«Я, только Я?»

Я, только Я? (fb2) - Я, только Я? 1073K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Снежана Тимченко

Снежана Тимченко Я, ТОЛЬКО Я

ГОН СОПЛЯКОВ

«Право имеют не только умные люди, но и каждый идиот».

– Господа, начнем. О причине нашего неотложного собрания доложит врач Пинчук Александр Иванович.

Пинчук прокашлялся, раскрыл историю болезни и начал:

– Коллеги, все вы успели просмотреть историю болезни нашего пациента, но я коротко подытожу. Пациент Приблудько Василий Петрович; диагноз – полный идиот; симптомы: говорит черт знает что, не понимает и не хочет понимать никого, кроме себя, абсолютно уверен в своей правоте, ни в чем нельзя убедить, аргументы, которыми оперирует, настолько абсурдны, что шкала абсурдности превышает отметку 38 и 3 по шкале Ницше.

Диагностическую картину ухудшает еще и то, что пациент – патологический лжец. Чтобы, в конце концов, оказаться правым – лжет, забывает, что лжет, и сам чистосердечно верит в свою ложь. Также не удалось установить – умственные способности были потеряны или так и не приобретены. Состояние на данный момент: умственные способности мизерны.

При этом больной очень любит вести рассудительные беседы, входит в азарт, машет руками, плюется, всех обвиняет во всем. В целом, пренебрежительный и подлый человек. Не на пользу пациенту работает иммунитет (читай – право на собственное мнение), поскольку в данном случае это право на идиотизм и распространение этой заразы на окружающих угрожает эпидемией. Эта угроза и послужила причиной немедленного созыва консилиума.

– Клиническая картина ясна, – начал дискуссию врач Казанпуп. – Есть ли какие-нибудь аргументы в защиту пациента?

– Больной вполне понимает то, что ему понимать хочется (читай – выгодно). Это редко, но случается с ним. Ну и еще – перед больным, перед этим еще молодым мужчиной, открыта перспектива стать руководителем. К тому же, он имеет большое желание руководить.

– Ну, это сомнительный плюс, – заметил старый профессор Проценко.

– Господа, – вмешался завкафедрой развития человека, – не будем сейчас спорить, кто и что считает сомнительным. Лучше скажите, какие действия, какое лечение было применено?

– Да что уже только ни делали: приводили убедительные доказательства с точно установленными фактами, ловили на лжи… Последнее лишь на мгновение сбивало больного с толку, а потом все возвращалось на круги своя, поскольку больной, пойманный на лжи, быстро себе эту ложь прощает.

Пытались преодолеть эгоистичность, привлекали все ресурсы для проявлений щедрости души, предоставляли любые кредиты доброты и помощи. Пациент помогал на копейку, а долги требовал на миллионы, да еще и в такой форме, что душу из тебя вынет.

Открывали горизонты, перспективы. Убеждали, что не все такие, как он считает. Вели целый год видеодневник его размышлений, аргументов, действий, поступков. Показывали пациенту, разбирали с психологами, философами, юристами, историками, профессорами всех возможных гуманитарных наук, консультировались с духовенством, сотрудничали с родными больного. Показывали примеры простой жизни среднестатистического человека и человека из высшего общества.

Повторные анализы показали: несправедливость обвинений по отношению к окружающим усилилась, к абсурдности убеждений добавилась злоба. Эгоцентризм дал метастазы в печень. Презрение, пренебрежение. Убеждение, что все против него и он – вечная жертва, теперь просто глаз режет.

– Я давно говорил, что стандартный подход лечения отжил свое. Как насчет применения принудительного обучения? – поинтересовался завкафедрой, хотя ответ знал заранее.

– Что мертвому припарка. Апатия, стойкая убежденность, что он все это знает, все это пережил и выкакал еще с детским поносом.

– Ну, коллеги, что будем делать?

– Я так понимаю, нас сюда созвали потому, что встал вопрос: применять ли крайние меры. Так вот, по моему мнению, нет здесь никакой дилеммы. Применять! Однозначно! – сказал громко, со вкусом, профессор Кридиба. Молодой сухощавый врач в жизни выбрал для себя политику заточенного резака и считал ее единственно верной, поскольку результат – мгновенен, а то, что отсекается, исчезает и больше не является препятствием.

– Подождите, а оставить его, так сказать, один на один со своими химерами, пробовали? – самый старый заведующий этой комиссии профессор Проценко всегда рассчитывал на этот метод, что, по его мнению, должно было приводить к осмыслению. Но не приводило.

– Да. Сидит на шеях у женщин и тянет соки, – констатировал Пинчук.

– А чем заинтересовывает женщин? – поинтересовался Казанпуп.

– Ну, он симпатичен, на понты не скуп, да и трепло. А вы знаете, как с такими бывает.

Наступила пауза на обдумывание, о чем еще надо бы упомянуть.

Кридиба откинулся на спинку стула и осмотрел присутствующих врачей. Казалось, все они думают то, что и он, но что-то мешает им принять верное решение. Пятеро присутствующих светил действительно крутили в голове мысли, но о разном, и не высказывались по различным причинам.

Казанпуп искал пути, как показать пациенту лицо выгоды, а не задницу.

Старикан Проценко все чаще становился на сторону метода изоляции. Такое себе ограждение, мол – выпустить их туда, пускай пасутся. Даже спор на прошлом консилиуме не изменил его мнения. Кридиба пытался его убедить, что изоляция не поможет, что идиоты не хотят просто пастись, что они хотят урвать, а когда им не дают – бунтуют. А бунты им особенно легко удаются. Но где там убедить старика Проценко…

Завкафедрой, рассудительный мужчина, подходил к каждому случаю индивидуально. Иногда нельзя было догадаться, чем он руководствовался, когда применял тот или иной подход. Скорее всего, он руководствовался интуицией и теорией старого профессора Проценко о молодости и идиотизме, которую он старательно исследовал в последнее время.

Он подозревал, что все мы в юности заражены идиотизмом в самой жестокой форме. С возрастом, в какой-то промежуток времени, это проходит, но не у всех. В какой-то мере идиотизм остается, а кое у кого эта мера, как раковая опухоль, разрастается.

Проценко исследовал этот переход от юности к молодости, пытался выявить тот защитный механизм, который оценивает и анализирует всё, что касается процесса жизни. Юношеская наглость и категоричность, честолюбие – все это очень острые признаки молодости. Все они имеют свою шкалу, но перевес чего-то одного может оказаться антидотом.

– Как насчет инъекций опыта? – спросил Казанпуп, так, просто – ну, чтобы уже все возможности были упомянуты.

– Безрезультатно, – в свое время Пинчук очень верил в этот препарат последнего поколения. На его основе даже хотели сделать прививку, но процент излечений оказался так низок, что эти инъекции стали использовать, как предпоследнюю меру перед радикальным необратимым решением.

Завкафедрой мысленно на какое-то мгновение отодвинулся от консилиума. Он как будто вдруг осознал свое присутствие в этом сборище ученых. И такими они ему показались пресными, что не отказался бы немедленно заснуть смертельным сном.

– …да перестаньте вы! Вы бы только то и делали, что пендюрили им инъекции и заглядывали в микроскоп в поисках волдырьков светлого ума! – кричал Кридиба в ответ на что-то, что сказал Казанпуп.

– Вы не правы, молодой человек, – тихонько вмешался Проценко, – я давно хотел раскрыть свое новое исследование, и все думал – рановато, но, я смотрю, к согласию мы не придем. В таком случае я расскажу о своей гипотезе: юношеская форма идиотизма свойственна всем, подчеркиваю ВСЕМ людям, а с возрастом включаются какие-то естественные механизмы, и он проходит. Не у всех, но в большинстве. Так вот, я бы хотел предложить открыть совсем новую кафедру для этого исследования. Набрать молодых ученых и открыть-таки новый взгляд на эту проблему.

– Перестаньте, так мы начнем хватать всех подряд без исключений, без признаков заболеваний, да еще и таких юных. Так можно начать геноцид! – рявкнул завкафедрой.

– Позвольте, какой геноцид? Мы не будем хватать людей.

– А где вы собираетесь брать материал для исследования?

– Все будет на добровольных началах. Молодым, а точнее юным, все интересно. Тем более, такое глобальное решение проблемы, как излечение идиотизма у всего человечества.

Казанпуп встал, оперся на руки и, нависая над столом, присмотрелся к Проценко.

– Да вы что?! Вы в своем уме?! С одного придурка вы перекинулись на все человечество и собираетесь исследовать то, что еще не сформировалось, что не дозрело. Вы хотите срезать этой идеей ростки, а конкретно – наших подростков, наше будущее, будущее нашей нации!

– Не цепляйтесь за нацию. Я прошу посмотреть на этот вопрос более глобально. Выделять по каким-то признакам исследовательский материал не будем, тем более что самоидентификация по национальности это всего-навсего гордыня. А гордыня – часть идиотизма.

– То есть теперь вы превратите все это в мясорубку, – констатировал Кридиба. «А этот старикан не такой наивняк, как я думал». – Всех сварите в одном котле?

– Ну почему? Почему вам все надо перевернуть с ног на голову? Я говорю о совсем простой схеме: все добровольно, юношей исследуем аккуратно, без изоляции. Положим начало такой практике по всей стране и за рубежом. Все учтиво и постепенно.

– Прекратите, – спокойно сказал завкафедрой, – у меня от вас голова разболелась. Как видите, эта идея не получила поддержки, и сейчас мы собрались по другому поводу!

– Подождите, – Проценко положил руку на стол ребром, как будто отделял видимое и невидимое. – Доктор Пинчук еще не сказал своего слова.

Пинчук кашлянул и, как всегда, проявил мастерство увиливания от прямого ответа:

– По-моему, по этому особенному поводу надо собраться отдельно, когда нас не будут ожидать неотложные дела, – Проценко хлопнул ладонью по столу, пожал плечами, скорчил физиономию непонимания, даже очки слетели. Чтобы прекратить это одним махом, завкафедрой спокойно встал, открыл стеклянный шкафчик со шприцами-пистолетами, взял один и начал заряжать бутылочкой с лекарством.

– Предлагаю на сегодня закончить. А на будущее хочу заявить о выходе из этой комиссии. Я действительно хочу делать, – он сделал ударение на слове «делать» – дело, но меня не устраивают наши собрания. Еще немного, и мы сами превратимся в идиотов.

А Пинчук подумал: «Хорошо, что нас проверяют на идиотизм свои…»

Все собравшиеся восприняли озвученную новость молча, тревожно.

Кридиба обрадовался, ведь нет ничего лучшего, чем видеть, как коллега ошибается. Теперь, считал он, завкафедрой встает на другую сторону, можно будет крикнуть «Ату его!» – и он покойник. У Проценко заныло в груди. Он прекрасно понял, что молодежь его съест. Но он тоже молча заряжал шприц-пистолет. Была еще надежда уговорить завкафедрой остаться.

Пинчук, как автомат заряжал свой пистолет. Знал, что ему ничего не угрожает. Он ни впереди, ни сзади, и эти гонки его не касаются; Казанпуп призадумался о развале системы. Это означает ввод в комиссию кого-то нового. Кто знает, что это может значить для порядка? Порядок должен быть любой ценой.

Все зарядили свои пистолеты-шприцы и вышли в длинный стерильный коридор, покрытый глянцевыми поверхностями, так что на потолке отображались все, кто шел по полу. Дошли до комнаты № 8, Пинчук открыл ключом двери, все вошли.

За маленьким столом сидел мужчина в пижаме. Он писал дежурную жалобу и, по всему видать, был очень собой доволен. Мигом за врачами зашли двое санитаров, выхватили мужчину из-за стола, бросили на койку, привязали ремнями. Завкафедрой монотонным тоном произнес обычную в этом случае речь:

– Приблудько Василий Петрович, вы необратимо заражены идиотизмом. Поскольку лечение не дало никаких результатов, а ваши права и свободы угрожают заражением невинных людей, с целью предотвращения распространения идиотизма предоставленным нам медициной правом консилиум постановил: лишить вас всех прав и свобод единственным гуманным способом – смертной казнью!

– Вы не закроете всем рты! Нас много! Всех не расстреляете! И за вами придут! – верещал Приблудько, выпучивая глаза, как будто пытался самими глазными яблоками проклинать и пророчить. Врачи собрались над больным, приставили пистолеты-шприцы к груди Приблудько, и вдруг из-за спин «расстрельной команды в белых халатах» раздался молодой голос:

– Остановитесь!

Все обернулись. В пороге комнаты стоял молодой парень лет шестнадцати, за ним – люди в форме исполнителей судебной медицины. Мужчины в форме немедленно схватили всех пятерых врачей, обезоружили и повели обратно к кабинету, где только что был спор по поводу Приблудько. Врачей посадили на стулья в ряд, и у каждого за спиной стоял исполнитель в форме. Молодой парнишка, приказы которого и выполняли исполнители, сел решительно в кресло завкафедрой, раскрыл перед собой папку с документами, сложил пальцы рук в замок у подбородка и молча осмотрел всех собравшихся:

– Господа, – вдруг, будто проснулся, воскликнул он, – постановлением министерства здравоохранения, от 8.08.12-го, номер 569/4, ваша комиссия и все принятые вами решения признаются незаконными!

– На каких основаниях? – поинтересовался Казанпуп.

– На основании новых научных данных, доказанных практическими опытами кандидата медицинских наук профессора Рогозы, свидетельствующих об абсолютной неверности выводов, основанных на шкале Ницше.

– А кто этот профессор Рогоза? Где и когда он защищался?

– Профессор Рогоза – это я. Я защитился экстерном.

Завкафедрой улыбнулся. Все пятеро врачей смотрели на этого мальчика со скептицизмом. Кридиба почувствовал себя уязвлённым. До сего времени он был самый молодой профессор, а теперь стало нарастать ощущение, что его будут гнать, и гон этот будет со стороны этого сопляка.

– Не знал, что защищать кандидатскую можно экстерном. Разве такая защита законна?

– Законна, – спокойно ответил Рогоза, листая страницы документов. – Так вот, господа, пока вы здесь толкли воду в ступе и бегали с пистолетиками за «вредителями», я и моя группа ученых доказали ошибочность всех, я хочу отметить – ВСЕХ ваших наработок в течение этих восьми лет существования вашей кафедры, комиссии, выводов и приговоров. Поскольку такого грандиозного провала медицины никто не хочет разглашать, то, пытаясь избежать громкой судебной огласки, принято решение вас «утилизировать». – Он поднял свое холодное, пренебрежительное лицо, скривил губы в констатирующей улыбке.

Парнишка на вид своим телосложением явно не дотягивал до размера накрахмаленного халата, и по мере того, как он двигался, в халате образовывались пустоты, и этот эффект придавал его словам звучание детского лепета. Вот зашел ребенок и стал играть в доктора, если бы только не исполнители в форме.

– Да кто ты такой? Сопли не научился утирать, а хочешь утереть нас? – Кридиба вскочил на ноги, и исполнитель, который стоял сзади него, усадил его на стул силой. Кридиба ожидал всего, только не смерти от собственных коллег и, может, даже из собственного шприца.

– В том-то и суть, что вы не оглядывались на тех, кто следует за вами, а мы еще и опередили вас. Мы – новое поколение ученых, новое поколение людей!

– Поколение Индиго? – спокойно спросил завкафедрой, подняв бровь, обстоятельно рассматривая Рогозу.

– Да, – отчеканил Рогоза. Завкафедрой кивнул, сложил руки замком и улыбнулся своим мыслям:

– Сами будете приговор исполнять?

– Для этого существуют вот эти ребята, которые стоят сзади вас. Я вообще не понимаю, как вы могли сами исполнять приговоры. Вы из врачей превратились в убийц, которые насмехались над медициной.

– Мы считали своей обязанностью не только лечить, а еще и взять на себя ответственность за неудачу, и не перекладывать ни на кого обязанность подчищать концы.

– Да-да, – вмешался Казанпуп, – как же быть с нашими вылеченными? Невзирая на неудачи, вылеченных больше.

– Так и процент заболевших больше, – цинично подчеркнул Рогоза. – А насчет обязанностей – я не сомневаюсь, что вы считаете этот последний жест в жизни пациента благородной милостью. Но в действительности вы замазывали трещины, я бы даже сказал – целые пропасти в своих непутевых, циничных, нечеловеческих медицинских экспериментах.

– Я понимаю, вы считаете, что мы ставили диагнозы и уничтожали не так и не тех. Для молодого – это разочарование, но вы будете делать то же, просто не своими руками. Представьте себе, какое нас всех постигло разочарование, когда надежда всего человечества, дети Индиго, из пеленок взлелеянные, для которых создавались все условия, которые не знали отказа ни в чем, поколение, которое должно было спасти мир, оказалось просто новой расстрельной командой.

Завкафедрой больше не вымолвил ни слова.

– Мы не такие, как ВЫ! – только и успел крикнуть Рогоза вслед врачам, которых уже выводили в глянцевый стерильный коридор.

Кридиба с досады плакал.

Пинчук похолодел, и на лице его было тупое непонимание, как это он не уберег себя.

Проценко протирал очки.

До Казанпупа медленно, как жирная склизкая улитка, доползал смысл всего разговора:

– И что?! Нас, почтенных людей, профессоров, заслуженных деятелей осудили заочно на основании выводов этого зеленого от полового дозревания сопляка?! Это же идиотизм!

– Правда? – победно оглядываясь на Казанпупа, сказал свое последнее слово Проценко. – «Это же надо, – подумалось ему, – где подтвердилась моя теория – на эшафоте».

ЭПИЛОГ

– Профессор Рогоза, а что делать с больным Приблудько?

– А что тут поделаешь? Уничтожить.

КОНЕЦ

РЕКОМЕНДАЦИИ К ВЫЖИВАНИЮ

Представим себе, что наши ощущения и чувства – это такие рубильники. Они находятся в подвале нашего сознания. В первые дни жизни нам дано чувствовать голод, жару, любовь и т. д. Всем людям на свете от рождения дается одинаковый набор рубильников. А если поменять местами названия – включатся ли те чувства, которые нужны?

ПРАВИЛА: Физическую силу применять запрещено (голод включен по умолчанию и выключению не подлежит).

УСЛОВИЯ: Ваш соперник зверски хочет есть. Он или Она ничего не помнит. Вы помните все. Ни голода, ни жажды Вы не испытываете.

ВРЕМЯ: Для соперника вы – еда (так что соображайте побыстрее).

МЕСТО: Запертая комната, из которой выйдет только один.

ПОБЕДИТЕЛЬ: Победителем считается тот, кто останется жив.

ПРИЗОВОЙ ФОНД: Это сюрприз:)

Ваш соперник растерян, озлоблен, его тошнит от голода, а кислота в желудке требует куска мяса. Вы поймете, что сходите с ума от самой мысли, что от вас откусывают кусок. Ваши инструменты – слова и убеждения. Согласитесь: просить «Не ешь меня» – это банально и бесполезно. Звериный голод не считается с мольбой – особенно, когда перед вами еда.

Остается воспользоваться незнанием соперника о будущем и прошлом. Воспользуйтесь его набором рубильников. Его никто не может отменить. Если вам не повезет – вас съедят, а если повезет – соперник вам поверит.

Что сделать, чтобы выжить? Предлагаю поменять названия над рубильниками. Табличку «Голод» замените на «Любовь» (предупреждение: никто не знает, включится ли настоящий рубильник под названием «ЛЮБОВЬ»). Конечно, можно было бы просто включить рубильник «Любовь», но «Голод» при этом никто отменить не может (читай Правила). Эти два чувства будут бороться между собой – и тогда вас может выдать ваша нелюбовь к сопернику. Это, очевидно, уменьшит ваши шансы на выживание.

Объясните изнывающему, что такое любовь, и сделайте это в выгодном для вас свете. Мол, любовь – это чувство к другому человеку, ради которого ты готов на все, лишь бы он был в этом мире. Только бы видеть его и знать, что он есть.

Внушите сопернику, что это нервное напряжение, эта слабость и боль в мышцах, желание глотать, жевать и обильное слюноотделение – это любовь. Это она отнимает силы, это она затуманивает рассудок и лишает сознания, это она сжигает изнутри.

(Приблизительный текст убеждения)

– Это от любви ты распух, любовь моя. Любовь отнимает у тебя силы, и ты уже ничего не можешь и не хочешь. Любовь ведет тебя к эйфории, такой легкости бытия. Все трудности и нетерпение пройдут. Все пройдет.

Пройдет совсем немного времени, и ваша песенка изменится, главное, имейте терпение.

– Это от любви ты отощал и ослеп. Это от нее, самой радостной на земле, так плохо и тяжело. Это любовь ведет тебя в темноту, и от этой темноты у тебя катятся слезы. Все на свете хотят любить. Только любовь имеет значение. Тебе повезло испытать ее.

Довольно сомнительные утверждения. Но, черт возьми, какая разница, ведь вы ждете смерти, а не ответных чувств. Если соперник пропустил то, что вы сами не опухли и не тощали, значит, включился рубильник «Любовь». А любовь слепа.

И вот он, главный вопрос:

– А ты меня любишь?

Рано или поздно он возникнет, поэтому врите спокойно и уверенно! Это всего лишь слова!

Будьте убедительны:

– Люблю.

– А почему ты не умираешь?

– Я умираю. Я умираю с тобой, моя любовь.

Лягте поближе, не бойтесь. Пустите слезу. Закройте глаза. Излучайте счастье. Уверьте соперника в абсолютной радости такого исхода. И уж конечно, ни о чем не жалейте.

Крыса, волк, хамелеон, Победитель, выйди вон:)

– Поздравляю! Вы выиграли набор зубочисток!

КОНЕЦ

Я, ТОЛЬКО Я?

– Алло, скорая? Мне срочно нужна помощь!

– Что с вами случилось?

– Я думаю, я заболела.

– Вы человек или гуманоид?

– Человек.

– Что у вас болит?

– Все.

– Какие симптомы вашего заболевания?

– Симптомы? Мне очень плохо! Кажется, я сейчас умру.

– Какая температура?

– Не знаю. Жарко как в аду, я бы даже сказала, прижигает.

– Возраст, имя, фамилия и отчество?

– Ткаченко Оксана Николаевна. Двадцать три года.

– Ваше местонахождение.

– Я на заправке, на развилке «Орта» около астероидного круга, – Оксана повернулась лицом к прозрачному засову входного шлюза. Сквозь него был виден звездный бесконечный космос. Девушка всматривалась в скопление планет ближайшей солнечной системы, предполагая, что помощь прилетит оттуда. – Я, возле солнечной системы… Господи, я забыла, что это за система! – девушка паниковала. Терла лоб, пыталась вспомнить название системы, а в голове вертелось слово «гидролокация». Причем здесь гидролокация, она представления не имела.

– Не волнуйтесь и не вешайте трубку, мы установим ваше местонахождение автоматически. Сохраняйте спокойствие. Дышите глубже. Если вы тонете – советую расслабить мышцы тела и лечь на воду, если вас затягивает в магнитную воронку – ухватитесь за что-то и крепко держитесь, если на вас напало животное, неопознанное существо, гуманоид… – дальше автомат зачитывал список советов, что следует сделать в том или ином случае. Считалось, что это спасет жизнь или просто отвлечет, но не в этот раз.

Оксана стояла в телефонной будке, а всепоглощающий огонь подбирался к топливным бакам, словно ехидная тварь. Заправка горела. Жара съедала все, что было не огнеустойчиво. Река огня подкрадывалась к телефонной будке, но если этой лаве было еще метров триста до Оксаны, то купол вот-вот должен был обвалиться. Страшная перспектива сгореть сменялась перспективой мгновенной смерти в вакууме. Паника подгибала колени. «Скорая прибывает максимум через четыре минуты», – уговаривала она себя, но когда смерть, как пьяный повеса, громит заправочную платформу, это слабый аргумент.

Все в галактике знают, только службы спасения имеют современную систему межгалактических прыжков. Они могут спасти пострадавшего, где бы он ни находился.

Оксана намеренно вызывала медицинскую помощь, все другие экстренные службы остались бы спасать еще и платформу, а ей немедленно надо было удирать из этой части космоса.

– Кто у нас на этот раз?

– Человек.

– Наконец-то. А то я сойду с ума, если увижу хоть одного пертерианца.

– Что ты против них имеешь? – спросила Женуа, улыбаясь своей неземной красоты улыбкой. В сердце Василия Кравченко, врача терапевта-иммунолога, эта улыбка вызывала гармонию космических масштабов. На этой станции у него было прозвище Доктор-Дог, оно появилось у него после появления Женуа. Эта девушка прибыла на станцию как раз в то мгновение, когда Доктор-Дог в отчаянии и злости оттого, что восьмой день не может спасти детеныша гарконга, хотел разбить очередной стул.

Но вот вошла Женуа, поздоровалась и… Впечатление было, будто большой злой собаке дали команду «Сидеть!». С тех пор стоило Догу посмотреть на нее, глубокий выдох выныривал из его груди. Он успокаивался, а в сердце играла блаженная музыка счастья. Девушка тоже очень полюбила его. Вся команда об этом знала и тайком оберегали их любовь. Это блаженное состояние влюбленности еще и гениально влияло на умственную работу Василия.

Женуа была из расы человекоподобных гуманоидов. Они отличались от людей только необыкновенно небесно-голубого цвета глазами и двумя зрачками в каждом глазу. Казалось, ее взгляд имеет гипнотически-успокоительный эффект, но только казалось…

– Ничего не имею. Просто эта эпидемия икоты доводила меня до бешенства.

У пертерианцев во время икоты вываливался из пасти липкий язык. Их было пятьдесят особей, а поскольку кресел, где их можно было бы зафиксировать, на всех не хватило, пятнадцать пертерианцев икали и прилипали языками ко всему, до чего только могли достать.

Кроме Дога и Женуа в команде медиков были еще: Зондо – хирург; аргонтроп (гуманоид с чрезвычайно тонкими щупальцами). Эти щупы давали ему возможность проводить очень сложные хирургические операции; Мэдисон Пратч (человек, как и Дог) – психотерапевт-контактер, и в добавление к основной специализации – с общим медицинским образованием. Все они хорошо пилотировали, имели подготовку специалистов высадки в экстремальных условиях и доступ-класс выхода в открытый космос.

– Команда, на старт! – в этот раз пилотировал Зондо.

– Коммутатор установил местоположения больного. Координаты заданы. Пристегнуться в креслах.

Легкий толчок, и станция пошла на разгон, ускорилась и исчезла в сиянии. В 13.00 в нынешнем 2256 году 7 июля станция медицинской помощи «Лак 314» прибыла на место вызова.

– Господа, мы на месте! – раздался из громкоговорителя голос Зондо.

– Мы видим, – все смотрели на голограмму пылающей платформы заправки.

– Где пациент?

– Сканирую. Одно живое существо в этом квадрате, – на голосхеме красным высветилась точка, – подлетаю с правой стороны. – Зондо направил станцию и полетел к шлюзу, с которым еще можно было стыковаться.

– Смотрите в оба, – сказал Дог и, одев скафандр, взял огнетушитель. Женуа, с набором неотложной помощи, уже была готова идти в стыковочный шлюз. – Зондо, будь наготове в любое мгновение отстыковаться и драпать! – с этими словами он побежал вперед.

Только открылся шлюз заправки, оттуда с криком «Бежим!» на него выскочила девушка и по инерции с невероятной силой толкнула его назад. От неожиданности Дог повалился на Женуа. От толчка включился огнетушитель, и пена стала заливать все вокруг. Девушка хотела помочь врачу подняться, поскользнулась, упала и ляпнулась лицом о защитное стекло шлема Дога. Из её разбитого носа хлюпнула кровь.

Женуа, придавленная ими двумя, не поняла, что происходит. Увидела кого-то страшного в пене с кровью и подумала, что чудовище хочет укусить Дога. Быстренько нащупала инъектор с успокоительным, которое не раз выручало их в подобных ситуациях. Прицелилась и выстрелила как раз в то мгновение, когда Дог приподнялся, успокоительное попало ему в спину, и он упал назад, как мертвый, приплюснув Женуа еще сильнее. Инъектор выскользнул из руки, Женуа пыталась к нему дотянуться, но ее и Дога схватило это чудовище в пене и потянуло на станцию.

Ничего не подозревая, Мэдисон Пратч спокойно готовил каталку и диагностическую систему. Вдруг стыковочный шлюз на борт открылся, и на станцию ворвался кто-то страшный, весь в пене с кровавым пятном на лице. Чудовище волокло за собой Дога и Женуа. Это существо дотянуло их до кресел, как кукол усадило и закрепило ремнями, село в свободное кресло, пристегнулось и крикнуло:

– Ходу! Ходу!

– Вас понял, – совершенно спокойно отрапортовал Зондо. Он включил двигатели, и станция рывком сорвалась с места. От резкого старта Мэдисон стукнулся головой о лапу робота транспортировщика и отключился.

Зондо остановил станцию в свободном пространстве и пошел оказывать помощь новоприбывшему пациенту. Увидев в отключке всех, кроме пациента, точнее пациентки, он спросил:

– А что происходит?

– Думаю, вот этот – под действием успокоительного, а эта девушка с испуга потеряла сознание, а тот, – она указала на Мэдисона, – ударился головой.

– Понятно, – сказал Зондо и привел в чувства сначала Мэдисона (тот, очнувшись, первым делом спросил, что происходит). – Смотри на меня, сколько щупалец я показываю?

– Восемнадцать.

– Значит, все в порядке, – удовлетворённо кивнул хирург, – принимайся за дело. Дог под действием успокоительного, надо вывести его из этого состояния, а я приведу в себя Женуа. – Когда все пришли в себя и смыли пену, им объяснили, что происходит, и они приступили к лечению новоприбывшей девушки. Перво-наперво вправили нос.

– Как ваше имя?

– Оксана, – ответила девушка, морщась от боли в носу.

– Меня называйте Дог, – высокий темноволосый доктор присел рядом и вознамерился посветить фонариком Оксане в глаза. После такого сильного испуга, который пережила Женуа, не очень-то хотелось оказывать помощь этой девушке.

– Мэдисон, какие повреждения показывает диагностика?

– Все в норме! – крикнул тот из-за перегородки лаборатории, перепроверяя данные диагностики.

– Оксана, что у вас болит?

– По правде, ничего не болит, доктор.

– Так у нас тут ложный вызов, – доктор отклонился от пациентки и взглянул на нее с скептицизмом.

– Нет, нет…

– Тогда что? От чего вас лечить?

– Доктор, вылечите меня от могущества.

– Мэдисон, – крикнул Дог, снимая перчатки, – у нас тут по твоей части, иди сюда! – Женуа посмотрела на Дога, мол, все ясно, и они оба вышли из лаборатории. Мэдисон снял перчатки, взял стул и сел возле Оксаны.

– И давно это с вами?

– Три месяца.

– Когда впервые вы почувствовали могущество и как вы это осознали? Вам шепчут голоса?

– Вы думаете, я сумасшедшая?

– Успокойтесь, никто не считает вас сумасшедшей. Мы только хотим выяснить, какую помощь вам нужно оказать, – Мэдисон разговаривал спокойно, как с ребёнком.

Между тем в отсеке питания в уголке обнимались и целовались Дог и Женуа:

– Милый, я так испугалась, думала, она укусила тебя.

– Успокойся, все в порядке. Со мной все в порядке, с нами все в порядке, – он целовал ее лицо. Она мягко отвечала на его поцелуи. Этот любовный момент прервал голос Зондо по коммуникатору:

– Дог, зайди в пилотную рубку.

– Черт, ну ни минуты покоя, – пробормотал Дог любимой в плечо.

– Иди, может это что-то важное, – Женуа нежно поцеловала его в губы, и Доктор с блаженным выражением лица пошел.

– Ну что у нас еще случилось? – плюхнулся он в кресло второго пилота.

– Кажется, нас сейчас будут атаковать, – спокойно заметил Зондо.

– Что?! Кто?! Почему?!

– На все три вопроса отвечаю – не знаю. Но посмотри вон туда, – Зондо указал щупальцем на монитор радара. На экране мигало предупреждение о приближении боевого корабля классификации сверхскоростных ВЛ5. – Они готовят к бою лазерные пушки и нацеливают магнитные крюки.

– Выдай в эфир, что мы медицинская помощь. Находимся под защитой властей и военных действий не ведем.

– Передавал. Они не отвечают. Я думаю, им наплевать, – Зондо всегда был спокоен, как улитка. На всех это действовало по-разному, а на Дога – оптимистично. Он включил корабельный громкоговоритель и сделал объявление:

– Внимание, экипаж! Зафиксировать больных, занять места в креслах. Кажется, мы сейчас будем удирать.

В межпланетных дежурствах случается всякое. Иногда случалось так, что борьба с пациентом занимала больше времени, чем само лечение. Случалось и спасаться бегством.

Мэдисон пристегнул Оксану и побежал в пилотную.

– Что случилось? – спросила Женуа.

– Нас атакуют.

– Почему?

– Сейчас узнаем.

Прозвучал сигнал вызова с вражеского корабля:

– Внимание, станция Лак 314, я требую выдачи Целительницы Оксаны! Я точно знаю, она у вас на борту!

– Это он про нашу пациентку? – спросил Мэдисон.

– Наверное, – неуверенно шепнул Дог и переключил на передачу сигнала. – С вами говорит главный врач станции Лак 314 Василий Петрович Кравченко. С кем я разговариваю? Представьтесь, назовите свои полномочия. – Несколько секунд молчания разрушил оглушающий рев:

– Я господин Чо! Вот мои полномочия! – и в этот миг раздался выстрел вплотную к медстанции. От выстрела станция не пострадала, но тряхнуло изрядно.

– Ходу! Ходу! Ходу! – крикнул Дог. Зондо спокойно направил станцию навстречу вражескому кораблю. Нырнул под пузо боевого корабля, включил ускорители и исчез в телепортационном прыжке. На корабле господина Чо, вероятно, даже не успели понять, что случилось.

– Научи меня когда-нибудь этому трюку, – тяжело сглотнув, попросил Мэдисон.

– Хорошо, – согласился Зондо и улыбнулся, обнажив острые зубы.

– Где мы сейчас? – поинтересовался Дог.

– Это Каюма, поле колебаний. Если нас будут искать, излучение нас прикроет.

– Надо сообщить о нападении, – предложила Женуа.

Вдруг станцию тряхнуло сильнее, чем в первый раз. Заверещала сирена тревоги. Это был новый выстрел с корабля господина Чо. Он и не думал отставать, телепортировался вслед за медиками и теперь стрелял вдогонку.

– У него есть телепортационные двигатели? Это же незаконно! – возмутилась Женуа.

– Его не очень интересует законная сторона.

Лазерные выстрелы пронизывали пространство вокруг станции, как горячие иглы – желе. Это замедляло и не давало станции маневрировать. В одной из попыток уклониться медики попали под выстрел. Компьютер станции сообщил, что обшивка повреждена. Зондо набрал скорость и повернул станцию к ближайшей планете. Дог передавал сигнал SOS и переключал систему на вхождение в атмосферу.

– Давай поближе к населенной части планеты, чтобы местная полиция нас защитила.

– Стараюсь, – кряхтел Зондо.

Станция ЛАК 314 лавировала, уклонялась. Военный корабль был втрое больше нее и в погоне неотвратим, как смерч.

– Мы не успеваем долететь до населения. Обшивка не выдерживает перегрузки! – кричал Зондо.

– Давай вот в эти горы, там спрячемся, – станция влетела в скальный лабиринт. Они огибали препятствия слоистых гор, ныряли в ущелья, но нигде нельзя было спрятаться из-за хвоста черного дыма из третьего двигателя. Телепортироваться с такими повреждениями невозможно, а корабль господина Чо стрелял непрерывно. Обломки скал падали на станцию и наносили еще больший ущерб обшивке.

– Ну, давай, Зондо, оторвись от них! – молился и злился Мэдисон.

– Вон туда! – Дог указал на длинный ряд узких расщелин, которые напоминали скелет засохшей рыбы. Станция впорхнула в одну из них. Через пару минут господин Чо их догнал. Военный корабль был слишком большой и летел поверх ущелья, бомбардируя электромагнитными пучками. – Сейчас резко налево! – станция влетела в пещеру, и выход сразу завалило валунами. Команда медиков бросились спасать пациентку и тушить пожар.

После тушения при слабом аварийном освещении, в духоте и копоти все пятеро сидели возле станции на голых камнях. Дым наполнял купол пещеры и пытался найти выход. Зондо осматривал свои щупальца – увы, тринадцать из них были обожжены. Мэдисон встал, прошелся в сторону завала, оценил ситуацию так: «Если мы начнем разбирать завал немедленно, то справимся лет через семьдесят». Он сделал пару шагов назад, но остановился и присел на первый попавшийся камень. Женуа прижалась к Догу. Оксана смотрела на них и думала: «Неужели так будет всегда? Всегда и все, что связано со мной?»

– Так, я наконец-то хочу узнать, за что мы пострадали?! Почему этот господин Чо нас обстрелял?! Что ему от тебя нужно? – не выдержал Мэдисон, и громкий тон вопросов взлетел ввысь, передразнивая.

– Не шуми, – сказал Дог тихо, – накличешь новый обвал, однако я бы тоже хотел узнать ответы на эти вопросы.

Зондо перестал осматривать щупальца и с интересом посмотрел на Оксану.

– Я вам говорила уже, что обладаю могуществом, – Оксана обвела взглядом всех присутствующих, – так вот, этот господин Чо хочет мной управлять в своих эгоцентрических целях.

– Перестань нести этот бред! Мы рискуем жизнью, а ты несешь какие-то глупости, – Медисон едва сдерживался, чтобы не кричать.

Оксана облизнула пересохшие губы и стала делать привычную в такой ситуации вещь, когда словами не объяснишь, а действия объясняют все.

Она подошла к дыре в обшивке станции, оттуда еще валил дымок и искрились какие-то провода. Дыра диаметром четыре метра. Девушка взялась за край и от ее рук обшивка стала нарастать. Металл точно такой толщины, как нужно, нарастал, словно лед. Сначала показалось, что Оксана стягивает один край дыры с другим, но нет, образовалась новая обшивка. Через минуту от дыры не было и следа. А увидев какой-то обломок, она оценила, что это такое и, прикоснувшись, исправила закрылок над третьим двигателем. У медиков чуть глаза не выпали из орбит.

– Чтобы починить внутри, мне необходима подсказка, какие запчасти, как они выглядят, из чего сделаны. Воспроизведение требует знать, видеть или почувствовать хоть раз, как это делается, – таким было ее краткое пояснение.

Мэдисон, как рыба, открывал рот, щупал и простукивал место, где была дыра, отходил от корабля, показывал руками всем на это место, хватался за голову, вновь прощупывал и, наконец, сказал:

– Ты Бог?

– Нет, – Оксана подошла к Зондо, провела пальцами по каждому обожженному щупальцу, и они мигом зажили. Хирург ими пошевелил, отступил на шаг и в знак благодарности вежливо поклонился. Дог протолкнул ком в горле и, как из тумана, спросил:

– Но ты просила нас вылечить тебя. Ты больна?

– Я не знаю, я так думаю, надеюсь… Мне нужно избавиться от этого.

– Избавиться? – удивилась Женуа. – Да ты можешь столько добра сделать, ты можешь стольких спасти, исцелить! Сколько никто из нас не может. Даже лучшие из нас.

– Исцеление… Всегда все сводится к этому, – будто в раздумьях проговорила Оксана.

– Ты что, жалуешься? – возмутилась Женуа.

Оксана на секунду засомневалась, но потом решила, что, может, пора отдаться на суд других.

– Давайте выпьем кофе, я расскажу вам все. Судите сами, что чего стоит, – и в правду, все чувствовали себя уставшими. Маленькая передышка не помешает.

– Давайте. Нам надо и отдохнуть, и решить, как теперь быть, чашка кофе – хороший советчик, – сказал Дог, и они пошли в пищевой отсек.

Внутри станции пахло горелым двигательным маслом, мерцали огоньки, тихонько пищала повреждена система реанимации.

Зондо теперь обходился с Оксаной осторожно и вежливо, пропускал ее вперед во всех проходах. Быстро приготовил кофе, сделал все в лучшем виде и все время был в молчаливой задумчивости. Миллион мыслей и догадок бурлили в его голове. Хотелось узнать, что она такое, и было страшно, что чудо может оказаться пустышкой. Все сделали по глотку и приготовились слушать.

– Все началось три месяца назад. Однажды я стала свидетелем несчастного случая в колонии, где жила. Детеныш гарконга очень сильно поранился, я его схватила, побежала к врачу. Всю дорогу, пока бежала, думала об одном – чтобы он только выжил, а когда прибежала, раны уже не было.

С тех пор ко мне стали приезжать нуждающиеся в исцелении. В основном неизлечимо больные, существа в отчаянии. Бесконечный поток страдальцев. Они выстраивались в многокилометровые очереди возле моего дома, даже жили палаточными городками.

У меня были две помощницы, Наташа и старенькая бабушка. Мы принимали больных с утра до ночи. Вообще, если бы не помощницы, не было мне покоя ни днем, ни ночью. Я делала добро, но была, как в тюрьме, – Оксана села за общий стол камбуза и все остальные последовали её примеру, – у меня не было своей жизни. Все, что могли для меня сделать мои помощницы – так это определить для меня время на еду и сон. Однажды ко мне пришел господин Чо. И мне показалось, что я его уже где-то видела.

«Не встречались ли мы раньше?» А он и говорит: «Конечно, моя Госпожа, я уже седьмой раз у тебя». – «Что же вы не бережетесь? – говорю, – Вы на какой-то опасной работе работаете?» – А он: «Нет, моя Госпожа, я самый богатый сормариец здесь и во всей галактике Трех Солнц. А не берегусь я потому, что нет необходимости. Я очень люблю кушать дикого осыка. Но если его часто употреблять, он пагубно влияет на внутренние органы. Вот я и прихожу к тебе». – «То есть, – говорю, – вы болеете из-за обжорства и тратите мои силы просто так?» – А он: «А что тебе с того? Ты даже не устаешь. Делай свое дело и все».

Мне стало так обидно. Смотрю на этого толстенного недомерка, бессовестного, наглого… Ну, я сказала, что не помогу ему. Он схватил меня за горло и стал шипеть в лицо, чтобы я, мол, не корчила из себя цацу. На моем даре построен такой бизнес, что мне и не снилось. Замешаны такие уважаемые персоны, что меня моментально сотрут в порошок.

Я говорю: «Какой бизнес? Вы что?» – А он: «Не притворяйся, что ты не знаешь, место в очереди стоит от 500 лигров до 1 000 000. В зависимости от того, где в очереди находишься. Я потратил на тебя 7 000 000, а заработал 86 000 000 лигров». Я говорю: «Не знаю ни о каких лиграх, я вот уже второй месяц даже в магазин не могу сходить». – А он: «Ну конечно, ты не знаешь, другие знают»… А у меня, мол, нет выбора, как только сидеть и делать свое дело. Разозлилась я и выкинула его из своего дома.

Долго злилась. Старая бабушка меня утешала тем, что есть те, кому действительно нужна моя помощь. Дождавшись ночи, я, Наташа и старая бабушка в темноте пробрались в самый конец очереди, к самым несчастным. Лечила их.

Просила их не шуметь, но гам поднялся страшный. Все бросились к нам. Старая бабушка пыталась сделать новую очередь, и в этой очереди появился господин Чо. Я должна была при всех заявить, что его лечить не буду, и оттолкнула его.

И тут началось: он клянчил и умолял, лил слезы и клялся, что будет лизать мне ноги, только чтобы я смилостивилась. Я отказалась категорически. Тогда он стал кричать толпе: «Посмотрите на нее, вы возносите ее, как Бога! Молитесь на нее! А она отказывает бедному калеке, толкает его в грязь! Это та, которую вы называете Целительница! О, жестокосердное Божество!»

Я говорю: «Я не божество, я, такая как вы! Я тоже болею». – А господин Чо кричит, как резаный: «Это правда, что о тебе говорят, ты наживаешься на горе людей!»

Пошел шум, все стали возмущаться, выкрикивать проклятия. Я, чтобы оправдаться, взяла булавку и уколола палец, пошла кровь. Говорю: вот, посмотрите, я только человек, если меня ранить, у меня, как и у всех, пойдет кровь! А деньги – это клевета. Зачем бы я пришла сегодня сюда, аж в конец очереди к самым нуждающимся?! Или я брала с вас деньги?! – толпа вдруг затихла, все как завороженные смотрели на каплю крови. Господин Чо схватил меня за руку и присосался к пальцу. Кто-то крикнул: – Ее кровь целебная! – все бросились ко мне. Зажали, а потом стали рвать.

– В той страшной давке Наташу и старую бабку затоптали. Люди и инопланетяне, как сумасшедшие, бросились меня кусать. Кто-то даже откусил мне фалангу пальца, – Оксана продемонстрировала короткий указательный.

– Вот так история. Как ты спаслась? – шепотом спросила Женуа.

– Меня спасли прокаженные. Не знаю, как им это удалось. Я потеряла сознание, а очнулась на их корабле, – голос Оксаны сделался ласковым, как будто она хотела уберечь словами что-то родное. – Они боялись прикоснуться ко мне, потому что была открытая рана на пальце. Операционный робот починил меня неплохо.

Эти люди, прокаженные, они невероятные. Вид их ужасен, а души полны терпения и такой доброты, что я даже не надеялась на такое отношение с их стороны. Наверняка они ожидали, что я вылечу сама себя, но именно этого я не могу. Да и их исцелять не могла, пока не зажила рана. И все это время они ничем не выдавали своего разочарования или напрасных ожиданий.

Надо сказать, что на этом корабле были молодые люди, даже дети. Позднее они рассказали мне, что прилетели только из-за слухов и не очень надеялись. Старшее поколение не поверило, поэтому не полетели, а молодые, которые хотели верить, прилетели и застали то, что происходило.

Главным у них был Алекс. Весь в струпьях и дырах, с печальными глубокими глазами прекрасного мужчины, – Оксана прятала свой взгляд и смотрела в свою кружку. – Мы плыли в космосе на их таратайке и долгими вечерами беседовали…

Знаете, мы радовались. Да-да, радовались. Эти люди вовсе не мрачные зомби, как их везде показывают. Они все очень дружны, с прекрасным чувством юмора.

Через две недели рана зажила. Я почувствовала, что силы вернулись ко мне. На танцевальном вечере, я пригласила Алекса на медленный танец. Он хотел топтаться на расстоянии, – Оксана улыбнулась от этих воспоминаний и слезы проступили на глазах – я взяла его за руку, обняла, и пока мы танцевали, он превратился в прекрасного человека. Наконец-то я увидела, какой он на самом деле…

ТАНЦЕВАЛЬНЫЙ ВЕЧЕР

– Алекс, можно тебя пригласить?

– Да ты знаешь, я не слишком умелый танцор, к тому же, у нас есть неприятная особенность, во время танца теряем части тела, – с сарказмом ответил он.

– Не волнуйся, на этот раз все будет хорошо.

Алексу страшно хотелось иметь хоть одно приятное воспоминание только для себя о девушке, которую так хотелось назвать своей. Две недели приятных разговоров и взглядов сквозь бинты на живое существо, которое разговаривало и улыбалось так искренне. Там, куда они летят, все такие же уродливые, как и он сам. Глазам не хочется видеть это каждый день, но вот – она, с прекрасным телом, лицом и улыбкой. Пусть никакая не целительница, но и смотреть на нее уже достаточно. Ее видят все, а хотелось иметь хоть один жест, хоть один взгляд только для себя. И он решился. Решился вступить в танцевальный круг, где топтались или нелепо размахивали под музыку конечностями разные существа в поисках хоть чего-то нормального.

«Она пригласила меня, а это он и есть, тот жест. Только мой! Только для меня».

Алекс уже хотел топтаться на месте, но так, чтобы смотреть, как Оксана будет двигаться. Девушка подошла вплотную, взяла его руку, положила себе на талию, а вторую взяла в свою ладонь, будто собиралась вести в танце.

– Можешь держаться крепче, не бойся, – Оксана смотрела в прорезь бинтов, в глубину карих глаз так, будто собиралась влиться в них всей душой. Покачивание под музыку. Мир вокруг завертелся. Алексу показалось, огонь пронизывает его руки, вкрадывается в грудь и горло, будто кипящая смола вливалась ему в ноги, в пальцы. «Неважно! Только бы кружиться вот так еще мгновение, еще долгое мгновение». – Вновь стали ощутимы отмирающие части рук, все наливалось кровью, надувалось струящейся болью. В лицо будто плеснули желтого маслянистого огня и слезы покатились из глаз.

Вдруг стало легче, стало проще дышать и сердце живо стучало, будто только родилось. Оксана протянула руку к его лицу и сняла бинты.

– Я всегда знала, что ты такой, – тихо, почти ему в губы, прошептала она.

– Что? – музыка затихла, все смотрели на них, на него. – Что случилось? – Алекс ничего не мог понять, и тут к нему подбежала девочка по имени Синичка и, присмотревшись, крикнула:

– Ты красивый!

Алекс прикоснулся к своему лицу, почувствовал короткую щетину на подбородке. Посмотрел на руки, там были тонкие пальцы с живой чувствительной кожей, и он, наконец, понял: она вылечила его.

На Оксану смотрел обычный человек, а она плакала. Такого прекрасного момента не было ни у него, ни у нее. Исцелить того, кого любишь, не то же самое, что и незнакомца.

Прокаженные вокруг начали плакать. От красоты и от ощущения, что сейчас и с ними произойдет чудо. Что вот оно наступит, и тот, кто боялся до этого улыбаться, чтобы не показывать лишний раз свои болячки, сейчас не боялся. Оксана присела к Синичке, обняла ее и прошептала на ушко:

– Не бойся, больно только миг, и он пройдет. Ты будешь красива, – когда она выпустила Синичку из объятий, та сама сняла бинты и бросилась к матери.

– Мама, посмотри! Я красивая? Какая я? Я красивая? – мать Синички упала на колени и целовала ее, приговаривая:

– Ты прекрасна, моя Синичка. Прекрасна.

Толпа разделила Оксану и Алекса. Целительница стала их всех обнимать, лечить и через два часа на космолете прокаженных не было ни одного прокаженного.

– Все смотрели на нас, как на мираж. Потом все стали здоровы. Жизненная сила и так была в них. Как будто стекло, сквозь которое на них смотрел мир, помыли, – Послышались всхлипывания. Это Женуа вытирала слезы о плечо Дога. – А после исцеления мы все так смеялись, все эти прекрасные люди и существа стояли в бинтах, балахонах, грязных от болезни, как у бродяг. Смеялись над собой, а потом снова плакали.

Ну, короче говоря, это была долгая ночь. Мы решили лететь до ближайшей колонии прокаженных, там поработали, заправились и полетели дальше. Это у них я узнала, что могу и корабль починить и еще много чего. Главное, четко знать и представлять, что делаешь. Мы облетели восемь колоний прокаженных и везде помогали, и были так счастливы… – На лице Оксаны сияла улыбка и одновременно слёзы блестели в глазах.

– Подожди, я что-то слышал об этом в новостях, – вспомнил Мэдисон, – только в новостях передавали не об исцелении, а о том, что почти все прокаженные исчезли.

– Ну конечно, исчезли, все прокаженные стали обычными людьми, – объясняла Оксана. – Когда до последней колонии на планете Гамма оставалось два дня лета, мы узнали о преследовании господина Чо. На Гамму мы не сели, мы почти упали. Погибла часть экипажа. А сама колония прокаженных была совершенно беззащитна в плане вооружения.

Никто до тех пор не нападал на них. Мы решили бежать в горы к заброшенным рудникам. Пришлось действовать очень быстро, сначала я исцелила только тех, кто мог нести других больных на руках. Господин Чо стрелял по нам, как в компьютерной игре. Свои комментарии он выкрикивал по громкоговорителю, чтобы мы слышали, как ему весело.

Вот так с радостью за мной пришло горе, – девушка сделала глоток кофе и продолжила. – В рудниках нас оказалось где-то три четверти от всех прокаженных. Там, в этих шахтах, я исцелила остальных, и на наш счастливый случай среди исцеленных был коренной житель Гамма – гамманаец.

– Но они животные. Неразумные, – прыснул Медисон.

– Это неправда. Когда на их планету прибыли прокаженные изгнанники, они присмотрелись к природе людей. Долго не могли найти взаимопонимание и, наконец, выяснилось, что волны мозга, на которых общаются они, у нас – не развиты.

При попытке контакта с другими видами оказалось, они общаются на языковом диалекте, которого никто не знает и даже не пытается изучить. Я попыталась настроить мозг некоторых людей на общение и понимание, и мы прекрасно поладили. Гамманаец провел нас к своему народу, и те, в знак большой дружбы, провели меня к месту, где когда-то потерпел крушение космический корабль. Я такого никогда не видела.

ГАММАНАЕЦ

– Скорее! Сюда! Быстрее!

Алекс нес на руках кого-то, кто был похож на обрубок. С ним не менее сотни таких же людей и гуманоидов, которые тащили на себе или на носилках больных.

Господин Чо гнал свой одноместный скутер, стрелял из пулемета и хохотал в громкоговоритель. Кишки его жгло страшным огнем от болезни. Вот уже месяц, как он не мог получить желаемое исцеление, и помогали ему только таблетки и алкоголь в бешеных дозах. Боль была адская, поэтому он все время был пьян. Куражился, стрелял по прокаженным, и ему уже все было до лампочки, даже если среди мишеней попадется та самая, которая могла его спасти.

– Слышишь, гадина! Уже тридцать восемь! Все тебе меньше хлопот! Ты, может, этого и хочешь? – орал Чо.

Напуганные, с перекошенными лицами, в бинтах, прокаженные бежали, вопя от бессилия. Оксана отстала от толпы и подняла руки вверх, как будто пыталась схватить потоки ветра, которые шли от двигателей скутера.

Через мгновение ей это удалось, потоки ветра послушались ее. Девушка усилила эти вихри, и ветряные потоки стали поднимать большие валуны, раскручивать их и бомбардировать скутер. Мелкие камушки попадали в двигатели, и они стали задыхаться. Скутер резко терял высоту, но слева подлетел главный корабль и обстрелял Оксану. Она потеряла концентрацию, и вихри пропали.

Пригнувшись, она побежала к скальному выступу под пузом главного корабля. Прикоснувшись к скале, девушка приказала горной породе расти гигантской каменной рукой. Боковым зрением увидела, что скутер подкрадывается с другой стороны. Мысленно представила, что каменная рука – это ее собственная рука, и ею она схватила скутер господина Чо и с размаха забросила его на несколько километров в противоположную сторону от рудников. Потом девушка повернула руку угрожающей ладонью к главному кораблю.

Пулеметы расстреливали руку без остановки. Оксана схватила многотонный корабль. Скрежет железа и вой двигателей напоминали предсмертный крик последнего динозавра, но забросить его так же, как и скутер, не удалось. Сопротивление и вес корабля были не такими, как она ожидала, поэтому мысленно Оксана приказала каменной руке прибить корабль к земле. Сложила каменную ладонь в кулак и ударила, что есть силы. Первый удар прибил корабль к земле, второй удар – и отпала хвостовая часть, повалил дым, еще удар – и взорвался один из двигателей, завыла сирена эвакуации.

«Сейчас начнут эвакуацию, выбегут наемники и будут стрелять, может, даже еще несколько скутеров вылетит», – тогда девушка разжала пальцы на каменной руке и схватила корабль так, чтобы заблокировать все возможные выходы. Корабль в каменном кулаке лежал почти разбитый и выл. Наконец-то, маленькая фора.

– Оксана! Сюда! – на входе в шахты стояли два человека и пятеро прокаженных аргонтропов. Как только все вбежали в густую темноту рудников, прокаженные закрыли проход железобетонным люком, похожим на дверь банковского сейфа. Оксана упала на землю, старалась успокоить дыхание и сердце. В голове пульсировала мысль, что она, может, уже стала убийцей, только не рассмотрела своих жертв.

– Пошли подальше, спрячемся за третьим засовом, там безопаснее, – скомандовал Пианист. Он был главой местных прокаженных, и звали его так потому, что он очень любил играть на фортепиано. После того, как он заболел, пришлось бросить любимое дело, некоторые пальцы просто отпали, и ему нечем было играть…

Оксана познакомилась с ним несколько часов назад и первым делом исцелила его. Удивлению не было предела, но когда Алекс стал рассказывать, что за ними гонятся, Пианист сориентировался мгновенно. Сейчас, когда все были в относительной безопасности, он все время смотрел на свои руки, прикасался и удивлялся, что есть пальцы на обеих руках.

За третьей задвижкой стояли существа всех возможных разумных видов галактики. Их громкое дыхание и молчание выводили в воздухе занавес туманного страха. Какая-то женщина, уже здоровая, в слезах бросилась к Оксане.

– Помоги, пожалуйста! Помоги, – она потащила девушку к телу мужчины, тоже здорового, но мертвого. У мужчины, лежавшего на каменном полу, была прострелена грудь.

– Я не могу вернуть его к жизни.

– Ну, попробуй, я умоляю тебя! Я видела, что ты можешь. Ты чудо! – она бросилась целовать руки Оксаны. Девушка отняла руки у женщины и упала на колени перед мертвым мужчиной. Положила одну руку на лоб, другую – на сердце, и закрыла глаза. Мыслями, сердцем, всеми чувствами и желаниями, слезами своими она приказывала ему – Оживи! Оживи! Оживи! – Чуда не произошло. Рана была страшной, и вернуть этого человека уже ничто не могло.

– Простите меня, не могу.

Слезами умытое, грязное лицо женщины состарилось на глазах. Она обняла тело своего мужа и качала его, как ребенка. Оксана подняла глаза на толпу. Всем было горько и дико просить об исцелении теперь, когда одним надо хоронить усопших, а другим – жить. Тогда целительница дала пощечину своему бессилию и смело пошла в толпу.

– Подходите по одному. У кого не хватает каких-то частей тела, будет больно, но недолго, – молчаливая очередь, как нить из причудливого зазеркалья, потянулась к ее рукам. За несколько часов все стали здоровы, но никто не радовался, а у кого были слабые нервы – плакали и обнимались. Оксана отошла от них, забилась в уголок и тоже плакала.

– Оксана, где ты? – позвал Алекс.

– Что такое? – поспешно утирая слезы, отозвалась она.

– Здесь есть еще один раненый, – Алекс увидел спешно вытертые слезы. Обнял: – Не плачь, мы выберемся. Я еще не знаю, как, но за тобой ходит не только неудача, но и счастье.

– Посмотри на всех этих существ, зачем им здоровье здесь? Здесь, в каменном мешке, с безумным пулеметчиком на выходе.

– Ты выведешь их отсюда. Тебе подчиняется камень, сделаем проход с другой стороны или еще что-то. Мы подумаем. А пока помоги еще одному.

– Кому? – всхлипнула носом Оксана.

– Здесь гамманаец, он ранен, видно, попал под обстрел. Рычит, к себе не подпускает, – Алекс повел ее к гамманайцу. Четырехлапое существо, похожее на муравьеда, но с грубой, почти крокодильей кожей и несколькими тонкими хвостами, забилось в небольшую нору, присело на передние лапы и скалило зубы. С головы на морду текла черная жидкость – кровь. Оксана присела и посмотрела ему в глаза. Не пыталась гипнотизировать или проникать в его мысли. Напротив, мысленно расслабилась и показала, что она свободна, открыта для контакта, и гамманаец потянулся к ней.

Сначала его мысли напоминали протяжные звуки, потом – сплетение звуков. Чувствительно громкие, звуки проникали в сознание и, наконец, в центр понимания всех языков на свете, который есть у каждого человека. Оксана поняла его, но сама не решалась отвечать. Потянулась к его голове, а гамманаец отступил, притих.

Кожа его была грубая, жесткая, трещинки, как узор, покрывали лоб, тянулись к затылку и переходили в позвоночник на спине. Рука, как рука слепого, искала основную рану, наконец, пальцы наткнулись на небольшую рваную впадину. Гамманаец дернулся, целительница накрыла ладонью ранения, и они зажили. Гамманаец покачал головой, почувствовав облегчение, вышел из укрытия и поклонился.

– Ну, хорошо, что все хорошо, – сказал Пианист, – давайте решим, что делать. Я так понимаю, эти бандиты будут пробиваться к нам. Даже с теми ресурсами, которые у них остались, доберутся до нас дня за два. У нас нет ни припасов, ни оружия.

– К тому же, Чо наверняка вызвал подкрепление, – добавил Алекс.

– Как насчет запасного выхода отсюда? – спросил Дару, один из друзей Алекса.

– Здесь ходы на много километров вглубь, мы их не знаем. Можем заблудиться и пропасть. Но даже если бы он был… Допустим, мы вышли наружу, и что дальше?

– Я думаю, – вступила в разговор Оксана, – я выйду к ним. И все. Они хотят меня, вы им не нужны, а я с ними разберусь.

– Ты чего? – встревожился Алекс, – Даже не думай, ты погибнешь! Он чокнутый на всю голову. – Алекс указал рукой в темный туннель, тем самым указав на неизвестность в целом. – Кроме исцеления, он может захотеть чего угодно. Ты никуда не пойдешь! – утвердительно постановил Алекс и посмотрел на окружающих.

Пианист посмотрел на Алекса, потом на своих людей, пошевелил пальцами, и сказал:

– А может, это правильно?

– Что?

– Я хочу сказать, у нее есть сила, и она может их победить. Какой смысл в том, что мы все поляжем?

– Ты неблагодарный сукин сын! За то, что она для вас всех сделала, вы принесете ее в жертву? – Алекс хотел схватить Пианиста за грудки, но его удержал Дару.

– Я говорю о том, что все теряет смысл! Если мы все погибнем, что нам дает исцеление? Для чего оно?

– Это не значит, что нужно предать целителя.

– А что это значит? Как человек, могущественней кого бы то ни было, это ее обязанность – защищать слабого. Кому больше дано, тот больше должен.

– Она смертна! Ты слышишь?! Смертна! Вот, посмотри, – Алекс схватил Оксану за руку и продемонстрировал всем палец без фаланги, – себя она не может исцелить! Это сделали такие, как ты! Такие, как ты, готовы были загрызть ее за то, что тебе далось просто так.

– Не просто так! – крикнул Пианист, но он и сам не верил в то, что говорил. – Не просто так. Выйди наружу и посчитай, сколько там осталось. Дар ценный, но не настолько. – Исцелённый Пианист обернулся к своим соплеменникам, он ожидал, что кто-то, кроме Алекса, попытается защитить целительницу, но толпа впала в ступор. Все смотрели на него как на главного, и решить участь спасенных должен был он.

– Если так, вы все можете убираться к черту, мы сами ее защитим, – выкрикнул Дару.

– И рады бы, да некуда.

За всем этим внимательно наблюдал гамманаец. Он спросил Оксану, о чем речь. Она коротко передала ему суть разговора. Гамманаец сказал:

– Я вам помогу. Сделай так, чтобы меня понимали больше существ.

– Что он говорит? – спросил Дару.

– Он говорит, что поможет, – Оксана коснулась руки Алекса, успокаивая его новой надеждой, – надо сделать так, чтобы вы понимали. Кто хочет? – Дару подошел первым. Оксана взяла обеими руками его голову и освободила путь к подсознанию. Затем Алекс, за ним пятеро Аргонтропов: Чга, Зве, Каю, Китай, Сиу, затем Пианист и еще четверо из его колонии бывших прокаженных.

– Идите за мной, – махнул толстенной мордой гамманаец и побежал на своих четырех вглубь шахты. Сразу за ним побежала Оксана и Алекс.

За порогом темноты скрывался лабиринт путей, уходящих под небольшим углом вглубь скалы. Гамманаец чиркнул грубым наростом лапы по левой стене, и мгновенно вспыхнула светлая полоса вдоль всего пути. Идти пришлось долго, резкие повороты, в которые человеку трудно было даже протиснуться, встречались почти через каждые сто метров. Шум и шепот толпы постепенно перерастал в ропот и нытье. Воздуха было мало, и ниоткуда не долетал даже маленький сквознячок. Люди кашляли, а скапливаясь у очередного поворота, задыхались и жаловались, но все это закончилось на небольшом выступе с пологим спуском.

Путь привел к каньону, на дне которого лежал город. Удивительный город Гаммаель. Он не был похож ни на какие города, какие вообще видели существа мира. Купола, арки и невесомые крыши излучали свет, это наводило на мысль, что гамманайцы живут на спине живой черепахи. И эти здания, словно живые наросты, откликаются на каждое прикосновение.

Гамманайцы ходили на четырех лапах, а вместо рук управлялись тремя хвостами, поэтому привычного для двуногих окружения не было. Все, как в доисторические времена, до существования цивилизации разрушения.

Народ Гаммаэля встретил прибывших радушно. Исцеленный Оксаной гамманаец по имени Ревна рассказал, что с ним случилось. Вожак по имени Толя – мощное четырехлапое существо фиолетового окраса с удивлением воспринял эти новости. Толя всех поздравил, сказал, что они с радостью приютят гостей и помогут. Всех пригласили в тронный зал гаммаэльського храма их бога Део и устроили праздник радости спасения.

На лицах бывших прокаженных появилось выражение облегчения и радости. Угощения и питье, радушно предложенные хозяевами, поедались с удовольствием. Стало уже не так страшно, как было еще несколько часов назад. Слышался смех, а хозяева скромно наблюдали или общались с Оксаной.

После праздничной трапезы всем предложили идти отдыхать. Гамманайцы спали в гнездах, и всем гостям предложили гнезда из очень мягких кожаных перин. Те, что понимали гамманайский язык, расспрашивали о Гаммаэле и про все, что видели. Но ответы получали сдержанные. Доверие еще нужно было заслужить.

Ревна украдкой отозвал Оксану в сторону, повел за собой. Он привел ее в небольшую часовню, где сидели четыре старейшины и сам Толя. Часовня освещалась узором на стенах и сводах. Необычайно высокие потолки со светящимся узором напоминали сведенные вместе ладони, пытавшиеся оградить свет от внешнего мира и не дать ему угаснуть. Пол, отшлифованный до зеркальной глади, отражал узор света и мягким сиреневым цветом струился по фигурам старейшин. Оксана встала по средине и, увидев, как поклонился Ревна, тоже поклонилась.

– Прекрасная чародейка, – сказал он, – народ гамманайцев благодарен тебе за спасение Ревны. Мы в долгу перед тобой. Предлагаем тебе дружбу, покровительство и защиту от врагов твоих. Если ты хочешь, можешь остаться жить среди нас, мы примем тебя, как одну из нас, – сказал Толя, а остальные кивали головами в такт его речи. – Остальные, кто с тобой, не могут остаться, мы выведем их тайным путем в безопасное место. Там есть корабль, который может летать среди звезд, мы с радостью отдадим его им. Не спеши с ответом. Отдохни и завтра скажи, как поступить.

– Достойный Толя, я благодарна вам за радушный прием и помощь. К сожалению, нет времени на размышления. Если я останусь, то враг, очень могущественное существо, снесет горы у нас над головами, чтобы добраться сюда. Вы все в большой опасности. Если эти люди будут со мной на этом корабле, они будут гибнуть один за другим ради меня. Пожалуйста, проведи меня одну на корабль, тайно. Я улечу на нем и поведу врага за собой, а вы потом выведите остальных.

Старейшины переговорили между собой:

– Неужели нет тебе свободы, чтобы остаться? Мы будем уважать тебя.

– Спасибо вам, уважаемые гамманайцы, – Оксана старалась говорить мягко и приветливо, но все же ей было очень сложно изъясняться, она боялась, чтобы ее жест не восприняли как грубость. – Пока я не разберусь с этим врагом, свободы нет.

Толя посмотрел на старейшин справа и слева от себя, те кивнули, и вожак ответил:

– Пусть будет, как ты хочешь. Сейчас иди за Ревной.

И Ревна повел ее к большой пропасти Гаммаеля. От края пропасти вниз спускались сотни тысяч волокон, ярко красных, как живительная сила сумерек. Вместе с Ревной Оксана прыгнула в те волокна. К удивлению девушки, эти тонкие нити подхватили их, как пуховая перина подхватывает пыль, и подняли высоко вверх. Почти у самой вершины остановились, и Ревна указал на узенький незаметный лаз в стене. Гамманаец пополз вперед, а Оксане подумалось: «Волокна будто тянутся вниз, а лаз на такой высоте… Если не знаешь точно, что он здесь, ни откуда не увидишь. Невероятная красота, жаль, если Чо узнает и все здесь уничтожит». Но не успела она насладиться этой красотой, как они уже доползли до просторного грота. Там, как в забытьи, лежала туша грандиозного космического корабля.

– Что это? Это вы построили? – Оксана была в восхищении.

– Нет, это корабль неизвестных. Он приземлился снаружи. Один пришелец успел раскрыть люк и впустить нас. Говорил на непонятном языке, умер, так и не открыв тайны своего прибытия. Мы затянули корабль вон через то отверстие вверху, – Ревна указал на круг в потолке, который отбрасывал гигантский солнечный зайчик на каменный пол.

Корабль был словно в стороне от отверстия, и поэтому сверху его не видно. Космолёт, похожий на плоского головастика с длинным, хромированным, покрытым металлическими пластинами, хвостом и железными ножками, как у паука. Вероятно, двигался он по поверхностям благодаря зубастой гусенице, которая тянулась вдоль всего корпуса. Ревна что-то нажал, и у самой головы корабля открылся вход. Свет тускло осветил внутреннее пространство. Беглый осмотр корабля дал представление, где и что находится: пилотная с креслами и центром управления, четыре каюты, восемь двигательных отсеков или что-то похожее на них. Один тюремный или грузовой отсек, разобраться трудно, потому что закрывался он герметично. Была еще каюта, похожая на больничный отдел, в нем были стеклянные сосуды, трубки, как капельницы, различные жидкости, похоже на то, что там инопланетяне принимали пищу.

Повреждения корабля Оксана могла бы исправить. Но…

– Вот еще бы знать: как? – произнесла она вслух. Ревна подал хвостом ручного работа, похожего на голову гуманоида с экраном и крохотными ручками. – Что это?

– Эта штука после гибели экипажа летала по кораблю и пищала, а потом отключилась. Я думаю, эта машина знает, как летать.

– Ты смотри, кто-то с юмором сделал, – Оксана включила этого кроху-работа, он засветился, вырвался из рук и стал летать, как ужаленный. Остановился, подлетел к Оксане и Ревне, что-то пискнул. – Хочет общаться. – Робот услышал слова Оксаны, включил поиск, нашел нужные словари, проштудировал, издал звук, словно попробовал что-то вкусное, и сказал:

– Представьтесь.

– Оксана, Человек. Ревна, представься.

– Ревна, гамманаец, – на удивление, робот не смог говорить с гамманайцем на его языке.

– Вы находитесь на исследовательском корабле Андорры, вид кробайтеров. На ученую миссию напали зонды ахнои. После гибели экипажа вступил в действие протокол отключения и ожидания. По кробайтерскому закону космоса при гибели экипажа корабль находится там, где его настигла катастрофа, чтобы не нести опасность на родную планету.

– Какой протокол вступает в силу, если корабль найден другим видом разумных?

– По законам космоса найденный корабль без экипажа принадлежит тому, кто его нашел. Прошу приложить конечность для запоминания ДНК и последующего опознания, – робот указал на панель рядом со штурвалом, на котором открылся паз. Оксана посмотрела на Ревну и перевела ему сказанное, тот одобрительно махнул головой. Робот отсканировал ладонь, кольнул и выдал на экран: «НОВАЯ ДНК ПРИНЯТА».

– Как тебя называть?

– Я робот К.В.А.С 28.

– Хорошо, буду звать тебя Квас. Сделай полное сканирование всех систем, анализ мощности и боеспособности.

– Команда принята, капитан, – Оксана улыбнулась, капитаном ее еще не называли. Пока Квас сканировал, она и Ревна присели на ступеньках трапа.

– Чародейка, возьми меня с собой.

– Я не могу, Ревна, не могу. Ты видел, сколько расстрелянных? А Алекс… Он вообще готов щитом идти впереди. Я не хочу, чтобы и ты из-за меня пострадал.

– Чародейка, у нас принято за добро платить добром. Я хочу, сам хочу послужить тебе.

– В этом-то и дело – служить. Мне не нужны слуги. Не нужны те, кто в итоге станет жертвой.

– А друзья? Тебе нужны друзья? – Ревна заглянул ей в глаза.

– Друзья нужны. Как друга прошу тебя, – Оксана приложила ладонь к его грубой щеке и погладила, – живи долго.

Глаза Ревны излучали печаль, будто он заранее знал будущее.

– Хорошо, чародейка, я знаю, как надо поступить. С длинной жизнью и память о тебе, о делах твоих, останется среди гамманайцев навеки. Ты открыла пути общения между моим народом и другими видами. У нас принято основывать орден в честь великих героев. В твою честь я создам орден «Оксаны».

– От всего сердца благодарю тебя, – Оксана подумала, что это учреждение займет его на некоторое время, и он будет подальше от нее и господина Чо. – Знать бы еще природу этого чуда, – буркнула девушка.

– А ты не знаешь?

– Нет.

– В тебе растет жизнь.

– Жизнь? – «И как это понимать? Опухоль какая-то? А может, вирус? Точно, я что-то подхватила, и оно такое делает со мной. С моей жизнью». – Спасибо, Ревна. Ты подсказал мне путь к спасению.

Ревна оставался с Оксаной, пока она чинила корабль. Квас показывал на экране, как должно быть, какие детали нужны, из какого материала, указывал образцы. Оксана чинила, Ревна выбрасывал мусор. Наконец работа была закончена и бортовые компьютеры заработали. Выяснилось, что для полета нужно подзарядиться.

– Ревна, я попрошу тебя, возвращайся к своим. Алекс будет искать меня. Ты объясни ему, что так будет лучше для всех. Скажи, я намеренно так поступила, чтобы спрятаться. Передай ему, что он мне очень дорог. Дороже него для меня нет никого, – Ревна откланялся и ушел.

– Квас, какое топливо потребляет корабль?

– Любое. В данном случае рекомендую задействовать солнечные батареи.

– Такой передовой технологии я еще не встречала. И не слышала о таких кораблях, чтобы были приспособлены к любому топлива сразу. Если все будет хорошо, найду этих кробайтеров… Хорошо. Двигай корабль к солнечному лучу в потолке и выставляй свои… То, что у тебя там должно заряжаться. – Корабль натужно загудел и свет погас.

– Капитан, не хватает энергии двигаться, я понемногу заряжался, чтобы помогать, вот остаток заряда и закончился.

– Ничего, вручную подтянем и зарядим.

– Капитан, это невозможно, ваши физические данные указывают, что вам не по силам тянуть целый корабль.

– Интересно, что тебя не удивило мое умение чинить и воспроизводить, а уж такая мелочь… Не переживай.

– Я не умею удивляться и переживать. Я констатирую.

Оксана встала посреди солнечного луча, представила невидимые веревки, наброшенные на морду космолёта, поднатужилась и потащила. Скрип железа и не прокрученных деталей гусениц заполнил грот. Девушка задержала дыхание и потянула всей своей нечеловеческой силой. Корабль не сдвинулся, тогда она представила, что набрасывает невидимые веревки на плечо, развернулась спиной к кораблю и потянула сильнее.

Неожиданно, совсем не почувствовав нагрузки, ее по инерции понесло вперед. Только успела подумать, что все же надо смотреть на объект, как чуть не поседела от испуга. Космолёт двигался по инерции, словно ему сзади дали пинка. Он надвигался, угрожая раздавить Оксану, как муху, и остановился только в нескольких сантиметрах от нее. Открылись передние иллюминаторы пилотной и обнажили прозрачное стекло, что и было солнечными батареями. Выглядело это, будто гигантский головастик по-идиотски улыбнулся. Квас подлетел к Оксане, осмотрел:

– Капитан, вы побледнели, у вас повысилось давление. С вами все в порядке?

– Все в порядке, – выдохнула она. – Сколько нужно времени для зарядки?

– Сорок минут, чтобы запустились все системы, и еще двадцать, чтобы зарядилось вооружение и защита.

– Час, это хорошо. А скажи мне, Квас, почему нет повреждений снаружи, а только внутри?

– Зонды ахнои перевозились в отсеке для грузов, на мгновение отключилась искусственная гравитация, невесомость встревожила их, и они напали на экипаж.

– Зонды – животные?

– Да.

– Ясно. Пойдем, сдуем пыль, – Оксана отошла от корабля на пятьдесят метров и дунула на него почти ласково. Пыль вихрем слетела под потолок и опала там, где ей указали. Металлическая чешуя на свету заиграла разводами. Вдруг корабль будто ожил, пустил волну по всему корпусу, завалился на бок и подставил брюхо с гусеницей. Оксана подула и прочистила все вдоль всего ребристого живота, до самых причудливых паучьих ножек на конце хвоста. – Это ты даешь команды, чтобы он так поворачивался?

– Да, капитан.

– Как называется корабль?

– Ближайшее по смыслу слово «данаа» – оно означает «небо».

– Данаа… Он разумный?

– В техническом смысле, да.

– Зайдем внутрь, надо составить несколько новых протоколов, – после этого Оксана приказала следующее: – Когда мы вылетим отсюда, нам надо будет привлечь внимание неприятельского корабля, может, нескольких. Здесь есть какое-то защитное поле?

– Есть.

– Включишь. Будем стрелять по врагу до полного уничтожения. Сразу, как их станет видно, сканируй и идентифицируй их вооружение. Если численность врага будет больше трех, будем убегать, но так, чтобы они гнались за нами.

– Приказ принят.

– А теперь покажи мне, как управлять «Небом».

После инструктажа Оксана сидела в капитанском кресле и только теперь подпустила поближе мысли об Алексе.

«Как тяжело расставаться с ним. Ни с кем во всем мире, а с ним…»

– Капитан, корабль готов к взлету.

– Взлетаем, – сердце, как клубок, начало разматываться, оставляя кончик ниточки в сердце Алекса.

«Хорошо, что так быстро удалось заправиться» – подумала Оксана. Господин Чо вызвал три штурмовика и уже собирался штурмовать проход в шахту. Среди дыма и пыли под утренним жарким солнцем была заметна суета, но звуки не слышны. Люди бегали, выгружали роботов, вооружались, устанавливали боевые машины. Никто не замечал корабль Оксаны из-за маскировки. Поистине, у этого корабля уникальные возможности.

– У нас есть громкоговоритель?

– Есть.

– Огонь по самому главному кораблю. Включить громкоговоритель.

– Сделано.

– Эй! Чо! Ты, кусок гнилой кишки! Все еще болеешь? Бедняжка! – люди, как жуки в ожидании огромного ботинка, замерли на местах. Самый пузатый сормариец что-то кричал и тыкал конечностью в сторону Оксаны. – Квас, огонь по всем кораблям!

Алекс:

– Где она? Что вы с ней сделали?

– Человек, успокойся. Чародейка сама решила уйти.

– Вы лжете! Вы что-то с ней сделали! – Алекс и все остальные гости приготовились к бою. Вооружились камнями, они стали кругом в готовности напасть. Среди толпы гамманайцев появился Ревна.

– Алекс, она улетела. Я провел ее к кораблю, и чародейка повела врага за собой. Теперь вы свободно можете выйти. Оксана сама так решила, – Ревна смотрел на Алекса с таким сожалением и грустью, что Алексу стало больно.

– Веди меня к ней, – приказал Алекс с недоверием.

Толя одобрительно кивнул, и Ревна отвел его к месту, где лежал корабль. Когда добрались до места, космолета уже не было. Алекс бросился к дыре в скале. По валунам взобрался на гору и увидел, как она улетела, а за ней и Чо.

– Стой! Стой! – кричал он в отчаянии, упав на колени, бил кулаком землю.

– Нам надо ее догнать, – сказал Алекс по возвращении к своим.

– У нас не на чем, – ответил Дару, которого, впрочем, и убеждать не нужно. – Чо все разгромил, а тот корабль, на котором мы прилетели, требует многодневного ремонта. Да мы и не знаем, куда она улетела.

– Вы предлагаете просто сидеть сложа руки?

– Мы можем только ждать, – вступил в разговор Ревна, – рано или поздно мы что-то услышим о ней, и тогда найдем, а пока я имею честь предложить тебе стать посвященным в орден, который мы учредим сегодня и навеки. Орден «Оксаны», – в полной тишине объявил Ревна. – Алексу показалось все это слишком пафосным. Внутреннее сопротивление и горечь кричали: «Этого не может быть! Не может быть!». Ревна подошел поближе: – Подумай, ты и твои друзья с помощью Чародейки научились нас понимать, а остальные нас не понимают, их нужно научить языку. Это тот путь, который она оставила для тебя.

В зале славы гамманайских героев древности были посвящены в орден: Ревна, Алекс, Дару, Пианист, Чга, Зве, Каю, Китай, Сиу и еще несколько гамманайцев.

Торжественная церемония раздражала Алекса, но он сдерживался ради того, чтобы просто быть при деле, пока чинят их таратайку, а потом его ничто не остановит.

– Я тогда разбила все три корабля наемников, но по закону подлости к ним в ту минуту успел подлететь космолёт геологов и атаковал нас из-под отвала. Я убежала, они за мной. Когда я остановилась на Орта, на заправку напали приспешники Чо.

– А куда делся твой суперский космолет?

– Разгромлен, – поспешно ответила она, прикусив язык.

– Жаль.

– Очень. Но сейчас речь о другом. Как насчет лечения?

Женуа выпрямилась и решительно заявила:

– Да исцели ты его. Пусть подавится.

– Ты же понимаешь, дело не в этом. Он хочет иметь меня как личную суперсилу. Он коррумпированный, противный тип, который хочет власти.

– Тогда иди к властям, пусть возьмут тебя под защиту. Да так еще и лучше будет.

– Чтобы снова сделалась очередь с продажными местами? Власти – монстр еще хуже.

– Тогда что делать?

– Может, полное обследование? – предложила Оксана.

– Что бы там ни было, я против уничтожения такого дара, – заявила категорически Женуа.

– А если не уничтожения? Если эту мощь можно раздать? Желающим или достойным, – предложил Мэдисон. У него загорелись глаза, и Зондо это встревожило. По выражению лица понятно, Мэдисон, несомненно, считал себя достойным. Кто бы ни считал?

– За дело, – скомандовал Дог и повел Оксану в лабораторию. Женуа удивилась и обиделась, что любимый принял точку зрения Оксаны. Мэдисон без лишних слов приступил к расчистке больничного отделения от разгрома. Оксана помогла все починить, и через час принялись делать анализы, сканирование, исследования и т. п.

Еще через час.

В глазах Оксаны светилась надежда. За Догом шла вся команда медиков, и они не могли поверить в то, что показывали исследования. Можно было поверить во все на свете, но не в такое…

– Ты абсолютно здорова, – констатировал Дог, – только одно отклонение. Ты беременна.

– Что? – удивилась Оксана.

– У тебя будет ребенок.

– Дог, я, конечно, не такая образованная, как ты, но даже я знаю, откуда берутся дети. И я в своем уме, чтобы помнить – я не заказывала ребенка.

– Однако он у тебя будет. Он уже в тебе.

– Ты хочешь сказать, что во мне человек? С руками и ногами?

– Да.

– «… в тебе растет жизнь» Я думала, какой-то полип или паразит, по сути, ведь так и есть – меня оккупировал другой человек. Удалите его.

– Это невозможно. Ребенок погибнет.

– Это же захватчик, пускай…

– Ты что! Это само по себе огромное чудо. Женщины не рожают естественным способом вот уже триста с лишним лет! – с восторгом шептал Мэдисон. Женуа так волновалась, даже обняла Оксану, как родную.

– Естественным? Это, по-вашему, естественно?!

– Мы сами не сразу поняли, – сказал с придыханием и искренним восхищением Дог, – нам пришлось заглянуть в справочник, и там совершенно точно сказано, что это естественно.

– Подождите, я заболела другим человеком, вылечите меня. Вы же видите, что он делает с моей жизнью.

– Успокойся. Мы не имеем права уничтожить то, чего добиваются ученые и врачи всего мира. Ты выносишь его.

– Выносить? Сколько?

– Общий срок девять месяцев.

– Еще полгода? – Оксана взялась за голову. – А потом что?

– Ребенок родится.

– Как?

– Выйдет через естественное отверстие.

– Фууу!!

– В справочнике сказано, что природа сделала в устроении человека все так, как нужно и безопасно.

– Ой, мамочка моя! – Оксана поморщилась при мысли о ребенке. Представила, как он плавает у нее в животе. Мороз пробежал по позвоночнику. – А как это случилось? Откуда ребенок взялся?

– Это тебе лучше знать, с кем у тебя был половой контакт более трех месяцев назад? Этот человек тебя оплодотворил. Он отец. И нам бы хотелось узнать его имя, – с нездоровым любопытством спросил Медисон. – Возможно, он тоже обладает могуществом или какой-то особенный. Для науки это очень важно. Он уникален еще и потому, что единственный в мире может оплодотворить женщину!

Оксана вспомнила, и сердце ее замерло. Она легла на койку, повернулась к стене:

– Оставьте меня.

– Оксана, скажи нам…

– Уйдите!

Все вышли с еще большим удивлением, чем когда узнали о беременности.

– Как вы думаете, могущество от беременности? – спросил Мэдисон. Дог не находил себе места от наплыва мыслей.

– Может быть. Точно знать нельзя, – он нервно топтался на одном месте, глядя себе под ноги, – но задумайтесь, своим даром она поделиться не может, а вот этим… – он указал жестом в сторону Оксаны, – возможно, в ней лекарство от бесплодия человечества. Может, это начало, и она сможет этим поделиться со всеми.

– А может, – заметил Зондо – все дело в отце.

– Да кто его знает, что может быть! – взволнованно крикнул Мэдисон. – Что нам делать дальше? Кто роды будет принимать? Как? Да еще этот господин Чо, чтоб он провалился.

– Сейчас ясно одно, – у Женуа на глазах были слезы, – дитя надо сохранить. Оксану нужно сохранить, – решительно, словно собиралась защищать беременную лично, заявила доктор-гуманоид. Хоть её вид и не страдал таким недугом, как неспособность размножаться естественно, но её всегда учили тому, что каждая жизнь важна.

– Почему она не говорит, кто отец? – Зондо смущал этот вопрос.

– Может, хочет его защитить? – Женуа нежно посмотрела на Дога.

– То, что отец – не Алекс, это точно.

ОТЕЦ

Военная форма Матвею была к лицу. В армии он стал стройным, подтянутым. Возмужал. Оксана невольно любовалась его походкой, он шел к ней издалека, и было приятно знать, что среди всех людей в этой толпе он подойдет именно к ней.

– Привет, соседка, – Матвей осторожно, но сильно обнял Оксану.

– Привет, вояка.

– Ну, пойдем?

– Пойдем.

Он не подарил ни цветочка, ни сувенира, но это ему прощалось по той причине, что Оксана не была его девушкой. С детства они дружили, жили по соседству и прикрывали друг друга в шалостях. Иногда в его глазах что-то угадывалось, но нежная забота ни во что не перерастала. Оксана четко понимала – не влюбилась. Это чувство становилось тягостным до той поры, пока они не разошлись в разные стороны: он – в армию, она – в колонию гарконгов.

А сегодня Матвей сообщил, что прилетает к ней в колонию, и у нее не было никакого шанса отказаться от встречи.

Уже был поздний вечер, все, что можно было вспомнить – вспомнили, ужин давно закончен, и понемногу наваливалась усталость. Матвей провожал ее до дома, но умышленно шел медленно. Провожанию не было видно конца. Уже у дверей он все же решился:

– Ксанка, я хотел сказать тебе, нас отправляют на Эндурион.

– Эндурион? Там же война. Мы же соблюдаем нейтралитет. Почему вас туда посылают? – от испуга она забыла, что только что придумывала, как бы так не обидно уклониться от прощального поцелуя.

– Миротворческая миссия.

– Ерунда, это красивое название.

– Я пешка, хожу только вперед, – с грустной улыбкой ответил Матвей.

– Тогда что ты здесь стоишь, скорее, тебе надо домой, с мамой побыть, – Оксана потянула его за руку.

– Подожди, не надо. Я ей в дороге позвоню. Хочу с тобой побыть.

Девушка вздохнула и уткнулась лбом ему в грудь. Матвей подумал, что другого случая может и не быть, и обнял ее так сильно, что горячее дыхание Оксаны будто пробило грудь и выжгло все лишние заросли сомнений.

– Я знаю, ты никогда не любила меня, но я любил, – он прижался щекой к её макушке. – У меня нет выбора, кроме как ждать, ждать, когда я стану нужен тебе. Завтра я улетаю и хочу, чтобы ты знала, я всегда, всегда буду ждать тебя!

– Ну ты что? – бубнила ему в грудь и плакала Оксана. – Дурак, что ли?

– Дурак. Дурак, Ксанка.

– Не надо таких слов перед дорогой. Так навсегда прощаются. Я не хочу навсегда.

– И я не хочу, – он прижал ее сильнее. – Просто помни.

– Пусти, задушишь, – Матвей отпустил, она отвернулась, вытерла слезы платком, высморкала нос.

– Извини, что так сильно… – извинялся Матвей, когда Оксана резко повернулась, встала на цыпочки и поцеловала его в губы. Матвей подхватил ее, и поцелуй стал сильнее, длиннее, жарче, вкуснее.

– Тогда это все и случилось.

Зондо тихонько шелестел щупами. Обычно длинные рассказы о жизни пациентов хирург пропускал мимо ушей, но сейчас он слушал не банальную историю, а сокровенную легенду. Оксана рассказала это только ему.

– Где он теперь?

– Нету. Их сбили. Они даже не долетели до Эндуриона, – девушка прижала сильнее подушку в безжалостной попытке сделать больно этому куску антиаллергического материала. – Матвею было двадцать лет. Я все время спрашивала себя: ну почему? Почему он прожил так мало? Зачем жить так мало? Чтобы что? Чтобы в десять лет подложить взрывчатку с краской в шкаф директрисе школы? Или чтобы в тринадцать лет взять на себя вину за то, что я разбила катер? А вот он ответ, только теперь настиг меня.

– Ты держись. Теперь ты за двоих.

– В этом-то все и дело. Привыкла, что я – это только я.

– Мэдисон, что там со связью?

– Отсутствует. Не проходит через горную породу.

– Ясно, помощь не придет.

– Все равно помощь не успела бы, Чо скоро будет здесь, – констатировала пациентка с воодушевлением. – Один выстрел из пушки – и завалы разбиты. Сделаем вот что: выйдем из станции, я сделаю ее маленькой, положу в карман. Вас я сделаю не видимыми. Когда Чо сюда войдет, мы по-тихому смоемся. – В устах Оксаны это звучало так естественно, что вовсе и не казалось невозможным. – Бежим все на открытое пространство позади кораблей наемников. Когда я увеличу станцию, запрыгиваем и улетаем.

– А почему ты не уменьшишь станцию вместе с нами? – поинтересовался Мэдисон.

– Я никогда такого не делала. Не умею.

– А невидимыми ты кого-нибудь делала?

– Изучила принцип, когда чинила Данаа. Но с вами есть одно условие, я сделаю невидимым все, кроме глаз, а то если свету не будет, от чего отражаться, вы и видеть ничего не будете.

– Ясно, ясно. За дело, – Медисону не терпелось испробовать на себе то, чего ещё никто не испытывал.

В какой-то растерянности все вышли из станции. Оксана положила руки на борт корабля, и он уменьшался на глазах до тех пор, пока не стал помещаться на ладони. Медицинская команда рассматривала миниатюру, как игрушку.

– Интересно! – Медисон, как ребенок, радовался происходящему.

– Это еще что, ты посмотри вот сюда, – Оксана положила станцию в карман и приложила руку Мэдисону на плечо, тот мгновенно исчез, а в воздухе остались висеть глазные яблоки с небольшим сплетением нервов. Дог провел руками, где должно было стоять тело Мэдисона, и обнаружил, что тот стоит неподвижно.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовался Зондо.

– Да как обычно, только не вижу себя, это немного сбивает с толку, – Оксана сделала невидимыми остальных и себя.

– Да, мы невидимые, но я вас всех тоже не вижу. Этот обман зрения навевает одиночество.

– А это чувствуешь? – спросили глазки с двумя зрачками, и послышался чмок.

– Да, чувствую, – удовлетворенно прошептал Дог. – Пока ты рядом, сделаем вот что. – Никто не видел, что они там сделали, и не было времени разбираться: пещера содрогнулась.

– Прячемся. Все знают, что делать, – еще один толчок. Валуны, закрывающие проход, разлетелись в разные стороны. Желтый дневной свет пронзил полумрак пещеры, ворвалась штурмовая группа роботов, а за ними и штурмовики. Когда они зашли глубже в пещеру, медики и Оксана побежали к выходу. Все сразу потеряли друг друга из вида.

Оксана выбежала на свет и поняла все пробелы плана. Корабли Чо срезали половину каменного выступа, чтобы добраться до прохода. Расположились прямо напротив входа, чтобы прицельно стрелять. Все пространство между кораблями было завалено камнями, и места, где могла бы встать станция, не нашлось.

Оксана оценила, сколько бежать налево до конца ущелья и сколько направо. Не теряя ни секунды, побежала налево. Обходила валуны и раздробленную горную породу. Острая пыль с каждым вздохом пронизывала легкие. Возле кораблей Чо стояли вояки, готовые стрелять во все, что движется. В голове крутилась мысль: «Я невидимая, невидимая. Для них я дуновение ветра, пустота». И все равно страх натягивал жилы на затылке.

Оксана бежала и бежала. Вырвавшись за пределы стана врага, побежала к выходу из ущелья, уже не заботясь, слышны ли ее шаги. В конце, завернув за угол и на бегу бросив станцию впереди себя, она мысленно приказала ей принять первоначальный размер. Станция мгновенно увеличилась и встала на опоры. Забежав внутрь, девушка сразу побежала в пилотную включать двигатели. Включив датчики, Оксана испугалась еще больше: «Как же я узнаю, где медики и куда они побежали? Черт! Черт! Черт!» В эту минуту раздался крик возле станции.

– Я здесь, я здесь! – Оксана побежала на встречу и налетела на невидимую преграду, стукнулась лбом и упала назад.

– Это ты, Мэдисон? – потирая лоб, спросила Оксана, пытаясь разглядеть два шарика глаз.

– А кто ж еще.

– Где остальные?

– Не знаю. Скорее делай меня видимым, – Оксана нащупала его ногу, и он моментально появился в мире из небытия.

– Иди в пилотную, я встану на выходе. По команде взлетаем.

– Хорошо.

На пути к выходу из станции она зашла в лабораторию и сняла верхнюю панель со сканирующего аппарата, схватилась за провода и приборы, ногой нажала «Включить». Вспышка… Зайчики перед глазами.

– Не убило, и на том спасибо, – будто пьяная, Оксана пошла к выходу. Хлопая глазами, пыталась понять, передалось ей рентген-видение или хоть какое-то другое видение, как у сканера, или нет. Именно в этот момент увидела в проходе чудовище – тоненький, остренький хребет с грушевидным черепом и щупальцами, которые волнисто двигались, словно водоросли под водой.

– Зондо, это ты?

– Ты меня видишь?

– Кажется. Иди сюда, – прикосновение сделало его видимым, и Оксане моментально полегчало от его обычного вида. – Где остальные?

– Мы потерялись.

– Скажи Мэдисону взлетать, пусть летит на малой высоте над вражескими кораблями. Видно нас не будет, а я буду высматривать Дога и Женуа.

– Подожди, мы можем их обнаружить нашими сканерами.

– Нет, не можем. Я намерено так сделала, иначе нас бы видели и вражеские сканеры, а мне поможет мой дар, – Оксана легла на пол в грузовом отсеке. Станция осторожно взлетела и медленно поплыла над кораблями наемников. Зондо пришел к Оксане:

– Они нас не видят?

– Не видят и не слышат. Пока, но скоро заметят, реакцию двигателей я не могу убрать.

– А как нам найти наших?

– Я их увижу.

Пока было видно, только как наемники, обследовав пустую пещеру, скопились и решали, что дальше. Чо не было видно. Нервозность воинов была на лицах маской злобы. Надо было докладывать о результате, а его нет.

– Вон они!

– Где?

– За большим куском породы, которая напоминает бутерброд.

– Как ты знаешь, что это они?

– Два скелета связаны за руки веревкой. Думаю, Дог привязал Женуа к себе, чтобы не потеряться, – Оксана отобрала коммуникатор у Зондо и направляла Мэдисона, куда лететь.

Дог и Женуа оказались в тупике. Они решили бежать направо, когда наемники обследовали пещеру и высыпали наружу, те сразу пошли проверять периметр и зажали медиков между валунами.

– Насколько низко мы можем опуститься?

– Еще метров на шесть снижусь. Это все равно высоко.

– Тогда, – Оксана задумалась, – откроем люк, я попробую их втянуть.

– Ты владеешь телекинезом?

– Однажды пробовала, – Зондо открыл люк. – Держи меня. – Оксана вспомнила ощущения, когда руководила вихрями и когда тянула космолет. Невидимая сила, как плотная паутина, подхватила Дога и Женуа и подняла вверх. Оксана видела, как два скелета летят к ней прямо в объятия. Через мгновение она схватила Дога. – Тащи! – Крикнула она Зондо, и все вместе ввалились на станцию.

Командир наемников Таюдзума нажал кнопку вызова. Экран замерцал, и на мониторе появилась пьяная морда Чо.

– Господин Чо, они убежали, хотя я не понимаю как.

Чо рассмеялся гадким смехом с присвистом, поперхнулся и закашлялся.

– Как тебе дичь, Таюдзума? Держу пари на что угодно, ты еще не встречал такой. Но это уже не твоя проблема. Я знаю, что делать, – связь прекратилась.

– Хорошо, что Женуа была привязана ко мне, а то не удержал бы.

– Руку придется лечить, – показала Женуа зафиксированное запястье. Оксана погладила ее руку, и все прошло. Женуа пошевелила пальцами. – Я забыла. Привыкла к нашей медицине, – и размотала ненужную повязку.

Темнота глухого космоса, окружавшая удаляющуюся планету, на которой им пришлось побывать невидимками, медленно окутывала корабль. Беглецы позволили себе расслабиться.

– Что дальше, господа врачи? – Зондо сменил тему.

– Бежать! – сказал Дог.

– Сколько будем бегать? – Зондо приготовился спорить. – И не забывай, мы медики, мы не можем оставить наши обязанности. Мы должны что-то решить. Очевидно, нужно покончить с Чо. Как это сделать?

– Подождите, – вмешалась Оксана, – вам не кажется, что мы все устали и не можем судить здраво? Давайте отдохнем. Решим все завтра, а то мы сейчас договоримся до убийства.

– Да, давайте наконец приведем свои мысли в порядок, – поддержала Женуа.

Зондо потянулся всеми щупами и зевнул. Разгневанный Мэдисон пошел в свою каюту. Женуа вытащила согревающее одеяло, дала его Оксане и устроила на больничной койке.

– Спокойной ночи, – сказала она.

– Спокойной ночи вам всем и простите, что втянула вас.

– Прости нас за то, что мы слабы, – грустно ответил Дог, и они с Женуа ушли к себе.

Уже на безопасном расстоянии от Чо станция мирно дремала в космическом забвении. Сон должен все прояснить. Так должно было быть, если бы этим врачам удалось что-то сделать, вылечить, заблокировать… Чувствовалось, что безумное бегство надоело этим людям, им снова надо уединиться.

«Чо не было в этой последней схватке. Похоже, он что-то задумал. Ну что же, ты ждешь меня. Будь уверен, тебя ожидает сюрприз».

По станции плыла тишина, хотя Мэдисон думал, что не уснет, гнев не удержал его бодрость. Все спали.

В этой тишине Оксана быстро оделась, пошла в рубку управления, дала команду на возвращение к Орта. Только изменила точку прибытия на один парсек в связи с тем, что заправка не уцелела. Через две минуты станция появилась в назначенной точке. Оксана дала команду станции после высадки пациента вернуться на то место, где они только что были.

Быстро побежала к шлюзу выхода в открытый космос, надела скафандр с кислородным запасом и дала команду открыть шлюз. Голос компьютера предупредил, что она выходит в безкислородное пространство, это угрожает ее жизни. Оксана подтвердила намерение и открыла шлюз вручную. Перед ней открылась бездна мрака и страха. Скафандр не пропускал ледяного холода, но ей все равно было холодно. Девушка знала, если начнет задумываться над тем, что делает, то никогда не решится, поэтому она просто закрыла глаза и вышла в открытый космос.

Паника открыла ей глаза, хотелось махать руками и кричать от чувства провала в никуда. Собрав все свои нервы в кулак, приказав телу слушаться, она летела в космосе, как невероятность существования жизни в абсолютном ничто. Еще мгновение – и она покинула рубеж притяжения станции. Плыла свободно и беспрепятственно. За ее спиной станция развернулась, отлетела в сторону и исчезла: «Ну вот, назад хода нет. Теперь все зависит только от тебя».

– Данаа, капитан вызывает, Данаа, прием, – звучал вызов по передатчику скафандра. – Прием, Данаа, вызывает капитан. – Казалось, обращение улетает в пустоту, но внизу, в глубокой темноте, вдруг, словно само пространство спросонок пустило чешуйчатую волну, проявился корабль, и Квас подал голос:

– Капитан, Данаа на связи.

– Я над вами, включай луч и тяни меня на борт.

– Сканирую пространство. Визуальный контакт подтвержден. Запускаю телепорт, – падение прекратилось, и через мгновение она стояла в телепортирующей установке на борту.

– Что это было?

– Не знаю. Станцию тряхнуло. Нас снова атакуют? – на станции медицинской помощи суетились Зондо, Мэдисон, Дог и Женуа.

– Где Оксана? – испуганно спросил Зондо.

– Ее нет в лаборатории?

– Ее нигде нет.

Дог побежал в рубку управления станцией.

– Компьютер, выведи на экран бортовой журнал. Озвучить последние действия станции, – приятный голос станции зачитал журнал последних событий.

– Черт, она покинула корабль, – Дог набирал команды на клавиатуре, спросонок делая ошибки, набирал повторно. – Но где высадилась? Компьютер, точку высадки пациента, – координаты высветились на мониторе. Дог посмотрел на карту звездного пространства. – Там ничего нет.

– Что?

– В этой точке ничего нет.

– Ты хочешь сказать, она просто ушла в космос? – переспросил Медисон, протирая глаза.

– Да, именно это я сказал.

– Она же не покончила жизнь самоубийством? – с надеждой спросила Женуа.

Зондо сбегал к люку выхода. Пересчитал скафандры. Одного не хватало.

– Она жива. Не хватает одного скафандра, – вернувшись, объявил он.

– Она, может, там еще в космосе где-то летит, вернемся, – Мэдисон уже усаживался в пилотное кресло.

– Не спеши, – остановил его Дог, – она знала, что делает. Так она решила.

– То есть мы от нее откажемся?

– Мы уже ничего не можем сделать. Не имеем права, – потирая виски, Дог пытался придумать, что же делать с той информацией, которой они обладают.

– Дог, ты доводишь меня до бешенства. Ты с самого начала был против её спасения. Так нельзя. С начала времен клятва Гиппократа несколько изменилась, но не до такой же степени, чтобы бросить больного!

– Больного! – рявкнул Дог, – Она не больна! Она удивительное существо, но чудеса не в нашей компетенции. – Дог говорил это с грустью, но он действительно не видел выхода.

Женуа плакала. Все это мучило ее, чудо оказалось просто замазкой для дыр в человеческих делах. Пробкой для бутылок с гнилым напитком, а те, кто хотел что-то сделать, если верить Догу, не должны были вмешиваться.

– Она нарочно вышла в космос, где нет ничего, чтобы это зафиксировал бортовой журнал и черный ящик, значит, подготовилась.

– Поймает попутную комету или астероид? Что ты несешь? Летим, у нее мало кислорода.

Станция прибыла на место высадки Оксаны. Ее нигде не было. Сканирование пространства на восемь парсеков не дало никаких результатов.

– Не понимаю, где она? Она не могла так далеко улететь.

– Думаю, ее корабль не уничтожен, – как всегда, спокойно констатировал Зондо. – Просто пересела с одной тачки в другую. Хитро. И для нас защита. Была, куда делась – не знаем.

Мэдисона охватило отчаяние. Между тем Зондо переключал каналы телевидения и что-то искал. – Ребята, перестаньте спорить. Посмотрите сюда.

Канал Зорианского телевидения передавал последние новости: «… мы ведем наш репортаж с Зориана четыре. В поселении Зория известный сормарийский магнат Чо захватил в заложники местный детский сад, где на тот момент находилось двадцать три ребенка различных рас. Местная полиция окружила детский сад и ведет переговоры. Удивительно в этом то, что господин Чо – самый богатый сормариец в нашей галактике. В деньгах или других материальных компенсациях не нуждается. Как известно, финансовые дела господина Чо сейчас на пике своего взлета. Какие требования выдвинул Чо, неизвестно…»

– Кажется, я знаю, чего он попросит, – щупы Зондо напряглись и скрутились от злости, – стоит ему сказать свои бесчестные требования, и она сама придет к нему.

Женуа с мольбой в глазах посмотрела на Дога, а тот – на нее.

– Летим туда. Через час они были на месте происшествия, а журналистка сообщала последние новости:

«Как нам сообщил комиссар Пановский, господин Чо, наконец, выдвинул свои требования. Он требует, чтобы СМИ объявили это заявление: «Я требую, – заявляет Чо, – чтобы мне привели Оксану Ткаченко, известную как Оксана Целительница. Если этого не будет сделано через три часа, я начну убивать детей!». Конец заявления.

Из некоторых источников нам стало известно, что Оксана Ткаченко позиционировала себя как целительница. Ходили слухи, что она исцелила много существ нашей системы, но эти данные ничем не подтверждены.

Однако некоторые источники утверждают, что она исцелила всех прокаженных, чего, как мы знаем, не может даже самая передовая медицина. Факт в том, что колонии прокаженных действительно пустуют. Также по неподтвержденным данным, которые мы получили от правоохранительных органов Системы Трех Солнц, Оксана причастна к истреблению прокаженных. Полиция ведет по этому поводу расследование. Не слишком ли много слухов по этому делу? Наводит на подозрение требование господина Чо: что нужно от Оксаны самому богатому сормарийцу в галактике?»

– Гад! – выругался Зондо.

– Да что же это такое? Они из нее убийцу сделают.

– В любом случае, мы здесь, и в случае чего – поможем.

Над толпой зевак, обеспокоенных родителей, полиции и групп журналистов бесшумно появился космолет невиданной до сих пор конструкции. Он словно не прилетел, а просто здесь появился. Людям сначала не было до него никакого дела, пока один из зевак не крикнул: «Смотрите!». Он всем своим видом говорил: я вижу то, чего не может быть.

Скопление полиции осветил луч этого космолета, и среди полицейских появилась Оксана:

– Добрый вечер, господа. Я Оксана Ткаченко, – луч выключился, и космолет улетел. Удивленные полицейские замерли на месте, тишину нарушил Пановский. Сухощавый париец с желтым лицом вышел вперед и сказал:

– Добрый. Мы ищем вас везде и всюду.

– Я уже здесь и готова к обмену.

Пановский кашлянул, осмотрев всеми четырьмя глазами Оксану.

– Приложите палец для удостоверения личности, – ей подали полицейский идентификатор, и она приложила руку с пальцем без фаланги. Сканер подтвердил личность. – Что ему от вас нужно?

– Кто знает, что нужно сумасшедшему, – Оксана двинула плечами.

– Понимаете, в чем дело, я в равной степени отвечаю как за детей, так и за вас. Я хочу знать, чего ожидать, какой реакции. Поэтому спрошу прямо: вы его любовница?

– Нет. И никогда не была.

– У вас есть что-то ценное, информация?

– У меня нет ничего, что принадлежит Чо.

– Может, ваш корабль, технологии?

– Корабль не его и не мой, но если бы дело было в нем, он взял бы его легко и бесплатно.

– Так что же? Поймите, мне нужно хоть что-то. Что-то, что я могу использовать для спасения детей.

– Чо очень болен. Смертельно. Он думает, я вылечу его.

– Святые Патриции! – с досадой сказал Пановский. – Вся эта катавасия из-за… – Он не договорил, а только указал рукой на Оксану, как на жука-навозника. – Вы никуда не идете. Нет смысла отпускать вас к Чо. Он хочет исцеления, и когда не получит его, всем заложникам конец.

– Вы так уверены в моем поражении, что даже не хотите попробовать?

Запищали передатчики. В громкоговорителе пьяный Чо не просто говорил, он рычал:

– Я видел, она здесь! Давайте ее сюда, иначе я сделаю салат из ваших недомерков!

В здании, где засел Чо, кто-то закричал, послышался выстрел, дверь открылась и оттуда, как из пушки, вылетело тельце зорианского детеныша. Оно упало на землю, освещенное прожекторами, как кусок мяса. К нему немедленно подбежали медики. Оксана узнала Дога, Женуа и Мэдисона. Пановский тоже подбежал к детенышу, но его оттеснила Женуа.

Начался шум в толпе. Взрослые зорианцы пытались прорваться за полицейский заслон, чтобы рассмотреть, не их ли это ребенок. Оксана дождалась удобного момента и побежала прямо в лапы Чо. Замелькали вспышки журналистских камер, кто-то крикнул: «Смотрите! Она бежит к нему!».

Оксана бежала, и никто не мог остановить ее. Как только подошла к двери, открыла и зашла, ее, как овцу, скрутили, завязали глаза и волоком потащили сначала по скользкому полу, затем через дверь по ковру и, наконец, бросили. Наступила тишина.

На слух можно было определить присутствие еще двух, кроме Оксаны, существ.

– Если она такая всемогущая, как вы говорите, то наручники для нее не помеха, – сказал Таюдзума.

– Эти наручники, может, и нет, а вот эта штучка… – какой-то шорох, щелчок. – Надень ей. – Шеи Оксаны коснулся холодный металл ошейника, щелкнула застежка на затылке. – Теперь можешь снять кандалы. – Таюдзума снял путы. – Повязку с глаз не снимай! – приказал Чо. Девушку посадили на стул.

– Давай покончим с этим поскорее. Просто подойди, я вылечу, и все, – предложила Оксана.

– Непременно. А ты будь наготове! – приказал он Таюдзуме. – Следи за каждым ее движением! – Чо осторожно подошел к Оксане, и невыносимая вонь ударила в нос так, что она поморщилась. – Предупреждаю, эта штучка у тебя на шее оторвет тебе голову, как только я нажму кнопку. У тебя не будет ни секунды, так что не шути со мной.

Даже слегка прижать ладони к этому куску жирного мяса было противно, его мягкое брюхо клокотало и урчало, как кипящая каша. Оксана направила силу в него, и гармония наступила во внутренностях Чо. Он выдохнул с облегчением, причмокнув липким ртом.

– Вот и все. Отпусти заложников.

– Может, позже. Хотя вряд ли. Понимаешь, я недаром выбрал эту третьесортную дыру. Сегодня здесь событие, ажиотаж, а завтра все про все забудут, надо только хорошо подчистить концы. Один мой истребитель прекрасно справится с этой кучкой поселенцев, – Чо сел на место и зачавкал. По комнате плыл аромат какого-то блюда, которого Оксана никогда не пробовала. – Никого не интересует, что там происходит на краю галактики. А я сделаю щедрый взнос в фонд каких-нибудь пенсионеров или калек, может, даже полиции, и все спустится на тормозах.

– Послушай, – перебила его тираду Оксана. – Может, я сниму повязку с глаз? Не очень удобно так общаться, не говоря уже о куртуазности поведения.

– Ничего, ничего, посиди в повязке, я тебя прощаю. Я сегодня благодушный, – он расплылся в улыбке. – На радостях я ем осыка, отмечаю, так сказать, выздоровление. И мне совсем не нужно, чтобы ты видела окружение и могла ориентироваться в пространстве. Кто знает, что придет тебе в голову, твои возможности нам всем известны.

– Пока заложники тут, я ничего не сделаю, даю слово.

– Ты слышал, Таюдзума? Слово. В наше время слово дают и забирают, а ты мне еще нужна будешь. Надеюсь, ты поняла, что теперь будешь со мной навечно. Приятно иметь собственное чудо на поводке. Пришла пора смирения. Твое время. – Чо жевал и громко глотал, словно лягушек давил.

Оксана под повязкой открыла глаза, ее рентген-зрение позволяло ясно разглядеть: Чо сидит за письменным столом, Таюдзума стоит слева от него, еще двое муртадов стоят сзади у дверей. У одного из них дополнительные руки. Вправо комната углубляется, и в самом углу шевелились связанные маленькие скелеты детей. У них были заткнуты рты, и от них доносились только еле слышные писки плача: «Дети живы. Здесь четверо бандитов, неизвестно, сколько за дверью по всему зданию. Хорошо, что я вижу сквозь повязку».

– Ты уверен, что я рано или поздно, не покончу с тобой? Кто знает, каким трюкам я научусь.

– Ты, конечно, будешь стараться, но я оторву тебе голову в любом случае. Я уже составил завещание, где завещал в случае моей смерти отдать все мое состояние тому, кто оторвет тебе голову, а это очень большая сумма, – Чо обнажил зубы в людоедской улыбке. – И еще один такой момент: когда тебя, так сказать, спасли прокаженные, ты разрушила бизнес стольких важных лиц, пукнуть не успеешь, как тебя объявят вне закона. Я явно за тобой охочусь, а тех, кто не явно – тысячи. Мы выдавим тебя, как прыщ. Сколько трупов ляжет перед тобой, не имеет значения, нормальной жизни у тебя все равно не будет.

– Так, может, я прямо сейчас раздолблю этот ошейник? Вместе взлетим в воздух.

– Этот ошейничек из самого прочного металла в мире. Ты даже не поцарапаешь его, а вот когда я нажму вот эту кнопочку, – он показывал цепочку у себя на шее с медальоном. – О, прости, ты же не видишь. Тем лучше. Не узнаешь, откуда смерть пришла. Таким образом, я буду вечно здоровый, богатый, властный.

– Я давно хотела тебе сказать, полностью здоровым никто никогда не бывает. Например, исцеляешь у кого-то рак, но пломбы в зубах остаются, так со всеми в мире. Так и с тобой, ты хочешь все, но как-то недооцениваешь меня.

– Будь уверена, я хорошо тебя оцениваю, даже на вкус попробовал. Кстати, как там твой палец.

– Да ничего, зажил. Представляю твое разочарование, когда ты узнал, что моя кровь не целебная, – Оксана показала палец без фаланги.

– Вот видишь, отрезай я от тебя по кусочку, ты будешь пищать, как все. В этом твой самый главный недостаток, который дает мне такую власть. Так что берегись. Здесь тебя никто не спасет.

– Тебя тоже, – Оксана растворилась в воздухе и возникла на месте Чо в его цепочке, а Чо появился в ее ошейнике с взрывчаткой. Таюдзума дернулся. – Ни с места! – она показала ему цепочку с кнопкой у себя на шее. Сняла повязку, поморгала глазами. Чо сидел перед ней и хватал воздух ртом, ошейник был ему тесноват. – Фу, Чо, какую гадость ты ешь, неудивительно, что ты насквозь гнилой.

Таюдзума тихонько тянулся к кобуре, Оксана краем глаза это видела. Те двое, что стояли у дверей, следили за ней, как собаки, и были готовы мгновенно броситься и разорвать.

Как только Таюдзума коснулся кобуры, Оксана вскочила и схватила его за эту руку и просунула ее в кобуру до локтя. От ужаса глаза Таюдзумы почти вылезли из орбит, но Оксана, не теряя времени, проталкивала и проталкивала Таюдзуму в кобуру как тряпку. Наконец втолкнула его всего. Вытащила пистолет из кобуры и, застегнув ее на застежку, бросила на стол перед собой в миску с осыками. Посмотрела на наемников у дверей, и у них мгновенно выросли губы, руки и ноги до таких размеров, что не было сил ими пошевелить. Их тела дергались на гигантских конечностях, как мухи на липкой ленте. Отвратительные рожи хлопали губами по полу и пускали слюни. Наконец Оксана спокойно села:

– Ну как тебе, эффектно? Я знаю, что не очень, но обстоятельства диктуют, это оборотная сторона медали, я умею не только лечить, но и калечить, – Чо задыхался и не мог ответить. – За эти дни я могла столькому научиться!.. Вот, например: читать мысли, бросаться молниями или что-то еще. Но разве ж ты дашь мне хоть немного покоя и времени научиться чему-нибудь.

Но кое-чему все-таки научилась. Помнишь мой корабль, на котором я от тебя убегала из колонии? Его построила один вид инопланетян, название которых тебе ни о чем не скажет. Так вот, на этом корабле есть телепортирующая установка, знаешь, мне стоит один раз что-то попробовать, и я могу это делать сама.

Так я сразу поняла, что ошейник действительно полезная вещь, с самого начала я хотела оторвать тебе голову, но сейчас передумала. Люди стали ожидать от меня, чтобы я решала, кому жить, а кому нет. Чудесам негласно выдаются права на все. В этом есть и твоя вина, и вина лживого разума, для которого все чудеса на свете – одноразовая салфетка.

Под конец я стала злой: на людей, для которых мои способности – это пожизненный долг; на тебя, на то, что ты такой, какой есть; на толпу, которая чуть не разорвала меня, это снится мне до сих пор. Бешеный, сумасшедший народ с открытыми ртами и руками, которые тянутся будто бы от самой смерти с жаждой крови, – Оксана потерла лоб, – это самое страшное, что может случиться в жизни, и я думаю, пора тебе это попробовать. За все, что ты натворил тут, они тебя разорвут.

Он бросил взгляд в сторону детей, но там уже никого не было. За то время, что Оксана говорила, один за другим, дети телепортировались на безопасное расстояние.

Оксана помахала рукой Господину Чо, и тот исчез. Ошейник упал на стул, где он только что сидел, а девушка осталась в кабинете с двумя чудовищами, и чувство тяжести накрыло ее, как покрывало. Через минуту в эту комнату вошел еще один наемник:

– Господин Чо, истребитель прилетел, он над нами… – только и успел он произнести на ходу. На мгновение остановился, увидел чудовищ, потянулся за оружием, посмотрел на Оксану, а она нажала кнопку на цепочке…

Взрыв был такой мощности, что прихватил с собой и истребитель. Толпа не пострадала по какой-то счастливой случайности, а после того как попадали все обломки, наступила мертвая тишина. Пыль опускалась в молчаливом ступоре.

Когда среди толпы зорианцев появился Чо, кто-то крикнул: «Это он!». и изуродованные горем живые существа потянулись и размозжили ему башку за какую-то короткую минуту. Он умер быстро, успев только обделаться.

Затем на соседней улице нашли всех детей, и этот загадочный случай долго мусолили новости. Брали интервью у детей и у их родителей с потемневшими от суда Линча душами. Никто не сожалел.

– Может, она еще жива? Каким-то чудом? Ну, может… – плакала Женуа и била Дога в грудь.

– Может, не плачь, может, – старался он убедить и себя, и ее. Мэдисон стоял над воронкой, где был детский сад, и плакал, размазывая грязь по лицу. Зондо закрылся с маленьким раненым зорианским ребенком в операционной и пытался сделать все, что мог, чтобы никто не сказал, что этому ребенку не повезло.

– Алекс! Алекс! Иди скорей! К тебе прилетели, – у Алекса защемило сердце. Он выбежал из храма Гаманайцев увидел корабль, который, как покорный дракон, лег к его ногам: – «Оксана, это она. Ну, я ей задам, за побег, за все! Где же она? Не выходит. Ранена?» – Алекс вбежал внутрь и от растерянности не знал, куда же ему идти.

– Я здесь! – послышался ее голос. Алекс забежал в рубку. Оксана сидела в кресле растерянная. Нужна ли она ему теперь, с чужим ребенком и неизвестным будущим? Алекс злился, не произносил ни слова и не подходил. Ему хотелось, и обнять ее, и дать пощечину.

«Ну что же, начну первая».

– Я прилетела сказать… Люблю тебя! Люблю…

КОНЕЦ

ПЕРВОЕ ДЕЖУРСТВО И АНТИПРИГАРНОЕ ПОКРЫТИЕ

– Это ваше первое самостоятельное дежурство?

– Да, профессор, – ответил Забаровский, ожидая какого-то напутствия или совета, на что следует полагаться в самостоятельной работе. Но профессор Хейль молча просматривал последние показания пациента № 387 с планеты Феррада из года 1352 земного летоисчисления. Последние трое суток этот пациент был нестабилен. Кровообращение этого гуманоида никак не хотело менять свое направление в положенное русло. Профессору приходилось, делая инъекции в нервную систему, вручную прижигать кровотечения, которые возникали то тут, то там, самому контролировать дозы переливания крови и следить за многими процессами одновременно.

На вопрос Забаровского, почему он не поручит прижигание и контроль дозировки автоматике, тот ответил словами «автоматика небрежна», что очень удивило Забаровского, поскольку он сам был прекрасным специалистом по настройке и коррекции работы медицинского оборудования, а уж о профессоре Хейле вообще ходили легенды. Говорили, что у него есть способности ко всему, он все может и умеет.

Конечно, Забаровский думал, что слухи слишком преувеличены, но судить было еще рано, сам он имел за спиной только оконченное медицинское образование и четыре дежурства под присмотром старших коллег. Настройка операционной системы для профессора должна быть мелким пустячком. Однако большую часть, а иногда и всю работу, Хейль делал сам. Наблюдая за ним эти последние три дня, Забаровский отметил, что при всей быстроте профессор работал методично, спокойно. Не хладнокровно, а именно спокойно.

– Я думаю, теперь все будет в порядке. Если что, будите меня, – сказал хрипловатым голосом Хейль, устало потирая глаза и зевая во весь рот. Направляясь к выходу из дежурки, он остановился, и когда Забаровский подумал, что вот сейчас он даст ему напутствие, профессор спросил: – А как вас зовут?

– Андрей, – с удивлением в голосе, как будто не был до конца уверен, ответил Забаровский. Профессор кивнул и ушел.

«Наконец-то никакого контроля и миллион возможностей проявить себя. Только бы дело попалось стоящее, – думалось Андрею, когда он поудобнее устраивался в профессорском кресле. – Уж теперь я его точно удивлю». С момента поступления на эту станцию Андрей работал четко, быстро, с большой отдачей и некоторым щегольством, вот, мол, смотрите, как я умею, и это я, неопытный новичок, только что выпорхнувший из университета… но Хейля, казалось, ничем не удивить. Он вообще не делал никаких замечаний, не хвалил, воспринимал все действия Андрея естественно, спокойно. И это раздражало.

– Внимание! Станция АР 312, прием! Станция АР 312, прием! – вызов по радио прервал мечтания Андрея. От неожиданности он подскочил, потом сел, потом снова встал. Затем сообразил нажать кнопку приема.

– Да, але, то есть, прием! Прием! Станция АР 312 слушает.

– Вызов в систему Левела. Орбита планеты Макрос. Отправные данные: точка отправления 13.04.2256 г. 8 часов 32 минуты. Примете пациента на орбите со станции Адапта. Классификации пациента: гуманоид ЦЕАР; симптомы: экстремальное разжижение тканей, жизненные показатели неизвестны. Причины неизвестны. Как поняли? Прием!

– Вас понял. Коммутатор, вас понял. Вызов принял, – жизненные показатели не известны. Значит, скорую вызывал не медицинский работник, и помощь не оказывалась, а еще это значит скорую смерть без аппарата жизнеобеспечения. Андрей поспешно нажал на мониторе вводные данные отправки, нажал компьютерную проверку правильности вводных, которые записались автоматически при вызове коммутатора, все-таки мало ли что, человеческий фактор надо исключить.

Быстрым шагом направился к шлюзу приема на борт, зафиксировался в кресле, дал команду старта, и через четыре минуты ускорения и тряски торможения станция оказалась на орбите планеты Макрос в нужном месте. Запрос стыковки со станцией Адапта, стыковка – это еще четыре минуты, и, наконец-то, на борт ввезли в передвижной ванночке для химических составов больного, похожего на зелено-серую жижу. В этой жиже, в районе головы, плавали глаза, похожие на темно-фиолетовые сливы, а очертания внутренних органов были нечеткими, как дымка.

Больной был без сознания, Андрей немедленно опустил в ванночку, в эту жижу-больного датчики от аппарата поддержания жизни. Дисплей показал данные состояния и ежеминутные изменения. Андрей транспортировал пациента в реанимацию. Он не растерялся, этот биологический вид разумных он знал отлично, и решил, что в нынешнем состоянии его нужно лечить, проведя анализ вирусного и бактериального заражения.

После необходимых анализов компьютер выдал диагноз – поражение ткани, и выдал на монитор формулу этой самой заразы. Красным светилась часть ряда, который система определила как чуждую и тут же выдала несколько вариантов способов лечения. Андрей выбрал третий вариант медикаментозного вмешательства, основываясь на том, сколько времени прошло с момента заражения.

Рассчитав дозировку, он запрограммировал компьютер на системное введение лекарства и преспокойненько сел в кресло с намерением, попивая чай, следить за состоянием через монитор: «Ловкость рук и никакого мошенничества». Сеанс самолюбования прервал сигнал тревоги. Монитор подавал сигнал, что больной умирает. Забаровский бросился к ванночке с пациентом, немедленно ввел препараты поддержания сердца и дал отбой своим назначениям. Показатели стабилизировались.

«Черт. В чем дело? Диагностика показывает, что я прав. Личная непереносимость лекарств? – Андрей перевел систему в режим консультации со справочной медицинской энциклопедией, в которую вносились все способы лечения и неординарные случаи. – Наверняка должен быть и наш случай». На запрос система выдала нужную информацию, но случилась загвоздка. Симптомы аллергической реакции не совпали ни по одному показателю. Андрей снял часть ограничивающих условий, смирившись с тем, что поиск выдаст больше «мусора»: совсем не аналогичных, хотя внешне и похожих случаев. Всё равно ничего не подошло, даже приблизительно. Под ложечкой засосало.

«Неужели мне придется идти за помощью к профессору в мой первый же случай? К этому молчаливому хомяку? Нет. Надо связаться с другими станциями. Лучше сначала обратиться к чужим, а потом, если глухо…» У Андрея в голове уже возникла картинка, что он, как побитая собака придет к Хейлю, а тот, как всегда, не делая никаких замечаний, возьмет дело в свои руки, а его отодвинет на задний план, словно робота.

– Внимание! Станция скорой медицинской помощи АР 312 вызывает на связь все медстанции, которые меня слышат! Прием! – на связь вышли три станции. На одной из них, самой дальней, откликнулся бывший однокурсник Забаровского – Мидчел. В университете Мидчел славился тем, что мог перепутать порядок действия при сложнейших операциях, и его не исключили только потому, что каким-то чудом ему удавалось очень точно ставить диагноз.

– О, привет, Забаровский! Как там работа с легендой?

– Никак. Слушай, Мидчел, у вас нету в ваших личных архивах информации о лечении гуманоидов с планеты Макрос система Левела классификации ЦЕАР?

– Что-то было, сейчас найду. А что у тебя?

– Пациент приобрел жидкую форму, невозможность принять первичное состояние из-за заражения тканей непонятно чем.

– У нас был такой случай два месяца назад, – радостно, почти с восторгом, сообщил Мидчел. – Мы почти справились с этим.

– Что значит почти?

– Пациент умер, как раз тогда, когда мы уже поняли, что делать и собирались вводить сыворотку… В общем, не успели. Вот, данные высылаю.

– Спасибо, Мидчел, я твой должник.

– Да не за что. До связи, – и связь отключилась. С двух других станций Д18 и ЛАК 32 тоже прислали данные похожих случаев. Прочитав сначала то, что прислал Мидчел, Андрей растерялся. В истории лечения было указано, что пациент точно так же отреагировал на стандартное лечение. После дополнительных анализов врачи станции пришли к заключению, что с маленьким дополнением к стандартному лечению нужно сначала спровоцировать у больного появление на всем кожном покрове желтой слизи.

Тело приобретает первичную форму, а вот как лечить желтую слизь, они догадались, только спровоцировав ее и проведя анализ этой самой слизи. Но когда был приготовлен состав лекарства от слизи, было поздно – больной умер: «Чертова бабушка! Так еще и не известно, поможет ли состав от слизи!». Станция Д18 прислала точно такие же показания к лечению, но с поправкой: ввод препарата от желтой слизи приводит к неконтролируемым движениям конечностей. Нервная система повреждается.

«Так что же это выходит, чтобы вылечить его от нынешнего состояния, мне нужно покалечить его еще сильнее? Это же средневековье какое-то. И самое глупое из всего этого, что они там, на Д18, это сделали совершенно осознанно, предвидя последствия». Информация со станции ЛАК 32 представляла собой больший объем данных, Андрей пропустил известную ему стадию и прочел, что они не продвинулись дальше традиционного лечения, поэтому их пациент так и остался в жидком состоянии, находится и поныне с поддержанием жизненных показателей и реанимацией каждые четыре недели.

«В общем, ничего существенного сделать нельзя. Так что же, бездействовать? Что бы на моем месте сделал Хейль?» Андрей быстро просмотрел личные внесения в медицинскую энциклопедию от Хейля, но совпадений симптомов не было. «Значит, такой случай ему не попадался. Если бы я это решил, то заткнул бы за пояс даже такое светило. Ладно, мечтания в сторону. Проведем расследование. Где он жил, условия, среда обитания, подобные случаи в истории и т. д.»

Прошло еще восемь часов, после штудирования такого количества информации и выпитого кофе голова пульсировала, шкала раздражения превысила шкалу кровеносного давления. Андрей просмотрел свои заметки, построенные им таблицы предполагаемых действий их последствий, и понял, что не может в этом всем разобраться.

Логики уже не просматривалась. Он опустился на спинку кресла, закрыл глаза, дав им немного отдохнуть, затем собрался было идти будить профессора, как вдруг зацепился взглядом за присланные данные со станций. По этим данным выходило, что станция ЛАК 32 провела лечение именно нервной системы, после чего появилась желтая слизь. А еще после этого, чтобы избежать смертельного исхода, они ввели больного в состоянии комы, и в этом состоянии в течение суток он снова стал жидкой бесформенной массой.

По каким причинам – неизвестно. «Значит, вот эти данные первичны. Сначала я обратил внимание на то, что прислал Мидчел. Дата говорит, что эти данные первичны. Видно какой-то олух, возможно, сам Мидчел внес время планеты, откуда родом пациент, без пометок времени станции. Вот гад! И я вместе с ним, олух! А тут говорится, что желтая слизь – не проблема. Но все равно получается замкнутый круг. Даже преодолев повреждения нервной системы, мы возвращаемся к жидкому состоянию и реанимации каждые четыре недели». Андрей решительно нажал кнопку вызова профессора по коммуникатору.

– Да, я слушаю, – сонным, еще хриплым голосом ответил Хейль.

– Извините, профессор, что бужу, но у меня тут случай, который я не могу сам разрешить.

– Ничего, я уже не сплю. Что случилось? – Андрей быстро пересказал ситуацию. – Пришлите мне таблицу диагностики. Самый первый вариант, который вы сделали. – Андрей быстро послал данные со своего компьютера на профессорский в его каюту. Долгие шесть минут молчания и чувства вины, казалось, предательски танцуют канкан в голове Андрея. Ровный и четкий голос Хейля прервал эту бешеную пляску.

– Сварите пациента.

– Что? – в недоумении переспросил Андрей.

– Не помешивая, не накрывая крышкой, и кипятите… – маленькая пауза: судя по всему, он что-то вычислял, – три минуты, – утвердительным тоном произнес, наконец, профессор.

– Вы что, издеваетесь?

– Чертов болван, делайте, что вам говорят, и так слишком много времени пропало зря. Я сейчас приду и помогу вам, – Андрей от удивления и растерянности сидел неподвижно в кресле и просто хлопал ресницами, пытаясь сообразить, действительно ли он слышал то, что слышал, или у него от перенапряжения и недосыпа возникли слуховые галлюцинации. Через две минуты вошел Хейл, с грохотом волоча за собой здоровенную кастрюлю.

– Профессор, вы меня, конечно, извините, но это же форменное шаманство какое-то! – с возмущением и почти слезами в глазах сказал Андрей.

– Скажите спасибо, что я не заставляю вас отплясывать дикие ритуальные пляски в голом виде вокруг кострища, – спокойно ответил Хейль, вынимая датчики из ванночки, в которой находился больной.

– Это несерьезно. Вы шутите.

– Да уж какие шутки.

– Я не возьму на себя такой ответственности! – категорически заявил Андрей.

– За все время совместной работы вы не брали на себя ни за что ответственности. Может, уже пора?

– Постойте, все это время я работал. Под вашим присмотром, но работал. Вы не высказывали никаких замечаний.

– И не хвалил, если вы заметили, – все также со спокойствием медузы говорил он, расчищая поверхность нагревательной установки для кастрюльки.

– Я думал, это ваша манера молчаливого одобрения.

– Нет. Я ждал вашего самостоятельного дежурства, как оно пройдет, и именно сейчас вы проявили себя. А в прочем, все как я и предполагал. Помогите перелить, – Хейль встал возле ванночки и собрался ее приподнять. «Ну вот, он ждал от меня неудачи, и я, как назло, прокололся». Андрей, туго соображая, но механически исполняя команды профессора, помог перелить жидкое содержимое и водрузить кастрюлю с больным на импровизированную плиту. – Ваша ошибка в том, что вы слишком полагаетесь на компьютер, и мало – на свои мозги.

– Я не согласен. Я провел целое расследование, проанализировал все данные с других станций.

– Это хождение по мукам. И вы сознательно его начали, обратившись сначала к далеким источникам, а уж потом к близким. И это при том, что время уходило, а для пациента оно уходит безвозвратно! – он сделал ударение на последнем слове.

– Я знаю, профессор, – как побитый мальчонка, промямлил Андрей.

– Знаете?! Так какого же лешего вы не обратились ко мне сразу же, как только пришли в тупик?

– Диагностическая система мгновенно определила, в чем дело, и выдала варианты лечения.

– Вы лично проанализировали диагноз и варианты лечения? – тоном доведения информации до тупого разговаривал Хейль с Андреем в то время, как в кастрюльке мирно варился больной.

– Нет. Эта система классифицирована как надежная…

– А ваши мозги как классифицированы? – не дал договорить Хейль. – Если бы вы присмотрелись к таблице составляющих веществ, то увидели бы, что чуждое в этом ряде – вода. Вы привыкли, что в химическом составе почти всего живого во вселенной есть вода. Но это не всегда так. Что вы знаете о планете Макрос? Проштудировав целые горы информации, разве вы не заметили полное отсутствие влажной среды и воды в целом на этой планете? Но более того, как вы не заметили, что температура тела больного критически низка?

– Я в основном исследовал возможные обстоятельства, которые могли причинить такие последствия. И, видно, пропустил, а в анализе видел только то, что система посчитала неверным.

– Отсутствие любознательности – первый ваш недостаток. Ведь вы бросились исследовать обстоятельства только потому, что вынуждены были, – тем временем больной закипал, Хейль засек время кипения, заглянул в кастрюльку, кивнул. По его выражению лица Андрей не понял, одобрение это или нет. Он не знал вообще, чего можно ожидать от такого, так сказать, метода. Прошло три минуты. – Помогите снять его с нагрева, – скомандовал профессор. Они сняли кастрюлю с плиты, и Андрей увидел внутри гуманоида в позе человеческого зародыша. Из него испарилась вода, и тело приобрело форму, как на картинке из справочника. Больной, то есть выздоравливающий, был горячий и непрозрачный.

– Он живой? – тихо спросил Андрей.

– Еще бы. Надо дать ему время прийти в себя. Оставим его в покое пока, – доктор устало плюхнулся в кресло. До Андрея, как из темноты на свет, стало доходить, что он читал что-то о среде и об отсутствии влаги. Но вот система определила диагноз неверно, и его поиск лечения с самого начала пошел не в том направлении. «А всего-то и надо было сварить пациента вкрутую, как яйцо. Хейлю одного взгляда хватило, чтобы понять, в чем дело».

– Надо сообщить на ЛАК 32, у них тоже есть пациент в таком состоянии.

– Сообщите.

Андрей направился к монитору внесения данных в энциклопедию. На станции ЛАК 312 все высветится автоматически.

– Профессор, вы теперь отчислите меня?

– Нет. За это время я присмотрелся к вашим недостаткам, и думаю, что смогу с ними ужиться, а может, и избавить вас от некоторых из них. Идите, поспите, у вас усталый вид, – уже в дверях Андрей услышал стоны из кастрюльки, и, обернувшись, увидел, как рука с длинными тонкими пальцами ухватилась за край, а затем показалась голова и плечи гуманоида. Вид у него был сонного ребенка. Хейль вынул его, усадил на стол и начал опрос, как тот умудрился заразиться водой. Языковой адаптор заработал, и разговор между пациентом и врачом пошел своим чередом.

– Профессор, а почему мы не сварили его прямо в ванночке? – с любопытством спросил Андрей. Хейль улыбнулся:

– Нужна была посуда с антипригарным покрытием, чтобы больной не подгорел.

КОНЕЦ

СОН В НАСИЖЕННОМ МЕСТЕ

– Проснись! Проснись, говорю…

– В чем дело? Что случилось? – меня трясли за плечи, и спросонок я едва разглядела, что это мама.

– Я знаю, почему ты не ходишь.

– Я тоже знаю.

– Мне приснился сон, – сказала она, будто только что поймала сон за хвост. Глаза больно привыкали к свету. – Вечером, когда мы легли, я все думала, думала… О тебе, о проклятом синдроме, обо всех вас, у кого этот синдром… И тут меня осенило! – Мама ходила туда-сюда в длинном до пола халате, волосы торчали в разные стороны, глаза чуть не вылезали из орбит, а руками она как бы держала этот большой невидимый сон и боялась, что он просочится сквозь пальцы. – Вы все, они все ни разу не ступали на Землю. Не ходили по земле. Ты понимаешь, что я имею в виду?

– Нет.

– Ну как же? Подумай своей головой. Этот синдром только у тех людей, которые не ходили по Земле! – Мама сделала ударение на слове «Земле».

– Да уже много веков миллиарды людей ни разу не ступали на родную планету, и у них все в порядке. А мы летали на отдых в Бухту. Говорят, пляжи там покрыты настоящим песком.

– Ой, я тебя умоляю, где ты теперь найдешь в космосе хоть что-то настоящее, Земное? Натуральная только видимость. Но я не об этом. Нам нужно немедленно туда лететь. Сейчас же.

– Подожди, ты серьезно сейчас говоришь, что мы должны лететь на Землю, потому что тебе приснился сон?

– Да! Наконец-то ты дотумкала. Заводи «Бандуру» и отстыковывайся. Ой, нет, подожди. Я сейчас переоденусь, сбегаю в одно место, и тогда летим.

– Я никуда не полечу.

– Почему? – она, несмотря на то, что я говорю, спешно одевалась.

– Ну, я прямо сейчас ясно вижу несколько причин: во-первых, – даже несмотря на то, что мы столько времени добивались принятия в это поселение, что ты столько работала, чтобы переоборудовать нашу «Бандуру» по их стандартам, мы подписали обязательства не менее года жить и работать на поселение неотлучно;

Во-вторых, даже с таким оборудованием у нас нет ни запаса продовольствия, ни нужного для таких путешествий реактора, ни нужных аккумуляторов, движетели вообще только для красоты висят, защитное поле после переоборудования не проверяли. И если отбросить то, что туда переть черт знает сколько, по дороге на нас могут напасть. Даже допустим, что каким-то чудом мы долетели, это все мелочи в сравнении с тем, что Земля вот уже 832 года находится под властью Амордонтов.

– Я вернусь через полчаса, – сказала она, мысленно уже находясь где-то далеко. – И не волнуйся ты так, у нас все получится. Я видела сон. Вот отстыкуемся, я тебе все подробно расскажу. – Она надела очки ночного видения и вышла под купол.

И так мне стало обидно, слезы навернулись на глаза. «Все, все, чего мы добивались: страховки, медицинское обслуживание, стабильная работа для нее и высшее образование для меня, все коту под хвост из-за сна? Вот возьму и специально сделаю так, как она говорит. Завтра она локти будет себе кусать, и мы вернемся. Нам, конечно, впаяют штраф, еще какие-то полгода будем жить внатяжку, и мама увидит…»

Я нехотя пересела в свое инвалидное кресло на антигравитационной подушке и полетела в пилотную кабину готовиться к отсоединению от поселенческих швартовых крюков и вылетать из-под купола колонии.

Через полчаса входной шлюз открылся, и мама втянула какой-то контейнер.

– Что ты притащила? – от контейнера исходила вонь. – Фу! Что это такое?

– Кристаллы дилитию в заводской упаковке, собственной персоной. Думаю, их можно продать. Где-то толкнем и выручим копейку или провиант.

– Где ты их взяла?

– Помнишь моего начальника Николая Дмитриевича, мерзкое хамло? Все время щиплет подчиненных женщин. Меня так больно ущипнул, до слез. Я ему по морде заехала, а он ржет, как лошадь. Ну, думаю, подожди. А на прошлой неделе его обокрали.

– Я слышала об этом.

– Воров чуть не поймали, поэтому они кое-что из украденного просто бросили. А я скрыла.

– Тебя могли поймать!

– Не могли. Я прятала их в его же хранилище. Оно опечатано полицией, и туда никто не заходит, а если бы зашел, и что с того…

Я смотрела на маму и не узнавала ее. Такой хитрости не ожидала. Тем временем я зафиксировалась в пилотном кресле, мама – в соседнем. Мне все казалось, что она вот-вот меня остановит, пока я нажимаю клавиши бортового компа, казалось, что вот сейчас у нее сердце дрогнет, и она должна меня остановить. Но нет.

– Стыковочная станция запросит отчет, почему это мы улетаем.

– В договоре указано положение о путешествии. Мы можем слетать на экскурсию.

– Они на это не поведутся, – я отправила запрос на отстыковку.

На мониторе появился дежурный станции:

– Бандура Один, Бандура Один, система приняла запрос на отстыковку и выход из-под купола, в чем дело?

– О, Дазай, привет, – весело и приветливо отозвалась мама. – Мы улетаем, оформи нам пропуск.

– Куда это вы ночью вздумали лететь?

– На экскурсию.

– Куда?

– Здесь два дня лету, музей примитивных передвижных средств. Моя дочь, кстати, познакомься, Соня, это Дазай. Дазай, это Соня, – я без энтузиазма помахала рукой, – пишет доклад на эту тему для поступления в университет, поэтому нам надо слетать. Мы за неделю обернемся, согласно положениям договора пункта 5 дробь 2.

Дазай улыбнулся. Выражение его лица говорило – все бабы дуры.

– Ну что ж, счастливо. Вылет разрешаю, – Дазай отключился.

Наш космолет класса «жилой», модификации ПР под названием «БАНДУРА» вылетел к Земле. Мне казалось, от меня оторвали удачу, успех и вообще все шансы на хорошее будущее.

Для того чтобы вы поняли мой пессимизм, надо ознакомить вас с курсом истории за четвертый класс общеобразовательной школы.

832 года назад людей выгнали с планеты Земля. То есть последний человек покинул Землю 832 года назад, а поперли нас с родной планеты раньше. Началось все с того, что инопланетяне, которые называли себя Амордонты, прилетели на Землю, когда она была в таком страшном упадке, что, говорят, и человечность потерялась.

Так вот, эти Амордонты предложили свою помощь в спасении человечества и планеты. Не то чтобы люди с радостью согласились, но я считаю, особого выбора не было. У расы Амордонтов цивилизация была более развита, чем наша. И вот спасали они, спасали, и все успешно, пока не выяснилось, что человек – такая зараза, что не может жить в гармонии, не уничтожая и не убивая природу.

Более цивилизованные Амордонты решили это дело почти бескровно. Они выгнали человечество с Земли. Некоторые попытались оказать сопротивление, но явно не дотягивали до хоть сколько-нибудь организованной силы. И в честь того дня в созвездии Лебедя даже есть памятник с вечным огнем. Чтобы мы помнили, откуда мы и куда должны вернуться.

Конечно, нам дали координаты, где можно было бы прислониться, но только и того, что прислониться. Планеты, пригодные для жизни, надо было осваивать, зарабатывать потом и кровью. Но и тех на всех не хватило. Отдельные группы изгнанников пытались вернуться, и надо сказать, что они не долетели даже до орбиты Земли. Охрана планеты безупречна.

Чтобы не возиться с планетарным освоением, люди группируются в космические колонии и поселения. Грубо говоря, стыкуются между собой несколько космических кораблей различных модификаций, запускают купол, под которым удерживается кислородная атмосфера, вот вам и город посреди космоса. В каждом могут быть свои законы и обычаи. Свои правозащитники и свои вожди.

Нам с мамой повезло присоединиться к колонии «Персиваль». Минимум преступности, приличное образование, люди приветливые. Конечно, надо было тяжело работать, чтобы пробиться, особенно матери-одиночке, такой, как моя мама, да еще и с дочерью калекой.

Отдельно о моей болезни. Я не хожу. У меня синдром Ойзерстраха. По неизвестным причинам люди не могут двигаться. Это притом, что в наше время можно внедрить в мозг чип, через комп давать команды – и тело будет двигаться. Но не в случае Ойзерстраха. Ни причин, ни объяснений. Косит только молодых. Прогрессивное лечение есть, и оно лечит, но не излечивает.

Вот в этих раздумьях о случившемся мою маму и осенило.

– Ты понимаешь, снится мне: ты идешь ко мне. Веселая такая. Подходишь и показываешь, что ноги босые и такие грязные, как в… Даже не знаю, с чем сравнить. И мы так смеемся над тобой, а я смотрю, а у меня тоже грязные ноги. Вот и все.

– И мы сорвались с места, потому что тебе приснились грязные ноги?

– Ну не только это, ты шла ко мне, смеялась.

– Ты в своем уме? С чего ты вообще решила, что это на Земле происходило?

– Я очень реально чувствовала воздух, запахи. Такого я нигде не встречала.

– Сумасшествие какое-то.

– Я вижу, что ты недовольна. Соня, поддержи меня хоть раз.

– На самом деле, этот «хоть раз» наступает каждый удобный для тебя раз. Ты всегда так говоришь. И в какие разы я тебя не поддержала?

– Боишься потерять свое насиженное место? Здесь тепленько, уютно. Хлопот минимум.

– Да, боюсь! Ты забыла, как мы скитались?! Ты забыла, как нас ограбили дважды одни и те же грабители? Ты забыла, как нам приходилось дрейфовать в темноте, пока нас не подобрали космоцигане? Ты сама плакала и спрашивала «… когда это все закончится?» Вот мы устроились, а ты все разрушаешь!

– Ты думаешь, ноги тебе даны только для того, чтобы красиво свисать с моднявого кресла? Чтобы болтались, как движетели без напряжения? Мне тоже страшно. Кроме сна, ко мне пришло понимание – мы всегда вот так будем жить, и никогда не будем до конца счастливы. Всегда будут только полумеры. Я добьюсь, чтобы ты ходила, даже если мне придется идти пешком до самой Земли.

– Да добивайся ты, чего хочешь! Я иду спать, – я пересела в инвалидное кресло и полетела в свою комнату.

– Напомни мне эти слова, когда действительно пойдешь! – крикнула мне в спину мама.

Через месяц полета меня все сильнее душила обида. Подсчеты показывали, что на максимальной скорости мы доберемся до Земли через полгода. На базаре заправочной платформы, случившейся нам по пути, никто наши кристаллы дилития не купил. Мы продали единственное мамино кольцо и золотую цепочку, что мне подарили на день рождения. Купили дешевый продпакет и топливо.

Перебирая мысленно в тысячный раз свои обиды, я решила прочистить наши фильтры. Система уже сообщила, что очистка завершена на 98 %, в коридоре послышался грохот заслона. Мама прибежала ко мне в пилотную:

– Ты слышала? Как ты думаешь, что это?

– Не знаю, если бы проникновение, завыла бы сирена.

– Может, она неисправна?

Я стукнула рукой по панели компа и сразу же заверещала сирена. Спокойный тон бортового громкоговорителя сообщил о проникновении на борт неизвестного организма.

– Какое у нас есть оружие?

– Огнетушитель.

– Черт, а где наша железка?

– У входа. Давай к спасательному модулю, там закроемся, – мама шла впереди с огнетушителем, я сзади летела в своем кресле. Вдруг мы увидели, что дверной проход-шлюз к механическому отделу погрызен. То есть, скорее всего, от стены вкусно откусили.

– Оно что, жрет все подряд?

– Скорее лети вперед, возьми железку, – мама встала между мной и этим укусом с огнетушителем наготове. Я подлетела к выходу, схватила железный прут (вещь на все случаи жизни) и крикнула:

– Нашла!

И в этот момент на меня прыгнуло чудовище, похожее на переплетение нескольких хвостов, сросшихся в голове. Нельзя было разобрать, чудовище смеется или кричит. Пасть открыта на всю ширину, а острые зубы тянулись откусить мне голову. Сил не было сдерживать это бешеное создание, но в этот миг из-за его спины мама протянула руку и схватила эту тварь за щеку. Она потянула его на себя, и чудовище с разворотом упало на нее. Я подлетела к ним и ткнула твари прутом в глаз. Чудовище завизжало и приготовилось прыгнуть на меня. Я немного снизила кресло, словно нарочно подставляюсь. Тварь прыгнула, я резко направила кресло в сторону, и она влепилась в стену.

– Соня, бей!

Я ударила, что было силы. Удар пришелся по затылку, и животное ударилось мордой еще раз. Я била и била, пока чудовище не сползло на пол. Оглянулась на маму, у нее текла кровь из раны на плече.

– Оно мертвое? – тихо спросила она.

– Не знаю.

– Надо его чем-то связать.

– Я принесу цепь для лебедки, – мне что-то показалось, и я быстро обернулась, но все было по-прежнему. А когда я вернулась, чудовище уже было на ногах, и мама поливала его из огнетушителя.

– Гони его в модуль, я его там запломбирую!

Мама пустила давление огнетушителя на полную и оттесняла чудовище к модулю. Я приготовилась мгновенно закрыть шлюз. Только мама загнала чудовище внутрь, шлюз закрылся.

Страшный крик раздавался из-за шлюза. И тут мы услышали, скрежет металла, ломки конструкции.

– Оно его грызет! Оно вырывается!

– Быстро, в пилотную, – мама потянула мое кресло и затолкала меня в пилотную.

– Бандура, отстрелить спасательный модуль, – приказала она.

– «Админ, вы уверены, что хотите выполнить это действие?»

– Да!

– Спасательный модуль отстрелен.

За несколько недель мамины раны зажили, а я вроде смирилась с нашим полетом. Живы, и слава Богу.

Однажды, когда мы были на подлете к Мимасу, я заметила, что к нам прицепился двухместный скутер.

– Какая наглость. Мы сами едва ковыляем, а он уцепился и путешествует за наш счет. Сними его, – разозлилась мама и ушла варить супчик.

– Это надо задействовать внешнюю лапу. Энергии жаль. Я попытаюсь его напугать полицией, – крикнула я ей вслед и взялась за дело запугивания:

– Внимание! Скутер 315, вы незаконно прицепились к нашему… крыльцу. Отстаньте немедленно, я вызову полицию, – на мониторе появилось лицо симпатичного парня.

– О, привет, – радостно поздоровался он, – меня зовут Манула. Позвольте мне немножко пролететь с вами. Вы все равно летите к Мимасу.

– Мы едва дотягиваем до Мимаса, еще и тебя тянуть? Это отнимает у нас 2–3 Кд, которые мы могли бы сэкономить.

– Ну, подумаешь 2–3. Это мизер. Люди, давайте дружить!

– Я вызову полицию.

– Такая красивая девушка не может быть такой злой.

Я закатила глаза под лоб. От такой банальности меня воротит.

– Как хочешь. Я предупредила.

– Даю сто против одного, что ты не вызовешь полицию.

Я набрала номер полиции и нажала вызов.

– Да что с тобой такое? Как будто я крохи у нищего отбираю.

– Поверь мне, ты и понятия не имеешь…

– Настолько плохо?

И я рассказала ему, что нам лететь до Земли, а ресурсы на нуле.

– Люблю я авантюристов. Может, вы будете первые, кто ступит на старушку, за последнюю тысячу лет. Давай так, я вам подскажу, как добраться за дешево к Земле, а вы все же дотянете меня до Мимаса.

– Ты говори, а я подумаю, чего стоит твое предложение, – а через два часа, когда мама увидела, что я все еще не сбросила с прицепа Манулу, стала требовать объяснения. – Он подсказал, как добраться до Земли.

– И как же?

– Так же, как он. Автостопом. Близко к орбите Земли есть посольство землян. Они управляют экспортом всего земного. Туда ходят большие крейсеры. Если зацепиться за пузо и держать четкую дистанцию, то мы даже попадаем под их защитное поле, и нам ничего не угрожает. И затраты энергии только на жизнь.

– А это идея. Наша внешняя лапа надежная?

– Придется ею пожертвовать. Заклиним ее, а потом отломим.

– Ну, ладно. Дело за главным – зацепиться.

На подлете к Мимасу Манула отцепился и исчез в своем направлении. Мы же узнали, когда отходит крейсер к Земле, купили припасы воздуха, воды и пищи и полетели немного вперед, чтобы зацепиться на пути. Владельцы крейсеров очень тщательно следят, чтобы зайцев не было.

Через восемь часов показался крейсер. Мы уже стояли «под парами». Финт заключался в том, чтобы зацепиться до того, как крейсер наберет полную скорость. Позже мы его и не догоним, и защитное поле нас не пропустит. За штурвалом сидела мама. Я руководила лапой.

– Вылетаю на путь крейсеру. Снижаюсь, чтобы он прошел над нами. Выставляй лапу. Немного подними ее.

– Нет, нельзя. Он может ее снести, – нас трясло, как сердцевину в скорлупе ореха. – Ой, ё… Ты посмотри, сколько здесь уже прицепилось!

– Сколько занято. За что же здесь зацепиться?

Мы насчитали четыре малолитражных космических корабля. Они, как рыбки-прилипалы, плыли туда, куда плывет их «рыба».

– Обходи их и уцепись вон там.

– Лапу нацелила.

– Лечу к тем перемычкам, они статичны.

– Поддай газку, – мама направила Бандуру прицельно к выступу. Крейсер набирал скорость. – Мы не успеваем! Скорее!

– Это максимум!

– Еще немножко! Ну, капельку!

До перемычки оставалось каких-то метров 8-10, и мы явно начали терять скорость. Разрыв увеличивался. Вдруг из-под нас вынырнул скутер. Он подхватил нашу лапу своим электрическим крючком и потянул к перемычке.

– Смотри, это Манула! Убавь мощность лавирования, это придаст скорости.

– Уменьшила.

Манула дотянул нас до перемычки, и я сомкнула крюки на полную, так, чтобы они зацепились друг за друга и заклинили. Манула отцепился и улетел, даже не попытавшись зацепиться сам. Мы сбросили скорость, поймали равновесие, запрограммировали компьютер на нужную дистанцию, и выдохнули с облегчением.

– А что же твой друг сам не зацепился?

– Ему в другую сторону.

Позже я написала Мануле благодарность в блог, и мы перебрасывались сообщениями, дружили в инете.

Летим к Земле. Крейсер ускорился на максимум, и на месте будем через месяц.

– Амо, это точные результаты?

– Да.

– И нет никаких сомнений?

– Земля умирает. Это видно невооруженным глазом! Какие могут быть сомнения? Правитель, прошу вас, отправьте посольство к людям.

– Амо, ты понимаешь, в каком мы положении? Сначала мы их выгнали, а теперь просить… Ты слышишь – ПРОСИТЬ? Помнишь их сопротивление?

– Да.

– Мы уничтожили их безжалостно.

– Пора признать ошибки.

– О, моя милая Амо, боюсь, мы не только признаем ошибки, но и добровольно возьмем на себя нахлебников. И мы не можем быть уверены в том, что все дело в людях. Нет никаких гарантий, что как только они здесь объявятся, все станет лучше.

– Можно впустить не всех.

– Впусти одного, и тут же всплывет «право» всех остальных. Им не понять, как это трудно – спасти планету.

– Это их дом. Они уже так давно в ссылке, что должны ценить то, что есть.

– Да еще и этот посол на орбите. До чего противный, наглый тип. Как мародер.

– Мы можем пойти в обход него.

– Где сейчас их правительство?

– За Мейстримом.

– Собирайся. Будь готова к пренебрежительному отношению, к упрекам и стыду. Люди такие.

– Поняла тебя, Правитель.

Правитель тяжело вздохнул. Он не исключал варианта, что теперь Люди станут требовать изгнать Амордонтов с Земли. Изгнанниками они не станут, но это затяжной конфликт.

– Нам бы какой-то случай, какую-то счастливую случайность… Чтобы начать возрождение с доброго дела. Тогда и просить бы не пришлось.

– Я присмотрюсь к обстоятельствам.

За этот месяц мы пересмотрели кучу фильмов, навели порядок в Бандуре раз триста, ели противный паек, время от времени ссорились и мирились. Зарядили самозарядные аккумуляторы и починили, что можно самим починить. В конце пути отломили лапу и отстали от крейсера. По-тихому все «зайцы» отстали и полетели мимо Земли. А мы притормозили и просканировали пространство:

– Вот здесь – посольство, а здесь швартуются крейсеры. Видишь, как далеко от планеты? Сто против одного, что ближе никого не подпускают.

– А вот это движение, что такое?

– Бандура, увеличить этот квадрат.

– «Максимальное увеличение», – Бандура развернула камеры, и мы увидели посадочный коридор, по которому поднимались и садились космолеты самих Амордонтов.

– Нам надо туда, – с восхищением сказала мама. – Сами траекторию мы не просчитаем, неправильный градус – и атмосфера нас отбросит.

– Смотри! – я указала на посольство. – Видишь вон те катера? Это охрана посольства, они не дадут нам даже пукнуть возле орбиты.

– Бандура, просчитай кратчайший путь к посадочному коридору.

– «Админ, подсчет выполнен», – Бандура высветила на мониторе траекторию и показала время.

– 7 минут. За 7 минут долететь, чтобы не поймали, войти в коридор, автопилот на посадку. И все равно нам не хватит энергии, чтобы тормозить.

– Кристаллы! Напрасно мы их везли такое расстояние? И полетим мы не кратчайшим путем, а сделаем круг и зайдем в коридор с противоположной стороны.

– Но эти кристаллы могут спалить нам всю систему! Это самоубийство.

– Я думаю, это судьба.

– У твоей судьбы нет здравого ума! И у тебя тоже. Мы просто упадем пеплом на праматерь человечества.

– У тебя есть другие предложения?

– Есть. Я думала, мы обратимся в посольство, начнем переговоры.

– Я знаю этих политиков. Нас попрут, а домой лететь уже не на чем. Или бомжевать здесь, или идти до конца. Я пошла заправлять кристаллы, – мама посмотрела на меня с любовью. В ее глазах был огонек одержимости. – Верь мне, Соня! У нас все получится! Натягивай скафандр.

Мама бросалась в омут с головой, и я с ней. Что ей там делать, в том водовороте без меня? Как это тяжело отрываться от спокойной, упорядоченной, привычной жизни. Страшно становиться на порог неизвестности. Как трудно было ей, моей маме, не отчаяться и идти до конца. Но как страшно, когда ты прибыл, а тебя никто не ждет. Со слезами на глазах понимаешь – это конец, и повернуться ради предательского желания жить сгорая, нельзя. Нет, я не верила в ее сон. Не шла за чудом. Я не хотела быть озлобленным врагом маме.

В посольстве:

– Капитан, к Земле направляется космолет – жилой ПР «Бандура Один».

– Что?

– Они на подлете к коридору.

– Перехват.

– Невозможно. Они уже у самого коридора.

– Как?

– Зашли с темной стороны.

– Где наши патрульные с той стороны?

– Смена караула. Еще никто не заступил.

– Черт бы вас всех поберал!

– Кто же знал, что в наше время есть такие сумасшедшие, которым еще что-то нужно на Земле.

– Расслабились?! Всех уволю к чертям собачьим! Вызвать посла в наблюдательный! У нас непредвиденная ситуация.

Посол, совершенно не волнуясь и жуя бутерброд, нехотя появился в наблюдательном.

– Что такое, опять ваши служаки пар выпускают?

– Проникновение на Землю.

– Что?! Кто? Как?

– Космолет зарегистрирован на Татьяну и Соню Зиченко.

– Перехватить их! Немедленно!

– Уже не успеваем.

– Вызывайте их!

– Внимание! Бандура Один, Бандура Один, вас вызывает станция ПОСОЛЬСТВО. Приказываю, отвечайте послу доброй воли Варенухе.

На мониторе появилось изображение двух женщин в скафандрах.

– Вы кто? Поворачивайте немедленно!

– Господин посол, меня зовут… – начала мама.

– Да плевать, как вас зовут! Поворачивайте! Вас сейчас собьют Амордонты!

– Собьют, так собьют. Нам крайне необходимо на Землю.

– Вы нарушаете и так шаткие отношения между нашими расами. Вы нарушаете договор номер… не помню, какой номер!

– У нас срочное дело, – спокойно сказала мама.

– Какое дело?

– Экскурсия, – и мама отключила связь, поскольку мы уже входили в коридор, и Бандура начала программу приземления.

– Дуры бабы! Какая может быть экскурсия во вражеском стане! Что б вы провалились! Идиотки! – от гнева у посла надулось пузо, одна пуговицу на рубашке расстегнулась, и стало видно пуп. – Все наши связи с Амордонтами коту под хвост! Моя карьера коту под хвост! Их собьют, а мы еще и извиняться будем.

– Но не сбивают, – спокойно ответил капитан.

– Не волнуйтесь, они все равно упадут, – вмешался оператор слежения. – Чтобы сесть, понадобилось бы облегчить вес космолета, а это, как минимум, отстрелить спасательный модуль, а чтобы тормозить, понадобились бы мощный реактор и кристаллы дилития, самые мощные. Вряд ли у них такие есть. Они очень дорогие, а вы посмотрите на их рваную лачугу.

– За столько веков уже должно было отмереть всякое желание возвращаться. Мы сможем заявить, что эти несчастные, которые сбились с курса и случайно нарушили запрет?

– Смотрите, смотрите! Они входят в атмосферу. Их не сбивают.

– Святые угодники! Они идут на посадку, и их не сбивают! – дежурный капитан, посол Варенуха и оператор дружно проглотили слюну и склонились над радаром слежения.

Нам повезло.

Загибайте пальцы: Повезло с кристаллами, повезло, что их никто не купил, повезло со сбросом спасательного модуля, повезло с Манулой. Нам невероятно повезло проскользнуть мимо охранников посольства, нам повезло войти в коридор, в атмосферу… И нам чертовски повезло приземлиться на планете Земля.

При приземлении наша Бандура совсем развалилась. От перегрузки мы потеряли сознание. Проснулись в госпитале, в окружении заботливых Амордонтов.

Мама рассказала им нашу историю, и после короткого молчания переговорщик и теперь уже наша подруга Амо сказала, что все Амордонты считают нас героинями.

Меня начали лечить. Я стала ходить не сразу. Только через полгода сделала свои первые самостоятельные шаги. За это время маму пригласили работать главным послом Землян в посольстве на Земле. Правительство людей восприняло мамино назначение как ультиматум и покорно согласилось, потому что это стало первым шагом к посещению Земли.

В конце того тяжелого, но счастливого года мы бродили с мамой босые по пляжу. Смеялись и пачкали ноги в песке.

Выяснилось, по всей планете стал происходить странный процесс умирания. Экологически чистая, возрожденная и прекрасная природа по неизвестным причинам перестала восстанавливаться. Амордонты-ученые выяснили, что это началось, когда выгнали людей. Перестало происходить преобразование неживой материи в живую. Но политики и гордыня не давали Амордонтам признать, что мы нужны Земле, а Земля нужна нам. Обоим расам нужен был какой-то прорыв. И он произошел, когда моей маме приснился сон.

КОНЕЦ

МОЖЕТ…

– Откуда они приходят?

– Из недостроенных домов.

– Из каких именно?

– Это неважно, главное, чтобы были стены и окна.

– Почему именно в них проход?

– Потому что их еще не принял хозяин. Я здесь один такой знаю, пойдем туда.

– Что ты собираешься делать?

– Собираюсь прикончить гада.

– Но как? Мы уже пробовали всякими способами.

– Вы не знали того, что знаю я. Скажи мне вот что: среди них были старики? – спросила я, отметив про себя, что этот мальчишка меня разглядывает. Для него я использовала внешность блондинки со смуглой кожей, светло-серыми глазами, по стилю – байкер; совсем не то, что я есть на самом деле, но этому парню нравилось.

– Угу. Мерзкие такие, – ответил пацан. Он был ещё совсем мальчик, лет шестнадцати, лицо усеяно веснушками, заинтересовано-сердитый вид. У него за спиной всё время мелькали тени, от этого он вздрагивал и оглядывался. Недоверчиво всматриваясь в мои глаза, он почти спрашивал, замечаю ли я эти тени и его дёрганность, но всё же не решался задать этот вопрос прямо. Я предпочла пока не подавать виду, что всё понимаю. – Думаю, что это какое-то бессмертие, – уверенно констатировал он.

– Технически всё наоборот. Это заклятье смерти по какой-то одной причине. Ни по какой другой причине он умереть теперь не сможет.

– Вот так просто?

– Нет, не просто. Вот ты, например, знаешь, на что именно он заклят?

– Нет.

– Чем ты уже пробовал его упокоить?

– Ну, как положено: святая вода, серебро, святое дерево, молитвы, даже заклятия.

– А если он наложил такое заклятие «умру от чего-то неземного»? – спросила я дурашливо.

– Не вижу смысла в таком заклятии. Можно же пойти в музей, взять там камешек с Луны – и конец ему.

– Не скажи, если он указал, от чего именно должен умереть, и оно не с этой планеты, то это своего рода заклятие бессмертия. Если он стареет, мучается всяческими болячками, но живёт, то я приблизительно представляю, что это за заклятье. И способ передвижения через недостроенные дома это подтверждает. Возможно, оно передается в роду из поколения в поколение, поэтому они его придерживаются, и живет он тоже на этих землях, потому что именно в этих краях зародилась эта магия. Именно в этом заклинании есть один изъян – эти твари плохо размножаются. Самка родить может только раз в сто пятьдесят лет.

– Подожди, ты говоришь, что эти твари раньше были людьми?

– Да.

– И что это нам дает?

– Это дает нам подсказку, что он не слишком грамотный в области заклинаний бессмертия. Два-три заклятия – это еще не могущество. Минус в том, что он может плодиться. Ну вот, мы и пришли, – Недостроенный двухэтажный дом походил на ограбленный особняк.

Мне стоило усилий создать его тут, в чужом воображаемом мире, главным образом из-за того, что здесь вообще не было чего-нибудь статичного. Дорога, по которой мы шли, то менялась с заросшей на вытоптанную желтую ленту, то становилась потрескавшейся коркой высохшей грязи поверх бетона. Вдоль всего пути то вдруг вырастали дубы с кленами, то рассыпались на кусты, с которых немедленно опадала листва. Весь мирок этого мальчика состоял из только что придуманного, и как только оно оказывалось за его спиной, карикатурно изменялось. Неестественные, словно слепленные оплеухами из глины твари, крались за нами по пятам, кривлялись и шептали. Но стоило напарнику оглянуться – всё исчезало, и белый свет существовал только вокруг нас.

– Смотри, что я буду делать, и молчи, мотай на ус. Становись за мной, перед порогом. Начали. «Ведите меня, двери. Покажите мне, окна. Кто ходит в вас? Кто глядит сквозь вас? Кто пути ищет для дела лихого?»

Придуманное наскоро заклинание не вызвало у юноши никаких подозрений, а визуальный эффект подтвердил его действенность. Дом покрылся стеклянной пленкой, в окнах замерцали образы.

– Ты и представить себе не можешь, сколько швали шляется через такие проходы.

Я выбрала нужную нечисть, схватила и вытянула к нам. Напарник от испуга отступил назад, огляделся и, подняв с земли корягу, приготовился защищаться.

– Какого черта? – закричало то черт знает что, которое я вытащила.

– Это ты меня спрашиваешь? Ну ты даешь, подлюга. В этом мире таки действительно нечисть обнаглела.

– Как ты смеешь? Ты знаешь, кто я? Я тебя сейчас…

– Замолчи, – сказала я облачённому в синий фрак и черные замызганные штаны лысому старику с желтовато-черной кожей. Все видимые части его тела были грязные, а вокруг рта – засохшая корка, к тому же, зловоние от него исходило адское. – Не мешай. Помощник, где ты там? Смотри сюда, – обратилась я к перепуганному напарнику. – От чего умрет это несчастье, от того же умрет и его выводок. Если будет корчить из себя большого повелителя тьмы, дай подзатыльник. Больше цинизма, а то расплодились здесь на душах человеческих. Ты меня понял? – помощник закивал головой. – Вот от чего он сдохнет. – Я достала из-под лацкана пиджака нечисти малюсенькую иголочку.

– Стой! Не делай этого! Я дам тебе все, что захочешь: деньги, власть, все-все, что захочешь… – глядя на иглу, жалостливо скулила тварь.

– А здесь, помощник, будь осторожен. Когда он предлагает подкуп – главное, помни, что ничего из того, что он предлагает, у него нет. Единственное, что он может, так это сделать из тебя своё подобие.

– Не верь ей. Не верь. Я могу… – он не успел сказать, что он там может, я сломала иглу.

Помощник посмотрел на меня с подозрением.

– А что он может?

– Он мог бы сделать из тебя своего заместителя.

– И все?

– Ну не скажи, все-таки вторая должность в иерархии.

Ветер уносил песок к дороге… Как с того света, каркнула ворона… Мальчишка, удивлённый тем, с какой лёгкостью она убила чудовище, пошел следом, но всё время оглядывался, то ли пытаясь запомнить это место и дом, то ли опасаясь нападения со спины. Он старался идти в ногу, пытаясь припомнить, говорила ли она своё имя.

– Дальше дело за тобой, – нарушила молчанье девушка-байкер, одевая перчатки, – ты должен выловить потомков. У них у каждого своя игла; сломаешь иглу – убьешь подлюгу.

– А как? У меня нет силы отслеживать их, я не могу открывать проход.

– Я научу тебя, – и колдунья показала ему, как это делается, и наделила силой. – Теперь прощай, истребитель кощеев. – Сказала она с иронией, но и с уверенностью, что у него всё получится.

– Подожди. Хотел спросить тебя – если ты знаешь больше заклятий, значит, ты странствуешь в других мирах?

– Иногда.

– Можно и мне с тобой? Ты еще сможешь многому меня научить.

– Сейчас меня ждут в другом месте, но когда ты справишься с этим заданием, тогда может…

– Когда ты вернешься?

– Скоро.

МОЖЕТ…

– Привет. Ну как ты тут? Слышала, ты истребил тварей.

– Привет, – ответил напарник с тем же сердитым видом, только сейчас он сидел на полу своего неухоженного дома. Мир за его спиной не шуршал и не шептал, не собирался в уродливые тени, которые замечаешь краем глаза. В напарнике появилась уверенность и мужское суровое упрямство. Его дом хоть и был сколочен из всякого старья, но он был нерушим, и здесь чувствовался покой. – Видишь, вот мои успехи, – он показал мне, что вместо ноги у него деревянная культя.

– Классная штука.

– Ты что, издеваешься?

– Да нет, правда. Туда еще можно серебряный штырь вставить. Знаешь, такой, выкидной. В случае опасности убьешь любую тварь.

– Нет, ты точно издеваешься. Ты глупа или слепа? Не видишь, что я калека?

– Не ори, я вижу. Просто не делаю из этого трагедии.

– Я теперь никому не нужен, а ты не хочешь «делать из этого трагедию»? Да ты просто бездушная тварь.

– Все поправим. Нужно просто заново научиться ходить. Будет даже лучше, чем было.

– Я не могу. Я еще до сих пор ее чувствую, она даже чешется.

– Это пройдёт.

– Послушай, ты говорила, что знаешь много заклятий, так наколдуй мне ногу!

– Заклятий я знаю много, но ни одного такого, которое наращивает ноги.

– Ты врешь! Как тогда! Ты сломала иглу до того, как он сказал, что может, благословив меня, дать мне власть большую, чем твоя.

– Ты узнал и сам. Я знала, что ты узнаешь. Вернее, я знала, что они все будут тебе это внушать.

– То есть ты специально послала меня за ними, не сказав об их настоящих возможностях?

– Да.

– Ты что, какой-то безумный ученый, который ставит на мне эксперименты?

– Понимаешь, опыт показывает, что шрам, который получаешь в первой битве, не просто носишь всю жизнь. Ты будешь помнить этот опыт, и именно он будет удерживать от искушений, которые встанут перед тобой. В конечном итоге, именно этот фактор может удержать тебя от ошибки и будет напоминать, на чьей ты стороне.

– Я уже ничего не понимаю.

– Все это, что сейчас происходит – это все о тебе. Это твоя история. Имеет значение только то, что тебе нужно пережить, только твой опыт. Остальные не имеют никакого значения, даже я.

– Ты хочешь сказать, что я какой-то избранный, что ли?

– Избранных не бывает, или, если хочешь, избранные – все, во всех мирах.

– Выходит, ты распорядилась мной, как сама захотела. Как будто, я не живой.

– Я не распоряжаюсь тобой. Ты переживаешь свою судьбу, я только немножко помогаю.

– Но кто ты такая, чтобы влезать в мою жизнь? Мне не нужна твоя помощь!

Мне ничего не осталось, как развернуться и уйти, но далеко идти я не собиралась. Поэтому он сидел еще долго. Молча, а вернее – не зная, что говорить, куда и кому, как ребенок, который беспомощно сидит на одном месте и не может развернуться, потому что ещё не умеет. Приду к нему завтра. Завтра ему будет не так страшно и не так тяжело.

СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ

– Чего приперлась?

– Думала, может, ты передумал.

– Я не передумал.

– Ну, не передумал – значит, так и будет. Давай просто посидим и подождем.

– Чего подождем?

– Будущее. Оно как раз сейчас должно наступить, – колдунья из воздуха сотворила часы со сверкающим циферблатом и мигающими зелёными стрелками, которые отсчитали три минуты.

– Ну и что? – прервал тишину напарник.

– Ничего.

– Ну, тогда уходи прочь.

– Не могу.

– Почему?

– У меня здесь свое дело.

– Именно здесь, в моем доме?

– Да.

– Какое дело?

– Мое дело помочь тебе встретить будущее.

– Иди отсюда!

– Ты видишь хоть какой-нибудь смысл в этом разговоре?

– Не вижу. Ты пользуешься моей беспомощностью.

– Беспомощностью? Это мне говорит охотник на всякую нечисть? Пойми, это только начало твоей истории.

– И что же меня ждет?

– Наконец ты спросил главное. – Я присела к нему на пол, а помощник поджал свою культю, как бы защищая её. – Тебя ожидает жизнь и смерть в дурдоме. Ты должен пройти сквозь эмоции и хаос. Твоя основная задача – сохранить себя.

– Вот так выстрел. Ты и в самом деле думаешь, что я вот так добровольно пойду в дурдом?

– Пойдешь. Ты должен.

– Я никому ничего не должен.

– Конечно, у тебя есть выбор: или остаться здесь, или пойти туда, куда я говорю. Я хочу, чтобы ты понял – если нужно будет, я сделаю так, что выбора у тебя не будет.

– Ты сумасшедшая, – он отполз назад, – ты не можешь меня заставить.

– Могу. Но есть причина, по которой тебе лучше самому согласиться.

– И что же это за причина?

– Я всё знаю про тебя, ты думаешь, что я не заметила теней и шепота, не заметила твоей неспособности самому прогнать свои страхи, не заметила, что этот мир очерчен темнотой и, кроме тебя, в нём нет других людей? Ты находишься в кошмарах, порождённых собственным умом, и в первом своём сражении ты проиграл безумию. Я показала тебе, как с этим бороться, и посмотри – ты стал сильнее.

Напарник звучно рассмеялся, но в его смехе была горечь и обречённость, иначе чем еще объяснить, что на культе, как заново нарисованная, появилась полностью сформированная нога. Он шевелил ею, ещё не отдавая себе отчёта в переменах.

– О да, врачи и смирительные рубашки только меня и дожидаются.

– На самом деле тебе уже давно не шестнадцать, тебе сорок три года, ты сидишь в оцепенении и не реагируешь ни на какие раздражители. То, что ты пережил, стало твоим опытом. Это была твоя подготовка, и, выполнив предназначение, ты приобрел способность сопротивляться кошмарам. Обещаю тебе, ты поймешь – потеря ноги, это не потеря. Ты найдешь кое-что намного более ценное, ты найдешь самого себя. Можешь найти.

– Ты знаешь, я наконец-то понял: тебе стоило сегодня прийти сюда, потому что когда ты уйдешь – я и в самом деле почувствую огромное облегчение.

– Значит, по-хорошему ты не хочешь принять реальность?

– Нет! Нет никакой другой реальности!

– Ну тогда не говори, что я не предлагала. Обещать тебе могу только одно – ты станешь настоящим мастером безумия. И вот тебе мой совет – запомни каждое слово из нашего разговора.

– Я никуда не пойду.

– А тебе не нужно никуда идти, ты уже здесь, – помощник вдруг увидел помещение, в котором мы всё это время находились. Оно проявилось в воздухе белыми стенами и решетками на окнах. Белая кровать, стоявшая в углу, говорила о том, что в ней ночевали уже не одну ночь. Я увидела, как помощнику стало страшно, и он закричал, что не безумен. Невидимой для всех остальных тенью я развернулась и ушла. К нему подбежали санитары и, схватив под руки, потащили к койке. Никто не ожидал, что он хоть когда-нибудь заговорит. Даю сто против одного, что его теперь долго не заткнуть.

Я могу проникнуть в любое сознание, могу сотворить свои образы в ваших кошмарах, могу подсказать вам путь, но пройти вы должны сами.

Я ухожу, его голос отдаляется. Пора вспомнить, как звали того парня – и не помню, я уже далеко…

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

ДИТЯ СМЕРТНОЙ ТЕНИ

Жил да был в Долине смертной тени полузолотой человек. И было у него золотое дитя, ребёнок его. Но что ему, полузолотому человеку, с того, что дитя его золотое – ведь кроме него этого и не знал никто. И стал он показывать дитя своё золотое людям.

– Вот, посмотрите, ребенок из чистого золота весь! Нет в нём нигде изъяна.

Но людям и не хотелось о том знать – ни о золоте, ни о ребёнке. И смеялись они над полузолотым человеком. И кривлялись, спрашивая:

– Зачем же ты показываешь его всем, если дитя золотое? Спрятал бы далеко, а то украдут. Нет, наверное, врёшь ты.

В отчаянии от насмешек стал полузолотой человек предлагать людям:

– А вы попробуйте, поцарапайте, поковыряйте. Вы увидите, нет в мире ничего искреннее и чище.

И стали ковырять. Но всё равно смеялись с полузолотого человека. И разозлился тогда полузолотой человек, гнев его обуял, поэтому он решил избавиться от золотого ребёнка. Стал с пренебрежением предлагать его:

– Ай, попробуйте, попробуйте, возьмите, заберите от меня это золото.

Никто не брал.

Однажды подошла к полузолотому человеку Смертная Тень, хотела посмотреть на золотое дитя, на то, как над ним насмехаются. Смотрела долго на то, как злость хвостом нарастала и утолщалась у полузолотого человека. А дитя, поковырянное, сидело у его ноги, играло, не зная, что так не должно быть. И спросила Смертная Тень:

– А где его мать?

– Она не была золотой, телесной она была и не стоила такого ребёнка. В сумраке своем пропала она. Молчание забрало её, и утонула она в темноте.

– А почему ты дитя свое хочешь отдать?

– Смеются надо мной, приходят ковырять его, а мне издевательства в лицо бросают, плюют насмешками в меня. Проклинают.

– Вижу я, что ты такое, – сказала Смертная Тень, – Возьму дитя.

И забрала.

Но что могла сделать Смертная Тень с ребёнком, хотя бы даже и с золотым? Вырастила, как знала. И сделалось из него зло страшное. И не знал этот уже не ребёнок ничего лучше смерти и тени её.

Пришло время, и открыла Смертная Тень ворота одни, которые были у неё, подвластные только ей. Пустила свое чадо на свободу, чтобы жило оно. Пошло зло по миру – и всякая жизнь, которая попадалось на пути его, пожиралась им. Ненасытное это было зло. Отупело, смертным воем выло. И после смерти в пасти злого чада Смертной Тени даже пустота не наступала, потому что и сама пустота пропала во внутренностях его. Не могло быть в мире одновременно двух таких страшных пожирателей, как Пустота и Золотое дитя Смертной Тени.

Была это первая победа в тупом насыщении голода страшного, бесконечного зла чёрного.

Поглотив пустоту, повернуло зло глаза тёмные на людей. Нашествием покатилось, как горный оползень каменный, который начинается с маленького камешка.

Испугались люди. Посылали на борьбу с проклятым злом священников со святыми, заклинателей и волхвов, скотопасов и хитрецов, магов и воров, воинов и невинных. Как людей на Земле, столь многочислен был поток армий человеческих. Шли на борьбу, но падали, как в провал бесконечной пропасти. Становились на бой, и казалось, как на лопасти, стояли на языке его, и в пасти гнили и умирали. Прославленные и безызвестные, без чести и без могил.

И случился мрак страшный по всей Земле. Но в одном селе, скрытом под землей, были ещё люди. Самые старые, и детей немного, и пока в мире были ещё дети, сказки старцы говорили. И в рассказах тех говорили о зле, которое ходит, чтобы люди боялись и прятались. Не помнил никто отваги, грызли давно землю и забывали человеческое.

И не было бы этому конца, если бы один мальчик не родился таким, что мама, родив его в яме страшной, носила в пеленах у сердца. И слушая, как сердце ее бьется, больше ничего кроме этого не знал он.

Когда зло вонючее загнало остаток людей и этого мальчика с его мамой на конец света, чтобы жрать, люди с плачем толкали слабых впереди себя и глаза их от страха угасали, и разум их пропадал, потому резали себе горло и детям своим.

А когда подползло зло, Смертной Тени чадо, к мальчику, который кроме маминого сердцебиение ничего лучше не знал, и посмотрели они друг на друга, маленький мальчик сказал злу чёрному, голодному:

– Ты ничего не можешь.

И в одно мгновение оно пропало. Пропало в мире зло черное – чадо Смертной Тени – Золотое дитя полузолотого человека.

Стало ли всё, как раньше? Вернулись ли герои? Ожили ли невинно убитые? Вернулся ли смысл и пустота? Нет. Так не бывает в мире – и добро так не начинается.

КОНЕЦ

Оглавление

ГОН СОПЛЯКОВ

  ЭПИЛОГ

РЕКОМЕНДАЦИИ К ВЫЖИВАНИЮ

Я, ТОЛЬКО Я?

ТАНЦЕВАЛЬНЫЙ ВЕЧЕР

ГАММАНАЕЦ

ОТЕЦ

ПЕРВОЕ ДЕЖУРСТВО И АНТИПРИГАРНОЕ ПОКРЫТИЕ

СОН В НАСИЖЕННОМ МЕСТЕ

МОЖЕТ…

  МОЖЕТ…

  СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ

ДИТЯ СМЕРТНОЙ ТЕНИ Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg