Граменицкая Елена СПАСИБО ЗА ВЕЧНОСТЬ
— Привет, Веницкая!
Тихий голос, раздавшийся за спиной, заставил женщину затаить дыхание. Первая миллисекунда ушла на процесс опознания, на пороге второй сердце, замедлив темп, ухнуло под ноги и понеслось испуганной рысью. Задрожавшие и в миг вспотевшие руки выронили пакет, полный мандаринов, позволив оранжевым плодам разбежаться по полу фруктового отдела, куда глаза глядят.
Подобное фамильярное обращение было присуще ее хамоватым одноклассникам и еще одному человеку, встреча с которым вышла за рамки простого случая. По прошествии лет стала так же возможна, как столкновение параллельных реальностей на ближайшем перекрестке. И вдруг великая теория Ферма сдалась, предложила лазейку-парадокс. С чего бы?
Обернувшись на голос, боясь встретиться глазами с неизбежностью, женщина незлобиво поправила:
— Меня зовут Лера.
— Я помню, — Денис просиял и, подобрав полы пальто, присел на корточки рядом, собирая цитрусовые. Она не увидела его улыбку, почувствовала по дрогнувшему голосу и мягкому, бархатистому окончанию. Такому знакомому.
Нелепее ситуации представить сложно.
Не встречаться целую вечность, бесконечных десять лет, проживая в соседних кварталах, чтобы столкнуться в продуктовом магазине на другом конце Москвы. И, мешая друг другу, ползать по полу, выуживая юркие плоды из-под фруктовых прилавков.
Временная передышка, простые движения позволили Валерии подавить нарастающую панику, заодно просчитать возможные пути отступления и пристроить на лице равнодушную маску, чтобы через мгновение ее бесславно сорвать.
— Я очень рад тебя видеть, — шепнул он, не оставляя шанса ни на импровизированный цирк, ни на готовящийся побег. Встал, потянув Леру за собой, шагнул ближе, обнял, как прежде, нежно и доверчиво. Словно расстались вчера, словно между ними еще не пролегла пропасть, наполненная до краев болью и раскаянием.
Прижался, скользнув щекой по светлым растрепанным от осенней непогоды волосам, не обращая внимания на косые взгляды и вздохи любопытных старух, на скабрезные ухмылки недорослей.
Лера обмерла. Колючий ком, застрявший в горле, не давал сглотнуть, а предательские слезы, окропив щеки, сползли тонкими ручейками на подбородок.
Припав к телу мужчины, растерявшись, она совершила первую ошибку — вспомнила о дыхании и сразу ощутила знакомый букет, запах чистой кожи, удобренный каплей терпкого хвойного одеколона и вишневыми нотками табака. Забывшись, вновь пережила мгновение, имевшее странное свойство оборачиваться вечностью. Пронзительно яркую, отпечатавшуюся на сетчатке глаза, вспышку абсолютного счастья, высветившую тьму коридоров, где притаились хнычущие от обиды призраки и горестные воспоминания. Она прожила плавящуюся на запорошенных пеплом углях секунду, казавшуюся бесконечной — доказательство нелепой временной относительности.
Усевшись на пороге самолично воздвигнутого ледяного дворца, Лера с маниакальным упорством и сноровкой, собрала из осколков разбитого зеркала слово Вечность. Как и тогда, десять лет назад, впервые прижавшись к груди чужого мужа, позволила их сердцам забиться в унисон и увидела слово, пришедшее из сказки.
На пороге второго мгновения и очередного резонирующего удара, вновь сглупила, разрешив себе улыбнуться, робко, неуверенно, а потом зажмуриться, отвергая созерцание обыденности.
Вежливое покашливание пенсионера, остановившегося в двух шагах и пытающегося прорваться к ящикам с фруктами, выдернули ее обратно в реальность.
Вспыхнув от стыда, с усилием вернув лицу утраченную серьезность, Лера пролепетала извинения и спешно освободилась от объятий бывшего возлюбленного. Тяжело дыша, шагнула в сторону, пропуская дедушку к наваленным горой мандаринам.
— Какая странная встреча, неожиданная и радостная. Про себя говорю, — на лице Дениса вновь вспыхнула улыбка, с кровью вырванная из памяти, чудо расчудесное, совращающее с пути истинного необстрелянных девиц и приоткрывшее дверь в сад, полный соблазнов.
Лера смотрела на сердечного друга с восхищением, не произнося ни слова, не опасаясь, что искрящийся восторгом взгляд выдаст ее с головой. Так было всегда. Ничего не изменилось и сейчас.
Гроша ломанного не стоили холодные и равнодушные маски, что цеплялись в первые месяцы их знакомства. Какова цена безразличию, когда под ним жадно горят глаза, дрожат и обветриваются искусанные в кровь губы? В груди бьется невпопад сердце, трепещет, словно пойманный в силок птенец. Оно — глупое заходится от подавляемого желания поскорее пасть в грех, растаять воском в руках преступно красивого сластолюбца, обволакивающего паточным взглядом и сажающего на цепь, сотканную из изящных колечек сигаретного дыма.
Его тихий вкрадчивый голос вслед за призрачными оковами, и обворожительная улыбка до ушей, лишали остатков воли, подчиняли и порабощали доверчивую душу.
Пролетевшие годы не обидели Дениса Морозова, лишь тронули сединой коротко стриженые виски, проложили едва заметную паутинку морщин под глазами цвета зрелого коньяка, сделав их еще более лучистыми и теплыми, с озорными солнечными переливами, добавили саркастической глубины носогубным складкам, закрепили во вздернутых уголках губ четко очерченную надменную линию, утвердили решительный абрис подбородка. Его тело возмужало, налилось силой и статью, и бессовестно источало флюиды. До сих пор действующие на нее подобно оружию массового поражения, разработанного в секретных бункерах ЦРУ.
Тщательно подобранное под цвет глаз кашемировое пальто, тончайшей шерсти джемпер, удачно облегающий внушительные грудные мышцы, дорогие аксессуары, верное кредо мужского успеха, начищенные до блеска ботинки, без единого следа от разгулявшейся за окном непогоды, довершали портрет пятидесятилетнего красавца, по воли небес или по изволению бездны нарисовавшегося в супермаркете на Преображенской.
Время оказалось не властно над его порочной красотой, лишавшей рассудка одну половину человечества, а выдержки и такта другую, нетерпимую к чужому доминированию.
Лера, наркоман со стажем, с трудом соскочивший и добившийся полной ремиссии, вновь почувствовала трепетный искус, сулящий приход в блаженные кущи.
Денис, прикинувшись святым Петром, протянул ей ключи от Рая.
Добро пожаловать, убогая…
— Я тоже рада, — судорожно сглотнув, пролепетала она и с трудом узнала собственный голос, прошелестевший подобно робкому порыву ветерка, легко посеребрившего водную гладь и исчезнувшего вдали.
Воздух мгновенно раскалился и пахнул жаром адских топок.
Достигнув привычного эффекта, искуситель понизил градус. Пылающий соблазном взгляд погас, подернулся усталостью. Спустя миг перед Лерой стоял самый близкий друг ее мужа, скушавший с Дмитрием вначале пуд соли, а в последствии не побрезговавший и десертом.
Тот, кто слыл вечным заводилой, душой любой компании, кто обладал даром сплачивать и вести за собой, будь то поездка на шашлыки в Подмосковье или адреналиновый рейд в Альпы.
Тот, кто пил водку на брудершафт и за неимением разносолов закусывал вареной картошкой, грустил под сплин Воскресенья, а потом требовал Мурку и брал в руки микрофон.
Простой парень из рабочего пригорода, с врожденным вкусом к красивой жизни, ростки которого пробились сквозь варенную джинсу и кожанку с китайского рынка и буйно расцвели на благодатной почве удачной женитьбы.
Став завсегдатаем брендовых салонов, появившихся в Москве, как грибы после дождя, он не наслаждался дольче витой в одиночестве. Подтянул группу поддержки.
В первых рядах стояла девушка — подранок, свой «парень», жена закадычного друга, которую Ден намеревался превратить в леди.
Неискушенной Валерии импонировало внимание симпатичного, яркого парня, дельные советы и далеко не льстивые комментарии, неподдельный интерес к ее скромной особе.
Контраст выпестовал их будущие отношения, закалил их.
Что говорить, образ ее сегодняшней вылепил именно Денис, изваял из подручных материалов, отбросив все лишнее.
На протяжении долгих лет она придерживалась выбранного Морозовым стиля и ни разу не пожалела об этом. Пройдя сейчас очередную проверку, по хитро прищуренным глазам поняла, что заслужила оценки удовлетворительно.
Уже неплохо.
Денису хватало одного пристального взгляда, чтобы прочесть человека от корки до корки, оценить его благосостояние, доступную наличность, почувствовать настроение, а у женщин уловить особый невидимый глазу намек, говорящий о подавляемом греховном желании.
Просканировав Леру, он загадочно хмыкнул и, не говоря ни слова, повел к выходу из магазина.
— Что ты тут делаешь? Работаешь рядом? — осмелилась подать голос спешащая за решительным кавалером женщина. Наивные вопросы пытались придать неожиданной встрече налет обыденности, спускали с небес, куда уже воспарила ее восторженная душа.
— Приехал за тобой. Не веришь?
Лера усмехнулась и обреченно вздохнула.
— Мороз, ты все тот же обманщик.
— Ага, после сорока человек меняется только внешне. Забыла?
— Почти…
— Пани Веницкая, повторение матчасти не вредит эксперименту. Ты предпочитала кампари с апельсиновым соком? Так?
— Вроде, — Лера, продвигаясь к выходу из Перекрестка, не понимала, куда он клонит.
Денис остановился в двух шагах от автоматической двери, шагнул ближе, погружая жертву в благоухающее флюидное облако.
— Не находишь, что наша встреча не случайна? Мы оба шли к ней долгие годы. Сегодня я не отпущу тебя не на шаг. Можешь кричать, звать охрану, бесполезно. Я, — одним изящным жестом кисти прервал готовящиеся отговорки, — знать ничего не хочу. Едем!
Стараясь не терять инициативу, взял Леру за руку и вывел из супермаркета.
Она не произнесла ни слова, лишь, замедлив шаг, отправила в офис короткое сообщение, что вынуждена вернуться домой. Так складываются обстоятельства.
Иначе, они вообще никогда не сложатся именно так. Никогда, слышите!
Потому что оба грешника приговорены к высшей мере наказания, и не подлежащий амнистии приговор давно вступил в силу.
«Адьюлтер вульгарис» или «левак обыкновенный» не порицается строго, еще чаще поощряется продвинутыми сексопатологами, если несет менторский подтекст и происходит без привлечения третьих лиц.
«Не навреди!», — фраза, заимствованная у Гиппократа, как нельзя лучше отражает зыбкую суть явления.
Стремление Дена дружить семьями и проводить вместе каждую свободную минуту сыграло со всеми злую шутку и обернулось катастрофой.
Скажете, что особенного, переспал с женой друга, а она с мужем подруги, махнулись пару раз, не глядя. Пофлиртовали, пококетничали, насытили организм бесплатным тестостероном и эстрогеном. О таких рокировках сочиняют легкомысленные пьесы, по ним разыгрывают комедии положений. Пока речь не заходит о любви. Стоит эфемерной и капризной субстанции подать голос, забавная креатура рушится.
А сластолюбцы предстают перед людским судом с обвинением в предательстве. Подлом и циничном, не заслуживающим прощения.
Обе ячейки общества испытали тогда недюжинный стресс, но удержались на плаву. В каждой семье увенчанные рогами истцы предпочли замять процесс и остаться при своих интересах.
Но был и высший суд, неволивший грешников не встречаться друг с другом, раскаиваясь в одиночестве.
Как пережил смутное время Денис, лишившийся закадычного друга и как бесплатного бонуса — его доверчивой и послушной жены, никто не знал. Дмитрий навсегда вычеркнул приятеля из жизни и предпочитал не вспоминать.
Как выжила Лера, другой вопрос. Обладая впечатлительной и романтической натурой, воспитанной на английских романах, она обрела бессрочный абонемент в ад. Планомерно исследуя который, круг за кругом, безуспешно пыталась вырваться на свободу.
Долгие годы суровые тюремщики стерегли выход, дарили напрасные надежды, лгали и путали следы. Развели судьбы близких друзей, охраняя их души, проложили бездонную пропасть, наполнившуюся до краев слезами раскаяния и вздохами сожаления.
Но слепые старухи Мойры, ткущие жизненное полотно, допустили промах, не уследили за пауками — пронырами, прогрызшими дыру и позволившими Его Величество Случаю пойти во банк.
— О чем задумалась, девочка? — Денис открыл дверь машины, приглашая.
— Мне многое надо рассказать тебе. А начать сложно.
— Пустяки. У нас целый день впереди. Все по порядку, сначала ты спрашиваешь — я отвечаю, потом наоборот, а на сладкое…, — глаза его прищурились, пряча под ресницами ненасытный волчий блеск. Язык медленно облизал верхнюю губу, — ну ты понимаешь….
«Боже!»
Лера вспыхнула от жара, зародившегося в ее груди, мгновенно охватившего все тело и затуманившего рассудок. Качнувшись, удержалась рукой за сидение и, спрятав разрумянившееся лицо, нырнула в салон новенького Порше.
Морозов остался верен себе. Гиперсексуальность и блеск, два емких слова формировали его облик, работающий на публику. Внешний лоск, продуманный до мелочей изысканный гардероб, дорогие побрякушки, шикарная машина играли первостепенную роль в его создании. Служили визитной карточкой, открывающей многие двери за спиной фейсконтроля. Немногом смертным был открыт доступ к душе, где обитал простой парень, с трудом вырвавшийся из лап нищеты, предпочитающий классику авангарду, скрипичные сонаты попсе, замирающий в восторге и роняющий втихаря слезы от органных токкат, везде и во всем пытающийся уравновесить серую действительность и врожденное чувство прекрасного.
— Как твой Димон поживает? — выруливая со стоянки, как бы, между прочим, спросил Денис.
Валерия изогнула в недоумении бровь.
«Вроде моя очередь сейчас спрашивать?»
— Ден, не задавай дежурных вопросов. Было интересно, позвонил бы другу. Хоть и бывшему.
— Ага, и нарвался бы на пару цветистых фраз. Ты же у Лерки моей не попросила прощения. Побоялась.
«Немыслимая удача, фарт, когда у жены и любовницы одинаковые имена. Ты прав, сначала я не посмела каяться. До последнего стояла на лжи, уверяя всех и вся, что между нами ничего не было, пытаясь вытащить твою задницу из пекла. Спасала вашу дружбу с Димычем, не догадываясь, что за противоположной линией фронта ты, рассчитывая на явку с повинной, сдал меня с потрохами. Позднее, измученная непрекращающимися нападками совести, решилась на письменное признание. Отправила на старый почтовый адрес твоей жены пару фраз, где просила прощение за собственную глупость и за преступную любовь. Отправила на волю судьбы. Дошло ли — не знаю».
— А что Валерия Викторовна? — настал черед следующего протокольного вопроса.
Лицо Дениса перекосила гримаса, мимолетным облачком омрачила солнечный небосвод и, испугавшись нежелательных последствий, исчезла.
— Валерия в очередной командировке.
«О! Как я сразу не догадалась. С чего бы ты так расхрабрился?»
— Отставить поскудную теорию! Ты много не знаешь.
Лера вздрогнула от неожиданного выпада, совершенно забыв, что Ден обладал странным даром слушать ее мысли. Читка вербальных признаков не в счет, он вибрировал на ее волне и угадывал скрытое от чужих глаз.
— Не знаешь, лучше спишь, сам меня учил.
— Правильно, школяр, возьми с полки пирожок!
Отвернувшись от дороги, обласкал Валерию теплым и нежным взглядом.
Она ответила на его призыв и с грустью улыбнулась.
«Никогда не расскажу тебе, что Дима часто вспоминает нашу последнюю поездку в Татры. Не называя имен, не отвлекаясь на подробности, рассказывает, как было весело, а главное дешево…»
— А помнишь, как Димыч впервые встал на мой сноуборд? И перепахал носом весь склон?
Валерия промолчала, не сводя удивленных глаз с водителя.
«Опять догадался!»
Тот же зараз скинул с плеч лет пятнадцать, превратился в бесшабашного юнца — экстремала, который млел, слушая ее восхищенные возгласы жестким стилем катания и замысловатыми снежными кульбитами.
Петушился, стараясь вызвать всеобщий восторг.
— Не забывай, это именно я поставил тебя на лыжи, Веницкая. В том самом лохматом году!
— И так удачно, что до сих пор отстегнуть их не могу. Каждую зиму в горы тянет.
Денис продолжал загибать пальцы.
— Хороший вкус тебе привил. Вспомню, как одевалась, зубы сводит. Яки мышь серая!
— И за это спасибо, друг сердешный!
— Как ни крути, я создал тебя, из березовой болванки выстругал. Под себя готовил.
— Да, папа Карло, именно так, под себя и положил. А может, предпочитаешь именоваться Пигмалином? Только скажи! Мне раз плюнуть!
— Все шутишь, Галатея ты моя доморощенная?
Валерия предусмотрительно промолчала.
Денис продолжал.
— Классно было. Посиделки на вашей кухне, песни под гитару, ни капли амбиций, ни грамма снобизма. Есть, о чем вспомнить на старости, — резюмировал, тяжело вздохнув, и нахмурился, возвращаясь к пятидесятилетнему рубежу.
— Это уже никогда не повторится, — ответила Лера и осеклась.
— Помнишь, я просил избегать категоричности в суждениях. «Всегда и никогда» — слова — провокаторы. Скажи мужчине — «Я буду всегда любить тебя, и никогда не забуду» — считай, что уже завтра его не будет рядом.
— Это доказано жизнью. Не утруждай себя повторением пройденного материала.
Немного помолчала и добавила.
— Прости.
— За что?
— Случайно сглупила.
— Сама знаешь, что ничего не бывает случайно. Расскажи лучше, как ты жила все эти годы? «Ты расскажи мне, как жила, что ты творила без меня, милая моя»? — голос его дрогнул, понизился до хрипа, пародируя известный хит Метова.
— По-разному, дорогой. Надо подготовить основные тезисы, чтобы не отнять драгоценное время на исповедь.
Лицо Дениса болезненно дернулось, он отвернулся, делая вид, что увлекся перестроением в другой ряд.
В мчавшейся по Ленинградскому шоссе машине разлилась вынужденная тишина.
«Разве тебе, самовлюбленному цинику, будет интересно разделить мою ложу в чистилище? Разве будет полезно узнать, как я методично убивала любовь к тебе. Наивная овца, породнившаяся с пустотой, на исходе первого года, почти захлебнулась в бокале с вином, на второй год, лечила подобное подобным, озлобившаяся и разочарованная попытками изжить боль новой болью. Гомеопатия для влюбленных идиотов не оправдала надежд.
Как, заблудившись в сети в поиске спасения, опускалась все ниже. Кружила по спирали, словно падший лист.
Достигнув дна, на исходе пятого года, обмоталась водорослями и зарылась с головой в вонючий ил. Млела в тепле, наслаждалась собственной никчемностью. И лишь мелькавший на поверхности солнечный луч заставил полуразложившегося тритона, поднять глаза и шевельнуть хвостом. Всплыть на поверхность.
В начале следующего года, я написала первый роман, посвятив его тебе. В канун следующего Рождества закончила второй, где намеренно убивала твой прототип. Через год вышло окончание трилогии, где уже не было ни одного намека на твое существование.
Ремиссия затянулась, как и раны на сердце.
Я почти излечилась. Научилась жить в мире с Димычем и в том же мире без тебя. Не бояться твоей Нелюбви.
И вот уже два года ни одного срыва…»
— Прости меня, Лер. Я не мог тогда поступить по-другому. Нельзя ампутировать конечность пилочкой для ногтей…
— Я знаю.
«У меня получилось. Главное, не трусить и проявить настойчивость».
— Если это хоть как-то успокоит тебя, добавлю, что жизнь перестала приносить кофе в постель, точнее сказать, пару раз без предупреждения окатила кипятком.
— Ты считаешь меня настолько жестокой, чтобы радоваться?
— Нет, дружок! Скорее экзальтированной и наивной простушкой, бегущей от реальности. Тебе бы родиться в прошлом веке, вести дневник, украшенный розочками, раздавать негодяям пощечины и обиженно дуть щечки.
— Денис, замолчи, а то укушу, — хохотнув, Лера толкнула его в плечо.
Перехватив ее руку, он быстро прижал к губам, оставляя на коже ожог от поцелуя.
— Вот уже битый час, как мечтаю об этом. Укуси побольнее!
«А самое смешное, милый, что я бежала от любви, словно обезумевшая белка, не понимая, что вырваться из замкнутого круга невозможно. Сияние Вечности — так называется эта болезнь, дарованная свыше. Все остальные недуги от нервов, и лишь один для удовольствия. Позволю облагородить пошлый афоризм. С болезнью проще смириться, приспособиться. Как люди живут без глаз, оценивая мир на ощупь и слух? Как люди живут без слов, объясняясь в чувствах жестами? Как безногие калеки танцуют вальс, взявшись за руки? Так и счастливцы с ампутированной половинкой сердца радуются за обоих…»
— Ты сейчас счастлива?
Лера перестала удивляться их странному диалогу. Когда один думает, другой говорит, попадая в окончание мысленной фразы с невероятной точностью.
— Да, счастлива. И тебе того же желаю.
— Надеюсь. Сегодня мое счастье зависит только от одного человека, который сидит рядом, погружен в собственные мысли и держит на роскошной груди табличку «Посторонним вход запрещен».
— Куда мы едем? Неужели к тебе домой? — Лера увидела, как машина свернула с шоссе, приближаясь к метро.
— Почти. Два раза в одну реку входить не стоит. Эффект уже не тот. Да и повторения на бис сцены — «Не ждали» никто не заказывал. Едем на нашу старую квартиру, сейчас она пустует, временные жильцы съехали, так что нам никто не помешает предаться приятным воспоминаниям.
Рука Дениса легла на колено спутницы и медленно заскользила по нему. Блеснуло обручальное кольцо, никогда и никому не служившее препятствием.
Лера остановила его кисть, тихонечко сжав пальцы.
«Именно в той квартире, ставшей для меня ловушкой. все и началось. На дне рождения Лериного сына. Потом мы начали дружить семьями. Тогда же я привела дочку в гости и впервые увидела тебя, хлопочущего по хозяйству. Красивого видного мужика, подпоясанного передником с голубыми огурцами под Гжель. Поразительное зрелище! Проходите, девушка, присаживайтесь, чего изволите? Символично, что столько времени спустя ты распахнешь передо мной ту самую дверь».
— У тебя было много мужчин после меня? Димыч не в счет.
Валерия усмехнулась. Самоуверенности Дениса остается только завидовать. Задать вопрос, предчувствуя ответ.
Реагировать на провокацию совсем не хотелось, но надо. Случайностей не бывает — это верно, завтра наступит совсем другой день, не пригодный для исповеди.
— Один. Надеялась на анестезию, а подавилась горькой пилюлей. Оказался мерзавцем похлеще тебя. Зря переживала, негативный опыт — самый благой.
— Верно. Веницкая, ты возмужала и почерствела! Смотрю на тебя и не верю глазам своим. Скажи, а в сексуальном плане планку не снизила? Отдаешься страсти, как и прежде, самозабвенно? Словно в последний раз, трубя лебединую песню? Подчиняешься или доминируешь, предпочитая плетку?
— Мороз, не хами. Тебе не идет. А то подумаю, что ревнуешь.
— Прошу прощения, мадам. Просто мое терпение на исходе.
Выключив зажигание, Денис без обиняков придвинулся вплотную и, запрокинув женщине голову, впился в губы жарким, раскаленным от сдерживаемого возбуждения поцелуем.
От неожиданности Лера поддалась на его агрессивную ласку, послушно раскрыла рот, позволяя языку мужчины проникнуть вглубь. Задохнувшись от нахлынувшего желания, нежно обхватила кончик зубами и на мгновение забылась. Потерялась в пространстве, чувствуя лишь, как смелая рука, сорвав с петель пуговки блузки, нашла грудь и глядит через гипюровые кружева сосок.
— А ты горяча по-прежнему, девочка моя, — разорвал поцелуй Ден и удовлетворенно хмыкнул, — пойдем в дом. Пожалеем бабушек, они вышли на прогулку без очков.
— Ну, ты и сволочь!
— Постоянство, мой конек.
По прошествии лет ничего не изменилось в «двушке» на Песчаной. Если только залоснились обои в коридоре, потерлись дверные косяки, треснул напольный кафель в ванной, да поменялись гардины в гостиной. Передав пальто хозяину, Лера прошла на цыпочках в комнату, остановившись перед своей, подаренной в невесть каком году картиной. Написанный пастелью солнечный клоун — скрипач в изнеможении отвел от инструмента смычок. Прервал аккорд, залившись слезами. Внимательно взглянув в усталые глаза старика еще можно услышать окончание скрипичной партии. Лера провела над рисунком не один вечер, стараясь наполнить образ клоуна своей печалью.
— Твой шедевр, помнишь? Отлично сочетается с цветом новых обоев.
— И то правда, — Лера опустила глаза, пряча улыбку.
— Сейчас рисуешь?
Денис подошел к стене и поправил покосившуюся картину.
— Уже нет. Глаза не те.
— А чем разнообразила свой досуг?
Лера отступила к окну, задернув плотнее портьеры, не спеша, ответила.
— Сказки пишу. Для взрослых.
— Эротические? На самом деле, от тебя другого ожидать сложно, вечно паришь над миром. Ну и как — печатают?
— Нет, я дилетантка.
— Не удивлен. Высокими амбициями ты никогда не страдала, Веницкая. Не то, что твоя тезка.
Подойдя ближе, скользнул пальцами по ее шее.
— Мы пришли сюда не твое, а наше свободное время обсуждать. Марш на кухню, примем по паре капель для куража.
Пары капель Денису оказалось недостаточно. Куда делся его сексуальный пыл, уносящий разум? За отсутствием свидетелей, самовлюбленный ловелас потерялся. Поблек, становясь самим собой, уставшим от жизни пятидесятилетним мужчиной. Мало того — переслал источать волшебные флюиды.
Достав из холодильника початую бутылку белой сел, напротив, без стеснения налил себе полстакана.
Приготовил обещанный кампари-джус для гостьи.
— Ну, за встречу! — не дожидаясь ответа, жадно опрокинул в себя водку.
Поймав недоуменный взгляд, повинился, пряча глаза.
— Все, мне достаточно. А то не справлюсь с волнением.
«Сейчас ты на своей территории, расслабился, снял маску циничного бабника, душу поласкаешь в стакане. Что тебя гложет? Что не так?»
Лера встала и, подойдя к Денису, обняла его, прижала поседевшую голову к груди.
— Рассказывай. Ничего не скрывай. Когда еще увидимся?
Обхватив женщину за бедра, Ден вжался в ее тело сильнее, спрятал лицо, превращаясь в обиженного ребенка.
Несколько минут молчал, подбирая слова.
— Конченный я, Лер. Нет во мне больше силы. На стимуляторах сижу который год. Бесполезно, член не стоит. Это я на людях бравый, люблю всех, кто движется. На самом деле, грош цена такой любви!
Лера молчала, ее пальцы теребили серебристый ежик волос прильнувшего к груди мужчины.
«Бедный ты бедный. И глупый. Мне достаточно прикоснуться к тебе, вот так, чтобы испытать ни с чем не сравнимое удовольствие».
— Валерия терпела до последнего. Потом замкнулась, отчуждела. Полагаю, нашла мне замену. Как сегодня тебя увидел, подумал — вот он шанс. Столько лет не встречались, а нрав твой помню. Почему не рискнуть? Может все не так плохо? Что скажешь?
Он поднял на нее вспыхнувшие надеждой глаза.
— И то верно. Риск — дело благородное, Ден. Быстрее начнем, быстрее … поймем.
— Подожди один момент. Я душ приму, потом ты. Полотенце на стиральной машине!
Вскочив, метнулся в ванную комнату.
Лера, подавив начинающийся истерический припадок, плеснула через край водки, не дыша, выпила.
— Спасибо за приглашение в собственный ад, любимый.
Послышался шорох, стук закрываемой полки, шум воды из-под крана. Догадавшись о принятом лекарстве, улыбнулась. Была, не было.
Стоило ей вернуться из душа, глазам открылась чудная картина.
Утопая в подушках, приковав себя к изголовью бутафорским наручником, лежал ее долгожданный партнер.
Сквозь приоткрывшиеся портьеры в спальню струился ручеек дневного света, смешиваясь с трепетом свечей, расположенных по периметру огромной видавшей виды кровати, создавал возвышенно-интимную атмосферу. Еще несколько плавающих огоньков загадочно поблескивали в круглом, лишенном живности, аквариуме. Волны приторных благовоний, курящихся на прикроватной полочке перед зеркалом, наполняли пространство комнаты ароматом пачули и мускатного ореха, провоцирующего сексуальный бред.
Хозяин успел подготовиться к появлению верной наложницы. Или держал наготове набор первой помощи сексоголикам.
— Жду обещанный укус, моя смертельно обиженная девочка. Не жалей предателя и отступника, рань меня до крови, насыть ядом, выпей опостылевшую жизнь.
Еле сдерживая смех, Лера опустилась на колени рядом, медленно сняла с себя полотенце, погладила полные груди, щипнув, оттянула соски. Денис не спускал с нее расширенных черных как ночь зрачков. Свободная от наручника рука опустилась на пах. (Проверяешь действие лекарства?) Наигравшись с сосками и поласкав ноготками живот, тронула промежность. Закрыв от нарастающего возбуждения глаза, услышала долгожданный стон, вырвавшийся из груди приготовившегося к сладкой муке мужчины.
Нагнувшись к его лицу, провела языком по заросшей щетиной щеке, спустилась ниже, скользнув по яремной вене. Отметив поцелуем татуировку скорпиона, навеки замершего на предплечье, вернулась к шее. Задержалась в ложбинке, слушая пульс. Описала круги у затвердевших сосков, не обращая внимания на стоны и просьбы о боли, вдохнула запах плоти и, побаловав кончиком языка возбужденную головку, нежно обхватила член губами.
Лаская его, она отдавала себя на волю экспромта, мечтая доставить любимому мужчине неповторимое удовольствие.
Он кончил на десятой минуте, успев войти в нее.
Получив разрядку, откинулся на подушки, тяжело дыша.
— Вот видишь. Я прав. С тобой все получилось.
— Без единого укуса, учти, — прошептала она, стирая капли пота с его широкой груди.
Они еще несколько раз занимались любовью. «Откровенный» разговор не клеился. Зачем лживые слова, когда искренне говорит тело?
На границе пятого часа непрекращающегося диалога, Лера начала верить в чудо фармацевтики, подбрасывающие мужчинам каждый раз новые темы для обсуждения.
Устав до смерти и желая лишь одного, сомкнуть на мгновение глаза, она опустила голову на подушку и забылась тревожным сном.
Сквозь грезы она слышала голос Дениса, в полудреме бормочущего одну и ту же фразу.
— Прости меня, Лерочка… Я такой идиот…
«Тебе крупно повезло с нашими именами, милый. Жаль, что Валерия Викторовна не оценит очередного раскаяния».
Она проснулась, стоило посветлеть небу над московскими крышами.
Аккуратно пристав с любовного ложа, боясь разбудить отвернувшегося к стенке, мирно похрапывающего Дениса, прошлепала босыми ногами в коридор, прикрыв в спальню дверь.
В ванной комнате несколько минут разглядывала бледное, осунувшееся лицо незнакомой женщины, мало походившей на Валерию Веницкую. Оставшаяся от той бестелесная оболочка, походила на выброшенную за ненадобностью хитиновую куколку бабочки-распутницы, совершившей чудо и готовой выпорхнуть на свободу.
— Брависсимо! — похвалила саму себя, ополоснув припухшие глаза холодной водой.
Нечаянная догадка заставила приоткрыть один за другим шкафчики, в поиске волшебных таблеток.
На полках ничего необычного не нашлось.
— Неужели, правда?
Тихонько рассмеялась робкой догадке. Быстро одевшись, прошла на кухню. Старясь не шуметь, собрала стаканы в раковине, убрала в холодильник алкоголь.
Несколько минут стояла у окна, наблюдая за размеренными движениями чернявого дворника, сметающего опавшие листья в одинаковые кучки. Прерывисто вздохнув, открыла бакалейный шкаф и достала рафинад.
Расположив коробочку на столе, начала складывать привычный узор.
На последнем слоге, сахар закончился. Не расстраиваясь неудаче, взяла баночку с красной фасолью и дописала «сть».
Спустя пять минут, похорошевшая бабочка, завершившая очередной жизненный цикл, покинула квартиру-ловушку, оставив на кухонном столе сложенную из белоснежных, похожих на лед, кусочков, надпись:.
«Спасибо за Вечность»
Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Спасибо за Вечность», Елена Владимировна Граменицкая
Всего 0 комментариев