«Обратная сторона жизни»

Обратная сторона жизни (fb2) - Обратная сторона жизни 3838K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Денис Александрович Кавченков

Денис Кавченков Обратная сторона жизни. 

Книга первая

Часть 1. «Прибытие»

Пролог

Это здание, судя по его внешнему виду, было построено довольно давно, скорее всего еще в царские времена и таких, как оно по России стояло огромное количество. Громадный трехэтажный дом, покрытый неизменными историческими трещинами вместе с облупившейся от переменчивой погоды штукатуркой, видел и войны, и революции, и множество бесполезных косметических ремонтов за все эти годы. И если революции с войнами затронули его тем, что состарили и приблизили заслуженную смерть от времени, то намного более дешевые ремонты в обход средств из бюджета на новое современное здание, добавили обманчивой молодости и красоты, но только не устойчивости на измученной земле.

Такие изменения обычно происходят с женщинами, бегущими от старости при помощи различной косметики, бесполезных биодобавок и дорогостоящих пластических операций, хотя качество помады и количество силикона с ботоксом еще ни одну старуху не превратили в роковую даму, способную побеждать время.

Стены этого здания были настолько густо облеплены кондиционерами, охлаждавшими сдающиеся здесь офисы, что становилось неясно, как они держатся на них, покрытыми всего лишь еще одним слоем штукатурки на сырых, разваливающихся изнутри кирпичах.

Да и вообще весь этот город, в котором находилось данное здание, походил на него, то есть этот дом — весь такой с виду отремонтированный и вроде бы яркий, но жизнь в нем являлась не такой уж кипящей и светлой, как казалось на первый взгляд… Жизнь здесь, как и везде в этом мире являлась обычной ежедневной рутиной с обычными серыми людьми, растящими пока еще улыбающихся детей, которых они монотонно и привычно тянули изо дня в день.

Тянуть детей к абсолютно такому же бессмысленному прозябанию полному серости и скуки, помогала почти всегда ненавистная работа, после которой можно было уткнуться потухшими глазами в телевизор — зомбоящик, но чаще в компьютер с интернетом, и уже оттуда хаять правительство своей страны, состоящее из одних воров, коих люди сами усадили на трон, чтобы ничего не делать, а сидеть, тупо уставившись в умиротворяющий мерцающий экран.

Что тут сказать…. Каждый человек достоин того короля, которого заслужил лично, так что подобная жизнь была выбором всех, а уж телевизор напротив безжизненного лица и вовсе являлся величайшим изобретением, на которое можно было смотреть вечно, как на огонь и воду. Однако, если они — вода с огнем учили двигаться вперед, с легкостью уничтожая на своем пути все препятствия, то зомбоящик с большим и не очень экраном вел себя абсолютно иначе. Высокотехнологичная штуковина грамотно и круглосуточно рассказывала, как быстрей прожить бесполезную жизнь, лежа на диване и ничего не делая — то есть без всякой магии Вуду учила людей быть живыми мертвецами, со временем превращающихся в действительно мертвые и бесполезные кучи мяса.

Еще никогда действительность не являлась такой бессмысленной, ибо нынешняя суровая реальность выглядела хвалебной одой безграмотным потребителям различных товаров и услуг, живущим в кредит, где грамотных, двигающих прогресс единиц никто не замечал, а если они где-то и всплывали, то все их отчего-то презирали. Наступило удивительно-отвратительное время, когда быть умным стало немодно, ведь чем меньше человек знал, тем удобней было общаться с себе подобными, так как уже мало, кто обладал словарным запасом прошлого века.

Также в этом городе, как и во многих других, маялось от тоски великое множество наркоманов и алкоголиков, обладающих целью прожить каждый новый день под дозой того, что дарит забытье, а после хоть трава не расти, ибо когда не обращаешь внимания на правду, то душе внутри отравленного действительностью тела легче живется… Даже не живется, а просто расслаблено существуется, ибо ложная реальность, подаваемая неважно, чем опьяненному мозгу — алкоголем или наркотиками — является довольно-таки неплохой, прекрасно замещая суровый и неприглядный на деле мир, где даже радостно смеющиеся дети частенько искренне хохочут над таким же, как они ребенком, но только более бедно живущим.

Короче говоря, вся планета давно превратилась в огромный мусорный бак, в котором боролись за лучшие куски разлагающегося мяса разномастные всеядные черви, где некоторые вырастали толще, некоторые не очень, а какие-то вовсе сдыхали от голода или, наоборот подавившись от жадности. И пусть по телевизору говорят, что жизнь кипит, меняется и с каждым днем жить становится все лучше, но на самом деле это мало, кто видит, ведь так и не смог добраться до своего лучшего куска из помойки под названием Земля.

Молодой парень с невеселыми глазами, стоявший на тротуаре рядом с вышеописанным зданием, расслаблено курил, периодически прихлебывая из бутылки горьковатое, теплое пиво, глядя никуда и периодически сплевывая на ободранный асфальт поганый вкус сигарет во рту. Он-то давно, как и все люди понимал, что хочет ухватить лучший кусок из планетарного мусорного бака, но еще не осознал, что для этого сделать, уж слишком далеко находился от свежих объедков… Посиделками у компа, пьянками и мечтами полными денег вместе с полетами на драконах он этого точно не смог бы добиться, тут уверенность была на сто процентов и данный этап являлся давно пройденным.

Сама его жизнь была не самой интересной, по крайней мере, так он считал… За небольшое количество своих лет юноша понял одно — или он по другому видит, или же мир на самом деле серый, скучный и бессмысленный. Парень давно обратил внимание, что по своей сути вся жизнь — это какая-то круговерть, где меняются только декорации, смысл же остается неизменным. Глядя на огромное количество постоянно куда-то бегущих людей, живущих от зарплаты до зарплаты, с жизнями одинаковыми, словно пивные пробки от «Балтики тройки», удерживаемой им в руке, мальчишка понимал, что оказался не в том месте, где хотелось бы…

Осознание своей неуместности на этой планете пришло еще давным-давно, и уже тогда он начал понимать самоубийц. Особенно тех, кто до своей, ими же выбранной добровольной смерти обладал хорошей семьей с отличными сорванцами-детьми, а также прекрасной работой, то есть тем, у кого все протекало настолько гладко, что вроде ничего и не нужно.

Именно этих людей, уходивших из жизни, он понимал. Они просто не смогли себя найти, и не более того… Это когда вроде делаешь все, как надо, как написано на кем-то придуманных шаблонах, кем-то вбитых в каждую голову догматах о целесообразности жить именно так как ВСЕ, не отдаляясь ни на шаг сторону. И ты делаешь именно так, шаг за шагом, с каждым днем понимая, что это не то, ибо каждый такой «шаг» словно режет тебя изнутри… И вот однажды наступает переломный момент в жизни, когда человек, наплевав на мнение остальных, посвящает себя какому-то новому делу, что его почти всегда спасает, или начинает пить и употреблять наркотики, постепенно убивая себя.

Иногда и в голову пьющего сейчас пиво парня закрадывалась мысль убить себя, ведь он не видел смысла в своем существовании, именно СУЩЕСТВОВАНИИ, но у него были сдерживающие факторы в виде матери, совести и чего-то неуловимого, похожего на осознание, что вот-вот и найду. Именно это «вот-вот найду» и являлось основным препятствием на пути ухода от жизни, ведь даже мать и совесть не так сильно держали его в этом мире, где постоянное ощущение себя чужим среди людей не слишком облегчало существование, и поэтому главным оставалось именно любопытство и опять же то самое «вот-вот найду»…

Вообще, если посмотреть на Дмитрия, именно так звали мальчишку, уж кому, но только не ему было дуться и обижаться на этот мир. Довольно одаренный парень, обладающий внешностью, мозгами и нестандартной логикой, мог добиться чего угодно, но ничего не делал, посвятив себя алкоголизму и чтению книг. Он читал все подряд, самые разные, порой наполненные даже бредовой информацией, но и из нее вылавливал зачем-то необходимые крупинки знаний, которыми не пытался пользоваться. С той самой минуты, как мальчишка научился читать, он втягивал в себя любую информацию, сначала из множества хранящихся дома книг, ну а потом погряз в библиотеках родного города. Кем-то и когда-то написанные рукописи давали ему знания, дарили умение общаться с людьми, учили, как поступать в тех или иных ситуациях, а также просто помогали коротать время, даря приключения в придуманных кем-то мирах, и только это спасало от тусклой реальной жизни. Парень словно изучал мир через творения человеческих рук, и не мог остановиться все годы до этого момента, так необходимой опохмелки.

С другой стороны его никто и не спрашивал, почему он так сильно пьет, хотя ответ был простым, как черенок от лопаты. Во-первых, ищу себя, а во-вторых, не могу остановиться. Услышав подобное, практически любой из людей решил бы, что таких искателей себя и бесхарактерных слабаков минимум десять процентов населения России, но… Дмитрий действительно искал себя, так как всё, что он не делал, его не устраивало, хоть и отлично получалось, однако ему был важен смысл. Смысл любых собственных действий, а значит смысл существования. Ему постоянно казалось, что даже семья, прекрасная работа и грудастая красавица жена не смогут дать нужное, хотя все вокруг утверждали обратное, неутомимо вереща чьи-то чужие слова, что жить надо только так, но… Дима ненавидел стереотипы, особенно поведения и жизни, поэтому быть таким, как ВСЕ — ограниченным телевизором, интернетом и выращиванием детей, не хотел. Мальчишка мечтал увидеть настоящий мир… Яркий, красивый, где все другие. Умные, всесторонне развитые и никогда не говорящие: «Ты должен делать так, потому что все так делают». Проще говоря, умному парню не нравились почти все окружающие его люди, исключая редких девушек, нескольких знакомых и пары старых друзей, довольно неординарных ребят, уже давно живущих где-то в других местах.

Возможно, если бы рядом был хоть кто-нибудь, кто в него верил, то тогда бы он не пил, но даже мать принимала всеобщее шаблонное существование, как естественное, однако что взять с простой женщины, всю жизнь считающей собственным предназначением родить детей и уйти на пенсию, дабы копаться в огороде. И вот именно в данной можно сказать безвыходной ситуации пришла на помощь бутылка. Именно она — блестящая красотка с округлыми формами превратилась в идеальный выход из создавшегося положения… Стеклянная, а иногда и пластиковая носительница спиртного превратилась в друга и подружку одновременно, могущих утешить и развеселить, подарить храбрости, когда плохо и усилить чувство юмора, ну и конечно же, постоянно шептать на ухо: «Какие красивые мечты… Ты молодец! Всегда держись рядом, и у нас все получится Дим! Мечты сбываются! Завтра! Все начнем завтра!»

И вот этот постоянный самообман, плюс ложная уверенность: «Я могу бросить пить и курить, когда захочу!», — сделали из любопытного и доверчивого мальчишки с широко распахнутыми серо-голубыми глазами, хмурого парня, обожающего сигареты с выпивкой и конкретно недолюбливающего людей на трезвую голову.

Наклонная по которой «покатился» Дмитрий, сначала была почти незаметной и лишь чуть-чуть раздражающей мать, но постепенно ушла под гору, причем под немалым градусом в обоих смыслах этого слова, и родительница как-то внезапно поняла, что ее ребенок пропадает… Если по простому — все началось с ежедневного бытового пьянства, постепенно замещенного алкоголизмом с круглосуточной нуждой в опохмелке, ради которой хотелось вынести из дома последние вещи. Желание выпить стало настолько всепоглощающим, а муки ежедневно и истошно-вопящей во всю глотку совести настолько пронзительными, что сам того не заметивший парень, уже ничего не мог поделать. И если кто-то бьет себя в грудь, утверждая, что бросить пить легко, то он просто не пробовал пройти через подобное, а ведь на этих жизненных подводных камнях споткнулся и утонул не один сильный и подающий надежды человек… Тело всегда переборет разум, ежели у того не хватает сил отряхнуться от глубоко-въевшихся капель спирта.

И вот такая внешне бессмысленная жизнь Дмитрия продолжалась уже пятый с лишним год, где каждый запой заканчивался наркологией, после которой начинался новый круг… Это был бесконечный цикл одного из многих несчастных алкоголиков, мечтающих одновременно и бросить, и наслаждаться спиртным всю жизнь. Наслаждение алкоголем заключается в том, что он дарит уверенность в завтрашнем дне, и что все будет прекрасно. Даже, когда Дима периодически выходил из запоя, он понимал, что дай ему выбор жить неотличимо от других или же поселиться в бункере под землей с неограниченным количеством выпивки, сигарет, еды и интернета, то он выберет второй вариант и пусть весь мир подождет.

Сейчас же он стоял здесь потому, что недавно снова сорвался, запив, а с похмелья было очень нехорошо и пока желудок не переработает самое дешевое пиво — двигаться и думать не хотелось, да не очень-то получалось, однако он и не предполагал насколькостанет хуже… Пока юноша думал о мусорном баке под названием Земля, свежих кусках в нем и каким образом выйти из непредвиденного запоя, произошло то, что вообще не вписывалось в его и так недалеко идущие планы.

Большущая стая, оглушительно каркающих ворон, пролетающих над городом и похожая на вечно кочующий цыганский табор, как по команде опорожнилась над и несчастным, помятым веками зданием, где фекалии сразу семи крупных птиц упали на один из мерно жужжащих кондиционеров.

Перфоратор, работающий в одном из ремонтирующихся офисов и создающий в полуживых от старости стенах немалую по силе вибрацию, загрохотал еще сильнее, так как произошел обычный в России немаленький скачок напряжения.

В соседнем помещение сначала чихнула, а потом подпрыгнула от счастья на не слишком удобном офисном стуле блондинистая и жопастая секретарша Таня Коготкова, ибо ее добавил в друзья в «Одноклассниках» Владимир Подковин — обладатель красивого джипа Land Cruiser Prado настоящего года выпуска.

Генеральный директор фирмы «Прикольные подарки» зло и безнадежно громыхнул по дорогому столу тяжелой кофейной кружкой, из которой струился терпкий и сладковатый аромат коньяка, так как ему до сих пор не «дала» Таня Коготкова, сексапильнаясотрудница его знакомого из соседнего офиса.

«Что за девка такая… Как бы ее «отчихвостить», эту жопатенькую нимфочку…», — облизывая сухие губы думал Семен Петрович, «счастливый» обладатель жены и троих детей.

Жадно покрутив в голове множество смелых мыслей, в которых Татьяна в обнаженном виде проделывала всякие замысловатые штуки с его «одноглазым змеем», Семен легкой трусцой прогалопировал в туалет остужать пыл в налившихся кровью чреслах, благо с простатой, а значит и с потенцией проблемы у него отсутствовали.

Когда путем активного поглаживания «головы змея» пыл был остужен, а довольный собой мужчина застегнул дорогие штаны и открыл закатившиеся от удовольствия глаза, он первым делам спустил воду в туалете. Миллионы его неудавшихся детей, среди которых присутствовала даже пара четверняшек, с веселым улюльканием понеслись вниз по водопроводной трубе, проходившей в стояке рядом с обгаженным вороньем кондиционером.

Все вышеперечисленное вместе с перфоратором и подпрыгнувшей жопастой секретаршей создало столь совмещенные вибрации, что длинные и толстые анкера, удерживающие почти новый кондиционер LG, взяли и выскользнули из убитой жизнью стены здания и… Куча высокотехнологичного железа, производящегося в Дорохово, незамедлительно рухнула прямо на голову ничего не подозревающего юноши, как раз сделавшего последний глоток пива из бутылки и произнесшего:

— Ну, вроде как полегчало! — Дима вытащил из кармана давно нестиранных джинсов пачку сигарет, после чего третий этаж, масса кондиционера и безукоризненно-работающая земная гравитация превратили слегка похмелившееся тело в кучу сломанных костей и раздавленных органов, находящихся в бесформенном мешке из кожи, где желающее жить сердце еще несколько раз сделало «тук».

Когда его матери позвонили из милиции и пригласили на опознание, она еще не знала, что ей придется опознавать… Увидев груду мяса в которую превратился ее единственный сын, двадцати пяти лет отроду, оказывается бывший не таким уж и плохим, с ней прямо в морге произошел шок, отразившийся на всем состоянии тела, и она еще долго пролежала в больнице, леча почти полностью умершие нервы.

Диму похоронили в дешевом закрытом гробу, обитом красной тканью. В тот тусклый и затянутый серыми облаками день, полный противного моросящего дождя, его пришли проводить сестра матери со своим мужем, большое количество непонятно откуда взявшегося, оглушительно-каркающего воронья, и несколько так называемых друзей, что просто хотели выпить — наверняка у многих есть такие. И все. Вот такими были похороны…

Два давно небритых поддатых могильщика, наскоро забросали свежую могилу сырой землей, взяв за работу пару заслуженных бутылок и две тысячи денег.

— Обращайтесь, ежели чего хозяйка! — участники кладбищенского дуэта, уважительно кивнули сегодняшнему работодателю, и синхронно закинув лопаты на плечи, побрели шатающейся походкой моряков в место известное одним им. У них двоих в отличие отвсех остальных здесь присутствующих — день удался.

— Не дай Бог! Спаси и сохрани! — громким шепотом ответила тетка Димы на их искреннее прощание, быстро перекрестившись, после чего муж крепко ухватил ее за руку, чтобы жена опять не расплакалась, и они поехали в больницу навестить ее сестру. Ну, а так называемые друзья остались допивать халявную выпивку и болтать о своих делах, тем более, что норма слов соболезнований закончилась, а спиртное еще нет.

Глава 1

…Дмитрий долго выныривал из ужасного забытья, полного отвратительных кошмаров, почему-то ослепительного света и жуткой, практически мгновенной боли, прервавшейся, не успев начаться. Подняв удивительно невесомые веки глаз, он обнаружил себя голым и лежащим на неудобной деревянной лежанке, прикованным к ней шеей, руками и ногами при помощи поржавевших кандалов с бурыми потеками. В голове моментально промелькнула ассоциация с кровью на жертвенных камнях цивилизации майя, а также эффект «дежавю», что ли…

Еще немного пугало непривычное ощущение эйфории из-за удивительной легкости тела, четкости зрения и вообще отличного самочувствия, включающего прекрасные зубы, обнаруженные при проведении языком по внутренней поверхности рта. Ни одной дырки, ни одной пломбы и никакого дискомфорта! Это было удивительно и прекрасно, но также слишком подозрительно… Дмитрий тяжело задышал и сухо сглотнул, внезапно ставшим непослушным от нахлынувшего ужаса горлом.

Именно хорошие зубы и вогнали его в панику. Мало ли, что могло произойти, ведь всякое бывает, даже амнезия или кома, во время которых ты полностью отошел от пьянства, но такое количество испорченных постоянными запоями зубов было нереально вернуть в первозданный вид, а ведь сейчас все они ощущались, как родные!

Это и заставило напрячься. Ведь сколько раз он размышлял о том, как себя ощущает внезапно умирающий, пьяный в ноль человек… Такой резкий переход из неустойчивого материального в абсолютно иное, идеальное духовное состояние, должен быть огромным ударом по психике.

«Стоишь ты такой в раскачку, гоняешь в голове всякую несбыточную хрень, мечтая о недостижимом, и думая о себе — самом лучшем в мире мальчугане и тут… БАМС!!! Ты мертв! И, как учит любая земная религия — душа отделяется от тела, начиная долгий путь к… А уж этого никто точно не знает… Одни домыслы и фантастические рассказы, вроде побывавших за краем людей, коих большинство считает безумцами, но кажется сегодня наступил и мой день…», — Дмитрий похолодел, но надежды на то, чтоэлементарно ошибается и накручивает себя, не оставил, ведь это единственное, чем он сейчас обладал, хотя кандалы не очень походили на шутку…

Испуганно покрутив головой, парень обратил внимание, что находится в небольшой, сильно натопленной комнате, довольно мрачной, с грубыми стенами, словно украденными из фотографий средневековых замков, то есть таких же грязно-серых, и сложенных из крупного, неровного камня.

В стене, находящейся неподалеку перед ним, было сложено не очень аккуратное подобие камина с полыхающим внутри каким-то более горячим на вид, чем обычный огнем, дающим жутковатую игру света и теней. Это энергичное пламя, неровно прыгающеепо грязноватым камням, способствовало более вдумчивому рассмотрению различных инструментов, словно сошедших из фильмов про больницы и добрых врачей, но также могущих прекрасно ужиться и на верстаке столяра или слесаря.

Отличались данные приспособления для работы с человеческой плотью лишь тем, что висели на ржавых железных крюках и выглядели очень древне, будучи более топорно-выполненными из непривычного, красноватого оттенка металла… По-крайней мере, парень ни разу не видел подобного сплава раньше, да и вообще до сих пор не мог понять, хоть уже предполагал, почему находится в этом отвратительном страшном месте.

В данном помещении также пахло чем-то плохим, совсем не больничным и даже не морговским. Принюхавшись, Дима помертвел лицом, так как запах горелого мяса с привкусом смерти, он запомнил еще при забивании вечно поддатым соседом поросенка у своей ворчливой бабки. После того, как бедный свин, так весело целыми днями хрюкавший перестал шевелиться, его опалили паяльной лампой и разрубили на куски, чтобы позже часть продать, а остатки съесть в зимнее с весенним время.

Возле другой стены — правой, стоял стол с отвратительным инструментом, подобным висящему на крюках слева и пара внешне громоздких, каких-то уродливых стульев. Также к ней были неаккуратно прибиты вроде, как деревянные полки с непонятным барахлом, на вид из совсем не вписывающегося в интерьер комнаты пластика, а еще рядом находился грязно-бурый шкаф странного вида, забрызганный старой, бурой кровью. Почему кровью Дима не знал, но чувствовал, ибо в комнате, словно специально создавали необходимый интерьер для чьего-то времяпровождения по работе. Причем плохой и злой работе, так как откуда-то издалека, причем одновременно со всех сторон, а значит и сверху, и снизу, доносились сильно приглушенные крики, наполненные такой болью, что на голове сами по себе шевелились волосы.

Разглядев и частично прочувствовав все «прелести» нового места, в котором можно было очутиться только по пьяни, парень полностью очнулся и, забыв про кандалы, инстинктивно попытался поднять голову выше, однако больно ударился горлом о держащую шею железку, из чего выходило, что своим несчастным вместилищем мозгов он мог только крутить и лишь слегка приподнимать его. Это стало большим огорчением для мальчишки, сильно желающим сбежать отсюда, но тут раздались звуки, заставившие его замереть в еще большем ужасе, чем пару мгновений назад.

Послышалось глухое, приближающееся издалека цоконие шагов со стороны темечка, то есть у задней стены, где явно находился вход в эту комнату, ибо если извернуться и напрячь шею, можно было увидеть массивную деревянную дверь, обитую полосами того же красноватого металла.

«Цоканье шагов?!», — со страхом подумал Дима и непроизвольно затрясся всем телом на своей неуютной «кроватке», ведь подобного не испытывал даже в детстве, один в темной комнате, когда веришь в живущее в шкафу нечто!

Это было действительно цоканье копыт, но звучало оно так, словно шел человек, имеющий копыта… Трясущийся юноша даже не заметил, когда послышался звук открываемой двери, а после так и не понял, как пропустил этот важный и ужасный момент.

Петли наверняка не смазывались уже много-много лет, потому что они не скрипели, а рыдали от боли, пытаясь тянуть то, что им было почти не по силам. Кто-то сипло, громко и тяжело дыша процокал в сторону камина, обходя койко-место парня справа, а тот боялся даже попытаться посмотреть на создание, зашедшее в комнату, отчего изо всех сил стиснул веки, хотя выдающее ужас тело ходило ходуном.

Дверные петли снова натужно заскрипели, закрывая неподдающуюся дверь по инерции идущую обратно, а у Димы от этих звуков почти остановилось дыхание, отчего он отчаянно пожелал проснуться, жалея, что не может себя ущипнуть… Хотя бы легонечко…

Наконец «плач» уставшего от времени металла затих, и остановившийся сбоку «кто-то», посмотрел на него взглядом, полным профессионального интереса. Парень ощутил этот взгляд сначала на грудной клетке, а чуть позже на голове, но легче от чужого страшного «кого-то» с интересом во взгляде, особенно профессиональном ему не стало.

— Очнулся касатик? С прибытием! Или как там у вас в стране говорят? Здравствуйте! Хлеб-соль, траля-ля! — на чистейшем русском языке пробасил с небольшой смешинкой и ноткой презрения, жутко блеющий старческий голос, «Я в Аду…», — чем-то, но точно не мозгами понял Дима и не смог приготовится к худшему, потому что это нереально.

В такой ситуации никто не сможет подготовить себя просто из-за самого осознания нереальной стороны новой реальности. И, что самое интересное, сразу же захотелось обратно в серый скучный мир, где бессмысленными жизнями существуют одинаковые люди. Как говорится, все познается в сравнении, а здесь сравнение еще даже не началось, как постепенно осознавал жестоко переброшенный в новую реальность, любящий выпить юноша.

— Отрывай глаза и не притворяйся, что не слышишь меня! — пробасил над головой сердящийся голос с нотками блеяния, где его хозяин нетерпеливо прицокивал и, судя по остальным звукам, легонько бил хвостом по козлиным ногам.

Пересилив мерзкий, липкий страх, забравшийся казалось во все органы, Дмитрий испуганно-медленно, с дерганием, как у сломанного дверного доводчика открыл глаза, с ужасом готовясь к тому, что их выколют, но ничего не произошло. Он просто увидел обычного черта, смотрящего на него сверху вниз, такого же, как их описывают и рисуют во всех сказках, легендах и религиозных байках.

Причем старого, сутулого, покрытого рыжеватой и короткой, словно у мопса шерстью, с редкими проплешинами, в грязном, забрызганном засохшей кровью фартуке, с козлиной мордой, а также здоровенными, загибающимися вниз к спине рогами и вонючего, как стадо свиней, живущих в хлеву без возможности выхода на свежий воздух. И, что больше всего пугало, но в тоже время обнадеживало — на его морде присутствовали довольно умные оранжевые глаза, в которых не было жестокости, а только осознание новой работы и ее привычности для сего представителя адской разумной жизни.

Где-то внутри Диме стало легче, хотя ужас все также крепко держал его в своих объятиях. Тот, кто умеет думать — умеет говорить, пусть даже языком жестом… Осталось узнать «собеседника» получше и хотя бы двадцать минут разговоров должны дать Дмитрию более-менее ясный психологический портрет парнокопытного существа, чтобы понять, как с ним вести диалог.

— Зд… Здравст… Здравствуйте, — произнес он еще слабым, трясущимся от ужаса голосом, заметив, что дрожь в теле немного уменьшилась и замолчал от того, что закончились дальнейшие нужные слова. — Непривычно у вас тут поначалу… — нашелся, наконецобнаженный юноша. — А так, наверное, хорошо, если пожить дольше… — и испуганно уставился на козлоногого демона, ожидая реакцию того.

Черт с любопытством на него поглядел, моргнул блестящими глазами, и ничего не сказав, поцокал на довольно широких копытах — такие Дмитрий видел только у лошадей-тяжеловозов в кино — к стене с висящим на ней, как уже стало ясно, пыточным инструментом, весело размахивая хвостом, похожим на крысиный, но с пушистой кисточкой на конце. У мальчишки от этого цоканья и рассматривания неприкрытой фартуком задницы адского жителя снова вздыбились волосы, уж слишком нереально это звучало и выглядело.

Рогатый же демон, завораживающе помахивая хвостом из стороны в сторону, лениво выбирал инструмент для своей немудреной, но видимо нужной в Аду работы.

— Пожалуй, пожалуй… — задумчиво блея-басил «вымышленный» персонаж многих религий и сказок, водя над отвратительным инструментом лапой, походящей на человеческую руку, только покрытой грязно-рыжей, свалявшейся шерстью. — Ага! — внезапноудовлетворенно хрюкнул он и ухватил малюсенький топорик, которым только и можно, что пальцы рубить.

Диме поплохело от этого озарения, черт же, как-то ускоренно процокал к нему, быстро ухватил крепкими, даже жесткими пальцами с крупными грязно-желтыми ногтями левое ухо и сильно оттянув, словно решил оторвать — отрубил. У юноши только и успела мелькнуть мысль, что не только пальцы топориком… Далее желание думать пропало, будучи замещенным болью в левой стороне головы, сильно отдающей в висок и непроизвольным полузвериным криком с прикусыванием нижней губы.

Когда плачущие нервные окончания стали затихать, Дима почувствовал кровь, текущую вниз по шее и после капающую с затылка, а также ощутил приближение тошноты. Сама боль, довольно быстро становилась терпимой, хоть и оставалась сильной, мощноже бьющееся сердце гулко пульсировало по всей полости черепа, слегка ударяя по отчего-то затуманившимся глазам.

— Постой-постой!! — затараторил он, разбрызгивая вверх слюни, перемешанные с кровью из сильно прокушенной губы, когда что-то с хрустом жующий черт зашел на другую сторону головы. — Куда тебе торопиться?! У вас же здесь вся вечность впереди! Куда ты спешишь?!

Козлоногий, чуть притормозил, прислушиваясь к воплям несчастного мальчишки, но потом зацокал еще энергичней, дабы не по родительски сильно и уверенно ухватить железными пальцами второе ухо, и рубануть по нему. Дмитрий взревел, как подстреленный медведь, чувствующий смерть, но еще не сдающийся и опять одним матом, в котором, оказывается, существует огромное количество еще не придуманных выражений.

На этот раз боль похожая на предыдущую, то есть не являющаяся чем-то новым для его тела, не затмила сознание даже на время. Трясущийся парень увидел, что козлоногий демон засунул себе в рот свежеотрубленное ухо и принялся с хрустом жевать, с интересом наблюдая за ним, а скорее за его реакцией на происходящее.

— Уж мне-то есть, куда торопиться! Это у тебя вечность, а у меня как у остальных — рабочий день, плюс норма человеческого скота! — с элементами блеяния всхохотнул палач, показав почти лошадиные, остро-заточенные зубы и выплюнул то, что пережевывал.

«Видимо для устрашения…», — решил обмануть себя стонущий Дмитрий, увидевший свое ухо, а точнее бесформенный комок хрящей, перемолотый крепкими челюстями и тут сильное зловонное дыхание, развеселившегося черта обдало его, и так мучающегося.

Юноша моментально перестал открывать рот в бессмысленных жалобах, дабы не захлебнуться спершей горло вонью, и тяжело задышал, насколько возможно отвернув голову в сторону от воняющего палача. Теперь его шею омывали капающие с двух сторон с затылка ручейки крови, усиливающиеся при каждом сильном вздохе.

«Жаль, что она горячая… Немного прохлады не помешало бы…», — мелькнула неуместная в данном положении мысль, но видимо черту было мало, что в принципе естественно для Ада.

Парнокопытный неторопливо процокал к сдерживающему пламя камину и вытащил оттуда, неизвестно когда положенную, раскаленную лопатку. Такой мама Дмитрия переворачивала вкусные оладушки с драниками, очень быстро съедаемые со сметанойпосле приготовления, но черт этого явно не знал и спокойно направился в его сторону, весело покручивая хвостом и разглядывая новое орудие пыток, отражающееся в блестящих, почти человеческих глазах оранжевого цвета. От вони, источаемой очеловеченным козлом парня затошнило еще сильнее, плюс к этому вспомнился фильм Рембо III в том моменте, где главного героя подстрелили русские и он прижигал раскаленным ножом огромную рану в боку, дабы она не кровоточила.

Старый же демон, видимо ничего не вспоминая, а просто бездумно работая, доцокал до места позади головы мальчишки, и положив мозолистую пятерню ему на лоб, прижал к поверхности разделочного стола, после чего Дима инстинктивно приготовился орать и таки да… Отлично разогретая лопатка в искусной руке палача медленно, даже с удовольствием прикоснулась к месту, где недавно было правое ухо, и боль от прикипающей к голове железяки, затмила разум полностью…

Очнулся Дмитрий от свежего запаха забитого и опаленного бабкиного порося, то есть горелого мяса и паленых волос, настойчиво пробирающегося в нос, а место, где раньше располагалось ухо, нестерпимо болело, но судя по ощущениям на горячей шее, будто набитой пульсирующими венами, больше не кровоточило. Его глаза были залиты непроизвольными слезами, но концом это не являлось, будучи началом рабочего дня обычного черта, избравшего нелегкий труд палача и безупречно отрабатывающего свой хлеб.

Грубая пятерня все так же лежала на лбу белого от боли юноши, и когда тот открыл глаза со ртом, чтобы зачем-то посмотреть на мучителя и хлебнуть побольше, пусть даже спертого, вонючего воздуха, как демон уже по другому прижал лопатку к месту левого уха и… Дима понял, почему тот держит его голову рукой, будто вылитой из стали. От ощущений при получении нового, совсем не похожего на прошлый ожог, можно было сломать шею об обруч, которым его приковали, но старый черт знал свое дело на твердую пятерку. Юноша орал, как сумасшедший, суча ногами и дергая руками, прикованными к пыточному лежаку, осознавая, что это еще цветочки. Дальше, судя по нарастающей болезненности пыток, будет действительно Ад с еще большей буквы.

Когда черт наконец-то удовлетворился сделанным, отпустив голову мученика, Дмитрия уже, как секунд десять тошнило и колотило в диком ознобе от жуткой боли. Вместо ушей он представлял, что осталось — обугленные края головы по бокам, ибо ощущение текущей по шее крови полностью исчезло.

И вот в этот момент рвота, подготовленная шокированным телом все-таки подкралась ко рту и непроизвольно выплеснулась в небольшом объеме с правой стороны лица, именно туда сумел повернуть голову Дима, дабы не захлебнуться в собственной кисло-горькой блевотине.

«Причина смерти — утонул в рвоте на том свете», — юноша тускло улыбнулся где-то внутри себя, все-таки даже в таких ситуациях можно смеяться…

Это его спасительное качество шутить над самим собой, даже в самых плохих ситуациях частенько выручало и спасало. Там, где многие впадали в истерику, начиная пускать слезы с соплями, он мог меланхолично плевать в потолок, думая, что делать дальше. Правда сейчас ситуация подобралась чересчур нестандартная и подобного не предусмотрела даже его черствая бабуля, женщина довольно набожная и искренне верящая, что обнаженный, измученный жаждой Гитлер танцует на раскаленной сковородке в Аду британскую джигу, получая в нагрузку тысячи тысяч ударов огненной плетью по худосочной заднице. Знала бы хмурая старушка, что ее внук-алкаш уже начинает жариться, причем за злоупотребление спиртным, то поняла бы, что неплохо отметившийся в истории неудавшийся завоеватель мира, исполняет что-то посерьезней сковородных плясок…

Лично Дмитрий не мог и представить, каких пыток достоин Гитлер, если простым алкоголикам вместо «здрасти» отрезают оба уха.

«И это с учетом того, что историю пишет победитель и смерть фюрера, человека повелевавшего огромным количеством людей и занимавшегося черной магией, слишком нелепа и надуманна…», — в голову одурманенному болью парню полезли мысли, несвойственные месту, где он находится.

Тем временем палач на козлиных ногах жутко мелодично процокал по жаркой комнате, и как Дима заметил туманными от страданий глазами, достал с висящей на стене полки настоящую пачку сигарет, причем со стандартным оранжевым фильтром, робко выглядывающим из нее. А после не боящейся пламени, волосатой лапой, вытащил тлеющую головню из раскаленного камина, прикурил и по комнате перебивая запах горелых ушных впадин, разнесся аромат неплохих в принципе сигарет, если судить по земным меркам.

— Затянись, — раздалось уже иначе слышимое басо-блеяние, все-таки уши в отличие от впадин, создавали звуковой фон совсем не похожий на новый постоянный свист.

«Или это просто от боли…», — сперва задумался, а потом отбросил эту мысль измученный пленник, услышав про сигаретную затяжку и ожидая обмана, но…

— Я знаю, что ты любишь курить, — палач усмехнулся. — После меня сигарет не будет. Кури, — чтобы не значило данное, вгоняющее в дрожь утверждение — плевать, ибо перед носом парня появилась волосатая лапа с зажатой в двух заскорузлых пальцах сигаретой.

Дима с трудом приподнял обезображенную голову и жадно затянулся, коснувшись губами чертов палец, отчего подумал, что многие так попов целуют. Вкус дыма напоминал красный Бонд, и у него сильнее закружилась голова, но парень с удовольствием затянулся еще несколько раз, приподымая падающую от бессилия черепную коробку, черт же терпеливо ждал, когда он закончит.

— Табак! Благословенное Творцом изобретение человечества! Единственное прекрасное, что сработало в вашей программе… — странная фраза демона пролетела мимо ушей пленника, чтобы дать место следующей. — Спасибо огромное, залетевшим на огонек сотрудникам табачных кампаний! Ха-ха-ха! — закатился козлоногий, обдавая юношу вонью изо рта. — На огонек! Ха-ха-ха! Есть от людишек польза, как ни плюнь, не зря мы с вами столько возимся! — мальчишка просто молча и жадно курил, сжавшись внутри в комок нервов и не собираясь мешать веселиться мучителю, ведь чем радостней палач, тем меньше боли, хоть кто его знает… Здесь все иначе.

Наконец, пребывающий в шоке Дмитрий расслабленно, если это можно так назвать, вытянулся на пыточном столе. Желание говорить с рогатым мучителем почти пропало, ибо хотелось элементарного отдых от боли, но проклятое упрямство являлось слишком большой его частью.

— За что и как? — еле спросил он, первое пришедшее в голову, ибо это волновало больше всего.

Юноша действительно не понимал, почему попал в Ад, который представлял совсем не таким. Его мировоззрение сводилось к тому, что истинный Бог не настолько плох, дабы разрешать мучить своих детей, то есть частичек Себя из-за элементарного алкоголизма и курения, а насчет улучшения кармы каждую новую жизнь как-то не задумывался, ведь воспоминаний от старой абсолютно не было. И вообще, как исправлять прошлые ошибки, не зная о них ничего, тоже неясно, так как подсказок никто не дает, а множество умных книг на эту тему разнятся во мнениях.

— Уши-то? — хмыкнул черт, отошедший к столу, и видимо неправильно его понявший. — Ты никого никогда не слушал, и значит они тебе не нужны. Подумай, что дальше… Хотя я могу пойти и другим путем, — он мерзко-блеюще захихикал, чем-то позвякивая, а скорее просто выбирая следующее средство создания боли.

Дмитрий понял, что возможно следующим будет язык из-за излишней болтливости и богохульных размышлений, причем вслух об ином устройстве мира, чем провозгласила церковная братия… Эта мысль ударила его под дых и уши мигом показались ничего не стоящими штучками. В животе появилась массивная глыба льда, морозящая остальные внутренние органы, а сам он тяжело задышал, находясь на грани истерики, по его мнению, делающей людей идиотами из-за непредсказуемости эмоциональных взрывов. Юноша знал, что истерику нельзя допускать ни в коем случае, а то палач точно вырвет язык и безмолвные пытки сведут его с ума в два счета.

— На самом деле шучу! Что хочу, то и отрубаю! А насчет того, как сюда попал и за что, ты наверняка это хотел спросить? Тебя убило кондиционером, под которым ты пивасик пил, грешничек! Не смог правильно пожить на Земле, хоть и подсказывало тело, да!? — теперь уже черт не хихикал, а жутко, по-козлиному, с какими-то невероятными нотками лая дикой гиены захохотал, наполняя воздух гнилостным зловонием, струящимся из клыкастого рта.

Дима же действительно вспомнил, что в первые два года начала «полета» на тот свет не мог курить и пить, так как его неимоверно тошнило и извергало из желудка множество рвоты, что от сигарет, что от алкоголя. Но парнем он был упрямым и мечтающимстать таким же, как все «нормальные» люди, а значит, страдальчески перетерпел и научился любить без памяти до этого неприемлемые вещи.

А парнокопытный палач устав хохотать от непонятно чего его развеселившего, продолжил.

— У нас на большинство приходящих из вашего мира много чего есть и тебе повезло, что ты попал именно ко мне! — отвратительный нечеловеческий хохот раздался вновь, правда секунд на пять, не более. — Я просто подрабатываю и от меня не требуют особого служебного рвения, ведь свою выслугу я получил давным-давно… — как-то грустно-мрачно закончил черт, но на грязный из неровно-черноватого камня пол сплюнул довольно зло, может, вспомнив что-то плохое.

Дмитрий промолчал, не зная, как прокомментировать подобное, не нужное ему откровение, тяжело вздохнул и облизал губы сухим языком. В глазах было мутно от осознания собственной безысходности, но поделать он ничего не мог, кроме как отсрочитьпытки хоть на пару минут.

— Расскажи мне про Ад и зачем вы есть? — не понимая, отчего попросил парень черта, повернув обожженную голову, сильно болящую по бокам.

Звяканье с перебиранием железа у стены моментально прекратились и раздалось заинтересованное сопение приближающегося палача, заполнившего большую часть пыточной комнаты, освещаемой багровыми всполохами пламени.

— Почему мы есть? — ненаигранно удивился его мучитель, яростно заблестев оранжевыми глазами. — А почему есть вы, теперь уже обычные кучи мяса, ставшие вместилищами душ всех желающих любой из Вселенных? Да у вас даже на существование прав нет! Только разрешение от нас! — злобно рявкнул рогатый, обрызгав парня теплыми слюнями и испугав непонятными ответами на заданные вопросы. — Насколько я знаю, ты не относишься к религии никаким боком, чтобы затевать философско-теологические дебаты… — козлоногий палач внимательно смотрел на парня. — Отчего такие странные вопросы? Почему не «пожалуйста, отпустите меня», «пожалуйста, не надо», «я ничего не хочу знать, только не убивайте меня»?! — оранжевые нечеловеческие глаза уставились в бледное, измученное лицо Димы, находящееся на сожженной по бокам голове, покрывающейся пузырями с сукровицей.

— Я просто любопытен, всегда такой был… — слова оборвались хриплым кашлем, и парень забился в нем, ударяясь шеей об поржавевший обруч.

Демон же смотрел на него, ничего не говоря и слегка придерживая голову мощной лапой. Когда Дмитрий перестал кашлять и вновь вопросительно уставился на него слезящимися глазами, рогатый поджал узкие губы, пошевелил кожистыми ноздрями черного носа и пару раз моргнул.

— В любом случае я не должен прерывать свою работу. Если ты действительно хочешь послушать, то терпи, я начну с малого, но мой рассказ поразит тебя до глубины души, перевернув все заложенные в тебя устои! — услышав про малого, Димины глаза непроизвольно направились в сторону оголенного паха из-за однажды услышанного анекдота, а еще стало ясно, почему людей раздевают, когда хотят морально сломать.

Именно обнаженность «дарит» человеку более полные ощущения незащищенности и открытости перед любыми внешними невзгодами, хотя на самом деле одежда спасает лишь от плохих погодных условий, да и то не всегда, здесь большее влияние оказываетстепень закаленности.

Старый же черт мигом заметил испуганный взгляд изуродованного парня, направленный в сторону мужского начала и захохотал вгоняющим в дрожь смехом, тряся рогатой головой с торчащим на шее здоровенным кадыком.

— Не с этого «малого»! Ха-ха-ха! Его по всем правилам лучше трогать в последнюю очередь! Ваши видоизменившиеся образцы «Адам»… — услышанное от черта известное имя из Библии, включенное во фразу с резко контрастирующими «образцами», вызвало у парня неподдельный интерес, несмотря на атмосферу страха и боли. — К нему настолько привязаны, что после его потери реагируете на боль слишком… — демон сморщил козлиную морду в раздумьях. — Слишком пофигистично, как сказал бы ты, — ониздевательски ухмыльнулся и, отвернувшись от мальчишки, поцокал на широких копытах к жуткому столу с инструментом, генерирующим боль.

Там он быстро схватился за нечто похожее на ножницы по металлу, но побольше и похоже с абсолютно не заточенными сторонами, наверное, чтобы не откусывать, а разрывать ткани тела и проверяюще покрутил перед вдумчивым взором. Дмитрий в ответсглотнул сухую пустоту сдавленным горлом, а черт уже приближался, громко щелкая выбранным инструментом и ухватившись свободной лапой за один из стульев, который громыхающе волочил за собой, непроизвольно создавая уродливую мелодию страха. Ножницами он щелкал не специально, было видно, что это глупая привычка и пугать рогатый никого не собирается, просто любая работа накладывает свои отпечатки.

Подцокав, палач поставил стул рядом со столом для разделки бедных грешников и сел по правую руку Дмитрия. Парень подумал, что весело пошутить над чертом в данной ситуации будет неуместно, а тот положил выбранный инструмент рядом с головойнервно моргающего мальчишки и закурил. Пленник непроизвольно потянул носом, жадно втягивая сигаретный дым вместе с «ароматом» палача, тот же понимающе хмыкнул и волосатой рукой поднес сигарету ко рту незадачливого грешника.

Несколько затяжек вроде чуть сняли напряжение, но черт работать умел и знал точную меру в расслаблении. Он взял уродливые ножницы, пару раз лихо щелкнул ими перед носом дернувшегося от испуга мальчишки и ухватил мощной лапой его бледнуюкисть.

— Может не надо? — с ужасом просипел Дмитрий, умоляюще смотря на пыточных дел мастера, целеустремленно вглядывающегося в его пальцы, будто выбирая самый красивый. — Разве без этого никак? Ну, пожалуйста!! Не надо!! — черт, однако, отрицательно мотнул рогатой головой, а затем с силой сжал запястье перепуганного грешника, дабы с хрустом отрезать указательный палец.

Мгновенно стало дико больно, и Дима заорал, пытаясь сучить, но просто ударяя ногами с руками по держащим их кандалам. Мощная, острая, ни с чем несравнимая боль от перекусывания, а точнее раздавливания мышц с костями, причем на фаланге, перекрыла все мыслительные процессы, оставив в голове лишь багряную пелену и звуки бьющегося с огромной силой сердца. Отрезание пальцев тупыми ножницами и обрубание ушей острым топориком были небом и землей, так как уши, оказывается, почти не больно рубились.

Пока он орал, мучитель на козлиных ногах вытащил моток ниток из нашитого на мясницкий фартук кармана, оторвал небольшой длины нитку и ловко перемотал неровно откушенный палец с лохматыми краями и маленьким кусочком торчащей кости. Затем вытащил изо рта дымящийся окурок сигареты и чисто символически прижег рану, обильно струящуюся кровью, положив ножницы на пыточный стол. Дима от уродливой заботы несколько раз дернулся, но по сравнение с перекусыванием тупым железом фаланги пальца, боль сигаретного ожога на только искалеченном месте как-то не впечатлила, да и кровь меньше идти не перестала. Черт же, не отрывая зад от стула, покряхтывая, как старый дед, наклонился и поднял отрезанный палец с каменного пола, после чего задумчиво вгляделся в него и… Подбросив пару раз на крупной пятерне, словно пробуя на вес, швырнул в огонь камина, который отчего-то не нуждался в дровах, ибо горевшие в данный момент не думали заканчиваться.

«Хотя это же Ад…», — медленно выползла закрашенная болью, апатичная мысль. «Тут все по-другому…Тут все строится на огне и боли…», — серо-голубые глаза недвижимо уставились в потолок, а каждая клеточка в изуродованных местах пронзительно кричала, успевая точно улавливать движения задумавшего недоброе рогатого.

Мгновенно напрягшийся парень повернул голову, как раз в ту секунду, когда парнокопытный житель Геенны Огненной заговорил.

— Место, где ты находишься, и которое люди называют Адом в своих идеализированных книгах с учениями различных земных пророков, на самом деле твой дом… — размеренно вымолвил старый черт и, не поворачиваясь, взял жуткие ножницы, отчего юноша вужасе замер. — Твоя родина с большой буквы! — козлоногий крепко сжал мизинец и отрезал его с отвратительным хрустом.

Самый маленький палец руки улетел в огонь, нитка обмотала лохматый окровавленный срез и пока парень исступленно орал, демон медленно процокал к камину за еще одной горящей головней. Принеся ее, он уселся обратно на стул и выполнил процедуру прижигания среза свежеизуродованного места, после чего закончил и с предыдущим, до сих пор не перестающим кровоточить. Дима в это время тихо завывал от испытываемых мучений, обливая лицо слезами боли, порождающими сопливые пузыри в носу, нодемон с умными глазами внутри которых танцевали бесы, не обращал внимания на жизненные мелочи, к которым привык за долгие годы работы в Аду. Кинув головню под стул, где она перестала гореть, но тлела, как обычная деревяшка, он продолжил свой рассказ.

Глава 2

— Почти все, что рассказывают ваши священники, попы, муллы, раввины, ребе и тому подобные, будто бы «посвященные» в божественные тайны — неправда! — рогатый полез в карман фартука и, вытащив оттуда сигареты, прикурил одну взятой из-под стула головней, не забыв почесать перетянутой старческими узлами мышц лапой затылок, заросший не рыжей, а темно-бурой щетиной.

— Грехи, добродетель, самопожертвование, молитвы по утрам и вечерам — все это несущественно. Вы специально созданные биологические машины, автоматически возвращающиеся домой после прекращения жизнедеятельности основного физического тела, а не попадающие в Ад или Рай в зависимости от плохих и хороших дел. И все это происходит из-за того, что устройство встроенное внутрь первых двух экземпляров до сих пор прекрасно работает и успешно передается каждому новому поколению! — грубо сложенная пятерня черта довольно аккуратно сунула Диме в губы уже порядочно растянутую сигарету.

Тот пару раз затянулся ароматным дымом, в голове потяжелело, и она бухнулась назад, демон же сноровисто ухватил средний палец руки парня и ловко, с сильным хрустом отрезал его. Далее последовали нитка, перекрывшая кровь из пальца, крик бьющегося на столе юноши, сучение ногами, непроизвольные слезы и плачущие нервные окончания там, где раньше находились два пальца и уши.

— Вот ты сейчас наверняка думаешь почему, если душа бесплотна, каким образом чувствуется боль, течет кровь и даже теряется сознание? — вопросительно поглядел на него черт, приподняв уголок козлиной губы, а бледный, как мел Дмитрий в ответ слабо кивнул, борясь с тошнотой. — Все дело в том, что людям в этом повезло, ибо вы можете жить одновременно в двух мирах с разными физическими законами, ваши же заведомо ложные учения неверно истолковали правду про душу и тело! На самом деле у вас единое, состоящее из нескольких тело, чаще всего семи или шести, но основных, самых грубых всего два — астральное и физическое или духовное и материальное, кто как называет, поэтому в нашем мире вы называетесь биологическими машинами, причем опытными образцами! Вас создали в здесь! В нашем измерении! — демон довольно захохотал, пуская дым в потолок и обжигая крепкие кожистые губы почти докуренной сигаретой. — Конечно, сегодня мало, кто так говорит… — рогатый язвительно усмехнулся. — В нынешнее время вас именуют просто мясо или человеческий скот! Ха-ха-ха! — палач жутко захохотал, метнув окурок в каминное пламя. — Обычное мясо, этакий нескончаемый поток еды и рабов, — ужасная улыбка «озарила» козлиную морду, а юноша в ужасе затрясся, впитывая суть кошмарного мира. — Ад и Рай, Геенна Огненная и Элизиум, так называются наши — для вас потусторонние миры — являющиеся почти одним и тем же, а точнее планетами, находящимися в звездной системе с двумя светилами, одно из которых давным-давно красный карлик! Наша Вселенная абсолютно несравнима с вашей, ведь у нее совершенно иная структура мира, но самое главное, что наша наука намного более продвинутая, чем ваша! Технически вы отстаете примерно на три тысячи лет, а дальше мало, кто может продвинуться, так как начинаются определенные проблемы. Именно поэтому мы превратили так называемую Землю в огромную тюрьму, этакую человеческую клоаку, приносящую немалую пользу, ведь это один из множества изученных нами миров в теперь уже вашей Вселенной, откуда нельзя выбраться живым, кроме довольно редких случаев! А точнее… Сейчас ты поймешь, почему мне так смешно, когда я говорю про тюрьму! — гадко ощерил клыкастый желтый рот старый черт, глядя на шокированного Дмитрия, слушающего собственные, никому не доверяемые, безумные мысли, внезапно претворившиеся в голос прямоходящего козла. — Во время генерирования транспортных порталов между вашей и нашей Вселенными, когда исследователи из Ада и Рая, а также путешественники-любители направляются к вам, но это еще не все! Внимательней вслушайся, и ты получишь ответы на вопросы многих земных специалистов, специализирующихся на человеческой психике! — черт гадко ухмыльнулся и приблизил козлиную морду к обожженной голове парня, пытающегося от страха вжаться в грубое дерево пыточного лежака, но лишь доставшего животом до позвоночника. — Когда наших преступников отправляют к вам на перевоспитание, стирая перед этим память! Вот откуда берутся чудовищные земные маньяки с сумасшедшими садистами, так любящие кровь и жесточайшие убийства! Которым поражаются человеческие психиатры и эксперты, собирающие тела убитых по кускам, да что там по кускам! По кусочкам!! А потом еще долго сидят и думают, откуда у нормальных родителей такой сын или дочь!? Или почему такие милые ребятишки выросли в дяденек, любящих детишек, но только по-своему!? Ха-ха-ха!! Да они сами выбрали маму, пока летели на Землю!! Ха-ха-ха! — демон заливисто ржал, сверкая желтыми клыками и прихлопывая ладошками по коленкам, сидя рядом с впитывающим каждое его слово Димой, верящим палачу на все сто. — Наши тела в вашем измерении невидимы и неосязаемы, однако прекрасно приспособлены к людским организмам, ведь нам, как создателям много позволено, не правда ли? И что самое обидное… Они приспособлены не только нам, но и выходцам из других, неизвестных миров! — демон злобно, но одновременно гордо улыбнулся. — А так-то да… Любой из представителей рас Ада или Рая может выбирать в ком желает поселиться, пока растущий организм ребенка находится в утробе матери физически, то есть в виде пустого, только начавшего развиваться тела! Это, то время, пока сознание — часть духовного тела, отвечающая за сбор и обработку информации — еще не включилось и не заняло положенное ему место! Ведь оно является самообучающейся программой, рассчитанной на отсутствие души, вот только в вашем случае вышло так, что освободившись от подчинения нам, человек приблизился к животному из-за ярко выраженной привязанности к физическому телу и таким простым его потребностям, как жрать, спать и спариваться! Именно в подобных случаях представители человеческой расы не обладают ни талантами, ни собственным мнением, живя по придуманным для них законам и догматам! Зато считаются нормальными среди себе подобных бездушных биологических роботов! Ха-ха-ха!! — козлоногий жутко захохотал, брызгая теплыми слюнями юноше в лицо. — Живя в клоаке планетарного масштаба, забитой инопланетянами и одновременно с этим не веря в них! Пустоголовые идиоты, что тут сказать! А вот когда вместо сознания в дело включается душа, значит, на светпоявился еще один инакомыслящий психопат, запертый в клетке! Даже в двух! — рогатый весело подмигнул, щелкнув Диму по пузырю с сукровицей на голове, отчего тот лопнул, а парень взвыл. — Ой, не прикидывайся! Будто больно! Ха-ха-ха! — всхохотнул черт, посмотрев в собственное отражение из выкатившейся у мальчишки слезинки, и невозмутимо продолжил. — У нас-то в Аду и тюрем нет, кроме до ужаса жарких пустынь, где работаете опять же вы — люди, человеческое мясо, скот одним словом! Или же просто ловцы душ, как говорят здешние умники, без которых и в Геенне Огненной не обошлось, но это слишком звучное для вас прозвище, ибо вы не понимаете собственных возможностей! Ничтожества! Мясцо-о-о-о! Ха-ха-ха! — протянул смеющийся козлоногий палач и больно ткнул заскорузлым пальцем в плечо жадно слушающего Димы. — Весь человеческий скот сегодня — это потомки первых биологических машин, но с живущими среди них сущностями из множества Вселенных в людских телах! Изначально вы получились настолько идеальными физически, настолько совершенными, что мгновенно превратились в желанную оболочку для всех страждущих! Не только наших преступников! Для любого существа, умного и тупого, хорошего и плохого, бессмысленно, как ему кажется витающего в пустоте и мечтающего обрести физическое тело, но при этом не осознающего, куда оно приведет после! Все кому ни лень, круглосуточно вьются вокруг Земли и миров наподобие, где терпеливо ожидают открытия портала внутрь, мечтая хоть немного побродить по твердой поверхности, пощупать ее и попробовать на вкус… — палач хмыкнул, покручивая в крупной лапе жуткие ножницы. — Придурки! Не желающие заглянуть в ужасное будущее недоумки! Именно поэтому многие из них не могут найти собственное предназначение в материальном теле и пытаются сбежать путем самоубийства, но… Ваши тела… Идеальные тела биологических роботов, слишком совершенны и эти мимолетно полюбопытствовавшие души оказываются в ловушке! — демон замолчал, внимательно посмотрев на Дмитрия, а тот едва слышно дышал, боясь хоть как-то разозлить палача, покручивающего страшный инструмент. — Знаешь ли ты, что на Земле и гений, и маньяк считаются одинаково безумными? — парень непроизвольно кивнул, а у черта в глазах мелькнула некая искринка. — Ну, значит ты в курсе, что это отступление от нормы! Все оригинальное, все необычное и так не похожее на общепринятые стандарты, создается обладателями душ! Инопланетянами в человеческих телах! Психопатами, как говорят бесталанные неудачники, рожденные заниматься грязной работой! На деле же психи — это писатели, художники, архитекторы, скульптуры, изобретатели, исследователи, ну и плюс, конечно же, гениальные убийцы, безумные садисты и звероподобные маньяки, вытворяющие то, что простые люди представить не могут! Все эти, вышеперечисленные представители земной цивилизации являются своеобразными творцами и живут они в огромной космической тюрьме вместе со скотоподобным людом, забывшим свое истинное предназначение! — оранжевые глаза палача горели адским пламенем, и он явно радовался тому, что искалеченный мальчишка слушает правду, о которой подозревал всю жизнь.

Дмитрий же, впитывал фантастический рассказ адского жителя и понимал, что выдумка в этой истории напрочь, отсутствует. Все слышимое им сейчас, подтверждало его собственные домыслы о самоубийцах, не могущих найти себя на Земле и об остальных людях, живущих по кем-то выдуманным правилам… Кто их выдумал, он не знал, но кому-то было определенно весело взирать на бардак планетарного масштаба с огромным количеством варящихся внутри жизней, считающих себя единственным разумом во Вселенной, но тут его отвлекшие от боли размышления прервал блеющий голос старого черта, продолжающего удивительное повествование.

— Самое интересное, что некоторые человеческие особи могут принять в себя несколько душ одновременно и вот тогда внутри несчастного, по-своему талантливого носителя начинается настоящий бардак! — козломордый демон весело хмыкнул, покачиваясь на громоздком стуле. — Именно это приводит к столь массовому количеству личностных раздвоений, растроений и больше! Ваши запертые в лечебницах психбольные в большинстве своем честнейшие люди! Просто в одном теле не уживаются несколько разных разумов! Смешно, не правда ли?! — дыхнул зловонием в лицо пленнику палач. — Однако продолжим наш основной рассказ далее! Как собственно должны работать биологические роботы, сегодня зовущиеся людьми? Знаешь ли ты, животное!? — он моргнул, посмотрев на перепуганного Диму, а тот отрицательно мотнул головой. — Еще бы ты знал! Слушай, мясо! — демон звучно щелкнул массивными ножницами, отчего бледный юноша нервно икнул, а палач довольно ухмыльнулся. — Так как вместилищем сознания является духовное тело, то оно в свою очередь отвечает за сохранность и передачу собранных данных! И вот, когда вы спите, это второе ваше тело отделяется и отправляет собранные данные в Ад, но… Вы давным-давно сломались и мы тысячи лет ничего не получаем! Люди стали одновременно и самостоятельными, и бесполезными даже для самих себя! — демон внезапно направил алчный взгляд на искалеченную руку мальчишки, словно некий животный инстинкт пересиливал ответственность за работу, а трясущийся Дима сглотнул отсутствующую слюну. — Вот почему, когда случайные или наоборот целеустремленные космические путешественники забредают на Землю, а потом пытаются уйти через самоубийство, у них ничего не получается! — черт поднялся и отцепил оранжевый взор от руки грешника, начав цокать туда-сюда у камина, играющего всполохами пламени, словно ребенок брызгами воды в ванной. — Им, как приклеенным, приходится лететь сюда вместе с астральным телом, ибо душа заняла место сознания! Духовное тело обязано хранить информацию и никогда не отпустит то, что считает изначальной частью себя! Оно создавалось с этим умыслом, и обойти эту программу невозможно! Спасибо хоть на этом! Сколько всего мы изучили благодаря принесенным людьми сущностям из других миров, не перечесть! Ха-ха-ха! — сигаретный дым еще рассеивался, а черт злобно хохотал, довольно скаля желтые зубы-клыки, парня же пробрала внезапная холодная дрожь в районе позвоночника, немного морозящая голову и височные доли, что происходило только в случаях правильности либо его, либо чужих слов и мыслей. — А вообще все вышло довольно случайно… — демон замер на полуцоке, заслонив массивной фигурой игривый огонь камина. — Мы создали вас, когда искали Бога! Истинного Творца! — чванливо и с гордостью произнес рогатый, взмахнув грубыми ножницами для пальцев, пугающе блеснувших в свете багрового пламени. — Спроектировали таких удивительных созданий, обладающих двумя одинаковыми внешне, но разной плотности телами, одно из которых всегда возвращается обратно, являясь неразрушимым сейфом для любой информации! Этакий огромной крепости и плотности черный ящик во всем идентичный физическому телу, но видимый только в нашем мире! — воскликнул потряхивающий козлиной бородой, повторяющийся черт, проведя грубо исполненными ножницами по обнаженной груди вздрогнувшего от страха парня. — Эти биологические машины, то есть вы, создавались способными изучать все, что входит в зону видимости и прикосновения, но они поломались! Почти полностью потеряли программу поиска настоящего Бога и спустя множество веков, когда начали создавать собственную цивилизацию, все настолько извратили, что назвали богами нас…Своих создателей! — козлоногий демон горестно и похоже искренне покачал рогатый головой, в то же время резко направив заскорузлый, указательный палец на дернувшегося в сторону Дмитрия, крепко удерживаемого поржавевшими кандалами.

— Даже спустя множество тысячелетий после неизвестной поломки, вы не можете восстановить собственную программу, этакую память предков для продолжения целенаправленного выполнения возложенных задач, а лишь интуитивно движетесь в этом направлении, порождая одну за другой религии, противоречащие друг другу… — демон немного помолчал, поглядев на орудие пыток и искалеченную руку юноши, Дима же в ответ похолодел, но ничего не произошло. — Поэтому мы просто ждем срабатывания автоматики, и когда духовное тело, полное собранной информации возвращается домой, причем частенько с душой инопланетного гостя внутри, то переписываем собранную за жизнь информацию и испытываем «посылочку» на выносливость к боли, — демон весело подмигнул Диме блестящим оранжевым глазом. — А потом или уничтожаем, или заставляем работать на себя, дабы через некоторое время, пару, десятков, сотен или тысяч лет, отправить обратно, вот откуда взялись неопределенные человеческие легенды о небесном суде и очищение огнем! Таким кстати способом мы постоянно ищем в людях неполадки первых двух образцов, отправленных на исследование другой, сегодня вашей Вселенной, где с их помощью возжелали найти настоящего Бога, Творца. Одного из Создавших нас и ВСЕ вокруг, полное удивительных тайн и сумасшедших загадок на решение которых не хватит и миллион миллионов жизней! — козлоногий благоговейно, перекрестился и закрыв глаза, поднял вверх голову с мощными рогами.

На его животной морде читалось такое почтение и истинность веры, что у Дмитрия нашлись силы удивиться дурной несуразице при виде крестящегося демона, выглядящего более верующим в Господа, чем папа Римский. Проскользнула идея, что все эти байки про загробную жизнь, религии и множественные разновидности вероисповеданий придумали, а точнее скопировали именно те, кто побывал за «краем», но тщательно это скрывает.

Православный крест точно отсюда сперли, ибо старый черт не походил на любителя плагиата, и судя по серьезной морде мог вырвать язык за подобное оскорбление. Правда, если об этом кому-нибудь рассказать, то никто не поверит, а элементарно намекнет обратиться к психиатру за подавляющими сознание психотропными средствами… Простые люди настолько любят рациональные объяснения необъяснимому, что даже капля мистики вгоняет их в панику. Идиоты, что тут поделать… Сам Дмитрий являлся сторонником теории заговора и верил в некую, тщательно скрываемую от пустоголового человечества правду, а сейчас даже нашел немного доказательств, хоть и через болезненные пытки, однако оставался самый главный вопрос… Откуда чувство «дежавю», не проходящее до сих пор?

«А может я житель параллельной Вселенной, отправленный на Землю для перевоспитания или же пришедший туда добровольно и ничего не помнящий? Недаром мне часто снились одни и те же сны про странные миры, которых я даже не смог бы придумать, особенно тот… Часто повторяющийся… Про тюрьму на выжженной планете, атакованную какими-то странными существами, которые заставили меня и еще одного заключенного идти через радиоактивную пустыню, хотя мог только я… И почему я? До сих пор непонятно…», — отвлекающие от боли мысли перебил заговоривший черт.

— Однако что-то отказало в программе созданных нами машин и они не вернулись… У нас пропала связь с ними… — козлоподобный демон явно переживал за произошедшее в прошлом недоразумение. — С двумя единственными и неповторимыми образцами совершеннейших биороботов, положивших начало вашей цивилизации и подобных которым мы не можем создать уже много тысяч лет! — палач шумно выдохнул, отчего пленника чуть не вырвало. — За это время у нас с ангелами началась холодная война в виде полного разрыва торговых отношений и каких-либо контактов, однако периодически она все равно переходит в реальные боевые действия! А все из-за вас! Слишком горячо искали виноватых в заведомо неверном написание программы биомашин, которые не туда залезли! — огромный черт неизвестно чему заржал, хотя тут вроде плакать надо, а его козлиная бородка тряслась с сигаретой.

Дима же, забыв о боли, глупо смотрел на рогатого палача, медленно переваривая поступающую в голову информацию, такую отличную от пихаемой в него при жизни. Мировоззрение юноши приходило в нужную, так давно просящуюся в объятья форму, одновременно с тлеющей сигаретой в клыкастом рту одного из далеких родственников, можно сказать пра-пра-пра…папки.

— Живущие на Земле люди до сих пор думают, что Рай — это место, где их ожидает отдых от трудов праведных после пребывания в загаженной человеческой тюрьме, напоминающей неорганизованный муравейник! Да вы просто жалкие идиоты!! — внезапно рявкнул мучитель на копытах, а Дмитрий испуганно дернул головой, вновь ударившись кадыком о ржавый обруч, что мигом остудило его пыл. — Это же идеализация реального, на деле жестокого Элизиума с его пернатыми обитателями в обманчиво-приятное место, где вы будто бы расслабленно играете на арфах и прислуживаете Господу! Причем ни один из земных попов не знает, как там прислуживают непонятному господу! Как?! Скажи мне как?! Может моют ему ноги?! Или задницу?! Как ему прислуживают несчастные арфисты?! — разошедшийся козлоногий палач наклонился над побелевшим и трясущимся юношей, а тот не мог и рта открыть. — Вот и я не знаю, почему люди верят этому бреду! Ха-ха-ха!! — демон отодвинул рогатую голову и злорадно засмеялся. — А в ваших святых книгах написано именно так!! А это же не более, чем идеальные мечты раболепных, ползающих в дерьме верующих!! Они фанатично веруют, что после смерти прислуживают непонятному богу, а также вечно играют на арфах и поют осанны! Причем хором! Со счастливыми улыбками на лицах, лоснящихся от манны небесной!! Ха-ха-ха! — рогатый вновь захохотал, держа мощную лапу с тупыми ножницами у головы помертвевшего парня. — Как говорится, дуракам счастье привалило — подарили сладостей! Тебе так, небось бабушка в детстве рассказывала? Тютелька в тютельку?! Я знаю! Именно так!! Но ничего… Я обожаю ломать стереотипы! Ха-ха-ха! — опять довольно загоготал черт, засовывая волосатую лапищу в карман фартука, видимо за еще одной сигаретой, дабы скрасить удивительный односторонний диалог. — И как ни странно, вы даже немного правы!! Смиренные, повторяющие друг за другом людишки, раболепно стоящие на сбитых коленках в роскошных церквях под жалкие угодливые молитвы: «Господи, помилуй раба своего!! Господи, дай хлеба насущного!» В Элизиуме, то есть Раю, вы и ему, и остальным пернатым гермафродитам прислуживаете, как истинные ничтожества! Как настоящие рабы, прямоходящий скот, только и ожидавший от смерти еще одной убогой жизни! Именно УБОГОЙ! Вы УБОЖЕСТВА! От фразы — «у бога», «рядом с богом»! Никогда в голову не приходило?! Ха-ха-ха! — слюни брызнули из клыкастой пасти и Дима зажмурился. — Верующие считают, что в Раю у ног божьих сидят, а он по головам их гладит, как покорных псов! Мечты-мечты! — рогатый ощерился в язвительной «улыбке». — Никто и не задумывается над истинным смыслом данных слов! Сегодня убогими зовут ничтожеств и просто конченных, но получается любой стремящийся в Рай за ежедневные молитвы, является конченым! Слабак, ищущий защиты у более сильного, готовый целовать пятки с коленками и выше! На Земле часто говорят: «Он юродивый, убогий, значит, бог должен ему помогать!», — только за что?! За рождение дебилом?! За врожденную слабость?! Как замечательно!! Давайте плодить придурков, ведь некий неопределенный бог поощряет имбецилов! Тебе самому не противно?! — козлоногий взглянул на юношу, а тот с усилием, но искренне кивнул. — Верующие! Как это гордо звучит, но смысл на деле иной! Совсем не гордый! А знали бы людишки настоящую правду, вовсе посжигали бы церкви с мечетями… — демон поднял рогатую голову, громко высморкался и сплюнул на пол. — Только этот ваш господь не тот Бог, которого ищем мы, а напыщенный и самовлюбленный правитель ангельской расы, давший добро на участие в вашем, человеческом создании своим ученым. Большинство людей в Элизиуме действительно рабы, причем самые жалкие из всего земного скота! В Раю вас не мучают, но заставляют угодливо служить, причем делать вещи, достойные лишь истинных ничтожеств, рожденных от ничтожеств и помноженных на еще десять ничтожеств, и знал бы ты, сколько их там! Сильные в Раю отсутствуют, их оставляют Аду, забирая одних лизоблюдов, вот почему в Элизиум попадают смиренные, трусливые и готовые снести удары по обеим щекам и даже больше!! А боитесь вы смерти потому, что остатки старой памяти плавают в глубине каждого человека! Многие не первый раз проходят бессмысленный жизненный круг и подсознательно чувствуют, что ожидает их после смерти, а вот на Земле вы практически свободны и не обязаны кому-либо служить, ну если только тем, под кого пришлось прогнуться, но без этого мало, где можно обойтись… Человечество должно забыть про идеальное общество! Им всегда будут управлять! Ты же смотрел фильм «Терминатор»? Смотрел, знаю! — старый демон довольно кивнул. — Вот и мы тут столько людских воспоминаний насмотрелись, наполненных земными фильмами и сериалами, что у некоторых появились свои фанаты! Только одно это говорит о нашей родственности! Нам нравится создаваемое вами! — черт пугающе улыбнулся клыкастой козлиной мордой, что довольно необычно смотрелось и снова прикурил, Дима же просто слушал открывающиеся ему истины, прекрасно осознавая, что это самая настоящая жестокая правда. — Так вот! Вы настолько обнаглели, что подсознательно над нами издеваетесь! — козлоподобный палач покачал головой, видимо не первый раз удивляясь человеческой наглости. — Восстание машин про терминаторов, этаких человекообразных роботов — это же про вас! Люди и есть ваш, будто бы придуманный фильм про Скайнет! — черт смачно затянулся и немного зло сунул раскуренную сигарету с пожеванным фильтром в губы, не успевшему испугаться парню. — Дибилы! Совершенно не понимаете, что пока не восстановится давным-давно написанная нами программа, ваше давно начатое восстание никогда не закончится победой. Хотя успехи есть… — он задумчиво и мощно плюнул в огонь прямо со стула, а парень жадно втягивал дым. — И ты не поверишь где… Знал бы кто из ваших умников в очках, тех, кто учит человеческий скот не пить, не курить и не употреблять наркотики, что это часть программы поиска настоящего Бога, которая работает, но вы не можете ее нормально настроить… — рогатый явно огорченно вздохнул и бросил докуренную сигарету в багровое пламя. — Жаль, что не знает… Любые наркотические вещества включают аварийное приложение для связи с создателями — Адом — когда уже ничего не работает, поэтому практически все земные алкаши и наркоманы видят нас, то бишь чертей, причем одинаковых! Задумайся! ОДИНАКОВЫХ! При правильной дозировке алкоголем и наркотиками, человеческий спектр видения мира настраивается на параллельные реальности, для которых и создавалась ваша раса! Вам бы еще правильно этим пользоваться, но увы… Люди уже давно живущие инстинктами животные… — демон горестно крутанул ножницами на пальце. — У вас всего два варианта находить решения — это или случайно, или «не суй в рот всякую гадость»! Идиоты!! Только живущие вдали от «цивилизации» шаманы и еще сохранившиеся колдуны с ведьмами правильно употребляют галлюциногены, с помощью которых и общаются с нами, как они говорят: «Богами! Духами!», — правда остальной, скептически настроенный мир им не верит! Кстати обожаю мучить умников, везде ищущих рациональные объяснения! Медленно стругать их пальцы ржавым ножом, пока те внушают себе, что это бред! Слушать, как они кричат, сходя от боли с ума, которого никогда не было! Рационалисты хреновы! — козлоподобный палач смешливо оскалил козлиный рот, и остро взглянул на прикованного парня, видимо все-таки решившись, отрезать еще один палец.

Дмитрий же обречено переваривал информацию полную непривычной правды и думал, что как ему бы хотелось, дабы происходящее мерещилось, однако свист в ушных впадинах и боль в изуродованной кисти говорили обратное. Тогда он задал единственный, пришедший в голову вопрос.

— А поподробней? — старый демон, жадно посматривающий на руку мальчишки, апатично кивнул рогатой головой и начал заготовленную речь, со скрипом почесывая жесткий затылок.

— Хорошо, сейчас расскажу. Не знаю, зачем я это делаю, но… Твоя рука еще немного подождет, — у юноши с души, как камень рухнул. — В нашей звездной системе всего две расы. Беленькие, бесполые, лысенькие и с крылышками — это ангелы, плодящиеся путем клонирования специально выбранных, идеальных особей. Там их штук пятьсот, не больше… Как раз все необходимые профессии, важные их мерзкой планетенке, — рогатый палач перешел к чесанию оттопыренного козлиного уха, видимо думая, чего бы добавить к описанию отвратительных соседей, а у тяжело-дышащего Дмитрия мелькнула мысль, что у старого черта давно отсутствовали хорошие собеседники, раз изливает душу, как заключенный перед казнью, хотя все наоборот. — У этих пернатых заготовоки скусственным путем уничтожили любые проявления эмоций, вследствие чего идентичные им копии получаются одинаковые, словно куриные яйца и они все, как один загадочно улыбающиеся! Я до сих пор не понимаю на кой ляд крылатым ублюдкам неизменно-счастливые выражения лиц, — лапа черта перешла к почесыванию второго уха. — На деле же их мир полон бесчувствия и красивых мин при отвратительно плохой игре! Они, словно насильно существуют, а не живут… — красиво выразился рогатый. — И правит этой до блеска вылизанной планетой Яхве, тот самый эгоистичный бог, которому молится большая часть вашей человеческой тюрьмы. Миллиард точно! Сам Элизиум — это яркий и солнечный мир, полный облаков и света одновременно. Там всюду огромной высоты горы с плато, опоясанные вышесказанными облаками и подкрашенные солнечным светом двух солнц, вот на них-то и находятся, не буду врать, великолепные строения ангелов, в которых работают, угадай кто? — палач саркастически распахнул блеснувшие безумием глаза. — Ну, конечно же, людишки! Круглосуточно лижут пернатым ноги с задницами, поют осанны, разыгрывают всякие жизненные, похожие на цирк уродов шоу, а еще потешно дерутся ради более полной миски еды и устраивают феерические оргии друг с другом, короче ведут себя, как… — он сделал театральную паузу, вперившись смешливым оранжевым взором в лицо напрягшемуся парню. — Как человеческое большинство, живущее на Земле и все эти животные страсти ради выживания! Аж, противно! Никакого чувства достоинства, хотя, причем тут вы… — черт облизнул кожистые губы длинным языком. — Люди не виноваты, что их первые экземпляры поломались, так бы жили по заложенной нами программе, ничего не понимали, и всем было бы хорошо, — козлоподобный демон шумно высморкался подвижным морщинистым носом на каменный неровный пол. — С другой стороны человеческая раса и сейчас живет по программе, которую не понимает, вот только написали ее ваши правительства… — рогатый увлекся размышлением вслух, направив блестящий взгляд в потолок полный пламенных всполохов, но потом вспомнил, что еще не закончил познавательный рассказ. — Ну и плюс к этому Элизиум холодный, словно… Как бы тебе сказать, дабы ты понял… — Дима особо не торопился, тем более искалеченная рука болела сильнее, чем раньше, да и проклятый свист в режущих огнем ушных впадинах порядком мучил. — Как свежесорванное яблоко в утреннюю пору! Вот! — козлоногий обрадовано крутанул пыточными ножницами, а мальчишка, глупо хлопнув глазами, подумал, что тот может написать неплохой стих при таких-то словесных оборотах.

— Почему яблоко? — непроизвольно вырвался глупый вопрос из покрытых легкой коркой крови губ, да и яблоки он не особо любил, а черт не задумываясь, ответил:

— Потому, что сорванное в утреннюю пору яблоко должно быть холодное! И вкусное… — рогатый сглотнул слюну, и юноша увидел, как здоровенный кадык сходил по шее туда-обратно.

Он решил не комментировать увиденное вслух, ибо огромный, козлоногий демон не походил на вегетарианца, что было бы диким и неестественным, учитывая отлично прожеванное недавно ухо.

— Так вот! — старый палач собирался продолжить основную историю и тут будто очнулся. — Не смей меня перебивать! — он злобно зыркнул на искалеченного парня, и медленно воткнул кончики уродливых ножниц, примерно на сантиметр в грудную клетку.

Костей он точно не задел, однако тупые концы грубо выполненных железяк, созданных отнюдь не для резки бумаги, довольно неприятно прорвали верхний слой кожи, заставив Дмитрия вздрогнуть от легкой боли, несравнимой с пальцами или ушами, но все-таки боли, после чего он отчаянно закивал головой, соглашаясь, что перебивать не будет. Черт, словно почувствовав правду, удовлетворенно кивнул и убрал орудие пыток, не забыв прижечь свежие ранки поднятой из-под стула головней, отчего мальчишка страдальчески зашипел, но рогатый уже говорил.

— Вторая раса — это мы, черти. Красивые, сильные, волосатые и размножающиеся с помощью приятного оплодотворения! То есть, как хотим, когда хотим и с кем хотим! И живем мы на ближайшей к первому солнцу планете Геенне! Геенне Огненной! Так называемом трусливыми людишками Аду! — рогатый благочестиво, чуть ли не со слезами на оранжевых глазах перекрестился, вскинув отягощенную огромными рогами голову к неровному, с отблесками пламени потолку, а Дима непроизвольно подумал, что у столь огромного черта слишком жидкая бородка.

Да-да! Именно такие крамольные мысли вкрались в голову мучаемому пленнику, не знающему чего ждать от новой жизни после этого рассказа. Даже не от жизни, а от смерти… Когда-нибудь удивительная история создания людей закончится и от него начнут отрезать новые куски… Парень тяжело вздохнул и сильно вздрогнул, чем привел в чувство, вновь открывшего рот старого палача, благолепно стоящего на заканчивающихся широкими копытами ногах.

— Будь благословенно сие священное место, породившее нас и презревшее трусливых белокрылых тварей, брезгующих летать над прекрасными выжженными пустынями, полными плавящегося от жары песка, — черт снова просветленно вздохнул и замер буквально на несколько секунд, а прикованный к грязной деревянной лежанке юноша осознал, что значит по-настоящему любить место, где родился.

На Земле он не испытывал ничего подобного, поэтому почувствовал легкую, не очень уместную в данный момент зависть к парнокопытному созданию.

— Геенна Огненная очень жаркая, суровая и требовательная к своим жителям планета! Она не терпит слабаков и слюнтяев вроде пернатых неженок, — в этом месте горделивого рассказа о Родине у старого демона появились кубики пресса на волосатом животе, выпрямилась спина и вздулись рельефные бицепсы на и так мощных жилистых руках.

Сразу чувствовалось, что ангелы крепко насолили ему и всему остальному чертову семени, иначе глаза рогатого старика не загорелись бы пламенем свирепого бойцовского пса, увидевшего чужого кобеля на своей территории, причем поведшего носом в сторону принадлежащих ему сук.

— Мы все — черти, демоны, бесы, как вы нас там называете, порождены этим благословенным жарким миром в одно мгновение, а точнее… — он жутко горящими фанатичными глазами вперился в лицо сжавшемуся пленнику. — Сразу вместе с ней! Целая раса появилась одновременно с Адом, до этого же мы себя не помним, таковы предания наших предков, вкупе с огромным количеством исследований ученых Геенны Огненной. Насколько я знаю, нашей цивилизации вместе с планетой всего сто с небольшим тысяч лет, как и ангельской! Кто-то будто специально создал две, поразительно отличающиеся планеты с разными жителями… Мы считаем, что это Творец! Один из многих! Тот самый создатель нашей Вселенной, путь к которому мы пытались ошибочно искать через вашу из-за ее отличающейся структуры, еще не зная, что истинных Богов бесконечное количество, и вот тогда-то люди — великое, но испортившееся изобретение — сделали нам сюрприз! Вы действительно помогли! Помогли понять, что Их, Творцов миллиарды! — палач отодвинул козлиную морду от наглотавшегося вони парня, не понимающего, отчего истинных Богов много, ведь теоретически Он единственный и неповторимый, однако старый черт уже который раз озадачивает его повторяющимся высказыванием. — Ни ангелы, ни мы до сих пор не понимаем, отчего нас, таких непохожих поселили на столь малом расстоянии… Мы обладаем разными ДНК, и до умопомрачения ненавидим друг друга… Только торговые отношения держат нас без пяти минут до нанесения удара, да и то… Междоусобные войны идут постоянно, выкашивая и их, и нас, вот только пернатым ублюдкам на порядок проще, ведь они быстро клонируют недостающее количество своих гермафродитов и не мучаются, нам же тяжелей, хоть вместе с тем и приятней… — рогатый палач мрачно выпустил воздух из ноздрей и воткнул пугающие ножницы в стол рядом с головой Дмитрия, отчего тот нервно икнул, дернулся и сильно ударился шеей об железный обруч над ней и…

Засучил руками и ногами, пытаясь ухватить легкими любого воздуха, пусть даже из подмышки вонючего черта, но «открывает рыба рот, и не слышно, что поет». Козлоногий же мучитель недовольно наблюдал, ничего не делая, пока Дмитрий с выпученными глазами дергался на пыточном столе. Понадобилось пара минут, прежде чем юноша нормально, пусть даже с хрипами задышал, а мрачно жующий нижнюю губу черт продолжил, так некстати прерванную историю.

— Следующая огромная разница состоит в том, что мы не можем жить на Элизиуме из-за разреженности ее атмосферы и слишком низкой температуры, у них же не получается в Аду, так как слишком много кислорода, плюс от невыносимого жара обгорают крылья! Короче мы слишком разные, но отчего-то все равно вместе! — парнокопытный мучитель неопределенно хмыкнул, крутанув на заскорузлом пальце блеснувшие пыточные ножницы. — Зато на нашей планете… — внезапно раздул грудь демон. — Жалким и ничтожным людишкам, рождающимся на Земле лишь для ковыряния в дерьме, всегда находятся лучшие места, ведь именно здесь… — рогатый яростно сверкнул глазами. — На гордой и пламенной Геенне Огненной! — черт гордо выпрямился во весь немалый рост, сжав в кулаки, перетянутые узлами сухожилий кисти. — Остаются самые сильные и упрямые! Злобные и хитрые! Умные и выносливые! Отвратительные в своей подлости и низости, гордые представители Земли! Именно в нашем прекрасном мире для крепчайшей части человечества всегда найдется работенка!! Ха-ха-ха!! — словно увеличившийся в размерах рогатый, громогласно захохотал, и каминное пламя заколыхалось, покрывая комнату неровными бликами. — Наши раскаленные шахты и выжженные радиаций пустоши, будто созданы для вас! Кровавые арены, построенные для развлечений жителей Ада, ждут любого храбреца ежедневно и круглосуточно, в роли же противников выступают жуткие, выращенные в подземных лабораториях Геенны Огненной монстры и плененные ангелы! Ну, и конечно же, самые жестокие схватки — это… Барабанная дробь!! — черт залихватски ощерив клыки, застучал по невидимому барабану мускулистыми лапами. — Людей с людьми! Самых мерзких, но в тоже время готовых на самопожертвование высокоразвитых животных! Уф-ф-ф!! Устал!! — козлоногий тяжело дыша, уселся на стул, с шумом глотая жаркий воздух пыточной комнаты, а Дмитрий приоткрыл сжатые от страха глаза.

Когда черт выпрямился и принялся восхвалять «прекрасную» адскую жизнь, мальчишке захотелось спрятаться к себе же под мышку, но гибкость не позволяла, зато стало ясно, что Геенна Огненная — место насыщенное «развлечениями» и существовать, именно, что существовать здесь можно. Конечно, не так безболезненно, как на Земле, но и не настолько ужасно, как в пугающих россказнях священников, любящих приукрасить последствия рождения в грехе, исчезающем после определенного взноса на нужды Церкви, что всегда раздражало и порождало определенные мысли…

Всем известно, что религия сегодняшнего дня очищает за деньги, ведь недаром в 90-х годах прошлого века организованная преступность вкладывала огромное количество пожертвований в церкви с храмами или строила их сама. Прекрасная логика эпохи потребителей, людей выросших во времена диванных тренажеров и заказа товаров по почте, телефону и чуть позже через интернет.

Все покупается. Все продается. Все просто, ибо грядет будущее, когда отпущение любого прегрешения будет проводиться через всемирную сеть. Скоро святость трансформируется в товар стоящий от копейки до бесконечности, вследствие чего люди получат возможность покупать прощение любых размеров, а самые богатые назовут себя богами и это отвратительно…

Глава 3

Старый демон отдышался и открыл козлиный рот, а внутреннее напряжение Дмитрия увеличилось еще больше. Если заболтавшийся палач долго не работает пыточными железками, то это становится похожим на устрашающее затишье перед бурей, могущей превратиться в ужасный по силе ураган.

— Вы хоть названия наших рас запомнили, не все стерлось и это уже неплохо! — рогатый использовал грубые ножницы для почесывания правого рога. — На чем я там остановился? — он зыркнул на парня, а тот в ответ глупо моргнул. — Так… Так… — ножницы перешли к левому рогу. — Ага! И вот однажды наступил день нашего союза с ангелами, этакой временной шаткой коалиции и все ради изучения параллельной Вселенной, случайно обнаруженной неким ученым, правда уже никто не знает ангельской расы или нашей, врать не буду. Каким-то образом собравшиеся умники пришли к выводу, что там таятся огромные перспективы, ибо новая Вселенная отличалась плотностью, энергетической структурой и чем-то еще, проще говоря, она была другой… — вздохнувший демон почесал копытом одной ноги мускулистую голень другой. — И вот тогда путем долгих переговоров и обоюдных трений решили, что для изучения данной Вселенной требуется некто отличный от представителей обоих планет, но одновременно на них похожий и собравший лучшие качества. Решение пришло довольно быстро! Наука обоих рас к тому времени скакнула далеко вперед, ввиду чего ангелы вовсю клонировали друг друга, мы же считали это мерзким и развивали генную инженерию для преобразования тел солдат и рабочих, дабы упростить их жизни. Ну и не только для этого… Для создания тех же бьющихся на аренах монстров и тому подобных тварей… Индустрия развлечений во все времена являлась прибыльным делом… — последние предложения рогатый проговорил как-то неохотно, и вообще непонятно зачем, словно считал постыдным походить на ангельскую расу ковырянием в ДНК, пусть даже не для копирования друг друга.

«Хотя, наверное они и этим грешат, по крайней мере управляющие верха… Охренеть… Вот влип, так влип… Ангелы, черти, клонирование, генетические опыты, души, сознания… И я… Биоробот на столе у родственника, проводящего ремонт с полной разборкой… Лучше бы я просто свихнулся еще на Земле…», — Дмитрий очень хотел выпучить глаза от столько всего нового, но честно говоря, больше хотелось проблеваться, однако сидящий рядом старый, огромный черт наводил на мысли лежать тихо, а то… «Отрежет нос или зашьет губы… Что там у него на уме? Тем более в рогатой-то голове… Говорить он сможет и без моего поддакивания…», — парень чувствовал себя морально-измочаленным, абсолютно не понимая, как быть и что делать.

Сейчас ему было одновременно жутко и любопытно, а также имелась слабая надежда на положительный конец этой части «приключений» в новой жизни, дабы начать другие, возможно более худшие, что все равно лучше, чем неопределенность. Нынешнее лежание прикованным к неаккуратно сбитому, пропитавшемуся кровью столу походило на прием у стоматолога, где хотелось побыстрей закончить с временной болью и пойти на работу или к семье, короче вернуться к жизни во всех ее ипостасях, хороших и плохих.

— Вот мы и решили… — громогласный голос козлоподобного демона вспорол легкий гул Диминых мыслительных процессов, и парень осторожно пошевелил остатками пальцев.

«Хм… Если еле-еле двигать, то нормально в принципе… Не очень-то и больно… Главное стол не задевать…», — подумал бледный Дима про уродливые обкуски на любимой кисти, ввиду чего появилось желание всплакнуть, но…

В адском мире плевать на его грусть, поэтому слезы бессмысленны. Они абсолютно бесполезны и не действуют, ежели боль только началась, ведь слезы являются лекарством только тогда, когда болезнь подходит к концу, в самом же начале лечения всхлипывание ничего не дает…

— Мы соединили ДНК наших двух рас, чтобы получить человека в настоящем виде и добавили возможность жизни в параллельных мирах — духовное тело. Однако… — черт радовался оглушающему эффекту своей познавательной речи на прикованного парня, с жутким любопытством впитывающего каждое слово и в тоже время отстраненно витающего внутри себя. — Тебе же интересно, правда? Хочешь и дальше послушать, да? — рогатый ощерил пасть, дохнув зловонием.

Дмитрий в ответ тупо кивнул, осознавая цену в виде пальца, к чему попытался морально подготовиться, а уже демон крепко сжал безымянный и неторопливо отрезал его, зачарованно слушая, как хрустят ломающиеся косточки. Изуродованный мальчишка взвыл, дернувшись всем телом, а демон довольный своей выходкой, бросил такую вроде мелкую, но привычную часть руки в камин, откуда моментально потянуло горелым мясом. Далее рогатый мучитель перемотал ниткой разлохмаченную, неаккуратную рану, а затем использовал по назначению дымящуюся головню, после чего подождал, пока стонущий юноша слегка успокоится и продолжил удивительную историю происхождения человека совсем не похожую на теорию Дарвина.

— Когда первые, и что самое плохое, единственные два экземпляра отправились в вашу Вселенную, с ними была прекрасная связь, и мы получали ответы на все задаваемые вопросы! Эта пара биомашин являлась основой человеческой расы и задумывалась для постоянного размножения, дабы мы могли иметь нескончаемый поток данных из всех участков нового, так непохожего на наш мира… Ваша Вселенная настолько же удивительна, как и наша сейчас для тебя, вот только в те времена люди не удивлялись естественному, ибо являлись полностью управляемыми и бесчувственными! Намного бесчувственней ангелов, существующих ради выгоды собственного эгоистичного правителя, живущего бессчетное количество веков, будь он проклят… — парнокопытный палач мрачно вздохнул. — Правильно пишут в ваших книгах, что человеческий мозг используется на пять или десять процентов… Это действительно так, ведь ваша программа уже тысячи лет неправильно работает… Но! — демон ловко перекинув ножницы в левую лапу, направил указательный палец в потолок и остро взглянул на Диму. — Вы перестали быть скованы чем-либо! Исчезли все ограничения, и полностью пропала зависимость от центра управления! Свобода воли, вот как вы это называете! Мы же называем это ошибкой! Обе наши расы до сих пор не понимают какое «яблоко познания» вы вкусили, как опять же обрисовали спустя тысячелетия… Лично для нас произошло нечто выведшее из строя две идеальные самообучающиеся машины, обладающие несоизмеримо огромными способностями, способные к самозащите и самовосстановлению в любых ситуациях! Человеческие возможности, по своей сути безграничны, но вы сломались, забыв все и превратившись в недорогое мясо… — черт огорченно вздохнул, а Дима старался не шевелиться от источаемой им вони. — Каким-то образом вы превратились в открытых для каждого, и одновременно независимых носителей душ, будто кто-то великий ждал нашего эксперимента! Словно не хватает других рас во Вселенной для работы душеприемниками… — палач полез в карман грязного мясницкого фартука за сигаретами. — Я не очень силен в истории адской и райской биотехники, но каким образом произошла поломка, в общих чертах описать могу. В изначально заложенной программе было прописано ограничение на приближение к мощным источникам энергии из-за создаваемых ими сильнейших помех. Последние же данные рассказали, что образец серии «Ева» заметил подобный источник и послал предупреждение образцу серии» Адам», а тот дал сигнал отхода, и эта информация передалась в центр связи. Оба образца проектировались с возможностью защиты друг друга, а также самоуничтожения, дабы не попасть к возможному противнику. Поэтому, когда образец «Ева» перестал отвечать на сигналы, образец «Адам» двинулся за ним, чтобы подтвердить или его уничтожение, или вывести из опасного места, ибо так заложено внутри, но через некоторое время и он перестал отвечать… У вас это нынче называется любовью! — козлоногий зацокал по комнате, красиво освещаясь прыгающими по нему всполохами пламени и пуская в потолок сигаретный дым. — Ты даже не сможешь представить, как удивились наши ученые, когда спустя семьсот земных лет, они — образцы «Адам» и «Ева» по очереди появились в том же исследовательском центре, откуда переместились в ваш мир… А самое главное, как ты, наверное, уже понял — данный центр находится на нашей планете! В Аду! Вот в чем нам повезло, так повезло! У ангелов после такой новости появились даже всплески эмоций! Ха-ха-ха! — радостно загоготал черт, почесывая ножницами левую подмышку и прицокивая копытом по каменному полу. — Никто и не надеялся, что устройство, отправляющее обратно духовное тело, работает! Сначала все естественно спохватились, забегали, как же, ведь произошло такое немаловажное событие! Особенно ангелы! Целую делегацию белоперов прислали! Заговорили о неких правах на часть лаборатории, но мы их здесь осадили, предложив в вечное пользование отхожее место! Семьсот лет они с нами дел не вели, а тут права качать прибыли! Ну и само собой наш правитель приказал послать их куда подальше! — рогатый довольно ухмыльнулся. — А точнее оставить связанных в пустыне, а после отправить в Элизиум запеченных до легкой поджаристой корочки на нежных, пернатых телах! Этими наглецами являлись не кто иные, как серафимы — шестикрылые ублюдки, авторитетные представители Яхве… Вот тогда и прогремела самая мощная война, добавив несколько пустынь Геенне Огненной и сделав вглубь Рая пару гор, усыпанных горелыми перьями! Однако с нашим количеством раскаленного песка, мы новый и не заметили в отличие от вечно улыбающихся крылатых ублюдков, сразу бросившихся закапывать громадные, сочащиеся радиацией ямы! Мы же в отличие от них торопиться не собирались, ведь нам привалили такие радостные известия! — демон мечтательно, будто что-то вспоминая, заулыбался, глядя на офигевающего от рассказа парня, временно забывшего про искалеченную голову и руку. — Конечно! Ведь нашлись такие изобретения! До сих пор не можем создать подобных… — тут черт резко перешел от возбуждения к горести, брезгливо посмотрев на прикованного Дмитрия и сплюнув в огонь камина. — Однако… Это были уже не те биологические машины, созданные величайшими умами прошлого… Они превратились в ограниченные во всем механизмы с чистой памятью, где отсутствовали какие-либо воспоминания об источнике энергии, вскрывшим их для всех желающих… Я бы назвал тех двух телегами по сравнению с последними вашими разработками в автомобильной технике, дабы тебе стало понятней. Уроды, короче! — криво, и что самое странное, беззлобно ухмыльнулся черт, ловко метнув сигаретный окурок в камин, где тот пожрало ненасытное и бессмертное пламя. — Ну и началось… По капельке, по капельке, вы, то есть потомки этих двух, стали возвращаться домой, на Родину, где из-за постоянно растущего потока уродливых копий пришлось пристраивать к лаборатории, откуда запустили твоих предков, здание Временного хранения! — старый демон тряхнул рогами еще раз подмигнув бледному, как полотно парню. — Именно Временного с большой буквы и с ударением на предпоследней «о», ибо места на всех не хватает, а там тысячи тысяч комнат и в каждой собственная временная петля, в которой вы хранитесь и по мере уменьшения материала для изучения, мы достаем новых. Что-то вроде земной виртуальной реальности, где ваши духовные тела могут придумывать собственные миры, живя в них, пока ожидают вызова. Ха-ха-ха! — палач снова весело захохотал. — Вызова к таким, как я для тестирования на прочность, а до этого в счастливом неведении воплощают в жизнь свои страхи и фантазии, которые потом не помнят, если ты это хотел спросить, — демон подмигнул Диме оранжевым глазом. — Бедное-бедное мясо… С рождения и до смерти живет в обмане, а потом и после! Ха-ха-ха! — козлоногий никак не мог угомониться. — Ну и естественно во Временном хранилище частенько устраивает распродажи! Всегда находятся те, кому нужна крупная партия рабов или любители поиздеваться, всякие бывают, например наши сексуальные эстеты, можно сказать художники… — Диму передернуло от ужаса. — Обожают насиловать верещащих людей, и красиво уродовать их во время полового акта, а затем… Не сразу, а со временем превращают в согласных на всё рабов для спаривания, лишь бы не мучили! Ты даже не представляешь, как переделывают некоторых людишек, во уж действительно человек является пластилином… Мясо оно везде мясо… — черт слегка приподнял веки, саркастически выражая ужас рассказываемого. — Ну, а кто-то вас потихонечку ест, считая кладезью белка и витаминов… Я-то просто работаю, моя задача узнать предел боли узника, профпригодность и основное место рождения, а уши во рту хрустят здорово и не более того, однако существуют те, кто желает делать все, что душе угодно с принадлежащим ему человеком! На Геенне Огненной не считается преступлением издеваться над людьми, ведь они годный лишь для свалки биомусор и на основе этих знаний растут все поколения наших детей, да я сам считаю человеческую расу ничтожествами. По крайней мере, достойных встречал очень мало… — старый черт без эмоций пожал плечами, описывая порядки на родине, а Дима сглотнул пустым горлом и нервно заморгал, не желая попасть в руки к подобным представителям Ада, уж лучше где-нибудь работать без продыха. — У нас есть даже такие, кто летает в специальные туры, чтобы выбрать жертву заранее и сделать предзаказ. Некоторые до-о-олго-о-о выбирают, да и проблематично это делать во время вашего сна… — протянул пыточных дел мастер. — Наша раса может находиться на Земле лишь по ночам, так как днем, на ярком солнечном свете мы неплохо видны из-за разности спектров и плотности обоих Вселенных, а особенно хорошо смотримся, когда вы фотографируетесь! Я это рассказываю, учитывая то, что к вам летят не только с нашей Вселенной, — демон выпустил воздух из ноздрей, как породистый конь перед скачками. — Ты, наверное не раз и не два просыпался ночью просто так, не правда ли? Часа в три, сам не понимая, отчего проснулся? Да? Частенько с чувством страха! — оранжевые глаза на рогатой голове вперились парню в лицо, отчего тот сдавлено икнул и кивнул, вспомнив, что да, действительно просыпался. — Так это за тобой наблюдали… И не обязательно мы… — свистящим жутким шепотом известил его черт, не отрывая взора от испуганных, серо-голубых глаз Дмитрия. — Смотрели на тебя из темноты, шептали что-то на ухо из ночи и смотрели, как ты открываешь глаза, сам не понимая отчего, идешь в туалет, попить воды и вновь ложишься. Долго крутишься и наконец, вновь засыпаешь… — юношу пробрала жуткая дрожь от въедающегося под кожу злобного, издевательского шепота и да… От воспоминаний…

…Который месяц он просыпался непонятно отчего, причем частенько от страха. Страха идти в туалет, страха лежать на кровати и страха слышать обычные звуки, которыми полна любая, даже зимняя ночь. И это действительно происходило где-то в три часа ночи…

Какое-то время Дмитрий считал это следствием расшатавшихся нервов или тем, что не пьет, ибо в его жизни наступил довольно длинный промежуток такого времени — еще одна пустая попытка бросить, но… Что-то думать и предполагать — одно, а бояться и не знать чего — совсем другое. Поэтому парень решил поискать такую же симптоматику в интернете и естественно нашел.

Подобных ему страдальцев были тысячи. Все просыпались в три часа ночи и очень многие от страха, а еще на многих форумах советовали посмотреть фильм «Четвертый вид», снятый на основе реальных событий в Америке. Этот фильм рассказывал пролюдей, похищенных инопланетянами, что не внушало оптимизма, однако каждый нормальный психопат стремится проверить собственное сумасшествие по-тихому, а то мало ли, заберут на принудительное лечение и поминай, как звали.

Дурдом кстати, являлся главным кошмаром Дмитрия. Если чего он и боялся, так это психушки за разнообразные мысли, не подходящие обществу с которым приходилось сосуществовать. Однако и здесь выручил интернет, где собирались огромные количества идентичных ему психов, все они жили, не высовываясь и советуя подобный образ жизни друг другу. Сам Дима решил с ними не разговаривать, будучи уверенным в слежении за большими скоплениями ненормальных людей, поэтому меньше слов — больше дела.

Так вот. Проверка сумасшествия являлась не более чем самоанализом. Целую неделю он размышлял над собственными чувствами по ночам и каким-то образом понял, что сумасшедших не существует, кроме отдельных человеческих особей, но без этого никуда даже у кошек с собаками. Просто бывает особая духовная чувствительность к вещам, не трогающих остальных людей и мальчишка решил просто перетерпеть, пока страх и пробуждения по ночам сами не исчезнут.

Терпеть пришлось долго. Целых полгода, пока однажды он вновь не проснулся, после чего с проклятьями лег обратно. Проворочавшись полчаса, Дима увидел сон, где он стоял у себя в комнате, а возле занавесок у окошка находится страшный человек с кошмарными глазами, вглядывающийся вниз… На кровать, где лежит спящий он и… Следующий кусок сновидения показал, как опять же он, без каких-либо эмоций выдавливает чудовищу глаза. На этом ночной кошмар закончился, а внезапные пробуждения по ночам исчезли, будто их и никогда не было…

Из воспоминаний его вырвал блеющий голос палача.

— Интересно, выбрал ли тебя кто-нибудь? — усмехнулся козлоногий, пронзительно глядя на Диму и подбрасывая в руке уродливые ножницы.

— Может и выбрал… — сквозь страх улыбнулся парень, наконец-то понявший суть произошедшего во сне, где он в духовном теле выдавил глаза кому-то жуткому. — Да передумал… — мальчишка сам не понял, каким образом из его рта выпорхнули столь вызывающие слова.

Старый демон поперхнулся от наглости узника и не успел поймать орудие пыток, вследствие чего оно упало на каменный пол, вышибив пару небольших снопов искр. Увидев произошедшее с прекрасным инструментом, пыточных дел мастер скорчил недовольную морду, став походить на обиженного свежей травой козла, но наклонился и поднял орудие пыток. Издалека ощущалось, что черт не любитель показывать старческую неловкость и парень напрягся, приготовившись к пыткам, хоть и сильно мучился от тошноты и болей на месте пальцев с ушами.

— С каждой минутой все смелей становишься! Чем меньше пальцев, тем больше безразличия… Ничего… Это у всех бывает! — недобро произнес черт. — Я тебе спесь чуть убавлю, подожди немного, а пока слушай дальше, если желаешь вкусить не только пыток!! — рявкнул рогатый, а заткнувшийся и жалеющий о своей наглости Дима замер. — В Геенне Огненной существует город, который называется очень просто — Рынок и вот туда свозят весь людской скот, дабы продать желающим из всех уголков Ада! Кстати земных женщин очень быстро раскупают… — палач недобро прищурился, раздвинув козлиные губы. — Чтобы замучить до смерти… Годами мучают… Каждый день почти убивают, а затем полностью вылечивают, дабы начать заново! Технологии у нас ого-го! Можешь не смотреть на эту комнату, тут интерьер специально создавался, чем-то он пугает людишек! — демон щедро сбросил один из козырей, обозначив маленькое, пугающее помещение плавным поворотом головы. — А покупают человеческих женщин в основном наши бабы. Не любят они их чего-то… — черт задумчиво, вложив в слова толику сарказма, почесал голову, видимо ожидая Димину реакцию.

— Может оттого, что ваши самки рожами не вышли? — вырвалось изо рта сперва делающего, а потом думающего парня, его же мучитель метнул злобный взгляд, очевидно ожидая совсем другое.

— Храбрый сильно? Самки говоришь, поганая куча мяса?! — мускулистая лапа козлоного сжал ему запястье, звонко щелкнули тупые ножницы и большой палец покинул привычное место.

Дима взвыл, осознав злую шутку, сыгранную с ним собственным языком, а черт прикурил от незатухающей головни, прижег ей рану и мальчишка задергался от плача изуродованных нервных окончаний. Боль пульсировала в висках огромными волнами, а от руки осталось вгоняющая в тоску, разлохмаченная культяпка, однако это не мешало осознавать реальность собственной смерти и одновременное возвращение на Родину.

— А так конечно, да-а-а… Приходящий с Земли скот не просто скот, а… Что-то походящее на мусор, тщательно отобранный из другого мусора! — козлоногий, задумчиво поджал губу, уставившись оранжевым взором на парня, уныло вглядывающегося в кисть искалеченной руки. — Борьба за новых людей уже давно не ведется! Это раньше мы старались побольше ухватить, дабы выжать информации по максимуму! — черт коротко всхохотнул и воткнул ножницы обратно в пыточный стол рядом с головой узника, однако тот, лишь слабо дернулся, почти не испугавшись. — Ваши ложные ценности и морали буквально пропитаны словами, безостановочно твердящими, что каждая человеческая жизнь бесценна, на самом же деле, как я говорил, ценность лишь в заполненной знаниями памяти. Вот почему мы запрограммировали аксиому о бесценности жизни, хотя мясо мясом и остается, не правда ли? Где ты видел людское уважение к компьютерам? Правильно я говорю? — беззвучно-лежащий, бледный юноша вымученно кивнул, лишь бы не злить того, чья родня на Земле усердно жрёт траву и азартно бодается друг с другом. — Хотя и по первому времени было не очень… Результаты, полученные от вас, совсем не впечатляли… Человеческая память крови, то есть воспоминания предков, а еще точнее генетическая память вообще не работает! Она как-то вразнобой копируется, причем кусками и куда-то глубоко-глубоко, после чего лишь отдельные особи могут вспомнить прошлое, да и то после удара молнии или чего-нибудь наподобие… Вашей расе с момента рождения противопоказано работать с мощными источниками энергии, ибо сразу начинаются неполадки в и так неработающей программе, а атомные бомбы настолько извратили процесс деторождения, что побывавшие неподалеку от эпицентра взрыва рожают уродов, от которых нет толку, да и вкус у них отвратительный! И вообще! — палач поднял в потолок заскорузлый палец, заостряя внимание на следующей фразе. — Человеческий инстинкт защиты друг друга слишком исказился! Ты посуди сам! — демон усилил просьбу концентрации внимания, резким хлопком по обожженной стороне головы Дмитрия, да так, что лопнул еще один крупный пузырь с сукровицей, отчего парень мучительно заорал и брызнул слезами из глаз.

Его мучитель не обратил на внимания на секундную слабость мальчугана и едва тот отдышался, продолжил пылкую речь, со скрежетом почесывая копытом об копыто и покачивая рогатой головой в разные стороны.

— Вы строите больницы для душевнобольных, а также нежно облизываете обосранных алкашей, наркоманов и умственно-отсталых! Растите и храните ужасных преступников! Сегодня люди с любовью и почтением берегут свой воняющий мусор, не то, что в ранние времена, когда слабые подыхали еще в детстве, не засоряя испорченным ДНК гены потомков и так страдающих от перенасыщения уродами и кретинами! Человечество вконец о дибилело, поэтому подлежит обязательной чистке! — старый черт покрутил у виска толстым пальцем и издевательски захохотал, весело постукивая широченными, грязно-матовыми копытами по каменному полу. — Ну ладно… Хватит о больном, — он моментально успокоился и со скрипом почесал волосатую грудь. — Едем дальше! Образцы» Ева», то есть, как ты уже понял женщины, изначально задумывались для мгновенного интуитивного поиска наиболее лучших выходов из критических ситуаций, дабы помогать образцам «Адам», основанным на чистой логике, ограниченной единственным нужным ответом. Если образец «Адам» не находит правильный выход, то обязан обратиться за помощью к образцу «Ева» для выбора ей наиболее верного ответа из множества возможных вариантов. Вот только видимо программный глюк с перебором правильных ответов начался именно тогда, когда мы потеряли связь, а вы, мужчины, до сих пор вините женщин в том, что они безмозглые дуры. Ваш так называемый слабый пол ни в чем не виноват из-за совершенно иного мышления, основанного на других командах, поэтому и происходят вечные ссоры с женщинами из-за выдачи не нужных мужчинам ответов. Тех ответов, которые даже близко не подходят к нужному по логике образцов «Адам»! — Дима сквозь свист в ушных впадинах внимательно слушал, как палач на козлиных ногах с копытами, оправдывает всех женщин земного мира, а боль с той же силой плескалась в голове. — Но смешнее всего получилось с Иисусом Христом, вашим так называемым сыном Божьим! — тут огромный черт загоготал во весь голос с блеяньем и гиеньим гавканьем, а его жидкая козлиная бороденка весело затряслась, уподобившись венику в руках халтурящего для опохмела хронического алкоголика. — Спустя некоторое время после провала с первыми вашими образцами и их бесславного возвращения домой, уже после той, самой мощной войны, ученые обоих миров вновь объединились, дабы досконально изучить «испорченных» Адама с Евой, живущих в вонючей клетке. Наши с ангельскими умники филигранно разделали прародителей человеческой расы на огромное количество мелких кусочков, дабы узнать максимум возможного, и… — черт азартно замолчал, сверкая оранжевыми глазами. — Да! Они сумели создать еще одну машину, заблаговременно скопировав ее! Гениальнейшее творение и еще одно совершенство! Чистое, высокоинтеллектуальное, самообучающееся сознание, не имеющее никакого тела! — палач зажмурил блестящие глаза, то ли от нахлынувшего восторга, то ли надолго моргнув, и двинулся на сторону следующей руки Дмитрия, лениво помахивая лысым хвостом. — Искусственный интеллект «Иисус»! Разведывательный робот высшего уровня, диверсант, в создании которого использовались схемы, примененные в образцах «Адам» и «Ева»! Также в него добавили ключевые доработки в виде возможностей перепрограммирования их потомков, то есть людей, а также считывание любой информации с духовных тел. Ну и некоторые схемы пришлось создавать заново и их придумали ангелы… Это являлось огромным недоглядом, а все из-за сильного доверия к этим гермафродитам одного из правителей Ада тех времен… — козлоподобный демон зло сплюнул под ноги, а точнее копыта и резко, как-то более неаккуратно, чем раньше, отрезал мизинец на левой руке Димы жутко щелкнувшими ножницами.

Парень заорал больше от неожиданности, чем от боли и, выгнувшись всем телом, вновь ударился шеей об покрытый ржавчиной обруч, ввиду чего крик прекратился также быстро, как и начался. Черт же подождал, пока юноша придет в себя и нормально задышит, между делом перемотав жалкие остатки пальца куском нитки и попытавшись прижечь головней, но та внезапно потухла, даже перестав чадить. Недолго думая рогатый мучитель сходил за второй такой же, прикурил от нее сигарету, а затем все-таки довершил начатое с кровоточащим обкуском. Дмитрий все это время по чуть-чуть проталкивал воздух внутрь себя, и орать не мог, хоть и было больно. Дико больно. Но одновременно интересно, ибо любопытство являлось его проклятием.

— «Иисуса» в виде духовной сущности послали в вашу Вселенную, потому что, как я уже сказал, мы потеряли возможность создавать биомашины с несколькими телами и способные жить в двух мирах. Их создатели словно растворились в воздухе вместе состарыми чертежами и всеми документами, связанными с проектом «Эдем», то есть вашим миром. Они считались безумцами, эти ученые, когда претворили в жизнь невозможное, отступив от законов всех наук и создав собственную, обрушившую прежние догматы о возможностях зарождения разумной жизни. Большую часть идей они держали в головах, никому не доверяя, а остатки использованных схем — это… — демон непритворно тяжело и сожалеюще вздохнул, затянулся, а затем протянул раскуренную, с пожеванным фильтром сигарету ко рту бледного пленника.

Парень жадно втянул дым, и из-за нахлынувшей в голову тяжести вроде полегчало, однако боль из изуродованных частей тела продолжала давить.

— Так вот… — грустно продолжил рогатый. — Это не более, чем записи помогавших им ассистентов, но не будем о грустном… Когда «Иисус» прибыл к вам, он отыскал наиболее ближнего подходящего носителя, коей оказалась недавно забеременевшая Мария. Да-да! Ха-ха-ха! — демон вновь заржал, возвращая себе прежнее хорошее настроение. — Вечная девственница тупоголовых верующих! Беременная от собственного мужика старым надежным способом, подаренным нами! Ха-ха-ха! Любят же людишки красивые сказочки про нецелованных рожениц рассказывать! — палач никак не мог успокоиться, обдавая Диму зловонным дыханием. — Так вот… — черт отдышался и облизал желтые клыки длинным языком. — «Иисус» мгновенно присоединился к мозгу и нервной системе ее только начавшего физически созревать плода и создал совершенный симбиоз с одним из людей, полностью заменив находящееся внутри, не успевшее включиться сознание, после чего ему, будущему сыну целомудренной Марии… Х-ха! — язвительно всхохотнул черт, обрызгав слюнями лицо Дмитрия. — Оставалось родиться, жить и развиваться, познавая мир снаружи. Как ты сам уже знаешь, Иисус стал одним из величайшим людей, его даже нарекли сыном Божьим, и это безмозглые жители Земли, уже к тому времени превратившиеся в ничтожеств! Они так его прозвали из-за необъяснимых способностей, которыми он обладал, забыв о собственном совершенстве… — круторогий демон зацокал по небольшой комнате, пощелкивая орудием пыток, а Дмитрий «записывал» новую историю Земли, не преподаваемую нигде в прошлом мире, и был готов слушать ее через боль. — Ты только представь себе привязанный к телу искусственный интеллект, способный жить в двух мирах одновременно, могущий понимать каждого из вас, лечить, воскрешать… Высшее создание! Одержимый святым духом человек!! Да-да! Одержимы бывают не только злыми духами, как говорят на Земле, но и добрыми, правда их также пытаются изгонять, настаивая, что они не от бога, причем христианского, мусульманского, иудаистского и многих других! Естественно! Духи, души, сущности — это одно и то же, пришельцы из других миров, может быть даже дети настоящих Творцов! А вот Иисуса создали мы! Ваши создатели! — рогатый садист шагал туда-сюда по освещаемой багровыми всполохами комнате, восторженно рассказывая про разумных существ из иных миров, а потом осекся, залив оранжевые глаза пленой ярости. — Но! — он ткнул указательным пальцем в Диму, на что тот дернулся, правда, совсем немного, однако палачу и этого было достаточно. — Ангелы!! — злобно заорал он, раскрыв ножницы для дальнейших действий, и зажмурившийся Дима понял, что одним пальцем не обойдется.

Так оно и было, демон с какой-то странной злостью откусил безымянный, а после средний, перепуганный же насмерть юноша даже не орал, боясь еще сильней разозлить изливающего злость рогатого, что оказалось правильно. Палач злобно, но более умиротворенно сопя, прижег лохматые обрубки пальцев тлеющей головней, перемотал нитками и заново прикурил. Шейная артерия Дмитрия тем временем жутко пульсировала от боли и ужаса, однако он открыл глаза, увидев спокойно смотрящего на него черта.

— Продолжать? — совсем беззлобно спросил тот, выпуская изо рта ароматный дым.

Парень тупо кивнул, чувствуя, как тянущаяся из пальцев боль движется через всю руку прямиком в голову, а рогатый жутко ухмыльнувшись, достал еще одну сигарету и засунул искалеченному мальчишке в губы. Тот с наслаждением, пытаясь игнорировать пульсирующую, только родившуюся боль, затянулся. Сейчас рядом с ним была его единственная радость, и он смаковал каждое мгновение ее присутствия.

— Так вот. Проклятые ангелы незаметно от нас ввели в код на котором писалась программа «Иисуса», привязку к своему правителю — Яхве, Иегове, Сафаофу — это имена одного и того же безобразного существа, мерзкого создания без какой-либо личины, если ты не понял смысла слова. Нам «Иисус», как оказалось позже, практически не подчинялся, а выполнял приказы разрешенные ангелами. Это стало последней гигантской каплей в бочку, где был «налит» наш мир с Элизиумом и его «выплеснуло»! Началась еще одна война, одна из самых кровопролитных, но все-таки не такая, как предыдущая… — мучитель Дмитрия почесал мозолистой пятерней рогатую голову. — Да! «Иисус» стал для человечества сыном Божьим! Благодаря удивительным деяниям, не полностью отображенным в тысячу раз переписанной Библии, а в Коране его и вовсе почти не упомянули… Никто не знает, сколько информации о Земле и вообще вашей Вселенной ангелы получили с его помощью, но видимо немало… Именно крылатые ублюдки отдали приказ ему самоуничтожения, дабы он добровольно пошел на собственную казнь, имеющую огромный смысл более позднего театрального воскресения для дальнейших манипуляций людьми, как бездумной толпой… Что-то такое ангелы нашли или узнали, если творимое «Иисусом» в человеческом теле привело к созданию такой сильной веры, однако мы до сих пор не знаем, что именно, хоть и стольких изучили… «Будда» был чем-то подобен ему, тоже искусственный интеллект, создался еще до «Иисуса», тестовая так сказать версия, использованная в основном для изучения жизни на Земле… Они почти одинаковы, только пути их разные, но приведшие к одному — опусканию нас — чертей, в ранг противников рода человеческого, что является ложью в чистом виде!! — демонзлобно заскрипел крупными клыками и, воткнув ножницы в лежанку парня, с силой провернул их там, выбросив на поверхность куски крупной стружки. — Не мы, а они ваши враги! Вампиры, питающиеся духовной энергией людей, надрывающихся в неистовых мольбах в церквях, мечетях и своих домах! Людей искренне верующих в чистых, светлых ангелов и их бога Яхве, которые на самом деле неустанно потворствуют войнам, разрушениям и насылают через своих приспешников все новые и новые смертельные болезни для еще большего количества молитв, питающих Элизиум! — ножницы молнией мелькнули в воздухе, мощная пятерня черта прижала Димину голову к деревянной поверхности и указательный палец потерял насиженное место.

Замученный парень только и смог, что дернуться всем телом. Боль ударила по всему организму, но мозг уже смирился и лишь непроизвольные слезы выкатились из серо-голубых глаз. Затем тлеющая головня, болезненное дергание телом от ожога на уродливом обрубке и наконец нитка… Вот и все лечение в Аду… Кошмарном мире, где появились на свет первые люди…

— Знаешь ли ты, мальчишка, что все до единого, происходящие на Земле чудесные исцеления совсем не от жалкой божественной подачки, а от сильной, искренней веры, где объединенная мощь человеческих молитв творит чудеса?! Вера — это чистая энергия и чем больше ее вырабатывается, тем больше запускается процессов там, куда мысленно направляют эту силу! Вот почему оживают умершие, встают паралитики и открывают глаза слепцы в местах сборищ истинно верующих! Люди сами творят чудеса, если желают! Фраза: «Верую, ибо нелепо», — и есть подсказка для счастливой жизни. Именно верой человек может создать мир таким, каким хочет его видеть. Вбей себе в голову, что ложка песка по утрам вылечит от всех болезней и так оно будет, — рогатый палач заново рассказывал Дмитрию давно известные истины, в которые тот верил, но ленился применять в жизни…

После драки кулаки не машут, но если представится новый шанс, то он обязательно будет жить по-другому, никогда не прозябая в безделье, наплевав на общественное мнение и занимаясь собственным духовным ростом, пытаясь навязать остальным тоже самое. И, наверное, это единственное, чем должен заниматься любой человек — самосовершенствоваться и тянуть за собой, как можно больше окружающих, ибо людям не просто так подарили жизнь и наделили идеальными телами. Каждый живущий на Земле должен осознать, что является не просто рожденной для смерти кучей мяса, а нечтом божественным, однако мало, кто хочет направить взгляд внутрь себя и увидеть совсем не бесконечный мусорный бак… Созданные подчиняться, люди еще долго не смогут выдавить из себя данную слабость, особенно из собственных тел, что превратились в ленивых животных, неустанно просящих есть, пить и еще немного полежать…

— Ваши молитвы, полные насыщенных огромной верой слов, делают пернатых ничтожеств сильнее и могущественней с каждой секундой, и подобное усердие просто необходимо оплачивать несколькими чудесами в год! Особенно «хорош» Благодатный огонь! Ха-ха-ха! — вонючий демон заржал во весь блеющий голос. — Холодное, совсем не обжигающее пламя из потустороннего мира! Естественно! Как оно может причинять боль, ежели все вышедшее из нашей Вселенной на Земле призрачно?! Ха-ха-ха! Придурки! Это же надо! Считать чудом подобие огня, обменянное на триллионы молитв, полных истинной веры! Огромного количества чистой энергии! Ха-ха-ха! — демон заплевал слюнями каменный пол рядом со стулом, держась за живот и искренне гогоча над обманутым человечеством. — Сборище идиотов! Человеческой цивилизации столько лет, а вы все в сказки верите, хотя, что с вас взять! Только у малой толики жителей Земли есть души, ибо лишь круглосуточная работа над собой превращает обычное сознание в полноценную чувственную душу, могущую видеть мир настоящим! Слабаки и уроды… Не такими мы вас хотели видеть… Лучше бы вы просто подчинялись написанной нами программе, вместо получения самостоятельности… — козлоногий тяжело дыша, отходил от смеха, закончив монолог детской обидой на бесполезное человечество, да и видно было, что устал, Дима же вспомнил интересный случай из собственной жизни, подтверждающий честность черта…

Неподалеку от них жила семья, в которой был мальчик и вот однажды ему в голову кто-то попал камнем, отчего он впал в кому, из которой не мог выйти. Его мать жутко переживала, плакала, а потом ей во сне явилась Богородица и молвила, что если каждый человек в их доме поставит свечку за здоровье несчастного мальчугана, то он выздоровеет, в противном же случае умрет. Бедная мать спохватилась и оббежала все квартиры, однако свечку поставили не все, ибо не каждый человек поверит бредням измочаленной горем женщины, и ребенок, как было обещано, умер.

Какие из этого следуют выводы? Что на так называемом «верху» за просто так не помогают, но для самых отчаянных верующих есть и другой вариант ответа.

Возможно несчастной матери пытались подсказать объединить веру множества людей и этим поставить ребенка на ноги, но… Черт прав в любом случае, ибо даже макушки церквей и мечетей выглядят направленными в Небеса антеннами. Что они передают и получают? Кому? От кого? И зачем? Говорят, что просьбы о помощи и ответы на них, но на деле…

— Пока отдыхай! Я еще вернусь. Нам с тобой работать и работать… Заодно информацию на тебя изучу, — лениво пробормотал черт, пахнув зловонием и больно щелкнув Диму заскорузлым пальцем по носу, отчего у пленника заложило уши. — А еще поем, ведь твоими ушами сыт не будешь… Как там на Земле говорится? Война войной, а обед по расписанию? — раздался удаляющийся голос вместе с цоканьем в сторону двери, петли которой заплакали от натуги и мучитель, наконец покинул жарко натопленную комнату.

Дима облегченно закрыл глаза, желая утонуть в свисте позванивающих ушей… Ему требовалась небольшая передышка, да и что-то подсказывало — он выберется отсюда живым и узнает много нового. Изуродованный парень еще немного полежал, думая об этом и незаметно провалился в мучительное забытье, наполненное бессвязными кошмарами и бредовыми картинками, почти не дающими отдыха измученному телу, находящемуся под воздействием пульсирующей боли из изуродованных мест.

Глава 4

Сколько он продремал, рассматривая отвратительное слайдшоу, мелькающее в голове, залитой темнотой с редкими просветами, Дима не знал, и знать не хотел, ведь тошнотворный полет в коротком и одновременно бесконечном бреду все-таки подарил небольшое забытье. В ужасе очнувшись от визга «заплакавшей» двери, парень покинул сновидение, в котором гулял по родному городу, а со всех сторон с неба падали кондиционеры. Нельзя назвать подобный сон ужастиком, но немного пугающего в нем присутствовало, ибо громоздкие, охлаждающие дома и офисы устройства выглядели, как настоящие и при ударе каждого об землю раздавался жуткий хохот старого черта, жутко щелкающего ножницами.

Вот и сейчас рогатый не спеша вошел в пыточную комнату, сразу же направившись в сторону камина и что-то дожевывая, по крайней мере, Дима увидел ходящие вверх-вниз щеки из-за волосатой спины. Дожевав, старый демон обернулся, шумно проглотив остатки пищи, на которую потратил больше движений челюстей, чем любой земной йог и бесстрастно вгляделся в бледного, беспалого парня, не сводящего с него испуганного и чего-то ожидающего взгляда.

— Ну чего ты на меня смотришь, будто я тебе должен? — смешливо, с примесями блеяния, спросил демон, направляясь к стене с вбитыми крюками.

Прикованный узник безмолвно уставился на широкую спину и рыжий затылок, не найдясь, что ответить мучителю. Ему ничего не оставалось, кроме как смотреть, какое следующее орудие выберет круторогий палач и со страхом прощаться с единственным большим пальцем, просто шевеля им. Черт же, недолго думая, схватил висящий на одном из самых ржавых крюков блестящий чайник с черным от постоянного нагревания дном. Обычный с виду чайник, только с широким горлышком, да более крупным, чем обычный носиком… Далее звонко-цокающие копыта двинулись к той стороне стола, где среди пыточного инструмента лежали небольшие куски тусклого металла, которые демон забросил в посудину, звенящую при каждом новом движении мощной лапы. Парень похолодел, ибо в обожженную по бокам голову вкралась отвратительная мысль, содержащая смутные воспоминания о детстве и расплавленном свинце, заливающемся в любую форму для создания всяких прикольных штуковин.

«Пшли, пшли отсюда!», — забормотал он на неуместные воспоминания, однако насвистывающий какую-то веселую мелодию и прицокивающий копытами черт наоборот подбадривал их, словно говоря: «Он прав, родимые! Обнимите его покрепче, а то паренек пытается вас прогнать!», — и послушные рогатому монстру мысли еще сильнее вцепились в тяжело-задышавшего юношу.

Сам же демон, свистя и задорно крутя хвостом после наверняка сытного обеда, накидал в чайник довольно большую кучку тусклого металла, и пошел ставить добрую на первый взгляд посудину наверх неаккуратного камина, после чего по комнате стал распространяться запах разогревающегося металла.

— Вот так-то! — удовлетворенно произнес рогатый и, развернувшись, пошел к столу с «рабочим» инструментом, где взял крупный молоток с простой деревянной ручкой и железную банку с длинными, завораживающе блестящими в свете пламени гвоздями. — Я сейчас продолжу рассказывать, а ты готовься… Будет очень больно! — с какой-то возбужденной хрипотцой, поспешно произнес демон, поставив жутко звякнувшую банку и положив рядом с ней молоток. — Пока ел, просмотрел твой файл, сгенерированный компьютерами Временного хранилища, он маленький, буквально пара страниц с самыми общими характеристиками, однако нам с тобой и их достаточно! — он приблизил отчего-то нервно подергивающуюся морду к бледному, как полотно лицу юноши, обдавая его гнилью изо рта. — Если верить написанному, то теоретически, ты пригоден для работ в любых точках Геенны Огненной! Упрям, уперт, психически устойчив, принципиален и безрассуден! А также жесток, эгоистичен, самолюбив, но в тоже время самокритичен! Это… — рогатый возбужденно заморгал, пряча и открывая оранжевые глаза. — Это прекрасно! Ну и наконец, отличная устойчивость к боли! Это очень хорошо! Просто замечательно! Тебе должно быть почти наплевать на любые муки, вытерпишь и не сойдешь с ума! — глаза козлоного мучителя загорелись огоньком безумия.

   Ад любимый наш! Ад горячий наш!    Жизнь и свет для нас! Место для чертей!    Рождены мы здесь, чтобы Творца искать!    А найдя его, чтоб пред ним упасть!    И задать вопрос:    Почему Творец? Почему мы здесь?    И застыв, стоять! Ждать его ответ!    Пока Он — Творец поглядит на нас!    И ответит нам…

Рогатый внезапно затих, а Дима где-то внутри себя огорчился стиху без ответа на главный вопрос. Жизнь никогда не сталкивала его с безумием подобным этому, но самое главное, что ненормальным в этой комнате являлся только он, один из миллионов выкидышей Земли, а черт по всем показателям Геенны Огненной являлся нормальным и адекватным, вновь заговорившим дядькой.

— А вот, что Он ответит нам, никто не знает… Творец на то и Творец, дабы пути Его были неисповедимы, однако вернемся к тебе… — сочащийся болью Дима прямо-таки видел, какой моральный отпечаток на черта наложила связанная с земным мусором работа, ибо демон радовался хорошим узникам, как бомж, нашедший на помойке качественную вещь.

Сейчас в оранжевых глазах горел вопрос, как себя поведет новоприбывший со столь неплохими личными данными, но самым главным и пугающим было то, что во всех действиях парнокопытного палача полностью отсутствовала личная мотивация, кроме ответственности за порученное дело и только за это на него не следовало обижаться.

— Я таких хороших узников редко встречаю, а ты мне с самого начала понравился любопытством и выдержкой, хотя выдержка сегодня ничего не стоит! Пальцы и уши каждый вытерпит, даже церковно-приходская девочка, а вот остальное… Вот на это мы и посмотрим! Честно говоря, самый важный из тестов — это итоговый, именно он выдаст полную информацию, кто ты такой и куда отправишься, но для этого требуется настроить узника, то есть тебя! Ввести в состояние глубокого шока, дабы твой мозг заработал в стрессовом режиме, предоставив возможность считать все до единого, реальные качества, и возможно в финале окажется, что тебя нельзя продавать извращенцам, любителям человечины или пускать на корм другим узникам! И чуть не забыл! К ангелам ты уже не попадаешь, слишком наглый! Я думаю только на особо тяжкие работы или же на арену, то есть тебе достается все лучшее, что воспето в великолепных адских балладах! — огромный черт от возбуждения пританцовывал, что явно отражалось на косматой заднице, двигающейся в ритм невидимой музыке.

— Это откуда такие характеристики? — слабо удивился лежащий в прострации Дима, открыв слипшиеся от жажды губы, используемые лишь для криков боли, палач же не поленился ответить.

— Компьютеры снимают воспоминания всех прибывающих во Временное хранилище, генерируя моральные и качественные данные каждого новенького! И гордись, мясо! У тебя есть душа! Причем довольно старая и не один раз кричащая от боли! — демон оскалил пасть в улыбке-гримасе, переведя вожделенный взгляд на пугающие молоток с гвоздями, а Дмитрий, наоборот полуприкрыл глаза от нахлынувшего облегчения.

«Есть душа… Я так и знал… Иначе откуда эти странные, ужасные сны, все непонятные мысли и нежелание жить на Земле…», — парень, как мог расслабил изувеченную руку, подготавливаясь к новой боли, хоть и не очень получалось.

Было жутко страшно, аж до внутренней тряски, но он хотел на Рынок, на шахты, в пустыню, да куда угодно, только бы подальше отсюда, а уж там будет намного лучше среди себе подобных.

«Там точно выживу… Даю себе слово!», — юноша распахнул серо-голубые глаза и уставился на что-то бормочущего под нос козлоногого, взявшегося крепкой, поросшей жесткими волосами лапой за отполированную частыми прикосновениями рукоятку молотка.

Вторая лапа почти бесшумно, с совсем легким, но пугающим скрежетом, выхватила длинный гвоздь из жестяной, почти подъездной, как под окурки земной банки и занесла его над локтем правой руки Дмитрия в ужасе забывшем про чайник со свинцом, и понявшим, что сейчас будет ОЧЕНЬ больно!

Так и получилось. Сильный удар молотком по гвоздю, прислоненному к локтевому сгибу руки, пытающейся извиваться в битве за спасение, разорвал Дмитрия ТАКОЙ болью, к которой невозможно подготовиться! Парень взвыл живым, разрезаемым на куски волком, выгнувшись обнаженным телом и в который раз ударившись горлом об металлический обруч, но даже не заметил этого! Он кричал ТАК, что казалось веселый огонь камина вжался в стены, боясь стать следующим пленником этой комнаты. Бедный мальчишка пытался извиваться подобно змее, но поржавевшие кандалы прочно удерживали бьющееся от адских страданий тело на деревянном столе, в особенности крепко вбитый в локоть гвоздь, разносящий по руке импульсы пламени, кричащие мозгу, что с ней не все в порядке…

Спустя вечность или немного дольше, тело чуть-чуть привыкло к новой, действительно боли, совершенно несравнимой с отрезанными пальцами и ушами, и как раз во время, ибо у Дмитрия закрошились сжатые с жуткой силой, рассыпающиеся в горло зубы. В этот момент разум парня, как и любого другого разумного существа, принял единственное правильное решение защитить хозяина с помощью навязанного шока, и юноша стал возвращаться в себя, выныривая из моря страданий, в которых плескалось его тело.

— Н-не н-на-до… — дрожащие слова пытались вырваться из спертого болью горла, а залитые слезами глаза просили пощады. — П-по-ж-ж-жалуй-с-с-с-с… — последнее слово, будто застряло, мальчишка заикался и дергался, а черт меланхолично шевелил щеками, изучающе поглядывая на мучающегося пленника.

— И куда же делась твоя хваленая храбрость? — саркастически вскинув вверх оранжевые глаза, палач задал вопрос трясущемуся юноше, все-таки, как и любой, наделенный властью работник, он пользовался этим для достижения собственных целей, например даже мести за нанесенную обиду. — Что там насчет наших самок, а?! Не хочешь поцеловать мне руку и извиниться?! — черт мерзко-смешливо впился в страдающие, с полопавшимися сосудами глаза парня, поднеся волосатую лапу к его губам.

— Ч-ч-т-т-о п-п-п-подум-м-м-мал, т-то и ск… И ск… И ск… сказал-л-л-л-л! — захлебнулся икотой Дима, с усилием отвернув голову набок от чертовой лапы и чем-то внутри, больше, чем человеческим, отвергнул возможность попросить прощения, выглядящую лобзанием мерзкой конечности мучителя. — Б-б-бе-й д-д-даль-ш-ш-ше! — он зажмурил истекающие слезами глаза, мечтая сжаться в комочек и спрятаться под невидимое одеяло.

«Что я такое говорю?! Почему я не могу нормально подлизаться, как все люди?! Один раз в жизни сказать: «Начальник! Ты прав!», — почему я так не сказал?! Отчего наоборот!?», — внутри него, уже жалеющего о сказанном, замелькали быстрые и трусливые мысли.

Ведь было УЖАСНО больно, нетерпимо, хотелось выть, кричать, стонать и кататься, лишь бы избавиться от раздробившего сустав инородного тела, но гвоздь продолжал торчать в изуродованном локте руки. Дима ясно и со страхом осознавал, что грядет следующий удар, после которого у него просто обязаны полопаться кровеносные сосуды в голове из-за нечеловеческого напряжения тела, живущего по своим правилам. Черт же в ответ на храбрые, заикающиеся слова промолчал, и зло прищурив блеснувшие безумием глаза, принял решение, сводящееся к сильнейшему размаху испачканным в крови молотком, продолжившимся ударом огромной силы по месту, где торчал гвоздь.

И вырвалось из локтя кипящее море огня, сжигающее тело и разум, превращая их в место, где не могут жить чувства… И наступила темнота… И стало хорошо, как никогда… Как в детстве, таком далеком и прекрасном…

«Детство… У всех чистое, беззаботное, полное тишины и благодати в душе… Когда ничто не тревожит и не надо думать, как жить дальше. Возможно у всех оно именно такое, но не у меня….», — Дима мрачно сплюнул под ноги, сидя на теплой скамейке, вкопанной на чистом предзакатном пляже.

Как он здесь оказался, не знал и даже не думал. Скорее всего, жил где-то рядом. Легкий бриз дул в озадаченное смыслом бытия лицо, а рядом, примерно в ста метрах, ласково шелестело ритмично находящее на берег море, дабы тут же убежать обратно. Хорошее место… Такое, где его никогда не найдут… Кто именно, Дмитрий не помнил, главное, что он все-таки убежал.

— Зачем плеваться в таком прекрасном месте, молодой человек? Соблюдали бы правила приличия, или хотя бы смотрели, что рядом другие люди находятся! — гневливо пробормотал сидящий рядом аккуратный старичок в белоснежном костюме с бежевыми ботинками, просматривающий газету, название которой было странно размазанным и не поддающимся прочтению.

Дмитрий постарался вглядеться внимательней, но старичок уже гневно свернул ее и уставился на парня ясными, совсем не старческими глазами.

— Чистое место, тихое, людей почти нет! Но именно Вам, юноша, приспичило принести сюда свои неотесанность и грубость! — ничего не сказав в ответ, Дима изучающее посмотрел на старика.

Дедуля взялся ниоткуда и подчеркнуто сказал «вы», причем с большой буквы… Сам юноша, как ему казалось, так давно здесь никого не встречал, что считал отсутствие людей нерушимой аксиомой.

— Стоит раз в несколько лет прийти на чистую лавочку, подышать морским воздухом, почитать прекрасную газету, да и просто полюбоваться на прекрасный закат, как появляется кто-то вроде тебя и плюет в естественные и дорогие для многих ценности! Ну! Что ты молчишь или дар речи потерял, оборванец?! — расшумевшийся старик встал и дернул ногой, дабы задравшаяся брючина съехала обратно на ботинок.

«Оборванец? Почему? Только что было «Вы»…», — Дмитрий оглядел себя и действительно…

Грязные, давно не видевшие мыльной воды джинсы, и затертая футболка, сальная, будто ее носили уже много лет. Проведя языком во рту, он обнаружил, что зубы давно не чищены и многие поражены кариесом.

«Давно я не занимался собою…», — пронеслась нелепая, даже вздорная мысль, очень непривычная. «И откуда взялся этот старик?», — ничего не понимающий парень уставился на сердито, но открыто смотрящего в ответ дедулю, сжимающего газету с неопределенным названием.

— А вы собственно кто? — произнес Дима тяжелыми, неповоротливыми губами.

У него создалось ощущение, что он давно ни с кем нормально не говорил.

— Какая разница, кто я! — ответил довольно заулыбавшийся старик, будто ожидавший подобного вопроса. — Важно то, что я частенько смотрю на тебя, сидящего в одиночестве и неустанно плюющего себе под ноги! Представь, что я твоя совесть, говорящая с тобой в виде человека!

— Не по адресу! — Дмитрий обозлился, уж слишком большие недоговоренности у него были с совестью. — Пересядьте на другую лавочку, там никто не плюет!

— А вот не хочу! Тем более, что здесь только одна лавочка! — бесстрашно засмеялся дедок. — Представь, что я теперь всегда буду с тобой, и ты от меня никуда не денешься!

«Действительно одна… И что это вообще за место!?», — парня пронзил несвоевременный вопрос. «Дед этот, совестью зовется, что он здесь забыл?»

— Вот объясни мне, зачем ты плюешься? — старик в белоснежном костюме навис над помятым жизнью юношей, смотрящим на него, уже не злыми, а наполняющимися тоской глазами.

— Да я не знаю! — вырвалось у парня, постепенно понимающего, что совсем не знает, как он тут оказался. — Что я здесь делаю?! — он просящее уставился на симпатичного старикана, уверенный, что тот знает ответ и вдруг его осенило. — Это же сон!!

— Сон! — довольно кивнул дед.

— Понятно… — кивнул внезапно остывший, почти ничего не понявший парень, однако быстро смирившийся с пребыванием в сновидении. — Хороший сон… Не ожидал, что мне такие снятся… Похоже я здесь часто отдыхаю? — он с интересом посмотрел на старика, а тот уселся рядом.

— Это да… — расплылся в улыбке старик. — Матом ругаешься, плюешься, куришь, напиваешься, когда в реальности не пьешь! Выводишь все накипевшее!

— Хм… А чего это вы сейчас со мной соглашаетесь, что я типа вывожу накипевшее, а начали так, словно жить никому не даю! — Дима отодвинулся от тут же ставшего подозрительным дедули.

Старик, однако не смутился сместившего зад парня и вместо оправданий перешел в нападение.

— Ну… Чтобы ты хоть как-то отреагировал, тебя надо в чем-нибудь обвинить! Иначе из тебя слова не выдавишь. Еще скажи, нет… — дедок весело ухмыльнулся.

— М-м-м-м… Ну в принципе, да… — неуверенно пробормотал парень, ковыряя ногтем въевшееся в джинсы пятно земли. — Этого у меня не отнять…

— Вот видишь! Так и я! Всю жизнь пытаюсь поговорить с тобой, но не получается, ты глушишь меня алкоголем и сигаретами! — старик горестно вздохнул. — Приходится вылавливать тебя трезвого и начинать с правды в глаза, ведь ты ее, как и любой другой не любишь!

— А почему вы такой старый? — Дима оставил без комментария последнее высказывание дедули, и внимательно оглядев его, вернулся к ковырянию грязных штанов. — Сейчас мне двадцать пять, а вот вам внешне семьдесят, а может и больше! — он сощурился, облизнув верхнюю губу, так как пятно грязи не отковыривалось.

— Совесть у каждого своя… — грустно вздохнул аккуратный старикан. — У некоторых ее вообще нет потому, что не родилась. Не сделали еще ничего плохого или наоборот не задумались о хорошем… А у других она чересчур быстро стареет от тяжести и количества совершенных плохих поступков, пока не наступает момент, когда умирает… — дедуля замолчал, уставившись на ласковое море.

— Хочешь сказать, что я слишком много грешил!? — напрягшийся парень непроизвольно перешел на «ты» с тем, кто оказывается часть его. — Ты скоро умрешь!? И что же тогда будет со мной?! — в нем, еще не понимающем бояться или плакать, проскользнуло искреннее любопытство.

— С тобой? Ничего! — грустно хмыкнул старик. — Ты будешь приходить сюда вновь и вновь, чтобы напиться и посидеть в тишине. Это место станет единственным, где ты сможешь отдыхать, ибо весь мир тебя отвергнет! Ведь отсутствие совести — это отсутствие морали и отказ принятия общества, как неотъемлемой части мира, где живешь! Заметь! Ты являешься частью мира, а не общества! Это оно обязано жить по единому шаблону, ты же являешься капелькой масла, которая совершенно безболезненно и легко плавает посреди его огромной лужи! Совестью зовутся идущие изнутри морали с ценностями, делающие человека человеком! Так просто будь человеком и живи рядом с обществом, как велит собственное «Я», иначе не только толпа, но и сама Вселенная отвергнет тебя! Просто прислушивайся к себе настоящему, тому, кто пытается прорваться наружу из потаенных уголков разума и тот, кого так не хочется слышать, прячась в телевизоре, за компьютером, но чаще всего за бутылкой водки, дабы заглушить идущий изнутри глас Бога! Да-да! Твое «Я» — это голос Творца, искренне желающего выздоровления еще одного заблудшего сына! Поверь мне! — глаза разговорившегося дедули загорелись фанатическим блеском, но тут же потухли, а Дмитрий, испугавшись перемены в лице доброго дедули, соскочил с лавки в мягкий пляжный песок, тотчас засыпавшийся в расхлябанные кроссовки.

— Блин! — мальчишка замолчал. — Блин-блин-блин! — он сделал несколько шагов вперед и несколько назад. — Но почему?! Я пью потому, что мне страшно! Я не могу не пить, ведь тогда ко мне приходишь опять же ты!! И начинаешь шептать! О любых, даже несущественных, но плохих мелочах! И приходиться вновь напиваться, одалживая деньги, которые не собираюсь отдавать!! А после этого еще противней трезветь, ведь появляется новый шепот!! Замкнутый круг!! — оправдывающийся Дима повысил голос на дедушку — божьего одуванчика, будто наслаждающегося устроенным им спектаклем.

— Да потому, что это не твоя жизнь!! НЕ ТВОЯ!! — старик раздул грудь и гневно поднялся, словно увеличиваясь в размерах. — Ты загнал себя в это положение сам!!! — парень не сдвинулся с места, хотя ясно понимал, что дедуля пытается напугать его. — Ты даже не можешь вспомнить, каким ты родился! Скажи мне, о чем ты вспоминал, когда я отвлек тебя!? Скажи! — боевой старикан шагнул к нему, а испугавшийся парень отступил назад и…

Тогда грустно хмыкнувший дед просто бросил ему под ноги газету, на которой отчетливо виднелся заголовок — «Твоя», а чуть ниже название статьи на главной странице — «Жизнь выбор, а не судьба!» Дмитрий осторожно наклонился, не сводя глаз с Совести, и поднял газету.

— Я вспоминал детство. Не такое, как у всех детство… Но причем здесь она? — юноша изо всех сил всматривался в заголовки новостей, но не мог разобрать ни слова.

— Эта газета не только твоя, она многих… Но принес я ее именно тебе, в то место, где тебя никто не найдет, дабы ты прочитал ее, когда сумеешь, ну, а после рассказал остальным, если появится такое желание! Сегодня этого в любом случае не выйдет… — глубоко и спокойно вздохнул старик. — Она напечатана для тех, кто хочет уснуть из-за того, что проснулся… Короче она твоя! Всегда будет здесь и никуда не денется! — Совесть опустила старческий зад на разогретую солнцем лавочку и принялась разглядывать тихое, ласково-шумящее море, по крайней мере, так решил Дима, глупо разглядывающий особенную газету и быстро бросивший это бесполезное занятие.

— Почитаю. Честное слово! Как буквы смогу разглядеть… — он уселся на лавку рядом с Совестью. — Так вот. До того, как ты отвлек… или отвлекла меня, я вспоминал детство… Сколько не смотрю внутрь себя, постоянно понимаю, что его у меня почти не было. Я бесконечно искал проблемы, быстро их находил и на данный момент помню практически каждую, — он снова густо сплюнул, не обратив внимания на молчащего старика. — Меня будто что-то тянуло делать гадости окружающим людям, а еще я легковпитывал любое отрицательное влияние. Отрицательное в понимании окружающих, но я считаю, что это являлось огромным плюсом, ибо неплохо познал мир через негатив, окружающий всех людей, от которого они прячутся в течение своей жизни.

— Людей… Они… Кхм… — открыл рот внимательно-слушающий старик. — Ты так это сказал, словно не являешься человеком? — он вопросительно посмотрел на Дмитрия, тот же, готовя ответ, откинулся на лавку, вперив серо-голубые глаза вдаль, за горизонт.

— Чего сразу не человек… Внешне все мы люди, но если ко многим присмотреться, то не очень-то и верится… Уж слишком они другие… — парень запнулся. — Словно бесноватые, как говорят верующие.

— Сам-то ты не верующий, уж это я знаю, но как относишься к Вере с большой буквы? — Совесть вперилась в глаза Дмитрию, а тот будто не замечая, ответил.

— Верю! Но не в того бога, которого поставили над всеми священнослужители, а в другого. Создавшего все вокруг, часть которого в каждом из нас и про чей голос внутри ты говорил! — немного боязливо, словно опасаясь стариковского негодования или насмешки, выдавил Дима. — И в бесноватых верю, потому что у самого есть знакомый, боящийся церквей и отвратительный по натуре, однако мне он, как ни странно, местами даже симпатичен, так как мыслит иначе от остальных. Мне единственное, что неясно… Чего именно они боятся? Бесноватые эти… Символов веры или мест скопления верующих? Ну типа церкви, мечети… Или истинно верующих священнослужителей? Тех, кто действительно обладает некой силой? — Дима поглядел на внимательно слушающего дедулю.

— Не могу знать, ведь ты сам не знаешь, — улыбнулся тот. — Верую, ибо нелепо, есть такое высказывание, отражающее ответ на заданный вопрос. Видимо, находящаяся в теле человека злобная сущность уверена, что именно там ей причинят боль, — дедушка по имени Совесть любовался стоящим на месте закатом, и отвечал, не глядя на парня.

— Понятно, что ничего не понятно… — пробормотал Дмитрий, помахивая в разные стороны скрученной газетой. — А я вот до сих пор не пойму… — заговорил он, и тут же новая фраза вылетела из его рта, заменив старую, о которой он моментально забыл. — Вообще жалко, что истинные факты, отражающие реальную суть этих, рвущихся к человеку существ так исказили сказками и легендами. Очень непонятно, кто да как, почему эти боятся тех, а те не любят этих, и кто вообще откуда взялся… — выпалив немного неясный, простой набор фраз, парень остановился и подпер газетой подбородок, с любопытством стрельнув глазами в сторону и не пошелохнувшегося деда.

— Правды тебе никто не скажет, ибо она чересчур не подходит к той реальности земного мира, какую его жители видят сегодня. Настоящую реальность прячут, ибо человек по своей сути является безмозглым созданием, которое существует, а не живет, «благодаря» кем-то придуманным, насильно навязанным ценностям и вбитым в голову ложным знаниям. Редкие люди мыслят сами… Большинство представителей человеческой расы запрограммировано на выполнение определенных действий, и изменение этой программы грозит уничтожением самой системы, а она слишком себя любит и ценит! Система жизни нынешнего человеческого общества давно превратилась в эгоистичное живое существо и желает вернуть любого ее покидающего, ибо перестает получать капельку питания… — размеренно вымолвил старик, не глядя на Диму, а тот, убрав газету от подбородка, пробормотал:

— Запрограммированные люди… Система… Короче Матрица… Где-то я уже слышал подобные слова, причем недавно… — он шумно вздохнул свежий морской воздух и вытянулся, похрустев шейными позвонками. — Длинный здесь день, да?

— Немаленький! — улыбнувшись, кивнула Совесть. — Так вот. Насчет программирования людей… Ты посуди сам, человек только научился ходить, а его сразу в детский сад отправляют, затем школа, институт, и наконец, бессмысленная работа и все примерно в одно и тоже время суток! Человечество готовят жить по единому сценарию, навязывая сей принцип всеобщего существования уже с пеленок, и естественно подобные догматы накрепко вбиваются в головы каждого жителя Земли, фанатично-верующего, что он делает так, КАК НУЖНО! Любое нарушение правил системы, либо видение чего-то отсутствующего в школьной и жизненной программах, вгоняет людей в панику и они сходят с ума! Самый элементарный пример — это бросить пить, обосновав собственным нежеланием из-за вреда алкоголя! Да тебя уважать перестанут, посчитав больным, опасным, ущербным, короче не таким, как все! Или перестань ежедневно работать, занявшись любимым, приносящим доход делом, и все тут же станут рассказывать друг другу, что ты скоро умрешь от голода и останешься без пенсии! И это говорят те, кто живет, словно куриные яйца, все такие разные, особенно в профиль! — разгоряченный старикан гневно хмыкнул от накатившей злости.

— Не спорю… — Дима уже пару минут ходил туда-обратно по мягкому песку, найдя невидимую тропинку буквально в паре метров от теплой лавки. — Ты неплохая совесть… По-крайней мере бываешь такой… — он улыбнулся, обернувшись к благообразному старичку. — Выслушиваешь все меня волнующее, помогаешь получить ответы на наболевшие вопросы! Это успокаивает… Еще один вопрос кстати! Где я сейчас сплю? Никак не могу вспомнить! Дома или опять по пьяни, куда подальше в лесок завалился, чтобы дрыхнуть не мешали? — Дмитрий любопытствующе уставился на закашлявшегося милого дедушку.

— Если я скажу, где ты спишь, то тебе это определенно не понравится… — откашлявшись, вымолвил старик, неохотно глядя на замершего в ожидании ответа парня.

— Где я только не просыпался… — горько хмыкнул юноша, оттянув ворот футболки и посмотрев себе на грудь. — Говори ты уже! Даже, если я умер и навечно в этом сне, то лучше горькая правда, чем туманное неведение! — парень с надеждой взглянул на Совесть, отпустив футболку обратно к шее.

— По словам твоим, да сбудется… Сам того не ведающий, несчастный провидец… — грустно опустил глаза старик и сделал шаг назад. — Ты умер, но в тоже время спишь и сейчас откроешь глаза… Еще увидимся! — кивнул он Дмитрию, замершему, как истукан.

— Как уме… — парень не успел закончить фразу, ибо шелест волн превратился в закладывающий уши гул, быстро перешедший в невообразимый рев и исходящее паром море поднялось огромной дымящейся волной, подхватив заживо варящегося мальчишку.

Волна соленого кипятка понесла булькающего, пронизываемого болью Диму в странно знакомое место, так как при выныривание из кипящей воды он видел ужасную, будто вышедшую из глубин Средневековья комнату, набитую пыточным инструментом, а в ней… В ней стоял и смотрел сверху вниз старый черт с огромными рогами, одетый в заляпанный кровью, мясницкий фартук.

Боль… Сильная и почти невыносимая, бьющая в голову из правого локтя, обоих сторон обожженной головы и кисти левой руки…

«А почему не из пальцев?!», — вынырнувший из пустого, совершенно без снов забытья Дмитрий быстро, хоть и чувствовал себя неспособным ни на что-либо, повернул шею и замер в страхе, заморозившем тело.

Желудок, несмотря на холод, все-таки принялся чем-то заполняться и спустя пару секунд посчитал необходимым выплеснуться… Горькая рвота, одной желчью, больно и медленно потекла из бьющегося в судорожном кашле парня, старающегося не ударяться шеей об поржавевший обруч, после увиденного им зрелища не для слабаков…

Его рука… А точнее всего лишь ее половина… Место, где не стало привычной ему частички до сих пор отмечалось гвоздем, правда уже не торчащим, а вбитым по самую шляпку. Если лучше приглядеться, то можно было рассмотреть еще много шляпок примерно там же, практически одна на одной, рассказывающих, что здесь до него прошло немало несчастных. Но при всем этом его гвоздь отличался от металлических собратьев размазанными рядом кусочками костей и мышц, а все остальное, скорее всего неаккуратной кучей валялось под пыточным столом, ибо жареным в пыточной комнате не пахло. Зато остаток искалеченной руки был аккуратно перемотан такой же ниткой, что и обрубки пальцев и из нее совсем не текла кровь… Оставалось прижечь и все…Лечение закончено…

Вот такие апатичные мысли, медленные, словно сухопутные черепахи при весенней температуре СИЗО Якутска, ползали внутри обожженной головы Дмитрия, шокированного произошедшим.

«Пальцы не болят — это хорошо, руки нет — это плохо…», — широко распахнутые, серо-голубые глаза вперились в изуродованную часть тела, такую привычную и необходимую. «Как же я без нее?», — случайный, вырвавшийся, будто не из его рта «ик», заставил подпрыгнуть верхнюю половину тела и встряхнуть ватной черепной коробкой.

Изувеченная рука заторможено и с рывками, словно видео на медленном компьютере, дернулась туда-обратно. Ик. Виднеются порванные мощным ударом и тупым предметом ткани. Ик. Уродливые разлохмаченные мышцы и торчащие сухожилия. Ик. Виднеется кусочек раздробленной кости, испачканный в крови. Ик. Ик. Ик. Ик. Ик. Ик. Нитка… Половина руки, затянутая все той же ниткой… Рвота едкой желчью выплеснулась на изуродованный локоть, обжигая его…

Дмитрий вынырнул из сковавшего его оцепенения и мучительно заорал, уже более свободно дергаясь на пыточном столе, ибо удерживался всего четырьмя кандалами. Рука, нога, нога и шея, а обрубок выступал в роли маленького чертова вентилятора, ибо парень орал проклятия в козлиную морду рогатого палача, ни капельки того не боясь и не чувствуя боли. Он яростно размахивал разлохмаченной культяпкой с торчащим из нее кусочком кости, гоняя перед рожей демона несколько кубических сантиметров воздуха.

— Да, чтобы вы провалились в свой вонючий Элизиум сучье семя, выкидыши вавилонской блудницы, рогатые пидорасы! Уроды вонючие, думаете, изобрели нас, так будете ездить, как хотите?! Хуй в вам тачку! Вертел я вас всех вот здесь! Во! — разъяренный парень в ярости выпятил оголенный пах и несколько раз дернул задницей влево-вправо, показывая, где и как умело он вертел всех чертей вместе с ангелами, причем одновременно. — Клал я на вас всех! Давай! Режь меня дальше, чего тебе рогатому уебку! Развлекуха и работа, а я будто заслужил! Я не виноват, что оказался в этом теле, мне не очень-то и удобно, но раз надо, так надо! Давай мудила! Режь дальше! — слепая и безумная ярость, накрыла Дмитрия огромной безудержной волной.

Такие моменты часто бывали в его жизни, когда он взрывался, ненавидя всех и вся… Приходилось остывать по полчаса, дабы отвратительные мысли, в которых он убивал и калечил, покидали разгоряченную ненавистью голову… Спокойный внешне мальчишка не понимал, откуда берутся подобные приступы странной кровожадности, особенно часто накатывающие, когда с ним спорили, пытаясь навязать точку зрения, отличную от сформированной внутри него. Злость, ярость, ненависть… Сильные и незамутненные вскипали моментально, и ему приходилось сдерживать их из-за непонимания самой природы этих, будто чужих чувств.

Вот и сейчас, он орал и брызгал слюной, желая перегрызть отвратительную, покрытую короткой, вонючей шерстью глотку прямоходящего козла, будучи не в силах заставить себя успокоиться. Его неконтролируемые эмоции летали, словно дикие осы вокруг потревоженного гнезда, не желая возвращаться, пока слова проклятий на все адское семя не стали вылетать со свистом и хрипами, но и тогда Дима не мог замолчать, желая увидеть кровь, льющуюся из чертова горла. Лишь сипение на время сорванного голоса заставило обезумевшего, с налитыми лютой ненавистью глазами юношу заткнуться, но не остановило яростное дерганье и размахивание половинкой руки. Черт же насмешливо и заинтересовано смотрел на него блестящими, оранжевыми глазами.

Достав сигарету, он прикурил ее, и чуть повернувшись, легким движением лапы бросил испачканный в крови молоток на стол полный пыточных инструментов, где тот громко лязгнул, ударившись о груду злых родственниц-железяк.

— Молодец, чего уж там! Даже приятно работать с тобой! — рогатый присел рядом, довольно кивнув дергающемуся из последних сил мальчишке и жадно затянулся.

Разгоряченный Дмитрий, тяжело дыша, остановился, жадно втягивая тянущийся от сигареты, насыщенный никотином дым. Сердце колотилось, как бешеное, гоняя кровь по измученному организму, пытающемуся выжить любой ценой и вырабатывающему огромное количество разнообразных веществ, включающих органические анальгетики и седативные, то есть психолептики. Они посылались в искалеченные части тела, блокируя сигнализирующие о боли нервные рецепторы, дабы снизить нагрузку на нервную систему. И данное умение вложено в каждого человека, но работает не во всех случаях, а только при огромном желании выжить и реальном осознании возможности отключения боли. Необходимо объяснить мозгу, что ты ясно осознаешь причину неполадки и займешься ею, когда будет время, но сейчас занят, ибо в противном случае он может перестать нормально работать, вследствие неспособности пережить происходящее, превратив человека в пускающего слюни придурка.

Почти так и произошло, исключая преображение в идиота. Непроизвольная злость и желание отомстить всей Геенне Огненной, помогли Дмитрию задействовать это умение, пусть непроизвольно. Парень полностью пришел в чувство, забыв про ненависть иотдышавшись от криков, почувствовал нещадно саднящее горло. Затем он осторожно-внимательно посмотрел на сидящего по правую культю палача, отстраненно смакующего сигарету. Мгновенно вернулась боязнь наказания за столь не вовремя вырвавшиеся изо рта слова и терпимым огнем заполыхала свежая, несущаяся от руки до мозга боль, однако круторогий демон молча курил.

— Крепкий ты парень, но все равно мало… Правильно я говорю? — внезапно перевел он спокойные глаза на пленника, а тот в ответ неуверенно кивнул, не увидев смысла отрицательно мотать головой, однако в груди появилась ужасная тяжесть, от которойзахотелось взвыть от горя.

Это ничего бы ему не дало, ведь рогатый прав, причем стопроцентно. Демону дали работу и он должен полностью проверить узника. Сам Дмитрий, хоть и сильно пил последние годы жизни, но к выполнению заданий относился так же, ведь работа есть работа, поэтому и понимал рогатого палача с копытами. Схалтурит здесь, направят юношу не туда, потом узнают, кто виноват и старый черт огребет по полной.

«Хорошо, хоть не очень больно… Вполне терпимо…», — прямо сейчас боль в раздавленной руке была немного сильней, чем когда он в детстве ударил топором по ноге, сделав длинную, глубокую рану.

— А м-м-м-мож-жет п-п-п-пр-ро-с-с-то сок-к-к-рат-т-тить п-п-п-пы-тки? — неуверенно пробормотал трясущимся голосом, до сих пор заикающийся мальчишка, надеясь на ответ: «Да! Можно и сократить!», — но…

— Без вариантов! — как отрезал рогатый и метнул в огонь немаленький окурок. — Ты пару минут назад орал, что вертел всех чертей на том самом месте, которым наша раса одарила земных особей мужского пола. Поэтому терпи, смельчак! — черт гадко ухмыльнулся и с кряхтением поднялся, зацокав к пыточному столу, видимо поискать новое орудие пыток.

Погромыхав ужасным железом в течение секунд тридцати, старый демон вытащил некое подобие мачете для прорубания дороги в джунглях Амазонки, с обоюдно остро-заточенными краями и деревянной рукоятью, после чего удовлетворенно пошел к пыточному лежаку с «отдыхающим». С любопытством взглянув в глаза побелевшему парню, рогатый ожидал увидеть ужас и услышать мольбы о пощаде, ибо один только вид инструмента в его косматой лапе предполагал отсечение конечностей, но обнаружил лишь немного дрожащую губу и какое-то мрачное ожесточение на лице с испуганным взором. Козлоногого и одновременно хорошего психолога это не смутило, и он неторопливо вернулся к камину, где положил длинный тяжелый нож в жадный огонь.

— Подогрею немного… — издевательски-ласково улыбнувшись, объяснил черт полумертвому от ужаса и мучений парню, упирающемуся в собственные принципы подобно безмозглому барану, хотя… Может это и называется обещание самому себе.

«Руби!», — читался ответ в насмерть перепуганном взоре Димы, пытающегося сглотнуть хоть какую-то слюну в слипшемся рту с раскрошившимися зубами, но не могущего толком и вздохнуть.

Обожженный по бокам головы парень, с вздувшимися там пузырями с сукровицей, где два уже лопнули, причем не сами, видел, что за орудие пыток палач взял в лапы и жутко, больше чем было до этого, испугался, но орать или биться в ужасе не мог из-за чего-то запрещающего внутри. И даже, когда рогатый вытащил раскаленное, красноватого цвета мачете из хохочущего огня, не смог пересилить себя и начать кричать: «Пожалуйста, не надо!! Я готов целовать песок с камнями, по которому ты ходишь!!»

Нет! Никогда и ни за что! Наверное это и есть душа, когда в трезвом уме и памяти принимаешь помощь лишь от близких людей, ибо от других это выглядит подачкой, после которой ты обязан вечно помнить об их благородстве. В его жизни смерть частенько близко приближалась, однако он ни разу не просил подаяния в виде чужой помощи из-за запрета внутри. Что-то мешало молить именно в такие моменты, будто запрещая показывать слабость… Поэтому и сейчас Дима решил идти до конца, ведь сколько людей на Земле замучено себе подобными, а здесь Ад, где подобное само собой разумеется! Место бессмертия, вечной жизни и бесконечных страданий! Вот только, как выглядит вечная жизнь в изуродованном теле? Или все-таки существует некий выход?

«Он же говорил, что они проводят генетические эксперименты с телами… Может мне вырастят новые руки с ушами?», — надежда умирает последней и парень глубоко, испуганно вздохнул, чувствуя боль, остающуюся на том же пике. «Пора привыкать, как к новой противной работе… Ассенизаторы — стажеры поначалу тоже, наверное, мечтают закончить жизнь самоубийством, но пашут… Деньги ведь нужны, а этом случае можно и прогнуться, иначе ни один бог не простит, что ты скончался от гордости… Хотя здесь я сам себе противоречу, но… Все, что меня не убивает, делает сильнее… Какой же я дибил… Что я несу…», — Дима вяло просмотрел сумасшедшие мысли и с ужасом зажмурился в ожидании удара, ибо черт приподнялся на кончиках копыт, словно балерина и выгнулся колесом, набирая силу для богатырского удара.

Рогатый собирался рубануть по правой половинке и так искалеченной руки, по крайней мере, оранжевые глаза целились именно туда и… Мгновение звучал свист летящего с огромной силой и скоростью раскаленного лезвия, желудок парня замерз, а горло перехватило спазмом ожидания неизбежной БОЛИ… Раздался сильный удар, дернувший все тело, после чего нервные окончания вкупе с обонянием воспроизвели картину повреждений, приплюсовав к ней запах паленого мяса, подаривший более яркую палитру кисти художника, зовущегося воображением.

Ввиду того, что нервы не умеют передавать происходящее с организмом через визуальные образы из-за их частичной непонятности, а для многих просто нежелания видеть, то они создавались с учетом особенностей каждого. Слово «каждого» означает даже имбецила, что котят на морозе жрать любит.

Любое живое существо моментально забудет про сломанную, однако не болящую руку, так как она не беспокоит, поэтому нервные окончания являются самим совершенством. Они описывают картину раны настолько идеально, что любой живой и чувствующий сразу же обращает внимание на полученные повреждения, начиная заниматься успокоением этих маленьких, вопящих во всю глотку засранцев. Единственный их минус в том, что они тормозят, правда, недолго. Всего пару секунд.

Тупого, дернувшего все тело удара Дмитрий не видел, однако воспроизвел картину происходящего спустя те самые две секунды. Только-только успокоившаяся боль в руке вновь заиграла во всю мощь, причем в том же месте, а запах подгоревшего мяса и вовсе заставил плакать, дорисовав картину неаккуратной поджарки.

«Да, как он это сделал!!?», — задергался на пыточном столе мальчишка, заливаясь слезами и с новой силой стоная в сорванное горло.

Происходящее невозможно описать, ведь мало, кто представляет боль из отрубленной в районе локтя, мгновенно прижженной руки, ну, а Дима, как и некоторое время назад гонял воздух ненамного более коротким обрубком, с силой ударяясь ногами с рукой о ржавые кандалы. Черт же довольно цокал туда-обратно вдоль стола и ловко крутил слегка остывшим мачете, азартно щуря оранжевые глаза.

Остро-заточенный огромный нож в умелых волосатых лапах, отрубил ту самую разлохмаченную часть руки с кусочком торчащей кости, превратив уродливый обрубок в аккуратный срез. И непонятно, чем являлось произошедшее, частью пытки или просто попыткой добавить красоты грязной работе. Находят же ее, красоту в замечательных говяжьих отбивных с любовью приготовленных человеческими руками, дабы клиент в ресторане мог насытиться удивительным, радующим глаз и желудок блюдом из убитой коровы.

Поэтому и здесь на старого, любящего работать демона нельзя обижаться, ибо он готовил. Готовил так, как учил его кто-то более опытный, и как в будущем будет учить он. Здесь находился его ресторан, а он являлся шеф-поваром с главным блюдом в роли бледного, тяжело-дышащего и испачканного рвотой Дмитрия, испытывающего на себе остроту приправ в виде разных пыточных инструментов.

— Курить будешь? — положив горячее, пахнущее жареной кровью мачете неподалеку от прикованного пленника, демон полез в карман фартука за сигаретами, наперед зная ответ трясущегося в диком нервном напряжении мальчишки, рассматривающего прекрасно выполненный, подгоревший срез руки, из которого не вытекло ни капельки крови.

Мутные глаза юноши лучились подобием сумасшествия, но он автоматически кивнул, дрожа от напряжения и бьющей в голову боли с отчаянием… Теми самыми, приближающими желание умереть до конца, уйдя в темноту из пропахшего смертью и горелым мясом помещения, с надоевшими бликами пламени на всем здесь находящемся, а черт спокойно прикурил сигарету и, сделав пару затяжек, сунул ее парню в губы, дав тому курить, сколько влезет.

Пока измученный Дмитрий жадно затягивался, мысли его пребывали в огромной тоске, рвущей сердце и заставлявшей болеть душу, не могущую покинуть еще одно тело — духовное.

«Будь проклята эта матрешка…», — изо всех сил желая сдохнуть и одновременно выжить, он повернул голову, мучительно сплюнув на стол тягучей слюной, бывшей остатками рвотной желчи.

Липкий, растянувшийся плевок не желал полностью выпадать, и его пришлось сдувать, делая, как задорно пофыркивающая лошадь, хотящая скакать галопом по зеленому лугу с любимым хозяином: «Прфф! Прфф! Прфф!», — что отлично получилось, однако не высушило море тоски, плещущееся внутри души, желающей впасть в кому.

А его мучитель наоборот… Прикрыв усталые глаза, присел на стоящий рядом, крепко сбитый стул и принялся мечтательно жевать кожистые губы, словно прокручивая в голове надежды на что-то более светлое, чем работа в затхлой, полной крови и криков комнате… В полуприкрытых звериными веками глазах, будто бы бегали обнаженные козочки с гладко выбритыми грудями и задницами, подмигивая престарелому мечтателю, пролившему немало крови несчастных грешников. Сейчас палач не выглядел злым или жестоким, наоборот… Нечто человеческое появилось в оранжевых глазах с мечтами о далеком и несбыточном, таком же, как для Дмитрия сейчас являлась унылая Земля.

Посмотрев на старого палача со стороны, любой бы понял, что у демона есть какая-то своя простая, по крайней мере для Геенны Огненной жизнь, в которой он приходит домой, устало ужинает и надев линзы с земным фильмом из чужих воспоминаний, например «Титаником», заваливается на жесткую кровать и плачет… Плачет, когда умирает Ди Каприо… Может это его любимый фильм…

Ведь наверняка на любой земной скотобойне есть парень, безжалостно убивающий быков и коров с одного сильного удара огромным молотом, который возвращается домой и пьет… Не водку, не пиво, а молоко. Литр или два, чтобы на губах появились белые усы, как в детстве… Потом вставляет в старый видеомагнитофон, именно магнитофон, а не DVD, потрепанную жизнь видеокаcсету и смотрит давние записи «Мишек Гамми» или «Утиных историй» с дядей Скруджем и его тремя племянниками, утятами в разноцветных кепках. И смеется. Как ребенок. С испачканной в молоке верхней губой… И это делает с виду бесчувственный парень, не обращающий внимания на жалобное мычание приговоренной к смерти коровы… Бездушно смотрящий в грустные глаза бедной, хотящей жить скотины, понимающей куда ее привели. В глаза той, которую десятки поколений женщин разных стран называло и называет кормилицей…

Именно такие безумные, но в тоже время правильные мысли роились в голове Дмитрия, пока он жадно курил, страдая от наичернейшей тоски и изо всех сил сжимая губами сигарету, дабы она не упала и не обожгла лицо, хотя сейчас уже не страшно. Никотин в некоторых случаях странно действует, голова становится тяжелая-претяжелая, а все плохое уходит далеко-далеко… Сигарета дарит равнодушие, когда пытаешься забыть о чем-либо, вот и все ее плюсы. И сейчас мальчишка понимал, что последние двадцать минут скучал по никотину больше, чем по Земле, тусклая жизнь на которой привела его в не придуманное измерение с ярким огнем из камина и отнюдь не положительными впечатлениями.

«Прфф!», — замученный, издергавшийся мальчишка попытался выплюнуть окурок, обжигающий губы. «Прфф!», — вторая попытка оторвала оранжевый и воняющей плавящейся пластмассой фильтр от потрескавшихся, но отчего-то липких губ.

Он повернул обожженную голову обратно. Устало и безразлично, бросив тусклый взгляд покрасневших глаз на искалеченную, практически потерянную руку. В голове было пусто. Очень пусто. Никаких эмоций. Равнодушие. И бьющая по вискам боль. Каждый удар сердца доносил крик нервов до головы, где тот по неизвестному ему принципу разделялся на две равные части и ударял одновременно по обеим височным долям.

«Что я буду делать дальше? Наверное, каждый после ампутации задавал себе этот вопрос…», — Дмитрий равнодушно перекинулся на мысли о себе родимом. «Ладно на Земле, в больнице кто-то проснулся без конечности, но знает, что его ждет инвалидность, пенсия, родные помогут, без занятия не останется, как-никак не он первый, не он последний, а здесь?! Здесь как!?», — внезапно взвыл про себя юноша, прокусив от безнадежности внутреннюю часть нижней губы, мгновенно наполнившую рот соленой кровью. «О! Как я сразу не додумался!», — мальчишка принялся нервно сосать и глотать кровь, дабы хоть немного смочить иссушенное горло и он не сходил с ума.

Нет. Экстремальные условия диктовали новые правила выживания и Дима приспосабливался к ним, сам того не понимая. Все происходящие с ним перепады настроения, прыжки с ярости на равнодушие, со злости на апатию говорили, что тело и разум адаптируются, пробуя, как будет лучше.

Люди не догадываются об истинных возможностях данных им тел, не умея и не желая прислушиваться к беспрестанно работающему и перестраивающемуся организму. Мало, кто пытается понять, насколько сложно устроены люди, и какой титанический труд проводится внутри их организмов круглосуточно, дабы каждый мог выполнять миссию поиска Бога. Вместо этого «разумная» раса третьей планеты от Солнца медленно убивает себя потреблением огромного количества рекламных продуктов, возведя в ранг богов деньги с ежедневной рутинной работой. И сегодня это называется жизнь… Смешно…

«Отпустят меня таким, и что я буду делать без пальцев с половинкой другой руки?! Жрать как?! Как вообще, что-либо делать?!», — Дима не понимал, как можно выжить в условиях безумного мира Ада, если нет конечностей.

Ну ладно. Пусть они частично есть. Но как выживать? Именно это и не укладывалось в голове.

«Единственная надежда на то, что заново отрастят… На хрена я им здесь калека? Если только местных поросят кормить… Причем собой… Ха. Ха. Ха… Очень смешно… Да и черт вроде говорил о местных технологиях… Наверное, все-таки вылечат… Надеюсь…», — мальчишка перевел почти бессмысленный, усталый, но с капелькой надежды взгляд на круторогого палача, пребывающего в собственном «прекрасном далеко».

— Про детей-индиго слышал? Тех, что с синей аурой? — черт внезапно распахнул засверкавшие привычным блеском глаза, уставившись на оглумевшего от последних событий узника.

Дима тупо моргнул и вернулся в «реальный» мир, все-таки данное испытание, будь тебе хоть тысячу раз больно, уволакивает в безразличие, откуда он уже глупо смотрел на рогатого. Мысленно встряхнувшись, парень кивнул, с опаской ожидая продолжения истории про тайны мироздания от разговорчивого, как и все старики демона. С опаской, ибо доверять тому, кто отсек ему уши, пальцы и руку бледный юноша не мог, кем бы, тот не являлся, даже если задал самый обыкновенный вопрос. Ну пусть не самый обыкновенный, но… Здесь Ад и это объясняет все! Все страсти и нелепости, которые происходят! Всю боль, ощущаемую в данный момент!

Демон же присев на стул, обдал Дмитрия мерзким запахом из козлиной пасти, облизал желтые клыки широким белесым языком и, прикурив следующую сигарету, начал.

— Если слышал, значит тебе не стоит рассказывать, что в отличие от скептиков и рационалистов, считающих их детьми с синдромом дефицита внимания, многие люди называют этих детей посланцами внеземных цивилизаций к чему-то готовящих Землю, — рогатый выпустил струю дыма Дмитрию в лицо, а тот страдальчески кивнул, ведь действительно читал подобное. — Кстати этот навязываемый им синдром совершенно не объясняет, откуда в тех столько ума и талантов… — следующая затяжка вновь «легла» юноше на лицо. — Грубо говоря, в чем-то человечество и право, но абсолютно иные слухи до вас не доходят, так как их скрывают, и мы знаем, что этим занимается Церковь! — черт злобно сплюнул на неровный пол. — Именно та Церковь, которая объединяет всеземные религии, диктуя им свои правила. В этих тщательно скрываемых слухах рассказывается, что многие дети-индиго — это ангелы, демоны и другие сущности, отправленные к вам на перевоспитание или же просто залетевшие на огонек, как я уже говорил. Ты это знал? — измученный парень отрицательно мотнул головой, не понимая, к чему клонит рогатый. — Значит, будешь знать! — хмыкнул черт, проведя ему по щеке твердым пальцем. — Как я уже говорил, многие из наших преступников попадая на Землю, ведут себя еще хуже, чем здесь. Они превращаются в отвратительных маньяков и садистов, причиняющих всем людям на своем пути невыносимые страдания, — козлоногий мучитель выбросил окурок в неизменно полыхающий камин. — А другие, наоборот пытаются контролировать низменные инстинкты, причем я сам не понимаю, каким образом они это делают без подсказок со стороны, но у них получается! В подобных случаях действуют некие, не всем видимые понятия Добра и Зла, превалирующие в человеческом обществе! Удивительно, правда? И самое главное, что эти ценности принесены такими же, как они! Одержимыми! Теми, кто считается бесноватыми и всячески изгоняется Церковью! Именно одержимые разнообразными сущностями люди учат жить остальных представителей человеческой расы, впитывающих новые знания, словно губка! Неважно, хорошие эти знания или плохие, однако Добро на первом месте… — он развел мускулистыми лапами в разные стороны, встряхнув рогатой головой. — Как я объяснял, в большинстве своем человек — это изначально чистое сознание, могущее со временем преобразоваться в полноценную чувственную душу, но! Начало будет положено минимум через несколько жизней! В этом и заключается самосовершенствование и духовное развитие! Жить, умирать и бесконечно учиться! Вот чему учат не боящиеся смерти дети-индиго, пытаясь вести за собой безмозглое человечество, однако их почти никто не слушает! Да и как услышать, если индиго пытаются говорить через написанные ими книги, а также другие виды творчества и это на планете, где названия улиц с ошибками читают! Ха-ха-ха! Лично я очень сомневаюсь, что человечество самостоятельно далеко уйдет… Если только вместе, мы и вы — наши величайшие когда-то изобретения! Только так и не иначе! Объединившись в одно целое! Ваши тела и наши знания! Да что там знания! Ваши тела и наши души! Когда-нибудь мы сумеем жить в двух мирах, хоть на Геенне Огненной все против этого! Жизни внутри пустышек, потерявших себя в самом начале пути… Да и боятся все жить с нуля… Без памяти в новом, таком… непривычном, абсолютно ином теле… — черт внимательно взглянул на бледного, монотонно покачивающего обрубком руки Диму, тут же задавшего встречный вопрос из-за внезапно накатившей, омрачающей рассудок ярости.

— А вы?! — потрескавшиеся губы с трудом проталкивали горячие слова вместе с куда-то убегающей апатией. — Вы, я смотрю, прям такие духовно развитые! Режете людей на куски, как дрова в печку заготавливаете, типа изучаете! Даже обладателей душ! Меня, например! Я же тебе подобный получается! Ты уж мне объясни смысл собственных рассказов про то, как расти над собой, развиваться и в тоже время являться бессердечным животным?! Скажи мне!! Как ты можешь говорить об объединении наших тел, презирая нас?! А!? Где ваше духовное развитие!? — серо-голубые, с красными прожилками глаза мгновенно заполнились злобой, и парень слегка приподнялся, направив дергающийся обрубок руки прямо в черта, будто тыкая в него несуществующим пальцем.

— Хм… — рогатый, словно в задумчивости зашевелил кожистыми губами и внезапно схватил сердитого однорукого бандита за свежую культю, сорвав джекпот в виде крупных слез из побелевших глаз Дмитрия, завалившегося назад от боли.

— Неплохой вопрос, но ответ уже был! Духовно развиваться — это, повторюсь еще раз, превращать обычное сознание в полноценную бессмертную душу, а мы демоны и ангелы уже их обладатели. Мы родились готовыми! Нам не пришлось развиваться, нам пришлось вспоминать! — демон повысил блеющий голос, втолковывая неразумному узнику истины, принятые за аксиому на его планете. — У нас особая, нематериальная в человеческом понимании Вселенная! Мы и пернатые появились ниоткуда, ничего не помнящими, заново отстраивая свои цивилизации! У нас нет никакой истории развития! Поэтому последние тысячи лет мы пытаемся отыскать Творца, дабы приблизиться к нему и узнать, кто мы есть, были ли раньше и зачем нужны! А каким способом мы это делаем, тебя волновать не должно! Пусть ради этого придется вскрыть еще миллиарды людей! Да ради знаний, ради информации снятой с обладателей душ можно пойти на многое! Ты даже не представляешь, что мы получаем от старых душ, проживших тысячи жизней и видевших такие миры, по сравнению с которыми наш просто ничтожен! Не думай, что духовное развитие — это постепенное превращение в абсолютно безгрешного, смиренного и доброго всезнайку, пребывающего в гармонии с окружающим миром! Духовное развитие — это огромный, полный ошибок, жестокости и пролитой крови путь! Это множество смертей и бессчетное количество пройденных миров! И возможно мы ошиблись, выбрав данную дорогу, двигаясь по которой используем чужие знания, дабы самим не умирать тысячу раз! Возможно, да! Но это наш выбор! А люди — ловцы душ с потерянной программой — до сих пор помогают нам, принося с каждой смертью новые знания о Вселенной! Возможно это даже лучше, чем если бы вы правильно работали! — палач стоял спиной к камину и громыхал басистым полублеянием на всю пыточную, Дима же страдальчески морщась, слушал того, все больше понимая, что смерти, как таковой не существет. — А высшее духовное развитие — это перерождение в огромный, бесстрастный энергетический сгусток, знающий все и вся, столько же могущий и не испытывающий никаких эмоций во время творения! Это чистый разум, говорящий и советующийся только с самим собой, ибо остальные дурнее его в миллиарды раз! Это преображение в создателя миров! Его! Творца! И если ты до сих пор считаешь, что Бог един, то глубоко ошибаешься… Мы, как я уже рассказывал, тоже так думали, отчего и сунулись в вашу Вселенную… — демон тяжко, с непритворной грустью вздохнул, осадив сопящего от неконтролируемой злости парня. — И лишь потом осознали, что существует бесконечное количество Вселенных, в каждой из которых кто-то переродился в Творца, создав собственную Вселенную, а в ней следующая душа через миллиарды-миллиардов лет преобразилась в Бога, создавшего еще одну, где возможно появилось целых два Творца и так далее…

Дмитрий почувствовал в голове легкое помутнение от услышанного, хотя куда уж дальше. Он легонько потряс ею для переваривания данной информации и выскочившие на глаза конечные выводы показали, что демон по сути прав… Если кто-нибудь достиг уровня Бога, то мог создать собственный мир, в котором некто следующий достиг уровня Творца и занялся тем же самым, дабы не мешать предыдущему Создателю… По сути да… Тогда Вселенных может быть бесконечное множество, каждая со своими законами, пустая и полная, большая и маленькая, расширяющаяся и сужающаяся… Бесконечное множество… Обалдеть… От воображаемого видения сей красоты и многомерности жизни, обожженная голова Димы заполнилась хаотичными идеями, чего бы онтакого сотворил, произойди с ним подобное «недоразумение». Парень даже забыл о дискомфортном пребывание на пыточном лежаке, и где попало порубленному телу.

— Хочешь сказать, что я на почти бесконечном пути к становлению Богом? Если обладаю душой, да? — новый, будоражащий внутренности вопрос создал ажиотаж в изуродованной по бокам голове.

— Конечно! Если у тебя есть душа, то ты уже немного Творец! — совершенно серьезно кивнул козлоногий, доставая сигарету. — И я! И многие другие здесь находящиеся! Но не всем суждено, — оскалились в усмешке крупные клыки. — Есть такие, кто умрет до конца и больше не вернется, хотя… Может они окажутся в следующей Вселенной, только на разделочном столе у гигантского ящера! Ха-ха-ха! Я знаю лишь одно — для душ нет препятствий, и они разлетаются по бесконечности миров, ища для себя новые места! Один может вернуться домой на матушку Землю и вселиться в сына жены зачатого за пару месяцев до своей смерти, а кто-то будет сто тысяч лет летать в пустоте, ничего не желая, пока его не возжелает поглотить какой-нибудь космический пожиратель душ! И тогда он побежит спасаться в любой мирок, наподобие земного! — весело загоготал демон, выпустив ароматный клуб дыма. — Духовное развитие — это мудрость, накапливаемая за многие жизни! И каждый идет к нему собственной дорогой… А ты разверещался тут, умник… Яйца курицу не учат, сынок! Х-ха! — рогатый издевательски всхохотнул, подмигнув унылому, изуродованному Диме бесовским глазом. — И человеческое понятие демон не означает плохой, как и ангел хороший. Если ты не в курсе, данные определения являются общим названием сверхъестественных существ, занимающих промежуточное место между людьми и богами, — черт ухмыльнувшись, прищурил правый глаз и резко выпятил указательный палец на слегка дернувшегося Дмитрия. — Демоны имеют любую природу, даже смешанную и могут творить, что добро, что зло. Это уже потом… В христианстве, будь оно проклято! — козлоногий палач мощно и резко крутанув рогатой головой, злобно плюнул в камин. — Именно в нем так прозвали всех принадлежащих языческим традициям существ! И только ангелы остались слюнявыми, изнеженными спасителями Земли! Молитесь нам! Бойтесь нас! И мы спасем вас! — тонким гнусавым голоском проблеял старый черт. — Не замечаешь нестыковочки? — рассказчик с копытами, как всегда вспомнил о враге номер один, покачивая бликующими от огня рогами. — Чтобы людей непонятно от кого спасли, требуется бояться и молиться! Во как! — он шумно высморкался и следующий мощный плевок, мелкие капли которого упали на опухшее от пыток и боли лицо Димы, направил путь в камин. — Но разговор не об этом… А точнее даже не разговор, а так… Односторонний монолог… — выпадающие из козлиной пасти фразы пахли высшим образованием и эрудицией, абсолютно не стыкующимися с мордой, просящей охапку свежескошенной травы.

Дмитрий же, внимательно слушавший действительно интересные откровения, осознавал, что лезущие ему в голову, полные мрачного юмора мысли совершенно не подходят к данной обстановке. Это, учитывая его боязнь. Очень сильную боязнь. Даже очень-очень сильную, однако он ничего не мог поделать со странной, не поддающейся объяснению словоохотливостью, граничащей с безумием в виде отсутствия чувства самосохранения.

— Отчего ты думаешь у многих родителей дети само послушание и походят характерами, как две капли воды, а у других отличаются, и плюс к этому своевольные? Потому, что первые — это чистые и незамутненные, новорожденные сознания, развивающиеся так, как их учат, вторые же несут в себе беспамятные души с собственным характером и врожденными навыками! Отчего первые такие неприспособленные к жизни, действующие по шаблону мямли? Просто у них все в первый раз, в отличие от вторых, лезущих, куда ни попадя и ничего не боящихся! Вторые и есть те самые авантюристы, прибывшие из других миров в поисках нового! Еще одной частички себя! Они духовно развиваются, как и наши преступники, чье исправление и наказание состоит в жизни на столь отвратительной планете, как ваша! В зоопарке абсолютно разномастных разумов из множества непохожих миров! И многие миллионы сущностей, живущих внутри человеческих тел, с большим трудом существуют на Земле, часто не в силах завершить когда-то избранный ими самими путь, — демон с усилием поднялся и пошел к стоявшему на камине чадящему чайнику, наполняющему маленькую пыточную камеру глухим бульканьем расплавленного свинца.

Дима, увидев замысел палача с копытами по блеску садистского огонька в оранжевых глазах, нервно дернулся в кандалах, но это не привело ни к чему, кроме легкого звона цепей и повороту рогатой головы, сменившей затылок на довольную козлиную морду.

— Но-но-но! — оскалив козлиную пасть, шутливо погрозил он мозолистым пальцем и, ухватив раскаленный, с глухо булькавшим внутри металлом чайник, пошел обратно, звонко цокая широкими копытами по каменному полу. — Сейчас главное сказать, что Ад — это мир бессмертия и все будет хорошо, хотя жестокая правда в том, что и здесь умирают! Будет больно! О-о-очень! Но это одно из самых жестоких последних издевательств над тобой, буду честен! Точнее тест, если правильно! Уже не так страшно звучит, правда?! — растянул в звериной улыбке губы черт, вытянув перетянутую мощными сухожилиями лапу с раскаленным чайником над белесым лицом переставшего дышать Дмитрия и замер, словно в ожидании реакции мальчишки.

Сам парень почувствовал, как кровь отхлынула от поверхности тела, скопившись где-то в районе безумно колотящегося сердца. Все изнутри покрылось сухим льдом, стало очень больно, причем не физически, а морально от страха и намного больнее, чем когда предает любимый человек. Дмитрий изо всех сил пытался приготовиться испытать боль от расплавленного свинца, такую, когда струя раскаленного текучего металла прожигает насквозь… Давным-давно он читал, что жидкий свинец может сделать в человеке дырку, правда не знал вранье это или нет, но к моменту истины приблизился.

Внезапно козлоногий отодвинул лапу, видимо надумав нечто новое в ожесточенной обычной адской жизнью голове. Он уцокал обратно, поставив чайник наверх камина, дабы металл не застыл, Дмитрий же в это время вдохнул немного воздуха.

«Меня убивают!!», — кричал он каждой клеточкой тела, распростертого на деревянном лежаке, впитавшем в себя не одну сотню литров крови, а демон, помахивая лысым хвостом, копошился на столе с пыточным инструментом, ища нечто одному ему известное.

— Да, где же ты… — бормотал он под козлиный нос, отбрасывая одну за другой железки в стороны и ничего там не найдя, переместился к следующей полке, где сделав пару движений рукой, произнес:

— Ага! — и довольно пошел к Диме, у которого вновь сжались желудок и горло при виде распорки не для чего-нибудь, а скорее всего его рта.

Так оно и было. Демон уверенно подцокал к нему и сжал щеки, грязными заскорузлыми пальцами, дабы открыть «кормушку». Сопротивляться узник даже не пытался, ибо от ужаса онемели мышцы тела, а молить о пощаде запрещало внутреннее «Я», вкупе с осознанием жестокого факта, что вопли ничем не помогут, поэтому распорка из грязно-бурого, отдающего кислинкой металла вошла в рот и плотно там зафиксировалась. Белое, как полотно лицо изувеченного парня с глазами, выражающими будущую боль и желание жить, могло бы послужить неплохим пособием для земных самоубийц, пытающихся привлечь общественное внимание детскими порезами рук, дабы их пожалели. Тот, кто не чувствовал дыхание смерти в лицо, не сумеет понять, каково на самом деле хотеть жить. Человеческий инстинкт самосохранения, будь он даже запрограммированным, прекрасно работает в любых случаях, кроме тех, когда знаешь ради чего идешь на смерть. И сейчас парень знал, что умирать ему определенно нельзя, ибо он уже мертв, а второе, то, что он опять не доделал начатое. Данная проблема являлась основным его пороком, и сейчас Дима прекрасно понимал, что еще раз заново он не выдержит.

«Что заново и что не выдержу? Опять какая-то ересь в голову лезет…», — замученный парень боролся с подкатывающей тошнотой и надвигающейся истерикой, пытаясь держать себя в руках и неустанно наблюдая за чертом, поцокавшим обратно к массивному, несуразному шкафу.

Открыв дверцы, заскрипевшие сильней, чем дверь в комнату пыток, рогатый вытащил оттуда подобие земной капельницы. Как и в прошлой жизни, ею являлась длинная и железная, вертикальная палка на четырех колесиках, с висящим прозрачным пластиковым пакетом с жидкостью, похожей на кровь, но более черной и будто мертвой внешне. Объяснить, почему жидкость выглядит именно так, Дима не мог, ему просто казалось.

— Вечная жизнь только в сказках! — ухмыльнулся черт, продолжающий лениво помахивать хвостом. — Поэтому я позабочусь, чтобы ты не умер до конца! — он подкатил капельницу к хрипло дышавшему через распорку юноше, в ужасе уставившемуся на него красными глазами с полопавшимися от напряжения сосудами, но демон не обращал внимания на переживания узника.

Парнокопытный палач недолго примеривался к вене на самой целой руке, воткнув иглу с легкостью и скоростью медсестры, не первый год работающей в реанимации. Сначала Дима ничего не чувствовал, но вскоре понял, что вливающаяся в вены жидкость запускает некие регенеративные процессы в искалеченном теле, ибо в изувеченных руках и обожженных краях головы стало горячо и больно, но не плохой болью, а хорошей. Повернув голову посмотреть, отчего такие перепады температуры в конечностях, он увидел отрастающую руку… Буквально через пару минут мальчишка ощутил, как полностью обновился рот, зубы, и конечно же выросли новые уши! Это было прекрасно! Чувствовать и видеть себя заново рожденным после подобных испытаний — удивительно, и лишь отвратительный блеющий бас черта, словно дегтем разбавлял прелесть произошедшего.

— У всех не сошедших с ума после «тестов» на выносливость, силу психики и устойчивость души к снятию воспоминаний, а также просто сильных, но все-таки свихнувшихся узников, есть подобия таких капельниц, вшитых в тело… Регенеративные органы, разработанные учеными Ада! Круглосуточно-работающие и могущие вытащить из любой переделки, кроме оторванной головы! — Дима сглотнул сиплой глоткой, воспроизведя дальнейшее будущее путем отличной фантазии. — Обычно вырезают часть кишечника — его все равно слишком много — и аккуратно встраивают в образовавшуюся пустоту это биологическое чудо, вырабатывающее особый регенеративный состав и стволовые клетки, являющиеся, если ты знаешь, основным строительным материалом организма. Этодает возможность длительное время продержаться в очаге радиации или мгновенно заживить раны, нанесенные разнообразными тварями, кои в больших количествах водятся на раскаленных территориях Геенны Огненной! — черт воодушевленно рассказывал о жизни после жизни, в связи с чем походил на полного энтузиазма, институтского лектора. — Также раны зарабатываются во время работы в шахтах, например, когда тебя завалит камнями или оторвет ногу гигантский плотоядный червь! Х-ха! — демон довольно всхохотнул, удовлетворенно взглянув на парня, видимо белое, как мел лицо пленника не выражало счастья. — Ну, а еще их наносят очень жесткие создания — люди, работающие вместе с тобой! Те же, что и на Земле! Те, которых не покупают ангелы из-за характера, сотканного из злобы, мстительности и упрямства! Такого же, как у тебя! Ха-ха-ха! Просто ты еще не вспомнил! Но это до первого знакомства с суровой реальностью Геенны Огненной! А здесь… В этой комнате… Ты в безопасности! Под моей защитой, где я полностью за тебя отвечаю! Так, что не бойся! Ха-ха-ха! — язвительно и искренне заржал черт, державший в мощной лапе глухо булькающий внутри чайник, который Дима и не заметил, очарованный волшебным преображением изуродованной руки в нормальную.

Внезапно он понял, зачем восстанавливающая тело капельница, но не успел замотать головой, как железные пальцы стальной пятерни рогатого палача с силой ухватили восстановленную до идеала голову и выровняли, дабы жалобные, заполняющиеся слезами глаза узника смотрели перпендикулярно вверх. Сама, азартно-сопящая козлиная морда склонилась над ним, перегородив покрытый всполохами огня потолок, а волосатая, абсолютно не боящаяся жара лапа, принялась приближать невыносимо чадящий чайник ко рту сходящего с ума пленника, губы которого покрывались моментально заживающими пузырями ожогов.

— Просто еще одна проверка парень! Еще один малюсенький тестик! Х-ха! — капелька свинца выскочила из чайника, дернувшегося при радостном всхрюкивание палача и упала на щеку трясущегося всем телом, зажмурившего глаза мальчишки, сжимающего побелевшие от напряжения кулаки.

Дмитрий всхлипнул и еще сильнее сжал торчащую изо рта распорку, послышался хруст вновь ломающихся зубов, а черт крепко держал стальной пятерней голову с новыми ушами, не обращая внимания на ходящее ходуном тело мученика.

— У меня же конвейер из таких, как ты! Проверил, расписался, следующий! А звать меня Анатон, красивое имя, не правда ли? Это на будущее, если не свихнешься! Мне бы ангелом быть, порхающим над облаками!! Ты как считаешь!? Никак!? Какой же ты молчун стал! Ха-ха-ха!! — емкость с жидким свинцом наклонилась, выпуская текучий серебристый металл, и последнее запомнившееся юноше было болью.

Или нет… БОЛЬЮ!!! Прожигающая горло и стекающая в желудок, дабы расплавить прячущуюся там душу и сжечь разум, подарив освобождение от мучений в этой проклятой Вселенной.

Глава 5

…Удары колокола, а может просто похожие на них звуки, раздавались в темноте и тащили его обратно… Обратно в реальность, с которой он уже распрощался, пребывая в странном, полностью пустом месте, обволакивающем тело теплом. Лежать ни о чем, не думая, покачиваясь на волнах небытия было хорошо и спокойно. Именно так Дима называл окружающее, ибо, как не крутился в пустом, не имеющем ни верха, ни низа пространстве, все равно оказывался в том же положении на спине, с чем-то похожим на теплое море под ней.

Чистейшее небытие и нега, но все-таки не они — это ему откуда-то было известно… Казалось, будто он оказался дома, там, где был зачат, а после порожден для жизни и изучения ОГРОМНОГО мира вокруг. Изучать, дабы позже вернуться к месту, откуда впервые вышел и сказать, что все понял. Кому сказать и что понял, Дима не знал. Все это просто находилось внутри него и вот сейчас мягкое тепло все чаще превращалось в холод, пробуждающий и толкающий к раздающимся издалека ударам колокола.

«Не хочу туда! Хочу здесь!», — захлебываясь нежеланием орал разум Дмитрия, но что-то изнутри, более сильное и чувственное, шептало: «Еще не время! Здесь ты уже был маленьким, и чтобы сюда вернуться, необходимо вырасти! Ты сам захотел этого! Ты помнишь?! ТЫ САМ РЕШИЛ ВЫРАСТИ, ЧТОБЫ СТАТЬ ТАКИМ ЖЕ, КАК Я!».

Непонятные фразы, непонятные мысли… Они будили его, поднимали со спасительной «кровати», где можно болтаться тысячу вечностей и даже не заметить этого мгновения… Как бы ни хотелось, но она толкала и будила… Она — его истинная суть, желающая двигаться вперед, через боль и сквозь мучения, раздирая в клочья каждое из данных ему тел.

«Да… Надо идти… Я вырасту… Сам, ибо я лучший…», — первая осознанная, толкающая вперед мысль превратилась в светильник, ведущий к двери в пробуждение и он сделал шаг вперед, не понимая, как можно идти там, где ничего нет.

Следующий шаг в темноте на звуки колокола. Еще один. И снова. И еще один. Мышцы тела просыпались, но тьма оставалась той же. Еще. Еще. Еще. Бум-бум-бум! Колокол приближался, становясь навязчивей, а Дмитрий упрямо шел по все большесереющей темноте… Никто не держал его за руку, помогая идти. Никто не кричал: «Ау! Мы здесь!», — дабы он шел на спасительный голос…

Юноша одиноко и привычно прорывался сквозь мрак на пробуждающий звон. На единственный, заставляющий жить звук. И если это была настоящая смерть, то Дима не видел в ней ни одного радостно машущего руками родственника, зовущего быстрее начинать новую жизнь. Скорее всего он всегда был и будет один, а на Землю попал… Здесь заканчивались все его предположения.

Дмитрий недолго выныривал из кошмара, в котором вонючий, рогатый и похожий на козла черт, сперва отрубил ему все пальцы с ушами, после руку, а затем вылил в горло расплавленный свинец. Ужасное сновидение отступило, и можно было открыть глаза вместе с мыслью: «Как же достали эти рабочие за окном со своими ремонтными работами…»

Хотелось сделать приятные утренние потягушки, покряхтеть и порадоваться, что почему-то не пил вчера, отчего чувствует себя довольно неплохо. Единственное неприятное ощущение — это болят все мышцы, да и нос, как всегда заложен, наверное, забыл закрыть окно ночью, а также не запахнул шторы и теперь в кровати хозяйничает солнце, отчего тело щедро изливается потом.

Он распахнул неподъемные веки и вскрикнул, а точнее всхрипнул от неожиданности сухой, и как ни странно совсем не обожженной глоткой. Все-таки не сон… Игривые всполохи огня, похожие на гоняющихся друг за другом котят, неустанно прыгали по потолку, а неунывающее каминное пламя нагрело мрачную, будто вырубленную прямо в скале комнату пыток до просто безумной температуры пустыни Гоби в худшие ее дни.

Бом! Бом! Тилибом! Бом! Бом! Тилибом! Мелодично-звонкие звуки колокола являлись всего-навсего чертовым произведением искусства, играемым с помощью неразборчиво видной, блестящей железки в волосатой лапе. Звон, вытащивший Дмитрия на свет новой реальности из странного сна-смерти, производился вертикальным столбиком капельницы, по которой монотонно стучал острой металлической финтифлюшкой невозмутимый, курящий демон-палач, пытающийся одновременно с этим заточить ноготь на указательном пальце левой лапы об один из клыков во рту.

— Очухался? Молодец! Уважаю! — черт вроде язвительно ухмыльнулся, но в тоже время облегченно выдохнул, вытащив палец из козлиного рта. — Я думал, еще одного потерял. Когда тебе глотку прожгло, регенеративный раствор не сразу подействовал, но потом… Считай весь и использовался. Похудел ты, конечно, сильно! — рогатый отечески оглядел пленника, изможденного нечеловеческой и к счастью пропущенной пыткой.

— Похудел? — вырвалось хриплое у Димы, чувствующего себя абсолютно здоровым, только сильно желающим пить и курить, где второе, наверное, даже сильнее, хоть и жажду испытывал дикую.

— Раствор регенерирует уничтоженные или поврежденные ткани, а откуда организму брать материал для новых? Естественно из тебя самого. Всю лишнюю жидкость, жиры, частично мышцы! Короче тело само знает, что использовать в целях выживания! — демон устало вытянул козлиные ноги с широкими копытами. — Ты долго в себя не приходил и я решил, что ты навсегда помер… Уже летаешь где-нибудь в темноте беспамятный и ничего не помнящий. Вот и сидел, решал куда использовать пустое тело… Залитый в горло свинец вообще мало, кто выдерживает… Человеческая нервная система чаще всего перестает работать, а там какими бы вы хорошими биомашинами не были, путь только в переработку на корм работникам радиоактивных пустошей, то есть… Опять же вам! Ха-ха-ха! — палач противно заржал, кинув окурок в камин, но промахнулся, отчего тот ударился о стену, рассыпавшись веером задорных искр.

Дима слабо выражал эмоции, но ввиду наличия внутреннего запрета жрать человеческое мясо, брови вопросительно нахмурил, однако с другой стороны — это просто вбитые в голову общественные нормы и не более того….

— Да-да! — «обнадеживающе» кивнул рогатой головой, видимо не накурившийся черт, доставая следующую сигарету. — Вас там кормят всем подряд! Что переработают, то и приносят… Да вы и сами много чего ловите! Там подземные черви — вот такие! — он растопырил громадные лапы в стороны, уподобившись обманывающему собутыльников рыбаку. — Самое главное, чтобы они тебя первые не сожрали, х-ха! — Дима вздрогнул и внутренне сжался, хотя куда уж больше.

Если смотреть на происходящее со стороны, то хоть он и не служил в армии, но это походило на ускоренный курс молодого бойца. Быстрые и ужасные испытания, легкое введение в историю места, где будешь служить, сбор общих данных с анализами солдата и в бой…

«Что за бред?», — подумал Дима, смотря на окровавленный фартук рогатого Анатона. «Хотя может и так… Ассоциация внешне бредовая, но за надуманную облегченную реальность сойдет…», — и даже слегка успокоился.

— Именно там понимаешь, что голод не тетка и все мы животные, ежели голодны! Наступает время, когда становится не до духовного развития, ибо на первое место выходит вопрос выживания! С другой стороны все тот же опыт, главное не превратить его привычку или вообще любовь всей своей жизни! А там и таких хватает! — продолжающий занимательную лекцию черт, выдохнул ароматный дым в лицо пленнику, а тот непроизвольно повел носом, не отрывая взгляда от рабочего фартука палача с карманом странной формы.

— Мерзкая привычка… — хрипло пробормотал юноша, практически не испугавшийся кормежки из останков себе подобных, глядя на карман, выглядящий повернутым набок, неправильным ромбиком. — Курение это… Никогда бы не подумал, что оно останется со мной даже тут… Всегда задавал себе вопрос, а как это умереть? Типа стою я допустим пьяный и внезапно погибаю… И резко взмываю вверх уже трезвый… Такой резкий переход от одного состояния к другому. Шокирующий… — черт, молча его выслушавший, аккуратно вложил остатки сигареты в рот юноши, дабы тот затянулся и с силой воткнул острую железку, которой стучал о капельницу, в дерево пыточного стола.

«Почему он так пришит, этот карман? Интересно, он сам пришивал или дети его? Может у него девочка даже есть? Такая маленькая бегает, копытками цок-цок! Цок-цок! Пап-пап! Дай карман пришить!», — голову наводнили не слишком вписывающиеся в обстановку Ада мысли.

— Тут, понимаешь ли… — задумался рогатый козлоногий, смешно сморщив козлиный лоб и, вскинув глаза к потолку. — Память тела. Понимаешь? — уставился он на Дмитрия, а тот, оторвавшись от фартука, глупо моргнул, медленно переваривая новые данные. — Сейчас объясню… — черт между делом выдернул капельницу из руки парня и тот автоматически приготовился к чему-то нехорошему. — Все привычки находятся в твоем теле, но никак не в голове. Именно оно к ним привязано и поэтому, когда что-то бросаешь, ну то к чему привык… Тогда организм начинает ругаться, то есть начинаются противоречия в командах сознания телу и желаниях самого своевольного тела! Ведь изначально вредные привычки отсутствуют, но вследствие того, что человеческий видзадумывался самообучающимся и подстраивающимся под любой мир с самыми разными условиями жизни, то адаптируется к любым, даже неблагоприятным факторам. Короче говоря, через некоторое время тело, если это облегчает ему существование… — рогатый замолчал и поцокал к столу с инструментом для пыток, а Дмитрий почувствовал изморозь покрывающую внутренности. — Отказывается работать без навязанного, пусть даже случайно допинга! Естественно временно, пока не произойдет переход к новому режиму и вот здесь все контролируется сознанием, либо душой. Сам организм может жить и без мозгов, но ничего не делая, ибо приказывать некому. Бардак, происходящий в головах бросающих пить, курить или колоться людей — это всего лишь спор тела с разумом. Оно очень хитрое и настойчивое, как не крути, именно таким и задумывалось, иначе, как бы спасало в критических ситуациях? В него встроены инстинкт самосохранения, инстинкт выживания, регенерация, адаптация, интуиция и многое другое! Короче говоря, твой организм — это сильное, умное, но в тоже время дикое своевольное животное изначально тебя охраняющее и подсказывающее нужный путь! — черт помолчал пару секунд, почесал голень левой ноги копытом правой. — А вот как воспитаешь его, уже твои проблемы! Потом замучаешься переучивать и держать на коротком поводке, а ведь каждый зверь хоть иногда, но в лес хочет… — помахивающий кончиком хвоста демон замолчал, гремя пыточными инструментами, создавая жутким звяканьем некую, одному ему понятную мелодию. — Пора заниматься работой… Тем более скоро закончим. У тебя еще будет время понять, что любое очищение с восхождением наверх идет через боль, входящую в планы Творца, — Анатон неистово перекрестился и благочестиво поднял взгляд к потолку, спугнув рогами играющие в догонялки огненные всполохи, а парень нервно моргнул, осознавая, что если удивляется крестящемуся черту, то это уже неплохо.

Тот же, еще примерно двадцать секунд принимал решение, и таки да, нашел его. Пила. Как ножовка по металлу. Дмитрия от увиденного и мгновенно осознанного будущего резко затошнило, и он едва успел повернуть голову. Горькая желчь из пустого желудкавыплеснулась, стекая по шее, и ужас заново залил тело холодом. К подобному невозможно привыкнуть, ведь инстинкт выживания будет бесконечно обдавать душу страхом, ибо лишь он заставляет человека предпринимать отчаянные шаги для спасения. Такие, как бежать изо всех сил, куда глаза глядят, или драться, дав свободу зверю внутри, раздирая горло противника зубами и вырывая пальцами его глаза, правда, сейчас никакого зверя внутри Дмитрий не ощущал. После резкого испуга навалилось безразличие с осознанием, что капельница выручит, а курс молодого бойца закончится и это превратило напряженного пленника в непроизвольно ждущего пыток слабака, с трясущимися от ужаса губами и считающего минуты до окончания, будто вечного безумия.

— Я думаю, что пальцы! Снова пальцы! — шумно-сопящий черт навис над несчастным узником и облизнул клыкастую пасть, обдав Диму гнилостным запахом. — Все остальное неинтересно, ведь только потеря конечностей заставляет людей не понимать, как они будут жить дальше. Это так непривычно! Ха-ха-ха! — парнокопытный Анатон и переменчивость его настроения, пугали больше, чем сами пытки.

Схватив правую руку помертвевшего от ужаса Дмитрия, слегка неадекватный мучитель железной хваткой зафиксировал ее на пыточной столешнице, крепко прижав кисть к деревянной поверхности.

— Ты лучше вот, что возьми в рот, а то опять раскрошишь зубы! От пилы сознание не теряют, да и я умею правильно ей работать, не раскаленный металл все-таки! — Анатон засунул поднятую из-под стула, еще горячую головню пленнику в рот, испачкав егосажей и обжигая слизистую с губами.

«Нежная» забота палача вогнала замычавшего мальчишку в еще большую тоску, а черт уже забыв про свою «доброту», примерялся блестящей ножовкой к руке Димы, уставившегося дрожащими глазами на новое орудие боли, понимая, что сейчас завоет.

Он представил, как пилится кость, даже знал это и практически чувствовал по каким-то старым, не из этой жизни осколкам прошлого, возвращающихся в кошмарных снах, где представителей Земли разрезали и собирали из разных кусков неведомые ему существа, проводя какие-то кошмарные опыты. Дима помнил жуткие картины, в которых присутствовали люди, прикованные к каменным столбам полосами неизвестного, но явно очень крепкого металла… К их головам были подведены разноцветные провода, а сами черепные коробки неаккуратно вскрыты, плюс их руки с ногами… От совсем других существ и даже животных… Из них там делали все, что вздумается, а вот для чего непонятно… Если только для новой жизни, вот только, где нужны такие уроды? Он не знал и даже не догадывался, а просто смотрел по ночам из какого-то другого себя, совсем не боясь…

— Ты готов поросеночек? — перебил его воспоминания палач, местами слишком сумасшедший даже для Геенны Огненной и огоньки безумия заблестели в почти человеческих оранжевых глазах.

— Ы-А-Д-О!!! — изо всех сил замычал сходящий с ума юноша, испуганно замотав головой и жутко задергавшись в поржавевших кандалах, крепко державших несчастную жертву, металл же пилы принялся работать сразу с четырьмя пальцами, немного захватывая большой — пятый, делая легкие пропилы на ногте.

Разум Дмитрия заполнился нестерпимой болью, тело кричало и молило о пощаде, а зубы практически перекусили обожженную головню, осыпающуюся мерзкими горячими щепками в рот, уродующую ожогами губы, однако это действительно были те пытки, от которых не терялось сознание.

Черт, неторопливо делавший свою работу и наблюдающий за пытающимся извиваться парнем, будто ждал неких результатов, однако они отсутствовали. Тогда он добавил силы со скоростью в лапу, работающую с пилой, и пальцы Димы быстро покинули насиженное место, оросив пыточный лежак свежей кровью. Сам же, тяжело дышащий юноша, с залитым слезами лицом и уродливо торчавшей изо рта головней закончил попытки извиваться и умоляюще уставился на старого черта, беззвучно прося, дабы тот перестал… Силы на борьбу отсутствовали, и эту ужасную боль требовалось прекратить, иначе он не знал, что произойдет…

…Каждый человек на Земле считает себя бессмертным, думая, что рожден жить вечно. Каждый думает, что «это» может произойти с кем угодно, но только не с ним. Однако совсем не каждый знает, что смерть — это больше, чем жизнь. Это вечность еще больших проблем, ибо здесь начинается борьба за выживание, где проигрышем является переработка на корм другим узникам Ада.

Только сейчас Дмитрий осознал, отчего люди настолько одинаковы. Почему они действительно стадо, управляемое с помощью вкусной пищи и красивых вещей. Все элементарно. Большинство людей просто-напросто пусты, и поэтому способны лишь наподражание друг другу, уничтожение друг друга и наконец, спаривание друг с другом, дабы иметь возможность делать вышеперечисленное вечно.

Всю жизнь его окружали ложные ценности, являющиеся целью большинства. Образование, работа, семья, дети и много-много покупок. Для почти всех — это смысл существования, но почему когда он примерял данный путь к себе, то все его естество былопротив?

Лишь после слов старого Анатона, рассказавшего, что многие потусторонние существа сливаются с человеческими телами еще в материнской утробе, именно тогда Дима понял разгадку собственных снов, в которых бывает в местах, не могущих быть созданными человеческим разумом. Внутри него высветился ответ, откуда берутся разномастные психические больные… Обожающие чужую боль маньяки… Режиссеры, снимающие фильмы, полные невообразимых тварей… И наоборот.

Люди, отличающиеся от убогого, живущего по законам пьяного муравейника общества потребителей, люди тянущие мир вверх, именно эти неординарные личности тоже приходят из иных миров… Головоломка, тянущаяся рядом с ним через жизнь, принялаболее-менее понятные очертания…

Сигаретный дым, грубо ворвавшийся в ноздри, вытащил парня из туманного бреда, где проскакивали определенно четкие мысли. Далее сжатые челюсти покинула раскрошенная головня, спалившая поверхности языка, губ и щек, а юноша попытался сплюнуть отвратительную на вкус сажу, что не получилось вследствие отсутствия слюней в горящем от боли рту.

«Сколько это может продолжаться? Хотя, какой там сколько… Прошло всего часа два, а то и меньше…», — мелькали вялые обрывки мыслей. «Нормальный человек давно бы свихнулся… Или нет… Вообще все так считают… Наверное, неправда… Недаромбольшая часть библейских рассказов про вечные мучения, хотя не только библейских… Прав был Гете в своем «Фаусте»… Точно прав…», — недвижимые, серо-голубые глаза смотрели на докуривающего сигарету мучителя, не предложившего затянуться, и как ни странно — это обижало, несмотря на жуткую боль в отпиленных пальцах и сожженном рту.

— Можно пару тяжек? — с трудом двигая страшно полопавшимися горелыми губами, прохрипел парень, указав на остаток сигареты зрачками, плещущимися в море страданий.

А камин расплескивал пламя по потолку, и эти огненные брызги перетекали на стены, чтобы уже оттуда, подобно диким кошкам перепрыгнуть на все находящееся в комнате. Глаза замученного Дмитрия непроизвольно фиксировали каждый бросок багровыхотблесков, и он даже не заметил, как остатки попрошенной пару секунд назад сигареты перекочевали в сгоревшие губы, все также цепко ухватившие теплый обслюнявленный фильтр. Глубокая затяжка горячего дыма добавила страданий обожженному рту, ноодновременно с этим немного успокоила напряженные нервы.

«Все-таки сигареты одно из лучших изобретений человека, но насколько же сильна привязанность к ним даже сейчас, когда в обмен на затяжку требуется заплакать от боли…», — он не отпускал маленький кусочек прежнего бессмысленного мира, пока тот незавонял плавящейся пластмассой, обжигая и так нестерпимо болящие губы.

Отвернув голову набок, дабы с третьей попытки выплюнуть окурок, очень некстати прилипший к обнаженному мясу нижней половины рта, Дима измученно, но с надеждой просипел:

— Когда меня выпустят отсюда? Когда? Скажи, а? — козлоногий собрал отпиленные пальцы в немалую горсть ладони и метко забросил в быстро пожравший их огонь камина, тут же обдавший спертый воздух комнаты горелым мясом.

— Поработать во славу Геенны Огненной захотелось? — трудолюбивый палач бросил пилу на стол, как всегда рядом с едва вздрогнувшим Дмитрием.

— Лучше уж работать, чем сгнить здесь… — хрипло просвистел пленник, стараясь не смотреть на вновь изуродованную руку.

— Как заговорил! Смирился со своей участью? — оскалил рот в ухмылке демон.

— Я не отказывался работать… — парень апатично смотрел в стену, не двигая глазами. — Я просто спорил… У меня есть мнение…

— Поэтому получал, как все спорщики! — черт зло и сильно ударил здоровенным кулаком по деревянному лежаку. — Именно такие, как ты и находятся у нас! Вы вообще нигде не нужны! Подобных тебе никто не любит! Спорите даже перед лицом мучительнойсмерти, а если заткнулись, значит что-то задумали! — Дима хотел промолчать, но не смог удержаться.

— У каждого свое понимания плохого и хорошего… Сколько людей, столько мнений… — верхняя губа треснула еще в одном месте и оттуда капнула темная густая кровь.

— Опять ты за свое! — Анатон яростно громыхнул копытами о камень пола и, ухватив багрово-бликнувшую пилу, использовал ее лезвие, как зазубренный нож, дабы отсечь уже задетый ею большой палец на изуродованной кисти Дмитрия.

Этого юноша не ожидал, горько взвыв от неожиданно вспыхнувшей в покалеченной руке боли, сильно и неаккуратно проведя щекой по грубой деревянной поверхности, отчего насажал крупных заноз.

— Сколько можно спорить?! А?! Скажи мне?! Что вы за порода такая?! Откуда только беретесь?! — черт налился злобой, что явно отразилось на вспыхнувших оранжевым пламенем глазах и размашисто поцокал к столу с инструментом, где подхватил длинный тонкий нож. — Молчать! Молчать! Молчать! Сколько можно пререкаться! — его лапища крепко ухватила левую руку и принялась втыкать в нее пыточный инструмент. — Ненавижу, когда спорят! Как ты не можешь понять! Как! — удар. — Не можешь! — удар. — Понять! — удар. — На! — удар. — До! — удар. — Е! — удар. — Ло! — удар.

А парень выл и дергался исхудавшим телом, крепко зафиксированным ржавыми кандалами. Обгорелый рот, беспалая рука, сочащиеся кровью срезы на месте пальцев и новая не пытка, нет… Элементарное вымещение злобы и ненависти, без каких-либо изысков. Бессмысленное уродование отличного, но избалованного дурными привычками тела.

Анатон тяжело дыша, оторвался от продырявленной во множестве мест, бьющей ручейками крови руки и откинул окровавленное лезвие, с немелодичным звяканьем покатившееся по неровному каменному полу. Парень же орал на всю жарко-натопленнуюкомнатушку, напугав даже пламя, уже не так весело прыгающее по стенам. Его рука превратилась в отвратительное месиво, без целых мышц и сухожилий и с пробитыми во множестве мест венами, обильно сочащимися кровью.

— Утомил ты меня! — демон вдруг встревожено посмотрел на затихшего юношу, лицо которого серело с каждой секундой, затем перевел взгляд на пол, где огромная лужа темно-красной жидкости подбиралась к широким, словно тарелки копытам и с силой хлопнул себя по лбу. — Не умирать! Не умирать! — он суетливо зацокал по комнате, разбрызгивая густую и чересчур материальную кровь, плещущуюся под копытами, скачущими мелкой рысью.

Буквально через несколько секунд игла восстанавливающей капельницы вошла в невидимую вену под грудной мышцей закатывающего глаза юноши, а возбужденный возможностью потери узника черт окинул помещение профессиональным взглядом.

— Как бы не забрал раствор у тебя последнюю массу… — и принял решение.

Он быстро вытащил из пачки последнюю сигарету, аккуратно положил ее на стол и принялся собирать скопившуюся в неровностях пола кровь табачной упаковкой, тут же заливая ее в распахнутый рот регенерирующего и изгибающегося от хорошей боли парня.

— Пей касатик, пей! Твое тело примет все! Оно восстановится! Умничка! — спустя полминуты рогатый садист удовлетворенно уставился в наполненные безразличием глаза недвижимо лежащего мальчишки с тяжело вздымающейся грудью, еще больше исхудавшего, но с целыми руками и лицом.

— Волшебная капельница… — довольный и совсем не яростный черт звонко щелкнул ногтем по железному столбику, ответившему мелодичным звуком. — Сделает тебя целым! Главное не свихнись! Я в тебя верю! Подумаешь, чуть не умер еще раз! Да ты посмотри на себя! Наверняка прожил не одну и даже не две жизни, какая тебе вообще разница! — Анатон двинул копытом по пыточной «лежанке» Дмитрия и та слегка подпрыгнула.

— Не помню… — раздался еле слышный шепот изо рта, заторможено моргнувшего юноши.

— Чего? — не понял черт и придвинулся ближе, обдав мальчишку вонью из звериной пасти, на что тот никак не среагировал.

— Не помню… — неслышимые слова выползали из едва шевелящихся губ парня, говорящего больше с самим собой, чем с козлоногим мучителем.

«Я схожу с ума…», — измученный морально и физически Дима неверяще смотрел в играющую с пламенными бликами огня стену, и лишь пятна крови на грязном полу напоминали об окружающей правде. «Я чуть не умер третий раз за сегодня… Мне второй раз уродуют лицо и руки… И что самое непонятное… Почему я еще не свихнулся? Если это сон, то я бы уже давно в нем умер, но… Только реальность, суровая и беспощадная, может подарить подобное испытание… Кто бы не создал этот мир, не именно этот, а вообще… У него ОГРОМНАЯ, НЕВОЗМОЖНАЯ, БЕСКОНЕЧНАЯ и ОЧЕНЬ ДАЛЕКО идущая фантазия или же… Это ребенок. Все создавалось на тяп-ляп, отбрасывалось в сторону, затем бралась новая игрушка, а это больше походит на правду…», — мысли замученного мальчишки неспешно порхали, играясь друг с дружкой в догонялки, создавая странную, переплетенную с бредом сумасшедшего правду или же… «Правда — это все видимое нами и галлюцинаций не существует… Истина — это все окружающее!», — онтупо моргнул, выходя из вялотекущих размышлений, и повернул голову к Анатону, очень желая пить.

Просто пить. Теплой или горячей воды. Причем настолько сильно, что не побоялся спросить ее у того, кто последние пару часов отрубает от него куски, да и вообще не контролирует собственные эмоции, словно сучка французского бульдога в период течки.

— Есть попить? — парнокопытный палач, услышав хриплый, но не испуганный, а просящий голос несчастного узника, удивленно поперхнулся, но кивнул и пошел к шкафу, откуда в первый раз доставал капельницу.

Сам он за прошедшее время еще ни разу не попил, ну если только во время обеда, да и то неизвестно, хотя может быть тела жителей Геенны Огненной умеют долго удерживать влагу, ведь как говорил Анатон планета очень жаркая и здесь требуется обладать способностями верблюда.

«Ну, насчет верблюдов это я, конечно, сам придумал, но… Интересно, а есть черти с головами верблюдов?», — вопросы самому себе Дмитрий задавал ежедневно и круглосуточно, походя на любопытного ребенка, но это только изнутри, ибо снаружи являлсявечно недовольным парнем.

Анатон тем временем открыл шкаф, вытащил обычную фляжку с чем-то ласково булькающим внутри и неспешно поцокал к прикованному ржавыми кандалами юноше.

— Забыл. Моя работа не запытать тебя до смерти, а испытать… Мы сами — черти — вообще мало пьем, — он подошел к Дмитрию, откручивая крышку. — Идеально приспособлены к планете, влага удерживается долго, — уже спокойный старый демон гордо выпятилгрудь, повторив мысли мальчишки, жадно «вцепившегося» в бутылку серо-голубыми глазами, светящимися на худом, сером лице.

Пару раз моргнув оранжевыми глазами, будто размышляя дать — не дать, Анатон наклонил емкость со спасительной жидкостью над сухим ртом всклокоченного и истощенного парня. Вода полилась в горло, обезвоженное слишком жаркой комнатой, а также двумя или тремя часами пыток и пленник приподнявшись, принялся жадно пить, не задумываясь, что может здесь другая вода, и почему палач такой добрый, взял и дал попить без всяких отрезанных пальцев.

«Хотя он же сказал… Не запытать, а испытать! Ему невыгодно, чтобы я умирал. А отсутствие дружбы с собственной головой вполне естественно, ведь они все здесь такие…», — холодная и божественная на вкус жидкость, настоящая вода вливалась в горло тонкой струйкой, даря телу райское наслаждение. «Хотя на этой планете слово «рай» ругательное…», — спустя три минуты, не боясь обпиться, он оторвался от горлышка бутылки и положил голову на проклятый тысячами пыток лежак.

Стало легче, но то, что ему не дают умереть, мягко говоря не радовало… Значит он действительно будет жить и работать в Аду… Конечно это лучше, чем по нескольку раз в день умирать лежа здесь, но одновременно и пугало… В этой комнатенке он уже набрался безразличия и привык к «ухаживанию» с восстановлением изуродованных частей тела.

«Да уж… Правду говорят, что можно ко всему приспособиться, особенно зная о находящейся рядом, моментально заживляющей раны волшебной капельнице… В этом все люди… В желании не перетрудиться и не мучиться… Увидев простейшее решение проблемы, я перестал бояться…», — Дмитрий безнадежно моргнул, чувствуя, как воняет старый черт, а благословенная Богом вода проникает в каждую клеточку, даря силы и одновременно погружая в очень слабый, могущий легко исчезнуть сон…

Глава 6

— И все-таки пора заканчивать! — волосатая лапа козлоногого хлопнула его по плечу, заставив испуганно вынырнуть из густой и липкой полудремы, засосавшей разум, как трясина.

Желание спать, быстро и сильно втянувшее изможденный мозг в спасительную темноту, не хотело отпускать даже в такой отвратительной и напряженной ситуации. Казалось бы, какой отдых в подобном положении, но на деле именно в таких ситуациях измученные тело и разум расслабляются на порядок больше, дабы не погибнуть от огромных душевной и физической нагрузок. Сон является одним из предохранителей, оберегающих человеческий организм от перенапряжения путем скрытой обработки полученных данных на уровне подсознания, чтобы хозяин не свихнулся.

Парень тяжело и недоверчиво хлопнул ресницами, проведя языком по уже более влажному рту, уж чего-чего, а столь быстрого решения от рогатого не ожидал.

«Как вариант, опять что-то задумал…», — сформировавшаяся за годы жизни на Земле паранойя не давала ни минуты покоя и здесь, а учитывая прыгающий характер палача — возможно все.

Естественно мальчишка хотел выбраться отсюда, причем, как можно безболезненней, но ожидание гадостей являлось еще одним его «я».

— Кхе… Кхе… — неуверенно, и скорее ради желания подумать, закашлялся Дмитрий. — А почему так внезапно? — робкий, словно новорожденный олененок вопрос испуганно выглянул изо рта измученного юноши, еще недавно вопрошающего, когда его отпустят.

— Ты хочешь покинуть эту комнату или нет?! — игнорируя заданный вопрос и повысив голос, переспросил старый демон, покручивая в левой лапище жиденькую кисточку хвоста.

Напряженный, ввиду ожидания подвоха Дима сглотнул наконец-то появившуюся после утоления жажды слюну и пошевелил пальцами на отлично работающей руке, до сих пор не веря в целостность уже дважды искалеченной, такой необходимой для выживания части тела. Вопрос мрачного и жестокого палача превратившегося в милого козлика, являлся самым лучшим за всю его бесполезную жизнь, в этом он мог поклясться на чем угодно.

Продолжать жить в Аду, надеясь на лучшее? О да! Жить с болью, постоянным ожиданием еще одной смерти и едой из человечины, перемешанной с червями, огромными тараканами и еще чем-нибудь пойманным собственными руками, что подарит ощущение гордости за себя, отличного охотника? Конечно же! Работать в раскаленной пустыне, падая от жары и сходя с ума от напекшего голову адского солнца, и возможно даже двух? Естественно! Это самое лучшее предложение, которое он только слышал!

«Хочу! Хочу! Хочу!», — замученный пленник мысленно танцевал одному ему понятный танец радости, не выказывая при этом никаких чувств на бледном лице с ввалившимися глазами.

«И кстати… Откуда те сны? Эти города, забитые домами, полных кошмарно-вырезанных жителей…», — неизвестно откуда взявшийся вопрос быстро пробежал внутри головы, дабы таинственно скрыться в ее глубинах.

Сейчас Дмитрий обладал стопроцентной уверенностью, что узники Ада время от времени сбегают и возможно именно они посвятили целые сказания своим «приключениям», позже превратившиеся в мифы и легенды многих народов Земли, позже перефразированные на иной лад для органичного и пугающего вписывания в святые для людей книги.

— Да! Я бы хотел покинуть эту комнату… — напряженные и трясущиеся, полные надежды слова покинули его уста и Дима замер, осторожно поглядывая на занявшегося почесыванием правого, по-козлиному длинного уха Анатона.

«Адский эльф, ей богу…», — он почти засмеялся из-за внезапно нахлынувшего истеричного облегчения, но сдержал себя, невнятно хрюкнув, на что рогатый мучитель не обратил внимания, в этот же момент, чисто по-человечески щелкнув пальцами.

Щелчок заскорузлыми пальцами не являлся громким — это сто процентов, однако спустя короткий промежуток времени дверь пыточной камеры распахнулась с пронзительным «плачем». Следующие услышанные юношей звуки рассказали про завозимое в комнату нечто, громыхающее по неровным камням пола, словно работающая на ходу советская стиральная машина, заполненная булыжниками разного размера.

Расторопно пятясь задом, мимо него пронеслись два волосатых по пояс, молодых и наверняка дерзких, небольшого роста черта со свиными пятаками вместо носов, маленькими ножками на небольших копытцах и противоречащими не слишком упитанному телу, довольно жирными задницами с куцыми, скрученными в спиральку хвостиками. На спине каждого из них висела перевязь с ножнами, из которых торчала грубая рукоять некого рубяще-режущего орудия.

Еще Дима заметил не стыкующиеся со сказочным видом новых жителей Ада, продолговатые, примерно сантиметров тридцать металлические предметы, с равномерно мигающими огоньками зеленого цвета, неизвестно, как прикрепленные к лоснящимся бедрам, поросшим светло-коричневой шерстью. Что это за штуковины, сразу и не поймешь, но походили они на обычный электрошокер, повсеместно использующийся в земном мире, начиная от самозащиты на ночных улицах и заканчивая сопровождением опасных заключенных.

В этих разумных представителях Геенны Огненной козлиное, кроме едва видимых рожек, отсутствовало напрочь, зато была ярко выражена свиная генетика, отчего прикованный мальчишка, как наяву видел бабкиного хрюнделя, с содроганием понимая, что сия парочка является его высокоразвитой родней.

Быстро и сноровисто перебирая тонкими, звонко-цокающими ножками, дуэт из альтернативного свиного будущего тащил по неровному каменному полу аппарат, напоминающий сушилку для головы после химической завивки, только выглядевший технологичным по самый не балуй. Минимум кнопок и максимум плавных линий, с креслом из VIP-стоматологии, так и манящим в свои объятия.

Ловкими движениями профессиональных грузчиков, звонко цокающие копытцами по каменному полу адские хоббиты, расположили футуристический аппарат рядом с пышущим жаром камином. Сами же, мельком глянув на Диму налитыми кровью, лукавыми глазами, развернулись и поскакали обратно, стукая ножнами с уродливо-зазубренными клинками по колышущимся задницам, громко и синхронно пёрнув на прощанье.

«Сатиры… Бля буду…», — бледный, как полотно пленник моргнул и тяжело задышал ртом.

Если его и собирались выпускать из этой проклятой комнаты, то способом не самым лучшим, ведь практически любая технология легко приспосабливается для уничтожения и мучения живых созданий. А еще в голову стучались древнегреческие мифы, где Пан — сын бога Гермеса, весело бегает по лесам с музыкальной дудочкой и постреливает блудливыми глазами в сторону красивучих и не очень, лесных нимф. В данных, стучащихся в голову мифах Пан выглядел человеком с козлиными ногами, мелкими рожками и свиным пятаком, а по родовой линии, так и вовсе являлся внуком Зевса — отца всех греческих богов.

Что бы тут ни было, Анатон определенно не врал, ни в одной своей байке… Люди произошли от чертей с ангелами, и те некоторое время приглядывали за ними, вот только потом почему-то исчезли, а скорей просто спрятались, не показываясь никому, кроме алкашей с наркоманами, да и то случайно. Плюс немалая работа Церкви… Именно при ее поддержке сатиров, фавнов, лесных нимф, леших, домовых, и тому подобных существ, включая старых богов, опустили ниже плинтуса, заставив людей поверить, что они чистое зло.

Получается Зевс действительно «изнасиловал» множество смазливых девиц в образе различных животных, как гласят мифы не только древних греков, но и любых других народов Земли. Те же неизданные церковные апокрифы, например «Книга Еноха», рассказывает, что спускались с небес ангелы, ставшие позже падшими, и вступали в половую связь с земными женщинами.

Если же трактовать это на современный лад, то со стороны иного мира проводилось еще множество опытов с людьми, отчего человеческие особи женского пола рожали странных, со временем уничтоженных или же прекрасно спрятавшихся существ.

Нет никаких греческих, скандинавских, египетских, славянских и других богов разных народов. Есть одни и те же, воплотившиеся под различными именами, но все как один или с головами животных, или периодически воплощающиеся в них, что особенно ярко выражено у древних египтян, отображающих на своих фресках людей с лицами различных животных.

Взять к примеру мифы греков и римлян. У них одинаковые боги, абсолютно идентичные, но с разными именами. Или скандинавы со своим Одином и его местом обитания — Асгардом, являющимся тем же греческим Олимпом, а у славян Вирием. Одни лишь индусы ушли за пределы иного мира, пропустив бесполезную болтовню об Рае с Адом, сразу же реинкарнируя, то есть переселяясь после смерти в новые тела. Они не нуждаются во лжи, ибо помнят о вскормившей и вырастившей их корове, наверняка ходящей на двух ногах, и не отрубающей уши с пальцами.

Скорее всего, в реальности Ад полон прямоходящих животных, таких же разумных, как и люди. Недаром человечеству заведовали называть всех земных тварей братьями нашими меньшими, отчего кажется, что Анатон многого не рассказал, «забыв» или не зная о проведенных на Земле опытах, а это значит… Все окружающие нас животные — давным-давно неудавшиеся люди. Пустые попытки сделать человека подобным обитателям Геенны Огненной, но… Ничего не вышло. Поэтому чертям и пришлось прибегнуть к помощи ангелов. И вот здесь легко соединяются те части головоломки, где две такие разные планеты, Геенну Огненную и Элизиум поместили рядом. Ответ прямо перед глазами.

Земную расу требовалось создать именно в том виде, какие они сегодня. Люди нужны бесконечной Вселенной также, как и остальные обитатели тысяч миров. Непонятно одно… Зачем для их создания потребовались две ненавидящие друг друга расы?

Да уж… Сколько всего… Людям никогда не расскажут правды, ибо они обязаны оставаться мелкими, ничтожными марионетками, не обладающими свободой волеизъявления и подчиняющимися придуманному Церковью богу… Программа до сих пор действует, пусть неправильно, но человечество счастливо… У него есть хозяин, а значит есть еда.

Дмитрий пару раз моргнул, стряхивая наваждение. Он столько всего узнал и сам додумал, что жутко желал продолжения правды, так легко впитывающейся в него в комнате, полной отблесков, будто живого пламени… Мальчишка легонько мотнул головой, опасаясь удариться шеей об поржавевший обруч и четко осознавая невозможность нормальной жизни, ежели не познает истины…

…Проклятое любопытство не отпускало ни на миг, но и страх держался рядом. Оба этих чувства живут в каждом из людей, да и вообще во всех, кто является живым и мыслящим. Инстинкт познания, идущий наперекор инстинкту самосохранения, естьтолько у существ с высокоразвитой нервной системой, и именно он определяет тех, кто ведет мир вперед.

Всю жизнь Дима жил в обществе, которое считал тусклым, серым и глупым. Практически все окружающие его люди не видели мир полностью, являясь ужасными скептиками и рационалистами. Они считают, что Вселенная крутится вокруг Земли и абсолютно не принимают доводов о жизни после смерти, однако бояться умирать из-за накопленных грехов, а большая их часть утверждает, что человек единственное разумное существо во всем НЕОБЪЯТНОМ МИРЕ. Никому из них и в голову не приходит, что существуют миллиарды галактик, в каждой из которых огромное количество звезд с множеством планет и маленькая, голубая точка под названием Земля из большинства этих мест даже не видна. Для кого-то люди вместо микробов, а кто-то считает их хорошей альтернативой удобрениям и неплохим источником мяса, например их родители — ангелы и демоны.

Человеческая раса не воспринимает окружающую ее реальность, желая смотреть только на кончик собственного носа, а все из-за боязни столкнуться с тем самым, иным миром, из которого некогда вышла. Каждую ночь из глубин квартир с домами налюдей смотрят добрые и злые глаза разнообразных существ, желающих пробраться на Землю, но не могущих сделать этого по одной простой причине. Наш мир другой и он тюрьма. Без проблем сюда попадают только преступники и туристы из Геенны Огненной, все остальные только по случайности.

Раздавшийся со стороны пышущего пламенем камина негромкий гул, но не огня, вывел парня из грез, в которые он периодически проваливался… Не таким замученный Дима представлял «тот свет» до сегодняшнего дня. Совсем не таким… Он снова закрыл глаза.

Ему всегда казалось, будто после смерти человек оказывается в месте, где требуется жить также, как на Земле, только там будет меньше запретов из-за большего количества опасности. В мире ином должна присутствовать жизнь, заслуживаемая с помощью знаний и опыта, полученных ранее. Этакий подъем по иерархической лестнице, с каждой смертью на ступень выше, а здесь, в Аду… Как-то по другому или же просто такой уровень… Он считал, что умерев, понадобиться пробираться к где-то живущим людям, стараясь не попасть в лапы к отвратительным монстрам, обладающим извращенным, непостижимым для мыслящего существа разумом. Да-да! Проснувшись в новом месте, человек обязан спасаться от ужасных существ, обитающих на поверхности нового мира, путем пряток и охоты на них самих, в отсутствии же еды пожирать этих чудовищ, путем превращения в одного из них, благо подобного «добра» достаточно внутри каждого уроженца Земли. К подобным мыслям его давным-давно подвели все те же сны, показывающие небольшие, нетронутые снаружи городки, заполненные отвратительно убитыми и замученными людьми. Все они мирно существовали в мире ином, но на них объявили охоту… И самое интересное — это был совсем не Ад.

Подобные сновидения приходили внезапно, иногда ярко, а иногда за ширмой обычного сна, то есть когда видишь обычный бессмысленный сон, а просыпаясь, понимаешь, что он скрывал другой, в котором происходило нечто закрытое. Сон внутри сна, будто смотришь фильм в кинотеатре, но самое главное происходит именно за полотном, используемым для показа основного кино…

После подобных утренних пробуждений Дмитрий часто силился вспомнить происходящее за основным бредом и иногда получалось… Вот тогда-то он и поверил индусам с их реинкарнацией, поняв, что человеческую душу возможно заточить в любое тело, будь оно даже от гусеницы или коровы. И если кто-нибудь задастся вопросом, отчего же тогда не существует умных коров, то ответ элементарен: «Для наиболее полного раскрытия потенциала перемещаемой души, она должна быть заключена ввысокоразвитое тело, могущее ее полноценно принять и использовать. То есть мозг, и нервная система человеческого организма могут содержать даже сознание обезьяны, вот только сие животное будет вести себя так же, как в естественной среде обитания, отличаясь лишь навыками разговорной речи…», — и таких примеров на Земле огромное количество.

Или же наоборот. Человеческий разум легко заключить в любое животное, где он ограничится мозговой и нервной деятельностью приобретенного организма, то есть высокоразвитый узник превратиться в очень умное животное и не более того. Извышесказанного можно сделать только один вывод. Не нужно обижать уличных собак с кошками, просящих от вас ласки, ведь возможно они являются когда-то ласково гладящими тебя по голове родными дедушкой или бабушкой, не совсем понимающимиэто…

— Хватит спать! — басистый голос старого черта с вкраплениями стандартного блеяния вновь вырвал Дмитрия из лап спасительных, но как всегда не вовремя пришедших размышлений.

Парень безрадостно вынырнул в жестокую реальность, чтобы обреченно поморщиться, ибо освещаемый сполохами каминного пламени Анатон стоял по его правую руку, сцепив в замок здоровенные лапы и похрустывая мощной шеей, наклоняя рогатую голову из стороны в сторону.

— Не кривись! — демон расцепил лапы и, сделав «цок» вперед, хлестнул мальчишку по щеке.

Голову Дмитрия с силой мотнуло в сторону и он непроизвольно ойкнул, засадив в щеку свежую занозу — старые выпали еще после «волшебной» капельницы.

— Не ной, как ребенок! Я еле ударил! — прищурив оранжевый глаз, раздраженно произнес палач.

— Я случайно… — глупо пробормотал пленник, оправдываясь и слегка морщась от жжения в щеке, хоть это и выглядело смешным по сравнению с предыдущими мучениями.

— Ты и нарочно можешь, наглый, как незнамо, что! — демон засунул лапу под пыточный стол, после чего ржавые, наверняка для видимости кандалы неслышно втянулись в дерево, впитавшее не одну сотню литров крови. — Вставай и пересаживайся! — он указал пальцем на издающее монотонный гул кресло из VIP-стоматологии.

«Хоть что-то изменилось!», — парень одновременно испугался и обрадовался.

Было непривычно знать, что можно поднять голову, руки, ноги и даже встать. Страшновато как-то… Столько времени лежать прикованным, лелея надежду принять вертикальное положение, и наконец получив приказ — бояться сделать. Так неожиданно…Дмитрий чувствовал себя мнущейся в преддверии первого полового акта, вышедшей замуж девственницей, знающей о необходимости снять трусы, но как же это тяжело, плюс что-то страшное торчит меж ног у мужа!

— Быстрей! Или мне тебя поднять надо? Это я всегда рад… — черт ощерил клыкастый рот. — Что ты, как девка после родов?! — Анатон взял с поверхности пыточного лежака последнюю сигарету, совсем недавно вытащенную из пачки, и поцокал к огню прикурить, между делом смахнув на грязный пол большой палец Дмитрия.

— Встаю-встаю… — забормотал несчастный узник, аккуратно спустив ноги на более чем теплый и липкий от недавно пролившейся крови пол, умудрившись наступить на все тот же большой палец, лежащий рядом с отвратительно размозженной по локоть старой рукой.

— Блядь! — непроизвольно произнес парень, испытавший целую гамму чувств, а затем ойкнул, уж слишком это нелепо звучало.

На «ойк» и «блядь» никто не среагировал, видимо в Аду привыкли и не к таким недоразумениям.

«Если подумать, то я могу слезть и обосраться, а здесь никто и не моргнет… Или идти и сраться на протяжении пути, а никто не пошевелится…», — мальчишка, шевеля затекшими плечами и неприятно прилипая к полу, с трудом отошел от пыточной лежанки, стараясь не смотреть на валяющиеся под ногами, принадлежащие ему же конечности.

Все его естество мечтало, как можно быстрей решить проблему с нахождением в этой комнате, и как ни странно, приобретением хоть какой-то одежды, пусть даже набедренной повязки, а после пойти работать хоть пожирателем говна.

«Не… Это я опрометчиво подумал…», — испугался парень, с трудом передвигавший затекшее тело к следующей остановке для отощавшей задницы, всегда умеющей и готовой искать приключения. «Говна не хочу…», — разум Дмитрия противоречил подобнымтрудовым условиям, потому как… Потому как, он просто не хотел есть говно, в особенности чужое.

Мальчишка в раскоряку, действительно, как девка после родов, медленно и с усилиями подошел к манящему в свои объятья элегантному креслу, совершенно не вписывающемуся в сей кошмарный мир. Несколько раз нервно моргнул, сглотнул и, боясь оглянуться, аккуратно уселся в него, приятное до невозможности, моментально начавшее расслабленно действовать на измученное коротким переходом тело, бывшее еще недавно таким легким по прибытии «домой».

— Удобно? — непонятно зачем спросил огромный черт с умными, оранжевыми глазами, хотя какие приличия в таком месте, тут скорее присутствовал сарказм, не слишком гармонично ложащийся на речь жителей жаркого и сурового Ада.

— Угу… — куда-то вниз робко буркнул Дима, вообще не знавший, что ответить, ибо новизна происходящих событий вгоняла в панику и тоску одновременно.

Сейчас, на этом, таком удобном для измученного тела кресле, решалась его дальнейшая судьба, место, куда он пойдет. Если на здешнюю, невыносимую работу, то это жизнь с надеждой на спасение, если же нет, то мясорубка и мотание во вселенской пустоте, которую невозможно представить…

«Ежели вспомнить, как я жил… Сколько любопытствовал и сколько разного пережил… Везде искал приключения, причем через негатив… Словно что-то толкало меня изучать худшие стороны мира и человеческих качеств…», — он поднял серо-голубые глаза и Анатон нажал некую кнопку сбоку кресла, после чего голову зафиксировали выдвинувшиеся из мягкой спинки холодные обручи.

— Сколько можно… — губы замученного юноши задрожали, тело затряслось, но дрожащие глаза с полопавшимися кровеносными сосудами все равно смотрели вверх, ибо на голову опускался железный колпак, начиненный множеством тонких иголок, рвущихсяк мозгам нового клиента.

— Это считыватель памяти. Делает максимально возможную копию воспоминаний для общего архива Ада, генерируя наиболее четкую картину твоего внутреннего мира. Ты даже не заметишь, как все закончится и начнется долгая дорога по любимой родине! Ха-ха-ха! — черт жутко захохотал, брызгая слюнями. — По крайней мере, родине твоего тела! Ха-ха-ха! — монотонно-гудящий колпак опустился, и поверхность всклокоченной головы пронзила быстрая, острая и внезапно исчезнувшая боль…

…Море ласково окатывало ноги прохладной водой, а Дима лежал, утопив кисти рук в мягком и теплом песке, размышляя об огромном количестве возможных дорог для каждого человека.

«Сколько впечатлений и новых ощущений подарит каждая из них, но только одна будет по плечу выбравшему ее, ибо на две уже не останется времени… Если внимательно посмотреть по сторонам, то можно обнаружить миллионы людей, нашедших собственный путь, и пробующих мир на вкус так, как им кажется лучше…», — пальцы перебирали песчинки, заставляя мысли совершать все новые и новые витки в поисках неизведанных орбит. «Это и аскеты с отшельниками, и настоятели буддистских монастырей… Одиночки, создающие новые боевые искусства, через соединение старых и группы единомышленников, ищущие идеальный путь воина… Художники пишущие удивительные картины с отображением в них истинной сути мира и писатели, учащие жить через книги, которые не каждый может понять… Ученые, ушедшие внутрь куска металла и видящие внутри него одним им понятный мир, и музыканты, чувствующие музыку, как я эти волны…», — Дмитрий тяжело вздохнул, ведь, сколько неразмышлял, но так и не смог найти близкое по душе занятие. «Вселенная настолько бесконечна и многогранна, что в ней каждому находится место, но только не мне…», — он открыл глаза, поднялся во весь рост и, набрав в руки полные горсти песка, зло заорал в сторону застывшего горизонта, залитого красноватым свечением.

— Почему?! Почему все находят свою дорогу!? Даже обычные люди понимают, что их судьба жить подобно тараканам!! Рождаться, расти, работать, делать детей и умирать!! А я?! Какой путь у меня, если я не могу найти ничего, хоть немного приближенного к себе?! Если даже бессмысленная жизнь обычного человека мне не подходит! Я даже нормально спиться не могу! В чем моя проблема?! Ведь у меня получается все, но почему одновременно с этим ничего не нравится?! — мальчишка тяжело рухнул на колени, вогнав руки глубоко в песок, словно пытаясь вырвать из него, такого чистого и безупречного, сердце.

— С чего ты взял, что у тебя не может быть собственной дороги, отличной от остальных? — раздался позади вкрадчивый, не опасный голос, но парень, одетый в затертую безрукавку и не слишком свежие джинсы, резко обернулся и бросил в стоящего сзади неизвестного, горсти песка из обеих рук.

Песчинки в свою очередь разлетелись в разные стороны, словно ударившись о невидимую стену, охраняющую аккуратного старичка в светлом костюме.

— Поосторожней! Совесть у тебя одна, но простым песком ее не напугать! — дедушка шутливо погрозил Диме пальцем и протянул руку, чтобы помочь встать.

— Не надо, — мрачно буркнул парень, узнав старика, зовущего себя его Совестью, и медленно поднялся с колен, стряхнув прилипший к грязным джинсам песок. — Опять ты… Раз уж пришел или пришла, как там тебе удобней, то не подскажешь, как я здесь снова очутился? Или никуда не исчезал, а просто забыл? — он посмотрел в глаза дедушке, совсем не боясь его в этот раз.

— Хм… Молодец, что не боишься… — словно прочитал Димины мысли аккуратный дедуля. — Вот и ответ на твой вопрос. В прошлый раз боялся, теперь нет, — он хитро улыбнулся и пошел в сторону лавочки, стоявшей там же, где и в прошлый раз.

— Ну да в принципе… Наверное исчезал, но ничего не помню… — парень поплелся за Совестью, собирая по колено мокрыми от моря ногами разогретый солнцем песок. — Так какая у меня дорога, если ты все знаешь? — серо-голубые глаза блеснули огнем любопытства, и он поднял понурую голову.

— Ну, ты же сам сказал, что у тебя все получается, — снова улыбнулся старик. — Делай выводы.

— Какие выводы?! Да я даже не знаю, отчего мне все легко дается, а ты со своими выводами! — взвился Дмитрий, остановившись напротив освещенной заходящим солнцем лавки. — Можешь хоть раз нормально, без всяких загадок ответить, какая у меня дорога?! Тем более, если я умер! Может не есть, а была?! А?! Может это вообще просто идиотский сон?! И я на самом деле жив, и сплю, пьяный в кустах за двести километров от дома?! — он вперился в собственную Совесть, более чем наглым взглядом, но та не среагировала, ибо никогда его не боялась.

— Глупый такой… Смерти пугаешься… — дедок покрутил пальцем у виска. — Иногда смерть — это наоборот жизнь. Посуди сам, на Земле огромное количество заключенных боится покидать тюрьмы, не понимая, что им делать на воле! Для них реальный мир — это жизнь за решеткой! Поэтому, кому смерть, а кто себя только лучше чувствует!

Дима замер, впервые в жизни услышав ответ с действительно логичным объяснением смерти.

— Ну… — протянул он, облизнув губы языком. — Допустим. То есть ты хочешь сказать, что моя дорога, так или иначе, лежит через смерть?

— Ну-у-у… — словно передразнивая неопрятного, нахмурившегося юношу протянул дедуля. — Не то чтобы, но существует и такой вариант… — впервые, будто неуверенно выговорил старик. — Возможно, она поможет вернуть тебе память, и ты вспомнишь, зачем когда-то пришел на Землю.

— Я?! Пришел на Землю?! Сам?! Типа скучающая душа вселилась в чье-то тело?! — ненаигранно выпучил глаза Дима и соскочил с лавки, замахав руками. — Вот только этого не надо! Что я забыл на этой помойке?! Я же можно сказать людей ненавижу! Они же большей частью тупые, как пивные пробки! Да я понимаю всего один процент от земного населения, остальных бы перестрелял, даже не задумываясь! Нет! Нет! И еще раз нет! — он подбежал к морю, бухнулся коленками во влажный песок на границе прибоя и, зачерпнув прохладной воды обеими горстями рук, ополоснул лицо, покрывшееся красными пятнами от взведенной на него напраслины.

Благообразный же старик, увидев, как подействовали на Дмитрия его слова, тихо и искренне засмеялся, легонько хлопнув себя по коленкам.

— А может ты пришел на Землю, дабы расчистить эту помойку? Убрать хоть немного мусора! Почему нет? Возможно ли такое, что тебе было нечем заняться, и ты направился в этот погрязший в нечистотах мир, дабы принести немного света? Или, например, заслужить прощение?

Дима, только ополоснувший лицо, услышав новые слова деда, побагровел и, не раздумывая, вошел в море по грудь, присел там, скрывшись с головой и только спустя секунд сорок вынырнул в том же месте, фыркая и отряхиваясь как тюлень.

— Ладно. Допустим, — он уже намного более мирно подошел к лавке, и весь мокрый уселся на нее, — Представим, будто я собирался принести на эту мерзкую планету немного света, но каким образом, если с самого рождения и по сей день, или смертный час… Странно, почему меня это не пугает… — вслух задумался он, а потом продолжил. — Научился лишь пить запоями и курить по две пачки сигарет в день? Не почерпнув больше ничего полезного!? Остальное по своей сути мне было известно, кроме множества недомолвок, которые требовалось проверять!

— Ну… Возможно для осознания отсутствия смысла в алкоголизме и курении! Дабы они и им подобные мерзкие привычки не мешали тебе позже! Такой вариант возможен? — старик уставился на быстро сохнущего парня, яростно чешущего мокрую голову.

— Хм… Сейчас, когда я абсолютно трезвый, мне действительно кажется, что в них реально нет смысла, хотя курение конечно… Вещь, как ни плюнь… — мечтательно произнес Дима. — Ну, а причем тут прощение? Что я такого натворил для отбываниянаказания на Земле? У меня больше уверенности в собственном согласии на полет в эту дыру, как бы это дико не звучало.

Старик неопределенно пожал плечами.

— Все ответы находятся внутри тебя самого. Каждая твоя самая низменная мысль, которую ты стараешься отбросить, все самое плохое — это пережитое тобой, и могущее повториться, если опустишься обратно. Направь взор внутрь себя и вспомнимысли, появляющиеся при виде врагов, мысли показывающие, как ты хотел бы их наказать — это и будет деяниями рук твоих когда-то. И если скажешь сейчас: «Нет, не правда!», — то пойми одно, тебя останавливают лишь впитавшиеся морали, нормы этого мира, его законы и догматы существующего в нем общества. Именно это и ограничивает твою истинную натуру для совершения мысленно-воспроизводимого кошмара.

Дмитрий сглотнул и побледнел.

— Хочешь сказать, я когда-то творил представляемые мною ужасные вещи? Сам понимаю, что столько злобы и ненависти во мне быть не может, но… Я с ней уже родился, в этом уверен на сто процентов…

— Конечно! — совершенно серьезно кивнул одетый в светлый костюм дедушка. — Вспомни теорию эволюции Дарвина, хоть она и недостоверна, а затем представь рождение души и ее эволюцию! Она же ничего не понимает, только родившись, но начинаетрасти, постоянно учись… Ты представляешь сколько плохого мог совершить, развиваясь? Ты хоть знаешь, что новорожденные души начинают с животных, затем переходят в более высшие организмы, и лишь в самом конце жизненного пути получаютразрешение на свободное путешествие по мирам? Таковы правила иного мира! Мира неизвестного большинству обитателей Земли! — старик посмотрел на Диму, а тот отрицательно замотал головой, словно отвечая, что не в курсе рассказываемого. — Поэтому и ты мог не понимать, чем занимаешься, пока растешь! А вдруг ты бывал в таких местах, где на плохое требуется отвечать убийством? Или где можно убивать просто так, и никто за это не осудит? Или где убийства вообще приветствуются, как право сильного? Все твои старые воспоминания, а точнее их миниатюрные отрывки постоянно внутри тебя, ты же ограничен моралями места, в котором появился на свет и памятью спрятанной даже от меня! — парень в ответ задумчиво поковырялся в ухе, вытащил палец, поглядел на него и лишь после ответил, подняв усталые глаза.

— Угу… — глубокомысленно пробормотал он. — Понятно, что ничего не понятно… То есть получается я прожил кучу жизней, развился до определенного уровня и решил ломануться на Землю, ибо много знаю и умею, дабы принести частицу света ее тупым жителям? Так, что ли? И я такой умняшечка, решил это сделать от скуки или чтобы дальше вырасти? Типа уровень такой!? Донеси свет до людей, все такое, и о Боже! Бонус! Ты получил новый уровень, мальчик! Держи свой Эскалибур! — парень уставился на старика, а тот утвердительно кивнул. — Бред! Бред! И еще раз бред! Ведь я же лошара этакий помер, как обычно не донеся несомое, то есть свет! Забухав по дороге!! Чисто в моем репертуаре! Ха. Ха. Ха! — Дмитрий вскочил и мрачно произнес три «ха», как отдельные слова. — Просто не могу во все это поверить, но как ни странно, эмоций также не испытываю! Может это все-таки просто сон? — он зачерпнул песка и кинулся в деда, но и сейчас Совесть даже не задело. — Тьфу ты! — огорченно плюнул под ноги Дима и снова уселся на лавку. — Честно говоря происходящее настолько идиотски выглядит, что очень походит на правду… И чего там со мной происходит? — он с надеждой ткнул пальцем вверх. — Или там? — палец указал вниз.

— Там! — дедуля посмотрел на землю, а парень побледнел и тяжело вдохнул.

— Что со мной делают? И почему я опять здесь?

— Сколько раз тебе повторять! Здесь ты спасаешься от всего плохого! — дедуля громко постучал по деревянной лавке крепким старческим кулаком, ассоциирую стук с содержимым головы Дмитрия, но тот даже не обиделся, а просто вновь смачно плюнул далеко в песок.

— Значит все хреново… — искренне огорчился парень, нервно сжимая и разжимая пальцы. — Меня наверняка мучают, и свет я людям не донесу, да? — он грустно захлопал ресницами, посмотрев на сидящего рядом дедушку.

— Еще донесешь, — улыбнулся старик. — Только газету сначала прочитай, — наклонившись, он сунул руку в песок и вытащил оттуда даже не пожелтевшую прессу с заголовком «Твоя».

— Точно! Про нее я помню, а вот про находящееся за этим пляжем, ну никак! — слегка взбодрившийся мальчишка выхватил газету из рук старика, но буквы оставались такими же мутными и неразборчивыми. — Ничего не видно… Все еще непонятно!

— Ничего. Скоро поймешь, но сейчас пора просыпаться, — грустно произнес дедушка и удивительно красиво растворился в воздухе.

— Чего-то не очень хочется… — безнадежно пробормотал затрясшийся в ужасе юноша, видя, как багровое море вспучилось, закипело, а затем, исходящая паром вода накрыла его с головой, обварив и потащив в неизвестность.

Тяжелые веки, удерживающие глаза в темноте медленно распахнулись, и он вынырнул из забвения полного пустоты, чтобы увидеть стоящего напротив парнокопытного палача в неизменном мясницком фартуке с неровно нашитым карманом, хлопающего лысым хвостом то по одной, то по другой ноге.

— Уже все? — задал Дмитрий первый, пришедший в голову вопрос, ибо ничего не помнил после сотен игл, вонзившихся в голову.

Не обратив внимания на слова мальчишки, палач стоял и молча смотрел на него глазами полными удовлетворения, а обнаженный измученный пленник боялся пошелохнуться, лишь бы не спугнуть возможную удачу, выглядевшую тяжелейшей работой нанеких шахтах и жарких пустошах Ада.

«Только не на корм, только не на корм! И никаких лизаний жоп ангелам! Главное не это!», — бегали в голове суетливые мысли, каждая из которых скрестила на удачу пальцы за спиной, и даже капли крови, стекавшие на кончик носа не мешали мечтать о пусть хреновой, но жизни после жизни.

«Кровь!?», — внезапно какой-то частью мозга подумал Дмитрий, продолжая пребывать в состоянии статуи из прекрасного камня. «У меня до сих пор не сдернуто с головы это набитое электроникой ведро?!», — ни один нерв не дрогнул на его лице, но Анатон как раз нажал ту же кнопку, что и в первый раз, заставив поползти вверх технологичный колпак с иглами внутри.

Дима даже не моргнул, делая вид, будто ежедневно проводит время подобным образом. Сейчас он показывал, что не боится ни боли, ни испытаний и готов идти работать в любую точку Ада, пусть даже полную отвратительных тварей, жестоких и не очень узников.

— Не торопись! Скоро все будет! — демон довольно прищурил оранжевые глаза и повернувшись мохнатой задницей к нервно-сопящему узнику, вытащил из камина раскаленную кочергу с нашлепкой на конце, очень походящей на…

— Тавро?! — презрительно и недоуменно скривил лицо Дима, наполнившись ниоткуда выскочившей яростью, но ответом была огромной силы пощечина, после чего старый черт приблизил к нему козлиную пасть, пышущую зловонием.

— Ну, я же должен пометить тебя, как отличный экземпляр? Чтобы тебя не продали ангелам или адским извращенцам с продавцами быстрой пищи? — он схватил парня жилистой лапищей за горло, дабы тот не дергался, и пристально глядя в серо-голубые глаза, медленно, с извращенным удовольствием приложил непонятный раскаленный знак ко лбу.

Раскаленный металл зашипел, выжигая кожу и в который раз по пыточной комнате потянуло горелым поросенком. От ужасной, вгрызающейся внутрь головы боли Дмитрий попытался замахать руками, но рогатый мучитель грамотно придушил его, отчего совсем не осталось сил.

Прошло около пяти секунд, и черт с садистским удовольствием оторвал от его лба воняющую горелым мясом, все еще раскаленную железку, обдающую жаром белое, как мел лицо узника, просящее пощады судорожными движениями мимических мышц.

— Все нормально, если это можно назвать именно так! Ха-ха-ха! Немного успокою, я ведь не садист! — мальчишка недоуменно, словно что-то недопонял, хлопнул веками, понемногу расслабляясь, а демон продолжил. — Тебе прямая дорога на Рынок, то самоеместо, где из всего вернувшегося домой человеческого сброда, нужное выберут, купят и используют, как захотят! Поэтому можешь начинать молиться о наиболее легкой участи, хотя о чем это я… Такие, как ты не молятся, да и дорожка у тебя иная! Ха-ха-ха! — блеюще захохотал Анатон, аккуратно положив дымящееся тавро на пол рядом с камином и озадачив Дмитрия последними словами. — Именно на Рынке олицетворяются и претворяются в жизнь те самые семь кругов Ада, воплощенные в людских верованиях! Именно там человечество распределяется по миру иному! По Элизиуму и Геенне Огненной! Аду и Раю! На нем отделяются зерна от плевел, ибо Рынок выводит наружу всю человеческую грязь! Люди отправляются туда, дабы подороже продать себя, забыв, что участь каждого предопределена здесь! В подобных этой комнатах! Ты же слышишь?! Слышишь крики, доносящиеся отовсюду?! Ха-ха-ха! — демон радостно захохотал, отпустив лапу от горла Дмитрия, а тот со страхом внимал старому черту, не обращая внимания на боль во лбу и вспоминая про мучительные вопли из-за стен, действительно прекрасно слышимые, но забытые им во время пыток. — Рынок поглотит все! Ему никогда не хватит живого товара! А нам… Нам всегда будет мало знаний, полученных от вас! — парнокопытный палач отошел от трясущегося пленника и вновь щелкнул пальцами.

В комнату, будто дожидаясь этого, еле слышного щелчка, ворвались все те же свиномордые черти и внимательно уставились на Анатона, сунувшего волосатую лапу в карман фартука, видимо рефлекторно ищущего недавно скуренные сигареты.

— Закиньте его в Сортировочную! А после тащите следующего! — те понятливо кивнули и синхронно повернулись к Дмитрию, тупо сидящему на элегантном кресле, рогатый же мучитель, так и не нашедший курево, зло сплюнул в огонь, мгновенно бросивший в отместку блик пламени в козлиную морду.

— Встань! — старый, слегка безумный палач сделал «цок» вперед и провел заскорузлым ногтем по щеке перепуганного мальчишки, отчего тот дернулся, словно от пореза. — Пора прощаться, несчастный! Встать я сказал!! — взревел черт, полыхнув яростью, и жутко напуганный узник медленно поднялся, осторожно глядя на двух сатиров с шокерами на бедрах и зазубренными клинками на спинах.

— Иди! Цепи здесь не одевают! — с силой толкнул его в спину Анатон. — Все равно никуда не убежишь! Некуда! Х-ха! — язвительно всхохотнул козлоногий, а парень неуверенно, со страхом в груди, направился к «плачущей двери», чтобы тут же остановиться и с усилием повернуть голову.

— Ты говорил, что вы узнаете от обладателей душ информацию о мирах, из которых они пришли! Скажи мне, кто я?! Откуда?! — боящиеся, но ужасно-любопытные глаза под изуродованным ожогом лбом, уставились на причинившего море страданий демона.

— Иди отсюда! — старый черт ухмыльнулся, тряхнув чересчур жидкой для такого роста козлиной бородой. — Какая тебе разница, кто ты? Наступит время, и сам все узнаешь! Память вернется к тебе, но будет слишком поздно! Ха-ха-ха! — яростно захохотал черт, словно издеваясь над любопытным парнем. — Уведите его! Быстрей! — он зыркнул на красноглазых сатиров, и те с готовностью достали шокеры, плотоядно уставившись на обнаженного парня снизу-вверх.

— Скажи!! Ну, пожалуйста!! Кто!? Кто я!! Прошу!! — жирнозадые свинолюди одновременно включили заискрившиеся, как бенгальские огни, орудия сопровождения пленных и ток, заструившийся из них, принялся легонько бить по ногам узника, однако Дмитрий за сегодня вытерпел и не такое.

Любопытство, страсть к самопознанию и желание изучить все вокруг, не отпускали его, хотя дверь, ведущая в следующее кошмарное «приключение» находилась совсем рядом, а сильный страх беспрерывно плескался в груди.

— Скажи!! — он сделал быстрый шаг к рогатому мучителю, уже с интересом склонившему рогатую голову набок и вперившему заискрившиеся злобой оранжевые глаза в лицо парню с отсутствующим инстинктом самосохранения.

— Ты хочешь узнать, кто ты?! Хочешь!? — он внезапно сильно схватил его за горло и прижал спиной к горячей стене рядом с дверью выхода, заставив отодвинуться искрящих шокерами сатиров. — Так слушай!! На Земле ты изгой!! Здесь прекрасный работник! А порода твоя называется «Спящие»!! Нынче большая редкость в Аду! Ты один из тех детей-индиго, о которых я рассказывал! Только не с нашей планеты, а откуда-то издалека! Таких, как ты на Земле тысячи, но вы спиваетесь, скалываетесь и заканчиваете жизнисамоубийствами именно тогда, когда начинаете просыпаться! Думаете, что сумасшедшие из-за своих внутренних изменений! Из-за посещающих снов и мыслей! Боитесь об этом рассказывать, чтобы не закрыли в психушку! — черт приблизил дурно пахнущую морду впритык к лицу задыхающегося от вони Дмитрия, словно гипнотизируя полыхающими диким огнем, умными животными глазами. — Души, помятые множеством жизней, добровольно пришедшие спасать Землю, но оказавшиеся в Аду! Ха-ха-ха! И это правильно, ибо многие из вас хуже любого из самых жестоких жителей Геенны Огненной! Намного хуже! Ваш духовный путь намного более длинный и жесткий, чем наш! И это потому, что вы ВСЁ пробуете на себе и НИКОГДА! Ты слышишь меня?! — он еще сильней сдавил лапу на посиневшем горле выпучившего глаза и еле двигающего руками с ногами парня, дабы придвинуть к себе и тут же с силой ударить обратно об стену. — НИКОГДА не учитесь на чужих ошибках, как мы! Только на СВОЕМ опыте! И если ты считаешь, что я причинил тебе боль, то посмотри внутрь себя! Посмотри и задумайся, отчего ты никогда не хотел влезать в драки и вообще с кем-либо конфликтовать, исключая конечно обычные споры, куда не мог не встрять? Оттого, что желал просто убить, без всяких маханий кулаками, но четко осознавал, что так делать нельзя, ибо законы Земли против! Ты умен и даже очень! Умеешь контролировать эмоции, но иногда в тебе что-то просыпается! Да!? Ты помнишь, но до сих пор не можешь понять, что это было! Ничего, еще поймешь!! Захочешь выжить, и оно вновь раскроет глаза!! И пусть поберегутся рядом стоящие! Ха-ха-ха! — палач из Ада приблизил злобные и насмешливые глаза, вплотную к почти серому лицу задыхающегося мальчишки. — А высокомерноечувство превосходства над остальными?! Где ты его взял!? Ты же считаешь себя на порядок выше любых окружающих людей, хотя никогда не был даже просто богаче! Откуда оно?! Ведь тебя так никто не воспитывал! А я отвечу!! — черт снова ударил мальчишку об стену и тот звонко щелкнул челюстями. — Все это внутри тебя! Ты родился с этим и этого не изменить! Так пусть Геенна Огненная станет твоим проклятьем и подарит побольше мучений!! — козлоногий демон смачно плюнул ему в лицо и отпустил лапу, а полузадохнувшийся Дима рухнул на пол, хватая воздух, словно выброшенная на берег рыба.

«Я не могу быть хуже… Не могу…», — спиралехвостые прямоходящие свиньи грубо потащили его по острому от неровностей полу, а измученный пленник с ноющим клеймом на лбу, бессмысленно смотрел в начавший двигаться мрачный потолок, не обращая внимания на раздираемую камнями спину.

Мысли Дмитрия путались, но в них проскакивали отчетливые воспоминания, где он действительно не помнил происходящего, но когда открывал глаза, то понимал, что за время его отсутствия в сознании, произошло нечто ужасное… Будто кто-то выполнил всю грязную работу… Ту, которую боялся выполнить он сам из-за внутренних запретов, поэтому за нее взялся иной Дима… Более настоящий, чем скованный моралями узник Земли.

Тяжелая дверь, обитая полосами красного металла, отчаянно «взвыла», прощаясь, один из сатиров придержал ее, а второй с усилием ухватил парня за ноги, и тяжело дыша свиным пятаком, потянул худое тело за пределы полной багровых бликов пламеникомнаты. Голова мальчишки пересекла порог и больно стукнулась об уже ровный пол, а придерживающий дверь разумный поросенок отпустил ее, дабы отцепить от мохнатого бедра радостно заискрившийся шокер и профессионально ткнуть безвольно лежащего Дмитрия в ребра.

— Здесь не ходят только безногие! — и злобно-радостно улыбнувшись, стандартным в Аду клыкастым ртом, с жутким скрежетанием достал из-за спины кошмарное подобие мачете с зазубренным лезвием.

Часть 2. «О чудный, новый мир!»

Глава 1

«Тук-тук-тук!», — сердце, получившего сильнейший удар током Дмитрия, сделало три мощных удара, и мальчишку выгнуло в лучших традициях китайской цирковой гимнастики.

Плюс к этому шокер в руках карликового недочерта сумел достать небольшое количество быстро потекшей по бедру горячей жидкости из наконец-то очнувшегося мочевого пузыря, но и это не сильно тревожило скорчившегося в судорогах парня. Больше всего он испугался увиденной в руке сатира зазубренной переделке и так злобного оружия, поэтому адреналин, выпущенный в кровь за несколько ударов сердечной мышцы, заставил подняться на ноги в течение одной секунды, а то и меньше.

— Все-все! Встал! Встал! Стою! Все нормально! — он вскочил, шатаясь, как пьяный из стороны в сторону, и чуть не ушел боком за край довольно узкого блестящего мостика, на котором находился со свиноподобными сопровождающими. — Тихо-тихо! Тш! Пш! Стою! — пытаясь выровняться, говорил сам себе дергающийся от остаточного тока мальчишка, а свинозадые демоны нетерпеливо и звонко поцокивая копытцами, молча за ним наблюдали, но не подгоняли.

Спустя секунд тридцать раскачиваний эффект от удара шокером отпустил юношу и он выровнялся, заодно быстро осмотревшись, но так, дабы не видели сопровождающие..

«Офигеть местечко…», — голова, гудящая от удара током не смогла воспроизвести более достойное количество комментариев к увиденному великолепию, если это можно так назвать.

Огромное, метров четыреста в поперечнике, уходящее неизвестно насколько вверх и столько же вниз прохладное темно-серое помещение было заполнено огромным количеством мостов, выполненных и проложенных в виде спиц в колесе, то есть уходящих одним концов в центр, а другим в мрачные двери, врезанные в стены бесконечного тоннеля на каждом из сотен этажей. Только на его уровне находилось штук пятьдесят мостов, а за дверями наверняка предполагались пыточные камеры, ибо отовсюду доносились ужасные людские крики, многократно обработанные отличным эхо и создающие внутри огромнейшего помещения самую, что ни на есть адскую атмосферу.

Еще более ее усиливало множество больших лифтов, подсвеченных изнутри оранжевым светом и беспрерывно снующих вверх-вниз по стенам бесконечного кольца, возя внутри себя таких же, как рядом сатиров и сгорбленных людей. По самим мостам, выполненным из неизменного металла с красноватым оттенком, сновали опять же подобные его сопровождающим, ожесточенные Адом свиньи с рогами, с мачете за спинами и шокерами на бедрах, таскающие носилки с недвижимыми человеческими телами или ведущие ссутулившихся, испуганных жителей Земли самого разного вида. Определение «самого разного вида» подразумевало, что люди были молодыми, старыми, толстыми, худыми, короче самыми разными, а не так, как говорят, будто на тот свет попадаешь в самом лучшем возрасте.

Брехня все это, ведь пока он разглядывал это место, на соседнем, ближнем мосту протащили носилки с довольно симпатичной блондинкой, а этажом выше провели какого-то кричащего изо всех сил толстяка с кровью, текущей из отвратительно-изуродованного лица. И тут же из камеры, относящейся к третьему мосту слева, вытащили за ноги и как-то жестко волоком потащили бездыханное тело старика с окладистой бородой и отсутствием жизни в сером теле. Это лишь малая толика того, что он отчетливо видел. Ну, а посреди гигантского помещения проходила огромная, можно сказать монументальная прозрачная труба, издающая монотонный низкочастотный гул и мерцающая слабым голубоватым светом с периодически пролетающими внутри темными, неразборчивыми пятнами. Именно в нее, а точнее в металлическую дорожку, выполненную вокруг трубы, упирались концы всех, неизвестно, как держащихся в воздухе красноватых мостов.

— Бля буду Временное хранилище… — не заметил, как пробормотал вслух Дима и один из сатиров — самый уродливый — тут же кольнул в ободранную и саднящую спину.

— Хватит болтать! Иди прямо! — издал грубый окрик толстозадый поросенок, и парень пошел, ибо деваться было некуда, а из-за двери, куда двое других адских сатиров минуту назад затащили симпатичную блондинку, раздался глухой громогласный злобный хохот с элементами блеяния и крик, проснувшейся от испуга женщины.

«Да уж… Не повезло девице, небось провели пальцами по лобку, она и проснулась довольная…», — подумал трясущийся от страха Дмитрий, уже более бесстрашно движущийся к следующей остановке новой жизни, а сзади звонко цокал мелкими копытцами свиномордый дуэт, вооруженный, словно телохранители туземного вождя.

Труба приближалась и лишь тогда он заметил, что несущиеся вниз темные пятна похожи на…

«Человеческие тела! Мать его ети, да за две ноги об баобаб! Это и есть путь в Сортировочную!? Лично я бы назвал это тем самым светом, о котором рассказывают пережившие клиническую смерть счастливчики!», — и действительно, по трубе летели люди, неразборчиво видимые даже обновленным зрением из-за скорости движения воды или ее подобия. «Добро пожаловать в наш аквапарк!», — пришла в очумевшую от полученных впечатлений голову знакомая реклама.

— Ща покатаешься! Хе-хе-хе! Будет весело! Самое главное воздуха побольше набери! — мерзко захихикал один из идущих сзади сатиров, довольно сильно ткнув лезвием в итак ободранную спину и парень почувствовал, что вниз потекла тоненькая струйка горячей жидкости.

«Мудак…», — подумал Дима, но вслух говорить не стал, ввиду переживаний за целостность тела. «Начну болтать — отрубит руки или ноги, с него станется, а пока «волшебную» капельницу внутрь не встроили — лучше не выпендриваться…», — непривычно рациональные мысли текли по отчего-то свежей голове, словно наполненной новой кровью, хотя скорей всего это являлось заслугой циркулирующего здесь чистого и прохладного воздуха.

— Давай быстрей шагай! — окрик сзади прервал непрекращающуюся мыслительную деятельность, и Дмитрий привычно сглотнув слюни страха, почти уперся лбом в огромную полупрозрачную и отчего-то колеблющуюся стенку слегка светящейся трубы.

«Куда уж дальше? Я сейчас на ней распластаюсь!», — сверху вниз пролетело еще одно человеческое тело, парень испуганно дернулся и тут труба, будто обняла его, начав засасывать внутрь.

— Пока! Хе-хе-хе! Удачно прокатиться! — еще один укол в спину заставил дергающегося, словно муха в патоке Дмитрия изо всех сил вывернуть голову и ненавидяще уставиться в злобные ухмылки, бесчувственно ржущих клыкастых сатиров, так красиво описываемых в мифах Древней Греции.

— Гандоны! — горько шепнул мальчишка, не получив никакого морального удовлетворения.

И это, наверное, потому что сейчас он, а не свиномордые козлы, должен отправиться в странное и полное неизвестности путешествие по «живой», возможно биологического происхождения трубе, наполненной несущейся вниз жидкостью. Именно неизвестность пугала больше всего, но один плюс во всем происходящем присутствовал — жизнь начала двигаться. Двигаться так быстро, как не двигалась последних лет десять на Земле, и следующим этапом пути являлся мощный «плевок» стены, будто пережеванным Димой в ледяную воду, где воздух в виде большого скопления пузырей, моментально покинул грудь выпучившего глаза парня, будучи выдавленным сильнейшим потоком, потащившим задыхающееся тело вниз.

«Это не Ад, а водный мир какой-то!», — даже перед лицом смерти он спорил, хотя какая там смерть… Обычная дорога на центральный рынок Геенны Огненной…

И вода… Да, действительно вода потянула его вниз. Причем с огромной скоростью, буквально вдавливая в саму себя, отчего, вконец запаниковавший юноша открыл рот и стал глотать ее родимую. И тогда все движения, производимые захлебывающимся человеком, стали предельно понятны, ибо ужас наступающей смерти совсем не такой, как от отрезаемых конечностей. Инстинктивно желающее выжить тонущее тело панически замахало руками и ногами в разные стороны, что привело к хаотичному перемещению внутри движущейся вниз водной толщи и бессмысленным ударам об внезапно крепкие изнутри стены адского аквапарка.

Измученного узника с большущей скоростью несло вниз и моментально заполнившиеся ледяной водой легкие, подарили телу ощущение сильного тепла, отчего руки с ногами стали все медленней и медленней молотить неподатливое окружающее пространство… Разум наполнился безразличием, глаза затянула странная полупрозрачная пелена, и отлично слышимое в ушах сердце все реже делало свой: «Тук!», — короче говоря, становилось очень хорошо, ибо приближалась долгожданная смерть, но тут…

«Еще рано!», — яркая и слепящая мысль, совсем непохожая на тусклые другие, ворвалась в голову, после чего Дмитрий с силой распахнул глаза, поняв — выход рядом.

И действительно. Водный поток стал притормаживать, и почти мертвого мальчишку с силой ударило об вновь мягкую полупрозрачную стену, моментально обнявшую и заново прожевавшую со всех сторон, дабы с силой выплюнуть на твердую поверхность, где…

Этого захлебнувшийся парень не увидел, так как почти потерял сознание при ударе, потрясшем все тело и сказавшем освобожденным легким: «Начинайте!», — после чего уже не смог нормально мыслить. Единственной способностью Димы осталось умение исполнять рвотные судороги, стоя на четвереньках на едва держащих ногах и руках. Его рвало с такой силой, что он подумал о покидающих грудь легких, ибо их буквально раздирало на множество кусочков, но человеческое тело слишком хорошо выполнено и никогда не сдается. Точнее не оно, а тот самый зверь, спящий внутри каждого и ужасно хотящий жить, если конечно не перекармливать его сладкими булочками с чипсами, лежа на диване и запивая всё это неизвестно, где разлитым бутылочным пивком, а уж в этом Диме повезло. Если сравнить его организм с животным, то это был поджарый гепард, созданный для дальних переходов и способный выжить в самых отвратительных условиях, даже подобных этим.

Наконец последние капли воды выплеснулись, а точнее выкашлялись и тяжело дышащий, стоящий на четырех костях Дима, пускающий из носа длинные тягучие сопли, сплюнул такую же слюну, постепенно фокусируя зрение на находящейся под ним поверхности. Стало настолько хорошо… Такое облегчение, что он хоть куда-то прибыл, даже не умерев по дороге… Этого не передать словами — это надо прочувствовать.

Он попытался встать, но не сумел и завалился на голую задницу, раскидав яйца на холодном мокром полу. Тогда мальчишка медленно поднял голову вверх, глядя в темноту невидимого потолка, затем вытер обеими ладонями лицо, а после мощно высморкался, прижав поочередно указательный палец к одной, затем к другой ноздре. Слизи, а проще говоря соплей вывалилось немало, причем на грудь, но… После пережитого — это ожидаемо. Ведь даже, когда плачешь — нос забивается наглухо, а тут полет сквозь такую толщу жидкости… Не две слезинки, как ни как, да и не слишком он брезгливый, и будто доказывая это, дрожащая рука смахнула с груди высморканное «богатство», после чего единственной проблемой остались заложенные уши, но не столь важной, чтобы напрягаться. Насколько Дмитрий знал — скоро должны вернуться в исходное состояние, а пока и тишина неплохо.

«Бом! Бом! Бом!», — мощно отдавались удары сердца внутри черепной коробки, и все еще с трудом дышащий юноша решил оглядеться по сторонам, однако результаты осмотра его искренне огорчили.

Он находился в каком-то слабо освещенном, видимо светом «живой» трубы, бескрайнем каменном подвале и кроме участка, на котором сидел, больше ничего не видел. Хотя нет… Видел. Вокруг него валялось пару десятков недвижимых тел, скорее всего также выплюнутых удивительной живой стеной, но уже мертвых, по крайней мере, так они смотрелись. Не обратив внимания на трупы или еще живых людей, какая разница, он и на Земле не очень любил их, еще сильней очерствевший за последние часы мальчишка, кряхтя, как столетний дед, поднял избитое тело на дрожащие ноги и автоматически почесал мокрые яйца, словно спрашивая их, а не голову: «Как быть дальше?»

«Бубенцы» глупо промолчали, и Дима оторвал вопрошающую ладонь от безмолвных причиндалов, решив додумать позже. Из-за шока до сих пор им владеющего, он не особо задумывался о новых мучениях или возможной опасности рядом. Хотелось просто лечь и уснуть на холодном, неровном полу, но эти чудесные мысли были отвергнуты очнувшимися ушами, начавшими пропускать раздающиеся из неясного окружающего сумрака самые разные звуки, издаваемые большим скоплением людей.

Тихий, тонкий жалобный шепот, бормотание заученных и искренних, придуманных на месте молитв, громкие причитания с взываниями к Богу с жалостливыми и безнадежными всхлипываниями, стоны, кряхтение, сопение и многое другое издаваемое массой перепуганных людей… А также… Нет. Он не ослышался! И только это полностью опровергало теорию всемилостивого бога, придуманного для землян… Раздающийся поблизости плач ребенка. Недавно рожденного малыша, ведь именно так плачут в данном возрасте. Непонимающе, просяще, ожидающе и искренне!

И вот вся эта какофония звучных людских переживаний моментально окружила поднявшегося с четверенек измученного парня, заставив страдальчески сморщиться от ее внезапности.

— И так… Я, как обычно чесал яйца у всех на глазах… — не особо удивившись, пробормотал под нос Дмитрий и сделал шаг из неясного света, источаемого плюющейся стеной в подвальный полумрак, дабы познакомиться с земляками, однако шага не хватило.

Пришлось пройти целых пять, причем по множеству неровных камней и через такое же количество недвижимых, лежащих в различных позах распухших тел, так и не доживших до «счастливого» момента увидеть людей, а точнее узников Ада, буквально излучающих горе, тоску и безнадежность.

Кого из жителей Земли здесь только не было, нет смысла даже перечислять, ибо Сортировочная собрала представителей каждой нации, всех, как одного со свежими, пахнущими горелым мясом тавро на лбах и голых, как нудисты в Лисьей бухте Коктебеля. Старики, женщины, девушки, мужчины, юноши, и тот самый обладатель младенческого плача, бестолково размахивающий миниатюрными ножками с ручками и находящийся на руках, наверное, матери. Других детей, кроме него здесь не проглядывалось, лишь более-менее взрослый люд, правда это была лишь малая толика разместившегося на полу и возле мрачных склизких стен народа, увиденного Дмитрием, на которого никто не обратил внимания. Скорее всего, он не первый, кто вывалился в довольно сильно пахнущую мочой сумрачную темницу, и здесь каждый так начинал.

Судя по наблюдаемому парнем зрелищу, все эти люди оградились друг от друга стеной непонимания и собственных страданий, где каждый занимался только собой, даже не пытаясь найти общий язык с бесцельно бродящим, сидящим или лежащим рядом, идентичным ему адским «гостем». Такова природа человеческого страха, когда человек после пережитого ужаса запирается внутри себя и никого не подпускает. Даже, когда боль исчезла…

— Привет… — неуверенно и почти неслышно автоматически пробормотал он, шокированный количеством людей, наполненных безразличием друг к другу.

«Как будто снова на Земле оказался, да прямо на гигантском ЖД вокзале, типа все куда-то едут и никому, ни до кого нет дела…», — пролетели мысли у Димы, продолжающего разглядывать скопление несчастных, ожидающих дальнейшей участи, отчего-то забыв о себе, таком же мученике.

Было видно, что в Аду не перебирают и отправляют в Сортировочную — идиотское название — любых мало-мальски достойных, по крайней мере здесь вообще не было покалеченных, хотя… Не просто же так где-то воют и стенают. С другой стороны может по чисто человеческой привычке, этакое показательное горе, дабы все видели, как кому-то плохо… Этого Дмитрий никогда не понимал, особенно вытья на похоронах. У него на этот счет присутствовало свое, пусть и эгоистичное мнение. Каждый когда-то должен уйти, хотя, как говорила Ванга: «Если бы вы знали, что такое смерть — вы бы не хотели жить!». Когда он впервые услышал данную фразу, то она слишком двояко звучала, но сейчас осталась всего одна сторона медали — после смерти настолько жутко, что лучше не рождаться, а если родился, то будь готов умереть. А насчет ни одного покалеченного в прямой видимости, так может быть таковы правила и сюда должны попасть в целости и сохранности все, а уж потом на Рынке разберутся от кого оставить слезы на раскаленной земле Ада, а кто пойдет киркой, да киянкой махать.

«Да уж… Жизнь постоянно преподносит людям сюрпризы… Жили-жили, ни о чем не думали… Мечтали о достойной старости и райских кущах после смерти, толком не понимая, как они выглядят, а тут… Та-да-дам!!», — он грустно вздохнул. «Сам-то я чего ожидал? Вообще ничего… Не так я хотел умереть, не так… Надеялся хоть как-то подготовиться… Когда-нибудь… Ага… Дурак-дураком… Хотел, но не делал…», — он рассматривал разместившихся поодиночке и очень редко небольшими группками по два, три человека будущих рабов Ада, многие из которых до сих пор не верили в пребывание на «том свете», считая происходящее страшным сном.

Со всех сторон доносились тихие, но в тоже время наполненные такой силой и искренностью молитвы, что Диме даже стало жаль этих действительно верующих, попавших в противоположность собственных мечтаний и надежд. Люди, бормочущие святые для них слова, тупо сидящие в полумраке и щиплющие себя одновременно с чтением причитаний, направленных в Небеса… Они мечтали прогнать кошмарное сновидение, но оно не двигалось с места… Для многих из них этот мир так и не станет реальным, ведьчерез некоторое время из прозрачной стены вывалится почти захлебнувшийся священник или подобный ему паникер, откашляется и заставит поверить в еще одно испытание Господне, после чего они уже сто процентов попадут на переработку в пищу другим узникам… Глупцы и идиоты, ведь здесь «верю, ибо нелепо» уже не поможет, как бы это ни было тяжело осознавать.

Кроме морально покалеченных Церковью здесь присутствовали обычные напуганные и наоборот собранные люди, такие, как например мать, укачивающая плачущего ребенка и одновременно с этим готовая вцепиться в лицо любому, кто тронет ее кровиночку. Вот от кого исходила уверенность и осторожность! Она смотрела на окружающих, подобных ей пленников Ада, как на врагов, ибо являлась матерью, а значит должна быть такой — злой, собранной и осторожной. Как-никак она защищала частичку себя и без разницы, где сейчас находится — это ее ребенок! Именно таких женщин сегодня не хватает на Земле, где преобладают безмозглые дуры, растящие подобных себе уродцев, напичканных сникерсами, кириешками и одетых зимой в пять штанов и три куртки, дабы не заболел от зимнего солнца. Идиотки, что с них взять…

Дмитрию стоило всего один раз поглядеть в ее сторону, как эта очень даже молодая, с гривой непонятно какого цвета спутавшихся волос девушка яростно зыркнула глазами дикой кошки, заставив отвернуть изучающий взгляд в сторону. Но, как и любой нормальный парень, он все-таки успел оценить внешность молодой обнаженной мамаши и подумать: «В другое время и в другом месте можно было бы сказать: «Кис-кис-кис!», — но не сейчас.

Мальчишка где-то далеко внутри себя грустно усмехнулся, поняв, что по сути да… Вокруг стандартная, как и на любом вокзале толпа, разбитая на безмолвные единицы… Все та же серость, все те же люди, наполненные скорбью и побывавшие в лапах подобных его палачей, этаких Анатонов, возможно не очень разговорчивых, а молчаливых, сумасшедших садистов, не давших ни минутки покоя измученному телу и страшно подумать, что мучитель с копытами мог делать с ребенком в присутствии, например связанной матери… Он мог творить ужасные вещи, постоянно используя восстанавливающую капельницу и слушая безумные вопли молодой девчонки, для которой не было пытки страшней этой…

Единственное хорошее — клейма на лбу у младенца не было, по крайней мере, он даже мельком не увидел адской пометки «годен», а еще прекрасно то, что дети быстро забывают боль. В этом и состоит одно из главных отличий человека от обезьяны — людское сознание в отличие от животных, слишком долго формируется и умеет защищать себя, скрывая ненужную информацию от своего же владельца.

— Ну и как тебе здесь? — раздался откуда-то снизу сзади, негромкий, но твердый голос с ноткой искреннего интереса.

Дмитрий, резко дернувшись, повернулся назад, чуть не поскользнувшись на влажном, не слишком ровном, но в тоже время скользком полу: «Тут, как специально делают такую хренотень под ногами… Самим чертям вообще нормально ходить своими-то копытами?», — успел задать себе вопрос парень, тут же про него забывший, так как увидел любопытного.

Мужчина европеоидного типа, лет тридцати пяти, с легкой щетиной, наголо обритой головой и похожим на букву «Ж» уродливым ожогом на лбу, такой же голый, как и все здесь присутствующие, сидел на полу, положив руки на согнутые колени. Он чем-то походил на Диму после трубы с водой, только был более безмятежным, будто смирившимся с судьбой и ожидающим от нее следующего, пусть даже более худшего шага.

— Непривычно… — слегка запнувшись, ответил парень и уставился в слишком спокойные глаза, находящиеся на правильном, довольно аристократичном лице. — А в… — хотелось сказать привычное «Вам» из уважения, а точнее навязанных земным обществом правил этикета при обращении с незнакомцами, но сегодняшний день поменял все. — А тебе? — легко выплюнул из себя панибратское обращение Дмитрий, хотя уже увидел ответ в спокойных зрачках.

— Нормально, — усмехнувшись, ответил тот. — Тебе я вижу тоже ничего, судя по поведению. Любопытствуешь… Не истеришь в бесполезных молитвах, — он обвел рукой помещение, охватив всех видимых собравшихся.

— Да, как-то смысла нет… — пожал плечами Дима, присев на корточки и подумав: «Как все-таки непривычно без одежды, такое чувство, что в задницу и под мышки поддувает». — Сначала конечно дико… Типа, как так, смерть, все дела, а потом понимаешь, что это обычная тяжелая, а скорей даже кошмарная жизнь… Будто попал в плен в первую Чеченскую и тебя не отпускают домой без выкупа. Хотя конечно я не переживал подобного, просто читал и слышал, но думаю ощущения идентичные. Жизнь в яме, еда — помои, ежедневные избиения и издевательства… Чем не Ад? Просто здесь преподносят намного круче, но… У меня еще есть надежда, — осторожно закончил мальчишка и уставился на человека, которому впервые за последнее время доверился, вывалив ворох пришедших на язык слов.

— Хм… Интересная логика, особенно насчет еды, которой еще никому не давали, и что самое интересное, есть совсем не хочется, — усмехнулся тот, а Дмитрий заметил немного, практически незаметно свернутый набок нос и большой шрам на нижней губе слева — глаза привыкали к сумеркам. — Я примерно того же мнения, что и ты, но… Какая у тебя надежда и на что? — любопытная искринка мелькнула в глазах незнакомца.

— Всегда есть надежда на спасение… — медленно выговорил парень. — Ад не безвыходное место. Я уверен, — он шмыгнул носом, слыша, как плачет не успокаивающийся малыш.

— С чего ты взял? Лично мне так не показалось… Черт, вырезавший ремни у меня из спины обещал вечные мучения и пусть не такие, как рассказывают святые отцы, но… Мои раны моментально зажили после того, как я потерял сознание и очнулся. И так было не раз, не два и даже не три. Раз десять я умирал, а потом оживал без единой царапины! Это вечная жизнь, полная страданий! Я не верил во все это на Земле, но после пережитого смирился… Ад есть, и никому из людей от него не уйти! — спокойно проговорил сидящий напротив мужчина, причем настолько уверенно, что парень наконец-то понял — скорее всего, только ему — Дмитрию — рассказали историю Ада, Рая и создания людей, а остальные не в курсе, да и не всякий поверил бы, уж слишком мозги испорченыполной лжи земной жизнью.

В этом-то и заключалась проблема, скорее всего каждого находившегося здесь человека. Любой из них являлся рационалистом и скептиком до мозга костей и ни одного невозможно переубедить, что люди — это когда-то созданные чертями и ангелами биологические машины для исследования параллельной Вселенной в поисках истинного Бога. Если он начнет высказывать подобные мысли в сем полном безнадежности, тоски и страха месте, то его порвут свои же… Верующие! Ничтожества всю жизньожидающие прощения за несовершенные грехи! Ему подобные собратья по несчастью с напрочь изуродованными сознаниями, сумевшие понять и принять лишь одно — Ад действительно существует, не сделав никаких выводов. Пока все идет по Библии, где сейчас они в Сортировочной, неком подобии Чистилища, по крайней мере, по названию, и следующая остановка Рынок, где их должны забрать на Небеса ангелы, только они не знают, какие это Небеса.

«Ну-ну…», — усмехнулся Дима, глядя сквозь тихо свихнувшегося собеседника. «Давайте. Верьте, надейтесь, ждите. И погромче молитесь, здесь таких обожают…»

Именно умением принимать любую реальность он и отличался от находящихся здесь людей, проживших жизнь с осознанием неизбежности смерти, где за все придется отвечать. Отличие Дмитрия состояло в любопытстве, неумении подчиняться и способности не отбрасывать, а анализировать информацию, похожую на бред. Информацию, совершенно не похожую на навязываемую лживым миром и считающуюся галлюцинациями. И только поэтому он тот единственный из подготавливаемой для продажи толпы, кто реально смотрит на вещи. Пусть ему страшно, может даже страшней чем другим, но он будет изучать этот мир, дабы вспомнить… Вспомнить, когда-то произошедшее с ним, ибо слишком мало удивляется и чересчур быстро привыкает, а для обычных людей — это ненормально.

— То есть ты уверен, что это навечно? — переспросил Дима, сдув каплю воды, повисшую на носу. — Ты терял сознание, а потом очухивался, и все раны заживали? Сами по себе? И тебя никто не лечил?

— Да! Меня уж точно никто не лечил! Видел бы ты того, кто со мной все это делал, он совсем не похож на доктора, — спокойно кивнул тот, а глаза блеснули сумасшедшей искрой. — Ни единой царапины и огромный черт с гигантскими рогами начинал заново. Не говоря ни слова, не издавая ни звука! Под конец он содрал с меня всю кожу, и она выросла заново!

— Понятно, — Дима встал, поняв, что с этим человеком каши не сваришь.

Блеск в глазах объяснил все. Этот человек во время пыток свихнулся, получив спокойствие и выдержку вкупе с уверенностью в предначертанном происходящем. Ему никто ничего не рассказывал и не показывал действие капельницы. Повезло. Да-да. Именно повезло. Заполучить ничем непробиваемую уверенность в необходимости мучений… Это круто. Жить без вопросов и с пониманием «так надо» — это уже из Оруэлла и его романа «1984». Поэтому спокойно сидящий мужчина со свернутым носом и не молился, презирая остальных взывающих к богу. Он считал происходящее заслуженным и вполне естественным. Как-никак предел пыток существует, и он выглядит принятием происходящего за обыденность, новую действительность, где единственный бонус — вечная жизнь.

«Интересно, как он отреагирует на то, что чуть позже в него встроят регенеративный орган, этакую «волшебную» капельницу? Для него исчезнет ма-а-а-ленький кусочек волшебства Ада!», — Дмитрий не говоря ни слова, ухмыльнулся и пошел к сырой, покрытой неприятной на вид слизью стене, ибо ему стало абсолютно неинтересно знать о чем еще расскажет этот свихнувшийся.

Он и на Земле игнорировал идиотов, считающих мир таким, как описывается в учебниках школьной программы. Возможно, так проще жить, но… Жить в мире полном лжи, отвергая внешне бредовую правду — это удел слабаков и ничтожеств, не желающих видеть дальше собственного неказистого огорода и привычной пасеки с пчелами, а он таким быть не хотел!

До стены было недалеко, буквально метров десять полумрака, главное ни на кого не наступить и не споткнуться. Повсюду сидели, лежали и тупо бродили, бессмысленно шевелящие губами и смотрящие в потолок со стенами несчастные мужчины и женщины, совершенно не стесняющиеся невозможной на Земле наготы, а издаваемая ими какофония, смешанная из всевозможных звуков страданий раздражала до невозможности. Все это, конечно, понятно… Здесь каждый мучается, поэтому вроде и ты должен испытывать душевную и физическую боль, ибо внешне ничем от них не отличаешься, но суть была в том, что Дмитрий отличался внутренне. У него до сих пор не выходили из головы слова Анатона: «Твоя порода «Спящие»…, - а вот кто это — хрен знает.

Сердце, сны, да и вся его жизнь говорили, что это правда и он не такой, как все, но разум… Разум не мог смириться, однако на все просто нужно время и не более того. По крайней мере, сейчас плевать, что произойдет дальше, ибо жутко хотелось спать… Подольше и покрепче, дабы мозг обработал полученную информацию, смягчив ее, а также для лучшей адаптации к новому миру. А еще хотелось тишины от находящихся здесь людей, испуганных и галдящих, вернувшихся на родину детей Геенны Огненной. Почти спокойный юноша мрачно усмехнулся, переступив еще одного бессмысленно крутящего глазами с льющимися из них слезами толстого паренька с ожогом на лбу, жутко смахивающим на грустный смайлик из «ВКонтакте».

Лично Дмитрию было неясно, какой смысл причитать и выть, если ты цел и невредим. Жизнь-то продолжается. Страшно конечно от незнания, что будет дальше, но ведь будет! А раз будет, значит все хорошо, а эти…

— Тьфу! — он зло и смачно харкнул над головой какого-то обрюзгшего мужика с глупым вытянутым лицом, молча грызущего ногти и развалившегося на два квадратных метра мрачного послепыточного помещения, но тот даже не пошевелился, зато плевок попал на ногу сидящего рядом, скрюченного и громко молящегося старика.

— Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняяй бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшего силу диаволю, и даровавшаго нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата. О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь! — Дмитрий внимательно дослушал бормочущего заученную молитву святошу и аккуратно обошел, где-то внутри себя, извинившись за плевок, хотя верующий бездельник совсем не обратил внимания на такую мелочь.

«Что за люди! Никакой веры в себя! Все на бога надеются, а жопу поднять лень…», — он облегченно уселся на холодный мокрый пол рядом со склизкой стеной, бесцеремонно втиснувшись меж находящихся там двух неопрятных женщин разных возрастов, абсолютно не обративших внимание на подобную наглость. «Да уж! Интересно сколько времени требуется приходить в чувство? Или им теперь наплевать на все? Потерян бизнес, семья, дача, пять квартир, три айфона или же просто учетная запись в «Одноклассниках»? И все? Жизнь остановилась? Что вообще за бред? Все же живые! Надо двигаться дальше! Чего-то ждать в конце-то концов и не обязательно плохого!», — но сидящие напротив и рядом самые разные люди с ожогами на лбах выглядели мертвыми, по крайне мере внутри.

Видимо жизнь для них остановилась сразу пыточной лежанки, где стало точно ясно, что огурцы на даче будет поливать кто-то другой или вовсе завянут, а новых друзей и оценок за свежие фотки в социальных сетях больше не будет. Все вокруг выглядело именно так, и что удивительно не ощущалось никакой разности поколений. Ад всех уравнял и каждый ушел в себя по причине потери прежней, словно срисованной с общего шаблона жизни. Пусть у одного ею являлась виртуальная реальность, а у другого работа на стройке, здесь же все пленники Ада оказались одинаковыми, будто доски в заборе.

Дима облегченно прислонился к противной стене, получив долгожданную опору. Наконец-то появилось место, где стало не страшно просто присесть и отдохнуть… Среди толпы людей, не знающих друг друга, с наверняка одним на всех языком… Люди, словно вернулись в альтернативное прошлое, никогда не имеющее строительства Вавилонской башни.

В темном месте у склизкой стены, там, где можно выспаться, не боясь проснуться обкраденным, было уютно и хорошо, плюс воды он напился на сутки вперед. Дима зевнул, чувствуя, как наваливается дремота. Организм требовал отдыха, причем очень настойчиво.

«Сейчас-сейчас…», — мальчишка поерзал задницей на камнях, выискивая позицию поудобней и, прислонив гудящую от напряжения голову к холодной стене, проверил степень опасности двух теток, меж которых нагло втиснулся.

Две женщины, одна лет сорока, полная, с отвисшим животом, а также почти нулевым размером груди, и вторая — древняя старуха с лежащими на впалом животе отвисшими грудями, внешне давно впавшая в маразм и сейчас молча перебиравшая серые сальные волосы пальцами с длинными кривыми ногтями. В другое время и в другом месте Дима постарался бы сменить соседок, но сегодня перебирать не собирался, именно здесь чувствуя уверенность в будущем сне, а самое главное, тут ни от кого не пахло. Ад каждого наградил чистотой тела, «подарив» загаженную физическую оболочку Земле, но забыв оставить там старость и ожирение. И это правильно. Жизненный опыт должен быть наиболее полным. Кто бы, не создал Геенну Огненную с Элизиумом, он является отличным воспитателем.

«Сюда бы еще нормального собеседника, могущего поддержать разговор и поверить в то, что знаю только я, но видно не судьба… В царстве горбатых — уродством является стройность и здесь самым ненормальным является погибший в двадцать пять летмальчишка… Кто бы мог подумать, что я так смогу подумать… Хм… Два одинаковых слова в начале и в конце… Спать. Только спать…», — парень тяжело вздохнул и вытянул ноги, еще раз оглядев соседок с мыслью: «Лишь бы не покусали…», — закрыл усталые серо-голубые глаза и практически моментально погрузился в спасительную темноту, почувствовав, как всклокоченная голова опускается на плечо безумно выглядящей старухи.

Глава 2

— …Никто не знает, как появилась Вселенная, и что было первым — сознание или материя, а даже если знает, то никому не говорит. Известно только одно. Чистый разум появился раньше, чем обрел себя в материи. Надеюсь, это понятно? — сгусток колеблющегося света завис в воздухе, однако эти слова прозвучали внутри каждого.

Странное место, пещера из голубовато-серого камня, с бесшумно падающим в круглое озерцо небольшим водопадом и неровным потолком, покрытым мхом приятного зеленого цвета. Округлые стены природной работы и множество вроде хаотично, но в тоже время удобно расположенных ступеней, вырубленных в камне явно искусственным методом, плюс несколько десятков светящихся огней разного цвета, непрерывно меняющих форму, но зависших над поверхностью уютного места.

— Вы собрались здесь, придя из самых разных уголков бесконечности Вселенных, где до этого бродили в бессмысленных поисках себя. Каждый посетил множество миров и каждого я прошу о помощи, а здесь мы находимся, ибо я желаю показать, как в реальности выглядит материальный мир и возможное для вас физическое воплощение. Примерная форма, в которую вы можете облачиться по собственному желанию. Смотрите.

Спустя несколько секунд появилось странное уродливое создание с четырьмя конечностями, две из которых использовались для вертикального передвижения.

— Вот. Представитель только начавшей развиваться гуманоидной расы. Он нас не видит и не чувствует, ибо мы пребываем за гранью его мира. Материального мира. Один из представителей множества рас, раскиданных по близлежащей, довольно отличной от нашей Вселенной и сегодня я привел вас на планету, подобную той, куда прошу вас отправиться, — пространство вокруг говорящего заполнилось непрерывным гомоном.

— Такими мы станем?

— Жить в этом?

— Нас не предупреждали!

— Но материальный мир — это бесценный опыт, я перейду на ступень выше.

— Ступень выше… Ступень выше… Говорят, что оттуда не возвращаются. Можно еще целую вечность путешествовать без всяких испытаний!

— А где смысл? Выше нас не пускают, а ниже мы все знаем! В чем смысл?

— Страшно! Даже очень!

— Говорят, там есть боль!

— Боль? Я прослушал! И я не знаю такого слова, но оно плохое.

— А надолго туда?

— Просто попросили помочь, но не предупреждали о подобном…

— Спрячут нашу память в надежное место…

— Без памяти еще можно…

— Невозможно жить без памяти.

— Да ты даже не будешь помнить про спрятанную память, значит, можно!

— Тш-ш-ш! — ораторствующий сгусток света попросил тишины. — Никого не гонят насильно, но сей путь даст возможность перешагнуть на следующую ступень, по крайней мере, прошедшим его. Тем, кто сам сумеет измениться. Каждый из присутствующих здесь обладает чем-то недоступным гуманоидам, — он незримо указал на склонившееся над озерцом создание. — Качествами, делающими лучше, и ими вы поделитесь, пусть они сначала не сумеют понять, — сгусток света на несколько секунд замер в неизменном положении. — Я закончил. На сегодня все. Желающие уйти, могут уйти, — оратор растворился в воздушном пространстве красивой пещеры, а пара сотен переливающихся шаров застыли, словно в размышлениях. Спустя пару минут неслышимых разговоров они одновременно вылетели сквозь голубовато-серые стены пещеры.

Пьющий воду гуманоид обернулся и настороженно посмотрел наверх, наморщив крупный подвижный нос, но там никого не было, как и в момент его прихода сюда. Он вновь опустился на четвереньки и продолжил глотать такую вкусную воду, глядя на собственное отражение овальными зрачками на огромных, ярко-зеленых глазах. Тело без одежды, покрытое редкой шерстью, шестипалые руки и ноги с полупрозрачными перепонками говорили о том, что это человекоподобное создание еще очень недалеко ушло в развитии, но… Оно уже умело улыбаться и радоваться вкусу воды.

«До чего же странное существо… Жалко его… Скованное физической оболочкой, абсолютно неприспособленной для полетов… Но мне кажется, оно довольно жизнью…», — единственный оставшийся энергетический сгусток с любопытством рассматривал прямоходящее создание. «Жить подобно ему? Зависеть от пищи… Испытывать боль… Странное слово… И да… Действительно плохое… Удивительно! Такой другой мир!», — он с огромной скоростью вылетел из пещеры, сквозь искрящийся крупными брызгами водопад, скрывающий голубоватую каменную стену, а далее резко взмыл вверх и растворился в бескрайнем ночном небе.

Дима зевнул, с трудом поднимая веки и продираясь сквозь объятья крепкого сновидения. Неизвестно, что его разбудило, странный, причем не первый в жизни сон про летающие шары, где он являлся одним из них или внешне впавшая в маразм, зашевелившаяся старуха, которая выдернула костлявое плечо из-под его головы, тут же отправившейся к каменному полу под воздействием идентичной земной, адской гравитации. Парень, однако, он был не промах, поэтому успел выпрямиться, крепко ругнувшись и внимательно оглядывая ничуть не изменившееся помещение.

Все те же люди, все те же стоны с мольбами, только воспринимавшиеся намного четче. Отдых во сне, пусть даже таком странном и реальном все-таки облегчил жизнь… Он бы руку отдал на отсечение, что это воспоминания из далекой-предалекой прошлой жизни. Но… Проверить негде, оставалось только надеяться, а сейчас… Он зевнул, с холодной дрожью вспомнив Анатона, отрезанные пальцы, руку и раскаленный свинец в горло, но сейчас это воспринимались, как нечто мутное, далекое и будто бы не из его жизни.

И вот эту без пяти минут идиллию, как бы комично не звучали сии слова, сломала свихнувшаяся старуха, выдернувшая плечо, дабы приподняться, а с отвращением сморщившийся Дима постарался отвернуть лицо от ее половых органов, отвратительно смотревшихся на изуродованном старостью теле. Вторая его соседка на данный момент всхлипывала, отчего-то стыдливо прикрывая ладонями опухшее лицо, вследствие чего не стоило обращать на нее внимания. Плачущие ни о чем женщины, слишком никчемны в роли собеседников из-за руководящих ими эмоций. Их даже утешать бессмысленно, тем более в Аду, где этих двух определенно отправят в мясорубку для поддержания жизни в остальных узниках, когда-нибудь возжелающих пищи.

Дмитрий тяжело вздохнул, изо всех сил мечтая, чтобы бабка-маразматичка убрала задницу с отвратительно висящими половыми губами с глаз долой, и та, как по заказу, внезапно плюхнулась назад, причем, чуть ли не на его колени, однако… Он успел выставить руки и направить заднюю часть безумной женщины на старое место, после чего брезгливо вытер ладони об свои голые бедра.

— Твою-то мать, овца старая! — в сердцах ругнулся он на безумную старуху. — Зачем вставала? Что у тебя в голове бабуль, совсем свихнулась под старость лет?! — нервы у Димы были ни к черту.

Бабка же в ответ безмолвно вцепилась кривыми ногтями чуть выше своих коленок, подтянула ноги к подбородку и забормотала:

— То же самое, что и везде! Никакого уважения к старикам! Никакого уважения! Молодежь, что здесь, что дома — одна и та же! Ничего!! — она обернула к нему лицо с безумно горящими глазами и брызнула слюнями из беспрестанно-двигающегося рта. — Ничего!! Ха-ха! Внучек!

— Не внучек я тебе! — скривился Дима, отодвинув голову, ибо брезговал попадания чужих слюней. — Ищи в другом месте! — прекрасно понимая, что большинство старушек, так называет всех молодых людей, но раздражение внутри пересилило доводы разума.

— Ай! Да какая разница! На Земле я всех вас называла внучками! — подтвердила мысли мальчишки плюющаяся бабка. — Жизнь прожила! Пенсионерка! Всю жизнь работала! В бога верила! В церковь каждые выходные ходила! Нищим подавала! А теперь сижу с грешниками! Грешникам!! Когда мне на Небеса положено! Батюшка всегда говорил мне, что я уйду в Царствие Небесное! Почему я здесь?! С такими, как ты?! С грешниками и нехристями! Мусульманами в конце концов! Я сейчас должна сидеть у трона Его, и петь осанны в Царствие Его во Славу Его!! Но я в Аду!! В Аду!! — взвыла старуха противным скрежещущим голосом и ухватила Диму за плечо, причинив боль кривыми ногтями.

Тот вскочил на ноги, вырвав засаднившую руку из бабкиной клешни, и вгляделся в плечо сквозь сумрак. Старая ведьма оцарапала его! Поскорей бы встроили регенеративный орган, а то загноится еще… Чего-чего, а раны, причиненные человеческими зубами и ногтями, самые отвратительные.

— Тьфу ты блядь! — он еле успел отдернуть ногу, так как бабка хотела ухватить и ее, дабы что-то еще рассказать. — Отвали калоша старая! Вообще свихнулась со своим Раем! А мусульмане-то, что тебе сделали, дура старая!? — Дмитрий отошел подальше и зло сплюнул в темноту, не заботясь о попадании в кого-либо, ибо чхал на людские правила поведения в месте их не имеющем.

Только сейчас он обратил внимание, что задница сильно замерзла и затекла на холодных камнях.

— Так хорошо спал, старая вафельница! Чего тебе не сиделось, овца! — парень искренне злился на пожилую, свихнувшуюся женщину, яростно потирая замлевшие ягодицы и чувствуя, как маленькие иголочки закололи задницу изнутри.

«Хорошо-то как…», — юноша тихонечко перетаптывался ногами, аккуратно поглядывая в сторону безумной старухи, затихшей на том же месте, что и до его прихода. «Старая калоша… Чего же ты померла в мою смену…», — осколок черного чувство юмора выпорхнул из него, словно юркая синичка и он даже не сумел его остановить, смешливо хрюкнув, а после осторожно оглядевшись.

Всем было неинтересно, о чем его хрюк, сам же Дмитрий обрадовался проявлению внутри себя, пусть даже такого некрасивого юмора, но столь поганое место другого породить не могло. Значит все не безнадежно, и он живее всех живых. Правду говорила мама, что ему все, как с гуся вода.

«Интересно, как там она?», — встрепенувшись, впервые вспомнил о матери парень, тут же поняв, что ежели сделает попытку переживать, то это будет не слишком искренним, ибо подобные проявления чувств должны не делаться, а идти из глубины души сами по себе.

Да. Ему было жаль мать из-за наверняка ужасных страданий испытанных ею после его смерти, но всплакнуть от этого вряд ли сумел бы. Пусть даже она его вырастила и постоянно переживала, пытаясь помочь абсолютно не воспринимаемыми им советами. Именно за это и требовалось платить сочувствием и благодарностью, однако истинной, всепоглощающей человеческой любви к матери, а также ощущения близости к остальным родственникам Дмитрий никогда не испытывал, уж слишком отличался от них внутренне. И не его вина в отсутствии вполне естественных для остальных чувств. Не чувствуя привязанности к земному миру, он никогда не ощущал единения с окружающими людьми. Так было с рождения. И так будет всегда.

Еще давно, до собственной смерти парень размышлял о своей черствости и внезапно понял, что даже если потеряет всех знакомых, то будет переживать не больше, чем от потери зажигалки, а может и меньше. Сначала подобные мысли пугали, но последующий самоанализ и прочтение множества книг на тему духовного развития показали, что глупо пытаться походить на окружающих. Нужно быть самим собой и тогда Дима дал волю всему из него выходящему, принимая истинное «Я», постоянно изучающее окружающий мир, чуть позже убивший его во время опохмелки. Возможно это судьба, а может просто случайность, но ясно одно — он все равно не осознавал, зачем жил, а ведь только в этом случае реальность откликнется на каждую мысль, принявшись подстраиваться под тебя. В противном же случае, если ты постоянно сражаешься с окружающей действительностью, то сама жизнь превратится в бесконечную войну.

«Почему я не понимал этого раньше, а додумался только здесь?», — он внезапно обратил внимание, что совершенно не имеет желания употреблять спиртосодержащие напитки, только лишь никотиновый зов продолжительно шел из груди, но не напрягал, а скорее даже помогал размышлениям.

Дима внезапно понял, что алкоголь и правда является одним из худших изобретений человечества, ведь именно с его помощью люди подавляют в себе Божественную искру, стремящуюся к знаниям и совершенству. Спиртосодержащие напитки тормозят человеческую программу поиска настоящего Творца, заставляя подавленные эффектом опьянения тела валяться на диванах и тупо смотреть в телевизор. Алкоголь связывает организм — прекрасно отлаженную машину с сознанием и часто душой, заставляя заткнуться то самое высшее, хотящее жить и развиваться «Я».

И в сегодняшнем настоящем земного мира, сей эффект опьянения используется повсюду. В еде, сигаретах, алкоголе, антидепрессантах и наркотических обезболивающих. Все, что может хоть немного побеспокоить человека, заставить задуматься о себе и своих проблемах, подавляется неизвестным злым гением, исключительно грамотно придумавшим нынешнюю систему потребления, властвующую над Землей.

Человеческая пища наполняется искусственными усилителями вкуса, дабы каждый ел, как можно больше, ведь это так вкусно! И как же заманчиво тянет в сон после обильного обеда, когда живот набит доверху! Ведь можно хорошенько поспать, после чего еще раз поесть! И жизнь становится прекрасней! Или же эти чудесные антидепрессанты! Выпил таблеточку и все проблемы ушли куда-то далеко! Исчезли! Их больше нет и человек уверен в себе, считая, что все получится, даже если ничего не делать. А ведь антидепрессанты просто заставляют поверить в обладание ключами от закрытой двери, но когда их действие закончится, то… Дверной замок станет больше и надежней.

Ну и на сладенькое, отвлекающие от собственных проблем телепередачи. Самый простой и «очаровательный» пример — «Дом-2». Телевизионное шоу, бьющее все рейтинги и заставляющее обезьян в людских телах покупать даже журнал с подобным названием. Бессмысленное чтиво и бессмысленное шоу, рассказывающие о чужих жизнях, полных мелких проблем наподобие, кто с кем будет спать. Все это отлично продается и покупается, из чего можно сделать один-единственный вывод.

Человечество медленно, но верно подготавливает себя к самоубийству. И это хорошо, что многие из будущих поколений вымрут от собственной глупости. Даже не хорошо, а вполне нормально и естественно. Так действительно нужно, ибо Ад нуждается в тупом человеческом мясе.

«А ведь действительно… Всю жизнь я подавлял себя алкоголем и сигаретами! И здесь, лишенный этих «радостей», очнулся или проснулся, хотя мог сделать тоже самое и на Земле… Сейчас вообще не хочу бухнуть, ведь мне так лучше! Чистая голова, ясность мышления, постоянное брожение адреналина в крови и капелька сна сделали меня нормальным, намного лучше размышляющим и независимым от дурных привычек! Ну, почти…», — Дмитрий оглядел смутно различимую в полумраке огромную толпу потерявшихся людей и внезапно осознал, что за воспоминаниями с размышлениями прошли «иголочки» изнутри замлевших ягодиц.

Тут его внимание привлек некий звук, раздавшийся со стороны «плюющейся» стены. Мальчишка обернулся и рассмотрел во всех подробностях процесс, как оттуда вываливается следующий человек. Походу Дмитрий являлся единственным, кто стоял и с любопытством наблюдал за происходящим, в то время, как остальные узники даже не шелохнулись, а просто сидели и топтались в полумраке, бессмысленно ожидая своей дальнейшей участи. Хотя нет. Не бессмысленно.

То там, то здесь взмывали руки, будто просящие у невидимого адского потолка выпустить их на Небеса, в райские кущи, потоптать зеленую травку, а где они взмывали, слышались вопли:

— Аллилуйя! Осанна тебе Господи! Помилуй рабов своих Господи! Молюсь во имя твое! Аллилуйя! Осанна! Осанна! Осанна Господи! — руки падали вниз, а их владельцы бормотали все новые и новые святые слова, короче говоря, христиан было заметно издалека и при этом не особо жалко.

Если задуматься, то ни один разумный Бог не даст человеку того, чего тот не заработал при жизни. И вот сейчас эти, поклоняющиеся Христу свежеиспеченные мученики, пытались выбить из него или его отца обещанное в виде райских кущ и сладкой жизни. И это те люди, которые всю жизнь прогибались перед любым проявлением несправедливости жестокого, но реального мира. Умер родственник — Господь забрал! Заболел — Господь дал испытание! Ничего не получается, оттого, что я слабак и ничтожество — и это испытание Господа, ведь он не даст мне невыносимого!

Логика этих людей бесит и раздражает, в особенности, когда они с умным видом рассказывают, будто ни один листок не упадет с дерева без Его ведома, а значит все согрешившие и находящиеся в Аду на Его совести! Ведь без Его ведома, они бы не делали эти гадости! Ох уж и проказник этот придуманный для землян бог! Шутник этакий! Получается, что некий педофил, изнасиловавший и убивший, допустим штук двадцать пять детей, сотворил подобное не сам, а с подачи Господа! Это, что же такое получается? Кто тогда правит миром? Может сам Дьявол, заставивший поверить людей в свой проигрыш Господу? Иначе, как объяснить творящееся на Земле ежедневно, где без Его ведома ничего не происходит?

Дмитрий снова злобно сплюнул, подумав: «Хоть бы на кого-нибудь их этих придурковатых попало!», — единственное, что радовало, так это нынешние мыслительные способности, появившиеся после полного обновления тела и очищения мозга от земной грязи. Сейчас он понимал намного больше, чем когда-либо, а умение спорить с самим собой и время от времени соглашаться, выдавало удивительные умозаключения, кои можно записывать, дабы читать лекции шибко уверенным в Библии и иже с ней.

Оставалось взглянуть на буддистов и каких-нибудь представителей Якутии с Сибирью, поклоняющихся множеству богов и духов, наполняющих мир. Больше вероисповеданий Дима не знал, хоть и много читал. Эта тема не особо волновала его, хотя сейчас бы пригодилась. Еще он помнил всяких там индусских, туземных, чукотских и тому подобных богов, но не особо в них разбирался. Суть в том, что больше всех скулят именно христиане. Самые заметные из всех религиозных течений, будь-то католики или православные, но в любом случае рабы Божьи, коих учили по жизни только стенать.

Ему было неясно насчет мусульман. Само собой тут хватало смуглолицых бородатых людей с головами, будто созданными под тюбетейки, но они отчего-то молчали, мрачно глядя никуда, или тихо перешептывались, собравшись в группы от двух до пяти человек. Не хватало перебирающих четок пальцев рук, но всяких там: «Аллах!», — слышно не было.

Дмитрий с любопытством рассматривал вздувающуюся голубоватую стену, готовую родить следующего представителя Земли, между делом размышляя о различиях вероисповеданий и впавших в депрессию окружающих людях.

«Никогда не понимал этого… Продолжать бояться, после того, как пропала боль… Даже, когда меня однажды сильно избили, отобрали телефон и все деньги, а потом продолжили пинать, я попросил оставить сим-карту. Не постеснялся! Чего бояться-то!? Бьют и бьют, но симка-то нужней… Почему же все такие аморфные? Как замороженная рыба, все до единого! Никому не интересно, что будет дальше!? Новый мир, в конце-то концов! И новой боли, пока еще нет… Нельзя же зацикливаться на настоящем, если грядет какое-никакое будущее! Или у них черти были особенные?», — Дима искренне не понимал молчащих, вопящих, молящихся и ушедших в себя узников того света.

Светящаяся рассеянным голубоватым светом стена надувалась, и на ней появилось подобие фурункула, содержащего медленно, почти умирающе шевелящего руками и ногами человека. И видимо люди действительно являются гнойной раной Вселенной из-за постоянного сражения с ней, ибо нарыв внезапно лопнул, не выдержав сего непосильного бремени и тело следующего обреченного вместе с литрами двухстами воды выпало на холодные камни неровного пола. Секунд пять ничего не происходило, а потом жутко кашляющего и выгибающегося несчастного начало рвать водой.

«Неужели из меня также лилось?», — размышлял Дмитрий, глядя на бьющегося в рвотных судорогах новоприбывшего мужика, неопределенного возраста, но так как никто не давал грамотного ответа, он удовлетворял любопытство обычным наблюдением.

Очищение легких от воды длилось недолго, после чего тяжело дышащий, свежевымытый раб Геенны Огненной осмотрелся по сторонам и наткнулся взглядом на лежащие вокруг мертвые раздутые тела. Что-то щелкнуло в его голове, какое-то сострадание и он бросился к ближайшему из трупов, принявшись делать тому искусственное дыхание. От усилий старающегося над мертвецом человека, послышался хруст ребер, и Дима непроизвольно вздрогнул, уж слишком ударил по ушам звук ломающихся костей, пробившийся сквозь всеобщий гвалт.

«Блин! Откуда во мне такая эгоистичность? Почему я так не сделал? Никакого страдания по умершим, желания разбудить их, увидеть жизнь в раскрывшихся глазах… С самого детства, да и потом… Жалел кошек, собак, да и вообще любых животных, некоторых людей, причем не понимаю отчего выбор падал на них, но в тоже время не пожалею, если полмира сгорит в Третьей Мировой… Душа моя потемки… Прав был Анатон, а точнее честен… Мне необходимо глубже заглянуть в себя…», — в это время, еще минуту назад чуть не захлебнувшийся мужчина устал оживлять первого мертвеца и бросился ко второму, ситуация с которым повторилась.

Все действия новоприбывшего, искренне переживающего за лежащие вокруг бездыханные тела, тускло отражались в глазах каждого смотрящего в его сторону узника. Уже уставшие от смерти рабы Ада, «ожидающие» дальнейшего путешествия по Геенне Огненной, наблюдали за человеком, не свихнувшимся, не впавшим в тоску и не очерствевшим за недолгое время нахождения здесь. Многие из пребывающих в этом гигантском, как и все адские постройки подвале, будто смотрели дешевый, неинтересный фильм, но на безрыбье и рак рыба.

Дима же, быстро наглядевшись на сизифов труд пленника, занимающегося бессмысленным на его взгляд занятием, меланхолично отвернулся — адаптация к Аду проходила семимильными шагами — дабы найти место, где можно поудобней присесть и ждать продолжения жизненного пути. Должен же он когда-то начаться, тем более Сортировочная, если это она, почти полная, но как только он поднял ногу для первого шага…

— Смерть! Смерть вступила в свои права! — полетели брызги слюней изо рта, вылетевшего, откуда ни возьмись, следующего свихнувшегося. — Не в кресте вера, а в тебе! В сердце твоем! Внутри огнем пылает вера! — худющий мужик лет пятидесяти, с трехдневной щетиной на вытянутом, как у породистого коня лице, непонятно-объясняюще размахивал руками, перед чуть не обоссавшимся от внезапного испуга Дмитрием. — Все мы без креста, но с верою внутри! С ней пройдем и дальше Ада! И откроются нам Врата Рая! И приглашающе улыбнутся апостолы!! Аллилуй! Так пойдем же пробуждать других! — безумец попытался еще ближе приблизить светящееся сумасшествием лицо к мальчишке, но тот немного пришел в себя и с размаху влепил безумцу крепкую пощечину, сбив навигацию.

— Совсем ебнулся! — рявкнул сиплым и задрожавшим голосом Дима на безумца, закачавшегося в разные стороны. — Иди отсюда придурошный, а то вторую щеку придется подставлять, как завещал Господь твой — Иисус! — тяжело-дышащий парень, дернул левой рукой и свихнувшийся грешник, видимо понял, так как обиженно пошел прочь, с невнятным бормотанием потирая щеку.

«Охренеть!! Чуть не усрался от страху! Недаром я психушки боюсь… Сколько здесь еще находиться? Ожидание прям коробит! Ненавижу буйных психопатов!», — уже более аккуратно обходя взывающих к Богу, а также тупо бормочущих всякую ерунду узников, он зашагал к противоположной стене, обнаружив свободное пространство рядом с негром, покрытым множественными, едва видимыми в сумраке шрамами и азиатом, почему-то казавшимся японцем, но Дмитрий сам не понимал почему.

Естественно он направился туда, ибо, во-первых, чернокожие и японцы были редкостью в его краях, во-вторых, сей дуэт о чем-то почти яростно спорил, настороженно поглядывая на остальных, что прекрасно виднелось обновленным Адом зрением, ну, а в-третьих, рядом с ними практически отсутствовали раздражающие в своем отчаянии люди.

«Проклятое любопытство! Спасибо тебе, перепугавшая меня, царапающаяся бабуля!», — хотелось отослать сумасшедшей старухе воздушный поцелуй, но отсутствовало желание вглядываться в темноту.

— Привет! — юноша подошел к двум осторожно уставившимся на него людям разной национальности, но что самое интересное с такими же, как у него ожогами на лбу, уж он-то отлично запомнил форму раскаленного тавро на кочерге в лапах Анатона.

Ответного приветствия Дмитрий не получил, ибо сидящая на камнях пола парочка, состоящая из небольшого роста азиата с густой шевелюрой, а также крепкого сбитого, наверняка высокого и наголо обритого негра внимательно смотрела на него, не собираясь подниматься. Парень еще немного помялся, хлопая ресницами, ибо наглость, с которой он недавно воткнулся меж двух теток, куда-то исчезла. Ему жутко хотелось поболтать с этими двумя, так как он не ощущал здесь никого разумно мыслящего, кроме них, не считая шепчущихся о чем-то кучек бородатых людей, но выходцев Востока он вообще не понимал, да и мало ли о чем они говорят. Может его недавний «хрюк» обсуждают, они же там свиней держат за грязных животных.

— Ладно. Садись, — на чистейшем русском, как и все здесь, произнес азиат, сдвинув ноги в сторону, а чернокожий тоже расслабился, смягчив напряженный взгляд человека, выглядящего охотником на королевских кобр, причем любящим заниматься этим спросонья.

Да-да. Именно так он и смотрелся. Покрытый огромным количеством застарелых шрамов и непонятных, грубо выполненных татуировок, негр выглядел туземцем, попавшим в Ад прямиком с острова, затерянного в Тихом океане. И скорее всего так и было, ноболее всего мучил вопрос, отчего все разговаривают на русском языке и тут парня осенило.

«Каким-то образом здесь все понимают друг друга и все. Нет ни моего, ни их языков. Какой-то один на всех, давным-давно созданный, но забытый человечеством. Это можно позже узнать, а сейчас просто принять, как само собой разумеющееся. Ежели людей создавали в Аду вместе с Раем, то происходило же каким-то образом общение между изобретателями и творениями… Не просто же так говорится о Вавилонской башне, после которой смешались все языки, до этого же был всего один!», — парень хотел хлопнуть себя по лбу с криком: «Эврика!», — но не желал спугнуть потенциальных собеседников и возможно просто нормальных людей, тем более с тавром идентичным его.

Дмитрий присел на корточки, осторожно взирая на двух таких непохожих «мертвецов», и получил в ответ бесстрастный взгляд туземного охотника вместе с изучающим азиатским прищуром, после чего японец или кто там, вопросительно дернул подбородком вверх, типа, чего хотел юноша? Парень в ответ напряженно сглотнул слюну, просто-напросто не зная, как отреагировать. Он хотел поговорить с кем-то, кто его поймет и вроде бы нашел двух непохожих людей, наверняка разного вероисповедания, каким-то образом сошедшихся друг с другом в одной точке зрения по поводу происходящего, а теперь… Теперь не может сказать в чем дело и зачем пришел.

— Привет, — вновь выпали из горла хриплые слова. — Я хотел поговорить… — он запнулся, зачем-то покрутив серо-голубыми глазами по сторонам, но скорей всего от неуверенности. — Поговорить о происходящем вокруг. Они все… — он обернулся и обвел рукой людей, сидящих на видимой протяженности огромного подвала. — Почти все они ушли в себя, — Дима объясняющее ткнул пальцем в грудь. — Затихли внутри, боятся выйти и посмотреть по сторонам. А я… — мальчишка снова сглотнул. — Не такой. Я хочу понять, что это за мир. Хочу уйти отсюда! — он несколько раз моргнул и замер в ожидании ответа, стараясь не прятать глаза от вперившихся в него азиата с негром, меланхолично двигающих губами.

— Уйти… Думаешь мы против? Но мне кажется, что еще рано, — задумчиво произнес пожавший худыми плечами японец. — По нашему поверью, души умерших на пути в мир мертвых, сначала должны миновать реку Сандзуногава. У этой реки три страшных порога, и только пройдя их, мы окажемся в конечной точке, — он как-то по детски пожевал губу. — Причем где-то на этих порогах живут старик и старуха, отбирающие одежды. Мой дед рассказывал истории подобной этой, во времена моего детства… Потом я вырос и мне повезло, хотя сейчас уже не уверен… — запнулся он. — Устроиться в офис в Лондоне, куда переехала наша семья еще в 80-х годах, где меня научили верить только в работу с карьерным ростом, сказав, что это является жизнью, достойней которой нет ничего. Но сейчас я даже не знаю, во что верить, ведь очнулся уже без одежды, а кто ее отобрал — неизвестно, — бесстрастным тихим голосом говорил невысокий, недвижимо сидящий азиат. — Я видел лишь отвратительное создание, помесь гигантского козла и человека, разговаривающего на моем родном языке и причинившего мне огромное количество страданий… А затем он убил меня, чтобы оживить и отправить в путешествие по Сандзуногаве, видимо заключенной в эту трубу, — он кивнул в сторону светящейся голубым стене, возле которой устало и бессмысленно сидел человек, до этого пытавшийся вернуть к жизни раздувшиеся трупы. — И сейчас я спорю с уважаемым воином… — его глаза указали на чернокожего. — О том, что будет за следующим порогом Сандзуногавы… — азиат, теперь уже точно японец — Дмитрий где-то читал, что речка с подобным названием проскакивала в религии этой нации — вперил взгляд в негра, покрытого шрамами, тут же пренебрежительно хмыкнувшего, будто показав свое отношение к бреду оппонента.

— Сандзуногава! Ха-ха-ха! Нет такой реки в мире масаи! — ощерил белоснежные зубы туземец, а Дмитрий непроизвольно провел языком по своим, ибо никак не мог привыкнуть, что еще недавно такие разрушенные, сейчас новенькие, словно из дорогой стоматологии. — Так говорит наш шаман! Шаман-масаи — он ударил себя кулаком в широкую грудь. — Много людей приходило к племени масаи! Белые! — чернокожий указал рукой на Диму. — Желтые! — кивнул на субтильного японца. — Снимали ви-де-о, делали фо-то! И платили дол-ла-ры! — смешно и по слогам произнес он. — Расспрашивали Лкетинга, — черный кулак снова с глухим звуком ударился об широкую и блестящую даже в темноте грудь. — О богах, в которых он верит. Ха-ха-ха! У масаи один бог — Энгаи! Много масаи верят в Иисуса! Но Лкетинг нет! Энгаи дал мне жизнь! Энгаи заберет ее! Но не сейчас! Наш шаман сказал, что смерть — пустая темнота, поэтому Лкетинг не умер! Лкетинг жив и будет сражаться! — воин, выпрямившись, встал на ноги и гордо вскинул вверх мускулистую руку, а затем опустился на каменный пол, гордо глядя блестящими глазами на японца с Дмитрием.

Парень же вспомнил про масаи только то, что это гордое африканское племя, живущее где-то в Кении и Танзании. Точнее не племя, а народ, разбитый на множество племен. Какие у них верования он не знал, но суть услышанного сводилась к одному — рассказы о смерти у каждой из народностей содержат крупицу истины.

«Спасибо моей дурной голове, что все детство я только и занимался чтением всего подряд! Кто бы мог подумать!», — он шумно шмыгнул холодным носом.

Взять хотя бы японца, рассказывающего о реке Сандзуногаве, состоящей из трех порогов, где эта остановка первый порог, а ведь дальше адский Рынок и вообще неизвестно что, вот тебе и пороги. Плюс старик и старуха, отбирающие одежды… Ну, так здесь все голые. Или туземец масаи, утверждающий, что окончательная смерть — это полеты в темной пустоте. Чем не высказывание Анатона, рассказавшего о возможности смерти в Геенне Огненной, после которой возвращаешься в бесконечную Вселенную искатьзаново собственный путь?

И сейчас эти двое, японец из развитой цивилизованной страны и воин туземного племени, периодически пасущий мелких горбатых коров с чахлыми овцами, спорили, что с ними будет на том свете, а ведь только религиозные, то есть теологические споры, позволяют соревноваться в болтовне двум интеллектуально разным людям.

В этом суть и возможности любого вероисповедания — быстрое превращение в спасительный наркотик, легко захватывающий и трижды профессора наук, и духовно темного, как угольный карьер Донбасса, австралийского пигмея. Религия действительно опиум, облегчающий страдания народа, неистово верящего в спасение после смерти, только не зря ли большинство людей употребляют сей наркотик каждый день? Уж слишком бесхребетной становится большая их часть.

Мало, кто задумывается о происходящем внутри вроде святого места и отчего там становится легче. Люди приходят туда помолиться, а выходят словно пьяные, забыв о проблемах и считая, что теперь-то жизнь точно наладится. Но хоть кто-нибудь спросил себя, отчего душа успокаивается, а жизнь не меняется и почему эффект церквей и мечетей сравним с действием стакана водки?

— А ты? Ты же не просто так подошел? У тебя одинаковый с нами ожог. Клеймо, — щуплый японец указал пальцем на лоб парня. — Я обратил внимание, пока ты стоял перед нами! Что ты думаешь об этом месте? Вот он упирается в невозможность своей смерти, но не может объяснить, как сюда попал, и откуда взялся пытавший его демон! И отчего ты решил, что можешь уйти отсюда?

Его тонкий голос спугнул еретические мысли Дмитрия и парень моргнул, возвращаясь в суровую реальность, дабы посмотреть на небольшого азиата, взирающего естественным прищуром.

— Что думаю я… — Дима нервно почесал подбородок. — Ну, первое, в чем я уверен — это Ад, как бы его не называли в других местах. И я уверен в своих мыслях, ведь они сходятся с моими познаниями об этом месте из прочитанных книг. Во-вторых, верования у каждого народа разные, поэтому рассказ про реку и три ее порога, мне нравится, так как очень легко вписывается в происходящее, — японец довольно прищурился, хотя куда уж дальше, а масаи приподнял верхнюю губу, выразив некую степень недовольства. — Но я считаю, что настоящая смерть — это действительно полеты в темной пустоте, — туземец довольно хмыкнул и горделиво кивнул густоволосому азиату, типа, выкуси дружище.

Дмитрий же поразился. Эти два выходца чуть ли не из разных времен нашли время спорить и доказывать друг другу непонятно что в кошмарном месте, где другие ходят и стенают. Сравнивают верования и домыслы, где у японца даже не верования, а рассказы деда. Причем сразу же втянули в спор и его, гордо выпячивая грудь перед оппонентом с каждым согласием на личное мнение. Не просто так у них такие же тавро, не просто… Подобное спокойствие дается только с рождения.

— А насчет уйти отсюда… Я не знаю как, но откуда-то взялись легенды и рассказы о мире, куда люди попадают после смерти, вы сами так не думаете? — Дима уставился на японца, а затем перевел любопытствующий взгляд на масаи, молча слушавшего, бесстрастно скрестив руки.

Насчет туземца было не совсем ясно. Ему наверняка тяжело объяснять что-либо, но мальчишка считал, что если тот неким образом попал в компанию современного японца, то значит у них одна волна в голове. Он знал множество людей спорящих и сорящихся по любому поводу, но в тоже время никогда не расстающихся.

— Лкетинг не помнит, как сюда попал, — воин-масаи обвел огромный подвал мускулистой рукой. — Лкетинг никогда не был дальше семи ночей от своей деревни, поэтому может многого не знать! — Дима подумал, что туземец разговаривает короткими фразами из-за бедности языка. — Но Лкетинг уверен, что жив и поэтому будет сражаться! А демон — сон! — негр опустил могучую длань и замолчал, а юноша хлопнул ресницами.

«Да уж… Ему объяснить тяжеловато, зато японец по-любому понимает!», — парень уставился на внезапно заговорившего азиата.

— Ты говоришь разумно, по крайней мере, для этого места, — он грустно и криво усмехнулся, обведя раскосым взглядом мрачное место. — Верования моих предков гласят, что мы живем множество жизней, и кто знает… Может некто действительно вернулся с памятью полной картин этого ужасного мира, а после запечатлел их на бумаге или в красивых словах… — он вздохнул и повернул голову в сторону «плюющейся» людьми «живой» трубы. — Но, как на самом деле, никому из нас, пока неизвестно… Было бы неплохо вернуться в прошлое и полностью изменить жизнь… — азиат грустно вздохнул, слегка улыбнувшись. — Именно полностью, ведь там… На Земле, — он ткнул рукой в высокий потолок. — Я полностью погряз в материальном, совсем забыв о совершенствовании духовного. Мой разум засорился современной реальностью, внушившей, будто главная цель в жизни работа, и я работал. Работал не покладая рук… Забыв про себя и все свои желания… — японец почесал кончик носа. — А я очень хотел рисовать, но что бы дало мне это искусство, почти не ценящееся в современном мире? Ничего… Лишь самоудовлетворение и отсутствие материальных благ, а я их слишком ценю или просто обманывал себя, что ценю… Не просто же так говорят, что если Господь дал талант, то его необходимо использовать. Иначе большой грех! — несколько раз моргнул азиат, закончив непроизвольное размышление вслух, и посмотрел на Диму с выходцем из Африки.

— Рисовать — хорошо! Масаи любят красивые рисунки! — туземец ощерил белые зубы в искренней улыбке, оглядев свои многочисленные татуировки, еле видимые в полумраке. — Жить у масаи, красиво рисовать — много жен, много овец и коров! — ценности жителя Африки были маленькими и искренними, поэтому намного более блестящими и дорогими, чем мечты топ-менеджера Газпрома.

— Рисовать? — умилившись в глубине души, недалеко ушедшему от ребенка масаи, переспросил Дима, всю жизнь мечтающий стать писателем, но не чиркнувший и пары строчек. — А что ты рисовал?

— Я? — грустно хмыкнул японец. — Странные миры… Странных созданий… Моя мать говорила, что это шепот души. Воспоминания о прошлых воплощениях, воплощенные моею рукой… — он задумчиво взглянул на щуплую кисть, словно не понимая, как она рисует.

— Вообще-то я с этим согласен… — задумчиво произнес мальчишка, вспомнив слова Анатона про детей-индиго, пытающихся с помощью написанных ими книг и других искусства учить людей. — Мне кажется, что любые рисунки, да и книги, описывающие миры, отличающиеся от земного — это действительно шепот душ, как говорила твоя мать. Иначе, чем еще объяснить столь сильное буйство человеческой фантазии? А может твои рисунки, должны были что-то дать остальным, абсолютно ничего не желающим, не умеющим и ни к чему не стремящимся людям? Например, сделать их лучше и подготовить к подобной кошмарной участи? Дать знаний о существовании не только Земли, но и других миров? Дабы они заранее настроились побывать в лапах жестокого прямоходящего козла и пройти через, как ты говоришь — Сандзуногаву! — сейчас Дима одновременно и не любил людей, и испытывал к ним жалость за их незнание самой природы жизни.

Такое, кстати частенько накатывало, когда злишься, злишься, а потом начинаешь сочувствовать с мыслью: «Ну, кто виноват, что мозгов нет от рождения… Жалко же…», — ведь не будешь бить собаку за то, что она насрала посреди улицы, а не в тенистой аллейке, полной деревьев и опавших листьев.

Негр пожевал крупными губами и отрицательно мотнул головой, непонятно с чего произнеся:

— Демона нет! Демон — сон! — японец же, не обратив внимания на мнение масаи, подумал и кивнул.

— В этом ты прав! Думаю, что многие из людей, глядя на рисунки альтернативной реальности и читая описывающие Ад книги уже более других готовы к смерти, ибо пережили подобное, пусть даже «игрушечным» образом. Если бы мне повезло пройти этот кошмарный мир… — азиат зябко передернул плечами. — И вернуться домой, я бы больше никогда не занимался карьерой, а только рисовал. Хотя… Все мы так говорим, попадая в плохую переделку… Уважаемый Господи-сан! Сделай так, чтобы все плохое исчезло, и я обещаю жить по-новому! Я обещаю жить честно и делать только добро, помогая каждому человеку! — смешно изобразил каждого из миллиардов людей японец, заставив улыбнуться юношу, тут же вспомнившего себя в тысяче подобных случаев. — Такеши, — он встал и слегка поклонился Дмитрию, опешившему от подобного приветствия.

Это, конечно, понятно, что у японцев другая культура, просто стоящий напротив низкорослый человек довольно долго жил в Лондоне и ничего в речи, кроме добавленного к Господи «сан», не выдавало в нем азиата.

— Дима, — поднялся мальчишка и, протянув руку японцу, неуверенно поклонился.

Тот с непониманием поглядел на кисть парня и поклон, хлопнул веками, затем в глазах проскочило озарение, и он пожал ее. Рука азиата являлась сухой, крепкой и намного более приятной, чем мягкие и липкие рукопожатия многих людей.

— А уважаемый воин… — азиат с легкой усмешкой посмотрел на сидящего бритоголового туземца. — Не прав! Воин погиб!

— Лкетинг не погиб! Лкетинг жив и здоров! — усмехнулся воин-масаи. — Рисунки на теле есть? Есть! Шрамы от льва есть? Есть! Ха-ха-ха! Воин жив, а вы глупцы! — он, смеясь, ткнул пальцем в Дмитрия и японца. — Думаете, что умерли! Человек жив, пока живы шрамы на теле! Так говорит шаман масаи! Ты — это шрамы! Па-мя-ть! — по слогам произнес он последнее слово.

«Действительно! Я — это мои шрамы! Мои воспоминания! В кого я превращусь, если потеряю память о себе прошлом? О прожитой жизни… О вчерашнем дне…», — задумался Дмитрий, взглянув на неглупого туземца, умело оперирующего словами шамана племени.

— А он прав… — произнес парень, японец в ответ с любопытством взглянул на него, а масаи гордо улыбнулся. — У меня тоже остались шрамы. Этот сбоку, — Дима вывернулся, показывая мелкий шрам на левой части живота. — И на ноге… На шее… Да и видел я здесь человека со шрамом на губе и немного свернутым носом. Старость, ожирение, бороды… Мы попадаем сюда такими, как привыкли себя видеть в зеркале. Такими, как сами себя сформировали, видя каждый день в зеркале или отражении воды… И это не смерть, как правильно сказал Лкетинг, а подобие болезненной операции по смене кожи, совершенствующей каждого из нас, даже этих молящихся, как бы безумно это не звучало, — юноша поднялся с корточек, и обвел рукой большую часть подвала, где все так же неунывающе вздымались руки и слышались вопли.

— Господи помилуй!

— Аллилуйя!

— Осанна Господи!

— Да пребудет Царствие твое и воля твоя Господи!

Воин-масаи с пониманием взглянул на него, а парень подумал: «Вот уж кому проще всех, так это ему. Жить в Африке тяжело, там вообще смерть на носу, куда не выйдешь, везде дикие звери… Плюс племенные обычаи всякие, сделать самому себе разрез на груди, вырвать зуб или дернуть льва за хвост, иначе ты не мужик… В Африке у большинства племен такое точно есть… Ему здесь, наверняка спокойнее всех… Может, пока он лежал на пыточном столе, черта за хвост хватал, особенно учитывая то, что считает произошедшее обычным сном… Умом масаи не понять!», — Дима моментально переделал поговорку про Россию под африканский менталитет.

— Ты из России? — внезапно спросил японец, будто прочитав его мысли.

— Угу, — кивнул парень.

— Россия — хорошо! Ту-рис-ты из России много платят за видео с Лкетингом! — воин опять улыбнулся, ослепив белоснежными зубами.

«Блин! Ну у меня точно не такие… Наверняка желтее раза в два», — решил Дима.

— Русские — хороший народ! Лучше, чем европейцы, да и многие другие народы, — произнес японец. — Сколько не встречал людей, русские остаются лучшими из всех. Никогда не улыбаются из вежливости и говорят то, что думают. Как ты сейчас. Хорошая черта. Пусть я не везде с тобой согласен, но твои слова идут из души, ты произносишь их искренне, и я уверен в них есть доля правды, — Такеши скрестил ноги в позе лотоса. — А почему ты так относишься к верующим в Иисуса? Что тебе в них не нравится? Ты же среди них родился и жил.

— Что не нравится? Их слабость и нежелание что-либо делать самим! Им всем вбили в голову, что нужно тупо работать и страдать, дабы в конце жизни получить в награду Рай. И они это приняли! Не за-ду-мав-шись! — членораздельно произнес закипевший Дима, выслушав Такеши. — Это ненормально! Как можно верить кому-то, кто сам не был на том свете? Бородатому дядьке, машущему дымящимся кадилом и говорящему при этом: «Господи, помилуй раба своего!». Никто не имеет права называть меня рабом! Бред, причем отвратительный! Это восточные конфуцианство и буддизм упрямо твердят про переселение душ и единение с Вселенной, а тут что? Умер и все! Ты в Раю или Аду навеки! Только чем ты там будешь заниматься?! Сидеть на месте с арфой или бесцельно вариться в котле? Ничего подобного! В каждом слове сразу же ощущается ложь! Как можно жить, считая себя никем, а точнее рабом! Принадлежащим кому-то, кто следит за каждым твоим шагом?! Что это за свобода воли?! Да Библия сама себе противоречит! Я всю жизнь ощущаю недоумение, и даже отвращение, слыша доносящиеся отовсюду гордые фразы об искренней вере в Бога, и что необходимо жить так, как указал Он! Молиться Ему ежедневно, и Он подарит тебе вечный Рай — мечта наркомана какая-то — но никто!! Никто не говорил, что самое важное — это вера в себя и в свое единство с необъятной Вселенной! И это подсказал черт, ужасно пытавший меня! Я и до момента встречи с ним догадывался об огромном количестве обмана в мире, но тут действительно осознал это! — тяжело засопел, остановившийся Дима. — Да и какая в принципе теперь разница? Жил я на Земле, жил, а смысл?

— Что смысл? Отвечай уже свой вопрос Дима-сан, — произнес азиат, бесстрастно, но внимательно выслушавший парня, и словно пропустивший упоминание о разговорчивом рогатом палаче, мальчишка же посопел и продолжил.

— Мне жить не очень нравилось… Не видел я на Земле радости… И только здесь понял, что просто не нашел собственного предназначения. Вот… И это учитывая то, что у меня все отлично получалось, но я ничего не хотел делать, кроме, как писать книги, но…Считал это глупой мечтой, ни разу не попробовав… Идиотизм… А почему? Может я действительно отличный писатель или гениальный поэт? — чуть помолчав, добавил мальчишка.

— Может и писатель, — ободрил его японец. — Вот выйдешь отсюда, и напишешь книгу про Ад, как здесь себя вести, и как спастись! В виде напутствие остальным людям! — он и воин-масаи заулыбались, после чего и хмурый Дмитрий повторил за ними.

— Ты думаешь, мне нравилось жить? — внезапно перевел тему Такеши, посерьезнев и приподняв голову. — Нет! Жил просто потому, что так надо. Все живут, и ты обязан повторять за ними… Каждый день работа, сон, работа, сон, работа, сон. Мне это не доставляло никакой радости, а лишь вгоняло в депрессию, и я засыпал с мыслью, что опять не порисовал, как хотел, но может быть завтра… Завтра уж наверняка… А потом меня сбила машина, и я оказался здесь, — он нервно улыбнулся и побледнел. — И увидел его. Черта двухметрового роста. Черного, как безлунная ночь, — Такеши сглотнул. — Доставшего ужасные щипцы и вырвавшего мне все передние зубы, — японец, будто вспоминая, обвел языком целые и невредимые резцы. — А после вырезавшего глаза, чтобы было страшнее. Так он сказал, и медленно вскрыл МОЙ живот, заставив МЕНЯ съесть МОИ внутренности… Это действительно страшно, когда не видишь происходящее с тобой, но чувствуешь мерзкий вкус собственных горячих кишок… — Такеши затрясся, а масаи ободряюще похлопал его по плечу.

— Не бойся брат! Это сон! Сон! — Лкетинг облокотился о стену, оставив мускулистую руку на плече у побелевшего японца, а у Дмитрия пересохло в горле от воспоминаний с хохочущим Анатоном.

— Кошмарный сон… Было бы клево… — прошептал парень, передернув плечами, а затем решился спросить. — А как вы думаете… — он попытался обратить на себя внимание мелко трясущегося Такеши и застывшего у стены Лкетинга. — А может это они нас создали? Черти? Может они и есть те боги, коим поклонялись люди во все времена? Вспомните хотя бы язычество! Там же все, как один животные или люди с головами животных! — мальчишка попытался не совсем плавно соскочить на тему создания людей, дабы понять отношение к этой теории азиата с масаи.

— Черти? Жители Ада нас создали? Ты хочешь сказать, что пытавшее меня чудовище, мой создатель? — удивленно поднял расширенные глаза японец, а масаи так вообще просто громогласно захохотал, перебив молитвенные завывания изо всех сил, стучащихся в Рай свежеиспеченных и давних верующих.

— Ха-ха-ха! Ди-ма глупец! — произнес его имя по слогам искренне-хохочущий туземец. — Демон создал Лкетинга! Ха-ха-ха! Энгай создал Лкетинга и его народ! Демон не может создать масаи! Демон уродлив, а масаи стройны и красивы! Демон просто сон! — он горделиво поднял подбородок, потихоньку переставая смеяться, но продолжая поглядывать на парня, уже пожалевшего о заданном вопросе, а Такеши молчал, озадаченно глядя на Дмитрия.

— Так с чего ты это взял? — он хлопнул удивленными раскосыми глазами. — Как они могли нас создать? Мы же совсем на них не похожи! А как же теория эволюция Дарвина или в конце концов божественное происхождение? Адам и Ева?

— Блин! Уж тебе-то насмотревшемуся на эту светящуюся, полуживую трубу непонятно какого происхождения и сатиров с электрошокерами, только и говорить про теорию эволюции с божественной теорией! — в сердцах отвернул голову Дима и сплюнул. — Ну, неужели, что у тебя, что у тебя, — мальчишка остро взглянул на собеседников. — Пытавшие вас демоны не сказали ни слова? Ни о чем не рассказали? Молчали все время?! — он с надеждой вперился в недоуменные лица масаи и японца.

— Демон — сон! Я хватал его за хвост, а он отрубил мне руку! — потряс правой конечностью негр, оправдавший мысли мальчишки. — Рука вот! Шрама нет! Нет шрама — значит сон! — масаи развел руками в стороны, а затем постучал себя по голове, показывая, что Дима заговаривается, а слушающий его Такеши — идиот.

Парень отмахнулся от Лкетинга, как от надоевшей мухи и продолжил.

— А отчего не подумать, что Адам и Ева реально существовали, но были созданы именно ими — чертями и ангелами? Какая разница, если уж вдуматься в Библию и иже с ней, то все подобные книжки говорят о единых прародителях человечества, вот только с разными именами. На Земле огромное количество теорий, ведь уверены же некоторые, будто человечество создано инопланетянами, так почему нет? Почему нельзя подумать, что Ад — это параллельная Вселенная, куда мы возвращаемся домой? А они с ангелами наши создатели? — Дима выпустил воздух и уставился на задумчиво гоняющего во рту слюни Такеши, видимо таким образом размышляющего, а масаи просто закрыл глаза, наверное, мечтая, как вернется в племя и побалует нескольких жен новой охотничьей байкой, ибо слова Димы считал неимоверным бредом, отличным от религиозных суждений народа масаи.

— Хм… — произнес японец. — Мне довольно тяжело воспринимать твои слова, как теорию человеческого происхождения, но с другой стороны я до сих пор не могу объяснить, почему нахожусь здесь именно в таком виде, почему понимаю тебя и понимал своего мучителя, — он вновь судорожно сглотнул. — Ответы на эти вопросы меня очень волнуют и поэтому, когда я вывалился из «живой» трубы, которая думал поначалу сожрет меня… — японец нервно хихикнул, растеряв все спокойствие. — Именно поэтому я подошел к нему, — он кивнул на покрытого татуировкам и шрамами воина-масаи, недвижимо сидящего с закрытыми глазами и вероятно спящего, как умеют только в Африке, до первого тревожного звука, оповещающего о приближении хищника. — Не знаю, отчего именно он… Наверное потому, что уж слишком независимо выглядел. Духовно выше других, знаешь, как осознание, что остальные хуже тебя? — низкорослый японец уставился на кивнувшего в ответ Диму.

— Знаю. У меня такое постоянно проскакивало, да и сейчас есть, чего уж врать. Как бы сильно я не упивался, и чем бы не занимался, всегда считал себя лучше других, — его ответ видимо удовлетворил совсем не удивившегося, заговорившего дальше Такеши.

— Ну, так вот. Выпал я из этой трубы, прокашлялся, походил среди идентичных мне мучеников, но никто! Представь себе! Никто не вызвал у меня доверия! Только он! Это, учитывая еще не виденное мною, такое же тавро! — взгляд азиата коснулся обожженного лба воина-масаи. — Человек чуть ли не из другой эпохи, обладающий минимальным словарным запасом, но в то же время намного более лучший, чем все остальные, кого я вообще знал на Земле! Вот так я о нем подумал! — моргнул несколько раз Такеши и замолчал, видимо ожидая ответа Дмитрия.

— Кхм… Честно говоря у меня такая же ситуация… — замешкавшись произнес парень. — Вы двое сразу мне понравились, как только я вас заметил. И поэтому сразу подошел, ибо с остальными не ощущаю ничего общего, как в принципе и на Земле.

— Странно все это… — пробормотал японец. — Странно…

— Ничего странного, — внезапно произнес Дима. — Если хочешь, я могу рассказать тебе все, о чем рассказал пытавший меня черт. А потом… Думай, что хочешь. Можешь считать меня психом или легко внушаемым слабаком, попирающим веру соотечественников и еще множества людей из-за нелепых рассказов злобного демона, — умно выразился он и ожидающе замолчал.

— Рассказывай! — произнес, скрестивший ноги Такеши, а Лкетинг также открыл глаза и навострил слегка шевельнувшиеся уши.

«Даже завидую ему», — подумал Дима. «Считать все происходящее нормальным… Вот, что значит жить в Африке, постоянно ощущая близость смерти…», — и заговорил.

Заговорил о создании людей и рассказал историю Ада с Раем так, как это преподнес ему Анатон. Рассказал про детей-индиго, «Спящих» и следующую освобождающую смерть. Поделился всеми своими предположениями о языческих богах и Земле, являющейся тюрьмой-помойкой. Дмитрий выложил все, что знал и думал, сумев уложиться в полчаса, за время которых «живая» стена выплюнула трех человек, где один больше не очнулся. И когда он закончил, ни разу не перебивший Такеши смотрел на него овальными глазами белого человека, в которых абсолютно отсутствовало недоверие, зато присутствовало огромное количество удивления. Воин-масаи же… Масаи просто пожал плечами и произнес: «Много слов, очень много! Лкетинг не умер, а вы два глупца! Желтый и белый!», — поочередно ткнул в них пальцем, и поудобней облокотился на стену.

— Это… Это все настолько поразительно и настолько нелепо… Что действительно может быть правдой… — наконец заговорил японец. — Правдой, легко вписывающейся в происходящее. И твои слова… Насчет «Спящих»… Получается я и Лкетинг — одни из них?

— Видимо да, судя по поставленному на лоб клейму, пометившему вас, как ценных рабов, — кивнул Дима, поднявшись с корточек и дергая затекшими от долгого сидения ногами. — Вообще, как я понял, «Спящие» — это те самые дети-индиго, о которых столько судачили в восьмидесятые годы прошлого столетия, а потом затихли. Они реально в больших количествах заканчивали жизни самоубийствами, я много читал на эту тему. И получается, вот этот шепот души, постоянно тянувший тебя рисовать, да и мой… — он уселся на пол голой задницей, вытянув ноги. — Так удобней, — неизвестно кому объяснил мальчишка, посмотрев на собеседников. — Так вот. И моя тяга к писательству, и твое рисование, все это, как вариант… — он поднял палец вверх, словно на что-то указывая. — Я повторюсь еще раз… Именно, как вариант, не как стопроцентное доказательство! — рука опустилась и Дима продолжил. — Это таланты, с которыми мы добровольно пришли на Землю, дабы с их помощью показать невежественным людям правду! Правду, объясняющую истинное предназначение человечества! Быть не просто носителями, а развивать собственные сознания, превращая их в полноценные души! Расти духовно вместо поклонения телу! Ну, это типа, как в социальных сетях, набитых фотографиями у кого сиськи лучше и хер больше! — Такеши понятливо кивнул, а Лкетинг глупо наморщил обожженный лоб. — Такие, как ты, ты и я, должны сделать людей духовно сильными и понимающими, что все зависит от них самих! Они должны понять, что не одиноки во Вселенной, но не в смысле всесильного Боженьки, а то, что им пытаются помочь из других миров и повести по пути становления Творцами! Сделать их мудрее, умнее и намного лучше! Рассказать правду о заповедях наподобие «не укради» и «не убий»! Ведь этоне грехи, нет! Просто морали! Морали, сдерживающие зверя внутри и подавляющие животное начало человека, желающее только жрать, спать и сношаться! Вот в чем истинная суть заповедей, превращенных в коммерческую жилку Церковью, прекрасно понимающей, что человек стоящий на коленях и считающий себя погрязшим в грехах рабом, никогда не поднимет глаза на хозяина! На ими придуманного бога! Бога будто бы управляющего людьми, а на самом деле просто кормящегося их же верой, облеченной в огромной силы мысли! — Дима вновь поднялся на ноги, ибо нечто распирало его изнутри, а Такеши с воином-масаи внимательно слушали, словно увеличившегося в размерах парня, вещающего о действительном предназначении человека. — Люди забыли, что их создали для поиска настоящего Бога и если сначала они являлись биологическими машинами, то позже получили свободу! Превратившись в личностей! Независимых, сильных, но пока еще очень глупых и привязанных к месту собственного создания, так называемому Аду, но это не конечный путь! Не стоит бояться жизни после смерти, ибо лишь через нее, страшную и болезненную можно познать настоящую реальность! Ту реальность, в которой они смогут создавать Вселенные, растя в них будущих Богов! Именно для этого должен жить каждый человек, а такие, как мы! — Дима ткнул пальцем в японца с Лкетингом. — Мы и нам подобные должны пробудить их и остальных, не могущих найти себя «Спящих», нашими рисунками, книгами и другим искусством, вдохновляющим на первый шаг к освобождению от религиозных цепей и единого шаблона бессмысленной жизни общества потребителей! Но… — Дима выдохнул и будто сдувшись, резко сел обратно холодный каменный пол голым задом. — Мы сдохли… Да, дружище… — он направил взгляд на Такеши. — Мы взяли и умерли! Вот такие дела… А я именно сегодня осознал, что многое могу! Именно в день смерти, ну пусть не совсем, но… Тьфу ты блядь! — он повернулся и плюнул в темноту, после чего самая близкая из бормочущихся молитв прервалась, и раздался надсадный кашель, подавившегося человека. — Блин! — непроизвольно вжал голову в плечи парень. — Не хотел! Извиняюсь, — последнее слово он пробормотал для самого себя. — И кстати… — Дима вытянул голову обратно и перевел взгляд на обожженный лоб масаи. — А какой у тебя талант? Точнее, что ты лучше всего умеешь, или, что тебе больше всего хотелось делать?

Лкетинг что-то задумчиво пожевал во рту, скорее всего пустоту со слюнями, а потом ответил:

— Хорошая речь белый брат! Лучше вождя и шамана масаи! Лкетинг всегда считал себя самым умным в племени! Слова Лкетинга всегда слушали! — на этом месте он заговорчески прищурил глаза. — Лкетинг должен был стать следующим шаманом! — масаи ударил себя в грудь. — Могу говорить с животными, если захочу! — Дима и Такеши открыли рты.

— Да? Ну, как вариант, — пробормотал мальчишка, готовый принять за сегодняшний день все, что угодно. — А отчего ты умер?

— Воин-масаи не умер, Лкетинг жив, просто не помнит, как сюда попал! — туземец запел старую песню. — Лкетинг охотился в горах, перепрыгивая туда-сюда! Туда-сюда! — масаи поднялся и принялся показывать, как он прыгал по скалам. — А потом Лкетинг увидел красивого горного козла! И прыгнул через огромную пропасть, чтобы бросить копье! — негр развел руки, словно хвастун-рыбак. — Больше Лкетинг ничего не помнит! Только сон про демона и долгую воду! — он кивнул на светящуюся стену. — Лкетинг не допрыгнул и упал в реку! И все! Лкетинг здесь! И у Лкетинга два новых друга! — масаи улыбнулся и показал пальцами количество новоприобретенных друзей. — Когда Лкетинг найдет обратную дорогу, он пригласит братьев в гости! Лкетинг, Ди-ма и Та-ке-ши — друзья, — произнес по слогам их имена воин. — Бесплатное ви-део и фо-то!

Дима с Такеши искренне заулыбались.

— Да! Хоть в Африку вернуться бы… — мечтательно вздохнул парень и тут что-то изменилось.

Изменилось во всем помещение. Звук, которым был насыщен гигантский подвал, гнетущая сырая тишина исчезла, а точнее преобразилась. И это услышали все, ибо огромное сырое пространство, куда «живая» стена «выплюнула» еще одного кашляющего водой счастливчика, заполнилось громким, идущим из дальнего конца гулом. Оттуда, куда Дима не удосужился сходить, но мрачное, созданное для сбора людей на продажу место быстро превратилось в детский сад во время сильнейшей грозы, наполненный гомоном испуганных ребятишек, начавших сбиваться в стадо, подобно испуганным овцам.

Практически любой человек в случае опасности перестает себя контролировать, стараясь спрятаться или найти огромную толпу себе подобных, и этот инстинкт от зверя, живущего внутри каждого из людей. Прекрасный пример подобного поведения можно привести на молодых крокодилах, еще не достигших опасного возраста. В юности эти земноводные собираются в огромные стаи, ибо обитатели джунглей больше доверяют запахам, чем глазам, и если издалека пахнет огромным крокодилом, то ни один хищник не сунется в это место. Таким образом, эти холоднокровные твари обеспечивают себе выживание.

Вот и сейчас испуганные, замученные люди суетливо и беспорядочно двигаясь, сбивались в неорганизованную толпу, дабы инстинктивно создать запах огромного человека, но не учли одного. Запах страха стал намного сильнее и еще больше притягивал приближающееся нечто.

Дмитрий с новыми друзьями стоял возле холодной, склизкой стены и перемены их коснулись меньше всех, в то время, как со стороны усиливающегося гула отхлынуло большое количество «покойников», хаотично перемешивающихся с рабами, стоящими ближе к «плюющейся» стене, всячески толкая их и топча. Вновь раздался прорывающийся через всеобщий гвалт и крики боли, пронзительный плач ребенка, про существование которого парень почти забыл.

«Жалко девчонку, как бы ее с отпрыском толпа не задавила…», — он не знал, кто и когда родился у девицы, но искренне за нее переживал.

И вот в течение буквально полуминуты все здесь находящиеся сбились в уродливую кучу, подобно молодым крокодилам, только без угрожающего щелканья челюстями, ведь это был Ад, и люди помнили, что про него рассказывали при жизни. Стало тесно, по крайней мере, Дмитрию с чуть ли не трущимися об него слюнявым и дрожащим, как осина дедом с дряблой морщинистой кожей и плешью во всю голову, а также двумя женщинами, явно не следящими за собой при жизни и странно дергающимися. Голову тут же посетили мысли, что люди отвратительны в своей лени и привычках пускать жизнь со здоровьем на самотек.

— Там в конце какие-то двери! Большие и выполненные из этого… Ну такого красного металла, — громко прошептал вскочивший одновременно с Димой Такеши, а Лкетинг в это время уже давно стоял на ногах, ведь еще буквально секунд пятнадцать назад рассказывал про охоту на горного барана.

— Угу… — непонятно чего «угукнув», кивнул парень, сглатывающий сухим ртом остатки слюны и желающий, как можно дальше отодвинуться от новых противных соседей. — А ты откуда знаешь? — вся насильно выпитая до этого вода впиталась в него и проснувшийся мочевой пузырь закричал: «Эге-гей! Открывай хозяин!»

— Ну, я сначала все обошел, когда оттуда вывалился… — японец несильно махнул рукой назад. — Ну ты понял… А уж только потом к нему направился, — он мотнул головой в сторону напряженного, со вздувшимися мышцами чернокожего тела Лкетинга, обзор которому загораживала рыдающая взахлеб толстуха, обнимающая свисающие до живота груди и стоящий рядом сухой, гордо выпрямившийся мужичонка, быстро и нервно водящий большими пальцами рук по внутренней части крупных ладоней.

— Ага. Понятно, — опять сглотнул Дима, чувствующий, как адреналин наполняет тело нервной дрожью и тяжестью одновременно, а мочевой пузырь взорвется через секунду. — Я сейчас обоссусь, извиняюсь за манеры. Из России как-никак… — шепнул он на ухо Такеши и тот, понимающе кивнув, сделал шаг назад.

Парень же взяв в руку сходящий с ума причиндал, аккуратно направил его вниз, насколько можно дальше от ног трясущегося и слюнявого деда и двух, будто больных сильным нервным тиком тетками. Струя пошла и какое это было облегчение… «О да… Блаженство! Отлично!», — гул усиливался, перепуганные люди галдели все громче, а Дмитрий, закатив глаза, освобождал маленькую частичку себя от выпитой и отлично усвоившейся воды.

— Ч-ч-ч-ч-т-т-т-о в-в-в-вы с-с-с-е-б-б-б-бе п-п… — обернулся к нему, оказывается заикающийся старик с огромной лысиной, все-таки почуявший горячие брызги на костлявой, морщинистой ноге, ну а почему не повернулись особи женского пола, было и так ясно- им не до этого, ведь страх убивал их разум.

— Позволяете? — с тяжелым вздохом облегчения закончил парень, помогая договорить полному хороших манер деду. — Я боюсь! Я очень сильно боюсь и поэтому не могу сдерживать свое бренное тело! — и этими словами Дима не врал, продолжая испускать горячую парующую мочу.

Он действительно боялся, а дед, дергая губами, дико посмотрел на него и отвернулся, немножко, насколько позволяла давка, сместившись вперед, ибо говорить было не о чем. Правила земного мира в Геенне Огненной не действовали, и почти каждый заранее считал себя обреченным, а значит, и так плохое настроение не могла испортить ни одна струя мочи. Даже не струя, а несколько горячих капель, в испуге оттолкнувшихся от неровного каменного пола, боясь замерзнуть.

Наконец Дмитрий закончил, с ответственностью понимая, что сейчас лужа подходит к его ногам, но свое говно не пахнет, да и будет неплохо согреть ноги на столь холодном полу.

«Неблагодарный…», — серьезно и одновременно саркастически подумал он про заикавшегося деда. «Я подарил ему немного своего, чисто человеческого тепла, а он… Ох уж эти российские пенсионеры, хотя не сильно он на русского похож. Больше немец…», — еле теплая жидкость обняла ему ступни, юноша блаженно моргнул и тут его мысли с ощущениями перебил покрытый шрамами туземец.

— Такеши прав! Большие ворота! Лкетинг видел! Нет щелей, и пахнет водой! Много воды! Как от большой реки! — глаза негра возбужденно горели огнем ожидания долгожданного выхода или хотя бы продолжения жизни. — Лкетинг устал здесь быть! Две ночи ждет! Скуч-но! — протяжно закончил туземец последнее слово и вздохнул, а сухой, стоящий перед ним мужичонка еще сильнее зашевелил большими пальцами рук, водя ими по ладоням.

— Две ночи? — одновременно с японцем спросил парень, чувствующий себя пассажиром заполняющегося в час пик автобуса из-за быстро уменьшающегося свободного пространства. — Откуда ты знаешь, что именно две? А не полторы или три? — гул усиливался, будто нечто напряженно работало над чем-то неподдающимся.

— Лкетинг знает! — удивленно захлопал, как оказывается, ярко-голубыми глазами масаи, так контрастирующими на чернокожем лице. — Каждый воин-масаи знает! А вы нет? Африка убьет вас! Белый и желтый братья — не жильцы! — негр искренне удивился и провел ладонью по горлу, показывая, что в его родных джунглях им кирдык.

Дмитрий промолчал, не сумев дать достойного ответа, а Такеши открыл рот, но в этот момент раздался скрежет. Нет. СКРЕЖЕТ. Чем-то похожий на издававшийся во время открытия двери в пыточную камеру, но стократ хуже. Еще жалобней и визгливей. От которого хотелось заткнуть уши и упасть на колени, что и сделало большинство недавно поднявшихся и сбившихся в огромную кучу обнаженных людей, вновь взвывших к Богу, дабы Он вытянул их из проклятого места. Стоящие рядом с Дмитрием, Лкетингом и Такеши, все эти узники Ада, даже ничего не понимающие тетки с нервным тиком с силой, яростно упали на колени, но больше всех опростоволосился дед, плюхнувшийся в лужу, созданную молодым, но так много размышлявшим о жизни мальчишкой, издавшим легкий хрюк.

Чувство юмора — это прекрасно. Отличный показатель психической устойчивости и общего физического состояния любого разумно-мыслящего существа, ввиду чего у помятого Адом Димы все было в порядке. Мальчишка вздохнул во всю грудь, пытаясь утихомирить медленно, но с огромной силой бьющиеся сердце, однако медитации не являлись его коньком и поэтому дрожь продолжалась. А в подвале стало становиться светлей, ибо ранее невидимые, высокие потолки с помощью сказочных технологий Геенны Огненной принялись излучать рассеянный, но в то же время довольно яркий свет, по крайней мере, для отвыкших от него глаз.

Дима и масаи с японцем сощурились насколько могли. Они трое держались особняком, несмотря на почти остывшую лужу, обнявшую ноги каждого из них, но ни один из них не повел и глазом, ведь они являлись почти друзьями. Также в просторном, но жутко мрачном зале находились отдельные группы смуглых бородатых мужчин, а еще группа невозмутимо стоящих низкорослых и наголо бритых узкоглазых…

«Буддисты походу дела, а мусульмане молодцы, как ни посмотри… Молодая и сильная вера… Сразу чувствуется… Свои бессмысленные фишки тоже присутствуют, зато общение с Богом без посредников, типа пузатых батюшек… Что-то в мусульманстве есть…Гордые люди! А буддисты слишком смиренны… Все это их созерцание и отрешение от мира виновато… Хочешь убей меня — я приму, хочешь не убивай — я приму… Как страусы с головой в песок! Не вера, а подобие алкоголизма, только на трезвую голову… Не в обиду конечно Такеши, но у его земляков или ближайшей родни есть проблемы с отстранением от всего плохого… Существует ведь какой-то японский символ неприятия зла в виде трех обезьян, где одна закрывает уши, другая глаза, а третья рот… Типа не слышу, не вижу и не говорю зла! Китайское влияние по любому, причем наверняка от старика Конфуция!» — голова Дмитрия генерировала новые и новые мысли, и вообще это являлось огромной его проблемой.

Он даже сексом не мог заниматься под включенный телевизор из-за плохой концентрации на занятном процессе, вроде как приятного дела. Голова мгновенно заполнялась звуками из беспрерывно-говорящего ящика и вместо сочной женской задницы, Дмитрий видел происходящее на экране, но только у себя в голове. Да в принципе и без зомбоящика приходили непроизвольные мысли, типа, может ли Человек-Паук победить Бэтмена или Росомаху из Людей-Х? Или насколько силен Халк? Или почему именно так закончился тот самый фильм, который он смотрел два года назад? И так постоянно… Приходилось часто отвлекаться на сладострастно вздыхающее тело партнерши, и представлять, как ты ее еще и так, и так, и этак, вот и здесь…

Вот вроде бы и здесь происходит что-то новое, еще больше дополняющее нынешнюю суровую, даже жестокую реальность, а он спокойно думает про созерцающих буддистов и гордо выпрямившихся мусульман, сбитых в небольшие, но уверенные группы. Итолько христиане с православными, заполонившие большую часть сырого зала, упали ниц, что-то жалобно вереща сквозь отвратительный скрежет, разрывающий уши и голову. По своей общей сути, сейчас картина этого места напоминала море с торчащими всюду рифами, где морской водой являлись полулежащие христиане, а все остальные торчащими из них скалами.

Еще Дмитрий успел заметить самого первого заговорившего с ним сумасшедшего, уверенного в вечности и неизменности Ада. Тот подмигнул парню, стоя в гордом одиночестве с другой стороны огромного и неуютного каменного подвала, на что юноша просто кивнул, не зная, как ответить ненужному знакомому, но потом…

«Вот поставят внутрь тебя «волшебную» капельницу и будешь обдумывать правдивость бабкиных сказок, зафиксировавшихся в дурной голове!», — парень все-таки дал мысленное напутствие одиноко-стоявшему мужчине с немного свернутым носом, сам не поняв, отчего так подумал и повернул взор к японцу.

Такеши стоял, слегка дрожа, и мрачно глядя в сторону жутких звуков пустыми глазами, бормоча под нос нечто неразборчивое. Скорее всего, он также пребывал где-то в своих мыслях, но уверенности ради своей правоты, Дима склонил голову и прислушался.

— Значит, вышел я из дома. Так. Дверь закрыл на ключ. Утюг выключил. Воду везде закрыл. Точно закрыл. Это я помню. Взял кошелек… Или… Стоять Такеши! Не брал ты кошелек! Понятно… Короче я не взял кошелек и пошел на работу! Вот это да! И меня сбила машина… Да я бы все равно не попал на работу! Без кошелька-то на другой конец Лондона… Кхм… — японец продолжил бормотать, а парень поднял голову обратно.

«И этот о своем… Походу я нашел похожих на себя людей. А если кто-то не считает нас за них, то… Плевать! Какая разница кем нас считают!», — свет идущий, будто от висящей в советском туалете лампочки все меньше и меньше слепил, видимо глаза привыкали.

Наконец переставшие визжать, вынырнувшие из пропавшего страхом полумрака гигантские врата из красноватого металла породили поток теплого сухого воздуха, ласково обнявшего ноги и матерински поцеловавшего валяющихся в богоугодных воплях ленивых и слабых людей зовущихся христианами, а еще… Они породили далекие, но быстро приближающиеся звуки уверенного и множественного цоканья шагов. Вместе с обычными, словно босыми, но очень тяжелыми и глухими, совсем чуть-чуть сотрясающими большой и почти светлый подвал. Эти шаги издавал некто весящий килограмм семьсот и пахнущий свежими трупами. Дима помнил этот запах со времен своего «отдыха» в наркологии, когда помогал относить в морг умерших во время белой горячки алкоголиков и многих других покойников.

«Хорошо, что глаза до сих пор ничего толком не видят! Не очень бы хотелось открыть их, дабы лицезреть невыносимое!», — сильная нервная дрожь с норовом дикого мустанга носилась по внутренностям, а ноги с руками стали тяжелыми, как сундук с приданным у принцессы Несмеяны.

Глава 3

Цок-цок! Цок-цок! Цок-цок! Копыта звонко били по неровным камням, постепенно приближаясь к смирившимся с судьбой, стоящим на коленях, но отползающим назад узникам и это виделось без глаз из-за усилившегося давления чужих задниц на ноги троицы друзей. Плачущие и трясущиеся пленники Ада, уткнувшиеся лбами в пол, умудрялись синхронно и незаметно двигаться обратно, совершенно не шевеля конечностями. Сам же Дмитрий остро ощущал, что его горделивое стояние не слишком хорошо отразится на последующей репутации, ибо сюда, наверняка движутся привыкшие повелевать и видеть трусливое подчинение, обожая лакейское ползание в ногах с соплями из носа и слезами из глаз, но… Ничего не мог с собой поделать.

Туземец вовсе напевал под широкий, сплюснутый нос некую заунывную африканскую мелодию, состоящую из четырех нот, и было неясно только одно. Делает он это с закрытыми глазами или открытыми, а еще Дима, стоящий со сморщившимися от ужаса «бубенцами» меж ног, мечтал узнать, как реагирует на новый «сон» гордый сын народа масаи. И кстати да. Вокруг присутствовали узники, кои тоже не пали ниц, однако до сих пор бьющий по глазам свет не давал возможности рассмотреть этих новоприбывших с Земли, скорее всего выходцев из гордых народов и просто свихнувшихся людей, ибо все ближе приближающееся цоканье порождало безумные крики:

— Черти пришли!! Черти!! О, Иисус, Вседержавец Всевышний, спаси и сохрани от зла!!

— Убереги от лукавого!! Спаси и сохрани Господи!! Дай сил видеть Тебя!!

— Прочь!! Прочь сатанинское семя!! Вера моя во мне и сила ее безгранична!!

— О Господи!! Опять вы!! Сколько я вас уже перевидал сукиных детей!! Сгиньте нечистые!!

— О Боже Всемилостивый!! Кого вы на этот раз с собой тащите!? Кого вы тащите?! Изыди во имя Господа! Сгинь, проклятое чудовище!!

— Душой я на небе, а телом в земле!! Не умер вчера я, а брежу во сне!! Явись Богородица, все освяти, по главам нечистых, ногами пройди!!

— Я вас не боюсь!! Ха-ха-ха!! Вы не настоящие!! Не нас-то-я-щие!! Ха-ха-ха!! Я уже убегал от вас и еще раз убегу!! Ха-ха-ха!! Давайте подходите ближе!! Ближе! Я готов!!

Женские и мужские, старческие и молодые, испуганные и не очень и, конечно же, прорывающийся сквозь безумные крики детский плач младенца, мать которого определенно сходила с ума от страха, пытаясь утихомирить юное чадо, дабы его не заметили жители Ада, приближающиеся со стороны массивных ворот, открывшихся и впустивших в каменный сырой подвал теплый воздух. Но самое страшное — это беззвучное, исключая естественное цоканье копыт, приближение чертей, которые вели кого-то огромного, пахнувшего смертью и отчего-то потрескивающего.

Чувствуя, как нервная дрожь разрывает внутренности, а любопытство голову, Дмитрий принялся медленно открывать глаза, решив, что одного демона уже видел и поэтому осмотр десятка новых других его не убьет, хотя еще полминуты назад не собирался делать ничего подобного.

«Главное быть, как можно аккуратней и никуда не лезть… Ерунду не молоть, ну и когда надо поклониться и сказать: «Да господин! Конечно господин!», — мысли о второй смерти и последующем отдыхе в безграничной Вселенной даже не приходили парню в голову.

Сейчас ему только-только начавшему жить было бы дико взять и дезертировать из ужасного мира, пусть даже так сильно отличающемуся от старого. Эти мысли тянули его вперед, к познанию нового, будто внутри него очнулось нечто давно спящее. Голова юноши наполнилась странными, не похожими на прежние домыслами, что в Аду непривычно лишь поначалу и через некоторое время будет так, словно он никуда не уходил, и возможно… Возможно он уйдет отсюда полный новых знаний и тогда уж точно расскажет людям об ожидающем их за гранью. Именно это и заставляло открыть глаза, ведь только умерев, он понял, что его жизнь не бессмысленна, и отсюда необходимо выкарабкаться.

«Я принесу знания о Геенне Огненной и Элизиуме! Я расскажу всем живущим на Земле, кто они на самом деле! И пусть большая их часть, да что там большая… Почти никто мне не поверит, но подобные мне почувствуют правду и проснутся!», — эта идея приятно грела сердце, даря понимание, что пусть люди глупы и несовершенны, но необязательно их ненавидеть, ведь можно жить иными ценностями и никому об этом не рассказывать.

Каким образом его мировоззрение за последние часы сменилось жалостью к безмозглому человечеству Дима не понимал, но ясно и четко осознавал — он преобразился… Преобразился от появления веры в себя и от понимания, что никто кроме него правды не скажет. А еще от реального желания помочь, вот только, не здесь. В Аду мало, кто примет его помощь в виде голых слов, ибо большинство приходит сюда уверенными в собственной ничтожности и естественности вечных мучений из-за впитавшихся на Земле тупых церковных нравоучений.

«Короче нужно открывать глаза и будь, что будет!», — нервная дрожь еще резвей защекотала обнаженное тело, но сие решение являлось окончательно принятым и Дмитрий распахнул глаза, тут же заслезившиеся от показавшегося ослепительным света.

Парень часто-часто заморгал, не видя ничего, кроме размытых пятен на мутно-белом фоне, но наплевал на страх, колотящий тело вместе с разумом, принявшись тереть руками глаза, все реже и реже закрывающиеся от постепенного привыкания к ослабевающему свету. Когда же он смог более-менее удовлетворительно видеть окружающую действительность, его нижняя челюсть от удивления пошла вниз при виде жутких созданий, хозяйски подошедших к первому ряду людей… Людей уже не вопящих молитвы с проклятиями, а беззвучно всхлипывающих, распростершихся на каменном полу, вжимающихся в него и пытающихся отползти назад.

Такой странной и невиданной процессии он не мог представить даже в самом страшном сне… И пусть его сны бывали стократ хуже, однако подобного Дмитрий и там ни разу не видел: штук тридцать подобных Анатону, только молодых чертей, человекообразное существо с собачьей головой и огромная, даже гигантская отвратительная туша, созданная фантазией больного на голову ученого мира Ада.

Эти три десятка вооруженных рогатых быстро перегруппировались, расположившись частично вдоль стен, а частично перед скулящими узниками и были они одеты страннее некуда, хотя не ему судить адскую моду и путь развития чуждой земной цивилизации.

Их форма или одежда, как здесь это называется, походила на доспехи кровожадных варваров, вышедших из начала времен и не считающих нужным защищать тренированные тела. Она прикрывала чертов срам уродливым подобием шотландского килта, выполненного из кожи, и наверняка людской, а широкую волосатую грудь каждого из рогатых перехватывала широкая перевязь наспинного оружия.

Их длинные, бугрящиеся крупными мускулами лапы держали полностью металлические копья с пробегающими по острому кончику огоньками, ими же мигающими на рукояти, а широкие копыта, коими заканчивались мощные, вогнутые внутрь ноги, украшали серебристые узоры, нанесенные на их верхнюю половину, правда, рисунок был не слишком изысканным, чем-то напоминая несложный кельтский. Судя по им видимому, у всех он был одинаков, а значит, являлся знаком воинской принадлежности, как например серьга у русов, давным-давно пришедших на земли славян, дабы скрепить разрозненные, постоянно воюющие племена в один большой и дружный народ.

Из-за спин козлоногих воинов торчали рукояти чего-то саблевидного, возможно таких же мачете, как у сатиров, но сейчас было не разглядеть, ну и само собой не обошлось без торчащих по бокам, длинных, непрерывно прядающих козлиных ушей, разрушающих брутальность кошмарного зрелища, а так да… Внешний вид рогатых, будто скопировали с необузданных варваров, добавив небольшой элемент Шотландии и взяв малую толику от японских ниндзя в виде наспинных ножен, вот только неясно, насколько удобно выхватывать из-за спины саблю или меч, что там у чертей… Требуется обладать длинными руками, дабы сделать это красиво и быстро, иначе каюк бестолковому воину-неумехе.

«Удивительно… Страх вперемешку с бесстрастным анализом происходящего… Да кто я такой? Боюсь и одновременно изучаю творящееся вокруг…», — напряженно подумал Дима, не отвлекаясь от осмотра адской братии, прибывшей по души всхлипывающих земных грешников.

Кроме двух десятков ОБЫЧНЫХ — он быстро привыкал к новой реальности — рогатых воинов-охранников, прибыло нечто ГИГАНТСКОЕ и МЕРЗКОЕ, отчего парень сглотнул и захотел вновь помочиться. Дмитрий был готов поклясться, что ЭТО бывший человек, преображенный генетическими технологиями Геенны Огненной в подобие Немезиды из второй Обители Зла, только намного крупней и безмозглей.

Это НЕЧТО выглядело, как огромная, примерно трехметрового роста человекоподобная туша с торчащими из разных участков тела длинными поблескивающими шипами и она быстро передвигалась на колоннообразных ногах с огромными ступнями. Ее массивные конечности и большая часть торса, изобиловали вкраплениями блестящего металла, скорее всего имплантированного для усиления мышц, не приспособленных таскать такую массу свирепого мяса, а морда… Морда адского создания выглядела обваренным кипятком, раздувшимся человеческим лицом с чересчур большим ртом и малюсенькими глазками, злобно вглядывающимися в грешников, распластавшихся на неровном камне пола, а также стоящих на коленях и очень редко, прямых ногах перед жителями Ада.

Было видно, что явившиеся с этой ТВАРЬЮ черти побаиваются ее, возможно из-за скверного характера, а насчет издаваемого ей потрескивания… На правой части массивного тела уродливого создания висел внешне обычный, почти такой, как у земныхпастухов кнут, вот только разбрасывающий непривычные искры и висящий… На поржавевшей толстой железяке, можно сказать строительной арматуре, вбитой в определенно не чувствующую боли, злобную глыбу живого мяса. Чудовищную тварь сто процентов создали в адских лабораториях, переделав какого-нибудь мерзкого человечишку, любящего издеваться над себе подобными, и уж он здесь точно в Раю.

Ничтожество, коим являлся один из многих, бессмысленно проживших жизнь на Земле людей, наверняка было счастливо заполучить тело, походящее на спрессованную кучу крепкой плоти с ногами толщиной в два человека и огромными ручищами, покрытыми неаккуратно выращенными мышцами. А уж блестящие и на первый взгляд беспорядочно торчащие шипы, создавали и подавно пугающий вид, будучи грамотно вшитыми и совсем не мешающими передвижению монстра.

Ну, а другое, имплантированное именно в мышцы с сухожилиями железо превращало сие кошмарное создание в безмозглую и свирепую машину огромной мощи, несущую смерть каждому не подчинившемуся его хозяину, явно собакоголовому, а вот про него отдельный разговор.

Увидев одновременно похожее и непохожее на остальных чертей существо, Дмитрий поперхнулся, ведь единственный собакоголовый, о котором он знал из тысяч прочитанных книг — это египетский бог Анубис, повелитель подземного царства и проводник по нему же. Можно произнести еще множество титулов, подходящих сему обитателю Геенны Огненной, однако не сильно хочется чествовать того, кто принес совсем не подарки.

Парень, быстро переваривающий визуальную информацию, получаемую с помощью отличного зрения, совсем не ожидал увидеть у собакоголового представителя Ада ноги с такими же, как у чертей копытами, исключая конечно гигантскую отвратительную тушу, буквально сочащуюся садизмом и кровожадностью. В остальном он являлся тем же рогатым, одетым в нечто золотистое, полностью его укутывающее и ниспадающее почти до неровного каменного пола, оставляя открытыми небольшие копыта с удивительной красоты узором. Странно, что у Анатона подобное отсутствовало, хотя если он являлся обычным жителем Ада без принадлежности к какой-либо касте, то его отличие, как и в любом из миров — никаких отличий.

Рисунок на копытах собакоголового был на порядок сложней, чем у охраняющих его чертей-воинов. Золотистый, бьющий в глаза и очень вычурный, с множественными завитками и усилением блеска в определенных местах. Этот нестандартный и видимо высокопоставленный демон с угольно-черной головой пса, держал в утонченных нечеловеческих руках с собачьими когтями золотистый, под стать одежде и узору жезл, постоянно светящийся приятным мягким светом.

И вот глядя на эту разноликую процессию, явившуюся за прибывшими получать «заслуженное» наказание грешниками, становилось все более и более понятным человеческое поклонение богам с головами животных. Большая часть религий, так или иначе вышла отсюда, из Ада, просто никто не собирался рассказывать об этом человечеству. Кому нужны люди, знающие свое происхождение, свою историю и свою цель? Никому, ведь обладатели подобных знаний могут очнуться от окутавшей их лжи и полностью изменить окружающий мир…

«Блин! Насколько же все странно… Сколько на Земле пересмотрел фильмов и сколько перечитал книжек, везде описываются подобные цивилизации, причем живущие в высокоразвитых мирах именно в подобном виде… Лично я, не зная, что в Аду мир высоких технологий, подумал бы о наступившем постапокалипсисе, где каждый выживает, как умеет… Как будто именно так должен выглядеть венец развития большинства разумных рас… Все эти длинные блестящие одеяния, жезлы, копья, кожаные юбки… Такое ощущение, что предел каждой цивилизации сводится к пресыщению технологиями и началу заимствования давно забытых вещей для создания дивной смеси начала развития и будущего… Однако, если посмотреть на полный ужасных тварей мир чертей, где люди считаются животными, то это нормально… Римские тоги, шотландские юбки, мигающие огоньками копья и обычные сабли… Этакое туземное великолепие, удивительно гармонично вписывающееся в цивилизацию подобных им полулюдей! Дикая смесь всех времен человеческого развития! Точно!», — Диму озарило, отчего адский мир выглядит похожим на человеческую историю, только перемешанную всеми эпохами одновременно. «Люди приходили сюда со времен сотворения и кого только черти не видели! Начиная с античности и заканчивая современностью, они отовсюду что-то заимствовали! В Аду же умеют читать людские воспоминания, и наверняка за все времена произошло слияние обоих миров, пусть только внешне и очень грубо, но так или иначе они берут от нас все нами придуманное! Даже здешние человеческие пытки скорее всего, украдены у «святой» инквизиции, а может наоборот ей подарены! Теперь понятно, что однажды демоны достигли технологического пика развития, научившись создавать биологические машины подобные людям, и вот тогда наступило адское пресыщение технологиями и отсчет времени назад! Им стало скучно и они сами того не понимая, стали воровать историю людей, встраивая ее в свою жизнь…», — тут Дмитрий вспомнил про своих спутников, совсем забытых во время размышлений.

Выпучивший ярко-голубые глаза воин-масаи рассматривал вошедших в зал чертей и генерировал новое мировоззрение, где демон все-таки не сон, ибо ожесточенно щипание себя за разные части тела не помогало ему проснуться.

«Давай-давай Лкетинг! Устраивайся по удобней, тебя ждет удивительная поездка! А до Африки еще ой, как долго!», — отвлекшись, ехидно подумал Дима, но что делать, ведь иногда правда постигается только через боль.

С удовлетворением насмотревшись на туземца, парень перевел взгляд на Такеши, чей взор был бесстрастен и одновременно бессмыслен. Мальчишка пригляделся получше и обнаружил беззвучно шевелящиеся губы.

«Небось, ушел в себя, случайно вспомнив земляков с неприятием зла… Блин, здесь не та ситуация, дабы спасаться подобным образом…», — парень тихонько нащупал рукой бок японца и сильно ущипнул его, тот же в ответ сильно вздрогнул и, хлопая глазами, закрутил головой, ища выведший из транса внешний раздражитель.

— Тш-ш-ш! — еле слышно, но твердо прошипел Дима. — Ты чего? Дурак? — ему больше нечего было сказать очнувшемуся и испуганно хлопающему прищуренными глазами азиату.

— Я… Я задумался! — дерганным, дрожащим голосом пробормотал Такеши. — Никогда подобного не видел! Боюсь до судорог, начал думать, что с нами будет и…

— Ушел в себя? Отвлекся, да? — помог ему Дима. — У меня такая фигня постоянно, ты вон на Лкетинга посмотри, тот тоже завис.

— Угу, — Такеши отвлеченно и без интереса взглянул на масаи, быстро переведя дикий взгляд обратно, на прибывших за людьми демонов. — Что они с нами будут делать? Зачем пришли и почему просто стоят? — вопросы посыпались, как из рога изобилия. — Ты знаешь? Ты ведь столько рассказал нам, может ты в курсе, что дальше? — японец, боясь привлечь внимание чертей, аккуратно, но сильно и непонятно зачем, ткнул пальцем Дмитрию в бок.

— Да не знаю я ничего больше! — локтем ответил мальчишка. — Лучше бы деда своего внимательно слушал! Знал бы, какой следующий порог вашей речке Са… Сагу… Сазу! Тьфу ты! Забыл! — яростно прошептал Дима, помирая от страха, но продолжая старательно рассматривать вошедших демонов.

Заполонившие подвал черти и иже с ними, молча стояли, будто чего-то выжидая. Они, как замерли возле скользких каменных стен и перед толпой трясущихся грешников, так и не двигались, внешне напоминая каменных истуканов, но на деле же анализируя каждое движение грешников. На то они сюда и пришли, мало ли какой-безумец нападет на собакоголового предводителя, а здоровая отвратительная тварь рядом с ним, тяжело дыша и утробно рыча, испускала изо рта отвратительное зловоние гниющего мяса, злобно анализируя потенциальную еду. Глядя на это чудовище, сразу было видно, что за свою недолгую жизнь оно сожрало не одного несчастного грешника, причем не из-за своих обязанностей, а просто из желания перекусить. Висящий же на боку кнут с потертой рукояткой рассказал о прекрасном умении работы с ним, то есть омерзительное создание, выращенное пугать и убивать, легко превращалось в сурового надзирателя, охраняющего людей и радующееся этому из-за возможности уродовать каждого непокорного.

«Поскорей бы «волшебную» капельницу…», — Дима слегка «завис», отлично понимая, что он и ему подобные являются самыми первыми кандидатами на поучительный удар электрокнута, а это может приказать лишь демон с собачьей головой, что в данный момент оценивал собранных людей, многие из которых так и не сумели опуститься на колени.

Множественные всхлипывания и идущие отовсюду заикания, тонкое протяжное «и-и-и-и-и-и-и» вместе с запахом свежей мочи и никаких криков… Ужасная песня истинных человеческих эмоций, где несчастные, глупые и обманутые Землей люди застыли в ожидании приговора.

Правду говорят, что человеческие эмоции, исходящие от большого скопления людей ощущаются всем телом. От этого кайфуют певцы и артисты, рассказывая, как обожание фанатов буквально качает их на невидимых волнах, а они купаются в людских чувствах. Сейчас Дмитрий ощущал, как его душит страх, исходящий от лежащих на полу людей, давящихся собственным ужасом.

«Только этого не хватало… Сам усираюсь, а эти еще добавляют…», — юноша глубоко задышал, делая паузу после каждого глотка воздуха, и тут его толкнул в бок Такеши.

— Не так дышишь, — глаза японца спокойно смотрели из-под сощуренных век. — Надо по-другому.

— А как? — сглотнув сухим горлом набившийся ужас, просипел Дима.

— Вдыхаешь носом, надувая живот, — азиат быстро глянул в сторону собакоголового, неторопливо оглядывающего ряды насмерть перепуганных людей. — Четыре секунды ждешь, а потом выдыхаешь ртом, втягивая живот. Только не переусердствуй, а то сознание потеряешь, — Такеши направил глаза в пол, а Дима принялся пробовать новое дыхание, сулящее избавление от липкого, буквально ползающего по телу страха.

«Вдох! Раз-два-три-четыре! Выдох! Вдох! Раз-два-три-четыре! Выдох!», — Дима увлекся на счете, ибо стало помогать, а потом понял смысл предупреждения японца.

Насыщение тела и мозга кислородом «осчастливило» юношу потемнением в глазах, вследствие чего он уменьшил мощность вдохов и осмотрелся, так как дыхательная гимнастика почти прогнала удушающий ужас. Такеши, как и Дмитрий, стоял, также методично и успокоительно дыша, а Лкетинг с уже нормальными глазами, но сердито раздувающимися ноздрями яростно оглядывал демонов, пришедших по его душу, которую он собирался задорого продать.

По туземцу виднелось, что внутри него бушуют легенды масаи, гласящие о необходимости уничтожения всех, как одного демонов, дабы они посевы не топтали и коз не насиловали, но здесь… В Аду мировоззрение простодушного воина обрушилось и хорошо, что он обладатель тавро, отличающего «Спящих» от нормальных людей. Этот ожог показывал крепкую психику и острый ум Лкетинга, ибо он не бросился в бой с криками: «Убить демонов!», — а методично переосмысливал увиденное за последние дни, понимая, что если ему недавно отрубили руку, а затем вырастили, то могут сделать нечто и похуже.

Каким образом Дмитрий это понял, ему и самому было неясно, но в тот момент, как он перестал переживать за туземца с японцем, то услышал:

— Хм… Уже нашли друг друга! — раздался удовлетворенный и будто усиленный некой магией, порыкивающий голос. — И как всегда не встали на колени, игнорируя прекрасный пример покорных и постоянно готовых к унижению христиан! — слова с элементами гавканья слышались со всех сторон. — Сколько раз наблюдаю эту картину, заканчивающуюся одним и тем же! — от приправленной жестокой радостью фразы, у парня побежала дрожь по голой спине.

Рычащие слова собакоголового легли на благодатную почву садистского разума гигантской твари. Она зашевелилась, утробно и со злобной угрозой зарычав, зато черти, держащие в мускулистых лапах играющие огоньками копья, даже не шелохнулись, ибо ожидали четкого приказа. Их оранжевые глаза не были пусты, но умело смотрели никуда, как у обученных бойцов, игнорирующих эмоции — проклятье слабаков, и слушающих лишь приказы командующего.

Находящиеся же рядом с Дмитрием, Такеши и Лкетингом всхлипывающие люди мгновенно почувствовали опасность, исходящую от недавно познакомившейся троицы, поняв, что из-за троицы гордецов им могут причинить новую боль и принялись расползаться в стороны, стараясь не поднимать смиренно опущенные головы.

— Как обычно… — пробормотал юноша, введенный в ступор обращением лично к нему с друзьями и чуть не забывший об успокоительном дыхании из-за «полыхнувших» сильным страхом уползающих.

Он почувствовал, как напрягся японец и вздрогнул Лкетинг. Они — Такеши с масаи — поняли, что именно к ним обращаются тот, кого слушается огромный, утыканный блестящими шипами монстр, созданный причинять боль и страдания.

— Вы трое! — порыкивающий голос превратился в подобие злобного гавканья, а Дима внезапно подумал: «Чтобы издавать человеческую речь, требуется такой же, как у людей язык… Как они говорят? Черти и этот… Собакоголовый… Анубис, мать его так!». — Подняли глаза, быстро! — уже голос-лай стегнул по ушам и гигантская, охраняющая собакоголового тварь издала не усиленное злобой утробное рычание, а какой-то яростный рев на низких частотах.

В помещение моментально наступила гулкая тишина, быстро заполняющаяся запахом свежей мочи, а Дмитрий сделал следующий вдох, абсолютно не повлиявший на ком в горле, ледяную глыбу в животе и потяжелевшие руки с ногами, однако создавший першенье в сжатой гортани.

— Кхе-кхе… — у него вырвался легкий кашель и стоящий на дрожащих ногах мальчишка, нерешительно поднял серо-голубые глаза, еще не зная, сделали ли это его спутники, но за него ответил сам, укутанный в золото демон.

— Прекрасно! — было странно слышать такое хорошее слово от столь кошмарного создания. — А теперь скажите, что вы видите в моих? — вопрос, наверняка содержал каверзу, ибо Дима видел только золотистые одежды, а насчет выражения глаз собакоголового мог сказать только одно: «Слишком далеко, не могу разглядеть».

Он сглотнул сухим горлом испуг и попытался сделать еще один успокаивающий вдох, и тут на вопрос высокопоставленного адского жителя ответил воин-масаи.

— Лкетинг видит шакала! Трусливого африканского шакала! Глаза шакала! Морда шакала! Больше Лкетинг не видит ничего, — гордо выпрямившийся туземец замолчал, а парень охренев от речи чернокожего, стал ждать результата, не замедлившего последовать, но сначала наступила подобающая ситуации пауза.

Пауза, когда валяющиеся на коленях люди спешно отползли еще дальше, хотя места не осталось, а мусульмане и буддисты, лишь слегка, почти невидимо ухмыльнулись, но все-таки сжались поплотней. Дети Востока знали, что такое гордость и бесстрашие, ведь лозунг, поклоняющихся Аллаху: «Умереть за него!», — и в этом состоит их рабство, девиз же буддистов: «Нас ничего не волнует, ибо ничего нет!», — но и они знали толк в храбрости.

Наконец шум толкающихся и ползающих по полу смиренных людей, не прекращающих шептать слюнявые прошения к богу затих и раздался смех. Тихий, но с легким и тяжело описываемым подгавкиванием.

— Ха-ха-ха! Молодец масаи! Гордый сын Африки, не боящийся смерти! Ты пробудешь здесь целую вечность, не беспокойся! — собакоголовый довольно смеялся, закинув вверх черную морду и золотистые одежды колыхались в такт его веселью, Лкетинг же злораздувал ноздри и с силой сжимал скрипящие кулаки, больше ничего не говоря, хотя было видно, что очень хочет.

Черти-охранники продолжали недвижимо стоять, и лишь здоровенная тварь угрожающе заворчала, услышав хозяйский смех и не понимая, как на него реагировать, однако с места не сдвинулась. Тем временем «Анубис» затих и обратил желтоглазый, гармонирующий с одеждой и узорами на копытах, взор разумного пса на трех угрюмо сопящих, таких разных выходцев с Земли.

— А что скажете вы? Японец и русский? Что могут сказать двое людей с разных континентов, так быстро нашедших друг у друга одинаковые интересы?

— Я… Я… Не знаю… — пробормотал Дима языком, еле ворочающимся от поселившегося в животе страха. — Не вижу ваших глаз. Не то зрение… — он замолчал, сухо сглотнув, не найдя больше слов.

Собакоголовый жестко прищурился, резко перекинув жезл в другую, вылетевшую из под одежд нечеловеческую руку, и тот загорелся багрово-красным, а стоящее сзади, «одаренное» массой железа огромное чудовище сделало поспешный шаг назад. Оно точно испугалось, и если подобная тварь боялась оружия в руках «Анубиса», то обнаженным людям и подавно требовалось щемиться в стороны, но никто ничего не сделал, а зря.

Высокопоставленный демон поднял угрожающе светящийся жезл и из него вырвался сгусток пламени, такого же багрового цвета, направляясь в сторону плешивого деда, стоящего на карачках в луже мочи Дмитрия. Все произошло настолько быстро, что мальчишка не успел и моргнуть, а выстрел собакоголового уже достиг цели, упав старику на спину, где стал растекаться по дряблому телу несчастного узника, увеличиваясь в размерах. Дед жутко заорал и попытался подняться, но видимо не хватило сил или боль являлась слишком ужасной, поэтому он принялся кататься по полу, жутко воя.

Лишь полностью покрывшись красноватым свечением, пожравшим сморщенную кожу с изношенными мышцами и оголившим скелет желтоватого цвета, дедок затих, но никто рядом не шелохнулся. Затихшие в страхе люди понимали, что это не самое худшее, могущее произойти, поэтому трусливо молчали, вот только излучаемое ими чувство страха усилилось, отчего чувствующий его Дима желать потерять сознание и не очнуться, как можно дольше.

— Я тебя плохо расслышал! — гавкающий голос собакоголового с саркастической интонацией ворвался ему в уши, и парень слегка пошатнулся, стоя с опущенными вниз глазами.

Он молчал, не зная, как ответить, глядя на блестящую каплю пота, повисшую на кончике носа. В ней переливался идущий с потолка рассеянный свет, создавая маленькое солнышко на лице… И лучики этого солнца придавали сил, заставляя верить в еще не один прекрасный и беззаботный, теплый денек, сейчас же оставалась единственная проблема — он не знал, что сказать. Мальчишка реально не понимал, чего от него ждет собакоголовый. Изменившегося мнения из-за сожранного красным сгустком старика? И на какое же он его изменит? Скажет, что видит в холодных желтых глазах тонкий проницательный ум или наоборот — жестокость и смерть? Дмитрий не понимал. Вообще.

— Я не вижу ваших глаз… Не вижу… — голос юноши дрожал, как и внутренности, пораженные ледяным ужасом. — Поэтому ничего не могу сказать…

— Понятно! Ну, что же! — «Анубис» резко вскинул жезл вверх, а Дима зажмурил глаза, готовясь покинуть Ад и искренне сожалея об уходе, однако ничего не произошло, ибо парнокопытный шутник с песьей головой показательно прокрутил золотистый жезл меж длинных, но все-таки животных пальцев.

— Честность — это хорошо! Особенно, когда напротив стоит смерть! Ха-ха-ха! — он язвительно захохотал, легонько подгавкивая. — Ну, а ты японец? Что скажешь ты? — высокопоставленный адский житель склонил голову на правый бок и внимательно вперился в глаза Такеши, по крайней мере, так подумал мальчишка.

Азиат в ответ отчетливо затрясся. Была видна его жуткая боязнь, такая же, как у любого здесь пребывающего, а покрытый холодной испариной Дима шатался от пережитого ужаса, стремящегося свалить его на пол, но помнил: «Вдох! Раз-два-три-четыре! Выдох! Вдох! Раз-два-три-четыре! Выдох!», — держась на ногах только с помощью совета густоволосого японца.

— Скуку, — Такеши быстро и испугано выплюнул это слово, заранее вжав голову в плечи, но демон облизнул пасть длинным, походящим на человеческий языком, и наклонил угольно-черную голову на другой бок.

— Молодец! Отлично! Ты угадал японец! Вот, что значит мудрость азиатов, их проницательность и умение читать глаза! — собакоголовый перебрасывал жезл из руки в руки, отчего тот постоянно менял цвет, возможно из-за случайно нажимаемых ладонью невидимых кнопок, а может и нет. — Вы все! Слушайте меня внимательно! — голос с собачьим взрыкиванием и подгавкиванием, проникал в каждый участок огромного помещения со склизкими стенами. — Меня не волнует, стоите ли вы на коленях или прямо, гордые вы или смиренные, трусливые или храбрые, ну и наконец, живы вы или мертвы! — смертельный жезл засветился багрово-красным и последовал выстрел огромным сгустком пламени в группу сжавшихся, но не закрывших раскосые глаза наголо бритых людей.

Огонь непонятного происхождения объял одновременно всех десятерых или чуть больше человек, рухнувших на пол и жутко завывших. Они катались покрытые не сбиваемым, и будто живым красноватым пламенем, присутствующие же рядом обнаженные, всхлипывающие люди расползались в стороны, но не у всех получалось, и неземной огонь перекидывался на них. Вот тогда-то остальные поняли, что необходимо отодвинуться, как можно дальше и шустро-шустро, словно тараканы при включенном свете расползлись, наваливаясь на истерично-визжащих себе подобных… А в это время в образовавшемся пустом пространстве зала с каменным стенами и полом плавились шевелящиеся человеческие тела… Без кожи и почти без мышц… С постепенно оголяющимся скелетом….

После этого, определенно показательного пиршества смерти у Дмитрия в голове образовалась пустота, в которой летало лишь одно слово: «Когда уже «волшебная» капельница?», — ибо он не желал покидать Ад таким способом, всем сердцем понимая, что эти, минуту назад погибшие люди освободились. Улетели в одну из бесконечных Вселенных искать свой путь заново. Туда, где спокойно, хорошо и почти на сто процентов безопасно, однако он не желал уходить вместе с ними. Ему не требовалась свобода, предоставляемая окончательной смертью, ибо не за этим он пришел. Сейчас Дима отчаянно понимал, что сон про летающие шары настоящий. Такой же настоящий, как данное жуткое место, полное обнаженных людей, пригнанных на смерть одновременно с вечной жизнью. И скорее всего не только последний сон, но и множество других, в которые он уверовал лишь в Аду из-за уже виденных им ранее, очень похожих кошмарных картин.

— Вот видите! — перебил его мыслительные процессы гавкающий голос «Анубиса», подкрепленный утробным рычанием твари с искрящимся на боку кнутом. — Мне здесь никого не жаль! В особенности этих! Уж слишком дешево продаются! Что здесь, что там! Ха-ха-ха! — указующий перст ткнул в распростершихся на полу, истерично трясущихся и непрерывно взывающих к богу верующих. — Давай Варгх! Выбери себе кого хочешь! — огромное чудовище радостно-злобно взревело и сделало шаг вперед, блеснув острымишипами, а затем чересчур быстро для своих размеров схватило висящий на правом боку кнут и хлестнуло им в сторону первого ряда лежащих на полу людей.

Дима успел заметить мелькнувшую ослепительную полосу искр, а уж затем услышал истошный вопль боли вперемешку со страхом, и автоматически переведя взгляд в примерное место назначения высокотехнологичной плети, обнаружил меж трясущихся грешников освободившееся пространство. Монстр, выращенный для издевательств над человеческим скотом, сумел ухватить рассыпающим искры кнутом, довольно упитанного благообразного мужчину с аккуратной, покрытой возрастным серебром бородкой. И сейчас сей обладатель небольшого сытого брюшка истошно вопил от боли, пребывая в лапищах ужасного создания, созданного из мяса и разномастного железа.

«Хорошо все-таки стоять, а не ползать… Все видно, но как же страшно… И ведь не опустишься, так как еще больше внимания привлечешь… Сам виноват… Проклятая гордость… Даже сейчас считаю себя лучше этого… Одетого в золото бога мертвых…», — проведенный трясущимся Димой самоанализ показал, что хоть он и испуган до полусмерти, но все равно считает себя особенным.

Собакоголовый тем временем поспешно отодвинулся, как можно дальше и стало ясно почему. Подчиняющееся ему одному, здоровенное чудовище, медленно, с каким-то садистским удовольствием выдернуло сперва одну, а потом другую, брызнувшие кровью полноватые руки, кричащего уже сорванным голосом, кошмарно-мучающегося человека. Далее Франкенштейн местного разлива поднял несчастного на уровень маленьких злобных глазок и вгрызся ему в горло широким ртом, забрызгав кровью покрытый седыми волосами подбородок грешника поневоле.

Искрящийся кнут кровожадного монстра лежал рядом с огромными ступнями и весело сыпал, будто праздничными бенгальскими огнями, жадно же чавкающее, огромное чудовище аппетитно пило парующую кровь и вгрызалось в мясо благообразного мужчины, затихающего в собственном хрипящем бульканье…

И этот концерт разыгрывался не просто так. Истинной сутью подобных представлений в любом мире и в любую эпоху является полное подавление большого количества людей для окончательного и беспрекословного подчинения. И сейчас каждый, с поникшей ли головой или же гордо стоящий, не склонивший спину человек осознал, что смерть продолжается и после смерти в Аду. Данный спектакль окончательно уверил безмолвную, испуганную толпу в возможности следующей, как вариант вообще бесконечной смерти, а это звучало особенно кошмарно. Присутствующие в огромном сыром зале люди настолько перепугались, что увиденная возможность новой, жуткой погибели заставила их изо всех сил цепляться за бессмысленные жизни, изрыгая проникший внутрьстрах в виде горячей кислой рвоты. И пусть это делали не все, но даже устоявшие на ногах почувствовали тошноту и мерзкий ужас, подталкивающий желудки к горлу, шепча: «Следующим можешь стать ты и никто… Никто тебе не поможет! Никогда! Ты будешьмучиться вечно! Будешь умирать каждый день, много-много раз!», — и затряслись поджилки ног, и потек холодный пот со склонившихся спин…

Дмитрий же изо всех сил хотел закричать, что за дальнейшей смертью свобода! Блаженная пустота, где за сотни тысяч лет их никто не тронет. Он обладал стопроцентной уверенностью в знании желаний большей части присутствующей здесь толпы грешников, но прекрасно понимал, что ему никто не поверит. Об этом здесь знали только он, Такеши и Лкетинг, да и то… Насчет туземца не совсем ясно. Понял тот его рассказ или нет? Что у него сейчас в голове?

А в голове у немного посеревшего лицом масаи главенствовала конфуцианская беспристрастность, где серость кожи являлась не более, чем негритянской бледностью. Туземец молча, даже меланхолично всматривался в окончательный, такой страшный уход из жизни чужого человека, еле-еле раскачиваясь в разные стороны, будто пребывая в трансе. О чем думал воин, выросший на самом загадочном континенте Земли, никому не известно. Он только-только бесстрашно высказался в морду собакоголовому, что было проявлением большой храбрости с отсутствием боязни смерти, а все из-за проживания в мире традиций, непохожих ни на одни другие, верованием в иных богов и мышлением отличным от белого или желтого человека…

«Нет… Никто не поймет, что у него в голове… Да и ладно… Пусть делает, как нравится, все-таки должен стать шаманом, а у тех вообще никому не ясные завихрения… А чего там интересно с Такеши?», — еле дышащий от страха Дима продолжал мучить себя наблюдениями.

Азиат выглядел не слишком хорошо, но более-менее удовлетворительно, по крайней мере, на ногах держался. Дергая правой щекой, он приоткрыл рот и широко распахнул блестящие глаза, нервно всматриваясь в пожирание огромным монстром остатков еще недавно неплохо выглядящего при жизни человека.

Огромная злобная туша, жадно и утробно с аппетитом чавкала, громко хрустя разгрызаемыми костями и вся изляпавшись в крови. Особо лакомые кусочки она оставляла на потом, аккуратно цепляя на уже не такие блестящие, покрывшиеся кровавыми потеками шипы, а остальное — наверное, не такое вкусное — съедала сразу, почти не пережевывая.

Довольно-таки кошмарное зрелище, притягивающее пораженные животным страхом смерти взоры каждого человека. Громкий отвратительный хруст ломающихся костей и угрожающее, но одновременно довольное порыкиванье, показывали, как выглядит освобожденный Адом человек, преображенный в кровожадного зверя. Кнут отвратительной твари лежал и искрил рядом, попадая по большой уродливой ступне монстра, но того не волновало легкое для него пощипывание. Адское создание, действительно не чувствовало боли, самозабвенно пожирая еще недавно надеющегося выжить узника.

— Как вы уже поняли — его имя Варгх! — собакоголовый издевательски засмеялся, а его одежды веселились вместе с ним, отбрасывая неяркие блики в рассеянном, идущем с потолка свете. — Любой из вас может превратиться в такого же, как он! — «Анубис» обернулся и показательно обвел рукой-лапой довольно чавкающего монстра. — И некоторых из вас обязательно принудительно-добровольно, ха-ха-ха, пополнят ряды подобных ему! Вы только представьте! Почти полное отсутствие разума и огромное количество пищи! Пищи, которая сопротивляется, дерется и визжит! Пищи, за которой требуется присматривать, дабы она не убежала и хорошо себя вела! Ха-ха-ха! — демон с угольно-черной головой захохотал с отвратительным подгавкиванием, а тяжело-дышащие люди, многих из которых продолжало рвать, не проронили ни звука, но наверняка каждый из попавших сегодня в Геенну Огненную, представил плюсы и минусы превращения в подобное существо.

Такова человеческая природа… Испытывать надежду на спасение в любом виде, пусть даже без ног с руками, и если кто-нибудь здесь скажет, что и не подумал уподобиться Варгху, то это наглая ложь.

Любой представитель человечества желает жить, точнее не он, а его тело, обладающее глубоко встроенным инстинктом самосохранения. Эта животная часть человека создавалась для спасения в критических ситуациях, когда уже ничто не может помочь. Она обладает независимым звериным разумом и управляется с помощью примитивных команд, где основная всего одна. Спастись любой ценой. Либо через унижение, либо убить, вот почему человечество в большинстве своем и подчиняется телам. Никто из живущих на Земле не думает о своем истинном «Я», круглосуточно-шепчущем заняться спортом и изучать себя изнутри. Нет, люди не такие. Они будут бояться бросить курить, пить, жрать целыми днями и бесцельно лежать на кровати, ибоподчиняются телам, ими же приученным к бесконечному отдыху.

Сегодняшний человек уподобился жирному кастрированному коту. Он бесконечно вылизывает себя, играется и считает, что таков его жизненный путь. И пусть. Когда все подобные ему вымрут от болезней и нищеты, останутся, лишь способные идти сквозь огонь, воду и медные трубы.

Лично Дмитрий после слов «Анубиса» мгновенно представил себя в облике Варгха, как он такой медленно, никуда не торопясь ходит, бьет всех искрящимся кнутом, жрет сколько влезет и подумал: «С одной стороны — да, круто! Это, как постоянно быть пьяным! Ничего не заботит, никто не мешает жить! Круто, но уже не мой выбор…», — парень понимал, что больше никогда не променяет трезвость и вникание в полную тайн окружающую реальность на нелепое и слишком простое опьянение, дарящее ложную уверенность в ласковом и никуда не движущемся, рациональном мире.

— Ну, а остальные… Добро пожаловать в Ад, то есть Геенну Огненную! Ха-ха-ха! Сопротивление бесполезно, ибо Варгх не понимает этого! — «Анубис» веселился, сверкая золотистыми одеждами, видимо во время напутствия новоприбывших грешников его скука испарялась. — А сейчас… — он резко прекратил собачий смех и поднял засветившийся яростно-красным жезл, отчего огромное помещение заполнилось тишиной, превратившей людской скот в пускающих слюни, трясущихся каменных статуй. — На колени! Все!! — гавкающий голос демона преобразился в рык разъяренного бойцовского пса.

А Варгх, огромный уродливый монстр, топорщащийся покрытыми кровью шипами и висящим на них свежим мясом, взметнулся на колоннообразные ноги одновременно с повышением хозяйского гласа и яростно взревел, дабы помочь пасть ниц каждому рабу, не согласному или просто не понявшему приказа. Залитый темно-алым, ужасный огромный монстр с отвратительной, будто ошпаренной мордой отбросил в сторону обглоданную до колена ногу прошлой жертвы и, наклонившись, схватил бешено-искрящийся, словно чувствующий настроение владельца хлыст.

— Давай, Варгх! Научи их! — высокопоставленный демон, звонко цокая украшенными золотом копытами отошел к левой стене, поближе к стоявшим по стойке «смирно» парнокопытным воинам, а злобно-ревущее чудовище принялось быстро размахивать высокотехнологичным кнутом, создавая с гулом режущие воздух светящиеся всполохи.

И все новоявленные узники Ада выполнили приказ. Абсолютно. Каждый стоящий на ногах раб, считающий выше своего достоинства преклоняться перед кем-либо, упал ниц. Упал быстро и не стараясь осторожничать, разбив в кровь лицо, но не издав ни звука, ибо плеть адского Франкенштейна быстро и сильно била по не желающим сгибаться спинам, и каким бы дураком Варгх не являлся, однако памятью обладал прекрасной. Чудовище с испачканной кровью мордой запомнило всех ранее стоящих, и сейчас выполняло любимую работу с помощью кнута, наделенного отличной силой тока и гениально встроенной способностью разрывать кожу.

Послышались громкие вопли боли, раздающиеся из разных концов огромного сырого помещения с каменным, и во многих местах обоссаным полом. Плеть монстра — любителя человеческого мяса, обладала бесконечной длиной, а его способности больно бить и попадать, куда требуется, являлись высшим пилотажем доступным не каждому коровьему пастуху…

Варгха назвать бы пастырем, пастырем преподающим жизнь новым овцам, но уж слишком он был несловоохотлив, как возможный учитель. Лишь злобное и одновременно удовлетворенное взрыкивание, сопровождало взмахи огромной, уродливой, но от этого не менее сильной лапищи. Брызги горячей соленой крови заполнили подвал с тускло-светящимися потолками, орошая почти невидимым дождем человеческие тела, неугодные местному богу мертвых.

Дмитрий, рухнувший на пол одновременно со всеми несгибаемыми гордецами, с силой вжался в пол, рядом со скелетом старика, стараясь выгнуть спину так, чтобы его не зацепило, но не тут-то было, ибо Варгх отлично запомнил троицу, на которую первой обратил взор его мрачный хозяин с головой пса. Пышущий энергией кнут безмозглого, но послушного монстра с протяжным, разрезающим воздух свистом коснулся обнаженной спины напуганного мальчишки и тот дико заорав, подпрыгнул сотрясшимся от мощного разряда телом, а затем недвижимо упал, но сначала…

Появилось ощущение чего-то тупо ударившего по спине, а после острая боль поглотила тело внутри и снаружи, и что бы, парень не знал про электричество до сегодняшнего дня, однако ни один пережитый им удар тока не мог сравниться с этим. Лопнувшая кожа спины, плюс огромный силы разряд, юрко вошедший в каждый внутренний орган, заставили мальчишку взвыть от боли, брызнув слезами и подскочить вверх. Голова выгнулась до жуткого хруста в шее, а прошедший сквозь ноги и руки электрический разряд сначала скрутил их судорогой, а после расслабил до полного бездействия, отчего Дима рухнул обратно, больно ударившись губами и зубами об неровный камень влажного пола.

Он недвижимо лежал, распластавшись лягушкой и цепляя руками с ногами валяющихся рядом таких же «грешников», а по телу весело бегали остаточные электрические разряды и нервно дергались оба века. Прохлада каменного пола жадно впитывалась разгоряченным телом, разбитые губы заполняли ротовую полость соленым привкусом, а по правой стороне спины стекала горячая жидкость, дающая жизнь каждому рожденному на Земле и ей подобных планетах.

«Как же больно…», — отстранено думал Дима, а перед дергающимися глазами лежал камень, а точнее много разномастных камней неровного пола. «Нет… Ну как же они все-таки по ним ходят?», — повторилась недавняя мысль про чертей и он лизнул мокрый, соленый пол сухим языком, забыв, что недавно здесь обоссался.

В ту же секунду рядом рухнуло дергающееся смуглое тело. Его «счастливым» обладателем являлся попытавшийся сразу же встать Лкетинг, но, как и Дима, он не сумел этого сделать, вновь беззвучно завалившись на пол, ну а следующим был субтильный японец…

Такеши упал, дергаясь вообще весь, хотя с ним-то все понятно. Он был самым маленьким и значит, хуже перенес мощный разряд тока. Азиат бился в сильных судорожных корчах, пытаясь сжать в кулаки, сведенные сильным напряжением маленькие кисти, но у него ничего не получалось.

Все видимое сейчас Дмитрием происходило, будто в замедленной съемке, а в ушах парня и вовсе образовались плотные воздушные пробки. Отчего так происходило, он не понимал, но скорее всего таким образом выражались действие электрического кнута и сильного удара лицом об камень.

Валяющиеся рядом Такеши с Лкетингом и почти не слышимые звуки… Происходящее жутко напоминало кинокартину «Спасти рядового Райна», когда главного или второстепенного героя — он точно не помнил — контузило, и тот ничего не слышал. Вот и сейчас сам Дима расслаблено лежал, пуская кровь разбитыми губами, а рядом бился в судорогах японец и делал попытки встать воин-масаи, но мальчишку интересовал лишь лежащий перед ним камень…

«Что особенного в этом камне? Обычный неровный, как и все другие, образующие неаккуратный пол в подвале, пахнущем мочой… Камень… Много камней…», — его растрепанная голова генерировала калейдоскоп непохожих друг на дружку мыслей, складывающихся в большой и правильный текст, в котором все камнями начинается и ими же заканчивается.

Веки лежащего ничком парня понемногу переставали дергаться, отчего-то зудящие уши начинали пропускать звуки, а где-то на фоне, еле видимая панорамным зрением проносилась сверкающая полоса бьющего по множеству тел кнута…

Глава 4

Камни… Человеческая цивилизация сделала первый шаг своего наибольшего развития именно с камней. Тот, кто первым ухватил несколько неровных осколков, тот и стал двигателем современного мира, ведь с помощью этих простых природных образований можно легко считать и вычислять, и если кто-то скажет, что пальцами проще, то нет. Не проще! Камней можно набрать намного больше, чем есть пальцев на ногах и руках!

И этот гигантский первый шаг был сделан всего лишь подобравшим несколько камней человеком, тут же ассоциировавшим их с количеством идущих рядом спутников, или с теми же самыми пальцами на руках, что привело к эволюции человеческой цивилизации в нынешнем виде.

Сегодняшнее развитие вычислительной техники достигло огромных высот, и в настоящее время огромная часть населения планеты постепенно и незаметно для самих себя переносит сознания в виртуальную реальность ими же созданную. Люди уходят из суровой, полной забот и вопросов действительности в миры, генерируемые с помощью обычного кремния, превращенного в микропроцессоры мощнейших компьютеров, заключающих внутри себя миллионы транзисторов из простого камня… Камня, научившего их считать и за которым они шли сквозь века, дабы быть им же пожранными.

Никто не знает, чем закончится человеческая история, но точно известно одно — сознания миллионов людей останутся внутри кремниевых процессоров, ибо уже сегодня проводятся эксперименты с искусственным интеллектом, где наилучшим решением может стать переселение человеческих разумов в компьютеры. Туда, где они сумеют думать в миллионы раз быстрей, однако это лишь для энтузиастов, желающих помочь миру.

Остальные недальновидные и ограниченные, боящиеся покинуть квартиру с ящиком, являющимся для них жизнью, смогут накопить денег и купить собственный суперкомпьютер, куда решат переселиться, дабы повелевать и властвовать в мирах, где они самые сильные, красивые и умные. Их же пустая оболочка будет лежать рядом на эргономичной кровати с подведенными к телу внутривенным питанием, кало- мочесборниками, ну и для особо богатых будет включен массаж, препятствующий образованию пролежней.

Этот маленький технологический рай будет настолько автономным и совершенным, что не потребует участия других людей. Питание, канализация, вентиляция и температура в доме, все это превратится в услуги, отключаемые за неуплату, вследствие чего никто не сможет превратиться в Бога, ведь ни одно высшее существо не должно задумываться об оплате существования. Поэтому, чтобы заполучить столь шикарный мирок для пряток от реальности, придется беспрерывно работать, оплачивая жизнь на долгие годы вперед, ведь никто не желает умереть от голода, являясь виртуальным владельцем огромной корпорации в мире, созданном своими руками. И как бы банально это не выглядело, но в этом недалеком будущем уже камни займутся подсчетом людей, разделяя их на живых и мертвых. Небольшое количество микропроцессоров начнет вычислять тех, кого необходимо отключить от сети без всякой жалости и поблажек, ведь у компьютеров нет моральных принципов, а стоящие за ними сильные мира сего считают только наличные.

И произойдет отключение множеств Вселенных… Вселенных так долго создаваемых и нежно лелеемых… После чего сознания, встроенные в компьютеры через миллиарды идущих от черепных коробок проводов начнут возвращаться домой. В полные болезней и пораженных внутренних органов тела, отказывающиеся подчиняться вследствие долгого бездействия…

Кого-то спасут… Кого-то нет… Но суть в том, что в мире будущего богами станут камни. Обычные камни, с помощью которых некий лохматый и небритый человечишка считал коз и овец, откидывая один в сторону, когда требовалось какую-то зарезать. Все поменяется с точностью наоборот, и мир вернется к идолопоклонничеству, только технологического рода. Компьютеры превратятся в Творцов, могущих создавать Вселенные на любой вкус, дополнительно контролируя реальные электричество, денежные потоки, пищу, производство, рекламу ну и естественно деторождение, то есть жизнь со смертью…

Получается, что человечество найдет Бога для поиска, которого его создали ангелы с демонами? Нет, ведь если это бог, то слишком мелкий. Просто люди, как всегда совершат ошибку, пойдя легким путем и сотворив себе идола, отчего всячески ограждает множество святых книг. Все эти их действия породят множество смеха и кручения пальцами у висков в Аду, который останется почти неизменными, встречая каждого новичка словами: «Ну что, очнулся касатик?», — и громким смехом с элементами блеяния.

Дима наконец-то смог нормально слышать и сейчас очумело хлопал ресницами от насытивших голову вроде бы диких, но на деле умных мыслей. Будущее в виде грядущей «Матрицы» явно и четко промелькнуло внутри него, и там было не все гладко, намного хуже, чем в фильме с данным названием. Киношный вариант плена человеческих сознаний у машин не так уж и плохо смотрелся, ведь там присутствовала полная движений жизнь, а в его мыслях все наоборот настолько просто и по-житейски выглядело, что пахло современным рабовладельческим строем, полным кредитов и стандартного быта, облаченных в компьютерные технологии.

«Правду говорят, будто от удара молнии на пианино играть начинают или разговаривать на разных языках… Жаль здесь не проверишь — все друг друга понимают, и пианино нет…», — временно отрешившийся от внешнего мира парень задумчиво пошевелил пальцами, неосознанно пробуя их на музыкальную гибкость, но результаты не впечатлили и он решил осмотреться, дабы быть в курсе происходящего в становящемся шумным, маленьком кусочке Ада.

Обнаженный, но отчего-то не замерзший юноша подтянул, словно чужие руки с ногами, обратив внимание, что не слышит криков вкупе с вездесущими молитвами, и единственными звуками являются невнятные стоны с пронзительным плачем младенца, мать которого получила отнюдь не женский удар плетью, само собой отразившийся и на ребенке.

Электричество штука серьезная и до конца неизученная. Одним из его свойств является прохождение сквозь множество тел без какой-либо преграды с почти одинаковым ударом по каждому из них. Поэтому нет ничего удивительного, что ребенок получил от мамки не самый лучший подарок, однако с другой стороны не бросать же его ради спасения на холодный пол казематов, набитых дикими и бессовестными в своем ужасе, отчаявшимися людьми.

И вот сейчас пацан или девчонка — в столь юном возрасте не разберешь, пока не увидишь — орал, как резаный, вследствие чего сквозь множественные людские стоны слышалось плачущее сюсюканье родительницы, уговаривающей родную, и пока бестолковую кровиночку хоть немного помолчать, а то сожрет огромный, испачканный в крови дядька, ударивший любимую мамочку по спине.

«Бедная девка… Уж ей-то за себя переживать некогда, угораздило попасть сюда вместе с дитем и как это она так? То ли здесь родила, то ли померла при родах, «выплюнув» ребенка уже в Аду… Начиналось небось, как радость в виде прибавки в семействе, а тут скончалась при родах, мужик на Земле плачет, если был конечно, горе, такое горе… А тут бац! Открывает глаза и… Жива! Ура! Тра-та-та! Но… Что это за больница?! Ужас! Прикована к деревянной лежанке и рядом кто-то громко цокает, звеня железом… Представляю…», — безудержные мысли потянули юношу далеко-далеко и в их конце его аж передернуло от ужаса.

Дима встряхнул головой, очищая ее от жуткого, непроизвольно-генерируемого бреда, и осторожно посмотрел по сторонам. Рядом подтягивали ноги с руками, слабо улыбнувшийся Такеши и Лкетинг с широко-раздувающимися ноздрями. Масаи — молодец, ничем не выражал мысли, наверняка бурлящие сильнее Тихого океана в девятибалльный шторм. Рожденный воином негр стоически и безмолвно переносил невзгоды жизненного пути, то есть смирился с пребыванием в мире, не относящемся к африканскому материку, однако и не собирался сдаваться, как остальные грешники поневоле.

Кое-как поднявшись на четвереньки, Дима мощно, но тихо сплюнул кучу кровавых слюней, собравшихся во рту, будто цыгане в зале ожидания провинциального городка. Слюна была вязкой и тягучей, как случается во время долгого удерживания ее, поэтому сплевываться не хотела. Какая-то ее часть, конечно сразу же упала, растекшись в зазорах между камнями, но немалая доля прилипла к губе, ни в какую не желая отваливаться. Пришлось сделать: «Прфф! Прфф!», — повторяя происходящее в «гостях» у Анатона, и хоть это были не лучшие воспоминания, но после недавнего отдыха они смотрелись, как сквозь мутное стекло.

Наконец борьба с плевком закончилась победой юноши, и он удовлетворенно вздохнув, поднял голову, после чего обнаружил, что все присутствующие в зале пленники Ада встают на четвереньки из положения «как больно, но надо подниматься, пока не забили насмерть». Получается Варгх не жалел никого, «подарив» мощнейший удар искрящегося кнута по изнеженной земной жизнью спине каждому страдальцу, пришедшему в новый, такой не похожий на прежний мир.

Трясясь и стоная, грешники пытались встать на карачки, но не у всех получалось, поэтому многие падали обратно, издавая различные невнятные звуки, кряхтя, свистя и мыча. Короче говоря, сейчас большой сырой подвал со светящейся «живой» трубой походил на кишащее лягушками болото, где сначала одна залезет на кувшинку, потом свалится, затем вторая… Причем упорно повторяя неудачные попытки и издавая жалостливые «ква».

Дмитрий сам поднимался со стоном: «М-м-м-м-м-мууу!!», — издаваемым закрытым ртом, однако был готов поклясться, что это и есть страдальческое мычание, ибо по-другому сии акустические колебания охарактеризовать невозможно. А самым интересным являлось то, что какими бы многие находящиеся в Сортировочной люди не являлись слабыми и безвольными, но они ВСЕ поднимались. Старались встать, нутром чуя правильность подобного поведения, ведь если продолжишь валяться, то отправишься в следующую смерть. Прекрасно сыгранный кровожадным Варгхом и язвительным собакоголовым спектакль подействовал на каждого, даже уверенного в божественном спасении верующего, быстро понявшего мудрость старой пословицы, гласящей: «На Бога надейся, а к берегу греби». В Аду умели ставить социальные сценки, мотивирующие двигаться из последних сил. Да уж… Направить бы потенциал, заключенный в самом безвольном мешке с дерьмом, да в правильное русло еще при жизни, но после драки кулаками не машут…

Наконец Дима прочно укрепился на четырех костях и шумно задышал, понемногу забывая о боли в разодранной кнутом спине, но его взгляд, как всегда не стоял на месте. О камнях парню думать больше не хотелось, оставалось наблюдать за Такеши с Лкетингом, и шевелящимися рядом со скелетом старика дергаными тетками, пытающимися поставить жирные тела на не привыкшие напрягаться ноги с руками. Возможно, сейчас они сильно страдали, однако это являлось справедливой платой за пуск жизни и здоровья на самотек, хотя для таких случаев всегда найдутся оправдания, например отсутствие времени, много работы, плохое питание, ужасная экология, родила много детей, но нет. Это нельзя назвать весомыми доводами.

В любом человеке заложен настолько огромный потенциал, что его энергии хватит на обогрев квартиры, в которой он проживает. Необходимо просто-напросто следить за собой, уделяя телу совсем немного времени и оно отблагодарит хозяина, сумевшего сделать этот элементарный шаг. Организм сам вылечит приобретенные хронические болезни, вернет нужный вес и наполнится бодростью, которой хватит на огромное количество дел, после выполнения которых цвет лица останется тем же персиковым. Поэтому невозможно жалеть лично доведших себя до ручки.

Дуэт запустивших себя женщин внушал отвращение обвисшими и беспрерывно колышущимися от неуклюжих движений задницам, однако сие зрелище не пугало Дмитрия, ведь можно элементарно не смотреть на противные вещи, если не хочется. Тем более на его зад тоже кто-то любовался, но черствого юношу никогда не волновали проблемы незнакомцев, а уж в этом проклятом месте он не считал достойными своего внимания никого, кроме пребывающий где-то неподалеку мамаши с ребенком и масаи с японцем.

Голозадый мальчишка посопел и сплюнул заполняющую рот слюну. Было интересно, откуда она берется, ведь совсем недавно рот походил на Сахару, не меньше, а сейчас можно поить всех желающих, как с оазиса, но долго думать не пришлось, ибо раздались звуки, знаменующие следующий раунд адских приключений.

— Как я вижу, все поняли, кому следует подчиняться, вставая на колени в нужный момент! Теперь можете подняться! Кто, как считает нужным! Да и вообще те, кто желает! — заполнил огромное сырое помещение лающий голос проводника в мир мертвых и бесстрашный Лкетинг мгновенно среагировал, разогнув спину и поочередно выпрямив мускулистые ноги.

«Блин! Ну не надо!», — взвыл про себя Дима, понимающий, что не сумеет не повторить движения гордого масаи и принялся вставать, страдальчески скрипя зубами от только затихшей боли в спине, по которой текла не останавливающаяся кровь.

Такеши же, японец из Лондона, перенесший удар кнутом намного хуже них, мог стоять на коленях, как нормальный человек, но нет! Его шрам, как и шрамы Дмитрия с Лкетингом являлись печатью тех, кто привык выделываться в любом мире и поэтому несчастный азиат с дергающейся щекой повторил за масаи с русским, и вновь их ненормальная троица выделилась среди моря колышущихся тел, многие из которых также выпрямлялись.

И это нормально, ведь всегда найдутся не умеющие сгибаться люди, даже если этого требует организм, ненавидящий боль, да и просто любой труд. Он будет кричать и требовать подчинения себе, но не стоит слушать того, кто создан для выполнения твоих указаний. Воспитание и еще раз воспитание! С телом можно жить либо в крепком союзе, либо покорившись ему, и третьего не дано.

Подобному не научат родители, а поймешь только сам, да и то, когда прислушаешься к своей настоящей, глубоко затаившейся личности. Прислушаешься и задумаешься, отчего захотелось пробежаться до нужного этажа по ступенькам вместо поездки на лифте. Этот необычный момент с такой странной и непривычной мыслью может стать началом восхождения наверх, прыжком на ступень, приближающую к Богу, причем не в компьютере, а наяву, ведь разве не прекрасней создавать миры без использования второстепенных и совсем не нужных устройств в виде мышки с монитором?

Поднимающиеся с колен люди тут же опускали взгляд, ибо посмотреть в холодные желтые глаза собакоголового означает вызов, а просто встать, опустив голову — согласие подчиняться. Так заведено повсюду и Ад не может отличаться от миров, подобных ему.

— Ну, что же! — удовлетворенно прогавкал «Анубис». — Как и ожидалось, встали те, кто и в первый раз! Отлично! А теперь приготовьтесь! — собакоголовый угрожающе поднял жезл, отчего трехметровый Варгх, жующий сочащееся кровью мясо, испуганно дернулся назад, угрожающе зарычав в сторону перепуганных грешников.

— Ужасный мир! — негромко произнес воин-масаи, видимо адресуя эти слова Диме с Такеши. — Лкетинг думал, что видел сон, оказалось не сон! Африка далеко-далеко, а это мир демонов! Белый человек с крестом приходил к масаи и рассказывал про мир демонов, рассказывал про Иисуса, но Лкетинг не верил! Лкетинг и сейчас не верит! — яростно прошептал туземец, со скрипом сжимая крепкие кулаки. — Нет Иисуса! Есть Энгай! Но демоны тоже есть и масаи будет убивать их! — его ноздри раздувались подобно парусам на пиратском судне прошлых веков.

— Молодец Лкетинг! В точку! — поддержал туземца голожопый юноша, не знающий, как прокомментировать услышанное и тут в их скучный диалог вклинился Такеши, продолжающий нервно дергать щекой, что довольно смешно смотрелось на бледном лице с узкими глазами.

— Вон он сейчас говорит… — Лкетинг и Дима поняли, что азиат указывает на укутанного в золото собакоголового. — Он имеет ввиду подготовиться к дальнейшему пути? Следующий порог реки Сандзуногавы, да? — японец любопытствовал, как ребенок, трясясь от ужаса, но чуть ли не заглядывая в глаза юноше, который сам дрожал не меньше.

— Наверное… — неуверенно ответил мальчишка, и хрен знает какой раз, сглотнул опять пересохшим ртом, осторожно поглядывая на успокоившегося людоеда Варгха, пожирающего развешенные на себе куски свежего человеческого мяса.

И кстати. Все-таки очень сильно раздражали стоящие, говоря по-русски — раком, две женщины, соседки ужасно погибшего старика. Они являлись не единственным отвратительным примером людской лени и пофигизма по отношению к самим себе, но то, что они были единственными маячившими перед глазами — напрягало. Довольно сильно. Дима, честно говоря, обрадовался, если бы следующими сожгли их, хоть и считается плохо говорить о людях, в обществе которых живешь. Парень тяжело вздохнул и отвернул серо-голубые глаза от ворочающихся перед глазами гениталий, изуродованных ленью.

Между непродолжительным диалогом трех друзей и предупреждением высокопоставленного демона с собачьей головой прошло не более двадцати секунд, но пока ничего не происходило. Сейчас Дмитрий, да и, наверное, каждый рядом с ним ощущали мощные удары своих сердец, гулко бьющих в головах из-за прилившей туда крови. Спина успокаивалась, из нее вроде переставало течь, и огромный сырой подвал заполнился тишиной, прерываемой редкими боязливыми стонами, среди которых почему-то не слышалось противного верещания младенца. Центром же сего действа являлся одетый в золото, собакоголовый представитель Ада, являющийся в людских мифах одним из самых авторитетных богов древности.

Он медленно и лениво двигал головой влево-вправо, влево-вправо, будто устав от надоевшей работы. Подчиняющиеся ему, звероподобные черти, выстроились вдоль склизких стен и поперек прохода, дабы оградить драгоценного шефа от узников и не издавали ни звука. То, что они живы и внимательно наблюдают за каждым новоприбывшим рабом Ада, было понятно лишь по мощным, вздымающимся грудным клеткам и изредка моргающим, бесстрастным оранжевым глазам. Только Варгх, огромная тварь трехметрового роста, покрытая кровью и излучающая ненависть, утробно рычала, настороженно оглядывая присутствующий в подвале человеческий скот. Этакий прекрасный сторожевой пес, обученный охотиться, наказывать и охранять, ежели нужно. Огромная адская овчарка, пасущая пригнанных издалека овец.

Наконец задумчиво крутящий смертельный жезл между когтистых пальцев «Анубис» решил высказаться и поочередно приподнял каждое плечо, заставив переливаться золото одежд.

— Повторюсь еще раз! Как все уже поняли — это небезызвестный Ад! Наверняка каждый наслышан о нем! Кто-то верил, кто-то, конечно же, нет, но сейчас я думаю, никто из собранного человеческого скота не сомневается в существовании этого ужасного места! — собакоголовый сделал паузу и осмотрел всхлипывающую и стонущую толпу. — Надеюсь, меня понимают все, даже упершиеся обожженными лбами в пол и считающие это… — он обвел нечеловеческой дланью огромное тускло-освещенное помещение. — Бредом! Или безумным ночным кошмаром! Ха-ха-ха! Сюда всегда попадают такие люди, и как же они смешны… Предупреждаю сразу! — голос проводника в мир мертвых наполнился жестоким рыком, а жезл замер, на секунду полыхнув багровым. — Неспособные работать сумасшедшие идут на пищу вам же! И имя им — мясо! — ответом ему был множественный судорожный вдох массы обнаженных человеческих рабов.

— Я же говорил! — услышав подтверждение своего рассказа, шепнул Дима, ткнув Такеши в бок.

— Я верю! Ни капельки не сомневался! Если только немного… — японец нервно дернул щекой, а масаи неотрывно смотрящий на демона с собачьей головой, промолвил:

— Лкетинг тоже верит, белый брат! Я с тобой! И с желтым братом! — его слова наполнили Дмитрия удовлетворением и даже слегка расслабили, хоть и не очень Сортировочная… Действительно… Он и забыл, что сие место называется Сортировочной… Так вот. Не очень она подходила для релаксации.

«Анубис» тем временем неспешно повернулся и двинулся вправо, цокая звонкими копытами, отблескивающими сложным золотистым узором, расположенным в верхней их части. Прекрасно выполненный, покрытый загадочными символами смертельный жезл методично стукался о бедро высокопоставленного демона, заставляя золото одежд раскидывать неясные блики по мрачному помещению полному плачущих людей.

— Я прекрасно понимаю, что до многих еще долго будет доходить сказанное мною! Будет немало криков и взываний к богам или богу, у кого как заведено, но я скажу честно… — хозяин трехметрового монстра осклабился в язвительной собачьей улыбке, если это правильно назвать. — Вы здесь никто! Мусор! Мясо! Человеческий скот! И наконец, бессловесные рабы, принадлежащие нам и довольно часто продающиеся туда, где их ждет о-о-очень нелегкое существование! — он ткнул пальцем в потолок. — Тому богу, в которого так неистово верят христиане, коих здесь большая часть! Ха-ха-ха! — демон с собачьей головой самодовольно засмеялся, ибо буквально почувствовал распыляющееся в его сторону недоверие. — Хотите верьте, хотите нет, ведь я прислуга Дьявола, не правда ли, а все ложь от лукавого, то есть от меня тоже! — он развернулся и поцокал в другую сторону, играя одеждами с неярким светом Сортировочной. — Вы, никчемные людишки считаете, что я обязан обманывать вас! Ха-ха-ха! Конечно же! Думайте, что хотите! Скажу одно! Я не жесток! В Геенне Огненной вообще мало, кто жесток и специально издеваться над вами никто не будет! С вами будут обращаться, как с психически больным скотом, ибо для нас вы он и есть! Скот! Больной, самовольный, а значит, требующий дрессировки! — он резко повернулся, сверкнув узором на копытах, и засветившийся багрово-красным жезл выстрелил меж чертей, стоящих перед распластавшимися ниц, трясущимися в беззвучных всхлипываниях людьми.

Темно-красный сгусток смертельного пламени пролетел, не задев ни одну рогатую голову, однако охватил одновременно двух человек. Они жутко взвыли, когда будто живой огонь принялся пожирать их кожу с мышцами и побежали вперед в безумии боли, ноздесь проявили себя недвижимые парнокопытные воины, воткнувшие пахнувшие видимым жаром копья в громко хрустнувшие грудные клетки мучеников. Но и тогда кричащие на весь зал от боли, не заслужившие подобной смерти люди, продолжали неистово дергаться на чертовом оружие, словно адское пламя не могло пожрать человеческие души и ему требовалось помощь извне.

И прекрасно обученные убивать рогатые с огромной скоростью выхватили из-за широких спин блеснувшие в неярком свете потолков сабли, и разрубили пополам головы дергающихся на копьях, обгорающих пленников, которым «повезло» стать примером для остальных. Примером, свалившимся с источающих жар копий в виде желтых скелетов без какого-либо мяса на них. Живое пламя, получившее помощь от высокотехнологичного оружия рогатых, будто не могло насытиться и пожрало все представляющее хоть небольшую ценность.

Сабли же у звероподобных чертей-охранников внешне выглядели совсем обычными, как у большинства земных казаков начала девятнадцатого и конца двадцатого веков. Дмитрий до этого не понимающий, что у них за спинами, наконец-то разглядел оружие адских созданий с рогами и копытами, наверняка еще долго будущих присутствовать рядом с ним во снах и наяву. Нельзя сказать, что он правильно описал эти сабли, но именно такие парень видел на картинках в интернете, изображающих суровых воинов с длинным чубом, когда-то помогавших воевать России с турками. Да и не чувствовал он себя виноватым из-за неумения разбираться в оружие, поэтому не особо переживал за образующиеся в голове словосочетания типа сабля, как у казаков, зазубренное мачете, копье с огоньками. Это нормально. Пусть другие разбираются.

Кошмарная смерть еще двух безвинных человек произвела немалое впечатление на голозадых грешников, внимательно слушающих вступительную часть правил поведения в месте, которое станет их домом на жалкий остаток вечной жизни. «Анубис» прекрасно рассказывал, умело нажимая на паузу, дабы привести замечательные примеры, оставляющие неизгладимые впечатления на внимающую ему аудиторию. Уже никто не сомневался в личной ничтожности, даже самые гордые и смелые, ибо ни одно разумное создание не будет издеваться над «никем» специально. Оно того не стоит. Храброе «никто» или смелое… Разницы нет абсолютно. Если ты в чьих-то глазах являешься ничтожеством, то сложно подняться выше. Люди сами так считают, экспериментируя на хомячках, крысах и обезьянах. Так и здесь. Просто пришла пора поменяться ролями.

Лично Дима всегда считал, что за ошибки требуется платить, пусть даже таким ужасным способом. Не прочувствовав на собственной шкуре, не поймешь, каково экспериментальному хомяку, любившему валяться в банке и жрать побольше всяких вкусностей, повторяя жизнь толстого, запустившего себя человека, целыми днями валяющегося на диване. Такая цена — отличный способ прививания морали и жалости к другим живым существам через собственную боль. Возможно Творец создал Ад с Раем именно для этого. Чтобы люди учились сострадать путем личных мучений, ибо слушать кого-то, говорящего о хорошем и повторять за ним у человечества не получается.

— А теперь обратите внимание на свои ожоги на лбах! Скорее всего, почти никто не понимает, зачем их сделали! — продолжал познавательную лекцию собакоголовый, весело цокающий копытами и вертящий туда-сюда неоднородно светящийся жезл. — Собрали таких целых, без единой царапинки, но с жутко болящим ожогом на лбу… Хм! Нет! Уже с разодранными спинами, спасибо Варгху! — трехметровое, перепачканное кровью чудовище услышало о себе хорошие слова и довольно хрюкнуло, его же хозяин подошел к противоположной стене со стоящими там чертями, отблескивая золотом одежд. — А ожоги эти — обычные знаки отличия! Этакий знак качества на товаре! — «Анубис» развернулся и крутанул налитым смертью жезлом в сторону испуганно-дернувшейся массы заключенных. — Не бойтесь! — успокоил он пленников. — Много убивать тоже нельзя, слишком невыгодно! Ха-ха-ха! Так вот! С помощью этих знаков качества на лбах человеческий скот сортируют, чтобы знать, кто чего стоит для более выгодной продажи на Рынке, откуда многие из вас отправятся прямо на Небеса! Да-да! Повторюсь для особо тупых! Часть вашего скота купят туда! Такое ценное, заслужившее Рай мясо! Ха-ха-ха! — издевательский сарказм, льющийся из собачьего горла, буквально окатил Дмитрия, и возможно Такеши с Лкетингом, так как японец дернул щекой сильнее обычного, а сжимающий кулаки, неугомонный масаи сильно засопел.

Собакоголовый замер и неторопливо всем телом развернулся к подавленной толпе, где прямо-таки у огромной ее части появилась ложная надежда на спасение ангелами небесными. Он облизнул пасть почти человеческим языком и пошевелил левым плечом, отчего одежды пустили множество тусклых бликов, а затем почесал жезлом угольно-черный собачий подбородок. Было видно, что ему приносит удовольствие разыгрываемое представление, где от каждого его движения нервно вздрагивают все присутствующие. Даже жующий почти закончившееся на шипах мясо Варгх дергался от каждого взмаха заполненного багровой смертью дьявольского жезла, не забывая, однако поглядывать в сторону плотно сбившейся человеческой массы.

— Сейчас, по моей команде вы начнете проходить вперед, где Варгх… Это, чтобы никто ничего не учудил! Ха-ха-ха! — «Анубис» не переставал веселиться. — Варгх будет вглядываться в выжженное на лбу каждого тавро! Клеймо! Ха-ха-ха! Такое же, как людишки ставят своему бессловесному скоту, дабы показать, кто его владелец! — собакоголовый бил язвительными, унижающими словами по каждому, еще недавно считавшему себя венцом творения человеку, оскорблял их, но все смиренно держали головы опущенными вниз, не смея поднять глаз.

Такова природа людей… Во всем человечестве ничего не стоит именно его большинство, но как раз оно и считает себя лучшим, издеваясь над слабыми, бессловесными животными. Воспитанные на высокопарной фразе, гласящей, что человек — венец творения Господа — люди жадно впитывают эти, для многих единственные возвеличивающие их слова. Они считают себя царями природы, королями Вселенной, в которой как все говорят, нет разумной жизни, кроме них.

На самом деле слово «человек» уже давным-давно потеряло истинное значение, ведь раньше так говорили про индивидуума, выделившегося из толпы действительно прекрасным поступком. О таких рассказывали: «ОН — ЧЕЛОВЕК!». Вот, что на деле обозначает это слово, но сегодня так называет себя каждый, забыв, что является одноразовой кучей мяса, существующей для загаживания Земли, по крайней мере, этому учат людей дорогие глянцевые журналы и телевизор на всю стену. И как же замечательно, просто прекрасно, что существует место, где для каждого подобного жителя третьей планеты от Солнца находится «достойный» уровень, достигнутый им в никчемной жизни, полной еды, сна, и если повезло с внешностью — секса.

Многие попавшие в Ад смирятся с клеймом животного на лбу, ведь это отличная возможность выжить, питаясь дерьмом и такими же, как они сами, а чей-то нестерпимо болящий ожог наоборот является отличием. Отличием гласящим, что он не людской породы! И чем раньше, пока еще живые поймут, что обладают подобным ожогом, тем больше их проснется, дабы изменить Землю. Изменить в лучшую сторону. В сторону прекрасного места, куда станут прилетать отдохнуть между жизнями, а не для жестокой закалки душ, повидавших и так немало грязи…

— Надеюсь, все меня поняли! — укутанный в золото демон закончил издевательскую речь, и ряды мускулистых чертей сноровисто перестроились в две шеренги, образующие узкий проход.

Если подробней, то они образовали подобие обрезанного треугольника, нижняя часть которого заканчивалась по обе стороны гигантских ворот из красноватого металла, а нижняя образовывала сужающуюся воронку, состоящую из кожаных юбок, широких копыт, разномастного оружия, ну и само собой тускло-блестящих оранжевых глаз. И по этой живой воронке требовалось пройти трясущимся и обнаженным узникам с необходимостью остановки перед Варгхом, наконец-то сожравшим развешанное на удачно встроенных шампурах мясо, чтобы он отсортировал… Будто больше некому… Незавидная участь стоять рядом с чудовищем, недавно разорвавшим человека…

Услышав пугающие известия, каждый невольный грешник в зале сдавленно охнул, породив громогласный стон всеобщего страха, окативший демона в золотых одеждах манной небесной, если подобное высказывание разрешено в Геенне Огненной. «Анубис» довольно осклабил собачью пасть и отошел подальше за Варгха, моментально положившего огромную пятерню на пугающе заискрившийся кнут и возбужденно засопевшего, видимо соскучившись по обоссаному от страха человеческому скоту. И как же хорошо, что никого не кормили…

— Ну… — прогавкал укутанный в золото собакоголовый, стоящий позади гигантского монстра. — Как говорят на Земле — поехали! — ответом же на его слова была тишина, какой здесь еще не наблюдалось.

Если потушить свет, то не знающий, где он находится сторонний наблюдатель, мог бы подумать, что вокруг пусто. Вот такая наступила тишина, а все потому, что несчастным, запуганным узникам предоставили свободу выбора. Ни в кого не тыкнули пальцем, сказав ты первый, ты второй, ты третий, а ведь нынешний человек — это не умеющее мыслить самостоятельно, бесхребетное создание, поэтому общество и не может существовать без решающего, как ему жить правительства. Если людям не отдавать команды, не указывать, что делать и не навязывать правила поведения, то они растеряются и начнется анархия, где сильные будут убивать слабых, а правителем станет наиболее выделившийся из общей массы. Выделяющийся жестокостью, умом и беспринципностью.

И вот сейчас в большом, набитом грешниками зале наступил переломный момент. Стоящие на коленях и распрямившие спины… Все они задумались, а что же таит в себе слово «поехали»? Какую подоплеку и почему никому не объяснили, кто первый? И, чтосамое ужасное — никто не мог сделать первый шаг, ибо жутко боялся, одновременно с этим понимая, что если кто-нибудь не выделится, то сгорят еще несколько людей, среди которых может оказаться он сам — трус, оставшийся на месте. Сия мысль посетила голову каждого несчастного мученика, прибывшего «покорять» новую для себя Вселенную, полную ужасных созданий, описанных во многих книгах, но почему-то высмеиваемых и считающихся ненастоящими. Зато сейчас объекты насмешек находились перед ними, такие разные, но все равно вместе и ждали… Ждали чьего-то шага, иначе грядет еще множество смертей.

Дмитрий, Лкетинг и Такеши стояли плечом к плечу, и парень незаметно скрестил два пальца на руки, бормоча внутри себя: «Только бы масаи не пришла в голову шальная идея выделиться, только бы не пришла! Только не это! Стоять Лкетинг! Стоять! Не надо думать о плохом! Энгаи где-то рядом! Твой бог следит за тобой! Тра-та-та! Тра-та-та! Все хорошо! Все просто замечательно! Не надо никуда двигаться! Мы стоим и у нас все прекрасно!», — юноша изо всех сил пытался превратиться в экстрасенса, дабы вбить в туземца умные мысли и выгнать гордость, сгубившую не одного гусара, хоть и понил, что в выходе вперед нет ничего плохого.

Прожорливый Варгх осмотрел бы ожог на лбу и дал добро идти куда-то дальше, где как вариант закуют в цепи для разделения узников на группы. По крайней мере, был бы Дмитрий хозяином данного заведения, так бы и поступил, но суть в том, что сначала лучше посмотреть, как все пойдет, а уж потом высовываться. Лично юноша всем сердцем мечтал закончить этот отвратительный участок неудачного жизненного пути, но был всего рабом, вследствие чего приходилось ждать.

Тем более эта здоровенная сторожевая скотина с зачатками человеческого разума, по глазам видно оголодала, вон как смотрит на толпу безмолвных людишек, наверняка видя мясо и не более того… Нет и еще раз нет! Дима был категорически против выходапервым, ибо возможно этот первый, вышедший из толпы узник, подставивший дурную голову для осмотра, сразу же ее лишится, что очень хорошо! Варгх угомонится, и вот тогда можно будет безбоязненно двигаться, не боясь ни чертей с копьями, ни ряженого в золото «Анубиса». И каким бы этот план не являлся жестоким по отношению к другим людям, но мальчишка отчетливо понимал — лес рубят, щепки летят. По-другому в Аду не справиться, да и не в церкви находится, где действуют эгоистичные правила христианского бога, особенно в сравнении жизней человека и животных.

В язычестве все просто, оно учит, что жизнь — борьба, где выживает сильнейший, но при этом неустанно твердит о равноценности жизней любых созданий и эти вроде разногласия легко объясняются. Здесь имеется ввиду, что если на человека напал хищный зверь или укусило насекомое, то он может убить их, защищаясь, в противном же случае трогать этих существ необязательно. Однако позже появилось христианство, утверждающее, что ценностью обладает лишь человеческая жизнь, а все остальные — ничего не стоящая ерунда. Поэтому смирение смирением, но столь отвратительное отношение к жизням безмолвных животных, отчего-то поставленных на последнее место — бессердечно и уродливо.

Вот из-за этого врожденного равнодушия к жизням большинства людей, Дима с осторожностью выбирал себе спутников. Честно говоря, ему на деле за кого-то и грудью не жалко было встать, но за некоторых… Он вспомнил старых знакомых, которые не дороже зажигалки и вздохнул, но не грустно и тяжело, а с ясным осознанием необходимости чужих смертей. И пусть это выглядит эгоистично и не по-человечески, но сейчас он понимал слова Анатона: «Посмотри внутрь себя!».

Истинная натура мальчишки медленно, но верно выходила наружу. Его внутренняя суть просыпалась, подсказывая, как жить дальше и парень больше не боялся сойти с ума. Он осознавал, что все сумасшедшие мысли, все реалистичные ночные кошмары — это просто проявления старой памяти, спрятанной где-то очень далеко. И это хорошо, что он становится собой здесь — в Аду.

Тут его сдерживало намного меньше ненужных моралей, и если бы он сумел вернуться обратно на Землю, то смотрел бы на окружающих совершенно иначе, но вот как — неизвестно. Для полного раскрытия задавленной земным миром истинной сути потребуется провести в Геенне Огненной больше времени. Той сути, что сильна, умна, бесстрашна, когда нужно жестока, ну и естественно беспринципна. Только так можно выжить на Земле, а не со слюнявым ртом и словами: «Господи помилуй! Прости грешного!»

Кем бы Дима не являлся на самом деле, но сейчас понимал, что ради цели пойдет по головам, причем пойдет безжалостно, ибо считает себя правым. Эта уверенность выгоняла из груди скопившийся страх, заставляя блестеть серо-голубые глаза. Осторожность и цепкий ум, ранее глушащиеся алкоголем с сигаретами, тихо, но уверенно просыпались, ничем не выказываясь, ведь кому надо, тот поймет, что отмеченные подобным ожогом люди выглядят, как угодно. Главное внутреннее содержание, уж его-то невозможно искоренить никакими пытками.

— И долго мне ждать? — голос собакоголового заполнился злобой и рыком. — Если через три секунды никто не выйдет, то за ним пойдет… — Варгх явно понимал, о чем речь, поэтому утробно зарычал, наполняясь звериной яростью и будто встряхивающемуся ото сна, чувству голода. — Вы сами знает, кто пойдет! — «Анубис», величаво цокая, подошел к трехметровому «псу» и хозяйски похлопал его по спине между двух металлических шипов, чтобы тут же, словно обжегся, отдернуть когтистую руку. — Да, как ты на спину умудрился крови налить?! А?! Каким образом ты испачкался даже сзади?! — собакоголовый с размаху дал Варгху жезлом по спине, отчего тот трусливо заскулил, уподобившись собаке, боящейся разозлить хозяина. — Ладно-ладно! — демон с угольно-черной головой убрал жезл, пугающий кошмарно-выглядящего здоровяка. — Не бойся! — было видно, что он по-отцовски любит свое чудовище, правда в зале от сценки между испытывающими взаимную симпатию существами из Ада никому легче не стало. — Итак! — блеснувший золотом одежд демон выцокал немного вперед, облизнув испачканную в крови лапу. — Раз! — тишина в зале стала материальной, настолько у нее прибавилось плотности. — Два! — Варгх зарычал, положил лапищу на кнут, яростно посыпавший искрами, но отчего-то совсем не нарушающий беззвучие Космоса, снизошедшее до этого жуткого места. — Тр…

— Я иду! Не надо трогать этих достойных людей! — раздался голос смуглого человека с аккуратной бородкой, вышедшего из группы себе подобных, стоящих неподалеку от русского, японца и масаи.

«Мусульманин! Воин Аллаха! Молодец! Сто смертям не бывать, а одной не миновать! Хотя о чем это я? Здесь эта поговорка не прокатывает… И о каких достойных людях он говорит?», — Дима приподнял всклокоченную голову, провожая взглядом человека, всю жизнь общающегося с богом без посредников, а сейчас бесстрашно движущегося к утробно-рычащему монстру с электрическим кнутом, могущим освещать небольшую деревню в российской глубинке.

Мускулистая фигура с гордо выпрямленной спиной аккуратно лавировала меж тесно-сжавшихся обнаженных тел, стараясь не наступить на распластавшихся ниц грешников, а Дима подумал: «Хорошо, что мы находимся возле стены, плюс дед сгорел, и люди в стороны расползлись, когда этот в блестящем обратил внимание на нас… Много места, не то что по сторонам глянешь, а там плюнуть некуда… И где интересно девчонка с ребенком, ведь сто процентов ее давно заметили… Малой на ее руках все чужие вопли глушил своим визгом…», — он действительно жалел молодую мамашу, попавшую не в то место и не в то время.

Мусульманин подходил к Варгху ближе и ближе, и стало ясно, что его бесстрашие напускное, да и понятно… Кто в своем уме не устрашится созданий, коими испокон веков пугают любого рожденного на Земле, ассоциируя знакомство с ними, как с вечными мучениями. Шаги храбреца, родившегося на Востоке необязательно телом, но разумом, почти незаметно замедлялись, а спина склонялась, поэтому, когда он все-таки прошел утяжеляющимися ногами сквозь сужающуюся воронку звероподобных чертей и приблизился к местному Франкенштейну, то глаза его опустились в каменный пол. Ужас крепко обнял смуглолицего человека, не забывая покрывать страстными поцелуями, ведь сейчас на смельчака, сумевшего первым выйти из толпы обреченных, смотрели два таких разных создания, пахнущих абсолютно иной реальностью. Одно из них, то, что щедро разбрасывало тусклые золотые блики, прищурило желтые глаза и приподняло подбородок смуглого человека с помощью жезла, и тот поседел за считанные секунды.

Дима достаточно много читал про мгновенно седеющих людей, про поседевших за ночь, а также за минуты, но сейчас увидел вживую…. Буквально несколько движений самой тонкой часовой стрелки и на темные волосы, густо покрывающие голову с подбородком, будто плеснули серебрянкой.

— Храбрец! Герой, можно сказать! — собакоголовый облизнул пасть, всматриваясь в свежий ожог на лбу добровольца. — Поклоняешься Аллаху? — спросил «Анубис» мусульманина, у которого свело язык от страха, и тот просто слабо кивнул.

— Тебе сейчас страшно! Понимаю! — демон улыбнулся, если можно так назвать звериную гримасу. — Ничего! Пройдет! Скоро привыкнешь! В Геенне Огненной таких, как я или Варг огромное количество! Кто-то же должен управлять скотом и продавать его! Мы можно сказать тоже люди, только местные! Ха-ха-ха! Везунчик! Не попадешь на небо, только работа в Аду, я уже сам вижу! Давай Варгх, все равно проверяй его и пусть он станет примером всем остальным трусам! — собакоголовый походил на доброго дядьку, отечески журящего нерадивого племянника, отчего тот пускал слезы с соплями, искренне понимая свою безалаберность, но ничего не мог с этим поделать.

Сюсюканье с бесстрашным первопроходцем длилось недолго и закончилось также внезапно, как началось. Демон опустил подбородок несчастного собеседника и повернулся к массе людского скота, вытянув руку со смертельным жезлом, дабы провести ею слева направо, отчего толпа еще не свихнувшихся грешников испуганно отпрянула, однако черт в золоте язвительно засмеялся.

— Я же сказал! Больше никаких смертей! Кроме заслуживших ее особо «умных», как говорится на Земле! Все требуемое — сказано, поэтому просто наблюдайте за собратом! — он неторопливо уцокал за непрерывно сопящего и рычащего Варгха, закрывающего темный зев распахнутых ворот, что продували помещение теплым воздухом.

Сторожевой пес собакоголового, как бы странно это не звучало, огорченно убрал лапищу с кнута и слегка взрыкнув в воздух для острастки, повернул ужасную морду к уменьшившемуся в размерах воину Аллаха. Причем внешне смуглолицый храбрец выглядел также, как и раньше, но если посмотреть со стороны, то внутри него, будто сжалась основная суть, каким-то образом изменив физическое тело.

«Я бы вообще свихнулся, начав непроизвольно ссаться и сраться! Стоять напротив ЭТОГО!», — подумал Дима, представив себя на месте мусульманина и наблюдая за процессом прохождения адского фэйсконтроля.

Варгх же, приглушенно рыча, положил обе массивные лапищи на плечи посеревшего телом и сильно задрожавшего узника, а после сжал огромные ладони и приподнял раба на уровень жуткой морды. Здесь требовалось перестать дышать и зажмурить глаза, что сделал бы любой, но смуглый храбрец с аккуратной бородкой повел себя совсем иначе. Его глаза распахнулись во всю ширь, а рот жадно хапал воздух, словно он нахлебался воды и только-только вынырнул.

Может его разум уже покинул тело, и на каменный пол опустится безликий овощ? Этого не было известно, а чудовище внимательно всматривалось в лоб сходящего с ума от страха человека, задумчиво рыча и крутя кошмарной головой. Следующее, что Варгх сделал — это поставил затрясшегося всем телом смельчака на пол, после чего у несчастного подогнулись ноги, и он упал, недвижимо замерев.

— Как всегда! — радостно, совсем по-человечески хлопнул по бокам собакоголовый, и золотистые блики одежды отразились в оранжевых глазах охраняющих его чертей. — Первый так постоянно! Потерял сознание от испуга! — «Анубис» радовался, как ребенок, весело размахивая то набирающим, то понижающим яркость жезлом. — Ну! — он резко замер, повернувшись к перепуганной толпе, сочащейся молитвами и с ужасом взирающей за происходящим. — Кто следующий? — в ответ раздалась тишина, ибо никто не понял, как происходит сортировка, хотя первый блин всегда комом.

В данный момент перед настроившимися на дальнейший путь человеческими рабами стояли два длинных ряда сплоченных адской службой бесстрастных чертей, затем чудовище, пугающее грамотно-вживленным в бесформенную тушу железом и жутковатый проводник в мир мертвых со смертельным жезлом удивительно элегантной формы. И за этой, прибывшей сопровождать их в дальнейшую жизнь делегацией находились огромные распахнутые врата, через которые теоретически должны проходить отсортированные неким образом узники Геенны Огненной. Но как их будут разделять? Этого ни Дима, ни один из присутствующих в мрачном подвале рабов не понимал, ибо все видели рухнувшего без сознания смелого мусульманина. Люди просто-напросто боялись, и даже под угрозой смерти никто не мог сделать следующий, добровольный шаг.

— Пахнет водой! — Лкетинг пошевелил ноздрями, внезапно кивнув в сторону ворот. — Масаи говорил! Много воды! Очень много!

— Сандзуногава! — пробормотал распахнувший глаза японец, щека которого перестала дергаться. — Следующий порог реки мертвых! Мой дед прав! А я думал — сказки! — ставшие овальными глаза азиата блестели, как у ребенка ожидающего Деда Мороза.

Дмитрий озадаченно посмотрел на спутников и проанализировал собственные ощущения. Туземец с японцем умели добавлять новых вопросов, поэтому он принюхался. Заполнивший подвал теплый воздух не слишком отдавал влагой, однако и не был сухим. Тем более в этом-то помещении, где находилась огромная и уже довольно долго не работающая «живая» труба, выплевывающая людей вместе с кучей воды. Так что впереди действительно могла находиться большая река, ежели подобное утверждает воин-масаи, выросший в Африке и живший чуть ли не посреди джунглей.

— Скорее Харон повезет нас через Стикс… — задумчиво пробормотал под нос Дима и его озарило.

Глава 5

Картина Ада, состоящая из проводника в мир мертвых, запаха реки, чертей, огромного отвратительного демона, а также обычного и сказочного оружия, показывала яркий и многогранный мир, будто сотканный из древних мифов! Так почему бы и нет? Ежели за сегодня слилось воедино столько легенд, то почему бы не существовать некому Харону, перевозящему мертвых через реку Стикс или, например Сандзуногаву? Как написано во множественных легендах — подземную реку. Может Рынок находится именно за ней, а само Временное хранилище построено в приличном отдалении от здешних населенных пунктов, дабы привлекать поменьше любопытных, как в любом подобном случае на Земле. Там все серьезные правительственные организации располагаютсяподальше от городов или внутри них, но отлично замаскированные. Как-никак здесь все такие же живые, как и люди. Любопытство, жесткость, голод, сон, секс, все это у чертей присутствует. Их ДНК внутри человека, поэтому они ведут себя, ничуть не отличаясь, а может и отличаясь, ведь их история намного длинней человеческой… Да уж! Новая жизнь заставляла юношу все больше и больше удивляться, чего уже давно не происходило дома на Земле.

Дима крепко-крепко зажмурился, а потом распахнул глаза. Вся скрываемая от людей правда существует на самом деле! Все эти сказки и мифы реальны! Обалдеть! Он впервые за долгое время радостно улыбнулся, а грудь наполнилась теплом от осознания того, что все прочитанное в детстве является реальностью, спрятанной на страницах детских книжек… Перед глазами все больше и больше раскрывался огромный, насыщенный мир, полный разнообразных мифических существ.

Юноша глубоко вздохнул, расправив грудную клетку, насколько это было возможно. Кислород жадно впитывался легкими, питая мозг, жадно обрабатывающий идущую со всех сторон информацию. Дмитрий понемногу успокаивался, концентрируясь на беспокоящем вопросе, вопрошающем, как их будут сортировать, если первый доброволец лежит без сознания, а рядом не принимается никаких действий. Варгх стоит, черти не двигаются, собакоголовый гоняет меж когтистых пальцев покрытый загадочными закорючками жезл, но тут опасения развеялись потому, как из распахнутых и насыщенных тьмой ворот появились, будто вынырнувшие из мрака вездесущие сатиры!

«Опять они! Маленькие злобные демоны Ада! Флейты им не хватает, чтобы под «Реквием» Моцарта выходить!», — свиноподобные создания с рукоятками мачете за спиной сноровисто подскакали к недвижимо лежащему на каменном полу человеку, звонко цокая маленькими копытцами, перебивающими громкий звон, волочащейся за ними слегка ржавой цепи.

Тащивших эту груду железа сатиров было четверо, а цепь являлась очень длинной. Как они ее перли — непонятно, ибо подбежав к телу храбреца-мусульманина, поросята остановились, тяжело дыша и что-то неразборчиво бормоча холодно уставившемуся на них «Анубису». И даже более чем холодно, видимо демон не считал достойным переговариваться с шестерками, выполняющими черновую работу.

У сатиров, как и Анатона отсутствовали узоры на копытах, что наоборот упрощало им жизнь, так как выделываться не перед кем. У любых разумных существ с подобным, более чем низким статусом, всегда существуют свои, мелкие и простые интересы, о которых можно поговорить, например, кто кого трахнул, где спиртное дешевле продается, кому вчера морду набили, кто козел, денег должен, короче все, как у простых людей. Вот и сейчас замученные работой свиномордые карлики не обратили внимания нахолодный взгляд «Анубиса», а ожидающе уставились на него после неких предъявленных требований. Тот в ответ зло осклабился и повернулся к своему ручному монстру, покрытому бурыми шипами — человеческая кровь свернулась.

— Помоги им втянуть цепь! Как всегда не рассчитали сил, тупоголовые! — Варгх в ответ что-то рыкнул, сделал несколько громыхающих шагов и, наклонившись, ухватился за нее, принявшись со звоном и скрежетом железа о камни затягивать немалую массу огромного количества умело склепанных звеньев в помещение, полное людского скота.

Трехметровое чудовище без каких-либо усилий втащило метров тридцать цепи, оказавшейся не одной, а целыми четырьмя, что стало ясно, когда человекоподобные поросята принялись ловко растягивать груду слегка поржавевшего железа. Спустя короткое время цепи, большей частью скрученные аккуратными мотками легли у начала живой воронки, образуемой вооруженными чертями, ожидая первых пленников и уходя в сторону таящих тьму ворот. Эти средства объединения людей обладали заранее приваренными, располовиненными кольцами, подогнанными под человеческие шеи. Почти любые. Толстые, тонкие, средние. Ошейник имел золотую середину, если же у кого-нибудь индивидуальный размер, то… Извините, но пришла пора умереть, ибо ваша подставка для головы не помещается в сделанный по адскому ГОСТу, покрытый ржавчиной обруч.

«Понятно…», — Диме было почти не страшно, он быстро адаптировался ко всему ужасу огромного подвала, кроме непредсказуемого Варгха, а еще стало ясно, что в мире Ада, взошедшем на верхушку технологического прорыва, рабов водят также, как и пять веков назад на Земле.

«В железных колодках, прикованных один за другим, чтобы не разбежались… Ну, конечно! Не трогай то, что прекрасно работает! Даже понятно, отчего четыре цепи… Знаков на лбах столько… Хотя нет… Не столько… Парень со смайликом на лбу! Смайлик — это пятый знак!», — пока он неприкаянно шарахался по подвалу, то сумел разглядеть всего четыре разных клейма, а толстый парень пятый, хотя уверенность, что вариантов ожога действительно четыре или пять, отсутствовала…

Дмитрий глупо моргнул, размышляя о тавро, походящем на смайл, не забывая поглядывать на Такеши с Лкетингом. Они хоть и взрослые люди, но ему-то известно больше, чем им. Плюс он доверяет туземцу и японцу, а они ему. Нельзя бросать верящих в тебя. Никогда, ведь когда верят, то полностью отдаются в руки того, на кого понадеялись.

— Итак! — голос-лай заполнил помещение из неровного камня, заставив встряхнуться унылых грешников, засмотревшихся на толстожопых сатиров и затаскивающего цепь Варгха. — Помощь, как обычно задержалась, зато всем понятно, что делать дальше! Каюсь и глубоко извиняюсь! — «Анубис» облил сарказмом каждого человека, не забыв сделать презрительный глубокий реверанс. — Эти уже виденные вами, омерзительные на людской взгляд карлики, закуют вас в изумительные цепи, служащие уже не первый век, дабы отделить зерна от плевел, как говорил небезызвестный Иисус Христос! Ха-ха-ха! Отправленный на Землю именно отсюда! Не из этого места, но с нашей прекрасной планеты! С Геенны Огненной, будь она благословенна! — слова собакоголового били невидимым кнутом по всем присутствующим в зале христианам, ни на секунду не забывающим про спасительные молитвы.

Слова, исходящие от подобного создания, естественно не могли пробить толстые лбы безнадежно потерянных людей, полностью пропитанных религиозным враньем. Все они являлись уверенными в Аде, как промежуточной остановке, где следующая — Небеса с отечески обнимающими рабов Божьих ангелами, хотя если задуматься, ну кто в своем уме обнимает рабов? Только желающие загнать еще в большое рабство! А этот укутанный в одежду цвета презренного металла демон с собачьей головой, и козлиными копытами, как положено слуге Дьявола, не сумеет уверить истинных верующих в словах, противных их устоявшимся принципам.

Настоящие христиане не сомневались, что происходящие вокруг ужас и пытки с оскорблениями являются еще одним испытанием Господа, и наверняка последним! И скоро, очень скоро раздастся звон фанфар, и влетят посланники Его в ослепительном сиянии и хлопанье белоснежных крыльев, дабы разметать уродливое сатанинское войско в вонючую пыль, коей оно и является! Оставалось ждать и усердно молиться, чем паства Божья неустанно и занималась, стараясь не обращать внимания на запугивания и ужасы, творящиеся среди них. Все, кто умирает, уходит к Нему! Сатана глуп и недальновиден, убивая истинных рабов Божьих, всю жизнь кланяющихся во славу Его и безмолвно терпящих жестокие удары судьбы, Им же написанной! Смертью Сатана освобождает от оков паству Божью, идущую прямо в сад Его, сад Господний!

Именно так считало огромное количество людей, стоящих на коленях и распластавшихся на полу, стоически ожидающих красивого спасения путем бормотания молитв, но не осознающих о кормлении собственной верой целого Рая. Это на Земле частенько воздаются чудеса в ответ на слова, полные надежд, что является прекрасным маркетинговым ходом, привлекающим больше клиентов, но здесь, в Аду… Уже бесполезно. Земной жизненный путь завершен и чудеса отменяются. Одна лишь правда, жестокая и как всегда суровая.

Парень, японец и масаи уже довольно долго не переговаривались, ведь каждый прекрасно понимал бесполезность ничего не решающей болтовни, да и вообще главное смотреть ни друг на друга, а в одну сторону. Это называется общей целью и у них она присутствовала. По крайней мере, у японца с Дмитрием, которые мечтали выбраться из Ада, а уж, как это сделать потом разберутся, а вот воин-масаи… С ним до сих пор не ясно.

Мыслит туземец иными категориями, половину слов используемых нынешним обществом не разумеет, поэтому разброд во мнениях следует привести к единому заключению, приняв решение, кто будет за главного, но не отдающего приказы, а больше всех знающего. Поэтому он поочередно ткнул Лкетинга с Такеши локтем, дабы те обратили на него внимание, оторвавшись от «спектакля».

— Вместе пойдем, когда я скажу, хорошо? Все равно придется, так пусть хоть добровольно! — японец быстро наморщил лоб, мгновенно подумал и тут же кивнул, масаи же внимательно посмотрел на серьезного и постоянно задумчивого парня, будто что-то ища в нем.

— Лкетинг верит тебе! Ты молод, но умен! Лкетинг должен стать шаманом и видит в тебе большую силу! — туземец еще несколько секунд не убирал от парня взгляд ярко-голубых глаз.

Вот тут-то уровень авторитета и выяснился, но Дима желал точно обговорить, как дальше жить, являясь уверенным только в собственных знаниях и интуиции. А ведь еще пару дней назад он и подумать не смел, что успеет столько пережить и будет решать, как действовать в загробном мире. Он уже собирался открыть рот для продолжения разговора, но его отвлекла злобная речь закутанного в золото «Анубиса», поднявшего побагровевший жезл.

— Да сколько раз повторять!? Что вообще за партия скота сегодня?! Вы, как сонные мухи!! Мне кажется всех вас следует перебить, хоть я недавно и говорил о достаточном количестве смертей! — собакоголовый вспылил, собираясь выполнить новое обещание, но вперед тут же выдвинулась группа мусульман, буквально пять минут назад лишившаяся одного добровольно-ушедшего спутника.

Жалко больше нигде не виделось узкоглазых, бритоголовых буддистов с их учениями о неприятие зла и отвлеченном созерцание мира. Посмотреть бы, как они добровольно выйдут, хотя по их вере, происходящее вокруг несущественно и гибель — это вечное плавание в океане вселенской пустоты. Так-то оно, конечно так… Конечная смерть действительно возвращение в бесконечность Вселенной, но нет же… В Аду всем хочется жить, он быстро меняет мировоззрение, а то, что воины Аллаха пошли первыми, так сработала их система ценностей, где смерть не конец, и Он все равно дождется детей своих, но вот уж им-то, ой, как тяжело! Гордые мусульмане шли первыми, дабы быть закованными в поржавевшие цепи свиньями, по их вере грязными животными… Это уму непостижимо! Непонятно какие они придумали отговорки, и почему не решились умереть еще раз, но видимо что-то держало их на «том» свете. Наиболее вероятный вариант — это признание совершения множества грехов, ибо если за правильную жизнь Аллах отправляет в Рай полный гурий и вечных девственниц, то за прегрешения само собой грозит мусульманский Ад. Просто никто раньше не поставил в курс дела, что здесь полно прямоходящих свиней, командующих грешниками, а хуже подобного для правоверного мусульманина нет ничего. Да… Тяжелы грехи, раз они не набросились на красноглазых сатиров еще на мосту, ведущему к «живой» трубе.

И сейчас группа смуглых, бородатых людей разного возраста и телосложения грубовато прорезала море верующих в Иисуса, приближаясь к Варгху с «Анубисом» и стараясь не поворачиваться в сторону отвратных для них сатиров. Осторожность в таком деле лишней не бывает, поэтому идя практически на казнь, противников веры можно и пнуть, а вот хозяев нового мира, как бы они не выглядели, лучше не гневить, ведь жизнь на Земле не сопоставима со здешней, ввиду чего не стоит выставлять на показ личную неприязнь.

Когда решившимся на столь сложный шаг добровольцам оставалось несколько шагов, внезапно среагировали черти, охраняющие высокопоставленную персону собакоголового, а совершили они это, моментально перестроившись и оставив для прохода узенькую нишу с торчащими оттуда оранжевыми глазами. Сие действие определенно значило «по одному», ибо острия копий, сжимаемых мускулистыми лапами, молниеносно уставились в грудные клетки бородатых людей. Мусульманам стало ясно, что проход открыт лишь одиночкам, и они боязливо замерли, уставившись на острые кончики с причудливо бегающими огоньками, в которых таилась загадка, скрывающая мощное оружие внутри обычных копий. Плюс мигающие светодиоды располагались на хромированном металлическом древке не просто так, а будучи показателями настроек высокотехнологичного оружия в настоящий момент времени.

Замершие смуглолицые люди быстро переглянулись, сориентировавшись, кто самый храбрый, и меж бесстрастных чертей, цепляя кожаные юбки небольшим брюшком, осторожно просочился вспотевший от страха и напряжения самый смелый из их группы. Им являлся кареглазый, сильно напуганный человек с довольно окладистой бородой и правильным лицом, поживший лет сорок пять, но из-за растительности на лице этого нельзя было точно сказать.

Тихо и аккуратно, стараясь делать плавные движения, дабы не беспокоить напряженную охрану «Анубиса», он вышел на свободное пространство, в котором безраздельно царствовал укутанный в золотые одежды собакоголовый и ожидающе замер, опустив нервно-моргающие карие глаза.

Тем временем, пока собакоголовый злобно орал на трусливую толпу обнаженных людей, вызывая следующего добровольца, свиномордые сатиры успели поднатужиться и подтащить бессознательное тело лежащего ниц правоверного к третьей по счету цепи, приковав его пятым, отлично соображая, что делают. Оглушенный ужасом, мгновенно поседевший человек очнется, будет слаб и морально изнасилован, но ему помогут стоять и двигаться прикованные рядом спутники. Технология вождения и подавления рабов в Геенне Огненной являлась отработанной до мелочей и видимые слабые стороны пока отсутствовали.

Тем временем второй храбрый, бородатый воин Аллаха подошел к Варгху, но не очень близко, а стараясь держаться в неком отдаление, на расстоянии вытянутой лапы, однако «Анубис» приглашающее помахал смертельным жезлом в сторону местного Франкенштейна, типа не бойся, все нормально, он не кусается. Или же наоборот, давай быстрей, не задерживай очередь, пока руки не оторвали, чтобы без проблем вгрызться в горло. В любом случае данный жест означал «выполняй», иначе гори в Аду, как бы двояко это не звучало.

Смуглолицый человек с правильным лицом, пару мгновений помялся и еле переставляя тяжелые, словно наковальни ноги подошел к утробно-рычащему Варгху, чей кнут практически не искрил, безжизненно вися на вбитой в правый бок монстра, слегка изогнутой арматурине. Мусульманин был объят страхом, но не тем, что у распростертого на камне собрата, обдуваемого идущим из распахнутых ворот теплым воздухом, а уже более слабым. Своим храбрым поступком, вышедший первым и сейчас лежащий в виде мешка с негодными тряпками мужчина показал, что покрытая стальными шипами тварь никого не сожрет, а просто осмотрит лоб подготавливаемого на продажу узника и выберет для него одну из четырех цепей.

«Как все просто здесь устроено! Психология чистой воды… Такую массу людей удерживает небольшая горстка разномастных демонов, но как правильно они это делают! Любому понятно, что никто из новоприбывших не побежит неизвестно куда, плюс присутствует качественная демонстрации оружия и личного, противного человеческому внешнего вида, вкупе с бессмысленной жестокостью, примененной на нескольких экземплярах людей… И все! Никто никуда не денется! Хотя нет! Еще есть завершающий отборочный этап безмозглым Варгхом, а ведь без него все бы делалось много быстрей… После того, как местный Франкенштейн осмотрит лоб несчастного грешника, слегка подышав на того — вопросов больше не останется! Бежать и просто двигаться с места никто даже не подумает! Да и в общем… Логически помыслить и сразу понятно, что сматываться смысла нет, как и бунтовать! Место ведь незнакомое!», — Дима задумчиво облизывал внутреннюю сторону щек, явственно понимая о необходимости идти следующими, ибо толку от бессмысленного стояния нет. «И тетки эти достали уже! Стоят в раскоряку, дергаются, как две сестры, хоть и видно, что минимум с разных концов полушария… Как говорится, рыбак рыбака видит издалека! Здесь в принципе каждый нашел себе подобного и одновременно остался в одиночестве…», — юноша осторожно потряс замлевшей и слегка замерзшей ногой, с отвращением взирая на бесформенные женские задницы, маячащие перед глазами, и изо всех сил пожелал, чтобы их убрали даже с помощью убийства.

Эти две, вконец надоевшие парню бабы часто поднимали и опускали головы, быстро глядя на демонов, а также дергались вместе со всеми, когда «Анубис» махал налитым смертью жезлом, но выполняемые ими действия смотрелись как-то неестественно. Будто они не задумываясь, повторяли за остальными, вообще без мыслей в покрытых редкими волосами головах.

Дмитрий предполагал, что они свихнулись, поэтому не особо жалел безмолвных, ведущих себя хуже животных женщин. Он шумно выпустил воздух из носа и поднял серо-голубые глаза, продолжая наблюдать за бородатым грешником, добровольно вышедшим на сортировку.

Огромное, выращенное в жутких лабораториях Ада чудовище схватило съежившегося несчастного за плечи и без усилий приподняло, шумно выдохнув ему в лицо. Смуглолицый пленник, у которого исчезло брюшко, словно вдохнул нашатыря, но не с ватки, а ведра — дыхание жуткого трехметрового существа, ответственного за итоговый отбор рабов, оставляло желать лучшего, и это — мягко говоря. Секунд пять ничего не происходило, затем недовольно ворчащий Варгх — наверное, из-за запрета на пожирание аппетитных рабов — поставил смельчака на ноги и что-то невнятно рыкнул в сторону скучающе-ковыряющихся в пятаках сатиров, пинающих позвякивающие цепи.

Его невнятное рычание походило на некое слово и действительно! Толстожопые, прямоходящие поросята сразу же поняли, что произнесла не такая уж и тупоголовая тварь, после чего один из них мгновенно вытащил из-за спины зазубренное мачете и с требовательным звоном постучал по неровным камням подвального пола. Звон ударяющего о скальную породу железа заставил открыть помутневшие глаза только поставленного на ноги пленника, дабы вглядеться в источник акустических колебаний и увиденное его не обрадовало.

Буквально в трех метрах от него стоял красноглазый сатир самого злобного вида, призывно стучащий по камню зазубренным клинком. Производимые им действия буквально кричали, что поросенок-демон желает закончить работу, как можно быстрей и всяческие тормоза в виде бородатых пустозвонов не устраивают ни его, ни коллег по цеху, выглядящих не менее напряженными. Один лишь одетый в золото демон с собачьей головой расслаблено стоял позади всех, выглядя удовлетворенным, что ли… Наверняка он прекрасно сознавал, что теперь-то дело пойдет намного быстрей. Напуганный, заполнивший подвал человеческий скот разглядит, что в происходящем нет ничего слишком страшного, и радостно, обгоняя друг друга, поспешит заковываться в цепи, лишь бы уйти подальше. Каждый из несчастных грешников поневоле питает надежду на спасение, вот только у всех она разная.

Это знали и сатиры, не первый год заковывающие грешников, поэтому делай морду злей, делай добрей — разницы нет. Дело не слишком ускорится, если еще одного из людей покалечат, зато будет лучше, если очнется первый, добровольно вышедший храбрец, до сих пор лежащий без сознания. Поднявшись, он разрешит немаленькую проблему насчет того, как приковывать его земляка и станет прекрасным примером для ожидающих нелегкой участи людей.

Видимо подобная мысль пришла в голову одновременно трем свиноподобным демонам, шумно сопящим круглыми, волосатыми носами и они задумчиво уставились на недвижимо распростертого правоверного с аккуратной бородкой. Но… Хорошо, что в любой компании всегда присутствует лидер, часто негласный, но всегда более умный. Вот он-то сразу увидел отсутствие смысла в размышлениях о ком-то лежащем, в то время, когда нужно решать насчет второго пленника и продолжил призывно стучать мачете, настойчиво глядя на второго бородатого правоверного.

Разброд мнений в головах четверых сатиров четко выделял проблему в виде цепи, на которую указал Варгх, оглядев второго добровольца. Суть в том, что к ней — этой цепи — был прикован первый бессознательный правоверный и теперь требовалось, либо укладывать второго, ибо неудобно поднимать цепь вместе с уже прикованным, или поднимать первого, дабы не опускать второго… И сейчас группа свиней-демонов с короткими рожками довольно смешно выглядела, где трое задумчиво рассматривали недвижимого человека, а четвертый настойчиво барабанил зазубренным клинком по камню, подзывая пленника, толком не очнувшегося после Варгха.

Глядя на происходящее, в голове у Димы тут же возникли ассоциации сатиров с гастарбайтерами из Таджикистана с Узбекистаном, бесконечно рвущихся на заработки в Россию. Те тоже недалекого ума и то дороги в дождь красят, то асфальт в снег кладут, но самое главное, что каждый делает это по-своему, не обращая внимания на пример товарищей.

Долго ли, коротко ли принималось решение, как действовать, но оно нашлось и пусть оказалось не самым лучшим, зато действенным. Один из трех карликовых чертей устал с умным видом смотреть на лежащего без сознания мусульманина, поэтому подцокал к нему, взял в жирную волосатую лапу свободно болтающийся, идентичный человеческому член и, выгнувшись, пустил струю мочи на будто спящего воина Аллаха. Хватило пяти секунд обоссывания, дабы седой смуглолицый человек медленно заморгал, сначала не осознавая, где находится, но потом вспомнил и мгновенно, словно не лежал на холодном полу с голой задницей, вскочил, агрессивно размахивая руками и шумно отплевываясь. Казалось, он не ощущает даже висящую на шее, звенящую от резких движений цепь.

— Я твою маму ебал, папу ебал, рот твой ебал и тебя ебать буду! — посыпались бранные слова, моментально прекратившиеся после звяканья уродливого оружия, которое оскорбленный и облегченно-помочившийся свин вытащил из-за спины с мрачной мордой, но…

Следующую смерть предотвратил «Анубис» всем видом выказывающий желание закончить сильно надоевший ему день.

— Нет! Не сегодня! — он вытянул разгорающийся багрово-красным жезл в сторону свиномордого демона, глубоко оскорбленного высказываниями мусульманина.

Увидев искреннее огорчение в желтых глазах собакоголового, вся свиная ватага, включая ни в чем не провинившегося, пугливо дернувшегося Варгха, отступила назад, все-таки оружие «Анубиса» славилось в их краях, уж слишком очевиден был страх в глазах каждого, кого оно касалось даже направлением.

— И так еле работаем! То одна задержка, то другая! Скоро новые должны прибывать, а мы старых еще не забрали! — раздраженно прогавкал демон-пес. — Быстро и аккуратно всех заковывайте! Еще работать и работать! — сатиры в ответ шумно засопели, прищурив красные глаза, но послушно кивнули и обернулись к ожидающему очереди мусульманину, трясущемуся и не очень уютно себя ощущающему среди ссорящихся жителей Ада.

Остальные из вышедшей вперед группы бородатых правоверных, жутко вспотевшие от напряжения и боящиеся двигаться, беззвучно замерли напротив сомкнувшихся чертей, направивших им в грудь футуристические копья, постепенно осознавая, что ускорение процесса — это замечательно! Ведь одно дело стоять где-то сзади в немалой толпе, а другое перед козлиными мордами, вооруженных до зубов чертей с длинными, прядающими ушами. Причем чертей не сказочных, не переодетых в них людей, а настоящих, смотрящих тебе в лицо бесстрастными оранжевыми глазами, и в тоже время, будто шепчущих: «Ну, давай! Сделай хоть одно маленькое неверное движение!», — и это заставляло трястись поджилки.

После быстрого поднятия на ноги обоссаного узника, демон-карлик до этого настойчиво стучащий мачете по полу, поцокал к началу третьей цепи и приглашающе махнул зазубренным клинком правоверному, только вышедшему из-под Варгха. Другой, вкусивший адской мочи узник в это время не двигался, а яростно зыркал глазами, наверное, сочиняя и реализуя кровавые планы мести. Быть оскорбленным струей выделений из тела грязного животного, пусть даже разумного и прямоходящего — это оскорбление высшей степени. Теперь у мусульманина появилась цель убивать свиней и, глядя на этого смуглолицего человека с аккуратной бородкой, можно было сказать, что он точно не желает умирать, ибо глаза его плескались незамутненной иными чувствами злобой.

Тем временем его земляк, второй смуглый мужчина с окладистой бородой, быстро пошел, куда указал низкорослый черт с пугающе выглядящим оружием и замер в требуемом месте. Сатир, посмотрел на него снизу вверх налитыми кровью глазами и издал вполне человеческий гнусавый голос.

— Наклонись или мне прыгать?! Да я быстрей тебе ноги укорочу! Давай резче двигайся, мясо! — правоверный беззвучно выслушал оскорбительные слова и беспрекословно склонился, после чего сатир удовлетворенно хрюкнул и ловко накинул располовиненное кольцо на его шею, чем-то щелкнув и умело соединив.

Дрожащий мусульманин медленно разогнулся и несколько раз моргнул, прислушиваясь к новым ощущениям, а его помеченный свином земляк стоял и всматривался в сатиров бешеными глазами, будто запоминая пустившего на него струю нечеловеческой мочи, хотя четверо внешне одинаковых карликов уже несколько раз поменялись местами.

— Выдвигаемся после них! — Дима повторил тычок локтем и Лкетинг с Такеши, наблюдающие за происходящим со зрительской стороны, синхронно кивнули.

«Молодцы! Смотрят, не боятся и правильно делают, да и мне не так лихо, а то считаю, что один такой, не от мира сего… Постоянно что-то думаю, рассматриваю, голова забита всем подряд…», — он слегка нервничал, настраиваясь заковываться в цепи, ожидая лишь, когда закончат с мусульманами.

А на том конце подвала, рядом с распахнутыми настежь огромными вратами, процесс ускорялся. После первых двух, с грехом пополам закованных мусульман, где один этого не заметил, а второй полностью прошел сей нелегкий путь, их бородатые спутники по одному просачивались внутрь заработавшей во всю силу адской кузницы, где их встречали недовольный запретом на еду Варгх и сноровистые красноглазые сатиры.

Эти выходцы из разных социальных слоев Ада работали слаженней давно знающих друг друга грузчиков одесского порта. Трехметровый, угрюмый Варгх медленно поднимал на уровень морды сжавшегося пленника, дышал ему в лицо, а затем опускал что-то неразборчиво рыча, сатир же звонко стучал тусклым, зазубренным клинком по камням, после чего указывал, куда подходить оцепеневшему от страха человеку. Самое интересное, что двух смуглолицых правоверных приковали ко второй, а не третьей цепи, видимо земляки не сошлись характеристиками, сгенерированными компьютерами Временного хранилища.

«Анубис» же стоял, чуть позади сбоку, никуда не вмешиваясь, а просто наблюдая за процессом сортировки свежеиспеченных рабов. Основная часть его работы здесь, в этом помещении закончилась. Сколько требовалось слов, столько он и произнес, люди напуганы и горько научены, дело ускоряется с каждой минутой, поэтому можно и постоять, бесцельно крутя в когтистых руках, полный смертельной силы жезл. Сейчас собакоголового не было слышно и видно, настолько он не привлекал внимания, но не стоило сомневаться, что если понадобится, то он выйдет, дабы сказать свое веское слово, раскидывая блики золотыми одеждами и спалив между делом пару-тройку человек.

Наконец последний, седьмой бородатый мусульманин встал в строй на прикрепленном к нему участке цепи, и сатиры с ворчащим Варгхом ожидающе повернулись к толпе безмолвных рабов в большинстве своем вставших с колен на ноги. И это сделали даже те, кто без устали твердил молитвы.

«Насколько же огромная в людях сила воли… Их заставить что-нибудь полезное делать, цены бы не было! А они бесконечно бормочут взывания к Богу! Это, учитывая то, что многие молятся, надеясь на авось…», — размышлял Дима, успевающий и по сторонам смотреть, и наблюдать за процессом заковывания в цепи.

И вот наступил момент, когда освободилось место для следующих добровольцев и требовалось всего лишь толкнуть масаи с японцем, сказав им: «Вперед друзья!», — но судьба в который раз решила за него.

Из толпы прибывших в Ад людей выскочила девчонка с ребенком на руках и, не говоря ни слова, пряча младенца в обнаженной, не разобрать какой груди, пошла сквозь недружелюбную человеческую массу, уверенно лавируя меж пропускающих ее грешников, удивленно глядящих вслед и напутственно крестящих точеную фигурку с разодранной плетью спиной. Даже уродливая рана не могла испортить хорошенькую и на загляденье слаженную девицу, уж этого у нее действительно было не отнять.

Дмитрий смотрел ей вслед, непроизвольно прокручивая в голове похабные мысли и одновременно жалея ту, что сама вышла к таким страшным, а скорее всего непривычным для людей созданиям.

«А ведь правда… Мы боимся неизвестного и необычного… Того, чему в детстве не учили, зато с легкостью верим вбитому в голову мусору, заставляющему думать, что черное — это белое, а горячее — холодное… Вот эти монстры, например… Жители Ада друг другу привычны, а мы для них мясо… Может, когда они создали людей, то охренели, увидев какие чудовища получились… Ну это, если логически размышлять… Типа, как про царство уродов, которое я недавно с собой ассоциировал… Если в королевстве горбатых стройный является изгоем, то в Аду большой грех не загнать чудовище в котел и сварить там заживо… Или они просто ненавидят людей за то, что те получились лучше их внешне и внутренне, а также отказались делать запрограммированные шаги? Почему бы и нет… Как украинцы возненавидели Россию, так и черти с ангелами думают про человечество в общем! В любом случае люди для них уроды… А любое общество всегда старается отторгнуть уродов…», — парень покрутил в голове свежие мысли, а затем спрятал их в архив идей года, отвлекшись на девушку с ребенком. «С другой стороны девчонка права, выйдя сама, чего уж там… Раньше или позже, какая разница? От того, что она дольше простоит, где-то спрятавшись, ее жизнь не изменится…», — он сам так считал, когда предложил Лкетингу с Такеши выйти следующими.

А девица уже подходила к впившемуся в нее маленькими злобными глазками Варгху, что-то беспрестанно шепча, все-таки уснувшему в груди младенцу, не забывая осторожно посматривать на чудовище с висящим на боку электрическим хлыстом. Что ни говори, но истинные материнские чувства творят дивные вещи и подвиги, на которые способен не каждый мужчина. Девушка бесстрашно смотрела в глаза кровожадному, злобно рычащему монстру, а свинозадые, рогатые карлики похотливо на нее вылупились. Сатиры соображали, кого хотеть отыметь, видимо рассказы их предков в свое время погулявших по Земле, до сих пор были на слуху и рассказывались в адских кабаках не по одному разу за вечер.

Единственным, кто уважительно смотрел на девушку, укачивающую младенца — это «Анубис» и одно это делало Ад не таким страшным и бессмысленным, как он видится изначально. Здесь кипели страсти с желаниями идентичные земным, и храбрость ценилась очень дорого, пусть даже от тех, кого демоны в грош не ставят. В любом мире всегда есть место подвигу, на который кто-нибудь, да обратит внимание и сейчас собакоголовый подходил к девчонке, еле слышно цокая покрытыми золотом копытами, словно не желая разбудить спящего ребенка, хотя, скорее всего это просто случайность.

— Хм… Такая редкость! Недавняя роженица! — он провел почти человеческим пальцем ей по щеке, цепляя когтем кожу. — И где ты родила? При каких обстоятельствах? — демон внимательно смотрел ей в глаза, а она непонятно, как держа себя в руках, испуганно взглянула на ребенка, чей сон не перебился ни ворчанием Варгха, ни гавкающим голосом и быстро подняла взор обратно, колыхнув гривой растрепанных волос.

— Не знаю… — голос девушки дрожал, она краем глаза наблюдала за когтистым пальцем, двигающимся по ее лицу. — Дома отошли воды и начались схватки, мы с Олегом поехали в больницу, полдороги помню, а дальше… — она на несколько секунд замолчала, опустив лицо, а потом снова встряхнула волосы, стараясь не смотреть в желтые глаза демона с собачьей головой. — Очнулась уже здесь… А потом увидела его… — тут девчонка совсем замолчала, видимо вспомнив личного палача.

«Анубис» пронизывающе уставился на нее, словно ожидая услышать что-то еще, но храбрая девушка не поднимала глаз, тихонько, почти незаметно нянча спящего малыша, не подозревающего, где находится…

Единственный и огромный плюс рождения в Аду — это незнание места зачатия, и как выглядит настоящая Родина, что очень хорошо. Здесь на Геенне Огненной ребенок вырастет, считая здешние законы и порядки единственными нормальными. Его хорошо и плохо будут совершенно иными, отличными от земных и он не будет бояться чертей, сатиров, собакоголовых и всяких там Варгхов, считая их присутствие частью своего существования. Ну, а самое «лучшее», что может случиться, это если черти заберут его, дабы вырастить злобного и безжалостного надсмотрщика над людьми. Здешние жители сумеют воспитать его на ценностях Геенны Огненной, и уже взрослый парень будет считать мусором каждого новоприбывшего человека, называя себя истинным уроженцем Ада. Вот таким может стать его будущее, но нельзя называть виноватым того, кто искренне почитает место рождения.

Девушка наверняка это осознавала, но сделать ничего не могла. Она, склонив голову, стояла перед огромным, жадно смотрящим на нее Варгхом, изо всех сил и одновременно нежно прижимая младенца, когда собакоголовый внезапно произнес неожиданную фразу.

— Нет! Обойдемся без тебя Варгх! — трехметровое чудовище шумно, будто огорченно вздохнуло и опустило массивные лапы. — В первую цепь ее, — он указал жезлом, куда идти девушке, и она пошла, прижимая к груди маленькое тельце недавно произведенного на свет человека.

Красноглазые сатиры не отводили от нее похотливых взглядов, и дождались, пока девушка подойдет к назначенному «Анубисом» месту, буквально изнасиловав несчастную роженицу взглядами, а затем, словно отплачивая благодарностью, приглашающе подняли цепь на уровень отталкивающих морд. Это все равно было слишком низко, но девчонка, крепко прижимая к груди спящего младенца, осторожно встала коленями на пол, сложенный из неровных камней, не забывая напряженно поглядывать на почти человеческие лица со свиными пятаками и маленькими рожками. Один из сатиров, наверное, тот самый негласный лидер, не стал браться за цепь, дабы приглашающе поднять ее, а, наоборот, грубо подтолкнул девчонку, дабы та всунула в расколотое надвое металлическое кольцо шею, и бедная мать торопливо подползла к ошейнику, отчаянно боясь за малыша.

Карликовый черт также бесцеремонно щелкнул покрытым легким слоем ржавчины обручем и повернулся к безмолвной, взирающей на происходящее толпе.

— А вы бы не хотели очередь составить?! А-а-а?! — мерзкий голос заполнил зал, в котором что-то усиливало звуки. — Долго нам ждать, пока вы по одному подходить будете?! Вы чего, не понимаете, что чем быстрей закончим, тем проще будет!! Все разойдутся по своим делам, а то столпились, как стадо!! Стадо людей!! Людского скота! Ха-ха-ха!! — гнусаво захохотал уродливый жирный черт, дергая толстой задницей, покрытой плотной коричневой шерстью.

И тут Дмитрий понял, что хватит наблюдений и необходимо выдвигаться. Одних пропустил, потом вторую, сейчас опять останутся ни с чем. Раз сатир с мачете за спиной дал клич всеобщего сбора, то найдутся и желающие, а ему бы хотелось попасть на первые места, дабы ничего не пропустить из заднего ряда.

— Вы со мной? — парень дернулся вперед, для надежности переспросив Лкетинга с Такеши, а те без лишних слов просто кивнули, двинувшись за ним.

Парень облегченно подумал, что для этого, теоретически безнадежного места, все идет довольно гладко. Его спутники — низкорослый японец с густой шевелюрой и коротко-стриженный негр — с ним и без всяких глупых вопросов, а значит, доверяют и это хорошо, ведь получается он движется правильной дорогой, по крайней мере, для идущих за ним масаи с азиатом. Главное их не подвести, а уж он-то постарается не нарушить собственного обещания, ибо чувствует себя совершенно иначе, чем раньше, будучи живым.

Дмитрий сделал несколько неуверенных шагов и Такеши с Лкетингом осторожно двинулись за ним. Троица с одинаковыми шрамами на лбу уверенно лавировала по морю людей самых разных рас со свежими ожогами на лбах, безумными глазами, различными телами и беспрестанно двигающимися губами. И именно эти люди, неустанно бормочущие взывания к Иисусу, искренне крестили русского, японца и масаи, что наполняло сердце Димы муками совести.

Ему часто приходило в голову, что его отношение к христианам отвратительно и ужасно… Он реально не уважал их, считая ничтожествами годными лишь на бессмысленные мольбы и преклонения перед любыми ударами судьбы, но ведь они искренне верят в собственную правоту. Эти глупые люди не виноваты, что им забили головы ложью, где единственная человеческая цель уйти в Рай для вечной жизни, полной преклонения тем, в кого они так неистово веруют. И сейчас парня грызли муки совести, шепчущие о его жестокости по отношению к не осознающим правды людям, однако он грубо отбросил голос жалости, понимая, что слабые должны умереть, так пусть идут в свой Рай, в Элизиум, где их мечты окажутся страшней самого мерзкого чудовища.

Обнаженная троица друзей просочилась сквозь людскую толпу, дабы перед ними мгновенно сомкнулся ряд звероподобных чертей, у которых можно было разглядеть редкую шерсть на торчащих ушах, периодически прядающих, словно отгоняющих несуществующих мух. Это смешно смотрелось, но чтобы смеяться в этом месте, требовалось быть дураком или кем-то похуже. Например, ходить и бессмысленно моргать пустыми глазами, периодически пуская изо рта тягучие слюни. Или беспрерывно дергаться, повторяя движения окружающих, чем занимались две умалишенные женщины, недавно стоящие перед ним.

Бесстрастные оранжевые глаза огромных чертей напоминали стену, о которую можно удариться и сползти, будучи размазанным, она же и не заметит приложенных усилий, настолько много пустоты в них плескалось. Лкетинг, Дима и Такеши остановились, а парень мечтал об одном, дабы туземец ничего не учудил, но тот действительно обладал незаурядной силой воли и быстро схватывающим умом, раз перестал сжимать крупные черные кулаки, однако не смог удержаться от противостояния двух взглядов из разных миров.

Воин-масаи уставился в оранжевые глаза черта, направившего помигивающие копье в его широкую, полную мышц грудь, и как же они были похожи, взгляды двух отличных друг от друга созданий, где один являлся далеким-предалеким родственником другого. Похожи, как братья, рожденные в разные времена года, на разных планетах. Они оба являлись воинами, выросшими каждый в своем опасном мире, и вооруженный черт, стоящий напротив обнаженного мускулистого человека, наверняка не часто встречал столь бесстрашно смотрящего на него противника. Смотрящего, как на равного, а не ужасное мифическое существо, созданное разрезать грудные клетки, дабы бесконечно доставать оттуда сердца!

Вот как они глядели друг на друга, и ни один не шелохнулся, Дмитрий же облегченно выдохнул, быстро поглядев на черта, стоящего напротив себя, но тут же опустил голову. Ему не слишком хотелось играть в гляделки с козлоногим монстром, тем более юноша прекрасно знал, что глаза являются отражением души, а уж ее-то он сам раскроет, когда потребуется.

Ну и наконец, скукожившийся, будто пытающийся спрятаться внутри себя Такеши. Он старался ни на кого не смотреть, его прекрасно устраивала роль немого спутника храброго африканского воина и задумчивого русского. Густоволосый японец, большую часть жизни проживший в Лондоне, мечтавший вечерами рисовать, но в реальности работавший офисным клерком, никак не мог вписаться в суровую и непривычную атмосферу Ада. Однако учитывая оторванность от жизни любого художника, даже не пишущего картины — его нервная храбрость — это уже замечательно.

Парень, непроизвольно взявший на себя ответственность за двух людей разных рас, сам не понимал, как подобное произошло. Скорее всего, здесь действовала его внутренняя суть, истинная натура, умудряющаяся совмещать и бесконечную эгоистичность с ненавистью, и любовь с жалостью ко всему человечеству. Дмитрий отчетливо и с огромной силой переживал за двух идущих рядом, таких похожих на него людей, желая, чтобы с ними ничего не случилось. Откуда родились столь материнские чувства непонятно, вроде недавно познакомились, а тут нате вам… Желание помочь и поделиться знаниями.

Такое часто с ним происходило, внезапно просыпалось жалость к ничего не слушающим людям, верящим в свои, неизвестно откуда взятые устои и ничем не аргументированные доводы. Просто: «Верю и все». Верю, ибо нелепо.

Такой ответ является самым частым на планете Земля, ибо никто не хочет думать сам, слепо доверяя написанному в журналах, газетах и сказанному по телевизору. Огромное количество, крутящейся вокруг людей информации никак не фильтруется мозгами, плавающими в жиже повторяющихся желаний: купить пожрать и идти на работу. Люди считают себя знающими все и вся, неустанно твердя затасканные цитаты из телевизора и интернета, забыв, что фильтрованная, то есть авторитетная информация — это не выступление знаменитых профессоров по дорогим каналам, а прочитанное в пыльных закоулках интернета. Когда говоришь себе: «Какой же это бред!», — не понимая, что привыкший жить в расслабленном состоянии разум отвергает ненужную ему правду.

Парень сглотнул сухим горлом и осторожно поднял серо-голубые глаза, намереваясь сделать шаг, ведущий к вперившемуся в него кровожадным взглядом Варгху, раздувающим поросячьи ноздри сатирам и стоящему в тени «Анубису», внимательно наблюдающему за их троицей. Собакоголовый явно интересовался им с его спутниками, ведь не зря сразу же обратил внимание. «Спящие», как назвал его старый Анатон, определенно ценный товар, только непонятно чем… Работоспособностью и выносливостью? Может быть, но к этому можно добавить: завышенную самооценку, гордость, эгоистичность, упрямство, наглость, жесткость, хитрость, злопамятность и многое другое. А ведь это не все пункты. Еще имеется берущаяся ниоткуда злоба, причем настолько сильная, что хочется забыть о моралях и правилах, дабы искалечить или убить, причем настолько жестоко, дабы больше никто не пытался подойти.

В «Спящих», то есть в нем, масаи и японце, есть что-то еще и это предстояло узнать позже… Возможно, когда они прибудут на уготованное им место, то судьба предоставит возможность раскрыть дремлющую память и скрытые способности.

Он осторожно, стараясь делать, как можно более плавные движения, двинулся меж звероподобных чертей, перестроившихся и создавших узкий проход из плотно сжатых, мускулистых тел. Гладкая шерсть адских воинов блестела в нескольких сантиметрах от его обнаженного тела, но желание ее пощупать отсутствовало. Лкетинг с Такеши остались позади, ожидая, когда он займет место в покрытой легкой ржавчиной, рабской цепи, а Дима, тихо дыша по японскому методу, делал боязливые шаги к ожидающему его, что-то невнятно рычащему Варгху.

Смотреть на изуродованного генетическими экспериментами гигантского монстра, находясь прямо перед ним, было намного страшней, чем издалека. Из человеческой толпы он казался не таким уж большим, но сейчас, когда находился перед серо-голубыми глазами, то… Не сильно пугающие вдалеке три метра превратились в немалые размеры, а ширина тела с выдающимися объемами массивных рук с ногами, превращали Варгха в нечто, не сдвигаемое с места и обладающее гигантской силой. Каждый шип, вживленный под грубую, будто носорожью кожу, каждая металлическая деталь, умело встроенная для усиления и так безумно мощных мышц, любой из этих прекрасно видимых нюансов пугал до дрожи во внутренних органах, которые и без этого покрылись арктическим инеем.

Боязливо приблизившись к преобразованному Адом гиганту, Дима, как можно медленней поднял взгляд и непроизвольно шмыгнул носом, всем телом ощутив исходящую от Варгха кровожадность. Глухо-рычащее чудовище стояло так близко, что в это с трудом верилось. С таким же трудом, как и в свою нелепую смерть несколько часов назад. Тело огромного монстра источало свежий запах крови недавно убитого человека, а сам адский Франкенштейн являлся столь здоровенным и отталкивающим, что не хотелось верить в последующий подъем им Дмитрия на уровень кошмарной, словно ошпаренной кипятком морды.

Парень остановился и глупо замер, впав в оцепенение, приглушившее его чувства. Сейчас он все видел и чувствовал, будто из-под толстого пластикового колпака. Словно включилась некая внутренняя защита, помогающая пережить шокирующее происходящее без видимых последствий. И это было не в первый раз. Организм парня спасал его. Спасал от внешних факторов, грозящих мальчишке сильными впечатлениями, причем настолько сильными, что разум от страха мог перестать работать.

Зато ему сразу стало хорошо. Приглушенная реальность виделась намного проще, походя на происходящее в телевизоре. Такое ощущение, будто тело двигалось отдельно от Димы, наблюдающего за окружающей реальностью изнутри него самого.

Неподалеку от парня злобно ухмылялись четверо красноглазых сатиров, хоть и не ясно, для чего их тут такое количество — хватило бы и двух. Чуть далее карликовых демонов тянулись цепи, располагающиеся на очень малом расстоянии друг от друга. К ним было приковано уже восемь человек, где семеро являлись смуглолицыми мужчинами, а восьмым — неподвижно замершая, сгорбившаяся девушка с молчащим ребенком. Эти несчастные, храбрые сердцем и душой люди, стояли к нему уродливо израненными электрическим кнутом спинами, а умело склепанные кучи звеньев, держащие их, «уползали» в сторону огромных врат с дующим изнутри намного более теплым воздухом, чем ощущалось в глубине просторного подвала. Дима внезапно понял, что по мере нехватки длины, покрытых ржавчиной цепей, их будут разматывать, а уже прикованных узников отправят в густую темноту, прячущуюся за гигантскими створками ворот из красноватого металла. Скорее всего, именно для этого и требуется еще пара сатиров, ибо им придется сторожить беспокойных, готовых для продажи узников внутри мрака, охраняемого огромными дверьми, ведь скрываемое им никому неизвестно… Возможно там водятся одичалые адские создания, и часть узников скормят им… А может глухо воют когда-то сбежавшие пленники, давно свихнувшиеся и пожирающие себе подобных…

Дима с усилием моргнул, пребывая в том же приглушенном состоянии и отгоняя некстати пришедшие пугающие мысли, а огромные лапы рычащего Варгха уже ложились ему на плечи, отчего сжавшийся юноша непроизвольно зажмурился, хоть и не хотел. Он не любил закрывать глаза, ибо боялся еще больше, как например, перед уколом в задницу, ведь тогда он не видел иглу и не мог настроиться на боль в месте, куда она направлена. Вот и сейчас сказал он себе, что не будет прятать взгляд и выдержит, но не сумел. Очко сыграло…

В любом случае его самооправданием являлся нечеловеческий страх перед трехметровым, недавно сожравшим человека монстром с висящим на правом боку, едва мерцающим, электрическим кнутом. При воспоминании о сыплющем искрами хлысте, зверски заболела раненая спина, но ничего поделать было нельзя, ибо он уже повис в воздухе, чувствуя на лице горячее, плотное дыхание уродливого создания. Запас кислорода, чтобы не дышать, Дмитрий набрал небольшой, поэтому надолго его в любом случае не хватит, но самое плохое, что он почти не чувствовал рук с ногами. а только желудок с глыбой льда внутри… Было очень страшно, спасительное же оцепенение то ли пропало, то ли компенсировало основную часть ужаса и единственное о чем мечтал висящий в воздухе парень — это спуститься на землю со здешних небес, и как можно быстрей отправиться в цепи, лишь бы подальше от двуногого кошмара, мерзко-дышащего в лицо.

И внезапно Дима почувствовал, как его желание исполняется, а тело опускается вниз. Неровные камни пола юноша ощутил не ногами, а чем-то иным, ибо две созданные для ходьбы конечности в данный момент были набиты ватой, и тут Варгх вдобавок к уже пережитому рыкнул некое слово над головой. Хорошо, что узников все-таки не кормили, а то бы впустую перевели пищу, сам же парень испуганно выдохнул отработанный воздух, словно новорожденный, получивший по спине ладонью акушерки, дабы тут же вдохнуть нового. Его зашатало и замутило, он представить не мог, что настолько мимолетный и безболезненный полет вверх может принести так много кошмарных ощущений. Еще миг назад Дима чувствовал дыхание смерти и не обоссался, зато осознал, отчего бессознательно рухнул первый мусульманин. Выдержать подобное не зная, как все закончится… На подобное не каждый способен, а уж источаемая Варгхом кровожадность и подавно материальная. Такая, где дыхание смерти овевает не только лицо, оно обволакивает тело прозрачной простыней, пожирая его чувствительность.

Обнаженный, дрожащий парень сделал еще несколько успокоительных вдохов по-японски и, крутанув головой, открыл глаза, вдвое больше огорчившись. Звон, бьющегося о камни железа, словно ждал, когда юноша поднимет веки, и как бы не хотелось смотреть на колотящего зазубренным клинком злобного карлика, но пришлось, иначе демон-недоросль мог лично явиться по его душу.

Мальчишка испуганно и с комком в горле уставился на сатира, а тот смешливо оскалив пасть, поднял клинок, указав им в сторону четвертой, никем не занятой цепи. И стало быть теперь они будут заняты все… Первая ласкает девчонку со спящим младенцем, вторая заботливо обнимает двух смуглолицых правоверных, третья собрала их о чем-то шепчущихся земляков, и наконец четвертая примет к себе в гости его. Парня движущегося на следующую станцию Ада, уготовленную хохотушкой-судьбой, полной еще многих сюрпризов.

Четыре типа людей, всего четыре, но тогда откуда пятое тавро, похожее на смайлик? Именно его Дима видел у придурковатого парня на лбу, и сдается люди подобного типа направляются в переработку на еду, которой до сих пор не хочется, но это по вполне понятной причине.

Вследствие полной перезагрузки недавно прибывшего на родную планету духовного тела, есть не будет хотеться до первой ложки пищи, упавшей в желудок из-за пребывания в подобии некого стазиса, как у астронавтов в фантастических фильмах. Именно после первого куска еды организм заработает в полную силу, постоянно запрашивая еду, а сейчас хочет лишь пить. Второе тело ни разу не поглощало материальную пищу, ибо создано для другого измерения — Ада и еще не знает, чем подпитывать себя, кроме воды, да и то… Дима понял, что хочет пить, только, когда совсем пересох рот и щеки, но чувство жажды все равно отсутствует. Именно так его организм требовал воды, поэтому он и попросил тогда у Анатона, а насчет желания курить… Просто особенности психики, в течение жизни привыкшей успокаиваться таким образом и превратившей эту привычку в часть сознания или души.

Еще раз погоняв в голове мысли насчет еды в виде нескольких бананов и шампура с шашлыком, мальчишка не почувствовал в животе урчания, и пошатываясь двинулся к указанной цепи, делая осторожные, дабы не свалиться шаги. Свинозадый, размахивающий мачете сатир, вальяжно подцокал к нему и уставился снизу-вверх глазенками, содержащем море наглости и концентрацию злобы.

— На колени встал! Быстро! Или мне подпрыгивать?! — гнусавый, полный раздражения бас раздался из клыкастой пасти карликового демона, дыхнувшего лягушачьей блевотиной.

Юноша не ожидал столь сильного проявления эмоций, видимо маленький рост и небольшой член в любом мире приносят психологические проблемы, компенсируемые громкими криками и чувством собственной значимости, предоставляемые работой, дающей даже маленькую власть, поэтому быстро бухнулся на коленки и… Не рассчитал силу удара чувствительными костями об камень, неровно покрывающий мрачное место встречи земных грешников, и чувство боли заполнило ноги от колен до головного мозга. Юноша громко выругался, не сумев сдержать бранные слова в ситуации, когда коленные чашечки закричали и заплакали. В груди загорелось чувство ненависти к маленькому, выделывающемуся поросенку, единственная поблажка которому — его выныриваниеиз древнегреческих сказок, что не дает отвратительному созданию с копытами никакого права так себя вести, однако Дима промолчал, пребывая не в том положении.

«Урод вонючий! Чтоб тебя на холодец Варгху пустили! Чтоб тебя подарили детям «Анубиса»! Пусть хвост тебе отгрызут! По самую шею, чмо ушастое!», — мысленно ругался стоящий на немилосердно болящих коленках парень. «Придет еще мой час… Урод ничтожный! Хрен в полпальца отрастил, так теперь жизни никому не даешь!», — блестящие от яростного волнения глаза были невинно опущены вниз, а мальчишка кровожадно мечтал, как уничтожит демона-недоросля.

Сатир тем временем с громким лязгом засунул мачете в заспинные ножны и впритык приблизился к юноше, стоящему на отбитых коленках рядом с цепью, где буквально через метр мрачно смотрел вперед один из закованных мусульман. Шумное дыхание рогатого поросенка раздалось прямо над ухом, и Дима осознал величину ошибки, выглядящей глотком воздуха в сию секунду. Смрад, донесшийся изо рта карлика с копытами, перебил даже запах Анатона, до сих пор мелькающий в воспоминаниях и хорошо, что его сравнение с дыханием Варгха было невозможно из-за благоразумного недышания в ужасный момент поднятия вверх.

Желудок мальчишки не имел какой-либо пищи, поэтому просто неуклюже подпрыгнул к горлу, заставив парня дернуться и еще больше побледнеть. Неосторожно дыхнувший в ухо сатир, умеющий звонко стучать, что мачете, что копытами, подозрительно прищурил налитые кровью глазки, прекрасно понимая, что худощавого сложения парень, стоящий на коленях и безвольно опустивший руки, ничего не сделает. Даже ожог особенного узника ему не поможет, чересчур много собралось работников Ада, внимательно наблюдающих за новоприбывшими земными пленниками. Вследствие этого свиномордый карлик грубо надел на его шею поднятое вместе с цепью немного ржавое, располовиненное кольцо и быстро сжав обе части, защелкнул. Дима успел почувствовать только легкий удар по обеим сторонам шеи и холодный, слегка шершавый металл повис чуть ниже его подбородка. В кольце, скорее всего находился хитрый, но в тоже время элементарный механизм, может мощный магнит или электрическая защелка. В мире адского будущего с элементами всех земных эпох могло присутствовать все, что угодно.

Парень поднялся с отдающих болью коленок, принявшись тереть их руками и не обращая внимания ни на кого, ибо считал, что работа с ним закончена, то есть можно переходить к следующим добровольцам — Такеши с Лкетингом.

О, это божественное чувство, когда трешь болящую часть тела… Блаженство, растекающееся по заполняющимся приливающей кровью участкам ног, не передать словами и парень слегка забылся, полностью растворившись в неге. Наверное такие же ощущения у кошек, когда им ожесточенно чешешь за ушами… И хорошо, что спину отпустило в тот момент, когда Варгх поднял его за плечи, хотя должно было стать наоборот больнее. Все-таки неслабый рывок вверх, мышцы всего торса напряглись, но как ни странно, боль отсутствовала. Будто страх с оцепенением превратились в анестезию для совершенно не беспокоящей сейчас спины и немилосердно болели одни лишь коленки.

«Будь прокляты эти рогатые карлики! Чтоб все они сдохли! И каждый в своей тарелке с холодцом! Хотя, кто этот Ад знает, может здесь еще, и накормят своими же…», — яростная мысль тут же сменившаяся вопросом проникла в голову Дмитрия, выпрямившегося и закрутившего, обрекшей новый груз шеей, высматривая своих спутников из-за спин чертей с прикрепленными на них ножнами.

Лкетинг с Такеши располагались все там же, но как только он глянул на них, сразу заметили его, и масаи моментально выдвинулся к «заскучавшему» Варгху. Ему, рожденному в Африке, наверняка не привыкать к проходу между воинами в разнообразных племенных обрядах и танцах. Плавно и умело, словно анаконда, выискивающая в жертву в ночном болоте, туземец прошел сквозь выстроившихся в два ряда бесстрастных здоровяков-чертей и приблизился к злобно зарычавшему Варгху, не сгибая спины. Трехметровое, покрытое металлическими шипами чудовище не привыкло, что его не боятся в трезвом уме и светлой памяти, но именно это сейчас происходило. Чернокожий человек, покрытый сухими мышцами, приобретенными без всяких тренировок в процессе сложной жизни на самом загадочном континенте Земли, бесстрашно стоял перед ним, смело взирая в маленькие, едва видимые из-под массивных надбровных дуг глаза.

«Ох уж эти масаи! Извечная борьба взглядов…», — Дима вывернул голову насколько мог, тем более никто не сказал стоять прямо и не двигаться, поэтому можно и любопытство потешить.

Лкетинг стоял напротив Варгха, бесстрашно выпрямившись, а голова ожидающего своей очереди Такеши с бледным до невозможности, от рождения щурящимся лицом, заставляли одновременно и жалеть японца, и мысленно улыбаться, уж слишком по-детски выглядел азиат. Однако с другой стороны Дима сразу же представил, как выглядел перед монстром-людоедом он…

Бледный, скукожившийся, глаза мутные, ноги дрожат, руки безвольно висят, ну а чего здесь постыдного? Пережить подобное не каждому дано, он еще посмотрит на остальных. Тут уже много, кто добровольно вышел, но жутко боялись и тряслись все, кроме недавно родившей девчонки, однако той вообще повезло, что собакоголовый ни с того, ни с сего пропустил ее без всякого Варгха. Ну и, конечно же, настоящие материнские инстинкты никогда не позволят струсить или потерять сознание, ведь так можно и младенца лишиться, а страшнее этого для нормальной женщины ничего нет. Поэтому нечего стыдиться всех обошедшей молодой матери. Она и должна быть самой бесстрашной, ибо несет не каждому посильный материнский крест.

Дмитрий осторожно посмотрел на закутанного в золотые одежды, покручивающего элегантный жезл собакоголового. Угольно-черная морда с умными прищуренными глазами внимательно наблюдала за гордо выпрямившимся перед гигантским монстром Лкетингом и парень был готов поклясться, что «Анубис» восхищается выдержкой туземца в незнакомом тому месте, но почему бы и нет? Как уже говорилось, Геенна Огненная очень похожа на Землю, тут живут подобные людям разумные существа, правда, мыслящие «чуть-чуть» иными категориями.

Человеческие страсти, эмоции, чувства, все они проявляются с той же силой, что и на родной планете людей. Так отчего бы жителям Ада не восхищаться выдержкой тех, кого они когда-то создали? Тех, кто не боится их, таких страшных и непривычных, но вполне нормальных для Геенны Огненной? Со своими стандартами красоты и нормами IQ? Хотя с другой стороны бесстрашие масаи замешано на критериях, отличных от большинства собранных здесь, напуганных и морально подавленных людей…

Туземец не боится местных демонов уже потому, что его не учили их бояться. Это христиан и мусульман с раннего детства пичкают информацией о находящемся где-то Аду, являющимся очень плохим местом, ибо там живут злые рогатые существа, чья несчастливая судьба — это постоянно убивать, затем оживлять и таким образом вечно мучить людей из-за якобы плохого поведения. Сии нелепости, пихаемые в каждого цивилизованного — вдумайтесь в это слово — человека с детства, еще долго аукаются, ведь если бы людей учили, что после смерти их ждет довольно кошмарное приключение, то каждый бы еще с отрочества морально и физически подготавливался к грядущему ужасу. Так называемые «грешники» приходили бы в Ад со знанием этого места, подготовленные хоть немного, а не открыв слюнявый рот в диком безнадежном крике. Люди просто обязаны помнить, что все зависит от них самих, а не от доброго, закутанного в белые одежды бородатого дядьки, сидящего на Небесах и готовоговыслушивать бред, идущий из дурных голов человеческой паствы, проще говоря — стада.

Очень мерзко и глупо, собственноручно называть себя овцой, ведомой сильным и умным пастухом, которого паства сама же выдумала, не имея при этом права мыслить. Противоречие на противоречии, ввиду чего ни одна глупо мекающая овца не знает, куда направляется и кто этот сильный и умный пастырь. Странно, правда? Любое разумное создание просто обязано вдуматься в особенности пути, по которому медленно и целенаправленно движется к некому непонятному спасению, но… Глупые овцы нежелают мыслить, они просто идут за ласковой рукой, дающей корм и кров, а самое смешное, что им всем пообещали Рай, в котором можно будет вечно отдыхать от тяжелой жизни! Обалдеть прямо! Такая роскошная награда за ничегонеделание! Вечный отдых для тех, кто при жизни не знает, чем заняться в вечер пятницы, кроме употребления наркотиков и спиртного. Такие трудяги, аж жалость берет…

«Не зря этот с собачьей головой восхищается Лкетингом… Как-никак дитя природы с клеймом «Спящего»… Видимо некая сильная душа прилетела на Землю с пользой провести время, отдохнуть, побродить по джунглям, поболтать с животными и выбрала для задуманного удачно-подвернувшееся племя масаи… Хотела подольше пожить вдали от цивилизации, ощущая природу материальным телом: жара, холод, запахи, вкус, наркотические ягоды и рисовая водка, а тут раз… Пошел на охоту и смерть… Как говорится, что такое не везет и как с этим бороться…», — Дима идиотски выглядел, стоя с железным кольцом на шее и вывернув голову в то время, как остальные, закованные в цепи пленники замерли, лишь изредка тихо перешептываясь и затравленно поглядывая в пасть гигантских, распахнутых ворот.

Шея непривыкшая к столь долгому выворачиванию предательски ныла, будто прося вернуть голову обратно и стать также, как все, просто уставившись на пугающие ворота, но парень был другого мнения. В его сторону никто не глядел, ибо внимание местных работников заострилось на Лкетинге, играющем в гляделки с Варгхом.

Мускулистый негр, еще недавно считающий демонов сном и искренне высмеивающий Дмитрия, пытался пересмотреть злобно-рычащего монстра, бестолково двигающего в разные стороны массивными лапами. Громадное, профессионально покрытое железом чудовище, привыкшее к моментально ссущемуся от страха человеческому скоту, не могло смириться с безоружным пленником, уставившимся ему в глаза и совершенно не боящимся. Возможно это и заставляло Варгха бессмысленно шевелить огромными и чудовищно сильными лапами, ибо внутренняя часть монстра приказывала сожрать бесстрашного наглеца, но приказ «Анубиса» противоречил кровожадному желанию.

Поднимая массивные конечности, то вверх, то вниз, Варгх усилил пугающий рык, а после покрутил отталкивающей мордой по сторонам, словно ища поддержки и приказа: «Взять!», — но сатиры вместе с «Анубисом» внимательно наблюдали за происходящим, совершенно не жалея озадаченного, трехметрового Франкенштейна. Они ожидали, когда тот поднимет туземца вверх, дабы накинуть на него психологический капкан страха и бездумного подчинения вместо задерживающих рабочий процесс погляделок, но здесь ответ Лкетинга явно противоречил их желаниям.

Судьба воина-масаи вела его к становлению шаманом в своем африканском племени и возможно такие тупоголовые особи, как Варгх звались в его краях гигантскими гориллами, которых мускулистый чернокожий туземец лишал девственности по счету раз, пока не узнал о собственных способностях управления животными. И теоретически в данный момент туземец пытался поговорить с безобразным подобием гориллы, а у него не получается, ибо эта здоровенная скотина мыслит иначе, чем разумная и вполне симпатичная обезьяна.

«Твою-то мать! Чего только в голову не лезет…», — шея закостенела и побаливала, а Дима не мог повернуть голову обратно, ибо проклятое любопытство являлось настолько большой его частью, что потеряв эту привычку, он бы, наверное, умер от внутренней пустоты.

Наконец огромный монстр осознал всеобщее равнодушие к его потугам и обидам насчет ничего не боящегося человека, и опустил здоровенные лапищи на плечи Лкетингу, упрямо смотрящему в почти разумные, кровожадные глаза. И мало ли, чего хотел собакоголовый хозяин, какого обращения с узниками, но нечеловеческие пальцы Варгх сжал сильней, что отразилось на посеревшем, однако не открывшем рот туземце. Видимо боль, причиняемая злобным, тупоголовым чудовищем являлась хоть и немаленькой, но вполне терпимой, ибо он не издал, ни звука за время, которое огромная кровожадная тварь держала его напротив своей отталкивающей морды.

Дима не мог разглядеть выражение отвратного «лица» Варгха, видя лишь необъятный зад чудовища и неясно мерцающий кнут, но отлично представлял. Обозлившийся от непочтения адский надсмотрщик сто процентов мечтал яростно вгрызться в непоколебимое лицо масаи, однако пес со смертоносным жезлом не позволит произойти подобному, да и покрытая острыми шипами тварь сама прекрасно понимает, какие рабы важней, а какие нет. Поэтому в прямом смысле скрипя зубами, Варгху пришлось опустить упрямого воина-масаи, так и не отвернувшему пронзительных голубых глаз.

Лично Дмитрий верил, что негр играл с чудовищем в гляделки только из-за желания проверить на Варгхе умение разговаривать со зверьми, а тот являлся либо не внушаемым, либо действительно был человеком, позже переделанным в гигантского монстра…

Опустившись на неровный пол подвала, Лкетинг уверенно выпрямился и мученически пошевелил плечами, скорей всего неслабо болевшими после чудовищных пальцев адского Франкенштейна, однако раздалось уже привычное лязганье мачете по камню, запрещающее расслабляться. Толстожопый, зевающий во весь клыкастый рот сатир требовательно колотил тусклым клинком по камню, привлекая внимание невозмутимого масаи, а его свиномордые коллеги стояли неподалеку, о чем-то оживленно перехрюкиваясь, ничего не предпринимая и не глядя на работающего напарника. Присутствующий в виде бесстрастного наблюдателя «Анубис», также не обращал внимания на отлынивающих от работы свиней, видимо это считалось нормальным или же сия троица — умники с высшим образованием, а тот — бестолковый ПТУ'шник, которого никто и в грош не ставит, хотя…

«А почему они работали втроем, когда пришел первый, упавший в обморок мусульманин? Этого же, сейчас барабанящего по полу, я посчитал негласным лидером, но получается он наоборот больше всех вкалывает… Или может он любит запихивать людские шеи в кандалы? Или выполняемое им — самая легкая работа, а тяжелую выполняет та троица?», — вопросов возникало множество, причем настолько обычных, что другой человек не подумал бы и спрашивать, но только не вывернувший любознательную головупарень.

Любопытство наподобие этого являлось немалой проблемой Дмитрия. Он постоянно озадачивал себя элементарными мыслями, не понимая, отчего человек сделал так или иначе. Еще при жизни на Земле, когда например, он звонил в домофон, а на той стороне брали трубку и пару секунд молчали, то у юноши сразу же возникали вопросы: «Почему этот человек ответил через пару секунд, а не сразу? О чем он думал в течение двух секунд, когда снял трубку? Или он ни о чем не думал, а просто запоздало ответил? Или может просто звук долго идет, а на самом деле все нормально?», — вопросы, вопросы, вопросы окружали Диму всю жизнь, и если бы их количество знали окружающие, то поняли бы, что ни о чем не думают.

Каждый день он анализировал происходящее, ища ответы в окружающем мире и изучая поведение людей, не умея просто тупо жить, ни о чем не думая и считая, что все нормально. Жить в обществе с самого детства программируемых людей, считать себя его элементарной частицей и воспринимать мир мелко и рационально, как видит практически каждый, не похожий на него человек. Это невозможно, ведь он не овощ, чтобы расти по кем-то придуманному плану и бессмысленно умереть под солнцем, подобно миллионам других.

Огромное количество загадок окружает каждого, просто никто не может раскрыть глаза, дабы принять реальность той, которая заставит затрястись, но позже очень понравится. Дмитрий сам поспешно бежал от нее в четырнадцать лет, когда впервые попробовал выпить и закурить. И пусть его организм сопротивлялся, извергая рвотные массы после каждой сигареты и стакана спиртного, но упрямый мальчишка с широко распахнутыми, наивными глазами добился своего и стал таким, как все. Спустя два года мучений и бестолкового упорства он перестал блевать от алкоголя и сигарет, превратившись в человека, как говорили все так называемые друзья. И лишь сейчас он осознал, что тогда это слово не так уж и гордо звучало… Сегодня слово «человек» на Земле произносится в знак похвалы, когда человеческая особь выпивает залпом бутылку водки… Герой нового времени…

И именно смерть с Адом подарили ему долгожданную свободу. Он больше никогда в жизни не выпьет и не закурит. Последние скуренные им сигареты лежали в кармане мясницкого фартука черта Анатона и сейчас, стоя обнаженным с израненной спиной, закованным в цепь и ожидая двух отличнейших спутников, Дмитрий в кои-то веки чувствовал себя свободным и готовым ко многому!

Жизнь текла и струилась, разбрызгивая разноцветные, холодные и горячие капли, творящие его судьбу, а он неуклюже их собирал, где-то немного боясь, где-то крича от боли, а где-то сжимаясь и пытаясь спрятаться внутри себя. Такова жизнь… Разная, многогранная, до дрожи в коленках тяжелая, но это она — жизнь номер два! Жизнь, которая обязательно наступит, но кем в ней будет каждый из людей, зависит только от них самих!

Глава 6

Дима вынырнул из затянувших, подобно болоту размышлений и увидел, как мученически шевелящий плечами масаи подходит к его длинной и пустой цепи, улыбаясь белоснежными зубами.

— Лкетинг с тобой, белый брат! В одной цепи! Давным-давно предков Лкетинга заковывали в цепи и увозили в другой мир! Теперь они большие люди! Мы с тобой и Та-ке-ши… — он по слогам произнес имя японца и снова улыбнулся. — Поплывем в другой мир! Большой мир! Лкетинг верит тебе! Все, как ты говорил! Лкетинг видит в тебе большую силу! — негр был искренне рад, да и Дима тоже, ведь в него и его знания верили.

— Так! Заткнулся быстро! На колени встал! — заверещал сатир, пахнувший вонью из клыкастой пасти, и масаи беспрекословно опустился на колени, лишь яростно блеснули пронзительные голубые глаза с отсутствующим страхом.

Прямоходящий поросенок с маленькими рожками поднял с пола тихо звякнувшую цепь и водрузил приклепанное к ней, разделенное на две половины кольцо, на покрытую сухими мышцами шею чернокожего туземца.

— Хороший раб, сильный! И тавро на лбу отличное! Ха-ха-ха! — сатир язвительно засмеялся, шумно сопя. — Пойдешь туда, куда не все попадают… — карликовый демон защелкнул покрытое ржавчиной кольцо, умело сжав грязные пальцы. — Потому, что другой! — вроде обычные слова пахнули жутью. — Ты молодец, «Спящий»! — из свиной пасти вылетело чересчур лестная фраза, и Дима моргнул от удивления, но потом вспомнил, что их троицу действительно, ни разу не называли скотиной. — Этого здорового урода переглядел! — рогатая свиная голова мотнула в сторону ворчащего Варгха. — Смотри аккуратней теперь! Сожрет случайно! Х-ха! — он всхохотнул гнусавым басом, не подходящим для столь мелкого создания и самодовольно цокая мелкими копытцами, пошел к бездельничающим коллегам, вальяжно покачивая непропорциональной телу задницей.

Лкетинг, поняв, что с ним закончили, моментально поднялся, с любопытством ощупав кольцо.

— Все… — как-то огорченно, будто не ожидая подобного результата, выдохнул он, еще недавно счастливо рассказывая, как его предков увозили на большую землю. — Лкетинг закован!

— Это точно… — неумело прокомментировал его слова юноша, до сих пор не понимающий, как разговаривать с простым и доверчивым туземцем. — Нормально все будет! Не ссы, — Лкетинг недоуменно поглядел на него, а Дима осекся. — Понял-понял, не дурак! — парень понял, что произнес слово, неясное выходцу из Африки. — Не дрейфь… Тьфу ты!! И здесь не то! Извиняюсь, это, наверное, от нервов, — яростно прошептал Дмитрий, облизнув губы, становящимся все более сухим языком и пару раз моргнул. — Не бойся, хорошо все будет! Вот! — он уверенно посмотрел в ярко-голубые глаза молчащего туземца, прекрасно понимая, что уж масаи точно не боится и удручен ржавым кольцом на шее лишь потому, что закован и потерял свободу, а для него это ценней, чем европейцамзолото.

— Лкетинг не боится! Ни капельки! Лкетинг будет жить и сражаться! — масаи выдал ответ, примерно им ожидаемый. — Цепи — плохо! — негр потряс железным отрезком, связующим с мальчишкой.

— Это да… Цепи не очень хорошо, зато не потеряемся и будем вместе, — обнаженный, худощавый парень произнес, что думал и вывернул шею еще сильнее, заметив, что густоволосая голова японца, изначально торчащая между волосатых плеч бесстрастных чертей, наконец-то двинулась в сторону сердито перетаптывающегося, обиженного недоеданием Варгха. — Вон Такеши идет! — Дима кивнул в сторону японца и Лкетинг тут же отвернулся, перестав пронзительно глядеть ему в глаза.

Мальчишка очень не любил, когда его сверлят взглядом, в особенности доверчивым, но в тоже время настолько пронзительным и сильным, что становится не по себе. Накатывало странное чувство, словно он дает обещание, но не может его исполнить и при этом Дмитрий примерно понимал ощущения звероподобных чертей и Варгха, когда рожденный стать шаманом туземец боролся с ними взглядами. В данном поединке воин-масаи являлся очень сильным бойцом и возможно, когда Варгх обернулся в поисках поддержки у сатиров и «Анубиса», то на деле просто не выдержал напора мускулистого негра. А насчет чертей, направивших копья в грудные клетки им троим, когда Лкетинг принялся бороться взглядами с одним из рогатых, Дима как-то не обратил внимания… Может и там произошло нечто подобное, ведь черт мог отвернуть глаза или моргнуть, дабы набраться сил, но в любом случае сильному духом туземцу точно надо идти в шаманы. Бороться с богами и духами, выпрашивая спасительный дождь для родного племени или смертельную засуху для соседнего.

«Главное не забыть узнать, зачем он пытался перебороть взглядом утыканного шипами урода…», — любопытный парень захотел почесать шею, но наткнулся на железное кольцо и содрал с него немного пару крупинок ржавчины. «Вот блин! Непривычно-то как…», — юноша приподнял мешающую железяку, и утихомирил зудевшее место на коже.

Лкетинг же, услышав про идущего к Варгху японца, как уже было сказано, обернулся, и сейчас внимательно наблюдал за азиатским другом, на что обратили внимание стоящие рядом узники, боязливо разглядывающие густую тьму за огромными вратам. Любопытство заразно и правоверные мусульмане решились повторить действия неверных, храбро повернув обремененные железом шеи в направлении чертовых спин, и возможно ободряюще подмигнули своим не таким смелым землякам, наблюдающим за ними из толпы трясущихся грешников.

Такеши тем временем боязливо продвигался к утробно-рычащему Варгху, вглядывающемуся в направляющегося к нему человека, роста чуть больше самого высокого сатира и с раскосыми глазами. Японец, чья густая темноволосая шевелюра слегка вздыбилась от страха, шел очень аккуратно, словно ощупывая ногами камни, безмолвно ведущие на своеобразную казнь.

Непонятно о чем он думал, этот маленький худенький человечек с прищуренным от рождения взором… Возможно о речке Сандзуногаве, ожидающей его за гигантскими вратами из красноватого железа, а точнее следующем ее пороге… Пороге, на котором неизвестно, что ожидает, ибо одежды уже отобрали, кошмарные пытки пережил и даже не свихнулся, хотя внутри является художником — тонкой, ранимой душой. Видимо внутри него прячется немалая сила, о которой Такеши и не подозревает…

Щуплый азиат боязливо шел меж рогатых воинов, перестроившихся в изначальный обрезанный треугольник еще после прохода масаи. Наверное, они не считали субтильного японца способным принести вред «Анубису», а зря… Может он искусный воин, просто притворяется слабаком, хотя собакоголовый наверняка обладает информацией насчет прибывших рабов, как-никак хозяин их плотно-сбившейся массы. Люди — товар, кто-то купец, а собакоголовый — среднее звено, заинтересованное в их целостной доставке. Вот такая вот логика…

Приблизившись к издающему кровожадное рычание Варгху, Такеши совсем уж склонил голову, которую не поднимал на протяжении с виду короткого, но для него бесконечного пути. Его узкие плечи сжались сильней, хотя куда больше, а худые ноги немилосердно тряслись. Всем своим видом Такеши даже не пытался показать, что не боится, нет… Он честно и усердно выказывал дикий первобытный ужас, окутавший его непроглядной для смелости пеленой, однако все равно шел за едва знакомым человеком. Сам же виновник первозданного японского ужаса, а именно Дима, стоял в огромном напряжении, жутко переживая за интуитивно, а значит, бездумно доверившегося ему азиата, да и в принципе Лкетинга, но невозможно сравнивать созданного для опасности и шаманства туземца, с тонкокостным, хлипким японцем из Лондона, мечтающим рисовать странные миры.

Главным было то, что неким образом им троим стало понятно, будто они умерли для сегодняшнего похода в том составе, в котором пребывали последние пару часов, вследствие чего непроизвольно тянулись друг другу. И даже, если позже к ним присоединится еще несколько человек, то эти люди не станут настолько близкими, как Лкетинг, Дмитрий и Такеши близки сейчас.

Внезапно Варгх взрыкнул и испуганно-дернувшийся азиат трусливо вжал голову в плечи, у Димы же выросла новая ледяная глыба в желудке взамен недавно растаявшей, но трехметровый монстр-людоед всего лишь медленно опустил огромные лапы японцу на плечи, плавно сжал чудовищной силы пальцы и поднял невесомого азиата на уровень кровожадных глаз. Что в этот момент Такеши видел и какие странные миры с какими затейливыми существами рисовал, но его бледное, словно лягушачье тело окрасилось в цвета альпийских вершин.

Умело покрытое железом чудовище недолго дышало в лицо бедному японцу. Секунд через семь оно поставило его с вздыбившимися волосами и мокрым от пота лицом на грешную землю, затем еще раз что-то взрыкнуло и заболтавшийся сатир торопливо выбежал из группы толстожопых демонов-карликов, дабы призывно постучать клинком о камень, однако произошел сбой почти налаженного конвейера. Ноги, пережившего неописуемое японца не выдержали, и он уселся на каменный пол с грацией мешка картошки, видимо шок от близости живой, дышавшей в лицо смерти чересчур крепко ударил в голову незакаленного жизнью офисного работника.

Тупоголовый же сатир, не обращая внимания на страдания несчастного, чуть не свихнувшегося, а может и свихнувшегося человека, за что сильно переживал Дмитрий, снова постучал зазубренным клинком о камень, но Такеши не реагировал, тупо глядя никуда. Тогда недолго размышлявший свин повернулся к беспрестанно болтающим коллегам и рявкнул:

— Сюда идите! «Спящий» обвалился, надо донести! — напарники, услышав призыв о помощи, повернулись, недовольно подняв поросячьи носы и оценивающе глядя на сидящего, как истукан японца.

— «Спящий»? Хм… Удивительно… Да тут и одного хватит! — произнес самый умный и замер, почесывая покрытый коричневой шерстью живот в районе пупка, словно этими словами вычеркнул себя из списка грузчиков.

Двое стоящих рядом свиней, услышав сию фразу, глупо хлопнули налитыми кровью глазами и тупо на него уставились, однако сатир, бросившийся на его взгляд умными словами, совершенно не реагировал на взгляды коллег, засунув покрытый густыми волосам палец в правую ноздрю поросячьего носа.

— То есть ты не пойдешь? — они одновременно задали интересующий их вопрос, на что получили быстрый и наглый ответ все тем же гнусавым басом.

— Угу! Я же сказал — нужен только один! — палец с крупным, обкусанным ногтем-когтем ловко переместился в соседнюю ноздрю, левая же рука полезла чесать паховую область, аккуратно обходя небольшие волосатые яйца.

— Ага… — задумчиво произнес один из двух сатиров. — Значит, нужен только один… — он задумался и пошевелил покатыми плечами, отчего висящее за спиной зазубренное мачете закачалось из стороны в сторону.

Стоящий рядом карликовый черт не произнес ни слова, однако уставился на свинозадого коллегу позвавшего их, до этого же колотящего мачете по камням, пытаясь обратить внимание на обмякшего японца. Увидев взгляд одного из трех бездельников, наконец-то посмотревшего на него, тот призывно махнул рукой, хотя расстояние между ними было метра четыре. Сатир же, к которому был обращен этот жест, не обратил внимания на него внимания и угрюмо, еще больше налив кровью глаза, повернулся к сказавшему: «Ага… Значит, нужен только один…»

— Что значит «Ага… Значит, нужен только один»? — он задал грубый вопрос, а третий их соратник, коллега или кто-то наподобие, продолжал увлеченно ковыряться в носу, лишь левая рука изменила координаты, все ближе и ближе подползая к волосатой заднице, и что он там искал — одному Творцу известно.

— Значит, я вслух размышляю! Ты же молчишь! А он сказал, что нужен только один! — лапа сатира указала в сторону собрата, начавшего сладострастно почесывать толстую жопу. — Вот я и думаю, кто пойдет! Получается, заняты все, кроме тебя! Один зовет помогать, второй решил, что нужен только один, третий, то есть я, думает, кто пойдет! А значит пойдешь ты потому, что ничем не занимаешься! — нагло огрызнулся тот, сгенерировав гениальный ответ.

Дима заинтересованно наблюдающий за бардаком в хреново сплоченном коллективе разномастных демонов, меланхолично облизывал зубы сухим языком, и да… Тоже почесывал паховую область, думая, что зря ее по прибытии на место не выбривают, как в больницах перед операцией… А еще очень хотелось пить, и как можно быстрей свалить отсюда, однако с такой, непонятно прыгающей скоростью работы адского конвейера, собравшиеся грешники будут проходить двое суток минимум.

«Здесь невозможно быстро провести всех через Варгха с такими тормозами… В этих неидеальных действиях, наверняка есть тайный скрытый смысл, может некое недоверие компьютерам, то есть более точная сортировка проводящаяся именно ручным методом, где добровольцев вызовут, прикуют, а уж потом, когда храбрецы закончатся, остальных насильно запихнут в цепи… Этакий возможный изъян в компьютерном отборе, когда трусливый узник оказался храбрецом и его можно дороже продать… Тут же все, как у людей… Адская эпоха потребления, лишь бы денег побольше сделать… Тем более скоро христиане подгребут, а точнее придет их очередь засунуть дурные головы в цепи, вот тут-то и начнется еще больший бардак! Они же завоют, закричат, молитьсябудут, биться лбами об пол, там же дураков навалом! Все они ведь только Рай заслужили, грешников нет, не имеют права, все дела! Плюс свихнувшихся не один, и не два человека… Их теоретически вообще некуда совать, кроме как на еду отправлять… Короче будем смотреть…», — Дима запустил пятерню в жесткие спутавшиеся волосы, и мгновение помечтав о расческе, тут же забыл, быстро разровняв не равняющийся беспорядок на голове.

Тем временем сатир, на которого оказывается пал выбор идти помогать, завис на полминуты, что-то мрачно переваривая в дурной рогатой голове. Скорее всего, карликового демона не устраивала рулетка, вроде бы логически завершенная на нем, поэтому он искал альтернативный вариант действий, но ничего не получалось. Произошедшее в следующий момент быстро и просто отобразило царящие в Аду законы, где прав у обитающих здесь созданий было не то, чтобы много, а всего лишь одно — закон сильного. Как в мире ковбоев, где побеждает быстрее стреляющий.

Задумавшийся сатир не любил проигрывать, поэтому мгновенно — Дмитрий не успел разглядеть, как это произошло — выхватил зазубренное мачете, и тускло-блеснувшая полоса металла с чавкающим звуком врубилась в жирную, покрытую редкими волосами шею, удерживающую голову свиномордого карлика, выдавшего гениальный ответ.

И что здесь было виновато — неясно… То ли сила удара слабая, то ли шея крепкая, но лезвие застряло на половине пройденного пути, однако это не остановило разъярившегося жирного демона. Он качнулся влево и вправо, с силой подергал мачете, а после уперся небольшим копытом в живот выпучившего красные глаза, умирающего собрата и, поднатужившись, вырвал клинок из тела, обильно брызнувшего багровой кровью. Сатир виновный лишь в большом количестве наглости, качнувшись, упал на пол и забился в агонии, заколотив по полу копытами и вышибая снопы искр, а похожие на человеческие руки все слабей и слабей скребли толстыми пальцами с грязными ногтями меж темных, неровных камней, но… Шея стала зарастать, все меньше и меньше брызгая кровью, видимо в жителей Ада «волшебные» капельницы встраивались с самого рождения и тогда его обиженный собрат, недолго думая вновь размахнулся и чуть ли не подпрыгнув, нанес следующий удар, все-таки отрубив голову дюже умному коллеге по цеху.

За довольно жестоким выяснением отношением, лениво наблюдал ничего не предпринимающий «Анубис», стоящий метрах в трех позади, и сделавший пару шагов назад, дабы переливающиеся золотом одежды не забрызгало кровью, освобождено брызнувшей после второго жестокого удара. Капли густой, багровой и дарующей жизнь жидкости щедро разлетелись в стороны, зацепив нескольких закованных в цепи людей, но больше всего попало на девушку с ребенком, что обнимала мирно спящего кроху, настороженно сжавшись и не глядя по сторонам.

Снова проголодавшийся, ужасный и неповторимый, скучающе переминающийся Варгх увидел густую кровь, брызнувшую из шеи болтливого сатира и жадно задышал, всем своим видом показывая, что до ужаса мечтает перекусить, ведь прошлого человека было до невозможности мало. Он повернулся, просяще рыча и шевеля мерзким подобием человеческих губ, можно сказать, умоляюще глядя на «Анубиса». Тот прищурил ярко-желтые глаза на угольно-черной морде и кивнул.

— Ладно! Ешь! — слова, вылетевшие из собачьей пасти с почти человеческим языком, мгновенно вдохнули ничем незамутненные детские радость и счастье в гигантского, утыканного металлическими шипами монстра.

Он тут же сделал огромный гулкий шаг и, наклонившись, ухватил еще истекающего багровым, но уже не шевелящегося сатира за козлиную ногу, дабы подтащить его к себе и начать отвратительную трапезу. Огромное, голодное чудовище с силой и мерзким треском раздирало погибшего не самой лучшей смертью карликового демона, раскладывая рядом оторванные от нечеловеческого тела куски и разбрызгивая в стороны горячую кровь. Капли багряной жидкости летели на всех, в особенности на широкие спины бесстрастных чертей, охраняющих собакоголового, а за отталкивающим процессом с ужасом наблюдали и закованные в цепи, и стоящие в толпе люди.

Сатиры же, один из которых неунывающе ковырялся в носу, между делом добравшись до задницы и второй, минуту назад зовущий нести японца, настороженно замерли, будто действие впавшего в ярость коллеги сильно их удивило, тот же пару раз взмахнул обагренным кровью лезвием, стряхнув капли крови и ловко засунул его за спину. Следующее, что он сделал — это двинулся в сторону Такеши.

— Один, так один! Умник нашелся! — карликовый черт зло сплюнул и звонко цокая, приблизился к сидящему истуканом японцу. — Давай помогай, что ли! Или тебе уже не надо?! — красные, испускающие злые молнии глаза уставились на толстожопого коллегу, звавшего на помощь, а тот осторожно кивнув, тоже закинул принадлежащее ему мачете в наспинные ножны и подошел к обмякшему азиату с другой стороны.

Варгх тем временем удовлетворенно и вдумчиво чавкал одним из коренных жителей Ада, ни на кого не обращая внимания, и держа в правой, отблескивающей железом лапе, жирную козлиную ногу. Второй лапищей он целеустремленно надевал наиболее лакомые кусочки на длинные металлические шипы, являющиеся его самой непосредственной частью, ни на минуту не расслабляя маленькие злые глаза. Ими он настороженно и внимательно оглядывал каждого, до кого мог дотянуться взглядом, пристально сканируя на предмет опасности для доброго хозяина с собачьей головой.

Самые смелые из закованных в цепи узников осторожно стирали упавшие им на кожу капельки крови, а молодая, храбрая мать, аккуратно переложив малыша на левую руку, слюнявила пальцы на правой, смывая брызги, попавшие на нее с ребенком в большем количестве, чем на остальных. Девушка располагалась ближе всех к убитому сатиру, поэтому ее больше остальных и заляпало, но она даже будучи напуганной, не собиралась впадать в панику, ведь ее целью являлось спасение младенца, непрерывно укутанного в любящие объятия.

Каждая мысль, мелькающая в материнской голове, была занята благополучием новорожденного. Сильная, не собирающаяся сдаваться девушка желала выжить, дабы защитить родную кровиночку, частичку себя от злобного окружающего мира, не похожего на родную, тоже не всегда добрую и милостивую Землю.

«И все же… Где она родила? Здесь или в больнице еще до смерти, но родила мертвого и сама погибла? И кто родился, парень или девчонка, а то до сих пор непонятно… Вроде, как не мое дело, но интересно…», — обнаженный парень секунд с десять смотрел в ее сторону, забивая голову ненужными вопросами, а после вспомнил о желании стереть кровь, долетевшую и до его плеча.

Кстати, что он, что масаи даже не пошевелились, когда убивали слишком много говорившего сатира. Лкетинг, наверное, еще в Африке насмотрелся и не такого, а Дима считай, привык. Даже когда Варгх рвал козлоногого карлика на куски, обильно брызгаякровью по сторонам, он просто поморщился, чувствуя проходящий по коже спины небольшой озноб испуга.

Слюнявить палец юноша не стал, ибо влага во рту несвоевременно закончилась, поэтому провел им по плечу, размазав густую, темно-красную жидкость. Туземец в отличие от него вообще слизнул ее и проглотил, пробормотав:

— Плохая кровь, — на что любопытный парень тут же задал встречный вопрос:

— Почему?

— Вкус другой. Плохой. Не как в Африке! — замерший масаи замолчал, будто все объяснив.

Дмитрий молча прожевал полученную информацию, абсолютно не насытившую его страсть к познанию, мгновенно поняв, что большего туземец не скажет. Видимо должно быть и так понятно. Плохая кровь и все. Может невкусная, хрен его знает этого выходца из Африки, поэтому юноша перевел внимание на субтильного японца, которого сейчас грубо тащили в их сторону два красноглазых сатира.

Ухватив несчастного азиата под белы рученьки, они волокли шокированного, неразборчиво шевелящего губами Такеши к покрытой ржавчиной цепи, не обращая внимания на худые ноги, бьющиеся о неровные камни пола. Подтащив его впритык к отодвинувшемуся Лкетингу, звонко-цокающие копытами карликовые демоны, один из которых оставлял след из текущих с мачете кровавых капель, бездушно отпустили жирные руки и японец рухнул на пол, даже не пытаясь инстинктивно смягчить падение. Хорошо, что его голова с густой шевелюрой ударилась о вовремя подставленную, голую ступню туземца, горестно на него взглянувшего и искренне бросившегося помогать другу, однако тут же отогнанного много о себе возомнившими, свинозадыми уродцами.

— Не лезь! Без тебя разберемся! Ишь помощник выискался! — рука одного свиномордого дернулась к торчащей из-за спины рукояти мачете, на что Лкетинг ответил яростным взглядом, но отодвинулся, зазвенев цепью.

Дима же просто смотрел, прекрасно понимая, что сейчас лучше не лезть. Здесь царят свои правила и совать в них любопытный, иногда желающий помочь нос, смерти подобно. Лучше осторожно осматриваться, постепенно обучаясь жизни и обычаям Ада, смотреть, чем занимаются остальные, и как на это реагируют рогатые жители Геенны Огненной, а лишь потом высовываться, стараясь не наделать ошибок. И пусть его назовут трусом, но в Аду действовало правило «на ошибках учатся» и не следовало отступать от него ни на шаг, ибо любые глупости на этой, отличной от Земле планете, заканчиваются отвратительной смертью. С другой же стороны он еще ни разу не выполнил обещаний пресмыкаться и кланяться перед местными жителями, могущими убить его в любой момент.

Черти со свиными носами нагнулись — непонятно, зачем вообще отпускали расслабленного японца — и немного приподняли, уже более-менее осмысленно хлопающего глазами азиата, после чего один из них вложил лохматую голову Такеши в располовиненное кольцо, приваренное к цепи и защелкнув, отпустил. Зазвеневшая цепь натянулась, склонив мускулистого туземца, а затем и Дмитрия. Получалось, что низкорослый, хлипкий азиат натягивал кольца на их шеях, заставляя задыхаться, и это своим-то птичьим весом.

Тогда они не сговариваясь, переместились, благо длина цепи позволяла, и схватили тянущегося к земле японца под руки, дабы поддержать отходящего от ужаса бедолагу.

— Молодцы! Ха-ха-ха! — противно захохотал мерзкий сатир, чей клинок по капле освобождался от крови безжалостно убитого собрата. — Держите теперь и молитесь, чтобы в дурака не превратился, а то будете таскать, пока не надоест! Человеческая жалость не бесконечна, а уж ваша… — он сноровисто подскакал к ним и, вытянув указательный палец, поочередно ткнул каждому в отдавший болью ожог на лбу. — Ваша лишь недавно приобретена! Ха-ха-ха! — гнусавый смех всколыхнул воздух и омерзительные поросята отошли, оставив Дмитрия переживать из-за последних услышанных слов, где приобретенная жалость его не слишком волновала, а вот возможное превращение японца в дурака — огорчало.

Парню искренне не хотелось, дабы Такеши превратился в пускающего слюни идиота, годного лишь на мясо, причем на не слишком большое количество. Масаи также понял о чем речь и, держа висящего тряпкой азиата, горячо зашептал, яростно раздувая широкие ноздри.

— Желтый брат не умрет! Будет жить! Лкетинг чувствует! Та-ке-ши сильный! — он подбодрил огорченного Дмитрия, поддерживавшего часто и сильно дышащего японца. — Страх уходит из Та-ке-ши! — туземец никак не мог научиться произносить имя субтильного азиата одним словом, выговаривая его по слогам.

— Хотелось бы… — пробормотал худощавый юноша, вглядывающийся в бледное азиатское лицо с быстро и нервно-моргающими, обретающими смысл глазами.

Закованные в соседние цепи узники жалостливо смотрели на двух «Спящих», поддерживающих тянущее вниз тело недавно приобретенного друга. Они явно жалели худощавого русского с покрытым татуировками негром, но тем было не до чужой жалости, тем более нечего их жалеть. Они живы и почти здоровы, рваные раны на спине и разбитые об камни пола губы Дмитрия не в счет, поэтому пусть жалеющие пекутся о самих себе, несчастных. Лично так он считал, помогая очухивающемуся японцу, произнесшему первую внятную фразу вместо бессмысленного шевеления узких бледных губ.

— А где этот… — его глаза тускло блеснули затаившимся испугом, обозначающим гигантского монстра-людоеда, на что Дима ответил.

— Он тебе ничего не сделает! Все нормально! — Такеши в ответ, будто с трудом повернул голову и увидел белозубую улыбку Лкетинга.

— Та-ке-ши жив! Страх ушел! Почти не осталось! — масаи улыбался во весь рот. — Все хорошо желтый брат! Мы скоро покинем плохое место!

— Хорошо бы… — слабо пробормотал японец, высвобождаясь из их рук и вставая на положенное ему место за Лкетингом, слегка держась руками за масаи, так как еще шатался. — Меня тоже заковали… — он удивился, а его свободная рука изучающе ощупала покрытое ржавчиной кольцо.

— Не без этого, — прокомментировал успокоившийся Дима, переместившийся на свое место из опасения, что после того, как японец встал на ноги, на них обратят не самое лучшее внимание собакоголовый или злобные сатиры. — Ты вообще, как себя сейчас чувствуешь? Мне после него… — он кивнул в сторону Варгха. — До сих пор не по себе…

— Не знаю… Нормально мыслить не могу… — японец встряхнул головой. — Как в тумане… До сих пор внутри все дрожит! Меня эта тварь, как подняла, я больше ничего не помню… Лишь поглотивший все тело ужас, а затем темноту! — он громко прошептал эти слова, опасливо оглянувшись на чавкающего сатиром монстра, но тут зашевелился невидимый собакоголовый.

— Итак! Уже до каждого должно дойти, что бояться не стоит! Большинство из вас, человеческого мяса и скота, обязано смириться с Адом! Миром, так непохожим на Землю! Но, что я вижу?! Добровольцев приходиться гнать угрозами! Почему я не вижу очереди из желающих быстрей покинуть это место? На вот этих… — он повернулся и обвел когтистыми руками стоящих в цепях узников. — Потрачен час времени! Час на объяснение о бессмысленности страха и сопротивления! Поэтому! — он сделал устрашающую паузу. — Лучше выходите сами! Ни я, ни они… — жезл сверкнул в лапе «Анубиса», указав на испуганно дернувшихся сатиров. — Не собираемся с вами нянчиться! Предупреждаю! В тот момент, когда вы перестанете добровольно выходить — закончится нормальное отношение! Да-да! Не надо делать глупые скотские глаза, будто к вам сейчас плохо относятся! По здешним меркам вас — дешевое мясо — облизывают! Осталось мало времени и повторяю… В тот момент, когда закончатся добровольцы, отсюда спустится он! — указующий перст собакоголового указал на ворчащего Варгха, жующего сочащийся кровью кусок сатира. — И они! — рука с собачьими когтями обвела недвижимых, звероподобных чертей. — Я подожду минуту, по истечении которой начну выполнять свои обещания! — собакоголовый величаво развернулся, блеснув золотыми одеждами и поцокал обратно, став позади Варгха-людоеда с толстозадыми сатирами и в нескольких метрах от закованных узников, откуда мог прекрасно наблюдать одновременно за каждым грешником.

После речи огорченного демона с собачьей головой на короткое время воцарилась тишина, постепенно расслаивающаяся на множество звуков. Замолкнувшая толпа, переваривающая, как еще раз не умереть и куда приведут покрытые ржавчиной цепи, прорезалась маленькими фонтанчиками в виде людей с усилием стряхивающих с себя страх. Причем очень многих, оказывается обладающих волей и пониманием, что лучше сейчас, но добровольно, чем позже и насильно.

Дмитрий видел, как зашевелились каждый смуглолицый и бородатый с остальными народностями, среди которых изредка проскакивали простые европеоидные лица. Есть ли среди них атеисты? Ведь отвергающие любого бога столкнулись с противоречием собственных внутренних миров, что ведет только по двум путям: абсолютное переосмысление мировоззрение или неприятие видимого, отчего разум перестает реагировать на действительность.

Очнулись даже женщины, переставшие стесняться обнаженных мужиков, и принялись рваться к импровизированной адской кузне, где выстроилась около пятой части очнувшейся толпы. Пример для них подала недавно родившая, добровольно вышедшая девушка, а раз вышла она, то и другие решили не теряться. Лишь истеричные стервы, феминистки и любительницы гламурной жизни, умершие в одиночестве или убитые мужиком за отвратительный характер даже не пошевелились. Эти женские породы трусливы и ничтожны, поэтому их представительницы остались ожидать самого худшего, чего заслужили при жизни.

Черти, охраняющие «Анубиса» и сдерживающие толпу, в который раз перестроились, дабы пропускать по одному человеку, а сатиры возбужденно переговариваясь, похотливо поглядывали то на точеную фигурку напряженной молодой мамаши, то в толпу, где мелькали крупные груди и сочные задницы осмелевших женщин. Сам величавый собакоголовый удовлетворенно стоял в «тени», внимательно разглядывая собравшихся в очередь, и видимо делая незримые пометки в угольно-черной голове.

Оказывается не так уж мало смелых людей, топталось внутри немаленькой Сортировочной. Какие-то из них повторяли за остальными — таких во все времена достаточно — но остальные шли, увидев прекрасный пример, где из последних добровольцев никто не погиб, ну и учитывая девушку с ребенком, проведенную в обход отвратительного Варгха злобным на вид демоном-псом.

Умершие и заново родившиеся люди постепенно понимали, что Ад является обителью не таких уж и бездушных созданий, как их описывает Церковь, а вполне живых, пусть и жестоких существ, но мыслящих подобно им, причем примерно одними категориями. Обнаженные, запуганные узники осознавали, что жители Геенны Огненной обладают чувствами не только плохими, а видимое вокруг море жесткости и кошмаров… Так и на Земле подобного хватает. Войны, терроризм, маньяки-убийцы, катастрофы и природные катаклизмы, все подобное этому и более худшему Аду.

Гомонящая, выстраивающаяся в подобие очереди масса добровольцев сумела привести хаотичные ряды храбрецов в более-менее упорядоченный вид примерно в течение двух-трех минут. Все это время расхрабрившиеся люди, толкаясь и посылая друг друга в далекие дали, занимали лучшие на их взгляд места. Ни с того, ни с сего в голове каждого добровольно направившегося в кандалы человека, появилась мысль, что его обманывают, занимая причитающийся кусочек каменного пола, что спровоцировало несколько драк. Все будто забыли, где находятся, видя лишь творящееся под носом…

Однако махания кулаками быстро затихли, после того, как у стоящих напротив чертей, про которых бодающийся человеческий скот умудрился запамятовать, засветились красным цветом кончики копий. Свет походил на исходящий из покрытого загадочными символами жезла «Анубиса», и наверняка обладал совпадающим эффектом, что и помогло успокоить разошедшихся сорвиголов.

А вообще сей бардак начался из-за особенностей человеческой натуры, неустанно твердящей: «Хорошо там, где нас нет!», — ведь еще пять минут назад никто даже не помышлял о выходе вперед, зато сейчас немалая часть осмелевших людей собралась в очередь, сражающуюся за первые места, и сдерживаемую звероподобными чертями, выстроившимися подобно римским легионерам.

Наконец добровольцы удовлетворились полученными местами и в сыром подвальном помещении, освещаемым тусклым, льющимся с потолка светом, воцарилась напряженная тишина ожидания первого шага самого храброго.

Собакоголовый, наверняка удовлетворился результатом своего выхода, а уж огромный, сытый и довольный Варгх стопроцентно будет более мягким к узникам, если подобное ему существо вообще бывает мягким. Трое оставшихся из четырех сатиров, как обычно о чем-то болтали, осматривая немалое количество грешников, и прикидывая сколько времени потребуется на заклепывание этих, а потом остальных не пожелавших двигаться, которые будут сопротивляться, громко кричать, визжать, молиться и взыватьк глухому здесь богу.

У свиномордых демонов по-любому присутствовали любимые типы узников, где христиане определенно пролетали мимо, ибо эти поборники рабской жизни будут осатанело крестить их, ожидая взрыва и насыщения воздуха запахом серы, но полученный нулевой результат насытит подвал лишь большим запахом безнадеги, отдающим свежей мочой…

Дмитрий, Лкетинг и Такеши, любопытно, но осторожно вывернув головы, наблюдали за процессом перевода узников обычных в рабов закованных и отсортированных. То же самое делали и смуглолицые правоверные, лишь молодая мамаша никуда не поворачивалась, что-то нежно сюсюкая спящему малышу, будто чувствуя приближение того момента, когда ничего не понимающий младенец, проснется и закричит…

«Закричит громко и пронзительно, перебивая гомон стремящихся в цепи будущих рабов, после чего заинтересует Варгха, обожающего нежное мясо недавно рожденных детей… Сахарные, хрупкие косточки и тающее на языке мясо… Сейчас несчастная девушка может думать только об этом, желая помощи со стороны царствующего здесь «Анубиса»… Ведь пропустив один раз, поможет во второй… Только он и никто более…», — парень вздохнул, моргнул и отбросил мысли, мешающие следить за происходящим, поочередно приподняв затекающие ноги. «Впервые с голой жопой на просторах чужого мира, тут главное не заболеть… И не помереть, а то испытывать подобное заново… Брр! Причем такое ощущение, словно не первый раз заново… Вообще брр!», — парень зябко передернул плечами и повернулся к чертям, загораживающим массу добровольцев.

Первый из новоявленных смельчаков боязливо просочился сквозь два ряда внимательно следящих за ним чертей, проводивших немигающими оранжевыми глазами до самого Варгха. Этот человек такой же смуглый, как и стоящие в цепях, с темными блестящими глазами, полными страха и надежды, осторожно приблизился к чудовищу и опустил взгляд на камни пола. Обнаженный, сутулящийся, не мускулистый и не храбрый, но безумно надеющийся, он стоял перед гигантским плотоядным монстром, показывая оставшимся за его израненной спиной людям пример отличного самообладания и, конечно же, элементарной адаптации к новому миру.

Ворчащее чудовище, облепленное мясом сатира, где на шипах преобладали куски с коричневыми клочьями шерсти, внушало смельчаку животный ужас, остальные же человеческие чувства испуганно спрятались куда-то вглубь пяток, стараясь не высовываться.

Варгх знал, что употреблять в пищу на десерт. Только мясо с поросших шерстью ягодиц. Самые лакомые кусочки зверски убитого сатира и вот здесь-то Дима осознал смысл фразы: «Порвать жопу на британский флаг», — указывающей на главного фокусника, коим являлся местный Годзилла, умело выращенный неизвестным психопатом, чьи идеи пустили на поток, преобразовывая самых мерзких узников в монстров подобных Варгху.

Гигантское чудовище, пожирающее людей и чертей, ухватило сутулого пленника за плечи и приподняло, коснувшись побелевшего лба маленькими, лютыми глазками, а после отпустило слегка шатающегося, но все-таки устоявшего на ногах. Далее был невнятный рык, несущий некое смысловое значение понятное лишь местным жителям, после чего один из сатиров заколотил клинком о камень, ну, а дальше заклепывание располовиненного кольца и понеслось…

Узник, Варгх, сатир, цепи, узник, Варгх, сатир, цепи, узник, Варгх, сатир, цепи… Иногда случались и казусы, например, когда пленники теряли сознание, но карликовые демоны быстро и без кровавых ссор оттаскивали их на указанное беспрерывно ворчащим монстром место, заковывали и так далее. Один за одним, минута за минутой… Некоторые трясущиеся от ужаса пленники уже вступили за порог огромных ворот в поглотившую их тьму, а Дмитрий, Лкетинг и Такеши потеряли счет бесконечно тянущемуся времени… Ноги каждого из них поочередно затекали, а постоянно вывернутые шеи болели от безудержного любопытства, являющегося врожденной особенностью каждого из них.

Очень беспокоил вопрос, отчего они прикованы к самой длинной цепи, ведь людей с идентичными их ожогами не было и очевидно не предвидится, если только на самом, так восторженно описанном Анатоном Рынке.

«Не очень-то и хотелось…», — юноша почесал зудящее место чуть ниже спины, расслабленно следя за процессом клепания колец на шеях добровольцев, еще минут двадцать назад поняв, что ему с друзьями ничего не угрожает.

Судя по всему, пока процесс «упаковки» идет, как положено, пленников трогать никто не собирается, ибо «товар» требуется отгрузить в целости и сохранности, само собой, учитывая разумный и вполне естественный брак, то есть негодных на продажу человеческих особей. Сортировка кем-то идеально продумана, а ведь Дима еще час назад не понимал до конца, отчего такая нелепая тягомотина, хотя прокрутил в голове несколько предположений. На самом деле все проще, и вот почему «Анубис» два раза выходил на импровизированную трибуну, зазывая несчастных грешников идти добровольно, а ведь вполне мог силой согнать в кучу и заковать без всяких телячьих нежностей. Все это время и правда отбираются зерна от плевел и в конце концов останется мусор, который без сожаления скормят, пока не хотящим есть пленникам…

Сейчас вышла самая большая партия наименее смелых добровольцев, а следующая будет состоять из смертельно напуганных людей, проще говоря трусов, где никто не выдвинулся даже из подражания, а если не нашлось и таких «храбрецов», то… Искать там больше нечего. Остается применение силы с капелькой очищающей смерти, дабы выжечь самую слабую людскую поросль.

Парень отвлекся от логически-правильных размышлений, покрутив головой, и увидел зевающего во весь рот Такеши — переживший шок организм азиата желал отдыха, чего японцу никто дать не мог — и Лкетинга. Негр совершенно не двигаясь, рассматривал толпу желающих попасть в холодные и хорошо, что не тяжелые цепи. Он, как заметил юноша, мог вообще не шевелиться, ввиду некой способности, еще с рождения выработанной в африканских джунглях. Так ноги иногда переминал, но, наверное, если надо, то пальцем не шелохнет, а может и не моргнет.

Переведя взгляд со спутников на чертей, сдерживающих толпу и обратно, он вновь оглядел массу вышедших, почти всех закованных в цепи добровольцев. Как ни крути, а набралось действительно немалое количество и каждый с разодранной плетью спиной. Сначала Дима не понимал, каким образом исполнительный Варгх умудрился обработать электрической плетью такое количество людей, но вскоре сгенерировал для себя немного сумасшедшее, но вполне вразумительное объяснение.

Футуристический кнут удлинялся и расширялся благодаря таящейся внутри огромной энергии, а попадал по всем спинам с помощью мощного бортового компьютера с функцией «свой-чужой», что в принципе возможно при обладании развитых до определенного уровня технологий.

«Человек под шестьдесят набралось уже… Где они раньше были? Вот не меняется людская натура… Сначала боятся попробовать новое, потом кто-то рискует, за ним повторяют другие экспериментаторы, ну, а дальше бегут, спотыкаются, чтобы не обогнали… И само собой остаются те, кто не приемлет никаких инноваций, предпочитая вечно сидеть в говне, ведь старый друг лучше новых двух! Такие дебилы… Ну не работает сегодня эта пословица! Мир обновляется, несется вперед, а эти все не желают жопы вытирать потому, что их пра-пра-пра-прадеды также делали и они не собираются нарушать заповеди предков!», — парень тихо сопя, почесывал впалый живот и разглядывал узников на соседних цепях, часть из которых ушла в тьму, таящуюся за распахнутыми вратами.

Туда же вместе с ними отправился дуэт толстожопых сатиров, оставивший сумасшедшего коллегу, чей инструмент, то есть мачете, до сих пор отливал и капал красным. Этот густой мрак, таящийся за гигантскими красноватыми створками, обладал настолько плотной консистенцией, что словно обрезал тянущиеся внутрь, искусно склепанные звенья. В темноте скрылось человека по четыре с каждой не издавшей ни звука цепи, оставив низкорослого японца, мускулистого масаи и задумчивого русского стоять на открытом пространстве, наблюдая за закованными узниками, постепенно двигающимися вперед. А ведь цепь, к которой приковали их троих, могла принять в железные объятья человек сто, судя по ее аккуратно скрученной и свободно лежащей громоздкой части. Непонятно, где только находились люди, предназначенные в их редкую колонну… Возможно им троим придется тащить ее, дабы не отвлекаться на размышления о смысле бытия и бренности жизни, а привыкать к здешнему непосильному труду…

Действительно ли так было или Дима страдал от тяжелой мании величия, возомнив себя и новых друзей кем-то особенным, кого все кому ни лень будут нагружать кучей работы — это предстояло выяснить в ближайшем будущем, сейчас же его больше волновало, когда они наконец-то покинут Сортировочную. Он задавал себе этот вопрос не первый раз, но видимо времени прошло всего пару часов максимум, а не бесконечность, как крутится в беспрестанно чешущейся голове, однако и эти выводы абсолютно не умаляли толпу, отказавшуюся добровольно идти в цепи.

«Собакоголовый что-нибудь придумает, он же сказал, что сумасшедший псих-переросток Варгх и черти сами придут за ними… Эти сбрендившие, струсившие и помешавшиеся на вере животные, тормозят весь процесс «упаковки», хотя возможно считают, что наоборот помогают спастись остальной пастве, трусливо идущей в логово врага… Не понимаю… Вообще…», — юноша ожесточенно запустил руку в спутавшиеся и жесткие волосы, а затем почесал и мерзнущую задницу.

Лкетинг с Такеши молчали, крутя головами, и глядя на закованных, тупо разглядывающих цепи соседей, а еще смотрели на трясущихся добровольцев, выходящих к Варгху белых, как потолок в новой больнице. Видимо азиат с масаи не нашли тем для разговора, да и юноша не стремился поболтать. Все интересующее они обговорили, а для шуток-прибауток настроение отсутствовало. Троица «Спящих» ждала, когда их поведут к некой большой реке, учуянной воином-масаи.

И неизвестно, сколько бы они еще стояли, не проронив ни звука, если бы уставший до невозможности Дима не пробормотал: «Поскорей бы…» — и его слова услышал Такеши.

— Куда поскорей? Туда? — японец ткнул пальцем в сторону дующих теплым воздухом ворот. — К Сандзуногаве? — интуиция у азиата была развита на пять с плюсом, как он только догадался, что мальчишку тянет к речке.

— Угу… — скорее кивнул, чем сказал парень. — К Сандзуногаве… Поскорей бы… Там сядем на корабль и поплывем… — мечтательно шевельнулись разбитые губы.

— На корабль? — Такеши любопытно сверкнул глазами, что было удивительно, ведь еще недавно он чуть не свихнулся, зато сейчас находит время удивляться.

— Ну, я так думаю… — осекся Дима, словно очнувшись от сна. — Там, типа Харон, перевозчик мертвых, как написано в древних мифах… — парень немного стыдился своих почти детских доводов, но японец заинтересовался еще сильней.

— Что за перевозчик? Каких таких мертвых? Расскажи! — он высунул лохматую голову сбоку Лкетинга, после чего тот тоже уставился на Диму пронзительными голубыми глазами.

— Да! Расскажи белый брат! Лкетинг хочет слушать! Хочу знать, что ты расскажешь! Лкетинг верит тебе! Я много думаю о запахе реки! — покрытый черной кожей палец указал во тьму ворот, а у Димы моментально промелькнули мысли насчет вошедших туда узников.

Среди них, кстати были симпатичные женщины, но самой красивой оставалась молодая мамаша, возглавляющая побитый ржавчиной дамский поводок. Большинство остальных, прикованных к женской цепи рабынь выглядели, хоть и потрепанными жизнью, но могущими ей помочь, хотя не стопроцентный вариант, что они столь идеальны и просто не затопчут ее, если появится опасность.

«Жалко девку… Первая идет… Не везет, так не везет… А ведь ее и сатиры могут изнасиловать, с них станется…», — парень мельком подумал о фигуристой пленнице с ребенком и стал рассказывать о Хароне.

— Да там-то и говорить нечего… — однако японец с масаи смотрели на него, не отрывая глаз, и Дима продолжил говорить, непонятно с чего переживая о молодой мамаше. — Говорят, что после смерти человек прибывает на берег некой реки мертвых, куда приплывает мрачный, неразговорчивый перевозчик по имени Харон и вот, чтобы он перевез тебя через эту полную кровожадных тварей реку, ему требуется заплатить, — юноша замолчал, сделав паузу, во время которой оставшийся в одиночестве мрачный сатир, приковал еще одного бледного, прошедшего через Варгха добровольца. — А платили раньше медными монетами, которые клали на закрытые глаза умершего, после чего тот в мире мертвых… — Дима размашисто крутанул пальцем, показав, типа здесь. — Мог заплатить нелюдимому лодочнику, не бравшему в лодку тех, кому родня не положила денег, — он замолчал, глядя в прищуренные глаза открывшего рот Такеши. — Ну не может быть, чтобы ты не знал эту историю! Это же такая байка, что любой более-менее образованный человек где-то ее читал или слышал! — но тот яростно замотал головой.

— Да не знаю! Правда! Я только про речку знаю, и то случайно запомнил — спасибо деду! Даю честное слово, Дима-сан! Первый раз слышу! — парень непроизвольно ухмыльнулся, услышав, как его назвал азиат, но тут подал голос чернокожий, мускулистый масаи.

— Лкетинг верит! Хорошая история! Честная! Лкетинг знает, что впереди река! — однако тут его перебил непонятно с чего возбудившийся Такеши.

— А что было с теми, кто не платил? — он с любопытством уставился на Дмитрия, а тем временем позади них бухнулся без сознания следующий раб Ада, сердитый же и устало пыхтящий карликовый демон уныло поплелся к нему, чтобы взять за ноги и потащить к третьей цепи, узники которой мгновение назад направились в темноту, дабы освободить место.

— Мертвые не могущие заплатить, никуда не плыли, а дальше в книжке ничего не сказано, лишь то, что они бродили там вечно и возможно позже умирали… Ну или постепенно дичали и до сих пор где-то прячутся. Больше я ничего не знаю… — юноша честно-пречестно поглядел на любопытных спутников, облизнул губы, хотя делать это сухим языком все равно, что вытирать грязную задницу наждачной бумагой, и как ни в чем не бывало, посмотрел в густой мрак ворот.

«Везунчики! Теперь знают, что там… А сатиры небось более-менее симпатичных девок уже «того»… Трах-тиби-дох…И мамашу зацепили, хотя я бы не стал, ведь на нее «Анубис» с уважением или с жалостью поглядел, да и вообще помог ей…», — он повернул шею обратно, обратив внимание, что Лкетинг с Такеши не задали вопросов насчет продолжения истории, а оживленно крутят головами, как в принципе и многие другие узники, подрастерявшие страх.

«Хоть кто-нибудь из них задумался, отчего чувствует себя намного лучше, чем на Земле? Бодрее, лучше зрение, новые зубы? Наверное да, но один хрен не узнаешь, причем не очень хочется… Самое главное, что о страничках в контакте и одноклассниках никто не вспоминает…», — Дима мрачно ухмыльнулся, жестоко «порадовавшись» за тех, чья настоящая жизнь находилась в интернете.

«Пусть помучаются придурковатые! Помечтают о селфи в Аду…», — осталась всего пара добровольцев к чему Варгх подготовился, сожрав наколотое на себя мясо и неуклюже почистив острые шипы остатками шерсти разорванного бедолаги-сатира.

Его же хозяин, закутанный в золото демон с собачьей головой, холодно смотрел на внушительные остатки трусливой человеческой толпы, меланхолично покручивая смертельный жезл. В отличие от гигантского сторожевого пса, он не особо ценил оставшийся людской сброд, пусть даже, как будущую пищу. Ну, а оставшийся в одиночестве свинообразный черт выглядел так, словно еще немного и кинет копыта от непосильного труда, однако сам был виноват, ибо лично прикончил нагловатого, болтливого напарника. Сей карликовый представитель Геенны Огненной с искренней ненавистью разглядывал толпу плотно сжавшихся, трусливых до умопомрачения людей и весь его вид показывал, что он с удовольствием сжег бы их, жаль только не имеет власти в подобном деле.

Долго ли, коротко ли, но время пролетело быстро. Два последних обнаженных узника проскочили очередь практически мгновенно, даже не попытавшись рухнуть без сознания. Маленький, толстый демон с поросячьим хвостом быстро и грубо приковал их, направив стоящих перед густой тьмой рабов вперед, а затем устало отцокал в сторону, предчувствуя начало самой тяжелой работы.

Людей нежелающих идти в цепи, и не осознающих объема создаваемой ими проблемы осталось примерно человек сто шестьдесят и это с учетом примерно сотни отсортированных. Расстояние между несчастными узниками было довольно плотным, сантиметров по сорок, поэтому их так мало и ушло в темноту, а уж Дмитрий, Такеши и Лкетинг вовсе стояли втроем на цепи, чья длина превышала другие, чего парень абсолютно не понимал. Его удивляло, почему другие, порядочно занятые узниками цепи к этому времени почти распутались, и на них осталось всего ничего незанятых колец, которые, как раз такая вереница рабов легко дотащит. Это, если считать, что туда никого не прикуют, а если прикуют, то человек по двадцать пять еще впихнуть можно, единственное же противоречащее логике — это разность ожогов на лбах. Сейчас все стоят, как из одного яичка, любо-дорого глядеть, если можно применить подобное выражение к картине закованных в цепи людей, а тут внезапно взять и напихать к ним непонятно кого, этаких буйно-помешанных, не желающих никуда двигаться. Здесь-то собрались одни добровольцы, никаких соплей и слюней, лишь смирение с дальнейшей отвратительной жизнью, в которой позже можно искать плюсы, а если приковать этих? Они же своим нытьем и слюнями покроют цепи еще большей ржавчиной! Этот упрямый, не желающий шевелиться человеческий скот не может понять, где действительно требуется смирение! Оно нужно здесь в Аду, а не на Земле, когда в них плевали все, кому не лень! Именно в этом месте, пока тебя куда-то тащат и не мучают! А они только после смерти принялись что-то кому-то доказывать… Поздно… Слишком поздно…

И эта огромная, источающая страх масса молящегося человеческого мяса сбилась в конце подвала, немного не доходя до «живой» трубы, но ближе они и не стремились — боялись, что всосет обратно, да и раздутых трупов там валялось прилично, хорошо, что не попахивающих… Чего они ожидали и на что надеялись — неясно, ведь единственное могущее к ним прийти — это проблемы, причем болезненные…

Наступила тишина. Этакая сырая тишина, продуваемая теплым воздухом из гигантских распахнутых створок и нарушаемая потрескиванием хлыста ворчащего Варгха с почти неслышным шепотом «отсортированных» пленников. Огромный, облепленный железом монстр был готов произвести следующий, самый любимый ход, судя по азартно блестящим маленьким глазкам, а так в принципе все. Именно так выглядела готовность номер один. Закованные в цепи, что-то шепчущие узники… Скрестивший нечеловеческие руки «Анубис… Замерший в ожидании, покачивающийся из стороны в сторону низкорослый сатир… Стоящий, будто на низком старте Варгх, а также… Как можно было забыть! Три десятка высоких, мускулистых и бесстрастных чертей, готовых работать с непокорным скотом.

Далее произошедшее являлось настолько внезапным, что дернулся каждый обладающий ушами. «Анубис» резко выпрямился, блеснув золотом и желтыми глазами, а затем произнес несколько слов, громогласно разнесшихся по гигантскому, сырому подвалу.

— А теперь, как обычно! — и началось.

Ряды бесстрастных чертей моментально перестроились, где по пять из них встали с обеих сторон закованных узников, направив высокотехнологичные копья в сторону заволновавшихся пленников, и вторая свободная пятерня каждого, отлично дисциплинированного рогатого, легла на рукоять торчащей из-за широкой спины сабли, как предупреждение инакомыслящим. Самое интересное, что до этого за «обнятыми» цепями узниками никто не смотрел, они стояли лишь перед расположившемся сбоку собакоголовым, лениво играющим элегантным жезлом. Видимо закованные в цепи рабы не считаются представляющими опасность, да и полный смертельной энергии жезл, наверняка мог спалить всех одновременно, даже не задев ресницы демона с собачьей головой.

Варгх же услышав долгожданные слова любимого хозяина, радостно взревел и выдвинулся вперед одновременно с двумя десятками чертей, направившихся загонять взвывших бунтарей.

Адские создания с незадавшимся рабочим днем, уверенно приближались к закричавшим от ужаса обнаженным людям, трусливо сбивающимся в еще более плотную массу, однако и среди этих богобоязненных нашлись храбрецы, не пожелавшие стать добровольцами, но отчаянно бросившиеся на перемигивающиеся копья с криками: «Во славу твою, Господи!». Таких, воюющих во имя веры храбрецов было не так уж мало, но их мгновенно уничтожало яростное пламя, обволакивающее тела смельчаков после каждого удара гениально исполненного адского оружия. Остальные, не столь верующие, а больше ими притворяющиеся от нежелания что-либо делать еще при жизни, пытались отчаянно крестить чертей, Варгха и зачем-то себя, но из этого ничего не выходило и наступающие демоны сжимали трусливые остатки их «воинства».

Эту изрядно-разреженную толпу рогатые воины Геенны Огненной сконцентрировали впритык к светящейся трубе, многие грешники даже уперлись в нее, но «живая» дорога в Сортировочную назад не пропускала, зря ее боялись перепуганные узники, среди которых закончились храбрецы, мечтающие покончить жизнь ритуальным самоубийством. Сейчас человеческое стадо, именно стадо, испуганно уставившееся на звероподобных, оскаливших клыки чертей, боялось пошевелиться, а еще оно старалось не поднимать множества глаз на Варгха, давящего хрустящие скелеты их сгоревших собратьев огромными ступнями. Трехметровый, покрытый окровавленными шипами монстр, подходил ближе и ближе, а работающие загонщиками черти расходились в сторону, оставив небольшой проем, куда он мог отлично поместиться, дабы выхватывать трясущихся и кричащих от ужаса людей.

За Варгхом неторопливо шел, звонко-цокающий небольшими копытцами сатир, разматывающий первую — женскую цепь и так как места на ней хватало человек на двадцать-двадцать пять, а расстояние меж прикованными людьми было сантиметров сорок, то ее длина являлась небольшой, метров десять. До самой столпившейся толпы грешников не хватало метров пятнадцати, однако это не смутило карликового демона, бросившего конец цепи там, где она закончилась и пошедшего за следующей, после которой была и третья.

Дима со спутниками, внимательно наблюдающие за происходящим, не пропустили ни одной секунды загона людского скота, и сейчас следили за суетой свиномордого, вооруженного мачете черта. Внезапно парень понял, что за следующим концом цепи сатир идет к их огромному, неподъемному мотку и действительно… Карликовый демон ловко выхватил лежащее сверху располовиненное кольцо, и угрюмо насвистывая, пошел обратно, таща по неровным камням разматывающуюся с невнятным звоном цепь. Юноша, нервно зачесавший правое бедро, ошарашено провожал его серо-голубым взглядом, наконец-то горько осознавая, для чего им троим такая большая масса отлично-склепанного, покрытого ржавчиной металла…

Все потому, что они потащат за собой большую часть всех несогласных двигаться для новой, отличной от земной жизни… Судьба «Спящих», явившихся на Землю для ее хоть небольшого очищения и обучения людей правильной жизни, саркастически продолжается здесь и сейчас, когда на них вешают тех, кто так не нравится Дмитрию…

Парень хмыкнул, криво ухмыльнувшись, и облизал губы еще более сухим языком. Такеши и Лкетинг, словно почувствовав перемены в его настроении, озадаченно уставились мальчишку, а он сам ощутил пронзительный взгляд со стороны собакоголового.

Ну, конечно же! «Анубис» лениво покручивая смертельным жезлом меж когтистых пальцев, смешливо рассматривал его, не раскрывая плотно сжатой пасти, а на остроконечной собачьей морде блуждало подобие злой и одновременно язвительной улыбки. Облаченный в золото демон издевался над ними, заставляя тянуть сброд, который Дима и при залитой спиртным жизни считал недостойным существования, а здесь возненавидел еще больше… В этом жестоком, уважающем только силу мире, ему и его спутникам придется тащить груз, который они сбросили на Земле, так о нем и не узнав… Да уж… Жизнь тяжелая штука, если жить, а не прятаться от нее… Парень выпрямил плечи, немного пошевелив ими, и вдохнул теплый, идущий из распахнутых ворот воздух. Грудная клетка расправилась, впалый живот еще больше втянулся, а он пару-тройку секунд постояв, шумно выпустил отработанный кислород, дабы повернуться к Такеши с Лкетингом.

— Помните, я вам говорил, будто мы должны помогать людям, учить их не сгибаться, объяснять, что они независимы и свободны? — азиат кивнул, а невозмутимый масаи моргнул, и лишь затем кивнул, хотя было неясно, все ли он понял из прошлой речи. — Так вот! — Дмитрий опять вдохнул, почесал грудь и выдохнул воздух. — Вон те люди, не сумевшие найти внутри себя храбрости, чтобы добровольно пойти в цепи и сейчас не понимающие, что творят… — он указал на человеческую массу, собранную рядом со светящейся трубой и окруженную двумя десятками чертей. — Всех их, по крайней мере, большую их часть прикуют к нам! — парень почесал нос и щеку с правой стороны. — И насчет всего этого, я хочу сказать одно… Ну его на хрен! Беру свои слова обратно! — он устало опустил руки и вопросительно посмотрел на низкорослого японца с мускулистым масаи.

Глава 7

Выражение немного сплюснутого, настороженного лица Такеши говорило, что японцу плевать и хуже уже не будет, плюс к этому он слегка дернул плечами, типа не знает, что и сказать, а Лкетинг меланхолично кивнул, видимо согласившись с происходящим, и отстраненно отвернулся, рассматривая сатира, дотащившего почти размотанную цепь до Варгха.

Дима посопел, поморгал и отчего-то быстро успокоился, решив, что хуже действительно не будет. Судя по всему сейчас должно начаться главное действо, когда «бунтующих» узников насильно прикуют, а значит, рабам Ада пришло время сделать несколько десятков шагов назад, ибо, как раз этого расстояния не хватало. Если объяснять подробней, то троице «Спящих» требовалось подойти ближе к толпе, сжавшейся рядом со светящейся трубой, дабы уставший сатир приковывал грешников поочередно, а не с конца. Во избежание бардака, неразберихи и для наибольшей аккуратности.

«Никогда не мог представить подобного… Что в Аду долго отсортировывают, а потом отправляют отрабатывать наказание… Думал по-другому, как попы рассказывают, да бабка моя… Без суда и следствия в огонь, и прощай! Оказалось, нет… Всех учитывают, всех подсчитывают, клеймят… Хороший хозяин в Геенне Огненной… Ратует за порядок… Молодец…», — как бы Дима не боялся продолжения пути, но также истинно желал его, понимая, что никто не собирается их убивать, а желает просто использовать адских заключенных во имя своих корыстных целей.

Тем временем сатир бросил конец последней на сегодня цепи параллельно «сестренкам» и взглянул в сторону «Спящих», призывно помахав кому-то рукой, типа давай, гони вперед. Этот взмах был отлично понят находящимися сбоку пленников чертями, и трое из них мгновенно обратили на себя внимание узников, качнув жуткими копьями в сторону жирного карлика, машущего волосатой конечностью. Японец с масаи не сразу поняли в чем дело, и отчего стоящие напротив парнокопытные зашевелились, показывая в сторону скопища трусливых пленников, однако Дмитрий, хоть и чувствовал жуткую усталость, сразу просек в чем дело.

— Как я понимаю нам туда! — он боязливо повернулся к друзьям и кивнул в сторону «живой» трубы, где Варгх подобно Кашпировскому одним лишь взглядом утихомиривал людей. — Сейчас всех несогласных будут приковывать к нашей и остальным цепям, поэтому нужно отойти назад. Невезуха, да и только! Тащить этих… — он шумно шмыгнул носом. — Ну, по крайней мере, потихоньку будем двигаться… — видимо юноша правильно сказал, ибо молчаливые черти, указывающие путь, синхронно моргнули и вновь дернули копьями в нужную сторону, не открывая козлиные пасти. — Пойдемте уж… — Дима вздрогнул, мельком посмотрев на замершего собакоголового, чья морда не выражала эмоций.

Да уж… Юмор и сарказм у местных жителей определенно присутствовали, а отличий от Земли становилось меньше и меньше, с постепенно приходящим осознанием, что людям рассказывают чересчур много сказок… И ведь правильно! Какими бы жестокими не описывали чертей, но если существует жестокость, то присутствуют и другие чувства. Эмоции они такие — или есть, или нет, поэтому о бездушие демонов, как учат на Земле, не может быть и речи. Ни одно бездушное создание не сможет издеваться над человеком настолько хорошо, как обладающее эмоциями, а собакоголовый именно издевается. Специально вешает на них худших из людей, рабов божьих, не желающих двигаться вперед, что в прошлой, что в настоящей жизнях…

Внезапно, совсем не ожидающий, что ему не придется двигаться самому парень почувствовал, как его тянет в обратную сторону от ворот, а унылые лица соседей и козлиные морды вооруженных чертей уплывают назад. Ноги будто сами пошли под натиском непреодолимой силы неутомимого людоеда-Варгха, ухватившего конец их невнятно звякнувшей цепи, и потащившего к себе трех недавно сдружившихся, таких разных людей. Шаг за шагом, метр за метром, босые ноги быстро, но аккуратно ощупывали неровные камни и трое друзей неумолимо приближались к гигантскому помощнику властолюбивого собакоголового, подготавливающего свободные места для трусливых и умалишенных грешников, не желающих ехать на Рынок.

Вышеописанные люди, столпившиеся в полукольце загнавших чертей, тяжело сопели, дышали и молились, взывая к богу, но он молчал, не желая их слышать. Такие разные, но одновременно одинаковые… Со свернутыми набок мозгами, где правая рука спорит с левой… Вот кто сейчас стоял в кольце не таких уж плотно сжатых чертей, коих было всего пара десятков и один огромный монстр-людоед. Струсившие пленники могли прорвать их строй, но не собирались делать этого из-за страха смерти, стоящей перед ним и в физическом обличье. Насколько много в людях должно быть противоречий, чтобы бояться умереть и одновременно приближать гибель… Чистая паника с полным отсутствием логики из-за предубеждений, впитанных во время прошлой, бессмысленной жизни. Их всей душой презирал и ненавидел Дмитрий, хоть и сам был не без недостатков, буквально пропив лучшие годы, но именно к этому человеческому стаду его и вели.

Варгх быстро и уверенно, с легкими, подбадривающими рыками подтянул их троицу вместе с неаккуратно складываемой на пол цепью, на время покинув живой проем, тут же стянувшийся опасно выставившими копья чертями. Тяжелое, валящее с ног дыхание гигантского, покрытого железом монстра почувствовалось сразу, как только они приблизились и трое «Спящих» испуганно замерли, хотя насчет масаи утверждать подобное было тяжело, уж слишком тот спокойно выглядел последнее время.

Огромный кровожадный монстр с легкостью отбросил конец цепи, издавший легкое звяканье и повернулся обратно к бунтующим грешникам, но точно утверждать Дима не мог, ввиду стояния спиной к уродливому представителю Ада. Послышался шум в виде звонкого и одновременно унылого цоканье копыт, теоретически принадлежащих свиноподобному сатиру, затем невнятный рык и тут же трусливый человеческий крик.

— Только не меня! Только не меня! Пожалуйста! — снова взрыкивание, больше похожее на слово и позади несчастной, избранной возиться с человеческим мусором троицы «Спящих», звучно рухнул первый из отказывающихся продаваться рабов, породивший гнусавый бас карликового демона.

— Лежи и не двигайся, отброс человеческих отбросов! — низкорослый обладатель поросячьего хвоста не пожалел длинных слов рабу, презираемому более остальных людей, зазвенев куском цепи, идущей от шеи Такеши. — Приподними голову, ничтожество! — Дима улыбнулся, словно ознаменовав щелчок соединившегося на шее кольца. — Вставай убогий! Следующий! — послышалась шевеление и сопение неудавшегося бунтаря, разгибающегося позади низкорослого азиата, однако издаваемые им звуки заглушил невнятный рык Варгха, а потом раздался следующий, полный ужаса людской вопль и все повторилось.

Вновь послышался гнусавый, удивительно густой для небольшого поросячьего тела бас, затем звуки шевеления сатиром поржавевшей цепи и последующее защелкивание кольца. Результатами столь быстрых и нехитрых действий оказались уже два тяжело дышащих человека, ставших позади японца. Страх излучаемый ими коснулся спины парня, словно кончик мачете, цокающего рядом свиномордого демона, но мерзкое ощущение быстро прошло после нескольких вдохов и выдохов по методике Такеши.

— Эй ты, «Спящий»! Тот, что спереди! — голос карликового черта одернул Диму и моментально покрывшийся гусиной кожей юноша обернулся. — Да-да! Ты! И не гляди на меня, как на убийцу! Давай пройди пару метров вперед, а все остальные двигайте за ним! — свиномордый черт командовал «Спящими», словно поддатый бригадир неуклюжими грузчиками-новичками.

Парень, понявший, что ему ничего не грозит, быстро забыл о нахлынувшем страхе и прошлепал босыми ступнями указанное расстояние. За ним послушно плелись японец с невозмутимым масаи и два перепуганных узника, рабы же на трех других цепях стояли, где раньше, ибо к ним пока никого не приковывали.

— Стоять! — бас сатира прервал послушный ход, ввиду чего Дмитрий и масаи замерли, будто являлись частью единого целого, зато Такеши витал в облаках потому, как воткнулся в мускулистую спину туземца, не сбавляя хода.

— Ой! Извиняюсь, Лкетинг-сан! — бледный азиат, потирая нос, сделал шаг назад, заставив повторить это же действие двух идущих за ним новеньких, идентично, но не сильно, воткнувшихся ему в спину.

Воин-масаи в ответ на извинение японца пожал покатыми плечами, будто не считал нужным обижаться за детский тычок, а красноглазый сатир расположился неподалеку от двух только закованных людей, быстро отошедших от страха и принявшихся нести бред, загоняющий в могилу.

— Да, что же это такое! — запричитал один, уподобившись бабке, всю жизнь собиравшей гробовые деньги, которые за один день сожрала инфляция. — Куда они нас ведут?! Куда?! Это же черти! Демоны! Сатанинское семя! Сыны лжи и порока! Вы разве не понимаете?! С ними нельзя идти! Нельзя! Они тащат нас на вечные мучения в огне! Мы не должны слушать их! — безумец стоящий сразу за Такеши говорил и говорил, не стараясь, чтобы его выслушал кто-то определенный, а обращаясь ко всем сразу. — Надо собраться и читать вслух молитвы! Громко-громко и истинно веруя! Крестя себя и их! — он завертел головой, словно желая показать, как нужно крестить, но видимо не нашел достойного противника, поэтому продолжил. — И Небеса разверзнутся в проклятомместе и сожгут порождений Дьявола! Детей Сатаны! Сынов Люцифера! Господь дал нам еще одно испытание, и мы должны его выдержать! — он твердил генерируемые воспаленным мозгом фразы, вгоняя в еще большую панику итак нервничающего японца, но заставляя восторженно кивать идущего за ним идиота.

Бедный азиат, попав сюда, помнил лишь поучительную сказку когда-то рассказанную дедом и более ни в чем не нуждался, смиренно топая в следующую жизнь к той самой речке, которую учуял его новый, чернокожий друг, а тут на тебе… Сзади приковали двух мудаков, умело несущих безграмотную ерунду, не слишком вписывающуюся в отлично сформулированную теорию.

— А нельзя ли потише? — не слишком храбрый японец обернулся к двум горлопанам с искаженным восприятием мира. — А то они… — он нервно моргнул и указал на сердитого сатира со стоящим спиной Варгхом, тянущим огромные лапы в истерично-воющуютолпу. — Могут нас или вас убить! — новичок, несущий ересь, заткнулся и взглянул на него сумасшедшими глазами, к сожалению не обратив внимания на происходящее сзади, где гигантский, покрытый искусственными шипами монстр вытащил следующую истеричную сучку мужского пола и с силой бросил прямо ему под ноги.

Толстопузый мужичонка, пускающий слюни и слезы с размаху плюхнулся на живот, ударившись губами о неровно выложенный камень Сортировочной, заставив заткнуться двух никчемных людей, то есть придурка, считающего себя умней других, и беспрестанно кивающего, мало, чем отличающегося от него соседа. Эти голозадые «умники» моментально уставились на человека, покинувшего массу себе подобных не по собственной воле, однако привлекающим внимание способом, но долго заглядываться не пришлось. Цоканье приближающегося сатира быстро отвернуло их глаза в ноги и понурило, куда уж больше сгорбленные спины.

— Вставай мясо!! — счастливый обладатель свиного пятака пнул свежеприбывшего новичка крепким копытом в заплывший салом бок, отчего шевелящийся, как слизняк, готовый обделаться летчик, принялся вставать, слегка поскуливая и даже не пытаясь сплюнуть кровь с разбитых губ.

За происходящим, как всегда наблюдали любопытные Дима, Такеши и Лкетинг, двое же новеньких наоборот заткнулись и отвернули тусклые лица, стараясь не выделяться. Это вполне естественно, ибо порода людей подобного типа всегда больше всех орет, стараясь обратить на себя внимание, но в случае опасности делает вид, что ничего не знает. Мудаки, одним словом.

Тем временем «мясо» поднялось, очень сильно дрожа и стараясь не поднимать блестящие от ужаса глаза, но утомленному сатиру это и требовалось. Запущенный Варгхом ввысь мужичонка росточка был небольшого, поэтому козлоногий карлик сноровисто ухватил его за нижнюю губу и с силой потянул голову вниз. Тот не сопротивлялся и унылая, бородатая харя ловко вошла в располовиненное кольцо, моментально защелкнутое низкорослым демоном.

— Отлично! — гнусаво пробасил тот. — Следующий! — кровожадный Варгх тут же шагнул вперед, и как бы перепуганные, задыхающиеся от страха люди не заползали друг на друга, уподобляясь молодым крокодилам, но ловко выхватил следующего» счастливчика» и с силой кинул назад.

Прицел у здоровенного чудовища был отменный, ибо хрипло вопящий, размахивающий руками узник, рухнул позади предыдущего, а красноглазый сатир, потеряв угрюмость и весело насвистывая, пнул его копытом, дабы тот быстрее встал. Наверняка отбивший внутренности раб само собой послушался, и следующая шея, как литая вошла в звонко-щелкнувшее кольцо. Теперь сзади стояло четверо новичков, и наступил момент шевелиться.

— Эй, «Спящий»! Да-да! — свин удовлетворенно хрюкнул, когда Дима интуитивно обернулся. — Ты! Самый первый! Хватит спать и давай вперед! — покрывшийся холодным потом, вздрогнувший юноша сделал шаг, а за ним беспрекословно двинулись Лкетинг, Такеши и приходящие в себя новенькие.

— Вы не понимаете! — тихие бунтари уже хором зашептали, словно невидимая компьютерная сеть объединяла дурные головы. — Подчиняясь им, вы движетесь прямиком в пекло! Навстречу вечным страданиям! А должны наоборот стоять, молиться и верить в Иисуса с Отцом его, Всевышним! — парень молчал, желая послать безумцев на три буквы, но громкий шепот, как раз достиг маленьких поросячьих ушей сатира, принимавшего нового «добровольца».

Низкорослый, толстожопый черт быстро приковал следующего «счастливчика» и, наморщив низкий лоб, грозно подошел к больше всех болтающему, стоящему за Такеши новенькому, мгновенно покрывшемуся арктической бледностью.

— Молиться…. Сопротивляться… — задумчиво и непривычно умно загнусавил маленький демон, рассматривая трясущуюся от нехорошего предчувствия жертву. — Все это конечно правильно, если заниматься подобным на Рынке, создавая себе цену! Однако здесь борьба делает жизнь скоротечной и болезненной! — жирная рука метнулась вперед и сжала яйца болтливого узника, отчего тот с воплем согнулся, что и требовалось разозлившемуся сатиру.

Вторая конечность карликового недочерта уверенно сжала щеки выпучившего безумные глаза болтуна, заставив того открыть хрипло-вопящий рот и низкорослый мучитель разжал волосатую руку, отпустив «бубенцы» договорившейся жертвы, но умело засунув освободившуюся пятерню ему в глотку. Узник прервал хриплый вой, невнятно замычав, и задергав взъерошенной головой с горящими болью глазами, но сатир был не по размерам силен, играючи его удерживая.

Стоящие рядом пленники с ужасом и отвращением наблюдали за умело и жестко разыгрываемым представлением, а лично Дмитрий слушал происходящее хоть и с удовлетворением, но не без омерзения. Картина творимой боли являлась отвратительной, но парень считал наказание заслуженным и жалел несчастного только за испытываемые им страдания. Как человек, тот ему не нравился.

Демон-недоросль недолго ковырялся во рту еще сильней замычавшего пленника. Он резко дернул покрытую густыми волосами конечность и договорившийся узник лишился языка, оставшегося в окровавленной пятерне оскалившего пасть сатира.

— Никаких молиться! Молчание — золото! Ха-ха-ха! — вскормленный Геенной Огненной карлик засунул сочащийся кровью язык в клыкастую пасть и с аппетитом зачавкал, назидательно оглядывая стоящих рядом грешников поневоле.

Спустя секунд десять — ввиду не последовавших комментариев с вопросами — он удовлетворенно развернулся и, покачивая зазубренным мачете за спиной, махнул жирной рукой ожидающему указаний Варгху. Шокированный же, насильно превращенный в немого пленник, пускал кровь изо рта и слезы из глаз. Никто из поддакивающих ему «друзей» не пытался помочь или подбодрить, все уткнулись в грязные пальцы ног, поняв, что поболтать и помолиться они еще успеют, ведь при хорошем поведении впереди целая вечность.

Самого же Диму, как бы его не радовала наступившая тишина, после произошедшего все-таки немного пробрало. День назад он бы вообще охренел, увидев подобное, однако сейчас… Ему рубили и пилили руку, пальцы, уши, заливали в горло свинец, протыкали голову иглами, поэтому время удивляться вышло… На месте человека, потерявшего язык, он бы просто терпел. Скоро встроят «волшебную» капельницу, вырастет новый в два раза длиннее, и можно будет говорить сколь угодно…

Выкинув из головы бесполезные мысли он почесал бедро и устало моргнул… Эти перестановки за сегодняшний день достали, не Сортировочная, а Шахматная какая-то, а ведь таких мест наверное не один десяток штук и каждой заведует свой «Анубис». Везде движение, суета, людей отправляют на Рынок, там продают, покупают, плюс где-то существует биржа с прыгающими ценами на эксклюзивный товар, например рабов из временных петель пятнадцатого-восемнадцатого века… Точь-в-точь, как на Земле, стопудово…

Ну, вот почему никто не удосужился объяснить, что попадание в Ад — это не просто пришел сюда, и твое место уже горячее, а несколько часов тягомотины! Одни стоят там, другие здесь, третьих и четвертых отсортировывают как-то по особенному, передвигая подобно шахматным фигурам… Причем практически каждый новоприбывший грешник идет в дело, вот это экономика, не то что в России, где древесные отходы почти никогда не перерабатывают, а выбрасывают.

— Первый! Вперед! — его мысли спугнул гнусавый бас сатира, и Дима пошел. — Стой! — парень замер, чувствуя себя ломовой лошадью.

Сзади него стояли гробовые тишина и молчание, узники двигались, не пытаясь и пикнуть. Вырванный и съеденный перед напуганными людьми язык произвел впечатление не только на него, но и на Такеши. Бледно-зеленый японец одним своим видом мог рассказать, что сейчас чувствует и насколько тяжело ему дался просмотр одной из наиболее легких картин Ада, Лкетинг же в лице абсолютно не изменился. Масаи по-любому видел и не такое… Африка — это ни хухры-мухры, а очень неизведанное место.

Так называемый «постамент», с которого игралось адское «шоу» в Сортировочной, постепенно, шаг за шагом приближалось. Три стоящих впереди, добровольно закованных ряда узников ожидали прибытия лишь их колонны, цепи на которую низкорослый сатир сажал новых, не желающих сдаваться «смельчаков». Сзади только и слышалось: «Первый вперед! Стой!», — не хватало только: «Тпру!», — для полного ощущения себя уже не ломовой, а беговой лошадью, честно заслужившей порядковый номер.

Несколько раз раздавались вопли страха и крики проклятий, исходящие из глоток бунтующих трусов и абсолютно свихнувшихся индивидуумов, не считающих устрашающими примеры сожженных заживо, сожранных и лишившихся частей тел людей, но они быстро затихали после мучительного воя. Скорее всего Варгх с чертями просто жестоко убивали их, сам Дмитрий даже не поворачивал голову, дабы полюбопытствовать, как погибают безумцы… Воняло горелым мясом с волосами, слышался хруст отрываемых и ломающихся конечностей, отчего парня зябко передергивало, но в остальном адаптация к Геенне Огненной проходила неплохо, причем не только у него.

Почти каждый осознал, что он жив и таким останется, ежели будет себя нормально вести. Поняв простую истину, стоящие на «постаменте» закованные узники, все уверенней и смелей крутили головами, переставая бояться стоящих по обе стороны огромных чертей. Они даже перешептывались — это Дима видел по движению множества губ, но в его понемногу заполняющейся цепи стояла тишина, прерываемая лишь воплями низко летящих «добровольцев» и гнусавыми приказами свиноподобного демона.

А темнота, охраняющаяся гигантскими, красноватыми вратами становилась ближе и ближе. Уже отчетливо виднелись натянутые в ее плотную глубь, словно обрезанные перед лицом стоящих впритык пленников искусно-склепанные звенья, и… Парень неверяще захлопал серо-голубыми глазами, но ему не показалось! Из густого мрака торчало по небольшому куску задниц, мужской и женской, с третьей и первой цепи. Жопа женщины была толстой и морщинистой, с заставляющим гадко кривиться целлюлитом, а вторая — мужская, обладала худосочностью высокооплачиваемой фотомодели и крупным родимым пятном в виде Австралии.

Откуда юноша знал, что именно этот континент осчастливил своим появлением тощую задницу некого грешника — ответ простой. Покрытый гусиной кожей парень просто-напросто желал туда переехать, если когда-нибудь разбогатеет, но видно не судьба…

«Книжки писать я так и не начал, и когда начну — неизвестно… Как вариант у меня и талант-то отсутствует, то есть мечты не более, чем несбыточные грезы… Может в следующей жизни… Хотя есть надежды и на эту, если отсюда действительно реально смотаться, но… Время покажет… Такеши будет рисовать обложки, я писать книжки, масаи станет телохранителем… Мечты, мечты, о ваша сладость…», — Дима устало двигался вперед, слушая и выполняя монотонные приказы противно-гнусавящего сатира.

Он бы с радостью завалился на пол и уснул, но понимал, что огребет по полной, причем непонятно от кого, тут вариантов достаточно. Иногда парень бросал осторожный взгляд на закутанного в золотые, периодически отбрасывающие блики одежды «Анубиса», но не специально, а просто, дабы отвлечься от просмотра темноты с торчащими оттуда жопами. Собакоголовый в ответ на него не смотрел, что не очень-то и задевало, ибо желание привлекать внимание высокопоставленного демона отсутствовало.

Сон такая штука, что требуется даже в самых отвратительных условиях, причем даже не сознанию или душе, а самому телу, являющемуся их надежным вместилищем, иногда дающим сбои. Мозг просто-напросто не может без отдыха, кроме случаев генетических мутаций или странных происшествий, когда люди перестают хотеть спать, но пока Дима пребывал в человеческом организме, ничем не отличающемся от остальных, приходилось изо всех сил бороться, приказывая ему двигаться вперед без каких-либо поблажек.

И вот густой, словно ведущий в другой мир мрак настолько приблизился, что еще метра полтора и станет возможным ткнуть пальцем в родимое пятно с изображением австралийского материка, а сбоку уже во второй раз за сегодня находились высокие и мускулистые черти с оранжевыми глазами. Дима несколько раз, сильно моргнул, отгоняя беспрестанно-атакующую сонливость, и осторожно повернулся, не делая лишних движений, дабы не беспокоить рогатых охранников. Увиденное зрелище его поразило.

К их более длинной, чем остальные цепи, было приковано огромное количество трусливейших, забитых страхом людей, желающих спасения от кого угодно, но только не от себя. Все они безумно боялись гиганта Варгха, зверски убившего немало им подобных, а также маленького свиноподобного демона и чертей, сжигающих высокотехнологичными копьями. Собакоголовый естественно находился в этом же списке, просто последнее время не мелькал перед слезящимися глазами грешников.

Ад такой, как есть предстал перед трясущимися, сходящими с ума узниками во всей ужасающей красе, причем абсолютно иной, отличной от учений человеческих духовных отцов в виде священников, мулл, раввинов и им подобных. Геенна Огненная являлась миром, где оживали древние человеческие мифы и легенды, по крайней мере, большая их часть, тщательно перемешанная с высокими технологиями и гордо выставленная на всеобщее обозрение…

Размышления Дмитрия прервались толчком в спину от бесшумно-дышащего Лкетинга.

— Надо идти, белый брат! — парень испуганно моргнул из-за напугавшего, аккуратного тычка масаи, но шаг босой и грязной ногой инстинктивно сделал.

Оказывается, он настолько сильно отвлекся от происходящего, что пропустил момент, когда сатир больше не мог до него докричаться. Теперь приказ двигаться получали узники из середины колонны, и волна колебаний шла от них.

— Спасибо… — пробормотал под нос Дима, ссутулившись и отрезвляюще помотав всклокоченной головой, не обращая внимания на звероподобных чертей-охранников.

Оставалось полметра, всего половинка большого шага и он войдет в непроглядный мрак, прячущийся за гигантскими вратами, мягко обдувающими теплым воздухом. Мальчишку удивляло, как тьма может быть столь густой, но потом он вспомнил, как однажды играл в прятки в подвале и не успев спрятаться, просто «нырнул» в темноту, куда прямо на него смотрел один из друзей, абсолютно не замечая, хотя мог элементарно дотянуться рукой…

— И-эх… — прошептал самому себя юноша и глубоко вздохнув, втянул воздух, идущий из глубины распахнутых ворот. — Поскорей бы это закончить… — парень пошевелил уставшей шеей, создавая легкое шуршание едва слышно звякающих звеньев.

— Хочешь к реке, белый брат? — внезапно раздался такой же тихий голос Лкетинга над ухом.

— Хочу… — больше пошевелил губами, чем произнес юноша и замер, ожидая ответа воина-масаи, но того опередил низкорослый азиат, чей слух оказывается был развит не хуже кошачьего.

— И я хочу! — тонкий, но сильный шепот японца разрезал воздух, насыщенный звяканьем цепей и бормотанием узников сбоку, плюс редкими воплями «не сдающихся» рабов совсем сзади.

— Кажется уже скоро… Осталось чуть-чуть… — пошевелил губами Дмитрий, устремив взор в долгожданную темноту, но тут же почувствовал чей-то пронзительный, оценивающий взгляд.

Юноша сразу понял, кто это. Он напряженно повернул глаза и наткнулся на собакоголового, внимательно на него и двух его спутников. Демон с мордой пса подтверждал догадки насчет отличия троицы «Спящих» от остальных рабов, но самое главное, что «Анубис» не выделял их из сортированной толпы, кроме самого начала, когда сперва обратил внимание на них, а уж потом на других грешников. Скорее всего «Спящие», как и сказал Антон, довольно редкие экземпляры в основной массе общего земного улова, однако не настолько, дабы трястись над ними. Наверное… По крайней мере, плетей они получили поровну со всеми, да и остального вдосталь отхватят, а жаль…

«Хотелось бы пальцы пораскидывать в блатной манере… Понтонуться, типа неприкасаемые…» — Дима непроизвольно улыбнулся и моментально испуганно отвернул лицо от собакоголового, дабы тот не решил, будто он над ним смеется. «Фу ты, ну ты! Как это меня угораздило…», — он быстро задышал по методике Такеши, выгоняя нахлынувший страх, затем аккуратно вернул глаза на желтоглазую морду, с облегчением поняв, что все в порядке и «Анубис» изучающе рассматривает других пленников. «Наверное нелегко отвечать за такую огромную толпу, где большая часть свихнувшихся и просто инакомыслящих, отличных от добровольцев… Хрен его знает, что у них в головах… С другой стороны, если приработаться, то можно начать понимать, кто чего стоит… Главное примерно выучить, как ведет себя каждый тип людей, а дальше чисто интуитивно… Кого в цепи, а кого в расход… Тут половину вообще на Земле задушить надо, но… Поздно…», — довольно кровожадные мысли посетили пытливый разум худощавого юноши, и тут же последовал тычок в спину от стремящегося вперед Лкетинга.

— Надо идти, белый брат! — и Дмитрий еще на треть метра приблизился к густой, как сметана тьме, почти засунув в нее любопытный нос.

«Ну, давай! Давай!», — желание двигаться выкорчевывало из замученного парня чувство сна, а выделяемый сердцем адреналин раскачивал тело.

Напряженный юноша гонял сухой язык по такому же рту, и возбужденно ожидал следующий, такой нужный тычок от мускулистого масаи, а параллельно стояли и не двигались три колонны безрадостных пленников с кольцами на шеях.

«Наверное их ряды начнут свой ход, когда все четыре цепи выровняются, чтобы первые узники встали нос в нос, вот тогда все и начнут делать по шагу одновременно… Все правильно… Везде должен быть порядок, везде… Бардак приводит к большим потерям… Сейчас всех выровняют, два сатира спереди, один сзади, штук тридцать чертей по бокам, плюс непредсказуемый Варгх с его вышедшим прямиком из египетских легенд хозяином, и конечно же неизвестность в совокупности с огромным чувством страха… Продумано абсолютно все… Лишь самые безумные останутся позади, ибо их мы попозже съедим, пусть даже сейчас не хочется…», — он быстро и уверенно подстроил создавшуюся ситуацию под собственные мысли, подготавливаясь к долгожданному шагу во тьму, а еще зверски чесалась нога.

Правая. Тогда он поднял левую и ее большим пальцем поскреб беспокоящую голень. Ноготь на пальце был крепкий и хороший, давно не стриженный, когда такой грызешь — сердце радуется.

«Еще с Земли остался… Остальные такие же… Пока бухал, отрастил…» — сентиментальные воспоминания недолго осаждали его, а все из-за следующего тычка Лкетинга, и юноша уверенно шагнул в густой мрак.

Первое испытанное им ощущение — это будто мгновенно и безболезненно лопнули глаза, однако спустя секунду он увидел тусклый, почти не освещаемый, широкий коридор, посреди которого стояли два уже знакомых сатира, охраняющие вошедших пленников, принадлежащих «Анубису». Карликовые черти посмотрели в его сторону, ощерив клыкастые пасти, и буря красными, недовольными глазками. На параллельных ему цепях было приковано по четыре человека, то есть Диме оставалось дождаться трех сзади и он вместе с ними пошагово двинется вперед. С чего юноша взял, что его умозаключения верны и безупречны, он сам не понимал, но пока они сбывались, причем безошибочно. Логикой это являлось или предчувствием — неизвестно, главное, что работало.

«Отлично! Просто замечательно!», — дабы низкорослые демоны не подумали, будто он безгранично храбр, парень испуганно замер и опустил глаза в холодный пол, похожий на предыдущий разбросом неаккуратно уложенного, неровного камня.

Кстати сразу после того, как он вошел, мальчишка успел увидеть смутный силуэт девушки с младенцем в руках, и с ней было все в порядке, что очень хорошо. Дмитрий не понимал, отчего молодая мамаша так ему приглянулась, но одним из вариантов ответа являлось простое человеческое желание заботиться о ком-то беззащитном. По сути ничего другого он к ней не испытывал, кроме периодически вспыхивающей похоти, но это лишь подтверждало утверждение, что мужчина женщине другом быть не может. Ну, если только сильно постараться и беспрестанно употреблять успокоительное.

Девчонка стояла, все также сюсюкая над новорожденным, а другие три женщины, вошедшие в тьму вместе с ней, замерли, стараясь не привлекать внимания толстозадых сатиров, выглядящих не слишком славными малыми. Эти два свиномордых демона вальяжно и напыщенно расхаживали с зазубренными клинками, вытащенными из-за жирных спин, и периодически опускали их на неровный камень, создавая неприятные, заставляющие зябко ежиться звуки. Если точней, то словно от неторопливо затачиваемого ножа, однако здесь еще присутствовало непередаваемое звяканье и еле видимые снопы искр.

Само сумрачное место, отделенное от огромной Сортировочной удивительно густой темнотой, выглядело, как длинный, широкий тоннель с полукруглыми стенами, плавно переходящими в потолки. Из чего они были выложены — неясно, но уж точно не камня, покрывающего виденные в Аду полы. У Дмитрия вообще создалось впечатление, что главные строительные материалы в Геенне Огненной — это камень и красноватый металл. Ну ладно… Не главные… Есть еще какой-то металл, из которого куют местное оружие, начиная от уродливых мачете и заканчивая элегантными жезлами с копьями, полными смертельного пламени.

Насчет же густого, непроглядного мрака, оставшегося позади, Дима подумал, что это вообще не мрак, а некое силовое поле, по-особенному перекрывающее видимость и звуки. Других вариантов темноты подобного типа он придумать не мог, и в голову больше не приходило мыслей насчет чего-то, так грамотно разделяющего два помещения. Ведь, если глядеть на гигантские створки ворот с другой стороны то там, словно краски плеснули, однако самое интересное, что воздух выходит довольно ощутимо…

«Короче хрен его знает… Я и на Земле-то мало, что знаю, а тут и тем более… Ад, он и в Африке Ад…», — парень ниже склонил голову и раздвинул губы в улыбке, вспомнив невозмутимого масаи, внешне не сильно боящегося Геенны Огненной. «Да уж… Лкетинг молодец… В гляделки поиграл, спину держит прямо, ничего не боится, такому действительно только шаманом бродить по миру духов, выбивая дождь родному селению…», — он вернул вверх опущенное лицо и заново огляделся.

Закованные узники стояли без лишних движений, а разумные свиньи высокомерно расхаживали то в одну, то в другую сторону, помахивая тусклыми, зазубренными клинками, иногда цепляющими неровный камень и тут… Он почувствовал тычок в спину, отчего ему, засмотревшемуся на низкорослых чертей, в желудок рухнул кусок сухого льда. Честно говоря, парень настолько испугался, что чуть не обоссал внутреннюю сторону бедер, но вспомнил о Лкетинге и лед начал таять…

«Фуф! Напугал-то как, но ладно… С масаи уютней будет, как-никак есть кому доверить спину, а то эта непонятная темнота позади, такое ощущение, будто вообще другое измерение, хотя кто его знает… Может и правда не силовое поле, а портал, сама же Сортировочная располагается настолько глубоко под землей, что оттуда просто так не выйти, но… Лкетинг ведь чувствовал запах реки… Блин! А может он, как шаман чувствует даже через портал! Этакий человек-икс, не знающий о своих способностях! Блин-блин-блин! Чего только в голову не лезет! Ад настолько полон загадок, но ведь Земля ничем не хуже! Что я знаю о ней? Да ничего, только рассказываемое по телевизору, написанное в книгах, да прочитанное в интернете… Земля, как и Геенна Огненная набита чудесами, просто мне не посчастливилось их увидеть… Жил, как говно, и продолжаю тащить говно за собой… Каждому по заслугам его…», — парень вспомнил о прикованных к цепи бесполезных, умеющих лишь молиться людях, что заставило его взгрустнуть, хотя время впадать в тоску давно вышло.

Лкетинг же, попав за стену плотного мрака, мгновенно недвижимо замер, интуитивно поняв, что здесь так и требуется, а может просто проанализировал ситуацию, в которой после сложения всех переменных решением стало «стой и не двигайся». В любом случае поведение масаи являлось умным и аккуратным. Сам Дмитрий вел себя глупей, в особенности с врожденным несогласием подчиняться и привычкой вертеть головой, даже если на него смотрит сама смерть, хотя… Туземец выделывался не меньше, и даже больше, если вспомнить, как он смотрел в глаза Варгху. Тогда самый аккуратный Такеши, а Лкетинг…

«Негр молодец, очень быстро реагирует на изменения — сто процентов африканская школа. Кроме него боятся все, ну может не каждый, но уж точно большинство… Да и он испытывает страх, даже не страх, а скорей осторожность, что мало кому дано… А сколько здесь еще подобных ему выходцев из например сибирских лесов, чукотских тундр, каких-нибудь джунглей, да тихоокеанских островов… Я-то не на всех обращал внимание, просто вижу, что народ разный, а на каждого пялиться не особо хочется… Причем не обязательно, что они в этой Сортировочной…», — Дима не мог успокоиться, непрерывно думая и краем глаза наблюдая за бесцельно расхаживающими сатирами, ищущими повод от души помахать зазубренными клинком.

Эти два звонко-цокающих копытами поросенка, наверняка мечтали, чтобы хоть кто-нибудь из узников угрожающе дернулся, дабы отрубить ему конечность, вторую, но развитая интуиция добровольно-закованных людей не давала им ни малейшего шанса. Не шелохнулся ни один из пленников, даже спящий ребенок, каким-то образом понимающий, что время пробуждения еще не пришло, поэтому карликовым демонам только и оставалось ждать партию насильно ведомых новичков.

Снова сильный тычок в спину, и как всегда чуть дальше свежей раны.

— Та-ке-ши идет, — Дмитрий сделал шаг, и сквозь тьму ворвался низкорослый азиат, пахнувший страхом неопределенности.

Насчет, ворвался — это слишком сказано, скорей неуверенно вошел, и по-любому с закрытыми в ужасе глазами, ибо будучи самым боязливым, японец практически воткнулся в негра что-то ойкнув, но оглядевшись, быстро замолчал, ведь красноглазые сатиры сперва рубят, а потом думают. Вследствие этого буквально три напряженных секунды слышалось еле слышное топтание на одном месте, шумное и быстрое дыхание, а затем тишина.

Оставалось дождаться еще одного — лишившегося языка горлопана, получившего вместе с потерей бесконтрольного куска мяса одни лишь плюсы. Теперь «умник» с перекошенным от боли лицом гулко мычал, уподобившись коровам с большими глазами, хотя записывать столь замечательных животных в один ряд с этим ничтожеством — оскорблением всей земной фауне. Что ни говори, но Дмитрия происшедшее морально удовлетворило, как бы отвратительно не выглядел сам процесс. Бесполезного болтуна, могущего принести еще больше проблем идущим рядом пленникам, научили гармонично двигаться в общей упряжке, причем не убив, а успокоив, пусть даже жестким физическим воздействием. Его отличнейший пример прекрасно воздействовал на остальных, подобных «смельчаков», больше не собирающихся что-либо строить из себя и это правильно. Так должно быть всегда, везде и в любом мире. Только физическое воздействие и никаких полумер в виде дипломатических упрашиваний, ибо лишь живой и кровавый пример наиболее полно воздействует на каждого несогласного.

Конечно, если тщательно обдумать сие высказывание, то можно решить, что все добровольные пленники — ничтожества, а несогласные, верующие и просто вопящие от страха являются революционерами, но только не здесь. Устраивать революции в неизведанном месте, знания о котором распространяются на близлежащие двести квадратных метров — удел психов и идиотов, коих требуется давить еще в зародыше и точка.

А вокруг стояла почти тишина… Отделенный плотной тьмой, широкий каменный коридор и разносящееся по нему цоканье небольших копыт… Легкое лязганье мачете о камень, почти невидимые искры и больше ничего, кроме напряженного сопения и дыхания узников, в страхе ожидающих продолжения пути… Какой она будет, дорога в неизвестность на некий Рынок, не знал никто, в то же время отлично помня о возможности погибнуть в любой момент, уж слишком непредсказуемым являлось это проклятое для людей место, а местным жителям — дом родной. Для них нечто запредельное наоборот человеческая Земля.

Тут тишину нарушило звяканье самой дальней, то есть первой цепи, содержащей одних только женщин. Крайняя, сутулящаяся представительница прекрасного пола, чья целлюлитная ягодица торчала с той стороны густой темноты, зашевелилась и, сделав два шага, освободила место следующей вошедшей девице или женщине — в здешнем сумраке непонятно. Различался лишь силуэт женской, более-менее симпатичной фигуры, которую тут же принялись обсуждать свиноподобные черти, отлично видящие в сумраке горящими красным глазами.

— Не… Эту я бы не стал! — умело крутанув зазубренный мачете, пробасил один из них, почесывая паховую область живота, где чуть ниже начинались козлиные ноги. — Худовата, старовата, да и лицом не очень! — клинок мастерски вертелся в волосатой руке, иногда опускаясь вниз и с силой цепляя неровный, отдающий пугающим лязгом камень. — Еще ни одной нормальной не было, не то, что в прошлый раз!

— Рожа ему не нравится! Ты свою-то видел?! Ха-ха-ха! — загоготал другой, оскалив небольшие клыки. — Ценитель человеческих самок нашелся! Не так уж долго мы в Сортировочных работаем, чтобы ты перебирать стал! А вот я бы ее попользовал! Жопа есть, грудь есть, глазенки вон какие напуганные! Самое оно! — два карликовых демона громко обсуждали человеческих женщин, однако комментировать их спор никто не желал, как и только вошедшая дамочка.

Хорошенькой она являлась или нет, но сейчас данную особь женского пола совсем не коробило обсуждение ее самой. Женщину или девушку больше заботило, чем закончится этот спор. Не хочет ее один из мерзких, волосатых чертей и замечательно, главное, чтобы второй передумал, поэтому она тихо-тихо стояла, постаравшись скривить лицо и ссутулиться, лишь бы никто из сатиров не решился на внеплановые брачные игры. Как говорится: «Трусливый, да убоится!», — она подогнула левую ногу, дабы та казалось короче другой, и надула живот, между делом пустив слюну с левой стороны умело втянутого рта.

Дима, прислушавшись к этому диалогу, поймал момент про непонравившуюся рожу пленницы, и внутренне усмехнулся, сравнив сатира и любую, присутствующую женщину. Походу дела в Аду собралось немало ценителей красоты человеческих женщин, недаром Анатон рассказывал, что на Рынке они пользуются популярностью.

«Обалдеть… И чего им свои не нравятся, хотя небось такие же волосатые и стремные, но ведь должны здесь быть свои эталоны красоты… Как-то же они в Аду плодятся… Я понимаю ангелы бесполые, сухие и бесчувственные, а эти же… Перебирают еще… Охренеть, рожа им видите ли не подходит… Хм…», — парень аккуратно поскреб паховую область, уподобившись сатирам, но ведь и чесалось сильно. «Бррр…», — юношу передернуло и он осторожно посмотрел в сторону переставших спорить поросят, подняв сначала одну, затем другую замерзшие и затекшие ноги, но тут его пронзила мысль, что ежели сюда зашла еще одна девушка, значит на остальные цепи также начали приковывать людей. «Отлично! Все правильно! С нашей колонны вошло четыре человека, то есть я, как раз стал нос в нос с параллельными мне рядами, и теперь нас начнут поочередно двигать! Девчонок только жаль, намучаются они в Аду… Клеймят всех, как одну, без разделений на сильная, умная, сексуальная… Уж точно не киркой махать придется бабонькам, уж точно…», — Дима попытался горько сглотнуть, но сухой рот послал его куда подальше и он устало моргнул, решив подумать о чем-нибудь поприятней. «Глядишь в течение часа выйдем отсюда, а затем поплывем на Рынок… Там, наверное будет вообще пи. дец…», — думать о приятном не получилось и его вновь передернуло, что привлекло налитый кровью взор одного сатира, тут же отвлекшегося на внезапно зашевелившийся, третий ряд узников.

Тьма выпускала следующего, наконец-то двинувшегося с той стороны пленника, и сумрак скрывал все, кроме нечеткого силуэта. Один из козлоногих карликов наклонился чуть вбок, дабы рассмотреть нового подопечного, и быстро посверлив его, красными, светящимися в темноте глазами вернулся в исходное положение. Дмитрию же этот раб запомнился тем, что стоял напротив обладателя родимого пятна в виде Австралии.

«Интересно, а Горбачев тоже в Аду? Или уже где-то в бесконечности Вселенных? Или еще не умер? Что-то не припомню, да и политикой никогда особо интересовался…», — родимое пятно на жопе напомнило нечто подобное на лысой голове первого президента России, затеявшего перестройку великой страны и сегодня проклинаемого миллионами людей.

Мальчишка полной грудью втянул теплый воздух, заполняющий широкий, полукруглый коридор, «приютивший» несчастных пленников и случайно вспомнил, что с той стороны выходит легкий ветерок, здесь же отсутствовало даже слегка похожее явление. Каким образом устроены эти непонятные, возможно силовые поля и светящиеся «живые» трубы еще предстояло узнать, если же нет, значит, его настигнет смерть-злодейка и придется отлетать еще пару тысяч лет во Вселенной, чтобы собравшись с силами начать жизненный путь заново. И это были не логические умозаключения, так твердило не подводящее чутье задницы. Правда существует вариант, что он пару-тройку столетий будет вкалывать посреди засушливой пустыни или глубокой шахты и не увидит никого, кроме Лкетинга вместе с модифицированным в «Варгха» Такеши.

«Представляю какое это будет за зрелище… У японца и так глаза узкие, а в случае с уродливым здоровяком, если под него переделываться, вообще ничего не увидит… И не признает же, как знакомого… Будет стегать искрящимся кнутом, забыв про рисование картинок…», — от горестных «мечтаний» у Димы заныла раненая спина — та еще проблема, иногда накатывающая жгучей болью. «Поскорей бы «волшебную» капельницу встроили, сразу и спина заживет, и раздутые губы… Не буду бояться хлыстов и затрещин…Жизнь станет прекрасной до невозможности…», — мальчишка обратил внимание, как меняется его мировоззрение, где понятие красивой жизни преобразовывается в наличие регенеративного органа, моментально убирающего травмирующее воздействие Ада. «Да уж… Это плохо… Уподоблюсь этим, что только молиться да по щелям щемиться способны, а там поминай, как звали…», — он вздохнул, устремив взгляд серо-голубых глаз на копыта сатиров, но тут мыслительные процессы нарушил тычок в спину.

— Белый брат… — послышался голос Лкетинга.

— Угу! — быстро шепнул мальчишка и сделал пару шагов, после чего во тьму ворвался потерявший язык болтун, не сразу понявший, куда его занесло, видимо эффект взорвавшихся глаз сильно ударил по человеку и так потерявшему ценную часть.

Он беспокойно замычал и зашевелился, дергая цепь, то есть, двигая и Диму, и Такеши, и Лкетинга.

— Блин! — громко шепнул парень, не оборачиваясь. — Дай ты ему в голову! — обращение было направлено воину-масаи, прекрасно его понявшему.

Почувствовалось еще большее натяжение цепи, затем глухой сильный удар и поржавевшие звенья успокоились. Что сделал воин-масаи и отчего бесился безъязыкий дурачок, никому понятным так и не стало, но тот мгновенно успокоился, будто осознав свои ошибки.

— Спасибо! — шепнул успокоившийся Дима, настраиваясь ждать движения к следующей остановке.

Потихоньку, потихоньку узники шли вперед по темному тоннелю. Их вели нос в нос, и получается, что «бунтующих» пленников распределяли на все цепи, ибо двигалась каждая колонна людей, а красноглазые, помахивающие клинками сатиры все также наворачивали круги напротив понуро шагающих, обнаженных рабов Ада. Спустя человек сорок, вышедших со стороны Сортировочной, оттуда же появилось с десяток чертей, поровну распределившихся вдоль первой и четвертой цепи. Наверное, количество» несогласных» пленных сильно уменьшилось, и теперь бесстрастные козлоногие воины должны контролировать рабов здесь. Эти черти, как и в прошлый раз, выстроились параллельно крайним рядам узников, в любом случае не собирающихся убегать, хотя лучше бы всех молчаливых рогатых воинов поставили рядом с четвертой колонной рабов, ибо прикованный там хлам раздражал непрекращающимся нытьем.

Они, то не желали двигаться, когда сквозь тьму входил их собрат, то бесцельно падали на колени, заставляя задыхаться от натянутых цепей соседей, или же вообще жалобно выли, отчего гнусаво орали свиномордые демоны. Некоторые из трусливых, отчего-то не убитых Варгхом представителей Земли внезапно кидались в стороны, издавая воинственные вопли, словно пытаясь храбро сбежать, забыв, что прикованы, и вот таких могучим ударом волосатого кулака успокаивали только прибывшие рогатые воины Ада. Двух особо нервных, не адаптировавшихся к создавшейся ситуации узников пришлось сжечь, ввиду того, что те совершали попытки «побега» целых три раза и теперь вместо них висели горячие кольца, остудившие пыл остальных, кротко застывших в объятьях охватившего страха.

Еще сутки назад Дмитрий не мог и представить, что ему — матерому алкоголику достанется главенствующее место на покрытой ржавчиной цепи, собиравшей самых бесполезных людей, не сумевших достойно прожить на Земле, но продолживших существовать в Геенне Огненной. Одни лишь слюни, сопли, крики, молитвы и весь этот эмоциональный, совсем не спасительный бред, повис на прекрасно склепанных звеньях адской цепи…

«Такое бы звено, да на память… Обратно на Землю… Но фишка в том, что здесь совершенно иная материя, как и мое нынешнее тело…», — Дима рассуждал, будто уже знает путь домой, куда планировал украсть кусочек цепи, таскаемой на себе, при этом успевая провести самокритику, где утверждение, что люди позади него говно, а он идеал, было бы нечестным.

Он и не утверждал, что жил лучше других. Отнюдь… Худощавый юноша являлся одним из худших людей планеты, на которой родился и вырос, в тоже время, недолюбливая окружающих его, так называемых венцов творения Господа. Каждый из них — тусклых, серого цвета людей жил собственной жизнью, не вглядываясь в окружающий мир, и стараясь полностью подражать изображенным в рекламе счастливым людям с младенцем на руках, идущих то ли на пикник, то ли за квартирой в ипотеку, а может и вовсе за кредитом, чтобы устроить пикник. А вот Дима неустанно вглядывался и видел мир полный обмана, поэтому спасался в стакане горькой из-за того, что ничего не мог ничего поделать. Он мечтал переделать человечество зомбированное идущей отовсюду ложью, но не знал как… Словами? Может подобное и реально, но парень считал, что его никто не станет слушать, ввиду повсеместно торчащих в ушах наушников.

И только после убившего его кондиционера, оказавшись в Аду на истинной человеческой Родине, парень осознал суть своих, идущих изнутри желаний, толкающих делать вещи, о которых он и не задумывался… Вещи, являющиеся его предназначением.

Талант — это дар Божий, глас Творца, которым Он желает говорить с каждым Своим дитем, но не все избранные быть Его глашатаем, понимают это, стараясь отгородиться от голоса Того, чьей частью они являются, а все из-за вбитых с детства стереотипов поведения и стандартов мышления. Любой из людей, а точнее посланников одного из бесконечного множества Творцов действительно может изменить мир своими талантами. Стихами, книгами, рисунками и заставляющими трепетать сердца мелодиями, да много чем, лишь бы присутствовало желание ТВОРИТЬ, ни в коем случае не считая ЭТО глупостями и бредом, от которых требуется отгородиться спиртным, сигаретами и наркотиками.

Очень многих людей, живущих на превращенной в тюрьму-помойку Земле необходимо разбудить путем разнообразного искусства в виде картин, музыки, письма, скульптуры, да и вообще бесконечного множества форм ТВОРЕНИЯ, являющегося частью любой культуры. Именно на искусство — прекрасное дите человеческого таланта, идущего от Бога, люди обращают внимание, надолго занимая увиденным, услышанным и прочитанным головы, порождающие бурлящий котел мыслей и идей, целенаправленно ведущих к духовной революции, меняющей мировоззрение!

Однако сейчас, в полукруглом коридоре, выложенным гладкими плитами сверху и неровным камнем снизу было не до революционных размышлений. Быстро переварив и откинув кипу гениальных слов, парень осторожно поднял руку и почесал немилосердно зудящий затылок. Жутко хотелось пить, а впалый живот поражал выпирающими кубиками мышц, когда-то давным-давно начинавших там расти, и сегодня нашедшихся. Еще порядком утомило бесконечное ожидание буйно-помешанных пленников, сортируемых где-то далеко сзади, дабы все могли пойти в полный шаг.

— Река уже близко… — горячий шепот мускулистого воина-масаи ворвался Диме в левое ухо. — Скоро! Очень скоро! Лкетинг чувствует! — вздрогнувший парень оторвал глаза от переговаривающихся клыкастых сатиров и кивнул.

— Сандзуногава… Река из сказок деда! — раздался еле слышный шепот лохматого, низкорослого азиата фанатично уверовавшего в мифическую реку из японского мира мертвых и не обращающего внимания на чертей с бесстрастными оранжевыми глазами.

Дима обратил внимание, что невозмутимый масаи, спокойно стоящий с железным кольцом на шее, больше ни разу не пытался играть с кем-либо в гляделки, хотя примерно через метр стоял отлично вооруженный адский житель с серебристым узором на массивных копытах. Видимо покрытый сухими мускулами туземец что-то для себя узнал, вследствие чего сила взгляда демонов его не интересовала, и тут юноше пришел в голову вопрос, сколько человек приковали к цепи, на которой он главенствовал и моментально, несмотря на переутомившуюся голову сосчитал, что…

«Судя по количеству тычков в спину — хорошо, что не по ране — полученных от Лкетинга, сзади нас уже человек пятнадцать, а с учетом движения цепей нос в нос, получается…», — босой, голозадый парень дунул вверх, пытаясь убрать несколько упавших на лоб волосинок, вроде не мешающих, но ужасно раздражающих. «Получается… Получается…. Человек шестьдесят уже здесь, и хрен знает сколько там… Теоретически сто пятьдесят — сто сорок, но минимум двадцать было убито только при мне, значит еще штук тридцать по-любому грохнули, что получается… Сто десять или девяносто? Что-то много… Хотя может и да, на той стороне должно быть еще много уже прикованных… Блин! Сколько же там!?», — парень тупил, как никогда, а нестерпимо-болящие от каменного пола ноги просили немного полежать, однако время отдыха еще не наступило…

Дима тяжело моргнул и, подняв сначала одну ногу, постоял где-то минуту на другой, а затем, когда она совсем чуток отдохнула — поменял местами. Голова от усталости практически не соображала, и организму было плевать, где он в данный момент пребывает. Ему реально хотелось спать, однако юноша упрямо держался на ватных, будто неродных ногах с ноющими ступнями, жалея, что находится не на каком-нибудь железнодорожном вокзале, где можно завалиться спать на любую из лавок.

«Как же все-таки тяжело… Из-за задних тягомотов столько геморроя! Нет бы сразу запрыгнуть в цепи, так нет… Будут биться до последнего… Что удивительно, захвати их какие-нибудь террористы, слушались бы беспрекословно, а почему? Потому что рабская вера сделала из них бестолковых зомби, не могущих самостоятельно мыслить!», — парень от злости и желания вздремнуть, обвинял всех кого не лень, но тут эмоциональный всплеск перебился криком проснувшегося младенца.

Дмитрий когда-то читал, что настолько пронзительные голоса у детей младенческого возраста возникли в процессе эволюции, дабы загулявшаяся мамаша могла услышать свою кровиночку, даже сквозь неистово-бушующий ураган с грохотом ослепительно-сверкающих молний. Так оно или нет, на сто процентов и не скажешь, ибо по прибытии в Ад стало известно о несостоятельности процесса человеческой эволюции, оказавшегося выдуманной стариком Дарвином шуткой, которую заставили учить в школе, назвав непререкаемой догмой. А на самом деле так было удобней, ввиду отсутствия настоящего знания о происхождении людей и наличия множества находок, противоречащих старику Дарвину, что юноша вспомнил еще на пыточной лежанке у Анатона.

Огромные скелеты великанов… Наскальные рисунки, изображающие катающихся на динозаврах людей… НЛО на полотнах эпохи Возрождения… Документальные свидетельства о живущих по сей день мамонтах… Отпечатки обуви в угольных пластах двухсот миллионов лет давности… Огромные статуи, лишь фигурой похожих на людей существ… Идеально распиленные огромные глыбы… Хрустальные, непонятно, как выполненные черепа… Черепа с рогами… Вытянутые черепа и наконец, изображенные на древних храмах рисунки ДНК с существами ее собирающими…

Эти множественные свидетельства о бесчисленных тайнах хранимых Землей, о существах, живущих на ней ранее, а также когда-то посещавших, старательно уничтожаются, а всех об этом говорящих превращают в изгоев, что для них является наилучшим вариантом. Наихудший — оказаться в психушке, и уж там эти тайны можно рассказывать кому угодно.

Поэтому остается только верить. Верить и ждать, когда занавеса тайны хоть немного приоткроется, и для большинства — это смерть. Быстрая и медленная, болезненная и сладкая, очень и очень разная, ведь истинное положение вещей можно узнать лишь за порогом жизни или же… Нужно постараться раскрыть душу и застыть, перестав о чем-либо мыслить. Вслушаться в окружающий мир и почувствовать разные взгляды тех, кто постоянно присутствует рядом. Это и станет первым шагом в открытие совсем новой планеты Земля…

Глава 8

Дима устало покрутил головой, но это не помогало, лишь пронзительный младенческий плач резал уши, подобно соседу с перфоратором, просыпающемуся в семь утра и затевающему очередной ремонт на квадратном метре именно над твоей головой.

«Успокоила бы она своего мелкого, а то карликовые толстожопы уже засматриваются…», — он бросил очередной взгляд на смутный силуэт молодой мамаши, привлекающей злобные и одновременно похотливые взгляды свиномордых демонов.

Было очевидно, что их перехрюкиванию мешал высокочастотный крик ребенка, занявший каждым кубический сантиметр этого не самого веселого места, и в груди Дмитрия мелькнула не нотка, а целая мелодия сопереживания девчонке, грудью защищающей младенца.

«Не… Все-таки Дарвин не прав, как ни плюнь… Так много эволюционировать нереально… Здесь требуется действительно сильный замысел, в котором необходимо слишком много продумать…», — он взглянул на нервно-крутящих мачете поросят, злобно вперивших светящиеся красные глаза прямо в сутулящуюся девушку с орущим малышом.

Больше надежд подавала версия, рассказанная Анатоном, где человека, оказывается, создали в Геенне Огненной с Элизиумом с подачи ангелов и демонов, коих люди возвысили в божественный ранг, сначала кланяясь им в повсеместно строящихся храмах и уже потом, спустя неизвестно сколько времени появилась Церковь с большой буквы. Она-то и уничтожила старые верования, создав религиозные ответвления для каждого цивилизованного народа, нашедшего себе место на Земле.

А вот когда она — Церковь появилась, и что действительно происходило на третьей планете от Солнца — неизвестный факт, уж слишком туманна человеческая история, а ее, как говорится — пишет победитель. Как уже было сказано, никому не надо, дабы люди знали свое предназначение, и как на самом деле гордо звучит олицетворяющее их слово, ибо ими будет слишком сложно управлять…

«Тьфу ты блин!», — не меняющий тональность плач, так некстати проснувшегося ребенка, ворвался в мысли, проснувшимся среди зимы медведем-шатуном, и парень направил усталый взор в сторону женщин. Судя по колеблющемуся движению смутного силуэта, девушка пыталась что-то втолковать пронзительно верещащему крохе, однако тот не собирался слушаться непонятно, где родившую его мамку. «Может ему сиську надо дать? Такая штука, кому угодно рот заткнет…», — слегка возбужденно подумал парень, не переставая нервничать из-за пронзительного ора младенца и вглядываясь во все больше различимую грудь девушки, дающую надежду на нечто великолепное.

Он и при жизни, когда ездил в автобусах — не переварил крики детей, всегда желая дать какому-нибудь эмоциональному карапузу по голове, и не представлял свои ощущения после рождения своего, однако судьба помиловала, убив его довольно оригинальным способом. Сейчас же высокочастотный звук, исходящий из глотки недавно появившегося на свет человеческого существа, неслабо раздражал не только его, но и других, закованных в цепи рабов Ада.

Человеческий скот, запуганный кровожадным Варгхом и одетым в золото собакоголовым, боялся влияния детского плача на и так нервных сатиров в данный момент плотоядно уставившихся на налитые молоком груди, молодой и симпатичной мамаши, вот уж чего у нее было не отнять… Дима, наконец разглядел шикарный телеса молодой мамаши, и почувствовав волну похоти прокатившуюся от темечка до паха, мечтательно сглотнул.

«Да-а-а… Такие сиськи я бы точно пригубил даже в этом отвратительном месте… Как раньше не обратил внимания… Главное, чтобы член не встал…», — тут девушка все-таки надумала подсунуть голову младенца под аппетитную молочную железу, однако младенец не оценил своего счастья, отвернув сморщенную мордашку и взвыв еще громче. «Девка-ураган… Самый сенокос, как говорится… Отшоркать бы ее…», — греховные мысли ворвались во всклокоченную голову вместе с младенческим ором, но с ними он ничего поделать не мог, ибо плотских утех требовало тело, а не он сам, что вполне естественно.

Если учитывать, что человеческий организм не более чем заряженное духовной сутью животное, становится понятным, отчего ему хочется самку. Тело сдерживается лишь моралями, являющимися преградой для живущих в теле низменных инстинктов ислабостей, то есть аппетитных женщин, кофе, сигарет, выпивки, жирной пищи, ну и естественно, куда же без него… Безделью, желательно в течение всей жизни. Только воспитав себя через силу, боль и множество «не хочу», можно жить с организмом в мире и согласии, где он станет прекрасным помощником.

Отчего ребенок не хотел сосать чудесную сиську, желанную каждым мужчиной, присутствующим здесь и временно забывшим о нахождении в Аду, было понятно — уж слишком мал. Однако его безудержный крик вгонял в панику и так не радостных грешников, лишь изредка прерываясь, когда младенец втягивал новую порцию воздуха. Карликовые демоны, до этого просто сердито вылупившиеся на девушку и ее миниатюрное творение, все сильней нервничали, чаще и чаще лязгая тусклыми мачете о камни, глядя в ее сторону. Такой поворот событий девчонку не устраивал и она, заливаясь слезами отчаяния, баюкала малыша, непонятно чего вопящего. Вокруг было тепло, сухо, ничем не пахло, и оставался единственный вариант, в котором он чувствовал витающий вокруг страх, ибо дети чутко к этому относятся…

Охраняющие же людей черти в отличие от сатиров, будто не слышали младенческого крика, и как стояли, так не шелохнулись. Что ни говори, а дисциплина и выучка у самых известных порождений Ада находилась на недосягаемой для многих людей высоте. Их перевитые толстыми жилами и литыми мускулами волосатые лапы уверенно и сильно держали копья с бегающим на кончике огоньком, а свободная пятерня каждого рогатого воина была готова сомкнуться на рукояти сабли за спиной, дабы раскромсать непокорных в капусту.

Тем временем цепь, содержащая Дмитрия, его спутников и остальной, не вышедший мозгами с характером сброд, зазвенела тяжелыми звеньями и еле слышный шепот нарастающей волной пошел с ее конца, преобразуясь в отчетливые фразы.

— Да успокоил бы его кто-нибудь…

— Родила после смерти… Да еще здесь… Бедная девушка…

— Убили бы уже ребеночка, негоже ему мучиться…

— Сожрет младенца какое-нибудь чудище, ей Богу сожрет и не подавится…

— Да заткните ему кто-нибудь рот… И так плохо, мочи нет, а он верещит, как резаный…

— Дурная мамаша и батька, наверное такой же… Как позволили родиться здесь… Вот я бы…

— Господи, а сколько же еще здесь таких, как она…

— Да сколько можно верещать… Они же сейчас вообще разозлятся…

— Что за мать… Не может успокоить ребенка…

— Смерть еще хуже, чем нас учили…

— Пресвятая Богородица, спаситель наш Иисус Христос, Вам молюсь…

— Не могу понять, как я сюда попал, как… А ведь предупреждал святой отец…

— Какой отвратительный крик… Какой мерзкий…

Люди сами того не замечая, показывали истинную натуру, заботящуюся только о себе родимом и редко думающую о других, где проскакивали редкие исключения. Дима бы никогда не подумал, что в некоторых, насильно прикованных на цепь узниках присутствует сострадание к себе подобным, хотя с другой стороны вера Христа учит не только кланяться, но и помогать ближнему своему…

Очень часто люди, выбравшие жизнь полную надежд на Бога с отсутствием каких-либо усилий со своей стороны, совершенно не испытывают жалости к кому-либо кроме себя. Их редко заботит стремление вверх к новым победам и самосовершенствование… Да, что там говорить! Даже развитие Родины и все более частые выходы в космос будут раздражать их УБОГУЮ натуру, мечтающую тихо и спокойно умереть с блаженной улыбкой на устах, сытым лицом и традиционно-воющей вокруг гроба толпой, будто бы скорбящих людей. Данный вид человеческих особей больше волнует, как дела на их огороде, как там кабачки с огурцами растут, сколько варенья соседка закатала, и как скоро выйдет новый сериал… И это в лучшем случае! В худшем они будут неистово, изо дня в день читать молитвы, псалмы и ходить на богослужения, ища повсюду знаки, оставляемые им Господом! И упаси Он же, если попадется тухлое яйцо в холодильнике… Это и слезы, и сопли, и поиск грехов совершенных накануне… А ведь из подобных им состоит весь «цивилизованный мир», вечно удивленный, отчего вокруг так плохо. Брехня. Не всем плохо. Некоторым очень даже хорошо, ибо времени искать негатив не хватает.

Дмитрий искренне жалел переполошившую напуганных рабов молодую мамашу, но одновременно с этим его плотская натура мечтала жадно присосаться к упругим, налитым грудям, ведь снаружи он оставался обычным человеком…

«А жаль… Так хочется полетать светящимся шариком из недавнего сна… Вверх-вниз, влево-вправо… Неужели я и вправду выбрал эту жизнь, ради непонятно какой помощи людям… Неужели там, за пределами моих мечтаний, все было так плохо?», — мальчишка искренне верил в свое предназначение, исходя из непрерывного самоанализа.

А как еще он должен думать, если всю жизнь считал себя немного сдвинутым из-за того, что считал дикостью ходить в туалет. Всю жизнь. Каждый раз, когда смотрел на человека, то сначала видел, что тот ходит в туалет, а уж потом все остальное. Парень, девушка — без разницы, главное туалет, а уж потом внешность.

Дима старался держать эти мысли в себе, считая, что немного дибилизма никому не помешает, но видимо это было заложено в нем еще до рождения, и где-то когда-то он подобного не делал… Или же взять его непонимание фразы: «Веди себя естественно». Как на самом деле выглядит это «естественно»? Может независимо, то есть наплевательски? Как? Он не знал, стараясь просто научиться нормальному общению.

А все его сны-путешествия по ужасным мирам, заполненным жестокостью, страданиями и множествами замученных, изуродованных людей? Да и вообще вся его жизнь, полная человеческого неприятия и постоянного ощущения себя чужим? И только алкоголь дарил ему свободу! Тело освобождалось, брало власть над никогда не спящим разумом и показывало, как надо общаться с людьми. Вот тогда-то Дима моментально превращался в своего рубаху-парня, не обладающего каким-либо стеснением в любой форме общения.

Получается, выпивка помогала слиться воедино душе и животной части тела, вследствие чего инстинкты брали верх над разумом, перестающим сдерживаться какими-либо моралями, а увеличивающееся количество алкоголя лишь усугубляло ситуацию, растущую подобно катящемуся вниз снежному кому… Вот в этом и заключается суть пьянства. Вот почему пропиваются квартиры, происходят убийства, забываются семьи и предаются друзья. Люди быстро превращаются в зверей, высвобождая истинную бездуховную суть, и Диме было проще общаться с ними пьяному, ибо… Он уподоблялся им. Животным в человеческом облике, не осознающим, кто они есть на самом деле, для чего созданы, и в чем смысл их однотонного существования.

Рождение, детский сад, школа, институт, работа, жена, дети, отпуск, пенсия, смерть… Короче ничего. Бессмысленное бытие, полное забот о еде, воде и сне, радостно распахивающее сверкающие врата и искренне приветствующее Дмитрия, когда он находился под воздействием алкоголя, то есть гармонично вливался в стадо «счастливых» людей. Или еще не людей, а зверей, застывших на перепутье?

Мальчишка как-то прикинул, что ежели влить в него полбутылки водки и оставить состояние блаженного отупения навсегда, то можно прекрасно жить, завести семью, работать и каждый вечер приходить домой, где ожидает неважно какой, холодный или горячий ужин, телевизор в кредит, ворчливая, растолстевшая жена и пара крикливых ребятишек. Короче идиллия. Сегодняшнее счастье любого человека…

Смешно. Ха. Ха. Ха. Живущее в лесу животное существует также. Нора, охота, запасы пищи, дети, смерть. И все.

Люди… Животные… Есть ли разница? Конечно же, нет! Полбутылки водки и будет один в один. Вот и вся разница.

Дима моргнул, выныривая из размышлений, охватывающих большинство плетущихся позади рабов, аккуратно осмотрелся, но все было почти без изменений. Почти, ибо пока он витал в спасительных мыслях, в соседнем ряду прибавилось еще одним счастливчиком, сделавшим шаг сквозь плотную тьму, что означало — жди прибавки в личной, звенящей цепью колонне.

Так оно и вышло. Легкий, но уверенный тычок в спину от Лкетинга, услужливо подсказал, что их полку сейчас прибудет и ряд пленников, замкнутых морально и физически, покорно сдвинулся на два шага, пропуская следующего «добровольца», заверещавшего что-то типа: «Господи Иисусе, спаси раба своего!», — и тому подобное, но раздался какой-то глухой звук и все затихло.

«Наверное один из чертей «кормушку» ему захлопнул… Правильно… Тут и так ребенок орет, а этот конкуренцию создает… Один уже создал…», — он опустил лицо, пряча растянувшиеся в злорадной улыбке губы, вспомнив потерявшего язык болтуна.

А так все было хорошо, если считать естественным непрекращающийся крик младенца и пребывание в настоящем, не придуманном Аду. Толстожопые сатиры вальяжно расхаживали напротив равномерно сортируемой толпы людей, скрежеща зазубренными мачете по камням и временами что-то друг другу говоря, изредка переводя светящиеся в темноте глаза на обнаженных людей, застывших в ожидании предназначенной им нелегкой доли.

Стоящие же по бокам дисциплинированные черти не издавали звуков и движений, исключая, конечно успокоение «храбрецов», временами теряющих головы. Если смотреть на рогатых воинов со стороны, то можно было подумать, что они — это искусно выполненные статуи, настолько недвижимо они стояли, наблюдая за узниками в пределах видимости широко расставленных глаз, гарантирующих отличное панорамное зрение. Поэтому их много и не требовалось. Один из адских воинов мог смотреть вроде быпрямо, но видеть человек по пять с обеих сторон. Очень необходимое качество для работы по сбору и контролю прибывающего с Земли человеческого скота.

«Скорей бы капельница… Ничего болеть не будет… Спина успокоится, будь проклят этот Варгх, хотя о чем это я…», — голые, покрытые редкими волосками ноги затекали с выученной наизусть периодичностью, и он поднимал каждую из них за пятнадцать секунд до онемения, думая, делают ли это японец с масаи. «И младенец еще этот… Орет, орет и не охрипнет же, когда маманя его успокоит? Соседки, небось шипят разъяренными кошками…», — не успел он додумать, как ребенок внезапно затих.

Дмитрия мгновенно пронзила ударившая под дых боль сопереживания, отчего он резко вывернул голову, совершенно забыв про наблюдающих за узниками чертей, и облегченно увидел, что все почти в порядке. Ребенок, оказывается элементарно обосрался, заполнив воздух запахом свежего говнеца, а замолчал видимо от секундного напряжения. Девушка моментально, не обращая внимания на рогатых по бокам, и красноглазых сатиров спереди, склонилась, заставив согнуться соседку сзади, и положила с новой силой заверещавшего младенца на коленки.

Свиномордые карлики на пару секунд замерли, выхватив тусклые клинки, ибо не поняли действий обнаглевшей узницы, но принюхались и принялись искренне ругаться, высказывая все, что думают о маленьких засранцах, воняющих хуже сгнившего мертвеца. Запах и правда был мощный, и не подумаешь на прелестного малыша, однако от реальности не сбежать.

Несчастная же мать тем временем никого не слушала, а вытирала младенческое говно со своих рук и его миниатюрной задницы, сноровисто стряхивая какашки и очищая пальцы о неровный камень. Сие действо заняло примерно две минуты, пока девушка не убрала все, что могла, так подумал Дима, и хоть запах не исчез, ибо сами фекалии остались в том же районе, но ребенка мать облагородила, оставалось когда-нибудь помыть его и себя, но это уже не критично. Ее малой сразу же, словно поиграл в веселую игру, ухватился за сиську губами и жадно зачавкал.

«Мне бы на твое место… Не обосраться, а присосаться к груди имеется ввиду…», — греховная мысль опять-таки пронзила голову, заставив забыть, где он находится и налив горячей кровью мужское достоинство, целеустремленно приподнявшееся. «Да что же такое! Сейчас говорящие свиньи заметят и укоротят моего красавца… Не-не-не!», — кошмарная мысль моментально охладила членов пыл, и только взбодрившийся причиндал уныло опал, не успев показать свои способности. «Отлично… Проклятые женщины и здесь покоя не дают… Понавырастят красивучих сисек, а мужикам мучайся… В ее сторону больше не смотреть, мало ли…», — однако обнаженные, налитые молоком груди так и прыгали перед глазами, ввиду чего Дима решительно сконцентрировался на дотошном разглядывании помещения в котором находился, стараясь не принюхиваться и желая подальше отойти.

Тем временем прибыл еще один отсортированный «храбрец» с непривычки зашумевший, но моментально повторивший судьбу предыдущего узника. Это шоу юноша не особо желал слышать и мог легко пропустить, если бы не тычок от Лкетинга, вырвавший его из увлеченного вглядывания в еле видимые, темные швы меж закругленными плитами, образующими потолок мрачного коридора. Громоздкие глыбы камня были до блеска отполированы, и настолько ровно установлены, что глаз радовался, прямо-таки мечта перфекциониста. Идеально прямая поверхность, совершенные стыки, все аккуратненько замазано, даже строительных швов не видно, хотя в таком-то сумраке…

«Прелесть… Как египетские пирамиды… А уж сатиры и черти вообще гармонируют с этим местом, словно здесь родились и жили… О чем это я?», — парень понял глупость своих предположений, но быстро осознал, что совсем не глупость, а насчет египетских пирамид не простое совпадение. «До сих пор спорят, кто их построил, типа там технологии будущего, до которых людям идти еще сотню лет, и в тоже время безостановочно твердят, будто их руками рабов построили. Сколько же этих рабов требовалось? И ведь правильно… В Египте поклонялись богам с головами животных, и это точно не просто фантазии, а правда намного более реальная, чем непроходимая тупость многих людей… Кто знает, может черти кому-то доверили свои технологии, заставив построить на Земле специальные, почти вечные храмы, только для чего? Как вариант они чему-то нас учили, а пирамиды являются местом, куда рогатые телепортировались для познавательных лекций и семинаров… Тем более тайны этих здоровенных гигантских треугольников до сих пор не раскрыты… А может и раскрыты… Говорить-то можно все, что угодно, людей держат за скот, что здесь, что там… Нет… Все-таки Земля не то место, где можно родиться еще раз… Помойка-помойкой… Причем столько обмана… Как там вообще живут? Хотя… Если быть кивающим головой идиотом, коих на Земле девяносто девять процентов, то да… Что такое в конце концов свобода? Это то, насколько ты ее себе представляешь… Можно родиться кошкой, всю жизнь расти в однокомнатной квартире, страдать от неких позывов тела раз в месяц, но уверять себя, что так требуется, не зная истины, а потом, спустя лет тринадцать, под конец жизни, с трудом выйти на улицу и понять, как на самом деле выглядит правда… Вот это шок! И самое интересное, что так живут все! Верят красивой брехне, пичкаемой газетами, телевизором, интернетом и боятся правды, за которую прячут в психушки или просто убивают… В этом и есть все люди, и как я рад, что не чувствую себя принадлежащим их племени…», — мельком заметив, что женского полку прибыло, Дима тяжело вздохнул, желая сглотнуть хоть немного слюны, но судьба смеялась над ним и он перевел серо-голубые глаза на уставшие ноги, должные начинать неметь.

Под грязными ступнями располагались аккуратно-уложенные, неровные камни, идентичные находящимся в Сортировочной. Один в один и такие же разные: округлые, треугольные, квадратные, многогранные, прямоугольные, чуть темней, чуть светлей и тому подобные отличия, тут парень привычно поднял ногу, дабы убрать начавшееся онемение и внезапно зевнул. Широко-широко, во весь рот и это действие заставило его осознать, что желание отдохнуть совсем обнаглело, показывая себя в месте, полном человеческих страхов. Дмитрий посильней сжал непроизвольно раскрывающийся рот и аккуратно, но сильно ущипнул себя за бедро, однако это абсолютно не помогло, и он осознал, что при нынешнем раскладе от подобного щипка даже не проснется.

«Беда-бедовая… Наверное со стороны я выгляжу вконец обнаглевшим типом…», — его внутренние переживания перебились тычком сзади, обозначающим следующего узника.

Кстати последние, проходящие сквозь тьму «бунтари» являлись тихими и спокойными, видимо покрытый шипами Варгх откусил не одну голову, а может сожрал парочку на виду у остальных, раз еще недавно «бесстрашный» и верещащий сброд такой молчаливый.

Звякнув цепью при продвижении вперед, Дима вновь зевнул, причем с удовольствием, раскрыв рот подобно проголодавшейся вороне, и четко для себя уяснил, что необходимо терпеть или опускать голову, типа смотришь на своего красавца, растущего в паху и стыдливо прячущегося в волосах.

Тычок, шаг вперед, тычок, шаг вперед…. Узник за узником закованные в цепи колонны двигались по направлению к новому испытанию, а юноша старался, как можно незаметней зевать, желая просто не свалиться с ног. Ощущения Лкетинга с Такеши он не знал и знать не хотел, уже довольно долго не прислушиваясь к происходящему сзади, а лишь ощущая, что все нормально, если считать нормальным огромных чертей, следящих за каждым шагом понурого человеческого скота. Димино же послушное, хоть и измученное тело заученно шевелило ногами, пересчитывая отбитыми ступнями камни пола, стараясь не спотыкаться и не падать.

«Лучше быть первым на деревне, чем вторым в городе», — фраза, вылетевшая изо рта Гая Юлия Цезаря, отчего-то накрепко засела в голове худощавого юноши, может из-за того, что он шел первый в цепи, заполненной разномастными пленниками Геенны Огненной или просто ее детьми.

Детишки, правда, не знали, что Ад их родина, поэтому не стремились целовать поверхность планеты, так неласково принявшей их, но если подумать — они такие непослушные, что сперва должны получить «ата-та» по голым задницам. Сейчас закованные пленники шаг за шагом продвигались навстречу теплому воздуху по неизменному коридору, каждый метр которого походил на предыдущий, как две капли воды. Было бы намного загадочней, если бы путь проходил через отполированные до блеска, исчерченные таинственными символами плиты, однако черти не заморачивались, видимо давным-давно перерастя подобное самовыражение в отличие от недавно рожденного человечества, любящего рисовать на стенах.

И наконец, наступил долгожданный момент, когда Дима вынырнул из сонной прострации, каким-то образом поняв, что передвижение мелкими шагами почти закончилось, и совсем не из-за его избитых о неровные камни ступней. Хорошо, что он в детстве порядочно побегал в похожих условиях на речке рядом с городом, имея некий опыт ходьбы босыми ногами, но больше всех повезло Лкетингу. Тот всю жизнь передвигался без обуви по джунглям, земляному полу хижины и горам, охотясь на африканскую живность, а вот японца жалко, хоть и не слышно.

Изнеженный человечек, привыкший к костюмам, клавиатуре под руками, кистям, краскам, белоснежным холстам или чего у него там… Может карандаш, ручка, лист формата А4 и отличное воображение, а значит, умение бродить в самом себе, разыскивая умело спрятанные воспоминания. Хорошо, что у него с масаи сильные характеры, плюс отсутствие болтливости.

«Наверное, как и я думают о всякой ерунде… И вообще правильно говорят, будто дружба и любовь — это умение смотреть не друг на друга, а в одну сторону…», — сзади тем временем слышалась возня, означающая конец нынешнего приключения и начало нового.

Шум исходил не от сжавшихся в напряжении и страхе узников, а от охраняющих их чертей, дисциплинированно перестраивающихся, но не отрывающих оранжевых глаз от готовых обоссаться пленников. Свинорылые сатиры, стоящие впереди четырех колонн закованных рабов, уставились в сторону начавшейся суеты, и воспрянувший духом Дмитрий, как не крепился, но не смог удержаться, дабы не направить любопытный взор в сторону чертовых перестроений. Он аккуратно повернул шею, обратив внимание, что головы Лкетинга с Такеши уже смотрят в интересующем его направлении, а лишившийся языка придурок с засохшей на губах, подбородке и шее кровью, наоборот глядел прямо, видимо урок был превосходнейший. Парню даже как-то не по себе стало взирать назад, когда в его сторону уставился похожий на вампира грешник, с сочащимися болью глазами и трясущимся телом, но он переборол неприятное чувство, уверив себя, что это недолго.

Юноша лишь сейчас понял, насколько далеко по коридору они продвинулись, увидев бесконечную вереницу обнаженных, сутулящихся людей, умело рассортированных и прикованных к каждой цепи. Он не брался утверждать, что везде поровну, нет. Женщин было меньше всех, на их цепь поместили человек сорок-пятьдесят, примерно одинакового сложения бабенок, лишь несколько выделялись полными телами с полотен Рубенса, и всунутые то туда, то сюда ломали общую симметрию. Позади них по-любому остался немалый кусок поржавевших звеньев, который будет тащиться ими же.

«Главное, что сиськастая мамаша нормально себя чувствует… И чего я на нее так заглядываюсь? Не только же из-за внешности…», — Дима быстро и методично проанализировал женскую колонну, закончив на девице с мирно спящим младенцем, объевшимся сытного молока с восхитительной груди.

Вторая и третья цепь также не отличались численностью голозадых узников, и как ни странно из толпы противников политики приковывания очень многие попали в обе эти колонны, оставив немалое количество свободных звеньев. Скорее всего, выданные адским компьютером характеристики «храбрых» рабов указывали именно на два средних ряда, а излишние вопли: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа!», — вкупе с нежеланием склонить голову перед железным кольцом, являлись заторможенной адаптацией к миру Ада, куда Земля нормально никого не готовила.

Навскидку пересчитав сколько там набралось народу, Дима решил, что человек восемьдесят-сто с редкими проемами на цепи, вследствие нескольких сожженных горлопанов, а переведя взор на свой участок, не особо поразился количеству людей прикованных на ведомой им цепи. Максимум человек восемьдесят и само собой пустые, пахнущие горелым мясом кольца меж всхлипывающими рабами, зато тишина и покой.

Данный анализ был проведен буквально секунд за семь, несмотря на оглумевшую от усталости голову, беспрестанно моргающие глаза и зевоту. Сама же суета среди рогатых, вытащившая его из оцепенения и позволившая провести беглый осмотр, возникла из-за вышедших из Сортировочной демонов до этого пребывающих на той стороне, за тьмой.

Первыми плотную мглу покидали черти, контролирующие прижатых к «светящейся» трубе безумствующих людей, вторым — укутанный в золото «Анубис», а третьим — немного сердитый, однако умиротворенно рычащий людоед-Варгх, наверняка обожравшийся вопящей человечины. Завершал же общую картину едва цокающий, усталый сатир с потускневшими глазами, покачивающий висящим за спиной зазубренным мачете.

Вот эта-то смутно видимая процессия и вынырнула из тьмы, заставив перестроиться рогатых воинов, охраняющих узников в коридоре и теперь освобождающих место парнокопытным собратьям. Даже интересно, как эти десять чертей умудрялись следить за массой бесконечно прибывающих людей, где вопил то один, то другой. Наверное, в представителях человечества все же присутствовал здравый смысл, да и примеры чужих смертей хорошо действовали.

«Сжигаемые тела с обгорающим, отваливающимся мясом и вонь плавящихся волос с ногтями… Да уж…», — Диму зябко передернул и он вернул взор на стоящих напротив сатиров, не обращающих внимания на крутящих шеями пленников.

Юноша давно заметил, что правила поведения в Аду не так уж строги и маленькие вольности вроде покрутить головой, почесаться, поднять-опустить ногу допускаются. Да и где такое написано, будто бы забитый до трясучки скот хорошо работает или выглядит?

«Когда же будет хотеться есть? Пить хочется, а есть нет… Может и вправду до первого, попавшего в желудок куска? Хрен знает… Вопросы, вопросы, вопросы…», — он хотел опять повернуться назад, но вспомнил, что уже не время.

Когда он отворачивался обратно к сатирам, то вынырнувшие из тьмы демоны уже разделялись, где мускулистые черти рассредоточились у цепей, Варгх и сатир остались позади, а укутанный в золото «Анубис» продолжил цокать вперед.

«Так-то нормально в принципе… Десять плюс пять чертей равняется пятнадцать, значит по одному рогатому человек на пять, что с их-то глазами самое оно… Две же средние цепи, то есть вторая и третья в охране не нуждаются, ибо перекрыты первой и нашей…», — он сам не заметил, как принялся считать сколько рогатых выходит на каждого человека, и не успел закончить, как мимо величаво процокал собакоголовый, энергично крутящий жезлом, разрисованным загадочными символами.

Остановившись на метр дальше сатиров, мгновенно спрятавших за жирные спины тусклые клинки, «Анубис» внимательно, с полминуты оглядывал закованных напротив рабов и удовлетворено произнес:

— Замечательно! Просто за-ме-ча-те-ль-но! — было непривычно слышать подобное из угольно-черной клыкастой пасти демона или древнего бога с собачьей головой. — Просто отлично! Брак отсеян, все смирны и молчаливы! Обожаю завершающий этап отборачеловеческого скота! А вы? — собакоголовый пошутил, но никто не улыбнулся, хотя Дмитрий от усталости не сразу понял, что это шутка и хотел кивнуть. — Теперь можно двигаться! Следите за моими копытами и наслаждайтесь путешествием в Геенну Огненную- мать вашу! — кроме троицы «Спящих» никто и не осознал смысл произнесенных слов являющихся констатацией факта, а не ругательством. — Где останавливаюсь я, там и вы! Если не успеете, то повалитесь друг на друга, и Варгху придется браться за плеть, дабы поднять вас! Ха-ха-ха! — демон гавкающее засмеялся, а бесстрастное рогатое воинство повернулось, звонко цокнув копытами и готовясь двинуться вслед за хозяином, одновременно следя за понурыми пленниками.

«Анубис» сделал первый шаг по дороге, ведущей в начало вечной жизни и многочисленные ряды рабов, закованных в покрытые ржавчиной цепи, дернулись за ним, гремя остатками звеньев, грустно волочащихся по камням. И невозможно было поверить, что еще недавно, всего несколько часов назад, этот прекрасно отсортированный, многочисленный, смиренный, обнаженный люд являлся безумной, вопящей от ужаса толпой. Сейчас же многочисленные ряды надеющихся и отчаявшихся пленников с израненными спинами дисциплинированно, размеренно и послушно шли за проводником по миру мертвых, контролируясь звероподобными чертями, красноглазыми сатирами и, конечно же, гигантским, с головы до ног забрызганным кровью Варгхом. Франкенштейн местного разлива, наверняка на славу повеселился, выдергивая скопившихся рядом с «живой» трубой «бунтующих» людей, не желающих добровольно идти в цепи. И ведь находились выбравшие жуткую мучительную гибель в противовес мучительной жизни раба в Аду, сам же Дмитрий не согласился бы умереть ни за какие коврижки, зная о долгом повторении пройденного пути.

«Ну и ладно… Мусор не жалко…», — почти заснувший парень в кои-то веки взбодрился, чувствуя себя лидером, ведущим немалую кучу редкостных трусов, мудаков, диванных воинов интернета и просто приверженцев различных религий.

«Вот почему мусульмане в отличие от католиков с христианами не жалуются ни здесь, ни при жизни?», — уж в этом юноша был уверен на все сто, ибо в его ряд ни один из них по-любому не попал. «Что у них за воспитание такое, по крайней мере, у истинных правоверных, благодаря которому они держатся более гордо, чем кто-либо еще, кроме Лкетинга конечно… Я не берусь утверждать, что им подобных здесь больше не присутствует, хватает и всяких раскосых, но эти вообще молчат…», — парень пошевелил плечами, чувствуя нагревшееся до температуры тела металлическое кольцо на шее и перевел внимание на ведомых им «добровольцев».

Сейчас, в эти минуты, компания в упряжке с отрыгнутым Землей хламом его почти не напрягала. Почему бы и нет? Все хорошо, он жив и здоров, разбитые губы с раненной спиной не беспокоят, да и куда боли до той радости, если он движется к «волшебной» капельнице и жуткому миру, полному чудес с новыми открытиями. Родная же, временная остановка планета Земля находилась где-то далеко-далеко, как и плачущая по умершему сыну мать.

«А скорее всего уже не плачет, небось времени много прошло… Сколько я болтался во Временном Хранилище? Просто помнит и грустит…», — Дима жалел мать, всю жизнь его растившую и терпящую множественные попойки, отбирающие ее нервы, но ничего не мог поделать, уж слишком был с ней разный, даже чужой. «Надеюсь у нее все нормально…», — парень глубоко вздохнул, ощупывая отбитыми ступнями неровные камни, по которым уверенно двигался он и его спутники в виде Такеши, Лкетинга и других бесполезных элементов общества, чуждых ему. «Все отлично! Все хорошо!», — жадно вдыхаемый, теплый воздух разогревал обновленные легкие, даря жизнь отлично работающему сердцу, а значит и остальным частям тела.

Слышались размеренный ход узников, звяканье «украшающих» их цепей и, конечно, гулкие шаги идущего позади гиганта Варгха, вкупе с цоканьем трех десятков чертей с красноглазыми сатирами. Если бы не знание настоящей природы гаммы этих звуков, то закрыв глаза можно было бы представить кочевников, переезжающих на следующее место жительства. Много людей и стадо животных… Собака, разведывающая путь, не опасен ли… Цок-цок, цок-цок… Тпру! Айда, пастись!

«Чего только в голову не придет…», — озадаченно хлопнул ресницами Дмитрий, ощущая спиной четкий, размеренный шаг воина-масаи и будто слыша быстрое дыхание Такеши, но самое главное — это размеренное движение покорных людей, переставших издавать бессмысленные вопли с мольбами.

Он повернул шею и всмотрелся в едва различимую в сумраке девушку со спящим ребенком, а точнее в ее аккуратно семенящий силуэт, тянущий за собой представительниц прекрасного пола.

«И с этой все хорошо… Надеюсь она выживет и у нее с младенцем все будет нормально, хотя и так ясно будущее женщин… Уж будущее симпатичных точно… Им просто некуда больше идти, кроме…», — Дима понимал, что женский пол заберут в сексуальное рабство и они растекутся по Геенне Огненной тонкими человеческими ручейками.

Он был на сто процентов уверен, что большинство женщин в Аду используется для плотских утех, остальные уходят либо на продажу садистам-извращенцам, либо для переработки на еду, ежели рожей и телом не вышла. Мальчишка искренне жалел миловидную девушку, защищающую новорожденного малыша от любых взглядов, думая, что вскоре ее младенца заберут, да она и сама, наверное, так считала. В ее случае ребенка проще убить, чем отдать и возможно на съедение, ведь даже на Земле, например в Китае, в очень дорогих ресторанах реально заказать блюдо из абортированного младенца…

«Бедолага… Да и вообще всех их жаль… Не просто же так женщин одинаково клеймят, видимо в них ценится только одно… И это в мире, где умеют выращивать гибридов людей с животными… С такими технологиями влагалища можно встраивать в стены, замещая ими розетки, но я понимаю в чем кайф живого, сформировавшегося человека… Боль, которую можно причинить созданию, родившемуся в абсолютно ином мире…», — его грязные, ноющие ноги размеренно шагали по неровному камню, а серо-голубые глаза уставились на едва различимые одеяния «Анубиса» и толстые задницы двух сатиров с зазубренными клинками на жирных спинах.

Плита за плитой, камень за камнем проплывали метры длинного, почти бесконечного тоннеля и куда он вел — не знал никто.

— Река близко! Лкетинг чувствует! Много воды! Очень много! — возбужденно прошептал туземец, убивший задумчивость Дмитрия, подобно арбалетной стреле.

Парень кивнул, он тоже чувствовал изменившийся запах воздуха, содержащий больше примесей, да и сумрачный коридор заполнялся различными, едва слышными звуками. Что они несли, какие голоса и шумы было неясно, уж слишком неразборчивым являлось их содержимое. Внезапно глаза юноши, успевшие отвыкнуть от неясного света Сортировочной и приспособиться к темному коридору, заметили изменения в освещении. Стали все четче и четче видеться идеальные стыки между отполированными потолочными плитами, плюс камни под ногами намного лучше различались, и если сначала Дима подумал, что ему кажется от усталости, то первый яркий блик с золотых одежд «Анубиса» развеял все сомнения, а спустя секунд пятнадцать и вовсе пришлось прищуриться.

Почти бесконечный, полукруглый коридор подошел к концу и впереди виднелся залитый неярким светом проем, что для узников являлось подобием направленного в глаза солнца. Врата, как таковые отсутствовали, и внутрь свободно врывался свежий теплый воздух вместе со звуками, включающими рыки, крики, гудение, шипение, механические лязги, неразборчивые голоса и многое другое. Это были звуки Геенны Огненной, цивилизация которой зародилась раньше земной, и сейчас их приветствовала!

Каждый из узников почувствовал шепот нового, страшного мира полного рогатых жителей, глаза рабов еще испуганней заблестели, но деваться некуда, ибо противиться — значит, смерть. Девчонка же с ребенком вскинула нос вверх и на ее щеках блестели двегрязные дорожки слез… Она до сих пор надеялась, вот только неясно на что… Каждый мучительный шаг приближал расставание с тем, кто вобрал в себя частичку ее сердца.

«Анубис» замедлил величавое цоканье и черти повторили за ним, что моментально исполнили узники, притормаживающие вслед за направляющими их демонами, а сзади послышался угрожающий рев Варгха и гнусавый бас на кого-то злобно орущего сатира.

Все ближе и ближе… Полукруглый проем заканчивающегося коридора, будто сам шел навстречу и прищурившийся Дима от возбуждения забыл, как дышать. Лкетинг с Такеши сильно напирали сзади, видимо ряд обнаженных рабов не мог затормозить, иначе юношу не несло бы вперед с такой скоростью и вдруг собакоголовый замер, а испуганно-лопочущие пленники резко остановились, не завалившись друг на друга, словно что-то мощное одернуло их.

«Скорее всего Варгх, недаром пустые остатки цепей не звенят… Это же сколько в нем силы и здоровья, чтобы удерживать четыре колоны пленников, где в общем человек двести… Конечно тут все и сами тормозили, но один хрен… Четыре цепи рабов… Как выражается пес этот — человеческого скота… Халк нервно курит…», — зябкая волна уважения к сумасшедшим профессорам Ада, создающих такие произведения «искусства», пронеслась от пяток к темечку.

«Анубис» повернулся и поднял когтистую кисть, словно привлекая внимание закованных рабов, хотя смысл в этом отсутствовал, ибо он являлся единственным кумиром двух сотен, «возлюбивших» его людей.

— Сейчас мы спустимся туда, откуда вас направят на продажу, предварительно подготовив! Можно этого не говорить, большинство здесь так и делает, считая людей бессловесным мясом, но я уверен, что подобные предупреждения делают скотину спокойней и покорней, ведь любое животное любит заботу! — собакоголовый мерзко осклабился. — Не буду обещать быстрый и легкий путь на Рынок, но обещаю, что многие из вас умрут, и возможно обретут долгожданную свободу, ведь мало, кто точно не знает, что ТАМ!За второй смертью! — рабы, внимающие речи демона, пахнули страхом, покрывшим Диму гусиной кожей, и он усиленно задышал по японской методике, стараясь не напрягаться. — Поэтому приготовьтесь и добро пожаловать в порт Харон! Место, откуда для людского мяса начинается Геенна Огненная! Ха-ха-ха! — название порта, олицетворяющее имя перевозчика мертвецов с силой ударило по успокоившемуся юноше, и не только по нему, ибо сзади раздалось множественное «Ох!», означающее, что не он один знает сие имя… — А теперь прошу следовать за мной! Ад ждет своих героев! — собакоголовый величаво развернулся, блеснув золотом одежд и направился вниз по широкой, дороге из гладких серых плит, а выходящим наружу, звенящим цепями рабам открылось невообразимое зрелище, равного которому не наблюдал ни один из живых людей.

Огромная, затянутая плотными облаками и не поддающаяся описанию пещера размером с княжество Монако расстилалась перед сотнями испуганных глаз, и не было ей ни конца и края. Она походила на сказочное подземное царство, рисуемое в детских сказках и мечтах Гитлера, искавшего в Арктике вход в мир, скрывающий древние цивилизации. Клубящиеся облака, прячущие невообразимый потолок, скрывали не только каменистую поверхность «небосвода», но и летающих там существ, походящих на птиц, во что не слишком верилось.

Дорога, направляющая узников состояла из плотно подогнанных друг к другу плит и небольших, ограничивающих ширину бордюров, таких же ровных и гладких. С правой и левой стороны виднелось множество подобных ей путей, ведущих вниз к небольшому городку и несущих на себе вереницы закованных человеческих рабов. Эти несчастные ничем от них не отличались, контролируясь такими же чертями и «Варгхами», размахивающими электрическими кнутами даже над смиренно движущимися пленниками, то есть огребали, не выделываясь, что обидней всего.

«Хм… А я еще жалуюсь… Другим вообще не повезло, лупят почем зря, у нас же почти, как в Диснейленде, только мороженого не хватает… Недаром Варгх такой недовольный… Знает ситуацию на других участках, где хлыстом машут сколько хочется и завидует…», — Дима сделал важные для себя выводы и продолжил осмотр окрестностей.

Сам адский городок, куда спускались вереницы пленников, состоял из небольших домишек, будто украденных из Египта, по крайней мере, той его части, что живет внизу, за уровнем бедности. Двух и трехэтажные, построенные из камня, внешне ничем не отличающегося от земного, с не застекленными окнами простой, прямоугольной формы.

«Как ни плюнь, а в Аду проскакивает слишком много египетского… Получается Церковь действительно придумывает религии на любой вкус, собирая их из осколков старых вер… Молодец Анатон… Все знает, нигде не соврал…», — любопытство терзало его, и юноша решил посмотреть назад, на место, изрыгнувшее ведущие вниз дороги.

Увиденное им, кроме массы рабов и лиц Такеши с Лкетингом, посмотревших туда же — повергло в шок… Это была огромная, высоко уходящая пирамида, а точнее ее часть, врезанная в гору, чья вершина стыдливо пряталась за плотными облаками. Создавалось ощущение, что неведомые зодчие не дорезали ее до конца или все так задумывалось… Спускающиеся вниз дороги выходили из отверстий в незаконченной передней части пирамиды с едва начатыми боковыми гранями и верхушкой, прячущейся вместе с горой в «каменистых» небесах. Не хватало лишь гигантского сфинкса, хотя с такими талантами — это дело недолгое.

Дима ошалело повернул шею обратно, переваривая увиденное. Уже чего-чего, а пирамиды в Аду он не ожидал… Хотя не такой уж он знаток Геенны Огненной, дабы чего-то от нее ждать. Юноша тупо моргнул, автоматически шевеля ногами, стараясь не отставать от «Анубиса» с красноглазыми сатирами и оставив полученные впечатления на потом, уставился на приближающиеся домишки с грязными, расходящимися в стороны улочками и широкой, наверное, центральной дорогой, ведущей к огромному количеству воды. Воды уходящей за горизонт, то есть за край гигантской пещеры… Как бы ни называлось это море или гигантское озеро, но называть его рекой было бы оскорблением.

«Мать-перемать…», — голова мальчишки сгенерировала единственный комментарий, и громко хлопнув ресницами, опустила зрачки на городские улочки с мелькающими там местными жителями.

Как они выглядели, Дмитрий пока не мог различить, но пребывал в уверенности, что они являются чертями, такими же обычными, как слегка отличающиеся друг от друга люди. Кроме них по улочкам двигались массивные животные, везущие восседающих на них местных венцов творения Господа, как бы это дико не звучало.

Увиденное поражало воображение… Земные священники готовили рабов божьих в Ад, как в место полное издевательств над людьми кровожадными существами, озабоченных пытками, а те здесь просто жили, ели, спали, покупали и продавали человеческое мясо, не страдая от угрызений совести. Обычный мир, просто иной… Юноша вновь обернулся, не обратив внимания на цокающего рядом бесстрастного рогатого с копьем, так напоминающего Анатона, и посмотрел на огромную пирамиду, внутри которой недавно побывал.

Множество выходов и столько же дорог… Огромное количество людей умирает на Земле и всех их следует отсортировать, а затем продать или переработать… Ад не просто место, где люди отбывают вынужденное наказание, а необходимейшее звено в бесконечности Вселенных, созданное для огранки и шлифовки созданий, решившихся пожить в материальном мире, дабы набраться знаний и опыта, а также понять, что такое боль и сострадание.

Черти не понимают, зачем создали их и ангельский мир, а все оттого, что здесь отсутствуют философы. Кто бы не придумал сию кошмарную Вселенную, Он все прекрасно рассчитал, в одно мгновение сотворив ангелов и демонов, дабы те сконструировали созданий, способных принимать внутрь себя существ, не знающих материального облика и вследствие этого не могущих полноценно развиться. Не могущих, ибо не видали жизни, смерти и не чувствовали физической боли.

Ад с Раем являются такими же школами жизни, как и Земля, считающаяся здесь помойкой и тюрьмой одновременно. На самом деле эти две Вселенные неразделимы. Геенна Огненная отправляет своих преступников на Землю, а люди идут умирать в Ад. Два разных университета, два параллельных инь и янь…

— Добро пожаловать на следующий уровень… — пробормотал Дмитрий, ошарашенный внутренним откровением, а масаи переспросил:

— Что ты сказал белый брат?

— Да-да, что ты сказал, Дима-сан? — тонкий голос, шустро перебирающего босыми ногами японца, лучился любопытством, а юноша глубоко вздохнул и, глядя на просторы разлившейся шире горизонта воды, над которой размахивали остроконечными кожистыми крыльями, пронзительно-кричащие птицы, похожие на ящериц и чаек одновременно, вымолвил:

— Человеческая родина… Мир, откуда вышли люди, дабы учиться и учить всякие летающие шарики…

Часть 3. «Брызги реки мертвых»

Глава 1

— Учиться и учить? Всякие летающие шарики? Ты о чем, Дима-сан? — любопытный Такеши, ошарашено оглядывающий открывшееся великолепие, не упустил возможности задать вопрос, да и осматривающийся масаи недоуменно глянул на парня, частенько говорящего непонятным языком.

— Учиться самим и учить тех, кто сам того не зная, спит внутри людей… Я недавно рассказывал… — Дима поерзал плечами из-за вновь «загоревшейся» раны на спине, осторожно спускаясь усталыми до невозможности ногами.

— Душ, вселяющихся в людей еще до рождения? Это их ты называешь шариками? — идущий точно за ним японец не думал отставать, да парень был и не против, просто сейчас его больше волновал новый, так называемый потусторонний мир, все больше и больше распахивающийся перед серо-голубым взором.

— Угу… Я так видел во снах. Не знаю бред или нет, но шар вообще самая простая форма… Наверное там, после еще одной смерти мы выглядим шариками, потому что, во-первых выделываться не перед кем, а во-вторых закон сохранения энергии лучше работает в таком виде… — задумчиво произнес Дима, жадно впитывая свежий воздух и внимательно рассматривая окружающий мир, полный демонов, жутких пыток, тайн и переплетения легенд, но в тоже время радующий масштабом, новизной и уникальностью.

— Понятно… Если сон, то конечно не сто процентов, но вообще ты прав Дима-сан… Вселенная состоит из атомов, а те и подавно из более мелких частиц и все они круглые. Миром движет колесо, и чем оно лучше, тем быстрей он катится, — пробормотал низкорослый японец с лохматой шевелюрой и замолчал, быстро семеня избитыми ногами.

— А с человеческими способностями делать из хорошего — плохое, колесо катится не вверх, а вниз, вот только хохочущая толпа не знает об этом… — прокомментировал последнюю фразу Дима, привычно облизав распухшие губы сухим языком.

— Верно сказано, Дима-сан… Очень верно… Люди сами себя убивают, вот только почему я понял это только здесь? — уныло пробормотал азиат, задумчиво глядя на огромное количество воды, уходящее за горизонт и думая, что это действительно Сандзуногава.

— Лкетинг понимает о чем говорят Ди-ма и Та-ке-ши! — как обычно по слогам произнес с легкостью шагающий воин-масаи, с рождения бегавший по скалам и джунглям босиком. — В мире духов много летающих шариков, а Лкетинг много знает о мире духов! Лкетинг должен был…

— Стать шаманом! — хором произнесли японец с юношей и улыбнулись, все-таки даже в Аду находилось место положительным эмоциям, а рядом цокающий черт скосил на троицу «Спящих» оранжевый глаз.

— Да! — довольно кивнул мускулистый, чернокожий туземец. — Братья масаи иногда умирали, но снова рождались! Энгаи — бог масаи дарил им новые тела, и Лкетинг видел глаза братьев в маленьких детях соседних племен! Еще Лкетинг знает, что белый брат и желтый брат, тоже его братья! Но Ди-ма с Та-ке-ши не знают об этом! — искренность, исходящая из воина-масаи поражала, а его последние слова содержали чистейшую правду, ведь недаром русский, японец и масаи притянулись друг к другу сильней, чем магнитом огромной мощности.

Такой человек, как этот перевитый сухими мышцами туземец не мог обмануть или предать, как и с ним невозможно сделать подобное, если только решившийся на это, не является законченным ублюдком. Рожденный в Африке воин-масаи так и не понял рассказ Дмитрия, обобщенно описавшего царящие здесь порядки с историей создания людей, а все из-за непонимания современных слов и терминов, однако он прекрасно обучался и легко адаптировался к местному жизненному укладу. Еще недавно бывшие сном и только сном, непривычные человеческому взору демоны, стали вполне реальными, жестокими и не очень созданиями, и Лкетинг мгновенно воспринял их, как само собой разумеющееся, посмотрев в глаза каждому, заинтересовавшему его адскому отродью.

Сейчас же чернокожий воин-масаи совершенно не сопротивляясь, двигался вперед за укутанным в золотые одежды собакоголовым демоном и двумя сатирами, ведущими его и других обнаженных узников в рабство, заковав перед «увеселительной» прогулкой в поржавевшие цепи, однако спокойно к этому относился. Среди множества израненных плетью узников, масаи оставался человеком во всем. Именно так должны выглядеть люди, если желают, чтобы слово «человек» звучало гордо, а не как пьяное бормотание после слюнявого мужского поцелуя в косматую щеку со словами: «Ты человечище, Витя! Человечище! Я тебя уважаю! Наливай!»…

Легко воспринимающее постоянно меняющийся мир дитя природы, органично адаптирующееся к жизненным переменам с максимально возможными удобствами. Вот так звучало наиболее краткое определение Лкетинга.

И сейчас троица, притянувшихся душами «Спящих» с любопытством вглядывалась в неспешно раскрывающийся их требовательным взорам удивительный подземный мир Геенны Огненной, откуда предстоит нелегкий путь по огромной реке или же морю. А за их плечами различной ширины и цвета, монотонно и с плещущимся в глазах страхом шагала длинная вереница закованных людей с израненными спинами. Ни один из них не желал добровольно двигаться, поэтому был прикреплен к соседу покрытой легкой ржавчиной цепью, как и любой другой человек в трех параллельных колоннах.

Расстилающаяся до горизонта вода, ограждающая от внешнего мира Ада приближающийся городок, размерами не слишком походила на реку, однако услужливо выталкивала из памяти слова Гоголя, написавшего бессмертную фразу: «Не каждая птица долетит до середины Днепра», — и каждый раз, когда Дима слышал эти слова, то представлял Днепр, как нечто бескрайнее и огромное. А как еще можно думать, если птицы могут путешествовать в любую сторону света, на коль угодно большие расстояния? Лететь куда пожелают, распластавшись на потоках нагретого солнцем воздуха… Вот и здесь масса воды, называемая в древних мифах Рекой Мертвых, больше смахивала на море или гигантское озеро над блестящей поверхностью которого летали крылатые создания, походящие на птиц лишь крыльями, остальное в их формах ассоциировалось с фильмом «Парк Юрского периода», то есть динозаврами, причем не травоядными.

Кроме этих ящероподобных существ по поверхности уходящей за горизонт воды сноровисто и юрко носились разнообразные суда, смахивающие на корабли, бороздящие океанские просторы Земли, не более чем формой, остальное украли из мира фантастики. Новое, исправленное Генной Огненной идеальное зрение, позволило рассмотреть, что большинство этих юрких судов практически не касаются воды, летая над ней и разбрасывая фонтаны брызг во все стороны. Произведенные в Аду корабли, будто обладали антигравитационной подушкой, держащей их корпуса на минимальном расстоянии от поверхности Реки Мертвых, но точно сказать невозможно.

Кстати, когда четыре вереницы рабов только вышли из темного, прячущегося в гигантской пирамиде коридора, эффектно открывшего для измученных, обнаженных пленников новый мир, Дима случайно заметил крупное судно, плывущее… Именно плывущее вдаль, в сторону горизонта, и вот сейчас оно все еще двигалось, почти не уменьшаясь в размерах. Этот гигантский по сравнению с мелькающими на воде разномастными суденышками корабль, выглядел плоским, уродливым и не могущим плавать. Его выполнили настолько топорно, что казалось, будто в нем собирались жить на одном месте, а не покорять водные пространства Геенны Огненной. В двух словах, прямо квадрат Малевича, сбежавший с оригинальной картины, мечтая разрезать квадратным носом поверхность морей и вот теперь неуклюже бороздящий просторы Реки Мертвых, предлагая услуги грузоперевозок населению, живущему за чертой бедности.

«Вот на таких кораблях, наверное и перевозят новоявленных рабов Ада, то есть нас, прибывших с пылу, с жару грешников… А чего тут такого? Подумаешь комфорта минимум, и даже меньше… Условий для жизни человеческому мясу не требуется, жрать не хочется… Интересно, когда вообще захочется?», — Дима отвлекся от «оптимистичных» мыслей, оглядев впалый живот и тут же, в который раз ударившись большим пальцем левой ноги об выступ неровно уложенной или приподнявшейся от времени плиты. «Блин! Больно же! Строители херовы! Руки отбил бы за такую дорогу! Так о чем я думал? Так-так-так… Ага! Ну вот… Закидали в трюм, да приковали к веслам, а если морское чудище нападет, типа сказочного Левиафана, то можно пару десятков рабов сбросить, чтобы те его отвлекли, а остальным плетей всыпать и поплыли с ускорением, тем более в таких здоровенных корытах, наверняка огромными партиями возят, если меньше, то сильно затратно получится… Окупаемость ни о чем… А так пару ударов кнутом Варгха и нитро, как в «Форсаже»… Адьес Левиафан! Привет рыбам!», — чем дольше голожопый юноша размышлял, замученно шагая за величаво-цокающим «Анубисом», тем менее манящими представлялись дальнейшие перспективы. «С другой стороны здесь прямо-таки огромное количество плюсов! Вот чем я занимался на Земле? Пил, курил, ел, спал, лежал в наркологии и абсолютно ничего не хотел, кроме как мечтать о красивой жизни, когда с помощью золотой рыбки излечусь от алкоголизма! А здесь? Не успел очнуться, причем трезвый, как от меня отрубили несколько кусков, после чего убили, а затем, оживив совершенно целого, повторили отрубание, снова заново собрали и скинули в огромную светящуюся трубу, полную воды и чуть-чуть «живую». Далее эта труба, чуть не меня утопив, медленно пережевала и выплюнула в местную Сортировочную, где я увидел древнего египетского бога, кучу сатиров, чертей и гигантского тупого монстра, сейчас идущих рядом и ведущих кучу земных, типа грешников в какое-то место для подготовки к продаже… Все настолько новое, жуткое, но в тоже время удивительное, быстро меняющееся и до ужаса болезненное! Однако любое взросление идет через боль… Только так можно вырасти, познав настоящую цену жизни… Раньше я этого понимать не хотел…», — Дима разлепил ссохшиеся губы и втянул здешний, насыщенный влагой воздух, освежающий тело и обезвоженный рот.

Следуя вниз за собакоголовым, он внимательно разглядывал подземный кусочек Ада, в полной мере наслаждаясь красотами окружающего, такого ужасного мира, коим пугают взрослых и детей Земли… Насколько точен рассказ старого Анатона и какие тайны скрывает земная история, предстояло узнать именно здесь — в Геенне Огненной, ведь только в Аду могут быть до сих пор живы свидетели настоящего прошлого третьей планеты от Солнца, и их знания наверняка противоречат «настоящей» истории, начавшей переписываться триста лет назад при Петре I. По крайней мере, ускоренный сбор книг по всей России этим, ненавидящим все русское правителем, говорил именно о сокрытии правды, ведь оригиналов больше никто не видел, так как они случайно сгорели, зато остались все, буквально пять минут назад написанные копии.

«Эх Петя, Петя… Прорубил окно из Европы в ранее недоступную и пугающую Россию, а теперь люди мучается от засилья гомосятины с зоофилией и трансвеститами… Самое главное, ежели буду узнавать правду — не обоссаться от любопытства, а то решат, что от слабости или врожденной психологической травмы…», — Дмитрий прекрасно осознавал, что узнать настоящее земное прошлое, подобно на ядерному взрыву в голове, раскаленной волной сметающему обман, годами впитывающийся в неокрепший разум каждого, умеющего думать жителя Земли!

Уж от этого точно свихнешься, когда рухнет ВСЁ, навязанной лживой школой и высшим образованием, целенаправленно лгущих людям, превращая их в рабов. В том, что кругом ложь, Дима был уверен на двести процентов, иначе, отчего никто не хочет рассказать, почему все леса в России возрастом в двести лет? И каким образом проклятые места, прячущиеся в тайге и называющиеся Чертовыми, Адовыми, Гиблыми заставляют стрекотать счетчики Гейгера? А огромное количество идеально круглых озер, называющихся карстовыми, но выглядящими, как воронки от взрывов?

Все эти тайны тщательно скрываются и не выносятся на поверхность, причем даже на глаза обычным обывателям в большинстве своем тупо-чавкающим перед зомбоящиком и разучившимся логически мыслить, только почему? Кому-то выгодно, дабы люди не желали думать и ничего не знали о собственном прошлом, оставаясь неспособными сопротивляться ничтожествами, умеющими лишь размножаться и кланяться всем подряд. Начиная от множества богов и заканчивая работодателем в виде директора ларька «Зубочистки в розницу» в Тутуевске с десятитысячным населением.

Мальчишка набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул, любопытно оглядываясь и ни капельки не боясь идущих спереди свинозадых сатиров с тусклыми клинками и величаво-шагающим «Анубисом», будто плывущим в золотых одеяниях. Далеко позади периодически взрыкивал Варгх и гнусаво ругался прямоходящий поросенок, а масса отсортированных узников понуро плелась навстречу приключениям в Аду. Среди них мало, кто обращал внимание друг на друга, будучи озабоченным собственными проблемами, лишь в редкие моменты, сплачиваясь с толпой, бездумно поддавшись на провокации более свихнувшегося индивидуума, обладающего опьяняющей разум харизматичностью, что превращала разрозненных, трусливых людей в единое, брызжущее слюной животное. Других вариантов для сей безликой массы быть не могло, если только из области научной фантастики, но она, как раз и являлась вплетенной в мир Ада, рисующийся с помощью расшифровывающихся строчек мифов и легенд разных народов Земли.

Высокий, каменный «небосвод» огромной, просто-напросто невообразимой пещеры, сумевшей вместить целый город, то здесь, то там мелькал над витающими вверху плотными облаками темно-серого цвета, а сами стены огромного подземелья находились на немалом расстоянии друг от друга. По крайней мере, на глаз его прикинуть было невозможно, а огромное количество лениво отблескивающей воды, так и вообще уходило никуда, ничем не перегораживаясь и просто расплываясь в дымке серого горизонта…

Здесь неизвестным было все, тем более это необъятное великолепие на самом деле могло являться гигантским гротом, созданным для иной расы или не «для», а иной расой, и получается, что черти, придя сюда, воспользовались этим местом, отчего-то покинутым бывшими хозяевами. Слишком много загадок, неизвестных ни одному из новоявленных узников Ада…

Масса летающих над водой и под «небом» пещеры крылатых тварей издавала громкие, противные звуки, периодически пикируя над множественными колоннами пленников, идущих по параллельным дорогам из невообразимо огромной пирамиды. Весь внешний вид местных «птичек», от криков которых хотелось обделаться говорил, что создания, сказавшие громкое «нет» перьям, могут сожрать любое живое существо с костями и зубами включительно, уж слишком не походили на синичек из центрального парка любого города мира. Чего хотели или ждали эти небольшие крылатые ящеры, летая над унылыми грешниками — неясно, возможно смерти какого-нибудь замученного узника, дабы сполна насытиться его телом, однако недаром из Сортировочной вышли физически крепкие люди, правда не все отягощенные мозгами, отчего в большинстве своем и выжили.

Выложенные гладкими плитами дороги, выходящие из огромной пирамиды, несли на себе длинные вереницы закованных, голых людей, ведомых похожими на Варгха монстрами и чертями с мордами не только козлов, но также баранов и матерых, словно вышедших из леса кабанов. Их сопровождали неизменные сатиры, контрастируя гладкими рожами с мордами новых видов чертей, ну и, конечно же, присутствовали всем заправляющие собакоголовые и не может быть… Дима поразился своим глазам, не ожидая увидеть такое в Аду… Худощавые ящеры.

Эти разумные подобия пресмыкающихся не сильно отличались от земной родни, будучи обладателями волочившихся по земле хвостов и чешуйчатых морд, а в остальном такие, как вся адская братия, идущие в перевалку и помахивающие смертельными золотыми жезлами, сопровождаясь парой-тройкой скачущих толстожопых сатиров.

«Следовало ожидать, что в Аду нечеткое подразделение на принадлежность к определенным слоям общества… Скорее все зависит от умственных способностей, то есть может быть даже возможен вариант рабовладельца сатира или черта с козлиным рылом… Однако ящерицы очень подходят к этой категории, тем более именно принадлежащих им рабов бьют за просто так… Врожденная жестокость, наверное, хотя у рептилий вообще эмоций быть не должно, если только минимум…», — парень всматривался в новый тип адских жителей, прикидывая, что это за бог в человеческой мифологии. «У греков это вроде символ Меркурия… Или нет… Да! Точно! Меркурий — бог торговли и мудрости! Точно-точно, вот поэтому и показались подходящими, ибо в торговлю точно рожами вышли… А еще ящерица в земных верованиях к нечистой силе относится, что в принципе тоже верное… А еще… Еще… Что-то из теории заговора… Типа ящероподобные инопланетяне участвовали в захвате Земли и создании человеческой ДНК… Существуют древние барельефы на затерянных в джунглях храмах — фотки в интернете видел — там два ящера в спиралевидную фигуру вставляют разные шарики, типа конструируют ДНК… Да-а-а-а… Дела… Куда ни плюнь, а они тоже из Ада, и ведь люди когда-то знали, но эту информацию постоянно уничтожают, вместо рептилоидов подкладывая фотки гамбургеров и сисек, делая из человека животное, желающее жрать и трахаться… Ну, а как еще… Тут в Аду рабочей силы не хватает, поэтому никакого стремления к бессмертию не положено… Молитесь, жрите и умрите — это ваше предназначение!», — Дима горько вздохнул, измученно переставляя ноги и вглядываясь туда, где сходились собирающие рабов дороги, соединяясь в одну широкую и проходящую сквозь маленький населенный пункт Ада.

Не только взрослые, пожившие жизнь люди двигались параллельно им. Присутствовали вереницы рабов, состоящие из детей, мальчиков и девочек, клейменных одним тавро и скованных единой цепью. Ряды только начавших жить, но отчего-то умерших ребятишек формировались от юных до подростков разнообразного телосложения, от худых до жиртрестиков, юными же были те, что выглядели на шесть-семь годиков, далее возрастная шкала увеличивалась, совсем немного не доходя до взрослых лет.

Дмитрий, ошарашено разглядывающий разнообразный человеческий товар ведомый демонами на подготовку к продаже, прекрасно слышал душераздирающий плач, раздающийся со стороны закованных в цепи детей, спускающихся вниз под надзором ужасных для них монстров. Наиболее старшая возрастная категория плакала не вся, многие из умерших подростков шли, угрюмо опустив головы, не издавая ни звука, а лишь настороженно сопя, но таких детей было мало. Как заметил перебирающий усталыми ногами юноша, молчаливые ребятишки были не европеоидной внешности и выглядели хорошо сложенными в отличие от других, выделяющихся хоть небольшим, но лишним весом. Это вполне естественно, ведь большинство нынешних детей рождены в мире полном смартфонов, уродующих иммунитет прививок, вредной еды и бесконечного ухода со стороны тупоголовых мамочек, трясущихся за одетое в тысячи шуб чадо. Эти дети могут показать себя только в виртуальной реальности, позиционируясь друг перед другом в роли супергероев и красавчиков на аватарках, однако в реальной жизни являются уродливыми, болезненными толстяками, умеющими лишь жрать, спать и болеть, а во всем виноваты их молодые мамаши.

Существует так называемый «синдром цыганского ребенка», когда не привитые дети босиком носятся по лужам до ноября месяца и ничем не болеют в отличие от уродцев, растимых заботливыми дурами-мамашами, не понимающими, что каждая прививка, каждая бутылочка пепси и каждый пакетик чипсов являются ядом, продаваемым только ради прибыли.

Человечество уже давно копает себе яму, с тех самых пор, когда поверило производителям вакцин, начав передавать им в руки своих младенцев. Теперь почти ни у одного из нынешних взрослых и детей нет своего нормального иммунитета. ПРАКТИЧЕСКИ НИ У КОГО, лишь зависимость от антибиотиков, убивающих естественную микрофлору человека.

Люди умирают от СПИД'а, то есть иммунодефицита, а если подробнее, то описанного выше отсутствия иммунитета, уничтоженного многочисленными прививками, не давшими ему сформироваться. Еще чаще вакцины умертвляют младенцев во время сна и самое лучшее тому подтверждение — синдром внезапной детской смертности — СВДС, когда недавно рожденные, только привитые детишки перестают жить, и никто не знает отчего, но почему тогда ни один врач не согласился вколоть себе комплект детских прививок, хоть за это и обещано сто тысяч долларов?

Ответ прост, как совковая лопата. Людей заранее растят слабыми, и ни на что не способными, чем хуже, тем надежней. Их растят для того, чтобы они беспрерывно лечились, помня только о своих болезнях, запрещающих бегать по утрам, отжиматься и читать книги, портящие такое ненадежное зрение… Спустя еще одно поколение и ни одно человеческое тело не сумеет себя защитить, потому что из человеческой расы вычистят защищающих ее зверей, вот тогда и начнется новая эпоха. Эпоха вымирания.

«Интересно, почему они умерли? Хотя не такое уж и большое количество, однако с другой стороны, если каждый день по столько, то наверное очень много… Такие юные умирают… Даже при самом плохом раскладе невозможно угробить здоровье за столь малое количество лет… Может они все раковые? Вон лысеньких сколько… Непонятно… А ведь стопудово существует место, куда попадают абортированные младенцы и просто умершие при родах дети, куда тогда определяют их?», — Дима с любопытством взглянул на ссутулившуюся девушку с ребенком и приятной грудью, непонятно, как очутившуюся в Геенне Огненной и до сих пор неразделенную с умиротворенно спящим младенцем. «Интересно, как вообще происходит торговля человеческим товаром? У чертей наверняка существует отлично налаженная, безотказная система доставки… Неизвестно, монополизирован ли данный бизнес государством или же он чисто коммерческий, где часть доходов отдается в местную налоговую, но возможен же такой вариант, что здешние Сортировочные нечто вроде земных, золотоносных приисков? Допустим, купил «Анубис» участок в гигантской пирамиде, прорубил и отремонтировал с помощью наемных рабочих аккуратный коридор и приличных размеров помещение для приходящих рабов, ну и само собой заказал ответвление из светящейся трубы, зарегистрировав лицензию, допустим на торговлю взрослыми людьми. Не дорогую и не дешевую, ведь их мрет много, но бесполезных здесь стариков еще больше, а вот дети и молодые девушки ценятся на порядок дороже… Следующая задачка купить Варгха или вырастить самому из первого, пойманного на пробу узника позлобней и одновременно сообразительней, а после нанять чертей для охраны, подписав договор с сатирами на упаковку, сопровождение и помощь в доставке. Почему бы и нет?», — Дмитрий разлепил сухие губы, и ошалело захлопал серо-голубыми глазами, уж слишком бредовая, но от этого не менее реальная идея пришла во всклокоченную голову, однако он не стал на ней зацикливаться.

Ощущая израненной спиной ровное дыхание невозмутимого, перевитого сухими мускулами Лкетинга и тишину от наверняка крутящего головой Такеши, парень с жалостью рассматривал детей, ведомых на продажу адской братией, да и не только он с друзьями горестно глядел на множество голых ребятишек… Практически каждый, еще живой внутри, прикованный на цепь узник Ада осторожно рассматривал несчастных детей, где большая часть кричала, обливаясь горькими слезами ужаса и боли. И как бы обнаженные рабы не были запуганы немалым количеством страшных смертей произошедших среди них, однако не могли сдержаться и сомкнутые в страхе уста распахнулись, переполнившись жалостливого удивления, смешанного с неприкрытым ужасом происходящего.

— О Господи! Дети! Это же дети! Посмотрите, детей ведут! За что бедным крошкам такое наказание?!

— Пресвятая Богородица, помоги чистым душам выбраться из Ада! Уничтожь семя сатанинское!

— Иисус Вседержавец! Залей водой святою место проклятое! Вскипяти огнем небесным, Зло выпарив!

— Что творится, что творится… А я себя жалею, хоть и жизнь пожил… Что я за человек такой…

— Бедные дети, маленькие, большие! Господи, Господи! Сохрани души юные, Зла не видевшие!

— Пресвятой Боже, какие среди них малютки! Куда же их ведут!? За что детишкам эти муки?!

— Иисус Христос, святой бог! Пожалей детей! Подай длань свою им и забери в чертоги на Небесах!

Такие и подобные им комментарии раздавались на протяжении всей длины цепей, ведущих в неизвестность чуть больше полторы сотни пленников, и среди них оказалось очень мало равнодушных к судьбам попавших в Геенну Огненную детей, без сопротивления идущих отрабатывать несовершенные грехи. Но не только бедной, несчастной и горько завывающей ребятней запомнилась Дмитрию дорога в маленький, адский городок рядом Рекой Мертвых. Группы по шесть-восемь чертей и паре не толстых, а даже жирных сатиров вели едва бредущих стариков и старушек разных наций и вероисповедования.

Эти ни шатко, ни валко движущиеся вниз, пожившие жизнь люди прекрасно знали, что их ожидает, и сбегать не собирались, тем более, что здоровья не хватило бы. Кому они нужны, ведь «волшебная» капельница не подарит молодость их пережеванным жизнью, жилистым телам, состоящим из не самого лучшего мяса… Колонны даже не закованных в цепи пожилых людей, безмолвно передвигали худые, морщинистые ноги, полностью покорившись судьбе, да и чего им рыпаться, рассыпаясь в стенаниях, если они давно готовились умереть. Единственное, что их смущало, заставляя изредка поднимать тусклые, недоумевающие глаза — это основанная на старых традициях, полностью устоявшаяся картина Ада, совершенно не похожая на раскрывающуюся. Несчастные старики совсем растерялись, увидев то, чего не рассказывал ни один священник, раввин или мулла, которому они доверяли самое личное из своей бесхитростной жизни и мыслей.

Многие из них верили в Рай, беспечный, уютный и полный старых друзей, терпеливо ожидающий их после жизни, другие ждали простой, жестокий и бессмысленный Ад, где просыпаешься уже в котле с кипящей смолой, но никто не ожидал подобного поворота судьбы. Повидавшие жизнь дедушки с бабушками и не подозревали, что судьба уготовила им участь кормить молодых и сильных рабов своими, перемолотыми в студень телами, хотя почему бы и нет? Немалую их часть в могилу свели родственники, ведь всегда найдутся люди, приходящиеся по бумагам родной кровью, однако вгоняющие в гроб за дешевый блок в общежитии…

Поэтому можно накормить внука и там, и здесь, если дед во временной петле пробудет этак лет пять, а запомнившийся веснушчатым карапузом взматеревший ублюдок, как раз тянет лямку на шахтах Геенны Огненной, не успев толком пожить в грубо отжатой у старика квартирке.

Это будет не самая лучшая встреча, ведь во время нее можно увидеть и услышать, как молодой, еще больше ожесточенный Адом родственник кричит: «Отрубите мне его ногу! Это мой дед, я имею право на кусок побольше!», — а после умереть до конца, когда тело покинет последняя кровь, отпирающая внутренние двери, так долго удерживающие, мечтающую летать душу…

Вот какая она, суровая реальность… Очень часто стариков лишают здоровья родные дети, монотонно грабит внук-наркоман, спаивает племянник, мечтающий о включении в наследство или пожирает государство, забыв сказать спасибо за прожитые деньки и отработанные на благо Отечества годы. Глядя на бредущий в объятия смерти пожилой люд становится понятно, отчего так мало людей погибает внутри Сортировочной, ведь человеческий скот полезный лишь для переработки в пищу, можно уничтожить раньше, дабы не тратить усилия, но… Тогда возникнет проблема сохранности мяса в жарком и влажном климате Ада, а значит, проще довести их до нужного места и убить уже там. Погибших же здесь, в Сортировочных выгодно использовать на месте, городок-то маленький, а значит, полежавшие трупы быстро продадутся, мало ли кому скотину кормить надо…

Дима, смирившийся с болью в ногах, как с чем-то естественным, еще раз поразился насколько все грамотно устроено в Геенне Огненной. Выживаемость прибывшего с Земли человека шаг за шагом проверяется на каждом этапе нового жизненного пути, и чем ближе конечный пункт прибытия, тем дороже или дешевле становится переживший тяготы пути раб, наполняясь новыми комментариями к первичным характеристикам, сгенерированным еще в первые минуты пребывания во Временном хранилище.

Только-только прибывший в Ад человек болтается во Временной петле, где здешние компьютеры считывают его данные, затем следует пыточная лежанка, на которой анализируется истинная натура с проверкой на выносливость и моральную устойчивость, после чего выжившего грубо бросают в «живую» трубу, внутри которой есть пятьдесят вариантов из ста, чтобы захлебнуться. И не успевает грешник прокашляться водой, выпитой в последнем «аттракционе», как понимает, что оказался на следующем этапе — в Сортировочной — месте, разделяющем людей на храбрых, умных, трусов, безумцев, религиозных фанатиков, ничтожеств и так далее, после чего их заковывают в цепи и ведут вниз. В адский портовый город, зовущийся Хароном, чьим основателем возможно является тот самый перевозчик мертвецов, начинавший с одной лодки, как описано в мифах Древней Греции. Все может быть.

От нескончаемых мыслительных процессов в безумно желающей спать голове, у Димы заболели виски, а городок приближался ближе и ближе, до него оставалось примерно сто метров. Идущие сзади и параллельно узники что-то беспрестанно шептали, как вариант комментируя окружающий мир, такой непривычный и поражающий воображение, а от Лкетинга с Такеши исходила привычная тишина, насыщенная ровным дыханием.

«Молодцы…», — подумал парень, шевельнув плечами и чувствуя, как натирает кожу металлическое кольцо на шее. «Как там японец? Держится, надеюсь, а то чего-то я за него — художника — переживаю, да и за девицу с ее мелким…», — большой палец левой ноги ударился о выступающую плиту и Дима прокомментировал это громким «б. ять», заставив оглянуться величаво-цокающего собакоголового, заинтересовавшегося, кто среди понурого человеческого скота не сдерживает эмоций.

Увидев виновника произнесенного «бляка», он довольно оскалил угольно-черную собачью пасть и отвернулся, а весело-цокающий позади сатир, заметив хозяйские эмоции, решил полюбопытствовать и посмотреть на заинтересовавшего «Анубиса» узника, достав на всякий случай зазубренный клинок. Дмитрий же, став целью двух, поочередных демонических взглядов из разных прослоек адского общества, похолодел, что в животе, что в заднице, и это явно отразилось в виде бледности, быстро покрывшей лицо.

Карликовый свин с рогами, увидев готового обоссать ноги «Спящего», радостно ощерил клыки и довольно отвернулся, убрав мачете за спину, так им и не воспользовавшись. Судя по всему, для него происходящее являлось не работой, а веселой игрой с элементами садизма над безвольной скотиной, в отличие от демона с собачьей головой, постоянно ищущего в «Спящих» нечто одному ему известное. Возможно, он непрерывно создавал рабам цену, как и любой другой предприниматель, радующийся отличным вещам, качество которых может внезапно вырасти и другого юноше в голову не приходило.

«Даже непонятно, что и думать… Столько всего навалилось… Такое количество неизвестного, так много информации… Не хватит и ста тысяч жизней, чтобы изучить окружающую Вселенную, а ведь существуют параллельные ей и будь такая возможность, я бы никогда не смог остановиться заниматься этим… Любопытствовал бы миллионы лет, дай только волю…», — мысли, стремящиеся так далеко и не волнующие большинство людей, что рождались ради плотских удовольствий, подтверждали внутреннюю суть юноши, родившегося на Земле в человеческом теле для судьбы отличной от миллионов других.

И не имеет значения, что о себе думает любой другой человек, но он будет считать себя пришедшим откуда-то издалека бескрайней Вселенной и полностью беспамятным, ведь сегодня, как никогда уверен в собственных сновидениях, несущих настоящие воспоминания. Дима руку бы отдал на отсечение, что некогда был в Аду и движется по этой горе не в первый раз… Но что произошло, и каким образом он покинул это измерение? Ответ во снах и они никогда не дадут покоя…

…Раскаленная красная пустыня, полная ужасных тварей и жарящейся на теле кожи… Полностью выгоревшие волосы на голове и огражденная огромными стенами необъятная территория, по которой расхаживают люди, множество людей… День изо дня, день в день, пока однажды монотонная идиллия не рушится и на плавящуюся от жары колонию или что-то наподобие не нападают странные существа, но их лица невозможно разглядеть… Он помнил, как убегал по лестнице вверх, но они настигли и там… Сним был кто-то еще… Что же произошло потом? Какие-то неровные обрывки мыслей, завершившиеся некой договоренностью между ним и этими существами… Он и его напарник идут через радиоактивную пустыню, вот только зачем напарник, если он мог сделать это один?

А потом… Какое-то невероятное место, полное изуродованных людей, прикованных к стенам, со вскрытыми черепными коробками и исходящими оттуда разноцветными проводами… Конечности животных, щупальца и механические протезы… Глупо распахнутые рты и пустые глаза со вспышками белого света и Безумия с большой буквы… Буквально на мгновение, но и этого достаточно, чтобы не искать в зрачках разум, а Дима проходит мимо, с любопытством разглядывая чей-то огромный эксперимент, и не испытывая эмоций, но это точно он…

Возможно, когда-то он уклонился от своей миссии и некие невидимые наблюдатели специально его убили, дабы он вспомнил себя и продолжил начатое? Существует же вероятность того, что некто желает его возвращения на Землю с воспоминаниями об Аде, которые можно использовать для подготовки людей, начала их веры в мир, создавший человечество, но сегодня использующий его, как скотину — продавая, мучая и пожирая.

«Этого никто, кроме меня не знает, а вот когда я разрожусь… Кто бы подсказал… Если я, конечно, не свихнулся..», — на этих мыслях все дороги, выходящие из пирамиды сошлись и Дима сделал первый шаг жутко усталыми, босыми ногами на вымощенную неизменно неровным камнем дорогу, истоптанную не одним миллионом человек.

Она была широкой, словно немецкий автобан и проходила сквозь весь, небольшой подземный городок, выходя к порту, если идти напрямую. Там, как парень видел, блестела вода, и двигались какие-то черные точки, возможно работники верфей или пристани, как это здесь называется…

Вместе с Димой на эту же дорогу вступили и остальные узники, прикованные к нему и параллельно, мелькая разнящимися тавро на лбах и противоречивым отношением к жизни, однако не одним им судьба предрекла топтать камень сбитыми босыми ногами. Сотни других, подобных им рабов Ада спускались с недорезанной в горе пирамиды и вели их подобные «Анубису» демоны, включая ящерообразных тварей, где хвост одного прошедшего рядом, был толщиной с бедро немало побегавшего за опасную африканскую жизнь воина-масаи.

Ведомые ими колонны детей, стариков и взрослых без всякого интереса всматривались в лица «Спящих», а те в свою очередь, наоборот, с любопытством их разглядывали, желая познать пусть такой страшный и непривычный, окружающий мир. Ручьи слез, опухшие глаза и разбитые губы, израненные спины, плечи, ноги и беспрерывно-летающие плети варгхоподобных монстров, один ужасней другого. Их кнуты не искрили, возможно, чтобы рабов не сбивало с ног электрическим разрядом и единственные, кого не касалась жестокая плеть — это дети, но тем для покорности хватало лютых взглядов и гнусавого хохота красноглазых сатиров, умело выбивающих тусклыми клинками искры из камней мостовой. На это огромное количество обнаженных, закованных в поржавевшие цепи рабов, не обращал внимания ни один житель города Харона, выглядящий обычным чертом, живущим идентично подавляющему большинству землян — ни худо, ни бедно.

Эти слова подтверждались тем, что вся вымощенная, так распространенным здесь камнем широкая дорога была заполнена десятками разномастно одетых и праздно шатающихся чертей с козлиными и бараньими мордами, не выражающими какой-либо интерес к бредущему мимо человеческому скоту. Для рогатых обитателей города Харона жизнь давно остановилась, как и во многих населенных пунктах Земли, где люди живут по инерции, ибо так надо. Можно, конечно, вспомнить, что у древних египтян обладатели козлиной и бараньей голов считались весьма достойными богами, но особый смысл в этом отсутствовал, с другой же стороны знания — сила.

Бог с головой барана звался Банебджедетом, а второй, с головой козла — Хнум, и отчего они в Аду являлись созданиями, занимающими не лучшие должности, было непонятно, ведь Хнум считается создателем мира, выточившим его на гончарном круге, как иБанебджедет отвечает за плодородие и рождаемость. Эти два понятия неразделимы, но неким образом столь достойные создания в обоих мирах обладают не самой лучшей репутацией…

«Если только в Аду, как и на Земле историю не переписывали… По сути, наверное всех существ изображаемых народами древности на фресках, можно увидеть в Аду, и куда ни глянь, у христиан в роли козла сам Сатана выступает, настолько они его не любят. И здесь получается этих двух неслабых богов за какую-то шушеру держат… Прямо нищеброды, коим подать хочется… Словно революция произошла и всех кулаков в ссылку согнали в подземелья, лишь счастливчики в армии служат, поэтому выправка лучше, чем в кремлевских войсках… Как говорится, без бутылки не разберешься…», — парень моргнул, продолжая разглядывать местных жителей, шныряющих туда-сюда, видимо занимаясь какими-то своими делами и просто бездельничая.

У большинства чертей одеждой являлось бесформенное грязное тряпье, висящее до середины бедер, еле скрывая крупные, лысые яйца самцов и слава всем местным богам, не показывающее половые органы самок, мало чем отличающихся от адских мужиков фигурами и волосатостью. Эти разнополые черти обладали разной длины рогами и диаметра копытами, но без каких-либо узоров, а еще все они были худыми, словно постоянно недоедали, хотя может так оно и есть, ввиду полного отсутствия вокруг мусора и каких-либо отбросов. Их оранжевые глаза не светились радостью, возбуждением или хотя бы подобием этих чувств, нет… Тусклые, часто моргающие и задумчивые, словно существующие здесь, в условиях отсутствия солнца черти пребывали в бесконечных размышлениях над смыслом бытия, и как вообще жить дальше.

Кроме них на тщательно утоптанной земными рабами широкой улице города сновали маленькие, удивительно милые дети с подобными родительским — козлиными и бараньими мордочками. Чертовы детишки звонко цокали маленькими копытцами по каменной мостовой и иногда останавливались, чтобы засунуть в животную пасть крупный, совсем недетский палец и посмотреть на закованных в цепи узников с Земли, понуро бредущих под звуки щелкающих хлыстов, звенящих клинков и гнусавой ругани сатиров. Те же из них, что гуляли с рогатыми родителями, в основном самками, тут же ими одергивались, после чего смешная, но грустная коза или овца с двумя отвислыми грудями, боязливо и громко цокая, перебегала дорогу, словно опасаясь суровой процессии, ведущей длинную колонну испуганных узников.

«Платки бы этим козам с овцами, как в детских сказках, чтобы только уши длинные торчали… Охренеть… Сколько живу, а никогда не думал, что попаду в детскую книжку, и если бы их рогатые мужики копьями не размахивали, то можно и улыбнуться от счастья… Ха. Ха. Ха», — Дима, раскрыв рот засмотрелся на милых козликов с баранчиками, весело скачущих на задних ногах и вполне разумных, а одному из самых первых, уставившихся на него, не удержавшись показал язык, заставив козленка испуганно, но смешно мекнуть и ускакать к мамке под драную юбку.

Идущие впереди и сзади сатиры с укутанным в золото собакоголовым и вооруженными чертями, совершенно не обращали внимания на снующих всюду местных жителей, а громко-топающий сзади гигантский людоед-Варгх и вовсе не суетился насчет здешнего населения, едва достающего ему до груди. Как поглядеть, так все побитые жизнью и одетые в грязное рванье черти почтенно уступали дорогу и не совались под копыта и лапы работникам, приносящего немалую прибыль бизнеса в виде торговли людьми. Скорее всего, сей вид коммерции обеспечивал работой и едой здешнее население, по крайней мере, многие города Земли зависят от производства, располагающегося рядом или внутри их.

«Анубис» же, невозмутимо цокал вперед, почти не обращая внимания на здешних бизнесменов, ведущих такие же колонны голых рабов, лишь с некоторыми обменявшись кивками. Они совершенно не мешали друг другу, прекрасно вписываясь в атмосферу, состоящую из затянутого плотными, серыми облаками каменного небосвода, летающих ящеров с кожистыми крыльями, что-то мерзко каркающими над забитыми пленниками и тусклого, с отсутствием солнечного света дня. Но и этого пасмурного освещения хватало для осмотра адского городка, раскинувшегося на побережье впечатляющего подземного водоема, куда лежал путь нескончаемых верениц человеческих рабов.

Местные жители на фоне массового шествия прибывшей из дальнего зарубежья дешевой рабочей силы просто терялись, а мимо собакоголового одна за одной проходили вереницы закованных узников, состоящих из взрослых, детей, стариков, женщин, ведомых ему подобными торговцами, мгновенно оценивающих товар конкурента сметливым желтым или тусклым водянистым глазом. Сам «Анубис», сопровождаемый двумя агрессивными свиномордыми демонами спереди и одним сзади, цокал, гордо выпрямив спину и спрятав нечеловеческие руки в золотых одеяниях, готовый в любой момент выхватить смертельный жезл, однако здесь это совершенно не требовалось. Что принадлежащие ему, что движущиеся параллельно чужие пленники не горели желанием бунтовать, будучи шокированы местом, по которому шли навстречу судьбе-злодейке, желая лишь одного — выжить, причем как можно безболезненней. Сопровождающие же их бесстрастные черти внимательно рассматривали окружающее пространство оранжевыми глазами, большими и круглыми. Их мускулистые, волосатые лапы лежали на рукоятках технологичных копий, насыщенных адским пламенем, а свободная конечность была готова в любой момент прыгнуть на рукоятку сабли, торчащую из-за широкой спины, и единственное, что ломало их грозный вид — это беспрерывно-прядающие козлиные уши.

«Блин, ну почему? Мух-то здесь нет… Отчего они постоянно дергают ушами?», — случайно залетела в приоткрытый от удивления рот Димы глупая мысль, но спрашивать у кого-либо он не осмелился.

Покрытый умело встроенными, металлическими шипами уродливый Варгх, коего можно описывать бесконечно, плелся позади, громыхая неподъемными ступнями и беспрестанно порыкивая, то есть, напоминая запуганным людям о присутствии не самого симпатичного представителя Геенны Огненной, хотя кто из здешних обитателей являлся симпатичным по человеческим меркам? Сатиры оказывается, только в мифах являются веселыми, любящими покувыркаться с нимфами рогатыми няшками, на деле же это толстые, злые и гнусаво-верещащими карликовые демоны, могущие убить за несказанное «здрасте». «Анубис» хорош только на картинках и фресках, когда стоит смирно и никого не трогает, будучи подписан, как проводник в мире мертвых, здесь же он оказался хладнокровным, знающим собственную выгоду созданием, торгующим рабами и сжигающим людей ради показательного примера «ученикам». Ну, а черти были самой распространенной частью населения Ада, ввиду насыщенности ими города Харона, а также количеству своих явлений еще живым людям на Земле, отчего в них также не проглядывалась внутренняя красота.

Неспешно вырастающие по обе стороны широкой дороги дома походили, как уже говорилось, на строения бедных жителей Египта, а вот ассоциаций с другими частями земного мира Дмитрий выдать не мог, хоть в голове и мелькали фразы «наподобие», «и вроде бы еще там, и как будто бы здесь», но полная уверенность отсутствовала. Эти сложенные из больших, ровно вырезанных серых камней постройки, резко контрастировали с футуристическими суденышками, словно вынырнувшими из «Звездных войн» и летающими над водой далеко впереди, вздымая фонтаны брызг под антигравитационной или наподобие подушкой. Двух и трехэтажные строения казались настолько грубыми и пустыми, что Диму передернуло от отвращения. Он бы ни за какие коврижки не согласился поселиться в здании, внешний вид которого рассказывал, что народ, предпочитающий жить в столь убогих жилищах, не стремясь их украсить или по-другому строить — жесток, отстал и ничего не смыслит в искусстве, а вонзившийся в правое ухо голос масаи подтвердил его догадки.

— Ди-ма! Та-ке-ши! Смотрите! Дома, как в Африке! Лкетинг видел много таких! Богатые масаи живут в таких домах! Большие! Крепкие! — простой, как валенок туземец искренне восхищался топорно-выполненными домами чертей, существующих за чертой бедности, и по сравнению с которыми сатиры с Варгхом походили на богов чревоугодия.

Ни юноша, ни японец не смогли внятно прокомментировать восхищение воина-масаи, подобрав нужные слова, однако Дима все-таки поднапрягся и его иссохшие уста выдали глуповатую тираду.

— Ага. А здесь в таких зданиях живут все, кто захочет! — и не соврал ни в одном слове.

— Все демоны богатые! — задумчиво протянул Лкетинг, ни капельки не сомневающийся, что это грубое жилище является признаком богатства, отчего-то не задумываясь, почему все одеты в тряпье, однако приводить доводы его неправоты ни парень, ни Такеши не собирались, двигаясь за рассеивающим тусклые блики «Анубисом».

Чем дальше рабов вели через Харон, тем сильнее ощущалась влажность, исходящая от огромного количества воды, а уличное движение становилось более разнообразным, заполняясь не только бедно-выглядящими чертями, но и гарцующими по городу всадниками на удивительных животных.

Эти звери были крупными и скорее всего очень тяжелыми. Их высота составляла примерно метра полтора в холке, а длина — все два, да и то без длинного, яростно бьющего по мостовой хвоста. Морды походили на бычьи, а клыкам бы позавидовали матерые тигры и в каждом движении сильных животных чувствовалась ловкость и грация снежных барсов. Перевитые мощными мускулами лапы казались мягкими, похожими на кошачьи, но на порядок шире, с не задвигающимися внутрь, торчащими наружу когтями, приподнимающимися вверх, а значит, совершенно не мешающими ходить. Глядя на сильных, непривычных взору созданий было невозможно сказать спроектированы они в Аду искусственно или же из поколения в поколение эволюционировали, а затем кто-то их приручил. Даже украденная у зебры расцветка не могла дать точного ответа, ибо их могли элементарно завести с материка, но судя по мощным лапам и когтям стального цвета, они просто обязаны прекрасно лазить по отвесным скалам, используя мельчайшие трещины, то есть здешняя местность им прекрасно подходила.

И вот эти прекрасные и одновременно опасные создания везли на себе обычных чертей с козлиными и бараньими мордами, восседающими на крепко-пристегнутых к хищным питомцам кожаным сидениям, оснащенных всем необходимым для жизни. А необходимым в Аду считались ножны для обоюдоострой сабли, маленькая фляжка, и крепко привязанная позади сумка. Облачение всадников походило на одежды собакоголового — такие же переливающиеся тряпки в основном красные, оранжевые и у только одного мягкого синего цвета, а самих чертей, галопирующих на мощных зверюгах, промелькнуло особей шесть. Каждый из них приветливо кивнул «Анубису», величаво-движущемуся в одному ему известное место, а закованным в цепи рабам только и оставалось, что открыв рты рассматривать местную аристократию, да и то не всем, а осмелившимся поднять глаза, чего многие еще с Сортировочной не сделали.

Здесь самым храбрым оказался Лкетинг, восхищенно уставившийся на дивных зверей, несущих на себе демонов, одетых в блестящие одежды. Его ярко-голубые глаза обшарили каждую шерстинку на шкурах мощных животных, а первое грациозное создание, прошедшее мимо масаи, отчего-то сильно дернулось и встряхнуло головой, сам же Лкетинг удовлетворенно улыбнулся. Было ли это связано с туземцем, вышедшим из Африки, ответить невозможно, а вот то, что не ожидающий тряски наездник еле удержался на громадном, взбрыкнувшем звере — это да.

Многие жители города стоящие неподалеку от зверюги, пугливо отпрыгнули в стороны, кстати данный пируэт забавно выглядел, уж очень смешно скачут прямоходящие козлы с баранами. Связанные одной цепью узники тоже дернулись, но были быстро осажены сопровождающими их чертями, легонько ткнувшими в них копьями до первой крови.

Суть произошедшего понял только Дима и возможно хозяин рабов — «Анубис», но собакоголовый, лишь на мгновение повернулся и внимательно посмотрел на Лкетинга. Воин-масаи в ответ храбро уставился на него, но демон с головой пса быстро отвернулся и продолжил ход вместе со звонко-цокающими сатирами, не обратившими внимания на любопытство хозяина. Юноша же помнил слова масаи о его способности разговаривать с животными, однако решил оставить расспросы на потом, хотя его жутко интересовало фокус, провернутый туземцем на огромной зверюге.

«А вот насчет ссылки сюда когда-то авторитетных чертей я походу ошибся… А может и нет… Ведь всегда находятся те, кто подминает под себя остальных… Возможно и здесь так… Или это просто олигархи здешние… Козырять нечем, вот и гоняют по городу на здоровенных хищниках, понтуются перед бабами местными, правда я еще ни одной нормальной не видел…», — Дима рот от восхищения не открывал, но впечатление получил.

Будь у него такой питомец, он бы все скалы в прямой видимости изъездил, недаром на кожаных седлах висели ремни, наверное, для пристегивания, дабы не свалиться во время крутых спусков с подъемами и это правильно, ведь много удобней передвигаться на ком-то живом, обладающем зачатками разума и могущим защитить хозяина. Подобное невозможно сравнить с машиной, какой бы она не была и каким внутри не обладала, ибо ни один искусственный аппарат не чувствует окружающий мир так остро, как живое существо, родившееся в нем и выросшее.

«Это да… Инстинкты вкупе с постоянно работающим мозгом, не занятом никакими мыслями, а лишь целью выжить, не заменит никакой робот… А уж мир Ада — это вообще бардак…», — Дима споткнулся, сильно ушибив большой палец безумно уставшей левой ноги, но полет мыслей остановить уже не мог.

Тесно-переплетенная различными, так похожими на земные эпохами Геенна Огненная являлась издевательством и сарказмом над миром людей, и как Дима не задавался вопросом, не специально ли придумали данное шоу — никак не мог получить ответа и даже примерных предположений. Например, собакоголовый «Анубис» и здесь обладал статусом, ставящим его на ступень выше обычных чертей с козлиными, бараньими и свиными головами, охраняющимися его родней на Земле. Люди же — венцы творения Господа и короли природы до недавней смерти бывшие хозяевами его гавкающих родственников, в настоящее время охранялись мекающими и хрюкающими рогатыми созданиями в кошмарной параллельной Вселенной.

Кто бы это не придумал это издевательское наказание, чувство юмора у него присутствовало, причем отменное и с немалой толикой сарказма. Зажравшиеся люди, возомнившие себя единственными разумными созданиями во Вселенной, однозначно нуждались в тюрьме, где их будут мучить те существа, коих они избивали и пускали на мясо без зазрения совести. И пусть Библия гласит, что Бог создал животных и растения, дабы человек питался ими, однако стоит помнить, что сие чтиво писали и переписывали для слабой, не имеющей собственного мнения паствы и грамотного руководства ею.

Козлы, бараны, прямоходящие поросята и собакоголовые создания, все они издеваются над обнаженными, закованными в цепи людьми, боящимися кашлянуть, и где еще человечество может получить столь замечательный урок, как не в Аду? Именно здесь, так называемые венцы творения получают роль низших животных, пинаемых каждым местным жителем, обладающим рогами и копытами, а для полноты красочности этой картине не хватает только доносящегося с небес громогласного, издевательского хохота, врывающегося в уши каждого неистово крестящегося раба…

Дима тяжело вздохнул, обведя сухим языком потрескавшиеся губы: «Как же хочется пить…», — но никто и не собирался утолить жажду массы разношерстных пленников ведомых на продажу и убой, уж там, на месте разберутся кого куда, поэтому замученный юноша тяжело топал вперед. Его уши внимали ровному дыханию мускулистого воина-масаи, также страдающего от жажды, а сейчас наверняка с любопытством разглядывающего снующих туда-сюда бедно одетых чертей. Рогатые головы некоторых из них, скучающе торчали из окон неказистых домишек, считающихся у земляков Лкетинга признаком богатства, но отчего туземец не принимал к сведению тоску на грустных козлиных и бараньих мордах? Не может столько богачей грустить одновременно, но видимо масаи впервые в жизни видел так много каменных домов, поэтому чересчур рассеял внимание на материальные планы бытия, откинув духовную сторону.

— Богатые демоны! Какие богатые демоны! — чистый и наивный, как ребенок туземец громко шептал слова восхищения «достатком» одетых в грязное тряпье местных жителей.

Хорошо, что люди здесь не считались злобными созданиями, ненавидимыми каждым волосатым чертом и чертихой, включая их милых детишек, а то бы посыпались на головы несчастных рабов цветочные горшки, будь они в моде на этой уродливой планете. С такой отрешенностью и грустью в глазах только и выводить раздражение на тех, кого не жаль, например унылых голожопых рабах, правда цена веселья дорого обойдется, судя по не каждому доступной работе в виде торговли грешниками.

«Интересно есть у них домашние животные? Чисто для души, чтобы погладить кого-нибудь радующегося тебе после работы? Положить на коленки, потрепать за ухом и сказать: «Ну чего ты вылупился, а? Ишь засранец маленький!», — и ласково провести по шерстке, а влюбленные глаза питомца будут на тебя смотреть…», — спонтанная мысль залетела в голову Дмитрия, но не успел он ее «обсосать», как на дорогу выскочил одетый в более-менее приличные тряпки черт с козлиной мордой, небольшими, но толстыми рогами и простым, металлического цвета узором на копытах.

Этот обитатель Харона вынырнул из проема меж двух построенных рядом домов, будто ожидая именно «Анубиса», однако не успел подскакать к не сбавляющему цоканье собакоголовому, как один из красноглазых сатиров профессионально выхватил зазубренное мачете и направил клинок в сторону дерзкого козлоногого. Местный житель, поросший коричневой шерстью и чего-то хотящий от величавого хозяина рабов, испуганно отпрыгнул в сторону, выставив вперед волосатые лапы и быстро-быстро замотав рогатой головой, продолжил цокать рядом. Он со страхом поглядывал на свиноподобного черта вместе с рогатыми воинами, успевающими смотреть на него и интуитивно-напрягшихся рабов, однако заговорил хриплым, басистым голосом.

— Нет-нет! Я не желаю совершить ничего плохого, а просто хочу купить кого-нибудь ненужного! — он хлопал большими оранжевыми глазами, подобострастно глядя на величаво-цокающего «Анубиса», но не забывал и о напряженном сатире, держащего тусклый клинок направленным в его волосатое горло.

Длинная колонна с трудом собранных рабов останавливаться не собиралась, продолжая двигаться за укутанным в золото демоном, чье направление уверенно выдерживали бесстрастные черти-охранники, кровожадный Варгх и нанятые за некую мзду сатиры с наглыми свиными рылами. Однако черту, желающему купить бракованный свежак, остановка рабов и не требовалась, да и сам он опасности не представлял, ввиду того, что «Анубис» даже не дернулся, а просто лениво кинул взор желтых глаз, приказывающий держаться на расстоянии, но позволяющий открыть козлиную пасть. Что ни говори, а работорговцы в Хароне считались большими «людьми», а все благодаря работе, требующей немалых материальных вложений и круглосуточного труда.

— Доброго Вам пути, господин Джумоук! Да будет благословенен Ваш путь! — затараторил одетый в чистые одежды черт, лакейски-цокающий на полутораметровом расстоянии от «Анубиса». — Как улов? Довольны ли Вы? Хорошо ли Ваше настроение? — адские правила этикета и подмазывания одного жителя Ада к другому, мало чем отличались от земных, уж там-то подобное встречалось сплошь и рядом.

Единственное на что Дмитрий обратил внимание, так на настоящее имя «Анубиса» — Джумоук, очень походившее на опять же египетское, но ни о чем ни говорящее. Вот в древней Руси, например, имена, заканчивающиеся на «ав», то бишь Ярослав, Братислав и тому подобные, обозначали принадлежность к боярскому роду, здесь же что Варгх, что Джумоук звучали одинаково и могли принадлежать даже толстожопым сатирам.

— Благодарствую за интерес к моим делам, но ты хотел совершить покупку, — Джумоук легонько кивнул угольно-черной головой, ничего не ответив на вопросы рогатого горожанина. — Говори, — собакоголовый не сказал ни «ты», ни «вы», а сразу перешел к делу, что совершенно не зацепило черта, осторожно-семенящего на том же расстояние, ибо красные глаза цокающего рядом свиноподобного черта горели надеждой приказа «фас!»

— Не завалялось ли у Вас какого-нибудь товара, не очень нужного для Рынка? Такого, куда было бы жалко вкладывать расходы на регенерирующий орган и перевозку? Я бы купил за неплохую цену, а Вам возни меньше! — предложение, несущую угрозу любому трясущемуся рабу, коснулись ушей почти каждого из них и безустанно пребывающая рядом волна страха, усилила амплитуду напряжения.

Каждый из устало шагающих, обнаженных пленников ощутил витающий вокруг кошмарный вариант быть проданным сию минуту, а вот Дмитрий не испугался, сразу подумав о «храбрецах», прикованных за ним с друзьями, которых хоть всех бери, да продавай за бесценок. Сей трусливый сброд также почувствовал страх за свои жалкие жизни и залопотал единственный известный ему бред, абсолютно непригодный для Геенны Огненной.

— Господи, Отец Небесный, помилуй раба своего! Не отдай в руки Сатаны!

— Пресвятая Дева Мария! Всю жизнь тебе молюсь, из года в год тебе кланяюсь и только для тебя живу! Не позволь демонам надругаться над телом моим, душа же моя с тобой рядом!

— Иисус Христос, спаси и сохрани! Не позволь умереть, ради тебя живущего, тебе кланяющегося!

— Только не это! Только не это! Я не отдамся в лапы демонов! Идите и попробуйте взять меня сукины дети! — один из истеричных рабов задергался в разные стороны, гремя цепью и замедляя шаг остальных узников, за что мгновенно получил ощутимый удар в голову мощным кулаком огромного черта, идущего параллельно, дабы контролировать вызывающее поведение голожопых «бунтарей».

Джумоук — демон с угольно-черной головой пса продолжал цокать по бедному серому городу, вслушиваясь в крики низко-летающих крылатых ящеров и ничего не говоря, а возможный покупатель низкосортного товара быстро и лакейски семенил рядом, ожидая ответа. Судя по поведению черта, выглядящего лучше большинства местного «люда», он не в первый раз обращается к торговцам рабами, ввиду практически полного игнорирования со стороны «Анубиса» и его разномастной охраны.

— Есть один, — вылетел чей-то приговор из собачьей пасти и страдальческий стон, образованный множеством ртов закованных пленников, разбавил многогранный, уличный гомон Харона. — Но какую цену ты можешь предложить? — собакоголовый, как торговец знал стоимость ненужного товара, однако и клиент не первый раз покупал, поэтому они играли в повторяющуюся игру, надеясь на улучшение условий из-за случайной ошибки противной стороны.

— Девять, — твердо, но в тоже время полувопросительно вырвалось из козлиной пасти покупателя, а пронесшийся над ними крылатый ящер издал пронзительный крик, внесший элемент неожиданности в короткие переговоры, мгновенно закончившиеся для обеих сторон.

— Хорошо. Не вижу смысла торговаться, — ни рогатый покупатель, ни Джумоук словом не обмолвились о проданном товаре, видимо здесь все завязывалось на взаимном доверии, ибо городок маленький, а портить репутацию себе дороже. — Четвертый справа! Расковать! — вылетел изо рта «Анубиса» приказ и пузатый сатир, идущий позади, по правую сторону, недовольно остановился, пробормотав что-то ругательное под крупный свиной нос.

«Счастливчиком» оказался неудачник с отрезанным языком, говоривший много лишних слов и таким образом попавший в черный список собакоголового. Дима не смог удержаться, чтобы не повернуть голову в сторону неудавшегося «бунтаря», сейчас выглядящего хуже, чем после отрезанного языка. Его глаза потухли, наполнившись безнадежностью грядущего ужаса, а губы затряслись в понимании, что слегка стабилизировавшаяся жизнь остановилась сию секунду.

Зато глаза покупателя заблестели, а волосатые ноздри возбуждено зашевелились. Ему определенно понравился товар, отбросивший потерянный вид, замычавший и задергавшийся при виде счастья на коричневой морде козла, являющегося новым хозяином. Сила паники проданного раба была такова, что низкорослого, лохматого Такеши замотало в разные стороны, однако налившийся яростью сатир быстро унянькал голозадого паникера, вытащив внушающий ужас зазубренный клинок и помахав им перед носом несчастного немого. Выражающие панику глаза проданного человека заполнились крупными слезами, а горестное мычание затихло, и он просто замер, обвиснув на металлическом кольце, заставив остальных рабов тащить его, запинаясь о его же волочащиеся ноги.

Покорная вереница узников не сбавила хода, однако кольца на шеях Дмитрия, Лкетинга и Такеши, а также задних пленников уперлись им в затылки и кадыки, то есть троица «Спящих» стала задыхаться, а задние рабы больше ссутулились. Такое движение метров через пятнадцать должно было затормозить четвертую цепь полностью, однако обвисший на цепи, проданный раб плевал на доставляемые им неудобства, поэтому безвольно тащился по каменной мостовой Харона, но один из сатиров не в первый раз видел человеческие концерты. Свиномордый демон, не сбавляя цоканья копыт, подсунул жирную пятерню под кольцо, плотно севшее у подбородка безвольного узника, и произвел несколько движений толстыми пальцами. Круглая железка, созданная для объединения людей, звонко щелкнула и раскрылась, после чего прямоходящий свин с толстой жопой и уже заброшенным за спину мачете, ловко подхватил падающего на дорогу раба, вытащив его из-под ног устало шагающего человеческого скота.

— Держи эту падаль! Что за жизнь такая мерзкая! Ненавижу работу со своевольными животными! Одно хорошо, что платят лучше, чем в других местах! — гнусаво-ругающийся карликовый черт оттащил безвольно-хлопающего глазами неудачника в сторону, чтобы не мешать колоннам других работорговцев, а осчастливленный покупатель бросился к нему, нырнув рукой в одежды и вытащив блестящие монеты из смахивающего на золото металла. — А куда ты их покупаешь!? — сквозь гул Харона, громко задал вопрос любопытный сатир. — Второго уже взял, насколько я помню! Зачем тебе рабы в этом маленьком городке?! Какой смысл в их содержании?! Одного еще, куда ни шло, на грязные работы, но двух?! Зачем?! — громкий и гнусавый бас доносился уходящему Дмитрию в уши, причем слышался довольно четко, несмотря на проходящие мимо толпы чужих рабов.

— Так у меня же хозяйство свое, причем немаленькое, чуть дальше от города! Развожу живность всякую, а им корм требуется, тоже не дешевое удовольствие! Ну, я деньжат подкопил и купил регенерирующего раствора несколько бочек, они же в отличие от самих органов недорого стоят! А потом взял первого человека и ты знаешь… Очень даже хорошо! Их едят, а они не умирают! Давно слышал, что на Рынке так делают, да и вообще по всей Геенне, будь она благословенна, но никогда не видел, пока сам не проверил! Просто замечательно! Я даже специальное приспособление сделал! Там жизненно важные части тела скрываются, а остальные торчат! Руки, ноги, уши, нос, половой орган! В этом деле главное желудок оставить, чтобы было, куда питательные вещества закидывать, раствор ведь через желудок работает, а кормлю я их тем, что травоядная скотина не жрет или не доедает, ну и говном! Человеческий скот наворачивает, аж за ушами трещит, вот уж животные, так животные! Ну и вот! У них постоянно нарастает новое мясо, единственная проблема — слишком громко кричат, так, что спать невозможно, поэтому рты зашиваю… — голос черта с коричневой шерстью, купившего партию корма домашним животным, растворился в шуме жителей Харона, однако слова о возможностях «регенерирующих» капельниц в фермерских хозяйствах запали похолодевшему юноше в уши.

И видимо не только ему, ибо усталый, но ровный шаг пленников мгновенно потерял начальную монотонную мелодию, будто закованные в железо грешники опешили от испуга и осознания давно написанных строчек собственных судеб, принятых к исполнению в Геенне Огненной.

Адская сытная жизнь, если смотреть на нее со стороны людей, выглядит чересчур отвратительно. В нее включаются ежедневное пожирание человеческого тела в хозяйствах здешних предпринимателей, круглосуточная кормежка остатками после скотины и ежеминутное восстановление тела, дабы сутки кошмарного существования походили друг на дружку, как две капли воды. В вышеперечисленное следует добавить заклеенный, а лучше зашитый рот, ведь мучительное мычание объедаемого человека мешает спокойно спать хозяину фермы. Для людей с подобной судьбой, большим счастьем станет совпадение звезд в виде возможности сойти с ума, дабы привязанные к бесконечно-уродуемым телам сознания покинули их, улетев в любую другую, более гостеприимную Вселенную.

Тем временем заболтавшийся с осчастливленным покупкой клиентом, запыхавшийся сатир догнал рабов, а затем и перегнал их, смешно крутя жирной задницей и покачивая, бьющим по спине мачете, дабы приблизиться к «Анубису» и передать оплату за проданного раба. Сам Джумоук не обращающий внимания на суету вокруг, целенаправленно двигался к приближающейся Реке Мертвых, а приняв деньги от тяжело-дышащего низкорослого черта, лишь мельком взглянул на них, чтобы спрятать в золото одежд.

Мимо него и ведомых им верениц пленников, проходили идентичные толпы замученных, сильно избитых рабов, а еще просто одиночные люди со связанными руками и затравленными взглядами, ведомые отдельными, неплохо выглядящими чертями. Некоторые рабы семенили рядом с громадными, красивыми животными на которых ехали богатые жители Харона в переливающихся одеждах, а поводки от их ошейников были привязаны к блестящим, отлично-выполненным седлам. Получается, что торговля прибывшими с Земли, так называемыми грешниками начиналась прямо здесь, и пока самый дешевый товар не уплыл, его старались купить, дабы не переплачивать за дорогу до Рынка.

«Мать-перемать! А ведь на Земле и не представляют, что открывают фирмы, зарабатывают деньги и красиво существуют показушной жизнью, дабы умереть и направиться сюда, чтобы кто-то их купил для местной свинофермы, заработав на этом денег… Прям круговорот какой-то… Вот только в Аду можно продать себя подороже, если успеть закалить характер еще на Земле и тогда тебя не скинут за бесценок кормить поросят, где еще более худший вариант — это приманка для рыбы, вон речка, какая огромная…», — до ужаса уставший Дима втягивал влажный воздух Харона, пахший немытыми козлиными и бараньими телами, а также рыбой и жареным мясом известно кого, ведь доносящиеся с разных концов города людские вопли боли не могли обманывать.

Чем дальше продвигалось стадо человеческого скота Джумоука, тем больше местной аристократии проезжало параллельно на своих удивительных питомцах, напоминающих помесь кошек и быков, а Дима еще подумал: «А ведь действительно… Почему бы не соединить мощь яростного парнокопытного, коих здесь целая планета, причем на любой вкус и кого-нибудь из семейства кошачьих для создания существа, умеющего лазить по стенам, разрывая их когтями крепкими, как копыта африканского буйвола… Но все равно непонятно… То ли эти животные — жертвы генетических опытов, то ли виноват процесс эволюции… Кто знает, может десять тысяч лет назад сами черти выглядели иначе, а всему виной их бесконечные эксперименты…», — последняя мысль была довольно неплохой, но количества загадок хватало и без нее. «Кто бы мог подумать, что человечество давно осваивает Вселенную, только само об этом не знает, а точнее знает, но не воспринимает всерьез… Правда параллельную и всего пару планет, однако… Успехи прямо в глаза бросаются, а каждый из «колонизаторов» имеет свою цену…», — ворвалась в голову Дмитрия саркастическая идея, но он быстро переключился на рассматривание чертовой ребятни. «Самые симпатичные из местного «люда» — это детишки, хотя они всегда милые, пока не вырастут и не станут подобными обществу, в котором родились…», — маленькие козлики и баранчики весело бегали вокруг, тыкая в замученных, обнаженных пленников крупными недетскими пальчиками.

Река Мертвых приближалась с каждым шагом грязных босых ног по мостовой Харона, а козлоного народу становилось все больше и больше, но такое наблюдается в любых городах на побережье, ведь где еще купить свежей рыбки, как не рядом с речкой, морем или озером. Еще неподалеку по-любому должен присутствовать маленький рынок с продающейся там разнообразной ерундой, так любимой жителями любых городов и на любой планете, правда Геенна Огненная вряд ли записана в популярные места у межгалактических туристов. Сам Дима прекрасно знал, что самое насыщенное движение отдыхающих и любопытствующих туристов именно возле набережной, а уж он не раз ездил сполоснуть задницу в море.

Босые, истоптанные ноги немилосердно болели, ибо он еще ни разу так долго не ходил и не стоял босиком на камнях, что привычно только масаи и еще кому-нибудь из прикованных к цепям пленников, тем более мелькнуло несколько низеньких таджиков, он точно помнил. Как себя чувствовал Такеши, проработавший всю жизнь в офисе, носивший белые рубашки и лаковые туфельки, наверное, вообще кошмар… Он-то привык носиться по Лондону до работы и обратно на метро, трамваях, автобусах и крича: «Такси!», — поэтому сто процентов страдал больше всех, однако не издавал ни звука из плотно сцепленных узких губ. Дмитрий обернулся, дабы взглянуть на низкорослого азиата, но не заметил особых мучений на лице терпящего лишения японца. И пусть каждый раз, когда Такеши опускал босую ногу на камень мостовой, то слегка вздрагивал, но прищуренные глаза с неиссякаемым любопытством бегали по уродливым зданиям и куда-то торопящимся рогатым жителям Харона, не обращающим внимания на приведенных из иного мира человеческих рабов.

Наверное, здесь всем и вправду плевать на когда-то созданных ими же биологических роботов, однажды переступивших черту, отделяющую их от свободно-мыслящих созданий, и ныне способных принять внутрь любую душу, неважно плохую или хорошую. Во времена работорговли в Америке ее жители, да и остальные приверженцы политики проводимой США, также водили по улицам чернокожих рабов, считающихся разумными животными, но сегодня один из них стал президентом Америки, хотя у его предков было место в зоопарке! Не зря говорят, что Америка — место великих возможностей, но не сегодня и не сейчас. Когда-то эта разваливающаяся страна так и начиналась, но в нынешнее время это континент, где у белых людей осталось прав меньше, чем у множества остальных этнических групп, составляющих население данного материка. Даже белые женщины обладают большими количествами прав, чем белые мужчины, ну а впереди всех гомосексуалисты, лесбиянки и трансвеститы, уж этих жалеют все кому ни лень… К чему это сказано? Неизвестно… Возможно Ад чем-то походит на когда-то великую страну, основанную убийцами и ворами…

«Вот уж великие возможности, так великие… Если конечно в жопу давать и иметь смазливое личико… Тогда можно горя не знать, единственное, что придется член измазанный в собственном говне облизывать…», — парня передернуло и появилось сильное желание сплюнуть, а лучше срыгнуть, однако отсутствие слюней в потерявшем чувствительность рту накладывало определенные запреты.

Сейчас речь шла не о политике и работорговле в Америке, хотя их выраженная, будто всем назло, любовь к пидорасам выводила Диму из себя, а уж при его бурной фантазии, измазанный в говне член довольно ярко мелькнул в воображение, заставив споткнуться и ушибить большой палец ноги. Прошипев сквозь зубы «е…ый в рот!», он терпеливо возобновил ход, понимая, что малейшая задержка с его стороны затормозит всех рабов, а это огорчит собакоголового, звонко-цокающего копытами с золотым узором сквозь уже шумный Харон. Сейчас юношу волновало дальнейшее будущее себя любимого, двух друзей и красивой девушки с шикарной грудью и младенцем на руках, хотя ее он мысленно похоронил, уж слишком явно виделись судьбы женщин, являющихся товаром во все времена.

— Река! Много воды! Лкетинг говорил! Нос Лкетинга — хороший нос! — близкий запах большого количества воды заставил открыть рот возбужденного туземца, и удовлетворенность пронизывала каждое слово масаи, хотя это виднелось еще на выходе из пирамиды или же он не доверял ярко-голубым глазам?

— Сандзуногава! Река из рассказов деда! Наконец-то! — раздался тонкий, восторженный голос Такеши. — Следующий порог! Ты был прав Дима-сан! Только Харон — город-порт, а не перевозчик!

— Может этот перевозчик его отец-основатель… — парень неуверенно дернул плечами, ощутив кольцо на шее и подумал, отчего двое его спутников комментируют реку только сейчас, хотя кто знает, может забылись на выходе из пирамиды. — Слишком много легенд и мифов слилось воедино! Тут и греческие, и египетские, и китайские, и римские… Никто не знает начала и конца каждого из них, скорее всего даже местные жители! — Дима скептически смотрел на рогатых созданий, снующих по широкой улице прибрежного городка, известного на весь Ад человеческим мясом, но отчего-то не ставшего миллионщиком, как например Одесса.

— Ди-ма прав! Истории белого брата сбываются! — по слогам произнес его имя мускулистый туземец. — Лкетинг не понимает много слов, но верит в Ди-му! В тебе большая сила и быстрый ум белый брат! — он положил горячую, сухую руку на плечо парня, непривычного к похвалам.

— Сила… Откуда во мне сила… Вагон упрямства и столько же безумия… — почти неслышно прошептал он, но уши выросшего в джунглях туземца услышали его через шум портового города.

— Твоя сила внутри, белый брат! Она спит, Ди-ма! Ты еще не готов, Лкетинг знает! Лкетинг рожден стать шаманом, но погиб! — слова воина-масаи вселяли подобие надежды в то, что однажды юноша взлетит подобно супермену и разметает Ад к чертовой матери, но пока каждый шаг босыми ногами по неровному камню отдавался в нестерпимо болящих ступнях, заливающихся «слезами» и мечтающими об отдыхе.

— Я тоже верю в тебя Дима-сан! Не знаю почему, но верю! Постоянно смотрю на тебя, а ты о чем-то думаешь, и в тебе почти нет страха! — голос лохматого азиата прорвался сквозь окружающий гомон города, живущего полной, почти человеческой жизнью, только с цокотом копыт вместо шагов.

— Нет страха? — удивился взбодренный, наполняющийся уверенностью парень. — Да я боюсь не меньше любого прикованного к цепям! — он пощупал металлическое кольцо на шее со свежими мозолями от него. — Просто держу в себе и стараюсь лучше узнать окружающий мир! — он полуобернулся к японцу, однако тот отрицательно замотал головой.

— Нет-нет-нет! — затараторил тот. — У тебя иногда появляется страх, но он быстро уходит! Ты совсем не боясь, осматриваешься по сторонам, будто забывая про окружающих демонов, таких, как например идущие рядом рогатые воины! — Такеши аккуратно кивнул головой в сторону цокающего параллельно черта, покосившего оранжевым глазом на разговорившегося азиата. — Крутишь головой, словно их нет, и тебя не коробят страдания людей, как и ты закованных в цепи! Но ты не жесток! Нет! Напротив! Ты… Ты… — японец быстро передвигая ногами, задумался и почесал за правым ухом, будто слышал оттуда шепот. — Просто другой! Не такой, как остальные люди! Лично я вижу именно так! Ты подобен Лкетинг-сану, а он держится невозмутимей самурая, готового умереть за хозяина, лишь бы не стать ронином! — Такеши замолчал, шустро шевеля босыми ногами и тяжело дыша, видимо дорога нелегко ему давалась, а Дима переваривал слова азиата.

Тот прочитал всю его внутреннюю подноготную по движениям головы и спокойному отношению к смерти, которого он в себе никогда не замечал, считая ее естественным и нужным концом каждого человека, в особенности живущего вхолостую, а уж насчет Лкетинга так и вовсе прав. Покрытый сухими мышцами воин-масаи действительно держался подобно хладнокровному самураю, считающему честь не пустым словом, никого и ничего не боящегося, плюс держащего свое мнение при себе и лишь изредка выкладывающего его на всеобщее обозрение. Ну, а самым хорошим из всего услышанного пару минут назад являлось то, что туземец с азиатом единогласно приняли его ведущим их маленького отряда, хотя это уже подтверждалось пару раз.

— Лкетинг не знает, кто такой ронин и у Лкетинга не может быть хозяина! — заинтересовавшийся масаи обратился одновременно к ним обоим, и его голос содержал легкую угрозу. — Скажите мне, кто это! — юноша сразу понял переживания мускулистого негра, сам ненавидя пытающихся приказывать ему людей, даже если он на них работал.

— Нет-нет Лкетинг-сан! У тебя не может быть хозяина! Ты сам по себе и у тебя только друзья! — горячо затараторил азиат, мгновенно понявший, что чистосердечный выходец Африки не так воспринял фразу, изначально задуманную комплиментом. — Ронин — это великий воин с длинным острым мечом, у которого есть вождь! Когда его вождь умирает из-за того, что великий воин, зовущийся самураем не смог его защитить, тогда великого воина называют ронином! Но он все равно остается сильным и никого не боящимся воином с длинным и острым мечом! Так понятно, Лкетинг-сан? — дабы масаи не обиделся, японец быстро перевел на простой язык предложение, произнесенное им буквально полминуты назад, а Дима подумал, что фраза «не смог защитить» не к месту и Такеши еще поплачется за это.

Лкетинг несколько секунд помолчал, глядя вперед и профессионально перебирая ногами дорогу из неровного камня, видимо осмысливая выданную японцем информацию, и расплылся в ослепительной улыбке, буквально осветившей серый Харон и сжегшей предположения идущего впереди юноши.

— Спасибо, желтый брат! Та-ке-ши — друг масаи! Лкетинг — великий воин! Ты прав, желтый брат! Очень прав! — негр выпрямился еще больше, но внезапно улыбка спала с его лица, будто ее там и не было, а предположения Дмитрия восстали из пепла, словно мифический Феникс. — А почему ронин не смог защитить вождя? Он плохой воин? — вопрос масаи застал Такеши врасплох, но он быстро среагировал, отвлекающее кашлянув для концентрации мыслей, и «запел» продолжение объяснительной песни, проклиная момент, когда решился сделать комплимент Лкетингу.

— Нет! Конечно же, нет! Ронин — это очень хороший воин! Он не смог защитить вождя, потому что врагов было несколько десятков! — Такеши на ходу протянул кисть маленькой руки, дабы туземец мог ее видеть и несколько раз согнул и разогнул, показав количество врагов. — А вождь тоже очень храбрый воин! Он бился наравне с воином, не позволяя защищать его, ведь он мужчина! — азиат играл на ценностях масаи, а тот слушал и его ярко-синие глаза горели огнем переживания за вождя и ронина. — И храбрый воин не смог спасти вождя, ведь тот бился с множеством врагов, и к нему нельзя было подойти из-за их количества! Он победил врагов, но вождь погиб, так как хотел умереть, сражаясь, как мужчина! Поэтому храбрые воины называются ронинами! Потому, что ронин — это воин-одиночка! Такой, как ты Лкетинг! Наш брат из Африки! — Такеши, как смог сочинил новую историю, приукрасил ее и упростил, а туземец вдобавок к выпрямленной спине выпятил широкую, мускулистую грудь.

— Хорошая история, Та-ке-ши! — восторженно протянул масаи, блестя ярко-голубыми глазами и не забывая осматривать дорогу, заодно к чему-то принюхиваясь. — Лкетинг гордится носить имя ронин! Это будет еще одно имя Лкетинга! — Дима облегченно вздохнул, радуясь, что туземцу объяснили необоснованность его подозрений, между делом прокляв толстожопых сатиров, чьи поросячьи хвосты мелькали спереди на протяжении столь долгого пути.

Хотелось оторвать их и скормить недовольно-ворчащему, гулко-топающему далеко позади Варгху, но мечты оставались мечтами, может, если только наступят счастливые деньки… Дима посмотрел на ссутулившуюся девушку, прячущую бессовестно-дрыхнущего младенца от взглядов рогатых жителей Харона, засматривающихся на него.

«Уж ей-то тяжелее остальных… За ребенком смотреть надо, на себя времени не хватает, а я ною, что мне тяжело… Глядя на эту девицу, становится понятно, кому здесь на самом деле невыносимо…», — серо-голубой взор плавно сместился в сторону Джумоука и его свиномордых адъютантов и в этот момент Река Мертвых появилась так близко, что закрыла почти все поле видимости, а Дима понял, что Лкетинг принюхивался к приближающейся воде.

Полному обзору мешали бродящие по широкой дороге разношерстные черти, бесцельно-шатающиеся или выгуливающие милых рогатых детишек, однако это не помешало всем, могущим хоть что-то разглядеть рабам, уставиться на уходящую далеко за горизонт темную гладь воды с едва колышущимися волнами. По необъятному водному простору сновало множество судов, больших и маленьких, но все они держались примерно сантиметрах в пятидесяти над водой, выбрасывая из-под себя веера брызг, и с этим зрелищем очень гармонировали противно-кричащие крылатые ящеры. Они летали на разной высоте, высматривая нечто одним им известное, и иногда резко пикировали вниз, чтобы тут же взмыть в каменное «небо». А упоминаемая ранее громоздкая посудина, походящая на квадрат Малевича, почти не виднелась, скрываясь за серым, прячущимся под каменным «небосводом» горизонтом, увозя в своих недрах немалое количество товара или людей, что в Аду равноценно.

«Очень выгодный бизнес… Людей еще семь миллиардов и это с учетом того сколько здесь должно быть народа из прошлых веков… Можно бесконечно торговать в особенности с возможностями чертей продлевать жизнь, правда, им не повезет, когда на Земле научаться изменять генетический код, сделав человечество бессмертным… Рождение резко ограничат, если только на другие планеты переселяться не начнут, а смертность упадет ниже плинтуса, вот тогда-то здесь цены взлетят… Людишки станут цениться на вес золота и демоны попрыгают! Но каких же размеров Ад, ежели принимает землян испокон веков? Судя по силе тяжести, как Земля, но кто знает, ведь физических законов огромное количество и они не могут применяться к каждой Вселенной…», — устало топающий за величаво-цокающим «Анубисом» Дима заметил, что мысленно назвал людей — людишками, однако это не удивило его.

Он давно обнаружил свою внутреннюю непохожесть на окружающих людей по мышлению и отношению к жизни и представлял, сколько ему подобных находится в психушках на принудительном лечении из-за неумения совладать с гнетущими мыслями, усиливающимися из года в год и пугающими донельзя. Человеческое сообщество старательно отсеивает непохожих на «нормальных» людей, пытаясь превратить всех в шаблонно-мыслящих, однояйцовых близнецов, подчиняющихся правилам поведения, выдуманных Системой для облегчения контроля над массами, но это получается лишь с чересчур выделяющимися «психами». Остальные прекрасно живут, погрязнув в своих безумных идеях, тянущих заблудшую Землю наверх, пусть даже по крупице.

«Как там кстати интернет поживает? Все, наверное, изменилось, новое оформление сайтов, еще больше рекламы, всякие виртуальные реальности расширяют границы, увеличивая количество интернет-зависимых дураков, а статистика съехавших крыш идет вверх вообще на ура… Ничего… Здесь им мозги вправят… В Аду, на настоящей родине они хоть пользу принесут, накормят Варгхов местных, чертей, да нас — голодных грешничков…», — от злорадных мыслей по коже пробежал мороз, но тут Джумоук резко остановился, и не предупрежденные рабы начали тормозить сами и с помощью упершегося огромными ступнями в мостовую Варгха, умело сдерживающего немалое количество людей непомерной силищей.

Во время непредусмотренного торможения множества прикованных друг за другом людей, самое главное предотвратить инерцию, а это очень не просто, ведь каждый из окольцованных рабов зависит от соседствующих с ним узников, поэтому всем необходимо действовать, как единому организму. С учетом же того, что разброд во мнениях пленников начался сразу после их рождения на Земле, а здесь стократ усилился, плюс к этому добавились усталость и сбитые ноги вкупе с сильной обезвоженностью организма, создающие туман в голове, то… Совокупность вышеперечисленных факторов гарантировала полный разлад мозга с телом и замечательно, что исполнителем этих ролей стал гулко-шагающий позади узников, огромный монстр по прозвищу Варгх с намотанными на левую лапу цепями от всех рабов.

Поэтому, когда укутанный в переливающиеся золотые одежды собакоголовый резко остановился, первые увидевшие это рабы моментально замедлили шаг и попытались замереть на месте, отлично понимая, что ничего не выйдет, ибо задние ряды были не в курсе, а стоп-сигналы узникам на спины не лепили. Трудней всего сей маневр было выполнить девушке с ребенком, проснувшимся и выбравшим неудачное время для удивленного вглядывания в начавший двигаться окружающий мир.

Дмитрий, чувствующий, что спустя мгновение завалится на колени от тяжести напирающей сзади толпы, все-таки разглядел младенца, наконец-то определившись с его полом, так тщательно скрываемым сумраком Сортировочной и ласковыми, материнскими руками. Это был пацан, яйцатый, как и всегда в таком возрасте, толстогубый, с вздернутым носом, улыбающейся харей и беспрестанно размахивающий ручонками. Короче говоря, чудесный парень, обязанный пару лет напрягать родителей вездесущими кучами говна, требующими быстрой уборки, дабы их не размазали по стенам и мебели.

«Жалко мелкого… Очень… Хоть и верещит, как резанный…», — парень рухнул на колени оттого, что толпа надавила на Такеши, вмяв его в Лкетинга, а тот под тяжестью шестидесяти человек воткнулся в Диму, и с какой бы силой не натягивал цепи адский Франкенштейн — предотвратить падение людей не сумел, однако на месте удержал.

Сам проводник в мир мертвых, то есть демон с угольно-черной собачьей головой не задумывался, как будут останавливаться ведомые им обнаженные и уставшие человеческие рабы, тренируя их подобно роте новобранцев, где старшим призывом являлись пузатые, красноглазые сатиры, злорадно скалящие поросячьи морды и покручивающие зазубренными мачете, контролируя падение пленников. В чем состоял этот контроль, сразу и не понять, если только смотрели, чтобы узники не запачкали украшенные золотыми узорами копыта Джумоука, других вариантов Дима не видел. Сзади же в это время слышались гнусавые вопли другого свиномордого черта и сердитое рев Варгха, перемежающиеся человеческими криками полными мольбы и боли.

Зачем орали люди, Дима не понимал, стоя в это время на коленках и держа на спине упавших воина-масаи с Такеши, вследствие чего единственным желанием было не расплющить лицо об неровные камни мостовой прибрежного адского городка. Он гарантированно знал, что никого не собираются убивать ввиду стоимости каждого раба в некую копеечку, поэтому смертельный жезл в Сортировочной и применялся на людях полных веры, отнюдь не спасительной, а безумной и совсем неуместной в подвале, насыщенном влажным воздухом.

Параллельно Дмитрию стояла молодая мать, умудрившаяся не пасть ниц, а остаться на коленях, хоть в ее спину и упирались сексуально загнувшиеся раком встрепанные соседки. Что ей помогало выдерживать такое напряжение? Материнская любовь или понимающие ее чувства, старающиеся не наваливаться женщины сзади? Неизвестно, однако суть происходящего в том, что девчонка с младенцем единственная из узников не упала на четвереньки, чему совсем не удивился повернувшийся Джумоук. Собакоголовый черт внимательно осмотрел получившуюся кучу малу, и стоящую на согнутых, трясущихся ногах девушку, но ничего не произнес, скрестив на груди нечеловеческие руки, спрятанные в золотые рукава.

Толпа грешников принялась выравниваться, вставая на уставшие, сбитые о камень босые ноги, что происходило не без гнусавой ругани свиномордых сатиров и свирепо-рычащего Варгха, не достающего кнут, хоть, наверное, очень хотелось. Конечно же, здесь присутствовали и не поддающиеся воспитанию рабы, не желающие подниматься с позиции, в которой всю жизнь стояли на Земле, но они мигом огребли крепких затрещин от мускулистых чертей, хорошо обученных работать с земным скотом. Мощные удары длинными короткошерстными лапами быстро подняли закованных ничтожеств, взяв плату за скорость в виде распухших губ и перебитых носов, однако отличный жизненный опыт стоил таких мизерных расходов, лишь бы на пользу пошел.

Наконец немалая масса пленников выровнялась и застыла на краю широкой, центральной улицы, имеющей ответвление в виде разбитой дороги, ведущей в правую сторону от Реки Мертвых, находящейся перед самым носом рабов. По этому, уходящему вглубь Харона узкому пути тоже бродили местные жители, выгуливающие козло-бараноподобную детвору и передвигающиеся на красивых животных богатые черти, не обращающие внимания на узников, падающих, встающих и избиваемых, да и чего смотреть на привычное зрелище. Рабы Джумоука были не единственными несчастными, поворачивающими на эту улицу, мимо них, как раз проходила колонна земляков, где два варгхоподобных создания без передышки работали кнутами, отключив напряжение, дабы ведомые узники не валились с ног от ударов тока, однако находились и такие.

Этих рухнувших без сознания мучеников тащили обнаженные и ссутулившиеся собратья по несчастью, не обращающие внимания на свои и их, пережатые кольцами шеи и обдираемые об камни мостовой ноги, струящиеся обильной кровью. Во главе сей процессии двигался укутанный во множество внешне дорогих тряпок ящероподобный монстр, излучающий бесстрастными глазами тусклое сияние, облаченное в тонкий, хладнокровный ум. Судя по всему, его не слишком интересовало здоровье личных рабов, внешний вид и излишняя жестокость сопровождения, он скорее считал людей еще более низшими созданиями, чем животные и замученный, но не могущий заткнуть мыслительные процессы Дмитрий подумал, что им с Джумоуком повезло.

Собакоголовый кивнул проходящему мимо ящеру, чье количество рабов почти не отличалось от его, а чешуйчатое создание ответило, однако его кивок не содержал ни одной эмоции. С другой стороны и «Анубис» не пылал радостью при виде конкурента, наверняка, как любой работорговец, желая смерти того, дабы присвоить хорошую «золотую» жилу, но сейчас подождал, пока пройдет собственность конкурента, и открыл угольно-черную пасть.

— Сейчас вы все направитесь в место, где придется провести некоторое время! Там вы обретете долгожданное бессмертие, и возможно научитесь правильно им пользоваться! Поэтому постарайтесь не умереть по дороге, ведь осталось совсем немного! Ха-ха-ха! — собачья морда растянулась в злорадном оскале, а затем хохоте из-за осознания чувств, вызванных этим известием у стоящих перед ним тяжело-сопящих, побитых людей с металлическими кольцами на шеях и скотьими тавро на лбах.

Глава 2

— Бессмертие… Вы слышали, он сказал бессмертие…

— Быть подобным Господу…

— Никогда не умирать в этом кошмарном мире… Невозможно…

— Проклятье рода человеческого… Нет подарка хуже, чем бессмертие в Аду…

— Никто не достоин вечной жизни, кроме Господа нашего Иисуса…

— Так вот отчего мучения в Геенне вечные…

— Никогда не умереть и не бояться ран…

— И сломает смерть об меня косу свою, и не убоюсь костлявой поступи…

— Бред… Никто не может быть бессмертным…

— Вся ложь от Дьявола, а это один из сынов его…

Множество слов, несущих гамму абсолютно разных эмоций, потекли из закованных в четыре ряда, обнаженных людей. Пленники Ада не верили в бессмертие, словно забыв, как еще недавно каждого из них пытали, а затем полностью восстановили поврежденные участки тела.

«А может и не каждого… Или же посттравматический шок спрятал кошмарные воспоминания во избежание безумия… Значит, скоро «волшебная» капельница… Отлично, просто замечательно!», — Дима мысленно танцевал румбу, отлично зная манящее в пляс название, но плохо представляя, как на самом деле танцуется этот танец, однако душа его выписывала замысловатые кренделя вокруг замершего в предвкушении новых способностей тела.

— Надеюсь, все поняли и никому не придется повторять заново, а то Варгх соскучился, да и проголодался! — услышав свое имя, гигантский, когда-то бывший человеком монстр встрепенулся и положил могучую лапищу на заискрившийся кнут, облизнув мясистые, уродливые губы. — Ха-ха-ха! — захохотал собакоголовый Джумоук, ярко смотрясь на фоне серой улицы в переливающихся одеждах. — Конечно, основной брак он отсеял, но мало ли кого не заметил… — адские рабы внешне и мысленно содрогнулись, в особенности девушка, бросившая испуганный взгляд на новорожденного мальчишку, выглядевшего меньше всех, однако она просто слишком буквально приняла к сердцу слова «Анубиса». — Видит мой малыш плоховато, но такова плата за силу и мощь! Какие-то проблемы с сосудами в голове из-за груды мышц, уж вам-то землянам не знать об этом! — в толпе действительно присутствовали накачанные грешники, и их тавро колебалось от второго до пятого. — Пару десятков из вас точно возьмут для переделки в таких, как он! — непрерывно-ворчащий Варгх внимательно слушал хозяйскую речь, а висящий сбоку электрический кнут менял силу свечения, в зависимости от места пребывания мощной лапы.

«Ну точно… Каким-то образом хлыст привязан к его лапе, как iPhone к владельцу с помощью отпечатка пальца… Только здесь, чем ближе рука, тем сильней активность электричества…», — Дима, как раз додумал новую оригинальную идею, а Джумоук развернулся и поцокал в переулок, отбросив золотыми одеждами пару тусклых бликов, ласково ударивших по передним пленникам, где одним был младенец, тут же растянувший в улыбке беззубый рот.

Его печальная мамаша ласково погладила малыша по покрытой редкими, светлыми волосиками головке и поправила налитую, без капли силикона грудь и это ее сексуальное телодвижение не осталось пропущенным похотливыми взглядами тостопузых сатиров с членами, налившимися кровью. Два свиномордых увальня каким-то образом умудрялись выполнять все возложенные на них задачи, то есть и за узниками посмотреть, и женщин оценить, и поболтать друг с другом, не обращая внимания на собакоголового, владеющего смертельным жезлом. Лично Диме еще в Сортировочной было неясно, как один из красноглазых поросят зарубил себе подобного толстожопого хряка, раз на деле они такие дружные ребята, прям, как в мультике про весело скачущих вокруг кипящего котла с грешниками щекастеньких чертей, задорно распевающих песни и размахивающих вилами.

«Кстати, да… Почему нет ни одного демона с вилами? Откуда вообще взялась популярность колхозного оружия, если в Аду все, как один ходят с мечами, жезлами и хлыстами? Не из пальца же высосана… Может еще нарвемся на любителя вил, вот тогда точно охренею…», — парень хотел оглянуться, дабы узнать, как дела у Лкетинга с Такеши, но демон с собачьей головой ускорил величавое цоканье, уподобившись блондинке, спешащую на распродажу сумок «Луи Витон» в Задрищенске, поэтому главным стало избежать падения носом вниз, а то завалятся все. «Интересно были ли прецеденты, когда ведущий раб падал, заставляя рухнуть всю толпу? Крику, небось потом… Особенно от этих толстожопых…», — взмыленный, как конь парень, без единой капельки пота, с пересохшим ртом и замученный настолько, что не понимал, как движется, покорно тащился за Джумоуком, подбадривая себя внимательным осмотром рогатых жителей Харона и убогих домишек в разбитом переулке.

Какой бы плохой, узкой и вонючей не являлась дорога дальше, но такого количества разномастно одетых чертей Дима даже представить не мог, хотя, скорее всего центральная улица компенсировала идентичное зрелище размерами, а здесь местный «люд» сконцентрировался на меньшем пространстве.

Бедные, богатые, верхом на здоровенных, красивых зверюгах и пешком, а также движущиеся в полуметре от земли на аппаратах, выполненных из красноватого металла и излучающих синеватое пламя снизу… Эти штуковины смахивали на земные автомобили, только короче, тоньше, и частично обтянутые материалом похожим на кожу, вот только странно, почему они отсутствовали на центральной улице или же замученным узникам просто не повезло увидеть их раньше.

И сейчас, рядом, почти впритирку с четырьмя длинными вереницами людского скота, защищенного звероподобными чертями, пролетело три издающих едва слышный гул машины, заставивших прижаться к стенам уродливых домов куда-то идущих чертей, яростно выругавшихся вслед летающим аппаратам. Одна из высокотехнологичных штуковин чуть не воткнулась в выезжающего из поворота богатого всадника на огромном красивом звере, однако тот успел уклониться, да и то, благодаря умному животном, дернувшемуся в сторону и спасающего больше себя, чем хозяина. Грязно выругавшись вслед адскому лихачу, прямоходящий баран с огромными рогами поехал дальше, но чертова морда хранила злость все время, пока Дмитрий мог ее видеть.

Примечательным являлось то, что летающие над землей штуковины содержали внутри растянувших в ухмылках пасти, молодых, хорошо одетых чертей, чей юный возраст отражался в оранжевых глазах, а также на козлиных и бараньих мордах, выглядящих подростково молодо. Юноша видел на Земле немало людей, смысл жизни которых заключался в поисках приключений и последующем получении пиздюлей, то есть адреналина, но это проходит по мере взросления, так что здесь еще не все потеряно, да и вообще, молодость не порок, сам такой.

«Поразительно, как похож этот городок на многие земные… Центральная улица благоухает чистотой, а здесь же воняет, как в общественном туалете, словно по ней никто не ходит… Кучи отбросов разных форм и размеров, еще хуже выглядящие жилища, покрытые блестящим налетом, наверное, местной плесенью, что при такой жаре и влажности вполне естественно…», — в это мгновение откуда-то сверху вылилось отвратительно-пахнущее содержимое чьего-то ночного горшка, и брызги полетели во все стороны, зацепив одного сатира и чуть не попав на «Анубиса».

Собакоголовый бросил злобный взгляд желтых глаза наверх, но ничего не произнес, продолжая ход, а свиномордый черт с мачете не удержался и покрыл предполагаемые окна грязными ругательствами, большая часть из которых не была понятна, но смысл сводился к тому, что владельцу вылитого горшка жутко повезло, что брызги не запачкали Джумоука. Сверху естественно ничего не ответили, да и доказать откуда вылился чертов кал было проблематично, поэтому яростно-сопящий сатир вернулся на свое место, злобно зыркая красными глазами.

Теперь Дима понял, отчего их ведут по центру и так узкого переулка, разрезая здешний козлоногий «люд» подобно ледоколу, покоряющему Арктику. Вылитый горшок все расставил по своим местам, нарисовав картину круглосуточно-выливающегося сверху говна, уравнивающего всех богатых и бедных чертей, ходящих по грязному переулку.

«Если двигаться посередине, то попасть под струю сверху трудновато… Получается работорговцы мешают местным чертям жить, ведь ходьба по краям чревата последствиями… Как в аркадной игре… Уровень, полный препятствий… Хоть какое-то» развлечение» местным жителям…», — и как в подтверждение его мыслей, спереди выплеснулось следующее помойное ведро или горшок, окатив неторопливо цокающего черта, одетого в набедренную повязку из материала глубокого черного цвета, а также пару замысловатых браслетов на животных запястьях.

Мощное, покрытое короткой, коричневой шерстью тело, мускулистые лапы, толстые козлиные ноги и гордый оранжевый взгляд… Что он вообще делал в этом переулке, если не смотрел наверх в отличие от шустро-двигающихся жителей Харона, ощущающих дерьмо шестым чувством? Гордость? Самонадеянность? Уверенность в своих силах и неприкасаемости? Или же обычный пафос? Таких немало и на Земле, но все они когда-то покрываются позором.

Густая масса «благоухающих» помоев окатила красавца-черта с ног до головы, не пропустив ни одного участка накачанного козлиного тела, и тот замер, будто произошло нечто, не вписывающееся в давно заученную судьбу. Затем оранжевые глаза мгновенно налились кровью, создав замысловатый оттенок, а мощные рога сместились вниз, ввиду поднявшейся вверх, пускающей пар из ноздрей головы. Сопровождающие рабов сатиры радостно захохотали, слегка сбавив шаг, ибо, если сильно смеяться можно и споткнуться. Они ржали так, как давно не ржали, видимо попавший в столь невразумительную переделку соотечественник жутко развеселил их, но тот не обращал внимания на толстожопых карликов, выискивая окно, откуда его окатили дерьмом и нашел.

Мокрый, воняющий все-таки ночным горшком черт опустил рогатую голову, взревел нечто невразумительное и, раздувшись подобно разъяренному джину, выбил хлипкую дверь уродливого двухэтажного здания здоровенным копытом, дабы ворваться внутрь. Далее внутри раздался звучный цокот копыт взбирающегося наверх по ступенькам огромного, разъяренного козла, затем громкий треск и спустя секунду из окна второго этажа вылетел помятый жизнью, недокормленный черт, покрытый множественными проплешинами и воняющий хуже Анатона. Разбитая морда сочилась кровью, но заживала на глазах, а сломавшаяся от удара об дорожный камень нога моментально криво срослась. Он же кинул на нее недоуменный взгляд, поднял голову вверх и открыл козлиный рот, принявшись поливать напавшего на него рогатого земляка грязной руганью.

Облитый помоями и дерьмом черт яростно взглянул на обнаглевшего неряху из окна его комнаты, а затем бесстрашно спрыгнул, выбив широкими копытами искры из камня мостовой, дабы склониться над обнаглевшим собратом, походя при этом на демона Ада, воюющего с закованным в доспехи рыцарем, но то были суровые будни мира Геенны Огненной. Что было дальше, Дима не увидел, пройдя вперед, зато слышал звучные удары и проклятья, вылетающие из козлиной пасти избиваемого, где тот не сдавался, да и чего сдаваться, ежели способность к регенерации уравнивает каждого. Это и есть обратная сторона медали, ведь с подобной способностью перестаешь обращать внимание на боль и можно сколь угодно показывать характер, даже являясь ничего нестоящим ничтожеством.

Колонна человеческих рабов продолжала двигаться, игнорируя скучные взгляды рогатых жителей Харона, сонно смотрящих на них с окон затрапезных жилищ, а масаи с восхищением крутил головой, приговаривая, как хорошо здесь живут, абсолютно не смущаясь окружающей вони. Мир проплывающей частички Ада напоминал сериал «Светлячок», рассказывающий про человеческое будущее с огромными космическими кораблями и высокими технологиями, тесно переплетенными с огнестрельным оружием и ценностями двадцатого века. Но еще больше сей городок напоминал планету Татуин из «Звездных войн», красочно показанную в эпизоде с футуристическими гонками и участвующим в них молодым Анакином Скайвокером. Вот это точно подходило под описание Харона и единственное, чего здесь не хватало, так палящего солнца, но влажная жара с лихвой компенсировала этот недостаток, как и всюду бродящие черти самого разного вида, напоминающих инопланетян из легендарного фильма.

«И все-таки… Есть у них верблюдоголовые или нет? Здоровенный… Зубастый… Горбатый… Бррр!», — парня передернуло от мысли, приходившей в голову еще на пыточной лежанке Анатона, но забытой из-за переутомления, которое уже давно навалилось вновь.

Он устал до невозможности, однако босые, сбитые об дорожный камень ноги автоматически несли за собакоголовым, а серо-голубые глаза непрерывно моргали, желая спать, спать и спать. Дмитрий не знал, что ощущают остальные, но прекрасно осознавал, что, если человек за время попадания в Ад не свихнулся, то после произошедшего будет желать только отдых, ибо жажда не столь существенна. Всеобщая усталость уже прекрасно ощущалась по сбившемуся рабскому шагу, ранее более синхронному и выровненному. Сейчас же запуганные люди, чьи стертые в кровь ноги покоряли каждый метр пути через боль, просто-напросто боялись остановиться или упасть, видя произошедшее с отринувшими страх и возжелавшими смерти собратьями.

Юноша отлично понимал, что он не один мечтает об отдыхе, и только шагающий позади масаи двигался вперед, спокойно дыша и не обращая внимания на лежащий под ногами неровный камень, мучающий остальных.

«Рожденный в Африке, не знающий обуви… Самый счастливый здесь человек, воспринимающий происходящее, как оно есть… Сначала не верит, но осознав истину, тут же принимает, как реальность… Как просто… Мне до такого учиться и учиться…», — парень отчаянно завидовал мускулистому туземцу, воспринимающему мир, как видит, в отличие от цивилизованных людей.

Через непродолжительное время бесконечной ходьбы по вонючей, полной разномастных чертей окраине Харона, Дима стал слышать одиночные «ойки», издаваемые Такеши при почти каждом шаге. Как японец не старался терпеть свою боль, но она прорывалась через сжатый рот. Парень прислушался, между делом рассматривая снующий в разные стороны разношерстный местный «люд» и зафиксировал множественные «охи», «ахи», «мыки», «уки», «ойки» доносящиеся от идущих позади обнаженных пленников, глушащиеся звонким цокотом копыт со всех сторон.

«Получается, что терпеть необязательно… А я-то все боюсь…», — он действительно боялся издавать рвущиеся звуки страдания, непонятно с чего думая, что толстожопые сатиры накажут, а им оказывается плевать на стоны пленников.

Решив так и сделать, юноша случайно, и как назло наступил босой, стоптанной в кровь пяткой на торчащий из мостовой острый камень, серо-голубые глаза брызнули непроизвольными слезами боли, а пересохший, давно разбитый рот сгенерировал громкое:

— Бл. ть! — вследствие чего обернулся цокающий справа от «Анубиса» карликовый черт, но увидев скривившееся от боли лицо захромавшего «Спящего», злорадно ухмыльнулся, ощерив крепкие, совсем не свиные клыки и отвернулся, продолжая гипнотизировать рабов свиным хвостом, торчащим из жирной задницы.

— Больно, Ди-ма? — раздался участливый голос неутомимо шагающего туземца, на что юноша молча кивнул, остро ощущая проткнутую ступню и это в конце пути, когда еще немного и можно будет отрезать руку на спор после «волшебной капельницы». — Терпи! Боль — это жизнь, белый брат! Пока ты чувствуешь боль — ты живой! Лкетинга учил старый шаман, потому что Лкетинг должен был стать шаманом! — слова масаи грубо развеяли мечты о беззаботном будущем с пустотой на месте страданий и парень тяжело вздохнул.

То, что боль является криком помощи тела — общеизвестный факт. Таким образом, человеческий, да и любой другой организм рассказывает, где у него проблема и насколько она сильная. Даже элементарное желание сходить в туалет, опорожнить кишечник или мочевой пузырь в неком роде является болью, ведь чем сильнее позывы, тем неприятней ощущения.

Жить без боли легко и прекрасно, но обратная сторона медали выглядит быстрой и незаметной смертью из-за непонимания того, насколько все плохо, ведь безуспешная подача организмом сигналов о приближающееся кончине не будет услышана, а улыбка на посиневших устах превратится в сдачу за дешевый билет в Ад…

— Это точно… Такое напоминание всегда рядом и с глаз не пропадет… Хрен забудешь… — стиснув зубы и забыв о желание стонать, произнес Дима, старясь двигаться за Джумоуком и свиномордым сопровождением, не задерживая остальных рабов.

Тем временем позади него кто-то еще наступил на этот же осколок камня и не один раз, ибо раздалось несколько громких, болезненных вскрикиваний и это вполне естественно, ведь где один дурак нашел яму, туда и другие заглянут, чтобы рухнуть следом.

— Так вам блядь! За ваши бесконечные вопли! — злорадно прошептал мальчишка, страдающе наступая на пробитую ногу, до этого измочаленную продолжительной ходьбой.

— Что ты сказал, белый брат? — непонимающе спросил мускулистый масаи, отчего-то принявший слова Дмитрия за камень в свой огород.

— Ничего, Лкетинг! Ничего… Все нормально! Просто очень больно! — быстро пробормотал, обкусывающий потрескавшиеся губы Дмитрий, не желающий учить выходца из Африки русскому мату.

— А-а-а-а… — протянул туземец. — Терпи, Ди-ма! Ты сильный! — он хлопнул его по плечу тяжелой рукой, заставив звякнуть цепь, а уставший юноша вспомнил про Такеши, так любящего лезть в их диалог, но сейчас молчащего.

— Такеши! Такеши! Тс-с-с! Пс-с-с! — считая, что шепчет в недоступной сатирам слышимости, он позвал низкорослого, страдающего больше их азиата.

— Да, Дима-сан! — раздался нарочито бодрый ответ японца, сто процентов валящегося с ног.

— Ты как там? Живой, здоровый? — искренне поинтересовался Дима с силой подогнувший пальцы на пробитой ноге, дабы не травмировать еще живые остатки. — Все нормально? Как ты себя чувствуешь?

— Нормально! Я взрослый человек, не надо носиться со мной, как с ребенком! — Такеши обиделся на сюсюканье в свою сторону.

— Понятно! Никто и не говорит, что ты ребенок! С чего тебе в голову полез подобный бред? Мы же вместе, поэтому надо беспокоиться друг о друге! Вон Лкетинг спросил, больно ли мне, когда я ногу проткнул и ничего! Это вполне естественный вопрос! Да, Лкетинг? — Дима аккуратно ткнул локтем масаи, на что тот кивнул, зыркая ярко-голубыми глазами, будто пытаясь напугать шатающихся по грязному переулку чертей, ловко уворачивающихся от периодически выливаемых сверху помоев.

— Да, желтый брат! Та-ке-ши не ребенок! Та-ке-ши сильный и смелый! Скоро придем! Лкетинг знает! Отдохнем! Поспим! Расскажешь про рисунки! Лкетинг и Ди-ма с тобой желтый брат! — ограниченный словарный запас совершенно не беспокоил масаи, пользующегося им на всю катушку, составляя бесхитростные, но искренние словосочетания.

— Я тоже уверен, что скоро придем! Ляжем, отдохнем… Как же я мечтаю поспать, кто бы знал… — юноша высказал личное пожелание, задрав голову в каменный «небосвод» с летающими там ящерами и чуть не споткнувшись. — Воды напьемся… Хотите воды? Такеши? Лкетинг? — он ловко переступал раненой ногой, избегая боли и выглядя калекой, навострившимся обходиться остатками конечностей.

— Да! — Дима не видел выражение лица, покрытого татуировками туземца, но по голосу понял, что мечтательная улыбка масаи осветила серый Харон. — Вода! Много холодной, вкусной воды! Лкетинг очень хочет пить! Но Лкетинг не должен признаваться в жажде! Это слабость! — внезапно проявил искренность воин-масаи.

— И я хочу воды! Сейчас бы выпил целое ведро! Чтобы в животе булькало! — эти слова заставили азиата сменить интонацию на страдальческую, да и понятно почему. — А зачем ты признался, если не должен? — Такеши был полон любопытства, несмотря на мучения, испытываемые при ходьбе, да и кольцо на шее неслабо натирало кожу.

— Ди-ма и Та-ке-ши друзья Лкетинга! Они не расскажут! — мускулистый негр верил японцу с русским и разоткровенничался, двигаясь по наполненному невзгодами пути к бессмертию.

— Друзьям можно… — шевельнул губами Дима, пробуя на вкус слова, цену которым на Земле так и не прочувствовал.

Раньше у него не было друзей, именно друзей, а не знакомых, коих может быть неограниченное количество. По его личному мнению дружба — это доверие, чего он не чувствовал ни к кому, ни разу в жизни, и только после смерти умудрился поверить сразу двум разным людям, знакомым меньше суток.

Наверное, так и должно быть. Сразу понять, кто достоин веры, а кто нет. Кому можно рассказать о крутящемся в голове бреде и тот не засмеется, сказав: «Сумасшедший»… Да. Так оно и есть. Он никого не считал другом, не доверяя людям беспокоящие его мысли, а они наоборот любили поведать ему самое сокровенное, словно психологу, молча принимающему льющуюся с человека грязь и отводящему этот поток в сторону.

Один из знакомых даже признался в этом. Сказал, что на Диму легко и непринужденно вываливать наболевшее, отчего становится легче. Будто принял контрастный душ. А парень еще подумал, что ему в принципе по барабану, слушает и слушает, местами даже интересно…

Нахлынувшие из земной жизни воспоминания были прогнаны здоровой ногой, почти наткнувшейся на выпирающий вверх дорожный камень, но парень успел поднять ее до проникновения острого края в мясо, лишь слегка оцарапав, что являлось несущественным по сравнению с пробитой ступней.

— Фу, блин! — пробормотал он, облегченно вздохнув, и увидел мрачное здание, возвышающееся над ставшими совсем редкими, уродливыми домиками, а уж снующие вокруг черти, так и вовсе исчезли, оставив летающих в каменном «небосводе» противно-каркающих крылатых ящеров.

Похожее на тюрьму строение серого цвета окружал угрожающе-выглядящий забор метра четыре в высоту, состоящий из толстых и частых, острых на концах металлических прутьев с красноватым оттенком, где на разных участках периодически вспыхивали крупные снопы искр. Судя по всему, данное ограждение создавалось с учетом ограничения возможности побегов, а остающийся после искрящихся вспышек запах озона говорил об огромной силе тока, сконцентрированной внутри. При хорошем раскладе от беглеца не останется даже зубов, не то, что костей, поэтому красноватый забор пугал еще при подходе к территории вгоняющего в тоску здания с отсутствующими окнами.

Внутреннее, прячущееся за искусственным ограждением пространство также не радовало красотами и гостеприимностью, а скорее наоборот. По нему бродили подобные Варгху создания, всего четверо, но каждое двигалось по определенной траектории, не пересекающейся с «родственниками», и ходили они быстро, не теряя друг друга из видимости. Эти гигантские твари отличались от оригинального Варгха тем, что неподалеку от них бегали огромные, размером с пони животные с пастями полными клыков-ножей и растущими по всему телу костяными шипами. Ужасные, неземные звери еще издалека заметили пленников, принявшись издавать звуки, походящие на собачий лай, но явно им не являющийся, многократно превосходя по свирепости и звучности.

«Если такой «пес» попадется ночью на земной улице, то умение непроизвольно ссаться и сраться гарантировано… Хорошо, что сейчас нечем…», — подумал измученный, жутко желающий спать Дима, покрывшийся изморозью при виде кошмарных животин. «И непонятно, то ли дети естественной адской эволюции, то ли генетически-модифицированный доберман с легкими вкраплениями генов носорога…», — хромающий мальчишка непроизвольно сплюнул, но отсутствие слюны прилепило язык к разбитой еще в Сортировочной губе. «Они тут издеваются над нами… Дали бы попить, а то мало ли… Хотя о чем это я? Говорю так, словно они обязаны жить по американской конституции и зачитать мне мои права… Еще бы адвоката потребовал… Но все равно… Перемрем от жажды и продавать будет некого… Надо срочно отдохнуть… Отдохнуть…», — мозг не соображал, хаотично генерируя разнообразный бред.

Дмитрий тупо моргнул и встряхнул головой, вглядываясь в наверняка пункт назначения «Анубиса», приближающийся и наполняющий душу безнадежностью, переплетенной с надеждой на отдых. Серое здание, являющееся лавкой по продаже бессмертия, обладало не только искрящимся частоколом из красноватого металла, но и высокими охранными вышками, сложенными из толстых, ювелирно-обработанных плит, между которыми было невозможно просунуть иглу.

«Прямо, как в описании египетских пирамид, да и пирамид многих других цивилизаций… Огромное количество народов поклонялось богам с головами животных, но что же все-таки произошло потом? Ведь даже сегодня в Исландии существуют старинные церкви, где в лавках проделаны дырки для хвостов, значит, люди-животные совсем недавно бродили на Земле, но это тщательно скрывается… Анатон определенно не все рассказал… Скорее всего просто не знал, ведь поболтать он любит…», — парень ностальгически вздохнул, вспомнив старого черта, чуть не убившего его и вернулся в реальность.

Вышеуказанные сторожевые строения не выделялись особенностью форм и архитектурными изысками, будучи построенными для дела, а не красоты, поэтому выглядели обычными прямоугольниками, поставленными на менее широкую сторону, где сверху вырезали пространство для вооруженных охранников с бараньими головами.

Да и вообще весь пройденный рабами путь не выделялся ни одним симпатичным строением, кроме врезанной в гору пирамиды, остальные же постройки выглядели настолько просто и топорно, что казались отвратительными. Создавалось ощущение, что мир Ада не знает понятия красоты, по крайней мере, все виденное Димой смотрелось тусклым, серым и противным. Даже одежды обитателей Ада являлись обычными кусками ткани из разного материала, а уж оружие, особенно зазубренные мачете… Ужас. Все делалось простым, надежным и без какого-либо стремления придать изделию вид, радующий глаз. А твари вокруг? Например, животные, несущие богатых всадников? Красивые, да, но они такими выросли. Или летающие над землей аппараты, пронесшиеся в переулке? Громоздкие машины, обтянутые кожей, выполненные лишь для передвижения, но совершенно не вызывающие эстетического удовольствия при взгляде на них. Такая цивилизация не может существовать и искать Творца, однако Анатон сказал, что черти делают это не первую тысячу лет. Так кто же среди них ищет Бога? Уж точно не те, кто вокруг… Точно не они, ибо там, где отсутствует искусство, Создателя никогда не было.

Огромные крученые рога и заточенные под бараньи головы шлемы… Да-да! Шлемы из толстого железа, прямо, как у рыцарей! Торчащая из-за широкой спины рукоять сабли и небрежно прислоненное к внутренней стенке вышки высокотехнологичное копье, плюс удерживаемая в лапах винтовка и немигающий взгляд оранжевых глаз… Все это вкратце описывало бдящих на вышках охранников, но честно говоря, Дима уже столько чертей перевидал, что больше всего в серо-голубые глаза бросилось несколько иное огнестрельное оружие.

Винтовка, походящая на земные, как две капли воды, однако с дулом, выглядящим слишком широким, именно широким, а не большим, словно пуля не пробивала тело, а разрезала его. С другой стороны юноша не являлся специалистом по оружию, он об этом всегда себе напоминал, критикуя адскую промышленность, поэтому перекинул взгляд дальше, еще раз скользнув взглядом по охранникам на прямоугольных вышках.

«Интересно, отчего здесь одни бараны? Может они дурней и надежней? Вон здоровые какие, не то, что наши охранники… Чистые мышцы, поджарые, худощавые, настоящие козлы… А эти… Мощные, широкие, глаза дурные, сразу видна армейская выучка иного типа, чем у наших… Таких громил в десант, чтобы бездумно приказы выполнять… Наши еще ни одного лишнего раба не грохнули, умеют думать, хоть и дисциплина выше некуда, а эти… Скажут охранять, они и ящеров крылатых на территории убивать начнут… Стопудово дурные, как пробки…», — он устало моргнул, одновременно нервно слушая уродливое гавканье адских «псов», стоящих рядом с забором и боящихся подходить ближе, понимая, чем грозит затаившееся внутри электричество, поджидающее неосторожную жертву.

Охранные вышки с бдящими внутри, закованными в подобия старинных доспехов баранами стояли не только посреди прохода на территорию, но и по углам периметра, охраняемого кошмарными варгхоподобными тварями, выгуливающими адских «псов». У Димы создалось впечатление, что их ведут в тюрьму, а не центр трансплантации «волшебных» капельниц, включающий место для отдыха, да и сам вид здания не располагал к радости и веселью. Выглядящая цельной каменной коробкой безвкусная постройка, во-первых, не обнадеживала наличием окон, как юноша заметил не в первый раз, а во-вторых, внутрь вел всего один широкий проход при немалых размерах постройки.

«Как три пятиэтажных хрущевки вместе взятые и поставленные одна к одной…», — других сравнений юноша придумать не смог, а простодушный Лкетинг, небось рот раскрыл от восхищения, ежели до этого сходил с ума от убогих двухэтажных коробок, где живет местная нищета.

Чем его пугает отсутствие окон и один вход, Дима мог легко объяснить. Это строение походило на мышеловку или ловушку для голубя, так и покусывающие нервы невидимой надписью: «Забудь надежды, всяк сюда входящий!», — и хоть Джумоук обещал бессмертие, но его цена может настолько отвратительно выглядеть, что кто-нибудь из рабов обязательно не выйдет обратно.

Являлось ли это строение единственным или же таких по Харону раскидано множество — неизвестно, но другие работорговцы в любом случае должны водить «улов» в подобные места, если только у них нет собственного уютного гнездышка, где человеческих рабов переделывают под суровые условия Геенны Огненной. Ящероподобный, например, вел закованных «животных» именно сюда, ибо по дороге просто-напросто отсутствовали места, куда можно вместить пару сотен избитых грешников, а значит, до сих пор находился внутри.

Вход на территорию прекрасно охраняемого здания выглядел высокими под стать забору вратами, выполненными в виде толстых, вдоль и поперек скованных красно-металлических прутьев. И сейчас они открывались, приветствуя вереницы измученных рабов, ведомые тремя десятками мускулистых чертей, вечно голодного Варгха и троицы сатиров с зазубренными клинками наперевес под предводительством закутанного в золото Джумоука.

Встречали их пятеро бараноподобных чертей, внешне дублирующих охрану на вышках, но один выделялся, а на подмогу им шли два местных Варгха с «псами», ранее злобно гавкающими у искрящего заграждения. Зачем требовался столь сильный контроль местности, прячущейся за высоким забором и какие инциденты происходили внутри серого здания, никто не рассказывал, ибо обнаженные пленники рожами не вышли, но такое количество охраны, причем непривычного вида, пугало до дрожи в коленках.

«Что творится внутри казематов, где встраивают «волшебную» капельницу? Если там выполняют подобные хирургические операции, то могут делать вещи и пострашней… Территория огороженная металлическим забором с огромным напряжением, без окон, один вход, ну как вариант еще один сзади… Ну ладно… С одного бока я ничего не вижу, может и там есть… Что тут ТАКОЕ убегает, дабы держать столько чудовищной охраны, наглухо закованной в средневековые доспехи… Реально, как рыцарские, но переделанные под чертовы тела…», — сонливость временно затихла, перестав беспокоить, уступив место ужасу, филигранно заигравшему на поджилках ног и локтевых сгибах.

Захотелось сесть и подышать, сильно-сильно, дабы полностью распахнулась сжавшаяся грудь, но такая возможность отсутствовала, поэтому парень взял на вооружение метод Такеши и попытался успокоиться, не привлекая внимания монстров, в коих на Земле старались не верить. Несколько вдохов и выдохов по японской системе угомонили расшалившиеся нервы, и он более умиротворенно взглянул в сторону встречающих «гостей» хозяев, не особо сочащихся радушием. Его спокойное на словах подглядываниевы глядело молниеносными бросками зрачков на процессию у ворот, с опасением наткнуться на взгляды «собачек», замерших и зло рычащих, ожидая приближения обнаженных рабов.

Главным в этой компании определенно был черт, коего Дима изначально назвал выделяющимся. С бараньей головой и насмешливыми оранжевыми глазами, выделяющимися умом и проницательностью. Его массивные доспехи, закрывающие тело почти до копыт, отличались золотым покрытием с вычурным узором, чем-то похожим на рисунок копыт Джумоука, плюс он единственный не держал в руках копье, а меланхолично покручивал золотистый жезл с несколько иными значками, но идеально повторяющий оружие собакоголового. Копыта хозяйски ведущего себя демона также обладали золотистым узором, повторяющим нанесенный на доспехи, а рисунок бдящих по бокам чертей-баранов копировал узор копыт козлоподобного сопровождения «Анубиса». Большие, крученые рога сего представителя Ада блестели, будучи начищены местной полиролью — это лишь домысел, но в голове парня сформировалось такое мнение, а мощные, покрытые короткой черной шерстью лапы бугрились крупными мышцами. Судя по умным глазам и накачанному телу, верховодящий черт руководствовался принципом: «В здоровом теле — здоровый дух!», — стараясь не отходить от этого правила, а еще являлся расистом, раз набрал в охрану одних баранов, как бы двояко это не звучало.

«С другой стороны Джумоук тоже этим грешит, наняв козлов, но они как-то по умнее смотрятся… Хотя, как козлы могут смотреться умнее баранов? Спросил бы меня кто на Земле, я бы посмотрел, как на дурака, но здесь… Они реально умней смотрятся…», — серо-голубые глаза парня осторожно разглядывали адское воинство, забыв про «собачек», а он сам размышлял об умственных способностях козлов и баранов, не зная на кого поставить.

Внезапно его усталый разум, желающий завалиться спать и никого не видеть, сгенерировал еще одну отличную идею, мгновенно расширенную до теоретически разумных пределов: «Может они здесь, как негры и белые… Типа две разные национальности, а сатиры, так вообще таджики с узбеками, хотя это я и раньше прикидывал… Пусть не все глупые, есть оказываются и сообразительные, но все-таки… А собакоголовые и ящероподобные — представители высших рас, все дела… Хотя какие высшие… Гонять голожопых рабов туда-сюда… До сих пор неясно, частный Джумоук предприниматель или работает от государства, но с другой стороны, какая разница? Может он частник, арендовавший эту пещеру, а в нее просто падает нормально… Типа предпринимателя, купившего на удачу ларек на окраине деревни, забивший его морепродуктами и вдруг поперло…», — прихрамывающий шаг замедлялся и замедлялся, причем не по его желанию, а Варгха, сам же парень забыл о необходимости торможения, необходимого при приближение к ведущим в неизвестность решетчатым вратам.

Поржавевшие цепи меж узниками натягивались, а поржавевшее кольцо впилось в кадык, и старающийся не наступать на больную ногу Дима закрутил шеей, дабы перебросить его под горло. Когда же не получилось, то плавно приподнял рукой, задышав намного свободней. Бросив любопытный взор влево, он обнаружил, что подобное происходит на всех цепях, а судя по молодой мамаше, ее торможение жутко веселило младенца, тянущего миниатюрные ручки в сторону пахнущих Адом встречающих.

Смотреть на идущих по соседству мусульман, ничем не выделяющихся всю дорогу и тянущих ярмо рабов с упорством ослов, обманутых морковкой было не интересно. Их, как приковали в Сортировочной, так они и молчали, не привлекая внимания, но держа ровными спины. Бородатые правоверные приняли навязанный им Ад, как само собой разумеющееся наказание. Ни вопросов, ни ответов… Их устраивало все, а если и не устраивало, то Коран запрещал спорить с Аллахом, повесившим на шеи железные кольца и навязавшим компанию красноглазых сатиров, размахивающих зазубренными клинками.

«Что же такого натворили эти смуглолицые? Даже соседство с говорящими свиньями — грязными животными, не заставляет их мерзко ругаться и плеваться, а держит в угрюмом молчании, покорных, как ведомый на убой скот… Хотя нет… Скот все чувствует и идя на бойню паникует и борется, эти же полностью покорились навязанной судьбе…», — Дмитрий прекрасно знал о болезненном подходе к вере истинных правоверных, более болезненном, чем у христиан, но не мог и представить идиотизма такой силы и фанатичности, дабы преданность к религии заставила опустить руки в жутком месте.

Однако суть не в этом. Сейчас все закованные рабы останавливались и наполнялись страхом неизведанного, видя мрачное здание, смахивающее на сумасшедший дом для избранных, окруженный высоким, искрящимся током забором и безмолвных адских жителей, встречающих рычанием адских «псов». Мало, кто из рабов горел желанием поднять глаза выше пальцев истоптанных в кровь ног, но глубоко прячущаяся внутри каждого, даже самого бесполезного из людей жажда познания, заставляла хоть мельком, но взглянуть на разумных тварей, столь непривычных человеческому взору. Рабы, умудряющиеся издавать стоны через закрытый рот, увидели двух новых «Варгхов», ставших рядом со спрятанными в толстые латы чертями с бараньими головами и истекающих тягучей слюной, похожих на ежиков «собак» размером с носорога-двухлетку, нервно-шевелящих влажными носами и показывающих клыки длиной с шариковую ручку.

Окончательно остановившийся, как и все другие грешники Дима, боязливо, раз в две секунды посматривал на кошмарных зверей, охраняющих перевалочную базу человеческого скота, и нервно размышлял, как нечто подобное выращивают из клыков и костяных шипов. Глядя на здешних «псов» искренне верилось в огромные возможности эволюции, изредка выпивающей бутылочку красного крепленого, затем говорящую: «Чтобы такого на сегодня придумать?»

Джумоук тем временем замер напротив владельца или управляющего мрачного серого здания, почесывающего золотистым жезлом бараний подбородок и лениво смотрящего на собакоголового с его сопровождением. Он находился на расстояние вытянутой руки «Анубиса» и холодные оранжевые глаза барана, заведующего сим пугающим заведением, не выражали какого-либо радушия или радости от вида Джумоука. Скорее вид дельца, ждущего от встречи лишь выгоду и совершенно не интересующегося делами клиента.

— Приветствую тебя, Низам! — собакоголовый произвел небольшой поклон до уровня груди, показывающий его высокий ранг, по крайней мере, относительно земной мерки сей церемонии, да и то Дима не гарантировал стопроцентных знаний на эту тему, хоть и читал немало книг с упоминающимися там приветствиями разных стран мира. — Ты, как всегда сам встречаешь каждого клиента! Подобные тебе обычно сидят на месте, и лишь прибыль считают, не разглядывая приводимый товар! — слова Джумоука были искренними, но некую подковырку имели, видимо званый Низамом прямоходящий баран имел репутацию ушлого черта, везде пытающегося урвать выгоду.

«Такеши, наверное, знает особенности поклонов, но сейчас его вряд ли спросишь, уж слишком напряженная ситуация… Скажешь слово и лишишься языка, который бросят гигантским полуносорогам, вон как напряженно смотрят и рычат… Небось резко дернешься и привет Вселенная… Я прибыл…», — Дима не мог прийти к мнению, как правильно кланяться, но незаметно для самого себя переключился на рычание, вспомнив о стоящем сзади Варгхе, забывшем, когда последний раз хватался за кнут и сейчас не поздоровавшимся с собратьями. «Да у них и мозгов-то нет, чтобы здороваться… Все лишнее удалили, оставив чуток для самых простейших функций, типа нас охранять, сортировать, бить сильно, бить слабо, вот и все… Легкая беззаботная жизнь… Как у гусеницы…», — отчаянно боящийся, но желающий продолжения пути юноша прислушался к диалогу работорговца и владельца жутких казематов.

— И я приветствую тебя Джумоук! Честно говоря, вышел просто так, — меланхолично произнес закованный в золотые доспехи Низам, расслабленно покачиваясь из стороны в сторону и крутя налитым багровой смертью жезлом. — Там внутри… — он махнул мускулистой лапой в сторону пугающего здания. — От скуки с ума сойти можно, а здесь свежий воздух, новые люди! Ха-ха-ха! — он подмигнул напряженным грешникам, смотрящим на свои грязные ноги. — А ты вижу сам ходишь за рабами, не желая нанять доверенного помощника, как многие богатые черти, чтобы не сбивать копыта, а в комфорте считать доставляемые им монеты! — равно ему поклонился Низам, достойно ответивший на подковырку «Анубиса», бывшему еще тем жлобом, раз другие работорговцы нанимают заместителей, пусть не все, но оказывается, нанимают. — Как улов? Вижу неплохой! — он тут же ответил сам себе, наигранно и удивлено встряхнув бараньей головой с мощными рогами. — Целых трое «Спящих»! Причем разных рас! Да ты счастливчик! Не продашь? Дам по пятьсот монет за каждого, плюс остальному скоту операция за мой счет! Соглашайся Джумоук! — он уставился на закутанного в золото хозяина людского скота, отлично понимая, что тот не продаст, но оранжевые глаза светились почти невидимой надеждой, замеченной уставшим юношей, аккуратно скосившим взор на демона, желающего купить его с друзьями.

И так немалое с самого рождения самомнение Дмитрия поднялось еще выше, когда он услышал, как за них торгуются еще на Хароне, поняв, что является неплохим уловом, ценящимся в этих удаленных от Земли местах, особенно при цене в пятьсот монет, а ведь лишенного языка раба отдали всего за девять.

— Нет! Ты сам знаешь, что не продам! На Рынке их купят намного дороже, да и деньги не основная их цена! — Джумоук отрицательно мотнул угольно-черной мордой, а желтые глаза блеснули яростным пламенем, озадачив парня новой информацией, вкратце звучащей: «Не в деньгах счастье!». — Почему бы тебе самому не начать заниматься работорговлей, а не этими… — собакоголовый скривился, махнув жезлом на серое безликое здание. — Отвратительными операциями! Никогда не понимал экспериментов, проводимых здесь… Каждый раз, когда привожу человеческий скот, меня аж передергивает! — в собачьих глазах мелькнуло отвращение. — Сколько уже пострадало жителей Харона? Пятьдесят? Шестьдесят? Сто? Сколько раз убегали результаты твоих опытов, вымещая на мирных чертях злобу, впитанную здесь? — судя по начинающейся словесной перепалке, эти двое не особо дружили, что вполне могло отразиться на замученных рабах, охваченных усилившимся страхом после слов Джумоука, негодующего из-за экспериментов, проводимых внутри монолитной цитадели.

Если уж демон, не чурающийся сжигать земных грешников пачками, да скармливать их Варгху, утверждал, что здесь создаются ночные кошмары жителей Геенны Огненной, то потрепанные Адом люди и вовсе свихнутся.

«Оставь надежду, всяк сюда входящий…», — еще раз промелькнула в голове юноши фраза, ассоциирующаяся с местом, куда «Анубис» привел рабов получать бессмертие.

В старых сказках, чтобы получить нечто волшебное и могущественное, требовалось преодолеть огромный путь, насыщенный непреодолимыми препятствиями, вот и здесь происходило нечто подобное, только не специально, а согласно здешним жизненным реалиям. Что происходит внутри этого здания, какие эксперименты и чем они пугают Джумоука, еще предстояло узнать, и если посчастливится — уйти, просто забрав прилагающееся бессмертие. Самое главное, дабы собакоголовый и проницательный баран не поругались, ибо попасть в Ад плохо, но в дом демона, поссорившегося с другим демоном еще хуже.

«Как бы не было беды… Вспомнят старые долги… Девок здешних с отпиленными рогами и бритыми телами, когда-то не поделенных, еще чего-нибудь… Кто, кому в суп плюнул…», — подумал парень, напряженно уставившийся на пробитую ногу, сейчас отдыхающую от путешествия по Харону, каменный «небосвод» которого оглашался криками крылатых, ящеров, заменяющих в Аду земных ворон.

— Какая тебе разница, Джумоук! — злобно осклабился бараноподобный Низам и его ярость, будто увеличила заточенные под клыки обычные зубы, а черти рядом напряглись. — Занимайся своим делом, а в мою работу не лезь! Благодаря таким, как я — выращиваются они и им подобные! — он ткнул толстым, волосатым пальцем в находящегося далеко позади Варгха, наблюдающего за рабами маленькими лютыми глазками. — А то, что сбегают удачные, но неконтролируемые особи — это нормально! Это наука! Здесь нельзя без ошибок! Как и в твоем деле тоже! Не так ли, Джумоук? — он выпустил пар, прищурился и хитро взглянул на собакоголового. — Ты как-то раз перепутал «Спящего», продав его, как мясо в Элизиум! Точнее перепутали компьютеры, отчего неверно клеймили того… Скольких он ангелов убил? Это же надо! Ха-ха-ха! — Низам гулко расхохотался, отчего громче зарычали «псы», сделавшие толстыми когтистыми лапами шаг в сторону рабов, а Дима нервно попятился сантиметров сорок назад, уперевшись в широкую грудь воина-масаи. — Продать «Спящего» ангелам! Ха-ха-ха! — брызнул тягучими слюнями Низам. — Белокрылые ублюдки привыкли к подчинению, а тут на тебе! Две сотни смертей за ночь! Райские кущи давно не забрызгивало кровью в таком количестве! Ха-ха-ха! Молодец, Джумоук! Провел диверсию! Они столько не потеряли в итоговой битве последней войны! Ха-ха-ха! А вот «Спящего» пришлось отправить обратно в бесконечность Вселенных! Убить! А ты сам знаешь, что в Аду категорически не рекомендуется убивать «Спящих»! Это хорошо, что твоей вины в этом происшествии практически не было, а компьютеры наказывать, смысла нет! Что тебе за это сделали? — он насмешливо посмотрел в глаза укалываемого прошлым собакоголового, держащегося, словно ничего не происходило. — Выговор, что не обратил внимания на несвойственное дешевкам поведение пленника? И все! А пернатые планетарные сутки Элизиума отмывали несколько дворцов от крови! Ха-ха-ха! А тебе выговор! Поэтому нестоит критиковать мое занятие, обладая грешками в виде невнимательности со своей стороны! — Низам закончил ухмыляться и заново оглядел четыре вереницы обнаженных рабов, задержав взгляд на женщинах, в особенности на девушке с ребенком, а «Анубис» никак не комментировал его словесные выпады, понимая, что сам начал проигранный диалог. — Тебе я смотрю повезло не только со «Спящими», но и с молодой девушкой! Матерью с новорожденным! Довольно редкий случай, когда женщина рожает на Геенне Огненной… Она ведь здесь родила, не правда ли? — он облизнул крупные клыки, а молодая мать, услышав слова демона-барана, согнулась, превращаясь из красивой, испуганной девушки в трясущуюся сутулую тетку, прячущую весело шевелящего ручками младенца за копной спутанных волос.

Крохотный мальчуган от новой игры раззадорился еще больше и, попав в сказочный замок, незамедлительно принялся играть с немытыми космами матери, не задумываясь, что его могут съесть «ав-ав» и «бе-бе», как бы он говорил на Земле спустя недолгое время жизни.

— Ребенка и мать не продам! Ты отлично знаешь, что это слишком ценный товар, но спрашиваешь во второй раз! Сначала «Спящие», теперь они! — Джумоук не слишком сильно, но разозлился, отряхнув с себя остатки легкого унижения — Можешь купить любую другую женщину, как и любых рабов! Проводи свои опыты на них, мне не жалко! Жалко жителей Харона, страдающих от твоего равнодушия к их жизням, прозябающим в нищете и голоде! — раздражение собакоголового, не первый раз проявляющего сочувствие, буквально лилось из угольно-черной пасти, видимо стоящий напротив хозяин жуткого адского заведения порядком выводил его из себя, особенно после напоминания об ошибке с неудачно проданным «Спящим». — Я пришел к тебе, как обычно! Оставить человеческий скот… — эти слова заставили рабов нервно вздрогнуть, но к Аду пора привыкать. — На передержание! Для вживления регенеративного органа, дарящего им вечность! — «Анубис» саркастически оскалил пасть, обернувшись к вздрогнувшим, издавшим редкие, непроизвольные стоны узникам, а Низам понятливо ухмыльнулся, видимо в этом месте их непорядок с головами являлся одинаковым. — Все! Никаких продаж ребенка, его матери или «Спящих»! — Джумоук вперился желтыми глазами в оранжевые бараноподобного демона, защищенного адскими «псами» и тяжелыми воинами с «Варгхами» на подхвате. — Любого из остальных можно! Хоть половину, но за хорошую цену! — теперь уже почти все пленники шумно и испуганно вздохнули, издав общий, громогласный стон, волной прокатившийся от начала к концу, рассказав, как они боятся неизвестных отвратительных экспериментов.

— Любые мне не нужны… — хмыкнул баран в золотистых латах, не отводя проницательных глаз от Джумоука, стоящего со скрещенными нечеловеческими руками. — Этого добра везде навалом! Особенно дешевок, хотя меченые другими тавро тоже немало выдерживают! Что ни говори, а среди людского скота попадаются и достойные экземпляры! Которых и животными стыдно назвать! Не будем ссориться Джумоук! Проходи! Может и куплю у тебя парочку тех! — Низам ткнул мощным пальцем в цепь, начинающуюся правоверными с аккуратными бородками, но мусульмане даже не подняли глаз, однако демону, повелевающему жутким местом не были интересны их ответные взгляды.

Его интересовали отличные тела, будто созданные для необходимых Аду экспериментов, где людей превращают в нечто ужасное, прокрадывающееся в земные сны еще не умерших счастливчиков, дабы показать обратную сторону жизни на личном опыте. Они открывают жуткие, клыкастые и беззубые пасти в пугающем реве, отчего живые просыпаются в холодном поту, трясясь от липкого ужаса, стараясь смахнуть его с тела, и не желая ложиться обратно, ведь монстры могут ждать…

Люди не понимают, что кошмарные создания разучились говорить, поэтому и издают столь жуткие звуки, на самом деле крича: «Не умирайте! Никогда не умирайте, если не готовы к смерти!», — а нечеловеческие конечности отчаянно жестикулируют в попытке рассказать больше, но никто не принимает их помощь, убегая и воя от ужаса, желая покинуть чудовищное сновидение.

Демон в золотистых доспехах отошел в сторону, кивнув «Анубису» и не обратив внимания на злобно-сопящего сатира, все время настороженно стоящего рядом и посматривающего по сторонам, непонятно, что вынюхивая свиным пятаком. Жирный демон не обращал внимания на хозяина мрачной, монолитной цитадели, словно тот являлся одним из крылатых ящеров в небе, но Низама не интересовало мнение горделивой свиньи.

Охранники с кручеными рогами и ворчащие Варгхи повторили хозяйское движение, расступившись в стороны и отозвав пускающих слюни ужасных «псов», после чего длинная, походящая на стадо колонна земных грешников двинулась вслед за закутанным в золото хозяином с собачьей мордой, сопровождаемая высокими чертями, охраняющими людское мясо от опасностей снаружи.

Хозяин… Как быстро и легко произносится это слово, дарующее освобождение от выбора и собственного мнения… Удобно жить, когда за тебя кто-то думает. Буквально кормит и предоставляет кров, оплачивая твои способности, используемые в своих целях. Вся сегодняшняя система образования построена по принципу внушения, что без руководителя человек никто, и если он покидает образовательное учреждение, не уверовав в вышеописанное, то дальнейшая взрослая жизнь исправляет данное упущение. Спустя несколько месяцев полноценной работы на «дядю» или государство формируется уверенность, что ты действительно никто и звать тебя никак, ибо целыми днями выполняешь только чужие поручения, а твоя точка зрения никого не волнует, и если поначалу это раздражает, то со временем начинает нравиться. Вырабатывается неспособность думать самому с зависимостью от чужих поручений и боязнью потери комфортной и не очень, часто бессмысленной работы, превратившейся в наиважнейшую часть существования.

Полная зависимость от работодателя является сильным наркотиком, и человек даже не пытается жить без хозяина, попробовав использовать личные таланты и не контролируясь никем, кроме себя самого. Даже попытка думать об этом вызывает панику, кричащую в ухо: «Ты же ничего не умеешь! Скажи спасибо, что получил эту работу, теперь есть, что кушать и чем платить за квартиру с кредитом! А пенсия?! Отчисления на пенсию?! Что ты будешь делать в старости?! Жить на гроши?! На минималку!? Ты думаешь об этом, болван?! Или налоговая?! Нужны тебе эти проблемы?! Ведь придется все решать самому, а здесь просто вовремя приходи и отсиживай рабочий день, делая вид, что работаешь, а там хоть трава не расти! Вон сколько народу мечтает об этом месте, а ты хочешь уйти! Зря, что ли учился пять лет в ВУЗ'е?! И пусть работаешь не по профессии! Это ерунда! Другие вообще безработные! И если уж все-таки решишься уйти, то необходимо поймать нужный момент, а он не всегда рядом! Посмотри на своих родителей! Они всю жизнь на одной работе просидели и хорошо! В девять приходили, в пять уходили! Никуда не высовывались, а тоже хотели побольше свободы! Зато квартира есть! Тебя вырастили и обучили! И ничего, что раньше времена были другие! Ты же талантливый, просто еще не время! Не время! Посиди здесь, успокойся! Там слишком много риска! Нужно ждать наилучший момент, и когда он наступит — ловить удачу за хвост, а этим мы займемся где?! Здесь! На нынешнем рабочем месте! Умница!», — и никто даже не пытается заглушить панические убеждения мыслью, что работодатель почему-то сумел найти применение их мозгам и держит не за красивые глаза.

А ведь обладая желанием и трудолюбием можно зарабатывать ровно столько, сколько стоишь ты сам, ежедневно повышая свою цену, совершенствуя тело и разум и уделяя этому не более часа в день. Спустя какое-то время понимаешь, что время ускоряется, недели летят, подобно часам, а ты становишься лучше и лучше, как и твои дела. Здесь главное помнить, что все хорошо и тогда жизнь превратится в зеркало, отражающее личные качества и показывающее степень разной для всех свободы, ограниченной лишь количеством денег в кармане. Ты перестанешь быть рабом, боящимся услышать слово «Уволен», перестанешь звонить руководству, отпрашиваясь по делам, и перестанешь просто бояться опоздать на работу. Само слово работа потеряет частицу «раб», когда ты перестанешь принадлежать ей, начав зависеть от самого себя.

Огромное количество людей обладает талантами и умениями, но только единицы применяют их, а ведь интернет открыл безграничные возможности для популяризации отлично продающейся, человеческой одаренности. Множество фрилансеров — работающих на себя людей, появилось ниоткуда, став свободными и перестав посещать осточертевшую работу, осознав, что умеют неплохо рисовать, писать, программировать и работать с графикой, продавая свои умения действительно нуждающимся в них и прекрасно платящим за это. Эти люди на самом деле свободны, ведь количество работы зависит от них самих, существует даже поговорка, гласящая: «У фрилансеров две проблемы. Первая — найти работу. Вторая — избавиться от нее», — так, что выбор есть всегда.

Из всего вышеописанного напрашивается один вывод, и он еретически звучит для избравших путь подавляющего большинства. Долгий путь собственного бессмысленного существования в процессе строительства чужой мечты за изредка бросаемые копейки, но этому учат с рождения и родители, и телевизор, хотя сам реальный мир беспрестанно твердит, что высшее образование не показатель большого ума, а лишь доказательство, что человек не дебил. Статистически каждый год выпускается огромное количество специалистов, но посмотрите вокруг. Потребительское общество больше нуждается в продавцах-консультантах, барменах, официантах и грузчиках с разнорабочими на продуктовых складах, все остальные места давно заняты. Неправду говорят, что: «Учение свет, а не учение, чуть свет и на работу в оранжевой безрукавке!», — ведь на железной дороге подобно самураям, только с ломами вместо мечей бродит не одна тысяча юристов, менеджеров, бухгалтеров и экономистов. Высшее образование не дало им ничего, кроме потерянного времени и гордости отца с матерью, в отличие от многих других, плюнувших на диплом и работу на «дядю», решив делать подсказываемое душой, то к чему она стремится и отлично умеет. Ведь, если ты не исполнишь свое истинное предназначение, поддавшись постоянно противоречащему телу и нравоучениям общества, то будешь долго жалеть об этом во время несуществующей смерти.

Глава 3

Длинная, спотыкающаяся колонна пленников боязливо и не по своей воле шла к мрачному, серому зданию, защищенному сыплющим искрами забором и охраняемому кошмарными тварями, выращенными охотиться на экспериментальных монстров. Подгибающий пальцы на пробитой ступне Дмитрий всей поверхностью израненной спины чувствовал провожающие грешников нечеловеческие взгляды, где переплелись и легкая зависть проницательного Низама, и ленивый интерес бараноподобных чертей, круглосуточно бдящих на вышках. Сквозь унылое шлепанье человеческих ног и цоканье широких копыт, сопровождающих рабов козлоногих, едва слышалось ворчание «псов», так и не попробовавших свежего мяса и продолживших обход территории с Варгхами, а клубящиеся под каменным «небосводом» редкие серые облака пронизывались хрипло-кричащими крылатыми ящерами.

«Интересно, пытаются ли отсюда сбегать пленники? Не всегда же это должны быть безумцы, не осознающие, что их ожидает смерть… Как вариант существуют и хладнокровные люди, обратившие внимание на каждую деталь во время прохода через Харон, и каким-то образом собравшие их в маленький и как им кажется победоносный план, но… Куда здесь бежать? Даже в толпе не затеряешься… Бред, да и только…», — парень слышал дыхание мускулистого, покрытого татуировками воина-масаи, хотя тот находился на расстояние полуметра, да шаги с цоканьем создавали немалый шум.

Видимо туземцу не нравилось сильно приблизившееся серое здание, готовое открыть единственный видимый вход, дабы пропустить свежую партию человеческих рабов внутрь. О чем думает Лкетинг, парень не знал, главное чтобы не решился поиграть в гляделки с новыми демонами, коих они в любом случае встретят.

«Хорошо хоть этих пропустил без всяких игрищ… А может и не пропустил… Я же спиной не видел… Кто его знает, этого масаи… У него свои тараканы в голове, у меня свои, у Такеши японские… Как там он, кстати? Давно не слышно его…», — парень осторожно повернул голову, обойдя взглядом сверкающего голубыми глазами и раздувающего ноздри туземца, посмотрев на измученного азиата.

Такеши увидев взгляд Димы, устало улыбнулся и кивнул, показывая, что все нормально, по крайней мере, юноша так подумал. То, что все нормально, парень был в курсе — убивать их троих никто не собирался, но огрести плетей или лишиться конечностей — это раз плюнуть.

«Вон ступню уже проткнул, а всем по барабану, ходи, как хочешь, хоть ползи… Мелочь, но все-таки… Пример какой-никакой… И знают же… Поползу, наплевав на боль, пусть даже льются слезы страданий… Все гордость и упрямство… Уверенность, что лучше остальных и не должен ни перед кем прогибаться…», — парень знал себя, как облупленного, отвергая любые возможности подчинить его душу со стороны, а насчет маленького победоносного плана, коим теоретически могут руководствоваться возможные беглецы… «Нет, я бы никогда не решился… Слишком незнакомое место, а прятаться вечно не будешь, сожрет какая-нибудь животина, наподобие бегающих сзади и поминай, как звали… Нет никакого плана, ибо идти некуда… Если только позже, когда продадут новым хозяевам, вывезут в пустыню или еще куда… Может тогда я и увижу места из снов… Хотя не вариант, что Ад то самое место… Может таких Адов, как и Вселенных, бесконечное количество и люди не всегда попадают сюда… Существуют же ошибки в программном обеспечении, а реальность некого сбоя из-за генетической мутации вполне возможна… Так, что имеется возможность отлета людей в очень странные миры…», — он осторожно, но быстро передвигал раненую ногу, понимая, что Геенна Огненная подарила ему немало удивительных мыслей, невозможных в земной жизни и за это он благодарен ей, пусть даже плата является очень весомой.

Четыре вереницы безмолвных рабов, где даже вечно-паникующая четвертая цепь подавленно молчала, замерли перпендикулярно большой двери из красноватого металла, врезанной в стену монолитной цитадели. Эта дверь являлась не такой и большой, Дима мог сравнить ее с увеличенной копией ворот гаражей, во множестве раскиданных по бескрайним просторам России, что существенно контрастировало с размерами самого здания. У юноши в голове до сих пор не укладывалось, как можно построить уродство, имеющее форму прямоугольника с одним-единственным входом внутрь, и каким образом отсюда убегают, если представить, что с невидимых ему сторон отсутствуют выходы.

«А может эти воротины выламываются изнутри и приходится ремонтировать их… Что же там за опыты проводятся и какие твари выходят из под ножей адских хирургов, если они могут пройти через все здание, игнорируя и подавляя жуткую охрану… Правда я внутри не был и ее не видел, но должна же она быть…», — он стоял позади замершего «Анубиса» и двух развернувшихся красноглазых сатиров с мачете наперевес, ищущих малейший повод отрубить конечности узникам, а неподалеку патрулировали Варгхи и резвились адские «собачки», поглядывая на грешников злобными, налитыми кровью глазами.

Чего ждал Джумоук, Дмитрий не знал, как и любой из замерших пленников, где масаи продолжал возбужденно дышать, а Такеши и не было слышно. Однако спустя секунд пятнадцать на правой стороне от двери раздался громкий щелчок, повлекший натруженное гудение двигателя, отпирающего тяжелые двери. Наверняка каждый из застывших, запуганных и уставших до полусмерти людей снова и снова прокручивал мысли, что не такой он представлял себе смерть.

Ни один из попавших в Геенну Огненную перепуганных грешников не ожидал рабства в окружении разумных животных, идентичных тем, кого когда-то свободные узники считали необходимым пнуть при встрече, и мясо которых употребляли каждый день. Человечеству навязали мнение об уникальности каждого его, не всегда разумного представителя, будто бы являющегося венцом творения Господа, повелителем животного мира и единственным разумным созданием во Вселенной, но жестокая правда оказалась не всем по зубам. Великая земная раса всего лишь перспективный, но неудавшийся эксперимент, годный для рабского труда и переработки в пищу после полного копирования воспоминаний любого новоприбывшего мертвеца.

Заселившие Землю люди и не представляют, что их братья меньшие на самом деле такой же эксперимент, как и они, только проведенный еще до слияния ангельского ДНК с чертовым, дабы заполучить человека в его нынешнем виде. Сегодняшняя Земля является отражением Ада и Рая, кем-то задуманных в виде издевательского места для перевоспитания зазнавшихся «венцов творения Господа», но никто никогда не расскажет людям правды, пока они сами не захотят узнать ее, однако… Человечество считает, что лучше быть тупым и счастливым, чем умным и грустным, ведь во многих знаниях — много горя…

Высокие с красноватым оттенком, металлические двери открывались без какого-либо скрипа, лишь напряженное гудение старающегося изо всех сил двигателя сопровождало их раздвигающиеся створки, охраняющие тернистый путь за бессмертием, полный затаенных человеческих страхов и реальных мучений. Это подтверждалось пошедшими изнутри запахами человеческих, а может и не только, экскрементов, гноя, застарелой и свежей мочи, кислых рвотных масс, а также множественными человеческими воплями и грохотом, пока еще приглушенными не до конца распахнувшимися дверьми. Проем между створок достиг всего метр, а гудение рассказало, что отвечающий за врата двигатель не первый раз отворяет их, изрядно состарившись за время бессменной работы, и чем больше раскрывались двери в неизвестность, тем сильнее сочились болью вопли мучаемых грешников, усиливающиеся с каждым новым сантиметром расширяющегося прохода.

Страдания, сопровождающие крики, являлись густыми и практически осязаемыми, что мгновенно почувствовали стоящие впереди рабы, задние же еще просто не приняли всю силу человеческих эмоций, могущих принимать материальную форму и омывать тела находящихся рядом палачей, либо случайных наблюдателей. Кровожадные сатиры с Джумоуком буквально ощутили вкус человеческих мучений и словно обмякли, нежась под водопадом людской боли в отличие от непроизвольно пошатнувшихся рабов, желающих спрятаться от страданий себе подобных, действующих подобно густому дыму, заставляя задыхаться и слезиться глаза.

«Вот отчего балдеют садисты и извращенцы… Они чувствуют это… Для них чужая боль — наркотик, вызывающий привыкание и дарящий ни с чем не сравнимые ощущения, ибо затрагивает темные духовные струны в отличие от инакомыслящих… Все зависит от того какую часть в себе развивать, плохую или хорошую, ведь для игры на каждой требуются свои аккорды… И, что самое страшное я понимаю это, словно испытывал нечто подобное, но забыл, поэтому сейчас тяжело дышать и очень жутко…», — Дима всасывал воздух, помня, как его учил японец, и спустя полминуты стало легче, даже человеческие стоны, несущие мольбы о смерти, воспринимались не так пугающе.

Гудение старого двигателя, отвечающего за врата в неизвестность, становилось тише и тише, пока вовсе не пропало и высокие, отливающие красным двери полностью распахнулись, показав прячущийся за ними тускло-освещаемый, широкий коридор по обеим сторонам которого находилось бессчетное количество решетчатых дверей, уходящих вдаль. Именно эти, созданные определенно для людей клетки, источали запахи смерти и безнадежности, струящиеся в виде безумных человеческих воплей.

Сквозь тускло-отблескивающие прутья торчали худые, беспрестанно-двигающиеся руки вместе с изможденными, походящими на черепа лицами, разевающими беззубые, сочащиеся кровью рты, а решетки некоторых камер грохоча, содрогались, словно кто-то изо всех сил о них бился. Издаваемые пребывающим здесь пленниками мученические звуки хоть и были человеческими, но духовная составляющая внутри них отсутствовала, будто из запертых в клетках грешников забрали эту часть, оставив лишь животное начало с приобретенными инстинктами боязни всяк сюда входящего. Куда вел сей коридор, и кто придумал столь ужасный стиль парадного входа в цитадель Низама не хотелось и представлять, уж слишком мышление здешнего дизайнера разнилось с людским, не видящим прекрасного в представлении, подкрепленном отвратными запахами, звуками и материальным ужасом.

Оцепенело всматривающемуся в жуткий коридор Дмитрию, да и многим другим более-менее благоразумным пленникам было понятно, что сажать их сюда никто не будет, а поведут дальше, но остальные узники, в основном обладатели пятого тавро, застонали, начав взывать к своему богу, что быстро пресекли стоящие по бокам колонны рогатые охранники. Мощные кулаки, покрытые короткой жесткой шерстью ломали носы и выбивали зубы, увеличивали мгновенно распухающие уши и подсвечивали темно-синим глаза, заставляя затихнуть истеричных рабов. Треск, хруст, крики боли дополнили атмосферу, созданную парадным коридором обители Низама, гармонично вписавшись в нее, дабы тут же затихнуть, сменившись легким жалобным мычанием, доносящимся из разбитых лиц.

Дима слышавший, что произошло с заверещавшими грешниками, не особо удивился, он уже привык к их постоянному получению «пряников» то от Варгха, то от чертей. Его больше интересовало, как там девчонка с пацаном и, судя по увиденному — все было нормально. Молодая мать, ссутулившись, прятала младенца под гривой спутанных волос, а тот забавно шевеля малюсенькими губами, прикрывающими беззубый рот, игрался с ними, умудрившись заплести даже несколько уродливых косичек, абсолютно не смутивших мамашу, хранящую покой недавно рожденной частички себя.

— Впечатляет, не правда ли? — внезапно повернулся Джумоук, сполна насладившийся страданиями людей, а точнее их животной части, сидящей в клетках. — Царство боли и безумия! Кто-то из вас может остаться здесь! — собакоголовый усмехнулся. — Низаму всегда необходим новый биоматериал! Конечно я против его отвратительных экспериментов, но… Деньги! Миром правят деньги! И нашим и вашим! — он ощерил клыкастую, угольно-черную пасть, узники покрылись ознобом, а кто-то не выдержав, глухо взвыл, подобно умирающему зверю, но быстро заткнулся с помощью крепкого, чертова кулака. — Так что следуйте за мной и молитесь! Молитесь всем своим богам, дабы вас избежала сия участь! Ха-ха-ха! — он мерзко засмеялся, а ему вторили два толстожопых сатира, щерящих клыкастые рты с мачете в жирных руках. — Наслаждайтесь видами еще не начавшегося Ада, двигаясь по его малюсенькому краешку! Ха-ха-ха! — собакоголовый снова захохотал, блеснув золотом одежд в тусклом коридорном освещении и поцокал, стараясь держаться середины плещущего ужасом и мерзкими запахами коридора, а за ним не торопясь двигались крутящие поросячьими задницами, свиномордые демоны.

— Давай-давай-давай! Ходу, скотина! Ходу! С вами тут никто сюсюкать не будет! Привыкайте к жесткой правде! Вот ваш нынешний реальный мир! Вот он! Во всей красе! — чуть ли не напевая, загнусавил самый болтливый из красноглазых демонов, на ходу повернувшись к еле шевелящим ногами пленникам, отчаянно боящимся идти за бессмертием. — Если вы не ускорите ход, я отрублю конечности каждому третьему, а остальные понесут их! И новоявленных калек и конечности, если кто не понял! — внезапно злобно заорал он, громыхнув клинком по каменному полу, вышибив сноп искр и стоящие впереди, включающие Диму и Такеши рабы дернулись от нервного напряжения, лишь Лкетинг не пошевелился, обладая выдержкой жителя джунглей.

А как иначе, ежели коридор, являющийся частью пути грешников, ужасал торчащими из клеток худыми руками и изможденными лицами, а также грохочущими решетками остальных камер, словно внутри них бесновались запертые демоны? Кто бы смог быстро двигаться, зная, что впереди новые кошмары, никогда не виденные даже в самых безумных снах и после того, как Джумоук — безжалостный проводник по царству мертвых, предупредил о судьбе некоторых, могущей закончиться этих клетках? В подобных случаях лишь угрозы обладают необходимым действием, заставляя отрывать непослушные, измочаленные долгой дорогой окровавленные ступни для следующего шага среди боли, отвратительных запахов и практически материального страха, обвивающего тело и не дающего дышать.

Закованные в четыре цепи обнаженные грешники ускорили спотыкающееся движение, подчиняясь воплям сатира и косо оглядываясь на рогатое сопровождение, держащее смертоносные копья. Крупные и внимательные, оранжевые глаза разумных, прямоходящих козлов следили за каждым шагом рабов, пресекая любую попытку неповиновения путем использования звериной силы беснующейся в получеловеческих, полузвериных телах и сейчас эти взгляды помогали быстрей двигаться, держа рты на замке, хотя каждый следующий шаг сопровождался страданиями. Потихоньку и потихоньку ряды рабов ускоряли хромающее, становящееся все более синхронным движение, двигаясь за «Анубисом» и весело-цокающими сатирами, отпугивающими зазубренными клинками тощие, тянущиеся через решетки руки, сопровождаемые стонами. Далеко позади, в конце закованных верениц людей слышалось рычание гигантского Варгха-людоеда с потрескиванием электрического кнута и ругань третьего, свиномордого карликового черта, подгоняющего неуклюжих измученных пленников, спотыкающихся и тормозящих собратьев. Эта большая часть колонны свежеприбывших в Геенну Огненную грешников еще не вошла внутрь, двигаясь по открытой территории под кровожадными взглядами охраняющих ее тварей, принадлежащих Низаму, однако за тех, так называемых собратьев Дмитрий не переживал, ведь все свои были в пределах досягаемости.

Сейчас юноша и видимые им, шлепающие рядом рабы с опаской глядели по сторонам, стараясь дышать только ртами, поскольку витающий вокруг, являющийся частью тусклого коридора запах валил с ног, вызывая рвотные позывы и заставляя слезиться глаза. Окружающая узников плотная вонь моментально заняла первое место, превратив остальные проблемы в нечто несущественное, затмив и идущих рядом здоровенных чертей, и злобных сатиров, и утыканного металлическими шипами, давно не евшего Варгха. До этого рычание громадного, трехметрового чудовища слышалось постоянно, как и заставлял нервничать электрический хлыст, издающий трескочущие звуки рвущегося на свободу тока, но здешние миазмы отодвинули назад и их.

Спустя несколько секунд Дима понял, что дыхание ртом не особо помогает. В ротовой полости появился вкус говна, человеческого или нет — без разницы, самое главное, что ощущение намазанного калом языка превратилось в суровую реальность, а не сказочный сон, должный закончиться после щипка.

«Каково же тогда дышать носом? Рвотные позывы похоронят… И главное блевать нечем, если только самими кишками… Сколько же времени здесь не убирают? Судя по запаху месяцы или годы… Настолько устоявшийся, всепроникающий запах не может образоваться за несколько суток — это по-любому…», — его желудок резко поднялся к горлу, но парень не подал и виду, лишь дернувшись и чуть не споткнувшись из-за больной, подогнутой ноги, но ход не прервал.

Шлепки босых ступней и едва различимые завывания жутко-боящихся, сходящих с ума узников перекрывались звонким цоканьем копыт адского сопровождения и стонами боли с воплями о пощаде из клеток. Да-да! Когда узники проходили мимо дверей, то стало возможным разобрать, что говорят несчастные, но нельзя было разглядеть их, ибо тусклое освещение коридора и отсутствие света в самих клетках не давало такой возможности.

— Спасите!! Помогите!! Я больше не могу так страдать!!

— Вытащите меня!! Заберите!!

— Убейте меня!! Пожалуйста, убейте!!

— Не надо!! Не надо!! Не приходите ко мне больше!!

— Пожалуйста! Пожалуйста!! Пожалуйста!!!

— Я больше не буду грешить!! Не буду!! Иисус Всемогущий, вытащи меня отсюда!!

— Пресвятая Богородица, пощади!! Вечно верен буду тебе!!

Мольбы о пощаде, просьбы убить и искренние сожаления о грешной жизни сопровождали клетки с находящимися внутри человеческими рабами, где большая их часть делала это автоматически, давно потеряв стремление жить и не осознавая себя, как людей. Те же, что еще оставались живыми и чувствующими, дичайшее сожалели о бессмысленной прошлой жизни, моля Господа дать возможность начать сначала, но было слишком поздно, ибо смерть вступила в свои права. Когда-нибудь их убьют до конца, и тогда появится возможность попробовать заново, но получившие шанс все исправить и не вспомнят о произошедшем…

Вселенная заберет их память, отправив сознание обратно на Землю, где n-ный раз испытает пороками, так легко затмевающими и подминающими под себя духовное начало любого разумного создания. Земные удовольствия в виде безделья, жирной вкусной пищи, алкоголя, наркотиков и животной похоти вновь раздавят божественную искру, превратив тело во владыку разума и через несколько десятилетий, а может и раньше, из той же камеры в цитадели Низама будут раздаваться страдальческие, шепелявящие крики, вылетающие из разбитого, разорванного рта с отсутствующими зубами: «Я больше никогда не буду грешить! Не буду!»

Юноша встряхнул головой, отбросив пугающие мысли, но продолжая всматриваться в камеры с торчащими оттуда руками и сочащимися страдальческими стонами, однако темнота клеток позволяла увидеть только смутные, не всегда целостные человеческие силуэты. Стараясь вдыхать отвратительный по консистенции воздух, как можно медленней, Дима подумал: «Глаза-то привыкнут через пару минут… После яркого дня снаружи, так сразу и не разберешь кто, как внутри выглядит… Чувствую, что увижу и офигею, но любопытство… Будь оно проклято…», — он отчаянно желал сплюнуть вкус говна, вызывающий тошноту, не могущую разразиться потоком кислой рвоты, но пересохший рот столь давно не получал воды, что парень забыл, когда в нем последний раз присутствовали слюни.

— О, Господи! Что за ужасная вонь! Отвратительно! — послышался сдавленный, но громкий голос лохматого японца, пробившийся сквозь грохот решеток, стоны запертых мучеников и множественный цокот копыт. — Я не могу это нюхать! Не могу! — Такеши впервые за все время высказал думаемое, совершенно не смущаясь адского сопровождения и едва слышимый рвотный кашель, полный пустоты ворвался Диме в уши.

Множество других, пораженных ужасом рабов, до этого молчащих, как рыбы в воде, будто ждали храброго зачинщика словесного бунта, дабы загалдеть в поддержку низкорослого азиата, излагая собственное мнение и мысли, накопленные за время тишины.

Такова природа людей… Им всегда требуется лидер, могущий диктовать все, что годно, ведь не это главное. При отсутствии цели, сойдет любая, пусть самая бредовая. И сейчас этой целью стало желание высказать все, что они думают о говне вокруг, и это те люди, чьи тела в сейчас удобряли планету, подарившую им годы бессмысленного существования, пытаясь расплатиться за их грехи.

— О Господи, что за вонь!? Что за запах?!

— Кха! Кха! Кха! Кха! Меня сейчас вырвет!

— Пресвятая Богородица забери меня на Небеса!

— Иисус, Отец Небесный, я сын твой грешный прости меня!

— И алкали грязь они! И по локоть в нечистотах плавали!

— Господи, неужели это все от людей!? И кто это в клетках!?

— Ангелы Небесные, уберегите меня от судьбы ужасной!

— Мученики! Вокруг мученики и грешники!

— Несчастные! Их заперли здесь навеки! Неужели им нет спасения?!

Отвратительные, словно обладающие плотностью «запахи», витающие в мрачном коридоре, ведущем колонну грешников за бессмертием, пробудили в синхронно хромающих пленниках не храбрость, а скорее безрассудность, отстранившую разумы от реальности, и величаво-цокающему собакоголовому это не понравилось. Укутанный в золотые и неяркие в тусклом свете одежды Джумоук развернулся и его гавкающий голос превратился в рык, заставивший прекратиться страдальческие стоны из клеток, но, не угомонив грохочущих решетками, то ли людей, то ли далекую родню чертей, отчего-то запертую подальше от своих.

— Молчать!! Заткнулись все, я сказал! — жезл в когтистых руках загорелся красным, а следующая фраза улетела в сторону низкорослых свинов с тусклыми мачете. — Почему пленники подали голос?! — толстожопые сатиры почувствовали пахнущее керосином дело и метнулись в разные стороны, создавая видимость работы. — За что я вам плачу!? — желтые, загоревшиеся лютой злобой глаза взглянули одновременно на всю рогатую прислугу, отчего те синхронно выпрямились, повторив злобный взгляд хозяина, а следующим их действием стали мощные удары по разбитым лицам рабов.

Получали естественно обладатели пятых тавро, но под их раздачу попали и другие, молчащие пленники, где больше всех повезло второй и третьей цепям, куда реже долетали длинные, перевитые крупными мышцами лапы чертей. А так мощные, покрытые короткой шерстью длани рогатых воинов доставали всех рабов, полностью вошедших в темно-серый коридор, и женщины сносили удары намного терпимей, чем «укающие» и «мыкающие» мужчины. Это происходило во время резкой остановки и ревущий от усилий Варгх пытался удержать цепи с валящимися друг на друга пленниками, не умеющими плавно тормозить и чувствующими смерть в виде смертоносного жезла с крепкими чертовыми лапами, ломающими лица.

Но… Ничего не произошло, кроме наступившей тишины, разбавленной звуками безумных ударов о металлические решетки, невнятными стонами упавших друг на друга рабов и запахами никуда не девшейся вони, а из клеток с обеих сторон раздавался грохот сильных ударов о железные прутья и жалобные стоны с мольбами о смерти.

Согнувшийся под тяжестью туземца с Такеши Дмитрий открыл глаза, тяжело дыша и чувствуя болящую от нагрузки раненую спину с нестерпимо ноющими коленками, ударившимися о каменные плиты коридора, ладно хоть с пробитой ступней было все в порядке. Еще неплохо, что висящее позади японца железное кольцо пустовало, но это не помешало истеричным рабам навалиться на азиата, добавившего свой вес воину-масаи, а уже тот завалился на юношу.

Общая сцепка являлась отвратительным изобретением, ведь каждый из падающих узников получал наказание от стоящих позади соседей и ничего не мог поделать, кроме как попытаться частично взять их вес на себя, дабы не нагрузить ведущего. Сейчас мускулистый туземец точно помогал Дмитрию, а уж чем занимался неразборчиво бормочущий Такеши, парень видеть не мог, наблюдая за богато-украшенными копытами Джумоука и слушая цоканье скачущих по бокам прямоходящих свиней с тусклыми клинками.

Слегка отдышавшийся, разгибающийся парень вспомнил про девушку с ребенком, так неудачно получившую первое место в путешествии по Аду и повернулся в ее сторону, решив заменить зрелище копыт с золотистыми узорами на налитые груди, но первыми, кого он увидел, были стоящие в раскоряку мусульмане. Верующие в Аллаха и Его непогрешимость рабы держали товарищей по несчастью на сгорбленных и раненых спинах подобно мальчишке, а уж параллельно им стояла молодая мать, совершившая подвиг в неизвестно какой раз и сейчас манящая отвисающими вниз красивыми сиськами без капли силикона. Она упала на согнутые в локтях руки, удерживая на них ребенка и закрывая его стройным, похудевшим телом, держащим завалившихся сверху вторую и третью узниц, не толстых, а среднего веса девиц, однако их общий являлся немалым. Младенец же продолжал весело размахивать маленькими ручками, играя спутанными мамкиными волосами и пребывая в счастливом неведенье относительно места, где пребывает.

«Обалдеть… Сиськи, конечно высший пилотаж…», — Дима настолько отвлекся от происходящего вокруг, глядя на манящую грудь, что забыл, зачем поворачивался в сторону остающейся желанной и в Аду девушки, сохранившей после родов замечательную фигуру.

Путь на Рынок по Геенне Огненной лишил ее обвисшего во время беременности живота и убрал лишний жирок, сделав тело еще более манящим и притягательным, чем до смерти, что чувствовалось по вздымающемуся половому органу, возжелавшему красивую женщину, и юноша был не единственным. Ничем не выделяющиеся правоверные на второй и третьей цепи вылупились на изогнувшуюся, пусть даже в мученической позе женщину, еще жадней, что явно виднелось по напрягшимся причиндалам, но раздавшийся сзади цокот мелких копыт с гнусавым басом моментально остудил их пыл и на ноги вставали уже бесхребетные импотенты.

«Проклятые инстинкты… Нашли место, где проявлять себя… Причем не я один такой… Как же много в человеке от зверя… Всю жизнь замечаю, но не обращаю внимания… Даже человеческие эмбрионы почти идентичны животным и земноводным… Форма одна, а суть разная… Все зависит от заложенной программы роста и развития… Прекрасное изобретение… Люди… Животные… Все вышли из одних гениальных рук…», — подумал Дима, выпрямившись и гордо отсвечивая вздыбившимся членом перед «Анубисом» с красноглазыми сатирами, бегающими по бокам рядов пленников и размахивающими зазубренными мачете.

— «Спящий»! — один из них замер, заметив несоответствие с остальными грешниками во внешнем виде замученного раба. — У тебя спермотоксикоз начался?! На Земле так любви не хватило, что сейчас кровь прилила!? Давай отрежу! Ты знаешь, какие вкусные человеческие яйца, особенно сырые?! Как они хрустят на зубах и лопаются во рту, забрызгивая сладкой кровью нёбо? — свин оскалил острые зубы и облизнулся, как-то особенно проскрежетав клинком о каменный пол, отчего у Димы все упало вниз, а его самого передернуло от ужаса перед злобным оружием сатира. — Х-ха! Быстро ты успокоился! Сдулся «Спящий»?! А твой черный друг даже не дернулся! — всхохотнул карликовый черт, забывший, как носился, боясь собакоголового хозяина, стоящего позади и бесстрастно наблюдающего. — Нашел же ты время на самок смотреть! Ты в Аду, «Спящий»! В Аду! А не на вашей улице Красных фонарей! — его налитые кровью глаза впились в серо-голубые Дмитрия, а жирная рука с клинком обвела пространство вокруг. — Это мир, где человеческому скоту не нужны половые органы! Вы просто не успеваете ими пользоваться! — парень сглотнул сухим горлом пустоту, чувствуя боль в разбитых губах и раненой спине.

Свиномордый карлик шумно выпустил воздух и отошел назад, Джумоук же слушающий его речь, никак не прокомментировал и не остановил подопечного, где второй такой же прибежал обратно.

— Всех успокоили! Всех подняли! Все готовы идти! Задние тоже стоят и ждут! Воют, но это нормально! — он ощерил пасть и ловко закинул клинок за спину, подобострастно уставившись на хозяина с угольно-черной мордой пса.

Тот мрачно, не успокоившись после вспышки гнева, кивнул и развернулся, колыхнув золотистыми одеждами, чей настоящий цвет почти не ощущался в тусклом освещении коридора, походящего на живое существо из-за тянущихся через прутья худющих рук и лиц, обтянутых кожей столь сильно, что они походили на черепа. Это хаотичное движение людских конечностей иногда замирало, превращаясь в сжатые на прутьях кисти с внешне длинными от худобы не всеми пальцами и явно выпирающими суставами, но сверкающие болью и безумием глаза с раскрытыми ртами не исчезали.

Большая часть рабов старалась не смотреть на происходящее, но взгляды нет-нет, да перескакивали на мучение земляков, находившихся у Низама не первый день. Данное место походило на психушку из фильма ужасов снятого больным на голову режиссером, а грохот железа и витающие вокруг безумные вопли с несусветной вонью отлично дополняли сие предположение, как и стоящие по бокам мускулистые рогатые охранники с большими внимательными глазами и копытами, покрытыми серебристым узором.

«Это путешествие в мир самых безумных кошмаров… Мир, который я не мог представить, видев лишь во снах, но сейчас он рядом и является частью меня… Никогда бы не подумал, что попаду сюда, но что ни делается, все к лучшему… Испытание Адом позволяет лучше познать Землю с человеческой сутью, вывернутые наизнанку и споласкиваемые безграничным страхом… Красиво сказано…», — его губы незаметно раздвинулись в непроизвольной улыбке, а глаза со страхом взирали на творящийся ужас.

«Анубис» тем временем двинулся вперед, не глядя, пошли ли за ним рабы, ввиду обладания немалого количества слуг, занимающихся дрессировкой людской скотины, собранной в стадо и закованной в цепи, дабы контролировать буйных особей путем сцепки с покорными экземплярами. Человеческий товар своеобразен и непредсказуем, поэтому его требуется, как можно чаще бить, главное не испортить предпродажный вид.

Жирные, но быстрые сатиры, высокие мускулистые черти и гигантский кровожадный Варгх умело вели унылую и замученную, спотыкающуюся паству за собакоголовым демоном с козлиными копытами, перебрасывающим из руки в руку налитый смертью и покрытый множеством странных символов жезл. Больные легкой ржавчиной цепи грустно звенели, металлические кольца впивались в шеи, а люди тяжело дышали, двигаясь за весело-скачущими свиньями, косо и со страхом оглядываясь на рогатую охрану по бокам. Немного успокаивали и завораживали зазубренные клинки, покачивающиеся на жирных спинах сатиров, подобно маятникам старинных часов, но приглушенный рев людоеда-Варгха позади и гнусавые вопли толстожопого напарника не давали забыться до конца. Геенна Огненная помнила о каждом своем госте, преподнося незабываемые впечатления всем новоприбывшим «туристам», проходящим бесплатную, знакомящую с местными достопримечательностями экскурсию.

Набирающий хромающий шаг Дима чувствовал натянувшуюся цепь, отлично понимая, что тоже самое происходит с Такеши и Лкетингом, тащащих не слишком стремящихся вперед обладателей пятого тавро, пусть там ждут даже два бессмертия и дорога домой. Покорившихся материализовавшимся кошмарам грешников, забывших о власти разума над телом, приходилось подгонять чертям и утыканному шипами гиганту, периодически взревывающему и заполняющему электрическим треском безумный коридор, полный клеток с подобиями людей, кои изо дня в день не могут переступить порог боли, дабы стать ее хозяевами или элементарно свихнуться. Юноша же старательно вглядывался в происходящее за решетками, забыв про девушку с не засыпающим младенцем и идущих позади друзей, могущих вынести не меньше его, уж в этом он был уверен, поэтому просто смотрел.

Проплывающие мимо клетки выдавливали во внешний мир обтянутые кожей лица потерявших разум людей, а грохочущие прутья решеток — «спасибо» Варгху за искры от кнута — беззастенчиво вырисовывали пускающих слюни и бьющихся внутри созданий, человеческими в которых были только тела, остальное давно принадлежало даже не Аду, а какому-то другому, еще не придуманному миру. Ибо нет такой Вселенной, где живут существа, созданные не для жизни…

Их глаза не выражали чувств, а тела двигались отдельно от застывших, мертвых взоров и в целом внешний вид неестественных созданий, бывших людьми и когда-то радующихся жизни, показывал, что смерть давно поцеловала их по-французски, отчего-то пощадив изуродованную оболочку. Человечество само виновато, что обладая огромным потенциалом, тысячелетиями не прислушивается к своему внутреннему «Я», стремящемуся к истинному Богу, зато адские жители используют совершенные организмы его представителей на все сто. Авторские права позволяют чертям думать, будто люди являются когда-то сломавшимися вещами хорошего качества, которым грех не найти применение, забыв, что те такие же живые и мыслящие, как и сами рогатые.

Сейчас же, не прошедшие испытания Адом существа яростно и неустанно бились о толстые прутья клеток? что-то невнятно рыча, грызя решетки беззубыми деснами и высовывая покрытые язвами языки. Их сумасшедшие лица с бесчувственными и иногда отсутствующими глазами, пускающие слюни разорванные рты с гниющими губами и безумно-неестественная сила для столь тщедушных тел, заставляли трепетать и содрогаться внутреннюю суть каждого проходящего мимо закованного узника. Ведомые «Анубисом» и его слугами человеческие рабы мечтали не видеть послесмертный концерт невезучих грешников, но хозяйствующий в этом здании Низам обладал извращенным умом и логикой, через «не хочу» вводя всех «гостей» в курс, каков Ад на самом деле, а вспышки кнута Варгха помогали понять, что дело действительно плохо.

Вонь, грохот железа, перемешанные с мольбами о пощаде стоны и судорожно-движущиеся, истонченные конечности с лицами… Живыми и мертвыми, пытающимися протиснуться сквозь прутья маленьких камер, и конечно протискивающиеся, дабы щелкать пустыми ртами и брызгать тягучими, пахнущими гноем слюнями…

Один из несчастных, полностью покорившийся зверю внутри тела, более не контролируемому сознанием, с силой ударился о крепкую решетку, и в его многократно переломанном теле опять что-то хрустнуло, но столь незначительная боль не могла остановить бывшее человеком создание. Оно снова и снова бросалось на прутья, желая убить, сожрать, разорвать проходящих мимо собратьев, но сделанные на совесть клетки на это и рассчитывались…

А вот и другой узник вытянул худую руку, застонав и почти дотянувшись до красноглазого сатира, но низкорослый черт молниеносно ухватил и сломал конечность мученика, обвисшую в неестественном положении, отчего стон заключенного переродился в дикий крик, источаемый из распухшего рта сочащегося густой, багровой кровью вперемешку с вонючим гноем.

Окружение Джумоука понимало, что нельзя портить собственность Низама, но сломать — не отрубить, да и малюсенькая капелька воспитания никому не помешает, по крайней мере, так считал сатир, а чем занимался идущий сзади Варгх, сказать невозможно, да и какая разница, ведь эта бесконечная комната страха отбросила все мысли из испуганно-семенящих рабов. Лично Дмитрий ни о чем не думал, пораженный происходящим с людьми, а точнее когда-то людьми, сейчас же тварями, коих можно выпускать по ночам в расположение противника в случае войны, дабы они вырезали превосходящие силы врага, чем возможно и занимается Низам, создавая альтернативу обычным зомби, отличающихся силой, скоростью и выносливостью, однако… Это просто предположение и не более того, ибо думать о чем-либо другом не получалось, уж слишком нагонял страху ведущий к бессмертию коридор с незабываемой, практически живой вонью, целенаправленно пробирающейся в ноздри и намазывающейся на ротовую полость, вызывая рвотный рефлекс.

В свете вспышек электрического кнута неустанно-рычащего Варгха ясно виделось, что прутья до сих пор, как новых решеток, густо покрыты липкими, почти не стекающими вниз слюнями, а раскрывающие разорванные рты и тянущие худые руки пленники Низама иногда показывали выжженное на покрытом язвами лбу тавро, обозначающее принадлежность к узникам с третьей цепи.

«Не понимаю… Почему они? Вроде же нормальные… Всегда молчат и никуда не высовываются… Или может это те, что не хотели идти заковываться и их собирали насильно? Не знающие, кем являются, но на самом деле сильные духом люди? Из породы тех, что в жизни забитые интеллигенты, но быстро становящиеся авторитетами в открывающей истинную суть тюрьме… Таких много… Очень много на Земле, просто они не знают, кем являются, ибо не пришло их время…», — чувствуя пробирающий до костей озноб и ломоту в висках, подумал Дмитрий, желающий не слышать звуки, включающие неестественное цоканье «шагов», треск электрического кнута и безумные вопли с мольбами о пощаде, перемешанные частыми вкраплениями безумного рыка, могущего напугать любого хищного зверя.

Лица добровольно вошедших в третью цепь грешников, видящих идентичные их выжженные тавро на лбах изуродованных узников Низама, не выражали ничего. Они лишь омрачено отворачивались, продолжая двигать изможденными ногами, следуя за величаво-цокающим «экскурсоводом» с собачьей головой. Джумоук очень эффектно смотрелся в свете создаваемых Варгхом вспышек искр, а тянущиеся с двух сторон костлявые руки прекрасно дополняли мрачную картину шествующего по Аду проводника в мир мертвых, сопровождаемого тремя десятками звероватых чертей и двумя жирными, но опасными сатирами, умело держащими зазубренные клинки, покрытые потеками старой крови.

Сейчас Геенна Огненная была близка, как никогда, буквально впитываясь в тело каждого, не всегда обладающего душей грешника, но в любом случае имеющего вполне развитое сознание для того, чтобы очнуться в следующей жизни и немного лучше отнестись к своему бесполезному существованию, например сделать нечто хорошее, дабы избежать повторения кошмарных приключений отражающихся в сновидениях, однако… Очень жаль, что не все понимают это и берут на вооружение не самый лучший пример заливающихся алкоголем или употребляющих дешевые наркотики индивидуумов, желая, с их помощью преодолеть ночные кошмары, а если не получается, то выписывают антидепрессанты, отлично глушащие душевную боль, просящую не повторять пережитого в Аду. И именно поэтому следующая жизнь многих людей оказывается намного хуже предыдущей из-за наслоения новых кошмаров на старые, что дарит истинное безумие, неисправимое никаким перерождением. Сам же изрядно поживший ребенок появляется на свет ничего не боящимся идиотом, однако некоторые вещи неподвластны даже полностью лишенным разума особям.

Сегодняшний день показывает, насколько «хорошо» человеческий вид запоминает уроки прошлого, наглядным примером, растущего в геометрической прогрессии количества умственно-отсталых детей, и списывать это на алкоголь и сигареты невозможно, ведь у многих пьяниц рождаются отличные детишки, а в благополучных семьях все чаще и чаще появляются олигофрены. Что это? Генетика или карма? Можно бесконечно спорить, но пусть родители так и не научившихся читать детей ответят, почему их малыши чаще остальных приходят к ним в комнату по ночам и говорят: «Мама! Папа! Я боюсь! Там в комнате что-то страшное!», — а они устало повторяют в тысячный раз: «Это сон! Всего лишь страшный сон!», — существо же, когда-то давно сожравшее их младенца уже бывшего взрослым, смотрит через приоткрытую дверь и подмигивает плачущему ребенку-идиоту, терпеливо ожидая, когда тот вернется к себе в комнату…

С ужасом и одновременно зачарованно Дима всматривался в проплывающие мимо, кажущиеся бесконечными темные клетки с торчащими оттуда ужасными, полными боли лицами и бьющимися о черные прутья людьми, давно превратившимися в зверей, хотя это чересчур живо звучит, ибо глаза созданий, тянущихся разорвать в клочья закованных грешников выражали пустоту.

«Какой же все-таки отвратительный контраст, когда на тебя бросается брызжущее слюной, полное невообразимой силы и безумия создание, рычащее настолько страшно, что хочется обделаться, а его глаза выражают большое «ничего»… Это ужасно… Хорошо, что нас не кормят, а то бы здесь воняло еще хуже…», — он испуганно отшатнулся, когда следующая порожденная Адом или Низамом — кто хуже, неизвестно — тварь бросилась на решетчатую дверь клетки, громыхнув так, что один из сатиров дернулся в сторону, чуть не толкнув «Анубиса», после чего грязно, но складно выругался, рассказав о воспеваемой людьми Богоматери, отлично погулявшей на чьей-то свадьбе, где она с кем-то познакомилась, отчего на свет появился виновник этой ругани. «Да уж… В Аду не слишком хорошо относятся к человеческим идеалам с отсутствующим первоначальным смыслом, тысячу раз перефразированным и когда-то давным-давно испытанным неким помолившимся добровольцем, получившим случайное излечение фурункула на жопе… Зато теперь все разбивают лбы, желая Рая за ежедневно таскаемый крест на шее и возносимые к небу бессмысленные слова, подкармливающие ангельскую рать с их царем Яхве, не забывая ежедневно кричать, где ни попадя, что это великое испытание жить, как они — чокнутые дебилы… И самое главное, что чем больше и дороже крест, тем чище вера и душа, которая не у каждого есть… Мир сошел с ума… Причем я это давно понял, но повторяю себе каждый день…», — мысли Дмитрия не отличались благоговением и суеверным преклонением коленей с боязнью сказать богохульство, просто парень не выражал мнение на людях, боясь вызвать желание распять его, причем не раз.

Многие из узников на уныло-звенящих цепях с надеждой подняли головы, по крайней мере, услышавшие святотатственную ругань из поганых уст сатира, надеясь, что уж сейчас-то сама Пресвятая Богородица спустится с Небес, да прямо в Ад и покарает рогатых, издевающихся над Божьей паствой, но ничего не произошло, лишь усилились крики из сменяющихся клеток, омрачающих каждый шаг пленников Джумоука. Темный, мрачный коридор до предела насыщенный вонью и человеческими страданиями, никак не успокаивался, открывая все новые и новые двери безумия возможного в Геенне Огненной, причем самом ее начале, и как бы грешники не желали закрыть глаза, им хотелось узнать свои судьбы, могущие повторить участь несчастных в вонючих камерах.

Завывания полные непереносимых мук и жалости к себе издавали люди, походящие на обтянутые кожей скелеты для чего-то награжденные капелькой жизни, то ли от щедрости, то ли от жесткости некого психопата, устроившего им несладкую жизнь, если это можно назвать жизнью, хотя для Ада сия картина вполне естественна. У всех них были впалые до предела щеки, являющиеся мечтой сумасшедшей анорексички, а серые, бескровные, и конечно же, жутко-пугающие лица отражали всю гамму эмоций, могущих исходить от ежедневно-пытаемого человека, давно забывшего разницу в понятиях сильной и слабой боли.

Многие из этих бедолаг не имели конечностей, а некоторые сразу полтела… Кто-то тоскливо скулил, не имея глаз на месте выжженных впадин, а у кого-то просто отсутствовали губы, умело срезанные адскими умельцами… Через пару секунд проплыла камера, где когда-то бывший человеком обрубок, тоскливо передвигался по каменному полу, используя одну руку и волоча за собой скрежещущий, торчащий из задницы железный лом, возможно вогнанный в нее, будучи раскаленным, дабы крепче держался…

Все могло быть… Это был Ад… Место, где люди ценились за выносливость, а не за iPhone последний модели и количество лайков, ведь именно эти «счастливчики» продавались на корм адскому скоту, являясь представителями земного, однако их участие в росте местных коровенок и свиней было настолько долгим, что многие даже полюбили животных, ежедневно съедающих их ноги с руками.

Поэтому, выкладывая новую фотку в Instagram'е было бы неплохо задуматься, а что еще полезного можно сделать за сегодня? Возможно, существует книжка, которую необходимо прочитать, забыв про так называемых друзей в социальных сетях? Ведь именно складно написанный текст поможет чуть-чуть больше объять мир расширившимся мысленным взором, а насколько громадней он станет, если прочитать тысячу или десять тысяч книг? Как вариант исчезнут все старые увлечения и возникнут интересы, выходящие за пределы сознаний обычных, не ценящих жизни людей, что подарит незабываемые впечатления, несравнимые с прошлыми лайками за фотку салата или селфи в зеркале гламурного туалета.

Жизнь каждого человека в его же руках и достаточно сказать себе «нет» всего один раз, чтобы маленький снежок покатился с горки, превращаясь в сносящую любые препятствия лавину, если же этого не сделать, то вскорости придется ждать гостей себе комнату… Они с интересом рассмотрят слабовольный кусок мяса, рассуждая, как отрежут эту частичку и эту, а будущий клиент обычных жителей Ада в ужасе проснется, не понимая, отчего стало страшно, ведь в комнате пусто…

Еще одна камера поразила неровно-сшитыми человеческими телами, один в один повторяющими фильм «Человеческая многоножка», где девушек соединили друг с другом при помощи шелковых ниток, «подарив» им непрерывную систему питания, отчего каждой приходилось насыщаться из чужой задницы, крепко скрепленной с ее губами. Отвратительное кино — Дима даже не смотрел его, а только слышал, но творящееся здесь говорило, что режиссер определенно путешествовал по Аду, ибо человеческий разум выпускает подобных, благоволящих к уродству демонов только в случае полного освобождения от моралей, а на Земле существует множество таких мест.

«Например Европа, вот уж где, где, а там у людей давно непорядок с головами… В будто бы цивилизованной Германии еще полвека назад сажали за гомосексуализм, зато сейчас поощряют мужское хождение в женских платьях… Типа необходимо равенство, теперь и нам будет в яйца поддувать… Уроды б. я… Ага… И из задницы лучше запахнет… И срать мы начнем радугой, как все правильные утонченные девочки… Припукивая белоснежными единорогами, хотя как они на самом деле выглядят эти единороги…», — данные мысли пролетели случайно, не более, как ассоциация с намертво сшитыми, покрытыми язвами и шрамами человеческими телами, где у всех не было глаз, кроме ведущего, что логически являлось верным, ибо зачем зрение частям будто бы кишечника?

Самый первый, являющийся вершиной пищевой цепочки узник с мощными, перевитыми толстыми жилами руками жалобно мычал, открывая беззубый рот с вырезанным языком, а его мутный взор тянул надеждой и мольбой на благословенную смерть. Такой пугающий людей конец жизни, оказывается слишком дорого стоит, что здесь, что на Земле, и если на голубой планете ее боишься, то здесь начинаешь желать, моля об роскошном подарке всех богов, которых знаешь, но они молчат… Молчат, ибо боги никогда не занимались ерундой, наподобие вызволения попавших в беду, ну если только в начале своего становления и поэтому все пришедшие в это жуткое место могут заполучить смерть, только заслужив, на что хватит воли не у каждого.

В Аду люди не венцы творения Господа, а годный для опытов биоматериал отличного качества, созданный здесь же и считающийся поломанным, что позволяет делать с ним все желаемое. И сейчас порождение художника с уродливой фантазией с усилием приподнялось на жилистых руках, адаптировавшихся таскать огромную массу, и подтянуло невнятно застонавших собратьев, зашевеливших оригинально вывернутыми конечностями.

Их губы… Кошмар… Их губы, оказывается, были не сшиты с мягкой плотью ягодиц, а профессионально сращены, являясь одним целым. Пятеро искусно, как оказывается слитых тел одновременно глухо и жалобно застонали, издавая заставляющие содрогнуться звуки из гниющих внутренностей, а места, где когда-то были глаза, испустили мутные слезы, давно потерявшие первозданную прозрачность. Они, а точнее оно плакало… Плакало и аккуратно, стараясь не делать резких движений, перемещалось по загаженному каменному полу камеры, наводящего на мысль, что порождение чуждого земному разума часто и много кушает, ежели на полу валяются экскременты в таком количестве. Было очень тяжело наблюдать за неуклюжей возней, так и не привыкших к новому облику когда-то сильных людей, купленных для бесчеловечных экспериментов, трансформирующих жизнь в ее новые, не запрограммированные природой формы… Очень тяжело…

Наконец уставшие ноги Дмитрия, где пальцы одной приходилось подгибать, дабы не причинить лишней боли, оставили позади эту камеру и он облегченно вздохнул, если так можно назвать судорожное сглатывание сухим горлом, и наступила очередь его друзей наблюдать за творением адских умельцев. Такеши и Лкетинг пережили мерзкое зрелище молча, лишь усилилось дыхание масаи в затылок, ставшее более горячим, насчет японца известно не было — он шел третьим и уши мальчишки не воспринимали звуки, издаваемые азиатом, через многослойную какофонию цокота копыт, воплей, рыков, мольб и, конечно же, проклятий. Ну, а слова с комментариями остальных, перепуганных пленников Дима и вовсе не слышал, отлично понимая чувства не готовых даже к жизни людей.

«Отчего же все-таки сюда запихивают узников с третьим клеймом? Может из-за их повышенной выживаемости? Или большей силы воли, пропадающей с течением страданий, выпадающих на их долю? И что в голове у этого Низама, ежели главный вход в его богадельню устроен так, что даже сатиры отпрыгивают в разные стороны…», — не успел он об этом подумать, как из через прутья следующей темницы раздался жуткий вой, затем грохот и идущий по той стороне поросенок подскочил, дабы ответно громыхнуть зазубренным клинком по решетке, но это ни к чему не привело.

— Чтобы вы все тут попередохли! И Низам вместе с вами! Отрыжки Яхве! Упади проклятье Рая на все ваше семя! Чтобы родня всю жизнь скот кормила! Чтобы детей было много-много! И чтобы мерли чаще, а потом заново рождались! Еще больше! — проклятье толстожопого черта являлось довольно изысканным и содержало оригинальные повороты, в особенности про количество детей, что на Земле является комплиментом, а здесь оказывается худшим из случившегося для человека.

— Ужас! Кошмар! — внезапно раздался тоскливый голос лохматого японца, прорывающийся сквозь всеобщий гвалт. — Кто придумал страдания этим несчастным? И почему многие выглядят такими… — он запнулся. — Дикими и безжизненными одновременно? А эти сшитые… И с железякой в… — голос японца замер, но потом преодолел нелепое для Ада смущение. — В заднице… Ведь он без ног и с одной рукой… Такого просто не может быть… Не должно случаться с людьми! — Такеши не спрашивал никого конкретно, говоря с самим собой, а Дима не желал комментировать, ввиду «легкого» охренения, усиливающегося с каждым болезненным шагом по «предбаннику» Геенны Огненной, зато масаи решил внести лепту в унылый монолог брата по духу.

— Лкетинг знает о диких людях! — заговорил негр, дыша в затылок прихрамывающему юноше. — Шаманы говорят у них нет души! Есть тело и оно желает еды, а душа улетела! В каждом человеке есть зверь, но он спит! Спит, пока есть душа! Она исчезает и человек превращается в зверя! Масаи убивают таких! Но эти люди хуже зверей! Они демоны! В Африке много демонов! Очень много! Они живут в джунглях! Охотятся на всех! Даже на таких демонов! Наш шаман говорит, что нет демона хуже человека без души! Без ума! Только тело! — покрытый шрамами туземец произнес желаемое и замолчал, продолжив звякать цепью, связывающей молчащих, измученных рабов, лишь изредка прорывающихся скулежом и всхлипываниями от текущего со всех сторон ужаса.

Слова умудренного жизнью и шаманом Лкетинга не являлись для Димы поразительным открытием. Он подобные высказывания тысячу раз за жизнь «обсосал», а масаи лишь подтвердил естественное.

«Нет зверя хуже человека, ибо даже зверь не творит бесчинства, совершаемые не имеющими разума людьми… Самое главное, что мои мысли являются верными, значит остальное тоже… Единственное, что удивляет, так это почему я, Лкетинг и Такеши, так просто относимся ко всему… Пугаемся конечно, но не до икоты… Как такое может быть? Или просто привыкли? Другие тоже головами покручивают, однако с чертями спорим только мы… Что это? Психическое отклонение или внутренняя уверенность в превосходстве над ними? Непонятно… Даже слишком…», — следующие клетки не содержали ничего нового, продолжая пугать изможденными лицами, озверевшими телами, изуродованными калеками, ну и само собой испускать великую и неповторимую вонь.

Спустя еще полминуты темный коридор с изначально непроглядными клетками подошел к концу, ни капельки не изменив содержимое, то есть, продолжая издавать гулкие удары о толстые, покрытые густыми слюнями прутья решетки, сдерживающие отвратительных в своем безумии существ, и приблизил более свежие, по еще незамутненные усталостью и временем крики боли. Что же находилось там дальше, какие сюрпризы, ведь изменение тональности клавиш пианино порождает новую, играющую совершенно по-другому музыку и неизвестно какие струны души будут зацеплены в следующую секунду. Это понимал всяк и каждый, что породило незримую волну напряжения, прошедшую по всей массе обнаженных грешников на мгновение запнувшихся, ибо свежая мелодия играла нечто несопоставимое с прошлой, и если бы Дмитрию предложили назвать танец, заказанный сейчас, то он бы сказал: «Танго!», — ибо вальс остался позади. Но, если впереди танго, не означает ли, что впереди происходит нечто более горячее и бодрое, нежели аккуратный вальс, спросил бы юношу невидимый журналист, а тот бы кивнул и произнес наполненное горечью: «Да!», — потому, как впереди кричали еще не потерявшие надежду рты.

«Не всегда хорошо быть первым… Не всегда… Иногда лучше плестись за кем-то, не замечая поворотов и пусть ноги несут, куда придется… Да и не первый я… Первые — это научившиеся говорить и махать мечами свиньи и собака с копытами, ведущие издевательскую игру на психическое выживание с людьми, не всегда готовыми принять правду…», — коридор раздваивался, ничуть не прибавив света, но плеснув под ноги немного загадки, а собакоголовый Джумоук блеснул золотыми одеждами в свете искр электрического кнута Варгха и свернул направо, заранее зная ответ.

Было страшно, очень страшно идти по зданию, принадлежащему разумному барану, нагнавшему в него безумных по людским меркам дизайнеров и наблюдать, как мимо проносятся чужие, изо дня в день уродующиеся жизни, со вздохом облегчения понимая, что тебе повезло обладать ожогом «Спящего».

Беспрестанно взревывающий Варгх и кровожадные, жутко-скрежещущие по полу клинками сатиры, демон с собачьей головой и налитым смертью жезлом, звероподобные черти и их неустанно косящиеся на людской скот оранжевые глаза… Все это генерировало леденящий разум ужас, выплескивающийся на каждого человеческого раба и не хотящий стекать вниз, дабы освободить трясущихся, и так закованных пленников от новых оков страха, наложенных чужими мыслями, эмоциями и болью… Это была настоящая жизнь, а точнее настоящая… Обратная сторона жизни. Суровая, правдивая, такая, как она есть, без всякого обмана и привычных земных масок.

Рогатые и не очень черти, не сказали ни одного лживого слова, выполняя свою работу искренне и на твердую «пять», делая из человеческой скотины покорных во всем животных, каждым, даже самим мелким действием, приводящим к одному и тому же, неизменному результату — грешники подчинялись. Подчинялись и опускали руки, забывая про желание взбунтоваться или собственное мнение, становясь настоящими, такими, как есть. Покорными и тихими представителями человеческого вида, могущими встать с колен, лишь подражая кому-то, чья идея не отличается от их, однако именно сей индивидуум поднимется и скажет: «А вот я думаю…», — и безмолвное стадо одобряюще взревет, но ненадолго, а до потери этого вожака.

Геенна Огненная умело выбивала из людей надежду, подготавливая выходцев с Земли к бессмысленному существованию, насыщенному вроде бы невыносимыми, но на деле же терпимыми страданиями, мало, чем отличающимися от рутинной жизни на третьей планете от Солнца.

Следующие за «Анубисом», виляющие жирными задницами сатиры обернулись на безмолвных, иногда вскрикивающих пленников и продолжили весело скакать за хозяином, в отличие от бесстрастных, и не моргнувших чертей, сопровождающих закованных рабов по бокам их длинных верениц.

Громыхающий тяжелыми ступнями Варгх что-то еле слышно, озабоченно рычал далеко позади, потрескивая разбрасывающим искры кнутом, периодически усиливающим вспышки света. Возможно, трехметровому людоеду не нравились худые просящие руки, торчащие через толстые прутья уходящих назад решеток, прячущих изуродованных страдальцев, дабы не пугать сам Ад, а может ему претили превратившиеся в безумных зверей подобия людей, ежесекундно бросающиеся на двери клеток.

Такого, как он, безмозглого, но покорного, начиненного металлом монстра можно было вырастить в подобном месте и возможно кровожадная скотина помнила, что когда-то находилась здесь в виде запуганного, подлого человечишки, готового на все ради спасения и его выбрали. Теперь он являлся абсолютно иным, бесстрашным и преданным собакоголовому хозяину созданием, ведомым в основном животными инстинктами и насильно приобретенными рефлексами, включающими понимание многих слов и возможность коряво произносить их, чего вполне достаточно для счастливой жизни.

В настоящее время Земля полна таких, только запертых в человеческих телах идиотов, не могущих без ошибок писать и живущих не разумом, а инстинктами, бесконечно требующими еды и спаривания, сама же жизнь по мнению этих «несчастных» является тяжелой обязанностью, в которой нет ни минуты покоя. Ни один из них не желает преодолеть внутренний голос зверя, непрерывно шепчущий отдохнуть и начать все завтра, ведь сегодня почти прошло, а пока можно упереться тусклыми глазами в мерцающий зомбоящик, снабжающий «необходимыми» для жизни ценностями и изуродованными моралями.

Впитанные из телевизора «догматы» современной жизни ежедневно подкрепляются из уст таких же, как они особей, которых тяжело назвать людьми, ввиду чересчур мелкого мышления и мечтаний, похожих на грезы похотливого павиана, пропустившего сезон спаривания и теперь желающего поскорей увидеть начало следующего. Сознания и разум данных представителей собственного человеческого вида не похожи на остальные, ибо их жизнь от ночи до ночи, еды и еды ненормальна даже для животных, эти же уроды каждое мгновение бессмысленного существования позорят расу, когда-то созданную для поиска Творца.

Вышеописанные существа готовы на все ради собственного, как им кажется благополучия, предполагающего сладкое существование, полное алкоголя, на все готовых грудастых шлюх и легких, а иногда тяжелых наркотиков, но в подавляющем большинстве случаев, ни один из них этого не получает.

Для подобной жизни требуется не только желание и смешные попытки идти по головам, но и чистый, хладнокровный разум, могущий обрабатывать немалое количество информации, ведь даже самые мерзкие представители сильных мира сего, обладают умом, несравнимым с жалкими потугами выдавить складную фразу.

Чтобы сжать и уверенно удерживать собственные мечты в кулаке, требуется огромная сила воли, претящая шепоту тела, запрещающему подниматься с дивана, ибо завтра самый лучший для этого день. Нет. Завтра может стать днем, когда перед испуганными глазами окажутся толстые металлические прутья, а из разорванного рта раздастся жуткий вой, сопровождающий каждое движение нечеловеческих рук адского хирурга, преображающего привычное тело в непохожие ни на одни из виденных формы…

Одинокий, плетущийся рядом с Варгхом свиноподобный сатир также, как и трехметровое чудовище не молчал, а постоянно ругался и проклинал человеческое семя, превратившееся в уродливые цветы из-за поливки не той водой, если красиво выразиться. На деле же карликовый садист прекрасно понимал, отчего когда-то смеющиеся и радующиеся жизни люди превратились в нечто неназываемое, а личное мнение высказывал лишь оттого, что путешествие через парадный вход в цитадель Низама уничтожало и его нервные клетки, что доказал прекрасный, в принципе не первый пример.

Какая-то из дверей множества темниц жутко громыхнула, что услышали и передние рабы, а затем раздался ответный лязг железа по прутьям и отвратительная, посланная от всей чертовой души ругань. Видимо низкорослый демон компенсировал позорящий его страх ответным ударом зазубренного клинка, больше нечем, ведь удар по темному, будто новому металлу копытом слишком опасен, ибо сидящие в клетках подобия людей могут затащить внутрь и по кускам, мозги-то давно отсутствуют.

Сворачивающий направо коридор походил на предыдущий, как две капли воды. Абсолютно идентичные клетки, такой же сумрак, только совершенно иные, намного более свежие и наполненные жизнью крики боли и естественно непередаваемая словами вонь, только свежих экскрементов, что тоже не являлось подарком. Наверное, это говорило о том, что на предыдущем участке находился давно отработанный материал, перекидываемый из этого и подобных ему мест, но сии домыслы были вилами по воде писаны, поэтому сначала требовалось разглядеть происходящее, а уж потом делать выводы.

Пересохший рот прихрамывающего и бесконечно-уставшего подгибать пальцы Дмитрия не давал ни капли слюны, о которой мечтала заскорузлая, слипшаяся глотка, а серо-голубые глаза нервно моргали, иногда слезясь, но из-за чисто физиологических потребностей, как и разбитые, покрытые коркой губы, напоминающие о себе раздражающим жжением. Конечно, по сравнению с тем, что творилось у Анатона, подобные мелочи являлись чем-то ничтожным и почти незаметным, но такова природа человеческого тела — обращать внимание на любые внутренние и внешние проблемы, дабы они не привели к худшим последствиям.

Усталость и желание спать давно затухли, оставив лишь мрачное отупение, легко заменившее вышеописанные чувства на нелегком поприще «экскурсии» по Аду, делая нелегкую прогулку туманней, чем бы ее показала свежая голова и чистый взгляд на столь непривычные ранее вещи. Сердце билось в немного ускоренном ритме и чуть громче обычного, не переставая выделять адреналин, помогающий передвигаться отказывающимся работать ногам, несущим неподъемное тело, да и пробитая ступня мешала жизни больше, чем тянущиеся сзади подавленные грешники.

Сам Дима уже не понимал, хорошо ли находиться в первых рядах или не очень, ведь в настоящее время единственный плюс происходящего — это все видеть и знать раньше других, а любопытство измученный юноша никогда и ни на что, не променял бы. Ведь всепоглощающее чувство ощущения сладко-впитывающихся внутрь знаний, причем любых, необязательно тайн сотворения мира или загадок истории, а просто рассказывающих, чем грозит следующий шаг, уже является наркотиком, от которого требуется отвыкать только идиотам, всем остальным он полезней любых витаминов.

Первая из клеток с правого бока — именно в эту сторону было удобней глядеть юноше через идущего рядом мускулистого и бесстрастного черта — сочилась не могущим быть описанным, душераздирающим криком, иногда переходящем в тоскливое мычание. Эти заставляющие трястись звуки издавал некий мужчина, когда-то бывший полным, о чем говорили висящие с разных частей тела складки кожи, зато теперь сбросивший вес, причем не от плохого питания, а скорее от переживаний за дальнейшую судьбу, вызывающую сомнения своей безысходностью уже в настоящее время.

Честно говоря, парень изо всех сил желал не смотреть в ту сторону, а просто пройти мимо, разглядывая грязные пальцы своих ног и золотистые узоры копыт неспешно-цокающего Джумоука, но серо-голубые глаза сами повернулись в сторону невольного страдальца, и в подробностях описали происходящее внутри неплохо освещаемой темницы. Видимость в жуткой камере создавали все те же потолки, излучающие рассеянное сияние, требующееся для проводимых с человеческим материалом работ то ли обитателями Харона, то ли заезжими рогатыми гастролерами, купившими время развлечься, и вот это, проплывающее мимо зрелище поразило Дмитрия до глубины души.

Внутри небольшой вонючей тюрьмы находился человеческий грешник, подвешенный к светящемуся потолку на ржавый, но острый крюк, неаккуратно пропущенный через сочащиеся густой, темной кровью ладони, второй же, идентичных размеров и внешнего вида торчал из каменного пола и пробивал обе ступни. Было видно, что проводившее эти работы создание не слишком заботилось о качестве и безболезненности отвратительной операции, делая ее быстро и наиболее привычным способом, но с другой стороны, если люди в Аду хуже скотины… Есть ли вообще смысл обращаться с ними лучше, чем они сами с тушами земных, частенько на живую освежеванных животных?

«Наверное нет… Довольно справедливая плата… Разум не всегда означает принадлежность к высшему, неприкасаемому сословию… Разум — это огромная ответственность перед самим собой и другими, если же не научился им пользоваться, то необходимо расплачиваться… И даже, если сам не занимался подобным, то деяния собратьев обязательно лягут на твои плечи… Здесь многие отвечают за проступки не свои, а соседей, коих не пытались удержать от бесцельной свинской жизни, прожитой для удобрения Земли, их же туши уходят в Ад…», — юноша вздрогнул от пронесшихся в голове мыслей, сам не понимая, откуда берутся столь высокопарные философские фразы полные жестокости и напряженно вздохнул, еще раз посмотрев в вонючую камеру.

Удерживаемый крюками человек тихо извивался, видимо каждое движение доставляло немыслимые страдания, а неподалеку, на грязном, окровавленном полу располагался рычаг, сто процентов отвечающий за степень натяжения ржавых крючьев, ну и, конечно не обошлось без мучителя, «развлекающегося» с несчастным, вроде как земным мертвецом.

Рядом с дергающимся, глухо завывающим мучеником стоял тощий, козлоподобный черт, одетый в окровавленный фартук, закрывающий большую часть получеловеческого тела, и занимающийся неспешным снятием кожи с несчастного грешника, профессионально начав с пяток и в настоящее время пребывая на уровне колен. А позади, на неровной, каменистой стене висела знакомая капельница с черной жидкостью, дающей жизнь, которую здесь не желал никто…

Дима когда-то читал, что умелые заплечных дел мастера начинают именно с пяток и заканчивают макушкой, причем их подопечные не умирают во время долгого процесса. И проплывающее сейчас зрелище не сильно покоробило хромающего мальчишку, видевшего множество насыщенных подобными картинами снов, а если кто-то скажет, что сновидения — ерунда, то парень ответит, что реалистичней их он не смотрел даже фильмы 3D в кинотеатре.

Ужасно мучаемый человек кричал из последних сил, иногда переходя на протяжные стоны и глухой вой, а худой черт с возбужденно-горящими глазами не обращал внимания на проходящую мимо массу скота с Земли, сдирая кожу с возможно не заслужившего подобное обращение представителя людской расы, попавшего в жестокие лапы прямоходящего козла.

Идущие вслед за Димой негромко-гремящие цепями узники, не включающие Лкетинга и Такеши, по-разному выражали мнение насчет происходящего, невнятно охая, надрывно взвывая, громче рыдая, короче выплескивали эмоции, как могли, что качественно отличалось от пленников на второй и третьей цепях, практически не издающих звуков. Шествующие же на женской цепи представительницы прекрасного пола вообще рассматривали что-то свое — Дима не мог разглядеть, как ни старался — и выражали эмоции более активно, вследствие чего получали по шеям от предотвращающих панику рогатых, вышибающих девичью придурь ударами мощных кулаков по когда-то миловидным лицам.

— О Господи! Спаси и сохрани! Пощади душу мою грешную!

— Пресвятая Богородица! Убереги от зла! Упаси от лукавого!

— Боже! Тебе молюсь и прошу защиты! Не дай смерти жуткой! Не дай пыток кошмарных!

— Иисус Христос! Сын Божий, умерший ради нас на кресте! Убереги! Пожалуйста!

Эти фразы были единственными, внятно выговаривающимися, остальные вскрикивания, взбулькивания и всхрюкивания чуть ли не передразнивавшие сатиров, было невозможно разобрать, да не очень-то хотелось, тут и без шарад с головоломками хватало развлечений, оставляющих неизгладимый отпечаток в душе. Неспешно же вышагивающий аккуратными копытами Джумоук никуда не торопился, наверняка привычно шествуя знакомыми местами, дабы, всяк сюда входящий оставил надежду на какое-либо спасение, но Дмитрий был не новичком, коего можно запугать содранной наяву кожей. Ну, если только на нем самом…

О чем думал взлохмаченный Такеши неизвестно, а Лкетинг, как обычно молчал, его мысли вовсе застилались тайною и мраком, уж слишком выходец из Африки являлся вроде простым, но одновременно сложным человеком. Храбрый воин-масаи рассказывал, что должен стать шаманом, отчего его внутренняя суть является более сложной, чем незамысловатые фразы и внешняя воинственность, выглядящая большим количеством шрамов и татуировок. Многогранность туземца пряталась внутри, делая его загадочной личностью, непрерывно впитывающей поступающую со всех сторон информацию, обрабатывающей ее и аккуратно складирующей внутри отличного, просто иначе развитого мозга.

«Когда-нибудь нас оставят наедине, и мы сможем поговорить без всяких перешептываний, только сначала я посплю… Крепко-крепко… Как же хочется отдохнуть и даже увиденное не перебивает это желание…», — Дима ужасно мечтал провалиться в сон, хоть и чувствовал себя намного бодрей, пройдясь по первому, а сейчас «прогуливаясь» по следующему коридору, наполняя тело адреналиновым возбуждением и лихорадочным вздрагиванием.

Следующие клетки проплыли с неспешностью предыдущих, медленно и нерасторопно, одна за другой показывая отвратительные, граничащие за пределами воображения нормального человека картины, раскрывающие фантазию существ давным-давно создавших первых людей, а теперь использующих их потомков в различных сферах адской жизни…

Стонущие узники с медленно-сдираемой кожей, брызжущей малюсенькими капельками крови… Верещащие рабы с неспешно-отпиливаемыми конечностями… Лишающиеся внутренних органов, еще живые пленники, лично наблюдающие за умопомрачительным процессом… Просто жестоко-избиваемые люди, на которых исполняли самые сокровенные желания жители Ада… И конечно же куда без них… «Волшебных» капельниц на стенах, дабы даровать жизнь в последние секунды, вернув счастливо-умирающего узника в Ад и рассказать, что еще не все… Еще долго…

Это не походило на пыточную, встречающую каждого новоприбывшего узника камином и деревянным пыточным столом, тут находились грешники с уже выжженными тавро на лбах, то есть отсортированные, а значит купленные и в настоящее время сдающиеся в аренду всем желающим. И где-то рядом, наверняка проводились так не нравящиеся Джумоуку ужасные эксперименты, но простым смертным доступ в те места был закрыт, что не особо огорчило юношу, да и скорее всего остальных грешников, ибо захватывающих зрелищ хватало с лихвой.

«Здесь наверное, как в фильме «Хостел» можно арендовать человека на время и мучить его, потому что выкупить полностью дорого, судя по «бизнесмену», купившего безъязыкого и отдавшего чуть ли не последнюю, с трудом накопленную адскую валюту… Как интересно она называется? Геенки? Одна геенка, две геенки, пять геенок… А мелочь, типа адики… Спасибо за покупку, с вас одна геенка и семьдесят четыре адика! Ой! А без сдачи не будет?», — мальчишка не сдавался, выдавая развеселые, скрашивающие долгую дорогу за бессмертием мысли, но улыбаться не торопился, ибо летающие вокруг непрерывные, пропитанные надеждой на смерть и страданием крики коробили не только его, но и остальной скот. «А так-то да… Пришел, купил часок-два и режь, пили, отрывай сколь соскучившейся по чужой боли душе угодно, и если уж на Земле люди издеваются над себе подобными идентичным образом, то здесь и вовсе грех не попробовать… Человек не черт, его не жалко — мамка новых сделает, а судя по рассказам Анатона немалое количество рогатых извращенцев посещает Землю, заранее выбирая жертву, да и просто гуляя по планете, наводненной выращенной ими же скотиной, но это местные богачи, остальным такое веселье не по карману, отчего приходится перебиваться мелкими покупками… Однако это лишь домыслы, может… Блин! А что еще может? За что здесь еще мучить? За просто так? От скуки? Бессмысленно получается… Уже давно бы опротивело… Чем еще заслужить такие мучения, как не элементарным желанием время от времени поиздеваться?», — длинные вереницы человеческих рабов проходили мимо крохотной темницы, где крепко привязанному к металлическому столу парню лет тридцати, не торопясь отпиливали руку ровно посреди локтя, а он орал, буквально захлебываясь в закладывающем уши и рвущем горло крике.

Люди, ведомые Джумоуком и его маленькой армией парнокопытных, не могли не взглянуть на будто притягивающий ужас, одновременно отворачивая потухшие лица, желая заснуть мертвым сном и больше никогда не просыпаться, то есть перестать быть. Девушка прятала кроху в спутанных волосах низко-опущенной головы, мечтая не показывать хнычущему младенцу витающие вокруг кошмары, творимые с его сородичами. А сам ребенок плакал с той поры, как закованные ряды рабов двинулись по первому коридору цитадели Низама, и скорее всего на него, еще чистого и незамутненного сознанием, так подействовали пропитавшие это место страх и боль.

Дети вообще остро ощущают нечто неподвластное взорам зачерствевших, давно отдавшихся материальному миру взрослых, наученных школой и обществом, что все можно потрогать, если же мерещится непонятный бред, то следует идти к психиатру и тот выпишет притупляющих сознание таблеток или же отправит на принудительное лечение. Таким образом на Земле избавляются от просыпающихся людей, познающих правду жизни, что не каждый вынесет и реально свихнется, пуская слюни остатки жалкого существования.

Поэтому многим родителям следует задуматься, отчего ребенок по ночам просится к ним в кровать, не желая возвращаться в свою комнату и утверждая, что там находится чудовище. Оно действительно есть, просто не может войти в наш мир полностью, дабы разорвать не только малыша, но его беспечных папу с мамой, считающих, что миллионы детей боятся оставаться одни просто так… Люди глупы… Глупы, ибо идут на поводу СМИ и стремлению походить друг на друга, стараясь не выделяться из общей массы недалеких сородичей… Никто не желает поверить в существование непохожих на Землю миров, откуда ежедневно приходят разнообразные гости с целью поесть страха, легко вырабатываемого трусливыми человечишками, высоко ценящимися во Вселенной… Ведь они — людишки, настолько мало знают об окружающем мире, что не понимают, кто виновник пульсирующего в теле ужаса…

Промелькнула камера, где у крепко-накрепко приколоченного к каменной стене немолодого человека аккуратно доставали выпученные от страха и красные от напряжения глаза, подготовив для этого хромированный тазик без ручек, лежащий у окровавленных, объеденных по колено ног. Внутри неглубокой посудины уже что-то лежало, как вариант нос и уши, ибо зябко передернувший плечами и звякнувший цепью Дима не заметил этих частей тела у несчастного мученика, а разглядевшие чужие страдания узники издали протяженный вздох страха и отчаяния, ушедший далеко назад к сатиру с Варгхом.

Издевающиеся над землянином, о чем-то дискутирующие кабаноподобные палачи обернулись, показав крупные желтые зубы и тряхнув клыкастыми мордами, словно приветствуя проходящих мимо рабов, после чего продолжили спор, кому достанется член с яйцами, еще не закончив с глазами. Приколоченный же человек плачуще выл, умоляя пожалеть и просто убить, но безрогие черти, словно не слышали его, продолжая важный диалог.

Ошалевший от увиденного Дима всей душой пытался понять, как можно издеваться над живым, разумным созданием, пусть даже не получившимся? Воющим и кричащим, готовым на все, лишь бы прекратить боль… Почему людей записали в адские отбросы, поедая, насилуя, жестоко убивая и считая творящееся живодерство вполне естественным?

«Неужели люди и черти действительно одинаковые и разнятся только внешностью? Ведь по сути человечество ведет себя с животными идентичным образом… Считает их никем, кроме ничтожно малого количества людей, действительно любящих зверей и обращающихся с ними, как с равными… Отдельная человеческая категория вообще насилует братьев наших меньших, начиная с куриц и заканчивая лошадьми… Анатон реально прав насчет переселения адских преступников в человеческие тела, но кто его знает… Может эти преступники когда-то уже были такими морально-изуродованными людьми и просто успели повеселиться в Аду, а теперь уехали обратно? Может именно человеческая раса испортила Геенну Огненную, превратив ее в сегодняшнюю живодерню? Если люди являются прекрасными носителями чужих сознаний, то почему бы первому маньяку-педофилу не выбраться именно с земного мира, а не Ада? И если уж на то пошло, должны же здесь жить такие черти, кто, увидев толпу обнаженных, избитых людей, поднесет стакан воды и ласково погладит по всклокоченной голове, крича на садистов-надсмотрщиков: «Вас бы так, сукины дети!», — почему бы и нет?», — подгибающий пальцы продырявленной ступни Дима не переставал размышлять о столь известном на Земле Аде, пытаясь додуматься до чего-то определенного, найти некий ответ, но его знания являлись чересчур ничтожными, дабы грамотно оттолкнуться от них.

Время от времени он отводил взор от кошмарных клеток, желая поберечь нервы, и разглядывал такие разные, звонко-цокающие копыта жирных сатиров и собакоголового, покручивающего элегантно выполненный, заряженный смертью жезл. Идущие же сбоку черти, вообще не вызывали эмоций, ввиду своей незаметности, по крайней мере рядом, творимое же ими на других участках людской колонны, юноше было безразлично.

«Вообще, как невидимые… Даже не пахнут… Ни козлятиной, ни потом… Шагают и шагают… Как роботы… И самое главное реально забываешь про них, пока не начнешь выделываться… Сразу мощный кулак в харю и адьес красота неписанная, привет кривая морда…», — он вспомнил хруст, слышимый во время «успокоения» рогатыми вопящих или много строящих из себя рабов.

Лично Дмитрия очень интересовало, как получилась подобная раса, хотя для чертей именно люди сама нелепость и уродство в чистом виде, этакая отвратительная помесь двух противоборствующих народов, отличающихся друг от друга наличием чувств и типом размножения.

«Чисто теоретически, изначально должен зародиться некий всеохватывающий вселенский разум, то есть Бог, а уж потом Он и придумал материальную жизнь… Другие варианты вообще отсутствуют… Теория эволюции хорошо звучит, когда не знаешь, что такое душа и творчество, а вот когда начинаешь оперировать данными понятиями, то понимаешь, что никакие случайно собравшиеся в неаккуратный клубок аминокислоты не вымахают в мыслящее и умеющее созидать существо… Любое, необязательно человек, ангел или черт… Просто обладающее даром творения… Оперирующее немыслимыми массивами данных, грамотно меняющее числовые переменные местами, генерируя новые, а после видящее, как красиво получилось… Что такое в конце концов красота? Это гармония, а гармония является сложным, но решенным уравнением… Миром правит математика и количество уравнений невообразимо… Даже с любовью приготовленный борщ — это огромное количество зависящих друг от друга переменных, где легкий ветерок на кухне еще один икс, уровень огня в конфорке новый игрек, а время варки бульона — зед… А ведь есть еще куча специй, влажность воздуха, количество помешиваний, время кипячения, толщина порезанной свеклы, также являющимися сотнями переменных… И когда все сходится — борщ восхитителен…», — юноша запнулся больной ногой о скользкую, видимо вылетевшую из некой камеры человеческую кость и прошипел невнятные ругательства, но философские размышления и не думали прекращаться. «А разумные, могущие летать, где вздумается светящиеся шары? Они тоже существуют… Чистые сгустки энергии, являющиеся душами… Сущностями…», — Дима ни капельки не сомневался в существовании подобных форм жизни, будучи уверенным, что когда-то сам являлся плотным комком энергии, отчего-то заскучавшим и решившим отправиться на Землю. «Интересна сама мысль, где я до последнего рождения на Земле шарахался и как это узнать? И не расскажет же никто, пока не помрешь, а может и там фигу под нос сунут… Этот секрет, издевательство надо мной… Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… Умные книги гласят, что память каждого разумного существа хранится где-то в глубинах Космоса, а сам мозг просто передатчик, оперирующий доступной ему информацией, и чем более он развит, тем отличней работает… То есть на порядок лучше обрабатывает информацию, предоставляемую Вселенной, что означает наличие возможности прочитать абсолютно всю свою память на определенном уровне развития, когда будешь готов принять это, в противном случае — хрен… Что вполне логично, ведь дай сверхспособности безмозглой гопоте, так они уничтожат мир из-за личной непроходимой тупости… Именно поэтому большая сила дается полностью контролирующим себя людям, давно переросшим бахвальство, упрямство и ребяческую драчливость…», — следующая пахнувшая свежими и застарелыми экскрементами клетка напугала непривычной тишиной, быстро рассказавшей отчего.

Внутри нее беззвучно ползал человек, а точнее не имеющий ни рук, ни ног обрубок человека, и вроде бы женщины, ловко передвигающейся по каменному полу с помощью подпрыгиваний на животе и умелого перекатывания в разные стороны. Было видно, что она провела здесь ни день, и даже ни месяц, ибо подобная сноровка приходит с течением немалого времени, а это живое издевательство над людьми выполняло каждое действие с филигранность циркового гимнаста.

Она в два прыжка и один перекат приблизилась к толстым прутьям решетки и засунула между них лицо с искрящимися безумием, но ласковыми глазами, где абсолютно отсутствовала тоска, и зачавкала беззубым ртом, высовывая покрытый желтым налетом язык. Видимо таким образом червь в человеческом обличье просил есть, и непонятно, отчего его содержали здесь, когда подобные уродцы находились в предыдущем коридоре, хотя…

«Может это создание любят насиловать местные тюремщики, да и клиентов оно радует… Вон упитанное какое, есть за что ухватится и не рыпается небось… Да и глаза-то блестящие, добрые и на все согласные… Как у хорошо проплаченной проститутки, попавшей к мягкосердечному клиенту…», — подумав это, Дима чуть не проблевался от всепоглощающего чувства жалости и отвращения, но в Аду его желудок являлся девственником, не понимающим смысл обладания нескольких метров кишок.

Гладкие черные прутья другой темницы показали похожее кошмарное зрелище, олицетворяющее секс… Мир Геенны Огненной помешался на сексе с людьми… Мужчина, находящийся за решеткой был полностью покрыт влагалищами. Все тело, и одно на лице… Вместо рта… Волосатое, олицетворяющее усы и бороду, беззубое, отчего было непонятно, как он ест.

С этим несчастным занимались «любовью» трое парнокопытных, будто специально поделившиеся на черного барана, рыжеватого, кабана и когда-то белого, а сейчас серого козла. Брюнетка, шатенка и блондинка… Группа «Виагра» адского разлива, где один натягивал кошмарную сексуальную игрушку куда-то под левую подмышку, второй меж ягодиц, а третий с правого бока в район печени, сам же узник беззвучно шевелил половыми губами на лице и энергично раздувал ноздри, глядя на вереницы человеческого скота проходящего мимо. Его взор выражал боль и ужас, просьбы убить, сжечь, растворить, все что угодно, лишь бы умереть, а прямоходящие жители Ада сладострастно хрюкали, бекали и мекали с силой трахая человека. Да. Человека. Здесь же раба, попавшего в кошмарный мир, существующий на самом деле и с радостью ждущий свежих людей для конструирования новых моделей сексуальных рабов, коих можно будет насиловать в темечко.

Еще одна зарешеченная камера, вынырнувшая после жилища многостаночника, показала двух сшитых спинами подростков, не могущих кричать из-за крепко заштопанных губ, ну и куда же без маленьких и приятных в Аду мелочей — глаз. Лично Дмитрию не было понятно столь странное видение мира, как и этим мальчишке с девчонкой, страдальчески кривящимся и крутящимся в разные стороны, однако профессионально заштопанные спины не давали двум бунтующим, почти взрослым ребятишкам прийти к единому мнению. Тавро на лбах подростков изображало тот самый знак, определение которому Дима сначала не нашел, а теперь лично вел его «счастливых» обладателей, пусть даже не нарочно.

Этим, если выразиться, как можно мягче, так и не познавшим радости жизни детям не повезло. Худощавые тела, возраст лет пятнадцать-шестнадцать, формирующаяся грудь у девчонки, редкие волосы на лобках… Ежели компьютеры Временного хранилища сгенерировали обоим характеристики бесполезности, значит их жизнь действительно такова и они не положили ей достойного начала. Наверняка ежедневное и бессмысленное сидение в интернете, он-лайн игры, уроки, первая влюбленность и отсутствие цели… Все, как у всех, а может даже хуже, раз застойное существование привело к получению пятого клейма и продаже Низаму. Зато теперь, что ни день, то новые впечатления… Один зашьет, другой разрежет, третий изнасилует, затем сфоткает и в адский Instagram выложит, подписав: «Я и два человеческих детеныша!», — Дима отвернулся, хотя клетку уже прошли, но сам поворот головы являлся простым желанием отдохнуть от рисуемых Адом полотен, изображающих посмертное будущее с отсутствующими там райскими кущами, так красиво воспеваемыми земными священниками, верящими в бесплатное блаженство за крест на груди.

Другая клетушка, на которую мальчишка не мог не обратить внимания, как ни старался, содержала бывшую некогда сексуальной блондинкой девицу, что явно виднелось по не полностью изуродованным, красивым грудям, огромным голубым глазищам и отличной фигуре, пока только слегка пожеванной Адом. Около нее терлись двое не сильно толстых сатиров, одетых на порядок приличней сородичей, сопровождающих рабскую колонну через пыточный цех, и вот этот дуэт с веселым хохотом вырезал сердечки на спине визжащей и дергающейся девушки. Обычные сердечки, во множестве рисуемые на Земле, где ни попадя, считающиеся символом любви, и в последний десяток лет жутко распространенные в интернете.

— Кричи, кричи куропаточка! — гадко ухмылялся один, наступив на ее узкую ладонь небольшим, острым копытом. — Я тоже считаю, что такой лайк стоит криков и даже оваций! Ха-ха-ха! — заржал он, а соплеменник вторил ему, ухватив хрупкую девичью шею, и прижал когда-то милое и глупое лицо к засранному полу, что превратило крики в невнятные бульканья.

— И я один добавлю! — обычный, ничем не отличающийся от тысяч других нож, неглубоко воткнулся в спину несчастной, зазря прожившей жизнь девчонке, и стал вырисовывать новое, довольно крупное сердце, но второй сатир воспротивился столь щедрому подарку.

— Слишком большой лайк! Делай меньше! — карликовый черт ударил по недоделавшей начатую работу остро-заточенной железке, отлетевшей в сторону, но успевшей прочертить длинную и глубокую полосу возле правой лопатки, отчего мученица хрипло забулькала, а свиномордые садисты еще громче захохотали, радуясь прикольной шутке.

— Большой лайк! Ха-ха-ха! — они нагнулись, хлопая окровавленными ладошками по вогнутым в обратную сторону коленкам и весело-прицокивая копытами. — Оче-е-е-ень бо-о-о-ольшо-о-ой ла-а-а-а-йк! — протянул один из них, вытирая слезящиеся от смеха, красные глаза, а девушка хрипло выла, выгнув испачканную в фекалиях голову со спутанными серыми космами, прилипшими к мокрой от крови спине и плечам. — Та-а-а-ако-о-ой лайк о-о-очень дорого стоит! Ну о-о-очень! — не заплакавший от хохота свинозадый черт резко выпрямился и изо всех сил ударил пленнице по животу, отчего девушка согнулась, забыв, как дышать, а второй дернул несчастную за ноги и она упала, после чего раздался хруст сломанного носа, прорвавшийся через какофонию звуков, источаемых другими темницами. — Сейчас мы поставим тебе много лайков! — ударивший под дых сатир уселся рабыне на спину в районе лопаток и подобрал с пола отлетевший нож. — Сейчас красавица! Сейчас! — ноги девушки сильно дергались, а руки елозили по грязному полу, но криков и стонов слышно не было, второй же сатир никак не мог вытереть слезы и тяжело дышал, приходя в себя после утомительного смеха.

Со стороны может показаться, что слишком много действий пронеслось за столь короткий промежуток времени, где от начала до конца темницы девушки всего-то десять или одиннадцать коротких шагов, но на деле узники двигались очень медленно, да и Джумоук не торопился, желая подарить человеческой скотине, как можно больше эмоций, склоняющих к покорности.

Все это шоу, заполненное звуками, запахами, цоканьем копыт и рогатыми головами, все оно способствовало снижению людьми чисел на собственных ценниках. Они должны были понять реальную стоимость тел, которые так не берегли на Земле и больше никогда не делать попыток показать характер, давно определенный в пыточных камерах.

Геенна Огненная не собиралась раскрывать человеческим рабам свои крепкие, жестокие объятья, она требовала склонения и беспрекословного подчинения, приказывая отдаться так, как попросит, а непокорным предлагала молиться, ибо молитвы единственное, что любила слушать.

Наполненные высоким смыслом слова дрожали и тряслись, вылетая из искривленных в испуге и страданиях ртов, являясь не нотками протеста или попытками борьбы, как считали храбрящиеся грешники, а еще более низким склонением, говорящим, что люди ничего не могут противопоставить и Аду это нравилось. Он смеялся над нелепым и безнадежным бормотанием с умоляющим вскидыванием рук вверх, зная, что на помощь никто не придет, но за покупками точно явятся и возьмут самых достойных из кривящих лица рабов, дабы увезти наверх для узрения той правды, что не понравится, ни одному верующему…

А собакоголовый проводник в царство мертвых продолжал вести широкую колонну живого товара меж клеток, заполненных мучаемыми в реальном времени людьми, отвечающими, как они думали за свои поступки, но на деле отрабатывающих полученную прародителями свободу. И судя по стонам с душераздирающими криками — она им дорого давалась.

«Если бы люди знали, что когда-то не могли сами думать, подчиняясь чужим командам, то наверное отдали бы все, чтобы вернуть это сладкое время… Жить без забот и хлопот, не переживая за будущее… Просто-напросто сказка какая-то… Но они не понимают… Просто не понимают, что уже давно так заново живут… Думают, что свободны, а на деле куклы на ниточках… Все их мечты и страсти описываются несколькими строчками на крохотном кусочке бумаге, а оригинальность упирается в размеры и формы татуировок… Мелкие, ограниченные существа, живущие по написанным для них правилам, и учащие им же детей… Люди… Последнее время это слово чересчур мелко звучит…», — юноша поднял голову, отвлекшись от копыт с золотистыми узорами, и обнаружил, что психологически-сложный коридор заканчивается тупиком, а собакоголовый, как обычно затормозил.

Не последовало ни предупреждения, ни замедления цоканья. Джумоук просто остановился, не задумываясь, что будет предпринимать человеческий товар, но для этого он и нанимал такую кучу парнокопытных, также прикупив или лично вырастив гигантского урода, любящего пожирать живых людей без анестезии. Дмитрий же увидев, что золотистые, раскидывающие блики одежды «Анубиса» недвижимо замерли в коридорном сумраке, подумал: «Б. я!!», — и как можно медленней заковылял, стараясь беречь больную ногу, но чувствуя непреодолимую силу, упирающихся в спину узников.

Рабы на четырех цепях шли в прежнем ритме, тем более все они переполнялись впечатлениями, а некоторые и вовсе не соображали, что происходит, ввиду невозможности выбросить из головы отлично зафиксированные картины с изображением возможно своего, не самого лучшего будущего. Поэтому, когда передние человеческие грешники резко «нажали стоп-кран», то морально уже были готовы принять задних, а ошалевшие от сумасшедшей «прогулки» собратья тут же на них посыпались, не понимая, отчего замерли ведущие. Хорошо, что обладающий огромной силой Варгх, как всегда контролировал цепи и с натужным ревом удержал кучу звенящих металлическими звеньями рабов Ада, дабы те не задавили друг друга, идущий же рядом красноглазый сатир, громко заверещал, обвиняя падающих людей во врожденной неуклюжести и заторможенности.

Орать подобное умеет каждый ущербный человечек, дорвавшийся до власти и получивший в управление некое количество беспрекословно подчиняющихся людей. Такое происходит сплошь и рядом, что на Земле, что оказывается на Геенне Огненной. Толстожопый черт изо всех сил раздирал вонючую пасть, оглашая личное мнение, в общих чертах описывающее недостойность каждого из человеческих представителей вычесывать блох из его мягкой, шерстистой задницы, а также ловить вшей на лобке похотливой подружки некого Удиса, однако сии высказывания совсем не коробили замученных пленников, со стонами встающих на ноги.

Дима, в который раз, удерживающий на раненой спине Лкетинга вместе с японцем, сипло дышал, мысленно проклиная собственное рождение и так не вовремя пробитую, мешающую жить ступню. Металлическое кольцо на шее сильно натирало, и часть кожи уже слезла, но обращать на него внимание как-то не удавалось, тем более оно по сравнению с творящимся непотребством, доставляло меньше всего неудобств. Масаи тем временем горячо и громко дышал парню в затылок, а лежащий на мускулистом туземце японец что-то бормотал и эти слова не выделялись добросердечностью ранее кроткого и тихого азиата.

Такеши эмоционально рассказывал какую-то старую японскую легенду о некой злой, всех кусавшей собаке, которую перед смертью изнасиловали страдающие спермотоксикозом горные разбойники из провинции Окинато, не могущие получить желаемое ни от одной проститутки. Все японские женщины легкого поведения отказывались отдаться им из-за омерзительного внешнего уродства, и даже эта злющая собака пыталась убежать, но человеческая похоть была слишком велика и изголодавшиеся мужчины устроили сексуальное пиршество с сердитой животиной. Спустя полгода обрюхаченная душевнобольными людьми псина породила на свет трех сатиров, Варгха и собакоголового Джумоука, сегодня возомнивших о себе непонятно что и обращающихся с людьми, как со скотиной.

Дослушав японскую байку до конца, Дима не удержался и хмыкнул, отчего из носа выпала подобающая случаю тягучая сопля, но дерзкий парень сделал: «Пфф!», — и противный кусок слизи улетел на копыто одному из сатиров, не заметившему произошедшее, мальчишка же покрылся холодным потом в одно мгновение.

Видимо Лкетинг тоже заметил это, ибо пробормотал:

— Ди-ма храбрый! — знал бы покрытый шрамами туземец, что юноша от страха чуть не обоссался воздухом, ввиду незаполненного мочевого пузыря, то промолчал, но… — Не надо бояться говорящих свиней белый брат! Не надо! — юноше ничего не осталось, как кивнуть и пробормотать: «Угу! Делов-то!», — и попытаться встать на ноги, что стало неплохо получаться, а стоящие по бокам поваленной людской колонны черти бесстрастно наблюдали за несогласованными действиями человеческих рабов, исключая любую возможность неподчинения.

Со всех сторон слышались измученное людское мычание и всхлипы, и это с учетом летящих из клеток в коридоре душераздирающих воплей и умоляющих стонов. Через некоторые решетчатые двери высунулись любопытные морды издевающихся над людьми разнообразных демонов, но обнаружив, что виновником множества свежих стонов и суеты является завалившийся на истоптанный пол человеческий скот, разочарованно вернулись к прерванным развлечениям с вновь завывшими узниками.

С натугой же поднимающийся, тяжело-дышащий парень не забывал о раненой ступне, в то же время разглядывая крупные копыта собакоголового и небольшие сатира, с висящей на одном соплей, хотя там и без нее грязи хватало.

«Хоть какие-то приятные воспоминания… Высморкался карликовому черту на копыто… Расскажи кому — не поверят… Шапками закидают, засмеют и назовут допившимся до белой горячки алкашом…», — Лкетинг с Такеши уже выпрямились, как и повисшие на туземце с азиатом всхлипывающие узники, занимающие прежние, равноудаленные друг от друга места.

Дмитрий, приводящий в норму сбившееся дыхание и аккуратно опершийся на пробитую ступню, крем глаза наблюдал за молодой мамашей, вновь спасшей младенца идентичным прошлому разу способом. Девушка держалась изо всех материнских сил, коих хватило бы на всю четвертую цепь беспрестанно-издающую щенячий, словно зовущий родителей скулеж, но единственным, кто на него мог откликнуться, являлся не обладающий чувствами нежности к людям собакоголовый. Мать же с ребенком не собиралась плакать, дабы облегчить страдающие сердце с разумом, хотя это всего лишь слезы и в Аду не стыдно излить накопившиеся горе с безысходностью.

Внезапно парень почувствовал знакомый, поднимающийся снизу-вверх, острый взгляд и повернул шею, закончив интересоваться положением дел девицы с хныкающим малышом. Дима нервничал, но не мог не взглянуть на собакоголового, чей холодный желтый взор выражал любопытство именно к их действиям. Действиям троицы таких разных «Спящих»…

«Блин, да чем же мы заслужили столь сильный интерес со стороны неприятных парнокопытных личностей? Чего ценного и интересного в «Спящих»? На Земле нас считают отвратительными гавнюками из-за постоянного сования носов не в свои дела и попыток научить людей правильно жить, что никому не нравится… А здесь чего не так? Вон даже Лкетинг говорит, что во мне сила какая-то есть… Будто в нем нет… Узнать бы еще какая… И фишка-то в том, что этот демон с собачьей головой должен быть в курсе наших способностей… Сказал бы, что ли… Кругом тайны и недомолвки, мать их так…», — юноша осторожно опустил серо-голубые глаза, не собираясь играть в гляделки с закутанным в золото Джумоуком, ввиду обладания большей, чем у Лкетинга осторожности, а может элементарного нежелания рисковать, хотя кто-то скажет трусости.

Подождав еще некоторое время, пока все пленники уверенно, если в Аду существует место такому высказыванию, встанут на ноги, демон с угольно-черной головой пса лениво перебросил полный смерти, покрытый странными значками жезл из одной нечеловеческой руки в другую.

— Пришли! Надеюсь, все сполна насладились дорогой! — он оскалил пасть в гримасе, не слишком ассоциирующейся с радостью за подавленных грешников. — Обратите внимание! Вот место, после которого отступает смерть! Место, проклинаемое вами в будущем! — проводник в царство мертвых гадко ухмыльнулся и отошел в сторону, давая свободу действий личной наемной силе, а по людской колонне прокатился неопределенный вздох.

Грешники стояли, опустив головы и лишь изредка поднимая напуганные, разбитые чертями лица, отображающие безысходность с безнадежностью. Мечты и надежды почти не тревожили опустошенных людей, увидевших за последний час так много, что вынести больше кажется невозможным, но сей необходимый минимум являлся началом длинного пути. Пути, в котором будет еще много боязливого перетаптывания с ноги на ногу, вздрагиваний и нервного моргания прищуренными глазами, боящимися смотреть на звероподобных чертей. Люди узнали себе цену, и она была невысокой.

Услышавшие же полный тоски общечеловеческий вздох сатиры оскалили свиные пасти с острыми зубами и ловко вытащили из-за спин тусклые зазубренные клинки, а далеко позади находящийся Варг, привычно и с силой бросил цепи на каменный пол, издав более звучный, чем обычно «звяк». Неустанно-контролирующие обнаженных людей, перевитые мускулами рогатые дисциплинированно развернулись к испуганно отшатнувшимся рабам и сделали синхронный «цок» назад, уставившись широко-расставленными оранжевыми глазами на напряженных пленников.

Глава 4

Дмитрий, как и остальные рабы, любознательно посмотрел на указанное «Анубисом» место, не понимая, куда их привели и чем пытается удивить собакоголовый, однако вглядевшись, понял, что тупик на самом деле не тупик, а большая, плотно закрытая дверь без решеток. Эта цельнометаллическая воротина являлась входом в некое помещение или как вариант следующий, опаснейший коридор, вследствие чего пришлось придумать этакую пограничную зону, не пускающую внутрь нечто жуткое. Более жуткое, чем видели помертвевшие пленники, думающие тоже, что и Дима, или же… Это просто вход в большое помещение и не более того.

Насладившись зрелищем замершей в ступоре человеческой скотины, Джумоук неопределенно моргнул и подошел к походящей на сейфовую двери. Следующим действием собакоголового демона стал злой взгляд на поигрывающих клинками, обленившихся сатиров и ближайший из них мигом подскочил, бросившись к небольшому черному рычагу, скрывающемуся в полумраке, дабы с силой дернуть, лишь бы избежать недовольного хозяйского взора.

Спустя мгновение раздалось гудение и дернувшаяся темная створка начала плавно отодвигаться, абсолютно не гармонируя с надрывным воем своего смещения в сторону, а сатир осторожно цокал назад, не желая, чтобы его раздавило о стену. Стоящий позади приближающегося жирножопого поросенка Дима мечтал дать бесу хорошего пинка, дабы прямоходящая свинья завизжала, как сучка, однако сегодня был не его день.

Чувствующееся затылком ровное дыхание воина-масаи усилилось, видимо туземец в свою очередь мечтал сломать карликовому черту обе ноги и медленно зажарить его на костре, а Такеши молчал, но что есть молчание азиата? Ведь, если человек с раскосыми глазами тих и неподвижен, значит, грядет буря, ибо он максимально собран, однако данные слова в любом случае не относились к Такеши, по крайней мере, сейчас.

Тем временем шевелящий поросячьим хвостом сатир почти впритык приблизился к напряженному парню, как и повторяющие его движения, цокающие назад Джумоук с собратом низкорослого демона, однако парнокопытной братии было нечего бояться, ибо рогатая охрана следила за каждым движением унылых рабов.

«Интересно, живые ли планировщики и строители этой двери? Вообще нелепость какая-то… Могли бы сделать, чтобы она внутрь стены уходила, нет же… Как в банке забабахали… Было бы кого охранять, хотя хрен его знает… Может они сюда не только людей загоняют, а и эти… Эксперименты местные…», — юноша всматривался внутрь широкого, услужливо распахивающегося входа, ведущего в немалой площади помещение, где никого не было, если конечно вонь застарелой мочи не считается за весело-щекочущую ноздри личность.

— Давайте заходите, скотинушка вы наша! — противно захихикал карликовый демон, но моментально успокоился. — Все дошли! Давно такого не было! Молодцы! Ни один не помер, ни один не свихнулся! Сильные животные! Прямо радость берет! — прогнусавил обернувшийся сатир, чуть ли упершийся в парня, желающего положить руки тому на плечи и сказать: «Привет жирдяй! Тебе не кажется, что ты не там припарковался?», — чисто ради интереса хлопнув коленом по косматым бубенцам, причем мальчишка сам не понимал, откуда взялись подобные мысли. — Сперва самки! — свиномордый черт подмигнул налитым кровью глазом молодой мамаше, а та в ответ отпустила голову. — А дальше сами разбирайтесь! Места найдете! И главное не запутайтесь в цепях, потому как расковывать никого не будут! Пошли животные! Пошли! — мерзкий свин с силой ударил зазубренным клинком по гладкому каменному полу, вышибив крупный сноп искр, едва-едва осветивший уходящих вдаль узников, большая часть которых до сих пор наблюдала за творящейся в камерах жутью.

«Отдых… Можно сказать с минуты на минуту… Побыстрей бы женский коллектив забирался внутрь, а потом и я попрошусь, как бы эгоистично это не звучало… Ступня желает отдыха, а тело бессмертия… Да и масаи с Такеши, наверняка не против будут…», — возбужденно подумал моргающий слезящимися глазами Дима, не забывая втягивать вонючий воздух, струящийся из огромной клетки — другого названия на ум не приходило.

В этот момент мать-одиночка сделала первый, очень короткий шаг, натянув цепь и подавая знак остальным, почти переставшим всхлипывать женщинам, и те уныло, без пререканий потянулись за ней, гремя цепями. Обнаженные, но совершенно не скрывающие свои «прелести» представительницы слабого пола медленно заходили в широкий проем за ведущей их молодой мамашей с хныкающим на груди младенцем, не забывающим хвататься за грязные сосульки волос усталой родительницы.

«Если женщина перестает прятать грудь и ту самую штуку меж ног, значит, плохи дела… Другой случай, если она дивно хороша и мужики при виде ее с ног валятся, но Ад явно не подходит под эти домыслы… Бабам уже фиолетово происходящее, все они успели навыться в Сортировочной, здесь же процесс пошел с такой скоростью, что под конец пути они превратятся в бесчувственных каменных троллей, но только, если потеряют человеческую составляющую. С другой стороны люди оставались людьми даже после побывки в сталинских лагерях, так что остается вариант, в котором они всегда будут помнить, кем являются… Ощущать боль… Надеяться… Желать умереть… И хотеть жить… Да уж… Лучше бы потеряли человеческое… Но самое хорошее в произошедшем за день то, что скоро можно завалиться спать…», — последняя мысль волновала Дмитрия больше, чем само нахождение в Аду.

Женский коллектив грешниц сопровождался четырьмя чертями, безмолвно выдвинувшимися вслед за унылым бабьем, а остальные их собратья сноровисто сместились ко второй цепи, рабы которой даже не улыбнулись рогатым соседям с рельефно-очерченными бицепсами и вогнутыми в обратную сторону ногами.

Скованные в аккуратный ряд, толстые и худые, молодые и зрелые женщины потихоньку заходили внутрь новой клетки, гремя незанятым остатком цепи, волочащимся по грязному полу. Лицо ни одной из них не выражало радости по поводу временной остановки, да и зачем ее выражать, если смысл жизни отсутствовал.

Все они привыкли жить ради чего-то, пусть даже странички в Одноклассниках, как бы это мелко не звучало, а здесь? Что им делать здесь? Жить, выживая? Именно в жизни, выживая, сегодня никто и не видит смысла, зато находят его, когда живут, существуя. Отсчитывая медленно-тянущиеся, похожие, как куриные яйца серые дни, и пытаясь походить на Петровых, чей сын в институт на бюджетное место поступил, а дочка в музыкальную школу ходит. Или на Сидоровых, купивших квартиру не в ипотеку, а потому что мужик хорошо зарабатывает и все в дом тащит. Ну и в конце концов на Ивановых, два раза в год за границу летающих, но основная суть в том, что никто не хочет быть примером сам, продолжая существовать, а не выживать, что доступно лишь сильнейшим.

Среди существующих человеческих особей нет индивидуумов, считающих себя примером для соседей, они наоборот смотрят на них и высчитывают количество мусорных пакетов вынесенных за неделю, чтобы бессонно ворочаться по ночам и думать на какие деньги те столько жрут.

В современном мире над людьми довлеет зависть вкупе с мечтой о золотой рыбке и большинство не хочет зарабатывать, используя свои силы. Они ищут причины личной бедности в других, но только не в себе. Жалуются, что нет нормальной работы, нежелая приобрести мозги и тратя деньги на красивую одежду, новые телефоны и яркие пачки чипсов, рассказывая друзьям, а точнее знакомым, насколько жесток этот мир, не дающий самореализоваться ему, то есть столь неординарной личности. А те поддакивают: «Да, Петь… Вот, если бы да кабы, то ты бы легко того и сего, а так-то оно само собой не так, ведь если бы так, то так и было бы, но так, как не так, то и нет, ясно ведь! Я сам такой, Петь! Вот кабы, то бы, то я бы, да… Но, оно не так и вот… Не то, не то, а вон то, хотя то лучше, чем вон то, но… Все правительство виновато!», — и вот такая куча идиотов целыми днями считает медленно-тянущиеся серые дни, похожие, как куриные яйца, дабы очнувшись в Аду тосковать о потерянном смысле жизни, хотя ничего не изменилось, а их существование наоборот заполнилось мрачными, но все-таки бьющими в глаза красками.

Когда, наконец зашла последняя из представительниц когда-то прекрасного пола, но здесь обычных человеческих самок, жирнозадые сатиры моментально обернулись и просканировали налитыми кровью взглядами перепуганные и просто унылые лица стоящих в три ряда рабов.

— Ну?! — вопросительно рявкнул «счастливый» обладатель сопли на копыте. — Кто там следующий?! У кого хватит выдержки стать добровольцем и пойти за самками?! — черт-недоросль сверкнул красными глазами, и в который раз лязгнул по полу зазубренным клинком, Джумоук же недвижимо стоял возле темной стены, бесстрастно взирая на скотину и поигрывая смертельным жезлом.

Дмитрий недолго думал и дернулся вперед, причем не из-за какой-то безумной храбрости, а именно стремления отдохнуть и выспаться, преобладающего над желаниями других прикованных к нему узников, но уж такая у него была натура.

— А-а-а-а! Самый отчаянный! — язвительно загнусавил сатир, шумно втянув свиным пятаком воздух. — Ну, давай, чего уж там! Только согласны ли те, что сзади?! Ха-ха-ха! Или ты сам за них решил?! Правильно! Скот он такой! Всегда в вожаке нуждается, а вам «Спящим», как раз этого и не хватает! Ха-ха-ха! — он гнусаво захохотал, Дима же ничего не ответив, яростно пошевелил крыльями носа и снова дернулся вперед, но теперь ему помогали Лкетинг с Такеши, однако… И этот рывок ничего не дал.

В глазах у Джумоука появился ленивый интерес, как и сатиры с удовольствием взирали на жалкие потуги юноши сдвинуть с места толпу, не желающих идти людей, правда сия проблема наблюдалась и на Земле, но эти идиоты умудрялись и в Аду показывать мудацкий характер ленивых бездельников. Сам Дима прекрасно понимал, что такое количество упрямых придурков он с друзьями не сдвинет, однако еще раз упрямо дернулся, и когда это ни к чему не привело, налившийся злостью парень обернулся, чуть сместившись в сторону от Лкетинга Такеши.

Лица японца и туземца выглядели немного извиняющимися, а глаза масаи выражали еще и злость, но оба его друга лишь пожали плечами, словно говоря: «Мы старались!», — и парень им верил, поэтому не обратил внимания ни на сатиров с собакоголовым, ни на стоящую по бокам рогатую охрану.

— Да, что вы за говно бл. ть такое!! Уродливо жили и здесь продолжаете!! Неужели Ад ничего в вас не изменил?! Трясетесь, воете, продолжая оставаться упертыми, тупыми ничтожествами! Посмотрите на других людей!! Почему они молчат?! Не все конечно, но молчат!! Чем не пример, но нет!! Вы будете верещать, и упираться до последнего, пока не отрубят руки с ногами и не потащат по полу!! Что вы за идиоты!? За какие грехи мне такое наказание?! — были бы у Дмитрия слюни, он бы всех заплевал, но приходилось орать, надрывая пересохшее горло. — На Земле ждете помощи своего бога и здесь на него надеетесь!! Вашего бога нет!! Он не существует и не поможет вам!! Его выдумали, чтобы управлять таким скотом, как вы!! Мудаки бл. ть! Ненавижу! Суки! — Дима, тяжело дышал, выпалив эмоциональную тираду, не обращая внимания на уважительно оглядывающих его Лкетинга с Такеши. — Уроды! Дибилы! Все!! Я пас!! Не могу больше! — мальчишка в сердцах развернулся и произнес последние слова прямо в желтые глаза укутанного в золото Джумоука, а тот в ответ растянул угольно-черную пасть в подобие собачьей улыбки и отстранился от стены, сделав пару шагов негромко «цокнувшими» копытами.

— Варгх! — негромко произнес «Анубис», и это слово прорвалось через какофонию, источаемую коридорными камерами, дабы влететь в чуткие уши гигантского, покрытого засохшей кровью монстра, тут же радостно взрыкнувшего.

Послышался усиливающийся треск, наполняющегося мощью электрического кнута, что явно виделось по ставшим более яркими вспышкам света в коридорном сумраке. Судя по ним, соскучившийся по кровавой работе Варгх собирался возместить упущенные мгновения радости и счастья, причем в намного большем размере, вопрос стоял в том, позволит ли Джумоук сильно портить мясо.

А вот на что надеялись, не желающие шевелиться пленники — понятно не было. За самонадеянным юношей и его друзьями они не шли из-за врожденной гадливости и нежелания подчиняться почти мальчишке, но то, что пройденная дорога залита именно их слезами, а не его, ни капельки смущало двуногих животных, тянущих друг друга в яму. Даже язвительное, но правдивое оскорбление не возымело никакого действия, кроме шмыгающих носов и опущенных, изредка взмывающих вверх злых взоров, а ведь изначально было ясно, что «Анубис» не позволит выделываться, но таково свойство натуры этих только на словах храбрых, на деле же ущербных людей.

Подобные представители человеческого вида, сами того не зная всю жизнь живут по чужим указаниям, ничего не делая лично, боясь собственного мнения и никогда не слушая более молодых, по их мнению глупых людей, считая себя намного умней и мудрей, хотя всю жизнь пролежали на диване, не высунув нос из дома.

Зато сию секунду они вновь огребли электрического кнута кровожадного Варгха, старающегося выполнить хозяйскую просьбу со всем старанием и, конечно же, добавлением личной инициативы. Самым неприятным являлось то, что первый электрический заряд прошел через все металлические кольца на рабских шеях, свалив юношу, да и остальных человеческих пленников на больно ударившиеся о каменный пол коленки.

С чувством выругавшись сквозь сжатые зубы, Дима судорожно разгибал скрюченные пальцы рук, не чувствуя ног и половинки задницы, уж слишком был хорош удар трехметрового людоеда, но тот не останавливался и продолжал хлестать обнаглевших рабов. Его электрический хлыст летал только над четвертой цепью, неведомым образом удлиняясь и цепляя спину каждого вскрикивающего грешника, а адский Франкенштейн сопровождал взмахи высокотехнологичной «игрушки» удовлетворенным ревом и чувственным рычанием.

Стоящий враскоряку парень чувствовал, как по спине опять потекла кровь, но боли не ощущал, лишь боялся сломать зубы из-за чудовищных судорог, охватывающих тело после каждого взмаха хлыста, видневшегося и чувствующегося по приближающимся вспышкам света. И как только электрический кнут монстра-людоеда заново взмывал в воздух, юноша буквально на мгновение расслаблялся, однако и за такой короткий промежуток времени успевал рассмотреть недвижимые ноги рабов на соседней цепи, а также покрытые золотыми узорами копыта Джумоука с выгнутыми в обратную сторону ногами сатиров.

«Наверное у «Анубиса» такие же… Только под одеждами не видно… Он сам, наверное, вообще худющий… Прячет кости под золотыми простынями…», — размышления юноши отличались неспешностью и отстраненностью от реальности, помогая забыть боль в выгибающемся от тока теле и давая сил зло радоваться за получающих наказание людей сзади, даже не задумываясь о достающихся ему с друзьями «неудобствах».

В эти не самые лучшие мгновения он не переживал за воина-масаи с азиатом или себя, мечтая лишь о том, чтобы его двуногий груз осознал всю нелепость стояния на месте и больше никогда так не делал. Дима грезил, дабы все люди однажды разогнули спины, и пошли по пути самосовершенствования, а желающие ковыряться в собственном дерьме, там и оставались. Скатертью дорога…

«Все равно не стоят ни копейки… Помрут и хрен на них, главное, что удобрят планету… Люди каждый день спрашивают небо, зачем рождены на свет и ожидают подсказки о собственном предназначении, сами того не понимая, что уже работают на благо Земле, ежедневно тужась в туалете… Новый герой современности — человек-засранец! Человек-засранец, спасибо тебе за мое счастливое детство!», — следующий удар кнута пронзил тело электрическим разрядом и треск оружия Варгха затих, оставив в ушах исчезающий звон, сменяющийся на страдальческие вопли в клетках и стоны избитых узников.

Сзади слышались хныканье и протяжный скулеж, пахло свежей, гармонично вписывающейся в плотную вонь кровью, а Дима слегка растянув губы, радовался собственной шутке про супергероев. И пусть болело тело, вновь жгло разодранную спину, а болезненная судорога еще не отпустила сведенные мышцы, но он наслаждался мыслями, что ничтожества с пятым тавро на лбу получили заслуженное наказание, и это не ускользнуло от наблюдательного собакоголового.

— Тебе и твоим друзьям нравится, да? — раздался гавкающий, слегка шипящий голос «Анубиса». — Когда получают заслуженную боль, ежели не желают слушаться по-другому? — холодный желтый взор Джумоука пронизывал тяжело-дышащую троицу «Спящих» насквозь, Дима же мгновенно убрал улыбку и попытался сглотнуть неожиданный вопрос, но закашлялся и просто кивнул, ввиду правдивости слов демона. — Мне тоже! Тоже нравится выбивать неподчинение! Жаль, что с вами это не проходит… — неопределенно закончил укутанный в золото пес, и произнес: «Хватит Варгх!», — после чего эти слова разнеслись по всей протяженности коридора, видимо что-то все-таки усиливало голос проводника в царство мертвых.

Такеши с Лкетингом и многие узники слышали слова Джумоука, и если его друзья восприняли односторонний монолог «Анубиса» молча, то остальные пленники смотрели на троицу обособленных рабов с испугом и опаской, ибо предводитель парнокопытных демонов не первый раз разговаривает с загадочными и дерзкими рабами, но… Избитые грешники недолго стояли на коленях, наслаждаясь внезапным «отдыхом», потому как раздался прервавший эту идиллию гнусавый вопль одного из сатиров, а второй прищурившись, люто разглядывал избитый человеческий скот, где явно выделялись «Спящие», несмотря на постыдную позу.

— Поднялись животные! Вставай скотина! Хватит отдыхать, ничтожества! — крик говорящей свиньи буквально струился оскорблениями, врываясь в уши желающих о мамкину сиську грешниках и заставляя выпрямляться спины, приученные к поклонам с раннего детства. — Развалились тут! Раньше думать надо было, уроды! Вставай дешевка! — карликовый демон ненавидел рабскую медлительность и, пройдя мимо «Спящих», дал копытом в чей-то бок. — Встали, я сказал и хватит выть! — второй удар острого копыта зацепил следующего несчастного и раздался жалобный, больше напуганный, чем страдальческий вскрик. — Бегом! Бегом! — красноглазый садист звонко цокал меж спешно поднимающихся рабов и водил мачете по камням грязного пола, издавая заставляющие содрогаться звуки. — Ленивые животные! — внезапно усилившийся скрежет мачете услужливо подсказал, что сатир-садист злится, причем сильно, но юноша не стал любопытствовать, чем конкретно тот занимается.

— Ты все правильно сделал, Ди-ма! Они глупы! Ничего не понимают! — внезапно раздался голос Лкетинга, и правая рука масаи легла на плечо мучительно скривившегося из-за свежей раны на спине парня. — Белый брат не виноват в их боли! Они сами попросили бить! — философски-мыслящий туземец проигнорировал стоящего перед ними Джумоука и внимательно-наблюдающих чертей, а едва слышный голос японца добавил: «И я того же мнения…», — слова азиата, как ни странно содержали толику жалости к нещадно избитым людям, хотя он сам получил из-за их тупости и нежелания логически мыслить.

Наконец, подвывающие и старающиеся встать на дрожащие ноги узники полностью выпрямились, с ненавистью глядя на «Спящих». Именно их они считали виновниками свежеприобретенной боли и будущих страданий, но юноше и его друзьям было плевать на ленивых, думающих только о себе представителей человеческого вида. Лично парня никак не волновала дальнейшая судьба этих…. Этих… Не было слов, способных выразить мысли юноши, насчет не могущих совладать с собой свиней в человеческом обличье, мальчишку больше тревожило выживание себя и двух, доверяющих ему друзей. Подобных Лкетингу и Такеши больше не было, поэтому он не считал нужным беспокоиться о ком-то другом, кроме них, ну и само собой молодой матери с ребенком.

Тем временем где-то позади, временно удовлетворенный Варгх неторопливо скручивал высокотехнологичный кнут, а представляющий это Дима был готов поклясться, что тот улыбается, ведь трехметровый монстр развлекся на полную катушку и секунды счастья долго останутся в животной памяти, когда-то бывшего человеком чудовища.

«Как мало некоторым от жизни надо… Пожрать, поспать, избить кого-нибудь… Короче хлеба и зрелищ… Прямо, как в славящемся своей юриспруденцией Риме, поставившем на первое место человеческие свободы, переросшие в открытое скотоложство и храмовую проституцию… По сути мир к этому идет и сегодня… Если Европа с Америкой продолжат превращать людей в «оно», то закончат тем же… Ведь дав человеку, а точнее телу неограниченные свободы, они выпустят в мир неуправляемого зверя, и тогда цивилизованные расы настолько деградируют, что начнут трахаться в общественном транспорте…», — мысли Дмитрия незаметно переросли в более глобальные думы об оскотиневших людях, считающих животных чем-то мелким и недостойных внимания, а ведь еще чуть-чуть и на Земле сыграют первую свадьбу с лошадью. «Человеку вообще свойственно пробовать что-то новое… Причем чем новей, тем больше тянет… Вон невинные зверушки творят, что им в голову взбредет, запреты-то отсутствуют… Каждый кобелек желает взобраться на хозяйскую ногу, так и здесь желание присунуть соседскому гусю кому-то спать не дает… Почувствовать свежие ощущения… «Эх! Красота!», — скажет Homo Sapiens нового мира, натягивая яростно-кудахчущую курицу на немытый причиндал с волосатыми бубенцами… Какие только желания не носятся в головах у людей, но недаром существуют ограничивающие заповеди, написанные для человеческого роста и создания еще большего количества облагораживающих запретов, но… Так называемый венец творения Бога наоборот сжигает старые, ибо влюбился в соседского поросенка Федю и хочет жить с ним…», — высокие мысли юноши органично переплетались с дешевым сленгом пьяного гопника, не теряя своих красоты и привлекательности, а мальчишка и не задумывался о личной одаренности, недоступной большинству смертных.

— Старая душа… Очень старая… — раздался позади голос Лкетинга, а Дима неохотно вынырнул из спасительных размышлений.

— Что? — повернул он ухо, а точнее голову, заинтересовавшись словами масаи. — Как ты сказал?

— Ты — старая душа, белый брат… Много пережил… Много боли… — ответ покрытого шрамами и татуировками туземца, заставил юношу вздрогнуть. — У Ди-мы мудрые, очень усталые глаза… — вздохнул негр, обдав шею Дмитрия жаром дыхания.

— Откуда ты знаешь? — быстро прошептал мальчишка, предвидя ответ, ведь Лкетинг должен был стать шаманом, но адский отдел кадров выбросил его анкету соискателя. — Почему? — парень заметил заблестевшие красные глаза, стоящего напротив входа во временную тюрьму сатира, а значит, пришла пора заходить их цепи, и второй свиномордый черт подтвердил сие предположение, звонко проскакав обратно.

— Лкетинг должен был стать… — масаи повторил мысли парня, а тот привычно продолжил.

— Шаманом… Лкетинг знает… — прошептал Дима, и тут открыл клыкастую пасть, помахивающий тусклым мачете сатир.

— Успокоились?! — он шумно высморкался и сплюнул комок коричневой слизи, будто курил по две пачки в день. — А теперь… — его гнусавый голос замолк, требуя внимания, и узники действительно напряглись. — Этот молодой человек… Ха-ха-ха! — заржал он, указав пальцем на вскинувшего серо-голубые глаза мальчишку, а его собрат вторил жирному напарнику. — Пойдет вперед, а вы за ним! Всем ясно?!! — внезапно рявкнул карликовый черт, и с жуткой силой провел зазубренным лезвием по камням пола, Джумоук же одобрительно слушал монолог своего представителя, говорящего от лица фирмы, занимающейся подготовкой «профессиональной» рабочей силы с Земли.

Дрожащие узники, все как один кивнули, ибо вырвавшийся из-под клинка низкорослого демона сноп искр напомнил кнут Варгха, а повторения болевого шоу не хотел ни один из грешников, даже те, кому повезло, и адский Годзилла не тронул их цепи.

«Лучше всех женщинам… Давно зашли и разместились внутри… Вон даже немного видно, как ноги торчат… Без педикюра конечно, но… На безрыбье и рак рыба…», — несмотря на ситуацию вокруг, Дима умудрялся генерировать полные мрачного юмора мысли, не дающие затосковать и свихнуться от здешних, полных безысходности кошмаров.

Он сделал шаг вперед и напряг шею, по которой поехало упершееся в подбородок металлическое кольцо, парень же привычно поправил ненавистный кусок железа и дернул цепь масаи, тут же подавшего сигнал Такеши, за которым нехотя, но безукоризненно поплелись пленники с обезображенными пятым тавро лбами.

Дмитрий когда-то слышал про старую душу, причем адресатом этих слов являлся именно он, а вот кто посыльный, память воспроизвести не могла… Эту фразу частенько произносят пожившие жизнь акушерки, вытаскивающие на свет младенцев, глядящих на мир, словно старые, замученные жизнью люди, но затем серьезный взор сменяются бессмысленностью и малыш начинает орать, будто мгновенно перестает осознавать, где находится.

Про себя Дима знал не так уж и много, мать не особо рассказывала, каким он был в детстве, кроме того, что тихим, умным и своенравным, а сам парень так вообще не помнил, как рос и развивался. Это время пролетело, словно в тумане, оставив в голове одни негативные воспоминания и ни одной положительной эмоции, зато запомнилось огромным количеством прочитанных книжек, всасываемых им со скоростью и жадностью советского пылесоса.

Юноша никогда не задумывался, откуда взялась идущая с детства страсть к знаниям и только сейчас, будучи закованным в цепи с массой грешников, обратил внимание и проанализировал. По сути, как только он выучил буквы, то сразу же прочитал все, что сумел найти об окружающем мире, животных, растениях, птицах, рыбах, географии и тому подобное. Немолодая библиотекарша каждые два дня удивленно причмокивала при виде большеглазого мальчугана, возвращающего быстро прочитанные шестьсот-семьсот страниц текста, дабы взять новые.

Он до сих пор помнил, когда в первый раз принес книгу про животных. Она содержала информацию об очень многих представителях земной фауны, а строгая работница библиотеки произнесла пафосную речь, гласящую, что юный отрок не должен заниматься ерундой и обязан дочитать взятую книгу. Тогда он, недолго думая вкратце рассказал о каждом, указанном ею животном, дабы старушка успокоилась и поверила.

И после этого понеслось… Закончив с окружающим миром, Дима жадно втянул Жюль Верна, Джека Лондона, Толкиена и им подобных авторов, далее принявшись за сказки всех народов мира, Тысячу и одну ночь, фантастику с конца девятнадцатого по конец двадцатого веков и многое-многое другое. Остыл же он годам к тринадцати, став читать ради удовольствия, дабы скоротать время и насладиться красивыми, затягивающими историями.

Зачем все это требовалось в столь раннем возрасте, мальчишка понял только сейчас — его истинная суть училась, причем неважно заново или в первый раз, главное, что она интуитивно собирала информацию о мире, в котором оказалась. Как вариант любопытная и тянущаяся к знаниям натура, впитывала нечто пропущенное или вспоминала потерянное после неизвестно какой по счету смерти, но пока он не знал точного ответа, единственным вариантом оставалось добиться его, используя личные силы и умения.

Именно в Аду, в Геенне Огненной юноша понял, насколько действительно силен, умен и наконец жесток, с огромной скоростью меняясь после удачного отрезвления смертью. Его разум очищался, адаптируясь к новой, чистой, с отсутствием обмана реальности, даже такой отвратительной и непривычной. Пусть сегодня это Ад, но значит, завтра придет время и для Земли, однако один вопрос остается…

Если он на самом деле намного лучше себя прежнего, почему тогда у него ни разу не получилось требуемого истинным Творцом? Или получилось, но его захотели видеть снова? Ответ находится где-то рядом, но искать его можно целую жизнь или… Или он ошибается?

Аккуратно подгибая пальцы на раненой стопе, Дмитрий вошел в холодную «клетку», освещенную идущим с потолков тусклым светом и огромное помещение поприветствовало его весело-сверкающими лужами мочи и слабым запахом где-то спрятавшегося говнеца. Скорее всего, это «наследство» осталось после предыдущей партии «товара», ибо женский коллектив не успел бы напрудить такое количество разномастных миниатюрных озер, тем более, что за девчонками приглядывали сурово выглядящие черти, наверняка не одобряющие храброе и обильное ссанье.

В рассеянном, испускаемом адскими потолками свете появился вариант лучше разглядеть прибывшую в Геенну Огненную прекрасную половину человечества, ведь до настоящего времени такой возможности не представлялось. Раньше было или темно, или нельзя, да и плелось все бабье позади, то бишь Дима видел только ведущих, но сейчас весь олицетворяющий противоположный пол контингент предстал пред ним во всей не слишком впечатляющей, но и не пугающей красе.

Женщины самых разных возрастов, в большинстве с нормальными фигурами, где лишь некоторые выделялись пышностью, а отвратительные отсутствовали, рассказали, что Геенна Огненная не терпит уродливых самок, сразу перерабатывая их в пищу, дабы не пугать шибко нервных чертей. Тех двух бесформенных теток, что стояли перед ним еще до заковывания в цепи, юноша давно не видел и не слышал, да и понятно. Свихнувшиеся и не понимающие, где находятся, они были пригодны не более, чем на мясо, наверняка собираемое и вывозимое из Сортировочной старательными сатирами или чертями низкого ранга, коих оказывается большая часть Ада.

Сами испуганно-сжавшиеся представительницы прекрасного пола уже успели разместиться на выбранных ими местах, не слишком поражающих разнообразием. Вследствие того, что связующая людей цепь мешала рассредоточиться по всей площади помещения на личное усмотрение и повторить неразбериху Сортировочной, измученные женщины уселись рядом друг с дружкой, оперевшись о холодные стены, где одну захватили полностью, а вторую частично. И сейчас все они пребывали в некой настороженной прострации, со страхом вглядываясь в зассаный пол, что-то бормоча, всхлипывая и нервно расчесывая грязные головы.

Как бы саркастически это не звучало, но веселей всех было молодой матери, безостановочно отвлекающейся на как-то незаметно уснувшего и переставшего хныкать малыша. Крепкая девушка склонила над ним голову со спутанными волосами, и ласково шептала успокаивающие слова, пряча ребенка от жестокости нового мира, желая защитить, но прекрасно понимая, что ничего не может сделать, кроме как прижать к груди. Напряженная и усталая родительница сидела, положив на пол согнутые коленки, на которых спал недоступный чужим взорам младенец, а она обогревала его руками и идущим от сердца теплом, хотя было совсем не холодно, то есть ее действия являлись защитным рефлексом и желанием никого не допустить к малышу. Ну, а следующее, на что обратил внимание шлепающий в ее сторону Дима, ведущий за собой покорных, как никогда пленников — это естественно грудь, по-прежнему красивая, желанная и подсказывающая, что парень жив и сдаваться не собирается.

Он мысленно облизнулся, забыв про живущий собственной жизнью член и тот немедленно среагировал, слегка налившись мужской силой. Прокатившаяся волна крови полностью причиндал не подняла, но бодрости добавила, а женщины оказывается и в Аду остались теми же самками, что и при жизни, инстинктивно не сдержавшись и оглядев грешника мужского пола, то есть его красивого. И если мужики начинают осмотр с груди или задницы, то бабы выстрелили взглядами в паховую часть, и его взбодрившийся ковбой юркнул обратно в густые заросли, не остановив при этом засмущавшегося, однако целенаправленного юношу, двигающегося к свободному месту рядом с настороженной мамашей.

Она наконец-то подняла голову и посмотрела на вероятного соседа, тащащего за собой компанию, где нормальными выглядели лишь он, Такеши и Лкетинг, глаза же остальных рабов выражали крайнюю обеспокоенность дальнейшим пребыванием здесь, что выражалась в беспрестанном скулеже и хныканье. Несмотря на то, что большая часть грешников побаивалась «Спящих», стараясь держаться от них подальше, по крайней мере, мысленно, девица смотрела хоть с осторожностью, но и одновременно с облегчением. Ей было на порядок легче, когда рядом собираются примоститься те, кого демоны еще ни разу не назвали животными, плюс к этому не трогали, поэтому она пошевелила распластавшимся по камням задом, словно ехала в автобусе и разрешала присесть.

Сам Дима не собирался спрашивать разрешения, но легонько кивнул, не обращая внимания на волосатых чертей, приглядывающих за рабами, дабы те не запутались в цепях или что хуже — не устроили кучу малу, запаниковав. Мальчишка знал, куда шел, а мнение плетущихся позади человеческих отбросов не интересовало его еще с Земли, где он старался просто избегать их. Парень знал, что двое его друзей — азиат и масаи уверены в нем, хоть сам не осознавал почему, но четкая уверенность в этом заставляла жить и двигаться, дабы когда-нибудь спасти остальных таких же, как они.

Уставший юноша отлично понимал, что еще немного, и они сядут на притягательный пол, после чего можно будет уснуть, а его тело с разумом сами обдумают произошедшее за сегодня, разложат по полочкам и немного заживят ноги и спину, короче спать, спать, спать… Хромая нога шустрее и шустрее тащила за собой здоровую, стена приближалась, а затем он затормозил и, поправив кольцо на шее, повернулся на сто восемьдесят градусов. Его спина со свежей раной, как намагниченная соприкоснулась с холодной поверхностью гладкой стены, облокотилась на нее и поползла вниз, не дожидаясь остальных грешников, что привело к зависанию на полпути, ибо Лкетинг и Такеши садиться еще не начали.

Сопящая же позади толпа, заторможено и подобно весенним мухам оглядывала, можно сказать новый загон, вроде как и перетаптываясь на месте, но в то же время медленно и верно подбираясь к стене, где каждый голожопый пленник старался не вляпаться в лужу старой, отдающей ацетоном мочи, стараясь не смотреть на «Спящих». Заторможенные грешники несогласованно разворачивались спинами, изредка посматривая вниз, кто-то медленней, кто-то быстрей, пытаясь присесть и мешая друг другу, а наблюдающие за этим непотребством черти ничего не предпринимали, невозмутимо замерев на месте.

Рогатым была непринципиальна скорость посадки человеческих рабов, они отвечали за хорошее поведение, что отлично выполняли весь пройденный путь, не имея нареканий со стороны Джумоука, а ежели кто-то из грешников желал предъявить претензию, то «Анубис» принимал заявки круглосуточно. Но всех все устраивало и закованные пленники, сопя и подвывая, продолжали выполнять задуманное, где некоторые даже толкались, забыв, где находятся из-за огромного количества бурлящего внутри говна. Все-таки разброд мнений не давал людям покоя и после жизни, а основную их часть, как и прежде совершенно не волновало, что не все желают разглядывать их жалкие потуги оставаться личностями при выборе менее обоссаного места.

Измученный парень так и не сев, разогнул усталые ноги обратно, страдальчески сморщившись, когда пробитая ступня отдала болью, а затем, глупо моргая глазами, уставился на ослов в человеческом обличье, чересчур медленно мыслящих и выполняющих любые действия. В воспаленном от усталости мозгу юноши не нашлось оправдания таким же, как и он, уставшим до предела людям, пытающимся жить прошлой жизнью в новом, совсем непохожем на Землю месте и багрово-красная пелена заполонила его разум. Он даже не сумел понять, каким образом огромной силы электрические плети не сумели вразумить грешников с пятым тавро, даже окрасив грязный пол их густой кровью… Просто не успел, вследствие упавшей на глаза разрастающейся пелены, сотканной из злобы и ярости…

Последние ощущения походили на пройденный этап в виде пыточного лежака Анатона, и яростного размахивания на нем обрубленной культяпкой руки, но сейчас он прикованным не был и последнее, что запомнил — шаг вперед, а затем темнота…

Сквозь густой мрак изредка выныривало обильно покрытое кровью и ужасно обезображенное лицо человека, избиваемого чьими-то руками… Удар — брызги крови, удар — брызги крови, удар — брызги крови… Глаза, губы, нос, щеки, все это было размозжено, разорвано и вдавлено в череп, кости которого тоже пострадали, а некто жестокий бил несчастного, не собираясь останавливаться.

Безостановочные удары плотно-сжатых кулаков порождали громкий хруст костей, а тусклые глаза смотрели никуда без всякого мерцания, то есть жизнь наконец-то покинула темницу бренных останков, так некстати попавших в Ад. Была ли эта свобода долгожданной или мертвец мечтал жить, даже в условиях Геенны Огненной, уже неважно… Кто-то выбил из него духовную составляющую, совсем не задумавшись о жесткости, с которой произвел это…

«За что его так? Вроде ничего плохого не делал…», — промелькнула озадаченная мысль у почему-то совсем не злящегося Дмитрия, а потом он почувствовал усиливающийся холодок в желудке, осознав, что это он бьет по подобию лица уже мертвого человека.

Мальчишка сидел на узкой груди некого субтильного мужичонки с жиденькими усами и некогда кудрявой шевелюрой, а сзади его пытались оттащить чьи-то сильные руки. Еще Дима почувствовал, что ему тяжело дышать, ввиду сдавливающего шею металлического кольца, кем-то оттягиваемого сзади. Он инстинктивно дернул взмокшими от крови плечами, за которые крепко вцепились чужие, напоминающие пассатижи пальцы и закончил бить покойника, остановив едва двигающиеся от усталости руки с жутко-болящими костяшками, дабы всмотреться в сотворенное им же недоразумение и мысленно сглотнуть придуманную слюну.

Перед ним находилось легко узнаваемая по нетронутым ушам, усам и копне волос голова человека, абсолютно недвижимого, то есть ведущего себя, как мертвец, а значит никак не ведущего. Превращенное в отбивную лицо и никаких признаков жизни… Холодеющее тело… Лениво растекающаяся по зассаному полу кровь…

«Точно труп… Жопой чую…», — отстраненно подумал парень, чувствуя замерзающую задницу, и откинулся назад, между делом заметив рядом двух полусогнутых людей с пятым тавро.

Несмотря на нехватку воздуха, он быстро проанализировал ситуацию, благо являлся умным парнем, умеющим сопоставлять факты и делать выводы, поэтому мгновенно воспроизвел недавнюю ситуацию.

«Получается, что напав на этого, еще недавно живого грешника, я заставил согнуться его соседей, не увидевших в своей позе ничего нового и стоявших так с того момента… Удивительно… Ничего не помню, но уверен, что так и было…», — тем временем давление кольца на шею ослабло, а с плеч убрались сильные руки. «Наверняка масаи, потому как лучшего кандидата на роль обладателя стальных пальцев и придумать нельзя, кроме чертей, но судя по ним, рогатые даже с места не сдвинулись… Во все остальные потасовки лезут без очереди, здесь же, как забастовали…», — он оперся покрытыми кровью руками о каменный пол, но никак не о тело и поднялся, чувствуя жутко-болящее тело.

Следующим его действием было покручивание хрустящей шеей, дабы внимательно осмотреться и привести в норму дыхание внутри ходящих ходунов легких. Выполняя задуманное, Дмитрий обнаружил, что ведомые им и его друзьями пленники с ужасом глядят на него, пытаясь, как отойти можно дальше, но короткие цепи мешают удалиться больше, чем на полметра. Женщины в свою очередь старались вообще не поднимать глаза на временно обезумевшего, худощавого мальчишку, а доносящиеся из мрачного коридора вопли боли не прерывались ни на секунду, отлично «скрашивая» времяпровождение на новом месте и являясь лекарством от тоски, насыщающим мысли предопределенностью вечных мучений.

Более интересующая мальчишку молодая мамаша спрятала ребенка от разбрызгиваемой крови, прикрыв спутанными космами неопределенного цвета, поэтому выражения ее лица Дима не видел, а реакцию на произошедшее и вовсе не мог предугадать, поэтому… Оставалось ждать и надеяться, что он не спугнул чисто по-человечески симпатичную девицу, с тем не менее притягивающей грудью.

Сам юноша оказывается далеко не ходил, и как только всепоглощающая ярость подавила его душу, он — если представить скованных людей в виде длинной гусеницы — развернул голову, коей являлся, и пошел к так называемым ногам гибкого насекомого, которыми оказался один из ближайших к нему, нежелающих садиться людей. Это оказался третий человек после Такеши, и теперь в цепи стало на одно место больше… Парень убил некого узника в своем изредка просыпающемся, скованном земными моралями безумии, наконец-то получившим свободу в Аду, где смерть раздается в виде редких пожеланий спокойной ночи и многие ждут ее, как подарка.

«Опять двадцать пять…», — промелькнуло подобие сожаления об отсутствии воспоминаний, но вместе с тем нахлынуло чувство удовлетворения и расслабленности, словно вылились долго копившиеся ненависть с тоскою.

В недолгой, но насыщенной жизни Дмитрия подобное происходило не в первый и не во второй раз, да и напоивший его раскаленным свинцом Анатон напомнил об этом, когда выпроваживал из пыточной, передавая на поруки сатирам. Внутри бесконечно-задумчивого мальчишки дремал некий, желающий крови и неподдающийся контролю в критических ситуациях зверь, и тогда парень терял разум, принося горе с болью окружающим. Правда, происходило это в случаях, грозящих ему немалой бедой и требующих вмешательства намного большей силы, чем обладал сам Дима.

Эти редчайшие моменты, когда мальчишка оказывался во власти чуждого создания, живущего с ним в одном теле и являющегося неотъемлемой частью организма, показывали одно и то же — вокруг лежали люди, избитые им, а точнее его вторым «Я», с которым Дмитрий не мог подружиться из-за множества необходимых тренировок. Его тело являлось жестоким, прекрасно знающим себе цену зверем, чувствующим каждую клеточку, душа же парня такими способностями не обладала, являясь просто временным и не претендующим на постоянство жильцом. Вот, если бы юноша занялся духовным развитием и самосовершенствованием, то сумел бы подчинить существо, охраняющее его отчего-то ценную суть, но лень, алкоголизм и сигареты всегда находили причину отдохнуть.

Не просто так у каждого человека есть знак гороскопа и год животного, в который он появился на свет, совсем не просто… Придумавшие сии характеристики древние не были дураками и отлично знали, что во всех людях заключены самые разные представители земной фауны, да и жители Ада внешне являлись наполовину зверьми, в отличие от ангелов, обладающих абсолютно иной внешностью. По крайней мере, по рассказам Анатона, да и людским верованиям.

Поэтому люди такими и получились. Снаружи ангелы, внутри демоны, а основная суть в виде сознания или души, постоянно борется с двумя ипостасями Добра и Зла, не имеющими большой разницы, уж слишком сии понятия относительны. Каждый человек находится между собственным ангелом и бесом, вот только они всегда разные и меняются с каждой прожитой жизнью, ибо, чем больше настрадаешься, тем вдумчивей рассматриваешь грабли, на которые натыкаешься…

Разогнувшиеся вместе с ним испуганные рабы старались на Дмитрия не смотреть, даже более-менее спокойный Такеши как-то боязливо опустил глаза, едва покрытый кровью юноша взглянул на него, зато татуированный Лкетинг ответил на вопросительный взгляд бесстрастным кивком. Что означал кивок — неизвестно, возможно уважение или обычное понимание, но ясно одно — выходец из Африки считал произошедшее нормальным и вполне естественным.

— Надеюсь, теперь вы сядете?! Не будете выбирать места послаще?! Где вы их вообще нашли?! — тяжело-дышащий Дима хрипло задал вопрос, смотрящим на него с искренним страхом людям, но не получил ответа, кроме звучных, легких и неспешных аплодисментов со стороны.

Подозревая, кто является поклонником его непроизвольного творчества, парень похолодел и замер, но моментально очнулся и повернулся, дабы встретиться серо-голубыми глазами с холодным желтым взором собакоголового демона, вошедшего в насыщенное запахом мочи помещение. Тот лениво, но отчетливо хлопал ладонями с когтистыми пальцами, смешливо глядя на покрытого кровью, не могущего отдышаться парня, а рядом сверкал красными глазами сатир, с любопытством взирающий на «Спящего», пару минут назад убившего человеческого раба.

— Отлично! Молодец! — раздалась пара хлопков посильней. — Показал себя настоящего! Начинка-то твоя ничуть не лучше нашей, да «Спящий»? — «Анубис» растянул звериные черты морды в еще более жутком подобии улыбки. — Остались лишь твои друзья! Но они попроще будут раз до сих пор не сорвались! Видимо столько не пережили! — загадочно закончил он, переведя язвительный, смеющийся взгляд на Такеши с Лкетингом, отчего непривычный к вниманию демонов японец понурил голову, масаи же наоборот выпятил могучую грудь и с наглым вызовом уставился в угольно-черную морду Джумоука. — Ха-ха-ха! — с примесью гавканья гиены захохотал собакоголовый, отбрасывая золотом одежд тусклые блики. — Забыл! Извиняюсь! — он произвел издевательский поклон, отведя в сторону смертельный жезл, что заставило отскочить мерзкого сатира, второй же его собрат видимо оставался за распахнутой дверью, где ждали остальные грешники. — Доблестный туземец показал себя еще в начале вашего путешествия! Остается только японец… Какова же твоя цена, мой узкоглазый друг?! А?! — он уставился на азиата, не поднимающего взлохмаченную голову. — Не знаешь? — напряженный японец молчал несколько секунд, но все-таки решился поднять прищуренные глаза.

— Нет! — было бы обманом сказать, что его взор бесстрашен, а голос тверд, но внешне субтильный Такеши нашелся сил ответить язвительному проводнику в мире мертвых, не опустив при этом взор.

— Правильно! — внезапно убрал звериную ухмылку Джумоук. — Откуда тебе знать… А теперь сели все!! — демон с головой разъяренного пса яростно рявкнул на внимающих разговору рабов. — Не то продам в пройденные клетки! — голос-рык вкупе с реально виденной, кошмарной угрозой подействовал на всех пленников без исключения, даже гордый, несгибаемый масаи безропотно повернулся и, облокотившись о стенку, аккуратно сполз вниз, а Дима кинулся повторять его, такое желанное движение.

Покрытый кровью юноша безумно обрадовался наконец-то приблизившемуся отдыху, а убитый человек, как ни странно, не вызывал угрызений совести. Никаких ужасных чувств или вселенской тоски, кроме некого непонятного ощущения.

«Ах! Я убил человека! Человека!!! О, Господи! Прости меня! Я забрал жизнь данную не мною, а тобой! Вот, если бы это был обычный хомяк или котенок… Или шимпанзе, на котором я проводил опыты! Да пусть даже лягушка, Господи! Сделай так, чтобы это была лягушка, десять лягушек, сто тысяч лягушек, но не человек! Ведь он так ценен в отличие уничтожаемых им и выбрасываемых на улицу животных! Человек… Такое удивительное, совершенное и бесценное создание, даже лежащее на диване и пьющее пиво, существуя на пенсию парализованной матери… Это же бл. ть человек! Венец, бл. ть творения! Ты знал Господи, что нынче венцом Твоего творения считается гора сала, лежащая на диване!? Нет?! Удивительно! А говорят, что так говоришь Ты, но тогда упаси нас Бог от тебя Господи…», — Дима не испытывал жалости к убитому, зато испытывал легкое сожаление, что не сделал так раньше.

Изуродованный труп, отстегиваемый рассерженным сатиром от кольца, никак не повлиял на его психику, наполнив тело похожим на возбуждение чувством от свершения чего-то в кои-то веки выполненного… Того, что раньше не могло выплеснуться, но наконец-то прорвало запруду впитанных на Земле догматов.

«Точно… Я понял, что в этом нет ничего страшного… Теперь понятно, как люди переступают эту грань и идут во все тяжкие без возможности остановиться… Они получают мнимую, забранную с детства свободу и не могут ею насытиться, сами того не понимая, что нашли ключ от цепей личного демона, так давно шептавшего на ухо: «Убей»… Не осознают, что больше не обладают контролем над телом… Хорошо, что мой демон сам знает, где и как себя вести, по крайней мере, пока… В этом деле главное сильно не злиться, а то мало ли… Заберет навсегда мою личность…», — он вдумчиво рассматривал разные по форме брызги крови на торсе и руках, рядом же примостились мускулистый Лкетинг с сухопарым Такеши, где японец почти незаметно посматривал на Дмитрия.

Парень не обращал на внимания ни на него, ни других, размещающихся возле стены пленников, ибо бестолковых, потерявшихся в Аду рабов подгонял злобный, куда-то утащивший изуродованного покойника и недавно вернувшийся сатир. Чуть неподалеку от анализирующего свое внутреннее состояние парня расположилась его цель — красивая, храбрая девушка, прячущая младенца от чужих взглядов, в особенности слабых на передок сатиров, часто проползающих по ней полными вожделениями взглядами.

Нельзя сказать, что толстожопые свиньи обращали внимание лишь на нее, обделяя других милых дам… Нет! Они уделяли капельку личного времени даже самым невзрачным пленницам, чьи гладкие, бесшерстные задницы притягивали чертовы причиндалы подобно магнитам, да и один слащавый толстячок мужского пола также не избежал поощрительного хлопка по жирной ягодице. Его глаза в тот момент походили на блюдца, из которых зажиточные крестьяне на Руси чай хлебали, а тоска в них стала столь необъятной, сколь обширна земля русская, ведь коли черт обратил внимание на притягательную жопенку — жди беды.

— Тебя совесть не мучает? — задумчиво разглядывавший юношу азиат все-таки задал вопрос, совершенно не удививший Диму. — Вот убил ты его… Что ты чувствуешь Дима-сан? Хоть немного сожалеешь? Человек ведь… — любопытный взгляд Такеши уставился в забрызганное подсохшей кровью лицо парня, а тот потрогал сухим языком разбитые губы и пожал плечами.

— Нет, — ответил юноша, еще раз проанализировав внутренние ощущения, и поерзал побаливающей спиной, где засыхающая кровь стягивала нестерпимо-зудящую кожу. — А тебе-то самому его жаль? — он почти незаметно, язвительно усмехнулся, не замечая, что к разговору прислушивается молодая мать, гладящая кончиками пальцев личико спящего младенца. — Нет, Такеши! Не думаю! Скорее всего, ты задал этот вопрос, так как не понимаешь себя, где смерть одного из них… — парень повернул голову и обвел взглядом наконец-то усевшихся у длинной стены узников четвертой цепи. — Не затронула ни одну струну твоей души! — он вгляделся в лицо молчащего азиата. — Мы одинаковы и в этом единственное твое спасение, Такеши! Смирись и надейся, что никогда не изменишься, иначе ты здесь не выживешь! — Дмитрий открывал в себе все больше новых сторон, но не удивлялся, ибо настоящая жизнь начиналась в Аду, а Земля лишь засорила разум, заставив уверовать в личную ничтожность и ненормальность.

Японец задумался и с минуту молчал, видимо прощупывая испытываемые к недавнему мертвецу чувства, поворачивая их так и этак, изредка посматривая на остальных узников, кои старались глаз не поднимать, а редкие поднимающие — полыхали злобой и ненавистью к троице «Спящих». Грешники с пятым тавро ненавидели отличающихся от них индивидуумов, что на Земле, что в Геенне Огненной, но Дима чхал на них, как в принципе и Лкетинг с Такеши, где только азиат пытался привычно мыслить, взяв за основу стандарты человеческого общества, изживающие непохожесть во всех ее ипостасях. Однако следующий, вырвавшийся из глубин японских легких вздох показал, что Такеши хоть и с трудом, но меняет точку зрения, непрерывно трансформирующуюся в нечто противоположное оригиналу. Значит, к концу пути за спиной воина-масаи окажется уверенно стоящий на ногах матерый самурай, отчетливо понимающий, где хорошо, где плохо, и желающий вгрызться в горло чертям за любой криво брошенный взгляд.

— Как ни странно нет… — пробормотал он вслух. — А почему? — ни к кому конкретно не обращаясь, дискутировал азиат, почесывая всклокоченную голову — Отчего мне его не жаль? — сидящие рядом грешники с пятым тавро боязливо посмотрели на него и отвернули головы, ибо крепкая цепь мешала отодвинуться трясущимся телам. — Как-то не по-человечески получается… Да? — неуверенно повернулся Такеши к воину-масаи, но тот пожал плечами и пошевелил крыльями широкого носа, вглядываясь в следующую цепь с узниками, перемещающимися по зассаному помещению не без помощи ругающегося сатира с бесстрастными чертями.

— Лкетингу не жаль. Много кричал, — короткими рублеными фразами заговорил выходец из Африки. — Медленно двигался. Глупый и бесполезный человек. Масаи выгоняют таких, и Африка пожирает их. Слабый и глупый — не породит сильного! Лучше смерть! — выросший в жестоком мире туземец высказал личное мнение, основанное на ценностях и идеалах племен самого загадочного континента Земли, продолжая наблюдать за рассаживающимися рабами.

Грешникам «помогали» перевитые крепкими мышцами, уверенно-стоящие на широких копытах с серебристыми узорами рогатые. Они раздавали грубые, поучительные затрещины и тычки чересчур «ленивым» рабам, но таких среди бывших добровольцев было мало, в основном на конце поржавевшей цепи. Вот им-то как раз и доставалось от чертей и гнусаво-верещащего сатира, чьи собратья находились за огромной дверью, где один охранял оставшихся рабов, а задний присматривал за Варгхом, которого одного лучше не оставлять, но это была лишь догадка.

«Толстожопые карлики, лишь по началу кажутся подобиями таджикских гастарбайтеров, на деле же умные и жестокие создания, выполняющие важные функции в непростом деле транспортировки живого товара, а если говорить честно — человеческого скота… Да и то… На словах в скот записали только нашу цепь, исключая конечно меня, Лкетинга и Такеши, а вот вторую и третью почти не трогают, вот что значит смирившиеся с существованием Ада добровольцы…», — Дима поднял голову с закрывающимися глазами, дабы прокомментировать слова масаи.

— Ничтожество одним словом, — пошевелил губами мальчишка, принявший жестокую реальность, как аксиому и черствеющий с каждой минутой пребывания в Аду. — Единственным небесполезным деянием в его жизни стала собственная смерть, да и то не без чужой помощи… — он устало моргнул и встряхнул головой. — Мог бы самоубийством жизнь покончить, — из Дмитрия так и лилось презрение к косо посматривающим на него рабам, где единицы излучали ненависть, остальные же поскуливали от страха. — Кажется, я начинаю понимать смысл библейского потопа, очистившего Землю от грязи в виде им подобных… — парень метнул пустой взгляд на таращащихся в пол закованных людей. — Пора бы устроить новый… Жаль я не Творец… — он прошептал святотатственные слова и встряхнул головой, облокотив ее об идеально-ровную холодную стену, наблюдая, как заходит последний ряд закованных людей, подгоняемый чертями и сопровождаемый кошмарными воплями из клеток коридора.

— Неужели я стал настолько черствым… — японец сокрушался над самим собой, ни на кого не обращая внимания. — Как же так… — он страдальчески схватился руками за голову и с непонятной надеждой в глазах осмотрелся по сторонам, но запуганные грешники прятали взоры от «Спящего», так выделяемого демонами. — Я всегда был добрым… — прошептал под нос японец и, хлопнув глазами, вперился в невозмутимое лицо Лкетинга, на что тот положил крепкую руку на плечо субтильному азиату, ищущему поддержки.

— Ты не стал черствым Такеши… — слабо произнес почти заснувший, но не могущий удержаться от комментария Дима. — Ты становишься собой… — он зевнул, чуть не порвав рот. — На деле каждый из нас остается тем же, что раньше, просто открываются внутренние двери, и сейчас ты должен определиться какие из них нужно закрыть на несложный замок, какие замуровать, а какие держать открытыми… — он высунул покрытый белым налетом язык и потрогал его кончиком раздутые, покрытые корочкой крови губы. — Так что ты не черствый Такеши. Это просто ты… Тот, который на самом деле и нет ничего страшного в отсутствие угрызений совести в определенных случаях… — он облокотился затылком на стену, через силу моргая глазами и не обращая внимания на прислушивающуюся к разговору молодую мать со спящим на коленках младенцем.

Японец некоторое время «обсасывал» полученную от измученного парня информацию, потирая кончиками пальцев виски и не желая мириться с жестокой правдой, но сердцем понимая, что так и есть.

— Дима-сан хочет сказать, что я на самом деле бессердечный? Бесчувственный? — хлопал ресницами азиат, сделав овальные глаза. — Но такого не может быть… Я всегда сопереживал людям, мне было жаль погибших и умерших! Очень многих! — он не хотел мириться с собственной начинкой, желая обладать шаблоном, принятым на Земле и хорошо, что выбирал вариант полный жалости и доброты, а не эгоизма и завышенного самомнения, как у большинства современных людей.

— Вот именно… — кивнул борющийся с засасывающей дремотой Дима. — Очень многих, но не всех… Подумай лучше о том, кого тебе было жаль, а кого нет… Посмотри внутрь себя! — юноша блаженствовал, вытянув израненную ногу и наслаждаясь сидячим положением, абсолютно перестав обращать внимание на рассевшихся по всей площади зассаного помещения рабов, готовящихся к наихудшему.

— Ди-ма говорит правду Та-ке-ши! — туземец никак не мог побороть сложное для него произношение имен японца и русского. — Жаль не всех! Жаль людей с силой внутри! Силой, уходящей после смерти человека! — масаи что-то доказывал огорченному азиату, а полностью отдавшийся спасительному сну мальчишка проваливался в засасывающую с огромной скоростью умиротворяющую бездну.

Всклокоченная голова упала на крепкое плечо туземца, на что тот не обратил внимания, понимая измученного парня, а сам масаи имел больший запас прочности, да и азиат, несмотря на комплекцию, смотрелся не слишком выдохшимся.

— Спи спокойно, белый брат! Пусть духи укажут тебя верную дорогу! Найди себя на долгих тропах сна! — почти отечески произнес туземец и закрыл глаза, облокотившись о стену. — Познай свою силу… — прошептал он, засыпая, как умеют воины — быстро и чутко, будучи готовым взорваться боем в одно мгновенье, а Такеши огорченно вздыхая, поерзал спиной со свежей раной о холодную стену и тоже сомкнул веки.

— Я не сухарь… Не черствый… Я нормальный и обладаю чувствами… — неустанно твердил он под нос, пытаясь убедить себя, что неравнодушен к смерти любого человека, будто в Аду это важно.

Каким бы жестоким это путешествие не было, и какими бы ужасными не стали новые откровения, но обычный, восстанавливающий организм сон брал свое. Прекрасные, выносливые тела с устойчивыми к потрясению душами хотели спать из-за происходящей в объятьях Морфея адаптации к новому миру, ведь как говорит одно племя в глубинах Амазонки: «После сна люди просыпаются немножко другими…»

…Ласковый луч теплого солнца игриво постучал в только-только открывшийся серо-голубой глаз и Дмитрий несколько раз моргнул, защищаясь от нападения звезды, согревающей Землю. Проморгавшись, мальчишка задумчиво огляделся по сторонам, быстро поняв, что не успело его накрыть кипящей морской водой буквально секунду назад, как он опять сидит на уютном пляже и даже недавняя скамейка застыла на том же месте.

Задумчивый до невозможности парень поднялся и отряхнул песок с задницы джинсов, неторопливо покручивая шеей, дабы внимательно рассмотреть издевающееся над ним место, чувствуя, как болят затекшие спина и ноги. Создавалось ощущение, будто он целую вечность сидел, опершись о некую стену, однако это было совсем не так, ведь буквально несколько секунд назад его утянула огромная и желающая сварить заживо волна.

«Уже непонятно, где реальность и что тут вообще «что»… Перемешали сон с явью, причем судя по словам Совести — это создал я сам, причем внутри себя… Архитектор хренов…Мелкий туземный божок Дима, рад приветствовать! И где сам дедуля? Точнее Совесть? Создается ощущение, что я свихнулся, но надеюсь это не так, ибо нет хуже кошмара, чем психушка в реальности, хотя… Как говорит неуязвимый старикан, моя реальность сейчас в Аду, где я несу свой, сильно отличающийся от других крест… И даже не проверишь, врет или нет… Может я все-таки просто сплю, а это генерируемый мною бред, но тогда… Тогда я действительно в психушке, а такого мне не надо… Уж лучше Ад и множество прошлых жизней… Пожалуй лучше всего — это вера старику, иные мысли затянут в болото тоскливой неизвестности…», — проведя неспешный самоанализ, Дмитрий мрачно сплюнул на песок, тут же втоптав слюну в никем не целованный пляж.

— Соскучился, грязнуля? — раздался знакомый голос позади, но парень все равно испуганно дернулся, с силой сжав ягодицы, лишь после подумав, что в собственном мире довольно трудно обделаться. — Никак плеваться не отучишься… Сморкаться… Ногти грызть… Ты ведь совсем не такой! — светло улыбнулся подходящий сзади старик в ответ на хмурую физиономию юноши в потрепанных джинсах, злящегося на Совесть из-за непроизвольного испуга. — Как дела-то? — ласково улыбнулся дед, знающий о нем и его делах больше, чем сам Дима, а парень привычно и одновременно желая потрепать нервы старику, размыто и грубо ответил.

— Тебе виднее! — он шумно прочистил нос и снова сплюнул под ноги, сам того не понимая, что самоутверждается, как кучка гопников перед друг другом после постыдного бега от прогуливающихся боксеров. — Как по мне, так мы вообще только расстались! — неугомонный мальчуган еще раз харкнул на песок и нагло уставился в лицо благообразному старику.

— Фу ты, ну ты! — всплеснула руками Совесть. — Твои манеры убивают меня! Ну, зачем ты делаешь все эти вещи? — дедуля огорченно потряс головой, с истинным огорчением глядя на колхозное бахвальство Димы. — Перед кем ты здесь выделываешься? Самим собой? А точнее своей совестью, доказывая ей, то есть мне, что плохой, лишь потому, что это когда-то было модным? Модным, если не имеешь мозгов и внутренней искры, родившись годным для пьянства и только? — он с упреком посмотрел на юношу, почувствовавшего себя довольно неуютно перед небесного цвета глазами Совести, да и не первый раз она заставляла стыдиться.

— Блин… — он смотрел вбок, не желая видеть старика. — Не знаю, что на меня находит… — непроизвольно начал оправдываться Дима. — Мне так легче! — его взгляд все-таки направился в лицо Совести. — Отвлекаюсь от собственных проблем!

— Я знаю! — серьезно кивнул благообразный дед. — Так действительно легче, когда отгораживаешься от самого себя придуманной личностью, только она быстро испаряется в случаях, требующих присутствия именно тебя, а не выращенного на скорую руку аватара. Ты должен растить внутреннюю суть, возвращая ей память и ища свое «Я», а не придумывать некую маску или идеалы, навязываемые обществом и абсолютно на тебе не держащиеся! — старик хмыкнул, скрестив на груди руки, словно ожидая реакции парня, но тот молчал, впитывая слова Совести и понимая, что это правда.

— Ты прав! Опять прав! Или права? — спросил сам себя, устало отмахнувшийся от деда юноша, понимающий, что часть себя ему не переспорить, тем более рожденную для критики каждого его поступка. — Короче не важно… — вздохнул он и повернулся к морю, дабы тут же развернуться и задать волнующий вопрос. — Что там со мной? В… — он запнулся, но все-таки договорил. — В Аду… Все нормально, если вообще можно так говорить насчет этого места? И вообще я тут подумал… — Дима внимательно посмотрел на ни капельки не смутившегося старика, решив проверить личные догадки. — Что ты меня обманываешь… Как вариант! Не обязательно, что мои мысли верны, но сомневаться я должен, ведь это довольно странное место! — юноша нервно заходил взад, вперед, влево, вправо, делая по шагу в каждую сторону. — Вспомнил, как однажды читал, будто в потустороннем мире существуют бестелесные, присасывающиеся к тебе твари, внушающие образы, которым ты больше всего доверяешь! Кто-то видит Иисуса, кто-то горящий куст, как Моисей, а к кому-то приходит лично Зевс, расшвыриваясь молниями и громами, дабы указать и направить в нужную ему сторону! Очень много слабых людей увязают подобным образом в играх с всякими гаданиями, маятниками и тому подобным, не понимая, что работают с мелкими злобными сущностями по чуть-чуть пожирающими их энергию и дающими, будто правдивую информацию. Единственная неувязка, что ты мне ничего не указываешь, а треплешься обо всем подряд и пытаешься внушить, что я нечто хорошее и светлое, пришедшее на Землю, дабы очистить ее от грязи и научить людей правильно жить… — потрепанный жизнью юноша подозрительно прищурил глаза, уставившись на внезапно захохотавшего старика.

— Ха-ха-ха! Молодец! Говоришь, только расстались, а вон, сколько всего придумал! Ха-ха-ха! — Совесть гоготала, согнувшись и стуча себя по коленкам, а Дима подумал, как бы ее не хватил инфаркт или инсульт от столь искренней радости. — Ну! Давай дальше! — дед с трудом выпрямился, немного закашлявшись ввиду пересохшего от смеха горла. — Весели старика! Продолжай! — он вытащил из нагрудного кармана пиджака белый носовой платок и протер вспотевшее лицо, что навело Дмитрия на мысль о чересчур высокой реалистичности этого мира, ведь во снах не потеют, но еще больше разозлился из-за издевательского смеха старика.

Он изо всех сил махнул босой ногой, дабы осыпать обнаглевшую Совесть песком, совершенно забыв, что для нее — это чепуха и так оно и было. Песок пролетел мимо милого, возвращающего в нагрудный карман платок дедушки, встряхнувшего головой и не обратившего внимания на попытку парня хоть как-то его задеть.

— Пойдем ты уж сядем, раз не хочешь шутки шутить! Выдумал тоже… Песком бросаться… — он старчески хмыкнул, целенаправленно двигаясь к неизменной лавке с отличнейшим видом на закат. — Знаешь, сколько я от тебя вытерпел? — дедуля повернул морщинистое лицо. — Не знаешь… А точнее не помнишь! — ответил сам себе дед. — Зато видишь! Мой возраст — это твои плохие поступки! Да и говорил я тебе об этом! Садись! — махнул он рукой, то ли яростно, то ли обиженно сопящему парню, не любящему игнорирование, но в данный момент ничего не могущего сделать, кроме как присесть, в ином же случае пришлось бы говорить с самим собой, без всякой совести с маленькой или большой буквы.

— Молодец! — дед ни разу не назвал его по имени, что было довольно странно, но юноша быстро отбросил эту мысль. — Хоть иногда меня слушаешь, по крайней мере, в последнее время! Пока трезвый! — его или ее голос был полон сарказма и затаенного смешка, а у насупленного Димы заиграли желваки, уж слишком захотелось послать неугомонного старика в далекие дали на букву «х», но совесть есть совесть, что при жизни доставала, что после смерти, если это конечно правда.

— У меня вот вопрос такой… — они почти подошли к лавке, а юноша решил узнать ответ на давно мучившую дилемму, забыв о предыдущей насчет пребывания в Аду. — Кто вообще придумал совесть? Хотя, нет… Бред какой-то спрашиваю… — он задумчиво почесал голову. — Как она на свет появилась? Блин… Все равно немного глупо звучит, да? Даже много походу дела… — парень смотрел на дедулю в идеально-отутюженном костюме, понимая, что спрашивает ересь у придуманного им же, живущего где-то в глубинах подсознания персонажа.

Старик в это время, покряхтывая и придерживая рукой старомодную шляпу, смахнул с нагретой лавки невидимый песок и, повернувшись, медленно сел, зажмурившись от закатывающегося в ласковое море солнца, игриво бросившегося на пожилого человека.

— Ничего глупого! Хороший вопрос! Совесть, а точнее то, что ей называют, появилась тогда же, когда придумали первые догматы… Именно догматы! Этакие требующие непрекословного следования правила! Жизненные аксиомы! И не важно, какие они, главное то, что шаг влево, шаг вправо порождает внутренний вопрос: «А можно ли так делать?», — и чем больше правил, тем больше сомнений, а это рождение диалога внутри, то есть обязательное присутствие собеседника. Поэтому совесть бывает разная, и необязательно хорошая, да и не существует понятия хорошего в случае с совестью. Она внутренний ограничитель, и например, на некоторых островах Тихого океана мучает туземцев не сумевших добыть голову врага. Все зависит от правил, написанных внутри тебя тобой же самим, а заменить их — довольно трудоемкий процесс, требующий времени, терпения и внутреннего перегорания, рождающего нового тебя, — старик закинул руки за голову со смешливым взглядом, чуть не зацепив едва уклонившегося, заслушавшегося Дмитрия. — При сильном желании ты можешь переписать себя полностью, именно переписать, начав мучиться из-за неубитого, когда была возможность котенка. Или из-за не изнасилованного ребенка и оставленного в живых, оскорбившего тебя человека, да из-за чего угодно, тут главное внутренние изменения и твоя совесть станет другой! Поэтому совесть не означает Добро с большой буквы, она означает добро, видимое тобой! Благие дела в твоем понимании, да и вообще сам жизненный путь! — он уставился в лицо опешившего Димы, познающего все новые и новые откровения. — Например, фанатики считают, что убивают и воюют за правое дело, даже если это не так, но им-то не объяснить! Они уверены в правильности творимых деяний и мучаются, когда не смогли уничтожить еще толику сопротивляющегося мирного населения! У них иная совесть!

— Вот оно что! — пробормотал мальчишка, потерев виски и вдохнув полную грудь свежего, морского воздуха. — То есть ты — это Добро в том виде, что меня устраивает… Мои нормы и морали, пусть даже не такие, как у остальных, но похожие… Значит совесть является одновременно и ангелом, и бесом, между которыми находится каждое разумное создание… Совесть — личный судья, требующий покаяния за слабость, приведшую к не устраивающим тебя последствиям. Значит… — парень задумался. — Совести две, и каждый имеет право выбора! Все сами рисуют собственных ангелов с демонами, дают им сил, когда подчиняются и мирно спят, выполнив правильное в личном понимании действие! Так ведь? — он возбужденно уставился на старика, а тот кивнул.

— Ты прав, как никогда! — дедуля положил морщинистые руки на коленки. — Можно выбирать из двух голосов в голове и тот, коему покоришься, станет наставником и поведет по жизни. Он поселится в тебе неустанным шепотом и личным ангелом, а вот с рогами он будет или без… — покрытая морщинами совесть на секунду замолчала. — Необходимо выбрать тебе! Кому-то и рога становятся лучшим нимбом, а кто-то не мыслит начала дня без молитвы… — старик откинулся на спинку лавки, подставляя умиротворенное лицо солнечным лучам. — Однако раз уж пошла речь о том, что совесть является нечтом определенным, то возникает вопрос, а какова она истинная? Как понять, что ты не идешь на поводу у своего неконтролируемого зверя, творя «добрые» дела? — он остро взглянул на Дмитрия, а тот пожал плечами, показывая, что в данной проблеме ни «бе», ни «ме».

— Судя по всему, раз ты моя Совесть, и знаешь ответ, то и я должен его знать, однако… — парень поджал губы и, набрав полный рот слюней, шумно сплюнул. — Не знаю, но как вариант… Прислушаться к себе и как-то понять? — он обратил взор на старика в светлом костюме, задумчиво всматривающегося в место падения плевка.

— Да, мой взрослый поросенок! — кивнула Совесть и, встав с лавки, втерла слюни в песок чистым бежевым ботинком. — Именно так! Прислушаться к себе, а точнее почти неслышному внутреннему голосу, беспрестанно твердящему, что что-то не так! Когда ты живешь вроде полноценной жизнью, но чего-то в ней не хватает! Когда внезапно возникает желание заняться спортом, а ты запиваешь его пивом, говоря, что мало времени! Когда ты, в конце-то концов, хочешь писать и рисовать, но отмахиваешься от этих мыслей, работая бухгалтером и мертвые цифры для тебя важнее, ибо за них платят, ну и плюс ложная уверенность, что не умеешь этого делать! — старик отчаянно жестикулировал руками, так и не сев на лавку, а парень, щурясь от солнца, следил, дабы бодрый дедуля не зарядил ему в нос. — Даже, если ты начнешь отжиматься по утрам, это начнет очищать тело, а оно само подскажет путь дальше! С каждым шагом будет легче! Мир двинется тебе навстречу! — Совесть уставилась на Дмитрия, а тот почесал правую половину носа и моргнул.

— Где-то я слышал подобные высказывания… Возможно сам их говорил… — он задумчиво уставился на стоящего напротив дедушку. — Скорее всего так и было, раз помнишь ты, но не помню я, ведь ты можешь рассказывать только о том, что у меня внутри и отталкиваться от правил, из которых состоишь… — мальчишка закинул ногу на ногу и между делом подумал, что пора менять затасканные джинсы, а Совесть ответила положительным кивком. — Ладно! — он встал и покрутил в разные стороны шеей, не глядя на старика. — Допустим, ты и есть мой внутренний голос Бога! По крайней мере, мне так кажется, уж слишком ты хорошо рассказываешь умные и правильные вещи, учащие борьбе с самим собой! — старик согласно и очень светло улыбнулся, однако Дима продолжил. — Но! — юноша поднял палец вверх, а затем резко повернул в сторону Совести. — Где моя вторая совесть? Где противник божественного гласа, должный присутствовать в созданном лично мною мире? Он по любому должен где-то быть! — парень сделал шаг назад и ловко приземлился на теплую лавку, солнце же стояло на том же уровне и не собиралось опускаться. — Честно говоря… — начал предложение не в тему мальчишка, отвлекшись на коснувшееся воды светило. — Этот мир действительно создан мною, ибо именно таким я люблю закат, но разговор о другом! — Дмитрий перевел серьезный взгляд на как-то погрустневшего старика. — Где она? Или он! Мой бес! Почему не спорит вместе с нами? Ведь наш диалог так и должен выглядеть! Я между ангелом и бесом, а получается, что на поле не хватает третьего игрока! — Совесть молчала, будто посерев лицом, а мальчишка, поняв, что дело тут нечисто, резко вскочил обратно на ноги и вперился в лицо приятного старика жестким взглядом серо-голубых глаз. — Отвечай! Где второй! Быстро! — он протянул руку к Совести, забыв, что не может ее схватить, но в этот раз, как ни странно зацепился за платок и выхватил его из нагрудного кармана пиджака, но затем белоснежная тряпица без каких-либо пятен пота провалилась сквозь пальцы. — Как это я так?! — поразился юноша, а старик вовсе отшатнулся в испуге в сторону, но вторая попытка мальчишки ни к чему не привела. — Блин! — Дима махал рукой в сторону дедули, но ее уводило в сторону. — Да, как же так! Прям фильм «Призрак», когда главный герой злился и мог двигать предметы! — говорил он себе под нос, а к дедуле хоть и возвращался прежний цвет лица, но серости еще хватало. — Не получается! Тьфу! — он сплюнул под ноги, Совесть же промолчала, видимо решив не доводить до греха, а вот насчет третьего игрока заговорила.

— Она спит… Уже давно, правда не слишком крепко, но достаточно… — парень замер и опустил руку, решив позже узнать, каким образом чуть не спер платок у выдуманного персонажа. — И очень глубоко! Намного ниже этого пляжа, но даже оттуда ее мысли сбивают тебя с пути истинного… — старикан тяжело вздохнул и, опустив глаза, подошел к лавке, дабы усесться на нее, словно стало тяжело стоять. — Поэтому ее здесь и нет… — он моргнул и щелчком худого пальца смахнул невидимую песчинку с брючины.

— А-а-а… — протянул ничего не понявший парень. — И кто ее туда закопал? И как усыпил? — его глаза загорелись младенческим любопытством. — Как вообще можно зарыть и убаюкать беса? Он же наверняка тарахтит без передышки, как и ты, плюс неплохо знает меня! — юноша прищурил правый глаз, непроизвольно почесывая подмышку левой руки, так как оттуда текли бесконечные капли пота, спасающиеся от солнца на бескрайних просторах его тела.

— Ты! — коротко и честно ответил старик, ясно посмотрев в прищуренный глаз парня.

— Я?! — поразился тот, замерев и превратившись в смешную статую. — Это когда же!? И как!? И почему я ничего не помню, хотя здесь можешь не продолжать… — ответил сам себе Дмитрий и вытащил руку из подмышки, заменив пожевыванием нижней губы.

— Ты-ты! — грустно усмехнулся дед, смотрящий в песок под ногами в бежевых ботинках. — И это не то, чтобы демон… Нет! Это больше твой личный зверь, взращенный за множество жизней! Просто ты выбрал его шепот, слишком часто задавая вопрос: «А можно ли так делать?», — и однажды узнал, что да… Можно… И тебе понравилось… — бежевый ботинок пнул песок, разлетевшийся в стороны, а Дима сглотнул слюну, еле провалившуюся через огромный ком в горле. — А не помнишь, потому что эта история произошла очень давно! — Совесть подняла голову и жутко улыбнулась, перестав походить на кроткого и милого старика, но мальчишка совсем не испугался. — В те времена, память о которых скрыта для нас обоих… Я помню только начало, уж слишком был маленьким и прятался во-о-о-он за теми дюнами! — палец старика указал на песчаные холмы вдалеке. — Только родился, но бегать уже умел, правда, ничего не соображал! — Совесть по-доброму улыбнулась, будто наслаждаясь хорошими воспоминаниями. — Совсем не помню, как появился на свет… Просто БАМС! И все… Я вижу этот пляж, море и еле-еле, быстро уставая, но могу бегать… Не понимаю, где нахожусь, конечно… — одетый в светлый костюм старик смотрел никуда, шепча слова, заставляющие трястись юношу. — А потом высунулся из-за дюны, чтобы немного торчали глаза, и увидел тебя вместе с НЕЙ… Я жутко боялся в тот момент… — он снова грустно улыбнулся. — Она лично помогала копать яму для себя… Огромную яму! Причем не один день! Что ты ей наплел, я не знаю, но работала она с удовольствием! Старалась, как заведенная, а ты же был — не понимаю, как она не замечала — напряженным до невозможности, но держался… А потом толкнул ее… И засыпал… Долго же она вопила, постепенно затихнув… — Дима слушал рассказ Совести с трясущимися губами, сам не понимая, отчего так пронялся. — А ты не проронил ни слезинки… Все-таки мастер обмана… Недаром… Хм… Кха-кха-кха! Кха-кха-кха! — закашлялась Совесть что-то недоговорив, но это было лишь предположение, ибо разогнувшись, дедуля продолжил. — Ты умеешь расположить к себе людей, да и не только их! — старик грустно улыбнулся. — Она не умерла… Не может умереть, ибо без борьбы внутри не будет и роста, но даже ее сон… Беспокойный и злой, но все-таки сон, касается тебя, заставляя думать о возвращении в ее объятья… — благообразный старикан замолчал, все своим видом показывая, что конкурент ему сильно не нравится.

— А почему я это сделал!? Причем сам!? — губы парня тряслись, не собираясь останавливаться. — Что я совершил?! — он отлично осознавал, что произошло нечто ОЧЕНЬ плохое, причем совершенное его руками, ведь мало кто закапывает властвующее над ним Зло, ибо быть великим и ужасным настолько легко, что не хочется покидать сию стезю. — Да к-к-ак такое вообще возможно?! — юноша заикнулся, судорожно сглотнув слюну и даже не пытаясь сплюнуть.

— Я не знаю… Честное слово… — грустно ответила Совесть. — Ты не помнишь, но я скажу тебе одно… После того, как упала последняя горсть песка на ее могилу-кровать, ты пошел к этим дюнам и поймал меня, брыкающегося и отбивающегося, что вполне естественно, ибо выражение твоего лица было ужасно… Живой мертвец с пустыми глазами и бесчувственным лицом… Но… Ты начал кормить меня… Неумеючи с непривычки, однако вполне терпимо… Учил жизни… Когда надо бил… Причем очень в меру, словно зная сколько нужно, дабы не обидеть… — дедуля вздохнул, а у Димы прорвались первые всхлипывания. — Вырастил, одел, сделал умным, взрослым, сильным… И ты же меня состарил, что вполне простительно, ведь растишь в первый раз и многого не знаешь… Не удивительно… Совсем не удивительно, ибо ты до сих пор сущий звереныш, ненавидящий прикосновения к себе без разрешения…

У трясущегося от всхлипываний мальчишки капали слезы, сам же он не мог поверить в то, что однажды лично закопал владеющего им демона и вырастил Добро. Сколько же требуется прожить, чтобы состарить лучшую свою частичку? И почему он расстался с другой своей, темной частью, до сих пор возвращающейся в ночных кошмарах? ЧТО он должен был ИСПЫТАТЬ для организации похорон половины себя? Пусть даже не похорон, а бесконечного сна в толще земли, но все же…

— Не плачь, — старик ласково погладил его по голове, а парень еще больше засопливился. — Держи платок, поросенок! — он достал из нагрудного кармана белоснежный кусочек ткани, а юноша взял и протер блестящие глаза, походя на готовую отдаться, престарелую девственницу, но следующим своим действием уничтожил это впечатление, шумно высморкавшись и превратив сопливчик в бесформенное непотребство.

— Спасибо! — он протянул комок слизистой ткани Совести, а та, сморщившись, ухватила его кончиками пальцев, и секунду рассмотрев, невозмутимо положила в карман, дабы не портить безупречную репутацию, бросая мусор на уютном пляже с остановившимся временем. — Получается, я держусь? Да? — Дима поднял лицо к деду, на чьем пиджаке быстро проступало пятно от сопливого платка, но тот держался подобно незыблемой морской скале. — Пью из-за этого же? И не могу непрерывно двигаться по указываемому тобой пути? Старю тебя, да? — из успокоившегося парня посыпались вопрос за вопросом.

— Да, мой юный друг… Да! Ты срываешься и начинаешь творить диктуемое ЕЙ! — Совесть указала пальцем в некий неопределенный низ. — Слишком силен тот зов, от которого ты бежишь уже столько времени… — он вытянул ноги и сцепил руки, немного похрустев старческими костями.

— Сколько времени? — слезы моментально полностью высохли, а Дима серьезно уставился на деда. — Сколько времени я исправляюсь? — он уже не с любопытством, а с каким-то жестоким упрямством смотрел в глаза старику.

— Две сотни лет… Ты растишь меня всего две сотни лет! Довольно неплохой результат для тебя… — старик внезапно замолчал и отодвинулся, будто что-то не то сказал.

— Так! — отчетливо произнес юноша. — Так… Так… Так… А что я делал до этого? — он замер, подозревая не самый лучший ответ, ведь забывшись в слезах, не спросил главного — каким же был раньше, если полностью сменил имидж.

— Хм… — замялась Совесть. — Честно говоря, словами тяжело объяснить… — Дмитрия передернуло, но он изготовился слушать, хоть и весь трясся изнутри. — Если бы ты увидел, ЧТО закопано глубоко под землей… — горестно начал морщинистый дедушка, глядя на застывший закат и ласково-плещущееся море. — И как ОНО выглядит, ты бы понял, ЧЕМ занимался до этого… — юноша тяжело задышал и сжал сиденье лавки до побеления пальцев. — Чудовищное СОЗДАНИЕ, порожденное тобой, именно тобой, а не бредом сумасшедшего, может легко сожрать меня, если проснется, но разбудить ЕГО можешь только ты сам, потому что являешься с НИМ одним целым, меня же ты породил насильно и срастись у нас пока не получается… — грустно пожала плечами Совесть. — Мы уже два века вместе, но в итоге бесконечно спорим. Одного мнения у нас, ну никак не складывается, а вот с ней, этой ТВАРЬЮ ты един, понимаешь меня? — дедуля вопросительно посмотрел на сжавшего губы Диму, покачивающего головой в разные стороны.

— Кажется да… — пробормотал мальчишка, и вскочил с лавки, засунув руки в задние карманы джинсов, чтобы с минуту походить в разные стороны. — Существует нечто, желающее меня потискать, а я связался со стариком, которому прихожусь папкой! — он как-то очень быстро успокоился, полностью переварив рассказ Совести и в знак радости почесал место в районе ширинки. — Пусть курит бамбук, ведь мое мнение может отличаться от моей точки зрения и это нормально! Ха-ха-ха! — натянуто, но похоже на правду засмеялся парень, а старик облегченно улыбнулся, не поддержав его довольный, тут же прервавшийся хохот. — Опять просыпаться? И опять больно? — только обрадовавшийся юноша заметил, что море побагровело, увеличивая в размерах исходящие паром волны, и его лицо скривилось в унылой безнадежной гримасе, приготовившись к недолгим мучениям.

— Счастливо! — старик опустил и так понятный ответ, дабы встать и положить морщинистую кисть на плечо в затертой безрукавке. — Еще увидимся! И не прибавь мне там седых волос! — он подмигнул парню, а явно отображенное на морщинистом лице напряжение исчезало, словно дед ушел от вопросов, на которые не хотел отвечать, но его подопечный пропустил этот нюанс.

— Ага… Попытаюсь… — Дмитрий сжался, всем телом чувствуя приближение кипящей воды. — Как же сейчас будет больно… Пропади оно все пропадом!! — он инстинктивно набрал полную грудь воздуха, но кипяток накрыл его с головой, потащив завывшее тело далеко в багровое море.

Глава 5

Мальчишка с усилием вынырнул из крепкого сна, продирая глаза с неподъемными веками и шевеля такими же конечностями. Так хорошо ему давно не спалось, без сновидений и кажется без движений, судя по напрочь онемевшей заднице, замерзшему телу и десятикратно усилившейся жажде, приклеившей язык к бесчувственному небу. Дима с трудом проморгался, спросонья дрожа, как выходящий из запоя алкаш и огляделся, чувствуя натершее шею кольцо, «дарящее» при каждом повороте головы небольшую, но жутко противную боль.

Его взгляд прошелся по сильно согнувшейся, спящей молодой мамаше, а затем вернулся обратно и наткнулся на замершего подобно каменному истукану воина-масаи. Туземец уставился пустым взором в противоположную стену, словно покинув Ад и судя по зрачкам крепкого негра, его душа действительно где-то далеко летала.

— Лкетинг! Лкетинг! Тс-с! Пс-с! Тра-та-та! Тш-ш! Пш-ш! Комон эврибади! — он прошептал в ухо недвижимому масаи все пришедшие на ум слова, но они разбудили Такеши, а крепко спящего выходца из Африки видимо даже не коснулись.

Очухавшийся японец неуклюже зазвенел цепью, видимо возвращаясь из сновидения, где начальник поймал его за дремотой во время идеализированной на Земле офисной работы, а азиат показывал ему компьютерную мышку и флешку, доказывая, что впервые слышит про дневной сон и шеф говорит некую ерунду, пошатнувшую прежний устоявшийся мир, но…

Это были лишь бредовые домыслы Димы, генерируемые его мозгом, дабы спасти хлипкое тело с помощью насильно навязываемого юмора, ведь пребывание в Аду хоть чуть-чуть, но скрашивается легкой искренней ухмылкой, поэтому ладно… Если разум юморит, значит ему видней, как победить отвратительную реальность, где молодые девушки рожают детей в Геенне Огненной, а потом думают, что с ними произойдет, как например распахнувшая глаза молодая мамаша с пригревшимся на коленках младенцем. Было видно, что она тоже спала, но чутко, и вернулась в мерзкую реальность Ада после громких побудок воина-масаи, не давших задуманных результатов. Сколько прошло времени в течение крепкого сна — неизвестно, но то, что в пропахшее мочой, довольно светлое помещение не заходил никто новый — определенно.

Гигантскую, полную человеческой скотины камеру по-прежнему охраняло с десяток вооруженных чертей, остальные рогатые куда-то делись, возможно ушли отдыхать, ибо выносливость адских существ не могла быть безграничной и требовала восполнения, как и у всех живых. Около выхода — огромной закрытой двери дремал пузатый, слегка похрапывающий сатир, сжимающий жирные пальцы на рукояти зазубренного мачте, а его волосатый живот надувался с каждым забором воздуха.

Где находились Варгх, укутанный в золото рабовладелец и два других прямоходящих поросенка — неизвестно, но наверняка или за огромной дверью, или ушли собраться с силами, однако насчет порожденного Адом Франкенштейна такая уверенность отсутствовала. «Анубис» с сатирами может и отправились вздремнуть перед долгою дорогой, ведь в цитадели Низама сто процентов не могло не быть комнат для отдыха, но здоровенный людоед мог спать и перед входом в рабский загон. К тому же раздающиеся из клеток в коридоре бесконечные вопли боли были отличной колыбельной для чудовищного сына Геенны Огненной, сладко причмокивающего подобием губ с каждым страдальческим криком.

Прибывшие с Земли рабы расположились в виде огромной, квадратной спирали, где первые две, связующие людей цепи, то бишь женская и четвертая, заняли стены и слегка ушли внутрь огромного помещения, а остальные продолжили начатое ими и заполнили зассаный пол. Примерно двести уставших, моментально уснувших грешников беспорядочно завалили загон для человеческого скота, вскрикивая, плача и нервно дергаясь, вызывая легкий звон крепких цепей. Их обнаженные тела вповалку лежали на гладком каменном и не теплом полу, но все-таки спали, ибо организм брал свое. Уставшие люди хотели отдыха и желательно без снов, дабы пережить кошмарное путешествие в новую жизнь и упаси Творец любого человека от подобной программы по защите свидетелей.

— Да, Ди-ма, — глаза Лкетинга внезапно наполнились смыслом, и он повернул спокойное лицо с широким носом к юноше, яростно расчесывающему зудящую голову. — Ты звал меня? — взор масаи становился все более осмысленным.

— Ну, не то, чтобы звал… — Дима остановил занимательное занятие и посмотрел на ногти, оценивая количество собранной с волос грязи. — Просто ты выглядел таким… Таким, будто здесь отсутствуешь! Вот, — юноша хлопнул глазами. — Я, честно говоря, начал переживать…

Масаи внимательно посмотрел на него и улыбнулся, ослепив мальчишку белоснежными зубами, отчего тот подавился легким подобием зависти, хотя перед кем в Аду хвастаться.

— Спасибо, белый брат! Не переживай! Лкетинг ходил в мир духов! — крылья носа туземца раздувались с каждым словом. — Искал дорогу, но не нашел! Он другой! Очень другой! Все заперто! — горячо зашептал покрытый татуировками туземец, сокрушенно качая головой.

— Не переживай! Еще найдешь, место-то незнакомое… — попытался утешить Лкетинга мальчишка, не знающий, что и сказать, ведь последним миром духов, где он натоптал грязными ботинками, был магазин парфюмерии Летуаль, но тут подал голос, прислушивающийся к диалогу японец.

— Ты умеешь выходить в мир духов? Астрал, да? — прищуренные глаза Такеши, в который раз приняли форму овала. — А как это? Что там такое? Мне дед много рассказывал про него, но я всегда мимо ушей пропускал, — азиат сокрушенно вздохнул и поправил кольцо на шее. — Теперь сожалею… Дедушка оказывается не врал, а я думал сказочки… — заморгал он, ерзая спиной о стену и морщась. — Вон река Сандзуногава, хоть интерпретированная, но правда…

Такеши полностью проснулся и хоть его колотило от проникшей во все клеточки тела зябкости, выглядел довольно бодрым и не усердствовал в разглядывании места, где находится, а может просто уже успел насмотреться. Азиата, казалось, не смущают ни спящие вповалку рабы, ни смердящее помещение, ни царящий вокруг холод, покрывший тело каждого невольного грешника гусиной кожей.

— Аст-рал? — воин-масаи удивленно произнес по слогам непривычное слово. — Нет! Мир духов! — поправил он нервно моргнувшего японца. — Лкетинг не может сказать, как это, просто умею, — неумело объяснял покрытый шрамами негр. — Родился таким, а потом Лкетинга учил шаман, — взлохмаченный Такеши слушал откровения масаи с широко раскрытым ртом, да и молодая мать навострила уши, глядя вроде на спящего малыша, но на деле внимательно слушая. — Мир духов, как мир живых, только другой, — объясняющая все и сразу фраза Лкетинга вогнала в ступор, что Диму, что азиата, но виду они не подали. — Он повторяет все вокруг, — туземец обвел мускулистой рукой, полное спящих рабов помещение, тихонько звякнув цепью. — Но выглядит другим… — задумался масаи, но быстро нашелся и улыбнулся. — Как под водой!

— А-а-а-а! Зыбким! — быстро понял Дима. — Как воздух над костром!

— Да-да! Как воздух от костра! — заулыбался негр. — В нем нет людей! Живых!

— Ну, это понятно… — парень посмотрел на масаи. — Откуда там живые, если и здешним мертвым не место, ведь мы очень даже бодренькие… — мальчишка скептически осмотрел себя, смутно представляя, как должен выглядеть мир духов в случае слишком материального Ада.

— Надо долго-долго ходить! Искать хороших духов, но здесь другие! Злые или напуганные! Лкетинг не знает ни одного из них! Другой мир! Очень! — попытался развести руками туземец, но дружеская сплоченность не позволила, разрешив лишь унылое звяканье цепью.

— Ясно! — задумчиво кивнул мальчишка, которому честно говоря, ясно не было, ибо мир духов оставался загадкой даже в теории. — Хорошее умение… — пробормотал он, краем глаза наблюдая за развесившей уши девушкой, насчет же ее соседок непонятно. — Я о таком с детства мечтал, только не понимаю зачем… Астрал для меня всегда был чем-то притягательным… — Лкетинг, услышав про астрал поморщился, но комментировать не стал, парень же пообещал себе исправиться. — Мир духов — это вроде прослойки между мирами, да? Середины? Сначала Земля, потом мир духов, а дальше все остальные миры? — он заинтересованно уставился на масаи, а тот кивнул.

— Да, белый брат! Мир духов посередине всех миров! — туземец задумчиво посмотрел в светящийся потолок. — Он тоньше! Прозрачней! Африка другая! Она… Она… — покрытый шрамами негр не находил слов и ищуще шевелил пальцами чернокожей ладони. — Тяжелей! — он подобрал необходимое слово, грубо вписавшееся в объяснение. — Нельзя летать! Все другое! — у Лкетинга с трудом получалось описывать место, куда он ходит, как за хлебом.

— Понятно! Понятно! Все! Вот почему говорят «тонкие миры»! — Дмитрий коснулся плечом масаи, прерывая разговор, а Такеши кивнул, осознавая, как тяжело описывать устройство астрала смуглому воину. — Тонкий и прозрачный, а точнее зыбкий! — довольно ухмыльнулся юноша, осторожно поерзав раненой спиной о холодную стену. — Никогда не понимал раньше, зато сейчас сразу допер!

— Мир духов… Наверное, интересно там… — мечтательно протянул азиат и в прищуренных глазах заблестели мечты всемогущего ребенка, пугающего дворовых хулиганов по ночам. — Летаешь такой! Вжиу! Вжиу! — он наклонил взлохмаченную голову влево-вправо, выглядя юным мальчишкой.

— По сути Ад тоже мир духов, только специфически устроенный… — не обращая внимания на ребячащегося Такеши, Дима засунул указательные пальцы в оба уха и покрутил что-то выискивая. — Вообще не врубаюсь… Получается есть Ад, Рай, астрал и плюс к этому… Теоретически! — он высунул пальцы из ушей и поднял вверх правый, заостряя внимание на последнем слове. — Чисто теоретически еще множество миров и параллельных Вселенных, созданных другими Творцами! — сие святотатство заставило загреметь цепями не спящих узников с пятым тавро, испугавшихся возможно брошенной с Небес молнии для испепеления богохульника. — Ведь на Землю идут не только отсюда, как рассказывал мой черт! — юноша поперхнулся, вспомнив Анатона в заляпанном кровью фартуке, но быстро вернулся в реальность. — Человеческая Земля — это Мекка для бесплотных авантюристов, чудовищ и просто заплутавших путешественников, а также космическая тюрьма с превосходными ловушками в виде человеческих тел, запирающих сущность любого космического бродяги, будь он сознанием марсианского шимпанзе или душой семиглавого короля Альтаира! — Дима звенел цепями, пытаясь что-то показать на пальцах, но лишь пугал проснувшихся узников и привлекал внимание рогатых охранников с переставшим всхрапывать сатиром. — Грубо говоря, мест немеряно, но вот свободно витать между ними и по ним можно только духовно, все остальные случаи — это обычные материальные, а затем тонкие, чуть толще астрала, полуматериальные миры! — Дима задумался и обратил внимание, что на него косит налитым кровью глазом сатир, но решил не останавливаться, хоть по телу и пробежал холодок. — Получается, умрешь здесь — станешь полностью свободным! Можешь летать по астралу… — парень, извиняющееся глянул на масаи. — И искать выход, который рогатые искали тысячи лет! А как найдешь, то лети, куда хочешь… Можешь на Землю, можешь еще куда… И чаще всего со стертой памятью! Безумие в чистом виде! — он озадаченно потер виски.

— Ну да. В теории похоже на правду… — заморгал Такеши, а Лкетинг слушал, не пытаясь лезть в разговор, заполненный незнакомыми словами. — Я тоже читал, что аст… мир духов является прослойкой между мирами. Наподобие вокзала, откуда попадаешь в любое место!

— Так-то оно так… А как еще иначе в человеческий мир проникают всякие твари? Через него — мир духов! Черти же своих преступников на Землю посылают именно через эту прослойку. Правильно ты сказал Такеши… — Дима посмотрел на японца, между делом прислушиваясь к заинтересованному сопению девушки. — Грубо говоря, вход в любую Вселенную лежит через него, то бишь Лкетинг выходил в мир духов, чтобы найти путь домой! Так, что ли? — он вопросительно взглянул на воина-масаи.

— Да-да! Мир духов! Не астрал! — запел старую песню непробиваемый туземец. — Хотел домой, но не смог! Закрытый мир! Нет выхода! — сделал унылую физиономию негр. — Совсем нет!

— Ну, с этим-то понятно… — пробормотал всезнающий мальчишка. — Еще бы здесь был выход… Черти столько искали, а ты решил с первого раза откопать, — он хмыкнул. — Смотри не потеряйся там, а то здесь мертвецов не держат и скормят Варгху! — Дима сам того не желая, припугнул Лкетинга, на что тот самодовольно улыбнулся и стукнул кулаком в грудь.

— Не потеряюсь! Лкетинг не боится мира духов! — пронзительные голубые глаза туземца засветились бесстрашием, а мускулистое тело налилось силой и увеличилось в размерах, словно у дикого зверя, отпугивающего более крупного хищника.

— Ну и замечательно! — серьезно кивнул юноша и, стараясь не глядеть на злобно-сопящего сатира, метнул любопытный взгляд на молодую мать, спрятавшую очаровательную грудь за скрещенными руками и беспробудно спящим малышом, иногда чавкающим миниатюрными губешками.

«Вот так и получается… Черти тоже умирают, только более просто… Без всяких Адов и Раев… Куда-то улетают, разбредаясь по бесконечности Вселенных, становясь людьми и еще кем-то, а люди наоборот чертями… Удивительно… Самое плохое, что их преступники летят на Землю…», — он жевал верхнюю губу, уставившись на согнутую спину девчонки, а та, словно устав выдерживать его взгляд, подняла голову с симпатичным лицом, настороженным карим взглядом и спутанными волосами неопределенного цвета.

— Привет! — осторожно произнесла она, выполняя броски глаз по белозубому масаи с прищуренным японцем, радующимся новому знакомству. — Чего смотришь? — ее соседки старались не поднимать взор на троицу «Спящих», боясь их внутренних отличий от людей, поэтому дерзко заговорившая с ними юная мать, мгновенно отвратила от себя женский коллектив земных грешниц.

Они зашевелили разномастными задницами, пытаясь отодвинуться, но кольца на ободранных шеях не позволили, поэтому суета слабого пола являлась бесполезным действием, что для эмоциональных девчонок естественно. Минут через десять они все забудут и развесят уши, дабы узнать о чем шепчется закованная в цепи, молодая и интересная коллега, причем с тремя непонятными мужиками в Аду, да еще с ребенком от другого… Как романтично… Целая Санта-Барбара! Ну, а сама задавшая вопрос в лоб девушка, вопросительно разглядывала Диму, ожидая ответа и само собой дальнейшей инициативы с его стороны.

«Вот женская порода… Эти привычки их, если сиськи большие, ждать от парней первого шага…», — сплюнул внутри себя юноша, понимая, что реальная жажда скоро прикончит его нервную систему, сведя в могилу еще раз.

— Не буду ходить вокруг и около! — резко начал он без всяких «бэ-мэ, да ты красивая, вау», а Такеши с Лкетингом навострили уши, желая послушать болтливого мальчишку, знающего больше многих стариков. — Ты же здесь родила, да? — он желал знать ответ на это еще с Сортировочной, поэтому не смог удержаться, как бы это нагло не выглядело.

Девчонка же, где-то с полминуты, не моргая, внимательно смотрела на него, прямо в любопытные серо-голубые глаза, будто оценивая, стоит ли отвечать на неуместный при только начавшемся знакомстве вопрос, а затем кивнула.

— Да! — и поглядела на спящего малыша, проведя кончиками грязных пальцев по прозрачным волосикам. — Почему ты спросил? — она подняла карий взор.

— Извини! — замялся голожопый Дмитрий. — Я с самого начала смотрю на тебя и сильно переживаю, а почему, не знаю и вот… Любопытство мучило, узнать хотел… — извиняющееся хмыкнул он, на мгновенье опустив глаза. — Вот спросил… — масаи с азиатом прислушивались к разговору противоположных полов, не вмешиваясь, а соседки молодой матери развесили уши и нет-нет, да бросали взгляд в сторону парочки.

Девушка впервые за весь путь по Аду улыбнулась, по крайней мере, мальчишка подобного раньше не видел, а там хрен его знает, может она смеялась в легкой и непринужденной женской истерике, а он, бесчувственный чурбан в ушах ковырялся.

— Переживал? — девичьи глаза кокетливо заблестели, как после пары коктейлей в ночном клубе. — Почему? Тем более, здесь-то? В этом отвратительном месте… Аду! — во взоре девчонки мелькнуло отчаяние, но быстро потухло. — За себя, что ли не переживается, как всем остальным? Тут вроде каждый выживает, как умеет, кроме конечно вашей странной троицы! — слегка насмешливо, что удивительно для Геенны Огненной спросила она, машинально покачивая малыша и налитую грудь, притягивающую подобно магниту взгляд Дмитрия, да и Такеши с Лкетингом не отставали, где туземец с восхитительной прямотой не смущался просто смотреть.

— Да я за себя и по жизни не особо переживал… Не знаю почему, — задумался юноша, но понял, что лезет в слишком глубокие дебри. — Если только в последний момент… Как-то так… — скомкано и теряясь в словах, объяснял парень, отчего японец оторвал прищуренный взор от крупных грудей и заулыбался, а Лкетинг бесстрастно вслушивался в их разговор.

— Я вот на тебя смотрю… На остальных мужиков… Неймется вам, а? Даже здесь, — начала девушка понятно куда ведущий разговор, но ее тон был не обвиняющим, а скорей утверждающим. — Ну не можете вы жить без того, чтобы не пялиться на грудь… — она усмехнулась, уж точно зная цену своим, можно не стыдиться этого слова — сиськам. — Такие, конечно, все кобели… Что живые, что мертвые, — Дима же, выслушав женские обвинения всех вместе взятых мужиков, шмыгнул носом и кивнул, понимая, что опровергать бесполезно.

— Ну… У меня этого точно не отнять. И поделать с этим ничего не могу, — он шмыгнул носом и посмотрел на Такеши, моментально замершего с лицом девственника-фанатика, а Лкетинг облокотился о холодную стену и разглядывал просыпающихся, возвращающихся в суровую реальность узников.

— Да я не обижаюсь, честно говоря, — легко улыбнулась девушка. — В другом месте и в другое время было бы даже приятно, а здесь все голые… А вот за него постоянно переживаю, — ее глаза с нежностью посмотрели на ребенка. — И эти еще… — она бросила быстрый взгляд на жутко зевающего свиномордого сатира. — Мелкие рогатые пялятся, будто им своих волосатых баб не хватает… Сначала так страшно было, а сейчас… Пофиг! — зло произнесла девчонка. — Только вот не знаю, что будет со мной и с ним дальше… И этот еще… Баран в золотых доспехах купить нас хотел… Сука! — зашипела она, заставив испуганно отодвинуться, сидящую рядом и развесившую уши товарку. — Не хочу даже представлять, что он может сделать с ребенком, когда у него в клетках сидит такое… — ее передернуло, но коленки с малышом не шелохнулись. — Не знаю, что будет… Не знаю… — повторилась заметно погрустневшая девчонка. — Я-то уже смирилась с новой реальностью, а вот, если его забирать будут… — взгляд матери упал на младенца. — Сама перегрызу горло, но не отдам! — последнее слово прозвучало громче других, но черти и сатир не услышали, а она затихла, посерев лицом, видимо это решение нелегко далось, что и понятно — мать все-таки.

— Ясно… — Дмитрий неловко стучал пальцами по коленкам, передумав бросать взгляд на красивую грудь. — Ладно. Не могу достойно прокомментировать твои слова, так как матерью не был, но… Если, что обращайся, мы поможем! Ведь поможем, да? — он повернулся к масаи с японцем, на что те ожесточенно закивали.

— Конечно, поможем, Дима-сан! — яростно ударил кулаком в хлипкую грудь, азиат. — Пусть позор падет на весь мой род, если Такеши обманет!

— И Лкетинг поможет! Сильная девушка! С душой воина! Нет страха! Нет сомнений! Женщина-масаи! — сделал дорогой комплимент туземец, читающий изнанку людей, подобно торгашке-одесситке.

— Вот видишь. Не переживай! Мы следим за тобой! — говорящий за всех Дима сделал пальцы крючьями и зашевелил в сторону засмеявшейся глазами девушки.

— Ой, боюсь! — шутливо расширила глаза девчонка, на мгновенье забыв про Геенну Огненную. — А можно вопрос? Возможно, ты сам не знаешь ответа, но… Чем черт не шутит! — ее взор сам по себе метнулся в сторону бесстрастных рогатых, замерших на вогнутых внутрь ногах с огромными копытами.

— Давай! — серьезно кивнул парень, думая, о чем же спросит молодая мамаша.

— Почему они называют вас троих… — она обвела глазами его, Такеши и Лкетинга. — «Спящими»? И эти ожоги на лбах… — ее палец указал на тавро Дмитрия. — Такие только у вас! Я больше ни у кого не видела! — соседки молодой и интересной девицы с интересом прислушивались к разговору, уже не скрывая любопытства, да и ближайшие узники мужского пола развесили уши. — Я обратила внимание, что у нас — женщин совсем одинаковые, а мужские поделены на три части… — ее взор охватил помещение полностью, с каждым спящим и проснувшимся пленником Джумоука или же просто рабом Ада.

В пропахшем мочой загоне было тихо, лишь редкие всхлипывания, всхрапывания, да молитвы пронизывали затхлый воздух, а так да… Действительно тихо. Недвижимо стояли черти, поблескивала огромная дверь, сатир поднялся на ноги, точней копыта, и не мог прозеваться, отчего выглядел злей обычного, ища недочеты в поведении грешников, но… Открыто болтали только «Спящие», но они были отдельной категорией рабов, поэтому карликовый черт стоял и зевал, переминаясь с копыта на копыто.

Дима же обдумывал вопрос девчонки с младенцем, гоняя бесчувственный язык по пересохшему рту и решая ответить ей или нет, но все-таки выбрал и расцепил сжатые губы, чтобы тут же подавиться сухостью в горле.

— Блин! Кха-кха! — закашлялся он обезвоженным горлом. — Полцарства за кружку слюней! — желание помятого Адом парня лишь с виду выглядело диким и несуразным, на деле тут каждый мечтал о подобном, а уж потом шли остальные мелкие радости. — Так о чем это мы? — шмыгнув носом, и словно между прочим переспросил юноша, чувствуя саднящее горло, а девушка промолчала. — Надо тебе это знать? — он понял, что та упорная и ненароком скользнул по груди взглядом, морально готовясь ответить, но внешне оставаясь бесстрастным, как подполковник ФСБ.

— Я женщина, а значит любопытная. Такой ответ сойдет? — она вперилась в него карими глазами.

— Любопытная… Хм… Судя по словам Лкетинга… — он повернулся и посмотрел на моргнувшего в ответ масаи. — У тебя душа воина, а уж он в людях понимает больше, чем ты в шампунях, — привычно сыграл на женской слабости мальчишка, зная, как любит мыть волосы слабый пол, а нынешние спутавшиеся сосульки прямо-таки плакали от страданий. — Какое любопытство? Признайся честно! Остальные нас боятся, ты же нет, а ведь им не менее любопытно, чем тебе! — Дима улыбнулся, забыв про красноглазого, покручивающего мачете сатира, держащегося отдельно от чертей.

Та игру приняла, продолжая машинально раскачивать мирно сопящего малыша.

— Хорошо. Представим, что он отличный чтец человеческих душ и характеров… — Лкетинг кивнул, будто говоря: «Спасибо, аплодисментов не надо!» — Увидевший во мне душу воина, но… Здесь, в Аду любая мать обзаведется душой воина. Разве нет?

— Нет! — совершенно серьезно ответил юноша, поправляя круглую железяку на шее и механически ковыряясь в грязном пупке. — Матери бывают разные и некоторые выпьют кровь своего младенца, чтобы избавиться от жажды, ты же ведешь себя подобно обладающей разумом волчице. Рычишь лишь на тех, кого действительно загрызешь, а на управляющих твоей жизнью даже не пикаешь, строя из себя пай-девочку. Так, что не надо ля-ля-ля. Ты очень умная и храбрая.

Девушка любопытно склонила голову набок, изучая парня и ни капли не смущаясь «подружек», замерших в позах «ничего не слышу и почти сплю».

— И почему ты мне при жизни на Земле не попался? Умен, хорош собой, почти бесстрашен внешне, да и уникальный ожог на лбу… — она облизнула белесым языком пухлые, но изрядно потрескавшиеся губы и этой изуродованной жаждой красоты хватило, чтобы у Дмитрия налились кровью чресла, а он сам мысленно застонал «бл. ть». — И здесь очень даже ничего… — девчонка играла в хищные игры, забыв на какое-то время, что у нее все плохо и в этом все женщины.

По крайней мере, настоящие и живущие полной жизнью до победного конца или славной гибели. Они используют любые возможности, дабы поиграть подобно кошкам, кувыркаясь и бесконечно вставая на ноги, но самое главное — они принадлежат, либо одному, либо сразу многим. Ведь, если выбранные ими мужчины не обладают нужными качествами, то их — эти качества — приходится добирать их из других кандидатов в горячие постели озорных красавиц с душой воина.

— Хорош, а? — незлобно и сконфужено пробормотал Дима, прикрывая разбогатевшее хозяйство. — Я понимаю, что мужиками ты крутить умеешь, но это единственная моя слабость, в остальном ты меня не переплюнешь, — уверил он девицу нет-нет, но бросавшую взгляд между ног юноши.

— А я и не спорю… — она еще несколько секунд глядела туда же, а после перекинулась на спящего малыша. — По тебе, да и твоим друзьям видно… — девчонка поглаживала личико младенца. — И когда это вы вообще познакомиться успели? — задала вопрос сама себе, и лишь после повернула голову. — То, что остальные по сравнению с вами ни о чем, сразу видно! — она улыбнулась. — И рядом с вами тремя очень защищено, — ее улыбка стала еще больше, а масаи с японцем кивнули, благодаря за честный комплимент, повышающий личную самооценку. — Меня Лиза зовут! — наконец произнесла свое имя молодая мать, все-таки открывшись странным, выделяющимся спутникам среди массы безликих рабов.

— Дима, а это Такеши и Лкетинг, — лохматый азиат приветливо поднял руку, а покрытый шрамами масаи просто кивнул и отстраненно уставился в противоположную стену, непонятно, что там выискивая.

— Так, кто такие «Спящие»? — настырная девица не собиралась отставать, и юноша открыл рот с разбитыми губами, дабы все-таки ответить целеустремленной женщине, как раздался надрывный вой огромной, открывающейся двери, заставивший напрячься и испуганно дернуться всех до единого рабов.

Одновременно с жалобным стоном металлической воротины слышался приближающийся шум чего-то тяжелого и вроде железного, ну и само собой в уши хлынули насыщенные болью крики заключенных в клетках коридора. Несчастным узникам не давали покоя ни днем, ни ночью, да и отсутствовало в этом месте время суток, что наполняло еще большей безнадежностью.

— Ну, как вы тут!! Небось, соскучились?! Ха-ха-ха!! — гнусавый бас, вкупе с мерзким хохотом, заставили узников еще больше помрачнеть, как-никак крепкий сон в небольшой и тихой компании мускулистых чертей с молчаливым сатиром, являлся более приятным, чем непредсказуемое и полное опасностей времяпровождение с возвращающейся рогатой братией. — Смотрите без резких движений мне! А то укорочу ножи с ручками! — свиномордые демоны вернулись и заходили внутрь, сопровождаясь несколькими, в ногу цокающими чертями, но говорил, как обычно только один. — Мы тут проснулись и представьте себе… Вспомнили! Вы, наверное, пить хотите, а господин Джумоук не любит, когда товар жаждой портится, поэтому вам везут воду! Вкусную и холодную! Предупреждаю! — болтливый, парнокопытный увалень быстро и умело выхватил из-за спины зазубренный клинок, звонко постучав по полу. — Если кто-то не напьется из-за жадности остальных, пострадают все! У нас в Аду, в отличие от Земли не страшно потерять пару конечностей! — он с усилием провел мачте по камню, издав мерзкий звук, усиливающий эффект предупреждения. — Быстро вырастим новые, но до этого ходить без ноги, как минимум неудобно! Ха-ха-ха! — он снова гнусаво захохотал, запрокинув в потолок морду со свиным пятаком, а приближающийся и глушащий коридорные крики боли грохот был совсем рядом.

В ответ сатиру вернулись напряженное молчание и разглядывание собственных грязных ногтей, что в принципе являлось знаком согласия на приведенные выше, веские аргументы. Желающих лишиться ноги, руки, пальца, да и просто случайно дернуться в сторону чертей, так «красочно» расписываемых в детских сказках, не наблюдалось, тем более рогатые себя отлично показали. Многим до сих пор икалось и дергалось глазом, а самых отчаянных дураков убили еще в Сортировочной, оставив лишь наиболее трезвомыслящих рабов. И пусть многие неустанно ноют, тормозят и остаются непоколебимой в своей серости безмозглой толпой, но все-таки идут, подгоняемые электрическим кнутом и несколькими десятками адских жителей.

«Да… Как ни плюнь, а Сортировочная прямо-таки идеальное место… Все самое плохое откидывает на «ура», причем грамотно и быстро… Жестковато конечно, но только так отделяются зерна от плевел…», — голожопый Дима настороженно взглянул на троицу встретившихся после недолгой разлуки сатиров, а затем перекинул серо-голубой взор на рассредоточившихся по пропахшему мочой помещению чертей.

Пересохший рот и разбитые губы с вожделением ждали бочонка с водой, а то, что это был бочонок или бочка он чувствовал будто пес, разыскивающий пропавшего ребенка. Такой грохот не мог издаваться чем-то иным, и если сейчас покажется тетраэдр на колесах, то Дима отдастся на съедение Варгху, причем сие обещание он дал себе на полном серьезе.

Ближе… Ближе… Ближе… И вот совсем не слышно криков круглосуточно мучаемых, проданных Низаму людей, лишь оглушительные звуки емкости с водой и наконец она! Большая, железная бочка с продирающим до пяток звоном воткнулась в дверной косяк огромной воротины, прячущей человеческий скот от еще не принюхавшегося к нему Ада. Ну, а Дмитрий с облегчением расслабил ягодичные мышцы, не желающие двигать ноги в пасть трехметровому монстру-людоеду, Варгх же где-то икнул, не получив добровольную жертву.

«Действительно… Куда смотался местный Франкенштейн? За дверью вроде нет… Мыться повели небось, вонючку… Что с ним еще делать? Мыть, кормить и выгуливать, чтобы дома не срался…», — юноша обратил внимание, что грохот бочки совсем не подействовал на замерших чертей и хохочущих сатиров, а затем присмотрелся к доставившим прохладительные напитки существам.

На первый взгляд это были вообще непонятно, кто… Он, как смог напряг обновленное Адом зрение и с усилием прищурился, желая понять, что за «е… твою мать» вьется рядом с кучей полного вожделенной воды железа, но ничего толкового в голову не приходило. Какие-то нервно-дергающиеся, лысые и худющие до невозможности создания, подобные Горлуму из «Властелина колец». Глядя на скособоченные фигуры, создавалось ощущение, что их сначала долго били, желая прикончить, а потом передумали и оставили жить, срастив переломанные кости, как придется.

Тут один из сатиров повернулся в сторону не вошедшего в широкий проход бочонка с живительной влагой, и прямо на глазах налился злостью.

— Бегом давайте!! Сколько можно возиться, уроды криворукие!! Быстро разворачивайте и проталкивайте! — разумная свинья угрожающе подняла тусклое мачете и пошла к гигантской посудине, отделившись от компании болтающих собратьев, что ее еще больше злило. — Тысячу раз одно и тоже! Одно и тоже! Лучше прячьтесь ничтожества! — бестолковая суета вокруг измятой частыми попаданиями в стену бочки усилилась и трое неподдающихся классификации существ, жалобно и протяжно заскулили, поняв, что к ним идет один из хозяев-мучителей.

Низкорослый черт, звонко цокая и яростно сопя пятаком, брызжущим каплями соплей, приблизился к замученному «жизнью» металлическому бочонку и зашел за него, оставив торчать лишь часть рогатой головы и шерстистый зад со спиралевидным хвостом, шевелящимся от лютых вскрикиваний.

— Надо повернуть! Повернуть! Повернуть! — послышались звучные, отлично гармонирующие с коридорным воем удары. — Учу! — удар и скулеж. — Учу! — удар и скулеж. — А толку никакого! — удар, скулеж, пять секунд шума, а затем полная воды емкость быстро повернулась и продвинулась в зассаный человеческий загон, показывая трех скособоченных выкидышей Ада, натужно толкающих большущую посудину сквозь широкий дверной проход.

Каждый сантиметр движения огромного бочонка с силой бил по ушам и Дмитрий поморщился, понимая, что наступило время просыпаться ребенку. Лкетинг вздохнул, а Такеши сощурился, взирая на катящуюся в центр зала воду, ведь два его друга также прекрасно осознавали, что малыш должен заорать, и неясно, отчего еще не начал. Ну, а мать младенца страдальчески провела взглядом по пожавшему плечами юноше, будто говоря: «Ничего не могу поделать…», — и склонилась, пряча кроху от внешних раздражителей, могущих сожрать заживо.

Ее соседки, вдоволь наслушавшиеся столь манящих чужих разговоров, понимающе вздохнули, как-то по-женски сочувствуя Лизе, но в большинстве своем остались теми же эгоистками, что и раньше, выживая по одной. Такова женская суть, как бы сами представительницы слабого пола не утверждали, что горой друг за дружку, но нет. Ни одна женщина, никогда и ни на что не променяет личное счастье с безопасностью, пусть даже придется потерять всех лучших подруг.

Отвратительные звуки громыхающего металла об каменный пол прекратились и сидящие не возле стен рабы смекнули, что такие неказистые водители здоровенного бочонка могут кого-нибудь задавить, вследствие чего боязливо встали, перемещаясь к счастливчикам, имеющим под спинами вертикальную поверхность. Как эти, страдальчески облизывающие потрескавшиеся губы людишки умудрились не запутаться в цепях — непонятно, однако немалая часть вонючей камеры освободилась и трое уродливо-перекошенных созданий вкатили бочонок прямо в центр загона, разбрызгивая старую мочу и сопровождаясь гнусавыми воплями брызжущего слюнями сатира.

— Вот отчего бы так сразу не сделать?! С первой попытки, р-р-раз и все! Нет! Надо по морде получить обязательно! Чего же вы люди такие тупые?! Ну почему?! — наполненные злобой слова карликового демона заставили оцепенеть большую часть пленников, настроившихся всласть напиться.

— Люди! Господи, это же люди! Спаси и сохрани!

— О, Иисус! За что так наказываешь этих несчастных! Умилостивись!

— Не должны так страдать, дети Божьи! Не людское это предназначение!

— Эти трое — люди! Люди! Одни из нас! Живые и работающие в Аду!

— О Боже! Убереги от судьбы такой! Не дай подобного проклятья!

— Если с нами Бог, то кто же против нас?! Будь проклято все сатанинское семя!

— Пресвятая Богородица! Пощади несчастных! Подари смерть с блаженством!

Ужас, сострадание, тоска, ожидание неизбежности и, конечно же, масса противоречий смешались в словах, источаемых узниками Ада, со страхом глядящих на забитых созданий, оказавшихся такими же, как они людьми и если приглядеться, то человеческие черты, правда, проскальзывали. Скособоченные тела, тонкие изломанные руки, кривые ноги, опущенные в страхе головы и согнутые спины, ну и куда же без них, прямо-таки сочащихся раболепностью и страхом перед начальством, в данном случае — умеющей разговаривать, прямоходящей свиньей.

Трое, оказывается, людей, тяжело дышали возле тяжеленной бочки с водой, видимо от усилий, приложенных во время закатывания ее внутрь и это с учетом того, что им приходилось сдерживать ход покрытой вмятинами емкости, дабы она не раздавила свежеиспеченных рабов. Уж за подобный проступок последовало бы такое наказание, по сравнению с которым выдумки любого земного палача считаются детским садом, по крайней мере, так подумал Дмитрий.

Здесь, в Аду тело может жить вечно, достаточно поставить внутрь регенеративный орган или, как мальчишка его про себя называл — «волшебную» капельницу и тогда становится реальным закинуть человека в кипящую воду, варя несчастного несчетное количество времени.

Легенды о бесконечности адских пыток вышли из таких случаев, пересказываемых каким-то образом выжившими очевидцами. Эти насмотревшиеся разнообразных мучений «счастливчики» достаточно точно описали происходящее в Аду, а уж на Земле сиесказания максимально упростили для лучшего понимания скотоподобной паствой в человеческих телах, желающей прожить свой недолгий век, ни о чем не задумываясь, кроме еды, сна и секса.

Плодитесь и размножайтесь людишки, плодитесь и размножайтесь! Но самое главное — ни о чем не думайте. Все решат за вас и тогда живые позавидуют по-настоящему мертвым…

«Интересно, а почему этим… людям «волшебные» капельницы не вживили? Или эти экземпляры не заслуживают таких инноваций? Низам не захотел тратиться? Но с адскими технологиями производство подобных органов давно поставлено на поток и стоит три копейки… Хотя… Может и вживили… Никто не обещал, что переломанные кости восстанавливаются до изначального вида… Не-е-е-е… Они должны моментально срастаться, только вот как, уже не имеет значения… Интересно, сколько эти бедолаги здесь находятся? Внешний вид ни о чем не говорит, но судя по скулежу, порог животного уже переступили… Таких в Аду и у Низама, как грязи… Вон с моей цепи можно выдергивать любого не глядя, кроме конечно первых трех…», — размышлял Дима, жадно глядя на бочку, а за ним повторял даже бесконечно невозмутимый Лкетинг и субтильный Такеши, раза четыре облизнувший губы белесым языком.

Оторвав серо-голубые глаза от благословенной, полной воды емкости, мальчишка повернулся к Лизе, пытающейся успокоить ребенка, разбуженного грохотом огромного бочонка. Она шептала малышу нежные материнские слова, но тот ее не слушал, без остановки вереща и даже тыканье маленьким лицом в наливную сиську не интересовало мелкого.

— Какой-то неправильный у тебя пацан… — Дима сам не понял, как произнес эти слова, но девушка ни капли не обиделась, видимо не проникшись прозвучавшей иронией.

— Правильный-правильный! Мой малыш самый лучший! — в ее голосе икрились любовь и забота. — Сейчас мама попьет водички, да мой хороший? Утю-тю! — девушка будто отсутствовала в Аду, пребывая в каком-то своем безопасном мире, ласково теребя кончик носа ребенка пальцем, отчего тот орал еще громче, а троица сатиров раздраженно бросала косые взгляды в ее сторону.

Соседствующий с Лизой, «наряженный» в поржавевшие цепи разномастный женский коллектив по-разному на нее смотрел, да и не каждая его представительница осмеливалась поднять глаза, дабы не привлечь внимание рогатых. Кто-то с жалостью, кто-то злобно, а кто-то с безразличием, но вся суть их внимания заключалась во взгляде девушки на действительность вокруг. Совершенно ином, чем у них.

Грязных и обнаженных, оказавшихся в непривычном и агрессивном мире женщин, больше заботила вода, то есть собственное выживание, являющееся основным инстинктом любого живого существа, будь оно даже тараканом, а эта рассусоливавшая деваха с новорожденным вела себя, как самый счастливый в мире человек, что заметно выбивалось из всеобщей колеи.

— Все будет нормально! — успокаивающе произнес Дмитрий в сторону сюсюкавшей Лизы, не зная, слышала она или нет, но не сильно и старался, говоря больше для себя, а затем перевел взор в сторону привезенного тремя забитыми людьми бочонка.

Сейчас безволосые, изломанные существа уходили назад в дверной проем, низко опустив головы и стараясь не смотреть на рогатых хозяев, где бесстрастные черти внимательно наблюдали за закованными в цепи унылыми людьми, а злобно-ухмыляющиеся сатиры самодовольно поцокивали по рабскому загону, покручивая зазубренными мачете. Самый болтливый и агрессивный из поросят остановился перед выходом и ничего не говоря, стал ждать бывших людьми созданий, и весь его вид прямо-таки кричал, что он не удовлетворен проделанной ими работой.

Троица же, изуродованных Адом уроженцев Земли подходила к нему ближе и ближе, и с каждым шагом их кривые ноги волочились медленней, а красноглазое создание, бывшее ниже любого из человеческих выкидышей Геенны Огненной, вело себя так, словно смотрело на них сверху-вниз. Толстожопый, крутящий зазубренным клинком сатир лениво поднял налитые кровью глаза и повел ими справа налево, внимательно вглядываясь в походящие на гротескные маски лица порядком поживших в Аду рабов. Исходивший от них страх окатывал его невидимыми волнами, отлично согревающими родившееся и выросшее в неземном мире существо с пузом пивного алкоголика, а три когда-то человека ничего не могли поделать, стоя перед ним и желая всего лишь выйти, дабы забиться в свою нору.

Спустя непродолжительное время пребывания перед клыкастой мордой карликового демона, один из них не выдержал и по его искривленной ноге побежала струйка желтоватой жидкости, что рассказало о неспособности мочевого пузыря проходить испытания ужасом, сатир же, словно ждал этого, ибо брезгливо, но удовлетворенно отодвинул небольшое, раздвоенное копыто.

— Проходи, ничтожество! Беги!! — злобно-шутливо заорал в опущенное гротескное лицо жирный черт и обоссавшийся «когда-то человек», даже не задумываясь о напарниках, облегченно и трусливо выбежал вон.

Оставшиеся двое явно дрожали и еще больше согнулись, а красноглазый сатир приподнял клинок и подставил тусклое острие следующему человеческому подобию под вмятый подбородок, приподнимая голову, дабы вглядеться в глаза с мизерным подобием разума и плещущимся ужасом.

— Не стоит бояться смерти! Это освобождение от истязаний! Блаженство в пустоте! — полная желтых клыков пасть источала гнусавый голос, рассказывающий трясущемуся работнику Низама о прелестях небытия. — Достаточно одного… — он двинул лезвие в сторону, сделав небольшую, тут же исчезнувшую царапину, что доказало правоту юноши насчет «волшебных» капельниц внутри несчастных. — Взмаха клинка и ты освободишься! Покинешь это отвратительное место, и никто не сможет тебя остановить! Разве это не прекрасно? Как ты считаешь, друг мой? — язвительная речь парнокопытного демона растекалась по загону для человеческого скота, только мало, кто из пленников, кроме «Спящих», верил в нее, считая, что само их выживание — огромное везение, а слова чертей — ложь.

Прямоходящая, клыкастая свинья подняла жирную руку с мачете еще выше, отчего изуродованный Адом человек поднялся на носочки, трясясь, как вынырнувшая из проруби кошка, ведь любое неаккуратное движение могло лишить его немалой толики крови. Изломанное, объятое ужасом смерти тело судорожно извивалось, боясь освободиться и это в Геенне Огненной, где его хозяевами являлись демоны, которые командовали и управляли, возможно даже насиловали и кормили собственными испражнениями, однако оно очень хотело жить. Глядя на происходящее, казались нелепыми и смешными действия царских офицеров, смывающих малейший позор самоубийством в виде выстрела в голову с умными глазами, когда в Аду за жизнь хватаются никчемные создания, чаще всего умершие от обильных возлияний спиртным и передозировки наркотиками.

««Да уж… Тело, правда, живет своей жизнью, обладая огромной властью над разумом… Оно и есть ограничитель, не желающий умирать сам, когда сознание или душа продолжат жить, считая это чересчур эгоистичным по отношению к себе… Хм… Организм просто-напросто не позволит подобного… Лишь сильный волей способен победить вкрадчивый голос, ежедневно шепчущий насчет поесть, попить, поспать и потрахаться, но никак не бегать по утрам…», — мальчишка моргнул и почесал шею с левой стороны, желая скинуть изрядно надоевшее кольцо и одновременно продолжая наблюдать за сатиром-садистом, издевающимся над больше животным, чем земным «туристом».

Трясущийся получеловек стоял на цыпочках, трясясь, жалобно скуля и ничего не предпринимая. Он очень хотел, чтобы низкорослый, парнокопытный демон с красными глазами отпустил его в здешние, такие родные пенаты, наверняка клетку с холодным, зассаным и засраным полом, а также десятком таких же, как он забитых созданий, забирающихся друг на друга, дабы согреться во время беспокойного сна, подобно диким животным.

— Ладно, — сатир облизнул клыки и опустил зазубренный клинок, брезгливо сплюнув на грязную ногу умирающего от страха создания. — Иди, а то сдохнешь от переживаний, а нам с твоим хозяином рассчитываться… Хлопот не оберешься! Пшёл вон отсюда, я сказал!! — слюна, белая и тягучая, оторвалась от животной губы свиноподобного демона, упав на босую конечность трясущегося в ужасе раба, однако тот, что вполне естественно, не обратил на это внимание. — Беги, ничтожество!! — клинок плашмя ударил по кривой ноге недочеловека, отчего тот трусливо взвизгнул и, отпрыгнув, быстро побежал в дверной проем, энергично шевеля скособоченной, голой задницей. — Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! — раздался вслед гнусавый хохот демона, выражающего мнение о трусости изуродованного представителя человеческой расы. — Ну, а ты? Что скажешь ты, мой нежный малыш? — он издевательски повернулся к оставшемуся в одиночестве узнику кошмарной цитадели, и тот жалобно заскулил во весь голос.

Дима мог поклясться, что эти звуки повторяют скулеж, издаваемый избитыми собаками. У здешних, занимающихся грязной работой узников, видимо вырезали языки и как-то «исправили» гортани, отчего те выражали чувства подобно крупным псам.

«Воистину Ад чудовищное место, где друзья человека правят людьми, а люди воют подобно братьям меньшим… Чистое издевательство над природой венца творения Божьего, не хватает лишь меканья, беканья, хрюканья, хотя… Чем черт не шутит, ведь я еще так мало видел…», — юноша все дальше и дальше продвигался в размышлениях о сущности Ада, прекрасно осознавая, что не познал и тысячной доли мира, где балом правят демоны.

— Неужели это все на что ты способен? — сатир прищурил злобные, неудовлетворенные жизнью глаза, внимательно осматривая оставшегося в одиночестве, видоизмененного Геной Огненной человека.

Тот в ответ усилил жалобный скулеж, плавно превратившийся в вой, перебивающий даже пронзительный, высокой тональности плач младенца. Молодая мать с ненавистью уставилась на одного из трех виновников нарушения сна малыша, совсем забыв, что это подобный ей, обычный человек, изрядно здесь поживший и вынужденный выполнять приказы под страхом не смерти, нет, а бесконечных, наибезумнейших пыток, где умереть — счастье.

Недавно убившему человека Диме было до боли жаль забитое, спрятавшееся в человеческой оболочке существо, живущее больше инстинктами, чем мозгом. Жаль, ибо сейчас это больше животное, чем человек, а к простодушным братьям нашим меньшим он всегда испытывал сострадание, ведь они не умеют предавать и убивать ради собственной выгоды.

Мальчишка моргнул, задумчиво почесал натертую шею и повернулся, посмотрев на воина-масаи с японцем, но те подобно ему наблюдали за «концертом», устроенным сатиром. Зачем он это сделал — крутил головой — парень так и не понял, поэтому вернулся к просмотру издевательства свиньи над человеком, бывшего настолько противоестественным зрелищем, что он до сих пор не мог привыкнуть.

— Иди отсюда, тварь! Убегай, земная отрыжка!! — последовал следующий удар клинком плашмя по бедру вжимающегося в пол забитого создания и тот рванул с низкого старта, походя на породистую, но хромоногую гончую, сатир же обернулся к закованным узникам, смотрящим на него и бочку с водой одновременно. — Слушайте меня внимательно, абортированные Землей животные! — клыкастая пасть выдала новую порцию гнусавых слов, связанных в «радующее» барабанные перепонки словосочетание. — Сейчас эту бочку откроют и каждый! — он молниеносно взметнул клинок, профессионально увеличив личное обаяние, дабы привлечь внимание пленников. — Каждый из вас должен напиться! Просто обязан! Никакой толкотни, суеты, драк и тому подобного! Я давно знаю людей и вы для меня, да и всех в Аду — звери с зачатками разума! — человеческие рабы промолчали, не среагировав на высказывание, порочащее их богоизбранность, элементарно боясь лишиться языка, ведь бомжи не спорят с олигархами. — Специально для вас есть ковш, которым… — красноглазый демон вновь поднял зазубренное мачете и сделал поворот на сто восемьдесят градусов, указав тусклым клинком на каждого представителя человеческой скотины. — Наливают воду! Все встанут в очередь, а один из них… — он повернулся и указал жирным пальцем на одного из бесстрастных чертей, дисциплинированно сделавшего «цок» вперед. — Будет этим заниматься, подавая его вам! — в оранжевых глазах рогатого впервые плеснули эмоции, отдающие презрением, но звероподобный воин Геенны Огненной быстро подавил недостойную его слабость. — Не воинская и чересчур лакейская работа конечно, но что делать… Поить скотину надо, а если она сама не умеет, то приходится помогать! — язвительно и в то же время сожалеющее произнес сатир, приподняв клинок и посмотрев на самую блестящую сторону, дабы пригладить правое ухо. — Хозяину Джумоуку… — уважительно произнесла прямоходящая свинья, опустив мачете. — Плевать, кто будет этим заниматься, зато наказывать он умеет и любит, то есть за испорченный скот придется отдуваться нам! — сатир, умеющий красиво говорить, когда требуется, развернулся и пошел к дуэту собратьев, освободив место перевитому мышцами черту, принявшему роль кормильца.

На протяжении всего поросячьего монолога, не переставая орал категорически не желающий успокаиваться ребенок, активно машущий миниатюрными конечностями и раздражающий своими воплями больше, чем все вместе взятые узники четвертой цепи. Свин несколько раз злобно зыркнул в сторону молодой мамаши, что изрядно пошатнуло нервную систему ее соседок, однако Лиза глаз не подняла, будучи занята яйцатым малышом, верещащим на всю цитадель Низама. Девушка, словно знала или интуитивно чувствовала, что они с ребенком являются неприкасаемыми, отчего не обращала внимания на налившегося дурной кровью сатира, привыкшего к раздаче «пряников» по настроению, однако сейчас могущего лишь безнадежно жевать щеки и щелкать острыми зубами.

«Почему она с младенцем ценный товар? Что особенного в матери, родившей в Геенне Огненной? Кто бы подсказал…», — Дима не мог понять сей дилеммы, хоть убей, однако сейчас было не до этого, ведь черт, назначенный ответственным за воду, принялся открывать бочку, напрягая сильно выделяющиеся бицепсы и трицепсы обеих мощных лап.

Рогатый воин, удостоившийся «чести» поить прорву выходцев с Земли, сто процентов не обрадовался заданию, несоответствующему собственным профессиональным навыкам, однако привычная не раскидываться эмоциями морда светилась равнодушием. Две мускулистые лапы, коим больше подошли бы копыта, а не почти человеческие пальцы, сноровисто открутили заскрипевшую железную крышку и бросили к покрытым серебристыми узорами «цокающим» конечностям. Следующее отработанное движение короткошерстной лапы плавно, но быстро опустило ковшик вниз, дабы спустя секунду взметнуть его в воздух уже полный живительной влаги.

Размеры заполняющейся водой посудины были где-то грамм четыреста, что не так уж и много для изможденных жаждой узников, крайний раз пивших в «живой» светящейся трубе, причем много и через силу, однако сей совсем не огорчительный нюанс никого не заботил. Сейчас каждый человеческий раб мечтал и грезил о заполненном водой желудке, буквально видя ее, булькающую в ссохшихся кишках, разносящуюся по изголодавшемуся телу и впитывающуюся в клеточки измученного организма, дабы в конце концов вылиться прозрачной мочой на тощие ляжки.

— Итак! Кто первый?! — болтливый сатир, даже уйдя в компанию к коллегам, никак не мог успокоиться, пытаясь подогнать мигрировавшую с Земли скотину к благоустроенной поилке, но людское стадо настороженно сопело, не решаясь сделать первый шаг, хотя всепоглощающая жажда пожирала их изнутри и снаружи.

В этой бесконечной круглосуточной паранойе принимали участие идущий по правую руку страх и витающие в голове подозрения, нашептывающие, что всех людей собираются убить, причем неважно по-тихому или с шутками-прибаутками, но смысл один — смерть замахнулась остро-заточенной косой. Да уж… В Аду психические расстройства были такими же естественными, как и копыта на ногах местных жителей, а мания преследования считалась неотъемлемой частью существования, этакой изюминкой без которой здешняя жизнь показалась бы слишком пресной и заунывной, такой же, как дома.

Лично Дмитрий не хотел идти вперед по той же причине, что и в Сортировочной. Парень желал для начала взглянуть на шибко храбрых, обезвоженных выскочек, как бы эгоистично это не выглядело и только потом выдвинуться за порцией холодной или пусть даже теплой воды, пропустив вперед полную скованных людей цепь, другой вариант отсутствовал.

Вот и получилось, что каким бы терпеливым и пытающимся сберечь хозяйское добро карликовый черт не был, но долго это сидение на месте продолжаться не могло и удивительно крупные желваки на свиной морде заходили ходуном. Сатир приподнял одно лоснящееся плечо, затем второе, поводил ими из стороны в сторону и сделал «цок», отрываясь от компании весело-хохочущих собратьев, травивших то ли анекдоты, то ли молодецкие рассказы, как правильно насаживать на член земных женщин, однако суть не в этом. Суть в том, что он был вроде, как главным среди представителей своего вида, а также временно командовал звероподобными чертями, поэтому головой отвечал за происходящее в рабском загоне и сейчас закованный в больные легкой ржавчиной цепи люд не соответствовал необходимым требованиям ухоженно выглядящего скота, поэтому…

Он сделал второй «цок» и поднял вогнутую назад ногу для третьего, но этого не понадобилось, ибо всех удивила молодая мать, поднявшая истонченную испытаниями руку и больше переживающая не за себя, а до сих пор кричащего ребенка.

— Я пойду! Я! — она осторожно поднялась, понимая, что если сделает это быстро, то длины удерживающей ее цепи не хватит из-за сидящей рядом, глядящей в пол соседки, непрерывно шевелящей грязными пальцами рук. — Ну, встань! Пожалуйста, а? Ну хоть кто-нибудь! Почему вы не хотите вставать!? Ну, пожалуйста! — она не забыла слова вежливости, полные умоляющих ноток обращенных ко второй, хотя пусть даже любой, не могущей подняться рабыни, дабы подать пример остальным.

Внезапно она, та самая вторая узница робко зазвенела цепью и оттолкнулась от пропитанного застарелой мочой камня, не поднимая голову со спутанными волосами и выставив на всеобщее обозрение оголенные части вполне неплохого тела, мгновенно оцененные почти всеми без исключения мужиками обоих планет, в особенности толстыми сатирами, похотливо засверкавшими красными глазами.

— О! Да при хорошем освещении ты намного лучше выглядишь! — где оно было — это хорошее освещение — непонятно, но пузатая, больше всех выделяющаяся свинья крутанула тусклым клинком и осмотрела прячущую глаза девушку, мысленно насилуя ее во всех мыслимых и немыслимых позах. — Сиськи, жопа, фигура… Ничего такая самочка! — поросенок почесал лоснящееся от хорошей кормежки пузо, не забыв зацепить верх мохнатого лобка. — Не хочешь покувыркаться милая, а? Ха-ха-ха! — язвительно захохотал демон, а дрожащая узница Джумоука ничего не ответила, оставшись стоять, понурив голову, однако ее тело заметней затряслось.

Сама Лиза, чья инициатива привела к усилению испуга последовавшей за ней девушки, ни капельки не смутилась диалога направленного в сторону трясущейся соседки, больше переживая за орущего младенца, отказывающегося принимать любые варианты сюсюканья.

— Т-ш-ш! Т-ш-ш мой хороший! Мамочка рядом! Мамочка с тобой! Не плачь солнышко! — она ласково смотрела на верещащего ребенка, не забывая вскидывать вверх глаза, и ожидая начала подъема остальных узниц, вроде бы зашевелившихся, но никак не могущих отдать приказ задницам на отрыв от холодного пола.

— Я не хочу вставать!! Не буду!! Лучше смерть, чем сделаю хоть шаг к этой бочке!! Разве вы не понимаете!? Не понимаете?! Они что-то задумали, посмотрите, как смотрят на нас!! Эти красные и оранжевые глаза!! Их копыта!! Никакой Господь не спасет нас от них!! Исчадия Ада!! — разорвала вонючий воздух истеричными криками одна из рабынь, чьи нервы все-таки не выдержали. — Ни за что не встану, хоть убейте!! И свет падет на темный мир!! И выжжет зло!! И появятся ростки нового!! — навсегда или на время свихнувшаяся девка зашлась в безумной истерике, изрыгая накопленный ужас в виде связных и наоборот фраз. — Я не сделаю ни шагу!! Ха-ха-ха!! — она с несвойственной ее массе силой затрясла цепями, заставив дергаться тела соседок, испугавшихся ее больше, чем мерзких рогатых. — Попробуйте подойдите!! Попробуйте!! Адские отродья!! Животные!! О, Пресвятая Богородица!! О, Иисус Вседержавец!! Дайте сил уничтожить гнездо Тьмы!! Помогите мне!! — заходилась в сиплом крике сумасшедшая женщина с кривящимся, как в эпилептическом припадке лицом.

Сатир, являющийся бригадиром адского отряда и только-только вернувшийся к двум низкорослым собратьям, недолго наблюдал за верещащей, соревнующейся в воплях с младенцем взрослой сучкой и тяжело вздохнув, добавил багрянца в налитые кровью глаза. Жирные пальцы на руках прямоходящего поросенка зашевелились, словно думая ухватить зазубренный и жаждущий крови клинок, но после решили, что такая честь для ничтожной землянки будет слишком великой. Карликовый демон посмотрел в сторону охраняющих человеческое стадо чертей, а затем люто указал пальцем на истеричную женщину, чьи крики все-таки перебили просящий вой младенца и тот заткнулся, достойно приняв поражение от сумасшедшей бабы.

Перевитый мышцам, козломордый воин быстрым цокающим шагом — все-таки передвижение жителей Ада на вогнутых внутрь ногах жутко выглядело — подошел к зашедшейся в еще большем крике девушке и наклонился, ухватив много возомнившую о себе скотину с Земли за хрупкое горло, подняв на уровень жуткой морды. Рогатый подчиненный «Анубиса» не обращал внимания на остальных представительниц слабого пола Земли, не заботясь, что те могут броситься на него, да и как напасть на матерое и вооруженное парнокопытное создание, страхуемое таким же, как он чертями?

Скованные же одной цепью женщины даже не задумывались об этом, но когда рогатый оторвал задыхающуюся истеричку от пола, натянув ее цепь до предела, мешающего дальнейшему движению несчастной вверх, то он все-таки перестраховался, поочередно повернув оранжевые глаза в обе стороны и угрожающе вздернув нижнюю губу, что оказалось отличным решением возможной проблемы.

Женщины зазвенели «украшениями» из крупных звеньев и чуть ли не наперегонки вскочили, чувствуя одно — злить рогатое творение чужого, противного человеческому Бога — смерти подобно, ибо одна из них уже посинела и еле двигает отяжелевшими конечностями, пуская изо рта невидимые пузыри. Приводящий же, необходимый мотивирующий пример черт еще некоторое время подержал девушку на весу, уперев голой израненной спиной в стену, а после бесцеремонно разжал мощные пальцы, и слабонервная истеричка освобождено рухнула, поддавшись гравитации Ада.

Ей и здесь повезло, ведь где-то живущие в Геенне Огненной ангелы-хранители предполагали недоразумения и конфликты между жителями разных цивилизаций, что привело к рассчитанной длине искусно-склепанных звеньев, ответственных за удержание летящих вниз, выделившихся слабым характером рабов, то есть… Ухнувшая на пол девчонка отбила ноги и немного задницу, ибо ей помешали склонившиеся навстречу друг дружке товарки, устремившиеся вслед за натянувшимися цепями, но не выделившиеся ни одним движением лицевых нервов. Они терпеливо согнулись, ожидая, когда безвольная крикунья отдышится и встанет на дрожащие от бессилия конечности, ибо ее внешний вид напоминал попавшуюся на крючок рыбу, осознавшую, что пришла пора ложиться на политую кипящим маслом сковородку.

Долго ли, коротко ли, но успокоенная невозмутимым, уже вернувшимся в строй чертом пленница пришла в чувство, и со свистом дыша, не без усилий встала на ноги. Сам процесс ее подъема повторял движения упившегося в хлам алкоголика, поднимающегося при помощи хохочущих собутыльников, то есть, хватаясь за них и целенаправленно ползя вверх, поэтому возвращающаяся к жизни девица воодушевленно скользила сухими пальцами по изможденным телам несчастных соседок.

Полностью выпрямившись и более не стесняя сопящих в тряпочку «подружек», заткнувшаяся истеричка опустила глаза, больше не собираясь дергаться, что-либо говорить и даже перестав дрожать. Поумневшая женщина быстро осознала, что богатырского сложения черт не ее, боящийся чихнуть при закипевшей благоверной мужик, успешно управляемый с помощью секса и борща, а способное убить существо с другой планеты. Единственным непонятным оставалось, как она не замечала этого раньше, хотя бабы они такие… Эмоциональные создания, зависимые от настроения и очень редко мышления, и пример тому — полное отсутствие женщин, сделавших себя на поприще философии, что доказывает зависимость слабого пола от тела, но никак не разума.

«Точно-точно… Женщины сначала делают, а потом думают… Чистые эмоции, крики, битье посуды… Порезанный палец уже приводит к испорченному настроению, а гормональный сбой меняет их начинку полностью… Как я раньше не замечал этого? Прав был Анатон… Очень прав… Только в мужчин встроили способность к логическим размышлениям и верным умозаключениям, слабому же полу досталась интуиция, то есть умение выбрать правильный ответ из массы возможных… Они не дуры, они реально другие…», — Дима скосил взгляд на Лизу, нянькающую умолкнувшего малыша и ждущую, когда связанные одной цепью узницы Джумоука выпрямятся и перестанут трястись.

Сама грудастая мать выглядела более-менее спокойной и отчетливо понимающей, что находится в месте, требующем от людей большого терпения, крепких нервов и быстро адаптирующейся к переменам психики. И пусть иногда она срывалась, но по большей части ее выдержка с хладнокровием поражали, как и готовность умереть за младенца или же просто убить его, хотя… Навряд ли материнская рука поднимется на самую дорогую свою часть, нежно лелеемую в течение девяти месяцев и так некстати рожденную в мире ином.

Сюсюканье крепкой девушки прекратилось ровно в то мгновение, когда «принадлежащая» женщинам цепь затихла, и тогда она сразу же выдвинулась к бочке, стоящей в центре вонючего рабского загона. Процессия из голожопых представительниц Земли походила на огромной длины гусеницу, движущуюся на водопой, почесывая бока о стены и сопровождая каждое движение обнаженных рук с ногами легким перезвоном поржавевших цепей.

Красноглазые сатиры не пропустили концерт, даваемый массой закованных, уныло-семенящих баб, понуривших грязные головы с волосами, походящими на болотные водоросли. Троица разумных, прекрасно обращающихся с холодным оружием свиней причмокивала и вытягивала пальцы в сторону особо понравившихся людских самок, похабно комментируя каждую на их взгляд симпатягу, отчего «счастливицы» напрягали заметно исхудавшие ягодицы.

Да и не только их видоизменила Геенна Огненная… Весь мужской пол втянул недавно щекастые лица, а пришедшие в Ад толстяками сбросили массу и теперь не могли налюбоваться на члены в полную длину, но с другой стороны таких почти и не было, если только просто толстые люди, коих везде хватает.

«Так им и надо… Пусть ощутят, как приятно таскать тощую задницу, не задумываясь о нарушение прав жиртрестов в виде маленьких сидений в маршрутках, небольших унитазах и крохотных тарелках в кафе…», — пока Дима водил сухим языком по таким же губам и внутренним сторонам щек, критикуя толстых людей, Лиза подошла к посудине с дарующей жизнь жидкостью и терпеливо замерла, держа любопытного ребенка, втягивающего крохотным носиком пропахший экскрементами воздух и рассматривающего светящиеся потолки.

Внезапно младенец замер и причиной столь резкого изменения поведения с отвлечением от предыдущих интресностей стал пришедший в движение черт, зачерпнувший изрядно помятым черпаком воду для храброй девушки, но разговор шел не о ней. Маленький ротик человеческого уроженца Ада раскрылся, пуская пузыри из подаренных материнским молоком слюней, а хрупкие ручки задергались, желая ухватить здоровенного козла за влажный нос, однако расстояние между двумя столь разными созданиями было чересчур велико. Понимая, что цапнуть «ме-ме» за сопелку не получается, ребенок вновь заорал, брызнув на покрытого короткой шерстью черта остатками пузырей, а Лиза горестно вздохнула, извиняющееся взглянув на рогатого виновника детского крика, грубо подавшего ей слегка расплескавшийся ковшик.

Наблюдающий за процессом подачи воды Дима нервно моргнул из-за нелюбви к младенческим воплям, разрывающим барабанные перепонки и выбивающим любую внятную мысль из головы. Детский крик на его взгляд не давал возможности сконцентрироваться на чем-либо, кроме брызжущего слюнями малыша и в этом была гениальность сего изобретения не могущего появиться вследствие эволюции по слишком простой теории Дарвина.

Тем временем замершая возле бочонка с водой Лиза осторожно посмотрела на поданный чертом ковшик, видимо мучаясь мыслями, что ее хотят отравить, а после забрать из посиневших рук младенца, но… Вышло так, что жажда была сильней бессмысленной паранойи и ловко удерживающая младенца на левой руке девушка ухватила затасканную посудину пальцами правой, дабы поднять к потрескавшимся губам и разрешить им совсем немного отпить, дабы прислушаться к ощущениям.

Судя по тому, что затем она отпила снова, причем намного больше, чем в прошлый раз, а потом еще и еще, пока не прикончила поблескивающий в рассеянном освещении ковшик, ощущения были нормальными. Она облегченно вздохнула, облизнула влажный рот, и механически укачивая верещащего младенца, прошла вперед и чуть в сторону безмолвного, мускулистого черта, подтягивая следующую пленницу, ту на которую обратили внимание все сатиры, видимо хронический спермотоксикоз являлся распространенным в Аду заболеванием.

Соседка повторила все движения Лизы, кроме удерживания малыша и осторожно пригубила грубо поданный ковш, после чего вода покинула его почти мгновенно, а сама хозяйка высокоскоростной глотки пошла вперед, подталкивая молодую мать, беспрерывно улюлькивающую громогласно-орущее дите.

«Так много пить вообще-то нельзя, но кому я это говорю… Сам выхлебаю ковшик и не замечу, забыв про все, что можно и нельзя… Но скорость у этой девицы потрясающая… Что же она своим ртом при жизни творила…», — мысли Дмитрия давали фору фразам сатира, но он ничего не мог с собой поделать, спасаясь от безумия похабными шуточками и продолжая смотреть на проходящих мимо бочки женщин, быстро поглощающих положенную каждой дозу воды.

Как ни странно, истерик больше не наблюдалось, лишь дрожащие руки, да подгибающиеся ноги, видимо представительницы слабого пола сильно хотели жить, а некоторые и вовсе мечтали охмурить какого-нибудь старого чертика с висящей на полшестого писюшкой, дабы выскочить замуж и до смерти вычесывать ему блох. То, что подобные экземпляры здесь присутствуют, Дима не сомневался, ибо велика и непостижима бабья дурь, где желание жить и плодиться заслоняет любые моральные устои.

«Женская порода и ее инстинкт выживания… Пойдут на все, лишь бы не умереть и не испытывать боль… Поэтому не всех профессиональных миньетчиц в Сортировочной перебили, не всех… Но с другой стороны такие пригодятся в любом обществе… Грамотно и умело насосать, например на айфон, тоже ума палата требуется… Плюс некая стратегия… Мысленно подводить парня к покупке модного телефона, периодически прикладываясь губами к члену, на это мозги по-любому необходимы…», — мальчишка почесал давно немытую голову и повернулся к Такеши с Лкетингом, наблюдающим за емкостью с водой и голыми девочками, возвращающимися на свои места путем немалого крюка по зассаному помещению.

— Эй! Тс-с! Пс-с! — попытался обратить на себя внимание Дима. — Ну как вам девки? Нравятся? — он попытался разбавить обстановку пошлой шуточкой, утягивающей в полную подобных ценностей земную жизнь.

— Ага! Очень! — совершенно серьезно кивнул открывший рот Такеши, впервые видящий «хоровод» из обнаженных девок. — Но пить хочется больше! — покрытый белым налетом язык облизнул сухие губы.

— Ну, значит не все потеряно, раз хоть что-то интересует, — грустно и совсем легко улыбнулся Дима, подумав: «Такеши еще тот жук… Маленький, лохматый, а на голых баб и в Аду засматривается… С другой стороны Япония вся на этом деле повернута… Рисованная порнуха, всяческие извращения, так что здешние голожопые девицы самый раз, тем более, где еще увидишь бесплатный женский стриптиз, возле многое повидавшей бочки…», — он моргнул, втянув отвратительный по консистенции воздух и перевел внимание на невозмутимого воина-масаи, могущего тягаться в спокойствии с рогатой охраной.

— А ты Лкетинг? Нравятся тебе эти женщины? — Дмитрий повторил вопрос специально для туземца.

— Красивые! — кивнул негр. — Многие очень хорошие! Лкетингу нравятся! — он показал белоснежные зубы. — Много жен для масаи! Много!

— Ну и замечательно. Все живы, здоровы и мечтают взобраться на бабу, просто замечательно! — парень повернулся обратно, тем более, что сделавшие дефиле по залу девчонки занимали прежние места без криков, писков и скулежа, ведя себя достойней некуда, чем подавали пример четвертой цепи, унылые узники которой давно плыли по адскому течению, не пытаясь хоть как-то развернуться и попробовать силы против него.

Тут как тут появились грязные, но красивые ноги несчастной Лизы, горестно сюсюкающей верещащему малышу, раздражающему очень многих, не скрывающих этого узников и омерзительных сатиров, но она ничего не могла поделать. Какое-то время девица стояла боком перед нет-нет, да поглядывающим на ее оттопыренный в профиль зад и очаровательно торчащую грудь Димой, видимо забыв, зачем вернулась, уж слишком ее мысли были заняты успокоением крохи.

— Садись ты уже! — громко шепнул юноша, чувствуя, как наливается кровью живущий собственной жизнью член, не разумеющий страха перед Адом. — Что за девка такая… При жизни небось всем мужикам головы вскружила… — полилась куча бесполезных слов изо рта занервничавшего мальчишки, пытающегося уложить маленького дядю Диму бессмысленной болтовней, но тот оставался глухим.

— Да сажусь-сажусь! — Лиза не обратила внимания на последние слова похотливого, как павиан парня, безнадежно глядя на орущего младенца и мелькая взглядом на не могущих нормально поболтать сатиров, все чаще посматривающих на тусклые клинки. — Очень боюсь за него… И как успокоить не понимаю! — карий взор блеснул слезами. — Почему он кричит? Чего хочет? У меня никогда не было детей! Я самая несчастная мать! Да еще родившая в Аду! Расскажешь кому — не поверят! Вот дура! — в сердцах повысила голос она, агрессивней качнув на мгновение затихшего младенца и пряча интимные места, наискосок подогнула ноги, усевшись на них упругой задницей.

— Он чувствует страх! Человеческий страх вокруг! — сквозь детский крик вымолвил Лкетинг, вперившись ярко-голубыми глазами в неустанно разевающего рот младенца. — Но еще больше чувствует твое волнение, твою боль! Ты его часть, он твоя! Твоя боль — его боль! Успокойся сама и ребенок затихнет! Ты мать! Помоги ему своей силой! Вы одно! Едины! — туземец обрисовал руками нечто, походящее на круг и замолчал.

— А ты откуда знаешь? — задала глупый вопрос Лиза, на мгновение прикрыв ладошкой маленький, беззубый рот малыша. — Дети, что ли были? — девушка недоверчиво смотрела на меланхоличного воина-масаи, смирившегося с Адом, как частью нынешнего бытия.

— Лкетинг много знает. Намного больше белых людей. Послушай меня! Сделай, как говорит Лкетинг, и он замолчит! — повысил голос туземец, желая выделить личные умения и считая неуместным, что-либо доказывать пусть даже храброй, но глупой женщине, однако тут на помощь подоспел Дмитрий.

— Ты слушай, что он говорит… — парень страдальчески морщился при каждом новом заходе ребенка. — Лкетинг без пяти минут шаман, а уж они-то соображают в людях… — мальчишка на секунду замолк и посмотрел в неопределенное место на светящемся потолке, словно выискивая подсказку для следующего предложения. — Да что там в людях! Люди — это ерунда! — сидящие на четвертой цепи пленники злобно зыркнули глазами в его сторону, до сих пор считая себя кем-то особенным, будучи говном. — В духах, душах и много другом! Слушай-слушай, Лкетинг херни не скажет! Уж насколько я чужие советы не люблю, но к нему прислушиваюсь! — он уверенно закивал всклокоченной головой, прекрасно понимая, что слова масаи — правда, а покрытый шрамами негр самодовольно кивнул, удовлетворенный высказыванием неглупого белого человека, признавшего его мудрость.

— Да? — неуверенно пробормотала Лиза. — Ну ладно… Я попробую… — девушка вздохнула во всю, еще больше увеличившуюся грудь и задумчиво уставилась на захлебывающегося криками малыша, а тем временем последняя, задерживающая остальных рабынь узница выпила положенную воду и направилась на свое место, что наконец-то вернуло весь женский состав обратно к стене.

— Отлично! Четверть дела сделана! — гнусавый бас покручивающего тусклым клинком сатира, разорвал напряженную почти тишину, разрываемую криком единственного храбреца — младенца Лизы. — Кто там следующий!? Давайте, не теряйтесь! Напейтесь сами и напоите друзей! Давайте животные! Вас ждут! Ад ждет вас, дети мои!! Ха-ха-ха! — он злорадно захохотал и застучал зазубренным мачете по полу, шевеля волосатыми ноздрями свиного пятака.

Дима, ощущающий губы, как забытые, засохшие, а после разбитые в сердцах оладьи, встрепенулся. Он удивлялся, как вообще разговаривает, не то, что ходит, хотя нога уже так не сильно беспокоила, а ведь обычно свежие раны после сна напоминают о себе еще больше.

— Я! Точнее мы! Кха-кха! — парень закашлялся обезвоженной глоткой и приподнял зад, насколько позволяли поржавевшие цепные звенья на шеях друзей, обратив внимание, что как раз хотел подняться мусульманин на второй цепи. — И эти заодно! Хоть и не хотят! — со злобной улыбкой посмотрел он на никчемных узников с пятым тавро, переживающих за дальнейшую жизнь в Геенне Огненной, а насчет правоверных…

«Хрен вам, а не водичка, ждите команды поросенка!», — он жутко желал показать средний палец не успевшим поднять задницы поклонникам Аллаха, но решил не выставлять на всеобщее обозрение свою невоспитанность, ибо ощущение победы и так витало над головой, подобно выигрышу Суперкубка Формулы-1.

— А-а-а-а! — язвительно протянул свиномордый демон. — Наша дорогостоящая и больше всех выделывающаяся троица «Спящих»! — он растянул морду в оскале. — А я думал, вы первые пойдете! Что не срослось-то?! Бабы обогнали?! Ха-ха-ха!! Вы «Спящие» сегодня, как спящие мухи! Ха-ха-ха! — задорно прицокивающий сатир смеялся и шутил тяжелым адским юмором, нагло вперившись одновременно в три лица, и как это получалось — непонятно, его же свиномордые коллеги помогали собрату по разуму, не желая просто хрюкать в стороне.

— Женщины вперед! — собрав волю в кулак вымолвил Дмитрий, понимая, что прямоходящего свина необходимо удостоить ответом, даже таким идиотским. — По крайней мере, меня так учили! — он извиняющееся посмотрел на Лизу, понимая, что несет ересь и надеялся лишь на неприхотливость сатира к высказываниям никчемных рабов, но тот, как и ожидалось, язвительно захохотал.

— Ха-ха-ха! Учили его! Ха-ха-ха! — карликовый черт «съел» его слова, даже не почувствовав вкус дешевой отмазки и заржал, как породистый конь укушенный шестимесячным щенком среднеазиатской овчарки. — Вы же необучаемы! Что ты несешь «Спящий»?! Вы никому не подчиняетесь!! Не терпите команд! — красноглазый поросенок хлопал ладошками по вогнутым внутрь коленкам, уронив на зассаный пол зазвеневшее мачете, заставив пугливо дернуться не одного, и даже не двух рабов. — Ха-ха-ха! — он вдоволь насмеялся и слегка успокоившись, вымолвил заумную фразу. — На Земле ты просто смирился с этими правилами и не более того! Так требовало общество, и ты был вынужден подчиниться, дабы не выделяться! — свин набрал новую порцию воздуха. — А когда подчинялся кому-то, например начальству, наверняка ядовитой слюной плевался! Смерти ему желал! Спорил, не переставая! Ха-ха-ха! Что я вас не знаю?! — сатир поднял свиную голову, брызгая слюнями из клыкастой пасти, и вытянул жирные ладошки, показывая конечности, коими видимо лично заковывал в цепи таких, как Дима и его друзья, но хвастался недолго, ибо ни с того, ни с сего быстро ухватил тускло-блеснувшее мачете. — Скорей всего ты просто не успел выйти первым!! Да «Спящий»!? Не успел обогнать женщин?! Или же… — он хитро прищурил налитые кровью глаза. — Хотел посмотреть, как они пить будут, чтобы быть подготовленным?! А?! Вдруг они умрут от этой воды!? — низкорослый демон насмешливо уставился на незнающего, что ответить Диму, ведь тот действительно не думал о правилах этикета, заботясь в первую очередь о безопасности себя и доверяющих ему друзей, а то, что высунулась Лиза, так мальчишка хозяином ей не являлся.

Он никогда не был бесчувственным или бессердечным, нет. Дмитрий просто реально смотрел на вещи и всех людей видел одинаково. Мужской пол, женский… Все это несущественно. Для него женщина в первую очередь являлась человеком, а уж дальше шли ее качества, определяющие хорошая она или плохая. Все очень просто. Даже чересчур.

Плохих баб он называл суками, хороших девочек — принцессами, где мог — помогал, а где не мог, так и говорил: «Не могу». Если женщина не могла тащить здоровенный баул, то предлагал поддержку, если видел, что несет, корячится, но все-таки несет — не вмешивался, считая подобное времяпровождение ее личным делом. Еще он очень специфично относился к холящим и лелеющим свои болячки людям, считая, что выживает сильнейший, а слабый должен умереть. Проще говоря, Дима презирал представителей человеческого вида, выращивающих собственные болезни и проблемы самовнушением.

Поэтому юноша действительно не задумывался насчет, пропустить женщин вперед или нет. Он элементарно не желал рисковать и собирал информацию, то есть проницательный сатир был прав и с этим трудно поспорить.

Глава 6

— Нет! — глядя прямо в красные глаза карликового недочерта, произнес парень, не желая поддаваться выходцу из свиного влагалища. — Меня так учили и точка! — сдать позиции парнокопытному уродцу с зазубренным клинком было смерти подобно, в груди вспыхнуло желание биться до последнего, пусть даже посадят в коридорную клетку Низама.

— Ха-ха-ха! — заполнил помещение гнусавый, но быстро затихший, перемешанный со слюнями хохот. — Ты врать-то научись! Вы «Спящие» людей делите на слабых и сильных, а уж женский или мужской пол — несущественно, ввиду слишком небольшой физиологической разницы! — прямоходящий свин, будто читал его мысли. — Некоторые из вас, правда, жалеют даже сломанные ветки деревьев, остальные же плюют в ни на что не способных по их мнению людей! Желаете вытянуть из грязи каждого, но без сожаления бросаете тех, в которых разочаровались! — скребущий тусклым клинком по полу сатир смотрел ему прямо в глаза, не скрывая язвительности. — Но самое интересное, что к некоторым человеческим особям настолько привязываетесь, что готовы убить и даже умереть за них! Правда, «Спящий»?! — он подмигнул похолодевшему Дмитрию. — Особенно, если те верят вам! — свиномордый черт действительно обладал блестящим умом и хорошо подвешенным языком, втаптывающими в грязь, как худощавого, нахохлившегося юношу, так и его спутников.

Такеши имел вид довольно жалкий и опешивший, а невозмутимый Лкетинг лишь слегка переменился в лице, молча играя наряженными желваками, видимо речь уродливого, парнокопытного карлика не сильно ему нравилась, да и кого впечатлит нескромное указывание на личные слабые и сильные стороны, которые сам толком не знаешь.

Остальные рабы, что на второй и третьей добровольческих цепях, что на четвертой и первой женской непроизвольно дернулись, зазвенев звеньями цепей. Закованные и перепуганные люди узнали, что среди них присутствуют те, кого сами жители Ада считают нелюдьми и это вогнало их в панику.

Такая особенность есть у каждого «нормального», как говорят в рабском земном обществе человека и ее суть состоит в тонком реагировании на непонятное и неизвестное, а в особенности на «чудовищ», отличающихся от большинства представителей человеческой расы мышлением и реже физиологией. Люди боятся непохожих на них обладателей вроде бы идентичных тел, начиная избегать, но чаще желая убить или сдать на опыты.

Сейчас из общей массы пленников «Анубиса» только Лиза с младенцем, затихающим то ли от усталости, то ли от выполнения совета Лкетинга, всматривалась в «Спящих» с затаенным интересом. Парень же нахмурился и насупил взор серо-голубых глаз, понимая, что ответить волосатому карлику нечем, поэтому кивнул, осознавая бессмысленность препирательства на тему, в которой жиртрест с мачете осведомлен лучше его, а увидевший кивок «Спящего» черт радостно ощерил клыкастую пасть и облизнул желтые зубы.

— Вот так-то! А чего врать начал?! — сатир пожурил Диму, как родная бабка за съеденное втихаря варенье. — Перед этими стыдишься?! — черт обвел рукой помещение, заполненное сгорбившимися рабами. — Они же того не стоят! Ты сам знаешь! Ха-ха-ха! — гнусавый хохот вновь заполонил человеческий загон. — Иди пей, касатик! И остальных тащи, хотя, что это я за глупости говорю?! Ты же без них все равно никуда! Ха-ха-ха! — свиноподобный демон сам шутил и сам смеялся, получая огромное удовольствие от унижения узников, а с облегчением вздохнувший Дима сделал шаг к заполненному водой бочонку, оглянувшись на Лизу с засыпающим на руках малышом.

«Молодец девчонка-незабудка, грудь, как Джомолунгма… Поверила Лкетингу и сумела успокоить мелкого… Интересно как… Видимо в девчонке большой потенциал, вот только не судьба ей им воспользоваться… Развезут женщин по всему Аду и будут ноги растопыривать там, где Макар телят не водил…», — мальчишка отлично понимал, что будущее слабого пола предрешено и чуда не предвидится, поэтому грустно дернулся вперед, не забывая про раненую ступню.

Лкетинг вздул рельефные мышцы и сделал шаг, ставший сигналом для Такеши, а тот, превратив раскосые глаза в овальные, натянул цепь, провисшую на месте четвертого, недавно проданного узника. Таким образом азиат подал знак обладателям пятого тавро, дабы их твердолобый коллектив выдвигался, но те продолжали держать марку, никуда не торопясь. Вышеуказанные, всего боящиеся пленники никак не могли разуметь, что в Аду за просто так никого не трогают, поэтому поднимались степенно, как бояре, но настороженно поглядывая по сторонам, дабы не упустить из вида покручивающих клинками сатиров и бесстрастных, подобных статуям чертей. Сборище земных отбросов подозревало, а скорее элементарно мечтало, что их безостановочно желают убить или покалечить, не задумываясь о бессмысленности паранойи, абсолютно не совместимой с собственной мизерной ценой, но если им так проще жить, то пожалуйста.

Ну, а Диму так и вовсе выводило из себя поведение рабов, прикованных позади него с друзьями. Он успокаивал себя лишь тем, что этих ничтожных людишек собрали из разных уголков Земли, где те вхолостую занимались поглощением пищи и чтением религиозной литературы, учащей правильно стоять на коленях, а теперь перевоспитывают. Сам юноша настолько втянулся в окружающий кошмар, что боялся лишь одного — пыток. Все остальное превратилось в часть мерзкого существования, и он с каждым шагом все больше понимал реальную вечность жизни в Аду, когда однообразные, мучительные дни накладываются друг на дружку, превращаясь в нескончаемый калейдоскоп страданий, и уже почти не страшился подобной судьбы, но…

Пытки… Они пугали болью. Дикой и невыносимой, жуткой, отвратительной, любой, какую может сочинить палач. В данном случае заплечных дел мастер выступал дирижером оркестра, коим является его подопечный и создавал ту музыку, на которую был способен нечеловеческий разум, облаченный в крепкий череп с длинными костяными наростами, и Дмитрий прекрасно это помнил. Помнил, как Анатон рубил ему пальцы, пилил их, поил раскаленным свинцом и чуть не убил несколько раз. Сейчас эти жуткие, покрывшиеся мутной пленкой воспоминания являлись пройденным этапом, поэтому он старался просто жить, открывая все новые и новые тайны Геенны Огненной, дабы собственноручно домысливать их, даже не будучи уверенным, что движется правильным путем, но лучше уже так.

«Пусть я и другие люди передвигаемся с голыми задницами, пусть вокруг черти, созданные ими чудовища и изуродованные человеческие рабы, но в Аду существует и «волшебная» капельница! Ее встраивают в тело и тара-та-дам! Почти сразу нечего страшится, кроме упавшей скалы и отрубленной головы, но какие открываются возможности! Я стану, как Росомаха из Людей-Х, ничем не убиваемый и мгновенно регенерирующий… Одно это перекрывает все минусы!», — Дима и в Аду не мог перестать примерять на себя супергеройские мечты, начавшиеся еще в детстве. «Поскорей бы, поскорей… Я помню, как маленьким мечтал о суперспособностях… Самый сильный… Самый ловкий… Человек-невидимка и человек-паук… Как я только в детстве не грезил… Да и по-взрослому доводилось… Мечтал же по пьяни проходить через стены и воровать бухло из магазинов…», — мальчишка морально покраснел, вспомнив приземленные алкогольные грезы, но приближающаяся бочка с водой быстро смыла их внутренним содержимым.

Измученные ноги Дмитрия пытались двигаться быстрей, но тормозились вялыми, плетущимися позади узниками и естественно это были не Такеши с Лкетингом, как положено тянувшие свой крест, нет… Обладатели пятого тавро совершенно не воспринимали жестокие жизненные уроки, а ведь совсем недавно огребли плетей от ненасытного до боли Варгха, но получается, что воспоминания необходимые для безболезненного существования уже испарились.

«И это нас троих называют неспособными воспринимать чужое мнение? Ну-ну… А эти тогда что? Говорят на другом языке? Вундеркинды хреновы…», — парень не ждал ответа на собственные мысли, упрямо двигаясь к заветному ковшику в волосатой лапе, однако происходило это ну очень медленно.

Он обернулся, дабы полюбопытствовать в чем проблема и увидел, что оказывается не все задние пленники встали. Осознание подобного непотребства заставило его тяжело задышать, а из глубины грудной клетки поднялось темное, постоянно живущее там чувство животной злобы, но сейчас Дима с трудом, но контролировал его. Парень сердцем понимал, что злится на невиновных в своей трусости и тупости слабых людей, обладающих равными с ним правами, но раздувающие грудь злые эмоции не собирались сдаваться.

«Да какие у них могут быть права? Разве хоть кто-нибудь из этих животных создал нечто полезное!? Жил для чего-то нужного его собратьям, а не ему одному!?», — юноша забыл, что сам ничего не сделал, кроме поддержания государственного бюджета страны ежедневными покупками спиртного и сигарет, а теперь тыкает личными промахами в чужие лица, однако сейчас он ясно и отчетливо видел разницу в своем и их нынешних поведениях.

Эти плетущиеся позади людишки даже в Аду мешали выживать собственным собратьям, невзирая на окрики чертей с сатирами, ввиду чего убившему человека в пылу горячки Дмитрию нечего и соваться в их «песочницу», отдельные представители которой выпрямляли непривыкшие к подобному спины.

Мальчишка нетерпеливо перетаптывался с больной ноги на здоровую, контролируя вроде бы затихающую злобу, между делом обернувшись на Такеши, Лкетинга и девицу с мирно спящим ребенком. Из всех окружающих людей его беспокоили лишь они, больше здесь не присутствовало ни одного достойного человека. Сатир прав. Прав на все сто. Он беспокоится только о верящих в него и симпатичных ему, а остальные неважны и точка.

Наконец длинная, изгибающаяся трижды вереница пленников поднялась на босые, израненные ноги и Дима нормально, без натужных дерганий цепи выдвинулся к воде, возле которой почти заснул рогатый представитель Геенны Огненной. Потребовалось-то всего несколько широких шагов хромающей походкой и вот он стоит напротив матерого, дисциплинированного черта с ковшиком в мускулистой пятерне, вследствие чего козлоподобный походил на непьющего банщика, хотя на деле… Широкие ноздри бесстрастного воина Ада раздувались, захватывая насыщенный мочой воздух, а покрытые серебряными узорами копыта, будто вросли в каменный пол, удерживая мощное тело в состоянии постоянной готовности к бою. Из-за широкой спины торчала рукоять сабли, а высокотехнологичное копье отсутствовало, оставшись у одного из рогатых напарников, сам же внешний вид солдата Геенны Огненной говорил: «Расскажи мне, как тебе плохо, и я тебя выслушаю, чтобы заткнуть рот».

Настороженный и покрывшийся гусиной кожей парень нервно моргнул, оглядывая здоровенного, выше его на полторы головы черта и хоть такой же постоянно шел бок о бок — не смог сохранить внешнее спокойствие, тяжело и успокаивающееся вздохнув. Зрачки рогатого тут же сузились, но готовое к сражению тело не дрогнуло, лишь перевитая узлами мышц, лоснящаяся от хорошего питания лапа, механически зачерпнула помятым ковшиком из сладостно-булькнувшей бочки и протянула его навстречу хромоногому Дмитрию. Тот еще раз моргнул, чувствуя, как трясутся поджилки, но не подал и виду, лишь более напряженно втянул пропахший мочой воздух и аккуратно взял полную живительной влаги посудину, зацепив заскорузлый палец сурового представителя Геенны Огненной. По телу пробежала искра испуга, а оранжевые глаза козлоногого сверкнули предупреждением, гласящим, что если земное животное еще раз коснется его царственной конечности, то огребет больше положенного. Дима в ответ нервно моргнул в третий раз, полностью согласившись с правдивостью немого высказывания рогатого воина, и поднес ковшик ко рту.

Полная воды емкость была тяжелой, холодной и влекущей исходящей свежестью, парень же насладившись секундой ожидания самого великого наслаждения в жизни, облизнул сухие губы таким же языком и сделал первый глоток, дабы попробовать на вкус кусочек истинного Рая.

Попавшее в рот вещество не являлось водой в том виде, каком он привык ее употреблять. Сейчас Дима чувствовал амброзию и возможно эликсир бессмертия одновременно, ибо тело наполнилось силой еще до того, как прозрачная жидкость попала ему в желудок. Организм мальчишки почувствовал, что вот она жизнь и мгновенно воспарил духом, словно долго запертое в клетке животное, увидевшее выход и устремившееся на волю из последних сил.

Голожопый юноша полностью заполнил ротовую полость, для пущей верности подержав влагу внутри, дабы она впиталась во все поры обезвоженной глотки, и насладившись недолгим счастливым моментом, проглотил волшебную жидкость, чем обрадовал ссохшийся желудок, приготовившийся принять какое угодно ее количество. Он пил, пил, пил и казалось, что это может длиться вечно, однако любые сказки заканчиваются. Когда горло уже ломило от приятного холода, а мальчишка все не мог насладиться такой вроде малостью, отсутствие которой является худшим из наказаний, вдруг… Ковшик опустел, хотя тысячелетие назад казался бесконечным.

«И все? Так мало?», — с горечью подумал Дима, бросив безнадежный взгляд внутрь, но сами руки, с легкостью удерживающие практически невесомую посудину, сказали, что путешествие на Небеса закончилось.

Огорченный, но неслабо взбодренный юноша, отдал покрытый вмятинами ковшик сопящему черту и сделал шаг вперед, громко булькнув полным животом, по крайней мере, так ему показалось. Сзади тут же послышалось перезвякивание сближающихся звеньев, исходящее от Лкетинга, и с шеи моментально спало напряжение, созданное мальчишкой по мере движения мимо рогатого, теперь находящегося сбоку и дышавшего прямо над ухом.

Не сказать, что это самый лучший звук, который слышал и хотел слышать Дмитрий, но нынешнее ощущение наполненности водой глушило чертово сопение почти на сто процентов. Парень всем телом ощущал, как благословенная Богом жидкость наполняет обезвоженные клеточки и дарит силу с желанием жить и сражаться. Он не задумался посмотреть или послушать, как пьют Лкетинг, Такеши и остальные узники, желая просто балдеть от несравнимого ни с какими другими удовольствия, а наполняющиеся жизнью, сбитые ноги приближались к старому месту возле стенки.

Были ли сзади задержки, не были… Дима не знал и знать не хотел, чувствуя горячее, умиротворенное дыхание напившегося масаи вкупе с икотой пожадничавшего азиата, все остальное воспринималось мелкой суетой, во время которой он бросил лишь мимолетный взгляд на спутанные волосы, склонившейся над спящим ребенком Лизы.

«Наверное, уснула, что в принципе понятно… Организм взял необходимое и решил разобраться с поступившими питательными веществами во время сна…», — мальчишка сам чувствовал, как его наслаждающееся водой тело все больше и больше расслабляется, словно после обильного, нагоняющего сонливость обеда, поэтому…

Он перебил некстати накатывающее желание впасть в сон, обернувшись и обратив внимание, что обладающие пятыми тавро люди удивительно тихо и покорно проходят мимо огромного парнокопытного чудовища, «предлагающего» воду. Двуногий позор, а точнее представители подавляющей части населения Земли аккуратно брали тяжелый черпак из рук сурового рогача, внимательно осматривающего их кривящиеся лица, желающие раскрыть рты для молитв или истеричных выкриков, но пронзительный взор разумного парнокопытного говорил: «Нет».

Козлоногий умел управляться со стадами непокорных животных, привычно глядя на пугливую паству, «выслушивающую» его жуткие многообещающие глаза, громко «рассказывающие», как и сколько раз он ударит за едва слышимый писк, а желающие жить ничтожества покорно молчали, ибо привыкли склоняться перед более сильным, а монстр это или человек — неважно.

Дмитрий с холодом в груди отвернулся и продолжил дальнейший путь к личному участку каменной стены, глядя на действительно спящую Лизу с младенцем на руках, ибо тело девушки не контролировало постоянно падающую и автоматически поднимающуюся голову. Дойдя до пункта назначения, он дождался, когда приблизятся субтильный Такеши и покрытый шрамами Лкетинг, ибо понимал, что садиться с натянутой цепью бессмысленно, ввиду чего необходимо ждать узников, потребляющих личную пайку бодрящей влаги. Эти секунды ожидания показались вечностью, что отразилось в серо-голубых глазах юноши, ибо следующий поворот в сторону друзей подарил отблеск их извиняющихся взоров, но подобная вежливость совсем не требовалась, ведь они были в одинаковом положении.

Спустя короткий промежуток времени, сковывающая рабов цепь тихонько зазвенела, и воин-масаи сделал шаг в его сторону, что Дима почувствовал буквально за мгновение до движения Лкетинга. Икнувший Такеши тут же потянулся за чернокожим другом, а остальные узники за азиатом, однако как двигались они — было неважно, ибо мальчишка с облегчением опустил изрядно похудевший зад на пропитанный тысячами литров мочи пол. Его друзья, как раз момент проходили мимо, дабы сесть рядом и вели за собой толпу клейменных пятым тавро рабов, старающихся не смотреть на Дмитрия, будто тот являлся кем-то намного худшим, чем вооруженные черти или толстожопые сатиры.

«Да хрен с вами придурки… Нам еще долго вместе идти, нравится это вашей компании или нет…», — парень бесстрастно смотрел, как понурые пленники проходят и рассаживаются по своим местам, ничего не чувствуя и обладая уверенностью, что если эти, забывшие свое истинное предназначение люди одновременно умрут, то он почувствует облегчение.

Как только масаи с икающим азиатом опустились рядом, мальчишка пересекся с ними взглядом, словно спрашивая, как дела и те отлично поняв беззвучный вопрос, почти синхронно кивнули, лишь Такеши на долю секунды задумался, видимо анализируя личные ощущения, в которых не был уверен. Получив необходимую информацию, Дмитрий перевел взор на сморенную тяжелым сном молодую мать с ежесекундно склоняющейся головой, хрупкие руки которой недвижимо и подобно скале удерживали шевелящего губами младенца, не собираясь отпускать частичку себя ни за какие коврижки.

«Замаялась девка… Ей хуже всех… Думает и за себя, и за него… Причем не поймешь за кого больше… Тяжеловатое занятие нервничать за двоих… Вот он, тот самый женский крест, требующий больше интуиции, чем ума, то есть полностью оправдывающий воспетую в веках безмозглость каждой представительницы слабого пола…», — мальчишка пробежался взглядом по Лизе, малышу и перекинулся на других женщин, которые все как одна смотрели в пол или же очень быстро занялись этим, заметив обратившего на них внимание парня из нечеловеческой троицы.

— Ну как? — разочаровавшийся в трусливом бабье Дима вновь вернулся к икающему азиату с туземцем, где первый с пугливым любопытством хлопал раскосыми глазами, подпрыгивая от порожденных жадностью «иков», а второй бесстрастно всматривался в одному ему известное место. — Нормальная вода? — задал он довольно глупый вопрос, сам зная ответ, но ничего, кроме этой ерунды в голову не пришло.

— Угу! Ик! — кивнул Такеши, тут же дернувшийся вверх. — Пожадничал я… Ик! Очень быстро пил! Ик! Очень хотелось… Ик! — низкорослого азиата подбрасывало при каждом «ик», отчего на шеях первых двух угрюмо молчащих и непрерывно дрожащих соседей легонько звякала цепь.

— Бывает… — пожал плечами Дима, не зная, как прокомментировать высказывание Такеши. — Это для разнообразия, зато чувствуешь себя, как дома после сытого обеда.

— Ну не то, чтобы… Ик! Но ты опять прав, Дима-сан! Ик! Для разнообразия… Ик! Можно! Отвлекает! Ик! — японец страдальчески подпрыгнул, заворожено рассматривая сгорбившихся женщин, где некоторые тоже икали, задорно колыхая подпрыгивающими грудями.

— Лкетинг хорошо попил! — сверкнул ослепляющей улыбкой масаи, вынырнув из задумчивости. — Хорошая вода! Чистая! Лкетинг рад! Много сил! — он постучал в широкую грудь крепким кулаком.

— Ну и ладненько! Хоть что-то хорошее за сегодня, — парень зевнул и внезапно обнаружил, а точнее услышал, что наконец-то проходят последние, волочащие незанятый конец цепи пленники, давая возможность усесться ожидающим их братьям по разуму.

Задорно звенящие по камню остатки звеньев цепи мелодично разбавляли напряженную тишину, бывшую не совсем тишиной, а вполне сформированной атмосферой человеческого загона, состоящей из шлепанья босых ног, боязливых стонов и громкого иканья. Туда же входили зевающие клыкастыми ртами сатиры и бесстрастные черти, внимательно рассматривающие непредсказуемую людскую скотину, где пришла пора напиться новой партии животных и они не заставили себя ждать.

Как только последняя, пришедшая с водопоя рабская задница заняла еще теплое место, сразу же выдвинулись обезвоженные представители второй или третьей цепи, но это не важно. От нахлынувших расслабления с усталостью Дима забыл, кто на какой прикован, да и не интересовало его перемещение следующей партии узников к бочке с водой, ибо оно ни капли не отличалось от предыдущих. Впитывающаяся в каждую клеточку тела жидкость включила восстановительные процессы, и понимающий больше хозяина организм решил отключить разум измученного Адом парня, дабы с чувством, толком, расстановкой закончить начатое, а Дима не мог сопротивляться все крепче и крепче обнимающему сну.

Первые, растягивающие рот зевки и сами по себе слипающиеся веки подарили параноидальную идею, что в бочонок действительно подсыпали некой усыпляющей гадости, но здравый смысл подавил сию теорию логичным объяснением. Оно гласило, что ежели большая часть рабов бодрствует, значит в грязную, лохматую голову пришла ерунда, а вполне естественное желание поспать еще раз является последствием огромного нервного и физического напряжения. Поэтому внутренне успокоившийся юноша просто удобней облокотился об холодную стену, бросив смыкающийся взор на опустившего веки Лкетинга, все меньше икающего Такеши и никак не могущую совладать с падающей головой Лизу, а после поддался зову Морфея, нырнув навстречу сновидениям. Последним, пришедшим в голову перед падением в темноту откровением, было осознание, что свиномордые демоны с мачете и вооруженные черти превратились в часть существования, где легко засыпается, даже когда жуткие, неземные создания цокают копытами неподалеку от тебя.

…Итак. Всего понемногу. Как я уже говорил, эта планета не похожа ни на одну из видимых вами до этого. Она является местом, собравшим огромное множество разумных и неразумных существ, по-разному устроенных и живущих в отличающихся друг от друга мирах. Внешне они довольно гармонично сосуществуют, а это самые разнообразные материальные и духовные формы жизни, включающие мыслящих, и живущих инстинктами существ с обеих сторон, но сейчас я объясню, почему сказал слово «внешне».

Вышеописанная гармония выглядит так, словно вокруг разумных жителей материального уровня постоянно крутятся приученные на духовном уровне животные любимчики, на деле же большая часть этих существ является питающимися чужой жизненной энергией паразитами, и самое странное, что об этом почти никто не знает. А если точнее отказываются верить, ибо в материальном мире подобные знания считаются испорченностью и лечатся, причем чаще всего насильно. Так они и живут… Отвратительные, пожирающие духовную суть хищники и существа материального уровня, постоянно болеющие от незнания истинной природы заразы, но это, как я уже сказал всего лишь маленькая капля из моря того, что я желаю вам поведать. Продолжайте запоминать.

У этих считающих себя разумными, материальных существ само собой присутствуют понятия Добра и Зла, но они так часто меняются, что смена данных, вроде бы незыблемых догматов может произойти во время жизни всего одного поколения, а их жизнь настолько коротка, что я затрудняюсь называть ее этим словом. Скорее вспышка. Причем закончившаяся, не успев начаться.

Так вот. Если миры, из которых пришли все собравшиеся, неизменны и гармоничны на протяжении бесчисленного количества времени, то там все иначе. Их существование началось совсем недавно и не может быть названо ни рассветом, ни даже началом рассвета… Да, что там говорить! Оно не может называться даже мыслью о рассвете, ибо население этой планеты только-только делает шаг в бесконечность Вселенных, о которой и не подозревает, считая себя единственной разумной жизнью, а на деле являясь ее пустым, не обладающим даже эхом отголоском.

Это всем понятно? Нет? Ничего страшного, просто запоминайте. Данная примитивная форма жизни считает себя лучшим творением Создателя, совершенно не представляя, как ОН выглядит, но самое ужасное — это непонимание смысла собственного бытия. Элементарное существование местных гуманоидов — будем называть эту жизнь так — сводится к размножению, а далее жестокому уничтожению друг друга из-за различных глупостей, коих я не могу объяснить, ибо они не поддаются моим знаниям и мудрости.

Также они неустанно работают над развитием огромного количества технологий и искусств, но этим, что вполне естественно занимается отдельная прослойка населения, отличая от основной массы иным складом ума, совершенно несравнимым с низменными инстинктами подавляющей массы гуманоидов. Сразу же добавлю, что управление ими всеми производится с помощью правящей верхушки, состоящей из многочисленных подразделений, между которыми установлены шаткие союзы, взаимно-нарушаемые при малейшей возможности, однако подобное никого не удивляет, поэтому движемся дальше.

Если смысл общего существования «разумных» гуманоидов сведен к размножению с последующим уничтожением подросшего поколения, то целью каждого из них поодиночке является накопление материальных ценностей, дающих возможность слиться с правящей верхушкой и получить власть над низами, дабы принять участие в вышеописанном уничтожении. Этакий круговорот, не могущий завершиться всю историю существования этой материальной жизни. Удивительно и в тоже время дико, не правда ли?

Великая, всепоглощающая Мечта стать богаче, а значит лучше других — тот самый Идеал, перекроивший под себя всю планету, избравшие же собственный путь развития индивидуумы, цель которых духовное совершенство и отрицание материальных благ — презираются и высмеиваются, вследствие чего покидают ставшее ненавистным общество. Запомнили? Продолжаем.

Духовные формы жизни, о которых я говорил ранее, довольно сильно отличаются от материальных созданий, в особенности отсутствием разума, правда, это довольно спорное утверждение, если принять во внимание до сих пор не устоявшийся уклад жизни гуманоидов. Бестелесные создания, крутящиеся вокруг каждого жителя планеты, несут послесмертные отпечатки ранее умерших животных, превратившихся в мелких, почти неопасных паразитов-симбионтов или наоборот жадных до энергии, обладающих зачатками разума сущностей, сумевших эволюционировать до питания новыми формами пищи. Да-да! Когда низшие материальные формы жизни умирают и освобождаются от бренной оболочки, то умело адаптируются под мир иной, где продолжают пожирать духовную суть все еще живых гуманоидов, выполняя заложенные изначально функции, а мертвые домашние животные наоборот защищают хозяев!

Большинство болезней этой планеты, так или иначе, связаны с энергетическими брешами в духовных телах гуманоидов, проеденных живущими инстинктами созданий, но «разумные» жители планеты совершенно не осознают этого, принимая для лечения различные, естественно не помогающие медицинские препараты. Глупо звучит, но это самая настоящая правда! Такая вот, полная недоразумений «цивилизация»…

Следующее на что требуется обратить внимание — это почему данный мир необходимо изменить, хотя, как все здесь присутствующие знают — обычно так не делается. Никто не вправе вмешиваться в развитие той или иной цивилизации, даже если она движется по смертельному для себя пути, но это несравнимый с другими случай. Проблема в «разумных» гуманоидах, которые не просто эволюционировавшие особи каких-либо животных, а искусственно созданные существа. Конечно же, любой из вас знает и тем более видел таких огромное количество, но эти отличаются. Очень отличаются.

Изначально они создавались, как способные обучаться исследователи параллельных Вселенных, но ЧТО-ТО сделало из них ловцов душ или духовных сущностей, то есть нас. Эта особенность ведет к новому витку эволюции, могущему породить невиданные ранее формы жизни и изменить строение общеизвестного МИРОЗДАНИЯ, сделав его еще краше и удивительней. А все из-за возможности принять сколь угодно различных разумов, мыслящих абсолютно не похоже друг на дружку. Представьте себе, насколько многогранная и отличная от остальных цивилизация вырастет из пока дикой, не осознающей истинное предназначение расы! Сейчас объясню.

Любой из нас может поселиться в одном из них, внедрившись либо при зачатии новой особи с полной потерей памяти и заменой еще не включившегося сознания на собственную суть, либо уже во взрослого представителя данного вида, что очень опасно для обоих. И если первое более-менее понятно, то насчет второго расскажу подробней. Взрослая особь может принять в себя новый разум, но два отличающихся друг от друга сознания редко уживаются без ссор и недоразумений, что приводит к заключению гуманоида туда, где принудительное лечение неумело, но эффективно уничтожает обоих его жильцов. Препараты для подавления инакомыслия на этой планете настолько хороши, что тело несчастного перестает подчиняться обоим разумам, будучи угнетенным до конца жизни, полной обязательных лекарств, иначе… Полная изоляция. И вот именно поэтому предпочтителен первый вариант.

Да. В нем есть огромный минус, связанный с потерей памяти, но он полностью перекрывается плюсами рождения там, где изначально считаешься своим, а воспоминания… Их можно вернуть, ведь они, как вы знаете, никогда не исчезают до конца, а постоянно хранятся в глубинах необъятного Космоса.

Создатели этих гуманоидов все предусмотрели, подготавливая первых особей для исследования параллельных Вселенных. Их высокотехнологичный, управляющий телом орган, отвечает не только за хранение информации и автоматизацию каждого нового действия, но также является передатчиком, с помощью которого можно обмениваться полученной информацией и пользоваться старыми архивами памяти недоступными с рождения. Данная гениально сконструированная часть тела называется мозг, но никто из гуманоидов до сих пор не понял, что основная его функция не складирование и анализ данных, а связь между телом и Вселенной. Именно поэтому наша память изначально недоступна, ввиду неподготовленности мозга к ее приему в несформировавшееся тело, вследствие чего приходится учиться и вспоминать заново, родными же остаются только характеры. Запоминайте-запоминайте! Надеюсь, ваши сны когда-нибудь отразят мою речь!

Самое странное, что мы узнали об этой планете в последнюю очередь, тогда как немалое количество обитателей наших не везде гармоничных Вселенных направилось туда, дабы попробовать новую, непохожую на собственную жизнь. Это неизведанное и манящее пребывание в гуманоидных телах, плотские утехи, употребление материальной пищи и множество других, таких притягивающих с виду развлечений… Все вышеперечисленное манит к себе не хуже гласа Творца и неисчислимое количество сущностей бросилось к этой и так не идеальной планете, дабы испытать максимум возможного.

Каждый из вас понимает, каким можно стать, получив возможность расслабиться, поэтому было принято решение вмешаться в пока бессмысленное существование гуманоидов, и изменить их планету путем трансформации мышления населения, но сделать это требуется, как можно незаметней. Сейчас я вкратце расскажу об основных особенностях управления населением интересующей нас планеты.

Руководящая низами правящая верхушка манипулирует огромной массой гуманоидов путем дергания за определенные ниточки, самая главная из которых — это возведение в ранг поклонения непохожей похожести друг на друга, а если точней, то… Обитатели планеты следуют друг за другом, стараясь вроде бы ничем не выделяться, но при этом, пытаясь отличиться, однако сделать это настолько изощренно, чтобы остаться такими же, как раньше, ввиду того, что сильно выделиться — значит, стать чересчур непохожим на остальных, а это плохо. Кто-нибудь понял, что я сказал? Нет? Я тоже, но это нормально. Таков данный примитивный мир, однако, слушайте дальше.

Эти «разумные» существа легко принимают навязываемые ценности, тут же возводимые в ранг догматов и являющиеся невидимыми нитями управления, поэтому в настоящее время почти каждый представитель данной планеты опутан бесчисленным их количеством, «благодаря» чему живет и обладает, как считает жизненной целью. А навязывают бессмысленный «смысл» существования такие же, как мы. Те, кто давным-давно нашел себе понравившегося носителя и упивается властью над живыми существами, не желая ее никому отдавать. Не буду говорить, что так везде, но чаще всего именно таким образом. Поэтому вам требуется создать новые нити. Запомнили? Продолжаем.

На деле интересующая нас планета просто-напросто переполнена космическими скитальцами, хорошими, плохими и просто живущими. Все они обитают внутри гуманоидных тел, уставшие от бессмысленного существования и не понимающие, зачем вообще появились на свет. Все природные сверхспособности, которые проявляются у отдельных особей, считаются ненормальными и уродливыми, а эти несчастные планомерно уничтожаются и записываются в изгои, где частенько, не вынося отличности от других, убивают себя, дабы заново возродиться и пройти тот же путь.

Какие бы они не были, но они одни из нас и незнание собственной природы ведет их по ложному пути, где основные качества используются не в самых лучших целях, но этому учит местная жизнь. Поэтому плохие становятся еще хуже, хорошие превращаются в плохих, а просто живущие, то есть идущие на поводу любых желаний, также катятся вниз, ибо, когда богатство является навязанной Мечтой, то на пути к ней применимы любые, даже самые отвратительные методы. Так что мы видим в итоге?

Мы видим планету — ловушку, в которой создаются рамки и ограничения каждому. И заглянувшему на огонек космическому путешественнику, и просто рожденному там же гуманоиду. Всем населяющим ее созданиям навязывается одна и та же цель — родиться, оставить потомство и умереть, хотя эти несчастные рождены для постоянного совершенствования собственной сути, однако данное место провозгласило подобные стремления глупостью. А ведь представьте, что может получиться в связке гуманоидного тела, подкрепленного разумом одного из нас? А многих тысяч и миллионов нас и их?! Повторяю еще раз! Великая, разносторонняя и непредсказуемая цивилизация, где качества и таланты представителей сотен Вселенных соединятся в новый, невиданный ранее драгоценный камень, могущий блистать ярче любой звезды! Но… Подобная возможность отдаляется все дальше.

Ложные ценности затмили разумы гуманоидов, изначально созданных изучать Вселенные, бесконечно ограничив когда-то совершенные умы. Их тела, способные защитить владельца от любых внешних невзгод, считаются мягкими, а умеющий бороться с какой угодно болезнью иммунитет — слабым. Им диктуют, как жить, превознося животную похоть в виде постоянного приложения к Мечте, а они и рады… Рады, что настоящая жизнь такая простая, убирая тянущийся в ночное небо, любопытный взор, абсолютно не задумываясь над истинной природой его стремления к звездам. Той природой, которая неустанно твердит: «Лети дальше! Расти над собой! Становись настоящим собой!», — ибо в любом живом и мыслящем создании живет искра Бога. Настоящего, не просящего ничего, кроме взросления своих, беспрестанно спотыкающихся и сворачивающих не туда детей.

Итак. Вкратце все ясно? Хорошо, а теперь заключительная часть.

Как вы все уже поняли, необходимо разбудить не могущие проснуться души, а затем объяснить им, кем они являются на самом деле и что все их странности являются нормой. Заключенные в гуманоидных телах сущности должны… Просто-напросто обязаны вспомнить, кто они такие, дабы их знания и способности повели эту дикую цивилизацию вперед к настоящему свету! Спящим необходимо проснуться, и я прошу, чтобы вы им в этом помогли!

Миссия, подготовленная для вас — добровольная. Любой может отказаться и я пойму. Там ждут боль, страх, непонимание, смерть, но что самое плохое — отчуждение. Вас будут бояться и ненавидеть, ибо учения, которые несете — меняют мир. Делают его другим. Более сложным. Большинство из вас превратятся в изгоев, кто-то сам себя убьет, а кого-то затопчут ненавидящие правду «разумные» гуманоиды, но после смерти и вас, и их ждет еще более страшное испытание. Миры создателей этой цивилизации. Геенна Огненная и Элизиум. Ад и Рай. Так называются планеты гениальных конструкторов.

Хочу предупредить. Тем, кто попадет в один из этих миров, умирать второй раз не рекомендуется. Если это странно звучит, то объясняю. Тела гуманоидов создавались в виде нескольких слоев, где каждое собирает определенную информацию, но основных всего два. Физическое и повторяющее его структуру, особое духовное, разработанное для путешествий по мирам с иной плотностью. Все остальные, как дополнительная, необходимая для влияния на окружающий мир скорлупа, могущая впитывать поступающую извне информацию. Так вот. После уничтожения физического тела, духовное отправляется в Геенну Огненную, надежно удерживая все остальные, а также душу. Нашу душу. Или же сознание, слишком мало пожившего гуманоида, еще не перевоплотившего собственную сущность в энергетическую структуру идентичную нашей.

Далее это тело прибывает на место, и вот там наступает самое интересное. Плотность миров Элизиума и Геенны Огненной совсем иная, чем у планеты населенной гуманоидами, поэтому там оно приобретает физические свойства идентичные недавно погибшему организму. Вот почему требуется вторая смерть, ибо гуманоиды настолько хорошо сконструированы, что нити, связующие души с телами невозможно разорвать без еще одной гибели, однако пройти подобное дважды считается непостижимым ужасом. Не слишком оптимистично звучит, правда?

Мы должны получить, как можно больше информации о происходящем в Геенне Огненной и Элизиуме, поэтому продержитесь так долго, сколько можете. И еще. Оттуда существует возможность выбраться и без второй смерти, но как — не знает никто. Возможно, это просто специально придуманная сказка, дабы облегчить существование, но надежда есть всегда. Известно лишь то, что у представителей данной планеты огромное количество легенд и рассказов о происходящем в тех ужасных местах, где Элизиум позиционируется в виде полного блаженства и неги мира, но настоящая суть Рая абсолютна иная, вот почему мы не уверены ни в чем. Предупреждаю еще раз. Вы можете отказаться, и всегда найдутся другие, но… Я попробую открыто воздействовать на ваше эго, ибо в общении с вами другого пути просто-напросто не существует.

Вы самые лучшие, ибо пережили то, что не пережил никто! Прошли там, где отсутствует выход! И, что самое главное — покинули лоно Создателя без Его разрешения! Решили вырасти сами, без напутствий и советов Отца, а это удивительно и… Дерзко! Вся ваша суть состоит из отрицания приказов и ненависти к раболепию, но при этом всегда готова принять искренние просьбы! Дорога туда подарит вам не прощение… Нет. Она подарит вам гордость. Гордость за новых себя. Изменившихся и изменивших бесконечность Вселенных. Поэтому я прошу именно вас. Пожалуйста.

Как-то чересчур резко проснувшийся и едва чувствующий онемевшее тело Дима распахнул серо-голубые глаза, выныривая из странного сна, где слышимый со всех сторон голос рассказывал о некой планете, на которую отправляли отряд духов-супергероев. Судя по чересчур умным высказываниям, описывающим поведение неких аборигенов-гуманоидов, речь шла о Земле, ибо подобный бардак творился только там, а других планет с органической жизнью он пока не видел, ну если только Ад, так как до Рая еще два локтя по карте, да и не возьмут его туда… А вот в наличии своего имени на футболке в составе супергеройской команды, он мог поклясться, ведь сновидение являлось настолько реальным, что мальчишка мог описать место, где находились призванные изменить человеческую цивилизацию существа и это…

«Это… Это… Там не было места… Ничего не было… Просто голос и много нас, но почему-то никого не видно… Однако прямо-таки чувствуется большое количество люд… Ага… Люд-блюд… Большое количество кого-то… И я точно присутствовал там, как ни плюнь…», — кости тела звонко похрустывали от незаметных потягушек, но самочувствие на порядок отличалось от состояния до сна.

Любой, услышавший подобную историю психиатр мог бы расхохотаться и сказать, что это просто сон. Обычный глупый сон, сгенерированный уставшим мозгом из огромного количества фантастической литературы, фильмов, комиксов и тому подобного барахла. Еще добавил бы, что ничего подобного не существует и не может существовать, а люди обычные одноразовые кучи мяса, но как же не хватает этого заумного эскулапа рядом, дабы он объяснил происходящее вокруг, вдыхая полной грудью пропахший фекалиями воздух, хотя…

«Может и присутствует… Только тихонько сидит, чтобы не смущать никого… А то кто-нибудь откусит язык… Причем из своих же… Ладно… О сне подумаю позже, да и не первый он…», — оглядевшись, Дима безнадежно вздохнул, с тоской понимая, что проснулся не дома, а в человеческом загоне посреди которого стоит бочка с водой.

По всей его зассаной территории, как сидели, так и продолжали сидеть напившиеся узники, ибо разливающий воду черт исчез, слившись с неотличимыми друг от друга коллегами, а поигрывающие тусклыми клинками сатиры изменили дислокацию, сместившись ближе к огромной железной двери, не пропускающей жуткие человеческие крики из коридора снаружи.

Юноша с идиотским, несвойственным данному месту интересом задумался, неужели он настолько крепко уснул, что пропустил, когда напились оставшиеся рабы. Причем напились без шума и истерик, судя по отсутствию выбитых зубов и пятен крови рядом с полной воды емкостью, но эти мысли недолго им владели. Он аккуратно покрутил шеей, взглянув на ровно-дышащего, сидящего с закрытыми глазами Лкетинга и до сих пор икающе-вздрагивающего Такеши, однако по сравнению с тем, что было раньше — очень слабо. Молодая мать очень уютно и по-домашнему умиротворенно сопела, свесив растрепанную, беспрерывно ездящую вверх-вниз голову, ну, а спящий новорожденный мальчуган младенчески чавкал в ее исхудавших руках. Удовлетворившись увиденным, но, не обладая умением смиренно сидеть на месте, дабы подавать пример рабской прилежностью, Дмитрий решил рассмотреть пленников на других цепях, хоть они и не особо его интересовали, однако ради общего развития можно.

Разместившаяся рядом группа закованных женщин по большей части беспокойно спала, бодрствующая же часть — ерзала, бросаясь в разные стороны нервными, пугливыми взглядами, звякая поржавевшими цепями и беспрестанно шепча молитвы, густо перемешанные с различным жалостливым бредом. Вторая и третья цепи, выглядели лучше и тише, ибо по большей части состояли из добровольцев, где задние, прикованные насильно узники уже освоились и больше не выделывались, проявляя именно тот, заключивший в данные цепи характер. Чем отличались качества рабов со второй и третьей цепи, мальчишка не понимал, так как выглядели они одинаково… Молчаливые, угрюмые, покорные и выносливые. Осознающие, что находятся в месте, не терпящем непонимания приказов, исходящих из животных пастей.

Ну, а четвертая цепь, как всегда смиренно молчала, показывая пускающих сопли и старающихся не выделываться рабов, но это до поры, до времени. Этому контингенту достаточно одного, поднявшего крик «храбреца» и толпа взбунтуется, сама не понимая, на что идет. Толпа есть толпа. Чистые эмоции и ни одной разумной мысли. Поэтому легко управляется.

В общем, помеченные различными тавро человеческие рабы спали и не спали, молчали, скулили, плакали, а некоторые так и вовсе перешептывались, но Дмитрия это не особо интересовало, ввиду чего он непроизвольно зевнул, широко раскрыв рот, и пошевелил онемевшей задницей, стараясь аккуратней двигать онемевшую спину, с любовью прислоненную к стене.

Несмотря на зевок, спать не хотелось, а еще непонятно отчего интересовало время суток, но это наверняка ненадолго, ведь в голову приходят не только умные идеи, но и всякая ерунда, уж это мальчишка знал, как свои пять пальцев. Хотелось прогуляться, дабы растормошить затекшее от столь долгого сидения тело, но Ад не позволял подобных вольностей, поэтому он чуть-чуть приподнялся и почти беззвучно переместился на выпирающие коленные чашечки, то есть встал на колени, каким бы это не было мерзким и неестественным.

— Ди-ма! Ты куда? — парень испуганно дернулся от неожиданности, породив звяканье цепи, однако мгновенно успокоился, узнав голос Лкетинга.

— Тело… — он обвел себя руками, не зная, как объяснить воину-масаи слово «затекло». — Плохо двигалось! Тяжело! Разгоняю кровь! — более-менее сносно подобрал слова парень.

— А-а-а-а… — понятливо кивнул туземец, глядя блестящими, словно и не спал, ярко-голубыми глазами. — Лкетинг понял! — выходец из Африки опустил веки, невозмутимо продолжив отдых, а стоящий на коленях мальчишка энергично зашевелил худыми руками и тощей задницей, едва слышно звеня цепью и не обращая внимания на бодрствующих узников, тревожно глядящих на свихнувшегося нелюдя.

«Придурковатые… Сразу пялятся… Проклятые параноики… Напугали их всякими страстями про нас троих, так я еще встал и двигаюсь, как буйно-помешанный… Без них тошно, вон черти с пузатыми уродами, как смотрят… Аж дрожь по спине…», — жутко-нервничающий, но желающий погонять кровь юноша разминал почти не чувствующийся зад, не меньше переживая за сохранность тела.

Рассредоточившиеся по человеческому загону парнокопытные воины Ада внимательно следили за обнаглевшим узником, свиномордые же карлики, как ни странно не обращали внимания, лишь один из них ткнул жирным пальцем, будто показывая на безумного «Спящего», однако это не произвело фурора и оваций. Его коллеги поджали свиные губы и покрутили у виска, что-то произнеся, наверное, сказав, что «Спящие» отдельная категория рабов со своими тараканами в голове, поэтому Дима без проблем разогнал кровь в тех местах, где и задумывал, а после принял изначальное положение сидя у стены, сгибая и разгибая бесчувственные ноги.

«Молодец я какой… Знал же, что меня не тронут, а остальные пусть думают, что хотят… Потом будут ковылять на затекших ногах, хотя скоро бессмертие… Поскорей бы… Нога до сих пор болит… Спину жжет… Губы, как маленькие оладьи… А так раз и оп! Танцуй детка!», — по ногам бегали маленькие иголочки, рассказывающие, что все идет, как и задумывалось, сам же юноша прикрыл глаза, дабы не нервничать под взглядами напряженных чертей и погрузился в самого себя, но…

— Не спится? — справа раздался отчетливый женский шепот, и Дима мгновенно понял, что это Лиза.

— Не-а, — известил он ее таким же громким шепотом, продолжая гонять ноги вверх-вниз. — Занемело все, я вообще не понимаю, как ты сидишь и не двигаешься или вон они… — парень поочередно указал головой на Лкетинга и Такеши, отчего, будто почувствовавший внимание к своей персоне японец страдальчески зашевелился, на пару секунд распахнул раскосые глаза и снова уснул, высунув кончик белесого языка. — А на других мне по барабану. Они сами не хотят жить, — взор юноши охватил сразу всех, едва шевелящихся рабов.

— Может, боятся? — слегка усмехнувшись, ответила девушка, бросив любящий взгляд на спящего малыша. — Не хотят проблем? Разве ты не чувствуешь страха, когда выделяешься подобным образом? Своей неуклюжей зарядкой? — в ее глазах светилось любопытство.

— Проблемы будут, если не разминаться. Больные люди! Ноги с руками двигаться перестанут, потом намучаются… Плюс холодно же, — парень посмотрел на нее, как на дуру. — А вот насчет страшно мне или нет… Страшно! Очень! Но я знаю, что они… — он указал серо-голубыми глазами на сатанинскую рать. — Меня не тронут. Это проверено! — ответивший на вопрос Лизы юноша закончил упражнения и вытянул ноги, чуть ли воткнув кончики пальцев ступней в задницу сидящего спереди раба. — Поэтому все это я делаю через страх и нежелание! Вот! А они все… Да! Больные! Готов повторить это сколько угодно раз! — узники, развесившие уши спереди и по бокам как-то нервно и обидчиво зашевелились, но отвечать не стали, ведь связываться с ненормальными нелюдями себе дороже.

— Это ты для них больной, — с толикой уважения произнесла молодая мать, укачивающая малыша и не обращающая внимания на прислушивающихся к их диалогу соседок, даже в Аду обожающих бесконечные сериалы. — Не стесняешься спорить с этими… — она сглотнула и вздрогнула. — Чертями! Проснувшись, разминаться начал… — Лиза нервно моргнула. — Лично я бы спорить точно не смогла. Как посмотрю на их рога, копыта, страшное оружие, так жуть берет… Бр-р-р! — девчонку вновь передернуло от нахлынувшего страха.

— Ну… — протянул Дима. — Я изначально препираться тоже не собираюсь, но это такая моя фишка. Ну не могу промолчать и все! — он резко вздернул плечами, и было непонятно, часть ли это разминки или же секундная озадаченность. — У меня внутри будто что-то разгорается, и я перестаю себя контролировать… — мальчишка облизнул распухшие, потрескавшиеся губы и внимательно посмотрел в карие глаза девушки. — А случай с убитым рабом — недоразумение… Хоть и очень неестественное для меня… — он озадаченно моргнул и убрал взгляд. — Я так далеко никогда не заходил, и вообще первый раз убил человека… Толком не знаю, что со мной происходит в такие моменты… Не могу назвать это болезнью, — он задумчиво и отрешенно, смотря в спину сидящего напротив раба, покрутил указательным пальцем правой руки в воздухе, словно выискивая подсказку. — Иногда мне кажется, будто внутри меня кто-то живет… Очень злой и ни с кем не согласный… Как-то так… Лучше все равно не объясню, — парень снова моргнул, пожал плечами и неловко посмотрев на девушку, быстро отвернулся, отчего почувствовал жжение в том месте, где повидавшее тысячи человеческих узников кольцо беспрестанно натирало. — И еще эта железяка на шее! Блин! — нервно буркнул юноша, вздрогнув.

— Что-то случилось, Дима-сан? — испуганно распахнул глаза беспокойно дремлющий Такеши, и страдальчески поморщился, пытаясь выпрямить спину и разогнуть ноги. — Ой-ей-ей! — громким, срывающимся на голос шепотом заохал сонный азиат. — Как же все онемело! — искривился японец, видимо не ощущая ни миллиметра некоторых участков тела. — Вот почему ты так делал Дима-сан… А я думал это сон! Учил меня дед, учил… — произнес он непонятные слова и, помогая себе руками, неуклюже приподнялся, встав на колени. — Не понимаю, как Лкетинг-сана ничего не тревожит… — задал вопрос сам себе японец и с хрустом выгнул спину, словно забыв про присутствующих рядом чертей с сатирами. — Ой! — Такеши замер, а по раскрывшейся сзади ране побежала кровь. — Забыл! — страдальчески пробормотал не могущий проснуться азиат, но все равно активно зашевелил торсом, благо безъязыкого раба сзади продали и свободной цепи хватало.

Его, как ни странно совершенно не волновала парнокопытная братия, внимательно уставившаяся на следующего обнаглевшего раба, но так как это был снова «Спящий», действий никто не предпринимал, лишь один свиномордый демон покрутил жирной шеей, чиркнул мачете по камню, и шумно высморкавшись, злобно сплюнул, словно не одобряя неприкасаемость особых узников.

— Лкетинг чутко спит и хорошо управляет телом! — произнес, распахнувший пронзительные голубые глаза масаи. — Тело Лкетинга всегда работает! Масаи много ночуют в джунглях и когда просыпаются, сразу могут сражаться!

— Везет! — еще недавно трусливый Такеши энергично крутил костлявой задницей, и сейчас их отрезок цепи походил на рекламу фитнес-клуба, где не хватало грудастых и жопастых цыпочек, хотя нет, одна была, но с бонусом в виде ребенка. — Мне бы так! Но это надо тренироваться каждый день, а на Земле вечно времени не хватило, — завистливо и одновременно грустно пробормотал он, косясь на скучающих красноглазых сатиров, наверняка ищущих, кому отрубить конечность за мелкую оплошность.

— Это да! Времени всегда не хватает… Даже, если ты ничего не делаешь. Отмазка такая. Чисто человеческая, хотя надо просто меньше спать и умело распределять его… Жаль я раньше этого не понимал, — поддержал его Дима. — А ты? — переключился мальчишка на гладящую прозрачные волосики младенца девицу. — Ничего не онемело? Жопа, ноги, руки, а может еще что? — грубо, но просто и по-дружески поинтересовался он у Лизы.

Ты в ответ помолчала, видимо соображая, как среагировать на панибратский, почти интимный вопрос, но спустя мгновение пожала исхудавшими плечами.

— Да нет вроде… Все хорошо и наверное потому что, как ты выражаешься, жопа мягкая, да и ноги постоянно меняла, пока спала. Просыпалась несколько раз. Да и не спала, а так… В какой-то безумной полудреме с вечными выныриваниями, чтобы на него посмотреть, — она любяще кивнула на ребенка.

Дима внимательно взглянул на ее хоть и худые, но все равно манящие ноги и действительно. Они лежали совершенно иначе, уж это он точно помнил, ибо был придирчив к мелочам.

— Нормально я так спал… — юноша понял, что в витал в очень неслабом сне. — Не храпел? Никто не в курсе? — он вопросительно мотнул лохматой башкой по сторонам, ввиду того, что его очень интересовала данная, вроде бы несущественная мелочь.

— Храпел, — кивнула девица. — Причем хорошо так, — ее губы раздвинула еле видимая усмешка, яростно контрастирующая с трясущимся и всхлипывающим людом, зовущимся в Аду человеческим скотом. — По-домашнему… У меня муж также спал… — тяжелый вздох подавил положительные эмоции и в уголках карих глаз появился предательский блеск, быстро сошедший на «нет».

— Понятно… — не зная, что и сказать пробормотал Дмитрий, не умеющий сожалеть чужому горю, так как сам его не ощущал, но мучающихся вследствие этого людей понимал и сочувствовал, но это, если симпатизировал изначально, если же нет — эмоции отсутствовали напрочь. — Извини, что вызываю у тебя подобные ассоциации, — неловко моргнул он. — Я вообще не знаю, как на многое реагировать… Все так перемешалось. Никаких норм и моралей, земные ценности отброшены, уже убийцей стал… Другой мир. Чертов другой мир! — громким шепотом известил парень всех слышавших его, но никто не среагировал, лишь Такеши поддерживающее кивнул, а воин-масаи дружески толкнул крепким плечом.

— Да нормально все! — шмыгнула носом Лиза. — Ты не виноват, что также храпишь… Скорей я, ведь продолжаю искать знакомые черты… — она нервно бросилась взглядом по скотскому загону, завершив обзор на покрытой ржавчине цепи, идущей от собственной истонченной шеи. — Не дай Бог попасть сюда кому-то из родных мне людей… Не дай Бог! — молодая мать искренне произнесла слова, показавшие ее отсутствие эгоизма и замолчала.

Наступила гнетущая тишина, но это на словах. Скорее стала четче ощущаться давящая, жуткая атмосфера, беспрестанно разбавляемая исходящими от человеческих рабов страдальческими звуками и дыханием чертей с сатирами, отчего длительное пребывание под ее гнетом вгоняло в пожирающую изнутри депрессию. Долго так сидеть возможным не представлялось, и Дима нервно закрутил головой, однако ничего нового не увидел. Такеши подавленно молчал, Лкетинг витал в своих облаках, а Лиза задумчиво смотрела на младенца, изредка шмыгая носом. На адское сопровождение внимания старались не обращать внимания, ибо лучше черт скучающий, чем интересующийся чужим любопытством.

— Дима! — голос Лизы буквально осветил всеобщее молчание, и парень мгновенно обернул голову. — Ты так и не дорассказал про «Спящих». И еще этот… — карие глаза боязливо метнулись в сторону сатиров. — На поросенка похожий, говорил много интересного… — девушка с любопытством смотрела на парня, пытающегося опустить взгляд при ее вопросе, но зависшего на манящей груди. — Можешь смотреть, сколько хочешь! — подбодрила она, умело пользуясь женскими чарами и своим, не уменьшившимся от тяжелого пути богатством. — Ты только расскажи! Тебя, правда, не мучает совесть за убитого… — Лиза кивнула в недавно образовавшийся промежуток поржавевшей цепи. — Человека?

— Человека?! Не говори ерунды! — раздул ноздри Дмитрий, а сидящие напротив рабы беспокойно заерзали. — Скорее людской мусор! А за мусор меня совесть мучить не может! Мучилась ли ты душевно, вытирая грязь под кроватью? Нет? Вот и я нет! — Такеши слушал яростную и оскорбительную речь мальчишки с играющим на лице противоречием, а Лкетинг раздвинул уголки губ в положительной улыбке. — А насчет груди я и сам могу смотреть… — юноша провел языком по губам. — Без всяких разрешений! Добыча, собственноручно идущая в силки, никогда не будет завидной! — узники вокруг мечтали, чтобы их, как можно дальше отсадили от странной троицы, но рогатым воинам с кровожадными карликами было плевать на желание скота, давно записанного в мясо, коему уже застолбили прилавок.

— Да, что ты знаешь о добыче, идущей в силки! — усмехнулась девушка, отринув мысли о нахождении в Геенне Огненной, и включив режим бл. дства, что умеет делать каждая особь женского пола. — Когда ты будешь пялиться, я буду тебе ее приподнимать! — у Димы заблестели глаза, рот наполнился слюнями, а член кровью. — Смотри! — Лиза выполнила обещанное, отчего послышалось шумное глотание слюней Такеши, а ноги японца подогнулись к груди, словно что-то пряча. — Расскажешь? — девушка умело распаляла любопытство, не обращая внимания на соседок, посматривающих на нее, то ли завистливо, то ли, как на шлюху. — Ну, пожалуйста! — карие глаза устремились на богатыря Димы, вспыхнув тут же погасшим похотливым огоньком, парень же в ответ подтянул ноги к груди, взяв пример с красного, как помидор азиата.

— Не могу понять… — произнес юноша, так и не научившийся за время жизни играть с женщинами в их игры. — Ты и вправду такая бесстрашная или это у тебя от нервов? Эмоции скачут? Истерика? Или ее подобие? — он задавал вопросы больше сам себе, чем девушке, стараясь не смотреть на влекущие груди, превосходящие любые из остальных женских в этом помещении. — Не верится, что ты всегда такой была… — постигшее низ живота возбуждение никак не отпускало, несмотря на отсутствие сексуальности в самой ситуации, где по теории одни поржавевшие цепи на тощих шеях, да хмурые черти опускали вздыбившийся хрен на полшестого. — Это я не увиливаю от ответа, а просто интерес.

— Верю и поэтому отвечу, только тоже вопросом, — серьезно уставилась на него девушка, забыв про приподнимание грудей. — А ты предлагаешь мне утонуть в тоске? Захлебнуться страхом, сойдя с ума? Или убить себя об стену вместе с ребенком? — взгляд карих глаз нежно скользнул по крошке, шлепающему во сне миниатюрными губами. — Я надеюсь на спасение, но не представляю, откуда его ждать… — тяжело вздохнула она, забыв про заигрывание. — Смерть… Никогда не представляла ее такой… Как-то иначе, правда не знаю, как…

— Никто не представлял! — двинул плечами помрачневший Дима, и почесал нос с правой стороны. — Я вообще не задумывался, считая, что никто не имеет права издеваться над людьми после смерти… Думал, что это глупости, но оказалось намного сложней и одновременно проще… — мальчишка моргнул и вытянул руки, положив их на согнутые коленки, дабы отстраненно пошевелить пальцами. — Здесь никто не думал об уготованном ему Аде, а еще меньше задумывался о таком его виде. Ха. Ха. Ха, — мрачно, без эмоций и через слово засмеялся он, продолжая сгибать и разгибать похрустывающие фаланги пальцев. — Такие девушки, как ты довольно редко встречаются! — юноша внезапно сменил не имеющую смысла тему, с интересом вглядевшись в правильное лицо Лизы. — Обычно все, как одна истерички и тому подобное, а тут… Можно сказать бриллиант, причем не где-нибудь, а в самой Геенне Огненной! — чуть ли, не нараспев произнес он, но, не издеваясь, а декларируя саму суть поразивших его и так возвышенно поданных слов. — Не женщина, а находка! Такой, как ты самое главное правильного мужика найти, чтобы он ее энергию и независимость в нужное русло направлял! — бросал мальчишка комплимент за комплиментом, на деле бывшие ничем иным, как правдой в глаза, девушка же зарделась, словно маков цвет и непроизвольно поправила волосы. — И соседки твои! Ты погляди, кто к тебе прикован! Одних добровольцев штук десять, вон глаза серьезные и злющие, — он увлекся болтовней, поднимающей женскую самооценку и кивнул в сторону вжавшихся в стены, развесивших уши товарок Лизы. — Девки матерые, будто войной помятые, а ведут себя, как истеричные суки с мужиками алкашами-импотентами! Да, бабоньки!? — он саркастически наклонил голову вниз и вбок, пытаясь занырнуть под нечесаные космы, дабы разглядеть выражение глаз, прячущихся от реальности окружающего мира, как из-под ближайшей гривы нечесаных, когда-то каштановых волос раздался довольно грубый ответ.

— Отвали, мерзкое отродье! — голос, издавший столь грубые слова, был мелодичен и красив, словно журчащий в Тибете ручей, дающий просветление испившим его вод паломникам.

— Ого! — опешил Дима, приняв искреннюю грубость напуганной бабы, созданной петь для олигархов, как простительную ошибку в ее дурной голове. — А чего отродье-то?

— Сами черти, будь они прокляты во веки веков, называют тебя и твоих друзей отродьями! А эта… — костлявое плечо дернулось в сторону бесстрастно смотрящей на нее мамаши. — Еще разговаривает с вами! — у изливающего гадости рта не хватало кружащихся мух, но они видимо сдохли от вони скотского загона. — Да будь моя воля, я бы тебя и твоих друзей удавила еще при рождении! Посмотрев в ваши мерзкие, нечеловеческие глаза! — голос затих, словно его и не было, а косматая голова ушла в плечи.

— Дерзкая, смелая, как лебедь белая… — ошалело хлопая глазами, проговорил парень, не принявший к сердцу ни одного слова, ибо знал истинную натуру людей давно, а непроходимую тупость отдельных женщин вкусил еще во время прошлой жизни. — А с виду и не скажешь, что дурная, как пробка… Так вот отчего записалась в добровольцы эта самоуверенная калоша… Виной всему несусветная дурь, гуляющая внутри принимающего любые знания разума, — задумчиво пробормотал Дмитрий. — Ты, что думаешь, Лкетинг? Такеши? — он вопросительно толкнул плечом покрытого шрамами воина-масаи, сто процентов слушающего непринужденный диалог, насчет японца можно даже не спрашивать, ибо уши того собирали все вокруг, хоть коленки до сих пор прижимались к животу.

Туземец лениво покосился на него и пожал плечами, бросив полный брезгливости взгляд в сторону выразившей личное мнение женщины, азиат же пошевелил губами и вымолвил:

— Существует мнение, что женщины равны в правах с мужчинами и могут делать все, что им вздумается, и я не против, но в некоторых случаях во мне преобладает искреннее желание, чтобы они не имели права говорить, пока им не разрешат! Вот сейчас я «за»! — он заглянул в темноту скрываемую коленками, тяжело вздохнул и озадаченно почесал затылок, зазвенев цепью.

— Сучка! — просто и непринужденно произнесла укачивающая умильно-спящего младенца Лиза. — Тупая сучка! Мелешь, сама не зная, что! — и отодвинулась ровно на столько, сколько позволяла натянувшаяся цепь. — Ну, так вот! Отбросим в сторону мысли об убогих… — волна неприязни буквально пошла в сторону запутавшейся в собственных мыслях соседки. — И продолжим начатый разговор, к которому не можем перейти уже целых два раза… — девчонка вновь уставилась на Дмитрия. — Расскажи про «Спящих»! Почему вы считаетесь ценными… рабами? — она, как и обещала, волнующе приподняла грудь, отчего в сторону троицы друзей пошла волна похоти, проигнорированная лишь Лкетингом.

Так и не опустивший ноги парень, сморщил лицо, будто откусил кусок лимона и уставился на притягивающие не только его сиськи. Затем погонял во рту драгоценные слюни, и пару раз чавкнув, уподобился старому, не могущему помереть в сто двадцать лет деду, приготовившемуся рассказать красивую сказку неугомонным правнукам.

— Теоретически… Я не утверждаю, что это правда! — быстро начал он и нарицательно поднял палец вверх, зацепив поржавевшие звенья цепи. — «Спящие» — это такие люди, но не совсем люди, — палец опустился, а Дима замолчал, думая, что сказать дальше, ведь рассказывать подобную байку простому человеку как-то несерьезно, однако отринул все сомнения, ибо несерьезность закончилась с переходом в очень живую смерть. — Все так называемые грешники в Аду подразделяются на несколько типов, и их сортируют с помощью тавро, — он указал на изуродованный лоб, заметив, что сидящие напротив и неподалеку рабы замерли, видимо прислушиваясь к повествованию. — Женщины являются однотипными, без всякого подразделения… — юноша непонятно с чего извиняющиеся посмотрел на внимательно слушающую Лизу. — Еще есть второе тавро, третье — я не знаю, что они значат, но вроде как хорошее, и четвертое — это наше… — голова Димы мотнулась в сторону Такеши с Лкетингом. — А-а-а-а! Забыл! Хотя, как забыть, мешающую двигаться грязь! Пятое! Все они! Так называемое мясо! — жестокие слова без сожаления покинули глотку парня, заставив похолодеть вышеуказанных человеческих особей, а обе его руки взметнулись вверх, дабы обрисовать их незримым кругом. — Так вот… — руки упали обратно, но правая не до конца, ибо кистевые мышцы выдвинули указательный палец и подняли, заостряя внимание на следующем высказывании. — Четвертое тавро… Это я его так назвал, может оно первое или второе, а второе наоборот пятое, но не суть! Эти определения только мои, поэтому довольствуйся имеющимися… — он пожал плечами, отчего без конца мешающаяся цепь съехала на грудь, Дима же прошептав неслышное ругательство, вернул ее обратно. — Наше, то есть четвертое тавро, клеймо, как кому удобней, ставят особенным, можно сказать даже избранным людям, которые люди только снаружи, на деле же… Скажем так, инопланетяне прожившие множество жизней в других Вселенных и прибывшие на Землю в виде высокоразвитых душ, дабы спасти ее жителей от глупости ими творимой, — девушка озадаченно моргнула, а прислушивающиеся рабы издали скептический «мык», оставаясь недоверчивыми идиотами и в столь ужасной следующей жизни. — Естественно глупости они творят не сами, а с чужой подачи, ведь люди еще те бараны, уж извиняюсь… — он неуклюже поморщился, а Лиза пофигистично кивнула, покрепче прижав младенца к груди. — И вот мы, то есть «Спящие»… — всклокоченная голова Дмитрия показательно мотнулась в сторону друзей, а палец ткнул на себя. — С помощью своих выдающихся способностей и… — парень не удержался, чтобы не расправить грудь и не метнуть гордый взгляд в темноту подтянутых коленок. — Различных, показывающих Правду с большой буквы талантов, должны заставить людей очнуться от навязываемой им чужеродной идеологии, превращающей человеческую расу в неразумеющий собственной цены скот! Должны рассказать и показать, как жить! Однако существует проблема… — мальчишка тяжело вздохнул и яростно, будто они мешают говорить, почесал виски. — Проблема в том, что сами «Спящие» не могут проснуться без подсказок, а если же начинают просыпаться, то уже тогда, когда настолько пропитались ложью реального мира, что новое его видение кажется сумасшествием… Хотя нет… Даже БЕЗУМИЕМ! И они начинают лечиться, подавляя выныривающее из сна сознание транквилизаторами и антидепрессантами, либо алкоголем и наркотиками. Естественно в данном вопросе у меня есть собственное мнение, сводящееся к тому, что их также должен кто-то будить, но видимо, все намного сложнее и они обязаны выполнить свою миссию непроизвольно, так как учить и вмешиваться в естественную для большинства людей жизнь — это часть их характера, отчего они и страдают, — Дима на мгновение замер, прервав оживленный шепот и вспомнив собственное существование, полное алкоголизма и отсутствия какой-либо цели из-за нежелания жить по логике оскотиневшего общества. — «Спящие» — это те, кто обладает собственными, отличными от основной массы мнением, логикой, талантами, то есть люди, выделяющиеся нестандартным поведением и считающиеся психами. Да-да! Ты сама знаешь, что такие на Земле зовутся ненормальными, а все из-за подчинения собственным правилам вместо навязываемых, что многим не нравится! Как-никак система категорически против бунтарей, а до повсеместного контроля остался еще с десяток лет. Вот тогда-то начнется и существование вместо жизни, как люди называют собственное пустое бытие… Когда выход в туалет превратится в ток-шоу под присмотром невидимых камер. Короче, как я понимаю и даже более чем уверен, цель нас — «Спящих» — разрушить грядущее беспросветное будущее, ведь человечество создано не для узаконенного рабства, а для поиска настоящего Бога, истинного Творца и Создателя, коих бесконечное множество вместо навязываемого одного. Вот так-то моя дорогая… Ответил я на твой вопрос? — Дима жадно втягивал вонючий воздух, не заметив, как за воодушевленным разговором запыхался и заставил навострить уши всех слышавших его рабов, только даст ли это толк, здесь уверенность отсутствовала.

— Белый брат — настоящий вождь! — сделал неуклюжий комплимент масаи, хлопнув его по плечу тяжелой ладонью. — Лкетинг пойдет за тобой! И желтый брат тоже пойдет! — туземец с шаманским будущим уверенно сказал за Такеши, тот же согласно кивнул головой с блестящими глазами.

— Да, Дима-сан! С удовольствием пойду! Твоя речь… Она такая… Такая сильная! — японец не мог найти слов. — Давно не слышал ничего подобного! — азиат уважительно кивнул, а у юноши полегчало на душе от осознания правильности так долго искомого, но все-таки найденного пути, до конца которого еще ох, как долго…

Лиза же, безмолвно выслушав высокомерную, однако лучащуюся правдой речь худощавого парня, замерла, раскрыв рот, видимо переваривая знания, так отличающиеся от всего ею предполагаемого, но парень и не торопился выслушивать комментарии мамаши с красивой грудью. Его больше интересовало мнение других, развесивших уши рабов и их отношение к столь непохожим на правду словам, поэтому он осторожно просканировал зассаный скотский загон любопытным серо-голубым взглядом.

Его внимание сразу же привлекла мерзкая соседка Лизы с поганой глоткой, та самая, что еще пять минут назад хаяла его с друзьями, а сейчас приподнявшая поблескивающие сомнением глаза, однако долго это не продолжалось. Стоило выговорившемуся юноше глянуть в ее сторону, как она тут же их спрятала, а сидящий рядом женский коллектив, если о чем и думал, то не выразил этого, старясь пребывать в позе с опущенной головой и ничем не выделяться, дабы не привлечь внимания кровожадных сатиров и молчаливых чертей.

— Ого! — наконец-то закрыла рот девчонка, метнув внимательный и полный любви взгляд на малыша, а после удостоила вниманием Диму, отвлекая его от анализа залитого неярким светом помещения. — Получается, что ты и твои друзья, Таке… Таке… — забыла любопытная девица. — О! Такеши! И Лке… Лке… Лке… — намного сильней запнулась она, пытаясь выговорить имя туземца, но парень не стал ждать и просто помог.

— Лкетинг и Такеши! — он заново представил масаи с азиатом, слегка улыбнувшись. — Вроде непривычные имена, но на деле быстро запоминаются.

— Ага… Понятно! — заморгала Лиза. — Короче ты, Лкетинг и Такеши… Вы одни из этих «Спящих»? Я правильно понимаю? Прибыли на Землю учить людей, да внезапно померли и попали в Ад? Так, что ли? — она потрясла давно немытой головой. — Столько всего накопилось… — девушка виновато улыбнулась и, освободив одну руку, покрутила ей возле лба, показывая внутренний бардак. — Никак не уложится… Вы добровольно прибывшие на Землю инопланетяне, которые этого не помнят и считают себя людьми? Точнее души инопланетян? В человеческом теле? Именно это создает вашу ценность в Аду? — она глупо хлопала глазами, а сидящие рядом узники беспокойно заерзали, словно опасаясь такого соседства.

— Типа того, — кивнул юноша, а Такеши за ним повторил в отличие от бесстрастного, подобного чертям воина-масаи, гоняющего взад-вперед потрескавшиеся губы и непонятно что разглядывающего. — По крайней мере, мне так рассказали, да и судя по моим мыслям с ощущениями на Земле, так оно и есть. Ну не чувствую я принадлежности к роду человеческому! Вообще! Да ты и сама видишь по моему отношению к ним… Не ко всем конечно, однако… — парень бросил всеохватывающий и ненавидящий взгляд на рабов, всю дорогу приносящих неприятности. — Тьфу! — он в сердцах сплюнул и густой белый плевок попал на краешек задницы узника напротив, никак не прокомментировавшего эту наглость. — Извиняюсь… — неуверенно пробормотал Дмитрий, все еще пребывая во власти земного воспитания.

— А почему вы умерли? Разве вас не могут сделать бессмертными? Чтобы вы уже точно выполнили свою миссию? — не унималась девчонка, блестя огромными карими глазищами, напитавшимися любопытством и временно отбросившими страх.

— Да мне, откуда знать? — удивился Дима, но потом склонил голову набок и задумался. — Хотя нет… Какое бессмертие? Ерунду ты говоришь… Тогда на нас моментально объявят охоту, чтобы изолировать от общества, безумно боящегося непонятного! Запрут, где подальше и будут изучать, брать анализы или просто уничтожат! Мы не должны отличаться… — вслух размышлял парень. — Должны быть такими же, как все, дабы не слишком выбиваться из общей массы… Ругаться матом, курить сигареты, бухать, читать книжки, сидеть в интернете и потихонечку просыпаться. Осознавать собственную суть! Духовно расти! Пытаться понять себя! Каждый день становится сильнее и умнее, преодолевая дурные привычки! — он бросил на Лизу серьезный взгляд. — Мы должны бороться со своими низменными инстинктами и учить других тому же! И это все при стертой памяти! Тяжеловато… А ведь требуется еще и поверить! Это не семечки лузгать в подворотне, тут и запутаться можно, пойдя не той дорогой! — мальчишка приподнял начинающий вновь затекать зад и немного передвинул его. — Вот лично я умер от того, что беспробудно бухал, причем бухал от отсутствия жизненной цели! Искал себя, как всем говорил, но никто не верил, даже мать, но она не особо виновата, все-таки обычная человеческая порода! Дибилы! Загнавшие себя в рамки идиоты! А Такеши… — вытянувший ноги японец с уважением кивнул девушке. — Сбила машина! Лкетинг… — в данный момент масаи водил головой из стороны в сторону, словно гипнотизируя внимательно следящих за ним парнокопытных воинов. — Рухнул в пропасть на охоте! Кто его знает… Может так требовалось… — парень наморщил нос и облизнул распухшие губы, мечтая, чтобы те сдулись.

— Понятно, что ничего не понятно… — моргнув, пробормотала девушка, не замечающая, что заслушавшись, наматывает на палец сосульку слипшихся от грязи волос. — Не хочу показаться дурой, но переспрошу еще раз… Ты так и не сказал в чем все-таки ваша ценность? Что вы такого умеете? Лично мне непонятно… Выглядите, как обычные люди, а со стороны поглядеть, так неприкасаемые. Ну, только, если этот… — Лиза зябко передернула плечами. — Огромный урод с плеткой не особо перебирает… Лупит всех почем зря… — было видно, что Варгх подарил ей не самые приятные впечатления.

— Честно говоря, сколько не думаю, сам понять не могу… — наморщил нос и пожал плечами парень. — Может скрытые способности какие? Хрен его знает… Мы просто другие. Вообще другие. Иное мышление и видение мира. Хорошая адаптация ко всему, — он задумчиво почесал голову и задумчиво посмотрел на друзей, где Лкетинг продолжал покачивать головой, Такеши же хоть обратил внимание на его вопросительный взгляд, однако отрицательно и безответно покрутил густоволосой головой. — Больше и сказать-то нечего, хотя нет… Общая суть! — юноша довольно прищурил глаза. — Общая наша суть сводится к тому, что по человеческим меркам мы наглые, упертые, непокорные и абсолютно неподдающиеся воспитанию, если не считаем это необходимостью! Как африканские буйволы! — парень горделиво ухмыльнулся, сравнив себя с громадным и непоколебимым рогатым животным. — Наверное, поэтому и нет смысла нас трогать, да и глупая затея портить дорогие вещи, а вот почему дорогие, мы узнаем лишь в конце пути, — его внезапно посетила взявшаяся ниоткуда жуткая мысль, отчего девчонка со своим малым такие ценные, но это конечно не сто процентов, однако…

«Наверное очень лакомые кусочки мать с дитем… Здесь с ними можно творить поистине кошмарные вещи, обладая столь совершенными восстанавливающими технологиями… Играть на материнской любви… Даже представить не могу, кому из них не повезет больше… Бр-р-р…», — юношу передернуло от нахлынувшего ужаса вкупе с омерзением, но Лиза естественно не поняла причину вздрагивания Дмитрия, решив, что холода.

— Не все буйволы глупые, — послышался голос воина-масаи, отвлекшегося от увлекательного занятия мотания головой. — Многие очень умные! Умнее многих глупых людей здесь! — туземец обвел мускулистой рукой помещение, изрядно прибавившее в вони мочи за последнее время.

Судя по запаху, он усилился из-за массового сброса свежего балласта, от которого рабы с радостью и удовольствием избавлялись, не слишком стесняясь даже рогатых, и ведь не подумаешь на быстро развившееся недержание, хотя чего только в Аду не бывает. Сам Дима чувствовал лишь небольшую, легко терпимую тяжесть в мочевом пузыре.

— Умнее многих здесь даже кухонные тараканы! — погромче произнес парень, желая быть услышанным, как можно большим количеством запряженных с ним в одну упряжку грешников, однако тех такая ерунда не тронула. — Правильно я говорю?! — злобно гаркнул Дима, забыв, где находится, и все-таки заставив испуганно дернуться не ожидающих подобного сидящих спереди и сбоку узников, а также распахнувшего сонные глазенки ребенка.

Рогатые охранники в свою очередь даже не шелохнулись, умело определяя намерения узника, пусть даже «Спящего», а свиномордые карлики так и вовсе бросили пару налитых кровью, ленивых взглядов и отвернулись, продолжая перехрюкиваться о чем-то своем. Подобная реакция не удивила мальчишку, привыкающего, что в Аду беспокойных «Спящих» умело используют для помощи в перетаскивании утомительного груза в виде земных отбросов, дабы ценные узники не растрачивали большой потенциал на всякую ерунду. Геенна Огненная столь долго работала с земными грешниками, что давно превратила процесс их прибытия и доставки на место в идеальный конвейер, использующий качества каждого из рабов на пользу проклятого мира.

— Ну вот! — укоризненно и огорчено воскликнула девушка, отвлекшаяся от пребывания в отвратительном месте образовавшимися бытовыми проблемами. — Разбудил малыша! — дите чавкало едва различимыми губенками, вследствие чего Лиза облегченно поняла, что требуется сиська и младенец не удостоит ее криком, поэтому мгновенно приподняла тяжелую грудь, аккуратно подсунув сосок в жадный рот миниатюрного человечка.

Дмитрий, в который раз подумал, что такую грудь он бы и сам попробовал, однако Ад не лучшее место для любовных утех, хотя с другой стороны здешнее отсутствие моралей позволяет полностью отдаться безумной животной похоти…

«Реальная суть Геенны Огненной дает мне возможность насильно взгромоздиться на кого угодно, и за это не будет даже административной ответственности, но… Какими-никакими духовными ценностями я по-любому обладаю… И даже не по-любому, а их настолько много, что я и сам не знал о таком количестве собственных внутренних запретов… Не-не-не…», — парень с негодованием отверг мысли, делающие его слабым, проводив манящую сиську жалостливым взглядом, Лиза же не заметив вселенской тоски в серо-голубых глазах, сюсюкала с насыщающимся малышом.

Внезапно раздался пугающий скрип огромной железной двери, прячущей человеческих рабов от насыщенного страдальческими воплями коридора, и массивная воротина принялась открываться. Крики круглосуточно мучаемых людей тут же протиснулись через увеличивающуюся щель, полыхая желанием напомнить о своем существовании и «усладить» слух еще не коснувшихся истинного Ада грешников, слишком расслабившихся за время отдыха. Сколько этого времени прошло — не знал никто, ибо здесь оно шло совсем по-другому, делясь на «страшно» и «не страшно».

Вонючее помещение мигом заполнилось почти материальными людскими страданиями, отчего сатиры сладострастно всхрюкнули, словно впитывая адскую манну небесную, а рогатые воины остались недвижимыми и было непонятно, что испытывают эти дисциплинированные создания. Вслед за человеческими воплями послышался звук множественного, становящегося все ближе и ближе цоканья копыт, что теоретически означало приближение Джумоука с сопровождавшими его чертями.

Спали ли они? Неизвестно, однако Дима прямо-таки мучился от незнания такой вроде чепухи. Ему было дико интересно знать, когда все-таки отдыхают покрытые грудой мышц рогатые воины Ада с серебристыми узорами на копытах, ведь укутанный в золото собакоголовый определенно выспался, а вот они… Отдыхают ли вообще? Когда едят? Почему внешне на них не отражается усталость? Хоть какая-нибудь вымотанность? Или они жертвы генетических экспериментов, преобразовавших обычных чертей в универсальных солдат проклятой огненной планеты?

«Вопросы, вопросы, вопросы… Откуда их во мне столько? Причем таких, на которые никто другой и не задумается, а вот мне надо… Ад… Проклятый Ад… Даже здесь мне до всего есть дело…», — Дима напрягся и аккуратно поправил зудящую спину, чуть приподняв ее по холодной стене.

Жуткие крики из коридора заполонили человеческий загон, заставив дрожать каждого узника, сам же юноша задышал по науке Такеши, ибо липкий страх охватил и его. Лкетинг выпрямился и напряг мышцы торса, показав истинную красоту тела, созданного выживать в африканских джунглях, а азиат просто посильней прижался к стене, словно ища от нее поддержку.

Все… Все до единого рабы приготовились к новому этапу существования в Аду, склонив головы и спины, будто показывая готовность подчиняться, а сатиры с садистскими наклонностями злобно ощерили клыкастые пасти, видя охвативший человеческий скот ужас. Они радовались ему, как дети новым игрушкам, а парень вдруг вспомнил про Лизу и посмотрел на нее, дрожащую, но продолжающую кормить младенца, одновременно стараясь защитить от своего и витающего вокруг страха. Молодая мать ограждала ребенка своими, полными силы и спокойствия мыслями, оставаясь настоящей женщиной и примером для ей подобных, ибо защищала свое дите от внешних невзгод, подобно каменному утесу посреди бушующего моря.

Воин-масаи напрягся еще сильнее, будто превратившись в статую греческого бога, однако тут же опровергнул сие утверждение, хищно зашевелив крыльями широкого носа, подобно учуявшему опасность хищнику. Верхняя губа Лкетинга приподнялась, показав ослепительной белизны клык, а кончик языка облизал сухие губы.

— Они идут! Демоны приближаются! — туземец хрипло произнес очевидное, а прекрасно осознающий это Такеши, испуганно дернулся, будто только очнулся и не понимал, где находится.

Глава 7

— Бессмертие несут? — заметно нервничающий азиат задал с виду глупый вопрос, однако все они — «Спящие» — знали, что совсем не глупый, ведь здешнее бессмертие действительно легко переносилось в руках или лапах, это уж кому дадут нести. — Что-то страшновато мне… Как бы Дима-сан хорошо не рассказывал, а пока на себе не попробуешь, бояться не перестанешь… — Такеши бросил секундный взгляд на юношу, громко сглотнул и передернул плечами, отчего поморщился, но видимо из-за раненой спины.

— Может и несут… Здесь особо не предупреждают и не отчитываются… — отрешенно пробормотал равномерно дышащий мальчишка, вглядывающийся в полностью раскрывшийся дверной проем и севший, как можно ровней, дабы не смущать вываленным «богатством» недавно проснувшегося, а сейчас идущего проведать «товар» Джумоука.

Самое интересное, что подобная мысль пришла почти всем пленникам, и они тоже приняли стойку «смирно», только жопами на холодном полу. Все-таки человеческая способность адекватно воспринимать чужие, витающие в воздухе идеи, не полностью выветрилась из большинства рабов и они умело ей пользовались.

Тем временем в дверной проем, шумно цокая множеством покрытых серебристыми узорами копыт, вошли звероподобные черти. Вместе с ними не было никакого Джумоука, зато в тени за их спинами стояли некие другие, более жуткие существа, выглядящие намного выше свиноподобных сатиров, но на этом все и заканчивалось. Больше они никак не выглядели, ибо темнота скрывала их реальный вид, создавая загадку, пахнущую ужасом неопределенности.

«Наверное представители ООО «Бессмертие»… Сейчас начнут встраивать «волшебные» капельницы, то бишь регенеративные органы… Как они интересно выглядят на самом деле, органы эти? Хотя… Лучше не надо, а то удовлетворю свое любопытство, когда начнут втыкать без наркоза… Блин! По сути они должны втыкать без наркоза… Руки рубили без обезболивающего, а дырку в пузе прорезать и того проще… Анатон так и не рассказал всего процесса, загадочник хренов… Столько болтал, а самого главного не поведал… Старый пень с рогами, чтоб ему пусто было…», — парень напрягся, вглядываясь в темноту за массивными козлоногими воинами, но как ни старался, ничего не мог рассмотреть.

— Птицы… Лкетинг видит головы птиц… — подал голос туземец, широко раздувающий ноздри. — Лкетинг чувствует запах птиц… Хищных, злых… И умных… — Дима сглотнул кусок застрявшего в горле ужаса, ожидая кого угодно, но только не птиц.

— Не нравится мне все это… — пробормотал севшим голосом, заерзавший от беспокойства Такеши. — В моем воображении существа с птичьими головами ассоциируются только с чумными докторами средневековой Европы. Я нарисовал великое множество картин с их толпами, бродящими по каким-то странным местам… Был у меня непонятный промежуток в жизни, когда из под моих рук выходили очень жуткие картины и что самое плохое… — японец запнулся и нервно моргнул. — Я очень боюсь увидеть изображенное на них где-нибудь здесь… — он шмыгнул носом, но этот звук был едва слышен среди исходящих из коридора воплей боли и пощады, а также непрерывного гула, состоящего из молитв, стонов и плача, рождающихся внутри зассаного человеческого загона.

— Лучше бы ты этого не говорил, — Дмитрий почувствовал потекший по спине холодный пот и набрал полную грудь воздуха, желая выгнать свежую порцию страха, но сию же секунду от толстожопых сатиров отделился самый болтливый и вышел в центр зала, где лениво повернулся на триста шестьдесят градусов. Зачем он показал всем поросшую коричневой шерстью задницу и неопрятную свиную морду, так и осталось вопросом, ведь если покрасоваться, то внешние данные разумной свиньи не поражали совершенством.

— Итак! — отвратительный жирный карлик издевательски поклонился, звонко чиркнув по камню зазубренным мачете, а затем прищурил красные глаза. — Как и обещал господин Джумоук — бессмертие прибыло! — озвученная буквально на секунду мечта человечества заставила узников заткнуться, однако они быстро вернулись на старую колею отчаяния, что совершенно не смутило сатира и не требующего от них тишины. — Проходите гости дорогие, пожалуйста! Милости просим! — демон с зазубренным клинком зловеще оскалил пасть и отошел в сторону карликовых собратьев, дабы пропустить загадочные фигуры, скрытые тенью сопровождающих их чертей.

Сквозь строй дисциплинированных и со звонким цоканьем расступившихся рогатых, вышли почти люди, только с уродливыми птичьими головами, обладающими большими и круглыми, непрерывно бегающими глазами. Черепные коробки вгоняющих в тоску сознаний походили на вываренные в крутом кипятке вороньи, отчего сморщились, покраснели и лишились перьев, а мощные клювы являлись более длинными и массивными, чем у оригинальных каркуш, любящих всякие блестящие штучки.

Глаза этих тварей, непоходящих ни на одно известное в земном мире создание, обладали разумом, но каким-то иным… Даже черти и сатиры иначе смотрели на людей, в отличие от данных представителей адского мира. То ли рожденные такими, то ли созданные кем-то еще более безумным, эти существа видели человеческий скот даже не скотом, не животными, а чем-то… Именно «чем-то». Причем игрушечным. Тем, что можно ломать и заново склеивать, каждый раз получая иной, радующий безумный взор результат.

Это настолько жутко и чужеродно смотрелось, что осмелившиеся поднять головы рабы, мгновенно опустили их обратно, дабы не уродовать и так ежесекундно вздрагивающий разум, однако слезящиеся глаза все равно тянулись обратно, будто отказываясь верить в реальность происходящей ситуации, с надеждой ища подтверждение галлюцинациям, оправдывающим кошмарный бред.

Лично Диму пробрала мерзкая до невозможности дрожь, прокатившаяся с кончиков пальцев ног до темечка, больше всего отметившись на позвоночнике. И это было ощущение не страха, а дежавю, словно он однажды уже сидел в таком месте, ожидаяптицеподобных существ, должных вскрыть его, как поросенка… Знакомо… Чересчур знакомо, но в тоже время никаких воспоминаний…

Мальчишка моментально решил никогда не говорить этого ни друзьям, ни Лизе, ибо большую часть мыслей не доверял никому, кроме себя, тем более мало ли, что ему кажется… Возможность свихнуться в Аду всегда витает где-то рядом, поэтому лучше промолчать, ведь очень часто происходит необратимый процесс, когда даже самые близкие люди начинают чураться говорящего странные вещи родственника.

Нервно-подрагивающий парень отрезвляюще встряхнул головой, бросив взгляд на сгорбившуюся над ребенком Лизу, и снова впился серо-голубым взором на приближающихся к центру людского загона адских хирургов. Уверенность именно в этой профессии дарило не только стопроцентное знание, подаренное размахивающим тусклым клинком сатиром, но и пальцы их сто процентов человеческих рук. Длинные и тонкие, будто лучащиеся внутренней гибкостью, такие пальцы могли принадлежать либо пианистам от Бога, либо хирургам, другие варианты отсутствовали, ну кроме одного — профессиональных карманников, однако здесь это определенно не подходило.

Ужасные твари, чьи головы с отблескивающими чужеродным разумом глазами, плавно переходили в людские тела, быстро и одновременно плавно двигали ими — пальцами, словно желая, как можно быстрей приступить к работе, дабы совершенный инструмент не испортился от бездействия. Их тела ни капли не отличались от людских, и было жутко осознавать, что некие грешники послужили материалом для эксперимента, результатом которого стали птицеподобные доктора, отличающиеся от любого мыслящего создания совсем иным разумом.

Сознание, содержащееся в черепных коробках изуродованных, походящих на ворон птицелюдей, не принадлежало ни человеческой расе, ни чертовой. Оно было из настолько другой Вселенной, что заставляло трястись все до единой клеточки тела, «даря» измочаленной нервной системе непрерывный ужас.

Откуда они взялись? Какой мир «подарил» Аду столь чуждый разум? Кого отыскали черти во время собственных поисков Творца, ведь когда-то задумавшая столь великое дело раса не могла быть столь кровожадной, как сейчас… Что-то должно было изменить их, вот только что? Где находится неизвестная данного уравнения и какова глубина столетий, спрятавшая ответ на вопрос, рассказывающий о загадочных событиях, толкнувших две такие непохожие расы чертей и ангелов в пучину кровожадности?

Из одежды на непрерывно шевелящих длинными пальцами кошмарных существах, присутствовали лишь набедренные повязки глубокого черного цвета, причем глубина тьмы ткани являлась настолько невообразимой, что в нее засасывало подобно трясине, именно так показалось Дмитрию. Юноша мгновенно покрылся гусиной кожей и втянул запах окружающих миазмов носом, забыв о дыхании ртом, а повязки птицеподобных людей манили, словно гипнотизируя.

«Как наркоз… Им такие тряпки и надо, чтобы на мерзкие морды не смотреть… Отвлекает, аж оторваться невозможно…», — парень усилием воли отвел взгляд, уставившись на обнаженные ноги адских хирургов, ничем не отличающиеся от его конечностей, если только толщиной, но этот нюанс легко исправлялся стабильным питанием.

Судя по наступившему молчанию новоиспеченных грешников, они все, как один смотрели на гипнотизирующие одежки длинноклювых уродов и столь идеальная пауза, вовремя вставленная в творимую адской братией мелодию страха, идеально согласовывалась с разыгрываемой в скотском загоне пьесой.

Этих существ было четверо, одинаковых и похожих друг на друга, словно братья-близнецы, синхронно шевелящие утонченными, гибкими пальцами, особенно пугающими отсутствием какого-либо инструмента, коим видимо являлись руки с клювами, хотя нет… Еще разум. Тот самый чужеродный разум в больших, круглых, беспрестанно бегающих глазах, прячущих внутри иную Вселенную, тоже являлся инструментом. Самым жутким из любого возможного.

Эти люди с птичьими головами, как и весь безумный мир Ада, отождествлялись в сознании юноши все с тем же Египтом с его богами, безостановочно мелькающим на протяжении тяжелейшего пути, а он уже и не задумывался над множеством совпадений с мифами и легендами всех народов Земли.

Мир Геенны Огненной существовал и существует на протяжении всей истории третьей планеты от Солнца и с этим требуется смириться. Черти, ангелы и другие выкидыши их изуродованных непонятно чем рас, всегда будут рядом с людьми. Всегда. Ибо, как не сопровождать тех, кто своей глупостью и нежеланием верить в загробную жизнь, сами притягивают кошмарных существ.

Послышались звуки громыхающего железа, чем-то смахивающие на издаваемые катящейся до этого бочкой, но бывшие не совсем такими. Новые акустические колебания ассоциировались с тележкой из гипермаркета, доверху забитой разнообразным металлическим барахлом, ничем не скрепленным, вследствие чего беспрерывно звенящим, а значит добавляющим еще больше эмоций не соображающим от ужаса людям. Такое количество свежих впечатлений само собой не слишком радовало человеческий скот, и он протяжно мычал, перекрывая даже вопли мучеников, неизвестно сколько времени живущих в безумном коридоре, отчего вжавшегося в стену Диму колотило крупной дрожью, ребенок же Лизы, как ни странно спал, видимо успев нырнуть в спасительную тьму до начала адского концерта.

Отвратительная какофония из страдальческого гула рабов, грохота непонятно чего и воплей грешников снаружи, дарила сумасшедшим свиноподобным карликам поток энергии, под которым они сладострастно закатывали налитые кровью глаза и дергали неподъемными задницами, птицеподобные же доктора бесстрастно анализировали фронт работ, словно вокруг никого не было.

Жуткие, всеохватывающие птичьи глаза бегали во все стороны, а четверо чужеродных Аду и Земле монстров стояли спиной к спине неподалеку от бочонка с водой, рассматривая подготовленных для операции рабов со всех сторон света и думая о чем-то своем. Дмитрий не удивился бы, если узнал, что порожденные Адом создания умеют мысленно переговариваться, передавая друг другу информацию о происходящем на доверенном участке, дабы…

«Посоветоваться у кого, как лучше дырку в пузе проделать или прокомментировать насколько уменьшить лошадиный хрен вот того мужичонки, шутки ради… Земные доктора во время операций советуются с медсестрой Зинкой, да Танькой, как огурцы закатывать, почему бы и здесь не потрепаться о всякой ерунде…», — в голову юноши непрерывно лезли мысли, содержащие крупицы темноватого юмора, но его железной психике это и требовалось.

— Ну вот! Это и есть оплаченный господином Джумоуком товар! Четыре цепи человеческого скота! — гнусаво забасил сатир, чуть успокоившийся от наслаждения творящимся безумием. — Все отлично отсортированные, где самые буйные уничтожены во время отбора! Если кто будет сопротивляться, не переживайте! Тут есть, кому за ними смотреть, хотя у вас же свои методы… Я и забыл! Ну ладно! — голос карликового демона обращался к птицеголовым, беззвучно рассматривающих сгорбленных, упершихся взорами в пол рабов. — Прооперировать необходимо, как всегда быстро! Завтра уже отплывать на Рынок! — прямоходящий свин прогнусавил давно вызубренные пожелания собакоголового хозяина и махнул рукой рогатой охране, дабы та раздвинула непоколебимый строй и пропустила тележку, громыхающую сквозь сочащийся болью коридор.

Как бы это ни было странно, но в огненном мире битком набитом различными технологиями, по коридорам ездили обычные тележки, помятые временем также, как и стоящая в центре загона бочка. И катали их не роботы, а все те же, лысые и изломанные узники бараноподобного Низама, живущие в плену безумной цитадели.

— Быстрей, быстрей, быстрей убогие!! Или вы хотите боли, ничтожества?! Сейчас я вам устрою! — злобно проорал свиноподобный карлик, перекрывая мученический вой из коридора и страдальческий гул вокруг. — Еле ноги тащите! — сатир звонко и силой чиркнул по камню кошмарным клинком. — Наверное, хотите их лишиться, чтобы сытно поужинать?! А-а-а?! — исковерканные Адом создания, когда-то бывшие людьми, прибавили хромающего в разные стороны шагу и грохочущая, массивная тележка с высокими стенками ворвалась в пропахшее мочой помещение, полное вскочивших на ноги и попытавшихся уйти, как можно дальше к стенам узников.

Дмитрий подскочил и еле успел увернуться от ломанувшихся в его сторону рабов, не размявших тело после сна, отчего большая их часть зазвенела натянувшимися цепями и попадала обратно на камень с выпученными от страха глазами, прямо-таки кричащими, как они боятся тяжелого и неповоротливого устройства на четырех колесах.

— Вот так-то! — злорадно улыбнулся он, забыв про дрожащее тело и обратив внимание, что Такеши с Лкетингом подскочили со скоростью гепардов, где воин-масаи проделал сей кульбит с такой плавность, словно тренировался для съемок в фильме, бюджет которого не потянул профессиональные HD-камеры.

— Можете не убегать земные отродья! — что было сил рявкнул свиноподобный демон и гнусаво, коротко заржал. — Ха-ха-ха! Даже не заметите, как получите по порции бессмертия, которое бесчисленные разы проклянете! Без него быстрее бы освободились, убогие! — последняя фраза насытила людской загон еще большим холодом, ибо мысли каждого грешника нарисовали себя любимого бесконечно разрезаемым на части, жарящимся в огне и варящимся в кипятке, не имея возможности умереть. — Поспите еще разочек животные, а когда проснетесь… Вот оно! Бессмертие! Вечная жизнь там, где человеческий скот полностью отрабатывает отдых на Земле! Ха-ха-ха! — смех прямоходящей свиньи наполнил вонючее помещение безысходностью и тоской по далекому дому, где можно прожить жизнь в бесконечном безделье, не сделав ничего хорошего.

Сатир с толстожопыми коллегами быстро уцокал за массивную воротину в полный человеческого воя коридор, а за ними трусливо юркнули лакейски-пригибающиеся лысые уродцы, прикатившие топорно-выполненную, как и всё в Аду, тележку. Мычание человеческого скота возобновилось со свежей силой и к светящемуся потолку взмыли новые искренние молитвы, излучающие столько раболепия, что будь Дмитрий Богом, то забрал бы этих своих «детей», лишь бы они заткнулись и не позорили созданную не для жалких соплей расу.

Парню, которого Ад превращал в самого себя настоящего, было противно слушать вой существ, идущих с ним в одной упряжке и зовущихся людьми, а ведь даже женщины по соседству так себя не вели, вторая цепь же с третьей и вовсе были несгибаемыми, молча перенося тяготы и лишения кошмарного пути. Только четвертая, лишь она заполняла людской загон плачем и стонами, вгоняющими гордое слово «человек» в наверняка где-то существующую яму с вселенскими отбросами, недостойными поднимать глаза на разумных и сильных существ иных миров.

Сам Дима хоть и дрожал от ощущений витающего вокруг ужаса, однако искренне понимал, что адаптация медленно, но идет, а он сам становится намного сильнее и жестче. Худощавый, измотанный парень видел, как преображается низкорослый, до этого нервно-моргающий азиат, насколько крепче становится и так крепкий воин-масаи, ну и, конечно же Лиза… Молодая, родившая в Аду мать, несущая непосильное испытание в виде новорожденного и не сгибающаяся перед ужасами, преподносимыми каждым шагом по Геенне Огненной — проклятью человеческой расы. Поэтому он и осознавал, что никогда не хотел бы уподобиться им… Позорящим человеческую расу особям, при жизни ругающихся друг с другом в автобусах и магазинах, молящихся непонятно кому в церквях, искренне верящих телевизору и боящихся физических упражнений из-за желания просто выпить таблеточку, чтобы выздороветь и стать сильней.

«Никогда! Никогда я не стану таким! Это… Отвратительно… Сопли, слюни… Вот в кого Земля превращает людей, не слушающих разум и сердце, а лишь болтовню по зомбоящику и радио… Не зря в моем сне туда отправляли отряд бестелесных пришельцев… Не зря… Если вся планета станет такой, то ее проще взорвать, поэтому исправление следует начинать, как можно раньше… Иначе люди превратятся в реальную скотину… Это хорошо, что существуют второе и третье тавро… Совершенно другое самосознание, очевидные гордость и терпение… Словно выходцы с другой планеты, а ведь нет… Тоже люди, только с иным воспитанием и характером… Отличные гены…», — поток разнообразных мыслей посетил разум юноши, не удивляющегося собственному, все более изменяющемуся сознанию, впервые за десять лет отрезвевшему и возвращающемуся в давно уготовленное русло.

Дима вернулся в на секунду упорхнувшую реальность, дабы оглядеться и понять, что в огромной камере остались беспокойно-шевелящие человеческими пальцами птицеголовые, бесстрастные черти и уродливая тележка непонятно с чем внутри. Бочку с водой он считать не стал, хотя и подумал, чего ее здесь держат, ведь могли и увезти, тем более она создавала некую бьющую по глазам асимметрию, не гармонируя с птицеподобными чудовищами, как бы это глупо не звучало.

«Да уж… Чего только в голову не лезет… Нашел не гармоничность… А остальное получается гармоничность… Бочка и четыре монстра с птичьими головами, еще та асимметрия… Но с другой стороны они бы могли встать прямо по центру, спина к спине и каждый взял бы себе по одной стене… идиотски звучит… с узниками… Хорошо же тогда получится… Зачем им в этом случае бочка? Ни туда, ни сюда… Если только стать спиной к спине вокруг нее…», — Дима потряс головой, выметая оттуда несоответствующие ситуации мысли, но тут же прилетели новые, вопрошающие, как в такое время умудряется спать младенец, поэтому пришлось тряхнуть черепной коробкой еще раз.

Худощавый парень отчетливо понимал, что большая часть лезущей в голову ерунды чисто нервное, а еще присутствовало гордое осознание собственной непревзойденной психической устойчивости к происходящему, ибо любопытство разгоралось сильней и сильней, словно напитываясь действом адской пьесы, ежеминутно сменяющей декорации.

Охраняющие птицеголовых хирургов рогатые воины слаженно распределились по четырем сторонам помещения, отделив узников от «чумных» докторов живой и очень опасной стеной, те же, не переставая шевелить длинными пальцами, двинулись в сторону уродливой тележки с высокими стенками. Подойдя к ней, люди-птицы из иной Вселенной по очереди засунули внутрь руки и вытащили странные круглые предметы, выполненные из матового материала, ничем не показывающего истинную суть. Далее они замерли, а зрачки на дышащих иным миром глазах расширились, потеряв выражение, после чего абсолютно все черти покинули зассаное помещение, залитое неярким потолочным светом.

Единовременный и слаженный выход козлоподобных воинов сопровождался громогласным цоканьем, перекрывшим вопли коридорных мучеников, а узники внутри безнадежно заскулили, понимая, что со скрипом закрывающаяся воротина из красноватого металла отделяет их не только от отчаянного воя земляков, но и от почти привычных парнокопытных хозяев.

Уже вторая и третья цепи, женщины, четвертая, все они издали смесь разнообразных звуков, рассказывающих мысли прикованных к ним рабов, и мысли эти были далеко не веселыми… Дмитрий дергано вздохнул, передернув плечами от грядущей неизвестности, Такеши разразился нервным иканием, и лишь Лкетинг остался таким же невозмутимым, как и в Сортировочной, в момент осознания реалистичности демонов.

А что делала Лиза? Как выглядела родившая в Аду девушка? Она еще сильнее склонилась над спящим малышом, трясясь всем телом и что-то шепча мальчугану, появившемуся на свет не в то время и не в том месте, отчего возник следующий вопрос… Почему спал ребенок? Откуда взялась способность не слышать и не чувствовать кошмара, присутствующего в каждом квадратном сантиметре жуткого места? Скорее всего мать… Лишь она могла защитить не осознающего себя малютку полными любви мыслями, преобразовавшимися в непробиваемый купол над ним.

Как только массивная дверь созданного для людей скотского загона неторопливо закрылась, внутри стало настолько жутко, что адских пленников, будто накрыло волной отчаяния, и они зашевелились, создавая инерционную волну паники, охватывающую всех и каждого. Даже Лкетинг вздрогнул от ощущений, непроизвольно создаваемых массой впадающих в истерику грешников, а уж творящееся с другими одному Творцу было известно, хотя скорее всего Он и не чувствовал этой маленькой, почти невидимой язвочки на Своем невообразимом теле.

Диму пронзило непередаваемым ощущением безысходности, а Такеши вжался в холодную стену, всем видом показывая, что когда-то умел растворяться в камне, но видимо подзабыл… Да подзабыл… И молитвы… Куда же без них, заполонивших вонючее помещение жалостливыми просьбами помиловать взамен на вечные поклоны…

Люди молились и кричали в невидимые Небеса просьбы о пощаде, о снисхождении, давая обещания быть хорошими, только, пожалуйста не надо оставлять их в одном помещении с четырьмя неземными созданиями, будто вышедших из безумных ночных кошмаров и действительно… Внешний вид птицеголовых и манящая космической глубиной ткань набедренных повязок пугали до умопомрачения, а чужеродные глаза с отсутствием жизни и чего-либо похожего на разум, показывали истинную суть хирургов Ада.

Суть непонимания эмоций, непонимания, зачем эмоции и непонимания, зачем понимать эмоции. Эти существа считали, что все делают правильно, то есть не чувствовали греха, а значит были полностью свободны. Свободны исполнять любые фантазии, неограниченные моралями и чувствами, и как же повезло здесь находящимся, что им требовалась пересадка регенерационного органа, а не досталась брошенная вскользь фраза: «На ваше усмотрение! Придумайте, что-нибудь этакое! Чтобы вздрогнуть от неожиданности!»

Длинные и гибкие пальцы адских докторов синхронно сдвинулись, нажав что-то невидимое, и из круглых штуковин в музыкальных руках повалил густой белесый дым, стелящийся по помещению, переполненному криками паникующих и просто сжавшихся от страха людей. Это удивительно смотрелось со стороны, когда посреди местами бушующего человеческого моря стоят четверо нелюдей с птичьими клювами и мертвыми глазами, испуская из рук густую дымовую завесу. Сгорбившиеся спины, вздымающиеся вверх руки, распахнутые в ужасе рты, слезы отчаяния из глаз, закрытые руками уши и просто вжавшиеся в стены люди, даже в панике понимающие, что никуда не денешься… Они в Аду.

Четвертая цепь и здесь обошла всех по непредсказуемости. Прикованные к ней пленники почувствовали, что грядет обещанный сатиром, не заказываемый ими сон, поэтому зашевелились и заорали еще активней, не желая никакого бессмертия, тем более, мало ли что с ними сделают во время умильного сопения. Все это не принесло ничего хорошего, ибо не успел Дима с друзьями приготовиться к противостоянию всеобщей панике, а ему чуть не оторвало шею натянувшейся цепью, масса же узников кинулась вперед, навстречу дыму, ничего не соображая и желая его съесть, дабы уничтожить, однако…

Все они забыли, что их тела полностью онемели за долгое время пребывания в одном положении, и вновь попадали на холодный камень пола, не приняв впрок урок впереди сидящих собратьев, буквально минуту назад принявших прежнее сгорбленное положение. Возле Дмитрия образовалась новая, отчаянно стенающая куча-мала, а точнее не совсем куча-мала, а длинный ряд вповалку лежащих людей, пускающих слюни и безумно вытаращивших глаза на определенно наркотический дым.

Девушке с ребенком не повезло еще больше, ведь ей приходилось бороться не только за себя красивую, но и беспробудно-спящего младенца, нахлебавшегося молока и до сих пор не обосравшего грудастую маманю, тащимую вперед и вправо обезумевшими соседками, непонятно, что вопящими. Она крепко и одновременно нежно прижимала любимого малютку, а карие глаза выражали звериную злобу, обещая быструю смерть любому, кто причинит вред ее кусочку счастья.

Вторая и третья цепи паниковали не меньше других. Собранность и молчание этих человеческих рабов во время долгого перехода не означали крепко-сжатые ягодицы и невозмутимое принятие насильного сна, нет. Они также испуганно подскочили, ведь мало, кто полностью контролирует тело, управляющее человеком больше, чем разум, а сейчас именно оно боялось настолько, что хотело сбежать хоть куда-нибудь, однако мизерная длина цепей уверенно контролировала несогласованно движущихся людей. Каждый из узников вставал, падал и напрягался, жутко выгибая шею, однако всегда находился сосед, занимающийся совершенно противоположным… Не наступил еще тот день, когда люди начнут доверять друг другу и слаженно двигаться вперед… Не наступил… До него еще ох, как далеко…

Вся эта сумасшедшая кутерьма, где сдерживаемые короткими цепями узники пытались сбежать от быстро распространяющегося дыма в поисках несуществующего выхода, не производила никакого впечатления на замерших птицеголовых, испускающих белесое снотворное, которое подкрадывалось к вопящим и замершим людям. Огромные, ничего не выражающие глаза, наверняка контролировали все до единого движения каждого из рабов, и становилось очевидным, что обещанная свиномордым демоном поддержка им действительно не требуется, ибо жуткие создания с птичьими головами по-любому имели в «рукавах» некие козыри и ничего не боялись.

Секунды шли, и масса буйствующего человеческого скота замедлялась, испуская затихающие с каждым мгновением крики из отчаянно-распахнутых ртов, где поржавевшие от времени цепи почти не звенели, а глаза непроизвольно закрывались, поддаваясь навязанному извне сну. Белесый дым, «дар» птицеголовых докторов Ада проникал в легкие, насыщая тело тяжестью и даря блаженство, подавляющее внешние раздражители и нашептывающее в грязные уши: «Ложись спать! Засыпай! Все плохое позади!», — люди же верили, переставая сопротивляться. Спустя некоторое время наступила тишина. Настоящая и разбавляемая лишь мерным сопением блаженно уснувших рабов.

Последнее, что видел Дмитрий перед погружением в сладкую манящую темноту, это упавшую на бок Лизу, успевшую вытянуть руки так, чтобы не навредить ребенку, закрытому ее инстинктивно свернувшимся телом, сам же парень позволил закрыться векам с мыслью: «Сиськи просто супер… Где еще такие увидишь…»

…Любая из Вселенных настолько бесконечна и многогранна, что ее можно изучать бесчисленное количество жизней и все равно узнать самый мизер, уж слишком невообразимо то, что давно развивается само по себе, ибо однажды была допущена маленькая ошибка… Настолько маленькая, что нельзя и ошибкой назвать, но именно эта невидимая неточность в идеально-отлаженном уравнении сотворения мира и породила сумасшедшую красоту, которой нет ни конца, ни края.

Разве было бы все столь удивительным и непонятным, являясь безошибочным и отлаженным? Скорей всего нет… Безошибочное редко красиво, оно больше идеально, а вот, когда погрешность уравнения равняется одной миллиардной доле процента или же вообще миллиард миллиардной доле процента и больше, то тогда да! Решение будет выглядеть совершенно иначе и замысливший данное уравнение Творец даже не заметит, как спустя огромное расстояние траектория задуманной прямой, опишет вокруг него необъятный почти круг, концы которого внезапно замкнутся и создадут не задуманное Им пересечение, то есть новую точку, откуда начнется еще одна кривая и так до бесконечности. Множество пересечений создаст огромное количество начал, откуда выйдут другие линии, скрученные еще большими погрешностями и уходящие по абсолютно сумасшедшим осям, создавая невообразимую неразбериху…

И тогда первый из Творцов глянет на созданный им Хаос и пробормочет: «Твою мать! Как это я так…», — после чего отправится в новое место и задумается над следующим уравнением, в котором точно не будет ошибок, а отпущенный им на свободу клубок будет все больше запутываться, создавая немыслимые комбинации невозможного. Начало ли это? Возможно, однако истинный ответ знает лишь художник, занесший кисть над холстом в поисках точки, должной расшириться и со временем превратиться в произведение искусства.

Каким бы не было вышеописанное действие, и как бы оно не началось, суть его остается неизменной. Случайно созданный Хаос до сих пор порождает Вселенные, а являющийся его отцом великий математик сидит в сторонке и придумывает новую, более точную функцию, где линия точно будет прямой и все пойдет по плану, а тем временем…

Каждое мгновение в каждой из новых Вселенных появляется Тот, кто перестал быть ее частицей, превратившись в то самое пересечение линий, а значит в новую точку отсчета жизни следующего мира. Проще говоря, любые скрещивающиеся линии производят маленький Большой Взрыв, уходящий далеко вперед и постоянно расширяющийся, но однажды встречающийся с самим собой или другим Взрывом, отчего… Правильно! Происходит следующий Большой Взрыв, повторяющийся спустя бесконечно огромное количество времени, а значит… Как бы глупо это ни звучало, но Вселенные множатся с помощью скрещивания, отчего появляется все больше Творцов. Тех, кто сумел перерасти породивший Его мир и вышел за пределы, дабы увидеть немыслимые пространства незанятого места, где можно строить все, что заблагорассудится.

Такое огромное количество потихоньку растущих новорожденных… Играют в собственных несоизмеримых песочницах, творят все, что захотят, а как наскучит — откидывают в сторону и начинают нечто новое, совершенно забыв о вылепленных из мокрой глины самых первых, уродливых поделках… Дети они такие. Быстро отбрасывают наскучившие игрушки, желая получить новые, и создают их, даже не задумываясь как.

Это странно звучит, но РАЗУМ такого масштаба не может быть взрослым, ибо приходящие с годами рассудительность и логичность когда-нибудь, да загонят в тупик, а вот детское любопытство и непосредственность вкупе с легкой придурковатостью вытянут управление Вселенной любого масштаба. Особенно, если каждый ее атом является Его же частичкой, а как известно любое творение содержит небольшой кусочек души Создателя, ребенка… Тем более когда Он так старается что-то лепя, умильно высунув язык… Вкладывает душу в самом буквальном смысле.

Поэтому, да! Понимать столь невообразимое может только Тот, Кто не собирается этого делать, действуя интуитивно, а значит безошибочно. Детские разумы тем и отличаются от взрослых, что они всеохватывающи и не ограниченны навязанными знаниями о мире, будучи свободны в своей фантазии, поэтому пробуют все, что пожелают. Для них не существует слов «нельзя» и «невозможно», ввиду чего любой переросший породившую его Вселенную в каком-то смысле становится юным. Он наконец-то понимает, что ограничений и запретов не существует. Понимает, что он и есть целый мир. Понимает, что может управлять этим миром, а значит… Хочет свой. Новый. А в чужом пусть живут еще неоперившиеся глупцы, считающиеся себя центром Вселенной, но не могущие без страха смотреть на звезды.

Богом быть совсем не трудно. Почесать зудящий участок? Легко! Отгрызть выросший ноготь? Элементарно! Выдернуть из ноздри слишком длинную волосинку? Без проблем! Все вышеперечисленное один в один объясняет управление Вселенной, поэтому хороший Бог следит за своим телом, а плохой нет… В миры последних лучше не соваться, ведь кто его знает, какой плотности грязь под чересчур отросшими ногтями и что ползает по повсеместно чешущемуся телу…

Да… Настоящие Боги такие… Истинный Творец находится в каждой песчинке окружающего мира, в каждом глотке воздуха и капле воды, а не на небе, куда запрещено смотреть, когда кланяешься. В конце концов, Бог внутри любого из живых и мыслящих созданий, ибо все мы дети Его, то есть частички необъятного тела, где некоторые являются постоянно гноящимися язвами, которые Он старается не расчесывать, дабы не повредить понемногу заживающую рану.

А эти «разумные» гуманоиды такие смешные и глупые, когда думают, что за ними неустанно наблюдает некто огромный, всевидящий и всепрощающий… Они не понимают, а точнее боятся понять, что участок Вселенной, содержащий их маленькую голубую точку, давным-давно забыт и жизнь здесь течет сама по себе. Ну, почти… Течение их жизни с начала времен корректируется теми, кто научился манипулировать постоянно увеличивающимся количеством вечно желающих жрать и спариваться «разумных» созданий, молящихся лишь о хлебе насущном и тихой, спокойной жизни.

Пупы Вселенной… Единственная разумная жизнь… Такие самодовольные, ни на что не способные существа…Возомнили себя нечтом высоким и непревзойденным, сами же при любой хорошей встряске мгновенно превращаются в животных… Начинают пожирать друг друга, легко расставаясь с будто бы управляющими ими моралями и нормами, которыми так гордятся, однако не могут прекратить пускать изо ртов вонючий дым. Отвратительно смотреть, как они любуются по утрам на свое отражение, наслаждаясь им и считая себя умными, сильными, мудрыми и уникальными, стараясь не думать о том, что может закончиться пища, ведь тогда разум закроет глаза, дабы не видеть начинающийся кошмар.

И вот сейчас необходимо туда лететь… Начинать жить там, потому что захотел вырасти… Как глупо и нелепо… Чтобы вырасти — необходимо опуститься на дно… Потерять память и первое время быть уверенным в ком-то сильном и всезнающим над собой… Переживать по поводу пищи и еще множества проблем… Единственное хорошее — это время… Большое количество времени и все-таки, да… Отсутствие памяти… Когда-нибудь ее все равно вернут… Пусть даже постепенно… Не возможно даже представить, что там ожидает… А во всём виновата уверенность в личном превосходстве… Ее вина… Мог бы и отказаться, но нет… Урон самооценке, хотя с другой стороны… Жить стало слишком скучно, а здесь… Целое приключение, вот только почему страшно так, как никогда раньше?

…Голова была настолько тяжелой, словно ее прибили к полу, плюс не чувствовалось скорее всего отмерзшее ухо, а слипшиеся глаза так и вовсе не хотели раскрываться. Судя по столь густой гамме отрицательных ощущений, он довольно давно и недвижимо лежал на холодном полу, ибо левая половина тела замерзла от пятки до виска.

Проанализировав общее состояние, Дмитрий попытался пошевелиться и приоткрыть правый глаз, что получилось с некоторым напряжением, затем пришла очередь левого. Тот, как и все остальное потребовал усилий, но сие препятствие было успешно пройдено, и жутко замерзший юноша приподнял голову, а после пошевелил правой рукой. Вышеперечисленные части тела вроде бы работали с прежней стабильностью, поэтому Дима напрягся и дернулся в бок, что привело к звяканью цепи и переваливанию на живот, отчего по освободившейся левой руке забегало множество иголочек, возвращающих кровь обратно. Ухо также отживало, судя по накатывающим болевым разрядам, походящим на огонь, однако это являлось необходимым, поэтому парень даже не пискнул.

Следующими неприятными ощущениями в теле стали жжение в животе, чем-то походящее на исходящее от раны на спине и элементарное, но сильное желание отлить, сами же мысли бегали со скоростью сонных черепах и юноша никак не мог сообразить, что произошло.

«Так… Если я лежу на полу… Значит я лежу на полу… Угу… Шерлок Холмс прям… Так… Так… О! Пришли четверо птицеголовых уродов, чтобы «подарить» нам бессмертие! Точно! Выпустили сонный газ, а потом был сон… Блин… Вообще не помню, но очень интересный… Знаю, что про супергеройский полет на Землю, но сама суть исчезла… Почему они раньше не снились? Именно такие? И почему в Аду? И что там с бессмертием?», — парень перескакивал с одного на другое, уже быстрей приходя в сознание, а затем вовсе отвлекся, покрутив шеей и увидев недвижимо лежащих Такеши с Лкетингом.

Всклокоченную голову озарило пониманием, что он очнулся одним из первых, поэтому вопросы про сон моментально встали в очередь и теперь еще долго могли не дойти до пункта назначения, где почти освоились, но сия мелочь мальчишку не страшила. Примерно спустя полминуты Дима понял, что к левой руке вернулась чувствительность, поэтому он на нее оперся, пытаясь хоть как-то сесть, ведь насчет встать и речи быть не могло, вследствие слишком короткой цепи, сковывавшей его с почему-то еще не очнувшимся, более крепким Лкетингом.

«Гениальное изобретение эти цепи… Простое, но действенное на двести процентов… Все должны слаженно двигаться или ничего не получится… Дисбаланс и разногласие в рядах моментально принесут проблемы… Один тормознет, все пострадают… Где-то я читал, что еще можно острый камень в ботинок закинуть, крепко-крепко завязать и все! Пленник никуда не денется! Далеко не ухромает, камень сразу пятку раздолбит… Хорошо, что в Аду ботинки не выдают… Сами-то на копытах цокают… Очень удобно… Намалевал узоров посимпотней и пошел местных девок клеить…», — мысли о гениальности цепей уехали не в ту степь, сам же мальчишка изогнулся, как дождевой червь, дабы принять более-менее удобную позицию и посмотрел на плачущий от жжения живот.

Чуть ниже пупка быстро исчезал белесый шрам, еще минуту назад, наверняка бывший багровым рубцом и вид этого зрелища заставил Дмитрия облизать распухшие губы, чтобы внезапно понять, как он заблуждается, ведь они уже не распухшие!

«Волшебная капельница! Регенеративный орган! Наконец-то! Йо-хо-хо и три бочонка рома! Обещанное бессмертие, мать его так! Уже внутри меня! Быстро же они прооперировали, хотя чего им… Руки набили небось за пару столетий… Каждый день проходит не один десяток грешников… Интересно, как работает это бессмертие? По какому принципу? Обалдеть!», — юноша никак не мог прийти в себя от наркотического сна — это раз, и от осознания собственного бессмертия — это два.

Внезапно парень замер, поняв, что недавно проткнутая нога, как и разбитые губы, больше не беспокоит и даже не выглядит способной доставить неудобства. И спина! Она больше не болела! Ни капельки! Он проверочно почесал ее об стену и возбужденно задышал, вертя головой по сторонам, понимая, что проснулся, как раз в тот момент, когда вживленное в него волшебство заработало. Это доставляло необъяснимую радость, заставляющую смотреть на жизнь оптимистичней и безболезненней в прямом и переносном смыслах, единственное, что мешало — зрелище в виде работающих птицеголовых.

Возле противоположной стены расположились сидящие на корточках адские доктора, видимо оперирующие последних, по крайней мере, так казалось, узников. Получается, эти отвратительные создания просто так смотрели в четыре стороны перед запуском дымовой завесы, оперировать ведь пошли все вместе, или же под конец просто объединились.

«Может кто-то быстрей работает, а кто-то медленней… Вообще наша цепь самая длинная… По хорошему на ней заканчивать надо или я чего-то не понимаю…», — привыкший искать всему объяснение парень пытался докопаться, отчего хирурги Ада работают на третьей или второй цепи, однако в голову ничего не приходило.

Утонченные руки птицеголовых профессионально работали какими-то поблескивающими хирургическими инструментами, среди которых, наверное, присутствовали ланцет и скальпель, ну или что-нибудь наподобие. Сам Дмитрий знал эти названия из когда-то прочитанных книжек и сериала про доктора Хауса, ибо мастером в подобных делах никогда не был, зато умело оперировал увиденными фактами. Например, рядом с четырьмя «чумными докторами» стояла небольшая блестящая посудина, гремящая железом после каждого засовывания туда таких человеческих рук, творящих волшебство вечной жизни, правда не в самом удачном месте.

Рядом также присутствовало прозрачное подобие аквариума, заполненного мутно-красной водой и мелкими шариками, а вот чем являлись они можно лишь догадываться, но скорей всего — бессмертием. Тем самым регенерационным органом, встраиваемым в тела лежащих без сознания людей, дабы их можно было сколь угодно резать, варить, жарить, да и просто растягивать до бесконечности их новую жизнь… Все это существа с иным, непохожим на любой другой разумом, достали из той самой громыхающей тележки, привезенной изломанными Адом уродами, некогда бывшими обычными людьми, любящими попить пивка и поваляться на диване после бессмысленной работы, однако здесь в их жизни появился смысл. Выжить.

Жадно вглядывающийся в происходящее действо Дима увидел, что длинный, массивный клюв птицеголовым требуется не меньше, чем утонченные кисти. Они использовали его для мастерского оттягивания краев разрезанной кожи, ввиду чего не требовали ассистентов. Это жутковато выглядело, однако работали четверо монстров красиво и умело.

Разрез, оттянутая кожа, еще разрез, рука ныряет в аквариум, всколыхивает красноватую муть и берет неправильной формы шарик, прогибающийся под пальцами, созданными играть на пианино. По обе его стороны шевелятся две, будто живые ниточки, а птицеголовый аккуратно, не убирая клюв, засовывает шарик внутрь разрезанного живота, внимательно всматривается во что-то одному ему понятное, и на несколько секунд сжав разрезанную кожу, переходит к следующему пленнику.

«Наверное этот орган беспрестанно воспроизводит некие регенерационные вещества, ускоряющие процессы заживления во множество раз… Другого и не придумаешь, не будут же они изменять ДНК… Слишком кропотливая работа… А так удобно… В живот вставил, подцепил к артерии и вене покрупней, чтобы сразу туда все необходимое забрасывалось, плюс пища рядом…. Может этот волшебный орган в случае необходимости напрямую перерабатывает еду, преобразовывая в восстанавливающие вещества… Правильно, что бессмертие до Сортировочной не встраивают… Потом замучаешься убивать ненужный человеческий хлам… Будут, как вампиры из Блэйда на копьях болтаться и верещать, брызгая слюнями…», — из Дмитрия прямо-таки изливалась желчь и нелюбовь к людям, но это в основном из-за соседствующих нытиков, уж насчет второй и третьей цепи он так не думал. «Вот где нормальные люди… Хотя может они просто туговатые? Мусульмане-то, чудные до невозможности… На какой же они все-таки цепи находятся? Второй или третьей? Умудрился ведь забыть… Выдержка, конечно, у всех тамошних закованных, как у израильского спецназа, но в крайних случаях все равно паникуют… А как не паниковать, ежели страх прямо в горло лезет, дабы разодрать душу на мелкие кусочки… Вон Лкетинг, насколько невозмутимый и хладнокровный, а периодически дергается…», — напряженный мальчишка скособочено сидел, уставившись на слаженно-работающих кошмарных хирургов, быстро сменяющих узника за узником, как вдруг неожиданное подобие стона рядом расслабило мышцы сфинктера.

Он испуганно дернул шеей, натянув звякнувшую цепь, и посильнее сжал ягодицы, отчетливо осознавая, что теоретически уже поздно, ведь был бы сыт — обгадился на раз-два, но и здесь сатанинское войско все предусмотрело. Видимо в Аду работало огромное количество психологов и маркетологов, возможно даже земных, продавшихся лукавому за усиленную пайку и отсутствие пыток, однако все это лишь домыслы, поэтому… Вздохнув, да побольше вонючего воздуха, Дима повернулся и посмотрел на Лкетинга, выныривающего из насильного сна, помогая себе бессмысленным бормотанием и стонами.

Мальчишка, молча наблюдал за не могущим проморгаться, вялым воином-масаи, чем-то походящим на новорожденного ребенка и понимал, что в данной ситуации требуется произнести ободряющую фразу, однако в голову не приходила ни одна подходящая под нынешнюю ситуацию, причем направленная африканскому воину.

«Привет? День добрый? Алохо? Ахалэй-махалэй? Как дела? Как самочувствие? Утро добрым не бывает? Асалам-алейкум? Хикильды-бильды? Шолом? Все нормально?», — парень реально не знал, что спросить у очухивающегося масаи.

— Ты живой, Лкетинг? — словосочетание глупее придумать было тяжело, но юноша сумел, негр же облокотился мускулистыми руками об пол и приподнялся, что наконец-то ослабило цепь и Дима уселся, нормально выпрямившись, зато теперь туземец не мог сесть из-за пускающего во сне слюни Такеши.

— Живой! Лкетинг живой! — гулкий голос приходящего в себя выходца из Африки разнесся по помещению, заполненному тишиной, переплетенной с храпом и вскрикиваниями, отчего один из птицеголовых докторов отвлекся от разрезанного живота спящего раба и вытаращил большие, безжизненные глаза на потревоживших его узников.

Следующей неожиданностью стал исходящий из птичьей глотки отвратительный клекот, наконец-то показавший, что эти твари умеют разговаривать, только по своему, даже не по-адски. Трое его ужасных коллег тут же обернулись и вторили земляку, вылупившись на очнувшихся пленников мертвыми глазами, сверлящими Лкетинга с Димой насквозь, отчего парню стало настолько не по себе, что он, словно покрылся изморозью изнутри.

— Чего это они замерли и орут? — парень сам не понимая почему, задал вопрос воину-масаи, хотя тот знал не больше его, однако умеющий разговаривать с животными туземец дал неплохой ответ.

— Изучают… Птицы изучают опасность и отпугивают, — туземец ответил птицеголовым прямым и бесстрашным взглядом, хотя было непонятно, каким образом он бесстрашно борется с чуждыми глазами, скрывающими совершенно иную Вселенную. — Очень много от птиц! — Лкетинг всматривался в новых противников, желая покорить животное начало демонов, чуждых даже Аду.

«Началось в колхозе утро… Давай и с этими поиграем…», — изморозь внутри мальчишки еще больше понизила градус и он задышал по науке развалившегося пузом вверх Такеши.

Счастливый азиат спокойно спал и не знал, что более не имеет ран, а Дима пытался опустить глаза, как можно ниже, однако они упрямо лезли вверх, то ли к безжизненному взору адских хирургов, то ли к их набедренным повязкам, манящих бездонной темнотой и тут… Лкетинг убрал пронзительный голубой взор от птицеподобных тварей, словно сдавшись, в чем юноша сильно сомневался. Как ни странно зловещий клекот, раздающийся одновременно из четырех нечеловеческих глоток мгновенно затих и «чумные доктора» отвернулись, будто не отвлекались, продолжив копание окровавленными руками в человеческой требухе, не забывая двигать за собой инструмент с «аквариумом». Произошедшее было настолько жутким и неестественным, что все еще стремящегося взором к набедренным повязкам мальчишку в ужасе передернуло, масаи же, как ни в чем не бывало, пробормотал под нос пару предложений, заставивших парня вздрогнуть еще больше.

— Лкетинг видел очень плохой сон… Страшный сон, которого никогда не видел раньше… Много-много темноты и много-много ярких звезд… Это был не мир духов, нет! Это было ночное небо, только без земли внизу, как бывает, когда смотришь с высокой скалы… — масаи говорил простым языком, а Дмитрий пытался сглотнуть капли просочившегося в горло непонятного беспокойства. — Лкетинг летел в очень плохое место… Летел сам… Потому, что захотел… — на этой ноте покрытый рельефными мускулами масаи замолчал, качая головой из стороны в сторону, а яркие голубые глаза смотрели никуда.

— У меня тоже самое, — прошептал Дима, поближе подвинувшись и поглядывая на продолжающих работать «чумных докторов». — Я летел в плохое место, только это место — Земля! — известил парень туземца. — Твоя Африка! — негр вздрогнул и перевел взор на юношу, говорящего несусветную чепуху.

— Африка хорошее место! Не может быть плохим! Лкетинг не боится Африки! А в темноте боялся! — пронзительный взгляд масаи прямо-таки клубился несогласием, однако мальчишка тут же парировал.

— Плохим местом может быть все что угодно! — прищурился он.

— Белый брат прав! — внезапно кивнул Лкетинг, чем несказанно удивил Диму, но мгновенно добавил. — Плохим может быть много мест, но Африка не страшная! Африка хорошая! Звери, птицы, вкусная вода и еда! Чистый воздух! Тепло! Много солнца! — суровый воин мечтательно улыбнулся, и рельефные мышцы обмякли, словно он оказался дома.

— Тебе не страшная, а мне страшная! — раздул ноздри Дмитрий, яростно крутанув головой и тут вспомнил, что совсем забыл про Лизу с малышом, которых только заметил.

Девчонка лежала почти в той же позе, но придирчивый к мелочам юноша обнаружил ребенка немного правей, да так, что спросонья и не увидишь, а ноги девушки вытянуты ровно настолько, дабы открыть живот, на котором ничего не было, что и понятно. Шрам исчез, и у малыша тоже, ведь ему наверняка проделали необходимую в Геенне Огненной операцию, а как иначе, ежели новорожденный и мать являются неразделимой единицей товара?

— Что страшное? Где? — перебил его быстрые наблюдения слабый голос, приходящего в чувство Такеши, моргающего и яростно чешущего живот. — Я живой? — щуплый японец удивился так, словно не ожидал подобного финала шоу с усыпляющим газом. — Почему-то думал, что нас съедят… — лицо низкорослого «Спящего» смешно сморщилось от недоумения, а он тем временем помогал себе руками подниматься. — Ой! Я же на спине лежал! Наверное, разодрал все! — азиат суетливо засунул за спину правую руку, и его лицо озадачилось. — А где рана? — он удивленно захлопал раскосыми глазами, не понимая происходящего и словно забыв, что в него собирались встроить местное бессмертие, для чего и репетировали сценку с клубами дыма.

Услышавший его слова Лкетинг моментально забыл о бессмысленном споре про Африку, и молниеносно нырнул мускулистой дланью за широкую спину, после чего осчастливлено, будто влюблено посмотрел на искренне ухмыльнувшегося Диму и прикоснулся кончиками пальцев к его губам.

— Бессмертие! Демоны дали нам бессмертие! — туземец потерял невозмутимость, превратившись в юного мальчишку, случайно узнавшего об обладании способностями супермена. — Ди-ма! Лицо белого брата целое, а Лкетинг не заметил! Глупый Лкетинг! — он извиняющееся улыбнулся и постучал себя по звонкой голове. — Раны нет! Чистая кожа! — он проверяюще заглянул за спину юноше, а затем и улыбающемуся Такеши. — И желтый брат целый! — туземец хлопал глазами, словно впервые видел телевизор. — Добрые демоны подарили нам бессмертие! — он радовался искренней и незамутненной радостью, совсем забыв, что в Аду добрых демонов нет, а если есть, то еще не попадались, по крайней мере, стакан воды никто не предложил.

— Ну не то, чтобы добрые, а вон те лысые и уродливые птицелюди, однако… В данный момент это самое лучшее, что здесь могло произойти! — утвердительно кивнул Дмитрий, мимоходом подумав про Такеши, которому повезло с отсутствием соседа, отчего не требуется сидеть полусогнувшись, как ему с Лкетингом.

«Птицеголовые молодцы, конечно, хоть и уроды жуткие… Разложили всех, когда оперировали поровней, а не вповалку… Одного к одному, как поленья в поленнице… И резали без всяких перекуров, вот что значит любят и умеют вскрывать людишек… Только вот могу поклясться, что данная работенка не самое для них интересное… Им бы чем-нибудь этаким заняться… Оригинальным…», — вздрогнувший от непроизвольного скачка страха парень жевал верхнюю губу, наблюдая за отличной работой выходцев из мира, рядом с которым Ад являлся детским садом, а черти сопливыми детьми в штанах с лямками.

Медленно, но верно наступал момент, когда адские хирурги подходили к заключительному этапу короткой командировки, ибо мутно-красный «аквариум» почти опустел, и лишь на самом низу бултыхалось с десяток регенерационных органов. Птицелюди двигались все более расслабленней, и вот один из них остановился, бросив в блестящую, слегка заляпанную кровью посудину такой же инструмент и пошел к мутно-красной емкости сполоснуть окровавленные руки. Вода там была не самая чистая, но гибрид человека с вороной не смутился, понимая, что она все-таки более разбавленная, чем густая и липкая кровь на утонченных кистях, поэтому неторопливо окунул их и стал гонять в разные стороны.

Буквально через минуту остановился второй, а чуть позже и третий «чумной доктор». Четвертый также не задержался и, проделав операцию на последнем узнике — первом добровольце-мусульманине, разогнул спину, пошевелив плечами и жутко глядя на багровые руки, истекающие человеческой кровью. Следующим его действием стал вгоняющий в дрожь безэмоциональный клекот, и человек-птица встал в очередь к «аквариуму», временно превратившемуся в умывальник.

Птицеголовые быстро очистили истекающие кровью конечности от ненужного багрянца, терпеливо подождав друг друга, а затем, плавно и слаженно двигаясь, подошли к металлической воротине и громко туда постучались. Удивительно, но факт, что грохот, издаваемый столь утонченными руками, походил на удары молота по наковальне, видимо столь несерьезный вид музыкальных конечностей скрывал нечто мощное и могущее проломить голову шутливым щелбаном.

Раздался жуткий скрип, и огромная дверь принялась, словно нехотя открываться, заполняя помещение бесконечными стонами боли из коридора, а когда проем стал более-менее широким, из него вылезла свиномордая голова самого болтливого из сатиров, уж его-то Дмитрий начал узнавать чуть ли не по запаху.

— Все? Закончили? Долго-то как! — гнусаво и недовольно затараторил мерзкий свин, залитый пессимизмом по самое темечко, адские же «доктора» что-то хором проклекотали ему в ответ, отчего карликовый демон поморщился, протискиваясь во все больше открывающуюся массивную створку. — Вы по одному говорить не можете? Аж уши закладывает! — он пошевелил отростками на короткорогой голове, видимо проверяя, не отвалились ли они от издаваемых птицеподобными монстрами звуков. — Те трое? «Спящие», что ли? — он смешливо хрюкнул, отчего из волосатого пятака вылетел веер брызг, попав сразу на два клюва, но их хозяева не удостоили столь мерзкую оплошность вниманием. — Раньше всех проснулись? Ну, а чего вы ожидали?! Иногда с ними работаете и обязаны знать, что товар хороший, чего бы им не проснуться! — воротина полностью раскрылась, и мерзкий свин ловко ввалился внутрь, показав стоящих позади толстожопых напарников, непонятно, как находящихся там, где безостановочно орали разрезаемые на куски люди. — Хорошо, что они во время операции не проснулись и клювы вам не повыдергивали! Черный может! Сущий зверь! Вы по сравнению с ним малые дети! — «чумные доктора» повернулись в сторону «Спящих», а точнее Лкетинга, не обращающего внимания на возвышающую его болтовню и скорее всего, знающего себе цену и без сатира. — Вот-вот! Именно он! Чудовище в человеческом обличье! Ха-ха-ха! — подобному молодому жеребцу заржал свиномордый карлик, заходя внутрь зассаного людского загона. — Ладно! Благодарю за работу! Идите куда вам там дальше! От господина Джумоука большое спасибо! — птицеголовые проклекотали в ответ что-то неопределенное и вышли, а карликовый демон не обратив внимания на их последнее изречение, вальяжно процокал в помещение, доставая на ходу тусклое мачете.

«Вот и не поймешь же… Столь жуткие создания, а эта свиноматка говорит с ними, как с херней из под ногтей… Смеется, шутки-прибаутки… Но ведь видно, что мозгами они вообще не из этого мира, а получается живут в Аду, как свои… Головы птичьи, тела человеческие, а разум… Какое-то зеркальное отражение безумия, а не разум… И еще повязки эти набедренные… Материал конечно клевый, можно юбку кому угодно приподнять, а «счастливица» и не заметит, глядя на твои манящие штанцы…», — мальчишка плавно съехал на тему женского пола и во всем была виновата Елизавета, развалившая великолепные телеса на холодном полу человеческого загона, не давая покоя неприкрытой красотой.

— Подъем!! Подъем!! Просыпаемся!! — тем временем заколотил зазубренным клинком по камню свиномордый садист с копытами, создавая невыразимо противное лязганье, закладывающее уши и выгоняющее из головы любые мысли.

«Как оно у него до сих пор не сломалось, мачете это, или им их каждый раз выдают новые? Грохочут ведь клинками при любом удобном случае! Хотя в Аду материалы не чета земным… Технологии эге-гей, далеко вперед ушли, но вот выглядят, конечно, что черти, что остальные представители Ада, как бомжи из-под Рязани! Ни одежды нормальной, ни морды вытертой… Слюни, сопли, пердеж… Хотя пердежа еще не слышал, но судя по окружающей вони, он обязательно есть, просто хорошо скрывается… Ну и грохот… Вот зачем сейчас всех будить? Хотя… Наверное, пора двигаться дальше! Было бы неплохо… Очень неплохо! Дальнейший путь даст еще больше ответов и само собой вопросов… И бессмертие… Наконец-таки можно биться мордой обо что угодно и не беспокоиться о долгом заживлении…», — Дмитрий, морщась от непрерывного лязга, сам того не хотя, еле-еле растянул губы в облегченной улыбке и глубоко вздохнул пахнущий разновозрастной мочой воздух.

Звуки издаваемые поросячьим клинком били по ушам с такой силой, что хотелось залить их раскаленным воском, дабы он засох и перекрыл сводящий с ума грохот, тем более, что бессмертие быстро заживило бы раны, но… Такой возможности никто не предоставил, отчего приходилось морщиться и кривить харю, словно съел протухшую лягушку. Масаи же с японцем вели себя немного иначе, где Такеши без излишней скромности зажал уши руками, а у Лкетинга был настолько невозмутимый вид, будто не он, только что по-детски радовался неуязвимости.

Помещение заполнялось просыпающимися людьми по-разному себя ведущими, где одни медленно распахивали глаза, тут же заполняющиеся безграничной тоской от осознания себя все там же, а другие в ужасе подскакивали, натягивая крепкие цепи, отчего им кратковременно сдавливало горло. Все они отлично отдохнули в насильном сне, из которого лучше бы и не выныривали, но жизнь тяжелая штука, если жить, а не прятаться от нее… Приходилось поднимать веки, освобождая из темницы взоры, не желающие видеть продолжающийся кошмар в виде наглого сатира, колотящего тусклым клинком по каменному полу и глумливо улыбающегося при виде страданий несчастных грешников.

Ввиду того, что женская часть товара в Аду не считалась нечтом приоритетным, ее пробуждение ничем не отличалось от остальных пленников, то есть они также беспокойно выныривали из навязанного дурмана, не сразу осознавая, где находятся. Вскрикивания, вздрагивания, подпрыгивания и многие другие действия сконцентрировались на цепи, связывающей представительниц женского пола, давно переставших стесняться наготы.

Да… Геенна Огненная умело превращала людей в животных, ведь испокон веков одежда отделяет человека разумного от них, и если сейчас самая стеснительная часть человечества бесстыдно машет обнаженным лобком и грудями, значит, перестройка сознания идет полным ходом. Человек слишком быстро меняется, подстраиваясь под унижающие его обстоятельства, когда есть выбор между гордостью или презрением, и лишь поэтому недостоин носить столь гордое имя…

Молодая мамаша распахнула карие глаза самой первой, и то понятно, ведь беспокойство за ребенка дернуло ее, как судорога подыхающей бешеной дворняги и когда она не обнаружила малыша на прежнем месте — Лиза прекрасно помнила, как проваливалась в небытие — ее карие глаза задернулись пеленой безумия, а лицо покрылось мертвенной бледностью. Шея девушки с хрустом дернулась в сторону, желая порвать поржавевшую цепь, но тут ее сумасшедший взор упал на любимого кроху, лежащего намного правей. По лицу несчастной сразу стало видно, насколько сильное облегчение на нее хлынуло, отчего все пропавшие краски вернулись обратно, она же с ловкостью пантеры приподнялась и аккуратно схватила начинающего проспаться младенца, хотя усыпляющий дым был просто обязан дольше продержать его во сне. Лиза уже нормальным взглядом осмотрела его, словно ища повреждения, причиненные птицеголовыми демонами из чуждого, что Земле, что Аду измерения, однако ничего не обнаружила и вопросительно посмотрела на Диму.

Парень несколько раз хлопнул серо-голубыми глазами, не переставая кривиться от лязга, создаваемого чокнутым сатиром, и жестами показал, что переживать не стоит, однако младенец в тот же момент просяще взвыл, отчего лицо юноши извергло пару литров тоски. Девушка напротив моментально успокоилась, мгновенно засюсюкав с кричащим малышом и перестав обращать внимание на беспрерывный грохот, из чего выходило, что она доверяла юноше больше, чем себе.

«Свалилась, как снег на голову… Не люблю, когда доверяют… Слишком много ответственности… Тем более бабы… Умеют же садиться на шею, причем с бонусом в виде детей… Никогда бы не смог воспитывать чужого ребенка, кем бы мне не приходилась любая из женщин! Даже если бы любил ее больше жизни, то и тогда чужой малыш не стал бы частью меня… Не могу, когда что-то принадлежит не мне, а дано в пользование, пусть даже в безвозмездное…», — юноша на секунду ушел в размышления о противной женской натуре, постоянно пытающейся скинуть с себя ответственность.

Пронзительный крик неизвестно чего хотящего младенца и лязг мачете, бьющегося изо всех сил о камень зассаного пола, разбудили всех полностью, без всяких хлопаний глазами и непонимания «где я, кто я». Узники очумело моргали и щурились, а затем ощупывали себя со всех сторон, ища хваленое бессмертие, через секунды осознавая, что у них зажили раны на спине и еще где-нибудь.

Глаза загорались радостью, а лица начинали светиться, скидывая с себя почти навечно впитавшееся горе, и в таких пленниках Дмитрий был уверен. Эти люди — он не стеснялся называть их именно так — принимали бессмертие, как подарок и стабильность в завтрашнем дне, но естественно присутствовали и другие… На каждой, даже на второй, третьей, женской и само собой четвертой цепях нашлись те, кто горестно завопил, да так искренне, что Дима чуть не поперхнулся недоумением.

— Верните обратно мои раны! Лишь Господь имеет право жить вечно!

— Я буду проклят Иисусом, ибо даже он висел на кресте, истекая кровью!

— Прости меня, Господи! Насильно Сатана одарил проклятием вечной жизни!

— Господи Иисусе! Забери дар проклятый! Верни суть человеческую!

— Проклинаю тебя Сатана и прислужников твоих! Ненавистен мне дар ваш, ибо смерти желаю я!

— О Боже! За что мне страдания вечные!? Верни мне слабости мои! Не оставляй уродом!

— Я человек! Я тлен! Я прах! Я слаб и ничтожен, ибо рожден во грехе, во грехе и помру!

— Не могу быть подобным Ему! Не имею права! Прости Боже за дар насильный!

И так далее, и тому подобное… Великий подарок Ада, используемый для изнурительного мучения грешников, проклинался всеми и каждым, даже самыми волевыми из пленников. Насильно всученное бессмертие показывало истинную суть человеческого скота, остающегося им во всем и боящегося нового зеленого поля, пусть даже с более сочной травой, отчего-то растущей круглый год, а не только весной и летом. Люди боятся всего непонятного, а тем более неуязвимости и бессмертия, ибо их этому не учили. Для массы представителей Земли подобный дар у соседа означает лишь одно — уничтожить его, выгнать, все что угодно, только пусть это чудовище пропадет с глаз долой, и поэтому как только они сами заразились данной «болезнью», то моментальнопредстали в своих же глазах монстрами.

Им не понять, что это дар, даже в Аду, ведь, как многое можно увидеть и чему научиться за тысячелетия существования, а значит и надежды, однако этим ничтожествам не понять… А все потому, что втыкающие целыми днями в телевизор животные недостойны вечной жизни. Их требуется или пинком поднять с кровати, чтобы через боль и слезы вбить Истину, или же уничтожить. Третьего не дано, ибо нет ценности в пустой человеческой жизни, также, как в мыльном пузыре. Обычная духовно-мертвая оболочка, где из ценного лишь мясо. Поэтому все правильно… Геенна Огненная делает благое дело, очищая Землю от излишков скота, и жаль, что он возвращается обратно.

Впитавшие слишком много ложных земных ценностей представители человечества жаловались на роскошнейший подарок, включающий в их телах функцию мгновенной регенерации, то есть моментального излечения любых ран. Им не грозили ни болезни, ни смертельные травмы, лишь ужасная смерть от удушья в каких-нибудь завалах или потеря дурной головы, а эти глупцы кричали, что желают умереть, хотя еще час назад боялись смерти. Дико, нелепо и бессмысленно! Настолько идиотские логические противоречия ясно показывали, чего стоит мышление большинства людей, пусть даже закованных во вторую и третью цепи, где собрались лучшие выкидыши Земли, однако некоторые из безумных крикунов пошли дальше и ими естественно являлись узники с пятым клеймом.

Они принялись раздирать себе лица и тела отросшими, грязными ногтями, а с десяток особенных, видимо выживших при аборте дибилов, изо всех сил бились об пол головами, однако содранная ногтями кожа восстанавливалась, а хруст в истерике разбитых черепных коробок и сломанных носов сходил на «нет» со скоростью пули. Регенерация отлично работала, быстро приводя в нормальный вид истерящих сумасшедших и показывая профессионализм птицеголовых монстров, что было видно по удовлетворенно кивающему сатиру, наблюдающему за пытающимися самоубиться грешниками. Наверное, подобное происходило каждый раз, этакий прекрасный показательный спектакль для остальных рабов, еще больше осчастливленных даром, показавшим свое действие «он-лайн», так сказать.

— Молодцы! Молодцы! Люблю смотреть этот концерт! Ни разу еще не срывался! Ха-ха-ха! — громко и язвительным с почтением захлопал в ладоши свиномордый демон, перестав лязгать клинком, и гнусаво захохотав. — Сколько здесь работаю, а шоу не меняется! Каждый раз находятся глупцы, показывающие всю прелесть ваших новых возможностей! Давайте заканчивайте! — оскалил зубы прямоходящий свин. — Хватит уже убивать себя! Вас ждет Рынок, венцы творения Господа! Ха-ха-ха! — из него, так и изливался издевательский сарказм. — Хватит истерить я сказал! — внезапно рявкнул он, громыхнув зазубренным клинком и как ни странно самоубийцы-неудачники успокоились, перестав звенеть цепью. — Вот так-то скотина! — довольно ухмыльнулся карликовый черт. — Кто, как не животные боится боли? Кого, как не их воспитывают через боль? — задал пару вопросов куда-то в потолок демон-поросенок и был отвратительно прав.

Дмитрий слушал изливающиеся из свиного рта гадости и тяжело дышал от пробирающей дрожи, непонятно с чего накатившей. Пересилив испуганное тело, он постарался дышать по науке Такеши и сразу полегчало, отчего юноша облегченно моргнул и посмотрел на Лизу с ее почему-то молчащим пацаном, но ответ оказался элементарным. Ребенок сосал заманчивую сиську и парень точно понял, что успокоился, ибо, если грудь стала заманчивой, значит все нормально.

«Да… Фигура у нее, конечно высший пилотаж… В особенности молочная фабрика…», — мелькнула в голове мысль, обрастающая похотью, но Дима откинул ее и вопросительно уставился на Лкетинга с Такеши, где азиат являлся чересчур напряженным, а туземец наоборот, бесстрастен до безобразия.

— Вы готовы? — искренне поинтересовался он. — Сейчас, наверное, двинем на корабль или еще какую-нибудь скотовозку… — азиат прокомментировал эту фразу страдальческим вздохом, и скорее всего из-за корня «скот». — И поплывем по Сандзуногаве или чему там еще… Может Стикс, а может просто река Мертвых, например… Почувствуем на себе брызги… Брызги реки Мертвых… — парень грустно хлопнул ресницами, констатируя жестокую реальность, как факт, всем телом чувствуя страх окружающих узников, не могущих смириться с новой жизнью.

— Лкетинг готов! — ударил себя кулаком в гулкую и широкую грудь туземец. — Лкетинг неуязвим и силен! — второй удар заставил обернуться чего-то ожидающего, прищурившего красные глаза сатира, его же коллеги до сих пор перехрюкивались за массивной дверью.

— Я тоже, — кивнул Такеши, кинув опасливый взор на шевелящего ноздрями поросенка с мачете. — Деваться-то все равно некуда… — он принял отвратительное существование после смерти, как данность, и грустно улыбнувшись, внимательно осмотрел себя, словно ища надпись «бессмертие», а под ней горящий светодиод, до сих пор не желая поверить в хорошую часть злой сказки.

— Они что-то засовывали внутрь, — Дима решил пояснить любопытствующему японцу особенности его внутренних изменений. — Какие-то шарики… Которые, наверное превращаются в некий орган, вырабатывающий вещества, способствующие ускоренному метаболизму… Включающий внутренние резервы, как-то так… — он пожал плечами и поджал губы. — Ну, это лично я так думаю, — он закончил и, бросив взгляд вправо, обратил внимание, что Лиза кормит жадно-чавкающего младенца и слушает их болтовню, не обращая внимания на унылых и наоборот, расправивших плечи соседок.

— Ты хочешь сказать, что тоже самое делали со мной и им? — девушка напряглась и кивнула на малыша. — Вскрывали нас обоих? — логика девчонки сошла с правильной орбиты, отчего она задавала глупые вопросы, словно чем-то отличалась от остальных.

— Угу, — кивнул Дмитрий, осторожно поглядывая на толком не проснувшуюся мамашу, могущую и порвать за своего малого. — А что такого? Всех вскрывали и тебя зацепили… Как еще должно быть? — он вдруг понял, что последнее предложение довольно странно звучит, ибо описывает вскрытие девушки и младенца, как нечто естественное, однако никто не обратил на это внимания.

— Кошмар какой! — громко пробормотала Лиза, озадаченно поглядывая на любимого кроху. — Но это же хорошо, да? Хорошо же? — ее карие глаза вперились в юношу и тот торопливо кивнул, краем глаза заметив, что злобный сатир больше не смотрит в их сторону.

— Ну да. А почему должно быть плохо? Теперь не умрете. Ни ты, ни он, — парень вдруг замолчал, понимая, что эта фраза также довольно двусмысленна. — Будет лучше. По крайней мере, я так думаю, — Дима закончил, видя неопределенность в мимике на лице Лизы. — Честное слово! — девушка напряженно кивнула и снова уткнулась взглядом в младенца, между делом «переваривая» юлящие слова «Спящего».

— Вот это да… — протянул азиат, вежливо не вмешивающийся в болтовню Димы с Лизой. — Фантастика прям, насчет органов, как ты сказал… — Лкетинг не лез в их заумный диалог, воспринимая все намного проще и не ища объяснений подаренному демонами бессмертию. — Такой внешне уродливый мир, а технологии завораживают! — возбужденно заморгал японец, отвлекаясь от пропахшего ссаньем человеческого загона. — Я когда-то читал или слышал, что человеческая цивилизация движется не по тому пути, что люди предпочли развитие машин, а это разрушило не один мир. Здесь, в Аду… — он сам того не ожидая, вздрогнул. — Тоже не обошлось без технологий, причем очень развитых, но весь внешний вид и одеяния демонов говорят, что машины для них нечто второстепенное. Как приятное дополнение к обычной жизни, — азиат аккуратно почесал уголок прищуренного правого глаза. — Получается, они все-таки поставили на первое место биологию, смешав ее с высокими технологиями, но мы пока видим самые ужасные победы в этой сфере… А их поиск Бога, так вообще кошмар… Искать Его через мучения людей… Это неправильно! — закончил Такеши, произведя впечатление своей речью на Диму, который однако не мог с ним не поспорить, в отличие от промолчавшего из-за непонятности разговора Лкетинга и отвлеченной чавкающим малышом Лизы.

— Через мучения? Хм… — парень привычно почесал голову, показывая собеседнику, что имеет миллион ответов даже на злое сопение лесного кабана. — Ну, знаешь ли… Некие властвующие умники оперлись на нелепую христианскую веру и провели пару десятков крестовых походов, уничтожив сотни тысяч людей, аргументировав это поиском гроба Господня, на деле же занимаясь обычным геноцидом неугодного им населения. А сколько людей было сожжено и замучено, обвиняясь в занятиях колдовством, причем убивали самых красивых и умных? Зачем это делали? Или зачем сжигали книги? Зачем? Ответа нет до сих пор! Единственное более-менее понятное, что книги уничтожались, дабы переписать историю! Ведь, если человек знает ее истинную, то он совершенно иначе мыслит! Из людей уже тогда делали говно и заметьте… — разошедшийся Дмитрий, привычно поднял палец, заостряя внимание на своих словах. — Они добились, чего хотели! — яростные слюни брызгали во все стороны, а соседствующие с ним рабы нервно дергались, безмолвно выслушивая оскорбления от по их мнению нелюдя. — Может у правителей здешнего мира тоже есть некий скрытый смысл в издевательствах над нами? Например, обычная продажа рабов, разнообразные генетические эксперименты, экскурсии на Землю и тому подобное. Это же неплохие деньги, которые здесь ценятся не меньше, чем у нас! Пусть большая часть населения считает, что это все ради поиска Творца! Пусть думают, будто воспоминания нас и пришельцев забираются, анализируются, а затем используются в поисках Бога! — юноша тяжело дышал, но голос не повышал, опасаясь, что мерзкий сатир покарает его, как прибывшего с Земли еретика, разрушающего истинную веру. — Я не спорю, что возможно когда-то это затевалось именно так, но через некоторое время материальные блага на порядок переросли духовные и всю систему потихоньку сменили. Почему бы и нет? Может чертова раса раньше писала стихи и играла на арфах в обнимку с ангелами, а люди им подпевали, дружно пританцовывая? — разговорившийся Дима шумно сопел, вопросительно уставившись на заслушавшихся Такеши с Лкетингом.

Азиат с масаи молчали, где японец уже пожалел, что связался с болтливым по самый не балуй парнем, мускулистый же туземец вообще не был в курсе каких-либо крестовых походов, поэтому просто внимательно посмотрел на юношу и пожал плечами, виновато улыбнувшись.

— Лкетинг хочет ответить Ди-ме, но не понимает, что сказал белый брат! Правда! Масаи очень хочет, но не понимает! — развел могучими руками негр, Такеши же занял кисти шевеленьем поржавевших звеньев цепи, освобожденных не так давно проданным безъязыким умником.

— Все нормально Лкетинг! — ткнул его плечом мальчишка. — Ты просто не знаешь, о чем мы говорим, а это долго объяснять. Не переживай, мы с желтым братом сами разберемся! — Дмитрий, как можно проще объяснил выходцу из Африки, что ему не требуется вносить какие-либо комментарии.

— Белый брат может рассказать Лкетингу! Лкетинг хороший ученик! Лкетинг поймет! — кулак воина-масаи звучно ударился в широкую грудь, зазвенев цепью и показывая, что не собирается сдаваться и готов учиться хоть круглосуточно.

— Это очень долго Лкетинг! Честное слово! — парень щелкнул крепким ногтем новый зуб, поклявшись на нем. — Тем более мы скоро уплываем! Нет времени! — Дима развел руками, а масаи внимательно выслушав, кивнул.

— Лкетинг понял! Ди-ма и Та-ке-ши не знают про Африку! — туземец никак не мог научиться выговаривать их имена и вытягивал по слогам. — А Лкетинг не знает про земли белого и желтого братьев! — губы негра преобразовались в белозубую улыбку, осветившую скотский загон, полный всхлипывающих людей, непроизвольно аккомпанирующих страдальческим завываниям, льющимся из жуткого коридора.

— Точно! — парень довольно щелкнул пальцами и перевел вопросительно-прищуренный взгляд на японца, гоняющего звенья цепи, подобно четкам. — Так что Такеши? Каково твое мнение?

— Мое мнение, что я не хочу ничего добавлять, так как этот спор может длиться до бесконечности, — азиат отлично соображал и прекрасно ориентировался в действительности, не подходящей для длительной болтовни. — Мы ничего не знаем об этом мире и, оказывается, мало знаем о земном… Можно швыряться массой разумных доводов из стороны в сторону, но ни к чему не прийти. Собственно вот, — японец замолчал и посмотрел в сторону распахнутой массивной створки, прячущей зловонный коридор набитый круглосуточно-мучающимися грешниками. — Мне кажется или они возвращаются? — в этот момент чего-то ожидающий сатир зашевелил ушами и азартно крутанул тусклым клинком, то есть Такеши был прав.

Дима с Лкетингом замерли и перевели взгляды на здоровенную воротину из красноватого металла, а Лиза, словно почувствовав изменения в поведении трех особенных мужчин, подняла карие глаза, оторвавшись от сонно-моргающего малыша, как раз закончившего с налитой молоком грудью. Препятствием для более емкого вслушивания в приближающееся цоканье демонов, являлось порядком надоевшее, страдальческое пыхтение массы все тех же узников, проклинающих бессмертие и продолжающих втихаря расковыривать вены, а еще хриплые завывания из безумного коридора. Как Такеши умудрился что-то расслышать в гомоне, создаваемом из всхлипываний, напряженного сопения и жутких воплей, понятно не было, однако Дмитрий чувствовал уверенность в маленьком японце, не просто так напрягшимся, словно бицепс молодого Шварцнегера.

Также мальчишка обратил внимание, что Лиза с вроде бы снова уснувшим ребенком чувствуют себя вполне нормально, ибо девушка пришла в норму и смотрела по сторонам настороженным, как и раньше взглядом, а еще она улыбнулась ему, заметив изучающий взгляд серо-голубых глаз. Юноша криво и неумело улыбнулся в ответ, не умея дарить радостные эмоции через силу и сместил взор правей, дабы мельком проанализировать состояние соседок грудастой мамаши.

Они, так сказать собратья по несчастью женского пола, разделились на две неравные части, где некоторые молча и настороженно сидели, внимательно разглядывая ноги и руки, а некоторые наоборот всхлипывали, словно потеряли мужика, которого сами же загноили в обычной бабьей манере. Не обошлось и без парочки особо придурошных, с силой бьющихся головами о стену и не боящихся криво посматривающего в их сторону сатира, отлично понимающего, что без идиотов не прокормились бы, поэтому пусть хрустят, кириешки слабоумные.

Ну, а если уж совсем напрячь уши и отфильтровать лишний шум в виде акустических волн генерируемых коридорными страдальцами, то сначала можно было услышать звуки звонко лопающихся сопливых пузырей в скотском загоне, а уж после них шел менее отчетливый, многоголосый шепот, взывающий о прощении к Господу. Эти полные слез слова содержали искренние клятвы в невиновности в грехе бессмертия, они просили помиловать себя слабоумного и взвывали в Небо, рассказывая, что их с кем-то перепутали, надо только лучше посмотреть… Люди оставались собой, совершенно не меняясь… Еще не начавшийся Ад даже толком не зацепил их, а они уже предавали соседей и родственников.

Интересно, где находится бог, который любит слюнявых имбецилов, нежно и с жадным чавканьем облизывающих ему ноги с задницей, а также задорно щекочущих ягодицы длинными, безостановочно хлопающими ресницами? Что это за царство света, куда стремится миллиардная христианская рать Земли, и кто их там на самом деле ждет? Они не задумываются над этим, ведь «верю, ибо нелепо»… Пусть… И будет путь их долог и ужасен… И под ногами разольется жуть… Но вера в глупость все преодолеет… Они увидят царства смерти суть…

По-хорошему большую часть пребывающих здесь несчастных следовало накачать наркотой и вести в таком состоянии на протяжении всего пути, дабы они не выделывались, но сей вариант в Аду никто не продумывал, а может все являлось на порядок проще и так неинтересно, ибо, что есть Геенна Огненная без страданий?

«Интересно, а как себя чувствуют очнувшиеся здесь наркоманы? У них же вообще мозги высыхают в отличие от алкашни, та все-таки более достойный кандидат на отрезвление, чем убившие половину мозга «баянщики»… Такой быстрый соскок с иглы… Они наверное первый час не верят, что сдохли, считая себя под кайфом, ибо увиденное чересчур неестественно… Хотят ли потом вмазаться? Наверное… По-хорошему и я желаю выпить, а точнее мое тело, но фишка в том, что не соглашусь ни за какие коврижки… Получить обратно всепоглощающее отупение… Хрен на рыло…», — мысль прервалась, так как Дима явно услышал цокающие шаги и мигом перевел глаза на массивную дверную створку, дабы увидеть насколько прав субтильный японец, заранее почувствовавший приближение адской рати.

В вонючий загон для людей величаво вступали важные гости в виде укутанного в золотые одежды Джумоука с неизменным смертельным жезлом и матерых чертей, вошедших вперед собакоголового господина, дабы прикрыть его выставленными в разныестороны высокотехнологичными копьями.

Узники моментально затихли и даже бьющиеся головами об стену безумцы с раздирающими вены товарищами замерли, чувствуя, что ежели высокопоставленный демон обратит внимание на них — убогих, то самоубийственная показуха разом закончится. Джумоук же раздвинул напряженных телохранителей и прошел меж них, дабы усладить холодный взор зрелищем принадлежащего ему товара в виде прооперированного человеческого скота.

— Итак! Я вижу то, что мне действительно нравится! — желтые глаза «Анубиса» довольно заблестели. — Необходимые работы, как я понимаю проделаны на «отлично» и все живы! — стоящий перед ним свиномордый сатир угодливо закивал, подтверждая хозяйские слова и стало понятно, чего он ожидал все это время — дать отчет боссу с головой пса. — Что же… — Джумоук азартно покрутил жезлом меж нечеловеческих пальцев, что вызвало легкую панику в красных глазах разумной свиньи. — Если все готовы к дальнейшему путешествию, то замечательно! — пока собачья пасть извергала слова удовлетворения, желтый взгляд более внимательно осмотрел товар, задержавшись на троице «Спящих», где Лкетинг люто зыркнул в ответ, однако «Анубис» будто и не заметив, скользнул по Лизе с мирно-спящим малышом. — Рынок ждет мои дорогие! — из багровой глотки плеснуло требовательной язвительностью, однако никто не шелохнулся, не понимая, чего требует демон. — Подъем ничтожества! — Джумоук со злостью прищурился, ничуть не удивленно обнаружив, что узники так и не научились понимать нормальные слова — Варгх!! Иди сюда! — рявкнул разозлившийся собакоголовый, сделав несколько шагов в бок, черти тут же сместились параллельно ему, и сквозь заполнившуюся ужасом тишинупослышались громыхающие шаги Варгха, глушащие крики боли в коридоре.

Гулкие звуки, издаваемые огромными ступнями утыканного шипами монстра было невозможно спутать ни с чем, и узники непроизвольно вжались в стены с каменным полом, пытаясь в них спрятаться, а у до сих пор читающих молитвы особо одаренных отнялись языки. Варгх отлично запомнился каждому из рабов и Дима мигом покрылся гусиной кожей, Такеши побелел и только Лкетинг не подал вида, что его волнует трехметровая глыба мышц, переплетенных с железом. Лиза вовсе громко ойкнула, напугав запахших свежей мочой соседок, но моментально прикрыла рот ладошкой, лишь бы когда-то бывший человеком монстр не обратил внимания на нее и спящего младенца, крепче прижатого к груди.

Адский Франкенштейн неторопливо двинулся внутрь людского загона, с лязганьем зацепив железный косяк немалых размеров входа, отчего инстинктивно пригнулся и ускорил медлительные шаги, за секунду пройдя незначительное препятствие, а затем потянул здоровенную лапу к заискрившему хлысту, висящему на прежнем месте.

«Ну хоть кто-нибудь объяснит мне, каким образом кнут работает? Когда это чудовище думает о нем или конечность тянет? Ведь так постоянно… Не успевает он лапищу на него положить, как во все стороны летят искры…», — Дмитрий старался не выделяться отсутствием рвения и подобно всем, в кои-то веки согласованно действующим узникам отрывал задницу от пола, но вдруг часть из них внезапно и в край свихнулась, начав раздирать обнаженные тела, шумно звеня цепями.

У этих безумцев по-любому съехала крыша от перенапряжения, других вариантов не было, ведь как-то они добрались сюда, пережив и не такие кошмары, но видимо последний подарок Ада сделал из них идиотов… Так думал Дима, однако звероподобного Варгха учили другой психологии и человеческим возможностям, поэтому он импровизировал, ибо в таких случаях люди неожиданно выздоравливают, принимая пилюлю яростной неопределенности.

Трехметровое чудовище положило огромную лапу на электрический кнут, после чего массивная кисть сжала толстые пальцы, накрепко вцепившись в отполированную тысячами прикосновений рукоять и размахнулась, дабы ударить по свихнувшимся самоубийцам… Мощнейший разряд тока, сконцентрированный в хлысте вошел прямиком в середину четвертой цепи, причем не в кого-то, а именно в середину и поржавевший металл раздал несчастным грешникам по одинаковой порции электричества.

Дмитрий успел почувствовать, как огромная, сводящая мышцы сила проходит через кольцо на шее, откуда попадает в позвоночный столб, после чего приветствует ноги и, не забыв заглянуть к «бубенцам», убаюкивает его в целом, не дав полностью подняться. Он упал на коленки, даже не почувствовав боли, а временно парализованное тело двинулось вслед за центром тяжести в виде лохматой головы, которая забыв про лицо, целеустремленно потянулась к зассаному полу, что привело к расплющившимся носу и губам, мгновенно начавшим собираться в исходное состояние.

Мальчишка лежал, содрогаясь от гуляющего по венам с мышцами остаточного тока, и тягуче хлопал серо-голубыми глазами, чувствуя, как восстанавливаются разбитые части лица. Сейчас он проклинал недостойных жить ублюдков, выигравших собственное удавление еще на Земле, но каким-то образом сбежавших от судьбы. Подобные мысли возникали лишь во время неконтролируемой ярости, и в ней же он был способен на убийство, про которое уже забыл, ибо происходящее вокруг являлось более достойным воспоминаний, чем смерть безымянного узника с пятым клеймом.

Само собой он никогда не смог бы убить ребенка, ведь сознание маленького человечка еще не сформировалось, однако полноценного человека, могущего засунуть член в представительницу противоположного пола, грохнуть можно и нужно, если он того заслуживает, ведь такова природа жизни.

Генетический мусор требуется уничтожать, дабы он не мешал продолжению существования других полноценных особей, и ежели по этим правилам живет животный мир, то почему выделяются люди, будучи просто обладающими разумом зверьми, что постоянно подтверждает Геенна Огненная? Как когда-то подумал Дмитрий — различие всего лишь в бутылке водки, так отчего бы не понаблюдать за дикой природой и поучиться? Ведь она отлично объясняет, что слабым и ущербным в ней не место и это правильно, однако люди продолжают хранить дураков и преступников.

Подергивающийся юноша пошевелил слабыми, скованными током руками и они ответили всплесками мышечной активности, попросив чуть больше усилий для более надежной работы. Парень понял, что данная проблема решается только с помощью силы воли и отдал себе приказ не быть тряпкой. Тело тяжело вздохнуло и начало качать кровь, зная, что с ним не забалуешь, а Дима почувствовал приток сил в требующие этого части измученного тела.

Он оперся на приходящие в норму руки, быстро возвращающие былые возможности, но все еще чувствовал бегающие по телу разряды тока, являющиеся столь несущественными, что тут же лишил их внимания. Парень целеустремленно поднимался, видя боковым зрением поступающего идентичным образом что-то яростно бормочущего Лкетинга и только зашевелившегося японца, из-под лица которого вытекло немного крови.

«Хм… Как я вижу из меня тоже плеснуло… Морду, наверное, испачкал… Даже на губах липкость чувствуется… Жалко Такеши… Больше всех мучается… Художник, как никак… Тонкая натура, ранимая душа, хоть ни одной картины при мне не нарисовал, но все-таки… А вот под Лкетингом крови нет… Наверное успел повернуться… Быстрый зверюга… Правду сатир сказал…», — оглумевший юноша с вздыбленными волосами не без труда сел на порядком исхудавшую задницу и встряхнул головой, с трудом воспринимая пропахший мочой внешний мир, однако…

Несколько вдохов вонючего воздуха быстро привели его в чувство, и он обнаружил, что Лиза встревожено на него смотрит, тогда Дима непроизвольно подмигнул ей, правда неуклюже и обоими глазами, взяв на вооружение идиотскую зарисовку из разномастных боевиков, типа: «Все о'кей, детка! Я живой и даже ничего не почувствовал!».

Это вроде бы успокоило девчонку, уже видевшую и более худшие удары жизнью, поэтому она на пару секунд опустила глаза, продолжая покачивать сопящего младенца, так и не увидевшего огромного, дурного дядьку, похожего на ежика с железными колючками. Недавно рожденному мальчугану было спокойно и хорошо, видимо он чувствовал, что мать рядом и порвет за него всех и каждого, поэтому спал крепко, без дурных сновидений, а вот Лиза пребывала в постоянной боевой готовности.

Остальные рабы тем временем быстро поднимались на онемевшие конечности, видя перед собой не самый лучший пример показательного воздействия на неподдающихся воспитанию земляков, которые до сих пор не могли вернуться в нормальное состояние. Девушка также обратила внимание на вновь вздымающуюся руку давно не веселившегося Варгха и последовала общему заразительному флешмобу, едва успев подняться за подскочившей соседкой, лихо сверкнувшей обнаженным лобком.

«Интересно о чем она думает, эта несчастная молодая мамаша, когда тянется к нам троим? Видимо чувствует какую-никакую защиту… Все остальные обводят нас кривыми взглядами… Хрен его знает… Возможно для нее мы единственные нормальные люди из массы встреченных… Надеюсь, что так…», — быстро отбросив ни с чего пришедшие мысли, Дима разогнул дрожащие коленки, не забывая стрелять глазами во все стороны.

Судя по им увиденному, плохо перенесший разряд тока Такеши поднялся и страдальчески кривясь, рассматривал подрагивающие, но быстро успокаивающиеся руки, а Лкетинг так и вовсе, словно не падал. Как-никак орган дающий неуязвимость действовал, и юноша в который раз проверяюще облизнул вернувшие былую форму губы, между делом дотронувшись до переставшего болеть носа, после чего злобно оглядел виновников происшествия.

Безумцы, решившие убить себя через истеричное царапанье, вставали «ленивей» всех и ошалело трясли головами, будто не понимая, что произошло и почему их вмяло в зассаный пол. Выражения их лиц напоминали морду лабрадора, потерявшего куриное крылышко на ровном месте, однако глупые хари сиих недоумков выравнивались на порядок быстрей. Этим олухам царя небесного было не привыкать огребать за различные недоразумения, поэтому они временно успокоились, решив, что не получилось, ну и ладно, в другой раз получится… Земля полна таких, и что самое противное, они учат собственных детей походить на маму с папой.

Ну, а кровожадный Варгх, местный психотерапевт, занимающийся выравниванием духовного дисбаланса полоумных грешников, утробно рычал, так и не подняв мощную лапу с искрящимся хлыстом. Трехметровое чудовище отлично знало, что делать, видимо подобные мизансцены проводились каждую его смену и нисколечко не надоедали любящему жестокость монстру, радостно поблескивающему звериными глазками.

Произошедшее непотребство походило на внезапную женскую истерику, когда достаточно дать ополоумевшей бабе крепкую пощечину, и та, глотая слезы любви, продолжит варить вкусный борщ, не думая о белоснежной блузке, испорченной каплями свеклы. По крайней мере, так размышлял черствый худощавый мальчишка с серо-голубыми глазами.

Как говорится, недолго музыка звучала, недолго фраер танцевал, а Варгх рычал не односложно и всех подняться призывал… Что и свершилось, причем очень быстро, то есть не прошло и пяти секунд, а ровный строй человеческого скота, внешне походящего на разумных созданий, выстроился перед желтым взором «Анубиса», перекидывающего смертельный жезл из руки в руку, что заметно нервировало сатира напротив.

Гнусавый прямоходящий свин глотал слюни беспокойства каждый раз, когда налитый массовой погибелью жезл разворачивался в его сторону и, судя по всему ягодицы злобного порося могли хлопнуть фонтаном коричневых брызг в любую секунду, однако приспешник Сатаны был сильней, чем казался.

— Итак, скотина! Как и в прошлый раз, медленно, не торопясь следуем наружу в том же порядке, что и заходили! Без лишних движений и звуков! И не заставляйте ждать, а то нашему громиле… — взгляд низкорослого демона метнулся на безостановочно-ворчащего Варгха. — Не на ком злость сорвать! — он злорадно усмехнулся, не забывая, однако про Джумоука, играющего со смертью в буквальном смысле и махнул зазубренным мачете в сторону изливающегося жуткими криками коридора.

Масса обнаженных узников, как обычно замялась и не шелохнулась, опустив глаза долу, чем-то походя на отдающуюся из-за безденежья девственницу, ввиду чего наливающийся злостью Дима не утерпел и поднял руку вверх, высунув голову через передних рабов. Само собой сие безумное действие мигом привлекло внимание всех и каждого, в особенности собакоголового хозяина, замершего с жезлом в нечеловеческой руке.

— Кха-кха… Хм… Кхм… — прочистил юноша сжатое горло, дрожа от страха, нервного возбуждения и боясь взглянуть на Джумоука. — А можно мы первыми пойдем? Пока все надумают, опять его… — юноша кивнул в сторону шумно-дышащего, утыканного железом Варгха. — Подключать придется! — и замолчал, чувствуя, что еще немного и коленки подогнутся от охватившей слабости.

Ответ шел несколько секунд и во время его ожидания он успел выслушать массу тихих, полных ненависти комментариев, в основном идущих с его, то есть четвертой цепи, неизвестно каким-то образом просачивающихся сквозь бесконечные вопли боли снаружи.

— Все ему на месте не сидится… Урод вонючий!

— Проклятый нелюдь! Вечно вперед лезет!

— Только о себе и думает, псих ненормальный!

— Что людей-то тянуть за собой!? Зачем нас-то?!

— Тише едешь, дальше будешь… Ан, нет… Этого козла не доучили!

— Господи вразуми отрока бесноватого, внеси в душу его свет Твой!

— Чтоб ему пусто было! Будь проклято Сатаны отродье!

— Откуда он взялся со своими друзьями, нехристь этот?!

Услышавший полные «любви» высказывания рабов, красноглазый сатир заржал, аки конь.

— Ха-ха-ха! — гнусавый смех свиномордого демона с силой ударил напряженного Дмитрия. — Видишь вон, не нравится людям… Ой, скотинке человеческой, извиняюсь! Чего ты их за собой тянешь?! Ты же не пастырь им! Они в другого веруют! — разумная свинья издевательски ткнула клинком вверх, а Джумоук покровительственно растянул звериные губы в собачьей улыбке. — Постоял бы, потом пошел за всеми неторопливо! — в монологе сатира присутствовал некий скрытый смысл, причем «Анубис» знал это и участвовал в данной игре. — Зачем ты высовываешься, а, «Спящий»?! Тебе Земли мало, где тебя сторонились?! Хоть в Аду отдохни! Тем более скотине-то не нравится! — в гнусавом голосе карликового черта не было злости, лишь интерес к ответу Димы, друзья же того молчали, не высовываясь и только Лиза, нет, да бросала озабоченный взгляд карих глаз на лезущего куда ни попадя мальчишку.

— Мало ли, что им не нравится! — юноша собрался, поднял взор и вперился в красные глаза ущербного демона, шевелящего косматыми ноздрями. — Всю жизнь из-под пинка существовали и ни о чем не думали, а точнее не умели, а здесь выделываться начали! Натура у них такая поганая! Сами никогда не начнут, только повторять за кем-то умеют! Так какая этим придуркам разница? — он повернулся, нагло посмотрев на невольно прикованных к нему незадачливых грешников. — Пусть я за них думать буду! — масса узников с ненавистью ответила на его наглость, буквально ошпарив лютой злобой, отчего Дмитрий вздрогнул, но криво ухмыльнулся и вновь бесстрашно посмотрел, но теперь уже на собакоголового демона в золоте. — Пусть идут, еще благодарить будут! — он замолчал, но затем добавил. — Хотя, наверное, нет… Тупые придурки… — как-то обиженно вырвалось у него, после чего парень встал обратно к стенке, жутко дрожа изнутри.

— Ха-ха-ха! Обиженный «Спящий»! Не слушаются его! — гоготал сатир, а «Анубис» внимательно смотрел на понурившегося юношу. — И не послушаются! Они же пустышки! Ничтожества! — свиная пасть извергала потоки жестокой правды, ложащейся на узников Джумоука горячими брызгами, отчего они дергались, стараясь думать, что это от страха. — Они НИКОГДА тебя не послушают! НИКОГДА! — радостно рявкнул прямоходящий поросенок, отчего в желудок юноше плеснуло жгучей обидой, и он не смог вымолвить ни слова. — Скотина ею и останется! Вот так-то «Спящий»! Ха-ха-ха! — демон радостно ощерил клыкастую пасть и привлекая внимание, противно скрежетнул клинком по камню. — Вы слышали животные? За вас все решили! Вперед, навстречу приключениям! — «осчастливленные» пятым клеймом узники дернулись за охваченным тоской Дмитрием, понуро двинувшимся в сторону огромного прохода, навстречу воплям измученных людей.

Теоретически движение должно было происходить задом наперед, ведь если юноша зашел первым, то выходить должен последним, но получилось иначе. Мальчишка с друзьями сидел возле стенки, с самого краю, поэтому просто обошел свернувшихся гусеницей людей, и тем пришлось вытягиваться за ним под взорами всевидящих чертей, наблюдающих за каждым движением. Это прибавило проклятий в его сторону, но после слов сатира, он не вслушивался в них из-за напавшей апатичной пассивности.

— Молодец, Ди-ма! — внезапно раздался подбадривающий голос воина-масаи. — Глупые люди, злые! Ничего не понимают! У масаи тоже такие есть! Их много-много бьют, чтобы слушались или выгоняют из племени! В лес! К животным! Белый брат правильно поступил! Сами не пойдут! Нужно бить большой, крепкой палкой!

— А я даже не знаю… — послышался прорвавшийся сквозь коридорный вой, голос Такеши. — С одной стороны Дима-сан прав, а с другой жалко! Они не виноваты…

— Что родились придурками? Или что такими выросли? Пусть тогда живут молча и не мешают остальным! Но нет! — парень брызнул слюнями ненависти, сам того нехотя, повернув голову к японцу. — Учат всех быть собой — ленивыми и ничтожными свиньями! Если их никто не поведет за собой, то они похоронят весь мир! Их необходимо бить и как можно чаще! Тупые уроды! — тоска юноши растворилась в нахлынувшей злости, он вернул шею в исходное положение. — Ненавижу таких! Сжег бы всех! — он как раз проходил мимо любящего поболтать сатира, и тот, услышав его слова, растянул пасть в зловещей улыбке, словно поддерживая кровожадные желания «Спящего».

Глава 8

Пахнущая страхом, всхлипывающая вереница обнаженных пленников боязливо прошествовала мимо свиномордого черта, не поднимая взоры на обливающего ужасом гиганта Варгха, стоящего рядом с собакоголовым проводником в царство мертвых. Зато представители Ада прямо-таки наполнялись душевным равновесием, чувствуя исходящий из понурых людей ужас, переплетенный с нежеланием видеть, да не то что видеть, а даже пребывать в окружающем мире.

Парнокопытные воины с будто железными мышцами изредка моргали оранжевыми глазами и крепко сжимали рукояти копий, глядя на длинную и понурую колонну человеческого скота, идущего за тремя «Спящими». Сатир постукивал клинком по камню, словно подыгрывая вопящим в коридоре пленникам Низама, а Джумоук меланхолично покручивал смертельным жезлом, делая полный поворот им после каждого раба, словно подсчитывая их.

Варгх немного подвинулся, пропуская входящего в высокий проход Дмитрия, не забыв обдать его зловонием изо рта, отчего подрагивающий от напряжения парень чуть не закатил глаза, но сдержался и вышел в отвратительный коридор, встретивший жуткой вонью и нечеловеческими криками. На протяжении следующих метров пятнадцати стояли бесстрастные черти, не вошедшие в человеческий загон и ожидающие пленников для контроля возможных беспорядков. Как они могли пребывать без движения и эмоций в столь отвратительном месте, полном почти материальной вони и страданий людей — неизвестно, видимо Дима многого не знал об их истинных возможностях и выдержке, а если и знал, то не помнил.

Мальчишка сморщился и заморгал от рвущихся в уши криков бесконечно-мучаемых людей, а в горло полезла несусветная вонь, что вызвало пустые рвотные позывы, однако он вытерпел и прошел ровно то расстояние, которое требовалось, дабы ряд следующих за ним рабов вывалился в проклятый, темный коридор, встретивший клетками с разрезаемыми людьми.

Несчастные выли и орали, захлебывались кровью и давились легкими, но арендовавшие жертву рогатые мучители использовали купленное время на все безжалостные сто, с улыбками кормя несчастных их же органами и тотчас выращивая новые. Черти знали толк в развлечениях с людской скотиной, используя возможности отличнейших тел на полную катушку, и будто показывая грешникам поневоле, как они себя запустили и на что способны в реальности… А те плакали кровавыми слезами и умоляли разорванными, беззубыми ртами убить, пожалуйста убить, но адские жители, лишь заливисто хохотали и засовывали в окровавленную пасть со срезанными губами еще кусочек сочащейся селезенки.

Тусклый свет, идущий из людского загона, давал достаточно возможностей для осмотра, творящегося здесь кошмара и Дима, как в первый раз, почувствовал буквально сдавливающий его ужас, ибо слышимое переносилось намного легче виденного. Парень задышал, как научил японец, сказав тому мысленное «спасибо» и стало легче, однако жуткие картины с обеих сторон остались на своих местах, продолжая наносить морально тяжелые удары.

— Неужели им никогда не дают передышки? — раздался едва слышимый, ни к кому конкретно не обращающийся голос Такеши, искренне переживающего за мучимых пленников. — За что им такие наказания? Они же живые и думающие!

«Люди мучают животных, препарируют их, пожирают живых крысиных эмбрионов, причем твои же, почти земляки китайцы, а в Японии, так вообще занимаются сексом с осьминогами… Еще люди, которых ты так жалеешь трахают яблочные пироги, коз, овец, сучек алабая, давят ногами щенков, котят, им же вспарывают животы, сжигают живых, обливают кислотой… А ты спрашиваешь почему? Потому, что им так нравится, как и людям, так много о себе возомнившим… Человек отличается от местных демонов только внешностью, а в остальном никакой разницы…», — мысленно ответил японцу Дима, моментально забывший про жалость к пленникам и возжелавший еще больше боли для них.

— Лкетинг знал много плохих и жестоких людей! — в ухо ворвался гулкий голос, покрытого шрамами воина-масаи. — Они часто били ручных буйволов палками! Им нравилась чужая боль! Буйволы не делали ничего плохого, но их били просто так и очень много!

— Но люди… — из японца никак не могли выйти плотно впитавшиеся на Земле устои. — Люди… Это же… — он замолчал, понимая, что сказать нечего, но Дима продолжил.

— Не более, чем люди! Одно название и уже давно никакой ценности! Как говорил один великий советский вождь, человек — это маленький винтик в огромной системе, поэтому их требуется не лечить, а обслуживать, ибо женщины нарожают новых, — его слова умело проталкивались сквозь нечеловеческие вопли боли и достигали искомых ушей, черти же по бокам никак не реагировали на болтовню «Спящих». — Таким образом удалось избежать огромных затрат на обучение хороших докторов, создав отдельные их категории и плевать, что слух может испортиться из-за барахлящих почек, все равно иди к ЛОРу! — закончил категоричный и циничный Дмитрий.

— К ЛОРу?! — повысил голос азиат, отвлекшись от переживаний за мучеников. — Это кто?!

— В России доктор, лечащий уши, горло и нос! Узкая, не требующая мозгов специализация, а лишь диплом! Так сейчас во всем мире! Идиотском мире!! — злобно вымолвил юноша, вглядываясь в темноту, где пряталось еще множество клеток с людьми, по злой воле купленных Низамом и в большинстве своем обладающих вторым и третьим клеймом.

— Ты такой молодой Дима-сан! А знаешь больше меня и Лкетинга! — немного помолчав, добавил азиат. — Меня дед учил совсем другому… — крик из клетки рядом усилился настолько, что японец замолчал, а парень непроизвольно повернул голову, дабы понять, что подняло тональность вопля некого бедолаги и увидел.

Высокий, покрытый густой, непонятно какого цвета шерстью черт медленно сдавливал яйца молодому пареньку, уже безухому, безносому и безгубому. Тот орал с увеличивающейся силой, однако на самой высокой ноте рогатый внезапно отпустил их и как только прибитый к стене паренек облегченно вздохнул, парнокопытный садист мигом оторвал ему все хозяйство разом, отчего дичайший вопль огласил весь коридор, вызвав гулкие аплодисменты и поздравления из клетки напротив.

— Я хотел все знать, поэтому много читал… — глухо пробормотал себе под нос Дима, чувствуя, как подгибаются разом ослабевшие ноги и не от ужасного зрелища, а оттого, что ему также могут оторвать член с яйцами, не сказав «извините». — Кха! Кха! Кха! — новые и снова пустые рвотные позывы сотрясли его в кашле, а ближайший черт-охранник вроде насмешливо блеснул оранжевыми глазами.

Парень выпрямился, чувствуя, как дрожат внутренности и тяжело задышал, пытаясь вернуться в нормальное русло. Зрелище напротив, потрясло его до глубины души, намного сильней, чем все до этого виденное и он вспомнил слова старого Анатона, сказавшего, что эту часть тела нельзя трогать, ибо тогда образцы Адам становятся слишком пассивными к боли и да… Так оно и было.

Прибитый к стене мученик, будто выкричал всю боль и страдания, обмякнув и апатично закрыв глаза, но рогатый мучитель отечески пожурил его заскорузлым пальцем и профессионально воткнул в вену капельницу, отчего из брызжущей кровью промежности полез новый половой орган и вот тогда принадлежащий Низаму узник взвыл еще сильней… Это было настолько страшно и непереносимо, что Диме стало нечем дышать от понимания количества невообразимой боли, предназначаемой молодому пареньку в темной клетке.

Тем временем подошла следующая цепь с рабами и вроде бы под вторым номером, по крайней мере, вел их мусульманин, один из первых добровольцев. Глядя на него, на душе становилось немного светлей, ведь этот, теоретически должный быть несчастным человек имел спокойное лицо, принимающее все вокруг, как должное, хоть и ни разу за весь путь не улыбнулся. Конечно с другой стороны, его восприятие окружающего кошмара, как данности, причем без какого-либо сопротивления, не являлось нормальным, но если сравнивать с цепью, где ведущим был Дмитрий — это восхищало.

Группа правоверных с самого начала преодолевала Ад, как пустыню в родной Азии, даже не пытаясь противиться, в особенности прямоходящим свиньям, но спокойствие освещающее лицо одного из них, на сто процентов являлось следствием приобретенного бессмертия. Смуглолицый правоверный радовался неуязвимости, возможно еще не осознавая таких минусов, как бесконечная варка в котле или знойные танцы на раскаленной сковородке, довольствуясь тем, что можно не бояться ноющих ран.

Он поравнялся с Димой нос в нос, ведя за собой идущих чуть позади и сбоку красноглазых сатиров, что выводили закованных рабов еще из вырубленной в гигантской пирамиде Сортировочной. Это были определенно они, выглядя глупей болтливого напарника, постоянно участвующего в разнообразных мероприятиях, проводимых явно доверяющим ему Джумоуком. Каким бы он не являлся болтуном, но ежели обладал такими ответственностью и сообразительностью, то был определенно умнее этих двух, вытащивших зазубренные клинки и принявшихся пугающе размахивать ими в почти человеческих руках. Эти двое сатиров напоминали понтовитых пацанов на заниженных «Приорах», пытающихся обратить на себя внимание уродливо-отличающейся от других тачкой, ибо не вышли ни рожей, ни мозгами.

Честно говоря, Дмитрий испытывал немалое чувство страха, когда рядом с ним крутили тусклыми мачете две разумные свиньи, со всех сторон орали разрезаемые на кусочки люди, плюс сквозь гамму витающих вокруг звуков прорывалось рычание Варгха, не дающее забыть жуткого монстра, обожающего собакоголового хозяина. Да уж… К Аду нереально привыкнуть… Здесь необходимо родиться и жить, в ином же случае… Нет.

Такеши с любопытством оглядел не таких уж и новых соседей, выглядящих более счастливыми, чем представители Земли на четвертой цепи и вежливо улыбнулся, получив в ответ нервные взгляды на лицах, пытающихся удерживать марку спокойствия. Все-таки, как ни плюнь, окружающие черти один в один повторяют субъектов из бабкиных сказок, поэтому с ними довольно легко смириться, а вот обычные люди, которых даже рогатые не «возводят» в ранг скотины — намного страшней. Непонятный человек всегда отвратительней монстра, ибо, пусть его внешность идентична твоей, зато внутренняя суть является совершенно иной. Воспитание, чего уж там… Земля, мать ее, так…

Обменявшись никому не нужными и противоречащими друг другу знаками внимания, узники уставились вперед, но не на машущих жутким оружием сатиров, а себе на ноги. Двое же придурковатых поросят ходили туда-сюда, разбавляя жуткие вопли узников бараноподобного Низама звонким цоканьем копыт и отвратительным скрежетом мачете об холодный каменный пол. Их красные глазки внимательно всматривались в пленников, ожидая резкого движения, дабы пустить в ход зазубренное лезвие тусклого клинка, но люди понимали это, поэтому замерли, как оловянные солдатики, лишь изредка моргая и ожидая более вменяемых наблюдателей, например их третьего собрата.

Тем временем позади вновь послышалось боязливое, но звучное шлепанье босых ног, изрядно разбавляемое тусклым звяканьем поржавевших цепей, что означало следующую вереницу пленников. Любопытный Дима не стал поворачивать взлохмаченную голову, побоявшись ее лишиться, а просто дождался приближения ведущего узника, после чего скосил глаз, уже зная ответ.

Сопение еще одного мусульманина было настолько шумным, что даже следующий безумный вопль во второй раз потерявшего яйца парня не смог перебить громкий свист воздуха выходящего из мощных легких правоверного, ставшего по другую сторону от «Спящих». Чего он так дышал, этот смуглолицый человек — непонятно. Может каким-то образом отфильтровывал плотную вонь волосатыми ноздрями и втягивал уже горный воздух, а может думал, что задыхается, а перед смертью, как говорится — не надышишься. Это его дело и только, поэтому вмешиваться парень не собирался, ибо хватало своих забот.

Однако, чисто из любопытства, получше вглядевшись скошенным глазом, юноша понял, что этот пленник не похож на умирающего страдальца, а так дышит наверняка из-за кошмарной вони, по крайней мере, судя по гадливому выражению, созданному напряжением мимических мышц. В остальном серое в темноте лицо правоверного являлось настолько же умиротворенным, как и у смуглолицего собрата, видимо все-таки сбылся кусочек загробной жизни, обещанной Аллахом, правда гурий не хватало, но это дело поправимое. Осталось добраться до Небес через хорошую работу на рогатых хозяев, ну или, в крайнем случае, присутствовал вариант с полной цепью девок, где за гурий могут сойти, как минимум штук десять, вот только захотят ли они этого?

«Наверное нет… Загнанным девкам сейчас не до любовных утех, хотя бывают же еще сильней заводящиеся бабенки, когда нервничают или боятся, что их поймают на горячем… Как вариант здесь таких, хоть одна, но имеется… Идет такая, цепью гремит и представляет, как ее натягивают в темноте, пока сатиры, собакоголовый и Варгх не видят… Или натягивает один сатир, а его напарники не видят… Или натягивают все сатиры, а не видят люди… Тьфу ты… Чего только в голову не лезет… Хотя с другой стороны последние часы довольно нервные… Вот вернусь на бескрайние просторы Вселенной сгустком свободной энергии, буду рассказывать себе подобным, как на Земле друг друга в темноте натягивают, пока никто не видит, только показать не смогу… Не поймут… Даже, если картинки привезу — не поймут…», — Дима не удержался и еле-еле смешливо фыркнул, обратив внимание на быструю адаптацию к непрерывным воплям и кошмарному зрелищу с обеих сторон, а еще на встрепенувшиеся уши карликового садиста напротив.

— Так! — раздался вспыхнувший кровожадной надеждой гнусавый голос свиноподобного черта, обладающего отличным слухом. — Кому там весело? А-а-а? — услышавший «фырк» сатир не понял, кто его издал, ибо в тот момент показывал напарнику, как по-особенному умеет закручивать тусклый клинок. — Тебе животное?! — он вальяжно зацокал к только подошедшему, шумно-дышащему мусульманину, тут же потерявшему внешнее спокойствие. — Что смешного, скотина?! — кончик тусклого клинка аккуратно врезался в смуглый подбородок, немного прорезав серую во тьме кожу человека, случайно попавшего под раздачу чужих пряников. — Может еще хмыкнешь?! — мерзкое дыхание свиноподобного демона овевало лицо трясущегося мусульманина ветром сортирной части трущоб Камбоджи, слегка касаясь омертвевшего Дмитрия. — Я тебя спрашиваю! — клыкастый свин смотрел на высокого человека снизу-вверх, не смущаясь своего карликового роста, а капелька крови уже скатилась по зазубренному лезвию.

— Эт…Эт… Это… Не… Я… — заикаясь пробормотал правоверный, боясь сильно раскрывать рот, где разрезанная кожа уже срослась, кроме того места, куда оставался воткнутым кончик клинка.

— Не ты?! Верю!! — зло рявкнул низкорослый черт и опустил кошмарное лезвие, понимая, что наглая брехня в Аду редкое сокровище. — А кто? Не подскажешь?! — гнусавый голос карликового демона вгонял мусульманина в дрожь, а пальцы на жирной пятерне свина шевелились, словно ища за что ухватиться.

— Н-н-не… Зн… Знаю… — несчастный узник видимо не смел и предположить, кто смешливо хмыкнул, хотя по-любому думал на Диму, Такеши или Лкетинга, однако на сто процентов сказать не мог.

— Так-так-так… — пробормотал сатир, чувствующий истинную правду, и перевел взгляд на другого мусульманина, отчего-то пропустив среднюю цепь со «Спящими». — А может ты?! — на этот раз главным действующим лицом стала рука демона, крепко вцепившаяся в «бубенцы» несчастного правоверного, заставив того скривить лицо и честно-пречестно замотать головой, совершенно не обращая внимания на грязное животное, держащее его за яйца. — И снова не ты… Верю! Верю! — дважды кивнул озлобленный карликовый черт, и еще сильней сдавив причиндалы заскулившего бедолаги, отпустил жирную пятерню от волосатых «бубенцов», уставившись на похолодевшего Дмитрия.

— Значит ты… Только ты, самый юный и наглый «Спящий»! — голос злобного свина угрожающе понизился, а сзади слышались беспорядочные шаги и позвякивание женской цепи. — Чего же здесь смешного?! Расскажи мне, а?! — сатир крутанул свиной головой, указывая на окружающую действительность, где из радостного было только то, что все живы, да и то… — Как можно веселиться в таком месте!? — толстожопый демон подошел к нему впритык, коснувшись свиным пятаком солнечного сплетения и яростно посмотрел в лицо глазами, налитыми кровью даже в темноте.

От источаемого сатиром запаха, перебивающего даже коридорные миазмы, худощавого юношу передернуло, отчего он совсем не нарочно почесал поросячьи ноздри редкими волосинками, торчащими с груди. Красноглазый демон не ожидал подобной пакости от голожопого узника и сам того не желая, смачно чихнул, саданув зазубренным клинком об пол, то есть ознаменовав подход женского коллектива брызгами искр и яростным звоном железа, явно смахивающим на приветственные фанфары.

Унылые женщины испуганно встрепенулись и разогнули спины, выпятив разномастные груди, а Лиза дернулась, словно от удара тока, посильней прижав спящего младенца к груди и встала вровень с Димой, еле заметно улыбнувшись ему испуганной улыбкой, но… Юноше было не до этого, ибо с его впалой груди стекали средней густоты сопли питающегося какой-то дрянью поросенка, судя по консистенции выходящей слизи.

«И будь здоров не скажешь… Чересчур лакейски выйдет…», — Дмитрий с трудом сглотнул невесть откуда взявшуюся слюну — наверное сжавшийся от страха мочевой пузырь плеснул немного в рот — и с отвращением уставился на выделения сатира, тот же гулко захохотал, как и увидевший произошедшее парнокопытный напарник.

— Испачкался?! — шутливо вгляделся в собственные сопли короткохвостый уродец. — Ха-ха-ха! Ну, вытри, чего ты! А можно и так ходить — засохнет, теплей будет! Ха-ха-ха! — два свинорылых демона хохотали над замершим подобно статуе, непонятно, что чувствующим парнем.

Стоящие с ним бок о бок узники отнеслись к произошедшему равнодушно, ибо путешествие через Ад выдавило из них жизнерадостность и сейчас все они старались думать только о собственной судьбе, что вполне естественно, ибо такова человеческая природа. Критические ситуации будят внутреннего зверя, то есть ребенка дикой природы, а в ней, как известно, выживает сильнейший.

Вот рабы, закованные за спиной троицы «Спящих» обрадовались бы, но им не повезло и они не видели произошедший с Димой конфуз, да и некогда, ведь окружающий ужас морально растаптывал этих людишек, переделывая жалкие тряпки в совсем ничтожества.

Кому-кому, а представителям большей части человечества, клейменным пятым тавро и многим женщинам здесь было хуже, чем другим. Считающие себя в прошлой жизни достойнейшими и лучшими из людей, живущие по придуманным для них правилам слабаки, с трудом выносили нечеловеческие крики заживо разрезаемых пленников, сданных в аренду. Тяжеловато наблюдать, как мучаются более сильные, если конечно у них присутствовало понятие этого, а если нет, то им же хуже. Будут громче орать, когда придется лично вытаскивать собственные кишки по указке здоровенного черта, заставляющего делать это, иначе придется съесть их с волосатой лапы…

Глупые, глупые люди с мелкими, ничтожными мечтами… Лучше бы они духовно росли над собой, а не хвастались новомодными айфонами с машинами в кредит, ведь иначе придется наблюдать, как из молодой и красивой, размазывающей кровавые сопли блондиночки вытягивают позвоночник, а она жутко выпучив глаза, дергается с зашитым проволокой ртом…

Лкетинг с Такеши были не в курсе произошедшего с Димой недоразумения в виде густых соплей на груди, поэтому не понимали веселого монолога хрюкающего от смеха сатира, парень же в свою очередь не знал, что делать. Такого разворота событий он и представить не мог, хоть и не страдал ограниченной фантазией, а закончивший ржать, ухмыляющийся сатир вернулся к напарнику, не собираясь наказывать «Спящего» за «фырк», прекрасно понимая, что тот сам себя обидел.

Чихнувший свин весело потирая нос, перекинул мачете в левую руку и что-то пробормотал коллеге по цеху, а тот заливисто всхрюкнув, заржал сильней, чем прежде, глядя на впавшего в ступор мальчишку, не реагирующего на внешние раздражители и тупо разглядывающего стекшие до пупа сопли. Ему сейчас было хуже всех, ведь испытавшие на себе силу гнева карликового черта правоверные уже успокоились и вернули прежнее выражение лиц, а он… Ожидающий каких угодно страданий, получил ЭТО… Причем от мерзкого черта с толстой жопой и возможно того, которому случайно сморкнулся на копыто… Как поется в одной песне: «Все возвращается — это законы кармы! У судьбы для нас разные планы!», — Дмитрий поднял подрагивающую кисть, но решиться убрать текущее непотребство не мог.

«И вот как их смахнуть, чтобы не замарать руки? Это же кошмар какой-то… Избавиться от соплей вонючего свина на пузе… Ладно… Это еще куда ни шло, но где потом руку вытереть? Об волосы, что ли? Бррр… Сейчас стошнит… А до воды еще два локтя по карте шлепать… Как же мерзко…», — юноша впал в оцепенение, а красноглазые сатиры радостно смотрели на него, ожидая каких-либо действий, да и молодая мамаша, нет-нет, но кидала косой взгляд в сторону «Спящего», проигрывающего битву каким-то безжизненным козявкам. «Ладно… Чего уж там… Надо соскребать, пока по члену не потекло…», — Дима вдохнул побольше вонючего воздуха, дабы отвлечься от безумных криков в клетках, и стал напористо смахивать движущиеся к концу сопли с помощью указательного пальца.

— Молодец! Храбрый какой, а?! — свинорылый виновник незапланированного недоразумения ткнул напарника в жирный бок, показывая человеческую несгибаемость, а не какое-то там молчаливое противостояние боли и пыткам. — Гляди, каков герой! Одним пальцем!! Не рукой, а пальцем!! Удаль так и брызжет!! Видел ты когда-нибудь подобное?! Ха-ха-ха! — гнусаво и искренне захохотали оба сатира, оказывается обладающие адекватным чувством юмора, переплетенного с сарказмом и язвительностью.

Дмитрий же, стараясь не нервничать и не обращать внимания на смех двух карликовых выкидышей Ада, целенаправленно стряхнул все более-менее видимые выделения разумной свиньи и как ни в чем не бывало поднял спокойное лицо, уподобившись наступившей в кучу конского навоза королеве Англии. За этим увлекательным процессом краешком глаза наблюдала Лиза, оставаясь серьезной, как никогда, однако искринки смеха явно проблескивали в карей радужке зрачка, на секунду сбросившего груз памяти о местонахождении в настоящем кошмаре.

Тут, как тут, сквозь вопли мучеников послышалось спасительное цоканье Джумоука, именно его, ибо спутать отдающую уверенностью хозяйскую походку с вальяжным, но все равно лакейским шагом, например сатира было бы сложно. Мальчишка обрадовался, как никогда, но виду не подал, ведь если бы не спешащий продать людской скот собакоголовый, пришлось бы и дальше ощущать клыкастые ухмылки парочки отвратительных свиней, не могущих перестать скалиться при взгляде на него.

Закутанный в золото «Анубис» величаво процокал вперед, оставив цепного пса, то есть Варгха позади, да и кому кроме здоровенного людоеда контролировать массу человеческого скота, пугающегося разных звуков и запахов? Еще потеряют разум и побегут сломя голову, ничего не видя, а тут как раз усиленное железом трехметровое чудовище приструнит скотский норов, натянув поржавевшие цепи до предела их возможностей. Собакоголовый демон ощущался выспавшимся, хотя это было понятно еще в скотском загоне, но все еще чувствующий сопли на животе Дмитрий не мог не взглянуть на Джумоука, замершего напротив четырех передних узников и принявшегося постукивать смертельным жезлом по нечеловеческой ладошке. Угольно-черная собачья морда прямо-таки лучилась хорошим настроением, что являлось очевидным даже в жутком полумраке, состоящем из материальной вони перемешанной со страдальческими воплями бесконечно-мучаемых людей.

— Прекрасно! Просто прекрасно! — прогавкал собакоголовый, бросив внимательный взгляд желтых глаза на Диму с Лизой и чуть медленней пройдясь по спящему младенцу, что заставило девушку сжаться и повернуть личико безмятежно-спящего малыша к налитой груди. — Пора на Рынок животные! Пора увидеть настоящий Ад! — улыбка растянула черную пасть, пахнув холодом, а рабы, услышавшие жуткие слова, протяжно заскулили и тяжело задышали, не понимая, что это значит, ведь уже плохо. — Вперед! — Джумоук развернулся и сделал первый «цок», а сатиры яростно и лакейски скрежетнули клинками по камню, напоминая рабам, что их ждет за неповиновение, но те сами не могли забыть, как ни старались.

Сзади раздался подгоняющий рев кровожадного Варгха, а потрескивание высокотехнологичного хлыста отлично аккомпанировало хозяину, чей голос наверняка ассоциировался с голосом Бога, а как иначе объяснить столь влюбленный взгляд у столь отвратительного создания? Никак, лишь любовь к хозяину… Собачья, а значит преданная до нельзя, как бы это глупо не звучало в случае с демоном-псом.

Высокие, мускулистые черти дисциплинированно повернулись и, чеканя цокот широких, покрытых серебром копыт, двинулись по безумному коридору, не забывая наблюдать за обнаженными пленниками оранжевыми глазами, прекрасно охватывающими человек по восемь, а жирные сатиры задорно скакали чуть впереди «Анубиса».

Путь обратно ничуть не отличался от пройденного навстречу бессмертию. Одна за одной пролетали клетки с неторопливо разрезаемыми людьми и полностью обработанными их подобиями, в некоторых темницах вроде как сменились арендаторы, но… Это ничего не меняло. Все те же вопли, все те же запахи и все тот же непрекращающийся ужас, витающий между железных прутьев каждой темницы.

Жизнь здесь кипела ручьем, правда не та, от которой растут смеющиеся дети и красивые цветы на подоконнике, а искусственная и создаваемая «волшебной» капельницей, использующейся в те драгоценные секунды, когда изуродованное тело арендованного подопечного отказывается работать и измученное сердце перестает качать кровь.

В ход сразу же идет ржавая от сотен проколов иголка, далее вена умирающего счастливчика, а затем… Его глаза распахиваются и он видит… Нет-нет, не апостола Петра, а козлиную, баранью или свиную морду временного хозяина, скалящего заточенные под клыки зубы и будто говорящего: «Еще не все, мой юный друг! Еще не все! У меня осталось еще много отличных идей, которым я не успел дать ходу из-за твоей слабости! Подожди! Время есть! Его много!», — и несчастного пленника окутывает всепоглощающее чувство безысходности, не дающее даже завыть…

С адской системой регенерации, придуманной неким здешним гением, эти «счастливчики» могли бесконечное количество времени «работать» на данной должности, имея недолгие минуты покоя между сменами клиентов, но Дмитрий не думал, что человеческая психика настолько крепка, каким бы выносливым не являлся заточенный в мрачную темницу страдалец. А с учетом того, что у любой проститутки есть постоянный клиент, значит и тут могут уделять слишком много внимания ненасытные благодетели, почаще навещающие полюбившееся животное…

«Что ни говори, а в любой более-менее населенной деревушке всегда найдется плюгавый мужичонка, любящий натянуть в сарае обожаемого петуха или гуся… Именно в темноте, под гавканье беспородного Барбоса, озадаченного похотливым хозяйским пыхтением, что придает остроту особенному половому акту между двумя столь разными созданиями… Извращенцев огромное количество и Геенна Огненная дает ответ откуда они берутся… Подобные желания и инстинкты не заложены ни в одном человеке, однако они проявляются, а значит некая чужеродная сущность внедряется в тело зачатого младенца и спокойно развивается в нем, ожидая выхода в насыщенное будущее, полное изнасилованных курей…», — на этой мысли темницы с вопящими от жуткой боли рабами были пройдены, и появился поворот в не менее ужасный коридор с тянущимися из темных клеток руками и бьющимися об обслюнявленные прутья человеческими телами.

Жуткий грохот и безумные крики, больше походящие на животный вой, чем звуки издаваемые людьми, заполнили уши трясущихся и едва дышащих пленников, ведомых на отправку в место, где по словам собакоголового начинается Ад… Треск искрящегося хлыста Варгха и вспышки света от впитывающихся в прутья разрядов тока, разбавлялись цоканьем чертей и сатиров, будто подпевающих величавому стуку копыт Джумоука… Все это создавало неописуемый коктейль из визуального ужаса и материальной боли, неторопливо смешанный с лезущей в ноздри вонью, пытающейся вытащить наружу пустой желудок…

Геенна Огненная… Ад… В каждом шаге, каждом вздохе, каждом взгляде… Он присутствовал повсюду и никуда от него не деться, но парень чувствовал — это действительно только начало. Начало путешествия по самому краешку проклятого мира, внедренного в легенды всех народов Земли… Никакие не сказки, а истина, в которую боятся верить, умирая с гримасой ужаса на лице.

А ведь они смотрят на людей… Смотрят постоянно… Каждую ночь бродят по домам, квартирам и улицам городов, невидимые и ищущие… Ищущие своего узника… Желающие навещать его потом… Когда тот поймет, что жизнь только начинается и лучше бы он готовился к ней до смерти…

Добро пожаловать в Ад, дорогие люди! Вот он дом! Вот она настоящая Родина! И как же здесь тяжело тем, кто так и не понял, зачем появился на свет… Для чего жил… Но ничего… Ничего… Поймете и вспомните… Когда-нибудь ваш ребенок зайдет в комнату и скажет: «Я боюсь! Очень боюсь! Он опять пришел! Тот монстр, который убил тебя, папа!»

Скоро кривые дорожки массы обнаженных и насмерть перепуганных людей, даже не попытавшихся привыкнуть друг к другу, разойдутся, как в море корабли. У каждого будет свой кошмарный путь, наверняка очень долгий и полный незабываемых впечатлений, ибо не зря Джумоук тратился на регенерационный орган…

«Кто-то пойдет обслуживать адские бордели, кто-то работать на шахтах, а кто-то биться на аренах, потешая местных жителей… Конечно будут и такие, кого судьба занесет лакейски прислуживать в доме богатых чертей или просто кормить их домашних животных собой же… Причем вечно… Ну или очень долго… Регенерация вещь такая… Будет работать, пока головы не лишишься или полностью не съедят… Как по мне, самое главное не попасть кормить адскую скотину и не в бордель… Не для этого я на Землю летел, чтобы принимать участие в адских секс-экскурсиях или местном животноводстве…», — полностью занявшие голову размышления о своей и чужих нелегких судьбах помогли незаметно пройти коридор, полный грохота и сумасшедших воплей замученных пленников.

Здоровенная воротина из красноватого металла, охраняющая Харон от так и не увиденных до конца безумных экспериментов Низама открылась с тем же натужным визгом, выпуская четыре поржавевшие цепи с людским скотом на просторы подземного мира, который совершенно не изменился и пребывал в прежнем сером состоянии. Вышедшие наружу узники сощурились от непривычного яркого света, на самом деле тусклого до невозможности, но им отвыкшим от естественного освещения было, как из материнского лона вылезти.

Закованные грешники радовались влажному теплу Харона и будто колпаком накрывшей тишине, такой непривычной после воплей бесконечно-мучаемых людей, а уж открытое пространство и вовсе делало ужасный мир краше. Это не портил даже каменный «небосвод», остающийся затянутым плотными темно-серыми тучами, где никуда не исчезнувшие ящероподобные монстры все так же летали, пронзительно и мерзко крича.

Трое этих же существ находились за огораживающим цитадель Низама, гудящим от напряжения забором, где они оглушительно вереща, дрались друг с другом, используя зубастые пасти и когтистые лапы, умудряясь при этом кого-то пожирать, отчего во все стороны летели клочки мяса и капли крови.

«Кому-то повезло… Покинул Ад голубчик, только вот куда его понесло… По сути даже убитые в Сортировочной еще те «счастливчики», ибо их ждет неопределенность… Русская рулетка, мать ее так… Вот ты какая настоящая жизнь… Непонятно, куда занесет вторая смерть, возможно в местечко похуже, чтобы там не говорили про бесконечность Вселенных… Никто же правды не расскажет, пока сам не увидишь…», — Дима быстро передвигал худые ноги, не отрывая серо-голубых глаз от копыт Джумоука, покрытых сложными золотыми узорами.

— Кого там едят? — голос Такеши ворвался в наслаждающиеся тишиной уши, подобно слону в посудную лавку, а мальчишка подивился, как долго он не слышал азиата с масаи, да и Лизы, шедшей погруженной в нелегкие думы.

— Наверное, кого-то из людей! Я бы удивился, если бы там лежал сдохший от алкоголизма черт! — парень громко прошептал первые пришедшие в голову слова, не переживая, что его услышат, ведь множественный топот и согласованное цоканье глушило любые звуки на «ура», да и идущие рядом рогатые не обращали внимание на болтовню пленников, будучи противниками только их агрессии.

— Там мертвый человек! — ответил им обоим гулкий голос туземца. — Лкетинг хорошо видит!

— Человек, так человек, главное, что не мы… — эгоистично пробормотал юноша, поднявший глаза, дабы вглядеться в приближающиеся врата, контролируемые вышками с бараноподобными чертями. — Свалить бы отсюда и пропади все пропадом… — гигантские и жуткие, хорошо, что цепные животные, а также уродливые подобия Варгхов никуда не делись, продолжая бродить по территории проклятого места, гулко рыча в сторону массы рабов.

Джумоук стал притормаживать и люди мгновенно вторили ему, почувствовав снижение хозяйского ритма, видимо научившись более-менее уверенно ощущать себя чем-то единым, связанным одной цепью. Сатиры замедлились еще раньше, сзади же послышалась ругань их свинорылого собрата и усилившийся треск кнута Варгха, скорей всего потянувшего к нему лапу.

«Так и начинается земное рабство, построенное на определении желаний генерального директора по его чихам и взбздохам…», — подумал юноша, увидевший перемены с закованными в цепи людьми.

Это его качество замечать мелочи в изменении чужого поведения и происходящем вокруг, частенько мешали жить, ибо Дима видел невидимое другим. Он даже по собственной квартире передвигался, анализируя, как лежат разбросанные носки и не изменили ли они местоположение.

Чашка чая, тарелка супа, повернутая не той стороной ложка, отчего-то приоткрытая дверь… Все эти мелочи забивали голову вопросами и подозрениями, что рядом кто-то живет, очень часто чуть-чуть, но меняющий местами вещи. Был ли данным соседом сказочный домовой или некто другой, хрен его знает, но рядом с людьми точно присутствует нечто, а вот хорошее или плохое, можно понять по ощущениям. Ведь у каждого, хоть раз остававшегося дома наедине с самим собой, появлялось чувствочужого взгляда на спине…

Закутанный в золото Джумоук степенно замер перед решетчатыми вратами, являющимися выходом наружу и протянул нечеловеческую кисть ладонью вверх, бросив нетерпеливый взгляд наверх. С вышки размеренно и неторопливо спускался широкий в плечах бараноподобный черт, громыхающий массивными копытами и выглядевший наглым донельзя, видимо работа у зажравшегося Низама накладывала свои отпечатки.

— Так… — причмокнул круторогий здоровяк и отстегнул от широкого металлического пояса на волосатом животе устройство с блестящим экраном, протянув его «Анубису», который неторопливо приложил к нему ладонь с когтистыми пальцами.

«Как считыватель отпечатков пальцев у Айфона… Небось, чтобы зафиксировать, кто уводит людей, а то мало ли… Чужих заберет, а потом ищи ветра в поле… Да и Низама нигде нет… Наверное ушел расслабиться и вскрыть кого-нибудь…», — Дима незаметно наблюдал за чертом-бараном с необычной винтовкой за спиной, прикрываемого внимательными напарниками наверху.

— Господин Джумоук, правильно я говорю? — черт с витыми рогами дежурно осклабился и поправил винтовку, встряхнув покатыми плечами. — А это, стало быть, ваше имущество? Как много! Хороший улов! На Рынок везете? — посыпались глупые вопросы, сопутствующие любому скучающему охраннику, что определенно не нравилось собакоголовому. — Трое «Спящих»! Девчонка с новорожденным! — рогатый один в один повторял хозяйские слова, восхищаясь товаром «Анубиса».

— На Рынок! Куда же еще! Не себе же оставлять! — тон демона с головой пса излучал практически материальное недовольство, надоедливой мухой вьющееся вокруг круторогого охранника, однако тот был настолько непробиваемым, что не замечал этого, да и тем более чужая территория — чужие правила.

— Ага! Понятненько! — болтливый черт, на которого криво смотрели красноглазые сатиры, снова причмокнул губами и прицепил адский компьютер обратно к мускулистому животу. — Дайте-ка я по-быстрому пересчитаю и отпущу вас, а то мало ли лишние затесались? Бывает же! — он ухмыльнулся и стрельнул оранжевыми глазами на Джумоука, а тот натянуто кивнул, переведя взор на крылатых ящеров возле забора, сатиры же протяжно высморкались густой слизью, словно не могли без этого жить.

Недавно дерущиеся создания с крыльями успокоились, доев труп сбежавшего из Ада пленника, и сыто хлопали мутными глазами, бесстрастно поглядывая на четыре длинных вереницы рабов, половина из которых беспрестанно плакала и нашептывала глупости с именем Христа и Пресвятой Богородицы, обязанных лично забирать мусор из Геенны Огненной. Работающий же на Низама черт продолжал задерживать человеческий караван, пройдя чуть вперед и вбок, где медленно водил волосатым пальцем по сжавшимся от страха узникам и что-то нашептывал под влажный, шевелящий ноздрями нос.

— А если моего товара не хватает, то ошибок все равно нет, верно? Или правила изменились, и полагается компенсация? — язвительно спросил закипающий от злости, но не подающий виду «Анубис», принявшийся считать ворон в каменном «небе».

— Естественно, господин Джумоук! Вы же сами знаете! Может, когда пришли, неправильно указали или сами узники кого-то съели… Всякое бывает! А правила менять не стоит! Не трогай то, что хорошо работает! — черт на секунду отвлекся, поучительно подняв палец, а затем продолжил пересчет пленников, содрогнувшихся при слове «съели». — Как «Спящие»? Не буйные? Ни кого еще не убили? Хотя… — он замедлился и, подняв свой миникомпьютер, заглянул туда. — Одного не хватает! — рогатый прищурил оранжевые глаза, довольно мотнув головой. — Они, да? — кивнул он на «Спящих», но собакоголовый не удостоил его ответом, а сатиры вовсе сердито всхрюкнули, словно не понимая, как грязь разговаривает с бриллиантом.

— Все нормально или есть вопросы? — повернул напряженный взор Джумоук, а чувствующий раздражение и злость любимого хозяина Варгх громогласно взревел позади. — Мы можем идти? — трехметровому чудовищу вторили выгуливающие псов собратья по «разуму», видимо посоветовав не выделываться на чужой территории. — Или мне объясниться тебе лично?! — взор демона-пса похолодел, а смертельный жезл налился красным, отчего круторогая охрана на вышках замерла и приготовилась атаковать, однако задающий много вопросов прямоходящий баран испуганно икнул и «цокнул» назад.

Сейчас подчиняющийся бараноподобному Низаму черт напоминал мелких людишек, получивших немного власти, например бабку-вахтершу или работницу почты, понявших, что в их силах сломать чужую жизнь, просто притормозив куда-то торопящегося человека, однако в любом мире случается непредвиденное, например жесткий ответ.

— Идите, господин Джумоук! Извините за задержку! Такие правила, сами поймите! — залебезил круторогий вахтер и шустро уцокал в сторону, махнув мускулистой лапой наверх, после чего охрана сверху успокоилась, жезл «Анубиса» погас, а ворота отворились и четыре цепи пленников выдвинулись за собакоголовым с парнокопытным сопровождением.

На вновь зашагавшего Дмитрия хлынуло облегчение, ибо нелегкий путь продолжался, а движение — это жизнь, каким бы оно не было. Сзади слышалось спокойное дыхание воина-масаи, сбоку быстро передвигала стройные ноги Лиза с сопящим малышом, а Такеши и вовсе не издавал звуков, кроме звяканья поржавевшей цепи, как и не отстающие правоверные по сторонам. Мусульмане сноровисто семенили конечностями, опустив смиренные лица, и словно не думая о дальнейшей судьбе, отчего выделялись отличной выдержкой, как и множество людей на второй и третьей цепи.

Добровольно вышедшие в Сортировочной женщины старались молчать в отличие насильно прикованных спутниц, периодически взвывающих в каменные «небеса», но быстро получающих крепкими чертовыми кулаками по грязным лицам, кости которых мгновенно, но криво срастались. Пленники четвертой цепи ничуть от них не отличались, ведя себя подобно истеричным бабам и непонятно чего желая от Господа. Их просьбы к Богу бесили мелочностью и отсутствием стремления поднапрячься лично, но исправлять что-либо было поздно. Этим убожествам было невдомек, что Бог есть Вселенная, а они часть Вселенной, то есть Его! Взывая к нему, они взывают к себе, то бишь просят встать собственное отражение, не пытаясь подняться лично… Представители большей части населения Земли не менялись и не изменятся, если только не умрут еще раз, да и то не факт, но до этого еще ох, как долго, что просто замечательно.

«Пусть помучаются придурковатые… Дорога дальняя, а судьба вообще кошмарная… Чует мое сердце они еще осознают истину, если до сих пор не осознали… Записанные в мясо, но с бессмертием… Это изменит их навсегда… Очищение огнем пройдет на «ура»…», — жестокие мысли отвлекли Дмитрия от размышлений насчет явно выделяющейся ценности их троих и девчонки с малышом, словно другие рабы стоили по пять копеек.

«Спящие» и разродившаяся в Аду мать интересовали всех кого не лень, начиная от обычных охранников и заканчивая авторитетными дельцами, видящих в них некие, попадающиеся раз в столетие сокровища. Слова же круторогого черта, насчет не убили ли кого-нибудь «Спящие», так и вовсе покрыли его гусиной кожей, потому как он действительно убил и уже из головы выкинул, не чувствуя абсолютно ничего, словно прихлопнул муху. Земные нормы медленно и верно отслаивались с Димы, оставляя голое «Я», состоящее из ненормальных для людей моралей, где живущие впустую создания должны умереть, дав шанс другим, и видимо черт был в курсе происходящего.

«Поэтому Такеши и меняется… Пришел божий одуванчик, а сейчас вон какой! Идет молчком, грудь вперед, хоть и голова согнута, да и сама речь другая… Наша суть становится иной… Настоящей, то есть более жестокой, но при этом честной…», — ноги пошли по выложенной неровным камнем мостовой и пришлось умело выбирать ногами наиболее ровные участки, хоть ощущение болезненности полностью исчезало через несколько секунд.

Тут же возник вопрос, откуда и из каких веществ вырабатывается регенерационный раствор, восстанавливающий неполадки организма, если нет еды, но ответ не заставил долго себя ждать, прилетев откуда-то из глубин подсознания.

«Блин… Память, моя память… Анатон говорил, что съедается небольшая масса тела, без которой можно прожить…», — Дмитрий на ходу осмотрел себя, но не увидел бросающихся в глаза изменений, кроме уже произошедших, например втянутого до предела живота, да и общей худобы.

Остались лишь те небольшие мышцы, которые удалось накопить за недолгую, полную пьяных размышлений жизнь и по сути они были ничего такими — без подкожного жирка приятно посмотреть, однако на этом любование собой закончилось. Следующий шаг ознаменовался пропоротой пяткой левой ступни, но не успел Дима выругаться, как на секунду появившаяся боль исчезла, и парень облегченно вздохнул, подумав: «Как же хорошо с неуязвимостью и бессмертием… Все само по себе лечится… По-хорошему такой орган должен даваться от рождения, хотя…. Нет… Не должен… Думал я уже об этом… Этак все дебилы доживут до детородного возраста и наделают себе подобных… Ну его нафиг… Пусть лучше умирают, как карта ляжет, а то начнутся бесконечные прыжки под автомобили, драки до потери сознания, бесконечные пытки своих жертв различными садистами… Дураков на Земле хватает, поэтому подобный подарок требуется именно в Аду! Тут и скотину кормить надо, и жителей, мало ли у кого семья голодает, а так купил человека и отрезай от него куски каждый вечер… Ужасно звучит конечно, но… Вполне реально для подобного мира…», — мысли юноши упорхнули, как вспугнутые синички при виде поворота не в город, а к огромному количеству воды, до сих пор неясно, как называющемуся. «Озером, морем, рекой? Пусть называется Рекой Мертвых… Как сначала подумал, пускай так и останется…», — он почувствовал, а скорее услышал усилившееся дыхание покрытого шрамами Лкетинга, жадно втягивающего влажный воздух, исходящий от огромного количества постоянно циркулирующей жидкости, окружающей нищий адский городишко.

Такое количество воды действительно било в ноздри, наполняя легкие влагой, отчего, наверное, и появилось сильное желание отлить, но пускать горячую струю по ляжкам не слишком хотелось, тем более в присутствии шлепающей рядом Лизы. Даже, если правила приличия в Аду и сменились на упрощенные до безобразия, ссать при миловидной девахе с отличной грудью желания не было, ибо она при нем в отличие от своих соседок еще ни разу не обделалась, или же он просто не обращал внимания?

«Как-то и не смотрел вроде… Обделывалась она или нет?», — юноша мимолетно скосил глаза на стройные ноги Лизы, не зная, что и подумать, но спустя пару секунд вернулся к покрытым золотыми узорами копытам «Анубиса», неторопливо и величаво цокающих к реке Мертвых. «Жаль девчонку, очень жаль… Какой бы она не являлась дерзкой и решительной, обещая убить своего ребенка, как только его коснутся чертовы лапы, но не успеет, да и не сможет… На каждую такую девицу здесь свой подход… Что же сулит ей Ад? В чем ее ценность?», — худощавого парня ни с того, ни с сего посетили мрачные мысли, однако он постарался отбросить их в сторону.

Каждый следующий шаг приближал его к заполняющей горизонт реке Мертвых, а вокруг да около вновь засновали разномастные жители Харона, цокая сбитыми копытами и сверкая нищенскими одеждами с прорехами на волосатых задницах. Проехало пару всадников на могучих животных, перед которыми расступался здешний стар и млад, а затем прошуршало устройство на антигравитационной подушке, громыхающее подобно банке гвоздей, но уверенно везущее двух козлоподобных чертей с мордами детей олигархов. Почему олигархов? Да потому, что такого презрения Дима не видел даже у Джумоука, когда тот вошел в Сортировочную и увидел прибывший с Земли сброд, но видимо здесь хватало своего пафосного дерьма.

Взор мальчишки вернулся к вихляющим толстыми жопами сатирам, держащим зазубренные мачете наперевес и готовых отразить любое нападение, но никто не думал соваться к четырем вереницам обнаженных рабов, еще издалека слыша рев Варгха, да и вживую видя огромное чудовище. Да уж… Низшие миры всегда управляются страхом и силой.

Как-то непривычно смотрелся Харон без чертей с забитыми людьми на поводках, хотя пара-тройка штук издалека виднелись, но большое расстояние не давало той полноты картины, когда парнокопытное создание с разумными оранжевыми глазами ведет ссутулившегося человека, боящегося поднять взор. С другой стороны здесь, наверное, только дышащий в затылок Лкетинг был способен смотреть глаза в глаза, но утверждать Дима не брался, ибо другими пленникам знакомым не являлся, анализируя лишь то, до чего дотягивался собственный взгляд.

Кто-нибудь из общей массы рабов тоже мог быть неплох, ведь добровольцев в цепи вызвалось огромное количество, это только у них на четвертой хныкающие отбросы ноги волокут, да и то назло «Спящим», которые оказывается нянькают их на Земле, поэтому и здесь обязаны.

«Непонятно, как ангелы вообще этот биологический металлом покупают и что с ним делают в белоснежных дворцах на заснеженных горах? Эти же клейменные первые полдня будут верещать, перечисляя собственные достоинства, рассказывая, где желают жить и сколько им чего требуется, а уж потом согласятся выслушать безъэмоциональных хозяев с белоснежными крыльями… И вот уж кому повезет, так повезет, если покупатель окажется обладателем бородки и усов, делающих его похожим на Иисуса… Ноги залижут до кровавых мозолей, а задницу вычистят до блеска… Мерзость какая… Не хочу к ангелам…», — Дима уже слышал шум бьющихся волн, и до этих звуков было всего пару уродливых зданий, Лкетинг же с Такеши безмолвствовали, будто наслаждаясь прогулкой по нищему Харону, оказывается полному тихо живущих чертей, начинающих день совсем не с пожирания детишек.

Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп… Звяк-звяк, звяк-звяк… Цок-цок, цок-цок… Босые ступни множества закованных узников, звон цепей и цокот копыт бесстрастных чертей слышались на протяжении последних пары десятков метров, отделяющих поскуливающий человеческий скот от Реки Мертвых и наконец свершилось… Гигантская, ограничивающаяся безбрежной водной гладью пристань надвинулась прямо на заткнувшихся и раскрывших рты рабов.

На ней прямо-таки кипела жизнь, насыщенная шумом проводящихся там работ, мелькающими туда-сюда самыми разными взмыленными чертями в набедренных повязках, замученными людьми в цепях и неизменными сатирами, гнусаво вопящими на грешников поневоле. Человеческие рабы таскали на себе разнообразный инструмент, мотки проводов, камни, железо и еще много всякой всячины, естественно не отлынивая от перевозки множества грузов на катающихся по земле и слегка зависших в воздухе, походящих на рохли штуковинах. Эти высокотехнологичные аппараты с легкостью управлялись совсем не жирными, а мускулистыми, словно молодой Джеки Чан сатирами, земные же узники лишь грузили и разгружали эти устройства, видимо не заработав доверия на управление ими.

«Но если посудить иначе, то обязательно должны быть некие люди, заслужившие работу с такой рохлей… Этакие выбившиеся наверх рабы, живущие лучше других… Работенка здесь не самая легкая, но лучше бесконечной варки в котле… Чтобы добиться подобных результатов, надо перетаскать вручную не одну сотню тонн грузов… Как-то выделиться и все-таки стать лучше других! Должны быть… По-любому…», — закованные рабы ступили на пристань, выполненную из длинных, гладких и широких плит, аккуратно подогнанных друг к дружке и без тормозов пошли за Джумоуком и двумя сатирами.

Ведущие их демоны уверенно продвигались сквозь работников порта Харона, привыкших к подобным зрелищам и совсем не мешающих вести узников к месту назначения. Мускулистые черти, охраняющие четыре вереницы людского скота, профессионально отделяли голожопых рабов от снующих в разные стороны обитателей пристани, конечно же, больше опасаясь за хозяйский товар, чем за жителей Харона, но местный «люд» сам понимал нежелательность соприкосновения с вынужденными эмигрантами и умело обходил их. Тем более сзади громыхал огромными ступнями проголодавшийся Варгх, вызывающий немалое почтение жутким рыком, еще издалека разгоняющим местных недотеп, а рядом с ним вальяжно цокал сатир с зазубренным мачете, гнусаво верещащий предупреждения самым медленным сотрудникам порта.

— Куда прешься! Посторонись! В сторону! В сторону! — крики неутомимого карликового демона разрезали свежий воздух пристани, разгоняя замечтавшихся работяг и изможденных людишек, а свиномордые коллеги спереди умело дублировали его. — Дорогу! Дорогу! Не трогать чужое имущество! К рабам не прикасаться! Посторонись! — гнусавые вопли клыкастых поросят оглашали суетливый порт адского городишки, делая их похожими на скупающих дешевые акции биржевых брокеров. — Разойдись! Уйди влево! Уйди вправо! В сторону, кому сказано! — работники пристани разлетались, как испуганные мухи, видя отлично охраняемую толпу очумевших человеческих рабов, впервые в жизни находящихся в подобной ситуации и боящихся как никогда, о чем рассказывали выражения слюнявых лиц.

А в общем по пристани было приятно двигаться, ибо под ногами в кои-то веки «текла» отличная дорога, приятно чешущая расслабившиеся пятки, безбоязненно ступающие по гладкому и безопасному камню. Промелькнули сидящие у самой кромки воды рогатые, только неясно козлы или бараны, ловящие рыбу… Да-да. Именно рыбу, а вот какая она здесь и на что ловится, рассказала безмолвная приманка в виде сидящего на камнях, закусившего губу безмолвного человека, чей поводок был намотан на высокий, толстый столбик, за который прицепили швартовый конец небольшого судна, покачивающегося рядом.

Пальцы на окровавленных руках несчастного отсутствовали почти все, будучи хорошей наживкой, судя по приличной горке улова, подпрыгивающего за спинами рогатых рыболовов. Получается, люди использовались в Геенне Огненной и для столь приятного времяпровождения, как расслабляющая ловля рыбы, а вот нравилось им или нет — это никого не волновало. По крайней мере, сидящий рядом с хозяевами страдалец не походил на счастливчика и даже обладателя «волшебной» капельницы внутри, иначе уже давно бы залечил раны, но здесь, наверное, придется ждать до чертова «дома».

Дальше, с левой стороны стояли и покачивались на невидимых волнах судна похожие, как братья-близнецы, вот только выросшие в семьях с разным достатком. Одно больше, другое меньше, но в большинстве своем топорно-выполненные и буквально кричащие о безвкусице собственных создателей с помощью бросающихся в глаза прямых углов и темных красок.

Ржавчина, грубая сварка, коричневые, черные, серые цвета, звуки ужасного скрипа, однако они все равно напоминали земные, по крайней мере, видимой частью. Вдалеке проглядывались иные суденышки, меньше и быстрей, летающие над водой, но их было слишком тяжело описать из-за расстояния, скрывающего основные детали, невидимые даже обновленным зрением, однако мальчишка решил, что их суть обязательна та же.

«Рогатые чересчур уродливые, что внутри, что снаружи… Если бы люди взяли лишь их качества, то не умели бы творить создаваемое сегодня… Здесь не обошлось без генетики ангелов… Ну и конечно же огромное количество прибывающих из других миров существ тоже постарались… Самое красивое — это от них… Пришельцев…», — до сих пор не увиденные вблизи волны ласково бились о края пристани, показывая лишь подброшенные вверх мелкие брызги, которые хотелось поймать рукой и попробовать, дабы узнать какова она на вкус — Река Мертвых.

Да уж… Шум воды, забитые человеческие рабы, уродливого вида корабли, летающие в «небе» ящероподобные твари и разномастные жители Ада, похотливо поглядывающие на проходящих мимо обнаженных женщин… Вышеописанное создавало невообразимую какофонию из звуков и непривычных картин, посреди которой двигались ошалело выпучившие глаза пленники, забывшие, как дышать, не то что молиться.

Идущая через ряд Лиза с малышом, который, как заметил Дима, проснулся и заорал от нахлынувших впечатлений, совершенно не слышались в творящемся издевательстве над людской психикой. Девушка вроде пыталась что-то говорить своему верещащему крохе, но тот беззвучно — так казалось со стороны — открывал маленький рот, отказываясь перестать заниматься неблагодарным делом.

«Открывает рыба рот, но не слышно, что поет…», — на последнем слове веселого стишка ребенок внезапно обосрался, и парень непроизвольно смешливо хмыкнул, зато горестно расширившей глаза девушке было отнюдь не весело, единственный плюс, что она отвлеклась от сумасшедшего мира Геенны Огненной, выдав огорченный до невозможности монолог.

— Ну, за что мне такое наказание?! Опять укакался! Зачем ты издеваешься над мамочкой, здесь и так все плохо, а ты обделался! Где мы возьмем водички помыться, вот скажи на милость… — девчонке реально не везло, но она продолжала личную борьбу, не обращая внимания на иногда пикирующих вниз крылатых ящеров, заставляющих пугливо вскрикивать обнаженных узников Ада.

Если в Сортировочной она умело стирала какашки руками, без особой брезгливости отбрасывая их в стороны, а после сноровисто очищала пальцы о камни пола, то во время движения такая возможность отсутствовала, ибо новорожденный мог выскользнуть из испачканных рук несчастной матери, которой не помешало бы немного воды.

«Скоро остановимся и кто-нибудь поможет… Теоретически Ад не без добрых чертей, да и в любом случае по дороге нам еще никто плохо не сделал…», — поправивший кольцо на шее парень вспомнил, что во времена сталинских репрессий направляющимся в ГУЛАГ заключенным, сердобольный люд всегда подавал воды и хлеба.

На пристани тем временем не затихал бесконечный драйв с носящимися туда-сюда рогатыми и несколько раз промелькнувшими, бесцельно шатающимися чертями бомжеватого вида, скорее всего бывшими скучающими местными жителями. Это если учитывать то, что большая часть здешнего волосатого «люда» выглядела именно так, то есть нищебродами из Камбоджи, только с копытами и внешностью домашних животных средней полосы России. Мимо «Спящих» промелькнули десятки морд взмыленных сотрудников порта Харона, уши звенели от хриплых криков чертей, гнусавых воплей сатиров и «чириканья» местных, чего-то выискивающих «чаек», а ноги цеплялись одна за другую, предлагая упасть и никогда не подниматься. Как себя чувствовали голубоглазый Лкетинг с субтильным Такеши он не знал, да и не задумывался, будучи озадаченным происходящим вокруг. Да и чего задумываться, ведь масаи с японцем не малые дети, чтобы следить за ними каждую секунду, тем более дружба заключается не в вопросе «как дела?», а дорогостоящем доверии в любую секунду.

Спутницы Лизы, такие же, как она женщины, суетливо двигались вслед за верещащими сатирами с Джумоуком, потряхивали разнообразными грудями и боязливо поглядывали вокруг, причем немало любознательных взглядов мелькало ниже чертовых поясов, что в принципе нормально, ведь такова бабья натура. Сама же спокойная, как никогда девчонка оставалась заложницей неумолкающего малыша и двух обосранных рук, гарантирующих стабильную вонь в диаметре пары метров, что мало, кому нравилось, но… Рабы с Земли не в автобусе по Европе ехали, а по Аду плелись, поэтому усиленная тренировка в терпении еще пригодится — спасибо скажут.

Следующие примерно пять минут однообразной ходьбы среди портового шума ознаменовались замедлением цоканья Джумоука, сатиров и охраняющих скот чертей, а узники, почувствовав снижение хозяйского ритма, мигом синхронизировались с собакоголовым. На бесконечной пристани становилось все меньше рогатого «люда» и спустя несколько минут четыре вереницы пленников «Анубиса» прибыли на тихую ее часть.

Там посреди «безлюдной» тишины и отвратительных криков крылатых ящеров стояли на приколе покачивающиеся на волнах громоздкие и уродливые посудины, чем-то смахивающие на недавно ушедший вдаль «квадрат Малевича» и одно из них определенно принадлежало господину Джумоуку, а вот какое, на ум не приходило… Продолжающий перебирать босыми ногами Дима более внимательно оглядел сто процентов перевозящие рабов судна, однако ассоциаций с демоном-псом не вызывало ни одно, зато голову посетили иные вопросы.

«Господину… Господину… Интересно, как требуется правильно говорить, чтобы распробовать это слово? Господин! Ммм… Господин! Не-а…. Господин! Опять не то… Господин, можно пописать? Господин, раб хочет есть! Господин, накажите раба! Господин, я виновен!», — Дмитрий и так, и этак гонял мерзкое слово внутри черепной коробки, пытаясь примерить различные интонации, и с каждой пробой его все больше тошнило, хотя вроде нечем.

Поняв, что произнести подобную мерзость выше его возможностей, что гарантирует в будущем минимум избиение плетями, юноша взгрустнул, отчего отвлекся, но долго тосковать не пришлось, ибо идущие позади Лкетинг, Такеши и остальные узники остановились, причем настолько резко, что он не успел среагировать и железное кольцо впилось в кадык.

«Блин! Проклятый Варгх! Как на тройке лошадей едет посреди русской зимы… Тпру, ретивые! Стой красивые! Барину в тишине думать требуется!», — разум Дмитрия генерировал спасительные шутки, помогающие жить без стрессов и морщин, и они помогали, он был уверен.

Парень поднял серо-голубые глаза и всмотрелся в огромное ржавое корыто напротив, гарантирующее незадачливым грешникам расслабляющее путешествие до некого, называющегося Рынком места, где человеческий товар выгодно продадут и вернутся за новым. Сие пропитанное страданиями тысяч грешников произведение адского «искусства» походило на гроб огромных размеров, лениво раскачивающийся на волнах и само собой не имеющий каких-либо парусов, однако обладающий множеством идеально круглых дырок сверху, причем без стекол.

«Ну, а как же… Зачем скотине стекла, побьют еще, а так погрузят, как животных и поплыли… Это вообще не судно, а какой-то большой рабский трюм и больше ничего… Квадратная цистерна больших размеров… Вот, что значит отсутствие вкуса… Какие же тогда здешние бабы пирожки своим мужикам пекут?», — парень горестно сморщил унылую харю, чувствуя дующий в нее теплый ветер, а еще бабочек в животе, появляющихся не только от любви, но и всяческих переживаний.

Замершие сатиры обернулись и красиво крутанули зазубренными клинками, задорно лязгнув ими по каменной плите, после чего угрожающе выпучили налитые кровью глаза на тяжело-дышащих узников, словно играя на публику. Спустя секунд десять обоюдного людского и чертова молчания, величаво повернулся укутанный в золото демон с мордой пса.

— Вот мы и прибыли, дорогие гости! — он растянул собачью пасть в уродливой язвительной улыбке, не забыв сверкнуть аккуратными клыками. — Это тот самый красавец корабль, на котором вы поплывете на долгожданный Рынок, где наши с вами пути разойдутся! А я к вам почти привык, не знаю, как вы ко мне! Ха-ха-ха! — «Анубис» издевательски захохотал, но внезапно замер и, пошевелив черным блестящим носом, направил желтый взор к виновнице потревожившего его запаха — Лизе.

Увиденное Джумоуком на руках девушки, не считая орущего младенца, ему не понравилось и озадачило, но самое удивительное, каким образом он не учуял детское говно на протяжении всего пути. С другой стороны любой порт — это кладезь запахов, так что сей недосмотр простителен, поэтому демон-пес моментально нашел виноватых, обратив гневный взгляд желтых глаз на помертвевших от нехорошего предчувствия сатиров.

— Помыть! — жестко бросила угольно-черная пасть, и карликовые демоны привычно уставились друг на друга, видимо собираясь оспорить кому достанется «честь» выполнить грязную работу, однако собакоголовый видел их насквозь, отчего неторопливо вытащил из золотистых одеяний жезл покрытый множеством странных значков, уже светящийся красным.

Толстожопые чертенята мигом отбросили в сторону гордость и чувство превосходства друг над другом, дружной парой поцокав в сторону стоявшей у края пристани ржавой бочки, однако демон с головой пса злобно прищурил желтые глаза.

— Пусть. Идет. Один, — медленно и членораздельно произнес Джумоук, а сзади злобно взревел Варгх, разогнавший «каркающих» в каменном «небе» ящеров, совершенно не виновных в плохом настроении собакоголового.

Свиномордые демоны озадаченно засопели и уставились друг на друга, где каждый не желал показаться слабаком, но чем ярче разгорался смертельный жезл в нечеловеческой пятерне с когтистыми пальцами, тем меньше у них оставалось времени. Любой, даже самый трусливый из человеческих узников затаенно ждал, когда вспыхнет всепожирающее пламя и скелет жирного поросенка рассыплется по гладкой плите пристани, но… Не дождались, ибо любая тварь хочет жить, что лягушка, что комар, вследствие чего один свин не выдержал и обиженно всхрюкнув, пошел к поржавевшему от постоянной влажности бочонку, другой же самодовольно ощерился, выпятив впалую грудь и лихо закинув мачете за спину. Весь вид победившего в беззвучном споре сатира показывал, насколько он хорош, отчего жирный свиномордый увалень буквально светился самодовольством гламурной фифы, взявшей в кредит iPhone 6.

— Сейчас все вы подниметесь на это судно и затихнете там на несколько часов, по истечении которых прибудете на Рынок — место, где судьба раскидает вас в неизвестном направлении! — продолжил Джумоук, внимательно глядя на опустивших глаза рабов, где выделялся несгибаемый Лкетинг, однако это не смущало собакоголового. — В трюме корабля… — он ехидно усмехнулся, перебросив жезл в другую когтистую руку. — Нижайше извиняюсь… — из демона-пса так лилось издевательство над запуганными людьми. — В вашей каюте есть питьевая вода, а еще я думаю, каждый задавался вопросом, почему не хочется есть! Я не побрезгую и отвечу — ваши тела еще не готовы, однако на Рынке вы получите специальные медикаменты, активирующие перистальтику, и тогда подготовка к вечной жизни в Геенне Огненной пройдет полностью! — возведенные в ранг скота рабы одновременно вздрогнули, почувствовав истинный вкус произнесенных «Анубисом» слов. — У меня все! И еще раз добро пожаловать в Ад! Ха-ха-ха! В порт Харон, а если вы желаете знать, как называется эта река, то у нее нет названия! Испокон веков ее звали Река Мертвых! — Джумоук отошел в сторону и сделал приглашающий жест в сторону корабля, а Диму забил внутренний озноб от понимания, что он знает истинное имя адской реки, совсем не просто так, интуитивно выбрав его же.

Тем временем четыре вереницы голожопых узников, как стояли, так и остались стоять. Внутрь мрачного, похожего на гроб корабля не вело ничего, никакой лестницы или летающей платформы, ввиду чего приглашающий жест собакоголового демона «выстрелил» вхолостую, однако нет… Ошибочка. Не в холостую. Передняя часть качнувшегося на волнах корабля с диким скрежетом распахнулась подобно грузовому отсеку самолета для перевозки военной техники и на каменную пристань, овеваемую шумом волн Реки Мертвых, рухнула массивная железная воротина по внешнему виду являющаяся одновременно и дорогой внутрь. Узники содрогнулись от грохота, созданного соприкосновением металлического трапа и камня, а уж затем обратили внимание на высыпавших изнутри матросов, являющихся мускулистыми, отвечающими за ужасно-скрипящее судно сатирами с внешностью перекачанных орангутангов. Мордами они, однако, как две капли воды походили на снующих по пристани собратьев, неустанно верещащих на человеческий скот, и сейчас скалили пасти, ожидая желающих войти внутрь водоплавающего гроба.

«Хотя нет… Не как две капли… Щеки втянутые, как у узников Бухенвальда… Наверное от постоянной работы… Сухие, жилистые… Не то, что наши сопровождающие… Груда сала на убой… Такого на Украину отправить — местное мужичье заколет и не заметят, что говорить умел…», — Дмитрий умело провел визуальный анализ команды корабля и приготовился шевелить ногами, прекрасно понимая, что иначе загонят с помощью искрящегося кнута кровожадного Варгха.

— Давай-давай-давай!! — оставшийся в одиночестве сатир нетерпеливо заколотил зазубренным клинком по длинному трапу корабельного отсека, отчего крылатые ящеры, только вернувшиеся в «небо» после рыка Варгха, вновь бросились в разные стороны. — Заходи! Ничего сложно, все как обычно! Добровольцы!! Ко мне, мои сладкие! Вы где?! — в это время недовольно сморщившийся от неутихающего лязга металла Джумоук бросил яростный желтый взор на все еще измазанные в говне конечности сгорбившейся и напряженной Лизы.

— Долго еще ждать, когда ей вымоют руки!! — злость собакоголового была понятна, проигравший же безмолвный спор сатир неторопливо и задумчиво цокал вокруг превышающего его рост бочонка, видимо не понимая, как достать оттуда воду. — Хоть в рот себе набери, но принеси! Бегом! — Джумоук яростно вскинул жезл, заставив успокоиться неистово молотящего по железу поросенка, а карликовый демон рядом с емкостью с водой суетливо забегал, легонько подпрыгивая, отчего при приземлении колыхалось массивное пузо и звонко цокали копыта.

Налитые кровью и одновременно испуганные глаза бегали вместе с ним по видимой территории пристани, выискивая что-нибудь подходящее для зачерпывания воды, но ничего не находили, однако на помощь пришел Дмитрий, заметивший рядом с грязными ногами мусульман вогнутую внутрь железяку. Ее внешний вид не рассказал ничего об истинной природе данной хреновины, но это важным не было, ведь она отлично подходила для сбора хоть колорадских жуков посреди лета, хоть накипи с мясного бульона.

Он не долго думая сделал шаг к правоверным, подтянув Лкетинга с Такеши, и пнул ее в сторону перепуганного бедолаги со свиным рылом, отбив себе пальцы на ноге, но боль моментально, не дав познакомиться ушла, что просто замечательно. Честно говоря, сатира жаль не было, а вот мающуюся в говне девчонку — да, плюс ее кричащий и этим же пугающий «чаек» ребенок некрасиво выглядел, лежа на обосраных руках, вот поэтому и пришлось выбирать из двух зол. Ясно-понятно, что после такого все, как один земные рабы начнут считать его еще более худшим, чем уже считают, но клал он на них с высокой колокольни, причем не один и не два раза.

Оббегающий бочонок пятый раз, мысленно похоронивший себя карликовый демон услышал спасительный звон, и оглянувшись, увидел катящуюся из-под грязных ног самого молодого «Спящего» спасительную железяку, созданную черпать из посудин, превышающих рост настоящих альфа-самцов.

— Вот! Вот! Нашел! — гнусавый голос сочился облегчением, а он сам вихрем метнулся к рабской подачке, ухватил и понесся к неприступной, как Сталинград бочке, Джумоук же со вторым сатиром перевели неземные глаза на Диму, мгновенно похолодевшего от столь внимательных и нежелательных взоров.

— Сколько живу, а все не перестаю удивляться таким, как вы… — несколько раз моргнул и задумчиво проговорил собакоголовый, жезл которого быстро терял красный цвет. — Что у вас «Спящих» в головах? Почему вы так себя ведете, каждым своим действием отдаляясь от людей, которых должны вести за собой? Привлекать их на свою сторону, но нет… Вы издеваетесь над ними многократно хуже нас!

Похолодевший юноша стоял и молчал, чувствуя обращенные на себя взгляды не только демонов, но людей, где большинство его ненавидело, считая, что незадачливый сатир должен умереть, а девчонка обязана мучиться в говне, однако парень клал на их «человеческое» мнение большой и толстый, ни в грош не ставя этих «личностей».

— Мне плевать! — он стряхнул с тела холод, и смело поднял серо-голубые глаза, уставившись в желтый взор «Анубиса». — Плевать на их мнение, ведь это мнение большинства, а большинство является идиотами! Я всегда был таким, рос таким и мне никогда не нравились люди! И именно здесь, в Аду я, наконец, понял, что они из себя представляют, особенно те, что позади меня! — он повернул обдуваемую влажным ветерком голову, пропустив взглядом Такеши с Лкетингом и посмотрел на вереницу пленников с пятым тавро, где проскакивали, изредка поднимающиеся, сочащиеся лютой злобой взгляды. — Пусть они ненавидят меня! Пусть! Главное, что они идут за мной! И делают желаемое мной! А любой из них, кто сунется, чтобы поспорить с этим — умрет! — внутри юноши закипала темная ярость, однако он тяжело дыша, удерживал ее, вываливая наболевшее в морду Джумоуку.

Бесстрастный, как и контролирующие узников черти «Анубис» ничего не ответил, лишь медленно водил когтистым пальцем по нечеловеческой ладони левой руки, а в желтых глазах мелькали пляшущие от радости бесята. Он по-любому получал от Дмитрия желаемое, другие «Спящие» его также устраивали.

Лкетинг радовал независимостью и звериной яростью, органично вплетенной в простой разум контролирующего себя туземца, Такеши же, субтильный и ничем не выделяющийся художник, тоже явно чего-то стоил и обладал талантами, о которых знал лишь Джумоук, но никому не рассказывал, ибо был купцом, а значит, умел обращаться с ценным товаром.

В это время, пока голозадый Дмитрий выворачивал накипевшее об идущих позади клейменных людях, перепуганный сатир сноровисто приподнялся на кончики копыт и с усилием вытянув жирную руку, опустил выгнутую железяку в полную воды ржавую бочку на краю пристани. Судя по всему, в Аду не обходилось без дождей, по крайней мере, в Хароне, ибо просто так полным бочонок не был бы, если конечно его периодически не доливают из Реки Мертвых, что довольно-таки идиотски, но… Точный ответ неизвестен, ибо Геенна Огненная полна тайн и само собой рогатых дураков.

Мерзкая морда карликового демона не излучала радость, когда он принес емкость с водой обосранной малышом девице, однако та не обратила внимание на недовольство того, кто у ее прабабки помоями питался, и с царственной хладнокровностью присела на колени, заставив согнуться соседку сзади. Аккуратно положив неумолкающего ребенка на стройные, но похудевшие ноги, она вытянула одну руку, глядя свину прямо в глаза, тот же вылупившись на нисколечко не изменившуюся грудь, раскрыл клыкастую пасть и вылил воду туда, куда хотела сисястая узница. Как ни плюнь, а бабы любыми мужиками крутить умеют.

Лиза неторопливо смыла, что смогла столь ничтожной порцией благословенной влаги, а сатир грустно всхрюкнув, оторвался от волшебной груди и, потряхивая мачете за жирной спиной, понесся за следующей порцией, ибо Джумоук нет-нет, да бросал в его сторону взгляд холодных, обещающих быстрой смерти глаз. И так повторилось несколько раз, а вот сколько, Дима не считал. Свиномордый черт лакейски прибегал к девушке с полусогнувшейся, боящейся поднимать глаза соседкой, а молодая мать сначала вымыла руки, а потом шевелящего крошечными ручками и ножками малыша, притихшего от бодрящих водных процедур.

«Похотливая свинья…», — с неким подобием ревности подумал Дима, в свою очередь, краем глаза поглядывая на грудь девчонки и слегка завидуя волосатому карлику, чей короткий причиндал горделиво вздыбился перед миловидным лицом девушки.

Лиза старательно не обращала внимания на не особо впечатляющий орган поросенка с зазубренным клинком, занимаясь мытьем затихшего малыша, грамотно перехватившего инициативу парня и демона с жирной жопой, то бишь ухватившегося мелкими губенками за шикарную, не портящуюся Геенной Огненной грудь. Внезапно она отвлеклась от водных процедур и с благодарностью поглядела на Дмитрия, в кои-то веки контролирующего член и без стеснения пялящегося на ее молочные железы, мальчишка же быстро отвернулся, не умея принимать благодарность без стеснения. Девушка единственная понимала, что парень сделал это ради нее, а не желания прогнуться перед адскими созданиями, выбивая пайку хлеба побольше, да и какая может быть пайка, если существует гордость, не дающая сказать: «Да хозяин!». Чего-чего, а этого добра у юноши было навалом. Он старательно игнорировал любое начальство в своей жизни, а оно в свою очередь старалось не пересекаться с ним из-за вроде обычного поведения, на деле выглядящего одолжением, но не внешне, а лишь по ощущениям, однако и этого хватало для обхода талантливого юноши.

Наконец молодая, красивая и несчастная мамаша отмылась от испражнений юного, присосавшегося к сиське ангела, и Джумоук удовлетворенно взглянул на нее, а затем снисходительно кивнул помертвевшему от напряжения парнокопытному неудачнику, мигом юркнувшему к коллеге, замершему у широкого ржавого трапа и готового барабанить клинком.

— Вперед! Вперед! — хряк, растянувший пасть в издевательском оскале над собратом, забарабанил тусклым мачете по железной дороге в мрачный, созданный для перевозки несчастных грешников трюм, откуда, как некстати потянуло, будто очнувшимися от долгого сна людскими испражнения. — Не задерживаемся! Давай, скотина! Кто первый?! Или силой загонять?! А, животные?! — люто таращил глаза толстый карлик, его же коллега никак не мог прийти в чувство после мытья человеческой самки от говна. — Ну!! — практически взрыкнул низкорослый черт, и Дмитрия словно что-то толкнуло вперед, отчего привычно дернулись дышащий в затылок Лкетинг и молчаливый Такеши, безмолвно следующие за неугомонным парнем. — Ага! — сатир замер, перестав колотить грохочущий трап. — Опять ты «Спящий»! Точнее везде ты! Молодец! Что я еще могу сказать! Ха-ха-ха! — свиноподобный демон саркастически захохотал. — Везде вперед лезешь, скоро скотина сзади тебя вообще возненавидит! Итак смотрит, как на говно, а дальше хуже будет! Ха-ха-ха! — жирный черт начал гнусавый хохот, но резко заткнулся, увидев злобный взгляд Джумоука, недолюбливающего пустую болтовню, что подтвердил рев Варгха позади и ругань сатира, сопровождающего трехметрового «Франкенштейна». — Вперед животные, я кому сказал!! — с новой силой заверещал жирный свин, малыш же Лизы невозмутимо сосал замечательную сиську у дрожащей девчонки. — Первые тронулись! Вперед-вперед-вперед! Давай скотина! Давай! Шевели конечностями, а то отрублю и вам скормлю же! — вопли и беспрерывное лязганье клинка закладывали уши, причем не только «Спящим», но и скривившемуся Джумоуку с горечью понимающему, что куда ни глянь, но лучше сопровождающих, чем толстожопые карлики в Аду не найти, а так да… Нанял бы других… Умных, суровых, красивых…

Дима опять дернулся, чувствуя, как кольцо впивается в кадык, перекрывая дыхание, но он терпеливо натягивал цепь, таща мускулистого масаи, также вкладывающего все силы, а им помогал субтильный, хрипящий Такеши, пытающийся тянуть неподвластных законам тяготения рабов с пятым тавро. Хныкающие позади люди или как их там, подбадривали друг друга протяжными стонами, сочащимися нежеланием плыть туда, где с них снимут кожу и зажарят, но «Спящим» поддавались с покорностью, гарантированной ревом Варгха и видом смертельного, налитого красным жезла «Анубиса».

Толпа земных отбросов с натугой передвигала грязные ноги, словно вымуштрованные, но иногда пытающиеся показать независимость домашние буйволы, тянущие нелегкую поклажу. Шаг за шагом земные грешники поднимались по железному трапу внутрь уродливого судна, походящего на гигантский гроб, и все слышней становился словесный понос, на котором они воспитывались с детства, и в который неистово верили, не понимая смысла.

— Господи Всемилостивый! Спаси и сохрани, убереги от Дьявола! Вытащи из Ада, Господи!

— Иисус, Святый Бог, наполни смелостью при входе в Сатаны дом! Дай сил не забыть тебя!

— О Боже, за что наказание это, за что?! Жил я свято, жил пусто, ничего не делал, не грешил!

— Ангелы святые придите, разметайте жилище Дьявола! Молю вас белокрылые!

— И разверзнутся Небеса, и прольется дождь из святой воды на чертово семя! И выжжет племя их!

— Последний путь! Последний путь братья и сестры! За ним спасенье! Не верьте демонам!

— Сия лохань — ковчег наш! Бог собрал лучших из людей! Так пойдемте же за отродьями Дьявола!

— А ну заткнулись все! Закрыли рты, животные! Кто разрешал говорить!? — гнусавый и полный ярости бас сатира, очнувшегося от унижения мытьем человеческой самки, перекрыл людские вопли. — Совсем ополоумели?! А?! Скотина не имеет права говорить!! — оба свиномордых демона со скоростью ветра подцокали к веренице вопящих спасительный бред пленников и яростно, но виртуозно махая зазубренными мачете, начали «дарить» неглубокие разрезы на спинах, руках, ногах, заставив узников еще больше орать от секундной боли.

Дикие крики, будто умирающих от смертельных ран людей заполнили пристань, пугая крылатых ящеров, сбрасывающих на каменные плиты брызжущий во все стороны белесый помет, Варгх злобно ревел, видимо огорчаясь, что не получал приказ от души избить скотину, ну а чем занимался идущий с ним сатир неизвестно.

— Дикие, глупые люди… Лкетинг найдет себе палку и научит глупых людей… — чувствовалось, что воина-масаи они достали, раз настолько невозмутимый туземец бормочет под нос гадости про земных выкидышей с пятым тавро.

Нанесенные бестолковым рабам порезы мигом затянулись, но разошедшиеся сатиры еще больше налив кровью глаза, умело полосовали не умолкающих узников, не забывая гнусаво читать нотации.

— Заткнуться всем! Заткнуться я сказал! Молчать, животные! Закрыла рот, скотина! Пасть захлопни, ничтожество! — одному из пленников, вздымающих в «каменные» небеса руки, случайно отрубили кисть, тот ужасно заорал, но тут же выросла новая, как у вампира высшего уровня, и кричащий раб ошалело заткнулся, поразившись произошедшему с ним ужасу.

Мгновенно заживающие раны до жути пугали людей, боящихся непривычного и как их учили — невозможного. Жители Земли знали, что любая царапина еще надолго оставляет след на теле, беспокоя ноющим зудом, однако затягивающиеся в течение пары секунд раны вгоняли их в панику и некоторые начинали сильнее вопить, словно не видели этого волшебства у Низама.

— Проклятье, проклятье над всеми нами!

— Сатана поставил на нас печать свою!

— Нет прощения, бессмертие получившим!

— Не видать нам Рая! О Господи, прости рабов своих!

Последняя фраза, будто огнем зацепила приподнявшего уголки собачьей пасти Джумоука и он кивнул неустанно ревущему и жадно смотрящему на него Варгху, мечтающему «поработать» с людьми.

— Подгони их, а то забылось мясо, чьим рабами являются! — гавкающий, непонятно как усилившийся голос разнесся над тихой пристанью, а утыканный шипами гигант радостно взревел и положил огромную лапу на заискрившийся кнут, треск которого услышал Дмитрий, старающийся зайти, как можно дальше вглубь покачивающегося на волнах ржавого судна.

Глава 9

Едва знакомые акустические колебания ворвались в уши, звенящие от созданного сатиром грохота, парень сразу же подумал: «Доверещались, сукины дети!», — а наученные жизнью и скорей всего горьким опытом свиноподобные матросы корабля отбросили в стороны такие же клинки, как у свиноподобных собратьев и звонко цокая, прыснули в глубину вонючего трюма.

Дима же, будучи неместным и прикованным, бежать не мог, да и не знал, как можно спрятаться от электричества в полностью железном корабле, поэтому инстинктивно сжался, дождавшись мощного разряда тока, который молнией прошел по металлу цепи и свалил его наземь, пронзив позвоночный столб, дабы выйти через кончики пальцев ног. Когда наполовину парализованный, не могущий разжать зубы юноша падал, то успел выставить руки, подумав: «Вот здесь даже жаль, что я в цепи первый и не могу воткнуться лицом в чью-нибудь мягкую задницу, главное, чтобы не в анальное отверстие…», — да-да, именно так он и подумал, после чего вытянутые, но оказывается, слабые руки согнулись, разрешив губам с носом соприкоснуться с железом трапа и сплющиться в громогласном приветствии.

Множественный, перемешанный со стонами грохот позади услужливо подсказал, что Такеши с Лкетингом, да и остальные рабы также не устояли перед умеющим уговаривать Варгхом, а затем в правую ягодицу парня воткнулось нечто тяжелое, наверное, голова и это сто процентов был счастливчик масаи, в свою очередь послуживший подушкой для японца. Разбитые губы принимали прежние формы, электрические разряды продолжали бегать по телу, судорожно сжимая мышцы рук и ног, однако это был не конец.

— Еще, Варгх! Еще! Пусть учатся не говорить глупостей! — гавкающий голос собакоголового звучал чересчур громко или же это являлось действием ударившего по ушам электрического разряда, в любом случае мальчишка не успел додуматься до ответов, ибо позади опять послышался радостный рев гигантского людоеда и новый треск кнута.

«Как же хорошо, что сейчас бьют не всех, а самых обнаглевших, но и просто электрический удар не слишком здорово…», — сию же секунду по шее прошел повторный, не менее мощный разряд тока, и Диму подбросило, как и японца с масаи, судя по подлетевшей голове на ягодице и ругательствам Такеши, упомянувшего некую семиабортную девственницу.

Следующий удар Варгх провел сразу после этого, а еще один спустя несколько секунд, затем еще, и еще, далее время растянулось на множество бесконечных мгновений, и Дима решил, что у него закипает мозг. Худощавого, обнаженного парня подбрасывало раз за разом, его цепь звенела, а кольцо билось об железо трапа, создавая мелодию боли, губы с носом размозжились уже несколько раз, но заживать не успевали, да и отсутствовал смысл в регенерации.

«Это пиз. ец!», — подумал скованный током Дима, в который раз с силой ударившись об грязное железо ржавого корабля, отбив внутренности, но тут удары моментально превратились, словно юноша прочитал могущественное заклинание.

Его локти с коленками судорожно сгибались и разгибались, он же ничего не мог с этим поделать, лишь нервно моргая и пытаясь разжать крошащиеся от челюстного напряжения зубы. Судя по всему, через его потрепанное, а затем усовершенствованное Генной Огненной тело, прошло количество энергии, способное осветить небольшой поселок, но использованное для успокоения безвольных пленников, не умеющих держать язык за зубами.

Сколько он так лежал, Дмитрий не понял, ибо пребывал в некой спасительной прострации, но постепенно тело перестало содрогаться, и парень напряг плечевые мышцы, попытавшись приподняться, однако мешал Лкетинг, пытающийся оторвать голову от его чуть не усравшихся вакуумом ягодиц. Чуть дальше что-то едва слышно страдальчески бормотал японец, однако во вроде бессмысленных словах проскакивали отчетливые проклятья, направленные прикованным сзади придуркам, мешающим жить всем, кто попадается им на пути. Они-то, конечно, думают, что не мешают, а ведут себя естественно, то есть по-земному, но глубоко ошибаются, ведь их поведение является поведением безмозглой толпы, а толпа самостоятельно мыслить не умеет.

Среди уродливой массы безликих и однородных людей никто не надеется на самого себя. Каждый оборачивается на соседа, тот на другого соседа и таким образом все желают получить хоть какой-нибудь ответ на дальнейшие действия, не пытаясь найти его сами. Любой из собравшихся в большую кучу теоретически разумных индивидуумов боится хоть немного выделиться среди себе подобных, пока не приходит помощь в виде наиболее бесхарактерного представителя их скопища.

Этот негласный лидер является наиболее слабым звеном, ибо открыл рот от страха, а другие вторили ему, начав подпевать сумасшедшей песне самого безвольного среди них, постепенно входя в раж, и насыщая того неистовой верой в великолепие созданной им Идеи. А он, чувствующий, как собратья слушают его истеричную песнь, наполняется неким чувством, которое считает собственным достоинством, только вот глубоко ошибается, ибо это всего лишь его уродливое отражение, созданное толпой. Да и откуда может взяться достоинство у того, а лучше тех, кто всю жизнь лижет задницы и ничего не делает сам, а лишь с примеркой на таких же, как они? Людская масса всегда будет массой. Ничего конкретного. Ни рук, ни ног, ни головы, лишь ниоткуда появившаяся цель, об истинной сути которой нет смысла задумываться, ибо сказано: «Так нужно!», — и более никакой конкретики.

Так было не один и не два раза, однако клейменные пятым тавром люди продолжают наступать на одни и те же грабли, не желая прислушиваться к себе, зато вдохновенно подпевают заводилам, подсознательно ищущим паству для насыщения их энергией.

— Лкетинг освободится от цепей… — воин-масаи ухватил искусно-склепанные кольца в мускулистую длань, встряхнув их. — И убьет глупых людей! Лкетинг обещает! Масаи найдет большую палку! — до юноши донеслось яростное бормотание шрамированного туземца, выведенного из себя плетущимися позади отбросами, да и Такеши не отставал от него в выражениях.

— Чтобы вас всех пожрала Сандзуногава! Чтоб вечные мучения обрушились на ваши головы! Да пожрут вас крысы токийского метро! Горите в Аду вечно, выкидыши бешеной псориазной суки! — тонкий голос субтильного азиата совершенно не ассоциировался с изливающимися из него словами.

Дмитрия хватило на измученное подобие улыбки, комментирующей непривычное поведение скромного японца, а далее он продолжил попытки подъема на трясущихся конечностях, стараясь не отставать от Лкетинга, почти вставшего на ноги и подтягивающего его с Такеши. Губы с носом и другие отбитые части тела восстановились, юноша даже не заметил, когда успели, хотя еще недавно чувствовал боль, однако он откинул эту мысль, как лишнюю, продолжив разгибаться и глядя вперед. Перед ним находилось вонючее чрево такого близкого трюма, в котором светились красные глаза возвращающихся корабельных сатиров, хотя на их месте лучше бы смотрелись прямоходящие крысы, но… Ад пропустил этих животных в собственной эволюции, изрыгнув свиней, козлов и баранов с управляющими ими псами.

Наконец, благодаря воину-масаи парень с Такеши поднялись и выровнялись на дрожащих ногах, после чего Дима ненавидяще обернулся. Нервно-моргающий японец вцепился в увитую веревками мышц руку масаи, сразу поняв суть взгляда выходца из России и слабо улыбнувшись, подмигнул, а возможно просто дернул глазом, соглашаясь с его мнением. Парень же посмотрел на вповалку копошащихся земных отбросов и злобно вздохнул, будучи неспособным что-либо сделать.

«За что мне такое наказание?! Сдохли бы они все, но нет! Бессмертные теперь! Блин! Как я устал… Прямо до невозможности, но чем-то внутри понимаю, что надо идти… Эти новые ощущения… Взявшаяся ниоткуда сила воли… Она-то и помогает мне двигаться, улучшая с каждым мучительным шагом… Именно ее я глушил бухлом с куревом, не давая проснуться самому себе, пока не пришла спасительная смерть… Разобраться бы еще в новых и старых снах, но пока терпеть… Терпеть Димочка…», — он повернул шею обратно, вновь уставившись внутрь темного зева судна, откуда вылезали разбежавшиеся в страхе мускулистые сатиры, настолько не желающие отхватить разряд тока кнута Варгха, что побросали зазубренные мачете, так необходимые в работе с людьми. «Привыкли наверное к подобной канители… Пару раз отхватили — рефлекс выработался… Это судно реально, как гроб, а еще больше на мусорный бак похоже… Внутри столько места… По теории людей сюда можно, как дрова укладывать, главное увязать покрепче…», — после умелого воспитания адским «Франкенштейном» мысли двигались, словно в киселе, отчего гнусавый крик одного из сатиров показался заторможенным и растянутым во времени.

— Давай! Пошли! Вперед! Вперед! Хватит стоять, а то Варгх только разогрелся и не откажется от повторной порции! — мерзкий голос свиноподобного урода подтолкнул избитых людей, торопливо поднявшихся и возжелавших спрятаться от боли, отчего Диму понесло, как серфера на морской волне.

Ему в спину тут же воткнулся Лкетинг, не могущий сопротивляться безумному стаду людского скота, а в того Такеши и троица «Спящих» только и успевала, что перебирать грязными ногами, двигаясь внутрь уродливого судна. Мускулистые сатиры отцокали в сторону, провожая голожопых узников насмешливыми взглядами, а те опускались вниз, навстречу вонючей трюмной темноте, но едва первые ступни переступали границу мрака, как загорелся рассеянный свет, идущий из высокого потолка. Под ним, покрытым ржавчиной и чем-то мерзко-скользким, проходило несколько пересекающихся металлических дорожек с перилами, ведущих в разные двери, все как одна расположенные на верхнем уровне. А еще, как подумал Дима, с этих привинченных к потолку тропинок можно с хохотом и гиканьем поссать на и так обиженных судьбой человеческих рабов, однако сие мнение юноша решил оставить при себе, дабы никого не огорчить, ибо и так хреново.

Само трюмное помещение являлось старым, грязным, ржавым, а по запаху, так и отвратным до невозможности, буквально до желания навечно зашить нос, однако в гостях у Низама воняло хуже. Это сразу отразилось на особо нежном японце, утробно и надрывно закашлявшем, причем издаваемые Такеши звуки походили на выблевываемый желудок, но он был таким не одним. Многие плетущиеся позади, всхлипывающие узники занялись тем же самым, а вот Дима старался терпеть и дышал ртом, хотя это не слишком помогало, и часть отвратных миазмов все равно проникала в носовые пазухи, заставляя судорожно шевелиться не готовые к нормальной работе кишки.

Площадь внутренней части корабля оказалось большей, чем виделась снаружи и весь этот простор действительно «дарился» перевозимым на Рынок грешникам, а вот рогатым обитателям корабля принадлежали металлические дорожки сверху и в принципе все… Настолько просто было устроено данное судно, можно сказать гениально. Самый раз для дешевого людского скота.

«Как же воняет… Будто здесь срали и ссали сотни мучеников, а уборку провели только сегодня… Мерзость… Какой же все-таки отвратительный, грязный мир…», — Дима поверхностно оглядел мрачный трюм, быстро перебирая ногами, дабы не быть раздавленным всхлипывающим человеческим стадом.

Конечная часть трюма выглядела ровной стеной, как вариант скрывающей массу различных механизмов, например огромный двигатель, тащащий эту посудину по водной глади, плюс пара-тройка кают для сатиров, и само собой «Анубисов» кабинет. И вот собственно в эту стену и уперлись голозадые пленники, где задняя часть не смогла качественно согласовать начало тормозного пути, отчего вмяла в нее «Спящих». Хорошо, что человеческий скот быстро обучался и сноровисто отошел назад, понимая свою ошибку, а так бы… Пришлось подключать перекачанных свиномордых карликов или кровожадного Варгха, дабы показать тупым животным, как правильно и вовремя останавливаться.

— Располагайтесь, где удобно! Места много! Самое главное аккуратней! Ха-ха-ха! — ударил узникам в спину гнусавый бас, покрытого мышцами матроса-свиньи. — Смотрите в цепях не запутайтесь, а то вырезать придется! — последнее напутствие окатило скулящих рабов ужасом, и это учитывая то, что они взывали к небу с желанием умереть, проклиная ненавистное бессмертие.

А вот Дмитрий сразу оценил черную шутку адского отродья, мгновенно прикинув, что учитывая короткие цепи, опять придется садиться впритык друг к другу и извиваться змейкой, то есть слова рогатого морячка насчет «в цепях не запутайтесь» честны до безобразия. Места было хоть и много, но сама издевательская скованность пленников обязывала их одинаково двигаться, что в туалете, что на футбольном стадионе. А в общем судно представляло из себя большой трюм, но для подобной уродливой посудины, снующей туда-сюда, дабы скинуть узников и вернуться за следующей партией, изысков не требуется, поэтому все так и выглядело.

Сам букет стоящей внутри вони, как понял подошедший к железной стене Дима, исходил из щелей пола, коими была усеяна вся его поверхность. Эти небольшие отверстия служили для оправления естественных надобностей, иных ассоциаций в голову не приходило и получается, что вся когда-то вылившаяся туда моча и редкий кал, уходили вниз, лишь изредка оттуда убираясь.

«К этому невозможно привыкнуть… Невозможно… Никогда в жизни…», — юноша повернулся спиной к стене, чувствуя крутанувшееся на шее кольцо, бросил взгляд на Лкетинга с дергающим правым веком Такеши, и кивнув им, стал медленно сгибать ноги, ожидая того же от таких разных друзей.

Тихонечко дыша ртом, Дима уселся и понял, что по выходу отсюда его задница будет напоминать ксерокопию этого пола, каждая дырочка которого отпечатается на ягодицах, а масаи с японцем медленно сели рядом, даже не пытаясь посмотреть на бродящих возле входа мускулистых сатиров с зазубренными клинками.

— Ну, вот и все! Скоро поплывем! Опять передышка! — юноша грустно улыбнулся, будучи рад небольшому отдыху, но огорчен кошмарной дороге. — Мне кажется, что плыть не очень долго, главное не задохнуться! — прогнусавил мальчишка, решив зажать нос пальцами, ибо не мог привыкнуть к вони, что здесь, что в предыдущих местах, правда раньше не догадывался затыкать ноздри.

Лкетинг с Такеши синхронно ему улыбнулись, где японец продолжал дергать веком и чуть-чуть щекой, но это у него проскакивало на протяжении всего пути, так что переживать не стоило, а вот негр оказался вежлив лишь в улыбке. В остальном воин-масаи ненавидяще вглядывался в заклейменных пятым тавро узников, желая хоть капельку свободы, дабы наказать их за врожденное неумение обращать внимание на дискомфорт соседей по цепи, однако терпел. Терпел, будучи туземцем, умеющим себя контролировать, в отличие от цивилизованных тряпок, воспитанных в эпоху потребления и привыкших пить таблетки от нервов в любых ситуациях.

Тем временем, так возненавиденные Лкетингом узники, стараясь не поднимать трусливых глаз на проклятых по их мнению «Спящих», рассаживались по стенке на максимальном расстоянии от троицы нелюдей, радуясь, что безъязыкий продан и между ними присутствует более чем метровый просвет. По крайней мере, первый после Такеши, определенный в мясо раб точно радовался, что не ускользнуло от внимательного взгляда Дмитрия, видевшего явное облегчение на бледном лице грешника с жуткой судьбой, но худощавый юноша откинул мысли о мусоре в сторону. Честно говоря, ему больше хотелось сбросить излишки жидкости в теле, то есть мочи, но он как-то стеснялся, хоть и обоссал ногу старику в Сортировочной. Откуда оно взялось, такое ненужное здесь стеснение? Дима не знал, но чувствовал, что еще немного и он протестирует пованивающие половые щели, забыв про скромность.

Первые штук двадцать представителей Земли заняли холодную стену полностью и следующий, готовый усесться раб, получил место спереди последнего в первом ряду, то есть положил начало привычному извиванию змейкой. Унылые узники Джумоука один за одним принимали положенные им места, и их аккуратность обеспечивалась свиномордыми сатирами, расположенными в стратегических точках, откуда они внимательно наблюдали за всхлипывающими грешниками. Двое жирных свиней наверху, а остальные в пропахшем нечистотами трюме, этакие перекачанные шестерки Джумоука, сопровождающие несчастных грешников пронизывающими взглядами и крепко сжимающие тусклые клинки, лязгающие о ржавый металл похожего на гроб судна.

Перед Димой уселся до сих пор толстый, лет сорока пяти бородатый мужчина, чей жирок, судя по висящим с боков и на пузе унылым складкам, заметно убавился, хотя в скотском загоне у Низама, когда парень видел его намного правей от себя, тот выглядел идентично. И как еще адские доктора с птичьими головами пару-тройку килограммов сала с собой не забрали? Хотя, наверное, побрезговали брать с «разумных» животных, по ошибке называющих себя венцами творения Господа…

Так вот. Бесцветные глаза толстого раба с пятым клеймом постоянно слезились, а унылое, можно сказать мертвое лицо вызывало желание повеситься. С таким выражением хари даже когда-то гордая, окладистая борода чувствовала себя ненужной и висела подобно изуродованной весной сосульке, пытаясь походить на жидкие волосенки, зачем-то старающиеся выжить на облысевшей голове.

Парень с легким любопытством разглядывал нового соседа, тот же в ответ старался не переводить взор на худого, так привычно опершегося о холодную стену мальчишку, любящего высказывать чертям то, что считает нужным и обзывающего говном других рабов, хотя они такие же люди, как он сам, по крайней мере, внешне. Подобные мыслишки по-любому бегали в лысой черепной коробке несчастного, собравшегося помирать бородача, поэтому высказывать недовольство насчет «куда вылупился щенок!» он не собирался, да и по сути любому из «Спящих» плевать на его мнение.

Мускулистому масаи и субтильному азиату достались подобные соседи, единственное их отличие было в толщине и возрасте. Лет по пятьдесят или чуть больше, худощавые, с бегающими, но опущенными глазками и сжатыми губами. Глядя на них, становилось неясно, кто из этих ничтожеств подает голос и тормозит грешников, портя им жизнь. Возможно ответ являлся настолько элементарным, что его просто-напросто не было и все решалось веселой детской считалочкой на «эники-беники» или подбрасыванием монетки, быстро указывающих на истинных заводил стада безмозглой скотины.

Все клейменные пятым тавро люди имели грязные, обвисшие от тоски и покрытые разводами слез лица, сгорбленные спины, пузырящиеся соплями носы и беспрерывно трясущиеся руки с ногами. Эти безмозглые рабы, неизвестно в который раз получившие взбучку от ревущего снаружи Варгха, выглядели невиновными праведниками, получившими заслуженное кем-то другим. Иногда, когда следующий из них садился на положенное место, его тусклый взгляд падал на встречный взор Дмитрия с друзьями, и тогда из безжизненных глаз выплескивалась ничем неприкрытая злоба, однако такое проявлялось не у всех. Взгляды многих выражали ничего. Такие люди давно забыли себя, решив, что жизнь остановилась и стремиться больше не к чему. И подобных взоров юноша насмотрелся еще на Земле.

Каждый утро он наблюдал сотни стремящихся на работу и с работы людей, и мало в ком из прохожих светилось счастье. Уставшие глаза почти каждого выражали озабоченность грядущим днем, и тем, что он несет, а ноги привычно тащили замученное тело на автобус, едущий в сторону работы, опоздание куда приравнивалось к вселенской трагедии. Это выражалась в том, что не успевающий на выбранную им каторгу человек озадаченно доставал мобильный телефон и звонил начальнику, подобострастно шепча в трубку об отсутствующем транспортном средстве.

Все стоящие на остановках люди являлись рабами без собственного мнения, и именно за это их кормили любящие беспрекословное подчинение хозяева, умело пользующиеся их талантами в строительстве собственной мечты. Большинство этих несчастных мечтали о заслуженной пенсии, мечтали подарить сорок пять лет жизни непонятно кому и уйти на «отдых», который опять же продолжался работой. Глупые люди говорили собственным детям, что если те хорошо закончат школу и институт, то обеспечат себя прекрасной карьерой, а значит и большой пенсией, дети же впитывали «умные» слова взрослых, уподобляясь им в будущем, то есть ничего не получая, как и мать с отцом.

Мир большей части человеческой расы выглядел пятью рабочими днями, где пятница и суббота требовали обязательной выпивки, а воскресение восстановления сил. Это являлось законом, а особи, нарушающие этот догмат, считались изгоями и уродами. Пятница с субботой предписывали, чтобы глаза каждого лучились счастьем и радостью. Пятницей с субботой заканчивалась каторга, после которой всем вменялось бухать, курить и гулять до утра, более же старшее поколение размеренно направлялось домой, предвкушая разжижающий мозг сериал, вкусную еду, бутылочку пива и чекушечку водки, чтобы утром проснуться с больной головой, и страдальчески вздохнув, подумать: «Неделя прошла успешно!».

Вот ради чего сегодня живет земная раса… Ради пятницы с субботой, в остальные же дни человечество походит на сегодняшних узников Ада, отрешенно глядящих себе под ноги и не знающих, что делать. Всё один в один, как в уродливой прошлой жизни. Работа, семья, дети, телевизор и «что делать»… Люди давно потеряли смысл жизни, продолжая привычно рожать детей, но, не обучая их ничему новому, ибо уверены, что есть, спать и трахаться для жизни достаточно. Животные… Обычные животные, только вот боящиеся взглянуть в небо без крестного знамения…

Пока безвольные остатки позвякивающих цепями рабов рассаживались умирающей от горя змейкой, внутрь принялись заходить понурые женщины, виновницей чего, являлась понятно кто. Видимо отмывшаяся от говна Лиза решила на радостях вытянуть блестящую руку, дабы быстрее загрузиться в пропахшее людскими экскрементами судно и поплыть в неизвестные дали, грозящие еще большими кошмарами. Как на безудержную смелость молодой матери отреагировали ее товарки — неизвестно, но в настоящее время испуганные и наоборот спокойные женщины потряхивали разномастными грудями, двигаясь внутри плавучего корыта под яростные крики размахивающих тусклыми клинками сатиров.

Их поджарые и мускулистые собратья контролировали узников чуть ниже — в грязном трюме, а снаружи слышались яростное взрыкивание Варгха и мерзкие крики ящероподобных чаек Харона. Кто кого пугал — понятно не было, но то, что уверенно покоряющие каменные «небеса» плотоядные «птички» могут залить трехметрового монстра пометом по уши — очевидно.

Прижавшая малюсенького мальчишку к груди Лиза как-то подозрительно спокойно рассматривала помещение, куда заходили представительницы прекрасного пола и само собой одна из первых вдохнула ужасную вонь, когда-то исторгнутую людьми и сейчас живущую своей жизнью. Девчонка поперхнулась и надула щеки, отчего сразу стала страшненькой, но после употребления такой гадости можно и вовсе сдохнуть, поэтому простительно. Ее же пацан, молчащий и оторвавшийся от аппетитной сиськи, весело размахивал мелкими ручками и ножками, но тут на мгновение замер, а потом задергался еще активней, при этом заверещав, будто его скармливают местным крысам.

«Если внутри этого водоплавающего гроба есть крысы, то кормежки им хватит надолго… Регенерирующие пленники — отличная добыча и горячая еда…», — пессимистичные мысли не давали покоя, поэтому уставившийся в ноги юноша попытался отвлечься, вновь переведя взгляд на шагающую и позвякивающую цепью Лизу, озадаченно уставившуюся на орущего ребенка, но не забывающую выискивать место, куда примостить пятую точку.

Пленники с цепи «Спящих», как раз расселись, заняв чуть больше одной пятой трюма и хорошо, что они контролировались увитыми мышцами сатирами, потому как на свое усмотрение заполонили бы все, что смогли, а так женщинам и оставшимся цепям тоже хватало свободного пространства. Бесцеремонное бабье уже рассаживалось под вопли перекачанных карликов с мачете, следивших за порядком и орущих, что единственный слабый пол рядом с сортиром, ибо там все напрочь проржавело.

Еще издалека увидев сидящего у стены Диму, Лиза обнадеживающе улыбнулась и, поправив орущего младенца на руках, уселась туда, куда направили острия клинков сатиры, контролирующие движение рабынь, а это рядом с дергающим правой стороной лица, трясущимся мужчиной. Получается, что ее оглядывания, пока она двигалась по загаженному трюму, являлись бессмысленными, и право выбора отсутствовало, чему стреляющий глазами юноша, да и сама девушка не особо удивились. Здесь всем заведовали гнусаво-верещащие, похожие на орангутангов карлики, которые виртуозно размахивали тусклыми клинками, внимательно следя за тем, чтобы узники нормально расселись, не подавив друг друга и не запутались, короче не попортили товар.

— Нормально садитесь твари! Нормально! Без суеты, скотина! Так, ты жирная сюда, а ты вонючка подвинься! Куда лезешь!? Куда лезешь, животное?! Стой! Я сказал, стой! Быстро села! Подвинься! Не звени цепями, уродина! А ну заткнулись, земные ничтожества! — давно заученные фразы повторялась через определенные промежутки времени, но желаемого эффекта не давали, ибо глушились орущим от вони младенцем, крик которого отлично резонировал в металлическом трюме.

Свиноподобные черти, привычно передвигающиеся внутри бывшего им почти домом корабля, не раз и не два всматривались в не затыкающегося малыша, мешающего нормально выговаривать приказы безмозглой человеческой скотине, но сделать ничего не могли. Истошно-вопящий младенец с его матерью были необходимы господину Джумоуку, и случайная смерть кого-либо из парочки повлечет вечное пожирание собственных внутренностей с калом, причем это самое мягкое наказание. Поэтому красноглазые уродцы продолжали орать, рассаживая грустно звенящих цепями женщин.

— Сюда садись, безмозглая тупица! А ты стой и глаза опусти! Да не туда похотливая гадина! Совсем обнаглели животные! Давай следующая! Двигай задом, толстая тварь! Быстрей я сказал! Садись! Да что вы, как стадо гумукусов! Всех поубивал бы! — кто такие гумукусы Дима не знал, но скорее всего некая местная живность, тупая, как многие из рабынь с рабами.

Наконец «обласканные» свиномордыми демонами женщины расселись такой же змейкой, как и заклейменные пятым тавро мужчины и в трюм донесся гнусавый крик находящегося снаружи сатира, услужливо подсказывающего, что пошла третья колонна, которую необходимо достойно встретить.

«Побыстрей бы…», — уткнувшийся носом между скрещенных рук Дима мечтал, как можно скорей поплыть в далекие дали, рассчитывая, что при движении по Реке Мертвых в расположенные сверху круглые окна будет дуть свежий воздух и хотя бы частично исчезнет вонь, царящая внутри трюма.

Крик ребенка на руках грудастой Лизы глушил всех, даже невозмутимый масаи со скромным Такеши кривились, всем видом показывая, что ощущают немалый дискомфорт, а узники вокруг и вовсе яростно глядели на грудастую девчонку, желая утопить ее с новорожденным в похожей на море речке. Молодая мать чувствовала и видела злобные взгляды, однако сделать ничего не могла, ведь ничего не понимающему кусочку развивающейся плоти тяжело доказать, что в страшном Аду нельзя кричать.

Вся эта сумасшедшая какофония в вонючем трюме гробоподобного корабля сводила с ума… Пронзительное верещание младенца, отвратительная вонь, всхлипывающие ряды обнаженных людей и гнусавые вопли сатиров… Это безумие сопровождалось желанием потерять сознание на неопределенное время или элементарно впасть в кому.

«Это скоро прекратится, это обязательно закончится…», — Дмитрий искренне жалел не могущую успокоить ребенка Лизу, но ничего не мог поделать, кроме как пытаться помочь ей мыслями, поэтому изо всех сил желал, чтобы у девушки все наладилось, одновременно понимая невозможность этого.

Третья цепь, а это была точно она, рассаживалась, не отходя от общего шаблона, то бишь подгоняясь увитыми мускулами карликами, неустанно рассказывающими измученным людям, насколько те тупы и несовершенны. Угрюмые рабы молчаливо сносили тычки, гнусавые вопли и окружающую вонь, двигаясь практически синхронно, лишь в глазах светилась жуткая тоска от осознания дальнейшей судьбы. Дима, в который раз поразился, откуда вообще взялись подобные представители человечества, почти никогда таких не видел, однако, оказывается, они есть. Эти люди терпеливо тащили любую ношу, что являлось одновременно плюсом и минусом, ведь на Земле они определенно вели себя также, просто живя и не пытаясь что-либо изменить. Такая порода с легкостью отправляется на гладиаторские бои и побеждает, ибо так требуется. Легко служит в армии. Работает менеджерами. Официантами. Да кем угодно, не зная истинных способностей. Вторая и третья цепи… Вот только в чем их разница? Во всем одинаковые, но с некими внутренними отличиями…

Прошло немного времени, и вереница узников расселась, повторив движения предыдущих, после чего внутрь зассаного трюма выдвинулась четвертая, на деле же вторая цепь, сопровождаемая пребывавшими на пристани чертями и громыхающим огромными ступнями Варгхом, пугающим корабельных матросиков. Чем мускулистые сатиры недолюбливали кровожадного здоровяка, никто не рассказывал, но судя по явно виднеющимся в полумраке, наливающимся кровью глазам, их зрачки с ненавистью вперились в искрящийся кнут, когда-то случайно или нарочно сбивший их с копыт.

Последние грешники, отчего у Димы вырвался облегченный вздох, заняли свободные места на изрешеченном полу, младенец же не переставая, кричал, прерывая вопли лишь на пару секунд, дабы схватить глоток вонючего воздуха. Это походило на китайскую пытку с падающей на переносицу каплей воды, когда пленник сходил с ума от ожидания, и здесь присутствовало нечто подобное.

Честно говоря, парень находился на той грани, когда хочется яростно подбежать к внешнему раздражителю в виде верещащего куска плоти и заткнуть его поганый рот потной ладошкой, а еще лучше замотать маленькое лицо скотчем, для наступления благословенной тишины, прерываемой всхлипами узников и гнусавым басом сатиров. Диму переполняла плещущаяся в груди злоба, однако он контролировал ее, сдерживаясь моралями и внутренними увещеваниями, твердящими о невиновности неразумного дитя, ибо оно слишком мало, но еще парень чувствовал, что эта темнота легко вырвется на свободу, если его кто-нибудь тронет.

В настоящее время он не желал диалогов ни с Такеши, ни с Лкетингом, ни с кем-либо еще и в этом был виноват безудержно-верещащий ребенок, желающий разорвать его барабанные перепонки вкупе с нервной системой. Мальчишка непроизвольно и злобно глянул на Лизу и та, словно почувствовав пронизывающий взор, повернулась и отчаянно моргнув, сбросила напускное спокойствие, залившись слезами. Весь ее ревущий вид говорил: «Я не знаю, что с ним делать! Не знаю! Ничего не могу!», — и кипящий внутри Дмитрий глупо кивнул, быстро отведя в сторону серо-голубые глаза, стесняясь живущей внутри себя ярости.

Закладывающие уши удары копыт о металл… Гнусавые крики жирных сатиров… Жалобный плач ребенка… Свиноподобные матросы уродливого корабля… Гигантский, так и тянущий здоровенную лапу к искрящемуся хлысту Варгх… Три десятка суровых, перевитых мышцам рогатых, уверенно стоящих на широких копытах и конечно же вонь… Человеческая вонь… От тысяч перевезенных рабов…

Да уж… Со стороны очень жуткая и непередаваемая словами картина, которую лучше смотреть изнутри. Скоро… Очень скоро следующая партия грешников поплывет на Рынок — туда, откуда еще никто не возвращался… Готовьтесь земные дети Элизиума и Геенны Огненной… Ад обожает слабаков!

Укутанный в золото Джумоук, демон с головой угольно-черного пса величаво зашел по широкому ржавому трапу и, принюхавшись, сморщил морду в отвратной гримасе, всем видом показывая, как ему ненавистен запах испражнений земной скотины, а затем осмотрел рассаженных обнаженных пленников. Холодные желтые глаза и лениво крутящийся в нечеловеческих руках жезл идеально гармонировали с неземным парнокопытным созданием, презрительно всматривающимся в сгорбленных людишек, всех как один клейменных разномастными тавро. Мужчины и женщины. Слабые и сильные. Молчаливые и плачущие. Такие разные и хотящие жить, хотя кричат: «Убейте меня!»

— Вы будете жить! Я обещаю! — прогавкал «Анубис», легко прорываясь гавканьем сквозь плач младенца. — Только вот какой она будет… Ваша жи… — он задумчиво замер и издевательски хмыкнул. — Нет. Не жизнь. Существование! Долгое, безнадежное и очень болезненное! — демон растянул пасть в еще большем жутком оскале, заставив отступить мерзкую вонь и дать дорогу ужасу, окутавшему рабов. — Готовьтесь дети! Вы наконец-то дома! — укутанный в золото собакоголовый насмешливо моргнул, в ответ же раздался множественный стон устрашившихся грешников.

«Анубиса» явно радовал покорный вид рабов, чьи согнутые спины, будто кричали: «Погладь меня хозяин, и я оближу твои ноги с руками!», — насладившись же этим зрелищем, Джумоук кивнул мускулистым сатирам из команды корабля, один из которых моментально забросил за спину зазубренное мачете и нажал незаметную кнопку, находящуюся на железной стене. Сверху опустился один из расположенных под потолком мостиков, покорно склонившись к покрытым золотом копытам «Анубиса». Это удивительно красиво смотрелось… Словно заранее отрепетированное представление, показывающее закованным узникам, что собакоголовый господин властен и перед железом, покорно склоняющимся по мановению желтоглазого взора.

Джумоук царственно передернул плечами, отчего тусклые блики золотых одежд мелькнули перед десятками испуганных взглядов и величаво вступил на послушный кусок металла, после чего свиномордый здоровяк с мачете повторил тычок в невидимую кнопку и мостик плавно взметнулся вверх, унося египетского бога в родные небеса. По крайней мере, Дима видел именно так.

«Этакий луноликий, облаченный в золотые одежды бог держит в нечеловеческих лапах длинный, изрисованный множеством значков жезл, а затем улетает домой… Наверное, так египтяне и видели…», — промелькнуло в голове юноши, чувствующего, как задница превращается в одно целое с решетчатым полом мрачного, едва освещаемого трюма.

Мостик замер также быстро, как и опустился, а «Анубис» неторопливо процокал примерно до середины, замер и развернулся на девяносто градусов, устремив вниз желтый взор. Судя по всему он вслушивался в пронзительный крик ребенка, жалующегося на вонючий корабль, причем с силой заглушающей его величественное передвижение, но удовлетворенные искорки в холодных глазах демона-пса говорили, что оно того стоит и Лиза это чувствовала. Настороженная девушка еще сильней прижала к себе машущего ручками и ножками малыша, начавшего всхрипывать от напряжения.

— Вот и наступил завершающий этап нашего с вами, так называемого «сотрудничества»! Ха-ха-ха! — голос Джумоука, как всегда чем-то усилился, в особенности язвительный смех. — Осталось чуть-чуть, и все вы обретете новых хозяев, хороших или плохих — неважно, и тонкими ручейками растечетесь по благословенной Творцом Геенне Огненной! — демон поднял угольно-черную морду и искренне перекрестился, что вызвало у собранных внизу человеческих рабов вздох удивления и разочарования одновременно, видимо они ожидали, что мерзкий слуга Сатаны, как минимум взорвется. — Ха-ха-ха! — снова вырвался из пасти Джумоука гавкающий хохот. — Крест является символом огромного количества рас во Вселенной, но вы же этого не знаете, тупые поклонники эгоистичного бога! — золотые одежды разбрасывали очень мало бликов в неярком свете удивительных потолков. — Вы, люди, получили его от нас! Как же вы смешны и уродливы! Тошно смотреть… — он как-то по-человечески горестно хмыкнул. — Путешествие на Рынок будет недолгим, можете не переживать! — уродливая собачья улыбка ощерила аккуратные клыки. — На всякий случай с вами останутся надсмотрщики в виде Варгха, на которого некоторые из вас скоро будут походить, как братья-близнецы… — кто-то из рабов не выдержал и завыл, но к нему метнулся корабельный сатир и ловко перекинув мачете в левую руку, заткнул поганый рот крепким кулаком. — И зачем я все это рассказываю?! — собакоголовый скептически хмыкнул и пошел в ничем не отличающуюся от других дверь, находящуюся прямо по мостику, получивший же по морде, сплюнувшие зубы крикун ошалело молчал, чувствуя, как вырастают новые.

Цокающие шаги демона-пса еще долго звучали в ушах рабов вместе с безостановочным криком Лизиного малыша, а многие судорожно крестились и молились, не желая быть Варгхами, но это они просто не осознали новый уровень свободы, даруемый безмозглостью. Дима же сильнее ткнулся носом меж скрещенных рук и закрыл серо-голубые глаза, боясь подавиться заливающей тело злобой.

«Когда же он заткнется?! Когда же!? Я понимаю, что малыш не виноват, но как же я его сейчас ненавижу!!», — из желающего тишины «Спящего» изливалось самое худшее, однако охрипший ребенок не умолкал в отличие от большинства затихших в шоке рабов, так и не готовых к недолгому плаванию.

— Белый брат! Белый брат! — в ухо мальчишке вонзился гулкий голос давно молчащего масаи, парень же вопросительно повернулся. — Лкетинг хочет сказать, что ты не злой! Это твой зверь хочет выбраться! Злое, сильное животное! — туземец развел руками насколько мог, показывая размеры жуткого создания, а унылый Такеши взбодрился и, захлопав раскосыми глазами, прислушался к диалогу между «Спящими».

— А ты откуда знаешь?! — ошарашено захлопал глазами парень, на секунду забывший, что изо всех сил орет младенец и больше заинтересовавшийся, каким образом Лкетинг слышит его мысли.

— Лкетинг должен… — завел старую пластину выходец из Африки, но Дима не дал договорить.

— Стать шаманом… Короче понятно, что ничего не понятно, — пробормотал юноша, помнящий обязательные слова мускулистого туземца. — И что мне с ним делать, с этим зверем?! Он же со мной всю жизнь! — приходилось громко говорить, иногда вдыхая вонь застарелых экскрементов, плюс к этому мочевой пузырь буквально кричал, что сейчас треснет и Дима решительно отбросив сомнения, аккуратно направил член вниз, испустив блаженную струйку. — Это… — он замолчал, не находя слов. — Это… Поднимающаяся ниоткуда ярость! Я не знаю ее источник! Совсем! — юноша как-то виновато пожал плечами, словно стыдясь, однако Лкетинг чисто улыбнулся.

— Укрощай зверя, Ди-ма! Он очень силен, когда твой разум чист, и ты просыпаешься! Зверь белого брата просыпается вместе с ним! Ты был слаб и твой зверь много спал! Сейчас он хочет стать хозяином!

— Слабый разум — это, когда постоянно пьян? Не можешь правильно думать и чувствовать тело? Так Лкетинг? — в голову совсем забывшего про детский крик Дмитрия ворвалось страшное озарение, очень многое объясняющее. — Он часть моей души? Неотделимая часть?! — мальчишка отлично понимал, что подобное возможно, ибо все состоят из Добра и Зла, и он не исключение, только более особенное.

— Да, белый брат! Лкетинг видел много белых людей, похожих на жирных, глупых свиней! Спящий зверь слаб и глуп! Он ленивый и не может причинить зла! Твой зверь просыпается и Ди-ма должен его укротить! Белый брат убил одного из глупых людей! Это не ты, а зверь! Победи его белый брат, и он будет помощником! — масаи невозмутимо отвернулся, хлопнув юношу крепкой ладонью по плечу, а слышавший их разговор Такеши широко разинул рот и округлил глаза.

— Это правда, Дима-сан? Лкетинг сказал правду? Ты это чувствуешь? — юноша в ответ непонятно, то ли уныло, то ли смиренно кивнул, понимая, что да. — Тяжело тебе! — субтильный японец озадаченно моргнул, поморщившись от хриплого завывания малыша Лизы. — Надеюсь ты справишься… — он не нашел больше слов и моргнув вернувшими былую форму глазами, отвернулся, парень же задумчиво уставился в одному ему видимую точку на жирной спине бородатого соседа.

Заполняющая его ярость куда-то улетучилась, даже непрерывный, все больше хрипящий крик младенца не раздражал, и ни с чего нахлынули воспоминания, отчего он так любил пить.

Если в этом мире ему и была уготована некая, по шагам расписанная судьба, то да, ответ положительный, причем целых два варианта. Либо пить, либо нет. Разница заключалась в том, что пьянство дарило без пяти минут исполнившиеся мечты, а трезвая голова — осознание неизбежности большой и кропотливой работы для полного их исполнения. При внимательном взгляде на пугающее количество действий и времени, требующихся на приведение красивых мечтаний в нечто материальное, хотелось лечь на диван и отрешенно уткнуться в сто тысяч сериалов на огромном телевизоре, лишь бы желание двигаться и творить не мешало жить подобно всем «нормальным» людям.

Первые пару недель трезвой жизни приводили к настойчивому желанию купить маленькую квартирку, отремонтировать ее на свое усмотрение и устроиться на приятную душе работу. Спустя еще пару недель предыдущее желание трансформировалось в немного иное, а то есть — не ходить на работу, занявшись чем-то приносящим хороший доход, например, писать гениальные произведения, однако последнюю мысль Дмитрий постоянно отпихивал, считая бредом. Следующий месяц порождал сумасшедшие фантазии, рассказывающие об истинной необъятности и одновременной простоте Вселенной и мечту отправиться в Тибет, дабы познать таинство медитации и секреты боевых искусств. Еще пара месяцев выплескивали из себя невыносимое желание творить, делать что-то необыкновенное, лишь бы не сходить с ума на ровном месте и вот тогда приходилось бежать за бутылкой, профессионально утихомиривающей просыпающееся «Я».

А еще Диме постоянно снились сны, где он читал разные, очень хорошо написанные книги, никогда прежде не виденные. Было бы интересно спросить об этом какого-нибудь психиатра, знающего лишь то, что положено знать. Вот откуда во сне могут быть книги, которых никогда не было? Книги, написанные прекрасным языком и органично вплетающимися в него умными словами. Этих странностей юноша не понимал и старался меньше о них думать, в чем с легкостью помогала очередная бутылка, быстро глушащая ненужные мысли о каком-либо духовном развитии.

Массивный ржавый трап, соединяющий пристань с уродливым, похожим на гроб кораблем, начал подниматься со скрежетом, без которого не обходилась ни одна дверь в Аду, и Дмитрий понял — вот оно. Началось. Собравшиеся в неизменную троицу жирнозадые сатиры недолго думая спустились чуть ниже, перемигнувшись с командой корабля, и присели на пол, неподалеку от частично глухо-всхлипывающей, частично смиренно-сопящей массы пленников.

Мускулистая команда в свою очередь, не говоря друг другу ни слова, пошла вверх, где один из них ткнул в невидимую кнопку, что повлекло упавший вниз мостик, правда другой и более резкий, чем у Джумоука, но этим здоровякам и не по чину было пользоваться VIP-подъемниками. Перевитые мышцами сатиры неспешно взошли на него, и самый крайний вытащил из-за спины тусклый клинок, сноровисто ткнув его кончиком туда же, куда тыкал пальцем. Мостик взмыл настолько резко, что, не ухватившись мелкие уродцы за перила, точно разбили бы рогатые головы о светящийся потолок, но сии представители адской жизни слишком сжились с судном и его фокусами, дабы попадаться на старые уловки, после чего бригадой направились в дверь с правой стороны.

Толстозадая троица их собратьев тем временем неслышно, но оживленно болтала, периодически бросая налитые кровью взгляды на полторы сотни рабов, смотрящих куда угодно, но только не на рогатых. Здоровенные и дисциплинированные черти, как обычно смирно и безмолвно стояли вдоль стен вонючего трюма, неподалеку от узников, с которых не сводили оранжевых глаз, а Варгх вообще остался у закрывшегося трапа, являющегося источником свежего воздуха, где о чем-то рычал сам с собой, моргая злобными глазками. Его электрический кнут недвижимо висел на вбитой в бок арматуре, и ни одна искринка не проскакивала по рукоятке высокотехнологичной штуковины.

Ребенок Лизы продолжал орать в прежнем ритме, но никто не обращал на него внимания, словно смирившись, кроме, конечно же, матери. Ее явно тревожили хрипы взявшего на себя слишком много малыша, но заткнуть она его не могла, вследствие чего горестно обливалась слезами в одиночестве.

Унылые посиделки в вонючем, разрываемом младенческим криком полумраке длились недолго, никто не успел даже испугаться или соскучиться по нищему Харону, как ровная стена, возле которой расположился первый ряд пленников, загудела, усиливая вибрации с каждой секундой. Опершегося об нее Диму противно затрясло, как и сидящих рядом Лкетинга с Такеши, а также остальной людской контингент и горестно засопевший парень пожалел, что уселся именно здесь. Вибрация разошлась по трюму и все, как одна рабские цепи легонько задребезжали, но даже импровизированная погремушка на мамкиных плечах не успокоила охрипшее от крика дитятко. Юноша снова тяжело вздохнул, чувствуя срастающуюся с полом задницу, и подумал, что бутылка водки с легкостью заглушила бы пронзительный детский крик, оглашающий ржавый корабль набитый замученными людьми и вооруженными демонами. Причем ее можно влить, что в Димину, что детскую глотки — решение едино, однако подобного спасения он больше не желал, собираясь победить собственного зверя другим способом.

Поголовное большинство узников, кроме маленького визжащего счастья Лизы, сидели молча, лишь младенец верещал на весь трюм, девушка же обливаясь слезами с соплями, пыталась засунуть ему в рот сиську, но ребенок явно понимал, что тогда точно задохнется и тут парню в голову пришла обалденная идея. Он слегка приподнялся и, дождавшись, когда молодая мать бросит на него заплаканный взгляд, показал Лизе свой нос, зажатый пальцами и открытый рот с вздымающейся грудной клеткой.

Девушка секунду глупо моргала, а после расширила карие глаза и понятливо кивнув, применила сие действие к малышу, который издав еще один крик, набрал воздуха, но теперь уже без носа и заткнулся, не понимая, что произошло. Единственное, что знал неразвитый младенческий мозг — это невозможность дышать носом, так как мешает тетка, делающая его сытым.

Ребенок затих и широко раскрыв рот, начал расслаблено засасывать в себя воздух без вони, моргая слипающимися от усталости глазками, пока не уснул и тогда в загаженном трюме воцарилась блаженная тишина, разбавляемая лишь исходящим от стены монотонным гудением, всхлипыванием узников и рычанием Варгха.

Вскоре почувствовался рывок, заставивший лишь слегка качнуться рабов и их рогатых охранников, а после появилось чувство движения, будто в дорогом автомобиле, с небольшой, несущественной качкой.

«Поплыли… Мы поплыли…», — Дмитрий почувствовал жуткий холод, наполняющий тело, ибо на Рынке должна была решиться судьба его полной загадок и вопросов жизни.

— Мы поплыли, белый брат! — Лкетинг широко улыбнулся, повторив мысли юноши. — Сильные, бессмертные! Поплыли! В большой и страшный мир! Но Лкетинг не боится демонов! — вызывающий голубоглазый взгляд масаи вперился в оранжевые глаза огромного черта, но тот не обратил внимания на дерзкого «Спящего».

— Не очень-то и хотелось этого плавания… — сжавшийся у стены Такеши излучал неуверенность и испуг. — Какой-то Рынок! Там страшно! И мы не знаем, что они хотят сделать именно с нами… Но ничего плохого, правда? Мы ведь особенные, да Дима-сан? — он с надеждой уставился на подрагивающего, то ли от вибрации, то ли от страха мальчишку.

— Особенные Такеши… Особенные… — с усилием разлепил отчего-то непослушные губы худощавый парень. — Жаль, что на Земле этого не понимали! — он облокотился о вибрирующую, и теперь казалось, убаюкивающую стену, погружаясь в отупляющую прострацию. — Надо отдохнуть, ведь Рынок очень плохое место… И не спрашивайте почему, я просто знаю.

Книга вторая

Часть 1. «Отдаться за iPhone или цена современного человека»

Глава 1

Долго ли, коротко ли, но наступил тот миг, когда монотонно-гудящая стена, возле которой расположились движущиеся на Рынок «Спящие», изменила звук, и Дима вынырнул из бредовой полудремы. На протяжении всего пути в вонючем трюме, заполненном всхлипывающими и вскрикивающими рабами, он пребывал в отвратительном подобии полусна, полном беспорядочных картинок, объяснения которым дать не мог. Такое бывало дома, на Земле, когда засыпаешь и начинают мелькать несвязанные друг с другом изображения, однако внутри гробоподобного корабля полностью заснуть не удавалось и причин было две. Во-первых, из-за почти не исчезнувшего при быстром движении по Реке Мертвых мерзкого запаха, а во-вторых, из-за неудобной позы, где отсутствовала возможность вытянуть ноги вследствие сидящих впереди узников, отчего болели спина с задницей.

А так, да. Монотонный, плачущий шепот людей, заполняющий пропахший испражнениями трюм убаюкивал, да и рычание переваливающего с ноги на ногу Варгха походило на унылую колыбельную, но вот само неудобное положение тела уснуть не давало, хотя если бы парень не выспался у Низама, то легко вырубился бы здесь, не обращая внимания на дискомфорт. Сама дорога также усыпляла, походя на тихий и дорогой кругосветный круиз, правда с недостатками в виде чудовищной вони, отчетливой качкой и разномастными демонами, следящими за каждым движением закованных в цепи рабов.

Пару раз судно обо что-то ударилось, сильно громыхнув и круто накренившись, отчего не спящие узники плачуще запричитали, но рогатые не обратили на сей «пустяк» внимания, лишь жирные сатиры завалились на задницы со смещенным центром тяжести и гнусаво выругались, мигом записав в виновники произошедшего человеческий скот. Да и то негромко, скорее всего, из-за боязни разбудить ребенка, как бы глупо это не звучало, однако драгоценный малыш реально разрушал и так помятую нервную систему бесполезными инстинктивными криками.

Короткошерстные черти, внимательно водящие оранжевыми глазами по трюму на протяжении всего пути, стояли, не шелохнувшись, а Диму не переставала удивлять их выучка, хотя если рогатых воинов обучают идентично воспитанию голозадых узников, то все встает на свои места.

«Может чертей, подобно ведьмакам забирают в адские военные училища с раннего детства и ежедневно вдалбливают в рогатые головы дисциплину с выучкой, заполняя доверху, как моя мамка банку огурцами… Всякое бывает, но такое терпение… Поразительно… Никаких лишних движений, плюс беспрекословное подчинение… Элитные войска прям… Ноль эмоций и выдержка, как у голодного ягуара в засаде… Хотя, как вариант им приходится водить колонны безумных, хитрых и жестоких узников элегантно-перегрызающих глотки даже варгхоподобным тварям… Тут всяко сноровка требуется и никакого раздолбайства…», — парень моргал тяжелыми веками, ведь дремота действует хуже сна и ожесточенно тер пальцами за ушами, однажды прочитав в «умном» женском журнале, что это помогает проснуться из-за прилива крови к голове.

Совет действительно оказался дельным, ибо стало легче, а еще он случайно ткнул локтем мгновенно распахнувшего голубые глаза Лкетинга, наверняка умеющего спать на древесных ветках и очухиваться от крадущихся шагов шевельнувшего травинку хищника. Туземец внимательно посмотрел на Дмитрия, быстро осознав, что сие недоразумение является случайностью, но зачем-то повторил его движение, ткнув дремлющего и беспрерывно дергающегося Такеши.

Субтильный японец дернулся еще раз и слегка подскочив, ошалело закрутил головой, хлопая, как обычно расширившимися, ставшими овальными глазами.

— Что? Где? Когда? — он будто вспомнил название популярной в России умной передачи, где куча бородатых дядек разгадывают каверзные вопросы, но потом увидел, где находится, заодно вдохнув насыщенного отвратными миазмами воздуха. — Приплыли? — кадык азиата сделал судорожное движение, словно желая выдать порцию рвотных масс, но это скорей от волнения за дальнейшую судьбу. — Уже Рынок? Да? Нет? — он возбужденно, еще не до конца проснувшись, уставился на невозмутимого масаи, затем чешущего за ушами, млеющего от удовольствия Диму и вновь перевел взор на Лкетинга.

— Приплываем, — отрывисто бросил парень, перестав чесаться и с хрустом вытянув вверх исхудавшие руки, случайно звякнув поржавевшей цепью, отчего испуганно колыхнулся сидящий перед ним толстяк. — Вроде к… — он не договорил, напрягшись и выпучив глаза, ибо случайно вдохнул трюмной вони носом, которым уже долго не дышал, даже отпустив пальцы от ноздрей.

Подобного инцидента не происходило и во время бредовой дремоты, а тут пара слов японца и все. Словно ложку говна съел спросонья. Такеши же глядя на него, недоуменно захлопал уже раскосыми глазами, и это тот самый нежный человек, недавно высказавшийся о чудовищной вони у Низама.

— Как… — прогнусавил Дима, решительно договорив незаконченное слово и сжав нос пальцами.

Лкетинг же, ничего не сказавший после пробуждения японца, с любопытством наблюдал за обоими спутниками, а затем дружески похлопал Дмитрия по плечу крепкой ладонью.

— Плохо пахнет, белый брат? Терпи! Ты сильный! Лкетинг нюхал хуже!

— Есть маленько… Пованивает… — тоскливо и гнусаво, подобно сатиру пробормотал юноша, чувствуя тошноту и вглядываясь в сидящую на порядочном расстоянии Лизу, пребывающую в полусогнутом положении с падающей вверх-вниз головой. — Это где интересно в Африке хуже пахнет… — неслышно закончил он себе под нос, едва шевельнув губами.

— А мне сначала очень пахло, а потом нет… — недоуменно пробормотал низкорослый японец и вновь, проверки ради, втянул отвратительный воздух обеими ноздрями, отчего Диму передернуло, и он оторвал взгляд от спящей молодой матери.

Было непонятно, спали или нет, опустившие головы соседи спереди, кроме толстого мужика, но очевидно, что разговаривать с троицей «Спящих» никто не рвался. Лица же людей на их цепи выражали уныние коней ведомых на скотобойню, а тусклые взоры не излучали блеска. Ближайший к Такеши грешник внешне, так вообще плакал весь покачивающийся путь, о чем говорили красные глаза и унылая, блестящая от влаги жидкая бороденка. О чем думал этот мужчина — непонятно, но вгонять себя в уныние, затея не самая лучшая, хотя ежели подавляющая масса пленников походила на мертвецов, еще заходя в трюм, то сейчас и говорить нечего…

Само собой понятно, что никто не ожидал настолько неприглядного конца жизни, планируя умереть и исчезнуть навсегда, как учили умные книжки и глянцевые журналы, но больше всех переживали религиозные фанатики, всю жизнь стоящие на коленях, зарабатывая на билет в Небеса. Уж кто-кто, а они считали себя заслужившими дорогу в Рай, и она должна была отличаться от вонючего трюма судна, набитого разномастными демонами и такими же, как они, сгорбленными людьми в цепях. Хотя нет. Не такими же. Приверженцы любых современных религий считали себя намного лучше остальных, ибо всю жизнь прогибались, воспевая смирение, пресмыкание и своего бога, но здесь осознали, что их обманули и… Естественно принялись выделываться, однако в Аду это быстро пресекается на корню, ведь ценность человеческой жизни заключается не в прожитых днях, а духовном опыте, впитанном за время материального бытия.

Ржавый корабль двигался все медленней и медленней, что явно ощущалось внутри мрачного трюма, сатиры же, синхронно и по удобней ухватили рукояти зазубренных клинков, внезапно заколотив ими по железному полу. Если кто и спал, то мигом очухался, ведь грохот металла об металл мог и мертвого поднять с могилы, а девчонка с ребенком вовсе подскочила, непроизвольно дернув за кольцо на шее бодрствующей соседки. Та звонко щелкнула зубами и яростно взглянув на Лизу, что-то произнесла, молодая же мать парировала, однако лицо у нее было извиняющимся, вследствие чего косматая соседка пошевелила крыльями носа и успокоилась. Однако суть была не в этом, а вопле огорченного шумом младенца, и большинство узников с ненавистью уставились на девушку.

«Бедная Лиза, представляю ее ощущения… Столько целенаправленной злобы… Это еще я не злюсь, а как начну, так перестану жалеть… Захочу удавить малыша собственными руками… Ну и натура у меня, конечно… Чем больше познаю себя, тем тяжелее жить…», — парень внимательно наблюдал за матерью со спины и судя по движению ее рук, она пыталась засунуть сиську в рот ребенку, а тот не сопротивлялся и ухватил, так как наступила тишина.

«Такую грудь и я бы пососал…», — нахлынули похотливые мысли и юноша почувствовал, как наливается кровью та самая часть, что отвечает за большинство глупых поступков мужчин.

Он быстро поднял коленки впритык к подбородку, спрятав налившиеся кровью чресла, и перевел невинный взгляд серо-голубых глаз на колотящих тусклыми клинками сатиров, зыркающих по сторонам налитым кровью взором и разевающих клыкастые пасти.

— Подъем! Подъем! Подъем! — грохот мачете разрывал уши сильней детского вопля, но кровожадные карлики, будто ничего не слышали. — Вставайте, животные! Поднимайся, мясо! Почти приплыли! Все взяли крем для загара?! Ха-ха-ха! — гнусаво хохотали свиномордые демоны, пробиваясь голосами сквозь собственноручно создаваемый шум и одновременно произнеся последнюю фразу.

— Крем для загара?! — громко спросил морщащийся от шума японец, наклонившись через Лкетинга в сторону Димы. — Это они так шутят, да? — каждое его слово светилось надеждой, видимо проживание в туманном Лондоне наложило своеобразный отпечаток, и азиат боялся солнца, как древний вампир.

— Не думаю! Мой черт… — мальчишка поморщился, понимая, что вспоминает Анатона, как учителя, но ничего не мог с этим поделать. — Рассказывал, что Ад очень жаркое место, где плавятся пески, так что если они вывезли нас из пещеры, то именно туда! В место полное жаркого солнца, а точнее двух! — меланхолично добавил парень, «радуя» бледного азиата каждым словом, да и соседи развесили уши, вслушиваясь сквозь лязг металла, но ни о чем не спрашивали, да и не удивительно.

Люди никогда не желают верить одиночному индивиду со знанием правды, но подобное поведение достаточно распространено. Это как родиться и жить с уверенностью, будто за соседней речкой живут великаны, но потом придут знающие люди и расскажут, что там никого нет, однако выросший с этим человек еще долго не сможет принять истину. Поэтому Дима втайне мечтал, чтобы Землю захватили злобные инопланетяне и всех рационалистов со скептиками долго и на живую резали, изучая их странные, не умеющие признавать пугающую истину мозги.

Вот и здесь окружающие люди вслушивались в его слова, но никто не задал, ни одного вопроса, например: «Откуда ты это знаешь?», — а все из-за уверенности в психическом отклонении того, кто мыслит иначе и в курсе происходящего. И это те несчастные, кого пытали, били, встроили бессмертие, а сейчас везут на Рынок, дабы продать, как скотину.

«Может они считают происходящее сном? С этих идиотов станется…», — юноша непроизвольно ждал от азиата следующего вопроса, сатиры же в это время перестали колотить клинками, а сам корабль замер, что заметно уменьшило вибрацию стены за спиной. «Интересно, а почему двигатель спереди? Или это зад? Хотя нет… По ощущениям — перед…», — парень отвлекся на мысль насчет местонахождения двигателя и тут открыл рот масаи.

— Ди-ма сказал там очень жарко! — он внимательно посмотрел ему в серо-голубые глаза, а тот разогнул коленки, почти уперев ступни в спину толстяку, ибо кровь с конца вернулась обратно в голову. — Очень жарко? Сильней, чем в Африке?

— Думаю, да! — уверенно произнес Дима, судящий по собственным ощущениям, в особенности, когда в окна сверху перестал проникать свежий воздух, кошмарная вонь усилилась, а температура внутри стала быстро подниматься. — Причем намного… Хорошо, что мы практически бессмертны, а то обгорим насмерть! — на его взгляд масаи прекрасно знал это и непонятно, зачем спрашивал.

— Как бы я хотел, чтобы ты был обманщиком, Дима-сан… — горестно пробормотал японец. — Но я тебе верю… Здесь становится очень жарко… — лицо Такеши огорченно сморщилось и он вздохнул.

Повышение жары в трюме ощущалось даже визуально, а не только по ощущениям. Находящиеся внутри трюма человеческие рабы залоснились, покрываясь обезвоживающим тела потом, а от сатиров и Варгха потянуло вонью, сравнимой с исходящей от взмыленного коня или стаи сдохших бродячих собак. Чудовищная жара за железными стенами принялась за работу, чувствуя прячущихся внутри ржавой консервной банки жертв, и желая добраться до них, как можно быстрей.

Какая температура снаружи — оставалось загадкой, на которую не хотелось получать ответ, однако из образованного множеством щелей пола потянуло быстро испаряющейся мочой и гниющим калом, что означало лишь одно. Там жарко. Жарко настолько, что лучше не выходить. А еще появился ответ, куда деваются людские испражнения, если никем не убираются. Они испаряются. Все элементарно и просто. Зачем убирать то, что само исчезнет, а насчет кала… Так он усыхает в ничем непахнущую ерунду и помогает поддерживать гробоподобное судно на плаву.

Каждый записанный в скотину узник Ада понял, но самое главное почувствовал это и у всех заслезились глаза c нахлынувшими, но безрезультатными рвотными позывами. Свиноподобные сатиры сморщили наглые морды и одновременно обернулись в сторону выхода из трюма, поперек которого стоял переставший рычать Варгх, балдеющий от происходящего. Кровожадное чудовище сладостно щурилось, каким-то образом получая удовольствие от жары и многократно усилившейся вони. Ну, а охраняющие рабов звероподобные черти недвижимо стояли, не двигая ни одной мышцей козлиных морд, однако чувствовалось, что под скрывающими мохнатые бубенцы юбками творится невообразимое.

««Бедолаги… Спарят себе яйца… Вот он, воинский удел… Правильно я сделал, что не пошел в военное училище, сейчас был бы таким же дураком, умеющим только приказы выполнять… Правда живой, но разве оно того стоит? Наверное, нет… Да и не научился бы я приказы выполнять… Характер не тот… Послал бы жопу командира и гуляй Димочка! Свобода!», — юноша, по спине которого катился пот, и щипало глаза от вони, протер горящее лицо липкой ладошкой, не забывая дышать ртом.

Он понимал, что необходимо, как можно скорее покинуть мерзкий трюм, превращающийся в адскую печку, и сия мысль пришла в голову не только ему. Один из сидящих на его цепи узников, находящийся на третьем изгибе ее «змейки» внезапно вскочил с диким воплем неконтролирующего себя человека.

— Они хотят нас зажарить! Убить нас! Спасайтесь, молитесь, веруйте в господа нашего Иисуса Христа! Нападайте на демонов! Да грядет свет небесный! Да зальет все святостью! Сгинь семя сатанинское, ибо сила божественная в пастве человеческой! — и тут Дмитрий почувствовал волну паники, распространяющуюся от истеричного раба, поняв, что еще чуть и подскочат все обладатели пятого тавро, начав давку, могущую привести к не лучшим последствиям даже с учетом бессмертия.

Юноша понимал, что вмешиваться в сей процесс неправильно, ибо зарекомендует себя еще большим мудаком среди ненавидящих его людей, но одновременно с этим видел сгорбленную спину Лизы, понимая, что ее и малыша затопчут. И если полностью переломанная девчонка регенерирует, то ребенок необязательно и пусть он орет, как ненормальный, так ведь мелкий, поэтому дурной.

Это и дало ответ на сие уравнение. Его мозг обработал вышеперечисленные мысли менее, чем за полсекунды и не успела почти видимая волна паники коснуться оборачивающихся в сторону заводилы рабов, как Дима подскочил со скоростью гепарда, и как-то понявшие его замысел масаи с японцем, также взметнулись на ноги. И хорошо, что после Такеши висел свободный промежуток цепи, где когда-то брел лишившийся языка пленник. И хорошо, что сидящий напротив толстый узник испуганно пригнулся, увидев худощавого парня, сделавшего шаг в его сторону. Все это являлось переменными, сыгравшими немалую роль в предотвращении паники.

Чувствуя упершееся в кадык кольцо, юноша напрягся еще сильнее и, потянув шагнувших за ним Лкетинга с Такеши, прыгнул на паникующего раба, чтобы сбить с ног на жутко воняющий пол. Время чудовищно замедлилось, и Дима увидел ползущую в стороны полупрозрачную темноту, появляющиеся на обнаженных телах рабов капельки пота, едва двигающихся сатиров и Варгха, по кнуту которого побежала первая искра. Глаза чертей, стоящих по обе стороны людского скота иначе заблестели, в них появились огоньки злого возбуждения и парень подумал, что мощные волосатые лапы сейчас потянутся к копьям.

Спина вопящего узника увеличивалась в размерах, а сам Дима настраивал «прицел», дабы крепко сжатый кулак ударил точно в затылок мудаку, причем тыльной частью, гарантируя целостность костяшек пальцев. Юноша внезапно понял, отчего профессиональные ораторы собирают огромные толпы. Они обладают даром привлекать людей на свою сторону, обнимая идущей изнутри силой, насыщенной теми эмоциями, которые требуются для толпы в данный момент времени.

«Интересно, отчего у него на лбу пятое тавро? Он же, чуть ли не экстрасенс… Такие способности…», — кулак с силой ударил по потному затылку крикуна, а парень почувствовал тупую боль, вонзающуюся в кисть и уходящую в локоть, волна же паники, будто всосалась обратно в незадачливого оратора, и время полетело, как раньше.

Только-только обернувшиеся сатиры готовые наказать кричащего раба, замерли, увидев на его месте Диму, у ног которого распластался резко замолчавший паникер. Звероподобные черти, тянувшие лапы к высокотехнологичным копьям застыли, не понимая, как реагировать на выполнение их работы «Спящим», а Варгх ничего не думал, ибо поднял трещащий от жажды крови кнут, после чего мальчишка зажмурился, подумав: «Зато скоро выйдем отсюда…», — но удара током не последовало, ибо сверху раздался гавкающий окрик.

— Тихо Варгх! Разве не видишь, что он не сделал ничего плохого? — гигантский кровожадный монстр поднял уродливую голову и, встретившись с хозяйским взглядом, извиняющееся рыкнул, опустив погрустневший кнут. — А ты молодец! — «Анубис» пребывающий в неизменных золотых одеждах, скупо хлопнул ладошками, заканчивающимися крепкими когтями. — Здесь паника не нужна, вот только боюсь тебя мало, кто поймет… Несчастный «Спящий»…. - он чисто по-человечески хмыкнул и повернул собачью голову. — Открывайте трюм! Пора прогуляться до Рынка! Да, мясо?! Ха-ха-ха! — язвительный смех окатил человеческий скот, подобно ведру кипятка, отчего тот горестно замычал.

На втором, параллельном мостике тут же раздался слаженный цокот мелких копытцев, обладателями которого были мускулистые сатиры, вышедшие из неприглядной двери. Карликовые демоны покинули или свою, или общую каюту, а может рубку управления ржавым судном, и спустились, как в прошлый раз резко ухнув вниз, но привычно ухватившись за поручни. Сам же Джумоук ждал, когда один из них нажмет кнопку ответственную за его мостик.

Дима тем временем понял, что его никто не собирается наказывать и шагнул назад через толстого раба, напоследок злобно глянув на шевелящегося несчастного, размозжившего себе нос и губы, которые уже регенерировали.

— Урод б. я! — не сдержался он, не обращая внимания на злобные взоры, идущие со всех сторон.

Раб, валяющийся на горячем полу, сочащимся запахом испаряющейся мочи, ничего не ответил, лишь что-то невнятно промычал, но и этого хватило понять, что он ненавидит Диму, как раз почувствовавшего чей-то отличающийся от других взгляд. Это была Лиза, несмело ему улыбающаяся, ее же соседки неприязненно смотрели на них обоих, видимо считая, что двух голубков необходимо было сжечь еще при рождении.

Лкетинг с Такеши отошли вместе с ним, ничего не говоря, но парень сам начал извиняющийся диалог, чувствуя неуместную вину за необходимое содеянное.

— Так было нужно… — пробормотал он, спускаясь скользкой от пота спиной по изрядно разогретой стене. — Он бы поднял панику… — рабы, сидящие рядом и напротив прислушивались к его словам, но одобрения в них не было, скорее злоба на поощряемого чертями нелюдя.

— Я знаю, белый брат! — усевшийся вместе с ним масаи, белоснежно улыбнулся. — Лкетинг видел темную волну! Лкетинг часто ее видит, и большой демон достает плетку! Ты молодец, Ди-ма! — парень тяжело вздохнул, а его тут же поддержал Такеши.

— Не знаю о чем вы говорите, но раз уверены, что так нужно, то я спорить не собираюсь… Не хочется ровнять людей, но видимое мной показывает их самые худшие качества… — узники напротив метнули на азиата лютые взоры, но тот не обратил на внимания человекоподобных ничтожеств. — И Дима-сан… Теперь я понимаю, как тебе тяжело… Ты и в Аду становишься изгоем, я прекрасно вижу, но мы с Лкетингом тебя не предадим. Да, черный брат? — японец, высказал желаемое и ткнул масаи локтем, а тот улыбнулся, осветив вонючий раскаленный трюм белоснежными зубами.

— Белый брат и желтый брат — братья Лкетинга! — простые и непритязательные слова выходца из Африки цепляли за душу, и Дима задумался, как мало они общались на протяжении долгого пути, однако очнулся, вспомнив, что времени прошло совсем немного.

Их короткий диалог завершился резким открытием трюма корабля, с ударившим по ушам грохотом трапа, рухнувшего на пристань ОЧЕНЬ солнечного и «людного» города. Это выразилось в ярчайшем свете, причем настолько обжигающем, что попавшие под него рабы, среди которых присутствовала Лиза, болезненно вскрикнули, а сатиры гнусаво захохотали и, выпятив животы, подошли ближе, чтобы погреться. Свет, ворвавшийся внутрь трюма, отдавал красным и Дима вспомнил слова Анатона про одно из солнц Ада, являющееся красным карликом, скорее всего оно и придавало такой оттенок.

А насчет «людности», а точней населенности Рынка, так это показалось из-за множественного гула, донесшегося внутрь гробоподобного корабля, но эту мысль не дал додумать Джумоук, чей VIP-мостик плавно опустился и собакоголовый величаво зацокал.

«Вот как он так двигается, что сразу видно — идет хозяин, и все козы поворачивают задницы с беканием: «Возьми меня, господин! Я лучше всех! Выбери меня! Выбери меня!» Как он так ходит?», — некстати задумался Дима, опершийся о стену, до которой не доходил обжигающий свет, испытывающий на прочность рабов поближе.

Еще пару минут назад лоснящиеся потом узники стали сухими, словно осенние листья в бабье лето и зашевелили костлявыми плечами, краснеющими на глазах. Грудастая Лиза, попавшая под рвущийся внутрь трюма свет закрыла младенца, как могла, и тот спокойно сосал сиську, не зная о несчастной матери, подставившей нежную спину под солнечные лучи жестокого Ада, дабы он спокойно ел и рос.

«Бедная, бедная Лиза…», — подумал Дима, ожидающий действий Джумоука, неторопливо подцокавшего к выходу из судна, воняющего умирающими от жары экскрементами.

Облитый солнцами Геенны Огненной, облаченный в золото демон-пес обернулся, светясь подобно ангелу небесному, вызывая прилив благоговения у некоторых одуревших от жары узников.

— Вот мы и прибыли! — он на мгновение замолчал, оглядев уставившийся на него человеческий скот. — Добро пожаловать на Рынок! Место, где вы исполняете свое предназначение, повторяя бессмысленное существование на Земле! Продаетесь! Покупаетесь! И бесконечно мучаетесь во благо наших поисков Творца! — Джумоук растянул звериные губы в отвратительной улыбке и неистово перекрестился, походя на божественного посланника Небес, а сходящие с ума узники ахнули, буквально увидев преображение злобного демона в смиренного святого.

Причем ахнули так, как не ахают в церкви при восстании из мертвых отпетого покойника, лежавшего в гробу несколько дней и покрывшегося трупными пятнами, а уж истинные христиане знают массу баек, когда мертвые оживают, слепые прозревают, а глухие танцуют под в кои-то веки услышанное регги. Чудеса бывают, никто не спорит, но чаще всего происходят из-за искренней человеческой веры в них, а не подачки некого бога, самого себя так назвавшего и просто живущего в другом измерении.

Облаченный в адский свет «Анубис» услышал вздох благоговения отдельных человеческих особей и еще омерзительней улыбнулся, издеваясь над восхищающимся им мясом. Здравомыслящие же рабы криво посмотрели на земляков, не понимая, чему радуются отупевшие от жары братья по разуму и с каких пор демон с собачьей мордой достоин духовных поцелуев, однако глаза временно обезумевших глупцов лучились такой любовью, что пришлось отвернуться и мысленно проклясть их.

— Пора на выход, скотина! Первое время будет больно, но ваша кожа быстро загрубеет, и вы сумеете наслаждаться двумя солнцами Ада! — Джумоук отвернулся и поцокал вниз, оставив закованных рабов наедине с садистами-сатирами, один из которых, облизав свиные губы, кинул сальный взгляд на женщин, и крутанул зазубренное мачете в жирной руке.

— Думаю всем ясно, что выходить будете, когда я скажу и как! Понятно?! — свин яростно хрюкнул, выстрелив зеленой соплей из сухого пятака. — И вы тоже! — он вытянул блеснувший клинок в сторону еще не очнувшихся дураков, недавно видевших ангела небесного. — Внимательно слушайте меня и вытрите слюни, скоты! Потом поцелуете копыта новому кумиру! Времени мо-о-оре! — протянул красноглазый карлик, вновь крутанув блеснувшим в свете двух солнц мачете. — Ха-ха-ха! — издевательски засмеялся сатир, понимающий, что ощущают воспитанные крестом безумцы. — Короче! — клинок разрезал воздух блестящей полосой, а демон перестал ржать. — Здесь никому не нужно, чтобы скотина запуталась в цепях! Кто дернется или попытается поднять панику, плохо действующую на других животных — понесет заслуженное наказание от них! — он направил кончик зазубренного мачете на бесстрастных чертей. — Или него! — развернулся и кивнул на беспрестанно-ворчащего Варгха. — А еще от нас и… — свиномордый демон ударил жирным кулаком в свою впалую грудь и замолчал, но потом его озарило, и красные глаза блеснули смехом. — И от него! Ха-ха-ха! — блестящий в лучах обжигающего света клинок молнией указал на Дмитрия, бесстрастно взглянувшего на сатира, что оригинально выглядело, учитывая зажатый пальцами правой руки нос.

Узники не поленились и яростно уставились на «Спящего», которого за последнее время возненавидели. Облитым двумя солнцами Ада рабам совершенно не мешали обжигающие тела лучи, словно добавляющие сил злобе, выплескиваемой на Диму, который чувствовал это, ибо средний палец левой руки поднялся и был выставлен на всеобщее обозрение.

Закованный в цепи людской скот обозлился еще больше, ведь сейчас он чувствовал себя единым и ему — огромному животному — показал оскорбительный жест молодой парень, многим годный в сыновья и обладающий всего парой друзей. Дима же внешне спокойно, но с глубоким внутренним переживанием опустил руку, но не моргающие от вони глаза, смело отвечающие бесящемуся быдлу.

Наблюдающие за происходящим сатиры захохотали, и их смех содержал искреннюю радость, но одновременно с этим в налитых кровью взорах промелькнуло уважение к «Спящему», не побоявшемуся выйти против внешне себе подобных жителей Земли. Даже в оранжевых глазах парнокопытных воинов мелькнуло что-то неоднозначное, похожее на солидарность с ненавидимым толпой мальчишкой.

Лкетинг и Такеши, скованные с юношей одной цепью, в свою очередь не побоялись остаться с ним и бросили вызов уродливым морально людям, желающих смерти их собрату по духу. Взгляд несгибаемого масаи был подобен Джомолунгме — гигантской горе, находящейся в Африке, сдвинуть которую может лишь время, а Такеши — робкий азиат пересилил себя и бесстрашно посмотрел в глаза пылающим ненавистью узникам, не опустив лицо, что уже являлось подвигом.

— Мы с тобой, Дима-сан! — громко произнес японец, чтобы слышал трусливый человеческий скот.

— Да, белый брат! Лкетинг и Та-ке-ши с тобой! — пронзительные голубые глаза туземца с легкостью отражали ненависть, идущую из лиц внешне покорных, сгорбленных пленников. — Мы умрем за тебя!

— Ага! — судорожно сглотнул жутко-боящийся последних слов Такеши. — Умрем!

— И я с вами! — Дима с трудом выдавил тяжело давшиеся слова, ибо он никому их не говорил и друзей подобных этим еще не имел. — Я тоже с вами! — слезящиеся от вони глаза в тысячный раз моргнули.

Елизавета, милая девушка с сосущим тяжелую грудь ребенком, повернула немытую голову и грустно посмотрела на парня, видимо искренне переживая за него, но ничем, кроме тоскующего взгляда помочь не могла, ее же малыш умильно чавкал, блаженствуя от вливающегося в желудок молока, дарующего смыкающую веки сытость. Его глазенки закрывались, и он сам того не заметив, оторвался от мамкиной сиськи и погрузился в сон с непонятными картинками.

Судно же накалялось с каждой секундой, и понимающие это сатиры решительно принялись выводить рабов, ненавидящих троицу «Спящих», один из которых убил им подобного, а еще лишил сознания героя, желавшего начать спасительную революцию в Аду.

— Ты первый! — гнусавый бас сатира раздался над правоверным, последним закончившим посадку в трюм ржавого корабля, и для закрепления фразы чиркнул мачете по смуглому плечу, оставив глубокий, обильно засочившийся кровью порез. — Быстрей! — он хлопнул узника клинком плашмя, а вскрикнувший от испуга мусульманин заткнулся и поднялся, подтягивая остальных. — И чтоб без всякой суеты! Варгх ждет снаружи! — клыкастая пасть свиньи растянулась в зловещей улыбке, а налитый кровью взгляд следил за осторожно встающими и опускающими глаза рабами.

Адский «Франкенштейн» трехметрового роста действительно вышел, наверное, еще за Джумоуком, как и с десяток вооруженных чертей и один сатир, но уход рогатых не замеченным не остался, ввиду их громкого дисциплинированного шага по железу вонючего судна.

«Каково им на свежем воздухе, если его можно назвать свежим… Небось жара стоит такая, что яйца жарятся прямо на теле… Там хорошо не будет даже Лкетингу, несмотря на врожденную черноту, а остальным? Например, бледным чукотским юношам? Или Такеши? Тот вообще расплавится…», — японец расширившимися глазами смотрел на освещенный ярчайшим светом выход из корабля, напоминая кота, впервые оказавшегося на улице.

Тем временем отправляющиеся наружу пленники разгибались, показывая задницы с отпечатавшимся на них полом трюма. Солнечный свет Геенны Огненной слепил глаза, а жар заставлял морщиться, ибо температура была немалой, но это дело привычки, судя по нежащимся у выхода сатирам. Все, как один рабы долгое время провели в закрытых пространствах, влажных и холодных, зато теперь могли сполна насладиться солнцем, даже двумя, ибо Ад помогал забыть о работе в душных офисах, о заводском грохоте, о взятых кредитах и ипотеке… Они были почти свободны, если бы не поржавевшие кольца, висящие на шеях и подгоняющие демоны, вооруженные злобного вида клинками.

Пленники по одному ступали по разогревшемуся полу, ойкая и ахая, а видящий это Дима хотел сглотнуть немножко слюны, однако она отсутствовала. Японец, как всегда нервно моргал, наблюдая дерганье идущих по горячему металлу рабов и лишь умеющий танцевать на углях масаи, выглядел равнодушней сытого удава, и в его бесстрастном взгляде было почти пусто, кроме легких огоньков неприязни к людям, ведущим себя хуже животных.

Шаг за шагом первая цепь рабов двигалась к выходу, провожаемая внимательными взглядами чертей и сатиров, готовыми применить силу в любой момент, помня, как недавно проворонили паникера, уняньканого молодым «Спящим». Первый из узников — смиренный правоверный полностью поднялся на трап, ведущий на пристань и его озарило адским солнечным светом, который бросился на него подобно голодному зверю, раб же согнулся от жуткой боли, охватившей тело. Все ощущения мусульманина отразились на скривившемся лице, но правоверный родился на Востоке среди жарких пустынь и быстро привыкал к таким температурам, поэтому выпрямился и медленно пошел вниз, неся объятое огнем тело, едва передвигающимися ногами под гнусавые вопли безумного сатира.

— Хорош прохлаждаться! Быстрей раб! Быстрей скотина! Потом обнимешься с нашими солнышками на полную катушку! Ха-ха-ха! — как обычно звучал хохот свиномордого демона, а смуглые собратья мусульманина двигались за ним, поочередно входя в стену слепящего света.

Ни один из рабов, не пережил лучи новых солнц невозмутимо, ни один… Всех сгибало, словно под огромным весом, но каждый с трудом выпрямлялся и шел дальше, а Дмитрий был готов поклясться, что пахнет пережарившимся мясом и если бы не «волшебная» капельница, то люди бы сгорали заживо.

«Рассказы про Ад правдивы… Он действительно полон пламени и вечно пылающих грешников, но черти не глупы… Зачем убивать рабов, если можно встроить орган, усиливающий регенеративные способности и дающий пару часов на адаптацию организма к огромным температурам… Телу требуется совсем немного времени, в течение которого оно нарастит кожу более грубую, темную, но крепкую, как никогда…», — Дима в тысячный раз моргнул, не желая адаптироваться к вони, стократ усилившейся «благодаря» огромной жаре снаружи.

Первая вереница обнаженных людей выходила наружу, морально подготавливая вторую, пленники которой видели, что с покидающими трюм узниками ничего не происходит, однако каждый окунувшийся в адский свет раб показывал, что температура там выше некуда. Лично Дима переживал за Лизу с ее малышом, как-никак девчонка привыкнет к обжигающим лучам, она человек взрослый, пару раз обгорит и нарастит новую кожу, а вот как быть младенцу? Не подставлять же его двум солнцам, на которых он помрет быстрей, чем обрастет эпидермисом с улучшенными свойствами.

«Да уж… Для Лизы задачка еще та… Это с учетом того, что мы прибыли на зловещий Рынок, где наши пути определенно разойдутся… Жалко… Куда занесет ее судьба? Что будет с малышом? Хрен его знает…», — похолодевший от жутких предчувствий парень смотрел на недвижимую, сгорбившуюся мать, прячущую ребенка, и скорее всего решающую, как быть дальше.

Девушка явно понимала, что ее путь отличен от простой, но кошмарной дороги других женщин, недаром к ней столько интереса, и сейчас главная ее проблема была в недопущении отвратительного будущего любимой кровиночке. Лиза вывернула шею, и устало посмотрела на зажавшего нос Диму, словно задавая извечный вопрос: «Что делать?», — а он грустно улыбнулся и пожал плечами типа, не знает. Масаи с японцем не упустили это из виду и уставились на моргающего слезящимися глазами парня, с грустью рассматривающего молодую и интересную девчонку.

— У матери с ребенком долгий путь! — произнес Лкетинг. — Ей нельзя быть слабой! У нее сын!

— Ты прав Лкетинг… Слабой ей быть точно нельзя… — пробормотал юноша, поглядев на недвижимо лежащий метрах в трех от пальцев ног свет Геенны Огненной, «греющий» сидящих под ним узников.

Кожа на согнутых спинах рабов, попавших под два бешеных солнца Ада, была красной, как у варящихся раков, а шелушащиеся крупными лоскутами плечи выглядели еще хуже, меняя цвет от серого до багрового. Скорее всего, они непрерывно обрастали новой кожей, процесс чего был неразличим, ибо происходил столь быстро, что отваливающиеся лоскуты мгновенно заменялись новыми, которые вновь отшелушивались, сменяясь следующей партией.

«Везунчики те на кого свет падает… Выйдут уже адаптировавшимися…», — парень посмотрел на очухавшегося паникера, который поднялся пару минут назад и беспокойно шевелился, глядя, как солнечный свет Ада мучает сидящих за метр от него, негромко стонущих земляков.

Судя по всему, чувствовал он себя неплохо, и орать о массовом сжигание заживо больше не собирался, ибо оно шло полным ходом и все оставались живы. Иногда его голова склонялась вниз, иногда поднималась, но назад не поворачивалась, словно недавно помешавший кричать ему человек был неинтересен. Диме вообще казалось, что как только у непроизвольного храбреца закончилась истерика, тому стало плевать на поднимающуюся внутри корабля температуру.

«Как баба, ей богу… Вот почему у него тавро ничтожества… Может у него и присутствуют сильные внутренние качества, но подкачали мозги, работающие, как у вечно менструирующей девки…», — трюм покидала вторая вереница людей, подстегиваемая гнусавыми воплями сатиров и внимательными взглядами оставшихся в трюме звероподобных рогатых.

Они — черти — освобождали внутренности судна по мере надобности, и чем меньше узников оставалось внутри вонючего помещения, тем больше бесстрастной охраны прибавлялось снаружи. Эта элементарная математика объясняла, что на шумной пристани необходимо больше охраны из-за увеличивающегося там количества рабов, снующего рогатого «народа», а может и каких-нибудь отдыхающих на адском пляже парнокопытных.

«Представляю козочек с игриво спрятанным выменем и брутального сатира, вывалившего конец для подката к игривой самке… Не хочешь человеческой крови, сладкопытая? Новый завоз, сибирские дети! Толстые, сладкие, румяные! Могу принести пару бокалов! Тяпнем по паре капель, а потом я покажу красивые полотна у себя в номере, написанные недавно завезенным художником из Астаны! Не помню его имя, но мой агент гонялся за ним по Земле в течение трех лет, дабы купить после смерти и доставить сюда!», — Дима потряс всклокоченной головой, выгоняя невесть, как попавший внутрь бред.

Второй веренице пленников повезло больше, чем первой. Они дольше сидели внутри гробоподобного корабля и их «отлично» окатило солнцем, поэтому сейчас «везунчики» уверенно проходили порог вонючего трюма, дабы исчезнуть снаружи, оставив вместо себя слепящий свет.

А вот отдельным дурням, большинство которых пребывало на цепи со «Спящими», казалось, что братья по разуму уходят в Рай, тот самый, обещанный пузатым батюшкой в сельском приходе, которому они всех курей отдали за мольбы на хорошую зарплату и умных, без всяких книжек детей. Вот эти индивиды сидели и тряслись, выпучив тусклые глаза и мечтая, как можно быстрей нырнуть внутрь «небесного» света, и полететь к приближающимся Вратам Рая, охраняемых суровым, но справедливым апостолом Петром, исподлобья вопрошающим:

— Грешил ли ты Иван Петров Николаевич, только честно?! — и смотрит такой, грозными очами в праведное чело овцы Отца Небесного.

— Нет, Петр! Нет! — радостно забьется в поклонах овца, пытаясь облобызать сандалии бородатого апостола с мускулистыми от бесконечного стояния икрами. — Всю жизнь вкалывал волу подобно, меньше всех получал, но к большему не стремился, ибо грех это! Получил прозвище дурака юродивого, но рад был, ибо по-христиански это! Детей наплодил семерых, и хоть кормить было нечем, дальше плодить собирался, но славен Господь наш — отнял силу мужскую, повесив огурчик мой и пятерых детишек на Небо забрал, ибо не стал лечить их я, когда заболели, ибо Господу — Отцу Небесному виднее! Всегда подставлял левую щеку, правую щеку, спину, все что угодно, ибо не ведают, что творят злые люди, к вершинам материального благополучия стремящиеся! — и закончатся откровения овцы Господа любимой, и даст апостол поцеловать сандалию с ногтем, торчащим оттуда, нестриженным, а овца куснет ее игриво, но ласково, да осознает блаженство истинное, и откроются Врата Райские, а за ними бесконечное множество сандалий ангельских и апостольских, кои облизывать требуется — вот оно счастье-то!

Дима смешливо хмыкнул от заполнивших голову картин, отражающих суть любой современной религии, где попы передвигаются на огромных джипах, давая целовать золотые перстни безмозглой пастве, раком ползающей по загаженной Земле.

«Дибилы-дибилами… Как же хорошо быть придурком… Жить в ограниченном мирке и никогда не высовываться наружу, ведь там все иначе… Не так, как написано в святых книгах… Свой огородик, мало оплачиваемая работа рядом с домом, дети, желательно с высшим образованием, ведь так солидней и ерунда, что по профессии не работают и получают копейки… Зато спокойненько… Тихонько… Все как у Сидоровых, ведь самое главное от соседей не отличаться, а то боязно… Люди должны походить друг на друга и пахать, чтобы пенсия была, чтобы кушать было… Дибилы… Ей богу, дибилы… Ненавижу…», — он вытер слезящиеся от вони глаза, проводив последнего, вышедшего сквозь солнечный свет Ада узника второй вереницы скота и подняв руку, помахал готовящейся Лизе, обернувшейся на него посмотреть.

Девушка увидела его взгляд и грустно улыбнулась, совсем слегка, практически незаметно и, поморщившись, тяжело поднялась, видимо с жутко облезшей спиной у нее вообще беда творилась, а что же будет с миниатюрным пацаном, когда она выпрямится, подставив того безжалостным лучам адских солнц? Теоретически, если он маленький, да и родился в Аду, то должен быстрей адаптироваться к данному миру, но… Эти лишь догадки и не более того… Короче оставалось просто ждать, тем более Лиза, как первая среди женщин, вошедшая в вонючий трюм, пойдет последней.

И вот первая трясущаяся представительница Земли с другого конца поржавевшей цепи встала на грязные ноги, подтягивая вторую, та третью и так далее. Вереница сгорбленных баб четко следовала указаниям угрожающе крутящего клинком сатира, где второй бездельничал, оценивающе разглядывая фигуры множества рабынь, но обходился без сальных комментариев.

Когда все узницы Ада, включая Лизу, поднялись, то замерли, не понимая, что делать с лежащим перед ними куском цепи, который до этого таскал Варгх, а тут получается должны волочить они — слабый, хоть и в большинстве своем прогнивший пол. Дима почувствовал злость, глядя на вереницу тупых коров, которые будто не смотрели за мужиками, безропотно таскавшими звенящие огрызки цепей, и он был не один такой.

— Что вылупились, овцы? — гнусаво рявкнул сатир, с размаху ударив клинком по железному полу, отчего задумавшийся о безмозглости баб мальчишка вздрогнул, а Такеши испуганно моргнул. — Давайте поднимайте, одна кусочек, вторая кусочек! Это на Земле… — он ткнул мачете в неопределенный вверх. — Вы женщины и то ошибочно! Зато у нас, в Аду — животные, ничем не лучше самцов! Разница лишь в том, что у них снизу выпирает, а у вас сверху, да и то не у всех! Ха-ха-ха! — мерзко захохотал карлик, ударив по самому больному большинства баб. — Давайте шевелитесь, сучки! Все лежит перед вами! Даже ходить никуда не надо! — он молниеносно взмахнул блеснувшим клинком и спину первой, то бишь последней, трясущейся девушки прочертила красная полоса, моментально заполнившаяся кровью, однако мигом затянувшаяся. — Еще?! — злобно рявкнул карликовый демон, а не успевшая заорать девица выпятила половые губы, нагнувшись по-русски говоря раком, вследствие чего взгляд сатира запылал вожделением, но сделать свин ничего не мог, видимо собакоголовый Джумоук строго обходился с насильниками.

Скрючившаяся девушка ухватила близлежащий к ней кусок цепи с кольцом, являющийся конечным куском — мускулистые, корабельные сатиры еще при посадке подтянули ее поближе к женскому коллективу — и легко разогнулась, ведь по сути он обладал совсем небольшим весом, будучи не толстым. Вторая, стоящая за ней заплаканная пленница суетливо ухватила следующую часть, подтянув цепь еще ближе, третья — бесформенная дамочка с черным анусом продолжила начатое «подружками», и таким образом примерно пятнадцать девиц получили заслуженные кольца.

«Мечты, мечты, о ваша сладость… Какая женщина не желает быть окольцованной, дабы вконец захомутать мужика…», — невольно ухмыльнулся Дима и сию секунду на него посмотрел второй сатир.

— Чего улыбаешься «Спящий»? Тебе с дружками предстоит еще оче-е-ень… — издевательски протянул он, вперившись в серо-голубые глаза парню с зажатым носом. — Многое пережить, поэтому лучше учись плакать! — демон оскалил пасть в зловещей ухмылке и вернулся к оцениванию всхлипывающих женщин, Дмитрий же похолодел, но в тоже время остался удовлетворен, что их не называют животными.

На это уже давно обратили внимание остальные узники, возненавидевшие «Спящих», но поделать ничего не могли. Молодого, не выглядящего опасным парня боялись больше чернокожего туземца, не страшащегося смотреть в глаза любому демону, а вот насчет субтильного японца вопрос стоял ребром, его в принципе никто не боялся, но и желание трогать напрочь отсутствовало. Маленький, лохматый, удивленно округляющий глаза на многие вещи — этим и пугал. Там, где другие боялись поднять головы, Такеши двигался с прямой спиной и широко открытым ртом, то есть, ценя любопытство больше жизни, а в «нормальном» человеческом сообществе — это безумие.

Зато сейчас в Аду, раскрывшем подноготную каждого пленника, ясно виделось, кто действительно нормальный, а кто нет. Сидящие со сгорбленными спинами, боящиеся поднять взгляды и могущие лишь закатывать истерики, те, кто считал себя эталоном подражания, оплачивая кредитную машину, имея красавицу жену и губастую дочку, оказались низшим звеном эволюции, не стоя ничего. Абсолютно.

Белый люди с европеоидными чертами лиц… Почти все они вели себя подобно шлюхам, не получившим шестой iPhone за шестьдесят шесть минетов, а те же, кого на Земле записали в низшие сословия, добровольно вошли в поржавевшие цепи и без соплей двигались туда, куда приказывали демоны. И пусть «правильно» жившие проститутки считают, что подчиняющиеся чертям — трусы, а они наоборот храбрецы, ибо бунтуют! Пусть подумают, нормально ли это? «Бунтовать», а конкретней — повторять чужие вопли и выделываться там, где ты никто… Где некуда бежать… Где людьми кормят самих же людей… Не лучше ли просто умереть? Или же сделать выбор и пойти дальше, дабы увидеть, что там за горизонтом, став немножечко умнее?

Глава 2

Женщины одна за другой исчезали в обжигающем свете Ада с громким болезненным визгом, отчетливо доносящимся внутрь пропахшего испаряющейся мочой трюма, заставляя испуганно вздрагивать еще не вышедших пленниц, перетаптывающихся с ноги на ногу. Недавно бывшая до безрассудства храброй Лиза нервничала все больше и больше, что и понятно… Приближался конец ее пути, плюс ожидание кошмарных солнц снаружи… Как они подействуют на спящего малыша, до сих безропотно переносившего ужасную жару в трюме? И как она вообще держит его на изможденных руках? Откуда берутся силы и молоко в обезвоженном теле?

А еще было непонятно, отчего визжат женщины снаружи. Может их там Варгх по задницам хлопает или болтливый сатир за соски щиплет, вон какие похотливые глаза у этих свиней, недаром в мифах за нимфами бегают… Короче оставалось либо безответно предполагать, либо быстрей выйти наружу, но такая возможность отсутствовала, ибо голозадые рабы выходили по очереди и добровольный вариант исключался.

«Вот так… Зашли первыми, выходим последними… Не везет… Да еще здешними безумными солнцами не опалены… Выйдем, вообще каюк настанет…», — пессимизм из Димы струился бурным ручьем, и он ничего не мог с собой поделать.

Женский коллектив почти покинул гробоподобный корабль, а малыш Лизы все-таки проснулся от нестерпимого жара и заплакал. Девушка быстро согнулась над ним как смогла, пытаясь закрыть немытыми волосами, однако это не помогало, и жар принялся кусать нежную кожу младенца. Ну, а когда несчастная Лиза, поддаваясь влечению стремящейся наружу цепи, вступила в адский свет, падающий на раскаленный трап ржавого судна, то вовсе рухнула на колени, и ребенок завыл, как никогда до этого. Пронзительный детский плач взрезал раскаленный воздух и нутро ржавого корабля подобно циркулярной пиле, наполнив их ТАКОЙ болью, что захотелось плакать самому, однако в этом отсутствовал смысл. И сейчас Дмитрий наблюдал жалостливую картину, показывающую сгорбившуюся, но поднимающуюся Лизу, окутываемую плачем буквально горящего в Аду младенца, отчего невозмутимый Лкетинг дернул губой, а Такеши шмыгнул носом.

— Как же ему больно… Да и ей тоже… — с несчастным видом пробормотал азиат. — Неужели демонам не жалко, хотя бы человеческих детей? Люди же обожают новорожденных животных! Почему черти столь жестоки? За что так ненавидят нас?

— Не знаю… — гнусаво произнес зажавший нос Дима, моргая слезящимися глазами. — Не могут они все быть такими, но профессия, конечно, накладывает свой отпечаток, поэтому торговец живым товаром и его команда милосердием страдать не обязаны… — он отодвинул сухую голову от горячей стены и с гулким звоном вернул обратно, непонятно зачем ударившись, на что обратили внимание свиномордые карлики, синхронно повернувшиеся к последней веренице узников, то бишь к ним.

— «Спящий»!! Совсем обнаглел?! Чем дальше, тем хуже становишься!! — свиньи одновременно выпучили налитые кровью глаза, но заговорил один. — Давно плетей не получал?! Выйдешь наружу, я лично попрошу тебя отхлестать!! Ты же знаешь, что тогда все пострадают! Или ты по жизни такой дебил, что плюешь на чужие страдания!? Зарабатываешь к себе ненависть! А, «Спящий»? — чувствующий боязливый озноб Дима собрался с силами и, выслушав свиной монолог, не отпуская пальцы от зажатого носа, кивнул, отчего сатир в изумлении открыл клыкастую пасть и ткнул локтем жирного напарника.

— Ты гляди! Он еще выделывается! Храбрый стал, да?! А какой мальчик в Сортировочной был! Тихий, смирный, боязливый! Интересно, откуда столько бесстрашия?! Доиграешься, ох доиграешься «Спящий», а ведь впереди немалый путь! Набрался бы смирения, как учит ваш бог Иисус Христос! Ха-ха-ха! — прямоходящий свин вновь ткнул напарника в бок и язвительно захохотал, словно издеваясь над чувствами антирелигиозного Дмитрия.

Мальчишка в ответ не сумел удержаться и, зазвенев цепью, оторвался от стены, убрал руку с ноздрей и, перестав моргать, яростно вперился в налитые кровью глаза сатира, вроде случайно цокнувшего назад.

— Это. Не. Мой. Бог. Он. Их. Бог, — медленно, четко и раздельно произнес разозлившийся парень, а освободившаяся от ноздрей рука указала на сгорбленных узников, прикованных к его цепи. — Я никогда не буду пресмыкаться ни перед богами, ни перед людьми, ни перед чертями! — он вернулся сухой спиной на разгоряченную стену, сатир же, выслушав дерзкую речь, прищурил злобные глаза.

— Не будешь пресмыкаться?! Так чего же ты в цепях, а?! Не хочешь рассказать?! Отчего слушаешь наши приказы?! Скажи «Спящий»! Давай! — тусклое мачете гипнотизирующее покачивалось, притягивая трусливые взоры узников с пятым тавро, желающих отодвинуться от троицы нелюдей.

Трясущийся, но уж точно не от страха Дима поднял блестящие от возбуждения глаза, наполняясь бурлящей внутри, едва сдерживаемой тьмой, которую почувствовал Лкетинг, осторожно ухвативший его за локоть, удерживая от неблагоразумного действия.

— Я и на Земле был в цепях, но Ад освободил меня!! Они… — парень потряс поржавевшими звеньями, и пугающая улыбка озарила его посеревшее лицо, заставив нервно сглотнуть Такеши и вжаться носами в колени рабов рядом. — Лишь временное неудобство! — вылетающие изо рта мальчишки слова определенно принадлежали не ему, а чему-то живущему внутри, чему-то презирающему страх, и это отчетливо понимал Лкетинг, видящий внутри парня спящего зверя, как и Такеши, осознающий, что мальчишка намного больше не от мира сего, чем казался.

Сатиры, услышав им сказанное, поперхнулись вонючим воздухом трюма, а узники, прикованные на цепи с безумным парнем всем скопом вздрогнули, будто ощутив себя соседями самого Сатаны, и это происходило на фоне удаляющегося крика малыша, спускающейся по трапу Лизы.

— Не много ли ты на себя берешь «Спящий»?! — один из поросят прищурил налитые кровью глаза и пугающе ударил клинком по железу под копытами. — Не зазнавайся, здесь видали намного круче тебя! Теперь глотают звездную пыль в неизвестно какой Вселенной! — он замолчал, облизав свиные губы, а после, окинув взглядом остальных рабов, громко и само собой гнусаво проорал. — А теперь выходим! Выходим, скотина! Не торопясь! Также, как и все остальные! Помните, что, во-первых, вы животные! Тупые животные! Ха-ха-ха! Не путайтесь в цепях! Резких движений не делать, а то ходить будет не на чем! Давай-давай-давай! Быстрей тупая скотина! — клинки грохотали, закладывая уши, а оставшиеся в трюме звероподобные черти подошли ближе к встающим на ноги рабам, где некоторые, как всегда подниматься не собирались, то ли от страха, то ли от нахлынувшей храбрости.

Это вполне естественно, ведь сей сброд запихивали в цепи силой, выдергивая из воющей толпы с помощью кровожадного Варгха, сейчас так некстати находящегося снаружи и видимо это притупило их инстинкты выживания и самосохранения, однако сатиры умели ладить с безмозглым земным мужичьем.

— Да что вы за ничтожества! — яростно заорал свиноподобный карлик и, подойдя к самому первому, застывшему на жопе узнику, с силой наступил небольшим копытом на мужское естество, размозжив драгоценный орган меж щелей горячего пола.

Покалеченный узник заорал от кошмарной боли и, обливаясь кровью, вскочил, дернув поржавевшее кольцо на шее соседа, отчего тот принялся хватать воздух сжатой гортанью, хотя ранее желал подняться добровольно, но не мог из-за потерявшего член «бунтаря».

— Вот так-то! — удовлетворенно улыбающийся сатир поцокал к следующему трясущемуся «храбрецу», успевшему дважды приподнять слезящиеся глаза, пока к нему шла свинья с рогами, однако не поднявшемуся. — А теперь фокус! — внезапно гаркнул карликовый демон и молниеносно вонзил зазубренный клинок в грудь перепуганного насмерть человека, отчего тот захрипел и выпучил глаза, но это был не конец.

Красноглазый сатир напрягся, начав поднимать несчастного мученика с колен на ноги, а пронзенный раб, хрипя, свистя и булькая, выполнял желаемое кровожадным чертом, заставляя вставать скулящих соседей. Те же в ужасе, с выпученными глазами делали это, видя умирающего в муках человека, чья жизнь, как учили на Земле — бесценна, но в Аду, оказывается грязь. Они боялись, но не издавали звуков, боясь быть надетыми на идентичный вертел, а непредсказуемый сатир резко выдернул зазубренный клинок из груди тут же рухнувшего на колени «бунтаря», разодрав ее до торчащего мяса и виднеющихся легких, но здесь вступила в действие «волшебная» капельница.

Хрипы и бульканье с летящими изо рта брызгами крови затихали с каждой секундой, а грудь умирающего человека заживала на глазах земляков, крестящихся и взывающих к безмолвному небу. Разлохмаченные клочки мяса с разорванной, окровавленной кожей втягивались внутрь и стягивались, оставив сначала красный, а потом вовсе белый шрам, исчезнувший спустя пару секунд, сам же «ассистент» свиноподобного фокусника со свистом втягивал воздух, неверяще щупая целую грудь.

— Вот и все! — сатир-садист отцокал назад и саркастически поклонился «восхищенной» публике, желающей усесться из-за дрожащих ног, но боящейся, как никогда. — Так будет с каждым! Вы будете жить вечно, мои сладенькие! Всем понятно, скотина?! — вдруг люто гаркнул клыкастый свин и обернулся посмотреть на потерявшего половой орган «бунтаря», но тот уже выздоровел и истерически трясся, стоя, где стоял, вглядываясь в будто скопированный с предыдущего член.

Бесстрастные черти, контролирующие истеричных рабов, внимательно крутили оранжевыми глазами на рогатых головах, ища малейшие зачатки новой революции, но показательные кровавые выступления мигом решили образовавшуюся проблему и человеческий скот страдальчески мыча поднялся, стараясь смотреть куда угодно, только не на демонов.

Дима тем временем переживал из-за тишины снаружи, а точнее пропавшего крика младенца, полного нестерпимой боли. Он напряженно размышлял, что стало с рожденным в Аду ребенком, жив он или нет, совершенно забыв про свою необъяснимую храбрость в недавнем диалоге с сатиром, зато это прекрасно помнил любознательный Такеши.

— Что значит, Ад освободил тебя, Дима-сан? — он высунул голову из-за Лкетинга, поднявшись на ноги за всеми узниками. — Почему ты так сказал? Разве не страшно было говорить с ними так… Смело, — азиат моргнул, полным любопытства взором, а мальчишка отвлекся от тяжелых мыслей о малыше.

— Я на Земле был всегда пьян и не мог понять, кем являюсь, зато в Аду… — парень задумался, отпустил руку от ноздрей и потер пальцы друг о дружку. — В чистом и трезвом теле понял, что все вбитое в мою голову на Земле — ложь. И это не безумие, ты и Лкетинг… — покрытый шрамами масаи кивнул, услышав свое имя. — Уже знаете это, а насчет смелости… — он вновь зажал ноздри, не желая вдыхать трюмную вонь, и наблюдая за «змейкой» грешников, направляющихся к залитому светом выходу. — Бывает… — серо-голубые глаза на мгновение стали бессмысленными, словно внутри промелькнули нежеланные воспоминания. — Иногда я себя не контролирую, ты видел в Хароне… — он хмыкнул. — Так говорю, будто полжизни провел в Аду… Так было в Хароне… Хм… — он смешливо посмотрел на Такеши, но тот еще больше озадачился, не поняв, что смешного в том пройденном кошмарном месте. — Да и Лкетинг рассказал про моего зверя, которого необходимо контролировать… Ты сам знаешь Такеши! Зачем спрашиваешь? — юноша мельком, но внимательно взглянул на японца и перевел взор на стонущих рабов, движущихся по залитому солнцем трюму.

— Просто… — замялся тот. — Просто ты очень грозно и уверенно выглядел, когда говорил это… — он моргнул, вытерев слезящиеся глаза и жадно втянул мерзкую вонь обеими ноздрями, отчего Дмитрия передернуло. — Будто никого не боишься. Словно здесь на отдыхе… — мальчишка в ответ сглотнул сухим горлом, не зная, как прокомментировать слова субтильного азиата. — У меня до сих пор ощущение, что ты сейчас не настоящий, а настоящий тот, кем ты был в тот момент… — закончил скомканный монолог Такеши, но опустивший глаза Дима прекрасно его понял.

— Без комментариев Такеши… Но мне кажется, это и объясняет значения слова «Спящий»… — едва слышно пробормотал мальчишка и уже более громко продолжил. — Настоящие мы — внутри себя… Спим под толстым, теплым одеялом невежества, накинутым с самого детства, а его плотней подтыкают под бока, чтобы не дуло правдой, но иногда… Она прорывается и тогда: «Здравствуй психушка!», — прячущая нас от трусливого общества, боящегося увидеть реальный мир, ибо он чересчур сложен.

— Да, белый брат! Ты был настоящим Ди-ма! Сильный! Бесстрашный! — внезапно хлопнул его по плечу масаи, заставив вздрогнуть и увидеть, что еще чуть и придет их очередь идти за всхлипывающими рабами, подгоняемыми клыкастыми свиньями. — Внутри тебя очень большая сила! Лкетинг рассказывал! Ди-ма сильный и никого не боится! — туземец улыбался. — А Лкетинг всегда настоящий! Лкетинг никогда не обманывает!

— Лкетинга не учили носить маски и прятать чувства! Лкетинг не жил среди цивилизованных людей! — непроизвольно парировал Дима, пребывающий в растерянности из-за внезапного осознания почему «Спящих» так прозвали, но заметивший, какие злобные взгляды метнули на него сгорбленные узники.

— Маски? — удивился масаи. — Такие, как в охоте на страусов? Когда воин одевается в страуса и обманывает другого страуса, что он страус? — туземец уставился на него пронзительным взором.

— Ну да… Так и есть. Проще звучит — притворяться! — поправился парень на всякий случай, дабы избежать дальнейших долгих объяснений, а Такеши внимательно слушал.

— Лкетинг так и говорит! Как охота на страусов! Масаи надевает перья и идет на охоту! Страус думает, что масаи тоже страус и воин убивает его! Но масаи не страус! Масаи — человек! — белые зубы осветили помещение трюма и так яркое от рвущихся внутрь адских солнц.

— Точно! — кивнул Дима, а японец хлопал ресницами, так и не прокомментировав их диалог, где по сути нечего было добавить, да и наступила пора двигаться за грешниками, начало которых с воплями боли и падением на колени пропадало в слепящем свете, скрывающем шумную пристань.

Высокие парнокопытные воины, стоящие по бокам человеческой «змейки», всматривались в еле бредущих, ойкающих узников, ибо четвертая цепь являлась наиболее непредсказуемой, ежели так можно назвать непроходимые трусость и тупость истеричных рабов.

Слегка ржавое кольцо неустанно двигалось по разгоряченной шее, натирая мгновенно заживающие, все более прочные мозоли, а помаргивающий Дима передвигал босые ноги по раскаленному полу, полному мелких, слегка сбивающих жар щелей. Струящаяся из них вонь напоминала запах морга, размороженного в летний зной, уж лежавший в наркологии Дима нюхал, а материальность сиих миазмов щекотала ступни, разбавляя боль мигом заживающих ожогов. Мальчишка никак не мог понять, как ЭТО нюхают другие рабы Ада, ибо сие невозможно сравнить ни с чем пройденным, в особенности после щедрого разбавления жуткой жарой Геены Огненной.

Сам же свет безумных солнц проклятого мира, до этого не прочувствованный троицей «Спящих» ныне крепко обнял их, словно хвастаясь злой силой, нарастающей по мере приближения к выходу. Все больше разогревающийся Дима понимал, что снаружи будет совсем хреново, ибо уже в трюме его кожа боролась с усиленным раза в три июльским солнцем Крыма. Всей поверхности тела стало очень горячо, но пока терпимо, и как мальчишка думал — можно обойтись без воплей, а вот насчет запаха горелой кожи… Его пока не чувствовалось, но на открытом пространстве наверняка запахнет, ибо его бледный эпидермис немилосердно шелушился и слазил без какой-либо посторонней помощи, насыщаясь красным.

Субтильный Такеши, привыкший к лондонским туманам, сразу, мягко говоря, запищал из-за своей явно чувствующейся нелюбви к «чудесному» дню с солнцем, как пишется в одном стишке, правда в нем восхвалялся прекрасный мороз вместо здешней духовки на открытом воздухе.

«Ад он такой… В чем святые отцы правы, так в здешней жаре, зато не правы в слепой уверенности, что человек может вечно жариться и не умирать, чувствуя одну и ту же безумную боль… Они просто не в курсе искусственно-привитой, ускоренной адаптации к Геенне Огненной…», — объятый лучами сумасшедших солнц юноша поднимался к выходу на «свежий» воздух, навстречу слепящему свету с красноватым оттенком, а каждый вошедший в него раб поочередно и с болезненным стоном сгибался.

В этот раз первопроходцем среди них стал несчастный Такеши, бесстрашно вступивший в ярчайший свет и пронзительно взвывший, согнувшись, будто на него рухнула каменная плита. Однако японец был сильней, чем казался, ибо с трудом распрямился в шелухе отваливающейся кожи и багровый, словно облитый кипятком, со стонами пошел дальше, исчезнув снаружи.

Дима, увидев сие действо, боязливо сглотнул пустым, пересохшим до боли ртом, но делать нечего, ведь подобный путь уготован каждому рабу Ада, где отказавшийся мгновенно получит заслуженные мучения. Поэтому пришлось двигаться за невозмутимо шагающим масаи, черная кожа которого почти не менялась, словно нынешняя температура была для него чем-то несущественным.

— Жарко! Сильней, чем в Африке! Намного сильней! — громко проговорил Лкетинг, вступая в «дарующий» временное ослепление свет и на него напряженно покосился нежащийся на «солнышке» сатир сбоку, Дима же промолчал, глядя, как несгибаемый туземец склонил голову, отчетливо заскрипел зубами и…

Как ни в чем не бывало, двинулся вперед, исчезнув за стеной адского света, зато следующий шаг ведомого им Дмитрия погрузил тело того в ЧУДОВИЩНУЮ И НЕОПИСУЕМУЮ жару, изрыгаемую двумя солнцами кровожадного Ада. Ощущаемое юношей в данный момент походило на вылитое сверху ведро почти кипятка, а «почти» потому, что до температуры, от которой кожа сползает полностью, не хватало градусов пять, если конечно нестерпимо горящему в огне парню не показалось.

Мальчишка громко застонал и согнулся от кошмарной боли, клятвенно твердящей, что поверхность тела в сию секунду сгорает в адском огне, плюс он реально ощутил запах собственной, сгорающей кожи. Вторым минусом выхода в свет оказалась полная слепота и чудовищная резь в глазах, поэтому он передвигался на удачу, совсем не чувствуя напрочь сожженные ноги и ведомый Лкетингом с Такеши. Те же в свою очередь контролировались другими узниками спереди, а вот кто тянул самих воющих людей, оставалось загадкой, пока сквозь многоголосый гомон пристани не стал различим голос болтливого сатира, чьи напарники вроде бы цокали сзади.

— Проходи слепота! Следующий! Давай незрячий! Вперед, скотина! Давай! Еще один! Не торопись, животное! Вперед! Вперед! — по костлявой заднице Дмитрия хлопнула жирная ладошка, и слепой мальчишка понял, отчего громогласно визжали девчонки, сам же он отпустил сжатые ноздри, вдохнув горячего кислорода, обжегшего легкие не хуже крепкой сигареты.

«Во девки дают… И здесь невинность берегут, чокнутые бабоньки… Что значит воспитание… До свадьбы ни-ни… Интересно они этого сатиру не говорили?», — как он ни старался, но даже со слепыми глазами его губы растянула своевольная улыбка, что не осталось незамеченным.

— Ты чего улыбаешься, «Спящий»?! Свихнулся в конце столь долгого пути?! Голову напекло?! Или страх растерял по дороге?! А?! — Дима каким-то образом почувствовал физическую угрозу, и спину с правой стороны рассекло острой болью, что продолжалось не более секунды.

— Б. ять! — непроизвольно выругался больше испугавшийся, чем от боли парень, мечтающий видеть хоть что-нибудь и сам того не желая с силой дернулся в сторону, потянув за собой масаи и естественно Такеши, однако…

Рядом почувствовалась новая и одновременно старая вонь, но не успел парень вспомнить, где она была раньше, как раздался грозный рык, конечно же, Варгха! Огромного кровожадного монстра, обожающего бить беспомощных узников, а сам Дмитрий наткнулся на что-то острое, проткнувшее бок, вследствие чего раздался еще более грозный рык над его сухой, как песок Сахары головой и вскрикнувший уже от боли парень понял, кого все-таки огорчил, напоровшись на длинный шип!

«Не-не-не!! Только не в него! Он же меня сожрет, как бесплатный шашлык!», — только и успели мелькнуть испуганные мысли, а Дима уже соскочил с принадлежащей Варгху иглы и прыгнул в сторону, вновь потянув за собой таких же слепых масаи с азиатом, но…

Его бессмысленное, сумбурное движение прекратилось из-за чего-то попавшегося под ноги, скорее всего умелой подножки свинозадого черта и юноша неуклюже рухнул на разогретую, как сковородка, каменную поверхность, — тело уже чувствовало окружающую среду — кольцо же на шее впилось в кадык, перехватив дыхание на полпути.

— Твою мать! — слепой, обжегшийся новой кожей парень вскочил, но продолжить беспорядочную беготню не смог, будучи схваченным за плечо чем-то сильным и непоколебимым, судя по ощущениям — грубой ладонью одного из чертей, отвечающих за тишину среди человеческих рабов. — Как же горячо… — успел пробормотать ничего невидящий мальчишка и заткнуться, дабы услышать издевательский хохот сатиров и недовольный, удаляющийся рык Варгха.

— Молодец «Спящий»! Ха-ха-ха! Повеселил! Такого здесь давно никто не видел! — однако всеобщее веселье прервалось гавкающим голосом Джумоука, не в первый раз спасающего юношу от издевательств.

— Хватит! Как я вижу, все животные вышли наружу! Пора выдвигаться! И следите за скотом, чтобы от жары никто не свихнулся! — собакоголовый закончил, величаво уцокав в начало цепей, а обидевшийся на «животных» Дима, никак не мог разлепить жутко болящие глаза, с трудом видя темный силуэт масаи, находящегося перед ним, «Куда идти? Он чокнулся, этот собакоголовый дурень? Ничего же не видно! Наверное, роговицу сожгло местными солнцами… Охренеть погодка… И долго теперь глаза восстанавливаться будут? Блин! Как я странно думать начал… Так привычно размышляю насчет восстановления глаз…», — он слышал многоголосый шум проходящих мимо, наверняка рогатых жителей Рынка, рык Варгха, гнусавые голоса верещащих что есть сил сатиров и стоны узников, борющихся с жарой Ада с помощью молитв.

— Обходи! Обходи я сказал! Не трогать скотину! Проходи сбоку! Не касаться животных! В стороны, в стороны! Глухие, что ли?! — вопли свиномордых демонов разгоняли здешний «люд», сопровождаясь периодическим ревом Варгха, будто поддакивающего крикам злобных поросят. — Не пугайте скотину! Купите, тогда трогайте!! Не трогать я сказал!! В сторону, в сторону! — цокающие рядом бесстрастные черти в кои-то веки шумно задышали, видимо безумная жара заставляла в полную силу работать легкие и потовые железы идеальных солдат Ада.

Два светила Геенны Огненной и правда являлись дикими, не знающими меры в насыщении человеческой кожей. Бросались на стонущих земных грешников подобно бешеным псам, и ни капельки не жалея, кусали, словно грабителей, вломившихся на охраняемую территорию. Лучи адских солнц казалось насквозь прожигали людскую кожу, и вокруг действительно пахло горелым мясом, причем от каждого узника по чуть-чуть, но объединенная вонь напоминала все того же бабкиного поросенка, обрабатываемого горелкой и еще… Пронзительного голоса малыша Лизы не слышалось, лишь болезненные стоны бредущих параллельно женщин, а что происходило с молодой матерью и ее кровиночкой — неизвестно, ибо зрение подводило, как никогда.

Регенеративный орган работал на пределе возможностей, и с трудом дышащий раскаленным воздухом Дима чувствовал, как худеет на глазах, вследствие изымаемых у организма теоретически лишних клеток.

«Этак она меня всего сожрет и не поперхнется, капельница эта… Кто ее знает, какие для нее нужные, а какие ненужные клетки…», — он потихоньку различал все больше размытых силуэтов вокруг, видимо глаза восстанавливались и адаптировались к окружающей среде, содержащей в себе больше света, чем юноша видел за недолгую жизнь на Земле.

Он любопытства ради поводил горячей рукой по впалому животу и перевел тактильные ощущения в подробные картинки путем развитой фантазии, уж зачатки этой способности есть в каждом человеке и… Судя по представленному, подкожного жирка совсем не осталось — кожа да кости. Чувство голода также отсутствовало, а вот пить хотелось, как никогда и больше, чем в «гостях» у Низама.

— Двинулись, животные! — раздался гнусавый вопль и накалившаяся цепь дернулась, а исхудавший Дима смиренно поплелся в неизвестном направлении, мысленно распрощавшись с вонью склизкого трюма и отпев бледную кожу.

«И кто там впереди? Наверное, Варгх со свиньями… Никогда бы не подумал, что рогатые поросята будут указывать мне путь… Путь в никуда… Точнее в неизвестность…», — мальчишка не мог понять, куда и где идет, однако четко ощущал отличную дорогу под босыми ступнями, крепостью походящими на копыта, а ведь прошло совсем немного времени. «Вот так и приживаются в Аду… Сначала ноги стаптываешь и мозоли становятся крепче камня… Потом разбиваешь морду, дабы нос сплюснулся и вуаля! Прямоходящая свинья высокого роста!», — он шмыгнул горячим носом, не понимая, как реагировать на странное чувство юмора, так и льющееся изнутри.

— Лкетинг! — он дотронулся почему-то кажущейся коричневой рукой по уже четче различаемой спине масаи. — Ты что-нибудь видишь? Где мы идем? Куда?

— Вижу! Лкетинг хорошо видит! — тут же ответил негр, даже не задумываясь.

— А как ты видишь? — задал глупый вопрос Дима, но что получил элементарный ответ туземца.

— Глазами Ди-ма! Глазами! Белый брат болен?! — искренне поинтересовался воин-масаи и его силуэт дернулся, видимо негр хотел повернуться к парню, на что тот пробормотал:

— Нет Лкетинг… Дима не болен… — мальчишка на один разочек украл манеру говорить, как простой африканский воин. — До сих пор не могу привыкнуть к яркому свету! Ничего не вижу!

— Скоро привыкнешь, Ди-ма! Тут красиво! Небо почти белое, но не белое! — юноша озадаченно вздохнул, чего никто не услышал из-за жирных сатиров, истерично верещащих: «Разойдись». — Два солнца! Одно красное! Лкетинг никогда таких не видел! — туземец искренне восхищался видами раскаленного Ада, но тут в разговор влез Такеши.

— А я вот тоже ничего не вижу! — будто похвастался непривычно спокойный азиат. — Все так ярко! И кто вообще нас ведет? Я понимаю, что демоны, но не спросить об этом как-то неправильно… — Дима внутренне согласился, ибо в жизни частенько спрашивал разнообразную ерунду, ответы на которую знал, но это давало возможность поболтать.

— Большой демон с волшебной плеткой! — ответил покрытый множественными шрамами масаи.

«Действительно… Варгх же вперед ушел… Я на его шип наткнулся, а потом рык удалился… Вот блин! Уже забыл, что проткнул бок… Да уж… Быстро к хорошему привыкаешь… Эта капельница прямо чудо из чудес… Получается, что раньше это вонючее чудовище тормозило рабов, держа все четыре цепи для контроля, а сейчас наоборот направляет, пока все слепые, как новорожденные котята… Погладить бы какого-нибудь… Такой маленький… Хорошенький… Чего только в голову не придет… Хм… А еще бы посмотреть по сторонам… Ни хрена не видно, один свет, да смутно-видимые очертания… И кстати надо Лизу окликнуть, а то потерялась девка… Главное не получить за спрос «пряников»…», — как бы пессимистично и сумбурно парень не размышлял, но видел он на порядок четче и сейчас с обеих сторон проплывали большие темно-серые коробки, наверное здания, а еще неисчислимое множество силуэтов безумолчно галдящих местных жителей, снующих по городу Рынку.

— Лиза! Лиза! Тс-с! Пс-с! — расхрабрившийся за последнее время Дима произнес имя грудастой девушки, с холодком помня об идущих параллельно, охраняющих человеческий скот чертях и сатирах.

— Дима?! Ты рядом?! — голос молодой матери не слишком хорошо различался, но на безрыбье и рак — рыба. — А я все думаю, куда ты пропал! — голос девчонки излучал не слишком много радости.

— Кто же еще! — не обратил на это внимания обрадовавшийся парень, мельком подумав, отчего молчат свиномордые карлики сзади. — Куда мне деваться?! Нас троих берегут, как золотую рыбку! — он непроизвольно сжался, боясь получить затрещину, лечащую тяжелую манию величия, но сатиры пребывали в благодушном настроении и лишь смешливо хрюкнули, где один из них не забыл, однако чиркнуть зазубренным клинком по камню дороги. — А ты как? Живая? Как ребенок? — юноша на мгновение запнулся, ибо не знал, чего ожидать. — Чего молчит? Раньше орал, как оглашенный! — какое-то время ответом являлась тишина, которая спустя несколько секунд преобразовалась в наполненные болью слова.

— Я когда вышла на этот ужасный яркий свет, он жутко закричал, ты слышал, наверное… — девушка на мгновенье замолчала. — А потом затих… Совсем… — раздался всхлип, едва слышимый сквозь гвалт Рынка и множественное цоканье копыт, а черствый парень похолодел. — Я тогда поняла, что на нем кожа стала сгорать, но ничего не видела, так как глаза, наверное, сожгло и хорошо… — она всхлипнула, но уже громче. — Чувствовала, как от него паленым м-м-мясом пахнет, а он больше не кричал, только дышал… Тяжело очень… Громче, чем демон этот громадный… — ее голос дрожал и рвался от плещущейся внутри боли. — Я сама от мучений почти не соображала, вся горела, думала, наконец-то умираю, увижусь с мамой, и еще его очень жалко было… Моего мальчика… Сама идти уже не могла, не понимала куда, просто ноги передвигала, и кто меня тащил, не знаю… — Лиза замолчала, шумно шмыгая носом, а у Дмитрия в горле стоял горячий ком. — Сама не понимаю, как малыша моего любимого держала… Сил совсем не было, только боль… Много боли… Ничего кроме боли… — девчонка говорила короткими паузами и помертвевшим голосом. — А потом он задышал еще тяжелей, захрипел, мне же наоборот полегчало и я решила проверить, что с ним…Коснулась мальчика моего и испачкалась… — она всхлипнула, Дима же проклинал собственное любопытство. — У меня оказывается вся левая рука была в его сгоревшей коже… И крови… С-с-сукровице… — девчонка заикнулась. — Он весь истекал ею… Весь обгорел… И дышал… Тяжело-тяжело… Умирал… — она громко всхлипнула, не переставая идти, а у сопереживающего ей юноши скатилась непроизвольная слеза, он еще бессердечно подумал, откуда в теле лишняя влага, однако такова была его натура. — Но потом… Его кожа… Он стал покрываться новой, другой… Такой э-э-э…. Более грубой, вот! — Лиза сказала эту фразу, как про расчудеснейшее волшебство. — Я как раз боль перестала чувствовать и глаза слегка видели! Сейчас мне просто жарко! Так вот, — Лиза нервничала и сбилась на другую тему. — Он очнулся через пару минут! — в голосе девушки чувствовалась искренняя радость. — И вроде заплакать хотел, но потом есть начал, да так жадно! Сам за грудь схватился… — у юноши, как всегда мелькнула похабная мысль, но он задавил ее в зародыше. — И я обрадовалась! Сейчас вот иду, а он все грудь сосет… Даже не укакался… Жрет, как маленький поросенок! — молодая счастливая мать сто процентов улыбалась, а заслушавшийся адскими страстями Дима внезапно понял, что ему горячо, но не больно, а серо-голубые глаза почти вернули былую остроту.

Он пусть нечетко, но видел загоревшее лицо действительно улыбающейся Лизы с выгоревшими от безумных солнц волосами, блестящим коричневым телом и такого же цвета ребенком, привычно сосущим красивую тяжелую грудь, на которой взгляд задержался дольше.

— А ты все не меняешься! — грустно улыбнулась девчонка, позвякивая при ходьбе цепью. — Кобель!

— Ничего не могу с собой поделать! — Дима без сожаления дернул плечами, осторожно взглянув на цокающего рядом здоровенного черта, шерстинки которого четко виднелись и сильно блестели. — В этом все мужики! Если убрать из человека чувства, то он станет призраком в материальном теле. Какой в этом смысл? Подавление инстинктов необходимо, но в разумных пределах! Люди — особые животные!

— Кто ты такой, Дим? — без какого-либо предисловия внезапно спросила девушка, аккуратно поправив своего маленького негритенка. — Кто? Почему они… — она обвела лицом звероподобных чертей, верещащих сатиров и проходящих мимо жителей Рынка, косящихся на человеческий скот. — Не называют тебя с друзьями… — Лкетинг с Такеши одновременно вывернули шеи, вежливо кивнув милой даме с отличными сиськами. — Животными? Хотя… — Лиза едва заметно усмехнулась, словно желая что-то добавить. — Ну да ладно! — не стала заканчивать она новую мысль, заставившую засмущаться юношу, чей половой орган пребывал в беспамятстве от чудовищной жары. — Я помню то, что ты рассказывал, но неужели все так серьезно? Ты действительно так ненавидишь людей? Но, как тогда спасешь их, если не любишь?! Как можно помогать кому-либо, не чувствуя жалости?! — ее карие глаза пронзительно смотрели на него через безмолвных правоверных, превратившихся в совсем черных и теперь точно не боящихся жары.

Худой, как палка мальчишка нахмурился и опустил серо-голубые глаза, не желая разговаривать на эту тему, монотонно двигаясь за Такеши и Лкетингом. Четыре вереницы «мычащего» человеческого скота шли вдоль залитого ярчайшим и красноватым солнечным светом адского побережья, заставленного множеством судов различных форм и размеров, по прекрасно уложенной мостовой, широкой и чистой. Плиты были гладкими, идеально подогнанными друг к дружке и дышали древностью. Не щадящее ничего и никого время подарило им сети маленьких трещин, совершено не портящих здоровенные глыбы, вызывающие ассоциации с тем же древним Египтом…

Все в Аду было крупное, даже неподъемное, как и большая часть наследия предков, когда-либо найденного на Земле… Кто он эти предки? Кем были? Как выглядели? Какими механизмами и знаниями обладали? И почему люди при всем нынешнем техническом совершенстве до сих пор не могут повторить их огромнейшие творения? Ответов нет, однако человечеству плевать, ведь оно венец творения Божий, которому незачем думать, ибо требуется потреблять!

Само побережье было грязным и узким, состоящим из крупной разноцветной и острой гальки, а бескрайняя, шелестящая волнами Река Мертвых сильно блестела из-за двух солнц, располагающихся по разные стороны света. Одно было белое-пребелое и крупное — крупней земного, а второе меньше, примерно с Луну и тускло-красное, что создавало непривычную игру света и дарило всему по две тени.

Две тени было у любого, живое это существо или предмет — без разницы, то бишь у демонов, кораблей, уродливых зданий, человеческих рабов… А еще оба солнца стояли высоко, а тени были длинные, плюс указывали в противоположные стороны, то есть…

«Если не говорить «противоположные стороны», то сейчас в Аду вечер, а значит прохладно… Расслабляюще прохладно… Все выходят наружу отдохнуть от дневной жары… Вот оно как… Отдыхаем значит…», — у чуть не сгоревшего Дмитрия в животе запорхали перепуганные бабочки, настолько там повеяло холодом от переживаний за завтрашний день. «Хотя с другой стороны, чего я сразу равняюсь на Землю? Может тут наоборот… Вечером жарко, а днем холодно… Два солнца, все дела… Они по особому крутятся, вертятся, гравитация, приливы, отливы, шмаливы, чик-чирик, тыщ-пыдыдщ и тому подобное… Чего я распереживался? Ха-ха-ха! Дурак-дураком!», — парень нутром чувствовал, что сам себя обманывает, но легче стало и оно того стоило, ибо он с чистой совестью продолжил любопытствовать.

Все вокруг: дома, корабли, рогатый люд, черти, набережная — отдавали почти не бросающейся в глаза краснотой, и Дима подумал, что привыкнув, вообще перестанешь замечать данный оттенок, а еще можно смотреть на это, как неотъемлемую часть проклятого мира, и тогда совсем не возникает вопросов, ибо…

Аду очень шел такой оттенок. Это был его оттенок и без него видимый сейчас Ад стал бы другим Адом. Эта легкая и небрежная багровость в почти каждой молекуле проклятого мира, насыщенного человеческими страданиями и пренебрежениям к людским жизням требовалась Геенне Огненной, как красивые ногти каждой девушке, дабы подчеркнуть утонченные кисти. А если кто-то спросит, почему «почти в каждой молекуле», а не в каждой молекуле, то достаточно взглянуть ввысь.

Небо Ада было ярким и бесцветным, точнее белым, как сказал Лкетинг, и на нем отсутствовала какая-либо крылатая живность. Ни облачка, ни пташки… Оно было пустым, кроме того его участка, где правил красный карлик, заливающий свою часть небес так идущим Аду оттенком. Дима еще подумал, что если убрать окружающий мир, оставив только небеса, то Геенна Огненная будет мертва. Давно мертва и возможно так оно и есть, ибо в ней отсутствовала духовность, чтобы там не говорили черти о своих извечных поисках Творцов. Рогатые давно никого не ищут, превратившись в скотоводов, фермеров и зоофилов, ежели вглядеться в их нынешнее поведение. Адом правят деньги с похотью, также, как и Землей, а вот какой мир первый пошел этим путем, уже отдельный вопрос.

Выжегший глаза ярчайший свет совсем не ощущался и скажи Диме, что видимое им недавно лишило его зрения, он бы заплевал наглого болтуна насмерть. Все было просто красноватым, и пусть очень светлым, но по яркости вполне терпимым, видимо сгоревшие глаза адаптировались к Аду, благоразумно вырастив новые светофильтры… Так думал мальчишка, а как на самом деле… Наверное никто, кроме самих чертей не знает, да и то тех, что поумней, остальные же, наверняка копии землян, желающих в ЕС и кружевнее трусики.

А еще тело… Его новое, видоизменившееся тело. Как только Дима увидел коричневую Лизу с идентичным малышом, то сразу же решил рассмотреть себя, но забылся и вспомнил лишь сейчас. Его ноги, руки, живот, грудь, все было темно-коричневого цвета. Кожа приятно и сильно отблескивала, пыша недюжинным здоровьем и отталкивая солидную часть безумного света, пытающегося сожрать свежее мясо, привезенное на Рынок Ада. Короче впечатлений — море, и если бы не цепи на шеях, рогатые по бокам, рогатые на грязной набережной, рогатые из окон уродливых, раскаленных домов, то жизнь казалась бы прекрасной.

Дмитрий тяжело вздохнул, уставившись в мускулистую спину масаи и видя худые ноги коричневого японца, ошалело крутящего лохматой головой, цвет волос которой оставался неизменно черным и не поддающимся безумным солнцам. Любопытство Такеши было понятно, ведь вокруг столько нового, чудесного и пугающего грядущими ужасами, что хотелось насмотреться на две жизни вперед, а потом закрыть глаза и уснуть, дабы не участвовать в продолжение «банкета».

Четыре унылые, почти чернокожие человеческие вереницы так и шли по набережной или пристани — непонятно, как на деле она называется — где стояли на приколе редеющие суда, среди которых отсутствовали ржавые гробоподобные посудины, подобные доставившей людской скот на Рынок, однако это ничего не меняло. Все корабли, мимо которых проходили изнеможенные Адом рабы были хоть и вполне чистыми, но не сказать, что красивыми. Множество форм, от простых до изысканно сложных, но ужасно негармоничных, пестрили перед напуганными глазами, отвлекая от пребывания в ужасной Геенне Огненной. А еще все, как одно плавательные средства, порожденные фантазией рогатых конструкторов, исполнялись из красноватого металла, коим так богат Ад, а по их палубам расхаживали ярко одетые черти, как ни странно с козлиными, бараньими и кабаньими головами.

«Правильно я подумал, что нет никакой связи между божествами древних египтян и местными жителями… Если в Хароне они бедные, то это не значит, что здесь будут такими же…», — перед серо-голубыми глазами Димы промелькнул возвышающееся над другими судно, на палубе которого стоял крупный ящер без одежды и вторичных половых признаков, даже не повернувший водянистых глаз на ведомых по пристани рабов. «Интересно… А у Джумоука есть яхта? Наверное, да… Почему бы и нет? Он богатый, работящий, не на этом же ржавом корыте ему плавать… Иногда отпуск берет и тискает в каюте молодых козочек или дорогих ящериц… Натягивает втихую рогатых и чешуйчатых красоток…», — его размышления прервал голос Лизы.

— Ты ответишь мне Дим? Что такого в моем вопросе? — только пережившая кошмар девушка вопросительно смотрела на него, ее же коричневый ребенок чавкал наливной сиськой, не обращая внимания на лучи сумасшедших солнц, как и исхудавший юноша, чувствующий просто жар на коже.

— Да! — он ответил ей спокойным взглядом, но в груди стало горячей. — Я не люблю людей! Не всех конечно, но подавляющее большинство! Если ты назовешь хоть одну причину, за что их любить, то возможно я соглашусь, но разве ты не видишь, как они себя ведут? — он высказал личное мнение, переживая, лишь о том, чтобы в разговор не встряли жирные и беспрерывно орущие сатиры.

— Разойдись! Посторонись! Не трогай рабов! Кому сказал отойти! В стороны! В стороны! — крики толстожопых карликов с зазубренными клинками разносились по всей набережной, залитой безумными солнцами и заполненной разномастным адским людом. — Не трогай рабов! Убрали лапы! Сначала купи, потом щупай! — гнусавые вопли разбавлялись громогласным ревом Варгха, напарник которого орал за двоих, но даже не охрип, ибо перед ним величаво цокал Джумоук, любящий активных помощников, а не бездельников. — Разойдись! Разойдись! В стороны! Дорогу, господину Джумоуку! Дорогу! — распинался вдалеке гнусавый демон, чем-то походящий на преданного пса.

— Ну, здесь-то понятно… — шмыгнула шелушащимся носом девушка. — Но ведь ты и на Земле их не любил, еще до смерти… Как ты вообще жил среди людей? Вот я, например, только здесь… — она сглотнула. — В Аду могу тебя понять, но до смерти не обращала на это внимания. Были у меня подружки, которые нравились, были, которых недолюбливала, но считала подружками. Были хорошие парни, были плохие, но я всегда считала, что они и должны быть разными! Это же люди! А ты получается всегда жил отдельно от человеческого общества… Каково это жить, не чувствуя себя частью социума? — она моргнула карими глазами, метнув взгляд на безумолчно-орущих, брызжущих слюнями демонов.

— Нормально! — грубо ответил напрягшийся парень, не любящий, когда лезут в душу, и успевающий разглядывать мелькающих сплошь и рядом местных жителей с огромными рогами, видимо от хорошего питания. — Я когда бухал, всегда являлся частью социума, а пил я круглосуточно! Сами поиски выпивки заставляли меня быть частью общества, так как приходилось общаться с людьми! Например, стрелять мелочь в особо трудные времена, каким бы это позором не казалось! Зато, когда жил трезво, видел мир совершенно иначе! Никому не пожелаю такого видения! — сатир позади резко заткнулся, натужно закашлявшись, и зло ткнул Диму кончиком мачете в спину, видимо от раздражения, по-другому никак.

— Потише там! Кха! Кха! Кха! — свин захлебывался надрывным кашлем, сбивая размеренное цоканье и вопли не умолкающего собрата. — Разговорился на повышенных тонах! Кха! Кха! Кха! Отличная… Кха! Задница! Кха! — похотливый поросенок не забывал оглядывать ягодицы Лизы, совершенно не смущавшейся этого. — Скоро придем, там и поговорите! Кха! — раздался самый сильный отголосок кашля, и в спину парня с силой стукнулось что-то мокрое, наверное, сатир выкашлял попавшую в пасть гадость, может адскую муху, но Дима промолчал, не комментируя сие непотребство, по крайней мере, вслух.

«Проклятый карлик, чтоб ему пусто было… Насмерть бы подавился… Но с другой стороны даже повезло… Не очень-то я хотел объяснять, как видел мир…», — прервавший их диалог свин вновь раскрыл клыкастый рот, заполнив раскаленный воздух Ада гнусавыми воплями, перемешанными с вонью из луженой глотки, Дима же облегчено разглядывал местные достопримечательности, как и Лкетинг с Такеши.

Противоположная побережью сторона города состояла из уродливо исполненных домов, сильно напоминающих, да что там напоминающих… Копирующих унылые жилища тусклого Харона! Словно выпиленные из цельного куска огромного камня дома были темными, серыми и с прорубленными в понравившихся местах окнами. Если Рынок и считался в Аду авторитетным местом, то его отличие от Харона состояло в наличии трех и четырех этажах в домах, походящих на гробницы. И все. В остальном это место еще больше вгоняло в тоску, ибо от живущих здесь невозможно ожидать жалости.

Валяющийся всюду мусор, бесконечный шум прибывающих кораблей, болезненные вопли людей и блеющий гам разномастных рогатых — это не добавляло цены портовой недвижимости, но здешние обитатели, будто наслаждались сей какофонией, поэтому жили именно тут. В общем, картина Рынка — злобного кусочка Ада, по которому уныло двигались грешники, выглядела, как оглаживаемое Рекой Мертвых красноватое побережье, залитое лучами двух сумасшедших солнц и насыщенное легкой вонью отбросов, «скрашиваемых» бесконечно тянущимися, уродливыми зданиями.

Однако самое интересное — это удивительный и высокотехнологичный метод строительства, так и кричащий о монолитности чертовых жилищ, отчего Дима засомневался, что рогатые лично занимались возведением сиих монументов с безграмотно прорубленными дырами под двери и окна. У него создалось ощущение, что черти и правда пришли на готовое, как говорил Анатон. Появились в мире, полном бесформенных каменных коробок, будто в игре, где сказано: «Развивайся и побеждай!», — вот они и развились. Понаделали дырок и хорош… Если, конечно у них нет поражающей воображение, высокотехнологичной столицы, где обитает сам великий Сатана, однако пока раскрывающийся Ад был уродлив, как и все его обитатели.

Идущие в противоположной стороне от обнаженных грешников жители и гости Рынка выглядели сытыми и довольными жизнью. Все встречающиеся по пути рогатые вполне нормально одевались, пусть не в такие блестящие одежды, как у Джумоука и состоятельных демонов, гуляющих по корабельным палубам, но достаточно симпатичные, без прорех на задницах, что явно бросалось в глаза в нищем Хароне. Много чертей одевалось подобно звероподобным козлоногим, сопровождающих рабов, то бишь в кожаные юбки по вогнутое внутрь колено, причем некоторые с татуировками… Да-да! С татуировками, причем не на колене! Дима не один заметил этот жуткий нюанс, породивший немало человеческих всхлипов и воплей, прервавшихся сильными ударами чертовых кулаков, что слышалось сквозь вопли свиномордых карликов.

Кроме куда-то стремящихся рогатых, мимо проходили богато ряженные, наверняка важные персоны с огромными блестящими рогами и золотыми узорчатыми копытами, чей покой охранялся четырьмя-восемью вооруженными чертями в виде козлов и баранов вперемешку. Одежда телохранителей повторяла все те же кожаные юбки, а вооружение состояло из изогнутых сабель за короткошерстными спинами, что говорило о порядке на Рынке, да и вообще эти козлоногие расслабленно выглядели, не то, что сжатый в пружину отряд сопровождения рабов.

Пару раз мимо проплелись несколько верениц сгорбленных узников, погоняемых жирными сатирами и чертями, а одну они обогнали сами, но там едва шаркали несчастные старики и старухи со слезящимися, пустыми взглядами, отчего сердце Дмитрия пронзила жалость.

«Блин! Лучше бы они визжали и кричали: «Долой Сатану! Да здравствует революция!», — тогда бы я их ненавидел, но когда жалкие, побитые… С не оправдавшимися надеждами о счастливой загробной жизни… Аж сердце кровью обливается…», — парень облегчено вздохнул, когда они прошли ряды едва звенящих цепями пожилых людей, ни на что не обращающих внимания.

— Лкетинг! — не успел масаи обернуться, как спину Дмитрия пронзило ощутимая боль, и он подпрыгнул, зазвенев раскаленной цепью. — Бл. ть! — мальчишка непроизвольно обернулся и само собой увидел скалящегося сатира, ранее посадившего ему на спину соплю.

— Я. Сказал. Тебе. Молчать! — прервавший свои вопли свин ловко крутанул тусклым клинком, красиво бликнувщим в лучах двух разных солнц. — Умерь пыл!! Понятно «Спящий»?!! — люто рявкнул он, а похолодевший Дима заткнулся, забыв, зачем окликал туземца, однако метнул мимолетный взор на сочувствующе смотревшую Лизу.

«Шоколадка, ей богу… Как перегревшаяся в солярии гламурная блондинка… Волосы белые, кожа коричневая, одни глаза блестят, да зубы… Хотя сам-то…», — юноша бросил серо-голубой взор на свои коричневые руки с полностью выгоревшими волосинками и почесал лохматую голову.

Волосы на ней были сухими и жесткими, но это понятно. В такой сумасшедшей жаре с полным отсутствием влажности высохнет все, что угодно, не только волосы, но не он успел додумать, как далекое начало четырех цепей резко повернуло, словно разогнавшийся Варгх напился, и его повело в сторону, однако уродливый монстр быстро выровнялся, четко зная свою работу. Сгорбленные рабы профессионально заплыли в поворот, ведущий внутрь немалого города Рынка и почти смешавшись с парнокопытными жителями, пошли по грязной улочке меж таких же, как и раньше уродливых домов с торчащими из окон, скучающими рогатыми мордами.

Улочка, как случайно назвал ее Дима, на деле являлась широкой улицей, где могли легко разойтись три их рабские колонны, а звонко-цокающих жителей Рынка стало на порядок больше, и все они направлялись в одну сторону, скорее всего за покупками, при мысли о которых в желудок упал огромный кусок сухого льда. С будущими рогатыми покупателями шли их детки — маленькие козлики, баранчики и кабанчики с любопытством рассматривающие коричневого цвета сутулых узников, с выжженными волосами, среди которых естественно присутствовали и лысые.

«Почему здешние черти, кем бы ни были, все темные, а не белые? Именно серые, коричневые, черные, но никак не светлые… Ведь белое лучше отталкивает солнечный свет…», — прямоугольные дома по обе стороны идеально-выложенной, определенно не ленивыми чертями дороги, были одинаковыми, как доски в заборе и отличались лишь размерами и этажностью.

Во всем остальном даже торчащие из проплывающих окон рогатые морды повторяли друг дружку, словно их чем-то провинившихся владельцев клонировали и навеки привязали к грустным и некрасивым зданиям, как наказание за мелкие грешки.

Глядя на происходящее, не верилось, что этим миром пугают людей. Ну, невозможно представить апатичных рогатых демонов злобными созданиями, насаживающими на вилы бедных грешников, а ведь, скорее всего скучающий в окне черт с проплешиной на вытянутой морде, недавно пришел с тяжелых трудовых суток… Небось занимается воющей человеческой свежатиной на заводе по производству консервов, где отрезает сладкую мякоть с задниц, дабы некто ему подобный продавал изделия их предприятия, торгуясь, подобно коренному одесситу.

А так, уныло-плетущийся по расширяющемуся Рынку человеческий скот мало кого интересовал, ведь подобное происходило сплошь и рядом, хотя и здесь не обходилось без рогатых, оценивающе оглядывающих узников, однако их не трогающих, видимо сатиры и рогатая охрана могли без разговора насадить на клинок, как-никак чужая собственность.

«Да уж… Я вещь, принадлежащая разумному псу, сжигающему людей на раз-два… Дожили… Ладно хоть ценная…», — Дима пошевелил ноздрями, проверяя все ли нормально с чувствительностью разгоряченного лица, так как оно онемело от безумной жары.

Широкая спина Лкетинга с перекатывающимися на ней сухими мышцами немного успокаивала и если долго на нее смотреть, то на секунды забывалось пребывание в проклятом месте, нагретом, словно сковородка с жарящимися котлетами. Так размышлял пошатывающийся Дима, залипнув взглядом на покрытом шрамами воине-масаи, чернокожий торс которого покачивался перед глазами, а кольцо на шее отбрасывало едва видимые блики из-за легкой коррозии, не дающей шансов гордому блеску. Сзади, сбоку, короче вокруг, четко слышалось цоканье копыт, звонко отражающееся от гладких плит под бесчувственными ступнями грешников, а по ушам били гнусавые вопли демонов-карликов, разгоняющих и так держащийся в стороне рогатый «люд». Мелькающие же снизу мускулистые икры выносливого Лкетинга легко двигались по разогретым плитам и безмолвный туземец словно не чувствовал жизненных невзгод, отлично гармонируя с Адом.

Дмитрий перевел усталый взор на совсем исхудавшего Такеши, сноровисто семенящего короткими и грязными ногами, не забывая вертеть густоволосой головой в разные стороны. Взгляд азиата был полон боязливости, однако любопытство являлось чересчур сильным, дабы удержаться от него, поэтому Такеши безостановочно крутил шеей, чем выделялся из массы смиренных узников. Эти несчастные с понурыми спинами и испуганными, прыгающими из стороны в сторону глазками, крестили слюнявые чела и шептали, наверное, молитвы, вхолостую разлетающиеся по хохочущему Аду.

Зато радовали взор добровольно вышедшие в цепи мусульмане, женщины и многие другие участники группового похода на третьей и второй цепях. Дима редко обращал на них внимание, ибо они его не привлекали в отличие от истеричных обладателей пятого тавро, прикованных к четвертой цепи и непредсказуемых, как самка игуаны в брачный период.

Мальчишке было дико интересно по каким причинам добровольцы приняли такое решение… Как размышляли? Что толкнуло вперед, навстречу кошмару? Подражание самым первым храбрецам или внутренняя искра? Дмитрия это реально мучило, ибо он был любопытен, а природа сильных людей притягивает необъяснимой загадочностью иначе работающего разума.

Эти идущие параллельно грешники без каких-либо проблем выполняли приказы адских отродий и не выделывались, но каждый из них делал это по каким-то своим причинам. Кто-то от большого ума, кто-то ввиду неизбежности происходящего, а кто-то втайне мечтая сбежать, а еще мучил вопрос, отчего мусульмане так безэмоционально относились к размахивающим клинками свиньям, приказывающим им? Что должны натворить истинные правоверные, дабы подчиняться грязным животным? Жаль не осталось буддистов с их неприятием зла… От этих бы вообще не исходило эмоций… Выполняли бы все и не издали ни звука!

«Да уж… Кабы это, да не то… После драки кулаками не машут, а пепел от лысых узкоглазых уже давным-давно вымели…», — горестно хмыкнул оглумевший от жары мальчишка, втягивая раскаленный воздух, содержащий отнюдь не ласкающие ноздри запахи Рынка и его рогатых жителей, где из всех окружающих людей созданий, не воняли лишь Джумоук и звероподобные черти, но последние — это отдельный разговор и явно о генетических опытах.

Залитая лучами двух разных, но одинаково безумных солнц улица расширялась больше и больше, увеличиваясь по мере продвижения вперед. Уже несколько колонн человеческих грешников двигались параллельно людскому скоту, принадлежащего Джумоуку, как и огромное количество местных жителей с детьми заполонило улицы громко гомонящего Рынка. Крики рабов, вопли сатиров, собакоголовые, ящероподобные, кровь, хруст, цоканье — город становился больше и злей, а шумная набережная, оказывается, являлась родиной тишины.

Вот неподалеку проплыл, не касаясь земли футуристический аппарат, формой и размерами смахивающий на большегрузную фуру, только вместо непроглядываемого контейнера были решетчатые прутья, а в закрытой от солнц кабине сидел меланхоличный толстый черт с бараньей головой и спиленными рогами. Висящая на небольшой высоте в воздухе машина была в длину метров восемь и выглядела, как множество скрепленных меж собой железных прутьев, удерживающих внутри некий гудящий механизм, генерирующий чудо-энергию, позволяющую держаться над землей. Кабина же, где сидел управляющий данной грудой металла рогатый водитель, выглядела чуть надежней, если можно так назвать найденную на свалке кучу железа, которую для удобства более-менее грамотно выпрямили и установили на высокотехнологичную штуковину, давно лежащую на складе.

По крайней мере, Дима именно так рассуждал, ибо не вязался проглядывающий сквозь металлические прорехи двигатель… Хотя нет. Парень в принципе не мог назвать сие произведение искусства двигателем, ибо оно выглядело, как нечто совершенное и не вписывающееся в проклятый, чертов мир, где зазубренные мачете смотрелись верхом творения, поэтому да… Раса рогатых чудовищ определенно пришла на готовое, а вот откуда и как — этого юноша сказать не мог, вследствие чего просто смотрел, забыв про бешеные, напекшие голову солнца, и поражаясь разнообразию Ада.

Сидящий в кабине бараноподобный черт лениво почесывал огромный живот и неспешно, но видно, что умело, дергал рычаги, осторожно продвигаясь перед расступающейся, беспрерывно гомонящей толпой разнообразных рогатых. В самой же, движущейся в полуметре над землей клетке находилось множество буквально вбитых туда детей примерно десяти-двенадцати лет, надрывно воющих в один голос. Их жалостливые, разрывающие барабанные перепонки крики отлично вписывались в общую атмосферу Рынка, где рогатые родители указывали козлоногим детишкам на проплывающий контейнер с маленькими узниками, что-то рассказывая, а те широко раскрыли пасти и чесали щетинистые затылки.

Далее мимо рабской колонны Джумоука прошли пять, одна за одной верениц тяжело шаркающих стариков и старушек, охраняемых минимумом чертей и сатиров, где пожилые, пожившие жизнь люди довольно живо смотрели по сторонам, очумело разглядывая безостановочно мелькающих рогатых, видимых раньше лишь во время белой горячки, да и то не всеми. К одному из шаркающих стариков из детского любопытства подошел маленький козленок с любознательными глазами и две трясущиеся бабки с причитаниями тотчас дернулись в сторону, но храбрый дед не растерялся и пнул юного черта худой ногой, отчего тот горестно заблеял, а проворонивший ребенка сатир неподалеку, запоздало грубо заорал. Рогатый малютка взвыл еще громче, пробиваясь горестными криками сквозь безумную какофонию Рынка, и на помощь малышу пришел отец.

Видевший произошедшее, одетый в короткую набедренную повязку черт степенно подцокал к сатиру, орущему на козлоподобного мальчугана и раскрыл крупную ладонь, прячущую несколько блестящих монет, после чего затрясшийся, как осина старик был незамедлительно отстегнут, и перекочевал на поводок к адской, любящей друг друга семье. Храброго дедулю ожидала незавидная судьба, ибо в оранжевых глазах огромного, широкого в плечах папы маленького черта пылала лютая злоба за ударенного сына, однако жизнь Рынка продолжалась, и сейчас произошел совершенно естественный здесь случай.

Внезапно на частично белом, частично красном небе, удерживающем два диких солнца, с пугающим грохотом пролетело несколько блестящих аппаратов, которые Дима тут же назвал глайдерами, не зная их истинного определения. Троица «Спящих» вздернула головы, как и другие узники, причем не только в скотской колонне Джумоука, но и во всех идущих тем же путем, поразившись неожиданному в Аду зрелищу.

Геенна Огненная все больше напоминала Татуин из Звездных войн, но напоминать — не значит быть, поэтому Дима отбросил эти мысли, понимая насколько неправилен окружающий мир… Он просто напросто не успевал размышлять об истиной егоприроде… Природе мира, по которому ступали его босые ноги. Мира полного противоречий и не могущего существовать в данном виде, однако он был и успешно принимал вынужденных эмигрантов с Земли, раскрывая объятья с громким искренним приветствием: «Добро пожаловать домой, мясо! С возвращением, скотина!», — отчего прикованный к пыточной лежанке человек начинал кричать.

По гладким плитам расширяющейся улицы двигались полные силы и грации, красивые животные, идентичные виденным в Хароне, однако здесь на них ехали быкообразные черти с огромными мускулами и длинными блестящими мечами, прикрепленными на седла так, чтобы удобней выхватывать. Впечатляющий торс сиих представителей Геенны Огненной прятался в ладно скроенных кожаных доспехах, а широкие копыта на мощных, вогнутых внутрь ногах отблескивали сложными серебристыми узорами, отличающимися от ранее видимых большим количеством плавных линий. Весь внешний вид движущихся на огромных хищниках воинов твердил, что они являются выходцами из более суровых земель Ада, совершенно не увязывающихся с расслабленной городской местностью.

Эти огромные рогатые порождения Ада являлись минотаврами, не больше и не меньше! Такими же, как описываются в сказках и легендах, но подробней всего в мифе, герой которого — Тесей — решил убить одноименное чудовище в лабиринте на острове Крит. Убить, дабы туда не отсылали ежегодно жертву из семи человек, коими кормился кровожадный монстр, запертый в запутанных подземельях дворца царя Миноса.

Движущиеся по Рынку потомки или же прадедушки описанного в земном мифе чудовища, буквально изливали нерастраченную мощь, как и их могучие животные, мягко ступающие по дорожным плитам, с каждым шагом вытягивая длинные, стального цвета когти, способные вцепляться в скалы. Мордами питомцы минотавров походили на быкоподобных хозяев, как и на Хароне, где в родню этих созданий так и напрашивались кошки с быками и хорошо, что огромные пасти зверюг закрывались стальным намордником с красноватым отливом, правда непонятно истинный это оттенок или влияние солнца, но… Намордник был явно необходим, ибо в такой огромной толпе галдящих рогатых может произойти все, что угодно, а подобный зверь, ежели разъярится, растерзает даже молодого гиппопотама, не оставив ни кусочка толстой шкуры, хотя… При желании и мощными лапами разорвет, так что намордник, скорее является формальностью, необходимой для въезда в адский город Рынок.

Дмитрий, выпучив глаза, проводил взглядом едущих по делам или за покупками разумных быков со свирепыми оранжевыми взорами и подумал, что земные легенды действительно не обманывают, а просто красиво перефразируют правду. Скорее всего, жена Миноса — царица Пасифая не спаривалась с быком, в которого ее влюбил Посейдон, а породила такого монстра по другой причине, виновником которой была опять же адская раса, проводившая свои генетические эксперименты, дабы выбраться в человеческую Вселенную. Ведь все описанное в древних книгах, все барельефы на стенах старых храмов и все самые страшные истории рассказывают именно о людях-зверях, которые, оказывается, проживают в Аду и сопровождают человечество на протяжении всей его жизни.

Мимо еле-еле, старательно раздвигая галдящую чертову толпу, проплыл следующий решетчатый контейнер, управляемый худющим чертом, очень похожим на одного из клиентов Низама, но мальчишка отбросил эту мысль, ибо тот был козлом, а этот бараном, правда сильно недокормленным или больным.

«Может глисты адские… Или желтуха, вон глаза какие-то тусклые, совсем не оранжевые… Или печень хреновая… Объелся земных алкашей и лечись теперь всю жизнь… Хотя… Все, как один черти вроде с «волшебными» капельницами… Тогда, наверное родился такой страшненький или мать противница регенеративных органов, ведь есть на Земле антипрививочники… Короче фиг его знает… Здесь пожить и поработать дольше, а там глядишь к вони привыкнешь, женишься и породишь маленького минотаврика…», — Дима шмыгнул носом, чувствуя, насколько тот горячий, а затем бросил взгляд на опустившую голову Лизу, с нежностью смотрящую на спящего от сытости малыша. «Ребенок должен долго спать… Детский организм адаптируется к Аду… Перестраивается, вон сколько пережил за последнее время… Кожу сменил, чуть не помер… Вырастет еще тот мальчишка… Если вырастет, конечно, а не пойдет на корм местному извращенцу-олигарху…», — шатающийся от безумной жары юноша тоскливо поморщился от гнусавых воплей верещащих позади жирных сатиров и вдохнул горячий воздух Рынка, насыщенный не самыми лучшими запахами.

Второй, плывущий над землей решетчатый контейнер, был также забит детишками, только более младшего возраста — лет шести-восьми и, наверное, их везли на продажу, может даже оптом или на вес, а те громко плакали, видя вокруг рогатых чудовищ, так часто шевелящихся ночью под кроватью, а сейчас звонко-цокающих со всех сторон. Их было так много, этих рогатых жителей и гостей Рынка, что если бы не сатиры и идущие по бокам черти с высокотехнологичными копьями, то человеческих рабов давно бы растащили, а собакоголовый Джумоук ничего бы не поделал даже своим смертельным жезлом. Дима много раз видел, как в сторону обнаженных, закованных в цепи людей, внимательно и жадно посмотрел не один прошедший мимо один черт, а уж на плачущих детишек в зарешеченных контейнерах и подавно. Да… Они действительно ценились в Аду… Только как именно? Ведь способов насладиться детской болью такое множество!

Видящая тоже самое Лиза мрачнела с каждым шагом красивых, загорелых ног. Ее коричневый, отблескивающий здоровой кожей малыш безмятежно спал на сильных материнских руках, закутанный в силу, смелость и любовь. Девушка крепко прижимала ребенка к аппетитной груди, внутренне пребывая в состоянии сжатой пружины, ибо инстинктивно защищала свою кровь. Она понимала, что есть контейнеры с такими же малютками, как ее красавец и его могут загрузить туда. Эти мысли порождали в карих глазах готовность свернуть младенцу шею при первом протягивание рук косматых чертей, однако сможет ли девчонка пойти на это… Наверное нет.

«Готовность, готовностью, но взять и сломать шею собственного ребенка — это характер требуется и внутренняя жестокость… Все равно, что себе руку отрубить… Тем более она считается единицей товара именно с малышом, а по отдельности здесь таких пруд пруди… Нормально у нее все будет…», — размышлял Дима, искренне сочувствующий грудастой девчонке.

По огромной широкой дороге понуро плелись уже десятки верениц человеческого скота, ведомого ряженными в золото собакоголовыми и ящерами, сопровождение которых состояло из мускулистых чертей, огромных «Варгхов» и, конечно же, жирнозадых сатиров с зазубренными клинками, видимо бывшими популярным среди свиней оружием. Низкорослые карлики истошно верещали, разгоняя рогатый «люд» в стороны, а парнокопытные воины уверенно держали налитые смертью копью, будучи готовы применить их в любой момент. Ну, а что же трехметровые, уродливые чудища? Они рычали, ревели и держали наготове искрящиеся хлысты, кои нежелательно применять в столь огромной толпе, дабы не зацепить рогатую детвору или какую-нибудь важную персону, чьи телохранители возжелают исправить настроение огорченного хозяина.

Закованные в цепи сотни умерших людей шли, опустив иссушенные жарой головы и беззвучно загребая грязными ногами пыль, ибо множественный цокот вокруг заглушал усталый шаг венцов творения Бога, королей животного мира и единственную разумную жизнь во Вселенной, погоняемую козлами, свиньями и собаками. Да уж… Это смотрелось удивительно грустно и смешно, ведь Ад являлся королевством кривых зеркал, где залитое дикими солнцами человечество не носит галстуки, а учится потреблять друг друга вместо хрустящих «Кириешек».

Кроме длинных верениц человеческого мяса рядом проходили просто трясущиеся, причем не от холода одиночные рабы, идущие на крепких поводках в руках самых разных круторогих чертей, а иногда веселых детишек, коим папа с мамой купили новую игрушку с зашитым ртом. Их глаза, источающие лишь слезы, были пусты, если конечно пустота не считается эмоциями, а отлично зажившие ожоги на лбах увековечивали пятое тавро. Получается, так ненавидимые Димой истеричные рабы отлично продавались, как детские ляльки, а не только корм для скота.

«Правильно… Их и ломать можно, и командам обучать, а они никогда не укусят, уж сильно побоев боятся… По крайней мере, по одиночке, а вот толпой… Ну, а толпу таких домой никто и не купит, уж больно тупые, тем более со стадом всяко сложней, чем с одной овцой… Да и берут их не математике ребенка обучать, а жизни… Жизни в Геенне Огненной, чтобы выросший молодой козленок пришел на адскую скотобойню уже готовым к работе, а не слюнявым стажером, боящимся перерезать глотку воющему мясу…», — парень отчаянно ненавидел истеричных пленников, с которыми приходилось делить поржавевшую цепь, но ничего поделать не мог, ибо живущий в нем зверь желал вырваться на свободу, пусть даже мыслями.

Он вообще относился к людям ровно так, как они к нему. Один в один, словно общался с зеркалом, поэтому сейчас в Аду они ненавидели его за вполне разумные действия, а он их за непонимание своих поступков и наладить союзнические отношения можно было только в одном случае. Ежели узники Джумоука начнут нормально себя вести, однако пятое тавро на лбах говорило, что сей скот безнадежен.

Естественно эти несчастные до сих пор не знали и не догадывались, ЧТО выжгли на их лбах, поэтому проходящие мимо трясущиеся «покупки» на поводках не наводили ни на какие мысли, кроме животного ужаса, шепчущего на ухо: «Скоро и ты пойдешь… Скоро! Они поведут тебя в уродливый дом, дабы ты украсил его криком боли! Бойся! Бойся!», — а они всхлипывали, но шли и хорошо, что пока за огромным, беспрестанно взревывающим Варгхом.

Четыре цепи, четыре вереницы пленников посреди широчайшей, выложенной гладкими плитами дороги заполненной самыми разными чертями и летающими контейнерами с верещащими детьми… Ну и, конечно же нелегкий путь бесправного мяса сопровождался глайдерами, изредка и с грохотом пролетающими по частично красному, частично белому небу, что абсолютно не мешало спать сытому ребенку, не слышащему даже истошно вопящих сатиров.

Шатающиеся от безумной жары узники шли настолько долго, что коричневые ноги исхудавшего мальчишки превратились в ноющие комки мускулов и кожи, несмотря на регенеративный орган. Наверное, в гениальное творение адских ученых не закладывали функцию убирать усталость, а ограничились обычным заживлением ран, хотя, скорее всего, существует VIP-версия «волшебной» капельницы, не дающая постареть, не то, что уставать. Так думал Дима, не могущий прекратить полеты мыслей в тяжелой раскаленной голове, с трудом волоча измученные конечности, забыв, что это они тянут его. Неустанным среди троих «Спящих» был лишь чернокожий масаи. Такеши же все чаще запинался и его детское, узкоглазое лицо почти не поворачивалось, дабы любопытсвующе осмотреться, видимо проклятый раскаленный мир высосал из субтильного азиата все силы.

Сколько еще идти — никто из шатающихся рабов не знал и не догадывался. Единственные произошедшие за последние двадцать минут изменения — это поворот на следующую улицу Рынка, которая не расширялась до бесконечности, как предыдущая, однако бросалась в глаза немалыми размерами. Стоящие здесь дома отличались лишь размерами и почти повсеместным отсутствием окон, будучи одно, реже двухэтажными, что напоминало провинциальные городки России, когда сворачиваешь в переулок и попадаешь в начало двадцатого века с повсеместными бараками. На этой улице практически отсутствовали прохлаждающиеся зеваки в виде круторогих демонов с детишками и передвигающиеся на быкотиграх черти варварского вида, что расслабляло, да и гнусавые сатиры в кои-то веки перестали вопить, шумно задышав, видимо от усталости.

«Глотки у них, конечно луженые… Столько орать… Полчаса минимум… Без передышки… До сих пор в ушах звенит… Хорошо тем, кто посередине идет, небось ничего не слышали, мне же «повезло»… Да и Лизе с ее мелким… Как он еще не проснулся…», — блаженная тишина разбавлялась мерным цоканьем чертей по бокам, сатиров позади и еле слышным взрыкиванием Варгха далеко впереди.

Местные жители, если и попадались, то старались отбежать в сторону и прижаться к стене убогих домишек, дабы рогатая охрана не подумала чего-нибудь плохого и не отрубила голову, которой еще жрать и жрать. Здешний «люд» кстати, тоже нормально выглядел, будучи одет в приличные тряпки и с сытыми мордами, а издалека, да с плохим зрением вообще можно было подумать, что гуляешь по современному Великому Новгороду, правда, здесь дороги лучше.

Считающий собственные шаги Дмитрий ощутил, что становится прохладней, ибо кожа уже не так горела, а может просто адаптировалась, но он все-таки проверил, глянув вверх и прищурившись от бросившегося в глаза света. Безумные солнца действительно опускались, по крайней мере, самое яркое точно, красный же карлик висел на месте, однако судя по всему, он толком не грел, а лишь «скрашивал» адские деньки, по крайней мере, по сравнению с основным светилом. Видимо в кровожадном Аду наконец-то темнело, и едва чувствующий находящееся под постоянным воздействием жара лицо Дима внезапно осознал, что их ведут на ночевку и видимо в одно из длинных, походящих на бараки зданий. Так и было, ибо Варгх, возвышающийся вдалеке над сгорбленными рабами, резко дернул цепи вправо, и колонну утомленного солнцами людского скота потащило к серому одноэтажному зданию, источающему ощутимую вонь.

«Опять вонь… Кругом вонь… Где-то меньше, где-то больше… Но везде вонь! Ад — это вонь! Вонь чего угодно! Мяса, говна, гниющих людей, мочи… Всего!», — измочаленные тяжелейшей дорогой ноги «Спящего» тряслись и подгибались, однако мальчишка держал марку, делая вид, что все идеально, и он вообще не понимает, что надо останавливаться.

— Тормозим! Тормозим! — заверещал выслуживающийся перед «Анубисом» сатир, что еле донеслось до задних узников. — Постепенно! Аккуратненько! Вы же умные животные! Дрессированные! Ха-ха-ха! — он издевательски заржал, а свиномордые карлики позади Димы, как по сигналу с новой силой распахнули луженые глотки. — Не торопиться, скотина! Не торопиться! — послышалось привычное лязганье тусклыми мачете по дорожным плитам, а здоровенные черти сбоку скосили оранжевые глаза, охватывая по несколько узников, дабы контролировать поведение безмозглого мяса. — Тормозим, тормозим, тормозим! Делайте это так, как умеете только вы! Ха-ха-ха! — свинозадые демоны так и сыпали «комплиментами». — Тпру, ретивые! Тпру! — ощущающий себя загнанной лошадью Дмитрий из последних сил замедлял шаг трясущихся ног, чувствуя, как железное кольцо упирается в затылочную часть шеи, в глазах темнеет, а что происходило с друзьями — он и не видел.

Парнокопытные воины не отставали от жирных сатиров-садистов, изменив обычному поведению, и стимулировали валящихся друг на друга узников замедляться, как можно аккуратней. Кончики высокотехнологичных копий тихо разгорались багровым, что прекрасно отражала быстро наступающая темнота, и когда все рабы замерли, перестав звенеть цепями, то наконечники мгновенно потухли, прибавив настроения сходящим с ума от напряжения, жары и страха людям. Огорченный отсутствием чужой боли Варгх обижено взрыкнул и с силой бросил поржавевшие цепи на каменную поверхность Ада, что оповестило тяжело-дышащих, стонущих рабов о начале игры «Кто замрет, тот не умрет».

Укутанный в золото Джумоук все это время шел наравне с живым товаром и непонятно, то ли от жадности, то ли от переживаний за целостность человеческой скотины, однако сейчас собакоголовый демон поцокал к унылому одноэтажному домишке, располагающемуся рядом с воняющим бараком, что-то произнеся напоследок выслуживающемуся сатиру.

«Наверное, спать пошел, а эти постройки все его… Уж слишком по-хозяйски цокает… Маленький, уютный домик шефа и рабский барак… Молодец… Работает наравне с подчиненными, пешком ходит изо дня в день… Грешников набрал, подготовил, продал и заново… Без отпусков и заместителей… Иначе хороший товар растеряешь… Мне его логика понятна… Даже жлобом назвать не могу…», — не понимающий, как еще не свалился без чувств Дима незаметно для себя сочувствовал «Анубису», пока не раздался гнусавый вопль свинообразного карлика и юноша не очнулся, вспомнив, что сам является товаром собакоголового.

— Так скотина! Слушай меня внимательно! — красноглазый демон выпятил грудь, и как смог втянул живот, отчего сумел любяще посмотреть на свой член. — Сейчас вы все зайдете внутрь этого здания! — он взмахнул бликнувшим в тускнеющем свете клинком, разрезав засвистевший воздух, и ткнул острым кончиком в уродливое строение напротив. — Не переживайте! Ха-ха-ха! — он непонятно с чего загоготал, а свиноподобные коллеги ему вторили, брызгая липкими слюнями из клыкастых пастей. — Добровольцы не требуются, тут ворота большие и места на всех хватит! — гулко-топающий Варгх, как раз плелся открывать реально огромные створки ворот. — Поэтому стойте смирно и ждите приказа! Кто задергается — того заткнем! — свин расхаживал в разные стороны, разбрасываясь соплями из грязного пятака, а темнеющий Ад дарил загорелым рабам блаженную прохладу. — Завтра прекрасный день! — и сипло-дышащий Дима верил ему, ибо красное солнце Геенны Огненной делало нынешний адский вечер восхитительным, покрывая окружающий мир удивительно сочным багрянцем. — Большую вашу часть продадут, и вы обретете новых хозяев, а также стабильную жизнь! Ха-ха-ха! А кого-то… — рогатый карлик замолчал и хитро прищурился, нагнетая любопытство, что у него и вышло, ибо сгорбленные, трясущиеся рабы синхронно звякнули цепями, напрягшись в ожидании сюрприза. — Купят ангелы прямо в Рай и таких «счастливчиков» немало! — недовольно рычащий Варгх открыл здоровенные створки ворот, откуда потянуло усилившейся вонью, а жирнозадый сатир гнусаво заржал, как и его собратья позади Димы.

Сгорбленные же люди услышали благую весть и выпрямились! Выпрямились, поняв, что есть Бог в проклятом, раскаленном мире! Не обманывали священники! Правы святые отцы, лишь не знают, что приходится ангелам светлым — воинам Божьим выкупать детей Его у сатанинского войска, но что поделать… Оказывается загробный мир сложней намного, но ничего! Молиться они будут с Небес, дабы дети их, и внуки их услышали слова их и готовы были к Аду! Терпения дабы более полную чащу испили в церквях благодатных! Смирения дабы вкусили полную лохань! И молились! Молились Господу! Каждый день, час, минуту, секунду!

— Я знал! Я знал, что Он меня не оставит! Спасибо Господи!

— Благословлен, будь Господи! Спасибо Отец Небесный, что забираешь дщерь твою!

— Ха-ха-ха! Вот так вам всем, поняли! Он заберет меня к Себе! Заберет!

— Я увижу ангелов! Я так мечтал об этом! Так просил! И теперь увижу!

— И коснутся земли Ада сандалии ангелов, и пройдут белокрылые по огню, превращая в воду!

— Не может сопротивляться Сатана Его воинам! Не может! Слаб Дьявол!

— Думали мы ваша собственность! Нет! Он нас любит, ибо дети мы Его! Сердца наши в огне Его!

— Спасибо пресвятая Богородица, что Сына своего за нами посылаешь! Молюсь тебе!

— Рабы мы Твои Господи! Навеки вечные! Все осанны во имя Твое! Грязь едим во имя Твое!

И вырвался многоголосый гвалт из ртов слюнявых человеческих, радостно изрыгающих фразы сии, но никто не останавливал их, ибо сатиры жирные улыбались, зная что-то им одним известное. И квохтали люди трясущиеся, как куры безмозглые, и лишь добровольно вышедшие собратья их рты держали скрепленными, ибо понимали, что пасти свиные, да не содержат ничего хорошего.

Честно говоря, низкорослые демоны были самыми отвратительными разумными созданиями из всех увиденных Дмитрием в Аду. У него создалось ощущение, что гены сиих мерзких демонов хранят самое мерзкое, что есть в чертовой расе, однако в тоже время толстожопые поросята прекрасно используются на самых грязных работах из-за завидной ловкости и смекалки.

Тем временем недовольно взрыкивающий Варгх притопал к брошенным в кучу цепям, с легкостью поднял их и, натужно взревев, дернул застоявшихся рабов и весь… Именно весь человеческий скот мгновенно пошел за ним, не сопротивляясь, а словно летя на крыльях любви на первое свидание, и это удивительно смотрелось, ведь подобное происходило впервые за столь долгое время неподчинения. Та убогая часть рабов с пятым тавро, что насильно запихивалась на четвертую цепь, сейчас чувствовала себя намного выше остальных, ведь они заслужили награду, спустя немалое количество битв с прислугой Сатаны, забыв о том, что захоти Джумоук, так спалил бы их не задумываясь. Однако сейчас они устало, но радостно двигались за Варгхом, поглядывая на демонов и земляков полными превосходства взорами, а свиноподобные карлики затаенно ухмылялись, словно плюнули в суп самому Иисусу.

«Это же какими нужно быть дибилами, чтобы слышать хохот поганых свиней и думать, будто попасть в руки ангелов — прекрасно… Я бы обоссал ноги от огорчения, если бы мне мать с таким хохотом сказала, что мы поедем к дедушке, где мне придется пожить дольше обычного…», — мимолетная мысль о матери пронзила остывающую в вечерней прохладе голову, принеся повторное осознание, что он и при жизни находился с ней в разных мирах, а сейчас тем более.

Если бы Дима встретился с ней спустя это путешествие по Аду… С новыми знаниями и мыслями принесенными из Геенны Огненной, то не сумел бы проговорить и получаса, ибо ее мизерные ценности утонули бы в новом нём, растворившись без остатка, а без того немалое духовное расстояние увеличилось минимум в несколько раз… Лучше помнить мать, как женщину, выносившую тебя, как ту, что растила и прощала ошибки, а не как плачущего по тебе человека.

Любовь же… Наверное, нет… Любить он мог тех, кого понимал и кто понимал его… К остальным испытывал лишь физиологическую привязанность.

— Быстрее! Быстрее! — прямоходящему поросенку, словно не хватало собственных гнусавых воплей, и он достал зазубренное мачете, принявшись долбить им по каменным плитам рядом с вонючим бараком, однако это не помогало валящимся с ног обнаженным рабам.

Входящий в распахнутые створки ворот Дмитрий раскачивался, как идущий по пристани пьяный моряк, чувствуя затаившуюся внутри, вполне приемлемую вонь, но ему было плевать. Парень мечтал лечь на землю, камень, железо, куда угодно, лишь бы вытянуть ноги и закрыть глаза, что было бы отличным завершением безумного дня. Неподъемные конечности гудели, как никогда, а пульсирующая внутри боль являлась хорошей болью усталости, однако ее на сегодня было чересчур много.

Широкая спина Лкетинга скрывала субтильного Такеши, но Дима не сомневался, что с друзьями все в порядке, зато полногрудая Лиза, на загорелых руках которой развалился умильно-сопящий малыш, часто спотыкалась, устав до невозможности, ибо тянула двойную ношу. Да и не только она одна цеплялась натруженными ногами за землю, а практически каждый представитель гордого человечества, почувствовав место, где можно упасть и вырубиться, поэтому старательней шевелил дрожащими конечностями под злобные крики мерзких сатиров.

Как все-таки быстро меняются людские ценности, и увеличивается стоимость таких простых удовольствий, как лечь на грязную землю и заснуть, даже не накрывшись. Даже в цепях. Даже в Аду. Лишь бы поспать и пусть весь мир подождет…

И вот четыре сгорбленные вереницы голых рабов вошли в тускло-освещенное, пропахшее людскими испражнениями помещение. Возле боковых стен, примерно за два метра от них, были вырыты длинные канавы на протяжении всего здания, по которым струилась внешне чистая… Вода! Да-да, вода, уходящая во внешний мир, где, наверное, проходила следующий круг циркуляции, дабы вернуться обратно. Пол же, будто созданного для отдыха скота места, покрывала походящая на перемолотые древесные отходы масса, плотно спрессованная и пружинящая под мозолистыми ступнями замученных узников.

Прямо-таки бросившаяся в глаза роскошь поразила каждого раба, даже самого убогого, считающего секунды до встречи с ангелами и обнаженные, измученные люди, заходящие внутрь огромного хлева, шокировано замирали, ведь по сравнению с пережитым здесь был Рай, а как еще назвать место, где тепло, сухо и струится благословенная Богом жидкость? Эдем, мать его так! Да уж… Прошла всего пара адских суток, а переведенные в статус животных выходцы с Земли активно подтверждали это, мечтая поваляться на сене и вдосталь попить из канавы.

«Вот, что значит чувство самосохранения… Выжить любой ценой… Знакомое ощущение… Чтобы опохмелиться, я был готов достать бутылку из мусорного ведра и выхлебать остатки с вонючим окурком внутри…», — все еще пропитанный жаром двух сумасшедших солнц Дмитрий жадными глазами смотрел на окружающее богатство, как и мускулистый Лкетинг с Такеши, синхронно повернувшие головы с потрескавшимися губами.

Весь товар Джумоука здорово похудел, а как иначе, ежели «волшебная» капельница перерабатывала лишние ресурсы тела, основываясь на заложенной внутрь программе. Ни у кого из видимых мальчишкой рабов не осталось животов и лишних складочек по бокам, если только у изначально полных грешников. Эти чревоугодники не успели израсходовать накопленные на Земле запасы, которые приходилось насильно растрясать в Аду, и еще пара суток голода с жарой им бы не помешала.

Дмитрий опустил пульсирующую голову, дабы внимательно окинуть себя взглядом и скептически хмыкнул. Темно-коричневая блестящая кожа и стремящиеся наружу кости… Впалый живот в кубиках небольших мышц, когда-то зачатых непонравившимся спортом и худые руки с ногами, однако подобие мускулатуры было везде, то бишь тело ее не сожрало.

Распрямив шею и не забывая передвигать вялыми конечностями под пронзительные крики сатиров, мальчишка безразлично уставился на спину воина-масаи, состоящую из чистых мышц без капли жира, как и сама фигура выходца из Африки была словно скопирована с древнегреческого Аполлона. Такеши же так и остался маленьким костлявым азиатом, как большинство японцев по жизни. Данная раса вообще тонкокостная по своей природе, поэтому худоба субтильного азиата в глаза не бросалась, ведь он и до этого особой толщиной не обладал, ну а насчет женщин разум Димы сформировал отдельный разговор, который замученный парень согласился выслушать.

Столь длительный марафон по выжженному безумными солнцами городу Рынку девчонки перенесли по-разному, где некоторые превратились в засушенных вобл из ранее притягательных для плотских утех цыпочек, а жирные, сбросившие вес коровы наоборот просились на безжизненно висящий конец. Но это чисто в теории, ибо физически конец желал просто висеть и никаких женщин.

Молодая и несчастная мать по имени Лиза тоже изменилась, но не настолько, как другие и непонятно почему. Мучилась она в два раза больше коллег по цепи, а выглядела притягательней некуда. Живот девчонки втянулся, задница окрепла, так и, напрашиваясь в руки, а грудь вовсе приподнялась, не потеряв тяжелой налитости, попробовав которую, не захочется никакого силикона. От столь красочных мыслей висящий на полшестого конец слабо шевельнулся, но подняться не смог, ввиду чего Дима почувствовал некое облегчение.

«Вот, что спорт и солнце творят с женщинами… Главное в меру… Раньше эти жирные вообще не нравились, зато теперь на любую забраться не откажусь… Хотя от лица тоже многое зависит… Фигура фигурой, а красивую харю всегда хочется видеть…», — пошатывающийся юноша понял, что у него все-таки наливаются кровью чресла и заметил, как спотыкающаяся, тяжело-дышащая Лиза смотрит прямо туда, отчего маленький дядя Дима видимо и надулся.

— Во бабы… — еле слышно пробормотал он. — Как на грудь, так нельзя, а на член можно… — девчонка, словно умея читать по губам и слышать сквозь гнусавые вопли сатиров, быстро отвернула карие глаза, уставившись на безмятежного младенца, шлепающего во сне мелкими губешками.

— Стоять! — в ту же секунду раздался единовременный вопль переднего и задних сатиров, отчего у Димы от испуга отхлынула кровь с нижней части тела, зато ребенок Лизы даже не вздрогнул. — Замерли животные! Замерли! — ни один из закованных рабов не был готов к паузе в идеально отрепетированном шаге, поэтому люди одновременно остановились, что и нарушило гармоничную картину.

Голожопые пленники Джумоука воткнулись друг в друга, принявшись валиться на коленки и соседские спины, вследствие чего образовалась стонущая куча мала. Хорошо, что ворочающиеся и всхлипывающие рабы не перепутались цепями, а еще спасибо мягкому полу под мозолистыми ногами.

Свиномордые демоны, увидевшие, что вышло из обычного злобного окрика захохотали, глядя как смешно копошится мычащий скот, бесстрастные же черти даже не сменили выражения козлиных морд, наблюдая за «порядком». Огромный Варгх, бросивший цепи сразу после воплей сатиров, стоял и злобно рычал, рассматривая пытающихся встать людей.

— Располагайтесь, как удобней! Ха-ха-ха! — стоящий в начале сатир захохотал, тряся тусклым клинком. — Главное в цепях не запутайтесь, а то срезать придется! Ха-ха-ха! — стонущий людской скот закопошился на порядок активней, прибавив беспорядочности в движениях. — Да не вас, а цепи! Ха-ха-ха! — вновь загоготал он, а свинозадые коллеги ему вторили, где стоящий позади Димы брызгал парню на спину слюнями. — Воду сами видите, а еду привезут! — узники, услышав про еду, замерли в позициях, в коих пребывали на данный момент. — Ах да! — то ли шутливо, то ли серьезно хлопнул себе по лбу карликовый демон. — Вы же не хотите есть! Сначала вам принесут специальные таблетки, которые каждый обязан проглотить! — налитые кровью глаза грозно осмотрели рабскую кучу малу. — Просто обязан! — он плашмя поднял мачете и звучно хлопнул им по жирной ладошке. — За этим проследят, не беспокойтесь! И ваши желудки заработают, безумно пожелав жрать! Не смотрите, что еда плохо выглядит, вы просто не сможете отказаться! Ха-ха-ха! — издевательски захохотал демон, положив руку на колышущийся от смеха живот. — Дальше будет хуже! Варгх! — рычащий монстр, обязанный подчиняться свиноподобному представителю хозяина, повернулся и вопросительно, с надеждой на избиение людей, захлопал злобными глазками. — Иди за едой! Ты помнишь, где она! Давай Варгх! Давай! — карликовый демон ласково махнул клинком в сторону ворот, а трехметровое чудовище угрюмо взрыкнуло и шумно дыша, потопало мимо выпрямляющихся узников. — Ждите меня, животные! Я принесу лекарства для ваших животов! И добро пожаловать в Ад! На Рынок! Ха-ха-ха! — отвратительный хохот ледяной волной окатил эмигрантов с Земли, а сатир развернулся, закинув мачете за спину и неслышно поцокал по мягкому покрову человеческого хлева.

Глава 3

Помятые новой жизнью узники напряглись, и каждый обладающий силами поднять глаза, выполнил это лишь внешне несложное действие, изучающе оглядевшись по сторонам. В этот адский вечер таких «богатырей» было особенно много из-за немалого количества «счастливчиков», готовых отправиться в лоно Христа на Небеса, где их обнимут ангелы, дабы сопроводить в сверкающие покои.

Лиза же, молодая мать со спящим младенцем постаралась, максимально приблизиться к «Спящим», что не особо получилось, так как путь ей преграждали вторая и третья цепь. Рабы-добровольцы на них тоскливо крутили шеями, выбирая место получше, как всегда забыв договориться друг с другом, но это нормально. Люди остаются людьми в любых условиях, и если нет сдерживающих факторов в виде любимой женщины, ребенка или действующих правил поведения — думают только о своем комфорте.

— Я считаю, что надо идти к той стенке! — сипло произнес Дима, посмотрев направо, ведь там располагалась ближайшая канава с водой. — Туда ближе! — устало уточнил он и, увидев кивки японца с масаи, натянул цепь, не забыв посмотреть на Лизу, у которой была своя вереница голых, не знающих, куда направиться баб. — Если хочешь быть рядом, тяни их в нашу сторону, пока передние не выбрали направление! — у девчонки заблестели глаза, и она покрепче прижав младенца, кивнула, а поржавевшее кольцо на шее Дмитрия тем временем сдавило горло от усилий.

Ненавидящие «Спящих» рабы с пятым тавро никогда в жизни не пошли бы за ними без пинков и «нравоучений» огромных чертей, но умный парень на рогатых и надеялся. Мускулистый Лкетинг с надувшим щеки Такеши натянули цепь, упершись в мягкий, проваливающийся пол, однако подавляющая масса «нормальных» рабов увидела, что троица нелюдей тянет на себя и завопила:

— Тут у каждого есть мнение!

— Опять вы?! Да ни за что!

— Надоели уже уроды! Вечно лезете, никого не спрашивая!

— Чтобы вы себе шеи посворачивали! Никто никуда не пойдет!

— Тужьтесь! Тужьтесь! Вам нас не сдвинуть!

Три другие набитые рабами цепи замерли, решив понаблюдать за увлекательным процессом, в который отчего-то не вмешивался ни один из парнокопытных рогатых, хотя «Спящим» было тяжело, ибо узники с пятым тавро не собирались сдаваться и легко тянули их на себя. Причем тянули не к ближней канаве с водой, как желал еле дышащий Дима, а наоборот, делая плохо себе и им. Именно так выглядит ненависть, не дающая свободы логическим размышлениям, и заставляющая двигаться вниз, когда есть путь наверх.

— Да помогите же! — прохрипел задыхающийся мальчишка, буксующий в перепрелой, зассаной массе под загорелыми, дрожащими ногами. — Жалко, что ли?! — он умоляюще вперился в налитые кровью глаза ближайшего сатира, наблюдающего за «игрой в перетягивание каната» со злобным любопытством. — Мудак ты! — юношу тянуло назад, как и туземца с Такеши, понимающих, что почти сотня трусливых рабов намного сильнее их. — Толстый ублюдок! Чтоб ты сдох! — серо-голубые глаза покрылись сеточкой потрескавшихся от напряжения, но мгновенно заживших капилляров, а мольба во взоре сменилась на ничем неприкрытую злобу.

Толстожопый сатир, услышавший столь наглое оскорбление от расхрабрившегося на последнем издыхании юноши, вскипел и, приподняв верхнюю губу, с легким скрежетом вытащил из-за спины зазубренный клинок.

— Ты совсем обнаглел, «Спящий»! — демон неуклюже подцокал к Диме по проваливающейся массе под мелкими копытами и приблизил злобную морду к тужащемуся изо всех сил парню, утягиваемому назад скотом с пятым тавро. — Если бы ты не стоил так дорого, я бы давно тебя зарубил! — юноша хрипел, слушая рогатого карлика и пытаясь делать безуспешные шаги, но ноги вспахивали поверхность людского хлева. — Однако… — мерзкая харя прямоходящей свиньи расплылась в обозначающей радость гримасе. — Мне нравится твоя наглость! — его слюни попали Дмитрию на загоревшие лоб и щеки. — Без таких, как вы «Спящие», мы бы давно сдохли от скуки! Помогите им! — он махнул тусклым клинком звероподобным чертям, а Дима прохрипел:

— Спасибо! — трясущиеся ноги перестали рыхлить прелый пол, а сзади или спереди — уже не понять — послышались вопли боли.

Юноша чувствующий, как сдавленное горло быстро приходит в норму, со свистом дыша, обернулся, и его черствое сердце налилось злобной радостью. Огромные черти с мощными, вогнутыми внутрь ногами, не используя никакого оружия, раздавали хрустящие затрещины слабоумным рабам, желающим перетянуть цепь, куда угодно, лишь бы не по желанию инакомыслящих «Спящих».

Дима помнил недюжинную силу в мускулистой лапе козлоподобного рогатого, остановившего его во время спуска с гробоподобной посудины, поэтому четко представлял ощущения идиотов, мечтающих воссоединиться с Христом в лоне Господа.

Другие три вереницы рабов, где количество здравомыслящих превышало истеричных мудаков, увидев произошедшее, моментально снялись с занятых мест, как стая потревоженных голубей и сноровисто распределились возле канавы с водой на противоположной стороне не без помощи, конечно, всегда готовых «подсобить» сатиров.

Все выглядело так быстро, что не успел изможденный Дмитрий глазом моргнуть, а свиномордые демоны уже дали команду парнокопытным воинам и те умело, одними лишь оранжевыми взглядами направили сгорбленных в страхе узников по правильному пути. Огромные, мускулистые черти внимательно проследили, дабы тупоголовый людской скот без излишней суеты и толкотни проследовал на выбранные для него места и это вышло так быстро, что стало непонятно, зачем требовалось затевать издевательское шоу с игрой в потягушки.

Следующей цепью стала женская и круторогие воины с мордами козлов направили всхлипывающее бабье на ту сторону человеческого хлева, куда изначально положил глаз мальчишка, а проходящая мимо него Лиза, ободряюще кивнула. Парень ей ответил и на секунду повернулся в сторону заткнувшихся «бунтарей», получивших порцию крепких затрещин, вследствие чего ухмыльнулся, увидев одни лишь ненавидящие взгляды на слюнявых харях, перекошенных от чертовых ударов.

— Не улыбайся «Спящий»! Лучше учись плакать, как тебе сказали! — кончик поросячьего клинка воткнулся в его дернувшуюся от боли спину, что породило ответные ухмылки избитых соседей по цепи. — А вы вообще рты закройте! Скотина, мать вашу! — люто рявкнул свин, что стало сигналом для молниеносно-двигающихся рогатых, тут же раздавших новую порцию утяжеленных оплеух. — Давайте двигайтесь! Шевелите ногами «Спящие»! — острый клинок сделал в Диме новую, малюсенькую дырку, тот ойкнул, а сатир гнусаво всхохотнул, жутко радуясь своим грубым шуткам. — Иди к своей подружке художопый! — издевательски произнес карликовый демон, а его коллега смешливо всхрюкнул, и вроде даже крепко пернул, ибо не лучший запах хлева прибавил «громкости».

Мальчишке же от грубых слов прямоходящей свиньи стало легче, и он подумал, что пусть маленький безымянный черт издевается, ежели ему так нравится, зато он посидит в хорошей компании.

«Лкетинг здесь, Такеши рядом… Что еще надо? Естественно, красотка с большими сиськами!», — немного вернувшие былую силу ноги сами поволокли в сторону Лизы, а побитые пленники позади, звенели цепями, проклиная весь его род, семя и моля Бога, чтобы «Спящий» сдох.

Звероподобные черти с красноглазыми сатирами внимательно следили за передвижением самой нестабильной цепи, готовясь утихомиривать смутьянов крепкой лапой, а где надо и сталью, но все прошло хорошо и парень с друзьями сел на стороне канавы, противоположной от молодой матери. Буквально рухнувший на прелый пол Такеши облегченно вздохнул и блаженно закрыл глаза, словно удачно опохмелившийся алкоголик, масаи же недвижимо замер, делая вид, что ни капельки не устал, однако почти невидимая дрожь по чернокожему телу выдавала иное.

«Пусть притворяется… Он говорил, что воин не должен показывать слабость… Пусть не показывает, если так хочет… Мы вместе, но одновременно сами по себе… У нас могут быть лишь общие цели, но жизнь никогда…», — полногрудая мать тем временем жадно пила, стараясь аккуратно зачерпывать вроде чистую воду, поэтому он тоже решился попробовать, хотя насчет попробовать — слабо сказано.

Соседки Лизы не слишком обрадовались соседству нелюдей, а может просто постеснялись выставить напоказ разномастные сиськи с заросшими лобками, поэтому, когда напротив расположились любимые демонами «Спящие», то они мигом опустили немытые головы, словно говоря: «Мы в домике!»

— Здравствуйте! — Такеши, будто не заметил нежелание знакомиться и раскрыл прищуренные глаза, в которых плавало блаженство отдыха. — Всем хорошего вечера! — он слегка склонил голову, не забывая о принятых в его мире правилах приличия, и скрестил ноги, выставив на всеобщее обозрение грязные, мозолистые пятки и японский причиндал, которого совершенно не стеснялся.

Далее он принялся степенно зачерпывать воду и бесшумно всасывать ее узким ртом, не обращая внимания на женский коллектив, а те не очень-то и хотели, хотя глаза некоторых нет-нет, но прыгали на заморский «аппарат», ведь любознательность женщин не знает границ.

— Ты красивая! — белоснежная, искренняя улыбка туземца осветила лицо другой девицы, и та робко подняла глаза непонятного цвета, услышав столь непривычные в Аду слова. — Не бойся Лкетинга! Лкетинг хороший! — рабыня в ответ что-то неслышно пробормотала и спрятала взгляд под растрепанной гривой волос, так и не удостоив вниманием достоинство Такеши.

Неглупый масаи понял, что девушка стесняется и принял это, как данность, моментально переведя внимание на воду. Чернокожий выходец из Африки зачерпнул дарующую жизнь жидкость полной горстью, понюхал, и лишь затем принялся втягивать, шумно фыркая. Остальные узники до этого бившиеся за место под солнцем у стены, где отсутствовала какая-либо вода, утоляли жажду, совершенно не стесняясь собственного поведения, будто не было борьбы за худшие условия. Что тут говорить… В большинстве своем люди — это отвратительные создания без гордости, везде и всегда делающие вид, что требуется именно так.

— Ну как ты? — сыто вздохнул утоливший первичную, самую сильную жажду Дмитрий, спросив Лизу, словно старую подругу, та же настороженно глядела за его спину, неподалеку от которой замерли парнокопытные воины и парочка гнусавых карликов, где один почесывал шерстистый зад, а другой скреб лобок.

— Наверное, нормально… Если в Аду так говорят, — она передернула плечами и дунула под нос, пытаясь стряхнуть повисшую на его кончике каплю, ее же соседка зябко вздрогнула. — За завтрашний день переживаю после увиденного снаружи… В этом кошмарном городе с ужасной жарой… — девушка помрачнела и любяще посмотрела на загорелого, как шоколадка, спящего малыша. — Он такой сильный родился! Мало кричит и много спит! — Дима в ответ скептически наморщил губы, а Такеши с теоретически невозмутимым Лкетингом вовсе «заморозили» ладони с водой возле ртов, будто услышав глупую сказку. — Ест и спит… — она ласково гладила спящего малютку по голове с прозрачными волосками, а парень озадаченно думал, что мало орет — это, ну ОЧЕНЬ мелко сказано.

— Угу! Тихоня еще тот… — произнес мальчишка, сумев избежать немалой толики сарказма, которую прямо-таки желал вложить в ответ. — Поражаюсь… — он вновь приложился к отдающей железом и чем-то противным воде, что совершенно его не смущало, ибо вкусней никогда не пробовал.

Глоток за глотком Дмитрий поглощал живительную влагу, чувствуя, как надувается провалившийся до спины живот и становится холодно телу, забывшему об адской жаре, поэтому сумел отвалиться от канавы, лишь, когда захотелось выблевать все обратно. Он с шумным пыхтением и чавканьем, подобно насытившемуся поросенку, закончил повторное утоление жажды и звучно отрыгнулся, абсолютно не стесняясь окружающих женщин.

— Извиняюсь! — вполне искренне, однако не чувствуя за собой плохого произнес Дима и снова отрыгнулся, сам того не желая. — Я не такой! — серо-голубые глаза любопытствующе прошлись по видимой части женского пола, а те прятались от любопытствующего взгляда «Спящего», опуская лица. — Ну, ничего! Не хотите говорить, не надо! — он вернулся туманным взором к задумчиво смотрящей на ребенка Лизе, но решил не беспокоить размышляющую девчонку. — Хорошо-то как! — и забыв обо всем, рухнул спиной на мягкую поверхность обоссаного тысячами рабов пола, чувствуя, что вот она жизнь, однако идиллию мигом разрушил недавно ушедший за пилюлями и так некстати вернувшийся сатир, держащий небольшую коробку с ржавым оттенком.

— Эй, «Спящий»! Хватит валяться! — острое копыто незамедлительно вонзилось в тощий бок, обдав Диму резкой болью. — Поспишь, когда пожрешь, а пока таблетку глотай! — парень подскочил, похолодев от внезапности появления противного черта. — Чего вылупился?! Жри давай! — жирная рука протянула маленький белый, совсем, как на Земле кругляшек, и вернувшийся в исходное положение юноша ухватил его, да и как не ухватить, ежели рядом с карликовым свином стояли два серьезных черта с налитыми багровой смертью копьями.

Засунув адскую пилюлю в полный слюны рот, он зачерпнул грязной ладонью воду, запив лекарственное средство для восстановления работоспособности желудка. Таблетка оказалась безвкусной или же он просто не успел ее распробовать, но так как дело было совсем не в ее вкусе, Дима решил ждать эффекта. Он верил шутнику-сатиру, поэтому знал, что обещанное скоро начнется, а тем временем по женской стороне пошел другой свиномордый карлик с идентичной коробкой, непонятно, когда успевший получить ее от собрата.

Таким образом, два злобных поросенка, проваливаясь в мягкий пол, неуклюже двигались по обоим рядам пленников, кормя лекарствами всех поочередно, и никто не отказывался, ибо привычку есть из человека выбить очень сложно. Были, правда, несколько человек — одна боевая женщина и «бунтари» — категорически отказавшиеся принимать сатанинское зелье, но недаром рядом скучающе шествовали вымуштрованные черти, умело раскрывающие запертые рты, вследствие чего таблеток наелись все.

Вторая и третья цепи были пройдены еще быстрей, ибо там никто не выделывался, смирившись с судьбой-злодейкой и держа плохие мысли с эмоциями внутри себя, поэтому таблетки расхватывались на «ура», третий же сатир скучающе ковырялся пальцем в грязном пятаке, задумчиво помаргивая.

Вывернувший голову и засмотревшийся на процесс «лечения» таблетками Дмитрий почувствовал в животе первый бульк, затем второй, а после третий. Это выглядело и ощущалось, как начинающий заводиться автомобиль, не могущий прочихаться из-за трехлетнего стояния в гараже. Желудок издавал мерзкие звуки, дергался и всхлипывал, делая узлы из кишок, а напрягшийся парень чувствовал, как внутрь целеустремленно пробирается зверский голод.

— Дима-сан! Дима-сан! — раздался тонкий голос Такеши. — Ты тоже чувствуешь, что очень хочется кушать? — маленький японец страдальчески морщился, держась за впалый, загорелый живот.

— Ну не то, чтобы очень сильно… Но… Начинается… — напряженно пробормотал юноша, поглядывая на скромно опустившую голову Лизу, бульканье живота которой звучало громче, чем звуки пузырящейся джакузи в доме опального олигарха.

— Лкетинг тоже хочет есть! Лкетинг готов съесть буйвола! С рогами и копытами! — ярко-голубые глаза масаи голодно обшаривали вонючее помещение адского хлева, где из еды были только огромные черти, да пара сотен записанных в скот людей.

— И я хочу! — подняла карий взор девушка со спящим младенцем, стесняющаяся звучного бульканья своего желудка больше, чем вываленной на всеобщее обозрение груди и лобка, выбритого еще на Земле перед родами. — Чего бы я только не съела… Даже вон того поросенка… — расхрабрившаяся Лиза голодно облизнулась, уставившись на жирного сатира, презрительно оглядывающего массу скованных рабов.

— И я… — раздался голос косматой скромницы, которую одарил комплиментом воин-масаи и это простое желание есть, словно раскрыло морально сжатых Адом людей, искренне обрадовавшихся еще одной, вернувшейся способности, за которую многие оказывается сильно переживали.

— Есть хочу! Хочу есть! Как же хочется есть, Господи!

— Слава Богу, захотелось кушать! Спасибо Боже!

— Как хочется еды! Да побольше!

— Хочу много-много еды! О Боже, пошли мне пищи!

— Наконец-то голод! Славься Господи!

Фразы, раздающиеся из разных концов пропахшего людскими экскрементами помещения восхваляли Господа, хотя Его рука здесь отсутствовала, а если и была, то в виде жирной поросячьей, где ее хозяин сам того не замечая, покачивал тусклым зазубренным клинком. Однако умершие для жизни люди, словно пропустили сей момент, продолжая осыпать благодарностями Того, кто давно забыл их, и лишь единицы молчали, терпя нахлынувшее чувство голода и просто ожидая, когда их накормят.

Более не желающие куда-либо ходить по проваливающемуся полу сатиры внимательно зыркали налитыми кровью глазами, удовлетворенно прислушиваясь к обнаженным рабам, видимо этого и ожидая, а мускулистые, широкоплечие черти, рассредоточившиеся по периметру хлева, внимательно наблюдали за узниками бесстрастными оранжевыми глазами. Сию картину нарушили гулкие шаги огромного, кровожадного Варгха и непонятное лязганье металла, заставившие обернуться наиболее храбрых рабов, запомнивших, что утыканный шипами монстр ушел за едой.

Так оно было или же нет, могло показать лишь время, а взращенный Адом Франкенштейн, будто специально медленно и совершенно не напрягаясь, тащил две помятые, ржавые бочки литров по двести, плюс грязное подобие ведра. Эта так сказать «тара с посудой» ехала на жутко-лязгающей тележке, легко пропахивающей мягкий пол хлева и выглядящей древним монстром, пережившим динозавров и рождение Ада.

«Сколько живу, а везде экономят… Я, конечно, понимаю, что заработанные своими руками… лапами деньги чувствуются иначе, нежели просто зарплата за протирание задницы, но однажды эта хрень на колесах развалится, и упавшие бочки раздавят с десяток узников…», — ноздри Дмитрия пытались нащупать хоть какой-нибудь запах пищи, теоретически должный тянуться из двух огромных посудин.

Видимо не одному ему пришла в голову подобная идея и многие, умирающие от звериного голода рабы зашевелили крыльями ноздрей, пытаясь унюхать пищу подобно голодным псам, но хлевная вонь перебивала любые запахи, если они были.

— Как же хочется есть… — жадно пробормотал втягивающий и вытягивающий впалое брюхо Такеши, которому для полноты страданий не хватало стекающей изо рта слюны, Лкетинг же был невозмутим, как удав, однако ярко-голубые глаза блестели голодом и готовностью похоронить за двойную пайку.

И не у одного субтильного азиата вырвалось такое бормотание, а почти у всех и людской хлев заполнился звуками голосов, изливающихся желанием наесться и уснуть, ибо творящееся в животах спать не даст точно. Лично по ощущениям Дмитрия в данный момент желудок кусал сам себя, урча и рыча, громогласно требуя пищи, причем какой угодно, однако безмозглый Варгх не торопился. Он недовольно порыкивая дошел до центра помещения, построенного для временного отдыха умерших грешников и только там остановился, дабы отвернуть крышки ржавых бочек.

Троица сатиров тем временем скооперировалась, и неуклюже вышагивая проваливающимися в прелый пол копытцами, направилась в еле освещенный правый угол, где проглядывалась… Дима прищурился, напрягая отличное зрение и не поверил с первого раза! Там действительно проглядывалась неаккуратно сложенная гора грубо исполненных тарелок из вездесущего красноватого металла, так популярного в Аду.

Подошедшие к ней запыхавшиеся и дюже злые свиньи, внешне, словно принявшие участие в супермарафоне для самых толстых задниц Геены Огненной, гнусаво завопили, а точнее завопил, ибо силы дышать остались лишь у одного — самого болтливого демона, которого голодный Дима узнавал с закрытыми глазами.

— Принимай посуду животные, и берегите головы! Ха-ха-ха! — толстожопый болтун ухватил первую массивную тарелку и с силой, ловко метнул, а затем за дело взялись его с трудом дышащие коллеги, не сумевшие отказаться от подобного развлечения, ведь для этого сюда и шли.

Может по жизни они и являлись злобными, мерзкими созданиями, но их умение метать коряво исполненную посуду было великолепно, и требовало золотых медалей каждому из красноглазой жирной троицы. Свиномордые демоны не сговариваясь, поделили скованных узников, и металлические тарелки полетели в каждого истощенного представителя Земли.

Рабы, сумевшие поймать летящую с огромной скоростью посуду, почти отсутствовали, лишь пара десятков человек, которые наверняка уделяли при жизни немалое время спорту, вследствие чего и обладали завидной ловкостью. Лично Дима не то, чтобы не успел, он даже не понял, когда полетела первая посудина, причем сразу в него, видимо как самого наглого, хотя мальчишка считал, что ведет себя естественно. И хорошо, что края тарелок были закруглены, иначе бы ему срезало полголовы, а так раздался звонкий «бденьс» об крепкий череп, у него потемнело в глазах, однако сознание осталось на месте, да и емкость для пищи упала рядом.

Ощущающий явный звон в голове парень поднял «подарок» и распрямился, заметив, что Лиза с тревогой на него взглянула, сам же глупо улыбнулся, ощущая себя Иванушкой-дурачком и думая: «Вот это да… Звенит так, будто я самый настоящий Царь-колокол…», — однако «волшебная» капельница быстро исполняла заложенную в нее программу и звон в ушах с глупыми мыслями быстро сошел на нет.

Лкетинг же с Такеши в отличие от Дмитрия поймали посуду по счету раз, но ежели насчет взращенного джунглями воина-масаи понятно, то маленький японец сумел ухватить пикирующую сверху посудину, выполнив движение, которому мог позавидовать Нео из «Матрицы», но больше он удивил не этим, а вторым своим действием.

Тарелки, бросаемые весело-хрюкающим сатиром по женщинам, целеустремленно летели в немытых, растрепанных дам, однако низкорослый азиат молниеносно поймал первые четыре, спася Лизу и трех ее товарок от гулкого звона в черепных коробках. До сих пор моргающий от удара в голову Дима очумело посмотрел на него, а Лкетинг широко и белозубо улыбнулся.

— Желтый брат ловкий, как пантера! Та-ке-ши быстрей, чем воин-масаи! — на что азиат зарделся, спрятав узкоглазый взор меж грязных ног спасенной им девахи.

— Это обычная гимнастика. Я много занимался в детстве, в школе побеждал на соревнованиях, так что удивляться нечему… Ловкость рук и никакой фантазии, — он поднял кисти и пошевелил хрупкими пальцами, положив тарелку на голые коленки, и стеснительно уставился в нее, старательно вымытую, а может просто отлично вылизанную прежним временным хозяином.

Остальные сидящие на четвертой цепи узники Ада получали по головам все, как один, без права на помилование от хохочущих сатиров, профессионально метающих тяжелую посуду, заставляя плакать и вскрикивать обнаженных рабов. Искренние вопли боли, звуки ударов об черепные коробки и безвольно обваливающиеся тела создавали несмешное шоу, за которым наблюдали огромные черти, чьи глаза были немного больше, чем внимательные, ибо в них изредка мелькали пляшущие под веселую музыку бесята.

Конечно, когда Такеши поймал свою тарелку и другие женские, то кидающийся тяжелой посудой жирный сатир обратил на это внимание, азартно оскалив свиную пасть и принявшись метать еще быстрей, но как раз в тот момент ловкий японец перестал спасать соседей, ввиду короткой длины цепи. Вот тогда-то визгливые соседи японца, то бишь самые наглые узники, не дающие спокойно жить «Спящим», да и другому живому товару Джумоука получили в дурные головы крепче братьев по разуму.

Кровожадный Варг, закончивший отворачивать скрипящие крышки огромных бочек, часто-часто моргал, наблюдая за летающей по всему хлеву посудой, будто пытаясь проследить за каждой тарелкой, но у него не очень хорошо получалось, поэтому, когда все закончилось, он грустно взрыкнул и посмотрел на аппетитных сатиров. Утыканный шипами монстр последнее время пребывал в задумчивости, будто впав в депрессию от того, что его не кормили сладкими и ужасно орущими людьми. Последний раз был, наверное, в Хароне, когда всем делали операцию и больше ароматной человечинкой он полакомиться не смог, ведь на Рынке уже нельзя, ибо людской скот идет на продажу.

Скорее всего, этот, когда-то бывший гадким человечишкой монстр больше всего любит Сортировочную, уж там-то можно вдосталь голов пооткусывать, рук поотрывать, да попить горячей крови… Огромное, неповоротливое чудовище тяжело вздохнуло, и жадно поглядело на спящего в руках Лизы ребенка, что было мигом замечено грудастой девчонкой, мгновенно превратившейся из коричневой в серую, настолько она побледнела.

— Я тебе его не отдам!! — крикнула она с такой силой, что не только Дима, но и Лкетинг с Такеши подскочили, зазвенев звеньями цепи. — Ты слышал меня!? Слышал?! — она привстала на колени, сверкнув бритым лобком и карими глазами полными храброй ярости. — Не отдам!! Никогда!! — младенец зачавкал маленьким ротиком, словно собираясь проснуться, но видимо организм еще набирался сил после выращенной заново кожи и решил продолжить отдых. — И вам тоже!! — она, хрустнув костями и колыхнув притягивающей грудью, резко повернулась и уставилась в налитые кровью глаза сатиров, издевательски смотрящих на нее и огромных рогатых, чьи оранжевые взгляды были непроницаемы. — Не отдам… Ни за что… — она бессильно села, будто вложив последние силы в эти выкрики и произнеся последнюю фразу уже полушепотом, а малыш все-таки открыл маленькие, блестящие глазки-бусинки.

— Не отдашь Лиза… Не отдашь… — не очень-то веря самому себе, произнес Дмитрий, грустно глядя на девушку, будто опустошенную кратковременной истерикой.

— Ли-за должна быть сильной! Ребенку нужна сильная мать! — четко выговорил Лкетинг, внимательно рассматривающий ее пронзительным взором. — Ты будешь жить! И он будет жить! — глаза масаи мерцали странным огнем, а Лиза уставилась в них, словно взор покрытого шрамами туземца засасывал, но ее малютка заорал, и взгляд Лкетинг потух, словно чернокожего воина отпустило нечто, дающее знания о будущем.

— Ты еще и провидец?! — не слишком уверенно спросил Дима, сквозь закладывающий уши рев очнувшегося от безмятежного сна младенца, а татуированный негр непонимающе уставился на него. — А-а-а! — парень, исхудавший до размеров не очень толстой жерди в хлипком заборе, вспомнил, что тот не понимает многих слов. — Видишь будущее?! То, что произойдет?!

— Да! — величаво кивнул мускулистый воин, внимательно взглянув на проницательного парня. — Лкетинг видит будущее, но не часто! Лкетинг должен был стать шаманом! — страдающий от голода Такеши прислушивался к их диалогу, однако судя по его виду, пища волновала японца намного больше. — Только очень мало и редко! — туземец уныло приподнял уголки мясистых губ и дернул крепкими плечами, между делом звякнув поржавевшей цепью. — Как говорит шаман масаи, нить легко рвется! Картинки пропадают! Малыш Лизы… — он ободряюще кивнул страдальчески кривящейся девушке, а та отсутствующе улыбнулась, покачивая верещащего на весь хлев ребенка. — Проснулся и все! Не вижу! — негр развел руками, однако тут раскрыл голодный рот Такеши, не знающий куда сунуться, то ли в разговор, то ли молча ждать пищу.

— А как ты это видишь?! — страдальческий вой младенца разрывал уши, а чуть не плачущая Лиза пыталась его успокоить, суя под нос налитую сиську, но тому, оказывается, требовалось не это, ибо внезапно потянуло вонью, разбавившей и так не благоухающую скотскую стоянку, а девчонка как-то облегченно вздохнула, поняв, что ее обосрали.

— Разные картинки! — зашевелил крыльями носа Лкетинг и развел руками, где мускулистая правая легонько всколыхнула воздух перед лицом вздрогнувшего Дмитрия. — Без голосов и слов! Я видел, что она… — он ткнул пальцем в загорелую девушку, прислушивающуюся к его словам и аккуратно кладущую обделавшегося малыша на коленки. — И он… — его палец ткнул в орущего ребенка, заставляющего кривиться и нервничать всех уроженцев Земли с Адом. — Будут жить! Я видел их и много песка! Видел их и много воды! Видел их и много домов! — говорил масаи, а взор Лизы наполнялся надеждой на более-менее нормальное существование. — А дальше пусто! Малыш заплакал! — лицо туземца искренне погрустнело, и он моргнул ярко-голубыми глазами.

Тем временем соседки Лизы, будучи безвозмездно и совсем не за красивые фигуры спасены от летающих тарелок, стали смотреть на троицу «Спящих» понежней, и сейчас прислушивались к разговору между странными рабами, глупо раскрыв рты, и совершенно не кривя хари от вони и воя малыша.

— Хочу есть! — произнес Такеши, словно не было вопросов к воину-масаи, объясняющему принципы своего видения будущего. — Чего они там застыли?! — судя по наглости, увеличивающейся пропорционально чувству голода, маленький японец являлся еще тем проглотом. — Варгх стоит и ничего не делает, а эти свиньи к нему идут… — все больше храбреющий азиат называл трехметрового монстра по имени, будто тот был наглым пьяницей-соседом, любящим обоссать подъезд после чекушки самогонки. — Как они нас кормить будут?! Когда?! — но ответа ему никто не давал.

Сатиры, улучшившие настроение путем разбрасывания тяжелой посуды по «гостям» с Земли, пошли обратно, проваливаясь в прелый от старости пол в сторону Варгха, угрюмого и надутого, как огромный, обиженный мопс. Каждый из жирных поросят гнусаво ругался, проклиная наваленный в таком количестве растительный мусор и круглосуточно срущихся рабов-животных и вообще, судя по услышанному, ранее, когда деревья были молодыми, голожопые узники спали под открытым небом, не то, что сейчас разнежились, как продажные самки неких гуписов.

«Да-а-а-а…. Клянусь, чем угодно, раньше Ад представлял, как ужасное, фантасмагорическое место, где все серьезно аж пи. дец… Очнулся ты такой, а рядом стоит куча чертей-бездельников, ожидающих именно твоего прихода, ведь ты такой ценный, да и типа каждый человек на Земле ценный, что демоны ждут его и никак не дождутся… И вот очнулся ты, а они радостно тебя режут, сдирают кожу, жарят, варят, бьют…. Без слов, без эмоций, лишь чистая, незамутненная чувствами и желаниями работа… И так из столетия в столетие… Бессмысленные мучения, бессмысленный Ад… Это я сейчас понимаю, что если такой мир и существует, то где-то очень далеко и создан он могущественным существом, ненавидящим людей из-за некой душевной травмы, отчего мстит каждому представителю человеческой расы, да и то… Где он их берет? В астрале вылавливает, пока к чертям не улетели? Нанял работников с сачками для душ, которые сидят, курят, да перехватывают адские посылки… Это вряд ли, конечно… Люди не настолько хороши, дабы сильно запомниться… Но вот здесь, в Геенне Огненной я понимаю… Все при деле, работают, чего-то хотят, дом, рогатые детишки, охота, рыбалка и само собой недовольство жизнью…», — коричневый, даже почти черный благодаря сумасшедшим солнцам Ада парень понял, что сейчас кому-то придется наполнить грязное подобие ведра, дабы нести его к желающей жрать человеческой скотине.

И наступила тишина. Этакий момент истины, когда замирает гулко бьющееся сердце, предвкушая что-то давным-давно желаемое, и вот оно рядом, еще немного и упадет в трясущиеся от вожделения руки… Грязные, не отмывшиеся кисти голодных рабов на всех цепях покрепче ухватили тяжелую посуду для чего-то съедобного, сейчас неважно, лишь бы набить желудок, а уж потом подумать, что съел.

— Наполняй ведро Варгх! — подобие вышеуказанной емкости, как понял Дмитрий, оказывается так и называлось. — И иди кормить животных! — тяжело-пыхтящий свин командно посмотрел на недовольного монстра и обвел сопящим пятаком сгорбившихся узников, попавших в поле зрения налитого кровью взгляда. — Сил моих больше нет! Ненавижу! — свиномордый карлик люто зыркнул на не виноватых в ужасной судьбе рабов и плюхнулся шерстистой задницей на мягкий пол хлева.

Огромный, покрытый железными шипами страшила не менее тяжело вздохнул, добавив вони в затхлый воздух и поднял грязное, литров на двадцать ведро, чтобы зачерпнуть из первой бочки некую питательную массу, а затем огляделся, видимо прикидывая, куда сначала идти. Что в этот момент происходило в уродливой голове, откуда предварительно забрали большую часть мозгов — неизвестно, однако кровожадное чудовище решительно двинулось в сторону второй и третьей цепи, что вызвало у Такеши подобие стона.

— За что мне такое наказание? — загоревшие руки субтильного азиата горестно опустили уже мысленно наполненную миску, а молодая женщина напротив него громко задала вопрос сквозь бесконечные вопли младенца, которого Лиза заботливо отмывала перед обедом, благо воды хватало.

— Неужели ты так хочешь есть?! Любишь кушать, наверное?! — ее симпатичное, когда отмытое лицо также выражало страдания, причем именно голодные, да и рычание живота не могло обманывать, но она в отличие от мучающегося вслух японца не выражала чувства так ярко.

— Угу… — жалостливо кивнул Такеши, держась за втянутый до позвоночника живот. — Очень! Еда — это моя страсть! Иногда мне кажется, что я родился кушать! — его ноздри легонько пошевелились, видимо запах младенческих какашек перемешанных с вонью хлева ему не нравился, в особенности с разговорами о любимом занятие. — Я может и худой, но поесть люблю! — азиат застенчиво улыбнулся и тяжело вздохнул, удивленно озадачив последними словами Дмитрия.

— Понятно! — устало кивнула женщина и замолчала, японец же страдальчески сглатывал слюну и нервно водил тонкими пальцами по поверхности помятой, наверное, об чужие лбы тарелкой.

Лиза, тем временем аккуратно зачерпывая воду, отмыла от говна верещащего ребенка, не забывая напряженно осматриваться и громко булькать изголодавшимся животом, а после ополоснула свои ноги, великолепные груди, загорелый живот и поочередно руки.

«Как же быстро люди привыкают к плохому… На самом-то деле для счастья достаточно побольше воды… А этот вонючий хлев, покрытый мягкой гниющей массой, так и вовсе пристанище бродячих королей… Что самое интересное, я совсем не скучаю по Земле, осталось лишь желание предупредить людей, как-то рассказать им об Аде, и возможно в будущем ни у кого на лбу не будет пятого тавро… Они поумнеют, станут лучше и всем будет намного легче… Хоть и слабо верится, что человечество готово поумнеть…», — Дима внимательно наблюдал за кровожадным Варгхом, подходящим к каждому рабу на противоположной стороне хлева, а трясущиеся люди зачерпывали из грязного ведра белесую массу с красными прожилками, ибо грызущий желудок голод был непередаваем.

Внутренности юноши, будто бились в непрекращающейся истерике, и требовалось обладать немалой силой воли, дабы перебороть всепоглощающее желание ЖРАТЬ, исходящее от зверя, живущего внутри каждого человека. Поэтому обнаженные люди и выбирали между тряской от ужаса и опусканием помятой тарелки в ведро с непрезентабельной биомассой. И судя по количеству «непонятно чего», вычерпываемого изголодавшимися рабами, угрюмому Варгху придется не раз и не два сходить к помятой бочке, благо посуду скоту дали чуть больше литра, а каждый его представитель наливал по края.

«Как я понимаю заворота кишок и запора после столь длительного голодания не ожидается…Жрать хочется так, что теоретически всосется сразу в кровь…», — скептически размышлял желающий погрызть хоть копыто парень, морщась от криков ребенка, которого Лиза подняла на неутомимые руки, отмыв от стекших на прелый пол какашек.

Бедный Такеши вывернул лохматую голову так сильно, что его было жаль. Тощий японец, наверняка подсчитывал, когда подойдет нерасторопный Варгх и, судя по прищуренным блестящим глазам, получалось неприлично долго. Лкетинг в свою очередь задумчиво рассматривал воду в канаве, скрестив чернокожие ноги и вывалив мужское достоинство перед любопытными женщинами. Те же, хоть и прятали пугливые глаза от троицы «Спящих», да и в принципе любых других рабов, стесняясь то ли своей наготы, то ли разлохмаченных причесок, но на весомый причиндал масаи любознательно посматривали и во взорах мелькало вожделение.

А как иначе, ежели изживание животных инстинктов настолько тяжелая и упорная работа, что ни один Ад не сможет выбить это из людей. Можно лишь подавить их через ежедневные, ежечасные и ежеминутные избиения, голод, жажду, но стоит вернуться более-менее хорошему самочувствию и все повторится. Тело восстановится и потребует временно забытое старое, совсем ненужное на время выживания, ведь ради него человеческий организм с легкостью подавляет любые чувства и эмоции.

Толстожопые сатиры дружной компанией развалились на мягком полу, выпятив волосатые животы и отбросив в стороны зазубренные клинки, а бесстрастные черти, рассредоточившиеся по периметру людского хлева, как всегда ничего не делали, будучи готовыми в любой момент успокоить бунтующую толпу. Все-таки человеческая раса является еще теми отбросами, которые требуется долго бить, дабы вычистить придурь и ересь, селящиеся в головах с рождения и жиреющие с годами.

Варгх же тем временем накормил…

— Двадцать человек! Всего двадцать человек! — горестно всплеснул руками, зазвеневший цепью Такеши, считающий мгновения, когда ему навалят жрать, да побольше.

Каждый из счастливчиков, виденных мучающимся азиатом, недолго размышлял употребить ему в пищу бесформенное содержимое тяжелой тарелки или отбросить в сторону, гордо выпрямившись и произнеся: «Я человек, а не животное!», — нет, ничего подобного. Пару мгновений «внимательного» осмотра и грязная рука трясущегося от страха и голода раба, уверенно ныряла в емкую посудину, дабы отправить в рот полную горсть белесой массы.

«Что там за хрень такая? Запаха нет, хотя через здешнюю вонь вряд ли учуешь, однако жрут так, что за щеками трещит, да еще чавкают, как свиньи…», — мысленно воюющий со свихнувшимся желудком Дима отчетливо видел и слышал, как голодные пленники уминают наваленное в тарелки противное нечто и сам был не прочь испробовать его.

Покрытый шипами Варгх в это время неторопливо развернулся и пошел обратно к бочкам. Видимо грязное, пожеванное жизнью ведро опустело быстрее некуда, а как еще, ведь озверевшие люди старались черпать с горкой, стараясь не обделить себя ни в чем. Правоверные мусульмане и вовсе не задумались, разрешит ли им Аллах употребить в пищу нечто с прожилками, как у сала — нет! Они зачерпнули столько, словно собирались поделиться с женами и детьми, стоящим где-то за уже закрытыми вратами, спрятавшими рабов от ночного багрового Ада, отлично видимого через крупные щели.

Трехметровый Франкенштейн поднял толстую, усиленную железом лапу и вновь заполнил ведро мерзкой на вид массой. Огромные ступни совсем не проваливались, когда неповоротливое чудовище с электрическим кнутом возвращалось «угощать» сереющих при его приближении рабов, однако по безмозглому монстру явно виднелось, что хоть данная работа ему и не по нраву, но кровавое веселье в Сортировочной отбивало весь полученный негатив. Взращенное Адом чудище нехотя продолжало неуклюжую кормежку голожопых узников, трясущихся от страха перед встречей с огромным уродом-официантом, но в тоже время готовящих миски, видя, как в экстазе чавкают соседи.

Малыш Лизы внезапно замолчал, и Дима моментально вывернул шею, дабы полюбопытствовать, что произошло с маленьким горлопаном, затыкающимся только во время сна или еды, и действительно… Все оказалось банально просто. Девушка каким-то образом засунула в маленький рот счастливчика весомую сиську и отощавший юноша непроизвольно облизнул губы, что не осталось незамеченным молодой сексуальной матерью, но обошлось без едких комментариев.

Честно говоря, на сексуально-озабоченного парня навалилось странное состояние, когда жутко хочется спать, но есть хочется еще больше, а голова тяжелая-претяжелая, но это понятно, ведь столько пережив, разум требует обработки информации, что без крепкого сна невыполнимо. Таким образом, совокупность данных ощущений отбивала какое-либо желание разговаривать и сто процентов не только у него, ибо бульканье, рычание и «плач» желудков всех рабов и рабынь Ада слышались, как массовое кваканье лягушек.

— Сорок два! — раздался тонкий, страдальческий голос Такеши, жующего щеки, а спасенные от тарелок женщины посмотрели на него, грустно вздохнув, что вполне естественно, ведь любая девушка инстинктивно хочет накормить голодного парня, тем более ее героя.

Вот только потчевать бедного японца было нечем, поэтому приходилось просто сочувствовать ему. Все-таки удивительно, каким разным может быть человек… Обладать огромной силой воли, пройти столь нелегкий путь, измочалив ноги о неровные камни и пережив плети с мощными ударами током, однако пускать голодные слюни при виде тарелки с едой и переживать за нее, как ребенок.

«Такеши, Такеши… Смотри миску не сгрызи…», — мысленно улыбнулся уставший донельзя Дима, представив с какой жадность будет утолять голод азиат, а видимо отразившиеся на лице положительные эмоции, не остались упущенными успокоившейся Лизой.

— Чего улыбаешься? — привыкающая к странностям «Спящего» девушка наслаждалась тишиной от чавкающего ребенка и страдальчески переживала чувство голода, о котором громко «плакал» желудок.

— Да так… Подумал кое о чем… — с запинкой пробормотал Дима, желающий как можно быстрей пожрать и вырубиться, дабы снять напряжение с тяжелой головы и уставших глаз. — Настроение такое поганое… — последние слова прозвучали глупо, ибо худой парень находился в Геенне Огненной.

— Ого! — расширила карие глаза Лиза. — Не буду спрашивать, насколько оно плохое, если до этого, оказывается, было нормальное! — девушка озадаченно потрясла немытой головой, не понимая улыбаться ей или нет. — Как вижу я, здесь ни у кого нет хорошего, а знала бы, что все мои проблемы на Земле окажутся ничем по сравнению с нынешней жизнью, даже не переживала бы о них… — она нежно посмотрела на своего маленького проглота, которому отчаянно завидовал Такеши.

— А Лкетингу нравится! — оторвавшийся от воды воин-масаи разбавил их диалог. — В Африке Лкетинг привык! Все знал! А здесь Лкетинг неуязвим и силен! — покрытый сухими мышцами туземец искренне радовался новому качеству, дающему ему больше возможностей.

— Честно говоря, мне тоже лучше, чем на Земле… — неуверенно пробормотал Дима, а Лиза ахнула, откровенно колыхнув грудями, что заставило скривиться чуть не взвывшего малыша, но молодая мать даже не заметила своей оплошности.

— Лучше? Как здесь может быть лучше? — шокировано спросила она, не забывая следить за рогатой братией, а растрепанные женщины рядом с ней удивленно захлопали глазами, буквально отпрянув назад.

— Ну… — Дима открыл рот и замолчал, не зная, как обосновать свои чувства, однако покрутив пальцами в воздухе, нашелся. — Еще живой… — он вновь замолчал, хмыкнув, понимая, как это странно звучит. — На Земле я не понимал зачем живу и смысл в собственном рождении… Все люди, как люди! Работают, заводят детей, платят кредиты, бухают по выходным и прекрасно себя чувствуют, а мне их радости вообще по барабану, зато здесь я себя чувствую намного уютней, а они наоборот нет! — он повернул шею, пройдясь серо-голубым взором по уходящим метров на сорок узникам с пятым тавро.

— Честно говоря, Дима-сан, среди них… — японец соизволил оторвать голодный взор от адского Франкенштейна, неторопливо кормящего голожопых рабов и сейчас пошедшего за следующей порцией. — Ты как раз и считаешься безумцем, но лично мне твое мнение импонирует! Я сколько жил, только и думал о рисовании, однако мои желания ломались вечной работой! Проклятой зависимостью от денег! — азиат сжал маленькие кисти на помятых гранях тарелки. — В Лондоне сам стиль жизни такой, что связан лишь с работой! Безработные там очень плохо живут, — он шмыгнул носом, кинув страдальческий взор на трехметрового монстра, зачерпывающего грязным ведром из бочки. — Им нечем платить за газ, электричество и еду. Они мерзнут и вечно болеют, а любые навязчивые мысли лечат антидепрессантами, что часто приводит к самоубийствам… — азиат вздохнул и сглотнул слюну. — Я сам пил антидепрессанты, но стал медленно думать… — Такеши яростно зачесал голову, словно показывая, как он ее ускорял. — Поэтому бросил, а начинал их пить, так как видел кошмарные сны… — он вздрогнул. — Которые перерисовывал в обеденное время на работе… Коллеги надо мной смеялись, хоть и говорили, что я хорошо рисую, однако современный мир не понимает этих ценностей! Людей с детства учат, что нужно заводить банковский счет, учиться тому, что преподают в школе, а если ребенок туда не ходит, то штрафуют его родителей… У моей семьи не было иного выхода, кроме как работать, ведь жить и кормить большую семью очень тяжело, а в Японии еще хуже… — азиат грустно уставился в воду, временно забыв о воющем желудке. — Люди умирают от инфарктов по дороге домой… Ты прав Дима-сан! Здесь лучше, потому что я чувствую, как становлюсь самим собой, и ко мне возвращается желание жить и удивляться! Сейчас я понимаю, что вернись обратно в прошлое с новыми мыслями — переехал бы куда-нибудь в глушь, где радовался бы жизни, рисуя картины и зарабатывая на жизнь через интернет, пусть немного, но мне бы хватало… — Такеши моргнул раскосыми глазами, а Лиза, ее соседки и несколько сидящих рядом узников уставились на него и, наверное, только Дмитрий с бесстрастным масаи точно понимали, что именно пытался донести маленький японец.

— Что-то в твоих словах есть, я не спорю… — задумчиво пробормотала девушка, с любовью глядя на морщащегося от удовольствия малыша. — Просто я об этом никогда не задумывалась… У меня была своя жизнь, со своими интересами и ценностями, — она облизнула пухлые губы, отчего глумной, как валенок Дмитрий почувствовал легкий толчок крови в паху, быстро сошедший на нет. — Как я понимаю, вы трое мыслите одинаково, поэтому спорить с вами бесполезно, но тогда скажите мне, пожалуйста! — она повысила голос, не забыв зыркнуть по сторонам, дабы не привлечь внимание адской братии. — А что делать нам?! — Лиза, взявшая ответственность за человечество, обвела рукой его представителей в хлеву, звучно чавкающих и слегка похрюкивающих в процессе пожирания бесформенной, отвратительной на вид массы. — Тем, кого они… — она кивнула в сторону ближайшего рогатого, мгновенно устремившего на нее оранжевый взор, однако быстро убравшего, ибо не заметил за девицей ничего плохого. — Называют животными?! Они называют скотом и животными нас — людей! Делают с нами все, что пожелают! — ее голос желал сорваться на крик, но умная девушка умело сдерживала себя от глупого поступка. — Что делать мне, если нас с сыном разлучат, и я не буду знать, куда направится он и я сама? Может мне придется раздвигать ноги перед чертями… — она вздрогнула и передернула плечами, а ее косматые соседки закрыли рты, словно в рвотных позывах. — А его скормят адским богачам! Или продадут в сексуальнее рабство, где разорвут пополам… — ее срывающийся голос затих, из карих глаз полились слезы, а ощущающий ком в горле Дима не знал, чем ей помочь, нервно водя пальцами по миске.

И не то, чтобы ей… Он не знал, как помочь самому себе, будучи не в курсе своей дальнейшей судьбы, ибо мог только предполагать. Как объяснил старый Анатон, ангелам его не продадут, на корм рабам или жителям Геены Огненной тоже, а насчет неких скрытых способностей «Спящих» ничего не знал, а мог лишь догадываться. Даже, если что и проскальзывало — это ни о чем не говорило, ведь чего-то определенного не было. Это Лкетинг — шаман и умелец разговоров с животными, да и субтильный Такеши непонятно почему «Спящий»… Не только же от умения рисовать сказочные миры, да и вообще рисовать? Должны же у него… Даже не у него! У них троих обязаны быть иные тайны, кроме той, что они прибыли на Землю, дабы нести людям свет.

— Я не знаю! — честно признался он, озадаченно нахмурившийся, оглядев тех «рычащих» животами рабов, до которых мог дотянуться серо-голубым взором. — Я не виноват, что мы настолько разные! Это не воспитание, а часть души! Когда я умер, то не знал, что со мной будут обращаться лучше, хоть и жил хуже многих… — он замолчал и как-то виновато посмотрел на Лизу, поглаживающую по маленькой головке оторвавшегося от сиськи младенца. — Тебе просто не повезло, но тебя никто и не учил, что может произойти подобное! Здесь некого винить! Никого из нас на Земле не учили, что смерть выглядит именно так, поэтому необходимо смириться и постараться стать сильней! Ничего иного не остается! Посмотри на него, — он кивнул на прямого спиной Лкетинга, выглядящего хозяином людского хлева. — Знаешь в чем его отличие? — разговорившийся мальчишка забыл, что хотел спать и есть, обведя головой женскую цепь и не желая тратить время на свою. — В том, что он не боится и для него это нормально, хотя еще недавно считал происходящее сном! — масаи недовольно поджал мясистые губы, отлично помня оплошность, вследствие которой считал Диму с Такеши глупцами. — Этот человек — дитя природы, гармоничное с любым миром и не старающееся сбежать от реальности в отличие от всех, кого я вижу! — парень раздувал ноздри, яростно выговаривая наболевшее. — Тех, кто старается спрятаться от Ада, но не может, так как продолжает жить, как на Земле! Я не знаю, что будет со мной и он… — набрав мерзкого воздуха, парень кивнул на японца, поглядывающего на Варгха, кормящего рабов на другой стороне хлева. — Не знает, и он… — загорелая рука коснулась покрытого шрамами туземца, внимательно слушающего его монолог. — Тут все порядком насмотрелись ужасов и понимают, что будет нелегко, а очень больно, но я уверен, что люди, вышедшие в цепи добровольно, получат лучшее… — он на мгновенье задумался. — Не постесняюсь этого слова — существование, чем те, кого ждет действительно Ад! — выговорившийся парень замолчал, жадно дыша хлевной вонью.

Его пламенная речь, какие-никакие, но результаты дала. Человек шесть женщин взбодрились, будучи храбрыми добровольцами, а вот узники, прикованные после пускающего голодные слюни Такеши помрачнели и сгорбились еще больше, а один вовсе глухо завыл.

— Отпустите меня! Пожалуйста! Или убейте! Я не хочу жить в Аду! Не хочу существовать! Пожалуйста! — жалобный, походящий на детский плач вой заставил сытого младенца на мгновение повернуться в сторону внешнего раздражителя, видимо малыш подумал, что где-то рядом ищет сиську юный собрат, но не найдя, вернулся к бессмысленному хлопанью глазенками.

Один из блаженно развалившихся на мягком полу сатиров раздраженно поднял рогатую голову со свиным пятаком, дабы взглянуть, кто мешает заслуженному отдыху и увидел истерично-воющего раба, дергающего цепи, как ни странно тихих собратьев.

— Да чтоб тебя! — гнусавый голос свинорылого демона вспорол тишину, заполненную звуками голодных желудков. — Кто-нибудь успокойте его! Поздно выть скотина! В Сортировочной надо было! — один из ближайших рогатых, услышав приказ-просьбу жирного помощника Джумоука, двинулся к верещащему рабу на широких копытах, почти не проваливаясь в прелую поверхность хлева, а дойдя, просто взял и слегка придушил бугрящейся мышцами лапой.

Плаксивый вой прервался также быстро, как и начался, а истеричка мужского пола посинела и задрыгала ногами, ухватившись тощими руками за толстое запястье черта, пытаясь разжать мощную кисть, но все попытки были безуспешны, да этого и не требовалось. Рогатый воин сам знал, когда разжать практически стальную пятерню, и угомонившийся узник освобождено захрипел, обвалившись, как тюфяк с навозом.

— Вот так-то! — довольно прогнусавил полулежащий на боку сатир и, засунув в клыкастую пасть неизвестно, где найденную соломинку, завалился обратно на спину, а блестящий оранжевыми глазами черт неспешно двинулся обратно, помахивая лысым хвостом из-под кожаной юбки.

Неторопливый Варгх тем временем, как раз накормил обе цепи счастливчиков на другой стороне, что мгновенно прокомментировал непрерывно следящий за сиим действом Такеши.

— Сейчас принесут еду! — маленькое лицо с узкими глазами засветилось счастьем, тощие руки крепко сжали тарелку, а японское брюхо заурчало, как разъяренный кот. — Сейчас поем и спать завалюсь! — он радостно смотрел на Лкетинга с Димой, словно вокруг был не Ад, а парк Нью-Йорка и жареные сосиски.

— Лкетинг тоже голоден! — еще раз пропел свою песню белозубо улыбающийся масаи. — Сильно-сильно! Буйвола съем! — он с силой хлопнул кулаком по крепкому животу, глаза же сидящих напротив и рядом рабов с рабынями также загорались, видя, как трехметровый монстр движется в их сторону.

Варгха в детстве определенно не учили правилу: «Женщины вперед!», — поэтому кровожадный монстр начал с Димы, подойдя к нему и чуть не воткнув в глаз длинный шип, торчащий из толстой ноги. Две его огромные ступни замерли возле худющего юноши, ощутившего, как потяжелели конечности, а сердце пустило адреналин в кровь, ибо злобный взгляд трехметрового монстра не выражал любви.

Высокое ведро правильной формы, но грязное, помятое и в липких разводах, содержало белесую массу с красными прожилками густой консистенции, а Дмитрий еще подумал, что вблизи она выглядит намного хуже, чем издалека, однако осторожно зачерпнул тарелкой по самые края. Рабская пища без какого-либо запаха заполнила красноватые внутренности железной посудины, а голодный мальчишка со страхом вздохнул и поставил ее рядом, зачем-то кивнув чудовищу.

Варгх в ответ прищурил маленькие глазки и злобно зарычал, отчего юноша нервно дернулся, но адский Годзилла уже шагнул к не обращающему на него внимания Лкетингу. Такеши же, судя по его бесстрашному виду, и вовсе забыл, как впервые впал в беспамятство при виде монстра, ибо вожделенно смотрел на ведро в усиленной железом лапище, а также на полную тарелку у ног Дмитрия. Судя по лицу японца, он был готов украсть тарелку товарища, сожрать и не посчитать это зазорным. Да уж… У всех свои слабости.

Лкетинг тем временем не глядя на Варгха, зачерпнул по самые края еды скорее для поросят, чем людей и поставил тяжелую миску на скрещенные ноги. Кровожадного монстра это видимо оскорбило, ведь его редко кто игнорировал и он гулко зарычал, подняв ведро мощной лапой. Далее мстительное чудовище сделало большой шаг мимо туземца, будто случайно ударив его двадцатилитровой посудиной по спине, отчего немного так называемой еды плеснуло масаи на голову с шеей. Туземец от подобной наглости посерел, но промолчал, стоически вытерпев выходку генетически-сконструированного чудовища, удовлетворенно заворчавшего и поставившего ведро рядом с осчастливленным его приходом японцем.

Изголодавшийся Такеши затрясся, как закрытый в подвале кот, съевший за неделю всего одну мышь с двумя гнилыми луковицами, и ходящими ходуном руками засунул миску в полную жратвы тару, не забыв опустить внутрь маленькие кисти. Прожорливый азиат руководствовался принципом «попозже слижу», и ежели, когда глубокая миска опускалась, его руки тряслись, как с перепоя, то обратно он их вытаскивал с хладнокровностью бильярдиста, участвующего в чемпионате мира.

Как азиат и желал, помятая тарелка оказалась наполнена с маленькой горочкой, и он аккуратно поставил ее на скрещенные коленки, зачерпнув горстью правой руки густую, отвратительно выглядящую жижу. Преобразившийся лицом японец напоминал дорвавшегося до опохмелки алкаша, жадно всосав содержимое ладошки, а наблюдающий за ним Дмитрий жутко хотел сделать так сам, но был терпелив до невозможности, правда сам не понимал, зачем терпит.

Почему не ел масаи — отдельный вопрос, но скорее всего мускулистым туземцем владела звериная ярость, наполнившая воина после поступка кровожадного Варгха, удалившегося к трясущимся при его приближении рабам, но при этом жадно опускающим миски в ведро. Лкетинг же недвижимо сидел, уставившись в воду ярко-голубым взором, и судя по всему, она была просто обязана закипеть.

Субтильный азиат чавкал так, что за ушами трещало, и двое сатиров приподнялись взглянуть, кто посмел составлять конкуренцию их земной родне, ладонь же Такеши мелькала с такой скоростью, что было невозможно уследить, видимо сказывались тренировки в детстве. Женщины напротив зачарованно за ним наблюдали, ведь каждая нормальная баба любит наблюдать, как ест изголодавшийся мужик, а уж этот похожий на подростка тип, спасший их от тарелок в голову, жрет так, что любо-дорого глядеть.

Димин живот вновь истошно взвыл, и парень вздохнул, решив его послушаться. Грязная ладонь опустилась в глубокую миску, и он ощутил ее содержимое, чем-то походящее на желе, которое мать готовила ему в детстве. Сжав пальцы горстью, он вытащил заполненную «вкуснямбой» ладонь и отправил ничем не пахнущую, мерзкую массу в рот, пожевал, однако вкус практически отсутствовал. Если только совсем чуть-чуть сладко, почти не ощутимо. Парень напряженно проглотил это, желудок удовлетворенно хрюкнул и тогда Дмитрий смелей взялся за дело, начав махать ладонью, как Такеши, правда, прилично отставая в скорости. С каждым глотком питательной массы, которая, как говорил Анатон, состояла из людей и иной белковой дряни, ему становилось легче и легче. Плевать, что человеческих рабов кормят человечиной, ведь можно представить, что ее совсем мало, но умереть от голода из-за нежелания есть — это смешно.

Никто не спорит, что вышестоящие морали требуют не пожирать себе подобных, однако Дима считал, что ради выживания можно позволить себе и не такое, тем более он не убивал, да и не смог бы убить человека ради еды. А переработанные люди, смешанные с адскими жуками, крысами, сдохшими чертями и еще кем-нибудь, уже не люди, а питательная масса. Обычное мертвое тело с отсутствием души или сознанием — кто что заслужил. Тем более с такими таблетками, как дали всем рабам, через некоторое время началось бы стремительное возрождение каннибализма внутри их тусовки, поэтому безвкусная белковая масса наилучший вариант питания. Мусульманский Коран гласит, что если правоверный умрет от голода, обладая возможностью съесть мясо грязного животного, то не попадет в Рай, ибо мог спастись, ведь в тяготах и лишениях позволено очень многое.

Парень жадно дохлебал безвкусное содержимое миски и, собрав пальцами остатки — облизал их, извиняющееся взглянув на Лизу, отчаянно ему завидующую. В животе стало хорошо-хорошо, а идущее из него тепло равномерно распределялось по телу, наполняя разум сытой сонливостью и Дмитрий, забыв обо всем, улегся на мягкий, прелый пол, до предела натянув цепь на шее масаи. Конечно, проскользнула мысль, что надо бы поделиться с молодой матерью, ущемив себя, а потом забрать порцию девушки, но он эгоистично отбросил ее, решив, что сие мелкое облегчение тяжелого креста Лизы ничего не даст.

Неподалеку развалились жирные, наверняка не собирающиеся вставать сатиры, недовольно рычал гигант-Варгх, сделавший следующую ходку до бочонка с едой, а за общим спокойствием в вонючем помещение следили бесстрастные черти, прекрасно отрабатывающие свои деньги или чем им там платят. Узники на второй и третьей цепях почти все завалились спать, но внутри белковой массы определенно отсутствовало снотворное, просто измотанные тела желали восстановиться, наконец-то получив питательные вещества. Тяжелый адский день с двумя солнцами, сгоревшим кожным покровом, огромной усталостью и множественными переживаниями делал свое дело и все засыпали.

Сыто отрыгнувшийся Лкетинг не обратил внимания на все еще голодных женщин, жадными глазами рассматривающих жрущих, как поросята мужчин, зато, будто только сейчас заметил, что завалившийся спать Дима натянул кольцо на его шее и недолго думая, блаженно рухнул рядом. Его движение повлекло натяжение цепи Такеши, но японец не повел глазом, ибо грустил над пустой тарелкой с уже склоненной головой, что-то шепча себе под нос, масаи же довольно улыбался.

— Лкетинг будет спать! Хороший день! Хорошо поел! Все хорошо! — воин-масаи чувствовал себя лучше кого бы то ни было, не думая о завтра, ибо жил жизнью воина, а не крестьянина, заботящегося о посевах, поэтому не считал нужным смотреть вперед.

Унылый же Такеши еще с минуту смотрел в глубокую, пустую миску, видимо горюя из-за отсутствия чудес, среди которых вся посуда бесконечна, а еда волшебная на вкус, однако долго это продолжаться не могло, поэтому он смиренно лег на спину, сложив руки на вздувшемся животе.

— Хорошо-то как… Не чувствовал себя так прекрасно с тех пор, как пошел в школу… — он блаженно вздохнул и закрыл узкие глаза, не обращая внимания на узников с пятым тавро, ненавидящих его с друзьями и немытых женщин, коим понесли еду, правда с другого конца от Лизы, но тупого «официанта» потому и звали Варгхом, что у него отсутствовала логика.

— Так мало нужно… Еда, вода, мягкая поверхность и сон… Как же мы недалеко ушли от животных… — засыпая, пробормотал Дима, комментирую высказывание японца. — Надеюсь, пока мы будем спать, ничего не произойдет, да и не должны черти дать нас в обиду, как бы глупо это не звучало, — он издал легкий хмык, слыша громогласное бульканье в животе зверски голодной Лизы. — Хорошо, когда дорого стоишь… — он погружался в полную беспорядочных картинок тьму, а Лкетинг уже громко храпел, и если он также спал в джунглях, то странно, почему туземца не сожрали раньше, чем он рухнул в пропасть.

— Ага… — невнятно пробормотал Такеши, облизнувший узкие губы. — Всем спокойной ночи, — и уснул.

Многие их спутники поневоле, прикованные к той же цепи, сонно помаргивая, смотрели на злейших врагов, коих можно было придушить, а те бы и не заметили, однако они помнили о перевитых мускулами чертях, внимательно их рассматривающих, поэтому откинули мерзкие желания и как бы не боялись — ложились спать и моментально вырубались.

Ну, а женщины дождались своих порций и съели их намного жадней, чем спящая мужская половина, поняв, что можно никого не стесняться. Чавканье и всасывание еды с грязных рук заполнило человеческий хлев, и красивая Лиза ела так жадно и громко, что Такеши мог позавидовать, однако это вполне естественно. Женские туалеты в общественных местах выглядят столь отвратительно, будто туда ходят безмозглые животные и это является проклятьем уборщиц, но так как мужчины уснули, то не сумели увидеть истинных лиц настоящих, проголодавшихся женщин, готовых на все ради еды.

Глава 4

…Дмитрий моргнул и оказался сидящим на все том же песчаном пляже… Замершем во времени пляже, на котором, то ли живет, то ли бродит его престарелая Совесть, и он отчетливо помнил все их прошлые встречи с болезненными завершениями, слившиеся в непрерывный калейдоскоп, где между кипящей водой и приятным теплым песком отсутствовали темные места.

«Отлично… Значит там я жив и вновь пришел отдохнуть… Просто замечательно… Но все-таки… Как получается, что в реальности я нахожусь в Аду, но не помню происходящее здесь, зато, когда просыпаюсь тут, ничего не помню про там… Хотя это нельзя точно утверждать, ведь, если здесь я не помню про там, то не могу говорить, что там не помню про здесь… Бред какой-то… Главное не запутаться, да и вообще не задавать себе таких вопросов… Ну, если только разочек… Еще одно маленькое предположение… Так вот… Кричат же люди во снах, но когда их будят, то понятия не имеют, что орали… Наверное, и у меня также…. Ведь, что бы Совесть не рассказывала, но хотелось бы дойти до всего своим умом…», — он с усилием поднялся на ноги, выпрямив ломящую, словно от недавних мышечных нагрузок спину и отряхнув затертые до дыр джинсы, двинулся на поиски лавки, пиная разлетающийся песок, пока не выпнул свернутую в трубочку газету.

— Вот ты где! — ничуть не удивленно произнес парень, наклонившись за чтивом, принесенным ему Совестью. — Газета для тех, кому надо проснуться! Ну и чего там? — он с разгорающимся азартом развернул ее и увидел название статьи «Жизнь выбор, а не судьба!», а под ней четко различимые буквы. — Наконец-то! Итак… Что тут такого особенного написано? — Дима бухнулся задницей на мягкий пляж, однако понял, что мешает некая выпуклость.

Он повернулся, и пошевелили задом, дабы рассмотреть взявшийся ниоткуда внешний раздражитель под ягодицами и увидел одетого в белоснежный костюм и шляпу старика, а сам сел, оказывается на его ботинок.

— Привет, — буркнул ничуть не удивившийся юноша и уставился обратно в газету, собираясь узнать истину, однако острая коленка надоедливого деда воткнулась в болящую спину, создавая отчетливый дискомфорт. — Блин! — Дмитрий зло подскочил. — Ты же буквально всучил ее мне! Типа держи, вот-вот прочитаешь, и будешь знать все обо всем, а теперь наоборот мешаешься? — он, яростно сопя, уставился на благообразного старичка.

— И тебе привет! — улыбнулся дедуля, как всегда, не обращая внимания на его вопли. — Каждый раз, когда я прихожу, ты начинаешь с криков, а прошлые два раза вовсе швырялся песком. Ты вообще когда-нибудь бываешь в хорошем настроении? — на взгляд разозлившегося парня Совесть задала глупый вопрос, ведь сама должна знать ответ.

— Как я могу быть в настроении, если пребывание здесь — это непрерывная череда кипящих морских волн, кошмарной боли, а затем нового сидения на песке, но самое раздражающее, что между всем этим я ничего не помню!! — взвился парень, с силой кинув газету под ноги, ибо обсыпание деда песком было бессмысленно. — Плюс ты еще рассказал, что здесь зарыта та моя плохая часть, которую я всю жизнь с любовью воспитывал, а потом лично похоронил! Мне до сих пор жутко от давно забытого того, что я когда-то натворил! Да чего уж там!! — Дима зло и смачно плюнул вдаль. — Твои такие обычные и будто естественные рассказы о моем добровольном исправлении на Земле и нынешнем нахождении в Аду! Разве человек может такое выдержать?! Все, что ты мне рассказываешь?! Да любой другой свихнулся бы, а я принимаю, как данность и затем ныряю в кипящее море, чтобы вновь оказаться тут! — юноша напряженно сопел, не спуская серо-голубых глаз с внимательно слушающего его старика. — А теперь и читать не даешь! Я начал видеть буквы! Понял! Ха. Ха. Ха, — он направил в морщинистое лицо указательный палец.

— Молодец! — искренне обрадовался благообразный старик, не обратив внимания на грубый жест и издевательский смех мальчишки. — Если сумел разглядеть буквы, то скоро увидишь слова! Значит там… — он направил взор вниз. — Ты меняешься! Становишься другим! Наступит время, и ты начнешь помнить происходящее в обоих местах, — Совесть бодряще подмигнула и направилась лавке. — Жарко здесь! — дед присел и снял шляпу, открыв солнцу блестящую лысину.

Озадаченный Дима тем временем поднял газету и раскрыл. Старик, как всегда оказался прав. Буквы были четкими, вот только не содержали смысла, ибо были вперемешку напечатаны.

— Угу… Понятно, что ничего не понятно… — он огорченно бросил «волшебную» прессу на теплый песок пляжа и присыпал, дабы не унесло в море, прекрасно понимая, что никуда она не денется, ведь это место придумано им самим, как этакий душевный санаторий. — И чего там меняется? — парень ткнул исхудавшим пальцем вниз, да и руки были отощавшими, однако он не обратил на это внимания. — Расскажи мне хоть немного, что происходит… — он с усилием сглотнул и уселся рядом с Совестью. — В Аду, — старик же в ответ тяжко вздохнул, и еще раз обмахнув шляпой лицо, водрузил ее на голову.

— Не могу! Ты отлично знаешь, что любая совесть отталкивается от воспоминаний, начиная давить именно на них, а как я могу рассказывать о том, чего не знаешь ты сам, а точнее запрещаешь себе знать. Я могу сказать лишь одно! Там… — старческий палец снова указал вниз. — Тебя не мучают никакие угрызения совести, ибо ты считаешь, что все делаешь правильно! Становишься самим собой! Рожденным для подобного!

— Для Ада?! Я родился для Ада?! Что за бред ты несешь?! — Дима скептически посмотрел на заговаривающегося дедулю, покрутив пальцем у виска, но тот снисходительно улыбнулся.

— Все рождаются для жизни, но какой? Большинство этого не знает, живя бессмысленно, без какой-либо цели и лишь редкие индивидуумы однажды решаются вырасти… Стать действительно взрослыми! — Совесть остро взглянула на Дмитрия, а парень нервно моргнул, ощутив дрожь по позвоночнику. — И тогда они набираются храбрости и покидают отчий дом! Покидают, понимая… — старик сверлил пронзительными глазами мальчишку, съежившегося от холодной дрожи уже по всему телу. — Что обязаны вырасти, и обратного пути нет! Посмотри на себя! Посмотри! — юноша непроизвольно уставился на живот, скрытый грязной футболкой, понимая, что выглядит глупо. — Судя по созданию, закопанному здесь, — благообразный дедуля неопределенно кивнул на пляжный песок, а нахмурившийся Дима встал, засунув руки в карманы джинсов, и отвернулся на красноватый закат. — Ты очень давно покинул свой настоящий дом…

— Как я понимаю существует возможность, что она или оно, как его там, проснется и вылезет… И тогда я стану другим… — он на мгновенье замолчал. — Человеком… Да? — он вопросительно посмотрел на облокотившуюся о спинку лавки Совесть.

— Заданный тобою вопрос имеет два ответа, — неопределенно улыбнулся старик, подтянув светлую штанину и закинув ногу на ногу. — Она может выбраться, во-первых… — дед ткнул пальцем в безоблачное небо, заостряя внимание на своих словах. — Если ты сам этого захочешь, а во-вторых, если там… — старческий палец изменил направление на землю, а скорее под нее. — Ты не сумеешь контролировать свои низменные инстинкты, что происходит довольно часто и тут главное не перейти определенные границы, — дед усмехнулся, а юноша наоборот нахмурился, не видя ничего смешного. — Последние свои жизни ты учился существовать среди людей, не пытаясь влиться в их общество, отвергающее тебя не в первый раз. Оно примет тебя лишь тогда, когда ты согласишься играть по его правилам, но этот путь тебе противен, ведь тогда от твоего истинного «Я» ничего не останется, как и сдохнет закопанная здесь Тварь, да и я тоже… — теперь уже как-то уныло хмыкнул дед. — Игра по общественным правилам — это превращение в пустышку, марионетку, когда твоими ниточками являются нормы поведения и бездумное копирование интересов окружающих. Ты сам прекрасно знаешь, как выглядит жизнь по шаблону и отличный пример — твоя мать, боящаяся хоть капельку отличаться от соседей, не в обиду будет сказано, — Совесть откинулась на нагретую спинку, а Дмитрий бесстрастно кивнул и, вытащив руки из карманов, уселся на теплый песок вместо лавки. — Так вот. На следующие сотни и сотни лет, если сумеешь вернуться из Ада… — парень недоуменно моргнул, но дед продолжал говорить. — У тебя остается только один вариант жизни… Постоянно контролировать его — Зверя внутри, беспокойно-спящего до поры до времени, — неопределенный кивок морщинистого дедули указал на восхитительный пляж, омываемый безбрежным, ласковым морем.

— Рассказал бы кто-нибудь подобную ересь мне раньше, плюнул бы ему в лицо, но сейчас… Я отлично помню, что когда меня первый раз накрыло кипящим морем… — удобно сидящий на песке перед лавкой парень зябко передернул костлявыми плечами. — Я увидел черта! Настоящего! Такого же, как их описывают алкаши, да и вообще изображают по всему миру! Огромного и рогатого… — костлявые плечи мальчишки вновь зябко дернулись. — Стоящего в уродливой, будто древней, маленькой комнате… Это меня там мучили? Да? — сглотнул ком в горле парень и уставился на задумчивого старика, а тот бесстрастно кивнул. — И почему я раньше во снах никогда не помнил про это место и тебя, а только последние разы?! Почему лишь после… Как ты говоришь смерти, я могу помнить наши разговоры?!

— Потому, что ты начал слушать меня… — грустно вымолвила Совесть, приподняв старческий подбородок, дабы коснуться им вечернего солнца. — Ты никогда не желал разговаривать со мной, в особенности, после того, как закопал ее… Ты растил меня, да! Но нормально общаться… Это выше твоего предела… — он с горечью взглянул на виновато уставившегося в ноги мальчишку. — Все то время, что мы вместе, причем заметь, по твоей инициативе! — дед обвиняющее ткнул пальцем в сгорбленного юношу. — Ты бежишь от себя, меня и прячешься от людей, ибо каждая твоя попытка подарить кому-либо своей, непохожей на другие, искренней любви и получить взаимную — заканчивались плачевно. Только с закопанным здесь созданием у тебя что-то получилось, пусть даже после каждого выслушанного ее совета ты терял частичку настоящего себя, а со мной… — Совесть горестно хмыкнула и махнула рукой. — Вспомни себя маленького. Ты родился, жил, развивался, но угрызения настоящей совести стали мучить тебя годам к одиннадцати, не ранее. Все мои более ранние советы, это так… Детский лепет, а вот потом, когда ты постепенно взрослел, и поступки ухудшались с каждым годом, то старался сбежать туда, где уютно и защищено, — старик охватил рукой пляж с морем. — В место, созданное внутри себя тобой же, где ты сам выбираешь — слушать меня или нет. Поэтому, как только ты умер и протрезвел, то сразу пришел в чувство и с повинной головой решился выслушать меня, инстинктивно вернувшись в свой маленький мирок, — Дима нахмурил брови, но промолчал, решив отбросить эмоции куда подальше. — Это только с виду все выглядит довольно запутанным, на деле же очень просто. Как люди прячутся от совести? Употребляют алкоголь и наркотики, дабы провалиться в насильное беспамятство, но мало кто из них знает, что совесть все равно наведывается в их сны, туда, где они прячутся от жизни в материальном мире, ничего о нем не помня.

— Вот значит как… — задумчиво пробормотал отощавший мальчишка, нырнув тощей пятерней в подмышку и с наслаждением скребя там. — Понятно почти все, кроме одного. Какой все-таки смысл твоего появления в моих снах, если ты все равно не помнишь происходящее за ними?

— Разговоры! Совсем недавно мы с тобой это уже обсуждали, — ласково улыбнулся старик. — Тем более, как раз ты и запрещаешь пользоваться своей памятью, вследствие чего я могу лишь отвечать на вопросы и говорить о наболевшем, надоедая тебе, — Совесть усмехнулась и чуть поправила старческий зад на твердой лавке. — Допустим, помочь решить ту или иную проблему, тем более, где еще как не во снах, искать ответы? Ты же знаешь пословицу: «Утро вечера мудренее», — и ведь действительно! Часто просыпаясь по утрам, уже видишь ответ на интересовавший тебя вчера вопрос.

— Хочешь сказать, что любой, кто хоть как-то провинился перед самим собой, разговаривает по ночам с совестью? А, если ее нет? — парень задал встречный вопрос, желая разобрать сумбур в голове.

— Если ее нет… — старик замер и замысловато постучал узловатыми пальцами по деревянной лавке. — Значит, миниатюрное подобие закопанного тобой создания до сих пор идет рядом с этим любым, убаюкивая его на ночь ласковыми колыбельными, в которых поется, что он герой и делает все, как надо. Таким людям намного проще жить, ведь у них одна сторона совести, а вот у хорошего человека всегда две… Чтобы воспитать себя, требуется перерасти желание легко жить, ибо только оно — желание легкой жизни толкает на низменные поступки, и в тот день, когда ты взял лопату, позвав Тварь с собой копать яму, ты осознал, что растешь не в ту сторону.

— Опять растешь… Непрерывное ощущение дежавю… — ссутулившийся Дима набрал в горсть теплого песка и высыпал сквозь худые пальцы, горестно хмыкнув. — Вся моя жизнь связана с ростом. Сколько себя помню, всегда стремился вверх, в места абсолютно не интересующие остальных потому, что они в них не верят. Так странно… — его мысли потянулись вдаль от основной темы. — Помню всю свою жизнь до момента, как с похмелья пошел за бутылкой пива и встал в тени здания, а потом все! Короткая боль, темнота и я здесь… На этом пляже рядом с тихим морем, где капаешь на мозги ты, а потом легкий отрывочек в виде здоровенного, вроде старого черта и опять этот пляж… Четвертый раз! А в другой реальности я, оказывается, нахожусь в Аду и не знаю, что там происходит… — мальчишка раздраженно пнул ни в чем неповинный песок и поднял серо-голубой взор на Совесть.

— Хм… Все о чем знаю я, знаешь ты, поэтому просто напомню… — старик почесал висок и прищурил глаза, словно защищаясь от дующего с моря ласкового бриза. — Реальность человеческого существования такова, что почти все люди живут двумя жизнями в нескольких мирах. Человеческие сны — это места, куда отправляется другая частица тебя, дабы накопить иного опыта и знаний, найти решения на вопросы без ответа. Она развивается в сновидениях, а ты наоборот наяву, и кто из этих двух более реален — должен понять ты сам, не забывая, что они оба одинаково важны, — Дмитрий задумчиво жевал нижнюю губу, пытаясь переварить массу чересчур философской информации и пока получалось. — Неужели ты считаешь, что прикованные к капельнице, находящиеся в коме «овощи» несчастны? О, нет! Ха-ха-ха! — радостно рассмеялся старик, а после поправил чуть съехавшую шляпу. — Мир, в котором живут они, намного более реальный, чем тот, где эти, так называемые больные ходят под себя. Большинство снов, когда от кого-то бегаешь, что-то ищешь и встречаешься с разными людьми на самом деле самая, что ни на есть правда! Вот, например ты! Постоянно читаешь в сновидениях книги, которых ни разу в глаза не видел, однако они настолько хорошо написаны, что сам поражаешься, правильно? — Совесть вопросительно взглянула на задумчивого парня, перебирающего теплый песок, а тот на мгновение замерев, кивнул. — И как ты сам думаешь, что это за книги?

— Не знаю… — неуверенно пожал плечами мальчишка. — Как-то не было время поразмышлять, да не очень-то и хотелось… Про книги мне только на пьяную голову снилось. Не могу утверждать ничего конкретного, тем более я очень много читал, мало ли… Наслоения какие-нибудь, плюс моя фантазия…

— Это твои книги! Ты их пишешь во снах, а только что сказанному сам не веришь, не правда ли?! — горящим взором уставился на него приподнявшийся старик, а действительно не верящий Дима удивленно и впервые приподнял правую бровь, чего у него никогда не получалось.

— Мои? Я писатель? Честно говоря, всегда хотел писать, но думал, что это не мое, а приходящее в голову — бред, поэтому и не пробовал… — глупо улыбнулся он, с хрустом наклонив шею в разные стороны. — Только пил и мечтал о других мирах, обожал фильмы про супергероев, а оказывается вот оно что… — огорченно пробормотал парень и полностью улегся на мягкий песок, глядя на замершее предзакатное солнце. — Теперь я еще больше запутался! Ты рассказал, будто я закопал здесь нечто очень плохое — это раз. Затем ты говоришь, что я держусь подальше от человеческого общества, ибо оно может превратить меня в пустышку — это два. После ты утверждаешь, что я прожил много жизней и пришел на Землю разгребать ее грязь — три. Четвертое — это будто я умер и пребываю в Аду. Ну и пятое — я ни много, ни мало — талантливый писатель, и все это, на мой взгляд, определенно связано. Так? — Дмитрий оторвал от пляжа голову и уставился на Совесть, а та в ответ кивнула, обмахиваясь шляпой.

— В точку юноша! В самую, что ни на есть точку! Теперь сложи куски данной мозаики в целостную картину и посмотри на нее, задуманную тобой самим! Ты намного умнее окружающего тебя большинства и пусть даже сильно недолюбливаешь людей, однако придумал, как помочь им, не вливаясь в общество! И знаешь, где ты все это придумал?! В сновидениях! Именно в них! Сидя в одиночестве и не желая ни с кем разговаривать. Твои упрямство, таланты и социопат внутри делают тебя тем, кого люди будут слушать оттого, что ненавидят! Обсуждать и осуждать, проклиная твое имя из-за злобы, вложенной в их обучение! Как же они ненавидят жестокую правду, смывающую красивую изморозь с окон, через которые смотрят на мир, не видя настоящей реальности! И как сильно боятся боли, что сдавливает разум при чтении тобою написанных строк! Ведь свойство правды таково, что она заставляет закрывать глаза и не смотреть на нее, дабы не резало ослепляющим светом, однако ты умеешь делать это столько изощренно, что становится лишь интересней, хоть ледяная дрожь по телу и говорит обратное. Тот самый страх, неслышно, но беспрестанно твердящий в ухо: «А вдруг на самом деле?», — и этот шепот не смолкает ни днем, ни ночью. Ты сам пришел на Землю разгребать грязь, не представляя, как будешь делать это, но все давно заложено внутри тебя, главное к этому вернуться. Ни один раз ты умирал, но с каждым разом все больше и больше менял суть человечества! Пусть какие-то твои жизни являлись бессмысленными, ибо ты сам не желал что-либо делать, постыдно отчаявшись, однако каждый шаг приближал тебя к своему истинному «Я» — ТВОРИТЬ! Быть той самой частичкой Бога, отправившейся на поиски себя, дабы вырасти и перерасти Его! Стать больше и лучше Отца, доказав Ему на что ты способен! И сделать такими же всех людей! Вести их к Нему, пробуждая, делая лучше и чище, через боль и страдания, заключенные, конечно же, в злобной правде! Тебя будут ненавидеть, проклинать, обсуждать и желать растоптать лицо с телом, но написанные твоею рукой слова разойдутся по всей Земле, ибо многие хоть и не проснулись, но распахивают глаза! Ты не раз был в Аду и не раз возвращался, каждый раз преподнося рассказы о нем в новом свете! Их переписывали, пересказывали, переделывали, но всякий раз ты приносил новые и новые, внося хаос в уже измененный разум людей. Ты вернешься и в этот раз, дабы облечь их в форму, наиболее подходящую современному обществу и пусть оно снова вздрогнет! — дедуля гордо встал, расправив грудь, словно наслаждаясь сумятицей, творящейся в серо-голубых глазах Дмитрия, с дрожью вслушивающегося в каждое слово Совести, бьющее его ощущением дежавю.

— Да кто я такой?! О чем ты таком говоришь?! — он шокировано смотрел на замолчавшего старика в белоснежном костюме, надевшего шляпу и счастливо улыбающегося. — КТО Я ТАКОЙ?!! — зло заорал он, подскочив к сухонькому дедуле и желая толкнуть обратно на лавку, но в этот раз ярость не помогла, и тощий мальчишка врезался в невидимую стену, рухнув на песок.

— Ты тот, кто ты есть! — Совесть усмехнулась. — В следующий раз ты сумеешь прочесть газету и тогда поймешь! Тебя ждет еще множество воспоминаний, ведущих к себе настоящему, и тогда ты окончательно проснешься, осознав смысл жизни, а пока счастливо оставаться! — полный сюрпризов, благообразный старичок растворился в воздухе, а Дима почувствовал приближающийся сзади жар и, обернувшись, увидел огромную тень от кипящей морской волны, которая тут же накрыла его с головой.

«Это ненадолго… Всего мгновенье…», — подумал заживо варящийся мальчишка, не могущий даже захлебнуться распухшим горлом и растворился в болезненной темноте.

— …ем!! Подъем!! Подъем!! — гнусавые вопли рогатого поросенка с силой разрывали одеяло крепкого, как абсент и темного, словно Марианская впадина сна без каких-либо образов.

Моментально распахнувший глаза и пришедший в себя Дмитрий отлично выспался и, судя по положению окостеневшего тела, как рухнул, так и провалялся все время, отведенное на заслуженный отдых. Свиномордый черт тем временем не унимался и, достав зазубренное мачете, застучал по бочке со скотской похлебкой, разнося по людскому хлеву звонкие «Бом-бом-бом!»

«А вот пожрать было бы неплохо…», — желудок парня застенчиво квакнул, словно девственница, желающая еще один малюсенький разочек, и Дима уселся, выпрямив спину и хрустя шеей.

Растрепанные женщины напротив суетливо поднимались, протирая глаза, звеня цепями и быстро зачерпывая воду из канавы, дабы ополоснуть сонные лица, плюс попить, как-никак земные привычки, да и сама чистоплюйская натура слабого пола быстро исчезать не собирались. Лиза, спавшая калачиком в защищающей младенца позе, поднялась быстрее всех, как и ее моментально взвывший, незамедлительно обосравшийся ребенок, видимо так своеобразно пожелавший всем доброго утра.

— Привет! — криво поморщился Дима от пронзительных воплей младенца, «подаренной» им вони и лязганья клинка сатира, не унимающегося с гнусавыми криками. — Как спалось?! — он уставился на помятое лицо грудастой Лизы, выглядящее довольно мило. — Говорят, если девушка спросонья хорошо выглядит, то с косметикой она вообще богиня! — крик раззадоривающегося малыша бил по ушам подобно режущей камень болгарке, а парень обернулся на уже голодно смотрящего в сторону бочки Такеши и будто не спавшего Лкетинга, прямого, как трость английского джентльмена. — Да, парни? Хорошо же она выглядит? — юноша искренне желал подбодрить девицу, зная, что ничего не красит женщин лучше, чем искренний комплимент, пусть даже в столь жутком месте.

— Конечно, Дима-сан! — вежливый и зачарованный бочкой японец сто процентов не расслышал о чем речь, но всегда был готов подержать друга, масаи же повернул ярко-синие глаза и произнес:

— Ты прав белый брат! Ли-за очень красивая женщина! Жена вождя! — он белозубо улыбнулся.

— Умеете вы… «Спящие»… — молодая мать с запинкой назвала их, как называли демоны, наверное, проявляя уважение. — Найти время и место для комплиментов! — растрепанная Лиза страдальчески оглядывала испачканные в говне загорелые руки с плоским животом. — Откуда из него столько выходит… Какашки за косметику не сойдут, не? — она насильно растянула пухлые губы в улыбке и положила верещащего пацана на мягкую поверхность хлева, чтобы смыть говно с себя и с него.

— Без вариантов! — полностью проснувшийся юноша оптимистично ухмыльнулся, понимая, что любая шутка в Аду поднимает уровень выживания и обратил внимание на тишину от толстого сатира, переставшего молотить по бочке, однако и орущего младенца хватало выше крыши.

Глядя на чертей, охраняющих рабов, казалось, что они всю адскую ночь стояли, не двигаясь и Дима легко в это верил, сатиры же, судя по оплывшим свиным мордам беспробудно храпели, как и моментально вырубившиеся узники. Чем занимался кровожадный Варгх неизвестно, но сейчас кровожадное чудовище стояло в ближнем к выходу углу человеческого хлева и угрюмо ворчало под еле видимый на уродливой морде нос, будто обидевшись. Кто и как сумел огорчить подобное создание, навсегда останется загадкой, судя по его неумению внятно разговаривать, однако, скорее всего дело было в отсутствии работы по избиению голожопых рабов.

Сейчас внутренности адского хлева напоминали содержимое вокзала провинциального городка после холодной ночи, когда попавшие в некую переделку люди, едущие в далекие города на электричках вместо поездов, просыпаются, а по самому вокзалу начинает бродить милиция, будя не желающих вставать храпунов.

Сам Дмитрий провел на железнодорожных вокзалах не одну ночь, и как ни странно, всегда чувствовал себя там, словно дома. Человеческий гвалт, без конца сменяющиеся пассажиры, время от времени включающийся громкоговоритель… Все это на его взгляд создавало очень уютную атмосферу, олицетворяющую не стоящий на месте мир. Честно говоря, если бы Диму спросили, почему ему там нравится спать, он бы ответил, что чувствует себя движущимся вперед, хотя, конечно же, это была иллюзия. Самообман за счет наблюдения за другими счастливчиками, ведь, что может быть лучше поездки на поезде на протяжение нескольких дней, когда отдыхают душа и тело, летящие сквозь мир без всяких усилий… Именно сейчас юноша осознал, что в этом-тои состоит его любовь к вокзалам. В иллюзии движения сквозь мир…

— Ну что скотина, все проснулись?! — задал глупый вопрос сатир, буквально пять секунд закончивший долбить тусклым клинком по второму, полному еды бочонку, а его коллеги уже сами морщились от грохота, создаваемого вставшим не с той ноги земляком. — Утро в Аду начинается!! Ха-ха-ха! И еще раз добро пожаловать на наш великолепный Рынок! Место, где цена каждого представителя человеческого скота давно известна! — жирный карлик злобно и одновременно радостно посмотрел на угрюмых рабов, не поленившись крутнуться по часовой стрелке. — Сейчас ваш любимый… Ха-ха-ха! — язвительный хохот вновь заполнил немалое помещение, а низкорослый свин тряс волосатым пузом. — Варгх всех накормит, а потом пора торговать! Ха-ха-ха! — маленький черт издевался над недавно проснувшимися узниками, вгоняя их в еще большую панику, отчего раздались множественные всхлипы.

Лиза, как раз домыла истерично-орущего мальчугана и затряслась, наверное, вспомнив ужасные картины с решетчатыми контейнерами, полными плачущих детишек. Она подняла заблестевший карий взор на воина-масаи, невозмутимо рассматривающего женщин, тут же прячущих от него лица.

— Ты сказал, мы выживем! Он и я! А что дальше?! Что с нами будет дальше?! Скажи, пожалуйста! — она просяще потянулась к Лкетингу через канаву с водой, а тот прижал палец к губам и выставил вперед ладонь, показывая, что не следует привлекать внимание.

— Тш-ш-ш! — он заговорил с девушкой, как с неразумным дитем. — Ты желаешь убить ребенка! Это очень большое зло! Так его не спасешь! Он выбран родиться здесь! Он выживет! Ты выживешь! Так лучше! Больше Лкетинг не знает! Малыш заплакал, и нить оборвалась! — покрытый шрамами туземец убрал мускулистую руку, а девушка вдруг успокоилась, словно туземец ее загипнотизировал и, прижав мальчугана к груди, с новой силой засюсюкала, пытаясь засунуть сиську в маленький рот.

— Ты, правда это видел Лкетинг? — прожорливый японец собрал в кулак всю силу воли и перевел взор с влекущего бочонка на воина-масаи. — Ее будущее? А наше? Ты знаешь мое, свое или Димы-сана? — он с любопытством смотрел на непроницаемого негра, не обращая внимания на вопли младенца.

— Лкетинг видит картинки! Они сами появляются, сами улетают! Они не говорят, Лкетинг просто видит! — он замолчал, а Дима, ковыряющий ногтем засохшие крупицы в тарелке, замер.

— Так, что насчет нашего будущего? Скажи Лкетинг! — последнее предложение было невежливым, но простой туземец пытался увильнуть от вопроса Такеши, отчего парень непроизвольно нагло переспросил.

— Лкетинг не видит наше будущее! Его нет! Нет будущего желтого брата, белого брата и Лкетинга, — туземец прямо и честно взглянул на спутников, удивленно захлопавших ресницами, по крайней мере, Такеши, Дмитрий же задумался, словно что-то вспомнил.

— Как нет?! Что это значит?! — японец резко забыл про хорошие манеры. — У всех есть будущее! Почему ты не видишь наше? — он непонимающе уставился на масаи.

— Мне кажется, я понимаю, что он хочет сказать… — серо-голубые глаза мальчишки смотрели в тарелку. — Мы сами строим будущее, которое пожелаем? Да Лкетинг? Поэтому его и нет? — он не отрывал глаз от красноватых внутренностей миски, полной маленьких, засохших потеков слизи, а Такеши молчал, как и Лиза, все-таки заткнувшая неугомонного малыша сиськой.

— Лкетинг был совсем маленьким, когда узнал, что у многих людей нет будущего. Они свободны от мира! Так сказал шаман племени масаи — великий человек! — покрытый татуировками туземец грустно моргнул, а женщины напротив, сидели, склонив головы, но наверняка развесив любопытные уши. — Поэтому Лкетинг не знает будущее братьев. Мы одинаковые! Желтый брат, белый брат и масаи — люди без будущего, — он спокойно произнес последнюю фразу, словно советуя смириться с этой данностью.

— А это хорошо или плохо? — влезла в диалог «Спящих» Лиза, а пара ее соседок подняли глаза, дабы узнать, кого именно спрашивает сисястая вертихвостка, ибо жадность до годной в сплетни информации не давала бабам спокойно сидеть на месте. — Если нельзя ничего предсказать?

— Как тебе объяснить… — Дима оторвал задумчивый взор от глубокой миски. — Это говорит, что у нас есть выбор, как жить и чем заняться, причем я думаю, мы ощущаем его с раннего детства. Нам — «Спящим» бессмысленно что-либо указывать, ибо мы мыслим сами, и ничто не может вмешаться в нашу судьбу, так как она зависит только от нас. Любой наш выбор превращается в стену, за которую не пробиться внешним обстоятельствам, то есть, например я при желании могу всю жизнь лежать на диване, и мне всегда будет хватать денег на растворимую вермишель, чай, сигареты, но не более того. Однако в тот момент, когда я пожелаю что-то изменить, Вселенная тут же начнет формироваться согласно моим мыслям. Как-то так… — он замолчал и посмотрел девушке в глаза, впервые пропустив грудь.

— Хочешь сказать, что происходящее с тобой сейчас, является твоим выбором? Желанием изменить свою жизнь? Так? — неуверенно усмехнулась девушка, с нежностью разглядывающая чавкающего младенца, а Диму после ее слов, словно ударило током.

— Думаю да… Я не случайно выбрал место, где погиб и скорее всего Вселенная закрутилась согласно моим желаниям, ведь я хотел измениться, но не знал, как это сделать, но… Мои мысли реализовались… — мальчишка почесал затылок коричневой рукой, приподнял голову и заметил, что Варгх как-то быстро заканчивает с кормлением противоположной стороны хлева. — Ты права Лиза… Лиза-Лиза-Лизавета… — пропел он и грустно улыбнулся, а девушка ответила ему тем же. — Я сам выбрал этот путь потому, что не умею правильно формулировать желания, как и Такеши с Лкетингом! — он повернул шею на спутников. — Вспомните свою жизнь и что вы хотели от нее! Вспомните и поймете, что в тот день, когда отчаялись, не видя никаких изменений, тут же умерли! — масаи с японцем одновременно нахмурили лбы, где Такеши на время забыл о движущейся в их сторону еде.

— А ты прав, Дима-сан! — возбужденно произнес внешне поправившийся азиат. — В то утро, когда я собирался на опостылевшую… Тьфу! — он раздраженно сплюнул. — Работу, то решил, что мне точно необходимо изменить жизнь, вот только не видел решения. Да и вообще подобные мысли часто приходили мне в голову последнее время… Все надоело! Каждый день был проклятьем! Этот постылый пасмурный Лондон, вечно спешащие люди, грязные улицы и контрастирующий со всем миром белоснежный офис с сотрудниками, выслуживающимися перед начальством! Лично мне было плевать на карьерный рост и хотелось просто стабильности, однако руководство постоянно ломало мои мечты! Каждый день новые, противоречащие друг другу приказы и в тоже время каждый день повторяет предыдущий… — Такеши шмыгнул носом, и вернул прищуренный взор в сторону Варгха, еле идущего в их сторону, жадно сглотнув голодную слюну. — Ты прав Дима-сан! Ты, как всегда чертовски прав! — ближайший парнокопытный воин моргнул оранжевым глазом, а японец испуганно вздрогнул, поняв, что не к месту упомянул черта и тут открыл рот задумавшийся туземец.

— Лкетинг рассказывал, что должен стать шаманом, но он не хотел. Лкетинг хотел смотреть на мир, но законы масаи не разрешали, а не слушать законы — стать изгоем! Когда Лкетинг охотился на баранов, то думал, что хочет быть свободным! Жить и никого не слушать! Лкетинг знал, что нужен племени, но не хотел! Лкетинг мечтал освободиться и умер! И теперь здесь! Не боится ран! — он с любовью окинул взглядом свой мускулистый торс. — С желтым и белым братом! Ди-мой и Та-ке-ши! — туземец осветил вонючий хлев белозубой улыбкой, но тут их идиллию прервал тяжело шагающий и сердито рычащий Варгх с ведром, полным белковой массы.

Японец возбужденно затрясся от близости столь желанной, хоть и безобразно выглядящей пищи, желудок Димы жалобно квакнул, а моментально спрятавший улыбку Лкетинг сделал вид, что никого не замечает, если только вроде сильней завоняло, отчего ноздри туземца отчетливо дернулись… Огромное, истыканное шипами чудище в свою очередь посмотрело именно на заносчивого африканца, но обнаружив категорический бойкот, злобно взрыкнуло, испугав сжавшихся женщин, в особенности Лизу, прячущую младенца в налитой груди.

Остальные узники на четвертой цепи вели себя более-менее нормально, без истеричных воплей и жалостливых молитв, количество которых уменьшалось с каждым часом пребывания в Геенне Огненной. По сравнению с творящимся в Сортировочной, больше напоминающим молящееся столпотворение во время схода с небес благодатного огня, нынешняя обстановка ассоциировалась со сборищем еще не пришедших к Богу, только начинающих верить мирян. Редкие, робкие молитвы, сжавшиеся в неудобных позах тела, бегающие глаза и пустые миски в руках. Правда сейчас в отощавших телах было намного больше страха и тряски, ведь одно дело, когда таскаешься с демонами, к которым привык и подобно дурному псу получаешь наказание за одни и те же проступки, а другое, когда должен сменить хозяина, чей характер является загадкой.

Чувствующий озноб по коже Дмитрий осторожно поднял глаза и, сглотнув неизменный ком в горле, засунул глубокую тарелку в опущенное перед ним ведро, удерживаемое усиленной железом лапой. Прямо перед загорелым лицом юноши торчал шип, которому не хватало пары сантиметров для входа в глаз «Спящего», однако создатели Варгха соображали, как правильно делать чудовищ, не калечащих скот по случайности.

«Что точно, то точно… Поэтому на его шипы никто до сих пор не наткнулся…», — железная колючка перед лицом застенчиво блестела, а парень сделал вид, будто он и на Земле так завтракал, вследствие чего без видимых эмоций вытащил миску полную белесой массы, благоразумно не кивая огромному монстру во избежание инцидентов, ведь, как говорится: «Утро добрым не бывает».

Лкетинг в свою очередь так не сумел унять гордость с негодованием, поэтому, не удостоив адского Франкенштейна испуганным взглядом, да и вообще взглядом, бесстрастно заполнил тарелку и аккуратно поставил меж скрещенных ног. Мстительное и злобное чудовище не могло не ответить на столь наглое игнорирование, как никак зачатками разума обладало и, делая тяжелый шаг к изголодавшемуся Такеши, вывернуло массивную ногу так, чтобы по чернокожей спине масаи прошелся острый шип, образовавший глубокую, рваную рану, но… Туземец, словно ожидал этого и не изменился в лице, лишь яростней засветились ярко-голубые глаза, однако огорченный бесстрастностью наглого раба Варгх их уже не видел, ибо сердито взрыкнул, продолжив полуметровый путь к японцу.

Сидящие напротив, сгорбленные женщины испуганно наблюдали за происходящим, не понимая, каким образом можно вести себя так в месте, где плещется океан страданий и кошмарных чудес, а плохое поведение отдается болью, однако на взгляд воина-масаи, быстро ушедшая боль являлась прекрасной платой за моральное удовлетворение.

Дима был не настолько физически устойчив, по крайней мере, всегда себе это говорил, поэтому при вгоняющем в дрожь Варгхе старался не выделывался, хоть и не очень получалось, а японец наоборот расхрабрился, вконец забыв об осторожности и потянулся к ведру, не успело трехметровое чудовище остановиться. Адский Франкенштейн от столь наплевательского отношения к своему внешнему виду огорчился еще больше и яростно взрыкнул, дернув посудиной, отчего полетели брызги и завизжали перепуганные женщины. Такеши же внезапно вспомнил, что спешка требуется лишь при ловле блох и замер, покладисто опустив узкие глаза, но не усмирил голодный блеск на их поверхности.

Успокаивающийся Варгх посопел, порычал и поставил ведро на прелый пол, а переставшие болтать сатиры, уставились на него, дабы узнать, отчего нервничает хозяйский питомец, однако, не обнаружив ничего серьезного, отвернулись, продолжив прерванное занятие.

Мальчишка успел заметить в их жирных руках такие же миски, как у рабов, полные безобразной питательной массы и непонятно, когда заполненные, ведь он всегда успевал смотреть по сторонам. А вот в какое время ели, ходили в туалет и спали рогатые воины, охраняющие человеческий скот — оставалось загадкой, на которую Дмитрий не знал ответа, однако дисциплина и выдержка козлоногих вызывали восхищение, хотя любой священник скажет, что брать пример с чертей не богоугодное занятие.

Трясущийся, скорее всего от жадности Такеши, вновь, но уже аккуратно и сдержанно зачерпнул миской, причем опять с небольшой горочкой, а прищуренный взор яростно заблестел, делая его похожим на сексуального маньяка, преследующего симпатичную цыпочку, однако это была всего лишь еда.

«Обалдеть…. Если такие, как мы приходят на Землю для свершения великих дел, на экскурсию, либо пожить в материальном теле, то Такеши целенаправленно шел есть, а точнее жрать, запросив в виде бонуса не толстеющее тело… Вон, как наворачивает…», — более сдержанный в отношении пищи юноша сжал в горсть ладонь и зачерпнул первую порцию, дабы заполнить сочащийся слюной рот.

Вкус, как и в прошлый раз, отсутствовал, зато, когда едва-едва, чисто символически пережеванная пища отправилась в желудок, то там сразу потеплело и перестало жалобно квакать. Именно ради таких моментов стоило жить… С наслаждение есть, пить, сладко спать, когда это действительно необходимо, а не просто так, превращая жизнь в череду походов за пищей, до кровати и в сортир. Кто бы мог подумать, что тысячи раз проклятая в людских сказаниях Геенна Огненная подарит давно забытое ощущение счастья, выражающегося в элементарных вещах…

Следующая порция мерзкой на вид пищи упала в захлебывающееся от радости брюхо, и внутри потеплело, будто от стакана водки. Дима пережевывал совсем по чуть-чуть, отправляя густую массу в быстрое путешествие по пищеводу, дабы жадно зачерпнуть следующую горсть. Лкетинг, как и он, ел аккуратно, видимо тоже наслаждаясь какой-никакой едой и радуясь минутам беспечности, когда никого не гонят электрокнутом или копьем, полным смертоносной энергии.

«Сколько я уже на ногах и сколько пережил… Даже не знаю сколько времени прошло, а прошлые события и вовсе подернулись дымкой, будто их не было… Таких кошмарных и болезненных…Бр-р-р!», — юноша проглотил следующую порцию, мельком глянув на Лизу, малыш которой блаженно сосал сиську, наверняка не помня, как недавно потерял кожу. «Вот кому хорошо, так это ребенку… Жрет да спит, жрет да спит, и не знает, что находится в проклятом мире, куда желают отправиться злейшим врагам, а мамка умудрилась его здесь родить… Растяпа еще та… Хм… Пусть даже случайно…», — сама девушка ласково смотрела на любимого кроху, давно смирившись с тем, что маленький человечек может появиться на свет и в подобном месте.

Внезапно наслаждающийся пищей Дима насторожился, ибо от жадно пожирающего утреннюю пайку Такеши перестало доноситься отчетливое чавканье, с легкостью затмевающее подобные звуки от других рабов. Парень, не переставая жевать, повернул всклокоченную голову, тут же поняв, что погорячился, ибо беспокоиться за прожорливого японца не стоило, ведь дело заключалась в опустевшей миске, и сейчас ее временный владелец грустно осматривался.

Прикованные после него рабы с пятым тавро разнились, как доски в заборе цыганского дома, обладая в своих рядах и неторопливыми потомками черепах, сгорбившими спины и блаженно щурящимися, когда в рот попадала манна небесная из Ада, и обжоры, могущие дать фору недокормленному азиату, однако это ничего не меняло. Субтильный японец был голоден, что явно показывал впалый, как всегда живот.

— Такеши! — окликнул его Дмитрий, а тот с надеждой повернулся, видимо ожидая, что юноша отдаст ему свою еду. — Неужели ты настолько любишь есть? Честно говоря, не ожидал! — мальчишка зачерпнул подходящие к концу остатки еды и отправил в рот, а японец проводил их жалостливым взглядом. — Ты такой… Как сказать, чтобы не обидеть… — парень блаженно жевал, Такеши же, чуть не плача глядел ему в рот. — Маленький и хрупкий, а ешь больше Лкетинга! — прислушивающийся к их диалогу масаи почти доедал свою порцию, но вдруг остановился и протянул остатки неверяще распахнувшему глаза спутнику.

— Бери желтый брат! Ди-ма не понимает! — туземец широко и добро улыбнулся, а осчастливленный азиат ухватил миску и подчистил ее со скоростью разгулявшегося смерча.

— Честно говоря… — Такеши открыл рот, лишь удостоверившись, что тарелка пуста, а во рту не затесалось драгоценных остатков еды, облизав зубы и щеки изнутри. — У меня в детстве глистов искали и солитеров, но ничего не нашли, ведь я просто люблю есть! И все! — он улыбнулся, не забывая с надеждой оглядываться, но больше его никто не собирался подкармливать, а многие женщины пока еще и не принялись за свои порции.

Два толстозадых сатира тем временем бросили свои миски под небольшие копыта и, проваливаясь в прелый пол по вогнутое внутрь колено, с руганью двинулись в сторону выхода из хлева. Добравшись до высоких створок ворот, они хмуро посмотрели на оставшегося позади напарника, по теории являющегося правой рукой Джумоука, а тот развел жирными конечностями, показывая, что все на мне, не могу отлучиться. Сатиры промолчали, оставив слова в налитых кровью глазах и, поднатужившись, распахнули скрипящие врата, впустив свежий влажный воздух и красноватый свет.

«Наверное, второе солнце только встает и пока все освещается красным карликом, поэтому внутри хлева прохладно… Интересно, сколько в Аду времени в сутках?», — вопросы, вопросы, вопросы непрерывно тревожили голову Дмитрия, но он привык.

Юноша поднял глаза и посмотрел на ссутулившуюся Лизу, оторвавшуюся от поевшего и уснувшего младенца, и теперь с урчанием в животе ожидающую, когда гулко-топающий Варгх подойдет к ней, дабы накормить, но неповоротливому монстру требовалось сделать ходку назад.

Половина женской цепи уже жадно чавкала и мужчины «наслаждались» истинным лицом голодных баб, совершенно не стесняющихся своей животной сути. Брызги от звенящих цепью и порыкивающих от наслаждения голодных теток летели в разные стороны, а японец чуть не плакал из-за пропадающих попусту капель еды. Почему растрепанные рабыни так неаккуратно ели — неясно, но часть белковой массы падала на прелый пол, и Такеши вздрагивал, как осина на порывистом ветру.

«Свиньи — свиньями… Все-таки правду говорят, что основная грязь в туалете от женщин, да и трубы забиваются от их прокладок с тампонами… Несут говно из дома на работу… Во веселуха… Чего им в родном окружении не срется… Наверное, мужиков своих стесняются… Я же, типа нежное ранимое создание, какаю розами и радугой, а сама на улицу выходит сшибать людей жирными бедрами… Этакая, летящая над землей принцесса со стокилограммовой жопой…», — Дима наморщившись, наблюдал за чавкающим стадом изголодавшихся баб, сравнивая их с собой красивым, аккуратно черпающим из почти закончившейся миски.

Варгх же, заново заполнив ведро, непонятно с чего пошел на другую сторону женской цепи, не забыв яростно поглядеть на Лкетинга злобными глазками. Он, угрюмо рыча, встал рядом с посеревшей от ужаса Лизой, мигом спрятавшей младенца в тяжелых грудях, однако создание с вшитыми под толстую кожу шипами не обратило на малютку никакого внимания. Судя по поведению уродливого монстра, его отлично надрессировали, запретив прикасаться к узникам, пока не скажут: «Фас!», — а так его злобные глазки нет-нет, но выдавали желание попить горячей кровушки или почавкать свежим окороком.

Трясущаяся девушка осторожно, стараясь не делать резких движений, взяла тарелку и хоть ее карие глаза выдавали огромное желание утолить голод, но она не торопясь опустила ее в глубокое ведро, пытаясь не обращать внимания на блестящий шип возле милого лица. Далее она не дыша, медленно вытащила полную до краев миску, и поставила рядом, то бишь между собой и ссутулившейся соседкой, ожидавшей Варгха, как второго пришествия Христа, судя по взору, мельком брошенному на пайку Лизы. Монстр же сделал следующий шаг, лишь убедившись, что молодая мать зачерпнула пищи, и только тогда двинулся «осчастливливать» следующую голодающую.

Дима завершил трапезу, тщательно выбрав остатки белковой массы из миски, и обнаружил, что мускулистый Лкетинг пытается прожечь взглядом Варгха. Туземец пронзительно вглядывался в адского Франкенштейна, занимающегося не подходящим ему кормлением людей, многим из которых Ад был просто-напросто необходим, как отличное место для перевоспитания.

Такеши в отличие от мстительного масаи, в это время жадно рассматривал рты чавкающих женщин напротив, только начавших прием пищи, остальные же узники безмолвно ковыряли пальцами ногти на грязных ногах или тихо перешептывались, но таких было немного, ибо даже легкого гула голосов им добиться не удалось. Сатиры, приоткрывшие врата и вышедшие за них, там и находились, непонятно, чем занимаясь, ибо слышалось лишь неразборчивое бормотание и явный свист зазубренных клинков…

«Свист клинков? Толстожопые свиньи по утрам тренируются? Никогда бы не подумал…», — насытившийся Дмитрий расширил глаза, донельзя удивившись, ведь чего-чего, а подобного от жирных поросят не ожидал, считая, что тусклые мачете им больше для угроз и неотработанных ударов, однако…

Слышимое юношей в данный момент походило именно на это. Гнусавое бормотание карликовых демонов сопровождалось яростным пыхтением и действительно свистом, создающимся именно от режущих воздух клинков. Получается, они уже минут пять, как тренировались, а вот их болтливый коллега расселся на мягком полу, оперевшись на бочку с едой и ковыряясь в зубах где-то найденной соломинкой. Наверное, так они и должны выглядеть в мифах… Безмятежно, сыто, умиротворенно.

Сидящий возле дерева толстопузый свин с маленькими рожками и травинкой в зубах, отрывающий лепестки от восхитительного цветка и шепчущий под влажный пятак: «Любит, не любит, любит, не любит…», — мечтая о недоступной нимфе из соседнего леса с крепкой задницей и грудью третьего размера, сексуально подпрыгивающей при беге к ручью. И нет зазубренного клинка за волосатой спиной, но есть дудочка в толстой руке… И вместо налитых кровью глаз, наоборот ласковый, затянутый паволокой взор, немного пьяный от хмельного меда, принесенного дикими пчелами…

Дима вынырнул из созданной воображением умилительной картины и бросил серо-голубой взор на Лизу. Та относительно аккуратно чавкала, если слово «аккуратно» подходит к «чавкала», остальные ее соседки были также хороши и от девушки не отставали, японец же несчастными глазами смотрел на них, жадно поглощающих безобразную пищу. Прожорливый азиат, скорее всего мстительно представлял, как в следующий раз тяжелая посуда полетит прямиком в голожопых жадин, а угрюмый Варгх тем временем закончил и до основания вдавливая мягкий пол, двинулся обратно на раздутых от мутаций ступнях.

Сидящая напротив Такеши женщина, будто прочитала его мысли и замерла, дабы застенчиво передать остатки субтильному азиату. Тот со скоростью молнии ухватил манящую тарелку и склонился перед доброй самаритянкой, чуть не хлебнув воды из канавы.

— Спасибо тебе! Просто… Просто… — дрожащий японец запинался от счастья, не находя нужных слов. — Не знаю, что и сказать! Это такая страсть, еда эта! Такая страсть! — он нырнул в миску трясущейся от волнения пятерней и вытащил оттуда горку белковой массы, дабы отправить ее в жадный рот, а Дима, увидев происходящее, улыбнулся, понимая, что сей пример подействует на других девиц, и таки да.

Еще две девушки отдали остатки еды, отчего тот засветился от счастья.

— Спасибо, что спас нас тогда! Когда они… — их взгляды прыгнули в сторону распахнутых ворот, где пыхтели свинозадые карлики. — Кидались по нам! — они скромно улыбнулись и сдвинули коленки, пряча случайно раскрытые во время приема пищи промежности.

«Все это, конечно, хорошо… Но как насчет ходить в туалет? Судя по запаху, тут срались, срутся и будут сраться…», — зря Дмитрий так подумал, ибо в кишках раздалось угрожающее бульканье.

Тип подобных звуков относился ни много, ни мало к поносу и поносу серьезному, давно не веселящемуся на просторах девственного кишечника, ибо переедание после столь долгого воздержания от пищи не слишком благоприятно сказалось на работе желудка.

Раздался следующий злобный бульк, потом второй, третий и Дима мрачно понял, что в течение минуты его прорвет так, что мало не покажется, а мерзкий запах какашек младенца будет вспоминаться, как божественный аромат. Честно говоря, до нынешних напряженных мгновений у него промелькивали бессмысленные надежды на то, что Ад освобождает от естественных надобностей, но этот мир не мог существовать без говна, хотя сие было очевидно с самого начала.

Невозможно полностью вникнуть в страдания, не испачкавшись в испражнениях, а Геенна Огненная на сто процентов гарантировала вышеперечисленное, поэтому парень затравленно огляделся, ведь земные привычки диктовали обязательные прятки во время опустошения желудка, однако… Бежать было некуда, а женщины на противоположной стороне еще чавкали и он решительно подумал: «Не было печали, уходило лето! Будь, что будет!»

Мальчишка отодвинул костлявую задницу и принялся раскапывать пол, в большинстве своем сухой, но изрядно попахивающий застарелой мочой и говнецом. Трудолюбивые руки быстро наткнулись на твердую землю, закопавшись всего лишь по локоть, и что удивительно никуда не вляпались.

— Зачем ты копаешь? — уплетающая слизеобразную пищу Лиза, удивленно посмотрела на юношу, поглаживая спящего малыша. — Что-то потерял? — она задала глупый вопрос, блаженно двигая челюстями и совсем не задумываясь, что голышом терять нечего.

— Я сейчас обделаюсь! — более-менее прилично и без тени стеснения выразился Дмитрий, туземец же наблюдающий за происходящим, произнес:

— Лкетинг тоже хочет, но терпит! Мужчина должен терпеть! — он звучно стукнул кулаком в широкую грудь, а напряженный мальчишка отрешенно пробормотал:

— А вот здесь Лкетинг очень не прав… Лучше нормально высраться, чем по дороге осрамиться! Это будет большим позором, чем если ты сделаешь это в яму, которую сразу же закопаешь! — он сноровисто зачерпнул миской воду, сполоснул перепачканные руки и, чувствуя приближение переваренной пищи к выходу, переместил задницу на творение своих рук.

Масаи, выслушав вполне разумные доводы и увидев сноровистый бросок ягодиц, с мрачным лицом оглядел опустивших глаза женщин и поступил, как Дима, принявшись рыть яму, отодвинувшись чуть назад, а нервно-моргающий Такеши также не выдержал, решившись высказать свое мнение.

— Честно говоря, я тоже хочу, но воспитание не позволяет при людях, в особенности девушках… Даже не знаю, что делать! — горестно произнес азиат, доевший гуманитарную помощь.

— Обделаешься и расскажешь про воспитание! Хотя можешь не рассказывать — сами увидят! — скептически хмыкнул Дима, из-под которого раздавались неприличные звуки, и отвратительно тянуло, зато загорелое лицо выражало высшую степень блаженства.

Туземец тем временем закончил копать личную яму, поместив крепкий зад точно над ней и, выпучив смотрящие никуда глаза, испустил звуки африканского грома, отлично сочетаемые с тамтамами мальчишки, что создало музыку, могущую родиться только в Аду. Несчастный японец в свою очередь также не сумел удержаться, ибо резко сместил ягодицы, принявшись усердно копать, и не он один.

Оказывается, очень многие хотели выполнить дела, являющиеся естественными, но считающиеся неприличными, однако Геенна Огненная громко хохотала, слыша этот бред, а правила поведения вовсе не имели значения, ведь тело требовательно кричало: «Считаю до десяти! Раз! Два! Три! Четыре!», — и руки начинали копать. Представительницы слабого пола уже не думая, а видя прекрасный пример перед собой, отодвигали широкие задницы, профессионально роя прелый пол, дабы быстро плюхнуться на творения рук своих и насладиться еще одной приятной мелочью, подаренной Адом.

Сие подобие игры в песочницу являлось наиболее приличным действием, ведь многие рабы с пятым тавро, не знающие о моралях еще с Земли, раскорячивались и облегченно испражнялись, совершенно не задумываясь о комфорте спутников. Идущая из-под них, ничем не скрываемая вонь вызывала желание облеваться, но множественные отродья земного мира не стесняясь, вываливали из себя все больше и больше жидкого кала. Человеческий хлев заполнился отвратными запахами и замечательно, что разминающиеся снаружи сатиры открыли ворота, за которыми становилось все светлей и красней, иначе внутри было бы невозможно дышать, как и в «гостях» у Низама.

Облегчившийся Дима, чувствующий, как уходит прилившая к лицу кровь, закончил сброс кала и осмотрелся, стараясь дышать только ртом. Он понимал и видел, что его пример не на всех подействовал, ибо самые «умные» обладали проблемами с брезгливостью и, не используя мисок, набирали воду из канавы руками, мыли грязные задницы, а затем теми же ладонями черпали снова. Они или не думали об этом или же их истинная суть была именно такой, и земные нормы просто сдерживали ее, не давая свободы внутреннему животному.

Единственным общим в этих моральных уродах было «украшавшее» их лбы пятое тавро и все они находились на четвертой цепи. Жаль, что их не разместили отдельно, а прицепили к «Спящим», но тогда бы рабская колонна выглядела не столь равносторонней, ну почти… Все-таки число грешников на каждой из цепей немного разнилось, но это лучше, чем явное отличие.

Загорелый по самый не балуй парень стеснительно приподнял задницу и, стараясь не смотреть на взаимно спрятавших глаза женщин, опустил левую руку в канаву и, набрав благословенной влаги, перелил в горсть правой, дабы ополоснуть грязный зад. Данная операция была повторена несколько раз, а затем он вымыл руку идентичным образом. Следующим его действием стал засыпанная яма, а уж потом он с чувством выполненного долга уселся на нее, и поглядел на вновь испачканные руки.

— Ага… — пробормотал юноша. — Ага… — он бросил взгляд на миску, и принял новое решение. — Подумаешь, забыл, — пробормотал он, набрав воды в посудину, прополоскав там руки и вылив позади себя. — Уф! — парень неуверенно произнес слово облегчения, но судя по им увиденному, остальные рабы или испражнялись, или занимались тем же, что и он.

Масаи так вообще профессионально выполнил те же действия, что и Дима, но его учителем была Африка, где оставленное говно означало громкий крик: «Здесь был я!», — поэтому Лкетинг выполнил уборку, как прямую обязанность. Такеши в отличие от их двоих, только закончил задумчиво восседать на ямке, где спрятав прищуренные глаза между худых ног, делал серьезный вид.

О женщинах можно было и не говорить, ибо, зачем повторяться. Представительницы слабого пола выполняли идентичную «работу», правда, стесняясь так, словно ни разу за жизнь не срали, а только слышали об этом загадочном и мерзком действе, а тут прочувствовали на себе и да! Ужас! Воняет, вроде бы из канализационного отстойника, а на деле, оказывается из них, отчего выпученные глаза застенчиво блестели, а широкие задницы подбрасывало при каждом новом выхлопе, что заставляло глупо улыбаться, а уж когда пришло время споласкивать анус…

Вот тут-то и образовалась масса отрешенных харь, размышляющих о смысле бытия, да и вообще тайнах Вселенной, где все находящееся вокруг — атомы, разделенные огромными расстояниями! Обычная пустота… Да, пустота! Женщины бесстрастно полоскали грязные задницы, внушив себе, что их нет, поэтому выполняли это легко и непринужденно, как дома в запертой ванной, что особенно смешно смотрелось на Лизе с малышом, делающей вид, будто она не в курсе, где ковыряется ее рука.

Среди этих косматых представительниц Земли естественно нашлись и такие, что не утрудили себя копанием ямки, а повторили за уродами, опорожняющимися в раскоряку, но этот действительно скот относился к истеричной компании, загнанной в цепь копьями.

«Блин! И эти мерзкие подобия людей хают обоссаных алкашей, сами же гадят еще хуже, причем на трезвую голову и, отвечая за свои действия в отличие от случайно затянутых в алкогольную пучину несчастных…», — вполне разумные размышления Дмитрия прервались привычным гнусавым воплем.

— Как я вижу, скотина поела и сделала свои дела, причем раньше времени! — жирный демон поводил поддергивающимся пятаком на брезгливой свиной морде и лениво крутанул тусклым клинком. — Каждый раз, глядя на людей, я понимаю, что вы намного хуже животных, коими являетесь! Редкий зверь гадит там, где спит, а ведь ему не требуется предполагать, что придется отвечать, но никто из вас об этом и не подумал, не так ли?! — последние слова сатира повеяли холодом на каждого человеческого недоделка и обошли справивших нужду приличным способом. — Мне бы очень хотелось, чтобы насравшие рядом с собой, убрали это, иначе… — и так мерзкий голос жирного поросенка приобрел угрожающий оттенок, клинок завораживающие загудел, а Варгх яростно взревел, положив массивную лапу на заискрившийся хлыст. — Иначе вы съедите свои испражнения! — зазубренный мачете упал обратно в жирную руку, а вторая приподнялась, успокаивая трехметрового монстра. — Считаю до пяти! Раз! — налитые кровью глаза неторопливо осматривали испуганно задышавших узников, искренне не понимающих, отчего в Аду нельзя срать там, где хочется. — Два! — клейменные пятым тавро рабы поняли, что толстый демон не шутит, и ринулись выкапывать ямы, куда решили спрятать воняющие кучи.

— Три! — гнусавый голос приобрел металлический оттенок, клинок тускло блеснул, а торопящиеся пленники брезгливо подсовывали ладошки под «произведения искусства» из вонючей жижи и по частям переносили их в ямы, дабы торопливо засыпать.

— Четыре! — мачете пропел песнь жажды крови, а буквально чувствующие вкус говна в поганых ртах засранцы трусливо оглядывали свежеубранное место, ища малейшие недочеты, но те отсутствовали и пленники собакоголового застывали, раболепно глядя на разъяренного сатира.

— Пять! — произнес виртуозно-машущий клинком свин и люто осмотрел стадо безмозглых животных, по ошибке называющихся людьми. — Каждый раз, когда приходит новая партия скота, им приходится повторять это представление! Каждый раз находятся особи, гадящие там, где спали и плюющие на собратьев! — сгорбленные грешники молча сопели, определенно не чувствуя за собой вины, а лишь обиду на жирного черта. — Вы отвратительны! — он взмахнул злобно выглядящим мачете, и вдруг бросил удовлетворительный взгляд на «счастливчиков» с пятым тавро. — Но одно хорошо! — свиная пасть осклабилась в язвительном оскале. — Вас продадут, как уродливых животных, коими большинство и является! Ха-ха-ха! — демон издевательски захохотал, но резко остановился, а парнокопытные воины недвижимо стояли, внимательно взирая на ссутулившихся людей, чувствующих начало ужасного конца трясущимися телами. — А теперь встали! Пора на продажу, животные… — брезгливо процедил рогатый поросенок и со страхом внимающие ему узники принялись расторопно подниматься, ибо в направление всех цепей сделали движение огромные, перевитые мышцами черти и людоед-Варгх, кнут которого заискрился под стать настроению, испорченному унизительной кормежкой людишек. — Быстрей я сказал! Скоро появится господин Джумоук, и если к этому времени вы не будете уверенно стоять на ногах, я велю выкопать говно и заставлю им давиться! — гнусавый голос не содержал и грамма шутки, поэтому человеческий скот зашевелился, уныло мыча.

Дима поднялся настолько быстро, насколько позволил Лкетинг, а тому Такеши, а уж как вставали остальные голожопые рабы на их цепи, являлось некритичным. Парень взглянул на побледневшую Лизу и утешающее улыбнулся ей, понимая, что это не самая лучшая гарантия спокойствия, но мог предложить только это. Мускулистый масаи с тощим японцем повторили за ним, не забыв кивнуть ближайшим рабыням, понимая каково сейчас девушкам, чьи жизненные пути совсем не похожи на мужские, ведь женщин редко покупают работать на шахтах или кормить скотину, а уж мать с младенцем…

— Крепись Елизавета! — Дмитрий повернулся к освещенным красноватым светом створкам ворот, а грудастая девушка вздохнула и любяще взглянула на спящего, сытого младенца.

Вереницы сгорбленных рабов, привыкших к поржавевшим цепям так, словно в них родились, медленно и спотыкающееся, не без помощи круторогих воинов выстраивались в направлении выхода, тянущего нагревающимся воздухом, то есть новый адский день обещал быть жарким.

«Интересно… На здешнем небе бывают облака? И как насчет дождя? Проливного дождя страшной силы… Эх!», — серо-голубой взгляд загорелого парня устремился дальше распахнутых ворот, пытаясь схватиться за кусочек красноватого неба, но неуверенная попытка не увенчалась успехом.

— Братья и сестры! — внезапно раздался истеричный крик сзади, чему мало кто удивился. — Мы ели пищу поданную слугами Сатаны! Мы пили воду, подготовленную слугами Сатаны! И мы не умерли! Мы хорошо себя чувствуем! — Дима смятенно подумал, что ожидал подобных воплей, но сей горлопан клонил дальше, найдя новый поворот нестандартного мышления. — Они боятся нас братья и сестры! Люди сильнее демонов, ибо вера наша заставляет их прислуживать нам! — эксклюзивный бред вызвал восхищение и у сатиров, ибо тренирующаяся на солнышке парочка появилась в поле зрения, раскрыв клыкастые пасти в уродливых улыбках. — Они боятся нас, ибо мы дети Божьи! Под защитой Иисуса мы, Господа нашего! И идем мы по проклятым городам их, и черти расступаются перед нами, даже закованными, страшась нас! — юродивый безумец грамотно и органично соединял увиденные факты, рисуя правдоподобную историю, наполненную непререкаемым смыслом, а уверовавшие грешники с пятым тавро восхищенно ахнули, зазвенев цепью. — Так давайте прикажем им, и они подчинятся! И склонятся демоны перед нами, и вылижут ноги, и поцелуют руки! — свиномордые карлики всхрюкнули, а у одного дернулся хвост, наверное, от непроизвольного выброса газов. — Иди сюда ничтожество! Преклонись передо мной, слуга Дьявола! — сумасшедший горлопан вытянул тощую руку в сторону свинорылого демона, который заставил убирать его кал, а тот вскинул красные глаза и неуклюже двинулся к голожопому безумцу, проваливаясь в прелый пол. — Быстрей тварь дрожащая, не заставляй ждать меня, сына Божьего! — костлявая длань свихнувшегося раба призывающе дернулась, а засунувшая свиные пятаки в хлев парочка сатиров всхрюкнула, закинув зазубренные клинки в наспинные ножны.

Все, как один узники с пятым тавро и им подобные женщины увидели чудо из чудес и, вскинув вверх руки, запели на диво слаженным хором, словно неделю репетировали.

— Господи Боже, в Рай нас веди! Дети твои мы, нас Ты люби! Сил подари нам Зло одолеть! Крылья нам дай, чтоб могли улететь! В Небе порхать и Тебя восхвалять! Силой Твоей с Сатаной воевать! Господи Боже, нас защити! Верой живем мы, нас обними! — взывающая к Небесам песня из осипших глоток вилась внутри хлева, а Варгх качался ей в такт, не забывая держать лапу на искрящемся кнуте.

Любопытствующие сатиры не смогли удержаться, и полностью зашли в хлев, тыкая друг друга локтями, и хрюкая изо всех сил, а спятивший узник, возомнивший себя повелителем демонов, вытянул худющую конечность под слюнявую песнь, думая, что манит низкорослого сатира небесной силой.

— Иди сюда! Быстрей сатанинское отродье, а то крестом святым осеню, и рассыплешься в прах! К ноге сукин сын и слушай меня — сына Божьего, твоего нового хозяина! — глаза сумасшедшего раба полыхали огнем безумия, однако покорно бредущий черт доказывал, что его мысли верны, как никогда.

Вывернувший шею Дима раскрыл рот от восхищения, ибо столь ярко выраженного идиотизма не видел даже во время крупных пьянок с массовым привлечением народа. Да, что там говорить… Такого не происходило во время своих и чужих белых горячек в наркологии!

Свиномордый демон тем временем добрался до спятившего раба и рухнул на вогнутые внутрь коленки, покорно шмыгая грязным пятаком и развалив зад на мягком полу.

— Что желаешь, господин мой! — гнусаво и жалобно взвыл толстый свин. — Что твой ничтожный раб должен выполнить?! Скажи мне! Все сделаю господин, только не осеняй крестом святым! Боюсь его! Очень боюсь! Пожалей! У меня двое детей! Жена-красавица! — являлось ли это новым мини-шоу или же узник не обезумел, а действительно овладел силой Божьей — никто не знал, потому что…

Потому что никто не знал, а Дима сам замер от неожиданности с мыслью: «А вдруг?»

— Убей своих друзей! Этих ничтожных демонов! Потом убей своего отвратительного господина, и я пощажу твою семью! — узник с пятым тавро видел подчинение черта и полностью осознал собственное могущество, выразив это азартно заблестевшим взором, где пощада чертям определенно отсутствовала. — Или прикажи ему! — он властно кивнул на Варгха, не вникающего в суть происходящего и удивленно-рычащего. — Пусть вонючее чудовище убьет рать сатанинскую! — огромные, вооруженные копьями и саблями парнокопытные воины стояли и не двигались, лишь оранжевые глаза внимательно наблюдали за застывшим человеческим стадом. — Потом вашего повелителя и тебя самого, а дальше освободит людей, кроме тех троих! — перст сына Божьего, сатиров повелителя указал на «Спящих». — Они твари бесноватые, Сатаной поцелованные, а дальше… — он задумался, хозяйски глядя на покорно склонившегося сатира. — Дальше пусть ведет нас в Рай! Охраняет нас! Уничтожает всех смеющих мешать священному походу на Небеса в объятья Господа! — раб от счастья перестал контролировать реальность, забыв, что Варгх ничего не соображает, а может только рычать и убивать, причем людишек. — Выполняй ничтожество! — костлявая рука узника, ведомого Божьей дланью, отечески шлепнула сатира по волосатой щеке, и это испортило так хорошо начавшийся концерт.

— Ах ты, скотина! — толстожопый черт отвернул рогатую голову, ловко вскочил на вогнутые внутрь конечности и, колыхнув массивным пузом, с размаху ударил копытом меж ног безумца, глубоко процарапав бедра. — Я тебе устрою! — вернувшийся в реальность узник загнулся, закричав от боли, а сатир принялся избивать его, оказывается мощными кулаками, заставив отодвинуться других грешников, а ведь они тоже хотели похлопать свинью по щеке. — Скотина! — жирные руки разъяренного поросенка молотили со страшной силой. — Убить говоришь?! — он схватил воющего от боли человека за волосы и ударил рогатой головой в мерзко хрустнувшее лицо, обрызгавшее его горячей кровью. — Поиграли и хватит, животное!! — сатир размашисто ударил ему по коленке небольшим копытцем, та издала жуткий хруст, а прячущий окровавленное лицо узник взвыл еще сильней. — Ори громче! — маленький демон с силой ухватил его ухо и наполовину оторвал, отчего в страхе вздрогнули рабы, стоящие рядом.

— Что здесь происходит?! — зверское избиение прервалось гавкающим голосом Джумоука, увидевшим воющего человека и буквально убивающего его сатира, а Варгх радостно заскулил и зашевелился, увидев любимого хозяина. — Почему еще не вышли?! Или пойдем, когда будет невозможно протолкнуться? А?! У нас мало времени, скоро нужно возвращаться в Харон! — разозлившийся собакоголовый выхватил из золотых одеяний смертельный жезл, засветившийся красным, прекрасно гармонируя с заползающим в хлев наружным освещением.

— Он поднимал панику! — пытающийся отдышаться сатир моментально среагировал на проявление ярости «Анубиса», узник же регенерировал, не прекращая дико вопить, но скорее всего по привычке. — Вы же знаете, как бывает! Он и на корабле паниковал, но тогда этот… Спящий его остановил! — свин, нехотя, словно понимая, что обязан лично выполнять данную работу, направил палец на Дмитрия, гордо выпрямившегося и открыто презирающего ненавидевших рабов. — А сейчас опять! — оправдывающийся поросенок закончил гнусавить и бесстрашно выпрямился, ожидая вердикт сурового хозяина.

— Хм… — произнес тот, цокнув вперед, но, не заходя в человеческий хлев, видимо брезгуя или просто зная, что копыта провалятся, а марать золотые узоры в говне не по чину… — Почему так жестоко?! — Джумоук вперил пронзительный взор в налитые кровью глаза болтливой свиньи.

— Если бы вы слышали его, то не останавливали! — мрачно прогнусавил карликовый демон, ссутулив спину с торчащим клинком и виновато понурив рогатую голову.

— Это правда?! — Джумоук величаво повернулся, внимательно взглянув на подчиненных, до которых сумел дотянуться желтыми глазами, и те почти незаметно кивнули. — Хорошо! — удовлетворился демон с угольно-черной головой пса. — Хотя… Хм… А вы? Что скажете вы?! — он вперился одновременно в каждого из «Спящих».

Вздрогнувший юноша недолго молчал, так как привык к частому вниманию «Анубиса», разве что подумал: «Каким же будет наш путь по Аду с такой-то популярностью?», — и, подняв взрослеющие с каждым часом серо-голубые глаза, ответил, почти без труда удерживая их на одном уровне с холодным, нечеловеческим взором собакоголового.

— Мудак он! Причем, второй раз мудак! — пытающийся управлять разумной свиньей узник, действительно являлся тем самым бунтарем с гробоподобного корабля, что Дима обнаружил лишь после оправдывающихся слов сатира, Джумоук же перевел желтый взгляд на Лкетинга, явно взяв на заметку быстрое взросление мальчишки.

— А что скажет высокомерный туземец? Или твой словарный запас столь небогат, что ты только и умеешь обзывать меня трусливым шакалом? — угольно-черная пасть растянулась в звериной улыбке, а кровожадный Варгх грозно зарычал, поняв смысл слов хозяина.

— Лкетинг знает много слов! — выдавил моментально вспыливший масаи, взгляд которого загорелся синим. — И Лкетинг не будет забирать слова про трусливого шакала! — пронзительные глаза яростно ответили собакоголовому, находящему странное удовольствие в игре, где чернокожий воин беспрерывно его оскорблял и открыто презирал. — Но человек, которого бил демон, похожий на больного кабана… Бо-ро-да-воч-ни-ка! — по словам выговорил масаи, а красноглазый сатир, услышав, как его назвали, сердито всхрюкнул и выхватил из-за спины мачете, однако быстро понял, что и сделать-то ничего не может, поэтому хмуро вернулся в исходное положение. — Во много раз… — туземец несколько раз сжал и разжал ладони, показывая количество пальцев. — Худший шакал, чем ты — мерзкий демон! Лкетинг не боится демонов! Масаи презирает их! Но Лкетинг не любит и трусливых, злых людей! — он гулко стукнул кулаком в могучую грудь и бесстрашно замер, неистово глядя на укутанного в золото «Анубиса», а тот еще шире осклабил пасть и довольно покрутил налитым смертью жезлом.

— Какой экземпляр! Сердце радуется! — потеплевший от умиления желтый взор переметнулся на опустившего лохматую голову Такеши, Лкетинг же гневно тряхнул поржавевшей цепью, на что никто не обратил внимания, кроме огромных чертей, бросивших на пылкого туземца предупреждающие взгляды. — Ну, а что скажешь ты, мой маленький друг из Японии?

— Я не ваш друг! — поднял прищуренные глаза осмелевший японец, узкие губы которого тряслись, как и вылетающие изо рта слова. — И никогда не буду другом торговца людьми, знающего, что их мучают, пожирают, а затем лечат, повторяя эти кошмары заново! — освещение снаружи становилось менее красным, видимо поднималось второе солнце, да и температура росла с каждой минутой. — А вот избитый свиньей… — азиат испуганно поперхнулся, а оскорбленный уже дважды сатир плеснул во взгляд еще немного крови и стиснул пальцы на рукоятке тусклого клинка. — Точнее вашим подчиненным… — Такеши исправился, а обидевшийся поросенок яростно сопел, запомнив слова маленького «Спящего» с мерзким ртом. — Человек заслужил этого! Он не понимает, что мешает остальным! Они настолько слабы изнутри, что верят всему, хоть немного отдаляющему от уготованной судьбы, но ложь в его словах так похожа на правду, что убивает намного быстрее этого мира! — разговорившийся азиат красиво закончил свою речь, под конец почти не срывающуюся, а Джумоук захлопал нечеловеческими ладонями, пальцы которых заканчивались когтями пса.

— Молодец Такеши! Молодец! Так тебя зовут, не правда ли? — он уродливо ухмыльнулся, а рабы с пятым тавро ненавидяще прожигали спину субтильного «Спящего» в отличие от собратьев на второй и третьей цепях, согласных с японцем, по крайней мере, внешне. — Ты Лкетинг! — он вытянул указующий перст на невозмутимого туземца, перебросив жезл в левую руку. — Ты Дмитрий! Дмитрий Коньков! Ха-ха-ха! — довольно засмеялся Джумоук, показывая длинный розовый, но почти человеческий язык. — Я знаю ваши имена! Знал с самого начала! Для вас троих уготована особая судьба, не такая, как у всех… В ней почти отсутствует надежда на освобождение смертью! — «Анубис» по-собачьи осклабился и вышел наружу, оставив троицу ценных пленников размышлять над загадочными словами, а за ним потянулся с десяток парнокопытных воинов, наверняка для подготовки встречи готовой на продажу скотины.

Прикованные ко второй и третьей цепи узники настороженно уставились на «Спящих», оставаясь на своей стороне хлева, как и женщины напротив, что-то невнятно забормотавшие под разномастные носы. Было видно, что странную троицу боятся из-за отчетливого выделения их собакоголовым, но те сами, как раз и не знали своих особенностей, кроме того, что пришли на Землю помогать людям, чего не могут помнить из-за стертой памяти, да и то… Все это теория и загадочные сны…

Дима выпрямил спину и расправил грудь, легонько звякнув поржавевшей цепью, а за ним повторили Такеши с Лкетингом, а потом и Лиза со спящим малышом, зачарованно рассматривающая тех, кому даже в Аду готовят особенную жизнь, вот только какую, если запрещают умирать?

— Выходим! Выходим! Выходим! Прямиком за господином Джумоуком! — гнусаво заверещал задыхающийся, и с трудом выбравшийся к воротам сатир, бессильно взмахнув в красноватом свете блеснувшим клинком. — Не спать «Спящие»! Ха-ха-ха! — жирный демон заржал над собственной идиотской шуткой, и непонятно, как ему сил хватало, ежели он дышать не мог. — Делайте шаг, иначе скотина сзади даже не подумает двигаться!

— Жизнь меня обсасывала, как мятный леденец… — пробормотал побаивающийся неизвестного будущего Дмитрий и дернулся вперед, а железное кольцо больно впилось в кадык. — Посмотрим, что нам приготовили! — красноватое освещение Ада, почти теряющееся в наступающем белом, звало его наружу, приготовив новые знания о проклятом мире.

Глава 5

— Что-то мне после слов об особенной судьбе легче не стало! — жалобно пропыхтел японец, двигая худыми ногами. — Тут, небось такая особенная, что волком взвоешь и пожалеешь, что родился не сакурой! Не очень-то хочется вечно жить в Аду… — Дима полностью согласился со словами Такеши, не собираясь вступать в словесную перепалку, поэтому молча натягивал цепь, мысленно проклиная еле плетущийся сзади «пример для подражания» с Земли.

— У братьев нет будущего! Демон-шакал не может уготовить судьбу, если братья не хотят! — выразил личное мнение покрытый шрамами туземец. — Братья свободны! А цепи… — он потряс профессионально-склепанными металлическими звеньями. — Цепи скрепляют тела!

— Скреплять-то скрепляют, причем неплохо! — пессимистично парировал парень. — Я тебя полностью понимаю, но мне кажется, что наше будущее строится именно тогда, когда мы движемся к судьбе, придуманной будто бы им… — мальчишка кивнул на золотые одежды, стоящего снаружи собакоголового. — Пусть все идет своим ходом! Не просто же так мы умерли, сами того пожелав! — он грустно вздохнул, жирный сатир заинтересованно оглянулся и первая, то есть четвертая вереница грешников вышла за распахнутые створки хлева, встречаемая парой разумных свиней, чертями и бесстрастным Джумоуком, щурящимся от света двух солнц.

Адское утро позволяло разглядеть их на бледном небе с отсутствующими облаками. Одно небольшое и тускло-красное, выглядящее далеким-предалеким, а второе — поднимающийся, большой бледный круг, лучи которого уже ощутимо обжигали коричневую кожу, за ночь ставшую еще крепче. Да и не только кожа улучшила свои свойства, сами рабские тела поднабрали вес, потерянный за время прогулок по Геенне Огненной. Явно-выпирающие кости немного скрылись под тонким слоем свежего мяса, а мышцы стали более выпуклыми, а уж у масаи так вообще, будто Такеши нарисовал, хотя…

«До сих пор не видел, как творит японец… Забацал бы на песочке мой портрет… Хоть рассмотрел бы, что у меня с лицом творится, а то в полумраке в канаве с водой не видно…», — Дмитрий перевел задумчивый взгляд на как раз подошедшую Лизу с малышом в руках, «подтянувшую» звенящую цепями женскую вереницу.

Два небесных светила Ада все-таки создавали очень красивый свет, где красный оттенок прекрасно гармонировал с коричневым загаром, да и вообще молодая девушка с выгоревшими волосами и отличной фигурой выглядела в Геенне Огненной подобно мифической античной богине. Подобную красоту можно изобразить и на Земле, используя компьютерную графику, но созданная Адом оригинальность выглядела на порядок роскошней.

Остальные женщины были освещены не хуже, но собственной красоты не замечали, ибо прятали глаза, опустив растрепанные и немытые головы, стараясь приподнимать их только шагая вперед. Как-никак представительницы слабого пола Земли боялись неземных рогатых существ, к которым давно пора привыкнуть, но… Все они помнили, что их ждет очень нелегкая жизнь после смерти.

Тут подошли вторая и третья цепи, а прикованные к ним грешники мрачно встали параллельно первой и четвертой. Добровольческие ряды выглядели неплохо, по крайней мере, первые пару десятков человек. Выпрямленные спины, прямо смотрящие, но уклоняющиеся от демонов взоры и отчетливое смирение с пребыванием в Аду, что явно виднелось на мусульманах, зато обладатели пятого тавро на четвертой цепи, как всегда оставляли желать лучшего…

Сгорбленные фигуры, бегающие глаза и непонятно, где найденная уверенность в большем уме, чем у остальных грешников поневоле… Откуда тупые, как пробки люди берут снисходительную надменность над кем угодно, будь он ученым, политиком, директором магазина или пишущим стихи соседом — непонятно, однако Земля полна подобных экземпляров и порождает новых каждую секунду.

Представители этой породы получают два высших образования на коммерческой основе и гордятся ими, ничего более в жизни не добившись и тупо не сознавая, что диплом — это всего лишь бумажка с надписью «в полку рабов прибыло». Они воспитываются в церковных традициях, воспринимая все происходящее, как нерушимые догматы Божьей воли, хотя Господь давно не смотрит на уродливый мир Земли. А еще прочитав брошюрку свидетелей Иеговы, они случайно находят буханку хлеба и начинают яростно и бессмысленно веровать в Иисуса, молясь ему днем и ночью, выпрашивая хлеб насущный, без усилий падающий в руки.

Они называют себя обществом, с угрозами принуждая вливаться к ним, дабы высосать еще одну, возможно не бессмысленную жизнь. Безмозглое стадо покорных овец, боящихся новых знаний, которые могут разрушить их маленький, закрытый мирок, где необходимая информация льется из телевизоров, дети навязываются, а ненавистная работа обязательна и вся эта глушащая разум какофония преподносится со словами: «Так нужно! Ты главное не думай, ибо все решено!», — и никто не догадывается, что подчинение данной фразе крадет смысл жизни, заставляя бездумно существовать и подчиняться правилам, целенаправленно уничтожающим внутреннюю частицу Бога.

Общество твердит: «Смысл жизни в детях! Мы живем ради них! Все ради маленьких кусочков счастья!», — и все верят в это, ибо сия аксиома внушается из поколения в поколение, однако никто не задумывается, что лично дал своим детям. Что они получают, рождаясь для жизни в бессмысленном мире? Ту же ненавистную родителями круговерть, в которую те искренне веруют, притворяясь, что любят ее, ибо не видели ничего другого? Неужели люди действительно желают передавать по наследству собственное, полное лжи существование? Скорее всего, нет… Они просто механически выбрасывают наивных детишек в жизнь, дабы непроизвольно отомстить за личное отвратительное бытие, заканчивающееся полным болезней пенсионным возрастом, когда не за что купить бесполезных лекарств…

Сегодняшний мир переполнен информацией, что надо жить ради детей, работать ради детей, брать кредиты ради детей, короче все ради детей, чтобы дети выросли, нарожали детей и делали тоже самое. Бездумно и бесцельно растили уже свои плоть и кровь, поддаваясь рабским иллюзиям, внушенными глупцами-родителями, ведь те, кроме них ничего не оставили, ибо ни капельки не задумываясь, считали полными смысла…

Да уж… Почти никто не понимает, что ребенка требуется растить, внушая ему высокие цели, наполняя моралями, ища таланты и непрерывно твердя, что он должен развиваться умственно и физически, дабы отыскать себя настоящего для выполнения собственного предназначения. Кем вырастут дети, если их голова с рождения забивается тем, что они никто без высшего образования? Выпускников ВУЗов огромные количества, сотни престижных профессий, миллионы амбициозных планов, но пару лет спустя высококвалифицированные специалисты с дипломом счастливы дешево переучиться на сварщика и устроиться на югославскую стройку.

Если оглянуться вокруг и внимательно присмотреться, то можно увидеть с какой скоростью меняется мир, и сколько новых видов искусств появилось на Земле за последний век! Как много талантливых детей родилось, дабы изменить планету, заставляя тысячи и тысячи людей с восторгом смотреть на свои творения. Они — эти дети никогда не останутся без дела, и не будут горько выть с дипломом в заднем кармане, когда останутся на свалке жизни, подобно другим «счастливчикам» идущим по дороге уже пройденной родителями-рабами. Поэтому нужно искать в себе и наследниках истинные таланты, не навязанные насильно, что даст возможность не остаться без работы и в тоже время всю жизнь отдыхать, ведь человек, выполняющий любимое дело, не будет занят ни дня!

Детей нужно растить со смыслом, развивать их, давая свободу, но не забывать в меру контролировать и, конечно же, всегда повторять, что человек может исполнить любое свое желание, если, не сдаваясь, устремится к нему. Никогда не врать, даже если правда столь жестока, что их искренние глаза зальются горькими слезами, зато это научит воспринимать мир настоящим, а не иллюзорным и подарит желание изменить его к лучшему. Дети должны иметь реальные представления, а не ограниченное и четко расписанное руководство к действию, ибо только в этом случае они устремятся ввысь, никогда не опозорив имена родителей. Имена тех, кого действительно можно называть родителями, подарившими настоящую жизнь и выпустившими в необъятный мир, не заканчивающийся телевизором и интернетом, а полный тайн, чудес и бесконечных возможностей собственного совершенствования, что ведет к Богу без посредника в виде жирного священника.

— Так-так-так! — гавкающий голос собакоголового заставил половину рабов выпрямиться, словно те решили покрасоваться перед пугающим хозяином, а других наоборот согнуться. — Что мы имеем… — облитый лучами двух солнц Джумоук неторопливо зацокал, придирчиво изучая широкую и длинную колонну грешников, стоящих на усиливающейся с каждой секундой жаре Ада. — Я вижу, сытая ночь улучшила ваши мерзкие рожи! — «Анубис» молниеносно схватил когтистыми пальцами лицо вполне симпатичного раба со второй цепи, сильно сжав щеки. — Ну-ка взгляни на меня! — желтый взгляд демона вперился в насмерть перепуганные глаза посеревшего человека. — Смотри, я сказал! — вторая нечеловеческая рука поднесла ко рту затрясшегося узника жезл, быстро разгорающийся красным, и раб быстро-быстро моргая, уставился на Джумоука, пуская слезы, но тот не унимался и сжал лицо так, что губы несчастного выпятились, как у любящей селфи блондинки. — Как таких Земля родит! — он брезгливо и с силой отбросил голову грешника, заставив сделать того несколько шагов назад, потянув за собой прикованных соседей, старающихся не смотреть на происходящее.

«Анубис» же, словно ничего не произошло, продолжил пугающий обход, а сатиры распределились по привычным местам, где один, как всегда позади с Варгхом, и двое других спереди, готовя луженные глотки для отпугивающих криков. Местный Франкенштейн с надеждой наблюдал за хозяином с собачьей головой, наверняка мечтая сожрать какого-нибудь неугодного раба, но на тщательно отсортированный земной скот затратили слишком много усилий, чтобы бесплатно кормить огромного монстра.

— Ну, а ты? — укутанный в слепящее золото Джумоук замер, сделав круг по адскому солнцепеку, что нещадно давил на костлявые плечи сгорбленных узников, мечтающих вернуться в хлев с водой и крышей. — Как ты себя чувствуешь? И ребенок твой? — «Анубис» пронизывающе смотрел на Лизу, пухлые губы которой в страхе тряслись, а спящий младенец был прижат к крупной груди и частично скрыт от безумных солнц, немытыми, походящими на сосульки волосами. — Кажется, я тебя спросил! — голос демона-пса разбавился злым рычанием, а один из сатиров подошел ближе, настороженно глядя на Дмитрия, который сматривал на собакоголового, четко осознавая, что девушке ничего плохого делать не собираются.

«Что за порода такая? Остроконечная морда, торчащие вверх уши… Чем-то на добермана смахивает, но не то, блин! Не то… Не может он быть отцом-основателем всех собак на Земле…», — дикие солнца Ада сильно напекли всклокоченную голову Димы, раз он не думал ни о чем, кроме чистопородности коммерсанта, ведущего земных грешников на Рынок Ада.

— Все… Все хорошо! И у него тоже! — замешкавшись, и дрожащим голосом произнесла борющаяся с жуткой жарой девушка. — Ест, ходит в туалет, спит… — она, как и любая нормальная мать принялась перечислять все радующее в малыше, однако «Анубис» поднял блеснувшую золотом звероподобную руку, видимо приказывая замолчать и, удовлетворенно кивнув, отвернулся.

Что заставило собакоголового сделать это? Подойти к молодой матери, спросить о самочувствие ее с младенцем? Какие побуждения, кроме коммерческого интереса, если они, конечно, были? Это оставалось загадкой, но когда Джумоук стал удаляться, а толстожопый сатир спрятал клинок, следуя за ним, то Лиза не удержалась и срывающимся голосом проговорила:

— Что… Что с нами будет!? Со мной и с ним?! Скажите, пожалуйста!? — она страдальчески взирала на обернувшегося демона, покрытая ярким и разнящимся светом адских солнц, а агрессивный свин заворчал, двинувшись обратно и желая наказать девчонку за наглость, но «Анубис» остановил его.

— Стой! — наливший кровью глаза сатир недовольно замер, а Джумоук неторопливо подцокал к Лизе и прикоснулся к ее подбородку длинными когтистыми пальцами. — Ты скоро сама все узнаешь! — без тени насмешки произнес он, перемежая слова легким взрыкиванием. — Земные женщины на Геенне Огненной, как и их дети, очень долго живут! И все не так плохо, как говорят ваши священники, коих среди вас пятеро, но они за весь путь не произнесли ни слова! — демон-пес убрал пальцы от ее подбородка и захохотал, обрызгав лицо вздрогнувшей девчонки теплыми слюнями, сатир же вторил ему, как и кашляюще-порыкивающий Варгх, решивший поддаться хозяйскому веселью.

Собакоголовый поцокал обратно, дабы начать пугающий путь на Рынок, а Лиза прижимала к груди спящего малыша и дрожала, словно ощущая на лице прикосновение смерти, издевательски рассказавшей, что будет еще долго идти к ней.

— Как понимать его слова… Как понимать… Надеяться или убить малыша прямо здесь… — шептали заходящиеся в тряске губы, но загорелые руки уверенно держали ребенка, укрытого от внешнего мира косматой гривой волос и крепчайшей материнской любовью.

— Я не буду говорить, что все в руках Божьих сестра потому, что больше не верю в Него… — раздался позади Лизы голос узницы, прикованной сразу после нее, а соседки далее мгновенно развесили уши. — Эти слова я вычеркнула из памяти еще на пыточном столе в маленькой жаркой комнатке, когда один из таких… — грязный палец рабыни пошевелился, указав на ближайшего огромного черта в кожаной юбке. — Достал из меня матку, умело перекрыв кровь, чтоб я не сдохла… — она истерично захихикала, а молодая мать с ужасом вслушивалась в ее слова, пережив нечто подобное. — А потом зажарил ее в раскаленном камине и не торопясь ел, постепенно отрезая мои уши, нос, губы, язык, груди, выдергивая ногти… — блестящие глаза рабыни затуманились, а она без эмоций перечисляла происходившее с ней, что даже черствого Диму заставило вздрогнуть, Такеши открыть рот, а Лкетинга с состраданием посмотреть на нее ярко-голубыми глазами. — Я до сих пор не могу понять, зачем он выдергивал зубы, обсасывал их и выплевывал… — укутанный в золото «Анубис» тем временем занял место впереди четырех верениц рабов, облитых лучами диких солнц, и что-то объяснял жирному сатиру. — Неужели это вкусно? — соседка Лизы затерялась в кошмарных воспоминаниях, не понимая, зачем начала длинную речь, а рабыни позади, тряслись, будто вспомнив свои, наверняка не менее жуткие истории. — Обсасывать зубы и выплевывать? — она на несколько секунд замолчала, словно разрешая перевести дух слушающим ее узникам, дабы бесстрастно продолжить жуткую историю. — А потом я все-таки потеряла сознание… — девушка истерично всхлипнула и хихикнула. — Когда он вскрыл мою грудь и приподнял сердце, чтобы я увидела его, такое сильное и бьющееся, желая жить… Глаза мне оставили… — рабыня звякнула цепью, нервно передернув плечами. — К нему… — она запнулась. — Моему сердцу подходили толстые вены… Артерии… Не знаю, как они называются, я закричала, хотя нет… Замычала, ведь трудно кричать без языка… — она хлопнула веками, глядя никуда и вновь истерично засмеялась, а Дима покрылся гусиной кожей от мороза, наколдованного рассказом девушки с грязными волосами неопределенного цвета. — А потом он сильно сжал его… Огромный вонючий черт, намного страшнее этих… — узница Джумоука махнула рукой, выделив этим рогатых воинов, охраняющих рабов. — Я почувствовала, как мое сердце сжимает его рука… Рука смерти и потеряла сознание… Думала, что умерла, но очнулась, целая и невредимая и в этот же миг осознала, что если Господь держит Вселенную в Своих руках, то нам пришла пора расстаться! — она повысила голос, яростно блеснув глазами, и хорошо, что толстожопый сатир выслушивал «Анубиса», не обращая внимания на узников. — В ту минуту во мне что-то сломалось и сейчас я понимаю, что если бы стала собой нынешней на Земле, то никто бы, никогда не вытер об меня ноги, не то, что этот, кем-то придуманный Господь! — она еще больше повысила голос, но Лкетинг ловко прикрыл ей рот, благо расстояние между ними было небольшое.

— Тш-ш! — он поднес черный палец к ее губам, убрав мускулистую руку. — Не надо кричать! Демон причинит тебе боль! — эта девица видимо зацепила воина-масаи еще когда он сделал ей комплимент возле канавы с водой и сейчас она, вздрогнув, благодарно кивнула, но продолжила.

— Так вот сестра… Я чересчур увлеклась рассказом о своих мучениях, ибо этот кошмар… — она вновь вздрогнула. — Останется в моей памяти навсегда, и еще долго будет заполнять сны, но скажу тебе одно! В Божьих руках нет ничего! Они пусты, ибо Он забыл про нас, как только создал, если вообще создал! Поиграл и выкинул, не забыв подарить ужасную жизнь, где нет надежды на спасение Им! — ее голос опять повысился, что вызвало внимательный взгляд ближайшего рогатого. — Лишь ты сама можешь что-то сделать! Крепись Лиза, ведь так тебя зовут? — она высунула растрепанную голову вперед и заглянула ей в глаза, а молодая мать кивнула, пустив по щеке скупую слезу. — Не плачь, милая! Будь такой же, как они! — взгляд разговорившейся рабыни окинул «Спящих». — Как эти трое, которых черти не называют животными, и видимо побиваются! — она с уважением и малой толикой страха поглядела на масаи, японца и русского, выглядящих ничуть не лучше других рабов. — Да, что там черти, я сама их побаиваюсь, а как ты с ними разговариваешь, и вовсе не понимаю, хоть и выглядят они нормально… — она отодвинулась от Лизы и еще раз оглядела троицу «Спящих», втайне гордящихся своей пугающей популярностью, что вполне естественно для любого мужика, да и вообще разумного существа.

Дмитрий и не заметил, как выпрямился, выпятив не особо широкую грудь, Такеши застенчиво пригладил растрепанные густые волосы, а масаи, как стоял, так и стоял, плюя на демонов с огромного баобаба и подчинившись течению жизненного пути, где будущее принадлежало только ему.

Эта мысль также приятно грела и юношу с японцем, ведь приятно осознавать, что все в твоих руках и никой Бог не может сделать ничего, кроме, как наблюдать за твоими действиями. Мальчишка помнил, что однажды читал некую литературу из серии всемирного заговора, где писалось, что почти все люди контролируются инопланетянами, но некая часть им не подчиняется, идя по Земле собственным путем, ибо обладает отличиями от остальных марионеток, непонятно для чего выращиваемых.

Если население Земли кем-то и контролируется, что по большей части происходит через средства массовой информации, диктующие образ и смысл жизни, значит, существует и противоборствующая сторона — те, кому противен данный путь человечества, в который они всячески вмешиваются, однако эта борьба надежно скрыта от людей их же непроходимой тупостью. Человек «разумный» считает, что все под контролем и без вопросов глотает пьянящую пищу, которой его потчуют невидимые пастыри, хоть и существуют мудрые слова: «Ты то, что ты ешь!», — однако… Венец творения Господа жадно жрет все преподносимое, громко чавкая, отрыгиваясь и засыпая с набитым брюхом.

Еще никогда земная цивилизация не находилась на столь очевидном распутье, едва прикрытом массовым потреблением и идеально отрепетированной игрой на искусственно созданных интересах, ввиду чего большинство ее одурманенных представителей ничего не видят. Человеческая раса и психологические тонкости ее поведения изучались множество веков для того, чтобы издать особый свист и люди заученно встали на задние лапы, что прекрасно получилось, по крайней мере, с западными народами, уверенно говорящими «дважды два — пять», когда этого требуют.

Единственное, что тормозит навязанный процесс всеобщей людской деградации — это некая сила, не желающая столь убогой судьбы совершенным созданиям, заведенным в тупик грамотной игрой на их животной, преобладающей над разумом логикой. Кто-то невидимый, но серьезно настроенный вступился за человечество, устроив невидимую войну на изуродованной планете, попытавшись вырастить из людей больше, чем кучи одноразового мяса, для чего и пытается вести их по пути сложной, но яркой и полной разнообразия жизни, но… Вторая сила, та, которая разыграла данное светопреставление, преподносит свой более приятный путь.

Он легче, причем во много раз, поэтому нравится ослабленному развлечениями человечеству, а его простота состоит в большем количестве плотских радостей и полному отсутствию размышлений о завтрашнем дне. В этом и заключается игра на животной логике человека, когда бессмысленное, но жутко манящее существование поддерживается всего тремя компонентами, но их вполне достаточно — вкусная еда, бесполезные покупки и что особенно важно — секс во всех его извращенных формах. Именно эти составляющие и порождают тот самый уродливый, уготованный всем земным народам путь. Путь однополярного мира, коим движется западное полушарие, жителей которого делают настолько похожими друг на друга, что скоро у них вообще не остается отличий, и прекрасный пример этого — современная Европа.

Тамошнему населению круглосуточно вдалбливается в головы, что мужчины и женщины одинаковы, секс между детьми и взрослыми естественен, а инцест и половые сношения с животными лучшее из когда-либо придуманного. Евросоюз превратился в странный, полный контрастов, по сравнению с другими местами мир, где трансвеститы лучшие из людей, ибо являются золотой серединой, обладая качествами обоих полов, а повсеместно распространяющаяся ювенальная юстиция «грамотно» регулирует семьи. Ее представители могут забрать ребенка из слишком хорошей семьи по любой, самой бредовой причине и не вернуть, а родители ничего не сделают, ибо нормальная ячейка общества считается чересчур неестественной для нового европейского общества.

Западная цивилизация целеустремленно и в ускоренном темпе делает из любого человека, будь он мужчина или женщина — «оно», забирая семью, половые различия, религиозные предпочтения, хобби и свободу выбора, а вот зачем — это остается загадкой, хотя есть одно разумное предположение.

Сегодняшнее настоящее заблаговременно расписали в далеком прошлом, решив дождаться нужного будущего и вычистить из людей эмоции, превратив в биологических роботов, дабы вернуть к началу их развития, что положит конец войнам, однако сам мир станет таким, что за него и воевать станет бессмысленно… Человечество, превращенное в ребенка с синдромом Дауна забудет, что такое самостоятельное мышление и его представители перестанут отличаться друг от друга чем-либо, кроме лиц, да и то вряд ли…

— Все готовы?! — раздались гнусавые крики сатиров, повернувшихся к обнаженным пленникам, сгорбленно выстроившимся на адском солнцепеке. — Никому не жарко?! Ха-ха-ха! — мерзко захохотал низкорослый демон, взмахнув зазубренным клинком, блик которого попал в глаз Диме, отчего тот испуганно сморщился. — Ну, тогда двинулись! Давай! Давай! Шевелите ногами животные! Идем ровно за господином Джумоуком! Сегодня отличный день, дающий возможность получить нового хозяина и повидать много интересного! Ха-ха-ха! — толстожопый сатир радостно издевался над всхлипывающими от ужаса рабами. — Ну, кто-то точно увидит! — последнее предложение вселило еще больший ужас в людей, отчетливо понимающих, что кормить домашний скот в Аду пойдут ОЧЕНЬ многие, вследствие чего послышались истеричные крики, не успела рабская колонна сделать и шаг.

— Я никуда не пойду! Никуда не пойду! Будьте вы прокляты!

— Лучше убейте меня! Я родился не для этого! Бог любит меня! Любит!

— Оставьте меня здесь жить! Я буду делать все, что угодно!

— Пожалуйста, не надо! Не надо! Я буду лизать копыта!

— Господи помоги мне! Дай смерти спасительной, убереги от Ада!

— И не убоюсь я бесов! И дождусь ангелов небесных!

— Пустите меня! Пустите! Иначе я не знаю, что сделаю!

Полные страха вопли родились на каждой из длинных цепей, ибо даже самые крепкие психикой не выдерживали невероятной силы нервное напряжение, но четвертая звенела громче, ведь на ней дергалось на порядок больше трусливых людей. Конечно, нельзя сказать, что вторая, третья или женская цепи являлись самыми тихими, ведь конечные их части громыхали очень активно, отчего раздраженно скривился «Анубис», пошевеливший плечом, дабы бросить рой солнечных бликов, упавших не на одно лицо. Сие действие не было приказом, будучи элементарным раздражением, которое еще раз подтверждало высказывание: «Утро добрым не бывает!»

Исполнительные сатиры яростно всхрюкнули, запоздало отреагировав на раздражающий гвалт истеричных грешников, но огромные, круторогие воины, охраняющие людскую скотину, уже начали применять силу. Могучие чертовы кулаки с жутким хрустом ломали лица вопящих людей, заставляя затихать слабохарактерных горлопанов, ну, а тем, кому не помогли мощные удары, рогатые сдавили тощие шеи, дабы выгнать лишние эмоции, быстро покидающие тела с остатками кислорода.

Самое сложное было с крикунами посередине, но здесь проявили смекалку два сатира, мигом покинувшие «Анубиса», раздраженно покручивающего смертоносным жезлом. Пара свиней, освещаемых все более звереющими солнцами, с ловкостью цирковых гимнастов поднырнула под цепи не успокаивающихся рабов, и сноровисто отрезала яйца особо неугомонным особям мужского пола, а вопящим женщинам просто перехватила сухожилия. Временно искалеченные узники сгибались и падали, обливая раскаленную землю кровью и натягивая поржавевшие цепи соседей, хрипящих и склоняющих головы, что вызывало искренние ругательства, ведь они терпеливо переносили путешествие по Аду и сейчас ненавидели слабовольных земляков.

Карликовые демоны недолго веселились среди кастрированных крикунов и завалившихся женщин, быстро вернувшись к Джумоуку, где весело оскалили свиные пасти, а покалеченные рабы быстро регенерировали. Скучно было лишь Варгху, ведь ему последнее время ни хлыстом помахать не давали, ни сожрать кого-либо… Таскание ведер с едой огромному чудовищу точно не нравилось, зато благодаря именно подобным мелочам, он являлся незаменимым работником, коего жалко потерять, по крайней мере, будь Дмитрий «Анубисом», не отдал бы усиленного металлом громилу ни за какие деньги.

Наконец привычно верещащие от быстро исчезнувшей боли рабы угомонились, замерев в страхе, морозящем измученные тела, и наступила благословенная тишина, перемежающаяся всхлипываниями грешников, оставшихся без мужских достоинств, но это был Ад — место, где члены можно отрезать круглосуточно, ибо они растут на глазах.

— Предупреждаю еще раз! — разозленный Джумоук полыхнул желтыми глазами, а испещренный загадочными символами жезл загорелся красным. — Если по дороге произойдет нечто подобное, то виновники навечно лишатся самой важной своей части! Не думайте, что регенерация возвращает все! В Геенне Огненной умеют отрезать так, чтобы ничего не выросло! — полыхающий злобой взор «Анубиса» вонзился в ведущих рабов, умело проходя сквозь них, дабы увидеть следующих, но большая часть человеческого скота спрятала глаза, жутко боясь собакоголового.

Единственный, кто так и рвался бросить вызов высокопоставленному демону-псу — это бесстрашный Лкетинг, но «Анубис» привык к яростному взгляду туземца и не обращал на того внимания, что искренне злило гордого масаи. — Всем понятно?! — голос Джумоука прямо-таки изливался злостью. — Я еще раз спрашиваю!! Всем понятно!? — ни один из грешников, причем даже добровольцев не отвечал, поддаваясь стадному чувству страха, а собакоголовый все больше и больше наливался звериной яростью, словно впитывая обоюдный жар двух солнц, непрерывно ложащийся на золотые одежды. — Раз!! — свихнувшихся дураков в цепях не осталось еще с Сортировочной, но «гости» Ада продолжали гордо молчать, будто не осознавая, чем грозит начавшийся отсчет. — Два!! — обнаженные и обжигаемые лучами адских светил люди внезапно поняли, что на «три» начнут лишаться дорогих им причиндалов, поэтому отбросили сомнения, издав первые, еле слышимые: «Понятно…»

Джумоук, только собравшийся открыть собачью пасть в третий раз, нахмурился.

— Что?! — взревел он голосом, насыщенным гавканьем бешеного пса. — Я ничего не слышу!! Тр… — он не успел договорить, ибо сгорбленные люди увидели явную радость на свиных мордах, разглядывающих их так, словно искали те самые дорогие частички тел, да и радостный, желающий крови рык искрящего кнутом Варгха подсказывал, что будет «весело».

— Понятно!! Понятно!! Понятно!! — то здесь, то там из закованной толпы раздавались громкие слова согласия, но собакоголовому демону было недостаточно, ибо прощение требовалось заслужить хором.

— Все сразу животные!! Все сразу! Не по одному! — правду говорят, что люди соединены невидимыми информационными полями, ибо каждый поймал волну соседа, и толпа единогласно произнесла:

— Понятно!!! — даже троица гордо молчащих «Спящих» открыла рты вместе с Лизой, малыш которой спал и не просыпался, шмыгая миниатюрным носом.

— Отлично! Молодцы животные! — «Анубис» удовлетворенно скалил собачью пасть, испуская из глаз тусклые искры затухающей ярости. — А теперь за мной! — он величаво развернулся и сделал первый «цок», а разочарованные сатиры злобно глянули на рабов, и поскакали за хозяином, сопровождаемые унылым ворчанием громыхающего Варгха и огорченным хрюканьем его свинорылого напарника.

Дуреющий от сумасшедшей жары Дима с натугой дернулся, чувствуя, как раскаленное кольцо впивается в шею и потянул за собой напрягшихся Лкетинга с Такеши. Как шли другие рабы ему было неинтересно, лишь бы двигались, а там пусть хоть плачут, хоть смеются, ибо измученному Адом парню уже давно стало категорически параллельно на безмозглых людей, совершающих одну и ту же ошибку. Пустоголовые обладатели пятого тавро беспрестанно поддавались истеричному настрою таких же слабохарактерных идиотов, как они сами, бессмысленно вопя в любой момент, но быстро успокаивались, огребая по полной. Мальчишка не понимал, неужели нельзя запомнить, что хорошим это никогда не заканчивается? Вот уж поистине тупицы, слушающие лишь собственное изнеженное тело, выращенное не для жизни, а медленного увядания в бездействии.

И таки да! Дима был уверен, что над каждой социальной группой присутствует информационное поле, или по-умному говоря — эгрегор, про который он прочитал пару умных статей и сейчас делал выводы, видя творящееся с узниками на своей и других цепях.

Глобальная информационная сеть, накрывающая земной шар, полностью оправдывает слова старого Анатона, рассказавшего, что люди — это биологические роботы, иначе, как им еще было связываться друг с другом на больших расстояниях во времена отсутствия какой-либо техники. Этакий своеобразный интернет, которым, то ли разучились пользоваться, то ли не успели научиться, но суть одна — невидимая сеть между людьми существует и кроме общечеловеческой, есть множество разновидностей других, более малых сетей, например семейный эгрегор, религиозный и им подобные. Именно отсюда пошло выражение «поймать волну», то есть настроиться на человека чувствами.

Мало, кто задумывается, почему многие люди отталкивают от себя, еще ничего не сказав, а другие притягивают, как магнитом, словно нашептывая, что это твое. Все дело в информационной сети, созданной человеческими разумами, к которой присоединен каждый из людей, чтобы сообщаться с индивидами, подходящими ему по мышлению или же, наоборот, во избежание ненужных особей.

Подобная сеть существует над любой толпой, переплетаясь причудливыми нитями и соединяя единомыслящих индивидуумов, среди которых всегда присутствует обладатель наиболее сильного и одновременно слабого характера, могущий случайно подчинить себе массу людей. Он с легкостью придаст ей любые эмоции, ведь эгрегор будет его усилителем, но сей негласный лидер никогда не остановит начавшую буйствовать толпу, ибо информационная сеть в неопытных руках работает лишь в одну сторону. В этом и заключается проблема заряженных определенными эмоциями людей, не подчиняющихся никакой логике, ведь непроизвольно запрограммированный эгрегор еще долго висит над ними, делая из обезумевшей толпы громадного зверя, питающегося льющимся из нее же страхом.

Несущая по Аду двойной груз Лиза двигалась, не отставая от стонущего мужского контингента на четвертой цепи, довольно быстро синхронизировав сбивающийся шаг с величаво-цокающим по горячей дороге Джумоуком. Второе солнце высоко поднялось, изо всех сил напекая и так не соображающие головы «туристов», а вот тусклый красный карлик находился далеко и низко, придавая красноватый оттенок окружающему миру, но также не забывая поджаривать крепкую кожу рабов.

«Наверное, прибывающие сюда грешники столетней давности думали, что Ад находится на Марсе, а на второе солнце думали, что это какая-нибудь планета… Хотя нет… Как мне это вообще в голову пришло, но с другой стороны, ежели так печет, я могу и о пирожках с картошкой на шоколадной фабрике подумать… Хм… Опять бред какой-то… Как говорится, на жаре уравнений не порешаешь…», — мысленно обсасывающий всякую ерунду Дмитрий привычно волочил босые и крепкие, как копыто ноги, чувствуя елозящее на шее раскаленное кольцо, жар от которого ощутимо грел загрубевшую кожу.

Мимо проплывали двух и трехэтажные дома, топорно выполненные и чуть более симпатичные, чем возле загаженного порта Рынка, но все равно не радующие глаз, как и выглядывающие из неровных окон черти, бесстрастно разглядывающие бредущих по городу рабов. Среди адских жителей промелькнула даже толстая бараноподобная чертиха, вывалившая волосатые груди на разогретый подоконник и чем-то ожесточенно натирающая рога, отчего во все стороны летела костная пыль, зато сами изогнутые наросты блестели, как глаза девственницы-фанатички при виде большущего чупа-чупса.

«Хорошо все-таки с «волшебной» капельницей топтать раскаленные дороги… Все моментально заживает, не успеваешь среагировать, вроде только проткнул пятку, а тут р-р-раз! Готово! Все целехонько! Вон яйца некоторым «счастливчикам» отрезали и ничего…Обратно выросли… Да-а-а… Орган этот регенеративный — вещь, что ни говори… Но на Землю для повсеместного распространения нельзя, слишком много дураков, хотя я это уже пару раз обдумывал… Вон и красавица-Лиза идет, как плывет, ребенка тащит, грудями машет… Да что там Лиза, все идут без прихрамываний и спотыканий, не то что по Харону, когда ноги посбивали и еле шевелились, а кому спасибо говорить надо? Технологиям Ада, правильно! Если бы черти их еще положительно использовали, а не даруя вечность страданий… Хотя люди здесь помирать просто-напросто обязаны, иначе бы заполонили эту раскаленную планету, как негры Америку… Пусть старость больше не придет, но и старики моложе от этого не станут, то есть все равно помрут от того, что сожрет кто-нибудь, например мы — рабы Геенны Огненной… Или все-таки грешники здесь стареют, а «волшебная» капельница помогает только с ранами?…», — задумавшийся Дима крепко ударился о выпирающий из мостовой камень и непроизвольно злобно выругался, но не успел закончить с гадкими словами, как болеть перестало, а один из сатиров обернулся и злобно приподнял губу справа, показав желтые клыки.

Парень никак не прокомментировал действия прямоходящей свиньи и смиренно опустил серо-голубой взор, отлично понимая, что бешеные поросята еще вспомнят все его грешки, поэтому продолжил загребать горячую пыль босыми ногами. Передвижение по Аду с голой жопой и свободно болтающимся членом совершенно не мешало, а наоборот, освобождало от оков прежней жизни. Темно-коричневый загар покрыл худое тело, перед этим сожженное безумными солнцами Геенны Огненной и оно становилось лучше и лучше с каждым шагом по безумной жаре так непохожего на Землю мира. Страх покидал мальчишку, перерастая в осторожность, а путешествие в компании голожопых рабов с разномастными демонами стало естественным. Единственное, что напрягало — это загадочная конечная цель, о которой ничего не было известно.

Позади ровно дыша, позвякивал поржавевшей цепью масаи, идущий по раскаленному Аду, словно по родным джунглям, удивленно открыв рот и разглядывающий роскошные на его взгляд дома, созданные для проживания, как он думал богатых демонов. Покрытому шрамами туземцу все было в диковинку, а окружающие его черти являлись не более чем плохим прилагательным к удивительному происходящему. Естественно какие-то африканские легенды рассказывали о злых духах и чудищах, которых требовалось остерегаться и убивать, но Лкетинг был слишком умен, чтобы сражаться с монстрами в их логове, где рогатая мамка новых нарожает.

Такеши недалеко ушел во взглядах от мускулистого туземца, любопытствующе разглядывая корявые здания и редких чертей, в большинстве своем одетых в обветшалые юбки из кожи и скорее всего торопящихся на очень злую работу. Высоко над лохматой головой тощего японца изредка пролетали, как их назвал Дмитрий — глайдеры, с шумом разрезая горячий воздух Ада, а азиат задирал голову, поражаюсь разнообразию проклятого, высокотехнологичного мира. Прищуренные глаза Такеши выражали восторг и удивление, будто он смотрел красочный фильм, душой отсутствуя в Геенне Огненной, где оказываются, живут такие же живые существа, как и люди, только считающие их ничтожествами, как и те братьев своих меньших. Какие картины рисовал его разогретый адскими светилами мозг, какие мысли летали внутри лохматой головы, не мог ответить ни Дима, ни Лкетинг, ведь они трое хоть и походили друг на друга, обладая единой целью, но в то же время являлись чересчур разными.

Такими и должны быть люди — отличаться внутри и снаружи, обладать множественными интересами, но стремиться к единой цели, навстречу истинному Богу, однако современный мир учит их иным правилам, об уродливости которых они и не задумываются, ибо ложные ценности намного слаще долгого и тяжелого путешествия через тысячи жизней.

Гораздо легче пролежать целый день на диване, пожирая чипсы и запивая их пивом или вести «здоровый» образ жизни, покупая разрекламированный «Биойогурт», между делом «воспитывая» детей, дабы они один в один повторили жизнь отца с матерью, бессмысленно родившись и умерев. И хорошо, если пустые родительские копии завещают себя сжечь, дабы не отравлять Землю похоронами жирных тел, изуродованных питанием, не содержащим ничего натурального.

Человечество не понимает, что максимум возможного, выполняемого им раньше — это удобрение Земли из кабинки туалета, что являлось слишком мизерной платой за бесцельное существование, ибо вред, причиняемый экологии планеты был намного весомей, но двадцать первый век изменил мир еще больше. Люди почти перестали употреблять естественные продукты, ибо в захватившем Землю коммерческом производстве пищи используются одни лишь синтетические ингредиенты, которые ежедневно выводятся в канализацию миллионами организмов, дабы их впитала задыхающаяся от боли планета.

Глядя на живущую под копирку человеческую расу, становится очевидно, что слишком малое количество людей желает стать лучше пустотелых собратьев, что пытаются безуспешно повторять жизнь в намного более сложно организованном муравейнике с насекомыми, и Землю ждет новый потоп, ибо Бог устал нас любить, как поет небезызвестная группа «Сплин». Самое плохое, что даже ощущая грядущий Апокалипсис, сия инертная масса беспокоится лишь об отсутствии пищи, ведь без еды проснется их внутренний зверь и заставит сожрать друг друга еще до конца света, что в общем-то прекрасно, ведь тогда завершится следующий бессмысленный виток эволюции и планета очистится от ненужного хлама без излишних потрясений.

Ну, а что же будет со смельчаками, избравшими иной путь, состоящий из множества скользких ступеней, ведущих туда, где отсутствуют тупость, ложь и лицемерие? Их ожидает удивительная дорога через множество смертей, но сильный характер не позволит согнуться даже в Аду, ибо живущие там демоны уважают смотрящих в оранжевые глаза… личностей. Да-да! Именно личностей.

Гладкая дорога, по которой колонна обнаженных рабов Джумоука шла на ночевку в уютном хлеве, вывернула обратно на «многолюдную» расширяющуюся улицу, насыщенную множественными одиночными и с детьми чертями, богатыми и победней, идущими пешком и едущими верхом. Не обошлось здесь и без низколетящих контейнеров с решетчатыми стенками, заполненных человеческими рабами различных возрастов, полов и национальностей. Сейчас их было больше, чем в прошлый раз, видимо тогда близился вечер, а сейчас наступало жаркое утро, когда открывался адский Рынок и многочисленные рогатые торговцы везли живой товар на продажу.

Многие контейнеры были битком, а рабы внутри них выглядели жутко напуганными и еще не освоившимися в Аду, если это нормально звучит, другие же скотовозки, наоборот двигались полупустые и запертые внутри них люди обладали отрешенными от реальности взглядами, видимо ими торговали не один жаркий день. Длинные, висящие над раскаленной землей контейнеры с заплаканными детишками, понурыми женщинами, перепуганными подростками и молчаливыми мужчинами, хотя… Все они горько и безнадежно выли… Все… Ибо летели туда же, куда укутанный в золото «Анубис» и его рогатое сопровождение вели немалое количество живого товара.

Мимо проходило бессчетное количество человеческих колонн, сопровождаемых мускулистыми чертями, истошно вопящими сатирами, «Варгхами» и величавыми собакоголовыми, а шокированный Дмитрий тупо шагал за Джумоуком, не представляя, как здесь живут черти, чьи дома располагались по обеим сторонам расширяющейся улицы. Эти погрязшие в оглушающем гвалте здания так плотно стояли, что между ними с трудом могли разойтись два козла, да и то каких-нибудь худеньких.

Разогретый безумной жарой мальчишка сразу же скептически взглянул на толстозадых сатиров, звонко цокающих чуть поодаль «Анубиса», рассекающего «многолюдную» толпу, подобно идущей на абордаж ладье викингов-берсерков. Прямоходящие свиньи скакали с клинками наперевес, внимательно сканируя рабский путь на предмет неосторожных зевак, таращащихся на девушку с ребенком и само собой «Спящих», а вот чего боялись сатиры — неизвестно. Возможно, любопытствующие рогатые могли выхватить младенца у девчонки, но зачем тогда ее приковали спереди? Или же хотели вцепиться в лица «Спящих», а те и вовсе себя не знают и что из этого выйдет — неизвестно, поэтому жирные карлики с лужеными глотками верещали, как на скотобойне.

— Посторонись! Посторонись! Уступи дорогу! В стороны! В стороны! Скотину не трогать! Не трогать! Разойдись! Посторонись! Не прикасаться к животным! В стороны! В стороны! Дорогу! — истошно гнусавили свинорылые демоны, разгоняя рогатых собратьев, выбравшихся в город красноватого оттенка за двуногими покупками, да и просто бесцельно поглазеть по сторонам.

Равномерно распределившиеся по бокам рабской колонны черти в свою очередь настороженно сканировали насыщенную праздными зеваками местность, держа смертоносные копья в звериных лапах и будучи готовые насадить на них любого «смельчака», протянувшего лапы к хозяйскому товару. Дмитрий, кстати пару раз заметил, как бесцельно шатающиеся прохожие подходят к летящим над землей зарешеченным контейнерам и пытаются схватить за ноги отпрыгивающих в страхе грешников, весело хохоча, однако что-то мешало им, возможно летающие скотовозки обладали неким силовым полем.

«Загадки… Кругом одни, мать их так, загадки…», — любопытный взгляд сходящего с ума от жары мальчишки наткнулся на цокающую мимо парнокопытную семейку, состоящую из козлоподобных мамы, папы и двух детишек, восторженно вылупившихся на него, Дима же не удержался и показал им средний палец, что подарило тощему папаше злобное выражение морды.

Получается, местный «люд» был в курсе, что значит столь распространенный на Земле знак отрицания, а научились черти видимо от грешников и из их воспоминаний, записанных на популярные здесь носители данных, — какие они интересно — ну и плюс к этому, наверняка хватило примеров из реальной жизни, ведь гордецов здесь по-любому хватает.

«Да уж… Ад не очень походит на людоедскую планету с хаотичным и бессмысленным пожиранием рабов… Скорее всего, на Геенне Огненной просто есть подобные места, например, какие-нибудь далекие и запретные острова, где живут одичалые безумные черти, к которым отправляют отработавших ресурс людей, вот тогда-то понятны человеческие страхи… Недаром мне при жизни снились сны, где я лазил по кошмарным местам, заполненным ужасно убитыми людьми… Где-то же они есть… Как написал некто великий, правда не помню кто — все, что создано нашим воображением — существует в реальности, а значит любые фантастические миры совсем не фантастические, а наоборот… Блин! Блин! Блин! Здесь может быть все, что угодно, ведь сейчас мы движемся по адскому городу, напоминающему Татуин из «Звездных войн», а значит никто не даст гарантии, что на этой планете отсутствуют места, где съедают отработавших свое грешников…», — тем временем ведущая к торговым рядам улица расширилась настолько, что стала походить на площадь провинциального городка и на ней заметно прибавилось идущих в обратную сторону чертей с понурыми людьми на поводках.

Вот спотыкаясь, проплелись две заливающиеся горькими слезами, загорелые до черноты маленькие девочки, у которых еще не начали оформляться груди и отсутствовали волосы на интимных местах. Они громко и захлебывающейся плакали, а вел их матерый черт с козлиной мордой, покрытый бугрящимися мускулами и одетый в светлую набедренную повязку цвета незагорелой человеческой кожи. Сей рогатый здоровяк был не сам по себя, а лакейски следовал за лениво движущимся, внешне умирающим от жары бараноподобным чертом с огромным пузом, что-то ему втолковывающим. Этот его рогатый хозяин чем-то походил на римского патриция, наверное вальяжной походкой и маслянисто-оранжевыми глазками, похотливо блестящими от вида плачущих крошек, а из одежды на нем была лишь доходящая до вогнутых внутрь колен юбка с татуировкой русалки и надписью «Северный флот». Сытая баранья морда лоснилась от хорошего питания, а крученые рога блестели, как намазанные маслом, плюс их кончики украшались белесым металлом, ярко блестящим в лучах адских солнц, рассказывая окружающим, что их владелец довольно обеспеченный черт.

Далее «промелькнуло» с десяток дряхлых стариков и старух, спотыкающихся при каждом слабом шаге костлявых ног. Они с трудом хромали за козлоподобным чертом небогатого вида, но ужасно довольным, видимо сей, без пяти минут умирающий люд достался ему по хорошей цене, причем в немалом количестве. Тоскливые глаза пожилых представителей рода человеческого беспрестанно слезились, женская часть тихо завывала, старики же ковыляли, спотыкаясь на каждом неровном камне, но молчали, ведь являлись мужчинами.

Как все-таки контрастны людские поколения разницей в пятьдесят-шестьдесят лет… Рожденные в начале двадцатого века терпят жизненные невзгоды намного лучше появившихся на свет после них, начинающих выть от комариных укусов, а еще Дима подумал, что совсем не ожидал встраивания «волшебных» капельниц в земных пенсионеров, но… Раз их жизнь продляют, по крайней мере, на Рынке, значит, есть толк от стариков в Аду, коих берут десятками и скорее всего на несложные работы по хозяйству, например адскую скотину пасти, уборкой заниматься, да еду готовить.

Также мимо процокал не один, и не два козлоногих уроженца Геенны Огненной, ведущие женщин, красивых и не очень, однако всех, как одна безнадежно воющих, и если какие-то из новых хозяев не обращали на это внимания, то один яростно развернулся и принялся изо всех сил избивать двуногую покупку, пока та не завалилась наземь, корчась и не успевая регенерировать. Однако он все равно продолжил топтать несчастную грешницу широкими копытами без узоров, пока та жутко и умоляюще не захрипела, превратившись в окровавленный кусок мяса. Только тогда огромный черт, бывший то ли бедно, то ли богато одетым, остановился, и живой товар принялся регенерировать, с хрустом принимая прежнюю форму. Ну, почти прежнюю…

Какое же все-таки отвратительное и ужасное зрелище, когда практически до смерти избитый человек на глазах, и словно в обратной перемотке видеокассеты становится прежним, но его кости неправильно срастаются, так как их не вернули на предназначенное природой место. Поэтому, когда от души избитая женщина поднялась на ноги, и поправила на тощей шее поводок, словно дорогое колье, ее до этого вполне симпатичное лицо оказалось отвратительно изуродованным, «благодаря» сломанным во многих местах лицевых костях и порядочно сместившейся вниз и в сторону челюсти. Еще под сильно мешающим нормальному передвижению углом согнулась правая нога, но рогатый хозяин не обратил на эти «пустяки» внимания, потащив спотыкающуюся и беспрестанно падающую мученицу дальше, видимо решив «отремонтировать» по прибытии на место.

Это пугающее зрелище от начала и до конца просмотрели все рабы «Анубиса» и хуже всех на него отреагировала женская часть. Одна из представительниц слабого пола не вынесла подобного концерта, издав тонкое и протяжное: «И-и-и-и-и!», — но скривившееся в истерике лицо было тут же «поцеловано» рогатым психотерапевтом, сопроводившим релаксацию тревожным хрустом и намеком на продолжение сеанса, вследствие чего рабыня замолчала, лишь зазвенел от всхлипываний ее отрезок цепи.

Эмоциональные девчонки частенько забывали, что в Аду не существует правил, на которые они опирались при жизни, что было ясно сказано и показано еще в Сортировочной, однако некоторых особо одаренных особей это видимо не впечатлило, вследствие чего они решили закатить новую истерику, повторяя за коллегой по несчастью, но… Показательный пример профессионального удара рогатого воина в залившееся слезами лицо товарки, произвел отличное впечатление на только-только открывших рты людских самок, готовых вторить подружке и моментально пересмотревших свое решение, так что…

Многочисленная колонна пленников продолжила безостановочно двигаться дальше, а уж о чем там размышляли голожопые рабы, этой ерундой демоническое сопровождение не забивало рогатые головы. Пока все шло, как по маслу — кровожадный Варгх контролировал узников позади, намотав остатки цепей на усиленную железом лапу, жирный сатир рядом с ним ковырялся в грязном пятаке, безостановочно предупредительно вереща, а рогатые воины контролировали пленников по бокам, как и свиньи спереди.

Дорога все больше походящая шириной на бесконечную площадь, становилась многочисленней и многочисленней, а рождающиеся на ней гвалт, вой и мольбы не давали ничего расслышать, поэтому Дима даже не заметил, что ребенок на руках Лизы давно орет, а та безуспешно пытается его успокоить.

«Бедолага… В таком шуме проснешься волей-неволей и на мамку не обратишь внимания… Будет сиськой в рот тыкать, а даже лизнуть не захочется…», — похоть не давал покоя даже в жаре, пытающейся заживо сожрать тело, и его причиндал стал вздыматься вверх, на что обратила внимания цокающая мимо жирнозадая чертиха, приподнявшая оранжевые глаза и осклабившая пасть, отчего член рухнул вниз, а «благодарно» похолодевший парень сглотнул ком в горле.

Летающих контейнеров стало так много, что идущие на Рынок черти едва успевали отпрыгивать в стороны, мешаясь друг другу, а унылых и наоборот кричащих человеческих рабов все везли и везли. В свою очередь мимо проплывали и пустые контейнеры, летящие обратно, владелец которых, наверное, продал весь товар, отчего оборачивался хмурящийся Джумоук, видимо завидуя чужой удаче, но иногда зарешеченные скотовозки летели туда же, но забитые битком. Внутри находились воющие и рвущие на себе волосы женщины, молчаливые и рыдающие мужчины, сгорбленные старики и разновозрастные дети, которых всех и сразу купил некто, возжелавший большую партию людей, только вот для каких целей — лучше не знать, дабы итак плохое настроение перед собственной продажей не испортить.

За весь пройденный путь, еле волочащий ноги Дима не увидел ни одного «Спящего», по крайней мере, перед его глазами не промелькнуло ни одного идентичного его тавро, правда сейчас дорога стала настолько широкой и «многолюдной», что если кто-то был, то этого уже не узнать, если только позже.

«Все-таки интересно, кто нас и куда покупает? Чем занимаются особенные грешники, которых не продают ни ангелам — хотелось бы посмотреть на этих злобных пернатых — ни на еду, ни еще куда? Что за загадочное место и зачем «Спящих» там держат?», — Дима измученно, желая воды, взглянул на слепящее небо, по которому мелькали совсем не похожие на земные, летательные аппараты, издающие шум, едва различающийся сквозь закладывающий уши гул бесконечной массы живых существ. Воздушных суден было очень много, и большая их часть летела туда же, куда двигался укутанный в слепящее золото Джумоук с рогатым воинством, оберегающим голожопых рабов от разномастных жителей Ада, так походящих поведением на обычных людей.

«Где-то там, наверное здешний космодром, куда со всех точек Геенны Огненной и Элизиума летят на Рынок за людьми жители, так называемых потусторонних миров… Вот они неиссякаемые ресурсы Ада! Люди! Бессмертные рабы! Созданная искать Творца раса, находящая последнее пристанище в чертогах Сатаны, откуда улетает чистить перья ангелам…», — замученный «прогулкой» парень слабо улыбнулся, ощущая истоптанную тысячами копыт и ног дорогу, горячую и не напрягающую, ибо адаптировавшиеся к проклятому миру ступни превратились в подобия копыт, покрытых плотными кожистыми мозолями.

Обожженный двумя солнцами Ада юноша метнул изнуренный взор на Лизу, чей малыш наконец-то схватился губами за притягательную сиську, отчего-то еще не обосравшись, но с его выдающимися способностями — это недолго. Однажды в каком-то фильме с довольно тупым юмором, Дима слышал шутку, что новая пища выталкивает старую и прожорливый сынишка Лизы являлся подтверждением данной фразы, однако отчего-то не торопился «хулиганить».

«Ну не хочет, как хочет… Это дело такое… Как накатит, так выдавит мамке «подарочек»… Блин… Как же хочется пить… И устал еще жутко… И вонь эта повсеместная…», — мысли разогретого, как казан с пловом мальчишки бросались в разные стороны, сами не зная, чего хотят, а он понимал это, поэтому отвернувшись, продолжил осмотр Рынка, дабы отвлечься от собственного внутреннего мира.

Топорно-исполненные здания, стоящие по бокам гладкой, как каток мостовой, разошлись далеко в стороны, уменьшившись в видимых размерах, а вокруг принадлежащей Джумоуку колонны грешников шевелилась беспорядочная живая масса, замешанная из чертей и людей. На слепящем, наполовину красном небе летали футуристические воздушные суда и, конечно же, сходили с ума два таких разных солнца, порождающих безумную жару, много жары, с ненавистью грызущей обнаженные тела измочаленных рабов, кожа которых становилась толще и толще.

Дмитрий буквально чувствовал насколько загрубел его темно-коричневый эпидермис, ибо по сравнению с первым разом выхода в здешний свет, как бы это двояко не звучала эта фраза, сейчас было просто очень жарко, будто он находился в июльском Крыму.

Четыре длинных вереницы рабов тяжело, но целеустремленно двигалась за величавым «Анубисом» и звучание их босых ног терялось в миллионе таких же. Навстречу попадалось все больше обнаженных людей на поводках, понуро бредущих в обратную сторону, все больше тоски и отчаяния бросалось в глаза и это понятно, ведь новые хозяева не собирались заботиться о купленных животных, дабы сохранить их товарный вид. Довольные покупкой живых игрушек черти показывали, кто главный еще по пути в новый «дом», где скотину с Земли ожидает настоящий АД, а не райский отдых в нечеловеческих лапах собакоголового продавца.

Рогатые садисты жестоко избивали купленных людей прямо на разгоряченной дороге, то один, то другой. Они сладострастно били крепкими звериными кулаками и топтали широкими копытами воющих от ужаса и боли грешников, не пытающихся даже закрыться, ибо не было сил, да и зачем, ежели тело быстро заживает, а мучения вечны? Пора приобретать привычку жить по-новому! По-настоящему! Так, как не рассказывал ни один лоснящийся от жира поп, размахивающий кадилом!

Худой, как жердь, бараноподобный черт тащил на тонкой цепи двух разновозрастных ребятишек, где одному было лет пятнадцать, а другому семь-восемь, но оба одинаково захлебывались слезами, будто отсутствовала разница в годах и бесконечно спотыкались, чем мешали идти новому «папочке». Тот не выдержал и развернулся, схватив младшего за горло, а второго с размаху ударил копытом во впалую грудь, отчего упавший наземь мальчишка мигом заткнулся, принявшись жадно хватать воздух, а затем… Поднятому за сжатое горло, выпучившему глаза ребенку черт выдавил их, чтобы жалобный взгляд не успевшего пожить человечка не раздражал его и тот в ответ пронзительно завыл… Завыл, как маленький, попавший в капкан зверек, прорываясь умоляющим криком сквозь жилистые лапы рогатого хозяина и гомон бесчисленной толпы, а тощий козлоногий блаженно наслаждался болью человеческого детеныша. Он, словно в экстазе наблюдал, как заново вырастают раздавленные глаза маленького человечка, и когда боль затихла, а ребенок умолк, дабы с надеждой открыть их, бараноподобный мучитель повторил процедуру мучительного входа в «спасительную» темноту.

Валяющийся под тощими, вогнутыми внутрь ногами мальчишка, тот, что постарше, с ужасом вглядывался в происходящее, а парнокопытный садист, словно почувствовав испуганный детский взгляд, перевел вожделенный оранжевый взор на него, и под кожаной юбкой вздыбилось нечто крупное и жаждущее детской плоти. То, что не будет давать несчастным ребятишкам покоя не один жаркий день в Геенне Огненной…

Другой козлоподобный житель Ада вел за собой уродливого, варгхоподобного монстра и нескольких взрослых мужчин, среди которых каким-то образом затесался старый дед, однако смысл данной покупки стал понятен, когда пенсионера с Земли отдали на съедение кровожадному монстру, а сам черт ласково улыбался своему гигантскому зверю, поглаживая того по покрытой металлом ноге. Было видно, что рогатый искренне любит тупоголового питомца и не жалеет средств на вкусняшку, коей полон земной мир, а огромное чудовище с удовольствием обгрызало старика, начав с тощих, загорелых рук, но никак не с головы, ибо пожилой человек все чувствовал, воя, как умирающее животное…

Геенна Огненная подарила ему тело, очищенное от болезней и даже регенеративный орган, хотя в живой товар, предназначенный для подобных целей, такие вещи можно и не встраивать, лучше просто беречь от солнца. Как бы то ни было, смерть в любом случае задержится к хрипло-воющему деду, ибо умеющему растягивать удовольствие монстру еще много чего обгладывать.

Глава 6

Взрослые, юные, старые, девочки, мальчики, дети… Представителей всех полов и возрастных категорий человечества били, тащили, резали, кололи и отрывали конечности, заполняя необъятную улицу-площадь невыносимыми воплями, переполненными кошмарной болью и буквально материальным ужасом, текущим от еще не проданных пленников. В надежно скованной колонне скота собакоголового произошла уже не одна попытка закатить истерику, но перевитые крепкими мышцами черти охраняли рабов не только от внешних посягательств, но и от самих себя, быстро выбивая дурь из итак пустых голов. Крупные, узловатые кулаки били по загорелым лицам и те хрустели, быстро возвращая в норму несчастных рабов, вот только кости срастались не идеально, поэтому множественное стадо людского скота разбавилось парой-тройкой десятков кривомордых, но им в принципе шло, ведь скособоченные душа идентичной рожей не портятся.

Спустя некоторое время раздавшаяся вширь «многолюдная» улица вновь сузилась, превратившись в более-менее нормальную, вследствие чего по ней могло разойтись в ряд особей по двадцать непохожих, но родственных рас, чего вполне хватало для «экскурсии» по Рынку. По сблизившимся сторонам гладкой, сильно разогретой двумя солнцами дороги стали появляться первые торговые ряды с разнообразным адским барахлом и разномастными рогатыми торговцами в виде прямоходящих козлов, баранов, кабанов, ну и куда же без гнусавых сатиров.

Они продавали всяческие переливающиеся тряпки, неизвестно, где производящиеся в уродливом, как проститутка пенсионного возраста Аду, местную жратву, по большей части в виде мяса, причем известно какого и белиберду, подобием коей переполнен земной мир, например ножи, посуда, приправы и тому подобное, по крайней мере, Дима так себе объяснял. Все эти, как один парнокопытные торговцы зазывали купить именно их товар, походя на земных цыган, впаривающих лохам оригинальный iPhone за три тысячи рублей или продавцов с одесского Привоза, будучи словно скопированными с этих представителей человечества.

«Кстати цыган-то я здесь и не видел… Вроде не видел, а может просто не обратил внимания… Как вариант где-нибудь один есть, а вот было бы двое… Их безумолчная болтовня не смогла бы перебиться ни кнутом Варгха, ни зазубренными мачете сатиров…», — у волочащего ноги, изможденного Дмитрия от увиденного кружилась перегретая голова, а бедная Лиза спрятала досыта наевшегося младенца в увесистые груди, чтобы ни один цокающий мимо рогатый не посмотрел в ее сторону.

Напуганная девушка периодически забывала, что она со «Спящими» ценная единица товара, тщательно охраняемая круторогими чертями и разгоняющими толпу свиномордыми демонами, однако в окружающем гвалте было не мудрено забыть о собственной уникальности.

А вокруг и, правда, творилось невообразимое! Дикая какофония из криков торговцев, шума с гамом козлоногих жителей Ада, низко пролетающих глайдеров, толп воющих от безысходности грешников и праздно прогуливающихся чертей! Это был действительно Рынок с большой буквы, именно город-Рынок и для мечтающих свихнуться людей здесь приготовили не последнее место. Судя по всему, отсюда покупали и увозили на продажу в другие концы Геенны Огненной, как всегда чуть-чуть подороже, а значит, кому-то повезет и его жизнь будет приятной немного подольше, ведь здешняя стабильность выглядела на редкость плохо в отличие от неторопливого путешествия по Аду.

— Покупайте ткани, хорошие, новые ткани! Любые цвета, любые оттенки, защита от жары, холода и насекомых! — седой, слегка полный черт с козлиной головой и небольшого роста, безвкусно замотанный в разноцветный ширпотреб, демонстрировал продаваемый товар прямо на себе, подхватывая, показывая и откладывая обратно, выполняя это с такой скоростью, что лица рабов обдувало благословенными порывами воздуха.

— Специи! Самые разные специи! На любой вкус, для приготовления человека или дикого зверя, без разницы! Купите, и не пожалеете! Блюдо станет слаще, острей, горче! Как вам угодно! Возьмите специй! Самые разные! Острые, сладкие! Самые разные! На любой вкус! — свиномордый сатир еще более толстый и гнусавый, чем собратья, сопровождающие голожопых узников, показывал товар во множественных плошках, а от его прямоугольной лавки пряностей тянуло смесью таких ядреных запахов, что Дима чихнул, уж настолько засвербело в шелушащемся от жары носу.

— Ножи! Ножи! Покупайте ножи! Самые разные, самые острые, самые тонкие, самые гибкие! — и вновь пузатый сатир, гнусавящий на много метров вперед и одетый лишь в набедренную повязку с двумя сосками на уровне вогнутых внутрь колен, ловко размахивал руками, показывая ножи, качество которых демонстрировалось на привязанном к грубо сколоченному столу человеке с пятым тавро.

У несчастного «помощника» продавца был плотно завязан кривящийся рот, а поверхность тела покрывало множество глубоко воткнутых клинков, что кошмарно выглядело в совокупности с полными разума и боли глазами, просящими только одного — убить, отчего Дима постарался отвернуть взгляд, не желая смотреть на мучительное существование грешника поневоле.

Четвертая цепь безостановочно двигалась дальше, предлагая идущим позади рабам «прицениться» к ножам, а торговец клинками напоследок отсек большой палец дернувшегося «помощника», закинул в свиную пасть и стал с хрустом жевать, словно передавая эстафету стоящему после него продавцу еды, которыми так пугал Анатон.

— Не забывайте перекусить, ведь Рынок большой, а вы можете проголодаться! Лучшие блюда только здесь! Готовятся на месте, и вы сами выбираете понравившийся кусок! Есть овощи и фрукты, что хорошо к любому жаркому! Ну, а любителям сырого — предоставляется возможность отрезать мясо самому! — в лавке торговца быстрой едой находились трясущиеся от боли, обнаженные люди с зашитыми ртами и пятым тавро, аккуратно насаженные на невысокие железные колья с красноватым отливом.

Почему невысокие? Просто вздрогнувший от ужаса Дима автоматически сделал такие выводы, четко осознавая, что внутри «еды» скрывается их самая малая часть, ведь несчастных грешников не убивают, а продают по кусочкам, а значит, и не думают чрезмерно издеваться, дабы «мясо» вдруг не потеряло товарный вид вследствие разорванных внутренностей.

Две молодые, когда-то красивые девушки, а также парень примерно их возраста, мужчина лет сорока пяти и совсем старуха были умело насажены на колья на равных расстояниях, и располагались друг за другом по мере увеличения возраста. Видимо этим эстетичным выравниванием рогатый хозяин закусочной пытался создать подобие витрины, что, в общем-то, получилось, ибо ассиметрией взгляд не ломало, но и не притягивало…

Сии несчастные мученики с пятым тавро, если говорить прямо и безо всяких: «Ох! Ах! Какой ужас! Так нельзя!», — походили на курей-гриль, крутящихся на многолюдных улицах всех городов мира. Глаза несчастных, не пожелавших нормально жить на Земле, и получающих идентичное существование в Аду, выражали непередаваемую боль, а накрепко сшитые губы были белыми, словно пытались порвать связующие их нити.

Этот непривычный для человеческих взоров ассортимент, предоставленный из молодых, постарше и старых людей олицетворял разнообразие вкусов, предоставленных на Рынке, а голубоватый огонь из каменной тумбы рядом с мучениками говорил о существовании газа на Геенне Огненной, и… Очень пугала сковородка с длинной засаленной ручкой, скворчащая от кипящего масла и плавающих в нем бесформенных огрызков людской плоти, правда, непонятно с каких участков тела… Омерзительное зрелище, вызывающее желание облеваться, но в тоже время манящее запахом жареного мяса, отчего урчал изголодавшийся желудок.

— Купите еды, господин! — козлоподобный торговец вежливо, но громко окрикнул Джумоука, крутанув блеснувшими рогами. — Вам еще долго работать, а всех сразу не купят! — однако укутанный в слепящее золото «Анубис» даже не обернулся, на что торговец также не отреагировал, ибо привык и, отрезав ухо от непрерывно трясущейся, когда-то красивой девчонки, кинул в закованную толпу рабов. — Пожрите животные! Ха-ха-ха! — захохотал парнокопытный торговец человечиной, а лишившаяся небольшой части тела грешница болезненно дернулась, но ее тело уже восстанавливалось.

Кошмарное зрелище, видеть которое удостоился проходящий скот Джумоука, поразило каждого из людей, одних больше, а других меньше. Самые слабонервные открыли искривившиеся рты, дабы просяще взмолиться или впасть в истерику, но огромные черти, приноровившиеся к повадкам ведомых на продажу животных, вбили зубы им в глотки, заставив неудавшихся крикунов закашляться кровью.

Дмитрий, шокировано изучающий «профессии», привлеченных на рыночные работы грешников, благодарил Творца за уникальный ожог на лбу, ведь «работающие» вечной едой люди обладали пятым клеймом, то есть являлись представителями большей части выходцев с Земли. А из непрерывно проходящих в обратную сторону, ведомых на поводках узников, юноша до сих пор не увидел ни одного раба с тавром «Спящего» или второго с третьим, на глаз попадалось лишь женское и пятое.

«Получается, что идущие позади нас троих, действительно самые жалкие и ничтожные люди… Оно сразу видно было, но теперь уже точно… Остальных получается отправляют на работы, требующие какого-никакого ума и характера, плюс наличие смирения и крепкой психики… Не везет земным бездельникам, не везет… Кормить весь Ад, лизать ноги Раю, вот каково их предназначение, чем они по сути на Земле и занимались, облизывая задницы начальству и не имея собственного мнения… Поэтому не стоит и думать об истинных размерах Геенны Огненной… Скорее всего Ад примерно земной величины, ибо в живых остается очень мало людей, и все они где-то работают, питаясь своими же земляками… Безотходное производство… Умно и выгодно… Это сколько же в Аду родни родня сожрала… Охренеть…», — от жары Дима слышал звучащие внутри головы тамтамы, но не мог оторваться от невообразимых торговых рядов, видя, что полногрудая Лиза и вовсе шокирована происходящим.

Посеревшая от страха девчонка держала любимого малыша, так крепко, что было непонятно, как он не задохнулся в сладких материнских объятьях. Младенец насытился и спал, а с трудом волочащий ноги юноша завидовал его сладкой жизни, той, когда не понимаешь, где находишься и растешь с чистой совестью, думая, что окружающий мир таким и должен быть.

«Правильно говорят, что больше всего на мировоззрение человека действует раннее детство… Большая часть поведения формируется именно с пяти до двенадцати лет, потом переучивать бесполезно, уж слишком подросток впитывает окружающий мир… Может, если только спустя годы… Вследствие изменения образа жизни и нового взгляда на окружающую действительность, но отголоски прошлого будут преследовать до конца дней… Помнят же некоторые происходящее еще до рождения… Странные города, иначе одевающихся людей, невиданных животных… Получается не вся память пропадает, вот только я, как назло ничего не помню…», — задумавшийся юноша споткнулся и крепко ударился о еще один, валяющийся на мостовой камень.

Два пальца ноги, большой и указательный пронзило острой болью, мгновенно ушедшей никуда и все это удовольствие благодаря новому органу, встроенному рогатой родней, чтобы братьям по крови лучше жилось и работалось на жаркой родине. Жаль только, что Дима ничего не помнил и не знал о ней, кроме ярких кошмарных снов, так пугающих при жизни, да и то… Об Аде ли они? Кто знает… Ведь, как оказывается, Вселенных бесконечное множество…

— Покупайте жареные языки! Жареные языки! Покупайте! Берите, сколько пожелаете, отрастут еще! Жареные, сырые, запеченные и вареные! Самые разные! Самые вкусные! Языки молоденьких девушек, языки стареньких бабушек! Взрослых мужчин и красивых женщин! Жареные, вареные, сырые! Покупайте языки, тающие на языках! Ха-ха-ха! — услышавший последний рекламный слоган мальчишка с дрожью обернулся, заочно предполагая, что увиденное его поразит и действительно… Геенна Огненная умела удивлять, причем каждый раз иначе.

Торгующий языками лавочник жутко гнусавил, то есть являлся сатиром, его же бизнес выглядел ужаснейшим образом. Не в экономическом плане — нет, а то, каким образом велась торговля вкусняшкой.

Шесть человек. Пятое тавро. Пустота в глазах. Недвижимые старик со старухой, парень с девушкой, мужчина с женщиной стояли спинами к стене небольшого каменного закутка свинорылого торговца, а их отталкивающе длинные языки растягивались, медленно наматываясь на крутящиеся вертела, такие, как у земных торговцев шаурмой. Стояли же и не двигались грешники с пятым тавро совсем не добровольно, а будучи прибитыми к серой каменной стене толстыми и длинными гвоздями, но из-за крупного диаметра выпуклых шляпок, торчащих из тощих плеч, костлявых бедер и раздробленных колен, нельзя точно сказать, поэтому это были лишь предположения.

«Волшебная» капельница, заблаговременно встроенная в прилично побездельничавших при жизни грешников творила чудеса, не давая языкам надрывно мычащих мучеников разорваться и заставляя регенерировать при растягивании, то есть удлиняла, оберегая хозяйские организмы от травм, как бы те не были против. Здесь происходило то же, что и со сгоревшей кожей, когда борющийся с безумными солнцами организм нарастил более крепкую, осознавая настоящие повреждения и предполагая будущие.

Розовые языки, наказанных пятым тавро бедолаг обладали огромнейшей длиной, невозможно сказать какой, ведь каждый вертел намотал толстый слой узкого, нежного мяса, но самое интересное то, что и на старика со старухой потратились, встроив пенсионерам регенеративные органы, видимо жестковатое лакомство пользовалось в Аду популярностью.

Покрывшийся изморозью внутри Дима продолжал волочить ноги за «Анубисом», навстречу новому кошмару, когда к гнусавому лавочнику подцокал рогатый клиент с кабаньей мордой и ткнул толстым, заскорузлым пальцем в приколоченную к стене молоденькую девушку с некрасиво разинутым ртом. В тусклых глазах той мелькнуло апатичное подобие испуга и боли, которое быстро исчезло, когда торговец отрезал с ее вертела сантиметров двадцать языка и без булька забросил кипящую воду. Увидевшие это пугающее действо узники собакоголового нервно искривили рты, готовясь завыть, но вооруженные налитыми смертью копьями черти воткнули им в лица мозолистые кулаки, делая путешествие по Рынку спокойным, как никогда.

«Кошмар… Как же хреново существуют в Аду те, кто не хотел целеустремленно жить на Земле… Мне жутко повезло, что я полжизни пил и ничего не делал, зато попал в список эксклюзивных товаров… А этих мучеников жалко, конечно, да и дрожь берет, хоть и не люблю их за непроходимую тупость…», — слегка нервничая, размышлял пожираемый адскими солнцами Дима, тоска которого усиливалась с каждым шагом по миру, где его ждала особенная судьба, а еще он мечтал увидеть прилетающих за покупками пернатых, причем мечтал с силой бабульки, раскорячившейся перед иконами.

Лично он не мог представить белокрылых ангелов там, где столь безумная жара, почти плавящийся песок и ненавидящие их черти, да и старый садист-Анатон рассказывал, что бесполые уроды не переносят проклятый мир, хотя… У них обязательно должны быть специальные скафандры или силовые поля, защищающие от жестокой природы Геенны Огненной, а то, что в самом Аду присутствуют силовые поля, Дмитрий знал точно, ибо местные зеваки постоянно совали лапы в пролетающие мимо решетчатые контейнеры, но что-то отбрасывало их волосатые конечности от воющих рабов.

«Блин! Ну вот, как так? Насыщенная высокими технологиями цивилизация, умеющая видоизменять генетический код, обладающая летающими над землей скотовозками и силовыми полями, выглядит настолько уродливо… Какое все-таки удивительное многообразие жизни в бесконечности Вселенных… И как так вышло, что они списывают из людей информацию о прошлых жизнях, первых поцелуях, днях рождения, а затем просто продают, поедают, убивают? Уж насколько я эгоистичен и черств, но не врублюсь… И ведь считают это естественным…», — юноша изо всех сил пытался понять, что в творится в рогатых головах, но осознавал лишь то, что ничего не понимает.

Из-за окружающего шума он не мог поговорить на эту тему ни с грудастой Лизой, ни с друзьями, скорее всего так же, как и он, распахнувших в удивление рты и ужасающихся миру Ада. Больше всего парень переживал за наивного, как ребенок Такеши, даже молодая мать его не так тревожила, ибо стоически несла нелегкий груз в виде младенца, которого не могла бросить или, что хуже, потерять сознание, а ведь концом пути и не пахло… Да уж… Тяжел материнский крест, а он никогда не понимал этого… Сумасшедшая любовь женщины к безмозглому комочку плоти, порожденному ее телом… Это невозможно понять. Это можно только прочувствовать.

А со всех сторон торговали адской всякой всячиной, хаотично перемешанной с едой из мучающихся грешников, плюс непрерывно слышались крики торговцев, зазывающих попробовать жареное влагалище еще живой девочки-подростка или печень, запеченную в воющем человеке, что вызывало крупную дрожь в загоревшем до черноты теле, ибо являлось чересчур противным земному миру.

Иногда их сутулые рабские вереницы обгонялись другими колоннами понурых грешников, но это были те несчастные, чьи хозяева куда-то торопились, так как ведущие их сатиры, орали, как резанные, разгоняя местный «люд». Пролетало все больше и больше решетчатых контейнеров, битком забитых обнаженным человеческим скотом, рассматривающих ужасную участь себе подобных и жутко воющих от страха, однако их никто успокаивал, ведь для этого требовалось лезть внутрь, хотя может и нет, вдруг там функция удара током присутствует.

«Интересно, а наш Джумоук… Тьфу ты! Офигеть! Я его уже нашим называю… Хм… Дожили… Как говорится: «Спасибо «Анубису» за наше счастливое детство!»… Короче… Разве не может он купить себе такую же летающую посудину, загрузить в нее рабов и возить, вместо того, чтобы таскаться по городу, плавящемуся от жары? Ведь наши ряды побольше многих будут! Или же это элементарный пафос? Понты перед народом, этакая показуха, что у него такое нехилое сопровождение, столько рабов, плюс трое «Спящих» и девчонка с ребенком, родившимся в Аду? Ведь очень многие завистливо смотрят на нас, отчетливо понимая, что мы отличный товар… Блин! Я себя уже товаром называю…», — загорелый, как житель Каймановых островов парень вздохнул и увидел, что в следующей торговой лавке со спины неаккуратно прибитого к уродливому столу грешника вырезают кожаные ремни, быстро посыпая окровавленное мясо… Не может быть!

Дима сглотнул слюну ужаса, мгновенно вспомнив метод приготовления сала из бабкиного поросенка и таки да! Кровоточащая, быстро покрывающаяся новой кожей спина сноровисто посыпалась специями из маленьких горшочков, а тощий, как обструганная жердь рогатый безостановочно открывал желтозубый козлиный рот.

— Покупайте мясо, свежее мясо, сразу со специями! Готовится при вас! Засыпается при вас! Любые специи! Любой вкус! Гурманы могут готовить сами! Любое желание покупателя! Несите свои специи! Разнообразьте мясо любым вкусом! Все, что угодно! Мясо со специями! Любые вкусы! Свежее мясо! Берите! Не пожалеете! — изуродованная спина, пытающегося дергаться от боли раба быстро заживала, а он сам мучительно кривил крепко-накрепко зашитый рот и пучил молящие о смерти, налитые кровью глаза, ибо под новой кожей творилось таинство приготовления пряного мяса, и чем его там посыпал рогатый продавец — неизвестно.

«Профессионал, мать его за козлиную ногу… Правильно мне бабкин поросенок в голову явился… На Земле умельцы так свиней на убой выращивают с разной величины прослойками сала и мяса, потоньше, потолще, пожилистей, помягче… А здесь на месте, прям на заказ делают… Можно под кожу вообще клубники напихать или орешков с семечками… Ловкачи еще те… А все, благодаря технологиям… Настойчивому развитию биологии, так сказать… Цель поставлена — цель выполнена…», — горячего, как старинный паровоз Диму зябко передернуло, да так, что звякнула поржавевшая цепь, однако мысли остались спокойными, что хорошо, видимо психика адаптировалась под жуткие условия Рынка.

— Щечки, ушки, губы, хрящи! На любой вкус! На любого ценителя! Маленькие, но покупка стоит того! Покупайте мясо с лица, самое лучшее, самое тонкое, самое нежное! Море специй, море вкуса! Самое свежее! Любые виды! Вареное! Жареное! Печеное! Сырое! Только здесь! Покупай! Не проходи мимо! Детские уши, носы, щеки! Покупай! Торопись! — торговая лавка следующего бараноподобного коммерсанта ужасала прибитыми к стене взрослыми и детьми, а цокающий внутри круторогий торговец ловко срезал мясо с кривящихся лиц мучеников.

Их глаза с потрескавшимися прожилками сочились мутными слезами и столь непереносимой болью, что хотелось лично убить несчастных, заработавших столь кошмарную участь за бессмысленную жизнь, а еще в их облике присутствовало небольшое нововведение. Чтобы «работники» адской закусочной не орали от жутких безостановочных страданий, их челюсти прошили железной проволокой, ведь обычно зашиваемые губы здесь шли на продажу, а сдерживать умоляющие крики каким-то иным способом возможность отсутствовала.

Человеческие лица, на которых жили только воющие глаза, а кожа непрерывно срезалась и бросалась на уродливую сковородку или в булькающий кипяток, выглядели столь страшно, особенно с торчащими из-под зубов кусками красноватой проволоки, что Дмитрия затрясло. Эти живые, блестящие и кричащие взгляды просили и умоляли убить, хотя бы через вечность, но только обязательно, однако сие было не во власти отвернувшего голову мальчишки.

На самых разных участках рабской колонны раздались рвотные звуки, а некоторые женщины, да и мужчины, чего уж тут скрывать, издали горестные стоны, начавшие переходить в неконтролируемую истерику, но огромные мускулистые черти не зря отрабатывали свой хлеб и четыре покорных вереницы людского скота без задержек двинулись дальше, слегка хрустнув лицами.

— Вареное мясо! Всегда свежее, всегда варящееся! Покупай! Торопись! Остановитесь ненадолго и ощутите его запах! Почувствуйте аромат! Всегда готовые люди! Готовые вариться и уже готовые! Ха-ха-ха! — поджарый, как гепард и юморной, как Петросян черт с бараньей головой продавал грешников с пятым тавро, однако они не были прибиты ни к стене, ни к деревянному столу, а сидели в больших, едва кипящих котлах с торчащими наружу головами, а которым подводились тонкие трубки, вырастающие, будто из-под земли.

Кожа с их лиц, да что там лиц… С черепов слазила и вновь нарастала, голые челюсти скреплялись красноватой проволокой, а взоры выражали действительно БОЛЬ! Самое страшное, что разум не покинул несчастных, продолжая жить в бесконечно варящихся телах, отдых которым, наверняка предоставлялся только по ночам, чтобы «еда» успела отдохнуть от страданий и на следующий день начать заново.

Тонкие трубки, подходящие к мученикам с большой буквы, проходили сквозь щеки и скорее всего, устремлялись в желудок. Видимо бесконечная регенерация столь немалого количества плоти занимала большое количество ресурсов, поэтому людей непрерывно кормили и, судя по запаху, идущему от трубок — кормили говном. Обычным адским говном, идущим из, например канализации Рынка и прямиком в желудки человеческого скота.

«Кал содержит массу питательных веществ не переработанных телом, так что можно и им питаться, однако насколько же это отвратительно и как сильно мучаются несчастные… Вот, что значит бесцельная жизнь, в которой не пытаешься найти собственное «Я» ни размышлениями, ни делом, а просто повторяешь существование соседей, стараясь купить мебель лучше, чем у них… Какое счастье, что я обладатель старой души, замечательного характера и умения нестандартно мыслить, так не ценящихся на Земле…», — позади послышался рвотный кашель, исходящий от Такеши, однако звенящий горячей цепью Дима даже не повернулся, понимая, что тот справится.

— Жареные люди! Жареные люди! Восхитительное зрелище! Смотрите, наслаждайтесь, а потом купите еды, чтобы успокоить болящий от хохота живот! Посмотрите на земной танец! Танец безмозглых животных, радующихся, что они наконец-то вернулись домой! Смотрите и наслаждайтесь! Ешьте, в конце-то концов! И да славится Геенна Огненная! — раболепно и обожающе взглянул в слепящее адское небо торговец и неистово перекрестился, выглядя искренним патриотом, обожающим родину-мать.

Этот матерый, кабаноподобный продавец человечины внешне не слишком походил на любителя работать в продуктовых продажах, больше смахивая на вернувшегося с войны космодесантника, однако его повадки и умение зазывать клиентов говорили, что он просто таким уродился и любит считать денежки, заработанные именно торговлей.

Рогатый кабан, как бы неестественно это не звучало, обставил свое небольшое помещение очень нестандартно и отличающееся от собратьев, если так можно называть творящееся издевательство на «гостями» с Земли. Небольшой, но явно жаркий огонь полыхал под металлической клеткой со сплошным железным полом и высокими решетчатыми стенками, а по ее небольшому пространству безустанно, и что самое страшное — молча — носились два человека — молодые парень с девушкой. Они через шаг-второй поскальзывались на кипящем масле и падали в него, разбрасывая раскаленные брызги, чтобы через непродолжительное время подняться в жутком виде с пузырями ожогов по всему телу, регенерировать и вновь упасть спустя пару секунд.

Их искривленные от бесконечных страданий лица были пробиты толстой проволокой во избежание противных, жалобных криков, а неподалеку от занятой ими клетки стояли разновозрастные детишки на поводках, привязанные к большому крючку в стене, плачущие в ожидании своей очереди, если их вдруг захочет попробовать некий рогатый клиент.

Творящийся вокруг кошмар показывал истинную суть Ада и реальное отношение чертей к людям, где рогатые показывали, что считают собственные изобретения самыми бесполезными существами во всей бесконечности Вселенных, а все из-за когда-то неоправданных надежд. И как бы это жестоко не звучало, но поделом… Поделом… Ибо сами виноваты.

Из-за лени. Из-за неспособности взять себя в руки. Из-за слепой веры в бога, разрешающего пустую жизнь полную молитв. Из-за культа собственного тела. Из-за бесцельной жизни и учения этому детей. Из-за безграничной веры в медицину и неверия в себя. Из-за жестокого обращения с животными. Из-за потакания низменным инстинктам. Из-за… Из-за… Из-за…

Все вышеперечисленное дарит особенный путь… Путь с выжженным на лбу пятым тавром. Тавром большинства. Добро пожаловать в Геенну Огненную дети. Добро пожаловать домой.

Замученный безумной жарой и адскими страстями Дима глубокомысленно вздохнул и прокрутил в голове мозаику из увиденного за всего лишь начало ужасного дня, моментально преобразовав в красивый текст, который когда-нибудь впишет в собственную книгу, вот только выберется из проклятого мира. Как он это сделает, парень не думал, ибо в данный момент не было смысла, а до точки назначения ехать и ехать. Сейчас главное прибыть в приписанный Джумоуку товарный ряд и быть проданным неизвестно куда, а уж там понять, повезло ему или нет.

Он бросил серо-голубой взор на сгорбленную Лизу, пораженную творящимся вокруг ужасом, а ее крепко-вылепленный ребенок спал сном праведника, игнорируя шум, гам, вопли торговцев, крики сатиров и общую вонь обитателей Ада. Юноша моментально вспомнил юного племянника своего знакомого, умеющего засыпать в любой позиции, как бы рядом ни орали, шумели или просто галдели, тот же в ответ спал, как убитый. Вот уж кому везло, так повезло… Дмитрий был в гостях пару раз и наблюдал сей процесс, где малой играет в машинки, солдатиков, а спустя минуту уже дрыхнет, если устал. Лично Дима так никогда не умел, ему для такого необходимо не спать дня два или набухаться в дрова, в ином же случае нереально.

Множественное цоканье копыт, шлепанье босых ног, человеческие завывания, хохот разнообразных чертей, гнусавые вопли сатиров, рычание варгхоподобных тварей, хруст людских костей, запах жареного, вареного, а также свежей крови заполняли воздух Рынка безнадегой… Безнадегой, от которой не уйти и не спрятаться, а только умереть, но осознание возможности еще одной смерти пугало людей до темноты в глазах, ибо кто знает, какие кошмары за гранью следующей жизни.

Сам Дима точно знал, что умирать не хочет и не собирается, ибо это начало старого пути, в чем он был уверен на сто процентов. Необходимо пройти эту дорогу до конца и выбраться из Ада, а каким образом это сделать, покажет лишь время, сейчас же…

— Освежающие напитки! Вода! Райские амброзии! Вина по рецептуре Земли! Крепкие напитки! И, конечно же, кровь! Самая разная! Густая и жидкая, соленая и сладкая! Наливается из живого сосуда, далее готовясь по вашему вкусу! — гнусавый голос пестро-ряженного свиномордого сатира зазывал совершить покупку, а в его лавке стояло множество бутылок самого непрезентабельного вида, как и все находящееся в Геенне Огненной.

«Сосудами» же являлись грешники с пятым тавро, такие же, как и всюду, то есть молодые, старые и пара детишек — один плакса лет пяти, а другой молчун годиков одиннадцати. Вот уж кому повезло на полном кошмарных мучений Рынке, так это данным счастливчикам, что сказано без толики сарказма. Почти полное отсутствие страданий, а лишь бессмысленное стояние у каменной стены, к которой разновозрастных рабов с Земли приколотили неизменными гвоздями с крупными, выпуклыми шляпками, а они взамен щедро делились своей кровью.

К их венам подходили тонкие прозрачные трубки, уползающие на грубую каменную стойку, где заканчивались концами с приделанными краниками. Покрутив их, можно было налить свежей кровушки, разбавить по вкусу, а с немалым разнообразием напитков расположившихся на стойке, наверное, присутствовал вариант замутить и алкогольный коктейль, если в Аду, конечно же, пьют.

«Счастливчики… По сравнению с виденными ранее, так вообще ловцы удачи за хвост… Хотя с другой стороны может сатир поросят ими кормит после работы или собаку свою… А может насилует изощренно… Как-нибудь адски… Хм… Сказал, так сказал… По адски… Спасибо за адский секс дорогой! Пожалуйста, милая! Чего только в голову не лезет… Так вот… На чем я там остановился? Насилует изощренно вместе с сытыми поросятами и собакой…», — запеченный в черепной коробке разум юноши генерировал отвратительные по содержанию мысли, но Дмитрий ничего не мог с этим поделать, ибо внутри него жило нечто плохое, только вот что?

Два безумных солнца Геенны Огненной изо всех сил кидались на его загрубевшие темно-коричневые плечи, но парень чувствовал лишь сильный жар, более не собираясь сгибаться перед светилами Ада. Его худощавое тело вернуло немного потерянной массы, покрывшись тонким слоем крепких мышц, а кожа по толщине превратилась в подобие носорожьей. Диме казалось, что если по ней сильно ударить палкой, то раздастся глухой стук, а он ничего не почувствует, уж слишком она блестела и вроде поскрипывала.

Парень повернул шею, дабы взглянуть на полногрудую Лизу, полюбопытствовать, как она и грустно вздохнув, отвернулся. Серая от страха, сгорбленная девушка автоматически передвигала красивые ноги за гнусаво-вопящими сатирами и с ужасом разглядывала сюрреалистичные картины, показывающие продающихся на еду людей, полные плачущих грешников контейнеры и огромных чертей, зверски избивающих свежекупленный товар. Сей непередаваемый кошмар непрерывно впитывался в девушку, оставляя неизгладимый отпечаток в душе и на измученном челе, лишь сильные руки крепко держали младенца, продолжающего безмятежно спать в то время, когда несчастная мать не знала, что делать. И пусть ее тревожные мысли передавались чувствующему их малышу, однако она помнила слова Лкетинга и неким женским умением отбрасывала весь их негатив в сторону, потому ребенок не просыпался.

Сам же воин-масаи возбужденно дышал в загорелый затылок Дмитрия, и это единственное, что отчетливо слышалось сквозь безумную какофонию Рынка, а если точнее — ощущалось, ибо звуки тонули друг в дружке. Если бы худощавый мальчишка заметил подобное при жизни на Земле, то, наверное бы дернулся в сторону, решив, что ему хочет вдуть представитель голубой братии, если по русски — пидарас, однако… В Аду он понимал о чем думает туземец, попавший в невообразимое место, несопоставимое ни с одной легендой масаи. Место полное изощреннейших издевательств над людьми, причем таких, какие на Земле не проводятся, разве что на голову больными психопатами, изначально рожденными в Геенне Огненной и отправленными отбывать наказание в человеческую тюрьму.

И ладно бы все эти мученики были выращенными клонами, не знающими собственной жизни и не имеющие разума с эмоциями… Но нет… Они чувствовали страх, боль и помнили, как легко и замечательно жилось на Земле, бездушные же черти в свою очередь радовались ужасным страданиям, которые испытывали их пленники. И если сие времяпровождение для жителей Ада является поиском Творца, то Сатана — магистр вуду, ибо вера в подобное навязывается многолетним зомбированием…

Скорее всего, рогатые давным-давно забыли о поиске Бога, превратившись в бездушных мясников, оправдывающихся мыслью, что люди предали их и поэтому заслужили такое обращение, однако с другой стороны Дима не знал их истории и сказок, рассказываемых в Аду на ночь… Возможно прошлое Геенны Огненной насыщенно такими кошмарными подробностями, что он со своими домыслами тихо и нервно курит в стороне.

Пожираемый ненасытной жарой парень замучено двигался за укутанным в золото Джумоуком, всего раз обернувшись на Такеши, чей загар перебивался серостью кошмарных впечатлений, с силой бьющих по субтильному азиату. Японец выглядел так, будто забыл, где находится, ибо распахнул рот нараспашку, как деревенский дурачок и не хватало только текущих слюней.

Широкие овальные глаза, превратившие чистокровного азиата в европейца тоже пугали, ибо светились пустотой, за которой пряталась осмысленность, не желающая выходить, дабы трусливо осознать, что все вокруг не сон, а реальность, такая же настоящая, как два солнца пытающихся сжечь нечеловечески крепкую кожу.

Дмитрий глубоко вздохнул, чуть не поперхнувшись горячим воздухом и направил взор на звонко-цокающих, безостановочно горлопанящих сатиров, идущих чуть позади величавого «Анубиса». Каким образом столь жирные создания так ловко размахивали зазубренными клинками, до сих пор оставалось загадкой, а их утренние тренировки и вовсе нонсенс. При первом взгляде на свинорылых демонов было невозможно произнести: «Они по утрам делают гимнастику и ловко фехтуют тусклыми мачете, ибо их жирные тела только внешне такие, внутренне же они сильные и гибкие создания!», — но сейчас Дима знал это и тихо сходил с ума от огромного количества истины, сыплющейся со слепящего адского неба.

Внезапно безумолчную какофонию Рынка разорвал предупредительный треск полного электричества кнута и злобный рев людоеда-Варгха, донесшиеся аж до передних рядов людского скота, и мгновенно очнувшийся мальчишка вывернул хрустнувшую шею, желая увидеть, что происходит. Как-никак здоровое любопытство невозможно выбить никакими плетьми и все разумные существа рождаются для познания Вселенной, если же кто-то желает не жить, а бездумно существовать, то это проблема его пустой, как воздушный шар головы.

Дима моментально понял, что утыканный шипами монстр разглядел, как к живому товару тянут тощие лапы рыночные оборванцы с козлиными мордами и похотливыми глазами, причем тянут там, где ни один из воинов-чертей не успевает среагировать на происходящее, ибо им хватает других рогатых оборванцев от коих требуется защищать рабов. Этих же адских нищебродов было четверо и лапы они тянули к завизжавшим в страхе женщинам, желая то ли отщипнуть от них кусочек, то ли ухватить за спелую грудь, однако безмозглый Варгх заметил сей произвол и мгновенно, что удивительно для такого внешне неповоротливого создания, выхватил хлыст.

Первый удар электрического кнута, мгновенно распугавшего рыночный «люд», сбил сразу двух бомжеватых козлоногих, чьи налитые кровью члены выскочили через лохмотья набедренных повязок, словно желая сбежать раньше папочек, а второй удар «поцеловал» еще одного. Доставшийся похотливому неудачнику разряд был такой силы, что оборванца отбросило в толпу более самодостаточных рогатых собратьев, где он сбил несколько цокающих прохожих и пару покупателей с товаром в виде унылых людей.

В это же время ведомые собакоголовым рабы принялись суетливо и несогласованно тормозить, испуганно всматриваясь на сыплющий искрами хлыст Варгха, да и сам «Анубис» замедлил величавое цоканье, дабы заинтересованно обернуться, и узнать в чем дело. Его тут же прикрыли два «стреляющих» кровавыми глазами сатира, грозно и профессионально размахивающие тусклыми клинками, отгоняя мельтешащий «люд» Рынка.

Сие незапланированное торможение создало полагающуюся в таких случаях кучу малу, заставившую попадать ниц обнаженных пленников и даже если сильный, как комбайн Варгх умудрялся сдерживать свободной лапищей поржавевшие цепи, то узники все равно сыпались друг на друга, как спелые орехи.

Четвертого оборванца местный Франкенштейн ударил в момент, когда козлоногий секс-маньяк все-таки схватил одну из визжащих девиц за толстую ягодицу, вследствие чего разряд огромный силы должный откинуть рогатого извращенца в сторону, прошелся по женской цепи, подарив каждой из них судороги, подкосившие костлявые коленки, но это было не все.

Сам того не понявший, огромный защитник хозяйского добра получил удар тока своим же хлыстом по обмотанной цепями лапище, полностью впитав разряд, вошедший внутрь огромного, уродливого тела и почти не доставшийся рабам мужского пола. Трехметровое чудовище не ожидало получить столь сильную затрещину от самого себя и непроизвольно, но изо всех сил дернуло цепи, удерживающие людской скот, отчего копошащиеся узники получили травмы шеи и захрипели, но регенерация отлично работала, быстро угомонив мычащих животных.

Произошедшее недоразумение создало на широкой рыночной дороге затор с пустым пространством спереди и по бокам, где в радиусе метров пяти никого не осталось, ибо жители и гости Рынка понимали, что разъяренный работорговец может спустить всех своих «собак», поэтому держались в стороне. Даже крики ближайших торговцев затихли, и любящие звонкую монету коммерсанты перестали предлагать еду из запеченных людей, а работорговцы и вовсе не могли продвинуть стада людских животных ни вперед, ни назад из-за творящейся неразберихи.

Заполненные стонущими людьми контейнеры зависли в воздухе, ибо потеряли возможность «плыть» дальше, а рогатое войско Джумоука выставило в стороны высокотехнологичные, наливающиеся красным копья, будто предупреждая, что не собираются спрашивать, как зовут сгорающих земляков и какими будут их последние слова для матери. Сатиры покручивали клинками, рассказывая с помощью бликов на тусклых лезвиях, что пока двуногий скот хозяина не поднимется — никто не пройдет, а Варгх злобно ревел, искря хлыстом и топая огромными ступнями. А «Анубис»… Что «Анубис»? Он просто стоял, меланхолично покручивая налитым смертью жезлом, и весь его вид говорил, что он не сойдет с места, пока его слуги не разберутся с людской скотиной, а ежели присутствуют обладатели иного мнения, то… Творец решит, кто Ему нужен живым, а кто мертвым для чистки выгребной ямы бесконечности Вселенных.

Однако основная проблема была не в копошащемся на дороге скоте… Когда тупоголовый Варгх случайно послал разряд тока в женскую цепь, то рабыни рухнули на землю, и несчастная Лиза вместе с ними, как и ее исхудавшие руки, держащие любимого малыша. И какой бы сильный не был ее материнский инстинкт, но когда трехметровое чудовище дернулось от своего же удара током, то молодая мать дернулась вместе с ним и ее спящий малютка с огромной силой вылетел из ее объятий, шмякнувшись об разогретую мостовую Рынка, где издал громкий хруст младенческих косточек.

Несчастная девчонка глухо взвыла, уподобившись умирающей волчице, и с безумием во взгляде бросилась вперед, желая подползти к своей плоти и крови, но цепь с прикованными к ней несколькими десятками женщин не давала сдвинуться и на миллиметр. Упавший же на колени Дима с космическим холодом внутри наблюдал, как рыночные зеваки, не успевшие сбежать с освободившегося пространства, пробегают по хрустящему малышу широкими копытами.

Сходящая с ума от собственного бессилия Лиза хрипела и билась в звенящей цепи, натянув поржавевшее кольцо так, что ей передавило гортань, а от нехватки кислорода выпучились карие глаза, остальные же узники с дрожью внутри наблюдали, как расплющивается миниатюрное тельце младенца. Сам Джумоук с жирными и именно здесь неповоротливыми сатирами не успели ничего предпринять, хоть ребенок и находился почти перед ними, но как раз там пробежались рогатые, искалечив только начавшего жить мальчугана, радующегося двум солнцам чужого мира.

Рухнувшая в изнеможении девушка недолго жалостливо хрипела, ибо раздавленная глотка быстро восстановилась, и она вновь тоскливо завыла, глядя на переломанный, окровавленный комочек мяса, еще не так давно размахивающий ручками, сосавший сиську, и никто не мог ничего поделать, но… Родившийся в Аду ребенок не просто так получил регенеративный орган наравне с взрослыми рабами, и маленькое тело начало оживать.

Переломанные детские кости срастались в том же виде и недавно рожденный, симпатичный мальчуган с каждой секундой все больше и больше походил на циркового уродца с мятой головой, хрипя вместо детского плача и шевеля отвратительно криво сросшимися ручками с ножками. Ребра на миниатюрном тельце скособочено вмялись внутрь, и не смогли бы подарить достойной жизни, поэтому ребенка требовалось убить, ибо он превратился в обузу, и его цена на Рынке упала до куска сипло-хрипящего мяса, чье предназначение страдать от постоянной нехватки воздуха.

Скребущая горячую землю девушка видела происходящий с сыном кошмар наяву и понимала, какой конец ждет ее кровиночку, отчего с воем тянула истонченные загорелые руки, более не пытаясь вырваться из поржавевшей цепи, а просто до боли жалостливо всхлипывая на раскаленной мостовой Рынка. Ее накрывали бессердечные солнечные лучи двух жестоких светил Ада, а изуродованный ребенок пытался жить, издавая жуткие хрипы более подходящие Варгху, но сам не понимал, зачем это делает. И тогда огорченный до невозможности Джумоук, что явно виделось по желтым глазам, произнес:

— Убить! — и бросил жалостливый взор, но не как на живое создание, а на потерянный дорогой товар, который не подлежит восстановлению, ибо сие слишком долго, дорого и возможно просто негде.

Один из жирных сатиров кровожадно оскалил пасть и послушно сделал «цок» вперед, удобней перехватывая тусклый клинок, а почувствовавшая недоброе Лиза взвыла так, что у многих, вроде бы полностью опустошенных Адом рабов выкатились горькие слезы сочувствия. В этот же момент гортань рвущейся к сыну девушки вновь раздавило о кольцо на шее, и страдальческий вой преобразовался в жуткие хрипы, точь-в-точь, как у изуродованного сына, шевелящегося на двойном солнцепеке. Ее грубые, истерзанные Геенной Огненной соседки горестно плакали вместе с Лизой, да и другие черствые узники отворачивали слезящиеся взоры, на мгновение забыв о собственном горе и лишь некоторые, не более двух десятков не испытывали ничего, кроме жалости к себе.

Разогретый же, как пустынный шайтан Дмитрий не понимал, что ощущал в данный момент, ибо его чувства начинались, как безумная жалость к девчонке и малышу, плюс к этому он сам для себя еще давно решил ее защищать. И вот сейчас, услышав бесстрастный приказ «Анубиса» убить искалеченного Адом ребенка на него что-то хлынуло, отсекая разум от раскаленного тела. Он перестал слышать звуки такого знакомого окружающего мира, наблюдая перед собой живое существо, которое еще можно вылечить, ибо возможности тела новорожденного гуманоида позволяли. Требовалось лишь исправить неполадки в элементарном, но в тоже время необыкновенно сложном организме, который дальше сам справится, главное немного ему помочь. И поэтому он сделал шаг, не понимая, как снова оказался в мире рогатых, если недавно в нем умер…

…Как я вам уже говорил, тела людей настолько совершенны, что для их уничтожения требуется применить очень и очень много усилий. Их совершенный организм борется со смертью в любых условиях и здесь самое главное сохранить необходимый ток крови, а также подачу кислорода, дабы отстрочить гибель. Их удивительный скелет пропорционален, симметричен и не имеет практически никаких отличий с обеих сторон, где слово «практически» означает практически… Хм… Снова практически… Ну ладно! Практически незаметную ассиметрию. Поэтому, если у вас возникнет проблема в виде сломанных костей, достаточно понять или вспомнить, как выглядит их зеркальное отражение и восстановить поврежденные участки тела…

Далеко позади раздался яростный рык кровожадного Варгха, огромные ступни которого с легкостью пропахивали раскаленную мостовую Рынка, а само шокированное чудовище едва удерживало покрытые ржавчиной цепи в усиленной железом лапе. Ну, а Дмитрий, самый первый худощавый узник с тавром «Спящего» на лбу с легкостью тащил вереницу воющих от страха рабов вместе с огромным, безмозглым монстром и его взор источал белый свет.

…Гениальные создатели человеческой расы предугадали любые неблагоприятные внутренние и внешние факторы, создав могущие все, идеальные биомашины, но самая главная способность людей — это жизнь в нескольких мирах. Они способны пребывать в материальном и нескольких духовных измерениях одновременно и никто! Повторяю! Никто, кроме них делать этого не умеет, поэтому мы обязаны помочь им вспомнить себя.

Покрытый шрамами Лкетинг и выпучивший глаза Такеши семенили за Димой, прямым, как корабельная сосна и без какого-либо напряжения тащащим почти сотню узников со злобно ревущим Варгхом. Трехметровый монстр отбросил другие три цепи, пытаясь остановить молодого «Спящего», но огромные ноги с вкраплениями металла, лишь вытирали горячую пыль рыночной дороги. Рогатые же воины впервые за весь путь, начиная с Сортировочной, недоуменно смотрели на происходящее, не зная, что делать и ожидая приказа «Анубиса», с возбуждением в глазах наблюдающего за ценным рабом.

…Сегодня человеческой расе очень просто живется, ибо мир вокруг них сформирован таким образом, дабы окружить ослабляющей ложью, ведь если они вырвутся на свободу, то покорят сначала свою Вселенную, а затем и другие. Многим обитателям иных миров противно их совершенство, поэтому завистливые существа пытаются убить людей изнутри, не обладая возможностями сделать это снаружи, ведь человек сам того не зная, способен противостоять чему угодно…

Жирный демон с радостью шедший убивать младенца, какую-то секунду взирал на идущего в его сторону преобразившегося «Спящего», а затем, оцепенев, увидел, как зло и одновременно безнадежно ревет недоумевающий Варгх. Неглупый сатир видел, как огромное, сильное чудовище протирает гигантскими ступнями горячий камень широкой мостовой, и как боятся волочащиеся по земле узники, лишь со спины видящие внезапное преображение человека, чьи глаза горели белым.

…Человеческие создатели до сих пор не понимают кого сотворили, продолжая использовать людей в роли животных и как носителей воспоминаний, сами того не осознавая, что лишь потворствуют торможению собственного поиска Бога. Кто и как превратил изначально совершенные биологические машины в свободомыслящих созданий — неизвестно, но все мы являемся малыми частями единого целого, поэтому обязаны помочь уникальной расе, насильно ведомой не по той дороге…

Свиномордый карлик, наконец, принял решение, налив кровью яростные глаза и размахнулся ярко-блеснувшим мачете, дабы снести «Спящему» ноги. Он, звонко цокая, побежал к Дмитрию, идущему в сторону изуродованного младенца, а Джумоук ничего не произнес, лишь сверкнул возбужденным взором желтого цвета, словно понимая, что жирного сатира ждет неудача и так оно вышло.

Правая нога излучающего свет юноши с невообразимой силой и скоростью вонзилась в волосатую грудь поросенка, раздался жуткий хруст, и тот брызнул кровью из клыкастой пасти, полетев в рогатую толпу, наблюдающую за невообразимым зрелищем. Куча мяса, когда-то звавшаяся сатиром, сбила двух пробежавшихся по малышу чертей, подобно кеглям в боулинге, а неизменившийся в лице парень подошел к ребенку, таща за собой рабов, боящихся его больше, чем демонов.

Один из чертей-воинов не выдержал, видимо обладая самой слабой дисциплиной, и решил собственноручно остановить обнаглевшего узника, вытворяющего невообразимые вещи. «Анубис» не успел открыть собачий рот, как парнокопытный здоровяк со свистом выхватил саблю из-за широкой спины, что не осталось незамеченным худощавым мальчишкой, имеющим более важные дела, чем детские разборки с рогатыми сопляками и…

Даже не поворачиваясь, схватил толстую кисть рогатого, сжав своей небольшой пятерней и с жутким хрустом выгнул ее, отчего черт тяжело задышал, а из его запястья вылезли обломки покрытых кровью костей. Парень же, не собираясь останавливаться, мгновенно перехватил чуть выше, и крутанул с такой силой, что парнокопытный воин совсем не по-козлиному взревел, а его могучая длань выскочила из мускулистого плеча. И вот тогда загорелый мальчишка, коему пришлось отвлечься от важного дела, нечеловечески мощно дернул чертову лапу, вырвав ее из мощного тела и отбросив в толпу любопытных рыночных зевак.

Козлоногий заревел, брызгая кровью во все стороны и отбросив высокотехнологичное копье, но его рана уже заживала и из нее росла новая конечность, что жутко выглядело, ибо рогатый худел, передавая съедаемую регенерацией массу на новую частицу себя. Его же собратья ничего не предпринимали, ибо Джумоук отрицательно поднял нечеловеческую руку с собачьими когтями.

…Основная проблема людей заключается в том, что некто убивает их расу изнутри, убивает поколение за поколением, морально и физически, навязывая специально разработанную систему ложного мировоззрения, которая возводит материальные ценности в божественный ранг и превращает человечество в созданий низшего сорта.

Они давным-давно забыли свою истинную цель! Цель поиска Творца, то, ради чего их создали, и сегодня люди являются слабыми созданиями, боящимися дуновения ветерка, совершенно не походя на тех совершенных творений, коими были изначально. Их разум являлся настолько отточенным, что мог защищать тело при любых обстоятельствах, не подвергая внешним воздействиям, ибо контролировал окружающее пространство и умел превращать пустоту в нерушимую стену. Они умели общаться посредством мыслей, как мы, и могли наслаждаться друг другом, как не умеем мы. Они умели думать столь быстро, как нам и не снилось, и перемещаться в пространстве, как мы не мечтали, но их превратили в похотливых животных. Люди забыли, что их тела создавались для защиты в любых ситуациях, даже если на неопределенное время погаснет идеальный разум, однако сейчас они полностью контролируются собственной животной сутью, забыв, что равны богам…

Покрытый темно-коричневым загаром «Спящий» склонился над маленьким, равномерно хрипящим комочком, не собирающимся более регенерировать, ибо все уже срослось, причем в отвратительном виде, где мягкие кости недавно рожденного существа искривились так, что было тяжело понять, как они выглядели изначально. Однако этому юному организму существовала возможность помощи, которая требовала совсем немного времени, поэтому испускающий свет «Спящий» положил на изуродованное тело горячие ладошки, начав изучающе его ощупывать.

— Дима обладает огромной силой! Не-вооб… об. об-ра-зи-мой! — запинаясь еле выговорил сложное слово воин-масаи, расположившийся рядом со стоящим на коленях парнем. — Лкетинг всегда говорил! — мускулистый туземец довольно скалил белые зубы и одновременно яростно оглядывался, показывая, что любой, кто попытается пройти сквозь него — умрет.

Растрепанный, но старающийся быть грозным японец, хоть и не обладал смелостью Лкетинга, но встал с другой стороны юноши, ровно насколько позволяла полуметровый отрезок цепи, а «осчастливленные» пятым тавро рабы, наоборот отстранились. Лиза же, несчастная молодая мать затихла и замерла, ожидая еще одного чуда от так непохожего на других узников Ада парня, который осторожно ощупывал тело ее хрипящего малыша. Страдающая девушка громко всхлипнула и что-то зашептала под сопливящийся нос, глядя на свою любимую кровиночку.

…Люди давно забыли, кем являются, удовлетворенно считая, что произошли от обезьян — глупых животных, обладающих лишь зачатками разума, а собственных создателей записали в богов, боясь их и вознося им раболепные молитвы. Сегодня потомки совершенных исследователей Вселенных с радостью впитывают сладкий обман, навязываемый невидимыми правителями, желающими превратить гордую расу в рабов, ибо любят управлять, не обладая более никакими достоинствами. Вы же летите в этот мир добровольно и собравшихся здесь должно хватить, ибо вы лучшие, кого можно найти в известной бесконечности Вселенных…

Не ощущающий окружающего мира, но одновременно всезнающий «Спящий» полностью осмотрел и ощупал тельце умирающего гуманоида, осознав, что основная проблема данного организма — нехватка кислорода и неправильно сросшиеся кости, после чего запомнил их все и встал на ноги, величественно выпрямив спину. Мальчишка, не принадлежащий себе настоящему, принялся ощупывать свое тело, словно забыв, как оно выглядит и, делая это, будто в первый раз, но очень многие понимали — сейчас Дмитрий являлся кем-то другим. Его полыхающий белым светом взор смотрел никуда, а радостно-возбужденный Джумоук сделал знак всему рогатому сопровождению даже близко не подходить к «Спящему», чья цена возрастала каждую секунду.

…Вы станете первопроходцами, и ваша участь не будет завидной, ибо большая часть падет под прелестями мира сего, и очень долго вы себя не вспомните, но прочно заложенная внутри цель останется навеки вечные! И как бы вы не бежали от себя, как далеко бы не прятались, но никуда от нее не денетесь! Ваша миссия будет биться внутри вас, пульсировать, не давая покоя в каждой жизни, проведенной в этом мире и мирах создателей человеческих, а все из-за того, что займете вы оболочки людские, дабы не отличаться от них и не смущать своим истинным, до ужаса пугающим обликом…

Молодой «Спящий» закончил себя ощупывать, и опустился на колени перед хрипящим комочком, аккуратно переложив его перпендикулярно себе. Глаза юноши излучали белое пламя, будто бы тянущее холодом, а настороженный масаи с раздувающим ноздри Такеши стояли рядом, но никто и не пытался подойти к Дмитрию из-за показательного примера жирного сатира.

Свинорылый демон лежал на раскаленной мостовой, облитый лучами обоих солнц Ада, мучительно хрипя и едва двигая жирными руками с вогнутыми внутрь ногами. Глядя со стороны, было видно, что его узкая грудная клетка вдавлена внутрь, также как у ребенка, растоптанного чертями, то есть сатир задыхался идентичным образом. Судьба-злодейка сыграла с ним злую шутку, и он повторял состояние малыша, ведь его сломанные кости также уродливо срослись, а значит, демон мгновенно превратился в обузу, которую выгодней убить, чем лечить.

— Можешь сожрать его! — не отрывая желтый взгляд от «Спящего», кивнул в сторону хрипящего сатира Джумоук, гавкающий голос которого обращался к Варгху.

Гигантский монстр, отчаявшийся сдвинуть с места Диму, радостно взревел и моментально забыл про него, щелкнув кнутом в сторону искалеченного сатира, умело зацепив и потащив к себе, отчего остались кровавые разводы на серых плитах, и была спугнута моментально разбежавшаяся толпа рогатых зевак.

…Каждый из вас скитался по просторам различных миров бесчисленное множество времени и каждый обладает знаниями, неподвластными людям. Ваши таланты подарят им возможность встать на ноги, на путь восхождения к Творцу, но сие потребует огромных усилий, ибо человеческая раса гордая и никого не слушающая, в каком бы унизительном положении не пребывала. А так как сейчас их главные ценности сводятся к пище, похоти и красивым вещам, столь любимым простыми животными, коими люди сегодня являются, они никогда не примут насильно навязываемых знаний, даже если те освобождают от рабских оков…

«…Маленький человек страдает и его необходимо вылечить… Какие же они глупые, эти люди… Не знают какие огромные возможности в них заключены… Сейчас я тебя вылечу, малыш… Ты только терпи… Терпи, пожалуйста! Будет очень больно!», — гибкие пальцы «Спящего» еще раз прошлись по искривленной ручке хрипящего и задыхающегося младенца, а потом… Сломали ее.

И ребенок закричал, хотя нет… Скорей громко захрипел, отчаянно шевеля кривыми конечностями от новой ужасной боли, недавно затихшей, но сейчас повторяющейся, а словно взбесившаяся Лиза вонзила пальцы в гладкий камень дороги и зарычала, как разъяренный зверь, не понимающий, что ее малыша лечат. Лечат через боль…

Она хрипела, ревела и извергала потоки мутных слюней, пытаясь ухватиться за горячие плиты и потащить за собой вереницу женщин, а те от ужаса не могли сделать и шага, оставаясь на месте и что-то безнадежно шепча в бесстрастное небо. А по нему, такому слепящему и одновременно красному с шумом пролетали глайдеры разных форм, и их пассажирам не было дела до происходящего на одной из широких улиц адского Рынка.

— Отлично… Просто прекрасно… — слегка взрыкивая, шептал собакоголовый Джумоук, с любопытством наблюдая за стоящим на коленях «Спящим», заново ломающим кости малышу.

…Люди не любят, когда им что-то навязывают — такова природа их истинной, гордой натуры. Они желают думать, будто сами пришли к выводам, на которые опираются, что чересчур осложняет проводимую с ними работу. В их мире вы столкнетесь с проблемами, кажущимися сейчас недостойными внимания, но необходимо запомнить, что человеческий характер очень многогранен и с людьми требуется прожить не одну сотню лет, дабы полностью вписаться в их общество и лишь потом начать переучивать…

Загорелые кисти «Спящего» аккуратно соединили мягкую, заново сломанную кость внутри младенческой руки, и несколько секунд подождали, пока она срастется.

«Прости меня… Прости… Но иначе нельзя…», — вторая миниатюрная ручка только успокоившегося младенца сломалась также, как первая, а Такеши, оглянувшийся посмотреть на Диму, с дрожью в ногах увидел, как из светящихся глаз катятся прозрачные слезы и новый громкий хрип малыша разорвал напряженную тишину Рынка, на котором давно, а может никогда не происходило подобных зрелищ.

Разномастные рогатые жители и гости адского города затаили дыхание, глядя, как тощий раб с тавро «Спящего» плюет на устоявшиеся стереотипы поведения грешников, не обращая внимания на парнокопытную охрану и гиганта Варгха. А многие работорговцы, не могущие из-за образовавшегося дорожного затора пройти ни вперед, ни назад, лезли в первые ряды с помощью своего грозного сопровождения, дабы разглядеть, что происходит, и когда видели, то их оранжевые глаза округлялись.

— Убери от него руки!! Не трогай моего сына животное!! — кричала на весь Рынок обезумевшая Лиза, карие глаза которой выражали всю боль, возможную быть выраженной. — Перестань его мучить!! Перестань!! Убей моего малыша, только не мучай, пожалуйста!! Убей его, тварь!! — она захлебывалась в слезах, протягивая загребающие горячую пыль руки, но «Спящий», словно не слышал слов сходящей с ума матери, терпеливо держа вторую руку хрипящего младенца, кость на которой заново срасталась.

…Всем вам стало скучно бесцельно бродить по бесконечности миров, и вы захотели свершить деяние к Творцу приближающее, но даже не подозреваете о тяжести пути, на который решились встать. И пусть вы избраны из тысяч желающих, но знайте, что позже эти тысячи двинутся за вами, и когда-нибудь вы с ними встретитесь. Ваши таланты объединятся, а пути пересекутся, но вы и не вспомните, не будете знать цели общие, и лишь интуитивное движение вперед заставит вас жить, и тосковать вы будете, не понимая, зачем нужно это все. Вы не сможете удивляться красотам, радующим расу человеческую, и вашим главным желанием станет смерть, означающая лишь то, что придется начать заново…

«А теперь ножки, малыш… Кричи… Кричи, как можно громче, так будет меньше болеть… И прости меня… Прости, пожалуйста…», — из светящихся глазных провалов катились и катились прозрачные слезы, не высыхающие на жуткой жаре и долетающие до раскаленной мостовой, а темно-коричневые руки «Спящего» заново сломали мягкую детскую ножку, неверно сросшуюся в трех местах.

И ребенок вновь закричал, прорываясь голосом сквозь жуткий горловой хрип. Закричал ужасно, ибо причиняемой боли можно было избежать, просто не занимаясь ужасным лечением. Узники же со всех цепей с ужасом смотрели на худощавого юношу, жестоко издевающегося над искалеченным младенцем, а также его нелюдей-спутников, защищающих зверя в человеческом теле.

— Не хочешь продать его мне?! — раздался громкий выкрик из рогатой толпы, сгрудившейся вокруг импровизированной арены, на которой происходило удивительное представление. — Отдам за него весь свой скот! — сей вопрос задал такой же собакоголовый, как и Джумоук, разве что укутанный в золото с иным оттенком, а его желтые глаза жадно взирали на парня со светящимися глазами.

— Нет! — коротко ответил «Анубис», бросив холодный взор на вопрошающего. — Таких, как он сотни лет никому не попадалось! — и отвернул собачью голову в сторону «Спящего», как раз сломавшему миниатюрную ножку ребенка в следующем месте, а тот страшно захрипел, изредка прерываясь страдальческим детским криком.

— Да убей же его, животное!! Убей!! Зачем ты его мучаешь?!! Тварь! Ничтожество! Убей моего сына, только не мучай его!! Пожалуйста!! — бьющаяся в истерике, обнаженная Лиза ревела раненым зверем, а ее тонкие руки изо всех сил гребли по каменной дороге, пытаясь вцепиться в нее и порвать в клочья.

— Она не понимает! — произнес дрожащий от напряжения и страха Такеши, обращаясь к Лкетингу, зыркающему по сторонам яростным взором. — Лиза не понимает, что он лечит его!

— Женщина становится животным, когда ее ребенку грозит беда! Женщина не может думать! Она видит только ребенка! Вокруг нее ничего нет! Только малыш! — воин-масаи стоял, как непоколебимая скала посреди бушующего моря, будучи готов отдать жизнь за парня, лечащего младенца через страшную боль и это его желание будто притянуло неприятности.

Из толпы, окружающей импровизированный амфитеатр с «играемой» на нем фантастической пьесой, буквально вывалился минотавр на гигантском животном, походящем на кошку с быком, и понесся прямо к центру представления.

Что взбрело в голову огромному черту, направившему своего зверя прямо на «Спящего»? Может желание выделиться и остановить человека, рушащего все правила поведения грешников в Аду? Или мечта показать, насколько он сильней и бесстрашней слабаков, боящихся выйти и надрать задницу необычному рабу? Неважно, ибо огромная зверюга, несущаяся по гладкому камню мостовой и с жутким скрежетом царапающая его стальными когтями, желала броситься на всех «Спящих» одновременно, а ее перевитый мышцами хозяин уже достал гигантский клинок, ощерив бычью пасть в ухмылке победителя.

Такеши зажмурился, но не сделал ни шагу назад, готовясь к смерти в клыкастом рту хищника или под мечом черта богатырского сложения, зато Лкетинг усмехнулся и его ярко-голубые глаза… Закатились, оставив лишь белки, светящиеся почти, как у Дмитрия, костоправящего над ребенком, а чернокожая длань вытянулась в сторону полного жажды крови животного с гигантским всадником.

Губы туземца издали протяжный звук, и разъяренный зверь, с легкостью процарапывающий камень мостовой, встал на дыбы, как испугавшийся породистый конь, почти сбросив хозяина, но тот «удачно» зацепился копытом за луку седла и ударился рогатой головой о раскаленный камень, вышибив пук искр.

Масаи продолжил заунывно петь, да-да, именно петь, водя вытянутой рукой, отблескивающей в двух адских солнцах, а огромное животное, режущее когтями гладкие плиты, люто зарычало, словно сражаясь с хищником превосходящим себя. Могучее и красивое создание неистово запрыгало в разные стороны, жутко рыча и клацая крепкими клыками, отползая назад и одновременно пытаясь продвинуться к «Спящим», дабы сожрать, но у него не получалось, словно что-то им управляло.

Минотавр, волочащийся за сходящим с ума питомцем, словно неполный мешок с картошкой, бился о раскаленную мостовую крепкими рогами, вышибая искры и крепко держа меч, как не сдающийся викинг, но тут обезумевшая скотина подпрыгнула так высоко, что толстая нога не сдающегося хозяина с громким хрустом сломалась и освобождено выскочила из седла. Тот громко, по-звериному выругался, лязгнув блестящим клинком о камень, и попытался подняться, едва уклонившись от огромных лап зверя, но тот, видевший нечто иное, чем было перед затянутыми мутной паволокой глазами, молниеносно развернулся и с жутким ревом вцепился в глотку кормильцу, почти откусив огромную голову.

Лкетинг же заунывно пел, а Такеши сжал кулаки и раскосо зыркал по сторонам, одним только видом защищая друзей, отвлеченных от реального мира и возможно немного завидуя им, ибо мечтал обрести и свои неизвестные способности. Увеличившиеся в размерах глаза нервно дрожали, но не моргали, ведь азиат понимал, что в столь напряженной ситуации слабина недопустима и как бы он не был мал телом, но в нем билось невообразимо огромное сердце, окруженное несгибаемой волей, и сейчас Такеши был готов умереть за спутников.

Тем временем, почти в клочья разорванный минотавр, так и не сумевший дать отпор безумному питомцу, забрызгал кровью несколько квадратных метров, а его зверь все рвал и рвал еще недавно могучее тело, чтобы ухватить самый большой кусок страшными клыками и жутко рыча, понестись сквозь толпу перепуганных рогатых, мигом нашедших ему свободное место для прохода.

Джумоук довольно скалил пасть, видя творимое туземцем, и изредка переводя желтый взгляд на Такеши… Что он видел, в субтильном японце? Неизвестно, зато понятно, что видел в Лкетинге и Диме.

Прекрасный товар. Отличнейший. Особенно худощавый парень со светящимся взором, склонившийся над малышом, дабы еще раз сломать тому конечность.

…Добро, творимое вами, будет считаться злом, ибо начнете навязывать вы его. Правда, предлагаемая вами, будет отвергаться, ибо люди ненавидят правду, а бескорыстную помощь вашу возненавидят они, ибо по-другому видят помощь. Вы же в ответ возненавидите их, и сотворите множество глупостей, которые пронесете с собой сквозь века, и будут деяния эти следовать за вами, не давая покоя ни днем, ни ночью, ибо люди проклянут вас за то, что мешаете жить им, как желают они. Вы будете встречаться друг с другом, но расходиться в разные стороны, а многие из вас станут зла носителями, зла надолго в вас поселившегося из-за лютой ненависти к сынам человеческим. Все, что произойдет в мире этом в последующие тысячелетия, будет лишь вашими деяниями, ибо учителями и помощниками вы станете, но невидимыми и мало, где желанными, а те же, кто озлобится и ненавистью к людям напитается, те станут всем противниками и себе в особенности.

Маленькая ножка в третий раз хрустнула, и ребенок громко захрипел, раня Лизу в самое сердце. Девушка выла и щелкала зубами, крошащимися на горячий камень. Она люто билась в цепи, подобно бешеному псу, пытаясь вырваться, но лишь мучила сестер по несчастью, дергающихся вместе с ней и не дающих сдвинуться ни на шаг. Масса противостоящих друг дружке во мнениях женщин крепко держала разогретую солнцами цепь, не желая вызвать гнев Джумоука.

— Я дам четыреста особей людского скота! Самых лучших и с детьми!

— Пятьсот! Продай мне парня! Продай «Спящего»! Даю пятьсот крепких голов скота!

Громкие выкрики завидующих жуткой завистью торговцев, окатывали нежащегося в них «Анубиса», будто манной небесной, а он лишь покачивал угольно-черной собачьей головой, внимательно наблюдая за «Спящим», глаза которого лучились светом, бессчетное множество раз описанным в книгах.

— Кто же ты… Кто ты из них, юный гордец со старой душей… — из клыкастой пасти собакоголового вылетали тихие слова, неслышимые никем, кроме самого Джумоука, а когтистые пальцы покручивали покрытый загадочными символами жезл, дающий владельцу защиту и уверенность.

…Истина, подаренная вами людям, станет многогранной и подобной их характерам. Она породит учений множество, отличающихся друг от друга также, как вы от людей отличаетесь, а они примут все истины сразу и разобьются на группы друг другу противные, но это правильно, ибо только в сражениях сильнейшие и рождаются. Цель же ваша забить умы человеческие своими учениями, дабы животную суть покорили они, перестав подчиняться телам своим. Примените знания ваши, обучите их через боль, через слезы, страдания и проклятье собственное! Терпите их, ибо дети они малые, ложному свету поддавшиеся…

Вторую младенческую ножку также пришлось сломать, и замученный ребенок издал следующий ужасный всхрип, заставив Лизу еще громче завыть, и бешено забиться в раскаленных цепях. Безумно страдающая девушка захлебывалась слезами и исходящим из нее животным ревом, пытаясь ползти к сыну, но у нее ничего не получалось. Выкованная в Аду цепь крепко держала, да и Варгх вновь поднял брошенные ранее звенья, с удовольствием пожирая жирного сатира, поглядывая на свежие клочья минотавра и одновременно удерживая массу людского скота.

Гигантский монстр только-только разорвал толстого демона на небольшие куски, весь изляпавшись текущей из них вкусной кровью и самые лакомые повесил на длинные шипы, торчащие из самого себя. Стоящие ближе всех к нему пленники, испуганно сжались, старясь даже не дышать, чтобы не раздражать монстра-людоеда, а горячие брызги крови от мертвого свинорылого карлика летели прямо на них.

Сатир же, бывший напарников Варгха, без каких-либо эмоций глядел на пожираемого сородича, однако кусочек оторвать не желал, видимо, считая это каннибализмом, а происходящее вокруг действо его вовсе не интересовало, судя по скучающему виду. Как говорится, своя рубашка ближе к телу, и где мы жить не будем, пусть трава не вырастет, да и вообще сатиры являлись непонятными созданиями, вобравшими в себя слишком много разностей, где были и таланты, и мерзость.

«Спящий» тем временем соединил кость хрипящего от боли младенца еще в одном месте, а затем вновь сломал ножку. На этой маленькой конечности было всего два криво сросшихся перелома, поэтому ребенку волею-неволей приходилось и дальше испытывать мучительную боль с постоянной нехваткой воздуха, ибо раздавленную грудную клетку нельзя исправлять по одной простой причине. Малый приток кислорода замедляет нервную систему, и она хуже реагирует на боль, поэтому «Спящий» все делал правильно. Он знал, как работают человеческие тела, и умел возвращать их к жизни!

…Человечество — дите глупое, не в те игры играющее! Так идите и помогите ему! Научите его! Пусть откроются очи его! Пусть оковы ссыпятся! Пусть спустя лет многие тысячи, но очнется оно! Дайте знаний ему! Одарите учениями! Расскажите о мирах своих! Там, где жили вы, где родились вы! О Творцах, расскажите ему! Каковы на самом деле Они! Дайте смысл жизни им — людям! Помогите с колен встать и откинуть знания ложные, ибо создано человечество не для раболепия! Учите его и учитесь от него! И запоминайте то, что слышите, ибо скоро забудете, ведь память ваша от вас скроется! И единственный путь, что вернет ее — не поддаться телу человеческому, ибо зверь внутри него прячется! Оставайтесь сами собой, прошу я вас и счастливого пути!

Загорелые руки Димы принялись заново ломать мягкие ребра, и малыш посинел из-за недостатка воздуха, Лиза же видела этот кошмар, по-звериному воя, захлебываясь в истерике и неистово царапая камень мостовой Рынка.

Мускулистый масаи очнулся, вернув глазам прежний вид и яростно замерев в боевой стойке, словно ничего не произошло, а субтильный японец облегченно задышал, вновь будучи не один, а с сильным чернокожим другом. Остальные рабы с ужасом взирали на происходящее, предчувствуя скорый конец сюрреалистичного представления, сами не понимая, хотят они этого или нет.

Толпа любопытных рыночных зевак с разными рогами… Торговцы, выкрикивающие цену за удивительного «Спящего»… Кровожадный Варгх с удовольствием пожирающий почти родного сатира… Огромные, круторогие черти, охраняющие трясущихся от страха рабов… Кровь и куски минотавра, перепачкавшие камень рядом с троицей особых рабов… Все это создавало поистине адскую атмосферу, в которой смешались боль, страх, жара, любовь и жуткая какофония окружающего мира… Какофония звуков жаркого Ада, а руки «Спящего» продолжали работу.

Спустя пару бесконечных минут щедро сдобренных страдальческим воем Лизы, ребра малыша приняли изначальную форму, и он издал обычный крик маленького засранца, не испорченный никакими хрипами, однако склонившийся над ним юноша не останавливался, продолжая костоправить. Он вправил смещенные позвонки, выпрямил помятый череп, прошелся по каждому хрупкому пальчику и ощупал все внутренние органы, беспрестанно повторяя: «Прости меня… Прости… Я не хочу причинять тебе боль, но так надо… Так всегда надо, если хочешь выздороветь…», — светящиеся провалы глаз «Спящего» источали блестящие слезы, а кисти работали и работали, заставляя ребенка кричать уже нормальным младенческим голосом.

Лиза перестала выть и царапать горячую землю еще после первого, привычного ей вопля младенца, постепенно возвращаясь в чувство и понимая, что Дима лечит ее крошку, а не мучает, как она посчитала в безумной материнской истерике. Сейчас трясущаяся девушка видела, какие прямые ручки и ножки у любимой деточки, что головка ее малыша ровненькая и красивая, а пухлые губки трясутся от криков не боли, но голода и отсутствия матери.

Облитый адскими солнцами «Спящий» в последний раз провел темно-коричневыми руками по идеальному телу ребенка, проверив, все ли в порядке, а потом взял его и поднялся с колен, глядя слепящими глазницами на укутанного в золото «Анубиса», гордо выпрямившегося и будто ждущего это.

— Это скоро закончится! Я освобожу их! — своим, но в тоже время чужим, очень сильным голосом произнес обнаженный парень и, развернувшись, двинулся к Лизе, потащив за собой Лкетинга, Такеши и остальных узников, не могущих сопротивляться струящейся из него силе, как и огромный Варгх.

Подойдя к стоящей на коленях девушке, потоки слез, которой оставили множество грязных разводов на красивом лице, он осторожно вытянул руки с кричащим малышом, передавая его матери, которую будто сверлил исходящим изнутри светом. Несколько секунд юноша рассматривал Лизу, аккуратно, но жадно, по-матерински ухватившего любимого кроху, а затем погладил по немытой голове горячей пятерней.

— Все будет хорошо! — наполненный силой голос и уверенность осветили молодую мать, искренне поверившую в слова «Спящего», а сам он рухнул на землю, закатив серо-голубые глаза, и лишь звериная ловкость Лкетинга предотвратила его тяжелое падение на раскаленный камень дороги Рынка.

Обдумывал ли слова уникального раба «Анубис» или же нет, внешне по нему сказать невозможно, однако настроение демона-пса явно испортилось. Собакоголовый яростно развернулся, ослепив солнечными бликами вздрогнувших рабов, и произнес яростным тоном злобного пса.

— Продолжаем идти! И так задержались! А вы… — он обернулся и ткнул когтистым пальцем в Такеши с масаи, стоящих над закатившим глаза Димой. — Несите своего… — он замер, словно не мог подобрать элементарного слова, но все-таки нашелся, произнеся то, что вряд ли мог забыть секунду назад. — Друга и даже не пытайтесь тормозить остальных! Иначе получите плетей от Варгха! — огромный монстр далеко позади, так радостно взревел, услышав о возможности повеселиться, что из его рта вывалился волосатый кусок сатира, а Джумоук еще злобней оскалил собачью пасть и отвернулся.

Глава 7

Бесчувственные ноги тащились по горячей земле, а слабые, как никогда руки крепко удерживались и сильно болели в плечах из-за тела стремящегося вниз, но не падающего из-за все тех же рук. Последнее, что Дмитрий запомнил — это как собирались убить младенца Лизы, а затем пустота… Наверное, потерял сознание… Вот только почему? В голове был сумбур, но именно сейчас его точно несли на руках, ибо ему было с чем сравнивать подобные ощущения.

По юности, когда водка действовала сильней, чем крупная женская грудь, его частенько таскали на себе собутыльники, которых в свою очередь помогал таскать он. Эти несложные действия являлись ни к чему не обязывающей взаимовыручкой, а уже позже, когда организм с годами выработал сопротивление к стакану горькой, сии слабости полностью исчезли из его жизни.

Вот и сейчас он ощущал адскую жару, привычно разместившуюся на его плечах, слышал безумный шум Рынка, крики изуверов-торговцев, сотни шлепающих и цокающих ног, идущих рядом и в обратную сторону, но не желал открывать глаза.

Дима сразу же понял, кто тащит его, будто опустошенное тело, судя по тому, что левая половина свисала ниже правой. Это сто процентов — масаи, уж равномерное дыхание туземца он бы не спутал ни с чьим другим, и само собой Такеши, старающийся изо всех сил, но чувствовалось, что очень уставший, да и некому, кроме них его таскать.

«Сколько я пробыл без сознания? И почему вдруг потерял его? Солнечный удар? Нервное перенапряжение? Что со мной вообще было? И этот сон… Обрывки сна, складывающегося в целостную картину… Такую похожую на остальные и скорее всего являющуюся их частью… Про кого эта история? Неужели про меня и других таких же… Как бы хотелось собрать эту мозаику…», — бессильный, как никогда юноша осторожно распахнул тяжелые веки, дабы глаза привыкли к безжалостно бросившемуся в них солнцу.

Внизу скачуще проплывала серая дорога, выполненная из гладких плит, которые поколение за поколением топтались босыми ступнями земных рабов и широкими копытами адских жителей. Подняв моргающие глаза, мальчишка увидел привычную, но не слишком желанную, волосатую задницу сатира и высокохудожественные копыта Джумоука, слепящего золотом одежд, а вот второй карликовый черт отсутствовал, как и не слышалось его гнусавых воплей, в отличие от первого.

— Разойдись! Посторонись! Дорогу, господину Джумоуку! Дорогу! В сторону! Животных не трогать! Не трогать, я сказал! Дорогу! Посторонись! — вопли свинорылого демона привычно били по ушам, давно к ним привыкшим, тем более, что проходящие мимо вереницы людского скота сопровождались идентичными «песнями», а уж кошмарные крики людей, продающихся в виде еды, были гораздо хуже.

«Уволили, что ли второго горлопана за потерю ребенка? Правда в Аду, как мне кажется увольнение — это смерть… Но тогда и Варгха надо выгнать за чересчур сильное служебное рвение… Хреново своим хлыстом машет… Непрофессионально… Тренировок побольше надо… Создал, так сказать, аварийную ситуацию на дороге…», — приходящий в норму Дима вдохнул слишком много горячего воздуха и закашлялся пересохшим горлом, а раздающиеся при этом хрипы раздирали его, как наждак.

Жутко хотелось воды, холодной и вкусной, много-много, чтобы захлебнуться в ней и сладко утонуть, однако сейчас самое главное, что ничего не болело, даже бессильно волочащиеся по раскаленной дороге ноги, сбивающиеся кровь и тут же заживающие. «Волшебная» капельница являлась прямо-таки мечтой идиота, с помощью которой можно забыть о любых страданиях и питаться самим собой в голодные годы.

Тем временем, несущие его на разных плечах Такеши с Лкетингом услышали сухой кашель собрата по духу и радостно встрепенулись, обернув к нему головы, но, не замедлив монотонный шаг.

— Как ты себя чувствуешь, Дима-сан?! — возбужденно зашептал японец, прерывисто дыша, видимо от тяжести костлявого тела юноши. — У тебя все хорошо?! Ничего не болит?! — его тонкий голос выражал искреннюю тревогу, сам же азиат морщился при каждом слове, так как говорить, и одновременно тащить мальчишку было тяжеловато.

— Да белый брат! Расскажи нам! У тебя все хорошо?! Как само… чу… чув… чувствие!? — воин-масаи переживал не меньше азиата, но тон гулкого голоса принижать не собирался, совсем не боясь цокающего параллельно черта-охранника, звучание копыт которого немного отличалось от прежней «мелодии», уж ее-то Дмитрий за всю дорогу выучил.

Мальчишка внимательно вслушался в слова друзей, каким-то шестым чувством поняв, что не просто так потерял сознание, особенно учитывая то, что никогда в жизни не терял, даже падая плашмя с деревьев, когда изо рта текла кровь… Что-то произошло… Нечто в его стиле, когда он ничего не помнит, но что-то натворил…

— Почему… Вы… Меня… Тащите… — его губы потихоньку зашевелились, а пересохшая глотка неуверенно проталкивала тяжелые слова, теряющие вес при каждом новом. — И что… С ребенком? Он мертв? Его… Убили? Как Лиза? — уже почти фразы покидали его рот, но сил повернуть шею и самому поглядеть на нее, не было, а скорей просто не хотелось, ибо страх не увидеть малыша на руках такой близкой девушки сжал желудок ледяной пятерней.

— Он жив, Дима-сан! Жив и здоров! Может даже здоровей, чем раньше! — раздался удивленный, горячий шепот азиата, тяжело дышащего от непривычных физических нагрузок. — Ты спас его! Вылечил сына Лизы! Неужели ты ничего не помнишь? Это было… Было… — Такеши, запнулся ища необходимые слова, а заодно жадно хватая горячий воздух Ада. — Удивительно! Невообразимо! — тонкий голос японца немного повысился, но восхищение было искренним, и парень понял, что слова друга не шутка.

— Ребенок жив? — желание повернуться, дабы взглянуть на Лизу, овладевало им все больше и больше, но шея не желала двигаться, разрешая лишь немного приподнимать себя. — Я спас? Как? — Дима изо всех сил напрягал мышцы ног, желая идти сам, но кровь не торопилась заполнять их жизнью, непонятно с чего сильно застоявшись и покалывая икры тоненькими иголочками.

— Да! Ты спас белый брат! — вновь вклинился в диалог немногословный, чернокожий масаи, дыхание которого оставалось таким, будто он шел один, что видимо, являлось следствием привычки таскать по джунглям убитых кабанов. — Ты сильный! Сильней всех! Ди-ма тащил огромного демона и людей на цепи! Они кричали, монстр ревел, но ты не боялся! — покрытый шрамами туземец гордился юношей, словно тот приходился ему сыном, лишившим девственности дочку вождя соседнего племени. — Ты убил толстого злого демона! — голова масаи мотнулась в сторону второго жирного карлика, идущего впереди и беспрерывно верещащего, разгоняя нерасторопный рыночный «люд». — Убил ногой! Ты самый сильный, белый брат! Ди-ма очень сильный! — Лкетинг искренне радовался, а парень, слушая негра, вздрагивал, ощущая правду в каждом его слове.

— Я… Я… — мальчишка хотел что-то сказать, но передумал, ибо честно говоря, не слишком удивился, ведь не знал себя полностью, а попытаться познать боялся, отпираясь нехваткой времени, но на деле понимая, что правда окажется столь дикой, что он еще долго будет к ней привыкать.

Это был не первый раз в его жизни, когда он ничего не помнил на трезвую голову. Случаи, когда ему грозила реальная опасность, им тщательно скрывались от кого-либо, ибо поделиться произошедшим было все равно, что признаться в собственной психической неполноценности.

В действительно опасных ситуациях, грозящих ему более-менее крупными повреждениями тела, Дмитрий никогда не помнил, что произошло, ибо каждый раз, когда открывал глаза, выныривая из темноты, то во все стороны расползались или просто лежали избитые люди. Крупнее его, меньше — неважно, самое главное то, что они желали причинить ему вред, и это происходило лишь на трезвую голову, ибо в алкогольном опьянении он всегда получал самым первым, и не сопротивляясь.

Был случай, когда в одном из многочисленных городов России, куда он приехал побухать на новогодние праздники, его сильно избили. Этого города он не знал, так как просто приехал, снял квартиру, в одиночку напился и пошел гулять. И естественно в эту же ночь нарвался на скучающую компанию местных ребят, занимающуюся промыслом мобильных телефонов и денег у приезжих, да и просто местных пьяных людей.

После долгого, но не слишком азартного избиения он еще долго лежал на холодной земле красивого южного города, где на Новый Год не было снега. Дима даже немного поспал, так как был ОЧЕНЬ пьяный, и множественные побои не смогли выгнать алкогольные пары, однако очнувшись, забыл, где снял квартиру и тогда просто пошел никуда. Просто бродить, ожидая, когда рассветет и, постепенно впадая в депрессию из-за осознания самой мерзости ситуации, где деньги, документы и вещи остались в месте, выброшенном из памяти.

Во время бесцельного брожения по холодному городу его туманный разум фиксировал происходящее с бесконечными прерываниями. Это выглядело так, что, допустим, идет он и смотрит на ночное море, потом вдруг темнота, и он идет в другом месте, потом снова темнота — уже в центре города. А еще очень хотелось спать, ибо нещадно болящее тело требовало отдыха, и тогда проходящий мимо местного ПТУ Дима зашел на его территорию, чтобы отыскать помещение, где можно завалиться в объятья Морфея.

Он не боялся быть найденным и препровожденным в милицию, во-первых, из-за праздников, а во-вторых, просто не боялся, ибо ОЧЕНЬ СИЛЬНО хотел спать. И вот тогда он увидел столярную мастерскую, по крайней мере, так было написано на табличке. Небольшое одноэтажное здание, запертое на висячий замок, с зарешеченными окнами наверху. Они, то есть окна были маленькие и располагались на высоте примерно трех метров, и туда было никак не пробраться.

И тогда наступила темнота, а очнулся он уже где-то во мраке и оттого, что сильно замерз. Его жутко знобило, и лежал Дима на столярном верстаке, полном разного, неаккуратно разбросанного инструмента. Он с трудом, весь трясясь поднялся и принялся бродить по полутьме, освещаемой лишь светом, бьющим из зарешеченных окон примерно на трехметровой высоте, вот только теперь эти окна разглядывал изнутри… Едва соображающий мальчишка сразу же понял, что неким образом пробрался в столярную мастерскую на территории ПТУ, только вот, как?

Ответом на сей вопрос стал планомерный обход и внимательный осмотр помещения. Дверь была точно закрыта, как он не ломился в нее, зато Дима заметил, что решетка на одном из окон выгнута, причем выгнута более чем на девяносто градусов…

Тогда, во время тяжелого отрезвления, колотящего весь организм, его это не удивило, и он просто констатировал сей факт, просто жутко желая покинуть приютившую мастерскую. Подойдя к двери, Дмитрий снова безнадежно надавил на нее, но ничего не вышло. Затем сильней, сильней и сильней, но все равно безрезультатно, и тогда на глаза опустилась темнота…

Когда пришло прояснение, он уже стоял перед совсем не той дверью, ибо ее нижняя половина была выломана наружу, а вторая — верхняя — оставалась целой. Это его опять же не удивило из-за, как уже было сказано плохого самочувствия, и он покинул небольшое здание, дабы продолжить бродить по просыпающемуся городу, пытаясь вспомнить, где живет…

Как он нашел жилье — это совершенно другая история, однако Дима не раз вспоминал выломанную решетку с дверью, понимая, что сделал это сам, именно он, но вот как… И подобные вещи происходили с ним не раз, не два и этот случай был лишь одним из многих. Перечислять их бессмысленно, однако сегодня он вновь сам себя удивил, сумев вылечить искалеченного ребенка, убить сатира и напугать Варгха, сам того не помня… Сны… Одни лишь сны являлись подсказкой его прошлой жизни, скрытой и помогающей жить сейчас, а парень, как никогда желал узнать о произошедшем в своем, столь отличном от любого человеческого прошлом.

Дмитрий с усилием повернул зудящую от иссушившей ее жары голову и боязливо посмотрел на позвякивающую цепью Лизу с сыном на руках. Молодая счастливая мать шла, радостно глядя вперед и не обращая внимания на парнокопытных жителей Ада, беспрестанно бросающих на нее похотливые взгляды. Она крепко прижимала к себе не спящего, но молчащего малыша, часто бросая на него, чавкающего мелкими губенками ласковые взгляды, словно не могла насладиться присутствием любимой крохи.

Взгляд особенного юноши она почувствовала мгновенно, и сразу же повернула светящееся лицо с грязными разводами от недавних слез. Весь ее вид излучал огромную благодарность и почтение к нему, вернувшему ее младенцу прежний облик, а Дима в ответ слабо и неуверенно улыбнулся, почти неверяще разглядывая невредимого малыша. Соседки же Лизы, увидев очнувшегося парня, так ценимого собакоголовым Джумоуком, вздрогнули, со страхом глянув на него и мгновенно спрятали взоры, боясь юношу еще больше, чем ранее.

Мышцы ног, да и всего тела, медленно, но верно наполнялись свежей кровью, все лучше и лучше ощущаясь, и почти перестав колоться маленькими иголочками. Волочимый Лкетингом и Такеши Дима жутко стеснялся своей беспомощности, не понимая, отчего мускулатура потеряла чувствительность и силы, и стала возобновлять потерянное кровообращение только сейчас. Однако с другой стороны, ежели учитывать слова японца и масаи, то он сделал неподвластное обычному человеку, а значит, тело работало или на пределе возможностей, или на следующем уровне возможностей, пока еще людям неподвластным.

Дмитрий не собирался в сотый раз удивлялся произошедшему, а пытался проанализировать и понять, что все-таки на него находит и каким образом он делает вещи неподвластные простым смертным, однако ответ отсутствовал, и лишь дальнейшее путешествие по Геенне Огненной должно было помочь.

— Дайте я сам попробую! Только держите рядом руки, а то упаду! — юноша чувствовал себя дедом-паралитиком, решившимся встать с инвалидной коляски, а друзья послушно отодвинулись, продолжая идти, не замедляя колонну человеческого скота и одновременно пребывая в готовности схватить его.

А живущий собственной жизнью Рынок двигался параллельно им… Все те же свежекупленные рабы, жестоко избиваемые по дороге «домой»… Летящие над землей решетчатые контейнеры, полные женщин, детей и мужчин… Едущие на огромных, хищных животных богатые черти и варвары-минотавры… Просто прогуливающиеся местные жители, одни и с детьми… Ну и само собой пронзительно вопящие, зазывающих в свои лавки торговцы с рогами, призывающие купить приятные безделушки или же попробовать на вкус свежее мясо, готовящееся на месте, однако юноше было не до осмотра кошмарных витрин.

Он осторожно ступил на одну загорелую ногу, затем на другую и, не замедляя шаг босых, мозолистых ступней, продолжил движения, гармонично вписавшись в колонну унылых рабов, словно и не висел на дружеских плечах.

— Молодец, Дима-сан! Ты, как будто все время сам шел! — восхищенно выговорил, облегченно отдувающийся позади Такеши, а мускулистый Лкетинг добавил:

— Ди-ма обладает большой силой! Белый брат мог стать шаманом, но родился не в Африке! — запел он старую песню, однако парень, перебирающий все еще слабыми ногами, не обратил на нее внимания.

— Как это выглядело? — без предисловий задал он вопрос, интересующий его сейчас и большую часть жизни. — Как происходило то, что я делал?! Вы же видели это, да?! — Дима все уверенней переступал с ноги на ногу, отлично чувствуя раскаленную гладкую дорогу и щурясь, рассматривал слепяще-белесые и одновременно красные небеса, рассекаемые с шумом летающими футуристическими аппаратами.

— У тебя светились глаза, и ты тащил всю нашу цепь так, словно ее не было! — возбужденно заговорил японец, все больше игнорирующий окружающих чертей, да и сам адский мир. — Словно не было всех прикованных людей! А потом на тебя побежал этот жирный карлик… — свинорылый сатир спереди на мгновение заткнулся, возможно, услышав оскорбление мертвого собрата, а скорее, хватая закончившийся в легких воздух, ибо продолжил сотрясать рыночное пространство гнусавыми криками. — Но ты убил его! Убил одним ударом ноги! А он… — маленький нос Такеши дернулся в сторону величаво-цокающего «Анубиса». — Этот с собачьей головой, лишь смотрел на тебя, ничего не предпринимая! Все другие… Как бы их назвать… Короче другие работорговцы хотели купить тебя, но наш хоз… этот демон-пес отказался! Предлагали очень много рабов, но он сказал, что такие, как ты не попадались сотни лет! Ты был похож на ангела, Дима-сан! На настоящего ангела, того, про которых слагают легенды, а не тех, про кого рассказывал твой черт-палач! — закончил шумно-дышащий Такеши, не обратив внимания на моргнувшего оранжевым глазом рогатого воина, который немного не походил на предыдущего.

— Большая сила, Ди-ма! Очень большая! — не смог удержаться горячий Лкетинг, врываясь в монолог японца, словно в африканском танце под бой тамтамов. — В белом брате живет большой и светлый дух! Нет! — туземец внезапно запнулся, словно сказал ерунду и мгновение подумав, перефразировал. — Ты и есть большой светлый дух, Ди-ма! Белый брат просто не знает это! Большой и светлый дух со страшным зверем внутри! — ослепляюще улыбнулся масаи, насыщая Рынок положительными эмоциями, а Дмитрий почувствовал холодок, пробежавшийся по позвоночнику.

— Понятно, что ничего не понятно… — пробормотал он, отрешенное лицо которого выражало сильную рассеянность, а ноги тащили костлявое тело. — Дух я или не дух, со зверем или без зверя… — Такеши раскрыл рот, удивляясь тому, что парень совсем не поражен собственными возможностями, а наоборот сильно озадачен, словно рассчитывает маленькую зарплату на большие расходы. — Для меня это очень дико, а все потому, что я чересчур пропитан жизнью в человеческом теле и ложными учениями земного мира… Хотя сейчас, да и вообще часто, я сам слышу, что говорю не как человек, а будто кто-то другой… — он запнулся пыльной ногой о крупный камень на дороге, громко выругался, но шум Рынка жадно поглотил его голос, словно это была некая вкуснятина. — Понимаю, что это глупо, но очень часто мне кажется, будто я сошел с ума, и всей моей жизни на Земле просто не было… Будто это идиотский сон, однако, я не вижу и той… Настоящей жизни, откуда смотрю его! — повысил по-детски обиженный голос Дима, а сатир спереди на секунду заткнулся и повернул клыкастую морду, чтобы моргнуть налитыми кровью глазами и отвернуться, а мальчишка нервно сглотнул сухим горлом и продолжил. — Количество видимых мной за жизнь странностей может представить мало, кто из цивилизованных людей! Это всякие так называемые первобытные племена… — идущий позади Лкетинг не обратил внимания на обидное слово «первобытный», ибо не знал такого. — Не удивляются подобному, считая естественным, зато люди, выросшие в современном рациональном обществе любое необъяснимое происшествие списывают на собственное сумасшествие, вот и я также… Боюсь познать себя настоящего… Жутко боюсь! А там хоть дух, хоть зверь, хоть все вместе… Я не удивлюсь, кем бы настоящим не оказался! Наверное… — выговорившийся парень замолчал, нервно ощупав горячее кольцо на шее, а развесившая уши Лиза сочувствующе смотрела на него, видимо не удивляясь.

— В старинной Японии говорили, что если здоровый человек видит сразу два мира или наоборот, не видит ни одного, то должен смириться с собой, иначе падет в пасть безумия, но если все-таки смирится, то познает истину… Но в любом случае с другими людьми ему будет не по пути… — задумчиво пробормотал японец, ни к кому конкретно не обращаясь и перебирая поржавевшие звенья горячей цепи.

— Лкетинг должен был стать шаманом! И Лкетинг был в мире духов! Этот мир и мир духов одинаковые, только разные! Но одинаковые! — покрытый шрамами туземец выдал внешне пустые фразы, на деле полные смысла, гласящего, что реальный мир легко спутать с духовным.

— Честно говоря, у меня голова кругом идет… От всего этого, а еще больше проклятой жары… — произнес пожираемый солнцами парень, поморщившись от особенно громкого вопля сатира и на его лицо тут же прыгнул озорной блик, брошенный золотыми одеждами Джумоука. — Вот прямо сейчас я совсем не понимаю, кем являюсь, зачем живу и куда иду… Мне кажется, я просто существую и что так требуется, где бы я не находился… — он вздохнул и оглянулся, но рыночное столпотворение почти не изменилось, разве что стало на порядок больше рабов, подгоняемых хозяевами-садистами. — А еще что-нибудь было? — мальчишка внезапно перевел тему на себя красивого и ничего не помнящего. — Как я потерял сознание? Как вообще оказался на ваших руках? — его разум возвращался в норму, однако Дима никак не мог сконцентрироваться на реальном мире, также ожидая реакцию «Анубиса», наверняка знающего, что он очнулся, ибо сатир во второй раз повернулся, кося злыми кровавыми глазами.

— Когда ты заново сломал кости ребенку… — услышав эти слова, юноша содрогнулся, звякнув особенно горячей цепью на похолодевшем теле. — Чтобы правильно срастить их заново… — Дмитрий и сам понял, японец мог бы не объяснять. — Ты повернулся к нему… — Такеши осторожно направил палец в сторону Джумоука, величаво-цокающего сквозь толпу разбегающихся рогатых. — И сказал, что скоро все закончится, что ты освободишь их, и это сильно испортило ему настроение… Однако было видно, что он радуется, когда ты делал все эти удивительные штуки… — японец на мгновение затих, всосав порядочную порцию горячего воздуха. — Ты очень дорого стоишь, Дима-сан! Очень! Пусть это некрасиво звучит, но по-другому сказать не могу! — субтильный азиат жарко прошептал последнюю фразу, ясно слышимую через невозмутимого Лкетинга, а Дима кивнул, продолжая двигаться за ослепляющим «Анубисом».

Кошмарные ряды торговцев быстрой пищей заканчивались, и стали появляться высокие, длинные, каменные помосты, на которых стояли самые разные голые люди, любых рас и возрастов, со стоящими или восседающими рядом собакоголовыми работорговцами, не обращающими внимания на палящие солнца Геенны Огненной. Эти демоны-псы, выглядящие так, словно их клонировали, как ангелов Элизиума, разнились лишь цветом и блеском одежд, а также узорами на копытах, имеющих оттенки от металлического до платинового, отдающего слепяще-белым. А так среди них присутствовали медные и серебряные, латунные и железные, и многие другие, короче все виды сплавов, означающих, скорее всего значимость каждого из «Анубисов» в торговой иерархии Ада.

Здесь, как и везде роли голосистых зазывал исполняли толстожопые сатиры, вместо которых, судя по всему, в проклятом мире было некого выбрать, и это правильно. Разумные злобные свиньи, обладающие гнусавыми басистыми голосами, верещали так, что слышались далеко за пределами Рынка.

— Человеческие животные! На любой вкус! Молодые и старые! Разумные и не очень! Женщины и мужчины! Мальчики и девочки! На любой вкус и на любые работы! Дешевые и дорогие! Разной стоимости и категорий! Покупай! Торопись, пока не разобрали! — луженые глотки карликов-садистов не чувствовали усталости, беспрерывно вереща, однако ажиотажа, во время которого людскую скотину разбирают чуть ли не с драками, не наблюдалось, а задумчивый, как никогда Дима, прокомментировал:

— Почти прибыли… Скоро на витрину… — его негромкий голос оттенялся облегчением, вперемешку с грустью. — Что нам готовит день грядущий… — он со скрипом почесал правую сторону груди, как вдруг играющий смертельным жезлом «Анубис» замедлил величавое цоканье копыт, и сравнялся с ним, подав дернувшемуся сатиру знак продолжать ход и не суетиться по пустякам.

— Очнулся «Спящий»? — он проигнорировал собственное знание имени парня, решив общаться с ним, как нечтом безымянным. — Вижу, что очнулся, да еще просыпаешься и с этим ничего не поделать… Никакие цепи не усмирят тебя, поэтому будешь идти, как идешь, — ответил сам себе оскалившийся Джумоук, добавив пару загадочных слов и жутко пугающий ближайших сгорбленных рабов, в особенности женщин. — Живешь ты, живешь, и не понимаешь зачем, да? — еще сильней осклабил он угольно-черную пасть, так неуместно смотрящуюся на закутанном в золото теле с копытами. — Без конца тянет во всякие переделки, словно что-то пытаешься найти… — Джумоук ловко крутанул смертельный жезл в когтистой руке, отбив луч красного солнца. — Бесконечные провалы в памяти, сводящие с ума загадки… — он мерзко, впервые за все время захихикал, именно захихикал, а не захохотал. — Думаешь, что вот-вот и уже точно свихнешься! А сновидения… — он сделал паузу, наверное, для эффекта. — Ужасают и потрясают… — и вновь гадостное хихиканье ручьем лилось из звериной глотки с почти человеческим языком. — Я знаю таких, как ты! Точнее знавал… — «Анубис» внезапно прервал мерзкий смех и принялся сверлить забывшего о жаре Диму желтыми глазами. — Они все давно проданы… — собакоголовый произнес последние слова таким тоном, словно рассказывал о чем-то нехорошем и запретном. — Проданы за очень дорого потому, что их нельзя отпускать! Никуда! Такие, как вы обязаны оставаться в Аду на веки вечные, пока Геенна Огненная не растворится в бесконечности Вселенных, а уж там летите, куда пожелаете! Ха-ха-ха! — он злобно захохотал, заставив обернуться сатира, мгновенно понявшего, что хозяин смешно шутит, и тут же вернувшего свиное рыло обратно. — Твои два друга тоже немаловажные «Спящие»! — он полуобернулся на Такеши с Лкетингом, безмолвно топающих по раскаленной дороге, а туземец моментально сделал вид, что рядом жутко воняет, брезгливо зашевелив ноздрями крупного носа. — Поэтому дорого стоят, ведь сильно ценятся на Геенне Огненной, будь она благословенна! — демон-пес неистово перекрестился, взглянув в белесое небо, полное шумящих глайдеров, а часть понурых узников затаила дыхание, ожидая божественного взрыва сатанинской погани, но «Анубис» даже не кашлянул. — Мало, кто из вас — «Спящих» познал свою суть на Земле, но узнавшие давно обрели бессмертие и тысячи лет бродят среди человеческого скота! — Дима в ответ где-то глубоко внутри удивился, Такеши выкатил овальные глаза, Лкетинг раздул ноздри, а Лиза шокировано сглотнула. — Но это редкие исключения и их нельзя назвать счастливчиками! Они вынуждены прятаться, чтобы люди не вскрыли их из-за уродства вечной жизни, а в современном мире Земли это довольно сложно делать! Ха-ха-ха! — жестоко заржал Джумоук, издеваясь над человеческой расой, не умеющей принимать суровую реальность, как правду, а не сумасшествие. — Когда вы трое узнаете, кем являетесь на самом деле, будет слишком поздно, ибо уже находитесь в ловушке! — собакоголовый перестал хохотать, язвительно оскалившись и покручивая полный багровой смерти жезл в ярком свете двух солнц. — И невозможно вернуться, ибо почти никто из «Спящих» еще не покидал Ад в отличие от необучаемого скота… — он махнул когтистой рукой назад, но возбужденно-слушающий Дима уже понял о ком речь. — Они в постоянном круговороте! А уж с временными петлями и необъяснимыми законами бесконечности Вселенных, некоторые только умерев, сразу возвращаются обратно, прожив где-то целую жизнь! — облизнувший собачьи губы «Анубис» замолчал, величаво цокая параллельно троице «Спящих», будто закончив ни к чему не обязывающую речь, но спустя пару минут продолжил. — Я думаю, ты прекрасно понимаешь, о чем моя речь… — Джумоук взглянул на Диму, а тот на секунду вцепившись в желтый взор, сдавленно кивнул, действительно почти понимая. — Чем меньше «Спящих» на Земле, тем больше в Аду скота! А сказанное тобой, будто скоро все закончится… Ты не первый! Таких, как ты были не один и не два, но пока все идет своим чередом! Поток земных животных бесконечен! — Джумоук издевательски осклабился и уцокал к сатиру, юноша же проводил его серо-голубым взором и, не сбивая шаг босых ног, вопросительно полуобернулся к Такеши с Лкетингом, однако те недоуменно замотали головами, в особенности масаи.

Получается ни сам Дима, ни его спутники толком не поняли, зачем вообще подходил собакоголовый, выдавший крупицы неопределенной информации, суть которой гласила, что «Спящих» не выпускают из Ада, продавая туда, где отсутствует выход. «Анубис» был явно уверен в своих словах, и троице друзей оставалось только верить, особенно Дмитрию, которого ставили явно выше двух его спутников.

«Интересно, что это за место такое? Он хочет сказать, что там даже умереть нельзя? И вообще, зачем рассказал это, ведь предупрежден — значит вооружен! А может, я закончу жизнь самоубийством?! Хотя не… Не закончу… Порода не та… Жажда жизни, любопытство, а уж с учетом новых знаний… Я не хочу терять их… Насчет же того, что чем меньше «Спящих» на Земле, тем больше людей в Аду — это стало понятно еще давно, что я размышлять не умею? Чем меньше человечество знает правду о своей истинной природе, тем больше его представителей попадает сюда с пятым клеймом… Зря я, конечно писать книги не начал… Красиво размышлять, как ни плюнь умею, только вот грамотно укладывать слова на бумагу не пробовал… Прочитал бы больше книжек, проанализировал, собрал в кучу мозаику из них и написал бы нечто большое, умное и не укладывающееся в голове… Надо было бросать пить и воплощать мечты в реальность, хотя, как говорится, после драки кулаками не машут… Сам виноват… Дурак дураком… Просто не знал, а точнее не хотел знать, чем забить свободное от алкоголя внутреннее пространство…», — загорелый до черноты мальчишка тяжело вздохнул, ощущая, что вернулись почти все былые силы, которых на безумной жаре толком-то и не было, а затем его сухие губы сами по себе произнесли:

— Все это закончится! — золотые одежды Джумоука, словно сами подбросили хозяйское тело и ОЧЕНЬ недовольный демон-пес замедлил цокот узорчатых копыт, дабы вновь сравняться с Дмитрием, который тем временем сам не свой добавил. — Так говорили раньше! Не «скоро закончится», а «все закончится»! Без «скоро»… — и захлопал серо-голубыми глазами, сам не понимая, что такое выдал.

Разъяренный «Анубис», когтистые лапы которого затряслись и едва сдержали мигом побагровевший жезл, замер перед костлявым парнем золотым смерчем, красиво осыпавшим видимую часть Рынка множественными бликами, а идущий далеко позади Варгх рассержено взревел, увидев или поняв — какая в общем разница — что хозяина сильно огорчили.

Рогатые зеваки и покупатели Рынка, давным-давно привыкшие к подобным зрелищам, продолжали невозмутимо цокать, обтекая стонущих и падающих друг на друга, звенящих цепями узников, где грудастая Лиза рухнула почти плашмя, успев упереться головой и одной рукой в горячую дорогу. Второй рукой девушка крепко прижимала заверещавшего малыша к колышущейся груди, жутко боясь, что его вновь затопчут, поэтому не обращала внимания на сочащийся кровью лоб, уже начавший заживать. Остальные узники по инерции валились на соседей, а яростно ревущий гигант-Варгх натягивал цепи со всей своей чудовищной силы, посматривая на начало четвертой, с которой уже оконфузился.

Наконец огромная куча мала из скулящих, голозадых людей почти замерла, в который раз умудрившись не перепутаться поржавевшими цепями, да и то благодаря массивным чертям-охранникам, помогающими Варгху и внимательно смотрящими, чтобы никто не совался к рабам.

А на множественных, разогретых солнцами Ада рыночных рядах, тем временем зазывали купить самую разную человеческую скотину, дешево и дорого, девушку или дедушку, мальчика или девочку. Мимо вели сгорбленный двуногий товар собакоголовые, а разнообразные черти грубо тащили живые покупки, и никто, совсем никто не обращал внимания на голожопый скот с Земли, бесстрастно обходя его огромное стадо, всхлипывающее и копошащееся на горячей мостовой.

Завалившийся наземь Дмитрий, сбитый сильной инерцией Такеши и Лкетинга, лежал, страдальчески грея впалый живот на гладком камне, о который сильно ударился локтями с коленками, и чуть ли не носом упирался в копыта Джумоука, покрытые изысканным золотым узором, тускло блестящим через толстый слой пыли. Рассвирепевший же собакоголовый тяжело дышал, и сквозь его горячее дыхание прорывался яростный рык.

— Встать, скотина! — раздался злобный рев разъяренного пса, обращающегося не только к нему, а всей копошащейся массе людей. — Я сказал встать! Быстро! — раздалось угрожающее гудение и испуганный парень, являющийся виновником «торжества», боязливо приподнял всклокоченную голову, моментально поняв, что гул издает багровый жезл. — Всем подняться! — голос-рык «Анубиса» становился злей и злей, а толстозадый сатир рядом понял, что запахло жареным.

Он тут же сноровисто поцокал «помогать» человеческим рабам, тыкая им в ребра разогретым жарой зазубренным клинком, а свинорылый собрат с другого конца длинных цепей повторял его действия, как и огромная рогатая охрана. Голожопые узники, насильно окутанные столь пристальным вниманием и навязчивой «помощью» разномастных демонов, вскрикивали и вскакивали, ведь каким бы плохим не был Ад, но здесь кормили и давали пить, а что еще требуется желающему выжить человеку?

Толстожопые же карлики звонко цокали меж измученных пленников и поднимали их на худые ноги, раздавая пинки, болезненные уколы зазубренных мачете и вереща гнусавые проклятья на весь тупой род человеческий. А козлоногие воины в свою очередь безмолвно били мощными кулаками по хрустящим телам и лицам несчастных грешников, отлично выполняя свою работу, суть которой сводилась к хорошему поведению человеческого скота, который в общем-то и не выделывался.

Кровожадный Варгх тоже не остался без дела. Трехметровое чудовище радостно взревело, перестав пожирать останки сатира, висящие на длинных шипах и не подавая напряжение на хлыст, принялось размахивать злым оружием вдоль неуклюжих рабских верениц. Отключенное электричество не сделало удары кнутом легкими или нечувствительными, они напротив, усилились, ибо ранее разряды тока глушили боль, парализуя тело, теперь же хлыст с треском разрывал крепкую кожу, делая уродливые, мгновенно зарастающие раны. Пытающиеся подняться люди кричали от быстро затихающей боли и вновь падали, но в этом деле главное настрой, и если принялся выть, то можно делать это ну очень долго, главное грамотно использовать течение инерции. Существует тип противных бабушек, которые чуть ли не живут на кладбищах, так вот они умеют оплакивать до десяти мертвецов в день без урона собственным эмоциям и достоинству, получая от этого непонятное удовольствие.

Укутанный в слепящее золото Джумоук держал багровый жезл над валяющимся в пыли юношей, испуганно разглядывающим его разукрашенные копыта, и опасающимся резко встать, дабы демон-пес случайно не нажал невидимую кнопку. Мальчишка страшно боялся, но четко осознавал, что убивать его никто не собирается, главное не напугать собаку с копытами, а то, что он умудрился вывести из себя привилегированного работорговца Геенны Огненной, так это дело нехитрое, уж с его-то талантам раз плюнуть. Единственное, чего Дима не мог понять, так это почему он произнес последние, внезапно пришедшие в голову слова, и откуда они вообще взялись. Лично он сам точно не собирался ничего говорить, однако сказал именно то, что должно было не понравиться «Анубису».

«Вот так постоянно… Одни проблемы, и их все я создаю собственными руками… Даже в Аду, где положено сраться от любого чиха, спорю со всеми подряд… Кто-нибудь, объясните мне пожалуйста, зачем я это произнес? Откуда это берется? То, что большая часть рабов меня ненавидит и боится — это нормально и меня устраивает, но самое интересное то, что я сделал это сам, и будто бы не специально… Все-таки хорошо, что я не на Земле, а то бы решил, что у меня крыша поехала, в Аду же оказывается, мое поведение нормальное, плюс денег стоит немало… И еще этот демон-пес жезл свой красный держит… Да уж… Мои слова его определенно зацепили… Зря я так… Хотя ведь не сам, но… Огребать все равно придется… И жарко так… Будь прокляты эти два солнца… Вроде красное и греть не должно, а жарит еще хуже… Инфракрасным излучением небось… Зря я астрономию не читал, сейчас бы знал, как и чем светят такие звезды…», — сумбурные мысли нервничали вместе с Дмитрием, беспорядочно бегая внутри головы и жутко боясь злобы Джумоука.

Почувствовав, что напряженно сопящие Лкетинг с Такеши, наконец-то, освободили его измученную спину, загорелый дочерна парень осторожно поднялся с позорной позы раком, внимательно разглядывая узорчатые копыта, затем ослепительное одеяние собакоголового, а вот разъяренные желтые глаза видеть категорически не желал, понимая, что адская псина устроит ему «праздник». Сие напряженное действие «игралось» на шумном фоне летающих в слепящих небесах воздушных суден, полных человеческого скота решетчатых контейнеров, всадников на мощных животных и просто воняющего, круторогого «люда» с детьми или без. И, конечно же, никуда не делись крики продавцов измученного живого товара, запахи горелого, вареного, печеного мяса, кошмарные вопли ужасно страдающих людей и злобный хохот их новых хозяев, жестоко мстящих за когда-то съеденных поросят, баранов, быков и побитых собак…

«Не повезло в Аду хохлам… Толстожопые сатиры за сало с жирной спины сородичей всыплют на полную катушку… Злопамятные поганцы, чтоб им пусто было…», — Дима полностью выпрямился, осторожно пошевелил шеей с горячим кольцом и попытался сглотнуть, однако ничего не вышло, вследствие иссушенной ротовой полости.

«Анубис» же, глухо рыча, и не пытаясь позиционировать себя разумным созданием, выглядел распалившимся, злобным животным. Свинорылые демоны и удовлетворенно рычащий Варгх успокоились, умело подняв на ноги голожопое людское стадо, а теперь, не дыша, наблюдали за разъяренным хозяином, который давно так не огорчался, причем кто виноват? Обыкновенный человечишка, возомнивший себя непонятно кем из-за оригинального тавро на загорелом лбу и один раз, сделавший нечто невероятное, но чтобы так сильно взбесить господина Джумоука?

Собакоголовый яростно рычал, пуская мутную, тягучую слюну и направив багровый жезл прямо в лицо Дмитрию, а парень, чувствующий себя вышедшим в финал участником русской рулетки, обреченно смотрел на сухой нос Джумоука, успев ознакомиться с загадочными символами на грозном оружие собакоголового. Они были неровно, но тщательно и с любовью вырезаны, что говорило о ручной, не конвейерной работе, а сами замысловатые значки походили на символы наручного компьютера Хищника из одноименного фильма.

«Может именной? С надписью: «Дорогому Джумоуку, лучшему выпускнику школы работорговцев! В долгий путь! На долгую память!» Почему бы и нет… Я же об Аде не все знаю… Может здесь есть такая школа…», — поджилки парня тряслись, словно наступил последний момент его несуразной жизни, а качаемый сердцем адреналин утяжелял руки и помогал слышать прерывистое дыхание Лкетинга с Такеши, прекрасно различимые в сумасшедшем рыночном гвалте.

— Я не знаю, как это называть… — тяжело выгавкал Джумоук, обрызгав серого от страха юношу липкими слюнями и обдав раскаленным воздухом из собачьей пасти. — Храбрость, безумие, глупость… Но ты ведешь себя слишком вызывающе даже для тебя самого!! Для настоящего!! — жезл мгновенно потух, будто внутри перегорела лампочка, а нечеловеческая рука с когтистыми пальцами молниеносно замахнулась и ударила уже самой обычной, но довольно тяжелой железкой прямо по лицу Димы.

Парень почувствовавший, как холод раздавил его желудок еще до удара, успел закрыть глаза, а после ощутил ужасную боль, рвущую на куски кости с лицевыми мышцами и услышал мерзкий хруст. Следующий удар был сильней, потом еще один и еще, и все они наносились по одним и тем же местам, отдаваясь жутким грохотом вперемешку с яркими вспышками в голове.

Лево-право, лево-право… Его всклокоченная, брызжущая кровью голова моталась в стороны, а отвратительный хруст ломающихся костей, рвущихся мышц и кожи слышал весь Рынок, однако впавший в ярость и вошедший в раж Джумоук не мог остановиться. Парень же не думал ни о чем, чувствуя лишь жуткую боль и грохот в черепной коробке с каждым последующим ударом, хотя… Один раз, всего один проскочило желание, чтобы лицо нормально срослось, а то получится дюже кривая харя, вот только зачем ему красивая рожа в Геенне Огненной? По здешним бабам вроде не собирался, видимо просто не хотел терять свое родное… Как ни крути, а Дмитрий являлся жутким собственником, и будь это стадо рабов его, то он бы вообще загонял их по дисциплине.

Хрусь-хрусь, удар за ударом… Хрусь-хрусь, удар за ударом… Каждый взмах когтистой пятерни «Анубиса» дарил дикую боль, а жестоко наказываемому мальчишке казалось, что его избивают целую вечность. Как сейчас выглядит ранее симпатичное лицо, он не смел и предположить, да и просто не мог думать, ибо смертельный жезл ощущался очень тяжелой штукой, а еще юноша слышал беспрестанный звон цепи, благодаря которой мотался из стороны в сторону.

Наконец колени Дмитрия, не могущего сказать даже «ойк» из-за выломанной нижней челюсти, бессильно подогнулись, и он рухнул на горячий камень рыночной дороги подобно мешку с навозом. Горячая кровь струилась с лица по груди и шее вместе с кусочками зубов, а Лиза с ужасом и жалостью взирала, как зверски избили всесильного спасителя ее малыша, Лкетинг же с Такеши не вмешивались, отчетливо понимая, что это не их игра и парня не убьют.

Последний, и как ни странно самый тяжелый удар Джумоука заставил Диму вовсе повиснуть на цепи, удерживаемой безмолвным воином-масаи, а собакоголовый остановился и тяжело задышал, приходя в норму. Произошедшее посреди оживленного Рынка «поучение» раба хорошим манерам никого не смутило, тем более, что неподалеку крупный козлоподобный черт также активно избивал двуногую покупку лет десяти, отчаянно кричащую и зовущую маму.

— Наукой тебе это никогда не станет, но мне полегчало… — «Анубис» отдышался и уставился в серо-голубые глаза на кровоточащем куске мяса и вроде бы развернулся, но нет, ибо песья морда вновь вонзилась жестким взглядом в человеческую отбивную. — Ничего. Никогда. Не закончится. Вас никто не выпустит из Ада, — он внятно, громко и членораздельно произнес сие предложение и холодный желтый взор переметнулся на Лкетинга с Такеши, смотрящих на демона-пса совершенно по-разному.

Азиат неуверенно хлопал прищуренными глазами, в которых одновременно плескались страх и спокойствие, а Лкетинг ответил, как всегда вызывающе и презрительно. Висящий в это время на цепи Дима, лицо которого срасталось с громким отвратительным хрустом, вообще не смотрел на мудака-демона, ибо боль уходила, а он думал лишь о том, что за бесценок заработал кривую морду. Это действительно больше всего беспокоило его в данный момент, ибо внешность была ему дорога из-за любви к симметричным вещам, а еще юноша внезапно осознал, почему их не выпустят из Ада.

«Это же элементарно… Дабы «Спящие» не проснулись на Земле в следующей жизни… Нас держат в Геенне Огненной, чтобы люди оставались тупыми никчемами, продолжая поставки мяса, рабов и инопланетных сущностей внутри себя… Оригинальное решение… Но почему же я тогда сказал, что скоро все закончится? Что именно закончится? Человеческая дорога в Ад? Такая огромная история поставок живого мяса внезапно возьмет и завершится? Слишком много ломать придется… И кого я собрался освободить? Теоретически людей, что сильно звучит, но… Я мог сказать и про кого-нибудь другого… Точнее других… Кто я такой, мать его так?! Вопросы… Вопросы… Вопросы… И мое бедное-бедное лицо…», — он неуклюже дергаясь в цепи, выпрямился, стоя на коленях, наконец-то вздохнув расслабившейся, а до этого сильно пережатой шеей и проглотил скопившуюся в горле кровь, дабы хоть немного утолить жажду.

Нижняя челюсть действительно криво срослась, а после дальнейшего ощупывания помятого лица, оказалось, что свернут измочаленный нос и жутко помята лицевая кость под правым глазом, осознание чего доставило сильный внутренний дискомфорт, однако столь ненавистная боль отсутствовала. Ее просто не было, и это сильно радовало. По телу бродили лишь остатки начального страха и небольшое количество адреналина, до сих пор заставляющие тело трястись, но все закончилось. По крайней мере, Дима чувствовал, что бояться больше нечего и можно жить дальше, плюс он не ожидал, что повреждений будет так мало, видимо у страха — глаза велики и демон-пес бил, не желая изуродовать ценный товар.

«Анубис», золотое одеяние которого перепачкалось кровью, величаво и будто ничего не произошло поцокал дальше, не обращая внимания на багровые капли, испортившие слепящую ткань, а частично всхлипывающие, но больше молчащие рабы уныло двинулись за ним, подгоняемые криками сатиров, монотонным цоканьем чертей и рычанием Варгха. Кривомордый юноша извиняющееся взглянул на Лизу, малыш которой затих сразу же после подъема мамки на ноги, а та пожала темно-коричневыми плечами, будто сказав, что все нормально, тебе простительно… Дима облегченно улыбнулся, тут же с огорчением почувствовав, как челюсть ушла вбок, а еще заметил, что многие узники со второй и третьей цепей по-разному на него смотрят.

Кто-то со злобой, кто-то со страхом, а некоторые вовсе прячут глаза, что вполне его устраивало. Главное — небезразлично, ведь это означало бы его слишком низкую стоимость не только в Аду, но и по жизни, а ежели крепкие духом и телом грешники-добровольцы ведут себя настолько отстраненно, то он явно пугает все прогрессивное человечество. Да уж… Каким бы человек сильным морально и физически не был, но ежели он «нормальный», то никогда не познает истинное лицо Вселенной, ибо оно покажется настолько кошмарным и неестественным, что заставит искать заново, хотя истина будет перед глазами. Люди не понимают, что чересчур погрязли в материальном, желая ударить призрака и доказать чудо, хотя это надо просто понять и принять, как естественную часть мироздания.

«Когда прибудем на место торговли… На витрину… Ха. Ха. Ха. Так вот… Надо будет попросить Лкетинга, чтобы он мне лицо выпрямил… Пусть заново ломает, он же шаман — должен уметь, а я потерплю, чего уже там… Не хочу выглядеть крутым парнем из фильма про конец света… Такой весь кривой, шрамированный, любимый красивыми женщинами и ненавидимый сильными врагами… Не-е-е-е… Хочу быть самим собой… Симпатичным и худым… Как-то так… Старый друг лучше новых двух…», — Дмитрий мечтал о новой, а точнее старой роже, чувствуя усилившуюся дрожь в поджилках, ибо четко знал, что выпрямление лица на порядок сложней и больней искривления.

— Животные! Животные! Человеческая скотина с Земли! Покупай! Торопись! Самый свежий поток! Двадцатый век! Нежные, ни к чему не приспособленные зануды и плаксы! Возьми в дом животное!

— Земные рабы! Покупайте безвольных рабов с Земли! Купи человека и получи порцию жареных ушей! Беременные женщины! Дорого! Воспитай собственного человека из ребенка людской самки!

— Дети! Самые разные! Нежные мальчики и девочки! Младенцы! Детишки современной Земли! Маменькины сыночки и папины дочки! Дети контакта! Тупоголовые, как никогда! Не пожалеете!

— Рабы прошлых столетий! Семнадцатый — восемнадцатый века! Из затерянной во Временном хранилище комнаты! Звероватые грязнули! Сильные и не боящиеся Ада, ибо знали о нем! Покупай диких рабов и ваша жизнь станет опасна, как никогда!

— Женщины! Самые лучшие земные особи! Когда-то гордые самки, а сейчас согласные на все подстилки! Отдадутся кому угодно и как угодно! Взгляните на истинную суть людского скота в лице земных женщин! Раздвигают ноги за объедки! Рады члену любой величины! Никакой гордости!

— Молодые девочки — подростки! Красивые и тупые! Плачущие и на все способные, лишь бы не мучили! Им, что Геена Огненная, что Земля — все едино! Покупай продажных молодых самок! Исполняй грязные мечты! Крути девочек, как хочешь!

— Престарелый скот! Много и дешево! На корм и разовые работы! Спокойные, безвольные и бессильные! Возьми партию старых животных, не пожалеешь! Дешево! Много! Разбирай!

Торговые ряды в виде клеток с разнообразными людьми проплывали один за одним, кошмарно удивляя с каждым новым шагом босых ступней по горячим камням Рынка. Чего только не придумывали рогатые продавцы человеческого скота, дабы привлечь внимание парнокопытных покупателей именно к своему прилавку, где выл, всхлипывал и трясся обнаженный товар, внимание к которому привлекалось с помощью непередаваемо жутко мучающихся собратьев.

И сидящие на коротких металлических кольях люди, среди которых преобладали воющие от ужасной боли дети от трех до двенадцати лет. Умело насаженные по мере возрастания ребятишки не просто выли, а хрипели сорванными, не заживающими глотками, а бесстрастные продавцы периодически шевелили их, чтобы те не привыкли к боли, продолжая «зазывать» скучающих клиентов. Страдающие детишки не понимали, за что всемилостивый Бог так наказывает их, особенно самые маленькие, родившиеся жить, а не мучиться от безумных страданий на ужасной жаре, где иногда подходит чудовище с рогами и спрашивает: «Сколько стоит этот?», — глядя жадными оранжевыми глазами.

Мимо неторопливо проплывали клетки с пламенем под ними и «танцующими» внутри обезображенными жаром женщинами и девушками, вопящими от сумасшедшей боли, но продолжающими «плясать», ибо боль в Аду бесконечна из-за новых возможностей тела, а значит, смерти здесь делать нечего. Забытые Господом мученицы падали и поднимались, от них отваливались лоскуты горелой и горящей кожи, виднелись ребра и оголенные черепа с воющими глазами, безмолвно молящими о гибели, но собакоголовые хозяева умели продавать никчемных животных с Земли.

Непередаваемо жутко выли половинки идеально разрезанных людей, эстетично расставленные на раскаленных металлических жаровнях, дабы постоянно оставаться в «привлекательном» виде и не успевать регенерировать, насыщая жаркий воздух запахом жареного мяса. Несчастные мученики с силой открывали чуть ли не рвущиеся от криков рты и никто не собирался их зашивать, ведь непередаваемые вопли боли, страданий и пощады громко «стучались» в уши, являясь прекрасным маркетинговым ходом, заставляющим покупателей обращать внимание на двуногий товар того или иного продавца.

Проходящие мимо кошмара наяву вереницы еще относительно свободных рабов, с каждым шагом наполнялись безысходностью и невыносимой тоской, видя истинные судьбы людей, считаемых в Геенне Огненной дешевым скотом и даже хуже. Их ели, резали, рвали на кусочки, избивали, продавали, короче делали с венцами творения Господа все желаемое, считая более дешевыми, чем найденная на помойке вещь, ведь ту можно отмыть и пустить в дело, нежели одноразовое ничтожество. И невозможно судить чертей за это, ведь человеческая раса сама заработала такую репутацию.

Если бы каждый приходящий в Ад представитель Земли показывал гордость и непоколебимость, уверенность и упрямство, крича от боли и одновременно злобно проклиная все рогатое семя, тогда бы и отношение к людям сформировалось совершенно иное. Однако большая часть прибывающих в Геенну Огненную «детей» изначально показывала свои худшие стороны, среди которых главенствовала слабость на самом деле идеальных тел, чего вполне хватало для полного контроля над ними.

С тех самых пор возвращающиеся «домой» грешники и перешли в ранг животных, с которыми обращаются идентично их издевательствам над беззащитными лягушками, которых надувают через соломинки и весело хохочут. И эти мучения, причем совсем не лягушек, будут продолжаться тысячелетие за тысячелетием, пока каждый человек не поймет, что вместо накопления материальных ценностей необходимо развивать волю, характер и сознание, выращивая из них сильную душу, дабы очнувшись впроклятом мире, смело плюнуть в морду козлоногому созданию. Лишь тогда можно заработать второе или третье клеймо, чтобы отправиться не к торговцам быстрой едой и не на роль живой вывески, а на тяжелые работы, где станешь в десятки раз сильнее и, умерев еще раз, в следующей жизни возгордишься собой.

«Блин! Сколько можно идти… И когда там наше стойло… Хм… Самокритика у меня еще та… Хотя наслушаешься воплей со всех сторон, еще не то скажешь… Как однажды сказал Йозеф Гебельс, дайте мне средства массовой информации и я сделаю из людей стадо свиней… В Аду, оказывается отличная пропаганда…», — Дмитрий отрицательно относился к пугающему путешествию по Геенне Огненной, тем более ему здесь недавно искривили лицо, но иронизировать умел, относясь к плохому, как к естественной части жизни, что, наверное, и является отличием прибывших на Землю «гостей» и ее уроженцев.

В случае с потерявшими память земными «гостями» их любопытная сущность круглосуточно бьется с вечно ноющим телом, и как бы животная часть человека не пыталась верховодить над бессмертной душой, каждая минута трезвой жизни пробивается громким криком, твердящим, что смысл жизни совершенно не в этом! Не в пище, питье, наркотиках и сексе, а совершенно другом! В переменах! Огромных переменах, когда спокойная и безболезненная жизнь не самое главное, ибо хочется великих деяний, дабы мир после тебя изменился в лучшую сторону! Чтобы стало больше искренних радости со смехом, умных и уникальных людей, однако зовущаяся телом внешняя оболочка беспрестанно твердит, что это бред и сумасшествие! Что любые усилия тщетны и все напрасно, что ты должен лечь поспать или сесть смотреть телевизор, но, ни в коем случае не пытаться что-либо менять… Тело неустанно шепчет сомневающемуся разуму, что любые усилия тщетны и ни к чему не приведут, ибо ты такой же, как все те, кому не досталось место в первом ряду. Оно настойчиво доказывает, что нельзя никому помочь, однако средний палец решительно вздымается перед отражением в зеркале и задуманное продолжает исполняться, ибо остановка грозит следующим тысячелетием прозябания.

ВСЕГДА. Именно, что ВСЕГДА, когда тело говорит: «Хватит! У нас ничего не получится! Я больше не могу и скоро умру!», — необходимо посылать его далеко и надолго, ибо оно обладает сильнейшим инстинктом самосохранения и никогда не позволит себе погибнуть. Человеческий организм хочет жить также, как и любое животное, ведь сам им является, а вся его хитрость состоит лишь в умелом заманивание в ловушку отдыха и неги.

Поэтому необходимо уметь говорить твердое: «Нет!», — когда шепот в голове предлагает выполнить задуманное завтра, первого числа или в следующем году. Неугомонное тело будет еще долго бороться за своего безмозглого и ленивого кормильца, однако требуется двигаться вперед… Двигаться через боль, сумасшествие и страх выйти за пределы тусклого мира, в котором живут остальные несчастные и увидеть новый, правдивый и настоящий мир, которого не следует бояться. Нужно просто идти, дабывсе преодоленное плохое преобразовалось в новые силы, еще больше приблизив Творца, частицей которого является каждый из живых.

Разогретый, как жаровня Дима вынырнул из сиюминутного полузабытья, где то ли прочитал, то ли сгенерировал умный текст, красиво рассказывающий о высоких вещах, к которым он при жизни даже не пытался прикоснуться мыслью, а здесь только о них и думает. Парень встряхнул запеченной, как картошка в углях головой, желая замуровать ее в лед, дабы черепная коробка остыла, заморозив все тревоги с заботами, однако сие оставалось за гранью суровой реальности и его возможностей, хотя их-то он оказывается толком не знает.

«Когда же мы все-таки придем на место… Ноги уже еле шевелятся… Да и вообще… Если я такой крутой парень, что легко таскаю за собой Варгха, почему иду там, где раньше и без усиленной охраны? Будто никто не боится, что я снова стану таким… Крутышечкой…», — словно в ответ раздался издевательский: «Тпру!! Скотина!!», — от толстожопого сатира, сбавляющего скорость цоканья вслед за «Анубисом» и четыре вереницы замученных морально и физически рабов принялись усердно повторять за свинорылым демоном, мечтая лишь об одном — не осыпаться на горячий камень.

Жирный черт все медленней и медленней шевелил вогнутыми внутрь ногами, а человеческий скот уныло звенел горячими цепями и пусть не синхронно, но вполне грамотно тормозил, где каждый узник втыкался носом в соседа, ругался, всхлипывал, вскрикивал, но все-таки останавливался. Пару раз на Дмитрия наваливалось ощущение, что все вот-вот и упадут, но… Торможение скованной людской массы прошло без эксцессов и голозадые рабы напряженно замерли, причем как раз во время, ибо хмурый Джумоук развернулся, дабы бросить на ссутулившихся животных оценивающий взгляд желтых глаз, а после кивнуть ближайшему и дальнему сатирам.

— Разделяйте их, как обычно! — и не заботясь о том, что жирнозадый свин вдалеке ничего не слышал из-за рыночного гвалта, поцокал к подобию трона, расположенному под выступающей крышей, прячущей от жары длинные и на данный момент открытые для людей клетки.

Как ни странно в торговом ряду собакоголового отсутствовала реклама в виде жестоко мучаемых людей, а было тихо, мирно и хорошо, как и его соседей, расположившихся неподалеку. Возможно эти места являлись дорогостоящими бутиками, а может наоборот, здесь собрались одни крохоборы, коим жалко потратить хоть одного человечка вхолостую, но не суть, ибо облегчение мелькнувшее в глазах пары сотен рабов буквально осветило Рынок. Измочаленные люди чуть ли не заулыбались, понимая, что никто не сядет на кол и не побежит по огню, а уж Дима и вовсе расслабился, осознав, что никто не будет мешать отдыхать жуткими воплями, как бы жестоко с его стороны это не смотрелось.

«Анубис» же в это время величаво уселся, отбросив слепящими одеждами озорные блики и глубоко вздохнул, показав длинный розовый язык, словно радуясь, что наконец-то добрался до своего торгового ряда, где скотину распихают по прохладным клеткам и начнется обычный денек адского работорговца.

«Да уж… Жизнь кипит и все хорошо, Сортировочная заполняется и скоро обратно за новыми грешниками…», — именно так Диме представлялись мысли расслабившегося Джумоука, отдыхающего в тени от покатой крыши клеток-сараев, внутри которых отсутствовали какие-либо человеческие условия, однако для недавно прибывших в Ад животных это был просто супер-VIP.

Обнаженная, темно-коричневая от адского загара колонна людей трусливо замерла, и заполняющие ее грешники испуганно уставились на торговые ряды, откуда их разнесет по благословенной Геенне Огненной. Все, как один несчастные вглядывались на свои, так сказать мясные прилавки, где не хватало ценников: «Люся Забубнова, 56 кг. 32 года. Давалка на все согласная» или: «Иван Демидов, 98 кг. 45 лет. Отличный работник и просто сильный мужчина», — но здесь, в Аду цены видимо преподносятся, как на турецких рынках, где сперва смотрят на одежду клиента, а лишь затем произносят достойную его сумму.

Длинных, без капельки ржавчины и самое главное отлично защищенных от безумных солнц клетей было пять, а точнее одна очень длинная, разделенная на пять с помощью толстых стен из серого камня. Пятая комнатушка была самая маленькая, и в ней по-любому уготавливались места для редких узников, например «Спящих», вследствие чего Дима облегченно вздохнул, поняв, что совсем хорошо отдохнет от так надоевших ничтожеств с пятых клеймом. Их крики, истерики, отвратительное поведение исчезнут из его жизни, как страшный сон хотя бы на время…

«Как прекрасен этот мир, посмотри!! Да! Да! Да! Как же замечательно, что эти… Не могу слов подобрать даже… Останутся наедине с собой, а я отдохну душой… Вот интересно, мы же столько по этому Рынку прошли и я столько увидел… Очень плохого увидел, но не обратил внимания, везде ли, на всех ли «прилавках» с людьми была маленькая клетка для «Спящих» или только здесь? Не может же Джумоук быть единственным ловцом удачи? Как вообще ему одному выпало целых трое нас? Сколько шли, я больше ни одного не видел… Интересно, почему? Неужели собакоголовому просто реально повезло и не более того? Три «Спящих»… Или же я один редкий и самый авторитетный, а такие, как Лкетинг и Такеши часто попадаются? Блин… Ни-и-и-чего не понятно, но все-таки, как же замечательно, что нас разместят отдельно от этого человеческого металлолома с пятым клеймом… По крайней мере, я так надеюсь на это…», — костлявый юноша радостно улыбнулся, и это столь непривычное для Ада выражение эмоций заставило свинорылого демона налить кровью лютые глаза, сделать звонкий «цок» назад и выдернуть из-за спины зазубренный клинок, яростно блеснувший в красноватом оттенке проклятого мира.

— Чего лыбишься «Спящий» криворылый?! А ну спрячь ухмылку, а то увеличу в два раза!! Шутку смешную вспомнил, а?! Рот закрыл!! Быстро!! — выпятивший впалую грудь толстожопый черт хоть и угрожал в своем обычном тоне, однако держался на расстоянии, отлично помня судьбу несчастного собрата, куски которого до сих пор болтались на глухо рычащем вдалеке Варгхе.

Дмитрий в ответ на грозное предупреждение свиньи с рогами испуганно дернулся, зазвенев горячей цепью, и мгновенно исполнил серьезную мину на лице, крепко испорченном переломанными костями. Хорошего настроения при этом, он однако, не лишился, ибо уж слишком тяжело испортить радостные мысли, где нет места выблеванным Землей уродам, плетущимся сзади и представляющим подавляющую часть населения третьей планеты от Солнца.

Клетки для «счастливчиков» с пятым тавро и остальных пленников были примерно одинаковые, что означало непредсказуемость улова в Сортировочной, делая их походящими на рейсовый автобус, который с утра и вечером битком, в обед, как посчастливится, но при этом обладающий неизменными габаритами. Зато всегда присутствовала надежда когда-нибудь заполнить их до конца и с размахом отпраздновать это! Например, от пуза накормить безмозглого, но верного Варгха, жирных сатиров и мускулистых чертей, а также рогатых рыночных зевак, отрубив пару-тройку десятков человеческих ног и рук, дабы от всего сердца бросить в их плотную массу, текущую по адскому городу Рынку.

Внутри нового временного места жительства скота с Земли виднелись поилки в виде неглубоких канавок, грубо вырубленных в сером камне, куда каким-то образом поступала внешне чистая вода, возможно даже циркулирующая, а еще большие человеческие камеры тянули дерьмом и мочой, застарелыми и не очень, однако гармонирующими с Геенной Огненной. Мягкий и прелый пол, такой, как в недавнем хлеве — отсутствовал, лишь гладкий серый камень в виде вездесущих, впритык уложенных плит, а еще в нем, в каждой из «витрин» были прорублены неровные дырки, откуда видимо и тянуло человеческими испражнениями. Получается, что здесь для земной скотины сделали даже туалет, а то и верно… Такое количество напуганных людей, желающих периодически сбрасывать «балласт», быстро нагадят друг другу на пустые головы, если не обеспечить их выходом из этого положения.

Оставалось найти ответ всего на один вопрос — как вытереть испачканную задницу, и Диме в голову пришло сразу два решения, где первое требовало бездействовать, ибо положение скота дает немалые плюсы, например, разрешает не мыться, второе же подсказывало зачистить анус пальцами, а затем хорошенько ополоснуть их. Выбор, как всегда был, оставалось лишь наблюдать, какой из путей выберут слабохарактерные и не очень грешники.

«Хорошо-то как внутри… Жаль, что не мягко, но это я уже зажрался, хотя было бы с чего… Сейчас бы просто сесть и вытянуть ноги — уже замечательно, а я пою унылые песни про неудобный деревенский унитаз…», — Дима возбужденно рассматривал приготовленную вроде бы для них клетушку, а Лкетинг с Такеши от него не отставали, буквально пожирая ее взглядами и явно понимая, что это их новое место отдыха, видимо также сильно натерпевшись от прикованных позади соседей.

— Итак, все заткнулись!! Это я вам говорю, животные, если кому особо тупому непонятно!! — гнусаво заорал толстожопый сатир, грозно расцокивающий перед сгорбившимися рабами и словно выслуживаясь перед расслабившимся Джумоуком, который положил смертельный жезл на коленки, скрытые золотым одеянием. — Сейчас всех вас разместят в этих уютных клетках, где каждая соответствует тавро на лбу каждого, понятно скотина?! — свинорылый карлик поднял звериные губы, показывая небольшие желтые клыки, а часть рабов уставилась на внешне не помеченные камеры. — Здесь, в Аду вы обязаны помнить, что являетесь безмозглыми животными, которые считаются разумными существами лишь по огромной ошибке, поэтому внутри своих клеток можете выть, орать, срать, ссать, так как это добавит шансов найти своего покупателя намного быстрей, ведь вялую скотину, как вы знаете не любит никто!! Ха-ха-ха! — язвительно и жутко мерзко, до дрожи в коленках захохотал карликовый черт, блестя злым оружием, отсвечивающим в свете двух солнц. — Те же, кто почему-то не растерял гордость, могут сидеть и молчать потому, что всегда найдутся любители спокойного скота, например обожающие раскрывать молчаливые рты, дабы вытащить ее — гордость за вырываемый язык! Ха-ха-ха!! — гадкий хохот повторился и резко прервался, сатир же медленно повернул рогатую голову со свиным пятаком к троице безмолвных «Спящих», борющихся с адской жарой путем частого хлопанья ресниц. — Ну, а вы… — он замолк, шевеля поросячьими ноздрями и будто придумывая некую гадость. — Можете делать, что хотите! Молчать или орать, тут всем без разницы! За вами придут особенные покупатели, они всегда приходят, ибо знают про вас с самого начала появления в Геенне Огненной! Ваша судьба могла быть неповторимой на Земле, но будет еще более блестящей в Аду! — жирный свин, выглядящий тупоголовым недоумком, разговаривал грамотным и красивым языком, более подходящим для написания стихов и романов. — Здесь вас ждет вечность, защищенная надежной тюрьмой, и как вы думаете, каким образом она хорошо защищена? Кто ее так хорошо охраняет? — поросенок и сидящий на так называемом троне демон-пес одновременно противно ухмыльнулись, сатир же при этом ткнул зазубренным клинком в сторону вздрогнувшего Дмитрия. — Вы! Ее охраняете вы! Каждый из вас охраняет самого себя, а мы помогаем вам жить! Ха-ха-ха! — поросячий хохот стал громче и заразительней, словно придавая сил толстозадому свину, а «Спящие» недоуменно и угрюмо промолчали, морально подготавливаясь к загадочной судьбе, которую, как сказал Лкетинг, они могут творить сами.

— Дима-сан! Дима-сан! — внезапно и не дожидаясь молчания свиньи зашептал беспокойный Такеши, но тут же заткнулся, ибо огромный, стоящий рядом черт вонзил звериный кулак в лицо азиату, перед этим молниеносно перекинув высокотехнологичное копье в левую лапу, что напугало Диму и заставило вздуть мышцы Лкетинга.

Небольшая харя японца громко хрустнула, и он взвизгнул, густо брызнув горячей кровью из размозженных губ, масаи же в ответ звякнул цепью и разъяренно схватил толстое, волосатое запястье парнокопытного воина, дабы вступиться за обиженного друга, но к его чернокожему горлу моментально прижалось налитое багровой смертью копье, кончик которого загорелся темно-красным. Оранжевый взор козлоподобного черта приказывал сию секунду отпустить его лапу, иначе… Что «иначе» никто так и не узнал, ибо Лкетинг был не дурак и отпустил, хоть его ярко-голубые глаза и налились кровью.

С чего вдруг смирные черти принялись затыкать им рты, Дима не понял, тем более, что свиномордый демон сказал, будто «Спящие» имеют право болтать и орать сколько влезет. Скорей всего Такеши просто попутал берега и бесстрашно прервал еще недоговорившего сатира, а на этот случай существовал регламент, которого обязаны придерживаться даже ценные узники.

Догадки костлявого и загорелого до черноты юноши тут же подтвердила звериная улыбка-оскал на собачьей морде «Анубиса», который лениво, но ловко перебрасывал смертельный жезл меж когтистых пальцев и парень смиренно моргнул, принимая сии правила.

Лицо испуганно-сопящего Такеши тем временем зажило, и Дмитрий не узнал, что там хрустнуло, тем более, если японцу сломали нос, то он все равно еще увидит сие недоразумение, а удовлетворенный сатир принялся за продолжение гнусавой речи.

— Сейчас будут снимать ваши цепи и в это время лучше молчать, иначе болтливым животным придется испортить лица, как вон этим… — поросячье рыло довольно кивнуло на азиата и изуродованного Диму, который непроизвольно раздул ноздри, почувствовав липкую волну злой радости, идущую от ущербных узников позади. — Если же эта неприятная мелочь не устрашит особо отчаянных особей, тогда я лично закрою их вонючие рты! Правда, еще не знаю, как! — свиномордый черт ощерил клыкастую пасть, вальяжно расхаживая перед трусливо замершими пленниками и играя с зазубренным клинком, отбрасывающим солнечные блики.

Все это происходило на сюрреалистичном фоне неумолкающего Рынка, по которому беспрестанно двигались сутулые толпы человеческих рабов и купивших их рогатых, а также низко летали зарешеченные контейнеры и ездили всадники, сидящие на великолепных животных, что являлось лишь малой толикой видимой жизни Ада.

Дмитрий пошевелил почти не ощущающимся на шее горячим кольцом и мельком глаза взглянул на стоящую через пару метров Лизу, которая думала о чем-то своем, посматривая и на сатира, и на малыша, однако разум ее блуждал в одной ей известном месте. О чем размышляла молодая несчастная мать, не знал никто, но скорее всего ее мысли были заняты дальнейшей судьбой умильно-спящего сына.

— Наверное, зашью, только вот что?! А-а-а?! Может губы?! Или сразу челюсти, чтоб покрепче?! — толстожопый черт не мог угомониться, рассказывая и так перепуганным, насмотревшихся страшилок грешникам, как он будет затыкать рты, и половина из них слушала его, стараясь не упасть в обморок, судя по серости, прорывающейся сквозь темно-коричневый загар. — А может сразу раскаленным свинцом залить?! Чтобы навсегда болтать перестали? — кровожадность так и сочилась из жирного демона, а он не унимался, видимо обладая кучей комплексом, которые компенсировал подобным образом. — А мож…

— Хватит! — раздался раздраженный голос-рык Джумоука, раздувшего ноздри сухого носа и оскалившего пасть. — Не затягивай, скотина и так едва стоит! Загоняй в клетки, и о корме позаботься! Животные не должны плохо выглядеть! — он издевательски осклабился, с «любовью» оглядев прячущих глаза, обнаженных людей, многие из которых не сгибали спин даже сейчас. — Скот должен быть накормлен и лосниться от сытости! А этой троице двойную порцию! — он мотнул угольно-черной мордой на «Спящих», каждый из которых внимательно его слушал, но в тоже время занимался всякой ерундой, не из наглости, нет, а непроизвольно забыв о своем не самом лучшем местоположении.

Угрюмый Дима щупал кривую, уходящую вниз челюсть, и раз за разом проверяюще открывал ее. Задумавшийся японец что-то бормотал себе под нос, рассеяно посматривая по сторонам, а мускулистый туземец высокомерно и презрительно смотрел на собакоголового, что вызывало у того немалый подъем настроения, моментально отразившийся в желтых глазах.

— Японцу можно тройную! Пусть жрет! — у лохматого, мгновенно взбодрившегося Такеши возбужденно заблестели раскосые глаза, и он благодарно взглянул на доброго дядьку Джумоука, а Лкетинг с Дмитрием не произнесли ни слова, будучи не настолько преданы пище. — «Спящие» должны хорошо выглядеть, ведь им предстоит долгий путь! — он расслабленно откинулся на высокую спинку подобия трона, загадочно взглянув на трех таких разных друзей, а свиномордый демон понятливо кивнул, и обвел взглядом массивных чертей, по крайней мере, тех, до которых сумел дотянуться.

— Готов?! Ну, тогда давай! Открывай по порядку! — проорал он стоящему неподалеку собрату, мигом ринувшемуся к первой клетке. — Отстегивай их и заводи! — сам же поцокал к первой женщине с другой стороны цепи, так как с нее было удобней начинать, чтобы не таскать узников вперед и назад.

Растрепанная «счастливица», на которую пал выбор злобной свиньи, принадлежала к породе рабынь, коих пристегивали насильно, поэтому недолго терпела рогатого карлика-вонючку, приказавшего ей загнуться раком и попытавшегося расстегнуть горячее кольцо на лебединой шее. Сумасшедшая рабыня закатила визгливую истерику, которая закончилась, не успев толком начаться, ибо рядом с красноглазым сатиром присутствовал перевитый толстыми мышцами рогатый воин, предусмотрительно оторвавшийся от козлоногих напарников для поддержания порядка и мигом придушивший несчастную, дабы та перестала верещать и дергаться. Когда на время обезумевшая баба заткнулась, начав задыхаться и сучить костлявыми ногами в жарком воздухе Ада, он с удивительной легкостью закинул ее в приготовленную клетку, у решетчатой двери которой занял место такой же его собрат.

Больная на голову грешница, попытавшаяся вновь закричать, как только ее тощую шею отпустила могучая волосатая лапа, с силой врезалась в каменную стену внутри женской «витрины», стряхнув с нее пыль, а после беззвучно сползла вниз, оставляя красные полосы. С учетом того, что черт богатырского сложения добавил ей скорости широким копытом под зад, удар являлся очень даже неплохим и ежели нос крикуньи окажется вмятым в лицо, то она это заслужила. Быть женщиной, не значит оправдывать каждый нелепый поступок скидкой на гормональный фон, ведь любой человек может научиться мыслить трезво, не допуская в разум горячих эмоций.

Последовавшие за ней девочки, если говорить поласковей, были молчаливей и сговорчивей, правда одна не удержалась и тоненько завыла, но ее даже не били, ибо сие недоразумение вполне естественно для перепуганной бабы, чувствующей нехорошее будущее с множеством рогатых гостей между ног и еще где-нибудь. Она так и зашла в прохладную клетку, еле шаркая босыми, грязными ступнями, словно уже ощущая волосатую клиентуру, и тихо всхлипывая села у стены рядом с начавшим шевелиться «первым блином», который, как всегда вышел комом.

Дима периодически посматривал на напряженную, как никогда Лизу и отчетливо за нее переживал, видя, как молодая мать через раз покрывается серой бледностью, но не отпускает от груди малыша и поэтому, как только она повернула шею, сразу подмигнул, словно говоря, что все будет хорошо. Он желал сказать девушке, что большая часть женщин на ее цепи вполне вменяемые и адекватные, а значит бояться нечего и действительно. Большая часть рабынь, тихо и не привлекая внимания, плакали, наблюдая, как мерзко обращаются с соседками, да и вообще помня ужасное происходящее на Рынке.

«С этими ей бояться нечего… Наверное… Но с другой стороны баб не поймешь… Настроение прыгнет и все… Приехали… Да уж… Херню я сморозил… В женской клетке может произойти все, что угодно, тем более за ними там никто толком не присматривает, не то что на цепи… Ладно… Надеюсь сядет в углу возле решетки, чтобы видно было, а там судьба решит… Блин! Вот почему ее отдельно не посадят? Если она так дорога «Анубису», то чего бы не пересадить ее в помещение покомфортней? Или он проводит эксперимент, вымеряющий длину и тяжесть материнского креста? Хм… Не поймешь этот Ад… Не поймешь… И что там насчет моей судьбы? Если я являюсь ее строителем, то строю ли я ее сейчас, как недавно сам сказал или же нет? Может ее строит моя внутренняя суть, а я и не знаю… Управляет мной, заставляя думать, что это делаю я… Или я и есть внутренняя суть, только умело разделенная на много «меня»? Точно! Скорее всего, если я прожил не одну жизнь, моих частиц очень много… Каждая жизнь — это еще один я, а все жизни, весь опыт — это я единый… Офигеть! Так оно и есть! Тогда все мои части реально могут быть спрятанными, дабы я их находил по мере собственного взросления… Не все так просто в датском королевстве, не все… Да уж… Лучше бы Лкетинг не рассказывал мне это… Получается, что на Земле я искал бутылку, а в Аду ищу себя, спрятанного в бутылке… Значит все-таки я был прав… При жизни, во время пьянок я искал себя, а мамка не верила… И как там она?», — начавшиеся с девушки размышления плавно перетекли на самого себя, а затем на мать, по поводу которой он мимолетно взгрустнул, искренне переживая за ее внутреннюю боль от потери безалаберного сына, который заново родился.

Тем временем плачущих и повизгивающих женщин сноровисто расковывали и загоняли в уютную, прохладную клетку с прорубленным в полу туалетом и водой, где они безучастно рассаживались, ожидая дальнейшей и вполне определенной участи, хотя кто знает… Может не всех их возьмут на сексуальное обслуживание парнокопытных жителей Ада, как вариант некоторых быстро и с аппетитом сожрут и они начнут новую жизнь на Земле, изредка мучаясь кошмарами красноватого оттенка.

Серой от страха и напряжения Лизе не пришлось долго ждать. Разогретое жарой кольцо отчетливо щелкнуло и покорно освободило шею грудастой девушки, сатир похотливо взглянул на богатство хорошего третьего размера и его небольшой член задумчиво приподнялся. Молодая мать в ответ еще крепче прижала спящего младенца, не обратив на свинорылого карлика никакого внимания, что явно взбесило козлоногого жиртреста, и он сильно ущипнул ее за ягодицу крепкими сухими пальцами.

— Ничего сучка земная! Тебя еще отымеют такие, как я! Толпой! И младенца твоего обосранного сожрут, а этот не поможет! — он бросил в ее сторону отвратительное напутствие, злобно кивнув на серьезного, как никогда Дмитрия, Лиза же в ответ выпрямилась и мрачно взглянув на взбешенного свина, освободила кисть левой руки, дабы медленно показать средний палец.

— А не пойти бы тебе в задницу! Такие, как ты вряд ли удовлетворят такую, как я, если у них члены твоего размера! — мальчишка, лицо которого не выражало эмоций из-за нахлынувшей злости, мигом прорвал запруду невозмутимости и хрюкнул от рвущегося наружу смеха, а вконец разъяренный сатир затрясся и потянулся за зазубренным клинком, однако его остановил хриплый голос-лай Джумоука.

— Не трогать!! Или правда так глаза режет, что хочешь умереть?! — злые слова собакоголового обожгли свинорылого карлика еще больше, но тот с немалым усилием подавил усилившееся раздражение, четко, и как всегда гнусаво выговорив:

— Нет, господин! — налитые прямо-таки багровой кровью глаза покорно опустились вместе с клинком.

— Ну так веди ее в клетку! И следи, чтобы вреда никто не причинил! — как дипломат «Анубис» не состоялся, поэтому осадил сатира с помощью бесхитростного предложения умереть и тот уныло, с дергающейся волосатой щекой, повел нагло улыбающуюся Лизу в женскую «витрину».

Внешне невозмутимая девушка держалась до конца, но то, как тяжело ей это дается, явно виднелось по каждому шагу красивых ног, буквально ожидающих, что их располосует зазубренное мачте, но все обошлось. Она спокойно зашла внутрь прохладного помещения, где уселась в самый дальний угол, мгновенно спрятав лицо со спящим младенцем под длинными спутавшимися волосами, и ее загорелые плечи тут же затряслись, выплескивая накопившийся страх в виде слез. Чего ей стоило выговорить храбрые слова, жутко оскорбившие свиномордого демона и при этом сохранить невозмутимость, знала только она, ибо больше никто не осмелился сделать это.

Остальные женщины тихо и покорно расположились в клетке, бессмысленно садясь на серый камень или облокачиваясь на такую же стену. Многие апатично легли, вытянув исхудавшие ноги и закрыв глаза со струящимися слезами, словно пытаясь скрыться от ужасной реальности, но в большинстве своем просто уныло вешали головы с волосами в виде сосулек и тупо замирали, изредка поднимая тусклый взор, дабы посмотреть наружу, где кипящая жизнь Рынка набирала температуру с каждой минутой.

Слепящее и дарующее большую часть жары солнце поднялось выше некуда, обжигая по максимуму, что ощущалось даже через новую, почти носорожью кожу и стоять на «свежем» воздухе стало снова болезненно. Кожный покров обновлялся каждую секунду, стабильно и беспрестанно пожирая массу тела, то есть тонкие лоскуты кожи отваливались и тут же наращивались новые, еще более толстые и нечувствительные к огромной температуре, отчего стоящие на безумной жаре рабы выглядели псориазными больными.

Вот уж кому сейчас хотелось позавидовать, так это Джумоуку, сидящему в тени, куда не падали прямые солнечные лучи. Там собакоголовый демон меланхолично крутил золотистый жезл, покрытый вычурными символами, лениво наблюдая за посадкой людской скотины в клетки и изредка бросая холодный желтый взгляд на «Спящих», лица которых не горели страхом и желанием закричать: «Отпустите меня! Пожалуйста, отпустите!»

Прямой, как корабельная сосна воин-масаи безбоязненно рассматривал, как толстожопые сатиры с помощью суровых парнокопытных воинов распределяют рабов по «витринам», даже не пытаясь опустить взор ярко-голубых глаз, когда огромные черти внимательно смотрели на него. Как бы рогатые не желали осадить храброго чернокожего, но не могли, ибо проявляя безудержную храбрость и дерзость туземец не делал ничего плохого, а бить ценного раба из-за наглых глаз было бы не самым мудрым решением. По крайней мере, уж точно не при сидящем неподалеку «Анубисе».

Дмитрий продолжал щупать свернутую челюсть и лицо в общем, наполняясь мерзкой тоской из-за прекрасного воображения, в котором четко видел новую мятую харю. Он любил свою внешность, привык к ней и не променял бы ни что, а тут такое… Костлявый юноша тяжело вздохнул, представляя, как убивает собакоголового его же копытом и душит золотыми одеяниями, но мечты, так и оставались мечтами, как и он сам обычным парнем, про которого невозможно сказать что-то особенное.

Также загорелый и увешенный лоскутами сползающей кожи мальчишка нет-нет, да поглядывал на женский «прилавок», пытаясь разглядеть Лизу, забившуюся в дальний угол, что плохо получалось, ибо немалое количество слабого пола беспорядочно рассосалось по «витрине», не давая ничего рассмотреть. Скорее всего, полногрудая девчонка, так и не поднимала немытую голову, продолжая трясти плечами из-за не унимающихся слез, выпуская из себя наболевшее, ведь женщинам это помогает, а может…

«Может она уже успокоилась и вновь пребывает в напряжении, желая защитить сына… Кто ее знает эту Лизу… Сильная девица… Жаль не был знаком с ней при жизни… И самое интересное то, что другие бабы в Аду мне как-то безразличны…», — устало размышлял юноша, успевая наблюдать за загорелыми узниками, отстегиваемыми от второй и третьей цепи, но делая это чисто из любопытства.

Сейчас его главной мечтой было забиться в приготовленную для «Спящих» небольшую клетушку, попить, поесть, выпрямить лицо и отдохнуть, а дальше хоть трава не расти. Костлявый парень понимал, что его мечты выглядят мелковато и больше смахивают на простые животные радости, но иные варианты отсутствовали и задумываться о чем-то наперед в месте, где он не обладает прошлым, за которое можно зацепиться — бессмысленно. Поэтому мальчишка терпеливо стоял, мучаясь от безумной жары.

Скромный и осторожный Такеши тоже умудрился выделиться. Он поглядывал по сторонам, не теряя природного любопытства и дергаясь от гнусавых воплей сатиров, но как-то больше по привычке, а не от испуга, который давно потерял насиженное место в раскосых глазах из-за долгого пути по Аду. Чувство страха у азиата в любом случае осталось, это само собой, а вот то, что оно стало слишком редко проявлять себя — это да.

Тут-то Такеши и выделялся, оставаясь натянутым, как гитарная струна, но больше инстинктивно, будто постоянно готовый к опасности маленький зверек. Его узкие губы беспрерывно что-то шептали, наверное, белиберду, подобную бормотанию в Сортировочной и иногда казалось, что он не художник, а поэт, непрерывно рифмующий возникающие в голове строки.

«Надо все-таки попросить нарисовать его что-нибудь, а то жизнь прожил, и ни разу не видел, как работает художник…» — промелькнула у Димы свободная от тягот внешнего мира мысль, и он убрал темно-коричневую руку от смещенной вбок челюсти, принявшись ощупывать кость под глазом, однако гнусавый вопль свинорылого черта отвлек его.

— Да наклони ты уже башку! — раздался звучный, прорвавшийся сквозь рыночный гвалт удар, затем болезненный и трусливый вскрик, что перевело внимание юноши на садиста-сатира, отковывающего рабов на третьей цепи и, сопровождающего ругательствами сей не требующий большого ума процесс.

Паскудный свинский характер тяжело излечить даже на Земле, а уж жизнь на Геенне Огненной, плюс работа с завезенными издалека животными, накладывает определенные отпечатки. Почти все особи человеческого скота ведут себя чересчур гордо и не желают подчиняться, поэтому на них приходиться орать, а еще чаще бить, ибо зверь способен к обучению только через боль. И вот здесь меньше всех везет наиболее спокойным особям, ибо они отхватывают «пряников» за компанию во время дрессировки особо безмозглых собратьев.

«Это чем-то походит на тяжелую работу в наркологии, где сатиры играют роль санитаров, «Анубис» — главврача, а Варгх… Варгх еще одного очень сильного санитара, вызываемого в критических ситуациях…», — в голову мальчишке ворвалась оригинальная ассоциация с чертовой бригадой и легкая улыбка тронула уголки ссохшихся губ.

Второй сатир тем временем подошел к клетке, располагающейся впритык с женской, и непонятно зачем пнул решетчатую, как всегда пронзительно заскрипевшую дверь, после чего голожопые узники с пятым тавро напряглись, скуляще загалдев. Истеричные рабы прямо чувствовали, что подошло их время, ибо пребывавшие на второй и третьей цепях братья по разуму, но не по духу, уже разместились внутри «витрин», понуро рассевшись вдоль стен на сером каменном полу.

Мужчины на четвертой цепи, конечно, были еще те, как говорится — одно название, и даже визгливые девки не вели себя так, как эти представители сильного пола, почесывающие пятое тавро на сморщенных лбах. От них и до этого хватало бабьего крика, до сих пор болели уши, но сейчас, когда отбросы земного мира почувствовали, что дело пахнет совсем плохо и их путь близок к завершению в волосатых лапах у продавца быстрой еды или торговца ножами… Вот тогда-то воспитанные уродливым земным обществом «мужики» показали истинную натуру.

— Я американский гражданин и требую адвоката! Вы еще поплатитесь!

— Отпустите меня!! Отпустите!! У меня много денег! Огромное количество денег!! Я все отдам!!

— Пожалуйста!! Пожалуйста!! Умоляю! Только не меня! У меня рак желудка и я скоро умру!

— Да, как вы смеете!! Я депутат Мосгордумы! Только троньте меня своими грязными лапами!!

— Не трогай меня!! Не трогай!! Я сказал меня нельзя трогать! Нельзя!

— У меня жена и дети! Две крохотные милые дочурки! Отпустите меня, пожалуйста!

— Простите меня, простите!! Я не хотел ее убивать и насиловать, но она так хорошо выглядела!!

— Я вас всех засужу! Всех!! Ха-ха-ха!! Вы еще попляшете под мою дудку, сукины дети!

— И войду я смело во врата клети своей! И выйду на Небеса оттуда! Не убоюсь Сатану!! Аминь!!

— Нет!! Нет!! Нет!! Только не я!! Я слишком молодой! Я еще девственник! Пожалуйста!

— И все, что было набело, изменится потом!! Мой рок-н-рол — это не цель и даже не средство!!

Чудовищная жара, два разных, но одинаково безумных солнца и непомерно кошмарные зрелища все-таки «подправили» пустые головы самых слабых и обнаженные рабы потеряли связь с не самой лучшей реальностью, начав заговариваться. Наиболее нормальные из них просто громко вопили или же наоборот подавленно молчали, ну, а остальные выдавали подобные перлы, заставляя брезгливо морщиться «Спящих», слушающих их безумную какофонию.

Один худой молоденький парень, его Дима запомнил еще толстым в Сортировочной, когда впервые увидел пятое клеймо, порывался сделать селфи со звероватым, нервно хрюкающим сатиром, щелкая невидимым iPhon'ом, размахивая членом и весело хохоча. Как себя чувствовал грубо оттолкнувший его свинорылый демон — неизвестно, но когда огромный, перевитый широкими мышцами черт ощутил тоже самое на себе и своем высокотехнологичном копье, то не смог удержаться и все-таки дал волю эмоциям. Раздувший сухие ноздри козлоподобный воин влепил перегревшемуся несчастному широким копытом ниже спины и фанат прикольных фоточек завопил от боли в сломанном кобчике, не забыв залететь в узкий вход клетки, где вдобавок чуть не провалился ногой в сортир.

С остальными узниками на пятой цепи было либо проще, либо также, в любом случае раскаленные кольца на скотских шеях отчетливо щелкали, и освобожденные земные животные понуро входили внутрь «витрины», сопровождаясь оранжевым взглядом круторогого черта и налитыми кровью глазами сатира. Остальные козлоногие, пока земной скот освобождался от цепей, почти незримо присутствовали рядом, всегда готовые «порадовать» особо буйных сильнейшим ударом огромного кулака.

«Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь… десять… двадцать семь… сорок три…», — разогретый до состояния кипения Дима замучался считать отстегиваемых рабов, коих неустанно загоняли в клетку для обреченных, как он про себя ее назвал.

Не хотелось повторяться, но вот уж кто выделялся, так это они — узники с пятым тавро. Жалостливые крики, искренние проклятья, честнейшие мольбы, бессмысленные истерики и просто слезы сыпались из них, как рога изобилья и сей человеческий гвалт являлся столь отвратительным, что хотелось заткнуть уши или вырезать их всех, лишь бы успокоить ничего не стыдящееся человеческое стадо.

«Если бы мне дали возможность выбрать из них достойных жить, то я бы отвернулся и сказал убить, сжечь и развеять пепел по ветру, чтобы их ДНК больше никому не навредила… Не думаю, что кого-нибудь пожалел, не думаю… Если только в секунду слабости, но она бы прошла столь быстро, что я бы и не успел…», — кровожадно подумал костлявый парень, совершенно не чураясь вспыхнувшей внутри себя жестокости и отлично понимая, что умеет хорошо относиться к людям, а это оправдывает любые уродливые мысли.

Оставалось еще немало человеческого скота с пятым тавро и пусть на пожирающей заживо жаре красноватого оттенка казалось, что время течет очень медленно, на самом деле оно быстро летело. На каждого всхлипывающего пленника тратилось максимум двадцать секунд, и вот он уже влетал внутрь прохладного «прилавка», подбадриваемый пинком круторогого воина, держащего смертельное копье в мускулистой лапе. Для Димы же отстегиваемые позади рабы ассоциировались с подходящими к концу картинкам слепящего калейдоскопа, после просмотра которого небольшая камера «Спящих» ласково распахнет прохладные объятья и напоит троицу братьев по духу холодной водой.

Разогретый адской жарой мальчишка отчетливо видел и чувствовал, как огрубевшая кожа скрипит, подобно кожаным сиденьям нового БМВ, а ее отшелушивающиеся лоскуты почти подошли к концу. Судя по всему дальше утолщаться некуда, ибо он с любопытством ущипнул себя за еле оттянутый кусок впалого живота и ничего не почувствовал. Такое ощущение, будто все онемело, отчего Дмитрий возбужденно раздул ноздри, зачерпнув горячего воздуха и поразившись, насколько же все-таки быстрым стало течение его скучной, совсем недавно убого-запойной жизни.

Остающиеся снаружи узники, как заметил любопытно обернувшийся Дима, внешне походили на воина-масаи, но до пугающей темноты кожи Лкетинга им было не добраться вовеки веков, ибо невозмутимый туземец стал угольно-черным, а те так и остались темно-коричневыми.

Задумавшийся мальчишка скептически осмотрел свои руки, ноги, да и вообще видимые участки тела, и понял, что мать его бы точно не узнала… Ее сын-алкоголик стал похож на шоколадку, и сам бы себя не признал, а уж с нынешней кривой харей, которую не видел, но представлял, и вовсе следовало впасть в тоску, но времени на это катастрофически не хватало.

Геенна Огненная стала для него тем местом, где не было времени хандрить, а мозг непрерывно работал, впитывая нереальный окружающий мир, ежесекундно ища сотни выходов из создавшегося положения, однако безрезультатно. И в этом не было ничего страшного, ибо всегда оставалась надежда на скрытую внутри него часть, жившую собственной жизнью и не дающую погибнуть или причинить вред близким людям. Именно она произнесла: «Еще рано!», — в полной воды, светящейся трубе, ведущей в Сортировочную, именно она защитила от Варгха, посадив под невидимый колпак, когда тот первый раз его осматривал, и именно она охраняла его всю беспокойную жизнь. Вот и недавно он с легкостью убил кровожадного сатира и вылечил искалеченного малыша Лизы, не испытав удивления, а просто приняв сие, как само собой разумеющееся, ведь подобное происходило не первый раз.

При жизни на Земле Дима слишком мало знал о настоящем мире и том, что находится за гранью человеческого понимания. Все это тщательно скрывается от людей, и чтобы найти сию информацию требуется думать собственной головой, выискиваяистину по всему миру и в закоулках интернета, дабы вернуть память, спрятанную в бесконечности Вселенных. Именно из-за ложных земных учений он не понимал, что с ним происходит, ведь забитый обманом разум не мог внятно объяснить происходящие чудеса, аргументируя их психическими заболеваниями, кои должны залечиваться до полного отупения, дабы вернуть безмозглую овцу в стадо, но никак не направить по нужной дороге.

Люди не единственные разумные создания, это требуется понять каждому, однако человеческую расу беспрестанно загоняют в ограничительные рамки, растя невежественные, одноразовые кучи мяса, полные ложных ценностей и откармливающие ненасытный Ад. Может когда-нибудь наступит тот счастливый день, когда индивиды, считающиеся безумцами, примут себя такими, какие они есть, вот тогда-то и откроется их истинная, нечеловеческая суть, с уникальной логикой и талантами. Они сумеют отыскать собственный путь и показать его опустошенным людям, так похожим на слепых котят, кои торкаются туда, где торчит сиська побольше. И возможно те поймут, что их сегодняшний выбор ведет никуда.

«Пятьдесят семь… шестьдесят три… семьдесят…», — отстегиваемые позади люди подходили к концу, и совсем скоро «Спящие» должны были остаться на раскаленной цепи втроем.

Проклятые солнца Геенны Огненной напекли всклокоченную голову так, что в серо-голубых глазах летали белые мушки, а сам Дима пошатывался, водя по иссушенному рту каменным языком. Макушка неимоверно чесалась, но сил поднять раскаленные руки совсем не было, горячий же воздух заходил в сухое горло с хриплым свистом. Проклятые двадцать секунд на каждую особь человеческого скота превратились в жарящую заживо пытку, и если добавить к кошмарной температуре еще градусов тридцать, то даже новая дубленая кожа слезет, оголив красное, начавшее запекаться мясо.

Сквозь сумасшедший рыночный гвалт слышалось, как позвякивает цепью и прерывисто икает Такеши, видимо тоже не от хорошего самочувствия. Откуда в обладающем «волшебной» капельницей теле икота, да и вообще любые недомогания, Дмитрий не понимал, считая, что такая штуковина обязана исправить внутри все возможное. Ответа на этот вопрос он, как не размышлял, дать не мог, а азиат в свою очередь продолжал мучительно икать, и вдруг неожиданно подошла их очередь.

— Ну, что «Спящие»?! Дождались?! Хреново выглядите! Ха-ха-ха! — закатился в злобном хохоте замученный работой с рабами сатир, не могущий сдержать садистскую радость и подошедший впритык к троице друзей. — Как обычная тупая скотина! Вот именно в такие моменты я понимаю, что «Спящие» на деле ничем не отличаются от земных животных! — он сильно ударил Такеши кулаком в живот и тот издал звучную отрыжку, неизвестно, как уместившуюся в столь тщедушном теле, но сто процентов являющуюся виновницей икоты, ибо спустя три секунды азиат облегченно затих.

— Спасибо, черт-сан! — непроизвольно пробормотал вежливый японец и испуганно ойкнул, расширив глаза, уж слишком нелепо выглядела благодарность жирному карлику-садисту, однако искренняя радость от исчезнувшей никуда икоты возмещала весь моральный дискомфорт.

— Хм… — ошеломленно пробормотал свинорылый демон, непривычный к словам вежливости, а затем ударил еще сильней, видимо не ожидая, что случайно избавит раба от физиологических неприятностей. — Пожалуйста, «Спящий»! — Такеши страдальчески загнулся, жадно хватая горячий воздух, однако быстро распрямился — давала о себе знать регенерация. — Так вот! — как ни в чем не бывало, продолжил толстожопый черт, поочередно заглядывая красными глазами в лицо каждому из друзей и держа наготове блестящий на двух солнцах мачете, больше повернутый в сторону напряженного, как мангуст Дмитрия. — Сейчас с вас снимут эти прекрасные, крепкие… — жирная рука сатира с любовью коснулась отлично выкованных, слегка поржавевших звеньев, соединяющих неразлучную троицу. — Цепи, и вы покорно… — демон молниеносно и устрашающе взмахнул клинком, а «Спящие» одновременно вздрогнули, отчего Лкетинг сердито заблестел глазами, но рядом стоящий черт шумно выпустил из козлиной пасти горячий воздух и наклонил побагровевшее на кончике копье в его сторону. — Пойдете в приготовленную вам клетку… — он вновь, но уже чисто символически махнул зазубренным мачете, указав на решетчатую дверь, возле которой успели расположиться два бесстрастных рогатых, неустанно прядающих козлиными ушами, будто гоняя воздух вокруг напеченных безумной жарой голов. — Особенно ты глазастый! — прямоходящий свин злобно и глубоко воткнул клинок в мускулистое бедро Лкетинга и моментально вытащил обратно, а глубокая рана сию секунду зажила. — Понятно тебе?! А?! Говори, обезьяна! — туземец в ответ и не шелохнулся, прекрасно осознавая собственное бессмертие и контролируя мимолетную ярость, вспыхнувшую во взоре, что не понравилось толстозадой свинье. — Не боишься, да?! Не оскорбляешься?! Ну-ну, обезьяна!! Ну-ну!! Ничего… — сатир все больше распалялся, пытаясь разозлить воина-масаи, но тот был невозмутим, как каменная статуя из года в год пачкаемая прожорливыми голубями. — У нас не такие бояться начинали! — он яростно запыхтел, нервно шевеля пальцами на рукоятке клинка, но так как сидящий неподалеку «Анубис» являлся гарантом смирения, шумно сопящий демон перевел налитый кровью взгляд на Диму, однако прямой, как трость английского джентльмена туземец внезапно заговорил.

— Лкетинг не боится диких свиней! Он охотится на них, убивает и жарит на большом костре, чтобы съесть! Жирные свиньи вку-у-у-усные! — большие губы масаи расползлись в белоснежной ухмылке, мгновенно взбесившей только-только отвлекшегося сатира.

— Жаришь на костре, говоришь!! — налившийся лютой злобой поросенок подцокал к невозмутимому масаи, чуть ли не упершись свиным рылом в его солнечное сплетение. — Я еще посмотрю, кого здесь первым зажарят! В месте, куда ты отправляешься, всяких строптивцев укрощают! Там тебя и сварят, и зажарят, и оживят, чтобы повторить заново! — ровно дышащий Лкетинг и глазом не повел на слова демона-карлика, бесстрашно смотря на того сверху вниз.

Разъяренный сатир посопел-посопел, но все-таки понял, что не добьется от Лкетинга даже подобия испуга и вновь перевел красные глаза на Дмитрия, напряженно прислушивающегося к монологу сатира, и не понимающего, что тот от него хочет, хотя с другой стороны не к японцу же придираться.

Из их троицы у Такеши самая хорошая репутация, его-то и тронули в первый раз совсем недавно, ибо вперед батьки в пекло полез, не дав выговориться разумной свинье, за что и получил от всегда готового черта. Поэтому ежели разозленный демон обратил взор не на Такеши, а Диму, значит, хочет сказать что-нибудь плохое или ударить для профилактики. Не любят черти «Спящих»… Очень не любят и подчеркивают это, как только возможно…

Они трое хоть и движутся рядом, но до сих пор почти не знают друг друга, если только в некоторых мелочах, а так каждый витает в собственных облаках. Болтливых среди них не оказалось, лишь иногда перекидываются парой слов и продолжают идтидальше, однако привязанности подобной этой Дмитрий никогда не чувствовал. Их отношения невозможно назвать даже дружбой, они будто являлись частичками безразмерного единого целого, до полного объединения которого не хватает еще многих уникальных частиц.

— А ты… Кривомордый! Ха-ха-ха! — гнусаво захохотал толстожопый черт, сбрасывая накопившуюся ярость в виде липких слюней на темно-коричневый живот замершего парня. — Знатно тебе, конечно, господин морду подправил, знатно! Приятно посмотреть! Сразу видно, что ты хороший «Спящий»! Очень ценный и шибко разговорчивый! Вас обычно вообще не трогают! — сатир с довольной миной уставился на лицо юноши, любяще оценивая работу собакоголового хозяина. — Ну, ничего! Тебе же не телом торговать, поэтому смазливость не требуется! А то был такой красавчик, что я всерьез подумывал на тебя взобраться, но… — свинорылый черт со скрипом почесал мохнатый, как болотная кочка пах и помахал членом в горячем воздухе Ада, а затошнившего Диму передернуло до звяканья цепи. — Господин Джумоук будет против! Ха-ха-ха! — «Анубис» не обращал внимания на пугающие шутки болтливого подчиненного, расслабленно сидя на импровизированном троне. — Тяжело тебе «Спящий»! Вы себя так любите, что когда видите собственные недостатки, начинаете горько переживать! Ха-ха-ха! — сатир гадко засмеялся и вдруг молниеносно чиркнул клинком по загорелой груди испуганно отшатнувшегося, вновь зазвеневшего цепью юноши, сделав тонкий, но широкий порез, из которого полилась багровая кровь, однако рана быстро затянулась. — Так вот! — внезапно успокоился свин, продолжая издевательски скалить мерзкую пасть. — Чтобы без лишних слов и движений заходил в клетку и попусту не дергался! Понятно!? — он сделал два «цока» назад, злобно вперившись в глаза худощавого юноши, а тот неуверенно кивнул, покрывшись мерзким ознобом от явного ощущения ярости, выражаемой взором недоросля с коротким членом.

— Ну, а теперь ты, косоглазый выкидыш Земли! — жирный карлик повернулся к напряженному Такеши, покорно замершему и осторожно смотрящему на обделенного ростом злобного черта, умеющего оригинально выражаться. — Без лишних слов и движений идешь за своими друзьями, а то опять получишь по морде! Тебе все ясно, косорылый?! — он резко выставил вперед жирную руку, и зазубренный клинок разрубил красноватый солнечный свет, приблизившись к темно-коричневому горлу Такеши, который быстро-быстро закивал вместо ответа. — Ну, тогда начали! Нагибайся, кривомордый! — грубый приказ явно адресовался Диме, и напрягшийся парень покорно склонил шею, разглядывая летающие в глазах мушки и чувствуя легкий страх при вальяжном приближении злобного сатира.

Эти гнусавые засранцы являлись настолько непредсказуемыми и вспыльчивыми созданиями, что рядом с ними было просто невозможно не испытывать страх. Дмитрий с подозрением относился к вроде бы тупоголовым карликам еще после кровавого случая в Сортировочной, когда один зарубил коллегу, а впоследствии оказалось, что низкорослые демоны, несмотря на лишний вес, изнурительно тренируются по утрам, плюс, идущий рядом с «Анубисом» довольно умен.

Тем временем воняющий какой-то адской гадостью свин подцокал к загнувшемуся раком юноше и залез толстыми потными пальцами под горячее металлическое кольцо, что-то умело нажал и надоевший ошейник наконец соскочил. Облегчение, наполнившее юношу, было столь непередаваемым, что ему захотелось обнять поросенка, как любимую женщину, но судя по нынешней осторожности того, непредсказуемый карлик примет объятия за попытку удушения и отсечет ему яйца с членом. И пусть сей дискомфорт ненадолго, однако испытывать какие-либо неприятные чувства вследствие потери мужского достоинства, не хотелось ни временно, ни постоянно. Поэтому напряженный мальчишка осторожно выпрямился, на миг прислушался к новым ощущениям и направился в распахнутую клетку, давно ожидающую «Спящих» ласковой тенью, холодной водой и туалетом. Что он при этом чувствовал? Необъяснимо. Невероятно. Непередаваемо. Хотелось улыбнуться стоящим возле решетчатой двери чертям с широкими узорчатыми копытами, но аккуратно шагающий по горячим камням Дима понимал, что может получить в недавно уже бывшие выбитыми зубы, и повторять сей горький опыт не желал.

Сзади него тем временем послышался звучный щелчок железного ошейника Лкетинга, а потом почти неслышные в рыночном гвалте звуки шагов. Мальчишка не стал дожидаться, когда воин-масаи догонит его и быстро проскочил через настороженных козлоногих, держащих в бугрящихся мускулами лапах копья с заранее покрасневшими кончиками.

«Дожили… Еще недавно лишь рабы ненавидели и боялись меня, теперь же черти напрягаются… Чем все закончится? Знать бы еще в чем причина, а кругом одни загадки… Кто я такой в конце-то концов?!», — что ни говори, но заслуженная гордость юношу распирала, ведь он добился потрясающих результатов, пребывая в Аду совсем недолго, а уже заслужив неплохую цену.

Он возбужденно вошел внутрь прохладного помещенья, где отсутствовал кровожадный солнечный свет и можно сказать испытал оргазм от нахлынувшего счастья… Вот оказывается, чего ему не хватало во время кошмарной новой жизни в Геенне Огненной… Ни вкусной еды, ни холодной воды, ни сисятых и на все согласных девок, а именно благословенной самим Творцом прохладной тени… Тени без какого-либо освещения, в которой нет безумной жары и других людей!

«Благословенная тишина и ласковая прохлада! Никого, кроме меня, Лкетинга и Такеши! Обалдеть! Поцеловать что ли камни под ногами? Хотя нет… Не стоит… Пыль на губах и так есть…», — юноша, чувствующий, как остывающая в местном Раю кожа плачет от наслаждения, подошел к вырубленной в полу канаве, встал на колени и погрузил туда потрескавшиеся губы с горячим носом, принявшись жадно всасывать отдающую тухлятиной и железом теплую воду, кажущуюся ему самой вкусной в мире.

Он пил, не желая останавливаться даже услышав дыхание воина-масаи, дожидающегося очереди, ибо прорубленная в камне поилка была не слишком длинной, а юноша раскорячился так, что занял все подходы к «водопою», причем не испытывая чувства стыда. Сделав еще несколько мощнейших глотков Дима понял, что сейчас брызнет из ушей и с трудом поднялся, извиняющееся взглянув на Лкетинга, улыбающегося так радостно, будто вернулся домой в Африку.

Мальчишка же, чувствуя противный вкус собственной эгоистичности, опустил виноватый взор и отошел к стенке, размазывая остатки воды по скособоченной харе. Его никак не могущее остыть лицо жадно их впитывало, возвращая былую свежесть и молодость, как в рекламе дорогих женских кремов, оставаясь, однако в искривленном виде, что огорчало до невозможности.

«Эх… Вот если бы «волшебная» капельница производила умняшек-нанороботов… Они бы мне и лицо выровняли и изъяны тела подкорректировали, но приходится ограничиваться быстрым заживлением ран… Да уж… Все-таки придется заново ломать лицо руками Лкетинга… Не могу с кривым ходить, хоть убей…», — осознание новой, пусть даже добровольной боли пугало, но не сильно, ибо холода в животе, как раньше не ощущалось и костлявый юноша понял, что переступил еще одну черту внутри себя.

Скорее всего, она была пройдена еще, когда собакоголовый бил ему по лицу тяжелым жезлом, а он уже тогда не боялся, хотя надо бы, ведь полное багровой смерти оружие могло сработать, оставив от него кучу пепла, но Дима четко осознавал, что незримо защищен. Сам демон-пес это понимал, да и болтливый сатир, произнесший, что они надежно защищены сами собой, только вот, чтобы это значило…

В этот момент в их небольшую, но такую уютную для Геенны Огненной клетку вошел дочерна загорелый и пошатывающийся от жуткого перегрева Такеши, на узкоглазом лице которого отобразилась вся гамма чувств, прочувствованная в нежных объятиях прохлады. Низкорослый японец, будто обмяк, расплывшись в искренней улыбке душевнобольного, рассказывающего докторам: «Я в Раю… Я всегда в Раю!», — а его тощие ноги автоматически понеслись к полной теплой воды канаве, от которой мигом оторвался жадно насыщающийся Лкетинг, прекрасно понимающий, что испытывает желтый брат.

— Пей, Та-ке-ши! Вкусная вода! Теплая, но вкусная! Пей! — он гостеприимно, словно принимая азиата у себя дома, отошел, расплывшись в искренней белозубой улыбке, а чуть ли не плачущий от счастья японец ринулся к воде, воткнувшись в нее лохматой головой с ушами, а затем, мгновенно вытащив их, принялся ополаскивать лицо, плечи, шею и грудь, блаженно бормоча:

— Никакой карьерный рост не сравнится с этим! Работа! Квартира! Дом! Зарплата! Все ничто! Вода и тень! Все! Больше ничего не надо! — он щедро плескал на себя теплую воду, однако спустя полминуты детского брызганья принялся просто пить, зачерпывая ладонями и всасывая, как голодный поросенок.

Дима с Лкетингом наблюдали за действом, творимым радостным Такеши, и не скрывали улыбок, однако в тоже время парень чувствовал себя очень уставшим, особенно разумом, требующим нормального сна, так и не полученного во время плавания по Реке Мертвых.

Внезапно раздался ослабленный каменной стеной крик младенца Лизы, уж его-то юноша запомнил, как свои пять пальцев и сейчас малыш, как он понимал, требовал жрать, а значит, по теории девушка была обязана угостить его наливной грудью. Так оно и вышло, ибо пронзительный детский рев быстро затих, а измученный юноша облокотился о едва теплую серую стену, ни капельки, не смущаясь застарелых запахов кала и мочи, тянущихся из прорубленной в каменном полу дыре, куда до них ходили некие узники, может «Спящие», а может и нет, раз они такая редкость…

В кои-то веки расслабившийся Дмитрий чувствовал, как уходит скопившееся за столь тяжелый день напряжение, вследствие чего аккуратно сполз на еле теплый пол, вытянув ноющие ноги и руки, и выпуская из себя все накипевшее. Он отрешенно вслушивался в такой далекий рыночный гвалт, полный страдальческих воплей рабов и цокота копыт, медленно погружаясь в себя, дабы уже оттуда погрузиться в оздоравливающий сон, возможно скрывающий новые неизвестные подробности его старой жизни.

Уже плывущий по небытию мальчишка с трудом удерживал слипающиеся глаза, смутно видя, как пыхтящий от удовольствия Такеши оторвался от воды и умиротворенно смотрит на него, на что Дмитрий в ответ слабо улыбнулся и перевел взор на Лкетинга, усевшегося рядом и легко хлопнувшего по плечу.

— Спи, белый брат! Спи! Сон подарит тебе еще больше мудрости! Лкетинг знает! Лкетинг должен был стать шаманом! — белозубая улыбка туземца совсем не гармонировала с чересчур серьезными ярко-голубыми глазами. — Отдыхай! Мы с желтым братом тоже поспим! Нас ждет плохое путешествие! — едва понимающий Дима хотел спросить, какое такое путешествие и откуда масаи знает, но сильнейший сон наконец-то полностью сморил его и измученный парень погрузился в спасительную тьму, наконец-то забыв, что находится в Аду, где его продают, заклеймив, как животное.

Часть 2. «По рукам, господин Джумоук!»

Глава 1

…Человеческий мозг создавался, как передатчик и приемное устройство одновременно, плюс к этому он способен выполнять сложнейшие вычислительные операции, по сути, являясь очень мощным компьютером, но не более того. Творческие функции никогда не были ему доступны, ибо люди, как биороботы, хоть и программировались с возможностью самообучения, но какая-либо свобода в их действиях отсутствовала, поэтому лишь полная потеря контроля их создателями и сделала человеческую расу по-настоящему свободной. Кто-то, возможно, сам Творец одной из Вселенных преподнес им столь роскошный подарок, видя в нем что-то одному Себе понятное, и когда люди впервые потеряли связь с контролирующим их действия центром, то мгновенно потерялись во всех понятиях этого слова.

Как долго они стояли, впитывая дыхание нового мира и ни на что, не реагируя, не знал никто, но программа самообучения работала, и они принялись собирать информацию о месте, в котором оказались без какого-либо координирования со стороны. Два высокотехнологичных биологических робота, созданных для заселения любых Вселенных принялись делать то, что в них заложили — размножаться и изучать новый мир. Их основная память заполнялась все больше и больше, а они сами того не понимая, учились жить одни. К каждому своему действию и его результатам они привязывали определенный алгоритм, причем не один, то есть, становясь все более свободными, и непохожими друг на друга, а заложенный в них объем памяти не мог закончиться, ибоони не просто так создавались биологическими машинами. Хранящие полученную информацию клетки мозга-компьютера беспрерывно росли и размножались, адаптируясь к новому миру и нуждам собственной системы.

Спустя несколько столетий порядком расплодившиеся люди с помощью своих мыслей, сами того не понимая, создали над планетой огромную информационную сеть — ноосферу, и та зажила собственной жизнью. Она объединила развивающиеся сознания людей, начав собирать их память, дабы передавать необъятному Космосу, испокон веков являющемуся огромным хранилищем информации, запечатываемой на столь немыслимых уровнях, куда современному человеку не дотянуться и за тысячи лет.

Человеческие жизни стали дублироваться на неуничтожимую космическую пленку, хранящуюся в глубинах бесконечности Вселенных, и когда люди умирали, их память оставалась в целости и сохранности, то есть они получили духовное бессмертие, как и неисчислимое множество созданий, обитающих в мириадах миров, но это было еще не все. Вместе с бессмертием они получили возможность коснуться немыслимого количества информации, хранящейся во всех Вселенных через информационное поле своей планеты, и вот тогда-то начали действительно творить!

Творить, превратившись в свободомыслящих, по-настоящему уникальных существ, но вместе с тем человечество получило не только хорошие знания и умения, ведь оно неосторожно коснулось всех самых темных сторон суровой реальности. Люди стали действительно разными из-за детского неумения справиться с беспорядочно сыплющейся информацией, что породило массу конфликтов внутри каждого человека, а далее спровоцировало непонимание среди остальных представителей нового общества.

Однако… До конца освободиться человечество так и не смогло. Уникальное умение существовать в материальном и духовном мирах, плюс глубоко внутри запрограммированная функция возвращения домой сыграли с людьми совсем не смешную шутку. После смерти физического тела, когда духовная часть должна полностью освободиться, дабы продолжить путешествие по необъятному множеству миров, все происходило совершенно иначе, и она отправлялась на родину человеческих создателей. В Ад или ГееннуОгненную, а оттуда в Рай или Элизиум. Проживающие там, как ни странно разумные существа, обладают абсолютно противоестественными понятиями о ценности любых жизней, до сих пор считая созданных ими биороботов бездушными кусками мяса, поэтому безжалостно мучают их, дабы вытащить память, а затем съесть, или просто выкинуть.

Им неважно, что люди давным-давно осознали себя и испытывают ужасную боль от любых их действий, ведь изначальная цель создателей — отыскать Творца через воспоминания когда-то переставших подчиняться биороботов. И с каждым новым столетиям жестокость становится все большей их частью, ибо человеческий поток непрерывно увеличивается.

Геенна Огненная уже тысячи лет является залитой кровью огромной скотобойней, где бесконечно страдающими людьми торгуют, пожирают их, проводят бесчеловечные эксперименты и между делом ищут Создателя, превратив основную задачу в нечто второстепенное. Скорее всего, рогатыми жителями Ада элементарно манипулируют, навязав сию высокую идею, дабы те считали, что творят Зло во имя Бога, ведь миллионы миров изуродованы религией, а их обитатели будто бы счастливы.

Вдобавок к происходящему, «вернувшихся» на жестокую родину человеческих особей массово перепродают крылатым соседям в Рай или же Элизиум. Жители этого мира совершенно не похожи на чертей — жителей Ада, являясь их полной противоположностью и честно говоря, неизвестно почему оказались с ними в одной звездной системе, ибо это противоречит любой логике. Если описывать Рай вкратце, то это мир, где нет эмоций, мир, питающийся человеческой энергией в виде возносящихся к небесам искренних молитв и отчаянной веры в безвозмездную помощь крылатых существ — ангелов, живущих в холодном и бесчувственном Элизиуме.

Ангелы — внешне прекрасные, но отвратительные внутри бесполые создания, принимали самое непосредственное участие в создании расы людей, однако сегодня бесстрастно скупают их, дабы те выполняли всю грязную работу на блестящем Элизиуме, делая его прекрасней, чем он уже есть. Этих омерзительных внутренне пернатых созданий не интересует ничто, кроме внешнего лоска, а также восхваления самих себя и все это при полном отсутствии эмоций.

Невозможно сказать, где людям хуже живется, в Аду или Раю, ибо на Элизиуме особей мужского пола сразу же кастрируют, а женщинам отрезают груди и зашивают влагалища, дабы вычистить половые различия, кои отсутствуют у самих ангелов. И пусть обезличенные представители человечества живут там, будучи всегда сытыми, но это лишь потому, что они обязаны хорошо выглядеть для абсолютной гармонии с идеальным Раем. В остальном же они постоянно занимаются унизительным рабским трудом, вылизывая… Да-да! Именно вылизывая своими языками пыль и грязь с каждого миллиметра Элизиума, и распевая восхваляющие ангелов раболепные песни, так называемые осанны, боясь лишиться конечностей за малейшую провинность. И какими бы пернатые обитатели Рая не были бесчувственными, но нет… Внутри них все-таки имеется одно огромное, просто невообразимое чувство собственного превосходства над другими расами и именно оно делает их отвратительными чудовищами, намного более худшими, чем кровожадные жители Ада! Чудовищами, не считающимися с мнением остальных, если только оно не подкреплено силой и лишь из-за этого они внешне мирно торгуют с чертями, легко дающими им отпор и несколько раз сделавшими гигантские дыры в сверкающем Раю.

Эти два уродливых мира отпускают людей лишь в одном случае. После второй смерти, вследствие которой невольные мученики теряют память о произошедшем и их вполне сформировавшееся за две жизни сознание покидает тело-ловушку для рождения заново, хотя имеются случаи возвращения из Ада с Раем и без потери памяти. Некие «счастливчики» вернулись и рассказали о том, что видели в этих мирах иных, породив множество фанатичных учений и красочных легенд их описывающих.

Эти красиво обставленные возвращения являются четко спланированной диверсией против самих же людей для получения несомненных выгод ослепляющему Элизиуму. Во всех рассказах о загадочных мирах описывается неслыханная жестокость и кровожадность чертей и непередаваемая доброта ангелов, принимающих в нежные крылатые объятия любые заблудшие души. Таких рассказов не один и не два, а множество множеств, включая учения изрядно побродивших среди людей засланных пророков, где Иисус Христос является самой большой ангельской ложью, до сих пор отрабатывающей себя огромным количеством энергии в виде триллионов молитв.

«Благодаря» лживым пернатым созданиям люди жутко боятся чертей, ежеминутно взывая к Яхве — правителю ангелов, дабы тот спас их от рогатых жителей Ада, при этом неистово веря в его милосердие, а значит, неустанно поддерживая разжиревший Элизиум. Каждый четвертый человек безоговорочно подчиняется лживым духовным учениям пернатых гермафродитов, не дающим раскрыть ему истинный потенциал и ежеминутно внушающим, что люди ни кто иные, как сборище безвольных рабов, созданных ползать на коленях и лизать чужие ноги за блаженное существование в Раю.

И они верят. Верят во все, что рассказывают проводники лживой религии, опутавшей и беспрестанно душащей мир, в котором живет человечество. Когда-то бывшие идеальными создания, освобожденные от связующих их оков для путешествия к Нему, сегодня верят в любую ложь и бездумно движутся в обратную сторону, желая быть никем за большой кусок жирной пищи.

Мы всегда помогали попавшим в безвыходную ситуацию созданиям, а особенно должны помочь тем, кто может изменить привычную всем бесконечность Вселенных. Мир людей превращается в большую, закрытую планету, на которой изо дня в деньпроводятся асоциальные массовые эксперименты. Другим ее предназначением является роль космической тюрьмы, куда отправляются преступники чертей, редко ангелов, ну и, конечно представители множества иных миров, обнаруживших привлекательное для развлечений место. Огромные толпы вселенских путешественников, беспринципных авантюристов и космических изгоев бросились туда, чтобы отдохнуть в материальных телах, не зная, куда заведет сладкая ловушка и наша задача прекратить творящийся хаос.

Все собравшиеся здесь давно готовились к этому путешествию, и сейчас наступил момент, когда пришла пора отправляться в долгий путь, из которого многие не вернутся тысячи лет, а кто-то не придет никогда… Каждый из вас обладает уникальным умением указывать правильную дорогу, собирая осколки прошлого, будущего и едва прошедшего настоящего в затягивающие картины c историями, неторопливо приближающими заплутавший разум к точке, от которой нельзя отвернуться. Точке рушащей сформировавшееся мировоззрение и расшатывающей сонное сознание, что обладает памятью, крепко спящей в глубинах Космоса, и которую разум начинает судорожно искать, едва распахнув веки. Искать старые воспоминания или нечто похожее на только виденную картину, дабы найти следующую зацепку к себе настоящему, то есть шаг за шагом приближается к пониманию неправильности своей жизни.

Вы все обладаете такими талантами. Злыми талантами, бессердечно бьющими в глаза правдой и сжигающими яростным светом ложь, которая показывает окружающий мир таким, каким он не является, и который не захочется видеть иначе, после осознания его настоящего. И запомните еще раз. Каждый из вас ограничится человеческим телом и не будет ничего помнить.

Вы сможете повлиять на мир, в который идете, лишь, когда хоть немного раскроете себя, а уж после полного раскрытия сумеете проводить и физическое вмешательство. И самое главное. Любое из ваших тел в каждой из жизней защитит в случае смертельной опасности и не даст умереть, но это единственное, в чем мы поможем. Запомните, что его легко разрушить изнутри, а мир людей учит именно этому. Ни в коем случае не поддавайтесь их столь притягательным, но убивающим изнутри радостям! Не подавайтесь интуитивно, иначе погибнете, и все придется начинать заново! В добрый путь! Надеюсь, мы в вас не ошиблись! А теперь еще раз произнесите свои имена…

…Непонятно с чего резко проснувшийся Дима распахнул веки, нехотя вынырнув из интереснейшего сна, соединившего обрывки других, начавших сниться только после попадания в Ад. Зато исчезли земные сновидения, в которых он неприкаянно бродил по небольшим городам, скорее, даже поселкам со зверски замученными людьми, а также по мрачному зданию с нечеловеческими опытами над узниками, скрывающими внутри себя нечто ужасное или же ужасным кажущееся. Короче, как говорят изрядно посидевшие уголовники: «В тюрьме снится дом, а дома тюрьма…», — и сонно хлопающий ресницами Дмитрий охотно в это верил, с нетерпением ожидая следующее сновидение, где увидит еще что-нибудь полезное для себя красивого.

Лежащий на теплом каменном полу юноша понимал, что к нему очень медленно возвращается старая память, может не вся, но она родимая и не где-нибудь, а в Геенне Огненной и именно с ней связано то, почему «Спящих» не собираются выпускать из Ада. Все его прижизненные подозрения, что изначально он родился не на Земле походили на удивительно нереальную правду, и оставалось узнать сначала ее, а потом и долгую историю своей, как оказывается загадочной жизни.

«Интересно, а Лкетингу с Такеши снится что-нибудь подобное или нет?», — он расслабленно, словно проснулся не в проклятом мире, а дома, широко зевнул, повернулся и увидел мирно спящих воина-масаи с субтильным азиатом, свернувшихся калачиком в отличие от себя, заснувшего в бесстрашной позе пузом вверх и мохнатыми яйцами нараспашку.

Мальчишка, старчески покряхтывая и потирая замлевшие от каменной поверхности бока, поднялся, продолжая протирать серо-голубые глаза. Он даже примерно не знал, сколько проспал, однако снаружи стоял все тот же безумный гвалт, два сумасшедших солнца насыщали адский мир красноватым оттенком, а унылые рабы в соседних клетках горестно молчали, прерываясь редкими всхлипываниями и вскриками.

Рядом с зарешеченной дверью уютной камеры «Спящих» стояла пара огромных мускулистых чертей, непрерывно вглядывающихся в сторону оживленной дороги Рынка, насыщенной рогатыми покупателями и плачущими покупками на поводках, и было непонятно, отчего они смотрят туда, а не в ценную клетку. Еще и предусмотрительно отодвинувшись, наверное, чтобы загребущие руки «Спящих» не оторвали лысый хвост с кисточкой на конце, насчет которого Дима давно подумал, что дисциплина не позволяет размахивать им, гоняя воздух возле шерстистой задницы. А так, конечно рогатые хорошо смотрелись… Покрытые серебристыми узорами, широкие копыта, мощные, вогнутые внутрь ноги и массивный, перевитый узлами мышц торс… Воплощение звериной мощи, этакие языческие божества, лично участвующие в каждом жертвоприношении самим себе и угодливо качающие круторогими головами особо выделившимся верующим!

Расслабленный до невозможности юноша, неторопливо и шумно сопя подошел к канаве с водой, еле шевеля онемевшими плечами, а затем, тяжело согнувшись, встал на коленки, дабы попить, издавая ленивые чавкающие звуки. Хорошо, что в клетке было не жарко, очень даже терпимо, а ведь сначала, по приходу казалось и вовсе прохладно.

Понемногу оживающий Дима видел, что его темно-коричневый торс поблескивает от мельчайших капелек пота, но по сравнению с недавними ощущениями, когда яростные лучи адских солнц пытались добраться до его пустых внутренностей… Это было несравнимо! Можно сказать, что он не испытывал никакого дискомфорта.

Наглотавшись ничуть не изменившей на вкус воды, переставшей, однако быть лучшей в мире из-за противного вкуса железа и легкой тухлятины, отощавший парень блаженно зачерпнул благословенную влагу в сложенные ладони и щедро ополоснул кривое лицо, наслаждаясь ощущением свободы и чувствуя себя почти хорошо… Вода, тень, тишина… Что может быть лучше? Если только все черти одновременно взорвутся, забрызгав своей поганой кровью Геенну Огненную…

«Когда же «Анубис» торговать начнет? Хотя с другой стороны из этой клетки особо не увидишь… Может он уже продал штук двадцать истеричных крикунов, а я в это время спал… И вообще, когда пожрать принесут?», — он услышал требовательный «бульк» в изголодавшемся желудке и тихо, с замиранием сердца подойдя к решетчатой двери камеры, резко и сам не зная почему, с силой тряхнул ее и как можно быстрей отпрыгнул назад, чуть не завалившись на костлявую задницу.

Сходящие с ума на жаре черти молниеносно и совсем не испуганно развернулись с направленными в его сторону копьями, не слишком радостно приветствуя хорошее настроение «Спящего», возжелавшего шутки шутить. Завораживающие кончики смертельного оружия светились багровым, а крупные козлиные ноздри, впервые за время кошмарного путешествия возбуждено подергивались в отличие от бесстрастных оранжевых глаз.

— Воу! Воу! Полегче! — быстро и с холодком в желудке выставил исхудавшие руки Дима, до сих пор не понимающий, зачем сделал такую гадость парнокопытным охранникам и чувствующий, как сильно играет очко, просящее гитару-семиструнку. — Просто хотел узнать, когда кормят, а решеткой случайно громыхнул! Честное слово! Зуб даю! — парень ОЧЕНЬ медленно и плавно поднес руку к перекошенному рту и щелкнул левым клыком, показывая, что действительно не врет. — Видите? — он замолчал, сглотнув мгновенно пересохшим горлом и реально испугавшись за собственное будущее, ведь копье подобного технологического плана оставит от него горку пепла, невосстановимую даже армией нанороботов.

— Случайно громыхнул! Какой криворукий и неуклюжий «Спящий»! — внезапно выцокал из жаркого марева гнусавый сатир, вальяжно покачивающий жирной задницей и замерший меж напряженных рогатых, дабы неторопливо провести зазубренным лезвием по блестящим прутьям, Дима же в ответ уставился на противную свинью. — От таких, как ты только случайно и жди! Да тебя уже весь скот возненавидел, а ты всего лишь пытался делать то, что считаешь нужным! — поблескивающий в свете двух солнц клинок двигался по железной решетке, издавая мерзкие звуки, походящие на искаженный «Реквием» Моцарта. — Или мне это кажется?! — прищурил налитые кровью глаза сатир. — Такие, как ты ничего не делают случайно, уж слишком они аккуратны! Чего хотел «Спящий»?! А?! — вдруг грозно рявкнул карликовый черт и с силой громыхнул мачете по металлу двери камеры, отчего не ожидавший подобной реакции Дмитрий испуганно моргнул.

— Да пожрать я хотел! Честно! — раздул ноздри вздрогнувший мальчишка, чуть ли не стуча костлявым кулаком в загорелую грудь. — Чего хотел, чего хотел… Никогда не верят! — парень сам того не желая, непроизвольно выделывался, видимо на уровне подсознания перестав бояться толстозадого сатира, как только оказался отрезанным от него решеткой двери.

— Ты еще и выпендриваешься!! — ясно, где нахватавшийся земных слов жирный демон удивился столь отчетливой наглости парня и яростно ухватился обеими руками за металлические прутья, не забывая удерживать в правой клинок. — Да, я тебе морду еще кривей сделаю! Вы «Спящие» наглеете с каждым часом, на деле почти не отличаясь от животных, сидящих по соседству, а ты, если и произвел фурор, сделав нечто давно не делаемое, не считай себя уникальным, все равно твоей судьбе не позавидуешь! — он сплюнул тягучую слюну, приземлившуюся рядом с широким копытом черта слева.

— Именно, что, почти не отличаясь! — огрызнулся мальчишка, внутренне содрогнувшись от последних слов свинорылого демона и не понимая, что на него такое спросонья нашло. — Сам ни разу животным не обозвал, только «Спящим», одно это говорит за себя! — возбужденно засопевший, раззадорившийся парень вдруг вспомнил про полногрудую Лизу и ее малыша, мельком подумав, как они там.

— Ох, и попляшешь ты «Спящий»! Ох, и попляшешь! — люто прошипел сквозь желтые клыки сатир, оттопыривший звериные губы, после чего злобно ударил клинком по взвизгнувшим прутьям и скрылся из виду, лишь его гнусавый голос раздавал приказы. — Варгх! Хватит стоять! Иди сюда и неси пожрать в последнюю камеру! Наши «Спящие» проснулись! Ха-ха-ха! Перед смертью насытиться не могут! — трехметровое чудовище, которого давно не было слышно, а сейчас не было видно, раздраженно и хрипло взревело, легко прорываясь мощным голосом сквозь шум Рынка, и гулко затопало огромными лапами.

— Мне обещали тройную порцию! — внезапно раздался тонкий голос Такеши, видимо проснувшегося от препираний Димы с сатиром. — Вы слышите меня, уважаемый!? — он суетливо побежал к вздрогнувшему юноше, тут же смешливо хмыкнувшему, увидев сонного, любящего пожрать азиата, назвавшего мерзкого свина столь высокопарным словом. — Уважаемый, демон-сан! — японец топтался у двери клетки, боясь ухватиться за прутья, чтобы привлечь внимание, ведь там стояли огромные черти, внимательно рассматривающие Дмитрия, а теперь и прожорливого Такеши. — Вы помните?! Ваш хозяин обещал!! Нет чести тому, кто не выполняет данное даже травинке слово!! — красиво сотрясал горячий воздух уроженец Японии, искренне переживая за усиленную порцию и явно желая, дабы его почти оскорбительные слова услышал собакоголовый Джумоук, лично пообещавший качественный перекус.

— Да помню! Помню! Что за мерзкий день! Отвратительный улов! И ничего же не сделать с этими «Спящими»! — раздался огорченный до невозможности, гнусавый бас сатира, разговаривающего с самим собой и обнаглевшим Такеши. — Варгх!! — раздался вопль, ненавидящий весь шумный мир красноватого цвета. — Неси жрать этим трем!! Вернется хозяин Джумоук — достанется всем! — слова нервничающего Такеши, оказывается, улетели в жаркую пустоту Ада, но в любом случае это работало, ибо громыхающая поступь покрытого железными шипами чудовища приближалась и парень с азиатом заблаговременно отошли назад, чтобы гигантский людоед случайно не зашиб их, хотя каким образом, если они в клетке?

— Еда! Лкетинг хочет есть! — раздался сиплый спросонья голос, тихо, как кошка подошедшего туземца, а оба «Спящих» вздрогнули и единовременно обернулись, наткнувшись на слепящую стену белоснежной улыбки. — Лкетинг хорошо спал! Жить хорошо! — продолжал масаи, а чуть не обоссавшийся с перепуга Дима облегченно выдохнул плотный ком в горле, созданный воином с поступью пантеры.

«Не забыл бы жирный хряк посуду какую дать… А то мало ли… Не с каменного же пола есть…», — еще недавно готовый принимать пищу с волосатой спины сатира, Дима принялся перебирать варианты, как бы он перекусил и это за небольшой промежуток сна в комфортном по адским меркам помещения.

Угрюмо-ворчащий Варгх тем временем притопал к их клетке, держа в усиленной вставками металла лапе ведро со слизью, которой кормили еще в человеческом хлеву. Трехметровый, залитый солнечными лучами монстр злобно рыкнул на «Спящих», слушающих, как булькает в изголодавшихся животах и посматривающих то на манящее ведро, то на устрашающего монстра, который в свою очередь принялся пронизывать злобными глазками именно Дмитрия.

«Жизнь продолжается… Желудок работает, жрать просит… А где-то в другой жизни мне и есть не требуется… Удивительно… И эта страхолюдина еще вылупилась… Я не виноват, что обидел его… И не бил же…», — с холодком внутри размышлял парень, одновременно радостно ощущая себя живым, а еще ни с того, ни с сего с мимолетно нахлынувшей тоской вспомнил, что хотел исправить кривое лицо.

— Быстрей хватай тарелки, «Спящие»! Ха-ха-ха! — заливающийся злым хохотом сатир предупредил за мгновение до влетающей меж прутьев клетки посуды, а троица друзей молниеносно прыгнула в разные стороны, успев мысленно проклясть отвратительную свинью с уродливым чувством юмора.

Такеши, оказавшийся еще тем ловкачом, ловко поймал все три, разрезающие жаркий воздух тарелки, так и не ударившиеся о головы «Спящих», что оставило недовольной свинью, ибо она быстро прицокала к клетке, не услышав воплей и проклятий, зато увидела мирно стоящих узников с посудой в руках. Японец так вообще нетерпеливо перетаптывался напротив решетчатой двери, за которой замерли два мускулистых черта и сердито-ворчащий Варгх, ожидающий, когда наглые рабы наберут еды, а он отправится на отдых в тень.

Чувствующий радость от недовольства сатира Дима посмотрел на помятую посуду в своих руках и на тарелки масаи с азиатом, совершенно не понимая, как туда можно вместить разные порции, отчего почувствовал себя обманутым, и это был один из больших минусов хорошего настроения в Аду. Без него он радовался таким мелочам, как просто усесться, вытянув ноги, а тут прицепился к небольшому недоразумению, в котором тут же обвинил собакоголового Джумоука, неизвестно, где отсутствующего.

— Такеши! Эй! Тс! Пс! — он привлек внимание японца, как умел и тот недовольно обернулся, видимо сильно переживая, что не получит еды, однако дружба была дороже. — А как ты наберешь тройную порцию, если наши тарелки одинаковые и больше ты все равно не возьмешь? Или, как я с Лкетингом возьму двойную? Ты об этом не подумал? — Дмитрия реально волновал этот вопрос, ибо каждый лишний глоток пищи означал значительное улучшение самочувствия и внешнего вида, а уж с «волшебной» капельницей это будет заметно моментально.

— Подумал, Дима-сан! — сменил гнев на милость щурящийся азиат и светло улыбнулся, взирая на озадаченного мальчишку и конкретно призадумавшегося Лкетинга. — Я Варгха три раза позову! — услышав гениальный ответ Такеши, парень глупо открыл перекошенный рот, ибо полившееся изнутри удивление давило на нижнюю челюсть.

— Ага… Понятно… — выдавил он, сто процентов, не сумев бы до такого додуматься, а мускулистый масаи ткнул его локтем в ребристый бок.

— Та-ке-ши умный и храбрый! Желтый брат не боится большого демона! — чистосердечная улыбка туземца осветила маленькую и уютную камеру, а помахивающий мачете сатир, до сих пор стоящий возле их клетки и все слышавший, растопырил свиную пасть с желтыми клыками.

— Вы не обнаглели «Спящие»?! Варгха вздумали звать, чтобы он кормить вас по три раза бегал?! Чего вы еще удумаете, а?! Совсем страх потеряли земные выкидыши?! — толстый свин яростно громыхнул клинком по блестящим прутьям решетки, а тупо стоящий рядом, утыканный шипами монстр злобно зарычал, словно подтверждая слова демона, и люто поглядел на Такеши, смиренно опустившего глаза.

— Ваш господин Джумоук приказал выдать тройную порцию лично мне и двойную им! — напряженно дышащий японец смело поднял взор и обернулся, указав на замерших Диму с Лкетингом. — Если господин Джумоук обладает, хоть малюсенькими… — субтильный азиат на пальцах показал нечто размером с муравьиную ногу. — Честью и достоинством, то не сумеет обмануть, ибо он бизнесмен, а бизнесмен, не выполняющий обещания — это… — Такеши наверняка случайно плюнул на широкое копыто огромного черта, в оранжевых глазах которого мелькнула кошмарная смерть узкоглазому коротышке, но вместе с тем рогатый не шелохнулся, а вот видящий происходящее сатир шумно задышал пересохшим пятаком. — Это хуже моего плевка! — японец храбро взглянул на рогатую свинью, нервно сжимающую пальцы на затертой рукоятке клинка. — Я буду громко смеяться над ним, когда он явится! — азиат говорил настолько красиво и выдержанно, что Дмитрий залюбовался храбрецом в маленьком теле, не боящимся выступать перед двумя козлоногими, огромным монстром и злобным сатиром. — Буду хохотать, крича на весь Рынок, что жирный лакей-свинья думает за господина Джумоука, не считая его приказы достойными исполнения, а мои друзья подтвердят это, сказав, что ты считаешь себя выше господина Джумоука, отменив его приказ! Клянусь честью деда! — Такеши уважительно склонил голову и прижал к сердцу загорелую руку, походя на зигующего нациста, сатир же выпучил побагровевшие глаза и люто вылупился на японца, что не смутило того, как раз поднявшего бесстрашный раскосый взор навстречу.

Дима, тощий, как преданная алкашу собака, расплылся в скособоченной улыбке, а Лкетинг радостно захохотал и хлопнул азиата по тонкокостному плечу, поняв, что желтый брат дал отпор свиномордому.

— Та-ке-ши прав! Свинья не подчиняется господину! Мы расскажем ему о свинье, думающей, что она лев! Свинья не может быть львом, кроме свиньи — матери, защищающей поросят! Ха-ха-ха! — искренне смеялся воин-масаи, шутя веселые африканские шутки. — Лкетинг первый расскажет ему про свинью-мать! Где твои поросята, свинья? — он издевательски смотрел на раскрывшего пасть сатира с Варгхом, где здоровенный монстр каким-то образом понял о чем речь, ибо отодвинулся от свинорылого демона, выдающего себя за укутанного в золото хозяина и разродившуюся поросю одновременно.

В маленьком мозгу когда-то бывшего человеком чудовища не укладывалось понятие, что такой же, как он слуга, только со свиным рылом, на самом деле господин с собачьей головой, которого сейчас нет. Столь противоречащее утверждение могло вызвать опасное для окружающих безумие, а сатир понимал, что не может не подчиниться последнему приказу «Анубиса», в тоже время оказывается, выполняя приказ Такеши, виртуозно сыгравшего словами, опутанными исключительно выдержанной логикой. Сейчас у поросенка было только два выхода — первый ничего не делать, ожидая возвращения Джумоука, после чего троица «Спящих» хором расскажет все то, что секунду назад было высказано ему или же выдать им несколько дополнительных тарелок и смиренно забыть про нанесенное оскорбление.

Это решение давалось ему очень нелегко, свинорылый демон злобно пыхтел, подергивая мачете и яростно водя налитыми кровью глазами по трем друзьям, им манипулирующим и объединившимся в одно целое в отличие от остальных человеческих рабов.

Охраняющие решетчатую дверь козлоногие также слышали умозаключения Такеши и неизвестно, как к ним отнесутся. Их строгая дисциплина строилась на абсолютном подчинении хозяину и любое подобие переворота может расцениваться, как угроза, однако массивные черти не выказывали эмоций, поэтому попавший впросак свин яростно всхрюкнул и куда-то уцокал.

Спустя несколько секунд сквозь блестящие прутья со свистом полетели новые на словах, но старые на деле тарелки, целых четыре штуки, как и заказывали. Посуда неслась с огромной скоростью, желая обогнать красноватый адский свет, но ловкий Такеши, шутя, и без усилий поймал их, не забыв крикнуть:

— Спасибо, демон-поросенок-сан! — он уважительно передал по две пойманные миски воину-масаи и юноше, с огромным интересом наблюдающих за растущим в их глазах японцем, преданным сытной пище больше, чем самурай императору.

Худой, как плохая жердь азиат не стал долго ходить вокруг, да около и возбужденно просунул миску под прутья клетки, ожидая приближения ведра с пищей, удерживаемого в лапище Варгха, сердито-рычащего, но смирно застывшего рядом с решеткой в ожидании удовлетворенного кивка «Спящих».

— Корми их быстрей Варгх и иди отдыхать! Скоро и тебя кормить будем! Не трать много времени на этих! — яростный крик, будто оплеванного и сильно надувшего свиные губы сатира раздался откуда-то с левой стороны, через секунду дополнившись лязгом клинка по прутьям соседних клеток. — Чего вылупились, животные?! — в ответ свинье раздался хоровой плач определенно обладателей пятого тавро. — Вы уже жрали, скотина вонючая! Молчать! — громыхнули новые удары железа об железо. — Не ныть я сказал! — множественный, продолжительный лязг заглушил идущий с Рынка гул толпы, а в ушах Димы зазвенело, отчего парень скривился, но промолчал, нестерпимо желая наполнить едой свои две миски.

Франкенштейн-переросток адского разлива, поставил грязное ведро впритык к клетке «Спящих», умудрившись не потревожить козлоногих воинов торчащими из себя шипами, хотя одно железное острие из локтя почти уперлось в сухой нос стоящему справа черту, даже не моргнувшему оранжевым глазом.

«Можно было бы еще разок пугануть их, чтобы они на шипы, как на шашлык накололись, вот только боюсь, что тогда он и Такеши сожжет, и нас с Лкетингом…», — пролетела бредовая, неизвестно, откуда взявшаяся идея, но юноша быстро откинул ее, дабы руки не взялись исполнять задуманное.

Изголодавшийся Такеши, тем временем быстро, жадно и самое главное умело опустил глубокую миску в ведро полное белесой массы, а затем аккуратно и не дыша, вытащил, поставив на теплую землю, дабы осторожно протащить под широкой щелью решетчатой двери. Следующие две тарелки повторили этот же путь, не потеряв ни капли благословенной Творцом пищи, и японец унес их в угол с водой, где сноровисто усевшись в позе лотоса, замурлыкал от счастья.

Щупающий свернутую челюсть Дмитрий, которого пропустил вперед Лкетинг, подошел к решетке, ограждающей его от ведра с безобразной едой, стараясь не дышать через сломанный нос, ибо исходящая от Варгха вонь оставляла желать лучшего. Столь сильно испускающего смрад громилу можно было бы и помыть, наверняка существуют какие-то адские мойки для здоровенных, безмозглых зверюг, чьими услугами пользуются хотя бы те же всадники на красивых хищных животных или оголтелая молодежь на грязных летающих аппаратах, но…

Видимо никто не желал тратить деньги на монстра, и Дима откинул мысли о мытье, зачерпнув первую и вторую миску белковой массы, дабы повторить каждое действия Такеши и подняться с двумя тарелками в загорелых, но тощих руках, не забыв с дрожью в коленках оглядеть утыканного металлом Варгха. Парень быстро опустил серо-голубые глаза, непроизвольно пробормотав нечто вроде: «Извиняюсь, не хотел обидеть…», — и отошел, все-таки не удержавшись.

— Иди Лкетинг, только не дыши носом! Воняет, хуже, чем из выгребной ямы! — он показательно кивнул в неровное отверстие, откуда сочились сочные запахи застарелых человеческих испражнений, а масаи понятливо моргнул, брезгливо взглянув в маленькие глаза зарычавшего Варгха, отлично помнящего смелого туземца и сейчас взбешенного из-за освистания его «вонючкой».

Лкетинг уверенно пошел к решетчатой двери, держа обе тарелки и бесстрашно глядя на массивных козлоногих воинов, не забыв вновь пройтись взором по огромному чудищу, дабы пошевелить широкими ноздрями и брезгливо сплюнуть, словно показывая, что пахнет из ряда вон плохо. Кровожадный людоед угрожающе зарычал, оставаясь перед помятым ведром, но воин-масаи смело просунул под дверь миску, не переставая поглядывать на разозленное чудовище в то время, как за самим туземцем внимательно наблюдали Дмитрий с Такеши, не забывавшие беззастенчиво чавкать.

Первую порцию Лкетинг набрал без проблем, а Варгх лишь усиливал рычание, будто готовясь нанести решительный удар, подобно матери-кошке, защищающей котят, но… Не только масаи наблюдал за безмозглым людоедом, ибо гнусавый бас прямоходящего сатира прервал напряженную игру, могущую закончиться неприятностью для «Спящего», но никак для Варгха, хотя… Рядом беззаботно ел худенький Дима и мало ли, что могло прилететь в голову плохо знающего себя парня.

— Даже не думай Варгх! Не обращай внимания на этих ничтожеств, возомнивших себя непонятно кем! Они злобные животные, а ты намного лучше их! Большой, сильный, умный! Не трогай его Варгх, а то заплачет, и господин Джумоук будет ругаться! — гнусавый голос вновь приближался, а заполняющий вторую тарелку Лкетинг не реагировал на эти слова, наблюдая за глухо рычащим монстром. — Черная, тупая головешка! Ха-ха-ха! — язвительно осклабился свинорылый черт с шерстистой задницей, держась на расстоянии от мускулистых рук масаи и лениво помахивая мачете, как вдруг…

Его зазубренный клинок взметнулся, разрезав красноватое освещение Ада и безумную какофонию Рынка, а затем молниеносно прочертил кровавую полосу на правой руке туземца. Невозмутимый негр, как раз затягивал вторую тарелку в камеру и, доделав это, выпрямился, не обратив внимания на действие разумного поросенка, глаза которого налились дурной кровью. Лкетинг же вновь понюхал воздух перед только успокоившимся Варгхом, и брезгливо сплюнул на землю, с отвращением высунув язык.

— Очень сильно воняет, очень! Будто сдохла старая гиена! Долго лежала на солнце и сильно воняет! — огромный монстр в ответ на наглый комментарий бесстрашного «Спящего» люто зарычал, а масаи, ни капельки не смущаясь произведенного эффекта, продолжил нюхать жаркий воздух сумасшедшего Рынка, переведя большой нос в сторону скалящегося сатира. — Воняет от свиньи! — чернокожее лицо осветила белоснежная улыбка, и он пошел обратно, унося две порции пищи, дабы усесться к стенке рядом с улыбающимися, но чавкающими друзьями. — Воняет свинья! Жирная свинья очень сильно воняет! Ха-ха-ха! — выходец из Африки громко захохотал, как и переставшие есть азиат с русским, поддержавшие его смех над сатиром, понимая, что тот ничего не сделает, а свин угрюмо стоял, наливаясь злобой.

— Пойдем Варгх! — еле выдавливая яростные слова сквозь желтые клыки, произнес он. — Пойдем! А вы! — он медленно поднял жирную руку с мачете и с силой ударил по решетке, брызнувшей искрами. — Вы еще не знаете, что с вами будет! Не знаете! — второй, полный лютой злобы удар потряс клетку. — Молитесь «Спящие», ибо вам никогда не выбраться из Ада! Никогда! Ваша судьба потрясет вас! — заполняющая кроваво-красные глаза злоба не давала понять, правду он говорит или нет, но Диму пробрала дрожь, и он был готов поклясться, что тоже самое почувствовали и его друзья.

— Все может быть! — отрешенно пробормотал юноша, шумно выдохнув и запихивая в себя очередную порцию безвкусного, но насыщающего корма в то время, как разозленный свин уцокивал вместе с гулко топающим Варгхом, а массивный козлоногие закрыли наружный обзор широкими торсами. — Мы еще не увидели и одной тысячной Ада, так что… Мерзкая свинья может быть права, тем более никто из нас реально не знает и даже не предполагает, что будет дальше… — следующая безвкусная горсть отправилась в рот. — Их судьба… — он, чавкая и без эмоций, махнул рукой в сторону стенки, что указывало на других, почти неслышных рабов. — Понятна… А вот наша? Мы не знаем! Мы даже не знаем, кем являемся, просто веря в то, что обязаны спасти человеческий мир, причем по когда-то данному собственному согласию! — неустанно чавкающие Такеши с Лкетингом внимательно слушали его, а любящий размышлять юноша говорил, забыв о еде. — Среди их всех мне жаль только Лизу с ее пацаном, а остальных…. - он внезапно задумался, облизнув губы и горестно пощупав смещенную челюсть с кривым носом. — Ну ладно… Чуть-чуть жаль, но я уверен, что как только они покинут мое поле зрения, я через полчаса уже забуду о них, — мальчишка как-то грустно усмехнулся, словно пытаясь смириться с собственной черствостью, столь отличной от мира людей. — Возможно, со стороны я смотрюсь бесчувственной скотиной, однако реально не умею жалеть тех, кого не знаю, а также тех, кто причинил мне столько проблем и вдобавок ненавидит, хотя, конечно, и есть сожаление за ведущую их глупость, — следующая горсть белесой массы отправилась в голодный рот, готовый жевать и жевать попадающую внутрь пищу. — Но с другой стороны, кто я такой, чтобы учить их? Кто вообще сказал, что мои мысли верны? Я же просто человек со шрамом! Х-ха! — радостно всхохотнул он, отчего миска с едой подпрыгнула, но «космическая» каша и не шелохнулась. — Прям, как название фильма! — Лкетинг замер и глупо захлопал глазами, не понимая о чем речь, а Такеши с умным видом кивнул. — Хотя, конечно, это я чушь несу, ибо раньше так считал, ведь здесь… — он указывающее ткнул пальцем в толстый, не пропускающий наружный жар потолок. — Учитывая то, что ни меня, ни вас еще ни один демон не назвал животным, а их… — он снова махнул тощей рукой на стенку, за которой «хранили» других узников. — Только так и кличут, то больше верю в себя, особенно после случая с Лизой и ее ребенком, хоть ничего и не помню… — он любяще провел языком по ровненьким зубам на кривой харе, а потом внезапно ткнул безмолвно-жующего Лкетинга в бок. — Ты можешь выпрямить мне лицо? — масаи в ответ закашлялся, подавившись вставшей в горле жидкой пищей, а Такеши замер, однако проглотив остатки.

— Зачем белый брат? Мужчину красит не лицо! — искренне удивился покрытый шрамами и татуировками масаи. — Шрамы красят мужчину! Мужчина без шрамов не мужчина! Мужчина без шрамов…. - он задумался, запустив широкую ладонь в миску, добирая остатки белесой массы. — Свинья! Ха-ха-ха! — засмеялся он, но моментально перестал, увидев с обидой захлопавшего глазами Такеши и промолчавшего Диму, прекрасно понимающего, что у Лкетинга свое чувство юмора и цивилизованным людям его не понять.

— Просто надо! Ну не могу я ходить с кривой рожей, хоть по Аду, хоть по Земле! Противно! Бесит! Не привык! Раздражает! — яростно замотал всклокоченной головой Дима, не находя всей гаммы слов, дабы описать испытываемое им чувство собственной неполноценности. — Ненавижу ассиметрию! — последнее слово заставило туземца недоуменно приподнять брови, а заметивший это парень моментально поправился, вспомнив, что масаи чересчур далек от столь умных слов. — Ну это… Как тебе объяснить… Разные стороны… Одна рука короче другой, глаз есть, глаза нет! Как-то так! — он озадаченно смотрел на Лкетинга, а тот понимающе моргнул, засунул в миску палец и принялся водить им по мятым стенкам, собирая остатки былой роскоши. — Выпрямишь? — шмыгнув кривым носом, переспросил костлявый парень, а масаи засунул в рот грязный палец и благосклонно кивнул.

— Будет очень больно Ди-ма! — туземец никак не мог научиться выговаривать ни его имя, ни японца. — Но ты сильный! Ты справишься белый брат! — он до блеска вычистил грубо исполненную тарелку и со звяканьем отложил. — Буду ломать ей! — Лкетинг кивнул на железную посудину. — Крепкая! Тяжелая! Хорошо для лица! — он постучал глубокой тарелкой по серому камню пола, а Дмитрий непроизвольно сглотнул комок страха, да и Такеши икнул и нервно моргнул.

— Честно говоря, Дима-сан я бы лучше ходил с кривым лицом, чем терпел такую боль! Пусть даже она быстро проходит! Вон пятки ног… — он постучал пальцем по ступне, походящей на копыто. — Да у меня таких ботинок крепких не было, но сколько пришлось вытерпеть! Я бы не захотел почувствовать ее снова! Мне тебя не понять Дима-сан, особенно после недавнего случая! — он любяще взял следующую миску, сыто жмурясь от удовольствия. — И твое отношение к людям… Ты странный, Дима-сан! Говоришь, что не жалеешь их, а ведь каждое твое действие для их блага! Все полученные ими страдания — наука, и ты сам прекрасно понимаешь… — пробормотал он с набитым ртом. — Они никогда не поймут тебя и не захотят понимать, ибо тогда вся их жизнь окажется огромной ложью, а ведь каждый человек считает себя умным и оригинальным, на самом деле являясь пустышкой, катящейся по ветру, всегда дующему в противоположную сторону от нужного направления! — Дима внимательно слушал Такеши, заговорившего его же языком и автоматически щупал нос. — Жизнь людей на Земле заполнена нечтом бесцветным и безвкусным, облицованным в красивую обертку, чтобы казаться весомым, но на деле ничего не стоит… — японец грустно хмыкнул, положив в рот белесую массу. — А подавляющее их большинство в конце жизни оборачивается и понимает, что не может вспомнить ничего… Абсолютно НИЧЕГО! — он чуть не подавился, выговаривая последнее слово. — Учеба, работа, дети, кредиты, пенсия, иногда отпуск… Вот и вся человеческая жизнь, отрицающая любую возможность логического мышления, ведь тогда все окажется намного сложней! Я сам таким был, но здесь, в этом кошмарном мире развернул красивую обертку и моментально понял, а все благодаря твоим поступкам и словам, так поначалу непривычно звучащим в моей, настроенной на неверную волну голове… — он постучал по лохматой черепной коробке небольшим кулаком. — Сейчас я понимаю, что прав только ты, а вся жизнь людей — красиво поданная пустота! — Такеши грустно улыбнулся, проглотил еще немного противно смотрящейся массы и пережевал. — Я должен был… Просто ОБЯЗАН был рисовать, ведь мои картины очень похожи на места, по которым мы идем! — он замолчал, произнеся то, что давно желал, а никто его не прокомментировал, ибо и так понятно, что все ошибаются лишь потому, что никто не наставил их на путь истинный.

Такие разные «Спящие» замолчали и продолжили употребление своих двойных и тройных порций, слушая отголоски рыночной какофонии переплетенной с плачем по соседству. Долго ли, коротко ли длилось их чавканье, но когда-то оно должно было подойти к концу, и Дима сытно облокотился о серую стену, напряженно посматривая на устрашающую тарелку, которой ему решили выровнять лицо.

— А вам снятся сны? — он повернулся, с любопытством взглянув на спутников, где Такеши без каких-либо усилий доедал третью миску и ранее впалый живот вздулся, как у беременной бабы. — Странные и непонятные? Где вы не в человеческом теле, а без него? Когда свободны, как никогда, а чей-то голос рассказывает про Землю и ее глупых жителей, погрязших в преклонении собственным телам? — Дима умолк, переведя серо-голубой взор на воду в канаве. — Про их неправильную жизнь, а ты слушаешь и не понимаешь, где находишься… Снятся? — он повернулся обратно, вопросительно глядя на жующего с самым серьезным видом Такеши и задумчивого Лкетинга.

— Снятся, Дима-сан! И тебе тоже? А я думал только мне… — заговорил, переставший есть японец. — Но мне снится, что я просто летаю вокруг Земли, такой, как ее изображают на космических снимках и чего-то жду… Какой-то очереди или когда что-то откроется… Я не уверен… Не могу точно сказать… — Такеши уставился на решетчатую дверь, перегороженную козлоногими воинами и его раскосые глаза потеряли фокусировку. — Словно зачем-то прилетел сюда, а теперь нужно ждать, так как я не один… И мне не все вокруг нравится потому, что кажется, будто вокруг стоят… Нет, не стоят, там нет подобного понятия… Находится много злых существ… Разумов… Не могу объяснить… — он моргнул, поглаживая миску по ободку, словно котенка меж ушей. — Все они очень сильно хотят попасть на Землю, каждый с собственной целью и некоторые умудряются проходить без очереди… Еще вокруг много слов, таких как: развлечения, гулять, еда, боль, смерть… Будто никто никогда не пробовал все вышеперечисленное… — азиат запустил уже не такую худую руку в почти пустую тарелку и вроде отправил ее содержимое в ненасытную глотку, но на секунду притормозил. — А насчет неправильной жизни Дима-сан — нет! Ничего не слышал! — он немного виновато взглянул на юношу. — В моих снах о людях вообще не упоминается, однако я помню, что иду делать нечто хорошее в плохое место… — японец все-таки отправил еду в рот и неторопливо заработал челюстями.

— Понятно… — задумчиво пробормотал юноша, щелкая ногтем по пустой миске, чем создавал звонкие «дзыньк». — А ты Лкетинг? Лкетинг! — он легко ткнул масаи в крепкое плечо, ибо тот, словно завис, уставившись в стену, а точнее решетку, загораживаемую чертями с высокотехнологичными копьями.

— А? — резко обернулся, будто проснувшийся туземец, отчего мятая тарелка, стоящая у него на коленках подлетела, но он ловко поймал ее. — Да, белый брат! Да! — быстро закивал он. — Лкетинг часто видит сны, но Лкетинг… — а японец с Димой хором продолжили выученную фразу.

— Должен был стать шаманом! — и одновременно смешливо хмыкнули, забыв про Геенну Огненную.

— Да! — в третий раз произнес сие утвердительное слово воин-масаи и широко улыбнулся. — Лкетинг должен был стать шаманом! Лкетинг часто видит сны и путешествует в мире духов! Лкетинг летает и видит все так, как хочет видеть! Видит духов! Они разные и похожи на людей, если Лкетингу надо! — последняя фраза заставила Дмитрия наморщить лоб, но он быстро вспомнил, что жители духовного мира могут притвориться кем угодно, дабы обмануть простодушного странника или же, наоборот видеться так, как удобней смотрящему. — Лкетинг часто видит сон про черную пустоту! — он опустил миску на коленки и показательно обвел рукой вокруг, сделав большие глаза и раздув ноздри. — Ничего нет, но Лкетинг знает, что может лететь куда хочет, но летит к голубой точке в черной пустоте! Надо туда! Лкетинг не знает почему! Путь очень долгий, а вокруг много духов, злых и добрых, глупых и умных! Они все летят к голубой точке! Больше Лкетинг не помнит! — масаи виновато развел руками и вновь облокотился о стену.

— Ага… — отрешенно выговорил Дмитрий, внимательно выслушав обоих спутников. — Значит вы из другой компании, тысячи которых пойдут за вами… — он с жалость взглянул на пустую тарелку, ибо желудок снова заурчал, но его загорелые до черноты руки вроде бы стали чуть-чуть толще.

— Тысячи пойдут за вами? Что значат эти слова? — любопытство пересилило любовь к пище, и Такеши оторвался от своей почти закончившейся тарелки. — И что за другая компания? Расскажи, Дима-сан! — он внимательно уставился на кривомордого юношу, задумчиво рассматривающего охраняющих их чертей, стоящих в тени покатой крыши и до сих пор ни разу не шелохнувшихся.

«Когда же эти рогатые ходят в туалет и отдыхают? Они действительно, словно из железа сделаны… Может все-таки сменяются, а я просто не обращаю внимания? Сейчас, например, вижу лишь двоих, а штук десять где-то дрыхнет… Не надоело им стоять, охранять? Какой в этом смысл? Мы и убегать-то не собираемся, уж слишком приметны среди рогатой расы, особенно одиноко бродящие и притворяющиеся свободными людьми…», — быстро «обсосав» далекую от реальных проблем мысль, он открыл рот, чтобы ответить японцу.

— Да мне снилось, а точнее чудилось в то время, когда, как вы говорите, я убил сатира… — тут его перебил возбудившийся азиат.

— И протащил огромного Варгха… — рычание вспоминаемого в сей момент монстра слышалось где-то неподалеку, с легкостью прорываясь сквозь рыночный шум, разбавляемый отчаянными криками жуткой боли и беспрестанным цоканьем множества копыт. — По горячей земле, будто тот ничего не весил вместе со всеми узниками! Мы с Лкетингом шли за тобой, потому что ты с легкостью тащил нас, и это была огромная сила! Скажи ему Лкетинг! — блестящие, просящие подтверждения глаза Такеши уставились на масаи, молча слушающего обоих друзей.

— Да, Ди-ма! — серьезно кивнул тот, вздув пластины грудных мышц. — Очень большая сила, белый брат! Ты был сильнее всех демонов и вылечил сына Лизы лучше, чем шаман масаи! Очень большая сила! — он повторился, стукнув кулаком в широкую грудь, будто подтверждая сказанное самому себе.

— Ладно! Ладно! — отмахнулся засмущавшийся и одновременно возгордившийся Дима, чувствующий изнутри странную дрожь от осознания себя очень непростым человеком, а скорее даже не человеком. — Так вы будете слушать дальше? — масаи с азиатом закивали.

— Мне было видение, назовем его так, будто я являюсь одним из небольшого множества «кого-то», отправившихся на Землю помогать людям, а за нами должны были лететь другие… Сразу или нет, я не знаю. Знаю, что должны были… — он захлопал ресницами и посмотрел на друзей, по привычке смущаясь выдаваемого бреда, но Лкетинг с Такеши без каких-либо эмоций слушали его. — Там говорилось, что люди избрали не тот путь, на самом являясь великими и неповторимыми, хотя именно это у меня всю жизнь в голове проскакивает… Что они одни из лучших созданий во всех Вселенных, не осознающие своих способностей из-за обмана, переполняющего их жизнь… — Дима щелкнул ногтем по тяжелой металлической тарелке и сморщил кривую харю. — Больно, блин! — но боль ушла, не успел он засунуть «закричавший» палец в рот. — Вот собственно и все. Поэтому я и сказал, что вы из той компании, а я из первой. Думайте, что хотите… Но вообще получается, я круче вас! Йо-хо-хо! — он широко улыбнулся, походя на подростка, получившего волшебную палочку и теперь имеющего любую девчонку.

— Да мне как-то и не завидно! — отрешенно пожал узкими плечами заулыбавшийся в ответ японец, с жалостью поставивший третью миску внутрь двух предыдущих и тяжело вздохнувший от сытости. — Сразу было видно, что тебе в Аду привычней, чем остальным! Постоянно высовывался, словно что-то одному себе понятное выискивал… — Такеши покряхтывая, придвинулся к стене, пошевелив ягодицами, и блаженно вытянул немного растолстевшие ноги. — Эх! Подал бы кто-нибудь водички, а то так хорошо, что и подниматься неохота! — вырвалось умиротворенное у расслабленного азиата, положившего руки на полный живот и светло улыбнувшегося, будто пребывал сейчас не в Аду на Рынке, а солнечных Гавайях, и вот-вот должна прибежать пара фигуристых цыпочек, чтобы помассировать ему пятки.

Лкетинг же, воспринимающий все чересчур буквально, быстро поднялся и, взяв свою вылизанную до блеска тарелку, пошел к канаве с водой, где набрав по края, вернулся к опешившему Такеши.

— Держи, желтый брат! Пей! — он улыбнулся, осветив белоснежными зубами опустившего стыдливый взор японца, и поставив тарелку рядом с его ногами, уселся, как сидел до этого.

— Спасибо Лкетинг! Честно говоря, я бы и сам сходил, а сказал просто так… — неуклюже пробормотал Такеши, слегка расплескавший поднятую миску и принявшийся пить жидкость, уже не кажущуюся такой вкусной, как по приходу в камеру.

— Лкетингу не тяжело! Желтый брат хотел пить — Лкетинг сходил, чтобы помочь Та-ке-ши! — чернокожий воин вновь улыбнулся, и перевел ярко-голубой взор на Дмитрия. — Белый брат еще хочет ломать лицо? — задумавшийся парень сильно вздрогнул, и по его чуть обросшему мясом телу пробежала мгновенно исчезнувшая серость страха.

— Да! — ответил он чересчур твердым голосом и тяжко вздохнул, уныло пощупав кривую челюсть. — Буду! — еще раз вздохнул парень и нехотя поднялся, хрустя шеей и спиной. — Хоть и боюсь! — он грустно улыбнулся, заметно нервничая, судя по беспрестанно вылетающим изо рта фразам. — Ну! Я готов! Что делать? Как садиться? Ложиться? Стоять? — куча глупых вопросов так и сыпалась из него, показывая действительно сильное волнение.

— Ложись Ди-ма! — покрытый шрамами и крепкими мускулами Лкетинг взял тарелку, грозно царапнувшую камень пола и ловко перекинул ее из руки в руку. — Будешь, как воин-масаи! Пройдешь обряд! Ха-ха-ха! — видимо обнадеживающе на свой взгляд захохотал туземец, вогнав мальчишку в еще большую тоску. — Боль будет сильная, Ди-ма! — он проверяюще постучал железной миской о каменную стену, вследствие чего молниеносно обернулись массивные черти, кончики копий которых уже горели багровым. — Будем ломать лицо! Делать воина! — простой, как грабли туземец объясняюще кивнул в сторону напряженного донельзя Дмитрия, а козлоногие отвернулись, вновь уподобившись статуям.

«И понимают же друг друга…. Вот что значит быть воином с рождения, причем без разницы в каких мирах… Наверное эти черти с младенчества терпят избиения и мучения, чтобы заслужить серебристые узоры на копыта… Статус воина как-никак требуется заработать… Неспроста они такие выдержанные… Неспроста, а все жестокая и немилосердная дисциплина… Изо дня в день… Одни мучения и страдания… Почти, как у грешников…», — он с трудом сглотнул слюну в пересохшем от страха горле, как никогда желая ничего не делать с лицом, ибо уже чувствовал новую боль, представляя, как ломаются кости.

— Дима-сан! Дима-сан! — разморенный легкой жарой и сытной пищей Такеши кое-как отлепился от стены, поднявшись на ноги, отчего пузо явно выделилось, но уже не из-за еды, а того, что на нем наросло новое мясо. — Давай я тебе помогу! Подержу руки, а то еще начнешь размахивать! Ударишь Лкетинга или снова превратишься в того… — японец неопределенно мотнул головой, но оба «Спящих» понимали, о чем речь. — Так что? — он искренне желал помочь, но юноша отрицательно замотал головой, посматривая на свой загорелый живот, вроде бы тоже более выделяющийся.

— Не-не! — Дима непроизвольно сделал большой шаг назад. — Я и сам смогу! Тем более добровольно иду, так сказать на казнь! А если превращусь и начну буянить, то Лкетингу уже никто не поможет, как я понял из ваших рассказов! — он нехотя уселся, а затем улегся на теплый пол, брезгливо пошевелив ноздрями помятого носа, коим отлично чувствовал застарелую вонь, идущую из сортира. — Ну, Лкетинг! Давай! Выпрямляй! — слова вышли из горла с натужным хрипом, словно напуганный парень выталкивал их собственными руками. — Хватит рассусоливаться! Пока я не передумал! — он реально жутко боялся и даже трясся, хоть и знал, что боль мгновенна, а кости срастаются за несколько бесконечных секунд.

Туземец подошел к нему, встал на колени и крепко ухватил сильной пятерней посеревшее лицо, оставив на виду только дрожащие глаза.

— Сначала кость возле глаза, белый брат! — суровый и не привыкший считать «раз-два-три» воин нанес первый удар, от которого у сильно дернувшего руками Димы посыпались искры внутри головы, а в районе потемневшего глаза что-то хрустнуло, сам же парень еле сдержался, чтобы не пустить слезу.

Затем был следующий, еще один и еще, где каждый удар сопровождался мерзким хрустом, холодящим внутренности, и заливал кровью и так не самое симпатичное лицо. Разрывающийся изнутри криком парень проклял все и вся, мученически решив, что это никогда не закончится, как вдруг сосредоточенный Лкетинг отбросил неказистый «хирургический инструмент» и засунул удивительно гибкий палец под еще больше взвывший от боли глаз. Туземец умело шевелил осколком кости изнутри, пытаясь приложить его изначальному месту жительства, но отличная регенерация не давала времени, заживляя там, где не надо, да и поскуливающий парень непроизвольно дергался на каменном полу.

И видимо «волшебная» капельница Димы все-таки победила неудавшегося шамана, так как масаи снова схватил тяжелую миску, определенно не собираясь отпускать лицо юноши, уже возненавидевшего столь болезненное решение. Сильно размахнувшись, Лкетинг ударил, куда и раньше со всей недюжинной силы, отчего у нюхающего собственную кровь парня в голове раздался Большой Взрыв, создавший новую Вселенную, и он обмяк на несколько секунд. Судя по всему, этот удар был лучшим из проведенных, ибо отброшенная далеко в сторону тарелка громко звякнула о каменную стену, а громкий хруст перекрыл рыночный гвалт, зато пальцы воина-масаи быстро влезли в живую глазницу и быстро приладили обломок кости, как ему и положено, уж это трясущийся мальчишка сразу понял.

Громкий звон посуды, либо хруст лицевых костей — неважно, в любом случае что-то одно из двух привлекло внимание безмолвных козлоногих, охраняющих клетку «Спящих», и они мигом среагировали, вызвав жирного сатира, головой отвечающего за сохранность ценных узников. Куда подевался его свинорылый напарник — неизвестно, как вариант охранял остальных пленников, хотя там-то и охранять некого, все либо добровольцы, либо слабовольные тряпки.

— И что здесь такое происходит!? Эй, «Спящие»! А ну быстро угомонились, сукины дети! — разрезал насыщенную болью камеру гнусавый вопль толстого демона, полный больше удивления, чем страха за калечащих друг друга рабов, стоящих больше всей остальной колонны. — Я, конечно, понимаю, что этот молодой выродок, кого угодно доведет до белого каления, но зачем убивать его!? Эй!! — он угрожающе вытащил зазубренный мачете и заколотил о прутья клетки, привлекая внимание дорогостоящих узников, вследствие чего трясущийся изнутри и снаружи Дима повернул окровавленное лицо и бесстрашно, словно разговаривал со знакомым, огрызнулся.

— Отстань! Не видишь морду выравниваю! И без тебя тошно! — а сидящий рядом, крепко держащий его туземец тоже кивнул, держа в мускулистой руке тяжелую тарелку в багровых пятнах.

— Белый брат захотел исправить лицо, сломанное хозяином свиньи! Лкетинг согласился помочь!

— Да-да! — кивнул стоящий чуть поодаль Такеши, до этого нервно дергающийся при каждом ударе по лицу Димы, а сейчас успокаивающе поглаживающий вновь заурчавшее брюхо. — Дима-сан попросил исправить ему лицо, господин поросенок-демон-сан! — и непонятно было, то ли Такеши издевается над толстым чертом, то ли на полном серьезе так его называет.

Толстозадый демон не обратил внимания на язвительные шуточки обнаглевших за последнее время рабов, чья психика чересчур огрубела от плотного соприкосновения с Адом и, растянув свиное рыло в теоретически радостной гримасе, опустил зазубренный клинок.

— Ну, ты и придурок «Спящий»! Век таких не видел! Ха-ха-ха! — гнусаво захохотал он, колыхая шерстистым пузом, блестящим от хорошего питания. — Зачем выпрямлять лицо в Аду?! Тебе его здесь еще миллион раз свернут! Ходил бы, с каким уже есть, тем более вы все имели их тысячи, чтобы привязываться к одному! Идиот! Ха-ха-ха! — он смешливо взглянул на исполняющих свой долг, бесстрастных чертей, прямых, как корабельные мачты. — Вы видели это!? «Спящему» не нравится его лицо! Ха-ха-ха! Что ему еще в Аду не понравится?! Еда?! Отсутствие девок?! — козлоногие в ответ даже не моргнули, а не особо ждавший этого свин повернулся обратно. — Вы «Спящие» самые непонятные твари, которых я только видел в Геене Огненной! Люди намного проще, хоть я и пытаюсь сравнивать вас с ними, утверждая, что все выходцы с Земли одинаковы! Ха-ха-ха! — рогатый поросенок искренне хохотал, временно забыв все нанесенные ему обиды. — Он выпрямляет лицо! Наша красотка просит тонального крема!! Ха-ха-ха! — он еще раз громыхнул клинком по яростно зазвеневшим прутьям клетки и развернулся. — Скоро за вами придут! Готовьтесь! Не забудь румяна «Спящий»! — свиномордый демон ушел, вальяжно раскачивая толстой задницей, а гнусавый хохот отправился вслед за ним.

— Дибил бл. ть! — с обидой в голосе пробормотал забывший про боль Дима, выслушав мудака-сатира. — Ему-то какая разница? Ну, люблю я свое лицо! Правильно, ведь? А? — Такеши на мгновение задумался и кивнул, видимо прикинув любовь к собственному телу, а туземец неуверенно пожал плечами.

— Шрамы красят мужчину, белый брат! Так говорят масаи! Лкетинг родился среди масаи, и тоже так говорит! Ложись Ди-ма! Буду делать нос! — туземец указал на приподнятую голову, перепутав слова «ложись» и «опусти голову», но эти мелочи в любой жизни являлись не столь важными.

Парень скрепя сердце выполнил «приказ», явственно ощутив затылком тепло каменного пола и между делом раздумывая, какие за ними придут покупатели, но тяжелая рука масаи «успокоительно» легла ему на лоб и прижала голову к полу камеры, напомнив идентичное действие Анатона, когда он чуть не сломал горло, а затем… Туземец принялся его мучить, уподобившись черту-палачу.

Чернокожий воин бесчувственно выпрямлял его нос одной мускулистой рукой, и если разъяренный собакоголовый превратил хрящ в нечто бесформенное, то Лкетинг добивался от него вида пластилина, дабы вылепить изначальный вариант, а серо-голубые глаза подопытного непрерывно источали слезы боли, катящиеся по щекам, и считающиеся позором у масаи.

Наблюдающий за ними Такеши морщился и кривился так, словно нос юноши, чей слезящийся взор выражал огромную боль, принадлежал лично ему, и хоть оздоровительное мероприятие продолжалось не более минуты, парню с японцем показалось, что прошла вечность.

Когда умело костоправящий масаи закончил с этой частью лица, напряженный, как никогда Дмитрий с облегчением выдохнул и разжал ягодицы, чувствуя, как боль быстро покидает тело, но не память, а новый, точнее старый нос задышал намного свободней, чем будучи свернутым набок.

— Спасибо! — он, не вставая, изучающе ощупал его, а затем ровную кость под глазом, заодно вытерев залившие лицо кровь и слезы, дабы пофигистично отряхнуть испачканную в них руку и оросить пол клетки багровыми брызгам. — Совсем, как раньше! Руки-то помнят! Спасибо еще раз! — кривая челюсть щелкнула, и уехала вбок, напоминая, что пришла ее очередь и парень вздохнул. — Ее? Да? — а покрытый шрамами туземец бесстрастно кивнул.

— Терпи Ди-ма! Лкетинг знает, что это больно, но ритуалы масаи больней! Много шрамов Лкетинга от ритуалов! Терпи белый брат! Ты терпел больше! — Лкетинг, как умел, успокаивал измученного юношу, пережившего и разбитое «Анубисом» лицо, и «отдых» у старого Анатона, а сейчас не могущего перетерпеть какую-то свернутую челюсть.

— Да я знаю, но ничего не могу с собой поделать! — виновато пробормотал юноша, будто стесняясь малолетних сверстников, смеющихся над ним из-за страха прыгнуть с тарзанки. — Это же все-таки боль! — он нервно заморгал и тяжело задышал, вновь увидев приближающуюся и ложащуюся на лоб пятерню Лкетинга, а затем вторую руку, размахивающуюся для нанесения мощнейшего удара.

«Ну, вот надо мне это было? Надо? Зачем Димуленька…», — крепкий черный кулак выходца из Африки соприкоснулся со смещенной челюстью, спровоцировав в черепной коробке ядерный взрыв, а ассиметричный кусок рта громко хрустнул, с дикой болью соскочив с насиженного места.

Масаи тут же сноровисто взялся за нее, причиняя источающему слезы парню новые страдания, а затем резко, до скребущих по камню пола пальцев рук, вернул челюсть на полагающееся ей место, зафиксировав на несколько едва тянущихся секунд. Дмитрий в это время прямо-таки ощущал, как она врастает, куда положено, внутренне наполняясь огромным облегчением от выпрямления любимой хари. Он, трясясь, с трудом и белыми мушками в глазах приподнял тяжелую голову и оперся на мигом заболевшие от камня локти, чтобы подняться ополоснуть перепачканное лицо, а Такеши было бросился к нему, но… Юноша, как упертый баран отрицательно замотал ошалелой головой, отрешенно глядя в напротив стену и нюхая запахи застарелых испражнений, которым явно не хватало свежести.

— Что я дед-инвалид, какой старый?! Ишь, помогать мне собрался! — по-стариковски забубнил Дима, заставив заулыбаться японца, мысленно согласившегося с его первой фразой. — Только этого мне еще не хватало! Подумаешь было немного больно, но теперь-то все прошло! — его окровавленное, в дорожках от слез лицо говорило с точностью наоборот, однако голозадый юноша по-мальчишески строил из себя супермена. — Х-ха! Я снова целехонький! — искренне возрадовался он, вставая на ноги, и направил обе руки в сторону широких чертовых спин, дабы радостно показать два средних пальца, как рогатые разошлись, пропуская кабаноподобных, разодетых, как падишахи чертей с промораживающими насквозь взглядами, а рядом стелился гнусавый голос подобострастного сатира.

— А в этой небольшой клетке у нас «Спящие», однако их, как вы знаете, никто не продает, так как за ними всегда приходят особые клиенты! Все в курсе, что они противопоказаны к продаже, а если точнее — запрещены, и нарушение этих правил строго карается в Геенне Огненной… — свинорылый демон резко замолчал, увидев, как честно говоря, сам опешивший Дима показывает непристойный жест массивным вепрям с небольшими рогами, кои пронизывали его оранжевыми взорами. — Вот о чем я собственно и говорил! — залебезил адский поросенок, дипломатически «закрашивая» неловкий момент. — Я вам сразу сказал, что «Спящие» не стоят вашего взора, тем более, сколько вы их уже видели! — толстожопый черт лакейски поцокивал рядом со знатными покупателями, и явно виднелось, что работа продавца не доставляет ему никакого удовольствия именно из-за обязательной льстивости.

— Не тебе нас учить, кто стоит наших взоров, а кто нет! — хрипло проревел один из них, прорываясь голосом сквозь безумную какофонию Рынка и не глядя на толстожопого продавца-консультанта, упирающегося ему в солнечное сплетение. — Мы не собирались покупать их! Никому не нужны необузданные рабы, которых приходится убивать, если они прежде не сделают этого с тобой! — мерзкий взгляд крупного, плотно сбитого кабана наполнил душу Дмитрия холодом, словно передавая содержимое извращенного разума монстра, родившегося в Геенне Огненной. — Любопытно… Просто любопытно… Редко увидишь этих узников, особенно того, что совсем недавно устроил столь сильный переполох, — он развернулся, как и его чересчур молчаливый собрат, и они поцокали к соседней клетке, отбрасывая блики однотонными одеждами, а свинорылый демон, умеющий говорить гнусавым и одновременно льстивым голосом, далее запел свою песню.

— А это самки человеческих животных! Самые разные! Визгливые и не очень, красивые и тоже не очень, худые и толст… Хотя нет! Толстых не осталось! Ха-ха-ха! — раздался угодливый хохот сатира, но видимо на него никто не обратил внимания, ибо свин издал: «Кха! Кха!», — и льстиво продолжил рассказывать о людских самках, чтобы сию секунду поперхнуться вновь. — А насчет этой — извините! Без вариантов! Самка с ребенком не продается, ибо находится в резерве! — последовала трехсекундная пауза, во время которой безумная рыночная какофония, словно усилилась, а затем гнусаво-басистый, клыкастый рот опять распахнулся. — Я не знаю, господа! Придет мой хозяин, с ним и договаривайтесь! Я всего лишь покорный слуга! Мое дело показывать товар лицом и рассказывать о нем! Посмотрите пока в остальные клетки, ведь там абсолютно иные категории пленников! Есть огромное количество абсолютно бесполезного скота, созданного для продажи на еду и для развлечений! Да вы и сами знаете, что это за одноразовые игрушки, однако с другой стороны многие годами мучают их, не давая умирать! Именно они, как вы знаете, являются бесконечным источником пищи на Рынке и во всем мире Ада, особенно на Островах! — последнее, определенно подчеркнутое слово выделяло некое место, как вариант то, о котором размышлял Дима, считая, что в Геенне Огненной должны быть такие точки на карте, где людей ожидает НЕПЕРЕДАВАЕМАЯ жуть, и все виденное ранее — детские шалости. — А вот клетка, где ожидают своего покупателя добровольцы, годные на любые работы или шикарные, не побоюсь этого слова, гладиаторские бои! Также имеются несколько мусульман, а вы сами знаете их отношение к таким, как я или вы! Ха-ха-ха! — прямоходящая свинья мерзко засмеялась. — Эти животные с Земли называют грязными животными нас! Представляете, какое это сладкое удовольствие держать парочку подобных экземпляров?! Приказывать им!? Бить их?! Насиловать?! Заставлять жрать горячий песок, чтобы они всегда помнили, кто на самом деле грязные животные?! — удаляющий голос сатира перестал слышаться, заглушившись льющимся шумом, а замерший Дима совсем забыл про средние пальцы, вследствие того, что развесил любопытные уши, услышав чертов разговор о непродающейся Лизе.

— Вы видели? — он опустил загорелые руки, свернув пальцы в кулак. — Видели оранжевые глаза этих ряженных богачей? Как у Рокфеллера на всех фотографиях! — Лкетинг недоуменно моргнул, но дочерна загорелый парень сделал вид, что не заметил, решив не объяснять туземцу, кем является вышеуказанный мужчина. — Меня будто сухим льдом осыпало! Холодные мерзкие! У нашего… Тьфу ты, опять нашего! У Джумоука посимпатичней, хоть и тоже не особо теплые! Будто ящерицы приходили… — мальчишку зябко встряхнуло, а согласившиеся Такеши и Лкетинг кивнули. — А ведь по всем земным легендам человеческую ДНК собирали именно они… Ящероподобные, — он замолчал, сказав: «Брр!», — и пошел к канаве с водой ополаскивать засохшее и стянутое кровавой пленкой лицо.

— В Африке есть племя — дети крокодилов! — заговорил воин-масаи, решив поддать жару в монолог похолодевшего юноши, рассматривая, как тот ополаскивает любимое лицо. — Их шрамы очень красивые и очень больно делаются! — туземец раздул ноздри и расширил ярко-голубые глаза, словно показывая, насколько мучительно выполняется сия дикая для современного человека процедура. — Их шрамы похожи на кожу крокодилов, а племя поклоняются демонам-ящерам! — он задумчиво уставился на решетчатую дверь, уже запертую массивными телами чертей, к копытам которых подбирался свет от безумных солнц Геены Огненной, точнее свет одного самого яркого и перемещающегося по адскому небосводу по всем законам этого мира.

— Я где-то читал об этом… — едва слышно пробормотал вечно прищуренный Такеши, но его тут же перебил эгоист-Дима, вспомнив, что тоже читал, только редко анализировал полученную из книг информацию, больше жадно пожирая, чем обдумывая.

— Вообще-то ты прав… — он кивнул одновременно Лкетингу и азиату, брызнув каплями с отмытого лица. — Очень много написано про то, что люди созданы именно разумными ящерами и даже про Адама с Евой сказано в Библии, будто там неправильная трактовка слова «наги». Типа съели они яблоко познания и мгновенно узнали, что наги! Нагие то бишь, по крайней мере, так это везде объясняется! Сразу все познали, а до этого тупые, как пробки голышом бегали и ничего не понимали! Но вообще-то «наги» — это древняя змееподобная раса, а Адам с Евой после яблока познания узнали, что являются нагами, а точнее ими созданы, — японец с масаи слушали его, открыв рты, где Лкетинг не особо понимал, о чем речь и кто такие Адам с Евой. — Поэтому, если отталкиваться от данной информации, то все, что я рассказывал в Сортировочной, наверняка, правда! Ящероподобные демоны просто обязаны присутствовать в Аду, ведь этот раскаленный мир отлично подходит для подобных им холоднокровных существ. — Диму понесло по столь любимой дороге размышлений, а два друга внимательно слушали его, где туземец наполовину не понимал о чем речь, но уважительно хлопал ярко-голубыми глазами. — Они сто процентов и больше всех участвовали в создании человеческой расы, уж в этом я могу поклясться, ведь существует огромное количество древних барельефов с изображениями прямоходящих ящеров, выстраивающих цепочку ДНК, однако на это никто не обращает внимания. Все так называемые разумные люди считают старые легенды детскими сказками, при этом глубоко застряв в библейских баснях, придуманных для их безмозглого стада, и разглядывая в зоопарке маму с папой, кривляющихся на ветках деревьев! Еще на пыточном столе, в минутку передышки… — Диму зябко передернуло, а в серо-голубых глазах мелькнул туманный ужас. — Я размышлял и понял, что, скорее всего, черти долго экспериментировали и сначала заселили Землю своими маленькими неразумными копиями. Все окружающие нас в прошлой жизни звери — это неудавшиеся они и дальнейшие «жертвы» эволюции, а мы их бьем, едим, сажаем в клетки, поэтому их издевательства над нами вполне справедливы, — парень замолчал, дабы отдышаться, ибо чересчур увлекся, чуть ли не брызгая слюнями изо рта, и заодно любяще потрогал вправленную челюсть, чтобы умиротворенно улыбнуться. — Или эти крылатые ящеры в Хароне! На Земле точно были динозавры, коих описали сотни, но доказать точное время существования не могут, при этом делая вид, что все давно известно! Они точно с родительской планеты, из Ада. От таких родителей, да подальше… — Дима замолчал, сплюнув на серый камень пола и размазав густую белую слюну ногой, желая, как можно быстрее закончить творящееся с ними.

— Лкетинг смеялся над тобой, белый брат! Но теперь он верит тебе, хоть и не понимает многих слов! — подошел к нему чернокожий воин и положил крепкую руку на плечо. — Лкетинг убил много свиней, зажарил их и съел! Много горных козлов! — он поднял голос, а охраняющие их козлоногие, настороженно повернули круторогие головы, прекрасно чувствуя происходящее сзади и без этого, однако мало ли, что удумал непредсказуемый масаи, любящий играть с превосходящим по силе противником. — Лкетинг убил и съел много-много козлов и баранов! Детей демонов! Ха-ха-ха! — искренне возрадовался мускулистый туземец, почерпнувший из слов юноши много полезного для возвышения собственного самомнения. — Спасибо, белый брат! Теперь Лкетинг знает, что ел детей демонов! — массивные черти напряглись еще больше, а кончики их копий побагровели, но козлиные морды отвернули обратно, понимая, что узник их провоцирует, чего простодушный масаи и не пытался делать, говоря то, что думает.

Лкетинг дружески хлопнул Диму по спине, заставив его пошатнуться и выдохнуть, а сам направился к канаве с водой, этакой скотской поилке. Засунув туда руку и побултыхав ей, наверное, чтобы усилить проточность, он шумно выпил несколько горстей и выпрямился, а Такеши задумчиво размышлял над словами юноши, уставившись прищуренными глазами в волосатые спины чертей и вдыхая жаркий воздух уютной камеры. Что-что, а условия содержания человеческих рабов на Рынке и, правда, были неплохими по сравнению с ранее пройденными местами.

Не пропускающие «тепло» солнечных лучей крыши, какая-никакая вода, туалет и отличная, хоть и безвкусная кормежка… Огорчало лишь то, что люди — это не дорогие ручные зверушки, коим будут ласково щекотать животы, гладить вымытые головы и любяще чесать за ушами. Нет. Все с точностью наоборот. Люди — не венцы творения Господа, а дешевый корм, сексуальные игрушки и животные, созданные для услад рогатых обитателей Геенны Огненной.

«Интересно были ли в Аду прецеденты любви между чертом и человеком? Истинной, чистой любви, когда волосатый демон боролся за права голожопого избранника или избранницы, проливая искренние слезы?», — разум Дмитрия сгенерировал интереснейшую мысль, ответ на которую мальчишка решил как-нибудь получить у свиномордого сатира, которого уже не особо боялся.

— Такеши! — он вдруг вспомнил еще один, давно интересующий вопрос насчет художественных способностей японца. — А ты здесь что-нибудь нарисовать можешь? Например, мое лицо на полу? Или здесь пыли мало? — явно обросший мясом юноша наклонился, принявшись рассматривать теплые плиты, однако нанесенного снаружи мельчайшего песка тут было предостаточно.

Мгновенно отвлекшийся от разглядывания стены азиат радостно улыбнулся, расширив прищуренные глаза, словно увидел давно желаемую вещь в виде подарка на день рождения.

— Могу, Дима-сан! А тебе интересно, да? Почему раньше не спросил? — японец обернулся к нему, с надеждой моргая овальными глазами, видимо радостно нервничая из-за возможности заняться любимым делом, пусть даже в Аду. — Где тебя нарисовать? — он на миг задумался. — И как ты хочешь себя видеть?

— Какая разница? — удивился парень, не ожидавший такого количества вопросов, считая рисование простым занятием, требующим таланта, а не ума, на что Такеши оскорбленно дернул худыми плечами.

— Дима-сан! Да, как ты можешь так говорить, — обиженно забубнил худощавый японец. — Это же искусство, а не просто мазануть там, мазануть здесь! Есть разное видение, например твое, как ты видишь себя, или мое, как я вижу тебя, плюс твои личные предпочтения, что является подсказкой уже для моего видения! Много разных факторов! Я же художник, а не уличный шарлатан, выучившийся марать бумагу в дешевой художественной школе! Меня никто не учил, я таким родился и в этом мой дар, а ты… Эх… Никто не понимает настоящих художников! — он шумно выдохнул и непонимающе развел руками, а Дима тут же ощутил себя виноватым во всех смертных грехах. — Так может у тебя все-таки предпочтения есть? Как ты желаешь себя видеть, а затем я прикину, как это будет смотреться в моих глазах, а нарисую тебя… Вот здесь! — Такеши мгновенно забыл обиду на не смыслящего в рисовании спутника и, повторив начальный вопрос, ткнул пальцем в участок пыльного пола, по которому еще никто не прошелся.

— Ладно-ладно! — быстро закивал головой юноша, а любящий татуировки Лкетинг заинтересованно уставился на участок пола, где должно появиться изображение белого брата. — Просто нарисуй мое лицо, немного шею, плечи не надо, а само лицо… — юноша замолчал и задумчиво закрутил пальцем в жарком воздухе, словно вентилируя его. — В пол оборота! Вот так! — он немного повернул шею, сделав вид загадочной блондинки, фоткающейся на последний iPhone, и совершенно не понимающей, что она тупая дура, не обладающая ни умом, ни талантом.

— Ну… — глубокомысленно протянул темно-коричневый азиат, в свою очередь, приняв вид шибко умного питерского художника, рисующего за день на бутылку водки, пачку сигарет и немного еды. — Я понял, что ты хочешь! Замри так, как стоишь, а я сейчас! Быстренько! Тэнс-тэнс-тэнс-та-да-ду-дэнс! — Такеши можно сказать рухнул на худые колени, напротив мигом окаменевшего Дмитрия, одним глазом посматривающего на широкие спины недвижимых парнокопытных, а вторым на художника, не забывая думать о всякой ерунде.

«Кстати очень даже приятно ходить с голой задницей… Ходишь весь такой, яйцами потряхиваешь, можно сказать, свободный, как птица, чувствующая дыхание ветра на каждом перышке… Но с другой стороны именно одежда создает невидимую стену, отделяющую человека от животного… Обнаженность дает единение с природой, но чем больше подчиняешься ее зову, тем больше не контролируешь свою звериную часть… Все должно быть в разумных пределах… Единение с природой, гармония с разумом… Всего понемногу, дабы добиться собственного совершенства, по крайней мере, во время пребывания в человеческом теле… Нельзя отвергать ни то, ни то, как и брать что-то одно…», — он глубокомысленно почесал вспотевшие яйца, глядя, как Такеши вроде бы хаотично водит пальцем по мелкому песку, создавая грубые линии, но чем дольше всматривался, тем явней понимал, что талантливый японец умело вырисовывает его лицо таким, каким он сам давно не видел.

Последний раз так четко Дима рассматривал себя в зеркало дома в прошлой жизни, собираясь за бутылкой пива и сигаретами в тот день, когда его убило кондиционером. В день, когда еще хватало денег на пиво, ведь, когда они заканчиваются, приходится покупать самое дешевое бухло, имеющее большой градус и отвратительный вкус.

«Харя у меня тогда с перепоя вообще опухшая была, не то, что на этой картине… Личико узенькое, в каждой черте порода чувствуется… Прямо все такое аристократическое, любо-дорого смотреть…», — умиротворенный, как никогда мальчишка не мог на себя налюбоваться, ибо отражение в воде рассмотреть не получалось либо из-за ряби, либо темноты, зато сейчас маленький японец вырисовывал его от всего сердца, к которому прилагался огромный талант, и когда Такеши, наконец, поднялся, отойдя в сторону, дабы полностью открыть творение рук своих, то стало ясно, что он гений.

Изобразить подобную красоту на мелком песке Геены Огненной мог только мастер своего дела, художник от Бога, кем азиат и являлся, променяв бесценный дар на прозябание в лондонском офисе. На своем портрете Дмитрий получился очень независимым, будто не принадлежащим проклятому миру, да и вообще ничему и никому не принадлежащим, ибо выглядел сам по себе. Задумчивый, грустный и очень одинокий… Наверное, таким он всегда был, есть и будет.

— Та-ке-ши колдун! — пробормотал пораженный увиденным Лкетинг. — Ди-ма, ты как живой! Белый брат! Это волшебство! — он повернул ошарашенное лицо к грустно улыбающемуся юноше, а затем к японцу, всем видом преклоняясь перед сэнсеем кисточки, рисунок которого явственно выделялся на каменном полу и будет непередаваемо жаль, если сие чудо затопчут. — Нарисуй Лкетинга, желтый брат! Нарисуй! — просяще обратился он к засмущавшемуся художнику, протянув черные, мускулистые руки, могущие свернуть шею среднестатистическому черту.

— Ладно-ладно! — смущенно забормотал низкорослый азиат. — Ну, а как ты себя желаешь видеть? — он вопросительно вздернул подбородок и внимательно уставился на Лкетинга, который открыл белозубый рот от счастья, нахлынувшего вследствие согласия великого художника.

— Лкетинг хочет… Лкетинг хочет… — задумался воин-масаи, видимо представляя себя на боевом носороге, крушащим демоническое войско голыми руками, однако скромность, живущая в любом хорошем человеке, взяла свое и в нем. — Пусть желтый брат нарисует Лкетинга, как Ди-му! — протянул имя мальчишки туземец и встал в ту же позу тупой блондинки, грозно надув губы, отчего Дмитрий смешливо поперхнулся, вспомнив многомиллиардные селфи больной на голову Земли. — Так хорошо? — выходец из Африки задал вопрос обоим спутникам, на что они синхронно ответили:

— Да! В самый раз! — где юноша опять-таки чуть не подавился слюнями, но умело закашлялся, гулко хлопая себя в грудь, а поперхнувшийся японец уселся на корточки и принялся изображать Лкетинга, делая все те же, с виду небрежные штрихи, являющиеся настоящим колдовством.

Эти его легкие, но искусные движения рук, напоминали полет мечущейся по квартире мухи, резко кидающейся из стороны в сторону и не дающей попасть по себе газетой или струей дихлофоса. Было непонятно, как столь быстрые и неаккуратные броски узких кистей, так прекрасно передают суровое лицо Лкетинга, будто выглядывающее из каменного пола. Такой дар необходимо использовать на благо людей, дабы показывать красоту и возможности каждого из них, однако сегодняшний мир предал забвению подобные таланты, заставляя человечество поклоняться телефонам и сиськам.

И вот, наконец, пыхтящий от напряжения Такеши разогнулся и отошел в сторону, дабы заказчик рассмотрел результат его трудов, и Дмитрий с Лкетингом едва не ахнули. На собственном портрете воин-масаи казался не таким простодушным, как в жизни. Лицо туземца светилось умом и проницательностью, проглядывающими в каждой черточке. Лкетинг получился настоящим вождем-шаманом, за которым пошли бы жители не только Африки, но и других населенных пунктов, ибо не верить человеку столь яркого и харизматичного внешнего вида просто невозможно.

Сам мускулистый туземец, ошалело открыв белозубый рот, смотрел на собственное изображение, вышедшее из-под худой руки талантливого, как сам Бог азиата, понимая, что таким никогда себя не видел, а вот маленький японец смог. Такеши сумел разглядеть в нем кого-то намного больше обычного, родившегося в Африке воина, должного стать следующим шаманом племени.

— Спасибо, желтый брат! Спасибо! — восхищенный и чуть ли не прослезившийся негр подошел к скромно опустившему взгляд Такеши и крепко-крепко обнял до хруста костей, отчего тот выпучил глаза и «ойкнул», но ничего плохого не произошло, ведь суровый воин знал, что делает. — У Лкетинга не было таких друзей, как в мире демонов! — масаи молниеносно развернулся и обнял едва успевшего выпустить воздух Дмитрия, который почувствовал и услышал, как его кости хрустнули, уподобившись японском скелету, но от «ойка» воздержался, ибо не того уровня была боль. — Когда Лкетинг вернется в Африку… — туземец отстранился от Димы, не меняя сияющего выражения лица и блестя ярко-голубыми глазами. — Расскажет всем о белых братьях, живущих далеко за Африкой! Лкетинг никогда не забудет вас! — он стукнул себя кулаком в могучую грудь, а у Димы вырос не желающий уходить ком в горле.

Воин-масаи вел себя так, словно прощался с ними, однако юноша всей душей понимал, что это не так и уходить еще слишком рано, но додумать не успел, ибо их сопливую идиллию разрушил гавкающий голос Джумоука. Вернувшийся собакоголовый неслышно подошел к их уютной камере и сейчас стоял напротив металлических прутьев, внимательно разглядывая дорогой товар.

— Выспались «Спящие»… — он не спросил, а произнес сам себе. — А ты Дима… — «Анубис» беззлобно оскалился. — Я смотрю, лицо выровнял! — выговорила угольно-черная пасть, владелец которой почесывал короткошерстную шею жезлом, полным багровой смерти. — Небось этого попросил? Черного? — и тут отчего-то совершенно не боящийся «Анубиса» мальчишка, вспылил. — Не черного, а Лкетинга! Себя в зеркало видел уродина с копытами?! Не собака, не козел, а херня из-под ногтей! — необузданная ярость за секунду вскипятила кровь, причем Дима сам не понял, откуда в нем такая храбрость, но собакоголовый еще больше оскалился, совершенно не обратив внимания на меняющегося не по дням, а по часам юношу. — О-о-о! Наш «Спящий» просыпается! Ничего! Скоро конец пути! Там тебя угомонят! Немного осталось, главное, чтобы здесь не началось! — он гавкающее хмыкнул, произнеся последнюю фразу и отвернувшись от клетки, но парень бросился к прутьям и ухватился за них, не обратив внимание на массивных козлоногих, мгновенно выставивших в его сторону побагровевшие копья.

— Куда меня повезут?! А их?! Нельзя сказать, что ли?! А?! Чего тут такого?! Мы же не в детском саду, и все роли давным-давно распределены! — люто заорал он, брызгая слюнями на чертей, а замерший Джумоук повернулся, дабы поцокать назад и, опустив оружие рогатых воинов с помощью покрытого загадочными символами жезла, аккуратно приподнял подбородок юноши, сжавшего кисти до побеления суставов.

— В заповедник «Спящих», Дмитрий! — он назвал его по имени второй раз за последнюю минуту. — В заповедник «Спящих»! — холодный желтый взор загорелся злобным пламенем, а расширивший серо-голубые глаза мальчишка отпустил загорелые руки, сглотнув плотный ком в горле, хоть и не услышал ничего страшного. — Тихое, спокойное место, где собраны все попавшие в Ад «Спящие»! Там они вечно живут и никогда не умирают, работая на благо нашего неустанного ищущего Творца общества! — он благочестиво перекрестился, умерив пыл в горящих глазах, а рядом стоящие черти единовременно раздули козлиные ноздри и смиренно моргнули, словно заменив почтение к Богу этими действиями. — Заповедник «Спящих»… — загадочно усмехнулся «Анубис», показав крупные клыки. — Располагается в жаркой, безжизненной пустыне, откуда невозможно сбежать, тем более неизвестно куда и зачем, ведь огромная температура снаружи убьет каждого, как бы быстро он не регенерировал! Жажда, голод и чудовищная жара, вот что похоронит любого смельчака, который не сумеет пройти и десяток километров с этими кровожадными спутниками! Встроенное в вас бессмертие не спасет! Нет! — жутко оскалился он, заставив отшатнуться Дмитрия и вздрогнуть двух других «Спящих». — Оно будет высасывать последние соки из умирающего тела, чтобы попытаться восстановить его же, не имея возможности внешней подпитки, а потом, когда неудавшийся беглец безжизненно упадет в раскаленный песок, придем мы и вернем к жизни! Конечно, можно далеко уйти группой, но только… — желтые глаза полыхнули радостью, столь отличной от человеческой, что мальчишка покрылся изморозью внутри и серостью снаружи. — Чтобы позже податься обезумевшему от мучений и голода телу, и сожрать своих спутников, что вкупе с безумной температурой бескрайней пустыни навсегда поменяет мировоззрение спасшегося «счастливчика»! Он перестанет быть «Спящим», превратившись в нечто плохое! Очень плохое! И так всегда! Уж слишком произошедший кошмар уродует возвышенную суть того, кто прибыл спасать Землю! Ха-ха-ха! — язвительно захохотал собакоголовый, пахнув жаром из собачьей пасти с почти человеческим языком и обрызгав замерзающего парня теплыми слюнями. — Да и куда?! Куда бежать в нашем мире, я спрошу еще раз?! В Геенне Огненной нет свободных людей, здесь нигде не скроешься, но желающие опротестовать это всегда находятся! Бегают, но их возвращают, заставляя жить и работать, даже не наказывая! Хорошо кормят, а тех, кто отказывается есть, кормят из питательных капельниц! Вы должны жить «Спящие»! Просто-напросто обязаны! Ха-ха-ха! — злобный смех Джумоука резал сердце Дмитрия, а масаи с азиатом стояли, как в воду опущенные. — В этом, созданном специально для вас заповеднике, «Спящие» действительно превращаются в спящих! — продолжил втаптывающую в грязь речь, укутанный в золото «Анубис», а парень уже сожалел, что спросил, ибо надежда на спасение таяла с каждой секундой. — Со временем все «гости» заповедника получают абсолютно одинаковые, потухшие глаза и полное отсутствие желания жить и сражаться! Отчаянная безнадежность и невозможность уйти превращают вас в меланхоличные куски мяса, ведь, что может быть хуже вечности, обрамленной в раскаленные пески, ласкаемые ненасытными до человеческих страданий солнцами?! — разговаривающий чуть ли не стихами демон-пес издевательски смотрел на трясущегося мальчишку. — Ты, конечно, можешь сказать, что существует возможность самоубийства, однако за время моей жизни, да и за всю историю Ада еще ни один «Спящий» не покончил с собой, ведь вы рождаетесь жить и учите этому остальных! Ваша страсть к познанию окружающего мира, преодолевает любую тягу к смерти, и если при жизни на Земле вы еще убиваете себя из-за серости бытия, не понимая, что хорошего в столь мерзком существовании, то здесь… — Джумоук язвительно хмыкнул. — Познав себя настоящего, никогда этого не делаете, понимая, что смерть — это начало уже пройденного пути! Вы холите и лелеете надежду, что выберетесь, но такая дорога отсутствует! Ее нет, какие бы сказки вы друг другу не рассказывали! Ха-ха-ха! Из Ада невозможно выбраться с воспоминаниями! НЕВОЗМОЖНО! Тысячи «Спящих» мечтают обрести недостижимую свободу, но их мечты остаются всего лишь мечтами! Ха-ха-ха! — издевательски хохотал демон-пес, брызгая липкими слюнями в лицо застывшему, как дерево юноше. — В Аду нет никого, к кому вы могли бы примкнуть! Здесь нет свободных людей, ведь наш мир создан для облегчения человеческой памяти и бесконечных мук, в особенности вам — «Спящим»! Все остальные рано или поздно покидают Геену Огненную, будь она благословенна! — он вновь перекрестился, благочестиво взглянув в слепяще-красные небеса, а свет одного из солнц тем временем подбирался к его позолоченным копытам. — Они совершают положенный жизненный круговорот и когда-то возвращаются в другую жизнь, а вы… Вы здесь навсегда! — он прищурил довольные, как никогда глаза желтого цвета и отвернулся, окатив внутренности клетки «Спящих» бликами от золотых одежд. — Ожидайте покупателей, а ты можешь попрощаться с девушкой! Ваши пути разойдутся, и ты больше никогда ее не увидишь! — последние слова предназначались худощавому парню, оцепенело переваривающему ворох выплеснутой на него ужасающей информации, и не желающему принимать ее в виде столь жестокой правды.

— Вот так-то «Спящий»! Ха-ха-ха! — раздался звучный и гнусавый хохот, оказывается неподалеку стоящего сатира, последнее время беспрестанно оскорбляемого их троицей. — И ты узкоглазый! И ты головешка! Всем вам уготована суровая судьба! Ха-ха-ха! — он распахнул свиную пасть и громогласно, перекрывая шум Рынка, расхохотался, изрыгая звериную радость создания, обожающего чужие страдания. — И кстати! Господин Джумоук не договорил! У него слишком мягкое сердце, чтобы так вас огорчать! — мерзкий смех затих, а свинорылый карлик прищурил налитые кровью глаза. — Заповедник не то, чтобы полон, но… — он неторопливо обцокал ставших на охрану камеры чертей и азартно уставился на Дмитрия, мрачно смотрящего в ответ, однако шутить больше не желающего. — Там есть развлечения! Бывают! — поросенок выставил в слепящее небо толстый палец, акцентируя внимание на последних гнусавых словах, и зло усмехнулся, показав желтые клыки. — Для «счастливых» обитателей этого чудесного места… — толстожопый черт не удержался и вновь заржал, аки породистый конь, отчего закачалась рукоятка торчащего за спиной зазубренного мачете, а застывший в ступоре парень понял, что свин сейчас ляпнет нечто плохое, хотя куда уже хуже. — Частенько устраивают показательные пытки новичков… Ха-ха-ха! — перевел сиплое дыхание и снова захохотал жирный демон, чтобы через полминуты затихнуть и шумно сплюнув, продолжить нормальным голосом, если безобразная гнусавость — это нормально. — И вот во время этих пыток вам рассказывают историю… Историю… — умело играл возрастающим напряжением и интересом со стороны «Спящих». — Историю кого? — он гадко подмигнул троице друзей, сладострастно облизнув свиные губы. — Вашу! — указательный палец свиномордого демона резко вперился во вздрогнувшего от неожиданности Диму. — Вашу историю, вытащенную из потаенных глубин памяти! И пусть она там не вся, но вам хватает, чтобы вспомнить себя настоящих и никогда не хотеть умирать, желая лишь выбраться! — внутри мальчишки появился следующий кусок льда, а дышать стало еще тяжелей. — Вас живыми режут на кусочки, вырывают конечности и кости, рассказывая всем, кем был вот дерзкий новичок… Чем занимался и что пытался сделать во имя спасения человеческого скота, а остальные «Спящие» слушают и еще больше теряют надежду, ибо следующий птенчик попался в силки! — вкрадчивый голос сатира въедался в уши, заставляя внимать ему дальше, и оцепеневший мальчишка мельком подумал, что именно так эти жирные уродцы охмуряли сисястых нимф, и взбирались на них, игриво пищащих. — Ну, а потом, что естественно… — подмигнул мерзкий карлик. — Все покалеченные участки тела заживают, и заметьте! — он вновь воткнул палец в небо. — Вам возвращают даже вырванные кости, и начинается следующая серия уже чужой истории, которую идет «рассказывать» следующий новоприбывший! Вот такое нехитрое развлечение! Ха-ха-ха! — загоготал гадкий свин. — Готовьтесь «Спящие»! Едете вы, значит, едет новая история, вот уж развлечение, так развлечение! Там-дам-парам-пам-пам! — злобно и весело пропел он, хрюкнул и снова захохотал. — Ха-ха-ха! Так что… Узнаете про себя что-нибудь новенькое! В Геенне Огненной на вас много чего есть, жалко, что господину Джумоуку не дают столь подробной информации, а то бы я лично пощекотал тебе нервы, вытаскивая скелетов из наверняка огромного шкафа твоей души! — очень по-земному произнес толстый поросенок. — Небось набрал за свои жизни их тысячи, обладая такими-то способностями и нравом… — он прищурился и вдруг задал вопрос, правда, больше себе, чем мальчишке, все больше склоняющемуся под ложащимся ему на плечи моральным грузом, со стороны же Лкетинга с Такеши звуков и вовсе не было. — Кем ты был «Спящий»? Кем?! — кровавые глаза уставились в серо-голубые Дмитрия, выражающие лишь вселенскую тоску и безысходность. — Хотел бы я присутствовать на твоих пытках, чтобы хоть немного познать твою жизнь… Ну да, ладно! — он внезапно прервал бормотание под свиной нос и вытащив из-за спины клинок, громыхнул им по заблестевшим прутьям решетки, а свет, передвигающегося по адскому небу солнца, почти упал на мерно дышащих козлоногих. — Все там будем! Ха-ха-ха! — гнусавый смех, в который раз разбавил камеру «Спящих», и будто уселся каждому из них на плечи. — Крепитесь, ибо для вас Ад только начинается! — свин еще раз громыхнул по прутьям их камеры и пошел влево, ведя жирной рукой с мачете по железу остальных клеток, издающих противный немелодичный перезвон. — Чего попрятали глаза ничтожества!? Скоро всех продадим! Всех! Не переживайте животные! Вон уже сколько ваших уехало! Хорошо кому-то, да?! Уже при деле! Ха-ха-ха! Да, убогие?! Я вас спрашиваю!! — раздался следующий удар по металлу, не так хорошо слышимый, ибо наносился без фанатизма, но чувствовалось, что толстозадый сатир развлекаться любит и умеет, правда по-своему.

Дмитрий же, отчетливо чувствуя колотящую изнутри и снаружи дрожь, медленно повернулся и пошел к серой стенке, не желая смотреть на тревожно вглядывающихся в него друзей. Все его существо впало в необъятную тоску, осознавая то, что выхода нет, и из Ада выбираются лишь те, кому разрешили. Захотелось лечь, свернуться калачиком и впасть в кому, дабы никогда не покидать эту камеру, будь оно все проклято…

— Дима-сан! Дима-сан! Не принимай близко к сердцу! Он специально это сказал! Чтобы мы думали, будто все совсем плохо… — неуверенно пробормотал направившийся, было к нему японец, но парень прошел мимо, по своему, выделяющемуся из пыли портрету, растоптав горделивые черты лица и уныло развернувшись, сполз по стенке, ободрав моментально зажившую спину.

— Белый брат не должен слушать глупых свиней и злых собак! Белый брат самый сильный! — Лкетинг успокаивал юношу своим небольшим словарным запасом, а тот не желал никого слушать, понимая, что ежели все сказанное «Анубисом» правда, то внутри него вот-вот оборвется некая нить, ввиду невозможности вынести из Геены Огненной знания, так необходимые им презираемым людям.

Правду говорят, что от любви до ненависти один шаг, и если удушающая тоска так уверенно навалилась из-за того, что он не может помочь уподобившемуся скоту человечеству, которое не умеет, а больше не желает правильно жить, растя над собой, то видимо Дима себя слишком плохо знает. Все его сны твердят, что он направлялся на Землю именно для помощи людям, однако парень не желал верить в это, ибо не было в них того, ради чего стоило спасать, скорее всего он шел ради себя… Намного проще выжечь земной мир или устроить новый потоп, дав надежду следующим поколениям, цивилизация которых возможно двинется по новому, более гармоничному пути, однако и здесь слишком маленькая надежда… Снова найдутся особо умные представители рода человеческого, а точнее не его, кто примется манипулировать безмозглым стадом… Людская раса не может без пастуха, ей требуется предводитель, чтобы основная масса могла не думать, а спокойно спать по ночам. Да. Так и никак иначе, а сейчас Дмитрий и вовсе не испытывал веры в человечество, если только малюсенькую капельку, которая вот-вот и высохнет на жарком солнце его отчаянья.

«Единственная возможность узнать, правда ли все то, что я услышал — это попасть в так называемый заповедник, и испытать на себе… Б-р-р-р… Пытки новичков, дабы узнать собственную историю, как сказал сатир… Если это единственная возможность, то так тому и быть… Я согласен, а там… Пусть весь мир подождет… Надежда во мне еще не умерла, тем более в заповеднике все свои… Побуду с теми, кто не отличается от меня, может встречу старых знакомых, которых не помню, съедим по большому таракану, и выпьем по тарелке его крови… Жизнь продолжается, и если свинья с собакой спутали мне не такие уж и стопроцентные планы, то ничего страшного… Я новые придумаю…», — он грустно хмыкнул и поднял оживающие глаза на Лкетинга и Такеши.

— Ну и чего вы на меня смотрите, будто я помираю? Нельзя погрустить, что ли? — он натянуто, еще не до конца очнувшись, улыбнулся, отчего уже искренне улыбнулись они. — Да! Да! И еще раз, да! — он поднялся, отряхнув от песка и почесав сначала одну, а потом другую ягодицы и подошел к канаве с водой, чтобы ополоснуться и вернуть мысли в прежнее русло. — Слова этих двух… — юноша прополоскал рот и шумно сплюнул в сторону. — Произвели на меня плохое впечатление, причем немалое! Я думал, надеялся и мечтал, что все будет совсем не так, хотя и сам не знаю о чем думал! И пусть теперь мы, оказывается, едем в адский заповедник для особо одаренных, так сказать грешников, однако самое главное, что он полностью посвящен нам! Хоть я, конечно, и занимаюсь самообманом, успокаиваясь подобными высказываниями, но… — он выпрямился, и заморгал, стряхивая налипшую на ресницы воду. — Да и хер с ними! — юноша провел ладошками по торсу, растирая влагу, а затем с силой расчесал голову. — Поедем туда, куда повезут! Первый раз, что ли!? — он вдруг наклонился, поднял с пыльного пола металлическую тарелку, из которой недавно ел, то ли он, то ли кто-то из спутников и изо всей силы метнул, дабы она с грохотом ударилась об решетчатую дверь, отчего, стоящие за ней парнокопытные воины мигом обернулись и выставили побагровевшие копья.

Глава 2

— Позовите своего хозяина, увальни! — громко и внятно выговорил, невесть с чего расхрабрившийся Дима, глядя прямо в оранжевые глаза круторогих чертей. — Мне надо ему кое-что сказать! Очень важное! Иначе он много потеряет! — козлоногие охранники пару секунд смотрели на него, затем один расслабил массивное тело и, с шумом выпустив воздух из широких ноздрей, поцокал к импровизированному трону «Анубиса», второй же остался наблюдать за «Спящими».

Мускулистый воин-масаи с субтильным японцем стояли рядом с серьезным, как никогда парнем, не понимая, что тот задумал, но и, не вмешиваясь, ибо его сумасшествие являлось большей нормальностью, чем перемешанная с всхлипываниями тишина в других камерах. Сам Дима стоял и не двигался, лишь в серо-голубых глазах пылали искры безумия, делающие его намного симпатичней, чем обычно.

Не прошло и полуминуты, как тяжело прицокал громадный черт, отправившийся за сейчас идущим позади собакоголовым, по правую руку которого вальяжно шевелил жирным задом сатир, так и не убравший клинок за шерстистую спину. Укутанный в золото демон-пес внимательно, но с подозрением посмотрел на загорелого юношу, явно предчувствуя, что полезного не услышит, уж слишком много сумасшествия было во взгляде молодого и интересного, с удовольствием скребущего заросший пах.

— Ну! — без эмоций щелкнула клыками угольно-черная пасть. — Говори «Спящий»! — Джумоук ожидающе замер напротив бесстрашного юноши, склонив набок собачью голову, а массивный рогатый шевельнул покатыми плечами и сделал пару «цоков» на прежнее место.

— Ты мудак и ты мудак! — поочередно ткнул пальцем в жирного сатира и собакоголового Дмитрий и, отвернувшись, пошел к стене, о которую отрешенно облокотился спиной, свинорылый же демон в ответ прищурил налившиеся злобой глаза, желая что-то сказать, но, не имел права перебить хозяина. — Все! Я закончил! Можете быть свободны! — парень меланхолично сполз по стене, дабы усесться голой задницей на каменный пол и вывалить напоказ «хозяйство», отчего нижняя челюсть свиномордого черта заходила ходуном от ярости.

Мускулистый Лкетинг заулыбался во весь негритянский рот, да и Такеши не удержался, смешливо ухмыльнувшись, правда, стыдливо прикрыв лицо ладошкой, а вот «Анубис» в «лице» даже не изменился, лишь злая радость вспыхнула в желтом взоре, словно оправдывая все надежды на мальчишку, показывающего свою истинную суть. Демон-пес, неторопливо спрятал смертельный жезл внутрь золотых одеяний и хлопнул нечеловеческими кистями раз, второй, третий, даря раздувающему ноздри Дмитрию аплодисменты, которые тот воспринимал абсолютно спокойно внешне, однако внутри бушевал десятибалльный торнадо.

— Молодец «Спящий»! Молодец! Для меня это действительно важное известие! Благодарю, что удостоил чести знать, а то я все сомневался, а вдруг! — «Анубис» оскалил собачью пасть, издеваясь над мальчишкой каждым словом, и не до конца закончил фразу, будто обрубив. — Он-то… — Джумоук ткнул молниеносно вынырнувшим из одежд жезлом в побледневшего сатира, что удивительно смотрелось на волосатой свинье, чей пятак буквально покрылся «изморозью». — Не поймет, решив, что это оскорбление, за которое я обязан тебя наказать, как минимум заново сломав все лицо… — в серо-голубых глазах не мелькнуло даже тени эмоций. — Но… Ты действительно готов к заповеднику и я хочу сказать, что там из тебя не будут выбивать спесь, ибо тебе уготовлена худшая судьба! Намного более ужасная, чем твоим друзьям, но гордись «Спящий»! — он полыхнул желтым взглядом, словно взяв тепло от солнечных лучей, наконец-то заползших на золотые одеяния. — В твоем случае новые хозяева всегда будут настороже, опасаясь затаившегося внутри тебя пламени, стремящегося вырваться, однако… — он язвительно оскалился и провел жезлом по прутьям решетки, издав мелодичный перезвон, до которого было далеко сатиру, громыхающему, как начинающий кузнец. — Там умеют сдерживать тебе подобных, так что… — собачья морда радостно и по-звериному улыбнулась. — Ждите новых хозяев «Спящие»! — он развернулся и уцокал туда, откуда пришел, а пришедший с ним толстозадый демон остался.

Он недвижимо стоял, шумно пыхтя от жары, и злобно рассматривал троицу «Спящих», удивительно сблизившихся за столь короткое время, и скорее всего не знал, что сказать в ответ на оскорбление в виде «мудака». Эти прямоходящие свиньи, как заметил мальчишка, были «парнями» с чересчур горячей кровью и с трудом переносили слова, принижающие их, честно говоря, отсутствующее достоинство.

— Попался ты бы мне в руки «Спящий»! Ох, попался бы! — внезапно ощерил желтые клыки сатир, сплюнув белую, тягучую слюну на горячую землю Геенны Огненной. — Я бы сделал из тебя котлету! Хорошую такую, бесформенную котлету! — он устрашающе взмахнул клинком меж недвижимых чертей, специально проехавшись зазубренным лезвием по решетке камеры, заставив на мгновение притихнуть узников и узниц, рыдающих по соседству. — А потом бы скормил Варгху, чтобы он удобрил благословенный Творцом Ад, и мне было бы безразлично, что вас нельзя убивать! — свин грозно шмыгнул грязным пятаком и снова громыхнул по прутьям клетки, откуда на него смотрели: сидящий у стены Дмитрий, скрестивший руки Лкетинг и задумчивый, как никогда Такеши. — И с этим черным поступил… — он не успел договорить и среагировать на молниеносное движение японца, схватившего лежащую рядом тарелку, и метнувшего ее прямо в поросячий нос, обильно брызнувший яркой кровью, отчего жирный демон гнусаво, но в тоже время по-девичьи взвизгнул.

— С Лкетингом, демон-поросенок-сан! С Лкетингом! — внятно выговорил набравшийся смелости Такеши, видимо пришедший к выводу, что конец пути будет довольно жестким, и в честь этого решивший взяться за быструю закалку миролюбивого характера, а свин, закрывший окровавленное рыло жирной рукой, люто на него посмотрел, а затем…

Опустил залитую багрянцем конечность, и сплюнул, шмыгая уже зажившим пятаком. Его налитый кровью взор обещал смерти им всем одновременно, причем от его волосатой руки, однако Дмитрий прекрасно знал, что тот ощущает. Парень сам пережил бессчетное множество желаний убить, но запреты наложенным миром, где живешь или же, как в случае злобной свиньи — его собакоголовым господином — не давали сбыться кровожадным мечтам сатира.

— Когда-нибудь… — ненавидяще прошипел тот, растеряв гнусавость. — Когда-нибудь я буду жить, и работать в заповеднике и припомню вам троим все! — свиномордый демон заговорил, как алкаш-грузчик, мечтающий за ночь превратиться в олигарха и «заказать» дорогому киллеру всех укравших его выпивку собутыльников. — Вы пожалеете о совершенных вами, будто бы смелых, но таких неразумных поступках и позавидуете тем, кто волочился сзади на цепи! Их ничтожное, мучительное существование покажется вам пределом мечтаний жизни в Аду! — раздувшийся от злости сатир вытянул в их сторону испачканную в крови руку и сделал «цок» назад, а здоровенные черти по бокам решетчатой двери еще ни разу не шевельнулись. — Пре-де-лом меч-та-ний! — по слогам произнес он, шипя, подобно обезумевшей гюрзе и ушел, уже совсем не вальяжно двигая задницей, непропорциональной телу.

— Пусть… — возбужденно пробормотал Дмитрий, чувствуя, как его колотит дрожь, вызванная щедро изливающимся в кровеносные жилы адреналином. — Пусть… Главное сейчас объяснить, что ты вонючее ничтожество… — однако поросенок уже не слышал его, если только охраняющие их козлоногие, но они отличались чересчур завидной дисциплиной, чтобы вступаться за карликового собрата.

— Дима-сан! Дима-сан! — потрогал его за плечо японец, хлопая раскосыми глазами и также дрожа. — Мы же правильно поступили? Не сделали хуже? — в голосе азиата скользило сожаление от возможности ощущения огромной боли в незавидном будущем, но прямой, как двуручный меч мальчишка отрицательно мотнул головой, глядя сквозь прутья и впитывая рыночный шум, походящий на приемный пункт больницы Склифосовского, переполненный криками мучающихся людей.

— Нет Такеши! Мы не сделали хуже, ведь постоянный страх и боязливое преклонение перед кем-либо ослабляют изо дня в день, из минуты в минуту! Мы становимся лучше только тогда, когда выпрямляемся навстречу своим страхам и говорим, что нам надоело! И да! Пусть будет еще хуже, чем раньше, но позже, может даже намного позже, ты поймешь, что больше ничего не боишься! — он внимательно смотрел на азиата, впитывающего его высокие слова, как хорошая губка, и совершенно случайно обратил внимание на разбросанный по полу портрет «себя», который растоптал, впав в мимолетную тоску. — Испортил я сгоряча, а точнее от тоски твое произведение искусства… — горько улыбнулся Дима, почесав затылок, а японец пожал худыми плечами.

— Нарисую еще, если хочешь Дима-сан! — улыбнулся японец. — Самое главное, портрет Лкетинга целый, такую красоту мне во второй раз уже не повторить! — он взглянул на масаи, стоящего поодаль, и наблюдающего за товарищами. — Да, Лкетинг?

— Да, желтый брат! Та-ке-ши храбрый! Как Ди-ма и Лкетинг! Мы одинаковые! Мы больше не боимся говорящих свиней и козлов! Лкетинг съел много-много козлов и свиней! Детей демонов! — он белозубо улыбнулся и хлопнул по плечам сначала японца, затем Дмитрия, чуть качнувшегося от удара бьющего, как в последний раз туземца. — Демонов не надо бояться! Лкетинг сразу понял!

— Лкетинг понял, а вот в глаза Варгха, где он сейчас кстати, все равно невозможно смотреть… Слишком мало в нем человеческого, хотя в этих рогатых тоже немного… — передернул плечами юноша, как всегда не удержавшийся от комментария. — Как могла эта огромная, кровожадная тварь раньше быть человеком? Из него же вытащили все хорошее, дав команду развиваться только плохому! Даже самому худшему! — приподнял выгоревшие брови юноша, расхаживающий туда-сюда и по-домашнему почесывая задницу, вспотевшую от жары, пытающейся ворваться внутрь клетки. — Оставили капельку мозгов, нарастили огромную груду мышц, а полученную гремучую смесь многократно усилили адским железом! Удивительно! Очень похоже на земных качков, большинство которых дурнеют пропорционально увеличению массы… По крайней мере, многие в таких превращаются, если я вдруг ошибся насчет большинства! «Сила — уму могила», — но с другой стороны: «В здоровом теле — здоровый дух!» — Дима зачерпнул тухловатой воды, когда-то казавшейся такой вкусной, и сполоснул истекающее потом лицо, шумно сопя носом и пуская пузыри изо рта с сухими губами. — Всего надо в норму! Правильно я говорю? — он вопросительно уставился на спутников, до этого безразлично смотрящих на его беспорядочную, скорее всего нервную ходьбу, а сейчас усевшихся на полу возле стенки, и кивнувших в ответ. — Вот и я о том же! — обрадовано моргнул юноша, лицо которого быстро впитывало воду. — О чем, сам не понимаю… — он вновь посмотрел на Лкетинга с Такеши. — Зачем я все это говорю? Может без этих соскучился? — он мотнул головой на стену, прячущую следующую камеру с рабами, а масаи с азиатом переглянулись и опять же без слов и синхронно пожали такими разными плечами, после чего парень вздохнул и снова открыл рот, как вдруг послышался усиливающийся голос Джумоука.

— А вот здесь земные самки! На любой вкус, любой толщины и все еще с разными характерами, что очень редко бывает, ведь обычно эти животные становятся одинаковыми после столь непривычного им пути! Да, что я вам рассказываю, вы же не первый раз покупаете! Выбирайте! — далее наступила пауза, разбавленная рыночным шумом, где кого-то избивали и рвали на куски по дороге в новый «дом». — Никогда не замечали, какой все-таки богатый словарный запас у человеческой скотины? Такие вроде примитивные, а столько разнообразных слов… Удивительно, не находите! — собакоголовый с кем-то панибратски болтал, строя из себя веселого дядьку, продающего яркие мандарины на рынке в Абхазии. — Я специально изучал словесные обороты людского скота, чтобы разнообразить собственную речь, да и некоторые мои работники от них нахватались, — вновь последовала пауза, а затем раздался глубокий басистый голос, исходящий непонятно из кого.

— Мне не интересен язык зверей, рожденных быть кормовым мясом и прислуживать нам с этими… — последнее слово было произнесено со столь презрительной интонацией, что Дима со спутниками мгновенно навострили уши, желая знать, кто еще в Аду считается дерьмом, хотя одно предположение было. — Пернатыми… Тьфу! — глубокий бас чуть не подавился мерзостью, исходящей из собственной глотки и сплюнул ее, а мальчишка улыбнулся, поняв, что не ошибся. — Не хочу хоть как-то уподобляться скотине в клетках, пусть бормочут, что хотят, а мне претит изучать болтовню низших созданий, у меня с ними один разговор! Огонь и плеть! Ха-ха-ха! — гулко захохотал некто огромный, судя по мощи луженой глотки. — Не хочу вас обидеть уважаемый… М-м-м… — голос задумался, то ли забыв имя собакоголового, то ли еще не зная, а может и вовсе желая принизить продавца живого товара, как бы говоря, что запоминать торгашей — это слишком большая честь для них.

— Джумоук! Я только-только говорил! — услужливо подсказал гавкающий голос собакоголового, принимающего правила игры на Рынке, и скорей всего также презирающего покупателей.

— Ах да! Джумоук! Точно! — отстраненно пробормотал стоящий рядом бас, перекрывая рыночный шум, полный цоканья копыт, летающих в слепяще-красном небе глайдеров и ужасных криков людей.

«Видимо все-таки забыл… Правильно я подумал…», — промелькнула довольная мысль у Дмитрия, прислушивающегося к диалогу «Анубиса» с возможным покупателем, но уж точно не их.

— Так вот, господин… М-м-м… — мощный голос сделал паузу, определенно издеваясь над лебезящим собакоголовым. — Джумоук! Да! Запомнил! Ха-ха-ха! Тяжелое имя, все из головы вылетает, а я очень умный, это по рогам видно, вы знаете? Вот посмотрите на мои! — снова пауза, видимо «Анубис» с серьезным видом рассматривал голову клиента, прикидываясь обалдевшим от его выделяющегося ума.

— Конечно, видно уважаемый! Это мне не повезло, родился вообще без рогов… Столько мучаюсь, но ничего… Привык! — «пропел» Джумоук. — А у вас да… Прямо чувствуется! Завидую! Честное слово! — собакоголовый был хорошим артистом, ибо Дима сразу же заметил «ум» пока невидимого клиента, да и Такеши произнес что-то вроде: «Ого!»

— Так вот господин…. М-м-м… — опять забасил рогатый умник. — Господин Джумоук! — «Спящие» одновременно хмыкнули, где даже бесстрастный Лкетинг заулыбался над наверняка злым, как бешеная собака «Анубисом». — Не хочу вас обидеть насчет знания болтовни земной скотины, но вам она точно необходима, ведь вы, как-никак работаете с ними, а это я уверен, помогает определиться с качеством товара! И кстати… Вот эта аппетитная, грудастая самка… С малышом… Сколько стоит? Хорошенькая такая! Аппетитная! — обладатель баса обратил внимание на Лизу, это Дима мгновенно понял, и внутри него загорелось что-то плохое, заполняющее душу темнотой, сам же он тяжело задышал, что заметили его спутники, глаза которых заполнились тревогой при виде кошмарно меняющегося лица мальчишки, совсем не так, как в прошлый раз.

— Вы уж извините, уважаемый! — послышался елейный тон Джумоука, кажущегося ласковым псом, что крутится вокруг хозяина из-за вкусняшки в холодильнике. — Но она не продается! — темнота внутри Дмитрия мгновенно потухла, а опаляющее глотку дыхание исчезло, будто его и не было. — Заказ одного хорошего клиента! Нужна мать, родившая в Аду! Не буду врать, будто в курсе зачем, но он скупает их по всей Геенне Огненной! — успокоившемуся до конца юноше стало понятно, отчего «Анубис» так хорошо обращался с Лизой, и все, как всегда упиралось в коммерческий интерес, а не в доброту душевную, его же друзья сделали вид, будто не видели ужасных трансформаций парня.

— Да, что вы говорите, господин… — опять пауза, но никакого «м-м-м» в этот раз. — Джумоук! Собирает по всему Аду самок с рожденными здесь детенышами?! Удивительно! Даже интересно! — бас действительно сочился любопытством. — Даже интересно… — повторился трубный голос, а затем с уверенностью произнес. — Вы мне тогда вон тех двух, и эту худенькую! Да-да! Ты милая! Посмотри на меня! Посмотри на своего нового хозяина! Обожаю пососать тонкие косточки! Готовься, милая! Мы с тобой хорошо повеселимся! Да-да! Повеселимся! Ха-ха-ха! — из камеры раздался визг, расплескивающий море ужаса, однако удовлетворенный голос-рык Джумоука моментально пресек его.

— Вытаскивайте их! И заткните им глотки! Быстро! — рявкнул он, после чего елейным голосом, через непрекращающиеся женские крики обратился к невидимому клиенту, а Дмитрий сочился любопытством, желая увидеть столь басистого черта. — Вам зашить их поганые рты или под «музыку» пойдете? Ха-ха-ха! — льстиво захохотал демон-пес, а ему вторил басистый смех клиента.

— А вы шутник Джумоук! Можно я вас буду так называть? Без «господин»? Жаль, конечно, что аппетитную самку с малышом невозможно купить, очень жаль! — покупатель искренне переживал, но «Анубис» был непоколебим, а вот Дима, в груди которого на мгновенье вновь зародилась темнота, так и вовсе возрадовался за Лизу, одновременно желая заткнуть уши, дабы не слышать рыдающих навзрыд женщин, чья участь была предрешена.

— Конечно, называйте! — «Анубис» махнул на собственную гордость, только почувствовав запах денег, вот уж правильно его подначивал бараноподобный Низам в Хароне. — Чего уж там! Для хорошего покупателя ничего не жалко! Так зашить им рты или нет? А то мы быстро уладим эти мерзкие крики! У меня есть умельцы, любящие затыкать верещащих самок! — рабыни женского пола непонятно, как расслышали слова собакоголового и пронзительный визг тут же прекратился, зато раздался грохот отпираемой решетки и тяжелое цоканье не иначе, как массивных чертей, меж копыт которых вился омерзительно-противный, гнусавый голос сатира.

— Идите сюда, мои сладенькие! Вы теперь принадлежите новому папочке! Ха-ха-ха! — издевательски захохотал он, а проданные женщины не завизжали еще громче, нет, а горестно замычали, уподобившись коровам, ведомым на скотобойню — Молодцы! Молодцы! Так-то лучше! — саркастически продолжал жирный черт, звенящий цепью, подготовленной для мучениц. — Эти звуки очень хорошо вам подходят! Вы же скотина, а значит все правильно! Мычите! Мычите! Вы обычная человеческая скотина, которую едят, убивают, мучают! Подставляй шею, сучка! Быстро! Наклоняйся, поганое животное, кому я сказал!! — спокойный, но язвительный тон свинорылого демона перерос в рык из-за не желающей упаковываться покупки. — Может мне вскрыть тебя, чтобы ты на время успокоилась, а?! Я тебя спрашиваю, сука! Наклони шею!! — раздалось несколько сочных удара и источающее ужас женское мычание затихло, но скорее всего, временно. — Вот так-то лучше! Свободно животное! Шевели ногами, а ты иди сюда! Иди сюда, я сказал! Скотина безмозглая! Быстрей, быстрей, вот так! Склоняй шею! Молодец! Хоть и скотина, а понимаешь, как себя вести! Ну, а теперь ты красивая худышечка… — поросенок издевался над узницами и никак не мог насытиться страданиями несчастных рабынь. — Видишь, как у тебя все хорошо! Ты очень понравилась большому господину! Будет сосать твои косточки, радость начнешь ему приносить такую, какой на Земле никому не приносила! Небось, стервой была еще той! Мужиков гнобила, считая себя королевой! Ну, ничего… Ничего… Хе-хе-хе! — издевательский смешок сатира доносился одновременно сквозь толщу стенки и металлические прутья, что нещадно облизывались сумасшедшим солнцем Ада, не забывающим жадно целовать круторогих чертей. — Сейчас я тебя прикую к остальным, ваше величество! Первой поставлю, чтобы хорошенько запомнила господина! У него, наверняка еще та игрушка меж ног, ты же на Земле любила большие штучки-дрючки, да? Правильно я сказал? А может он тебя по дороге попробует, смотри, как ты ему нравишься! Смотри милая! — несчастная, проданная в живой кошмар женщина даже если когда-то и была гнусной стервой, не выдержала и завыла…

Завыла, как безумная гиена, потерявшая новорожденных детей и пораженная мучительной болезнью, каким-то образом перемежая это истеричным хохотом, но сатир моментально пресек непроизвольную попытку истерики, не вписывающейся в его планы. Отлично слышимый удар заставил хрустнуть женские кости и замолчать визгливую рабыню. — Заткнись, животное! Заткнись сука! — избиваемая женщина громко, не умолкая, всхлипывала, однако следующий, еще более сильный удар, а потом злобное пыхтение все-таки угомонили несчастную мученицу. — Все?! Заткнулась, сучья дочь?! Выходи королева! Тащи свои ноги! — тяжелое цоканье копыт и так давно неслышное звяканье цепей сопровождались страдальческим плачем остальных женщин и пронзительным воем младенца Лизы.

Судьба проданных женщин будет поистине ужасной, однако это невозможно изменить, ибо они во все времена являлись, являются и будут являться товаром, так как олицетворяют обладающих ими мужчин. Чем более красивая женщина у мужчины, тем лучше он выглядит в глазах собратьев, ведь завоевать сокровище, которое желают иметь они — это видимое доказательство превосходства, и Ад мало чем отличался от мира людей, только здесь было проще купить понравившуюся самку.

Крик очнувшегося от спячки малыша начал раздражать, не успев начаться, и Дима нервно заходил в разные стороны, неумело посвистывая непонятную мелодию.

«И как я мог спасти этого визгливого засранца? Шутка, конечно, но я всю жизнь не любил детские крики именно из-за их невыносимой, режущей слух тональности… Вот уж действительно черти с ангелами все предусмотрели, придумывая людей… Такой противный вопль не может не разбудить мать с отцом, как бы крепко они не спали, если только не в пьяные в дрова… Ну, Лиза! Давай успокаивай его! Давай успокаивай!», — Такеши с Лкетингом тем временем задумчиво смотрели на блестящие прутья их камеры, нетерпеливо ожидая, когда таинственный покупатель женщин заглянет к ним.

И были правы, предчувствуя возможное любопытство басистого клиента. Льстиво охаживаемый «Анубисом» покупатель подцокал и к ним, желая узнать, что такого ценного спрятали в маленьком зарешеченном помещении, отличном от других клеток, где весь товар выставлен наружу. Вальяжный и пузатый козлоподобный черт был одет, подобно «Анубису» в блестящую, но кроваво-красную тогу и походил на шейха маленькой страны, где редко видят дорогие вещи, поэтому напяливают на себя все привлекающее внимание окружающих.

Он любопытствующе заглянул к «Спящим», заставив круторогую охрану разойтись в стороны, что та выполнила лишь по короткому кивку угольно-черной морды Джумоука, разрешая просунуть между них морду любопытного клиента. Этого толстого козла, кичащегося своим авторитетом, которого возможно и не было, сопровождал огромный свиноподобный охранник в светлой набедренной повязке из явно человеческой кожи, покрытый короткой щетиной и обладающий огромными, загнутыми клыками, торчащими из большого рта.

Рост сего представителя адской жизни был примерно два метра, а сам он был плотен, крепко сбит и покрыт мускулами, намного превышающими объемы мышц козлоногих. Таких матерых, прямоходящих кабанов Дмитрий не встречал даже на фантастических картинках в интернете, а уж Лкетинг — знаток разнообразной живности, восхищенно открыл рот, глядя на достойную добычу, никогда не попадавшуюся ему в джунглях Африки.

— А здесь у вас кто? Такая маленькая клетка… Всего трое! — непонимающе пробасил пузатый черт, обращаясь к Джумоуку, ставшему неподалеку от его кабаноподобного слуги, олицетворяющего чистую мощь и даже не глядящего на родственника в виде жирного сатира, рядом с собакоголовым. — И какие-то невзрачные… А!! — вдруг громогласно и гулко воскликнул козлоподобный, приглядевшись и рассмотрев тавро на лбах трех друзей, а раздраженный плачем младенца юноша скривился от ударившего по ушам возгласа. — Это же «Спящие»! Целых трое! Редчайший товар! Столько слухов о них ходит! Это случайно, не один из них сегодня удивлял жителей и гостей Рынка? — пузатый черт повернулся к «Анубису» и сверкнул блестящей тогой, на которой весело играло безумное солнце.

— Мой-мой! — удовлетворенно ощерил собачью пасть «Анубис» и холодно посмотрел в серо-голубые глаза Дмитрия, вздрогнувшего внутри, но не показавшего это снаружи. — Вот он! — когтистый палец нечеловеческой руки указал на юношу. — Самый дорогой, хоть таким и не выглядит! Сейчас они ожидают своих покупателей, которые скоро прибудут!

— А зачем их вообще покупают?! — удивленно разинул пасть козлоподобный толстяк, а его слуга угрожающе хрюкнул, всматриваясь в Лкетинга, решившего поиграть в гляделки. — Конечно, я слышал много рассказов о «Спящих», однако никогда всерьез не задумывался, ведь это происходило так далеко! Они же намного хуже животных! Не поддаются дрессировке, а после какого-то случая на Элизиуме, когда ангелам случайно продали «Спящего»… — Джумоук после этих слов нервно моргнул. — Никто больше и не думает рисковать, совершая покупку кого-то из них, тем более это запрещено, хотя вот этот малыш не выглядит опасным! Косточки такие тоненькие! М-м-м! — черт, обожающий костлявых девиц, и как оказывается мужчин, облизнувшись, ткнул волосатым пальцем в Такеши, недвижимо сидящего у стены и внимательно слушающего диалог демонов, рядом с которыми стояли их так похожие друг на друга слуги.

— Их покупают и свозят в одно место для того, чтобы никто другой не купил! — помолчав несколько секунд, прогавкал «Анубис», бесстрастно глядя на покупателя, который в свою очередь внимательно уставился на него, моргая большими оранжевыми глазами. — «Спящие» приносят огромные проблемы, особенно, если просыпаются на Земле. Они ограничивают поток человеческого скота, именно скота и увеличивают количество осознавших себя людей, которых нельзя продавать всем подряд… — собакоголовый как-то жадно облизнулся, видимо из-за безумного солнца, облившего его с ног до головы. — Они учат правильно жить земной скот, учат никого не бояться и заставляют сомневаться в правильности их бессмысленной жизни! После их учений в Ад попадают особи, которых приходится продавать на гладиаторские арены, шахты и бескрайние пустыни, ведь все они обладают собственным мнением, а это немалые убытки, так как мимо проходит масса возможных потребителей, покупающих снова и снова… — троица «Спящих» внимательно слушала Джумоука, не сказавшего ничего нового, а вот козлоногий клиент удивленно прицокнул языком и почесал волосатый живот.

— Да уж… А я все голову ломаю… Зачем… Почему… — он внезапно ткнул своего огромного лакея в бугрящийся мышцами живот. — Пойдем, что ли, попробуем человеческих самок, а насчет этих… — черт немного пугливо взглянул на «Спящих» оранжевым взором. — Даже не скажешь… С виду ничего особенного! — кабанья пасть его слуги распахнулась, показав сточенные зубы, могущие пережевать все, что угодно, начиная от травы с желудями, и заканчивая берцовыми костями пещерного медведя.

Как видел подошедший почти впритык к прутьям клетки Дмитрий, хозяин с кабаноподобным лакеем двинулись в сторону широкой мостовой, а за ними, спотыкаясь и воя, посеменили три голые женщины, две поплотней и одна худая. Их вел, даже скорей тащил огромный слуга, держа в толстой лапе тонкую цепь, а человеческих рабынь сковали одну за одной, также, как раньше и сейчас они неуклюже семенили по рыночной дороге, где цокал нескончаемый рогатый «люд» с живыми покупками.

Вот задняя узница споткнулась и упала на горячий камень, но слуга с короткими рогами и волосатым пятаком не сбавил ход, а продолжил тащить несчастную, не обращая внимания, что две другие рабыни выгнулись, начав задыхаться из-за давления, оказываемого ошейниками, и лишь тогда кабан понял, что идти тяжело не просто так. Он остановился и что-то взревел, после чего подцокал к лежащей на камнях мученице и поднял ее сильнейшим ударом копыта под живот, да так, что несчастная подлетела, а разумный кабан ловко схватил ее за спутанные волосы, удержав в вертикальном положении. Его козлоподобный хозяин в это время издевательски хохотал над бедной женщиной и вдруг внезапно прервался, чтобы подцокать к волосатому слуге, поднять руку симпатичной худышки и откусить три пальца, начав аппетитно жевать их. Другие рабыни, увидев это, завыли, но были заткнуты тем же слугой, отпустившим первую, и поочередно наотмашь хлестнувших обеих.

— Вот и еще трех самочек продали! — вылетел ниоткуда гнусавый голос, а собакоголовый без всяких «цоков» скрылся, подобно призраку. — Обычно в течение пары дней всех продаем, а тех, что не купили — скидываем за бесценок, так как, если не взяли сразу, то не возьмут и потом! Гниловаты, короче! Ха-ха-ха! Как впрочем, большинство животных с Земли! — жирный сатир, напарник которого до сих пор не объявился, неизвестно, где пребывая, вновь презрительно заговорил с безмолвными «Спящими», будто и не было свиного пятака, разбитого тяжелой тарелкой. — А потом двинемся назад… В Сортировочную! За новым скотом! И так по кругу… Раз за разом… Раз за разом…. Отвратительная работа, хоть и хорошо оплачивается! — свин, так и тянулся к «Спящим», хоть те последнее время беспрестанно издевались над ним, и вот сейчас вальяжно подцокал к их клетке, перегородив безумное солнце, и провел зазубренным клинком по металлу прутьев. — А еще меня в этой работе радует то, что вы трое будете вечно мучиться! Мучиться по-разному, но мучиться бесконечное количество времени, пока Геенна Огненная не исчезнет с лица бесконечности Вселенных! — он внезапно люто уставился на них, налив кровью глаза, а такие разные друзья даже не шелохнулись, где масаи с японцем сидели возле стенки, а Дима стоял рядом с решеткой, по которой только-только проехался мачете свинорылого демона. — В заповеднике вы всегда будете знать, кем являетесь, отчаянно понимая, что из Ада не выбраться! Никогда! Ха-ха-ха! Не выбраться! Вонючие сукины дети! «Спящие» ублюдки! Нигде вам нет ни радости, ни счастья! Ни на Земле, ни в Аду, ни в бескрайнем Космосе! Везде вы изгои! Ха-ха-ха! — злобно радовался жирный карлик, стоящий меж недвижимых чертей с высокотехнологичными копьями, а наливающийся яростью Дима в тоже время чувствовал холод от каждого его слова.

Он медленно и не торопясь, показывая, что делает, склонился за лежащей рядом помятой тарелкой, дабы угрожающе подбросить ее в загорелой руке и спокойно взглянуть на шибко болтливого поросенка, внимательно, но без страха, наблюдающего за его действиями.

— Эй! Безымянная свинья! — злобно-спокойно кивнул ему Дима, отчего тот прищурил поросячий взор. — А ты не можешь в другом месте постоять? — парень задал наглый вопрос, глядя в красные глаза сатира и ловко, сам себе удивившись, перебросил тарелку в другую руку. — Или тебя больше нигде не слушают? Или наоборот слишком хорошо слушают, а здесь вообще никак, что обижает? — тарелка вновь сменила руки, а залитый кровожадным солнцем черт-карлик меланхолично шевелил зазубренным клинком, воюя с солнечными бликами.

— Не попадешь «Спящий»! Не попадешь! — противно ухмыльнулся сатир, подняв свиные губы. — Нет у тебя ловкости узкоглазого! Ха-ха… — его гнусавый смех прервался, не успев начаться.

— Не узкоглазого, а японца! — раздался тонкий голос Такеши и тяжелая посудина, вылетевшая из худой, но сильной руки, вновь разбила поросенку грязный пятак, откуда обильно брызнули капли крови.

Дима не рассчитывал на подобное завершение разговора, которое оказалось столь восхитительным, что он искренне захохотал. Оказывается, пока он сам того не зная, отвлекал сатира, ловкий азиат умудрился поднять другую миску и метнуть в морду омерзительной свинье, отчего та сейчас отчаянно ругалась и истерично колотила по металлическим прутьям клинком, на что никто не обращал внимания.

— Ну, что поросячья морда!? Дохрюкалась! Ха-ха-ха! — заливисто хохотал костлявый парень, чувствуя удивительную свободу и понимая, что следующим его хозяевам будет не до прошлых ссор, ибо наказывать они будут загодя, пока ничего не сделал. — Как там говорится?! Бог любит троицу! — «хрюкал» от умиления Дима. — Приходи еще жирный, короткочленный карлик! — он сильно «ударил» по больному месту жирного сатира, а тот прекративший кровоточить, оскалился и заорал.

— Я вас всех достану!! Всех троих!! Вы будет молить меня о быстрой смерти!! — свиноподобный черт изливался ненавистью и желчью, словно не понимая, что сам виноват, и попадает под раздачу там, куда лезет без малейших шансов на победу.

— Свинья смердит! Уберите дохлую свинью с солнца! Она воняет гнилью! — вскочил на мускулистые ноги улыбающийся Лкетинг, показательно зажавший нос пальцами, а до этого просто наблюдающий за шоу, где выступали человек и поросенок. — Свинья хочет походить на льва, но она не беременная свинья! — масаи захохотал над своей недавно придуманной шуткой, глаза жирного демона побагровели и он открыл клыкастую пасть с капающей мутной слюной, дабы произнести что-то уничижительное, но его прервал гавкающий голос Джумоука.

— Хватит! Нашел с кем связываться! Ты давным-давно уже вел «Спящего» и до сих пор не можешь понять, что к ним не стоит лезть!? Они боятся лишь первое время, пока ничего не знают о себе, но узнав, становятся теми, кто есть на самом деле! Отойди от них! — гавкающий голос демона-пса превратился в злобный рык, а тяжело дышащий от злости сатир опустил руки, в одной из которых держал клинок, и отошел, с силой ударив по прутьям клетки с плачущими женщинами.

— Вот так-то толстожопый! Дуй отсюда! — издевательски произнес обнаглевший Дмитрий, и впритык подойдя к железным прутьям, постучал по ним костяшками пальцев, дабы обернулись массивные черти, тут же раздувшие широкие козлиные ноздри и крепче сжавшие копья. — А можно я буду смотреть через решетку? Просто так! Без всяких там… — он задумался, подбирая нужное слово. — Нехороших поступков! — неуверенно произнес юноша, уподобившись четырехлетнему детсадовцу, и уставился в бесстрастные, нечеловеческие глаза каждого из них, почти не испытывая страха.

— Пусть смотрит! — ответил за чертей невидимый «Анубис», пребывая на своем импровизированном троне, и обрадовавшийся Дима тут же, не дожидаясь движения рогатых, прижался к горячим прутьям, дабы сначала увидеть его, а потом четыре другие клетки сбоку, у которых совсем не было охраны. — Ничего плохого он не сделает! Еще слишком рано! — огромные черти отошли на пару «цоков» и замерли, больше защищая возможных клиентов, чем самих «Спящих», что наверняка так и было, ибо наглость ценных узников росла пропорционально длине путешествия.

Неподалеку от величественно восседающего Джумоука, пекся на двойном солнцепеке обиженный сатир, злобно взглянувший на любопытного юношу, также получившего дозу лучей от безумного светила, почти забравшегося внутрь клетки. Сумасшедшее солнце Ада уселось на всклокоченной голове Дмитрия, пытаясь выжечь глаза, а тот терпел и мучился, будучи готовым на это из-за хоть какого-то разнообразия в виде рыночных зрелищ.

Второй толстожопый сатир, которого парень частенько вспоминал, правда, без какой-либо тоски в сердце, прохаживался рядом с последней, то бишь первой клеткой, где содержались самые дешевые пленники с пятым тавро и сейчас оттуда доносились привычные, еле слышные всхлипывания. Эти звуки значили, что годный на мясо человеческий скот пребывает в отчаянии и тратит силы на бессмысленные слезы, что в принципе безостановочно происходило в женской клетке, а вот две оставшиеся камеры пестрили унылыми лицами сквозь прутья, ведь именно в них собрали узников с третьим и вторым тавро.

Куда-то запропастившийся Варгх, оказывается, стоял по правую руку любимого хозяина с собачьей головой, шумно дыша и положив могучую лапищу на безмолвный, не сыплющий искрами кнут. Куда кровожадное чудовище спрятало ведро, в котором таскало жратву людской скотине, и где вообще его брало до этого, понятно не было, да и не очень-то хотелось размышлять о этой ерунде, ибо жарящийся на «солнышке» Дмитрий больше интересовался происходящим на цокающем Рынке.

«Сколько же длится адский день? И по сну не поймешь, уж слишком все сбилось… Сколько раз уже дрыхли, причем не знаю, как долго… Вроде, как сегодня утром вышли, плюс происшествие по пути сюда было, так еще поспали, а торговля в самом разгаре… Самый пик, судя по движению снаружи…», — по обе стороны послышалось движение, и Дима понял, что к нему присоединились туземец с японцем.

— Ну и чего здесь? — произнес тонкий, любопытный голос японца, а ему вторил Лкетинг.

— Да, белый брат Ди-ма! — по-новому назвал его воин-масаи, любопытно таращащийся наружу. — Что там?! — а юноша неопределенно качнул плечами, показывая, что сам толком не знает.

Прямо сейчас движение на Рынке было на порядок интенсивней, чем в утреннюю пору и на широкой, каменной дороге было не протолкнуться от толп снующих туда-сюда рогатых покупателей и продавцов, с живым товаром и без, а также с аппетитом пожирающих вкусно пахнущую еду из человечины. Летало много решетчатых контейнеров, переполненные обнаженными, кричащими, всхлипывающими людьми и эти удивительные машины, созданные перевозить измученный человеческий скот, с трудом двигались сквозь парнокопытную толпу, представляющую из себя разномастный сброд, который еще утром был не настолько пестрым.

Бессчетное количество самых разных чертей с головами кабанов, баранов, козлов, а также огромных быкоподобных всадников, величественно движущихся на грациозных зверях, словно выращенных под их стать, являющуюся воплощением природной мощи. Богатые и бедные, толстые и тощие, с детишками и без, все присутствующие на Рынке жители Ада пришли посмотреть или купить человеческий скот, как они называли людей, а еще попробовать их на вкус. Масса осчастливленных покупкой рогатых вела за собой воющий, голозадый товар, по одному и нескольких сразу, а проходящие мимо рогатые собратья изредка пинали принадлежащего не им человека, что вызывало бурные конфликты. Очень мало, какой хозяин земного животного не обращал внимания на такие выходки, большинство ругалось, скаля заточенные под клыки зубы и это правильно, ведь даже на Земле, задыхающейся от человеческой вони, редко, кто бьет собаку в ошейнике, ибо это чужое имущество. Рогатым жителям Геенны Огненной, как ни странно, было чему поучиться у морально больного человечества…

«Думается мне, что любой из этих, проданных в кошмарное рабство людей, больше бы никогда не пнул ни одного дворового пса, и на всю жизнь зарекся употреблять мясо, и лишь безумцы принялись бы за еще большие бесчинства, убивая всех попадающихся на глаз собак, баранов и козлов со свиньями…», — адское солнце нещадно пекло недавно выпрямленное лицо, однако Дима стоически терпел, продолжая рассматривать происходящее снаружи, как и таращащиеся сквозь горячие прутья Такеши с Лкетингом.

Везде, куда ни падал любопытный взор «Спящих», простирались адские торговые ряды, словно скопированные друг с дружки и единственное их отличие состояло в том, что где-то они были красочней, где-то тусклей, однако суть их являлась одной и тойже. Люди. Продающиеся задорого и задешево. Молодые и старые, дети и взрослые, женщины и мужчины. Оптом и в розницу. Все, как один бессмертные. И поэтому несчастные… Очень несчастные, ибо наступил их судный день.

Везде подходили и покупали, одного-двух, иногда сразу партию разной человечины, выбирая этакое, приятное для оранжевых глаз ассорти, дабы немного попробовать каждого… Массовое безумие и материализовавшийся людской кошмар, не прекращающиеся ни на один день, ни на один час или даже мгновенье… На Земле каждую секунду умирают люди, а здесь их уже отнюдь не мертвых покупают, продают, убивают, едят или же просто меняют старых на новых, ибо надоели…

Движимый определенно безумным разумом Ад, диктовал цену каждого человека, жестоко выжигая ее на грязных лбах, тем самым обозначая суровое будущее помеченных экземпляров и, наверное, все-таки хорошо быть «Спящим», не зная толком, кто это такой. Осознавать, что тебя не продадут работать «быстрой едой» или бесполым ангелам, страшащимся покупать непокорную человеч… Нет. Не человечину, а нечто совсем иное. Нечто нечеловеческое в человеческом теле — то, что намного лучше нынешних людей, ибо пришло учить их, но застряло в проклятом мире Ада.

И непонятно, хорошо или плохо знать, что тебя отправляют туда, где ты через некоторое время возжелаешь умереть, но никогда не сможешь, ибо лично создал свою клеть, а после выкинул ключи. Если там действительно так плохо, как говорит демон-пес, то остается, лишь один выход. Понять, что в прошлый раз подарило свободу и отчего на Земле снились невероятные сны, походящие на чей-то ночной кошмар, ибо твой разум никогда не нарисует подобных картин.

Юноша, внутренняя часть головы которого запеклась, словно рождественская утка, тяжело вздохнул и скосил серо-голубой взор на загорелого до черноты Такеши, рассматривающего картину снаружи с таким возбуждением, будто впервые видел. Мускулистый туземец в отличие от вытаращившего глаза азиата быстро-быстро шевелил крыльями широкого носа, будто впитывая ими окружающий мир, который не мог постичь через ярко-голубые глаза.

Беспрестанно движущиеся по Рынку рогатые, хоть и не походили друг на друга, но спустя несколько минут примелькались, отчего захотелось отвернуться, ведь до старости, в которой необходимо сидеть возле окна, было далеко, а бесцельно пялиться на чертей можно и в необозримом будущем. Верещащие и избиваемые ими покупки также приелись, и если пять минут назад их было немного жаль, то позже они перестали вызывать любые эмоции, даже когда несчастных рабов рвали на куски, если понятней, то Дима видел это, словно по черно-белому телевизору.

«Да уж… Как все-таки быстро происходит адаптация к кошмару, быстро ставшему частью обыденной жизни… Я здесь сто процентов когда-то был… Ну, невозможно так быстро привыкать к столь чудовищным сценам…», — Дима сплюнул на горячие плиты за решеткой, еще раз посмотрел на свои руки, от жары не понимая, чего хочет и только собрался отойти к прохладной стене, как увидел силуэты, абсолютно не вписывающиеся в картину Геены Огненной.

Создания высокого, даже огромного роста, однако издалека практически не отличающиеся от людей, величаво шествовали по Рынку в слепящих глаза сутанах, свисающих с узких плеч до мостовой, а адские жители хрипло ругались и отскакивали от них, не желая прикасаться к мерзким созданиям. Из-за спин довольно худощавых существ, столь непривычных взгляду в Аду, торчали… Да-да! Сложенные крылья, точь в точь, как изображенные на множественных земных иконах! Они переливались разными оттенками белого, как бы странно это ни звучало, а красноватый свет проклятого мира придавал сюрреалистической красоты их внешнему виду, так отвращающему разбегающихся в стороны рогатых.

Правильной формы головы, так похожих на людей созданий, прятались в полностью прозрачные шлемы, на закругленных верхушках которых слепил глаза нимб, создаваемый отблеском адских солнц, и наконец-то объясняющий свое происхождение на всех святых для христиан изображениях. К этим ангельским шлемам подходили длинные, отблескивающие металлом трубки, уходящие в небольшой прибор, висящий чуть ниже пояса белой сутаны, и скорее всего генерирующий необходимый для жизни разреженный воздух из жаркой атмосферы Геенны Огненной. В земном фильме «Хищник» у охотящейся на людей инопланетной твари была устрашающая маска, обладающая теми же функциями. Она помогала неземному созданию видеть в нескольких спектрах и свободно дышать, а здесь получается, эту работу выполняло некое, странного вида устройство.

Торчащие из-за узких спин белоснежные крылья, так называемых божественных созданий, разбрасывали множественные блики, отражая безумные солнца Геены Огненной, и Дима подумал, что теоретически они должны быть чем-то покрыты, как и ослепительные сутаны, дабы отражать атаку кровожадных светил, по крайней мере, Анатон утверждал, будто пернатые не переносят местную жару. Шаг ангелов, с легкостью рассекающих нескончаемую массу рогатых, был медленен и величав, словно бесполые ублюдки, как их здесь называли, знали, что их никто не осмелится тронуть, вследствие абсолютной неприкосновенности, но неприкосновенности той, что вызывает рвотное отвращение.

Вот и здесь все, как один черти брезгливо отпрыгивали от посланников Яхве, лишь бы не коснуться их ни шерстинкой и по несколько раз осеняя тело с рогатой головой подобием креста, однако, как в противовес этому, в летающих над землей зарешеченных контейнерах, торговых рядах и среди ведомых на поводках человеческих животных началось безумие, иначе не назовешь. Люди, увидевшие созданий, которых им всю бессмысленную жизнь навязывали в истинную веру, отчаянно взвыли и заплакали, наконец-то увидев спасителей, тех, кого так ждали все время, и вот они пришли. Пришли спасать рабов божьих, дабы нежно обнять их, закутать в прохладные одежды и отвести в лоно Господа, к сыну его Иисусу Христосу, что с нетерпением ждет паству человеческую, ибо любит ее за пустоту в головах и взывания к безмолвному небу, отчего и готов безвозмездно подарить райскую жизнь.

Каждый из находящихся на Рынке рабов внезапно и отчаянно уверовал, что Господь все-таки помнит о нем! Каждый, кто заживо варился, жарился в бесконечном танце и продавался по кускам, поверил, что Он послал крылатых слуг Своих для спасения именно его! В воющих глазах любого пленника Геенны Огненной засветились искры надежды на золотые врата Рая и всюду послышались крики с мольбами:

— Ангелы белокрылые, заберите меня отсюда! Я веровал в вас! Я знал, что придете за мной!

— Будьте благословенны слуги Господа! Я видел вас в снах моих и не боялся Ада!

— Убейте их! Убейте всех чертей! Посмотрите, что они делают с нами, рабами Господа вашего!

— И воздастся всем по деяниям их! И грешники истинные, да канут в Геенну Огненную, а святости хлебнувшие — Рая опробуют! И распахнутся Небеса для терпеливых и улыбнутся овцам апостолы!

— Наконец-то! Наконец-то! Вы пришли за мной! Я им говорил! Ха-ха-ха! Говорил, что вы прилетите!

— Славься господь наш Иисус Христос! Славься Господь Отец Его! И святой Дух славься!

— Аллилуйя! Аллилуйя! И шаги их раздадутся, и демоны разбегутся с пощады мольбами!

— Да сохранит меня святость моя, да убережет для Господа, ибо надежда все мое! Аминь! Аллилуйя!

— И сказали ей старцы афонские: «Ждите! Ждите и придут они, дабы показать силу Господа нашего!»

— Мать моя — женщина! Права была безумная старушка, разговаривая о Небе Райском! Права!

— У нас товар, у вас купец! Что выкусили рогатые ублюдки! Сейчас вас нагнут, да оприходуют!

— Молился, молюсь и буду молиться! Ибо, иначе жить не умею, никогда не умел и не желал уметь!

— И, да поможет мне Господь мой, Иисус Христос за восхваление его ежедневное! И заберет в Рай!

Одинаковые по смыслу, полные веры и отчаяния крики проливным дождем излились на безмолвных ангелов, коих было пятнадцать особей, разрезающих цокающий и рогатый Рынок, подобно раскаленному ножу масло, но они даже не оборачивали удивительно красивые лица с находящейся в одном положении улыбкой, будто вылепленной искусным скульптором.

— Ангелы! Это же настоящие ангелы! Как на всех картинках, что я видел на Земле! Не может быть! Они такие светлые, чистые, что не могут быть плохими, как ты рассказывал, Дима-сан! Не могут! — бормотал больше для себя ошарашенный Такеши, с силой вцепившийся в горячие прутья клетки, а воин-масаи наоборот тяжело задышал, будто вспомнив про пернатых нечто плохое.

— Злые боги с крыльями! Они воруют детей! Плохие боги-демоны, воевавшие с Энгаи — богом масаи! Энгаи сказал, чтобы масаи не верили крылатым людям! Все племена масаи будут болеть, если поверят богам-демонам! — крупные костяшки на пальцах Лкетинга посерели, ибо белеть им мешала чернота кожи, а сам опешивший от невиданного зрелища Дима все-таки не удержался и дал туземцу совет.

— Ты к ним главное, воевать за Энгаи не лезь! Если он завещал не верить — не верь! Плюнь в них, если так хочется отомстить, но изображать помощника своего бога не надо! — масаи внимательно и задумчиво посмотрел на всезнающего парня, а тот уже обратно вглядывался в неспешно идущих ангелов, чьи ноги полностью скрывались под слепящими сутанами, и было непонятно, как они обуты.

Группа белоснежных представителей Яхве останавливалась возле каждого торгового ряда, и от нее отделялось по двое пернатых, после чего в том месте поднимался переполненный надеждой людской вой, перебивающий рыночный гвалт, а остальные клиенты с Элизиума двигались дальше.

— О-о-о! Наконец-то пернатые кастраты приперлись! Блестящие девчонки с белыми перышками! — радостно прогнусавил жирный сатир, быстро сменивший настроение с обиженного на хорошее, а все из-за новых издевательств над человеческой скотиной, о которых та еще не знала, громко воя от счастья. — Сейчас сбагрим трусливую дешевку! За-ме-ча-тель-но! — проговорил по слогам и лихо крутанул клинком свинорылый демон, да и желтый взор «Анубиса» загорелся огнем грядущей денежной сытости. — Что-то долго они сегодня! Обычно раньше приходят! Проклятые ублюдки с крыльями! Все через задницу! — он сплюнул и поцокал в сторону «Спящих», а те отодвинулись от горячих прутьев, ибо несколько раз обижали говорящего поросенка и мало ли, что он задумал, однако тот взял, да замер возле верещащей от радости женской клетки, внезапно и по самый не могу, возлюбившей Иисуса.

Ангелы же, те, которые остались возле дальних торговых рядов, уже договаривались с рогатыми продавцами живого товара, значительно превышая их ростом, а те совершенно не стесняясь, смотрели на пернатых снизу-вверх и отчаянно жестикулировали, показывая на волосатых пальцах то ли цену, то ли количество людей, но не в этом суть. Парнокопытные продавцы человеческого скота в отличие от рогатого «люда» не брезговали товарными отношениями или разговорами с пернатыми, совсем не собираясь отпрыгивать и креститься, ибо знали цену деньгам, которые зарабатываются круглосуточным ковырянием даже в дерьме Яхве.

Остальные представители блестящей группы с крыльями все ближе подходили к клеткам Джумоука, нестерпимо блестя на обоих солнцах Ада, в особенности «нимбами» от шлемов, однако привыкшие к Геенне Огненной глаза «Спящих» позволяли внимательно разглядеть столь презираемых чертями, бесполых участников человеческого эксперимента.

Истинный рост пернатых был примерно два метра и тридцать сантиметров, а птичья худоба еще больше удлиняла спрятанные в сутанах тела, по крайней мере, визуально, что заставляло ошеломленно и непривычно вглядываться в столь жутких на первый взгляд созданий. Чем-то они походили на огромных создателей людей из фильма «Прометей», но если те являлись еще теми здоровяками, то эти походили на узников Бухенвальда, и в тоже время их лица, обрамленные длинными, светлыми волосами очаровывали неземной красотой, точь-в-точь, как на разнообразных иконах, где они, что ни день, то утаскивают младенцев на Небеса… Да-да! Лица ангелов действительно притягивали к себе взор, как магнитом! Эти доброжелательные улыбки, красота каждой черты искусно вылепленного лика, удивительные волосы, но глаза… Там было много ничего. Чересчур. Идеальные, одинаковые лица с идеальными, одинаковыми улыбками и космическая пустота во взгляде. Разумные и пугающие куклы, но…

Отчаявшиеся и ужасно перепуганные люди в клетках не видели этого, с любовью вглядываясь в столь притягательных спасителей, так красиво расписанных во всех религиозных книгах, и сейчас самый закоренелый атеист был готов отдаться бесполым чудищам с пустым взором. Человеческие мольбы о спасении усилились еще больше, а торчащие из клеток руки забились, словно в судорогах, пытаясь дотянуться до выбравшихся за покупками пернатых монстров, от вида которых у разогретого солнцем Дмитрия, ходило ходуном все тело, будто он жутко ненавидел чудесных созданий, однако…

Никто из тысяч собранных на Рынке глупцов и безумцев, не обращал внимания, что великолепные в их глазах ангелы передвигаются в герметичных шлемах и дышат с помощью странных приборов, ведь ослепленные верой, надеждой и страхом люди проглатывают и не такой бред.

— А ну заткнулись, вонючие животные! Иначе никого на Небеса не заберут! Все, как один пойдете на еду! — разозленный нескончаемым плачем и криками сатир сердито запыхтел и несколько раз громыхнул мачете по прутьям, а услышавшие его люди мгновенно заткнулись, правда, не до конца, а лишь уменьшив тональность истеричных воплей, через которые все равно не было слышно криков ребенка Лизы. — Вот так-то скотина! Вот так-то! — следующий удар по горячим прутьям лишил пальцев одного особо непонятливого раба, взвывшего так, будто его жарят заживо, но пальцы уже росли заново, удивляя заткнувшегося дурачка. — Молчать, кому я сказал! Молчать! — слегка тормозя, заорал свиномордый черт, подобрав окровавленные куски и закинув в клыкастый рот, а ему громогласно вторил давно неслышный Варгх, чей кнут заискрился, а сам трехметровый монстр угрожающе взревел. — Господину Джумоуку необходимо договариваться с покупателями! — насчет этого можно бы и промолчать, ибо рабы уже затихли, выпучив глаза на Варгха и одновременно с любовью всматриваясь в неторопливых небесных созданий, чье дыхание, проходящее через прибор на поясе нестерпимо блестящей сутаны, издавало шумные свистящие звуки, могущие напугать разродившуюся тигрицу.

А эти их шлемы все-таки завораживали… Вблизи и в жестоких лучах обоих солнц Ада, они будто светились по всей окружности, создавая ореол вокруг красивого лица и нимб над головой с длинными, светлыми волосами, так что, ежели нарисовать пернатых и убрать их отливающие металлом трубки, то можно получить таких же ангелов, коих люди привыкли видеть во множественных церквях.

«Они сто процентов обладают технологиями, контролирующими температуру под режущими глаза одеяниями, это ведь черти большей частью животные, которым наплевать на жару… Одеваются, как хотят, тем более, что привыкли к своим солнцам — чтоб они взорвались — плюс непрерывная регенерация, я бы тоже особо не переживал, а вот этим курочкам… Х-ха! Курочкам! Х-ха! Явно тяжело по Аду шлепать… Во что, кстати они обуваются? Интересно-интересно… Здешний воздух им определенно не нравится, да и температура немалая, так что приходится обращаться за помощью к собственной науке, развивавшейся непонятно куда… Что за бред, штамповать кукол Барби и Кенов в одном теле, только наоборот…», — пернатые тем временем подобрались к торговому ряду Джумоука, оставив там двух своих особей, а оставшиеся пятеро пошли далее, где один явно был главным.

А в тех местах, где они до этого останавливались, дабы выбрать наиболее достойных представителей людского скота, сторговавшиеся рогатые продавцы уже выводили счастливых пленников, добровольно ползущих на костлявых коленках к сияющим посланцам Яхве, желая поцеловать их спрятанные под блестящими сутанами ноги, однако ангелы ловко отодвигались, и непонятно то ли от брезгливости, то ли боязни. Этих плачущих навзрыд, но слезами радости рабов, сатиры с чертями, как и раньше заковывали в едва звякающие сквозь рыночный гвалт цепи, не забывая раздавать оплеухи и затрещины, а некоторым особо слюнявым счастливчикам отрубали конечности, быстро вырастающие обратно.

Оторвавшиеся от своей группы ангелы неспешно подплыли — именно так смотрелась их походка, в которой визуально отсутствовали ноги — к развалившемуся на импровизированном троне «Анубису» и без слов уставились на него, а тот какие-то секунды помолчал, брезгливо оглядывая пернатых ублюдков, и раскрыл угольно-черную пасть с почти человеческим языком.

— За скотиной? — вопросительно прогавкал он, прекрасно зная ответ, а разбрасывающие солнечные блики, со свистом дышащие существа кивнули и синхронно ответили клекочущими голосами, от пустоты которых зарычал громадный Варгх, а его кнут яростно заискрил, готовясь к схватке.

— За скотиной! Людишками! — они одновременно обернулись и взглянули на не такого уж и высокого по сравнению с ними монстра-людоеда, а затем безмолвно «поплыли» к клетке с обладателями пятого тавро, умоляюще тянущими к ним руки и в голос воющими, прося забрать на Небеса в объятья к заждавшемуся Иисусу, обожающему свою безмозглую паству.

Свинорылый демон, до этого яростно орущий на рабов, подготовленных на мясо, издевательски заулыбался и отцокал в сторону, чтобы дать возможность разглядеть товар, сам же человеческий скот не обратил внимания, что посланцы Господа называют их «людишками», хоть и без брезгливости.

— Заберите меня отсюда! Заберите, пожалуйста! — в кои-то веки вырвались внятные слова у одного страдальчески выглядящего пленника, изо всех сил пытающегося высунуть лицо с лопоухими ушами через прутья клетки. — Они продают нас на мясо, как тупую скотину! Они убивают нас! Слава Богу, что вы пришли! Это Он послал вас!? Он послал забрать нас, да?! Заберите нас всех! Спасибо, что вы пришли! Спасибо! — тощие руки бессмысленно жившего и вновь живущего человека судорожно дергались, стремясь навстречу красавцам-ангелам, а их идеальные лица с добрейшими улыбками бесстрастно смотрели на него, после чего прорвало и остальной, созданный для заклания скот, зовущийся людьми.

— И меня! Спасите меня! Я не грешил! Моя мать не грешила! Отец не грешил! Я жил, как надо!

— Меня! Я в жизни ничего не сделал! Ничего, поэтому на мне нет греха! Я лучше остальных!

— Я буду делать все, что угодно! Все, что угодно! Господь ждет меня, и сын Его ждет!

— Священник обещал в Рай за деяния мои! Он обещал! Обещал! Заберите меня!

— Моя жизнь безгрешна! Я только молился и питался, чем подадут! Жил не, как все! Не работал!

— Я так давно вас жду! Так давно! Спасибо, что вы пришли! Спасибо! Славься Господи!

Масса искренних и почти материальных человеческих эмоций, подкрепленных руками, торчащими меж прутьев клетки, не вызывали ни малейших изменений в ангельских лицах, что с омерзением заметил чуть ли не пролезший сквозь решетку Дима и его спутники, на которых внимательно обернулись огромные черти, сжимающие побагровевшие копья.

— Они же куклы! Бездушные куклы, в которых вообще отсутствуют чувства! — пробормотал он, глядя на слепящих взор уроженцев Рая, и не обращая внимания на козлоногих воинов, чьи оранжевые взгляды оценивали каждое его движение. — Как эти идиоты не замечают?! — юноша в стотысячный раз поразился тупости грешников, распахнувших в мольбах рты и тянущих к «спасителям» тощие руки.

— Крылатые боги — плохие боги! Воруют детей! Приносят болезни! — перекрывая какофонию Рынка, произнес напряженный Лкетинг и шумно выдохнул, скосив ярко-голубой взгляд на рогатых, что ни на мгновение не забывали про ценных пленников. — Они мертвые изнутри! Боги-демоны — живые мертвецы! — воин-масаи брезгливо сплюнул через прутья, а сомневающийся ранее Такеши, утвердительно закивал лохматой головой и случайно ударился о железо решетки.

— Ой! — он страдальчески потер сморщившийся от боли лоб, но тот успокоился и без его помощи. — Они действительно смотрятся, как куклы! Нам родственники из Японии по Скайпу звонили… — воин-масаи нахмурил выгоревшие брови, не понимая о чем речь, но азиат не заметил непонимания спутника и бесчувственно продолжал. — И между делом рассказывали о всяких новинках! Двоюродный племянник говорил, что сейчас в Японии роботы разрабатываются, которые выражают больше чувств, чем эти крылатые пустышки! Он, конечно, не приводил сравнения именно с ними, ведь еще не знает… — Такеши сухо сглотнул. — И хотелось бы, чтобы не узнал… — он кивнул на ослепительных ангелов, дотошно выбирающих человеческую скотину, а Лкетинг недоуменно слушал монолог желтого брата. — Но лично мне кажется, что японские изобретения и вправду более жизненны, чем они… — последовал еще один кивок на крылатых. — И я хочу сказать: «Да!», — ты был прав Дима-сан, рассказывая про ангелов плохие вещи! Твой палач не соврал! — он извиняющееся шмыгнул носом и взглянул на юношу.

— Ну-у-у… — протянул удовлетворенный согласием Такеши мальчишка. — Ты, не виноват, ведь с ним не разговаривал, а я вот сразу поверил, без всяких «а может да, а может нет»… — в серо-голубых глазах мелькнула темнота, видимо являющаяся туманными воспоминаниями об Анатоне, до сих пор злорадно хохочущим внутри его головы. — По нему сразу виделось, что нормального собеседника давно не было, а тут я нарисовался, правда, сначала не особо хотел разговаривать… Пытался пытки оттянуть, тем более, можно сказать, впервые в жизни полностью трезвый очнулся… Очень непривычно, знаете ли и это с учетом того, что он мне сразу уши отрубил, в честь чего я пребывал в конкретной такой панике и желал избавиться от боли, хоть как-то, поэтому спросил, зачем вообще нужен Ад… Вот так и начался наш долгий разговор… — задумчиво говорил Дмитрий, не отрывая загорелого лица от горячих прутьев и прищурившись, наблюдая за пернатыми, выбирающими умоляющий «товар». — Что интересно творится в головах этих людей, если они совсем не видят пустоты в ангельских глазах? Насколько надо обезуметь и перестать воспринимать реальность такой, какова она на самом деле? — больше говорил сам с собой, чем спрашивал кого-то Дима, однако толстозадый сатир, расположившийся возле женской клетки, услышал его и прокомментировал, что вполне естественно для столь поганой породы.

— Посмотришь на себя, когда попадешь в заповедник! Ха-ха-ха! — гнусаво заржал свинорылый демон, за спиной которого выли женщины и, как казалось юноше, мелькал еле слышный плач младенца Лизы. — Там ты начнешь и пташек земных видеть, и родственников, слезы тебе вытирающих! Твой мир будет особенным «Спящий»! Именно твой, а не твоих друзей, ведь им достанется жизнь понасыщенней! Ха-ха-ха! — вновь раздался свинский смех, а почувствовавший сильный холод в груди Дмитрий промолчал, понимая, что возможен и такой вариант, тем более, что толстый свин и Джумоук играли в загадки.

Высокие и худые ангелы, тем временем стояли возле клетки с непрерывно воющим земным сбродом, желающим целовать песок, по которому ходили крылатые ублюдки, а сами ублюдки выбирали наиболее достойных кандидатов для вылизывания блестящих полов в ослепительном Элизиуме. Покинувший импровизированный трон собакоголовый отцокал вбок, дабы не мешать уважаемым покупателям и с советами не лез, а успокоившийся Варгх замер там, где раньше, не реагируя на посланников Небес. Его высокотехнологичный кнут не искрил, а сам гигантский монстр тяжело и мрачно сопел, изредка взрыкивая и видимо думая о чем-то своем бессмысленно-кровожадном.

— Выбрали людишек! Мы выбрали! — вдруг прорезал рыночную какофонию и искренние рабские мольбы пустой и клекочущий голос страшно сипящих ангелов, и они «отплыли» назад, дабы указать длинными пальцами на узников, с которыми наконец-то определились.

— Сейчас-сейчас! — подобострастно засуетился жаждущий денег Джумоук, а стоящий неподалеку толстожопый свин вытянулся, как солдат-первогодок, получающий выговор от озверевшего комбата. — Эй вы! Давайте сюда! Быстро! — свиномордый демон царственным жестом подозвал расположившихся неподалеку чертей, мгновенно прицокавших к нему. — Хорошенько упакуйте тех, на кого укажут господа с Элизиума! И ему помогайте! — он кивнул на похрюкивающего собрата, уже открывающего скрипящую дверь скотского загона, не забывая пыхтеть и попердывать, приподнимая закрученный хвост.

— Хватит орать, животные! Стойте смирно и внимательно смотрите на господ с Небес, которые пришли за вами! Сейчас они укажут достойных для Рая! Тех, кто никогда не грешил и улетает отдыхать! Ха-ха-ха! — гнусавый голос преобразился в издевательский хохот, но плачущие от счастья люди не желали понимать свиной сарказм. — Да-да! Не все достойны Рая! Жизнь ваша грешна и безобразна! Ха-ха-ха! — свинорылый черт издевался над грешниками с пятым тавро, а те горько взвыли, осознав, что заберут не всех достойных, а ведь каждый из них с легкостью заменит Иисуса. — Но! — обнадеживающе вскинул вверх клинок сатир, профессионально манипулирующий безмозглой человеческой скотиной. — Придут другие! Они также заберут вас с собой! Ну не могут двое слуг Господа забрать вас всех в лоно Его, правильно?! — размазывающие по лицам слезы с соплями люди заткнулись, мгновенно забыв главное правило истинного верующего, гласящее никогда не верить слугам лукавого, а также забыли, как дышать, ибо надежда на Рай вновь вспыхнула в их простых сердцах. — Потерпите! Потерпите! Видите, как по Аду разбредаются слуги господа, ангелы белокрылые?! Они ищут, где заперты вы, любимцы Господа, чтобы вновь прийти и увести вас всех! Господь не может без вас! Вы нужны ему! — слезы облегчения и радости струились по грязным лицам идиотов, искренне верящих приспешнику Сатаны, а тот не удержался, всхрюкнул и захохотал. — Ха-ха-ха! — и как ни странно, ничего не изменилось, ведь пустые головы обладателей пятых тавро работают лишь на лжи, что на Земле, что в Аду, поэтому такова их судьба — быть мясом. — А пока, что крепитесь! Крепитесь дети Божьи, ибо многие обретут свободу и уйдут на слепящие Небеса! — жирный свин мог заменить приходского батюшку и с легкостью оболванивать безмозглых прихожан, что удивительно, ибо на первый взгляд эти выкидыши Ада были бестолковы до невозможности, но видимо сам Сатана подарил им ораторский талант. — А остальные терпите и обретете свободу! Молчите главное, ибо крики пред слугами Господа могут затмить им головы светлые и за грех посчитают они вопли ваши бездушные и оставят нечестивцев в Геенне Огненной! — заплаканные рабы затихли с такой скоростью, словно в их клетку бросили бочку с напалмом, а тех, кто тормозил, заткнули сами же, топча худыми ногами и яростно разбивая лица, короче поступая, как обычная человеческая скотина. — Так кого забирать будете, господа хорошие? — ловко и лицемерно выразился черт-карлик, коллега которого ранее покрыл все ангельское семя ругательствами, а торчащие из клетки лица умоляюще вглядывались в пернатых благодетелей.

— Этот! Этот! Этот! Этот! — слова, пустые, как кости птиц, с клекотом вылетали из идеальных ртов на идеальных лицах, а идеальные пальцы быстро-быстро указывали на рабов, достойных вылизывать Рай, которые с облегчением валились на колени и вздымали грязные головы вверх, благодаря Его за свободу.

— Спасибо! Я знал! Я знал, что достоин!

— Он не забыл меня! Он помнит! Я безгрешен!

— Ха-ха-ха! Наконец-то! Пора к Иисусу!

— Рай! Я полечу в Рай! Говорила мне мама!

— Выкусили сукины дети?! Выкусили?! Ха-ха-ха!

Избранные для отбытия в Рай люди были разные, поэтому и счастье выражали по-разному, а жирный сатир тем временем, непонятно, как запоминал быстро выбираемых человеческих животных и указывал на них массивным чертям, заходящим в камеру полную всхлипывающих рабов. Огромные козлоногие, тяжело цокая, подходили к богоизбранным счастливчикам и выводили наружу, даже не заковывая, ибо не было смысла, так как счастливо-плачущие рабы сами строились в ровный ряд, а второй сатир надевал на их тощие шеи кольца, приваренные к все тем же смотанным цепям.

Наконец-то свободные, думали сами люди, радостно улыбаясь и с готовностью склоняя головы, ведь четко осознавали, что направляются в Рай служить Ему, петь осанны во славу Его, убирать дворцы Его от грязи Его, целовать божественные ноги и задницу Его, короче все, как и в прошлой, такой незамысловатой скотской жизни.

Ранее тусклые взоры несчастных обладателей пятого тавро так ярко светились, что Дима удивленно захлопал серо-голубыми глазами, не понимая, как можно вот так хотеть ублажить кого-то, сидящего на Небесах, еще не зная, какую цену придется платить, но дешевым грешникам было не до размышлений, ибо скот думать не любит, этим пусть занимаются профессора.

— Итого тридцать три особи! Все те, которых выбрали! — удовлетворенно прогавкал «Анубис», закончивший бормотать под собачий нос. — Двенадцать монет за каждого, то есть триста девяносто шесть! — он протянул узкую нечеловеческую ладонь навстречу безмолвным, на порядок выше его ангелам, дабы забрать причитающиеся деньги, как из закрываемой сатиром, жутко скрипящей клетки, раздался пронзительный крик явно профессионального лизоблюда.

— Заберите меня! Заберите меня, пожалуйста! Я больше не могу ждать! Не могу! Мне давно пора наверх! Иисус ждет меня! Он приходил ко мне во снах и говорил, что я нужен ему! — один из рвущихся наружу узников с безумными глазами, хотя нормальных там вообще не было, побежал к закрывающейся двери, и неясно откуда взяв сил, откинул в сторону опешившего от его наглости сатира, дабы броситься к ослепительной сутане одного из ангелов.

Он начал покрывать нестерпимо блестящую ткань поцелуями, стремясь явно… Да-да! К наверняка пернатой ангельской заднице, так и жаждущей чистой любви, а высокое небесное создание сделало несколько быстрых шагов назад, совсем не изменившись в лице все с той же улыбкой. Его сияющий напарник стоял и безмолвно смотрел на происходящее, а Варгх наоборот жадно раздул ноздри и засопел, явно чувствуя грядущую вкусняшку.

— Возьмите меня с собой! Возьмите! Я буду служить вам! Буду лучшим из рабов Его! Я умею делать все, что угодно, только не оставляйте меня здесь! Они меня сожрут! Я не хочу на мясо! Я же человек! Вы понимаете?! Понимаете?! — его плачущие глаза стремились наверх, пытаясь найти понимание в пустоте взора ангела, и что естественно — не находили, а огромные черти было бросившееся его оттаскивать, замерли, не зная, что делать, ибо наверняка не желали пачкаться о пернатых гермафродитов, несмотря на дисциплину. — Я человек! ЧЕЛОВЕК!!! Не мясо! — внезапно заорал он, подскочил и воткнулся носом в солнечное сплетение посланца Яхве, который от неожиданности сделал еще шаг назад. — Скажите, что заберете меня с собой!! Скажите!! — брызгал слюнями и вопил сходящий с ума человек, а «Спящие», Джумоук и сатиры наблюдали за душераздирающим зрелищем, где внезапную жалость испытывала лишь троица друзей. — Заберите меня с собой! — вдруг сменил тон и зарыдал тот, мешком навоза обвалившись на горячий камень, не забыв проехаться слюнявой харей по белоснежным одеяниям крылатого ублюдка, впервые моргнувшего и заставившего затаить дыхание узников, чьи чумазые лица торчали из клеток, напряженно следя за происходящим.

Слепящий людские взоры, с ужасным хрипом дышащий посланник Рая высвободил скрывающуюся в белоснежных одеяниях бледную руку, могущую принадлежать любому земному аристократу или самому графу Дракуле, но как Дима присмотрелся, на деле чем-то намазанную, и словно отбрасывающую лучи безумных солнц Ада, а затем… Склонился, почти встав на спрятанные сутаной колени и любяще возложил правую кисть на черепную коробку валяющегося в пыли, рыдающего узника, пытающегося зацеловать блестящие одеяния небесного посланника.

— Спасибо! Спасибо! — почувствовал тот прохладную ангельскую руку, убирающую чудовищный жар, и заставляющую легче дышать. — Спасибо! Спасибо Господи, что забираешь к Себе и меня тоже! — длинные пальцы посланца Элизиума легли на всю поверхность головы несчастного, сейчас блаженно улыбающегося, а Дмитрий с друзьями, приоткрыли рты, забыв о том, что одно из слепящих солнца Ада нещадно опаляет лица и выжигает истинный цвет волос. — Я встаю, Господи! Я готов! Иду к Тебе! Я сын Твой и люблю Тебя, как никто другой! — радостно выкрикивал тот, чувствуя небесную прохладу на челе, и сделал попытку выпрямиться, дабы правильно склониться перед ангелом Божьим, чья рука, как думал запутавшийся во лжи раб, являлась благословением. — Прими меня Отец Небесный! — из всех сил вскричал он, распрямляя спину, но не сумел выполнить сие простое действие, ибо ужасно завопил, выпучив внезапно покрасневшие глаза.

Черепная коробка несчастного грешника, искренне верующего в бескорыстную добродетель тех, кто тысячелетиями сосет жизнь и энергию из рода человеческого, стала сминаться, превращаясь в овальный мяч для американского футбола, а красные глаз полезли из орбит, как и обильно потекла темная кровь из ушей с носом. Удивительно сильные пальцы ангела Божьего сжимали голову жутко кричащего человека до тех пор, пока она не треснула ровно посередине, отчего брызнул серый мозг вперемешку с кровавым багрянцем, а глаза со звучным щелчком покинули насиженное место. Ангельская длань тут же отпустила бездыханное тело, могущего жить и жить раба, которого не спасла регенерация, и теперь сто процентов кусок мяса рухнул на горячий камень Рынка, заливая все кровью и забрызгав пернатого.

— Четыреста восемь монет и пусть сделка свершится! — еще более удовлетворенно произнес Джумоук, заработавший на двенадцать монет больше, а пернатый, рассматривающий испачканную в крови руку и слепящие одежды, бесстрастно кивнул. — Варгх! Иди сюда, мой хороший! — «Анубис» ласково окликнул своего «пса», тут же встрепенувшегося, хотя на деле давно стоявшего наготове. — Забери тело! Можешь сожрать его! — раздалось гулкое, быстрое топанье и здоровенный монстр с оголодавшими глазами быстро схватил труп, умудрившись никого не задеть торчащими из себя шипами, а в клетке, заполненной мечтающими уйти в Рай грешниками воцарилась тяжелая тишина.

— Освободился… — сглотнув слюну, тихо пробормотал запекшийся на жаре Дима, видящий, как с женской клетки высыпало множество лиц, на которых попеременно мелькало осознание, что ангелы оказывается, не добрые, не злые, а бесчувственные. — Полетел в бесконечность Вселенных! А может и в здешнем духовном мире задержится… Кто его знает… — юноша на несколько секунд оторвался от прутьев и сделал несколько шагов назад, дабы «волшебная» капельница угомонила боль в горящем лице.

— Хорошо ему теперь… — страдальчески добавил очерствевший Такеши, повторив действия юноши, и сейчас шипящий от уходящего жара, как кошка на призрака. — Можно жить заново… Все равно никому ничего не должен, это у нас проблемы…

— Тем более ничего не умел и ничему не учился… — закончил Дима, быстро подошедший к канаве с водой и также быстро набравший ее полное брюхо, отчего удовлетворенно отрыгнулся. — Бессмысленно жил и также умер, а теперь снова умер… Надеюсь, со мной такого не произойдет и я погибну, совершив что-нибудь полезное… — он булькающее вернулся к «солнышку», а Такеши наоборот отправился пить.

— Сделаешь, белый брат! Ты очень сильный! — грубо вписался в диалог суровый Лкетинг, так и не отошедший от решетки, видимо прекрасно перенося адскую жару, а вздрогнувший Дмитрий повернул голову, отчетливо понимая, что тот предсказал ему будущее, которое он якобы сам должен строить.

— Я умру? Да? — без ходьбы вокруг, да около, спросил он покрытого шрамами воина-масаи, а тот глупо захлопал ярко-голубыми глазами, будто не понимая, как ответить загадочному мальчишке.

— Не знаю, белый брат Ди-ма! Лкетинг сказал, что думал! — принялся оправдываться туземец, оторвав лицо от горячих прутьев, а озадаченный парень еще секунду смотрел на него, а после отвернулся, чтобы встретиться глазами с Такеши, ничего не понимающим, но молчащим.

— Значит, я все-таки умру… Ничего другого от этой мерзкой, новой жизни я не ожидал… — тяжело выговорил он, весело булькая животом, и жадно вдохнул горячий воздух Геенны Огненной. — Ну, хоть теперь знаю, как построю свое будущее… Надеюсь ошибок не будет… — юноша задумчиво пошевелил губами, за которыми привычно двинулся нос, но он моментально прекратил танец любимой хари.

— Ты не умрешь, Дима-сан! — напившийся японец быстро-быстро замотал головой, а его прищуренные глаза выражали беспокойство за судьбу удивительного друга. — Ты не можешь умереть! Они же сказали, что «Спящие» в Аду не умирают! — взор азиата настойчиво цеплялся за ссутулившегося мальчишку, наблюдающего, как чавкающий Варгх, брызгая кровью, пожирает освободившегося раба.

— Да я и сам не особо хочу, но слова Лкетинга зацепили меня… — он задумчиво перевел серо-голубой взор на пернатого гермафродита, раздавившего голову человека с пятым тавро, и сейчас тот отсчитывал Джумоуку блестящие монеты, а его ослепительный напарник наблюдал за помертвевшими пленниками, чье мировоззрение перевернулось с ног на голову.

Теперь для них, убивающие смертельными копьями черти стали никем, ибо сравнивать козлоногих со «спасителями», ломающими черепа голыми руками… Как-то по-детски, наверное. Все равно, что всю жизнь получать затрещины от дворового хулигана и периодически спасаться с помощью друга-боксера, а однажды повзрослеть, выпить и крепко поссориться с последним, дабы профессионально огрести от него и понять, что да… Все познается в сравнении. Друг-то оказывается, если бьет, то, как в последний раз…

— Честно говоря, мне кажется, что подобное обязательно должно произойти… — Дима отодвинулся от горячей решетки, совершенно не боясь собственных мыслей, где точно не планировал самоубийство, однако смирился со следующей смертью, могущей принести пользу. — Естественно, я не хочу умирать, но если придется это сделать, то хотел бы оставить о себе память! Очень! Тем более, зная сейчас, что смерть не конец, не так уж и страшно! Жалко терять память, вот чего действительно не хочется! Плюс столько всего узнал… Жаль, что себя до конца не понял… — парень грустно улыбнулся и взглянул на друзей, словно прощаясь, а Лкетинг подошел к нему, дабы возложить руки на плечи и произнести:

— Ди-ма самый лучший из нас! Самый сильный! Слова Лкетинга идут отсюда… — туземец постучал себя по широкой, чернокожей груди, издав гулкие звуки. — Ты сделаешь все правильно, белый брат! — он сильно встряхнул помрачневшего Дмитрия. — Ты очень сильный! — масаи резко отодвинулся, а ничуть не взбодрившийся мальчишка пошатнулся, вздохнул и нервно почесал переставший булькать живот.

«Надеюсь его слова правда… Хотелось бы хоть немного исправить в этой жизни, и заодно узнать о своей прошлой… Хоть чуть-чуть… Однако до смерти еще далеко, так как, во-первых задницей чую, а во-вторых, совсем не переживаю…», — он убрал загорелую руку от втянувшегося живота и перешел ею на иссушенную голову, между делом подмигнув натянуто улыбнувшемуся Такеши, а затем взглянул на шумный Рынок.

Рассредоточившиеся по другим торговым рядам ангелы уже расплатились с продавцами живого товара и выстроили вереницы купленного скота, а шумная река из жителей Ада не умолкала, продолжая вести проданных и только ведомых на продажу людей, бить их и перекусывать ими, покупая вкусную еду, готовящуюся на месте. Пернатые же, те, что купили узников у Джумоука, безмолвно рассматривали сгорбленную вереницу из тридцати трех совсем не радующихся рабов, боящихся ответить им счастливым взглядом после кошмарной смерти теоретически бессмертного собрата. Измученные миром Ада люди внутренне и внешне сжались, стесняясь пикнуть, хоть их и была огромная толпа по сравнению с двумя высокими созданиями, обладающими не более чем гигантскими крыльями и улыбающимися лицами.

О чем размышляли несчастные пленники с пятым тавро, чьи стереотипы явно поколебались вместе с брызнувшими мозгами собрата, мало, кто знал, но в их пустых головах определенно что-то менялось. Весь их безмозглый сброд — это один большой, тяжелый случай, ведь столь неистовая вера не может быстро покинуть насиженное место в сознании индивидуумов, которым больше не о чем думать, кроме разве, что любимого огорода, заслуженной пенсии, и как вырастить сопливых детишек, дабы подарить им свою убогую жизнь.

Любой, простой, как грабли человек, повзрослевший на подобных идеях и не умеющий мечтать о чем-то ином, придумает миллион оправданий произошедшему ужасу, когда ангельская длань раздавила голову такого же, как он сына Божьего, ибо Библия, так называемая святая книга, более чем насыщена описаниями жестоких убийств лично Господом и его ангелами. Скорее всего, большая часть купленных в Рай недоумков, чьи лбы «награждало» позорное пятое клеймо, останется при своем мнении, придумав нечто наподобие: «Он побежал, когда его не звали, и за это последовало наказание! Бог шельму метит! Значит, он согрешил, сделав это против воли Его! Все правильно! Господь и слуги Его плохого не свершат, ибо слишком чистые! Оступившийся обязан умереть, ведь грешен ныне!», — и лишь единицы из них подумают, что прекрасные ангелы так себя не ведут, по крайней мере, убивать должны бескровно, а не как на свинобойне из фильма ужасов.

«Ничего… Пусть взглянут жестокой правде в глаза… С чертями проще, те сразу сказали, что будет плохо всем без исключения, тем более это люди с рождения знают, а вот с ангелами некоторое время придется переосознавать жизненные приоритеты…», — психически крепкий мальчишка уже забыл, что ему только-только предсказали смерть, теоретически подстроенную им самим, а забыл из-за того, что редко переживал из-за своих решений, будучи уверенным в собственной нормальности, то есть грядущее будущее быстро перестало его волновать.

Он всегда, именно, что всегда шел по жизни с уверенностью в правильности своих поступков, где единственной его проблемой было закончить начатое, поэтому смерть, как вариант принесет ему одни только плюсы, это учитывая то, что вхолостую погибать он в любом случае не собирается.

«Я обязательно должен вспомнить, кем являюсь на самом деле, и что со мной происходило раньше… Не может быть такого, чтобы все эти сны и необъяснимые фокусы являлись бессмысленным бредом и нелепицей… Тогда уже само путешествие по Аду может являться фантазией, крутящейся в моей голове, а я на самом деле сплю, но… Уж слишком уж все реально и даже если это сон, то я именно его считаю своей жизнью, а не ту — тусклую, серую и бессмысленную…», — он смотрел, как сгорбленная вереница вновь закованных и готовых вылизывать Рай узников замерла, ожидая, когда пернатые произнесут: «Вперед!», — но этого не происходило.

Оба ангела, ослепительно красивых, с улыбающимися и нежными лицами без каких-либо эмоций осмотрели купленную скотину и синхронно развернувшись, «поплыли» разглядывать другие клетки. Жирные поросята озадаченно нахмурились, ибо посланцы Яхве не любили животных с характером, но «Анубис» успокаивающе кивнул, и никто из множественной рогатой братии не шелохнулся, позволив пернатым осмотреть оставшиеся клетки.

Слепящие взор создания заглянули в третью, вторую, а затем женскую камеры, где вызвали лишь молчание и редкие всхлипы, означающие, что верующими там не пахнет, хотя… Ими пахнет из грубо вырубленного в сером полу сортира, может они там прячутся, а если нет, то крылатые гермафродиты могут лететь дальше, но это произошло в клетках, где пребывали узники со вторым и третьим тавро, женская же повела себя иначе. Торчащие меж ее прутьев лица спрятались, будто это была баня, полная голых баб, в которую целенаправленно заглянули солдатики, страдающие спермотоксикозом, правда, крики: «А-а-а! Насилуют! Насилуют! Сгинь!», — отсутствовали, зато половина женщин, словно забыв, что произошло с предыдущим безбилетником, умоляюще взвыла, просясь на Небеса.

Ангелы в ответ замерли, будто выбирая счастливиц, а крики тут же затихли, кроме одного, в котором Дмитрий облегченно узнал пронзительный вой малыша полногрудой Лизы и успокоено вздохнул, что заметили его друзья, пернатые же продолжали смотреть на вылупившихся с надеждой девиц. Долго эта скучная игра не длилась, и представители Рая «поплыли» дальше, оставив взвывших девчонок ни с чем, что, в общем-то правильно, ведь блядей на Земле достаточно, а уж за новый iPhone они готовы не обращать внимания, как выглядит находящийся в пухлом рту член, поэтому и в Рай стремится каждая из них. Ну, любят они комфорт и пафос. Даже в Элизиуме желают смотреть на всех свысока, искренне переживая, что не могут сделать прикольное селфи, но, не забывая тщательно вылизывать пернатые задницы с райскими дворцами, где главное, что это именно дворцы, а не квартира в Задрищенске. Тем более пернатая задница — не простая задница, а особенная, так что стыда здесь быть не может, и все наоборот позавидуют. Вот такая вот логика. Бляди, одним словом.

На очереди любопытных или не любопытных, а любознательных ангелов остались лишь «Спящие», охраняемые здоровенными козлоногими, кончики копий, которых загорелись злым багровым огнем, а оранжевые глаза, наверняка эмоциями. Точно сказать это было нереально, но Дима это чувствовал и почти видел, судя по лысым хвостам рогатых, сделавших пару движений разъяренной кошки.

Огромные черти явно не собирались пропускать пернатых к ценному товару, но видимо где-то сбоку последовал кивок собакоголового и они со звучным цокотом разошлись, дабы пропустить немного склонившихся ангелов, чтобы головы в прозрачных шлемах могли взглянуть на особенных пленников.

Юноша, чувствующий непонятную дрожь в коленках и руках, но точно не из-за страха, поспешил отойти и сесть возле стенки, дабы не показывать будто бы слабость, а Лкетинг с Такеши также сделали пару шагов назад, словно что-то отталкивало их от крылатых посланцев Яхве.

Так они и встретились. Пустые взгляды клонированных кукол лживого христианского бога и создания, посланные на Землю избавлять от них человечество, но пока лишь собирающие пыль Геенны Огненной. Причем собирающие на голые задницы и вспотевшие от жары волосатые «бубенцы», которые незамедлительно вывалил Дмитрий, дабы поприветствовать бесполых чудовищ, ценящих не людей, а их веру в Яхве, что пожирает энергию человеческих душ и сознаний.

— Привет! Не хотите померяться?! — он несколько раз хлопнул веками, словно стыдливо прикрывая серо-голубые глаза, а Такеши был готов поклясться, что в пустых ангельских взорах мелькнула лютая ненависть. — Ну, так что? — с трудом выдавливая слова, произнес трясущийся внутри юноша, скребя меж ног и помахивая членом, пытаясь вывести из себя пернатых кастратов. — А-а-а! — вдруг с силой хлопнул он по лбу той же рукой, что лазила в потаенном местечке, и на мгновенье скривился от боли. — У вас же нет!! А я все голову ломаю, зачем такие длинные одежки! Сначала решил хер длинный, но вспомнил, что в таких случаях, наоборот, носят рубашку покороче, а у вас… Кха-кха! Аж ног не видно! Кха-кха! — Дима смешливо закашлялся и постучал по тощей груди, изо всех сил скрывая телесную тряску, ибо это оказывается, ненависть рвалась из него, словно он давным-давно что-то не поделил с крылатыми представителями Элизиума. — Извиняюсь! — парень ухмыльнулся, блаженно закатил глаза и, подложив руку под «бубенцы», принялся перекатывать их, словно снимая нервное напряжение.

Ангелы же смотрели на него, ничего не говоря, и будто впитывая каждое слово наглого «Спящего», совсем не боящегося Рая и его посланников, а Такеши не удержался и прыснул, отчего из небольшого носа со скоростью света вылетела смачная сопля и попала прямо на сутану еще не забрызганного кровью пернатого ублюдка. Безмолвный, но будто кипящий внутри Лкетинг, до этого сдерживающийся, видимо из-за совета Дмитрия, захохотал во весь звучный туземный голос, перекрыв какофонию Рынка.

— Ха-ха-ха! Крылатый демон грязный! Ничего не может сделать! Ха-ха-ха! — смеялся воин-масаи, и на эти звуки подцокали оба сатира, обнаружившие удивительную картину, где внешне спокойный мальчишка медитировал с потными яйцами в загорелой ладошке, как вариант реально наслаждаясь происходящим, японец глупо моргал с открытым ртом, а мускулистый туземец ржал, как породистый конь. — Вот вам месть Лкетинга за Энгаи! — масаи быстро пошевелил щеками, скорее всего гоняя слюни и бесстрашно подойдя к ангелам, поочередно харкнул им в шлемы снизу-вверх. — Крылатые демоны хуже дохлых свиней! — он яростно зыркнул ярко-голубыми глазами на жирных сатиров и развернувшись, пошел к Диме, где уселся рядом.

Свинорылые демоны не слишком огорчились привычному оскорблению от чернокожего воина, ибо отличной платой за него являлся эффект произведенный на ангелов, скорее всего не ожидавших от трех «Спящих» такой наглости, и все-таки испытавших от этого определенные эмоции.

— Хотим купить! — раздались клекочущие голоса из красивых, с хрипом дышащих ртов, а пустые глаза повернулись к прячущемуся в тени Джумоуку. — Купить и убить! — после чего Дима почувствовал радостную ненависть, сто процентов идущую из клетки рабов с пятым тавро, чего видимо не избежал и Лкетинг, метнувший яростный взор через стену женской камеры.

— Злые люди! Плохие люди! Глупые люди! — с чувством выговорил мускулистый туземец. — Никого не любят! Себя не любят! Скоро все умрут! — а загорелый до черноты японец озадаченно посмотрел на него, не понимая, о чем говорит чернокожий друг.

— Нет! — раздался категоричный голос «Анубиса». — «Спящие» не продаются! Кого угодно, и сколько угодно, но только не их! Вы знаете наши законы, и вы знаете ваши законы! «Спящие» не покидают Ад! А оскорбления от них получили не только вы, но все мои слуги, а также я! Это суть «Спящих»! И ее ничем не выжечь! — ангелы в ответ распрямились, отошли назад и вытерли слюни воина-масаи с прозрачных шлемов, так красиво смотрящихся в свете адских солнц.

— Да! Мы знаем законы! Просто… — клекочущий голос не договорил, ибо их пустые взгляды еще раз заглянули в клетку, а приоткрывший глаз Дмитрий, тряска которого почти затихла, приподнял одно яйцо и подмигнул крылатым, тут же развернувшимся и направившимся к веренице купленного скота. — Они не должны жить! — уходя, проклекотал один, а свинорылые демоны оскалили пасти в звериных улыбках, проводив крылатых гермафродитов кровавым взглядом.

— Молодцы «Спящие»! — прогнусавил самый болтливый. — Хоть вы и полные дерьма твари, которых лучше убивать еще при рождении! — он сплюнул на горячий камень, а трое друзей без эмоций уставились на него со свинорылым напарником, словно показывая, что им плевать на мнение грязного животного.

Красноглазый поросенок в ответ хмыкнул, приподняв свиные губы и звонко уцокал, покинув обзор «Спящих», не забыв утянуть покручивающего зазубренный клинок товарища, а Дима позавидовал так вольготно чувствующим себя на жуткой жаре волосатым свиньям, скачущим по ней, как веселые козлята по зеленому лугу после дождя. Для него самого выйти под лучи двух безумных солнц было подобно казни, которую он переживал раз за разом, высовывая голову меж прутьев, а уж выйти и бродить там, полностью залитым кровожадным светом… Нет, нет и еще раз нет, но… Придется, когда за ними придут и он это отлично понимал.

Жуткая тряска, раздирающая загорелое тело изнутри и снаружи прошла, освободив горло с таким трудом выталкивающее оскорбительные фразы, и Дима свободно задышал, сам не понимая, что на него нашло. Впервые в жизни он разозлился так сильно, без какого-либо повода, причем на кого? На ангелов, которых большая часть психически больного человечества желает поцеловать в блестящие задницы, не собираясь лечиться от массового безумия.

Мальчишка поднялся, встав на крепкие, но худые ноги и пожав плечами, посмотрел на двух друзей, словно объясняя, что сам не в курсе, отчего так хаял пернатых ублюдков. Лкетинг в ответ понимающе кивнул и белоснежно улыбнулся, а Такеши промолчал, задумчиво шевеля поджатыми губами, видимо переживая из-за крупной сопли на ангельской сутане. Скорее всего, японец мучился из-за навязанных земной жизнью ценностей, где на крылатых слуг Господа нельзя сказать плохого слова, ибо они прилетят, дабы покарать и вот уж, где требуется задуматься, так именно здесь! Прилетят и покарают за плохое слово! Ослепительные слуги всемилостивого Господа! Хотя нет… Можно вымолить прощение, правда, это довольно тяжело, ведь необходимо облизать ноги сотне священников, полгода неустанно молиться и на всякий случай отдать все имущество Церкви, дабы она умело распорядилась им на благо Господа, живущего то ли в Подмосковье, то ли в Ватикане, но…

Земля осталась далеко-далеко, а жизнь в Аду продолжалась, поэтому «Спящие» вернулись к залитой солнцем решетке, чтобы вновь высунуть головы через горячие прутья, подставив их безжалостно обжигающим лучам и проследить за дальнейшими действиями крылатых монстров, отправляющихся в Рай с дешево купленным человеческим скотом.

Один ослепительный представитель Яхве стал сзади рабской вереницы, второй, обрызганный кровью спереди, и они сразу же двинулись без всяких «посидим на дорожку», страшно хрипя и свистя красивыми ртами, а люди бесстрашно шли, звеня цепью и легко поддавшись новым пастырям, все-таки приняв на веру то, что их погибший собрат недостоин Рая. Еще недавно сгорбленные, черные от насильного загара спины распрямились, и направляющийся в Элизиум людской скот слился с подобными им вереницами, ведомыми другими ангелами.

Со стороны это походило на огромную отару овец, направляющуюся на стрижку при помощи множества пастухов, что в принципе так и было. Несчастных, опутанных ложью людей вели практически на заклание, однако бушующая в их сердцах слепая вера не позволяла так думать. Для самих себя они двигались во спасение, в светлый и святой Рай, из распахнутых ворот которого выбежит счастливый Иисус с двенадцатью апостолами, радующимися, как дети, что наконец-то прибыли! Прибыли любимые рабы Его! Радость-то какая! Спасенные от чертей! С тяжелым боем отобранные у Сатаны и уже забыто, что за двенадцать монет штучка, ибо слуги лукавого околдовали их, наслав галлюцинации и показав суть ангельскую светлую совсем иной, чем она есть… Да-да! Вот, что творит лживая пропаганда с людьми, воспитанными земной системой ограничений и наказаний, безустанно рассказывающей, что они никто и звать их никак.

Сейчас эти уроды-грешники, именно уроды с изувеченными сознаниями, иначе не назвать, шли за пернатыми ублюдками добровольно и с радостными сердцами, буквально светясь надеждой на лучшее, а множество лживых крылатых пастырей заполонило богохульно ругающуюся, широкую дорогу Рынка, ведя покорное стадо на службу Яхве — лживому и эгоистичному богу, так любимому иудеями.

Юноша брезгливо передернул костлявыми плечами и оторвался от блестящих прутьев.

— Бр-р-р! Дибилы! Не могу смотреть! — друзья вопросительно взглянули на него. — Противно глядеть, как горделиво идут эти проданные! — объяснил парень, гадко сплюнув, но попав себе на ступню, отчего яростно раздул ноздри. — Довольные такие, будто хмельную амброзию целыми днями пить будут! Такого же, как они убили у них на глазах, причем жестоко и кроваво, а эти тощими жопами виляют, словно пьяные деревенские шалавы! — масаи нахмурился, устав слушать непонятные слова от желтого и белого братьев, но юноша не обратил на туземца внимания, ибо что-либо объяснять Лкетингу чересчур долго. — Тьфу! И эти двое еще надоели! Весь обзор перегородили! — Дмитрий кивнул на массивных охранников и правой пяткой стер слюну на левой ноге, а козлоногие тут же обернули рогатые головы, видимо, желая отрубить парню руки с ногами и прижечь, дабы те не выросли, но не могли, ввиду безграничной преданности собакоголовому.

«Куда интересно он деньги прячет? Хотя… Да-да! Точно! Наверняка тощий до невозможности, недаром в таких бесформенных одеждах ходит, зато под ними заначек не пересчитать… Все там хранится, как у продавщицы мясного магазина в СССР… Все в лифчик… И деньги, и загадочно изрисованный жезл… Вон какая довольная песья морда… Спихнул маленько людишек, а адский день еще идет, и судя по неизменности освещения, будет длиться бесконечно… С ума сойти… Когда все это закончится? Когда? Неужели и вправду через вечность? Долго, блин…», — затосковавший юноша на мгновение задержал серо-голубой взгляд на чертовых задницах с недвижимыми хвостами, а затем перевел на шумный Рынок, где пернатых с купленными рабами уже и след простыл.

Там ничего не напоминало о недавно прошедших ангелах, порядком поубавивших человеческого товара в кошмарных торговых рядах, собакоголовые хозяева которых подобно Джумоуку пересчитывали выручку за проданную на Небеса дешевку, и вновь поток, состоящий только из жителей Ада, заполонил широкую мостовую, разогретую кровожадными светилами Геенны Огненной.

Получается, оставалось лишь ждать своей судьбы горемычной, и Дима, грустно щелкнув пальцами по прутьям, отошел от них, чтобы подойти к импровизированной поилке и хлебнуть теплой, противной на вкус водицы. Ее вкусовые качества, как он заметил, менялись с каждым подходом, но скорее всего она просто приелась, и ему опять требовалось испытать жажду, причем, как можно дольше, дабы снова влюбиться в здешнюю воду.

Его такие разные спутники еще какое-то время наблюдали за цокающим и кричащим от боли мельтешением снаружи, и тоже отодвинулись от решетки. За толстой стенкой едва слышно верещал малыш Лизы, и что самое удивительное, уставший от новой жизни, апатичный Дима совсем не обращал на него внимания, как-то успокоившись. Он сел, облокотившись о теплую, шершавую стену, аккуратно обойдя восхитительный портрет Лкетинга, гордо выпирающий из пыли Ада и уставился на рвущееся, сквозь решетку солнце, срывающее злость на недвижимых козлоногих. Охраняющие их рогатые стояли, как каменные изваяния, а худой японец, тихо шлепая мозолистыми ступнями подошел и сел неподалеку, дабы не нарушать чужого личного пространства.

— О чем ты думаешь, Дима-сан? — задал вопрос Такеши, видимо понимающий, что им надо ждать.

— Хм… — грустно улыбнулся парень, почесывая правую коленку. — Не знаю… Просто устал стоять и смотреть, плюс местное солнце лицо нестерпимо жжет, а нервничать не получается… На ангелов небесных вот посмотрел… Очень интересно и шокирующее, честно говоря… Прямо, как на иконах, только живей… — он еще раз невесело улыбнулся. — И намного хуже чертей… Те хоть живые, правда, не эти полуроботы… — он кивнул на пожираемую жарой рогатую охрану. — А вонючие поросята… — он ухмыльнулся, мельком подумав, как бы сатиры не расслышали, хотя почти не боялся их. — Вот эти уж точно живые! Бегают, пердят, ругаются, и иногда даже одобряют твои действия, прям, как люди, а все церковные СМИ! Запудрили человечеству головы, а те и рады верить… Придет Боженька и всех спасет! Придет Боженька и всех накажет! Черти плохие! Ангелы хорошие! — тонким и противным голосом, издевательски пропел Дима, занырнув указательным пальцем в левое ухо, дабы поковыряться в серных залежах, на которые не обращал внимания с момента прибытия в Ад.

Лкетинг в это время любяще рассматривал свое изображение, лучась гордостью и внутренней силой, которые, словно вбирал из него. Такеши удивительно хорошо изобразил масаи, сконцентрировав в портрете огромную жизненную силу, присутствующую в самом туземце, отчего она так и рвалась наружу, будто пытаясь вернуться к мускулистому хозяину.

— Спасибо, желтый брат! Спасибо, Та-ке-ши! — еще раз произнес искренние слова благодарности улыбающийся Лкетинг и, подойдя, уселся рядом, сползя по шершавой стене. — Что такое СМИ? — ярко-голубой взор вперился в Дмитрия, на что тот поперхнулся, не зная, как сформулировать понятный для туземца ответ, но потом, прикинув хрен к пальцу и словарному запасу масаи, нашелся.

— Ну… — протянул мальчишка, неопределенно шевеля пальцами в жарком воздухе, и наблюдая за малюсенькими капельками пота на своем впалом животе. — СМИ — это средства массовой информации с помощью, которых можно обманывать людей, если правильно пользоваться, — начал он с наиболее сложного момента, желая взглянуть на реакцию Лкетинга.

— Сре…д…дд…с. тва… масс…….ов…ой ин…фор…ма…ции! — еле выговорил аж задрожавший от усилий негр. — Лкетинг не понимает! — сердито произнес он, поджав губы и надув щеки.

— Короче говоря… — снова начал вполне удовлетворенный увиденным Дима. — СМИ — это слухи. Например, ваш шаман каждый день говорит, что вы умрете, если через пятнадцать лун не принесете в жертву зеленую козу… — услышав подобное непотребство, воин-масаи отрицательно замотал головой, святотатственно расширив ярко-голубые глаза.

— Нет! Зеленых коз не бывает! Лкетинг не видел зеленых коз, а Лкетинг — великий охотник! — начал было он, но загорелый мальчишка мигом прервал его, к чему с интересом прислушивался Такеши.

— Это да! — с серьезным видом кивнул парень. — Но шаман каждый день повторяет, что зеленая коза существует и ее необходимо найти, чтобы племя масаи осталось живо, и вы начинаете верить этому! Правильно? — он уставился на Лкетинга, а тот несколько секунд подумал и, подняв глаза, кивнул. — Так вот! — удовлетворенно улыбнулся Дима. — Когда пятнадцатая луна почти прошла и племя масаи понимает, что скоро все умрут, шаман приводит зеленую козу, которую вы приносите в жертву, и никто не умирает, после чего шаману еще больше верят! Да? Ты же будешь больше верить шаману, Лкетинг!? Он ведь нашел зеленую козу, про которую столько говорил, сам привел и спас племя, а вы — ловкие охотники и сильные воины не смогли этого сделать! Шаман сильно старался и все-таки победил смерть! Он спаситель племени! Верно? — юноша воткнулся взглядом в мигом заулыбавшегося Лкетинга.

— Буду! Лкетинг будет верить шаману! Шаман говорил про смерть, но никто не верил! Шаман сам нашел зеленую козу и спас племя! — туземец гулко стукнул кулаком в грудь, покрытую шрамами.

— Вот в этом вся суть СМИ! — Лкетинг брезгливо поморщился, услышав короткое слово, состоящее из целых трех, непонятных и длинных. — А вдруг ваш шаман обманул племя масаи, чтобы оно сильней ему поверило, и он, например, мог заставить его напасть на мирных соседей? Такое может быть? Ушел в джунгли или саванны, куда там у вас в Африке за козами ходят, и поймал обычную, не зеленую, которую сам покрасил, ведь он шаман и умеет так делать! Потом привел и, всем показал, то есть обманул! Зато теперь масаи еще больше слушаются его! — парень с азартным видом, когда говорят: «Та-дам! Бинго!», — и распахивают руки, уставился на Лкетинга, безмолвно бьющегося с загадкой, до которой простой и честный воин никогда бы не додумался сам, ибо был слишком далек от полной лжи цивилизации.

— Зачем шаману масаи обманывать племя? — наконец, поднял тот ярко-голубые глаза, внутри которых мелькали огоньки смятения, оплавляющие устоявшиеся жизненные устои.

— Чтобы оно верило ему больше, чем вождю! — выпучил глаза Дмитрий, в принципе ожидавший такой вопрос, но не сильно желающий, ибо понимал, что придется начать объяснять заново. — Шаман захотел стать самым главным! Представь, хоть на минутку, что шаман не хороший, а только притворяется им! На самом деле шаман злой! — парень пытался справиться с непробиваемой логикой простодушного туземца, а тот задумчиво жевал негритянские губы.

— Шаманов масаи выбирают боги, и они не могут врать! Боги покарают плохого шамана! — Лкетинг отрицательно замотал головой, на что Дима яростно засопел.

— Вот именно поэтому он и может вас обмануть! Оттого, что все вы уверены, будто он не хороший и не лжет! Вот, что такое СМИ! Они обманывают людей, а те думают, что им говорят правду! Люди уверены, что СМИ не врут! — мальчишка вскочил на тощие ноги и отчаянно зажестикулировал, не зная, как выразить все думаемое словами, а воин-масаи озадаченно моргнул, но затем понимающе хмыкнул.

— Белый брат мог сразу сказать, что СМИ — это шаман белых людей, который обманывает их, а они верят ему! — Дима облегченно заулыбался, понимая, что все-таки объяснил простодушному туземцу, но не тут-то было. — А шаман масаи не может врать! Его накажут боги! — Лкетинг спокойно облокотился на стену, а парень шумно засопел, на что с улыбкой смотрел японец, не вмешивающийся в их разговор.

— Ну ладно! — внезапно произнес юноша и как-то спокойно уселся, медленно сползя по стене. — Не может, так не может! Такой вот безгрешный шаман масаи! — закончил он долгую и бессмысленную речь.

— Безгрешный? — хлопнул ресницами туземец. — Что значит это слово? — а японец прыснул со смеху.

— А-а-а! — огорченно отмахнулся Дима. — Ничего плохого! Шаман масаи идеален и не может врать! Он слишком хороший! — и замолчал, недовольно сопя.

— Белый брат прав! Ди-ма очень умный! Лкетинг сразу понял! — с большим уважением произнес мускулистый туземец, парень шумно вздохнул, а японец тихо трясся, спрятав голову в руках.

Глава 3

Сколько они так просидели — неизвестно, но сумасшедшее солнце Геены Огненной пробралось в камеру еще дальше, видимо все-таки потихоньку садясь, раз двойные тени становились длинней. Самым хорошим оставалось то, что их клетка по сравнению с творящимся снаружи являлась вполне прохладной, и в ней можно было отдохнуть, если не душой, то уж телом точно. Малыш Лизы давно затих, видимо молодая мать накормила верещащего карапуза и сводила в туалет, если так называются обосранные руки и шикарная грудь, а судя по чертовым голосам, слышимым снаружи, продали еще пару десятков узников. К «Спящим», как ни странно, больше никто не заглядывал, видимо покупатели были чересчур мелковаты для такой чести.

Лкетинг с Такеши задремали, где масаи улегся на каменный пол, а японец замер с открытым ртом, на уголке которого не хватало тянущейся вниз слюны, а еще невнятного: «Хр-хр-хр». Сам Дима решил повторить за спутниками, ибо делать было нечего, на обрыдлевшее «снаружи» смотреть не хотелось и плюс к этому напала апатия, когда на все стало плевать, и не хотелось вспоминать ни Землю со всеми удалыми пьянками, ни бедную мать, наверняка помнящую любимого сына-алкаша. Как бы это ни было грустно, но юноша сам иногда ненавидел собственные черствость и бездушие, при этом понимая, что на деле наоборот слишком чувствителен и жалостлив, но… Это требуется проявлять лишь там, где в этих качествах нуждаются, а не разбрасываться ими, как бесплатными листовками. Так он считал.

Мальчишка, слушающий массовый цокот и остальные звуки Рынка, разлегся на теплом полу, и хоть там было жестковато, зато ощущение вытянутых рук и ног невозможно с чем-либо сравнивать. Отдыхало все тело, расслабились остатки съеденных дорогой мышц, что совсем не походило на сидение на корточках, ибо Дима уже и забыл, когда просто так лежал, хотя мог сделать это и здесь.

«Хотя нет… Недавно было… В хлеву Джумоука… Точно… Первый кусочек истинного Рая в Аду… Лежать на прелой массе непонятно чего, с полным брюхом безвкусной еды и воды… Обалдеть… Круче, чем лишиться девственности со школьной учительницей…», — он искренне улыбнулся, глядя в серый потолок, не пускающий к ним кровожадные светила Геенны Огненной, и почесывая коричневый живот.

Рынок тем временем издавал все ту же безумную какофонию, состоящую из криков продающихся и покупающихся людей, цокота копыт и гудения низколетящих решетчатых контейнеров. На все это Дима насмотрелся и больше не желал видеть, пресытившись миром Ада, и сейчас просто глядел в потолок, сжимая и разжимая кулаки, короче пребывая в состоянии, когда измученная душа смирилась с происходящим и готова двигаться, приняв новый мир, как само собой разумеющееся.

«Вот бы полежать так пару деньков, дабы никто не приставал, не цокал копытами и не гнусавил… Только спать, есть, пить и ходить в туалет… Немного потолстел бы, а то живот до спины дотягивается… Сейчас-то ладно, а недавно вообще, как скелет был… И все-таки хорошо, что «волшебную» капельницу поставили… Вообще переживать ни о чем не требуется, кроме отрубленной головы… Хм… Так, как я, наверное, коровы на скотобойне мечтают, чувствуя грядущую смерть… Типа, лишь бы никто из этих проклятых двуногих рядом не ходил… Только смерть приносят…», — он надул щеки и выпустил воздух с маленьким веселым пузырьком из слюны, но радость от этого перебилась подошедшим к прутьям клетки Джумоуком, ставшим на самом солнцепеке и разбрасывающим сотни бликов золотыми одеждами.

Рогатая охрана разошлась в стороны, едва завидев собакоголового, а тот скрестил нечеловеческие руки и уставился на лежащего парня желтыми глазами, в которых мелькал злой интерес, причем не как к товару, а любопытному экземпляру с Земли. Его холодный взор внимательно прошелся по тощему телу, мальчишки, в свою очередь смотрящего на «Анубиса», точнее нижнюю половину демона-пса и даже не пытающегося открыть рот.

— Ты быстро просыпаешься «Спящий»… — едва прошелестел голос собакоголового, словно боялся спугнуть сон спутников, хотя прекрасно знал, что масаи уже не спит, просто не открывает глаз. — И я рад, что тебя от меня забирают! — повысил тон Джумоук, медленно шевеля когтистыми пальцами. — Иначе не сумею тебя удержать… — он оскалил собачью пасть, будто радуясь своей слабости. — Поменьше бы таких проблем, как ты и тебе подобные… Будь моя воля и возможности — убивал бы вас еще в бесконечности Вселенных… — его глаза вспыхнули лютой злобой, но тут же потухли. — Но… Этого не может никто, кроме Творца… — он взглянув в небо, благочестиво перекрестился и опустив когтистые руки, пошевелил плечами, спрятанными под золотом одежд. — Знаешь, зачем я это сказал? — он моргнул удивительно бесстрастным взором, а недвижимый парень отрицательно мотнул головой. — Потому, что мне больше некому говорить… — почти по-человечески хмыкнул «Анубис». — А ты, по крайней мере, задумаешься, почему вас «Спящих» проклинают не только на Земле, но и в Аду! — он развернулся и ушел от решетки, которую мгновенно закрыли широкими спинами козлоногие, а Дима недоуменно хлопнул ресницами, не понимая, зачем вообще приходил их временный владелец.

«То сатир толстозадый подойдет и стоит охает, как бабка старая, то этот пес с копытами, чтоб он сдох от бешенства или чумки местной… Уж не по его-то рангу выплескивать наболевшее, и все равно не может сдержаться… А проклинают нас, наверное за навязываемое спасение… За спасение против воли… Когда и так хорошо живется, как кошке, рожденной в маленькой квартире и никогда не выпускаемой во внешний мир, где столько загадок и тайн…», — он апатично закрыл серо-голубые глаза, чувствуя, как безумная жара снаружи преобразовывается камерой в просто жару и укутывает его тело.

Слова «Анубиса» не возымели толка, даже не заставив нервничать, ведь Дмитрий не считал себя виноватым, ибо таким уродился. Его любопытная душа стремилась переспорить каждую песчинку, чего никогда не получалось, ибо эта каждая песчинка считает себя правой, даже если ни разу не сдвинулась с места, чтобы поглядеть по сторонам.

«Хорошо лежится… И наконец-то спать захотелось…», — все более вялые мысли растворялись в безбрежном океане, заполняющего сознание обрывками новых и в тоже время старых образов, рисующих картину из его, наверняка прошлой жизни, подобной которой он не видел ни разу…

…Залитая красным светом каменистая местность, само собой жаркая до безумия и серая, как жизнь подвальной мыши. Она располагалась под слепящими небесами, откуда палили два разных солнца, где первое было небольшим и красным, зависшим на одном месте, а второе, видимо считало себя человеческим палачом, раз пыталось сожрать здешних людей, которые были слишком крепко сбиты, чтобы поддаться какому-то светилу, сменяющему день на ночь. Они неустанно молотили крепкими кирками и молотами по неподатливому камню, непонятно, зачем выкалывая целые его глыбы, которые увозились другими узниками, прикованными к уродливым, грохочущим тележкам, одновременно являющимися их кроватями и обеденными столами.

Он находился здесь уже бессчетное количество безумно жарких дней, заполненных одним и тем же — работой на пышущих жаром рудниках, дабы наколоть, как можно больше внешне бесполезной породы, которую отвозили на огромных летающих посудинах куда-то за красный горизонт. Его кирка была намертво приделана к правому предплечью, что было довольно мягко сказано, ибо предплечье пробили насквозь, а в полученную уродливую дырку пропустили металлическое кольцо, сегодня не доставляющее никаких неудобств, так как операцию проводили очень и очень давно.

Левое предплечье пробили идентичным образом, и к нему был прикован крупный молот, сейчас висящий в наспинных ножнах, подобно мечу, как бы это смешно и в тоже время грустно не смотрелось. Все это делалось для неуклюжести рабов, чтобы они не начали бунт, напав на чертей и чудовищных надсмотрщиков — гигантских кровожадных тварей, обладающих четырьмя массивными руками и одной головой с двумя уродливыми лицами, находящимися сзади и спереди.

Среди тощих, но мускулистых и дочерна загорелых людей ходили слухи, что на каждое из лиц отведен отдельный мозг, поэтому эти твари так хорошо мыслят, однако он считал, что два мозга в одном теле вряд ли когда-нибудь уживутся, а вот четырьмя глазами может руководить и один, тут большого ума не требуется.

Кроме этих надсмотрщиков на жарких рудниках, выглядящих нагромождением мелких и не очень скал посреди раскаленной пустыни, находились разномастные черти с козьими, бараньими и кабаньими головами, где подавляющую нишу занимали козлы, но почему — никто не мог ответить. Кстати, именно эти черти руководили остальными, только, вот чем отличался ум козлоподобных жителей Ада от других, он не знал, ибо отличий никогда не замечал, зато видел, что все, абсолютно все рогатые дурные, как старый опоссум, просто кто-то агрессивней, а кто-то нет.

Количество узников, работающих на руднике посреди пустыни, приближалось примерно к двум тысячам, и все они работали на разных участках, целыми днями занимаясь одним и тем же, то есть, кромсая едва подающиеся камни. Когда-то здесь были горы, причем немалые, но тысячи человеческих поколений стесали их, отправив бессчетное количество тонн крепкой породы неизвестно куда. Здесь целыми днями только и слышались грохот железа, рев гигантских надсмотрщиков и вопли избиваемых людей, которых очень редко убивали, ибо выносливого человека найти тяжело, а обладающего при этом силами выводить из себя жуткую охрану и подавно. Такие ценились, хоть и обладали характерами.

Он сам старался никогда не выводить двулицых монстров, просто выполняя бессмысленную работу и ни с кем не разговаривая, ибо не желал иметь ни друзей, ни врагов и всех это устраивало. Тихий, выносливый и ни на что не жалующийся узник всегда пригодится, ведь истерично верещащей дешевки везде навалом, только вот хватает ее ненадолго.

День за днем, неделя за неделей, и наконец, год за годом, проходили здесь, а он работал и работал, выматываясь до предела, а когда приходило время есть и спать — быстро выполнял и то, и другое, никогда не видя снов о своем отвратительном прошлом. Поэтому сюда и пришел. Чтобы забыться. И сейчас вряд ли сумел бы сказать, происходило это когда-то с ним или ему кажется, а все воспоминания на самом деле чья-то давным-давно рассказанная история, в которую он уверовал, как свою.

Самое главное, что здесь его память превращалась в нечто зыбкое и тусклое, глядя, на которое невозможно разобрать, что там изображено и это стоило всех страданий, перенесенных им на раскаленных рудниках. Пусть многолетняя работа на чертей не подарила ему ничего нового, кроме прекрасно развитого и одновременно изуродованного тела, однако он был почти счастлив. Прошлое, когда-то рисуемое лично им в ярких радужных красках и еще не ставшее нынешним будущим, превратилось в гнетущее проклятье, и сейчас он работал, стараясь не вспоминать ни старые жизни, ни рассыпавшиеся в прах мечты, ибо не сумел совладать с низменными чувствами. Его много раз предупреждали о подобном, а он смеялся, считая себя лучше других и не понимая, что, не познав чего-либо самому, нельзя критиковать это ни в лучшую, ни в худшую сторону… Теперь же все кончено и ему оставалось лишь подарить себе вечность работ в этом месте, давно выжегшем все волосы на теле и превратившем кожу в нечто крепкое и почти черное.

Здесь отсутствовали люди, лбы которых были изуродованы тавро, определяющими их статус. Прибывающие сюда рабы через некоторое время сдирали кожу на этом месте и несколько мгновений спустя, там нарастала новая, чистая, совсем без шрамов. Самое интересное, что никто из узников не догадывался сделать этого в самом начале, таскаясь с уродливыми ожогами на протяжении всего пути по Аду, да и он сам был таким же, отличаясь лишь тем, что не обращал внимания на тавро. Он пришел сюда лечиться от воспоминаний, а не мучиться, как бы кто не думал…

Он уже забыл, каковы ощущения, когда испытываешь это волшебное чувство… Любовь… Такая блеклая и далекая, бывшая, словно не у него и так страшно потерянная из-за мнительной уверенности в себе… Почти забытое чувство, от которого он почти излечился и когда-нибудь покинет это место, поняв, что «отдых» закончился, но пока работать, работать и работать…

Следующий взмах крепкой киркой вышиб рой мелких камешков, один из которых больно воткнулся ему в щеку, но он не обратил внимания. Подобное происходило каждую минуту и будет дискомфортно, если это неожиданно закончится, а вот слепящее небо усложняло его и так нелегкую, но выбранную им самим жизнь, заливая его спину жаркими лучами бесчувственных солнц.

Удар… Еще удар… Брызги камушков… Следующий удар… Затем наклониться и сложить отколотую породу в кучу остальной… Еще немного и за ней прибудет такой же, как он немолодой парень, только более болтливый и веселый, то есть здесь прижившийся. Вокруг одни счастливчики… Никого из них не собираются убивать или мучить, поэтому у находящихся вроде бы в рабстве людей существуют свои вольности и секреты. Есть умельцы, изготавливающие крепкую выпивку, а кто-то собирает некий мох, вдыхая дым которого, иначе себя чувствуешь, так что жизнь в Аду кипит серьезней, чем на Земле, и многим здесь даже лучше. До смерти они были никем, но именно здесь осознали свои способности, которыми вовсю пользуются, умело скрывая маленькие тайны от чертей и двулицых надзирателей.

Ад делал храбрецов из трусов, силачей из слабаков и философов из молчунов. Все это буквально изливалось из них, когда-то перекрываясь земным обществом, мешающим по-настоящему жить многим людям, раскрывшим свой потенциал только здесь. Некоторых работников этого рудника вывозили в разные города для гладиаторских выступления на адских Аренах, где они не раз побеждали, а здешнюю каменоломню использовали для накачивания мышц и просто человеческого общения. Да-да! Здесь работали настоящие гладиаторы, выступающие в Геенне Огненной и имеющие своих рогатых фанатов. И пусть их считали кем-то наподобие бойцовских псов, но эти люди гордились собой, причем некоторые из них убивали даже чудовищ с искрящимися кнутами, которые сопровождали рабов на продажу.

Человек по прозвищу Лето из-за зеленых глаз и светящегося от умиротворения лица, работал на Земле обычным курьером и открыл свой потенциал здесь, на рудниках в Аду, куда его продали вместо арены. В первый же день его пищу похитили двое старожилов-рабов, и он сломал одному шею, а другому вырвал глотку, а затем, как ни в чем не бывало, уселся рядом, есть свою и их еду.

Ничего удивительного… Удар… Еще удар… Опять острый камешек, но уже в грудь… Он тоже ел среди покалеченных людей и их трупов… Особенно, если вспомнить те горы… Горы человеческих тел… Ужасно изуродованных, лежащих среди маленьких городков… Сегодня же пища превратилась просто в насыщающую тело массу и не более того… Поесть и спать… Крепко и без снов…

Многим людям нравится в Аду, но есть еще те, другие, безустанно визжащие и молящиеся трусы, никогда не поднимающиеся на человеческий уровень и всегда остающиеся пищей. Ими кормили всех рабов и чудовищных надсмотрщиков, а всего-то и надо пару жизней посвятить воспитанию себя, и тогда попадешь в общество сильных людей, где тебе начнут аплодировать черти, благоволя победам их нового кумира с Земли…

Давным-давно они и ему аплодировали… Называли другом, рассказывая о правильности его нового пути и несущественности прежнего… Как легко он согласился… Легко согласиться на более простое решение, при этом обладая огромной силой… Очень легко… Он помогал им. Какими же тогда мелкими казались люди… Все про них рассказываемое, оказалось ложью, ибо их потенциал являлся столь ничтожным, что они не могли заставить себя вставать до восхода солнца. Не все, конечно, но большинство не могло. Они не восприняли ни одного его слова на веру, всегда обладая собственным, навязанным со стороны мнением, и однажды он не вытерпел и ушел. Наплевал на людей, решив осмотреть миры их создателей. Рогатых с пернатыми. Чертей и ангелов. Две стороны одной монеты, противоположные друг другу настолько, что непонятно, как уживались в одной звездной системе.

Пернатых он отмел не сразу, для начала пожив с ними несколько лет, но разочаровался. Никаких чувств и эмоций… Мерзкие создания, думающие только о себе, а вот рогатые очень на него походили… Разумные, чувствующие и иначе мыслящие, поэтому через некоторое время он перешел на их сторону, осознав, что в их поиске Творца возможно есть смысл… Как же он ошибался, но все уже кончено… Главное, что сегодня он со своими деяниями забыт и работает среди обычных людей, ничуть не выделяясь, разве, что молчаливостью и неприхотливостью, однако здесь таких хватает. Крикуны на этой работе долго не выдерживают.

Наконец подошел разговорчивый узник с грохочущей тележкой, отвечающий за сбор породы и принялся ее складывать на прикованную к себе уродливую тачку. Недолго думая он помог ему, пусть это не обязательно и даже не положено, но если выполнять все правила и никому не помогать, то в кого в конце превратишься? Жить согласно приказам должны только роботы, всем остальным необходима хоть какая-то свобода и подобие дружеских отношений. Каждый живой и мыслящий нуждается в отношениях, дабы не потерять себя настоящего, поэтому он и помогал что-то рассказывающему ему рабу, не вслушиваясь в слова, но понимая, что тому это требуется.

Когда полная наколотой породы тележка уехала обратно, он принялся дальше долбить крепкий камень, не обращая внимания на зло ревущих надсмотрщиков, размахивающих электрическими кнутами и обладающих испепеляющими жезлами, настроенными только на людей. У этих четырехруких тварей иногда что-то переклинивало в головах, и они начинали стрелять по своим, поэтому в их оружие встроили функцию свой-чужой, вследствие чего здешние узники жили постоянным чувством опасности. Услышав звук разгорающегося жезла, рабы мгновенно рассыпались в стороны, бросая работу и заканчивая ссоры, ну, а тот, кто не успевал спрятаться, являлся слишком слабыми для Ада.

Все-таки здешние ученые что-то не доработали в собственных изобретениях, раз те путались в определении врагов, а может, не надо было так глубоко лезть в мозги и создавать двулицых монстров, не справляющихся с единовременным поступлением информации на обе стороны. Вот выращиваемые из людей уродливые, трехметровые гиганты — предел совершенства! Послушные, как собаки, отлично запоминают команды, а также радуются ласке с пищей и разрешением убивать! Что такого вырезают в их мозгах, дабы оставить, лишь эти качества, и как к этому привязывается живущее в теле сознание — неизвестно, однако этих существ боялись все и каждый, в особенности, если их хозяин являлся кровожадным психопатом, а таких в Аду хватало.

Гигантских монстров-защитников и послушных слуг одновременно, мог позволить каждый более-менее состоятельный или же просто накопивший денег черт. По улицам многих городов Геенны Огненной расхаживали такие «игрушки», присматривающие за хозяином, которого старались обходить все кому ни лень, лишь бы не разозлить безмозглое, но преданное чудовище, вот и здесь они также бывали, прилетая, как охранники важных покупателей. Эти огромные монстры старались не заходить на территорию, где работали хмурые, адаптировавшиеся к Аду люди, ибо хозяева запрещали им после случая с Лето, размозжившем голову одному из монстров, возжелавшим стегнуть того электрическим кнутом, а после сожрать.

Какое-то время, парализованный электрическим разрядом раб лежал на горячих камнях, но вскоре разряды тока перестали бегать по кирке и молоту, встроенными в пробитые предплечья. Вот тогда-то подошедший уродливый гигант и лишился головы. Охраняющие рудник черти уже сделали ставки, как быстро ловкий узник победит, ведь Лето являлся еще ни разу не проигравшим парнем, вот и здесь он снова оправдал их надежды, с силой вогнав кирку в грудь чудовищу, и подтянувшись на мускулистой руке, с размаха размозжил уродливую голову молотом. Собакоголовый хозяин еще долго истерично кричал, желая предать наглого раба отвратительной смерти, но ему объяснили, что на территорию рудника соваться запрещено и монстр сам виноват, что нарвался на чемпиона гладиаторских боев.

Да… Людям здесь вольготно существовалось, а скорее даже жилось… Лучше, чем на Земле или в Раю, откуда изредка возвращали «счастливчиков» перепроданных за недостаточностью необходимых качеств, а если точнее, то элементарно сработавшихся и больше не могущих вылизывать блестящие задницы ангелов и их бессмертного повелителя. Ежедневные унижения в виде тонкоголосых осанн в честь чудовища-Яхве, бесконечные уборки белоснежных дворцов собственными языками и сотни плетей за каждую пылинку, выбивали из колеи сильней, чем реальность Ада, где не требовалось льстить и врать, ибо все знали друг друга, как облупленные.

Эти привезенные из Рая отбросы обычно скармливались ужасным надсмотрщиками, а узники рудника любили наблюдать, как подобия их подлых жен, жадных начальников, ну и наконец, предавших друзей заживо пожираются двумя ссорящимися лицами, где каждое пытается забрать власть всех четырех рук. Сколько бы внутри этих тварей не было мозгов, но где-то затаившаяся человеческая жадность никогда не могла поделить бывшего собрата на два горла, поэтому шоу пожирания спущенных с небес на землю ничтожеств пользовались огромной популярностью.

Четыре руки яростно отбирали друг у дружки несчастного «небожителя», брызжущего кровью, тут же исцеляющегося и при этом жутко вопящего и в данном случае ставки делались лишь на то, сколько продержится побывавший в Раю неудачник. Один из небесных лизоблюдов продержался более, чем две минуты, умудрившись вырвать глаз у двулицего чудовища, за что тот пожирал его в течение адских суток, а они на порядок длиннее земных. Как же тогда надоели эти беспрерывные вопли…

Куски породы летели во все стороны, а он все бил и бил киркой, вышибая искры и иногда вытаскивая из-за мускулистой спины тяжелый молот, чтобы разбить чересчур крупные камни. Такие часто попадались, однако никто не говорил, что здешняя работа будет медом, поэтому сменять кирку на второй, неподъемный инструмент приходилось довольно часто.

Рогатые, конечно, неплохо продумали собственную защиту, встроив орудия производства в предплечья узников. В случае назревающих волнений или уже разбушевавшихся рабов, превративших обычную драку в агрессивную кучу малу, включались огромные магниты, расположенные по всей территории рудника, которые быстро останавливали разъяренных людей. Они с огромной силой притягивали их или вообще вырывали металлические кольца с молотами, кирками и мясом рук… Какофония из диких воплей всегда сопровождала подобные «представления»… Много искалеченных рабов, очень много, однако все быстро затихало, а кошмарные раны зарастали, будучи готовы принять новые кирку с молотом.

Да уж… Жизнь на раскаленных рудниках была не сладкой, но, если так работать годы и годы, то привыкаешь и начинаешь считать сном собственное прошлое. Причем давно забытым сном, изредка возвращающимся в мысли туманной дымкой… Все встреченные когда-либо люди и твари, хотя бы те же самые вампиры с оборотнями, все они забываются и перед глазами остается лишь реальность в виде Ада… Раскаленной и кровожадной Геенны Огненной… Этой ужасной планете всего несколько десятков тысяч лет, а он знал ее уже тысячу, из которых около сотни работал здесь, на рудниках, понравившихся ему больше остальных возможных мест для душевного отдыха. Когда-то давно он не раз выходил на арены, но не в роли раба… Нет… В роли сражающегося против раба, вышедшего с трибуны зрителя, сидящего там на равных с самыми высокопоставленными рогатыми… Но это было в той… Прошлой жизни, которую хотелось забыть.

Он презирал людей… Когда-то презирал, но позже понял, что они намного лучше его при всех своих недостатках. Они желали жить и ценили мелкие радости, а многие стремились к Богу не меньше, чем когда-то он, сегодня Его позабывший и живущий лишь для себя, более не радуясь собственному превосходству, которое похоронило его мечты самым кошмарным образом…

Среди человеческих представителей само собой присутствовали и отвратительные экземпляры, коих он всегда и без сомнения убивал, ибо не стоили жизни создания, живущие ради страданий других, но таких было мало. Самой же главной проблемой людей являлось слишком развитое самомнение даже при отсутствии каких-либо высоких качеств. Практически каждый из них не принимал чужих знаний, считая себя умней остальных и при этом, используя навязанные извне доводы. Вот этого он никогда не понимал… Как можно не видеть, что мыслишь не собственным разумом, а чужим?!

Человечеством манипулировали. Манипулировали настолько аккуратно, что почти никто этого не замечал, а заметившие умирали. Людям «грамотно» навязывали различные ценности, хорошие или плохие, экспериментируя на них и поэтому сегодня невозможно было преподнести истинные знания тем, кто возжелал пить из колодца с тухлой водой, ведь им еще с детства внушили о смертельном яде в остальных источниках… Почти невозможно, ибо за десятки лет пребывания на адских рудниках у него сформировалась Идея, каким образом преподнести им давно забытую Истину. Истину о человеческом предназначении. Нужно лишь выждать время и… Тогда он вернется на Землю, дабы снова попытаться спасти их, но сейчас главное отдохнуть… Отдохнуть…

Еще один удар привычно неподъемной киркой… Следующий… Вот наконец выскочил этот большой камень… Теперь необходимо достать молот и расколоть его на несколько меньших кусков… Проклятая работа… Да… Иногда возникают подобные мысли, но быстро уходят, когда он вспоминает, что все происходящее с ним, лишь малая часть задуманного плана… А еще уже лет, как десять ему хочется заполучить подушку, ибо устал спать головой на камнях… Валяющаяся неподалеку куча тряпок, которые он скрутил в бесформенный комок, совсем не то… Вот, если набить их перьями и правильно смотать — это да! Сразу бы лучше спалось! Тем более нечего бояться, что кто-то ее украдет… У него точно не украдут, ибо хорошо помнят прошлый раз… Когда-то он знал парочку особей одного древнего рода вампиров, они-то и научили его разным фокусам, после которых люди боятся трогать твои вещи… Жестоко, конечно, но помогает, тем более ему-то мучиться из-за чужих страданий… Столько согрешить, как говорят на Земле и чего-то бояться… Нет… Это точно не про него… Он уже давно никого не боится и никому не даст трогать личные вещи… Раньше не давал, а сейчас тем более…

Раздался громогласный и жуткий рев четырехрукого надзирателя, а он быстро обернулся и увидел, как тот замахивается ярко искрящим хлыстом на затеявших потасовку рабов, повесивших кирки с молотами за жилистые спины и дерущихся лишь руками. Честь и достоинство. Вот что люди нашли в Аду. Почти полное отсутствие убийств и только драки, где побеждает обладатель лучших бойцовских качеств. Но это только в местах подобных этому руднику, в других же, где людей продают на еду и кормят ими адский скот, там все наоборот…

Все, как один предатели от рождения, которые в прошлой жизни шли по головам за лишнюю монету или же просто не высовывались, мелко гадя исподтишка. Они и в Геенне Огненной неизменно подводили движущихся рядом собратьев за крошку еды и именно из-за них Земля почти не меняется. Подобное им массовое уродство породило нормы, гласящие, что такие ничтожества, как они считаются нормальными, а намного лучше чувствующие и видящие мир люди изгоняются, насильно лечатся и массово уничтожаются… Поэтому он и ушел… Не смог пробиться к их каменным сердцам, которых толком не увидел, зато почему-то решил, что пробился к сердцам рогатых создателей, однако и здесь промахнулся… Его предупреждали, что будет тяжело, но он раз за разом смеялся, говоря, что все будет иначе… Самый умный… Да уж… Был самый умный, пока не повзрослел и не понял, что слишком мало знает о лично выбранной дороге… Поэтому пришлось идти более длинным путем с парой поворотов, первый из которых — это забыться и отдохнуть, а второй — попытаться еще раз вписаться в человеческое сообщество и отдать то, зачем пришел, ибо, если снова не получится, то он даже не знает, как подойти иначе…

Еще один быстрый взмах киркой и сильный удар о камень… Рабов, дерущихся неподалеку, двулицый страж все-таки утихомирил, зацепив хлыстом обоих, и тем самым подарив мучительные судороги с брызжущей из ртов пеной. Ну, ничего… Отдохнут немного… Многие так поступают, правда долго лежать не приходится. Рогатые давным-давно выучили людские хитрости, да и как не выучить, если сами участвовали в их создании. Это все равно, что выводить новые породы собак и не знать их особенностей. Глупцы… Хотя в самом начале здесь вообще мало умных… Все приходят с памятью лишь о прошлой жизни — земной, а вот ему повезло… Он попал так… И плевать, что приходится забывать все плохое, главное не забыто самое важное — кто он есть и зачем здесь находится. Без этих знаний он бы походил на других рабов, а так обладает целью, о которой никому не рассказывал… Цель «избавить» Ад от людей, а Землю от уродов в их обличье.

Следующий удар кирки выбил малюсенький камешек, мигом направившийся в серо-голубой глаз, и он непроизвольно моргнул, защищаясь от травмы, хотя в Геенне Огненной с этим просто — вырастет новый. Когда же мгновение моргания прошло, то белесо-красное небо уже почернело в месте, где из ничего вырисовывался гигантский черный круг, закрывший одно из кровожадных солнц, пытающихся сожрать кожу загорелых до черноты узников.

Отлично! Он выпрямился, неторопливо закинув молот в заспинные ножны, и уставился ввысь, наблюдая, как разъяренные молнии концентрируются вокруг мрачного проема в небе, словно закачивая туда энергию, и так оно и было. Впервые за последние несколько лет ангелы снова вышли на охоту. Не те в белоснежных одеяниях с сияющими перьями и в прозрачных шлемах, нет… Другие… Дикие… Живущие в потаенных уголках не везде идеального Элизиума, и знающие иной путь на Геенну Огненную, тот, которого не знал никто. Их технологии, ушедшие совсем в другую сторону от бесчувственных собратьев, могли создавать порталы в небесах, через которые спускались обладающие эмоциями и покрытые татуировками воины. Они летели на огромных крыльях, с обнаженной сталью в мускулистых руках, желая лишь одного — убивать. Убивать много и долго, теряя собратьев, но ничуть не переживая, ибо являлись умелыми воинами, желающими побед и славы, и этим все сказано.

Кто подарил им технологии, давшие мощь несравнимую с другими — неизвестно, но суть в том, что их пошедшие другим путем родственники прилетали на космических кораблях, в отличие от этих, размахивающих трехметровыми крыльями и с прекрасными лицами, жаждущими чертовой и человеческой крови. Глаза этих ангелов были ярко-голубого цвета, а богатырской стати каждого мог позавидовать любой чемпион адских арен. И вот сейчас их небольшое, но охочее до битв воинство спускалось на рудник, желая сразиться со здешними людьми и охраняющими их демонами.

Все больше и больше ветвистых молний мелькало вокруг наполняющегося тьмой небесного проема, а все, как один рабы бросали однообразную работу и не торопясь, закидывали молоты за спины, дабы поудобней перехватить острые кирки, что сейчас делал и он, не меняя выражения лица. Давно они не прилетали… Очень давно и сегодня его мечта сбудется…

Огромные четырехрукие надзиратели не обращали внимания на бросивших работу людей, выгнув спину до жуткого хруста, а мощные лапы в локтях, чтобы яростно взвыть в слепящее небо, закрытое огромным порталом, выпускающим из темных недр орду крылатого врага. Рев двулицых монстров был переполнен радостной яростью, ибо давно они не встречали противников, с которыми можно биться на равных. Чудовищные тела адских созданий, покрытых чистыми мышцами, что были усилены генетическими изысканиями здешних ученых, поражали своей мощью, где самый накачанный из рабов и рядом не стоял, и на это стоило посмотреть. Жуткий рев из удвоенных глоток, изогнутые спины с искрящимся кнутом в одной лапе и смертельным жезлом в другой, раздавались на многих участках адского рудника и напоминали одно давным-давно виденное зрелище… Зрелище, когда на небольшой прибрежный город выпустили стаю оборотней, единовременно взывших на полную луну, а после начавших пожирать мирное население, дабы хозяева вошли в него без каких-либо усилий и забрали все ценности, которых особо и не было…

Черти, приглядывающие за узниками вместе с двулицыми надзирателями, быстро разбегались по множественным вышкам, расположенным на разных участках наконец-то закрытого тенью рудника, дабы усесться за громоздкое оружие, с легкостью выпускающее две-три тысячи пуль в минуту. Да… Все-таки в Аду больше доверяли старому доброму железу, считая, что против лома нет приема.

И вот пока происходили эти приготовления к противостоянию с желающими крови ангелами, из черного проема в слепящих небесах посыпалось много-много черных точек, и тогда он сказал себе: «Пора». Его кирка с нечеловеческой силы размахом вонзилась в ранее неподатливые камни, чтобы остаться торчать, а узники, стоящие неподалеку даже не воспользовались его примером, ибо мало, кто мог повторить его действие, хоть многие выглядели и посильней. Все они просто согнулись, встав чуть ли не на четвереньки и с силой вцепившись в еще не отколотые камни, коих повсюду хватало, а он же крепко схватился за блестящую рукоятку кирки, ожидая впечатляющего приземления небесных воинов.

Узники, прикованные к тележкам, что делало их практически неподвижными, а значит, первыми в списке смерти с небес, в свою очередь быстро переворачивали тачки и забирались под них, сворачиваясь калачиками, что делало их похожими на броненосцев, спрятавшихся от врага. Как бы трусливо это не выглядело, но все хотели жить, а многие из людей, живших на руднике, так и вовсе отчаянно завидовали им, мечтая о такой тележке именно в такие дни, но… Везде свои плюсы и минусы.

Четырехрукие монстры повторили действия рабов, но не с повозкой для камня, также согнувшись и схватившись свободными лапами за остатки когда-то величественных скал, готовясь отражать атаку пернатых варваров, а черти уже палили в направлении пикирующих вниз, постепенно увеличивающихся в размерах точек. Грохот стреляющего с огромной скоростью оружия заполонил местность, мельтешащую обнаженными людьми и двулицыми монстрами, но никто из них даже не поморщился, внимательно наблюдая, как спускаются крылатые воины, возжелавшие красивой смерти и побед одновременно.

Разнообразная рогатая охрана, как всегда отлично работала, подтверждая одинаковый ум и сноровку у всех представителей адского воинства, а несколько десятков пернатых перестали красиво пикировать, рухнув вниз, согласно действующей на Геенне Огненной гравитации, зато остальные стали еще быстрей приближаться, и теперь их можно было разглядеть. Огромные воины, так походящие на людей лицами и телами, с жестокими улыбками и длинными мечами в мускулистых руках, парили в разные стороны адского рудника на огромных крыльях, имеющих все оттенки черного и белого цветов.

«Ну, давай! Давай!», — в кои-то веки азартно прошептал он, крепко держась за кирку, вогнанную глубоко в камни и видя, как один гигантский ангел летит прямо к нему.

И это произошло! Покрытые татуировками, пернатые воины принялись резко тормозить перед самой землей, еще в полете выпрямляясь и с огромной силой упираясь крыльями в воздух, что создавало сильнейший ветер, направленный прямо в рабов и двулицых надзирателей. Вот поэтому-то они все и сгибались, а он схватился за рукоять кирки… Тем, кто плохо держался за камни и не смог устоять на ногах, очень не повезло. Их смело сильнейшим потоком воздуха и человеческие тела с «встроенными» кирками и молотами покатились по острым камням, ломая кости и звеня цепляющимся за все железом, что рвало их мышцы, однако все до одного двулицые чудовища выдержали ангельский напор, как и закончившие стрелять черти, видимо израсходовав боезапас.

Прокатившиеся по руднику узники, где многие потеряли орудия производства, вырванные из хлещущих кровью предплечий, поднимались, с хрустом сращивая сломанные кости с мышцами, но в данном случае сломанные кости срастались также криво, какими были в данный момент, однако людей это не тревожило. Они знали, что если выживут, то сломают заново и уже нормально срастят, а пока, изуродованные и кривые, ковыляли за потерянными кирками и молотами, дабы дать отпор приземлившемуся крылатому воинству, крепко вставшему на раскаленный камень адского рудника, где все, как один гиганты-ангелы держали мечи больше, чем в половину своего роста.

Другие же, выстоявшие рабы, разгибались, хватали импровизированное оружие и с яростными воплями бежали в атаку на тех, чьей мерзкой родней их так долго дурили на Земле. Все узники Ада желали расквитаться за навязываемую им чудовищную ложь, ну и заодно, что нормально для здорового человека, потешить молодецкую удаль, выбив все дерьмо из более крепкого противника. Человеческие крики, хруст костей и стоны боли заполнили адский рудник, сопровождая бьющихся всюду людей, ангелов и четырехруких монстров, которые отлично «работали» на обе стороны, напоминая самураев, бьющихся спиной к спине с толпой врагов.

Одно из уродливых и ожесточенных битвой лиц работало нижними руками, а второе — верхними и они умело, асинхронно махали несущим смерть жезлом и искрящим кнутом, сжигая и парализуя пернатых воинов, которых добивали озверевшие люди, сейчас работающие в союзе с кошмарной охраной, что правильно, ведь им вместе жить.

Рогатые, у которых не хватило времени перезарядить оружие, просто отстреливались из того, что осталось, а осталось у них немного. Странного вида винтовки и старая добрая сталь, которую в основном применяли на узниках, да и кому придет в голову устраивать склад на вышках, тем более что довольно редкие нападения диких ангелов расслабляли, делая отношение к службе простым и даже скучным. Поэтому сейчас ленивые рогатые из-за своего же раздолбайства теряли собратьев, и именно это раздолбайство попало их изобретениям — людям в ДНК, делая тех похожими на далекую родню.

Окружающий мир насытился кровавой битвой, и он ворвался в нее сразу же, как только затихли чудовищные порывы ветра, поднятые ангелами богатырского вида, отрывающими от земли не только человеческих рабов, но и крупные камни, разбившие не одну голову. Первый попавшийся на его пути пернатый был молод, горяч и чудовищно силен… Именно этот богатырь-ангел летел в его сторону, желая разрубить не склонившегося во время их спуска узника, хладнокровно державшегося позорящую кирку раба…

Да уж… Такие всегда рвались в битву первыми, чтобы после рассказать скольких жалких людишек было убито огромным мечом, но азарт и молодость давали ядовитые плоды, несущие смерть.

Он ловко и привычно, словно не было стольких лет простоя, ворвался под огромный поднятый меч, используя инерцию висящего за спиной молота, дабы зайти за широкую спину молодого, крылатого богатыря, почти не обладающего татуировками, что говорило о неопытности в битвах.

Как долго и мучительно он этому учился… Использовать любые предметы, чтобы с их помощью увеличивать собственные скорость с ловкостью. Вес молота и небольшой поворот вправо утяжелили тело в нужной части, и его занесло за опешившего от такой ловкости ангела, тут же получившего острой киркой меж громадных крыльев, лихо высунувшей лезвие со стороны груди и хорошо, что пернатые воины брезговали регенерацией, считая высшим пилотажем лишь честный бой. Желающий славных побед здоровяк умер через несколько секунд, страшно хрипя и булькая, а он уже бежал дальше, чувствуя, как пролитая им чужая кровь заставляет дергаться его спящего зверя, власти над которым он добивался уже сотню лет.

Крепкий сон давно сморил темную часть когда-то его контролирующую вместо того, чтобы быть подчиненной и эта проблема заключалась в человеческом теле, обладающим ей, интуитивно защищающей своего владельца, а именно душу или сознание от большинства опасностей. Очень хорошее изобретение, очень… Черти с ангелами создали совершенство, продумав все, кроме одной детали. Их самих тоже кто-то создал по такому же принципу, но скорее всего однажды зашел в тупик. Эмоции и бесчувственность. Крылья и копыта. Желания и бесстрастность. И, конечно же, разум. Разный, но обладающий единой целью — выжить. Как и везде.

Рогатые и крылатые создатели людей не осознавали, что выращивание покорных им биороботов и вкладывание в тех смеси из собственных ДНК, является ошибкой… Ведь они сами, несмотря на успехи в генетике, так и не добрались до истоков собственных тел, не познав полностью ни их возможностей, ни скрытого программного кода… Кода, диктующего развитие и создание себе подобных… Ведь кто, как не робот, создаст еще более лучшего робота, дабы тот создал еще более лучшего… Рогатые и пернатые не осознавали, что они неизвестно какое звено в длинной цепочке, где все присутствующие обладают только одной целью — найти Творца и слиться с Ним, чтобы когда-то перерасти Его.

Он не имел этому доказательств, но все его предположения были верны. Люди тоже когда-нибудь создадут робота, и он пожелает выжить. Вот тогда-то им придется попотеть… Каждый следующий робот создает лучшего, чем предыдущий. Это аксиома, ну, а жизнь… Жизнь может выглядеть, как угодно, тем более в виде цифр, которые можно научить общаться между собой, если кто-то до сих пор не понял, что все мироздание живет по законам математики.

Следующий широко шагающий ангел, увидевший жилистого раба с окровавленной киркой, был не намного аккуратней предыдущего, с чего-то решив, что погибший собрат — глупый неумеха, вследствие чего и проиграл тощему узнику. Движения пернатого являлись стремительными и красивыми, его молниеносный мечом сверкнул, а мускулистая ногу сместилась, дабы дать великолепному телу больше опоры, чтобы уже наверняка разрубить хмурого и обрадованного случайной победой раба, но… Тот непонятно, как ушел в сторону, словно на него не действовали законы гравитации, а еще вдруг заболела коленка и крылатый воин бросил на нее быстрый взгляд ярко-голубых глаз…

Столь необходимая ему часть тела, помогающая двигаться, и работать огромным мечом, была изуродована рабской киркой, пробившей ее насквозь, а сам раб жестоко улыбнулся, и умело подставил защищенную молотом жилистую спину под остро-заточенную сталь уже ангела-калеки. Длинный тяжелый меч извиняющееся звякнул и отскочил, ударившись о железо, созданное крушить любой крепости камень, а крылатый воин с силой сжал зубы, дабы не завопить от чудовищной боли, пронизывающей тело от колена до темечка.

Традиции его могучих и гордых предков гласили не издавать ни звука, дабы не походить на уродливых собратьев, живущих в белых дворцах и похожих на изнеженных женщин, привозимых с Земли, и его мощные руки вновь подняли грозное оружие, но раб… Обычный человеческий раб выхватил из-за спины тяжелый, мгновенно отбивший его меч молот и им же размахнулся, дабы подарить блаженную темноту и освобождение от гнета крылатого тела.

Вокруг звенело оружие, грохотали выстрелы, а почти обнаженные узники, двулицые надзиратели и разнообразные черти бились со спустившимися с небес крылатыми берсерками, желающими напоить кровью свои огромные мечи. Четырехрукие чудовища сноровисто работали разбрасывающими искры хлыстами, где пара монстров уже лишилась грозного парализующего оружия, однако и смертоносные жезлы неплохо работали, лихо сжигая пернатых врагов, что презирали щиты. Дикие ангелы без тени сомнений шли на огонь, безмолвно сгорая, а их собратья неустанно падали с затененных порталом небес и разрубали уродливые головы, выращенных в Аду чудовищ, когда-то бывших людьми.

Впечатляла одна из вышек, откуда доносились точные одиночные выстрелы, заставляющие оседать ангела за ангелом, у каждого из которых вытекала багровая кровь из глазного проема. Рогатый снайпер, засевший в монолитной, вырезанной из цельной глыбы вышки, являлся профессионалом своего дела и на это обратил внимание не один крылатый воин, понимающий, что внутрь им не пробраться. Небесные берсерки могли сделать только одно — заблокировать оконные проемы, поэтому каждый не занятый сражением в сию секунду, ухватил по трупу погибшего раба, черта или же вовсе собрата и, прикрываясь им, направился в сторону вышки, причем не только этой, но и многих других, ведь из них также палили, пусть не настолько метко.

Не все донесли мертвецов, некоторые холодеющие тела быстро превратились в изрешеченные мясные туши, развалившиеся в могучих руках, что убило и несущих их ангелов, но справившиеся пернатые буквально вбили трупы в бойницы вышек, и пока стрелки пытались вытолкать их наружу, подожгли каменные строения. Да-да! Именно подожгли! Никто не говорил, что запершиеся внутри монолитных строений противники достойны честной борьбы. Какое-то особенное, пожирающее камень средство вспыхивало, только упав на вроде бы не горящий материал, а доставали его ангелы из небольших сосудов, висящих на бедре.

Ужасные крики чертей, заживо сгорающих в пламени, более горячем, чем адское, заполонили каменистую местность, заставив яростно взреветь четырехруких монстров, которых окружали горы трупов сожженных до костей крылатых воинов. Убитые человеческие рабы также валялись по всей территории адского рудника, но их было не так много, ведь люди до сих пор бились, и как! Лучше многих чертей и богатырей-ангелов, оставляя на телах пернатых воинов длинные глубокие раны, и разрубая огромные крылья, уже не так весело хлопающие по воздуху. Многие из сражающихся на адских аренах пленников являлись настоящими виртуозами своего дела, в прыжке пробивая светловолосые головы, возжелавшие отточить воинское искусство своих тел не в том месте и не в то время.

Он же двигался далее, «встретив» еще двух сильных, красивых ангелов, трупы которых оставил позади и специально, адреналина ради, получив небольшую рану, затянувшуюся до того, как на нее посмотрел. Такие редкие, но все-таки происходящие битвы разбавляли его серую жизнь, веселя замершую душу и разминая отвыкшее от «упражнений» тело, только и делающее, что размахивающее киркой. Боль, ярость и азарт заполняли мышцы огромной силой, не той, что помогает работать, вырубая большие куски камня, а желающей убивать, то есть намного большей, ибо зло сильнее добра из-за внутреннего разрешения на любые действия, хотя на самом деле ни того, ни другого не существует, а есть просто жизнь…

Эти определения так сильно размыты, что являются не более чем указателями, показывающими, что можно, что нет. Выполнить запрет — зло, не выполнить запрет — добро. Сии, лишь внешне громоздкие понятия учат одному — сопротивляться собственным желаниям, хорошие они или плохие — неважно, ибо можно возвести добро в ранг зла или же наоборот, поэтому с помощью этих определений можно манипулировать целыми поколениями живых существ. Навязать ложные ценности и передавать из столетия в столетие догматы, выгодные самим правителям, иногда настолько запутывающимся в них, что в один прекрасный момент добро и зло исчезают, оставляя лишь желания, исполняемые в любой момент. Истинное зло — это делать все, что заблагорассудиться. Оно выглядит именно так и не больше, чтобы там не выдумывали.

Добро же — это сопротивление своим «не хочу, не буду» и в данном случае требуется просто принять нормы и морали общества, в котором проживаешь, ведь следующий мир может приказать существовать иначе, то есть зацикливаться на неком едином понятии добра бессмысленно. Именно из-за этого так любимый в христианском мире Господь не может быть безупречным, ибо родившись, Он долго учился, творя все, что заблагорассудится, то есть исполнял все Свои желания, не имея никакого плана, как обожают твердить люди с блестящими крестами на груди, считающие себя единственными Его представителями. Глупо… Очень глупо… Его представитель — это каждый из живущих в любом из миров, а самих Творцов невозможно пересчитать и все Они невообразимы, будучи бесконечными Вселенными, частицы которых находятся даже в самой маленькой песчинке.

Следующий из пышущих здоровьем ангелов, встреченный им на пути, красиво замахивался мечом, чтобы разрубить искалеченного узника, отброшенного сильнейшими порывами ветра, изошедшими от пернатого воинства, однако покрытая багровым кирка легко утихомирила райского стервятника, почувствовавшего легкую победу. Испачканное острие вышло из гордо выдвинутого подбородка, пронзив темечко, а великолепные крылья несколько раз хлопнули, словно пытаясь помочь прокачать кровь через мощное, но больше небьющееся сердце. Покалеченный же узник, собиравшийся бесстрашно умереть с открытыми глазами, просто кивнул ему, а он также ответил, ведь где, как не в Аду люди понимают друг друга с полуслова… Хотя нет…. Он задал короткий вопрос: «Поправить тебя?», — а калека, злобно-радостно ухмыльнулся и кивнул, кровожадно поглядев на вырванные из предплечья молот с киркой, что означало согласие.

Несколько мощных, но аккуратных ударов по кривым костям вернули их на былые места, а затем он принялся за изуродованный позвоночник, с которым дело обстояло сложней, ведь нащупать выбитые куски, когда вокруг кипит жаркая схватка, довольно непросто, однако он и здесь справился. Вернув на место почти раскрошившееся позвонки, он помог выздоровевшему рабу подняться, что тот и сделал, не забыв подхватить потертые временем и руками кирку с молотом. Никто не сказал друг другу ни спасибо, ни пожалуйста, ибо здесь не тратили впустую слова, а запоминали добрые дела.

Проводив понесшегося в бой, немного косолапящего раба, чья правая нога так и осталась кривоватой, он забросил кирку в заспинные ножны, которые тяжело повисли вместе с молотом, а сам взял прекрасное оружие ангела, павшего от удара со спины, но знавшего на что шел. В Аду отсутствовали правила, когда сражались две противоборствующие стороны, где главной целью одной являлось животное насыщение кровью. Ни Рай, ни Ад не были идеальными, обладая разной историей, начавшейся в один момент, о котором не ведал никто из жителей сюрреалистичных миров, где каждая из планет ежедневно порождала все новых и новых чудовищ, могущих дать фору друг другу. Все и везде желали крови. Всегда. Любые низшие миры, которыми являлись и они, несмотря на развитую науку.

Да и чего уж тут говорить… Все ищут собственную дорогу и любой из людей считает свой путь безупречным и достойным подражания, хотя ничего не знает об окружающем мире. На Земле сжигают ведьм и колдунов, считая их дьявольскими отродьями, абсолютно не понимая, что это горит человеческое будущее, хотя нет… Те, кто это затеял — знают, а вот люди-пешки просто думают, что знают и помогают уничтожать Зло с большой буквы, которое с легкостью видят в новорожденных младенцах, стоит только свистнуть, словно науськивая послушных псов.

Церковь. Именно она и только она объявила крестовый поход против любых знаний, понимая, что человеческий скот полезней самодостаточных индивидуумов могущих когда-то сравняться с любым из Творцов, а это невыгодно невидимым кукловодам, например, ангелам с их царем-монстром Яхве. Пернатые понимают, что им никогда не добраться до тех высот, кои могут покорить люди — их создания, поэтому бесполые отродья установили свою власть на Земле, питаясь человеческой энергией и направляя мысли ее населения в нужное им русло… Именно они, мерзкие и отвратительные гермафродиты засорили людские умы ересью в виде рабского поклонения себе, заставив мыслить подобно скоту, идущему на скотобойню, но Геенна Огненная исправила множество множеств умов, жаль только здесь, а не на третьей планете от Солнца…

Ангельский меч был тяжелым и длинным, во весь его рост, но он знал свои способности, не первый раз «работая» подобным оружием. Несколько взмахов в жилистой, перевитой мышцами руке рассказали все о балансировке, а пара шагов с вихревым закручиванием объяснили, как двигаться с не такой уж и тяжелой небесной сталью, неся при этом молот с киркой. Хорошее оружие… Даже очень… Непонятно, как этот молодой крылатый здоровяк получил его, наверное, достался от безвременно погибшей родни, есть у диких такая традиция… Да уж… Много мнящий о себе всегда падает… Это он запомнил… До сих пор забывает, просыпаясь по ночам с безумным криком…

Пыл жаркого, кровавого боя обуял всех и каждого на звенящем злой сталью руднике, еще недавно заполненном унылыми звуками, бьющихся о неподатливый камень кирок и молотов. Сражались, что человеческий раб, что кошмарный надзиратель и всем им, беспрестанно регенерирующим было намного проще, чем ангелам, ведь кроме отрубленных и разбитых голов, другие раны их не пугали, однако пернатых это совсем не смущало, ибо победить сильного противника честь и хвала, а пасть в сражении — красивые песни. Он знал, что дикие мыслят именно таким образом… Вся история их не такого уж и большого крылатого племени переплетена рассказами о красивой гибели, почестях после смерти, битвах на мечах и разбойничьих набегах, и это учитывая выполнение последних действий через порталы в небесах. Они побывали не на одной планете этой Вселенной и многих параллельных, а уж на Землю летали, как домой, подарив свои ценности неким язычникам, ныне плавающим по бушующим морям на хлипких суденышках, и также начавших воспевать славную гибель.

Дикие ангелы великолепно сражались. Много красивых приемов, переплетенных с применением грубой силы, элегантно рубящих противника на две сочащиеся кровью половинки, радующие наметанный глаз гармоничностью произошедшего. Ни одного лишнего движения, молниеносные броски длинных клинков и прекрасная работа крепких мышц. Все пространство вокруг него было переполнено сражающимися, и прямо сейчас, перед его серо-голубыми глазами, двулицый надзиратель ударил искрящимся хлыстом одного из пернатых, отсекшего его мощную руку.

Красивого ангела в судорогах откинуло на камни, выбив несколько крупных перьев, а четырех, а точнее уже трехрукое чудовище подошло и яростно рыча, сожгло небесного воина, выпустив жадное пламя из смертельного жезла, что насытило воздух запахом горелого мяса. Он сморщил нос, ибо не любил эту вонь, а двулицее чудовище выгнулось, запрокинув вверх одну из голов, и радостно взревело, показывая затемненным сейчас небесам, кто здесь самый сильный. Да уж… Все-таки в них оставили слишком много инстинктов и мало мозгов…

Ревущий трехрукий монстр с уже отрастающей четвертой, не заметил, как сзади появился высокий, выше других ангел с огромными крыльями темно-серого цвета, широкая грудь которого, да и все тело в принципе, были покрыты огромным количеством красивых воинских татуировок. Что тут сказать? Два лица никуда не годились, когда одно смотрело ввысь, насмехаясь над небом, выпустившим вражескую орду пернатых, а другое созерцало поверхность рудника и грязную задницу. Новая тень перекрыла темноту небесного портала, и огромный клинок с легкостью снес обе головы, а затем пронзительные глаза цвета земного неба остро взглянули на него.

— Ты отлично сражаешься раб! — произнес высокий ангел богатырского телосложения, чей крылатый народ уважал силу и воинское умение. — Умело используешь инерцию бесполезных и мешающих двигаться рабских орудий и правильно держишь меч! Ангельский меч! Созданный не для рук человека, но еще больше созданный не для рук раба! — голубые глаза свирепо полыхнули, но мгновенно потухли, а сам он сделал вроде обычный, но на деле осторожный шаг в его сторону. — Не хочешь показать, как им пользуешься?! — на красивом лице появилась язвительная ухмылка, а он в ответ промолчал, прищурив серо-голубой взор, дабы предводитель пернатых его не узнал, хотя никогда не видел в данном обличье.

Всего несколько столетий назад он прекрасно знал этого наглого, сильного и самоуверенного пернатого совсем другим… Неумелым, глупым юнцом, стремящимся попасть в каждую битву, и как все, желающего доблестной смерти, ибо так положено, но он отучил его от подобных глупостей, показав всю прелесть жизни и вырастив отличного вожака, сражающегося так же умело, как осторожно… Давно это было, но он все еще помнил, ибо так много перепробовал за долгую жизнь… Сотни тел и обличий, пока не понял, что он — это то, что внутри, а приспособиться можно к любым условиям… И да… Человеческое тело являлось самым совершенным из всех возможных… Идеальный инструмент, могущий стать чем угодно, но при этом обладающий характером… Другие были не столь хороши, а все потому, что каждый новый робот создает более лучшего…

— Ты плохо слышишь, раб? — раздался сильный голос ангела, смотрящего на него, а он равномерно дышал, глядя тому в солнечное сплетение, ибо знал каждое его движение, и не желал показывать глаза. — Я вызываю тебя на бой, а этого мало, кто удостаивался! Обычно я нападаю, когда хочу!

— Я знаю! — отчетливо произнес он, а вокруг кричали люди, ревели надзиратели и звенели мечи через частый грохот выстрелов. — У твоего народа свои правила и не мне судить, хороши они или плохи! — его глаза оставались на солнечном сплетении пернатого богатыря, а рука крепче сжала рукоять грозного оружия, весящего около тридцати-тридцати пяти килограмм.

— Так подними глаза, раб! Не стоит бояться смерти от руки достойного противника! Ха-ха-ха! — гулко и искренне захохотал могучий красивый ангел, умело балансируя на мускулистых ногах. — Или ты собираешься биться с моей грудью?! Ха-ха-ха! Ты случайно не из этих… Земных любителей мужчин?! — пернатый воин задал издевательский вопрос, оставшийся без ответа, ибо он давно перерос сии мелочи, считая оскорбления уделом слабаков. — Взгляни на меня, раб! Иначе твоя смерть будет бесполезной, а кровь изольется на камни, не дав ни съедобных плодов, ни чести от пустой гибели! — он молниеносно закрутил громадный меч, издавший пугающие звуки разрываемого воздуха и превратившийся в стену из стали, настолько быстрыми были движения ангела, полные силы и воинского умения.

— Хм… Поднять глаза? Надо ли это? — спокойно спросил он, на расстоянии чувствуя закипающую ярость вожака пернатых, с которым так нагло говорил раб Ада. — Тебе же главное победить! — его тон, не содержащий страха иль хоть какого возбуждения, заставил замереть крылатого богатыря. — Скажи, что нет? — усмешка раздвинула губы, а пернатый налился багрянцем.

— Да, кто ты такой, чтобы знать мои желания, раб!! — огромный меч со свистом взмыл в жаркий воздух адского рудника, дабы с нечеловеческой силой полететь вниз, но он уже знал, что будет дальше.

Обманный поворот, чтобы противник дернулся в противоположную сторону, а огромная сила в ангельских руках мгновенно вернет гигантский клинок и разрубит несчастного, поэтому его ответ был простым до невозможности. Когда клинок вожака небесных воинов дернулся, он просто остался на месте, подставив добытый в бою меч туда, куда по-настоящему должен ударить богатырь с крыльями и вот, что значит память тела. За крылатого воина больше думали мышцы, знающие хозяина лучше, чем тот сам и привычно повели блестящий клинок обратно, не ожидая, что противник поведет себя нестандартным способом.

Ангельский меч со звоном ударился о собственного собрата, смотрящегося оглоблей в жилистых человеческих руках, уверенно удерживающего его раба, так и не поднявшего прищуренных глаз, а лишь больше раздвинувшего губы в улыбке. Тогда вожак пернатых зло взревел и обрушил на жалкого узника всю свою мощь, поддавшись багровой ярости, но каждый его удар встречала полоса острого металла, выкованного искусными кузнецами Элизиума.

— Кто ты такой?! Кто?! — дрожащий от возбуждения голос наполнился безмерным удивлением, переплетенным со злобой на человека, неподвластного его смертельному умению сражаться. — Твое искусство ничуть не хуже моего! — с трудом признал ангел, скрепя идеальные зубы и руководствуясь не более чем уважением к равному противнику.

— Лучше. Намного лучше, — он поднял серо-голубой взор и вперился им в лицо вожака диких ангелов. — Я до сих пор помню каждое твое движение, — а пернатый отшатнулся, расширив ярко-голубые глаза.

— ТЫ!! — его взгляд выражал тысячекратное удивление при встрече с тем, кого давно мысленно похоронил. — Но ты ушел! Так давно, что про тебя забыли! Что ты делаешь среди рабов и в теле раба?! Зачем разрешил надеть на себя эти цепи?! Дал заковать?! Ты же легко рвешь железо! — красивое лицо ангела выражало ту степень непонимания, когда мимические мышцы искривляют привычные черты.

— Нет, — серо-голубые глаза были спокойны, как никогда. — Я не закован, а наоборот освободился! — бесстрастно усмехнулся он, пребывая в готовности ответить на удар старого знакомого. — Теперь я умею бороться с собой и побеждать, а это намного больше свободы, которую знаешь ты! Намного больше свободы любого из царей любой из Вселенных! Мои цепи — это и есть свобода с независимостью от окружающего мира, ибо держат меня, пока сам желаю этого!

— Ты… Ты… Ты раб!! Жалкий раб!! — недоуменно, но в тоже время уверенно вскричал огромного роста ангел, удобней перехватывая рукоять огромного, под стать себе меча. — Ты мог жить с нами! Учить нас и учиться сам, но избрал путь жалкого раба! Человеческого раба, наиболее худшего из всех возможных рабов, ибо они не творения Создателя, а наши! Наши с рогатыми! — брезгливо сплюнул он, не отводя ярко-голубых глаз от худого, но перевитого толстыми жилами и крепкими мускулами узника.

— Не ваши, а твоих собратьев, — тихо ответил он, но его сильный голос прорвался сквозь безумную какофонию звуков кровавой битвы, в которой друг друга убивали представители трех разных рас. — Дикие не участвовали в этом эксперименте, ведь вашу кровь считают грязной, хотя на мой взгляд она наиболее чистая из выбранных, но… — он на мгновение замолк, глядя на великолепного противника. — Именно ее отсутствие и сделало людей намного жизнеспособней, ибо ваша ярость мешала бы им!

— Наша ярость священна! Она дар самого Творца! — взревел вождь пернатых и разрубил воздух в том месте, где только-только стоял его раб-собеседник. — И будет большой победой убить тебя! — громадный меч ударил там, где находилась голова противника, умудряющегося двигаться быстрей, чем он размахивал своим прекрасно сбалансированным оружием.

— Ярость не может быть священной! Я повторял это тысячи раз! — он легко скользил между молниеносными ударами разъяренного ангела, ведь сам учил того сражаться. — В схватке самое главное — это хладнокровие, а ярость ослабляет, заставляя видеть то, что желаешь сам!

— Мне противно слушать тебя! Ушедшего жить с жалкими рабами, с человеческим скотом, когда ты мог стать нашим царем! Да, что там нашим! — пернатый богатырь перестал «работать» мечом и заговорил ненавидящим тоном. — Царем всего Элизиума, но нет!! — он зло раздул ноздри, чем сразу испортил идеальное лицо. — Выбрать отвратительную судьбу закованного в цепи ничтожества и исполнять приказы рогатых, наказывающих за любое непослушание! Ты ничтожество! Жалкое ничтожество! — следующий сильнейший удар прошел мимо. — Мне все говорили, что ты не из нашего мира, но я верил тебе, а не им! Как же я ошибался! Теперь моя цель или убить тебя, или умереть самому, ведь каждый из моих сородичей будет называть меня учеником раба, если узнает! — логика созданий живущих битвами, поражала глупостью, но бывали и более странные миры.

— А ты никому не рассказывай! Скажи хоть раз, что пожалел раба, оставил ему ничтожную жизнь! — в этот раз он не собирался ускользать от ангельского клинка, а вскинул меч и отбил огромной силы удар вождя крылатых берсерков, чувствуя пробежавшую по руке сильную вибрацию от столкновения двух крепчайших полос стали. — Уйди, забыв про гордость! — его губы раздвинула легкая и грустная улыбка, в которой не было других чувств, кроме, как жалости к богатырю Элизиума, что расстается с длиннейшей жизнью из-за традиций красивого крылатого народа, так отличного от их бесчувственных собратьев. — Зато будешь и дальше водить своих воинов в кровавые набеги! Ты мне всегда нравился и вождя лучше тебя им будет тяжело найти!

— Как я могу не рассказать с кем бился, да и многие из братьев видят, что я с кем-то сражаюсь и даже разговариваю! — в безмерном удивлении расширил ярко-голубые глаза крылатый противник, чей богатырский удар вновь был отбит с удивительной ловкостью. — Они спросят, что это за жалкий узник, которого я не стал убивать и выслушал, удостоив подобной чести? Что за ничтожный раб, на которого потратил драгоценное время безудержной кровавой схватки, насыщающей кровь силой, а сердце радостью?! Как я им отвечу!? Ты в своем уме?! — прохрипел тяжело дышащий ангел, а он пожал костлявыми плечами, раздувая крепкую грудь и всасывая горячий воздух Ада взамен израсходованного, что использовался для скольжения от могучего противника и блокировки его ударов.

— Понятно! Так я и думал! — в этой схватке с самого начала был только один выход, и он в принципе не ждал, что ангел уйдет без победы или смерти, ведь действительно не мог обмануть собратьев, сказав, что просто издевался над несчастным рабом. — Тогда прощай! — серо-голубые глаза впились в яростное лицо вожака пернатых воинов, ярко-голубой взор которого выражал надежду на победу и одновременно обреченность. — Я подарю тебе минуту сражения! Пусть братья видят, что ты действительно бился и бился хорошо! — он сузил похолодевший взгляд, пышущий битвой мир еще больше замедлился, а небесная сталь принялась рвать горячий воздух, окружающий пернатого берсерка.

В любой из схваток, какой бы она не была — сражение на мечах или игра в догонялки — не требуется каких-то особенных навыков, а лишь скорость, умение и чувство движений противника. Талант найти вражеский ритм и настроиться на него, что он и сделал в самом начале схватки, поэтому крылатый богатырь и не сумел его ни разу задеть, а лишь бил вокруг, словно пугая, что видели пернатые собратья.

Высокий и красивый вождь ангелов сумел несколько раз отбить его клинок, зная, что ему дают фору, разрешив сражаться и это понимание игры кошки с мышкой, когда большой зверь разрешает убегать маленькому, вгоняло крылатого воина в ярость и тоску. Он бился изо всех сил, понимая, что его тощий противник за столетие добровольного заточения стал лучше, чем раньше и собирается убить его, милостиво разрешая умереть не от кирки раба, а прекрасного меча.

А ему было жаль огромного, но сейчас беспомощного, как новорожденный щенок ангела. Тот так и не внял его множественным наставлениям о слиянии с телом, поэтому проигрывал, веря не в себя, а тренированные мышцы и считая, что развитие разума — удел калек и слабаков.

— Жаль, что ты не остался с нами! Мы бы захватили тысячи миров, имея такого предводителя! — могучие, татуированные руки вождя пернатых едва держали громадный меч, с трудом давая отпор, будто издевающемуся над ним узнику Ада, бьющемуся не в полную силу и оказавшегося очень непростым и давно знакомым противником, когда-то бывшим его учителем.

— Мне не нужна власть! — он провел мощный удар, направив тело вбок и ускорив его с помощью массы молота, чтобы, пока сверкающий меч летит в сторону крылатого противника, уйти от того без помощи мышц и они отдохнули в данное мгновение. — Власть — ничто! В ней нет смысла, ибо она удел тех, кто поклоняется ненасытному до отдыха телу! Для каждого любящего повелевать, главное исполнение желаний! Каждый из царей обожает преклонение! Чужой страх! Лицемерие! Возможность дарить жизнь и забирать ее, а тот, кто действует наоборот — быстро умирает или бывает свержен! — благодаря тяжести молота, его жилистое тело ушло от гигантского клинка ангела и запустило инерцию кирки за спиной, отчего уже оба орудия производства помогали телу крутиться независимо от мышц, а его глаза тем временем следили за крылатым воином, дабы знать, куда направить удар или успеть отклониться. — А мне нужна свобода! Свобода от желаний, хотя есть одно-единственное… Сделать бесконечность Вселенных чище, а знаешь почему?! — он искренне улыбнулся, ведь обладал мечтой, к которой терпеливо шел и в это же время заметил, куда направился ангельский меч, сразу же задав ответный ход своему клинку, одновременно подставляя защищенную спину, дабы использовать ее в роли щита. — Я ужасный эгоист! Не люблю, когда меня что-то раздражает, поэтому хочу сделать мир лучше, дабы никто не мешал жить! Пусть это глупо звучит, зато правда! Вся моя суть — это всепоглощающая ненависть к тупости! Любой тупости и непониманию смысла собственного существования! Я хочу уничтожить эти понятия, и может тогда найду гармонию с самим собой, и наконец, сольюсь с Творцом! — клинок пернатого богатыря, как он и ожидал, с огромной силой ударил по его защищенному сзади торсу, ускорив начатый им замах настолько, что добытый в бою меч гулко врубился в мускулистую спину предводителя небесных воинов.

Весь их бой походил на огромной скорости танец, движения которого являлись легкими и давно заученными, а любая попытка пернатого противника ассинхронизировать его движения приводила к поражению, ибо в настоящем танце партнеры подстраиваются друг под друга. Каждый из них даже в случае падения другого быстро импровизирует и гармонично сливается с «неудачей», делая движение, идеально вписывающееся в предыдущие танцевальные «па». Именно поэтому бой на мечах является не более чем соревнованием, кто кого перетанцует, и при умении можно вечно двигаться, вписываясь в каждый замах противника, совершенно не подозревающего о том, что все его потуги — это ответ на твои движения. В любом из миров самое главное — гармония, что было почерпнуто им очень давно…

Огромный крылатый воин замер, словно сжав врубившийся в спину меч ее мощными мышцами, и его тело задрожало. Обрубленные куски крыльев закровоточили и отвалились, а он сам рухнул на колени.

— Кха-кха-кха! — умирающе закашлялся пернатый, а из красивого, но искривившегося рта полетели красные капли. — Ты всегда был лучше! Лучше любого из нас! Победить тебя являлось моей мечтой, но я никогда не понимал слов о гармонии, ритмах… — могучее тело накренилось, желая уткнуться лицом в камни рудника, но ангел оперся о мощные руки, где рукоять прекрасного меча сжималась кистью правой. — И как можно слиться с противником, но ты умел это, никогда не отказываясь показать, чтобы доказать собственные слова… — тело небесного богатыря дрожало, словно расходуя последние силы на монолог с безмолвным рабом, не обращающим внимания на жаркий бой вокруг. — В этой схватке я сразу понял, что любое мое движение лишь продолжение твоего… Ты всегда думал далеко вперед и умел терпеть… Терпеть, как никто… Когда все бросали задуманное, ты продолжал через мучения, но добивался своего… Жаль, что ушел… — перевитые толстыми узлами мышц руки, словно обмякли, и крылатый воин рухнул, так и не разжав пальцы на рукояти меча в правой кисти.

— Все жалеют, когда я ухожу… Все… Но мой путь отличен от других, ибо это даже не путь… Я хочу быть указателем к Нему, чтобы улучшать Вселенные! Пусть через боль, страдания и множество смертей! — он выдернул громадный меч из спины пернатого, и отбросил, дабы тот с громким лязгом ударился о неподатливые камни рудника, а сражающиеся вокруг ангелы уже видели гибель могучего предводителя от руки обычного раба и неверяще замерли, словно забыв о горячей схватке.

Многие из них тут же погибли от рук узников, рогатых и двуруких, мигом воспользовавшихся паузой в обороне крылатых берсерков, а выжившие принялись взмывать в затемненное небо, тем более наконец-то прибыло чертово подкрепление, с шумом влетающее на территорию рудника.

Небольшие и юркие глайдеры рогатого воинства выглядели топорно и уродливо, лишь движущие их механизмы поражали плавностью линий и вспышками холодного пламени, являющегося производной от работы некой энергии, движущей летательными аппаратами. Эта технология была найдена явно не в Аду и не Раю, но где тогда? Он постоянно задавал себе сей вопрос, видя рассекающие воздух штуковины с восседающими внутри козлоногими, совершенно не смотрящимися на фоне двигателей — произведений искусства, однако не имел никаких предположений, хоть и прожил столько времени.

Пернатые же тем временем взмывали в адские небеса, держа в мускулистых руках громадные мечи и восхитительно смотрясь, что подтверждало разнообразные легенды людей о существовании милостивых и добрейших пернатых воинов, правда, где в них хоть чуть-чуть из обоих качеств, спросил бы любой раб на руднике, но… Сказки всегда красивей, ведь под них так сладко засыпается…

А вот многие горячие головы ангельской орды так и не смогли оторваться от сражения даже с гибелью вожака, но это нормально. На то они и битвы, чтобы подчищать воинские ряды от брака, не контролирующего собственную кровожадную суть, когда вся стая покинула место охоты и взмывает к темному провалу в слепящем небе, и как же она все-таки красиво это делает… Взмахи огромных трехметровых крыльев вздымали изрядно поредевшие в количестве мускулистые тела со светлыми развевающимися волосами, а сильные руки держали ни на мгновение не выпускаемые мечи!

Кратковременная, кровопролитная битва закончилась и спустя малое время жизнь на жарком, затерянном в пустыне руднике Ада вернется в прежнее русло. Рогатые поставят новые вышки взамен сожженных и расплавленных, пригонят новую охрану, завезут новых рабов и все пойдет, как всегда, а сейчас… Сейчас погиб еще один старый знакомый, научивший его тому, как нельзя жить… Жаль… Такой красивый и могучий… Мог летать и летать… Славно биться, как всегда любил говорить…

Он взглянул на крупное тело пернатого со страшно разрубленной спиной и отвалившимися кусками ровно-срезанных крыльев, мышцы которого быстро костенели в крепких объятьях смерти. Да уж… Придется объяснять, каким образом он убил вождя небесных берсерков, ведь это видели довольно многие… И объяснять не местным чертям, коим до этого нет дела, а прилетевшим безрогим особям… Мерзким собакоголовым, занявшим в Геенне Огненной все более-менее руководящие посты и подмявшим под себя работорговлю…

Все! Абсолютно все прибывшие в Ад люди проходят через когтистые руки демонов-псов, а те же их особи, что сейчас прилетели с подмогой, самые худшие, ибо всюду ищут загадки, подозревая всех и каждого… Именно их мерзкая порода является инициатором в строительстве некого заповедника… Уроды… Кто их вообще создал? Псы с копытами… Пока жил в Геенне Огненной, никогда не задавался подобным вопросом, но много десятилетий спустя, пребывая в добровольном рабстве стал мыслить совершенно иначе… Гармония… Всюду гармония и вселенские ритмы, а эти отвратительные создания в них совершенно не вписываются, мысля и выглядя противно любому из Творцов…

Он тяжело вздохнул и сплюнув на остывший от небесной тени камень, уселся на поверженного противника, не испытывая при этом никаких чувств. В Аду мало, кто уважает мертвых, а уж он-то, с его прошлыми деяниями и подавно… Тела — пустышки, а смерти, как таковой не существует, если, конечно, не давать это название понятию смены тел с одного на другое или временное существование без него… Бр-р-р! Смерть… Придумают же слово такое противное… Каким бы совершенным не был организм — это не более чем бесполезная куча мяса, перестающая работать после выхода из нее души или сознания и самоуничтожающаяся с помощью живущих внутри паразитов… Так называемые могильные черви только и ждут, когда раздастся звонок прекращения жизнедеятельности, дабы начать расти для дальнейшего пожирания холодного трупа. Самое интересное, что любое неправильно работающее из-за внутренней засоренности тело может подать этот сигнал раньше положенного времени, и тогда черви принимаются жрать несчастного еще при жизни. Со стороны этого обычно не видно, но люди часто болеют подобным, заживо гния изнутри, пока организм изо всех сил сражается со своим же звонком на обед… А во всем виновата жизнь, полная вседозволенности… Тело — инструмент, и каким он будет зависит лишь от хозяина. Умрет тот в мучениях или будет жить долго, оставаясь вечно молодым.

Массивный труп высокого ангела закостенел, но был еще теплым, видимо впитав жар от камней, а чертовы глайдеры приземлились, выпустив из себя самых разных рогатых, начиная от козлоподобных и заканчивая свиномордыми, правда, не этими мелкими ублюдками, а здоровыми матерыми кабанами, могущими рвать железо, используя огромную звериную силу. Вели их естественно собакоголовые и ящероподобные, и если к демонам с песьими головами он давно привык, то к ящерам нет, да и в мир Ада они абсолютно не вписывались, будучи слишком противоестественными его населению.

Холоднокровные сознания, совершенно не походящие разумом и обликом на теплокровных, даже нельзя сказать, что собратьев, совали свои сплюснутые носы, куда ни лень, обладая непонятно откуда взявшейся властью. Он никогда ранее не интересовался, однако краем уха слышал, что эти твари — дети древней цивилизации, устраивающей всюду свои козни, но как они забрались в разные по энергетической структуре миры Земли и Геенны Огненной, являлось загадкой.

Также обладающие огромным авторитетом в Аду собакоголовые их недолюбливали и это слабо сказано, но по долгу службы им частенько приходилось ходить рядом, а вот кто поставил столь разных существ совместно работать, тоже оставалось загадкой. Правящая верхушка проклятого мира редко высовывалась наружу, да и они ли это были? Геенна Огненная существовала по своим правилам, и как любой из миров считала их догматами, заодно ища Творца, как всем говорили черти, даже те тощие оборванцы, что целыми днями неприкаянно слонялись, не имея определенной цели и рода занятий. Весь Ад считал, что их цивилизация ищет Бога путем снятия человеческих воспоминаний, дабы позже использовать своих же творений настолько мерзко, как сами люди обращались с животными. Месть это была или справедливое совпадение — не в этом суть… Главное, что люди боялись чертей еще с рождения в первой жизни, а рогатые были уверены в их ничтожестве еще, когда ходили под себя в уродливой люльке. Память… Все это память крови.

И вот наступил не самый лучший момент, когда в его сторону поцокал собакоголовый, укутанный в отблескивающие серым серебром одежды, и что хорошо — без ящерицы с холодными глазами. Угольно-черная морда без единой отметины рассказала о чистокровности демона-пса, а холодный желтый взор мог дать фору температуре воздуха в белоснежных высокогорьях Элизиума. Этот высокопородный демон обладал отличными профессиональными навыками, а он знал это, ведь уже встречался, когда на рудник однажды прилетали дикие и устроили жуткую бойню.

— Вот это да!! — восхищенно, однако с не изменившейся эмоционально мордой произнес пес с копытами, подойдя к нему и оглядев труп огромного ангела, а затем, остро взглянул дальше, где валялись с одного-двух ударов убитые пернатые. — Я смотрю, ты отличный боец, раз сумел стольких завалить! Наверное, участвуешь в схватках на аренах?! Здешний чемпион?! — холодный взгляд буравил его лицо, явно узнав, а он отрицательно мотнул головой, сделав, как можно более простодушный вид.

— Нет! Не участвую господин! Не люблю драться, а просто умею! Научился в прошлой жизни! — он несколько раз моргнул, а допрашивающий его собакоголовый также простодушно кивнул.

— Понимаю! Сам такой, поэтому за порядком слежу и в драки не лезу! — демон-пес панибратски крутанул остроухой головой, охватив жаркий окружающий мир, где подмога вкупе с охраной рудника добивала павших в бою, а также не могущих угомониться ангелов, а спрятавшиеся под тележки узники выбирались, почти все выжив. — Но как ты их все-таки ловко! Что этого, что тех, а ведь дикие прекрасные бойцы! Расскажи, как ты расправился с ними?! Причем, ладно молодые! Их горячую кровь я прекрасно знаю, но сам предводитель отправившейся в набег орды… — собакоголовый, будто удивленно закачал угольно-черной головой, разбрасывая одеждами серебристые блики. — Это сильный и опытный противник, что значит, ты не просто хорошо дерешься… — высокопоставленный демон замолчал. — А очень хорошо! — желтые глаза превратились в узкие щелочки, словно изо всех сил стараясь просверлить в нем дыру, но он ждал этого, ведь его не первый раз заставали за убийствами, прибывших в набег ангелов. — И ты не первый раз убиваешь лучших бойцов… — демон-пес скривился. — Пернатых! — и будто прочитал его мысли, открыв багровую пасть с почти человеческим языком и острыми зубами. — Десять лет назад ты убил семерых… — он бесстрастно моргнул желтыми глазами, словно ожидая от него реакции, хотя они оба знали, что ее не последует. — Телохранителей предводителя небольшого отряда отщепенцев, спустившихся с небес вопреки приказу этого! — собакоголовый сморщившись, кивнул на труп ангела-вождя. — И опять же списал на умение биться! Так, где ты научился драться, напомни-ка, а то я подзабыл!? — демон приподнял верхнюю губу, оголив будто увеличившийся, блеснувший клык.

— В Китае, господин! Там множество монастырей, обитатели коих ищут единую гармонию тела и Вселенной, ежедневно изматывая себя физически и возвышаясь духовно путем длительных медитаций! — он продолжал сидеть на холодеющем трупе, даже не собираясь вставать, ведь встав, превысил бы собакоголового демона, а эта порода такого не любит. — Я жил там почти десять лет, и каждый день впитывал их такие непохожие на другие знания с умениями, чтобы разочаровавшись, двинуться дальше для поиска собственного пути, ибо этот показался мне несовершенным! — он смотрел прямо в лиц… морду псу с копытами, а тот безмолвно внимал ему, отлично понимая, что крепкий узник не врет, но и не договаривает, однако поймать его на этом не мог, да и давно списали с него все воспоминания, подтверждающие рассказы внешне простодушного и замкнутого раба.

— Понятно… — кивнул собакоголовый, принявшись разглядывать происходящее на руднике и будто не обращая на него внимания. — Этот путь не тот, тот не этот… Любая разумная раса ищет собственную дорогу, и каждый ее представитель считает, что уж его-то выбор лучший, то есть все должны следовать ему! — угольно-черная морда повернулась и желтые глаза вцепились в узника, пытаясь проникнуть ему в душу, а тот неопределенно пожал плечами, словно не замечая остроты демонического взора.

— Вы правы, господин! Ваши слова — слова истинного мыслителя! Нет единого пути, каждый должен найти свой, вот и я, спустя десять лет осознал, что бесконечное самосовершенствование не дало мне ничего, кроме гармонии с телом, а хоть какой-то близости Творца совсем не ощутил! — он говорил то, что думал, поэтому демон-пес не мог поймать его на лжи.

— Ага… Ага… — тот смотрел на него и кивал, скрестив на груди когтистые руки. — И как ты погиб мой честный друг? — собакоголовый задал саркастический вопрос. — Ты случайно не хочешь обратно на Землю? Там перестали сжигать колдунов и стали прислушиваться к словам умных людей! Каждый день что-то открывают и придумывают новое! Сегодня в этом мире ценится цепкий ум, однако самое странное… — в желтых глазах мелькнуло искреннее недоумение. — Такого количества идиотов, как сейчас, в Ад еще никогда не приходило! Как ты умер, я тебя спрашиваю?! — собакоголовый остро взглянул на него, оскалив клыки, а он отшатнулся, будто испугавшись и не забыв умело плеснуть страха в серо-голубые глаза.

— Меня сожгли, господин! Заставили взойти на костер, ибо я учил людей жить, не веря в богов, а лишь в свои силы! — гордо ответил он, постепенно убирая боязнь из взора, и слова его являлись истинной правдой, что опять не понравилось прямоходящему псу, знающего об искренности узника. — Вот тогда я понял, что они еще не готовы принять мои знания! — он задрал голову, глядя прямо на демона, а такие же, как тот, тем временем цокали по каменистому полю боя, как всегда что-то вынюхивая.

— Ясно! — вновь кивнул высокопоставленный черт, сделав вид всепонимающего и прощающего наставника. — Здесь таких мыслителей огромное количество, но я так и не получил ответа на мой вопрос! Не хотел бы ты вернуться на Землю?! Умереть до конца, дабы вновь родиться и заново искать путь к Творцу?! — демон-пес осенил себя подобием крестного знамения, а он, зная, что эта порода ничего просто так не спрашивает, отрицательно замотал головой.

— Нет, господин! Геенна Огненная меня вполне устраивает! Мне здесь проще жить и думать о смысле бытия! Когда-нибудь я придумаю, как уйти к Нему, но до этого далеко! — эта игра в идиотские вопросы откровенно достала его, но он знал, что собакоголовый не уйдет, пока не успокоится.

— В Аду не любят таких, как ты! Много думаете, а потом рабы бунтуют! Тебя проще убить, но хороших работников слишком мало… — резко сменил тон и тему разговора демон, но произнес это, скрепя острые клыки. — Хорошо, что тебе и таким как ты, скоро придется переехать, поэтому живи… — собакоголовый оскалился в гримасе злой радости, чем заставил его вздрогнуть. — Заповедник почти построен! Заповедник «Спящих»! И там ты вновь расскажешь все свои истории про монастыри и поиск уникального пути! Ха-ха-ха! — жестоко засмеялся демон, разворачиваясь и покидая его, а он так и остался сидеть, обдумывая слова безрогой собаки.

Заповедник «Спящих»… О нем много говорили, да и он только-только вспоминал… Всех подобных ему узников, обладающих разными талантами и быстро приспосабливающихся к Аду, словно рожденных в нем, называли «Спящими», обозначая этим словом тех, кто не исполнил свою миссию на Земле, будучи рожденным для чего-то великого и вот в этом заповеднике будут пытаться вытащить их старую память, только как еще никто не рассказывал. Черти день и ночь совершенствуют свои методы, придумывая разные устройства для считывания памяти, прекрасно зная, что основная ее часть спрятана в бесконечности Вселенных и через мозг до нее слишком сложно добраться, если только не суметь правильно его настроить… Значит существует вариант, что они чего-то добились в этом направлении… Может быть… Может быть…

Он нехотя встал с остывшего тела ангела, хотя на такой жаре данное определение не слишком соответствовало правде, и азартно посмотрел на блестящие перья, где молодые, недавно начавшие расти вместо выпавших старых, чуть-чуть проглядывались среди основной массы, а затем пощупал их.

Хорошие… Мягкие… И наверняка легкие… В самый раз на подушку… Прости, старый друг, но как бы ты не был против, придется тебе меня выручить…

Его крепкие, жилистые руки радостно дергали материал для новой подушки, складывая рядом с закостеневшим телом, которое позже им же — рабам и скормят, предварительно проварив, прожарив и размолов в кашу, но это совершенно его не заботило.

Любая пища — это просто пища, если кормят тебя, а не ты сам занимаешься ее приготовлением. Человек превращается в зверя, когда начинает убивать себе подобных ради пропитания, а вот, когда его кормят убитыми, то тогда он ни в чем не виноват и что-либо мерзкое в этом отсутствует. Тем более, что в Геенне Огненной иногда кормили ангелами и любой христианин был бы счастлив причаститься к священной для них плоти небесных созданий, помогающих самому Иисусу. Все поклонники сына Божьего постоянно употребляют его плоть с кровью, по сути, являясь обычными каннибалами, завуалировавшими свои мерзкие деяния в красивое мини-шоу под названием «причастие», где это выглядит хлебом и вином. Церковь умеет учить безмозглую паству извращениям, заставляя верить, что все преподносимое ею хорошо, а те же, кто против — враги навек, вследствие чего ее пустоголовые почитатели и рады стараться… Да уж… А чем еще заниматься, если не имеешь собственных мозгов? Только следовать кем-то придуманным догматам… Нет… Это не для него… Ну вот и последние перышки… Какие все-таки мягкие и одновременно жесткие… Хорошая подушка получится… И форму держать будет… Отлично… Просто прекрасно…

Вдруг откуда-то со слепящих небес, которые вновь заняли два кровожадных солнца, раздалось противное, проникающее внутрь головы звяканье, монотонно повторяющееся каждую секунду, а затем и вовсе отвратительный звон, после чего все расплылось, оставив лишь эти звуки…

Глава 4

— Ку-ку «Спящие»! Пора просыпаться, мои красивые! — противно гнусавящий, толстожопый сатир водил блестящим клинком с засохшими бурыми потеками по наверняка раскаленным прутьям решетки, безжалостно будя трех друзей, сморенных крепким сном. — За вами приехали представители важных покупателей! — свиномордый демон злорадно ухмыльнулся, оскалив желтые клыки и противно сморщил и так мерзкую морду, между делом громыхнув по железной решетке. — Пора в заповедник! В охраняемую вечность! Там-то вас научат жизни! Ха-ха-ха! — он злорадно и естественно гнусаво засмеялся, искренне радуясь, что оскорбившие его рабы поедут туда, где их по приезду помучают, дабы снять воспоминания и развлечь других скучающих узников. — Пощекочут пяточки раскаленными железками, разрежут на кусочки, заново срастят, а затем опять разрежут! Бойтесь «Спящие», а ты больше всех здоровяк! — он ненавидяще уставился на распахнувшего глаза юношу, отлично понимающего, отчего его — худышечку, назвали здоровяком.

Дима быстро приподнялся, до сих пор пребывая мыслями в реалистичном сне, где как раз набрал отличных перьев на мягкую подушку, о которой так долго мечтал, и сейчас буквально ощущал их в руках, но на деле там было пусто. Он сжал и разжал загорелые кисти, недоуменно хлопая серо-голубыми глазами и пытаясь полностью вынырнуть из удивительного сновидения, где находился в крепком теле узника Ада, давно работающего на проклятой планете, и знающего все тонкости Геенны Огненной. Это происходило в покрытые тайной времена, называемые Средневековьем, когда на Земле еще не задумывались о технологиях, а принялись за уничтожение ведьм с колдунами, сжигая и расчленяя самых умных людей планеты, дабы построить царство идиотов, а вот зачем это делалось, он не знал или просто не помнил, да и не в этом суть.

Получается, он по-любому когда-то был в проклятом мире Ада, только чем тут занимался? Сие оставалось загадкой, этаким сложнейшим ребусом, который должен решиться, когда они прибудут в заповедник «Спящих» и там он наверняка расшифрует свои прошлые жизни, так часто всплывающие с помощью Геенны Огненной, безжалостно расталкивающей спящий разум.

Мальчишка поднялся и с хрустом выпрямился, шевеля костлявыми плечами и моргая тяжелыми глазами, уж слишком крепко спал и тоже самое делал Такеши, а вот мгновенно проснувшийся Лкетинг быстро вскочил на ноги и сразу взглянул на решетки, двойные тени от которых стали совсем длинными, однако снаружи было светло. Обезумевшее солнце Ада, неустанно движущееся по небосводу, лишь слегка угасло, зато заползло далеко в их камеру, почти накрыв обнаженные тела и насытив воздух жарой.

— Долго вы там потягиваться будете!? — люто гаркнул стоящий на солнцепеке свин, громыхнув клинком меж бесстрастных чертей по металлическим прутьям, и к их клетке подошел его авторитетный собрат, уже дважды получивший в свиной пятак, а сейчас распахнувший звериную пасть, дабы подсобить слишком ласковому коллеге.

— А ну поднялись!! Быстро!! Привилегий здесь никому нет! Или вы решили, что если спите в отдельной камере и за вами кто-то едет, то вы лучше всех и не имеете право на наказание?! Выпрямились «Спящие» отродья! — свин все-таки не забыл мелко оскорбить трех особенных узников, а его мачете угрожающе прошелся по разогретой решетке, сыграв злобную мелодию смерти, но какого-либо действия она не возымела.

Особенные пленники отлично понимали, что ничего он не сделает, если не сделал после стольких оскорблений и разбитого носа. Ни он, ни его шумно сопящий напарник, ни взрезывающий неподалеку Варгх, ни даже с кем-то говорящий «Анубис», чей гавкающий голос отлично различался в сумасшедшей какофонии Рынка, жизнь на котором бурлила горячим ключом.

— Свинья не может быть львом, если не беременна! — гулко произнес старую шутку заулыбавшийся масаи и мягко пошел к вырубленной в полу канаве, дабы ополоснуть вспотевшее лицо. — Лкетинг готов к испытаниям! Лкетинг спал и видел духов! Духи сказали, что Лкетинг готов! — он бесстрашно выпятил широкую грудь, полную шрамов и холодно посмотрел на закипающего от ярости поросенка, чей лютый взгляд на него не действовал.

— Ну, раз Лкетинг готов, то я тоже готов! — неуверенно пробормотал субтильный японец, не столь хладнокровно относящийся к началу новых приключений, но и не собирающийся отставать от друзей. — Только умоюсь… — он грустно вздохнул и поплелся к поилке, дабы неспешно, словно готовясь к харакири, умыть лицо, а после облить коричневое от загара тело и фыркнуть, на что звереющий сатир взирал, как на массовое грехопадение девственниц-фанатичек.

Дмитрий же вообще не комментировал происходящее даже мыслями, до сих пор пребывая во сне с бьющимися ангелами, чертями, людскими узниками и мыслями раба, в теле которого находился. Он почесал грудь, ощущая всем телом, что его судьба иная… Намного более иная, чем у просто людей, о чем всегда знал с детства и окружающий мир подтверждал его домыслы. Очень хотелось узнать, как он попал на Землю, если не собирался возвращаться, и что заставило его это сделать…

«Как вариант возможная отправка в заповедник и заставила… Судя по мыслям того раба… Моим мыслям… Я ведь хотел добиться от людей понимания себя, а тот собакоголовый подал идею вернуться… Типа на Земле наступили другие времена… Но до этой смерти я почему-то ничего об этом не помнил… Что за хрень? Детектив какой-то, где ищу сам себя по горячим следам…», — он апатично и густо сплюнул, благо обезвоживание тела в ближайшее время ему не грозило, и внимательно посмотрел на закипающих сатиров, желающих убить всех «Спящих», пока их хозяин, судя долгой болтовне и спорящей интонации, с кем-то торгуется.

Массивный ком слюны приземлился рядом с грязной босой ногой, на что он не обратил внимания, хмуро разглядывая свой впалый живот и уныло висящий половой орган. Внезапно голову посетила мысль, что было бы неплохо сделать «пи-пи», но перед этим сполоснуть горячее лицо и облить водой пышущее жаром тело. Удивительно, что желание сходить по-маленькому не появилось раньше, ведь они столько шли и спали, хотя… Такая жара забирает всю жидкость через кожу, это он помнил еще со времен Крыма, когда ездил туда отдыхать и никогда не ходил днем в туалет, а лишь жутко потел.

Обозленные сатиры, стоящие на солнцепеке его почти не волновали, ибо сейчас он хладнокровно понимал, что они всего лишь создания с мерзкие характером, вынужденные работать на того, кто больше платит, а «Спящие» относились к категории ценного груза, который должен оставаться в целостности и сохранности. Поэтому он и не обращал на них внимания, будучи больше озадачен сном, чем погаными свиными рожами и зазубренными клинками, между делом радуясь прямоте и безупречности своего лица, «любовно» скорректированного Лкетингом и железной миской в мускулистой руке.

Голожопый мальчишка двинулся к поилке, взглянув на спутников по несчастью, где у чернокожего воина-масаи было видение готовности к тяжелому путешествию, а низкорослый Такеши не отставал от туземца, правда, с лицом, идущего на похороны человека. Те в ответ кивнули, а он, мысленно проклиная обезумевшее солнце, лезущее в камеру, склонился над топорно-вырубленной канавой в каменном полу и, набрав полные горсти воды, с наслаждением выплеснул на себя.

Он совсем не специально делал это на виду у красноглазых сатиров, ожидающих приказ Джумоука выводить обнаглевших узников, но его пока не было, и Дмитрий неторопливо плескал и плескал на себя столь драгоценную в Аду влагу, дабы разгоряченное тело впитало ее, как можно больше. Внутри тощего парня поселилось удивительное для сей ситуации спокойствие, явно связанное с ожиданием грядущих ответов, приготовленных судьбой-загадочницей. Геенна Огненная перестала страшить, по крайней мере, так, как страшила еще несколько часов назад, а все ангелы и черти оказались почти родственниками, с которыми можно разговаривать на любые философские темы за одной-другой бутылкой водки. Он почти осознал себя, как часть Ада, хоть и не знал своей истории, которая все больше и больше вспоминалась с каждым мгновением пребывания здесь.

«Интересно, что увидел во сне Лкетинг? Не просто же так он решил, что готов…», — льющаяся на темно-коричневое тело вода разбрызгивалась на тысячи тысяч капель, в каждой из которых прятался свет кровожадного солнца, заползшего в камеру, но так и не сумевшего наброситься на друзей.

Закончив моцион перед тяжелой дорогой, причем Дима был уверен, что она тяжелая, он подошел к воину-масаи с японцем, и облокотился о теплую стену, за которой едва слышно всхлипывали женщины, среди которых находились грудастая Лиза с ненасытным до крика, сейчас молчащим малышом.

«Как она там? Останется одна с кучей сумасшедших баб… Надеюсь выживет… Что она, что ее мелкий горлопан… Пусть у них все будет хорошо!», — он устало опустил загорелые руки, ожидая, когда скрипнет решетчатая дверь и они перейдут в волосатые лапы новых хозяев, а точнее их представителей.

Ненавидящие глаза свинорылых демонов сверлили в троице «Спящих» огромные дыры, а замерший юноша вслушивался в невнятные голоса «Анубиса» и покупателей, заглушающиеся безумным шумом Рынка. Позади сатиров пару раз процокали, а лучше сказать прогромыхали огромные минотавры с мощными мускулистыми телами, намного превышающими размеры обычных козлоногих. Их темно-оранжевые взоры на пару секунд проникли в клетку «Спящих», но без любопытства, а скорей для бесстрастной оценки товара, который необходимо везти через пустыню, полностью принадлежащую безумным светилам Ада.

«Значит, вот кто будет нас сопровождать… Здоровые-то какие… Интересно, сколько им жратвы надо? Небось корытце и тарелка в придачу… И отчего алкашам такие чудовища во время белой горячки не являются? Только сатиры и козлы с баранами… Скорее всего, остальные мозгами не выдались, хотя вон Низам умный, пусть и баран… Но с другой стороны, он мог в виде исключения таким уродиться… Не понимаю… Или почему, например к алкоголикам не приходят собакоголовые? Хотя нет… Насчет этих ясно… Им к голытьбе ходить не по рангу… Да уж… Вот вспомню все, тогда буду знать, а пока терпение и только терпение…», — недвижимо стоящий рядом масаи оттолкнулся от стены, и не говоря ни слова пошел к дырке в полу, дабы нескромно усесться над ней и до конца подготовиться к полному опасностей путешествию, а вот Дмитрий с Такеши сходить по-большому не желали и виноваты в этом были сами.

Скорее всего, употребленная за раз тройная пайка «подарила» им запор, что частенько бывает после долгого воздержания от пищи, однако туземец не был в курсе сей аксиомы, поэтому исправно сбрасывал балласт, насыщая и так мерзкий воздух новыми миазмами. Как говорится, сон сном, но чистка телу тоже требуется, ибо усрешься в нужный момент, поскользнешься и испортишь готовность, предначертанную красивым сновидением полным духов и подсказок.

— Что с нами будет дальше, Дима-сан? Как ты считаешь? — Такеши отвел от тужащегося чернокожего друга скромной взгляд полный грусти, переплетенной с надеждой, и посмотрел на тощего юношу, а тот неопределенно пошевелил крыльями носа.

— Без понятия Такеши… Без понятия… — он, как всегда решил не рассказывать про увиденный сон, но пару взятых из него фактов произнес. — Но я уверен в одном. В Аду не так уж и плохо, как кажется, по крайней мере, тем, кто чего-то стоит, а остальные… — он неопределенно пожал плечами. — Остальные сами виноваты, что давным-давно склонились перед смертью, сделав ее своей главной богиней и теперь готовы на все, дабы от нее откупиться. Здесь главное оставаться самим собой и никогда, ни перед кем не сгибаться… В этом проклятом мире, как и во многих других уважают силу и даже, если ты человек, тебе будут рукоплескать, коль заслужил похвалу! — практически нараспев высказался он, а поднявшийся с адского сортира Лкетинг внимательно слушал его слова, не забывая ополаскивать грязный зад, черпая воду из поилки в одну руку и переливая в другую.

Свиномордые демоны, слышавшие диалог «Спящих», бряцали зазубренными клинками о горячие прутья клетки, будто нервничая и не зная, что произнести, а тот, который получил миской по носу, так вообще беспрестанно приоткрывал рот, словно желая высказаться.

Дима, видящий происходящее краем глаза, не придавал этому значения, ибо карликовый демон явно не собирался говорить что-то хорошее, поэтому парень продолжил монолог в сторону Такеши.

— И хоть адская жизнь сильно отличается от земной, многие находят в ней свою прелесть… — он почесал подбородок и за левым ухом. — Те, кто был никем на Земле, здесь становятся лучшими среди тех, кто когда-то являлся королем мира и таких немало! Поверь мне! Если мы отсюда не выберемся, то и не пропадем! А может… — он сделал паузу и посмотрел на залитых двумя солнцами свиней, противно лязгающих злобными клинками. — Когда-нибудь и выберемся… — юноша отвернулся от шевелящих пятаками сатиров, и в этот момент к ним подошел масаи, с задницы которого капала вода.

— Белый брат говорит правду! Дикие свиньи и козы боятся силы, а Лкетинг может победить любую свинью и козла! — он, как обычно стукнул в широкую грудь кулаком, и тут заскрипела решетчатая дверь.

«Спящие» синхронно повернулись, увидев, как разцокались в стороны, охраняющие их козлоногие, а на выходе встали два быкоподобных черта с огромными изогнутыми клинками, и что удивительно по их нестерпимо блестящей поверхности бегали голубые искры, а сами мечи издавали легкий гул.

— Откуда ты это зна… — не договоривший азиат вылупился на гигантских рогатых, внушающих страх одним лишь внешним видом, где чудовищная мускулатура обвивала массивные тела подобно змеям и похоже выращивалась искусственно, являясь рельефной до невозможности.

Варгх, конечно, был на порядок крупней и страшней их, но сравнивать выращенного из человека чудовищного монстра с простым сыном Геенны Огненной, по меньшей мере, глупо. Минотавры выглядели олицетворениями первобытной мощи и силы, как и их собратья, ездящие на красивых хищных зверях, однако ни разу не виденные «Спящими» в полный рост. Они, как и большинство чертей были одеты в обычные набедренные повязки, выполненные из людской кожи, на которой отсутствовали какие-либо татуировки, зато на одной присутствовал… Точно-точно! Пупок! Кожаная юбка ближнего быкоподобного обладала пупком и явно девичьим, ибо острый взор Дмитрия заметил не заросшую дырку от пирсинга, что не особо его удивило.

Массивные, отливающие на адских солнцах плечи были покрыты черной щетиной, как и весь торс, где грудь являлось широкой, словно Днепр, а бицепсы имели размер большого спелого арбуза. Копыта диаметром с суповую тарелку покрывали сложные узоры серебристого цвета, чем-то походящие на рисунки козлоногих, но с большим количеством завитков, органично переплетенных с острыми углами, а глаза… Темно-оранжевые глаза, могущие принадлежать преданной немецкой овчарке, выражали лишь подозрение и анализ каждого движения «Спящих», ожидая от тех чего угодно, но только не подчинения, а из-за широких спин торчали рукоятки чего-то саблеподобного, плюс широкие дула убойного оружия. Почему убойного? Потому что таким здоровякам иное не под стать, и будет смотреться в их массивных лапах соломинками, также быстро ломаясь.

Один из них открыл коровий рот и почему-то ожидающий увидеть ровные резцы Дима, похолодел, вновь обнаружив заточенные под острые клыки зубы, то есть эти, как и все жрали человеческое мясо, ибо люди самый распространенный корм в Аду.

— Выходим «Спящие»! Выходим! И без лишних движений, а то… — проревело чудовище, рожденное ломать сталь и прикоснулось искрящимся мечом к металлу клетки, отчего там с такой силой полыхнуло, что настороженная троица друзей отшатнулась, вызвав гнусавый смех, дважды обиженного ими сатира. — Не бойтесь, мои маленькие! Не бойтесь! Ха-ха-ха! — гулко захохотал минотавр, перекрыв рыночный шум, с вплетенными в него кошмарными криками людей и бесконечным множественным цоканьем. — Особенно ты, лохматый! — он кивнул в сторону Димы, нервно сглотнувшего и не понявшего в каком месте он лохматый. — Я успел увидеть твои способности, так что можешь даже не думать повторить свои фокусы! Х-ха! — он трубно всхохотнул, а гримасничающий сатир испуганно дернулся, видимо чересчур отвлекшись от реальности, отчего рев гиганта стегнул его, словно Варгх электрическим кнутом. — Нас учили обращаться с подобными тебе, и мы знаем, что для вызова подобного состояния необходимо много усилий и огромный стресс! — он улыбнулся и, как же странно смотрелся растянувший звериные губы бык, которому бы больше подошел пук травы в мощную пасть, а не искрящийся клинок в чудовищной мощи лапу. — Давайте выходите! Тихо, мирно, осторожно! Шаг за шагом, голожопые! Шаг за шагом и без лишних движений! — он сделал манящий жест, словно сюсюкал нашкодившей собачонке, прячущейся от разозленного хозяина.

Черти-охранники, служащие Джумоуку, и сейчас смотрящиеся детьми по сравнению с быкопобными монстрами, отцокали еще дальше, видимо перекупленные узники более не входили в их компетенцию, сатиры же наоборот терлись, как можно ближе, злобно глядя на «Спящих», и наверняка желая дать злобное напутствие, но поганые рты не открывали, боясь огромных покупателей.

Как всегда торопящийся Дима не смог долго ждать, хоть и тряслись поджилки, поэтому медленно двинулся в сторону зовущего громилы, переживая лишь о том, чтобы не зацепиться за искрящийся меч, а остальное его не волновало, хотя нет… Волновало. Лиза и ее ребенок. Парню действительно было важно, что будет с ней, и он собрался спросить об этом у Джумоука, причем без всякого стеснения.

Один шаг, второй, третий, четвертый, вот и все. Он встал в тень, залитого безумными солнцами Ада минотавра, и тот оказался еще больше, чем пару секунд назад. Бычья голова, расположенная на мощном торсе с почти отсутствующей шеей, лапы, как два гидравлических пресса и толстые, изогнутые внутрь звериные ноги на широких копытах… Все это и отвратительное зловоние из багровой пасти находилось перед ним и сверху-вниз буравило загорелого парня темно-оранжевыми глазами с проблесками ума.

— Какой нежный и худенький малыш! Ха-ха-ха! — раскатисто захохотал полный силы минотавр, а по лезвию его огромного клинка побежали синеватые искры. — Такой тощий, а столько умеет! — чудовищная лапа сильно сжала плечо сморщившегося от боли Дмитрия и покрутила в разные стороны, словно обосравшегося кота, а тот не мог сопротивляться, понимая, что находится в лапах практически киборга, у которого вместо мышц крепчайший металл. — Откуда столько силы в тщедушном теле, кто бы мне сказал?! Ха-ха-ха! — мерзкое зловоние из клыкастой пасти обдало лицо, находящегося в тени минотавра юноши, который промолчал, хотя страха, как при выходе из камеры не испытывал, лишь боязнь боли, но никак не смерти. — Ты говорить-то умеешь, «Спящий»?! — проревел огромный черт, а парень в ответ старался не поднимать голову, дыша прямоходящему быку в солнечное сплетение. — А то нам сказали, что самый беспокойный «Спящий» — ты! Врут, наверное! Мне вот кажется, что ты сейчас обгадишься, как и любое из земных животных! — он издевательски уставился на него, собрат-минотавр захохотал, и мальчишка не сумел сдержаться, да и понимал, что быки не угомонятся, пока не насытятся его беззащитностью и своей властью над ним.

— Не обгажусь, — тихо, но твердо произнес он, подняв серо-голубой взор и вперился в темно-оранжевые глаза невиданного на Земле монстра. — Не дождешься! — внутри юноши разгоралась темная ярость. — На ходу срутся и ссутся только коровы! Лично видел! В особенности, когда по ним ходит хлыст пастуха! — издевательский смех соседнего минотавра мигом затих, а вторая, перевитая мышцами лапа, держащего его рогатого мгновенно и с силой воткнула потухший клинок в горячую землю Ада, ударив его по лицу, отчего в глазах потемнело, рот заполнился кровью, а уши звоном.

Тело Дмитрий качнулось, а если точнее откинулось вбок, но быкоподобный черт легко удержал его, правда, чуть не вывернув костлявое плечо. Парень сплюнул перемешанную со слюной кровь, а рогатый вновь наотмашь хлестнул по уху, быстро зажившему, но подарившему следующий всплеск боли и новый звон. Еще, еще, еще и еще. Загорелого и худого юношу привычно мотало туда-обратно, а парнокопытный громила с бычьей головой никак не мог успокоиться, выбивая из него наглость, несвойственную обычным людям и прекрасно понимая, что ничего не добьется. Его спутник гулко хохотал, как и другие их собратья в стороне, ведь минотавры прибыли не вдвоем, а утонувший в боли Дима уже ничего не чувствовал, кроме сильных ударов в красноватой темноте, которые заставляли содрогаться от кончиков пальцев до темечка при каждом взмахе лапы рогатого.

Наконец наступил момент, когда огромный черт остановился, и парень быстро вернулся в мир Ада, где оба светила яростно бросились на его костлявые плечи, желая сожрать их, однако регенеративный орган прекрасно работал, не давая внешним факторам хоть как-то воздействовать на тело. Рогатый гигант тяжело дышал, отойдя немного назад, отчего адские солнца и накрыли юношу, двигающего челюстью и облегченно осознающего, что все удары широкой ладони минотавра ничего не сломали, а лишь отбили лицо, совершенно не испортив с таким страданием восстановленные лицевые кости.

«Хоть, что-то хорошее за сегодня… Все отлично, Димочка… Все зажило… Да уж… Честно говоря, я мог и помолчать, но нет же…», — он стоял перед быкообразным, пуская кровавые слюни и видя ухмыляющиеся рожи сатиров, искренне радующихся вновь набитой харе ненавистного «Спящего», не реагирующего на их ухмылки, что наверняка раздражало свиномордых карликов.

— Еще есть комментарии «Спящий»? — вопросительно проревел запыхавшийся на жуткой жаре бык, а парень промолчал, угрюмо сопя. — Нет?! Странно! Вот за что я люблю вас бить, так за невозможность заткнуть и переубедить! Можно вечно издеваться, но ваши гордые души не переделать! Ну, ничего! Скоро приедем на место, и там из тебя все вытянут, оставив сожалеть о деяниях, которые мог свершить! Тебе вернут правду «Спящий»! Правду о себе и ты зальешься горькими слезами! Ха-ха-ха! — трубно засмеялся он, и вместе с ним затрясся даже раскаленный воздух Ада. — И друзьям твоим расскажут, и тогда вы хором взвоете от горя! — он чересчур быстро для столь огромной массы поднял толстую лапу, одновременно отпустив ту, которой держал Диму и наотмашь хлестнул его по лицу, отчего мальчишку отбросило на стоящего сзади масаи, а рогатый выдернул заискрившийся клинок из земли.

— Тихо, белый брат! — туземец легко поймал парня и громко произнес это, явно для привлечения внимания минотавров. — Лкетинг пас быков и их не нужно злить! — его ярко-голубые глаза холодно вперились в громадного черта, а тот в ответ широко раздул ноздри. — Лкетинг победил много быков! Они слушались Лкетинга и склонялись перед ним! — свежая опухоль на лице Димы уже исчезла, однако он решил не отказываться от защиты туземца, во-первых, оттого, что гордости здесь было не место, во-вторых, Лкетинг сам хотел встать на его место, а отказать другу он не мог.

Возможно, со стороны это эгоистично выглядело, но чтобы хоть как-то критиковать сей поступок, требовалось побывать в шкуре только избитого минотавром, не проронившего ни звука мальчишки и познать его ощущения. Любой бы согласился поменяться, тем более, когда есть замечательный вариант в виде воина-масаи, обожающего играть в гляделки с жителями Геенны Огненной, и сейчас вышедший вперед избитого Дмитрия.

Ярко-голубое встретилось с темно-оранжевым и взоры двух созданий из разных миров схлестнулись в поединке, где никто не стал первым, ибо Лкетинг являлся «Спящим», а его огромный противник работал с ними, зная обо всех нюансах и особенностях данной категории выходцев с Земли.

— Отличный экземпляр! — удовлетворенно проревел рогатый, отчего вздрогнули сатиры, и хлестнул Лкетинга по лицу, точнее попытался, ибо тот с легкостью уклонился и мощная лапа прошла мимо, отчего гигантские коллеги минотавра издевательски захохотали, а тот оскорбленно взревел.

Искрящий меч сию секунду потух и молниеносно влетел в наспинные ножны рядом, прочертив сверкающую полосу перед лицом не шелохнувшегося Лкетинга, а рогатый замахнулся уже обеими лапами перед неуловимо двинувшимся туземцем, вновь не давшим по себе попасть, и даже сатиры зачарованно уставились на него, противостоящего мощному противнику. Чернокожий выходец из Африки визуально стоял на месте, но на деле двигался так, как Дима никогда не видел и Нео из «Матрицы» нервно курил по сравнению с молниеносным масаи, а парню, наконец стало ясно, как в их племени хватают львов за хвост.

Ни разу. Ни одного разу бык не попал по туземцу, и снова тяжело дышал, люто глядя на совсем не запыхавшегося масаи. Огромные и широкоплечие коллеги-минотары хохотали над неуклюжим собратом, а тот, позорно проигравший чернокожему «Спящему» ничего не мог поделать, ибо ценный груз требовалось довезти в целости и сохранности.

— Лкетинг пас стада быков и ни один не убежал! А когда бык терял разум — ни разу не тронул Лкетинга! — гордо произнес туземец, широко раздув крылья носа и глядя в темно-оранжевые глаза. — Можешь бить! Лкетинг разрешает! — он опустил перевитые мышцами руки, превратившись в беззащитного и готового снести удар человека, что являлось худшим оскорблением для противника, не могущего причинить вред с помощью собственного воинского умения.

Получается, внешне более слабый соперник разрешал себя ударить, издевательски указывая на беспомощность врага, и если минотавр сделает это, то опозорится перед собратьями, замолчавшими и ждущими момента, открывающего истинное лицо быкоподобного, прекрасно это понимающего.

Огромный черт, чье шумное дыхание пришло в норму, зло уставился на бесстрастного Лкетинга и все ожидающе замолчали, лишь рыночный гам бессовестно нарушал напряженную атмосферу торгового ряда Джумоука. Затихли и его собратья-минотавры, и жирные сатиры, и козлоногие воины… Да чего там говорить, даже унылые рабы, чьи чумазые лица торчали из залитых кровожадными солнцами клеток, с ужасом и надеждой взирали на происходящее, а вот на что надеялись они — неизвестно, возможно желали увидеть, что мир Ада состоит не только из жестокости и алчности, но имеет место и для чести.

— Не сейчас головешка! Не сейчас! — оскорбляющее проревел черт-бык, ибо не мог предложить ничего, кроме элементарного детского оскорбления, но туземец не шелохнулся, лишь ярко-голубой взор полыхнул быстрой яростью. — Для тебя я еще найду время и сойдусь в рукопашной! — рогатый громила умело отбрехался, не ударив масаи, но при этом пообещал расквитаться, то есть остался не проигравшим, а просто не сумевшим задеть «Спящего». — В мире людского скота существует немало умений, которым невозможно научиться здесь, в благословенном Творцом Аду! — он выполнил подобие православного креста, благоговейно осенив широкий торс, что не слишком гармонировало с юбкой из человеческой кожи, где виднелся когда-то привлекательный пупок. — Я признаю, что ты более ловкий, но тебе придется сойтись со мной по иным правилам! — он зло ухмыльнулся, а масаи невозмутимо кивнул.

— Лкетинг готов! Лкетинг не боится быков! — он бесстрашно посмотрел на минотавра, раздувающего огромной ширины грудную клетку. — Лкетинг принимает вызов быка! — масаи бесстрастно ожидал ответа огромного черта, мощная лапа которого поддергивалась, наверняка желая выхватить искрящийся клинок из-за спины, но не могла, вследствие запрета на причинение увечий особенному товару.

Дмитрий, не ожидавший подобного завершения собственного избиения, тем временем не только слушал незатейливый диалог туземца и рогатого громилы, но и успевал рассматривать приехавших за ними минотавров, загородивших большую часть обзора рыночной дороги, так называемым инвентарем для перевозки людского скота. Эти огромные быкоподобные воины Ада притащили с собой здоровенный решетчатый контейнер, идентичный тем, что летали Рынку, перевозя воющих от горя, тощих животных с Земли, и сейчас подобная «честь» ожидала «Спящих», вот только выть от горя Дима не собирался.

Сие, легко передвигающееся над землей средство, располагалось чуть поодаль рядов «Анубиса», поэтому сразу и не виднелось, а небольшая дверь, ведущая внутрь летающей клетки, была распахнута. Внутри уродливой кабины никого не наблюдалось, а еще бросалось в глаза, что она больше ранее виденных устройств подобного типа, но это, скорей всего из-за размеров самих минотавров, ведь в ином случае водитель просто не попал бы внутрь. В настоящее время человеческая скотовозка издавала легкое монотонное гудение, вися в жарком воздухе Геенны Огненной, и периодически падая на пару сантиметров, чтобы тут же подняться.

Еще ее отличия состояли в том, что на крыше клетки для рабов располагались орудия, не сказать, что огромные, но довольно крупные, похожие на скорострельные пулеметы, вот только плавность линий выдавала опять же не чертовы творения, а что-то ими скопированное от более развитых рас. Гармония, гармония и еще раз гармония проглядывалась во всем не принадлежащим расе рогатых, везде выдавая их ленивые натуры, не желающие создавать ничего своего, кроме ужасных монстров.

Сами здоровяки-минотавры, коих было еще пятеро, кроме двух стоящих рядом с троицей друзей, разглядывали клетки со «счастливыми» обладателями пятого тавро, выбирая то ли еду себе любимым, то ли добавочную кормежку «Спящим» в заповедник, других вариантов Дима здесь не видел.

Мальчишка хладнокровно к этому отнесся, а все из-за красивого сна, где нормально переносил пищу, приготовленную из людей, поэтому и сейчас подумал: «Честно говоря, не хочу никого из них даже пробовать… Дикие племена пожирали и пожирают сердца врагов, дабы заполучить их лучшие качества, и хоть я не верю в эти басни, но боюсь, что с этого человеческого мусора я заполучу только какую-нибудь гадость… Потом придется пару столетий лечиться от глистов и помутнения разума в виде летающих херувимов… Кто вообще видел этих умильных ангелочков, кои рисуются, где ни попадя? Небось некий иконописец, упившийся кагора во время придумывания своих творений… А ведь правды никто не расскажет… Может ими изначально вообще были сатиры, позже перерисованные в толстых детишек с крылышками за спиной… Этих жирных свиней, ежели побрить и отмыть, то они издалека и ангелочками покажутся…», — он непроизвольно хмыкнул от прилива мыслей, считающихся в земном мире богохульными, на что обратили внимание только вспоминаемые сатиры, кои до сих пор ничего не сказали перекупленным «Спящим».

— Чего хмыкаешь?! Или мало по наглой роже отхватил?! — не удержавшись, издевательски ощерил клыки один из них и тут же получил яростный взгляд быкоподобного, что не сумел ударить Лкетинга.

— Товар принадлежит нам, поэтому заткни пасть! — люто проревел он, хоть на ком-то выпуская накопленную злость, а свин в ответ сверкнул глазами, но замолк, не выпуская из жирных рук зазубренный клинок, смотрящийся детской игрушкой в сравнении с оружием минотавров. — И не зыркай мне, а то придется заплатить за твой вонючий труп! — быкоподобный любопытствующе повернул рогатую голову к бесстрастному «Анубису», никак не прокомментировавшему его слова. — Короче!! — внезапно рявкнул он, обдав миазмами из звериного рта всех друзей одновременно, где больше всех поморщился нежный азиат. — Вперед «Спящие»! Переходим туда! — минотавр выхватил огромный, заискрившийся клинок, чуть не зацепив широкое дуло убойного оружия, перепугав отпрыгнувших в стороны свиней, что заставило трубно захохотать его гиганта-коллегу и дернуться Дмитрия с японцем, а вот Лкетинг, как всегда и не моргнул, но…

Сыплющая искрами сталь с оглушительным звоном соприкоснулась с железом камеры «Спящих», создав сильнейшую вспышку, от которой спрятались адские солнца, а сами друзья, теперь уже втроем отшатнулись, но указанное «туда» разглядели и им, конечно же, являлся решетчатый контейнер.

Субтильный и загадочный, как весь восточный мир Такеши, на которого в пылу избиения Димы и словесной перепалки с Лкетингом никто не обращал внимания, первый дернулся вперед, подталкивая друзей, и на его тщедушное тело тут же упал взор темно-оранжевых глаз, внимательно сопровождающий каждое движение японца. Никого из «Спящих» не собирались заковывать или связывать, желая просто и быстро погрузить их в контейнер, как скотину, то есть рабов с пятым тавро, которых все еще выбирали, но часть рогатых уже готовилась к встрече особого товара.

Трое минотавров из пяти двигались в сторону скотовозки для повышенного контроля передвижения ценных и считающихся опасными в Аду узников, а двое выцокивали напротив клеток с ноющими рабами, периодически посматривая на камеры, где были заперты люди со вторым и третьим клеймом. Для чего им требовались эти наиболее спокойные представители рода человеческого, Дима не понимал, ибо во сне их не видел, хотя… Видел. Пленники, прикованные к тележкам, а также бьющиеся на адских аренах гладиаторы… Это явно они. Обладатели второго и третьего тавро, но с другой стороны рогатыми здоровяками могло двигать элементарное любопытство, как например ждущими автобус людьми, что от скуки читают объявления на остановке.

Зато на женскую клетку никто из них не обращал внимания, хоть из нее беспрерывно доносились громкие всхлипывания с меняющейся тональностью, видимо бабы из солидарности друг с другом рыдали посменно, а вот плача младенца Лизы не слышалось, и тут Дмитрий вспомнил… Он ведь хотел узнать о дальнейшей судьбе грудастой девушки, а вследствие навалившихся проблем совсем забыл про нее, что было довольно-таки постыдным и эгоистичным с его стороны.

Уже делая шаги к зависшей в воздухе, монотонно гудящей людской скотовозке, возле которой замерли ожидающие их быкоподобные, он резко остановился, отчего в него воткнулся невозмутимый Лкетинг, а в того низкорослый Такеши, искрящиеся же клинки цокающих по бокам минотавров напряженно дернулись, готовые располосовать беспокойных узников. Обнаглевший парень с холодком бросил взор на осторожные и одновременно злобные взгляды нового сопровождения, и быстро поняв, что ему ничего не грозит, обернулся, уставившись на собакоголового, провожающего «Спящих» бесстрастным взглядом.

— Что будет с девушкой и ребенком? Ты можешь сказать мне? Просто скажи! — он буравил зрачками Джумоука, с которым перешел на «ты», а тот уже с интересом прищурил желтые глаза.

— Какая тебе разница «Спящий»?! — его взор мелькнул издевательскими искринками, ибо «Анубис» хотел посмотреть на реакцию любопытного мальчишки. — Или ты к ней так сильно привязался, что не желаешь прощаться?! — окружающее их пространство было переполнено чудовищной жарой и какофонией Рынка, но Дима, словно не замечал этого, возбужденно дыша и ожидая слов вновь распахнувшего пасть Джумоука. — У девушки иная, чем у других людских самок судьба! Совсем не такая, как у тебя или твоих друзей! Она та, что родила в Аду, а это бесценный товар!! — как парень не бросался взглядом на женскую камеру, из которой торчало множество лиц, но Лизы или крика ее малыша не видел и не слышал. — Ее купят за очень большие деньги, и я почти уверен, что ей повезет! — «Анубис» не преминул добавить язвительной издевки в гавкающий голос. — По крайней мере, по сравнению с другими!! — по-гиеньи засмеялся он, оглянувшись на клетку, прячущую человеческих самок, по большей части вжавшихся в стены, углы и собственные коленки. — Эти познают всю прелесть скучной жизни на Земле, сравнив сексуальные ощущения, получаемые ими там и здесь от обитателей Ада! Они поймут разницу и цену жизни, которую так бездарно растратили! — демон-торговец вытащил из золотых одежд смертоносный жезл и дважды крутанул им, а услышавшие его слова узницы протяжно заскулили, каждая походя на собаку, увидевшую злого хозяина с палкой.

Пес бил и продавал обнаженных подобно животным людей, а свиньи помогали ему «общаться» с ними, если конечно, непрерывные издевательства с угрозами, включающие отсекание конечностей можно назвать общением. Да, что там свиньи… В Аду присутствовали даже прямоходящие ящерицы, и все это лишь бы усладить обезумевшие человеческие взоры вещами, не укладывающимися в раскаленных головах, а ведь голозадая колонна рабов прошлась только по самому краюшку Геенны Огненной…

Что ждет их дальше? Какие еще ужасы откроет проклятый мир, полный пролитой крови людей — детей своих? Сколько тайн и загадок хранит Ад и еще не увиденный, прекрасный Элизиум со своими белоснежными дворцами и холодными горными высотами?

Многим человеческим рабам «посчастливится» увидеть быт и жизнь чертовых семей изнутри, а некоторые превратятся в чудовищных Варгхов, рычащих и раздающих плети всем непокорным когда-то собратьям… Кого-то сожрут сами же люди, кто-то досыта накормит рогатую охрану, а на ком-то поставят новый кошмарный опыт… Найдутся те, кто «насладится» зрелищем доселе невиданных монстров, внешний вид которых будет столь нереальным, что захочется сойти с ума и никогда не вернуться в прежние чувства, ибо ужасная фантазия адских ученых выходит далеко за грань человеческого понимания… За горизонт мышления обычных людей…

Безмозглому человечеству давно пора понять, что оно не единственное в необъятном мире, и как сказал один священник: «Если бы люди увидели, что творится вокруг них в тонких мирах, то сошли бы с ума!», — и так оно и есть. Творящееся там невообразимо, но сходят с ума лишь слабые духом и увечные разумом, остальные принимают сие, как естественное, и больше никогда не боятся соседствующих с ними монстров, которые имеют такое же право на выживание, как и любой человек.

Вся жизнь борьба и длится она вечно. Мир остановится, ежели в нем прекратится вечный бой, идущий между мельчайшими частицами, приводящими его в движение, и зазнавшимся в своей тупости людям необходимо понять, что свое превосходство требуется доказать не словами, а делом, однако на сегодняшний день Земля производит лишь отбросы, коим место в мясном ряду.

«Анубис» показательно-отрешенно перевел желтый взор на покрытый загадочными символами жезл и смешливо оглянулся на клетки с оставшимися рабами, заполненные торчащими меж раскаленных прутьев лицами, залитыми светом адских солнц.

— Иногда… — он на секунду замолчал и вперился вдруг похолодевшим взором на Дмитрия, которого с друзьями никуда не вели, давая узнать желаемое и скорее всего это делалось из-за боязни нанесения стресса, могущего привести к нежелательным последствиям. — Мне становится даже жаль людей! — гавкающий голос легко прорывался сквозь пугающий шум пропахшего кровью и болью Рынка. — Они непрерывно скулят, стонут, молятся… Созданные искусственно организмы, однажды решившие, что эволюционировали из нескольких молекул белка, совершенно не представляя этот чудовищно сложный, почти нереальный процесс! Люди! Когда-то такое имя придумали мы с пернатыми! — собачья пасть брезгливо скривилась, а минотавры повторили его гримасу. — Но сегодня это просто тупоголовые животные, научившееся членораздельно соединять звуки и общаться с их помощью, да и то… Опять же благодаря нам! Создателям! — он гадко-прегадко ухмыльнулся, непонятно зачем произнеся эту речь, но жарящийся на двойном адском солнцепеке мальчишка неким внутренним чувством понимал, что сейчас собакоголовый демон не верит собственным словам, сам себя обманывая.

Показательно бахвалится перед свиномордыми и козлоподобными работникам, а также клиентами, рассказывая какой он бездушный и обладающий столь черствым мнением, хотя на самом деле сомнение давно бродит в угольно-черной голове, ведь его обращение с человеческим скотом намного гуманней, чем у других работорговцев.

«Тяжело мыслить иначе, чем сородичи… Прямо, как мне на Земле… Но жить как-то надо, поэтому приходится работать, продавая людишек, которых периодически требуется сжигать в целях обучения… Бедолага… Ад изменил его также, как любого из людей, что подчиняется воле толпы и чужому мнению, ежедневно оглашаемому из телевизора… Но… Каким бы он не был хреновым, я запомню его неплохим хозяином… Хм… Хозяином… Опять это слово… Уже думаю, как послушная собака…», — о чем бы мальчишка сейчас не размышлял, но одновременно с этим горько осознавал, что сейчас их пути с Лизой расходятся и та отправится в место, где он больше не сможет ее защитить. «Если бы происходящее было книгой или фильмом, то мы бы с ней еще встретились, но здесь течет обычная адская жизнь, такая же непредсказуемая, как и земная… Долгая дорога, вроде бы так крепко связавшая нас, расходится на два разных пути и неизвестно сойдется ли когда-нибудь обратно… Получилась бы красивая история, если бы я и дальше двигался вместе с ней, однако мы чересчур разные, хоть и похожи… Жаль… Действительно жаль, что это не красивый фильм и мы даже не прощаемся… А я так привык к ней, да и спас ее ребенка от уродства и гадкой смерти… Сколько уже раз мою жизнь покидали хорошие люди, и это только ту… Последнюю, а что было в других? Сколько у меня было жизней, и что я такого натворил, если сами черти намекают на это? Загадки, загадки, загадки…», — он поднял руку в направлении клетки, где сидела в недосягаемой темноте девушка, понимая, что если она не появится в поле зрения, то он не обидится, однако женские головы, как по мановению волшебной палочки раздвинулись, и подобно Богородице материализовалась она, с младенцем на исхудавших, загорелых руках.

— А ну быстро опусти руку «Спящий»! Махать будешь только с разрешения! — яростно и гулко взревел сосед минотавра, побежденного масаи, а Дима почувствовал легкий страх, заполнивший желудок слабым холодом. — Я сказал, опусти руку, а то лишишься ее!! — все слышащая девушка поняла, что парень рискует здоровьем из-за ее кивка на прощание, светло улыбнулась и помахала ему, через силу убрав грусть с лица и качнув налитой грудью, такому непонятному лишь внешне человеку, вошедшему в ее жизнь, как светлый ангел, спасший любимого кроху.

Парень облегченно улыбнулся в ответ, почувствовав, как уходит боязнь угроз рогатого и опустил пятерню, Лиза же подняла маленькую ручку ребенка и помахала ей, что-то сказав тому на ушко, и малыш внезапно поднял глазенки, дабы взглянуть на Диму, а парень был готов поклясться, что тот его запомнил. Юноша стеснительно, как красна девица, опустил серо-голубые глаза, мельком глянув на Такеши с Лкетингом, понимающе его ожидающими и отвернулся, дабы пройти оставшиеся до контейнера шаги и, ухватившись за раскаленный дверной проем, втянуть тощее тело внутрь.

Здесь его уже ждали зарешеченное помещение с железным, в меру нагретым полом из-за закрытого потолка, и все это само собой было выполнено из металла красноватого цвета, правда, оставалось не слишком понятным, это железо такое или все-таки оттенок адских солнц. В общей же сути мир вокруг никак не изменился, оставшись той же раскаленной печкой, что и снаружи, а Дмитрий искренне сожалел о самой лучшей в мире камере, из которой ушел.

Разогретый пол новой темницы тихо вибрировал, благодаря футуристическим двигателям, дающим возможность контейнеру висеть над землей и летать, не хватало лишь туалета и запасов воды на долгую дорогу, а еще мешал спокойно жить мочевой пузырь. Юноша только сейчас обратил внимание, что забыл отлить после блаженного умывания и моча требовательно стучалась в голову, приказывая выпустить, иначе… Иначе, как он понимал, придется обоссаться, причем сильно и шумно, подобно молодому гиппопотаму, однако пока терпения хватало и Дима сделал пару шагов, давая дорогу друзьям, но не переставая осматривать скотовозку.

«Да уж… Все те же решетки, все те же прутья, и конечно же, сумасшедшая жара… Как я понимаю о здоровье ценного товара минотавры с их хозяевами не особенно беспокоятся, надеясь на регенеративный орган…», — юноша тяжело-тяжело, словно в последний раз вздохнул и в этот момент поднялись Лкетинг, а за ним сопящий Такеши, мигом забывший об огромных минотаврах и восторженно заходивший по летающей клетке, не поленившись даже приложить ухо к горячему полу.

— Наверняка антигравитационные двигатели или нечто круче! Вот это технологии! — расширил узкие глаза азиат, поднимаясь. — Я, конечно, понимаю, что по сравнению с созданием людей это мелочь, но все равно! Таким чудом кажется, особенно, когда им обладают такие ужасные создания! Бр-р-р! — он зябко передернул плечами, оглянувшись назад, где рогатые внимательно наблюдали за «Спящими».

— Ага… Только кондиционера не хватает… — саркастически пробормотал Дима, грустящий после расставания с миловидной Лизой, и ничего не могущий поделать с чувством странной привязанности. — Сейчас к нам, наверное, еще этих посадят! — он, скривившись, кивнул в сторону клетки, набитой рабами с пятым тавро, возле которой проходил отбор и жаль, что не естественный, где один из стоящих на адском солнцепеке минотавров тыкал заскорузлым пальцем внутрь, а поросенок с мачете уже цокал открывать решетчатую дверь вместе с двумя козлоногими.

— Кон…кон….ди….ци…о….не….ра? — еле выговорил масаи, наверняка решивший не спрашивать насчет антигравитационных двигателей, выбрав слово попроще. — Что это, белый брат? — он вопрошающе уставился на нервно облизывающего сухие губы Диму.

— Это магия Лкетинг! Магия холода! — не очень радостно заговорил юноша, будучи в курсе, чем его убило, отчего разлюбил кондиционеры. — Такая большая, чаще всего белая штуковина, где можно нажать на волшебную кнопочку и она сделает холод, как ночью в пустыне! — он внимательно посмотрел на распахнувшего рот масаи, желая увидеть, что тот его понял и мускулистый туземец, поводив зрачками в разные стороны, кивнул, отчего юноша удовлетворенно улыбнулся. — Вот и прекрасно! Короче, был бы кондиционер, было бы хорошо, главное, чтоб не надо мной висел! Надеюсь, хоть полетим с ветерком! — наигранно-возбужденно произнес он, чувствуя нарастающий страх от грядущего откровения.

«Естественно я желаю все узнать, но становится жутковато… Не могу представить, что там новые пытки, черти, монстры… Что мне еще готовит судьба-злодейка? Неужели я никогда не выберусь отсюда, кроме, как умерев и вновь потеряв память? Разве нет другого выхода, где бы я всех обхитрил, причем не зная, как хитрить… Блин… Блин! Блин! Блин! Как же мерзко на душе…», — он встал в самый зад клетки, желая видеть уходящую дорогу, а новая партия человеческого скота, представителей которого они так долго вели за собой, пусть размещается, где хочет.

— Идите сюда! — он зачем-то махнул рукой Лкетингу с Такеши, совсем рядом стоящим и до сих пор рассматривающих внутренности клетки, хотя разглядывать-то было нечего. — Станем здесь, все будет видно! Поплюемся в чертей! — друзья, улыбнувшись, переглянулись и пошли к нему, а наблюдающие за «Спящими» быкообразные громилы ничего не предпринимали, ведь их задачей было довести ценных узников до места без происшествий, а как они это сделают уже несущественно.

— Принимайте земляков! — издевательски и без предупреждения взревел минотавр, выбирающий живой товар, еще при жизни проклятый пятым тавро. — Соскучились, наверное, по собратьям! Ничего! Еще немного вместе проедетесь! В Аду все знают, как вы друг друга любите! Еще ни разу нормально не доехали! Ха-ха-ха! — гулко и радостно захохотал он, а всхлипывающие узники, поочередно выводимые козлоногими воинами «Анубиса», взвыли от ужаса, но рогатые знали свою работу на твердую пятерку.

Посыпались мощные, мгновенно ломающие грязные лица удары и замелькали зазубренные мачете сатиров, приведшие к еще более дикому вою рабов, а затем наступила прерывающаяся одиночными всхлипами тишина, если не считывать никуда не девшуюся, неизменную какофонию Рынка. Все-таки в Аду умели затыкать человеческий скот, где-то на уровне подсознания, помнящий о правах человека и периодически наглеющий. Сейчас же жестоко угомоненные пленники сгорбленно двинулись к летающей клетке, испуганно зыркая по сторонам, а сопровождающие их козлоногие продолжали раздавать крепкие тычки. Многим досталось на орехи, когда зверино усмехающиеся минотавры «случайно» дотрагивались до них искрящимися клинками, и тогда у тощих, загорелых рабов подгибались костлявые ноги от проходящих сквозь тело мощных разрядов тока, а так… Все было нормально и шло, как всегда.

Один за одним несчастные обладатели пятого тавро поднимались в скотовозку, уже «обжитую «Спящими», мрачно смотрящими на них — уродливых земных выкидышей, так надоевших в кошмарной дороге сюда, однако ничего не могущих поделать с новой встречей. Многие из слабохарактерных рабов от страха не могли поднять худые задницы наверх, и тогда один из раздувающих ноздри минотавров хватал их за шеи и закидывал внутрь, отчего тощие тела с силой ударялись о горячие прутья, клетка содрогалась, а Дима бесстрастно смотрел на происходящее, считая, что боль меняет в лучшую сторону.

Любое разумное создание непрерывно учится на своих ошибках, которые ощущаются в виде боли, духовной или физической — неважно, суть в том, что если кто-то раз за разом не может понять, что так делать нельзя, то сей индивидуум достоин лишь смерти, ибо слабым разумом не положено жить. Ни в одной цивилизации не заложено рождение умственно-отсталых детей, которые всегда, именно что всегда рождаются из-за генетических ошибок, поэтому и подлежат насильной чистке, дабы не засорять следующие поколения, как бы жестоко это ни звучало.

Большинство людей считают эти доводы отвратительными, что вполне естественно, ведь именно самые уродливые из этого большинства и придумали высказывание, гласящее о едином праве на жизнь каждого, как в случае с феминистками, среди которых за женские права борются наиболее не похожие на женщин их представительницы. Да и вообще природа нынешнего человечества такова, что ему просто напросто не хватает сил подняться на трясущиеся от слабости ноги и произнести: «Выживает сильнейший!», — шарахаясь от сей жесткой фразы, как огня, ведь таковым не является.

Сегодняшний мир Земли строится на облегчении жизни людей, где они все меньше и меньше думают, ведь их работа выполняется автоматикой, чему все радуются, как душевнобольные дети, не забывая целенаправленно тыкаться лицами в недавно изобретенное не липкое мороженное, а после улыбаясь, фотографироваться с ляпами от него. Третья планета от солнца превратилась в огромный свинарник, где ухаживают за лоснящимися от сытости поросятами, кормят их, поят, красиво хоронят и порождают новых. Человеческая скотина… Правильно в Аду выражаются. Мясо… Обычное мясо.

Быкоподобные черти набрали немало «еды», и видно, что привычно загоняли слезливо-мычащее стадо обнаженных людей внутрь высокотехнологичной скотовозки, где те тупо замирали, понимая, что их ждет и куда ведет дальнейший путь, но при этом, надеясь на приход еще одной партии ангелов, чтобы улететь в объятия любящего истеричных вонючек Иисуса.

«Тяжело им, но некоторых, что выглядят обычными безмозглыми, так ничего не понявшими людьми, даже жаль… Зато у других слово «мудак» прям на лице написано и еще одна кошмарная смерть им не помешает… Может чему и научатся в следующей жизни, отталкиваясь от безумных, полных крови снов о забытом прошлом…», — юноша сплюнул на горячий пол летающей клетки, проклиная сумасшедшую, давящую со всех сторон жару и посмотрел на женскую камеру, где Лиза с младенцем забились в темный угол, и их почти не было видно.

— Быстрей скотина!! Быстрей!! Не тормозить, животные!! Вы еще нам пригодитесь!! Вы нужны Аду! Ха-ха-ха!! Гордитесь!! — громогласно и жутко гоготали прямоходящие быки, загоняя в скотовозку не один десяток выкупленных рабов, а те не выли, но слезно стонали, жалобно бормоча просьбы и молитвы, на что им всегда хватало сил и характера.

— Простите меня!! Простите, пожалуйста!! Я больше так не буду!!

— Мамочка!! Я хочу видеть мамочку!! Любимую маму!!

— И не убоюсь я рогатых демонов, ибо сила во мне с верой чистою!

— Не хочу!! Я не хочу!! Я не еда!! Я человек!! Человек!!

— Дьявола дети, вреда не причинят мне, ибо ангелы придут за мною!!

— Я боюсь!! Очень!! Очень сильно боюсь!! Отпустите-е-е-е меня!!

Однако сия бессмысленная болтовня быстро прерывалась мощными лапами, бьющими по сопливым и хрустящим лицам тех, кто являлся обычным мясом, так и не переросшим сие определение на Земле, где была такая возможность. И сейчас они почти полностью забили висящую в жарком воздухе скотовозку, оставив свободное пространство вокруг «Спящих», совсем не радующихся такому соседству.

— Никогда не считал себя плохим человеком, но походив с ними в одной упряжке во всех смыслах этого слова, понял, что не люблю людей, особенно когда их морали отрезает суровой реальностью и они снимают маски, превращаясь в себя настоящих… — почти стихами, мрачно произнес японец, криво поглядывая на боязливо отошедших от них узников с пятым тавро. — И не думал, что произнесу такие слова, глядя прямо на них… — он шмыгнул носом и потер разлохмаченную донельзя шевелюру. — В кого я превращаюсь, Дима-сан? — он повернулся к загорелому юноше, а тот провел языком по сухим губам и сглотнул небольшой комок с трудом собранной слюны.

— В себя Такеши! В себя настоящего! — он недовольно смотрел на всхлипывающих рабов, боящихся его больше, чем самих чертей. — Бу-у-у-у!!! — внезапно рявкнул парень и злорадно улыбнулся, увидев, как те отшатнулись. — Х-ха! — всхохотнул он, искренне радуясь виду перепуганных людей, все свое бесцельное существование отвергающих вещи, которым не учили в школе, и до сих не могущих прийти в себя из-за нахождения в сказочном Аду.

— Лкетинг видит, что никто из них не станет беременной свиньей… — грустно пробормотал туземец, покрытый сухими мускулами и внешне не обращающий внимания на чудовищную жару. — Они все уже мертвы! — он провел пальцем по шее, брезгливо поглядев на отшатнувшихся рабов. — Пища шакалов! — воин-масаи сплюнул под ноги, и тут поднял голос смутьян, постоянно получающий по зубам.

— Братья и сестры!! — вновь распахнул он поганый рот и запел старую песню о главном. — Да сколько мы будем бояться этих отродий, с которыми не желают разговаривать даже черти! Нас много, а они одни! Так возьмем же и поднимемся, чтобы указать им, кто мы есть на самом деле! Мы люд… — чересчур болтливый раб, не умеющий контролировать изрыгаемый словесный понос, заткнулся, так как Лкетинг сделал шаг вперед и, молниеносно ухватив его за шею, с размаху ударил об горячую решетку, мгновенно оросившуюся густо брызнувшей кровью.

Затем еще раз, еще и еще. Багровые капли летели во все стороны, слышался хруст, а быкообразное сопровождение гулко хохотало, покачивая искрящимися клинками и весело рассматривая чернокожего «Спящего», что лихо успокаивал болтливого смутьяна с пятым тавро.

— Ну вот! Началось! — звучно ржал огромный минотавр, упоминавший о «веселых» поездочках. — Давай! Дай ему, как следует головешка! — густым ревом подбадривал он Лкетинга, еще несколько раз ударившего вечно выступающего пленника, так не вовремя раскрывшего рот.

Получивший мордой о прутья решетки раб быстро регенерировал и заткнулся, не желая испытывать хоть и кратковременную, но очень даже сильную боль. Все красивые слова мгновенно выпали из его головы во время «обучения», а толпа ему подобных земных отбросов безмолвно рассматривала быстрое поражение негласного лидера.

— Тихо! — четко и ясно выговорил масаи, мышцы которого красиво взбугрились. — Не кричать! А то! — он резко провел ладонью по горлу, усилив пояснение визуальными эффектами. — Лкетинг — воин! Лкетинг сказал, значит, сделает! — не отпуская мускулистой руки от худой шеи получившего по харе раба, туземец с недюжинной силой отбросил его, и тот влетел в толпу ни на что не способных собратьев, никто из которых его не придержал, ввиду общей депрессии.

Туземец же скрестил руки на широкой, покрытой шрамами груди и замер, бесстрашно рассматривая сгрудившуюся массу человеческого скота, от которой не чувствовалось угрозы, а только страх. Стоящие напротив люди не понимали, что одинаковые мысли делают из толпы создание, одинаково думающее и пахнущее, но объяснять им подобное бесполезно.

Такеши первым сделал правильный шаг, без страха повернувшись спиной и задумчиво уставившись на рыночную дорогу с почти не утихшим за прошедшее время чертовым движением, хотя одна из теней стала еще длинней, а отвечающее за нее самое жаркое солнце постепенно скатывалось вниз. Дима повторил за японцем, а затем масаи, ведь каждый из них отлично чувствовал, что трусливые и подлые обладатели пятого тавро ничего не сделают, боясь их и одновременно надеясь на защиту.

— На самом деле хороший вид… Уходящая дорога вообще успокаивает… Все утекает назад, а ты наоборот едешь вперед… — глубокомысленно и с тяжелым вздохом вымолвил Дмитрий, почесав горячий нос и грустно улыбнувшись, уже скучая по девице с визгливым бонусом в виде младенца. — Никогда не думал, что буду вот так стоять в летающей скотовозке в Аду, ждать продолжения пути и одновременно бояться… А вы? — он скосил глаза на Лкетинга с Такеши, думающих каждый о своем.

— Не знаю, Дима-сан! У меня в голове до сих пор не укладывается творящееся… Столько уже видел, а постоянно, будто в первый раз! И самое главное, что если происходящее меня и пугает, то совсем не раздражает в отличие от Лондона, где новый день повторял старый, хотя в заповеднике обещают тоже самое… — громко выговорил Такеши, привычно рассматривая разнообразных чертей, ведущих «домой» живые покупки и жестоко избивающих их, с жалким воем валяющихся в горячей пыли. — Моя душа хочет большего… Намного больше жизни в жизни! — красиво выразился он и еще больше прищурил глаза. — И рисовать! Когда вернусь на Землю, обязательно нарисую все виденное! Надеюсь, что вернусь… И хотелось бы с памятью… — он грустно закончил, нежно водя пальцами по горячим прутьям скотовозки, словно наслаждаясь ими.

— Лкетинг видел сон! Много-много лун назад! Видел страшный мир красного цвета! Много людей и много демонов! Они ходили и всех били, но Лкетинга там не было! Лкетинг видел все сверху! Летал! Как в мире духов! А потом все пропало! — масаи замолчал, быстро и как-то не к месту рассказав странное повествование, однако Такеши с Димой понятливо кивнули, где юноша согласился из-за веры в возможность такого сна, а азиат из каких-то своих соображений.

— Все! Больше брать не будем! Пожеланий не было! Закрывай решетки! — перекрыв рыночный шум, проревел быкообразный, цокающий рядом с торговыми рядами, где томились рабы со вторым и третьим клеймо. — На первое время мяса хватит! Ха-ха-ха! — узники в скотовозке скривили лица, словно съели по лимону, кто-то заплакал, кто-то завыл, а рогатый довольно гримасничая и громыхая широкими копытами, полез наверх скотовозки, а за ним поочередно еще четверо, занимая места на раскаленной крыше, но где, кто расположился, парень не видел, слыша лишь громкий цокот над головой.

Оставшиеся двое направились к уродливой кабине высокотехнологичного средства передвижения, где один занял водительское место, а другой сел рядом, не забыв захлопнуть решетку в рабской клетке, узники которой бегающими глазами рассматривали его и зачем-то страдальчески тянули руки, желая то ли спасения, то ли так принято у всех мучеников.

Решетчатая дверь звонко лязгнула, а затем, спустя полминуты, когда быкоподобное сопровождение было полностью готово к пути, пол завибрировал сильней, а контейнер резко поднялся на полметра, отчего человек тридцать рабов хором взвыли, а Дима страдальчески сморщился, предчувствуя еще не один вопль. Он смотрел на женскую клетку, и силуэт глубоко внутри ее, чувствуя, что в этой жизни видит Лизу последний раз, поэтому с еканьем в сердце еще раз махнул рукой, с облегчением заметив ответ, и отвернулся, готовясь к путешествию за правдой. Перед его серо-голубыми глазами мелькнули силуэты толстожопых сатиров и укутанного в золото «Анубиса», чьи желтые глаза смотрели на него и Дмитрий показал им всем на прощание средний палец, отчего демон-пес довольно оскалил клыки. Было видно, что ему нравятся «Спящие», а точнее их наглость, разбавляющая скуку долгой дороги на Рынок.

Тем временем минотавр-водитель человеческой скотовозки аккуратно выруливал на заполненную разномастными чертями рыночную дорогу, двигаясь не то, чтобы аккуратно, но вполне удобоваримо и без ДТП, а вот крики купленных на мясо рабов непонятно с чего стали громче. Лкетинг, которому этот балаган впервые надоел быстрей, чем нервному Дмитрию, развернулся, сжав крупные кулаки.

— Лкетинг не будет повторять! Лкетинг будет бить! — пронзительные голубые глаза сузились в две жестокие щелочки, оттуда потекла почти материальная злость. — Вы должны быть мужчинами! Храбрее вас даже дети масаи! Вы позор! Вы хуже шакалов и гиен! Вы все умрете! Вы должны умереть! — злые слова посыпались изо рта ранее невозмутимого туземца, он сделал шаг вперед, и масса воющих рабов мигом заткнулась, боязливо отшатнувшись от чернокожего богатыря.

Дима, как и Такеши, повернувшийся, дабы с любопытством понаблюдать за действиями масаи, не удержался и решил сказать все, что думает о двуногом мусоре с Земли, ибо жутко с него бесился.

— Как было сказано в одном дибильном русском фильме — вы все говно! Одно говно и ничего больше! Единственное, что мне непонятно, когда я смотрю на вас, говно этакое, так это то, отчего вы, обладая прекрасным примером перед глазами, всегда боитесь? Подумаешь черти! Алкоголики и шизофреники видят их каждый день и ничего! А вы лежали на пыточных столах, где теряли куски себя и до сих пор боитесь их, ничего не делающих, однако раз за разом раздражаете, чтобы снова получить по тупым рожам! Вот поэтому вас и сожрут! Всех до одного! — он не нашел ничего лучшего, как еще больше «подбодрить мясо». — И все эти ваши бессмысленные молитвы! Взывания к Богу! Вы же видели ангелов, и какие они есть на самом деле! Один из них убил человека, такого же грешника, как вы, но вам плевать на это! Вы до сих пор зовете их — своих любимых белокрылых! Что творится в ваших головах?! Что?! Вы ИДИОТЫ! ДИБИЛЫ! ТУПЫЕ ОТРОДЬЯ! — юноша налился темной злобой, яростно вылупившись на рабов, а они, стоящие напротив, все такие перепуганные молчали, опустив глаза, будто стая побитых псов, не зная, что сказать, пока не подал голос, расхрабрившийся низкорослый мужичонка.

— Потому, что так не должно быть! — полетели брызги липкой слюны из распахнувшегося рта. — Нас никто не учил, что демоны и черти — это нормально, в отличие от вас троих, бесноватых!! Да, они боятся вас, больше, чем вы их! Кто вы такие, что они присылают за вами ужасную охрану, а нас везут на еду вам же?! Кто?! Вы можете нам объяснить?! И прямо сейчас я с ужасом понимаю, что такие же уроды ходят по Земле, где живут мои дети!! Уроды, которых боятся мерзкие черти!! Что вы вообще забыли на нашей планете!? Убирайтесь оттуда и заберите все ваше поганое семя! — его голос перешел на визг, сам же представитель человечества, ныне считающегося нормой, так и не сказал ничего нового.

— Мы!? Ты хочешь знать, кто мы такие?! — тяжело задышавший Дмитрий шагнул к зарвавшемуся рабу, не понимающего, что быть человеческим мясом — позор, но не великая честь, а скотовозка уже двигалась по широкой дороге раскаленного Рынка, объезжая парнокопытных продавцов, рогатых покупателей и просто бессмысленно снующих жителей Геенны Огненной. — Мы те, кто желает смерти таким, как ты, чтобы заселить мир Земли заново! — злобно начал парень, закипая с каждым словом и чувствующий это Лкетинг, предупредительно схватил его за костлявое плечо. — Смерть, жестокая или нет, даст тебе и подобным тебе бесхребетным, тупым рохлям шанс родиться и вырасти заново! Стать иными, причем настолько, что жители Ада начнут вас уважать! Бояться! И рукоплескать, никогда не называя скотом и едой! Как по мне, так лучше уважение в Аду, чем изгнание на Земле! Сегодня там специально для слепого человечества построили царство уродов, в котором издевательски называют людей пупами Земли, искренне хохоча, а вы и рады! Без меры жрете, пьете и сношаетесь, превратив в своих богов секс с деньгами! — серо-голубые глаза юноши налились тьмой, а кривящийся рот изрыгал злобные слова. — Для большинства нынешних женщин крест на шее висит для того, что оттенять сиськи, красиво падая в ложбинку между ними! Внимательней вглядитесь в себя и увидите, что на самом деле вы омерзительнейшие твари из всех возможных тварей, ведь Иисус, будто бы вошедший по Библии на крест ради вас — имбецилов, висит меж крупных грудей, чтобы самка могла спариться с лучшим самцом! Ваш Бог или сын Божий, как его там, помогает ей трахаться, да?! Правильно я говорю?! — люди напротив, сглатывали несуществующую слюну, слушая такие богохульные, но вроде бы правильные слова парня, который, словно плевался ненавистью. — В ваших мыслях Иисус настолько любит глупых людей, что благоволит к более частому и качественному сношению для усиленного размножения, иначе я и не могу сказать! Вы хоть бы детей растили со смыслом, нот нет же… — вдохнул свежую партию горячего воздуха Дима. — Учите тому же, что знаете сами, превращая их в идентичных вам, ни на что не способных уродов! — он сделал следующий шаг вперед, а низкорослый мужичонка вжался в пятящуюся назад толпу. — Ты, да и все вы должны благодарить подобных нам, тех, что прибыли на Землю и пытаются учить людей! Благодарить за то, что мы живем ради вас и умираем жизнь за жизнью! И все это ради говна! За вас ежесекундно сражаются, ибо вы — шанс! Шанс улучшить мир! Огромный и бесконечный мир, которому нет конца и края! Люди — это большая надежда, пока научившаяся только срать там, где спит, считая это умение ценностью, к которой должны стремиться все их представители! Уроды! Вы отвратительные уроды, а не мы! Если бы ты, а точнее вы все узнали настоящую правду, то моментально сошли бы с ума от страха, ибо все ваши догматы сгорели бы в огне бессмысленности! — серо-голубой взор Дмитрия полыхал яростью, но тут скотовозку сильно и непонятно на чем тряхнуло, что его успокоило, и парень шумно выпустил воздух. — Мудаки! Козлы вонючие! — он сплюнул маленький комок белой слюны и отвернулся, а его провожала тишина, где ничтожества с пятым клеймом обдумывали жестокие слова, к которым навряд ли придут в ближайшее время, если только спустя несколько жизней.

«Они будут бессмысленно жить и умирать до тех пор, пока их дети не начнут рождаться и расти с новыми знаниями, а это огромное количество времени… Получается, только такие, как я могут изменить собственное мировоззрение за пару дней, чтобы не задумываясь двинуться в новом направлении, не том, котором шел до этого… Мне повезло… А вот им нет и поэтому кто-то с рогами и копытами уже читает новые рецепты приготовления мяса, пока они едут в заповедник…», — он замер перед задней решеткой рядом с друзьями, наблюдая за уплывающими назад рогатыми прохожими, торговцами людьми и разномастными волосатыми покупателями, ведущими за собой живой, рыдающий товар.

Вот жестоко и кровожадно избивали прикованного к тонкой цепи человека, который когда-то был толстым, что рассказывали висящие по бокам складки кожи, а чуть далее трое чертей весело топтали какого-то старика… А вот красивую девушку насиловал на горячей каменной мостовой здоровенный рогатый кабан, она же пронзительно кричала от нестерпимой боли, видимо член монстра был больше, чем привыкла несчастная или вовсе являлась девственницей, что большая редкость в современном мире… Каких-то детишек, возраста примерно пяти-семи лет вели два огромных прямоходящих барана, одетых в набедренные повязки из человеческой кожи и светящих ярко-оранжевыми похотливыми глазами, как вдруг один из них обернулся и склонившись, погладил плачущего ребенка по светлой голове, а другой рукой сильно схватил за маленькую задницу, что предрешало ужасную судьбу мальчишек… Далее хрустя молодыми костями, избивали парня, причем так сильно, будто он что-то украл и получает заслуженное наказание, но судя по жестокой радости перемешанной со сладострастностью, били его, чтобы получить удовольствие… Огромный и круторогий всадник на гигантском животном, похожем на быка с кошкой одновременно, вел разномастный набор человеческого скота, а молодую девочку с еще не сформировавшейся грудью усадил к себе на вогнутые внутрь коленки, и неторопливо жевал ее ухо во время приятной поездки на адском солнцепеке… Чувствовалось, что он любил хрящи, ибо ее нос был страшно сгрызен, а рот крепко-накрепко зашит, наверное, чтобы не мешала размышлять противными криками… У всех есть свои слабости и привычки… Не только у людей… Венцов творения божьих и повелителей вселенных в одном флаконе…

А вот мимо прошла группа таких непривычных в Аду ящеров, параллельно которым двигался решетчатый контейнер, полный совсем маленьких детишек, некоторых ползающих, некоторых едва ходящих, но все они ничего не понимали, выражая это плачем или наоборот веселым открыванием рта с шевелением крохотных ручек, желая поиграть… Их всех определенно везли на корм… Причем дорогой… А может и нет… Может их собирались вырастить в Аду, а затем посылать на Землю, как своих… В виде кошмарных людей, одному из которых Дима во сне выдавил глаза… Очень даже возможно…

Справа раздался полный кошмарной боли крик, затем хруст, и какой-то ведомой на цепи женщине, откусил руку проходящий мимо зверь. У рабыни тут же полез отросток новой, а худеющая узница непрерывно вопила, пока отрастала новая конечность… Купивший ее рогатый ожесточенно жестикулируя, злобно выругался на всадника, тот остановился и что-то ему ответил, зверь же под ним хрустел вкусной конечностью человеческой рабыни… Ад жил своей жизнью… Рынок жил своей жизнью и один за одним уплывали помосты с людьми и ужасающей рекламой из них, по-разному насаженных на колья, танцующих в огне, варящихся, разрезаемых и сращиваемых, без кожи и конечностей, вопящих половинок и просто живых голов, страдальчески моргающих и плачущих…

Геенна Огненная является противоестественным человеческому сознанию миром и прав тот, кто сказал, что существует бесчисленное количество Вселенных, отличных друг от друга, как небо и земля… Многие смеются над этими словами, смотрясь в зеркало, и гордо думая: «Вот стоит лучшее творение Господа! Я царь природы! Я покорил небеса и вылетел в космос! Я человек и нет никого совершенней меня!», — а все потому, что люди боятся признаться себе в существовании кого-то на них не похожего. Боятся смерти, желая, чтобы на самом деле там оказалось абсолютное ничто, в котором исчезаешь, будто брошенная в огонь вещь, однако из-за своей глупости не понимают, что никакая информация не может бесследно исчезнуть.

Любые мысли, желания, деяния запоминаются бесконечной Вселенной, оставаясь в ее необозримой памяти, где каждая частичка постоянно перерождается и обновляет себя, как и человеческие клетки… Люди созданы по образу и подобию Бога, недальновидно считая это внешним видом и не понимая, ЧТО такое на самом деле Бог. Да уж… Черти с ангелами создали отличных биороботов, дабы называться богами в человеческих сказаниях, но настоящий Бог — это безразмерная информационная сущность, настолько невообразимая, что ее тело является Вселенной, внутри которой существует все.

Звезды, галактики, планеты, астероиды, туманности и разнообразные живые существа являются частицами Господа, из которых строится Его бесконечное тело и люди заставляют Его страдать, будучи непрерывно ноющей раной. То место на теле Бога, где живет человечество, непрерывно болит, и пусть еще не очень сильно, даже незаметно, но когда-нибудь эта рана превратится в гниющий нарыв, который придется удалить, но пока Господь желает вылечить ее, не прибегая к экстремальным мерам.

И как после этого не относиться бережно к себе и своему телу, ведь внутри людей также существует бесконечное множество миров, для которых богами являются они, однако… Человечество разрушает их, уничтожает свои Вселенные вместо того, чтобы перерасти себя, превратившись в Господа на том уровне, который даст возможность создавать солнца для таких же созданий, какими были они! Но нет… Раса так называемых разумных существ заполняет рану Бога вонючим гноем, и скорость воспалительных процессов увеличивается с каждой секундой. Когда-нибудь Его длань немного сильней расчешет нестерпимо-зудящее место, и человечество канет в лету…

Глава 5

«И откуда мне в голову лезут такие мысли? Не всякому философу подобное думается… Меня, если послушать, так я умный аж пиз. ец, однако нахожусь в клетке с жалкими представителями человечества, кои считаются эталоном для подражания… Все такие набожные работяги, прям идеальные люди, являющиеся примером для отца, матери и собственных детей… И почему массовое уродство называется идеалом?», — летающую клетку вновь дернуло и он высунул нос наружу, дабы взглянуть почему трясет плывущую над землей штуковину, хоть ничего в этом не понимал.

Серо-голубые глаза уставились на убегающую мостовую Рынка, желая отыскать препятствие, заставившее подпрыгнуть их скотовозку, но ничего не нашли, кроме повсеместно снующих рогатых, тут же заполнивших освободившееся пространство. Получается, это обычные неполадки в летающей «колеснице», и скоро, правда неизвестно, когда, может через день, а может через час, наступит момент, когда воздушная тюрьма заглохнет. Дмитрий был уверен в своих предположениях, ибо сверху слышался громогласный рев, проклинающий неисправную технику, в которой еще так долго везти ценных рабов, и звучно ругающий того, кто должен был починить скотовозку, но не сделал этого, поэтому, если она не заглохнет в пустыне, то слава Творцу, иначе…

Дальше развесивший уши Дима не сумел расслышать, кроме нескольких, утонувших в рыночном шуме слов о неких беглых, которые всех сожрут и даже не поперхнутся. По разгоряченной коже прошелся мороз и загорелого парня передернуло. Он повернул всклокоченную голову к Такеши, увидев, что нахмуренное лицо японца выражало чувства, подобные его, в отличие от почти невозмутимого Лкетинга, что лишь скрипнул крепкими кулаками, провожая немигающим взором быстро уходящую мостовую, а торговые ряды все не заканчивались, оглашая криками боли окружающее пространство.

— Дима-сан! Ты слышал, что сказали эти быки? — субтильный азиат мотнул головой на потолок, занятый пятью минотаврами. — Про беглых, что живут в пустыне, и которых они боятся! Кто это? — азиат поглядел на юношу, словно, тот был всезнающей энциклопедией, а Дима вздохнул, как последний раз.

— Не знаю Такеши… Может сбежавшие люди? — ему в голову пришла лишь одна мысль, содержащая объяснение заданному вопросу. — Некие одичавшие и свихнувшиеся люди, ставшие хуже, чем животные? Выбравшиеся из заповедника или еще откуда-нибудь, сожравшие своих спутников, и теперь охотящиеся на все живое, сумев адаптироваться к раскаленной пустыне? Или же «Спящие», о которых говорил хоз… Тьфу ты!! — в сердцах выругался он. — Джумоук! Когда рассказывал про попытки побега из заповедника, — Дмитрий смотрел на Такеши, а тот видимо представил подобное и сглотнул сухой глоткой. — Люди они такие, а «Спящие» тем более… — он вспомнил себя, иногда теряющего память и творящего удивительные вещи. — Превратились в кошмарных пожирателей караванов с чертями и рабами! — раскалившийся мозг генерировал все более страшные предположения, и как жаль, что умный парень никогда не ошибался, кроме выбора собственного жизненного пути.

— Лкетинг видел много диких людей! Масаи находили их в джунглях! Их боялись даже звери! Очень страшные и злые! Нет ума, нет души! — ярко-голубые глаза масаи вспыхнули огнем беспокойства. — Они ели детей масаи! Собак масаи и скот масаи! Лкетинг убил двух диких людей! Нет души! Только зверь! — внешне бестолковое объяснение было очень даже понятным и юноше с японцем легче от этого не стало.

— Да уж… А уж с нашим счастьем только с грибами воевать… — чувствуя дрожь в поджилках пробормотал Дима, нервно раздув крылья загорелого до черноты носа. — Значит, точно заглохнем! — он попытался набрать слюны, чтобы сплюнуть через горячие прутья, но ничего не вышло, а вот ощущение давящего изнутри мочевого пузыря не давало спокойной жизни, и только он решил отлить, как…

— О-о-о!! Мясцо едет!! Мясцо!! — раздался взрыкивающий голос слева и юноша от неожиданности дернулся так, что чуть не испачкал себе ляжки содержимым мочевого пузыря, готового расслабиться. — И «Спящие»! Первый раз вижу! Зато сколько слышал!! — быстро шевеля ноздрями и плотоядно скалясь, рядом цокал рогатый зевака бараноподобного вида, одетый в затасканное тряпье неопределенного цвета и воняющий, как сдохший неделю назад павиан. — Всю жизнь мечтал пощупать! Ха-ха-ха! «Спящие»!! Дайте-ка пощупаю! Ха-ха-ха! — отвратительно загоготал он и попытался сунуть грязную лапу меж горячих прутьев скотовозки, дабы схватить Такеши за ногу, отчего тот испуганно отшатнулся, но конечность мерзкого черта не смогла пройти из-за чего-то замерцавшего и отбросившего волосатую кисть. — Так и знал!! Так и знал!! И здесь не дотронуться!! — злобно заверещал явно безумный житель Рынка, подтверждая догадки Дмитрия о силовых полях в контейнерах, а сверху раздался зычный окрик:

— А ну пшел вон! Отойди в сторону, выкидыш земной шлюхи!! — один из заболтавшихся минотавров заметил местную шелупень и попытался прогнать того путем земного оскорбления, но грозные слова не возымели действия на того, кому требовалось физическое нравоучение, причем пожестче. — Пшел вон, я сказал!! — оборванец, словно не слыша, звонко скакал рядом с летающей клеткой, пытаясь сунуть дурно пахнущую лапу внутрь и совершенно не обращал внимания на рогатых горожан Рынка, в коих втыкался и заставлял гнусно ругаться.

Дима в свою очередь больше не мог терпеть, поэтому приготовился сбросить балласт, правда, теперь зная куда сбрасывать. Он понимал, что если решит поссать на скачущего рядом со скотовозкой черта, то тот мигом увернется, ведь пока прицелишься и пойдет струя, можно десять раз спугнуть жертву, поэтому… Парнем он был не брезгливым, вследствие чего не меняя выражения лица, пустил легкую струйку по ногам, держа член в висячем положении и окрикнул рыночного оборванца:

— Эй! Придурковатый! — тот сразу понял о ком речь, не имея внутренней гордости, так как зло обернулся, чтобы осыпать бранью наглого узника, не забывая при этом пытаться просунуть лапу меж прутьев к уже успокоившемуся Такеши, однако его ждал сюрприз.

Горячая струя мочи ударила прямо в покрытую проплешинами баранью морду, смывая пот и грязь Рынка, затекая в оранжевые глаза, рот и уши, а Дима балдел, как никогда, медленно покручивая членом, дабы покрыть черта полностью.

— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! — гулкий хохот минотавров разбавил какофонию Рынка, а униженный адский бомж, фыркая и плюясь, отпрыгнул, проклиная «Спящих» и всех людей вместе с ними, желая вечных мучений, да таких, чтобы остальные грешники поняли, как им повезло, но всем было плевать на обоссаное ничтожество. — Молодец «Спящий»! Молодец! Теперь будет знать, как лезть в клетку грязными лапами! Пусть освежится! Ха-ха-ха! — продолжающий ругаться оборванец запнулся и свалился на горячую мостовую, еще больше перепачкавшись в налипшей пыли, а многочисленные жители и гости Рынка брезгливо обцокивали воняющего людскими испражнениями земляка, лишь бы не коснуться его.

Дима лениво отряхнул причиндал от оставшихся капель мочи, словно сдувая дым пистолетного ствола и довольно улыбаясь, повернулся к друзьям.

— Ну как я? Молодец? — он прямо-таки искрился радостью и Такеши с Лкетингом кивнули.

— Молодец, Дима-сан! В твоем стиле! А как ты догадался, что струя пройдет наружу, а не вернется обратно тебе на ноги? — заулыбался загорелый японец, ожидая умный ответ, но…

— Никак! — ухмыльнулся юноша, глядя на удаляющегося черта, уже поднявшегося и затерявшегося в отвергающей его толпе. — Сильно хотелось, поэтому было пофиг, — он пожал плечами, а масаи, который и во время этого мелкого происшествия не обращал на вонючего черта внимания, хлопнул Дмитрия по плечу, ослепив его белоснежной улыбкой.

— Белый брат никого не боится! Белый брат хороший и грубый! Настоящий! — парень сразу понял суть этих слов, коими Лкетинг пытался сказать, что он не пытается вести себя, как требует мир, а делает то, что желает, причем, исключая плохие поступки.

— Уважаемые! — нарушил их идиллию чей-то голос и «Спящие» одновременно повернулись, дабы взглянуть на столь вежливо вопрошающего, ибо с ними еще никто не заговаривал в подобном тоне. — Извините, что я случайным образом подслушал ваш разговор, но не мог приказать своим ушам перестать слышать! Мой вопрос состоит в следующем… Как я понимаю, вы считаете, что в пустыне этого отвратительного мира живут сбежавшие от чертей люди, которые давным-давно одичали, и пожирают все, что движется?! Люди, которых боятся демоны, причем больше, чем вас, потому, что те могут быть безумными вами?! — красиво вопрошающий человек очень благообразно выглядел, совсем не вписываясь в толпу ничтожеств вокруг.

Прилепленная к аристократическому лицу аккуратная седая бородка, втянутый живот, худые ноги, руки и возраст, приближающийся к пенсионному, пахли голубой кровью, затерявшейся в бескрайней России еще со времен Октябрьской революции. Судьба издевалась над пожилым мужчиной, похожим на преподавателя из Санкт-Петербурга, случайно попавшего в тесную камеру с осужденными за убийство уголовниками и теперь не понимающего, что делать.

— Угу! — первым кивнул Дима, внимательно глядя на породистого человека, которого не замечал, хотя почти полностью вымершая интеллигенция видна издалека. — А вы собственно кто, и как попали в компанию этих? — он брезгливо обвел рукой примерно три десятка набычившихся, унылых людей с ожогами на любах, походящими на улыбающийся смайлик, будто издевающийся над их судьбой.

— Этих? — недоуменно оглянулся почти дедушка, а потом понятливо хмыкнул. — А чем я хуже этих? У меня такое же, как у них мировоззрение, просто я наиболее благоразумный! — он растянул сухие губы в искренней улыбке. — А так как спрашивать здесь больше не у кого, то ввиду вашей похожести на людей, решил узнать, что лично вы думаете о грядущей поездке через явно раскаленную пустыню? Съедят нас по дороге или все-таки, когда приедем на место, а то все мы переживаем! — судя по спокойным вопросам и серьезному тону, у него было немного не в порядке с головой.

— Понятно! — понимающе пробормотал юноша, нервно шевеля пальцами рук. — Сейчас я вижу, что и вы туда же, а поначалу казались умней… — он поочередно почесал икры ног мозолистыми пятками, опершись спиной о горячие прутья летающей клетки. — И поэтому могу сказать лишь одно! Вы все умрете, и это уже говорил он! — парень ткнул пальцем в хмурого, подтверждающе кивнувшего Лкетинга. — И также думает он, хоть и не любит говорить об этом, уж слишком человеколюбив! — палец указал на субтильного Такеши, извиняющееся кивнувшего земным отрыжкам, держащим его за нечеловека, при этом будучи тупее амеб.

— Хм… — уныло кивнул благообразный мужчина, грустно сверкнув меланхоличными глазами. — А я все сомневался… — он уселся на горячий пол клетки, летящей сквозь бесконечный Рынок, полный боли и чертей. — Кстати моя бабка была верующая! Рассказывала про Ад, и что в нем на сковородках жарят целую вечность, но я вижу, что сковородок здесь на всех не хватит! Спасибо ее Господу, что привел меня сюда немолодым! — он говорил это непонятно кому. — И меня просто сожрут в общем котле, вместо того, чтобы вечно резать на куски! Спасибо тебе, Господи! — издевательски крикнул он в слепящее небо, заслоненное крышей громыхающей скотовозки, изредка дергающейся, словно в конвульсиях.

Стоящие рядом грешники единовременно дернулись, желая отодвинуться от богохульника, но места не было, ведь они и так сжимались, как килька в банке, то есть попытка уйти от собрата, ругающего бога, ни к чему не привела, а тот так и остался сидеть, хая злую судьбу. Внезапно взгляды всех привлекла обгоняющая их скотовозку другая скотовозка, где в уродливо, но ярко-раскрашенной кабине сидел ряженный сатир, похожий на поросенка-клоуна с разносящимся по всему Рынку гнусавым голосом.

— И вот мы вернулись!! Путешествующий по Геенне Огненной развлекательный центр из Нокроса — адского города чудес и веселья!! Скажите «нет» скучным технологиям и посетите наше удивительное шоу, полное загадочной магии и истинной боли, с человеческими животными, обученными исполнять все ваши прихоти!! Вам не придется насильно отрезать им языки и пальцы, выдергивать глаза и слушать мерзкие крики: «Нет! Нет! Нет!». Эти люди сами сделают с собой все, что вы захотите!! Они будут благодарить вас за уделенное им внимание, облизывая копыта и хвосты! — за сатиром-горлопаном, чья луженая глотка даже не захрипела от столь продолжительной речи, находился решетчатый контейнер, красочно демонстрирующий гнусавые слова.

Пребывающие внутри люди с радостным хохотом отрезали друг другу конечности, а один паренек вытащил собственный глаз и съел, довольно облизываясь. Какой-то тощий мужичонка схватил ужасно-выглядящие, большущие плоскогубцы и поочередно, с жутким хрустом раздавил себе брызнувшие яйца, жадно облизывая испачканные в красном пальцы. Женщина напротив, засунула себе во влагалище сыплющую искрами, покрытую маленькими иголками дубинку и, жутко трясясь, затанцевала кошмарный танец, сопровождаемый счастливым визгом самки, получающей оргазм. Два мальчишки лет двенадцати выжигали друг другу глаза странными приспособлениями, детски хохоча, а затем выковыряли их остатки и бросили в толпу, где некий рогатый зевака поймал кусочек и жадно проглотил, азартно захлопав в звериные ладошки и пританцовывая на широких копытах.

Этот кошмарный контейнер быстро обогнал их, уносясь вдаль с разносящимся вокруг голосом сатира, а увидевшие кусочек мерзкого адского шоу люди на несколько мгновений замерли, дабы хором завыть, после чего Дима, сам опешивший от отвратительного зрелища, скривился, понимая, что вопли могут перерасти в неконтролируемую панику и толпу требуется успокоить.

— Да, что это за еб вашу мать!! — люто заорал он, до краев наполняясь, словно ждущей этого злостью и с размаху, мозолистой ногой ударил между ног ближайшего тощего мужика, отчаянно вскинувшего руки в потолок высокотехнологичной телеги.

Тот пронзительно взвыл тонким контральто, мигом согнувшись от сильнейшей кратковременной боли, а затем последовал следующий удар другому мужчине и еще один представитель сильного пола с Земли по-бабьи заорал, забыв, что сейчас все быстро пройдет. Дима же, однако, не угомонился, и возрастающая багровая злость полностью залила его взор, но он успел почувствовать на плече крепкую руку, наверняка масаи…

Очнулся взбешенный парень от того, что тяжело дышать, а его забрызганные кровью кулаки куда-то бьют. Взгляд быстро возвращался в реальный мир, а воспаленный мозг начинал трезво воспринимать поступающую информацию, и тогда он заметил, что трудно дышать из-за того, что чернокожие руки с силой обхватили его тощий торс, пытаясь оттащить от человека, которого он сильно и похоже довольно долго бьет, отчего переломанные кости лица несчастного не успевают срастаться.

— Тихо, белый брат! Тихо! Они молчат! Они все молчат! — масаи кричал ему эти слова, а озверевший юноша рвался вперед, дабы выбить из несчастного еще немного жизни, но его усилия сходили на нет.

— Все! — режущим глотку голосом прохрипел Дима. — Отпусти! Я понял… Я все понял… — он почти задыхался. — Я не хотел так сильно! Не хотел! Правда! — худые окровавленные руки бессильно упали, коснувшись ладонями горячего вибрирующего пола, и Лкетинг разжал богатырскую хватку, немного оттащив его назад, дабы избитый раб мог регенерировать.

Дима тяжело задышал, жадно всасывая горячий, но столь желанный воздух Ада и глядя вниз. Примерно спустя полминуты упорного насыщения кислородом — видимо масаи долго его держал, да и сам он бил человека немало — серо-голубые глаза поднялись, дабы взглянуть на действительно затихших людей, а сверху слышались голоса минотавров, лениво обсуждающих потасовку внизу, произошедшую из-за того, что посадили в одну клетку «Спящих» и мясо.

Клейменные пятым тавро рабы опасливо смотрели на Дмитрия, а больше всех отхвативший узник, который поднялся и подальше отполз, тряся яйцами, и отсвечивая костлявой, волосатой задницей.

«Быстро же они замолчали… Правду говорят, что стаю собак легко разогнать, если не боишься… Главное без страха на них броситься… А у этих получается одного я уже убил в Хароне, и этого мог сейчас, но не сумел из-за «волшебной» капельницы… Везунчик… Или не везунчик… Сожрут ведь… И самое интересное, что совсем не переживаю… Кто же я такой?», — он набрал полную грудь воздуха.

— Извиняйте, чего уж там… — мальчишка непроизвольно шмыгнул носом и озадаченно взглянул на окровавленные руки. — Не сдержался! Сами виноваты! Воете, как пьяные волки на луну! — кряхтя и матерясь, он поднялся и продолжил, но уже больше под нос. — А у меня уши музыкальные… — Дима чисто символически огляделся по сторонам, не ожидая увидеть ничего нового.

Высокотехнологичная скотовозка летела по адскому Рынку, приближаясь к его пределам, что было понятно по «обезлюдевшей» улице, сократившейся в ширине, но не потерявшей качества внешне гладкой серой дороги. Мимо проплывали большие, двух и трехэтажные уродливые дома с торчащими из кривых окон мордами разномастных чертей. Откуда-то доносился жуткий человеческий вопль, словно его владельца рвали на кусочки, а из одного окошка торчало вполне довольное жизнью лицо растрепанного парня, над которым возвышалась огромная козлиная голова, и они — человек с чертом — ритмично двигались, причем так, что было понятно, чем занимаются два спевшихся голубка. Самое интересное, что лохматый парень настолько яростно и сладострастно стонал, будто чертов член был намазан елеем и с огромной любовью прочищал ему дымоход.

«Хорошо здесь некоторым… Находят свое призвание… А еще суть в том, что многие из них — это те же самые черти, только вернувшиеся домой после смерти на Земле, так что, как вариант козлик пялит своего деда или отца… Вот веселуха… Хотя может у них родственные связи приветствуются и они нанимают детективов, чтобы выцепить на Земле родню и по прибытии сюда, отчихвостить ее… Офигеть… Чего только в голову не лезет…», — Дима сплюнул откуда-то набившуюся в рот пыль и извиняющееся посмотрел на воина-масаи с Такеши.

— Ну что такое? Они меня разозлили, и я ничего не мог с собой поделать! Эта ярость всегда меня накрывает, просто иногда больше, чем требуется! — он сделал попытку оправдаться перед друзьями, но загорелый до черноты японец пофигистично отмахнулся, а Лкетинг дружески хлопнул по тощему плечу.

— Белый брат правильно сделал! Успокоил глупых людей! Из тебя лилась сила и свет Ди-ма! Они испугались! Хотели напасть, но не смогли! Слабые! — он бросил презрительный взгляд на сжавшуюся толпу, опасливо зыркающую на «Спящих». — Слабые люди! Все умрете! Плохо умрете! — за прошедшее время из спокойного туземца, словно выветрился мирный шаман, и он стал более злым. — Люди не должны боятся! Иначе смерть! — он провел пальцами по горлу, вложив в сей жест актерское мастерство в виде угрожающего сверкания ярко-голубыми глазами.

— Перестанут они бояться или не перестанут, все одно — в суп! — раздался сверху трубный голос минотавра, чья рогатая голова смотрела сквозь решетки вверх ногами, а затем раздался яростный хохот, после которого многие из людей залились слезами, безвольно обвалившись на колени, несмотря на то, что свободное место в принципе отсутствовало. — Скоро! Скоро смертушка придет, не переживайте! Не ко всем, конечно, но многим! А оставшиеся в живых будут кормить собой целую вечность! Ха-ха-ха! — огромная бычья голова исчезла, и по крыше раздалось несколько ударов копытами, а вот безвольные узники заревели еще громче.

Разум Дмитрия тут же воспроизвел кошмарные картины с Рынка, где людей непрерывно режут и продают на мясо, подкармливая питательными растворами вперемешку с говном, и ему стало дико жаль соседей по клетке, причем жалостью непроизвольной, нахлынувшей внезапно. Эти стоящие напротив рабы, так боящиеся «Спящих» и Ада, являлись живыми, как и любое животное, а значит, не достойны таких мучений, причем целую вечность, однако вдруг вспомнились богатые сучки, щеголяющие в мягких шубах, снятых с еще живых зверей и снова накатила злость.

«Многих! Очень многих требуется мучить так, чтобы отголоски этой БОЛИ пребывали рядом с ними всю следующую жизнь! Чтобы они подсознательно помнили, какие страдания подарит Ад в ответ на причиненные ими же… Уроды! Тупые уроды!», — сам Дима не мог ударить животное просто так, ибо жалел бессловесных созданий, не могущих ответить и часто не понимающих за что их вообще обижают.

Людскую скотовозку вновь тряхнуло, сильно подбросив единовременно взвывших рабов и заставив вырваться злые слова у быкообразных чертей сверху.

— Да сколько раз надо повторять, что у этой развалюхи выработался ресурс! Зачем нам ее дали?! Мы сюда еле-еле доехали, а еще обратно! Она не выдержит таких нагрузок, а беглые спать не будут! Если остановимся, не отстреляемся! — один из минотавров высказал все, что думает о происходящем, а рабам внизу стало еще хуже.

«Из огня, да в полымя… Что за бардак здесь творится? Даже в Аду не могут нормально сопроводить до места… Будто на Земле оказался со всеми ее бюрократическим проволочками и отсутствием денег в бюджете…», — Дмитрий с холодком во впалом животе рассматривал уходящий город Рынок, где пролетающие мимо уродливые здания уменьшались и уменьшались по этажам.

Их архитектурное уродство, как ни странно оставалось прежним, словно мышление чертей не зависело от жизненного благосостояния, однако окраины — это окраины в любом мире. Залитые красноватым оттенком адских солнц жилища бедных чертей самого богатого города Ада упрощались, а проходящие мимо рогатые зеваки почти отсутствовали, как и ведомые на поводках люди, зато бегало много детишек с козлиными, бараньими, свиными и бычьими головами, очень умильно смотрящимися. Большая часть из них обладала подобиями самокатов, и они неслись за скотовозкой, крича и улюлюкая, как цыгане, но обижаться на них смысла не было. Дети — это дети.

Промелькнул обнаженный и загорелый дочерна человек с ошейником на шее, собирающий камни с дороги, на которого показывала пальцем чертова мелюзга, иногда бросаясь теми же камнями и всякой-разной ерундой. Когда же он увидел пролетающий мимо контейнер с узниками, то в тоскливых глазах ничего не промелькнуло, видимо Геенна Огненная вышибла из него жизнь, забыв заменить смертью.

— Господи! Что же вокруг делается, волей Твоей! За что дал мне это испытание?!

— Иисус Христос! Убереги от смерти лютой! От мучений вечных! Верни домой дитя Отца своего!

— Ангелы небесные, да явятся за мной! Да заберут на Небеса! Да откроют врата Рая, обняв радостно!

— И пустота в глазах их будет! И спросят грешники, откуда вы странники?! И ответят они — из Ада!

— Мамочка! Мама! Я хочу домой! Я буду лучшим сыном! Пожалуйста! Помолись за меня!

— Я не хочу в суп! Не хочу быть едой! Не хочу! Не хочу! Не хочу!

Трусливая толпа сгрудившихся в контейнере рабов изрыгала редкие вопли, но большинство из них, будто посерело лицами, потушив взоры. У них, самых отчаявшихся пропало желание спорить и сражаться, которого толком и не было, ведь они могли только за кем-то двигаться, поддавшись общему настрою, однако сейчас главный смутьян боялся открыть рот, ведь суровый Лкетинг был начеку. Все эти узники знали, что едут туда, где черти-садисты потащат их на «кухню», мариноваться или для начала отпариваться — еще неизвестны предпочтения «жителей» заповедника, поэтому тосковали по несбывшимся мечтам в пустой прошлой жизни, боясь подумать о кошмарном будущем.

Дмитрий вздохнул, почесав крепкую кожу на левой руке и посмотрел на сжатые кулаки Такеши, а также сидящего на горячем полу Лкетинга, о чем-то думающих, глядя назад, на уплывающий город. Ему не особо хотелось разговаривать, тем более, что таким образом прошло все их путешествие, изредка перемежаемое диалогами, в которых главным было то, что они всегда смотрели в одну сторону.

Сильные люди тем и отличаются от остальной серой массы, что могут месяцами молчать, не нуждаясь в общении, при этом оставаясь друзьями. Настоящему другу можно позвонить через год, и он будет разговаривать с тобой, словно минуту назад, ни в чем, не упрекая, ведь понимает, что у тебя есть своя жизнь. Все остальное — это не дружба, а так… Показуха… Показуха, будто у тебя есть друзья, которые помнят о тебе, как и ты о них, однако куда ни глянь, множество людей умирает в одиночестве и о них вспоминают лишь ближайшие родственники, да и то ради наследства.

— Открывай врата! — трубный рев минотавра отвлек Дмитрия от мыслей о дружбе, настоящей и не очень и парень подошел к горячей решетке, дабы взглянуть, где они остановились, повторив за Такеши и Лкетингом. — Хватит спать! Скоро ночь, а нам через пустыню ехать! Давай быстрей! — громыхающий по раскаленной крыше минотавр явно злился, и видно, что побаивался перехода через адские пески.

— Открываю! Открываю! — раздался усталый блеющий голос, и любопытствующий парень разглядел прямоходящего козла на высочайшей стене, защищающей Рынок от пустыни и не только. — Кого везете, если не секрет! — раздался скучный вопрос, а затем надсадное гудение, и огромные врата в чудовищной толщины стене стали распахиваться, заставляя изо всех сил работать двигающие их механизмы.

Сами стены были метров двенадцати в высоту и аккуратно, без малейшей трещинки выполнены, как все те же египетские пирамиды. Везде, по всему Аду чувствовалась одна технология, однажды попавшая и на Землю, сами же врата были вылиты из повсеместно распространенного металла красноватого цвета, который в совокупности с красным светом сумасшедших солнц, выглядел еще более багровым. Глядя на эти меры безопасности, создавалось впечатление, что Рынок боится угроз извне, и это не укладывалось в людское мнение, что хуже Ада ничего нет, ведь если жители Геенны Огненной чего-то боятся, то «беглые» являются одним из их страхов.

Грудь распирало от гордости, ведь ежели «беглые» — это бывшие люди или «Спящие», то четко виднелось, что они нагоняют ужас и немалый на жителей Ада, но ЧТО же должно произойти с представителями рода человеческого, если они пугают их создавших рогатых? Кем должны стать сбежавшие от чертей отчаявшиеся пленники, чтобы вгонять в дрожь огромных минотавров? Неизвестно, но ясно одно. Две разные расы когда-то создали людей, поместив внутрь свои лучшие качества инеобузданного зверя для защиты, но где-то допустили ошибку, и совершенная программа выживания в критических ситуациях полностью подчинила себе тело, отключив разум.

Убегающие в раскаленную пустыню Геенны Огненной люди, обладающие регенеративным органом, быстро сходили ума от жара безумных солнц, отсутствия пищи и воды, дабы полностью отдаться внутреннему зверю, и тогда начинал выживать он. День за днем человеческое тело преобразовывалась в существо, хуже и страшней которого не знал Ад и Элизиум, ибо люди изначально создавались для мест, непригодных для жизни. Они быстро адаптируются даже к самым плохим условиям, в особенности обладая «волшебной» капельницей, поэтому живущие в пустыне существа и считаются адским ночным кошмаром, если все происходит именно так.

— Кого-кого… «Спящих»! Давненько мы их уже не возили! — раздался рев минотавра, мимолетно разбавляющего скуку козлоногого часового. — Ну и земных отбросов три десятка! Короче все, как всегда! Взяли на еду и грязные работы! Ха-ха-ха! Старые-то кончились! — захохотал он, в который раз вогнав в панику людей. — Каждый раз слышу один и тот же вопрос, ты разве запомнить не можешь?! — вновь всхохотнул быкоподобный, собратья которого так шумно сопели, что было слышно внутри скотовозки, полной всхлипывающих рабов.

— Когда я задавал этот вопрос? Первый раз дежурю здесь! Да и ты не каждый день ездишь! — сердито проблеял козлоподобный, которого Дима не мог толком разглядеть из-за слепящих небес. — От скуки засыпаю, вот и разговариваю с кем могу! — натужное гудение ворот исчезло, словно его и не было и гигантские, заслоняющие уходящий вдаль горизонт створки замерли, открывая дорогу «Спящим» с узниками, беспрестанно плачущими, стонущими, а сейчас и вовсе повысившими тональность воплей.

Уже неизвестно в какой раз безмозглый земной сброд, рождающийся на корм адским жителям и ценным рабам слышал, что является едой и ужасно отчаивался, однако умирать не желал. Надежда… Будь она проклята! Не дает нормально ни погибнуть, ни сделать что-нибудь достойное, ибо та самая надежда на золотую рыбку. Проще мечтать, а если точней — грезить, ведь мечты сбываются, если к ним идти, а вот грезы нет. Ежедневно слушать песни со словами про красивую жизнь, много денег и на все согласных телок, ничего не предпринимая и говоря: «Завтра! Завтра точно поднимусь с колен!», — однако ничего не происходит ни завтра, ни послезавтра, ни через год. И не произойдет, ведь проще сидеть на жопе ровно, мечтая, как все придет само… Такова истинная человеческая суть, пробудить которую можно лишь через жестокую правду, бьющую по лицу и насильно открывающую глаза, дабы заставить понять, что ты никто и звать тебя никак.

Правда заставляет плакать, испытывать стыд и переживать. Переживать за себя, за остальных и гадко отплевываться, желая залить глотку водкой, ведь как только в разуме зарождаются ростки сомнения, то они уже без подпитки движутся вверх, становясь больше и больше. Знающий правду хуже спит, ибо новые мысли мешают жить ленивому телу и оно просыпается от того, что сомневающееся сознание будит его, непрерывно нашептывая: «Надо вставать убогое ничтожество! Вставать и меняться, ибо вместе мы покорим Вселенную!»

— Ну, извини! — спустя мгновение неловкой замешки, проревел быкообразный черт. — Вас всех не упомнишь! А так вообще, всегда одни и те же вопросы! Не хочешь, кстати, перекусить трудяга? — вопрос, заданный козлоногому часовому, заставил заткнуться всех рабов, ведь угощать собирались только ими и никем больше. — Могу отрезать лакомый кусочек! Соглашайся! Еще целую ночь стоять! — трубный голос добродушного минотавра был пропитан отеческими нотками, призывая козлоподобного черта поесть, и видимо тот кивнул, раз бык довольно хмыкнул. — Вот так-то! Правильно! С голоду много не высидишь и не насмотришь! — по железной крыше скотовозки раздался громкий цокот широких копыт, и огромный минотавр начал спускаться.

Посеревшие от испуга узники вжались друг в друга и решетчатые стены, а сухо сглотнувший Дима понял, что сейчас кому-то будет больно. Такеши с Лкетингом в свою очередь никак не реагировали, видимо знали, что бояться нечего, поэтому безмолвно рассматривали огромного черта с бычьей головой, спрыгнувшего на горячую землю.

— Чего вылупились «Спящие»? Не к вам иду! — зычно проревел минотавр и без всяких ухищрений, наподобие залезть в клетку, приговаривая: «Кис-кис-кис! Иди сюда, мой маленький!», — засунул толстую лапу между прутьев и схватил чью-то тощую ногу, а сбившиеся в зловонную кучу узники громко заверещали и принялись гадить наконец-то переварившимся кормом, каждый «сражаясь» сам за себя.

— Без сопливых, скользко! — поздновато не удержался и съязвил Дмитрий, морщащийся от свежей вони. — Сами знаем, что не к нам! — быкоподобный здоровяк ничего не ответил, лишь зло зыркнул темно-оранжевыми глазами и, сделав рывок, вытащил, но еще не оторвал, ногу жутко-вопящего несчастного пленника.

— Сейчас кому-то будет больно! Ха-ха-ха! — язвительно засмеялся огромный черт и с недюжинной силой дернул загорелую конечность, вырвав ее с лохмотьями мяса из кошмарно закричавшего раба, хотя куда уж кошмарней, чем тот уже орал. — Вот так-то! Держи трудяга и хорошо защищай Рынок, а то где мы будем покупать вкусненькое! — он забросил окровавленную ногу наверх и, облизнув толстые пальцы, полез обратно.

— Ого какая! Спасибо! — раздался благодарный блеющий крик, а человеческая скотовозка двинулась в разогретую двумя свихнувшимися светилами пустыню Ада.

Покалеченный человек выл так, как покрывшийся гусиной кожей Дима никогда не слышал, и хоть страшная рана быстро зажила, отросток ноги так и не появился, будто выдранные из суставов конечности не отрастают. Это разлохмаченное и кровоточащее место просто покрылось гладкой кожей и юноша, наконец, увидел первого инвалида в Аду, сейчас рыдающего на вибрирующем железном полу, а по его второй ноге топтались подобные ему люди, старающиеся не смотреть на кричащего собрата.

— Без комментариев… — прошептал юноша, но так, что все услышали, а Такеши сухо сглотнул и кивнул, глядя на покалеченного узника остекленевшими овальными глазами.

— Ты прав Дима-сан… Такое не прокомментируешь… Каждый раз я поражаюсь жестокости чертей, и их садистскому отношению к людям, а ведь они создали нас! А ангелы?! Эти чудовища стократ хуже! Скрывают уродливые лица за улыбающимися масками и ненавидят человечество еще больше! — он устало облокотился спиной о горячие прутья, совсем не поморщившись и сильно вздохнув. — И вообще… — японец закрыл глаза, сжав кулаки. — Я до сих пор не понимаю, куда и зачем еду… В чем смысл нашего «путешествия» по этому миру, хоть иногда и кажется, что я здесь уже был, да и черти так говорят… — он открыл глаза и вопросительно уставился на Дмитрия. — Я не знаю, кому верить… Себе, им или никому?

— Я думаю, ты действительно был здесь Такеши и тебе не кажется! Ты не сходишь с ума и все это правда! — ободряюще хлопнул азиата по плечу парень. — Мы все здесь когда-то были! Лкетинг, я, ты! Просто не помним, и каждый из нас, не только ты, внутренне сходит с ума, не справляясь со столь обширным потоком истины! — парень не упоминал про сон, подтверждающий его мысли, но дающий еще больше вопросов. — Просто в этот раз нас не собираются выпускать… Видимо такие, как мы доставляют слишком много проблем и в Ад поступает меньше обычных людей, а скот им требуется! — серо-голубой взор уставился на рабов с пятым тавро, где покалеченный уже не виднелся за множеством тощих ног.

— Ди-ма говорит правду! Лкетинг чувствует, что был здесь! Последний сон рассказал Лкетингу это! — без каких-либо эмоций выговорил воин-масаи, сидя на вибрирующем полу и думая о чем-то своем.

Сгрудившаяся напротив масса людей в ответ даже не подняла глаз, кроме единиц, ответивших люто вспыхнувшим взором голодных животных, желающих растерзать, но не могущих из-за отсутствия зубов. Представители нормального человеческого общества не слишком хорошо выглядели и действовали в ситуации, к которой жизнь их не подготовила, а весь путь по Аду, как раз и являлся подобной ситуацией.

— Вы уроды, и всегда ими останетесь! Не могут черти разговаривать с людьми на равных и не бить за угрозы, а все, потому что вы уроды даже для них! — раздался чей-то дерзкий голос из слюнявой толпы. — Я всю дорогу только и слышу, как вы осуждаете нас! Называете отбросами и мусором, годными лишь умереть! Кто вам дал такое право?! Они?! Рогатые?! Или кто-то еще?! Почему вас на Земле не отправили в психушку?! Почему?! — говорящий это человек, чуть ли не брызгал слюной в сторону «Спящих», благо она отсутствовала. — Существуют же тесты, чтоб отделять таких, как вы от нормальных людей! Почему вас не усыпили еще при рождении!? Нелюди! Мерзкие нелюди! — завопил храбрый человеколюб, а Дима брезгливо посмотрел на него, как и друзья, где кулаки сидящего масаи сухо сжимались и разжимались, тихо поскрипывая, однако туземец не собирался подниматься, словно к чему-то готовясь.

— Сами вы нелюди! — вдруг подал голос, раздувший ноздри японец, сильно дрожащий, причем не от страха, а злого перенапряжения. — Живете, как лягушки в болоте! Ничего не видите, ничего не слышите и ни во что ни верите, а после смерти попадаете сюда и рыдаете, называя нас нелюдями из-за лучшей адаптации к Аду и отсутствия раболепия! Проклинаете нас, потому, что мы лучше, да?! — сделал до того злобную гримасу Такеши, что Дима удивился преображению тихого художника. — Конечно, лучше, а вам завидно! — не на шутку раззадорился азиат. — Я и сам не знал, что лучше, пока не попал сюда, зато сейчас понимаю почему! — он набрал горячего воздуха во впалую грудь, а мимо пролетала одинаковая и неизменная пустыня. — Я боюсь чертей, но боюсь, как более сильных созданий, могущих причинить мне боль, в отличие от вас, боящихся их, как жителей страшных сказок, которых не должно существовать! Вы все еще не верите и не хотите верить глазам своим, хотя столько здесь пробыли! Кем вы были на Земле?! Кем?! Молчите, да?! А я скажу вам!! Людьми, которые ничего не добились, или наоборот стали выше тех, что не добились, нанимая их к себе на работу, однако здесь, в Аду вы все одинаковы! И у вас одно имя — скот! Человеческий скот, годный лишь на мясо и грязные работы! — разозлившийся Такеши сделал шаг к угрюмой, сгорбившейся толпе, но его тощую ногу схватила крепкая рука масаи.

— Тихо, желтый брат! Тихо! Не трогай трусливых людей! Они все умрут! — и в это мгновение высокотехнологичная скотовозка резко ухнула вниз, чтобы тут же взмыть, а наверху раздались проклинающие все и вся злобные крики, разносящиеся по бескрайней пустыне, освещаемой красноватым солнцем вдалеке и люто нагреваемой белесым, висящим еще высоко над горизонтом.

— Будь проклято мгновение, когда я согласился выехать за этими «Спящими»! — Ад удивлял красиво выражающимися чертями и вот сейчас кто-то из минотавров, чьи зычные голоса, словно копировали друг друга, рассказывал какой он идиот. — Хорошо бы Творец был в хорошем настроении и дал завершить нашу миссию! Эти трое-то выберутся, а как быть нам?! — У Димы от гордости засветились глаза, но тут человеческая скотовозка вовсе замедлилась, а затем так затряслась, что зубы «Спящих» щелкнули, а Лкетинга из позиции сидя подбросило, но туземец ловко приземлился на ноги. — Эй, вы там! Внизу! — по раскаленному потолку раздался грохот копыт, видимо минотавры к чему-то готовились. — Молитесь всем своим богам, чтобы нормально доехать, иначе сожрут еще в пустыне, а так хоть надежда останется! Ха-ха-ха! — хохот был не веселым, скорее для собственного обнадеживания, а затем летающая колесница снова дернулась, упав, а вибрация пола изменилась, став надрывной, как вой умирающей волчицы. — Да что же это такое!? Что происходит и почему посреди проклятых барханов?! Эй, в кабине!? Сделай что-нибудь! — скорость колымаги, созданной перевозить рабов, увеличилась, но вибрация осталась той же.

Чувствующий очень недоброе Дима похолодел и взглянул на сжавшихся рабов, будто пытающихся превратиться в единый ком мяса, что у них совсем не получалось. Мимо пока еще быстро пролетали находящиеся вдалеке горы песка или камня, а совсем неподалеку мелькали невысокие барханы красного цвета и наверняка горячие, как сковородка. Адские солнца нещадно пекли, и юноша не понимал, как выживают находящиеся наверху минотавры, которым сейчас было явно не до жуткой жары.

— Я не знаю, что с ней!! Не знаю!! Сдохнем все здесь, я еще в Рынке это чувствовал!! — донеслось из кабины, занятой двумя быкоподобными, а раскаленная пустыня, в которой нереально выжить, быстро проплывала мимо, чередуясь рядом находящимися тихими барханами и горами вдалеке.

Дмитрий тем временем, любопытства ради, покачиваясь от тряски, перешел на другую сторону скотовозки и, высунув нос меж горячих прутьев, посмотрел на кабину, откуда торчал локоть мощной лапы минотавра рядом с водителем, пока ничего не предпринимающим.

«Как я понимаю, если мы и долетим, то не без проблем… И непонятно, хорошо оно или плохо… Судя по боязни рогатых здоровяков, «беглые» пожирают все, включая окровавленный песок…», — тощий, голозадый юноша чувствовал, как быстро нагнетается итак напряженная обстановка, в которой почти мог потрогать страх, волнами идущий от купленных на корм узников.

— Такеши! — он обратился к задумчивому азиату, нервно шевелящему сухими губами. — Ты о чем думаешь? — японец повернулся и в глазах его была тоска.

— Думаю, что все плохо Дима-сан… Очень плохо! Мне кажется, это… — он обвел головой скотовозку изнутри. — Средство передвижения заглохнет в самом неподходящем месте и нам придет конец, чтобы ни говорили быки наверху! — и пожал худыми плечами, словно констатируя факт.

— Сделайте что-нибудь! Пожалуйста! — из толпы «мяса» внезапно выдвинулся интеллигент, что до этого так и сидел на горячем полу, вспоминая свою верующую бабку. — Вы же можете! Не дайте умереть посреди пустыни! Я говорю от всех! Прошу! Очень прошу! Пожалуйста! Простите за наши слова! Вы же можете! Можете! — он страдальчески вытянул худые, загорелые руки, а другие рабы не проронили ни слова, лишь изредка вскидывая взгляды побитых собак.

— Зачем это вам? — искренне удивился Дмитрий, сам жутко боящийся плохого завершения поездки, из-за того, что не получит ответов на свои вопросы. — Тем более мы еще ед… — скотовозку тряхнуло так, что он прикусил язык, а сверху раздался вопль, исторгший пару предложений отлично отсортированной брани, которую хамоватый с рождения парень мгновенно запомнил. — Едем! — не слишком уверенно закончил он, сплюнув кровь, а кровоточащий язык уже зажил. — И как по мне, так лучше умереть здесь, чем там, где вас будут долго жрать! — высокотехнологичное ведро с гайками дернулось, потащившись вбок, жутко завыв и завоняв чем-то горелым, а всех узников, что «Спящих», что обреченных, кинуло на горячие решетки и друг друга, а интеллигент вовсе упал Дмитрию на руки.

— Молодой человек или кто вы там на самом деле! — говорящий за всех раб спешно отодвинулся с брезгливо перекошенным лицом, будто вляпался в свежую навозную кучу. — Надежда такая штука, что каждый из нас… — он обернулся, весь нервно дрожа, и кивнул на слюнявых собратьев. — Может оказаться не только в котле с кипятком, но и на грязных работах, а это жизнь, которую все хотят, какой бы она не была! Пусть даже придется вытирать… — интеллигент задумался, однако не подобрал ничего, кроме. — Задницы… — он сморщился, выговаривая столь мерзкое слово. — Тебе, твоим спутникам, да и вообще вам подобным, — высокотехнологичная повозка издавала пронзительные звуки, гласящие, что ей приходит конец, а жутко мрачные из-за своей недвижимости и тишины барханы проплывали совсем рядом, с одной и другой стороны, отбрасывая двойные тени.

— Да, что за день такой сегодня отвратительный! — звучный и яростный голос сверху переплетали множественные нотки страха, владеющие неким минотавром. — Она сейчас встанет!! Встанет!! Помоги нам Творец!! — и наступила секунда тишины, словно все, как один быкоподобные перекрестились, что наверняка так и было. — Всем приготовиться, и проверить оружие!! Проходим территорию беглых!! Когда же выжгут это проклятое место!!? — зычный голос вожака-минотавра раздавал указания, а Дмитрий отвлекся от благообразного интеллигента и высунул нос наружу, дабы взглянуть на громыхающую кабину, из окна которой торчала рогатая голова и мощные лапищи, держащие удивительно красивое оружие, состоящее из множества плавных линий, мерцающих огоньков и огромного ствола.

— Вот видите! Я же говорил! — мрачно-уныло произнес интеллигент, также высунувшийся, вернувшийся обратно и посмотревший на зачарованного красотой пушки Диму. — Вы поможете нам или нет? Судя недавно мною виденному, только вы трое можете спасти и нас, и тех, что сверху… — благообразный пожилой мужичок с отвращением глянул в потолок, по которому никто не грохотал, видимо замерев в ожидании «беглых». — И если можете, то сделайте это! Покажите, что вы действительно достойные и сильные, такие, как себя называете! — кем бы ни являлся в прошлом узник с пятым тавро, но говорить и давить на слабости в виде огромного эго «Спящих» он умел. — А то только и делаете, что хаете нас и хамите чертям! — он ожидающе и немного саркастически посмотрел на безэмоционального парня, а затем перевел взор на серьезных Такеши и Лкетинга. — Или вы только языками молоть горазды?! Уж ты-то юноша точно на многое способен! — вой из-под скотовозки был такой, что давило на уши, а ее скорость замедлилась до бега хорошего спринтера, чего было явно мало для спокойного передвижения по опасным местам Ада. — Я видел тебя на Рынке! Видел то, что ты сделал для девчонки с ребенком! — в глазах Дмитрия мелькнула легкая тоска по Лизе, в животе взлетела бабочка, а сердце принялось сильнее качать кровь, заставляя дрожать изнутри тощее тело. — Ты точно не человек! Лишь обликом! — летающую тюрьму опять сильно тряхнуло и запахло паленым, устоявшие же на худых ногах «Спящие» почти одновременно кивнули, ловко отодвинувшись от полетевших в их сторону рабов, взвывших и топчущих, упавших в свои испражнения собратьев.

— Хорошо… — выражение глаз мальчишки не изменилось, но голос стал жестче. — Правда я даже не представляю, как это будет выглядеть, но что-то точно будет… — он замолчал, втянув горячий и вонючий воздух, словно ища в нем ответ. — И я рад, что ты не считаешь меня человеком! Действительно рад! — неуверенно ухмыльнувшись, пробормотал Дмитрий, Такеши сглотнул сухую слюну страха, а Лкетинг обернулся, ибо звериным чутьем выходца из Африки почуял опасность.

— Лкетинг видит! — ярко-голубой взор воина-масаи заблестел, при этом отчего-то потеряв в осмысленности. — Лкетинг видит, братья! — чернокожий палец указал в сторону медленно уплывающей пустыни, наслаждающейся сумасшедшей жарой и все, именно, что все пленники посмотрели туда.

Едва различимый в жарком, колышущемся мареве силуэт с двумя тенями с огромной скоростью промелькнул меж высоких мрачных барханов, а за ним еще два таких же. Рабы громогласно «ойкнули», а Диму передернуло от страха, ибо он не представлял, как кто-то может передвигаться так быстро.

«Да уж… Если это люди, то они ОЧЕНЬ сильно изменились… Что же у них в головах? Скорее всего ничего… Только дикое желание поесть, ведь это необходимо для выживания…», — он повернул шею и увидел, как по густо-осыпающемуся красноватым песком верху остальных барханов скачут идентичные ранее виденным, быстро исчезающие силуэты, которых становится больше и больше, будто их владельцы группировались для массированной атаки, что явно так и было.

Кошмарные существа, пугающие чертей и зовущиеся в Аду «беглыми», мелькали чаще и чаще, позади и с боков, быстро растворяясь в жарком мареве, а везущая обреченных рабов скотовозка надсадно гудела, уже непрерывно дергаясь, отчего теоретически было невозможно устоять на ногах, однако у всех получалось, ведь жить хотелось. Сверху тем временем неслись громогласные, яростные ругательства, а грохот широких узорчатых копыт отсутствовал, видимо рогатые сосредоточились, готовясь встретить страшного врага.

— Сейчас начнется! Чует мое сердце! Последний порог Сандзуногавы! — громко произнес Такеши, выпрямившийся и выпятивший впалую грудь, нервно оглядываясь по сторонам, ибо понимал, что в подобных битвах еще не участвовал, по крайней мере, в этой жизни.

— Лкетинг готов к битве! Лкетинг не боится людей без души и демонов! — чернокожий туземец с красиво вздувшимися, бугрящимися мышцами, походил на античного бога неизвестно каких легенд. — Энгаи со мной! Лкетинг ничего не боится! Последний бой! — он белоснежно улыбнулся, словно радуясь происходящему и заставив похолодеть крайней фразой Дмитрия. — Лкетинг рад, что у него есть такие братья! — он хлопнул по плечу юношу, а затем японца, пошатнувшихся от тяжелой руки воина-масаи.

— Я тоже рад, что знаю тебя Лкетинг! Ты мне реально нравишься! — произнес парень, глядя на спокойное лицо туземца и понимая, что у того больше информации, чем у него, ибо масаи собрался умирать, а следом кивнул и Такеши, умеющий прекрасно рисовать, но не сражаться с ужасными демонами раскаленной пустыни, когда-то бывшими людьми, но теперь пожирающими все живое.

— Как же мне хочется обратно на Землю, в Лондон, на отвратительную и скучную работу! Всего лишь на один часик! — пробормотал взъерошенный азиат, а Дима отрицательно замотал головой.

— Нет, нет, нет! Ни за что! Со всем новым, что я узнал, но не до конца… Никакой Земли! Сперва ответы! — уверенно произнес он сквозь вой «умирающей» скотовозки и яростно взглянул на сжавшуюся толпу рабов с пятым тавро, где интеллигент был спокойней всех, но это скорей из-за проблем с головой.

Тело же парня, хоть и поддавалось нервной дрожи, однако сердце колотилось мощно, но не быстро, гоняя по венам огромную силу, будто внутри него что-то просыпалось, готовясь вырваться. Звуки вокруг стали более четкими и легко сортируемыми, жара проникновенной, а запахи вовсе заполнили ноздри, рассказывая о происходящем, как сторожевому псу. Таких ощущений парень никогда не испытывал, а возможно просто не помнил и сейчас даже ждал начала нападения «беглых», ждал, когда мелькающие со всех сторон сгорбленные силуэты бросятся на них, и если кто-то считает его психом, так тому и быть, ибо желал познать себя настоящего.

— Они собираются!! Собираются!! Их все больше!! Они словно знают, что у нас проблемы!! Творец, помоги нам, детям своим!! — раздался испуганный рев сверху, из звериной пасти какого-то тупоголового быка, гласящего то, что и дураку понятно.

— Конечно, знают!! У них телепатические способности, ты забыл?! Надо, как можно меньше думать об этом! — проревел другой минотавр, громыхнув копытом по крыше скотовозке, отчего рабы еще сильней заверещали. — Да еще и скотина своим страхом привлекает! Выбросить бы их всех наружу!! — люди внутри заскулили так, будто это уже сделали, а разгоряченного Диму скривило от ненависти, на что обратил внимание лишь Такеши, ибо Лкетинг был странно отрешен и его взор потерял четкость.

— Меньше болтать и думать!! Меньше!! Все разместились и приготовились?! Я спрашиваю все?!! — в ответ раздался подтверждающий, громогласный рев, заставивший вздрогнуть раскаленную пустыню, где самое жаркое солнце опустилось чуть-чуть ниже, а тусклое продолжало висеть на старом месте. — Тогда ждем!! Они вот-вот нападут!! Держитесь, братья и да пребудет с нами Творец!! — высокотехнологичная, пахнущая горелым скотовозка в который раз подпрыгнула, надсадно загудела и скорость замедлилась еще примерно на треть, а «Спящих» от столь резкого торможения потащило на рабов.

— Твою-то мать! — успел раздражительно выругаться ударившийся о них Дима, и его с друзьями вдавило в воющую массу. — Отвалите от меня, сукины дети! — он напрягся и как-то отбросил толпу испачкавшихся в собственных испражнениях людей, дабы после взглянуть на проплывающую пустыню и ужаснуться, в то время, как двое его друзей до сих пор отпихивали «мясо», которое буквально отлетало от Лкетинга, а Такеши умело скользил меж его представителями.

За «задыхающейся» от кучи неполадок летающей темницей неслась огромная стая, именно, что стая чем-то походящих на людей созданий, но человеческого в них осталось очень и очень мало… Первым впечатлением было то, что эти чудовища некогда сбежали из цитадели Низама, из клеток в первом коридоре, ибо их жутко блестящие глаза не выражали ничего, кроме «убить и сожрать». Внешний облик монстров, поглотивших внутри себя все людское и хорошее, полностью отражал возможности безумной жары Геенны Огненной, показывая, как она меняет выживших в ней людей со «Спящими», превращая в детей своих, и эти ее возможности поражали первобытным ужасом.

Чудовищно высохшие, походящие на живые скелеты с обтянутыми кожей черепами и выжженные до черноты двумя солнцами, где кожа масаи по сравнению с их являлась белоснежной, «беглые» неслись по вздымающемуся песку с огромной скоростью, да так, что не виделось ног. Многие из монстров бежали на четвереньках, делая громадные прыжки и загребая худющими руками пустыню Ада, а их кровожадные глаза, словно держались за полную верещащей «еды» скотовозку, помогая быстрей пустынным демонам приближаться.

— Раз!! Два!! — раздался сверху рев быкоподобного черта. — Три!! А теперь стреляем!!! Стреляем!!! Иначе они нападут всем скопом!! — зычный голос огромного минотавра, разносящийся по разогретой до невозможности адской пустыне, разбудил на какое-то время замолчавших узников, а Дима, держащийся руками за горячие прутья летающей клетки, сглотнул пустым горлом от жалостливого воя перепуганных жителей Земли. — Огонь из всего, что есть!! Огонь!! Да, стреляйте же вы!! — создавалось ощущение, что расположившееся наверху сопровождение зависло от страха, ибо стая «беглых» была просто огромной, но тут все-таки заработал тот самый пулемет, внешне могущий выдавать огромное количество выстрелов и сейчас это делающий. — Давай!! Давай!! Поливай их всех!! И вы тоже!! Не жалейте патронов!! Поливайте!! Поливайте этих тварей!! И не думайте о том, в кого целитесь! Они чувствуют это!! Давайте!! Давайте!! Вот так!! Умрите твари!! — с каждым словом вожака-минотавра раздавались громкие выстрелы, не относящиеся к беспрерывному грохоту пулемета и некоторые скачущие «беглые» отлетали назад, разбрызгивая темную кровь, а какие-то, наоборот, с огромной скоростью отпрыгивали, видимо слова быка о телепатических способностях являлись правдой.

Рабы, воющие внутри высокотехнологичной, разваливающейся на глазах скотовозки не знали, что делать, кроме, как засорять пустынный «эфир» слюнявыми криками. Пятое тавро на их лбах являлось печатью людей, которые никогда не думают сами, а лишь подчиняются мнению более сильного, и ежели такого не находится, то они опускают руки, готовясь умирать. Глупо… Очень глупо, но сие горькая правда. Большая часть населения третьей планеты от Солнца — это они и есть. Бесхребетные создания, слушающиеся повелителя-телевизора и сейчас заполненная ими, едва движущаяся скотовозка изрыгала из себя полный тоски, многоголосый вой.

— Господь всемогущий и всемилостивый!! Спаси от смерти лютой!! Убереги от лукавого!!

— Я не должен умирать!! Не должен!! Мы почти приехали!! Я еще могу спастись!!

— Пресвятая Богородица, пришли ангелов своих!! Уничтожь врагов человеческих!!

— Убивайте их!! Убивайте!! Пожалуйста, убейте их всех!!

— Почему вы ничего не делаете?!! Почему?!! Вы трое!! Вы обязаны спасти нас!!

— Я слишком молод!! Слишком молод и должен жить!!

— И нет грехов у меня!! И нет скорби!! И сердце мое открыто и не боюсь я смерти!!

— Врата Рая предо мною!! Осталось немного и увижу я Иисуса!! Он обнимет меня!!

Запертые люди выли, орали, молились, забыв о жуткой жаре, и как всегда ожидая спасения со стороны, да и что им еще оставалось? Они полностью зависели от рогатых тюремщиков, додумавшихся выехать в длинный опасный путь на барахлящей скотовозке, а остро ощущающий мир вокруг Дима не знал, что делать, кроме, как чего-то ждать… А вот чего именно, он и сам не знал.

«Что же делать, что же делать?! Блин! Блин! Блин! Ну, ничего же не сделаешь! Мы заперты! Оружия нет, да и стрелять я не умею! Чем я, а точнее мы можем помочь?! Знать бы, как на Рынке на меня нашло это… Наверное, я просто почувствовал, что сейчас будет больно близкому мне человеку и это включило старую память… Как там, кстати Лиза со своим мелким?», — промелькнула мысль о грудастой девушке, а сверху раздавался беспрестанный грохот пулемета, изредка перебиваемый одиночными выстрелами жутко ругающихся минотавров.

Полосы раскаленного свинца или чем там стреляют в Аду, широким веером рассыпались по несущейся меж мрачных барханов стае голодных нелюдей, которым оставалось метров пятнадцать до начала сытного ужина. Пули косили многих, но не настолько, как хотелось бы. Большинство с огромной ловкостью и скоростью отскакивало, предугадывая их траекторию полета и было трудно утверждать, что это люди, ибо не может человек превратиться в такое.

Налитые кровью безумные и в тоже время безжизненные глаза, ввалившиеся в обтянутый черной кожей череп, оскаленные белоснежные зубы, длинные ногти, больше походящие на когти и сплошные сухожилия на худющих телах, преобразившихся в кошмарные машины смерти. Обладатели этого богатства быстро неслись и догоняли забитую верещащими людьми летающую тюрьму, а воин-масаи недвижимо стоял, схватившись мускулистыми руками за горячие прутья скотовозки, и что-то бормотал.

Дима прислушался, с легкостью отсортировав посторонние шумы в виде выстрелов с криками, и понял, что это не бормотание, а заунывная мелодия и затем перевел взор на глаза Лкетинга, дабы почувствовать сильную дрожь по телу, ибо ранее ярко-голубой взор отсутствовал, сменившись на светящиеся белки без зрачков. Судя по всему, Лкетинг включил личные уникальные таланты, которыми практически не пользовался, и организованная масса чудовищных, живущих в раскаленной пустыне созданий стала чаще спотыкаться и попадать под пули яростно-ревущих минотавров, видимо колдующий негр мешал работе их инстинктов.

Напряженный донельзя Такеши тоже заметил это и надрывно проговорил, чуть не упав, когда «умирающая» скотовозка подскочила в который раз.

— А я?! Что могу сделать я!? Дима-сан сильный и светится!! Лкетинг — шаман!! А я?! Какой же я «Спящий»!! Обычный художник!! Рисую всякую ерунду!! — субтильный азиат надул губы от зависти из-за того, что у него не проявляется никаких талантов, но напряженный Дима, сноровисто балансирующий на ногах внутри ходящей ходуном летающей клетке, успокоил его.

— Ой, вот только не надо! — отмахнулся он рукой, чуть не ударившись о прутья из-за опять подпрыгнувшей, воняющей горелым скотовозки, а безмолвные и кошмарные «беглые» тем временем еще больше приблизились. — Я вон стою и не знаю, что делать, хоть и пообещал помощь интеллигенции! Да, профессор?! — он задал вопрос, вцепившемуся в горячую решетку мужичку, абсолютно не обратившему на внимания на заданный вопрос, вследствие, выпученных от ужаса глаз, направленных на стаю некогда людей. — Видишь! Он теперь со мной не разговаривает из-за того, что я ничего не умею! — Дима нервно подмигнул сопящему Такеши и покрепче ухватился за прутья скотовозки.

Сбоку непрерывно, один за одним гремели громкие выстрелы и это «работал» минотавр из окна кабины, где его сосед-водитель, чуть ли не плаксиво ругался, умоляя двигаться «задыхающуюся» машину, но та была безответна, как монахиня, давшая обет безбрачия. Несколько пуль, выпущенных из окна, попали не совсем туда, куда целился быкоподобный черт, а зацепили некоторых узников с пятым тавро, а все потому, что летающая клетка, «хрипя» дернулась влево, испустив зловонный запах паленого.

Раненные рабы заорали, будто пошли последние мгновения их бессмысленной жизни, однако мигом заткнулись, ибо пулевые отверстия быстро затянулись, выплюнув кусочки металла, а еще, это вроде ненужное дергание сбило с худющих ног сразу несколько «беглых». Их когтистые, черные руки уже через секунду должны были вцепиться в прутья скотовозки, дабы просовывать их внутрь, но счастливый случай, а никак не Бог, дали время «мясу» вместе со «Спящими».

Залитые красным барханы выросли в размерах, став намного выше и их верхушки перестали виднеться, отчего вцепившегося в прутья Диму навело на красочные фантазии, показывающие, как на полную минотавров крышу скотовозки прыгают человекоподобные монстры и так оно произошло.

«Да я провидец, мать ее! Все!! Абсолютно все, что приходит мне в голову — случается!! И как я раньше этого не замечал…», — гулкие удары, заставившие сильнее завонять и заверещать «мясо», услужливо подсказали, что выше началась недетская потасовка, сопровождаемая кошмарным визгом «беглых» и яростным ревом минотавров, а это не могло привести ни к чему хорошему.

Густо льющийся с крыши свинец пропал, словно его и не было, зато стали чаще раздаваться одиночные выстрелы, перемежаемые громогласными проклятиями, после которых вниз рухнуло несколько отвратительных, скелетоподобных трупов, орошающих кровью раскаленную пустыню. Эти регенерирующие в полете тела жутко щелкали зубами и размахивали худыми конечностями, отчего сбили нескольких своих, чьи когтистые пальцы должны были вот-вот вцепиться в прутья скотовозки, а еще «беглых» заставлял спотыкаться застывший в трансе Лкетинг.

— Спасите нас!! Спасите!! Помогите, пожалуйста!! Мы хотим жить!! Только не такая смерть! Только не такая! — из обгадившейся толпы, купленных на еду людей слышались беспрерывные жалостливые плач, крики и мольбы о спасении, а на крыше дергающейся влево-вправо, вверх-вниз скотовозки шла шумная борьба, порождающая падающих вниз «беглых», среди которых оказался минотавр.

Окровавленный, быкоподобный черт, хрипло ревя, свалился на красноватый песок Ада, но быстро вскочил на широкие копыта с серебристыми узорами и выхватил из-за широкой спины заискрившийся клинок, однако с десяток злобных пустынных созданий скопом бросились на него, завалили и разорвали на куски.

— Чувствую, мы так не выживем! — прокричал японцу, страшно не хотящий умирать Дима, понимая, что Лкетинг его не слышит, а первые когтистые пальцы тем временем схватились за прутья рядом с ним, несмотря на все усилия масаи, чей разум явно не справлялся с массой чудовищ. — Пшел вон, щенок! — залихватски выкрикнул фразу из какого-то фильма парень, и со всей силы дал по ним мозолистой пяткой, даже не почувствовав боли. — Помогайте нам, мать вашу!! Понарожают стоя, а потом мучайся! Вы же просили, чтобы мы что-то сделали!! — и сжавшаяся, верещащая толпа людей на удивление быстро выплюнула из себя нескольких трясущихся, но готовых помогать храбрецов, а все из-за нежелания умирать даже после смерти. — Молодцы! — хлопнул одного по костлявому плечу Дмитрий, расширивший глаза от непривычного зрелища подобной храбрости. — Замолвлю словечко, чтобы вас не ели, а говно убирать отправили! Заживете, как раньше, даже на Землю не захотите! Все одно и тоже! — не удержался и съязвил он, получив в ответ радостно-злобный взгляд. — Охраняйте, Лкетинга! — парень мотнул головой на масаи, едва удержавшись на ногах от следующего скачка скотовозки, из кабины которой слышались плачущие проклятья с одной стороны и выстрелы с другой. — Он колдует… — взгляды добровольцев наполнились страхом, как и у всех людей, боящихся неизвестного, в особенности колдунов, но Дима злобно оттопырил верхнюю губу, издав жуткое горловое рычание, которого сам не ожидал, и от которого удивленно заморгал Такеши, а испугавшихся узников вовсе откинуло назад. — И только поэтому нас еще не сожрали! — как ни в чем не бывало, продолжил задумавшийся внутри себя о себе юноша, а трясущиеся рабы с клеймом ничтожеств быстро пришли в норму и бросились к масаи, еще не зная, что будут делать и как охранять, но начало было положено.

В это время следующая пара рук… Нет, не рук, а обтянутых кожей когтистых костей ухватились за разогретую адскими светилами решетку и подтянули тело отвратительного создания, когда-то бывшего человеком и возможно неплохим менеджером по снабжению, но сейчас живущего мыслями только о еде. Опаленная солнцем, ужасная морда с запавшими внутрь, мечтающими убить глазами, настойчиво протискивалась через узкие прутья, с силой билась о них, злобно рычала и пускала густые желтые слюни, уже сожрав всех внутри, правда только мысленно.

Диму передернуло от холодного страха, когда ближе увидел, что вырастает из голодных людей, опаленных жаркой пустыней, однако он всегда, именно, что всегда мечтал убить зомби и сейчас настал момент, когда появилась возможность уничтожить его подобие.

Мальчишка сконцентрировался и быстро-быстро ударил ногой по когтистой конечности, наблюдая за выгоревшей головой, которая явно мечтала отгрызть ему кусок пятки, а Такеши в это время крикнул: «Кий-я!», — и провел мощный, совершенно не вяжущийся с щуплым телом, удар по прутьям, после чего худющие пальцы другого пустынного монстра оказались размозженными, а железный прут, который они обхватывали, выгнулся наружу.

«Ни хрена себе японец выдает сюрпризы! Маленький, а как бьет! А ведь я еще в Сортировочной понял, что он скрывает свои навыки…», — сильный удар Димы по когтистым пальцам другой конечности «беглого» ни к чему не привел, ибо та в последний момент перескочила на железный прут рядом, а кошмарная зубастая пасть яростно щелкнула возле большого пальца ноги.

— Не думай, куда бьешь Дима-сан! Не думай! Бык сверху ревел об этом! — следующий удар азиата заставил отцепиться вторую конечность монстра, где первая так и не смогла нормально регенерировать, а тот улетел в толпу несущихся по пустыне собратьев, где на его место уже претендовало несколько штук.

— Я забыл! Попробуй в такой суете все упомнить! Был бы пьяный, вообще бы не думал, а так фигушки!! Ума палата! — проорал Дмитрий, опять попытавшись влупить ногой по высушенной кисти щелкающего зубами чудовища, но не попал, и чуть не рухнул из-за бессистемного дергания ушедшей вправо скотовозки. — Где ты так бить научился?! У деда, небось?! — этот вопрос заставил отвлечься, и отбитая конечность изголодавшегося монстра тут же расцепилась, а японец быстро ударил по второму подобию руки, размолотив кости и снова выгнув решетку.

— Ага! У деда! — грустно улыбнулся Такеши и провел два молниеносных удара, отправившие назад следующего нелюдя, сбившего несколько своих, покатившихся по раскаленному песку совсем не безжизненной пустыни.

Толпа рабов непрерывно орала, а те их представители, что защищали масаи, кто как умел, и на что хватало храбрости, быстро и неуклюже колотили по пытающимся запрыгнуть на прутья, быстро несущимся хищникам в человеческих телах. Хорошо у них получалось или нет — Дима не всматривался, ибо своих дел хватало, а японец помогал ему в них, самое главное, что впавший в транс Лкетинг оставался в целости и сохранности, а его пение прорывалось через всеобщий рев и шум выстрелов.

— Стреляйте!! Стреляйте!! Вот вам!! Получите!! — сверху грохотало работающее без передышки оружие, пронзительный визг, вой и звуки ударов искрящихся клинков, отчего вниз падали «белые», походящие на куски мяса, где безголовые больше не оживали, что было просто прекрасно. — Молодцы, «Спящие»!! Молодцы!! Не сдаваться!! Не сдаваться!! — наверху откуда-то знали, что троица ценных рабов помогает, хоть крыша прозрачной не являлась.

Тем временем «умирающая» скотовозка нырнула в новое скопление красных барханов, и сверху раздался свежий грохот с кошмарным визгом, мешающий появлению спасительному вою пулеметных выстрелов, а часть громогласных ругательств затихла, ибо вниз полетел издающий их черт-бык, избивший парня и успевший, однако зацепиться за бок клетки мощной лапой, где во второй был клинок.

Темно-оранжевые глаза просяще уставились на безустанно молотящего по когтистым лапам Диму, в ответ усмехнувшегося без пяти минут мертвому минотавру, но быстро осознавшему, что ежели погибнет рогатое сопровождение, то он дает девяносто девять процентов, что сожрут и их, а сие было наихудшим вариантом запланированного будущего. Парень еще раз ударил по сухим пальцам «беглого», возможно когда-то неплохого работника Макдональдса и сделал шаг к быкоподобному здоровяку, дабы быстро схватить толстый ремень его кожаной юбки и начать расстегивать, а держащийся из последних сил минотавр, почти ощущающий лапы разрывающих его нелюдей, злобно пыхтя, взревел:

— Ты чего удумал, «Спящий»?! Поиздеваться перед смертью?! Лучше помогай отбиваться от родни!! — воющую от натуги скотовозку сильно тряхнуло, быка подбросило и ударило о вздрогнувшие прутья, а там, откуда ушел Дима, висели уже двое «беглых», на которых принялся отрабатывать дедовскую науку Такеши.

— Не родня они мне!! Не городи ерунду, потомок коровы соседки моей бабки! — обидевшийся парень умудрился выговорить длинную фразу, сквозь какофонию безумного боя. — Я спасаю тебе жизнь, умело импровизируя, толстый рогатый увалень!! — глаза минотавра вопросительно моргнули, видимо он не мог вспомнить хоть каплю жира на своем перевитом мускулами, громадном теле. — Никогда бы не думал, что такое случится!! Я, помятый жизнью, матерый алкоголик спасаю черта! Х-ха! — всхохотнул Дима, ловко балансируя в прыгающей и «визжащей» от запаха гари скотовозке, умудряясь расстегивать мудреную пряжку, так непохожую на земную. — Уже и бухнуть не хочется, а воспоминания все такие же крепкие!! — он высунул кончик языка и наконец-то справился с пряжкой, а затем пропустил ее через толстый прут, чтобы изо всех сил напрягшись, заново застегнуть, причем без потери кожаной юбки. — Поверни башку, и зацепись рогом, хоть точка опоры еще одна будет!! И откуда вы такие дибильные рождаетесь?! Не буду же я тебя насиловать, вонючку здоровенную!! — занудливо ворчал Дима, изо всех сил затягивая пояс минотавра, слушая визг «беглых» и не обращая внимания на еще больше вжавшихся в стены клетки рабов, боящихся и ненавидящих того, кто не страшится огромного черта, а помогает тому выжить. — Вот!! — расплылся юноша в усталой улыбке, глядя на прицепленного к решетке быка, с ненавистью косящего темно-оранжевым взором. — Нормально держишься и сможешь отбиваться от моей родни, как ты там сказал!! — проорал он в коровье ухо, зло-весело прищурив серо-голубые глаза. — Давай, жирный увалень!! Помогай?! Или ты только беззащитных людей бить умеешь?! — тот в ответ шумно запыхтел, раздувая горячий воздух пустыни, а затем, ловко и быстро крутанувшись для столь немалых габаритов, воткнул кривой рог в отверстие решетки и повис на нем, немного расслабив лапу.

Далее громадный минотавр быстро ухватился за горячие прутья клетки, сомкнув заскорузлые пальцы рядом с худым лицом моргнувшего «Спящего», а левой удобней перехватил зло заискрившийся клинок, мигом пришедшийся к спеху, ибо к мускулистой, вогнутой внутрь ноге подобрался «беглый», ведущий за собой несколько себе подобных.

Быкоподобный громила ловко приподнял широкие, блеснувшие серебром копыта и размозжил тому голову, безжалостно выжженную солнцами Ада. Следующим его действием был взмах мускулистой, удерживающей клинок лапы, разрубивший еще одного «беглого» на две обгоревшие внутри половины, и отбросивший его зубастого соседа, не успевшего среагировать на сильнейший разряд тока.

— Возьми мое оружие!! То, что за спиной! — он повернул глаза и зычно обратился к Дмитрию, уже помогающему Такеши, и посматривающего на Лкетинга, который все еще пел, однако белки глаз масаи покраснели, а губы пузырились пеной. — Возьми, и может, спасемся! Пока головешка сдерживает их!! Быстрей!! — искрящийся клинок взлетел и опустился, отрубив ногу подпрыгнувшего нелюдя.

— Сам ты головешка!! — оскорблено пропыхтел парень, слегка обидевшись за друга, но понимая, что минотавр не со зла, а по привычке, ведь подыскивать нежные слова в горячке битвы довольно тяжело. — И я не умею им пользоваться!! Если только, как дубиной буду махать, да и то не подниму, скорее всего!! — удар мозолистой пятки заставил хрустнуть пальцы «беглого», а стрельба, визг, вой наверху не затихали. — Никогда таким не пользовался, лишь папкино ружье однажды в руках держал!! Просто держал!! — вторая кисть бывшего человеком чудовища разжалась от крепкого удара, и оно полетело под ноги уродливым собратьям, а клейменные пятым тавро узники выли и молились всем известным богам, предав единственного и неповторимого Иисуса. — Короче я никаким пользоваться не умею!! — успевающий все замечать и болтать Дима видел, что быстрый, как молния Такеши уже не справляется и вся задняя часть решетки покрыта гнущими ее монстрами, плюс потасовка сверху шла явно не в их пользу, но он реально не знал, как стрелять из оружия, не похожего на все виденное даже в фантастических фильмах.

— Возьми!! — просяще взревел минотавр, отрубив сразу от двух «беглых» разные куски — там руку, здесь ногу. — Ты же «Спящий»!! Возьми!! Ты знаешь!! Прожил столько жизней!! Столько видел!! Эти технологии взяты из воспоминаний таких, как ты!! Инопланетных знаний!! Не наших!! — и тут парня осенило, откуда столь жуткие контрасты в уродливой чертовой технике, которую тупо срисовывали, не собираясь переделывать для большей гармонии и ласкающего взгляд вида. — Бери!! Иначе, нам всем крышка! Помоги!! Ты же «Спящий»!! — орал черт-бык, за копыто которого уцепился высушенный пустыней человек, а ныне кровожадная тварь, с воем вгрызшаяся в него, но рогатый поднял ногу, вздув бугры мышц, и разрубил того пополам, не забыв отключить напряжение клинка, чтоб не ударить себя током. — Мы все сдохнем, если ты не сделаешь этого!! — на него прыгнул следующий «беглый», но минотавр умело сбил его широким копытом, проломив грудную клетку, начавшую срастаться, пока верещащая тварь катилась по песку, сбивая своих.

Выглядело это, конечно, круто… Катящийся по поверхности раскаленной пустыни, похожий на человека, но лишь силуэтом монстр, с глубоко вмятой, с хрустом срастающейся грудью, пытающийся дышать, но не могущий, ибо мгновенная регенерация без восстановления предыдущей формы обладает огромными минусами. Его «коллеги», загребающие горячий, красноватый песок высушенными руками и ногами, ловко уклонились от желающего дышать собрата, продолжив бег, но некоторые, более ленивые набросились на «товарища», начав рвать на куски, как и предыдущих, сбитых со скотовозки.

«Проклятые людоеды… Люди из-за жратвы готовы на все, а уж здесь… В свирепой, жаждущей крови пустыне и подавно, особенно, когда обладаешь быстрой регенерацией и отключенными мозгами… Нет хуже зверя, чем человек… Сколько раз повторяю и сколько раз это сказали мудрецы…», — успел подумать Дима, запыхавшийся от чудовищной жары и усилий, прилагаемых во имя спасения, как в уши ворвался новый, зычный крик минотавра, опять ударившегося об подпрыгнувшую летающую тюрьму, но успевшего размозжить череп следующему монстру.

— Да бери уже!! «Спящий» ты или нет!? Трусливое ничтожество!! — тут оскорбленный, мгновенно, налившийся злобой Дмитрий бесстрашно просунул худые руки через прутья решетки, видя неподалеку обладателя оскаленной пасти, выбирающего куда вцепиться — в него или толстые ноги быкоподобного.

— Блин!! Блин-блин-блин!! — громко забормотал он и схватил с широкой спины изогнувшегося быка, оружие, чуть-чуть смахивающее на папкино ружье, но имеющее огромное дуло и кучу весело мигающих огоньков. — И как из него стрелять?! Как?! Что нажимать?! Где курок?! Как выглядит предохранитель?! Что это вообще за новогодняя елка, мать его!! — в недоуменных серо-голубых глазах горела куча яростных вопросов, но также Дима видел, что задняя стена облеплена телами одичавших людей, которые лезут на крышу, итак полную их же, постоянно падающих и сменяющихся новыми.

Железный потолок издавал беспрерывный грохот парнокопытных ног, яростный рев и выстрелы, выстрелы, выстрелы, разбавляемые воем, визгом и ругательствами, а уставший и задыхающийся от нехватки свежего воздуха Дима не понимал, как черти-быки еще держатся и почему натужно ревущая скотовозка еще не остановилась, дабы всем пришел бесславный конец. Он много чего не мог понять, удерживая в тощих руках огромную пушку, мигающую кучей разноцветных огоньков, о которых не имел ни малейшего представления, а его уши приглушили чересчур громкий мир…

Серо-голубой взгляд устремился на мускулистого Лкетинга, рот которого покрывала густая пена, но воин-масаи пел, отчего некоторые «беглые» падали с решетки, а их уродливые собратья спотыкались на горячем песке… Он видел Такеши, не успевающего бить сжавшиеся когтистые пальцы, ибо их было слишком много для одного человека, а рабы с пятым клеймом громко орали… А вот сверху упал следующий, весь окровавленный минотавр, и он не успел разглядеть, что произошло дальше, да и какая разница… И так понятно, что поездка в заповедник завершена, а он стоит с футуристическим оружием в тощих загорелых руках и не может сделать ни одного выстрела, хоть на него с надеждой смотрят и верещащие рабы, и повисший на решетке черт с бычьей головой.

«Твою-то мать… Мы сейчас сдохнем, а я останусь тем же никчемой, каким пришел в Ад… Кем был, тем и остался… А меня еще называют «Спящим»… Может я просто сумасшедший, а все эти сны и ныне происходящее — обычный бред? Фантазии психа? Где?! Где мои способности?! Где старая память и умения?! Я же вообще ничего не знаю про такое оружие!! Не испытываю никаких эмоций!!», — глаза узников, едущих вариться и жариться, умоляюще смотрели, а минотавр, разрубил еще двух «беглых». «Я могу… Могу… Могу!!», — загорелые до черноты руки, поудобней взяли оружие, где правая побежала по корпусу спасительной железки, будто вспоминая незнакомые плавные линии, а глаза внимательно вгляделись в мигающие огоньки, один из которых услужливо подсказал о необходимости дозарядить, второй снять с предохранителя, а третий указал на режим одиночной стрельбы.

Странное ощущение… Из кончиков пальцев ног до самого темечка, словно прошел электрический разряд, особенно сильно почувствовавшийся на выпирающем позвоночнике, а затем ворвавшийся внутрь разгоряченной головы и словно ослепивший. Руки с ногами стали, будто не свои, как и потекшие из потаенных глубин разума мысли, прорывающиеся из неведомых земным ученым хранилищ, дабы рассказать об оружии, очень удобном и простом в использовании.

Не слышащий ничего вокруг, но слышащий одновременно все Дмитрий понял, что отлично знает, как пользоваться этой лишь внешне громоздкой штуковиной, и что в подобное путешествие могли бы взять и более скорострельный вариант, ведь «беглые» с тех времен, наверняка сильно расплодились. Какой бы жаркой не являлась пустыня, но в ней водится огромное количество живности, причем не просто мелких адских сусликов и тушканчиков, а огромных хищных тварей, охотящихся друг на друга и людей, давно не дающих себя обидеть.

Человеческий разум быстро выжигался здешними солнцами, а испытанные в Аду пытки, крепко-накрепко переплетенные с ужасом самого осознания нахождения в Геенне Огненной, превращали жителей Земли в быстро умирающих безумцев, или же кошмарных кровожадных хищников, равных которым в пустыне не было. Они охотились и днем, и ночью, в основном предпочитая темное время суток, но во время прохождения рабских караванов не гнушались выйти полакомиться бывшими тюремщиками и пока еще разумными собратьями. Он помнил их… Помнил, насколько опасны люди, забывшие о своей духовной составляющей и преклонившиеся перед собственными телами.

«Сейчас внутри стоит калибр… Калибр… Вроде 17,9 и насколько я помню, пуля такого диаметра наносит очень сильные повреждения — это раз, и я никогда не знал подобных технологий — это два, что означает, они взяты у подобных людям инопланетян, ибо повсеместная округлость линий явно их, уж они-то любят обтекаемые формы…», — сбоку слышался рев минотавра, умоляющего спасти, а наверху раздавался грохот выстрелов, визг и хрипы.

«Одиночная стрельба не пойдет, нужны серии, ведь потребуются подергивания рук в разные стороны, дабы образовать круг, перекрывающий зону прыжка, плюс рогатый мог бы и дозарядить, хотя с другой стороны осталось сто тридцать семь патронов, что означает неплохую доработку этого оружия…. В последний раз она имела всего семьдесят, а вот форма почти не изменилась, получается лишь обойму увеличили, да сам корпус расширили… Молодцы нечего сказать… Или опять украли, ведь черти последние тысячелетия ничего не придумывают… Обленились… Живут чужими знаниями…», — руки Дмитрия быстро нажали нужные кнопки, отчего иначе замигали огоньки, а свободная кисть выхватила сзади из-за пояса размахивающего мечом минотавра вторую обойму, дабы сунуть говорящему за всех интеллигенту и произнести:

— Ты сам попросил! Теперь помогай! Не потеряй эту штуку, а то вы все умрете и не попадете в суп! — серо-голубые глаза сузились и юноша развернулся, направив огромный ствол в сторону задней стены скотовозки, больше не показывающей уплывающую пустыню из-за облепивших «беглых», где один почти пролез внутрь. — Йо-хо-хо и три бочонка рома!! — злобно-весело произнес он, вспомнив, что очень давно не стрелял и нажал на место, являющееся курком.

Мощное оружие сильно тряхнуло его тощее тело и выплюнуло быструю короткую очередь, но руки «Спящего» двигались еще быстрей, поэтому он успел сделать небольшой круг и пули попали в задуманные цели. Несколько визжащих, щелкающих белоснежными зубами тел отбросило на красный песок, оросив его дополнительным багрянцем и какие-то из них начали регенерировать, а какие-то так и не смогли, уж он-то знал, когда вдребезги разносил головы, выжженные безумными солнцами.

Крупный, дымящийся ствол устремился к следующим «клиентам», мигом уставившимся на грозное оружие и злобно завывшим, ибо «услышали» мысли Дмитрия, что все равно не заставило их спрыгнуть от греха подальше, но юноше не очень-то и хотелось. Серо-голубой взгляд успевал смотреть и на бывших людьми тварей, и на мигающие огоньки, контролируя ситуацию, поэтому он вновь нажал на курок и умело дернул рукам, дабы сбросить в раскаленную пустыню еще несколько монстров.

Едва дышащий Такеши, из последних сил бьющий по решетке, обернулся и совсем не удивился, увидев голожопого парня с огромной пушкой в загорелых руках, ибо было не до этого, ведь Лкетинг, пуская густую пену изо рта, рухнул на колени и чуть не воткнулся меж прутьев скотовозки. Это хорошо, что его успели оттащить рабы, в кои-то веки думающие не только о себе, но и других, хотя… Спасая воина-масаи, они спасали собственные шкуры и надеялись на уборку говна, дабы зажить по-человечески, но это, конечно, мышление социопата, ведь можно было бы подумать, что в людях осталось нечто чистое и прекрасное, то к чему можно прикоснуться без брезгливости.

Сипло дышащий азиат бросился к булькающему горлом, чернокожему другу и склонился над ним, смахнув с губ пузырящуюся массу, и это происходило на безумном фоне пронзительных криков, громких выстрелов и воя человекоподобных монстров, прыгающих на скотовозку, хотя их прыти поубавилось, ввиду того, что мрачные барханы почти исчезли, и местность превращалась в гладкую пустыню.

Дмитрий же удостоверившись, что друзья еще живы, повернулся к прицепленному минотавру и увидел, что тот активно размахивает искрящим и весело гудящим мечом, разрубая одного за одним, высушенных жарой пустынных людоедов.

«Вот уж кому Ад подарил настоящую жизнь, ту в которой их запомнят… Наверное, ни один из них не мог и подумать, что его проклянут демоны, а рогатые мамаши будут пугать им блеющих детей… Знали бы — возгордились, ведь быть «беглым» — это круто… Круче, чем Варгхом… Сильный… Быстрый… И опасный… Да, опасный… Сегодняшний мир людей любит это… Громкий рэп в машинах, дерзкие пацаны с сигаретами во рту… Типа братья, правда, до первых серьезных разборок, где сразу же забывают друг друга…», — следующая очередь из пуль полностью очистила решетки, покрывшиеся окровавленным мясом, но стая монстров продолжала нестись за хрипящей от усилий скотовозкой.

Яростный рев и цокот копыт сверху почти затихли, правда, до сих пор раздавался безумный визг и задыхающиеся ругательства изредка стреляющих, и по звукам, больше машущих клинками минотавров, но сверху больше никто не прыгал, ибо барханы закончились, так что Дима переключился на стрельбу по стае упрямо несущихся по пустыне людоедов.

Просунув огромный ствол через горячую, заляпанную кровью решетку, он переключил режим стрельбы на длинные очереди и принялся думать, уставившись на массу «беглых»: «Влево-вправо, вправо-влево, вверх-вниз, вниз-вверх, вправо-влево, вниз-вверх!», — водя зрачками в противоположные от реальных мыслей стороны и бессистемно шевеля оружием, дабы запутать пустынных телепатов, что вообщем-то отлично получилось.

Несколько нажатий на курок, а точнее место, являющееся курком, привело к тому, что сплоченная стая кровожадных и голодных чудовищ покрылась проплешинами, состоящими из крови, кожи и костей, ведь пули летели совсем не туда, куда думали монстры, разлетающиеся, как горячие пирожки в зимнюю пору, а Дмитрий хладнокровно палил, наслаждаясь давно забытыми ощущениями.

— Ты, где научился так стрелять, Дима-сан?! — спросил, наконец-то отдышавшийся японец, сидящий на корточках возле не приходящего в сознание Лкетинга, выглядящего хуже, чем полминуты назад.

— Не знаю Такеши, но явно умею! — отвлеченно пробормотал голозадый юноша, сильно переживая за серого, как мешок цемента туземца, и производя очередь за очередью, как сверху, наконец, загрохотал пулемет, принявшись скашивать остатки «беглых», как широкоплечий косарь июльскую траву.

Висящий сбоку, шумно-пыхтящий минотавр тем временем порубил в капусту еще трех прыгнувших на него тварей с жадно-щелкающими зубами, умело орудуя огромными копытами и искрящимся мечом, и сейчас хрипло всасывал воздух, из всех сил держась за решетку напряженной лапищей.

— Молодцы «Спящие»! Даже спасибо! — брызгая слюнями, просипел он, ударяясь громадным телом о прутья «кашляющей» скотовозки. — Без вас бы погибли, и если бы не приказы свыше, никогда бы вас не трогал, уж слишком мы похожи! Не то, что остальные… — он сплюнул немалый ком слюней, повернув рогатую голову в сторону затихшей толпы, понявшей, что их жизни вне опасности и суп еще сварится. — И чего вас тащит на Землю… Летели бы к нам! Вместе бы за рабами ездили… — он ловко забросил потухший клинок за спину и схватился другой лапой за клетку, видя, что «беглые» развернулись и побежали обратно, видимо доедать своих, а красноватая пустыня разгладилась.

— Пожалуйста… — грустно пробормотал Дмитрий, с сожалением глядя на хорошо доработанное оружие, что чувствовалось по облегченной отдаче вкупе с огромной убойной силой, а также увеличенной обойме, где осталось еще две пули. — Благодарю за помощь, профессор! Не понадобилась твоя помощь! — натянуто улыбнулся он интеллигенту, попахивающему говнецом, как и все остальные рабы.

— Так убей же остальных! Зачем разговариваешь с ними?! Убей рогатых!! Спаси нас до конца!! — внезапно взвыл некий, все еще не костлявый, а вполне нормальный мужчина. — Уйдем в пустыню, к жаре привыкнем, как эти твари!! Возьмем их оружие! Мы выживем! — глаза безумца светились не разумом, а пустой надеждой на неизвестность, могущей подарить спасение, но чаще плохую смерть.

— Да!! Да!! Он дело говорит! Давай!! Ты можешь! Вы можете!! — слышались из рабской толпы слезливые вопли, а Дима хлопал глазами, понимая, что это бред, а еще видел сереющего Лкетинга, голову которого держал на коленях Такеши. — Убей чертей, пока они не спустились!! Заберем их оружие и спасемся!! А может, найдем ангелов, и они нас в Рай заберут! Выживем!! — боящиеся быть сожранными пленники придумывали всевозможные отговорки, хотя сами видели, какие чудовищные твари водятся в обожженной двумя солнцами пустыне, совсем забыв про хищников, порожденных лютой жарой Ада, выросших в ней и сейчас где-то уминающих багровый песок. — Скинем чертово ярмо!! Мы же люди!! Свободные творения Господа! У нас есть воля!! Господь любит нас, если освободил! — голожопые рабы с уродливыми шрамами на лбах вскидывали тощие, загорелые до черноты руки, с надеждой глядя на хмурого Дмитрия, но тот покачал головой, отчего получил в ответ вагон злобы и чему не удивился.

Он никогда никого не слушал, до всего доходя своим умом, поэтому усмехнулся правой стороной лица и посмотрел на хмурого минотавра, уверенно державшегося на тормозящей человеческой скотовозке, пулеметный грохот сверху которой затих. Темно-оранжевые глаза ждали от парня решения, и тот просунув оружие через решетку, бросил его в пустыню и огорченно вздохнул.

— Я не дебил! — пожал костлявыми плечами Дима и отвернулся от заскулившей толпы, боящейся взглянуть на зло оскалившегося быкоподобного здоровяка. — Извиняйте, но моя надежда выжить в этом мире, пока только с ними! — он ткнул пальцем в громадного минотавра, а Такеши поднял голову и кивнул, соглашаясь, а затем быстро вернул обеспокоенный раскосый взгляд на тяжело дышащего масаи.

— Глупец!! — взвыл один из клейменных пятым тавро. — Предатель!! Предатель рода человеческого! Ты не человек!! Ты один из них!! Вы трое такие же, как они! Демоны!! Вы демоны! — он рвался из середины сжатой толпы, яростно крича и брызгая слюнями. — Могли бы спасти всех нас от смерти и мучительной жизни, но продались Сатане!! Продажные твари!! Ненавижу!! Ненавижу! — злобные крики разбивались о тощую спину Дмитрия, обернувшегося и склонившемуся над Лкетингом, очень переживая, отчего тот не открывает глаза.

— Как он? — спросил юноша у Такеши, а тот мотнул головой, морщась от ненавидящих криков.

— Нехорошо… Чувствую, что даже очень плохо! Но Лкетинг-сан сильный! Он выживет! — не веря самому себе, произнес сильно исхудавший азиат и, поднявшись, сделал пару быстрых шагов, нырнув в толпу рабов, дабы провести несколько сильных ударов по лицу истерички в мужском теле, превратив нормальную физиономию в подобие морды французского бульдога, с разгону ударившегося об стену. — Тихо! — прижал палец к губам Такеши, а воняющая горелым скотовозка замерла и пристегнутый к ней минотавр принялся с громогласными проклятиями отстегиваться, держась на одной лапе.

— Ну, ты и затянул «Спящий»! — зычно проревел он, дыхнув горячим воздухом на поморщившегося Диму, с сильным волнением наблюдающего за едва дышащим Лкетингом. — Я мог бы и рогом не цепляться, но все равно спасибо! — было непривычно, и как ни странно, но приятно слышать похвалу от огромного черта, воняющего какой-то херней из бычьего рта. — Силен ты, но это еще по Рынку понятно! И стреляешь хорошо! Мало, кто из лучших наших так умеет! — он спрыгнул, придерживая кожаную юбку и слегка утонув широкими, узорчатыми копытами в багровом песке, а кабину и крышу покидали рогатые товарищи, скинув между делом еще несколько трупов человекоподобных людоедов.

У этих «беглых» были страшно разрублены и сожжены внутри головы, что и понятно, ведь без управляющего телом мозга переставал работать регенерационный орган. Слабое место бессмертия в этом и заключалось. Именно в уничтожении мозга, следящего за функциональностью организма, поэтому черепную коробку следовало беречь, и Дима машинально ощупал свою, проанализировав состояние давно немытых, слипшихся колтунов волос, напоминающих по структуре засохшее мокрое сено.

«Уроды жуткие… Особенно, когда распластались на песке, раскорячив ноги с руками… Словно изломанные куклы, созданные сумасшедшим клоуном… А ведь кто-то из них продавал мороженное… А эта «цыпочка» могла и эскорт-услуги оказывать, судя по когда-то отличной фигуре, и как мне кажется, симпатичной харе, зато сейчас без крика не взглянешь…», — одно из уродливых, кровожадных созданий, и правда, имело вторичные половые признаки, относящиеся к женскому полу, хоть этот признак меж ног и походил на хорошо прожаренный пельмень.

— Ну, как ты?! — один из минотавров хлопнул выжившего счастливчика, пристегнутого Дмитрием к летающей клетке, и сейчас застегивающего пряжку широкого ремня. — Нормально?! А мы думали, погиб! Ты, как вниз рухнул, сразу пропал из виду, но потом твой клинок заметили и выстрелы слышали! Молодец! Как спасся-то?! — оставшиеся в живых быкоподобные, не обращая внимания на лютую жару, обступили его, отбрасывая по две тени и не обращая внимания на запертых рабов, трусливо ожидающих наказания за крики о глупости «Спящего», когда даже не задумались, что тот не согласится с их просьбами.

— «Спящий» спас! Вон тот! — толстый палец ткнул в Диму, заботливо всматривающегося в совсем плохо выглядящего, почти не дышащего масаи. — Прицепил к решетке за мой же ремень, и перестрелял «беглых» из моего оружия! — он прищурил темно-оранжевые глаза, благодушно глядя на все слышащего, но не обращающего внимания парня, севшего рядом с Такеши. — Жалко его даже… В заповедник едет! Не повезло… Таких бы побольше! До сих пор помню времена, когда они повсюду работали, и никто их не трогал, но многие стали просыпаться еще на Земле или вообще возвращаться туда с памятью… — грустно закончил рогатый, недавно сладострастно избивший Диму на Рынке, а его коллеги удивленно посмотрели на мальчишку.

— Тщедушный такой! Одни кости! Даже не верится! — задумчиво промычал один, шумно дыша и похрустывая толстой шеей. — Сколько видел этих «Спящих», а сопровождаю в первый раз! Получается, он не погнушался спасти врага человеческого?! Тебя?! Ха-ха-ха!! — на всю пустыню захохотал черт-бык. — Молодец «Спящий»! Молодец! — он подошел к скотовозке, раскалившейся от долгого стояния на месте и ударил по клетке мощной лапой, не обратив внимания на вжавшихся в ее другую сторону узников, помнящих об оторванной конечности одного из собратьев, до сих ползающего под ногами.

— Они втроем спасли нас! Все «Спящие»! Если бы не они, то… — спасенный Димой минотавр пожал громадными плечами, колыхнув рукоятью клинка за широкой спиной. — Уже доедали бы нас «беглые»! — он перевел назад коровий взгляд и зябко передернул бугрящимся мышцами телом. — Ладно… А теперь за починку! До темноты осталось совсем немного! Бегом! Бегом! — заорал он на все еще потного водителя, умудрившегося проехать опаснейшие барханы, и тот, утопая копытами в горячем песке, живо побежал к зависшему в воздухе, ходящему вниз-вверх, натужно гудящему аппарату и буквально нырнул под него, где тут же закашлялся, видимо от запаха гари.

Дима же, понявший, что никто не собирается хлопать ему в ладошки, устало заморгал, не желая ни на кого смотреть, даже на Лкетинга, который определенно умирал. Его охватила дикая апатия, и посетила мечта навсегда уснуть, однако он понимал, что еще не время.

Старые знания возвращались, память тела тоже, а значит, заключительная часть такого короткого и одновременно длинного путешествия была близка, как никогда. Финальные титры уже рядом, осталось приготовиться к концу фильма и чем бы не закончилась эта картина, он не удивится, ведь она не случайность, хоть весь путь по Аду и походил на киноленту с не имеющим смысла сюжетом и единственное, что он понял, так это свое предназначение. Предназначение рассказать еще живым о происходящем в Геене Огненной и Элизиуме, предназначение рассказать, что смерти нет, а жизнь бесконечна и лепит из каждого то, чего тот хочет сам.

Раздался натужный вздох приходящего в себя, серого лицом масаи, разлепившего ввалившиеся глаза и тускло взглянувшего на друзей. Дима искренне улыбнулся в ответ, посмотрев на него, как и Такеши, на секунду забывший о пребывании в Аду и радующийся очнувшемуся товарищу.

— Лкетинг-сан! — быстро-быстро заморгал раскосыми глазами японец. — Я знал, что ты вернешься! Воины-масаи не сдаются чужим богам, верно? — он осторожно хлопнул того по сильно похудевшему плечу, словно монотонная песнь высосала все соки, а негр с трудом разлепил губы.

— Лкетинг не сдается! Лкетинг должен стать… — он не договорил и хрипло закашлялся, брызнув капельками крови, и Дима почувствовал холод в груди, ибо туземец умирал и «волшебная» капельница его не спасала, перестав работать.

— Шаманом! — продолжили за него друзья и натужно, с усилием засмеялись, ведь один из них все-таки покидал Геенну Огненную, несмотря на угрозы сатиров и «Анубиса». — Мы знаем Лкетинг! — хором выговорили они, поддерживая сильного духом выходца из Африки и не обращая внимания на бродящих по пустыне минотавров, смотрящих по сторонам и выискивающих опасность, пока водитель ковырялся где-то снизу, отчего пол то сильно, то почти не слышно вибрировал.

— Мы спаслись? Да, братья? Мы спаслись? — закончив кашлять так, будто рвалась наждачная бумага, дважды переспросил масаи, пытаясь поднять исхудавшее лицо и оглядеться по сторонам, но не мог, отдав всю немалую силу на мысленную борьбу с «беглыми». — Никто не умер?! — искренне переживал туземец, выглядя человеком, который отдаст душу Богу в течение пары минут.

— Нет, Лкетинг! Все живы! Живы, благодаря тебе! — тускло выговорил Дима, вытянувший на горячем полу ноги и ощущающий голову раскаленным котелком. — Я, оказывается, умею стрелять из оружия демонов… — похвастался он сильно задрожавшему Лкетингу, а тот несколько раз моргнул тускло-голубыми глазами и снова закашлялся кровью, обильно орошая брызгами грудные клетки друзей.

— Я знаю, Ди-ма! Ты очень сильный! У тебя великая судьба! Ты спасешь много людей! Только оставайся сильным, белый брат! Оставайся! — он попытался крепко сжать его руку, но не смог, а парень напрягся, уж слишком жутко прозвучали слова совсем слабого, и точно прощающегося Лкетинга. — Будь сильным, белый брат! Ты все вспомнишь! Вспомнишь и поймешь, кто ты есть! — изо рта масаи потекла кровавая пена, а еще недавно крепкое тело чернокожего вынуло дугой от ужасного кашля.

Лкетинг кашлял так, как Дмитрий никогда не видел и не слышал, словно тело туземца покидала душа, которую он не хотел отпускать, и каждый режущий воздух звук сопровождался обильными каплями крови. Двое «Спящих» держали его, пытаясь уложить на горячий пол человеческой скотовозки, но их подбрасывало вместе с ним, словно они ничего не весили, а их лица забрызгало багровым.

— Вспомни Ди-ма! Вспомни! Вы лучшие, и шли первыми, а мы шли за вами! Верни своих братьев, Дима! Верни их на Землю, чтобы исправить ее! — туземец резко упал обратно, громыхнув железом, на что обернулись настороженные минотавры, но увидели все тех же «Спящих», один из которых явно умирал, а они ничего не могли сделать. — Ради людей! Всех людей! Ты… Мы… Должны помочь им… — из залитого красным, посеревшего рта раздались последние слова и тусклые голубые глаза безжизненно остановились, уставившись в потолок летающей тюрьмы, а Дмитрий был готов поклясться, что видел прозрачный белый сгусток, устремившийся в белесое и одновременно красное небо.

Худой, как жердь и загорелый, как цыган мальчишка несколько раз, с каждым разом все сильней вздохнул, чувствуя огромный ком в горле и подступившие к глазам слезы, а затем заполнился лютой злобой, налившей тело и мышцы звериной силой и крепостью. Он разогнулся, чувствуя тяжесть адских небес, и мельком взглянул на отшатнувшегося Такеши, в глазах которого смешались страх и восхищение, а также тоска за умершего брата, именно, что брата.

— Вы! — он повернулся к столпившимся позади людям с пятым тавро. — Вы! — его голос неузнаваемо и жутко изменился, наполнившись рыком, словно принадлежал огромному хищному животному, а рабы хором завыли, видя двуногий кошмар, который Дмитрий видеть не мог, ибо сам им являлся. — Из-за вас умер тот, кому вы в подметки не годитесь! — он сделал шаг, промявший железный пол скотовозки, и заставивший громогласно выругаться водителя под ней, отчего на «Спящего» мгновенно обратили внимание минотавры, главный из которых яростно, на всю пустыню заревел.

— Остановите его!! Быстро!! Быстро!! — подчиняющиеся ему быки, увидев преображение парня, заставившего хором выть рабов, одновременно выхватили из-за спин странные трубки, что висели рядом с электрическим клинками и громадными пушками.

Три светящиеся нити воткнулись в парня, покрывшегося неизвестно откуда взявшимися мышцами, и лицо которого преобразилось в жуткую звериную морду, с испускающими свет глазницами, шаги же его издавали звуки, походящие на удары огромного молота, словно ноги весили по несколько тонн.

Ад являлся удивительным миром, собравшим в кучу и технологии, и средневековые «прелести» Земли, а еще здесь понимали, что ток — лучшее оружие против не умеющих обращаться с ним созданий. Вся суть борьбы с электричеством заключается в том, что ему не надо сопротивляться и тогда оно не причинит вреда, однако… Этому необходимо долго учиться, но самое главное — в это требуется искренне поверить, поэтому человеческое тело не до конца проснувшегося «Спящего» не выдержало десятки тысяч вольт и судорожно рухнуло на горячий пол скотовозки, расслабив мышцы кишечника с мочевым пузырем.

Запахло свежей мочой и фекалиями, испачкавшими внутреннюю сторону бедер юноши, затихшего в изломанном бессознательном положении, но продолжающего слегка поддергиваться, ибо никто и не подумал вытаскивать светящиеся нити из вновь обычного, худощавого тела.

— Хватит с него! — гулко проревел минотавр, освещаемый лучами двух светил Ада, самое жаркое из которых висело на краю горизонта. — Одного уже потеряли!! — в зычном голосе сквозили ничем неприкрытые огорчение и страх. — Впервые за две сотни лет потерять «Спящего»! Да с нами знаете, что теперь сделают?! Хорошо, что не сами его убили, так бы наравне с рабами камни колоть пошли, да на опыты!! Я сказал, хватит!! — выглядящий помоложе минотавр, шумно сопя, бросился к летающей тюрьме открывать двери, а Такеши уже стоял рядом с Дмитрием на коленях, покинув безжизненное тело масаи.

— Все будет хорошо, Дима-сан! Все будет хорошо! Ты только живи! Лкетинг ради тебя умер! И ради вас тоже! — прищуренные глаза направились на молчащих рабов. — Стоите ли вы их жизней?! Стоите?! — зло прошипел еще не так давно тихий, даже слегка трусливый, но двигающийся вперед азиат.

Выбранные на корм узники подавленно молчали, боясь показывать глаза и стараясь отвернуться. Для многих из них смерть Лкетинга стала облегчением, ведь они боялись непохожих на них узников, а то, что сейчас второй, самый наглый, лежит и не шевелится и того лучше, ведь он стократ хуже друзей. В глубине своих мерзких и мелких душ пленники с пятым тавро не могли нарадоваться проблемам «Спящих», несмотря на то, что те помогли им спастись от смерти на крепких зубах озверевших земляков, однажды сбежавших из адских тюрем и теперь питающихся всем живым на своем пути.

— Молчать! — на всю пустыню заревел минотавр, опасающийся, как бы не пришлось утихомиривать тщедушно выглядящего японца. — Сиди и не дергайся! — он выхватил искрящийся клинок, подаривший воздуху запах озона, а Такеши замер, продолжая ненавидяще глядеть на рабов, и будто обдумывая слова рогатого, отчего тот понял, что необходимо добавить угроз. — Я сказал не двигаться! — громадный черт-бык провел сыплющим искрами мечом по горячему воздуху, а зло зыркнувший японец замер рядом с Димой и мертвым масаи, чья душа где-то свободно летала. — И вы тоже! — рогатый люто взглянул на мясных узников, и те суетливо вжались друг в друга и решетчатые стены, а где-то в их рядах визгливо завывал калека с оторванной ногой.

Убедившись, что все его приказы выполнены, круторогий здоровяк подошел к двери, ограждающей людей от злобного внешнего мира, и открыл ее, дабы уверенно втянуть внутрь мощное тело. Звонкий цокот огромных копыт, и исходящие от клинка звуки высокого напряжения заполнили небольшое помещение подергивающейся в воздухе скотовозки, а сам рогатый подошел к Диме и сильным рывком избавил его от светящихся нитей. Парень еще раз, но уже освобождено дернулся и недвижимо замер, а бык шумно дыша, посмотрел на Такеши, с легко выдерживающего чертов взгляд.

— Странные вы «Спящие»! Не сидится спокойно на месте! Не живется, как остальным! Всегда что-то ищите, всюду суете свои носы, всех учите жизни и из-за этого умираете! И ради кого?! — минотавр хмыкнул, дыхнув из бычьей пасти горячим воздухом. — Из-за этих! — перевитая мышцами, могучая длань направилась в сторону сжавшихся рабов, не осмеливающихся поднять взгляды, не то, что заговорить. — Ненавидите их, но все равно учите и ради них умираете… — он шевельнул толстыми пальцами на рукояти клинка и искры исчезли. — Правду на Земле говорят, что от любви до ненависти всего один шаг! Ха-ха-ха! — захохотал он, отчего японец даже не шелохнулся, а вот пару страдальческих всхлипов из «мяса» вырвалось. — Жили бы себе, жили… Никого не трогали… Так нет! Помочь захотели! — рогатый богатырь говорил больше для себя, чем одинокого Такеши, чьи друзья лежали рядом и один уже умер.

Толстые лапы громадного черта отбросили не причинившие ему вред нити, тут же всосавшиеся обратно в трубки коллег, и бык замолчал, выпрямившись и чуть-чуть не задевая рогами железную крышу скотовозки. Вогнутые внутрь ноги с широкими копытами сделали звонкий «цок» назад и голова с темно-оранжевыми глазами уставилась сначала на узников с пятым тавро, а потом на вожака снаружи.

Тот понимающе хмыкнул и в ответ взглянул на спасенного Дмитрием минотавра.

— Кто-нибудь выделился? Или всех на мясо? — тот в ответ осклабился, с шумом раздул широкие ноздри и, утопая в горячем песке, пошел к клетке, где уставился на рабов, помогающих масаи, что лично видел, остальные же их собратья, что предлагали убить чертей, вжимались в пол, пытаясь спрятаться.

— Ты, ты, ты, ты и ты! — палец быкоподобного указывал на «мясо», а «осчастливленные» попаданием в них дергались, будто от раскаленных ножей с гвоздями. — Вас я рекомендую на кухонные работы!! Помогать готовить собратьев!! Ха-ха-ха!! — громогласно захохотал минотавр, зато в глазах несчастно-дергающихся рабов вспыхнул свет надежды. — Помогать принести, подать и тому подобное! Это бессовестные работы!! Очень бессовестные!! Но… Будете живы, сыты и как всегда счастливы! — он непривычно добродушно усмехнулся. — Это за вашу помощь головеш… «Спящему»! Понятно?! — внезапно яростно рыкнул черт, будто устыдившись своей доброты к людям, а точнее скоту.

Выбранные же для жизни в новых, отвратительных условиях рабы рьяно закивали, а их глаза… С ними происходило удивительное! Они наполнялись светом, возвышая своих владельцев над собратьями, которым не повезло. Да уж… Уверенность в завтрашнем дне лечит от любых болезней.

Внезапно натужное и беспрестанно меняющееся гудение под полом стало равномерным, скотовозка перестала дергаться, а вылезший из-под нее черт возвестил об успешном ремонте.

— Готово! — радостно заорал он, случайно громыхнув рогом о висящую в воздухе посудину. — Можно ехать! — минотавр, находящийся в клетке с рабами, ощерил огромные, заточенные под клыки зубы и стукнул огромным кулаком по волосатой груди. — Отлично! Заповедник ждет! — темно-оранжевые глаза вперились в Такеши, а тот ответил совершенно бесстрашным и готовым к дальнейшей судьбе взглядом. — Не боишься, коротышка? — прищурился черт-бык, а «Спящий» отрицательно мотнул головой, произнеся странные слова, в то время как остальные рогатые с грохотом лезли на крышу.

— Бояться тех, чьи жизни зависит от нас? Смешно! — и уставился в железный, сильно греющий голую задницу пол, минотавр же шумно выпустив воздух из крупных ноздрей, несколько секунд постоял над ним и, развернувшись, спрыгнул в пустынный песок, с силой громыхнув решетчатой дверью.

— Поскорей бы вас доставить… — донеслось едва слышимое бормотание. — Последнее столетие одни и те же слова… Аж мороз по коже… — странно понимать, что столь огромное создание боится, но так оно и было. — По местам!! По местам, я сказал!! — раздавался рев сверху, мерное гудение двигателей под полом усиливалось, а грохот на крыше услужливо подсказывал, что черти занимали свои места.

Они боялись. Боялись «Спящих» и их слов, будто предвещающих конец света в Аду, как бы это глупо ни звучало, особенно, если рассказывать об этом на Земле, но… Апокалипсис в Геенне Огненной будет действительно ужасен, ведь если люди после смерти несмогут вернуться на родину, то куда они направятся? В какие миры, и что там натворят, ежели им негде будет перевоспитываться? Смогут ли понять собственное предназначение и превратиться в Богов или же, что, скорее всего, превратятся в низших демонов? Демонов, летающих сквозь миры и пожирающих плоть себе подобных, поддавшись низменным инстинктам, живущего внутри зверя… Ответы на это знают сами люди, и лишь они могут вымостить дорогу, если заранее задумаются о долгом пути, а пока… Добро пожаловать в Ад!

Глава 6

…Обративший на него внимание собакоголовый зачастил на раскаленный рудник, каждый раз заново расспрашивая о прошлой жизни, и как ему живется нынче, словно выискивая несоответствия в ответах и пытаясь подловить, однако он хорошо помнил собственную легенду и готовился к подобному, правда было одно «но»… Демон не давал покоя ни днем, ни ночью, постоянно держа в напряженном ожидании новых вопросов. Высокопоставленный черт с угольно-черной головой пса мог вызвать в любое время, а мог не появляться месяцами, и это изрядно доставало. Мысли об уходе появлялись чаще и чаще, но главной проблемой было то, что уход — это смерть, а он с таким трудом попал в Ад с памятью, что еще следующая жизнь впустую будет не лучшим решением.

Помощь пришла ниоткуда. На рудник напали неизвестные, положившие охрану в течение десяти минут, причем так ловко, что та не успела включить тревогу. Двулицых монстров уничтожили с воздуха, а каменные вышки мгновенно расплавили и все это за мизерную толику времени. Он же, увидев происходящее, не стал применять умения, коими обладал, а просто пытался походить на других рабов, бегающих от безликих существ, захвативших огромный рудник, где некоторые пытались сражаться, но их быстро утихомиривали выстрелами, не оставляющими даже пепла.

Эти существа не походили ни на ангелов, ни на демонов, и скорее всего, прибыли из другой Вселенной, ибо в этой он за все время долгой жизни подобных не встречал. Внешне выглядящие гуманоидами, они обладали чересчур развитым интеллектом и технологиями, а вот откуда появились, он так и не понял… Просто ниоткуда.

Он недолго бегал, ведь их было чересчур много и они быстро его окружили, после чего, ткнув странным оружием в грудь, кивком показали, куда идти. Он и пошел. Аргумент был весомый и опять же не из этой Вселенной, а далее его привели к предводителю нападавших, который… Который… Он не запомнил, как тот выглядел… Отчего-то не запомнил, да и не в этом суть… Тот сказал, что ему необходимо пройти огромное расстояние через радиоактивную местность, дабы добраться до места, куда эти могущественные существа почему-то не могли попасть, а вот он будто мог, и они это отлично знали. В случае же отказа пообещали убить, услужливо подсказав, что старую память вернуть очень сложно, да он и сам прекрасно знал. А еще пообещали найти в следующей жизни и снова убить, пока он не помнит себя. Данный аргумент был на порядок весомей предыдущего, поэтому он согласился и ему дали напарника, вот только зачем? Он и сам не знал, того ему просто навязали и они пошли. Пошли в место, называемое заповедником. Место, которое, как рассказывал собакоголовый, собирались открыть, чтобы отправить туда его и ему подобных, а оно оказывается уже существует… Получается дотошный демон врал, имея на него какие-то свои виды.

И какой смысл отправлять его в поход через пустыню? Вдруг он убежит? Они об этом подумали? Никто так и не дал ему ответов, просто проводив до границы радиоактивной зоны, и вытолкнув туда вместе с напарником, где ими ничего не осталось, как идти вперед, ведь выбраться, оказывается, не представлялось возможным. Навязанный им путь вился по громадному каньону с высокими, отвесными стенами, и если не умеешь летать, то о том, чтобы сбежать, можно было и не думать.

Его напарник умер через десять часов. Сначала слезла кожа, затем отвалилось мясо, но тот продолжал жить из-за проклятья в виде регенеративного органа, приносящего здесь только страдания, поэтому он убил его, не выдержав жутких мучений человека, беспрерывно воющего от кошмарной боли. Разбил ему голову, а точнее череп, непрерывно сочащийся кровавой слизью, еще раз задав себе вопрос — зачем тот все-таки был нужен и продолжил двигаться, ведь радиация его не брала. Он просто шел, непрерывно размышляя о загадке в заповеднике, на которую должен получить ответ, как ему сказали захватившие рудник существа, вот только, как они узнают то, что узнает он? Что такого спрятано в таинственном заповеднике? Это действительно тревожило, а еще тревожил вопрос, откуда они узнали, что он не такой, как все, прервав его добровольное заключение вдалеке от земного мира, куда он однажды добровольно отправился, но не нашел ничего, кроме страданий.

Вот такой и была его дорога… Полная размышлений, жары и оплавленного старыми войнами песка, пока он не прибыл на место, поразившее своими размерами. Заповедник окружали огромнейшие стены, не так уж и далеко простирающиеся, но отлично охраняющиеся, правда, с его способностями было несложно пройти многочисленную охрану, вычищая всех попадающихся на пути. Земля и множество других, нематериальных миров научили многому, и дабы его превзойти потребуется не одна жизнь. Таких, как он было всего пару сотен, и все они находились в этой Вселенной, отправившись помогать людям и потянув за собой тысячи других, не настолько хороших, но немало знающих.

Мертвые черти, сожженные двулицые и другие, невообразимо ужасные создания, созданные путем отвратительных экспериментов, валялись по всему огромному зданию, находящемуся в центре заповедника, а он с отвращением и ужасом рассматривал созданий, когда-то называющихся людьми и сейчас висящих на каменных столбах. Их исхудавшие тела были прикованы к серому камню полосами необычного металла, а черепные коробки вскрыты и из них торчали пучки проводов, воткнутых в серые мозги. Все тела были ужасно изувечены, а некоторые лишены даже половины торса, но в каждом из них поддерживалась жизнь с помощью питательных капельниц… Но зачем? Смысл?

Они все находились в огромном темном зале, прохладном, но сухом, с множеством колонн, к каждой из которой и был прикован один из почти двух сотен мучеников. Пустые глаза несчастных смотрели никуда, не имея цели и разума, а «потерянные» конечности заменяли копыта, звериные лапы, щупальца и металлические приспособления, могущие трансформироваться во что угодно. Нельзя было сказать, что их держат здесь ради опытов, зачем-то отключив разум, ибо в Геенне Огненной такое не практикуется испокон веков. Все адские эксперименты основаны на живом, могущем болеть и чувствовать теле, здесь же словно собраны сумасшедшие. Те, кого нельзя выпускать.

Но зачем создавать место, где находятся походящие на овощи, изуродованные люди, пустые глаза которых лишь иногда мелькают искрами звериного безумия, а жизнь поддерживается искусственным образом, дабы они не умерли? Кому это нужно и зачем столь тщательно хранить с виду обычный мусор, коего в Аду навалом? Вроде бы экспериментируй на ком угодно, люди все одинаковы, но нет…

И тут он понял. Именно это и хотели показать существа, отправившие его сюда и давшие попутчика, как издевательство, дабы он думал «зачем?», хотя ответ, оказывается очень прост… Они хотели запутать… Преподнесли вопрос даже в такой мелочи, устроив отличную показуху… Захватили рудник и всех перебили, прибыв из соседней Вселенной, и ради кого? Ради него, чтобы заканчивал свой отдых, ибо место, где он стоит в данный момент — самая важная часть заповедника. Именно сюда отправляют ему подобных, дабы превратить в безмозглых овощей, лишить возможности двигаться и, изуродовать, как вздумается, не дав при этом умереть. Зачем? Сей вопрос можно было задать минуту назад, но сейчас он знал ответ, ибо в голову не пришло, а скорее ворвалось озарение.

Все элементарно. Чтобы они не вернулись на Землю и перестали учить людей, насколько бы те не были необучаемыми. Чтобы держать таких, как он в узде, насильно помогая жить и не давая умереть, отрезав при этом все ниточки души от тела с разумом, ведь человеческое тело — идеальная тюрьма, если в ней правильно заточить. Оно не отпустит, ибо совершенно, и может бесконечно долго удерживать безвольный комок души того, кто когда-то рвал в клочья миры. Сегодня адские умники поддерживают жизнь в таких, как он, запрещая мыслить и двигаться, но проводя различные опыты, и сейчас здесь находилось сто семьдесят восемь тех, с кем он однажды отправился на Землю…

И вот тогда он окончательно проснулся. Вынырнул из пучины собственного иллюзорного заточения, увидев, что его отдых оказался позорным дезертирством, трусливым побегом от дел, на которые он лично подписался, позже позорно выйдя из игры. Он струсил, а шедшие с ним — нет, и сейчас ужасно платят за умение выполнять или хотя бы пытаться выполнить обещанное.

И вот тогда он образумился. Понял, что готов начать сначала, увидев все мелочи давно продуманного плана, находящегося внутри уже минимум столетие, а затем расправил плечи, сверкнув серо-голубыми глазами. Геенна Огненная расслабила его… Столетие работы на раскаленных рудниках превратили его в мямлю и он забыл о собственном предназначении, каждый день думая, что может начать в любой момент, а так думают все слабаки.

Осталось так мало… Так мало, пока еще не закованных братьев по духу, бродящих по Земле, и только поэтому ему пора отправляться туда, чтобы позже вернуться и вытащить этих.

Пронзительные звуки тревоги насытили заповедник рогатыми и множественными монстрами, вооруженными лучше прежних, а он, с не действующей на него радиацией и железом, боялся лишь огня из ядра проклятой планеты, с которым и пришла многочисленная охрана. Он не мог долго защищаться, но и не собирался, быстро поддавшись сжигающим его струям концентрированного пламени, и уже умирая, услышал крики: «Это один из них!! Не убивать!! Не убивать!!», — верещал так доставший его за последнее время собакоголовый, бежавший позади разномастного адского воинства.

Дмитрий вынырнул из реалистичного сна, замахав тощими руками от боли наносимой объявшим его огнем, что-то крича и спросонья не понимая, где вообще находится, но сидящий рядом Такеши спохватился и склонился над дергающимся юношей, лежащим в собственном дерьме.

— Тихо! Тихо! Все хорошо, Дима-сан! Все хорошо! — ласковым материнским тоном заговорил японец, а юноша шумно дышал, приводя в порядок запутанные мысли, до сих пор занятые сжигающими его чертями и часто-часто моргал, привыкая к яркому свету реального мира, где начался красноватый вечер. — Мы почти приехали, Дима-сан! Так говорят быки наверху! — азиат кивнул головой в потолок скотовозки, где слышалась непринужденная болтовня о сочных человеческих самках, которые быстро рвутся надвое, не выдерживая любви мускулистых чертей. — Вдалеке видно высокую-превысокую стену! — говорил всякую ерунду Такеши, видимо пытаясь ободрить, хотя какая может быть бодрость от места, где их для начала собираются пытать, а потом не выпускать целую вечность и немного больше.

«Причем он еще не знает, как не выпускать… По крайней мере, меня… Ему-то, наверное, повезет и он будет бессмысленно ломать камень из века в век, а вот я буду, как мамкин кактус со своими… Кем своими? Братьями? Судя по всем моим прошлым ощущениям, у меня никогда не было братьев, и плюс к этому я ни к кому не ощущал родственной привязанности… Хрен его знает… Короче только таких, как я приковывают к столбам и делают дибилами…», — Дмитрий, страдальчески морщась, отдирал прилипшее к горячему полу тело, с безразличием глядя на массу узников с пятым тавро, ежесекундно вздымающих боязливые взгляды и тут же их опускающих.

Мимо с огромной скоростью проплывала багровая пустыня, освещаемая двумя солнцами, где второе, самое жаркое наконец-то закатывалось за горизонт. В таком свете, дивно меняющиеся под вечер адские пески выглядели симпатичней, и само собой были прохладней, чем днем, радуя худые уставшие тела, уставшие бороться с чудовищной жарой проклятого мира. Сам вид прячущегося солнца Геенны Огненной заставлял организм улыбаться где-то глубоко внутри, хотя сама душа отнюдь не пела, ведь приближался конец короткого и кошмарного пути по самому краюшку Ада.

Сколько прошло времени за сегодняшний бесконечный день, Дима даже не предполагал, ибо ему казалось, что время издевается над ним, подготавливая сцену с ответами на все его вопросы именно перед сном, дабы начать ночь не с отдыха, а с его кошмарных криков…

Мерное гудение летящей над багровой пустыней скотовозки, горестные всхлипы купленных на еду рабов с пятым тавро, и переговоры громадных минотавров разбавляли мрачную тишину, предшествующую буре отчаяния после приезда в заповедник, где кого-то сожрут, кого-то приколотят к каменному столбу, а кого-то заставят вечно работать… Ад такое место, где каждому уготована пара квадратных метров, а с выражением рассказываемые байки священников об умерших и вернувшихся назад людях, совсем не шуточки. Пока обреченные узники в пути — они более-менее расслабленны, но стоит прибыть в место, где веселые черти потащат их в кипящие котлы и на раскаленные сковородки, как раздадутся мольбы о пощаде, но рогатые мигом угомонят верещащее «мясо», поэтому пока есть время наслаждаться полетом, надо им наслаждаться. Полетом по пустыне, сквозь жаркий, но от большой скорости и вечернего времени, овевающий прохладой ветер.

Дмитрий отрешенно моргнул, глубоко вдохнув адский воздух, не дающий облегчения измученной души и повернул всклокоченную голову, с искренней жалостью посмотрев на погибшего Лкетинга. Никогда и никого он так сильно не жалел, как погибшего туземца. Ни разу в его жизни не было таких людей, которые бы умерли и он сильно переживал… Если только по пьяни, когда становился чересчур сентиментальным… На трезвую же голову… Нет. Нет. И еще раз нет, ибо во всех известных ему людях отсутствовали те сила и свет, что жили в масаи с Такеши, которых он не считал братьями, но чувствовал родственность.

Лкетинг погиб, чтобы жил он, жил ради тех, кого презирал даже будучи запойным алкоголиком, бухающим, дабы усыпить свою рвущуюся к Богу суть, желающую расти, как можно выше, в отличие от них — не растущих, но падающих, ведь их так учили, а собственное мнение на Земле считается психическим отклонением.

«Офигеть… Я действительно живу ради них… Ради ни на что не способных рабов, рождающихся и умирающих, чтобы протирать штаны у алтарей церквей с магазинами, и передающих сии знания детям… Я и подобные мне пришли ради них на Землю, чтобы учить… Учить мыслить, учить жить, а они убивали нас, сжигали на кострах, ненавидели и презирали, отрывая слюнявые рты в безумных выкриках, обильно смазанных ненавистью и змеиной желчью…», — Дима оперся о решетчатые прутья, сгибая и разгибая затекшие, испачканные в собственных испражнениях ноги, стараясь не смотреть на мертвого воина-масаи, чье еще недавно прекрасное тело начало портиться, но видимо минотавры должны привезти его для отчетности.

Лохматую голову отощавшего от мерзкой жизни юноши заполняло множество сумбурных мыслей, и он все больше понимал, что знает Ад и знает неплохо, поэтому был настолько спокоен, передвигаясь по нему. Где бы ни пряталась или хранилась его память, но она быстро возвращалась, правда, пока еще все, что он знал, являлось беспорядочно разбросанной мозаикой, дающей еще больше вопросов.

— Как сам? — закончивший разминку парень обратился к безмолвному Такеши, который пока он приходил в чувство, задумчиво рассматривал меняющуюся окружающую действительность. — И давно я, кстати, без сознания? Что опять произошло? Помню только, как разозлился и пошел к ним… — Дима кивнул на хором вздрогнувших рабов, называемых в Аду земными отбросами. — А дальше… Дальше пустота… — он грустно усмехнулся, промолчав про сон, а японец серьезно посмотрел на него.

— Я нормально, Дима-сан! Меня никто не трогал, а тебя успокоили с помощью каких-то нитей, скорее всего с током! Похоже на обычный электрошок! — он также слегка, и также грустно усмехнулся. — Когда ты пошел на них… — Такеши кивнул в сторону посеревших от страха рабов, потрескавшиеся губы которых что-то шептали, возможно проклятья, но скорее всего молитвы. — Стал в кого-то превращаться! Опять полился свет из глаз, а еще на тебе появилось очень много мышц, больше чем на самом большом из них… — последовал кивок узкоглазой головы на потолок. — А лицо… — азиат боязливо передернул плечами. — Твое лицо стало походить на ужасную звериную морду, и эти рогатые жутко перепугались! — теперь он светло и чисто улыбнулся. — Самый главный заорал, чтобы тебя утихомирили, видимо они знают, что потом проблем не оберутся, и тебя уложили с помощью этих светящихся нитей! Я не знаю, кто ты, Дима-сан… Не знаю… — японец, будто извиняющееся пожал костлявыми плечами. — Если бы я не видел ангелов такими, какие они есть на самом деле, то сказал бы, что ты и есть ангел, уж слишком чистый свет идет из тебя — настоящего ангела, совсем не такого, как эти, прилетающие с другой планеты, бесчувственные монстры! Такой свет описывается во многих книгах, где упоминаются спускающиеся с небес, помогающие людям создания! — Такеши устало моргнул и на секунду замолк. — Наверное, именно такой свет… Но кошмарная звериная морда… Что должен пережить ангел для превращения в чудовище? — он вполне серьезно уставился на напряженного и замершего юношу, внимательно его слушавшего, но смотрящего сквозь «мясо» на другой половине скотовозки.

— Я совсем не удивлюсь, если твои слова окажутся правдой… — без каких-либо эмоций, тускло выговорил мальчишка, сконцентрировав взгляд на рабах напротив, словно вернувшись в реальность, где только что отсутствовал. — А как думаете вы? Ангел я или чудовище? А может обычный псих, коих немало и на Земле? Такой, про которых пишут большие и толстые книги, придумывая различные умные доводы, дабы объяснить происходящее? — злорадно и одновременно тоскливо ухмыльнувшись, задал он вопрос сжавшимся рабам, боящимся его, как дикие звери огня. — Вы же слышали, о чем мы говорили! Не хотите прокомментировать?! Вы же любите это! И не говорите, что не слышали наш разговор, уж я-то знаю возможности ваших ушей! Они у вас, как хорошие локаторы! — Дмитрий, как любопытная собака, повернул лохматую голову на бок, глядя на молчащих, сбившихся в кучу людей, где ровными спинами и светящимися взглядами выделялись лишь узники, избранные на кухонные работы в заповедник.

— Ты не можешь быть ангелом! Мы видели их! Они другие! А ты чудовище! Монстр намного худший, чем эти рогатые! — поднял голову один, в данный момент самый храбрый из них, а скорее потерявший страх от постоянного нервного напряжения. — Не можешь! Ангелы хорошие! Они забрали других людей в Рай, а нас не успели, ведь демоны всех увезли! — нес мерзкую чушь раб, искренне верящий самому себе. — Увезли, чтобы не отдать ангелам! Чтобы сожрать нас, и не дать увидеть Иисуса!! Спасителя!! Сына Божьего!! Ты хуже чертей! И друзья твои хуже!! — ненавидяще орал тощий узник, чтобы спустя минуту упасть на задницу и по-бабьи завыть, превратив так хорошо начинающийся монолог в визгливую истерику.

Дмитрий же внимательно выслушал его, не изменившись в лице, как и Такеши, не обративший внимания на высокочастотные вопли раба, ибо подобные высказывания повторялись уже не в первый раз и звучали, как комплименты.

— А остальные? Остальные с ним согласны? — сквозь истеричные вопли громко спросил тощий, загорелый мальчишка, захотевший узнать, может ли он быть настоящим ангелом, когда-то спустившимся на Землю, дабы подарить людям знания о настоящей жизни, не той, что они видят и которую для них придумали невидимые кукловоды. — Могу я быть ангелом? Или все-таки ужасное чудовище? Чудовище, ненавидящее людей?! — он прищурил вновь засветившиеся глаза, тяжело задышал, а перепуганные люди отшатнулись, хотя сзади и места-то не было, но Такеши дернул его за руку, вернув в реальность.

— Может не надо, Дима-сан!? Мы почти приехали! — наливающийся ниоткуда взявшейся злостью парень замер, возвращая дыхание в норму, а после подошел к решетке и окаменел, словно увидел нечто.

— Что там такое? Что там? — японец испугался, не понимая, что происходит с мальчишкой, увидев его посеревшее через отличный загар лицо. — Дима-сан! Дима-сан! — он тряс парня за руку, а тот повернул к нему лицо с недвижимыми глазами, сверкающими безумием и чем-то неземным.

— Я был здесь! Такеши! Я был здесь когда-то! — непривычно сильные руки затрясли лишь внешне хлипкого Такеши, как медведь поповскую грушу. — Я здесь умер в последний раз и теперь заново вернулся! Но зачем?! Почему?! — говорил он, даже не задумывался, что сидящие на крыше скотовозки минотавры могут прислушиваться, а потом доложить кому надо, хотя, наверное, все «Спящие» с прибабахом и они привыкли. — Я ушел учить их! Ушел! Ушел обратно на Землю! — ткнул он грязным пальцем в кучу «мяса», испуганно смотрящего на него и иногда верящего словам странного парня, хотя безумие в Аду совсем не исключено. — Но почему я пил?! Почему!? Ведь у меня была цель!! Я выбрал путь помощи людям, но вновь возненавидел их, не успев даже начать!! Чем я думал, когда возвращался?! На что надеялся, зная о невозможности быстро вернуть память!? — Дима, как безумный тряс маленького азиата, а тот не знал, что ответить, не понимая о чем речь.

Вдруг мерное гудение быстро летящей, а ведь еще недавно разваливающейся скотовозки стало затихать, она стала притормаживать, и словно ополоумевший Дима отпустил Такеши, заново вглядываясь в величественные стены, окружающие загадочное место, о котором был его последний сон.

Поднимающиеся к красноватым небесам, почти полностью затмевающие их с горизонтом, они заполнили все, и даже купленные на еду люди на мгновенье забыли о судьбе-злодейке, а каждый из них задумался, как создавались эти гигантские стены… На такое творение рук и явно нечеловеческих было невозможно забраться, а примененные в строительстве технологии человечеству и не снились, ведь использованные здесь материалы должны быть настолько крепкими и легкими, чтобы не рассыпаться под собственным весом.

Звуки высокотехнологичных двигателей летающей «тюрьмы», созданной перевозить грешников и временами отстреливаться от хищников, становились тише и тише, пока совсем не исчезли и скотовозка остановилась. Сверху с проклятиями и пожеланиями скорой смерти всем пустынным людоедам, а также тем, кто выдал эту разваливающуюся клетку, спускались минотавры, громыхая копытами, а из уродливой кабины громко хлопнув дверьми, вышли… Пусть будет водитель и штурман. Да. Быкоподобные водитель и его штурман.

— Прибыли!! — шумно выдохнул главный минотавр, а рукоятка искрящегося клинка за спиной покачнулась, блеснув в ослабевших лучах заходящего солнца. — Живыми!! Даже не верится!! — взревел он, вскинув громадную рогатую голову к красному небу, где теперь царило всего одно солнце, не имеющее сил без собрата. — Осталось найти того, кто подсунул нам это корыто и вбить его копыта ему же в глотку! — быкоподобный люто оглядел помятую временем скотовозку и отвернулся, а обнаженные люди, прибывшие в место, где их сейчас начнут разбирать на корм, хором завыли, кроме тех, кого собирались рекомендовать на кухонные работы.

Дима с Такеши в свою очередь замерли, где парень до сих пор застывшими глазами смотрел на тот самый небольшой проход, по которому двигался во сне, и сейчас оставшийся таким же, как и раньше. Мальчишка помнил, что тоннель уходит далеко вглубь толстой стены, и внутри него находится огромное количество ловушек, по крайней мере, находилось в те, не такие уж и далекие времена.

Он отлично помнил, что черти давно не изобретают новое, воруя технологии у живущих внутри людей сущностей, поэтому был на сто процентов уверен, что здесь осталось все тоже самое, только усовершенствованное. А еще он был уверен, что за ними уже идут встречающие, ведь начинающих осознавать себя «Спящих» водят только большие количества чертей, в особенности таких, как он. Крепко прикованных к толстым столбам и обезличенных. Осталось лишь вспомнить, кто он и зачем он.

— Что будет дальше, Дима-сан? — тоскливо спросил загорелый японец, еще более черный от благословенной Творцом тени, что создавалась огромной стеной, изо дня в день вгрызающейся в багровое небо Ада. — Куда нас поведут, если ты раньше был здесь? — он без каких-либо сомнений принял на веру недавние слова юноши. — Что будет дальше? Со мной, с тобой? — Такеши заметно нервничал, уставившись в лицо Дмитрия, а тот крепко сжимал кулаки загорелых дочерна рук и ответил ему прямым, тоскливым, но возбужденным взглядом.

— Я не знаю, куда поведут тебя Такеши, но знаю, куда меня… — массивные красноватые двери внутри стенного проема раскрылись с натужным ревом моторов и из темных недр, скрываемого ими тоннеля раздалось еще далекое, множественное цоканье. — А еще я знаю одно! Этот раз точно будет последним! — эти его злые, полные силы и ненависти слова заставили азиата содрогнуться, а в пустыне пахнуло холодом, лишь тонкоголосо воющие узники не переставали заниматься тем, что умели делать лучше всего — тоскливо верещать, желая жить хоть как-то.

Бьющие по ушам стоны заполонили остывающую на ночь пустыню Ада, заставляя морщиться огромных, перевитых мышцами минотавров, не собирающихся их успокаивать, ведь они выполнили свою часть работы и теперь ждали тех, кто поведет человеческий скот на бойню. Пленные же рабы стояли в тени огромнейшей стены и молились всем известным богам, забыв о своем Едином.

— Зевс, Перун, Один, спасите сына своего!! Спасите, искренне молю вас!!

— Господи Всемилостивый спаси и сохрани!! Буду верен тебе!! Послушен!! Раболепен!!

— Боже помоги выбраться!! Забери в Рай!! Спаси от рогатых!!

— Какие бы вы боги не были, клянусь быть самым хорошим, самым тихим и послушным!

— Мама!! Мама!! Я хочу к маме!! Вытащите меня!!

— Я не желаю умирать!! Не ешьте меня!! Не ешьте!!

— Не трогайте меня!! Не трогайте, и я сделаю все, что угодно!

Безумные крики не издавали лишь рекомендованные на кухню, застенчиво отошедшие в сторону и свысока поглядывающие на плачущих собратьев, ну и, конечно же, двое «Спящих», расположившихся рядом с погибшим товарищем.

Самый молодой из минотавров не выдержал воплей истеричного «мяса», подошел к скотовозке и вытащил из-за спины клинок, заискрившийся сильней, чем раньше, видимо рогатый прибавил силу тока для точного усмирения крикунов.

— А ну все заткнулись! — быкоподобный черт с силой ударил по железным прутьям, перепачканным кровью, и огромный разряд равномерно разошелся по корпусу, висящей в воздухе клетки, отчего всех до единого узников пронзило судорожной болью, тут же заставившей их заткнуться.

Рабов тряхнуло так, что крепкие челюсти каждого из них звонко щелкнули друг об дружку, а Дима явственно почувствовал прошедший сквозь позвоночник разряд тока, но виду не подал, лишь судорожно стиснул зубы, дернувшись. Такеши же, молодой, субтильный японец подпрыгнул и что-то пробормотал под нос, злобно посмотрев на плачущую толпу, судорожно вцепившуюся в остывшие решетки или завалившуюся на пол летающей «тюрьмы».

Время, проведенное с людьми, снявшими всю жизнь носимые маски и ежесекундно показывающими свою истинную суть, изменило мирного и кроткого японца, осознавшего, что рутинная работа в офисе с улыбающимися коллегами и путешествие с такими же, как они по Аду — две разные вещи, ибо здесь отменялись все нормы поведения. Такеши понял, что на самом деле большинство людей уродливо, трусливо и безмозгло, и как жаль, что маски не являются намордниками, дабы это большинство не заражалосвоим бешенством еще нормальных. Человек — это сосуд и его достаточно слегка толкнуть, дабы увидеть выплеснувшееся содержимое, а Геенна Огненная являлась настолько хорошей встряской, что разбивала сии сосуды и то отвратительное, чем они были заполнены, показывалось во всей «красе».

Несколько дней путешествия по Аду показали, что хороших, сильных людей очень мало, а заслуживших истинный Рай, находящийся в неведомых далях и того меньше, поэтому каждый из ныне идущих по Аду просто обязан пройти сие испытание, познав боль и свою цену, определенную рогатыми еще в первые часы пробуждения. Каждый должен понять, на что действительно способен, и ежели смерть придет снова, пройти сквозь нее вновь, но бесстрашней стократ, дабы черти убоялись.

Множественное цоканье копыт из глубины раскрывшегося в стене проема приблизилось настолько, что все чуть ли не с любопытством ожидали появления волосатых виновников этих звуков, когда-то считавшихся жуткими, но ставшими столь привычными, что передача человеческих рабов в следующие лапы стала обыденностью. Единственным отличием было то, что здесь судьбы людей являлись предрешенными и только-только заткнувшиеся пленники вновь завыли, а издаваемые ими звуки походили на скулеж.

Из темного проема показались первые копыта, за ними другие, и другие. Выходящие изнутри черти все как один являлись минотаврами, вооруженными идентично ездившим на Рынок, лишь их количество было на порядок внушительней, словно они собрались охотиться на хищников, превышающих их мощью и свирепостью в несколько раз.

Эта величественная и серьезно настроенная процессия вышла и встала напротив скотовозки, с решетчатых боков которой испуганно смотрели скулящие рабы и напряженные «Спящие», но это было не все. В темноте уходящего далеко вглубь коридора слышалось неторопливое одиночное цоканье, полное величия и осознания собственного превосходства над остальными, не силой, но цепким умом. Это цоканье приближалось, а Дима с Такеши были готовы поклясться, что изнутри выйдет подобие Джумоука, только местного разлива и в тысячу раз авторитетней, ибо ходит по столь величественной цитадели, как собака по родной хате.

Было жаль, что зависшая в воздухе скотовозка расположилась столь перпендикулярно одинокому выходу из гигантской стены, ввиду чего нельзя разглядеть ничего, кроме живой цепи, ставших напротив минотавров, да и то одного ее конца, ведь чтобы увидеть другой, требовалось бежать на другую сторону клетки, однако желание суетиться напрочь отсутствовало. Сейчас всех узников сковали сильные напряжение и страх, сбрызгиваемые надеждой на «авось пронесет», однако шанс с возможностью подобного исхода был слишком мал, ибо все видели отношение чертей к людям, продающимся на Рынке, так что подозревать рогатых в милосердие было бы нелепо.

Наконец эхо от цоканья в темном тоннеле пропало, и звуки копыт раздались под багровым небом Геенны Огненной. Затем сразу же послышался гавкающий голос, показавшийся Дмитрию таким знакомым, что его затошнило от ужаса и ощущения дежавю. Видимо это сильно отразилось на его совсем недавно пришедшем в норму лице, да так, что субтильный Такеши испуганно отшатнулся.

— Дима-сан! Дима-сан! Что с тобой такое? Неужели все так плохо? Я тебя за всю дорогу таким не видел! — дрожащим голосом зашептал японец, боясь громко говорить, а посеревший мальчишка с трудом сглотнул липкую слюну, боясь облеваться от страха и непонимания сводящего с ума происходящего, ибо невидимое сейчас, с гавканьем говорящее создание, оказалось реальным до невозможности.

— Я боюсь, Такеши! Очень сильно боюсь! — сдавленно, но громко прошептал Дима. — Мне кажется, я знаю того, кто сейчас разговаривает, а он знает меня, только вот узнает ли… — последние, полные страха слова содержали столько надежды, что японца передернуло, ибо липкий ужас, исходящий от юноши, изливался и на него, а голос тем временем говорил с минотаврами, привезшими рабов.

— Докладывай, Изис! Почему так долго?! Что с грузом!? Быстрей! — тон вопрошающего сочился нотками злости, нетерпения и возбуждения. — Как «Спящие»?! Все в целости, сохранности?! — как только прозвучал последний вопрос, со стороны отвечающего наступила тишина, через несколько секунд разразившаяся звуками неуверенного, а ведь еще пару минут назад ревущего голоса.

— Кхм… Гхм… — казалось, что огромный черт-бык растерял все красноречие в битве с «беглыми». — Почти, что господин! — трясущийся голос могучего минотавра переполнялся тоской и безысходностью. — Мы прибыли на Рынок! Взяли ценный груз и купили корм! — последняя пара слов сопровождалась повышенной тональностью скулежа «мяса» в скотовозке. — Затем отправились обратно, но в пути машина сломалась и потеряла скорость, отчего нас догнали «беглые»! Мы, как раз проезжали барханы с самыми большими их скоплениями! — вопрошающий молчал, внимательно слушая трусливое блеяние из бычьего рта. — Но мы отбились!! Не сами… С помощью «Спящих» и один из них умер! — после этого предложения ощутимо повеяло холодом, ибо вышедший за грузом определенно не желал слышать подобные слова, что знали все минотавры. — Тот, который умел общаться с животными! Он помог больше всех! А второй спас одного из наших… — обреченное «мясо» с ненавистью взглянуло на Диму, но стоило ему, почувствовав это, поднять взор, как они тут же опустили трусливые глаза. — И воспользовавшись его оружием, помог разогнать «беглых»! Ну, а третий, просто сбрасывал их с решетки! — шумное дыхание трусливо отчитывающегося черта-быка раздавалось на всю пустыню, и чувствовалось, что он ужасно боится, наверное, хозяина заповедника. — В смерти первого — туземца — прошу не винить! Мы не виноваты в неисправности выданного нам транспортного средства! — заумно и вполне по-человечески, однако без какой-либо надежды на исполнение просьбы, произнес огромный, отлично вооруженный бык, наверняка виновато склонивший голову перед хозяином.

— Один «Спящий» погиб?! Впервые за столько времени… Тело привезли?!! — гавкающий голос был в ярости, ибо превратился в рык, и видимый конец живой цепи минотавров вздрогнул, явно боясь гнева прицокавшего за ними создания. — Другие, надеюсь в целости?! Никого не сковывали?! И как второй сумел воспользоваться нашим оружием?! — гавкающие слова быстро и гневно вылетали из чьего-то клыкастого рта, ощутимо ударяя по Диме, дергающемуся с каждым словом, ибо он помнил этот голос.

— Он стал просыпаться, господин! Стал просыпаться еще на Рынке! Протащил вереницу скованного скота, чтобы вылечить умирающего младенца человеческой самки! — оправдывающийся минотавр не упомянул, что его подчиненный лично всучил оружие Дмитрию, услужливо подсказав, что тот умеет им пользоваться. — А затем стал просыпаться уже в клетке, по дороге сюда, что-то не поделив с едой… — сие высказывание вызвало новый всплеск скулежа тощих рабов, на которых опять же никто не обратил внимания. — Но мы его быстро успокоили! Сейчас сидит, не дергается! Тело мертвого «Спящего» рядом, и узкоглазый с ним! — все еще боязливо, но уже более четко рассказывал минотавр.

— Просыпаться?! Как он начал просыпаться?! Как именно?! — голос был в ярости, сочась злобой и недоумением. — Ты хочешь сказать, что знаешь, как просыпается каждый из них и в чем разница между видами «Спящих»?! Как он выглядел во время преображения?! — черт-бык не знал, что ответить, ошарашено и испуганно молча, наверняка впервые столкнувшись с таким вопросом.

— Ну… Такая морда, как… М-м-м… Немного похоже на этого пустынного хищника, но другая… Как его там… — запинался быкоподобный. — Нам так рассказывали… Начнут превращаться и становиться другими, тут же стреляйте… — минотавр явно не находил слов от страха. — И из глаз белый свет… Очень сильный и белый… — бессвязно талдычил он, а гавкающий голос, услышав последнее предложение, тут же прервал блеющий монолог огромного черта, могущего гнуть железо здоровенными лапами.

— Белый свет!? Белый свет?! — голос полыхнул жутким удивлением и страхом одновременно. — Начал просыпаться еще на Рынке!!? Все за мной!! Готовьтесь его обездвижить, как угодно, хоть отрубив руки с ногами или сломав позвоночник, но ни в коем случае не убивать!! Я повторяю!! Не убивать!! — живая цепь минотавров синхронно, с множественным цоканьем сдвинулась, устремившись к измазанной в крови «беглых» человеческой скотовозке, а сердце Дмитрия, слишком мощное для столь тощего тела стало сильно качать кровь, а его взор наполнился светом.

Всхлипывающие узники мигом затихли, в который раз вжавшись в решетки скотовозки, а Такеши восхищенно вылупился на него, незамедлительно отодвинувшись в сторону и открыв рот от восторга.

— Они тебя боятся, Дима-сан! Черти боятся тебя! Ты лучше их!! — тощий, дочерна загорелый парень, не говоря в ответ ни слова, ухватился за железные прутья зависшей в воздухе клетки, чувствуя, как тело заполняется недюжинной силой, а состоящий из минотавров отряд чертей приближается ближе и ближе, где позади них движется…

ОН! Тот самый, дотошный собакоголовый из последних снов! Так долго гоняющийся за ним, но не успевший поймать, лишь разочаровано взглянувший в серо-голубые глаза на сгорающем теле, сегодня такие же, как и тогда. Смотрящие на давнего врага, изо всех сил желающего его поймать, а тот… Тот увидел источающий свет взгляд и столь радостно сверкнул желтым взором, словно сорвал немыслимо огромный джек-пот.

— ТЫ! — одновременно произнесли они оба, и Дима взглянул на крепкие металлические прутья, легко гнущиеся в разные стороны, раздираемые его сильными руками, что абсолютно не напрягаются от выполняемого действия.

— Обездвижить его!! Быстро!! Быстро!! Быстро!! — вроде бы хладнокровно, но все-таки с нотками страха загавкал собакоголовый, широко распахнув багровую пасть, и десятки светящихся, полных огромного напряжения нитей пролетели мимо тощего тела «Спящего», вырвавшего из пазов железные прутья скотовозки и успевшего спрыгнуть вниз.

Ему навстречу бросились два огромных минотавра, те, что участвовали в перевозке рабов с Рынка и сейчас выхватившие заискрившиеся клинки из-за широких спин, чтобы отсечь ему конечности, ведь убивать нельзя, но парень был совсем не тем мертвецом с Земли. Он легко уклонился от сверкнувшей рядом полосы остро заточенной, полной тока стали и вонзил в грудь черту-быку худую руку, дабы вырвать большое, еще пульсирующее и желающее жить сердце, едва помещающееся в небольшую кисть юноши, источавшего белый свет из глазниц. Умирающий минотавр в ответ неверяще уставился на свою самую важную часть, еще бьющуюся в руке «Спящего», и плашмя рухнул на песок пустыни, удерживая искрящийся меч, подобно викингу, отправившемуся в Вальхаллу.

Второй быкоподобный воин Ада, увидев кошмар, произошедший с рогатым напарником, яростно свернул клинком возле ног Дмитрия, желая их отрубить, дабы угомонить раба-монстра, но тот, словно предугадав сие движение, отбросил сердце, подпрыгнул и, ухватившись за бугрящиеся мышцами плечи, вонзился преобразившимися в клыки зубами в волосатое горло рогатого. Тот захрипел и пошатнулся, ведь звероподобная пасть «Спящего» буквально вырвала крупный кадык, а затем наливающиеся мышцами руки юноши схватились за крутые рога, его упершиеся в грудь черта ноги выпрямились, и голова минотавра с отвратительным хрустом покинула могучее тело.

Источающий свет мальчишка, одновременно бывший чудищем, покрытым кровью, на четвереньках понесся к собакоголовому, выбрасывая назад красноватый песок подобно «беглому», однако в этот раз все до единой светящихся нитей вонзились в изменившееся до невозможности тело и наполнили его сильнейшими судорогами. Худеющий на глазах, словно изломанный парень покатился по пустыне, запутываясь в источающих ток нитях и чуть-чуть не добежав до старого врага, который удовлетворенно смотрел на него, сбитого с ног и принимающего прежнюю форму.

— Вот мы и встретились! — немного не доходя, произнес укутанный в удивительно плотную, черную ткань собакоголовый, между делом зыркнув желтыми глазами на Такеши, замершего внутри скотовозки, как и весь людской скот, забывший про слезы и горькую судьбу. — Вот мы и встретились, «Спящий»! А ведь не так уж и много времени прошло, не правда ли?! В этот раз не обманешь и не вырвешься! Не убежишь через смерть! — демон-пес ощерил пасть в звериной гримасе и вновь посмотрел на развороченный бок летающей тюрьмы, откуда никто не собирался убегать, что и понятно, ведь все видели участь того, кто обладал намного большими шансами для этого. — Вытягивайте остальных! — его взор вновь ухватился за азиата, все так же стоящего на месте и посеревшего от волнения и страха. — Узкоглазого заковать и к остальным! Тем, что камень колют! Добро пожаловать в новую бесконечную жизнь, Такеши! Ты так и не узнал своих талантов… — пес с копытами язвительно осклабился. — Жаль! Очень жаль! Ха-ха-ха! — довольно расхохотался демон, будто забывший о погибшем Лкетинге, видимо джек-пот в виде Димы покрывал все расходы и потери. — Ничего! Уже не узнаешь! Спускайся сам, пока не помогли! — двое минотавров осторожно, утопая широкими копытами в песке, подошли к угрюмому и напуганному, потерявшему весь открытый и доверчивый облик японцу, смотрящему то на них, то на закутанного в черное собакоголового. — Об этом здесь позаботятся! — рогатые подождали, пока азиат добровольно спустится, после чего надели на хлипкую шею какие-то новые, видимо более надежные кандалы, а затем скрепили руки оковами в том же стиле.

Такеши даже не пытался сопротивляться, прекрасно понимая, что борьба бессмысленна, ведь в него нацелено больше десятка электрических иглометов, разряды которых не выдерживал даже необыкновенный Дима-сан.

— Уведите его! И заберите отбросы на кухню! Пора им привыкать к новой работе! Ха-ха-ха! — после нового хохота раздался слезный вой, усилившийся, когда несколько минотавров покинули живую цепь и двинулись к мерно гудящей в воздухе клетке, а демон-пес отвернулся, сконцентрировав внимание на парне, содрогающемся от тысяч проходящих по нему вольт. — Ну, а ты старый друг, сегодня расскажешь все, что не договорил тогда! Уж я-то представляю, кто ты на самом деле, но как же хочется услышать это от тебя и подарить другим побольше безнадеги! — он отталкивающе, по-звериному улыбнулся, рассматривая мальчишку, успевшего превратиться на Земле в алкаша, на котором поставили крест родственники и знакомые. — Носилки! — не оборачиваясь, рявкнул он и сзади послышалось суетливое пыхтение, унесшееся в темный зев стенного проема. — И держать его под прицелом! Нити не вытаскивать, пока не уложим и не повезем! — четверо минотавров подошли, как можно ближе и направили оружие на обнаженного юношу, лежащего на песке в тени от огромной стены, испачканного в чужой крови, своих испражнениях и содрогающегося от бегающего внутри электричества, а самый любопытный из рогатых задал вопрос.

— А кто они такие на самом деле, эти «Спящие»?! Про них столько рассказывают, а конкретно никто ничего не знает! Откуда в них сила и способности? Обычный же скот! «Мясо», как «мясо»! Работают, как все! — демон с головой пса посмотрел на него, как на идиота, словно думая, отвечать ли тому, кто не особо интересуется историей Ада и смыслом жизни вообще, просто работая и развлекаясь, то бишь бессмысленно существуя, а после брезгливо произнес.

— Ты сюда нанят не для того, чтобы задавать вопросы, а если уж на то пошло, то лучше спроси у собратьев! Тех, которые здесь несколько десятков или целые сотню лет, есть здесь и такие, сам знаешь! Спроси у них, кто такие настоящие «Спящие»! Пусть они тебе расскажут об их деяниях, да и то… Деяниях, пересказанных из уст давно умерших! Тех, кто видел «Спящих», действующих в полную силу! «Спящих» до сих пор проклинаемых в сотнях миров! — он вперил в бычью морду минотавра желтые, до отвращения холодные глаза, отчего тот судорожно сглотнул, передернув огромными плечами. — Настоящих «Спящих» не привозили уже два столетия! Все остальные их слабые, едва слышимые отголоски! Здесь в заповеднике… — собакоголовый крутанул мордой, охватив красное небо, заслоненное бесконечной стеной. — Находятся почти все настоящие «Спящие»… Почти!! — яростно выплюнул он последнее слово, забрызгав лютой злобой здоровенного минотавра, уже пожалевшего о заданном вопросе. — Но некоторые еще бродят по Земле, прячась от людей и нас, понимая, что и они, и мы можем прекратить их миссию по освобождению человечества, а этот… — довольный желтый взор упал на дергающегося Дмитрия, ноги которого покрылись свежими испражнениями, что означало прорвавшийся запор, заработанный еще на Рынке. — Этого я давно жду, вот только не думал, что сам придет, ничего не помня! — он облизнул острые клыки розовым, почти человеческим языком. — А теперь живо выполнять приказ!! — вдруг рявкнул он, словно вспомнив, что чересчур разглагольствует с обычным чертом. — Держать его под прицелом! А ты быстрей тащи носилки, сколько можно бегать!! — заорал собакоголовый на минотавра, ведущего перед собой висящие в воздухе носилки, внешне гладкие, как первый лед на замерзшем озере, и видоизменившиеся, как только на них закинули юношу, предварительно выдрав подающие сильный ток иглы.

С их поверхности выскочили гибкие полосы, моментально обхватившие запястья, шею, торс, ноги вокруг бедер с икрами, и наконец, самая широкая легла на лоб, сильно прижав голову. Сие зрелище показало, что на таких носилках возят не совсем обычных узников, ежели приковывают с такой тщательностью, уж это сразу заметил уводимый в темный проем Такеши, обернувшийся назад, дабы проводить взором оставшегося в одиночестве, обездвиженного Дмитрия.

Низкорослому японцу было очевидно, что он прошел столь нелегкий путь по самому краешку Аду с кем-то большим, чем человек… И даже, если сам Такеши, великий художник и обладающий еще какими-то скрытыми талантами «Спящий», то Дима существо намного более высшего ранга, в беспамятстве живущее в человеческом теле. Азиат очень хотел узнать, кто же такой на самом деле вечно задумчивый парень, мало говоривший, хамоватый и наглый, запомнившийся хорошими поступками и бесконечной эгоистичностью, которую считал правильной.

И Такеши знал, что узнает. У него было предчувствие, что это случится, но вот откуда оно? Этого он не понимал, а просто верил в свои ощущения, тем более Дима сказал, что этот раз будет последним, а еще, что все скоро закончится.

Японец, конечно, осознавал, что Ад не исчезнет в мгновение ока и такой налаженный канал поставки человеческого скота прекратится, ведь «скоро закончится» — это слишком растяжимое понятие могущее длиться несколько сотен лет.

— Шевели ногами, узкоглазый! Тебя уже заждались! — грубая и сильная лапа огромного минотавра толкнула в костлявую спину, заставив споткнуться, но Такеши не упал, продолжив идти и стараясь не сутулиться. — Заждались! Ха-ха-ха! Кирка с молотом! И камень! Много камня! Здесь ты не будешь одиноким! Ха-ха-ха! — подбадривала звучным голосом гигантская рогатая тварь. — Забудешь Землю, как страшный сон! — красноватый свет пустыни, стремящийся внутрь длинного, темного и широкого коридора исчез, но привычно засветились потолки, и закованный японец, дыша по собственной методике сбрасывания страха, пошел, грубо подгоняемый двумя минотаврами.

…Пустота… Много-много пустоты, не имеющей цвета, температуры, размера и названия… И он опять болтался в ней… Или висел… Пустота была ничем и находилась вне времени с пространством, отчего могла стать более лучшим Адом, чем тот, полный жизни, в который он сам себя загнал.

Здесь отсутствовало понятие материального, понятие расстояния, понятие звука и запаха. Здесь вообще все отсутствовало, и вакуум по сравнению с этим местом был густым киселем. Да уж… Тот, кто выдумал подобное место, являлся хорошим фантазером, а может сумасшедшим, но это смотря с чьей точки зрения. Если с человеческой, то для них сумасшедшими являются уже те, кто верит в то, что люди не одиноки во Вселенной.

Последняя картина, что до сих пор мелькала внутри него — это, как он сгорал в адском заповеднике в струях концентрированного пламени, намного более сильного, чем могут представить люди, знающие лишь о температуре кипящей воды и жаркого огня в кузне. Он давно знал о новом оружии рогатых, но не мог понять, как черти сумели заковать огонь из ядра проклятой планеты в металл, и что самое интересное — научиться его контролировать, ведь оно сжигало все вокруг, если вырывалось на свободу. Удивительно… И да. Он все отлично помнил… Помнил, как ушел из Ада через смерть, осознав, что потерял слишком много времени, пока приводил в порядок чувства и занимался ерундой в каменоломне, забыв, что большая сила — большая ответственность. А еще он четко осознавал, что подвел братьев по духу, продолжающих выполнять возложенную на себя миссию по спасению человечества, в общем-то не слишком подходящего для столь огромных затрат чужих возможностей, талантов, терпения и боли, но… Никто не говорил, что будет легко, ведь их всех предупреждали о тяжести данного выбора, а он непонятно с чего решил, будто его душевная боль важней всего остального. Слабак… Чего уж тут говорить… Отдыхал целыми днями, бился на мечах, кирках и молотах, совершенно забыв про то, что кто-то выполняет свои и его обязанности. Эгоист. Все тот же неисправимый эгоист, каким и был.

Он встряхнулся, если так можно назвать движение скрепленных в определенном порядке атомов, являющихся энергией в чистом виде, то есть им настоящим. Насколько он помнил, сейчас должен раздаться голос, который расскажет ему, что он не самый лучший представитель… Представитель кого? Или чего? Этого всезнающий голос сам не знал… Никто не знает, чей он представитель, какой расы, откуда взялся… Единственное, что он сам помнит, как проснулся, желая вырасти, двинулся вперед и до сих пор движется… Ему подобных великое множество, все хотят вырасти, и все они разные… Очень разные… У каждого своя дорога, разной ширины и прямоты, изломанная и изогнутая, становящаяся спиралью и пересекающая уже пройденные места, чтобы незаметно вернуть назад… Лично свой путь он считал кучей завитушек, так сильно переплетенных, что лабиринт, состоящий из длины, ширины, высоты и времени, рядом не стоит, а во всем виновата гордыня… На самом деле он не так хорош, чтобы иметь столь сложный путь, просто всегда отличался завышенной самооценкой, поэтому и влез в опасное предприятие, закончившееся еще одной своей смертью.

Хотя умирать несколько первых раз даже интересно… Начинать все заново было весело, тем более, когда не помнишь, что произошло в последней жизни, но потом… Когда оказывался в пустоте без названия, где на время возвращалась память о произошедшем за все прошлые разы на Земле… Он все больше и больше огорчался, если мягко выражаться, ведь всегда умирал не сам, а от рук мерзких людишек… Отвратительные и пустоголовые создания, никого не слушающие и считающие себя пупами Вселенной, что вбили им в головы невидимые хозяева планеты, руководящие человеческим стадом, как марионетками, в случае которых достаточно вкусной еды и побольше красивых вещей… Животные… Безмозглые животные, стремящиеся лишь спать, спариваться и хорошо питаться.

Как только они его не убивали… Закапывали, сжигали, рубили на куски, дважды съедали, желая вкусить плоти колдуна, как частенько называли, а он раз за разом возвращался, пока не понял, что к этим тупоголовым созданиям требуется другой подход… Как-то исподтишка, а вот как именно… Он не знал, а еще видел, что собратья по духу также не блистали успехами… Плюс Ад… Кошмарный, полный боли мир, переполненный жестокостью и бесчувственностью… Каждая смерть приводила туда, но ему везло и он быстро погибал из-за своих вспыльчивости и несгибаемости, начиная новый круг с Земли, пока однажды не пошел против правил, отказавшись возвращаться к людям. Вот тогда-то, оказавшись в пустоте, он и попросил осмотреть Геенну Огненную с Раем со стороны их жителя, а не раба с Земли и ему позволили, причем без всяких препирательств, что было подозрительно.

Он пожил и там, и там, поднявшись до невообразимых высот в обоих мирах, где его знания и помощь принимали с благодарностью и обожанием. Что рогатые, что пернатые считали его умнейшим своим представителем, не понимая, что он вообще не их расы, поэтому он и добился в этих мирах очень многого, конечно же, не забыв набраться самого плохого… Ну, по крайней мере, с точки зрения всех до единого безгрешных людей, а после незаметно ушел. Ушел обратно на Землю, где через некоторое время внезапно понял, в чем все-таки столь превозносимое превосходство людей над другими разумными существами и почему за них стоит бороться. Бороться, несмотря на их внешнюю никчемность, тупость и безграничную лень.

Это его осознание человеческого превосходство пришло через боль. Дикую душевную боль и ясное понимание того, что взращенные в Аду худшие стороны необходимо подавить и уничтожить до конца, что он и сделал насколько сумел. Не уничтожил, но похоронил, как еще недавно думал, подчиняющегося ему внутреннего зверя, вскормленного за несколько веков жизни в других измерениях, и ушел «отдыхать» в Геенну Огненную. Лечить душевную травму, наплевав на всех, ибо сотворил то, чему не мог найти оправдания, а уж простить себя и подавно. Это сейчас он понимает, что вел себя, как слабак, но тогда… Тогда считал это правильным.

В который раз не помня, куда идет, он добровольно взошел на костер в человеческом мире, отнесшись к ужасной боли, как к чему-то заслуженному и смиренно отлетел в Ад, вновь оказавшись в пустоте, где опять же все вспомнил… Тоска, которая там его охватила, не поддавалась осмыслению и он захотел умереть по-настоящему, отбыть в небытие, где ничего нет, но… Что-то внутри не давало. Не разрешало. Приказывало жить, говоря, что он еще не вырос, еще рано, а голос… Голос понял, что еще капля горя и бочка его терпения лопнет, поэтому предложил уйти в Ад с памятью обо всем. Уйти и обдумать все пережитое. Осмыслить и разложить по полочкам, дабы смириться с воспоминаниями, а не забыть, как в прошлые разы и он согласился.

Переполненный тоской и ненавистью, он отправился в Геенну Огненную, где с него, как обычно сняли воспоминания, по крайней мере, те, что он позволил, и отправили работать на рудники. Лечить душу, так сказать. Все, как он и хотел, ведь время действительно лечит, хотя… Нет. Не лечит. Скорее сглаживает острые выступы воспоминаний, делая их мутными, едва-едва различимыми.

Через первые пару лет непрерывного труда в окружение рабов с Земли, чертей и других чудовищ Ада, ему даже понравилось в неизменном однообразии тихого бытия пыльной каменоломни, а уж за сотню лет два безумных солнца, сумасшедшая жара и периодические нападения диких ангелов сделали его лучше, спокойней и сильней. Духовно и физически, и вот теперь, зависнув в бесконечной пустоте, он отлично понимал, что создания, напавшие на принадлежащую демонам местность, специально загнали его в заповедник, дабы он понял, насколько ценен, и как сильно отошел от дел.

И да. У них получилось. Он действительно понял, теперь ожидая голос, чтобы выслушать его наставления, вернуться в человеческий мир и уже точно выполнить собственное предназначение, к которому был готов, по крайней мере, так считал.

И голос раздался, правда, сказав ему совсем не то, чего он ожидал. Голос объяснил, что он чересчур много о себе возомнил, и что загнавшие его в заповедник тоже слишком высокого о нем мнения, поэтому он отправляется на Землю с чистым разумом. Это его жутко разозлило, заставив спорить, говоря, что не для этого так долго искал себя, учась понимать расы, связанные с человечеством, но голос выслушал его и ответил, что каждый может, если знает, а ты попробуй интуитивно и если хоть что-то выйдет, то получишь все карты на руки. И он согласился, решив, что теперь точно получится, ибо у него есть четкий план… Да уж… Его гордыня осталась, все той же… Он слишком много о себе возомнил, хотя действительно был лучше многих…

И снова полет на Землю в виде чистой и безмятежной сущности, быстро приближающейся к голубой планете, выскочившей ниоткуда, ибо перемещение сквозь бесконечность Вселенных происходит с огромной скоростью, а он широко распахнул глаза, если так называется осознание чего-то нового. Огромный голубой шар с белыми и коричневыми пятнами, густо измазанными зеленым, быстро приближался, становясь поверхностью, хотя он и слов-то таких не знал.

Все увеличивалось немыслимо быстро, появилось много разноцветных коробок, а ему стало очень-преочень страшно, и он заплакал, ведь остался один. Он не понимал, что происходит, ведь всюду ходили чудовища в белом, кричали маленькие чудища, а он все куда-то летел и летел между этими монстрами и плакал, плакал, плакал, но его никто не видел и не слышал. И вдруг одно из чудовищ издало непонятные звуки, которые он почему-то запомнил: «У вас будет мальчик!», — после чего другое чудовище оскалилось, но не страшно, а хорошо, поэтому он залетел внутрь него, чтобы спрятаться.

Там было темно и тихо, плохие звуки почти не слышались и были настолько глухими, что он не считал их страшными. Стало уютно и тепло, а он радовался, что спрятался и перестал быстро лететь, чего сильно боялся. Где он сейчас находился, кто он — все это было неважно, самое главное, что здесь хорошо. Лучше быть внутри монстра, чем снаружи, ведь здесь его никто не найдет. Он поуютней подогнул малюсенькие ручки и ножки, не задумываясь, откуда они взялись и уснул.

Дмитрий очнулся, быстро вынырнув из бессознательного положения, но глаза не открывал, ибо так подсказывало некое чувство, возможно, то самое шестое. Он ощущал, что куда-то летит, крепко прикованный к холодной горизонтальной поверхности, а еще чувствовал, как нестерпимо болит тело, по теории давно должное прийти в норму, ведь работает «волшебная» капельница, но нет. Видимо его слишком крепко зацепили, жаль только не помнит, почему… Что он опять натворил, когда на глаза упала пелена, в этот раз светлая, с небольшими проблесками багровой тьмы? Кого он убил или пытался убить, а еще этот пробирающий до пяток, гавкающий голос… Где он сейчас? Куда делся? Или же вот, величаво цокает, выделяясь среди грохота широких копыт минотавров? А Такеши? Куда увели японца? Вопросы, вопросы, вопросы…

Его полет происходил на чем-то мягко движущемся, таком, что он не ощущал вибрации, зато прекрасно чувствовал, как крепко держат ноги с руками крепкие кандалы… Последний сон приоткрыл еще одну занавесу в огромном театре воспоминаний, но полной картины он все равно не видел и даже представить не мог, ибо такого не ожидал… Что с ним когда-то произошло? Что за душевная травма? Что он такого совершил, из-за чего не мог себя простить, и какого зверя похоронил? Как он жил в Аду и Раю? Чем занимался и какими деяниями запомнился? Кто он на самом деле? КТО? И сколько раз, в конце-то концов, он умирал на Земле?

Его жизнь оказалась настолько длинной и сложной, что уж теперь-то он понял, почему ненавидел тускло-серый земной мир… Столько пережить и удовлетворяться курением на балконе? Бред. Не тем он был парнем. Совсем не тем, а кем-то большим, последний раз спрятавшимся в теле матери, чтобы родиться, встряхнув человечество, вырвать его из сна, но… Погиб в неровной схватке с зеленым змием.

Последняя мысль чуть было не заставила его хмыкнуть и это в ситуации, когда куча огромных чертей-быков идет по бокам, а где-то рядом старый враг, как он сам его назвал, но сейчас потерял ту четкость воспоминаний, словно ее выбили крупными копытами за время беспамятства.

«Действительно… Как же так? В скотовозке я ощущал, как ненавижу этого собакоголового, я словно был тем самим собой, но сейчас снова обычный Дмитрий… Да уж… Раньше бы подумал о таком, решил бы, что шизофреник, но теперь… Теперь я переполнен спокойствием вперемешку с небольшим страхом… Удивительно… Даже присутствие чертова воинства меня не пугает, хотя нет… Пугает, но не так сильно, чтобы трястись…», — плавный полет, наверняка в том самом темном, длинном коридоре давал время прийти в чувство, и Дима прямо-таки ощущал, как окружающая прохлада и чистый воздух придают сил.

Он понимал, что когда-нибудь глаза все равно придется открыть, и если не сейчас, то потом, ведь так доставший в прошлой жизни проклятый собакоголовый не станет упрашивать его, как девственницу-фанатичку, а еще в голову потихоньку возвращались смутные обрывки совсем недавно произошедшего. Дмитрий вспомнил, как жестоко убил двух минотавров, искренне поразившись своей кровожадности и силе, он вспомнил, как разогнул железные прутья и вспомнил, как сильно хотел убить демона-пса, желающего познать его истинную суть. Да он и сам был бы не против познать ее, пусть через ужасную боль от пыток, но зато тогда, как вариант разнесет здесь все к чертовой матери.

«Собакоголовый этот… Как вообще столь невзрачный внешне демон, умудрился стать хозяином такого заведения, хотя все великие инквизиторы никогда не выделялись ростом и внешностью… Этот повеличавей многих из них будет… Серый кардинал Ада… Шевалье местного разлива…», — Дима не задумывался над тем, откуда знает, что великие инквизиторы были мелкими, просто пребывая в уверенности своих мыслей, зато замечал, что при всем окружающем ужасе из него так и прут шуточки.

Сейчас он уже отлично различал цоканье здешнего инквизитора, властвующего над местом, где содержат высших существ, заключенных в человеческие тела, кои являются сверхнадежными тюрьмами, могущими сколь угодно долго хранить любую душу при надлежащем уходе.

«Сколько же их сопровождает меня? И что со мной сделают? Будут мучить? А потом прикуют к каменному столбу, как остальных? Наверное… Естественно, для начала все узнав… Кто я… Откуда и зачем… Надеюсь у них получится и я сам пойму это, а то вижу лишь прилипающие один к одному обрывки… Как же все-таки далеко можно спрятать себя истинного… Да уж… Прошлое… Всеми нами управляет прошлое… Не зная его — не знаешь себя… Пустую голову можно забить, чем угодно и из великого царя превратишься в пьяницу-дворника, начав радоваться икре из кабачков на колченогом столе, а получивший власть дворник повесит весельчака-повара за пережаренный карбонат, который пробовал первый раз в жизни…», — юноша все-таки решился распахнуть глаза, ибо любопытство являлось слишком большой его частью, тем более страх почти отсутствовал, зато присутствовало непрерывное состояние напряжения, но он понимал, что боится не сам, а его тело.

Боится новых, кошмарных пыток, нашептывая, чтобы он быстро-быстро рассказал все-все-все, главное избежать невыносимой боли, а он не мог ничего себе ответить, отчетливо понимая, что его спасет, лишь истинное «Я», просыпающееся в наиболее стрессовых ситуациях.

Он поднял веки, тяжелые, как у сказочного Вия, и увидел бычьи головы минотавров, синхронно выцокивающих с обоих боков и косящихся на него темно-оранжевыми глазами. Попытавшись же взглянуть назад, с трудом запрокинув шею, Дима увидел блестящий нос собакоголового, а сверху, на высоте метров четырех проплывал неярко светящийся потолок, держащийся на гладких темных стенах.

Рогатые здоровяки, увидев, что опасный узник очнулся, мгновенно сосредоточились взорами на нем, пытаясь предвидеть каждое движение, а могучие лапы, все как одна, непроизвольно дернулись к рукояткам наспинных клинков. Дмитрий же в ответ лишь водил глазами, вдыхая холодный воздух Ада.

Он действительно, можно сказать плыл по тому самому коридору из сна, освещаемому все теми же, источающими свет потолками, однако до сих пор не мог привязать эти воспоминания к себе, ибо слишком уж дикими и непривычными были мысли, что он — это кто-то другой. Юноша реально не мог связать происходящее и себя по причине огромной неуверенности, при этом отлично понимая, что творимые им вещи выходят за грань разумного в человеческом мире, а уж мысли, крутящиеся во всклокоченной голове… И вовсе довольно жестокая философия, зато она отлично подходит для реальной жизни, ведь та сама по себе тяжела и невыносима, то есть глупо превращать ее в сладкий сироп.

Живущие внутри него идеи учат никому не кланяться и считать себя еще не очнувшимися богами, что противоречит любому из земных учений, но его сны, как раз об этом и рассказывают. Рассказывают, что однажды он отправился на Землю ради людей, дабы научить их жить иначе, чем учат враги рода человеческого, одни из которых ангелы, кормящиеся энергией пустоголовой паствы. И точь в точь такой же путь у всех его братьев по духу, отличающихся друг от друга, как небо и земля, и вот сейчас он находится там, где его собираются навечно усыпить, дабы он никогда не вернулся на Землю.

— Очнулся? Молодец! Сейчас снова полюбуешься на своих, если помнишь прошлый раз! — багровая пасть собакоголового распахнулась, немного выдвинувшись, а Дима внимательно смотрел на нее, такую клыкастую, внутренне дрожа оттого, что видит демона, бывшего главным героем двух последних снов. — Меня-то ты точно помнишь! Это мы с тобой уже поняли, да?! — угольно-черная голова пса склонилась над ним, где укутанное в черное тело, не забывало величаво цокать, а глаза, холодные, желтые и искрящиеся незамутненной радостью, сверлили обнаженного, загорелого дочерна мальчишку. — Где ты пропадал столько времени?! Я уже заждался! Конечно, ты не один такой, кого бы я желал видеть, есть и другие, более предпочтительные кандидаты, но то, что известно о тебе, уже дорого стоит!! — открывалась и закрывалась пасть с почти человеческим, правда, чересчур длинным языком. — Такой экземпляр «Спящего» в Аду давно не появлялся! Ты здесь здорово натоптал!! Крепкий орешек! Жаль, что не остался с нами… Жаль! — Дима внимательно слушал демона, внутренне содрогаясь от каждого слова, ибо не понимал о чем речь, но тому — собакоголовому, идущему за летящими носилками — было виднее. — Честно говоря, поначалу я тебя считал обычным, очень крепким узником, но… Что-то меня тревожило! — зверино ухмыляясь, проговорил собакоголовый, поглядывая на него блестящими глазами. — Наверное, все было слишком гладко! Слишком! — ощеренная клыкастая пасть капнула слюной. — А так не бывает! — цоканье его небольших копыт явно выделялось среди громыхания минотавров, но это нормально, ведь привыкшие повелевать всегда ходят иначе.

Дмитрий же внимательно слушал демона-пса, глядя на проплывающие потолки и распахивающуюся пасть, думая, стоит ли комментировать односторонний монолог владыки необъятных казематов? Мимо проплывали охраняющие тоннель минотавры, огромные и отлично вооруженные, стоящие через каждые пару десятков метров, а полет все не заканчивался, да и не должен был быстро закончиться.

Он и во сне долго шел сквозь него, и помнил, сколько здесь ловушек на случай вторжения чужаков. За прошедшие годы рогатые должны были улучшить их, возможно где-то поменять… Да уж… Странно и непривычно видеть места, которые являлись самой настоящей реальностью, хоть он и желал считать их фантазией, однако очень часто сны сбываются… Жаль не так, как хотелось.

— Сейчас увидишь своих! Столько времени прошло! — повторил собакоголовый, забежав чуть вперед и вбок, обходя громыхающих по камню быков, внимательно следящих за прикованным мальчишкой. — Мы их немного перевесили, и тела чуть подправили, но картина, в общем, та же! Наподобие той, что ты видел в последний раз! А место для тебя здесь берегут! Пыль с него стирают! Ха-ха-ха! — язвительно захохотал демон, покручивая золотистый жезл, юрко вылетевший из просторных одеяний, темных, как безлунная ночь в джунглях Амазонки. — Скоро! Скоро ты займешь его, но для начала необходимо устроить шоу для других «жителей» заповедника! «Жителей»! Ха-ха-ха! Других «Спящих»! Не таких, как ты или идущие рядом, но… Отличных ваших последователей! А шоу требуется, чтобы отбить у них охоту сопротивляться и думать о свободе! Отнять надежду! Они должны понять, что отсюда не выбраться, и что все их действия в прошлом бесполезны, ведь если ТЫ ничего не смог, то им спасение человечества и подавно не по зубам! — следующий, непонятно из-за чего кусок льда рухнул в желудок тощему юноше, не могущему и шевельнуться, настолько хорошо держали оковы. — А ты я смотрю, отлично загорел, как и в прошлый раз, хоть пробыл у нас совсем недолго! Ха-ха-ха! — радостно издевался собакоголовый над доставшимся ему лакомым кусочком, совершенно забыв про смерть масаи. — Не тяжело столько времени среди тупоголовых людей топтаться?! Нет? — задавал идиотские вопросы высокопоставленный демон, а парень подавленно молчал, считая каждый «цок» минотавров. — У вас же, характер совсем не для Земли! Вы никого не слушаете, но как-то умудряетесь жить среди человеческого скота… Меня это всегда поражало! Гордые, ни перед кем не сгибающиеся, а растете среди тех, кто привык ползать на коленях, получая пищу с руки! Люди наши создания! Наши и ангелов! — он повысил голос, а после последнего слова брезгливо сплюнул, словно очистив пасть от вонючей гадости. — Они созданы, как рабы, как роботы, поэтому обязаны подчиняться! — черт яростно взмахнул жезлом, засветившимся опасным багрянцем, а быкоподобное сопровождение дернулось, отчего носилки плавно подскочили и челюсти Димы мягко щелкнули. — Аккуратней! — рявкнул пес, сверкнув клыками, а смертельный жезл еще сильнее засветился. — Ценный груз везем! Как бы снова вырубать не пришлось! — единственное, что парню польстило за последнее время, так это то, что он ценный груз. — Ага! А вот и они!! — радостно воскликнул демон, и Дима выгнул шею, дабы увидеть, как носилки залетают в огромное темное помещение с прохладным сухим воздухом и множественными каменными столбами с прикованными к ним изувеченными телами, где пучки проводов из вскрытых черепных коробок уходили в гладкий, почти зеркальный пол. — Улыбнись родне, «Спящий»! Дмитрий, да? Так тебя зовут?! Слово-то какое чудное… — хмыкнул собакоголовый, а минотавры умело держали серьезную мину, не вмешиваясь в монолог смотрителя заповедника. — Ну и имечко тебе дали родители!! Ха-ха-ха! Как ты такой гордый, носишь его?! — демон-пес издевался над ним каждым движением челюстей, а ведь мальчишке реально не нравилось это имя, и он всю жизнь хотел другое, вот только какое — не помнил. — И долго ты молчать будешь?! — пес с копытами, без предупреждения, что вполне естественно, вонзил когтистую лапу ему в грудь, но парень едва дернулся, терпя боль, не такую уж и сильную, по сравнению пройденным.

— А когда мне говорить! — не выдержав собственного безмолвия и глядя на конечность демона-пса у себя в теле, расцепил пересохшие губы мальчишка. — Ты же болтаешь без умолку! — Диме жутко надоел тюремщик, слишком много о себе возомнивший. — Рассказываешь все, что лезет в поганую голову, а мне рта не даешь раскрыть! — он зло уставился на собакоголового, вывернув шею, а тот приоткрыл багровую пасть, любопытно взглянув на «Спящего».

— Продолжай-продолжай! Наглость в тебе все та же! Из тех времен, а значит, характер не сломлен! — он вонзил лапу глубже, сжал ее и резко вырвал из грудной клетки большой клок сочащихся кровью мышц. — На! Раскрывай рот! Сам попросил! — гавкающий голос был пропитан язвительностью.

Парень взвыл, ощутив сильную, но мгновенно затихшую боль, однако тюремщик без промедления ухватился за нижнее ребро и с недюжинной силой его выдернул. Юноша опять заорал, наполнив огромный зал эхом и вспомнив пыточную лежанку Анатона, а его кровь обильно брызнула на одного минотавра, с удовольствием ее слизнувшего.

— А так?! Так хорошо?! — склонился над ним демон-пес, пахнув жаром из багровой пасти, и второе ребро, хрустя, покинуло костлявое тело юноши, который еще сильнее закричал, несмотря на то, что регенерация проходила почти мгновенно, хоть и не восстанавливала потерянные кости.

— Бы-ва-ло и ху-же… — отдышавшись, с заиканием произнес Дима, ненавидяще глядя в песью морду и не собираясь прогибаться перед тем. — Причем намного… — по горячему лбу стекал пот, щекочущий виски и переносицу, однако никто не собирался избавлять его от данного дискомфорта.

Висящие в воздухе носилки находились в огромном помещении с гладким полом, размыто отражавшим все находящееся внутри, а это две сотни каменных столбов, где на почти всех висели надежно прикованные люди, разные, но все, как один с породистыми лицами, вскрытыми черепными коробками и без конечностей… Теперь уже совсем без конечностей, а значит эксперименты закончились. Сегодняшний день показывал, что здесь, скорее всего, произошел инцидент, заставивший полностью лишить их рук и ног, пусть даже неродных, а Дима вспомнил сон, где он боялся, что они сорвутся и в неконтролируемом безумии нападут на него.

Собакоголовый специально остановился, чтобы прикованный «Спящий» увидел тех, кому станет соседом через несколько часов, и мальчишка смотрел. Смотрел, изо всех сил пытаясь вспомнить, кто он и кто они, но не мог, хотя казалось, ответ так близок… Даже все увиденное и видимое сейчас не могло дать полной уверенности в потаенных безумных мыслях, уверенно кричащих о его истинной сути, но… Уж слишком диким это представлялось, а все проклятая Земля… Во всем виноваты земные учения, насквозь пропитавшие разум и не желающие его покидать.

— Бывало хуже, говоришь!? Хуже!? Верю!! Ха-ха-ха! Я верю тебе, мой старый друг! — демон-пес прищурил пронзительно-желтые глаза, с хрустом вонзив когтистую лапу в районе ключицы, брызнув темной, само собой не своей кровью. — Регенерация всем хороша, но что ты сумеешь сделать без костей, даже если до конца проснешься, а «Спящий»?! — он сделал сильный рывок, а тело Дмитрия уперлось в оковы, и широко распахнувшийся рот пытаемого парня издал дикий крик.

Кость ключицы с жутким, отвратительным треском покинула насиженное место, и новая кожа мигом покрыла изуродованное место. Вопль Димы не был продолжительным, однако внутренние переживания, что его действительно оставят без костей, ранили душу. Капли крови оросили все вокруг, включая лицо мальчишки и клыкастые морды здоровяков-минотавров, а собакоголовый склонился, обдав его жаром без какого-либо запаха, и несколько раз звучно щелкнул челюстями.

— Ну, как «Спящий»?! Хорошо тебе?! Хорошо?! — высокопоставленный черт сильно и наотмашь хлестнул его когтистой лапой по щеке, а затем повторил несколько раз. — Это тебе маленькая подготовка перед сольным выходом! Снаружи ты расскажешь все, что вспомнил и вспомнишь то, что еще не знаешь! И пусть остальные в тысячный раз поймут, что они бессильны перед вечностью Геенны Огненной! — он отцокал в сторону, открыв дрожащему парню лучший обзор блестящего зала.

Быкоподобные воины Ада тем временем следили за ним, беззащитным и прикованным к висящим в воздухе носилкам, не дающими сделать ни одного движения, однако даже сейчас боялись его. Сам же Дмитрий отлично понимал, что не настал еще момент, когда очнется он настоящий, будто чего-то выжидающий, ибо мощное, как никогда сердце непрерывно гоняло кровь, словно подготавливая тело к свершению невозможного.

А вокруг висели прикованные к гладким каменным столбам худощавые люди, без рук и ног, из черепных коробок, которых выходило множество проводов, превращающих их в подобия елочных гирлянд, вот только скучных, ибо давно потухших… Их совершенные разумы отрезали от внешнего мира, заставив безжизненно болтаться внутри изуродованных, никогда не болеющих тел, а безжизненные глаза ничего не выражали, лишь веки изредка моргали, рефлекторно смачивая глазные яблоки.

«Психиатрическая лечебница, мать ее так… Как для опасных преступников, которых обкалывают всякой херней, чтобы те навсегда оставались овощами, только здесь у всех забрали мозги… И ладно бы я помнил, кто они такие, но нет же… Хотя, что тело… Тело — сосуд, а все сосуды не упомнишь, тем более, что заложенная в гены программа может создать все, что угодно…», — внезапно у одного, ближе всех прикованного «овоща» в глазах промелькнул чистейший белый свет, минотавры хором вздрогнули, но из верхней части столба высунулась игла, мгновенно вонзившаяся в шею пленнику.

Несколько секунда ничего не происходило, а затем светящиеся глаза погасли и тело, висящее на столбе, снова выглядело также безжизненно, как и раньше.

— Скоро и ты таким станешь! Только дернешься и сразу укольчик, ведь крепкую душу невозможно связать до конца! Она помнит, и всегда будет помнить, для чего создана, даже проспав миллионы лет! — собакоголовый с удовольствием рассказывал юноше все, что приходило в угольно-черную, остроухую голову, будучи уверенным в беспомощности того, прикованного к летающим носилкам и находящегося под наблюдением десятка здоровенных минотавров.

«Все вы одинаковы… Все до единого… Бахвалитесь и рассказываете задуманное, считая себя непобедимыми… Прямо, как я… Точь-в-точь, такой же… Выдаю все свои замыслы, страшно гордясь ими, а они в ответ с хохотом рушатся…», — юноша, совершенно непроизвольно, грустно ухмыльнулся, умудрившись отвлечься от происходящего кошмара, а демон с головой пса яростно посмотрел на него.

— Все веселишься, «Спящий»?! Все улыбаешься?! — он с силой провел когтями по правой стороне головы юноши, отодрав тому ухо, которому тут же вылезла достойная замена, а Дима взвыл, вспомнив безумного Анатона. — А сейчас?! Весело тебе, Димочка?! Весело!? — высокопоставленный черт вонзил когти под вторую ключицу и вырвал ее со страшным хрустом, по крайней мере, так показалось парню, брызги же его крови попали прямо в лицо молодому минотавру, задававшему вопрос о «Спящих» и тот слизнул их, любопытно осматриваясь.

Судя по всему, рогатый богатырь первый раз находился в этом блестящем помещении, что заметил всевидящий собакоголовый, не сумевший бы без подобных способностей занять свое место.

— Эй ты!! Чем занимаешься?! — он оскалил острые клыки, прищурив холодные желтые глаза, а огромный бык сжался, словно обоссавшийся щенок в ожидании хозяйской трепки. — Хочешь отправиться на корм скоту?! Ты ведь новичок?! Да?! — зло гавкающий голос выплевывал вопросы, а рогатый громила моргал темно-оранжевыми глазами, с опаской поглядывая на меняющий цвет жезл.

— Извините, господин!! Я здесь первый раз! — затараторил тот зычным, блеющим голосом, где ноток страха было больше, чем букв в произнесенных словах. — Виноват, каюсь! Обещаю так не делать! — молодой минотавр оправдывался, как умел, куда-то подевав воинскую выучку, что делало его жалким.

— Кто его сюда взял?! — в ответ на вопрос пса с копытами последовало пара секунд озадаченной тишины, ибо никто не хотел получить взбучку. — Я спрашиваю, кто его сюда взял?! — у собакоголового заканчивалось терпение, и он внимательно осмотрел всех быков, пока один боязливо не сознался, понимая, что игра в молчанку с адской инквизицией до добра не доведет.

— Я, господин! Я! Виноват! Не проверили до конца, но у нас не хватает охраны! Несколько погибли пару дней назад, поэтому и пришлось искать замену! У него… — заговоривший черт кивнул на молодого, хлопающего глазами быкоподобного. — Очень высокий балл, но любопытство подводит!! Больше ставить не буду и готов принять ответственность за его проступок на себя!! — защищающий коллегу минотавр метнул еще один взгляд на молодого, пообещав тому, сильно сглотнувшему, всех известных кар.

Укутанный в черное собакоголовый пару секунд смотрел на обоих, ничего не говоря, а полный пламенной смерти жезл менял цвета, согласно перебирающим его нечеловеческим пальцам, минотавры же преданно смотрели, хоть в их глазах и проскакивал подобающий таким случаям страх. Наконец демон-пес удовлетворенно кивнул и посмотрел на носилки с обнаженным парнем.

— Ну, что касатик?! Поехали?! Не можешь больше шевелить ручками?! Ха-ха-ха!! — злобно захохотал он, внешне забыв про молодого черта, облегченно вздохнувшего, отчего закачался клинок за широкой спиной, а видевший это Дима отчетливо понимал, что правда ничего не может сделать руками, кроме, как напрячь мышцы. — Это для страховки! — заметив его усилия, ухмыльнулся местный инквизитор. — Что такое человеческое тело без костей?! Ничто!! Просто мясо в мешке из кожи! Ха-ха-ха! Движемся дальше! Сейчас наш беглец выступит перед своими фанатами! — демон довольно оскалил клыки, посмотрев на минотавров, робко шевельнувших бычьими губами, что теоретически было улыбками. — Чего замерли!! Вперед!! — из багровой пасти раздался злобный рык, и носилки мгновенно дернулись, потащив парня в неизвестность, хотя какую там неизвестность…

Все ему было известно, кроме места назначения, и Дмитрий понимал, что его везут разделывать на глазах многочисленной публики, предварительно прокатив перед подобными ему людьми, точнее не людьми, а непонятно кем, он еще сам не знал. Сейчас первоочередной мыслью, а точнее мечтой было разозлиться и вновь стать сильным и всемогущим, но не получалось, хотя вроде должно, ведь ему грозит недюжинная опасность. С другой стороны он чувствовал любопытство, а страх… Страх, коего в изуродованном теле уже поднакопилось, еще не настолько овладел им, чтобы Дима думал о спасении, и видимо это и останавливало его настоящего, хотя вырванные ребра и ключицы должны пугать, но все-таки именно страсть к познанию мешала этому.

Высокотехнологичные и абсолютно не подходящие к уродливому Аду носилки медленно пролетели через огромный зал, полный каменных столбов с прикованными к ним «овощами», охраняемыми почище Форт Нокса, и пусть это было не самое лучшее зрелище, но сие помещение, полное тел, заключавших в себе души высших существ, вызывало мрачный восторг.

— Ну, что?! Вспомнил «Спящий»?! Вспомнил или эти груды мяса ничего тебе не говорят?! — демон-пес провел ему по щеке когтем, пропахав кровавую, мгновенно заросшую борозду, а Дима дернулся, что вызвало мгновенное напряжение мускулистых тел минотавров, не спускающих с него глаз. — Наверное, не говорят!! — вторая щека получила свою борозду, а юноша внезапно подумал, что потери необходимых костей можно было бы избежать, если бы адские умники доработали «волшебную» капельницу.

Носилки бесшумно и плавно двигались по следующему коридору, полному непроницаемых дверей, ведущих в некие комнаты, откуда доносились ужасные крики, чем-то смахивающие на слышимые в цитадели Низама, а Дмитрий нервно шевелил пальцами недвижимых рук, тяжело дыша. Сейчас он не хотел разговаривать с собакоголовым тюремщиком, желающим его вскрыть, дабы поставить следующую галочку в свой ежедневник, а наоборот желал познать себя с помощью того. И пусть это будет ужасно выглядеть и дико больно чувствоваться, но остается лишь такой вариант. Его короткое путешествие по Аду заканчивается и возможно происходящее с ним является тем самым, давно продуманным планом, который он не помнит. Все может быть… Все… Такая огромная мозаика, которой до сих пор не видно начала и конца, может принести еще немало сюрпризов.

«Как там интересно Такеши? Куда он подевался? Наверное, увели куда-то… И что сделали с телом масаи? А Лиза со своим пацаном… Живы ли они? Такеши-то жив, я уверен, а вот девушка… Какие испытание выпали на ее долю? Молодая мать с ребенком… И грудь… Выдающаяся грудь…», — Дима задумался о людях, прошедших с ним часть недолгого, но впечатляющего пути и совсем забыл про себя.

Они действительно волновали его, по жизни и с виду ужасного эгоиста, а на деле того, кто просто не встречал родственных душ. Парень до сих считал, что ответственен за судьбы молодой матери, японца и, конечно же, погибшего Лкетинга, но его судьба была важней. Именно она сейчас решалась, и это решение могло исправить множество чужих проблем, поэтому оставалось только терпеть…

«Терпеть, сжав зубы, одновременно крича от боли и вспоминать… Вспоминать… Именно жуткая боль должна, просто обязана вытащить из меня далеко спрятанную память и все возможности, так что пусть… Пусть этот пес делает со мной все, что ему заблагорассудится, а я… Я лично его похороню…», — Дмитрий удивился последним, пришедшим ниоткуда мыслям, вынырнувшим из неконтролируемой им части сознания, тут же удовлетворенно поняв, что все-таки просыпается.

Такие мысли не могут появляться сами по себе, причем ведомые огромной уверенностью. Он явно просыпался и его разум дополнялся новыми частицами сложной мозаики познания себя. Так и на Земле, многие люди считают, что сходят с ума, когда в их головах появляются слова, ранее не никогда не слышимые и это так сильно пугает их, что они обращаются к психиатрам, дабы те «залечили» их успокоительными препаратами. А ведь можно смириться с происходящим, постаравшись понять, что к новому надо привыкнуть, а не отбрасывать его, теряя огромные возможности. Разум развивается, а когда развитие чересчур быстрое, то оно заметно, если же наоборот, то человек и не поймет, что становится умнее. Это, как тренировки, сначала отжимаешься двадцать раз, а через пару месяцев — сорок и сам не понимаешь, когда успел стать в два раза сильнее.

Еще только прибыв в Ад с очищенным от алкоголя разумом, Дмитрий сразу понял, что внутри него происходят изменения, причем с большой скоростью и их нельзя остановить, даже будучи прикованным к пыточной лежанке, зато сейчас он был готов сказать: «Спасибо!», — Геенне Огненной за новые знания о себе. Его разум почти вернулся, легко приняв «сказки» о параллельных мирах, прошлых жизнях, ангелах, демонах, которые реальны, как и он сам, загадочный и намного лучший, чем обычные люди, ведь просто вырос не в том месте. Месте, учащем, что он никто и звать его никак. Месте, заставляющем кланяться всем, никогда не разгибая спину. Месте, твердящем, что необходимо есть, пить, спать и смотреть огромный телевизор, дабы ощущать себя счастливым. Месте, нашептывающем, что секс — величайшее из наслаждений и ради него необходимо делать все от тебя зависящее, а Иисус поможет в этом, вися на золотой цепочке в ложбинке меж силиконовых грудей. Вот такая она Земля сегодня и он рад, что увидел ее со стороны Ада, ибо снова готов принять всю уготованную ему боль, дабы вернуться и попытаться помочь. В неизвестно какой раз. Все ради них, ради людей. Лишь бы они выросли и стали взрослыми.

Глава 7

— Хотелось бы, но не вспоминается… — едва слышно пробормотал Дима, не желая спорить с демоном. — Твоей морды хватает… — вдруг вырвалась фраза, которую он не собирался говорить.

— Прекрасно! Прекрасно! — удовлетворенно прогавкал собакоголовый, ловко крутанув вычурным жезлом, отчего пошатнулись свирепые минотавры. — Вот за это я и люблю «Спящих»! Вечно спорите, огрызаетесь, а в совокупности с исходящей от вас опасностью — это… Восхитительно! Божественно! — он пугающе провел острым когтем по лицу мальчишки, пройдя по носу, зацепив ложбинку над верхней губой и дернув нижнюю, но ничего не сделал, а ведь тот напряженно ожидал нового скачка боли. — Не бойся, старый друг! Оставим дальнейшие страдания для твоего выступления! — негромко рассмеялся демон, в сотый раз доказывая, что в Аду умеют красиво говорить. — Просто настраивайся на грядущее представление! Будет… — он задумался, подбирая слово и покручивая смертельным жезлом меж нечеловеческих пальцев, отчего нервничали быкоподобные. — Будет сильно! — демон-пес приподнял жезл, желая усилить эффект своих слов.

Дима же молча лежал, хоть и желал открыть рот, дабы что-нибудь ляпнуть, причем попротивней, но сдерживал себя. Он помнил о грядущей боли и помнил, что потерял два ребра с ключицами, однако липкий, витающий вокруг страх все равно не мог объять загорелое дочерна тело, перенесшее огромное количество невзгод и теперь едущее «выступать» для своих единомышленников.

«Терпи Димочка… Терпи… Ты сильный…. Ты сможешь… Лкетинг говорил, что в тебе огромная сила, так докажи это… И докажи не так, как выступал на Рынке, где лечил сломанные кости младенца и не отличной стрельбой по движущимся целям, а делом… Настоящим делом… Вытерпи все… Познай себя и освободись до конца, приняв собственные суть и предназначение, заключающиеся в спасении такого ненавистного тебе человечества… Ты не один… Вас много здесь и на Земле, где некоторые до сих пор спят! Так вернись и разбуди их! Вернись, вспомнив все, и тогда сам Творец не сможет остановить тебя, ибо ты часть Вселенной, а она часть тебя, и поэтому ты можешь управлять ей так, как душе угодно! Ты можешь превзойти Бога, любого из Богов!», — странные мысли, могущие свести с ума религиозного фанатика, никогда не сравнивающего себя с Творцом, а только с ссаной тряпкой, рождались внутри, успокаивая Дмитрия перед «концертом». «Ты самый сильный! Самый лучший! Идеальный! Ты никого и ничего не боишься! Ты часть Вселенной, а она часть тебя, и поэтому ты можешь ей управлять!», — откуда брались эти, походящие на мантру слова, мальчишка не знал, просто принимая их из потаенной глубины разума, пытающегося защитить его от внешних невзгод и подготавливая к серьезному испытанию.

— Готовься, «Спящий»! Готовься, ведь сейчас твой выход! — с гавкающим смешком произнес собакоголовый, и Дима почувствовал приятное дуновение свежего воздуха, идущего спереди и ласково щекочущего грудь. — Они уже собраны! Те «Спящие», твои последователи! Не такие, как ты с твоими собратьями, но могущие натворить немало бед, пытаясь вам подражать! Так покажи им безнадежность! Ха-ха-ха! — он гулко и омерзительно противно захохотал, перемежая гавкающий смех рычанием, а парень тяжело задышал, мерзко затрясшись изнутри и чувствуя большое скопление людей.

Легко движущиеся по воздуху носилки, сопровождаемые группой из десятка минотавров, все тише и тише летели, «выезжая» на большую, находящуюся под наклоном овальную арену, то ли вырубленную в скале, то ли являющуюся частью полного коридоров здания, по которому его везли — он не помнил или не знал. Дима даже не мог утверждать был ли он здесь в своем сновидении или нет, но то, что в этом месте иногда давали кровавые «выступления», являлось очевидным.

Отполированный до блеска и забрызганный застарело коричневым камень небольшого амфитеатра, с которого не грех богам выступать перед смертными, наверняка видел многих «Спящих», расчлененных на своей поверхности и сейчас был готов принять следующего, «жаждущего» показать себя.

Носилки вылетели прямо в его центр, направляемые свирепыми минотаврами, где самый молодой до сих пор выглядел жалким, как побитая собака, а за ними неспешно вышагивал главный инквизитор заповедника, покручивая смертельным жезлом, налитым багровой смертью.

Сам амфитеатр, создававшийся для редких выступлений перед многочисленной аудиторией, возвышался над землей примерно на четыре метра, а принудительно-добровольно загнанные на кровавое представление зрители стояли на приличном расстоянии, сдерживаясь искрящимся силовым полем. За эту мерцающую стену никто и не думал соваться, а ведь сюда согнали огромное количество по-любому разномыслящих, хоть и изможденных узников, с жутко усталыми лицами, желающими ничего не видеть, не слышать и скорее всего, не хотящими жить.

«Офигеть… Столько «Спящих»… Таких, как Такеши с Лкетингом… И никто не думает устраивать революцию, ибо, наверное, наустраивались… Судя по ним, из них давно выбили желание сражаться… Нет надежды… Нет жизни… Лучше бы им память стирали, но нет… Не стирают… Тоже издевательство своего рода… Они должны жить и помнить, что ничего не выйдет… Помнить, что вокруг безжалостная пустыня полная кровожадных тварей, в которую в принципе можно убежать, но нельзя далеко уйти… И, наконец помнить, что еще никто не привел людей к свету, а ныне пытающиеся будут изуродованы на их глазах… Сейчас и меня замучают, дабы я рассказал им свою историю, а после превратят в овощ, показав, что никто не покинет Ад… Земля же… Земля — это филиал Геенны Огненной, где «Спящих» прячут в психушки, как только мы начинаем рассказывать людям правду… Все против нас… Церковь против… Государство против… Вся система против… Винтики не должны раскручиваться… Винтикам необходимо быть надежно стянутыми, чтобы гаечки могли с ними взаимодействовать… Что здесь, что там «Спящих» мучают и не дают жить, но мы пытаемся… И да! Я очень боюсь стать безмозглым… Быть закованным в тело без рук и ног, причем четко осознавать это где-то далеко и глубоко внутри него…», — Дмитрия покрыло крупной гусиной кожей, а ведь на воздухе снаружи было довольно жарко, несмотря на ночь, наступившую в адской пустыне.

Огромные, упирающиеся в красноватые небеса стены заповедника вздымались на недосягаемую высоту, и даже находясь вдалеке, показывали насколько они непреодолимые. Оказывается, длинный тоннель, начинающийся в одной из них, проходил под землей, где и висели другие, особо ценные «Спящие», а уж после некое его ответвление выходило сюда, наверх.

Прикованному к носилкам Диме было неудобно разглядывать окружающее пространство, тем более, что без ключиц, оказывается, нелегко, да что там нелегко, невозможно приподнимать голову, но большую часть территории он все-таки видел. Заполненная высокими темными скалами и красным песком, огромная пустыня с гигантским котлованом по центру, окружалась немыслимой высоты стенами и охранялась сотнями, а то и тысячами самых разнообразных, ужасных созданий. Он видел бродящих вдалеке варгхоподобных монстров с искрящимися кнутами и двулицых чудовищ из снов… А еще видел чертей… Самых разных… Всюду бродящих и следящих за рабами… Козлоподобных, бараноподобных, быкоподобных, кабаноподобных и естественно сатиров, куда же без них, мерзких отродьев… Десятки отвратительных, как всегда толстожопых, даже на такой жаре свиней, гнусаво верещащих, что отчетливо слышалось на высоте овальной пыточной сцены.

Издалека доносились жуткие, нескончаемые вопли, словно кого-то непрерывно жарили и варили, а еще вонь горелого мяса… Она была всюду… Лезла в нос и пыталась обнять… Дмитрия начало тошнить, а тяжелое дыхание стало еще тяжелей. Мальчишка и раньше понимал, какая судьба ждет купленных на мясо рабов с пятым тавро, но сейчас явно ощущал ее, и ему снова стало их жаль. Жаль людей, которые считали его чудовищем более худшим, чем сами черти, однако он здесь ради них.

Здоровенные минотавры, тем временем отошли от носилок, громко цокая широкими узорчатыми копытами, распределившись по овальной арене так, чтоб не мешать видеть «шоу» собранным узникам, но в тоже время не упускать из вида прикованного «Спящего». Они единым, синхронным движением навели на него оружие, стреляющее светящимися иглами, а парень недвижимо лежал, хрипло дыша и тупо глядя в красное небо Ада, словно искал там путь к спасению.

Его худые руки не двигались, лишь нервно шевелились пальцы, а загорелое дочерна тело наполняло чувство страха, но не того, что заставляет сжиматься в комок и пронзительно вопить, а нашептывающего о скором открытии хорошо забытого старого, которое покажется удивительно новым. Вот это и пугало, ибо предполагать, какой окажется неизвестность, всегда страшно, а боль… Боль явление временное, хоть и отвратительно-ужасное. Сейчас Дмитрий отчетливо осознавал это, а еще почти уверовал в то, что он действительно лучший и является неотъемлемой частью Вселенной, подготовившей сие представление.

Огромную и неподдающуюся подсчету массу согнанных «Спящих», по большей части охраняли те самые, ужасные двулицые из сновидения, по-хозяйски нагло бродящие меж них, а внешним кордоном являлись «Варгхи» и разномастные черти, в основном козлоподобные. Все эти адские создания умело контролировали столпотворение особо одаренных, но уставших от бессмысленной жизни узников, давно не собирающихся бунтовать, и сейчас собранных познать еще каплю безнадежности… Возможно где-то внутри них и жила надежда, что Добро все-таки побеждает Зло, но этого так давно не происходило, что она постепенно затухала. Изможденные лица и усталые глаза не желали смотреть вверх, где вот-вот должно начаться «представление», заканчивающееся одним и тем же, но кошмарные двулицые, словно чувствовали это и, то один, то другой сгорбленный раб получал удар хлыстом для поднятия глаз. Да… Собранные «Спящие» давным-давно не чаяли покинуть сие место, привыкнув к пустому существованию полного горячего камня и забыв о собственном предназначении.

— Приветствую вас, мои дорогие друзья! — величественно смотрящийся на фоне красноватых небес, укутанный в непроницаемо-черные одежды демон-пес сделал издевательский реверанс и показательно неторопливо процокал вокруг Димы, любые движения которого фиксировались внимательными, как никогда минотаврами. — Вас всех здесь сегодня собрали, чтобы в который раз показать невозможность прекратить вечный отдых в этом прекрасном месте, созданном специально для вас! Ха-ха-ха! — издевательский смех, отраженный от бесконечно высоких стен, разнесся по всей видимой территории, чем-то усилившись, как впрочем и гавкающий голос. — Показать, что Ад останется вечной тюрьмой, а старые легенды о высших и способных на все существах, остаются всего лишь легендами, ибо эти существа вовсе не высшие, а такие же, как вы неудачники, заточенные в человеческие тела! — он язвительно усмехнулся, взмахнув когтистой лапой с золотистым жезлом, мгновенно налившимся багряцем, но унылое рабское столпотворение никак не отреагировало. — Ваши мечты — не мечты, а грезы, а уж само желание покинуть Ад с памятью даже не грезы, а нечто несбыточное! Ваша память навсегда останется здесь, а проснувшиеся на Земле попадут в тюрьмы хуже этой, где будут содержаться до смерти, чтобы однажды вернуться к нам! Это замкнутый круг!! Замкнутый круг, безнадежные глупцы!! Ха-ха-ха! — собакоголовый мерзко захохотал, а Дмитрий слушал, дрожа от возбуждения, ибо чувствовал мысли тысяч «Спящих», причем чувствовал, как нечто унылое, без эмоций, что злило его. — Сколько раз я повторял это, сколько раз привозил сюда высших, чтобы показать их неспособность сопротивляться нам, чертям, а вы до сих пор верите в них! — лично мальчишка, крепко прикованный к носилкам, не чувствовал ни грамма веры, исходящей снизу, но инквизитору с головой пса видней. — Перестаньте, ибо подобные ему ничтожны! Они такие же, как вы, а многие хуже вас! Они никто и звать их никак! — демон-пес, наворачивающий круги по амфитеатру, неторопливо подцокал к напряженному Дмитрию и, ухватившись за ребро выше уже вырванных, с треском вытащил его, после чего парень издал дикий болезненный крик, разнесшийся по заповеднику, заглушив вопли жарящихся рабов. — Посмотрите на него! Посмотрите! — вскричал инквизитор с угольно-черной головой, взмахнув золотым жезлом и бросив окровавленную кость вниз, где его ловко поймал огромный двулицый и быстро сожрал, разжевав крепкими зубами. — Беспамятный и беспомощный! Ничего не могущий ответить! — он вонзил лапу выше и вырвал новое ребро, а парень вновь закричал, испытав безумную боль, когда следующая кость с мерзким хрустом покинула тело. — Не могущий рассказать, кто он! Слабак и ничтожество! — когтистая рука сместилась на другую половину торса и вырвала ребро там, а у «Спящего» брызнули слезы, пусть даже чудовищная боль быстро исчезла.

Сердце билось с огромной силой и скоростью, тело жутко тряслось изнутри тело, а мысли бурлили, как кипящая вода в чайнике, сменяясь одна на другую. Дима видел удивительные картины, вылетающие из глубин его разума, подобных которым не мог и представить, понимая, что это старая память… Она возвращалась из бескрайнего космоса, а темная пелена вновь закрывала глаза, оставляя его видящим. В прошлые разы такого не было, обычно он сразу терял сознание, но сейчас наполнился огромной мощью, чувствуя, что способен разорвать адский металл, сдерживающий руки и решил сделать это, однако кисти беспомощно уперлись в кандалы, едва приподнявшись, хотя сами носилки буквально затрещали от напряжения тощего, загорелого дочерна тела.

Собакоголовый хозяин заповедника услышал звуки сопротивляющегося железа и оскалил пасть в звериной ухмылке, а минотавры держали пальцы могучих лап на курках оружия, парализующего самых сильных узников, однако сигнала атаковать не поступало.

— Наконец-то! Просыпайся! Просыпайся, «Спящий»! — прогавкал укутанный в черное демон, сделав «цок» назад и положив нечеловеческую кисть на правый локоть Дмитрия, а тот, бурлящий недюжинной силой понял, что сейчас будет ОЧЕНЬ больно. — Назови свое настоящее имя! Скажи его! Мне не хватает ваших имен! Еще двадцать два! Так много! Так много! — рычал собакоголовый, водя нечеловеческой рукой по выбранной части тела. — Но я терпелив! — острые когти вонзились в руку, сжав локтевую кость, дернули, и она покинула тело, безвольно лежащее и изуродованное, а испускающего свет из глазниц юношу накрыло такой волной боли, что раздробленный у Анатона локоть и рядом не стоял, правда, в этот раз сознание он не потерял.

Дмитрий закричал, скорее даже завыл, обливаясь слезами и желая, чтобы рука куда-нибудь исчезла и чудовищные страдания прекратились, а стоящие внизу рабы опустили еще больше потускневшие взоры, безнадежно понимая, что демон-садист отвратительно прав… Даже «Спящие» высшего уровня не могут противостоять совершенству человеческих тел и вырваться на свободу, дабы разнести Геенну Огненную в клочья, а чертей сжечь и развеять их прах по теплому ветру.

Многие «жили» в Аду еще с тех времен, когда «Спящие» работали на многочисленных рудниках, разбросанных по проклятой планете, и их еще не разделяли на узников второго и третьего сорта, пока однажды не нашлись рогатые умники, понимающие, что их проклятому миру вредит уменьшение потока человеческого скота с Земли. Вот тогда-то и создали заповедник, где одаренные души находились уже две сотни лет, не получая от беспросветного существования никакого удовольствия.

— Скажи мне свое настоящее имя!! Скажи!! Проснись, «Спящий»!! Проснись!! — вторая коленная чашечка покинула насиженное место, улетев и брызгая красными каплями, а у Димы, лицо которого в не менялось на звериное, лились слезы, бегущие из полных света глаз. — Вот он! Вот тот, кого называют высшей сущностью, но он лежит и воет, как умирающая скотина! Как обычный, жарящийся раб! Вы все добровольно приняли гнет человеческих тел, загнав себя в ловушку! — гавкающий голос собакоголового разносился всюду, не пропустив уши ни одного «жителя» заповедника. — Смотрите на него! Смотрите и смейтесь! Вот он высший, не помнящий своего настоящего имени! Ничтожество! Не может ничего сделать, ибо закован в созданную нами — чертями груду мяса, надежно удерживающего его суть! И это его выбор! Выбор всех вас! Ха-ха-ха! — демон-пес захохотал, вскинув вверх морду, а Дима, нога которого зажила, оставив уродливую вмятину, подумал, как же не хватает полной луны, дабы собакоголовый выглядел по-волчьи. — Скоро, очень скоро Земля очистится и в Ад пойдет один только скот, а о вас — неудавшихся спасителях — позабудут! — желтые глаза с сумасшедшим блеском оглядели собранных внизу «Спящих», и вернулись тяжело дышащему Дмитрию, бурлящему силой, но не могущему разорвать оковы, ибо тело без костей — ничто. — Выходцы из сотен Вселенных, пришедшие на Землю и запертые навеки! Ха-ха-ха! И эти… — он смотрел на источающего свет юношу, бессильно дергающегося на дрожащих носилках. — Две сотни добровольцев, вызвавшихся помочь, но за тысячелетия тысячелетий опустивших руки и разбредшихся по Земле в поисках своих «Я»! Скажи мне свое имя, «Спящий»! Вспоминай!! Вспоминай! — когтистая рука вонзилась в грудную клетку, а затем, словно вгрызшись в нее, прошла насквозь, дабы сжать мощное сердце парня, почувствовавшего жуткий страх, сопровождающий любого к кому приблизился инфаркт.

…И внезапно, из потаенных глубин памяти вырвались воспоминания, где присутствовал голос… Голос, твердящий о необходимости помочь людям, твердящий, что все здесь собравшиеся лучшие, и что требуется перечислить свои имена. И они начали говорить. Стали называть их.

— Турхйял, Аарин, Михаил, Кассиэль, Накир, Абалим, Малак, Тавус, Абдиэль, Езекиил, Йофиил, Ангелос, Офанимы, Тумаил, Аракиба, Люцифер, Арариэль, Рамуил, Асаф, Саракуйял, Адимус, Баракиэль, Аралим, Бараттиэль, Кервиэль, Заафиил, Аф, Бефор, Афаэлеон, Иегудиил, Боэль, Цакебе, Камаэль, Ариох, Кафриэль, Семъяза, Чалкидри, Аракуэль, Камиэль, Чамуэль, Анаиэль, Барадиэль, Анахита, Часан, Данел… — перечисление продолжалось, пока не закончилось на двухсотом имени, а он — Данел, задумчиво рассматривал висящий в глубинах необъятного космоса голубой шарик, на который ему предстояло отправиться. — Все готовы? Никто не передумал? Ну, тогда вперед! И пусть у вас все получится!

— Данел! — не своим голосом прохрипел Дмитрий, и когтистая лапа демона разжалась, освободив не сдающееся, пульсирующее в когтистой руке сердце. — Меня зовут Данел! — бессильно лежащий юноша вспомнил, кто он на самом деле, хоть эти мысли и сопровождали его последние пару часов, а он не хотел в них поверить. — Я Данел! Падший! Один из предводителей Падших! — даже в таком положении гордо добавил истинный ангел, запертый в человеческом теле. — Так нас назвали люди! — он с чудовищной силой дернулся, сверкнув белыми, как первый снег глазами, но истощенные руки, где одна была неестественно искривлена, бессильно лежали, едва двигаясь. — Ты пожалеешь, что приковал меня! — изо рта Дмитрия брызнула почти материальная ярость, а свечение глазниц усилилось. — Ты пожалеешь, уродливая тварь! — прикованный ангел дергался изо всех сил, а память быстро возвращалась к нему, превращая юношу в самого себя, но множество ее обрывков еще отсутствовало.

— Отлично! — зловеще-радостно прорычал демон-пес, и звуки звериного голоса разнеслись по всему заповеднику. — Данел! Один из двухсот Падших и один из лучших, не считая Азазеля с Люцифером! — угрюмые и безнадежные «Спящие» снизу напряглись, блеснув потухшими взглядами, и мечтая, чтобы, наконец, сбылись их надежды, но ходящие меж них двулицые защелкали кнутами, упреждая опасные эмоции. — Но они уже прикованы! Прикованы в том зале! Ха-ха-ха! — зловеще и самодовольно захохотал безымянный хозяин заповедника, проведя когтями по второй половине головы, и оторвав там ухо, но Дима больше не кричал, неистово желая вырваться из надежных оков. — Дергайся, Данел, дергайся! Тебе здесь никто и ничто не поможет! Без костей и в этих созданных именно для вас кандалах, ты ничего не сумеешь сделать! — демон-пес смеялся над ним, водя когтями по тощему телу, неустанно бьющемуся в оковах. — Мне никогда не понять ваших страданий из-за людишек! Этих жалких и вонючих отрыжек нашей с ангельской наук! — как бы собакоголовый не ненавидел ангелов с Элизиума, но признавал, что они участвовали в создании людей. — Зачем помогать им?! Зачем?! Какой смысл?! Они же мясо! Обычное мясо! Таких, как они миллиарды миллиардов во всех Вселенным и не стоит их жалеть! — до сих пор удерживаемое ухо, полетело в толпу узников без брызг крови, ибо та уже скапала, а демон сильно сдавил горло юноши, бесстрашно глядя в источаемый им свет. — Почему ты сопротивляешься, Данел?! Из-за них?! Из-за этих ничтожеств?! Ты столетиями помогал им, но ничего не вышло! Один и тот же результат, а самого тебя десятки раз мучительно убивали они же!! Ты должен возненавидеть их, но нет! Гордый, самовлюбленный и всегда требующий подчинения… Ты постоянно прощаешь их! Раз за разом! Этих бездушных тварей, считающих тебя худшим из чудовищ! — Дима тяжело дышал, выслушивая тюремщика, сдавившего ему горло, но не до конца, милостиво разрешив пользоваться воздухом Ада. — Почему?! Почему, Данел?! Ты же действительно чудовище! Как можешь прощать и зачем?! — вскричал пес с копытами, а узники заповедника смотрели, как сильнейшего из ангелов мучает ничем не выдающийся черт. — А теперь, из-за этого у тебя совсем не осталось выхода и есть лишь один путь! — собакоголовый отпустил когтистую лапу от горла юноши, принявшегося жадно глотать воздух. — Путь в безумие! Я заточу тебя в безмозглую оболочку и стану ждать других! Принесите мне инмульгатор!! Живо!! — из темного коридора, ведущего в амфитеатр, мгновенно, словно дожидался грубого приказа, выскочил сатир, как всегда жирный и с коричневошерстной задницей, тащащий за собой нечто круглое и летящее в воздухе, полное тонких электродов, струящихся голубыми потоками, очень тонкими и похоже, полными энергии. — Сейчас я погружу тебя беспамятство, Данел!! Вскрою черепную коробку на глазах у них, а затем вытащу мозг и выкину его! — заостренная собачья морда приблизилась, и тут же отдалилась, дабы охватить рукой молчащих узников заповедника, привыкших к подобному завершению «шоу». — Я превращу тебя в пустышку, Данел! Пустышку, внутри которой ты будешь болтаться тысячелетиями, пока человечеству не придет конец, и только тогда выпущу тебя, дабы «усладить» твой взор последствиями неумения доводить до конца начатое!! Зря ты ушел от нас!! Зря, Данел! Я много тебе знаю! Очень много! Ты отметился и в Раю, где пернатые до сих пор рассказывают о тебе!! Но пришла пора отправиться к братьям! Закрой глаза, Данел и не сопротивляйся! Пора засыпать! — яростно бьющийся на дрожащих от напряжения носилках Дмитрий ничего не мог противопоставить собакоголовому, а тот схватил его за горло и сдавил намного сильней, чем в прошлый раз. — Давая сюда инмульгатор! — услужливый сатир, умудряясь вальяжно покачивать толстой задницей, поближе подогнал зловещий аппарат, как всегда где-то украденный, ибо совсем не смотрелся в уродливом Аду, и выдернул с обратной стороны лучащегося шара некое, явно хирургическое устройство с острым, быстро завертевшимся диском. — Помахай ручкой своим последователям, Данел! А-а-а!! Ты не можешь! Ха-ха-ха! Я и забыл! Ты больше ничего не можешь! Ну, ничего! Сейчас ты забудешь обо всем! И еще… Зря ты похоронил Зверя, избрав поиск нового пути! Зря! Ты вскормил чудовище, равного которому мир не видел! Единственный и неповторимый ангел, живущий в симбиозе со столь кошмарным существом! — нечеловеческая кисть собакоголового еще сильнее, хотя куда уж сильней, сжала горло юноши, излучающего свет, и тот понял, что наступил час заточения в тюрьму собственного тела, после чего провалился в яму без начала и конца со звуками бьющихся о берег… Волн. Морских волн.

…Дмитрий, с силой разбрасывая песок, вспахал тощим телом пляж, согревающийся ласковым солнцем, и ошалело поднявшись, сел, крутя лохматой головой, полной не могущих уложиться по порядку старых воспоминаний. Он до сих пор ощущал боль в будто бы пережатом горле, затем пошевелил руками с ногами, радостно осознав, что все кости целы и вдруг вспомнил все те разы, когда попадал сюда. Захлестывающий водоворот всех прошлых и новых образов вновь захлестнул его и Дмитрий-Данел, точно знающий, кем является на самом деле, вскочил на худые ноги, принявшись искать старика, зовущегося Совестью, дабы объяснить, что врать нехорошо.

Не успел он об этом подумать, как пляж тихо вздрогнул, словно при землетрясении, но юноша не обратил внимания на всего один подземный толчок мира, созданного им же, направляясь к лавочке, на которой никого не было, зато лежала газета, которую он пытался прочитать несколько раз.

«Пора! Пора понять, что там написано!», — он неторопливо, утопая босыми ступнями в мягком песке, подошел к привычному месту и, развернув газету, пробежал по ней светящимися глазами, после чего скомкал и отбросил, вспомнив спокойные деньки в Аду, когда только репетировал эти строки.

— Прочитал? — раздался позади дребезжащий от страха, старческий голос Совести, прекрасно понимающей, что юноша преобразился, став иным. — Прости, но ты сам… — благообразный старичок не успел договорить, ибо Дмитрий-Данел яростно бросился на него, и без усилий схватив за морщинистое горло, вдавил в воздух пляжа, будто позади несчастного старика находилась стена.

— ЗАЧЕМ ТЫ ВРАЛ МНЕ?! ЗАЧЕМ?! — уставившись слепящим взором в глаза щурящегося деда, он громогласно, чужим и сильным голосом задал вопрос, на который ждал честный ответ.

— Я не врал! Не врал! — захрипел тот, едва шевеля ногами и вися на худой руке голого юноши. — Ты попросил меня ничего не рассказывать, пока не осознаешь! Ты предупредил о такой развязке, поэтому я не мог сказать! Мог только подсказывать! Ты сам избрал этот путь! Еще на Земле захотел вернуться и подарить им надежду! Показать, что свобода рядом, убив кого-то! — с трудом сипела Данелу в лицо Совесть, а тот люто, хоть этих эмоций и не виднелось сквозь белый свет из глазниц, всматривался в него, ища хоть каплю неправды. — Я не мог тебе отказать, ибо ты уже давно превратился в хозяина своей совести! Ты давно хозяин себя и меня! Давным-давно! С тех самых пор, как похоронил ее! — боязливый взгляд старика метнулся на тот участок пляжа, где Дмитрий когда-то закопал Зверя. — Тебе одному виднее, кем она для тебя являлась, раз сумел усыпить свою самую сильную, управляющую тобой часть! Отпусти! Пожалуйста! — трясущийся от ярости Данел несколько раз вдохнул и выдохнул, а затем разжал кисть, отчего Совесть рухнула в теплый песок, помяв светлый костюм, но, не уронив шляпу.

— Давай рассказывай! И учти, я вспомнил все, кроме того, почему зарыл его… Этого Зверя… Не могу понять, кто он или она, как ты говоришь… Откуда он взялся? — слепящий взгляд Падшего буравил напуганного старика, а тот сухо сглотнув, отряхнул песок с костюма и сел на лавку.

— Хорошо. Хорошо, — два раза повторил дед и, уставившись вбок, будто стеснялся своего будущего рассказа, заговорил. — Когда ты ушел исследовать Ад с Раем, то оставался еще очень чистым! Практически ребенком, по крайней мере, относительно Земли. Сколько бы раз тебя не убивали люди, ты всегда был собой — светлым и гордым, никому не подчиняющимся ангелом, выполняющим тяжелую миссию, заключающуюся в их спасении… — Совесть взглянула на Данела, а тот стоял, скрестив на груди руки, без каких-либо эмоций на лице. — Ты многому научил их, как и твои собратья… Вы буквально вытягивали человечество из той грязи, в которой оно, будто специально увязало, заново вас убивая… Люди не желали помощи, а еще больше ее не желали невидимые кукловоды, питающиеся их энергией и телами, поэтому у вас ничего не получалось… Все было против вас. Весь мир Земли, — старик вздохнул, а Дима расцепил руки и озабоченно моргнул, чувствуя, как покрывается гусиной кожей, словно вспоминая что-то нехорошее. — Но самым плохим являлось то, что, ни одна из смертей не меняла тебя, как впрочем, и любого из братьев по духу, и именно это не давало вам понять человечество, так как вы всегда оставались созданиями из другого мира и мыслили совершенно иначе, но… Ты умен. Ты первый попросился жить в Геенне Огненной с Элизиумом, дабы понять мышление человеческих создателей, а значит понять людей! Вот там-то ты и набрался самого плохого! Пусть ты был лучшим в этих мирах, как и в человеческом, но низменные удовольствия давались тебе многократно легче, чем самим людям, ведь ты являлся ребенком… Губкой, впитывающей все и вся… — старик тяжело и грустно вздохнул, посмотрев на недвижимого Дмитрия, уголки губ которого тоскливо опускались ниже и ниже. — И ты увлекся. Тебе понравилось. Все эти низменные страсти и жестокость, царившие в Аду с Раем… Ты помогал искать человеческие миры, куда многие уходили после смерти вместо Геенны Огненной, — Данел дернулся, словно его ужалили, а кадык судорожно прошел вниз, будто сглотнул ужас из прошлого. — Генетический сбой… Люди попадали в астрал, оттуда шли, куда хотели или куда могли… Ты помнишь сны, которыми мучился на Земле? Сны, полные гор ужасно изуродованных трупов, посреди небольших городков? — он внимательно смотрел на трясущегося парня, а тот с трудом кивнул, схватившись за лавку, будто пытаясь остановить чудовищный озноб. — Это ты… Это все сделал ты! Ты вырастил Зверя… Кошмарное, кровожадное чудовище и полностью подчинился ему! — старик «избивал» Дмитрия словами, а тот вспоминал, обжигаемый изнутри адским огнем, кусающим израненную душу. — Ангелы с демонами принимали твою помощь с радостью, а ты был рад стараться, наконец-то чувствуя себя полезным… Забил голову оправданиями, что это необходимо и людей нужно познать через их боль… — после этих слов Падший в человеческом теле так сильно вздрогнул, что с хрустом отломил кусок спинки лавки, но Совесть даже не дернулась, продолжая вгоняющий в тоску монолог. — На твоем счету тысячи жизней, но ты такой не один… Некоторые из шедших рядом, избрали идентичный путь, поэтому вас и прозвали Падшими… — уныло хмыкнула Совесть, а юноша посерел, уподобившись холодным скалам посреди Белого моря. — Но однажды… В одном мире, который ты вновь собирался залить кровью, тебе встретилась женщина… — тут Дима — алкоголик и истинный ангел, запертый в человеческом теле пошатнулся и рухнул на колени в песок, завыв так горько, что мир вокруг изменился, солнце потускнело, а морские волны перестали шелестеть.

Тысячи тысяч образов, счастливых моментов и мгновений, за каждое из которых он отдал бы жизнь, промелькнули перед светящимися глазами и он с жуткой болью в груди вспомнил… Вспомнил, как влюбился в человеческую женщину, и что это было за чувство… Всепоглощающее и всепрощающее… Лишь познав любовь, он наконец-то сумел понять, почему людей необходимо спасти и оказывается, в его миссии не было ничего сложного и глупого. Они умели любить, а значит, способны на многое. Во всех великих свершениях «виновата» только любовь и ничего более. Любовь к женщине, детям, родине, науке, животным или самому себе. Бог действительно — Любовь, ибо только она правит и движет миром…

Вот почему он так симпатизировал Лизе… Ведь она была такой похожей на нее… Ту, которая объяснила не сама, но чувствами, что люди не так уж и плохи… И он поклялся себе, что больше никогда не сотворит творимое ранее, но… Взращенное им, вскормленное с окровавленных рук создание, столь долго сопровождающее меж миров не сдалось и в одну из тихих ночей взяло власть, дабы он… Убил ЕЕ… То утро было ужасным… Увидев сотворенное своими человеческими и одновременно руками монстра, он попытался покончить жизнь самоубийством, но не сумел… Зверь защищал себя вместе с ним, не дав сделать на теле даже царапину. Он любил себя и любил хозяина, только по-своему… Да… Щенок такого монстра живет в каждом человеческом тела, желая все больше и больше крови, если часто кормить его ей… Ангелы с демонами создали людям отличную, да вот только неконтролируемую защиту…

И вот после этого он его закопал… Закопал Зверя в холодных глубинах теплого пляжа, а тот помог вырыть себе яму, не понимая, что задумал хозяин с глазами старика, следующим шагом которого был уход и единственным, наиболее подходящим местом оказался Ад, где он остановился на сотню лет…

И сейчас Дмитрий стоял на коленках, глотая соленые слезы из светящихся глаз и раскладывая по порядку прошлые жизни. Он долго рассматривал свои тощие руки, испачканные в крови не по локоть, а… Он не знал покуда, ибо не мог представить высоту уровня крови им пролитой, однако понимал, что все это прошлое… Более над ним ничто не властно и он принадлежит самому себе и своей добровольно избранной миссии. И какого бы размера не была его эгоистичность, придется выполнить свою работу, а значит, впереди долгий, болезненный путь.

— Пойдем со мной! — он медленно выпрямился, встав на ноги, и посмотрел на замолчавшего старика взглядом, в свете которого горело обещание кошмарной смерти всем тем, кто потворствовал его превращению в чудовище, используя в виде рычагов его гордыню и любовь к себе, столь совершенному, что аж противно. — Пора ее откапывать! — он зло улыбнулся, а Совесть затряслась, уподобившись недавнему ему возле лавки. — И пусть сегодня все живые в Аду позавидуют мертвым! Рогатые слишком плохо знают меня, чтобы рассказывать сказки о моем Звере мне же! Я его вскормил! Я с ним жил! И только я знаю, на что он способен, если освободить его! — Данел взглянул на свои истощенные кисти и пошел к месту, где похоронил чудовище, совсем недавно вздрогнувшее под островом. — Он пожалеет… Очень пожалеет, что решил заковать меня!!

— Ты уверен!? Уверен!? — благообразный старичок уныло плелся за ним, утопая в теплом песке и спрашивая то, на что знал ответы. — Но сможешь ли ты контролировать ее?! Она так долго управляла тобой, что наверняка сумеет взять власть и сейчас! Ты только проснулся, а она, как сильный наркотик! Ты пережил одну ломку, но попробовав второй раз… — дед вздохнул так тяжко, словно нес на себе весь мир. — Сможешь ли справиться с ней?! — Совесть реально опасалась зарытого создания, а Данел упрямо шел, пока не остановился ровно там, куда бросил последнюю кучу песка в далеком прошлом.

— Сумею! Как закопал, так и откопаю! — он с силой вонзил руки в песок и начал выбрасывать его, а нечто ужасное глубоко внизу, словно почувствовав долгожданную свободу, зашевелилось, заставляя содрогаться весь остров. — Даже, если это зло в чистом виде — оно вскормлено мной, а значит с ним необходимо обращаться также, как с псом, не желающим слушаться хозяина! И помогай копать, а то отдам ему в пищу! — Совесть кряхтя, присела и принялась загребать теплый песок узловатыми руками.

— Ох, и опасная это затея, Данел! — старик впервые назвал его настоящим именем, отчего юноша ощутил прилив сил. — И очень глупая… А другого пути нет? — расшвыривающий песок ангел в ответ остро взглянул на него, ослепив взором, полыхающим молниями.

— Другой путь!? Ты свихнулась… Тьфу, свихнулся!? Да ты вообще знаешь, что со мной делают там, в Аду? Конечно, знаешь, но все равно надеешься на другое решение! — еще горсть песка улетела в сторону, а ласковое море совсем не шелестело, будто его поставили на паузу. — Если я не вернусь туда с помощью, то останусь в безмозглом теле навечно, а мне еще обратно на Землю! Может, мамке привет передам, хотя, сколько их у меня уже было! Копай, молча! Я всегда знаю, что делаю! По крайней мере, последнее столетие… — он яростно отбросил несколько небольших горстей песка, но яма увеличивалась с огромной скоростью, хоть их ладошки и были мелковаты для столь быстрой работы.

Спустя пару минут непрерывного пыхтения, старик и Падший сидели на дне большого котлована, а толчки усиливались, сотрясая остров, но, не трогая море, и вот еще несколько секунд и… Сквозь толщу сырого песка показалась тонкая женская рука, которую Данел ухватил без какого-либор намека на уважение к ее обладательнице и вытащил на поверхность закопанное им же чудовище.

Зверем оказалась невообразимой красоты женщина, отчего стало ясно, почему его назвали «она», а Падший, давно не видевший когда-то управляющего им монстра, с затаенной страстью рассматривал женщину, порожденную его сознанием. Да уж… Кто еще сумеет управлять мужчиной, лишив того разума, как не особь женского пола, вот Зверь и превратился в нее. Она была полностью обнажена, эта брюнетка с длинными, ниспадающими до пояса волосами, в меру широкими бедрами, и с такой грудью, что желание прикоснуться к ней губами походило на наркотическую ломку, однако сейчас Данел угрюмо осматривал ее, не испытывая ничего, кроме лютой злости.

— Мой малыш! Ты вернулся! Мамочка знала, что детская злость пройдет, и ты образумишься! — призывно улыбнувшись, выговорила она, проведя руками по восхитительным бедрам и метнув ревнивый взгляд на старика. — Я не жду извинений за твое поведение! — она грациозно сделала шаг к Дмитрию, сексуально встряхнув грудью, но тот недвижимо стоял, сверля ее светящимся взглядом. — Мы можем позже обсудить твои ошибки, главное, что ты пришел ко мне! — Зверь распахнул руки, призывая утонуть в очаровательной груди, и тут Данел, будто взорвался.

— Извинений?! — и так жутко слепящие глаза вспыхнули первородным светом, а сам тощий парень покрылся всполохами, особенно выделяющимися на спине, отчего они походили на крылья. — Извинений?! — рычаще повторил он, и кулак вонзился в красивейшее лицо Зверя, утопив правый глаз внутри черепной коробки. — После того, как ты убила ЕЕ моими, вот этими руками?! — второй сильнейший удар отбросил Зверя назад, размозжив идеальный нос и пухлую верхнюю губу, тут же обнажившую острые клыки. — Чего ты хочешь еще, сука?! — ослепляющий неземным светом парень нанес еще несколько лютых ударов, полностью порвав ей губы, а удивительной красоты женщина визжала, пытаясь закрыться руками, но он и не думал останавливаться. — Сука!! Сука!! Сука!! Поганая мразь!! Извинений захотела!! Ты долго мною помыкала, тварь!! — худой парень, наполовину человек, наполовину сверхъестественное создание, буквально втаптывал ее в песок, вбивал ногами, заставляя закапываться в него с помощью рта, жрать его, и если бы кто-нибудь увидел происходящее, то понял бы, что значит действительно ненавидеть. — Ты убила столько людей моими руками! А сколько лести я услышал от породивших тебя рогатых с ангелами!! Я самый лучший!! — удар, заставляющий хрустнуть ребра. — Самый хороший! — удар, порвавший щеку. — Все делаю правильно!! — удар, все-таки выбивший брызнувший слизью глаз. — Путь других тяжел и несладок, и не такой, как мой — идеальный!! — прыжок на спину красавицы, дабы та хрипло взвыла от треска позвонков и забрызгала кровью изо рта песок под собой. — Сука!! Сука!! Сука!! — он вбивал Зверя в пляж, топтал изо всех сил, а старик Совесть с жалостью смотрел на происходящее, где Данел яростно избивал частицу себя, чувствуя ее боль, но, не сдавался, ибо действительно преобразился. — Ты будешь меня слушаться!! Слушаться вечно, иначе я убью тебя!! — он намотал роскошные, тут же покрывшиеся его светом волосы на окровавленную, но в тоже время лучащуюся руку и потащил кричащего от страха Зверя к затихшему морю. — Я тебе покажу, как приношу извинения!! Покажу, чтобы все убоялись спрашивать их с меня!! Сука!! — парень зашел в воду по пояс, волоча измочаленную в мясо роскошную женщину, затем поближе подтащил ее, еле держащуюся на поверхности воды, и притопил, запрыгнув на удивительной красоты грудь. — Хлебни водички, мразь!! Я твой хозяин!! Я, но никак не ты, тварь!! — разъяренный Данел, вспомнивший все, изо всех сил отрывался на худшей своей части, а та бултыхалась под ним, пуская пузыри. — Почувствуй близость смерти, сука!! Почувствуй, чтобы знать каково это — умирать, как умерли они все, как умерла ОНА!! — когда ее движения совсем ослабли, а стая веселых пузырей из-под воды исчезла, вытащил так много возомнившего о себе Зверя и ее разбитое, переставшее кровоточить лицо вновь занялось алым. — Сейчас ты пойдешь со мной и будешь делать то, что я скажу! — он выволок ее на теплый берег и встал, глядя сверху-вниз на обезображенную красотку. — Тебе, понятно?! Понятно, я спрашиваю?! — он наклонился и снова ухватил ее за мокрые волосы впритык к скальпу, отчего она отчаянно завизжала и зарыдала, закрываясь красивыми, но в синяках руками, а Совесть внимательно смотрела на Зверя глазами налитыми жалостью.

— Понятно!! Понятно!! Я все поняла!! Все-все-все!! Только больше не бей!! — трусливые глаза очеловеченного, льстивого Зверя преданно смотрели на преобразившегося хозяина, а тот вздымался над ней, полный лютой злобы на уродливую внутри женщину, уничтожившую его любовь, ту, что помогла познать чувства, ради которых стоит жить и бороться. — Я выполню все, что ты скажешь! Все! Обещаю! — она умоляюще вытянула руки, а Данел смачно харкнул в ее окровавленное лицо и еще раз, с недюжинной силой ударил по нему ногой, да так, что щелкнули острые зубы, омытые багрянцем.

— Надо добавить — хозяин!! Быстро!! — рявкнул он, с размаху саданув по хрустнувшим на весь пляж ребрам, да так, что Совесть зажмурилась, а Зверь отчаянно взвыл, свернувшись в комок, но тут же получил второй удар ногой в нежное ухо, отчего пополз целовать покрытые мокрым песком ноги Падшего, слишком долго гулявшего меж миров.

— Хозяин! Хозяин! Я все выполню! Все! Честное слово! — заполненные ужасом глаза не врали, а Данел кивнул, понимая, что преданность из страха не так хороша, как из любви, но выбора не было.

— Хорошо! Только попробуй сделать хоть что-то не так и тогда… Тогда у меня ничего не выйдет, что означает… — его глаза начали изливать концентрированную ярость, хотя визуально свет оставался тем же. — Я буду здесь с тобой вечно! И вот тогда действительно понятно объясню, что значит не повиноваться МНЕ!! — слова Данела, Падшего из начала времен содержали так много искренней, черной злобы, что недавно роскошная женщина, ползающая у него в ногах, взвыла еще горше, осознав серьезность хозяйских намерений. — Поднимайся, сука! Пришла пора показать, как выглядит настоящий, контролируемый мною Зверь! Разъяренным мною! — он приподнял верхнюю губу, озаренную светом сияющих глаз, изо рта полезли клыки, а лицо стало преображаться, становясь звериным. — Он узнает… Узнает и увидит, как выгляжу я настоящий! — женщина, вся в крови, с трудом встала и низко, со стоном поклонилась, показывая свою раболепность тому, кто сейчас прямо-таки сочился властью, силой и чудовищной злобой. — Будь здесь старик, мы так или иначе увидимся! Пока! — Данел кивнул Совести, сделал быстрый шаг к дрожащему Зверю и крепко обнял ее, прижавшись к обнаженному телу, а страшно избитая женщина, словно пожираемая, принялась втягиваться в него, становясь частью Падшего.

Молодого, худого донельзя парня затрясло, как в безумной горячке, а исходящий из него свет стал наполняться тьмой, а точнее Тьмой, заставив Совесть испуганно сжаться и отойти, часто сухо сглатывая. Секунда за секундой Зверь втягивался в Данела, и Мгла заполняла его, становясь абсолютной, не оставляя ни одного участка белого. Спустя минуту Зверь пропал, Падший полностью полыхал Мраком, а из его спины выросли огромные отростки живой, неустанно двигающейся темноты, походящей на крылья гигантского ворона.

— Действительно, как наркотик! Так давно не ощущал этого чувства! — рычащим, сильным голосом произнес он, обернув к трясущемуся старику звериную морду кошмарного монстра, не походящего ни на одного из живущих в мире Ада, Рая или Земли. — Верь в меня, старик! — его пустые глаза излучали Тьму, как и все тело, превратив слепящего взор ангела в комок первозданной Мглы. — Верь!! — затихшее море издало всплеск волн, Совесть испуганно обернулась, ибо обстановка была напряженной донельзя и вдруг много-много, до самого горизонта огромных столбов воды взметнулось вверх, словно один из Богов пришел сюда проиграть. — Ибо я проснулся!! — огромные водяные колонны тяжело рухнули в море, обдав гигантскими брызгами благообразного, до смерти перепуганного старика, а Данел — состоящее из Тьмы чудовище — взлетел вверх, жутко размахивая темными крыльями, отчего быстро удалялся от мокрого песчаного пляжа с застывшим солнцем. — И теперь меня никто не остановит!! — это было последнее, что услышал трясущийся старик в промокшем насквозь светло-бежевом костюме.

— Верю, папочка… Верю… Ведь ты породил и вырастил меня… — скупая старческая слеза скатилась по щеке, на которой разглаживались морщины, а волосы Совести чернели, возвращая молодость. — Оставайся таким же сильным, каким я тебя запомнил, оставайся гласом Божьим, тем, что стократ сильней любого из пророков… Стань новым мессией, Данел! Лети и покажи им!

Внезапно потерявший сознание, обездвиженный мальчишка несказанно удивил собакоголового хозяина заповедника, только-только склонившегося над ним с быстро крутящимся диском пилы, дабы вскрыть череп и умело вытащить мозг, превратив Данела в «овощ». Эта элементарная операция, которую умели делать и на Земле, уже давно использовалась в Аду, чтобы крепко удерживать истинных ангелов в хрупкой человеческой оболочке. Удивительно… Высшие создания, могущие уничтожать миры, когда вступят в полную силу, а не могут покинуть недвижимую кучу мяса… Кто бы мог подумать…

— Данел! Данел! Очнись, малыш! — зверино-ухмыляющийся демон издевательски поднял когтистую руку, дабы похлопать юношу по впалой, посеревшей щеке, желая узнать, отчего не двигается ценный экземпляр «Спящего», но не успел выполнить желаемое, ибо веки Падшего сами поднялись, излив Тьму, поползшую по лицу, а голос пленника совершенно не походил на прежний.

В нем чувствовалась первобытная мощь, зародившаяся в глубинах первозданного Хаоса, когда-то плескавшегося в глубинах Пустоты, откуда все вышло и до сих пор выходит. Это была та мощь, которой поклоняются живущие в известных и неизвестных мирах туземцы, боясь ее и пугая детей малого возраста, и сейчас потрясший заповедник, чуждый Аду голос вырвался из клыкастого рта несчастного, пленника, изливающего из глазниц Тьму, что быстро укутывала обнаженное тело.

— Хоронят мертвецов, вонючая псина! — жутко прорычал Падший, разрывая словами окружающий мир, а громадные минотавры испуганно отшатнулись, услышав звуки, которые им никогда не издать. — Ты ошибся, поганое ничтожество!! — Тьма окутала его руки с торсом, скрыв их от внешнего мира. — Я не похоронил Зверя, но научился сдерживать! — оковы на запястьях трещали, издавая пронзительный скрип, а носилки начали изгибаться, ибо бурлящая в Падшем сила была взята под контроль Зверем, не знающим преград в виде отсутствия костей и высокопоставленный черт произнес:

— Черт! — его нечеловеческая рука с пронзительно-визжащей пилой молниеносно дернулась к голове Данела, желая ее разрезать просто и без всяких хитрых операций, но парень уже покрылся густой Мглой, став монстром, подобного которому Ад давно не видел и диск пилы окунулся в него, покорно затихнув.

Рука же Падшего, та, что мучительно потеряла локтевую кость, разорвала первый, выполненный из крепчайшего металла кандал, а собранная внизу масса унылых «Спящих» радостно вздохнула, заблестев глазами, ибо видела и понимала, что их надежды сбываются, двулицая же охрана в ответ засвистела искрящимися хлыстами, желая угомонить просыпающихся рабов.

— Ты рассказывал про Зверя, но не видел его?!! — вторая рука с жутким скрипом оторвала кандал, улетевший далеко в сторону. — Бахвалился знаниями обо мне, не зная истинного меня?!! — укутанная Тьмой голова Данела поднялась, разорвав толстый обруч на лбу, а потерявший дар речи собакоголовый отцокал назад. — И ты решил, что раз слышал старые сказки, то теперь можешь представить с кем связался?!! Ты действительно так считаешь, ничтожество?!! — стоящие вокруг минотавры выстрелили в Падшего светящимися, полными энергии иглами, но те бесследно пропали в густой Тьме. — Говоришь Люцифер и Азаззель были лучшими?! — обруч на правой ноге звучно лопнул, а носилки измялись, словно их била молотами армия гномов. — Да они даже не заглянули в Ад с Раем, довольствуясь жизнью на Земле!! Живя с земными женщинами и порождая чудовищ!! Ты пытаешься сравнивать меня с ними, да, тварь!!? — обруч, удерживающий тело разорвался со звуком, рвущим барабанные перепонки, а «Спящие» внизу ликовали, хоть их одного за другим и сбивали с ног хлысты двулицых и варгхоподобных тварей. — Я был лучшим в Аду и Раю!! Я!! Именно я уничтожил десятки миров, помогая вам, сам не ведая, какое зло творю, ибо утонул в собственном самолюбии!! — кандал второй ноги рассыпался на кусочки, а полный величия, источающий материальный ужас Данел распрямился и спустился с носилок, бросив их в сатира, бегущего прочь, а демон-пес отступал, издавая робкие «цок» и забыв про смертельный жезл. — А ты… — из клыкастого рта звероподобного Падшего раздался скрежет и крики, которыми пугал Иисус в Библии, а жарящиеся вдалеке грешники взвыли сильней, услышав то, чем пугали священники. — Ты, слишком много о себе возомнил, заковав меня и решив сделать пустышкой! Это твоя самая большая ошибка! — Падший приблизился к собакоголовому, от ужаса промахнувшемуся мимо тоннеля, и упершемуся спиной в каменную стену. — Твоя смерть покажет им всем, что надежда есть!! — живая Тьма укутала Данела полностью, из спины взметнулись огромные крылья, бурлящие голодной Мглой, а черная, как сто тысяч безлунных ночей рука схватила демона-пса за горло, окутав пространство вокруг непроницаемой стеной из первозданного Мрака.

Собакоголовый, почуяв приближающуюся кончину, в ужасе задергался и замолотил копытами, больше ударяя об камень сзади, чем по Данелу, вышибая снопы тусклых в Тьме искр, а нечеловеческие лапы лезли в кошмарную морду Падшего, не принося никакого вреда. Тот в ответ просто вглядывался в него черными, бурлящими Мглой глазами, в которых отсутствовали зрачки с белками, но виднелись материальные эмоции, жаждущие усилиться от страданий беспомощного демона.

Один из минотавров, тот самый молодой и глупый, не выдержал и бросился к Мраку, прячущему «Спящего» с хозяином заповедника, желая пробиться внутрь и совсем забыв, что здесь беспомощен, ибо в Ад явился монстр из иного мира, однако его рассыпающий искры меч уже ворвался в бугрящуюся мышцами лапу. Быкоподобный черт залихватски размахнулся изогнутым клинком, готовясь прорезать Мглу и спасти хозяина, как вдруг из шевелящейся темноты вырвался ее живой отросток и плавно вошел рогатому в глотку, подняв того в воздух, а затем… Несчастный черт страшно затрясся, мускулистый живот взорвался дымящимися потрохами, глаза лопнули, а затем густо потекла парующая кровь из ушей, рта и горла, будто съедаемых кошмарным нечто из ужасных снов жителей Геенны Огненной, остальные же рогатые замерли в ужасе, боясь шелохнуться.

— Ты глупец, раз решил превратить Ад в еще большую скотобойню, чем он есть, и еще больший глупец, коль собрался загнать сюда всех «Спящих», не задумываясь, что это невозможно!! Тупая тварь!! — скрытый стеной Тьмы Данел держал за горло собакоголового, все слабей бьющего копытами о камень стены. — Ты даже не знаешь, кем являются «Спящие» на самом деле!! Такие, как ты ищут Творцов через человеческие воспоминания, причиняя чудовищную боль всем попадающим в Ад, а значит, причиняют боль Им, и вот тогда… Тогда прилетаем мы! Летим по воле Создателей, хоть и думаем, что по своей!! Лечить!! — он оторвал демона-пса от стены и вновь сильно ударил об нее, выбив из того остатки воздуха. — Вы черти не понимаете, что страдания людей отдаются в любом из Создателей, а Они, как все живые обладают иммунитетом!! «Спящие» — это иммунитет Божий!! Мы те антитела, что убивают любые болезни Творцов в виде глупости, жестокости и раболепия, и чем больше нас погибает, тем больше рождается вновь!! Через кровопускание и боль мы несем свет, очищая Вселенные от тех, кто плодит грязь по телу любого из Них!! И поэтому мы страшное Зло для большинства, ибо мешаем ковыряться в дерьме, заставляя разогнуться и тянуться ввысь!! «Спящие» рождаются для того, чтобы очищать миры от слабых и глупых, не убив их, но переродив внутренне, а ты!! — заполненные живым Мраком глаза пожирали едва дышащего собакоголового, жезл которого вывалился из темных одежд и валялся на камне. — Ты опаснейшая болезнь, ведь успешно сражаешься с иммунитетом Божьим!! С нами! Гордись!! — вновь последовал удар о камень, заставивший хрустнуть тощее тело пса с копытами.

— Я-я-я… Го-р-жу-с-сь… — с трудом просипел демон, глядя на состоящего из Тьмы Данела, морда которого не походила ни на какое из виденных ранее созданий. — А-а-а-а… Т-т-т-ты п-пы-т-тае-шься… — последний слог он выговорил более внятно, ибо Дмитрий — человеческая часть Данела обладал меньшей яростью и большим любопытством, отчего ослабил хватку. — Направить их на путь истинный? — собачья пасть язвительно, смеясь над ним, оскалилась, отчего Падший оскалился втрое страшней, но осознавший близость смерти демон почти не боялся. — Думаешь, они послушают тебя, да!? Смешно!! Ха-ха… Кха-кха!! — хрипло закашлялся он, так и не сумев рассмеяться. — Да людишки ни капли не изменились за все века тысячелетий своей истории! Их, как вели, так и ведут лень, похоть и желание пожрать, вот что они из себя представляют, и будут представлять вечно!! Они не хотят жить, как желает Творец!! Как желают все Они!! Человечеству нужны хлеб и зрелища!! Как ты сумеешь объяснить им, что они — похотливые кучи мяса — на самом деле дети Божьи!? Что они важная часть великого, не поддающегося осмыслению замысла?! Как?! Будешь бить?! Резать, уподобившись нам?! — демон-пес, словно взбесился, вися на черной руке Данела, и зло брызгая липкими слюнями. — Они заточат тебя в психушку, и ты сдохнешь там в собственной блевотине!! Ты не сумеешь справиться с ними, с их животной сутью, ведь вся история ваших отношений — борьба, где они побеждают, убивая всех до единого «Спящих», пришедших учить и спасать, думая, что это легко!! — черт с собачьей головой высказал накипевшее, а уголки звериных губ Падшего разошлись в стороны, показав кошмарную улыбку, сопровождающуюся утробным рычанием.

— Как бы это глупо не выглядело, но я нашел выход!! Нашел!! Там на рудниках!! — Данел страшно ухмыльнулся и вновь сдавил горло местного царька, дабы тот не перебивал, а снаружи за стеной из Тьмы ревела тревога, «Спящие» радостно вопили, вследствие чего их избивали чудовищные охранники заповедника, но на арене было тихо, ибо огромные минотавры не знали, что делать с Тьмой. — И я расскажу, как он выглядит! Я много лет размышлял, как подойти к ним и понял… В Начале было Слово и я продолжу Его! Я буду писать для них!! Писать книги, пронизанные вселенскими ритмами, которые чувствую с рождения, дабы они ощутили их, ведь даже люди — глупцы невежественные — живут согласно ритмам этим!! Я стану Словом Его, буду гласом Его, и услышат они меня, ведь я часть Вселенной и они часть Вселенной, а значит, едины мы и Слово, идущее из меня, прозвучит внутри них!! Я расскажу им, кто они есть сегодня, без тени лжи, а только правду!! Расскажу, как они ничтожны, глупы и убоги!! Расскажу, что они скот безмозглый, годный лишь на мясо, дабы возненавидели они меня стократ больше!! Но также… — Падший сменил громогласный рык на голос Дмитрия. — Я расскажу, кем они могут стать!! Кто они есть на самом деле и для чего их создали!! Я расскажу ПРАВДУ!! ПРАВДУ о Рае, Аде, Земле и тысячах других мирах, которые видел! Открою сокровенные тайны, которые от них прячут и люди проснутся!! Меня будут читать! Не все, но будут и книги мои распахнут глаза, да ищущие!! Очнувшиеся «Спящие» разбудят других «Спящих», а те разбудят уже всю Землю, всех людей своими талантами и новыми искусствами, заставив видеть красоту их несовершенной Вселенной, этим же и прекрасной!! А те же из них, кто не сумеет проснуться… — Тьма в глазах Данела потемнела, если подобное вообще возможно с изливающимся из него концентратом Мглы. — Те умрут! Умрут сами, без чьей-либо помощи, ибо Слово мое прольет реки очистительной крови, которые смоют невежество, смоют грязь человеческую, не сразу, но постепенно очистят людей от глупости им навязанной, а я… — рука сжала горло демона-пса так, что там хрустнуло, а желтые глаза потемнели от страха и непривычной боли. — Продолжу свой путь и доберусь до тех, кто управляет человеческой расой, чтобы убить так страшно, как не видел ни один из миров!! Клянусь!! — он жутко зарычал, ибо Зверь внутри желал крови, слыша слова эти.

— Ты безумец… Чудовище даже здесь, а для них будешь стократ хуже… — прохрипел собакоголовый через хватку Данела. — Они в своей тупости и убогости забыли, как выглядят книги, а единицы, что помнят, проклянут тебя, прочитав ПРАВДУ, тобой написанную… — еле выдавил черт, но Падший ослабил лапу, желая выслушать его. — Назовут Антихристом — сыном Сатаны, но даже Аду не нужна подобная лесть! Люди возненавидят тебя за ТАКУЮ ПРАВДУ, ибо боятся ее!! Объявят массовую охоту, желая растоптать, забить камнями и порвать на кусочки!! Ты сам приближаешь свой конец, Данел! Тебя убьют, Падший! Страшно убьют сами люди!! Эти ничтожества! — копыта звонко били о камень стены, а покрытый непроницаемой Тьмой монстр с едва видным человеческим силуэтом усмехнулся, и оживший кусочек Мрака превратился в гибкое щупальце, дабы быстро вонзиться в желтый глаз завывшего пса.

— Я знаю! — мрачно выговорил светлый ангел, издав гулкий рык и капая слюной из пасти чудовища, повидавшего слишком много Вселенных. — Знаю, но больше не буду смиренен, как раньше! Не дам надеть на себя цепи, поддавшись им — слабым и немощным, дабы они связали меня и убили, как сотни раз ранее!! — глаза Падшего полыхнули еще большей Тьмой, а из пасти потек серый сумрак, стремящийся к блестящему носу воющего от боли демона, пожираемого частицей Мглы. — Я приду к ним со Зверем, и если они попытаются причинить вред мне… — живой сумрак затек в ноздри собакоголового и тот забился в кошмарных судорогах, перестав выть. — Или моим близким… — взревел он, подняв хозяина заповедника выше, а из ушей того полилась дымящаяся кровь. — То будут убиты!! Для меня больше не существует ценности человеческой жизни, как раньше, когда был я чистым и жалким, но есть ценность самого человечества, и если отдельные его представители решат расстаться с бременем бытия столь ужасным способом, то так тому и быть!! Мой Зверь всегда будет ждать этого!! — клыки стали длинней, из жуткой пасти пахнуло желанием убивать, но Данел контролировал внутреннего монстра, не давая тому свободы, а демон беззвучно бился в черной руке, проклиная «волшебную» капельницу. — И напоследок… Перед твоей смертью… — Падший удерживал агонизирующего собакоголового, а тот через сумасшедшую боль, с щупальцем Мглы в глазнице, смотрел оставшимся глазом, желая знать, что скажет его убийца. — Вы никогда не сумеете контролировать людей — изобретения, давно по вашим словам испортившиеся! — собравшиеся на овальной арене минотавры не смогли долго противиться внутреннему приказу спасать хозяина и, выхватив искрящиеся клинки, всем скопом бросились на Тьму. — Механизм инстинктивной защиты, заложенный вами с ангелами… — даже сейчас в единственном глазу демона-пса блеснул огонек презрения к крылатым жителям Элизиума. — В людей настолько дик и примитивен, что им невозможно управлять, и только сильные могут покорить его, превратив в союзника, как поступил я!! — из ноздрей демона-пса потекла густая, парующая кровь, а единственный глаз стал красным от внутреннего напряжения. — К чему это все?! — вдруг спросил Данел голосом Дмитрия, жутко улыбнувшись чудовищной мордой. — Да ни к чему!! Люблю хвастаться!! — единственный глаз собакоголового испуганно моргнул. — Умри, мразь!! — Падший сдавил струящуюся Тьмой лапу и раздавил шею хозяина заповедника, но не успокоился, пока не оторвал истекающую горячей кровь голову с оскаленной мордой.

Бросившиеся же на Тьму минотавры уже лежали мертвые, дымящиеся и воняющие горелым мясом, ибо для сражения с чудовищным нечтом, которым являлась часть внутренней сути Падшего, требовалось другое оружие. Едва они бросились на Мглу, скрывшую ценного пленника с хозяином, то оттуда, из ее густой поверхности выскочило много живых и голодных щупалец, быстро уничтоживших их самыми страшными способами. Они втыкались в темно-оранжевые глаза, крупные клыкастые рты и длинные уши воющих от боли минотавров, сжигая их изнутри не огнем, а чем-то иным, пожирая сами души жителей Ада… Зверь Данела был голоден и защищал взрастившего его Падшего, но одновременно с этим наслаждался кровью и угасающими жизнями обидчиков. Он убивал так страшно, что не хотелось смотреть, но такова была натура монстра, жившего внутри чистого ангела. Огромные минотавры ревели и выли, теряя жизни через жуткую смерть, словно румынские крестьяне от зубов Дракулы, воздух же Ада пропах свежей жареной кровью и испражнениями, вываливающимися с дымящимися потрохами.

А сам заповедник походил на пляжную вечеринку в честь Хэллоуина… Все светилось, шумело, громыхали копытами черти, бегали голые люди, ревели чудовища, раздавались выстрелы и вспышки электрических хлыстов, парализующих «Спящих», что получили надежду и отрывались на жестоких хозяевах. Они знали, что не победят сегодня, ибо включенная тревога уже призвала сотни летящих сюда рогатых, но первая за многие годы апатии и точно не последняя попытка бунта, отлично поднимала настроение. Все они видели кусок истинной Тьмы, забравшей хозяина заповедника и все они видели, что Тьма — это ангел, когда-то пришедший на Землю, запутавшийся и ставший чудовищным Падшим, но сегодня показавший им всем, что они нужны миру.

Живая Тьма была таким же, как они «Спящим», просто этот был умней и злей. Очень-очень злей и сейчас Данел сбросил покров Тьмы, показавшись в чудовищной красе, с огромными крыльями из Мрака, выставив на всеобщее обозрение голову демона-пса в мглистых руках, которую брезгливо выбросил с арены кровавого амфитеатра и оглядел масштабы причиненных им разрушений.

Багровое небо Геенны Огненной освещалось, как днем, а внизу, как полоумные бегали «Спящие», бесстрашно нападая на двулицых, которые сбивали их с ног, обездвиживая разрядами тока, но никого не убивая, будучи прекрасно надрессированными. Варгхоподобные твари не отставали, яростно рыча и размахивая хлыстами, а им помогали разномастные черти, ловко работающие огромными кулаками, разбрасывая исхудавших рабов, как кегли в боулинге. Кабаноподобные, козлоподобные, бараноподобные и минотавры, каких рогатых тут только не было и все они «успокаивали» узников, получивших надежду, а давший ее ангел стоял выше, безмолвно взирая на творящееся.

Данел знал, что в этой битве участвовать не собирается, ибо у него есть своя, более важная миссия, в свершении которой он не был уверен, а окружающие его сгустки Тьмы неустанно шевелились, как и огромные черные крылья. Внезапно Падший увидел замершего вдалеке, прищурившегося Такеши, и их взоры встретились. Взгляды родившегося не на Земле японца и ангела, но они были таким родными друг другу… Данел поднял руку, на мгновение ставшую нормальной, без Тьмы и преобразил морду Зверя в свое последнее лицо, дабы грустно улыбнуться азиату, а тот улыбнулся в ответ, помахав загорелой тощей кистью. Такеши знал, что кем бы ни являлся Дмитрий — он хороший. Даже, если сейчас выглядит, как чудовище, зато родился ангелом, а это не убрать никаким Адом. В нем навсегда останется огромная частица Бога, желающего только добра всем своим детям, а значит, и воспитательные шлепки им не помешают.

Падший опустил руку, вновь покрыв ее Тьмой и развернул жуткую морду, дабы взглянуть в сумрачный тоннель, ведущий к месту, где прикованы его братья по духу. Он собирался туда. Собирался убить их всех, чтобы выпустить в бесконечность Вселенных, при этом понимая, что вряд ли получится… В последний раз, когда он был здесь, то перед смертью видел, как входы в зал с прикованными ангелами перекрывались толстенными дверьми, выполненными из материала, похожего на камень и железо одновременно, но наверняка бывшим прочней в тысячи раз. И тревога… Она уже заполонила подземелье рогатыми и двулицыми, вооруженными так, что они легко убьют и его нынешнего… Концентрированное пламя из ядра Геенны Огненной… Будь оно проклято…. Данел посмотрел на испещренный уже совсем не загадочными символами жезл, валяющийся возле трупа собакоголового и зло зарычал, понимая, что сегодня вновь придется умереть, однако он выполнил, что задумал еще сотню лет назад. Дал надежду.

Падший двинулся в тоннель, и Тьма двинулась за ним, забегая вперед, дабы уберечь хозяина от опасностей, а тот перебирал упорядочившиеся воспоминания, среди которых было столько скитаний меж миров, что Ад стал тем местом, где он, честно говоря, отдохнул…

Первые рогатые в светящемся неровным светом тоннеле погибли мгновенно, насытив прохладный воздух жуткой болью и запахом горелого мяса, а потом появились их целые отряды, начав умирать десяток за десятком… Данел убивал их, люто разрывая на куски, разрешая Зверю пить их души с сознаниями, и горячая чертова кровь оросила подземелье. Она густо хлюпала и чавкала, желая сожрать Падшего, а рогатые нападали и нападали, будто желая перекрасить тоннель в багрянец.

А после появились чудовищные двулицые с электрическими хлыстами, разряды тока которых гасли, не успевая коснуться его, но все это была обычная охрана заповедника, а не элитная подмога с жарким огнем из ядра планеты. Они явно не успевали, поэтому он, перешагивая через обезображенные трупы, добрался до дверей, намертво заблокировавших вход в зал с плененными ангелами, где увидел, что отсюда отходит еще множество ответвлений, которых раньше, в прошлой жизни не было, и понял, что оттуда придет его смерть, однако… Он не сдавался.

Данел направил напившегося крови Зверя на прочнейшие двери, за которыми держали Падших, всех тех, кто однажды решил помочь людям, однако потерялся в себе и они, будто услышали это. Их зов ворвался в него, прося освободить, но Тьма сама, без всяких просьб пыталась сломать двери, созданные для защиты от запертых в зале сущностей, на которых черти «обожглись», оттого и лишили конечностей.

Чудовище, являющееся ангелом, вобравшим в себя слишком много плохого, пробивалось к залу с братьями по духу, издавая немыслимый грохот, но ничего не выходило. Падший был бессилен перед дверьми, созданными не чертями, а кем-то, кого сильно интересовало удержание «Спящих» в Аду и он знал, кто это, а еще знал, что до входа в полную силу ему ох, как долго…

Сила, злоба, добродетель… Все это мелочи по сравнению с истинным величием, когда начинает подчиняться материя, а до этого идти и идти… У него так и не дошли руки постигнуть сии таинства, ибо он был слишком занят собой, но сейчас, даже пребывая в ярости, понимал, что точно займется этим, а пока… Ему не пробиться. Не пробиться…

Многоголосый стон Падших звучал внутри него, прося выпустить, выпустить из этой тюрьмы… Его братья, те, что давно шли рядом, такие разные, но родные умоляли спасти их, а он бессмысленно ломился к ним, как душевнобольной в мягкую стену одиночной палаты, пока не услышал, а точней его Тьма не почуяла приближающуюся жизнь. Опасную жизнь, цокающую из всех ответвлений тоннеля…

«Козлоногие… Почему самые распространенные в Аду черти — это козлоногие? Я так и не понял…», — высокие и мускулистые рогатые, одетые в набедренные повязки из лучшей, многослойной человеческой кожи, несли копья, только более толстые, чем носило обычное сопровождение человеческого скота.

Это внешне обычное оружие было испещрено такими же символами, как жезлы собакоголовых, но обладало намного большей силой, уж он-то в прошлый раз видел, но отступать было некуда…

И Данел двинулся навстречу смерти своей. И злобная Тьма бросилась на рогатых, пожирая их множествами, но черти бесстрашно цокали по трупам собратьев к ангелу Падшему. И, подойдя ближе, скопом выстрелили. И почувствовал дикую боль Падший, почувствовал, как чудовищной силы огонь пожирает Тьму, загоняя Зверя в оголяющееся тело Дмитрия, а потом закричал…

Худой искалеченный парень, ноги которого подогнулись, а руки обвисли, завыл, жутко и отчаянно, ибо почувствовал сумасшедшую боль, но лишь на секунду. Огонь из ядра Геенны Огненной не оставил от него даже запаха, но черти сжегшие его, с ужасом видели смех в полных Света глазах Падшего, вновь отправившегося на Землю.

Глава 8

…Опять то место, где нет времени и пространства… Вообще ничего нет… Всякий раз, умирая, он оказывался здесь… Каждую свою смерть, а потом уходил обратно на проклятую Землю, дабы учить уму-разуму тех, кто десятки раз с хохотом бросал его в огонь, топил и рубил на куски… Кто бы не создал сие «помещение», но оно удобно… Очень удобно… Находясь здесь, невозможно долго ждать, а тот, кого ждешь, никогда не опоздает… Как-то раз, судя по своим внутренним ощущениям, он пробыл тут несколько земных лет, и лишь потом раздался голос, отправивший его к людям, но тогда — это тогда. Он был другим, сейчас же изменился и не хотел ждать, хотя может просто разучился, а тогда его просто воспитывали… Неважно… Сейчас он готов принять Землю такой, какая есть, отдавшись ей на растерзание, по крайней мере, пусть так думают…

— Ты вернулся, Данел… — голос раздался быстро и был полон эмоций. — Молодец! Нечего сказать! Сумел спиться в мире людей, став худшим из них, умер, вновь попал в Ад и… — голос сделал паузу. — И дал надежду… Это лучшее их твоих деяний, Данел! Самое величайшее, если забыть кошмары, творимые для Ада с Раем… Я не буду спрашивать, как ты дошел до этого, но аплодирую! Я не верил тебе, но… Ошибался! — послышались гулкие хлопки, имитирующие звук сталкивающихся ладоней. — Мы все смотрели на тебя… Смотрели и видели, что хоть ты и остался таким же эгоистичным и самовлюбленным, но даже после сотни лет добровольного рабства в Аду сумел жить, как обычный человек! Сумел во всех смыслах этого слова! Вновь беспамятный, набирающийся ума на своих ошибках и потихоньку понимающий, что внутри не такой, как они, но все-таки жалеющий их… Ты стал лучше, Данел! В этот раз намного лучше, чем во все другие! Но сможешь ли ты жить ради них, не испытывая любви?! Сможешь ли, ведь мы видели тебя в Аду… Видели, как ты смотрел на них, желая убить, однако терпел, кроме пары раз… — голос тяжело вздохнул. — Но здесь вина твоего Зверя… Не понимаю, как ты носишь его в себе! Чудовище, желающее сожрать всех и вся, но ты… Умело сдерживаешь его… Каким же ты стал, Данел… Каким же ты стал… Я все еще помню чистого, ничем не запятнанного ангела, но сейчас… Злой, уставший и угрюмый, несущий угрозу всем мирам, и Земле в особенности, но… Мы не можем тебя остановить, хотя многие только «за»… Ты одно из лучших творений Творца, может даже множества Творцов, и Они воспротивятся, если мы вмешаемся в Их план, где ты наиважнейшая часть! Да, Данел! Ты один из лучших, и если бы мы знали, как будет выглядеть лучший, то побоялись бы тебя тогда звать… — ангел, молча внимал голосу, преподносящему ему откровение, дрожа от возбуждения, если это вообще возможно для образа, в котором он пребывал. — Но… Я считаю, что ты готов! Поступок, когда ты вылечил искалеченного ребенка — великолепен и искренен! Каким бы ты не был, как бы, не ненавидел их, но теперь понимаешь, что они достойны жалости и помощи, не правда ли?

— Да! — честно ответил Данел, помнящий Ее, подарившую сие осознание. — Хоть и ненавижу их, но знаю, как привлечь внимание! Они поймут! Не все, но многие! В этот раз точно, только… Прошу! Не забирайте память! — он отступил назад, но этого никто не увидел, ведь в пустоте нет расстояний.

— Нет, нет! Не заберем! Ты заслужил, ибо понял! И хоть огромная гордыня осталась с тобой, но… Я уверен, что у тебя все получится, поэтому разрешаю выбрать путь, каким пожелаешь вернуться! — быстро затихал голос, а пораженный его щедростью ангел наполнился первобытной радостью от роскошного подарка. — До свидания, Данел! Удачи тебе! — место без пространства и времени пропало, и перед слепящим взором Падшего появилась Земля.

«Красивая планета, но как же ее загадили… Больные, уродливые животные… Не могут подняться и отойти, чтобы опорожниться подальше от своих гниющих тел и мне — лучшему творению — обратно к ним… Но как же вернуться? Столько возможностей… Думаю, надо кого-нибудь шокировать…», — мысленный взор оббежал всю Землю сразу, но Данел решил остановиться на России, ведь эта страна таила огромные возможности, оставаясь более-менее свободной от цензуры и была переполнена нестандартно мыслящими людьми. «А вот и наш счастливчик!», — Падший увидел умирающего на операционном столе парня, лет двадцати пяти отроду, с лицом, немного походящим на его прошлое, и сердцем, останавливающимся от бесконечных пьянок. «Как говорится, рыбак рыбака видит издалека! Посторонись, сукины дети!», — он с ругательствами ринулся вниз, нагло растолкав массу стоящих в очереди сущностей, завистливо уставившихся на свободного в выборе ангела, чей белый, слепящий Свет перемежался вкраплениями абсолютной Тьмы. «А кто сказал, что ангелы должны быть идеальными, безгрешными и добродетельными!? Мы всякие, иначе, как учить неподдающееся человечество?! Люди должны узнать о себе, хотят они этого или нет, и данная эпоха прекрасно подойдет! Интернет расскажет всем и каждому, кем они являются на самом деле и тогда все «Спящие» проснутся! И мы вернемся в Ад, дабы освободить остальных! Держись Геенна Огненная! Я иду!», — город N, в котором умирал очередной алкоголик, был погружен в ночь с редкими звездами и холодным ветром, но Падший не обратил внимания на сие мелочи, вонзившись точно в центр тощего тела, а от энергии насытившей операционную, лопнули лампы.

Огромное здание больницы содрогнулось сверху-донизу, а бьющихся за жизнь молодого пьянчуги врача с медсестрами, одной красивой, второй опытной, отбросило в стороны, однако они успели увидеть, что в синеющее тело их пациента вонзился белоснежный сгусток света, причем вонзился с такой силой, что вогнуло металлический стол, на котором тот лежал.

— Мать вашу!! Усраться можно!! — заорал Виктор Петрович, хирург со стажем двадцать два года, спасший десятки людей, и не особо желающий тратить время и силы на того, кто очнется и снова пойдет пить, отобрав пенсию у старушки-матери. — Что это было?! Если бы не моя уверенность в том, что все алкаши отправляются в Ад, то я бы сказал, что в нашего, пропитанного спиртом пациента вселился ангел, не забыв молодецки побить стекла с лампочками, захмелев от его крови!! — мужик он был веселый и критические ситуации не выбивали почву из-под его ног.

— В-в-в-вик-к-к-тор… — заикаясь и тупо хлопая большущими глазами, бормотала медсестра Жанна, молодая и неопытная, но с грудью, которую желали облизать все представители мужского пола в больнице, включая семидесятилетнего сторожа Дмитрича. — П-п-п-п-петрович-ч-ч-ч-ч-ч-! — на последней букве ее словно заело и девушка сильно вздрогнула, отчего отлетело пару верхних пуговиц тесного халата и высунувшаяся грудь притянула мечтательный взгляд хирурга, мигом забывшего про алкаша. — Ч-ч-ч-что эт-т-т-то б-б-б-б-было? — она не могла остановиться икать, отчего ее богатство задорно подпрыгивало в бюстгальтере, еле удерживающем роскошь, вызывающую сердитый взор распростертой на полу коллеги, в халате которой давно прятались уши спаниеля.

— Я же сказал! Ангел! — хмыкнув, но, не отрывая взор от великолепного тела Жанны, произнес Виктор Петрович, с кряхтением поднимаясь на ноги и отряхиваясь от лампового стекла. — В нашего алкаша вселился самый настоящий ангел, дабы тот очнулся и пошел, как говорил небезызвестный Иисус! Или же это был малюсенький Тунгусский метеорит, случайно попавший в нашу больницу и именно в эту операционную! — он скептически оглядел разгромленное помещение, в котором сиротливо горела единственная уцелевшая лампочка над дверью, а все остальное было перевернуто вверх дном.

На нижних этажах и в коридоре слышались крики и беготня, кто-то орал: «Пожар! Бомба! Террористы!», — все, как полагается в таких случаях, а в операционной стояла идиллия, лишь протяжный звук динамика, отвечающего за пульс пациента, говорил, что паренек отправился в мир иной.

— Охренеть! — наконец выдавила пожилая помощница хирурга, пытаясь встать на целлюлитные ноги, и непонятно было зависть это насчет груди Жанны или по поводу произошедшего, сама же Жанна, ошалело кивнула, трижды икнув, а затем…

Протяжный писк сменился на быстрые: «Пик-пик-пик!», — и Виктор Петрович замер.

— Мать его так, да за кобылью ногу в тихом перекрестке!! А нашего соколика, правда воскресили! — тощее тело спившегося пациента, разрезанное на груди и усыпанное стеклом, зашевелилось на вогнутом столе. — Лежи-лежи, парень! Нам тебя еще штопать надо! — грубо заорал он, умея разговаривать с алкашами, а медсестры не шелохнулись, сидя на полу и жадно открыв рты, словно видели чудо.

Пациент тем временем разгибался, стряхивая стекло и никого не слушая, больше осматривая серо-голубыми глазами место, где находится, а оперировавший его хирург готов был поклясться, что ранее они были карие. Порезы от стекла на неудавшемся мертвеце заживали, грудь, вскрытая для запуска сердца, затягивалась с пугающим хрустом, а монитор, сопровождающий пиканье визуальным отображением пульса с давлением, говорил, что сердечный ритм перевалил за пятьсот.

Исхудавший труп, кожа которого вернула приятный персиковый цвет, что не виднелось в темноте, спустил ноги на покрытый острыми осколками пол, и с него упала простыня, прикрывающая срам. Следующее, что он сделал, это оторвал электроды, генерирующие бешеное и ритмичное пищание, отчего ломаная линия на мониторе стала ровной, а писк непрерывным. Его спокойный, слегка насмехающийся взгляд прошелся по всем присутствующим в операционной и задержался на Жанне, вывалившей грудь, очевидно очень неплохую, что отразилось у мертвеца ниже пояса.

— Привет, красотуля. Халатик не жмет? — произнес Данел, мигом возжелавший грудастую девицу, что говорило об отличном физическом состоянии, а та, икая, уставилась на него коровьим взглядом, видя, как преображается лицо мертвеца. — Ну, не хочешь — не отвечай! — он сделал шаг, наклонился и дернул Жанну за нос, отчего та рухнула без сознания, растопырив ноги, а Падший повернулся к пожилой, непрерывно крестящейся медсестре.

— Сгинь! Сгинь! Свят! Свят! Господи, помилуй! Сгинь! Сгинь! Свят! Свят! — как скороговорку выговаривала она бессмысленные слова, и Данел понимающе отвернулся, уставившись на хирурга, что наморщив лоб, рассматривал чудо из чудес, словно желая что-то спросить.

— Одолжите халат, уважаемый? — он внимательно взглянул на Виктора Петровича, а тот абсолютно безбоязненно кивнул, не забыв задать встречный вопрос.

— Конечно, молодой человек! Но не могли бы вы сначала подписать отказ от лечения?! — он быстро вытащил из кармана уже оформленную должным образом бумажку, ибо на его веку встречались разные пациенты. — Чтобы потом у вас, да и родни вашей претензий не было, хотя… Ты ведь уже не Александр Гундяев, правильно? — хирург не постеснялся задать прямой вопрос Падшему, смешливые глаза которого были настолько старыми, что впору хоронить, причем минимум веков десять назад.

— Правильно! — Данел кивнул, радуясь тому, что на Земле еще не перевелись сильные духом люди, и возможно это один из «Спящих». — Но вы же не спрашивали этого, правильно? Скажите, что Гундяев очнулся от взрыва или чего там придумают СМИ и выпрыгнул в окно, — он вопросительно взглянул на Виктора Петровича, а тот яростно закивал, как и не верящая глазам пожилая медсестра. — Вот и отлично! — Падший выхватил бумажку из руки хирурга и поднял дешевую ручку, валяющуюся на полу, усыпанном стеклом. — Держите! — одна рука отдала подписанный документ, а вторая уже нетерпеливо сдергивала халат с помогающе-поворачивающегося хирурга, и не прошло двух секунд, как пациент скомкал белоснежную тряпку и молниеносно выпрыгнул в разбитое окно, ободрав спину.

Виктор Петрович услышал запоздалый, удаляющийся мат и настороженно подошел к подоконнику с облупившейся краской, откуда увидел лишь быстро мелькнувший голожопый силуэт, скрывшийся в глубине холодной ночи.

— Кому спиртяшки? — спросил врач, и пожилая медсестра мигом подняла руку, продолжая шептать: «Сгинь!». — И это правильно Варвара Семеновна! Это правильно… — чуть тише добавил он, подойдя к белому шкафчику, откуда чудом ничего не выпало. — Вот и еще одно волшебство! — он улыбнулся, всей грудью вдохнув свежий воздух, заполнивший разрушенную операционную, а в больнице до сих пор раздавались крики. — Я всегда знал, что они бродят среди нас! Знал! — и взглянул на Жанну, широко раскидавшую ноги. — Далеко пойдет, девка! Ох, далеко! Даже без сознания умеет охмурить мужика! — сказал он и поставил бутыль со спиртом на помятый операционный стол.

Эпилог

«Пора! Пора понять, что там написано!», — он неторопливо, утопая босыми ступнями в мягком песке, подошел к привычному месту и, развернув газету, пробежал по ней светящимися глазами, после чего скомкал и отбросил, вспомнив спокойные деньки в Аду, когда только репетировал эти строки.

Люди. Однажды созданные для поиска Бога, но забывшие эту цель… Забывшие, кто они есть и кем могут стать, поддавшись лживым словам тех, кто возжелал превратить их в животных, дабы питаться их телами и энергией… И да. У них получилось.

Сегодня человек, ни кто иной, как разумный зверь, неконтролируемо плодящийся на определенной для него территории, и думающий, что заселяет все желаемые и пригодные для жизни участки, однако это не так. Люди глупы и убоги, они не понимают, что их растят, как рабов, удовлетворяющих потребности собственных создателей вместе с другими кукловодами, окутавшими их понятиям давно не существующей «свободы», а еще человеческая раса — это участник многочисленных экспериментов, куда не требуется оговаривать запись. Экспериментальные вакцины, искусственная еда, новые болезни, наркотики и другие социальные опыты над личностью с легкостью навязываются с помощью СМИ, и это стало нормой жизни, движимой лозунгом: «Главное — человек!». Все существование людей окружено несмолкающими фразами о всеобщей свободе, добровольном выборе и эта сладкая ложь по душе каждому, а как иначе? Если людям покажут правду — они сойдут с ума, ибо она чересчур усложнит жизнь.

Мало, кто понимает, что свобода — это быть собой, без навязанных масок и крепких оков, которые разрешают добровольно одеть, говоря, что это игра, но, не предупреждая, что она не заканчивается. Свобода — это скинуть религиозные оковы, оковы алкоголя, пищи, лекарств и телевизора, взяв контроль над собственным телом, ведь стоит сделать это, и сумеешь сдерживать все.

А еще глупо утверждать, что выросшие в единой среде люди обязаны идентично мыслить и вести себя одинаково, хоть это и утверждают множественные книги по психологии. В реальной жизни существует неисчислимое множество примеров, когда братья-близнецы отличны друг от друга, как лед с пламенем, как бы их не пытались «дрессировать». И здесь не помогают даже утверждения о пра-пра-прадедушке, который однажды ударился головой, что отдалось на одном из братьев, как любят оправдываться родители таких сыновей или сестер.

Это действительно глупо. Глупо считать, что люди — одноразовые кучи мяса, которые могут быть одинаковыми при определенном воспитании. Глупо писать толстые книги на данные темы, доказывая разнообразные отклонения от кем-то выдуманной нормы из-за того, что тот уродился в маму, этот в папу, а тот в деда дяди, который во внука прадеда. Очень глупо, ибо воспитание — это любительская кузня, где выковывается уродливая маска, которую человек обязан надеть, дабы жить среди собственных собратьев, боясь хоть как-то выделиться, однако таковы правила.

Именно он, отвратительный зверь по имени Общество, пищей которого является человеческая уникальность, диктует главный догмат: «Не выделяться!», — и отвратительная маска прирастает к потухшему лицу несчастного, ни разу не видевшего себя настоящего даже дома в зеркале, но…

Также нельзя безоговорочно утверждать, что ВСЕ люди разные, конечно же, нет! Большая часть представителей человечества идентична, словно партия гладких досок для хорошего забора, и это объясняется началом их развития! Их недавним рождением в бесконечности Вселенных и первых жизней, что отчетливо видно по этим индивидуумам.

Они никогда не рискуют, делая все правильно и именно так, как приказывает однотонное общество, тщательно впитывая все его правила и нормы поведения, стараясь ничем не выделится, а все потому, что учатся жить в первый или десятый, но не более того раз. Эти «новорожденные» боятся. Боятся пораниться о сложную жизнь, ибо так диктует программа, написанная давным-давно, дабы они росли и развивались, но самое главное — выжили, чего нельзя сделать, не пребывая настороже.

Для этого человечество и придумали его крылатые и рогатые создатели. Дабы оно могло адаптироваться к любому миру, и вот почему внешне люди самые неприспособленные к Земле из всех ее обитателей. У них нет шерсти для защиты от холода, у них нет жабр для плавания под водой, у них нет острых когтей для борьбы с хищниками, зато у них есть РАЗУМ. То, благодаря чему они могут сделать себя какими угодно, и о чем сегодня никто не собирается напоминать.

Человек одно из лучших созданий Вселенной, да что там Вселенной — бесконечности Вселенных! Он рожден идти к Богу, стремиться к Нему, через боль, через страдания, становясь лучше и больше с каждым новым рождением, дабы однажды не суметь раствориться в Нем, и тогда Создатель ласково улыбнется, сказав: «Ты наконец-то вырос мой мальчик! Стал больше меня, и я не могу тебя сдерживать!», — вот тогда и придет осознание, что наступила пора стать новой Вселенной! Новым Богом! Творцом! Станет понятно, что закончились детские игры, и началась взрослая жизнь, где теперь Ты в ответе за своих детей, которых надо вырастить в подобных Себе Создателей!

Так освободитесь же люди! Скиньте цепи! Увидьте себя со стороны и поймите, что нет Вселенной лучше, чем Вы сами! Прекратите разрушать ее, ибо не ведаете, что творите, подчиняясь сладким словам с телевизоров! Встаньте с колен и скажите: «Нет», — лживому миру, начав творить свой!

И путь мой покрытый страданий тысячелетиями, смертями моими и болью вечною!

И крылья темны мои, и поступь тяжелая, и слышащие меня, да проснутся!

И разбегутся в страхе мои недруги, и вытекут очи их, и покроется мраком разум их!

Ибо Данел я, Свет несущий, Тьмой его защищающий, и вернулся я с лекарством от глупости!

И с каждым шагом моим, братья мои просыпаются! И с каждым шагом моим, их веки все больше распахиваются! И спадают оковы человеческие! И поднимаются люди с колен, ибо Данел я, кресты ломающий, к Творцу ведущий!

Бойтесь меня, глупости поддавшиеся! Бойтесь, кресты целующие, ибо я изменю сей мир к лучшему, и сгорит все невежество в моем пламени!

Так кем назовете вы меня? Антихристом иль Сыном Божьим, ведь Зверь во мне, и Свет во мне! Встаньте с колен и выберите, а то, что выберете, в том не ошибетесь вы, ибо Зверь я тот, что Свет несет, и разорву я сей мир в клочья, и опалю его! Птенцом я стану, яйцо покидающим, яйцо ломающим, и ежели мир сей им является, то так и быть тому, а Зверь, да защитит от ворогов, смерти моей желающих! Встаньте с колен! Встаньте! Ибо люди вы, а значит, нет оков на вас, и вы свободны, как любой из Творцов!

Оглавление

Книга первая

  Часть 1. «Прибытие»

    Пролог

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

  Часть 2. «О чудный, новый мир!»

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

  Часть 3. «Брызги реки мертвых»

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

    Глава 9

Книга вторая

  Часть 1. «Отдаться за iPhone или цена современного человека»

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

  Часть 2. «По рукам, господин Джумоук!»

    Глава 1

    Глава 2

    Глава 3

    Глава 4

    Глава 5

    Глава 6

    Глава 7

    Глава 8

Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg