«Двенадцать часов, которые потрясли Клеткинштат»

Цепрянец проснулся. Ноги болели. Голова чугунной болванкой грозила продавить изголовье кровати, а заодно и пол. Вплоть до цементной стяжки.

Не открывая глаз, Цепрянец пошарил на тумбочке, извлек пару таблеток из общей кучи и отправил в рот. «Когда-нибудь меня обязательно отравят», — подумал он с надеждой, но потом рассудительно добавил: «А… кому я нужен. Вот раньше…»

Лежа с закрытыми глазами и прислушиваясь к побоищу таблеток с организмом, Цепрянец (Цезарь-Елизавета I-Петр I-Рузвельт-Ярослав Мудрый-Наполеон-Екатерина-Цицерон) вспоминал вкус былых побед и порох сражений, обижался на судьбу, жалел себя, сетовал на неблагодарных соотечественников.

Он был одним из первых. Он помнил время — двадцать лет назад — когда гигантский, обнесенный колючей проволокой комплекс был отдан под проект гения Клеткина (кодовое название — «Гены древних героев»). Гений Клеткин… Цепрянец хмыкнул. Да, гений в некотором роде. Гений пиара. Гениальный проныра… Цепрянец (тогда его звали иначе) сам был среди тех молодых генетиков, которые методом мозгового штурма разработали и раскрутили многообещающее дело. Большинство из них стали первыми добровольцами, и не всем повезло. Клеткин так и не стал ничего себе вводить, а злые языки утверждали, мол, руководителю проекта не чужды гены академика Лысенко…

Цепрянец почти не помнил своего научного прошлого. Много кем он успел побывать за первые десять лет.

Из тех ребят только двое осталось в нынешнем аппарате: Гиппократ и Авиценна. Правая и левая рука Клеткина. «Точнее, его правое и левое полушарие», — ядовито подумал Цепрянец.

Эксперимент шел себе и шел, комплекс разросся, превратился в город. Были ошибки. Были трагические ошибки. Мы их учитывали и совершенствовали методику испытаний. И все бы ничего, но Клеткину очень хотелось стать царем.