«Цивилизация 7.0»

    От часового несло за версту. Густой сладковатый смрад разложения, к которому, казалось, уже давно привык, норовил пробраться в желудок и вытолкнуть из него всё, что там было. Вчера этому грузину с жуткой непроизносимой фамилией оторвало ядром ногу чуть ниже колена, так что теперь он годился только в караульные. Сидел у брошенного на рыхлый снег автомата и смотрел одним глазом в одну точку. Другого глаза не было. Поперёк груди на серой шинели диагональю лёг неумелый стежок подслеповатого портного - четыре входных отверстия от крупнокалиберного пулемёта. Кожа на лице напоминала слой парафина, покрытого грязью - трупные пятна.

    Этого развесёлого грузина центурион Марк Спиций помнил: его убили неделю назад, когда легион атаковал позиции противника с фланга.

    - Всё нормально, солдат? - спросил центурион.

    Часовой медленно кивнул. Усатое лицо его при этом жутко перекосилось, смялось, как неудачно надетая бумажная маска. Того и гляди отвалится.

    - Ну и ладно, - бросил центурион и поторопился уйти; придерживая меч, не дыша, и не глядя на часового, протиснулся мимо него.

    «Мёртвым хорошо, - думал он, на ходу запуская руку под плащ и яростно расчёсывая под мышкой, - их хотя бы не едят вши. Комарам и слепням они тоже не интересны».

    Достал руку, понюхал покрытые сукровицей из царапин пальцы с обломанными грязными ногтями. Поморщился, покачал головой.

    Нестойким воспоминанием мелькнула огромная ванна, наполненная тёплой водой, в которой сидят они с Камиллой, и белый лепесток жасмина прилип к её влажной груди у самого соска. Она улыбается, отжимая рыжие волосы, и щекочет пальцами ноги его живот.

    Неужели это было? Неужели это где-то ещё есть?

    На дне окопа стояло месиво из грязи, старых окровавленных бинтов, забытых оторванных конечностей, гильз, испражнений и отбросов. Поднимался к небу густой удушливый смрад.

    А с неба густо сыпалась на всё это мерзкая, колкая ноябрьская крупа - то ли снег, то ли град, то ли громовержец Юпитер сблевал, нанюхавшись вони земной. Серость и дым застилали небо. А может быть, неба давно уже и не было. И Юпитера не было. Ничего не было, кроме вшей, гари и смрадного холода, исходящего из разинутой пасти смерти.