«Вор и маг. Трилогия»

396

Описание

Все три произведения из цикла «Вор и маг».



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Вор и маг. Трилогия (fb2) - Вор и маг. Трилогия 881K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Алексей Рудольфович Свадковский

Алексей Свадковский Вор и маг

Вор и маг

Скрипнула дверь и хриплый голос сказал:

— Вставай, падаль, за тобой пришли!

— Какого чёрта, у меня свидание с конопляной тётушкой завтра, а не сегодня. Или ваш князь не может подождать денёк?

— Твою жизнь какой-то дурак выкупил у князя. Теперь ты принадлежишь ему.

Куча гнилой соломы в углу камеры зашевелилась, и оттуда показалась моя заспанная физиономия. Поднявшись с моего небогатого ложа, я зачерпнул из миски с водой, стоявшей рядом, и кое-как умылся. Из воды на меня взглянул потрёпанный одноухий мужчина, на помятом лице которого вместо апатии и сна появились интерес и надежда.

Только от смерти нельзя сбежать, а из рабства или каторги сбежать можно. Я бежал всегда, сколько себя помнил, сначала в шесть лет, с господской кухни, куда был забран от родителей, семьи забитых крестьян, которые только рады были избавиться от лишнего рта. Там, на кухне, я не видел ничего кроме работы с утра до ночи, краюхи хлеба и побоев ото всех, кто был сильнее и старше меня. Не выдержав и года такой жизни, я удрал из господского дома и пристал к странникам дорог, этим вечным кочевникам и путешественникам. С ними я был три года, научился петь, играть на гитаре, попрошайничать и воровать по мелочи. Мне нравилось жить с ними, пока однажды ночью я не подслушал разговор старших обо мне. Они хотели сделать из меня безногого калеку, рассчитывая, что так мне будут больше подавать милостыню. И я снова сбежал, но на этот раз поступил мудрее и прихватил ночью из повозки старейшины кисет с деньгами, который он носил на шее, срезав его кинжалом, взятым у него же.

С тех пор, где только меня жизнь не носила. Был у Ночных братьев Калиша подручным, ушёл от них: не смог я ради денег резать людей, как баранов. Потом бродячий цирк братьев Уши, монастырь Кристарианцев. В Зафаре не повезло: попался на краже, и шахский палач отрубил мне ухо, а судья отправил на десять лет в соляные шахты. Люди не выдерживали там и полгода. Сумев поднять бунт, я с одиннадцатью товарищами смог вырваться из шахт и прорваться к пустыне. До моря, находящегося за пустыней, дошёл я один, остальные погибли от жары и жажды. Я бы погиб вместе с ними, но мне повезло: когда я, уже оставшись один, бредил и сходил с ума от нехватки воды, я наткнулся на полузасыпанный оазис с едва бившей струйкой воды и чахлой пальмой.

Так я и бежал всю жизнь, нигде особо не задерживаясь, и ни с кем не сближаясь. В этот раз я думал, моя песенка спета, и свидания с виселицей мне не избежать. Поначалу всё шло хорошо: собаки обожрались мяса, вымоченного в сонном отваре, и не подняли лай. Забросить веревку с крюком и подняться по ней в окно княжеской спальни для человека, три года бывшего воздушным гимнастом и акробатом в цирке братьев Уши не составило труда, а вот дальше всё пошло не так. Не заметив её в темноте, я наступил на болонку, которую этот ублюдок держал в спальне. Мелкая тварь подняла такой визг и лай, что его, наверно, услышали мертвецы на кладбище, не то что княжеская стража и его слуги. Сбежать быстро, находясь на третьем этаже княжеской опочивальни, не получилось.

Ну а дальше всё было просто: меня схватили, был суд. Приговор был очевиден, так что я коротал время в ожидании встречи с Безносой, не надеясь особо ни на что.

Во дворе светило солнце, пели птицы, кудахтали куры, и пахло свежеструганными досками; запах шёл от новенькой виселицы, очевидно, возведённой для меня. Возле ворот замка, в тенёчке, нас ждал невысокий человек, одетый во всё чёрное, который смотрел на нас, щурясь близорукими глазами. Стражники подвели меня к нему.

— Ты можешь забрать его, господин. Князь приказывает вам покинуть его владения до заката и никогда более здесь не появляться.

— Хорошо, но сначала снимите с него цепи.

— Но господин, он опасный разбойник. Когда его задерживали, он дрался так, что у половины стражников замка остались отметины. У кого глаз подбит или зуб выбит, а трое находятся в лазарете, и раньше чем через пару месяцев они оттуда не выйдут…

— Ничего, я как-нибудь с ним управлюсь, — усмехнувшись, сказал незнакомец.

Что ж кто бы ни был этот господин в чёрном, в самоуверенности ему не откажешь. Пожалуй, бить, а тем более убивать я его не стану: всё-таки он спас мне жизнь. Но сбежать мне не помешали бы и цепи, а уж без них мне это точно не составит труда.

Незнакомец терпеливо ожидал, пока я растирал затёкшие от цепей руки и ноги.

— Ну что, пойдём? Солнце уже в полудне, а нам надо покинуть эти места до полудня.

— Хорошо, как скажете, господин.

А про себя я подумал: на кой чёрт я сдался этому типу, и для чего он меня выкупил? На работорговца не похож. Да и князь за пару десятков золотых вряд ли бы меня отпустил, после того, как я его чуть не обворовал, да ещё и отдавил лапу его болонке. Эта скотина переживает за неё больше, чем за княжескую корону, которую я чуть у него не спёр. Гм… Может быть, охотник за головами? Тоже не подходит: уж больно хилый и тощий, оружия не видно, доспехов тоже; одет в халат какой-то, да на плече большой мешок. Что ж, посмотрим, что это за болван, и зачем я ему понадобился.

Мы вышли из ворот замка и направились по дороге, ведущей к лесу.

— Одноухий, чтобы избежать ненужных вопросов, я сразу скажу, что я — волшебник. Называть меня ты будешь хозяином, твоя жизнь принадлежит мне…

Последние слова он сказал мне в спину, когда я со всех ног удирал к лесу, растущему вдоль дороги. Я бежал так, будто за спиной у меня росли крылья. Лес! Нигде я не чувствовал себя таким свободным и счастливым, как в лесу, вдали от городской грязи и вони, тесноты и вечной суеты. Если бы я мог, я оставался бы в нём вечно. Подальше от людей, от их жестокости, жадности и коварства, свободный от всех условностей и правил, от законов и судей, палачей и стражников. Я бежал и бежал, но мои ноги почему-то вынесли меня на дорогу, где меня ждал господин в чёрном.

— Ну что, побегал? Хватит, нам надо идти, — сказал он.

Не отвечая, я развернулся и снова побежал прочь. Но ноги снова и снова выносили меня к нему. Я бегал по кругу, центром которого был этот проклятый колдун!

Когда ноги в очередной раз вынесли меня к нему, я побежал на него с кулаками: если я не могу убежать по-хорошему, значит, пора показать ему, что я не зря три года учился кулачному бою у братьев Кристарианцев, давших обет не прикасаться к оружию, и сохраняющих свои жизни во время путешествий только благодаря этому искусству. Не добежав до него и трёх шагов, я получил удар в грудь такой силы, как будто меня лягнула лошадь. Лёжа в дорожной пыли и задыхаясь от боли, я нащупал рукой камень, который, не раздумывая ни секунды, запустил в колдуна. Камень он отбил голой рукой, как будто это был не здоровый булыжник, а хлебный мякиш.

— Хватит, — повторил он — Мне это надоело. Нам ещё долго идти вместе, поэтому я преподам тебе урок боли и послушания.

После чего он произнёс незнакомое слово, и мир наполнился болью. Она разрывала меня на части, я не мог кричать, а только судорожно хрипел, перебирая ногами. Боль была так велика, что я разорвал бы себе глотку, только бы её прервать.

Потом боль ушла, и я снова лежал на залитой солнцем дороге, а рядом стоял колдун и лениво смотрел на меня, лежащего у его ног.

— Ещё раз попробуешь убежать или начнёшь делать глупости, боль будет длиться намного дольше, — сказал он, после чего развернулся и пошёл в сторону леса. И я пошёл за ним, решив, что сейчас мне лучше повиноваться.

Он шёл быстро, не останавливаясь и не оглядываясь назад, не сомневаясь в том, что я покорно бреду за ним.

— Ну, вот мы и пришли, — сказал он, выйдя через какое-то время на поляну, на которой в вечном танце застыли каменные глыбы, непонятно зачем доставленные Древними в лес и поставленные в круг.

— Ты что, хочешь меня в жертву демонам принести? — спросил я хмуро, глядя на каменную глыбу, стоящую в центре каменного круга.

— Нет, ты нужен мне для другого. Ради такого я не стал бы покупать твою жизнь у князя.

— Интересно, и во сколько же он её оценил?

— Недорого. Он продал тебя за зелье, которое вновь вернёт ему мужскую силу, и сделает его подобным молодому бычку-осеменителю, — сказал маг, рисуя какие-то значки на каменном алтаре.

— А для чего я тебе тогда нужен?

— Ты мне нужен для того, чтобы помочь мне спуститься в подземелье Сфинкса и дойти до Чаши желаний.

— Какой ещё Сфинкс и что за чаша?

— Это всё я расскажу на месте, а теперь идём сюда, — сказал он, указав на светящийся проём, возникший перед алтарём. Схватив меня за руку, он потянул меня за собой. Ничего не понимая, я сделал несколько шагов за ним, и оказался посреди пустыни, где ветер швырнул мне в лицо раскалённый песок. Я не мог произнести ни слова, и, недоумевая, оглядывался по сторонам. Вокруг торчали камни, похожие на те, что были на поляне, а возле меня стоял волшебник, и с улыбой смотрел на моё ошарашенное лицо.

— Где мы? — смог выдавить я, по-прежнему оглядываясь по сторонам.

— Посреди западной пустыни Алимхана.

— Но это же на другой стороне Таранийского архипелага! — воскликнул я.

— Вижу, ты неплохо разбираешься в географии. Видишь ли, вор, у мудрых есть свои, более короткие пути, о которых простым смертным неведомо.

— И что, вы так просто можете попасть куда угодно?

— Разумеется, нет. Всё просто не бывает. Мы можем перемещаться только через порталы, вроде того, который ты видел. Все они связаны между собой, хоть и находятся в разных уголках нашего мира.

— И много их?

— Не очень, всего двадцать один, и пользоваться ими могут только маги или смертные, которых маг может провести через портал, держа за руку. Для всех остальных этот путь закрыт, а сами порталы защищены с помощью магии, не позволяющей посторонним их найти.

Помолчав, я сказал:

— Хорошо, оставим все эти фокусы. Скажи, что за чашу ты хочешь добыть? Ты обещал всё рассказать.

— Для начала выслушай небольшую историю. Место, где мы находимся, когда-то было процветающей страной, полной жизни. Повсюду были города, храмы, дворцы, по каналам, вырытым по всей стране, плыли лодки и корабли, а по берегам росли пальмы. Главным святилищем страны был храм Сфинкса, хранителя мудрости и тайных знаний. Важнейшим сокровищем, бесценной реликвией этого храма была Чаша желаний. У испившего из неё выполнялось одно самое искреннее и сокровенное желание. Говорят, эта чаша была подарком богов людям. Испить из неё было величайшей наградой, дозволялось это лишь героям, величайшим людям страны, свершившим великие деяния и подвиги. Вот эту чашу я и хочу добыть.

— Что-то я не вижу ни страны, ни дворцов, ни каналов с кораблями, — сказал я, глядя на песок, перекатывающийся на ветру.

— Потому что страна погибла много веков назад. Сначала была неизвестная болезнь, пришедшая с юга; она бушевала несколько лет, унеся сотни тысяч жизней, а потом на ослабевшую страну, подобно стервятникам, напали кочевники, убивая и грабя всех на своем пути. Погибло слишком много людей, некому стало расчищать русла каналов, бороться с песком, пожиравшим плодородную почву, вода ушла, есть стало нечего. Голод, засуха. Чтобы выжить, люди покинули города, а песок поглотил всё былое величие. Вот так и погиб великий Хамаш, страна мудрости и знаний.

— А с чего ты взял, что чаша до сих пор в храме, и её не украли кочевники, напавшие на страну? — спросил я.

— Потому что знаю. Во время нападения на страну, главным, что хотел добыть Алгай, предводитель кочевников, были не сокровища храмов и дворцов, рабы или наложницы, а Чаша желаний. С помощью её он мечтал получить власть над миром, вести своих воинов от одной страны к другой, бросая к своим ногам покорённые народы. Поэтому, сломив сопротивление немногочисленных защитников города, орды кочевников двинулись сразу к храму Сфинкса, не отвлекаясь на грабёж. Но когда воины, не встретив сопротивления, вошли в храм, они нашли там лишь трупы жрецов, которые предпочли умереть, но не выдать главное сокровище храма. Чашу долго искали, ломали стены, пытали местных жителей, но чаша так и не была найдена. Алгай был в ярости не найдя её, и весь свой гнев он выплеснул на покорённую страну. Говорят, каналы потемнели от крови, а стервятники и шакалы долго пировали, пожирая тела убитых.

— Откуда ты всё это знаешь так подробно? — спросил я удивлённо.

— Алгай был не лишён тщеславия, и его летописец подробно записал все его подвиги на свитках из выделанной кожи пленников.

— И как же мы найдём чашу, если её не смогла тогда найти целая армия?

— Мы её и не будем искать. Я знаю, где она, — ответил маг, идя к темневшей впереди горе. — Чаша никогда и не находилась в храме, к ней вёл портал вроде того, через который мы прошли.

— Почему же тогда мы тащимся по жаре пешком, если могли бы сразу попасть к твоей чаше?

— Ты задаёшь слишком много вопросов, — устало сказал маг. — Хотя жажда знаний, а тем более у вора, не может не удивлять. Портал был уничтожен кочевниками вместе с храмом. По приказу Алгая храм Сфинкса был разрушен практически до основания. Дикари не знали, что вместе с храмом разрушают и ключ к тому, что они ищут.

— Хорошо, последний вопрос: почему жрецы, наверняка владевшие всякими штучками, просто убили себя, а не сопротивлялись?

— Болезнь не пощадила и их, многие из них погибли, помогая соотечественникам бороться против эпидемии, а оставшихся было недостаточно, чтобы бороться против целой армии, к тому же они практически не владели боевой магией. В их религии человек считался отражением бога на земле, поэтому они считали недопустимым использовать магию во вред людям.

— А для тебя, выходит, человек не является отражением бога? — ехидно спросил я.

— Нет, — резко ответил маг. — Я не собираюсь преклоняться перед каждой двуногой тварью только потому, что она ходит на двух ногах, а не ползает на четвереньках. И хватит разговоров, мне нужно подготовиться.

Несколько часов мы шли молча, маг погрузился в свои думы, а я в свои, пытаясь понять, какие беды мне уготовила судьба, и как мне в этой истории спасти свою шкуру. Наконец, ближе к заходу солнца, мы подошли к небольшой каменной горе, локтей десяти в высоту.

— Это здесь, — коротко бросил маг.

Я её внимательно осмотрел. Ничем не примечательная куча камней, которые появляются и исчезают после песчаных бурь. Пока я разглядывал гору, маг подошёл к куску скалы, локтей пяти в высоту и трёх в ширину, и начал что-то бормотать себе под нос. Длилось это довольно долго, и я уже начал зевать, устроившись в тенёчке, когда раздался сухой короткий треск, и на месте здоровенной каменюги образовалась куча щебня и песка, за которой виднелся проход.

— За мной, — не оборачиваясь, приказал маг, после чего, пригнувшись, нырнул в проход. Коротко выругавшись, я последовал за ним. Проход был низким и очень узким; обдирая бока и плечи я во всю костерил про себя этих заморенных карликов, построивших проход так, что нормальный человек не мог пройти не оставив кожу на стенах. Так, продираясь и ругаясь, я прошёл, а кое-где и прополз шагов тридцать, и остановился, уткнувшись в спину колдуна. Мы находились в небольшой пещере, шагов пять в ширину.

— Здесь мы немного отдохнём, — сказал маг. Порывшись в своём мешке, который он сам нёс всю дорогу, маг достал небольшой масляный светильник, вроде тех, что берут с собой шахтёры, спускаясь в глубину соляных шахт, и несколько баночек. Подойдя ко мне, он открыл одну из них и смазал мои саднящие плечи какой-то остро пахнущей прохладной мазью, снявшей боль и усталость, после чего дал мне флягу с водой и горсть фиников.

— Скажи, если к чаше вёл портал, то откуда ты узнал про этот проход? — не удержавшись, спросил я.

— Я его вычислил путём логических размышлений. Найдя в развалинах храма портал, соединявший раньше храм и место хранения чаши, я смог рассчитать примерно радиус его действия. Сокровище должно было находиться в надёжном и неподвижном месте, неподверженном случайным угрозам. В пустыне это могут быть только горы. Это была долгая и нудная работа. Восемь лет мне пришлось исследовать местные горы и скалы, чтобы уловить следы магии, указывающие на то, что здесь когда-то существовала невидимая связь. И только в этом месте я получил положительный результат. А дальше мне оставалось лишь найти скрытый проход.

«Да, — подумал я про себя. — Что ж ты себе такого нажелал, не меньше трона властелина мира, наверно, чтоб так ради этого корячиться? Восемь лет сидеть в пустыне, где ни баб, ни пива, один песок да скорпионы, чтобы только найти эту чашу!»

Пока я размышлял, маг извлёк какие-то ещё банки и снова подошёл ко мне.

— Стой спокойно и не дёргайся! — после чего, приподняв на моей груди тунику, нарисовал какой-то знак над сердцем краской из банки, а потом и на своей груди похожий знак, но уже краской из другой склянки. Затем, уставившись мне в глаза, снова начал тихонько бормотать себе под нос. Глядя ему в лицо, я вдруг почувствовал, как между нами возникает и протягивается какая-то нить, связывающая наши сердца. Я почувствовал, как стучит его сердце: короткие, тихие удары.

— Я установил между нами Нить жизни. Если со мной что-то случится, и я умру, твоё сердце остановится, как и моё, — сказал колдун.

— А если я умру первым, твоё сердце остановится? — спросил я.

— Разумеется, нет. Мы не партнёры: ты раб, а я господин. Как только я получу то, что хочу, ты получишь свободу и сможешь идти куда захочешь, я ещё и денег подкину в награду. Ты мне нужен для подстраховки, на случай каких-то неожиданностей. Ты вор, и причём один из лучших. Я расспросил людей о тебе. Магия не всесильна, и лучше в таком предприятии иметь под рукой опытного человека вроде тебя.

— Ты всё равно не оставляешь мне выбора. Что дальше? — хмуро бросил я.

— Будем идти дальше, пока я не найду то, за чем пришёл сюда. А теперь шевелись!

После чего, повернувшись ко мне спиной, он сделал несколько шагов вперёд по коридору, выводившему из комнаты.

Мне вспомнился похожий коридор в храме Огнеликого, который мы вместе с моим приятелем наведали пару лет назад. Мой друг шёл чуть впереди и немного торопился. Это и спасло мне жизнь, когда он наступил на плиту, освободившую спусковые механизмы арбалетов, укрытых в стене. Болты утыкали его, как ежа.

Поэтому, когда на грани слуха я услышал тихий щелчок, я, не раздумывая, прыгнул вперёд, как стрела, выпущенная из лука, опрокинув мага на живот. А над моей спиной просвистел топор, чуть было не перерубивший нас обоих.

— Ты спас мне жизнь, вор, — ошарашенно сказал маг, глядя на уходящий назад в стену топор. — Всё-таки я был прав, взяв тебя с собой.

— А как же священная жизнь человека? Тут не пахнет человеколюбием. Такие ловушки… — спросил я.

— Сохранение чаши, видимо, они посчитали более важным, чем жизнь человека, — сказал он, вглядываясь в темноту коридора.

— Выпей это, — протянул он мне маленький пузырёк.

— Что это такое? — спросил я, подозрительно глядя на склянку с мутной, густой, зеленоватой жидкостью.

— Зелье лягушки, оно усилит ловкость и реакцию. Ты пойдёшь вперёд, прокладывая мне дорогу, а оно поможет тебе не погибнуть от ловушек.

— Это я навроде барашка буду рисковать для тебя шкурой, а ты отсиживаться за моей спиной будешь?

Так у Ночных братьев Калиша испытывали новичков, посылая их вперёд в самые опасные места. «Плохо же ты меня знаешь. Я тебе ещё покажу, кто такой Одноухий!», — зло подумал я про себя. Видел я таких, вроде него, как тот шахский судья в Зафаре, отправлявший всех подряд на соляные шахты. Хозяева шахт отдельно приплачивали ему за каждого, кого он туда отправлял.

Зелье, которое мне дал маг, подействовало, как он и сказал. Пробираясь вдоль коридора и внимательно прислушиваясь, я трижды увернулся от ловушек: пик, выскочивших из пола, стрел, вылетевших из едва заметных отверстий в стене и ещё одного топора, чуть было не убившего мага в начале пути. Маг всё это время шёл за мной на расстоянии пяти шагов, внимательно наступая на безопасные плиты.

Шагов через сорок коридор закончился, и мы вышли к большому каменному мосту, переброшенному через глубокую расщелину. Подойдя к нему, я внимательно всё осмотрел, но ничего подозрительного не было видно. Колдун тоже подошёл. Он что-то недолго бормотал, не отрывая взгляда от моста.

— Иди вперёд, хватит топтаться на месте, — скомандовал колдун.

— А с мостом всё в порядке?

— Вот заодно и проверишь! — не терпящим возражений тоном приказал он.

Что ж, делать нечего. Внимательно глядя себе под ноги, готовый ко всему, я быстро перебежал на другую сторону.

Маг подождал, пока я окажусь на другой стороне, и пошёл следом. На середине пути под его ногами что-то сухо треснуло, и мост внезапно начал разваливаться. Не растерявшись, он прыгнул вперед, уцепившись за небольшой выступ, оставшийся от моста.

— Помоги мне быстро, раб! — закричал он.

А мне почему-то вспомнилась детская сказка про Гишу и чуму. Простачок Гиша нанялся проводником к странной старухе, и водил её из одной деревни в другую, а потом случайно узнал, что это не старуха, а чума ходит с ним, заражая жителей деревень. Тогда он завёл её в горы, и там столкнул с тропинки, но она успела ухватиться за него. Если бы он её вытащил, то остался бы жив, но болезнь и дальше губила бы людей. Поэтому Гиша упал вместе с ней на дно горного ущелья и погиб, спасая других.

Я не знал, за чем он идёт к чаше, о чём хочет её попросить. Может, это приведет к смерти тысяч людей, и другой возможности остановить его у меня не будет.

Маг опять закричал:

— Если я умру, умрешь и ты! Нить жизни остановит твоё сердце, ты забыл?!

— Пусть так, но я не хочу иметь на своей совести гору трупов, на которой будет стоять твой трон.

— Я иду к чаше не за властью, — ответил он, цепляясь за осыпающийся выступ.

— А за чем?

— За своей семьей! — крикнул он, когда его руки соскользнули с выступа.

Я его подхватил в последний момент и помог выбраться. Мы сидели, долго и молча, возле разрушенного моста. Первым спросил я:

— Что случилось с твоей семьёй?

— Они погибли шестьдесят четыре года назад, когда я был молодым, самонадеянным лекарем при дворе одной королевы. У меня была семья: жена Сафира и дочь Амина. Когда Амине было четыре года, в городе вспыхнула эпидемия Красной гнили. Какие-то негодяи разрыли старый могильник, где хоронили жертв эпидемии двести лет назад. Они искали золото и украшения, а нашли смерть для себя и для многих других людей.

Ты должен знать, что это за болезнь: у человека резко поднимается температура, а тело покрывается гнойными язвами, из которых сочится кровь, смешанная с гноем, и человек за три-четыре дня погибает от кровопотери и жара. Лечению эта болезнь практически не поддаётся, даже магия перед ней бессильна. Можно исцелить одного-двух человек, но вылечить сотни нельзя. Когда узнали о появлении болезни, в городе началась паника, и тогда, добравшись до королевы, я предложил ряд мер, позволявших остановить распространение болезни. Город был закрыт, ни один человек не мог его покинуть. Изнутри весь город был перегорожен, и перемещаться можно было только внутри своего квартала. Заболевших собирали в чумные дома, где добровольцы помогали за ними ухаживать, облегчая им страдания. Таким образом, заразу удалось удержать. Мы не дали ей вырваться за пределы города.

Чтобы люди поверили, что болезнь удастся победить, я оставил свою семью в городе, хотя мог их вывезти. Мне казалось, что я учёл всё, и моей семье ничто не угрожает. Тупой, самонадеянный идиот!

Болезнь бушевала в основном в бедных кварталах, откуда и были те воры, разграбившие могильник. Маленькие, грязные улочки, вонь, нечистоты и теснота. Там болезнь собирала наибольшую жатву, люди гибли целыми семьями, без надежды на спасение и помощь. Они винили в происходящем власти и богачей, и меня, думая, что мы специально не выпускаем их из города, чтобы избавиться от бедняков и нищих.

Они взбунтовались. Толпа людей прорвала заграждения, окружавшие их квартал. Громя и разрушая всё, они ворвались в купеческий квартал, где стоял мой дом. Когда всё это происходило, я находился в больнице, и слишком поздно узнал о происходящем.

Я бросился домой, к своей семье. Дом горел: не сумев ворваться внутрь, эти ублюдки подожгли дом снаружи, завалив перед этим двери всяким хламом, чтобы никто не мог вырваться. Когда разобрали развалины, не нашли даже тел, которые я смог бы похоронить.

Тогда, стоя на руинах своего дома, я поклялся, что всё исправлю и верну свою семью, чего бы мне это не стоило. Я занялся магией, некромантией, изъездил полмира, ища способ вернуть своих близких. Я искал, не находя ответа, очень долго. Годы и годы работы, и всё безрезультатно. И когда я уже почти отчаялся, я наткнулся на легенду о чаше. Я проверил легенду: и страна, и чаша существовали. Чаша была даром богов людям, последним лучом надежды, и если она не сможет мне помочь, мне останется умереть самому и присоединиться к ним в Обители тишины и света, где души ушедших ожидают своего часа для нового рождения.

Слушая его рассказ, я вспомнил, как семь лет назад я был в Хашеме, столице Хаканского государства, и на центральной площади видел статуи мужчины и женщины, державшей на руках маленькую девочку. Мужчина давил ногой уродливую, мерзкую змею, пытавшуюся укусить ребёнка.

Когда я спросил у местного, какому герою или богу воздвигли эти статуи, мне рассказали похожую историю про болезнь, гибель семьи врача, и о том, как он продолжал лечить даже после того, что произошло с его дочкой и женой. А когда болезнь была побеждена, и благодарная королева предложила ему любую награду, которую он назовёт, он ушёл, ничего не сказав, а потом покинул город и страну, несмотря на все просьбы остаться.

Тогда ему и его семье поставили памятник, чтобы память о них осталась в городе навсегда.

— Я понимаю, почему ты не любишь людей. Я не понимаю, почему ты остался в городе после произошедшего с твоей семьёй.

— Напуганная бунтом, королева хотела убрать заграждения и открыть ворота города. Если бы это произошло, болезнь вместе с беженцами вырвалась бы из города, и тогда умерли бы не сотни, а тысячи, десятки тысяч людей. Она, как лесной пожар, охватывала бы целые страны, оставляя за собой только гниющие трупы и мёртвые города. И тогда всё было бы напрасно. И гибель моих родных. Поэтому я довёл работу до конца, а потом уехал из страны, когда всё закончилось.

— Я видел статуи в Хашеме, которые они вам поставили. Они красивые, и возле них всегда есть цветы.

— Мёртвые камни не заменят мне живую семью, — устало сказал он. Я хочу всё исправить, вернуть их обратно или обрести покой рядом с ними. Я больше не могу и не хочу так жить. Мне каждую ночь снится в кошмарах мой дом в огне… И моя семья, горящая в нём из-за моей ошибки!..

— Что ж, пойдём, добудем твою чашу, и будем надеяться, что боги смилостивятся над тобой, — сказал я.

И мы снова пошли вперёд в прежнем порядке: я впереди, а он чуть сзади.

— Как думаешь, почему ловушка на мосту не сработала сразу? — задал я вопрос, вертевшийся у меня на языке.

— Ты пробежал слишком быстро благодаря зелью, которое я тебе дал. Она не успела сработать.

— А почему ты сам тогда не выпил зелье, которое дал мне?

— Зелье лягушки мешает концентрироваться на магии и создавать заклинания. А мне нужно сохранять ясность разума и быть готовым использовать магию.

— Плоховато твоя чаша охраняется. Топоры, стрелы, мост… Слишком всё просто. Как будто это не хранилище Чаши желаний, а склад какого-нибудь купца.

— Основной защитой чаше служит тайна её местонахождения. А все эти ловушки должны остановить случайного путника, попавшего сюда. Армию кочевников, если бы они узнали, где находится чаша, не остановили бы и тысячи ловушек. Дорогу всё равно бы проложили по трупам погибших.

— А всякие охранные заклинания, о которых ты говорил?

— Здесь всё тоже непросто. Магия может защитить от простых людей, но не от магов. Если б чашу охраняла магия, я смог бы её почувствовать, и установить, где она находится. А жрецы охраняли чашу ото всех, и от людей, и от магов.

— А как же портал?

— Его магию почувствовать трудно, если он редко используется. Если б я не узнал, что к чаше ведёт портал, и не искал целенаправленно следы магической связи, я ни за что бы не нашёл это место. Впрочем, даже узнав о портале, мне потребовались годы поисков.

Так, разговаривая, мы подошли к большому залу, в конце которого виднелись серебряные двери, украшенные изображением чаши. Посреди зала стояла статуя огромной каменной змеи, приготовившейся к нападению. Едва взглянув на неё, маг резко скомандовал:

— Назад! — и сам отскочил к выходу. Я, не раздумывая, выполнил команду.

— Что случилось? — спросил я, когда мы отошли от входа.

— Статуя змеи — это страж. Она атакует и убьёт любого, кто не обладает амулетом-пропуском.

Я внимательно присмотрелся к статуе: древние мастера проделали большую работу, создавая огромную каменную кобру. Видна была каждая мелкая чешуйка на её огромном теле; казалось, ещё миг — и она действительно оживёт, и нападёт на нас.

— И что с ней будем делать? — спросил я мага. — Мне кажется, амулета-пропуска у тебя нет.

Маг, копавшийся в своём мешке, нехотя ответил:

— Я встречался с похожим стражем. Когда я искал развалины храма Сфинкса, в своих поисках я случайно наткнулся на руины храма Мелираны, богини жизни и смерти. Исследуя руины, я нашёл потайной проход, который вёл к сокровищнице, в которой находились подношения и дары верующих. Там я и наткнулся на похожую змею.

Рассказывая всё это, он вытащил из своего мешка небольшую жаровню и зажёг в ней огненные камни.

— Стоило мне приблизиться к дверям, ведущим в сокровищницу, как змея ожила и атаковала меня; я едва унёс ноги. Каким-то образом древние жрецы смогли защитить своего стража от воздействия магии. Я несколько раз пытался проникнуть в сокровищницу, подозревая, что Чаша желаний может храниться там, и всякий раз безрезультатно. На стража не действовали самые мощные заклинания, которые я знал. Стоило мне пересечь порог, и она на меня нападала. Я убегал, и она снова становилась каменной. Я перепробовал много способов: заваливал её камнями, когда она оживала, использовал сверхмощные кислоты, способные растворить практически всё, когда она была каменной, но ничто не помогало.

Пока случайно, прогуливаясь по рыбному рынку в Вимане, я не увидел одну картину: рыбака, вывалившего корзину с уловом морских змей на огромную мраморную плиту, специально отполированную. Лишённые возможности отталкиваться, змеи беспомощно барахтались на месте, и рыбак смог быстро их отсортировать.

Во время своего рассказа он всё время подкидывал в жаровню различные порошки, внимательно глядя на дым, клубившийся над ней.

— И тогда я решил использовать одно редкое заклинание, которое я выучил на севере; его называют «дыханием Имира». Оно превращает в лёд любую поверхность, на которую осядет дым. А теперь не отвлекай меня, мне надо прочесть заклинание!

После чего, уставившись на огонь, горевший в жаровне, маг начал что-то тихонько говорить. Вначале ничего не происходило, но потом дым, клубившийся над жаровней, стал прозрачно-белым, и начал наполнять зал со змеёй, а затем как-то незаметно стал льдом, превратив зал в огромную ледяную пещеру.

— Готово, — сказал маг, оглядывая проделанную работу.

— А что случилось потом, в той сокровищнице? — спросил я. Маг, тем временем вытащивший из своего мешка странные металлические пластины с шипами на одной стороне, и с какими-то верёвками на другой, продолжил свой рассказ:

— Я использовал там это же заклинание, и когда я вошёл в зал, змея, как обычно, ожила, и попыталась на меня напасть, но не смогла сдвинуться с места. Надев на ноги эти пластины, которые я специально заказал у кузнеца, я, вдоль стены, аккуратно пробрался к дверям, ведущим в сокровищницу. Двери я открыл, использовав кислоту и расплавив замок. Вот так, Одноухий, я смог попасть в сокровищницу.

— И что было там? — не удержавшись, спросил я.

— Да хлам всякий! Золото, украшения разные… В общем, сокровища всевозможные. Главное, там не было чаши, которую я надеялся найти.

— И что, ты оставил там все эти сокровища?! — воскликнул я.

— Нет, конечно! — улыбнувшись, сказал он. — Я хоть и маг, но не дурак. Есть и пить надо и волшебникам, к тому же для заклинаний и зелий ингредиенты нужны, а они весьма дорогостоящи. Поэтому сокровища я забрал, выпив зелье быка; мне пришлось раз десять ходить туда-сюда с мешком на спине рядом с беснующейся тварью, неспособной добраться до меня, пока вынес всё то добро.

— И тебе не страшно было брать эти подношения богине жизни и смерти?

— Нет. Богам нужна прежде всего твоя вера. А все эти подношения нужны для самих людей, да жрецам храмов. В моих руках эти золото и украшения обрели новую жизнь, начали приносить пользу людям, а там они валялись без дела, никому не нужные, и прежде всего — самой богине. Пока я возился с этими сокровищами, на меня даже кочевники умудрились напасть. Оказывается, они за мной следили всё то время, пока я возился со стражем сокровищ, и когда я вытащил казну из храма, они на меня напали, сразу несколько десятков воинов.

— И что было потом?

— Да ничего… Пришлось любимую дорожную тунику выкинуть, служанка так и не смогла отмыть её от крови. Коса Драгнара — весьма эффективное заклинание, но применять его следует осмотрительно: фрагменты тел и кровь разбрасывает слишком далеко.

— Они не знали, что ты маг? — удивлённо спросил я.

— Я думаю, что знали, поэтому их столько и напало на меня сразу. Только они раньше не сталкивались с магами моего уровня, или думали, что я вроде жрецов храма Сфинкса, отвергаю насилие… Или вид груды золота сподвиг их испытать судьбу, не знаю. Впрочем, сейчас это уже не важно: они совершили ошибку, и за неё заплатили.

Рассказывая всё это, маг прикрепил веревками свои пластины к ногам, и протянул пару таких же мне:

— Надевай, и идём.

— Не понимаю: если ты весь из себя такой могучий волшебник, — спросил я, возясь с пластинами. — То как это ты чуть не погиб там, на мосту, и потом, в туннеле?

— Так же, как и ты, я ожидал чего-то более сложного и опасного: магических ловушек, демонов, а не банальных топоров или пик. Это меня чуть не погубило: ища всё время присутствие магии, я этих механических ловушек просто не заметил.

«Да, — подумал я про себя. — Как бы ни был мудр человек, сколько бы всего он ни знал, а предвидеть все он не может. Там, где пройдёт опытный вор, запросто может сложить голову могучий колдун».

И невольно, я почувствовал гордость за себя. Закрепив странные пластины на ногах, я вслед за магом переступил порог зала. Не глядя в центр зала, где, как и говорил маг, статуя ожила, превратившись в огромную каменную кобру, держась руками за стену, и стараясь не упасть, я не спеша пробирался к дверям с чашей. Маг осторожно шёл вдоль противоположной стороны пещеры.

Когда до дверей с чашей оставалось шагов десять, я оглянулся посмотреть, где маг, и мог взгляд остановился на огромной кобре, бесновавшейся посреди зала. Меня удивили её огромные, по-человечески умные глаза, размером с голову взрослого мужчины, яркого зелёного цвета. Они мерцали, и казалось, затягивали внутрь себя.

Я почувствовал, что не могу отвести взгляд от них, а моя воля, как вода из разбитой кружки, утекает капля за каплей. Я пытался закричать, сопротивляться, но всё это было похоже на трепыхание мухи в сетях паука. Сначала шаг, потом второй, и я пошёл к ней, ничего не чувствуя и ни о чём не думая. Лишь где-то на грани сознания бился страх, ужас от происходящего, бился, как птица в клетке, но ничего сделать я не мог.

Так я и шёл, шаг за шагом, сам приближаясь к ней. Когда до неё оставалось не больше пяти шагов, внезапный сильный удар отбросил меня в сторону. От удара сознание моё померкло, уступив место темноте.

Очнулся я от звука льющейся воды; я лежал на полу, а рядом сидел с озабоченным лицом маг.

— Ну что, очнулся? — спросил он.

— Что со мной произошло? — прошептал я, ощупывая себя. Грудь ужасно болела, но руки и ноги были на месте.

— Тебе проще самому ответить. Я увидел, как ты вдруг, вместо того, чтобы идти к дверям, пошёл к стражу. Я кричал тебе, но ты никак не реагировал. Когда до змеи оставалась пара шагов, я ударил тебя Невидимым кулаком Хамаши, и отбросил от стража, а потом затащил тебя сюда, так как ты был без сознания.

В двух словах я рассказал ему о том, что произошло со мной, когда я заглянул в глаза змее.

— Страж в том храме не обладал подобной способностью, — сказал маг, задумчиво почёсывая подбородок.

— А почему страж не смог подчинить тебя? — спросил я, ощупывая ребра.

— Каждый маг, ступивший на путь Высокого мастерства, тренирует свою волю до тех пор, пока она не станет подобна гранитной скале, неподверженной никаким волнениям. Ну и кроме того, этот амулет защищает мои разум и волю от стороннего воздействия, — добавил он и показал небольшое кольцо, одетое на безымянный палец.

— Спасибо, что спас, колдун, хотя мог бы и не ломать при этом мне рёбра, — сказал я нехотя.

— Меня зовут Арен, и рёбра у тебя целы, только пара трещин. А это им поможет скорее срастись, — с этими словами он протянул мне небольшой пузырёк с белой мутноватой жидкостью, которую я сразу же выпил.

— А меня- Хем. Друзья зовут Одноухим, — сказал я, чувствуя, как боль медленно уходит из груди.

— Ну что ж, вот и познакомились. А теперь, раз ты очнулся, давай закончим то, зачем сюда пришли.

Я приподнялся и огляделся по сторонам. Мы находились в большом зале, украшенном колоннами. В конце его виднелся небольшой водопад, падавший в бассейн, а рядом на каменном пьедестале стояла небольшая серебряная чаша.

— Это она? — спросил я.

— Думаю, что да, — сказал маг, не отрывая от неё взгляда.

Мы подошли к пьедесталу. Вблизи чаша оказалась совсем простецкой, без рисунков и резьбы, ни единого камня не украшало её. За такую и пару золотых не дадут на торге.

— Ты уверен, что это она? Уж больно она какая-то невзрачная, — спросил я Арена.

Маг, не отвечая, стоял и молча смотрел на неё. Не дождавшись ответа, я решил её взять и осмотреть получше.

Моя рука прошла сквозь чашу. Я попытался ещё раз, но ничего не выходило: мои руки проходили сквозь неё, как сквозь пустынный мираж или отображения предмета в воде. Чаша вроде была, а вроде её и не было.

— Тебе не стоит пытаться её взять. Чаша не признала тебя достойным, — сказал Арен, очнувшись от своих размышлений.

— А ты откуда знаешь? — зло спросил я.

— Она мне сама сказала, — ответил он. — Я только что с ней разговаривал.

— И что ещё она тебе сказала? — спросил я, глядя на чашу.

— Об испытаниях, которые должен пройти тот, кто желает испить из неё. Исполнение сокровенного желания — это величайшая награда богов наиболее достойным из смертных. Чтобы выпить из неё, ты должен совершить нечто великое и важное, но не для славы или богатства, а ради блага других людей. Потом ты должен пройти испытание временем, и доказать, что желание твоё не сиюминутная прихоть. А третье испытание ещё предстоит пройти, испив из чаши.

Выслушав это, я спросил:

— А ты можешь из неё выпить? Она сочла тебя достойным?

— Да. Первое испытание я прошёл, не оставив город после гибели моей семьи, и не позволив распространиться болезни. Второе — когда не отказался от своей мечты вернуть их, не смотря на годы поисков и разочарований. А теперь, Хем, нам лучше кое-что уладить и попрощаться. Я не знаю, что со мной произойдёт после того, как я из неё выпью. Быть может, я погибну, поэтому не хочу, чтобы ты погиб вместе со мной.

С этими словами он приподнял свою тунику и стёр знак на груди, а я почувствовал, как нить, соединявшая наши сердца всё это время, исчезла.

— Обратный путь ты сможешь пройти сам. Главное, не смотри больше на стража. А это тебе награда за помощь! — с этими словами он протянул мне большой, тяжёлый кошель. — Если идти на восток, дня через три будет оазис. Ещё через четыре будет ещё один, возле него часто проходят караваны. Золота в кошельке тебе хватит, чтобы заплатить за проезд, вернуться домой, и пожить в своё удовольствие.

Немного помолчав, я ответил:

— Ну уж нет! Так просто ты от меня не отделаешься. Шли вместе, а теперь врозь? Это не по-нашему. Давай, пей из своей чаши и возвращай семью, а я хочу взглянуть на женщину, ради которой ты столько лет так старался, заодно и с дочкой познакомишь! — с этими словами я присел возле бассейна с водой и умыл лицо, а потом всласть напился.

— Не перестаю тебе удивляться, Хем. Ты — самый необычный вор, которого я видел, — сказал Арен, с улыбкой глядя на меня.

— Я не всегда был вором, — ответил я.

— Ну что ж, надеюсь, твое ожидание не будет напрасным.

С этими словами он взял чашу с пьедестала и, наполнив её водой из водопада, выпил.

Сначала вроде бы ничего не происходило, а потом силуэт Арена стал расплывчатым, потом прозрачным, а потом и вовсе исчез. А я стал ждать. За себя я не опасался: дорогу назад я вынесу, пустыни тоже бояться не стоит. Вода есть, и если ориентиры верны, я смогу добраться до караванных троп. А золота, оставленного Ареном, хватит не то что на плату за проезд, но и лет на десять безбедной жизни. А вот не узнать, чем закончится всё это, было бы непростительно.

Поэтому я просто ждал, устроившись возле бассейна, и напевая про себя песенку, услышанную в одном трактире. Не знаю, сколько прошло времени, но вдруг я услышал голоса за спиной, и, обернувшись, увидел Арена, сильно обгоревшего и покрытого копотью, крепко обнимающего высокую темноволосую женщину, которая держала на руках маленькую девочку, испуганно обнимавшую маму за шею.

— Где мы, Арен? Что происходит? — спросила женщина, оглядываясь по сторонам.

— Всё хорошо. Мы в безопасности, и нам ничто не угрожает, — ответил Арен, не сводя глаз с жены и ребёнка.

Женщина находилась в шоке, и продолжала озираться по сторонам, не веря в происходящее, как было и со мной, едва я переместился из леса в пустыню.

— Всё в порядке, родная, я все тебе расскажу. Главное, что мы вместе, и нас уже ничто не разлучит, — говоря это, он успокаивающе гладил её волосы, а у самого из глаз текли слёзы.

— Папочка, а я знала: ты придёшь и спасёшь нас! Мамочка боялась, что ты можешь не успеть, а я всё равно знала, что ты нас спасёшь от тех злых людей! — завопила малышка, очнувшись от шока, и бросившись на шею отцу, крепко его обняла, а крики радости разнеслись на всю пещеру.

— Ну конечно, солнышко, как же я мог не успеть! — говорил Арен, нежно прижимая к сердцу своё маленькое чудо.

Я часто потом вспоминал этот момент, пытаясь подобрать слова, чтобы описать всё виденное мной. Но разве можно описать словами встречу с теми, кого ты уже почти не надеялся вновь увидеть живыми, счастье держать на руках дочку, которую ты потерял больше шестидесяти лет назад, и радость от того, что женщина, без которой мир для тебя никогда не был полон, а любовь и счастье покинули тебя вместе с ней, теперь вновь рядом с тобой… Не знаю, может быть, и есть такие слова, но мне они незнакомы.

— Сафира, Амина это Хем. Он помог мне вас спасти, — познакомил меня Арен со своей семьёй, когда страсти немного улеглись. — Смотри, здесь есть ещё один выход.

Он указал на портал, возникший перед водопадом.

— Давай я пойду вперёд. Мало ли что, — предложил я.

— Не нужно. Этот проход нам открыла чаша, он безопасен, — сказал Арен, и пошёл к порталу, прижимая к себе дочку и держа жену за руку. Я последовал за ними.

Перед тем, как уйти из зала, я оглянулся назад. Водопад тихо падал в бассейн, а Чаша желаний, как ни в чём ни бывало, стояла на своём пьедестале.

Мы снова оказались в пустыне. Портал исчез, едва мы вышли из него. Была уже ночь, светили звезды, а в небе висела луна. Я насобирал сухой травы и наломал чахлых кустиков, росших возле подножия горы, а Арен зажёг костер, проведя над сушняком рукой. Сафира вместе с дочкой, измотанные, но счастливые, незаметно уснули, крепко обнявшись. Арен молча сидел рядом с ними и смотрел в пламя костра.

— Что произошло с тобой после того, как ты выпил из чаши? — тихонько спросил я.

— Я снова оказался в Хашеме, как раз в тот момент, когда беснующаяся толпа завалила вход в мой дом и подожгла его. Я ударил по ним Волной Мелвиса, расшвыривая людей как тряпичных кукол; какой-то человек бросился на меня с ножом, его я раздавил, как таракана, только кровь брызнула. Я хотел убивать, мстить за все годы одиночества, за боль и отчаяние, снять с себя вину за то, что тогда не был рядом, и не смог защитить своих родных. Я впал в ярость: ничего не видя и не слыша, я бросал заклинание за заклинанием.

Когда я хотел ударить Косой Драгнара по уже убегавшим от меня людям, я услышал крик дочери из окна горящего дома, и её крик вырвал меня из пучины ненависти. Не помня себя, я бросился к дверям, проклиная себя за то, что не сделал этого сразу, а начал воевать с толпой. Страх придал мне сил: я расшвырял горящий хлам и выломал дверь. Дом был наполнен огнём и дымом; я бросился наверх, откуда слышал крик дочери.

Они вдвоём были наверху, возле окна. Сафира, обняв малышку, укуталась в плащ, чтобы не видеть подступающий огонь. Они были почти без сознания, надышавшись дымом.

Я подхватил их, выбил окно, и выпрыгнул вместе с ними наружу. А потом мы все оказались здесь, посреди зала с водопадом, живые и здоровые. И я снова услышал голос чаши. Она мне сказала, что я сделал выбор, и моё желание исполнено. Оказывается, все эти годы у меня было два сокровенных желания: вернуть семью и отомстить толпе, отнявшей её у меня.

И чаша дала мне выбрать самому, что важнее.

Некромант

— Папа, расскажи историю!

— А ты уже помогла маме рассадить цветы?

— Да, мы всё рассадили, и я даже нашей кухарке помогла вишни перебрать!

— То-то я смотрю, ты такая чумазая: все лицо и руки в вишнёвом соке.

— Папа, ну расскажи историю, ты же обещал!..

— Хорошо, и что же ты хочешь услышать?

— Расскажи что-нибудь интересное. Как ты был в Туманных горах.

— Может быть, ты хочешь послушать о чём-нибудь другом? Это долгая история, и немного страшная.

— Я не боюсь: ты же со мной! — сказала Амина, и завозилась возле моего плеча, устраиваясь поудобней.

— Арен, посмотри, какие любопытные образцы мне прислал мой друг, магистр Агарден!

— И чем же они интересны?

— О, это большой прогресс в постижении природы мира. Это вещество, например, обладает удивительными свойствами: хранить его можно лишь в полной темноте, потому что при свете солнца оно сгорает без следа. Его назвали «амарин», в честь богини ночи Мораны. А это вещество наоборот, только при свете дня показывает свою силу. Достаточно лишь на миг осветить его, и оно будет долго светиться, разгоняя темноту. Его назвали «гелионис», в честь бога Солнца Гелиона. Эти вещества удивительны, хоть и похожи с виду на обычную соль.

— Если гелионису ещё можно найти применение в шахтах или ещё где, то этот «амарин» абсолютно бесполезен. Где и кому нужно вещество, сгорающее при свете?

— Ты не прав, Арен. Это ещё один шаг в нашем познании мира. Да и гелионис вряд ли будут использовать повсеместно. Процесс его создания очень долог, к тому же стоимость этого вещества из-за ингредиентов, входящих в его состав, очень велика.

— Ну что ж, можно порадоваться за магистра Агардена, создавшего очередное никому не нужное, бесполезное чудо.

— Я не узнаю тебя, Арен. С каких пор ты стал таким брюзгой, переставшим радоваться новому и удивительному?

— Учитель, я не могу радоваться всяким глупостям. Когда я пришёл к вам учиться Высокому мастерству, я думал, что магия сможет помочь мне вернуть мою семью. А вместо этого, чем я занимаюсь? Утром составлял прогноз погоды для городского совета, потом пришлось возиться со старухой, которая просила узнать, жив ли её сын, потом купец, попросивший наложить на его склад заклятье, отгоняющее крыс. А теперь вы мне предлагаете радоваться очередному бесполезному открытию магистра Агардена, который за всю свою жизнь не придумал ничего путного, что можно было бы куда-то приспособить.

— Арен, разберёмся по порядку. Во-первых, утром ты занимался важными и нужными делами. В Гаршеме выращиваются лучшие винные ягоды; это основной источник дохода для всех местных жителей. Вином, которое делают здесь, потом торгуют во всех близлежащих странах, и даже вывозят за море. Саженцы винных ягод очень капризны, и когда начинают их высаживать, очень важно знать точный прогноз погоды, ведь сильные заморозки, или наоборот, затянувшиеся дожди, могут их погубить, и тогда труд сотен людей окажется напрасным. Будут потеряны и время, и деньги, и людям в следующем году будет тяжело прокормить свои семьи.

Во-вторых, унять беспокойство матери о судьбе её сына — это тоже очень важно. К тебе приходила мать Альбиана, купца. Он торгует вином, и часто путешествует по морю, а сейчас как раз сезон бурь, и мне понятно беспокойство матери за жизнь её сына.

И в третьих, Кирмут, торговец сыром. Если его товар будет попорчен мышами или крысами, то он не сможет его продать, разорится, и вместе со своей семьёй будет бедствовать. Ты не прав, Арен, полагая, что эти дела бесполезны. Как видишь, они достаточно важны.

— Простите меня, учитель, я немного погорячился. Просто я совсем не этим хочу заниматься. Когда я пришёл к вам, я искал ответы на свои вопросы. Я не хочу бесконечно отвечать на вопросы других людей.

— Арен, я понимаю тебя. Все мы, когда только начинали идти по тропе мудрости и постижения знаний, ожидали найти ответы на все свои вопросы, сравняться с богами в силе и могуществе, постигнуть тайны жизни и смерти, и так далее, и так далее. Когда семь лет назад ты пришёл ко мне и попросил стать твоим учителем, в память о твоём отце и моём друге я согласился учить тебя магии, и ни разу не пожалел о своём решении. У меня никогда не было более усердного и трудолюбивого ученика.

Я знаю о твоей трагедии, но пойми: магия не возвращает мёртвых. Это нарушение законов мироздания, и как всякое нарушение, оно карается. Лишь боги могут отменить этот запрет, но за всю историю известно лишь два таких случая, и это были исключительные обстоятельства. В первый раз это был Алгараил, сын Хозяина небес, Гелиона, нёсший Скрижали правды людям, и подло отравленный еретиками. А во второй раз это был Банасаай, первосвященник Мелираны, богини жизни и смерти, восставший из мёртвых, дабы на суде сказать слова правды в защиту несправедливо обвинённого своей мачехой принца Кашема. Даже сами боги неохотно идут на возвращение живых из страны мёртвых, а ты хочешь это сделать посредством магии.

Только некроманты осмелились нарушить запрет богов на возвращение ушедших — и где они сейчас? Истреблены и забыты, а их искусство под запретом. Поэтому, Арен я прошу тебя, как учитель: оставь попытки воскресить семью. Ты ещё молод, ты сможешь найти себе другую женщину, создать новую семью. Через полгода твоё обучение будет закончено, и если ты пройдёшь испытания, ты будешь допущен в круг мастеров. Тебя ждёт блестящее будущее. С твоими способностями ты легко найдёшь себе место городского волшебника, а там, если повезёт, через несколько лет ты сможешь стать и придворным магом при дворе одного из королей. Посмотри на местных красавиц. Дочь главы городского совета Мирана уже давно на тебя посматривает. Красавица, из хорошей семьи, отец — самый богатый купец в городе. Чего тебе ещё надо для счастья? Позволь себе вновь полюбить, отпусти своих мёртвых, их уже не вернуть. В конце концов, ты же маг, и знаешь, что смерть — это не конец. Они всего лишь ушли туда, куда уйдём мы все, чтобы потом, спустя время, вновь вернуться в этот мир.

— Учитель, если бы я хотел богатства или славы, я мог бы остаться при дворе королевы в Хашеме, но вы знаете, что мне этого не надо. Вы упомянули каких-то некромантов. Кто это такие? Я никогда о них не слышал, и ни в одной книге о них не упоминается.

— И не удивительно. Под запретом любое упоминание о них, и об их тёмном искусстве. Любой маг, вздумавший заняться некромантией, будет изгнан из круга мастеров, и, рано или поздно, окажется в руках Озарённых, а их суд для преступившего запрет всегда одинаков: пламя костра, дабы через боль очистить душу от зла, а тело уничтожить, чтобы только пепел остался от преступившего волю богов. Мне самому мало что известно о некромантах. Лишь то, что в своё время поведал мне мой учитель. Это история о том, что произошло с магом, забывшем, что он человек, и в гордыне своей вообразившем себя богом…

Хозяева мёртвых, или некроманты, как их ещё называли, были одним из древнейших магических орденов в нашем мире. Они охраняли границы мира мёртвых и живых, и служили Мелиране. Они помогали душам умерших людей, которые задержались по каким-то причинам в мире живых, уйти в мир мёртвых; или наоборот, могли призвать душу умершего, дабы спросить её о чём-то очень важном для живых. Например, найти убийцу, оправдать несправедливо обвинённого в преступлении, или подсказать, где находится что-то, о чём знал только ушедший.

Многое им было подвластно, и немало хорошего было в своё время ими сделано, за что они пользовались почётом и уважением, как среди магов, так и среди простого люда. И всё было хорошо, пока после смерти главы их ордена к власти не пришёл молодой, честолюбивый, талантливый некромант по имени Сардонис. Уж не знаю, как это произошло, какими интригами, уговорами или чем там ещё он сумел получить перстень и книгу Хозяина мёртвых, но, так или иначе, это случилось.

Новому главе ордена было мало полученной власти, людского уважения, богатств, собранных орденом за века своего существования. Он хотел большего. Если власти, то как у богов, если богатства, то все сокровища мира, а если уж славы, то чтобы о его имени помнили в веках. Но больше всего на свете он хотел жить. Он не хотел умереть, как обычный человек, чтобы спустя время родиться вновь в теле какого-нибудь пастуха или крестьянина. Он хотел жить вечно, наслаждаясь властью и всеми богатствами мира.

И, задавшись такой целью, он сделал всё, чтобы ее достичь. Тех, кто мог ему помешать, он отослал в дальние края, а кого-то и убил, если по-другому избавиться от человека было нельзя. В конечном итоге рядом с ним остались лишь те, кто также разделяли его цели и жаждали вечной жизни и власти над миром.

В книге главы ордена были записаны все тайны, когда-то открытые богиней Мелираной, так и те, что сами некроманты узнали за века существования своего ордена. Сардонис и его слуги использовали знания, хранившиеся в книге, но только не на благо людей, а отвергнув запреты богов, что бы узнать, как жизнь сделать бесконечной. Страшные дела творились в то время под сводами замка, десятки людей погибли в бесчисленных попытках приоткрыть тайну вечной жизни.

Они делали всё тайно, привозя рабов из дальних уголков мира, чтобы никто не узнал о том, чем они занимаются. Годами их деятельность ни у кого не вызывала подозрений. Спустя десятилетия и сотни загубленных жизней, они смогли понять, как построить врата между жизнью и смертью, пройдя через которые живой человек обретал бессмертие, и наоборот, мёртвых можно было возвращать к жизни. Но чтобы сделать это, нужно было одновременно умертвить тысячи людей, чтобы с помощью их жизней раскрыть врата.

И тогда было задумано величайшее злодеяние. Жители местных деревень и городков были приглашены на торжество в честь четырёхсотлетия основания ордена. Был обещан трёхдневный праздник, щедрые угощения, подарки всем прибывшим. Множество повозок были отправлены во все концы, дабы на праздник смогли добраться все желающие, и люди с радостью откликнулась на этот призыв. Тысячи людей прибыли в замок, дабы поздравить тех, в ком они привыкли видеть помощников и заступников. Мужчины и женщины, дети и старики, обычные крестьяне и ремесленники, и аристократы, решившие почтить своим присутствием торжество. Все собрались на поле перед замком, где были накрыты огромные столы, уставленные яствами. Рядом стояли здоровенные бочки с вином, из которых мог пить, сколько захочет, любой желающий. Но то, что утром начиналось как весёлый праздник, вечером закончилось величайшей трагедией. Парализующее зелье было добавлено в вино и угощения, и к вечеру поле было завалено тысячами тел. Мужчины и женщины, дети и старики, все, кто пришёл на этот праздник, доверившись некромантам, были парализованы, а на поле, где происходил пир, вспыхнули, огромные кристаллы, вырезанные целиком из чёрного камня. Они, подобно воронкам, начали затягивать в себя жизненную энергию, буквально вырывая из людей их жизни.

С помощью этих кристаллов Сардонис смог создать врата жизни и смерти, разорвав границу между миром живых и миром мёртвых, но такое деяние, потребовавшее сильнейшего магического воздействия, не могло остаться незамеченным для остальных магов. Были отправлены посланники, чтобы разобраться в происходящем. И когда они прибыли в замок некромантов, то, что они увидели, привело их в ужас: огромное поле перед замком, заваленное тысячами непогребённых, разлагающихся тел.

Там их ждали слуги Сардониса, и силой заставили следовать в замок, где их встретил сам глава ордена, восседающий на троне. Назвавший себя властелином жизни и смерти, он отправил посланников назад, дабы они возвестили миру о том, что он теперь его хозяин, и всякий, не покорившийся ему, будет уничтожен. Он потребовал, чтобы все главы орденов, короли и султаны, правители этого мира, пришли к нему и присягнули ему на верность. И тем, кто это сделает, он обещал вечную жизнь и милость их нового хозяина. И, в подтверждение своих слов, чтобы показать свою силу, Сардонис открыл созданные им врата…

Вернувшись, посланники рассказали об увиденном, и это потрясло всех и напугало. Никто и никогда не дерзал нарушать границы мироздания, ведь последствия были непредсказуемы, и, более того, могли привести к гибели нашего мира.

И тогда было принято решение остановить безумцев во что бы то ни стало. Были собраны все, кто владел магией, от магистров до учеников. К тогдашним правителям обратились за помощью, и они выделили войска. Никто не представлял, какими силами овладели некроманты, открыв эти врата, поэтому было принято решение ударить как можно сильнее.

Никогда ни до, ни после этого не собиралась столь огромная армия: десятки тысяч солдат, сотни магов и чародеев. Сбор и поход столь огромной армии сложно было скрыть, поэтому некроманты успели подготовиться. И когда армия подошла к окрестностям цитадели, их ждали десятки тысяч мертвецов. Все, кто однажды погиб на поле — люди, которые были обмануты и убиты, чтобы их жизни помогли открыть врата, оживленные, дабы уже мертвыми служить своим убийцам. С одной стороны находились тысячи вооружённых солдат при поддержке магов всех восьми орденов, а с другой — тысячи трупов во главе с некромантами, прошедшими сквозь врата, и получавшими силу из мира мёртвых.

Это была чудовищная бойня. Обычное оружие мало помогало против оживших трупов. Чтобы остановить мертвецов, было недостаточно простых ударов мечом: нужно было разрубать тела на части. Солдаты не были готовы к тому, с чем им пришлось встретиться: они привыкли драться с живыми людьми, а не с живыми мертвецами, которые, не обращая внимания ни на какие удары, стараются добраться до тебя. Маги были заняты некромантами, и мало чем могли помочь: ни в одной школе магии нет такого количества смертоносных заклинаний, как в некромантии. Они не так красивы, как огненный шар или Кулак Хамаши, но зато очень эффективны: Рука смерти, останавливающая сердце врага; Песнь мёртвых, убивающая всё живое; Коса Драгнара, мощнейшее боевое заклинание, подобно косе разрубающее врагов на куски. Используя всё это, и черпая энергию для своих заклятий из мира мёртвых, даже несколько десятков приспешников Сардониса стали грозной силой, способной противостоять объединённой армии магов. А когда на глазах у солдат их мёртвые товарищи начали вставать и сражаться на стороне врага, было принято решение о прекращении штурма и отходе.

Отступление едва не превратилось в бегство. К счастью, слуги Сардониса не преследовали отступающую армию, торжествуя победу. В ночь после Разгрома на Кровавом поле, как потом назвали эту битву, состоялся совет выживших магов и предводителей армии короля Рагнека и князя Вегрейна, возглавившего часть армии после гибели его короля. Точно неизвестно, о чём они совещались — история этого не сохранила, но я думаю, не сложно догадаться, о чём они говорили. Повторный штурм был невозможен: солдаты ни за что не вернулись бы после увиденного на поле боя, а маги без поддержки солдат не продержались бы долго против тысяч мертвецов.

И вот тогда, уж не знаю кем, в отчаянии, было принято решение обратиться за помощью к богам. Боги редко вмешиваются в дела людей, и их долго надо молить, прежде чем они тебя услышат и откликнутся, если сочтут нужным. Но дело не терпело отлагательств: маги выяснили, что врата нужно постоянно подпитывать жизнями людей, и чем дольше они открыты, тем больше нужно жизненной энергии для их поддержания, и тем быстрее разрушается граница между мирами.

Было решено послать священного гонца к богам, что бы он смог сам рассказать всё и попросить их о помощи для спасения нашего мира. Был брошен клич среди добровольцев, и многие люди откликнулись на него, потрясённые увиденным. Люди были готовы на что угодно, чтобы остановить этот кошмар. Жребий пал на принца Ренделла, сына короля Рагнека, возглавлявшего армию. Отец хотел воспротивиться этому и потребовал, чтобы кто-то другой, а не его единственный сын и наследник, был отправлен к богам. Но принц отказался, сказав, что боги, видимо, желают, чтобы пред ними предстал именно он.

И на рассвете молодой принц был убит, и душа его отправилась к богам, дабы просить у них помощи людям и остановить смерть. Ты сам знаешь, наша вера запрещает человеческие жертвоприношения. Наши боги не любят крови, им достаточно нашей веры в них, поэтому случаев, когда отправляют гонца к богам, очень мало в нашей истории. Ибо если сочтут боги, что люди зря их побеспокоили, и сами могли справиться со своей бедой, то кара осмелившимся оборвать человеческую жизнь будет беспощадной.

Но в этот раз боги решили помочь людям. После полудня над войском, собравшимся возле алтаря, на котором лежало тело молодого принца, нестерпимо ярко засветило солнце, и на девяносто воинов, наиболее достойных, сильных и храбрых, снизошла сила богов. Сила, дарованная богами, сделала их ловкими настолько, что каждый мог на лету схватить стрелу, бежать наравне со скаковой лошадью, и обладал силой десяти мужчин. Раны на их теле заживали очень быстро, и кроме того, божественная милость защищала их от магии, делая их невосприимчивыми к волшебству. Лишь сильнейшие заклинания были способны причинить вред Озарённым, как их стали потом называть.

Ободрённые поддержкой богов, солдаты и маги приняли решение о повторном штурме цитадели некромантов, и вернулись на Кровавое поле, но в этот раз всё было по-другому. Озарённые, которых возглавил князь Вегрейн, также одарённый божественной силой, сокрушили армию мертвецов, и, прорвавшись сквозь груды трупов, начали бой с некромантами. Хозяева мёртвых не ожидали ничего подобного: заклятья мало помогали им против Озарённых, к тому же их атаковали другие волшебники, заставляя отвлекаться и сражаться на две стороны. Вскоре все они были уничтожены.

Армия мертвецов, лишённая поддержки некромантов, рассеялась. Войска ворвались в цитадель. Большинство некромантов и мертвецов были уничтожены на поле, но в замке укрылся глава ордена вместе с немногими выжившими подручными. Загнанные в угол, они сражались отчаянно, понимая, что им нечего терять, и пощады им не будет. Но ни заклятья Сардониса, ни сила врат уже не могли им помочь против магов и Озарённых. Последние защитники замка были уничтожены, а сам Сардонис прыгнул в пропасть, прижимая к себе драгоценную книгу некромантов и один из кристаллов, открывших врата мертвых.

После штурма, цитадель и врата были уничтожены. Кристаллы, поддерживавшие врата открытыми, разбили, и даже их осколки стёрли в пыль, а цитадель уничтожили землетрясением, которое вызвали с помощью магии, что бы ничто не напоминало о проклятом ордене. С тех пор даже само упоминание о некромантах под запретом, а всякого, кто вздумает играть с жизнью и смертью, Озарённые отправят на костёр.

— Так вот откуда появились Озарённые. Я и не знал, что палачи колдунов появились благодаря вмешательству богов. Я думал, они подобно магам черпают свою силу из этого мира и постепенно совершенствуют свои способности.

— После той битвы князем Вегрейном был создан Орден Хранителей, призванный не допустить ничего подобного. Они не вмешиваются в обычные дела магов, но от их взора не укрыться никому, кто может причинить вред людям. Многие годы назад они очень рьяно взялись за волшебников, и чуть всех нас не извели, полагая, что уничтожив магов, они уничтожат и магию, а с ней и угрозу миру, который они хранят. Ордена магов такой оборот, естественно, не устраивал, и дошло до открытого противостояния, в ходе которого погибло много хороших людей с обеих сторон. Длилось это противостояние почти сорок лет, пока маги восьми орденов и Хранители, устав от взаимного истребления, не заключили Великий Договор, в котором было чётко указано, что дозволено магам, и что — Хранителям. Мы не можем касаться определённых областей магии, убивать или причинять вред людям ради прихоти, но мы можем использовать все доступные силы для защиты себя, своих близких или своего имущества. И много чего ещё там было. Впрочем, всё это ты и сам не хуже меня знаешь, ведь Великий Договор изучают на самом первом году обучения мастерству.

— А что стало с книгой и перстнем Хозяина мёртвых?

— Их долго искали на дне ущелья, куда спрыгнул предводитель некромантов, но ни тела, ни перстня с книгой так и не было найдено. Некоторые глупцы до сих пор рассказывают сказки о том, что он жив и прячется в подземельях Туманных гор вместе с выжившими мертвецами, и копит силы, чтобы потом оттуда выбраться и снова попытаться захватить мир.

— А если он и вправду жив?

— Глупости. Это всего лишь сказка, которой крестьяне на ночь пугают своих детей. Если бы что-то под Туманными горами и было, то Хранители организовали бы поход. Даже маги не отказались бы принять в нём участие, и давно бы перебили тех, кто прячется в пещерах. Без врат даже Хозяин мёртвых не опасен. Что он сможет сделать? Призвать десяток мертвецов себе на помощь? Сплести несколько заклятий, пусть и опасных? Всё это бесполезно против сил Хранителей и волшебников.

— Гм… А Туманные горы не так уж от нас далеко. Пара месяцев пути…

— Арен, я надеюсь, ты не собираешься туда ехать на поиски этой книги? Любой, кто даже просто попытается вызвать духов, будет за это отправлен на костёр. Эта книга не принесла счастья своим настоящим хозяевам, и тебе она не принесёт счастья, даже если ты её и отыщешь.

— Нет. Но столько великих событий произошло в том месте… Хотелось бы увидеть собственными глазами Кровавое поле, скалу, где высилась цитадель. И ущелье.

— Это безлюдные, богами проклятые места, Арен. Прошло столько лет, но несмотря ни на что, люди с тех пор так и не селятся в тех местах… Впрочем, я слишком хорошо знаю тебя: если ты что-то вобьёшь себе в голову, тебя не остановить. Поэтому не надо уловок или обмана. Хочешь тратить своё время на глупости и авантюры? Пусть так и будет. Поезжай после сдачи экзамена в Круге мастеров. Полазишь по горам пару месяцев, выбросишь из головы все эти старые сказки, и возьмёшься, наконец, за ум!..

Туманные горы оправдывали свое название. Величественные и гордые, одетые в драгоценные меха ледников и укутанные облачной дымкой, они были прекрасны в своей первозданной красоте. До подгорных земель я добрался, пристав к торговому каравану из десятка повозок, ведущему торговлю с местными жителями, выменивающими меха и шерсть на изделия из железа, украшения, посуду и другие вещи. Учитель был прав, говоря о слабой заселённости Туманных гор и их окрестностей: последнее село я оставил семь дней назад. Маленькая, бедная деревенька, с какими-то запуганными, неряшливыми, бедно одетыми крестьянами, выращивающими похожих на них тощих, грязных коз и пробавляющимися охотой. Деревенька произвела на меня тягостное впечатление: бедные, запуганные люди, после наступления ночи и носа боящиеся высунуть из домов, увешанных какими-то нелепыми амулетами и символами Огнеликого, нарисованными или вырезанными где только можно. Я пытался расспросить местных, как пройти к окрестностям замка Хозяев мёртвых, но они либо отмалчивались, либо пытались меня отговорить от путешествия туда. Я пополнил свои припасы сыром и вяленым мясом, но так и не смог найти проводника: местные наотрез отказывались провести меня в горы, как будто я предлагал отправиться в страну мёртвых, а не прогуляться на несколько дней. Ни золото, ни обещания вознаградить смельчака так и не заставили их передумать.

Дороги, по которой могла бы пройти лошадь, я не нашёл, поэтому дальше в горы я шёл один, неся свою поклажу на себе и ориентируясь по копии старинной карты, которую перерисовал в архиве Цитадели знаний, куда я получил доступ после сдачи испытаний на звание Мастера круга. На карте были подробно изображены Туманные горы, а самое главное — небольшой замок, возвышающийся на одной из них. Там же была нарисована и дорога к замку, но в отличие от гор, ни замок, ни дорогу время не пощадило, поэтому идти приходилось, пробираясь через лес, обходя рухнувшие деревья и проклиная ветки, которые постоянно цеплялись за одежду и норовили выколоть мне глаза.

Так дорога, которая у опытного путешественника заняла бы не больше трёх дней, растянулась на семь. Два раза за время пути я натыкался на заброшенные деревни. Мимо первой я прошёл ближе к вечеру и поэтому не сразу разобрался, что здесь когда-то жили люди. Рухнувшие столбы, ограды, покосившиеся дома, чуть ли не по крышу вросшие в землю, заросшие мхом стены — всё это производило тяжёлое впечатление какой-то давней беды. Может, банда разбойников напала на небольшую лесную деревеньку, или мор какой случился, понять было сложно. Скелетов людей я не нашёл, только кости животных: коров, лошадей и скелет пса с цепью на шее, лежащий возле того, что было когда-то будкой. Шею животного кто-то сломал.

После осмотра я постарался удалиться от этого места, прошептав молитву Солнцеликому о душах тех, кто жил когда-то в этом месте. На вторую деревеньку я наткнулся через полдня пути. Оставлена она была не больше пятидесяти лет назад, судя по виду домов. Костей не было, и мне показалось, что в отличие от первой деревни, эту люди оставили сами, захватив всё, что можно, с собой.

Всё это было очень странно и пугающе. Запуганные местные жители, брошенные деревни. Я не мог понять, почему так мало людей здесь живёт, ведь леса у подножья гор были богаты живностью: белки, зайцы и даже олени встречались мне на каждом шагу, и частенько пробегали неподалёку, не опасаясь стрелы охотника. Земля выглядела плодородной и никогда не знавшей плуга. Отсутствие очевидных причин тревожило меня, поэтому, чтобы уберечься от неожиданных опасностей, перед каждой ночёвкой я стал окружать себя защитным кругом, наполняя его силой ограждающего заклинания. На всякий случай я держал наготове несколько заклинаний Солнечных стрел, одинаково эффективных как против людей, так и против животных. Впрочем, хищных зверей я не опасался: амулет Хищника, купленный мной у одного знакомого мага Земли, должен был оградить меня от встреч с волками и рысями, населяющими местные леса. Он испускал едва ощутимый для человеческого носа запах, который хищные звери воспринимали как запах огромного страшного зверя, вышедшего на охоту, и стремились убраться с пути, чтобы не попасть ему на обед. Посох мастера, плащ-всепогодник, да заплечный мешок с припасами и едой составляли всё мое имущество. Плащ мне подарил учитель перед дорогой. Он здорово облегчал путешествие и уменьшал тяготы пути: в жаркий летний зной от него веяло ночной прохладой, а холодными ночами, укутавшись в него, я чувствовал тепло домашнего очага; капли дождя скатывались с него, не промачивая одежду. Не знаю, как этого добились мастера на далёком юге, продавшие когда-то этот плащ за немалые деньги тогда ещё молодому моему учителю, но чары их действовали до сих пор, облегчая мне дорогу, за что я им был благодарен.

Так, не спеша, я и добрался до цели своего путешествия. К полудню седьмого дня я оказался на поле рядом с разрушенным замком, что когда-то был убежищем для грозных Хозяев мёртвых, и где произошла битва, столь многое изменившая в мире.

Кровавое поле не оправдало своего страшного названия: я почему-то ожидал увидеть здесь совсем другое. Скелеты воинов в доспехах, сжимающие заржавевшее оружие, костяки лошадей вместе с погибшими всадниками, остатки истлевших знамён, а не залитый солнцем луг, на котором густо росли цветы. Отругав себя за детскую глупость и фантазию, я вспомнил, что тела всех павших в той битве были сожжены. Но на поле не было и того, что точно должно было быть — стелы, возведённой победителями, на которой была начертана история битвы между Озарёнными и некромантами, как назидание о том, что бывает с теми, кто ослушался богов. Стелу защищали чары, и она должна была стоять век за веком, как и было задумано теми, кто её воздвиг. Но даже её следов мной не было найдено.

Так я и бродил весь день, исследуя место давней битвы и ища следы памятника в честь победы. Когда солнце стало клониться к закату, я отправился искать место для ночёвки. Спать на лугу, где много веков назад погибло столько людей, мне не хотелось, поэтому свой костер я разложил на опушке леса.

Едва пламя разгорелось, я сосредоточенно начертил защитный круг. Последние несколько ночей я плохо спал; мне всё время казалось, что кто-то за мной следит из темноты леса. То ли моё воображение играло шутки, то ли впечатления от брошенных деревень не давали мне покоя, но к созданию защитного круга я стал подходить очень внимательно и аккуратно, следя, чтобы в начерченной линии не было разрывов.

Глядя на пламя костра и слушая треск горящего хвороста, я прикидывал, на сколько ещё дней мне хватит моих запасов еды, и приходил к грустной мысли, что моё путешествие скоро завершится. С учётом обратной дороги до ближайшей деревни, моей еды мне хватит ещё на три-четыре дня, а потом придётся или собирать грибы с ягодами, или охотиться на местных птиц и зверей. Ни то, ни другое меня не радовало: охота без лука или арбалета представляла определённые сложности. Понадеявшись на магию, я не взял с собой ничего, что прибавило бы веса моему заплечному мешку, о чём сейчас сильно жалел. Солнечная стрела, попав в зверька, просто сжигала его; в лучшем случае от зайца или фазана оставались лишь обугленные, непригодные в пищу кусочки. Кулак Хамаши действовал лучше, но в отличие от стрел, чтобы его применить, необходимо было постоянно держать цель в поле зрения, а проклятые зайцы не хотели сидеть на месте, ожидая, пока я метну в них заклинание, а бегали с места на место, не давая возможности прицелиться. Другие же заклинания, знакомые мне, мало чем могли помочь в решении проблем с едой.

Вот так я, Мастер круга, член ордена Странников Серых путей, докатился до перспектив перейти на подножный корм и питаться ягодами и грибами, которые, к моей радости, встречались в лесу в изобилии. Как я буду добираться обратно, я боялся представить. То, что казалось в тиши кабинета легко осуществимым путешествием, теперь выглядело глупой авантюрой, как мне и сказал учитель, едва услышав, куда я собираюсь. И, как не грустно было это признавать, но учитель был прав. Лишь находясь возле подножия Туманных гор, побродив по Кровавому полю, я смог понять тщетность задачи, которую перед собой поставил. Не имея помощников, припасов, неся всё необходимое на себе, я бросился искать то, что было утрачено много веков назад. До меня книгу разыскивали сотни людей; искать её в одиночку было как минимум глупо. Такую задачу могла бы решить хорошо подготовленная экспедиция из нескольких десятков мастеров и магистров с не менее чем полусотней помощников. Потребуется немалое время для того, чтобы создать заклинание, способное уловить искру магии. Радиус такого заклинания невелик. Поэтому поиски в горах потребуют массу времени и сил, и подобное мероприятие, к тому же, будет весьма дорогостоящим при весьма сомнительном результате. Ведь за минувшие века книга могла оказаться одним богам ведомо где. Если вообще не была уничтожена Озарёнными, предпочётшими по каким-то причинам умолчать об этом.

Так, предаваясь грустным мыслям, не зная толком, что я буду делать завтра, я начал незаметно засыпать, когда внезапный детский крик вырвал меня из сна.

— На помощь! Помогите! Спасите!

Детский голос слышался от меня неподалёку. Встрепенувшись ото сна, я выхватил горящую головню из костра и побежал на голос. «Держись!» — на бегу крикнул я ребёнку, оказавшемуся в ночном лесу.

— Спасите!

Голос зазвучал ближе. Я со всех сил бежал туда, откуда он раздавался, и едва не упав, выбежал на залитую лунным светом поляну, где увидел маленькую девочку лет двенадцати от роду, почему-то с улыбкой глядевшую на меня.

— Попался! — сказала она с довольной и какой-то плотоядной ухмылкой.

Из кустов, окружавших поляну, ко мне бросились какие-то существа, которых я толком не успел рассмотреть. В одно из них я, не раздумывая, бросил Солнечную стрелу, и то, во что она попала, резко вспыхнув, с дикими воплями начало кататься по поляне, стараясь сбить пламя. Вторую стрелу мне бросить не удалось. Кто-то сильно ударил меня сзади по голове, и я потерял сознание.

Я опять бежал по улицам охваченного паникой Хашема. Испуганные люди, стремящиеся к королевскому дворцу, где они надеялись найти защиту от толпы бедняков, вырвавшихся из своих трущоб, заражённых Красной гнилью. Повсюду люди: мужчины, женщины, кричащие и плачущие дети; было очень трудно бежать; я постоянно наталкивался на людей, отталкивал их, и бежал дальше… Ещё немного; за Золотыми рядами шёл Переулок мясников, там находился мой дом… Впереди уже были видны огни пожаров, слышны звуки сражения… Разбрасывая всё на своём пути, мимо меня на конях промчался отряд личных гвардейцев королевы. По проделанному воинами проходу в людской толпе я бежал к своему дому. И сердце обрывалось в груди от увиденного: дом полностью охвачен огнём, вокруг валяются тела каких-то людей…

…Я бежал к своему дому, надеясь на чудо, и опять не успевал, как и всегда, на протяжении семи лет. Поэтому я был благодарен тому удару по рёбрам, вырвавшему меня из моего кошмара. В окружающей меня темноте ничего не было видно; руки и ноги были скручены верёвками, во рту кляп. Я не мог ни шевелиться, ни разговаривать, разбитая голова сильно болела. В темноте раздались шаркающие шаги, и новый удар обрушился на меня.

— Хватит его бить. Он нужен Хозяину живой, — услышал я молодой и властный голос.

— Он спалил Туруна. А он мне был должен две жизни. Лучше бы мы его просто без затей сожрали, и тогда Турун был бы жив, и отдал мне долг, — ответивший голос был мужской и немного сиплый.

— Не тебе обсуждать волю Хозяина. Это колдун, а не обычное мясо, к которому ты привык, и у Хозяина на него свои планы. Поэтому бери его, и неси за мной.

Меня подхватили руки с какими-то огромными когтями, впившимися в тело сквозь одежду. Тварь перебросила меня через плечо и понесла. В нос ударил сильный запах, исходивший от тела того, кто меня нёс. Запах гнили и разложения. Вонь была нестерпимой настолько, что дышать было почти невозможно, и меня вырвало. Не обращая на меня никакого внимания, тварь быстро и уверенно куда-то двигалась в кромешной темноте.

Я не понимал, что происходит. Всё время казалось, что это сон. Схватка на поляне, подземелье без света, похитители, от которых несёт, словно от давно сгнивших трупов. Но что бы ни происходило со мной сейчас, всё это наяву. Головная боль, вонь — всё это точно явь, а не затянувшийся кошмар.

Наконец меня принесли куда-то, и без всяких церемоний сбросили на каменный пол.

— Осторожнее, Скабен, с нашим гостем. Он мне нужен живым и не покалеченным. Мужской голос, властный, сильный и красивый, тон, не терпящий возражений и пререканий, правильное произношение, характерная манера речи. Так разговаривают вельможи со своими слугами. «Видимо, это и есть хозяин, который хотел меня видеть» — сделал я про себя выводы. Голос, тем временем, продолжил:

— Мастер Арен, я хочу с вами поговорить. Поэтому прошу не делать глупостей и не пытаться бросить заклинание. Мне оно не повредит, но это закончит наш с вами разговор и прервёт вашу жизнь. Если вы согласны, кивните головой.

Выбора у меня почти не было. Бросить заклинание со связанными руками не получится, а разговор прояснил бы ситуацию. Поэтому я несколько раз кивнул головой, от чего боль заново вспыхнула в разбитом затылке.

После того, как изо рта у меня был выдернут кляп, тот же голос спросил:

— Я хочу знать, что вы делаете в моих владениях. Что здесь понадобилось Странникам Серых путей? Отвечайте, мастер Арен, и от правдивости ваших слов зависит ваша жизнь.

— Прежде чем ответить, я хотел бы понять, что происходит. Вы назвали меня своим гостем, но держите связанным по рукам и ногам. Я даже лица своего гостеприимного хозяина не вижу, а тем более не знаю вашего имени. Вы спрашиваете, что я ищу здесь, в ваших владениях, но что-то я не припомню никаких хозяев Туманных гор, у которых следовало бы спрашивать разрешение. Это вольные земли, и ни один король или князь не называет их своими. Поэтому это я вас спрашиваю: по какому праву вы напали на меня и похитили? Если вы знаете, что я маг, то вы должны знать и то, что мой орден всегда карает тех, кто поднял руку на его служителей, а я признанный маг и член Круга мастеров. Вам придётся держать ответ за ваши поступки.

Мои слова вызвали смех, который я меньше всего ожидал услышать. Смеяться над гневом Странников Серых путей не осмеливались даже короли, не то, что разбойники, называющие себя хозяевами Туманных гор. Когда смех прекратился, невидимый собеседник продолжил:

— Меня давно так не смешили. Пожалуй, уже лет пятьдесят я так не смеялся. Но в одном вы правы: невежливо разговаривать с гостем, когда ты его видишь, а он тебя — нет. Скабен, зажги огонь и поставь мастера Арена на ноги. Пусть увидит, с кем он разговаривает, и поймёт, что здесь ему орден не поможет.

От ярко вспыхнувшего пламени мне пришлось зажмуриться. Глаза, привыкшие к темноте, заболели от света. Наконец, когда глаза перестали слезиться, я смог разглядеть того, с кем разговаривал всё это время.

На каменном троне, вытесанном из куска скалы, сидел высокий, красивый мужчина лет сорока пяти, темноволосый, с серыми, очень умными глазами, тонкими чертами лица и немного выступающим вперёд подбородкам, одетый в старинного покроя камзол, украшенный драгоценными камнями. На груди висела изящная золотая цепь с каким-то амулетом, на голове — тонкий золотой обруч, похожий на княжескую корону. Но больше всего моё внимание привлёк его перстень, одетый на средний палец правой руки: огромный бриллиант, тускло светившийся зеленоватым светом. Похожий перстень подробно описывали в хрониках Хозяев смерти: он был символом власти и могущества главы их ордена. Согласно легендам, зелёный бриллиант в центре перстня — не что иное, как застывшая слеза богини Мелираны, дарующей одной рукой жизнь, а другой забирающей её. Камень защищает своего владельца от враждебного волшебства, поглощая слабые заклинания и ослабляя сильнейшие из них, и при этом усиливая мощь своего владельца. Если это был он, то его хозяину действительно не стоило опасаться моей магии.

Позволив мне его рассмотреть, загадочный человек вновь заговорил:

— Я — Сардонис, глава ордена Хозяев смерти, истинный и единственный хозяин Туманных гор и их окрестностей, обрётший бессмертие и власть над жизнью и смертью. Я требую ответа: зачем вы пришли в мои земли? Что ищут здесь Странники Серых путей? И не вздумайте мне лгать.

В моей разбитой голове окончательно сложились кусочки мозаики. Покинутые деревни, запуганные крестьяне, исчезнувшая стела победителей, существа, от которых несёт гнилью, а теперь ещё и их хозяин, глава ордена некромантов, исчезнувший так давно. Или я окончательно спятил, или это всё происходило со мной наяву, и я действительно разговаривал с тем, кто восемьсот лет назад, отвергнув запрет богов, открыл врата жизни и смерти, умертвив при этом тысячи людей, развязал войну против всего мира и почти её выиграл; и если бы не вмешательство богов, то может, сейчас он и повелевал бы нашим миром, а может, уничтожил бы его, принеся в жертву своему безумию и властолюбию. Если это действительно он — а тот, кто сидел передо мной на троне, не походил на шутника — то моя жизнь висела на очень тонкой ниточке. Теперь мне стал понятен и его смех над моими угрозами: тот, кто не испугался гнева богов, не боялся магии людей.

Стараясь не испытывать терпение Хозяина мертвых, я честно ответил:

— Я хотел найти книгу заклинаний Хозяев мертвых. Мой орден меня не отправлял, это моя собственная инициатива.

Не удивлённый моим ответом, Сардонис задумчиво проговорил:

— Как же вам всем не даёт покоя моя книга! Сколько экспедиций вы сюда за ней отправляли, все горы облазили, все ущелья проверили. Зачем она вам? Вы отвергли наше искусство, прокляли наш орден, и теперь даже упоминание о нас под запретом. Но каждые пятьдесят-шестьдесят лет, втайне от остальных, здесь появляются маги одного из восьми орденов, и начинают рыскать по моим горам в поисках книги. Вы все лжецы и лицемеры! Я просто сделал то, о чём вы все в тайне мечтали. Я обрёл власть, о которой можно лишь мечтать, сбросил узы запретов богов, боящихся того, что люди могут сравняться с ними. Я обрёл бессмертие и силу, равную божественной, и хотел поделиться этими дарами с моими братьями по мастерству, но вместо того, чтобы принять их, вы собрали армию и напали на меня. Я защищал свой дом, я победил всех ваших солдат и магов! Сорок моих мастеров вышли на Кровавое поле, но их сил хватило, чтобы победить все восемь орденов, и даже в победе мне хватило милосердия не преследовать и не добивать вас!..

Чем больше он говорил, вспоминая события давней войны, тем больше распалялся. Видно было, что воспоминания больно ранили его; должно быть, за минувшие века не одну тысячу раз он вспоминал те давние события, обвиняя тех, кто остановил его на пути к обретению власти над миром. Глядя на него, я видел перед собой сумасшедшего, обвинявшего мир в том, что он не захотел погибнуть. Абсурдность ситуации невольно заставила меня улыбнуться: я стоял в какой-то дыре и разговаривал с сумасшедшим трупом; если я когда-нибудь отсюда выберусь, мне никто не поверит. Хотя вероятность того, что мне суждено ещё раз увидеть солнце, была крайне мала.

Видимо, промелькнувшая на моём лице улыбка задела хозяина трупов, потому что он прервал свой монолог и посмотрел на меня, словно вспоминая, зачем я здесь.

— Вижу, вы находите смешным то, что я говорю. Что ж, посмотрим, сможете ли вы смеяться, когда вами займутся мои слуги!

Прежде, чем он отдал команду слугам, я быстро заговорил, низко склонившись в поклоне:

— Простите, Величайший, ничтожного червя, осмелившегося вызвать ваш гнев. Смех мой был над собственной глупостью и попытками завладеть книгой, имеющей уже столько веков истинного хозяина.

Довольный моими извинениями, Сардонис снова присел на свой трон и внимательно посмотрел на меня.

— Зачем вам нужна моя книга? Что вы хотите в ней найти?

Терять мне было нечего, поэтому я ответил:

— Я хотел найти в ней заклинание возврата мёртвых, чтобы оживить свою семью.

Я подробно рассказал ему о Хашеме, о болезни в городе, о бунте бедняков и гибели жены и дочери, о своей клятве на пепелище вернуть их назад в мир живых. Внимательно, не перебивая, он выслушал мой рассказ, и некоторое время размышлял над ним, сидя на своём троне.

Он думал о чём-то, а меня вдруг охватил страх. Мне казалось, что сейчас Хозяин мёртвых отдаст приказ, и меня убьют. Я вряд ли был ему нужен, отпустить меня тоже было бы глупо. Узнав то, что ему нужно, хозяин, видимо, выбирал для меня казнь пострашнее: слишком много у него обид накопилось за эти века к волшебникам. Оторвавшись от своих размышлений, Сардонис вновь посмотрел на меня, и я приготовился услышать свой приговор.

— Я могу помочь вам вернуть свою семью, мастер Арен, но и вы для этого должны кое-что сделать.

Не ожидая подобного, я немного замешкался с ответом:

— Чем я, простой мастер, могу помочь величайшему магу, властелину жизни и смерти?

— Мне нужно, чтобы вы построили новые врата жизни и смерти. С их помощью мы вернём вашу семью назад, а я, наконец, смогу получить власть и славу. Я смогу вновь возродить мой орден, и заставить всех этих выскочек из восьми орденов трепетать при одном упоминании обо мне!

Услышав подобное, я потерял дар речи. Придя в себя, опасаясь вызвать новую вспышку гнева сумасшедшего, я попытался возразить:

— Величайший, это просто невозможно. Я читал хроники битвы на Кровавом поле. Чтобы открыть врата, потребовались жизни почти тридцати тысяч человек. Такое невозможно повторить. Во всех окрестных деревнях и тысячи человек не наберётся. К тому же, открыть врата втайне от восьми орденов не удастся: такая магия привлечёт внимание, и вас уничтожат, не дав набрать силу. Да и зачем я вам для этого нужен, ведь у вас есть книга, и вы сами можете открыть врата…

Сардонис не дал мне закончить:

— Мастер Арен вы считаете меня ослом? Я был главой величайшего из девяти орденов тогда, когда не было на свете даже предков ваших предков. Я стал главой ордена благодаря своему таланту и мастерству; ни один маг, ни до, ни после меня, не смог добиться того, чтобы в тридцать лет стать главой ордена. Я смог достичь таких вершин мастерства, каких ни один смертный после меня так и не смог увидеть. За века моего пребывания здесь я всё рассчитал и продумал. Нам не придётся никого убивать. Я смог сохранить один из кристаллов, открывающих врата. Его силы недостаточно, чтобы широко их распахнуть, но хватит, чтобы создать небольшую щель между нашими мирами. Это не вызовет сильных магических возмущений, поэтому стражи восьми орденов не смогут заметить, что граница между жизнью и смертью потревожена. А ваша магия мне нужна, поскольку сам я утратил силу после того, как врата, открытые мною, были уничтожены. Пройдя сквозь врата, отделяющие жизнь и смерть, я обрёл бессмертие, но потерял магию.

Вы должны знать, что волшебство творит огонь жизни, горящий в душе человека, и чем сильнее это пламя, тем больше способности к волшебству. У одних этот огонь горит, подобно яркому костру, у других едва тлеет. Но есть он у всех, и со временем, путём тренировок и занятий, можно и из тусклого огонька разжечь настоящее солнце. Моё внутренне пламя погасло, когда я прошёл сквозь врата за вечной жизнью. Там, внутри меня, где когда-то полыхало огромное пламя, возник звенящий холод пустоты. Пока врата были открыты, из мира мёртвых мы брали силу для творения заклинаний, но с их разрушением сила иссякла. Теперь даже простенькое заклинание мне неподвластно. Вот почему вы нужны мне, мастер Арен.

— Но я простой мастер. Смогу ли я это сделать? Мне абсолютно не знакома ваша магия, способы построения заклинаний… Необходимы годы работы, чтобы понять хотя бы основы вашего волшебства, книги заклинаний, тренировочные залы. Учитель, наконец. Тот, кто поможет мне постигнуть вашу магию.

Он улыбнулся:

— Мастер Арен, я сам стану вашим учителем. Тем, кто раскроет вам суть и силу волшебства Хозяев Смерти. Библиотеки, учебные классы, лаборатории — всё это погибло, или было захвачено мародёрами после падения моего замка. Но я смог сохранить главное — книгу главы ордена. В ней хранятся все тайны и заклинания, известные некромантам, а что до тренировочных залов, то под Туманными горами хватает пещер, где вы сможете заниматься. Времени у вас будет столько, сколько вам понадобится. Подумайте о величии и власти, которые мы получим. Вы станете моей правой рукой. Помимо семьи, вы получите бессмертие, и власть, равную божественной. Я отдам вам любую из стран, ныне существующих; вместе со своей женой и дочерью вы будете вечно править людьми. Всегда молодой, не знающий болезней и усталости. Сила, текущая из врат, сделает вашу магию неодолимой. Всё это будет. Вы сможете исполнить свои самые заветные мечты и фантазии, у вас будет всё, что доступно человеку и магу, а самое главное — бесконечная жизнь, позволяющая познать все радости и наслаждения, которые только есть в этом мире.

Слушая некроманта, я пытался выиграть время, чтобы понять, как мне действовать дальше.

— Но что эта щель вам даст? Однажды вы уже построили врата, но это вам не помогло против объединённых сил магов и Озарённых. Если даже врата не помогли вам устоять, то что сможет небольшая щель, дающая лишь слабый поток силы?

Мои слова вызвали злую усмешку на лице некроманта.

— Мастер Арен, я совсем недавно вас знаю, чтобы доверить вам свои планы. Заслужите моё доверие: постройте малый круг врат, и тогда мы с вами поговорим о моих планах ещё раз. А теперь я хочу услышать ваш ответ: вы поможете мне или нет? — после этих слов некромант замолчал и внимательно посмотрел на меня, ожидая ответа.

Мысли в моей голове лихорадочно завертелись: Хозяин мёртвых предлагал мне возможность вернуть Амину с Сафирой, а ведь именно за этим я и шёл в эти проклятые горы! С другой стороны, помочь Сардонису, отступнику, преступившему запрет богов, означало предать все данные мной при вступлении в круг мастеров клятвы. Малый круг врат… Даже небольшая щель может вызвать огромные катаклизмы. Я помнил рассказ учителя, помнил о том, что потребуется для того, чтобы она оставалась открытой; помнил и о том, что щель со временем начнёт расширяться, пропуская в наш мир всё больше гибельной силы мира мёртвых. Но если бы я отказался, я наверняка был бы убит.

Поэтому я решил дать согласие и выиграть время, а там, может быть, я что-то смогу придумать. Лишь мёртвым не нужно надеяться, а у живых всегда есть шанс.

Я поднял глаза на некроманта, терпеливо ожидавшего ответа.

— Я согласен. Но мне нужны гарантии, что вы сдержите своё слово и воскресите мою семью, и не убьёте меня после открытия врат.

Довольная улыбка промелькнула на лице Сардониса.

— Я рад, что вы приняли правильное решение. Если вам нужны гарантии, вы получите их, мастер Арен. Но прежде чем доверить вам тайны некромантов, я также хочу получить гарантии от вас. Перстень на моей руке будет свидетелем нашего договора. В нём заключена божественная сила Мелираны, дарующая и отнимающая, и тот, кто нарушит слова клятвы, познает силу гнева богини!

После этих слов он встал со своего трона, и, подняв над головой руку с перстнем, твёрдым голосом начал произносить слова клятвы:

— Я, Сардонис, последний великий магистр Ордена Хозяев смерти, обещаю мастеру Арену, страннику Серых путей, вернуть его жену и дочь из мира мёртвых; не убивать, и не причинять иного вреда ни ему, ни его семье после того, как он поможет мне создать малые врата жизни и смерти. А когда он поможет мне достичь моих целей, клянусь наделить его и его семью вечной жизнью и властью над любой из стран по его выбору, но под моим началом. В этом я клянусь своей жизнью!

Перстень на его руке ярко вспыхнул, услышав клятву. Теперь, если он её нарушит, никто и ничто не защитит его: нить его жизни, пусть и вечной, прервётся, и Мелирана призовёт его душу в мир мёртвых.

Внимательно выслушав слова клятвы, я спросил:

— А почему вы не добавили слова о том, что мы будем свободны идти, куда захотим, после того как моя семья будет воскрешена? Что вам помешает сделать нас своими пленниками?

Услышав мой вопрос, некромант опять внимательно на меня посмотрел, а потом сказал, немного подумав:

— А вы не дурак, мастер Арен. Но поверьте мне: когда мы вернём вашу семью, вы точно не захотите нас покинуть. Но если всё-таки вы решите вместе с семьёй уехать, держать вас мы не станем. Я клянусь в этом. Но тогда о власти и бессмертии можете не мечтать.

И перстень на его пальце тускло сверкнул, услышав его слова.

Про себя я подумал, что как-нибудь проживу и без власти с бессмертием: главным для меня было вернуть семью. Я спросил у некроманта, что я должен пообещать. Протянув руку с кольцом ко мне, он потребовал:

— Положите руку на перстень, и произнесите вслед за мной: «Я, Арен, мастер Странников Серых путей, клянусь создать малый круг врат жизни и смерти; не предпринимать попыток убежать до его создания, и не причинять какого-либо вреда с помощью магии или иным способом Сардонису, великому магистру Ордена Хозяев смерти, и его слугам. В этом я клянусь своей жизнью!»

Повторив вслед за ним слова клятвы, я понял, что попал в ловушку, из которой вряд ли смог бы вырваться: даже получив доступ к заклинаниям некромантов, я все равно не смог бы ничего сделать. Стоило мне попытаться бросить любое заклинание, причиняющее вред Сардонису, и жизнь моя оборвалась бы до того, как заклинание нашло свою цель. Видимо, увидев разочарование, промелькнувшее на моем лице, Сардонис довольно засмеялся:

— Неужели вы думали, мастер Арен, что я настолько глуп, что дам вам оружие против меня, при этом никак себя не обезопасив? Я прожил столько лет не потому, что доверял людям, и какие бы глупости вы, мастер Арен, не придумали, вы не в силах мне ни повредить, ни помешать. А теперь ступайте в вашу комнату; завтра мы приступим к работе. Посмотрим, чего вы стоите. Нарвен! Проводи нашего гостя в пещеру с родником, и оставайся рядом с ним, пока я не позову.

Услышав его слова, из темноты за троном, не освещённой светом огня, выступила огромная фигура, локтей пять в высоту. Я испуганно отшатнулся, подумав сначала, что это какое-то чудовище, но в свете огня смог разглядеть, что это просто очень крупный мужчина. На его широком квадратном лице не было видно ни тени чувств; огромные, как лопаты, руки; ноги, как стволы деревьев. Он казался великаном из легенд, сошедшим со страниц книг.

— Иди за мной, — приказал он, и молча пошёл куда-то вперёд. Я, стараясь поспеть за ним, побрёл следом, попутно сотворив Светлячка: маленький волшебный огонёк, разгоняющий темноту, чтобы не разбить голову о какой-нибудь камень в темноте.

Шли мы довольно долго, петляя в каких-то тёмных коридорах и переходах, пока я не услышал тихий шум льющейся воды, и мы не вышли в небольшую пещеру. Внимательно её оглядев, я заметил в дальнем углу небольшой родник, из которого текла вода. Небольшой ручеёк пересекал пещеру и обрывался у стены, устремляясь куда-то вглубь. Несмотря на наличие воды, воздух в пещере был сухим и тёплым. Склонившись над водой, я попробовал её: она была прохладной и вкусной.

Осмотрев пещеру, которой предстояло стать моим домом на какое-то время, я оглянулся на стража. Доведя меня до пещеры, он замер на пороге, неподвижный и мрачный.

— Ты можешь идти. Я хочу остаться один, — приказал я стражу. Мне необходимо было остаться одному, чтобы обдумать ситуацию и разобраться, что мне делать дальше, а присутствие этого урода действовало мне на нервы, не позволяя сосредоточиться на чём-либо.

— Хозяин мне приказал оставаться с вами, пока он не позовёт, — негромко прогудел страж.

— И ты так и будешь стоять всё время?

— Да, — последовал короткий ответ.

— А если я захочу куда-то пройтись? Например, нужду справить? — спросил я, с волнением ожидая ответа. После небольшой паузы мой надзиратель ответил:

— Хозяин запретил. Если вы хотите справить нужду, большую или малую, справляйте в ручей, вода всё смоет вниз.

— Он такого не говорил! — запротестовал я. — Я слышал, что он тебе приказал присутствовать рядом, но он не запрещал мне выходить из пещеры! Такого приказа не было!

— Он сейчас мне приказал, — невозмутимо проговорил верзила.

— Ты врёшь! Его здесь нет! Ты не мог его слышать! — возмутился я, оглядывая коридор. Могло ли быть так, что проклятый некромант подкрался в темноте, а я его не заметил?

Страж, не обращая внимания на мою вспышку гнева, ответил:

— Чтобы служить хозяину, нам необязательно слышать его голос. Мы слышим его желания, а он слышит наши вопросы, если мы их задаём.

Задумавшись над ответом, я присел на небольшой камень возле ручейка. Получается, Хозяин мёртвых мог общаться со своими слугами на расстоянии. Видимо, какую-то магию он всё же мог творить, или эти способности у него появились после того, как он обрёл бессмертие. Какие, интересно, ещё сюрпризы он приготовил, о которых я не догадываюсь, а он не сказал? О враге лучше знать как можно больше, а то, что он враг, я не сомневался, несмотря ни на какие клятвы и обещания.

Немного поразмышляв, я вновь спросил стража, надеясь узнать что-нибудь ещё полезное для себя:

— А какие ещё приказы отдал тебе хозяин?

— Оставаться здесь. Смотреть за вами. Никуда не выпускать. Если вам будет что-то нужно, докладывать ему, — чёткие слова приказаний почему-то очень нелепо звучали от этой горы мышц с пустыми глазами: видно было, что не в этой голове они родились. Я ещё раз внимательно осмотрел того, кто меня сторожил. При жизни это был ещё молодой, и даже красивый мужчина. Видимо, он долго занимался тяжёлым трудом, судя по развитым мышцам рук и ног. На вид ему было около тридцати лет, одет он был в грубые кожаные штаны, огромные сапоги и жилетку из волчьего меха на голое тело. Если бы не едва ощутимый сладковатый запах разложения и пустые глаза, его можно было бы принять за обычного человека, какого-нибудь деревенского кузнеца или лесоруба.

— А много таких, как ты, у хозяина?

— Нет. Раньше нас было много, а сейчас нас осталось совсем мало. Два раза по десять, и ещё охотники.

Аккуратно расспрашивая своего тюремщика, я начал потихоньку разбираться в происходящем. Самым главным здесь был, разумеется, Сардонис, глава Ордена некромантов, каким-то образом сумевший выжить после падения в пропасть, собравший остатки своих слуг и укрывший их глубоко под землёй в подземных лабиринтах, растянувшихся под Туманными горами. Ему подчинялись охотники и немёртвые. Охотниками себя называли те, кто, ещё будучи живыми, прошли сквозь врата. Это произошло во время битвы на Кровавом поле, когда благодаря Озарённым, силы людей и магов стали побеждать некромантов. Чтобы вырвать победу, сквозь врата жизни и смерти прошли не только волшебники, но и обычные люди: слуги, кухарки, конюхи — все, кто был в замке. Под угрозой смерти или по собственной воле они прошли сквозь врата, но помимо вечной жизни, они приобрели и другие способности: силу, быстроту, возможность видеть в темноте, слышать на расстоянии мысленный призыв хозяина. Они уступали в силе и быстроте Озарённым, но превосходили во много раз обычных людей, поэтому их появление не повлияло на исход битвы, а лишь задержало падение замка Сардониса. В основном же слугами Хозяина мёртвых были те несчастные, которых некроманты убили на Кровавом поле для того, чтобы открыть врата. Даже после смерти их тела продолжали служить некромантам: пустые оболочки, бездумно выполняющие любые приказы того, кто пробудил их к нежизни. Но за минувшие века многие из охотников и немёртвых были уничтожены, или как-то иначе обрели покой. Одни погибли от несчастных случаев, другие сгорели под лучами солнца, или были сожжены крестьянами, защищавшими свои дома. В конце концов, из более чем полусотни немёртвых и семи охотников остались только пара десятков немёртвых и четверо охотников (один из них как раз и сгорел на поляне от выпущенной мной солнечной стрелы). К моему удивлению, оказалось, что солнечные лучи убивали этих тварей не хуже магических заклинаний, правда, не так быстро, но оказавшись под лучами солнца, они загорались, как хорошо просмоленная ветошь. Мне показалось это странным, но потом я вспомнил одно из имён Гелиона, чьё небесное око согревает землю. «Изгоняющий зло» — так его называют в храмах, и можно ли представить более омерзительное зло, чем полутрупы, живущие вопреки воле богов и оскверняющие самим своим существованием небесное око? Так, за разговорами и размышлениями, как-то незаметно для себя, я задремал, убаюканный шумом воды.

Проснувшись, я не сразу смог понять, где нахожусь, но взглянув на огромную фигуру Нарвена, замершую у порога, я понял, что моё похищение, разговор с Хозяином мертвых и клятва, данная на перстне Мелираны — всё это было не кошмарным сном, а правдой. Рядом с камнем, на котором я заснул, на аккуратно расстеленной тряпке, лежала краюха хлеба, сыр и несколько яблок. С аппетитом поев и напившись воды из ручья, я присел, чтобы поразмыслить над дальнейшими действиями. Но страж, молчаливый и неподвижный, до этого спокойно стоявший у входа, подал голос:

— Хозяин хочет вас видеть.

Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. Хозяина мёртвых мы встретили в тронном зале. Сегодня он был одет проще, никаких вычурных нарядов или украшений: скромных белый хитон, лёгкие сандалии, и лишь магический перстень на руке не давал забыть о его истинном положении. Ко мне он подошёл с легкой улыбкой на лице.

— Как вы отдохнули, мастер Арен? Простите меня за более чем скромный завтрак, но это всё, что смогли раздобыть мои слуги за ночь. Гости редко нас жалуют своими визитами, но мы всё это скоро исправим и устроим вас как можно комфортнее.

Не ожидая такого потока любезностей, я даже немного растерялся. То тебе грозят скорой смертью, то наоборот, интересуются, хорошо ли ты спал и вкусно ли позавтракал.

— Спасибо. Я привык с утра есть немного.

— И это правильно. Как говорил Муса аль Сааби, человек, набив живот с утра, и день проводит вяло и неторопливо; а тот, кто ест утром мало, наоборот, может все силы бросить на заботы дня. Итак, мастер Арен, прежде чем приступить к занятиям с вами, я хотел бы узнать, что вы можете, знаете и умеете.

И мне был устроен многочасовой допрос. Хозяина мёртвых интересовало буквально всё: какие заклинания мне доступны, чем я занимался до того, как вступил на путь Высокого мастерства, кто были те волшебники, что признали меня достойным звания мастера, и какие испытания я проходил для того, чтобы получить это звание. И так далее, и так далее. Наконец, когда я уже начал чувствовать себя лягушкой, которую, разложив на столе, разбирают на части, Хозяин, довольный услышанным, откинулся на своем троне.

— Что ж, я вижу, что своё звание вы получили не зря. Странники Серых путей по-прежнему готовят достойных волшебников. В моё время, когда ваш орден только появился, многие думали, что он скоро исчезнет, просуществовав весьма недолго. Разве могли вы соперничать с Владыками ветра и воды Майнгейнами, Хозяевами земли Хейсерами и Повелителями огня Орунгэнами? Ваш орден выбрал другой путь, провозгласив свой целью постижение знаний. Вы не избрали какую-то одну стихию или специализацию, а наоборот, попытались охватить всё, и многие считали, что этот путь не принесёт успеха, ведь вы никогда не сравнитесь во власти над водой и ветром с Орденом Майнгейнов, или во власти над огнём с Орденом Орунгэнов. Но время доказало правоту Магнуса Серого плаща, основателя вашего ордена. Услуги волшебника стоят дорого. Городским советам и правителям проще содержать одного волшебника, умеющего всё понемногу: призвать дождь на поля, унять огонь в загоревшемся доме, подлечить людей или животных, найти вора, укравшего вещь. Платить куче волшебников невыгодно. И хоть ваши маги никогда не сравнятся с Майнгейнами, Орунгэнами и Хейсерами во власти над стихиями, вы не уступаете им благодаря разнообразию умений.

— Вас послушать, так у нас не орден, а сборище деревенских колдунов-самоучек, — решил я вступиться за честь своего ордена, серым плащом и посохом которого я по праву гордился. — Но это не так. В отличие от других орденов, у нас самые строгие экзамены, и больше всего срок обучения мастерству, а после получения титула мастера обучение продолжается. Мастер сам выбирает, в чём хотел бы специализироваться. И потом, чтобы получить титул магистра, необходимо доказать в круге испытаний своё мастерство. Поэтому ещё до окончания учёбы у меня было три приглашения от городских советов разных городов с предложениями места городского волшебника, а те же мастера Майнгейнов и Орунгэнов вынуждены скитаться по миру в поисках работы или постоянного места для себя, потому что мало кому в мирное время нужен маг, умеющий только призывать огонь, или наоборот, его гасить; так же, как вдали от портовых городов мореходы редко находят применение своим умениям. Только Хейсеры так же востребованы, как и мы, благодаря своему дару, помогающему выращивать хорошие урожаи чуть ли не в бесплодных землях.

— Что вы, мастер Арен! Я нисколько не умаляю ваш орден. Наоборот, я восхищаюсь мудростью его основателя. Благодаря моей поддержке, Магнусу удалось создать свой орден Серых Плащей, и я горжусь тем, что в своё время помог ему. Когда я возглавил орден Хозяев мёртвых, ваш орден только появился, и многие считали, что он скоро исчезнет, не просуществовав и пару десятков лет.

— Вы хотите сказать, что вы знали Магнуса Серого плаща? — невольно вырвалось у меня. Основатель ордена считался легендарной личностью, перед которой преклонялись, а память чтили. Его вещи — потёртый серый плащ и обычный деревянный посох — как драгоценные реликвии хранились в музее, напоминая о том, благодаря кому появился наш орден. На гербе нашего ордена был изображён странник в плаще и с посохом, бредущий по дороге наперекор сильному ветру, дующему прямо в лицо. Этим странником и был Магнус, который, несмотря на насмешки врагов и неверие друзей, основал свой Орден Странников Серых путей, собирателей истины.

— Да, — невозмутимо ответил некромант. — Мы виделись с ним пару раз. Когда он загорелся идеей создания своего ордена, он приезжал ко мне за поддержкой и помощью. Верховные маги не хотели давать своё согласие на появление нового ордена, но я его поддержал. Мне всегда нравились целеустремлённые люди, одержимые целью, и идущие к ней, несмотря ни на что. В последний раз, когда я его видел, он даже подарил мне на память вот это.

И Сардонис протянул мне небольшую заколку для плаща, сделанную в форме дубового листа.

Дрожащими от волнения руками я взял реликвию, и внимательно начал её рассматривать. Чуть меньше ладони, заколка поражала красотой исполнения. Она идеально повторяла дубовый лист, покрытый капельками росы, Искусник, создавший эту красоту, сверху на золото броши нанёс тончайшую зеленоватую эмаль, повторяющую зелень молодого листа. Капельки росы, разбросанные на поверхности листа, вблизи оказались небольшими, но очень чистыми бриллиантами. Мастер смог создать даже тонкие прожилки, разбредающиеся по листку. Если эту пряжку уронить среди молодой листвы дуба, глаз вряд ли заметит её.

На обратной стороне броши я увидел едва заметный, выгравированный с такой же тщательностью, как и сама брошь, дуб — фамильный герб Магнуса. Там же были начертаны и слова на старохемирском: Магнусу в память об Арютан. Не оставалось сомнений: в руках я держал Дубовый листок, брошь, которую принцесса Арютан подарила Магнусу при расставании. Об этой легенде помнят и рассказывают её до сих пор: Магнус, вечный странник путей и дорог, по просьбе королевы Хазизы прибыл в Хемир, чтобы помочь единственной её дочери и наследнице, принцессе Арютан. Принцесса была одержима демоном, вселившимся в неё из-за проклятия жрецов Банагариса, бога похоти и запретных удовольствий. До этого, по повелению королевы культ Банагариса был запрещён, а жрецы были казнены или изгнаны. Тварь, вселившаяся в принцессу, заставляла несчастную девушку вытворять немыслимые вещи: она предлагала своё тело стражникам и слугам для утех, наедалась отбросами и фекалиями, набрасывалась на слуг, пытаясь выцарапать глаза. За несколько месяцев из прекрасной принцессы девушка превратилась в вонючего, безобразного монстра, которого держали взаперти, чтобы он не мог причинить вреда себе или другим людям.

Принцессу пытались спасти, изгнать тварь, поселившуюся в её теле, но ни усилия жрецов, ни волшебники и мудрецы, прибывшие из разных стран, не могли помочь: тварь была очень сильна, и при попытках изгнать её, принцесса начинала умирать, едва только сила богов или магии касалась твари в её теле.

В отчаянии, видя, во что превратилась её дочь, королева уже хотела умертвить дочь, чтобы прекратить её мучения и очистить душу и тело, но к этому времени в столицу приехал Магнус Серый плащ. Упросив королеву дать ему шанс на исцеление принцессы, он смог сотворить чудо. История не сохранила, как именно Магнус смог победить демона, овладевшего телом принцессы, но ему удалось добиться того, чего не смогли все остальные жрецы, мудрецы и маги.

После исцеления принцессы он долго оставался в столице рядом с ней, помогая ей вернуться назад к людям, и там, во дворце, они полюбили друг друга. Говорят, что ради неё он был готов даже отказаться от своих странствий и осесть на одном месте, чтобы только быть рядом с любимой. Но как не быть вместе орлу и рыбе, так и принцесса не может выйти замуж за простого человека, пусть и волшебника. Её рука уже была обещана сыну короля соседнего государства. Всё уже было решено, и ничего нельзя было изменить. Верная долгу перед своей страной, она не могла быть с тем, кого любила, и Магнус должен был уйти.

Вернувшись к серой пыли дорог, он отверг все награды и дары, которая королева дала ему в награду за спасение дочери. Лишь эту брошь он взял с собой в память о любимой. Её подарила ему сама принцесса пред расставанием, и капельки росы, разбросанные по дубовому листу, символизировали слёзы, пролитые Арютан при расставании с Магнусом.

От волнения я долго не мог справиться с собой, но всё-таки нашёл в себе силы спросить:

— Неужели Магнус вот так просто расстался с подарком, ведь это была его единственная память о любимой?

— К тому времени прошло уже тридцать лет после их расставания, и когда я с ним встретился, он уже бредил мечтой о создании собственного ордена. Ему была очень нужна моя поддержка на собрании орденов, где решился бы вопрос о том, позволят ли ему создать свой орден или нет. Я как сейчас помню наш разговор. Я тогда ему сказал: «Если ты хочешь что-то получить, ты должен быть готов чем-то пожертвовать. Если хочешь моей помощи на голосовании совета, отдай мне эту брошь». Я знал, как он дорожил этой вещью, и он скорее бы отрубил себе руку, чем расстался бы с нею. Мне было интересно, что для него важнее: создать свой орден или сохранить память о единственной женщине, которую он любил. Он выбрал орден.

Я долго держал в руках брошь. Мне жаль было возвращать этот символ любви в руки этого негодяя, но с болью в сердце я протянул её назад. Сардонис отстранил мою руку:

— Оставьте себе эту вещь, мастер Арен. Пусть это будет мой подарок вам в честь начала нашего общего дела.

Я отрицательно мотнул головой:

— Я не могу это взять. Это слишком дорогая вещь для нашего ордена. Это бесценное сокровище, за которое Странники Серого пути не пожалеют никаких денег.

— Тем более, она должна храниться у члена вашего ордена. Для меня это красивая, но бесполезная безделушка, которую мне некуда даже надеть. Ведь кроме крыс и летучих мышей здесь никого нет. Я не вижу здесь других людей, способных оценить её красоту, а тем более, понять её значение.

«Спасибо», — это было всё, что я смог сказать на эти слова. Про себя я подумал, что если я смогу выбраться из этих пещер живым, то отнесу эту брошь в цитадель ордена, в музей, где она должна храниться вместе с другими реликвиями нашего ордена: простым серым плащом, потёртым и порванным, и дубовым посохом, вырезанным и отполированным руками Магнуса. Жаль, что никто, кроме меня, так и не узнает о той цене, которую заплатил основатель, чтобы наш орден появился.

Посмотрев, как бережно я укрываю брошь в складках своего плаща, Хозяин мёртвых сказал:

— Итак, приступим к обучению, мастер Арен. Очень хорошо, что вы не специализируетесь в чём-то одном. Вам будет легче понять и усвоить то, что я вам сейчас буду объяснять и рассказывать…

Я не знаю, сколько времени мы занимались, но когда в сопровождении стража я вернулся в свою пещеру, я едва не падал от усталости. Принципы построения заклинаний, призыв и манипулирование силой, необходимой для создания чар — всё это было абсолютно незнакомо, и заставляло меня максимально выкладываться, чтобы понять то, что мне втолковывал некромант.

В пещере горел небольшой костер. На камне, служившем мне столом, была разложена еда: вяленое мясо, хлеб, сыр несколько яблок. Возле костра я заметил котелок, от которого вкусно пахло кашей. Не заставляя себя упрашивать, я с аппетитом набросился на еду.

Вспоминая события дня, я по-прежнему не верил, что стал обладателем Дубового листка, принадлежавшего самому Магнусу, основателю. Невольно я представлял, сколько золота смог бы потребовать за неё. Так, размышляя, я поймал себя на том, что сквозь складки плаща ощупываю брошь, чтобы убедиться в том, что она реальна. Решив себя порадовать, я достал её из кармана, и долго ею любовался при свете костра.

Когда я понял, что засыпаю, устав от обилия знаний, выпавших на мою голову за день, я ушёл спать в угол, где кто-то заботливо раскидал солому, на которую сверху положил мой мешок. Последнее, что я увидел, засыпая, был мой сторож, молчаливо возвышавшийся у входа…

Так и началось моё обучение у последнего некроманта нашего мира. Я всегда любил учиться, постигать что-то новое и ранее мне неизвестное. Сардонис был хорошим учителем, и очень умным и интересным собеседником. Вначале понимание силы, которую использовали некроманты для своих заклинаний, мне не давалось, но со временем, благодаря терпению Хозяина мёртвых, своему желанию учиться, и тому обстоятельству, что деваться мне всё равно было некуда, мне постепенно начали удаваться сначала простенькие заклинания, а потом и более сложные.

Я потерял счёт дням в этом царстве ночи и теней. Когда бы я ни засыпал и ни просыпался, в пещере горел огонь, и была готова еда, простая, но хорошо приготовленная. Я не знал, откуда она берётся, кто её готовит, и кто меняет солому, служившую мне постелью, на более свежую. Я просто принимал всё это, как есть.

Нарвен, мой молчаливый надзиратель, каждый раз занимал своё место возле входа в пещеру. После завтрака он отводил меня к Хозяину, и мы продолжали обучение, которое давалось мне с трудом. Приходилось полностью выкладываться, чтобы понять сложные структуры построения незнакомых мне заклинаний, настраиваться на потоки силы, текущие сквозь этот мир, преобразовывать её в причудливые формы, создающие удивительную магию некромантов. Это было очень трудно. Я признавал, что никогда не справился бы без Сардониса: он был гением, по праву в тридцать с небольшим лет возглавившим орден Хозяев смерти. Не теряя выдержки и терпения, он раз за разом подробно объяснял, что я должен делать, чтобы получить результат. В случае неудачи, мы вместе разбирались, где я совершил ошибку, и что нужно сделать, чтобы она не повторилась.

В перерывах между занятиями мы часто разговаривали об истории и давно минувших событиях, свидетелем которых был мой учитель. Мне было интересно с ним разговаривать о тех событиях, упоминания о которых я мог встретить лишь на страницах летописей и легенд. Падения королевств, рождения королей — всё это хранилось в его памяти.

Иногда мы играли в табы, и в этих играх с постоянной неизменностью я проигрывал. Независимо от того, как удачно падали кости, победа всегда оставалась за моим соперником. И тот ужас, с которым я вначале смотрел на него, постепенно уходил, сменяясь восхищением перед мудростью, знаниями и опытом человека, не испугавшегося запрета богов и посмевшего поступить вопреки их воле.

Вернувшись после занятий к себе в пещеру, перед сном, я взял привычку любоваться брошью, подаренной мне некромантом, а потом разговаривать с Нарвеном, караулившим меня у входа. Меня угнетало отсутствие солнца и людей, холодные камни вокруг не согревали меня, и даже редкие ночные прогулки на волю не могли мне заменить солнечного света и людских голосов. Я смог убедить Сардониса в том, что мне необходимо выходить наружу, хотя бы для того, чтобы подышать свежим воздухом и увидеть небо над головой, поэтому по ночам меня иногда выводили из пещер в сопровождении Нарвена и одного из охотников, и я любовался на звёзды и луну, вдыхал прохладный ночной воздух и просто босиком гулял по траве.

…Я всё более и более тяготился своим пленом, в то время как моё обучение продвигалось вперёд. То, что вначале казалось невозможным, теперь стало вполне достижимым. Ещё пару месяцев, и я смогу создать малый круг жизни и смерти. Я не знал, что мне делать. Пытаться тянуть время, затягивая учебу, было бесполезно: Сардонис слишком умён, он поймёт, что я валяю дурака, и не пощадит меня. Мои надежды на орден были весьма зыбки: найти меня в пещерах Туманных гор почти невозможно. Я все больше склонялся к мысли построить этот проклятый круг, воскресить жену и дочь, и убраться подальше от этих гор, мертвецов и некромантов. Но мне не давала покоя мысль о том, что создав врата, Сардонис будет держать их открытыми, а это означало, что рано или поздно опять погибнут невинные люди. И я помогу опрокинуть весь мир в бездну, из которой нет спасения.

Теперь по ночам мне снился новый кошмар. Он начинался привычно: я бежал по улицам охваченного болезнью города, чтобы спасти свою семью; но потом я внезапно проваливался под землю, и оказывался в пещерах под Туманными горами. Я пытался выбраться из этих проклятых пещер, я бежал по коридору наверх, но стоило мне подобраться к выходу, как передо мной вырастала стена. Я опять бежал по бесконечным коридорам навстречу свету дня, но в шаге от выхода передо мной вырастали все новые стены, и так без конца. Чтобы я ни делал, куда бы ни бежал, я не мог выбраться из этого лабиринта.

В очередной раз, вернувшись в пещеру после занятий, я свернулся возле костра и мрачно задумался о том, что мне делать дальше. Занятия прошли хорошо: сложное заклинание Зова пустоты, которое мне долго не удавалось, сегодня, наконец-то, было сотворено без ошибок, и за это я получил похвалу от Сардониса. Однако похвала за верно исполненное заклинание меня не радовала: я ещё на один шаг стал ближе к созданию круга, а значит, времени на размышления у меня оставалось всё меньше.

Пройдясь несколько раз туда-сюда по пещере, я взглядом зацепился за фигуру Нарвена, неподвижной глыбой возвышавшегося возле входа, и меня охватила злость на эту пустоголовую кучу потухшего мяса. Внезапно потеряв самообладание, я подскочил к нему и начал колотить его ногами и руками со всей силы.

— Стоишь тут, пустоголовая тварь! Что ни прикажут, всё выполнишь! Детей своих, если прикажут, собственными руками задушишь и на куски разорвёшь! — кричал я, и бил его что было силы, обвиняя во всём, что со мной происходило. И когда моя рука, занесённая для очередного удара, вдруг замерла в воздухе, я не сразу понял, что происходит. Подняв глаза, я увидел, что мою руку держит Нарвен, и внимательно смотрит на меня.

Потом, не спеша, чётко выговаривая слова, он произнёс:

— Я не могу убить свою семью. Потому что их давно убили. У меня на глазах.

Обалдев от услышанного, я отступил на несколько шагов, потирая руку.

— Чьи это слова? Твои, или твоего хозяина? — спросил я первое, что пришло в голову, не отрывая от него взгляда.

И когда он снова заговорил, я чуть от испуга не упал в костёр.

— Это мои слова. Я помню тот день, когда погибла моя семья и все мои близкие. Я очень хорошо помню день, когда это произошло. Мы поехали на праздник всей семьёй. До этого мы почти две недели готовились. Жёны готовили наряды и собирали припасы в дорогу. Мы с братом подковали коней и привели в порядок телеги. Дети в ожидании предстоящего праздника прямо места себе не находили, считая дни до его наступления.

За два месяца до того дня некроманты разослали гонцов по всем деревням и сёлам, приглашая жителей на свой праздник. Мы с братом были простыми деревенскими кузнецами, и почти никогда никуда не выезжали из нашего тихолесья, поэтому такое событие не хотелось пропускать, да и внимание со стороны магов было приятно.

Когда подошло время, мы всей семьёй поехали на праздник. Брат со своей женой и двумя сыновьями, и я со своей женой, дочкой и сыном. Даже матушка с отцом не усидели дома, захотев посмотреть на праздник, устроенный некромантами.

И хоть до замка некромантов почти четыре дня пути, мы приехали в срок. Тогда было очень солнечно, на небе ни тучки, повсюду поют птицы. Всё поле перед замком было уставлено столами, вокруг множество людей. Все красивые и нарядные, улыбаются, поют. На столах множество яств, каких мы в своей глухомани отродясь не пробовали, и сколько народ не съедал, их всё подносили. Ещё были бочки с вином и пивом, огромные, с человека ростом. Из них наливали не жалея, всем желающим. А ещё вокруг затейники, музыканты, жонглёры. Очень весело. Поют, танцуют… Очень всем весело было…

Каждому ребёнку, прибывшему на праздник, дарили игрушку. Кире подарили большую куклу в зелёном платье, а Фирену — деревянный меч, как настоящий. У них никогда в жизни не было таких красивых игрушек. И хоть народу на поле веселилось много, да ещё и подвыпившего, драк почти не было. За порядком следили сами хозяева. Они прогуливались по полю среди столов, их легко было узнать по чёрным плащам, которые они носили, несмотря на солнце.

Потом, когда все наелись вволю и напились, затрубили трубы, и слуги попросили всех собраться возле столов, чтобы поприветствовать хозяев праздника. Рядом со мной стояла моя дочка, не выпуская из рук куклу, которую ей подарили. Собрались некроманты, окружив поле кругом, и начали читать заклинание… Говорили они негромко, но почему-то их слова слышал каждый. И вместе с их словами вспыхнули, как звезды, тёмные кристаллы, стоявшие на столбах вокруг поля. Мне стало так больно, что я упал, где стоял. Рядом со мной упала дочка, и выронила проклятую куклу. Я попытался встать, но не мог. Тело не слушалось меня, я не мог пошевелить даже пальцем. Всё, что я мог, это только кричать. Я кричал, но моего крика никто не слышал. Всё поле было завалено телами людей, и все беззвучно кричали. А проклятые кристаллы разгорались всё ярче, высасывая из нас наши жизни. Было очень больно, но я смотрел только на свою девочку. Она лежала рядом, и смотрела на меня…

Она не хотела умирать. Ей было больно, она смотрела мне в глаза, и шептала: «Папа… Папа… Папа…» — надеясь до последнего, что я ей помогу. Под конец она даже шептать не могла. Просто смотрела на меня, а из глаз текли слезинки… Потом она умерла. А я лежал, как деревянная колода, и ничего не мог сделать. Я молился Гелиону, молил его до последнего спасти моих детей. За себя я не просил. Я умолял спасти их. Но в тот день боги были глухи к моим молитвам. А потом и я умер.

Но сила, убившая всех на том поле, не позволила мне уйти в Обитель тишины и света. Тварям, убившим нас, мало было наших жизней. Им нужны были и наши тела, покорные их воле и выполняющие приказы. То, что было потом, я плохо помню. Это было как во сне: какие-то люди с оружием, крики, молнии, падающие с небес… Все куда-то бегут, я бью кого-то в грудь, ломаю рёбра… Потом люди убегают, потом возвращаются. Опять битва, но среди людей уже другие. Обжигают, как солнце… Они сильные, быстрые, пробиваются к вратам, убивают колдунов одного за другим, врываются в замок… Потом ничего не помню…

Снова зов, но уже тихий, едва слышимый… Приказывает идти к горам. Там я снова увидел Хозяина с его проклятой книгой. Он был весь изломан, голова разбита, из неё вытекали мозги, но он был жив. Мы, повинуясь его воле, отнесли его, куда он приказал. В пещеры под Туманными горами. Они тянутся вглубь на тысячи шагов. В этих пещерах мы и оставались, пока хозяин приходил в себя.

Потрясённый услышанным, я сидел возле костра, не зная, что сказать. Я как будто сам побывал на том проклятом поле, и видел, как моя дочь умирает на моих глазах, умоляя ей помочь. Если у меня и были какие-то мысли о создании врат, они ушли вместе с сомнениями. Никогда и ни за что я не буду строить эти проклятые врата! Нет, они никогда больше не появятся!

Мы оба молчали. Потом я спросил Нарвена:

— Почему ты не рассказал мне этого раньше, и почему ты не похож на остальных слуг Хозяина?

— Я не знаю, почему так произошло. Но у меня осталась память, и власть хозяина надо мной не так велика. Я могу ослушаться его, о чём он не знает, но я стараюсь быть похожим на всех, чтобы хозяин меня не заподозрил. А тебе я доверился, потому что ты не похож на тех, которые были до тебя, и которых хозяин тоже пытался заставить открыть врата.

— Разве кто-то ещё был здесь? — удивлённо спросил я. — Что с ними случилось?

Их было двое. Один — маг Земли, а другой — маг Огня, и они оба погибли. Они пришли сюда в горы за тем же, за чем и ты: искали книгу Хозяина. Их тоже захватили в плен, а затем Хозяин предложил им помочь ему открыть врата. Смотри сюда.

Он подошёл к валуну, служившему мне столом, а потом одним движением перевернул его. На обратной стороне камня я увидел едва заметные, полустертые буквы. С трудом их разбирая в неверном свете пламени, я смог прочитать написанное: «Меня звали Артан Хазид. В восемнадцатый день месяца Растущих трав я приехал в Туманные горы, чтобы найти потерянную книгу Хозяев смерти. Я искал славы и богатства, а нашел лишь плен и смерть. Обманутый посулами Сардониса, я учился у него проклятому искусству некромантии в надежде получить обещанное: вечную жизнь, власть и богатство. Но Нарвен открыл мне глаза, какую цену мне придётся за это заплатить, и эту цену я платить не буду. Я решил остановить зло и остаться верным заветам богов. Если кто прочтёт эти слова, пусть передаст весть в город Фередан моей матушке, чтоб не ждала сына».

Надпись была сделана два века назад. Прочитав, я спросил Нарвена, как умер этот человек.

— Он хотел вызвать землетрясение, чтобы обрушить горы и запереть навеки под толщей камней Хозяина вместе с нами, но проклятое кольцо не дало ему это сделать. Хозяин заставил его дать клятву, как и тебя, и он умер до того, как смог завершить заклинание.

— А что стало со вторым?

— Он был всего лишь подмастерьем, так и не сумевшим стать мастером. Пришёл сюда, мечтая с помощью книги обрести могущество. Но он оказался слишком глуп, и Хозяин, как не бился, так и не смог даже близко подойти к созданию врат. Когда Хозяин понял, что толку от него нет, он его съел.

— Съел?.. — переспросил я.

— После того, как были разрушены врата, сила, которая текла из них, исчезла. Чтобы жить дальше, мы вынуждены убивать и есть людей, поддерживая с помощью их тел свои тела. Если этого не делать, наши тела начинают разлагаться, и мы не можем больше служить Хозяину, — говорил он это спокойным, будничным тоном, как будто речь шла о погоде или урожае пшеницы. Я, ещё не до конца оправившись от всего, что узнал, спросил его, опасаясь услышать ответ:

— И ты тоже ешь людей?

— Да. И твои жена и дочь тоже будут есть человечину, чтобы жить. Если врата закроются, или вы уедете слишком далеко от них.

Тогда мне стали понятны усмешка некроманта и его слова по поводу того, что мы сами не захотим покинуть Туманные горы. Этот ублюдок меня обманул! Открыв для него врата и призвав своих родных назад, я своими руками превратил бы их в полутрупов, людоедов, постоянно зависящих от чужих жизней, и они бы сами убивали и пожирали тела людей! Представив свою дочь, поедающую внутренности или обгладывающую человеческую кость, я содрогнулся от отвращения.

Я не сомневался в правдивости слов Нарвена, но что делать со всем этим, я не знал. Я снова присел у огня и смотрел, как Нарвен ворочает валун, скрывая надпись, оставленную Артаном Хазидом.

В уме я перебирал всё, что мне было известно, и думал, как это можно использовать против Сардониса. Проклятая клятва связывала меня по рукам и ногам, лишая возможности напрямую атаковать Хозяина мёртвых. Но возможно, есть какие-то заклинания, неизвестные мне, которые помогли бы преодолеть силу перстня или как-то обойти клятву?

Размышляя над этим, я подумал о книге некромантов, за которой я и пришёл в эти проклятые горы. Если бы я смог её хотя бы пролистать! Может, в ней я нашёл бы подсказку, что мне делать дальше. За всё время моего обучения у Сардониса, я так ни разу её и не коснулся: все необходимые для занятий заклинания или другие сведения всегда были переписаны на листы бумаги. Учитывая, как Сардонис берёг свою книгу, я был уверен в том, что в ней есть что-то, что можно было бы использовать против него.

Ухватившись за этот шанс, я с надеждой спросил Нарвена, занявшего своё привычное место возле входа в пещеру:

— Скажи мне, где твой хозяин хранит свою книгу? Можно ли её как-то прочитать, но так, чтобы об этом не узнал хозяин?

Услышав мой вопрос, Нарвен некоторое время размышлял над ним, потом медленно сказал:

— Я знаю, где он её хранит. Но это вряд ли тебе поможет. Каждый раз, чтобы её открыть, Хозяин дотрагивается до неё своим перстнем, и тогда по книге пробегают зелёные искорки. Я думаю, что её защищает заклятье, и без перстня ты не сможешь её открыть. А свой перстень хозяин не снимает никогда.

Я усмехнулся. Было глупо надеяться, что вместилище знаний ордена некромантов никак не защищено. Я поразмышлял над возможностью снять защитные чары, охраняющие книгу, но отбросил эти мысли. Я понятия не имел, какие заклятья на неё наложены, но наверняка это были сильнейшие чары, известные только Хозяевам смерти, а моих скромных познаний было слишком мало, чтобы преодолеть защиту, созданную лучшим магом ордена. Мои грустные размышления прервал Нарвен:

— Есть другая книга. Может, она тебе поможет.

— Какая ещё книга? — удивлённо спросил я. В этих сырых пещерах книги, не защищённые магией, не могли долго сохраняться. Может, Сардонис мне соврал, и всё-таки сохранилась библиотека, хранившая книги некромантов?

— Я сейчас её принесу, — сказал Нарвен, и ушёл куда-то в темноту.

Я довольно долго ждал его, нетерпеливо ёрзая возле костра. Почти угасшая во мне надежда снова начала разгораться, и когда из темноты показалась фигура великана, что-то прижимавшего к груди, я бросился к нему, выхватив у него из рук книгу, которую он мне принёс.

Это был небольшой томик красного цвета со знаком Огнеликого на обложке. Торопливо его раскрыв, я еле сдержал возглас разочарования: молитвы, гимны и ритуалы, посвящённые Гелиону Огнеликому, были единственным содержимым этой книги. И, словно отвечая на мой незаданный вопрос, Нарвен тихо заговорил:

— Лет двести назад в эти забытые богами края приехал молодой проповедник, и принёс людям слово о Гелионе. Пламя его веры было очень ярким, но горело недолго. Он пытался убедить крестьян, до этого покорно выплачивавших дань Хозяину, что его бог сможет защитить их от гнева некромантов, и им больше не надо бояться и вносить кровавую плату за возможность жить в этих краях. Некоторые уверовали, а тех, кто не принял веру, проповедник защитил с помощью символа Огнеликого, начертав его на домах и воротах. Божественная сила не пускала охотников в деревню. Хозяин был очень зол тогда. Он приказал избавиться от него.

Мы осадили деревню. Днём мы отсиживались в убежищах, а ночью нападали на людей. Уничтожали посевы, убивали скот, устраивали ловушки. И хоть мы не могли войти в деревню, сила Огнеликого не защищала от камней, стрел или факелов, которыми мы поджигали дома. Сначала мы бросали факелы, а потом, когда люди начинали тушить пожары, в ход шли камни и стрелы. Охотники хорошо наловчились стрелять из луков. Мы не могли добраться до людей, а они не могли спокойно спать. Так, ночь за ночью, мы изматывали их. В деревне начался голод, многие заболели и умерли. Устав от бесконечных атак по ночам, пожаров и смертей, люди начали роптать.

Видя, что люди теряют веру, проповедник решил показать им всю силу своего бога, и истребить мертвецов, осаждающих деревню. Он спустился в пещеры Туманных гор, и в одиночку перебил с десяток немёртвых. Но Хозяин оказался хитрее. Он заманил его в ловушку, и проповедник погиб, когда на его голову обрушились камни. Мы три дня потом разбирали завал: Хозяин хотел убедиться, что он мёртв, и больше не доставит хлопот.

Там, на его теле, я и нашёл эту книгу. Хозяин приказал её выкинуть, чтобы она гнила вместе с телом проповедника, но я её сохранил, надеясь, что она пригодится когда-нибудь. Скажи, она может тебе помочь?

Мне жаль было огорчать Нарвена, но с таким же успехом он мог принести мне сборник любовных баллад. Вся книга была заполнена текстами молитв, священными песнопениями и указаниями, как правильно проводить жреческие ритуалы. Там не было ничего, что могло бы мне помочь. Но руки, соскучившиеся по книгам, сами листали страницу за страницей, и ближе к концу я наткнулся на то, что меня заинтересовало. Несколько раз внимательно перечитав то, что там было написано, я вдруг осознал, что нашёл решение. Остаток ночи я провёл, раздумывая над планом.

Утром, после завтрака, я отправился в сопровождении Нарвена на занятия. Моё обучение подходило к концу, и Хозяин был доволен моими успехами. Мне удалось выполнить сложное заклинание Дыхания ночи, последнее из самых сложных заклинаний, необходимых для создания малого круга жизни. Как это обычно бывало, когда Сардонис был мною доволен, он предложил сыграть партию в табы в качестве небольшой награды за мои успехи. Переставляя фигуры в зависимости от количества очков, выпавших на костях, я заговорил с Хозяином:

— Сегодня я завершил Дыхание ночи, не потеряв концентрации и контроля над заклинанием. Мне кажется, я готов приступить к созданию малого круга врат.

Хозяин удивлённо поднял глаза от доски с расставленными фигурами.

— Вы удивляете меня, мастер Арен. До этого вы уклонялись от разговора о создании врат, и я уже начал думать, что вы просто тянете время. Я рад, что вы, наконец, решили об этом заговорить. Создание врат, как вы уже поняли, это не просто начертание круга и символов. Этот процесс требует немалых сил и максимальной концентрации от мага. Но я думаю, что вы и вправду готовы к тому, чтобы создать круг.

Не сводя глаз с некроманта, я продолжил:

— Величайший, я осмелюсь предположить, что одного только желания будет недостаточно. Для создания врат требуются компоненты, которые весьма сложно найти в горах и в этой безлюдной местности: лепестки королевского лотоса, ртуть, максимально прозрачный и чистый янтарь, и многое другое. Мне хотелось бы знать, если всё это у вас. Вне всякого сомнения, некоторые компоненты можно заменить, или использовать не столь подходящие, но тогда круг врат будет нестабилен, и его силы может оказаться недостаточно для того, чтобы вернуть мою семью. Щель между мирами может оказаться столь малой, что ручеёк силы, который потечёт из неё, будет слишком слаб для того, чтобы вернуть из царства мёртвых моих близких.

Мои рассуждения не озадачили Хозяина. Отложив в сторону игральные кости, он чуть склонился ко мне и сказал:

— Я не ожидал вашего визита в Туманные горы, мастер Арен, но большая часть необходимых компонентов у меня есть. Некоторые из наиболее редких компонентов я собирался заменить на те, что можно достать в этих местах. Но вынужден признать вашу правоту: поток силы, конечно, будет ослаблен. Тем не менее, это ничего не меняет. Для моих целей на этом этапе достаточно и небольшого ручейка силы. Главное, чтобы он был. Со временем можно расширить щель, и тогда поток силы увеличится.

— Для ваших целей, возможно, этого и достаточно, но не для моих. Когда я давал клятву открыть врата, мы договорились о том, что я сделаю это однажды, после чего смогу уехать со своей семьёй, куда захочу. Я не собираюсь рисковать, сидя вместе с вами в этих горах в ожидании, когда Озарённые вместе с магами узнают о том, что нарушена граница между жизнью и смертью. У нас есть договор, и я хочу, чтобы вы выполняли свои обещания.

Сардонис сжал губы. Его глаза горели недобрым огнём.

— Мастер Арен, я приложил все усилия, чтобы достать необходимые ингредиенты. Но это глухие места, здесь нет купцов, а про алхимические лавки никто и не слышал. Немногие обычные люди готовы помогать мне. Поэтому вам придётся работать с тем, что я смог достать. Другого решения не будет.

Я сделал вид, что размышляю над словами Хозяина. Я был готов к тому, что всё необходимое для создания врат будет практически невозможно достать. Выдержав паузу, я снова заговорил:

— Величайший, простите мне мои сомнения, но я не могу так рисковать. Врата должны быть открыты так широко, как только можно, чтобы моя семья смогла вернуться. Если вы не можете достать необходимое, тогда это сделаю я. Вы говорите, что у вас есть помощники среди людей. В предгорьях раз в месяц проходят караваны купцов. Я напишу письмо своему учителю с просьбой прислать необходимые компоненты. Я напишу, что в горах я нашёл что-то интересное, и решил задержаться здесь, а для проведения исследований мне необходимы различные ингредиенты. Заодно, получив от меня добрые известия, орден не станет искать меня. Ведь поиски в этих местах были бы некстати.

Обдумав мои слова, Хозяин спросил:

— В таком случае, не проще ли заказать у купцов всё необходимое? Через неделю как раз прибудет караван. Вы могли бы сделать заказ у купца из большого города, и тот привезёт всё сюда, не привлекая вашего учителя.

Я покачал головой:

— Это невозможно. Ингредиенты, необходимые для магических ритуалов, продаются только магам или тем, кто имеет разрешение одного из орденов. Таковы условия Великого договора. Любой другой человек, попытавшись что-то купить, вызовет подозрения, и в лучшем случае ему ничего не продадут. А в худшем сообщат Озарённым, и его допросят, чтобы выяснить, для чего ему понадобились эти вещи.

Сардонис кивнул, откинувшись на троне:

— Что ж, мастер Арен, я подумаю над вашим предложением, прежде чем дать ответ. А вы пока на всякий случай подготовьте письмо для своего учителя. И бросайте кости. Игра ещё не окончена.

Эту партию в табы мне удалось свести к ничьей, впервые за всё время моего плена.

Утром я снова встретился с некромантом.

— Вы подготовили письмо, о котором говорили? — без предисловий спросил он.

— Да, — с этими словами я протянул небольшой листок бумаги, плотно исписанный словами. Некромант взял моё письмо, и начал внимательно его читать. В своем письме я писал учителю о красоте гор, о милых, добрых людях, живущих здесь, и о занимательном «магическом феномене», который я случайно обнаружил, путешествуя по этим местам. Для изучения этого феномена я просил его выслать различные компоненты, включая и те, что были необходимы для создания врат. В конце была небольшая приписка: «Передайте Маре и Гелиону мой привет, и скажите, что мне не терпится их увидеть».

Прочитав моё письмо, Сардонис спросил:

— Кто эти Мара и Гелион?

— Это близняшки, мальчик и девочка, дети сестры моего учителя. Они летом приезжают к нам в гости, чтобы навестить дядю. На севере принято давать детям имена богов. Считается, что боги присматривают за теми, кто носит их имена.

Сардонис презрительно ухмыльнулся:

— Глупый обычай, не правда ли? Люди так любят тешить себя пустыми надеждами на то, что богам есть до них дело! Но вернёмся к нашей проблеме. Я решил принять ваше предложение. По прибытию каравана мои слуги передадут купцам ваше письмо. А пока мы можем приступить к подготовке.

Я склонил голову, чтобы Хозяин не заметил надежду в моих глазах.

А дальше время как будто сорвалось с цепи, и с утроенной силой побежало вперёд. Мои дни были заполнены подготовкой к открытию врат: созданием всевозможных составов, которые должны были удерживать магию и придавать ей необходимую структуру. Раз за разом я повторял порядок произнесения заклинаний, ведь при сотворении столь сложной магии неправильно или несвоевременно произнесённое слово, или даже звук, могут привести к гибельным последствиям. В лучшем случае процесс будет прерван, и придётся начинать всю работу сначала. В худшем призванная сила уничтожит чародея, не сумевшего её удержать. О письме я успел позабыть, измотанный бесконечными тренировками.

Поэтому, когда однажды Сардонис вновь заговорил о моём письме к учителю, и о компонентах, которые мы ждали, я не сразу сообразил, о чём речь.

— Составляющие для проведения ритуала доставлены. Ваш учитель смог достать всё необходимое. Вместе с компонентами он прислал вам письмо. Разумеется, я его прочитал, прежде чем передать вам. Вы должны понимать, что я не могу рисковать, особенно сейчас, — с этими словами он протянул мне письмо учителя.

Не обращая внимания на Сардониса, я начал с жадностью читать привычные закорючки учителя. Лишь читая его письмо, я понял, насколько я соскучился по нему, единственному родному для меня человеку после Сафиры с Аминой. В Туманных горах мне очень не хватало его ироничных замечаний и веры в лучшее. Парой слов ему удавалось вырвать меня из тёмных пучин уныния и печали, в которые я часто погружался, когда вспоминал о своей семье.

И сейчас его письмо, наполненное новостями из дома, стало для меня маленьким кусочком солнца, согревшим мою душу. Несколько раз перечитав письмо, в конце которого Мара и Гелион передавали мне привет и просили скорее возвращаться назад, я спросил у Сардониса:

— Вы осмотрели всё, что он прислал?

— Да, конечно, — последовал ответ. — Как я уже сказал, у нас есть всё необходимое, чтобы открыть врата. Если всё пройдет хорошо, то уже скоро, мастер Арен, вы встретитесь со своей семьёй.

С полученными ингредиентами работа пошла ещё быстрее. Зал, в котором было решено проводить ритуал, начал покрываться цепочками символов; в центре зала был начерчен огромный круг, который должен был сдерживать силы, открывающие врата. Внутри круга была нарисована сложная звезда, касающаяся лучами границ круга, концентрирующая созданную магию для того, чтобы разорвать завесу между жизнью и смертью.

Наконец, настал тот день, когда всё было готово, и ритуал можно было начинать.

Зал, в котором собрались проводить ритуал, заполнился немёртвыми, потом пришли охотники. Среди них была и та девочка, что выманила меня из защитного круга. Она была лучшей охотницей, убившей сотни людей, попавшихся, как и я, в ловушку, и не предполагавших, что ребёнок может быть смертельно опасным чудовищем. Хозяин собрал всех, кто остался с ним после столетий ожидания. Час, которого он ждал веками, настал. Первый шаг, который нужен, чтобы вновь вернуть себе силу, будет сделан. Врата, пусть даже малые — это огромная сила. Я не сомневался, что найдутся те, кто возжелают получить вечную жизнь, и ради этого сделают всё. Врата будут лишь первым камешком, катящимся по склону горы, сталкивающим и увлекающим за собой другие камни, пока чудовищная лавина не обрушится на головы ни в чём не повинных людей.

Когда в зале не осталось свободного места, показался сам Хозяин. Он шёл не спеша, наслаждаясь торжеством, неся в руках огромную толстую книгу в чёрном переплёте, украшенную драгоценными камнями и золотом. Он положил книгу на небольшой пьедестал, и открыл её прикосновением перстня. Потом вошёл в круг со звездой, и положил в её центр блестящий чёрный кристалл размером с кулак.

— Всё готово, мастер Арен. Можете начинать.

Я вышел из угла, в котором все это время стоял, и пошёл к книге. Немёртвые, заполнившие зал, покорно расходились передо мной. Подойдя к пьедесталу, я остановился и несколько раз глубоко вздохнул, чтобы успокоится и не потерять самоконтроль. Сейчас всё должно решиться.

Теперь в круге стояли двое: я и Сардонис. Хозяин мёртвых замер, чтобы не мешать мне в прочтении заклинаний, которые должны были выпустить силу, заключённую в кристалле, и влить её в круг, а затем оживить звезду, сияние которой пронзит завесу, разделяющую границу между миром живых и миром мёртвых.

Громким, чётким голосом я произнёс слова заклинания:

— Сфер иритун тромарис!

Яркая вспышка света озарила зал. И вслед за вспышкой света загорелись символы, и круг, и звезда. Они горели ярко и красиво, сливаясь воедино, распадаясь, и выпуская заключённую в них силу. Амарин, невидимым слоем нанесённый поверх круга со звездой, воспламенился, как и говорил учитель, и ярко загорелся, едва свет коснулся его.

И как ярко горели, исчезая, очертания малого круга жизни, также ярко вспыхнул невидимый до этого, огромный, на весь зал, круг, перерисованный мной из книги, которую мне дал Нарвен.

Круг Справедливости, Карающий круг, как его ещё называют служители Гелиона, ярко полыхал, разгоняя темноту пещеры, благодаря гелиону, которым он был начертан. Такие круги создают высшие жрецы, когда люди не могут разрешить спор сами, и просят суда у богов. Тогда сам Гелион, Небесный судья, решает участь тех, кто находится в круге. Я понимал, что задуманное мной может не удаться: я не был высшим жрецом Гелиона или даже его посвящённым, но я надеялся на то, что мой круг привлечёт внимание Небесного владыки, пусть даже его начертил не жрец, а волшебник. И если так случится, пусть он решит участь тех, кто в нём находится. Если же меня должна постигнуть кара за то, что я совершил кощунство, я был готов понести наказание. Всё, чего я хотел — чтобы Сардонис вместе со мной предстал перед судом Владыки небес, Карающим зло.

— Что ты натворил, проклятый ублюдок?!? — с перекошенным лицом бросился ко мне Хозяин мёртвых, опомнившийся после того, как исчез малый круг. Я стоял, не двигаясь, у пьедестала, и время как будто растянулось. Я молча смотрел на искажённое лицо бывшего когда-то величайшим некроманта; теперь оно перестало быть лицом умного и интересного человека. Это была ужасная морда монстра, демона, жаждущего смерти, живой человеческой плоти, чтобы рвать её, насыщая бесконечную, всепоглощающую пустоту внутри его.

Секунды перетекали в минуты, но ничего не происходило. Пламя Круга Справедливости начало тускнеть. План не удался. Огнеликий не заметил моего круга, и его суда не будет для тех, кто в нём заключён. Возможно, я где-то ошибся, рисуя круг по ночам при тусклом свете факелов, когда вместо отдыха пробирался сюда вместе с Нарвеном, который стоял на стаже, чтобы случайная тварь не застала меня за созданием Круга Справедливости. Возможно, Гелион откликается только на призывы своих жрецов. Теперь это будет уже неважно.

Мягким светом догорающее имя Гелиона, начертанное внутри круга, начало неожиданно разгораться вновь, как будто огромный поток струящегося света откуда-то извне начал его наполнять. Потом и весь зал залил яркий белый свет, как будто мы были наверху, под жарким полуденным солнцем, а не внизу под толщей гор; и яркое пламя очистительного огня охватило пришедших в движение мертвецов. Я смог разглядеть со своего места огромную фигуру Нарвена, охваченную пламенем.

Он смотрел вверх и улыбался. То, чего он желал столько лет с того дня, когда его семья погибла вместе с ним на том проклятом поле, свершилось. Мне показалось, что он шепчет: «Ты смог отомстить тому, кто был виноват в их гибели. Ты смог остановить зло и не дать ему повториться. И пускай о твоём подвиге никто не узнает, но в Обители тишины и света тебя будут приветствовать за столом героев!»

Пламя весёлым огнем охватило Хозяина мёртвых, упавшего на колени рядом со мной, и когда огонь охватил полностью его тело, перстень на руке некроманта тускло сверкнул, и я почувствовал, что умираю.

Это не было больно. Просто ноги внезапно подкосились подо мной, и я упал на каменный пол, а из тела ручейком побежала жизнь. Стало почему-то трудно дышать, и веки, вдруг ставшие такими тяжёлыми, стали закрываться. Я смотрел на высокий каменный потолок, и последними искорками в моей голове пронеслись мысли:

«Умираю… Простите меня. Простите за то, что не смог вас вернуть в этот мир. Я сделал всё, что мог. Теперь я сам иду к вам. Подождите меня, я скоро…»

Я соскальзывал в темноту, падая в благословенные объятия смерти, туда, где я, наконец, смогу встретить своих родных, обнять жену и дочь. Но яркая вспышка огромной силы вдруг разогнала темноту, в которую я падал.

— Живи!

И как будто огромная рука потянула меня назад в мир живых, который я только что покинул.

Очнулся я от холода камня, на котором лежал. Я долго не мог вспомнить, что со мной произошло. Тело было наполнено усталостью, не было силы даже просто приподнять руку. Каждое движение требовало огромных усилий и причиняло боль. Кое-как, медленно, я смог встать на четвереньки, потом, цепляясь за пьедестал, я поднялся на ноги. Было очень трудно удержаться, голова кружилась, ничего не было видно. Темнота полностью окружала меня.

Так я стоял довольно долго, и слабость с головокружением начали постепенно уходить. Наконец, я почувствовал себя лучше и призвал Светлячка, чтобы увидеть, где я нахожусь. Небольшой огонёк взлетел в воздух, и я понял, что по-прежнему нахожусь в тронном зале, в котором уже никого не было.

На пьедестале лежала книга, раскрытая, и более не защищённая. Чуть не выронив, я с трудом снял её с пьедестала, и сделал несколько шагов к выходу, но потом вернулся назад, и начал искать на полу в куче пепла, оставшейся от некроманта, перстень, который меня убил.

Я нашёл его в паре шагов от кучи пепла; видимо, он откатился, ударившись об пол, когда его хозяин рассыпался в прах. Всеочищающее пламя не причинило вреда перстню; чтобы его не потерять, я нацепил его кое-как на палец…

Как я выбрался наружу, я так и не смог понять. К моему счастью, я, как оказалось, немного помнил дорогу, которой меня выводили из пещер на поверхность. Когда я, наконец, вышел из пещер, яркая луна освещала землю. Под кустом, росшим возле входа, обессиленный, я заснул, положив под голову книгу…

Мне потребовалась почти неделя, чтобы вновь научиться видеть солнечный свет, от которого отвыкли глаза. Почти десять дней я добирался до ближайшей деревни, питаясь по дороге тем, что росло в лесу — ягодами, грибами и кореньями. Когда же, наконец, я подошёл к деревне, я наткнулся на детишек, которые собирали грибы. Я с криками радости бросился к ним, но увидев меня, они с воплями бросились удирать от меня, побросав корзинки с грибами.

Я кое-как добрёл до деревни. Меня встретили закрытые ворота, и куча вооружённых мужчин, укрывшихся за частоколом.

— Убирайся прочь, тварь! Мы уже уплатили дань твоему хозяину!

Едва сдерживая слёзы радости, я прохрипел:

— Я — живой. Я не боюсь солнечного света! — И я начертил перед собой символ Огнеликого, и прочёл молитву, прославляющую его имя. — Тех, кого вы боитесь, больше нет. Они исчезли, уничтоженные светом Гелиона; вам некого больше бояться.

Деревенские жители долго обсуждали мои слова. Но то, что я спокойно стоял при свете дня, убедило их в том, что я живой человек, а не мертвец, и они впустили меня. Умывшись и отдохнув, я взглянул на свою бороду, отросшую за время плена, и балахон, сильно испачканный и порванный за время моего плутания по лесу. Неудивительно, что дети испугались меня. Я и сам бы перепугался, увидев такое чудище, бегущее ко мне из леса. Местные не хотели мне верить, что ужас, который столько лет наполнял предгорья, исчез, что больше не надо по жребию отправлять раз в полгода одного из жителей в горы, и что теперь можно жить без страха за свою жизнь, и за жизни детей.

Через месяц, дождавшись каравана купцов, я уехал из тех мест. Что же до жителей деревни, они, без сомнения, убедились в правоте моих слов, когда тот, кто был предназначен в жертву, вернулся домой.

Амина уже давно спала, уткнувшись мне в плечо. Свеча, горевшая на столике возле кровати, тихонько потрескивала, испуская неяркий свет. Потревоженные воспоминания вернулись назад в уголки памяти. Пусть там и они остаются вместе с тенями прошлого.

Кладоискатель

— Хозяин попросил вас немного подождать в беседке возле пруда. Он скоро освободится. Я вас туда провожу.

Невысокий слуга, принёсший слова хозяина, пошёл вперед, указывая дорогу, а я неспешно последовал за ним, любуясь по дороге садом и окружающей меня красотой. Чего в этом саду только не было: и багряные королевские розы, которые, как я слышал, растут только в садах великого царя царей в славном городе Халарабаде; получить такой цветок из его рук считается почётной наградой среди вельмож, а за попытку вынести саженцы этих прекрасных цветов пойманного ожидает суровая кара; и маленькие карликовые ёлочки, едва дотягивающие до пояса человека, с растущими на них крохотными шишками. Я долго любовался на это чудо природы, и не удивился бы, если среди ветвей этого маленького чуда прыгали бы и столь же крохотные белки, но покашливание слуги, напомнившего о себе, заставило меня продолжить дорогу. Казалось, со всего мира было собрано в одном месте всё самое удивительное и прекрасное, что только возможно найти: прекраснейшие, благоухающие цветы, деревья и кусты самых причудливых форм и размеров, ароматные, душистые травы; всё это было собрано и рассажено в удивительной гармонии и красоте. По всему саду бежали ручейки, наполняя его весёлым журчанием; из-за этого воздух был влажным, и дышалось легко и приятно. Перебравшись по небольшому мостику через ручеёк, мы подошли к небольшой беседке, увитой виноградными лозами, расположенной на берегу небольшого пруда.

— Хозяин скоро будет. А пока располагайтесь, и ни в чём себе не отказывайте! — указал он на угощения, разложенные на небольшом столике посреди беседки.

Ещё раз поклонившись, слуга быстро куда-то ушёл, а я, рассеяно отщипнув ягоду от кисти винограда, густо росшего на беседке, взглянул на пруд. Есть мне не хотелось, хотя роскошные яства на столе невольно вызывали слюну: сочные спелые дыни, жареные с орехами цыплята, огромное блюдо с жирным ароматным пловом, лепёшки, испечённые до золотистой корочки; всё это наверняка было очень вкусно, но хоть с самого утра у меня во рту не было ни крошки, я решил дождаться Арена, и уже с ним отдать должное его поварам.

Чтобы не думать о еде, я решил осмотреть пруд. Вода была чистой и очень прозрачной, и мне хорошо были видны небольшие золотые рыбки, живущие в нём. Маленькие забавные создания чуть больше ладони весело играли друг с другом. От нечего делать, я бросил им вводу несколько виноградин, и наблюдал, как рыбки со всех сторон устремились к брошенным мной ягодам, но попробовав их, отплывали в сторону; видно, это угощение им было не по вкусу.

— А мама не разрешает подкармливать рыбок, и ругается, когда мы с папой так делаем. Она говорит, что они сами должны добывать еду, а так они будут слишком ленивые, и пруд зарастёт тиной!

Оглянувшись, я увидел девочку лет восьми, незаметно ко мне подошедшую. Высокая, голубоглазая, с длинными вьющимися волосами, одетая в лёгкую длинную рубаху и короткие штаны с сандалиями. Она весело улыбалась, стоя возле входа в беседку.

— Добрый день, Амина. Ты очень выросла с тех пор, как я видел тебя в последний раз.

— А мы разве знакомы? Я вас не помню, — задумавшись, сказала девочка, пытаясь вспомнить, где я мог её видеть.

— Ты просто тогда ещё была маленькая и не помнишь этого, но я помогал твоему папе вернуть тебя с мамой домой.

— Так ты дядя Хем! — радостно воскликнула девочка и подбежала ко мне. — Мне папа рассказывал несколько раз перед сном о том, как ты помогал нас с мамой спасти!

Мне было приятно узнать, что Арен не забыл о моей помощи. Хоть её было не так уж и много, но всё же то, что она не была забыта, говорило мне о многом. Есть люди, что помнят добро и помощь даже спустя годы, как есть и те, кто забудет о них, едва ты их покинешь.

Девочка, тем временем усевшись возле меня и оторвав кусок от лепешки, начала бросать крошки рыбкам, устроившим весёлую драку за каждый кусочек хлеба.

— А ты к нам надолго, дядя Хем?

— Я пока не знаю. Как получится, — сказал я, рассеяно смотря на рыбок, играющих в пруду. Я и вправду не знал, надолго ли я здесь, не знал, чего ожидать от разговора с её папой, и хуже всего было то, что я и сам не знал, чего я жду от этой беседы. Просто так уж сложилась жизнь, что близких людей и друзей, с кем я мог бы поговорить или попросить совета, у меня не осталось. Одних отняло время, других руки палачей, и сейчас, когда мне нужна была помощь, Арен оказался единственным, кому я смог бы доверить всё то, что творилось у меня в душе. Странный колдун, которого я встретил шесть лет назад после одной неудачной кражи, выкупивший мою жизнь у князя, был, наверное, единственным человеком, который мог помочь мне разобраться в себе самом.

— Дядя Хем, давай поиграем! — обратилась ко мне девочка, которой надоело кормить рыбок.

— А во что мы поиграем? — спросил я, с улыбкой глядя на непоседливого ребенка.

— В монетки! — ответил ребёнок. Амина сунула руку в небольшую сумочку, висевшую у неё на боку. Она долго рылась в ней, поочерёдно доставая цветные камешки, ленточки, заколку для волос, и наконец, с криком «Нашла!», вытащила небольшой кошелёк, из которого на скамейку высыпалась небольшая кучка тяжёлых золотых монет.

— Откуда у тебя это? — спросил я, удивлённо рассматривая большую незнакомую овальную монету с вычеканенным на ней с одной стороны каким-то царём, а с другой — крылатым львом.

— У папы взяла, — ответил ребёнок. — У него в подвале их целая куча, и если я себя хорошо веду, он мне там разрешает играть. Там у папы здорово, там кроме монеток ещё много чего есть! — продолжал рассказывать ребенок, копаясь в сумке.

— А что там ещё есть? — поинтересовался я, рассматривая монеты. Среди них не было ни одной похожей на другую: квадратные, овальные, круглые, из разных стран и эпох; казалось невероятным увидеть столь разные монеты в одном месте.

— Ой, там много чего ещё! Камушки всякие, колечки, серёжки, бусинки разные, — ответил ребёнок, продолжая вытаскивать свои сокровища. — Вот, смотри, что ещё у меня есть!

И она вытащила из сумки перстень с крупным красным камнем.

Я взял его из рук ребёнка и внимательно осмотрел на свету. За свою жизнь через мои руки прошло немало драгоценных камней, и я хорошо научился в них разбираться, чтобы скупщики краденого не обманывали меня при оценке добычи. И если сейчас глаза и руки меня не подводили, крупный красный камень посреди перстня был ничем иным, как Императорским рубином. О них мне когда-то рассказал один бедолага-ювелир, оказавшийся из-за своей большой любви к драгоценным камням на соляных шахтах. Он мог рассказывать о них часами, а так как мы были закованы одной цепью, я был невольным и единственным его слушателем. Мне было жаль этого маленького безобидного человечка, оказавшегося из-за любви к красивым камням среди каторжников и убийц. Он любил их как мать любит свое дитя, и просто не мог с ними расставаться; поэтому во многих кольцах и кулонах, изготовленных им для своих заказчиков, сверкали вместо турпинов и алмазов, рубинов и бесценных дарпанов искусно изготовленные подделки. И ладно бы если бы он делал это из корысти, что я мог понять; но то, что двигало им, было не жадностью, а страстью, которая и привела его туда, откуда возврата нет. Когда он умирал у меня на руках, изнурённый жарой, жаждой и болью от побоев, в бреду он жалел лишь о том, что ему так и не удалось ни разу увидеть Императорский рубин, который он ещё называл «султаном средь драгоценных камней».

Вот я и исполнил твою мечту, маленький ювелир из Салорабада! Я держу в руках Императорский рубин. Невольно вспомнилось всё, что рассказывал мне он о них под палящим солнцем под свист плетей надсмотрщиков. Густой, насыщенный багряный цвет, наполненный каким-то едва видимым золотым сиянием, придающим исключительную красоту камню. Если провести рукой по поверхности, то как будто прикасаешься к бархату. Их называют императорскими, потому что только величайшие из владык достойны носить их. По преданиям их хозяин может не бояться яда и болезней, камень придаёт силу и ясность ума, позволяющую принимать правильные решения; и самое главное: царь, который им владеет, может не бояться заговора среди своего окружения.

Мне было даже сложно представить, сколько можно было бы попросить за подобный камень, вздумай я его продать. Эти редчайшие камни добывались когда-то на единственном руднике в Западной Валезии, и стоили они безумно дорого, но даже несмотря на свою цену, купить их было почти невозможно: все добытые камни шли исключительно в императорскую казну, а оттуда на украшение императорских регалий. После того, как рудник, на котором их добывали, истощился почти сто лет назад, новые камни брать было больше неоткуда. А здесь, в руках ребёнка, среди ленточек, засохших цветочков и других детских игрушек, я увидел вещь невероятной стоимости, которой пристало украшать собой руку императора, а не быть игрушкой.

— Это ты тоже взяла у папы? — спросил я охрипшим от волнения голосом у Амины, продолжая рассматривать камень.

— Да, только он не знает, и ты ему не говори. Он мне не разрешает там ничего брать, поэтому я взяла это колечко без спроса, и монетки тоже, — ответил ребёнок, любуясь на игру камня у меня в руках.

А я с трудом давил в себе воровские мысли, глядя на сокровище, такое доступное, у меня в руках. В своё время я не раз рисковал жизнью и свободой за вещи, не стоившие и сотой доли этого перстня. Но украсть в доме друга, у маленького ребёнка, не понимающего стоимости и ценности того, что он без спроса взял, я не смог бы никогда. Я знал, что волшебники богаты, но никогда не думал, что кто-то из них может быть богат настолько, что не заметит того, что ребёнок взял в сокровищнице такую невероятно дорогую вещь.

И вдруг в душе неожиданно проснулась обида. Почему так: одним — всё, а другим — ничего? Я глядел на девчушку, а сам вспоминал себя в её возрасте. Я мало что помнил из детства, только постоянный голод, а зимой ещё и холод. Нас было восемь у матери; отец вечно пропадал на заработках, работая на более богатых соседей. Я помнил только его чёрное от усталости и работы лицо, и как он, хоть и работал от зари до зари, никак не мог выбраться из нищеты. Помнил и себя, вечно тощего и голодного. Очень часто, от голода я не мог заснуть, и мечтал о том, как хоть раз в жизни досыта наемся.

От голода спасал лес. «Кормилец», как его ещё называли у нас в деревне. Я припомнил, как холодными долгими зимами, трясясь под драным одеялом, я ждал лета, чтобы убежать в лес, и там набить живот грибами и ягодами. А ещё вспомнилась зависть в глазах братьев, когда меня забрали из дома в баронский особняк помогать на кухне. Они думали, что там я буду всегда сыт, и это казалось сказкой, в которую все хотели попасть. И я тоже вначале радовался, думая, что при кухне голодать не буду. И вправду, я не голодал, но голод сменился тяжким трудом и побоями от всех, кто был старше и сильнее. Били много и часто, за все, что только можно, а когда не было повода, били просто так, от скуки, и оттого, что могли, а спроса с них за это не было.

Здесь же, в этом саду, растут цветы, поют птицы, стол уставлен едой, за которую в детстве я б душу продал. Ребенок играет с колечком, за которое можно купить небольшой город вместе с жителями. Я не понимал, почему так несправедлива жизнь. Я смотрел на Амину, и знал лишь одно: как бы её жизнь не сложилась, всё у неё будет хорошо. Папочка, который таким невероятным путем вернул их с мамой назад, сделает всё, чтобы у его единственной доченьки всё было замечательно. В её жизни никогда не будет ни голода, ни болезней, ни тяжёлого труда, от которого ломит всё тело. И уж тем более никто и никогда не посмеет ударить единственную дочь волшебника.

Так, погружённый в размышления, я и не заметил, как подошёл Арен, одетый, несмотря на солнце, в лёгкий халат из тёмного шелка.

— Добрый день, Хем! Я рад, что ты пожелал нас навестить. Извини, что заставил ждать, — заметив в моих руках перстень с Императорским рубином и разбросанные на скамейке золотые монеты, он с укором посмотрел на дочь.

— Амина, сколько раз я тебе говорил, чтобы ты без спроса в сокровищнице ничего не брала?

— Пап, я больше не буду!.. Я бы только чуть-чуть поиграла, а потом положила назад, — ответила девочка, стараясь не смотреть в глаза отцу.

— Ладно. Сегодня останешься без сладкого. Теперь беги назад к маме, мне надо с дядей Хемом поговорить.

— Хорошо! — весело сказала девочка, и побежала по дорожке, довольная, что так легко отделалась.

Я проводил её взглядом и протянул перстень магу.

— На твоё счастье, Арен, я оставил воровской путь. Но если бы я знал, чем играют дети в домах магов, то постарался бы навестить парочку знакомых колдунов. Глядишь, жил бы сейчас в собственном замке, и был бы бароном или графом.

— Хем, ты, безусловно, хороший вор. Но если бы ты навестил мой дом без приглашения, то, скорее всего, ты бы в нём и остался, в виде удобрения для цветов. Охранные чары сокровищницы убьют любого, кроме меня или того, в ком течёт моя кровь. Там нет ни ловушек, которые можно обойти, ни замков, которые можно взломать. Только магия, да парочка призрачных стражей, которые с удовольствием пообедают дураком, вздумавшим воровать в доме мага.

Я невольно вздрогнул от одного упоминания об этих созданиях: неуязвимые ни для чего, кроме колдовства, эти порождения тьмы любили целиком проглатывать тех, кто нарушал границы их территории, а потом неделями переваривать ещё живого беднягу. Если у Арена такие стражи, то он может спать спокойно: безумцы, что согласились бы ограбить его сокровищницу, вряд ли найдутся.

— Скажи, что привело тебя ко мне? Закончились деньги, или неприятности с законом? — спросил Арен, разламывая лепёшку и протягивая мне половину. Так на юге принято показывать радушие гостям. Откусив от предложенного угощения, я ответил:

— Нет, с деньгами и законом у меня всё в порядке. После того, как мы расстались, я решил изменить свою жизнь и сойти с кривой дорожки. Рано или поздно она бы всё равно привела меня на плаху. Воровской век недолог. На деньги, что ты мне дал, я открыл трактир; уж в этом, как мне казалось, я знаю толк — всю жизнь по ним скитался. Приглядел приличный кабак; его хозяин как раз решил продать своё дело и уйти на покой. Выкупил его, привёл в порядок, поменял лавки, столы, нашёл хорошую стряпуху и подавальщиц посимпатичней, чтобы было и посмотреть приятно, и пощупать. Хорошее место получилось. Я трактир «Весёлый жеребец» назвал, даже вывеску специальную заказал — белый конь по лугу скачет. Ну и завертелось. Место хорошее, людное. Цены я не задирал, кухню да выпивку сам проверял, чтоб всё было без изъяна, и людям в глаза не стыдно было смотреть.

Потом с вдовой одной познакомился. Она одна двух детей поднимала, красивая да добрая, на мать мою похожа. И всё вроде хорошо: не жизнь, а сказка. Все со мной здороваются, слуги кланяются, жена, детишки — всё замечательно. Да только тоска меня стала грызть. Скучно мне, понимаешь, не знаю, чем себя занять! Всё вокруг тихо, да спокойно, а мне от этой тишины выть хочется! Привык к риску, и никак мне без него! Ни тебе погонь, ни краж, ни драк!.. Стал со скуки попивать, благо, вино всегда под рукой, и платить за него не надо. Сначала кружку с утра, потом две. Жена пыталась образумить, да разве меня остановишь! Потом больше, а под конец как с цепи сорвался — каждый день пьяный, аж самому противно. Жена по ночам плачет, дети отцом перестали звать. А когда я в пьяном угаре её избил, понял, что дальше так нельзя. Оставил записку на столе, прощения попросил у неё и детей, отдал ей свой кабак, и к тебе. Ты же Серый маг, а ваши как раз и занимаются ковырянием в голове. Лучше вас в этом деле нет, а мне незнакомому магу свою голову доверить боязно, она у меня одна. Поэтому прошу тебя, Арен: сделай что-нибудь со мной, чтобы я на выпивку смотреть даже не мог. А я за это с тобой честь по чести рассчитаюсь, хочешь-деньгами, хочешь-работой, какую попросишь.

Сказал я всё это, и на душе стало легче, как будто камень, что я в ней носил, я наконец-то вытащил.

— Я помогу тебе, Хем, и платы мне за это не надо. Мне нетрудно сделать так, чтобы тебя от одного взгляда на пиво или вино тошнило, но это не решит проблемы. Тебе всё равно будет скучно и тоскливо, и чтобы вернуть то, к чему ты привык за твою прошлую жизнь, ты будешь искать успокоение в чём-то другом: азартных играх, снадобьях, дарующих грёзы, или снова начнёшь воровать. Пыль дорог слишком сильно разбавила твою кровь, и с этим ничего нельзя поделать. Если я извлеку из тебя тягу к приключениям и риску, ты просто перестанешь быть самим собой.

— И что, нельзя ничего изменить? — потрясённо прошептал я. А ведь всё казалось таким простым! Прийти к Арену, чтобы он прошептал заклятье- и вот я снова радуюсь жизни. А тут выходит, что хоть в петлю лезь, всё равно жизни не будет!

— Не стоит отчаиваться, Хем, — сказал маг. — Кажется, я знаю, что делать. Но сначала я хотел бы рассказать тебе кое о чём…

— Арен, до конца этого года ты должен внести в казну Ордена сто пятьдесят золотых монет.

Слова учителя оторвали меня от работы над книгой некромантов. После возвращения из туманных гор я работал над ней всё свободное время, изучая записанные в ней заклинания.

— Но где я возьму такие деньги? — спросил я у учителя.

— Боюсь, что здесь я тебе мало чем могу помочь, Арен. Год после получения титула мастера даётся волшебнику для того, чтобы найти себе работу. В качестве городского волшебника, например, или при дворе какого-нибудь князя или графа, став придворным магом, это не важно. Но после того, как это время пройдёт, на следующий год волшебник обязан внести орденский сбор в казну. Как правило, с этим проблем не возникает: при найме волшебника на работу уплату орденского сбора обычно берёт на себя тот, кто его нанял. Но ты не захотел идти на службу ни к кому, несмотря на то, что тебе трижды поступали предложения: дважды от городских советов с предложениями занять место городского мага, и один раз от светлейшего князя Ринтариуса стать его придворным волшебником. Ты отказался от этих весьма интересных предложений, и теперь ты сам должен решать вопрос о внесении орденского сбора. Если без уважительных причин ты этого не сделаешь, то тебя могут исключить из Круга мастеров, а не будучи членом Ордена, ты не сможешь использовать магию. Любое её применение тобой будет вне закона. Если ты ослушаешься, тобой займутся Озарённые, а в их руки, как ты помнишь, магу лучше не попадаться.

— Сто пятьдесят монет? Но почему так много? У тех же Хейсеров или Майнгейнов всего лишь восемьдесят золотых орденский сбор, а у нас почти в два раза больше…

Учитель с укоризной посмотрел на меня, и я понял, что сказал глупость. Я с самого начала знал сумму орденского сбора, ещё при поступлении к нему учеником, и сейчас моё возмущение было похоже на капризы маленького ребёнка, недовольного тем, что мир не крутится волчком по его желанию. Но то, что годы назад казалось несущественными трудностями, теперь грозило обернуться настоящей проблемой. Учитель, видя моё смятение, решил меня утешить:

— Сбор в нашем Ордене, конечно, великоват, об этом многие говорят, но тут ничего не поделаешь, Арен. Эти деньги идут на нужды Ордена и тратятся справедливо. На выплаты семьям погибших волшебников — магия всё-таки весьма опасное занятие; на содержание магов, ушедших на покой по старости лет, и многие другие благие и нужные дела. Поэтому сбор так велик.

— А ещё на бесконечные исследования алхимиков по получению никому не нужных и бесполезных веществ и эликсиров! — не удержавшись, добавил я.

— Это верно. Как верно и то, что среди алхимиков работает и мой старый друг, магистр Агарден, и его, казалось бы, на первый взгляд бесполезные открытия спасли твою жизнь в Туманных горах, — парировал учитель. — Поэтому, Арен, я опять говорю тебе: нет бесполезных вещей или ненужных открытий. Просто ещё не пришло их время, поэтому мы и не можем сейчас найти им применение.

На это мне возразить было нечего. Впрочем, я вовсе не был настроен спорить.

— К тому же, Арен, — продолжил после паузы учитель. — Мы говорим совсем не о том. Нам следует не рассуждать, насколько правильно тратятся деньги, а решить, как ты собираешься их найти. Кстати, князь Ринтариус ещё не нашёл себе никого в качестве придворного мага, и он с удовольствием возьмёт тебя на это место…

И не удивительно: князь был старым, жирным, самовлюблённым болваном, воспринимавшим придворного мага дополнением к шуту, и соответственно, основной работой волшебника было развлечение князя и его двора. Стать клоуном для развлечений мне совсем не хотелось, и хоть князь платил хорошо, желающих идти к нему на службу было немного, а среди мастеров никто не хотел потерять свою честь в обмен на золото. Поэтому на службу к князю шли лишь полные неудачники, не имеющие гордости, всякие колдунишки и подмастерья, не сумевшие сдать экзамены на звание мастера. Если уж идти на службу, то лучше всего городским магом, и хоть сейчас предложений не было, но что-то со временем обязательно удастся найти, в этом я не сомневался. Странники Серых путей редко долго скучают без работы.

Но идти на службу совсем не хотелось. Городскому магу не приходится скучать: горожане постоянно докучают со своими просьбами. Одному дом от пожара зачаруй, другому кровать от супружеской измены, третьему оберег сделай, чтоб в море не утонуть. И хоть выполнение этих просьб приносит неплохой доход, времени у городского мага для себя почти не остаётся. Придворным магам живётся легче: выполнять работу приходится только для того, кто является твоим нанимателем, и платят им гораздо больше, но стать придворным магом намного труднее. Некоторые правители проводят целые турниры для претендентов, где главным призом и служит место придворного мага.

Но всё это было не тем, чем я хотел бы заниматься. Некромантия меня поглотила целиком. Знания, записанные в книге, потрясали: десятки разнообразных заклинаний, всевозможные магические печати, круги силы и призыва — всё это необычайно меня захватило, и отрываться сейчас от всего этого, чтобы идти в услужение к кому-то мне казалось почти предательством своего звания волшебника. Опять сводить бородавки или морщины с лица какой-нибудь богатой купчихи или зачаровывать чей-нибудь амбар от грызунов? Теперь, когда у меня в руках ключи от жизни и смерти, это казалось величайшей глупостью и напрасной тратой времени.

Глядя на моё погрустневшее лицо, учитель, тяжело вздохнув, продолжил разговор:

— Арен, я понимаю твои трудности, и нежелание идти на службу к князю Ринтариусу. Поэтому я сам внесу за тебя сбор в этом году, но тебе всё равно придётся заняться поисками места для себя. Волшебник одарён способностями, недоступными для большинства людей, и именно поэтому он не имеет права тратить свой дар только на себя и на свои желания. Его долг — помогать тем, кто не может помочь себе сам.

— Особенно если за это хорошо платят, — грустно добавил я.

— Арен, мы люди, и живём среди людей. Пусть нам и доступно больше, чем простым людям, но мы, как и все, должны есть, пить, одеваться, обеспечивать свои семьи; поэтому мы и берём плату за свою помощь. Таков уж этот мир, и его не изменить.

На это мне возразить было нечего. Немного помолчав, я сказал:

— Учитель, мне необходимо собраться с мыслями. Я немного прогуляюсь по городу…

Я любил прогуляться по улицам вечернего города, когда городской шум стихает, и людей почти нет; лишь окна домов светятся, разгоняя подступающую темноту. На улице было пусто, лишь парочка припозднившихся гуляк, пошатываясь, шла домой, обсуждая какую им трёпку устроят дома жены. Я не спеша шёл, погружённый в свои мысли, мало обращая внимание на то, что происходило вокруг. Деньги где-то необходимо было раздобыть. То, что учитель собирался внести за меня орденский сбор в казну, было недопустимо. Эти деньги были частью его сбережений, которые он собрал себе на старость, и допустить то, что он будет их тратить на решение моих проблем, было нельзя.

Над способом достать деньги я и размышлял. Вариантов у меня было немного: или идти на службу к кому-то, или раздобыть где-то деньги самостоятельно. Ещё можно было отдать дубовый листок, брошь, которая принадлежала когда-то основателю нашего ордена, Магнусу Серому плащу. За неё меня бы наверняка освободили пожизненно от орденских сборов, да ещё и золота не пожалели. Но расставаться с ней мне не хотелось: слишком я к ней привязался, пока был пленником некроманта.

Так, размышляя над тем, как найти деньги и не потерять при этом свободы и не расстаться с тем, что мне было дорого, я и бродил по улицам вечернего города.

Начал накрапывать дождь, и я свернул к небольшой таверне, в которой горели светом окна, а из-за дверей слышались людские голоса. Задержавшись на пороге, чтобы отряхнуть промокший плащ, я почувствовал, что кто-то за него меня дёрнул, и тоненьким голоском пропищал:

— Во имя любви, милосердия и сострадания, ради милости той, что дарует и отнимает, да откроет сострадание дорогу для милосердия, и не оставит вас тогда любовь, а удача всегда будет прибывать с вами!

Это было традиционное обращение нищих, просящих подаяние, и моя рука сама полезла в карман за мелочью, которую я там хранил как раз для таких случаев, а глаза, тем временем, рассмотрели ту, что просила о милосердии. И не удивительно, что я её не сразу разглядел: маленькая, щупленькая девочка, одетая в тонкую старую серую тунику, явно для неё великоватую. Ребёнок с надеждой смотрел на меня и на руку, полезшую в карман за мелочью.

— А почему ты ещё не в приюте? — спросил я, протягивая монетку, сумев в темноте разглядеть знак дома милосердия, пришитый к одежде. — Ведь уже поздно, солнце село, а ты ещё такая маленькая. Могут и обидеть злые люди…

— Не могу, — грустно сказал ребёнок, быстро пряча монетку. — Если я не соберу для Марджаны за сегодня полсеребрушки, она меня обещала побить и оставить без еды. Поэтому без денег мне туда лучше не возвращаться.

Я посмотрел на маленького ребёнка, одетого в лохмотья, явно мёрзшего на вечерней прохладе, и сердце остро кольнула жалость. Мне почему-то подумалось, что и моя Амина могла бы оказаться на её месте. Подумав, я спросил:

— А ты ела сегодня?

— Нет. Меня оставили вчера без еды, потому что я меньше всех приношу милостыни… — прогудел тихонько ребёнок, шмыгнув носом. Она явно простыла, в чем я и убедился, потрогав лоб: он был горячим.

— Идём за мной, — сказал я, взяв ребенка за руку, и переступил порог таверны.

В таверне было много народу, поэтому я не сразу увидел свободный столик, расположенный возле группы каменщиков, что-то весело отмечавших. Ребёнок, крепко уцепившись за руку, робко прошагал к столу следом за мной.

— Ничего не бойся, — сказал я ребёнку. — Меня зовут Арен. А тебя как?

— Леда, — тихонько сказала она, застенчиво оглядываясь по сторонам. При свете свечей, горевших высоко под потолком, я, наконец, смог её рассмотреть.

Девочке на вид было лет шесть-семь. Очень худенькая, явно от недоедания; цвет волос из-за грязи было не разобрать. Из одежды на ней был какой-то безразмерный балахон с прорезями для рук и ног, больше похожий на мешок, в котором крестьяне хранят овощи, такой же грязный, и весь в следах частых починок. На ноги были одеты огромные деревянные сандалии, которые, видимо, чтобы ребёнок их не потерял, были привязаны к её ножкам.

Подошедшей служанке я заказал для себя горячее вино со специями, а Леде — лёгкий овощной суп с пирожками: после долгого недоедания обильная еда могла вызвать расстройство желудка у ребёнка. Разговаривая с Ледой в ожидании заказа, я всё узнал про её короткую и грустную жизнь: родителей своих она не помнила; её ещё младенцем подбросили на порог дома милосердия, где она и провела всю свою жизнь, наполненную голодом и лишениями. Я мало обращал внимание на «серых воробышков», как ещё называли в народе воспитанников дома милосердия; эти маленькие, вечно голодные и чумазые попрошайки постоянно бегали по городу, выпрашивая у горожан деньги или еду. Храм Мелираны, который содержал дом милосердия, предпочитал тратить щедрые пожертвования верующих на храмовые праздники, пышные облачения жрецов и на содержание храмовых певцов и танцовщиц, считая, что так они радуют глаза и слух богини. На мой взгляд, даже самые прекрасные песни храмовых певцов не заглушат стон умирающего от болезни ребенка, а самые искусные танцы жриц — всего лишь бессмысленное кривляние, если за них расплачиваются дети, ходящие голодными в рванье, которым побрезговали бы даже нищие. Мне противны были лживые двуличные жрецы, провозглашающие суетность жизни, и рассказывающие о скором возвращении в лоно богини, и о необходимости собирать духовные блага, а не материальные богатства, а потом, по ночам, ко мне или учителю прибегающие просить исцеления от несварения живота или похмелья. Мне противны были и храмовые танцовщицы, просящие помощи от дурной болезни, видимо полученной от святости жизни. Милость богини давно покинула этих лицемеров и лжецов, поэтому молитвы и гимны в их устах превратились в бессмысленные звуки, не имеющие ни силы, ни веры, и уж тем более не приносящие исцеления от недугов.

Наконец, подали заказ, и я, потягивая тёплое вино, смотрел, как ребёнок, орудуя ложкой, давясь, ест похлёбку, запихивая в рот пирожки так, как будто их сейчас заберут. Чтобы не отвлекать ребёнка от еды, я сидел молча и пил, не спеша, своё вино, и невольно в общем гомоне разговоров услышал то, о чём говорили каменщики за соседним столом. Говорил невысокий мужчина в запылённой одежде мастерового, изрядно выпивший, и видно, не в первый раз пересказывавший свою историю:

— Да братцы, в этом году мне подфартило: сначала выхватил этот заказ у городского совета на снос старых лачуг, а теперь ещё и тут повезло. Видно, Солнцеликий не забыл того барашка, что я ему пожертвовал на прошлое солнцестояние, и одарил меня своей милостью. Не, ну это ж надо: выбиваю я, значит, камень из стены, смотрю — а там вроде как дырка за ним. Решил глянуть, что там. Сунул руку, вроде что-то нащупал; похоже, что бутылка какая-то, только тяжёлая. Ну, думаю, видимо какой-то пропойца от жены бутылочку припрятал, да не успел её выпить. Только смотрю, что-то она тяжела, и не булькает. Ну, я её так на пол аккуратно поставил, и горлышко сбил, а там, смотрю, монеты. Почти полная бутылка серебрушек!

И потрясённый своей удачей мужичок снова приложился к кружке.

— Говорят, лет сорок назад в этом доме жил ростовщик, ссужавший деньги под процент беднякам. Видимо, его кубышку ты и нашёл, — сказал кто-то из мастеровых, щедро наливая вино в кубок.

— Да, мне б так повезло!.. — мечтательно протянул кто-то из собутыльников.

— А ты чего подслушиваешь наши разговоры? Ты кто вообще такой? Что-то я раньше тебя здесь не видел! — неожиданно обратился ко мне один из сидевших за столом. На этот вопрос я не счёл нужным отвечать, и продолжал молча пить своё вино.

— Братцы, а может это воровской подсыл? Прослышали про мою удачу, и теперь хотят украсть мои денежки! — неожиданно взвился над столом нашедший клад каменщик.

— А ну отвечай, когда к тебе обращаются добрые люди! — каменщики, поднявшись, начали выходить из-за стола; им явно после выпитого хотелось почесать кулаки, а одинокий прохожий с попрошайкой за столом были подходящими противниками, которых толпой можно легко избить, не получив отпора.

— Да что с ним разговаривать! Бей его! — самый молодой и самый нетерпеливый пошёл ко мне с кулаками.

Поставив кубок с вином, я достал из-под плаща цепь с орденским медальоном, и чуть было не начавшаяся драка прекратилась. Сразу как-то стало тихо, и грозная толпа выпивох, собравшихся меня бить, куда-то исчезла, превратившись в стадо испуганных баранов.

— Простите, ваша милость, мы не знали… Мы не хотели, — что-то ещё бормоча и оправдываясь, они снова уселись за стол, опасливо оглядываясь на меня.

Отвернувшись от них, я посмотрел на Леду, незаметно заснувшую за столом, не выпускающую из руки недоеденный пирожок; видимо, от тепла и еды она сомлела, и сон сморил её.

Тихонько, чтоб не разбудить, я взял её на руки, и направился к выходу из таверны, оставив плату за ужин на столе. Когда я почти подошёл к выходу, неожиданный вопль сотряс таверну:

— А клал я на этих проклятых колдунов, чтоб они провалились в бездну вместе со своими орденами! Я никому не позволю захапать мои денежки!

Вопил мастер, нашедший клад. Видно, от свалившейся на него удачи и выпитого вина у него голова пошла кругом. Пошатываясь, он пытался вылезти из-за стола, за которым его удерживали более трезвые друзья. Что ж, оскорбление было публичным, наказание будет таким же. Тихо, чтоб не разбудить ребёнка я произнёс:

— Артарншарунд!

Вопль боли, от которого содрогнулся весь трактир, прозвучал так, что его услышали не только те, кто в этот вечер был в нём, но и жители соседних домов. Мне не приходилось раньше использовать Слово боли на ком-либо; я только недавно его выучил из книги некромантов. Поэтому эффект использования его удивил даже меня. Жертву буквально выворачивало наизнанку: он вопил так, будто из него одновременно вытягивали внутренности, ломая кости и выжигая глаза. Испугавшись того, что он сейчас помрёт от боли, я поспешил отменить заклинание. Тело мужчины потихоньку перестало трястись от судорог; он лежал на спине, жадно хватая воздух ртом, а под ним расплывалась вонючая лужа мочи.

В наступившей тишине все посетители и обслуга таверны со страхом смотрели на меня и на орденский знак, висевший у меня на груди. Не зная, что ответить на эти взгляды, я молча развернулся и вышел из таверны, а в спину донеслись чьи-то тихо сказанные слова: «Проклятый колдун!»

Не понимаю этого отношения. Когда от тебя что-то надо, помощь ли, исцеление ли, они прибегают посреди ночи, падают на колени, размазывая сопли со слезами, и просят: «Мастер, помогите, спасите! Век благодарен буду! Богов молить за вас стану!», а потом за спиной шипят: «Проклятые колдуны! Все беды от вас!» Тьфу, надоело!

Я шёл по улицам города, укутав Леду от ночной прохлады своим плащом. Её не разбудили ни вопли каменщика, ни то, что я её нёс на руках. Она сладко спала, и видимо, ей снилось что-то хорошее, потому что она улыбалась во сне.

А в моей голове кружился хоровод мыслей. Я никак не мог забыть историю с кладом. А ведь сколько таких кладов и сокровищ лежат где-то, укрытые от чужих рук и глаз своими хозяевами на чёрный день, а потом так и оставленные ими из-за войн, эпидемий или несчастного случая! И лежат они сейчас, ждут своего часа в разных тайниках и схронах, а хозяева за ними так никогда уже и не придут…

А ведь эти клады можно отыскать! Я ведь, в конце концов, некромант, и в моих силах, используя заклинания из книги Хозяев смерти, поговорить с теми, кто когда-то спрятал сокровища, да так ими и не воспользовался.

Добравшись, наконец, до своего дома, в котором уже все спали, я уложил Леду в свою постель, сняв с неё лохмотья, в которые она была одета, а сам пошёл в библиотеку. Идея с поиском клада меня полностью захватила; если найти достаточно большое сокровище, можно больше не тратить время на возню с просьбами горожан, не надо думать, где взять деньги на уплату орденского сбора. Наконец я смогу приобретать необходимые компоненты для заклинаний, не волнуясь об их цене. Да, деньги избавят меня от многих проблем и откроют много дверей, которые раньше для меня были закрыты; осталось их только добыть.

У учителя была хорошая библиотека. Она собиралась на протяжении поколений и передавалась от учителя к тому, кого он выберет своим преемником. В основном там были книги о волшебстве, но были и те, которые меня интересовали сейчас в первую очередь: исторические хроники, в которых описывались важные события, происходившие в разных странах: войны, эпидемии, восстания и т. д. В них я надеялся найти зацепку к будущему сокровищу. Я хотел найти что-то достаточно большое, что оправдало бы риск использования некромантии. Запрет на применение этого волшебства никто не отменял, и если я попадусь, то ни гильдия, ни учитель мне не помогут. Если не убьют на месте, то, по меньшей мере, я буду объявлен вне закона, и на меня будут охотиться Озарённые, как на бешеную собаку, пока не поймают и не казнят. Поэтому при поиске сокровищ мне следовало максимально сохранять тайну. Надо будет всё продумать, прежде чем что-то предпринимать. Но сама идея стоила того риска, на который придётся идти. Так я мог решить сразу две проблемы: денег, и возможности попрактиковаться в магии смерти. Поэтому, хоть риск и был, но если сделать всё незаметно, то никто ни о чём не узнает, а Озарённые и дальше будут охотиться на всяких недоучившихся колдунишек, обманывающих на улицах города простачков…

…Погруженный в чтение хроник, я и не заметил, как наступило утро нового дня, поэтому очень удивился, увидев на пороге Седру, нашу кухарку, внёсшую в библиотеку поднос с завтраком.

— Мастер Арен, у вас в спальне, на вашей кровати спит какой-то ребёнок.

Ах, да! Я вспомнил о ребёнке, которого вчера привёл домой.

— Седра, покорми малышку завтраком, и помой её. Уж больно она чумазая. И ещё подумай, может быть что-то найдёшь из одежды. После того, как приведёшь её в порядок, отправь её ко мне. Я отведу её назад в дом милосердия: там могут волноваться.

— Хорошо, как скажете, мастер Арен, — почему-то внимательно посмотрев на меня, сказала Седра.

А я снова погрузился в чтение хроник. В них как раз описывалась война между двумя давно забытыми королевствами. Из кухни доносились разговоры; спустя некоторое время по дому расползлись вкусные запахи еды, а внизу загремели тазы, в которых подогревали воду. Все эти звуки и запахи изрядно отвлекали меня от работы и мешали сосредоточиться. Заметив, что я в третий раз перечитал страницу, но так и не смог вникнуть в то, что в ней было написано, я понял, что пора отдохнуть, и решил позавтракать ароматными блинчиками и свежими фруктами из нашего сада.

Когда Седра снова позвала меня, я не сразу узнал в красивой, улыбающейся девочке в нарядном коричневом платье и небольших башмачках вчерашнего заморыша. Оказывается, у неё были рыжие волосы. Она сидела вместе с моим учителем за столом, и о чём-то весело болтала с ним. А Седра, явно довольная моим удивлением и своей работой, сказала:

— А всего-то надо немножко любви, немножко доброты, и большой таз горячей воды. И из серого воробышка получился настоящий лебедь. Платье у меня осталось от старшей дочери, я его ей сама когда-то сшила, но та уже давно выросла, а я вот всё его хранила как память. А тут пригодилось! Нашей малышке оно как раз впору пришлось.

— Доброе утро, Арен! — поприветствовал меня учитель, наконец, отвлекшийся от разговора и заметивший меня.

После завтрака, проходившего в этот раз намного веселее, чем обычно, благодаря моей гостье, я повёл Леду в приют, где уже наверняка начали волноваться и-за её отсутствия. Всю дорогу ребёнок шел со мной молча, глядя себе под ноги. Мне тоже не хотелось с ней расставаться, но у неё уже был дом, где её ждали. Может быть, её даже разыскивали.

Дом милосердия стоял на задворках храма Мелираны, так что его почти не было видно, и если не знать, что он тут есть, найти его было сложно. Как хозяйка порой прячет перед приходом гостей грязное белье или мусор, так и приют, где жили дети, находился в самом конце храмового комплекса, укрытый от людских глаз высокой стеной. Подойдя к серой, унылой стене с обвалившейся штукатуркой, так не вязавшейся с великолепием храма с его колоннадой, фресками и мраморной облицовкой, я долго стучал в двери, прежде чем мне открыли. На пороге стояла какая-то неопрятная толстуха в грязном, заляпанном хитоне храмовой прислужницы, и хоть солнце уже встало давно, женщина, видно, только проснулась.

— Чего надо? — буркнула она. Увидев рядом со мной малышку, она сказала:

— Детей не принимаем. Приют и так переполнен. Нам и тех, кто есть, кормить нечем.

Она, видимо, подумала, что я привёл девочку, чтобы отдать в приют. Удивлённый таким словам, я спросил:

— А разве у вас вчера девочка лет семи не потерялась?

Жрица, подумав, ответила:

— Ещё не знаю. Я их не пересчитывала. Может, кто и сбежал за ночь. Мы здесь никого не держим…

— Разрешите, я войду!

Не дожидаясь согласия, я плечом оттолкнул служанку и зашёл во двор, который огораживала стена. Унылый серый двор с тремя чахлыми деревцами, в котором толпа ребятишек во что-то играла. Само здание, где находился приют, удручало. Оно было похоже на стену, окружавшую его: такое же грязное, старое и неопрятное.

Проведя ребёнка вовнутрь, я собирался с ней попрощаться, когда девочка неожиданно крепко обхватила меня за ноги, и, прижавшись, начала плакать:

— Не оставляйте меня, пожалуйста! Заберите к себе! Я здесь никому не нужна, и никто меня тут не любит. Только постоянно бьют и ругают. А я буду вам помогать! Я мало кушаю, а все деньги, что соберу из милостыни, я буду вам отдавать! Вот, возьмите!

И она протянула мне горсть мелких монет. Я стоял, и не знал, что делать. Мне казалось, что оставить её здесь — это всё равно, что предать мою Амину. Может, она сейчас смотрит на меня из того мира, и я не хочу, чтобы ей было стыдно за своего папу. Слёзы навернулись мне на глаза. Дрожащим от волнения голосом я с трудом проговорил:

— Ну, не хочешь оставаться — и не надо. Пошли тогда назад домой. Только ты мне должна пообещать одно кое-что.

Сказав это, я присел на корточки, чтобы посмотреть в лицо ребёнка.

— Всё что угодно, папочка! — завопил ребёнок на весь двор, бросившись мне на шею.

— Ты больше никогда не будешь просить милостыню, — сказал я, обнимая рыжеволосое чудо.

Наш путь назад был радостным и оттого коротким. Ребёнок почти бежал, торопясь домой, крепко держась за мою руку, и буквально светился счастьем. Казалось, она не шла, а летела на маленьких крыльях, и тащила меня за собой, а я едва поспевал за ней. На душе было радостно. Глядя на счастливого ребёнка, я и сам улыбался, и чувствовал себя счастливым впервые за очень долгие годы.

Дверь нашего дома нам долго не открывали. Наконец, когда она открылась, я увидел Седру с заплаканными глазами.

— Мастер Арен, — начала она, но не успела закончить, когда маленькое рыжее чудо выскочило из-за моей спины и бросилось с криком к ней на шею.

— Седра, я теперь буду жить с вами!

Оставив их обниматься на пороге, я решил подняться в кабинет и немного выпить. Что-то всеми этими событиями я был выбит из привычного круга. Но в кабинете я встретил учителя.

— Арен, я хотел бы поговорить с тобой по поводу ребёнка. Седра давно просила помощницу. Ей сложно одной делать покупки, готовить еду, прибираться по дому… Мне тоже нужна помощь в саду, и в приготовлении лекарств. Я подумал, что…

Не дав ему закончить, я махнул рукой и сказал:

— Она внизу с Седрой.

— Ты правильно поступил Арен. Я пойду, проведаю её, — сказал он, и поспешил на кухню, где слышались голоса Седры и Леды.

Так в моём доме появился новый жилец.

Я почти неделю не выходил из библиотеки, ища зацепки или указания на утраченное сокровище, или потерянный всеми клад, и, кажется, нашёл то, что искал. За это время Леда отлично прижилась в нашем доме, как будто всегда в нём жила. Казалось, она была повсюду: то на кухне с Седрой что-то кухарит или собирается на рынок за покупками, а вот она уже в саду вместе с учителем ухаживает за цветами или помогает ему готовить лекарства для заказчиков. Её присутствие наполнило наш дом какой-то давно забытой для меня радостью и теплом, как будто я снова оказался в своём прошлом, когда жизнь моя была полной и счастливой. Амина, Сафира, как же мне вас не хватает… Всё-таки прав был Муса аль Раби, когда говорил: дом, в котором не слышится детский смех — это дом, наполненный грустью, где живут лишь печаль и старость.

Сидя в библиотеке, я ещё раз просматривал список, который держал в руках, чтобы не упустить чего-то важного. Путешествие в Туманные горы научило меня быть внимательным к мелочам, и все необходимые вещи лучше подготовить заранее. Чтобы собраться с мыслями, я ещё раз обдумал свой план. В одной старой северной хронике, непонятным образом оказавшейся в библиотеке учителя, я нашёл ниточку к сокровищам, обладание которыми раз и навсегда избавило бы меня от проблем. Среди множества легенд и сказок, которые я прочёл, ища истории об утерянных кладах, эта история была правдива. Мне предстояло отправиться в Северный Гарам, небольшое государство, находящееся на берегу Великого моря. Около двухсот лет назад к власти в этой стране пришёл герцог Киллиан, который после гибели своего брата-короля во время охоты стал регентом, пока маленький наследник короля не вырастет, и не сможет управлять страной. Регентство герцога Киллиана длилось двенадцать лет, и это было трудное для людей время. Сильно выросли налоги, старые помощники короля, его друзья и слуги, были изгнаны, а на их места пришли друзья герцога, заняв все значимые посты. Армия выросла в несколько раз за счёт наёмников, служивших не ради страны, а за серебро, которое платил им герцог, и выполнявших любые его приказы. Всякий ропот против порядков в стране жестоко карался, и поэтому люди с надеждой ждали того времени, когда принц вырастет и сможет взойти на престол. И, глядя на герцога, на его жажду власти и богатства, многие восхищались прозорливостью Маархана, жреца Мелираны, потребовавшего великую клятву перед лицом богини от герцога в том, что ни он, ни кто-либо другой по его приказу, специально или по незнанию, не будет угрожать жизни и здоровью принца; лишь в этом случае народ согласился бы признать его регентом. Клятва была потребована в храме богини в присутствии дворян, собравшихся для признания герцога новым регентом, и он дал эту клятву, поклявшись своей жизнью, что пока он правит страной, жизни и здоровью принца ничего не угрожает. И многие были уверены в том, что лишь благодаря этой клятве молодой принц был жив и здоров, потому что всем был известен гнев богини к тем, кто нарушает клятвы.

Так или иначе, время шло. Принц вырос в небольшой крепости, куда его сослал дядя вместе со старыми друзьями отца, и пришёл срок, когда принц должен был принять корону отца. Но герцог, столько лет правивший страной, не собирался так просто отдавать власть. Принц был объявлен сумасшедшим и неспособным к управлению страной. Аристократам, знатным горожанам, жрецам, усомнившимся в словах регента, был представлен какой-то сумасшедший юноша, объявленный принцем, а те, кто не поверил словам герцога, что это и был принц, были схвачены и брошены в темницу, а некоторые казнены. И, несмотря на ропот недовольства, герцог продолжил править страной, но уже опираясь лишь на силу, а не на закон. Мечи наёмников, которым он щедро платил, стали опорой его трона. Чтобы платить им и содержать своих сторонников, и без того высокие налоги были подняты ещё выше; земли и богатства тех, кто его не поддерживал, были отняты, а те, кто были недовольны, либо бежали из страны, либо оказались тюрьмах, а позже были казнены.

Но чем большее зло творил герцог, чем больше гибло тех, кто был недоволен его правлением, тем быстрее множилась армия его врагов. Жёны, мужья, дети тех, кто погиб, те, кто успел сбежать из страны, бросив достояние предков, свои дома и земли, чтобы спасти свои жизни — все они ненавидели герцога и жаждали мести. Общая беда хорошо объединяет даже разных людей, что уж говорить о тех, кто просто жил для того, чтобы увидеть тот день, когда герцог заплатит за свои дела. И тогда возник заговор, объединивший людей общей целью. Каждый сделал всё, что мог, чтобы солнце надежды вновь засияло над родиной. Аристократы, успевшие сбежать из страны, собрали деньги; были набраны и подготовлены воины. И под покровом ночи отряд солдат, одетых в форму королевской гвардии, проник во дворец через потайной ход, о котором никто не знал, кроме старого телохранителя, служившего ещё при отце принца. Заговорщики смогли незаметно попасть в королевские покои, в которых лишь небольшой коридор под охраной наёмников отделял их от спальни, где спал узурпатор. Охранники не были готовы к схватке, и пали быстро под мечами солдат. А потом они ворвались в спальню тирана, который и был там зарублен вместе со своей женой прямо в постели. Лишив их жизни, они вошли в соседние комнаты, где находились дети герцога, и хоть дети были малы и ни в чём не виновны, они также погибли в ту ночь, заплатив своей кровью за грехи отца.

После гибели герцога наёмники ушли из страны: им больше не было за кого сражаться, и не было тех, кто стал бы им платить. Принц был освобождён из крепости и взошёл на трон, оказавшись здоровым и душой и телом. Те, кто творил зло и беззакония в стране, были наказаны, кто топором, кто тюрьмой. И казалось, что в этой истории всё хорошо: зло повержено, добро победило; но осталось кое-что, что меня заинтересовало. Золото. Долгие годы управляя страной, герцог должен был собрать большие богатства, но их не нашли. Когда молодой принц взошёл на трон, выяснилось, что королевская казна практически пуста. Королевские сокровища и реликвии, всё, что было собрано за века, которые правила страной королевская династия, пропало. Их искали, допрашивали схваченных слуг тирана, случайных людей, которые что-то могли знать, обращались к магам и жрецам в надежде найти сокровища, но и они не смогли помочь. Годы шли, сокровища, несмотря на все старания, так и не были найдены, а со временем о них и забыли. Вот их-то я и собирался найти.

Конечно, были определенные риски. Отправиться за ними придётся на север, где сильны Озарённые. После Великой войны юг считался территорией Восьми орденов; на этих землях волшебники получили поддержку от местных правителей во время войны, и люди были более доброжелательны к нам. Поэтому на юге волшебники были всегда сильны, и не опасались преследований со стороны Озарённых. В отличие от севера, где до сих пор в некоторых странах действует запрет на волшебство. Там любой маг всегда в опасности, а если он ещё и некромант, то костёр — самое малое, что ему уготовано.

Но на этот риск я вынужден был пойти. Потому что я знал, где находится самый важный компонент, необходимый для призыва души умершего. После гибели герцога, он, вместе со своей семьёй был похоронен в небольшом склепе на старом кладбище; так распорядился молодой король. И, учитывая с каким почтением северяне относились к покойным, эти останки наверняка не потревожили, тем более что золота или драгоценностей в могилу никто не вложил, и могильные воры вряд ли полезли бы к мёртвым костям. А мне как раз и нужны были кости, точнее не кости, а череп: он был необходим для проведения ритуала. Останки умершего должны были послужить опорой, которая удержала бы мост, по которому пройдёт душа, призванная мной из мира мёртвых. Заклинание было довольно трудным и опасным, и до этого мне не приходилось его ни разу использовать, поэтому, чем больше компонентов, необходимых для проведения ритуала, будет собрано, тем лучше. Тем более, особых сложностей возникнуть не должно: незаметно проникнуть на кладбище, выкрасть череп, призвать душу герцога, узнать, где спрятаны сокровища, заполучить их и вернуться домой. Всё достаточно просто. Если всё сделать аккуратно, то никто ни о чём не узнает, поэтому об Озарённых волноваться не стоило.

Погруженный в свои размышления, я не заметил, как в комнату тихонько зашёл учитель.

— Арен, я хотел бы с тобой поговорить, — сразу, без предисловий, начал он. — Я вижу, что ты опять что-то затеваешь. И он указал на разложенные на столе свитки:

— Надеюсь, ты больше не собираешься творить очередное безумство, вроде того путешествия в горы. Тогда тебя спасло лишь чудо, божественное вмешательство. Но боги не любят помогать дуракам. Поэтому я, как твой учитель, хочу знать, что ты собираешься делать, чтобы уберечь тебя от ненужных ошибок или глупостей. Сейчас ты отвечаешь не только за свою жизнь, но и за жизнь ребёнка, которого ты привёл в свой дом.

От учителя у меня не было тайн, и я рассказал подробно о своём плане. На протяжении всего рассказа учитель неодобрительно качал головой.

— Арен, неужели тебе так обязательно рисковать жизнью? Почему север? Зачем такой риск? Прояви ты хоть немного терпения, и ты бы нашёл и более доступный клад. Если ты вот так хочешь добыть деньги…

Но взглянув на меня, он лишь устало махнул рукой и продолжил:

— Впрочем, поступай как знаешь. Ты уже давно сам несёшь ответственность за свои поступки. Я не сомневаюсь: ты всё равно поступишь, как решил. Но помни: на севере любой маг обязан сообщить о себе Озарённым, рассказать подробно, зачем, для чего, и к кому он прибыл. И будь уверен, каждый твой шаг будет под их надзором. Если ты этого не сделаешь и будешь действовать тайно, то станешь вне закона, и любой Озарённый в праве тебя убить, и ему за это ничего не будет. А хуже всего, если попадёшься живым. Пытки будут длиться неделями, и милосердия от них не жди.

— Пускай сначала найдут, а если и найдут, то мы ещё посмотрим, кто кого…

Первые солнечные лучи пробились сквозь облака, и я поднял свой меч, приветствуя появление Владыки небес на небосклоне.

— Гелион, Владыка небес, я приветствую тебя!

Утренний ритуал всегда вызывал во мне подъём и наполнял силой и счастьем. Вера была моим проводником на дороге жизни, она давала мне смысл и цель, и я с радостью в сердце шёл по этому пути. Теперь, когда я укрепил душу после утренней молитвы, необходимо заняться телом: отжимания, пробежка, тренировка с мечом, обливания холодной водой — все эти упражнения описал в своём наставлении для Озарённых князь Вегрейн, и я всегда следовал его словам. И хоть некоторые говорили, что не следует так дословно придерживаться их, например, обливаться холодной водой на морозе, или бегать три лиги по снегу, одетым лишь в штаны и без обуви, я всегда это выполнял, отбрасывая боль и сомнения. «Пусть ваша вера вам служит одеждой; она же будет вашим мечом и щитом. С ней вы никогда не будете одиноки, ибо вас всегда будет двое: ты, и бог, которому ты служишь». Эти слова Вегрейна всегда меня вдохновляли, и хоть в прошлом году, после обливания на морозе, я слёг с воспалением и долго болел, это было от недостатка веры, а не от нехватки мозгов, как кричала на меня Тиала. Она тогда долго на меня орала, сравнивая с тупым ослом, рассказывая о том, что свои наставления Вегрейн написал на юге, где никогда не бывает даже снега, не то, что морозов, как у нас. Но меня это не убедило, и когда снова настанет зима, я всё равно буду делать так, как делали истинные Озарённые. Выполняя упражнения, которые делали они, мне казалось, что я с ними как будто соприкасаюсь, и этот утренний ритуал, и упражнения, которые я выполняю, объединяют меня с ними, делая меня частичкой тех великих, кто когда-то основали орден.

Вот так, размышляя, я незаметно выполнил все предписанные упражнения. Натренированное ежедневными занятиями тело само исполнило всё, что от него требовалось, практически не заставляя думать над тем, что и как нужно делать. Обливание холодной водой закончило мои занятия. Я шёл через двор, обтираясь полотенцем, когда ко мне подбежал слуга, и, не отдышавшись, начал быстро говорить:

— Комтур просил вас срочно зайти к нему.

Магистр не любил задержек в выполнении его приказов, и я почти бегом направился в его покои. На пороге я чуть не сбил Ясмеру, несмотря на утро, уже одетую в церемониальный синий плащ с вышитым на нём символом Мелираны. Судя по её удивлённому лицу, она тоже не знала, зачем мы так рано понадобились магистру.

Постучав в дверь, и дождавшись разрешения войти, мы с Ясмерой переступили порог. Магистр отличался суровым нравом и держал в железных рукавицах всю миссию Озарённых в этом городе. Магистр был в своем кабинете и, судя по его сердитому сопению, он был явно чем-то недоволен, а когда я взглянул на то, что он держал в руках, сердце тревожно ёкнуло в груди: это был наш совместный с Ясмерой доклад о проведённом расследовании. Три месяца назад во время рейда городской стражи в одном из городских притонов были найдены подозрительные склянки с колдовскими зельями. В отличие от множества подделок, продающихся подпольно на городском рынке, эти оказались настоящими, и могли на время значительно увеличить силу и реакцию того, кто их выпил. Всё, что связано с магией, входит в компетенцию Озарённых, и мы с Ясмерой проводили расследование, чтобы узнать, откуда у воров оказались настоящие колдовские зелья. Два месяца мы пытались это выяснить. У самих воров узнать не получилось, так как они успели скрыться из города. Меток мага, изготовившего эти зелья, на флаконах тоже не было. Допрос местных магов и колдунов не выявил того, кто мог их сделать. Скорее всего, их контрабандой привезли с юга, где хватает волшебников, и кто-то из них, захотев лёгких денег, вполне мог изготовить партию нелегальных зелий, но узнать, кто это сделал, и привлечь его к закону, было невозможно. На юге сотни магов и узнать, кто именно сделал зелья, было сложно, ведь это не заклятья, и по ним нельзя взять след, чтобы найти мага, преступившего договор.

Всё это я вместе с Ясмерой и написал. Точнее, она написала, так как почерк у меня был не очень. Буквы у меня выходили плохо, да и ошибок я делал многовато, так как считал, что всякая писанина — это не то, чем должен заниматься воин. Моё дело оружием владеть; много ли помогут умнику его книжки против меня с мечом?

Наконец, магистру надоело читать, и он отбросил наш доклад.

— Геран, ты для чего поступил в наш орден?

— Для того, чтобы карать тех, кто преступил волю богов! — не задумываясь, ответил я.

— Так на кой чёрт ты разгромил лавку торговца зельями и колдовскими ингредиентами?

— Я ничего не громил, а устроил допрос с пристрастием, — обиженно ответил я. — Мне показалось, что хозяин лавки что-то утаивает, и я провёл обыск в его лавке, как и предписывается уставом.

— И при этом перебил половину содержимого в лавке этого проходимца! — яростно закончил магистр. Выбравшись из-за стола, он принялся возбуждённо ходить по комнате. Немного успокоившись, он продолжил:

— А ты знаешь, что этот мошенник потребовал возмещения всего того, что ты разбил там или поломал, и мы обязаны выполнить его требования, раз в его лавке ничего запрещённого найдено не было, а это почти двести золотых монет выходит?

— Что?!? Да я разбил там всего пару склянок, и то случайно зацепился! Да я этого гада!..

— Прекратить!!! — магистр рявкнул так, что мне захотелось стать маленьким и спрятаться за хрупкими плечами Ясмеры.

— Девочка моя, а ты куда смотрела? С этого болвана спросу мало, — кивнул он на меня. — Я ж тебя к нему приставил, чтобы ты за ним присматривала, и он чего-нибудь не натворил!

Ясмера, всё это время молча стоявшая возле порога, низко склонилась в поклоне и произнесла:

— Простите магистр, что я не смогла оправдать вашего доверия. Я готова понести за это наказание.

Это меня окончательно взбесило.

— Я что, по-вашему, мальчишка, не способный отвечать за свои поступки, что нуждаюсь в присмотре, да еще женщины? Я Озарённый, Солнечный воин, и я сам могу за себя отвечать!

Ясмера с магистром посмотрели на меня так, что меня прошиб мороз, как будто меня окатили ледяной водой из ведра.

Магистр тем временем уселся снова за стол и, пододвинув к себе небольшой свиток, обратился к Ясмере:

— Сегодня ночью кто-то разгромил склеп герцога Киллиана. Пострадал кладбищенский сторож со своим псом. Возможно, использовалась магия. Необходимо разобраться в произошедшем. Отправляйся туда, и этого с собой возьми! — кивнул он на меня. — Пускай ума набирается, не всё же ему мечом махать.

— А с тобой я поговорю попозже, — сказал он, и одарил меня таким взглядом, что мне всё стало ясно. Лучше бы я отправился охотиться на оборотней на пару лет, лишь бы этот разговор не состоялся.

Прогулка по утреннему городу вместе с Ясмерой вернула мне добрый настрой. И хоть впереди меня ждал разговор с магистром, не предвещающий ничего хорошего, об этом я старался не думать и радовался жизни. Как говорил князь Вегрейн: «Радуйся жизни сейчас, потом может не наступить. И если ты думаешь, что плохо только тебе, оглянись вокруг. Всегда найдётся тот, кому хуже». Поэтому я и радовался жизни, как мог: иду по городу, жив-здоров, рядом хорошенькая девушка. Хотя Ясмера была опытной Ищущей: несмотря на то, что мы с ней были одногодки, она ещё два года назад была принята в Орден, и уже успела к этому времени стать одной из лучших Ищущих в нашей миссии. Говорят, когда она была ещё маленькой, и только начала проявлять свой дар, её хотел взять к себе в ученицы Хенсур, старенький маг из Ордена Земли, но она отказалась, и предпочла служение богине. Её родичи ей этого так и не простили, и с тех пор с ней не общаются. Их можно понять: маги богаты, и ни в чём не нуждаются, а у неё большая семья, одних только братьев пятеро, да ещё сестры, которым нужно собрать приданое. А тут такой шанс выбиться в люди, выучиться, стать магом и грести золото лопатой! От людей отбоя не будет, к земному магу всегда толпа людей на пороге. Тут тебе и почёт, и уважение, и достаток, а с ней бы и семья из бедности выбралась. Представляю, что ей там родители наговорили, когда она отказалась стать магом, а стала послушницей в храме Мелираны, чтобы потом, через шесть, лет закончив обучение, стать Ищущей, грозой волшебников, нарушающих договор.

Мне было проще. В моей семье всегда были Озарённые, служащие Небесному владыке, поэтому я продолжил традицию, и пошёл по дороге, проложенной предками. Всё моё детство было подготовкой к моему служению: тренировки с оружием, езда на лошади, рукопашный бой. Я хотел, чтобы мои предки гордились своим потомком, поэтому день, когда меня приняли в ряды Озарённых, вручив пояс и меч Солнечного воина, был самым счастливым днём моей жизни. Жаль, что отец меня так и не увидел. Он погиб, когда мне было три года, и я его почти не помнил. Он редко бывал дома, будучи постоянно в разъездах по делам ордена, но когда он к нам приезжал, это был настоящий праздник. Мама, родственники, все вокруг бегали, суетились, накрывали столы; и пока готовились угощения, мы с папой гуляли по городу. И я помню, как я гордился своим отцом, и тем уважением, с каким его приветствовали люди. А ещё помню, когда его привезли домой, всего почерневшего, в прожжённом доспехе. Он погиб, прикрыв собой товарища от заклинания, брошенного в него магом-преступником. С тех пор я ненавижу магов и всё, что с ними связано. Будь моя воля, я бы всех этих ублюдков, и всех, кто с ними связан, отправил на костёр, чтоб не отравляли честным людям жизнь. А всякие там договора только мешают творить правосудие, не давая и шага сделать без того, чтобы тебя сразу не одёрнули. Погрузившись в воспоминания, я и не заметил, как мы дошли до старого кладбища. Ясмера, молчавшая всю дорогу, неожиданно заговорила со мной:

— Ты знаешь, где находится могила этого герцога?

Я утвердительно кивнул. Где находится могила Кровавого герцога, знал каждый мальчишка в этом городе. Чтобы доказать, что ты не трус, не одно поколение мальчишек пробиралось тайком на кладбище, чтобы принести с него кровавую розу. Только на кладбище росли эти цветы, нигде в другом месте они не приживались и быстро вяли. Никто не знает, почему так получалось. Многие говорили, что это, дескать, из-за мертвецов, похороненных в земле, и цветы, дескать, из их тел вытягивают соки. И всякий, у кого сердце не кролика, чтобы доказать, что не трус, должен был принести один такой цветок. Особой храбростью было принести понравившейся девчонке целый букет этих цветов. А возле могилы герцога как раз и рос огромный куст этих цветов. Помню, как я сам нарвал с него целый десяток роз и подарил их Нессе, в которую тогда был влюблён. Правда, цветы мне не помогли, и её просватали за сына купца. Её родители предпочли видеть зятем торгаша, а не Солнечного воина.

Старое кладбище совсем не изменилось с тех пор, как я был на нём в последний раз. Тропинки, вытоптанные посетителями и родственниками, проворно оббегали старые курганы и склепы; оставалось только пройти по ним. Могила герцога находилась в северной стороне кладбища, где уже больше века никого не хоронили, поэтому идти пришлось довольно долго.

Наконец, мы добрались до места. Несколько стражников стояли около склепа, дожидаясь нас. Поприветствовав старшину, и взглянув на старика, а потом на склеп, Ясмера отпустила стражей, и те явно с облегчением поспешили прочь. Возле огромного куста роз, растущего рядом с небольшим покосившимся склепом, я увидел старика сторожа вместе с его огромным псом.

Ни сторож, ни пёс совсем не изменились с тех пор, как я в детстве от них удирал. Сторож со своим псом были местной страшилкой и грозой детворы. Много лет старый сторож, одни боги знают, когда нанятый городским советом, чтоб присматривать за порядком на кладбище, вёл непрерывную войну с детворой, которая облюбовала старые склепы и могилы для своих игр. И в ходе этой войны немало спин и задниц пострадало от жгучей крапивы, которой стегал сторож пойманных нарушителей кладбищенского сна. Не менее грозен был и его пёс, громадный волкодав по кличке Молчун; и хоть никто не припомнит, чтобы он хоть раз пустил в ход свои клыки, величиной с добрый палец, всё равно он внушал всем страх и почтение одним своим видом.

Я с любопытством взглянул на старика и его пса. Старик спокойно сидел под кустом и жмурился от яркого весеннего солнца. Его сухая жилистая фигура буквально излучала какое-то внутреннее спокойствие и уверенность. В своём старом камзоле, штанах из грубой ткани и неизменных кожаных сапогах он мне почему-то напоминал столетний дуб, переживший на свое веку немало, и способный простоять ещё столько же, несмотря на бури или иные невзгоды. Его тонкое лицо, изборождённое, как кора дерева, сотнями морщинок, не было лицом древнего старика, а напоминало мне, скорее, лицо пожилого опытного воина, который и сейчас на поле боя не уступит десятку молодых вояк. Его пёс был под стать хозяину, и хоть шерсть была наполовину седой, пёс, ростом не уступавший доброму телёнку, был также полон сил, как и его хозяин. Во всяком случае, в поединке этого пса против какого-нибудь матёрого волка, я бы точно поставил на пса, и не проиграл. Ясмера подошла к старику и почтительно ему поклонилась:

— Почтенный, городская стража нам сообщила о том, что на вас напали, а также, что была разграблена могила герцога Киллиана.

Старик, сидевший до этого с закрытыми глазами под кустом роз, наконец, решил взглянуть на нас, а я снова поразился этому человеку: таких ярких, пронзительных и умных глаз не встретишь и у молодых, что уж говорить о старике, разменявшем не один десяток лет. Сторож, не торопясь, ответил:

— Было такое.

Говорил он тихо и не спеша, чётко выговаривая каждое слово, поэтому я подошёл поближе, чтобы лучше слышать.

— Вчера ночью я делал, как обычно, обход, смотрел, чтоб никаких гуляк здесь на ночь не осталось, или дети какие не заплутали, мало ли что. Когда подошли к этой стороне кладбища, смотрю, Молчун меня в эту сторону тянет, ну я сразу смекнул, что там кто-то есть. Подумал вначале, что дитё какое на спор с приятелями сюда пробралось, чтоб розу с куста сорвать. Ну, я и решил подкрасться к нему, чтоб его, стервеца, проучить, значит, чтоб ночью по кладбищу не лазил. Подходим мы с Молчуном тихонько, чтоб его не спугнуть; смотрю — возле склепа кто-то возится, вроде как дверь открыть пытается. Ну, я сразу смекнул: могильный вор. И гаркнул во весь голос, чтоб страху навести: «Стоять!» А он в начале, с перепугу, видать, дёрнулся, а потом в ответ тоже что-то крикнул — и на меня как-будто ледяную рубаху надели. Холод был такой, что даже пошевелиться не мог, дышал через раз. Крикнуть было захотел, да сил не хватило и звука издать. Где стоял, там и упал; и пёс мой рядышком со мной упал, видать и ему досталось. Потом тот, кто возле склепа возился, вроде как к нам подошёл, посмотреть, значит. Пощупал меня, что-то буркнул, и отошёл назад к склепу. Потом что-то там стукнуло, видать, дверь высадил. Внутри он там недолго возился, скоренько выбежал. А мы с Молчуном моим так и лежали, к утру только оттаивать потихоньку стали. Тут нас как раз и нашли, местная ребятня, пролезшая сюда, чтобы озоровать. Они ж и стражу сюда привели, а те уж вам сообщили.

— В склепе что-то пропало?

— Нет, — отрицательно мотнул головой старик. — Кроме головы старого герцога там всё на месте. Да и нечему там было пропадать. Их же после того, как в замке порубали, в чём были, в том и похоронили, в ночных рубашках, значит. Там же и детки с ними лежат, всей семьёй они там. А золота или украшений там не было: всё с тел поснимали вояки, их порубавшие, так что кроме костей брать нечего было.

— Так зачем же туда полезли? Не за костями же? — не удержавшись, спросил я.

— А вот этого я не знаю, — ответил сторож, наконец, взглянув на меня. — Это надо спрашивать у того, кто здесь лазил, что ему в склепе у герцога понадобилось.

— Может быть, это был призрак? — решила блеснуть умом моя спутница.

— Нет, — старик решительно мотнул головой. — Это не беспокойная душа. Уж я бы её от живого человека отличил. Довелось повидать на моём веку.

— А вы не расслышали, что именно сказал тот, кто на вас напал, когда подходил? — опять Ясмера всё расспросы свои продолжает, а я как раз хотел старика расспросить, где это он призраков мог видеть.

— Расслышал, отчего ж не расслышать. Со слухом у меня, хвала богам, всё хорошо. «Ашанас» он вроде сказал, когда меня трогал.

Ясмера кивнула, как будто слова старика подтвердили её догадку.

— Мне нужно вас осмотреть, чтобы понять, что это за заклинание, и попытаться взять след того, кто его сотворил.

Старик взглянул на своего пса, весь разговор дремавшего на солнце, положив свою большую голову сторожу на колени, как будто спрашивая его согласия.

— Смотрите, если надо. Мы с Молчуном не возражаем.

Ясмера подошла к ним, и долго водила руками, сначала над стариком, а потом над его собакой, и лицо у неё во время этих действий стало каким-то сосредоточенным и хмурым.

— Я закончила, — сказала она наконец, перестав водить руками. — Спасибо, почтенный, за то, что вы нам помогли.

Она поклонилась, и направилась к выходу из кладбища. Я последовал за ней, когда меня неожиданно окрикнул сторож:

— Я помню тебя, когда ты ещё мальцом лазил на это кладбище. По-хорошему, надо было тебя тогда отодрать крапивой, да за ушко привести к матери, чтоб она тебе рассказала, что кладбище не место для игр. Но я не стал тебя позорить, в память о твоём отце. И сейчас я хочу тебе дать добрый совет, так как твой отец тебе его дать не сможет: не лезь в это дело. Я сам разберусь с тем, кто здесь проказничал.

— А почему вы Ясмере ничего не сказали? — выпалил я первое, что пришло в голову от неожиданности.

— Она девочка умная, и не полезет туда, куда не надо лезть. А вот тебе по молодости и глупости голову и снесут, так и не успеешь поумнеть.

— Я Озарённый, Солнечный воин, и сам кому хочешь что хочешь снесу! — вспылил я. Попрёки на мою глупость и молодость бесили меня почти так же, как маги или волшебство.

— Ну, смотри. Твой отец хоть сына успел увидеть, а ты и усов вырастить не успеешь, если и дальше будешь лезть вперёд головой, не думая самой головой.

На это я решил ничего не отвечать, и пошёл догонять мою спутницу, успевшую уже далеко отойти. Назад мы шли вдвоём. Ясмера всю дорогу о чём-то размышляла, а я глазел по сторонам. Гарам — крупный портовый город, и в это время года на его улицах толклось множество людей: купцы, моряки, паломники с севера и юга. Разноязыкая речь разносилась по улицам, а шум, казалось не утихал никогда.

На рынке, раскинувшемся вокруг пристани, как всегда было полно народу. Вдоль торговых рядов прогуливались покупатели, торговцы и зазывалы во всё горло расхваливали свои товары: фрукты и вина с далёкого юга, ткани и украшения с востока, оружие и доспехи северных земель. Посуда, одежда, обувь — чего там только не было! Глаза разбегались от разнообразия товаров и людей. Вот огромный торговец в диковинном наряде расхваливает амулеты от сглаза, несчастной любви, гибели в море или от кражи. Другой торгует шелками, и на глазах покупателей сквозь девичье кольцо продевает длинный кусок зелёного шёлка. Ещё один ударом меча разрубает толстый брус дерева. Я даже остановился посмотреть на клинок, но Ясмера потянула меня дальше.

Мы поспешно следовали вдоль торговых рядов, когда я учуял в воздухе запах жареной рыбы, и мой живот настойчивым урчаньем напомнил о себе. Торговец на железной решётке жарил и продавал всем желающим свежепойманную малакку. Вспомнив о том, что я так и не успел с утра поесть, я предложил своей спутнице подкрепиться, заодно надеясь в разговоре за едой что-нибудь разузнать. Она явно поняла больше, чем я, из произошедшего на кладбище.

Ясмера не стала отказываться: она тоже успела проголодаться. Поэтому мы купили по небольшой рыбёшке, надетой на деревянный прут, и отошли в сторону, чтобы поесть. Там, утолив первый голод, я и спросил Ясмеру:

— Скажи, ты поняла хоть что-нибудь из того, что произошло на кладбище? Зачем вору понадобилось лезть в могилу, где нет ничего, кроме костей, да ещё не простому вору, а владеющему магией?

— А ты сам как думаешь? — моя спутница оторвалась, наконец, от рыбки и посмотрела на меня.

— Не знаю. Если честно, что-то тут не сходится, — развёл я руками. — Брать там было нечего. Если ты магией владеешь, зачем такую глупость делать? Можно людям помогать, этим себе хлеб зарабатывать. А если уж злодействовать решил, то мог бы магией своей грабить тех, кто побогаче. Заморозил бы богача какого, и бери с него, что хочешь. Тут и охрана не поможет. А здесь всё непонятно. Лезть ночью на кладбище, чтобы украсть никому не нужный череп и заморозить старого дурака вместе с его собакой. О, понял! — решил я поделиться своей неожиданной догадкой. — Он ошибся могилой. Ночь, темень, ничего не разберёшь; наверно, он думал, что лезет в богатый склеп, где золото можно найти, а когда понял, что ошибся, с досады решил взять хоть что-то, и прихватил голову герцога.

— Нет, — моя мысль явно рассмешила мою спутницу. — Маг попал туда, куда и хотел попасть, и забрал именно то, зачем пришёл.

— Тогда, может быть, это какой-то сумасшедший, собирающий какие-нибудь диковинки? Я слышал, есть такие люди, собирающие разные глупости, а этот, может, собирает черепа великих злодеев, — высказал я ещё одно предположение.

— Тоже нет, — покачала головой Ясмера.

— Тогда, может быть, ты поделишься своими мыслями? — потребовал я.

— Хорошо. В конце концов, тебя послали со мной, чтобы учиться. Поэтому слушай: мы имеем дело с сильным магом, недавно прибывшим сюда с юга. Этот маг состоит в одном из восьми орденов, причём у него ранг не ниже мастера, возможно даже магистра. Он сильно торопится, и занимается своим делом втайне от руководства ордена. Возможно, он Серый или хейсер, маловероятно, что мореход.

— С чего ты всё это взяла? — удивлённо спросил я, глядя на свою спутницу, продолжавшую есть рыбу.

— Во-первых, то, что он с юга, я поняла по тому, что сказал старик. «Анн ша нас» на южном диалекте значит «живы оба». То, что это орденский маг, а не самоучка, я поняла по структуре наложенного заклинания: здесь чувствуются рука и сила опытного мага. Уровень мага определила по силе заклинания: старик с псом только к утру начали оттаивать; ученик или подмастерье так бы не смогли. Если б здесь действовал орден, а не одиночка, мы бы вообще ни о чём не узнали: маги умеют, когда надо, провернуть дело так, что о нём лишь боги знают, но не люди. А орден приблизительно определила по заклинанию: у каждого ордена они свои, и несут определённый отпечаток силы, которую использует маг при сотворении заклинания. Это заклинание мне не знакомо; также непонятна сила, которую использовал маг. Поэтому я и подумала, что это мог быть Серый плащ, или, возможно, Хейсер: у них нет определённой конкретной силы, которую они используют при сотворении заклинаний, поэтому у них можно встретить заклинания из разных школ. То, что он здесь недавно, я поняла по тому, что он сам полез на кладбище, а не нанял помощников. Не знает он в этом городе никого, к кому можно обратиться с такой просьбой. А то, что он торопится, опять же следует из того, что он сам полез, а не нанял кого-то. Если бы располагал временем, не стал бы рисковать, а поискал бы помощников.

Удивлённый услышанным, я некоторое время сидел, размышляя над её словами.

— Может, ты ещё скажешь, зачем ему череп понадобился? — спросил я её.

От этого вопроса улыбка у моей спутницы пропала, и она нехотя ответила:

— Об этом я даже боюсь думать. Скоро восход Серебряной луны, а в эту ночь некромант, используя череп умершего, может призвать его душу назад в мир живых, чтобы получить ответы на свои вопросы. И если этот маг владеет тёмным волшебством, то он очень опасен, и с ним надо быть крайне осторожным.

События прошедшей ночи меня сильно утомили. Непонятно откуда появившийся сторож вместе с со своим псом сорвали мои планы незаметно выкрасть череп герцога, не привлекая внимания Озарённых. Чтобы немного успокоиться и собраться с мыслями, я попытался вспомнить и обдумать всё связанное с моим путешествием на север. Вначале всё, казалось, шло хорошо: найти корабль, который отправлялся в Гарам, оказалось несложно. Многие торговые корабли, как с юга, так и севера, пересекают Великое море, перевозя товары и людей. На одном из них, большой торговой галере с грузом вина, я и купил себе место на борту. Путешествие по морю мне давалось тяжело: постоянная качка вызывала у меня приступы морской болезни, слабость тела, тошноту; всё это меня подкосило, и я несколько дней не покидал свою каюту. Магию я не рискнул использовать: во-первых, я не знал заклятья, которое могло бы мне помочь справиться с болезнью, а во-вторых, даже если бы я его знал, то вряд ли смог использовать. Постоянно качающаяся палуба и приступы рвоты вряд ли позволили бы мне достаточно сосредоточиться для того, чтобы применить волшебство. Хвала богам, что всё-таки со временем я стал преодолевать болезнь: примерно на пятый день своего путешествия я смог покинуть каюту и выбраться на палубу, чтобы подвергнуться насмешкам моряков, невежественных хамов и ублюдков, вздумавших потешаться надо мной из-за болезни, которая со мной приключилась. Я с трудом сдержал себя, чтобы в ответ на их шуточки не бросить заклинание Боли на слишком уж развеселившихся мореходов. В это путешествие я отправился, втайне скрывая свою принадлежность к Странникам серых путей, поэтому и не мог требовать к себе почтения, которым привык пользоваться. Чтобы оставаться неузнанным, я использовал заклятье Чужого лица, несложное, но весьма полезное. Недорогой наряд паломника и небольшая сумка с необходимыми вещами были всем моим скромным грузом.

Постепенно я сумел справиться с болезнью, привык качке, и перестал обращать внимание на моряков, и те прекратили мне досаждать. Мне даже постепенно начало нравиться плыть, любоваться этой необъятной морской гладью, смотреть, как солнце, постепенно погружаясь за горизонт, преображает море, наполняя синеву воды золотистым сиянием. И та красота, которую я видел, заслоняла собой все те мелкие невзгоды, которые со мной приключались.

Но ближе к концу путешествия, когда я уже считал дни до прибытия в Гарам, обдумывая дальнейшие планы, наш корабль попал в шторм, чуть не перечеркнувший как мои планы, так и жизнь. Ясная синева неба, не предвещавшая угрозы, как-то в одночасье затянулась тучами, шквальный ветер начал вздымать волны, и наш большой надёжный корабль превратился в игрушечную детскую лодку, брошенную на прихоть бушующего моря. Огромные волны, перекатываясь через палубу, сбивали людей с ног, снося за борт всё, что не было надёжно закреплено. Борта корабля трещали, как ворота города под ударами осадного тарана. Мачта корабля сломалась под натиском волн, и вместе с парусами и верёвками, удерживавшими её, громко треснув, рухнула на палубу, и команда, обрубив канаты, сбросила её за борт вместе с остатками парусов.

Матросам оставалось полагаться на вёсла и богов; капитан, привязанный к рулю корабля, управлял судном, раздавая команды морякам. Все, кто не были на вёслах, спустились в трюм, откуда вёдрами черпали воду, бьющую сквозь щели в бортах. Но это всё мало помогало: ветер усиливался, волны становились всё больше, и мне стало ясно, что капитану было уже не под силу спасти его корабль. Несколько особо сильных волн, ударивших в борт, чуть не опрокинули судно, и лишь тяжёлый груз винных бочек не позволил кораблю перевернуться.

Поняв, что ещё немного, и корабль пойдет ко дну, я поспешил на палубу. Магия воды и ветра мне была почти неподвластна, но я знал пару заклинаний, которые могли бы ослабить хоть ненамного силу ветра. Читать заклинание на сотрясающейся под ногами палубе корабля во время шторма было непросто, но я решил рискнуть. Терять мне всё равно было нечего: если ничего не предпринять, то корабль погибнет, и я вместе с ним.

На палубе почти никого не было: последние волны, чуть не опрокинувшие корабль, сбили с ног моряков, смешав их в слабо шевелящуюся кучу. Верёвки, которыми они были обвязаны, не позволили им вылететь за борт, но защитить от удара об деревянный настил корабля они не смогли. Капитан находился у руля корабля, крепко привязанный канатом, и лишь каким-то чудом устоял на ногах и продолжал схватку с природой. Обвязавшись верёвкой, чтобы не вылететь за борт, я стал пробираться к капитану на корму, там палуба была более устойчивой. Когда я каким-то чудом сумел добраться до капитана, я не увидел на его седом лице ни страха, ни растерянности. Лицо северянина оставалось спокойным и сосредоточенным; не обращая внимания на волны, вспышки молний, озаряющие небо и шквальный ветер, он правил своим кораблём, каким-то чудом находя просветы между гигантскими волнами. Подобно воину, он вёл свою борьбу против полчищ врагов, сражаясь до конца, и не собираясь отдавать на поживу морским богам своё судно.

На груди у капитана я заметил небольшую раковину, надетую на неброскую серебряную цепочку. Это был амулет, который Хозяева волн и ветров продают за немалые деньги; его называют «Повелитель ветров». Используя его, можно вызвать ветер, наполняющий паруса кораблей, и экипажу не придётся мучиться, ворочая вёсла; или наоборот, ослабить силу ветра, поднимающего бурю. Но здесь магия проиграла природе: амулет не помог. Исчерпав силу, вложенную в него магом, он так и не смог справиться со штормом, грозящим потопить судно.

Увидев амулет, я сильно обрадовался. Надежда затрепетала у меня в груди; я слабо надеялся на свои заклинания: прочесть их правильно, не сбиться и не потерять контроль, находясь на корабле во время шторма, было почти невозможно, а вот влить силу в уже готовый амулет я мог. Для это сильно стараться не надо. Когда очередная волна, ударившая корабль, отбросила меня к капитану, я без разговоров сорвал у него с шеи цепочку с ракушкой, и поспешил надеть перстень Мелираны, который я прятал в кармане. Я сосредоточился на вливании силы в амулет; чтобы спастись, мне потребовалась бы вся сила, которая мне была доступна. Капитан, сосредоточенный на спасении корабля, не обращал на меня внимания, а я, скорчившись у его ног, черпал силу, откуда только мог. Как швея, я тянул ниточки силы, вплетая их в амулет, наполняя силой вложенные в него чары. Потоки силы пронизывают весь окружающий мир, маг лишь придаёт им форму с помощью заклятий или рун. Но работать с потоками силы непросто: это требует концентрации и погружения. Это тяжёлая работа, приносящая боль и усталость, и чем больше ты черпаешь из потока силы, тем тяжелее за это расплачиваться.

Заклятье, вплетённое в раковину, составил хороший мастер, и я, не пытаясь разобраться в вязи заклинания, переливал всю силу, которую только мог зачерпнуть, стараясь не отвлекаться ни на волны, ни на ветер, бьющий в лицо, ни на воду, рекой струившуюся по телу. Руны, начертанные на ракушке, начали светиться, а сама раковина нагрелась, и стала похожей на уголь, вытащенный только что из печки. И когда, обессилев, я понял, что ещё немного, и я потеряю сознание, я поднял раковину, потрескивающую от переполнявшей её силы, и высвободил заклятье, разом выпустив всю силу, что смог в неё влить.

Я плохо запомнил, что потом произошло. Яркая вспышка, осветившая небо, амулет, рассыпающийся у меня в руках; ветер внезапно стих, а потом, кажется, я потерял сознание. Очнулся я уже в кубрике капитана, укрытый тёплым пледом; вся мокрая одежда была с меня снята. После использования заклятья такой силы тело сильно ослабло, меня бил озноб, голова кружилась. Было такое чувство, что я поднял этой ночью телегу, гружённую камнями. Когда в каюту зашёл матрос, принёсший горячий бульон, я даже не смог сам поесть: руки тряслись, расплескивая бульон; поэтому моряку пришлось меня кормить с ложечки, как немощного старика. И матрос, до этого немало потешавшийся надо мной в начале путешествия, бережно и даже заботливо покормил меня без единого слова насмешки или обиды, а когда, выходя с пустой тарелкой, он по пояс мне поклонился и сказал «Спасибо», я даже не смог что-то ответить на эти слова. После горячего бульона я снова заснул.

Капитан появился позже, когда я проснулся. Он долго сидел возле моего ложа, явно не зная, с чего начать разговор.

— Спасибо тебе, маг. Если бы не ты, мы бы с ребятами сегодня уже гостили на пиру у Морских хозяев. Только отчего ты сразу по чести не сказал, что ты маг, когда вступил на борт моего корабля, а скрыл своё звание под одеянием паломника? Может, оттого Морские хозяева и ниспослали на мой корабль эту бурю, чтоб ты туда не попал, куда плывёшь, и не сотворил какую-нибудь колдовскую мерзость, неся погибель добрым людям?

Вопрос был задан прямо, и требовал ответа; и если ответ не был бы правдив, меня, обессиленного борьбой с бурей, выкинули бы за борт, как полудохлого котёнка. Северяне со времён Великой войны боялись всего, что связано с колдовством, и не без оснований. Тогда эпидемии болезней, насланные колдунами, одна за другой прокатывались по северу, превращая города в кладбища. И, несмотря на Великий договор и прошедшие века, люди севера ничего не забыли; впрочем, как и маги. Подумав, я ответил на вопрос, заданный капитаном:

— Призываю Великую госпожу, Хозяйку жизни и смерти, засвидетельствовать мои слова, и наказать меня, если в них есть ложь. Я не желаю никому зла на севере; нет у меня никаких тайных намерений чинить там зло или иной вред, с колдовством или без оного. То, что скрыл, что я маг, то моё дело, не связанное с каким-нибудь злым умыслом, несущим смерть или иной вред людям. Другого я тебе не скажу, капитан, так же, как не открою дел своих, по которым плыву на север, или отчего скрываю, что я маг. В твоей власти я сейчас, и тебе решать, как со мной поступить, но помни о двух вещах: боги не любят тех, кто за добро платит злом. Да и предсмертное проклятье, как бы я не был слаб, подарить я тебе сумею. И ещё об одном не забудь: на юге есть те, кто знает, что я поплыл на север на твоём корабле, и они с тебя рано или поздно спросят, что со мной случилось, а уж ложь от правды они отличить сумеют. А о том, как маги мстят за гибель своих, ты, северянин, хорошо должен знать.

Капитан недолго размышлял над моими словами.

— Не надо угроз, маг. Я не из тех, кто по протянутой руке бьёт ножом. Скрываешь, зачем плывёшь на север — твоё дело. Мне твоей клятвы довольно: Двуликая хозяйка за ложь спросит, если что, куда строже, чем я. Поэтому тайну твою сберегу, и своим скажу, чтоб язык держали за зубами. А за жизнь свою, и тех, кто на корабле моём плывёт, с меня долг перед тобой маг, который я отплачу, когда потребуешь, серебром ли звонким, или помощью доброй, сам решишь, когда придёт время.

— На том и решим, капитан, — с этими словами я протянул старому моряку руку, чтобы пожатием скрепить уговор. Теперь можно было не опасаться огласки: люди севера славились повсюду своей верностью договору так же, как и умением молчать.

Дальнейшее путешествие моё, хвала морским богам, прошло благополучно, и, несмотря на сильно потрёпанный во время бури парус, сохранившиеся весла позволили нам доплыть до Гарама…

Но, несмотря на неудачи, связанные с моим путешествием по морю и глупым случаем на кладбище, я не собирался отступать от своего плана. Не стоило недооценивать Озарённых, особенно Ищущих, представлявших наибольшую угрозу для меня; но от их зорких глаз меня защищала сила, которая до этого помогла им поймать множество магов, преступивших договор. Сила Мелираны, заключённая в перстне, надежно укрывала меня от поисковых заклинаний, как магов, так и зорких глаз Ищущих. Именно благодаря силе перстня Сардонис и смог скрываться столько лет в Туманных горах, несмотря на все поиски магов и Озарённых; это же сила укроет и меня надёжным щитом от всех попыток меня найти. Об этом свойстве Слезы Мелираны я случайно узнал из книги некромантов, где подробно было описано всё, что было им известно о подарке богини. «Что ж, пусть ищут», — улыбнулся я про себя, представляя их удивление, когда сила, безотказно служившая им много веков, не принесёт результата. Даже любопытно, как они попытаются это объяснить, и что попробуют предпринять. Хотя вряд ли они будут слишком упорствовать: сторож вместе с собакой живы, украден лишь никому не нужный череп, и вряд ли они смогут понять, зачем он мне нужен.

Поэтому, несмотря на угрозу стороны Озарённых, я решил остаться в городе и начать подготовку к ритуалу вызова души. Основные компоненты я привёз собой, череп я получил; осталось купить лишь жертвенных животных и дождаться восхода Серебряной луны. Считается, что в этот единственный день в году Мелирана спускается на землю, и в образе женщины странствует по миру, отдыхая среди смертных. Поэтому во всех странах, городах и сёлах, где почитают богиню, устраивают праздники и пиры, танцуют и веселятся. Храмовые певцы и танцовщицы показывают всё лучшее, что они умеют, услаждая слух и глаза богини, а вместе с ней и обычных верующих. Всю ночь, до тех пор, пока не взойдёт солнце, и богиня вновь не вернётся на свой божественный трон, люди веселятся и радуются. Множество легенд и притч рассказывают о том, как наказывала богиня тех, кто в этот день был грустен; поэтому, чтобы не навлечь гнев богини на себя и на своих близких, надо радоваться жизни в эту ночь, как можешь, ведь жизнь так коротка, и никто не может знать, когда ножницы Хозяйки судеб обрежут твою нить.

На время, пока богиня-мать отдыхает, за гранью жизни и смерти присматривает её дочь, младшая богиня Беруника, хранительница Тайных путей. Но дочь не так сильна, как мать, и не может так же хорошо оберегать границу, поэтому ночь Серебряной луны называют ещё и опасной ночью Ложной луны, когда среди веселящихся людей могут скрываться под личинами демоны и нежить, проникшие сквозь границу миров, и творящие зло, пока есть возможность, прежде чем с восходом небесного Ока Гелиона они вновь вернутся в свои миры холода и мрака. Не знаю, насколько правдива эта легенда, но в книге некромантов это время названо как самое подходящее для вызова души, когда нужно, чтобы божественный взор Хозяйки жизни и смерти не был обращён на тебя. Богиня не любит тех, кто тревожит границы миров, и может сурово покарать того, кто без особой нужды это делает. Причины же, по которым я решил вызвать душу герцога, богиня могла счесть недостойными, а испытывать на себе её гнев мне не хотелось.

До восхода Серебряной луны оставалось меньше десяти дней, и я торопился, чтобы купить всё необходимое, и найти место для проведения ритуала: какой-нибудь глухой заброшенный пустырь, где никакой случайный путник меня не потревожит. Остановился я в небольшой уютной таверне с красивым названием: «Серебряная чайка». Эту таверну мне подсказали в порту как одну из лучших в городе. На первом этаже стояли столы, где посетители могли за кружкой пива отдать должное мастерству стряпух и обсудить свои дела; на втором этаже были комнаты, которые хозяйка сдавала приезжим купцам и морякам. Таверной владела миловидная женщина лет сорока, года четыре назад потерявшая мужа, но не продавшая, несмотря на уговоры, своё дело, а продолжившая содержать таверну и растить двух дочерей. Всё это мне рассказал стражник в порту, к которому я обратился с просьбой подсказать мне место, где можно было бы остановиться. Должен сказать, что у неё это получалось хорошо: заведение было милым и каким-то непонятным образом домашним и ухоженным; во всём чувствовалась заботливая рука хозяйки. Еда была вкусной, пиво — свежим, а постель — чистой; даже клопы и тараканы, постоянные жители всех гостиниц, где мне доводилось останавливаться, здесь не обитали. Каким образом без магии хозяйка смогла от них избавиться, я так и не понял.

Взяв деньги, необходимые для покупок, и наложив охранное заклятье на свои вещи, я спустился по лестнице на первый этаж, где увидел хозяйку таверны, натиравшую глиняные пивные бокалы. Посетителей было немного: день только начался. Это к вечеру здесь будет сложно найти место, где присесть, а сейчас лишь пара стражников после ночной смены не спеша ели варёную рыбу с зеленью, потягивая пиво.

Поздоровавшись с хозяйкой, я попросил её подсказать мне, где я мог бы купить несколько быков и голубей, которых я хотел пожертвовать храму Гелиона. Чтобы не вызывать вопросов, зачем и для чего они мне нужны, я и выбрал для этого в начале своего путешествия наряд паломника: в преддверии праздника Восхождения Гелиона их были целые толпы в городе. Хозяйка гостиницы неплохо говорила на южном диалекте, видимо, выучив язык у приезжих купцов и моряков, что здорово мне помогало: северное наречие я знал плохо. Худо-бедно я ещё мог понимать то, что мне говорили, но разговаривать самому у меня почти не получалось: северный диалект изобиловал какими-то непроизносимыми словами, и мой язык просто отказывался выговаривать эти рычащие, гремящие звуки, из которых состояли слова.

Хозяйка, ничуть не удивившись моей просьбе, видимо, успевшая привыкнуть к разным просьбам постояльцев, охотно мне объяснила, куда идти. Рынок, где торговали животными, был относительно далеко, почти на окраине, поэтому я решил воспользоваться наёмной повозкой, развозившей всех желающих вместе с их поклажей в разные уголки большого портового города.

Найдя повозку с молчаливым возницей, я отправился на рынок. Поездка в неторопливой повозке, наконец, дала мне возможность посмотреть на город и людей, которые в нём жили. Город меня удивлял: здания, построенные из камня, были невысокими и приземистыми; небольшие окна и толстые стены делали их похожими скорее на маленькие крепости, чем на дома. Люди, одетые в добротную, неяркую одежду, были под стать своим домам: крепкие, коренастые, широкие в кости и не очень высокие. У нас на юге, наоборот, здания были лёгкими и изящными, тянущимися вверх, украшенные картинам, нарисованными искусными мастерами. На стенах домов — статуи богов и предков, установленные в нишах и призванные отгонять злых духов, болезни и несчастья. Мы, южане, любим одежды с яркой раскраской, и если утром выйти на балкон моего дома, когда ещё не началась полуденная жара, то улицу, наполненную людьми, можно из-за пестроты и разнообразия нарядов принять за лесную поляну, усыпанную разноцветными, живыми, говорящими цветами. Люди юга любят общение, танцы и песни, а на севере люди более сдержанны, замкнуты. Я подумал было, что они вообще лишены чувства прекрасного, пока не увидел храм Гелиона на главной площади города, покрытый чудесной резьбой по камню. Искусные мастера сотворили невозможное: своими резцами и искусством они оживили мёртвые камни. На стенах храма была рассказана земная жизнь Гелиона, история о том, как бог сошёл с небес и воплотился в теле обычного деревенского пастуха. Он решил прожить жизнь обычного человека, следуя заповедям богов, и испытать всё, чтобы лучше понимать людей, и на последнем суде богов, где человек несёт перед ними ответ за прожитую жизнь, верно судить людей, их поступки и устремления. Это произошло здесь, на севере: именно здесь жил пастух, в чьём теле пребывал бог. Здесь он жил, и здесь он умер, успев испытать за свою короткую жизнь любовь и отчаяние, дружбу и предательство, ложный навет и неправедный суд, когда люди отворачиваются от тебя, осыпая насмешками и называя дураком за попытку жить по заветам богов. Всё это было в жизни божества, отказавшегося от своей силы и памяти на время пребывания на земле. Стены рассказывали правдиво обо всём произошедшем: вот Гелион и его друг Амаршан под градом камней до последнего пытаются прикрыть своими телами Арамину, земную жену Гелиона. Вот погребальный костёр, на котором сгорают их тела, чтобы и праха не осталось от колдунов. А вот воскрешение Гелиона, выходящего из костра, на котором сгорает его земное тело. Коленопреклонённые фигуры людей, павших перед величием бога; среди них выделяются фигура старосты и его сына, подстроивших обвинение в колдовстве. Говорят, сын старосты был влюблён в Арамину, но та предпочла любовь деревенского пастуха, а не сытую жизнь в доме местного богача, за что он ей и отомстил. На месте, где был погребальный костёр, теперь стоит великолепный храм, куда приезжают паломники из множества стран, чтобы на десятый день после восхождения Серебряной луны начать торжества в честь Гелиона и его восшествия обратно на небеса.

Я вошёл в храм, и долго стоял возле алтаря Предвечного пламени, читая молитву Огнеликому, прося милости для моей ушедшей семьи; пусть не оставит он их своим светом, да не коснётся их тьма страдания и холод пустоты, пусть пребывают они в радости и счастье среди светлых душ и богов. Воспоминания о семье вызвали у меня тоску и грусть, и я поспешил покинуть храм, чтобы земными делами занять голову не давая себе возможности думать о них. Сев в повозку, которая терпеливо меня дожидалась, я поехал на рынок, уже более нигде не останавливаясь.

Рынок, где торговали животными, был заполнен людьми. Множество паломников из разных стран, горожан, крестьян, купцов, смешались в гигантскую толпу и создавали чудовищный шум. Всё вокруг было заполнено криками, руганью и грязью. Именно поэтому я всегда избегал подобных мест. Люди самых разных возрастов, цветов и сословий отчаянно торговались друг с другом и ругались. Крики, шум, рёв животных, вонь от их испражнений, толкотня — всё это я терпеть не мог, поэтому, чтобы не находиться там слишком долго, я постарался как можно быстрее сделать покупки. Найдя торговца птицей, я, однако, вынужден был с ним торговаться: цена, которую заломил этот сын шакала за дюжину белых голубей, была достойна павлинов, а не обычных птиц, пусть и с белым окрасом. После получаса отчаянного торга, я смог сбить цену до серебряной монеты за каждую птицу, и то это было очень дорого. В преддверии праздника жадные купцы нещадно поднимали цены; если б у меня было время, я бы сам наловил нужных мне птиц. Денег у меня было немного, и тратить мне приходилось их экономно. Путешествие по морю, покупка ингредиентов, необходимых для ритуала, почти исчерпали мои небольшие запасы. Но я утешал себя тем, что скоро я это исправлю.

Покупка трёх здоровых и сильных быков оставила меня почти без денег. Купил я их у крестьянина, долго расписывавшего мне их силу, выносливость и неприхотливость; о том, сколько они за день могут вспахать земли и сколько съесть зерна. И если б не свадьба дочери, которой надо дать приданое, он бы «нипочём не продал таких славных малышей». Взглянув на огромных быков, меланхолично жующих сено, и тщедушного старого крестьянина, я удивился тому, как он ими вообще мог управлять. Мне даже стало неудобно перед стариком, вырастившим этих красавцев-быков из маленьких телят. Если б он знал, для чего они мне нужны, точно б не продал, не смотря ни на какие деньги. У него даже слёзы выступили, когда он передавал мне верёвки и принимал деньги.

До восхода луны ещё было почти десять дней, а возиться с голубями и быками мне не хотелось, поэтому я предложил старику подержать у себя моих быков и голубей, за отдельную плату; ближе к празднику я их у него забрал бы. Старик, обрадованный возможностью ещё немного побыть со своими «малышами», легко согласился. В присутствии торговцев, он поклялся именем Мелираны вернуть по первому моему требованию птиц и животных живыми и здоровыми. Записав имя старика, и где он живёт, я поспешил покинуть рынок, довольный тем, что всё необходимое купил; оставалось найти подходящее место для ритуала, и можно было спокойно дожидаться восхода луны.

Вместе с Ясмерой я сидел в кабинете магистра. Поиски мага продолжались уже третий день, и пока не принесли результата. По городу расползались жуткие слухи о призраках, о колдунах; люди были встревожены, но пока мы ничем не могли их успокоить.

— Вы правильно провели ритуал? Не может быть какой-то ошибки или случайности? — спросил магистр, глядя на Ясмеру.

Ищущая отрицательно покачала головой. Она не спала уже вторую ночь подряд, и явно сильно устала. Подготовка и проведение ритуала, который должен был помочь нам найти мага, преступившего договор, требовали полной самоотдачи от Ищущего: сила богини многое давала, но и многого требовала от человека. Перед ритуалом нельзя было есть и спать, даже пить было можно не больше кружки воды за день. Всё время Ищущий, просивший помощи богини, находился в молитвенном трансе, погружаясь в мир богов и духов, и там, в мире видений и грёз, сила богини указывала Ищущему того, кто использовал магию во вред людям.

Но в это раз этого не произошло.

Магистр, глядя на измученное лицо Ясмеры, красные от недосыпания глаза, невольно почувствовал укор. Девочка делала, что могла, и не её была вина в том, что богиня не захотела помочь.

— Отправляйся немедленно отдыхать! — сказал он. И, пресекая попытку возразить, добавил: — Это приказ.

Глядя вслед Ищущей, магистр погрузился в размышления. Сейчас, когда в преддверии праздников в городе было множество паломников из разных стран и городов, и это не считая купцов и моряков, приехавших по торговым делам, найти среди этой разношерстной и многоликой толпы приезжих колдуна, совершившего бесчинства на кладбище, без помощи богини было делом почти безнадёжным. После всего произошедшего маг наверняка затаится, и вряд ли будет творить волшебство, по которому его удастся найти. Но действовать было необходимо: магистра тревожило предположение Ясмеры о том, для чего магу мог потребоваться череп. Некромантия была тем, из-за чего магию вообще чуть было не запретили. Именно из-за неё возникли Озарённые, когда маги в своей гордыне и в стремлении обрести бессмертие поставили под угрозу жизнь всего сущего. Тогда, на Кровавом поле, их удалось остановить ценой жизней тысяч людей. Озарённые были избраны богами, дабы хранить мир, дарованный людям, а главной угрозой его существованию было волшебство; это провозгласил князь Вегрейн. Очистить мир от магии — таково истинное предназначение Озарённых. Его призыв был услышан; множество людей его поддержали, даже правители стран не смогли возразить тому, кто спас мир от гибели. Магам Восьми орденов было предложено покаяться, отказаться от своего мерзкого промысла, сжечь колдовские книги и пожертвовать своё достояние нищим, а самим молить богов о прощении. Всех, кто откажется это выполнить, князь Вегрейн объявил вне закона.

Маги не поверили в серьёзность его намерений, и не видели в нём угрозы. Но это длилось недолго — до первых погромов, когда толпы людей начали крушить особняки, дома и лавки всех, кто был связан с колдовским промыслом; пока не загорелись первые костры очищения, на которых по приговору Озарённых схваченные колдуны несли расплату за свои деяния. Власти смотрели на это сквозь пальцы, не пытаясь остановить Озарённых. Стража и армия бездействовали, и люди, ободрённые успехами и бездействием магов, безжалостно истребляли некогда грозных колдунов. Лишь немногие оказывали сопротивление: маги не были готовы к такому. Мало кто владел боевой магией, ведь воевать особо было не с кем. Погодники, лекари, Мастера земли, предсказатели — множество их тогда погибло, не раз пожалев о том, что не смогли защитить себя и своих близких.

Вершиной всего этого безумия был штурм цитадели Орунгэнов, Огненных магов, сильнейшего магического ордена того времени. О той битве до сих пор ходит немало легенд. Разгромив сильнейший орден магов, князь Вегрейн хотел вселить ужас в сердца колдунов, лишить их даже тени надежды и желания сопротивляться. Но всё прошло не совсем так. На тот момент, когда начались нападения в городах, в главную цитадель ордена были собраны семьи всех членов ордена, которые смогли туда добраться: женщины, дети, старики, слуги, жившие в замке — множество людей, которые надеялись обрести защиту от погромов и резни. Поэтому, когда произошло нападение Озарённых и их сторонников, маги, понимая, что бежать больше некуда, и стремясь защитить свои семьи, дрались не на жизнь, а на смерть.

В ход пошло всё, что они знали и умели. Из пламени негаснущих костров призывались элементали, сжигавшие всё на своем пути; от их прикосновений горел даже камень. Огненные стрелы и шары выкашивали ряды атакующих, оставляя после ударов лишь обгоревшие головешки, в которых было невозможно узнать людей. Ловушки выпускали облака раскалённых искр или столбы огня, попав в которые человек сгорал, не оставляя даже костей. Лишь вера помогла устоять Озарённым в этом аду на земле. Забыв о том, что они смертны, они входили в объятия пламени, и их вера и сила богов вели их вперёд. С молитвами на устах они прокладывали путь, погибая, но повергая своих врагов. Они смогли прорваться в зал заклинаний, где во главе с магистром собрались выжившие Огненные маги. Там состоялся последний бой, и была одержана последняя победа в той войне.

Магистр, думая об истории Великой войны, с грустью взглянул на гобелен с вышитым на нём поединком князя Вегрейна и Гулзуруха, великого магистра Орунгэнов: вокруг множество тел погибших, всё объято пламенем, князь, охваченный огнём, разрубает вскинутый жезл мага, выкрикивающего заклинание. Картина была красивой. Однако мастер не изобразил то, что было потом: толпы мародёров, грабящих замок, в котором ещё не окончилось сражение, изнасилованных женщин, убитых детей, сожжение библиотек…

Эта победа слишком дорого обошлась Озарённым. Лучшие из воинов погибли при штурме. Маги, поражённые устроенной бойней, вместо страха, который надеялся посеять в их сердцах Вегрейн, взрастили ненависть к Озарённым. Понимая, что их ждёт, если они проиграют, они отбросили вековую борьбу между собой и объединились. Их совместный удар был сокрушительным и беспощадным. На земли, где шли преследования магов, обрушились беды. Наводнения, землетрясения, ураганы, эпидемии прокатывались по землям, оставляя за собой города, переполненные трупами. На Озарённых устроили настоящую охоту. Использовалось всё, что могло принести смерть одним и победу другим. Текли яды, плелась магия, призывались демоны, наёмным убийцам предлагались огромные деньги за головы Озарённых. Правители государств, которые поддержали Озарённых, также попали под удар разъярённых магов. Целые династии вымирали от заклятий, насланных на них колдунами.

Повторить штурм, разгромивший Орунгэнов, князь Вегрейн не смог. Лучшие из его воинов, бывшие с ним ещё на Кровавом поле, почти все к тому времени погибли. Те же, кто пришёл им на смену, хоть и молились богам, не обретали силу. Жрецы объявили, что за бойню, устроенную Озарёнными, боги лишили их своей милости, и отныне человек мог нести в себе лишь благословение одного бога, а не трёх. Так и появились Солнечные воины, служители Гелиона; сила, ловкость и скорость были его даром тем, кто верил в него; Целители, служители Лоэрил, даровавшей им возможность исцелять раны, как свои, так и других; и Ищущие, служители Мелираны, наделённые способностью защищаться от волшебства, чувствовать его присутствие, и находить мага по заклятью, созданному им.

Война становилась всё более невыносимой. Маги, укрывшись в своих цитаделях, делали вылазки, охотясь на Озарённых, а Озарённые постоянно кружили вокруг цитаделей магов, не задерживаясь на месте, чтобы не попасть под удар колдунов, и в свою очередь, атаковали вышедших из-под магической защиты волшебников, равно как и тех, кто помогал колдунам. Это время назвали Пляской меча и посоха: не жалея сил и жизней, маги и Озарённые вступали в яростные схватки, истребляя друг друга, а выжившие спешили назад, чтобы укрыться за стенами цитаделей и храмов. Повсюду царили голод и разруха, эпидемии шествовали по землям Севера, распространяемые Серыми магами, короли гибли один за другим от рук колдунов. Так наступило Время безвластия. Каждый знатный лорд пытался завладеть короной, выпавшей из мёртвых рук. Грабежи, разбой и насилие стали обычным делом. Огромные банды голодных крестьян, оставивших свои деревни из-за неурожаев, грабили всех, кого могли.

Казалось, это безумие не закончится никогда. Но это произошло. Никто не знал, как и почему, но война была остановлена. Эта часть истории до сих пор оставалась тайной Восьми орденов и Озарённых. Даже несмотря на годы своего служения и немалый титул, честно им заслуженный, магистр так и не смог узнать, что послужило тому причиной. Известно было лишь то, что маги и Озарённые в один день прекратили всякие боевые действия. Главы орденов отозвали назад в цитадели отряды магов, а Озарённые поспешно разослали по всем южным землям гонцов с приказом о прекращении военных действий и немедленном возращении на север.

Магистр годами размышлял о том благословенном дне, когда война была наконец-то объявлена оконченной, но так и не смог понять, почему это произошло, и какая сила заставила магов и Озарённых, так сильно ненавидящих друг друга, прекратить взаимное уничтожение. За все эти годы ни люди, ни боги так и не ответили ему на этот вопрос.

Устав от воспоминаний, магистр вернулся к размышлениям о том, как найти мага. Двух десятков человек, которые находились сейчас в мисси, было слишком мало для поисков в огромном городе, переполненном людьми. Местные маги ничего не знали о пришельце с юга. Колдун мог укрываться где угодно, и отличить его от обычного человека почти невозможно, до тех пор, пока он не использует волшебство. А времени до восхода луны оставалось совсем немного, после чего найти мага было делом безнадёжным.

За годы своего служения на юге и севере магистр повидал немало, но впервые столкнулся с чем-то подобным. Никогда раньше на его памяти Ищущие не подводили Озарённых: божественная сила всегда позволяла им по следу заклинания отыскать колдуна, использовавшего его. Перебирая известные ему необычные случаи, и пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь, магистр припомнил одну историю, случившуюся с ним лет пятнадцать назад. В небольшой глухой деревушке далеко на севере стали пропадать люди: сначала один человек, потом другой. Их искали, но безуспешно. Никто не мог найти даже следов.

Потом пропали сразу двое. После пятидневных поисков охотникам удалось отыскать место, где погибли те люди. На поляне, залитой кровью, были найдены следы огромных медвежьих лап. Охотники решили, что в лесу завёлся медведь-людоед. Им хорошо было известно: пока такого зверя не остановишь, он и дальше будет убивать. Решено было провести облаву, но хитрая тварь как сквозь землю провалилась.

Долгие недели всё было спокойно; затем сразу пропали несколько человек. С той ночи зверь то появлялся, то исчезал, и каждый раз охотники находили лишь кровавые останки. Превозмогая страх, жители деревни вышли в лес при свете луны, чтобы раз и навсегда покончить с ужасным зверем. В этот раз облава удалась: в чаще леса они настигли медведя, но ни стрелы, ни копья не причинили зверю вреда.

Люди поняли, что это был оборотень, и послали гонца к Озарённым. В отличие от крестьян, ещё молодой тогда магистр стал искать не оборотня, а тайное убежище, где происходило перевоплощение человека в зверя. В том месте, проводя богомерзкий ритуал, человек выпускал свою звериную сущность, чтобы насытиться плотью и кровью, а затем вновь принять человеческое обличье. Когда логово нашли, отряд магистра устроил неподалёку засаду, которая ничего не дала: хитрый зверь с разумом человека почуял их, и больше туда не приходил.

Вот тогда- то им и помог местный охотник. В логове зверя магистр случайно заметил на одной из ветвей лоскуток одежды. Дав понюхать этот обрывок маленькой собаке, которую привёл охотник, они смогли найти того, кто носил эту одежду. Им оказался мельник, добрый человек, отец трёх детей, который в полнолуние принимал облик медведя и убивал людей.

Магистр был уверен, что этот способ поможет и сейчас.

Время восхода Серебряной луны неумолимо приближалось. Все Озарённые мисси были заняты поиском мага, преступившего договор; то, что он ещё находится в городе, подтвердило гадание, которое по нашей просьбе провели жрецы Гелиона. И пока он не сбежал, мы должны его остановить.

Всё происходящее меня радовало, как никогда: наконец я занят тем, к чему готовил себя всю жизнь. Я мечтал и молился о том, чтобы Солнечный владыка дал мне шанс найти первому этого ублюдка. В своих мыслях я не раз представлял себе нашу схватку: какой-нибудь тёмный склеп, озарённый пламенем свечей, где колдун проводит жуткий ритуал; вот он склоняется с кинжалом в руках над телом беззащитной девушки, чтобы принести её в жертву… И тут врываюсь я, разбрасываю прислужников врага, прорываюсь к алтарю; враг читает свои заклинания, но сила богов меня хранит, и я ударом меча сражаю его. Потом, конечно, спасённая девушка меня благодарит, и я вместе с ней возвращаюсь в миссию, где Ясмера с магистром восхищаются моими умом и силой.

Да, мечты были приятны, а на самом деле мы с Ясмерой очень устали, как и все остальные. Способ, который решил использовать магистр, был очень сложным и необычным, и как раз сейчас он сидел у меня на коленях и пытался стянуть мою колбасу с хлеба. «Способ» звали Снуури, и был он маленьким рыженьким пёсиком с удивительно чутким нюхом. Этого пёсика мы взяли у богача-собаковода, разводившего их для продажи в огромном особняке, находившемся за городом.

В огороженных вольерах резвилось множество псов; идя мимо них, я пытался угадать, для чего эти собаки предназначены. Вот эти огромные, покрытые густой шерстью, которую не каждый нож возьмёт, наверно, сторожевые: склад или дом, который охраняют такие стражи, защищён надёжно. А вот эти, судя по поджарым телам и тому, как быстро они бегают, наверно, охотничьи: заяц или лиса от них точно не скроются.

Наконец, мы подошли к хозяину поместья, невысокому мужчине с бородкой, одетому в дорогую одежду, внимательно наблюдавшему за тем, как дрессируют собак: работник, замотанный в толстые слои ткани и кожи, отражал атаки бойцовских псов дубиной. Огромные псины как раз повалили несчастного, и безжалостно его терзали, пытаясь добраться до горла. Хозяин резко дунул в серебряный свисток, висевший у него на поясе, и псы, как по волшебству, прекратили терзать человека.

Хозяин, довольный своими питомцами, повернулся к нам и поприветствовал. Я протянул ему письмо магистра. Внимательно его прочитав, он довольно долго размышлял над тем, что там было написано.

— Ваш магистр просит ищейку, способную по запаху найти человека. Прошло больше трёх дней; ни один мой пёс не сможет взять столь давний след. Искать придётся в городе, а там множество других запахов, и найти среди них тот, что вам нужен, очень трудно. Впрочем… У меня есть один пёс, который может вам помочь. Это Кайгайский крысолов. У нас эту породу почти не разводят: хватает и обычных кошек. У этой собаки удивительно тонкий нюх, она может и по старому следу найти того, кто вам нужен.

— А сколько у вас таких собак? — с надеждой спросил я.

— Только одна, и в городе больше тоже ни у кого нет, поэтому берегите его. Потому что если что… — он глянул на бойцовских псов, грызших дубину, отобранную у слуги.

Собачка, которую нам привели, была чуть больше кота. Рыжий окрас, уши торчком, густая шерсть вроде шубы покрывала всё тело. Задорно тявкнув, он с нами поздоровался. Глянув на нашу последнюю надежду в поисках некроманта, мне почему-то стало не по себе.

Прошло уже пять дней после начала поисков, но пока по-прежнему не было никаких результатов. За это время мы с Ясмерой обошли почти все портовые забегаловки и лагеря паломников. Пёсик старательно искал следы колдуна, хотя что он там мог вынюхать, я не понимал. Вонь в дешёвых харчевнях была особенно невыносима: протухшая рыба и перегар создавали такой аромат, что почуять что-то мне казалось почти невозможным.

Мы сидели в одной из таких харчевен, и пытались поесть. Впрочем, глядя на ту сомнительного качества еду, что нам принесли, есть, несмотря на голод и усталость, не хотелось. Ясмера ещё пыталась разгрызть кусок чёрствого хлеба, что нам принесли; я эти попытки оставил. Хлеб не уступал по твёрдости камню, и вполне годился для укладки брусчатки или стрельбы им из катапульты.

Это была уже пятая таверна за сегодня, которую мы посетили, а впереди у нас был ещё большой барак, в котором сдавали комнаты на ночь беднякам и паломникам, испытывающим недостаток денег. Во время праздников цены в гостиницах и тавернах сильно поднимались, поэтому некоторые паломники предпочитали спать в палатках, экономя так деньги: наступало лето, и было не очень холодно. Эти лагеря мы обследовали в первую очередь. Магистр предполагал, что там, среди множества людей, маг и попытается скрыться.

Ясмера отложила хлеб в сторону, видимо, испугавшись за свои зубы, и обратилась ко мне:

— Скажи, где, по-твоему, прячется маг?

— Где угодно, но точно не в такой дыре! — не раздумывая, ответил я, поглядывая на парочку разошедшихся моряков.

— Почему?

— Во всех книгах, что я читал про магов, они всегда жили в роскоши: золото, шелка, наложницы. Какой нормальный колдун будет скрываться в дешёвой портовой забегаловке среди клопов и крыс? Мы бы ещё в канализацию полезли, среди нечистот его искать.

— Вообще-то я и собиралась туда отправиться после барака, — ответила неуверенно Ясмера. — Маг знает, что мы его ищем; он должен скрываться, прятаться. Не идиот же он, в конце концов, чтоб жить в центре города на дорогом постоялом дворе, куда и стражи заходят, и хозяин кого попало не пустит. Это слишком опасно для него.

— А чего ему бояться, если он знает, что Ищущим его не найти? Гораздо лучше жить в нормальном месте без клопов и крыс, где еду можно есть без боязни отравиться. Он же маг, привык к богатству, зачем ему лезть в канализацию, чтоб дышать вонью, если он может спать в тепле, и есть вкусно?

Ясмера, удивлённая моими словами, даже снова начала грызть хлеб. В это время к нашему столику подошёл, пошатываясь, морячок, и дыхнув пивным перегаром, обратился к Ясмере:

— Красавица, идём к нам. У нас найдётся кое-что получше, чем этот хлеб, да и компания у нас из настоящих мужчин, а не жалких сопляков! И он кивнул в мою сторону.

Одеты мы были в недорогую крестьянскую одежду, чтоб не привлекать ненужного внимания. Растерявшаяся от такого предложения, Ищущая попыталась отодвинуться от кавалера, но его рука упала ей на плечо и удержала на месте. А у меня, наконец, появился повод размяться. Всё-таки в дешёвых кабаках есть своя прелесть — всегда найдутся дураки, с которыми можно подраться.

Первым ударил я. Хоть мореход и был готов к драке, и даже её хотел, но куда ему до Солнечного воина! Хлёсткий удар под рёбра, а потом в челюсть; это тебе за сопляка. Его дружки тоже решили вмешаться. Это хорошо, так даже веселее! Уворачиваюсь от бутылки, бью ногой бросившего её, пропускаю удар рукой, бью в ответ. Всё просто, голова почти не думает. Моряки, хоть их и много, мне не противники; драться они умеют, но это не тренированные воины: все дерутся сами за себя. К тому же крепко они подвыпили, что тоже не помогает схватке.

Быстро передвигаясь между ними, я наношу короткие, быстрые удары; бью несильно, стараясь никого не покалечить. Последний удар; противник опадает, хватая воздух ртом. Оглядываюсь вокруг. Враги закончились; все, кто принял участие в драке, лежат на заплёванном полу, остальные посетители или разбежались, или стоят аккуратно возле стенок.

Ясмера стояла там же, держа на руках собачку. Взглянув ещё раз на место схватки, я остался собой доволен: семь моряков лежали на полу, у одного я даже заметил нож в руке. На мне ни царапины, Ясмера и собачка не пострадали.

Оставив разгромленную таверну, мы поспешили удалиться. Идя быстрым шагом рядом со мной, Ищущая неожиданно сказала:

— Спасибо.

— За что? — удивлённо спросил я.

— За то, что заступился. Это, оказывается, приятно. За меня никто никогда не заступался. Пока ты там развлекался, я подумала над твоими словами. Возможно, ты прав. Во всяком случае, твою догадку можно проверить, — сказала она, и быстро зашагала вперёд…

Самыми дорогими гостиницами в городе были «Серебряная чайка» и «Золотой сундучок». «Чайка» была ближе всего, поэтому мы с Ясмерой направились туда. Шли мы не спеша: уставшие за день ноги давали о себе знать; передвигаться на повозках получалось не везде. Подойдя к гостинице, мы отряхнули нашу потёртую одежду, и зашли внутрь. Собачка сидела у меня на руках: устав за день, пёсик еле переставлял ноги.

В гостинице было людно: «Чайка» славилась своим пивом и кухней, поэтому посетителей как всегда было много. На пороге нас встретил недружелюбный слуга. Едва глянув на нашу одежду, он рявкнул:

— Пошли прочь! У нас только почтенных людей обслуживают!

— Нам бы хозяйку увидеть, — с улыбкой сказала Ясмера, и незаметно показала слуге символ Озарённых: на золотом щите знаки трёх богов — дерево, весы и солнце. Побледнев, слуга тут же убежал. Через некоторое время подошла хозяйка, и сразу стала извиняться за слугу.

Не вдаваясь в подробности, Ясмера попросила, чтобы наш пёсик побегал по гостинице. Хозяйка не возражала, и Снуури, спущенный с рук, принялся бегать, старательно всё обнюхивая. Неожиданно возле лестницы он сел, и громко тявкнув, начал вилять хвостом, а потом устремился наверх. Мы последовали за ним.

Присев возле одной из комнат, он снова тявкнул, а я, наконец, сообразил: он нашёл того, кто нам нужен. Именно так хозяин нам и говорил: умный пёс обучен подавать сигнал, когда найдёт кого-нибудь. Ясмера обратилась к хозяйке:

— Кто живёт у вас в той комнате?

— Паломник один, недавно приехавший с юга, — испуганно ответила она.

— Не замечали ли вы чего-нибудь необычного за ним? — продолжала спрашивать Ясмера. Для чего были нужны эти расспросы, я не понимал: нужно было ворваться в комнату. Свет свечи указывал на то, что колдун там.

Хозяйка, подумав, качнула головой:

— Вроде ничего особенного. Заплатил вперёд, вежливый, аккуратный. Город не знает, впервые на севере. Только…

— Что «только»? — торопила хозяйку Ясмера.

— Странный он какой-то. Пытается выглядеть паломником, но молитвы не поёт, ритуалы не соблюдает. Одет небогато, но ест только хорошую еду и пьёт дорогое пиво. Руки изнеженные, не привыкшие к работе.

— Это почти наверняка он, — кивнула Ясмера.

— Ну что, идём? — сказал я, проверяя, как кинжал, укрытый под одеждой, выходит из ножен. Жаль, нет меча. Ну ничего, в гостинице оно и сподручней: тесновато, сильно не размахнёшься. А кинжал — самое то.

— Ты что — дурак? — зашипела Ясмера. — Он же нас поубивает, если мы к нему вот так ворвёмся. У него наверняка наготове боевые заклинания. Нас слишком мало, чтобы справиться с ним вдвоём. Нужно больше людей. Если он начнёт сопротивляться, мы не справимся, а в гостинице полно людей, они могут пострадать. Стой здесь, ничего не…

Наши пререкания прервала хозяйка, вежливо поздоровавшись с невысоким мужчиной в одежде паломника: тот как раз выходил из комнаты, возле которой наш Снуури подал сигнал. Нас разделяли не больше трёх шагов, когда он, спускаясь по лестнице, шёл к выходу. Один рывок, удар кинжалом в шею, чтобы не успел бросить заклинание — и маг отправится на суд богов. Я уже готов был прыгнуть, когда, неожиданно, тонкие, но сильные руки обхватили мою шею, склонив голову вниз, и моих губ коснулись губы Ясмеры. Я почувствовал её дыхание, наполненное запахами лесных трав, сладость поцелуя закружила мою голову, и меня бросило в жар.

Когда поцелуй закончился, как-то неожиданно, сразу нахлынули звуки таверны, шум голосов, стук кружек… Я растерянно стоял и смотрел на Ясмеру, не зная, что сказать. А она, как ни в чём не бывало, разговаривала с хозяйкой гостиницы.

— А куда он пошёл? — спросила она, кивнув в сторону ушедшего колдуна.

— Господин перед сном любит прогуляться по городу, — сказала встревоженная хозяйка. Она явно переживала за свою гостиницу и её репутацию. — Скажите, он что-то натворил?

— Нет, что вы! Просто мы хотим задать пару вопросов.

Повернувшись ко мне, Ясмера тихонько заговорила:

— Иди в зал, закажи чего-нибудь поесть. Я в миссию, собрать Озарённых. До моего прихода ничего не предпринимай, и не вздумай на него нападать в одиночку. Дождись меня.

Она направилась было к выходу, когда моя рука её задержала.

— Скажи, ты зачем меня поцеловала?

— Мне надо было тебя отвлечь. Ещё бы немного, и ты на него напал. Это было первое, что мне пришло в голову.

— Ты что, со мной целовалась, чтобы спасти жизнь колдуну? — боль от обиды острым ножом резанула мне сердце.

— Я хотела спасти не мага, а тебя, и людей вокруг. Даже находясь на пороге смерти, маг может успеть бросить заклинание, если оно у него наготове. А теперь представь себе: что, если Снуури вдруг ошибся? Может, это не тот, кого мы ищем? Ты бы сейчас его убил, а где доказательство его вины? То, что пёс гавкнул возле дверей его комнаты? Этого слишком мало для суда. Тебя бы самого могли казнить за убийство невиновного.

— Так что же делать? — спросил я, невольно вздрогнув от мысли, что Снуури действительно мог ошибиться, и я бы сейчас убил обычного паломника. То, что магистр сделал бы со мной за это, я даже боялся представить.

— Выполняй то, что я сказала. Иди в зал, закажи поесть. Только не пей пива: нам нужны твой острый кинжал и сильные руки. Я в миссию за помощью.

И скорым шагом она ушла, а я взглянул ей вслед, и вспомнил её поцелуй. Всё-таки боги меня любят!

Несмотря на вечернюю прохладу, у меня было хорошее настроение. Парочка влюблённых, целовавшихся в гостинице, напомнила мне о том, как я когда-то встретил свою будущую жену. Это было во время празднования восхождения Серебряной луны. Я, тогда ещё ученик лекаря, шёл от пациента домой, не собираясь тратить своё время на глупое веселье, когда был окружён стайкой весёлых масок, потребовавших выкуп за проход. Как-то получилось, что я вместе с этими масками продолжил праздновать, и эта волшебная хмельная ночь закружила меня своим весельем. Больше всего мне хотелось узнать, кто та девушка, прятавшаяся под маской голубой птицы: дерзкая, задорная, с яркими глазами, от взгляда которых я и без вина был пьян. Ближе к утру, когда солнце вот-вот должно было взойти, провозглашая окончание праздника, я проводил мою птицу к её дому, возле дверей которого она, в каком-то неожиданном порыве, подарила мне поцелуй, память о котором до сих пор согревает мне душу. Я больше года потом ухаживал за Сафирой, дочерью почтенного купца, прежде чем неуступчивая девушка дала своё согласие войти в мой дом женой.

Для проведения ритуала у меня всё было готово: животные куплены, подходящее место найдено; череп герцога, и всё необходимое для ритуала, лежали в гостинице вместе с книгой некромантов. Хорошо, что мои опасения по поводу Озарённых не оправдались, и те боевые заклинания, что я держал наготове, мне так и не пригодились. Меньше всего мне хотелось бы вступать сними в схватку, но и сдаваться без боя я не собирался. Надеяться на милосердие или справедливость со стороны палачей слишком глупо. Лучше погибнуть во время боя, чем медленно умирать в застенках от пыток.

Я не успел далеко отойти от гостиницы, когда из темноты какого-то закоулка вышел человек, преградивший мне дорогу.

— Хороший вечер, господин волшебник, не правда ли?

«Озарённые!» — первое, что мне пришло в голову. Отпрыгнув к стене, я вскинул руку, готовый бросить заклинание. Человек, видимо поняв, что сейчас будет, быстро заговорил, выставив перед собой руки:

— Я не Озарённый, и не собираюсь причинять тебе вред. Хотя за грабёж могил у нас на севере принято отрубать руки, но пришёл я не за этим. Я хочу предупредить, чтобы ты не возвращался в гостиницу. Там Озарённые, они тебя уже ждут.

— Вы ошиблись. Я не маг, и никогда не был ни на каком кладбище. Я не понимаю, о чём вы говорите, — заговорил я, чтобы выиграть время и понять, как мне дальше действовать. Неожиданно для себя я осознал, что незнакомец, стоявший передо мной, был не кем иным, как кладбищенским сторожем.

Мои слова старика не удивили. Продолжая держать вытянутыми руки, он свистнул, и откуда-то из темноты вынырнул огромный волкодав, похожий на виденного мной на кладбище.

— Это он тебя нашёл, по следам, оставленным тобой возле склепа. Думаю, что и Озарённые нашли тебя так же.

Я не сразу понял, о чём старик говорит, но потом с ужасом осознал смысл его слов. Какой же я дурак! Про собак и их способность находить людей по запаху я даже не подумал!

— Почему я должен тебе верить, и зачем ты мне помогаешь?

Не отвечая на мои вопросы, он просто сказал:

— Идём со мной, маг. Я укрою тебя от Озарённых. А по поводу доверия… Поверь, если бы я был одним из них, ты был бы уже или мёртв, или пойман. Я нашёл тебя ещё четыре дня назад. Просто за тобой наблюдал, хотел понять, что ты за человек.

Доверять старику я не мог. Но отбросить его слова как мусор тоже было глупо. Что ж, у меня был надёжный способ себя обезопасить. Не сводя глаз со старика и его огромной собаки, готовый использовать магию в любой момент, я протянул руку с надетым на неё перстнем и потребовал:

— Положи руку на перстень, и поклянись, что ты мне не враг, и не хочешь причинить вреда, а всё сказанное тобой — правда. Слеза Мелираны будет свидетелем твоей клятвы, и покарает тебя за её нарушение.

Старик с благоговением положил руку на перстень, и произнёс то, что я потребовал. Перстень сверкнул, услышав его слова. Что ж, сторож не врал. Не знаю, почему он меня предупредил об Озарённых, но в гостиницу всё равно пришлось бы вернуться: мои деньги, вещи — всё это были пустяки, из-за которых не стоило рисковать жизнью. Но там была книга, моя надежда на возращение семьи, и её отдавать в руки Озарённых я не собирался.

Предупреждённый о засаде, я стал готовиться к схватке, перебирая заклинания, которые у меня были наготове: Серп Лазаля, Молот Валданора, Шёпот смерти… Эти заклинания считаются потерянными и забытыми; сегодня они снова прозвучат, неся, как когда-то, смерть и разрушение. Сардонис меня хорошо подготовил, а Слеза Мелираны придаст дополнительную силу моим заклинаниям. Если Озарённых не больше десятка, и я смогу нанести удар первым, у меня неплохие шансы на победу. Так что, господа Озарённые, ещё неизвестно, кто выйдет победителем в этой схватке!..

Взглянув на меня, сторож встревоженно спросил:

— Ты что, собираешься возвращаться назад? Но там же Озарённые! Они тебя убьют!

Это мы ещё посмотрим, кто кого! Я не мог уйти, оставив свои вещи. Там у меня осталось то, что было для меня очень важно. Я хотел было возразить, когда сторож продолжил:

— Но ведь там, кроме Озарённых, куча людей. Таверна гостиницы по вечерам переполнена, и если вы там устроите бой, могут погибнуть обычные люди, которым нет дела до вашей войны. Они просто пришли, чтобы поесть или выпить.

Я невольно вздрогнул, представив себе, что может сделать Серп Лазаля в тесном, переполненном людьми помещении. Но отступить сейчас я не мог. Однажды я уже пожертвовал своей семьёй. Нет, больше я не поставлю благо чужих для меня людей выше собственных интересов! Если на меня нападут, я буду драться всем, что мне доступно.

Старик, видимо поняв, что меня не отговорить, неожиданно сказал:

— Я сам пойду и принесу твои вещи. А ты пока постой здесь с Молчуном.

— Зачем тебе это надо? Ведь ты рискуешь, помогая мне.

— Когда видишь постоянно одну смерть, начинаешь ценить жизнь. Я помогу тебя не ради тебя, а ради тех, кто сегодня останется жив.

Я размышлял нал словами старика. Несмотря на клятву, я всё равно ему не доверял. Слишком всё было неожиданно. Наша встреча, засада Озарённых… Но и устраивать сражение посреди города мне не хотелось: такое мне с рук не сошло бы. Использование магии некромантов привлекло бы внимание Восьми орденов. Озарённые искали бы меня не жалея сил. Это всё было слишком опасно. В то же время, принимая предложение сторожа, я ничем не рисковал. Если у него получится — тем лучше: не привлекая внимания к себе, я получил бы назад всё, что мне нужно.

Приняв решение, я сказал:

— Возьми вот это.

И я протянул ему небольшое кольцо в форме свернувшейся змеи.

— Дотронься им до сундука в моей комнате. Оно снимет сторожевое заклятье. Вот ключ от моей комнаты, третьей справа от лестницы. Ещё я могу изменить твоё лицо так, чтобы тебя никто не узнал.

Мои слова удивили старика.

— Ты можешь придать мне лицо любого человека?

— Почти. Главное, чтобы ты сам хорошо помнил лицо того, кем хочешь стать. Чем лучше ты его представишь, тем точнее будет маска.

— Тогда это упрощает дело! — сторож довольно улыбнулся. — Колдуй свое заклятье, маг!

— Мне понадобится вода…

Оглянувшись вокруг, я заметил небольшую лужу. На моё счастье, людей на улице не было, поэтому, не теряя времени, я зажёг Светлячок, осветивший на пару шагов вокруг землю.

— Смотри на своё отражение в воде, и представляй как можно лучше лицо того, кем хочешь стать.

Старик уставился на своё отражение в воде. Рядом стоял его пёс, заинтересованный тем, что мы делаем. Я не спеша произносил заклинание, глядя, как в воде меняется лицо старика. Наконец, превращение закончилось. Из воды на меня взглянуло лицо сурового воина, проведшего не один десяток лет на полях сражений. Интересно, чьё лицо представил себе этот старик?..

— Молчун, ждать! — отдав короткую команду, старик не спеша пошёл к гостинице, а я смотрел вслед, и удивлялся ему: он как будто вырос. Плечи распрямились, пружинистый шаг, уверенная походка, осанка — как будто полководец шёл принимать парад своей гвардии.

Ждать пришлось недолго.

Домик, где жил сторож, находился прямо на кладбище. Внутри он был весь увешан сборами сухих трав и цветов, из-за чего в воздухе стоял приятный пряный запах. Я сидел рядом со стариком и пил какой-то горячий настой из большой глиняной кружки.

— Не понимаю, как тебе удалось без боя вынести мои вещи, — кивнул я в сторону сумки.

Старик, продолжая пить настой, гладил по голове своего друга, не торопясь отвечать.

— Это я тебе потом как-нибудь расскажу, — сказал он наконец. — Лучше ты мне поведай, твоё магейшество, что дальше делать будешь?

— То, зачем я сюда и приехал.

— Стало быть, душу герцога призывать будешь, и допытывать его о сокровищах, им укрытых.

Я от неожиданности аж поперхнулся отваром. Не понимаю, как он понял, для чего мне понадобился череп? Прошли сотни лет с тех пор, как исчезли те, кто называли себя некромантами, а вместе с ними и знания о том, как можно призвать душу умершего, и что для этого нужно. Ох, не прост этот старик! Магии я в нём не чувствовал, хотя какой-то силой от него веяло. Кто же он такой на самом деле?

Отпираться или врать ему мне не хотелось. Я чувствовал, что он каким-то образом знает правду.

— А ты против этого, или может, долю клада хочешь получить за свою помощь?

Старик отрицательно качнул головой.

— Деньги не дадут мне больше того, что у меня и так есть. Поэтому сокровища меня не интересуют.

— Что тогда тебе от меня нужно?

— Об этом я скажу тебе потом, когда придёт время, и если поможешь, значит поможешь. Нет, значит ступай своей дорогой. Зла на тебя держать не буду.

Его слова меня ещё больше запутали. Интересно, что же ему от меня надо? Не люблю загадки. Но как бы то ни было, до проведения ритуала осталось две ночи. Скоро всё закончится, и я смогу вернуться домой. Учитель, Леда… Я вспомнил, как она плакала на пороге, и не хотела меня отпускать, как будто знала о возможной угрозе. Ради вас, и ради тех, кто ждёт меня по ту сторону жизни, я останусь жив и вернусь домой. И никакие Озарённые меня не остановят!..

Мы долго в тишине сидели со стариком; каждый из нас думал о чём-то своём, глядя на пламя костра. Лишь тихое потрескивание дров в очаге разгоняло тишину. Ночь вступила в свои права, и земля, утомлённая заботами дня, погружалась в благодатный сон, что нёс отдых уставшим от трудов людям…

Покинуть утром город оказалось нетрудно, незаметно приткнувшись к одному из караванов паломников, направлявшихся к храму Гелиона. На воротах стояли стражники и четверо Озарённых; среди них двое совсем юных, парень и девушка, с какой-то собачкой. Видимо, у них совсем плохи дела, раз они решили использовать детей для моего розыска. Дважды попасться на один и тот же трюк с собаками было бы глупо: мазь, которую я приготовил, меняла запах тела так, что даже самая лучшая ищейка не смогла бы меня найти среди других людей. Магию я решил не использовать.

Я шёл совершенно открыто, не скрывая своего лица, среди десятков паломников, и вместе с ними вовсю распевая гимн, прославляющий Гелиона. Дав возможность понюхать себя пёсику, и улыбнувшись юной Ищущей, проводившей досмотр, я спокойно покинул город. Пройдя несколько лиг вместе с паломниками, я незаметно отстал от них, сойдя к обочине. Найти деревню и дом, в котором жил крестьянин, я смог ближе к полудню. Забрав быков, и с трудом отказавшись от приглашения пообедать с его семьёй, я поспешил к небольшой лесной поляне, что нашёл заранее, гоня перед собой неторопливых быков и неся клетку с птицами. Времени прошло немало, прежде чем я со всеми своим животными и птицами добрался до необходимого мне места.

Привязав быков к небольшому дереву и насыпав корма голубям, я приступил к подготовке ритуала. Пламя смерти, призванное мной, пожрало всё живое на поляне, оставив после себя лишь золу и пепел. Теперь нужно было начертить круг. Посоха у меня не было, поэтому я обошёлся веткой с засохшего дерева. Мёртвое, некогда бывшее живым, создало круг Жизни и Смерти. Морская соль, насыпанная вокруг круга, призвана была не выпустить душу умершего в мир живых.

Внутри круга я начертил треугольник, символизировавший трёх великих стражей границ, охраняющих мир живых и мёртвых; им пойдёт в качестве подношения жертвенная кровь быков, чтобы они без препятствий пропустили душу того, кто будет спешить по моему зову. Треугольник нарисован, чаши для крови готовы. Теперь пришла пора приступать к самому сложному этапу.

Немного отдохнув, я начал не спеша рисовать двенадцатиконечную звезду: она будет служить маяком, на свет которого по Звёздному мосту устремится душа герцога; жизни голубей оборвутся, чтобы наполнить сиянием каждый из её лучей. Внутри звезды я установил череп того, кого хотел призвать. Вокруг черепа я начертил руны, которые должны были позволить умершему ступить на Звёздный мост.

Магия не терпит спешки или ошибок. Я тщательно проверил границы каждого из нарисованных мной знаков, чтобы не было прорех в начертании. Круги, руны, символы — всё должно быть на своих местах. Для создания каждой из рун используется разный состав. Руна «муав», Открывающая границы: чёрный янтарь, хрусталь, бирюза, жемчуг, истолчённые в пыль, нужны для того, чтобы её начертить. Руна «хейс», Свет во мраке: смесь двенадцати трав, собранных каждая в определённое время, будут её основой. Руна «лиар», Твердь небес: осколок звёздного камня, перо птицы, светлячок… И так для каждой из двенадцати рун, складывающихся в слово, создающее Звёздный мост.

Каждая из рун заняла своё место у основания лучей двенадцатиконечной звезды. На небе уже появилась луна, когда я закончил приготовления. Проверив быков и насыпав ещё корма птицам, я отправился спать. Небольшой защитный круг прикрыл своей завесой место моего отдыха. Накрывшись одеялом, которое мне одолжил сторож, я с радостью дал отдых уставшему телу. Следующая ночь — это восход Серебряной луны, значит я, наконец, выполню то, что задумал.

Око Гелиона опустилось за черту горизонта, возвестив окончание дня; можно было начинать ритуал. Целый день не пившие быки радостно пили воду, которую я дал каждому из них. Голуби даже устроили небольшую драку за то, что бы попить первым из миски. Знали бы они, что их ждёт потом, вряд ли бы они так жадно пили воду с сонным зельем, что я туда подмешал. Я стоял в стороне и смотрел, как постепенно, один за другим, засыпают могучие быки, как в большой клетке с голубями утихают воркование и шелест крыльев; зелье сделало свое дело, теперь пришло время делать моё.

Взяв одну из чаш, я подошёл к первому из быков и аккуратно перерезал жилу на шее, откуда вырвалась струя горячей крови, окатив меня с головы до ног. Подставив чашу, я ждал, когда она наполнится. Чувствовал я себя при этом крайне мерзко: я раньше даже курицу для супа зарезать не мог, а сейчас я, как обезумевший мясник, весь в крови, ночью в лесу убиваю спящих, ни в чём не повинных животных, что видели от человека лишь добро и ласку. Пересилив себя, я продолжил начатое, стараясь не думать о животных; я как можно быстрее хотел покончить с жертвоприношением.

Закончив с быками и расставив чаши с тёплой кровью в углах начертанного мной треугольника, я приступил к голубям. Стараясь ни о чём не думать, я по очереди достал спящих птиц и свернул им головы; тела птиц я разложил в лучах звезды. В небе надо мной сияла луна, звёзды разгорелись на небосводе, возвещая о начале праздника. В городе люди вовсю веселились, радовались, пели и гуляли, а я, как сумасшедший колдун, спрятавшись в лесу, творил чёрные дела. Да уж, скажи мне кто-нибудь пару лет назад, что я буду заниматься чем-то подобным, и я бы его высмеял как шута.

Вытерев руки и лицо от крови, я достал бережно завернутую мною в ткань книгу некромантов, и открыл её на странице с заклинанием призыва души. Не спеша я начал читать заклинание, чувствуя, как сила, послушная моим словам, начинает действовать. Одна за другой загорелись руны; там, за гранью миров, появился мост среди звёзд, по которому могут ходить лишь боги и души. Над чашами с кровью вспыхнуло синее пламя; моя жертва принята. Могучие стражи не тронут того, кто должен идти по моему мосту, в благодарность за щедрое подношение они даже решили почтить меня своим присутствием. Одно за другим с коротким треском исчезли тела голубей, и всё сильнее разгоралась звезда, наполняя светом глухую лесную поляну. Наконец, сила, повинуясь моей воле, разорвала границу, открыв проход между мирами. Череп в центре круга медленно поднялся в воздух, и вокруг него ярко засияли начертанные мной руны.

Я облегчённо перевёл дыхание. Душа услышала мой призыв и ступила на Звёздный мост. Не теряя концентрации, я продолжил читать заклинание, не вглядываясь более в происходящее в круге: сейчас было важно не сбиться, и не потерять контроль над заклинанием. Любая ошибка — и весь мой труд обратился бы прахом: мост оборвался бы, и дух вернулся туда, откуда был призван, а сила незавершённого заклинания обрушилась бы на неосторожного мага, разрушив границу защитного круга.

— Салахай ин мортум криспериан септис! Да явится душа призванного мной!

Заключительные слова заклинания были произнесены. Наконец, я мог оторвать глаза от гримуара, и взглянуть на того, кто был призван. Внутри круга я увидел фигуру человека, как будто сотканную из тумана. Подойдя ближе, я увидел мужчину лет пятидесяти. Гордое волевое лицо с выступающим подбородком, чёрные волосы до плеч, крепкая коренастая фигура в боевом облачении, а на голову была одета королевская корона.

Призрак оглядывался по сторонам, как будто искал того, кем был вызван, а потом не спеша начал обходить круг призыва, проверяя, нет ли в его границе бреши, которая позволила бы ему покинуть его. Я тоже не спешил говорить с тем, кто был призван: использование такого могучего заклинания мне тяжело далось, и я переводил дыхание, прежде чем начать разговор. Всё равно до утра душа не могла вернуться туда, откуда была призвана, пока я сам её не отпущу.

Отдышавшись, я, наконец, обратился к тому, кто ждал меня в круге:

— Назови себя, прибывший по зову моему!

И с замиранием в груди стал ждать ответа. Я до последнего боялся того, что это не тот, кто мне нужен, хоть призрак в круге и похож был на изображение герцога Киллиана, которое я видел на гравюре. Я должен был убедиться, ибо призрак, не обременённый телом, мог принять любые обличье и форму.

Фигура внутри круга была безмолвна, и я стал уже бояться того, что дух не понял моего вопроса, когда прозвучал ответ:

— Меня звали Киллиан, герцог Керенгейла, регент королевства Гарам.

Это был он! Я всё сделал правильно! Звёзды в ту ночь улыбнулись мне, и мой путь в этой суровой стране приблизился к концу; скоро я мог отправляться домой! Радость и предвкушение грядущего богатства поторопили меня задать следующий вопрос:

— Поведай мне о том, где укрыты тобой сокровища королевской казны, и ты вернёшься обратно в то место, которое отвели тебе боги.

Мой вопрос почему-то вызвал улыбку у герцога, и тот сначала отрицательно покачал головой, а потом просто ответил:

— Нет.

— Что — «нет»? — не понял я.

— Я не скажу тебе, колдун, где я их спрятал, так же, как не сказал тем, кто спрашивал об этом до тебя, и тем, кто будет после тебя. Из-за этих сокровищ я оказался в аду, мои жена и сыновья убиты, а ты хочешь получить то, ради чего пальцем об палец не ударил! Мои предки добывали сокровища в битвах на полях сражений, штурмуя города врагов. Тысячи людей отдали жизни, добывая золото и драгоценные камни в шахтах и рудниках. Я и сам собрал немалые богатства, отобрав их у своих врагов. И теперь я плачу за те кровь и боль, что я причинил, собирая их, а плату Гелион за это мне назначил немалую. А ты, чужак, хочешь всем этим завладеть, и пользоваться тем, что теперь мне недоступно! Нет! Если не мне владеть ими, то пусть они не достанутся никому, и вечно лежат там, где я их спрятал!

Услышав всё это, я надолго замолчал, не зная, что сказать. Неудивительно, что сокровища не были найдены: герцог был упрям, и отдавать их не собирался. Читая про попытки их найти, я улыбался про себя над неумехами, и думал о том, как легко я найду то, что другие уже даже отыскать не надеялись. Что ж, не удалось по-хорошему, попробуем по-плохому!

— Солнцем проклятых, чёрной звездой последней надежды, свет которой погаснет над тобой, я приказываю тебе сказать, дух, где сокровища!

Юдоль одиночества, холода и пустоты, где обретались грешные души, освещалась маленькой, едва светящей звёздочкой, которую зажгла для несчастных Мелирана, чтобы даже в аду, куда эти люди с таким упорством при жизни мостили дорогу, не пропадал свет добра, давая надежду заблудшим. Сделать так, чтобы несчастная душа перестала видеть даже отблеск этого света, было самой страшной карой, которой я мог угрожать.

Мои слова заставили герцога броситься в порыве ярости ко мне, забыв о границе, нас разделяющей. Морская соль вспыхнула, и дух был отброшен, так и не сумев покинуть круг призыва.

— Ты не можешь этого сделать, колдун, ты не бог! Это дар Мелираны, и лишь она в силах нас его лишить!

Я с досадой сжал губы. Обман не удался. Заставить говорить призрака нельзя, если он сам этого не хочет. Угрожать, обманывать — вот что приходилось делать некромантам, чтобы принудить тех, кто был неразговорчив. Власти приказывать у них не было. Но находясь в круге призыва, душа не могла лгать, и хоть это немного утешало.

Что ж, попробуем по-другому.

— Если ты будешь упорствовать, тогда я заточу тебя в каком-нибудь трупе, и ты будешь вечно находиться на грани жизни и смерти!

Моя угроза вызвала смех у герцога.

— Ты можешь пугать меня, чем хочешь, колдун! Любое место, куда бы ты меня не отправил, будет лучше того, где я нахожусь по приговору Гелиона, а я брошен в ад. Бескрайняя заснеженная долина, усеянная огромными кусками острого льда, разрезающего плоть от одного к нему прикосновения, постоянный пронизывающий ветер, холод и снег, застилающий небо, из-за которого ничего не видно дальше, чем на пару шагов. Я вынужден бродить по этой бескрайней долине, где никогда не видно солнца, и драться с подобными мне за пищу, что иногда удаётся найти под снегом, который приходится разрывать голыми руками, а снег острый, как стекло. А потом есть какую-то мёрзлую дрянь вроде травы, если её удастся найти. И это лишь малая часть того, что там происходит. Голод. Холод. Боль. Одиночество. И так без конца. Поэтому, чем бы ты мне не угрожал, колдун, ты не можешь сделать мне хуже или больнее, чем есть. Человеческого разума не хватит, чтобы выдумать наказание страшнее чем то, что установили боги.

На это я не нашёлся, что сказать. Пытаться запугать того, кто и так находился в аду, было глупо. Я решил попробовать ещё кое-что.

— Может быть, у тебя остались какие-то незаконченные дела на земле, которые я могу выполнить для тебя, а в награду ты скажешь то, что я хочу услышать?

Теперь мои слова заставили герцога задуматься. Спустя время он произнёс:

— Да, ты можешь кое-что сделать для меня, и в награду за это я скажу, где я спрятал свой клад.

Это было замечательно! Надежда снова расправила крылья в моей душе. Что бы он ни попросил, я был готов выполнить. Построить для него и его семьи мавзолей, украшенный изразцами и фресками, написать песню, обеляющую его имя, или что угодно, что могло быть нужно душе, обречённой на страдание.

— Для начала, скажи: после того, как меня и моих детей с женой убили, кто пришёл к власти и занял трон?

Этот вопрос меня удивил.

— Юный принц, которого ты заточил в крепость, — сказал я, вспоминая старую хронику.

— Значит, они всё-таки усадили на трон этого дурачка! — пробормотал герцог.

— Почему дурачка? — удивился я. — В хрониках написано, что он был здоров душой и телом и мудро правил страной.

— А что ещё они могли про него написать? Ведь книги о правителях правдивы лишь после их смерти, да и то не всегда, а при жизни в них лишь ложь и восхваления. Принц не был дураком в буквальном смысле: на четвереньках за собаками не ползал, и с лошадями не разговаривал, но страной он управлять был не способен. Бесхарактерен, труслив, доверчив, верил всему, что ему говорили, не умел общаться с людьми, без конца читал книги и по ним судил о мире и людях. И такому человеку я не мог доверить трон и управление страной, которой веками правили мои предки.

Людям всё равно, кто сидит на троне, лишь бы тот хорошо управлял страной, не было войн, а налоги были справедливы. Но лордам не нравились железные порядки, что я создал; они хотели жить как при моём брате, который больше царствовал, чем правил. Пиры, балы, охота день за днём — и так без конца. А то, что у иного лорда дружина чуть ли не больше королевской армии, это было не важно. Лорды в своих владениях творили, что хотели, и король не мог ничего с этим поделать, да и не хотел. Бароны и графы не платили в казну ни медяка, а с крестьян и горожан драли три шкуры. Доходило до того, что лордов даже к суду привлечь нельзя было, ибо их судить могли лишь равные им. А когда война с Фореном началась, которую мы потом проиграли, потому что лорды отказались выделить деньги и подкрепления для королевского войска, моё терпение закончилось. Я больше не мог смотреть, куда катится моя страна! Я устроил убийство своего брата, чтобы занять трон, и если б не та дурацкая клятва, мои потомки правили бы этой страной! Лорды наверняка радовались тому, что принц взошёл на мой трон, ведь они опять могли творить, что хотели, при таком слабом правителе.

— Не мне судить, как он правил. Я могу лишь видеть то, как сейчас правят страной его потомки, принявшие корону. Делают они это мудро, и страна процветает. Войн нет, жители всем довольны…

Мои слова взвали на лице у герцога злую досаду. Ему, наверное, хотелось бы услышать, что после его гибели всё рассыпалось в прах. Как же переоценивают себя правители, считая, что лишь их мудрая воля двигает Вселенную и не даёт погаснуть звёздам! Но у меня возник вопрос, который я решил задать.

— Скажи: если твои мысли были благородны и честны, почему ты оказался там, где находишься? Вряд ли Гелион столь сурово тебя наказал за одну оборванную жизнь, пусть даже брата и короля. Ведь ты хотел спасти свою страну от гибели.

— Потому что начав убивать, сложно остановиться. Человек тебе мешает, или просто опасен? В тюрьму его, на плаху! Сначала тех, кто действительно там должен оказаться, а потом их союзников, чтобы не смогли помешать. Ну а вместе с ними и их семьи заодно: братьев, сестёр, детей туда же: могут вырасти и отомстить. А потом тех, кто просто против арестов и казней. Однажды порождённое зло порождает всё большее зло, и становится почти невозможно его остановить. Пока не придёт конец, и когда ты приходишь на суд богов, и видишь всё, сотворенное тобой: боль, страдания, разрушенные судьбы, оборванные жизни; на весах богов они перевешивают всё то доброе, что ты хотел сделать.

— Так чего же ты хочешь? — услышанное заставило меня по-другому взглянуть на человека, о котором я думал совсем иначе. В круге Жизни и Смерти он не мог лгать, и сказанные им слова были той правдой, в которую он сам верил. Призрак мог заблуждаться, но не мог лгать.

— Я хочу мести! Убей нынешнего короля и его семью, а также семьи тех, кто участвовал в заговоре против меня. Пусть не им, но хоть их потомкам я отомщу! Сокровища, которые я тебе отдам, велики: на них ты можешь купить целую армию и захватить страну. Наёмные убийцы по твоему приказу расправятся с потомками предателей. В конце концов, ты же сам колдун: яды, магия, демоны, покорные тебе, могут сделать так, чтобы жизни моих врагов оборвались. Мне ненавистна сама мысль, что ублюдки тех, кто убил меня, и не пожалел моих невинных детей, правят страной, наслаждаясь властью и богатством, а я, который для неё сделал так много, обречён скитаться в аду!

— Сделав это, погубив ни в чём неповинных людей, я, спустя время, окажусь в аду вместе с тобой, чтобы вечно копаться в снегу и есть мёрзлую траву! — сказал я. — Если эта та цена, которую ты хочешь за свой клад, её платить я не стану.

— Тогда нам не о чем больше говорить с тобой, колдун! Чего я жажду ты мне дать не можешь, а иного я сам не хочу. Облегчить мою боль могут лишь боги. Отпускай меня скорей назад! Мне больно видеть этот мир и знать о том, что я в нём больше не живу!

В растерянности я стоял, не зная, что предпринять. Я испробовал всё, что было описано в книге, но ничто не помогло, и что делать дальше, я не представлял. Страх неудачи охватил мой разум. Неужели всё было зря? Столько усилий: чуть не утонуть в море, потом едва не погибнуть от рук Озарённых, и теперь, когда я был в шаге от богатства, оказаться ни с чем! Представив себе возращение домой без денег, я стал закипать от ярости. Мне захотелось запустить каким-нибудь заклинанием в призрака. Я жалел, что против него нельзя было использовать слово Боли: ощутив на себе его воздействие, герцог наверняка сказал бы всё, что я хотел знать!

Но что же делать? В моей голове лихорадочно носились мысли. Время уходило, и рассвет был всё ближе. Свет солнца прервал бы моё заклятье, и дух вернулся бы в мир мёртвых, чтобы влачить там свою участь, пока боги не помилуют его. Я на миг вообразил себе ад, куда был брошен герцог за свои злодеяния. Я попытался представить, что бы он сделал или отдал, лишь бы выбраться оттуда. Нет, я не мог помочь ему. Властью облегчить хоть немного участь души, пребывающей в аду, обладают лишь боги. А их приговор могут смягчить добрые дела того, кто хочет получить прощение. Так говорят в храмах жрецы, собирая щедрые пожертвования от прихожан. «Молитесь за тех, кто молиться сам за себя не в силах! Жертвуйте за тех, кто этого сделать не может!» Идея внезапно возникла в моей голове!

— Я не могу тебе дать месть, которую ты хочешь, но хочу предложить тебе надежду на облегчение твоих страданий!

— Ты не бог. Это не в твоей власти, — махнул рукой призрак. — Не стоит пытаться меня обманывать.

— Я и не собираюсь тебя обманывать. Добрые дела смягчают сердца богов, и ты можешь получить снисхождение и облегчение.

— Как? — мои слова вызвали удивление у герцога. Такого ему ещё никто не предлагал, это точно.

— Часть сокровищ, которые ты мне отдашь, я потрачу на помощь людям. Это будет благое дело, совершённое от твоего имени, и боги, увидев это, смягчат твоё наказание.

— А если нет? Если этого для них будет мало, и отдав тебе клад, я не получу ничего?

— Даже тень надежды лучше, чем вообще ничего. Я — последний некромант этого мира. Больше некому будет призвать тебя и предложить что-то лучшее, если ты отвергнешь предложенное мной. Отказавшись, ты окажешься там, где был, и будешь вечно помнить о том, что мог попытаться изменить свою судьбу.

Мои слова заставили призрака задуматься. Я его не торопил с ответом, прекрасно осознавая, что это была моя последняя попытка, и если и сейчас он откажется, я отправлю его назад и вернусь домой, так и не разбогатев.

— Я согласен, маг!

Его слова прозвучали для меня неожиданно. Я был почти уверен, что упрямый дух и на этот раз отвергнет моё предложение. Эти слова дались призраку нелегко: мне видны были его терзания.

— Я отдам тебе свои сокровища, если половину из них ты обещаешь потратить на благие дела. Протяни мне руку, чтобы мы могли честным рукопожатием скрепить нашу сделку!

Подобное предложение вызвало у меня усмешку.

— Ты что, держишь меня за глупца? Если я протяну тебе руку сквозь защитный барьер, ты попытаешься вселиться в моё тело! — предупреждения о подобном были написаны в книге некромантов.

На эти слова призрак лишь пожал плечами.

— Стоило попытаться. Кое-кому раньше это удавалось.

Устав от его уловок, я решил положить конец нашему затянувшемуся разговору. То, что мне нужно, он уже произнёс.

— Ты дал своё согласие, герцог Киллиан. Теперь ты не можешь отказаться от своих слов. Стражи были свидетелями твоего обещания! — и я указал на чаши, над которыми клубилось синее пламя. Я обещаю потратить половину из полученных мною сокровищ на то, что облегчит людские страдания и поможет тем, кто нуждается в добре и милосердии. А теперь я требую от тебя, дух, выполнить твою часть договора, и сказать то, что я хочу знать!

Дух с тоской взглянул на небо, видимо, надеясь увидеть там первые лучи солнца, которое разорвало бы мой круг и отправило его назад. Но до восхода было ещё время; сказанные им слова связывали его обещанием, которое он обязан был выполнить: стражи не потерпели бы лжи или отказа. Мы были связаны с ним договором, и каждый был обязан выполнить свою часть.

Нехотя, растягивая слова, герцог начал говорить, а я внимательно слушал его и запоминал. Теперь я знал точное расположение сокровищ, оставалось лишь их добыть. Узнав всё, что мне нужно, я отпустил дух герцога и вытер вспотевший лоб. Общение с духом очень меня утомило, ведь я до последнего сомневался в том, что смогу узнать то, что мне было нужно. Пришло время завершать ритуал. Поочерёдно я поклонился каждой из чаш и поблагодарил стражей границ за то, что почтили своим присутствием. Надрезав запястье, я капнул в каждую из чаш по несколько капель крови в знак благодарности им. Чаши погасли: стражи вернулись назад. Всё, теперь можно было отдохнуть.

Кое-как дойдя до одеяла, я без сил упал на землю. Проведение ритуала и разговор меня предельно утомили: у меня даже не было сил установить защитный полог. Заснул я почти мгновенно.

Мне было трудно говорить, а ещё труднее было смотреть в глаза магистру. Я подвёл всех, и некого здесь больше винить, кроме себя самого.

— Итак, расскажи ещё раз с самого начала, как всё произошло! — потребовала незнакомая Ищущая, сегодня утром прибывшая из Хогрума, Верховной твердыни ордена. И я в третий раз начал пересказывать произошедшее в таверне.

Всё было как обычно, ничто не предвещало проблем. Усевшись за столом так, чтобы видеть вход в гостиницу, я заказал горячую похлёбку из потрохов, хотя есть не хотелось. Все мои мысли были заняты предстоящей схваткой. Это должен был быть мой первый настоящий бой! В голове звенели вопросы, на которые у меня не было ответов: насколько силён этот маг, какой магией он владеет и какими заклинаниями успел запастись. Я знал одно: главное — навязать ему ближний бой, и не дать времени опомниться. Хорошо бы, если б это был «серый»: они, говорят, не слишком сильны в боевых заклинаниях; их вроде труднее найти, чем убить…

Когда открылась дверь таверны, я не сразу узнал магистра нашей миссии, вошедшего внутрь. В простой неброской одежде он был больше похож на пожилого крестьянина, зашедшего вечерком пропустить кружечку, чтобы согреть старые кости, чем на Рыцаря света, кем он был на самом деле. Оглядевшись вокруг, он жестом подозвал меня, и я поспешил подойти:

— Маг ещё не появлялся? — спросил магистр, глядя наверх.

— Нет, он ещё не вернулся с прогулки, — ответил я, и в свою очередь спросил. — А где Ясмера и остальные?

— Скоро подойдут. Я решил пойти один, чтобы посмотреть на месте, что да как. Идём наверх, нужно там осмотреться.

И он быстро стал подниматься по лестнице к комнатам, где жили постояльцы. Я последовал за ним, на ходу удивляясь тому, как это магистр так быстро смог сюда добраться. Мне показалось, что Ясмера не могла за прошедшее время даже дойти до миссии, а магистр уж точно не успел бы отдать распоряжения и оказаться здесь так быстро. Об этом я и хотел у него спросить, едва мы поднялись наверх, когда магистр, неожиданно развернувшись, ударил меня в кадык. Не ожидав подобного, я пропустил удар. В глазах потемнело, фигура магистра стала расплываться и двоиться. Я попытался защищаться, но маг, не давая мне времени прийти в себя, нанёс ещё несколько ударов. Я даже успел удивиться, как хорошо колдун дерётся, и почему он не использовал колдовство, и это было последнее, что я смог сделать перед тем, как потерять сознание.

Ищущая внимательно выслушала мою историю, а затем спросила:

— Тебе есть, что добавить?

Я устало мотнул головой. Рассказывать о том, как меня нашли и принесли в миссию не стоило, а большего я не знал.

— Тогда ступай! — приказал магистр. — Если ты будешь нужен, тебя позовут.

Дверь за Гераном и Ясмерой закрылась. Магистр не спеша встал и достал из ниши в стене небольшой кувшин с вином. Так же неспешно он наполнил бокалы и протянул один из них Ищущей.

— Скажи, с чем связан твой визит? Неужели это происшествие с магом так встревожило главу ордена, что он направил тебя к нам? Или есть что-то ещё, о чём я не знаю?

Ищущая медленно потягивала вино, наслаждаясь вкусом напитка, и не спешила отвечать. Магистр не торопил её с ответом, а присев на стул рядом, пригубил вино, которое он держал для редких важных гостей.

— Я прибыла сюда как раз из-за событий, связанных с появлением у вас в городе мага, — Ищущая, допив вино, решила, наконец, заговорить.

— Некромантия, вызов души. Это вас заинтересовало? — высказал догадку магистр.

— Оставь эти глупости! — махнула Ищущая рукой, и протянула магистру пустой бокал, который он поспешил наполнить. — Если даже какой-то дурак на юге и отыскал где-то свиток с описанием заклятья призыва души, это не представляет особой угрозы мирозданию. После падения цитадели некромантов и разграбления библиотек мы потом веками отлавливали доморощенных некромантов, пытавшихся вызывать духов или обрести бессмертие; ни у кого это за все века не получилось. Ничего, что представляло бы угрозу, в книгах не найти. Нужен учитель, тот, кто объяснит принципы и основы этого волшебства. Без него ничему не научиться, так же, как по книгам нельзя научиться фехтовать или гранить драгоценные камни. Некромантия — это ещё тяжелее. Здесь нужен учитель, а последний из них умер восемь веков назад.

— Тогда что же привело тебя сюда? — спросил недоуменно магистр.

— Предположение твоей Ищущей о том, что маг, пробравшийся тогда на кладбище и встреченный ими позже в гостинице, является мастером или даже магистром Серых плащей. Разговор с твоим Гераном окончательно подтвердил её догадку. Маг использовал в гостинице заклинание Чужого лица, чтобы обмануть твоего человека; этим заклинанием владеют лишь Серые. Ни у Майнгейнов, ни у Хейсеров подобных заклятий нет. Волшебство иллюзии, контроль разума, уловки и обман — эти заклинания относятся к школе Пустых зеркал, которую изучают и которой владеют только Странники Серых путей. Они не слишком сильны в боевой магии, и в открытом бою мало что могут, поэтому избегают прямых столкновений, нанося удары издалека или в неожиданном для врага месте. Это опасные и умные враги, которых не стоит недооценивать.

— Ты пришла сюда, чтобы помочь нам его отыскать и призвать к ответу за нарушение договора? — спросил магистр, и вновь наполнил себе и Джемре бокалы.

— Боюсь, что не в этот раз, мой друг, — сказала Ищущая, вертя в руке бокал и любуясь цветом вина.

— Почему? — удивленный ответом Ищущей, магистр даже пролил несколько капель вина из бокала.

— Это долгая история, — видно было, что Ищущей не хотелось об этом говорить, но скрывать что-то от старого друга, с которым они вместе служили почти десять лет на юге, ей не хотелось.

Магистр на вес прикинул вино в кувшине и подумал, что придётся достать еще один.

— Я никуда не тороплюсь, — и выжидательно посмотрел на Ищущую. Тяжело вздохнув, та негромко заговорила:

— Маги со времён Великой войны изменились. Они стали сильнее и сплочённей. Тронь одного — и за него вступится весь орден. А за орден и все Восемь орденов встанут, как один. Раньше одним нашим именем они пугали учеников; теперь они перестали нас бояться, а скоро перестанут и уважать. Как только это произойдёт, будет новая война. Маги ничего не забыли и не простили.

Эти слова не были откровением для магистра. Годы, проведённые на юге, многому его научили, заставив уважать своих врагов. Поодиночке маги были не так уж и сильны: могучих колдунов, способных создавать разрушительные, смертоносные заклинания, было среди них не так уж и много. Один на один с ними можно было бы справиться. Но это понимали и маги, что заставляло их, несмотря на вечную борьбу между собой, единым строем выступать за каждого, кто носил плащ и знаки одного из орденов, и это была сила, которая внушала уважение и страх.

— А как же Великий договор?

— Договор не остановит волшебников. Если за нарушением договора не следует наказание, тогда это лишь бумага с красивыми словами и печатями. А одной бумаги и старых обещаний недостаточно, чтобы остановить магов, жаждущих получить реванш и вернуть былую власть.

— Как ты думаешь, скоро они решатся действовать?

— По нашим сведениям, у Совета орденов нет однозначного мнения. Орунгэны и Майнгейны хотят войны, Хейсеры против, Странники Серых путей не определились до конца со своей позицией.

— А что младшие ордена собираются предпринять? Каковы их мнения по поводу возможной войны?

— Их мнения ничего не весят. Великая война многое поменяла у магов: теперь решение принимают только старшие ордена, которые непосредственно сражались с Озарёнными. Те же, кто не могут сражаться и нуждаются в защите старших орденов, все эти алхимики, лекари и предсказатели, вынуждены подчиняться их решениям независимо от того, нравятся они им, или нет.

Скоро проведут общее собрание Круга мастеров Странников Серых путей, на котором будет принято решение об окончательной позиции Серых. И если большинство проголосует за, то маги в одностороннем порядке откажутся повиноваться условиям Великого договора. И это будет началом войны. Мы будем обязаны принять этот вызов, и силой заставить их уважать договор.

Магистр на эти слова с сомнением качнул головой.

— А сможем ли мы это сделать?

— Уверенности в этом нет.

Видно, что эти слова дались Ищущей нелегко, но врать старому другу, да и себе, она не хотела.

— Маги сейчас очень сильны, а вот время нашей силы прошло. Когда заключался Великий договор, мы были сильны, несмотря на потери. За нами были победы над некромантами и Огненными магами, поддержка Владык Севера. Маги шаг боялись сделать за пределы своих цитаделей. Но время прошло, и многое изменилось: всё меньше людей хотят стать одними из нас, а те, кто вступают в наши ряды, всё чаще потом покидают их. Нам нечего предложить людям, которые могли бы стать Озарёнными, кроме славы и служения богам. А сейчас этого уже мало: людям хочется власти, богатства, титулов, земель. Поэтому наши ряды покидают те, кто вступил в них, будучи молодыми и глупыми. Иллюзии молодости исчезают, пыл веры угасает, и Солнечные воины идут на службу в королевскую гвардию, лекари начинаю за деньги лечить нуждающихся в их помощи, а Ищущие бегут на юг и вступают в ряды магов, множа ряды наших врагов.

— Вот откуда у нас такие знания о планах магов! — усмехнулся магистр.

— Да, от ренегатов. Некоторые из них стали таковыми по нашему приказу. Но это ничего не меняет: мы знаем что, они хотят сделать, но бессильны повлиять на ход событий.

— Скажи, почему они это делают? Ведь они были Ищущими, главной силой Озарённых против магов, нашим щитом, способным защитить людей от колдовства. Как можно так поступить — отбросить своё служение и идти на поклон врагу?

— Потому что они люди. Они видят, как живут волшебники: деньги, власть, собственный дом, лучшая еда, одежда, слуги, наложницы — всё это станет доступно тебе, стоит лишь отказаться от служения богам. Это маги и говорят им через своих подсылов. Сними плащ служителя Мелираны, поклянись в верности одному из орденов, и лет через пять ты станешь мастером, и получишь то, чего в казармах Озарённых у тебя не будет никогда. И хуже всего, что маги не врут: они дают предателям всё, что обещают: деньги, работу признание; ты можешь даже молиться богам, это не запрещено. Но только они не говорят всей правды: бывший Ищущий, как бы он ни был умён или талантлив, никогда не станет магистром или главой ордена; в Круге мастеров его слово не имеет силы; волшебники не доверяют им и не любят. Но об этом ренегаты узнают потом, спустя годы, когда поменять ничего нельзя.

— Но зачем магам принимать их? Ведь обычному человеку почти невозможно стать одним из них.

— Тут всё просто: они делают это специально, ослабляя нас и усиливая свои ряды. Ренегаты многое знают о нас, они хорошо подготовлены и обучены, и в случае войны они будут драться до конца, зная, что им пощады не будет.

— Может, стоит внести изменения в устав Озарённых, и запретить покидать добровольно наш орден?

— И что это даст? Нельзя под принуждением заставлять человека верить в богов и служить людям. Если вера покинула его, и ему хочется другой жизни, пусть идёт той дорогой, которую выбрал для себя.

Слова Вегрейна, сказанные им при утверждении устава Озарённых, прозвучали в стенах комнаты. Несмотря на их правоту, от этого легче на сердце ни у кого не стало. Хотя магистр понимал, что толку от воина, если тот идёт в бой из страха или по принуждению немного, ему всё равно было больно думать о тех, кто купились на слова колдунов, и, отбросив свои обеты, вступили в ряды врага, и в случае войны и прольёт кровь своих бывших товарищей.

Но магистр не мог так просто отказаться от веры в силу своего ордена.

— Если маги захотят начать войну, весь север поднимется против них. Владыки Севера, да и простой люд, будут на нашей стороне. Маги захлебнутся в крови, сражаясь против нас и обычных людей.

— Я не стала бы слишком надеяться на Владык Севера, не говоря уже про обычных крестьян и горожан. Владыки Севера хоть на словах и заверяют нас в своей поддержке, но память о тех, кто помогал нам во время прошлой войны, крепко сидит у них в головах, и вряд ли они захотят повторить их судьбу. Ни один король, что был на нашей стороне в начале войны, не увидел её окончания.

— Тогда зачем же ты сюда прибыла, если не будешь помогать нам в охоте на мага?

— Как раз из-за вашей охоты: её нужно прекратить, и оставить мага в покое. После того, как ему не удастся вызвать призрака, он сам вернётся домой. Крови на нём нет, он никого не убил, даже старика не тронул, а из-за никому не нужного черепа войну начинать не стоит. Если маг будет найден, и в схватке погибнет, это может обернуться против нас. Я уже говорила о том, что скоро состоится собрание Серых плащей, на котором будет принято решение об окончательной позиции их ордена. И гибель одного из них перед началом собрания будет совсем некстати: у него наверняка есть друзья, учителя, просто приятели, с которыми он пил вино; и гибель их друга просто за то, что он без разрешения Озарённых был на севере, едва ли они сочтут справедливой. Они могут захотеть мести за смерть товарища, и наверняка проголосуют за расторжение договора. Это может быть последней песчинкой на чаше весов, которая и приведёт к возобновлению войны между нами и орденами магов.

— А как же некромантия? Запрет на неё никто не отменял. Даже маги не смогут возразить, если мы им представим доказательства использования Магии смерти.

— Если мы сможем их представить, — сделав ударение на слове «если» сухо сказала Джемра. — Сейчас нам нечего представить магам в качестве доказательств вины, и если при нём не будет найдено ничего, явно указывающего на некромантию, то получится, что мы его преследовали лишь за то, что он без нашего ведома пребывал на севере.

— Раньше и этого было бы достаточно, — сухо бросил магистр.

— Раньше — да, но времена изменились, — парировала Ищущая. — В этой истории всё слишком непросто. Я разговаривала с твоей девочкой. Ошибки быть не могло: что-то действительно не позволило ей найти мага по следу от заклинания, брошенного им на кладбище. Быть может, так богиня указывает нам на то, что его и не следует искать. Быть может, укрывая этого мага, она не позволит начаться новой Великой войне.

Магистр всё понимал. Война сейчас, когда орден Озарённых почти на половину состоит из совсем молоденьких мальчишек и девчонок, ни разу не сражавшихся по-настоящему, а вторая половина большей частью представлена стариками вроде него и Джемры, так и оставшихся верными своим идеалам. Магистр был солдатом, и видел то, на что мальчишки вроде Герана не обращали внимания, живя идеалами первых Озарённых. Озарённые ещё были сильны, они могли дать бой магам и пролить немало их крови, но победить в этой войне шансов у них почти не было. Если не случится чуда, подобного тому, что свершилось на Кровавом поле, и боги не вмешаются, то Озарённых истребят, подобно некромантам, которым они обязаны своим появлением.

Поговорив ещё немного с Джемрой, магистр прилёг отдохнуть: выпитое вино давало о себе знать. Растревоженный разговором и собственными мыслями, магистр долго не мог заснуть, ворочаясь в постели, и лишь под утро ему удалось на время забыться…

…Горящая миссия полыхала, разбрасывая во все стороны искры. Подожжённая со всех сторон, она уже более не могла служить укрытием для Озарённых, и они были вынуждены покинуть её стены, чтобы дать бой магам, ожидавшим на улице. Сомкнувшись в плотный круг, ощетинившись мечами, стоят впереди Солнечные воины, прикрывая собой и щитами тех, кто находится за их спинами: лекарей, Ищущих, простых слуг, оставшихся в миссии. Окна и двери окрестных домов, насколько это видно сквозь дым, закрыты; на улицах города никого; армия и стража не спешат им на помощь, оставаясь в казармах по приказу короля. Пусть маги и Озарённые сами разберутся между собой, на чьей стороне правда и воля богов. Горожане тоже не спешат им на выручку, предпочитая укрываться за стенами домов и молиться богам, чтобы случайно не попасть под удар магов.

Солнечные воины стоят, озираясь по сторонам, в надежде увидеть врагов и нанести ответный удар. Маги не торопятся показываться. Площадь и окрестные дома заволакивает туман, надёжно скрывая в нём волшебников. Лишь место вокруг миссии чисто от него, и Озарённые перед горящей миссией видны, как на ладони. Резкий свист — и водяной меч, соткавшийся буквально из воздуха, обрушивается на строй Озарённых. Один из воинов, вскрикнув, схватился за рассечённое плечо. Щит Ищущих частично отразил удар, и меч, способный разрубить строй щитоносцев, нанёс рану лишь одному из них. Целители внутри круга зашептали молитвы, направляя силу на исцеление раны. Но враг не собирался затягивать бой и давать шанс Озарённым: сразу за мечом на строй обрушился град камней, истощая щит. Огненный шар, прорвавшись сквозь не успевшую затянуться брешь в щите Ищущих, ударил по мечникам, превратив нескольких воинов в горящие факелы.

Магические удары следуют один за другим. Сегодня огонь и вода, воздух и земля сплелись в смертельном танце, чтобы уничтожить хрупкую человеческую плоть, смять, сжечь, раздавить! Всё сгодится для того, чтобы уничтожить тех, кто стоит на пути магов!

На время вспышки и свист магических ударов стихли. Посреди обугленной, искромсанной кучи тел, бывших ещё утром живыми людьми, поднялся каким-то чудом выживший Озарённый, последний защитник. Солнечный воин оглянулся по сторонам, глядя на своих друзей, превратившихся в обгоревшие, разорванные куски плоти, в которых лишь с трудом можно разобрать тела людей. На лице Озарённого появилась обречённость: больше некого защищать, остаётся лишь подороже продать свою жизнь.

Он сам бросается в туман, в надежде если не отомстить, то хоть умереть с честью. Туман плотен и непрогляден: ничего не видно в нём. Воин мечется в нём, как тигр в поисках добычи, и судьба, словно смилостивившись над ним, даёт ему шанс: в нескольких шагах перед собой он замечает силуэт врага. Один прыжок — и меч обрушивается на мага. Но плоть не сопротивляется мечу: силуэт тает в тумане, которым он и был. А рядом раздаётся издевательский хохот. Маги играют с ним. Ищешь врага? Получи!

Теперь вокруг него кружится целый сонм фигур и силуэтов, пропадая и появляясь, а потом вновь исчезая, а вокруг слышится смех веселящихся колдунов, играющих со своей жертвой. Наконец, маги сжалились над ним, или просто наскучила игра, но туман исчез, и последний воин увидел своих врагов. Два десятка магов в разноцветных плащах стоят вокруг него, опираясь на посохи. Уверенные в себе и своих силах, они смеются над некогда грозным врагом. Воин с рычанием бросается на них, и кто-то из магов, вскинув посох, обрушивает на него заклинание, отправляя его вслед за товарищами…

Магистр с криком вскочил в постели. Кошмар, увиденный им во сне, был столь явен, что он всё ещё чувствовал запах дыма и обуглившейся плоти. Что это: страшный сон, навеянный разговором с Джемрой, или видение, ниспосланное Гелионом? Всё в этом сне было настолько отчётливо и ясно, что магистр почувствовал боль и отчаяние, овладевшие последним из защитников…

Поиски мага решено было продолжить, но так, чтобы никогда его не найти. Непосвящённые не должны были ни о чём догадаться. Никто, кроме магистра и Джемры не должен был ни о чём знать.

Лето всё более вступало в свои права. Благоухали ранние цветы, а деревья принарядились зелёной листвой. Вокруг было слышно пение птиц, и если на миг прикрыть глаза, то можно было подумать, что я находился на какой-нибудь лесной полянке или в саду, а не на городском кладбище. Я шёл, пробираясь по хитросплетению тропинок, выискивая меж курганов и склепов небольшой деревянный дом, в котором жил кладбищенский сторож со своим псом. Память меня не подвела и в этот раз: за огромным мрачным склепом я увидел небольшой аккуратный домик, выкрашенный яркой зелёной краской. Его хозяин сидел на небольшой скамейке возле крыльца вместе со своим другом и перебирал сборы трав, раскладывая их на разные кучки.

Приглядевшись к травам, которые перебирал старик, я невольно удивился: вместо шиповника, подорожника и малины, которые можно было увидеть у пожилого человека, заботящегося о своём здоровье, здесь были «ведьмина погибель», «чёрная немощь», «вдовья слеза» — страшные, опасные растения, с помощью которых можно творить заклинания, несущие смерть и болезни, или использовать в приготовлении ядов, от которых не существует спасения. Старик, заметив меня, не спеша отложил ветку с созревшими ягодами мантика, или как его в простонародье называют, «слепоглаза»: маленькие красные ягоды, созревая, лопались, разбрызгивая во все стороны жгучий ядовитый сок. Попав на кожу человека, он вызывал ожоги, а если капли попадут в глаза, то человек мог остаться слепым до конца жизни. Мерзкое растение, к счастью, на юге не росло, да и в лесах севера тоже встречалось весьма редко. Откуда оно могло взяться здесь, также как и все остальные травы, и в особенности, зачем они могли понадобиться старику — всё это вызывало вопросы, но искать на них ответы я не хотел.

— Ну что, ваше магейшество, вас уже можно поздравить с обретением сокровищ Кровавого герцога?

Если б он ещё улыбнулся при этих словах, я бы точно знал, что он издевается надо мной! Осознание моей неудачи итак терзало меня, и терпеть шутки глупого старика было выше моих сил. Умом я понимал, что он не мог знать о препятствии, возникшем на пути к сокровищам; об этом никто не мог знать, даже герцог, спрятавший их двести лет назад. Но обида на всё происходящее терзала мне душу. Столько сил было приложено, чтобы отыскать эти сокровища: я чуть не утонул в море на пути в Гарам; потом меня едва не схватили Озарённые. Пересиливая себя, я убивал несчастных животных, уговаривал этого проклятого герцога! Столько сил, столько риска, и теперь, когда я был в шаге от достижения цели, все рушилось; всё, ради чего я так старался, теперь осуществится весьма нескоро.

Всего этого я не стал говорить старику: вряд ли ему было это интересно. Я лишь коротко мотнул головой и сказал:

— Нет.

— Что, герцог не сказал тебе, где сокровища спрятал? Так ты не расстраивайся. Северная кровь, что тут ещё скажешь. Если что вбил себе в голову, так и будет. Ни боги, ни время его не изменят. Когда все поиски, предпринятые королём, не увенчались успехом, послали гонцов далеко на север, к оракулу Мелираны, тому, кто обладает властью в мире духов, с просьбой вызвать душу герцога, чтобы узнать у него, где спрятана королевская казна. Я точно не знаю всего, как там было, но вроде бы они его призвали, да только не захотел он им ничего сказать. И что они только ни делали: и уговаривали, и угрожали, да всё без толку. Уж очень он на короля был зол за то, что его детишек убили. Так и не смогли ничего поделать с ним. Долго богиню умоляли найти на него управу. Король обещал ей новый храм построить, если он найдёт сокровища. Ничто не помогло. У богини и так храмы по всей стране. Одним больше, одним меньше. Её королевские печали не тронули. Так они ничего и не узнали. После этого король повелел прекратить поиски: если уж это не помогло, то дальнейшее и вовсе бесполезно.

Услышав об этом, я понял, откуда герцог знал, что могут люди, а что — нет. Понятно теперь, почему все мои уловки и попытки обмана не удались: с ним уже пытались проделать такое раньше, и он был к этому готов.

— Нет, нет. Мне-то как раз удалось узнать, где сокровища; в этом я преуспел, — слова о том, что я справился с тем, с чем не справился даже оракул Мелираны, меня немного утешали.

— Тогда отчего грустный такой? Радоваться надо. Богатым теперь будешь. Или ты мерзость какую-нибудь герцогу пообещал ради них, и теперь терзаешься, что обещание выполнять придётся?

— Я пообещал половину сокровищ потратить на благо людей. За это боги могут проявить к нему снисхождение и облегчить его участь, — рассказывать почти незнакомому мне человеку, пусть даже и спасшему меня, условия моего договора с герцогом не стоило; но я так давно ни с кем не говорил! Все эти поиски, постоянная необходимость скрываться, опасность нападения Озарённых — от всего этого я очень устал. Мне необходимо было с кем-то просто поговорить. А этот старик был единственным человеком на севере, перед кем мне не нужно было притворяться и надевать маску.

Старик, размышляя над моими словами, довольно кивнул.

— Умно. О таком ни король, ни его советники даже не подумали. Угрожали, обманывали, гневом богов грозили. А вот чтобы эти богатства людям во благо обратить, о том они, видимо, и не помышляли. Тогда что же? Или жалеешь, что не всё тебе достанется, и половину людям отдать придётся?

— Если бы! — устало махнув рукой, я присел на скамейку со стариком, и рассказал о том, отчего душу скрутили разочарование и обида…

…Недалеко от деревни Криворучье, на огромном зелёном лугу, заросшем клевером и одуванчиками, с давних пор (даже старики не помнили, когда, кем и для кого) были насыпаны три кургана. В центре, выше всех, широко раскинулся главный курган: его люди называли «Отцом». Справа, чуть поодаль и высотой поменьше, возвышался «Старший брат»; а слева, совсем невысокий, едва тридцать локтей высотой, высился «Сын». Почему их так называли, никто не помнил: людская память сохранила лишь названия курганов, которые и передавались в деревне от отца к сыну, от деда к внуку. На самом большом кургане в круг были сложены каменные плиты, а в центре высился жертвенник, на котором раз в год деревенский староста в день солнцестояния резал петуха и окроплял его кровью плиты, чтобы мёртвые и дальше спали спокойным сном, и в благодарность за жертвенную кровь, хранили деревню и окрестные земли от лихих людей и неприкаянных духов.

Годы сменяли друг друга, тихо и спокойно шла жизнь. Войны и болезни не сотрясали страну, урожаи были хорошими, и о голоде многие успели забыть, когда случилось то, о чём старики долго ещё будут рассказывать. Деревенский старейшина Аркен, крепкий старик, хоть и в годах, как обычно проводил летний ритуал, призванный задобрить духов курганов и отблагодарить их за хороший урожай и спокойный год. Сильным ударом ножа он снёс голову петуху, которого ему подал из деревянной клети старший сын, пришедший на курган вместе с ним, чтобы учиться у старшего.

Но в этот раз Аркен оплошал: желая показать мастерство, он слишком сильно размахнулся, и, ударив петуха ножом, потерял равновесие и позорно распластался на каменных плитах, упустив обезглавленного петуха. Птица, хоть и без головы, принялась бегать по жертвеннику, разбрызгивая кровь повсюду, и при этом, как утверждают всезнающие старухи, отрубленная голова петуха еще и кукарекала. Так оно было, или нет, но все жители деревни сочли такое жертвоприношение неподобающим.

И, как это всегда бывает, не ошиблись: следующей зимой были обильные снегопады, а весна долго не наступала. Наконец, когда уже начало казаться, что белые горы снегов, выросшие вокруг, так и останутся до следующего года, весёлая шалунья весна принесла людям тепло, а вместе с ним и новые беды. Разбухшая от снега и льда, небольшая речушка Уточка, что текла недалеко от Криворучья, подобно женщине, после родов не сумевшей влезть в старые платья, разбушевалась, вышла из берегов, и размыв старые земляные насыпи, созданные ещё при прадедах, затопила луговину с курганами, да так, что только верхушку самого большого из них было видно над водой.

Деревенские долго горевали, и много говорили о том, что надо собраться всем миром и отвести воду, выкопать канавы и насыпать новые земляные валы, но дальше слов дело не пошло — уж больно непосильной казалась эта работа. Нужны были сотни телег с землёй, брёвнами и камнями, чтобы сделать плотину и отгородить луговину от реки. Вырыть канавы тоже было непростым делом. К тому же, у жителей деревни попросту не было времени: летом день год кормит, а нанять людей из других деревень было дорого. Работать предстояло долгие месяцы, требовалась не одна сотня работников, да всем деньги дай, да ещё и накорми… И хоть лучше этой луговины не было места для выпаса коров и коз, вся эта земля вместе с курганами так с тех пор и пребывала под водой, не видя солнышка уже добрых десять лет. А всё из-за старосты Аркена, и его глупой лихости, оскорбившей духов курганов!..

— Так что, клад спрятан в одном из курганов? — спросил старик, когда я закончил.

— Да, в центральном.

— И чтобы попасть туда, тебе нужно отвести воду и осушить озеро, так?

— Да, — грустно кивнул я.

— А наколдовать ты ничего не можешь?

— Я не Хозяин воды, у меня нет власти над этой стихией, а найти здесь на севере достаточно сильного мага Воды, который бы справился с этой задачей, будет непросто. К тому же, магия подобного рода привлечёт внимание Озарённых, а я вряд ли смогу им объяснить, зачем мне всё это понадобилось. Здесь нужны обычные землекопы, лошади и телеги, чтобы насыпать плотину и отвести воду, а для этого нужны деньги, большие деньги, а у меня их нет. Всё, что у меня было, я потратил на поездку сюда и покупку необходимого для призыва. И теперь тех денег, что у меня остались, не хватает даже на то, чтобы вернуться домой, не говоря уже о том, чтоб нанимать сотни землекопов!

— И что ты думаешь делать?

— Вернусь домой. Я хоть и не Хозяин воды, но думаю, я смогу отработать дорогу домой на одном из кораблей, плывущих на юг: я всё-таки маг. А там наймусь на работу городским магом, лет за восемь-десять скоплю деньги, чтобы отвести эту проклятую воду, и всё равно добуду сокровища, если, конечно, ещё что-нибудь с ними не случится, или кто-то не найдет их раньше меня.

Учитывая, сколько трудностей и неожиданностей обрушилось на мою голову после начала поисков, я не удивился бы даже тому, если бы их отыскал на дне озера какой-нибудь рыбак, зацепившись своей удочкой за потайную дверцу. Разум кричал во мне, что это невозможно: слишком надёжно они укрыты; если их не нашли за двести лет, то вряд ли найдут так просто. Но недобрые мысли всё равно не покидали меня.

Старик тоже молчал, не прерывая мои размышления, и тихо перебирал свои травы. В кладбищенской тиши пели птицы, стрекотали кузнечики; можно было услышать даже шелест листьев на дереве возле дома. В голове моей была пустота, а душу грызли разочарование и обида: столько сил было затрачено, столько риска, и всё для того, чтобы сокровища так и остались ненайденными из-за лени и глупости деревенских пентюхов, которым, чем резать на кургане несчастных петухов, всего-то следовало обновить земляные насыпи, созданные чёрт знает когда, и с тех пор ни разу не укреплявшиеся! А чего стоила вся эта нелепая история про старосту и безголового петуха, которую в местном трактире мне чуть ли не сотню раз рассказали деревенские, стоило мне поинтересоваться, куда делись старые курганы!..

Чтобы хоть немного унять злость, я некоторое время думал над тем, что бы сделал с этими дураками герцог, если бы это случилось при его жизни. Но какие бы кары он на них не обрушил, мне это ничем помочь не могло.

Сторож закончил сортировать свои травы, и с удовлетворением взглянул на проделанную работу: смертоносные растения были аккуратно связаны в пучки и готовы к просушке.

— Я помогу тебе, маг, добыть деньги для плотины.

Сказанные им слова прозвучали настолько неожиданно, что я не сразу их понял.

— Откуда ты их возьмёшь, старик? Ты хоть представляешь, сколько там надо золота? Не меньше двух полных мер! Всех твоих сбережений, что ты мог накопить за жизнь, не хватит на такое. Да я бы и не взял эти деньги у тебя… — хватит с меня того, что я и так должен своему учителю, а оставить без денег ещё и этого несчастного, спасшего мою жизнь, было для меня недопустимо.

Мои слова не возымели никакого действия на старика, спокойно слушавшего то, что я ему говорил. Он, как ни в чём не бывало, продолжил:

— Сегодня ночью, маг, я помогу тебе добыть нужное золото. Но прежде чем это сделать, ты должен будешь мне кое-что пообещать.

— Что именно? — спросил я.

— Ты поклянёшься мне, маг, что о том, что ты сегодня ночью увидишь, не будет знать никто, кроме тебя, и знание это ты унесёшь собой в могилу. Поклянись мне в этом на перстне, заключающем в себе силу Двуликой госпожи, и я помогу тебе достать необходимое!

«Снова клятвы!» — подумал я. После туманных гор я стал с опаской относиться к обещаниям, и использовать силу перстня мне совсем не хотелось. Но выбор у меня был невелик: или сделать так, как этого требовал сторож, или вернуться домой без денег и отложить исполнение задуманного на долгие годы. В конце концов, это обещание было безобидным: кладбищенский сторож имел право на то, чтобы хранить свои тайны.

Отбросив сомнения, я достал перстень, и надев его на палец, громко произнёс то, что хотел услышать от меня старик. Увидев, как перстень сверкнул, и услышав слова обещания, старик удовлетворённо кивнул.

— Иди в сторожку и выспись, — сказал он, мне возвращаясь к своим травам. — Ночью у нас с тобой будет много работы.

Взглянув на сосредоточенное лицо старика, начавшего развешивать уже перебранные травы на солнце для сушки, я понял, что допытывать его о предстоящем бесполезно: когда придёт время, он и так скажет о том, что ему нужно, но не раньше.

Немного постояв на солнышке, я ушёл в домик сторожа, где прилёг на ложе и стал размышлять о произошедшем. Странная клятва, обещание сторожа помочь мне добыть немалые деньги — в моей голове кружился хоровод мыслей, вызывающих одновременно и воодушевление, и любопытство, и опасения, что всё это может быть какой-то ловушкой. Но соблазн добыть столь желанные сокровища пересилил мои страхи: в конце концов, я был магом. Я был уверен, что справлюсь, если понадобится, и со сторожем, и с собакой; даже с целой толпой подобных им. Косе Драгнара всё равно, сколько вокруг людей: всё живое, что находится перед магом в момент удара заклинанием, будет изрублено на куски и разбросано на несколько десятков шагов вокруг. Поэтому, если кто-то и решил со мной поиграть в нечестную игру, его ждало много сюрпризов: никому не стоило недооценивать магию Смерти. Решив быть готовым ко всему и не тратить времени зря, я достал книгу и начал перебирать написанные в ней заклинания, решая, как лучше подготовиться к сегодняшней ночи.

…Увлекшись заклинаниями, я и не заметил, как начало смеркаться, и ночь вступила в свои права. Старик, отсутствовавший всё это время, наконец, появился вместе со своим неразлучным псом. Он неодобрительно качнул головой, увидев, что я не спал, а возился с книгой некромантов.

— Молчун, охраняй дом! — приказал он псу, а затем перевёл взгляд на меня:

— Идём, маг. Всё, что нужно, я расскажу по дороге.

И вышел за порог. Я последовал за ним.

Звёзды и луна давали достаточно света, поэтому я мог без труда следовать за стариком, шедшим не спеша впереди меня.

— Что ты знаешь, маг, о Древних? — неожиданно спросил он меня.

Древние. Загадка, над которой столетиями бились лучшие умы Восьми орденов, так и не сумевшие её разгадать, или хотя бы приблизиться к пониманию того, кем были те, кто оставил разбросанные по всему миру циклопические, невероятные постройки, предназначение которых мы так и не смогли понять. Один Сад застывших камней чего стоит! Сотни камней из разных уголков мира, от огромных валунов до обычных камней, по размеру не превышающих кулак, расставлены на огромной площади, казалось бы, без какой-либо системы или порядка; ни поднять, ни даже просто сдвинуть самый крохотный из них было невозможно: неведомая, непонятная сила удерживала их, не давая сдвинуться с места, предназначенного для них тем, кто их туда поместил. Сад был жутковатым местом, в котором ни людям, ни животным невозможно было находиться. Птицы облетали его стороной; собаки и лошади бежали прочь, теряя над собой контроль, стоило им лишь приблизиться к Саду; людям пребывание там тоже не шло на пользу. Спустя некоторое время начинало казаться, что камни движутся, меняясь местами друг с другом, потом появлялся страх, постепенно перерастающий в панику, и если человек не покидал это место, он непременно сходил с ума. Магия, наука, гадания — всё было бессильно перед загадкой этого места. Волшебство там просто не работало, а наши знания о мире не могли объяснить, как Древним удалось, например, поставить вертикально огромную глыбу на маленький камень, не превышающий по размеру ореха, и почему тот не падал, или почему их нельзя было сдвинуть с места.

И так было со всем, что касалось Древних. Огромное, непонятное и опасное. Кем были те, кто жил в этом мире до появления людей, как они выглядели, чего хотели, и самое главное — куда исчезли: всё, что касалось Древних, было загадкой, порождавшей споры, и споры эти растянулись на века. За достоверные знания о том, кем же всё-таки они были и куда ушли, Советом Восьми орденов была объявлена величайшая из наград, которой мог быть удостоен маг или учёный.

— О них мало что известно, старик. Да и то, что нам известно, это скорее догадки и предположения, чем настоящие знания. Слишком давно они то ли вымерли, то ли просто пропали неведомо куда. Время от времени люди находят какие-то постройки или предметы, оставшиеся после них, но понять их назначение мы так и не смогли. У Странников Серых путей не меньше сотни человек занимаются изучением того, что мы называем «Наследием Древних», но толку от них, если честно, мало. Считается, что они были намного выше людей, примерно раза в два или три; это было установлено по размерам строений и тех немногих вещей, что были нами найдены. Бесспорно, они умели пользоваться магией: несколько раз в развалинах мы находили артефакты, которые использовались для управления какой-то магической силой. Многие из тех предметов, которые теперь делают наши кудесники, как раз и скопированы с них. Ещё время от времени находят и какие-то пластины, исписанные закорючками, которые так никому и не удалось прочесть. Как видишь, старик, мы почти ничего не знаем о тех, кто жил в этом мире до нас. За всё время поисков ни разу не было найдено останков этих Древних или их изображений. Совет Восьми орденов даже объявил награду — Триумф — тому, кто сможет понять и расшифровать письмена, оставленные ими…

Старик всю дорогу молчал и слушал то, что я ему пересказывал: бесконечные теории и рассуждения, рождённые умами тех, кто пытался понять или приблизиться к пониманию того, кем же всё-таки были Древние. Мы шли по какой-то только ему ведомой тропинке, ведущей вглубь кладбища. Склепы и курганы вокруг становились всё древнее, и само кладбище наполнялось какой-то неведомой жизнью: едва слышимые шаги где-то вдалеке, вздохи и шелест то ли листьев, то ли крыльев. Мне было не по себе от всего происходящего: немало страшных легенд рассказывают про древние могильники, и не все они вымысел.

Поэтому, когда вдалеке я заметил призрачный силуэт, направившийся к нам, я вскинул руку, готовый выпустить заклинание в то, что к нам приближалось. Меня остановил сторож, схватив за руку.

— Не надо, маг. Ему твоя магия не повредит, здесь другое надо.

С этими словами он вытащил пучок трав, похожий на те, что он перебирал утром, и поджёг их, несколько раз чиркнув кресалом. Сухая трава ярко загорелась, едва на неё упали искры, и начала густо дымить. Призрак, едва приблизившись к дыму от чадящей травы, сазу повернул назад, постепенно растворяясь в воздухе.

— Что это было? — спросил я. Всё произошедшее меня изрядно удивило. Я впервые столкнулся с чем- то подобным. В книге некромантов я читал о том, что призраков и прочих немёртвых можно встретить на кладбищах или в древних руинах, но видеть их мне прежде не доводилось.

— Беспокойная душа это, маг. Лет четыреста назад поймали на этом кладбище могильного воришку, грабившего курганы. Ну, а времена тогда были суровые, не то, что сейчас: одной рукой можно отделаться. И в наказание за грабёж его живьём и закопали в том же кургане, который он осквернил. Сделали из него могильного стража, значит. Вот он, бедняга, и мучается. Правда, дальше сорока шагов он от кургана отойти не может, так что вреда от него особого нет.

— А почему он не ушёл на суд богов, а остался в мире людей? — спросил я. Мне было жаль беднягу, и без того расплатившегося за свои грехи жизнью, а тут ещё и посмертие хуже некуда.

— Да зарок на нём был. Когда в первый раз его поймали, он поклялся перед лицом богини, что вернёт всё украденное из курганов, ограбленных им, или не знать ему мира и покоя ни на этом, ни на том свете. Такими клятвами не разбрасываются, сам знаешь; да только глупца и могила не исправит. На седьмую ночь после суда его снова поймали, когда он курган свеженасыпанный раскапывал. Ну, тут сам понимаешь, всё справедливо: получил он кару от людей заслуженно, ну а богиня его за обещание несдержанное в этом кургане стражем и оставила. И быть ему здесь до тех пор, пока украденное им не вернётся.

— Так это же было четыре века назад! — потрясённо сказал я. — Эти вещи разбрелись по всем у свету, может, на дне океана лежат, или вовсе уничтожены. Он же так, бедняга, до скончания веков будет здесь мучиться…

— Его жалеть не стоит. Он сам выбрал свою судьбу, и заслужил свою кару. Мне жаль тех, кто такого не заслужил, а вынужден здесь находиться.

— Как такое может быть? — спросил я, размышляя над словами старика.

— Бывает так, что человек неосторожно дал клятву или обещание, которое он не исполнил, и слово, данное им, как тяжёлый камень, удерживает его на земле, не давая воспарить к богам. А бывает и так, что некоторые души не могут уйти сами. Какие-то незаконченные дела, что-то важное, что они не успели сделать, заставляет их остаться, и пока это не будет сделано, они не могут взойти на мост среди звёзд, чтобы вернуться к своим предкам и предстать перед богами. А есть и злодеи, которые столько крови пролили и столько людских проклятий на свою голову призвали, что вся эта кровь и ненависть людская, как смола покрывает их, не давая взлететь в небеса…

— Но почему тогда герцог ушёл к богам, и теперь влачит свою участь в аду? На нём крови и проклятий наверняка было немало, — спросил я, размышляя над услышанным.

— Но ведь и хорошего он для страны тоже сделал немало, — возразил старик. — Я помню, как тогда было: каждый баронишка в своём замке мнил себя чуть ли не королём. Простой народ за людей не считали. Крестьяне от голода мёрли, как мухи, работали без продыху, а не могли прокормить ни себя, ни свои семьи. До чего доходило! Один барон — вон как раз и склеп его виден — в своих владениях охоту на людей учинил. Мало ему было лис да волков, так он людей дичью сделал! Всякому желающему была объявлена награда: кошель золота, если сможешь сбежать от погони. Не сможешь — смерть. Отпускали беднягу из замка и давали ему час, а потом устраивали облаву на него с загонщиками, сворами собак да с охотниками на лошадях. Выжить у бедняги шансов почти не было. А когда дураки закончились и больше свою жизнь против золота никто ставить не хотел, барон стал крестьян из своих деревень по жребию назначать, кому быть следующей жертвой. Так они и охотились, пока своими бесчинствами да кровавыми потехами не вызвали гнев Хозяина лесов, и тот наложил на них проклятье, обратившее их в стаю волков. Родственники барона долго горевали, не зная, что делать: вроде как он и жив, а с другой стороны, где его искать и что с ним делать? Вот и соорудили склеп без тела. А барон тот со своими слугами ещё потом много зла натворил, хоть и в волчьей шкуре, пока бесчинства эти дружины герцоговы не прекратили. Да… Много тогда было зла в стране и несправедливости, и то, что герцог порядок навёл и всю эту мерзость прекратил — за то и память ему, и благодарность людская. Жаль только, что уж больно он много тогда крови пролил. Перестарался. Добрее ему надо было быть с людьми…

— Не понимаю! Как же так может быть: одни злодеи ступают на Звёздный мост и уходят на суд богов, а другие, на которых тоже крови да грехов немало, на земле мучаются?

— Я и сам многого не знаю и не понимаю, отчего да почему. Да только оно так. Одни на земле мучаются, другие на суд богов уходят. Бывает, невыполненные обещания или дела удерживают души в этом мире. Бывает, что призраки злодеев скитаются по земле после смерти. А почему — то одним богам ведомо. Может, не хотят попасть на суд их, и поэтому боятся покинуть мир живых. А другие и рады бы, да не могут. Так или нет, да только каждому придётся держать ответ за прожитую жизнь.

— Так может, этим душам так и лучше? Боги суровы, и кара их бывает тяжела.

— Это не так. Если душа долго пребывает на земле, она постепенно начинает забывать, кем она была, что оставило её на земле. Память, разум, сознание — все это покидает её, и под конец остаётся лишь кромешная тьма и ненависть ко всем живым. Она перерождается, становясь демоном, пожирателем жизни. Вот эти призраки самые опасные. К счастью, они редки. Для того, чтобы душа забыла, кем она была, требуется много веков, но если такая появляется, то пока она не будет уничтожена, не успокоится. Будет охотиться на людей, животных. Вначале у неё силёнок маловато: может жизнь высосать у птенца там, или котенка. Но по мере того, как она набирается сил, она становится всё сильнее, и может нападать уже на детей, и так далее. По мере роста её силы, сильнее становится и её голод. Она питается теплом человеческих жизней, воспоминаниями о прожитом, страданиями, болью: всё для неё подойдёт. Поэтому люди — самая лакомая для них добыча.

Я вспомнил о подобных существах. Я читал о них в книге некромантов: их называли «Забывшие». Для борьбы с подобными исчадиями и недопущения их появления орден некромантов и был создан. Я не слишком интересовался беспокойными духами, но разговор со стариком открыл для меня новые грани человеческого бытия, заставив по-новому взглянуть на тех, кого называли Хозяевами смерти, которые призваны были бороться с подобными существами.

— Вот мы и пришли, — сказал довольно старик, указав на маленький курган, едва возвышавшийся над землёй. На его вершине были сложены в круг несколько гранитных валунов.

— Ты что, хочешь его ограбить? — с удивлением спросил я. — Ты же сторож, и не допускать подобное — твоя работа.

— Не торопись с выводами, маг, тем более что ты-то у нас ничего против этого иметь не должен. Кто, как не ты, в склеп герцога недавно забрался? — с этими словами, он поднялся на вершину кургана, и, достав странно изогнутый прут, начал возиться возле одного из валунов.

Я стоял, с любопытством глядя на происходящее. Наконец, что-то громко щёлкнуло, и сторож с усилием навалился на валун, отодвигая его в сторону, а тот неожиданно легко стал отъезжать, открывая небольшой узкий проход, скрытый за ним.

— Следуй за мной, — сказал сторож и вошёл, пригнувшись, в проход. Не раздумывая, я последовал за ним, и сразу же об этом пожалел, треснувшись лбом о каменный свод. Проклиная себя за беспечность, я призвал Светлячка, и уже не спеша, пошёл по небольшому узкому проходу, который шагов через восемь вывел меня в небольшой зал, обложенный внутри каменными плитами и украшенный фресками с изображениями сцен охоты, сражений и празднеств. Посреди зала на постаменте высилось каменное надгробие, на поверхности которого были выбиты полустёртые руны. Подойдя ближе, я попытался разобрать надписи, видневшиеся на нём. «Ульгар, сын Хайрема, владетель Сиденхейма, лежит здесь. Да будет проклят богами тот, кто потревожит его покой!» — гласили руны, выбитые на каменном надгробье.

Пока я разбирал полустёртые надписи, сторож времени не терял, а в особом порядке нажимал на плиты и фрески, украшавшие погребение.

— Может быть, ты хоть сейчас объяснишь, что происходит, и что ты делаешь? — мне эта игра в тайны и загадки начинала надоедать. Сторож, возившийся возле фрески, не поворачивая головы, ответил:

— Потерпи, маг, я уже почти закончил.

Словно в подтверждение его слов, раздалось гудение, как будто давно не смазывавшийся механизм начал работать, и каменное надгробие, возле которого я стоял, медленно отодвинулось в сторону, открывая за собой отверстие, похожее на колодец.

— Не бойся ничего, маг: ловушки я заблокировал, — с этими словами сторож ухватился за железную скобу, вбитую в стену колодца, и начал спускаться куда-то вниз. Проклиная про себя сторожа вместе со всеми его загадками, я последовал за ним. Чтобы не думать о темноте и обо всём происходящем, я про себя считал скобы, по которым спускался. На пятьдесят третьей моя нога, наконец, почувствовала не пустоту или очередную скобу, но твёрдую поверхность. С облегчением переведя дыхание, я решил осмотреть то место, куда мы так долго спускались. И не разглядел ничего, кроме старика, сидевшего на корточках, и ждавшего меня; дальше двух шагов свет моего огонька ничего не мог осветить: темнота буквально обволакивала нас.

— Где мы находимся, старик? Что скрывают за собой все эти проходы и ложные гробницы? Для чего столько трудностей?

— Ступай за мной, и скоро увидишь. Потерпи немного.

Через некоторое время тьма стала расступаться и исчезать, и я смог рассмотреть, куда мы со стариком шли всё время: то была огромная, идеально ровная площадка, на которой в круг были поставлены двенадцать огромных мегалитов, и чёрная плита в центре. Как сказал бы хранитель мудрости Аламахаран, «обычное ритуальное строение, которые нам во множестве достались в наследство от Древних». Только их ни разу ещё не находили под землёй, да ещё так необычно спрятанные.

— Если мы спустились сюда, чтобы полюбоваться на Круг танцующих великанов, то вынужден тебя разочаровать: я их уже видел раньше. Зачем все эти тайны и сложности? Что так тщательно ты укрываешь? Ведь гробница наверху построена людьми, а не Древними.

— Поверь, маг я многого и сам не знаю, и ответы на вопросы я надеялся услышать от тебя, когда спросил, что ты знаешь про Древних; но вижу, что за прошедшие годы маги так и не смогли понять, кем были те, кто это построил, — махнул он рукой в сторону мегалитов. — Много лет назад я стал хранителем этого места, охраняя покой тех, кто нашёл здесь своё последнее пристанище. Также я храню и тайны этого места, но те, кто меня оставили здесь, не посвятили меня в них. Я поддерживаю в порядке механизмы, открывающие двери, смотрю, чтобы случайные люди сюда не попали. А теперь пойдём дальше, маг: здесь наше путешествие не заканчивается. Поговорить мы можем и по дороге.

Я последовал за ним.

— А кем были те, кто оставил тебя хранителем этого места?

— Этого я сказать тебе не могу: клятва молчания связывает мои уста.

Обойдя по кругу монолиты, мы подошли к туннелю с огромными ступенями, ведущими куда-то вниз. Ступени были воистину огромных размеров: с десяток шагов длиной и с человеческий рост высотой.

Туннель меня поразил не меньше ступеней: идеально ровные и гладкие стены; я долго осматривал и ощупывал их, пытаясь понять, как их сделали, но нигде я не заметил следов инструментов. Ни кайло, ни зубило не прикасались к этим стенам; такое впечатление, что какой-то гигантский огненный шар прокатился здесь, проплавив в каменной породе этот тоннель, а древние лишь вырубили в нём ступени. Но какой же воистину гигантской силой надо обладать, чтобы управлять подобными заклинаниями! Ничто, кроме магии, не могло создать подобное, как мне казалось. Насколько ещё велик путь, который предстоит пройти людям, чтобы приблизиться к уровню тех, кто мог создавать что-то подобное! Но с другой стороны, быть может из-за этого Древние и исчезли. Война между существами, обладавшими подобной силой, наверняка была очень быстрой и смертоносной, не оставляющей победителей. Хотя вряд ли их исчезновение так просто можно объяснить: подобная война наверняка оставила бы после себя следы, не заметить которые мы не могли.

Подойдя к краю первой из ступеней, старик аккуратно спрыгнул на следующую. Я последовал его примеру.

— А куда ведёт эта лестница?

— Куда она ведёт, ты скоро сам увидишь. Не хочу рассказывать.

Дальше мне стало не до разговоров: огромные ступени заставили меня изрядно попотеть. Дойти до края, спрыгнуть вниз, при этом стараясь не упасть — так мы продвигались всё ниже и ниже. Хорошо, что было достаточно светло: свет давали странные металлические пластины, вмурованные в стены тоннеля — ещё одна загадка, оставленная Древними. Обычный с виду металл, прохладный на ощупь, светился, когда мы проходили мимо, и гас, стоило нам удалиться. Я с трудом боролся с искушением, чтобы отломать или иным способом добыть кусочек этого метала: наши алхимики наверняка заинтересовались бы подобной находкой. От изучения пластин меня с силой оттащил старик.

— Идём, маг. Не мы это делали, не нам это и ломать. Мы здесь не хозяева, а гости. Так проявим же к хозяевам уважение, а то ещё вернутся, и выкинут нас взашей.

— Старик, Древние исчезли тысячи лет назад. Даже самые первые из людей не знали, как они выглядели. Не думаю, что стоит опасаться их возращения.

Старик остановился и посмотрел на меня в упор. Неестественный свет отразился в его потемневших глазах, и мне невольно стало не по себе. Впервые за всё это время я вдруг осознал, что старик был намного, намного старше обычного человека. Его немигающий взгляд заставил меня вздрогнуть. Затем он улыбнулся:

— Меня зовут Ульмар, маг, и Древние никуда не исчезли. Они просто ушли, но иногда возвращаются сюда. Когда валуны на вершине кургана начинают светиться, мне запрещено спускаться сюда. А потом, когда они гаснут, и я спускаюсь сюда проверить, всё ли в порядке, то нахожу следы того, что здесь кто-то был.

Я молчал, не в силах вымолвить ни слова. Столь неожиданно открывшееся знание попросту не умещалось у меня в голове. В тот момент я, казалось, испытал все эмоции, которые только доступны человеку, хотя бы единожды помышлявшему о Триумфе. Я должен был незамедлительно узнать больше! Я должен был узнать всё об этой обители Древних! Я торопился задать сотни вопросов, и не знал, с чего начать. Старик, продолжая улыбаться, смотрел на меня. Неожиданно я понял, что знаю его имя.

Мне стало жутко неудобно за мою бестактность. Этот человек спас мне жизнь возле таверны, потом, рискуя своей, вынес мои вещи, и сейчас помогал добыть деньги, необходимые для моих нужд, а я ни разу даже не подумал о том, чтобы узнать, как его зовут!

— Прости меня, почтенный. Моя неучтивость не знает границ. Позволь и мне представиться: меня зовут Арен, сын Бахрана. Я мастер Странников серых путей, — сказав это, я поклонился, стараясь хоть как-то сгладить неуважение, проявленное мной.

— Твои извинения приняты, уважаемый мастер. А теперь идём. Остались ещё десять ступеней, и ты увидишь то, из-за чего все эти тайны и секреты, и благодаря чему на вершине кургана светятся камни.

Оставшиеся ступени мы преодолели легко и быстро: у меня за спиной буквально выросли крылья. Любопытство и желание узнать, наконец, зачем всё это построили, неудержимо влекли меня вперёд, да так, что Ульмар даже попросил подождать его и не спешить.

И снова идеально ровная площадка была под ногами. Я стоял и ждал, когда помещение осветится, чтобы, наконец, увидеть цель нашего пути. Вскоре стало достаточно светло, и я пошёл вперёд, чтобы через несколько шагов потрясённо замереть перед невероятно огромными воротами. Они сияли, сверкая и переливаясь огромной, потрясающей до основ силой, которая поражала и пугала, и сравниться могла лишь с чудом божественного проявления, свидетелем которого я однажды был. Потом, спустя время, я пытался просто вспомнить, как они выглядели, но ничего, кроме сияния и силы, исходивших от них, я так и не вспомнил. Тогда же, потрясённый увиденным, я присел на пол, стараясь даже не смотреть в сторону врат, борясь с желанием прикоснуться к этой силе. Соблазн был велик, но разум был на страже: у этой силы уже были хозяева, и никому иному она не подчинилась бы, и лишь принесла бы гибель посмевшему её потревожить.

Дрожащим от волнения голосом я спросил:

— Куда они ведут, Ульмар? Что за ними находится?

— Не знаю, маг. Думаю, что этого не знали и те, кто оставил меня хранить всё это. Они просто не хотели, чтобы глупые или любопытные погибли здесь, пытаясь открыть эти врата, или вызвали гнев тех, кто их здесь установил. Не все двери, маг, надо открывать, и не все загадки разгадывать. Быть может потом, когда люди станут равными тем, кто создал всё это, они сами откроются перед нами. Но пока до этого далеко, пусть они стоят в покое.

Ульмар был прав: стоило нашим учёным или магам узнать о чём-то подобном, и остановить их не сможет и целая армия. Они будут жить здесь, пытаясь разгадать секреты этого места. Но если хозяева туда иногда приходили, как бы они отреагировали на наше появление? Ничего хорошего эта встреча принести не могла. Если бы они хотели с нами видеться, сделать это было несложно; но раз они этого избегали, следовало уважать их желания. Представив гнев великанов, шагавших по этим ступеням и владевших силой, столь невероятно огромной, мне стало жутко. Я был полностью согласен с теми, кто однажды решил спрятать всё это подальше от людских глаз.

Старик тем временем отошёл к неосвещённому участку у стены, и в темноте начал что-то искать на полу.

— Посвети-ка, маг, а то найти не могу, — попросил он меня. Не задавая лишних вопросов, я вызвал несколько Светлячков и заставил их зависнуть над головой старика. Это явно помогло поискам, так как он довольно крикнул «Нашёл!», и начал с трудом поднимать что-то с пола. Я подошёл поближе, чтобы помочь. Находка старика удивила меня: это был толстый металлический прут в две руки длиной, заострённый с одной стороны и уплощённый с другой, слегка согнутый посередине, похожий на спицу или заколку для волос какого-нибудь великана.

— Что это такое? — удивлённо спросил я, с трудом удерживая нашу находку на весу.

— Это, маг, твоя плотина.

— Объясни, Ульмар, причём здесь это?

— А ты, маг, посмотри, из чего она сделана, тогда и сам всё поймёшь.

При свете созданных мной огоньков, я ещё раз осмотрел находку сторожа, и только сейчас обратил внимание на металл, из которого она была сделана: тёмно-желтый, без каких-либо добавок или вкраплений, без следов ржавчины или окисления, и очень тяжёлый. Я с трудом удерживал этот предмет в руках.

— Ты хочешь сказать, что это золото? — всё ещё не веря в это, спросил я Ульмара.

— Так и есть.

— А что это такое, и для чего оно нужно? — спросил я, пытаясь понять, для чего может быть нужен подобный предмет, и зачем его надо было делать из золота.

— Не знаю, маг. Эту вещь я нашёл после того, как камни на вершине кургана в очередной раз светились. Я случайно наткнулся на неё. Мне кажется, что её здесь потеряли те, кто приходит иногда сюда.

— А если они хватятся своей потери и потребуют её назад?

— Это было почти пятьдесят лет назад. С тех пор камни светились дважды, но её так и не забрали, видимо, забыв о ней. Так что хозяева вряд ли заметят или обидятся, если мы её возьмём.

Я стоял, сомневаясь и обдумывая его слова. Ссориться с теми, кто обладал такой силой, мне совсем не хотелось. Но Ульмар был хранителем этого места, и наверняка лучше меня знал, что можно, а что — нет, и если он считал, что эту вещь можно взять, значит, угрозы не было.

— А как мы это вынесем отсюда? — спросил я, представив себя карабкающимся вверх по гигантским ступеням с подобным грузом за плечами.

— А вот это, маг, как раз проще, чем сюда попасть! — сказал старик с улыбкой. — Ну-ка, помоги!

Подойдя к стене, он ухватился за толстую металлическую цепь, вмурованную в стену. Не заставляя себя просить дважды, я ухватился за свободный конец цепи, и начал изо всех сил тянуть. Цепь поддавалась с трудом, но наши усилия всё-таки увенчались успехом: кусок стены сдвинулся со своего места, открыв проём, из которого послышались шум и плеск воды. Старик, тем временем обвязав верёвкой странный предмет, подошёл ко мне и протянул мне конец. На мой вопросительный взгляд он ответил просто: «Чтоб не потерялась».

— Что это за дверь, и откуда там вода?

— Это труба, по которой откуда-то сверху поступает вода, которая течёт через весь город, и возле порта попадает в море. Она течёт очень быстро, и мы, спустившись в этот жёлоб, быстро попадём в город. Так гораздо быстрее и проще, чем карабкаться по этим ступеням, тем более с такой тяжестью.

— А это безопасно, Ульмар?

— Да, Арен, иначе я бы этого не предложил. Иногда мне кажется, что я спускаюсь сюда только для того, чтобы потом выбраться таким способом.

Мне было тяжело покидать то древнее место. Я был рад, что прикоснулся к тайне былых времён, но я вынужден был оставить её, так ничего и не поняв, и я сожалел об этом. Я не мог смириться с тем, что у меня не было ни времени, ни возможности как следует изучить магические свойства удивительного строения Древних. Я невольно замер от восхищения. Как же велик наш мир, и сколько всего нам ещё предстоит о нём узнать!

— Погоди немного, почтенный. Позволь, я ещё раз взгляну на это место. Сдаётся мне, что больше я сюда не попаду.

Я молча стоял, старясь запомнить всё, что было перед моими глазами: гигантские ступени, уходящие вверх, врата, надёжно оберегающие тайны своих хозяев. Я лишь на миг узрел величие, к которому люди должны стремиться, тайны, которые делают людей равными богам. Я буду надеяться, что когда-нибудь человек достигнет таких вершин, что сможет на равных говорить с хозяевами этого места. А пока пусть оно и дальше пребывает в покое, скрытое от людских глаз и праздного любопытства.

— Мы можем идти, Ульмар. Спасибо тебе за то, что показал мне это место. Я буду всегда помнить об этом.

— Тогда прыгай за мной, маг, пока проход не закрылся! — и с каким-то веселым, задорным криком, старик нырнул в темноту, туда, где раздавался шум воды. Оглянувшись напоследок назад, я последовал за ним, и спустя мгновение оказался в стремительном потоке воды, который понёс меня вперёд с невероятной скоростью. Древние для своих непонятных целей заключили в эти каменные трубы целую реку, которая бежала по ним, двигая огромную массу воды. Практически ничего не видя, и стараясь, когда было возможно, вздохнуть, я нёсся вперёд вместе с этой водой, и крики мои разносились под сводами то ли труб, то ли пещер. И наконец, когда я уже перестал надеяться выбраться оттуда живым, вода стремительно закончила своё движение, оборвавшись вниз подобно водопаду, и я упал в небольшой водоём, откуда мне помог выбраться старик, так как я сам едва мог вздохнуть. А когда он, улыбаясь во весь рот, радостно меня спросил, как мне это понравилось, я понял, что он — сумасшедший.

Хвала богам, что мы оказались недалеко от кладбища, и идти до домика сторожа было недалеко: ещё одной длительной прогулки я бы просто не выдержал. Когда мы, наконец, подошли к его дому и увидели Молчуна на пороге, я испытал радость, сравнимую почти с тем, как если бы я попал к себе домой. Я еле нашёл в себе силы, чтобы стянуть мокрую одежду, и обессиленный, сразу заснул.

Услышь меня, Светлый владыка, дарующий свет и ниспосылающий тепло! Последний судья и хранитель справедливости! Молю тебя о помощи! Честь моя попрана, а гордость сломлена. Магия чужеземного колдуна обманула меня, опорочив имя моё, и славу предков, собранную за века. Прошу тебя, помоги мне во имя тех, кто ныне пребывает с тобой! Ради Зарана Чёрного щита, первого в моём роду, на кого снизошёл твой свет на Кровавом поле. Ради Галмара, истребителя оборотней; ради Стенгара, победителя ледяного демона; ради всех моих предков, что сражались и умирали с твоим именем на устах! Прошу тебя, помоги мне найти этого мага! Дай мне последний шанс, и я тебя не подведу!

Поиски мага продолжались уже второй месяц, но были по-прежнему безуспешны. Проклятый колдун исчез, ничем себя более не выдавая. Гарам — большой город, и тех сорока человек, из которых состояла наша миссия, было явно недостаточно для поисков мага, владеющего заклятиями иллюзии и обмана. Ясмера рассказала мне о том, что это был Серый плащ, редкий гость на севере. Их особенно сильно ненавидели ещё со времён Великой войны: тогда колдовством этих магов и объясняли огромное количество эпидемий, опустошавших страны севера. Проникая незаметно в города или лагеря, они сеяли там смерть, отравляя еду и воду, заражая людей болезнями, от которых не было спасения. Но главной их целью были мы, Озарённые. Проявляя чудеса подлости и изворотливости, маги старались уничтожить тех, в ком сверкал свет богов. И это им удавалось: больше половины всех Озарённых, павших во время войны, погибли от их рук. Только Вегрейн пережил не меньше шести покушений. Верить было нельзя никому: используя заклинания контроля, маги легко могли подчинить своей воле обычного человека — и верный слуга отравлял вино, а боец вонзал свой меч в спину командира. Я только сейчас осознал, насколько тогда было трудно бороться с колдунами. Читая хроники, я даже не представлял, с чем мне предстояло столкнуться; теперь, в первом же столкновении с магом, я упустил его, позволив себя обмануть с помощью колдовства.

Но осознание поражения не могло помочь мне хоть что-то исправить. Наша поисковая партия вторую неделю продолжала прочёсывать городскую канализацию и водостоки. Распугивая крыс и нищих, мы обшаривали места, где мог укрыться маг. Мой нос перестал различать запахи, и я был благодарен ему за это: вонь от нечистот была просто нестерпимой. Грязь, мусор, испражнения, и одни боги знают, что ещё, окружали нас со всех сторон; в зловонных потоках что-то копошилось, ползало и даже пробовало на вкус мой сапог.

Стараясь не обращать внимания на кучи нечистот, мы втроём продолжали двигаться вперёд. Где-то здесь потерялись трое наших товарищей из такой же поисковой партии, и я молил всех светлых богов, чтобы они были живы, и не пали от руки мага, потому что этого я себе никогда не смогу простить.

— Салар! Турин! Хогард! — Мой крик разносился под сводами канализации. Мы стояли на развилке трёх туннелей, и нужно было определиться, куда идти дальше. Мы все внимательно прислушивались, надеясь услышать голоса товарищей. Но кроме шума воды ничего не было слышно.

— Геран, нам придётся скоро возвращаться назад.

— Я не уйду, пока мы их не найдём! — резко возразил я. — Озарённые своих не бросают!

Альм в ответ на мои слова спокойно протянул мне два факела.

— Это последние. Как только они погаснут, мы рискуем потеряться, так же, как и те, кого мы ищем, и тогда остальным придётся разыскивать не только их, но и нас.

Слова Ищущего были верны, и оттого меня ещё больше разозлили. Умом я понимал, что он прав, но сердце моё было несогласно. Нельзя возвращаться назад, пока не найдёшь тех, кто в беде, и не важно, есть ли у тебя факелы, вода или еда: у тех, кто пропал, этого вообще не осталось, и силы у них наверняка на исходе.

Я стоял на развилке тоннелей, принимая решение, куда идти; моё лидерство в отряде никто не оспаривал. Наш небольшой отряд составляли Альм, Ищущий, и Фрем, обычный городской стражник, присланный на время поисков мага вместе с полусотней своих товарищей нам на помощь по просьбе магистра. Городские власти понимали, что может натворить маг, решивший преступить договор, и необходимость его поимки им объяснять было не надо.

Ещё раз взглянув на факелы, что держал в руках Альм, я принял решение.

— Мы разделимся. Вы с Фремом идите туда, — я махнул в сторону туннеля, откуда слышался шум водостока. — А я пойду туда. Если мы никого не найдём, то первый, кто вернётся, пусть ждёт возвращения остальных, и мы вместе обследуем оставшийся туннель.

И не дожидаясь того, что Альм мне скажет, я выхватил из его руки факел и направился в выбранный мной туннель. Я понимал, что делаю глупость, разделяя и без того небольшой отряд, но так мы могли обследовать большую территорию и увеличить шансы на обнаружение наших товарищей. Единственной угрозой было то, что мы могли нарваться на проклятого мага, но в это я слабо верил: даже нищие и воры предпочитали держаться подальше от городской канализации, а уж о том, что здесь может скрываться Серый, мне было даже смешно подумать.

После произошедшего со мной в таверне, в библиотеке миссии я взял одну из хроник Великой войны, посвящённую борьбе со Странниками Серых путей. На пожелтевших от времени страницах рассказывалась история многолетней борьбы, которую вели Озарённые против этих мастеров иллюзии и обмана. И тогда я понял, насколько нам с Ясмерой повезло в таверне. Ведь маг мог укрыться где угодно в городе, принять облик любого человека; для него не составило бы труда силой магии внушить людям то, что он их друг или родственник, прибывший из дальних краёв. И вот тебе и дом, и стол: живи, сколько хочешь, и никто ни о чём не догадается. Странно, что он так не поступил.

Мысли не мешали мне продвигаться вперёд. Прислушиваясь к звукам и оглядываясь по сторонам, я свернул на очередном повороте туннеля, и едва не споткнулся об тушу мёртвого крысоволка, лежавшего возле стены. Поднеся факел чуть ближе и стараясь не дышать, я рассмотрел мёртвую тварь, всю покрытую червями, копошившимися в разлагающемся теле. Судя по тому, как оно выглядело, убили крысоволка не меньше трёх дней назад. Подняв факел повыше, я осмотрел, насколько это было возможно, туннель. На расстоянии пяти шагов от первой мёртвой твари я увидел ещё одну, а через три шага лежала ещё одна. Крысоволки внешне чем-то напоминали обычных крыс, и, подобно обычным крысам, жили в канализации или на кладбищах, питаясь в основном отбросами и трупами. На людей они нападали редко, но если такое случалось, то справиться с ними было непросто: размерами они не уступали крупным собакам, а их зубы легко могли прокусить кольчугу; к тому же, питаясь отбросами и гнилью, твари невольно становились переносчиками различных болезней, поэтому даже если тебя не убивал её укус, то можно было помереть от заражения или иной гадости.

Я несколько мгновений размышлял, что мне делать: двигаться вперёд, или повернуть назад. То, что убило крысоволков, представляло угрозу, с которой я в одиночку мог и не справиться. Размышляя, я сделал несколько шагов вперёд, и услышал звон металла под ногами. Нагнувшись посмотреть что это, я вытащил из грязи кинжал. Хороший тяжёлый клинок, которым было удобно драться в ближнем бою или метнуть его во врага. При тусклом свете факела я заметил на рукояти какой-то рисунок. Оттерев грязь, я увидел изображение восходящего солнца, символ Солнечных воинов. Мне не пришлось вспоминать, у кого я видел этот кинжал: у Хогарда.

Сомнения были отброшены, и я двинулся вперёд, держа наготове оружие. Здесь прошли мои товарищи, и я не отступлю, пока не найду их. Трупы крысоволков стали попадаться чаще: видимо, мои друзья наткнулись на целую стаю этих тварей. Обычно в стае бывает от тридцати до сорока самцов во главе с несколькими самками, крысиными королевами. Самцы ищут пищу и охраняют логово, а самки рожают крысёнышей и руководят стаей. Говорят, они могут управлять самцами с помощью то ли крика, то ли свиста…

Я быстро пошёл вперёд, стараясь не думать о плохом. Если на них напала стая, то отбиться четверым от тридцати крысоволков было очень трудно, почти невозможно. Я шёл, считая трупы убитых тварей: семь, восемь; а вот ещё двое; один почти перерублен пополам. У Турина хороший удар с плеча. А вот ещё одна тварь с размозжённым черепом: Салар предпочитал в бою молот. Видимо, они набрели на логово, и стая напала на них; они были вынуждены отступать, отбиваясь от этих мерзких трупоедов.

Ещё пять шагов. Новый поворот, и я замер: дальше хода не было. Выход из туннеля перегораживала решётка, а возле решётки весь пол был завален трупами крысоволков. Там же я увидел и тела моих товарищей, принявших здесь свой последний бой; точнее то, что от них осталось. Не помня себя от горя, я начал оттаскивать трупы крысоволков, чтобы освободить от них тела своих соратников.

Как же так? Почему это произошло? Почему Гелионвам не помог?

На решётке виднелись следы удара молота: видимо, Салар пытался освободить проход, но им чуть-чуть не хватило времени и сил. Я плакал, глядя на то, что осталось от них: искромсанные, обглоданные тела, в которых я отказывался узнавать своих друзей. Ведь ещё несколько дней назад они были живы, а теперь они мертвы! Из-за меня! Если бы я не упустил колдуна, то никому не пришлось бы спускаться в эту клоаку.

О боги, как же я ненавижу того, из-за кого всё это произошло!

Погрузившись в горе, я скорее почувствовал, чем услышал движение за спиной. Я обернулся, и увидел тень, метнувшуюся ко мне. Всё, что я успел сделать, это вскинуть руку, чтобы защитить лицо, и клыки твари впились мне в руку. Здоровенная тварь, подкравшаяся ко мне сзади, своим прыжком сбила меня с ног, и я, выронив меч, покатился по полу туннеля. Зубы твари прокусили мне руку; не выпуская её из пасти, задними лапами она старалась распороть мне живот. К счастью, на мне была кольчуга, и тупые когти крысоволка разодрать её не могли, но ногам, не прикрытым доспехом, сильно досталось. Резким рывком мне удалось подмять под себя монстра, а свободной рукой вырвать из ножен кинжал.

Превозмогая боль, я с силой ударил тварь, целясь в горло. Я бил ещё и ещё; я мстил за друзей. Предсмертный визг твари разнёсся под сводами туннеля. Кое-как я смог встать и попытался вытереть перемазанное крысиной кровью лицо. Прокушенная рука ужасно болела: кожаный нарукавник не позволил крысоволку прокусить её насквозь, но кровь текла очень сильно. Вытащив чистую тряпку, я смазал её мазью, которую нам дали целители, и замотал раненую руку; это должно остановить кровь и замедлить распространение заразы. Но откуда это тварь вылезла? Подняв оброненный во время схватки факел, я подошёл к стене, откуда она на меня прыгнула. Пройдя несколько шагов вдоль стены, я заметил возле самого низа пролом, через который вполне мог пролезть взрослый самец. На моё счастье, этот был один.

Из прокушенной руки ручейком побежала кровь: наверное, тварь прокусила мне вену. Я быстро терял силы. Оторвав кусок ткани от рубахи, я стащил нарукавник и перетянул руку ниже раны, чтобы остановить потерю крови.

Начертив возле пролома крест, я двинулся назад. Этот проход наверняка вёл к гнезду тварей, и теперь я точно знал, почему крысоволки напали на наших: во время поиска те оказались возле логова, и были восприняты как угроза потомству и королеве, поэтому обычно трусливые твари так яростно на них нападали, позабыв про собственные жизни.

Слегка приволакивая ногу и придерживая раненую руку, я брёл назад. Мы ещё вернёмся сюда, чтобы забрать тела своих друзей и отомстить за них безмозглым тварям! Только бы не встретить новых охотников: раненая рука не позволит мне сражаться, а двое моих товарищей не слишком годятся для боя с крысоволками.

Ещё десяток торопливых шагов — и я вышел на развилку, где меня уже ждали Альм и Фрем, о чём-то беседовавшие. Увидев меня, они сразу подбежали ко мне и подхватили под руки. Не давая им времени задать вопросы, я скомандовал:

— Убираемся отсюда как можно быстрее!

Прислушавшись, я услышал отдалённое постукивание когтей по каменному полу: кажется, твари вышли на охоту. Нужно как можно быстрее удалиться от гнезда и тогда они, возможно, потеряют к нам интерес. Фрем подхватил меня под здоровую руку и быстро поспешил вперёд, а Альм растерянно последовал за нами, на ходу пытаясь расспрашивать меня.

Мы смогли спастись. Крысоволки очень быстро отстали, не решившись на нас напасть: предыдущая схватка с людьми оставила стаю практически без бойцов, и те немногие, что ещё были живы, не торопились нападать. Убедившись, что мы не представляем угрозы, охотники вернулись назад к своему логову. А мы, добравшись до выхода на поверхность, вернулись к своим. Впрочем, этого я уже не помнил: я потерял сознание. Фрем нёс меня на себе, а Альм освещал путь.

Очнулся я уже в лазарете нашей миссии. Солнечные лучи ярко освещали комнату. Рядом сидела Ясмера и что-то читала. Горло пересохло, и ужасно хотелось пить. С трудом я смог прохрипеть:

— Пить.

Встрепенувшись, Ясмера протянула мне кружку с водой. Утолив жажду, я смог заговорить:

— Что с рукой?

— С ней всё в порядке, целители удалили заразу. Хотя вначале хотели её отрезать, чтобы остановить воспаление, но, слава богине, наших сил хватило, чтобы обойтись без этого.

— Там в туннеле… — начал я.

— Не волнуйся. Мы забрали тела и достойно их похоронили, — перебила меня Ясмера. — Через день туда пошли все наши во главе с магистром. Они нашли твою метку и тела погибших.

— Что с гнездом?

— Его больше нет. Всех крысоволков уничтожили.

Я помолчал. Оставался самый важный вопрос.

— Что с поисками мага?

Ясмера, отвернувшись, тихонько сказала:

— Их приказано прекратить. Маг, скорее всего, покинул город, и может быть, уже отплыл домой. Дальнейшие поиски бесполезны — так решили магистр, и та Ищущая, что прибыла из столицы нам на помощь.

«Это хорошо» — подумал я, и снова провалился в забытьё.

На следующий день меня навестил Фрем, и долго рассказывал, как уничтожали гнездо крысоволков. В яме за стеной, на огромной куче костей и мусора, в окружении детёнышей, лежала огромная самка, не уступавшая размером лошади; на её отчаянный визг со всех концов сбежались крысоволки, которые яростно атаковали наших. Но в этот раз сила была на стороне людей. Пылающие желанием отомстить за гибель друзей, Озарённые при поддержке стражников беспощадно убивали тварей. После того, как были уничтожены последние защитники королевы, её саму изрубили на куски алебардами, а потом и маленьких слепых крысят, ещё не покрытых шерстью. Фрем отметил, что было весело давить их сапогами. «Жаль, что тебя не было с нами» — сказал он мне, уходя.

Теперь каждый день кто-то меня навещал и о чём-нибудь рассказывал, но впервые в жизни мне хотелось тишины, чтобы подумать о своём. Усилия лекарей быстро дали результаты, и я стал идти на поправку: рука ещё слушалась плохо, но ноги я переставлять мог. Наконец, я достаточно окреп, чтобы дойти до холма Прощания, хоть для этого мне и потребовалось почти полдня.

Небольшой холм, весь усыпанный цветами, был самым солнечным местом в окрестностях города. Среди цветов, почти незаметные для глаз, белели надгробия, под которыми спали вечным сном Озарённые, павшие в бою. Найти недавно установленные надгробия мне удалось быстро. Вот большая плита из светлого мрамора с выбитым на ней молотом и именем «Салар». Я хорошо помнил этого огромного, могучего воина, с глазами цвета весеннего неба. Он был немногословен, но его поступки говорили за него. Он был подобен скале, возвышавшейся посреди моря: сколько бы волны и ветер не бились об неё, она выдерживала натиск, гордо и молчаливо. Жаль, что я не успел узнать тебя лучше, Салар. Турин, южанин, быстрый и подвижный, как горный ветер, что всё время в движении. Его язык был так же остёр, как и его сабля. Там, где был он, всегда было весело: песни, шутки, громкий смех… Я буду скучать по тебе, Турин! Хогард. Сколько я его помнил, он всегда носил доспехи: тяжёлый панцирь, наручи и наколенники. Многие шутили, что он в них даже моется и спит, но шутили негромко, и только если его не было рядом, потому что лучшего мечника в нашей миссии не было. Он был беспощаден к себе и врагам, но для соратников или тех, кто нуждался в его помощи, он был надёжным другом, который не предаст и не обманет.

Вы были лучшими из нас, поэтому вас и послали туда, где опасней всего. Простите меня! Простите за то, что не был с вами рядом, когда вы сражались против этих тварей! Простите за то, что упустил в гостинице мага, позволив ему сбежать; из-за поисков вы и оказались там. Простите меня, если можете!

Достав флягу, которую я прихватил в миссии, я вылил её содержимое на свежие могилы. Пиво быстро ушло в землю. Попрощавшись, я пошёл ещё к одной могиле, которую с детства привык навещать. Вот и она, небольшая скромная мраморная плита с выбитым мечом и именем «Дерван». Став на колени, и прикоснувшись лбом к тёплой каменной плите, я тихонько прошептал:

— Здравствуй, отец. Вот и твой недостойный сын пришёл к тебе. Мне очень тебя не хватает… Отец, я всё время делаю всё не так! Но в этот раз я всё исправлю, и больше никто не покинет этот мир раньше времени из-за моих ошибок!

Всё, что я хотел сказать, было сказано; осталось сделать то, что задумано. В лазарете у меня было много времени поразмышлять. Лишь самая искренняя молитва слышна богам. Может, оттого Владыка и глух к моим молитвам, что в словах слишком мало веры? Что ж, я покажу Гелиону, насколько она велика!

Небольшая часовня, посвящённая Гелиону, располагалась прямо в миссии. В ней проводились обряды и ритуалы в честь Огнеликого и проходили посвящение Солнечные воины. Её двери всегда открыты для любого, кто пожелает зайти. Знакомые стены, украшенные фресками из жизни Гелиона во время пребывания его пастухом, алтарь с Предвечным пламенем, позолоченный круг с изображением ока Гелиона. Здесь я никому не помешаю.

Разложив молитвенный коврик возле алтаря, я присел на него, поклонившись алтарю.

— Здесь, Владыка, я буду находиться, не вкушая еды и не прикасаясь к воде, до тех пор, пока ты не ответишь на просьбу мою!

Потянулись часы молитвенного ожидания. Глядя в огонь, горящий над алтарём, я молился до тех пор, пока мог, потом отдыхал, сидя возле алтаря, а потом снова начинал молитву. Люди приходили и уходили, они смотрели на меня, о чём-то спрашивали, и, не услышав моих ответов, уходили.

Потом пришёл голод, а вслед за ним жажда. Живот предательски урчал, требуя еды, пересохшие губы уже не могли произносить слова молитвы. Я запретил себе думать о еде и питье, но моё тело было сильнее моей воли: оно снова и снова требовало насыщения. О еде я ещё мог забыть; бороться с жаждой было труднее всего.

Потом пришла Ясмера, и ничего не говоря, присела рядом со мной. Без спроса она взяла мою руку в свою, и долго молча сидела рядом. И мне стало легче: жажда и голод отступили на время от меня. Когда она поднялась, чтобы уйти, я услышал её голос:

— Ты здесь уже третьи сутки без еды и воды. Так нельзя. Даже Ищущие во время ритуала пьют воду: слабое, истощённое тело плохой помощник духу. Я оставлю здесь фляжку с водой. В ней не больше кружки — ровно столько разрешают пить во время ритуала. Не будет греха, если ты выпьешь эту воду.

Она оставила флягу возле алтаря и ушла.

Зря она это сделала! Лучше б она не приходила вообще, чем так искушать мою веру и волю! Я не мог глаз отвезти от этой фляжки с водой, все мои мысли были только о ней, такой доступной, всего на расстоянии руки: протяни и возьми, и можно пить! Мой бог, как же я этого хотел! Я чувствовал эту воду, прохладную и невероятно вкусную. Слова Ясмеры разбередили мою душу; искушение всё больше одолевало меня, мысли, соблазны, подтачивали мою волю. Даже Ищущие пьют во время ритуалов; никто не увидит и не узнает. Нет! Пока ещё крепка моя воля!

Я с трудом встал. Тело плохо слушалось меня, но всё-таки я смог подняться. Стараясь не упасть от головокружения, я дошёл до фляги, оставленной Ясмерой. Взяв её, я едва смог сдержать дрожь в руках. Кое-как я дошёл с ней до порога часовни, где её и оставил. Потом я вернулся на своё место. Такие невероятные усилия для моего тела оказались слишком велики, и я на время впал в забытьё.

Очнулся я спустя какое-то время оттого, что меня, как в детстве, кто-то ласково и тихо позвал по имени: «Геран! Геран!..» Тело было наполнено какой-то лёгкостью; я не чувствовал ни голода, ни жажды. На миг я испугался, что может быть умер, и даже ущипнул себя за руку. Боль обрадовала меня: призраки её не чувствуют.

Я не понимал, что происходит. Может быть, это какой-то странный сон? Но как же тогда боль от щипка? Я снова услышал голос, разбудивший меня: «Геран!», и я посмотрел туда, откуда он звучал — в пламя огня, горевшего над алтарём Гелиона. Огонь как будто ждал этого, и на миг вспыхнул ярче обычного, и в его сиянии я увидел картину: повозки, медленно едущие по дороге в Гарам; и я сразу понял, что возница, сидящий в повозке — тот, кого я ищу.

С трудом я встал с колен, и побрёл к выходу из часовни. Владыка услышал меня. Он явил мне свою милость, и показал моего врага. Мне оставалось лишь выполнить мой долг перед людьми и моим богом. На этот раз магу не скрыться от меня! Силы вновь вернулись ко мне, но я всё равно с удовольствием выпил из фляжки, оставленной мне Ясмерой. Вода показалась мне восхитительной.

Потом я поднялся в свою комнату, чтобы подготовиться к грядущему бою. На широком столе я разложил оружие и доспехи: меч, что мне вручили при посвящении в Солнечные воины, яркий алый плащ, подарок матери, тяжёлый панцирь: его когда-то носил отец. Теперь его броня послужит его сыну.

В бой я собирался не спеша, но и не мешкая: времени было не так уж и много. Наконец, когда я был готов, я отправился на конюшню, чтобы выбрать себе жеребца порезвее. На пороге я встретил Ясмеру. Она долго смотрела на меня, не говоря ничего. Мне казалось, она догадалась, куда я собрался. Без слов она подошла ко мне и крепко обняла, а я почувствовал тепло, исходящее от её рук: меня как будто обволакивала какая-то сила, исходившая от неё, и я понял, что она создаёт Щит Ищущих, защищающий воина от колдовства. Мне не хотелось говорить ей, что она делает это зря, что это не нужно: сила Гелиона была со мной, а это означало, что богомерзкая магия южанина будет бессильна.

Так она стояла, долго не отпуская меня, и время замерло для нас двоих. Наконец, она отстранилась; её даже немножко покачивало. Встав на цыпочки, она крепко меня поцеловала, а её губы прошептали:

— Возвращайся.

Летняя ночь на кладбище была очень тихой, лишь где-то в отдалении слышны были стрекотания кузнечиков и шелест листьев на деревьях. Ярко светила полная луна, и в тишине хорошо были слышны слова, произносимые некромантом:

— Эль мортум сахманар зес кареш ин траментис!

Слова древнего заклятья вновь звучали под небесами. Много веков прошло с тех пор, как их в последний раз произносили. И хоть звучали они негромко, те, кому они были предназначены, услышат их за тысячи шагов вокруг.

— Затракеш мелькорум сабатир! Да услышат мои слова жаждущие обрести тишину и покой!

С этими словами ярко вспыхнула начертанная пентаграмма; её серебристое сияние лишь ненамного разогнало темноту, но не имеющие глаз устремились к ней, как мотыльки на пламя свечи.

— Да увидят свет моей звезды утратившие надежду и жаждущие обрести покой!

Призыв прозвучал, осталось ждать результата. То было древнее кладбище, на котором были похоронены тысячи людей; у каждого из них была своя судьба. Все они жили, любили, страдали и умирали, но не все смогли после смерти обрести покой и удалиться навстречу богам. Именно им меня и попросил помочь Ульмар, помочь тем, кто не в силах помочь себе сам — несчастным душам, что оказались однажды на грани жизни и смерти, и так и не сумели обрести покой, страдавшим от того, что живые их не видят и не слышат. Их безмолвные крики и мольбы не были слышны обычным людям; лишь жрецы и некроманты с помощью заклятий и специальных ритуалов могли услышать шёпот мёртвых. Чтобы помогать этим несчастным, по воле Мелираны и появились когда-то некроманты, проводники между жизнью и смертью…

Вот появилась и первая тень, устремившаяся к свету пентаграммы. По мере приближения она всё больше приобретала человеческие очертания, становясь похожей на того, кем человек был при жизни. Наконец, оказавшись в свете пентаграммы, призрак обрёл отчётливую форму, и стал выглядеть так, как он сам себя помнил перед смертью; передо мной стоял невысокий, пухлый человек с почти лысой головой, на которой кое-где виднелись пучки седых волос. Простая тёмная одежда грубого покроя и плащ с капюшоном, показавшиеся мне какими-то знакомыми, были его нарядом.

— Кто ты, дух? Назови себя, и поведай мне о том, какие цепи удерживают тебя на земле! Что помешало тебе уйти в обитель богов?

Я точно следовал ритуалу, подробно описанному в книге некромантов. Мне впервые приходилось создавать подобную пентаграмму и проводить ритуал призыва беспокойных душ. Поэтому я очень волновался, опасаясь что-нибудь напутать или сделать что-то не так.

Призрак, не обращая внимания на мои вопросы, внимательно смотрел на меня и на книгу некромантов, что лежала предо мной на поставке.

— Какая честь, владыка! Я так долго ждал, когда орден пришлёт тех, кто отомстит за мою смерть и накажет того, кто подло убил меня на этом кладбище! Но почему вас так долго не было? Луны сменялись одна за другой, люди приходили и уходили, а мастера ордена так и не пришли ко мне, чтобы отнести прах тела моего в дом братьев моих, чтобы там он покоился среди тех, с кем служил и кого помнил. Я ждал… Ждал, когда придут сюда те, кто носит чёрные одеяния; те, кто услышат слова мои… Уже надежда почти пропала, и отчаяние всё более охватывало душу мою. Но хвала богам! Я вижу перед собой владыку ордена моего, который поможет мне обрести покой и удалиться навстречу Двуликой госпоже!

Растерявшись от всего услышанного, я ещё раз потребовал то, о чём было написано в книге ритуалов:

— Кто ты, дух? Назови своё имя, и поведай мне о том, что оставило тебя на земле!

— Владыка не знает имени моего! — с грустью произнёс призрак. — Видно, много лет прошло с тех пор, как я был убит на этом кладбище… Я Уртам, сын Рахема, мастер Чёрного круга, Властитель смерти, Дарующий покой, признанный магистр Хозяев смерти. По воле главы ордена некромантов, великого магистра Сардониса, я отправился на север, дабы проверить старые захоронения и курганы. До нас дошли слухи о появлении большого количества беспокойных духов, и я был направлен сюда, чтобы помочь несчастным обрести покой и найти свет богов. Когда я молился в часовне Мелираны на этом кладбище, кто-то подло ударил меня в спину. Я не успел ни увидеть убийцу своего, ни бросить заклинание в ответ на подлый удар. Но я знал, что орден пришлёт сюда того, кто отомстит за меня и заберёт вещи мои — книгу заклинаний и посох, а также прах мой отнесёт в нашу цитадель. Скажите мне, владыка, что задержало вас так надолго? Что стало с великим владыкой Сардонисом, и почему кроме вас я не вижу других магов?

Теперь я понял, почему призрак древнего некроманта называл меня владыкой! Кем ещё я для него мог быть! На пальце у меня сверкала Слеза Мелираны, предо мной лежала книга главы ордена; кем же ещё я мог быть для него! Но как же я мог сказать ему правду о том, что не было более ордена, которому он столько лет служил, что цитадель Хозяев смерти разрушена, и что само упоминание о некромантах под запретом; что не было более тех, кто носил чёрные одеяния, и что смерть его останется неотмщённой, ибо убийца его давно уже мертв? Как же я мог всё это сказать? Да и нужно ли было знать эту правду несчастной душе, верившей столько веков, что она не забыта, что за ней придут и помогут? Нет, я не мог! Я хотел, чтобы он ушёл спокойно, с улыбкой и верой в то, что всё, чему он служил, не погибло, а существует и ныне во всей славе и красоте, которые он помнил!

— Прости, собрат, что так долго заставили тебя ждать. Но мы не могли предстать перед тобой, не отомстив за тебя. Убийца твой понёс заслуженную кару, хоть поиски его и растянулись на годы. Потом владыка Сардонис ушёл к богам, и мы ждали нового владыку ордена, и это потребовало времени. Но теперь, когда всё кончено, чтобы заслужить твоё прощение я сам пришёл сюда. Я помогу тебе уйти по Звёздному мосту, — глупая, успокаивающая ложь, но я был уверен, что призрак, столько веков ожидавший собратьев, легко в неё поверит.

Услышав мои слова, призрак понимающе кивнул головой.

— Спасибо за честь, что вы оказали мне, владыка! Позвольте, я провожу вас к месту, где покоится прах мой; рядом с ним лежат и вещи мои. Нельзя, чтобы они попали в руки простых людей, не обладающих мудростью. С их помощью можно сотворить много вреда. Я не мог уйти спокойно и оставить эти вещи без присмотра.

Призрак покинул пентаграмму и серебристым облаком полетел вперёд.

А я с облегчением выдохнул. Он поверил моим словам! Для духов время течёт по-другому, гораздо быстрее, чем для людей. Сотня лет промелькнула, или год, им разобраться трудно. Я торопливо пошёл за облаком, плывшим впереди меня. Призраки неразличимы в свете солнца, но их можно разглядеть при свете луны, как правило, в полнолуние, когда она светит наиболее ярко. Вот почему луну ещё иногда называют «солнцем мёртвых».

Значительно отдалившись от пентаграммы, призрак, наконец, остановился возле небольшой кучки камней, и до меня донёсся едва слышимый шёпот.

— Это здесь.

Присмотревшись к камням, я понял, что это остатки какого-то строения, развалившегося много веков назад. Подняв руку, я призвал Волну Мелвиса. Удар — и камни, большие и малые, с грохотом разлетелись вокруг, как осенние листья. Призрак, не обращая внимания, продолжал висеть над землёй. Подойдя к тому месту, где он парил, я начал разрывать землю, размягчая её ритуальным ножом. Наконец, лезвие обо что-то ударилось, и я стал копать аккуратней. Из земли показался длинный чёрный посох, укутанный вязью рун и с навершием в виде большого тёмного кристалла, испускавшего едва видимое в свете луны красное сияние.

— Это Махранаш, Багровое пламя. Он сделан из ветви сумеречного дуба, что растёт на границе между мирами живых и мёртвых. Кристалл, что сверкает в его вершине, содержит в себе свет звезды, что сияет в долине Отчаяния; лучи его губительны для дерзнувших нарушить границы нашего мира. Немало демонов и нежити было повержено силой его и изгнано из пределов нашего мира. Но свет его опасен не только для демонов и нежити, но и для простых смертных: багровое пламя легко сожжёт тело человека. Оставить его без присмотра и уйти к моей возлюбленной госпоже в царство смерти я не мог!

Рядом с посохом я нашёл небольшую книгу в чёрном переплете: это была книга заклинаний и ритуалов. Взяв её в руки, я почувствовал покалывание в пальцах: несмотря на прошедшие века, охранное заклятье всё ещё действовало. Подобную вещь также ни в коем случае нельзя было оставлять без присмотра: в руках любопытного или глупца знания, что были записаны в книге, могли натворить немало зла.

Под книгой и посохом я нашёл кости Уртама. Я стал аккуратно выгребать их и складывать в свой плащ, который расстелил на земле.

— Скажи, мудрый, как получилось, что столь опытного волшебника убил не маг или демон, а безвестный убийца?

— Это ещё одна из причин, не давших мне уйти навстречу свету. Это был не обычный убийца, а хитрый и коварный враг, знавший обо мне и о моих привычках. Когда я молился Двуликой госпоже, чтобы ничто не стояло между ею и мной, я снимал с себя покровы защитных заклятий, и враг об этом откуда-то знал. Он убил меня в часовне в момент молитвы, когда я меньше всего ожидал нападения. Да и стрела, выпущенная им, несла на себе заклятье, мгновенно оборвавшее мою жизнь. Потом убийца зачем-то спрятал моё тело и посох в каком-то заброшенном склепе и скрылся. Обычный убийца не мог знать меня так хорошо. То был кто-то из нашего ордена, вероятно, предатель, пожелавший мне смерти; иного объяснения найти я не могу. Но теперь это всё не имеет значения, раз он понёс заслуженную кару. Всё, что мне оставалось сделать в этом мире, теперь завершено, и я могу уйти по Звёздному мосту в Обитель тишины и света!

На миг серебряная полупрозрачная дымка, витавшая на месте забытого склепа, засияла ярче, и я вновь, как в свете пентаграммы, увидел старого мага; но теперь он выглядел совсем по-другому. Сияние охватывало его фигуру, от него веяло мудростью и силой, но больше всего меня в этот миг поразили его глаза, наполненные разумом и добротой. Он смотрел на меня с какой-то потаённой улыбкой, и я вдруг понял, что он разгадал мой несложный обман. Он всё знал, но так и не спросил меня, что же произошло на самом деле.

Неожиданно его голос зазвучал в моей голове: «Спасибо за всё, собрат! Пусть благословение нашей госпожи пребывает с тобой, и не оставит тебя её милость. А мне пора. Я и так пребывал слишком долго в этом мире!»

За его спиной я увидел всё более разгорающееся сияние. Вот яркая вспышка озарила чистый небосклон, прогрохотал гром, в землю ударили молнии — и я увидел то, что простым смертным недоступно: звёзды закружились на ночном небе, срываясь со своих мест. Они выстраивались в огромную спираль, уходящую в небеса, и по этой дороге из звёзд устремилась душа старого некроманта в Обитель тишины и света. Лишь немногие из смертных удостаивались такой чести — пройти дорогой богов, когда сами звёзды падают тебе под ноги, чтобы служить мостом. Но, видно, маг совершил немало хорошего при жизни и после неё, раз был удостоен подобной чести. Прощай собрат! Пусть будет легка твоя дорога, и не померкнут над тобой звёзды, а милость Двуликой госпожи не покинет тебя на последнем суде!

Звёзды вновь заняли свои места на небосклоне; снова стал слышен шелест ветра в ветвях деревьев. Где-то раздался крик ночной птицы. Как будто ничего и не произошло. Жизнь вокруг снова шла своим чередом. Лишь магический посох и небольшая чёрная книжка, лежавшие у моих ног, были свидетельством того, что всё это было явью.

Подобрав их из травы и захватив с собой плащ с останками некроманта, я направился назад к месту проведения ритуала. Подойдя к пентаграмме, по-прежнему светившейся в темноте, я увидел возле неё нового гостя — небольшое тёмное облачко, кружившееся вокруг, но так и не решавшееся влететь в свет пентаграммы. Отложив вещи в сторону и прочистив горло, я произнёс:

— Войди в свет моей звезды, дух и поведай мне о том, какие цепи тебя удерживают в этом мире!

Так и началась моя работа в качестве некроманта на этом древнем кладбище. Днём я отсыпался и изучал заклинания, совершенствуя своё искусство магии смерти. По ночам я проводил ритуал призыва; подобно маяку, указывающему кораблям путь в безопасную бухту, свет моей звезды становился для отчаявшихся душ огоньком последней надежды, и те, кто почти утратил её, устремлялись к нему, подобно мотылькам, летящим на пламя костра. А я искренне старался помочь всем, если это было в моих силах.

Но были не только те, кто хотел обрести покой: сложнее было с теми, кто хотел справедливости или мести. Старый воевода, несправедливо обвинённый в измене, торговец, отравленный своей женой, желавшей выйти замуж за любовника; я не знал, чем помочь им. А были ещё десятки других. Я не знал, как добиться оправдания для того, кто был мёртв уже не одну сотню лет, но хотел, тем не менее, обелить своё имя; или как наказать того, кто уже и так мёртв. Мои слова не могли их успокоить, и они по-прежнему жаждали справедливости или мести, а я не мог ничего этого дать им. Я снова почувствовал себя как когда-то в зачумлённом городе, когда меня со всех сторон окружали больные. Они все просили помощи, но помочь всем я был не в силах, и потому лечил тех, кому ещё мог помочь до того, как закончатся лекарства, с болью в сердце отказывая тяжело или безнадёжно больным.

Передо мной пронеслась целая вереница призраков из разных эпох и сословий: бедняки и графы, женщины и мужчины, молодые и старики, все со своими бедами и заботами. Но во всей череде призраков, что явились на мой зов за всё то время, мне запомнились более всего двое детей — мальчик и девочка, близнецы. Двумя маленькими серебристыми облачками они вплыли в свет моей звезды, и я увидел перед собой совсем ещё крох лет пяти-шести. Испугано и удивленно, они смотрели на меня, держась за руки.

— Дяденька, скажите, а вы не видели нашу маму? Она обещала за нами прийти, но всё не идёт, а мы очень по ней скучаем! Нам здесь скучно и плохо. Мы хотим домой, к маме, а дети, которые сюда приходят, с нами играть не хотят. Мы очень хотим кого-нибудь из них оставить с нами, чтобы нам было играть веселее, но дядя сторож не разрешает, и всё время нас прогоняет, едва только мы выберем кого-то для игр…

— Скажите, а что произошло? Почему вы не ушли? Разве вы не видели свет?

Дети безвинны, и грехов, что удержали бы их в этом мире, быть не могло; значит, это было что-то другое. Мальчик с девочкой согласно закивали.

— Видели, но мы маме обещали дождаться её и никуда не уходить, поэтому мы и остались.

— А почему мама вас оставила одних, да ещё в этом месте? — спросил я.

Переглянувшись, дети замолчали на мгновение, но затем мальчик мне ответил:

— Мы не знаем. Мы жили в деревне, далеко за городом. У нас случился голод, есть стало нечего. Потом умер папа, и с едой стало совсем плохо, и нас выгнали из дома за долги, и мы подались в город. Там у мамы была родня, и мы надеялись, что они нам помогут.

Но когда мы пришли к ним, они нас прогнали. Злая тётя, мамина сестра, сказала, что в её доме нет места для таких, как мы. Мы искали в городе пристанище, чтобы переночевать, но нас отовсюду гнали: без денег мы были никому не нужны. Тогда маме кто-то посоветовал переночевать здесь, в старом склепе. Нам не нашлось места среди живых, и мы решили ночевать у мёртвых. Мама оставила нас вместе с Анешкой в склепе неподалёку, а сама ушла в город поискать еды. Она попросила нас дождаться её.

Тогда было очень холодно и сильно дул ветер. Мы долго ждали её, а её всё не было и не было. Костёр, который мы разожгли, почти потух и совсем не грел, а набрать новых дров было негде. Чтобы было не так холодно, мы прижимались покрепче друг к дружке, а ещё очень хотелось спать. Чтоб не заснуть, мы говорили друг с другом, рассказывали сказки и истории, а мама всё не шла и не шла…

Снег сыпал без конца, и завывал ветер. Глаза сами собой закрывались. Чтобы разжечь костёр, я оставил Анешку и пошёл искать дрова. Я ходил вокруг старого склепа и рылся в снегу, ища что-нибудь, что можно было бы зажечь. Я обещал папе перед его смертью присматривать за мамой и сестрёнкой; а когда я смог найти пару веток и вернулся назад, Анешка уже не шевелилась. Я звал её, кричал, а потом, чтобы её согреть, обнял её крепко-крепко и заснул вместе с ней. И во сне я увидел Анешку, и свет, который нас звал к себе. Но без мамы мы никуда идти не хотели, ведь мы ей пообещали, что останемся здесь. Мы так и сказали, что уйдём только с ней, и с тех пор мы ждём её…

Я смотрел на этих детишек в тонких залатанных одежонках, и мне было очень больно и стыдно за себя и за весь род людской. Как мог называть себя человеком тот, кто прогнал с порога своего дома во время зимы мать с двумя детьми? Кем надо быть, чтобы отказать в ночлеге двум замёрзшим детям? Зачем мы строим храмы, если в них не находится места для людей в час нужды? Неужели сердца людей, живших в том городе, были закрыты для сострадания и милосердия? О боги, почему матери пришлось бросить своих детей на смерть в таком месте; даже животные более милосердны. О боги! Может, потому вы и отдалились от нас, чтобы не видеть всё зло, жестокость и мерзость наших поступков, чтоб не ожесточились ваши сердца.

Мне было очень больно. Мне хотелось наказать всех тех бессердечных, безжалостных людей, наказать их строго и справедливо. Прийти в тот дом, под крышей которого не нашлось места для детей и их матери, и обрушить его стены; сжечь дотла таверны, которых было полно в этом городе, и владельцы которых скорее позволят людям умереть под дверью, чем погреться у очага. Мне хотелось сделать хоть что-нибудь. Но прежде всего, нужно было помочь двум малышам, что смотрели на меня с надеждой.

— Скажите мне, как звали вашу маму?

— Линна из Фирела.

К пентаграмме я добавил ещё две руны: «джидас», Свет, не знающий преград, и «ранн», Зов, идущий в пустоту. Где бы ни была Линна из Фирела, в свете ли, в темноте, средь богов или отверженных, зов своих детей она услышала бы и пришла, а если нет, то где б она не была, я бы привёл её туда.

Теперь — знак Триединства. Разрезав своё запястье, я начертил его своей кровью. Этот символ должен был объединить волю мага, пославшего зов, волю того, кто зовёт и волю того, кто придёт на его зов. Если все три малых круга, начертанные в моём треугольнике, начали бы светиться, то все условия были бы соблюдены. В таком случае можно было обойтись без ритуальных жертв. Ещё раз оглядев собственное творение, я обратился к детям, с интересом наблюдавшим, что это я там делал.

— А теперь, давайте позовём вашу маму вместе!

Переглянувшись, детишки дружно завопили:

— Мама! Мама!

Свет пентаграммы стал меняться, как будто на зов этих детей кто-то вдалеке обратил внимание. Символ Триединства всё более наливался светом. Зов был услышан. Откуда-то из неведомых глубин бытия, мать устремилась на зов своих детей. Границы между мирами живых и мёртвых были прочны, и я был готов помочь духу, спешащему на зов, вливая свою силу в пентаграмму, служившую ему мостом. Душа, что летела на зов, легко разорвала преграды, едва ли их заметив, а стражи границ пропустили её без препон. Наконец, пентаграмма вспыхнула удивительно ярким светом, и я увидел в ней не трёх, а четырёх людей: крепко прижимая к себе детей, там стояла мать, а рядом с ней был невысокий мужчина. Я понял, что это был отец, который не мог не откликнуться.

Вопли радости детей, спустя столько времени увидевших своих родителей, мать и отец, обнимающие их и плачущие одновременно… Их лица светились невероятно счастливыми улыбками, ведь они всё ещё не верили в происходящее. Но правила должны были быть соблюдены. Свет треугольника начал постепенно гаснуть: не подкреплённый силой жертвенной крови, он был, несмотря на волю призванных душ, слаб, и сила его быстро иссякала. И пока он ещё горел, я задал вопрос, мучавший меня всё время:

— Линна из Фирела, почему ты не пришла к своим детям?

Улыбка счастья на миг пропала с лица матери. Я видел, что ей были горьки воспоминания о прошедшем.

— Потому что я умерла, ваша милость. В тот день, когда я оставила здесь своих малышей, меня сбил аристократ, куда-то очень быстро ехавший на лошади. Потом моё тело подобрали жрецы. В стране был голод, и на улицах часто умирали люди; опасаясь эпидемии, власти заставили жрецов покинуть их храмы и собирать умерших от голода и холода. Они обмыли моё тело, и вместе со всеми похоронили в общей могиле.

— Как звали тех, кто прогнал тебя со своего порога? Могли ли они тебе помочь, или сами умирали от голода? — это был ещё один важный вопрос.

— Муж моей сестры был торговцем зерном, и они были богаты.

Так я и думал. Скорее бедняк, знавший сам не понаслышке, что такое голод, поделится с тобой краюхой хлеба, чем богач бросит со своего стола хотя бы крошку!

— Как звали твоих сестру и мужа?

— Конн из Дермонда и Ламисса из Фирела, ваша милость. Они уже давно мертвы, остались лишь их потомки…

Свет треугольника начал гаснуть. Сила, наполнявшая его, почти исчезла.

— Ступай с миром, Линна из Фирела! Ступайте с миром вы все, пока граница миров не сомкнулась.

Молча мне поклонился отец, мать просто улыбнулась с благодарностью, а дети весело закричали «Спасибо!» Потом они ушли, и темнота смокнулась за ними.

Следующим утром я с трудом смог проснуться. Я не рассчитал свои силы, слишком много их потратив на прошлый призыв. Горло пересохло, и пить хотелось ужасно. Сторож, сидевший возле моей постели и что-то мастеривший, протянул мне чашку с каким-то отваром.

— Этой ночью… — начал я, когда смог говорить. Но сторож, не дав мне закончить, перебил меня:

— Этой ночью ты будешь спать, некромант, в своей постели, как и во все последующие ночи. Хватит ритуалов, Арен. Тебе нужно отдохнуть; ты и так сделал очень много, с лихвой оплатив мою помощь.

Я устало возразил:

— Я не сделал и половины того, что хотел.

— Ты сделал очень много, — сказал сторож. — Ты забрал Багровое пламя, и я, наконец, перестану воевать с теми, кто его ищет. Ты угомонил призраков близнецов, и больше мне не придётся с ними мучиться, ведь поделать с ними ничего было нельзя, и объяснить тоже. И что я только не делал, чтоб их отвлечь от детей: и игрушки им подкидывал, и сон-траву развешивал, а этих сорванцов ничего не брало. Они даже днём появляться ухитрялись, а если какой ребёнок ночью на кладбище из-за роз этих проклятых оказывался, то уж только поспевай спасать! Раз пять я силком у них отбивал ребёнка; скучно им было, понимаешь, играть не с кем. А теперь хоть этой обузой стало меньше. Да и помимо них, ещё десяток духов, наконец, обрели покой, благодаря тебе.

Выслушав всё это и обдумав, я осторожно спросил о том, что меня интересовало:

— А кем были те, кто искал Багровое пламя?

— Не знаю — угрюмо ответил старик, не отрывая взгляда от огня, горевшего в камине. Видно, ему нелегко давался этот разговор. — Но кто-то долго и упорно ищет эту штуку. Кто-то знал, что она спрятана на старом кладбище. Столько веков минуло, но его искали, и до сих пор ищут. Слишком могущественна сила Багрового пламени, чтоб о нём так просто забыть.

То была ещё ода загадка для моей копилки тайн. Нужно было быть осторожным с этим предметом. Я ещё раз взглянул на посох, мирно стоявший возле камина. Чёрное узловатое дерево было покрыто странными узорами; ближе к навершию дерево охватывали полосы металла, покрытые вязью рун, из которых я знал едва ли половину; и наконец, навершие посоха — тёмный кристалл, размером с мужской кулак, едва заметно светящийся, когда его касался свет луны. Тогда мне так и не хватило времени как следует изучить наследство старого мага и решить, что с ним делать.

— И что теперь? — спросил я у старика, не отрывавшего взгляда от пламени.

— То, что ты и задумал, маг. Твоя плотина почти закончена, отводные каналы готовы. Ещё неделя-две — и всё будет готово. Останется тебе только выкопать сокровища, да подумать, как и на чём везти их; да не забыть ещё про обещанье, данное тобой герцогу.

— А что будет с ними? — спросил я старика, кивнув в сторону кладбища. — Кто, кроме меня, им поможет?

— А они останутся и подождут другого некроманта. Или у жрецов проснётся совесть, и они начнут помогать ещё кому-то, кроме себя, — ответил старик. И добавил. — А тебе, некромант, пора возвращаться домой. Тебя, я думаю, там уже заждались.

Я обдумал сказанное мне Ульмаром, и признал его правоту. Сил на то, чтобы и дальше проводить ритуалы у меня почти не оставалось; ещё немного, и я сам рисковал присоединиться к тем, кому хотел помочь. Пора было, наконец, заняться и своими делами. Клад скоро будет в моих руках, и теперь надо было думать, как его вывезти безопасно до сезона осенних штормов, когда корабли на долгие месяцы застынут в портах, ожидая окончания бурь. Я решил съездить в деревню и проверить ход работ, а потом направиться в порт и присмотреть подходящий корабль, который отправлялся бы на юг. Эти поездки должны были занять не меньше двух дней.

В ту ночь я никак не мог заснуть, ворочаясь на жёсткой кровати и размышляя обо всём, что произошло со мной на севере, но усталость всё-таки взяла своё, и я смог забыться долгим безмятежным сном.

Возле озера, скрывшего под собой курганы, вовсю кипела работа. Сотни людей трудились над возведением дамбы и выкапыванием каналов для отвода воды, сновали туда-сюда телеги, нагруженные землей и камнями, землекопы заступами утрамбовывали землю на плотине. За всеми этими работами наблюдал архитектор, нанятый мной в городе. Сверяясь с чертежом, который он держал в руках, рядом стоял староста деревни, тоже наблюдавший за ходом работ, и, судя по его довольной улыбке, на стройке всё шло хорошо. Подойдя к ним и поприветствовав по очереди обоих, я поинтересовался ходом работ. Староста поспешил ответить:

— Ещё пять дней, ваша милость, и можно будет отводить воду. Так что готовьте денежки за проделанную работу, и про награду не забудьте, как и обещали! Хотя мне кажется, ваша милость, не стоило вам так их торопить с проведением работ. Спешка — она ни к чему в таком строительстве. Лучше не спеша, с умом и сноровкой, раз уж всё равно за это деньги платятся. Когда предки строили первую насыпь, они три года только брёвна свозили, а вы за пару месяцев всё построить хотите, — неодобрительно продолжил он, покачивая при этом головой.

Мне был противен староста, как впрочем, и все жители этой деревеньки. Чтобы получить согласие на проведение работ, я выдумал историю про сон, ниспосланный мне духами курганов, о том, что вновь они хотят видеть солнце над собой и слишком сильно давит на них толща воды. Представившись купцом с юга, я попросил у деревенских жителей разрешения на то, чтобы возвести плотину, которое легко и получил. Ещё бы! Представляю, как они радовались тому, что нашёлся какой-то дурак, готовый выложить кучу золота, чтобы осушить долину вместе с курганами, в которой они снова смогут пасти своих коров и коз, а им при этом не придётся даже отрывать свои задницы с печей. Поэтому они легко поверили истории, выдуманной мной; их не интересовало, почему это духи курганов попросили о помощи купца с далёкого юга, и почему это купец, бросив все свои дела, примчался им помогать, тратя огромные по местным меркам деньги. Им было на всё это наплевать, впрочем, как и мне на то, сколько простоит дамба, возведённая за пару месяцев. Для меня главным было время. Не успей я до осенних штормов получить сокровища — и остался бы там на полгода, пока корабли вновь не смогли бы плавать по Великому морю. Поэтому артели строителей, нанятой мной в городе, была обещана хорошая награда, если они успеют до определённого срока возвести дамбу и проложить каналы.

И теперь я с удовольствием смотрел на то, как золото и труд людей сделали то, перед чем магия была бессильна: повинуясь моей воле, сотни людей трудились над воплощением задуманного мной. В этом тоже было своеобразное волшебство: горсть золота — и сотни людей готовы были выполнять твои приказы, строить или разрушать, убивать или помогать. Деньги всегда были силой, приводящей, подобно заклинанию, в движение могучие механизмы, спрятанные в самих людях. Мешок золота — и воздвигаются дворцы и библиотеки; мешок золота — и появляются больницы и приюты для бездомных. Или другое — за золото армии наёмников готовы по твоей воле штурмовать города или завоёвывать страны. Ещё золото — и подкупленные лорды свергнут своего владыку, чтобы возвести на трон нового. Магию золота нельзя недооценивать. Подчас она может то, что недоступно обычному волшебству, и мне всегда следует об этом помнить: ведь золото не оставляет за собой следов, по которым могут идти Ищущие.

Дни быстро бежали один за другим. Пять дней, отведённых на окончание стройки, подошли к концу. Я посветил их отдыху и прогулкам по окрестностям деревеньки. Единственное, что мне мешало — это брюзжание старосты, похожего на надоедливого комара, о том, что строители слишком торопятся с проведением работ, и что плотина, построенная так скоро, долго не простоит. Будь его воля — и строительство растянулось бы на годы. Этот дурак почему-то решил, что я буду за свои деньги строить им плотину на века, чтоб они и дальше могли ничего не делать, а только поплёвывать в потолок в своих домах; если б не я, там вообще никто ничего не стал бы делать: так бы и плескалось озеро на месте долины. А теперь меня ещё должно было беспокоить, сколько лет простоит дамба, которую построили там мои люди. Да плевать я на это хотел! «Главное, чтобы она не развалилась до того, как я смогу достать клад, а что будет после, пускай думают местные, которые не сочли нужным даже помочь землекопам при проведении работ. Вот ещё! Землекопам за работу деньги платят, а они лучше своими делами займутся. Вот пускай потом и думают, как поддерживать в порядке то, что здесь построено. А если плотину снова размоет паводок, то они, видимо, опять будут ждать кого-нибудь, кто для них построит новую!» — думал я.

Наступил вечер. По уговору с местными жителями, в ту ночь я должен был подняться на курганы, чтобы принести жертву древним духам, якобы живущим в нём. Никто из деревенских не должен был покидать деревню, чтобы не помешать ритуалу и не разгневать духов. Мне ни к чему были лишние глаза во время спуска в курган и погрузки сокровищ. Чтобы полностью обезопасить себя от случайных свидетелей, я сварил зелье тумана. В небольшой котёл, кипящий на огне, я по очереди бросал порошки из необходимых ингредиентов: паутины, сушёного крыла летучей мыши, тины, собранной с поверхности болота и прочей гадости, из которой должен был возникнуть туман. Когда зелье, кипящее в котле, стало молочно-белым, я прочитал заклинание, глядя на клокочущее варево:

— Белькарум тресперинас сабестум караш!

Едва прозвучало последнее слово, зелье вскипело и начало испускать густой пар, который быстро заволакивал долину. Оставив котелок на огне, я подошёл к повозке, запряжённой огромными тягловыми лошадьми, меланхолично жевавшими овёс. Повозка была заставлена большими бочонками, в которых перевозят пиво. В поисках способа вывезти клад и вернуться самому домой, я прогуливался в порту, присматриваясь к кораблям, скоро отбывающим на юг, и там, средь множества галер и парусников, я увидел корабль, который сразу узнал: на нём я приплыл на север, и капитан этого корабля обещал мне помочь в час нужды. Радость охватила моё сердце: видно, сами боги смилостивились надо мной, ниспослав этот корабль. Старый моряк легко согласился мне помочь вернуться домой, а также захватить пару десятков бочонков с пивом, которые я решил привезти с собой на юг. Несложное заклятье иллюзии, немного пива, вылитого на драгоценности, сложенные в бочонках — и любой самый опытный портовый страж, вздумай он проверить мой груз, увидел бы там лишь подкисшее пиво, которое «купец» вёз на продажу домой.

Туман, созданный мной, густо заволок окрестности. Видимо, я что-то напутал с составом зелья, и у меня получилось не совсем то, что я хотел: вместо молочно-белого, туман был тёмно-серым, с какими-то тёмно-жёлтыми и зелёными клочками. Всё-таки алхимия была не самой сильной моей стороной: в отличие от учителя, бывшего больше алхимиком, чем магом, в искусстве создания зелий и других веществ я не очень преуспел.

Небольшой зачарованной лозой я разгонял туман перед собой и шёл вперёд, ведя на поводу лошадей, тянувших повозку; туман быстро смыкался за моей спиной, создавая непроглядную стену. Вот и центральный курган. Оставив повозку возле его подножия и стреножив лошадей, я поднялся на его вершину и воткнул в землю свой прут. На пару десятков шагов вокруг туман отступил.

Теперь нужно было открыть вход внутрь кургана. Я подошёл к плитам, выложенным вокруг алтаря. Сначала пятая, потом седьмая, потом двенадцатая. Я поочерёдно подкапывался под каждую из них; под каждой из плит я нащупывал металлическое кольцо, которое с силой приходилось тянуть. За века, прошедшие с того момента, когда им пользовались, механизм мог и сломаться. На этот случай у меня был наготове Молот Валданора: в древности с помощью подобных заклинаний в городских стенах делали проломы или ломали ворота; его силы хватило бы на то, чтобы проломить стены старого кургана. Но, несмотря на прошедшие века и годы пребывания под водой, механизм, открывающий дверь, сработал, как и было задумано. Глухо скрипя, алтарь начал сдвигаться в сторону, открывая вход, ведущий вглубь кургана.

Создав Светлячка, чтобы осветить дорогу перед собой, я неспешно спускался по каменным ступеням вглубь кургана. Пара десятков шагов — и я попал в каменный коридор, ведущий куда-то ещё ниже. Я, если честно, ожидал немного другого под курганом: древние гробницы, статуи богов, скелеты рабов, похороненных заживо вместе с хозяевами, чтобы и после смерти служить тем, кому они служили при жизни, но не простой каменный коридор, ведущий неизвестно куда. Воздух внутри кургана был плотным и сырым, а стены — мокрыми и покрытыми плесенью. Дышать было тяжело: запах стоячей воды, ила и разложения был невыносимым. За столько лет пребывания курганов под водой влага смогла попасть внутрь этого на удивление водонепроницаемого хранилища, но её было совсем немного. Те, кто строил всё это, строили на века: каменные плиты, которыми был выложен коридор, были тщательно подогнаны и отшлифованы; даже лезвие ножа мне не удалось бы просунуть между ними. Никакие рисунки или гравюры их не украшали.

То было странное место, непонятно зачем и для чего построенное, но явно не для того, чтобы хоронить там мёртвых. Ещё одна тайна, которыми так изобилует север; а ещё про юг говорят, что это земля мудрости и неразгаданных загадок! Но над этим тогда было не время думать: пора было, наконец, увидеть то, ради чего я так долго рисковал собой. Ещё пара десятков шагов по коридору — и я подошёл к развилке. Коридор разделялся на два меньших туннеля; мне нужен был тот, что справа.

Теперь я начал внимательно отсчитывать шаги. Когда я насчитал двенадцать, я опустился на колени и внимательно осмотрел плиты пола. На одной из них я заметил едва различимый для глаза рисунок птицы; если его тщательно не искать, зная, что он есть, заметить его было почти невозможно. Я аккуратно вставил нож в едва видную щель у края плиты и перевернул её; под ней я увидел ещё одно металлическое кольцо. Потянув за него, я увидел, как часть стены коридора медленно сдвинулась в сторону, открывая проход в потайную комнату. На пороге комнаты и находилось то, что я ожидал увидеть сразу, едва спустился туда: пожелтевшие от времени черепа пустыми глазницами смотрели на меня с вечной улыбкой; кости, смешавшись друг с другом, лежали беспорядочной грудой как молчаливое напоминание и предостережение о той цене, которую платят за тайну. Эти кости принадлежали слугам герцога, помогавшим ему укрыть сокровища; в награду за помощь и преданность, герцог убил их, оставив их там навсегда молчаливыми стражами клада.

Солнечная стрела, сорвавшись с моей руки, обратила в пепел старые кости: мне не хотелось идти по останкам людей. Пригнувшись, я вошёл в небольшую комнату, в которой вдоль стен аккуратными рядами стояли большие сундуки, обитые металлом. Внезапное волнение охватило меня, чувство нереальности происходящего. Неужели я смог! Вопреки всему, что стояло у меня на пути, я нашёл то, что столько лет считалось утраченным и забытым! Пересилив себя, я подошёл к первому попавшемуся сундуку, и дрожащими от волнения руками, откинул крышку.

Внутри сундука, плотно сложенные друг на друге, лежали небольшие кожаные мешочки, плотно набитые изнутри. Взяв наугад один из них, я высыпал его содержимое; с громким звоном, в сундук посыпались потемневшие от времени золотые монеты. Я открыл ещё один кошель: в нём тоже было золото; и следующем тоже были золотые монеты. Один за другим, я открывал кошели, и смотрел, как монеты падают в сундук. Весь он был наполнен кошелями, в каждом из которых лежали отсчитанные кем-то золотые монеты!

На глаз я прикинул размер и высоту сундука. По самым скромным прикидкам, в том сундуке лежало порядка пятидесяти тысяч золотых монет. А что же тогда в остальных? Подбежав к другому сундуку, я с грохотом откинул его крышку: внутри плотно были сложены золотые слитки с отчеканенным на них гербом Гарама. В следующем — то же.

Я поочерёдно открывал сундуки. В одном я увидел дорогую посуду из золота и серебра, украшенную драгоценными камнями, в другом снова кошели с деньгами, но в этот раз это были серебряные монеты. В следующем лежали слитки серебра. Ещё один сундук был наполнен небольшими шкатулками из серебра, в каждой из которых лежали драгоценные и полудрагоценные камни: неогранённые алмазы, тёмно-зеленые изумруды, оранжевые дарпаны и звёздные сапфиры. В каждой из шкатулок хранился определённый вид драгоценных камней, и многие из них я видел впервые. В других лежали украшения из золота и серебра, монеты и слитки.

Два небольших сундука, что я открыл последними, хранили в себе королевские регалии: корону, усыпанную бриллиантами, скипетр и меч.

От всей этой вереницы богатств у меня кругом шла голова. Дикий восторг охватил меня при виде того, что я смог добыть. Теперь мне не придётся больше тратить время на всякие пустяки! Я смогу купить любые зелья и ингредиенты! Я смогу заниматься всем, чем захочу, не тратя больше время на зарабатывание денег! Но самое главное — я подошёл ещё ближе к своей цели. Используя эти деньги, я наверняка найду способ, как мне вернуть свою семью.

Чтобы вытащить сокровища, мне пришлось выпить зелье силы быка, которое десятикратно усиливало силы человека. По очереди я перетаскивал каждый из сундуков ближе к выходу, а потом вверх по ступенькам вытаскивал на вершину кургана. Закатив наверх несколько пустых бочонков, я перекладывал содержимое сундуков внутрь, а потом просто скатывал бочонки вниз к телегам. Так, сундук за сундуком, я опустошал сокровищницу герцога. Самые тяжёлые сундуки со слитками золота и серебра, несмотря на выпитое зелье, я не смог даже сдвинуть с места, поэтому перетаскивал их содержимое по частям.

Я очень устал, руки были стёрты до крови. Пошатываясь, я кое-как тащил очередной ларец, наполненный золотом, и раздумывал над тем, чтобы оставить сундуки с серебром на месте: самое ценное я уже погрузил, а силы почти покинули меня. Всю ночь таскать тяжести, поднимать, опускать, было очень трудно. Но преодолевая свою слабость, я вспомнил себя, торговавшегося за каждую серебряную монетку на рынке, вспомнил Леду, получавшую побои за то, что не смогла насобирать всего лишь одну серебрушку. Нет, ради неё, ради других голодных детей, я не оставлю здесь ничего, что может принести пользу людям!..

Утро уступало место дню, когда я закончил грузить сокровища. Туман, созданный мной, начал рассеиваться. Мне следовало поторопиться. Через пару дней «Синий кит» — мой корабль — оплывал на юг, и я, наконец, мог вернуться домой. Я очень устал, мне ужасно хотелось спать: зелье силы быка, давая на время силу, потом вызывало огромную слабость; чтобы побороть её, мне пришлось выпить ещё одно зелье: без него я едва ли смог бы довезти повозку до города. Но все эти зелья плохо действовали на меня и мои способности. Хорошо, что Озарённые прекратили свою охоту на меня: теперь я вряд ли смог бы с ними достойно сразиться.

Когда вход в курган закрылся, я сел в свою повозку, заметно потяжелевшую, и дёрнув за повода, направил лошадей к дороге, ведущей в Гарам.

Ночь ещё нехотя уступала место дню, когда на дороге, ведущей в Гарам, показалась повозка, запряжённая парой тяжеловозов; они не спеша брели по дороге, таща воз, заставленный бочонками, в которых перевозят пиво. Возница, вместо того, чтобы подгонять лошадей, тихо дремал, лишь чудом удерживая поводья, чем лошади и пользовались, не спеша бредя по дороге и периодически останавливаясь возле обочины, чтобы обглодать куст или съесть понравившийся пучок травы. Дорога была пуста: ни торговцев, ни путников на ней в такую рань не было видно.

Птицы ещё только начинали петь, возвещая начало нового дня, когда утреннюю тишину разбил топот быстро скачущего всадника. Он нёсся во весь опор, подстёгивая своего скакуна; видно было, что он куда-то очень торопился, изо всех сил подгоняя коня. Тот был весь в клочьях пены, но всадник продолжал безжалостно подгонять его, не обращая внимания на тяжёлое дыхание лошади, и лишь увидев на дороге повозку с тихо дремавшим возницей, он остановил своего коня и перешёл на шаг. На лице молодого Озарённого промелькнуло огромное облегчение, как будто то, что он очень долго искал, он наконец нашёл. Неспешно, он слез со своего уставшего коня, и похлопав по взмыленной шее, направил его к обочине, давая отдых измученному животному…

Я смотрел на повозку, и чувство восторга переполняло меня! Наконец-то, здесь и сейчас, всё закончится. Я докажу всем, кто не верил в меня, всем, кто не верил в силу моего бога, что свет небес не погас, и боги по-прежнему с нами! Теперь не будет никаких уловок или обманов: магу некуда здесь скрыться от меня, и никакие его фокусы здесь ему не помогут. Хорошо, что на дороге нет никого: я не хотел бы, чтобы какой-нибудь случайный путник мне помешал.

Глядя на возницу, тихо дремавшего на повозке, я с трудом верил, что это маг, грозный и коварный Странник Серых путей, один из тех, чьё имя наводило ужас во время Великой войны. Но видение, ниспосланное мне Гелионом, было ясным, как никогда, и усомниться в этом — значит усомниться в силе и справедливости моего владыки. Маг, дремавший на повозке, был беззащитен. Мне ничего не стоило тихо подкрасться к нему и зарезать его во сне; он не успел бы даже открыть рот. Но не этого жаждала моя душа. Я хотел боя, схватки, чтобы маг перед смертью понял всё бессилие своего волшебства перед силой богов. Я хотел, чтобы он прочувствовал всю мою ярость и ненависть к нему и подобным ему, тем, кто мнит себя равными богам, полагаясь на силу своих жалких заклятий. Я хотел увидеть бессилие и страх на лице мага, когда он будет умирать под моим клинком. Да, пусть будет бой! Со мною мой бог, Солнечный владыка, Гелион, Хранитель справедливости, Владыка света; а если он со мной, то неважно, кто против меня! Мне ли страшиться жалких заклятий колдуна! Что они могут против силы бога, дарующего свет целому миру?

Решившись, я во всё горло закричал:

— Защищайся, маг!

Я тихо дремал в своей повозке, когда внезапный крик разбудил меня. Предыдущая ночь далась мне нелегко: всю ночь тягать тяжеленые сундуки с сокровищами было очень трудно. Выпитые мною зелья дали мне силы, но навалившаяся затем усталость взяла своё, и я не заметил, как заснул. Хорошо, что лошади, знавшие дорогу, по привычке брели в город.

Громкий крик прервал мой сон. Кое-как протерев глаза, я увидел перед собой Озарённого в полном боевом облачении, с ликованием смотревшего на меня. Чтобы убедиться, что это не сон или какой-то глупый мираж, я даже ущипнул себя, но Озарённый никуда не делся, а как ни в чём не бывало, продолжал стоять на дороге в ярко начищенных доспехах с развевающимся алым плащом за плечами и вытянутым мечом; он был красив и грозен. Растерянно, я огляделся по сторонам, не зная, что предпринять. Из того грозного арсенала заклинаний, что был у меня когда-то заготовлен, сейчас у меня не было почти ничего. После того, как я узнал о прекращении поисков, я перестал держать наготове боевые заклинания. Ритуалы, проводимые мной по ночам на кладбище, отнимали массу сил, и тратить их на кучу ненужных заклинаний тогда было глупо; а теперь я не знал, что предпринять: мне буквально нечем было сражаться. Эти негодяи выбрали самый подходящий момент для своей атаки, когда я был полностью к ней не готов!

И тут я понял всю насмешку судьбы надо мной! Я догадался, что Озарённые специально ждали момента, когда я, наконец, достану сокровища, и сам привезу их им в руки. Им даже делать ничего не пришлось, лишь ждать, да каким-то хитрым образом следить за мной! И теперь, когда я был так слаб и беззащитен, они в насмешку надо мной выставили против меня единственного Солнечного воина, малолетнего сопляка, ещё даже не отрастившего усов, видимо, чтобы дать ему возможность потренироваться на уставшем и беззащитном маге! Наверняка по кустам вокруг прятались ещё с десяток Озарённых, держа наготове свои луки и арбалеты.

От осознания всего этого у меня бессильно опустились руки. Я был так близок! Я почти поверил в то, что всё благополучно закончится, и я вернусь домой с этими проклятыми сокровищами! Но, видно, сама судьба была против меня, и когда мне оставалось лишь попасть на корабль, она разыграла против меня свою последнюю карту — Озарённых. Было очень обидно. Я был готов к смерти, я знал, что она может настигнуть меня, но умереть вот так — зарубленным мальчишкой или расстрелянным из засады его товарищами — было очень обидно.

Я посмотрел в глаза этому Солнечному воину. Мне почему-то захотелось запомнить лицо своего убийцы, но ничего, кроме ненависти, я там не увидел, и мне даже на миг стало его жаль: такие злоба и ненависть были не к лицу воину, призванному хранить свет и добро, олицетворявшему собой Солнечного владыку. Мне нечего было сказать ему, да и слова были ни к чему. Что ж, спасибо, что хоть во сне не убили, а дали проститься с миром!

Взглянув в последний раз на небо, начавшее потихоньку светлеть, я провёл рукой по лицу, разрушая заклятье иллюзии, что скрывало его: если мне предстояло сражаться и погибнуть, я хотел это сделать не скрывая своего лица. Я покажу Озаренным, как сражаются и умирают Странники Серых путей!

Подняв руку, я начал готовить своё единственное заклинание, которое мог использовать в бою — Молот Валданора-Стенокрушителя. Я приготовил его, чтобы попасть внутрь кургана, но теперь это было единственное, что я мог использовать против врагов. Я был уверен в том, что мне не дадут его завершить: заклинание было четвёртого круга, и требовалось много сил и времени, чтоб его подготовить; но больше у меня всё равно ничего не было, и я стоял, и шептал слова заклинания, глядя на мальчишку, в любой момент ожидая услышать свист стрел, или увидеть, как он бросится на меня, чтобы зарубить своим мечом. Но мгновения, самые долгие в моей жизни, подобно каплям, падали одна за другой, и я чувствовал, как сила, призванная мной, постепенно пробуждалась. Заклинание набирало силу, и наконец, мою руку охватило сияние воплотившегося Молота, готового к использованию.

И в тот же миг Озарённый атаковал меня. Подобно тигру, он распластался в каком-то невероятном прыжке, стремительно преодолевая расстояние между нами. Понимая, что не успеваю, я всё равно метнул своё заклинание в устремившегося ко мне Солнечного воина…

Время как будто замедлило свой бег. С вытянутой руки мага сорвалось заклинание, на миг ставшее похожим на сияющий молот, выкованный из молний. Вращаясь с невероятной скоростью и силой, молот ударил в Озарённого; на миг перед ним вспыхнуло призрачное сияние, принявшее на себя удар заклинания. Но, не устояв перед чудовищной мощью Стенокрушителя, оно, вспыхнув, исчезло, и потускневший, потерявший часть своей силы молот, проломив щит Ищущих, ударил Озарённого в грудь, подбросив того в воздух, и отшвырнул его на несколько шагов назад…

Боль была невероятной и огромной. Подобно волнам, она билась в мой мозг, и лишь это мне напоминало о том, что я жив. Левая рука не двигалась, ног я тоже не чувствовал; каждый вздох приносил вместе с глотком воздуха новую порцию боли. Кажется, у меня сломаны рёбра — все рёбра — а может, и ещё десяток костей. С трудом, я смог приоткрыть один глаз; второй был залит кровью и не хотел открываться.

Но сильнее боли меня терзало непонимание. Почему маг жив??? Неужели ты оставил меня, Гелион?!? Неужели все мои молитвы тебе были зря, и ты бросил меня в самом важном для меня бою? Но ведь в пламени огня я увидел то, о чём просил! Я нашёл мага, и теперь, владыка, ты решил оставить меня! Как же ты можешь допустить, чтобы проклятый колдун победил? Почему он жив, а я корчусь от боли в дорожной грязи?

Мне хотелось выть от мысли о том, что мой бог, которому я посвятил всего себя, тот, за кого мои предки сражались и умирали, предал меня, лишив меня силы. Эта мысль была хуже телесной боли. Неужели жалкий маг, насмешка перед мощью богов, смог победить твоего воина, Гелион? Неужели все годы моего служения тебе были напрасны, и заклятье мага оказалось сильнее, чем моя вера в тебя? Где же ты, мой бог, когда ты так нужен мне?!?

Приподняв с трудом голову, я увидел мага, стоявшего на дороге, и то, что я увидел в его глазах, меня окончательно взбесило! Там не было торжества победы над врагом; в них я увидел жалость ко мне!

Проклятый ублюдок! Ненавижу!

Забыв о боли, я с трудом начал вставать. Привстав на колени, и опираясь на свой меч, я смог выпрямиться и пойти.

Отец! Если ты сейчас смотришь на меня, пусть же тебе не будет стыдно за своего сына!

Боль почти ушла. Я запретил себе думать о ней, и она трусливо спряталась где-то вдалеке, напоминая о себе лишь слабыми укусами. Левая рука бессильно свисала вдоль тела, ноги тоже слушались плохо. Каждый шаг был победой над собой. Я шёл и боялся остановиться, потому что если бы остановился, то упал, и уже не смог бы подняться. Как в детстве, когда мать уговаривала меня съесть кашу ложка за ложкой, я уговаривал себя сделать ещё один шаг…

За себя! за Ясмеру! За отца! за Салара! За Турина! За Хогарда!

Шаг за шагом, повторяя эти имена, я приближался к магу, а он стоял и просто смотрел на меня, никуда не уходя и не двигаясь. Когда мне оставалось буквально несколько шагов, он снова вскинул руку и выкрикнул несколько слов, смысл которых я, не зная языка, почему-то понял:

«— Именем Мелираны, я приказываю тебе умереть!»

И я почувствовал, что падаю вниз. Боль оставила моё тело, в глазах стало темно, и я умер.

Я слушал стук своего сердца, считая его удары. Мужество на миг покинуло меня, и я стоял, закрыв глаза, ожидая услышать свист стрел и почувствовать боль от их ударов. Враги допустили ошибку, слишком понадеявшись на силу щитов Ищущих, но вряд ли они повторят её снова. Сейчас они начнут стрелять, чтобы не дать мне времени сплести новое заклинание; откуда им было знать, что я использовал последнее из тех, что у меня были? Один, два, три, короткие удары сердца; в голове пустота, и никаких мыслей; единственное желание — чтобы всё это кончилось побыстрее…

Сердце продолжало стучать. Почему они тянут? Может, хотят взять меня живым, доставить в город и сжечь на площади, а перед этим возить в телеге по городу на потеху толпе, которая будет закидывать меня нечистотами и гнилыми овощами? Эта картина, промелькнувшая перед глазами, вернула мне былое мужество. Нет, этому не бывать! У меня ещё был ритуальный кинжал; в бою он бесполезен, но в одном он мне мог помочь — оборвать мою жизнь, избавив от пыток и унижений.

Открыв глаза, я ожидал увидеть бегущих ко мне со всех сторон Солнечных воинов, Ищущих, готовых отражать удары моих заклинаний, лекарей в их зелёных плащах позади них, чтобы помогать тем, кто нуждается в лечении. Но на дороге не было никого. Она была абсолютно пуста. Птицы, потревоженные нашим поединком, как ни в чём не бывало, вновь завели свои трели, мои лошади и конь Озарённого мирно объедали траву возле обочины, и лишь убитый мной воин сломанной куклой лежал посреди дороги там, куда отбросила его сила заклинания.

И тут до меня дошло, что кроме меня и его там больше никого не было. Но почему тогда он был один? Где его боевые товарищи, где все эти Ищущие, лекари и другие Солнечные воины? Почему они отправили его одного, без прикрытия и поддержки; каким чудом он вообще меня нашёл? Все эти вопросы вертелись в моей голове, и я не находил на них ответов. Чувство абсурдности происходящего не покидало меня. Почему он действовал столь опрометчиво и безрассудно, зачем разбудил спящего врага, почему дал время подготовить заклинание для атаки? Ведь он мог легко убить меня во сне, или разрубить пополам, пока я готовил своё заклинание; но он напал, когда я был готов сразиться с ним! Очень благородно, но безумно глупо! Раньше Озарённые не допускали таких промахов, и наносили удар сразу, едва появлялся шанс. А здесь в одиночку напасть на мага, разбудив его, и дать время подготовить боевое заклинание! На что ты надеялся, мальчишка? На щит Ищущих? На то, что Серые плащи не слишком сильны в боевых заклинаниях? Нет, всё равно здесь что-то было не так! Я чего-то не понимал и не видел, упускал что-то важное!

Мысли продолжали кружиться в голове, когда неожиданно для меня, поверженный мною воин начал шевелиться. Я не поверил своим глазам! Этого просто не могло быть! После удара заклинания такой мощи в живых остаться было нельзя. Даже потратив часть силы на то, чтобы пробить щит, защищавший Солнечного воина, Молот Валданора должен был разнести на куски тело юноши. То, что оно лежало на дороге, а не валялось по округе в виде сотни кусочков, было удивительно; но чтобы остаться в живых, и даже пробовать шевелиться — это было невозможно! Всё, что я знал и умел, годы учёбы, бессонные ночи, проведённые над изучением заклятий, магические формулы, позволявшие рассчитывать необходимое количество силы для достижения результата — всё это кричало во мне, что это невозможно. Человек не мог выжить после удара Стенокрушителя! Изучая это заклинание, чтобы испробовать его, ударив лишь в половину силы, я разнёс на куски гранитную глыбу; а человеческая плоть не камень! Но вопреки всему, что я знал, Солнечный воин был жив, и даже пытался встать! Изумлению моему не было предела.

Вопреки законам магии и логики, он встал; как ему это удалось, знали лишь боги. Без содрогания и жалости на него даже смотреть было нельзя: левая рука была сломана, лицо разбито, на груди, куда пришёлся удар Стенокрушителя, виднелась вмятина, но панцирь, как это ни странно, выдержал удар заклинания, и лишь прогнулся. Но, несмотря на это, рёбра наверняка были сломаны. Он стоял, и лишь чудо удерживало его на ногах.

Когда он пошёл ко мне, опираясь на свой меч, у меня началась паника. Впервые в жизни я не знал, что делать! Я с трудом удерживал себя от того, чтобы плюнуть на сокровища и броситься прочь от движущегося кошмара. Этого просто не могло быть! Так не бывает! Люди не встают после удара Стенокрушителя! Но Озарённый шёл, приближаясь ко мне шаг за шагом. Лицо его было похоже на маску из крови, один глаз под ней даже не виден, а второй смотрел на меня с такой ненавистью и яростью, что одного этого взгляда хватило бы, чтобы обратить в бегство даже храбрейших. На губах его вздувались кровавые пузыри, но он всё равно шёл, что-то бормоча, и шаг за шагом приближаясь.

С трудом удерживая себя, чтобы не поддаться страху, я лихорадочно перебирал заклинания, которые знал. Одни были слишком сложными, другие требовали много времени для подготовки, третьи были бесполезны. А Озаренный шёл; шаг за шагом он приближался, и я понял, что ещё пара шагов — и мне надо убегать. И когда я уже почти решился отступать, чтобы спасти свою жизнь, я вспомнил о заклинании, которое начал изучать в последние дни своего отдыха на кладбище. На его подготовку не требовалось ни времени, ни большого количества силы. Перст судьбы, неотразимое заклинание пятого круга силы, мгновенно убивающее врага без шанса на спасение; какие бы чары и амулеты не защищали его, он умрёт, как бы силён или велик он ни был. Ни спастись, ни защититься от этого заклинания, было невозможно; но как и у всякой силы в этом мире, у этого заклинания была своя цена, да такая, что десять раз подумаешь, готов ли ты её заплатить. За жизнь, отнятую по собственной воле, маг должен заплатить своей собственной жизнью, и сколько именно мгновений твоей жизни отнимет Мелирана, неведомо никому. Быть может, ты сам умрёшь в тот же миг, как упадёт бездыханным твой враг, или станешь беспомощным стариком, отдав годы жизни за смерть твоего врага.

Глупое заклинание, слишком непредсказуемое из-за его цены; человека можно убить и не используя столь опасные заклинания. Но в тот миг оно пришло мне на ум, и я решил использовать его. Я решил: я не побегу, никогда и ни за что не оставлю свой путь, какую бы цену мне ни пришлось заплатить за это! Что бы ни защищало тебя, Озарённый, что бы ни помогало тебе сейчас идти, удерживая тебя на сломанных ногах, ты умрёшь!

И я выкрикнул шесть слов, что были записаны на последней странице Чёрной книги. Смысла их я не знал: он открывался лишь тому, против кого было направлено заклинание. Но в этот раз магия меня не подвела. Заклинание сработало безотказно, и не дойдя до меня пяти шагов, Озарённый упал, и больше уже не поднялся.

Чтобы убедиться в том, что он мёртв, я проверил его пульс на руке, но биения сердца не было — он был мёртв. Кто бы ему ни помогал, что бы его ни защищало, но остановить заклинание пятого круга, вершину силы магии смерти, это не смогло. Теперь мне оставалось узнать, какую плату назначила богиня. Раз я был жив, значит, самое страшное миновало меня; руки, лицо — всё осталось вроде бы прежним. Плата была невелика.

Облегчённо вздохнув, я взглянул на тело воина, лежавшее в паре шагов от меня. Пыл боя покинул меня, волнение и усталость снова брали своё. Но одно я всё-таки обязан был сделать. Я подошёл к своему противнику и перевернул его на спину. Теперь, когда жизнь покинула его, ярость и ненависть ушли вслед за ними, и я увидел лицо совсем молоденького мальчишки, с каким-то удивлением смотревшего в небо, как будто не верившего до сих пор в свою собственную смерть. Жалость снова остро кольнула в сердце. Я подумал о его матери, которая ждала сына домой, о его семье и близких. Жаль, что так всё сложилось. Я не хотел твоей смерти, Озарённый. Ты честно сражался, мой достойный враг! Прости, что отнял твою жизнь, но ты не оставил мне выбора.

Тело Озарённого я укрыл среди бочонков: бросить его посреди дороги было бы неправильно. Он честно сражался, и был достоин погребения по обычаям его родины. Я знал, кто мне в этом поможет.

Домик Ульмара гостеприимно светил окнами в темноте. Старик как всегда перебирал высушенные травы, связывая их в пучки, а пёс лежал возле очага, и смотрел на огонь. В домике царили тишина и покой, лишь дрова в очаге негромко потрескивали, когда тишину прервали быстрые и сильные удары в дверь. Открыв её, старик увидел на пороге мага, своего недавнего гостя, лишь пару недель назад покинувшего его дом…

Я летел вверх, купаясь в солнечных лучах. Подобно ступенькам на лестнице без конца, подо мной горели звёзды. Радость и счастье переполняли меня, в душе звенела неведомая музыка, наполняя её восторгом и заставляя меня ещё быстрее мчаться вверх. Я слушал музыку звёзд и песню ветра: тепло и радость, обещание встречи и обретение надежды были словами в ней. Эта песня была самым прекрасным, что я слышал. Подобно ветру, который её пел, она так же менялась: вот она звучит, как колыбельная матери, поющей тихонько своему ребенку; а вот она гремит, подобно буре, звенит, как порыв сурового зимнего ветра, наполненного ледяными осколками; она будоражит, она оглушает, как боевая труба, и зовёт за собой в бой, обещая яростную битву! И я изо всех сил стремился туда, куда она меня звала, по мосту средь неугасающих звёзд, навстречу солнечным лучам, туда, где рождается солнце и живут боги.

— Геран!

Я услышал это слово, прозвучавшее в пустоте сквозь слова песни; я увидел его в танце солнечных лучей. Это слово принесло мне боль, предательски заставив вспомнить: это было моё имя, данное мне отцом и матерью. Это имя звучало под сводами храма Гелиона, когда отец, гордый и счастливый, представлял богам своего новорождённого сына. Вместе с именем я обрёл память, и воспоминания бурным водопадом обрушились на меня. Я вспомнил всю свою прожитую жизнь, от мига рождения, до того момента, когда заклятье мага оборвало мою жизнь, оторвав душу от тела.

Снова гнев, ярость и боль от прошедшей схватки всколыхнули мою душу. Зачем мне это всё? Я не хочу помнить об этом! Ни о горечи поражения, ни о боли, сотрясавшей моё тело; я не хочу помнить об этом. Я хочу забыть обо всём и мчаться вслед за солнечными лучами к небесным чертогам! Я хочу оставить позади всё это: мёртвых друзей и слезы бессилия от того, что нельзя исправить, и свой единственный настоящий бой, к которому я готовился всю жизнь и проиграл, так и не сумев победить.

Память острее всякого ножа ударила в сердце. Мама… Как же теперь она будет без меня? После смерти отца она так и не вышла замуж и не смогла никого полюбить. Я вспомнил её радостное лицо, когда меня опоясали поясом Солнечного воина, и потемневшее от горя, когда хоронили отца. О боги, она не переживёт моей смерти! Печаль охватила моё сердце. Мне хотелось плакать, и никакие песни ветра не могли унять моё горе. Ясмера… Я ведь ей обещал вернуться, и не сдержал своё слово. Мне захотелось вернуться назад, пусть духом, но быть с теми, кого я так люблю, унять их печаль, вновь погладить по голове маму, коснуться губ Ясмеры…

— Жаль, что ты не вспомнил о них раньше, прежде чем просить Владыку о том, чтобы найти мага.

Снова этот проклятый голос, вернувший мне моё имя и память! Лучше бы он не прозвучал никогда! Зачем мне мои имя и память; они лишь принесли мне печаль и боль, и горе от того, что ничего уже нельзя изменить. Лучше б я и дальше мчался ввысь наперегонки с ветром, чем сотрясался от горя и собственного бессилия!

— Кто ты? Покажись, или будь проклят! — крикнул я.

Мне не пришлось долго ждать ответа на мои слова. Я увидел того, кто со мной говорил; он появился из ниоткуда: вот я один средь звезд, а вот и мой неведомый собеседник. Совсем мальчишка, ещё даже младше меня, невысокий мальчик с васильковыми глазами и волосами цвета спелой ржи. Он внимательно и серьёзно смотрел на меня, а я почему-то невольно смутился от этого взгляда не по-детски мудрых глаз.

— Я Ренделл, тот, кто по воле богов первым приветствует Озарённых, закончивших земной путь.

Негромко прозвучал его голос, но слова его меня поразили. Неужели я вижу того, о ком я столько прочитал? Вот этот мальчик и есть тот великий герой, которым я привык с детства восхищаться и которого почитал средь великих героев прошлого наравне с князем Вегрейном? Это — Ренделл, вознёсшийся к небесам, тот, чья мольба умилостивила богов, и они помогли людям, вздумавшим погубить собственный мир? Благодаря его мольбе появились Озарённые, и ему же по воле богов было поручено присматривать за нами, чтобы мы продолжали хранить свет богов, не отступая от их заветов. Он был первым, кто приветствовал каждого Озарённого на мосту средь звёзд, а потом, если считал того достойным, провожал в чертоги богов, в Обитель тишины и света.

Я смотрел на него и чувствовал лёгкое разочарование. В легендах про Ренделла его описывали как величественного мужа, первого как в битве, так и на пиру, высокого и сильного, не знающего страха — безупречного воина, а не тонкого, как берёзка, мальчишку, младше меня. Как его вообще взяли с собой на битву?..

— Отец и не хотел меня брать. Если бы он не вернулся с поля боя, у страны должен был быть король. Но я сумел упросить его взять меня с собой, ведь если бы Сардониса не остановили, то ни страны, ни народа, которому я должен был служить, не осталось бы. Никто не думал, что всё обернется настолько плохо: огромная армия, десятки магов и жрецов, против сошедших с ума пары десятков некромантов. Все надеялись быстро победить… А дальше ты и сам всё знаешь, не стоит об этом говорить.

Я долго размышлял над сказанным. Легенды, изложенные на страницах книг, оказывается, не всегда правдивы; в тех, которые я читал, неопытный мальчишка оказался великим воином и непобедимым героем. Люди всегда любят немного приукрасить правду. Но разве от этого его поступок стал меньше? Разве свет его деяния померк от того, что он был не таким, каким я его представлял? Я ещё раз поразился мужеству того, кого я с детства привык почитать, как героя: принять волю богов и взойти на жертвенный алтарь — такие поступки определяют героев и трусов, отделяя мужей от детей. Принять волю богов, отринуть всех, кто пытался его отговорить и спасти его жизнь, может лишь герой, и не важно, сколько ему лет, и как он выглядит: за него говорят его дела.

Я почтительно поклонился ему, приветствуя как первого средь Озарённых, принёсшего свет богов людям; да не померкнет он никогда над ними!

— Могу ли я спросить, Великий? — тихо произнёс я, всё ещё не до конца веря в происходящее: что я умер и стою средь звёзд, и говорю с Ренделлом. Мне всё это казалось сном; ещё немного — и меня потрясут за плечо, и я проснусь, и снова окажусь в нашей миссии, увижу Ясмеру, и мы пойдем с ней гулять по городу, просто так, никуда не торопясь и ни за кем не гоняясь; а потом мы придём ко мне домой, и я познакомлю её со своей мамой. Мы будем сидеть втроём в нашем саду, и мама будет нас угощать пирожками с вишней…

— Это не сон, Геран, и ты уже не проснёшься. Это смерть во всей своей красоте и простоте, а это — дорога средь звёзд, ведущая в чертоги Света, — тихо произнёс Ренделл, и эти слова, такие простые, упали, подобно могильным плитам, и я понял, что уже не будет больше ничего: ни мамы, ни Ясмеры; это был последний путь, дорога без возврата.

И я так же тихо произнёс:

— Почему?

В это слово я вложил всё, что не смог бы сказать словами: почему я умер, проиграв бой магу; почему мой бог покинул меня во время схватки; почему он дал мне найти колдуна, но не дал силы, чтобы его убить; почему мой враг жив, а я мёртв? Почему???

— Хорошо, я отвечу на твой вопрос, — негромко произнёс Ренделл. — Но сначала ответь на мой. Почему ты решил, что Владыке света, Хранителю справедливости, нужна смерть этого человека?

— Но это же маг! — начал я, сбитый с толку этим вопросом. Ведь это же и так очевидно! Все маги — враги честных людей, еретики, не признающие волю богов, творящие повсюду зло и беззаконие. Как можно не сражаться с ними? Ведь из-за них всё зло: отец погиб; если б не этот проклятый колдун, Салар, Турин и Хогард были бы живы; они бы не умерли там, в куче грязных отбросов! А сколько других людей погибло от их рук во время Великой войны! До сих пор далеко на севере стоят мёртвые города, куда из-за заразы, убившей тех, кто в них жил, ходить нельзя. Так и стоят пустые дома с непогребёнными внутри мертвецами. И все это из-за проклятых колдунов! Как можно не воевать с ними — негодяями, убившими стольких людей?

— Я услышал тебя. Но на руках этого человека нет крови твоего отца или твоих друзей. Он не насылал мор и чуму на города севера. Нельзя ставить ему в вину то, что сделали другие. Каждый человек отвечает лишь за то, что сделал он сам. Так судят боги, и люди должны поступать так же. Что ещё он сделал, за что должен быть предан смерти?

— Но он же маг!!! Пусть он не убивал моего отца и моих друзей, пусть он не насылал болезни, но он же маг, проклятый богами еретик, поставленный вне закона! Они враги всех добрых людей, и пролить кровь колдуна — угодное богам дело!..

— Это сами боги сказали тебе о том, что им нужна кровь этого человека? Владыка света потребовал у тебя отнять у него жизнь? — снова тихий голос принца, едва слышимый в тишине средь звёзд.

— Нет. Но Вегрейн, он же объявил всю магию вне закона! Он повёл в великий поход армию Озарённых, чтобы огнём и сталью очистить север, а затем и остальной мир от мерзкого колдовства! Он провозгласил и возглавил Поход веры, а мы, Озарённые, лишь следуем указанному им пути.

— Вегрейн совершил зло. Он выдал свои слова за волю богов. Он провозгласил то, что вправе произносить лишь боги; но это не была их воля. Боги никогда не отвергали людей, владеющих силой магии. Перед богами равен всякий, как маг, постигший вершины колдовства, так и обычный крестьянин, всю жизнь не выпускавший из рук плуг. Боги судят людей по делам, по их прожитым жизням; по тому, чего ты сделал в жизни больше: хорошего или плохого. И для человека, ни разу не посетившего храм, и для того, кто его не покидал, суд будет одинаково справедливым. Люди перед богами равны. Тому, кто верит в богов, жить легче, ибо его бог всегда с ним; его вера поможет ему прожить жизнь так, чтобы достойно предстать перед богом в конце жизни, чтобы не стыдиться дней, прожитых на земле. Но если человек не возносил молитвы богам, но жил честно, не попирая милосердие, любовь, справедливость в своём сердце, как же он может быть отвергнут?

— Но ведь Вегрейн говорил совсем о другом…

— Вегрейн заблуждался, и за эти заблуждения он был наказан. На суде богов Гелион не нашёл ему оправдания за войну, произошедшую из-за этого. За все жизни, оборванные по его вине, он был отправлен в ад. Вегрейн думал о том, как защитить мир от колдовства, чтобы не допустить подобного тому, что он видел на Кровавом поле — и в итоге вверг мир в новую войну, отнявшую в десятки раз больше жизней, чем та, из-за которой появились Озарённые. И эта война не закончена до сих пор; продолжая тлеть, как плохо потушенные угли, она до сих пор собирает свои жертвы. Твой отец, воины, погибшие в катакомбах, тысячи других людей, чьих имён ты не знаешь — все они погибли и продолжают гибнуть на никому не нужной войне!

Я стоял, не зная, что сказать. Всё, что я знал, всё, во что я верил — всё оказалось напрасным. Получается, все жертвы были зря! Маги, Озарённые, мой отец — он тоже погиб зря. Так для чего же я вообще жил? Зачем тогда Гелион позволил мне найти того проклятого колдуна? Почему лишь сейчас я прозрел, когда уже мёртв, и ничего исправить нельзя?

И снова ответ негромко звучит средь звёзд:

— Ты просил. Ты молил. Ты был искренен, и молитвы твои достигли бога; но ты молился о том, что нужно тебе, не задумываясь ни на миг, а надо ли это богу. Подобно ребёнку, ты требовал от бога жизни человека, и Владыка взглянул на жизнь того, кого ты так стремился убить. Взгляни и ты, прежде чем я продолжу дальше!

И снова перед моими глазами замелькали картины жизни, только теперь уже другого человека: рождение, детство, — всё, как и у нас, почти ничем не отличается. Детские игры и драки со сверстниками, прятки в чужих садах и бегство от сторожей. А вот уже взросление — и мальчик по имени Арен начинает учиться своему будущему ремеслу. Он будет врачом — так решила его семья.

И вот он более не бегает по улицам большого южного города, а постигает искусство врача: накладывает повязки, толчёт в ступе смеси трав, из которых делают лекарства, читает огромные книги, хранящие в себе тайны врачевания. Он взрослеет, и вот он встречает ту, в которую влюбляется всем сердцем — и серьёзный, не по годам умный юноша превращается во влюблённого мальчишку, забывшего обо всём. Глядя на то, как он добивался сердца своей любимой, я невольно заулыбался: воистину это была долгая битва!

Но вот неуступчивая красавица открыла ему своё сердце, и согласилась стать его женой. Вот снова он, новоиспечённый муж, врач, сдавший экзамены, тот, кому разрешено лечить; вместе с молодой женой он переезжает в другую страну, в незнакомый город. Там нехватка врачей, и юный врач, думая о благе своей семьи, надеется там поскорее обрести достаток. Спокойные годы, мирная жизнь; а вот боги наградили их счастьем: у них появляется дитя! Врач, муж, а теперь и отец буквально светится радостью!..

Но вот в город приходит беда: чума, насланная когда-то магами на своих врагов, пробудилась, и снова собирает жатву! Первым из города скрылся придворный маг, едва узнав о болезни. Повсюду паника, никто не знает, что делать. На совете, собранном по воле королевы, врач предлагает план, который мог бы остановить распространение болезни и не позволить ей вырваться за стены города. План одобряют.

События сменяют друг друга всё быстрее: мятеж, бунт бедняков, не согласных умирать без надежды на спасение в своих трущобах. И горе, постигшее врача. Я вижу его возле горящего дома, оплакивающего свою семью; я слышу клятву его, но не богам, а его жене и дочери; он клянётся, что вернёт их обратно из мира мёртвых. Он буквально раздавлен бедой, но находит в себе силы остановить королеву, напуганную мятежом, и готовую открыть врата в зачумлённый город…

Он забывается в работе, сражаясь за каждую жизнь, которую может спасти. Болезнь идёт на спад; собрав свой кровавый урожай, она, как огонь без дерева, начинает угасать, а потом умирает, не получая новых жертв. А вот и праздник, объявленный королевой, чтобы народ воспрял духом; и там, во дворце, средь приглашённых, врач, что помог остановить болезнь; и королева спрашивает, чем наградить героя.

Молчаливый поклон врача, покидающего пир, а потом и страну. И снова учёба, но уже волшебству. Время бежит, и вот уже он — маг, мастер, Странник Серых путей. Он отправляется в Туманные горы на поиски Чёрной книги некромантов. Я вижу и чувствую всё, что происходит под сводами пещер в глубине гор: отчаяние пойманного мага, клятва, данная им Сардонису, выбор между воскрешением семьи и угрозой всему миру, и миг открытия врат Жизни и Смерти, когда перехитрив Сардониса, ему удаётся его победить с помощью силы моего владыки!..

…Я увидел жизнь этого человека, и восхитился им. Я увидел в ней много хорошего; но горе и боль не обошли его жизнь стороной. Одиночество и тоска стали его спутниками, как и бесконечные кошмары по ночам, и спасение в работе от тяжких мыслей и отчаянья. Я увидел очень многое в его жизни, но главное — я не нашёл в нем зла.

Мне стало его по-настоящему жаль, этого человека. Я был рад тому, что мне не удалось его убить. Я сделал в своей жизни много глупостей, но я был благодарен Гелиону за то, что он мне не позволил пролить кровь этого человека! Пусть свет моего владыки осветит его жизнь и наполнит её радостью, которою он давно утратил! Жаль, что он не может найти в своём сердце места для бога: ему было бы легче нести его ношу, ведь он бы разделил её на двоих!

— Ответь мне на мой последний вопрос, Ренделл, чтобы я всё-таки смог понять. Если маг не нёс в себе зла, если это честный и хороший человек, зачем тогда Владыка указал мне его? Ведь не зная его, и веря словам Вегрейна, я бы убил его, и сотворил зло.

— Он испытывал тебя, чтобы понять, что есть в сердце твоём. Война между магами и Озарёнными — вот главная угроза миру и людям, в нём живущим; и сейчас этот мир как никогда близок к концу. Маги хотят новой войны, чтобы отомстить за прошлое и вернуть утраченную власть и вседозволенность. И там, на дороге, был момент истины. Владыка решал участь людей: дать ли вам шанс или позволить начать войну и истребить друг друга. Если бы ты убил мага, он отправился бы на небеса, обретя мир и покой, найдя средь звёзд в чертогах Света свою утраченную семью. И это было бы для него наградой. Ты одержал бы победу, и развязал бы войну.

Но ты сразился с ним, и погиб, и этим спас мир от новой войны. И Владыка решил дать неразумным людям, так стремящимся погубить друг друга, ещё один шанс. И для этого он избрал тебя!

— Меня? — растерянно спросил я. — Но что я могу сделать для моего бога?

— Ты должен прекратить войну между магами и Озарёнными! — прозвучал ответ.

— Но как? Я ведь мёртв… — ничего не понимая, прошептал я.

— По воле Мелираны ты умер, по воле Гелиона воскреснешь, дабы выполнить его волю и вернуть мир между слугами богов и идущими дорогой силы!

— Но как? Я простой воин, и даже воскреснув, как я заставлю людей поверить мне? Как я смогу прекратить эту войну?

— Геран! Ты веришь в своего бога?

— Да! — сказал я. — Да, я верю!

— А он верит в тебя! И ты справишься. Просто верь, Геран! Ведь это не тяжелее, чем идти на сломанных ногах!

И в этих словах было столько любви и тепла, как будто их прошептал мне сам бог устами Ренделла. Я постараюсь, мой бог! Я не проповедник, я простой воин, и лучше владею мечом, а не словом, но ради тебя и ради людей, живущих на земле, я буду очень стараться! Я не знаю, как я буду это делать, и что я буду делать, я не знаю, как прекратить войну, длящуюся века, как остановить меч, занесённый для удара. Моей мудрости для этого не хватит, но я буду молиться о том, чтоб ты поделился со мной своею!

— До свиданья, Геран! Он проводит тебя назад в мир людей, — Ренделл указал рукой на огромного пса, возникшего за моей спиной; мне он показался почему-то очень знакомым. Я взялся рукой за ошейник пса, и тот понёсся огромными прыжками вниз. Это было подобно падению в колодец без дна…

Очнулся я от боли во всём теле. Ужасно хотелось пить. С трудом приоткрыв уцелевший глаз, я увидел кладбищенского сторожа, сидящего возле очага вместе с его псом.

Была уже глубокая ночь, когда Арен закончил свой рассказ о путешествии на север в поисках сокровищ. Не раз мы наполняли кубки и прерывали беседу, чтобы отдать должное искусству поваров, приготовивших угощение, а затем снова наполняли кубки чудесным вином, и беседа продолжалась. Она текла неспешно, как река; мне было интересно слушать рассказ Арена о его приключениях. Он мог бы стать бардом, и зарабатывать себе на хлеб, рассказывая сказки и легенды.

Его история меня полностью захватила. Я как будто вместе с ним побывал на севере и искал сокровища в глубине кургана, спасался от Озарённых, и стоял с ним рядом на пыльной дороге, ведущей в Гарам. Но после всего рассказанного у меня остались вопросы, не получив ответы на которые я не мог успокоиться.

— Скажи, а как ты выполнил своё обещание герцогу? — начал я.

— Помнишь, я рассказывал о Доме милосердия в нашем городе? Я взял на своё попечение всех детей, которые в нём жили. Жрецы легко дали на это согласие, с радостью спихнув заботу о детях и об их будущем на мои плечи. Ведь им нужно было проводить ритуалы и молебны, украшать храм и собирать пожертвования, а тут вечно голодная толпа оборвышей. Дети нищих и бедняков вечно путаются под ногами, отвлекая их от важных дел.

Вот я и забрал у них эту ненужную для них обузу, чтобы они не отвлекались от своих молитв и ритуалов мирской заботой о малышах. Я купил в трёх днях пути от нашего города большое поместье, куда и переселил детей. Там, вдали от городской суеты, на свежем воздухе, они растут и учатся. Если хочешь, мы можем потом съездить туда, и ты сам всё увидишь. Там у нас большой фруктовый сад, виноградник и скотный двор с большим стадом коров, а ещё птичник и огороды, где мы выращиваем овощи. Те, кто постарше, помогают по хозяйству, совмещая работу и учебу. Я нанял десяток разных ремесленников, которые учат детей своему ремеслу. Я хочу, чтобы у детей, когда они подрастут, было призвание и знания, которые помогут им жить честным трудом. Не всем им это, конечно, вначале понравилось: дисциплина, работа, учёба. Многие привыкли к безделью и попрошайничеству. Но тех, кому это не нравилось, я не держал. Я дал им возможность, и указал путь. Если они хотели иного, они вольны были идти своей дорогой. Бездельники и лентяи лишь помешали бы остальным. Впрочем, некоторые потом возвращались, и были с радостью приняты обратно.

— И сколько сейчас живёт детей в твоём приюте? — спросил я.

— Двести сорок пять детей, — ответил маг.

— Двести сорок пять! — потрясённо повторил я. — Это же целая уйма! Почему их так много?

— Узнав о моём приюте, бедняки и нищие чуть ли не со всей страны стали подкидывать мне своих несчастных детей, которых сами были не в состоянии прокормить. Потом ко мне попала детвора из других домов милосердия, которые содержали жрецы. Многие сами пришли ко мне из других городов. Так получилось, что в начале у меня было около двадцати ребятишек, а стало больше двухсот.

— И как же ты со всем этим справляешься? — всё ещё не веря услышанному, спросил я. — Их же, всех этих детей, надо накормить, напоить, одеть, обуть, учить и лечить. Это ж спятить можно!

— Ну, тут всё проще, чем кажется, Хем. Я, разумеется, не занимаюсь этим всем один. Когда детей стало слишком много, я перестал принимать новых. Двести сорок пять, не больше и не меньше; один уходит, другой приходит. Конечно, первые десять лет было очень непросто: огромные расходы, постоянные проблемы, бессонные ночи. Иногда мне хотелось бросить всё и куда-нибудь убежать подальше от этих трудностей. Но постепенно всё как-то начало налаживаться. Нашлись люди, которые захотели мне помочь. Одни стали воспитывать и присматривать за детворой, другие согласились бесплатно учить детей своему ремеслу, кто-то дал одежду, а кто-то — еду. Мы не отказывались ни от какой помощи. Дети вырастали; они покидали стены нашего дома и шли по дороге своей жизни. Некоторые из них добивались успеха, и разбогатев, начинали помогать тем, кто помог им. Сейчас Дом надежды — так я назвал его — полностью обеспечивает все свои потребности. У нас есть ковровые и ткацкие мастерские; там работают те, кто решил остаться после окончания школы. На виноградниках выращивают одни из лучших в стране сорта винных ягод. Едой мы себя обеспечиваем сами, выращивая всё необходимое. Так что сейчас я почти не вмешиваюсь, но помогаю, если есть необходимость.

— А что случилось с той девочкой, которую ты когда-то подобрал?

— Я её удочерил, и у неё, я думаю, всё хорошо! — с улыбкой ответил Арен. — Хотя ты об этом можешь у неё сам спросить.

И он указал рукой на женщину, шедшую по саду. Я взглянул на неё, и меня как молнией ударило: что это была за женщина! Я видел немало красоток в борделях и кабаках, но эта отличалась от них, как лебедь от уток. Стройная, высокая, с ослепительной волной золотисто-рыжих волос до бёдер; тонкие губы, высокий лоб, ярко-зелёные глаза были подобны изумрудам. Она не шла, а шествовала по саду, как королева по тронному залу, в чёрном платье, усыпанном золотыми цветами. Серьги с бриллиантами и ожерелье из изумрудов лишь оттеняли её красоту, но не затмевали её. За ней гуськом шли несколько ребят.

Восхищённо проводив её взглядом, я спросил у Арена:

— Ты что, выдал её замуж за короля, и она решила тебя сегодня навестить?

— Увы, моя дочь так и не захотела выйти замуж. Уж сколько раз мы с ней из-за этого спорили! Впрочем, я её понимаю: волшебницам трудно найти себе достойную пару.

— Она стала магом? — удивлённо спросил я.

— А кем ещё она могла стать? Ведь она была единственным ребёнком в доме, где жили два мага. Сейчас Леда — признанный магистр магии, Хранительница путей, Владычица Тёмного круга, и один из сильнейших магов нашего мира, Хем. И это главная проблема, поскольку выйти она согласна лишь за равного себе, а таких в нашем мире можно пересчитать по пальцам на одной руке, и те старики, вроде меня. Так что внуков я, наверное, нескоро дождусь. Одна надежда на Амину.

Он замолчал, и устало вздохнул, с грустью глядя в воду пруда. Некоторое время мы молчали; каждый думал о своём. Но время шло, и я внезапно вспомнил, зачем я пришёл к Арену. Его невероятная история на время заставила меня забыть о собственных бедах.

— Ты поможешь мне, Арен? — спросил я тихо.

— Да. Но сначала ответь мне: ты когда-нибудь слышал о Голосе Гелиона?

Ещё бы! Кто о нём не слышал! Если потомки когда-либо будут вспоминать эти времена, то лишь потому, что мы живём с ним в одно время. Простой Солнечный воин, изменивший судьбу мира, доказавший, что боги не забыли про людей, что это сами люди слишком далеко отошли от их заветов. Никто не знает толком, почему, но через него Гелион возвестил людям правду — простые, но однажды забытые истины: что люди равны перед богами, что для богов нет разницы между магом и Озарённым. Для каждого из них уготован справедливый суд по делам, а не по вере. И эту правду он пытался донести до людей: до своих товарищей по ордену, до магов и простолюдинов, до всех, кто согласен был его слушать. Одни смеялись над ним, другие гнали его прочь, отвергая его слова, не слушая и не принимая истину, что он хотел донести. Но он всё равно не сдавался, выполняя волю своего бога.

Но слишком много крови было пролито, слишком глубоко сидела вражда в сердцах людей. Как мог какой-то мальчишка оспаривать слова тех, кого люди почитали за великих? Как мог какой-то юнец порочить славу самого Вегрейна? Это не могли долго терпеть, ведь глупые люди были уверены, что никому не дано право оспаривать истину и вносить смуту в ряды Озарённых, смущая ложью души Воинов света.

По приказу Владыки ордена Геран был схвачен и предстал перед трибуналом Озарённых. Был суд, где его признали виновным в ереси и отступничестве от истинной веры. Приговором ему была назначена смерть на костре, на котором сжигали колдунов и вероотступников. По приказу трибунала в Хогрум, твердыню ордена Озарённых, со всех миссий ордена, изо всех уголков мира, где чтили Огнеликого, прибыли представители; сотни Солнечных воинов, Ищущих и лекарей, прибыли, чтобы увидеть самим и рассказать остальным о казни того, кто вздумал осквернять идеалы Озарённых и осмелился попрать заветы Вегрейна.

На огромной площади перед главным храмом Гелиона был сложен костёр, и тысячи людей собрались вокруг. Перед смертью Герану дали проститься с матерью и невестой. Они долго уговаривали его отречься от его слов, но он остался непреклонен. В цепях его подвели к костру, где на глазах у всех собравшихся, в память о заслугах его предков, ему предложили ещё раз отречься от своих заблуждений, и тем самым сохранить свою жизнь. Но и в этот раз он отказался признать свои слова ложью.

И тогда был исполнен приговор трибунала. Его приковали к столбу, и в дрова, разложенные под ним, был брошен факел. Дерево, щедро политое маслом, вспыхнуло сразу. Огонь поднимался всё выше, но никто не услыхал криков сгорающего заживо человека. Многие тогда восхитились его мужеством и задумались над его словами: может, не так уж и не прав он был, раз готов был пойти за свои слова на костёр. А пламя костра разгоралось всё ярче, столб огня поднимался всё выше; в нём уже нельзя было увидеть того, кто горел. Многие ждали уже конца этой казни, и глубоко в сердце жалели юношу, горевшего в огне.

Но это было лишь начало, а не конец, ибо пламя костра поднималось всё выше и выше. Сначала оно сравнялось по высоте с крышами зданий, потом продолжило расти вверх, и многие сначала с восторгом, а потом с ужасом взирали на всё растущий столб пламени. Под конец он достиг облаков. Громадный столб пламени увидели все; он был виден на десятки лиг от Хогрума, и не было никого, кто не стоял в тот момент на коленях. Одни в ужасе молились богам, другие плакали, думая, что то было начало гибели мира, и настал день Плачущего солнца. Ужас наполнил сердца всех.

Наконец, когда столб пламени достиг облаков, над ним воссияло Око Гелиона, и все услышали голос бога, возвестившего:

— Геран! Тебе я дарую право судить и карать тех, кто осудил тебя! По слову твоему я с ними поступлю!

И все услышали его ответ:

— Прости их, Владыка, как прощал всегда!

И все услышали, что сказал бог:

— Быть посему!

И огромный столб пламени стал опадать, становясь всё меньше и меньше, пока не исчез совсем. И из пепла вышел невредимый Геран. От него исходило сияние: свет, который когда-то исходил от первых Озарённых, что повели за собой солдат на Кровавом поле. Он прошёл средь стоящих на коленях Солнечных воинов, средь Ищущих и лекарей, мимо магистров и учеников, едва принявших посвящение в орден, и никто не осмеливался взглянуть ему в глаза. Лишь владыка ордена поднялся с колен и подошёл к нему. Он снял с себя цепь с символом главы ордена, и надел его на Герана со словами:

— Теперь ты поведёшь нас!

С тех пор Герана называли «Голосом Гелиона» или «говорившим с богом». Тот день стал первым в истории нового ордена Озарённых. По предложению нового владыки были начаты переговоры с магами Восьми орденов. Никто не знает, как и о чём они говорили, но был подписан мир, и заключён новый договор. Одни говорят, что маги испугались явления силы бога, и не осмелились бросить вызов силе, что могла смести их одним лишь ударом. Другие считают, что слова Герана заставили магов проявить смирение. Третьи думают, что имело место и то, и другое. Так или иначе, мир был спасён.

Я кивнул, и Арен продолжил:

— Да, эта история известна всем. Но заслуги того, кто известен как «Голос Гелиона», ещё более велики. О том, что я тебе собираюсь рассказать, знают немногие. Сорок лет назад я понял, что больше не могу быть единственным некромантом этого мира. Я бесконечно устал от этого. Я не в силах был помочь всем тем, кто нуждался в помощи. За века, прошедшие со дня гибели ордена некромантов, появилось слишком много неупокоенных душ, нуждавшихся в помощи. А были ещё и Забывшие, и демоны, которых призвали в этот мир во время Великой войны маги, магические проклятья и множество других бед, которым я не мог противостоять, при этом сохраняя в тайне свои познания в магии смерти. Я не мог работать с учениками, чтобы не подвергнуть их жизни угрозе; но я не мог и ничего не делать. Ведь если бы я погиб, искусство некромантии ушло бы вместе со мной, и не было бы учителей, которые бы передали знания дальше.

Я долго думал, размышлял, не зная, что делать. Можно было опустить руки и позволить всему оставаться, как было. Столько лет прошло после гибели ордена некромантов, но люди в этом мире продолжают жить и без них, и могут без них обходиться. В душе я понимал, что это самообман: может, я и не увижу последствий, и даже дети моих детей будут жить спокойно, но рано или поздно за трусость мою расплатится весь мир. Заблудших душ будет становиться всё больше и больше. Сначала один, потом второй, а потом десятки призраков, охваченных бесконечным голодом, будут пожирать жизни, и остановить их будет некому, кроме богов. Но боги слишком далеки, и не всегда откликаются на просьбы людей.

Я долго думал. Я колебался, не зная, что предпринять. Но я слышал много хорошего о новом главе ордена Озарённых. И я подумал о том, что тот, с кем разговаривал бог, не может быть глупцом, но должен видеть больше и дальше, чем простые люди, или даже маги, страшащиеся одного лишь упоминания о некромантах. И я пришёл к нему, и честно рассказал ему, кто я, и чем владею. Я показал ему Слезу Мелираны и чёрную книгу некромантов, и объяснил, почему я так поступил, и попросил совета, что мне дальше делать со всем этим.

Арен замолчал. Видимо, события той встречи чем-то его глубоко впечатлили, раз он спустя прошедшие годы с трудом мог об этом говорить.

— И что? — с нетерпением поторопил я мага. — Что было дальше?

— А дальше было появление нового магического ордена. С благословения владыки ордена Озарённых, я начал создавать орден Хранителей, тех, кто защищает людей от созданий холода и пустоты. Тех, кто помогает потерянным душам найти дорогу к богам. Тех, кто хранит этот мир от зла и скверны рука об руку с Озарёнными. Совет Восьми орденов возложил ответственность за новый орден некромантов на владыку ордена Озарённых. Таким образом, маги не отвечают за наши деяния.

Одной из задач, которые решает мой орден, является поиск утраченного. Всего, что было забыто и потеряно за прошедшие века. На протяжении многих сотен лет из-за войн, эпидемий, стихийных бедствий, было утрачено многое из того, что раньше знали и чем владели люди. Это и магические заклинания, и артефакты, и произведения искусства, и бесценные знания о мире и его тайнах — всё, что кануло во тьму времён, и было потеряно и забыто. Мы ищем в прошлом то, что нужно в настоящем, и что пригодится в будущем, и это тяжёлый и опасный труд. Множество людей в подвалах архивов и библиотек ищут следы и упоминания о потерянном. Но есть те, кто спускается в подземелья или поднимается в горы. В забытых курганах или мёртвых городах они ищут то, что было утрачено, и возвращают назад, даря потерянное живущим. Это опасно, потому что мы ищем не только то, что несёт благо людям, но и то, что несёт им угрозу. Нельзя допустить, чтобы в руки глупцов или негодяев попали орудия или знания, позволяющие нести боль или смерть. Во тьме прячется великое зло, но кто-то должен стоять у него на пути.

Вот чем занимаются Хранители, и я предлагаю тебе присоединиться к ним. Однажды в пустыне ты доказал, что тебе можно верить. Ты доказал, что даже собственной жизнью готов пожертвовать, если нет иного пути остановить зло. Поэтому ты не поддашься соблазну завладеть вещью, несущей гибель другим. С Хранителями ты получишь всё то, чего тебе так не хватает: приключения, путешествия по всему миру, тайны, загадки, риск, и даже погони.

— А сокровища? — спросил я, вспомнив про перстень, что держала Амина.

— И сокровища, — улыбнулся моему вопросу Арен. — Содержание Дома надежды, проведение поисков, подготовка учеников, и всё остальное, требует денег. Помимо поиска утраченных реликвий, мы ищем и клады, забытые или потерянные своими хозяевами. Чем бесполезно лежать в земле, пусть они лучше служат людям. Поэтому, если ты согласен, ты можешь присоединиться к нам. Но с одним условием.

— Каким? — спросил я.

— Ты вернёшься к своей семье, Хем. Думаю, что твоя жена может справиться с трактиром, который ты ей оставил, но ей нужен муж, а детям — отец. Я дам тебе то, чего жаждет твоя душа: поиски, странствия, приключения, но возвращаться ты будешь к своей семье, в свой дом, где тебя будут любить и ждать. Только на этом условии я согласен тебя принять.

Я недолго думал над предложением Арена. Всегда и всюду я стремился быть сам по себе, никому не принадлежать, и никому не служить. Но я сам пришёл к нему за помощью, и не хотел сворачивать на полпути. Предложение стать частью чего-то большего, чем воровская шайка, было для меня непривычным. Но я понимал: вот и настал тот момент, когда пришла пора пойти по новой дороге.

— Я согласен, — прозвучал, наконец, мой ответ.

И я пожал протянутую руку мага, скрепляя уговор. Я не знал, что меня ждёт, но в груди у меня нарастала радость и жажда неизведанного. Ветер приключений снова наполнил паруса моей судьбы.

Оглавление

  • Вор и маг
  • Некромант
  • Кладоискатель Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Вор и маг. Трилогия», Алексей Рудольфович Свадковский

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!