РОКСОЛАНА КОВАЛЬ ТВАРЬ
Она не плакала. Истерика обошла ее стороной. Лишь подрагивали руки и трусливо поджимались пальцы ног в попытке отстраниться от растекающейся по полу багряной лужицы. Кровавый, вязкий ручеек тянулся от лежавшей в сумрачном проеме Светки. Лина пялилась на ее сивый затылок и ждала, что вот сейчас девчонка повернет голову и обиженно пригрозит ей отомстить.
Как всегда.
Будильник за спиной отсчитывал мучительные минуты, а Светка ни разу не пошевелилась. Какая несвойственная ей неподвижность!
Лина зажмурилась и стиснула зубы. Дрожащая рука все еще лежала на телефонной трубке, но набрать несложный номер милиции она не могла. Боялась? Раздумывала? Нет. Ждала. До последнего ждала, что Светка очнется, и глубокая темнеющая рана на ее виске уже ничего не будет значить.
И они снова будут страстно ненавидеть друг друга.
Нет. Она должна была умереть. А ведь еще не так давно…
1. Не вырванный сорняк
У них была чудесная семья. Так, по крайне мере, считали все. И Лина – в первую очередь. Да и какие в том сомнения? Мама и папа никогда не ссорились, радушно принимали гостей, сами ездили отдыхать к знакомым. Для соседей двери всегда были открыты, и почти каждый день тетя Фая, дядя Миша, тетя Инна, Славик или его брат обитали на кухне, смотрели сериалы, разговаривали по их телефону, сидели в их туалете. Но для Лины это – обычное дело. Так было всегда, и она никогда ничего не имела против.
Одиночество. Она боялась только одного – одиночества.
– Мам, а долго будет это ваше чаепитие? – нерешительно поинтересовалась она, наблюдая, как мама красит перед зеркалом губы. – Поскорее возвращайтесь, ладно?
Мама глянула на нее из глубин зеркала. Лина на всю жизнь запомнила этот взгляд, словно потерявший в лабиринтах трельяжа свое обычное тепло. Мамино лицо показалось ей чужим. Черные глаза – незрячими, черный ореол кудрей – туманным. В этот момент мама выглядела черно-белой, как старая-престарая фотография.
– Тебе нечего бояться, глупышка. Придешь из школы, пообедаешь и спустишься к тете Фае. У нее сделаешь уроки, а вечером мы за тобой зайдем. Что тебе привезти вкусненького?
– Хочу сладкую вату!
– Договорились.
– Мам? Ведь мы всегда будем вместе? Вы меня не бросите?
– Что за глупости? – уже обуваясь в прихожей, удивилась мама.
– Мне кажется, что однажды я останусь одна, – виновато опустив голову и колупая пальцем обои, пробормотала Лина. – Я вам надоем, и вы меня бросите. Забудете где-нибудь на остановке.
– Ни за что! – заверила мама, притянув дочь и чмокнув ее в щеку. – Мы ни за какие коврижки не бросим нашу крошку.
– Обещаешь? Честно-пречестно?
– Честно-честно! Все, бери свой портфель, не то опоздаем.
Но в этот день о ней действительно забыли.
После школы она, как обычно, сразу поднялась к тете Фае. Уж больно вкусные у нее всегда борщи, молочная лапша и манная каша! У мамы никогда такие не получаются: если щи, то кислые, если лапша, то слипшаяся, если манка, то несладкая. И сколько тетя Фая не учила ее делать дрожжевое тесто, булочки все равно не получались. Тетя Фая… она очень-очень хорошая.
– Оторвись, деточка, от тетрадок, – сказала под вечер тетя Фая, когда Лина корпела над математикой. – Я тебе какао приготовила. А-то родители твои что-то задерживаются. С обеда уж пять часов прошло. Поди, проголодалась. Беги на кухню, а я новости погляжу.
– Спасибо, теть Фая! Обожаю какао!
Мама всегда приезжала домой часов в восемь. В этот раз Лина засиделась у соседки до десяти, уже начиная подозревать, что родители решили от нее избавиться. А чем не вариант? Забыть не на остановке, не в универмаге, а у доброй тети Фаи?
Они обе начали поглядывать на часы. Хозяйка, не досмотрев передачу, выключила телевизор, а Лина, не доделав уроки, убрала в портфель учебники. Сидели и молча ждали звонка в дверь.
– Ты посиди, деточка, а я к вам схожу. Одиннадцатый час, ребенку спать пора ложиться. Завтра в школу с утра. Ты не волнуйся, деточка, наверняка, мама уже в пути.
Тетя Фая взяла ключи, закуталась в шаль и вышла. Лина отиралась у двери, прислушиваясь к мертвой тишине подъезда. Мерзкое беспокойство копошилось в грудной клетке. Там, как объяснил папа, находится душа. И она, оказывается, и вправду может болеть! Просто реветь охота от этой боли!
Минут через сорок вернулась тетя Фая. Лина сразу почувствовала неладное. Обычно спокойная, нерасторопная соседка выглядела растерянной, а ее мягкие улыбки в этот раз казались фальшивыми. Неужели тетя Фая умеет врать?
– Твои родители заберут тебя через пару дней. Им пришлось срочно уехать по очень важным делам. Побудешь у меня. Хорошо?
– А куда они уехали? А что за важные дела?
Она засыпала соседку вопросами, но так и не получила ни одного вразумительного ответа. Когда тетя Фая велела ложиться спать, Лина уверилась, что родители все же решили от нее избавиться. А ведь мама обещала, что ни за какие коврижки…
Домой она вернулась только через неделю. Словно ступила в чужую семью, где никому не было до нее дела. Мама тайком плакала, а папа приходил домой пьяный и злой. Они каждый день требовали друг от друга понимания, ссорились по пустякам, припоминали былые обиды. Что с ними происходило? Никто не хотел объяснить! Только и знали: «иди, погуляй», «не задавай глупых вопросов», «не лезь в дела взрослых». Непонятно!
Лина все чаще оставалась ночевать то у тети Фаи, то у тети Нины, то у дяди Миши. Родителей видела лишь по выходным. Но больше не радовалась совместным обедам и прогулкам. Соседи перестали обитать в их квартире, гости больше не приезжали.
Лина терялась в догадках. Но однажды мама позвала ее к себе и раскрыла маленькую тайну. У Лины будет сестричка!
Казалось, Лина радовалась этому куда больше мамы. У них в доме скоро появится ребенок! Это же так классно! Она будет возить коляску, менять подгузники, кормить из бутылочки! А когда сестренка подрастет, будет учить ее ходить и разговаривать. Она научит ее ездить на велосипеде и лепить песочные куличики. Будет помогать зубрить домашнее задание. Здорово!
Мама становилась все толще и неуклюжее. Многие вещи делать уже не могла, потому на Лину обрушился ряд забот. Она терпеливо помогала ей обуваться и разуваться, бегала с поручениями, готовила обед и вставала на защиту, когда отец приходил пьяный. Он все чаще упрекал маму в том, что она решила рожать.
– Это мой ребенок! – сквозь слезы кричала мама. – Я не откажусь от него! Он ни в чем не виноват! И я не виновата!
– А ты обо мне подумала? – в который раз ударил себя в грудь с трудом держащийся на ногах папа. – В чем я виноват? Я должен буду растить его? Подумала, каково мне будет каждый день видеть этого ублюдка? Линка, выйди отсюда! Да ты можешь себе представить, что чувствую я? Ты ждешь от меня понимания? А кто-нибудь… Линка, уйди… хоть раз подумал обо мне?!
Лина закрывала ладонями уши и в отчаянии мотала головой. Она напрасно пыталась понять, что происходит в ее семье. Никто не хотел говорить правду. Все прикидывались, что ничего не знают. Она искренне надеялась, что вскоре все изменится.
И вот она стояла на пороге больших перемен.
Среди ночи мама разбудила их криками. Хватаясь за живот, охала и странно дышала, а потом сообщила, что у нее отошли воды. Папа в ужасе метался по квартире, стараясь отыскать лежавшую на самом виду сумку. Взбаламутил всех соседей, приволок тетю Фаю, чтобы она присмотрела за осоловевшей спросонья Линой.
– Тетя Фая, а когда мою маму выпишут?
– Не знаю, деточка, – зевая и поправляя растрепанные седые кудри, отозвалась соседка. – Спроси у папы, когда он вернется.
– А мне можно будет ее навестить?
– Нет, деточка. Туда никого не пускают. Почему? Потому что новорожденные очень слабенькие и могут заболеть.
– Простыть? Теть Фая, смотрите! Это – моя любимая кукла. Я подарю ее моей сестренке, когда она немножко подрастет.
Она с нетерпением ждала, когда сможет увидеть это маленькое вякающее чудо, но маму все не выписывали. Папа уверял, что все в порядке, но при этом в его глазах стояли слезы, а губы дрожали. А как-то вернувшись со школы, Лина застала тетю Фаю плачущей. В залитой осенним светом квартире стоял гадкий запах валерианы.
– Что случилось? – нерешительно спросила Лина, застыв на пороге и выронив портфель. – Почему вы плачете?
– Ох, деточка... – уткнувшись в мятый платок, всхлипнула тетя Фая и помотала головой. – Присядь, милая. Господи, дай мне сил!
– Что-то с мамой? Ответьте же! Что-то не так с мамой?
– Твоя мама умерла.
Тетя Фая говорила что-то еще, но Лина остального уже не слышала. По мозгам било все сильнее: умерла, умерла, умерла. Оглушительно громко! Чудовищно больно! Невыносимо жутко!
В памяти на бешеной скорости пронеслось столько отрывочных воспоминаний, которым она бы никогда не придала значения. Большой шелушащийся живот со смешно торчащим пупком, оранжевый халат с не сходящимися пуговицами, растоптанные тапки в зеленый горошек – все это мама! И недожаренная яичница, и кислые щи, и подгоревшие булочки – тоже мама! Она – жизнь!
Несправедливо. Безжалостно. Непостижимо.
– …твою маму Бог забрал к себе на небеса.
– Так пусть вернет ее обратно! – неожиданно заорала Лина, вырвавшись из вязкого омута молчания. – Он не имел права ее забирать! Почему он такой жестокий? Почему отнял ее у меня? Как я буду жить без мамы? Лучше бы он забрал к себе меня!
Она билась в истерике, вырываясь из рук тети Фаи. Та пыталась напоить ее валерианой, пробовала успокоить. Вскоре подошел и дядя Миша, и они уже вдвоем силились привести ее в чувство. К вечеру Лина впала в оцепенение и неподвижно сидела в углу, желая спрятаться от ищущей ее повсюду страшной правды. Больше суток не двигалась с места, не обращая внимания на крутящихся возле нее людей. Когда рядом снова присела конопатая тетя Инна, Лина заметила ее и охрипшим голосом заявила:
– Я хочу к маме! Пусть бог и меня заберет. Тогда мы снова будем вместе. Как мама будет обходиться без меня на небесах?
Тетя Инна заплакала и ушла. Вскоре подошел похожий на пучеглазую, толстую, но добрую жабу дядя Миша.
– Тебе нужно быть сильной, – сжав ее плечи, тихо сказал он. – Прежде чем уйти навсегда, твоя мама наказала тебе позаботиться о сестренке. Твой папа один не справится. Ты нужна ему.
Сестренка... Она совсем забыла о ней! Новорожденные же очень слабенькие и могут в любой момент заболеть. И тоже умереть! Лине нельзя ослушаться. Мама ей не просит, если с сестренкой что-то случится. Да, нужно стать сильной. Ради беспомощной, как маленький слепой котенок, Светочки.
– Я могу попрощаться с мамой? – повернувшись к дяде Мише, с мольбой посмотрела Лина и, видя, что тот колеблется, поспешно добавила: – Я выдержу! Я буду сильной ради сестренки.
Дядя Миша долго раздумывал, но потом все же кивнул. Тетя Фая, узнав, куда они направляются, отругала соседа. Заверяла, что не нужно травмировать ребенка еще больше. Девочка на всю жизнь запомнит этот момент, а ей это совсем ни к чему. Но дядя Миша заверил, что так будет лучше, и тетя Фая сдалась.
Он держал ее за руку, когда они вошли в квартиру. В глаза бросилась простыня, накинутая на трельяж. В коридоре толпились соседи, но при виде Лины все незаметно перебрались в кухню.
Посреди зала, на обеденном столе, за которым все собирались по праздникам, стоял большущий гроб. Лина замерла у двери, не решаясь подойти ближе. Дядя Миша поставил рядом табурет и отошел в сторонку. Лина долго стояла на пороге, потом сделала несколько шагов и забралась на табурет. В гробу лежала мама. Без привычного живота она выглядела другой: худой и длинной. Лина опасливо протянула руку и коснулась ее холодной щеки. Этот холод потянулся к локтю, дополз до плеча и забрался в сердце.
Нужно быть как никогда сильной! Она обещала дяде Мише!
– Зачем ты умерла?! – уже спустя несколько минут, задыхаясь от плача, орала Лина. – Ты обещала, что мы всегда будем вместе! Ты не сдержала обещания! Ты меня обманула! Ты меня бросила!
– Линочка, деточка... – пыталась забрать ее тетя Фая.
– Почему ты молчишь?! – вырываясь из рук соседки, продолжала кричать в сторону гроба Лина. – Ма-а-а-ама-а-а-а!
Она потеряла сознание. Резко дернулась от обжегшего нос уксуса, который держала в дрожащей руке тетя Фая. Вокруг толпились черные фигуры, среди которых был и папа. Он тоже выглядел чужим с этой лохматой щетиной, с опухшими глазами.
Хотелось заснуть и проспать целую вечность!
…Но уже скоро ей было не до сна. Папа привез домой маленький горланящий сверток и взвалил все заботы о нем на соседей. Тетя Фая приходила кормить и пеленать, а в обеденный перерыв забегала тетя Инна и забирала в стирку грязные пеленки. Дядя Миша ходил за покупками, а дед Архип сидел сычом: присматривал за ребенком, когда все оказывались заняты. Лина прибегала со школы и дважды в день делала влажную уборку, напуганная страшным рассказом тети Фаи о зловредных микробах. Заставляла отца без конца мыть руки и разуваться в прихожей. Всем приходившим соседям выдавала марлевые маски, чтобы те, не дай бог, не наградили младенца заразой.
Приходилось по сто раз вскакивать среди ночи и убаюкивать сморщенную красную обезьянку, подогревать в бутылочке молоко, менять примитивные ватные подгузники. В промежутках делать домашнее задание, иногда готовить обед, заниматься стиркой. Первое время папа терпел, а потом все чаще начал орать на плачущую обезьянку. С каждым днем она все больше действовала ему на нервы. Его воротило, когда она отрыгивала лишнее. Его воротило, когда она обделывалась. Его воротило, когда приходилось ее мыть. Его воротило, когда она плакала.
Очень скоро Лина поняла, что папу воротит от самой Светки. Потому болящий животик, лечение кишечного расстройства, режущийся зубик, простуда, последствия прививок взвалила на себя старшая сестра. Соседи помогали, как могли, но и у них были свои заботы. И Лина, по возможности, старалась справляться сама, пока не заработала грыжу. И все равно лишь изредка, когда уже не хватало сил, ревела в подушку и упрекала маму за то, что та взвалила на нее такой непосильный груз ответственности.
– Папа! Папа! Ты слышал? Она сказала: «баба»! – решила поделиться радостью Лина, но отец ничего не ответил.
Он по-прежнему смотрел на Светку с неприязнью. Если та лезла к нему на колени, тут же сажал ее в манеж. Если хватала его за волосы, нервно дергал головой и требовал так больше не делать. Но она ведь еще маленькая и ничего не понимает!
– Пап! Смотри скорее! Она сама идет! Я ее почти не держу!
Папа равнодушно кивнул и отправился подогревать ужин. Достижения младшенькой его никогда не интересовали. На первый рисунок, который Лина собиралась повесить на стену, он поставил мокрый графин. От первого: «папа» впервые за полгода напился. Когда же Светка немного подросла, спешно сплавил ее в ясли.
По выходным Лина гуляла с сестрой. Возила ее в коляске, ходила следом и подбирала брошенные игрушки, выдирала из рук стиснутых в смертельной хватке соседских кошек. Незнакомые люди с подозрением поглядывали на них и часто спрашивали, что за девочку Лина катает на санках или возит в коляске. Вначале Лина удивленно пожимала плечами, когда никто не верил, что маленькая обезьянка – ее сестра. Светка незаметно менялась и уже ничуть не походила ни на отца, ни на мать. Голубоглазая, светловолосая, с острым носиком и широким подбородком. Со смуглой, чернявой Линой у нее не было ничего общего.
Попытки завоевать любовь маленькой бестии оборачивались слезами. У подаренной, любимой куклы Лины уже на следующий день не было головы. Купленный медвежонок был похоронен в песочнице. Приготовленное какао – вылито на пол, а тарелка с молочной лапшой – перевернута на стол. Все, что любила Лина, терпеть не могла Светка. Или делала вид. Если ей говорили – белое, то она спорила до умопомрачения, что это – черное. Лина заплетала ей косички, а Светка следом сдирала банты. В детсаду колотила всех мальчишек, дергала девчонок за волосы и воровала чужие игрушки. Нравоучительные беседы со старшей сестрой только ухудшили положение: Светка начала делать все назло. Папа несколько раз порывался отшлепать непокорное создание, но Лина всегда защищала сестру, вовремя оказываясь рядом.
– Лучше меня ударь! А Светку не смей трогать!
– Уйдите обе с глаз долой!
Однажды Лина пожаловалась на отца тете Фае, но та попросила ее проявить терпение. Папе сейчас (и всегда!) плохо. Он тоскует по жене, он не умеет обращаться с ребенком, он устает на работе. Он, он, он! А каково Лине, никто не хочет понимать!
– Светка? – придя со школы, крикнула Лина. – Гляди, кого я тебе принесла! Иди, скорее. Смотри, какой миленький щеночек.
Лина опустилась на корточки и поставила на пол толстого, неповоротливого кутенка. Светка вышла из зала и встала рядом.
– А он что, теперь будет жить с нами?
– Папа нам разрешил. Когда кутенок подрастет, мы сделаем ему поводок из маминого кожаного ремня. Он будет нас защищать.
– От кого?
– Да хоть от кого! Давай придумаем ему имя.
– Не хочу.
– Почему? Смотри, какой он хорошенький!
– Ничего он не хорошенький, – заявила Светка и вернулась в кресло, досматривать мультфильм.
На следующий день Лина как на крыльях летела домой. Она выпросила у одноклассницы мячик, и ей не терпелось поиграть со щенком. Она научит его «апорту»! И сидеть, и лаять!
– Пап, я уже дома! – крикнула она из прихожей, поспешно стаскивая с плеч ремни портфеля. – Кутя-кутя! А где Кубик?
Отец, вытирая полотенцем руки, вышел в прихожую. Лина глянула на него, и по нахмуренным бровям поняла: что-то не так. Неужели со Светкой что-то случилось? Только не это!
– Нет больше твоего Кубика, – тяжко вздохнул отец.
– Как так нет? – опешила Лина, привалившись к стене.
– Светка его задушила. Затянула ему не шее пояс и таскала по залу. Я когда обнаружил, он уже был неживой. Линка...
Она проплакала весь вечер. Целую неделю не могла разговаривать с уже давно все забывшей Светкой. Изуродованную куклу она ей простила, закопанного в песок медвежонка – тоже. Но несчастного щенка не простит никогда в жизни!
– …я тебе говорю! – хлопнув игрушкой по воде, крикнула сидящая в ванной Светка. – Поиграй со мной в кораблики!
– Не буду я с тобой играть. Выпускай воду и вылезай.
– Это почему? – с вызовом вскинула голову Светка.
– Пока не попросишь прощения, я не буду с тобой дружить.
– Ну и не надо! Иди отсюда! Я тебя не люблю!
Лина едва не крикнула в ответ, что она тоже ее не любит. Но в эту ночь Светка слегла с температурой, и Лина до утра не отходила от ее кровати, меняя уксусные компрессы. Днем дернула с работы папу, а тот вызвал семейного врача. Оказалось, у Светки ветрянка.
И снова Лина варила ей жидкие каши, как научила тетя Фая, мазала болячки зеленкой, не давала сдирать дубеющие коросты. Стоило Светке выздороветь, и она снова стала невыносимой. Обливала чернилами учебники, пачкала грязными руками тетради, комкала альбомные листы с еще не высохшей краской. Но Лина продолжала вставать на защиту сестры, когда отец хотел ее наказать. Формулировка: «так делать нельзя» не прокатывала.
– Если будешь себя хорошо вести, куплю тебе мороженное.
– Не хочу я мороженое! Купи сладкую вату! Купи, я сказала!
Когда Светке исполнилось шесть лет, у Лины состоялся серьезный разговор с отцом. Маленькая бестия сбежала из дома, и все соседи до полуночи искали ее по всем закоулкам. Лина не смогла остановить отца, и он выпорол беглянку ремнем.
– Ты ее не любишь. Светка это чувствует. Все ее выпады – лишь попытка привлечь к себе внимание. Это – проявление обиды.
– Не проси меня ее полюбить. Я попросту не смогу.
– Да, она не подарок, но ведь она – твоя дочь!
– Сядь, Ангелина, – кивнул отец на табуретку и вытащил из пачки сигарету. – Ты уже девочка большая. Все понимаешь.
– Что я должна понимать?
– Твою маму изнасиловал сбежавший из тюрьмы преступник. Он напал на нее вечером, когда она возвращалась по пустырю с работы. Мама забеременела. Несколько раз порывалась сделать аборт, но так и не решилась. А потом уже было поздно. Светка – дочь насильника, убитого пару лет назад в тюрьме. Ах, если бы Юлька меня послушалась! Это белобрысое отродье убило ее. Если бы она ее не пожалела, то не умерла бы при родах!
– Папа…
– Я видеть ее не могу! Она точная копия своего папаши! Порой мне хочется ее придушить. Сдерживает только то, что она – частичка нашей мамы. Поэтому я тяну ее из последних сил!
Лина оглянулась на резко хлопнувшую дверь. Все слышавшая Светка снова сбежала и пропадала неизвестно где двое суток. И снова все соседи принимали участие в поисках. Повезло деду Архипу. Он случайно наткнулся на беглянку, когда полез в кладовку за удочкой. Как она оказалась у него в квартире? Зареванная Светка была возвращена домой, но еще долго не разговаривала, изводя всех безмолвными выпадами.
– Еще раз так сделаешь, отправлю тебя в детдом! – не выдержала однажды Лина, когда Светка измазала овсянкой ее платье, в котором она собралась идти на первое свидание.
– Это я тебя туда отправлю! – нарушила затянувшийся бойкот Светка, исподлобья глядя на сестру. – Я тебя ненавижу!
На свидание Лина не пошла. Проплакала весь вечер, забившись в стоявшее на балконе кресло. Светка же, довольная собой, смотрела мультфильмы и закатывалась от смеха. После долго бродила возле балконной двери и, наконец, встала на пороге.
– А почему мы никогда не празднуем мой день рождения?
– Потому что в этот день умерла наша мама.
– Ну и что? Твой же день рождения мы празднуем! Я тоже хочу!
– Обойдешься.
– Сама обойдешься! Я хочу, чтобы ко мне приходили гости! А всегда только бабка Файка приходит, дядька Мишка и дед Архип! Они мне не нравятся. Пусть больше не ходят сюда!
– Выйди! Не хочу тебя видеть.
– Ну и не надо! – скорчила убийственную рожицу Светка и, выйдя в зал, закрыла дверь на щеколду.
Лина просидела запертая до прихода отца. Впервые не встала на защиту Светки, когда отец отшлепал ее по упитанной заднице. Старания задушить в себе растущую ненависть проваливались. После признания отца она тоже видела в сестре убийцу матери. Сорняк, который пророс раздором в их некогда дружной семье.
Едва Светка шагнула в первый класс, как проблемы посыпались градом. Отца то и дело вызывали в школу. Родители побитых одноклассников по три раза в неделю приходили жаловаться. Учителя хватались за головы, не в состоянии сладить с неуправляемой ученицей. Она демонстративно отказывалась учиться, жестоко дралась с мальчишками, сбегала с уроков, воровала чужие бутерброды и хамила на каждом углу. Лишь когда отец пригрозил отправить ее в спецшколу, а это название показалось ей жутковатым, она немного присмирела. Но зато свой несносный характер проявляла в полную силу вне школы.
Домашнюю работу за нее делала исключительно Лина. Заподозривших же неладное учителей уверяла, что к Светке нужен индивидуальный подход. Она не может заниматься в группе, отвлекаясь на одноклассников и незнакомую обстановку.
Как-то пришедшая на родительское собрание тетя Фая осталась с классным руководителем и о чем-то вполголоса побеседовала. После этого учителя начали относиться к Светке терпимее. Смотрели сквозь пальцы на многие ее выкрутасы, смиренно ставили незаслуженные четверки и старались не конфликтовать с проблемным ребенком. А ребенку только это и было нужно.
2. Игра в кошки-мышки
Ее никогда не любили! Обязаны были любить, но не любили. Даже день рождения не справляли. Видите ли, в этот день умерла всеми обожаемая мамочка. А вот Светка ее ничуть не обожала. Та ей всю жизнь испоганила. Из-за того, что она умерла, дочь лишили радости торжества и положенных подарков! В связи с тем стоявшая на полочке фотография мамы была изорвана и выброшена в мусор.
Соседи прикидывались добренькими, но на самом деле недолюбливали. Тогда с чего бы ей их уважать? За какие такие заслуги? Что они для нее сделали? Дед Архип вечно лез с нравоучениями, бабка Файка пичкала своими гадкими пирожками, тетка Нинка до сих пор носила молоко, словно она еще ребенок! Видите ли, сиротинушка им всем обязана! Они обеспечили ее коляской, манежем, велосипедом! Стирали ее сраные пеленки! А Светка их об этом, между прочим, не просила. Папаша только и знал наказывать, а психованная Линка все грозила интернатом. В гробу она их всех видела! Как сбегала с уроков, так и будет сбегать. Как курила по задворкам с двоечниками, так и будет курить. И никто ей не сможет запретить. Это ее жизнь!
– Эй, пацаны, а кто-нибудь в курсах, имеет ли значение возраст мужика при зачатии ребенка? – негаданно прервала Светка треп приятелей, устроившихся с бутылками пива в подъезде.
– Типа не врубился, – дал понять, что не понял вопроса Вовчик и переглянулся с такими же недалекими дружками.
– Ну у всего же есть свой срок годности. А у спермы, интересно, тоже есть? Я вот думаю, что дети, зачатые «старой», рождаются с отклонениями. Вырастают моральными или физическими уродами.
– Чего?
– Ай, ну вас на хрен! – обиделась Светка, затушив сигарету о подошву ботинка. – Чо я тут с вами торчу? Пойду до хаты.
– А чо ты эту тему подняла? – поинтересовался самый старший в компании – Димон. – Оно тебе все – не по барабану?
– По цимбалам! Между прочим, у меня пахан был сорокасемилетним стариканом, – смерила его убийственным взглядом Светка. – Он в полный рост оттянулся в темной подворотне с моей маманей. Та залетела, но аборт делать струсила. Так на свет появилась я. Прошу любить и жаловать! Дочь оттраханной размазни и сбежавшего из тюряги зэка!
– Круто! – сделал вывод Вовчик, но отсел все же подальше.
– Да, обделаешься на радостях! – поддакнула Светка, утерев рукавом куртки потекшую по подбородку струйку пива. – Из-за моей мамаши я теперь вынуждена жить с осознанием того, кто я есть. Лучше бы она сделала аборт. Или сдохла, еще не родив.
– Круто! – повторил Вовчик и отсел еще дальше.
Да что они понимают, дебилы? Корчат из себя крутых пацанов! Кто больше водки хлобыстнет, кто витиеватей помочится, кому дальше девчонка позволит под юбку залезть! Они не знают, как это – просыпаться каждое утро с обжигающим чувством злобы. Жить рядом с ненавидящим тебя отчимом и с презирающей сестрой. Ходить мимо соседей, знающих причину твоего появления! Каждый из них видит за ней насильника, разрушившего славное семейство Елистратовых! Добренькие, жалостливые вонючки! «Ребенок не виноват», «Несчастное дитя»! А потом и начали: «дурная наследственность», «сказываются отцовские гены». Уроды. А эта старая падла – бабка Файка еще и учихалкам что-то нашептала! Не иначе как выдала всю правду ее происхождения. А то с чего бы классная руководительница перестала отвешивать ей затрещины? Ха, присмирела вовсе не потому, что прониклась сочувствием к несчастному ребенку. А потому что стала бояться! Ведь неизвестно, что взбредет в башку отпрыску преступника!
И Светка этим пользовалась. А что ей оставалось? Только идти ва-банк. Чтобы ни одна сволочь не била в самое больное место, она сделала его щитом. Не скрывала ни от кого истину. Она – плохая? Так стать еще хуже! Она – жестокая? Надо возвести монумент своей злости! Пусть боятся!
Допив пиво, она распрощалась с дружками и поплелась по весенним лужам домой. Как же не хотелось видеть кислые мины сестрички и папаши! Как бы от них избавиться? Достали своими нравоучениями.
Поднимаясь по лестнице, она задержалась у вязаного коврика, лежавшего под дверью бабки Файки. Старая дура не научена горьким опытом? Недавно пацаны по наущению Светки навалили под эту дверь несколько куч. Вот был прикол! Все животы надорвали от смеха!
Открыв дверь, Светка вошла в квартиру и, не разуваясь, отправилась в кухню. Побрякав крышками, наткнулась на стоявшую на плите кастрюльку с супом. Снова эта долбанная молочная лапша! Всю жизнь Линка травит ее этой дрянью и липкой, малосъедобной овсянкой.
Поставив кастрюлю на стол, Светка забралась на табурет и принялась черпать ложкой еще теплые белые помои. Насыпала, естественно, хлебных крошек, уронила пару капель дождя с волос, а когда сама наелась, довольная собой, плюнула в кастрюлю. Пусть сестричка с отчимом ужинают! Приятного им аппетита, и чтоб им обоим подавиться!
На ходу раздеваясь, она прошла в зал. Линка сидела за столиком, пригревая настольной лампой учебники.
– Сделала мою домашку? – завалившись на диван, без особого интереса спросила Светка и включила телевизор.
– Мне что, до десятого класса придется за тебя уроки делать? – поморщилась Линка и потерла пресное, усталое лицо.
– Ха! В гробу я видела ваш десятый класс! Мне и восьми хватит.
– Сделай потише. Меня эта стрельба отвлекает. Света! Куда ты с грязными ногами на диван! Сними ботинки, черт возьми!
– Ничего, вымоешь, никуда не денешься. Чистюля хренова.
Светка демонстративно нажала на кнопку пульта, добавив звука. Линка собрала учебники-тетрадки и молча перебралась на кухню. Но какой в том кайф – сидеть и пялиться в телевизор? Надо придумать что-нибудь эдакое. Как бы приколоться над Линкой, чтоб ее удар хватил?
И Светка придумала очередную пакость. Через неделю, в день рождения размазни, преподнесла ей подарок. Разбудила ее ни свет, ни зоря, виновато поставила бровки домиком и чмокнула в щеку.
– Линка, ты прости меня за все, ладно? – невинно захлопав ресницами, заговорила Светка, делая вид, что не замечает, как ошарашена ее сестра. – Я вела себя ужасно. Давай с этого дня станем подругами, и больше никогда не будем ссориться.
– Светка… – растерянно пробормотала еще сонная Лина и села поудобнее. – Если бы ты знала, как я хотела этого все двенадцать лет!
– В честь нашего примирения я приготовила тебе подарок.
– Правда?
Вот дура! Купилась! Улыбается во весь рот, с нетерпением ожидая продолжение спектакля. Нет, она неисправима. Только бы пацаны, затаившиеся в прихожей, ничем себя не выдали!
– Помнишь, когда-то ты подарила мне щенка?
Линка тут же померкла и недовольно поджала губы. А она красивая, мать ее так. Раньше Светка этого не замечала, но сегодня обратила внимание на ее смоляные волосы и яркие глаза. И от этого ненависть к ней только усилилась. Ее обожают все вонючки-соседи, ею дорожит папаша, за ней увивается смазливый парень. Ей, значит, все блага, а Светке – одно презрение? Конечно, кто же ее полюбит, она же исчадье ада!
– Знаешь, я ведь сильно плакала, когда обнаружила, что он умер. Мне было очень стыдно. Я помню, как ты ревела на его могилке. А потом долго со мной не разговаривала. Раз уж ты его так любила…
Светка положила на кровать мятый пакет. Линка приподнялась на подушке и вытряхнула содержимое, следом заорав на весь дом. Она пялилась на маленький скелет и вопила, а Светка, глядя на нее, закатывалась от смеха вместе с нарисовавшимися в проеме зрителями. Вот это здорово они прикололись! Круто обломали! Раз на Светкину днюху все ходят с траурными рожами, ездят на кладбище, поминают откинувшуюся мамашу, то пусть и Линка не радуется своему рождению!
После «поздравления» Светка не объявлялась дома три дня. Слонялась по улицам, попрошайничала на остановках, отбирала деньги у первоклассников, накупала себе сладостей. Полагала, что за это время отчим поостынет, а Линка как всегда смирится.
Но в этот раз не прокатило. Отчим, заметно сдавший за эти годы, снова решил взяться за ремень. Иногда Светке хотелось, чтобы он ее убил. Пыталась разозлить его так, чтобы он забил ее насмерть. Временами терпеть себя такой уже не хватало сил. Ложиться и вставать, думая только о том, каким образом появилась на свет? Сколько это будет продолжаться?
– Ну? Давай! – кидаясь злой Моськой на слона, кричала Светка. – Что, кишка тонка? Слабо, да? Ну же, убей меня! Ты ведь всю жизнь ждешь, когда я сдохну! Давай! Я отправила в могилу твою дорогую женушку! Из-за меня она истекла кровью! Я живу, а ее давно сожрали черви!
– Папа! – закричала Линка. – Остановись! Ты ведь ее убьешь!
Отчим лупил Светку ремнем, пока она не потеряла сознание. Виснувшая на его руке Линка ничего не могла сделать. Светка, проваливаясь в темноту, надеялась, что это – долгожданный конец. Совсем не ожидала, что придет в себя стараниями проклятой сестрички. Кто ее просил? Потом снова будет говорить, что Светка обязана ей жизнью. Ни черта подобного! Это они ей задолжали! Превратили в кошмар и без того поганое существование. И почему ее не сплавили в детский дом?
Единственное, что порадовало – отчима хватил паралич. Светка с недельку повалялась в кровати, попила таблеточки, поделала компрессы, да и оклемалась. Восстала из мертвых, как ей нравилось думать. И восстала она для того, чтобы поквитаться. С Линкой, за то, что та вернула ее к жизни, и с названным папашей.
Сердобольная сестричка отказалась от поступления в институт и посвятила себя заботе о любимом папочке. У того перекосило половину лица, отнялась вся левая сторона и едва ворочался язык. И при этом рот не закрывался, и на подбородок то и дело текли слюни. Линка только и успевала их подтирать. Дядька Мишка, эта саблезубая, пучеглазая жаба, приходил раз в неделю, чтобы помочь Линке организовать «перезрелому овощу» мытье. Бабка Файка готовила им обед, а тетка Нинка доставала по блату лекарства. Всеобщий любимец – дед Архип – часами трепался о войне, таким образом развлекая «овощ», пока Линка бегала по делам.
– Он меня конкретно достал! – пожаловалась Светка дружкам, прикуривая сигарету. – Да кто! Этот Хоттабыч! Целыми днями пасется, мораль свою престарелую на уши вешает. Как у себя дома! Хрен выдворишь. Идея! Давайте его медали и ордена свистнем? Может и его кондрашка хватит? Чо, знаете, как он ими дорожит! На День Победы, словно елка! Завешает пиджак ими и чешет свою седую бороду!
– Ага, ждет, когда его кто-нибудь трах-тиби-дох! – поддержал Димон и классически плюнул через щелку передних зубов.
– Ну чо, подпишетесь на это дельце?
– Да страхово как-то, – озираясь по сторонам, промямлил Вовчик и попятился от нависшей над ним Светки.
– Чо, ссышь, пацан? Слабо? Тогда проваливай. Хрен ты у меня сигаретку стрельнешь. А вякнешь чо лишнего, урою.
– Да нет, я, типа, с вами! Свет, реально, мне не слабо!
– Заметано. Я его отвлеку, а вы по-тихому проскользнете.
Сработали чисто. Старикан развесил уши, Светка ему втирала о своей несчастной судьбе, а пацаны в это время рылись в его комнате. Выкраденные ордена продали на базаре. Один дядька отвалил им две тысячи, которые были пропиты в тот же день.
– …видели бы вы его рожу, когда он хватился своих побрякушек! Я ему говорю, типа, давайте я медали перед праздником почищу. Он, типа, спасибо, внученька! Искал до потери пульса, пока не дошло, что у него их увели.
Светка замолчала и обернулась. Сзади стояла Линка. Глаза полные слез! Губы трясутся! Лицо все в пятнах! Прелесть, а не зрелище.
– Какая же ты дрянь! – с трудом проговорила Линка, и слезы горошинами покатились по щекам. – Боже, какая же ты тварь!
– Открыла Америку! Открыла Европу! А теперь пошла в жопу!
– Верни медали! Немедленно!
– Разбежалась! Тю-тю! Нет больше тех медалек! Продали мы их!
Линка со всего маху отвесила кривлявшейся Светке пощечину. Светка, боясь уронить неоспоримый авторитет, догнала сестру и столкнула ее с лестницы. Размазня, хватаясь за воздух, скатилась на площадку.
– Драпаем! – скомандовала Светка и, перепрыгнув через сестру, выскочила на улицу. – Мы с вами сегодня не пересекались!
Она ожидала худшего. Но Линка отделалась ушибами и легким сотрясением. Когда бабка Файка и дядька Мишка привезли ее из больницы, страдалица соврала, что сама оступилась и упала. И о медалях деда Архипа словом не обмолвилась. Наверное, думала, что Светка посчитает себя обязанной и придет повиниться. Щас! Ничего бы они не доказали! Свидетелей-то не было!
Но спокойно жить Светка не умела. Потому заявилась к Хоттабычу и с самой несчастной физией призналась, что медали выкрала и продала притворщица Линка. Дед Архип покрылся испариной, начал хватать ртом воздух, прижал руку к груди.
– Таблетки… таблетки... – тряс челюстью старик, показывая на столик с коробкой, забитой лекарствами. – Нитроглицерин…
– Где? Где? – попусту топчась на месте, строила из себя дурочку Светка, делая вид, что в упор не видит колбочку с белыми шариками. – Не могу найти, дед Архип! Не знаю, какие! Вот эти желтенькие? Эти красненькие?
Старик оседал посреди зала, напрасно силясь дотянуться до спасительного нитроглицерина, а потом уткнулся бородой в пол. Светка поспешно сбежала, а когда выяснилось, что дед Архип умер, хвасталась дружкам, что это она его прикончила.
– Круто! – округлил глаза Вовчик. – Вот ты даешь!
– Гонишь! – ухмыльнулся Димон. – Понты крутишь!
– Отвечаю! – била себя в грудь Светка. – Думаете, мне слабо?
– Докажи! – оскалился Димон. – Тогда поверим.
– Да мне раз плюнуть! Спорим? Только пусть страсти поутихнут. А то моя размазня еще заподозрит чего.
– Заметано! Кого будешь мочить?
Светка призадумалась. Столько вокруг уродов, кого давно хотелось отправить в тартарары! Бабку Файку, например. И тетку Нинку, и дядьку Мишку, и учителей, и отчима, и размазню Линку. И она поняла, что может это сделать! И ничего ей за это не будет, ведь она умна и хитра!
Соседи собрали с близлежащих домов деньги и устроили деду Архипу достойные проводы. Линка ревела над гробом до самого кладбища. Еле стояла на ногах. Если бы не ее ухажер, поддерживающий под локоток, она бы свалилась в могилу. Знай Светка, что эта размазня будет так убиваться по старику, давно бы довела его до приступа. Да, она здорово повеселилась в этот день. Как приятно было видеть страдания всех тех, кто ее ненавидел. Настроение впервые за последнее время – высший класс!
Пока хоронили старика, Светка прогулялась по кладбищу и отыскала могилу матери. Линка вначале заказала мраморную табличку, а потом и дорогой памятник организовала. Нашла, на что деньги тратить, дура. На кой фиг покойнице эти понты? А жрать хочется всегда. В итоге, в холодильнике вчерашняя овсянка, а на могиле – никому не нужная куча денег.
– Ну что, довольна? – поставив ногу на оградку и упершись локтем в колено, спросила Светка, глядя на фотографию. – Наверное, думаешь, что родила на свет чудовище? А кто тебя просил рожать? Рожать от престарелого насильника и убийцы! Ты обрекла меня на страдания, на всеобщее презрение и ненависть. Спасибо огромное!
Пнув оградку, она пошла к стоявшему в стороне автобусу. Водитель осуждающе глянул в ее сторону, когда она, завалившись на сидение, надела наушники и врубила плеер. Плевать! Ее все презирают. Подумаешь, одним больше, одним меньше.
На обратном пути она пришла к выводу, что давний ухажер реально запал на всеми любимую размазню. Но пусть и не мечтает! Не быть им вместе! Еще не хватало, чтобы Линка была счастлива.
Парень размазни пришел к ним снова. Светка подгадала удачный момент. Линка вышла в магазин, а когда вернулась, младшенькая, в порванной кофте и трусах бросилась к ней со слезами. Защити, спаси! Твой козел хотел меня изнасиловать!
И ведь эта идиотка поверила. Видать что-то щелкнуло в мозгах. Вероятно, мамочку вспомнила. Закатила дружку скандал, не дав ему ничего объяснить, и выпроводила за дверь. И еще утешала бедную сестренку, ронявшую крокодиловы слезы ей на грудь.
– Если бы не ты, меня бы постигла участь нашей мамы!
– Не плачь. Все обошлось. Я никому не дам тебя в обиду.
Светка едва не рассмеялась. Это ж надо быть такой медузой! Но обещание та сдержала, и ее ухажер обходил их дом стороной. Размазня еще долго страдала и плакала в подушку по своему парню. Видимо, обида не давала покоя. Но Светке этого показалось мало. Да и дружки начинали припоминать их давний спор. Что они о ней подумают? Что струсила?
Выбор пал на бабку Файку. У старой зануды была астма. Выудить из кармана пальто ингалятор не составило труда. А потом – пропажа сумки, в которой были все документы и кошелек с только что полученной пенсией. Тут-то приступ ее и прихватил, а драгоценного «мундштука» под рукой не оказалось.
Так и не стало бабки Файки. Светкин же авторитет взлетел еще выше. Линка снова ревела и причитала, собирала деньги, обзванивала родственников, заказывала венки.
– Как это ты не поедешь на кладбище? – удивилась размазня, когда Светка заявила, что останется дома. – Баба Фая столько добра для тебя сделала! А ты даже не хочешь ее в последний путь проводить? Да что же ты за бессердечная стерва?
– А я ее просила мне добро делать? Да и что она сделала? Варила нам свою паршивую молочную лапшу? Ах да, она же еще нянчила меня, подарила коляску и на каждый день рождения с кислой мордой волокла полупустой пирог. А он у меня всегда поперек глотки вставал!
Линка, словно не ожидая от себя, ударила ее по лицу. Да так, что пухлые губы брызнули кровью, а в глазах потемнело. Светка утерлась и посмотрела на нее исподлобья. Сквозь стиснутые зубы процедила:
– Я убью тебя, чего бы мне это ни стоило.
…Вовчик и Димон остались в прошлом. Светка влилась в компанию старшеклассников и с удовольствием забивала косячки, беспробудно бухала и устраивала многодневные загулы. В четырнадцать лет решила, что и так засиделась в девках. Под пьяную лавочку случилась первая любовь. Потом была вторая, третья, пятая, десятая, двадцатая. И однажды Светка пришла домой зареванная и бросилась в объятья бойкотирующей ее размазни.
– Линка! Мне кажется, я залетела! Сделай что-нибудь!
И размазня подключила тетку Нинку, а та – всех своих знакомых фармацевтов, а те – знакомых врачей. И деликатная проблема была не менее деликатно решена. Только Светку это ничему не научило. Едва оклемалась и снова пустилась в пляс. Если бы не размазня, то и паспорт бы не получила, пропав на целый месяц. Когда же объявилась, снова искала утешения у сестры.
– Линка, мне страшно! Я переспала с одним козлом, а теперь идет треп, что у него ВИЧ! Надо сдать кровь. Пойдешь со мной? Пожалуйста! Не бросай меня! Только не в такой момент! Сестренка! Сестрюличка!
Беспроигрышный прием. Может, Москва слезам и не верит, а вот Линка никогда не в силах устоять перед плачущей сестрой. Разумеется, она пошла с ней и так же тряслась, ожидая результатов анализа. И так же облегченно вздохнула, когда опасения не подтвердились. Размазне даже показалось, что этот случай наладил ее отношения с сестрой. Но длилось это недолго. Пока, вернувшись однажды домой, не застукала Светку с двумя парнями. Они развлекались на полу, рядом с парализованным отцом, сидевшим напротив. Линка тогда такую истерику закатила!
– А ему разве не по барабану? – и не думая выползать из-под замершего приятеля, разыграла удивление Светка. – Он нам слова грубого не сказал! Мычал только и дергался. Глядя на нас, даже слюнки пускал.
– Убирайтесь! – завопила Линка, начав стегать парней их шмотками. – Пошла вон, гадина! Чтоб я тебя здесь больше не видела!
– Обломись! Это и моя квартира. Я здесь прописана.
Светка ненадолго перебралась к приятелю и через два месяца узнала, что отчим после устроенного перед ним порно умер.
– Коньки отбросил, – подтвердил встретившийся в парке Димон. – Еще в мае. Вовчик подтвердит. Скучно без тебя. Слышь, возвращайся к нам, а?
– Непременно! – довольно потирая ладони, отозвалась Светка.
Когда закончились деньги, она решила наведаться домой. Линка хранила в тайнике материны украшения, туда же складывала скромные заначки на «черный день». Но Светку ждало разочарование. Эта гадина сменила замки! Думала, что отделалась? Черта с два! Светка такая же хозяйка в родительской хате! И было бы здорово стать единственной владелицей жилплощади. Было бы где устраивать шабаши, а то вечно по подворотням и чужим подвалам приходится лазать. Конечно, Линка оплачивает коммунальные услуги... Светка их не потянет. Впрочем, можно снова прикинуться несчастной сироткой и тянуть деньги с дядьки Мишки и тетки Нинки. Не бросят же они в беде почти что родственницу? Они же такие добрые, а «ребенок не виноват», это все «отцовские гены сказываются»!
Воскресным вечером Светка нагрянула в гости к сестре, но та не открыла ей дверь. Послала на три веселых буквы, борзая!
– Пожалуйста, открой! – придя через день снова, молила Светка. – У меня крупные неприятности! Мы можем больше не увидеться.
Линка ничего не ответила. И дверь не открыла. Тогда Светка несколько раз приложилось лицом к перилам и распласталась на лестнице. При смерти и не иначе! Возвращавшаяся с магазина Линка, наткнувшись на еле живую сестру, затащила ее в квартиру, на что Светка и рассчитывала.
– Господи, да где же тебя так угораздило? – причитала Линка, обрабатывая перекисью кровавые ссадины. – Потерпи.
– Я же говорила, что мне светят кранты. Линка, пусти меня пожить у тебя, а? Мне надо на время затаиться. Мне больше некуда пойти. Они найдут меня и размажут. В этот раз едва слиняла. Линка, мы ведь сестры! И это ведь и моя квартира. Ты же меня не выпишешь! Пожалуйста!
– Ну хорошо, оставайся.
Сделала одолжение, посмотрите-ка на нее! Обнаглевшая зараза.
– Что ты опять натворила? В какое дерьмо вляпалась?
– Подставили. Клянусь, Линка, я тут не при делах.
Эта идиотка опять повелась. И кормила из ложечки бульоном. Блевотный супец уже в глотку не лез, но Светка продолжала разыгрывать из себя раскаявшуюся сиротку. И неплохо выходило.
– У тебя есть парень? – спросила как-то Светка, заметив, что Линка ни с кем не встречается, не созванивается.
– Нет. Я до сих пор не могу забыть Стаса.
– Того козла, что хотел меня поиметь?
– Света! – поморщилась Линка. – Не надо об этом.
Она стояла у гладильной доски и утюжила постельное белье, выстиранное после того, как Светка пролила на него кофе. Она вообще имела привычку завтракать, обедать и ужинать, не вылезая из кровати. Мешавшие крошки стряхивала на пол, сигаретный пепел – тоже, наделав в стареньком паласе кучу дырок. Линка скрипела зубами, но молча убирала за ней все это безобразие. Может, по старой привычке, а может потому, что на сестренку нельзя кричать, ведь та еще не совсем оправилась.
– А ты знаешь, я ведь тогда тебя разыграла! – привалившись к стене, ухмыльнулась Светка. Ну не умела она жить спокойно! – Стас и не думал на меня запрыгивать. Я над вами круто прикололась.
– Что? – Линка замерла с утюгом в руке. – Что ты сказала?
– Что слышала. Я сама порвала на себе кофту и сняла штаны. Кстати, дед Архип откинулся в моем присутствии. Не дотянулся до стоявшего на столике нитроглицерина. А я как-то не посчитала нужным подать ему таблеточки. И это я вытащила из пальто бабки Файки ингалятор, когда пацаны спиздили ее сумку. Ах да, еще был наш «перезрелый овощ», перед которым я устроила трахадром. Поди, и на том свете его вспоминает.
Линка смертельно побледнела. Уголок губ странно дернулся, словно она в одночасье подхватила нервный тик. Светка довольно улыбнулась. Вот подфартит, если подсевшая на лекарства размазня сдохнет! Сердечко-то у нее с некоторых пор хромает. Очень скоро Светка будет здесь хозяйничать. А Линка и без того неплохо пожила. Всеми любимая притворщица!
Размазня сжала ручку допотопного утюга. Рывком выдернула из розетки шнур и медленно двинулась на Светку. Та попятилась и встала в проеме. Ну не собирается же Линка выжечь на ней клеймо? Сама же говорила, что на ней клейма ставить негде! Думает, напугает? Щас, не такие обламывались. Не таким рот затыкала, не таких уму-разуму учила…
– Тварь!
Такого проворства от размазни она не ожидала. Резкий взмах руки, сокрушительный удар, и пол выскользнул из-под ног.
Мир перевернулся. Краткий миг оглушительной боли.
Ослепительная темнота...
* * *
Нет, она не плакала. Боль выворачивала наизнанку и все же… Она уже не ждала, что Светка пошевелится и обернется. Несвойственная ей неподвижность слишком затянулась. Это конец.
Лина с трудом сжала телефонную трубку, приподняла ее над аппаратом и потянулась пальцем к «нулю». Но вместо милиции позвонила Стасу. Спустя столько времени услышать любимый голос... Все эти месяцы она ни за что его проклинала! Била кулаком в подушку и ненавидела!
– Я убила ее, – глухо проговорила она, глядя на кровавый мазок, темнеющий на носике утюга. – Я убила Светку. Прости меня.
– Ангелка? – озадаченно откликнулся Стас.
– Я звоню в милицию. Во всем признаюсь. Прощай.
Она закрыла глаза и положила трубку. Сейчас, только собраться с силами. Сделать один глоток воздуха. Так, длинный гудок. Ноль… два... Пип-пип-пип. Ноль… два… Пип-пип-пип.
Лина рассмеялась и положила трубку. Не двигаясь, смотрела на телефон, потеряв счет времени. Даже не заметила, как из темноты прихожей выплыла светлая фигура. А когда заметила... Светка?
– Ангелка…
– Стас? Как ты здесь оказался?
– Дверь была открыта.
– Я убила ее. Она должна была умереть.
Стас присел на корточки, сжал дрожащие руки Лины, заставил ее посмотреть на него. Она никогда не видела его таким сдержанным, уверенным, решительным. И преданно любящим...
– Да, ты убила ее. Но никто об этом не узнает.
Столько ненависти накопилось внутри! Казалось, ее хватит на всю оставшуюся жизнь. И когда Лина поддалась уговорам Стаса, она была уверена, что не будет сожалеть о содеянном.
Они завернули Светку в половик и поздней ночью вывезли на пустырь, где и похоронили без должных почестей. А уже через два дня, когда Лина приехала на могилы родителей, ее захлестнуло раскаяние. Только сейчас она осознала весь ужас случившегося.
– Мамочка, прости меня! – захлебываясь слезами, стоя на коленях перед памятником, кричала Лина. – Прости меня! Ты наказала мне позаботиться о сестре! Я же ее убила! Мамочка! Что я наделала?!
Стас силой увел ее с кладбища. По дороге домой Лина равнодушно смотрела в окно, на осенний безжизненный пейзаж.
– Я не смогу с этим жить, – спокойно сказала она, когда переступила порог квартиры и посмотрела на то место, где недавно лежала Светка. – Стас, принеси мне стакан холодной воды.
Стас кивнул и, разувшись, пошел на кухню. Лина осмотрела зал, неспешно вышла на балкон и распахнула окна. Пододвинула табурет, забралась на подоконник и, посмотрев в пасмурное небо, шагнула вниз. Выронивший стакан Стас вылетел на балкон следом, но было уже поздно. Он не успел ее ухватить. Опоздал на секунды.
Пятью этажами ниже, на сером асфальте лежало маленькое распростертое тело, и к нему уже со всех сторон бежали люди.
Комментарии к книге «Тварь (СИ)», Роксолана Эдуардовна Коваль
Всего 0 комментариев