«Самое страшное слово»

Фейерверки отражались в море разноцветными осколками, витражным стеклом.

Лера поглядела на небо.

— Яркие какие сегодня.

— К дождю, — важно разъяснил Тимка.

— Похоже. Пойдем, сына, домой.

Тим, укоризненно вздохнув, слез с парапета. Напомнил:

— А папа меня плавать взять обещал. Ма, ты ему скажи, а?

— Скажу, — рассеянно пообещала Лера. — Вот исполнится тебе шесть, в школу пойдешь…

— Нууу, — протянул Тим, — это когда еще. Аж через две недели!

— Всего через две недели, — вздохнула Лера. Она думала, что начало учебы — событие, в сущности, необратимое; но, поскольку дети учатся чему-то с рождения, первый школьный день — всего лишь тревожный звоночек для мамы. Как напоминание о будущем.

Однажды расставшись, родители и дети редко когда встречаются снова.

Фейерверки, распустив по ветру серебристые щупальца, уплывали за острые городские крыши. Сегодня, пожалуй, отнерестятся как раз над северной окраиной. То-то будет визгу.

Лере нравился этот мир. Спокойный, уютный. Тихий мир, в котором можно плыть по течению. По воле ветра, как фейерверки…

Мир, который не требует от тебя необратимых поступков. Дает подрасти детворе.

— Ма, — Тимка дернул за рукав, ну что за привычка, — а правда, что папа мне неродной?

— Ну что значит «неродной», — Лера остановилась, посмотрела на сына. — Тим, родной — это тот, кто любит.

— А Машка говорит, что как раз кто любит — чаще всего неродной. И что тут у всех папы неродные. Только у некоторых не папы, а мамы.

— Машка перепутала, — Лера пригладила Тимкину челку. — Понимаешь, сына, есть слово «родной», а есть — «кровный». Да, мало у кого здесь кровный папа. И у тебя, и у Машки — не кровный. Зато родной. Потому что любит. И мы его любим, верно?

— Машка — путаница-запутаница, — Тимка смешно наморщил нос. — Ма, а почему родные не любят?

— Не знаю, сына, — прошептала Лера.

Виктор ее любил. Точно — любил. Но…

— Понимаешь, Тим… есть еще одно слово. «Необратимый поступок». Самое страшное слово во всех мирах.

Необратимый поступок. Когда они с Виктором справили свадьбу, думали — полиция придет наутро. А пришли — почти через месяц.

Поздравили.

— Не поздно? — съехидничал Витёк, натягивая свитер.