Бл**ь! Это уже предел всех невозможных пределов!

Она опять наливается горячими томными притоками, ритмичными внутренними приливами кипящей крови в унисон и под давлением подушечек твоих пальцев: по клитору, по вершине его гиперчувствительного треугольника, массируя и притягивая их эрогенные вспышки вслед за каждым твоим касанием и скольжением по складочкам вульвы и опухшим линиям раскрытых половых губ. Всего несколько невесомых или более упругих круговых нажимов на зудящие точки нежной вагинальной впадинки, и я уже буквально чувствую, как из её растянутой щелочки на твои пальцы стекает несколько свежих капель моей обильной смазки.

- Но даже ради такого, возможно, вынести и стерпеть и куда смертельные пытки с нечеловеческой болью... Чтобы в одно мгновение раствориться всеми истерзанными ранами и ноющими шрамами в этом сладчайшем и недостижимом для других апогее!

О, боже... В этот раз я застонала в полный голос и неосознанно выгнулась, потянулась к тебе, на тебя, когда явственно ощутила прохладное касание гладкой упругой головки члена к моему влажному входу в вагину. И я действительно не перепутала его с твоими пальцами, ни по его объемам, ни по фактуре и ни тем более по форме, как и по тяжести скользнувшего поверх складок вульвы до самого клитора всего ствола эрегированного фаллоса. Господи, я реально прочувствовала своей растертой воспаленной нежнейшей кожей самой интимной зоны тела весь его рельеф, каждую его вздутую вену, центральную линию упругого "ребра" по всей его длине, края и загибы венчика головки, даже её тонкую натянутую уздечку! Fuck! Казалось, с любым, даже незначительным его движением, с трением его подвижной кожицы по моим влажным лепесткам малых губ, у меня плавилось не только вагина со всеми чувствительными линиями и мышцами заскулившей киски. Мой мозг практически отключился, сгорел к чертовой матери за несколько ничтожных секунд с твоими безжалостными пытками, разорвался на хрен в красную пыль под сверхощутимым давлением твоей тяжелой и прохладной мошонки, прижавшейся к моей пылающей промежности.

Несколько невыносимых скольжений члена от входа во влагалище до клитора и обратно, и я уже готова молить тебя вые**ь меня, не важно в каком положении и с применением хоть десяти стеков, но только чтобы ты наконец-то сделал это со мной, прямо сейчас же, сию же секунду!

- Моя сучка хочет меня... хочет х*й своего хозяина! Трясется и течет за ним!

Боже, меня накрыло окончательно тяжестью твоего тела, вжавшимся в мою растертую до пульсирующего воспаления киску каменным членом, но я была готова выдержать намного больше, лишь бы ты в меня вошел, даже пару трещин в рёбрах, если ты вдруг захочешь раздавить меня своим весом! Мне плевать! Только сделай это, умоляю! Не мучай меня его трением по поверхности, не своди с ума его невыносимым осязанием и упругим рельефом, я хочу почувствовать его внутри, ВСЕГО! И так глубоко, как не удавалось вообще никому!

- И после этого ты будешь и дальше говорить, что делаешь это не добровольно? Чувствуешь всё это вопреки своей воле? Не хочешь принадлежать мне и не умирать за право быть вые**ой мной?

Я думала, хуже всех предыдущих пыток просто ничего уже быть не может, но я забыла, в чьих руках находилась всё это время. К чьим пальцам тянулись красные нити моих чувств, желаний и даже мыслей, и кто игрался с моим телом, на самых его недоступных для других струнах. Кто просчитал все свои ходы, силу и приемы воздействия, продумав и взвесив досконально каждую фразу и слово на десять тысяч ходов вперед.

И я действительно не ожидала, что ты сделаешь своё очередное вымеренное действие именно в эти секунды, снимешь с моих глаз повязку... сорвешь с моего шокированного сознания абсолютную черноту ложного забвения. И я задохнусь буквально до остановки сердца, оцепенею, застыну в твоих ласковых ладонях, обхвативших мою голову и лицо своими нежнейшими и самыми крепкими тисками. И это не будет моим долгожданным возвращением в визуальный мир, к его ярчайшим краскам, чётким образам и глубоким контрастам окружающего пространства, потому что всё это перекроет твоё лицо и твои глаза, мёртвая хватка твоего беспощадного взгляда. И ты будешь выглядеть в эти секунды настолько реальным, живым и настоящим, насколько это вообще возможно во всех существующих реальностях, включая твою собственную!

И я захочу закричать, но не смогу, как и порвать эту противоестественную связь, обрезать эти нити с тобой, вырваться из- под клинков твоих глубоких бездонных глаз, черных омутов жидкой расплавленной меди. Не смогу, потому что всё это зависело уже не от меня, а от твоей ненасытной воли матёрого хищника и палача, от твоих рук, от твоих пальцев, прошивающих с каждой пройденной секундой стежок за стежком по моему сердцу и разорванным тобою лоскутам моей задыхающейся сущности.

- Ты уже моя, Эллис! И ты никого и никогда не хотела настолько сильно, как меня! И ты будешь хотеть меня любого, в любой ипостаси и в любом положении, какое я сам для тебя выберу и в какое сам тебя и поставлю! Это всецело твой выбор!

Я, наверное, всё-таки свихнулась, если меня резали эти жуткие слова отнюдь не отрезвляющим инеем по позвоночнику и трахее, а настоящей возбуждающей пульсацией, в унисон судорожным и весьма ощутимым сокращениям твоего члена на складках моей спускающей под ним киски. И меня трясло под тобой, растягивало по суставам и костям ненормальной остервенелой похотью, невыносимым желанием поддаться и вобрать его в себя самой! Но ты не только предотвратил подобные попытки с моей стороны, зафиксировав на этом жутком кресле-столе, ты удерживал моё беспомощное тело самыми изощренными тисками – своим неподъемным весом и твердым, как камень, пенисом! Ты использовал его, как орудие самой развратной и беспощадной пытки!

- Ты сама выбрала это место для себя!.. Подо мной! Под моим членом!

Господи всевышний! Это не ты двинулся на мне, вначале слегка приподнявшись (почти неощутимо!), а затем толкнувшись вперед... Это дрогнул пол под этим гребанным креслом, весь мир в пределах и за пределами этой жуткой комнаты, это взорвался кровавый пульсар в эпицентре нашей воскресшей Вселенной, задев меня сильнейшей взрывной волной и затопив до основания моё тело изнутри и до полной остановки сердца! И ты держал всё это время мой взгляд, мои широко раскрытые глаза своими глубокими медными клинками, пока меня резали и глушили разрывающиеся петли смертельной спирали, выжигали по сокращающимся стенкам влагалища моим самым первым за сегодня и самым сильнейшим оргазмом. Разрывали, выбивали, засасывали и снова расщепляли.

А ты смотрел... просто смотрел на меня, в меня... держал в живых прутьях своей неуязвимой клетки и вбирал в себя каждую из этих вспышек, поглощая одну за другой, подобно моей персональной черной дыре. Боже правый, просто вошёл в меня!.. Нет... не просто! Пронзил до самого сердца одним мощным, болезненным и сверхощутимым ударом, разрезав меня буквально изнутри, растянув своим членом и наполнив им/собой! до пределов... до невозможных передов. И мне хватило одного твоего движения, долгожданной наполненности моей измученной сущности и взбесившейся ненасытной физической пустоты, чтобы меня выбросило за пределы собственного сознания и этой гребаной реальности, чтобы запустить эту сумасшедшую цепную реакцию только от осознания, что ты это сделал, что ты снова во мне через столько лет! Fuck!!! Что я снова тебя чувствую в своих стонущих глубинах и им мало, ничтожно мало даже этого! Сжимать своими изголодавшимися кольцами каждый микрон твоего члена, орошая его новыми порциями греховных соков, сливаясь со всем его упругим рельефом в одно целое, неразрывное, словно желая навечно удержать его в себе, сплестись клетками кожи, мышечными волокнами, капиллярами и даже венами! Да! Чтобы твои вены влились в мою кровеносную систему, стали частью меня, чтобы я чувствовала то, что чувствуешь ты в эти мгновения, твоими нервными окончаниями, твоей пульсирующей и вздрагивающей во мне вместе со стволом пениса упругой гладкой головкой.

Боже так прочувствовать в себе твой член и после этого не кончить? Не ослепнуть, не затрястись и не забиться под тобой в сладостных конвульсиях, задыхаясь, умирая, едва не теряя сознание и не желая, чтобы эти сокрушительные волны блаженной истомы никогда не заканчивались, а лишь сменялись частотой и силой своих кроющих ударов.

Я не знаю, когда они стихли, и затихли ли вообще, может просто сошли в одну общую вибрирующую линию, беззвучно скулящую эхограмму моей ненасытной порочной одержимости. И ты удерживал её, еще одну из моих красных нитей, но на этот раз "резной" фактурой своего члена, его толчками, скольжениями, жёстким ритмом, когда задвигался во мне, когда начал трахать грубо, бесцеремонно, почти по животному, но с тем изяществом, на которое был способен только такой изощренный палач и тонкий эстет-садист, как ты. И я продолжала тонуть в этих нескончаемых волнах, лишь усиливающихся или обостряющихся, когда ты менял темп, глубину и мощность проникновений, не сводя с моего лица цепкого всевидящего взгляда, считывая и вбирая своими сенсорными клинками каждое эмоциональное и психофизическое изменение моего сознания и тела.

И я не переставала чувствовать их, тебя, не терять ни на одну долю секунды ни одной из твоих манипуляций, действий и слов, не понимая, как такое вообще возможно, постоянно быть на пределе, не понимая разницы между разрывными ударами очередного (а может и не прекращавшегося ни на секунду) оргазма или вбивающимися в меня быстрыми глубокими толчками пениса. Господи, если бы я так не текла, не заливала твой фаллос и даже мошонку своими обильными вагинальными выделениями, ты бы точно меня разорвал. Мне итак было больно, пусть и невыносимо сладко больно и я знала, что завтра эта боль будет преследовать меня с самого пробуждения, но впервые я стонала не от растирающих и не разрывающих меня изнутри жестких и грубых толчков твоего большого каменного члена. Она была теперь неотъемлемой частью этого ненормального совокупления, этого упоительного нескончаемого экстаза, и я хотела её чувствовать не меньше, чем каждый из твоих практически насилующих меня ударов.

И я действительно умирала именно под тобой, под твоими беспощадными и такими сладчайшими для меня действиями, едва осознавая, что никому другому я бы не позволила делать с собой такое. Держать меня за горло, прижимая затылком к изголовью спинки кресла или сжимать со всей силы одну из грудок, а то и бить по растертым и распухшим соскам сильными шлепками ладони или практически царапать, впиваясь в бедра или в бока у талии очень сильными пальцами, едва не разрывая ими мою воспаленную кожу. Опять бить, но в моменты неожиданных остановок, когда ты резко выходил из меня, лишал этой болезненно-сладкой наполненности, мучил и изводил своей долбаной садисткой пыткой, заменяя её на сильные и очень звонкие удары рукой по моей промежности, по распухшему клитору, половым губам и даже входу во влагалище. И я кричала не от боли, хотя она и врезалась в мой мозг и во все нервные клетки вдоль позвоночника вплоть до кончиков пальцев и ногтей на ногах, едва не парализуя и не лишая сознания. Меня накрывало или очередной волной нового оргазма или нестерпимой вспышкой не спадающего ни на один децибел эрогенного перевозбуждения.

Но самыми запредельными пытками были долгие секунды, а то и минуты твоих безапелляционных вторжений в меня твоим насилующим членом. И это были самые желанные и упоительные для меня моменты. Я ожидала их с периодической остановкой сердца, когда ты со всей силы и практически неожиданно вбивался им в мою киску, иногда с громким, звучным и таким будоражащим ударом мошонки о мои ягодицы. В такие мгновения мне и вправду казалось, будто ты со всей силы погружал в меня настоящий заточенный клинок и меня сразу же выгибало на нем, толкало на него импульсивно вперед, как будто я хотела вобрать его ещё глубже и дальше, буквально до самого горла! Хотя мне и казалось, что его последующие мощные толчки отражались прямо в моих гландах, в каждом сокращении сердечной мышцы. И я спускала, кончала или просто извивалась от невыносимых трений по сжимающимся стенкам влагалища на твоём растягивающем меня изнутри пенисе, снова задыхаясь и выгибаясь под тобой, под ним, срывая голос от криков, срываясь снова и снова в эти головокружительные витки пульсирующей спирали – бесконечной чёрной дыры. И казалось, у этого безумия не было пределов, у тебя не было для меня той самой заветной точки – пика желанного апогея, долгожданного освобождения разума и тела. Ты держал меня мёртвой хваткой, стимулируя собой и членом мою ненасытную похоть с неугасаемым вожделением, затягивая все новые и крепкие узлы своей воли на своих стежках в глубине моей истерзанной тобою сущности. И я уже ничего больше не хотела! Только тебя! Чувствовать и умирать только тобой, в тебе и из-за тебя: в каждом твоем ударе, укусе, безжалостном слове, вбивающимся в меня членом. Боже правый! Я хотела и сходила с ума даже в эти моменты, когда ты был во мне и имел меня так глубоко и осязаемо, как никогда за всю мою прожитую жизнь! Мне было мало даже этого! Ничтожно и невыносимо мало! Я всё ещё тебя хотела! О, господи!

Может от того, что я не желала терять тебя, этой сильнейшей физической и психосоматической связи с тобой, я так и не смогла принять того факта, что это должно было рано или поздно закончиться, оборваться... прерваться и именно твоей рукой? Поэтому мне и захотелось, навечно остаться в эпицентре твоей черной дыры, в глубине твоих бездонных глаз, накрывших мои своим заволакивающим чёрным взглядом подобно вязкой топи смертельного омута в тот самый момент?.. Да! Когда я поняла и прочувствовала, впитала всеми микронами своего воспаленного влагалища эту выжигающую, сладкую и даже болезненную волну, заполнившую меня с каждым твоим забивающим ударом... последним из твоих сильнейших ударов. Это был тот самый предел, те самые микросекунды, когда ты переполнил меня до краев, затопил всю мою пустоту буквально и физически, вливаясь в её глубины мощными тягучими струями своего эякуляционного семени. Я кончила одновременно с тобой и возможно сильнее, чем за все предыдущие разы до этого, буквально поглощая всеми своими нервами и пульсирующими в голове нейронами каждую судорогу головки и всего твоего члена, перенимая и проецируя каждый выброс спермы на свое ответное сокращение вагины, считывая последующий надрывный удар твоего сердца волокнами и свежими рубцами своего.

И я не кричала, нет... хотя и была на грани обморока, а возможно частично и сорвалась в его глухие и бесплотные глубины... хотя тоже нет! Я сорвалась именно в твои глаза, нависшие снова в эти мгновения надо мной... сорвалась в твою кроваво-огненную вселенную, наполненную багряными сполохами и золотой пылью миллиардов звездных систем и галактик, и это был самый бешеный полет в моей жизни, самый смертельный и невозможный по прошествии стольких лет! В твоих руках, в твоих глазах... в твоей сущности, окутавшей и слившейся с моей тугими сетями тончайшей и самой неразрывной паутины. Если бы я и желала по-настоящему умереть и чтобы сразу, то только в этот самый момент, только с тобой! В нашей воскресшей вселенной и ТОЛЬКО В ТЕБЕ!

* * *

Почему ты мне не позволил это сделать, почему не оставил там? Почему сразу не убил, когда я была готова к этому и хотела принять её только из твоих рук! Зачем вырвал обратно в эту гребаную реальность... в твою безжалостную и жесткую действительность, где ты уже давным-давно определил для меня мое место – у твоих ног... в самом конце коридора, самого безлюдного и пустынного уголка в твоем чёрно-красном Зазеркалье. И почему я не сопротивлялась?

Ах, да... у меня уже не было никаких сил, даже на то, чтобы посмотреть на обещанные тобою твои коллекционные арбалеты. У меня вообще больше ничего не было и не оставалось: ни единой капли от рационального и аналитического мышления как от Эллис Льюис, так и от Алисии Людвидж... ни чувств, ни эмоций, ни мыслей, ни желаний... абсолютно ничего! Ты забрал всё это у меня, всего лишь одним спокойным четким действием уверенных и знающих ладоней... как забрал свою новую собственность, твою персональную игрушку по имени Эллис из её жизни, из внешнего мира ленивым движением сильных пальцев. Накрыл, вырвал, заковал в клетку своих рук, прокаченных несокрушимой энергией сытого удовлетворенного зверя, хищника, садиста, палача.

Ты этого хотел, да? Напиться моей крови, насытиться моей болью и сбросить, все, что от меня осталось в чёрные воды своей бездонной тьмы? Или я опять ошиблась?

Это была только первая доза, всего лишь пара литров моей еще чистой и живой крови... и скоро ты наполнишь мои вены совсем иным содержанием и будешь наполнять их снова и снова после их очередного опустошения. И каждого последующего раза для тебя будет мало! Теперь ты будешь пить меня вплоть до остановки сердца, до первых десяти секунд моей клинической смерти, и даже тогда ты будешь насильно себя останавливать и только из-за того, что тебе нужно будет успеть меня реанимировать, воскресить, чтобы вернуть свою любимую игрушку в прежнее рабочее состояние...

Да, я была нужна тебе вся, без остатка, без возможности сбежать и спрятаться, и у тебя это получилось! Я пришла к тебе сама! Добровольно! Потому что действительно этого хотела, пусть ты и просчитал, продумал и предугадал все мои ответные шаги, вложив в них СВОИ желания, наполнив мои мысли и сущность угодными ТЕБЕ чувствами и импульсами. И кто знает, может как раз этого я и хотела... чтобы ТЫ отнял у меня право решать и выбирать, потому что я устала... Устала столько лет бегать от себя самой (НЕ ОТ ТЕБЯ!), от своих чувств, от Эллис Льюис, которая все эти годы только и делала, что притворялась что жила, как живут смертельно больные, инфицированные твоей кровью твои жертвы!

Да, я пришла сама, шагнула в твою тьму, в твой Чудесный Чёрный Сад, в твой кровавый Эдем и сама опустилась перед тобой на колени, приняв твоё неоспоримое право, как своего чёрного мстителя и палача... протянула к тебе в своих ладонях ошейник с цепью поводка. Я выбрала тебя... я согласилась на все это САМА! Разве после этого ты не должен смягчить хотя бы часть своего окаменевшего сердца?..

...Длинный тёмный коридор-галерея со скользкими глянцевыми стенами и чёрной плиткой бесконечного портала в... пустоту твоей бездны. Даже не блекнет точка света в конце тоннеля... Ты несёшь меня в своих руках абсолютно голую, беспомощную, вырванную из реальности и моей собственной жизни, лишённую всех возможных сил, как физических, так и моральных, выпотрошенную до основания, пустую оболочку, ту, которая ещё несколько часов назад гордо называла себя Эллис Льюис... Несёшь по этому жуткому грёбаному коридору... и даже не смотришь на меня... Твоё лицо - холодная бесчувственная маска из тонкого невидимого слоя тугоплавкой стали... Ты получил, что хотел... Получил МЕНЯ и МОЮ БОЛЬ!!!..

Конец первого тома

Продолжение следует…

Сентябрь 2015г.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg