Селин Баст. Жизнь во сне Мари Сойер
Пролог
Меня зовут Клавдия Форк. Я пациентка психиатрической клиники ***, одной из лучших в своем роде. Доктор Стивенс диагностировал у меня шизофрению. Транквилизаторы отбили у меня желание спорить.
Я оказалась здесь благодаря своему мужу. Он поместил меня на принудительное лечение после нервного срыва, вызванного его отказом дать мне развод. У него остались моя машина, мой дом, моя компания и моя собака. Я получила одноместную палату с зарешеченными окнами и стенами теплого цвета.
Я не помню точной даты начала моего лечения. Мне кажется, что я провела здесь целую вечность. Врачи говорят, что я нахожусь в клинике менее полугода. Мне приходится им верить. Алекс Форк добился полной моей изоляции. Ко мне не пускают родных, друзей, коллег, подчиненных. Ко мне не пускают никого, кроме доктора Стивенса, Марж Уинслет — моей медсестры и мужа.
Я — пациентка психиатрической клиники. Им выгодно оставлять меня сумасшедшей. День здесь — это бесконечный день сурка. Нас будят, осматривают, кормят, потом начинается медикаментозное лечение.
Мне повезло больше, чем остальным. Меня содержат в частном секторе; большинство больных содержатся в секторах, находящихся на попечении штата. Там держат бедных, людей с амнезией, тех, у кого нет родных.
Люди в государственном секторе постоянно меняются. Одни исчезают, другие приходят, кто-то не выдерживает шоковой терапии и умирает, но это редкость. Мужчины пытаются покончить с собой, женщины рожают. Женщины рожают, дети исчезают. Я не хочу думать, куда. Это государственный сектор.
У нас все иначе. Мое пребывание здесь обходится мужу в круглую сумму, но это выгоднее, чем выпустить меня и признать дееспособной. У нас лучше кормят, у нас компетентные врачи и уютные палаты.
В последнее время меня начали мучить кошмары. В те редкие ночи, когда кошмаров нет, мне снятся довольно странные сны. Это последствия медикаментов. Думаю, что я действительно нездорова, хотя в тот момент, когда я здесь оказалась, я была совершенно нормальным человеком. Полгода назад я хотела жить, работала, строила свою компанию, мечтала о детях. Теперь я хочу только одного — спать.
Глава 1
Я проснулась в месте, далеком от того, где уснула. Вокруг не было ни стен больничной палаты, ни звуков шагов по коридору. Солнечный летний день, свежая, мягкая трава, на которой я и открыла глаза.
Стоп. Где я? И самое главное — как я тут оказалась? Хотя нет, все в порядке, наверное, это очередной сон после препаратов. Сейчас я закрою глаза, вот так, досчитаю до ста, и все вернется на свои места. Мне на лоб шлепнулась большая холодная капля. Я вскочила, огляделась по сторонам и поняла, что ничего не изменилось. Я по-прежнему находилась в лесу.
Хорошо начался день, ничего не скажешь. Заснула, находясь в психиатрической клинике, проснулась в лесу, голодная, и совершенно не могу понять, что за чертовщина со мной происходит. У меня безумно замерзли, почему-то босые, ноги. Да и вообще мой внешний вид очень далек от того вида, с которым респектабельные американки расхаживают по парку. Босая, растрепанная, одетая в плащ непонятного происхождения, на удивление теплый и легкий, на голое тело. Черт!
Хорошо, пусть так. Пусть я в лесу, практически голая, и меня, скорее всего, ищет полиция как сбежавшую из психушки. Очень мило. Пусть так. Но надо отсюда выбираться, причем как можно скорее.
Шагом, который сложно назвать бодрым, даже при наличии воображения, я побрела по тропинке, мысленно надеясь, что не наступлю на палку или змею, не поранюсь, не умру от заражения крови и не сойду с ума окончательно.
Итак, мне двадцать восемь лет, я — бывшая владелица цветочной компании и нынешняя пациентка психиатрической клиники. Когда-то давно, в той далекой, нормальной жизни у меня было все: дом, машина, любимая работа и заботливый муж. Надо признать, что с выбором мужа я просчиталась. Вряд ли заботливый муж стал бы запихивать меня на принудительное лечение. Больше всего я скучала по Роберту, своему псу, который постоянно был рядом со мной. Он тоже остался у Алекса.
Мне даже начинает нравиться. Природа, лес, птички поют, лошади сзади скачут. Стоп. Какие к чертям лошади? Клавдия, похоже, у тебя окончательно поехала крыша. А нет, действительно скачут лошади. И мне кажется, даже с всадниками. Становится все интереснее и интереснее.
Я остановилась и терпеливо ждала, пока маленькие точки, принятые мною за всадников, действительно не станут всадниками на лошадях. Их было трое. Все мужчины, примерно моего возраста, может быть, чуть старше, года на три-четыре, не более. Один из них даже симпатичный, разумеется, настолько, насколько может быть симпатичным мужчина, закованный в стальные доспехи и сидящий на лошади. Я решила, что улыбаться в моем положении немного глупо, а посему просто стояла и молчала, надеясь, что они сами объяснят мне, что им, собственно, от меня понадобилось.
— Имя? — спросил тот, который, даже без лошади и тонны железа, не показался бы мне симпатичным.
— Мое?
— Нет, мое, — глупо заржал симпатичный обладатель коня, жаль, что вместе с конем к нему не прилагается хотя бы капля мозгов, необходимых для чувства юмора.
— Понятия не имею.
Я до последнего решила строить из себя идиотку. Ну не говорить же им в самом деле, что я сумасшедшая.
— Леди, прекратите разыгрывать тут комедию. Вы были пойманы в лесу, без личного идентификатора. Вам бы испугаться, но вы еще и дерзить начали, — так (или как, видимо?) видимо этот начальник данного «войска».
И вот тут я стою и думаю, у кого тут проблемы с головой: у меня, у них или вообще мы все тут каждый на своей волне? Какой «личный идентификатор» и почему, собственно, «были пойманы»? Я вроде ни от кого не убегала.
— Стоп, стоп, стоп. Во-первых, вы меня не ловили, а я сама вас ждала, пока вы ехали в мою сторону. Во-вторых, с чего вы взяли, что у меня нет этого вашего «личного идентификатора». В современном мире есть такое понятие, как презумпция невиновности, но вы, судя по всему, про нее не слышали.
Дальнейшие события меня удивили. Совершенно бесцеремонно перебросив меня через седло, этот обладатель коня, но не имеющий мозгов, отправил лошадь в галоп. Ну вот, а день так хорошо начинался. Потом я проснулась в лесу, а теперь вот меня куда-то везет средневековая образина, причем мало того, что везет, так еще и безумно встряхивает на всех кочках, которых здесь, кстати, в избытке.
Данное издевательство над здравым смыслом, на который я все-таки очень надеялась, продолжалось примерно полчаса. Потом меня также бесцеремонно, как погрузили, скинули в месте, который я приняла за город. Каменные плиты на площади, фонтан, вокруг которого как-то слишком уж людно, и здание городской администрации, во всяком случае, похожее на него.
Мои провожатые куда-то ушли, даже не удосужившись меня привязать к чему-нибудь, хотя бы к лошади. И правильно. Убегать я никуда не собиралась. Я просто стояла посреди городской площади и ждала окончания действия медикаментов и собственного пробуждения. Надо будет добиться отмены медикаментозного лечения, а то, если каждый мой сон будет таким, то мой рассудок точно со мной попрощается.
Что ж, время у меня есть. Горожане выглядели престранно. Кто-то, как и я, расхаживал в плаще на голое тело. Кто-то, наоборот, был одет очень консервативно: брюки, рубашка, застегнутая под горло. У кого-то даже кружевное жабо на руках (или рукавах?) увидела. Вся эта тусовка вызывала у меня непонятное чувство, что я уже видела где-то эти костюмы. Действительно, видела. В учебниках истории и фильмах век эдак про шестнадцатый. Но самым необычным и непонятным было для меня следующее. Все эти горожане выглядели как музейные экспонаты, но при этом у каждого на руке светился металлический браслет, в котором периодически перемигивался некий шарик, совершенно непонятного происхождения. Похожие браслеты я тоже видела в фильмах, но уже про далекое будущее.
Кажется, за мной пришли. Трое моих «рыцарей» уверенно двигались в мою сторону. Чуть поодаль за ними мелкими шажками семенил старик в черной рясе (такую, кстати, носят священники).
— Добрый день, леди (старик обладал на удивление мелодичным для своего возраста голосом)! — Стражники говорят, что вас нашли в лесу и что вы не смогли внятно им объяснить, кто вы, что здесь делаете и почему на вас нет вашего браслета.
Ясно. «Личный идентификатор» — есть не что иное, как металлический браслет, который есть у них у всех, а у меня его нет. Естественно, откуда он у меня может быть.
— Меня не нашли, а совершенно бесцеремонно сцапали и привезли сюда, перекинув через седло. А кто я и что я там делала — это мое личное дело. И я думаю, что я не должна отчитываться перед тем, кто даже не представился.
Наглость всегда помогала мне скрыть страх. Сейчас, впрочем, мне не особо это помогло. Господи, скорей бы проснуться.
— Прошу прощения, леди. Меня зовут Джеймс Штоль. Я — мэр этого города. Думаю, будет лучше, если мы с вами продолжим нашу беседу в ратуше.
Так, с этим тоже понятно. Это не здание городской администрации. Это ратуша. Бред какой-то. В какие дебри моего подсознания меня занесла терапия доктора Стивенса? Делать, впрочем, нечего, и я, нехотя, поплелась следом за неким Джеймсом Штолем, мэром этого безумия.
Городская ратуша изнутри была большой, светлой и напоминала прозрачную морскую раковину. Мое внимание привлек большой стол, занимающий большую часть помещения, в которое меня и проводили. Стол был прозрачным, судя по всему, сделанным из хрусталя. Довольно интересным было то, что на столешнице были углубления для ладоней. Именно углубления, имеющие форму руки. Они были очень аккуратно сделаны и покрыты матовым напылением. Таких углублений было шесть или семь. Мэр усадил меня на стул из красного дерева с высокой спинкой и сел рядом на такой же стул.
— Леди, я до сих не знаю, как вас зовут, — голос был спокойным, но говорить он начал убедительно и с легким нажимом. Таким голосом говорят детективы в комнате для допроса. Наверное.
— Понимаете, мой день начался довольно необычно. Я проснулась в лесу, непривычно для себя одетая и без многих ценных вещей, в том числе и без моего браслета. К сожалению, я не могу назвать вам ни своего имени, ни другой информации о себе. Я попросту ничего не помню. Мне кажется, что меня ограбили.
Ну да, я безбожно лгала. А что вы мне предлагаете делать? Прямо сказать, что я понятия не имею, кто я и что я тут делаю? И что вообще-то я уснула в палате для больных шизофренией? Нет уж, спасибо. Вначале я послушаю его версию событий.
Он сделал вид, что поверил мне, я сделала вид, что не поняла этого.
— Что ж, я думаю, что из вашего положения тоже можно найти выход. Раз уж вы сами не можете рассказать, кто вы и что тут делаете, то в решении этой проблемы нам поможет этот самый стол, за которым я так люблю пить чай. Все, что от вас требуется, это положить вашу ладонь вот сюда.
Я честно не понимаю, чем это может нам помочь. Я устала воспринимать происходящее трезво и логически. Я просто положила руку в углубление. Мягкое приятное покалывание охватило ладонь, прошлось по всему телу и вернулось обратно.
Я не знаю, как описать дальнейшее, чтобы самой не счесть себя сумасшедшей. Поэтому просто опишу то, что увидела, без дальнейшего анализа. От моей ладони, точнее сказать от углубления, где она помещалась, начали расходиться тонкие линии, не толще человеческого волоса. Этих линий было, наверное, больше сотни. Эти линии разбежались по всему периметру стола, а затем начали уверенно сходиться в его центре, образуя световой пучок, который поднялся вверх и распался на буквы.
Имя: Селин Баст.
Биологический возраст на настоящий момент: 28 лет.
Призвание: Наемник.
Дворянский титул: —.
Количество выполненных заказов: 45.
Успешных: 45.
Краткая биография: Родилась 18 августа 1984 года в городе Имболк провинции Кросфаунд. Призвание отца: Кузнец. Призвание матери: Хранитель. До 17 лет прожила в родном городе. В 1996-м родители были убиты во время нападения на город. Личности нападавших не выяснены. В 17 лет поступила на обучение в «Пансион заблудших душ». Биологический возраст на момент получения призвания и первого идентификатора личности: 21 год. Биологический возраст на момент первого успешного выполнения заказа: 21 год.
Я сидела, читала все это и не могла понять, как это вообще возможно. Всю жизнь я прожила в Соединенных Штатах, окруженная обычными людьми. В двадцать лет у меня уже была своя компания, а не призвание наемника (это верно?), и уже тем более я не убивала людей. Или убивала?
Я сидела и молчала. Сказать мне все равно было нечего. Поэтому я просто наблюдала за реакцией мэра Джеймса Штоля, который очень внимательно изучал мое «досье». В момент, когда он дочитал, он посмотрел на меня таким сладким взглядом, что мне показалось, будто он решил включить меня в завещание, сделав наследницей первой очереди.
— Так, так. Видимо, вы, Селин, подарок судьбы. Хотите чаю?
Ответить я не успела. Джеймс Штоль вскочил и быстро удалился. Кто я? Что я тут делаю? Действительно ли это мой сон или я реально нахожусь здесь?
Его отсутствие длилось не более десяти минут. Мэр вернулся в комнату, таща на себе огромный поднос, на котором были заботливо расставлены три вида чая и более десятка различных видов сладостей. Мило. Хотя конкретно в данный момент я бы не отказалась от большого стейка с кровью. Но делать все равно нечего. Придется строить из себя английскую принцессу и пить чай. Может, еще о погоде поговорить успеем.
— Дорогая, Селин. Я вижу ваше затруднительное положение, в котором вы оказались, и я рад предложить вам свою помощь. Я распоряжусь, чтобы для вас подготовили новый костюм, который соответствует вашей деятельности, и пока он будет сшит, вы можете жить в одном из апартаментов ратуши. Оружие вы можете либо заказать у кузнеца самостоятельно, либо выбрать из того, что имеется. Разумеется, все расходы я беру на себя.
Не думала, что я когда-то это скажу, но мне кажется, что этот Штоль не такой скряга, как мне казалось. Приятно, что мэр города готов помочь.
— Взамен вы окажете моему городу и мне лично небольшую услугу.
Что я там говорила про безвозмездную помощь? Забудьте. Ее не существует.
— Какую услугу?
— О! Это сущий пустяк. Вам надо всего лишь устранить Одноглазого Макса.
Прекрасно. Теперь, кажется, начинается сюжет про пиратов. Одноглазый Макс, потом будет Одноногий Джо, потом еще черт знает кто. Хотя что меня удивляет? Для человека, больного шизофренией, мое состояние вполне адекватно, во всяком случае, пока.
— Простите, но я даже понятия не имею, кто это, — у меня даже получилось произнести это спокойно и не подавившись сладостями. Говорить с набитым ртом вообще-то не очень удобно.
— Одноглазый Макс — бывший наемник, который начал идти против власти монарха. Он начал убивать стражников, сборщиков налогов и прочих представителей власти. А в прошлом месяце он предпринял покушение лично на меня, как вы видите, неудачное. И вот после этого-то покушения он и стал Одноглазым. Я, видите ли, очень метко стреляю.
Маразм крепчал — деревья гнулись, как говорят в Русской Сибири. Меня, даму, больную шизофренией, отправляют убивать местного Робингуда. И самое приятное во всем этом то, что я не могу ни отказаться, ни проснуться. Вот такие вот дела.
— Вы согласны, Селин?
— Я подозреваю, что выбора у меня нет.
— Вот и славно. Вот и чудно. У вас есть три дня на отдых. Этого времени вполне хватит для подготовки вашего костюма и снаряжения. В это время вы можете осмотреть город, но это позже, сейчас вас проводят в покои, которые для вас подготовили.
Не успело эхо перестать повторять его слова, как в комнате появился человек, который мог быть похожим на лакея, если бы не золоченые доспехи, в которые он был закован.
— Это Джон. Один из моей личной охраны. Он вас проводит.
Все понятно. Мэр, личная охрана мэра, городская ратуша, нанотехнологии в Средневековье. Все просто. Все понятно. Особенно, если принять во внимание то, что это всего лишь мой сон. Ведь я же сплю, правда?
Мы все шли, а бесконечные коридоры, галереи и переходы все не кончались. Снаружи ратуша казалась минимум втрое меньше. Наконец, мы остановились перед дубовой дверью, возле которой мой провожатый сухо кивнул мне и растворился в бесконечности коридоров ратуши.
Я открыла дверь и… не удивилась. Все предельно просто. Стол, два мягких стула с высокими спинками, туалетный столик, кровать и помещение, где расположена ванна, правда, без водопровода и канализации. Неплохо, но признаться честно, я ожидала большего от гостеприимства человека, который личную охрану одел в золоченые доспехи.
Первым делом я, как и любая порядочная женщина, решила принять ванну. Пробуждение в лесу, поездка на лошади в совершенно неприличной позе и прочие мои приключения навряд ли характеризуются такими качествами, как санитария и гигиена.
Ванная комната была просто восхитительна. Розовый мрамор с тонкими прожилками, золотая оправа огромного, практически во всю стену, зеркала. Раковина и сама ванна, скорее напоминавшая собой джакузи, были сделаны из тончайшего белого мрамора, который запросто мог бы быть фарфором, настолько тонко были высечены все формы. Но самым непонятным для меня было то, что нигде не было видно труб, по которым сюда должна была подаваться вода.
Не могу не признать, что факт отсутствия труб меня огорчил, но мы, сумасшедшие, так просто не сдаемся. Я скинула с себя одежду и легла в пустую мраморную ванну, которая оказалась на удивление теплой. Секунду спустя она начала заполняться водой. Возникало ощущение, что вода словно просачивалась сквозь жилки мрамора. Я лежала и наслаждалась мягкими струями воды, которые нежно массировали уставшее тело.
Я не знаю, сколько времени я провела, наслаждаясь благами этой уникальной цивилизации. Я вылезла из ванны и, укутавшись в пушистое полотенце, отправилась спать.
Сон без сновидений — большая роскошь, особенно для меня. Открыв глаза, я совершенно не удивилась тому, что я все еще здесь, а не в больничной палате. Меня начинала интересовать вся эта история ровно настолько, чтобы не кричать на каждом углу, что я из «другого мира».
Я вылезла из-под одеяла, сладко потянулась и начала одеваться. К моему приятному удивлению, на одном из стульев обнаружилась одежда, которую, по-видимому, сшили для меня. Платье до середины голени из светло-голубого сатина выгодно оттеняло мои от природы черные волосы и гармонировало с голубыми глазами. Их портному надо отдать должное — декольте платья было очень скромным и демократичным и даже подчеркивало практически отсутствующую у меня грудь. Рядом на полу стояли туфли из тонкой замши такого же оттенка. Размер оказался моим. Прекрасно, теперь я хотя бы выгляжу по-человечески.
Проблема внешнего вида решена. Теперь моей первостепенной задачей была поесть. Именно в поисках еды я и отправилась бродить по ратуше. Здание было очень большим и одноэтажным, именно поэтому оно расползлось по довольно широкой площади. Впрочем, найти кухню оказалось просто. Достаточно было выключить логику и включить обоняние.
Кухня представляла собой большой зал с высокими светлыми потолками, мраморными плитами на полу и небольшими окнами-бойницами, расположенными под самым потолком. Вдоль стен стояли плиты, которые топились дровами или углем, а в центре зала был большой длинный стол, на этот раз деревянный. Вдоль стола стояли длинные лавки из такого же дерева, обитые бархатной тканью.
— Прошу прощения, не могли бы вы мне помочь?
Мгновение спустя на меня обернулся весь персонал кухни. Я стояла и не знала, что мне делать дальше, пока они меня разглядывают, но тут ко мне подошла грузная женщина лет пятидесяти, в белоснежном кружевном переднике, изрядно запачканным чем-то похожим на соус.
— Вы Селин, правильно? — голос был низким и басовитым, словно она каждую свободную минуту проводила с кубинской сигарой в зубах.
— Да.
— Я Дарья. Старший повар. Меня предупреждали, что вас необходимо накормить.
О, и на этом спасибо. Интересно, а если бы ее не предупредили о том, что меня надо кормить, мне пришлось бы голодать?
Мое ожидание обещанного завтрака длилось порядка пятнадцати минут. На стол были водружены кофейник, молочник, тарелка с двумя тостами, банка джема, фарфоровая кофейная чашечка, такое же блюдце и серебряная ложка. Все. Никакой ветчины, никакого ростбифа, никакой нормальной еды. Нет, я не спорю, мой завтрак был идеален с точки зрения завтрака, но следует вспомнить, что вчера я не ужинала, а может быть, даже и не обедала, этого я не помню. Соответственно сейчас я надеялась исправить вчерашнее упущение. Но мне категорически не везло. Вчера был только чай, сегодня только кофе. Кажется, что еще чуть-чуть и я стану каннибалом. Под эти печальные мысли мой завтрак был съеден. Есть мне хочется до сих пор, но думаю, что до ленча я доживу.
— А во сколько вы будете подавать ленч, Дарья?
— Ты его уже проспала. Обед будет через шесть часов.
Интересно, она тоже слышала негодующие звуки моего желудка или мне показалось?
Ладно, поесть поели, теперь пора заняться делами, а именно выяснить, где в данный момент господин Штоль, в каком состоянии мой костюм, а также прогуляться до кузницы, где мне предстоит выбор оружия из ассортимента кузнеца. Я понятия не имею, как именно я буду выбирать оружие, потому что единственное оружие, которое я когда-либо держала в руках, — это газовый баллончик. Да и то это было еще в школе.
Коридоры ратуши вывели меня на городскую площадь, на которой я стояла не далее как вчера. Все тот же фонтан, все те же люди, каждый из которых спешит по своим делам, изредка перебрасываясь приветствиями с прохожими. Город как город.
Не имея никакой цели, я просто пошла бродить по узким городским улочкам в надежде, что все как-то само собой разрешится. Должна же я наконец проснуться. И первым делом, когда я проснусь, я буду добиваться отмены моего лечения. После того, как меня перестанут пичкать всякой дрянью, все вернется на круги своя. Я снова буду ездить на работу, гулять с Робертом, разведусь с мужем и сяду писать мемуары о моем странном затянувшемся сне.
Улицы были узкими, но чистыми, домики на улицах стояли аккуратными рядками и напомнили мне Прагу (там стоят такие же пряничные домики, разве что чуть крупнее этих). Со временем мое внимание привлек равномерный стук кузнечного молота. Через десять минут я уже стояла у кузницы. Кузнец, человек крупный, сильный и простодушный, разглядывал меня с неподдельным интересом.
— Ты Селин, правильно?
— Она самая, а откуда вы меня знаете?
Глупый вопрос, который к тому же и прозвучал по-детски.
— Про тебя тут все и все уже знают. Мне дали задание подготовить для тебя оружие. Пойдем, посмотришь.
Мы вошли в кузницу. Это была самая обычная кузница, с большой печью, высокой температурой воздуха и потными кузнецами-подмастерьями. Вот так. Оружие было расставлено или развешено вдоль стен. Ничего необычного. Мечи, топоры, копья, наконечники стрел. Все так, как и должно быть в приличной кузне. Мы прошли темный закопченный зал, где все это располагалось, и вошли в маленькую неприметную дверцу, ведущую в соседнее помещение. Я прошла довольно легко, просто пригнув голову. Кузнецу пришлось согнуться чуть ли не пополам.
Вторая комната была светлой и довольно просторной, здесь оружие уже было бережно установлено на деревянные подставки, сделанные под каждый вид оружия. Видимо, это был зал для заказов «важных» персон. Приятно, что и мое оружие здесь, а меня причислили к вышеназванным персонам.
— Я не знаю, какое оружие тебе бы подошло, поэтому выбери из того, что я уже изготовил. Если не подберешь себе ничего, то тогда я сделаю специально для тебя.
Итак, мне предстоит выбор оружия. Просто прекрасно. В более глупом положении сложно оказаться. Этот здоровенный кузнец считает меня профессиональным наемником, поэтому и обращается со мной спокойно и с уважением. Мне бы хотелось посмотреть на его реакцию, узнай он, что предлагает лучшее свое оружие владелице цветочной компании.
Делать нечего. Буду строить из себя специалиста и расхаживать с важным видом. Я подошла к стендам с мечами, длинными, короткими, обоюдоострыми, зазубренными, сделанными из вороненой стали или украшенными драгоценными камнями. Мой взгляд упал на меч средней длины. Если мерить от бедра, то он заканчивался как раз на середине голени. Рукоятка была обтянута черной кожей и украшена небольшими серебряными бусинами. Хотя вряд ли это украшение, скорее всего, они предотвращают скольжение меча в руке. По наитию я вытащила его из подставки и взяла в руку, вытянула руку вперед и осмотрела плоскость лезвия. Прокрутила его в кисти и осталась довольна. И все это под пристальным взглядом кузнеца.
— Видимо, ты действительна та, за кого тебя принимают, — сказал он с уважением. — Я редко вижу, чтобы женщина действительно разбиралась в оружии. Обычно все «воительницы», которые приходят ко мне, начинают хватать клинки вон с той стойки.
Я обернулась в указанном направлении, и мое чувство красоты и эстетики, выработанное многими годами флористики, согнулось в конвульсиях. На подставке стояли золоченые клинки, совершенно бездарно украшенные самоцветами и, судя по всему, отвратительно развешенные. Молча пожав плечами, я обернулась на кузнеца. Он смотрел на меня и улыбался, улыбался так, как часто улыбался мой кузен, которого я не видела много лет.
— Ступай в ратушу, отдыхай, я займусь изготовлением брони для твоего походного костюма. Портной мой родной брат, так что проблем с размерами не возникнет.
Примерно через час я уже была в своей комнате в ратуше. Лежала на кровати и размышляла о сегодняшнем дне. Обед был отвратительный. Сплошные овощи и никакого мяса, даже птицы и рыбы не было. Скорей бы уехать отсюда. Послезавтра самое позднее будет готово мое снаряжение. Чем больше я тут нахожусь, тем меньше мне хочется возвращаться обратно в скучную размеренную жизнь пациентки психиатрической клиники. Меня совершенно не удивило, что я разбираюсь в холодном оружии, скорее всего, я еще умею ездить верхом и стрелять из лука. Профессия наемника обязывает.
— Знаете, а мне тут нравится, — на этой радостной мысли я погрузилась в царство Морфея.
Следующее утро, да и весь день не принесли ни новостей, ни разнообразия. Промаявшись от скуки до обеда, после обеда я завалилась спать и проснулась только на утро, которое, к слову сказать, началось очень весело.
Меня разбудил личный стражник мэра, бесцеремонно ворвавшись в мою спальню. За что, совершенно справедливо, получил чашкой в лоб, а я и не знала, что так метко могу бросать чашки. После этого он вышел, постучался и вошел снова. Я благодушно ему кивнула, разглядывая формирующуюся гематому на его лбу и поражаясь своей меткости.
— Леди Баст, ваше снаряжение готово, и мэр приглашает вас позавтракать с ним.
Прелестно, просто прелестно. Я встала с кровати и откинула одеяло. Да, я сплю голой. И что тут странного? Несчастный стражник побледнел, покраснел и растерянно квакнул.
— Свободен, — я величественно махнула ему рукой и, как только за ним закрылась дверь, упала на кровать и расхохоталась.
Делу время — потехе час. Я собралась и пошла на завтрак к Штолю. На этот раз я сориентировалась в ратуше без труда. Мэр сидел за тем самым хрустальным столом, который я видела в первый день в этом городе. Он сидел и пил чай.
— Доброе утро, Селин.
— Я тоже рада вас видеть.
— Я слышал, ты начала метать чайный сервиз в гостей?
— Нет, это вышло случайно. Мне не понравилось, что меня решили разбудить таким образом, и я бросила в него чашку, рефлекторно.
— Что ж, это многое объясняет. В конце концов каждая профессия накладывает отпечаток на характер человека, а ваша особенно. Собственно, о вашей профессии я бы и хотел с вами поговорить. Но вначале скажите, что бы вы хотели на завтрак?
— Три ломтика жареной ветчины, омлет и стакан апельсинового сока.
Джеймс Штоль улыбнулся немного издевательской улыбкой, и горничная внесла в зал поднос, на котором громоздились тарелка с овсянкой и чашка с зеленым чаем. Мысленно припечатав ее, а потом и мэра этим подносом, я принялась за еду.
— Ваше снаряжение готово, Селин. Я хочу, чтобы вы отправились в путь сегодня же, сразу после завтрака и осмотра снаряжения.
Я жевала и прикидывала, как подарить ему тур в далекое путешествие. Мерзкий старикашка. Я не знаю, что меня злило больше: то, что тут не подают нормальных завтраков, или то, что он пытается меня выставить на улицу и заставить бегать в поисках его обидчика.
Проглотив последнюю ложку овсянки, я предложила начать осмотр снаряжения. И вот что я имею: меч, тот самый, что мне приглянулся в кузнице, браслет, который есть у всех жителей этого города, дорожный костюм, который был просто прекрасен. Черная тонкая кожа с пластинами, судя по всему сделанными из титана или похожего на него металла, расположенными на суставах, груди, прессе и пояснице. Что сказать, кузнец и портной свое дело знают. Кроме этого я обнаружила два комплекта нижнего белья фасона шестнадцатого века, мраморный гребень, зеркало в серебряной оправе, мешочек с золотыми монетами и добротный дорожный мешок, в который и было упаковано все это добро. Неплохо. Этакий походный набор местного наемника.
— Переодевайтесь, Селин, и я расскажу вам детали вашей миссии.
Я надела костюм, ножны и рассовала все вещи, включая свое голубое платье, в дорожный мешок.
Джеймс Штоль ждал меня, нервно расхаживая по залу.
— Садись, — в его тоне осталось очень мало от прежней любезности.
Я села, опершись на стол, и стала следить за его перемещениями по залу.
— Сегодня ты отправишься искать Одноглазого Макса. Ты его найдешь и убьешь. Это и будет твоей платой за снаряжение. Надеюсь, с этим все понятно. Тебе потребуется карта, — он выложил на стол бумажный лист, который на ощупь был словно прорезиненный. — Смотри. Мелкие черные точки — это люди, окружающие тебя в радиусе мили, возле каждой написано имя. Естественно, такая технология стала возможна после введения браслетов. Синяя точка — это ты. Красные точки — это населенные пункты. Нажав на красную точку, данная карта трансформируется в карту населенного пункта с подробными обозначениями. С этим понятно?
Теперь мне ясно, зачем нужны эти браслеты. Глобальная система слежения. Просто потрясающе.
Я кивнула в знак понимания, и он продолжил:
— Пройденный маршрут из точки А до точки твоего нынешнего расположения обозначается тонкой красной чертой. На этой карте ты можешь видеть всех или почти всех носителей браслетов. Всех, кроме Одноглазого Макса. Он преступник и убийца, который избавился от браслета, чтобы не быть пойманным.
Так вот, это немного осложняет дело.
— Такая карта стоила городу уйму золотых и разрабатывалась специально для тебя. Я очень надеюсь, что ты не обманешь наши ожидания. Кстати, необходимый запас продуктов ты можешь взять на кухне на свое усмотрение. Как только ты закончишь с Одноглазым Максом, дай знать. Удачи, Селин!
Я вышла из ратуши и закинула на спину мешок с вещами. Меня очень радовало то, что даже захваченные с собой продукты не сделали его тяжелым. Я вышла за территорию города и огляделась. Так вот та дорога, по которой меня сюда привезли. Она ведет в лес. Вот еще несколько дорог, которые ведут в города Йорк, Даунтон и Эшли. Во всяком случае, так сообщала мне карта.
Ну и что мы имеем? Одноглазый Макс — профессиональный киллер, а я — бывшая владелица цветочной компании, которая совершенно непонятным образом перенеслась черт знает куда и теперь работает наемником. Хорошо. Едем дальше. У всех жителей есть браслеты, которые показывают их положение. У всех, в том числе и у меня, но у Макса его нет. Следовательно, он меня видит, а я его нет. Остается надеяться только на две вещи. У него нет такой карты, и он не знает, кто я такая.
Я решила отправиться в Даунтон. До него было всего пять миль пути. Это очень важный фактор, если принять во внимание то, что господин Штоль не был так любезен одолжить мне лошадь или другое средство транспорта.
День был солнечный, но не жаркий, поэтому идти пока что было даже приятно. В молодости я была членом скаутского движения и любила прогулки на свежем воздухе. Позже я занялась флористикой и увлеклась ландшафтным дизайном (природа и окружающий мир всегда были частью меня, во всяком случае, той меня, которую я знала и видела в зеркале на протяжении двадцати восьми лет).
Та я, которая сейчас идет по дороге в кожаном костюме наемника, была мне малознакома, но определенно представлялась натурой интересной и неординарной. Так, а вообще-то говорить о себе в третьем лице есть дурной признак.
Мой путь пролегал вдоль равнины и не имел никаких особых достопримечательностей, кроме высокой зеленой травы, голубого неба, песчаной дороги, птиц, мышей, насекомых и редких встречных всадников, которые скакали мимо, заставляя меня глотать пыль и вспоминать их самыми добрыми словами из лексикона наемников.
Приблизительно через два часа напряженной ходьбы на горизонте замаячил Даунтон. Вблизи город оказался маленьким, обшарпанным и убогим во всех смыслах. Каменные дома, совершенно не похожие на пряничные домики города Айк, где царствовал мэр Штоль, вызывали у меня уныние. Я как можно скорее отыскала таверну и заказала себе обед из курятины и стакан воды. Обед вместе с сервисом обошелся мне в три медяка. К слову сказать, я совершенно не знаю местных курсов валют, или золота, или меди, или еще черт знает чего. Надо будет поинтересоваться на досуге, а пока остается только уповать на честность трактирщика, который вряд ли ею отличался. Хотя честные торговцы и трактирщики и раньше для меня были редкостью.
Я сидела за барной стойкой и ожидала своего обеда. Стойка была сделана, скорее всего, из дуба, равно как и стулья, стоявшие возле нее. Все дерево было настолько отвратительно остругано, что я надеялась не посадить занозу и не получить заражение крови в качестве бонуса к курятине.
Обед готовили долго, и выглядел он так, словно несчастная курица умерла от старости, несчастные хозяева похоронили птичку с почестями, а злой трактирщик разорил могилу, надругался над трупом курицы, после чего и приготовил мое жаркое.
Несмотря на довольно неаппетитный вид, птичка оказалась съедобной.
— Вы не местная, верно?
Я была так увлечена поеданием оскверненного трупа курицы, что не сразу поняла, кто ко мне обратился. Проглотив крылышко, я поняла, что обратился ко мне трактирщик.
— Верно, — прочавкала я, заглотив второе крылышко.
Кухня господина Штоля чуть не уморила меня голодом, и теперь я как могла старалась компенсировать недостаток калорий.
— И что же привело сюда такую красивую и состоятельную девушку?
Ясно оценил трактирщик меч и костюм. Радует, что мэр не поскупился, и я выгляжу достойно, хотя этот костюм мне еще придется отработать.
— Мне нужен Одноглазый Макс.
На этот раз я говорила без набитого рта и уверенным, деловым тоном.
— Макс? О Максе здесь давно ничего не слышно. Говорят, что его блестящей карьере пришел конец.
— Правда? И что действительно блестящая карьера пропала?
— Макс был превосходным головорезом, пока не промахнулся на одном из заказов. В прошлом месяце он не смог подстрелить одного мэра — и лишился глаза. Это большое пятно на его репутации, боюсь, что теперь он не скоро сможет заработать себе на новый клинок. Придется ему податься помощником к мельнику или гробовщику, кто ж еще возьмет на работу невезучего наемника?
Забавно. Видимо, трактирщик не просто хорошо знает того, кто мне нужен, но и симпатизирует ему. Хотя я думаю, что симпатия трактирщика крайне непостоянна, обычно она длится до первого долга перед его заведением.
— Вы знаете, где его можно найти, ведь так?
Я рефлекторно скривила губы в улыбке. Улыбка получилась плутовской и немного небрежной, в общем, вполне подходящей для амплуа наемника.
— Нет, я не знаю, где можно найти Макса, никто не знает. Именно поэтому он до сих пор жив, а если и мертв, то об этом тоже никто не узнает.
Трактирщик неохотно врал мне в ожидании момента, когда я начну развязывать кошелек, чтобы развязать ему язык. Пусть катится к черту. Я молча встала и направилась к выходу. На секунду остановилась перед дверью и распахнула ее навстречу уже завершавшемуся дню.
— Макс ушел в лес два часа назад.
Скорее всего, это не так, просто уж очень хотелось ему отомстить моей жадности.
— Спасибо.
Оборачиваться я не сочла нужным и направилась в сторону леса. По широкой проезжей дороге я быстро достигла опушки и начала углубляться в чащу. Примерно через милю деревья стали гуще, а солнце начало стремительно садиться. Ночевать придется в лесу.
Проклиная трактирщика на чем свет стоит, я стремительным шагом продиралась сквозь кусты, пока не увидела довольно большой костер. За несколько шагов до него мою голову пронзила тупая боль, и меня окружила темнота…
Глава 2. Алекс Форк
В момент, когда я открыла глаза, меня окружали до боли знакомые стены моей палаты. Значит, это все же был сон. Я спала. Просто спала. Очень долго спала. Несколько минут спустя открылась дверь, и в палату вошел доктор Альберт Стивенс — мой лечащий врач и, по совместительству, заведующий этим корпусом.
— Клавдия! Слава Богу, вы проснулись!
— Я долго спала, доктор?
Альберт Стивенс посмотрел на меня поверх очков своими чистыми голубыми глазами. Кто-то может принять его за добряка и простофилю, но это будет большой ошибкой. Этот доктор хитер, расчетлив и ничего не делает просто так.
— Вы проспали практически четверо суток. Обычно вы спали не более двенадцати часов в сутки.
Четыре дня во сне? Практически четыре дня я провела в том, другом, мире. Я спала? Или все же это было явью?
— Клавдия, с вами все в порядке? Вы не здоровы?
— А в моем положении может оказаться здоровый человек, а, док?
Его напугал мой сарказм. Разумеется, пока я здесь — я больна шизофренией. Шизофреники не используют в своей речи саркастические нотки. Это насторожило бы моего адвоката, если бы он был здесь. Но его здесь нет. Нет ни адвоката, ни родных, ни друзей, нет никого.
— Клавдия, как вы себя чувствуете? Сонливость может быть побочным эффектом моей новой терапии. Именно после приема новых препаратов вы так долго спали. Скажите, у вас что-то болит? Хотите ли вы есть?
Ну и что мне ему сказать? Правду? Соврать? Я не верила этому человеку с первого дня. Если я буду молчать, то он продолжит травить меня своими «новыми препаратами», и я точно сойду с ума.
— Доктор, все это время, пока я спала, мне снился очень долгий, странный сон. Словно я очутилась в другом мире, который очень похож на Средневековье, но при этом там были новейшие технологии, которых нет даже сейчас, и которые появятся у нас с вами только в далеком будущем.
Он очень внимательно смотрел на меня. Смотрел так, словно ожидал услышать все что угодно, кроме этого. Но замешательство длилось недолго. Несколько секунд спустя доктор Стивенс окончательно овладел собой и загнал все эмоции в глубину своих удивительных глаз.
— Ну что же, это вполне может быть реакцией организма на лечение. Вполне может быть. Скажите, а в детстве вы мечтали жить в Средневековье? Принцессы, рыцарские турниры, не правда ли, романтично?
— Альберт, мы оба знаем, что я не сумасшедшая. Я здесь только потому, что это выгодно моему мужу. В противном случае он остался бы нищим после развода. Доктор, у меня нет шизофрении, и вы это прекрасно знаете. Ваше лечение меня скорее убьет, чем принесет пользу. Именно этого вы и добиваетесь, да? Вы знаете, что я здорова, но всеми силами стараетесь это исправить, так? Сколько из моих денег Алекс платит вам за мое заключение? Я могу дать вам больше, если вы выпустите меня отсюда и перестанете меня травить вашими таблетками.
— Клавдия, я — врач. Я не могу вам навредить. Все, что происходит с вами в пределах этой палаты, происходит для вашего же блага. И я, и ваш супруг очень надеемся на ваше выздоровление. Вы не можете трезво оценить риск для вашего здоровья, которому вы подвергнете себя вне стен этой клиники. К сожалению, я не могу взять на себя ответственность за выписку больного пациента, а вы пациент, Клавдия. Простите, мне очень жаль.
Он ушел. Я сидела на кровати больничной палаты, поджав под себя ноги, и пыталась понять, что же на самом деле со мной происходит. Я не могу быть сумасшедшей. Я здорова. Но здоровый человек не может спать четверо суток. Летаргия? Может быть, то, что я вижу, вовсе не шизофрения, а летаргические сны?
Я не знаю, что делать, но я обязательно что-нибудь придумаю, я выберусь отсюда, самое главное — не спать. Как можно дольше не спать, может быть, все это закончится, и я добьюсь своего освобождения из этого ада. Я просидела так несколько часов, изредка вставая, чтобы размять затекающие ноги. Я сидела на кровати или мерила шагами палату. В голове была страшная, пугающая пустота.
Бесконечность спустя закончился обход, и на коридоры больницы опустилась ночь. Это будет очень долгая ночь.
Моя жизнь с Алексом началась примерно восемь лет назад или около того. Мне было двадцать, когда мы поженились. Моя семья была против этого брака. Теперь я их понимаю, но тогда это была любовь с первого взгляда. Мы познакомились на одном из концертов в клубе, где я часто бывала с подругами. Я была девочкой из хорошей семьи. Мама и папа, конечно же, давно спали в разных спальнях, а папина подружка была мне представлена как старый друг семьи. Но ведь это неважно. Всех все устраивало. Я как раз окончила институт и встретила Алекса. Он был басистом группы с совершенно отвратительным названием, и он резко контрастировал с теми мужчинами, что окружали меня всю жизнь. Папа и кузен ездили на немецких машинах и носили английские костюмы. Алекс носил кожаный костюм и гитару наперевес. Он был беден и чертовски обаятелен.
В тот вечер Джейн, моя лучшая подруга, опаздывала, и я коротала время за барной стойкой. Группа Алекса как раз закончила издавать ужасающие звуки на сцене, и он спустился выпить пару-тройку коктейлей. Мы разговорились. Совершенно ни о чем и обо всем сразу. А потом его забрала полиция. Вместе со всей его группой и особо пьяными фанатами. На танцполе началась драка, которую затеял их барабанщик. Охрана вызвала полицию. Тем же вечером я внесла залог за музыкантов и оставила Алексу свой телефон.
Следующие полгода мы играли на концертах, пешком ходили домой, ночевали в общежитиях и прожигали жизнь всеми доступными нам средствами. У меня были деньги, у него была свобода. Мы были прекрасным дуэтом. Музыка, секс и алкоголь. Естественно, я изменилась. Естественно, это не радовало моих родных, которые всегда пытались сделать из меня леди. Дома начались скандалы.
Еще через год я устроилась работать продавщицей в цветочный киоск и арендовала небольшую квартиру на окраине города. Я работала в течение полутора месяцев, прежде чем решила рискнуть и организовать компанию по доставке цветов. Где я взяла деньги, сложно сказать, часть принадлежала мне, часть дал мне кузен, часть взялась совершенно непонятно откуда. Я была единственным сотрудником в красивом стеклянном павильоне, заставленном вазами с орхидеями и розами. Все деньги, что у меня были, ушли на аренду этого самого павильона, цветы, вазы, неоновую вывеску и визитки. У меня не осталось ни цента на еду или проездной на автобус, и мне пришлось ездить на велосипеде. Практически месяц не было ни одного покупателя, разве что забегали редкие студенты и выгребали мелочь, чтобы расплатиться за розу для возлюбленной. Цветы вяли, моя уверенность вяла вместе с ними.
Но как-то в один промозглый осенний день в мое цветочное царство вбежала женщина в дорогом драповом пальто. Ей просто нужно было позвонить, а мой павильон оказался в спасительной близости.
— О, вы просто спасли меня, — произнесла она, закончив разговаривать по телефону и допив чашку кофе, которую я ей принесла. — А у вас тут довольно мило.
Она придирчиво осмотрела помещение, поковыряла ногтем самые дорогие орхидеи, которые остались, и в целом осталась довольна.
— Меня зовут Алисия Блок, — она протянула мне визитку. — Я организатор свадеб для особо значимых клиентов.
Я как сейчас помню, что мои губы тронула саркастическая улыбка после слов «особо значимых клиентов».
— Клавдия Штивлер, — протянула я ответную визитку, — хозяйка данного магазина.
Алисия сцапала мою визитку своими длинными наманикюренными пальцами и долго и придирчиво ее рассматривала. Если я не ошибаюсь, она ее даже понюхала. От визитки пахло орхидеями, и это привело ее в неописуемый восторг.
— Клавдия… Клавдия… Вы русская?
— Нет.
— Имя очень похоже на русское.
— Это римское имя, правда, оно не особо популярно сейчас.
Она смахнула со лба промокшую челку и решила мою судьбу одним взмахом ручки над чековой книжкой.
— Как я уже сказала, я организую свадьбы самых влиятельных персон этого города. У меня свое агентство и широкая сеть партнеров. Но теперь у меня нет флориста. Этот хмырь только что разорвал контракт со мной. Я закуплю цветов на три тысячи долларов для проведения завтрашней свадьбы при условии, что вы успеете привезти цветы к месту торжества ровно к двенадцати ноль-ноль завтрашнего дня.
Это был знак свыше. Я кивнула, потому что говорить уже не могла. Алисия выложила на стол адрес, по которому надо было доставить цветы, список цветов всех возможных сортов и чек на три тысячи долларов, который я еще успевала обналичить.
Потом были подписание контракта и куча формальностей, которых я уже не помню. Я прибежала в банк за четверть часа до его закрытия. Три тысячи долларов наличкой. Это было потрясающее зрелище. После я позвонила поставщику, у которого покупала цветы, и попросила подготовить все наименования из списка. Это было началом моего успеха.
Ровно в восемь утра я приехала к Смиту. Смит Джонс был владельцем оранжереи, в которой я покупала цветы. Смит Джонс продавал мне цветы в кредит. Смит Джонс не прогадал, поверив в меня. Только что он заработал полторы тысячи долларов. Еще пятьсот заработал его племянник, который отвез меня и это маленькое цветочное море к месту проведения торжества.
Свадьба начиналась ровно в тринадцать ноль-ноль. Контрольное время для персонала, поваров, официантов и флориста — двенадцать. Я была на месте в десять часов пять минут. У меня было потрясающее настроение. Я расставила цветы в зале и развесила гирлянды по своему вкусу. К одиннадцати приехала Алисия, и она осталась довольна.
— Доброе утро, Клавдия! — она была собрана, бодра и одета в прекрасный шелковый костюм молочного цвета.
Так я заработала свою первую тысячу долларов без единого сотрудника. Алисия принесла мне удачу. После этой свадьбы звонки в Shtivler’s Flowers не смолкали даже после закрытия. Основным заказчиком долгое время было агентство Алисии. Потом ко мне пришли ее конкуренты. Алисия Блок принесла мне состояние. Я называю ее «Херувим в драповом пальто». Мы дружим до сих пор, точнее дружили до тех самых пор, пока я не попала сюда.
Совершенно незаметно мы с Алексом начали жить под одной крышей. Я заведовала цветами, он начал давать уроки гитары.
По коридору начали разноситься крики женщины, которую недавно сюда привезли. Она постоянно кричит. Иногда она начинает петь, но это редко. На одном из утренних обходов я слышала, что ее привезли сюда после передозировки наркотиков. Она была актрисой какого-то Богом забытого театра.
На улице стояла ночь. Холодная осенняя ночь без сновидений. Наверное, через пару дней взойдет луна, и тишина в больнице закончится. Полнолуние завораживает не только поэтов и художников, сильнее всего оно действует на душевнобольных.
Знаете, а ведь здесь много красивых женщин. Изредка по коридорам разносятся высокий женский визг и мужская брань, сопровождаемая треском разрываемой больничной пижамы. Пятнадцать, максимум двадцать минут, и крики стихают, сменяемые тихими рыданиями. Это происходит в смену Большого Бэнджамина. Большой Бэнджамин — санитар, который работает здесь последние пять или шесть лет. Он один из первых сотрудников этого заведения. Бэнджамин — садист. Да, именно садист в самом прямом смысле этого слова. Пока существуют государственный сектор и врачебный произвол, Бэнджамин не останется без развлечения.
Персонал больницы знает обо всем, но никто не может ему запретить, не может или не хочет. Тут уж как посмотреть. Доктор Стивенс большой авторитет в своей области. Он пишет статьи, проводит исследования, а на деле такой же садист, как и Бэнджамин. Вся разница лишь в том, что он не насилует больных, он их убивает. Убивает медленно, основательно и всегда на пользу психиатрии. Ведь каждая смерть сегодня — это победа ста смертей в будущем. Это его любимая отговорка на вопросы молодых практикантов, которые приходят сюда, чтобы помочь. Им требуется время, чтобы научиться убивать столь же хладнокровно, что и их наставник. И это время у них есть.
Временами мне кажется, что я никогда не выберусь отсюда. Мысли о смерти меня завораживают, но я должна жить. Жить хотя бы для того, чтобы отомстить мужу. Я должна жить, и именно поэтому я рисую. У меня есть блокнот, в котором я периодически делаю зарисовки или заметки. Это позволяет мне держать свой разум и способность мыслить в тонусе.
Рассвет я встретила, сидя на подоконнике и записывая свой недавний сон. Хотя мне казалось, что это было путешествие в мир, который я старалась теперь описать в мельчайших подробностях. Я напишу книгу, и она станет бестселлером. «Записки мира шизофрении». Так себе название, если честно, но ничего другого в голову пока не приходит.
— Доброе утро, Клавдия.
Альберт Стивенс стоял в дверном проеме и улыбался мне настолько фальшиво, насколько это позволяли сделать мышцы его уже давно не молодого лица.
— Альберт, вряд ли это утро, как и многие другие, можно назвать добрым. Ты не находишь?
— Меня радует, что у тебя еще остаются силы для сарказма, Клавдия. Это дает мне надежду на твое выздоровление.
— Может, вы порадуете меня сегодня более аппетитным завтраком, чем обычно. Мне хочется бекона и крепкого кофе, у меня была бессонная ночь.
— Ты начала бояться спать, Клавдия?
Голубые глаза пригвоздили меня к месту словно щенка. Неужели все так очевидно?
— Нет, Альберт. По-моему, я выспалась на пару недель вперед. К тому же я рисовала.
— Ты не возражаешь, если я взгляну? — аристократическая рука Стивенса уже практически коснулась обложки.
— Не стоит, доктор Стивенс.
Он отдернул руку и внимательно заглянул мне в глаза. Он искал ответы на вопросы, которые просто не имел право мне задавать. И он боялся. В день, когда меня сюда привезли, я стояла на коленях и умоляла. Шло время. Я словно избавлялась от шелухи, которая закрывала стальной стержень моего характера. Меня до сих пор не сломали, и я становлюсь опасной. Он понимает это. Равно как и понимает то, что этот спектакль в пациентку и лечащего врача рано или поздно должен закончиться. Либо у него не останется выбора, и меня отпустят. Либо он достигнет цели, и меня действительно придется лечить.
— К вам посетитель, миссис Форк.
Минуту спустя в мою палату вошел Алекс Форк, мой несбывшийся бывший муж. Он был одет в дорогой твидовый пиджак и тончайшую шелковую сорочку небесно-голубого цвета. Алекс Форк был красавцем и порядочной сволочью. Никогда не стоит забывать о том, что человек может быть сволочью.
— Здравствуй, любимая!
Мне вот интересно, он что сделал неудачную подтяжку лица, что его так перекосило, или действительно думает, что я куплюсь на слащавые улыбочки. А тем временем диалог Алекса с ним же самим продолжался.
— Ты не очень-то рада меня видеть, Клавдия, не так ли?
— Алекс, окажись ты на моем месте, ты бы вел себя иначе?
— Ты сама во всем виновата. Ты больна, Клавдия. Признай это.
— Оставьте нас, доктор Стивенс. В моем голосе начали выплавляться стальные нотки, которые насторожили обоих. Альберт Стивенс бросил вопрошающий взгляд на мужа, ожидая разрешения уйти. В момент, когда за ним захлопнулась дверь, я продолжила:
— Алекс, послушай меня. Наш брак давно стал напоминать дуршлаг для варки лапши. Такой же дырявый и с кучей этой самой лапши внутри. Мне уже давно стало безразлично, с кем ты спишь, Алекс. Но в момент, когда ты решил самостоятельно отчислять деньги на свой счет из моей компании, которую я строила с нуля, строила, поставив крест на себе и на семье. …Тут уж, извини, но мое терпение не безгранично. Ты оставался нищим после развода, признай это. Ведь иметь сумасшедшую жену очень выгодно, хотя бы экономически. Я здорова, Алекс Форк, и тебе это прекрасно известно. Так вот, я предлагаю тебе сделку. Ты получишь половину моего состояния в тот день, когда меня выпустят отсюда. Подумай, Алекс, это хорошие деньги.
— Довольно, любимая, пока ты больна, я буду заботиться обо всем твоем состоянии. Не переживай, ты очень скоро выздоровеешь. Доктор Стивенс мастер своего дела, правда, Альберт?
— Да, мистер Форк, я делаю все возможное, чтобы ваша супруга как можно скорее вернулась к полноценной жизни.
Черт, я пропустила момент, когда этот, с вашего позволения, доктор вернулся в мои роскошные апартаменты.
Господин Форк удалился, захватив с собой доктора и оставив меня вдвоем с Марж Уинслет, моей медсестрой. Она единственный человек среди всего этого сборища дилетантов и садистов.
— Здравствуй, Марж.
Мое настроение было окончательно испорчено.
— Добрый день, миссис Форк.
Она говорила теплым грудным голосом, хотя вовсе не была толстой или крупной. Мне кажется, что не будь тут ее, я бы давно упала духом.
— Марж, хотя бы ты мне веришь? Ты веришь, что я не сумасшедшая?
— Миссис Форк, мне вовсе не надо вам верить. У вас анализы совершенно здорового человека, но это очень опасно, миссис Форк.
— Опасно быть здоровым человеком?
— Опасно быть здоровым человеком здесь.
— О, девушки, я вижу, вы уже нашли общий язык.
Доктор Стивенс снова вошел незаметно, наверное, это стало входить у него в привычку.
— Мисс Уинслет, скажите, вы подготовили документы для мистера Пенди из сорок седьмой палаты?
— Пока нет, но…
— Никаких но. Отправляйтесь и займитесь своей работой вместо того, чтобы тревожить миссис Форк.
— Прошу прощения, Доктор Стивенс, я уже ухожу.
— Живее, Уинслет.
Марж ушла. Альберт Стивенс остался.
— Клавдия, как вы себя чувствуете после визита вашего супруга?
— Как в могиле.
— Вам кажется, что вы скоро умрете?
И тут меня начал душить хохот. Звонкий гомерический хохот, который доктор Стивенс, вероятно, хотел принять за предсмертные конвульсии.
— Нет, док, этого вы не дождетесь!
Если честно, я совершенно не понимаю, почему ему так не нравится мое чувство юмора. Он совершенно молча измерил мне артериальное давление, температуру тела, прощупал пульс, посветил фонариком в глаза и задумчиво сел на подоконник, чего ранее с ним не случалось.
— Клавдия, давайте будем откровенны. То, что вам начали сниться очень долгие сны, не совсем нормально. Признаться честно, я не ожидал такого поворота событий, но теперь я как врач не могу оставить данный факт без внимания. В вашем сознании начинаются изменения, которые могут быть необратимыми…
Мне показалось, что в моей голове взорвалась граната. «Начинаются изменения, которые могут быть необратимыми…» Дальше я не слушала. Я схожу с ума, я по-настоящему схожу с ума. Он все говорил и говорил, а я сидела, пытаясь сдержать слезы ненависти ко всему этому миру. Я не могу, я не должна сойти с ума. Мне так много еще надо сделать. У меня было столько планов. Это просто неправильно, это не честно, в конце концов. Почему я? Почему не Алекс, не Марж, не черт знает кто еще. Почему я? За что?
Альберт Стивенс ушел так же незаметно, как и появился. Я сидела на мягкой больничной кровати и пыталась уместить все происходящее в моей голове, которая уже была похожа черт знает на что. Вероятно, я так просидела несколько часов, потому что мое внимание привлек звук тележки, на которой развозили обед по палатам. Сейчас будет обед, потом прогулка, потом вечерний осмотр, и на больницу снова опустится ночь. Моя вторая ночь без сна. Не знаю, сколько еще я так выдержу. Самое главное — не спать, не спать как можно дольше. Потому что, уснув, я рискую не проснуться.
Появление горячего обеда слегка отодвинуло медленно, но уверенно подступавшую ко мне апатию. Поковыряв вилкой жаркое и залпом опустошив стакан сока, я начала задумываться о каннибализме. Нет, ну вот честно. В ресторанах жаркое готовят из мяса, а не из стопроцентной сои. А пока я размышляла о том, что можно приготовить из медсестры, которая принесла мне обед, эта самая медсестра удалилась, разрушив мои планы. Ну что ж, не получилось сегодня, получится завтра.
А еще я заметила, что с каждым днем, проведенным здесь, мое чувство юмора становится все более извращенным. Сегодня мне, впервые за много дней, стало интересно, как я выгляжу. В палатах нет зеркал. Нет стекол. Даже раковины и унитазы здесь безопасны настолько, что проще перегрызть себе вены, чем покончить с собой при помощи этих предметов. Насчет перегрызания вен я серьезно. В палате, справа от моей, раньше содержали женщину, которая каждое утро требовала зеркало. Причем требовала очень интересным способом — разбегаясь и врезаясь головой в стену, что доставляло мне массу неудобств. Причем после того, как ей приносили зеркало, она заливалась слезами и начинала биться в конвульсиях, умоляя унести прочь это «дьявольское создание». В одно из полнолуний она перегрызла себе вены и скончалась.
Как же время и события меняют людей. Если бы кто-нибудь рассказал мне нечто подобное год назад, я бы решила, что человек садист или не в себе, раз так спокойно говорит о подобных вещах. А теперь я сама совершенно спокойно наблюдаю десятки смертей, которые случаются в этой клинике. Причем причины смерти чаще всего сильно отличаются от тех, что указаны в официальных документах, но это совсем другая история.
Близится время прогулки. Прогулка — это скудное развлечение, если честно. Все мы чинно ходим по лужайкам, сидим на скамеечках, кормим птиц и занимаемся подобной ерундой. У клиники довольно обширная прилегающая территория, но в большинство мест доступ пациентам закрыт. Есть четкие правила. Например, нельзя подходить к забору ближе, чем на пятьдесят футов, нельзя разговаривать с охраной, нельзя заходить внутрь служебных помещений.
Отсюда не сбегают. Больным здесь не так уж и плохо, ведь большую часть времени они проводят в своем внутреннем мире, который прекрасно заменяет им жестокую реальность. Что ж, теперь я начинаю медленно, но верно погружаться в свой, не менее богатый, внутренний мир. Черт, а ведь я никогда не думала, что добровольно признаю себя сумасшедшей. Доктор Стивенс действительно творит чудеса. Еще пару недель — и я буду радоваться его приходу и радостно хлопать в ладоши при виде пилюль, которыми он будет продолжать меня травить.
Отсюда надо выбираться, хотя, по правде сказать, мне кажется, что я выберусь отсюда только в пластиковом мешке, и мой путь на свободе будет лежать не дальше, чем до ближайшего кладбища.
— Миссис Форк, вам пора на прогулку.
Марж неслышно вошла в палату и ободряюще мне улыбнулась.
— Марж, мне обязательно выходить на улицу? Если честно, то у меня совершенно нет настроения куда-либо идти.
— Чем примерней вы будете себя вести, тем больше шансов, что доктор Стивенс сменит методы лечения, которые к вам применяют.
Может быть, она и права. Я накинула летнюю куртку и псевдободрым шагом направилась к выходу из палаты, возле которого, нас, как всегда, будут ждать санитары. День за днем все неизменно. Меня берут за локти и выводят на улицу словно преступницу.
А тем временем на улице стояла осень. Осень, которая заботливо укрыла тротуары золотой листвой. Очень скоро улетят птицы, и мы останемся тут совсем одни наедине со своими страхами и надеждами.
Шестьдесят минут на свежем воздухе, после которых я снова вернусь в свою темницу. Я люблю осень. Можно ходить и шуршать только что опавшей листвой, можно смотреть в пока еще голубое небо и думать о том, что так и не сбылось. Интересно, как там поживает Одноглазый Макс? Да и вообще мне кажется, что там сейчас лето. Все это волнует меня, но я не уверена, что стоит поддаваться сомнительному любопытству и возвращаться туда, хотя от меня ничего не зависит. Рано или поздно я все равно засну.
Алекс Форк наверняка сейчас обедает в каком-нибудь китайском ресторане, который позже пришлет счет в мой офис. Посредственность и прощелыга. Он не добился ничего, да и музыкант из него всегда был не очень. Хотя что-то же я в нем нашла в тот период, когда мне взбрело в голову выйти за него замуж.
Секунду спустя я уткнулась носом прямо в каменную кладку забора. Прекрасно, кажется, меня ждет очень увлекательный допрос, что я тут делала и не пыталась ли я, совершенно случайно, смыться отсюда. Да, так и есть. В мою сторону начали топать охранники, которые напомнили мне моих провожатых в город в том странном мире.
— Миссис Форк, вам нельзя тут находиться.
Раньше я думала, что они действительно запоминают наши имена. Позже я выяснила, что они просто читают то, что казенными стежками вышито на больничной одежде. Охранник был высок, плечист и вызвал во мне вполне себе естественные желания. Черт подери, у меня не было секса больше шести месяцев, с ума сойти.
— Миссис Форк, вы меня слышите?
Конечно, я тебя слышу, мой хороший. Жаль, что мы с тобой оказались в столь несовместимых ролях.
— Да, простите, я задумалась. Я помню правила.
— Хорошо, ранее у нас не возникало с вами проблем, думаю, что на первый раз я не буду сообщать об этом вашему лечащему врачу. Отойдите от забора на положенное расстояние, миссис Форк.
Я демонстративно отошла ровно на пятьдесят футов, отмеряя шаги как можно комичнее. На прощание я обернулась и помахала рукой моим стражникам. Здесь никогда нельзя побыть одной: ни днем, ни ночью, ни на прогулке, ни даже сидя на унитазе. Каждую секунду ты находишься под незримым, но ощутимым наблюдением. На территории клиники, на площадках для прогулок и в парке постоянно дежурят охранники и санитары. В палатах установлены скрытые камеры и микрофоны. Каждый наш вздох ночью всегда будет услышан дежурным врачом, каждый крик от ночного кошмара будет занесен в историю болезни. В этой клинике очень часто практикуется экспериментальное лечение, поэтому камеры очень облегчают процесс наблюдения за реакцией человека на то или иное событие. Кажется, наше время вышло. Санитары начинают по одному отлавливать больных и разводить их по палатам. Не люблю, когда меня отлавливают. Именно по этой причине я отправлюсь в палату самостоятельно, ну практически. Держать за локти меня все равно будут, но это куда приятнее, чем удирать от санитаров по всему парку. Хотя, думаю, что и это развлечение можно будет попробовать как-нибудь в другой раз.
Скоро вечер, и мне предстоит еще одна бессонная ночь. Еще двенадцать часов борьбы с собственным организмом. Двенадцать часов борьбы, заведомо проигранной, ведь если я не засну сегодня, то я засну завтра.
В палате было пусто и одиноко. Давненько мне так не хотелось, чтобы меня обняли, послушали и пообещали, что все будет хорошо когда-нибудь. Всю свою сознательную жизнь я тянула одеяло на себя. Теперь одеяло тянуть больше не надо. Оно и так безраздельно принадлежит мне, как, впрочем, и все в этой в палате.
Мне надо спать. Если я не высплюсь, то у меня совершенно не останется сил бороться со всем этим миром. Если я не буду спать, то я действительно сойду с ума. Значит, мне придется заснуть этой ночью. Я не знаю, что меня будет ждать там, в мире, который кроется в моем подсознании. Новый день? Или, быть может, меня ждет новый, пока еще неизведанный мной, мир? А если нет, то скоро меня ждет встреча с Одноглазым Максом, который так бесцеремонно вернул меня в психиатрическую клинику.
Надо составить хоть какой-нибудь план действий. Скорее всего, я снова оказалась здесь после того, как потеряла сознание там. Что мы из этого можем получить? А ничего. Пока я в добром здравии в мире Селин Баст, здесь я сплю или без сознания. Пока я в здравом (или все же не очень?) уме и твердой памяти тут, Селин, скорее всего, находится в состоянии обморока или сна. Значит, сознание у нас с ней одно на двоих. Это радует. Держать под контролем сразу два мозга у меня явно не получится.
Кто такая эта Селин Баст? Средневековая убийца? Выпускница школы киллеров? И самый главный вопрос — какое отношение она имеет ко мне? В настоящий момент мне двадцать восемь лет. Ей тоже. Ее «биологический возраст» совпадает с моим. Я стараюсь не спрашивать себя, как я оказалась в другом мире, понимание этого для меня недосягаемо. Если ей столько же лет, сколько и мне, значит, она существовала все это время независимо от меня. Так куда же делась сама Селин, когда я бесцеремонно перенесла свое сознание в ее тело? Жива ли она или ее больше нет? Что сейчас происходит с ее телом? Мы с ней связаны — этот факт нельзя отрицать. Остается понять, как именно мы связаны и чем может обернуться эта связь.
Вопросов было слишком много. Гораздо больше, чем я могла позволить задать сама себе. Много вопросов — много мыслей и версий. Я отыскала блокнот, в котором изредка делаю рисунки, и записала в него все свои размышления по этому вопросу. Я писала и все силилась вспомнить что-нибудь из ее жизни. Как и где она училась, что любила есть на завтрак, ее первый секс, хоть что-нибудь, что могло бы помочь мне разгадать значение нашей с ней связи. Ничего. В голове нет никаких посторонних воспоминаний. Только мои собственные, признаться честно, уже замутненные временем, проведенным здесь.
Скоро ужин. Надо подготовиться к путешествию, которое ждет меня сегодня ночью. Я еще несколько раз внимательно перечитала сделанные записи и внесла несколько корректировок в образы, которые заботливо подсовывала мне моя память.
Как только я закрыла блокнот, в коридоре раздались звуки вечернего осмотра. Каждый день перед ужином проходит вечерний осмотр палат на предмет запрещенных предметов: наркотиков, зеркал, острых предметов, продуктов питания и прочего, что может вызвать беспокойство пациентов. Примерно десять минут на каждую палату. Моя находится в самом дальнем углу коридора, у меня есть примерно час, чтобы подумать, куда можно спрятать мой блокнот. Мне совершенно не хочется, чтобы мои записи попали в руки Альберта Стивенса. Совершенно гладкие стены палаты, отсутствие решеток вентиляции, аккуратно застеленная кровать. Ни малейшей лазейки, ни единого укромного места, в котором можно спрятать хоть что-то. Но это только на первый взгляд. У меня есть один недостаток — я курю. Бросить курить я не смогла даже здесь. Разумеется, пациентам не положено ни табака, ни алкоголя, но я очень дружна с Марж, которая изредка, тайком, приносит мне мои любимые сигариллы, которые я умудряюсь украдкой выкурить на прогулке. Две или три сигариллы всегда надежно запрятаны под кусочком паркета, который мне удалось отковырять. Это было сложно. Сложнее всего было вычислить точку, которая не просматривается камерами наблюдения. Так называемая слепая зона. Я потратила на это примерно месяц. Каждый день раз за разом я творила различные бесчинства в разных частях палаты, сдвигаясь каждый день на несколько сантиметров в ту или иную сторону. Если камера захватывала точку, в которой я находилась, немедленно приходили санитары и меня начинали успокаивать, а иногда и просто привязывать к кровати. Наконец заведомый кусочек личного пространства был найден. Дальше оставался только физический труд. Отковырять несколько плиток паркета и выдолбить полсантиметра бетона. Это заняло еще месяц примерно. Зато теперь я единственная в этой клинике обладательница тайника. Больше ни у кого нет подобной роскоши. Большинству это просто не надо, а те, кто еще сохранил остатки мозгов, слишком ленивы, чтобы проработать эту схему. А я слишком люблю вкус сигарилл, чтобы научиться обходиться без них. Теперь мой тайник послужит иной цели, кроме как развитию у меня рака легких.
Я вырвала из блокнота исписанные листы и сложила их так плотно, как только могла. Все, теперь у меня в руках было самое дорогое — моя память о том мире, куда мне предстоит отправиться снова. Маленький квадратик бумаги довольно легко поместился между вырванных половиц паркета. Правда, с сигариллами все же пришлось попрощаться.
Я аккуратно замаскировала тайник как раз вовремя. В мои покои совершенно внезапно вошел сам Альберт Стивенс, владыка этого царства скорби.
— Здравствуй, Клавдия!
Голос он сделал слишком мягким. Ну что же, будем готовы к тому, что сейчас начнется очередное представление.
— Здравствуйте, док! Хотя мне кажется, что здороваться при каждой нашей встрече довольно утомительно. Ведь они не так редки, как мне бы того хотелось.
— Скажи, Клавдия, эту ночь ты планируешь провести так же, как и предыдущую? Будешь рисовать, смотреть в окно, лишь бы не уснуть?
— О, доктор, как раз наоборот, я бы хотела попросить у вас снотворного или успокоительного, потому что я слишком устала и боюсь, что заснуть самостоятельно у меня не получится.
Да, этот взгляд того стоил. Удивление моего персонального садиста стало прекрасной наградой за бессонную ночь и уникальные заметки в моем блокноте. Голубые глаза недоверчиво сверлили меня. Что ж, доктор Альберт Стивенс, на этот раз вы не прочтете на моем лице ничего, кроме саркастической улыбки.
Дальнейшее время прошло довольно быстро и без происшествий. Ужин был отвратителен, впрочем, как всегда. После ужина в мою палату вошла Марж Уинслет, в руках у нее был поднос с заветной таблеткой снотворного и стаканом воды. Поблагодарив медсестру, я залпом выпила стакан воды, отправляя снотворное в свой измученный организм.
— Готовься, Макс, я иду к тебе…
Глава 3. Кузен
Проснувшись, я совершенно не удивилась, когда мой взгляд наткнулся на спящего наемника. К этой встрече я была готова, еще находясь в палате. Макс спал. Мои руки связаны, причем связаны настолько крепко, но профессионально, что практически не затекали и не доставляли мне неудобств. При ближайшем рассмотрении ноги тоже оказались связанными, правда, не так деликатно, как руки, и уже начинали побаливать, но вряд ли Одноглазому Максу это покажется достойным поводом, чтобы меня развязать.
Макс был хорош собой, по крайней мере до того момента, как стал одноглазым. Тонкий, еще свежий рубец уродовал правильное аристократическое лицо, а черная повязка придавала ему совсем уж разбойничий вид. Он не был ни высок, ни низок, ни толст и ни худ. В общем, он был таким, каким и должен быть среднестатистический наемник, который скрывается от правосудия. Готова дать на отсечение безымянный палец, что он еще и ловелас. Скорее всего, Макс — обладатель глубокого голоса и манящего глаза, тьфу, взгляда. Единственное, что его портит, это уже явно наметившийся живот и отвратительная щетина на подбородке. Черные волосы, мягко завиваясь, обрамляли лицо и шею. Что-то в нем есть.
Мой взгляд скользил по костюму, обуви, оружию, цепко отмечая мелкие детали. Я напишу о нем в своем дневнике, и он станет героем книги. На какое-то время. Перстень! Глаза намертво впились в массивный золотой перстень с рубином, и волна чужой, не принадлежащей мне, памяти захлестнула меня.
Наемник Одноглазый Макс был моим кузеном. Мы были детьми, и летом мы жили в поместье его родителей. Макс был старше меня на четыре или пять лет. Довольно несущественно, но все же… Мы росли вместе. Вечерами я любила забираться к нему на коленки и смотреть, что он делает. Или слушать, как он играет на гитаре. Я сидела у него на коленях, и мне было тепло и уютно. Однажды вечером мы, как всегда, сидели в одной из башен поместья, его рука лежала на моем бедре, сдавливая его как-то необычно. Меня захлестнули новые, еще неизведанные, чувства. Его тоже. С тех пор наши вечера изменились. Макс любил прижимать меня к себе, медленно проводя рукой по спине и вынуждая прижаться ближе, чем это можно было позволить. Я чувствовала его дыхание, сбивающийся пульс, нервную дрожь кисти, касающейся моего тела. Это была очень долгая игра. Со временем одежды на мне становилось меньше, а этих, с виду случайных, встреч я искала чаще. Он тоже искал их. Он любил смотреть на меня, стоящей против света в легком кружевном платье. Я вздрагивала он его прикосновений и от горячих губ на тонкой, совсем еще юной шее. Голова кружилась, кружилась так сладко, как не будет кружиться уже никогда. Тонкая, словно бритва боль прорезала меня. Кузен стал моим первым мужчиной…
Воспоминание схлынуло, а я так и лежала, зачерпывая ртом воздух. Никогда воспоминания не захватывали меня с такой силой, никогда мне не приходилось заново переживать то, что уже происходило со мной. Или не со мной? Возможно, что эта память принадлежит этому телу, точнее Селин Баст, а вовсе не мне, Клавдии Форк. От мысли, что я бесстыдно копалась в чужих интимных воспоминаниях, мне стало до тошноты противно. Что мне делать? Как вести себя в мире Селин? Жить ее жизнью или попробовать объяснить, что я не она? Точнее, не совсем она. Вопросы вновь затянулись в тугой узел, который мне пока нечем разрубить. Я размышляла, лежа на спине, и смотрела на звезды, а Макс смотрел на меня.
— Доброй ночи, Селин!
С голосом я не прогадала. Макс действительно был обладателем красивого баритона. Он внимательно разглядывал меня единственным глазом, словно искал что-то, известное лишь ему одному. Искал и не находил.
— Здравствуй, кузен!
Такого обращения он явно не ожидал. Наемник встал, подошел ко мне и сел на корточки так, что носы его ботинок оказались в опасной близости от моего носа, форма которого меня пока устраивает и менять которую я явно не планирую в обозримом будущем.
— Значит, ты меня помнишь. В клане ходили разные слухи, но они были ошибочны, — что ж, судя по всему, данный диалог Макс вел исключительно с самим собой, и на меня он обращал не больше внимания, чем на дрова для костра.
Прошло еще порядка двадцати минут, может, чуть больше прежде, чем мой любимый кузен вспомнил, что я вообще-то женщина, и вовсе не обязательно обращаться со мной подобным образом. Он, все также в своих мыслях, подошел ко мне со спины и, резко вздернув меня вверх, разрезал веревки, удерживающие руки. Развязывать ноги он предоставил мне самостоятельно.
Что мы имеем? Я только что проснулась после долгого путешествия в свой родной мир, у меня ноют ноги, и я хочу есть. О том, как я выгляжу, я предпочитаю не думать, вряд ли мне можно сейчас на подиум за титулом «Мисс Вселенная».
— Послушай, кузен, я дико хочу есть.
— Еду будешь отрабатывать, ясно?
— Что?
— У меня запас провизии на одного человека. Этот человек — я. Если я отдам тебе свою часть еды, то ты будешь ее отрабатывать.
Интересно, каким образом я должна буду это делать? Однако мое возмущенное молчание Одноглазый Макс принял за согласие, и я получила миску с едой, которая очень отдаленно напоминала кашу из чечевицы. Ассортимент блюд был небогат, так что я принялась ковырять то, что есть.
— Сколько тебе заплатили за мою голову? — вопрос был поставлен с вопиющей прямолинейностью.
Кривить душой не стала.
— Нисколько.
— Ты стала работать на альтруизме?
— Нет, стала брать натурой.
Шутка была неудачной или наоборот. Хотя с какой стороны смотреть. Одноглазый Макс разразился хохотом, мало совместимым с конспирацией.
— Легендарная Селин Баст, одна из самых дорогих наемников, ночная рысь работает за еду!
Тараканы в моей голове вновь аплодировали стоя. Мало того, что в моем родном мире практически бывший муж разорил меня, отправив в психушку, так еще и тут меня элементарно надули. Браво, Клавдия! Браво, Селин! Легендарная, говорите? Скорее фееричная. Да, самая что ни на есть фееричная идиотка.
Расправившись с чечевицей (или с тем, что это было), я смотрела на Макса в ожидании продолжения моей биографии и послужного списка. Меня начинает забавлять, что все вокруг знают обо мне больше меня самой. Макс достал вишневую трубку и кисет с табаком. Судя по запаху, табак был хорошим и стоил денег, немалых денег. Он забивал трубку тщательно и аккуратно, словно для него это было особым ритуалом, а не пагубной привычкой.
— О тебе ходили разные слухи, Селин. Несколько недель назад ты пропала, а несколько дней назад тебя, практически обнаженную и ничего не помнящую, нашли в лесу стражники близлежащего городка. Несмотря на все это, ты заваливаешься к мэру пить чай и берешь заказ на мою голову, совершенно наплевав на родственные узы, которые нас связывают. Берешь заказ у мэра, которого я пытался пришить не так давно, как видишь, неудачно. Провальный заказ и потеря глаза сильно снизили мою цену как наемника, но то, что моя кузина будет охотиться за моей головой, вмиг превратило меня в полнейшего шута в глазах всего клана. Более того, ты нацепляешь на себя браслет и идешь по сельской дороге, громогласно возвещая о своем намерении меня пришить. Ты спрашиваешь о том, кто меня видел. Ты, которая могла выследить самого черта. Дальше больше. Селин, ты заявляешься к моему старинному другу-трактирщику и просишь меня выдать. А дальше ты совершенно неспешно топаешь к лесу, ломая ветки и распугивая птиц, явно надеясь на то, что твой кузен стал идиотом и пришить его не составит труда. А теперь, моя дорогая кузина, ответь-ка мне на вопрос, что мне теперь с тобой делать?
М-да. А ведь доля истины в его словах есть. Слишком уж просто все начиналось, слишком уж напоминало дешевую компьютерную игру, одну из тех, в которые так любил играть Алекс Форк, пока я зарабатывала первую сотню долларов.
Значит, тут я — высокооплачиваемый киллер, который пользовался уважением и у которого была репутация. До настоящего момента. Глупее ситуации не придумаешь. Хотя зачем придумывать, можно просто в нее попасть. Глупые ситуации — это просто мое призвание здесь. И пусть говорят, что я — наемник, но я-то знаю, что я никакой не наемник, я — просто дура.
— Действительно, некрасиво получилось.
Я сидела и хлопала ресницами так наивно, как только умела это делать. Хлопала, видимо, неубедительно. Макс пренебрежительно сплюнул. И вновь уставился на меня.
— Ты ничего не хочешь мне объяснить, а, Селин?
— Не считаю должным.
Годы, проведенные в бизнесе, научили меня защищаться. Если не знаешь, что сделать, чтобы тебя оставили в покое, — нападай. Это практически беспроигрышный прием. Не подвел он меня и сейчас. Макс, недавно награжденный титулом Одноглазый, недоуменно хмыкнул, но с вопросами отстал.
— Я могу тебя убить, Селин, и никто меня не осудит. Ты ведь понимаешь это, правда?
— У тебя не хватит смелости, чтобы меня убить, Макс. И мы оба это знаем, не так ли?
Этот бой остался за мной. Но выигранная битва редко бывает предвестником выигранной войны. Будут другие стычки. И я надеюсь, что мне достанет сил их пережить.
Чувствую, что ночь мне придется провести без сна. Я следила за Максом — он за мной. Мне не давали покоя воспоминания Селин, ставшие моими. Раз за разом я переживала сцены из ее прошлого.
— Макс, какой сейчас месяц?
Я постаралась вложить в свой голос максимум праздного любопытства. Не получилось. Одноглазый кузен поперхнулся колечком вишневого дыма, который так старательно выдувал.
— Самый конец октября.
Макс смотрел на меня так, словно я представляла собой говорящего таракана. Ночь обещает быть долгой и полной разговоров.
— Если бы я не пообещала тебя убить, меня бы не выпустили из города, Макс. Мне нужна была моя шкура, и поэтому мне пришлось пообещать прислать твою голову мэру голубиной почтой.
Слова получились как-то сами собой, и я не успела их обдумать.
— И именно поэтому ты кричала на каждом углу, что ищешь меня?
— Послушай, кузен, я думала, ты более сообразителен. Но, сдается мне, что вместе с глазом ты лишился мозгов. Если бы я хотела тебя убить, Макс, ты бы был последним, кто узнал об этом. Запомни это, братец.
Одноглазый Макс мне поверил. Или сделал вид, что поверил.
— Утром мы выдвигаемся в Норфолк. Там ты расскажешь это совету клана, и моли Бога, чтобы они тебе поверили.
Рассвет настиг меня спящей возле пепелища костра. Макса не было. Его вещей тоже, как и моего оружия. Не самое приятное начало дня, но это все же лучше, чем могло быть. По крайней мере, руки и ноги у меня свободны, а встреча с кузеном кажется вчерашним, уже практически забытым сном.
— Я думал, что мне придется бросить тебя в реку, чтобы ты наконец открыла глаза.
Макс появился неожиданно, как и положено профессиональному убийце. Он был обнажен до пояса, а мускулистые ноги были обтянуты тонкими кожаными штанами, не уступающими моим ни качеством, ни ценой. Макс был хорош. Настолько хорош, что во мне зашевелились плотские нотки.
Он смотрел на меня холодно, равнодушно, словно давал понять, что как женщина я его привлекаю ничуть не больше табуретки. Хотя образы, периодически вспыхивающие в моем сознании, говорили об обратном.
— Ты сказал что-то со словом вода?
Я лениво потягивалась и пыталась заглушить в себе это животное желание секса.
— Через полмили отсюда, за холмом, есть небольшая река, там можешь вымыться, если хочешь.
— Ты меня проводишь?
— Тут недалеко.
Макс предпочитал не замечать меня. Отвернувшись, он начал собирать вещи в дорожный мешок.
— Спасибо, кузен.
Я шла по небольшой лесной просеке, которая вскоре стала холмом, а после открыла мне вид на реку. Речка была мелкой, быстрой и, скорее всего, холодной. Ладно, наверно, бывало и хуже. Хотя ванны господина Штоля мне сейчас очень не хватает. Сняв с себя кожаный костюм, я по пояс вошла в воду и нырнула. Это был единственный способ заставить себя окунуться. Краем глаза я заметила, что Макс все-таки пришел посмотреть, и теперь стоит, скрываясь в зарослях ольхи. И это мне льстило, черт подери.
Водные процедуры явно пошли мне на пользу. Захотелось действовать, но вначале мне захотелось как следует поесть. В этом мире необычайно теплый октябрь. Конец октября, на улице что-то около семидесяти семи градусов по Фаренгейту. Полотенца у меня не было, зато у меня было два комплекта свежего сухого нижнего белья фасона шестнадцатого века, хотя, мне кажется, что я уже говорила об этом. Я надела нижнее белье прямо на мокрое тело, подхватила костюм и отправилась вслед за своим кузеном, который покинул меня несколькими минутами раньше, как только я закончила одеваться.
К моменту моего возвращения Макс уже начинал разводить костер, а я извлекла мраморный гребень, выданный любезным мэром, и начала приводить в порядок копну сена на моей голове, которая раньше именовалась волосами. Примерно через двадцать минут я уплетала слегка поджаренную ветчину, явно позаимствованную из моего дорожного мешка, и запивала все это холодной пресной водой. Тратить на меня свои запасы провизии и рома Одноглазый Макс, видимо, не собирался. Мне же лучше — не придется ничего отрабатывать.
Сразу после завтрака мы выдвинулись в Норфолк. Макс решил идти через лес, избегая людных дорог. Мужчина и женщина, кузен и кузина, двое бывших любовников, двое наемников, которых разыскивает местная полиция. Макса — за покушение на убийства мэра. Меня — за проваленный заказ. Как ни крути, деньги мне были уплачены в счет аванса, который я не собираюсь возвращать. Мы шли по лесным просекам молча, каждый в своих мыслях.
— У нас есть сутки, чтобы добраться до Норфолка без дождя. Погода сейчас переменчива, уже послезавтра польет проливной дождь, от которого промерзаешь до кишок.
Одноглазый кузен говорил, не обращаясь ко мне.
Итак, мы шли в Норфолк, город, который я никогда не видела и о котором я ничего не знала. Мы шли в Норфолк выступать на совете клана наемников. Наверное, этот лес когда-нибудь кончится, и мы выйдем на ровную местность. Наверное, я смогу когда-нибудь вернуться в привычный для себя мир и начать все заново. Наверное. Когда-нибудь. Но не сейчас. Сейчас есть более важные вещи.
— О чем думаешь, Селин?
Вопрос кузена вывел меня из прострации, в которую так любезно погружалось мое сознание.
— О чем? Да, собственно, ни о чем, Макс. Думаю об этом чертовом мире, в который меня занесло, я же ведь не отсюда, хотя понимаю, что звучит бредово. Думаю о доме, о бывшем муже, о психиатрической клинике, о совете клана, на котором меня, скорее всего, убьют.
Одноглазый Макс обладал достойной выдержкой и ничем не выказал своего удивления. А может, он просто решил, что слишком сильно приложил меня по голове.
— Знаешь, Селин, я нутром чувствую, что с тобой что-то не так. И мне это очень не нравится.
— Брось, кузен. Обычно я не болтлива, но сейчас мне паршиво. Расскажи мне о своем мире. Взамен я когда-нибудь расскажу тебе пару сказок о своем.
Макс ухмылялся. Видимо, в моей речи периодически проскальзывали знакомые ему нотки, но большая часть того, что я говорила, оставалась для него странной и непривычной.
Мы вышли из леса. Не скажу, что идти по полю, состоящему из высокой мокрой травы, было проще или приятнее, но пейзаж, который мне открылся, был явно разнообразнее бесконечных сосен, елей, дубов, берез и снова сосен и елей, через которые мы двигались до этого момента. Поле расстилалось на много миль вокруг, но там, на горизонте, были видны стога сена, аккуратно подготовленные к предстоящей зиме. Октябрь — середина осени, которая плавно сдвигается к зиме. Стога означают убранные поля, а убранные поля, в свою очередь, означают близость людей.
Любопытство все же победило. Макс пристально заглянул мне в глаза и милостиво произнес:
— Спрашивай.
— Расскажи мне о мире.
— Мир. Это хорошее слово для крестьянина, Селин. Мир для наемника— все равно что отсутствие смерти для гробовщика. Ты, я, Клан, одиночки — мы все убиваем за деньги, Селин. Наша еда, одежда, оружие, женщины, которых мы снимаем, все это оплачено кровью и смертью. Чужой смертью.
— Спасибо за урок философии, Макс. Честное слово, я до сих пор не представляла, чем зарабатывают на жизнь наемники.
— Твои шутки так и остались только для тебя самой.
— Хотя бы что-то не изменилось. Ладно, обмен колкостями можно приберечь и на потом. Расскажи, какой политический режим тут в моде, какая религия подавляющая?
Макс остановился и посмотрел на меня совсем другими глазами.
— Видимо, у тебя и правда не все в порядке с головой. Религии нет, Селин. Ее искоренили много лет назад. Вся религия была сожжена вместе с последними католиками. Их сожгли, всех до единого. Они очень хотели показать, что наш мир старше, чем мы думаем, и что мы все обязаны служить какому-то невнятному Богу, которого никто и никогда не видел. Они слишком сильно отрицали законы природы, чтобы выжить. Об этом никто давно не вспоминает, странно, что ты спросила.
Жаль, что у меня нет ручки и бумаги. Вот это действительно интересно. Инквизиция против веры. Костры, которые уничтожили всех фанатиков, оставив место лишь для очевидных законов физики и технологии. История свернула с накатанных рельс и отправилась по неизведанным маршрутам.
— Макс мне нужно зайти в ближайший населенный пункт.
— Зачем?
— Мне нужны бумага и перо.
— Что?
— Письменные принадлежности.
— Никто не использует аналоговые материалы уже лет двадцать как минимум.
— Чем вы пишете? Или книг тоже не осталось?
— Селин, я не знаю, откуда ты, но, судя по всему, там, где ты была, до сих все ездят на динозаврах.
— Да вы тут тоже не на Феррари катаетесь.
— Что такое Феррари?
— Не важно, Макс. Просто покажи мне ближайшую торговую лавку.
За следующие два часа, которые мы провели, шагая в сторону города, не произошло ничего интересного. Нам даже практически никто не встретился. Исключение составили только несколько зайцев и пьяный городской житель, который принял нас за порождения своей белой горячки.
Город был маленьким и очень бедным. Мостовая была сделана из неаккуратно выточенных деревянных балок и едва справлялась со своей основной задачей — борьбой с грязью. Дома жителей в большинстве своем были сложены из неровного камня. Всего несколько домов могли похвастаться ровной кладкой и аккуратной крышей.
Я еще не оставила надежды записывать свои приключения и позже, на основе их, написать книгу.
Я вошла в лавку, в которой продавалась разная чушь: от дамских заколок до метательных ножей отвратительного качества. Лавка была маленькой, темной и запущенной. Товар лежал прямо на деревянных прилавках. Торговец, видимо хозяин, был под стать своему заведению: маленький, грязный и запущенный. Я с трудом разглядела его картофельный нос и маленькие злые глазенки, скрывающиеся за копной нечесаных волос.
— Добрый день, уважаемый. Мне нужны ручка и бумага, чтобы писать на привалах во время моего путешествия.
— Аналоговые материалы запрещены к продаже, сударыня, уже много лет. Могу предложить вам прекрасные пишущие планшеты с очень большим временем работы. Вам их хватит на десять или даже двенадцать часов без дополнительной подзарядки.
Божественно! В мире, где бьются на мечах и ездят верхом, мне предлагают купить планшетный компьютер. Просто великолепно! Каждый день моего пребывания здесь все больше убеждал меня в моей психической нестабильности. Ну, да ладно. О проблемах моего психиатра мы поговорим позже.
— Любезный, посмотрите на меня внимательнее. Вы что действительно думаете, что у странствующего наемника есть время на поиски электричества, чтобы заряжать эту игрушку?
Торговец долго и придирчиво ощупывал меня своими маслянистыми глазами. Особое внимание он уделил качеству моего костюма и оружия.
— Думаю, что я могу помочь, если леди готова платить.
Он быстро удалился в подсобку и не возвращался в течение десяти минут. Я уже начала терять терпение, подумывая разбить пару безделушек, чтобы привлечь его внимание, как он вернулся.
В руках торговца была пачка писчей бумаги и три шариковых ручки самого древнего вида. Даже, учась в школе, я использовала более презентабельные материалы. Но это осталось так далеко, что воспоминания об этом не приносили мне никакой пользы.
— Это подойдет. Сколько?
— Двадцать золотых, леди.
С ума сойти. Жаль, что я так и не удосужилась пересчитать золото по курсу доллара. Хотя, думаю, что у меня бы это вряд ли получилось. Я развязала мешочек с золотом, выданный мне мэром. Практически половину за пачку бумаги.
— Я думаю, мы можем сговориться о более низкой цене.
Глаза торговца подленько сверкнули, а рука уже тянулась за арбалетом, висевшим на стене за спиной. В этот момент дверь распахнулась, и в лавку протиснулся Одноглазый Макс.
— Какого черта ты здесь застряла?
— Меня уговаривают заплатить двадцать золотых за пачку аналоговой бумаги, Макс.
— Понятия не имею, зачем тебе потребовалась эта рухлядь, но мы заплатим два и уйдем отсюда.
— Не думаю, что у вас это получится, Господа.
Торговец уже взвел курок арбалета, направленного мне точно в голову. Похороны в закрытом гробу меня сегодня никак не прельщали.
— Послушай, старик, ты действительно думаешь, что при помощи ржавого арбалета справишься с двумя наемниками, за головы которых борется полиция двух государств?
Руки торговца бессильно опустились.
— Берите и уходите.
Макс бросил на стол две золотые монетки, и мы вышли, прихватив покупки.
Макс на ходу запихнул бумагу и ручки в мой походный рюкзак и направился в сторону ближайшей таверны.
— Сейчас мы съедим по тарелке горячего жаркого и выпьем по кружке эля, а сразу после этого мы пойдем дальше. Я ходу добраться в Норфолк по хорошей погоде.
— Макс, ты заплатил ему честную цену за бумагу?
— Я заплатил цену, которая в два раза превышает честную цену черного рынка. И только поэтому он не поднял крика.
Таверна была настолько же непривлекательной, как и город, в котором она располагалась. Помещение с засаленными низкими потолками, освещенное лишь слабой масляной лампой под потолком. Дубовые скамьи и стулья, также не отличавшиеся чистотой. Макс заказал себе жаркое и эль. Я сделала то же самое. За обед расплатился кузен. Возражать не хотелось.
— Макс, расскажи мне о запрете религии.
Я уже потянулась за листком бумаги, чтобы делать подробнейшие записи.
— Позже, Селин. Сейчас мой рассказ и твоя бумага привлекут слишком много ненужного внимания. Таверна «Лысый петух» никогда не славилась излишним гостеприимством, кому это знать, как не тебе.
Я понимающе кивнула, хотя не понимала ровным счетом ничего. К нам подошла официантка. Миловидная девушка с сельским лицом и пышной грудью, соблазнительно вываливающейся из корсажа. Она разносила горячую еду на большом круглом подносе и поэтому была еще более соблазнительна.
— Здравствуй, Селин.
Она улыбалась мне, словно старой знакомой, а я лишь сухо кивнула.
Это ее расстроило, и она молча поставила еду на наш столик и удалилась, покачивая аппетитными бедрами. Я проводила ее взглядом до двери кухни, за которой она скрылась, после чего сделала большой глоток крепкого эля.
— Ты не особенно приветлива сегодня, кузина.
Макс жевал кусок говядины, который, к его великому счастью, оказался в жарком.
— В смысле?
В моем жарком крупных кусков мяса не наблюдалось, и я могла разговаривать без особого труда и, не издавая кошмарных чавкающих звуков, в отличие от кузена.
— Твоя любовь к женщинам угасла?
Зря я решила хлебнуть эля. Я резко выдохнула, и Макс был орошен им в достаточной мере, чтобы захотеть меня убить здесь и сейчас.
— Что?
Одноглазый Макс вначале побледнел, потом покраснел, а потом разразился громовым хохотом.
— Ты и этого не помнишь?
— Черт! Макс, не помню чего?
— Селин, сколько я тебя помню, ты всегда отдавала первенство своей кровати женщинам!
С ума сойти! Мало того, что в этом мире я — наемный убийца, так я еще и лесбиянка. Надеюсь, хотя бы не радикальная. Я засунула в рот остатки жаркого, залпом допила эль и вышла из таверны, не прощаясь. На улице начал накрапывать мелкий дождик, что окончательно испортило мне настроение. Несколько минут спустя меня нагнал Одноглазый кузен, и мы отправились преодолевать дальнейшее расстояние в гробовом молчании.
До привала не произошло ничего интересного, а сам привал был сделан сильно после заката солнца. Макс был готов идти и ночью, но я валилась с ног от усталости и требовала еды. Мы развели костер и раскинули вокруг него оделяла, на которых планировали провести эту ночь. Ужин был снова из ненавистной мне чечевицы. После того, как мы расправились с остатками каши, Макс забил вишневую трубку и произнес:
— Ты хотела что-то узнать, Селин. Что именно?
— Расскажи мне о том, как запретили религию.
— Это было давно, и от этого остались только легенды и истории. Не уверен, что смогу вспомнить во всех подробностях хотя бы одну из них, но общий смысл попробую тебе объяснить.
Пару, может быть тройку, веков назад в нашем обществе, да и вообще в мире было два направления развития: церковь и ученые. Причем ученые были самыми разными: от тех, кто изучал действие яда и молнии на человека, до тех, которые раскапывали могилы и ставили опыты над покойниками. Представители церкви отрицали силы природы, генетики и физики. Ученые дали простым людям такие вещи, как электричество, лекарства, горячую воду и прочие мелкие радости жизни. Сама понимаешь, что чем меньше человек, тем больше он будет цепляться за удобства жизни для себя самого. Ну, так вот. Однажды представители церкви решили устроить охоту на ученых, утверждая, что знания, которые они применяют, получены от злых духов. Несколько сотен ученых были убиты: утоплены, сожжены или четвертованы заживо. Ученые устроили ответный залп и перебили кучу священников. Весь мир находился на пороге вечной резни. Правители семи стран, которые делят весь мир на практически равные части, собрались на Большой Совет и приняли решение, что вера в Богов может быть у каждого своя, а электричество и лекарство от холеры нужны всем одинаково. Поэтому они запретили церковные службы и храмы, оставив людям верить во все, что им заблагорассудится. Однако они стали поощрять ученых всех направлений в своих странах.
Я сидела и старательно записывала все, что говорил Макс. Инквизиция, направленная против церкви. Это было удивительно. Моя история станет книгой, а она, в свою очередь, станет бестселлером. Пусть Алекс Форк подавится моей цветочной компанией. Клавдия Форк будет писателем, культовым писателем. Но что-то я отвлеклась. Макс, видя мой угасающий интерес, перестал рассказывать и начал забивать свою вишневую трубку. Кузен задумчиво курил, выпуская ровные кольца дыма. Это зрелище меня завораживало.
Я решила, что не буду ничего корректировать сейчас. Просто буду вести дневник своего путешествия. Макс наблюдал за мной из-под прищуренных век.
— Зачем ты все это записываешь? Про эти истории уже все забыли. Это никому не интересно.
— В мире, из которого я сюда попала, это будет самой необыкновенной историей. Забей для меня трубку.
Макс плотно забил трубку табаком, у меня даже возникли сомнения, смогу ли я курить ее. А потом я взяла в рот мундштук трубки и затянулась. Тяжелый трубочный табак с размаху ударил по легким, и я закашлялась. А потом все было словно в вишневом дыму. Одноглазый Макс подошел ко мне и стянул с плеча кожаный костюм наемника. Его губы уже ласкали мою шею, плечо, ключицу. Жаркая плоть сомкнулась вокруг комочка соска, и я застонала. Руки бывалого любовника уже расшнуровывали корсаж. Сильные руки уже сомкнулись тугим кольцом вокруг талии, уверенно продвигаясь ниже. Я выгнулась. Слишком давно у меня не было мужчины. Слишком яркими были образы, роящиеся в моей голове. Мгновение спустя он уже был во мне. Все было просто и без изысков. Просто секс, просто утоление желания. Инстинкт, ведущий человечество к жизни. Макс не настаивал на поцелуях, лишь изредка касаясь жадными губами моей шеи или соска. Я кончила за мгновение до него. Оргазм был поверхностным и не принес особого наслаждения. Об этом я уже думала, стирая с живота еще теплую сперму.
Утро встретило меня хмурым небом, с которого периодически падали на нос капли дождя, и разнообразием кошек, которые усердно выскребали мне душу. Макс уже разводил огонь, а у меня совершенно не было желания дожидаться, пока он пожелает мне доброго утра. Завтрак был отвратителен. Я даже не поняла, что именно это было.
— У нас осталось меньше суток, чтобы добраться в Норфолк без ливня. Сегодня придется идти без остановок.
Макс был сдержан, хотя, признаться честно, я и не надеялась на романтическое утро.
Мы шли под сгущающимися тучами. В воздухе начинало ощутимо пахнуть озоном — первым признаком надвигающейся грозы. Несколько часов молчания начинали меня угнетать, но начинать разговор первой совершенно не хотелось. Ливень, начавшийся совершенно некстати, вывел нас из задумчивости.
— Нам надо найти, где переждать грозу. Мы не дойдем!
Ветер заставлял Одноглазого Макса кричать.
Ближайшее поселение нам удалось найти час или полтора спустя. К этому моменту я вымокла до нитки. Первым делом мы заказали горячей еды и разогретого красного вина, отдаленно похожего на глинтвейн. Таверна была большой и хорошо освещенной. Несмотря на непогоду, бушевавшую снаружи, здесь было тепло и уютно.
Молоденькая девчушка принесла нам по тарелке дымящегося риса с мясом и стакану теплого вина. Я дрожала, дрожала так, что временами не могла поднести ложку ко рту.
— Я не могу идти дальше, Макс, мне надо выспаться в теплой, сухой кровати.
— Нас ждут в Норфолке. Мы не можем опаздывать.
— Черт подери! Кузен! Не смей мне диктовать, когда и куда мне идти! Я не провалила ни одного заказа в отличие от тебя. И не вынуждай меня пополнить мою коллекцию твоей головой, Макс. Мы выдвигаемся завтра, после того, как я плотно позавтракаю.
Моя рука проворно скользнула к рукояти клинка, но этого не потребовалось. Макс смотрел на меня широко раскрытыми от удивления глазами. Он мог дать мне отпор, и я прекрасно это понимала. Но было что-то, что удерживало его.
Я встала и направилась к трактирщику, который нервно наблюдал за нашим спором, мысленно оценивая, какой ущерб его таверне могут нанести два подвыпивших и рассерженных наемника. К его великому счастью, ущерба мы не нанесли, но оставили пару серебряных монет за комнату до утра и завтрак. Не прощаясь, я поднялась по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж, где находились комнаты постояльцев. Наша была третьей справа. Распахнув дверь, я увидела огромную двухспальную кровать. Прекрасно, два убийцы будут спать в комнате для молодоженов. Минут двадцать спустя я обнаружила, что к огромной кровати прилагается еще и неплохая ванная комната, которая очень порадовала меня своим наличием. Это был, конечно, не тончайший мрамор мэра Штоля, а просто крепкий и надежный гранит, но если он работает по тому же принципу, что и ванна мэра, то сегодня вечером я буду самой счастливой женщиной в этом странном мире.
Я завалилась в ванну и разомлела от набегающих струек воды. Сегодня я буду отдыхать, потому что завтра меня могут убить. Интересно, когда меня снова выбросит в мой мир? В первый раз я просто получила дубиной по голове. И благодаря этой любезности моего кузена я отправилась в свою палату. Если для того, чтобы не вываливаться в реальность, достаточно просто беречь голову, то я согласна. Мне здесь определенно начинает нравиться. Путешествовать все же веселее, чем сидеть в одноместной палате.
Образ Селин становился мне все родней. Может быть, я всегда была ею, а скучная жизнь Клавдии мне снится? И эта больничная палата всего лишь мой затянувшийся кошмар? Не знаю. Мои размышления начинали течь по более свободному руслу. Вот перед глазами снова сцены из далекого прошлого, которое оставалось за границами моей памяти.
Я росла в небольшом каменном доме. Папа был кузнецом, мама — хранителем. Хранителем кого, чего? Этого я сейчас не знаю. Я помню, что у нас была лошадь. Самая обычная беспородная рабочая лошадь. Кажется, я даже умею ездить верхом. А еще я хорошо метаю ножи. Потому что ко мне в сознание осторожно влилось воспоминание о том, как папа ставил мне руку и учил заводить ее к плечу перед броском маленького дамского ножа. А еще у нас был Макс. Он был обаятельным подростком на пять лет старше меня. У его семьи было небольшое поместье, в котором я проводила большую часть лета, и кажется даже, дворянский титул, правда совсем незначительный. Как вышло, что мы избрали для себя ремесло наемников? Об этом надо будет расспросить его позже, правда, особо разговорчивым кузена можно было назвать при наличии хорошо развитого воображения. Воспоминания — это самое ценное, что на данный момент у меня есть. Правда, есть нечто все же более ценное — история, которую я буду создавать в процессе своих приключений.
Я выбралась из гранитной чаши, и вода самым чудесным образом втянулась вглубь камня. Макс лежал на кровати прямо в одежде.
— Либо ты снимаешь облепленную грязью одежду и идешь мыться, либо оплачиваешь мне отдельную комнату, в которой я смогу спастись от твоего запаха, кузен.
— Где же ваша вежливость, леди?
Макс уже раздевался, я скользнула взглядом по обнаженному телу своего ночного любовника и смущенно отвернулась. Мне было неловко его разглядывать, но кузен все понял по-своему.
— Тебя не возбуждают обнаженные мужчины, а, сестренка?
Его громогласный хохот окончательно меня смутил. Дождавшись, пока Макс скроется в ванной, я завалилась на кровать и выудила из рюкзака карту, которую дал мне Штоль. Секунду спустя точка, обозначающая меня, приветливо замигала. Приложив немного усилий, я обнаружила Норфолк. Он был совсем рядом. Примерно пять часов пути.
Я не заметила возвращения Одноглазого кузена. Он выхватил у меня карту и швырнул ее в камин. После чего выхватил нож, спрятанный в голенище сапога, стоявшего у кровати, и рубанул мне по запястью. Браслет идентификатора грустно замигал, после чего свалился с моей руки.
— Ты что белены объелся?!
Вместо ответа он размахнулся для удара. Инстинкт самосохранения требовал от меня отбежать, спрятаться (меня раньше никогда не били мужчины), но тело упрямо осталось лежать на кровати, явно не собираясь спасаться бегством.
— Давай, Макс, ударь меня, и это станет последним, что ты сделаешь в этой жизни.
А вот это уже были слова Селин Баст, легендарного наемника и убийцы, так и не пойманной полицией. И Макс понял, что шутки кончились, и кровь на моем лице будет стоить ему жизни.
Это охладило его пыл. Он опустил руку.
— На кого ты работаешь? Ты работаешь на этого ублюдка Штоля? Ты ведешь за нами полицию?
— Что за бред, кузен?
— Мало того, что ты до сих пор таскала на себе эту дрянь, — он кивнул на браслет, — так ты еще и калибрировала его по карте. Через полчаса здесь будет толпа полицейских. Ты решила меня подставить, да? Селин?
Плохо дело. Очень плохо.
— Собирайся, мы выходим сейчас же.
Я уже натягивала на себя костюм и завязывала шнуровку рюкзака. Мы быстро спустились по лестнице к черному входу.
— Как, вы уже уходите? Вы заказали комнату до утра.
Трактирщик подошел со спины и изумленно смотрел, как мы пытаемся выломать дверь.
Макс подошел к нему и одной рукой приставил ему нож к горлу, а другой всунул ему в карман золотую монету.
— Если ты не хочешь пожара этой ночью, то запомни, что нас тут не было сегодня. Ты понял?
Трактирщик начал интенсивно кивать, всем своим видом показывая, что он все понял.
Мы выбили заднюю дверь и вышли на улицу в объятия грозы. За нашей спиной раздались шаги полицейских, вбежавших в таверну через центральный вход.
Примерно час спустя мы набрели на небольшой сарай, одиноко стоявший в поле. В сарае было относительно тепло и даже практически не влажно. Здесь было сено, практически готовое к употреблению. Однако для меня оно сейчас казалось царской периной, в которой я планировала выспаться и отдохнуть, как следует. Я замерзла и хотела есть, но едой я была готова пожертвовать ради тепла и крепкого сна. Уже не смущаясь Макса, я скинула с себя промокшую насквозь одежду и нырнула в объятия подсушенной травы. Минут пять спустя где-то совсем рядом улегся Макс. Уже проваливаясь в сон, я забиралась головой к нему на плечо. Сильная мужская рука уверенно обвила мою талию, но удивляться этому порыву нежности я уже не могла. Я спала.
Мы оба были моложе, возможно, нам было где-то от семнадцати до двадцати. Это был большой дом, в который мы приехали на званый ужин. Кажется, мы приехали без родителей, и это несказанно нас радовало. Мы стояли в коридоре, укрывшись в нише стены, как раз возле большой китайской вазы. Я прижималась к кузену всем телом, так близко, как только могла. Гораздо ближе, чем позволяли правила приличия. Его рука плавно скользила по моей спине, а я гладила его роскошные волосы.
— Ты уехал, не прощаясь, месяц назад. Тебя не было ровно месяц, Макс, я скучала. Ты не рад видеть меня?
Я прикоснулась щекой к шелку камзола, а потом попыталась коснуться его шеи кончиком языка. Макс слегка отодвинулся и провел рукой по моей щеке, секунду спустя зарывшись ею в моих волосах.
— Аккуратнее. Прическу испортишь. Ну, так что, ты даже не скучал по мне?
— Сколько это сможет еще продолжаться, Селин?
— Что продолжаться?
— Все это. Окружающие начинают замечать эти отношения. Нас все искуснее лишают возможности видеться.
Мне было грустно. Я привязана к Максу. Мы росли вместе. Он был моим девичьим представлением об идеальном мужчине. Я встала на цыпочки и прикоснулась губами к небольшой венке на шее. Его рука чуть сильнее надавила мне на спину, прижимая меня еще плотнее к себе. Мои поцелуи уже достигли воротника камзола.
— Хватит, пора. Наше отсутствие начинает выходить за рамки приличий. Если нас застанут в таком виде, слухи расползутся по всем соседям, и тогда нам точно конец.
Он взял меня под локоть, и мы спустились в зал, где пары уже начинали кружиться в медленном вальсе.
Мы танцевали, и это было прекрасно. Мы были одной из красивейших пар этого вечера. Макс нравился многим девушкам, но танцевал только со своей кузиной, с которой приехал сюда. О нас уже начинали ходить весьма пикантные слухи. Мы уехали одними из первых. Дома нас ждали не раньше полудня следующего дня. А потом была ночь, которая застигла нас в одной из придорожных гостиниц. Ночь, в которую мы так и не смогли уснуть. Мы прощались на долгие годы, потому что эта ночь стала последней ночью нашего запретного романа. Утром мы сели в разные экипажи и разъехались по разным дорогам, чтобы встретиться лишь много лет спустя. Когда я приехала в город, я узнала, что моя семья погибла.
Рассвет я встретила в стогу сена под взглядом Макса. Гроза давно кончилась, и мне показалось, что я даже слышу пение жаворонков. Кузен смотрел на меня так, словно увидел наконец давно знакомого человека. Неожиданно для себя я улыбнулась.
— Доброе утро, Макс!
— Нам пора выдвигаться.
— Наш роман. Он закончился той ночью, после которой погибли мои родители? Да?
Он отвернулся и начал собирать те немногие вещи, которые мы еще несли с собой. Что это было? Тоска по прошлому? Воспоминания, от которых он долго старался избавиться? Не знаю.
Наемник собирался быстро, словно много лет назад привык быть в постоянном движении. Мне требовалось немного больше времени. Перед дверью стояла небольшая железная миска, в которую Макс бросил маленькую медную монету.
— Зачем это? Мы ни с кем не договаривались о ночлеге.
— За все надо платить, Селин. Особенно, если не хочешь проснуться с арбалетным болтом в спине на следующем привале. Никто не остается незамеченным, если ночует в чужом сарае.
Эти слова заставили меня задуматься. За все надо платить, в этом он, пожалуй, был прав. Погода была пасмурной, и меня очень быстро начало тянуть в сон, а еще мне уже несколько дней подряд хотелось кофе. Интересно, когда мы сделаем следующую остановку перед тем, как доберемся до Норфолка? Сколько дней мы уже в пути? Два, три? Я сбилась со счета, мне начинает казаться, что это путешествие никогда не кончится.
Пока мы шли, не произошло ничего интересного. Просто еще пара часов борьбы с туманом и росой, которая подло закатывалась в сапоги, превращая их в емкость для разведения рыбы. Когда мы остановились для завтрака, нас ждало разочарование: отсутствие спичек. Судя по всему, Макс забыл их в той самой таверне, где мы едва не столкнулись с полицией. Спичек не было, следовательно, о горячем завтраке можно было забыть. Мы доели последний кусок сыра и запили его пресной водой, недостатка в которой не было.
— Не переживай, вечером мы уже будем в Норфолке, а там будет много жареного мяса и красного вина.
Значит, вечером мы будем в Норфолке. Наше путешествие подошло к концу, а я так мало успела. Не успела ничего разузнать об этом мире, о своем прошлом, о жизни Макса и нашем романе. Вечером мы будем в Норфолке, и это значит, что наши пути снова разойдутся.
— Ты любил меня тогда, в юности, Макс?
— Почему эта тема тебя так волнует именно сейчас?
— Мне важно знать, кузен.
— Не знаю. Не уверен. Мы оба были молоды тогда. Это было нам свойственно.
Он отводил взгляд. Черт подери, матерому наемнику было больно вспоминать о любви к кузине, которую он не видел с момента, когда был еще совсем юнцом. Да, что тут скажешь, мне просто нет равных.
Мы выдвинулись сразу после завтрака. Идти оставалось совсем недолго, и я усердно доставала Макса расспросами. Периодически он отвечал, но чаще всего он просто меня игнорировал. Мне не удалось узнать практически ничего. Единственной полезной информацией оказалось то, что здесь за все платят драгоценными или полудрагоценными металлами: золото, серебро, медь. Бронза почему-то была не в ходу. Эти сведения не представляли для меня практически никакого интереса.
— Когда дойдем до Норфолка, нас встретит человек от Совета Клана. Он будет нас сопровождать до самого начала Совета. Постарайся при нем как можно меньше болтать. На вопросы отвечай так, чтобы он думал, что ему выпала честь с тобой говорить. Ни в коем случае не давай им возможности играть в обвинителей. Не оправдывайся, не ври, не утаивай суммы заказов, не пытайся сбежать. Это единственное, чем я могу помочь тебе пережить эту ночь. Боюсь, что меня ждут проблемы не меньше твоих.
Норфолк оказался большим и мрачным городом. Казалось, что он целиком высечен из камня. Тут не было деревьев, не было лужаек, не было бездомных кошек. Это был город убийц и коммерсантов. Эти две касты всегда шли рука об руку.
Нас встретил миловидный юноша лет семнадцати и просил следовать за ним. Мальчик был невысокого роста и постоянно улыбался мне какой-то совсем уж детской, робкой улыбкой.
— Госпожа Селин, Совет начнется сегодня в полночь. У вас еще осталось пять часов на отдых и сон, если пожелаете. Если нет, то я готов показать вам город. А вас, Макс, отец ждет прямо сейчас. Он велел передать вам, чтобы вы поторопились.
Макс хмыкнул, но спорить не стал, видимо, его действительно ждут неприятности. Он молча кивнул юноше и слегка, словно на прощание, сжал мою ладонь. Предоставив кузена его судьбе, мы пошли бродить по городу.
— Меня зовут Джо. Джозеф Хартуэй. Я сын главы Совета, миледи.
Юноша отвесил вполне изящный поклон, а я лишь снисходительно улыбнулась.
— Рада знакомству, Джозеф Хартуэй, сын главы Совета.
Вероятно, моя ирония обидела его, но он старался не показывать вида.
— Я много слышал о вас, и Совет ждет вас.
А вот это уже интересно. Видимо, этот мальчик может сослужить мне хорошую службу и уберечь меня от массы неприятностей.
— Что меня ждет, Джо?
Я пристально заглянула ему в глаза. Так умела смотреть только убийца, красивая убийца. Мальчик отвел взгляд.
— Ничего такого, с чем бы вы ни смогли справиться. От вас долго не было никаких новостей, и отец начал беспокоиться, а после того, как пришло сообщение от Одноглазого Макса, что он провалил заказ мэра, а потом пришло еще одно, что он доставит к Совету Селин Баст, отец начал рвать и метать. Поэтому он собрал всех раньше срока. Вам нечего бояться.
Значит, кузен посчитал мою поимку за великое счастье. Почему? Надеялся привести меня и этим компенсировать свою оплошность с заказом на Штоля? Зачем ему это? Если верить этому мальчику, Совет вовсе не считает меня неблагополучной убийцей и вовсе не собирался устраивать на меня охоту. Кто я тут: почетная гостья или пленница? Вопросы. Они есть всегда, а время ответов еще не настало.
Совет начался поздно ночью, по моим расчетам было где-то около полуночи. Клан собрался в большом каменном доме, который имел три этажа и подвал. Глава Клана пришел последним, как ему это и было положено. Среди незнакомых мне людей я увидела Одноглазого Макса, смотревшего на мир глазами, прошу прощения, глазом побитой собаки. Наши взгляды разошлись так же, как и встретились. Макс больше не пытался меня ободрить.
— Здравствуй, Селин!
Глава Клана устроился в центре полукруга, образованного остальными маститыми наемниками, и улыбнулся мне в душу. Во всяком случае, ощущения были именно такими. Его теплый, но цепкий взгляд всего за несколько секунд исследовал все мои мысли. Это неудивительно. Ведь он убивал людей еще тогда, когда я училась говорить.
— Мое почтение, господа!
Нет, ну а как я должна к ним обращаться, если учесть то, что впервые вижу их всех?
— От тебя долго не было никаких вестей, а потом я узнал, что ты потеряла память и пыталась убить Одноглазого Макса.
— Я потеряла только память, а Макс, в придачу к глазу, совсем лишился сообразительности. Совету должно быть известно, что все мои попытки убить кого-то всегда заканчиваются одинаково — смертью и гонораром. Разве нет?
Члены Совета начали переговариваться между собой, едва сдерживая улыбки. Однако глава Клана улыбаться не торопился. То ли хотел все выяснить прежде, чем сделает окончательные выводы, то ли он просто не улыбается. Никогда.
— Тогда расскажи все же, как получилось так, что Макс доставил тебя сюда пленницей?
Я улыбнулась ему самой обворожительной улыбкой из арсенала наемника.
— Дело было примерно так. Несколько дней назад я проснулась в лесу, закутанная в плащ. Когда я его откинула, то была немало удивлена, потому что под плащом было только мое прекрасное тело, и никакого намека на одежду. При мне не было ни денег, ни моего оружия. Я даже не помнила своего имени. Примерно через полчаса меня схватила стража города, в котором, прошу заметить, до сих пор живет и здравствует Штоль. Меня перекинули через седло и доставили к мэру, который очень настойчиво предлагал мне альтернативу: получить одежду, оружие и немного золота и возможность уехать на все четыре стороны, пообещав, что я попробую найти его обидчика, или честно послать его ко всем чертям, но пару месяцев посидеть в сырой камере, беседуя с крысами. Что бы вы выбрали на моем месте, господа? Да, и потом, если бы я хотела убить своего кузена, то вряд ли он бы смог беседовать с вами сегодня. Как известно, я не промахиваюсь.
Совет начал перешептываться. Большинство улыбалось и дружелюбно кивало в мою сторону, находя мои доводы очень основательными. Но были и те, кто не спешил снимать с меня обвинения. Глава Совета напряженно молчал. Он то внимательно смотрел на меня, то склонял голову направо, позволяя какому-то мерзкому субъекту шептать себе в ухо. Наконец, все затихли.
— Селин, я рад, что ты не хотела смерти одного из нас, но сегодня я останусь беспристрастным. Твою судьбу решат другие члены Совета. Победит голос большинства. Господа, поднимите руку те, кто считает, что оправдания ложны.
Я напряглась. На несколько секунд все звуки стихли, и в воздух поднялись три, нет, уже четыре руки.
— Хорошо, теперь те, кто считает леди Баст невиновной.
Еще четыре руки. Совет состоял из девяти человек. Глава решил остаться беспристрастным. Четыре против четырех. Жизнь или смерть.
— Похоже, вам все же придется решить мою судьбу, мессир.
Я склонила голову в поклоне, но смотреть старалась прямо в глаза. Заглянуть в глаза профессионального убийцы. Это страшно. Страшно ровно настолько, чтобы захотеть прожить жизнь, которую он захочет отнять у тебя. Птичка против змеи.
— Я сохраню тебе жизнь, Селин, но твой проступок перед Кланом не делает тебе ни чести, ни репутации. Я даю тебе десять дней на выплату тысячи золотых в казну Совета. Если ты опоздаешь хоть на минуту, я заберу твою жизнь назад. А теперь развлекайся, моя девочка, ты заслужила это.
Что ж, сегодня птичка победила. На этом Совет был окончен. Слуги очень быстро подали на стол пестрое ассорти из блюд. Как я узнала впоследствии, Совет собрался в доме местного банкира, который очень любезно всем улыбался и не забывал налаживать деловые контакты. Торговцы, банкиры, ростовщики и наемники — таково было население Норфолка. Все они замыкались в круговороте общей прибыли. Я ела, пила вино и пыталась развлекаться. Впрочем, вполне безуспешно. Где-то в районе трех часов ночи меня разыскал Джо. Он сказал, что моя комната готова, и я могу в нее подняться, как только сочту нужным.
Зал, освещенный свечами, меня утомлял. Я выловила кузена из толпы «братьев по цеху» и вытащила его на крыльцо. Мне хотелось подышать воздухом прежде, чем я погружусь в объятия Морфея.
— О чем с тобой говорили на Совете?
Я рассматривала уже давно уснувший горизонт, а Макс по обыкновению курил свою трубку.
— Успокойся, сестренка, ничего интересного со мной не произошло.
— Ты забыл, что я терпеть не могу, когда меня так называешь.
Мы молчали и думали каждый о своем. Потом я молча вернулась в дом и пошла в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, где была расположена комната, которую для меня приготовили. Я чувствовала, что засыпаю, и что-то мне подсказывало, что это будет очень долгая ночь. Макс бесцеремонно шел за мной следом и с не меньшей бесцеремонностью завалился в мою постель.
Хотелось спать, но мне кажется, что если я засну сейчас, то проснусь уже в своем мире, а у меня еще остались дела здесь. Я села за туалетный столик и разложила перед собой рукопись. Почерк всегда был моей слабой стороной. Записи, сделанные на коленке в процессе моих бесед с Максом, оказались просто нечитаемыми. Я сидела и раз за разом пыталась разобрать записи. Со временем глаза привыкли к синим каракулям, и я начала вычитывать и корректировать записанную ранее информацию. Количество правок все росло, и я решила, что проще будет переписать все начисто. Это заняло еще примерно полчаса. Поставив последнюю точку, я взяла листы и уселась перед камином, чтобы прочитать их в последний раз и постараться запомнить как можно больше, потому что я засыпаю и проснусь уже в своей пустой палате. Я все водила глазами по строчкам, а Макс пристально смотрел на меня. На нем уже не было одежды, но он терпеливо ждал, пока я сама приду. Краем глаза я посматривала на обнаженное тело сильного мужчины. Природа снова потребовала свое. Я отложила рукопись и начала медленно снимать с себя одежду.
Когда все закончилось, я устроилась у Макса на плече и закрыла глаза.
— А теперь я буду спать…
Глава 4. Большой Бэнджамин
Я проснулась чертовски вовремя. Одной рукой Большой Бэнджамин ласкал мой клитор, а второй шарил у себя в штанах, стимулируя член. Волны омерзения и паники захлестнули меня с головой. Спокойно. Только не надо кричать. Клавдия, ты же не будешь доставлять ему такого удовольствия. Я ждала логического продолжения. У меня было много мужчин, но меня ни разу не насиловали. А тем временем Бэнджамин достал из формы санитара увесистый член. Боже, только бы не закричать. Он зажал мне нос, принуждая открыть рот для минета. Его член коснулся моего верхнего неба, и в этот момент я открыла глаза и резко сомкнула челюсти на еще не успевшем встать пенисе. Больничные коридоры разразились диким криком санитара, а мне в горло начала заливаться струйка крови.
Сонный глаз любопытной луны мягко освещал мою палату, наш садист катался по полу, сжимая член и пытаясь остановить кровь. Я сидела на кровати, подобрав ноги под себя, и наслаждалась приближающимся топотом охраны, врачей и санитаров. Они вломились все разом. Процессию возглавлял доктор Альберт Стивенс.
— Доброй ночи, господа! Я требую сейчас же вызвать полицию, моего супруга и адвоката.
Голос был спокойным и убедительным. Но еще более убедительно выглядела кровь на моих губах. Чужая кровь.
— Клавдия, Бога ради! Что тут произошло?
Альберт Стивенс раз за разом обводил палату растерянным взглядом.
— Один из санитаров надеялся воспользоваться моим телом, пока я сплю. К счастью, у него этого не получилось. И, пожалуйста, вызовите врача (тут я усмехнулась, подумав о том, сколько врачей сейчас в палате), который может остановить кровь у вашего коллеги.
Два рослых санитара подхватили Большого Бэнджамина и поволокли его по пока еще пустым коридорам в направлении медпункта.
— Расходитесь, здесь больше не на что смотреть.
Доктор Стивенс выталкивал персонал за дверь моей палаты.
— Марж, позвоните мистеру Форку и адвокату миссис Форк.
Следующие часа два больницу оглашал топот суетливых ног. Персонал носился по коридорам, вызывали полицию, звонили Алексу и моему адвокату. По какому-то неудачному совпадению мой муженек укатил в неожиданный отпуск, и в Штатах его не было. Зато был мой адвокат.
Билл Кроули. Так его зовут. Один из самых успешных адвокатов города, название которого теперь не имеет значения. Билл ездит на презентабельном Мерседесе и носит очки фирмы «Рэйбан». Мистер Билл Кроули, адвокат. Это значится на его визитках. А обладание его визиткой может вытащить вас из любых неприятностей. В обмен на ваши деньги, разумеется. Поверьте, я знаю. Я зарабатывала деньги, а Билл Кроули всегда помогал мне их сохранить. Теперь он сидел напротив меня и улыбался, словно мы расстались только вчера.
— Хреново выглядишь, Клавдия.
Билл бесцеремонно закурил и протянул мне пачку, отмахиваясь от возражений доктора Стивенса.
Я с наслаждением затянулась, и он продолжил:
— Твое дело полное дерьмо, но хуже всего то, что это дело сфабриковано от корки до корки. Нужно подавать в суд. Тебе не давали возможности видеться с адвокатом, это возможно лишь по решению суда, у них его, разумеется, нет. Разумеется, угроза твоей жизни и здоровью плюс попытка изнасилования. Это будет громкое дело, Клавдия.
— Ты возьмешься за него, Билл? Мне больше не к кому пойти.
— Мы выиграем это дело, Клавдия. А знаешь, почему?
Я в недоумении подняла глаза.
— Потому что для Билла Кроули нет невыполнимых заданий.
Впервые за долгое время мне удалось рассмеяться от души. Скромность — прекрасное чувство. Скромный адвокат — это пустая трата ваших денег.
— Кстати, я тут недавно виделся с твоей старой знакомой мисс Блок. Правда, бывшей.
— В каком смысле?
— Алисия вышла замуж за какого-то крупного журналиста. Она была крайне расстроена, что ты не присутствовала на свадьбе. Твой муж сообщил всем, что ты тяжело больна. Я был удивлен, когда мне позвонили из этой клиники.
— Но миссис Форк действительно больна.
Билли оглянулся на Альберта Стивенса, о существовании которого я совершенно забыла.
— Доктор, разве вы не в курсе, что вы не имеете права присутствовать при встрече миссис Форк с ее адвокатом? Оставьте нас, пока сюда не приехал представитель Совета по правам человека.
Альберт ретировался, а Билл загадочно улыбнулся.
— Клавдия, знаешь, что мы сделаем? Мы начнем войну. Но об этом позже. Сейчас сюда приедут копы. Да, и учти: после того, что случилось сегодня ночью, мы обязаны подать в суд.
Еще минут двадцать мы поговорили о всякой чепухе, посмеялись, что Билли до сих пор не женат, а потом нашу дружескую беседу прервал сержант полиции Смит.
— Добрый день, мэм! Мне бы хотелось, чтобы вы успокоились и постарались дать показания.
— Сержант, я спокойна ровно настолько, насколько прилично быть спокойной в этом заведении.
Он посмотрел мне в глаза и улыбнулся.
— Мне удивительно, что у вас сохранилось чувство юмора. Вы не похожи на сумасшедшую.
В разговор вмешался мой адвокат.
— Сержант Смит, вы готовы повторить это под присягой?
— Разумеется.
— Спасибо, больше не смею вас отвлекать.
Билл Кроули сделал пометку в шикарном блокноте «Молескин» и закурил, а мы продолжали.
— Когда вы заметили, что в вашей палате посторонний?
— Когда почувствовала посторонний предмет под одеждой.
— Посторонний предмет под одеждой, — он сделал пометку в протоколе, — что это было?
— Его рука.
— То есть вы заметили подозреваемого только в момент, когда он начал проводить действия сексуального характера? Вы не слышали шагов, не слышали звука открываемой двери, не звали на помощь?
— Да, все было именно так.
— Миссис Форк, скажите, как можно было не слышать, что к вам вошли?
— В последнее время я стала страдать очень долгим и продолжительным сном. Мне кажется, что у меня начинается летаргия. Я могу спать несколько суток подряд. Доктор Альберт Стивенс может это подтвердить. Он мой лечащий врач.
— Хорошо, я поговорю с ним позже. Что было дальше?
— Ничего особенного, он просто снял штаны, заснул член мне в рот, и я его укусила. Он начал вопить, и сюда прибежал весь персонал.
Он аккуратно записал все, что я говорила.
— Хорошо. Скажите, вы намерены подавать в суд?
Билли закончил курить и моментально вклинился в разговор.
— Разумеется, мы будем подавать в суд, причем сразу по нескольким статьям. Одна из которых — попытка изнасилования. И мы будем требовать максимального наказания для персонала данной клиники, начиная с охраны и заканчивая главным врачом.
— Так я и думал. Хорошо. Думаю, что этого вполне достаточно. Миссис Форк, не покидайте Соединенные Штаты, возможно, нам придется вызвать вас в участок.
И вот тут я рассмеялась, причем искренне.
— Сержант, поверьте мне на слово, что я была бы рада покинуть территорию Штатов, но, увы, я даже не могу покинуть территорию парка данной клиники.
— Всего хорошего, миссис Форк!
Сержант полиции Смит покинул нас. Вскоре уехал и мой адвокат. Билл пробыл у меня не более двух часов, но он успел сделать самое главное: дать мне надежду. Сейчас ровно тринадцать часов. Я не знаю, сколько у меня есть времени до того момента, как я снова засну и стану Селин Баст. За время, которое я проведу здесь, я должна начать бороться за свою жизнь и свободу. Я — миссис Клавдия Форк, единственная владелица цветочной компании Shtivler’s Flowers, и я буду бороться.
Я взяла блокнот, в котором любила рисовать и в котором делала наброски будущей книги, и вырвала несколько листов. Там, на свободе, где дует ветер и готовят вкусный кофе, у меня было много друзей. Они нужны мне сейчас. И я очень надеюсь, что они придут. Я стала писать письма тем, чья помощь может вытащить меня отсюда. В левом верхнем углу каждого письма я пишу имя адресата, его адрес электронной почты и номер телефона. Текст письма везде примерно один и тот же, а в конце просьба связаться с моим адвокатом и телефон мистера Билла Кроули. Я написала десять записок, но оставалось самое сложное: передать эти письма за ограду моей темницы. И в этом мне нужна помощь.
— Здравствуй, Марж!
Я успела поставить последнюю точку, когда в палату вошла медсестра.
— Здравствуйте, Клавдия! Как вы себя чувствуете после того, что произошло?
— Лучше, чем могла бы, не проснись я вовремя. Мне нужна твоя помощь. Ты поможешь мне?
— Разумеется, если это будет в моих силах.
— Хорошо. Ты пользуешься электронной почтой?
— Конечно. Все ею теперь пользуются.
Я подошла к ней так близко, как это было возможно, и взяла ее за руку. Она вздрогнула, но не отстранилась. В этот момент я засунула плотно сложенные листы бумаги в карман ее форменного халата. Она молча кивнула.
— Мне полагается сегодня обед?
— Разумеется, все будет по обычному расписанию, миссис Форк.
Марж вышла из палаты, а я завалилась на кровать и ослепительно улыбнулась в объектив камеры наблюдения.
Ровно четырнадцать часов. Сейчас будет обед, потом прогулка. Вряд ли сегодня произойдет что-то интересное, если не считать перевязок члена нашего невезучего санитара. Мысли витали в совершенно непредсказуемых далях. Я думала о сумме, которую должна выплатить Селин, о том, удастся ли мой план освобождения отсюда. Я начала засыпать, потому что выспаться ночью мне так и не удалось, да и пережитый стресс начал бить молотком по моей уже расшатанной психике. Перед моими глазами уже вставали призраки прошлого, моей совместной жизни с Алексом Форком.
Мы жили вместе, я зарабатывала на продаже цветов, он пытался давать уроки игры на гитаре. Признаться честно, это получалось не очень хорошо, но ведь деньги — это не главное, верно? Примерно через полгода Алекс решил, что было бы здорово, если бы у него получилось записать сольный альбом, и он засел за работу. Я приходила домой из цветочной лавки, готовила или заказывала ужин, а потом мы садились в середине комнаты, и Алекс начинал играть. Мне нравилось следить за тем, как он перебирает металлические струны гитары. Бег его тонких умелых пальцев приводил меня в трепет. Потом, когда ноты были пойманы на бумаге, мы выходили на балкон, выкуривали по паре сигарет в полном молчании и возвращались в комнату. Бесконечно долгие ночи любви, которые мы проводили на мягком ворсе персидского ковра. Это было прекрасное время…
Дверь палаты открылась, и ко мне вошла какая-то совершенно не знакомая мне медсестра и вкатила столик с обедом.
— А где Марж?
— Простите, но мне запрещено разговаривать с пациентами.
Девушка была молоденькой и немного смазливой. Ей было, наверное, лет на восемь меньше, чем мне. Белокурые волосы, завитые на манер тонкорунной овцы, делали ее еще более несуразной, а голубые глаза прямо-таки светились глупостью.
— Как тебя зовут?
— Стефани Кларк.
Она расставляла все, что требовалось для приема пищи. При этом Стефани старалась как можно реже встречаться со мной глазами.
— Так все же, что случилось с моей медсестрой?
— Она здесь больше не работает.
Невидимый молот с размаху ударил меня по затылку. Они уволили Марж, мою единственную союзницу. Теперь мне предстоит бороться в одиночестве. Не будет больше коротких встреч с адвокатом, не будет больше тайком переданных пачек с сигариллами. Я потеряла единственного человека, которому могла доверять в этих стенах.
— Значит, ты — моя новая медсестра?
— Именно так.
— Ты работала ранее в домах для душевнобольных?
— Какое это имеет значение? Вам не безразлично?
Заметно, что она начинала серьезно нервничать, и это, по совершенно непонятной причине, давало мне надежду.
— Девочка, ты, наверно, не представляешь, что это за место.
Надо признать, что с «девочкой» я переборщила, не настолько уж она была моложе меня. Стефани хмыкнула, а я, из последних сил пытаясь сохранить лицо, произнесла:
— Позови доктора Стивенса, я хочу поговорить с ним.
Стефани удалилась, оставив меня в одиночестве расправляться с обедом. Есть уже не хотелось. Я ковыряла практически остывшее соевое мясо и думала, что будет дальше. Мне безумно хотелось спать. Только что пережитый стресс прямо-таки сбивал меня с ног. Но спать нельзя, потому что стоит мне заснуть, я мигом окажусь в мире Селин Баст, а у меня еще много дел здесь. У меня очень много дел.
— Вы хотели мне что-то сообщить, Клавдия?
Альберт Стивенс снова вплыл ко мне в палату постаревшим, флегматичным селезнем.
— Альберт, давайте поговорим начистоту. Почему вы уволили Марж?
— Потому, что нашел ее профессионально непригодной для работы в данной клинике. Здесь работают профессионалы, которым Марж Уинслет перестала являться не так давно.
— Значит, в профессионализме Большого Бэнджамина вы не сомневаетесь?
— Клавдия, прошу вас, оставьте иронию и этот тюремный слог. Судьба санитара также решена. В моей клинике не будут работать люди, не отвечающие профессиональным и этическим нормам.
— Дорогой мой Альберт, как вы думаете, сколько времени вам еще удастся удерживать меня здесь? За дело взялся мой адвокат, и это дает мне надежду. Я все еще предлагаю вам возможность прекратить мое заключение, которое, разумеется, очень скоро будет признано незаконным.
Альберт скривил тонкую ниточку губ в подобие улыбки. Конечно, эта тема также не давала ему покоя, но пока все козыри были надежно спрятаны в рукавах его больничного халата. Я прекрасно понимаю это, на мою беду — он тоже.
— Миссис Форк, перестаньте рисовать меня в образе палача или садиста. Прежде всего я врач, а вы находитесь здесь только потому, что вам необходима помощь. Давайте вспомним, как вы тут оказались. Вы хотели получить развод у вашего супруга. Ситуация типичная для американки вашего статуса и характера. Вы просто могли собрать вещи и пожить какое-то время у подруг или родителей, ну, или, наконец, снять номер в отеле. Ваш известный адвокат тем временем решил бы все вопросы бракоразводного процесса. Вместо этого вы начали кричать на супруга, бросили в него чашкой, после чего начали плакать и обвинять его в том, что он поставил крест на вашей жизни. Вас привезли сюда, и я лично диагностировал у вас простой нервный срыв. Я начал проводить типичное в данном случае лечение. Некоторое время спустя вы стали пытаться выпрыгнуть в окно, чтобы сбежать, и даже пытались нападать на санитаров, да и ваши слишком долгие и странные сны совершенно не располагают к отмене лечения. Вы не находите?
Верно, все так. Вернее, так это видели остальные. Мои попытки вернуть себе свободу трактовали как проявление безумия. Я молчала и смотрела в стену. Альберт Стивенс решил, что наш диалог окончен и удалился, предварительно заперев дверь с внешней стороны. Бессильные слезы ярости и отчаяния затопили глаза и начали быстро сбегать по щекам.
На прогулку меня выпустить забыли. Или не сочли это необходимым. День взаперти — это даже хуже, чем обычный день здесь с нескончаемым брюзжанием доктора Стивенса. Свобода. Я начинаю забывать значение этого слова.
Интересно, как там Селин? Что будет со мной, если она умрет? Кто вообще эта девушка и почему я каким-то образом связана с ней? Я уверена, что я связана с ней, ведь иначе быть не может. Где находится мир, который снится мне каждую ночь? Да и снится ли он мне? Слишком много вопросов. Единственное, что продолжает меня беспокоить, так это то, что стало с самой Селин Баст. Кто она? А самый главный вопрос — где она, пока мой разум занимает ее тело? И жива ли она вообще?
За всеми этими размышлениями меня сморил сон. Тяжелые, беспокойные сновидения совершенно не давали ни отдыха, ни умиротворения. Меня нередко мучили кошмары. Эта ночь стала для меня воплощением всех тайных страхов, которые я старательно зарывала в недрах своей беспокойной души.
Утро я встретила в своей палате, что немало меня разочаровало, потому что мне пора было возвращаться в мир Селин, а разбудил вошедший в мою палату адвокат Билл Кроули.
— Доброе утро, соня! У меня для тебя есть две новости: хорошая и плохая. С какой мне начать?
— Здравствуй, Билл! Ты, как всегда, не оригинален. Дай мне закурить, это была ужасная ночь. Давай с плохой.
Он подождал, пока я в третий раз затянусь сигаретой, и, взяв меня за плечо, произнес:
— Все твои счета и счета твоей компании заморожены.
— Не могу сказать, что это меня удивило или огорчило, Билл. Как ты сам можешь догадаться, я уже отвыкла расписываться на чеках.
— Я боюсь, ты мыслишь немного узко. Как ты понимаешь, твое пребывание здесь оплачивалось средствами, которые списывались с твоего банковского счета. С завтрашнего дня деньги перестанут поступать, и тогда…
Я подавилась сигаретным дымом, черт подери, я не понимаю, почему он говорит, что это плохая новость. Если деньги перестанут поступать на счет клиники, то очень скоро меня выпустят отсюда. Даже Альберт Стивенс не будет работать бесплатно. Мое содержание стоит немалых денег. Обо всех этих мыслях я с радостью сообщила Биллу, но он совсем не разделял моего воодушевления. Адвокат молча протянул мне еще одну сигарету и зажигалку. Я чиркнула колесиком «Зиппо» и снова вдохнула дорогой сердцу и легким дым.
— Клавдия, ты мне всегда нравилась своим оптимизмом. К сожалению, сейчас не тот случай, когда он может нам помочь. Понимаешь ли, я переговорил с руководством данной клиники и выяснил одну крайне неприятную для нас деталь.
— Билл, не тяни. Деликатность не твой конек.
— В общем, как только на счет клиники перестанет поступать оплата твоего лечения в коммерческом корпусе, тебя переведут в государственный.
— Что?!
— Прости, Клавдия, мы тут бессильны. В данном случае закон на их стороне. Ты должна понимать, что выпустить тебя они не могут, потому что твой муж и доктор Стивенс обрисовали историю твоей болезни не в лучшем для тебя свете, и…
— Хватит! Не продолжай. Дай мне пять минут.
Значит, государственный корпус. Плохая еда. Совместные палаты. Хамство персонала. Домогательства санитаров. Государственный корпус… Соединенные Штаты Америки — хорошее государство. У нас хорошая медицина, неплохое образование, но психиатрические клиники, находящиеся на попечении Штатов, — это ужасно. Эксперименты, которых требует развитие медицины. Шоковая терапия, гипноз. Это надо научиться применять. Пациенты, за которых платит государство, это прекрасный материал для обучения.
— Клавдия, ты в порядке?
— В порядке? Билл, ты в своем уме? Находиться здесь и быть в порядке, а особенно после того, что ты мне сообщил. Конечно, Билл, я в полном порядке. Я в дерьме, Билл Кроули, а ты спрашиваешь, в порядке ли я?!
Мы молча выкурили еще по паре сигарет. Черт подери, чем я заслужила подобную передрягу? Тем, что бросила в опостылевшего супруга чашкой? Воспоминание о моем метании чашек в мире Селин Баст слегка отвлекло меня. Губы даже растянулись в подобие улыбки, правда, довольно жалкое.
— Хорошо, Билл Кроули, что мне делать?
— Боюсь, то, что я тебе скажу, тебе совершенно не понравится.
— Ну?
— Как бы помягче выразиться… Попробуй поговорить с мужем. Только он может сейчас сделать так, чтобы твои счета были разморожены.
— Что?! Он никогда, слышишь, никогда не пойдет мне навстречу, или, клянусь, что я не знаю Алекса Форка.
Билл Кроули улыбнулся.
— Мне кажется, что ты совершенно забыла про вторую новость.
Он открыл кейс и выложил передо мной стопку свежих утренних газет.
Заголовки разрывались кричащими сенсациями: «ЦВЕТЫ И БЕЗУМИЕ», «БИЛЛ КРОУЛИ ПРОТИВ СТИВЕНСА», «ЦВЕТЫ СЧАСТЬЯ» и еще две или три в таком же духе.
— У тебя есть друзья, Клавдия, и они встали на твою защиту.
— Но как они все узнали?
— Ты совершенно забыла, как писала им записки, чтобы они поскорее нашли меня? Признаю, это было гениально, я бы не додумался до этого. Они нашли меня сами, а мой почтовый ящик и автоответчик просто разрывались от входящего потока сообщений. Мы подумали и решили, что самый лучший способ вытащить тебя отсюда — это общественный резонанс. К тому же твоя бывшая медсестра Марж Уинслет дала интервью, в котором рассказала, что ее уволили после того, как узнали, что все это время она помогала тебе. Она в подробностях рассказала о твоих беседах с ней и характеризовала тебя как совершенно здорового человека, которого удерживают здесь незаконно.
Слезы снова тонкими струйками сбегали по щекам, с одной только разницей — теперь я плакала от счастья.
Новое утро нового дня. Билл Кроули уехал. Я осталась. У меня были сутки, чтобы навсегда попрощаться даже с этим жалким подобием уюта, которым располагает моя нынешняя келья. Завтра утром я буду спать на грязных простынях государственного корпуса.
Думать совершенно не хотелось, и я начала разбирать записи своих снов, сделанные ранее. Надо попытаться привести их в порядок. Я бы дорого заплатила за возможность перенести сюда те листы бумаги, которые я успела исписать в мире Селин. Сейчас память, затертая новыми переживаниями, уже не может так красочно воспроизвести то, что мне довелось пережить. Я докурила последнюю сигарету, оставленную Биллом, и начала писать:
«Я проснулась в месте, далеком от того, где уснула. Вокруг не было ни стен больничной палаты, ни звуков шагов по коридору. Солнечный летний день, свежая, мягкая трава, на которой я и открыла глаза…»
За работой время всегда летит незаметно. Я в этом убедилась еще в тот далекий период, когда самостоятельно составляла букеты в своей цветочной лавке. Вот и сейчас я совершенно не заметила, как в мою палату ворвался мой несостоявшийся бывший муж Алекс Форк. Алекс был небрежно одет и зол, как сто колдунов Вуду, встретившихся в полнолуние в одном храме. Сравнение с колдунами мне понравилось, и я сразу же взяла его на карандашик. Только закончив записывать, я подняла глаза на мужа, этим выбесив его окончательно.
— Здравствуй, Алекс!
Я помнила наш последний разговор с Биллом, в котором тот убеждал меня, что спокойствие и выдержка — единственные козыри, которые мы можем спрятать в рукав моей больничной пижамы.
— Привет, Клав! — так этот идиот сокращал мое имя с нашей первой ссоры, — какого черта ты творишь? К чему вся эта шумиха с газетчиками?
— Дорогой, неужели газетчики волнуют тебя больше, чем судьба твоей жены, которую пытались изнасиловать?
— Меня сорвали из отпуска…
— Который был оплачен моими деньгами. Хватит, Алекс. Ты здесь вовсе не потому, что мне интересно слушать о твоем отдыхе или жаловаться на судьбу. Алекс Форк, все мои счета заморожены, на счет клиники не поступают деньги за мое содержание в частном секторе, и завтрашнее утро я встречу в государственном корпусе. Думаю, что это невыгодно нам обоим.
Он слушал меня молча. И это уже само по себе было свидетельством сложной умственной работы.
Прошло минут десять прежде, чем он наконец произнес:
— Я не знал об этой ситуации. Что касается государственного корпуса, я поговорю со Стивенсом. Думаю, он сможет пойти нам навстречу, если учесть то недоразумение, которое недавно случилось по его вине.
Недоразумение. Вот как это называется. Простое недоразумение. Моя бровь истерично дернулась, и это не укрылось от Алекса.
— Как ты? Клавдия?
Он положил руку мне на плечо. В душе, где-то очень глубоко, шевельнулось что-то теплое, бесконечно забытое. Всего на секунду.
— Я пытаюсь выжить, Форк, — выдавила я голосом более холодным, чем хотелось. Алекс сухо кивнул и вышел.
Потянулись долгие минуты ожидания. Алекс Форк решительно не умел вести никаких переговоров. Страшно подумать, что сейчас моя судьба зависела от непредсказуемого характера этого человека.
Я пыталась хоть как-то систематизировать мысли, хаотично разбросанные по моему, уже частично расшатанному, сознанию. Не получалось. У меня начинали дрожать руки, и мне адски хотелось курить.
По моим ощущениям прошло уже более двух часов с того момента, когда Алекс вышел из моей палаты. Хотя мои ощущения уже давно нельзя считать чем-то надежным. Новостей не было. Самым неприятным было то, что сил бороться у меня уже практически не оставалось.
Примерно через три с половиной часа вернулся мой муж Алекс Форк, но я этого уже не знала. За несколько минут до его возвращения меня сморил сон.
Глава 5. Марлен-Жанин и арбалетный болт
Я рывком вскочила с кровати, пытаясь на ходу прикинуть, сколько времени у меня осталось до момента, когда я перестану быть наемником и стану самым обычным покойником. Мне кажется, что я проспала от двух до трех дней, но мои ощущения могут сильно отличаться от действительности. В момент, когда я просыпаюсь в этом мире или в палате психиатрической клиники, мои воспоминания о предыдущих событиях сильно затираются.
Моя спальня давно остыла. Видимо, пока я спала, никто не утруждался растопкой камина. В доме было пусто и холодно. Практически все ставни были наглухо закрыты, лишь по тонким солнечным лучам, едва пробивающимся через щели, можно понять, что на улице давно наступил день.
На лестнице мне под ноги попался милый мальчик Джозеф Хартуэй. Споткнувшись, я грязно выругалась, чем немало смутила мальчишку, но потом вспомнила, что он сын главы Совета и что, в принципе, он может быть мне полезен, и сбавила обороты.
— Эй, Джо! — мальчик обернулся и смущенно опустил глаза, — куда все подевались?
— Все спят, миледи.
— Сейчас разгар дня. Должно быть, уже перевалило за полдень.
— Вот именно, миледи, воры, убийцы и наемники бодрствуют ночью. Днем же большинство из них предпочитает спать. По тем или иным причинам.
Его последние слова заставили меня задуматься. Я стояла посреди лестницы и смотрела, как мелкие пылинки кружатся в воздухе, подсвеченные тонкими лучами.
— Джо! Сколько у меня осталось времени?
Он уже успел дойти до конца лестницы.
— Шесть дней, миледи. Я все ждал, когда вы спросите это.
Больше он не произнес ни слова и скрылся в одной из бесконечных комнат этого отвратительного дома.
Значит, у меня было еще шесть дней. Неплохо, но мне казалось, что я проспала меньше. Хотя черт с этим. Сейчас я хочу пройтись. Толкнув тяжелую дверь, я оказалась на залитом солнцем крыльце.
Норфолк. Кажется, я уже говорила, что нахожу этот город мерзким, а его население отталкивающим. Уличная мостовая представляла собой ковер из гниющих овощей и содержимого ночных горшков, которое местные жители так любили выплескивать прямо из окон.
Отвратительно. Идти пешком по дерьму мне совершенно не хотелось, пора раздобыть лошадь. Интересно, у меня еще остались деньги? Я вернулась в свою комнату и внимательно обследовала содержимое всех ящиков. Мне повезло, хотя считать чужую жадность везением — глупо. В одном из выдвижных ящиков туалетного столика обнаружился кожаный мешок, скрывавший в себе ровно двадцать золотых. Я не спешила радоваться. Как оказалось, правильно. Среди маленьких кусочков золота обнаружился кусок бумаги, на котором тонким аристократическим почерком кузена было выведено: «Вернешь с процентами». Я ухмыльнулась, засунула мешок в карман и вышла вначале из комнаты, а затем и из дома.
Лошадьми здесь не торговали. Во всяком случае, живыми. Мне пришлось довольно долго бродить по городу и его окрестностям прежде, чем я натолкнулась на небольшой сарай, в котором в отвратительных условиях держали лошадей всех пород и мастей. Скорее всего, это заведение принадлежит конокрадам, ведь ни один заводчик не станет бездумно смешивать несколько пород. Хотя для меня не представляло принципиальной разницы, у кого получить лошадь: у заводчика или у того, кто у заводчика эту лошадь увел.
В сарае было темно, душно и пахло сеном. В углу на низеньком табурете ютился продавец, бережно пересчитывавший содержимое потрепанного мешочка. Приглядевшись внимательнее, я увидела, что считает он серебро.
— Мне нужна лошадь.
— Селин, ты меня не удивила, всем, кто приходит сюда, нужна именно лошадь. Не корова, не свинья, не я, а именно лошадь.
— Мы знакомы?
— Заочно. Практически все влиятельные люди Норфолка оповещены о сборе вашего Клана. Поверь, многим это не по душе. Но что поделать, наемники люди горячие.
— К делу, уважаемый.
Он хитро прищурился.
— Ну, можно и к делу. Думаю, тебе стоит выбирать из правого крыла конюшни. Деньги вперед.
— Я заплачу после покупки.
Он прищурился еще хитрее. И достал ржавый арбалет, похожий на тот, что направляли на меня не так давно.
— Правила едины для всех, Селин Баст.
Я брезгливо бросила ему под ноги три золотых монеты. Судя по тому, что глаза конокрада засветились идиотическим счастьем, я поняла, что слишком завысила цену. Меня убедил даже не арбалет, который бы, скорее всего, не выстрелил. Скорее меня убедило то, что он назвал мое полное имя. Мало кто удостаивал меня такой чести в последнее время.
Большинство лошадей было ярких, приметных мастей, что совершенно меня не вдохновляло. В самом конце конюшни я увидела кобылу глубокой вороной масти, которая очень деловито попыталась оттяпать мне полруки, когда мне взбрело в голову погладить ее. Такой настрой мне понравился, и я даже перестала жалеть о трех золотых.
Десять минут спустя торговец уже заканчивал седлать лошадь. Тем временем я прикидывала, с какой стороны на нее садиться. Чтобы не выглядеть совсем глупо, я вывела лошадь, держа ее за узду.
Я уже успела взобраться в седло, когда меня догнал торговец.
— Раз уж ты меня не убила (признаться, это удивило меня), я скажу тебе кое-что напоследок. Твое прошлое погубит тебя, Селин.
Я резко обернулась. Наверное, то, что он увидел в моих глазах, заставило его пожалеть, что он вообще открыл рот.
— Пошла! — я пришпорила лошадь и ускакала, стремясь не выдать своего малодушия.
Ехать верхом оказалось не так страшно. Видимо, прошлая хозяйка этого тела неплохо это делала. Мне осталось только довериться давно отточенным рефлексам. Слова торговца тревожили меня. Прошлое, которое погубит меня. Или Селин? И чье прошлое: мое или ее? Вопросов, как всегда, было слишком много. Ответы, как всегда, запаздывали. Силой воли я заставила себя сосредоточиться на первостепенных задачах. Например, на поиске денег для «членских взносов», которые так прозрачно потребовал глава Клана.
В моем сознании, очень аккуратно, начала формироваться какая-то крайне важная мысль. Но формировалась она медленно, постоянно меняя очертания. Пока я ждала просветления, на улице начал накрапывать дождь, стремившийся стать полноценным ливнем. Круто развернув лошадь, я поскакала в направлении дома банкира, в котором сейчас собрался Клан.
Минуту спустя после того, как я, уже в конюшне, расседлала лошадь, полил дождь. Поднимаясь по внутренней лестнице, я натолкнулась на горячо любимого кузена.
— Привет сестренка! Вижу, ты уже успела потратить мои денежки.
— Пойдем, надо поговорить.
Макс сухо кивнул, и мы направились в нашу спальню. Крайне важная мысль наконец закончила формироваться.
— Мне надо съездить домой.
Одноглазый Макс выронил самокрутку и внимательно посмотрел мне в глаза.
— Зачем?
— Позже узнаешь. Ты будешь меня сопровождать, Макс, нравится тебе это, или нет.
— Ты не была в тех краях с того самого дня, как они погибли. К чему теперь такая сентиментальность?
— Не задавай мне глупых вопросов, если не хочешь получить грубых ответов, кузен. Мы выдвигаемся сразу после окончания ливня.
Стихия буйствовала еще пять часов. За это время я успела переговорить с главой Клана и собрать вещи. Оставшееся время я просто сидела и смотрела, как струйки дождя сбегают по стеклу. Макс спал. Он тоже успел подготовиться и даже добыл где-то лошадь.
Мы выехали глубокой ночью, когда почти все наемники собрались в уже известном мне зале и весело отмечали какое-то событие. Провожали нас недолго. Лишь Джо долго и внимательно смотрел, как я один за другим осушила два бокала красного вина и вышла, хлопнув дверью. Меня радовало, что в этом обществе не принято задавать лишних вопросов.
Ехали мы практически молча. Изредка Макс корректировал направление, а еще реже до меня долетали обрывки песен, которые он напевал себе под нос. До места мы добрались к полудню следующего дня. Назвать это место своим домом у меня не получилось. Небольшой, но аккуратный дом, сложенный из валунов, покосившиеся от времени ставни, крыльцо, съехавшее вправо, и стены, увитые плющом. Дом? Нет. Это не дом.
Я спешилась и пошла к входу, предоставив лошадь на попечение кузена. Изредка я прикасалась к камням, но никаких воспоминаний не возникало. Помедлив, я все же толкнула дверь. В месте, где выросла Селин, давно не осталось уюта. Пыль и паутина. Крысы и пауки давно стали единственными жильцами этого дома. Я бродила по дому, до конца не понимая, что ожидаю здесь найти.
Открыв последнюю дверь, я затаила дыхание. Ее комната. Моя комната. Столик на витых ножках, небольшая, совсем детская, кровать, старое покрывало, теперь насквозь пропитанное запахом тлена и пустоты. Огромный письменный стол — самое ценное, что было тут для меня. Я любила сидеть за ним, обложившись грудой бумаги и тетрадей, взяв в руки перо и представляя себя важным чиновником или даже королевой. Я подписывала указы и распоряжения, кого миловать, а кого можно и казнить. Казнить. Уже тогда провидение вручило мне в руки меч. Отец иногда заходил в «мои покои» и смотрел, чем я занимаюсь. Потом он всегда неожиданно хватал меня на руки и бегом нес в свою мастерскую, где плавно опускал меня на землю и провожал до большого кожаного кресла, в котором я сидела и смотрела, как он работает. Папа был не просто кузнецом, он изобретал собственные модификации популярного оружия. Его работа дорого стоила.
В момент, когда я снова вдохнула, я поняла, что нахожусь на лестнице, ведущей в папину мастерскую. Двери не было. А в мастерской все было вверх дном. Правда, уже давно. Скорее всего, воры побывали здесь месяца через полтора после того, как я исчезла. Украдено было все, что можно украсть. Даже наковальня. Я подошла к стене, отличавшейся по кладке, и с силой ударила ногой в самые слабые камни. Когда пыль осела и я перестала кашлять, то увидела, что за осыпавшимися камнями была спрятана ниша, оборудованная как оружейный магазин. На стенах в подставках и ножнах висели мечи из черненой стали, чуть дальше виднелась полка, заваленная стрелами и арбалетными болтами. Себе я выбрала шесть метательных кинжалов с желобками для яда и арбалет с разрывными болтами. Не хотела бы я, чтобы в меня когда-нибудь воткнулась подобная штуковина. При столкновении с телом крепление наконечника лопается, и наконечник вгрызается в плоть. Как только наконечник столкнулся с вами, он разрывается, и в вашу мягкую, пока еще живую, плоть вонзаются жестяные ленты. Как правило, один такой болт, попавший в артерию или сердце, — это льготный билет на тот свет. Умирать вы будете долго и с непередаваемыми ощущениями. Черт с ним. Надо отсюда выбираться. Я еще раз осмотрела арбалет. Он слегка заржавел, и его надо было почистить и смазать спусковой механизм, но в целом эта игрушка доставила мне какое-то садистское удовольствие. Болтов оказалось маловато — всего двадцать. Правда, проблемы в этом я не видела. Я смогу найти оружейника с прямыми руками, который изготовит по образцу сотню таких иголочек.
Я продвинулась на пару шагов вглубь хранилища, споткнулась и оказалась на загаженном крысами полу. Выругавшись, на чем свет стоит, я обнаружила, что споткнулась о запечатанный глиняный горшок и со злостью метнула его в стену. Каково же было мое удивление, когда вместе с черепками на полу оказалось приличное количество золотых монет. Около трехсот монет, чуть меньше трети моего долга перед Советом. Ну, триста все же лучше, чем ничего. А отец-то оказался хитер. Прямо как знал, когда замуровывал деньги в хранилище. Как знал? Или знал?
Первое, что я услышала, выйдя на улицу, был сдавленный хрип Одноглазого Макса, которого гагортой душил какой-то дурно пахнущий и не знакомый мне субъект. Я облокотилась на стену и прикинула, стоит ли вообще спасать моего дорого кузена. По всем правилам выходило, что стоит. Горе-душитель наконец обратил на меня свое внимание. Секунду спустя он схватился за бедро, в котором уже торчал один из моих кинжалов. Макс с размаху ударил в челюсть, а я спустила крючок арбалета. Болт вошел в легкое и разорвал его минимум на три части.
— Кто тебя послал?!
Макс пытался узнать, кто заказал его, перед тем, как наш новый друг отправится в Вальгаллу. Разумеется, он молчал. За секунду до смерти он сплюнул сгусток крови мне на сапог и улыбнулся.
— Ты… следу…
Ничего больше он сказать не успел. Смерть окончательно вступила в свои права.
— Ну, и как ты думаешь, кому нужна была твоя смерть?
— Понятия не имею. Но если узнаю, я сам кастрирую этого урода.
Макс часто дышал, потирая шею, порезанную гагортой.
— Ты должен мне две сотни золотых, Макс. Я ведь могла и не спасать тебя, особенно если учесть, что ты являешься моим кредитором.
— А, чтоб тебя, Селин!
Больше он не произнес ни слова. Просто сел на лошадь и пустил ее рысью. Я задержалась чуть дольше, размышляя, как бы поудобнее приторочить арбалет и колчан к седлу. Уже взобравшись на лошадь, я вспомнила, что в трупе остался один из моих кинжалов. Помянув покойника нехорошим словом, я спрыгнула с лошади и начала осматривать еще теплый труп. Кинжал обнаружился там, где и должен был, — в бедре. Пытаясь вытереть кинжал от крови, я случайно распорола куртку убитого. На траву выскользнул мешок с тридцатью золотыми и мое фото. Сказать, что я не обрадовалась этой находке — не сказать ничего. У меня был враг. Враг, который отлично знал, что я приеду сюда именно сегодня. И это плохо. У наемника не может быть живых врагов, или это плохой наемник.
Двадцать минут спустя я нагнала кузена. Обогнав его на половину лошадиного туловища, я дала команду искать ближайшую таверну.
Таверну удалось найти лишь час спустя. И такую захудалую, что у меня возникло желание заплатить, лишь бы меня не заставляли тут есть. Владелец данного клоповника прекрасно знал, что, кроме его таверны, тут нет ничего черт знает на сколько миль вокруг. Отсутствие конкуренции сделало цены высокими, а пол настолько грязным, что на нем можно было выращивать овес, не утруждая себя дополнительным удобрением.
Первым делом я заказала кружку эля и договорилась о комнате на одного человека. Спать в одном помещении с Максом уже не хотелось. Мягко говоря, кузен начал меня безумно раздражать, если не сказать больше. Мне хотелось пристрелить его из недавно приобретенного арбалета.
Самым безопасным из всего меню мне почему-то казался сыр. Я медленно пережевывала второй кусок Чеддера и очень надеялась, что мыши не пробовали его раньше меня. Макс пил ром. В таких количествах, в каких не зазорно пить заправскому пирату. Но насколько я в курсе, кузен не имел никакого отношения к морю.
— Все, Макс, ты мне надоел. Я иду спать. Мы отправляемся завтра около полудня. Надеюсь, у тебя хватит времени выспаться.
Прихватив с собой еще одну кружку эля, я отправилась спать. Стащив сапоги, я упала на кровать и попыталась уснуть. Черта с два. Спать не хотелось. Сидеть с Максом — тоже. Выудив из сумки бумагу, я принялась чертить схему. Дом, сегодняшняя дата, убийца, подосланный к нам, замурованная мастерская отца, мое фото у убийцы, слова торговца о моем прошлом. Через десять минут весь лист был покрыт штрихами, линиями и заметками. Ясности это не прибавило. Даже наоборот.
Секунду спустя в мою комнату ввалился окончательно залившийся кузен и повалился на мою кровать. Проклиная ром, Макса и себя за рассеянность, я отправилась спать в его комнату, продолжая на ходу чертить свою схему.
А в комнате Макса меня уже ждали. Точнее ждала. Блондинка с широко распахнутыми голубыми глазами и правильными формами. Проститутка. На вид ей было не больше двадцати трех лет. Хотя я могу ошибаться.
— А где мсье Макс?
Француженка, если судить по манере обращения и акценту. Хотя не уверена насчет национальностей здесь.
— Макс не придет.
— О, Боже! Его убили!
— Нет, он мертвецки пьян.
Глаза девушки хитро заблестели. Сейчас ее небольшой мозг вовсю просчитывал варианты, как бы потратить аванс, который не пришлось отрабатывать. Она спешно начала собираться. Ночь была долгой, а уснуть мне все равно не удастся.
— Как тебя зовут?
— Марлен.
Ну, конечно же, а я Елизавета II.
— А настоящее имя?
— Жанин.
Вот это уже больше похоже на правду.
— Оставь деньги на столе и принеси из закромов хозяина бутылку приличного вина.
Марлен-Жанин ушла, а я гадала, вернется она или нет. Девушка вернулась. Либо ей очень нужны деньги, либо ей нравится ее ремесло. Либо и то и другое. Почему нет? Да и я сама себе казалась клиентом получше моего кузена. Она вернулась минут через десять. Запыхавшаяся и покрытая пылью. Зато с бутылкой роскошного вина. Судя по всему, она ее просто стащила из личного погреба трактирщика. Ну что ж, будем считать это моей компенсацией за отвратительную еду и непомерные цены.
Я отстегнула ножны, вытащила из-за голенища кинжалы и завалилась на кровать. Пауза затягивалась. Надо было что-то делать. Нервничая, я откупорила бутылку и разлила вино по двум, не очень чистым, бокалам.
Мысленно выругавшись, я подошла к камину и села в высокое кресло возле него.
— Расскажи о себе, — попросила я, взглядом указав на стул напротив.
— Мои родители…
— Твои родители живы и здоровы, Жанин. Не надо сказок для клиентов. Расскажи что-нибудь интересное, желательно похожее на правду.
— Я выросла, как и все. Потом поехала в другой город учиться.
— Да? И какое ремесло ты выбрала?
— Куртизанки.
Я подавилась вином.
— Ты хочешь сказать, что ты дипломированная проститутка?
На проститутку она обиделась. Хотя виду старалась не подавать.
— Что тебя обидело?
— Шлюхи стоят на тракте. А я куртизанка.
И сколько гордости было в том, что она произнесла.
— Тебе нравится твоя работа?
— Работа не пыльная, да и оплачивается хорошо.
— Ты занятная девушка. Не хочешь узнать, чем занимаюсь я?
— Ты наемник. Это неинтересно.
— Неужели у меня это на лбу написано?
— В этих краях редко встретишь кого-то, кроме наемника. Особенно сейчас. Пока не закончится этот чертов турнир, мне придется работать без отдыха.
Я успела забить трубку и закурить. Последние слова меня заинтересовали.
— Что за турнир?
— Каждый год сюда съезжаются десятки любителей помахать мечом. Победитель забирает тысячу золотых и убирается восвояси.
В этот момент на меня предательски напала мигрень. Острая боль прострелила вначале левый висок, а потом разбилась по всему черепу. Я схватилась за голову и застонала.
— Что с тобой?
— Мигрень. Ты можешь забрать деньги и идти. Моя ночь все равно накрылась.
— Раздевайся и ложись на кровать лицом вниз.
Сил задавать вопросы у меня не осталось. Я разделась и уткнулась лицом в подушку, закусив зубами кусок наволочки. Марлен тоже разделась, села рядом и начала массировать мне шею. У нее были холодные руки с короткими острыми ноготками и нежная кожа. Он нее вкусно пахло чем-то свежим. Незаметно для меня боль отступила, и начали просыпаться какие-то смутные для меня, но очень привычные для этого тела, желания.
— Хватит. Иди сюда.
Я властно притянула ее к себе, и ночь оказалась вовсе не такой безнадежной.
Проснулись мы далеко за полдень. От мигрени не осталось и следа, да и общее самочувствие было такое, что мне хотелось свернуть горы. В голове ужом зашевелилась вчерашняя мысль о турнире.
— Расскажи мне подробнее о турнире, — попросила я, запихивая в рот большой кусок омлета.
— Правила просты: три тура по несколько участников. Задача — оказаться самым сильным и дожить до финала. Победитель забирает тысячу золотых, занявший второе место — семьсот, третье — пятьсот. Остальным повезет, если их не оттащат на кладбище. Убивать противника или нет — каждый решает для себя сам. Обычно там не мелочатся.
— Участвовать может любой?
— Любой, кто может крепко держать меч и у кого достанет смелости. Вступительный взнос около сотни золотом. В остальном надейся на удачу и крепость стали.
В общей сложности у меня оставалось где-то триста сорок или триста пятьдесят золотых. Отдавать сотню золотых за шанс стать покойником мне кажется расточительством. С другой стороны, если боги будут на моей стороне, то, возможно, мне удастся покрыть долг перед Советом без лишних неприятностей.
— Ты можешь показать мне дорогу? За отдельную плату.
Марлен заинтересованно посмотрела сначала на меня, потом на оружие, видимо прикидывая, сколько отдельная плата будет стоить в золоте.
— Нет.
Признаться честно, такой ответ меня удивил. Я думала, что показать дорогу, да еще и за пару золотых не такой большой труд.
— Почему?
— Мне будет жаль, если я окажусь причастна к твоей смерти.
Да. Правдиво. Пару минут мы молча разбирались с завтраком.
Потом она допила пунш и произнесла:
— Через пару миль восточнее будет тракт. Езжай по нему, пока не упрешься в город. Или пока не встретишь попутчиков.
Я встала и, уже на ходу допивая воду, сказала:
— Передай Максу спасибо от меня за хорошую ночь и попроси его расплатиться за комнаты и вино.
Судя по ее ехидной улыбке, ей нравилась не только я, но и мой подход к жизни. Прощаться не хотелось ни с ней, ни тем более с кузеном. Поэтому я просто заседлала лошадь и уже приготовилась отправить ее в галоп, когда Марлен меня догнала.
— Заезжай ко мне, если выживешь.
— Обязательно.
Я пустила лошадь в галоп по направлению к тракту и на поиски приключений.
Глава 6. Турнир
До тракта мне удалось добраться довольно быстро, минут за сорок. Неприятным было то, что за проезд по тракту надо было платить. Порывшись в карманах, мне удалось найти горсть меди, которая прекрасно удовлетворила охранника.
Тракт был хорошо вымощен, поэтому ехать по нему было одно удовольствие. Внезапно я поняла, что понятия не имею, в какую сторону мне ехать, и, вспомнив совет Марлен, стала ждать попутчиков.
Ждать пришлось недолго. Примерно через час на горизонте показались силуэты всадников. Еще через пятнадцать минут всадники поравнялись со мной и остановились.
— Что такая красивая девушка забыла на этом тракте в разгар дня?
Поняв, что меня по какой-то причине перепутали со шлюхой, которые опять-таки, по мнению Марлен, в избытке стояли на тракте, я улыбнулась и сказала, что мне нужно знать, в какую сторону ехать, чтобы попасть на турнир.
Всадников (кстати, их было трое) это позабавило, если не сказать, рассмешило до коликов. К сожалению, мне было вполне понятно их веселье. Я сама не очень-то уверена, что мне стоит соваться на этот турнир.
Отсмеявшись, они согласились меня проводить, тем более что сами ехали туда же. Ехать вчетвером по не узкому, но и не огромному тракту было неудобно, поэтому мы поехали парами. Рядом со мной ехал молодой человек лет тридцати на пегой кобыле, которая не так давно принялась хромать. Остальные двое ехали впереди, периодически оглядываясь и подтрунивая то надо мной, то над своим товарищем.
— Меня зовут Стивен.
Я кивнула и продолжила рассматривать горизонт.
— А тебя?
Видимо, этот парень так просто не отстанет. Называть свое имя мне не хотелось. У меня в последнее время и так появилось слишком много новых знакомств, что совершенно не полезно, если принять во внимание мою профессиональную деятельность.
— Ты всегда такая?
Вот черт.
— Послушай, Стив, тебе так уж необходимо это знать?
— Да нет, можешь не говорить, если не хочешь. Обычно люди называют свое имя, если встречаются на тракте. Так принято.
— Знание моего имени не принесет тебе ничего хорошего. Обычно после знакомства со мной люди умирают.
Вероятно, мои слова смутили его, потому что с вопросами он больше не лез. Несколько минут спустя я обогнала своего спутника, чтобы иметь возможность пообщаться с его товарищами.
— Как скоро мы будем в городе?
Они переглянулись, раздумывая о том, стоит ли вообще мне отвечать.
— Завтра к десяти утра мы будем у ворот Салема. Ночевать придется на тракте, ворота города закрывают после заката.
У меня оставалось три дня, чтобы рассчитаться с Кланом. Тратить время опасно. Оно имеет свойство заканчиваться. Как правило — неожиданно.
— У меня нет времени на ночлег. Я буду в городе сегодня.
— Попробуй, но вряд ли ты успеешь.
Он даже не попытался скрыть сарказм. Вероятно, существовали еще какие-то причины, по которым мне сегодня не попасть в Салем, которые были отлично известны всем троим.
Ночь накрыла нас, как всегда, внезапно. Каждый раз у меня возникало ощущение, что темнота просто сваливается мне на голову с ближайшей ветки. Мы развели костер и начали тянуть жребий, кому нести вахту первым. Получалось, что мне. В напарники ко мне вызвался Стивен. Никто не возражал, если учесть, что Стиву придется нести две вахты подряд.
Есть особенно не хотелось, а пить, кроме воды, было все равно нечего. Так что спать все улеглись довольно быстро. Мы со Стивом остались вдвоем, сидящими по разные стороны от костра. Говорить нам было не о чем, поэтому я аккуратно свернула самокрутку и с наслаждением закурила.
— Чем ты занимаешься?
— А сам как думаешь?
— Не знаю. Возможно, ты ремесленник.
— Ну да, мое ремесло очень востребовано, и лет ему столько, что не сосчитать.
— Странно. Ты на них не похожа.
Вот дьявол! Почему никто не знает профессии более древней, чем проституция? Хотя спорить о том, кто был раньше: убийцы или шлюхи, можно бесконечно. Как правило, мы не мешаем друг другу.
— А чем занимаешься ты, Стив?
Кажется, мой вопрос поставил его в тупик.
— Это сложно объяснить. Вряд ли женщина в состоянии понять это.
Забавно. Я бы даже сказала — крайне забавно. Ладно, спорить о том, что может и чего не может понять такая женщина, как я, мне сегодня не хотелось. Часа в два ночи я решила, что пора спать. Я как можно уютнее закуталась в плащ и позволила своему напарнику дальше скучать в одиночестве.
Проснулась я уже под утро. От холода. Но за секунду до того, как я начала протягиваться (или потягиваться?), до меня долетел звук, который мне совершенно не понравился. Кто-то усердно копался в моей чересседельной сумке. Ничего ценного там, разумеется, не было, но сам факт привел меня в бешенство. Я неслышно достала кинжал из-за левого голенища сапога и с силой метнула его в сторону шороха. Ржание вспугнутой лошади и брань в мой адрес подтвердили мое попадание.
Неторопливо поднявшись, я направилась к обидчику. Стивен мирно спал, второй тоже, а вот третий как раз спать не планировал. Он пытался пережать разрубленный сосуд и остановить кровь. Мой кинжал торчал точно в середине запястья.
— У тебя осталось пятнадцать минут, чтобы объяснить мне, что ты искал в моей сумке, и получить противоядие.
Он непонимающе моргнул, а я кивнула на желобок для яда, начинавшийся у рукоятки и заканчивавшийся на острие лезвия. Его одолела паника. Он катался по ночной траве, покрытой бриллиантами росы, и вопил. Примерно через пять минут шок прошел, и он был готов выслушать мои условия.
— Послушай, во сколько ты оцениваешь свою жизнь?
Я в уме попыталась прикинуть точную сумму, которую оставалось найти.
— Бери все, что есть!
— Сколько?
Я начинала терять терпение, тем более что остальные уже проснулись и наблюдали за нами с явным интересом.
— Двести!
— Яд и кинжалы обошлись мне дороже. Тем более что я еще не видела действие этого яда вблизи.
— Пятьсот!
— Семьсот золотых. Сейчас. У нас осталось десять минут. Потом говорить ты уже не сможешь.
— У меня столько нет!
— У тебя, кажется, есть друзья.
Он умоляюще взвыл и посмотрел на своих товарищей. Стивен молча опустил глаза. Деньги у Стива были, просто он не хотел ему помогать. Молодец мальчик. Далеко пойдет. Второй раздраженно кивнул и кинул мне под ноги два кожаных мешка. Я кивнула и, пересчитав содержимое, осталась довольна. Молча убрав деньги в сумку, я вернулась к пострадавшему и со злостью вывернула кинжал, стараясь причинить как можно больше вреда. Погоня мне была не нужна. После этого я неспешно пошла в сторону лошади. Я успела сесть в седло, когда меня догнал крик раненого.
— Сука! Противоядие!!! Ты обещала!
— Когда попадешься в следующий раз, внимательно следи за ножами, которые в тебя метают. Сегодня мой кинжал был пуст. В следующий раз я не допущу такой ошибки. Пошла!
Я выслала лошадь в галоп навстречу рассвету.
Теперь на турнир можно было и не ехать. Сейчас в моей сумке ровно та сумма, которую необходимо было внести в казну Клана. Но мною двигало любопытство. Можно было не участвовать, но посмотреть на это надо.
Через пару миль я заметила небольшой силуэт, который довольно живо меня догонял. Я пришпорила лошадь, но особого эффекта это не дало. Тогда я развернула свою кобылу, перегородив тракт, и обнажила меч. Отдавать деньги я не собиралась. Приглядевшись внимательнее, я поняла, что это лишь Стивен на лошади одного из моих бывших попутчиков.
— Эй, я не хочу тебе зла. Убери клинок.
На меня он смотрел со страхом, на меч — с уважением.
Я убрала оружие и поехала вперед.
— Как тебя зовут?
— Селин. Селин Баст.
Он внимательно посмотрел на меня, потом уже с пониманием на мой костюм и оружие.
— А я — Стивен.
— Это мне уже известно.
— Значит, ты наемник?
— Значит, да.
— Понятно.
Он хотел добавить что-то еще, но передумал. Просто махнул рукой и поехал дальше.
— Расскажи мне о турнире.
— Ты же не собираешься участвовать?
— Расскажи мне о турнире, тогда я смогу решить.
— Ты сумасшедшая, — насчет сумасшедшей это он верно подметил, — хорошо, тогда слушай. Турнир начинается завтра на рассвете. Сегодня у нас еще останется время на отдых и подготовку оружия. Прием заявок на участие закончится сегодня на закате. Есть примета, что тот, кто приедет с последними лучами солнца — заберет главный приз. Но убийцы люди не суеверные. Приз один, а шансов не успеть подать заявку более чем достаточно. Поэтому все стараются приехать раньше. Турнир длится один день, поэтому дожить до финала практически нереально. Всех разбивают на четверки, где сражаются пара на пару. Пока не остаются только три пары. Участники этих пар сражаются за первые три места между собой. Шесть человек — три приза. Бой продолжается либо до смерти противника, либо до тяжелых травм, после которых он не сможет взять оружия или подняться. Добивать упавших не запрещено. Бить в спину не запрещено. Вообще можно все, что угодно. Мораль проста: доживи до конца — получи награду.
За разговором мы добрались до Салема. Салем — городок крови и оружия. На каждой улочке здесь было минимум по одной оружейной лавке. Первое, что надлежало сделать, — найти оружейника, который сможет изготовить болты для моего арбалета. Да и сам арбалет не мешало бы перебрать и смазать. Из всей массы оружейников, которых я тут встретила, мне больше всего приглянулся угрюмый мужчина лет сорока пяти, который молча осмотрел болт и сам арбалет, понимающе хмыкнул и назвал цену в один золотой за болт. Подумав, что такая цена заставит меня аккуратней тратить болты, я рассчиталась за десять болтов и сказала, что заберу работу после турнира.
— Если выживешь, — проскрипел мне вслед оружейник.
Мысленно послав его ко всем чертям, я отправилась на поиски кого-нибудь, кто разбирался в ядах. Мои поиски были долгими. Я уже успела трижды передумать и все же продолжала искать. В момент, когда я проходила по особенно узкой улице, в мою руку впилось что-то жесткое и втащило меня внутрь какой-то халупы.
— В городе говорят, что пришлая женщина-наемник хочет дорого купить яд.
— Правильно говорят.
— У меня большой выбор ядов.
Я кивнула и вытащила на стол кинжалы. Он внимательно осмотрел все шесть кинжалов.
— Какой яд ты ищешь?
— Я не знаю. Думаю, что вы можете мне что-нибудь посоветовать.
Он расплылся в жабьей улыбке, словно мои слова чрезмерно льстили ему.
— У меня есть прекрасный пузырек, содержимое которого после попадания в кровь вызывает практически полный паралич конечностей. Действие яда длится около трех часов, потом он выводится естественным путем. Идеально подойдет, если нужно время и не нужна смерть. Есть яд, который вызывает практически мгновенную и бесшумную смерть.
— Это подходит. Я возьму оба. Сколько вы хотите?
— Пять золотых.
Я расплатилась за яд и отправилась на центральную площадь, где принимались заявки на участие в турнире. Я могла и не участвовать. Долг перед Кланом перестал быть проблемой. Сомневаясь, стоит ли ввязываться в эту авантюру, я нос к носу столкнулась с кузеном, о котором уже успела позабыть.
— Привет, сестренка, я думал, ты прибудешь раньше.
Я кивнула и попыталась пройти мимо, но Макс клещом вцепился мне в локоть.
— Скажи, Селин, ты будешь участвовать в турнире?
— А ты?
— Пусть это будет сюрпризом.
— Что ж, тогда сюрприз получится взаимный.
На этом наш диалог был окончен. Макс отпустил мою руку, и я смогла идти дальше. На центральной площади уже было не так людно, как утром. Большинство участников уже подали заявки и ждали утренней жеребьевки. Я посмотрела на горизонт. До заката оставалось не более двух часов. Время у меня еще было, и я решила скоротать его за обедом. В Салеме было много оружия и много харчевен, в которых можно было плотно пообедать и не слишком разориться. Такие заведения всегда будут в почете у наемников и прочего сброда, которого здесь в избытке.
Народу было много. Основной темой, разумеется, был завтрашний турнир. Основной контингент — бывалые отставные вояки, наемники и молодежь, из которой еще не успели выбить спесь. Большинство посетителей пили и приставали к официанткам, некоторые, видимо, более здравомыслящие, оставались трезвыми и внимательно наблюдали за тем, что происходит вокруг, и слушали, о чем вокруг говорят.
Когда я пришла на площадь, солнце уже практически село, а народу не осталось. Я написала свое имя на предложенном жребии и уже практически опустила его в общий мешок, когда мою руку перехватили. Чертов Макс!
— Какого дьявола тебе надо?!
— Я не хочу, чтобы тебя прикончили, Селин.
— Я сама тебя прикончу. Иди к черту, Макс! Я сама решу, что мне делать.
Освободив руку, я опустила жребий в мешок. Ответственный за жеребьевку ухмыльнулся. Мое имя упало в мешок с последними лучами солнца.
Вставать пришлось за три часа до рассвета. Необходимо было подготовиться и идти на площадь, которую за эту ночь успели переоборудовать в арену. Я смазала кинжалы парализующим ядом и начала надевать костюм. Кожа была как новая, но пластины местами поблекли. Подумав, что если выживу, надо привести костюм в порядок, я начала заплетать волосы в тугую косу, когда дверь открылась и в комнату вошел Макс.
— Мне надо поговорить с тобой, Селин.
Его голос был необычно серьезен и напомнил мне давно забытые детские вечера, которые мы проводили вместе. В отличие от меня кузен не стал пренебрегать внешней броней. На нем красовался неплохой кожаный костюм, похожий на мой, а спину и грудь надежно защищала кираса. Шлема не было. Возможно, Одноглазый Макс следил за имиджем, но, скорее всего, у него просто закончились деньги.
— Ну, говори, раз уж ты все равно пришел.
— Ты еще можешь отказаться, Селин. Мы оба знаем, что ты не умеешь пользоваться мечом. Вернее, теперь не умеешь.
Поняв, что он намекает, что та я, которая Селин, орудовала мечом лучше, чем та я, которая Клавдия, я прикусила язычок, думая, как выкрутиться.
— Не находишь, что это прекрасный повод для тренировки?
Он подошел сзади и обнял меня. На секунду я закрыла глаза и положила затылок на его плечо.
— Меня не убьют, Макс, обещаю.
Я отстранилась от кузена и, проглотив ком, который сдавил мне горло, распахнула перед ним дверь, мотивируя тем, что мне надо подготовиться и побыть одной. Как только Макс ушел, я продолжила смазывать кинжалы ядом. Три из шести я обработала паралитическим ядом, остальные — смертельным. После этого я аккуратно закрепила их за голенищем сапог, надеясь, что не напорюсь на них сама во время боя.
Все. Пора. Взяв меч, я отправилась на центральную площадь, куда уже начинали стекаться участники турнира и зеваки.
Жеребьевка проходила быстро и незатейливо. В моем квартете оказался уже известный мне Стивен. Наших противников я не знала. Чуть поодаль я заметила кузена, которому предстояло драться против товарищей Стивена, которых я уже знала. Один из них оказался левшой, поэтому травма правой руки, подаренная мной, совершенно не мешала ему драться. Жаль. Но поделать ничего уже нельзя. До открытия турнира оставалось пятнадцать минут. Открывать состязания должна была другая четверка, в которой была одна девушка.
Толпа улюлюкала и требовала крови. Они встали по двое и обнажили оружие. Секунду спустя раздался гонг, знаменуя начало поединка. Останавливать бой никто не будет. Все прекратится само собой, когда останутся только двое. Девушка была не так проста, как мне показалось. Пятнадцать минут спустя все закончилось. Девушка и ее напарник остались живы. Настал наш черед.
Стив вопросительно посмотрел на меня, я кивнула. Когда я выходила на арену, толпа вначале смолкла, а секунду спустя разразилась радостными воплями. Селин Баст тут знали. Я разглядывала зрителей и пропустила момент, когда прозвучал сигнал к началу боя. Из задумчивости меня вывел крепкий удар в пресс, от которого я согнулась и начала жадно хватать воздух. Мгновение спустя тело все же вспомнило, что бывали передряги и похуже, и боль, кажется, прошла. Вставать я не торопилась. В отражении клинка я видела, что мой противник наклоняется ко мне, чтобы схватить меня за волосы. Резко вывернувшись, я всадила ему в руку кинжал с паралитическим ядом. Дожидаться, пока он подействует, я не могла, поэтому просто проткнула его живот клинком. Темная густая кровь заструилась на свежий песок, которым посыпали центральную площадь. Я смотрела, как алая жижа подступает к моему запястью. Горло сдавило приступом рвоты. Я отвернулась, чтобы не сблевать, и увидела Стивена, который лежал на песке в попытке спастись, его меч был в футе от него. Понимая, что секунду спустя моего напарника прикончат, я метнула кинжал и попала точно в сонную артерию нападавшего. Не знаю, от чего он умер: от яда или от перебитой артерии, но смерть наступила быстро, что крайне меня порадовало.
Нас осталось двое. Мы выиграли эту схватку. Мы остались живы. Я подошла к трупам, забрала ножи и спокойно ушла с арены, стараясь не думать, что на мне кровь двух человек. Следующей четверкой должен был биться Макс и наши старые знакомые. Кузен сражался против них. Выходя на арену, он на секунду остановился возле меня.
— Ты молодец.
Не говоря больше ни слова, он ступил на песок, окрашенный кровью. Толпа взвыла. Макса они тоже хорошо знали. Бой был долгим. Четверо сильных мужчин, которые не уступали друг другу в опыте. Макс, конечно, наемник, но главное оружие наемника — скрытность. Они же были отставными вояками, привыкшими часами махать мечом. В основном кузен старался вести ближний бой, уверенный в крепости своей брони и силе удара. У него неплохо получалось. Я следила больше за кузеном, чем за боем, когда неожиданно поняла, что не вижу напарника Макса. Оглядевшись по сторонам, я увидела, что он стоит на дальней стороне площади и готовится спустить крючок арбалета. Я проследила направление. Черт! Он целился в Макса.
— М-а-а-акс!
Не знаю, услышал он меня или почувствовал неладное, но Макс сделал два шага назад, и это его спасло. Вместо того чтобы разнести ему голову, болт, уже на излете, воткнулся в голень. Макс взвыл. Забыв о противнике, он обнажил меч и побежал в сторону стрелявшего. Тот, понимая, что перезарядить арбалет уже не успевает, достал… зеркало. Ослепленный солнцем, Макс упал. Понимая, что подняться ему уже не дадут, я перемахнула через ограждение, на ходу обнажая клинок. Кузен был окружен. Я бежала так, как не бегала никогда в жизни. С размаху я загнала меч в спину того, кто направился добивать Макса. На бегу вытащив лезвие из трупа, я успела загородить брата от удара. Мой клинок с лязгом скрестился с вражеской сталью. Доли секунды, которые позволили Максу встать и прикончить оппонента. Кузен с силой всадил меч в голову своего бывшего напарника. Песок забрызгало кровью и мозгами.
Мы стояли и тяжело дышали. Он присел на песок, пытаясь пережать сосуд где-то в голени, из которого хлестала кровь. Толпа задыхалась в крике. Я убрала волосы со лба и посмотрела на окровавленные руки. Чувство глубокого удовлетворения разливалось по самым дальним уголкам моего сознания. Макс улыбнулся.
— С возвращением, Селин, — его голос был хриплым и до боли родным, а глаза светились какой-то давно забытой нежностью, — поужинаешь со мной?
— Если выживем.
Я протянула ему руку, помогая подняться. Мы вместе, опираясь друг на друга, покинули арену. Толпа заходилась в крике. У меня есть полчаса, чтобы отдохнуть перед следующей схваткой.
Кто дрался следующим, я не запомнила. Помню лишь, что пришла пора снова выходить на песок. Мне предстояло драться с той самой девушкой, которая невесть как дожила до этого момента.
Девушке было страшно. Я кожей чувствовала страх, который от нее исходил. Стивен быстро добил ее напарника и теперь просто стоял и смотрел на мои вялые выпады и ее, еще более вялые, попытки защищаться. В какой-то момент она упала, я даже не поняла, почему. Лишь чудом мне удалось отвести лезвие, чтобы она не напоролась на него самостоятельно.
— Убей! Убей! Убей! — толпа была непреклонна. От ее рева вибрировала земля под ногами.
Ко мне враскачку подошел Стивен, доставая клинок из ножен. Понимая, что если не сделать хоть что-то, то меня саму прикончат на этом же песке. Я размахнулась. Она лежала на земле и умоляюще смотрела на меня. Она очень хотела жить. Наверное, она сама не понимала, как ее сюда занесло. Выругавшись, я всадила клинок в сантиметре от ее головы. Толпа застонала. Ко мне, бранясь во все горло, подбежал Стив и уже размахнулся, чтобы добить девчонку. Я развернула его резким ударом в челюсть. Стив упал, а я опустилась на колени рядом с ней и вонзила нож с паралитическим ядом ей в запястье. Она закричала от боли. А я пыталась зажать ей рот и успокоить.
— Заткнись, дура, я только что спасла тебе жизнь.
— Я не чувствую руки!!!
— Успокойся, через три часа ты будешь с наслаждением вспоминать то, что не чувствовала запястья. Боль будет сильной. Но это был хороший урок.
Закончив сию поучительную речь, я откинула ее меч подальше и произнесла как можно громче.
— Она не может драться дальше! Она не может даже встать! Позовите лекаря!
Примерно через минуту девушку унесли с поля. Подобрав ее меч, я ушла следом. Теперь нас осталось шестеро. Время доверия кончилось. Теперь каждый сам за себя.
Я, Макс, Стив и еще трое, которых я не знала. Трое из нас умрут. Остальные отправятся зализывать раны и рассказывать о своем приключении каждому встречному.
Я сидела на камнях недалеко от арены и жадно пила воду. Ко мне подошел Макс, сел рядом и начал забивать трубку.
— Я бы на твоем месте сейчас не курила.
— Слава богам, мы на разных местах. Знаешь, говорят, что перед смертью не надышишься. Я больше жалею, что не могу выкурить табака про запас.
— Что это ты заговорил о смерти?
— Старуха рано или поздно заберет всех нас, так чего бояться?
Грустно улыбнувшись, я хотела встать и уйти, но Макс перехватил меня.
— Подожди, — одной рукой Макс крепко сжимал мой локоть, второй рылся в кармане. Наконец поиски завершились, и он протянул мне две маленькие белые таблетки.
— Что это?
— «Берсерк». Маловероятно, что без него ты доживешь до вечера. Между прочим, личные запасы.
Я машинально сжала стимулятор в ладони и пошла в сторону арены.
— Ладно! Можешь не благодарить! Сегодня ты спасла мне жизнь!
Перед самым началом последнего боя я отправила «Берсерка» в путешествие по моему организму, надеясь, что ничего особо страшного со мной не произойдет. Краем глаза я заметила, что кузен сделал то же самое. Действие «Берсерка» я ощутила практически мгновенно.
Когда раздался сигнал к началу боя, я уже стояла посреди арены и хотела свежей крови. Остальные не так торопились, но тоже предпочли не затягивать. Я осмотрелась по сторонам, оценивая, кто стоит ближе ко мне. Пока я оглядывалась, сзади ко мне подкрался крайне омерзительный субъект. Мою голову спасли тренированное боковое зрение и солнце в зените. С громким воплем я развернулась вокруг своей оси и, размахнувшись от плеча, отсекла голову нападавшего. Его кровь забрызгала мне лицо, и я, чисто случайно, слизнула несколько капель. То, что происходило дальше, можно сравнить с фильмами Тарантино, о которых тут никто не слышал. Я направилась в сторону еще одного незнакомца. Вначале я шла довольно неторопливо, а потом побежала со всех ног. Он просто стоял и готовился держать оборону. На бегу я заметила тень, которая усердно нагоняла меня. Не присматриваясь, кто именно это был, я с разворота всадила лезвие ему в живот и, провернув, выдернула его.
В следующий миг арену огласил сдвоенный вопль боли и ужаса. Прямо возле меня на песок медленно опускался Одноглазый Макс. Мой клинок вонзился ровно в щель между пластинами его кирасы. В уже потухающем взгляде светилось непонимание произошедшего. Отбросив меч, я упала рядом и положила его голову к себе на колени. Он попытался улыбнуться и забрызгал меня тонкой струйкой крови изо рта.
— Макс, Макс, что же это, — слезы застилали мне глаза.
— Хорошо, что это была ты… — голос становился все тише, все неразличимее.
— Я не хотела. Ты же знаешь, что я не хотела, Макс! Знаешь!
— Это не важно. Я всегда тебя…
Больше он не сказал ни слова. Просто спокойно закрыл глаза. Рука, которой он зажимал рану все это время, бессильно упала на песок. Одноглазый Макс погиб.
Еще несколько минут я держала его голову на коленях и пыталась разбудить его. Потом подбежали лекари и унесли тело кузена. Я встала с песка и подобрала меч. Есть время горевать, и есть время сражаться. Для скорби будет другое время. Вытерев меч от крови, я посмотрела по сторонам, словно искала смельчаков, которые готовы драться со мной после того, что я сделала. Но драться было не с кем. Перед тем, как догнать меня, Макс разобрался с последним претендентом. Теперь нас осталось трое: я, Стив и парень, имя которого мне неинтересно.
Стирая с лица слезы, перемешанные с кровью, я подошла к судейской трибуне.
— Я заработала свой приз, — ничего больше я сказать не могла.
Мне молча кивнули и протянули мешок, туго набитый золотом. Толпа взорвалась воплями, приветствуя меня. Пересчитывать не имело смысла, и я просто пошла в ту сторону, где осталась гостиница, в которой я ночевала.
Через пару минут меня догнал Стив, который умудрился выбить себе второй приз.
— Селин, я скорблю о твоей потере.
— Иди к черту, Стив.
— Я могу помочь тебе?
Больше всего мне хотелось, чтобы сейчас меня оставили в покое. Но надо было ехать расплачиваться с Советом.
Загнав свою боль как можно дальше, я сказала:
— Через два часа я выдвигаюсь в Норфолк. Если хочешь помочь мне — забери мой арбалет и болты у оружейника. Мне надо отдохнуть перед дорогой.
Стивен кивнул и побежал искать оружейника, а я, стараясь избегать шумных улиц, наконец добрела до гостиницы. Радовало то, что собирать мне было особо нечего, а лошадь стояла вычищенная и накормленная. Можно было отправляться прямо сейчас, но мне нужен отдых. Сбросив с себя костюм, насквозь пропитанный кровью, я легла в ванну и закрыла глаза, позволяя тонким струйкам воды свободно скользить по телу. Казалось, что вместе с водой ко мне прибывает новая и новая боль. Я рыдала и била кулаками о борта ванны. Господи, почему? Почему я не могу сейчас захлебнуться в собственном горе и умереть?
Наверно, я уснула в ванне, потому что я упустила момент, когда в комнату кто-то вошел и начал гулко расхаживать по комнате. Грязно выругавшись про себя, я нашарила на полу один из своих кинжалов и неслышно вышла из ванной. Незнакомый субъект стоял лицом к окну и не заметил моего возвращения.
Подкравшись сзади, я приставила нож к его печени:
— Не двигайся.
Субъект медленно поднял руки и очень медленно повернулся ко мне лицом.
— Стив! Черт тебя дери! Я чуть не отправила тебя на тот свет. Ты что, не в курсе, что вначале надо стучать?!
— Я стучал. Несколько раз. Никто не отозвался, а дверь была открыта.
— Черт! Видимо, я заснула в ванне. Что тебе нужно?
Он посмотрел на меня глубоко удивленными глазами.
— Я принес болты для твоего арбалета, как ты просила.
— Ах, да. Извини, я забыла.
В этот момент я заметила, что Стивен во все глаза разглядывает меня.
— Нравится?
Он кивнул. Я захохотала, не секунду забыв о своей потере. Забыв о Стивене, я занялась своим костюмом. Кожа насквозь пропиталась и пропахла кровью и песком. Решив, что хуже уже не будет, я просто закинула все вещи в ванную. Кровь отмылась, но теперь я не знала, как сушить брюки и куртку. Я вывесила их за окно на двадцать минут, пока собиралась, а потом натянула на себя еще не просохшую кожу и вышла из комнаты, оставляя за собой крупные капли воды на полу. Лошадь уже заседлали, поэтому я взгромоздилась в седло и поскакала по направлению к тракту. Если мне повезет, то к рассвету я буду в Норфолке.
Ехать в мокрой одежде было противно. Мысленный барьер, который я воздвигла между собой и смертью Макса, начинал рушиться. В рациональные мысли начинали пробиваться наши общие с ним воспоминания.
Мы были совсем детьми, когда Макс учил меня ездить верхом. Помнится, я упала с лошади и разбила колено, а он стал дразнить меня. Наверно, первые пять миль я продержалась в седле только ради того, чтобы насолить ему.
Я гнала лошадь во весь опор, желая, чтобы ливень, который только что начался, вместе со слезами смыл эти мысли.
Я была уже на середине тракта, когда мне наперерез метнулась черная тень. Машинально я припала головой к лошадиной холке — это меня и спасло. Стрела, пущенная практически в упор, просвистела в миллиметре от моей головы. Поняв, что промахнулся, стрелявший пустил лошадь в галоп и скрылся в плотной завесе дождя. Спрыгнув на землю, я отыскала стрелу. Она была практически на треть короче обычной стрелы от лука и с необычным оперением. Я внимательно осмотрела острие. Клейма мастера не было. Скорее всего, эта стрела принадлежала наемнику. Дорогому, но не очень умелому. Я отломила острие и выбросила подальше от тракта. Оперение я сунула в сумку, надеясь узнать, кому оно принадлежит. Вскочив в седло, я пустила лошадь неспешной рысью, решив, что к Совету можно опоздать. Мне неожиданно захотелось переждать непогоду в тепле и относительном уюте какой-нибудь местной таверны.
Таверна отыскалась примерно через пять миль. Она была расположена в двух милях восточнее тракта. Кормили здесь на удивление вкусно, а цены были не такими уж и высокими. Есть хотелось неимоверно. Вспомнив, что последний раз я ела больше суток назад, я заказала жаркое из перепела и устроилась у камина со стаканом бургундского вина. Я сидела против света, так что вряд ли кто-то смог бы рассмотреть мое лицо, но недавнее происшествие все никак не оставляло меня. Спрятав лицо в капюшоне плаща, я внимательно вслушивалась в то, что говорили окружающие. А говорили многое.
— Говорят, турнир в этом году был веселее, чем раньше.
— Погиб Одноглазый Макс.
— Незачем было соваться в это осиное гнездо. Его пришила его же кузина.
— Выяснять на арене то, о чем не смогли договориться в спальне.
Двое отвратительно заржали. Я чудом удержалась от того, чтобы не запустить в них стакан. Мне принесли моего перепела, и я отвлеклась от их сальной беседы. Минут двадцать спустя в зал таверны ввалился некто. Он был лет на десять старше меня и хромал на одну ногу. Проходя мимо длинного стола, он сбросил на него колчан, набитый стрелами, и пошел к стойке бара, чтобы заказать вина или чего-то покрепче.
Мое внимание, уже практически уснувшее, привлекло оперение его стрел. Стараясь стать в миллион раз незаметнее, я порылась в сумке, сравнивая стрелы. Так и есть. Это он пытался меня убить на тракте. Я старалась не привлечь его внимание. Как можно тише я развернула свое кресло к огню и села спиной к остальным посетителям таверны. Устраивать свару в переполненном зале не хотелось.
Он вернулся за стол и начал есть. Ел он много, но пить — не пил. Это плохо. Если наемник не пьет после проваленного заказа — значит, он надеется его завершить. Мне хотелось уйти, но уходить было некуда. Мою комнату еще не приготовили. Поэтому я, стараясь взять себя в руки, плотно забила трубку и закурила. Запах хорошего табака привлек вновь вошедшего. Он принюхался, но потом успокоился и продолжил есть.
Прошло около двадцати минут перед тем, как он решил выйти, чтобы справить нужду. Надеясь, что мой уход останется незамеченным, я пошла за ним, на ходу доставая длинный кинжал, который до сегодняшнего дня принадлежал Максу.
Я укрылась в тени, ожидая, пока он выйдет из уборной. Неслышной тенью я скользнула за ним и приставила кинжал к его правой почке. Кажется, я слегка перестаралась, потому что его рубаха сразу прилипла к телу и покрылась алыми каплями.
— На кого ты работаешь?
Он молчал. Мне пришлось продвинуть сталь кинжала чуть глубже. Он застонал и попытался вырваться, ударив меня в колено. Тогда я выдернула кинжал и всадила его в его лопатку. Все что ему удалось, это развернуться ко мне лицом. Я узнала его. Это был тот самый тип, который нашептывал что-то главе Клана. Видимо, я слишком ослабила хватку, потому что эта мразь закричала, привлекая внимание, а потом хрустнул зубами и упал замертво. Я наклонилась и почувствовала знакомый запах мышьяка. Он раскусил ампулу с ядом.
По коридору уже громыхали шаги. Понимая, что еще немного и меня схватят, я скользнула в уборную и, высадив окно, спрыгнула на раскисшую от дождя землю. Определив, в какой стороне конюшня, я со всех ног помчалась к ней. К счастью, мою лошадь не успели расседлать. С разбегу вскочив в седло, я пришпорила кобылу и была такова.
Глава 7
Теперь дорога в Норфолк была закрыта, а Макс мертв. Я осталась одна в мире, о котором не знаю ничего.
Погони не было. О том, что я осталась жива, Совет узнает завтра, когда глава не получит ни моей головы, ни моих денег. Самым разумным, что я смогла придумать, было съехать с дороги и держаться подальше от тракта. Моя лошадь не подкована, и от того, через сколько она захромает, зависит теперь моя жизнь.
Две тысячи золотых. Этого должно хватить на пару месяцев, если тратить деньги разумно. Через пятнадцать миль (или около того) от того места, где я убила моего киллера, я наткнулась на приют. Не помня себя от радости, я начала барабанить в дверь, требуя, чтобы мне немедленно открыли. Минут через двадцать я услышала шаги, а еще через три минуты с той стороны двери лязгнул засов, и она открылась. На пороге стояла женщина лет сорока, одетая в длинное черное платье. На голове у нее был очень длинный платок. Приглядевшись повнимательнее, я поняла, что передо мной монахиня в классической для монахини одежды.
— Чем я могу вам помочь?
— Убежище!
— Это невозможно. Это детский приют. Ночлежка будет через десять миль на север.
Она уже начала закрывать тяжелую дверь, когда я просунула ногу.
— Умоляю! Спрячьте меня!
Я не знаю, что заставило ее передумать, но она посторонилась, пропуская меня внутрь.
— Проходите вперед и направо. Незачем, чтобы вас увидели дети.
Я спокойно пошла в указанном направлении и оказалась в небольшой, аккуратно прибранной комнате, которая служила местом ночлега того, кто дежурил ночью.
— Садитесь.
Я села на стул, стоявший у роскошного дубового письменного стола.
— Что с вами приключилось?
— Я убила наемника, которого послали убить меня.
— Покажите запястье.
Я протянула ей левую руку.
— Другое! — она начинала терять терпение.
Я показала правое запястье, и она успокоилась.
— На вас нет клейма. Это значит, что с вами можно иметь дело, несмотря на то, что вы наемник. Расскажите мне все.
Это было не праздное любопытство, это была даже не просьба. Повинуясь гипнотическому взгляду женщины, я рассказала ей свою историю с того самого момента, как оказалась тут. Я даже пару раз упомянула про психиатрическую клинику, наблюдая за ее реакцией. Но мои слова ее не удивили. Она даже не придала им особого значения.
— Ясно. Хочешь чаю, Селин?
Я не успела ответить, а она уже расставляла на столе тонкие фарфоровые чашки и сладости тридцати двух видов. Неплохо для детского приюта.
— Почему вас обрадовало отсутствие клейма?
— У всех убийц, состоящих в Клане, есть клеймо. Отсутствие клейма — большая честь для людей твоего круга.
Я провела в приюте неделю. За это время в моей жизни не произошло ничего интересного. Я ела, спала и проводила время на лужайке, окруженная детскими криками. Это оказался не приют в том виде, который я имела в виду, а специализированная школа для детей, чьи родители могли позволить себе оплату за обучение.
Их обучали химии, физике, геометрии, алгебре и другим точным наукам. Два раза в неделю они получали уроки владения холодным и огнестрельным оружием. Каждый день — уроки верховой езды. Проще говоря, из этих детишек растили достойных членов общества. Ну, или пытались, во всяком случае.
То, что я по невнимательности приняла за монашеское одеяние, оказалось ночным платьем местной директрисы, женщиной довольно образованной и весьма неплохо подкованной в вопросах теневых профессий этого мира, таких, как моя.
Сегодня я отправляюсь дальше. Лошадь успели подковать, так что мне больше не придется волноваться каждый раз, когда пришпориваю ее.
Постоянно возить с собой две тысячи золотых монет было не столько опасно, сколько тяжело. Надо сделать тайник, в который я смогу возвращаться без опасения и который будет не так просто найти и разграбить. Все эти мысли пришли мне в голову, когда я уже вовсю мчалась по тракту в произвольном направлении.
Я ехала в течение всего дня, сделав всего две десятиминутные остановки. Когда я оказалась на подъезде к маленькому городку Берн, моя лошадь была вся в пене, а у меня закралось подозрение, что пахну я ничуть не лучше нее.
Берн. Наверно, этот город можно назвать маленькой мечтой обывателя. Аккуратные пряничные домики стояли ровными рядами улиц, сверкающих до блеска начищенной мостовой. Жителей здесь было всего в два раза больше, чем домов, что удачно позволило им разбиться на пары и растить не менее благонадежное потомство. В общем, это был маленький чистый городок, а мое появление в нем стало для всех неприятным сюрпризом. Здесь не было ни таверн, ни гостиниц, и чужих здесь не любили. Зато здесь были скотный двор и молодой фермер, который согласился сдать мне верхнюю комнату за один золотой в сутки.
Этот самый фермер отличался редким консерватизмом. В его доме не было этих удивительных предметов сантехники, к которым я уже успела привыкнуть. Зато в его доме в сарае было поразительных размеров корыто, в котором мне и предстоит мыться, как только я натаскаю воды из ближайшего колодца.
К моменту, когда я вылила в корыто двадцатое ведро воды и успела проклясть всю родню хозяина дома вплоть до седьмого колена, он решил мне помочь. После импровизированной ванны я с наслаждением завалилась в мягкую постель, предупредив хозяина, чтобы не смел меня будить. Я сказала, что могу проспать несколько дней подряд и оплачу все счета, когда проснусь. Он удивился, но возражать не стал.
Я медленно закрыла глаза, наслаждалась каждой секундой отдыха. За последнее время случилось слишком много всего, и это все надлежало хорошо обдумать. Ощущать, что ты медленно проваливаешься в сон, поистине удивительно. Ты уже не здесь, но еще и не там. Мне всегда нравился этот момент. Наконец, я уснула. По моим ощущениям, я проспала всего несколько часов перед тем, как меня разбудил давно знакомый запах крепкого табака, который может курить только один мой знакомый. Билл Кроули.
Справившись с желанием притвориться спящей, я открыла глаза. Капельница, висевшая над моей головой, немного удивила меня. Я лежала и молча разглядывала своего адвоката. Начинать разговор первой мне почему-то не хотелось, но он, кажется, совершенно меня не замечал.
— Здравствуй, Билл!
Он враскачку подошел к моей койке и с размаху сел на нее.
— Ну, здравствуй, Клавдия!
— Что-то не так?
— И у тебя еще хватает мозгов спрашивать?!
Я удивленно хлопала глазами, быстро пытаясь вспомнить, что такого я могла выкинуть во сне, чтобы так взбесить Билли.
— Клавдия, ты спишь уже черт знает сколько времени! Ты проспала судебное заседание по твоему вопросу. Тебя невозможно было разбудить. После того, как ты не явилась в суд, а я сказал, что ты не сумасшедшая, но тебя силой удерживают тут, твой лечащий врач рассказал о твоей странной привычке спать неделями. Судья назначил дополнительное обследование. Здесь была куча докторов, а ты спала, Клавдия, и тебя невозможно было разбудить. А теперь ты открываешь свои голубые глаза и спрашиваешь, что не так, мать твою! Клавдия!
— Что было потом?
— А что потом? Потом они установили диагноз прогрессирующей летаргии. Они говорят, что это крайне редкое заболевание. В общем, из палаты с психами тебя перевели в амбулаторию, где тебе поставили капельницу, пожелали сладких снов и ушли. Дееспособной тебя не признали. Все активы, счета и документы суд оставил за твоим супругом.
— Дело — дрянь.
Билл хотел добавить что-то еще, но замолчал, удивленный моим высказыванием.
— Что ты сказала?
— Я сказала, что мои дела плохи, Билл. Вот и все. А что там с Бэнджамином?
— Дело о попытке изнасилования будет рассматриваться через месяц.
— М-да, умеешь ты порадовать, Билл Кроули, нечего сказать.
— Иди ты к черту, Клавдия. Я вообще уже начал жалеть, что ввязался во все это дерьмо.
— Серьезно? Пока еще не поздно отказаться. Вполне достаточно приехать к моему мужу с фразой «Мистер Форк, я был не прав. Выплатите мне деньги за потраченное время, и я обещаю, что больше не буду пытаться вытащить вашу жену из сумасшедшего дома без вашего согласия». Давай, Билл, катись уже!
Встревоженные моей громкой тирадой в палату прибежали врачи, которые сразу бросились проверять мои зрачки, менять мне капельницу, мерить артериальное давление. Я лежала и молча терпела все эти экзекуции, умоляя себя не расплакаться. Билл стоял лицом к окну и курил третью сигарету подряд.
Минут через двадцать все ушли, и мы снова остались вдвоем. Билл продолжал молчать, чем безумно меня нервировал.
Я не выдержала первой:
— Послушай, Билл, я знаю тебя много лет. Более того, я считаю тебя своим другом. Но сейчас я прошу тебя решить: со мной ты или нет. Если ты со мной, то прекрати жаловаться на жизнь и помоги мне придумать, как выбраться из этого кошмара. Если же решишь, что дальнейшее сотрудничество тебе не интересно, то, пожалуйста, прекрати дымить в моей палате и проваливай.
— Клавдия, у тебя же было составлено завещание?
— Разумеется.
— На кого оно?
— Билл, мы оба знаем, что это не публичная информация, которая станет известна третьим лицам только после моей скоропостижной кончины.
— Черт тебя подери, Клавдия! Почему ты просто не можешь прямо ответить на мои вопросы? Скажи, по завещанию все достается Алексу?
— Ты что, сдурел? Нет, конечно.
— Прекрасно, — выкрикнул Билл Кроули и умчался.
Какое-то время я лежала и смотрела в потолок невидящими глазами и размышляла о своей горестной судьбе. Правда, вскоре мне это надоело, и я нажала на кнопку вызова медсестры.
В «мои апартаменты» вошла молоденькая девушка лет семнадцати. Она улыбнулась и спросила, все ли у меня в порядке. Вероятно, она только начала проходить стажировку после колледжа, и врачебный цинизм еще не успел войти в подкорку ее мозга.
— Как тебя зовут?
— Маргарита. Вам чем-нибудь помочь?
— У тебя есть пара минут? Я бы хотела узнать у тебя кое-что.
— Разумеется, — она еще раз улыбнулась и присела на край больничной койки.
— Послушай, — я задумалась, стараясь подобрать слова, чтобы направить беседу в нужное мне русло, — ты знаешь историю моей болезни, верно?
— Это не закрытая информация. Историю болезни каждого пациента может получить любой доктор, работающий в этой больнице.
— Хорошо. Расскажи мне, куда меня перевели?
— В амбулаторное отделение. В отношении вас сейчас не проводят никакого лечения, просто наблюдают. Недавно была создана независимая комиссия, которая пытается выяснить, является ли ваша болезнь последствием неправильного лечения, назначенного доктором Стивенсом. Если это будет доказано, то мистеру Альберту грозят большие неприятности.
— Ко мне пускают посетителей?
— Да, мэм.
— И что, кто-нибудь уже приходил?
— Нет, пока нет. Но я уверена, что как только вашему супругу сообщат, что вы проснулись, он сразу приедет.
— Не надо ему ничего сообщать. Хорошо?
Она удивленно посмотрела на меня, но спорить не стала.
— Как вам будет угодно.
— Мне можно выходить из палаты?
— Конечно, вы можете передвигаться по территории больницы, ходить в библиотеку, пользоваться телевизором в общей гостиной. Никто не будет ограничивать вашего права на передвижение.
— Это просто замечательно. Я уже давно не была на улице.
А там уже стояли последние дни солнечной осени, предшествующие наступлению холодам. Листья, устлавшие землю, давно пожухли, отзываясь ворчливым шорохом, если наступить на один из них ногой.
Несколько минут спустя меня догнал мой горе-супруг, от которого так и веяло желанием меня прибить. То ли Селин наложила на меня свой отпечаток, то ли я просто привыкла жить в постоянной готовности, но я успела развернуться к нему лицом за секунду до того, как он попытался схватить меня за плечо.
— Здравствуй, Алекс!
Мои тридцать два зуба блеснули в приветственном оскале. Алекс Форк немного растерялся и сбавил обороты.
— Привет, Клавдия! Ты хорошо выглядишь.
— Спасибо. Выспалась.
Шутки он не оценил. Скривившись, как будто у него разом свело все лицевые мышцы, он присел на ближайшую лавочку и, закинув ногу на ногу, приготовился говорить. Я его опередила.
— Давай поговорим. Ты же пришел сюда потому, что не так давно к тебе приезжал Кроули. Верно?
Алекс молча кивнул.
— Хорошо. Я полагаю, тебя интересует завещание.
Форк отвернулся и снова кивнул.
— Приятно, что спустя столько лет мы все еще понимаем друг друга с полуслова.
— Прекращай это шоу одного актера, Клавдия. Что ты хочешь взамен?
Я задумалась, прикидывая, что такого знает Алекс и чего не знаю я, что он так печется о завещании.
— Взамен чего?
— Твоей компании.
— Моей компании после моей смерти, верно?
— Верно. Сейчас она итак твоя только формально. Все проходит через меня.
— Именно поэтому прибыль упала на восемьдесят три процента по сравнению с прошлым годом. Ты ни черта не понимаешь в бизнесе, Алекс.
— Откуда такая информация?
— Кажется, ты забыл, что это я основала эту компанию, а не ты. У меня свои источники.
Несколько минут мы молчали, сверля взглядами друг друга.
Когда мне это надоело, я произнесла:
— Наверное, ты уже в курсе, что после моей смерти ты не получишь ни цента. Также, ты, наверное, знаешь, что завещание было составлено до того момента, как я оказалась здесь. Я была в здравом уме и твердой памяти. Следовательно, оспорить тебе его не удастся. Также тебе должно быть известно, что находясь здесь, я не могу переписать завещание, потому что закон запрещает сумасшедшим самостоятельно распоряжаться своим имуществом. А все вместе это значит, что в случае моей скоропостижной кончины ты останешься на улице. Вытащи меня отсюда, и я перепишу завещание в твою пользу. По-моему, это честные условия.
— Ты должна понимать, что засунуть тебя сюда было куда легче, чем вытащить. Я попробую что-то придумать.
— Попробуй, Алекс, попробуй. Тем более, если ты не хочешь, чтобы твоя сумасшедшая супруга вскрыла себе ночью вены, а в предсмертной записке написала, что умирает только ради того, чтобы оставить тебя нищим на улице. Вытащить меня отсюда в твоих интересах.
— Я тебя понял, Клавдия.
Он развернулся и ушел, не прощаясь, а я осталась сидеть на лавочке, провожая последние теплые дни угасающей осени. Когда я обернулась, чтобы посмотреть вслед мужу, я увидела только два силуэта: мужской и женский. Мужской принадлежал Алексу Форку, а женский силуэт негодующе размахивал руками. Потом женский силуэт махнул рукой в последний раз, словно понимая, что с идиотом спорить бесполезно, и засеменил в мою сторону. При ближайшем рассмотрении это оказалась Алисия Блок.
— Привет, Клавдия!
Сколько я ее помню, Алисия всегда здоровалась так, словно мы распрощались по телефону минут десять назад. Не помня себя от радости, я крепко обняла подругу, уткнувшись к ней в плечо, и разрыдалась.
— Ну, все хватит разводить влажность, — Алисия одобрительно похлопала меня по плечу и присела на лавочку. — Знаешь, Клавдия, твой муж отменная скотина.
После этих слов я просто не смогла сдержать улыбки.
— Я слышала, ты вышла замуж, — я звучно шмыгнула носом.
— Да, хотя, честно сказать, если бы кто-то лет пять назад сказал мне, что я стану женой журналиста, я бы только посмеялась. Но обо мне мы поговорить еще успеем. Лучше расскажи, как ты тут? Держишься?
Я взяла ее за локоть.
— Держусь.
Алисия залилась тонким смехом серебряного колокольчика.
— Вот и молодец! Билл Кроули, твой адвокат, частенько наведывался ко мне все это время. Как только он сказал, что тебя можно навещать, я сразу приехала. Скажи, что-то происходит? Ты что-то делаешь, чтобы выбраться?
— Что я могу тут сделать? Я ем, много сплю (я бы даже сказала, чрезмерно много сплю) и шантажирую мужа, чтобы он вытащил меня отсюда.
— Хорошо, но этого недостаточно.
— Можешь что-нибудь посоветовать? Кроме голодовки и попытки суицида?
Алисия не оценила шутки, назвав мой юмор не совсем здоровым.
— Нужен резонанс. Пока никто не знает о том, что ты здесь, пока нет шума, никому нет дела до твоей проблемы. Как только поднимется шумиха, этот вопрос получится решить гораздо быстрее.
— Ну, я могу взять тарелку и стучать по ней ложкой, требуя свободы. Здесь очень толстые стены и отличная звукоизоляция, Алисия. Можно сорвать горло в крике, и даже санитары тебя не услышат.
Мы сидели и курили, наблюдая за солнечными лучиками, согревающими землю, когда к нам неслышно приблизилась Маргарита.
— Миссис Форк, вам пора идти. Вас ждет доктор.
Я грустно улыбнулась Алисии и направилась вслед за Маргаритой. Алисия лишь скупо махнула рукой на прощание, отвечая на бесконечные трели сотового телефона.
— Жди новостей! — крикнула она вслед, когда за мной уже захлопнулись стеклянные двери лечебницы.
В холле на первом этаже меня приветливо встретил доктор Альберт Стивенс. Нельзя сказать, что он или, тем более, я были рады этой встрече, но Альберту что-то было нужно от меня, поэтому он пытался улыбаться как можно радушнее.
— Здравствуй, Клавдия!
Он даже протянул мне руку, пожать которую я не сочла нужным. Альберт в задумчивости посмотрел на нее и сунул в карман своего белоснежного халата.
— Маргарита, оставь нас, пожалуйста, на пятнадцать минут.
Девушка кивнула и удалилась, на прощание пообещав, что через полчаса зайдет ко мне в палату.
— Вы что-то хотели, доктор Стивенс?
Мне стало страшно, но я старалась скрыть страх за сарказмом. Когда я впервые увидела Альберта Стивенса, этого толстяка, похожего на престарелого селезня, я и подумать не могла, что со временем он станет внушать мне такой страх. Он не управлял больницей, не заведовал в ней, он правил, как правит тиран-самодержец, уверенный, что не найдется смельчака, который рискнет скинуть его с пьедестала.
— Я хотел поговорить, Клавдия, просто поговорить. Я хочу, чтобы ты наконец поняла, что я тебе не враг, я хочу лишь помочь тебе. Ты же смотришь на ситуацию слишком однобоко, и сведения, которые ты передаешь окружающим, тоже не вполне объективны.
Я остановилась и в упор посмотрела на него.
— Альберт, я не стану молчать. Я выберусь отсюда.
Говорить что-то еще я сочла бессмысленным. Кивнув ему на прощание, я направилась в свою палату, когда мне вслед долетело предупреждение:
— Клавдия, будь благоразумной. Пока у тебя нет ни одного козыря.
Я раздраженно мерила шагами палату, когда вернулась Маргарита.
— У вас все в порядке?
— Давай на «ты», хорошо?
Она кивнула, и я продолжила:
— Почему меня здесь держат? Почему я не могу спать дома?!
— Успокойтесь. Успокойся, Клавдия. Это обычная бюрократия. Все согласились с тем, что ты не сумасшедшая, но летаргия очень редкое, малоизученное заболевание. Тебе нужно постоянное наблюдение врача…
— Хватит! Это врачам необходимо постоянное наблюдение за мной! Я не подопытный кролик. Пока я не попала сюда, я была нормальным человеком. У меня были любимая работа, друзья, нормальная жизнь. А после ваших экспериментов девяносто процентов времени я сплю, и я вижу очень странные сны, Маргарита! Я не могу жить двумя жизнями одновременно! Понимаешь ты это? Я не могу!
Она ничего не ответила. Просто молча взяла меня за руку и протянула стакан воды, отдающий мятным привкусом. «Снотворное», подумала я, и медленно закрыла глаза, отдаваясь мягкой тишине больничной палаты.
Глава 8
Я прекрасно выспалась, прежде чем открыла глаза в комнате, которую арендовала у фермера. По крыше равномерно перекатывались капли дождя. Земля, от него раскисшая, чавкала под ногами. В душе чавкало тоже.
Первой моей мыслью, когда я открыла глаза, стал Макс. Мне начинало не хватать напутственных окриков кузена и его дружелюбной (чаще всего) брани в мой адрес. Будут ли меня судить за убийство наемника, которого искала полиция? Вряд ли. Максу не было дела до этого общества. Вероятно, общество отвечало ему тем же.
Я уже начала размазывать по лицу слезы, когда дверь в мою комнату без стука отворилась и ко мне вошли четыре человека в форме, которую я интуитивно приняла за полицейскую.
— Селин Баст?
— Она самая. Чем могу?
— Следуй за нами. Тебя ждет начальник полиции.
— А он не может сам прийти? Я все же женщина. К тому же я не одета.
Один из них бросил в меня свертком, который при дальнейшем рассмотрении оказался приказом о моем задержании и об аресте.
По-тихому выругавшись, я лениво начала одеваться. Мы уже практически вышли за территорию фермера, когда он догнал нас и клещом вцепился в мой локоть.
— Ты обещала заплатить!
— Я заплачу, когда вернусь.
— А если ты не вернешься?
— У тебя в конюшне стоит моя лошадь, которая стоит куда больше, чем я должна тебе за ночевку. Я вернусь.
Один из моих провожатых хмыкнул, но от комментариев воздержался. Начальник полиции был высоким крепко сложенным мужчиной, который не злоупотреблял ни выпивкой, ни табаком, ни женщинами. Он махнул рукой, и нас оставили вдвоем.
— Присаживайся, — голос был таким же правильным, как и он сам. Он придвинул мне стул. Я села. — Ты знаешь, что тебя ищет полиция?
Я ухмыльнулась:
— Таковы издержки моей профессии.
— Хорошо, ты знаешь, кто сообщил мне о твоем приезде?
— Фермер?
Он устало улыбнулся и налил вишневого компота в высокий фужер.
— Чаю? Может, кофе? Нет? Хорошо. Ты недальновидна, Селин. Вначале я расскажу тебе, почему тебя ищут. Господин Штоль, которого ты знаешь куда лучше меня, объявил, что ты взяла аванс и сбежала, так и не отработав его…
У меня заныло сердце, но я продолжила:
— Это не так. Одноглазый Макс мертв. Мои слова может подтвердить градоначальник Салема. Я выследила и убила Одноглазого Макса, как и обещала Штолю. Так что он должен мне еще половину.
Он недоуменно улыбнулся, показывая, что ничего не знает о гибели Макса.
— Дело не в этом. Ты знаешь, кто навел полицию на твой след?
Начальник полиции выложил передо мной фото. Посмотрев на него, я оторопела. На снимке был изображен глава Клана наемников, в котором я имела несчастье состоять.
— Селин, твое фото было разослано в каждый полицейский участок каждого города. Более того, к фото приложен твой богатый послужной список. Например, убийство сына градоначальника Ривера. Я не знаю, чем ты насолила своему коллеге по цеху, но сейчас тебя ищет вся полиция государства.
— И это значит, что вы получите неплохой навар за мою голову?
Он обхватил голову руками, словно то, что он собирался сказать, стоило ему нечеловеческих усилий.
— Я хочу предложить тебе сделку.
— Однажды мне уже предложили сделку. Я продешевила. С тех пор я больше не заключаю сделок с властями.
— Сейчас на кону твоя свобода, Селин. Скажи, ты была в тюрьме?
Ответа на этот вопрос я не знала.
— Знаете, шериф, ответ на этот вопрос вы знаете лучше меня.
— Не называй меня шерифом. Я расскажу тебе суть моего предложения, и ты сможешь его обдумать до сегодняшнего вечера.
— Хорошо.
— Мне нужны твои услуги, Селин. Город уже практически полгода истязают грабители. Они грабят богатых вдов и стариков. До сих пор мне не удалось выследить никого из банды.
— У вас богатый город, если богатых вдов и стариков хватило на целых полгода грабежей. Может быть, проще было запросить поддержку у властей, чтобы они прислали отряд гвардейцев, чем ловить меня?
— Я бы не хотел привлекать к этой проблеме местные власти.
— Ясно, вы не хотите показывать свою несостоятельность в должности.
Его перекосило, но возражать он не стал.
— Каков мой гонорар?
— Если ты приведешь живыми грабителей, то градоначальник отпишет на твое имя прекрасный двухэтажный особняк.
— Брать живыми — не мой профиль. Вы должны это знать.
— Согласись, оплата более чем достойна.
— А если я откажусь?
— Если ты откажешься, то, как только ты покинешь мой кабинет, тебя проводят в городскую тюрьму, откуда я с великим сожалением буду вынужден перевезти тебя к господину Штолю.
— Вы обещали дать мне время до вечера. К тому же перед Штолем я чиста. Одноглазый Макс мертв.
— Ты можешь думать до вечера, но тебе не покинуть пределов города. А что касается Одноглазого Макса, Штолю нужны доказательства, поиск которых потребует времени. Ему гораздо проще будет сразу разделаться с тобой, чем искать подтверждения твоей честности и выплачивать тебе вторую часть суммы.
Я встала и направилась к выходу.
— Я подумаю до заката.
Когда я отыскала фермера, он был несказанно счастлив, что я все же расплачусь с ним золотом. Этот балбес пытался погладить мою кобылу, за что и поплатился. Об этом красноречиво свидетельствовала правая рука, висящая на перевязи. Я бросила ему золотой за прошедшую ночь и поднялась к себе.
Итак, мне придется работать на правительство. Я подумала, не противоречит ли это кодексу наемника, но решила, что работа на правительство все же лучше, чем беседы с крысами в камере.
За два часа до заката ко мне в комнату вошел начальник полиции собственной персоной. Внизу дежурил конвой.
— Я готов выслушать твое решение, Селин Баст.
— У меня есть условия. Я хочу получить дом в качестве аванса, чтобы мне было где жить, пока я выслеживаю вашу банду. И я хочу по пятьсот золотых за голову каждого.
— По рукам.
И он протянул мне тонкую, аристократическую ладонь. Я ее пожала, удивившись тому, что у мужчины может быть такая тонкая и слабая рука.
Мы спустились вниз и я, распрощавшись с фермером, лихо запрыгнула в седло. Мы поехали к градоначальнику забирать ключи от моего нового дома. Начальник полиции ехал рядом, периодически показывая мне дома, в которых были совершены ограбления.
Градоначальник встретил нас нелюбезно, а узнав, что я имею право на один из домов, состроил такую рожу, словно только что доел сотый лимон. Тем не менее, ключи он выдал. К ключам прилагалась гербовая бумага с печатью города, подтверждающая мое право собственности на дом.
Дом был не таким уж и большим. Это было добротное двухэтажное здание из красного кирпича с хорошо оборудованным подвалом. Осмотрев все комнаты (их было всего три, включая столовую), я распрощалась с начальником полиции, объяснив, что сегодня я буду обустраиваться, а завтра займусь поисками грабителей. Напоследок я велела ему держать язык за зубами и не распространяться о нашей сделке, чтобы не спугнуть воришек.
Я разложила нехитрые пожитки в той комнате, которую планировала использовать как спальню. Во второй комнате я поместила оружие и яды, подумывая о том, чтобы пополнить свою коллекцию. Оставшиеся деньги я разделила на четыре части. Одну я спрятала в спальне, вторую в оружейной, третью под половицей в столовой, а четвёртую, самую большую, я спрятала в подвале в тайнике, устроенном прямо в кирпичной кладке.
В каждой комнате и подвале имелись замки, которые открывались разными ключами, весело звенящими у меня на поясе. Это хорошо. Но замки все равно придется поменять. Перетащив из столовой в подвал большой обеденный стол и стул, я улыбнулась. Зачем я это сделала, я не знала, но мне казалось, что здесь для них самое место.
Заняться мне было особо нечем, поэтому я, прихватив с собой пять или шесть золотых монет, отправилась в ближайший кабак разведывать обстановку и заодно хорошенько напиться.
В кабаке было людно, но прилично. Никто не был пьян в стельку, полы были относительно чистыми, официантки не походили на шлюх. Берн был очень прилежным городом. Мое появление не осталось незамеченным. Как только я подошла к стойке бара, все разговоры стихли и мне в спину уперлось несколько настороженных, недружелюбных взглядов.
— Кружку эля и что-нибудь поесть, пожалуйста.
Я звякнула золотой монетой, покатившейся по столу.
— Есть прекрасное жаркое из утки, — трактирщик смотрел на меня с хитрым изучающим прищуром. Я кивнула.
— Это подойдет.
Взяв кружку эля, я устроилась за столом у стены и стала ожидать, когда мне принесут жаркое из утки. Внимание к моей персоне иссякло, и все вернулись к обсуждению своих дел.
Совсем недалеко от меня через два стола двое мужчин обсуждали недавнее ограбление. Я постаралась как можно незаметнее развернуться к ним спиной и стала слушать. Они говорили шепотом, периодически прихлебывая пиво, и от того нить их разговора постоянно прерывалась, а потом, через несколько мгновений, разговор возобновлялся.
— Знаешь, ребята хорошо работают. За полгода ни одного трупа, и никто о них ничего не знает, но бриллианты продолжают припадать.
— Брось, я не думаю, что они воруют только камни. Скорее всего, берут то, что удается найти без лишнего шума. А в Берне много состоятельных старых кошелок, у которых точно есть чем поживиться. Все это знают. Ребята просто ловки как черти.
— Нет, знаешь, люди говорят, что пропадают только определенные камни. Камни, которые искал он.
— Ну, хоть ты не неси чепухи! Его нет уже больше десяти лет. Кому нужны его камни, да и откуда они могли взяться у старух?
— Не такие уж они и старые. Эй, Мальком, принеси-ка мне еще пива!
Шустрый пацан поставил на стол две большие кружки с пивом и ждал, пока с ним рассчитаются.
— Пошел вон!
— Но, сэр, вы не заплатили за пиво.
— Не заплатил? Точно, как я мог забыть.
Он с силой стукнул мальчика по уху. Ребенок упал. Люди начинали вставать со своих мест и пробираться к выходу. Трактирщика не было за стойкой, и, судя по всему, никто не собирался вступаться за мальчишку. Выругавшись, я потянулась за кинжалом, висевшим на перевязи.
— Вы не заплатили за выпивку, — мой нож аккуратно уперся в его сонную артерию. Его собеседник встал и попытался схватить меня за руку, но тут в дверях таверны появился начальник полиции собственной персоной.
— Что здесь происходит? — он был как всегда уставший и спокойный. За его спиной громоздились конвойные, ожидающие указаний, кого хватать.
Откуда ни возьмись появился трактирщик.
— Эти посетители не хотели расплачиваться за выпивку и напали на моего сына, — трактирщик говорил быстро и как-то по-бабьи.
— Эти? — начальник полиции кивнул в сторону моих невольных информаторов и дал знак конвойным. Мужчин вывели. Напоследок мне было обещано множество неприятностей.
— Добрый вечер, господин начальник полиции!
Я саркастично улыбнулась.
— Здравствуй, Селин! Как успехи?
Я задумчиво пожала плечами.
— Эль закончился, а жаркое так и не принесли, — картинно вздохнула я.
Трактирщик хлопнул себя по лбу и унесся на кухню. Пять минут спустя на моем столе дымилась миска с аппетитным жарким и стояла дополнительная кружка эля за счет заведения.
— Не хотите присесть, начальник полиции?
Он сухо кивнул и сел напротив меня.
— Меня зовут Николай.
— Не слишком распространенное имя в этих краях.
— Возможно. Ты что-то хотела сообщить мне?
— Скорее спросить. Люди говорят, что все ограбления связывают некие камни, принадлежащие ему. Я бы хотела понять, что это за камни и кто такой он?
— Это очень давняя история. Лично я не думаю, что тут дело в камнях.
— И все же.
— Хорошо, зайди ко мне после того, как поужинаешь. Кабак не самое лучшее место для обсуждения подобных вещей.
— Сожалею, но я не потащусь пешком к вашему дому, Николай. Моя лошадь осталась в моей конюшне, а я терпеть не могу ходить пешком.
— Один из конвойных оставит для тебя лошадь, — он кивнул, надел шляпу и вышел, оставив меня наедине с моим жарким.
Мальком, сын трактирщика, крутился рядом и всячески старался мне угодить.
— Спасибо, мисс. Тут редко кто заступается за меня. Как вас зовут?
Я сделала вид, что не услышала вопроса. Мальчик обиженно моргнул, но на долгую обиду его не хватило.
— Что вас привело сюда?
— Дело.
Беседа как-то не клеилась. Поняв, что гораздо лучше оставить меня в покое и дать спокойно поесть, Мальком скрылся в неизвестном направлении. Когда я доела и допила эль, громко стукнув кружкой об стол, ко мне неспешно подошел трактирщик. Он скромно присел рядом и аккуратно положил передо мной тот золотой, что я оставила в качестве оплаты за ужин.
— Сегодня для вас все за счет заведения.
— Спасибо, — я улыбнулась ему и направилась к выходу, где, как и обещал начальник полиции, была привязана лошадь одного из конвойных. Конь был так себе, если честно. Моя лошадь была куда лучше и по породе, и по характеру.
Я уже забралась в седло, когда рядом со мной снова возник Мальком.
— Не подскажешь, в какой стороне я могу найти начальника полиции?
Он приветливо улыбнулся и махнул рукой в неопределенном направлении.
— А поточнее?
— Езжайте до церкви, а потом налево, потом проедете еще чуть-чуть и свернете направо, и там будет его дом.
— Спасибо. Но хочешь добрый совет? Никогда не устраивайся работать гидом.
Произнеся эту напутственную тираду, я пришпорила лошадь, надеясь не перепутать, когда именно мне надо сворачивать направо, а когда налево.
Дом начальника полиции ничем не отличался от других домов. Внутри все тоже (либо без все, либо то же — раздельно) было очень просто, но чисто. У него даже была пожилая экономка, неодобрительно фыркнувшая при моем появлении. Она фыркала все то время, которое мне пришлось ожидать Николая.
Наконец он появился, уже одетый в домашний халат и брюки.
— Еще раз здравствуй, Селин! Пойдем в кабинет.
Мы молча прошли по длинному пустому коридору и оказались в небольшой комнате, обставленной как кабинет. Мебель, правда, была разномастная, но я старалась не разглядывать этого, чтобы не смущать Николая.
— Что ты хотела узнать?
— Кому принадлежали камни, которые объединяют эти ограбления?
— Я бы не был так уверен, что ограбления объединяют именно камни. Я вообще не уверен, что эти преступления связаны. Каждый раз разный почерк и ни одной зацепки. Работают несколько профессионалов. Причем мне кажется, что, совершив ограбление, они уезжают из города, и на их место приезжают другие.
— Все возможно. Так что там с камнями?
— Хорошо, слушай. Лет пятнадцать назад здесь объявился мужчина средних лет, который остановился у одной из горожанок. Про мужчину говорили разные вещи, но все сводилось к тому, что люди начали считать его колдуном. Слишком уж нетрадиционные методы он применял в своем лечении. Что-то он с кем-то в итоге не поделил, и дело закончилось кровью. Его хотели линчевать прямо на площади, но вмешалась полиция. Пока растаскивали толпу и спасали самого колдуна, кто-то по-тихому вынес все ценное, что умудрились найти в его вещах. Ценного было не много, разве что маленькая шкатулка с камнями. Когда он все это обнаружил, он уехал из города, оставив после себя записку. В записке говорилось, что воры понесут наказание.
— Очень интересно. И что, воры понесли наказание?
— Никто не знает. Ведь кто именно были воры, мы так и не узнали. Город словно сговорился. Все молчали. За тот год от холеры умерло много мужчин.
— Ясно. Мне нужны имена ограбленных женщин и вдов, чьи мужья умерли в тот год.
— Хорошо. Я попрошу, чтобы архивариус занес тебе завтра бумаги по этому периоду. Лошадь можешь взять, чтобы доехать до дома, утром он также ее заберет.
— Спасибо, я прогуляюсь пешком. Говорят, что это полезно перед сном. Доброй ночи, Николай!
— Будь осторожна, Селин Баст. В этом городе не любят чужих.
Я кивнула, демонстративно коснувшись рукояти кинжала, висевшего на поясе.
Это была прекрасная тихая ночь. Я брела по мощеным булыжником улицам и думала о таинственном колдуне, о Николае, о Максе, о больнице и прочей ерунде. Никогда бы не подумала, что мне придется работать частным детективом. Я остановилась под ближайшим газовым фонарем в поиске самокрутки, когда на мостовой мелькнула чья-то тень. Все это время я была не одна. Мой провожатый умудрился не попасть ни в одно пятно света и ничем не выдать себя. Видимо, он так же, как и я, задумался и очень опрометчиво позволил тени упасть.
Я свернула в ближайший поворот и притаилась. Некто следивший за мной явно задумался, потому что мой дом находился в другой стороне, и сворачивать здесь мне было совершенно не надо. Помедлив пару минут, он все же свернул следом за мной и был цепко пойман за шиворот.
— Ты следишь за мной? — одной рукой я зажимала ему рот, чтобы он, не дай бог, не заорал, а второй медленно поднесла кинжал к горлу. Он помотал головой, но это мало что объяснило. Приглядевшись внимательнее, я узнала Малкольма сына давешнего трактирщика.
Какого черта ты тащишься за мной? Ну! Отвечай!
Я убрала ладонь от его рта, но нож у горла предусмотрительно оставила.
— Я просто хотел проводить вас! Ничего больше! Клянусь!
Он был напуган, но было очевидно, что он лгал. Я решила подыграть ему и отпустила. Несколько секунд он озадаченно тер горло, а потом улыбнулся. То ли мне, то ли возможности свободно дышать.
Мы шли рядом, и я старалась выбрать путь, в котором будет максимальное количество поворотов в разные переулки. Пробродив почти час, я наобум ткнула в ближайший дом и сказала, что мы пришли. На его лице появилась гримаса великого облегчения, и он, кивнув мне на прощание, скрылся в тени ночной улицы.
Мысленно досчитав до десяти, я отправилась следом, надеясь, что он не юркнул ни в какую дверь по пути. Малькольм бежал довольно медленно, громко топая и выдыхая. Следить за ним можно было даже с закрытыми глазами. Внезапно он остановился и побежал обратно, я еле успела нырнуть в нишу между зданиями. Он остановился напротив меня, огляделся, словно догадываясь о моем присутствии. Я затаила дыхание, надеясь не выдать себя. Наконец он постучал. Два раза медленно и три быстро. Пару минут спустя дверь открылась, и мальчишка скользнул внутрь.
Я прокралась к тяжелой дубовой двери и прижалась к ней ухом. К несчастью, мне мало удалось расслышать. Только звук стаканов, с треском опускающихся на стол. И звук мелких предметов, по этому столу передвигаемых. Люди, а людей там было по меньшей мере пятеро, говорили практически шепотом, и я разбирала лишь тембр голоса, но не отдельные слова.
Поняв, что никакого толку от моих объятий с дверью не будет, я заняла свою прежнюю наблюдательную позицию и стала ждать. Ждать пришлось долго. Больше получаса. Я уже подумывала о том, чтобы отправиться домой и отдаться Морфею, как дверь открылась, и на улицу вышло шесть высоких мужчин в плащах с капюшонами, закрывающими лица. Кивнув друг другу, они направились в сторону того дома, который я показала Малькольму. На поясе каждого висел добротный короткий клинок для ближнего боя. Через пять минут на улице показался сын трактирщика. Воровато оглянувшись, он запер дверь и уже собирался уходить, но рукоять моего кинжала, стукнувшая его в висок, не дала ему уйти слишком далеко.
Я подхватила мальчишку и, проклиная все и всех, потащилась с ним в сторону широкой улицы, противоположной той, куда направились мужчины в капюшонах. Мне повезло. Совсем неподалеку стоял закрытый дилижанс, который подъехал, как только я махнула рукой.
— Мальчик немного перебрал, помогите доставить его домой, — я старалась улыбаться как можно невиннее, но вряд ли женщина с длинным кинжалом на поясе, одетая в костюм наемника и с бездыханным телом на плече, может сойти за няньку.
Кучер раздумывал. Я чертыхнулась и сказала, что плачу золотом по приезду. Это убедило его окончательно. Он помог мне погрузить парня в дилижанс и тронул пегую кобылу, выруливая в одну из узких улочек.
— Что парнишка перебрал, да? — сказал он и подмигнул мне.
— Что-то вроде этого.
— Немудрено в его-то годы, а?
— Верно, — произнесла я и еще раз приложила Малькольма, который начал приходить в себя. Он застонал и снова отключился, уронив голову мне на грудь.
— Ай, ну разве можно так напиваться в его-то годы? — кучер уже практически хохотал в голос.
Через десять или пятнадцать минут мы прибыли к моему новому дому. Я достала золотую монету и протянула ее кучеру. Он кивнул и снова ухмыльнулся.
— Кого и куда вы отвозили, уважаемый?
— О, я отвез пожилую даму в дом рядом с кабаре.
Я кивнула и протянула еще одну монету. Он слегла тронул шляпу в знак прощания, и дилижанс скрылся.
А я тем временем взвалила на себя тело Малькольма и поволокла его в дом.
— Уф… а стульчик-то пригодится, — пропыхтела я, сгружая свою ношу на стул, который не так давно приволокла в подвал.
Пока я прикидывала: окатить его водой или не стоит, он и сам открыл глаза. Мальчишка застонал и попытался обхватить голову руками, но они оказались надежно связаны за спинкой стула.
— Ну, здравствуй, Малькольм! — я села напротив него прямо на стол.
— Вы… Вы все не так поняли, — он заикался и бегающими глазами осматривал стены подвала.
— Неужели?
Нервы мальчонки не выдержали, и он сорвался на крик:
— Меня найдут! За мной очень скоро придут! Вы не знаете, кто мои друзья!
— Действительно, не знаю, но очень хочу с ними познакомиться. Жаль, что сейчас они заняты моими поисками по тому адресу, который ты им назвал. Правда?
— Вы… Вы обманули меня!
Я разочарованно зацокала языком:
— Нет, мой милый. Это ты обманул меня, когда сказал, что просто хочешь меня проводить. А я как честный наемник отплатила тебе тем же.
Он опустил голову, словно ожидая своей участи, но через секунду он уже поднял на меня свои голубые, совсем еще детские глаза, и спросил:
— Что мне надо сделать, чтобы вы меня отпустили?
— Твой отец знает, что ты связался с преступниками?
Он побледнел. Значит, не знает.
— Я полагаю, что если я отволоку тебя в полицейский участок, то кроме допроса там тебя ожидают неприятности дома. Большие неприятности.
Он молчал.
— Расскажи мне, кто эти люди, которые пошли убивать меня?
— Берн — маленький город. Практически все здесь приходятся родственниками друг другу. О вашем приезде узнали сразу, как вы переступили границу фермера. Вы странно одеты, у вас с собой много золота и оружия. Это с самого начала привлекло внимание. А после ваших бесед с Николаем вы стали мешать.
— Мешать помощникам колдуна разыскивать оставшиеся камни?
— Откуда вы знаете про колдуна? Начальник полиции не верит в это.
— И вам это на руку, верно?
Малькольм молчал. Он сверлил меня взглядом своих голубых глаз. И были в этом взгляде и ненависть, и страх, и восхищение, и еще черт знает что.
— Малькольм если ты не расскажешь мне все сам, мне придется применить другие методы убеждения. Например, я сломаю тебе что-нибудь или посажу тебе на нос древесную лягушку.
Даже не знаю, что испугало его больше: перелом или соседство с земноводным, но он задумался, а потом начал говорить. Он говорил довольно долго, опасливо косясь то на меня, то на дверь. Он назвал шесть имен тех, кто пытался меня убить, и еще три тех, кто уже свое отработал и уехал из города. Когда он закончил говорить, а я записывать имена, он спросил:
— Что будет с колдуном?
Признаться, я удивилась этому вопросу. О колдуне я как-то не думала.
— Думаю, что ничего. Полиции он не интересен.
— А что будет со мной?
— Хм… С тобой? Как только я сделаю то, что задумала, я тебя отпущу. Но если ты проболтаешься кому-нибудь, я тебя найду и припомню все. Да и последний вопрос. Они собираются в том доме каждый день?
Он кивнул. Я подошла к нему и сняла платок, повязанный вокруг его шеи. Скомкав его наподобие кляпа, я засунула его ему в рот и зафиксировала веревкой.
— Сиди тихо. Когда все закончится, я тебя отпущу.
После этого я покинула подвал, предварительно заперев дверь на ключ, и отправилась в конюшню. Моя лошадь стояла и нервно била копытом. Быстро оседлав ее, я помчалась к Николаю. Начальник полиции пребывал в отвратительном настроении и в пижаме. Он долго хмыкал, выслушав мой рассказ.
— Хорошо, Селин. Все это звучит безумно удивительно. Вот ты приезжаешь и за один день раскрываешь преступление, которое вся местная полиция не могла раскрыть в течение нескольких месяцев. Назови имена.
— Не так быстро. Их шестеро. А мы договаривались по пять сотен золотом за каждого. И того с вас три тысячи золотых монет, начальник полиции.
— Где гарантия, что ты не обманешь меня?
— Вы хозяин в этом городе. Когда-то именно вы сказали, что я не могу уехать из него против вашей воли, разве нет?
— Хорошо, завтра я запрошу деньги у казначея.
— Отлично, тогда завтра в это же время я буду здесь.
Я уже собралась убраться восвояси, прикидывая, что мне делать с моим информатором, как Николай перехватил меня за локоть.
— Мы сейчас же вызываем гвардейцев и едем туда!
— Я все сказала. Сначала деньги — потом я говорю, куда и зачем ехать.
— А если завтра их там не будет, что тогда?!
Действительно. После неудачной попытки меня убить и исчезновения мальчишки они могут исчезнуть. Проклиная себя за глупость, я согласилась.
— Только прежде тебе придется написать мне расписку, чтобы я не осталась с носом.
Он хмыкнул, но, кажется, не удивился. Продолжая ухмыляться, он подошел к секретеру, достал гербовую бумагу и начал писать. Буквально через минуту он протянул мне расписку, в которой обещал выплатить шестьсот золотых монет, как только мы арестуем преступников.
— Николай, аналоговая бумага запрещена, разве нет?
— Чушь собачья. Во-первых, никто давно не рубит деревья, чтобы получить бумагу. Мы получаем ее из переработанных продуктов или делаем искусственную в лабораториях. Хотя да, бумага, на которой пишешь ты, запрещена. Она более высокого качества и сделана еще в то время, когда о мемуарах заботились больше, чем о природе. Но это время давно закончилось. Да и редко кто теперь пользуется бумагой. В основном это чиновники и преступники. Все остальные давно используют другие материалы. Но что-то мы заговорились. Нам пора.
Как только он договорил, в комнату вошли двое гвардейцев (или полицейских, черт их разберет) и отдали честь начальнику полиции (гвардии?). Меня они упорно не замечали, представляя на моем месте, скажем, стул. Я громко кашлянула.
— Доброй ночи, мальчики!
Они оглянулись практически синхронно и сухо кивнули мне в качестве приветствия. Несколько минут спустя мы уже тащились по улицам ловить незадачливых воришек. Мы прибыли на место и затаились. Вернее сказать, затаилась только я, за ближайшей оградой. Я задремала, а гвардейцы топали, ругались и гремели оружием. Николай же в основном занимался тем, что пытался угомонить своих подчиненных.
— Послушайте, ребятки. Ваш топот может разбудить даже годичного покойника, не то что спугнуть преступника. Заткнулись бы вы, а?
Солдаты обиженно крякнули, но приутихли, а Николай смотрел на меня широко раскрытыми от удивления глазами. Правда, молчание продлилось недолго. Начальник полиции начал громко чихать, жалуясь, что простывает от утренних туманов.
— Селин, долго мы будем еще тут сидеть?
— Вероятнее всего, до завтрашней ночи. Сегодня их тут нет.
— Ты же говорила, что они были тут?!
— Были. А потом ушли.
— Куда ушли?! — он аж подпрыгнул от возмущения.
— Вероятно, убивать меня.
Я затянулась трубкой, которую уже успела забить, а Николай раздраженно засопел.
— И почему ты не сказала об этом?
— Я сказала, что лучше пойти завтра, но ты решил идти немедленно. Ты заказчик — я наемник. Хотел немедленно — пришли немедленно.
— Чертова баба, вот ты кто! Что нам теперь делать тут?
Я пожала плечами, всем своим видом демонстрируя, что мне и так не скучно. Николай еще раз раздраженно хмыкнул и начал собирать людей, чтобы уходить.
Как только я оказалась дома, я сразу отправилась в подвал. Надо было проведать Малькольма. Мой подопечный сидел в той же самой позе, в какой я его и оставила, и гневно сопел.
— Привет, малыш.
Я развязала ему рот и услышала поток гневной брани, обращенной в мой адрес.
— Прекрати верещать, пока я не передумала и снова не заткнула тебе рот.
Он затих, а я устало присела на стол.
— Знаешь, у меня для тебя плохая новость. Я не смогу отпустить тебя сегодня. Тебе придется провести со мной еще какое-то время.
Он расстроенно всхлипнул. Я сходила в дом и принесла сыра и вина, закупленных накануне. Порезав сыр на куски, я придвинула тарелку к мальчишке, предварительно развязав ему руки.
— Ешь. Тебе придется тут посидеть пару дней. Но я обещаю к тебе заходить и кормить тебя. Собственно, ты сам виноват.
— Перед кем вы оправдываетесь: передо мной или перед самой собой?
А действительно, перед кем? И почему мне стыдно держать его тут?
— Я не оправдываюсь, Малькольм. Я проявляю гостеприимство, но своеобразно.
— Ясно. Значит, гостеприимство. А гостю полагается справлять нужду, или мне терпеть еще несколько дней, пока ты меня не отпустишь?
— Черт. Пошли.
Я взяла его за шиворот и повела в уборную на первом этаже. Когда мы пришли, он расстроенно оглядел надежную каменную кладку, разочаровавшую его полным отсутствием окон. Поняв, что сбежать не удастся, он уже расстегнул ширинку и собрался приступить к процессу, для которого предназначена эта часть дома, но внезапно передумал и обернулся на меня.
— Может, ты отвернешься?
Захохотав, я развернулась к нему спиной, ожидая, пока он закончит.
После этой необходимой процедуры мы снова вернулись в подвал. Я уже связала ему руки и начала завязывать рот, когда он произнес:
— Тебе не хочется увидеть колдуна, пока он еще в городе и никуда не исчез?
— Зачем мне это?
— Ради любопытства, да и мало ли что у него можно узнать. Он же колдун.
— Почему ты спрашиваешь?
— Я мог бы отвести тебя к нему.
— Нет. Не мог. Хотя бы потому, что сам сидишь связанный в моем подвале.
— Жаль. Я думал, это может быть тебе интересно.
— Если тебе станет от этого легче, то мне интересно. Можешь рассказать, как найти колдуна, а я подумаю, идти к нему или нет.
— А что я получу взамен?
— Ничего, — я пожала плечами и уже повернулась, чтобы уйти, когда он сдался.
— Хорошо. Я расскажу, как его найти.
В течение следующих тридцати минут он описывал маршруты и условные стуки в разные двери, людей, с которыми надо поговорить, чтобы они меня проводили и тому подобное. Я уже успела запутаться, когда он улыбнулся и произнес:
— Но есть путь короче. Найти вдову Марту, которая торгует зеленью. Она проводит тебя к нему.
— Спасибо, Малькольм, спокойной ночи!
Я заткнула ему рот и, не обращая внимания на его обиженное сопение, пошла спать.
Глава 9. Колдун
Марта действительно проводила меня куда следует. Колдун поселился в небольшой избе на отшибе города. В доме было темно и немного душно, но я слишком увлеклась мыслями о предстоящем приключении, чтобы замечать такие мелочи.
— Здравствуй, Селин!
Он сидел спиной ко мне, и мне удалось увидеть лишь старомодную шапку и клубы дыма, которые он выпускал из своей трубки.
— Или, быть может, мне следует называть тебя Клавдия?
Он обернулся, и я увидела мужчину в летах, но еще не старика. У него были мягкие черты лица и очень глубокие голубые глаза, которые сохранили еще свою ясность, несмотря на возраст этого человека.
— Мне безразлично, как ты будешь меня называть.
— Зачем ты пришла? Я сам и мои камни тебе без надобности, иначе ты бы не дошла сюда. Так что тебе нужно?
— Значит, дело все же в камнях. Я была права. Все эти ограбления ради камней!
— Да. Ради них. Я просто забираю то, что принадлежит мне, и то, что было так нагло украдено много лет назад. Но ведь ты пришла не за этим. Что ты хочешь узнать?
— Ты просто дашь мне ответы на мои вопросы и все.
Он тонко улыбнулся.
— Зависит от того, о чем ты будешь спрашивать.
— Хорошо. Где я?
— Ты? В данный момент ты в моем скромном жилище.
— Что это за мир? Не притворяйтесь, что не понимаете, о чем я говорю! Вы знаете, как меня звали в моем родном мире!
— Это реальность, Селин. Ну или, по крайней мере, одна из реальностей.
— Их что несколько?
— А разве ты сама еще в этом не убедилась?
— Ладно, ответ принят. Кто я?
— Ты? Ты наемник, Селин. Или торговка цветами. Как тебе больше нравится. Каждый из нас сам решает, кем ему быть. Но учти одно, нельзя жить двумя жизнями одновременно. Реши кто ты, Селин.
Я стояла, опустив руки, и в совершенной растерянности. А он продолжал загадочно улыбаться, словно играл со мной, как кошка с мышкой.
— Что же мне делать?
— Береги голову, когда будешь ловить моих воришек. А теперь сладких снов, девочка.
Он улыбнулся еще раз и выпустил клубы густого вишневого дыма. Я почувствовала, как у меня закрываются глаза. Я прислонилась к стене и потеряла сознание. Открыла глаза я уже в своей кровати. Чертов колдун. Как он умудрился отправить меня сюда?
На часах было пятнадцать минут одиннадцатого ночи. Боже, сколько же я проспала? Я наспех надела на себя свой кожаный костюм (которого почему-то на мне не оказалось) и помчалась в конюшню. Уже минуту спустя я галопом неслась к дому Николая.
Едва не сбив с ног его экономку, я ворвалась в его кабинет. Николай был одет в черный дорожный костюм и легкую кирасу, которую умело скрыл под плащом.
— Я думал, что ты не придешь. Я уже подумывал о том, чтобы послать за тобой конвой.
— Я обещала прийти, и я пришла. Практически вовремя. Пойдем. Чем дольше мы тут будем сидеть, тем вероятнее, что грабители покинут город. По моим сведениям, сегодня их последняя ночь здесь.
— Откуда ты это знаешь?
— У меня свои источники.
— Селин Баст! Откуда ты знаешь, что завтра грабители уедут из города?
— Я разговаривала с их заказчиком.
— Что?
— Я общалась с колдуном, который нанял этих грабителей, чтобы получить свои камни, которые много лет назад были у него украдены.
Насладившись видом отвисшей челюсти Николая, я вышла из его кабинета и отправилась на конюшню.
Мы прибыли к месту временной дислокации воришек как раз к разгару пьянки. Я спешилась и вытащила клинок из ножен, мысленно улыбнувшись воспоминаниям о турнире, который так печально закончился для Макса. Я смогла выжить на арене с профессиональными убийцами. Что мне кучка мелких воришек?
— Готова?
Николай стоял рядом со мной, прислушиваясь к тому, что происходит за дверью.
— Постой. Мне надо кое-что уточнить.
— Что еще?!
— По пять сотен за каждого? — я подмигнула и вышибла дверь одним сильным ударом ноги.
Все, кто был в комнате, медленно поставили кружки на стол и потянулись за мечами. Я была первой, но за мной уверенно топала гвардия Николая. Сам он, однако, затесался между своих солдат.
— Господа, мы пришли с миром. Сложите оружие, и вас никто не тронет.
Да, наш начальник полиции был, как всегда, терпелив и галантен.
Ответом ему был громкий гогот и пивная кружка, разбившаяся о вовремя подставленный щит.
— Я же говорила, что переговоры не помогут.
— Ты не говорила!!!
— Думала это настолько очевидно, что ты и сам догадаешься.
Секунду спустя завязалась самая банальная потасовка. К нашему общему счастью, солдаты были обучены и вымуштрованы ежедневными тренировками. У них не было какого-то определенного стиля и тактики, но действовали они довольно слаженно. Благодаря чему успешно теснили будущих заключенных. Забыла уточнить, нас было порядка двадцати человек против пяти или шести преступников. Так что теснили их еще и за счет количества.
Сама я старалась принимать минимум участия в этом бою. Периодически на меня налетал кто-то из дерущихся, но я уверенным пинком или ударом меча (в зависимости от того, с нами был этот несчастный или против нас) отправляла его обратно в гущу битвы. Николай тоже не напрягался. Он стоял на другом конце зала и громко раздавал команды, совершенно бессмысленные.
Минут через двадцать вся это возня прекратилась, и воры, слегка помятые и запыленные, были надежно связаны и уложены на полу ровными рядами.
— Селин! Сзади! — вопль Николая застал меня врасплох. Я обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как мне на голову уронили тяжелый деревянный стул.
— Ну я же говорил, береги голову… — голос колдуна печально затих в моей голове, и меня снова окружила тьма.
Глава 10
Я проснулась от запаха мокрой тряпки, которой кто-то возил по моему лицу. Приоткрыв один глаз, я опознала экономку Николая, которая утирала мой лоб не очень чистым куском ткани. По правде сказать, мне показалось, что этой тряпкой вначале вытерли со стола и только потом начали вытирать мне лоб. Я застонала и попыталась сесть, но меня совершенно бесцеремонно уложили обратно.
— Лежи. У тебя, кажется, сотрясение мозга. Если он у тебя, конечно, вообще есть.
Я уже хотела было послать ее ко всем чертям, когда в комнате появился Николай. Он аккуратно присел на край моей кровати и взял меня за руку.
— Селин, я рад, что ты наконец пришла в себя.
— Привет! — я даже постаралась улыбнуться, — давно я тут?
— Со вчерашней ночи. Ты пролежала почти сутки без сознания. Тебя осмотрел мой лекарь. Он сказал, что все будет хорошо, через какое-то время.
— Где мои одежда и оружие?
На этот раз мне удалось присесть на подушках.
— Все здесь. Но я тебе не советую сейчас вставать.
— Мне надо домой. Меня ждут.
— Кто?
— Малькольм, сын трактирщика. Он сидит связанный в моем подвале.
Николай расхохотался, а я начала натягивать на себя изрядно потрепанный костюм. Мне потребовалось минут двадцать, чтобы закончить свой туалет. Все это время Николай, не отрываясь, смотрел на меня. Я стояла к нему спиной и протянула руку.
— Мой меч.
Он подал мне клинок, который я с удовольствием вытащила из ножен, осмотрела, убрала обратно и пристегнула к поясу.
— Как насчет моего гонорара?
— Все здесь, как и договаривались. Пятьсот золотых за каждого. Шестеро. Итого три тысячи золотых монет. Ты довольна?
Я кивнула, взяла мешочки с золотом и вышла на улицу. На лошадь я забралась с трудом, но дальше все прошло гладко, и уже через полчаса (или около того) я была дома. Первым делом я поднялась в спальню и рассовала мешки по тайникам, которые успела обустроить. Потом я отсчитала сотню золотых, которую ссыпала в отдельный мешок, и отправилась к своему пленнику.
Малькольм давно сумел развязаться и успел исписать все стены моего подвала непечатными словами. Судя по запаху, нужду он справлял тут же, в одном из углов.
— Привет, малыш! Мне пришлось задержаться, надеюсь, ты не особо скучал.
— Черти тебя забери, Селин Баст! Как только ты появилась в нашем городе, у меня начались неприятности!
— Стоп. Неприятности у тебя начались после того, как ты решил меня подставить. До этого момента я желала тебе только добра.
— Ты бросила меня тут на сутки, я не мог ни попить, ни пос… — тут он осекся и замолчал.
— Извини, я не думала, что настолько задержусь. Но есть и кое-что хорошее. Ты свободен и можешь идти на все четыре стороны.
— Для начала я схожу в туалет, если ты не против, — с этими словами Малькольм унесся на крыльях нужды вверх по лестнице.
— Нет, разумеется, Малькольм, мой дом — твой дом. Чувствуй себя абсолютно свободно и ничего не стесняйся, — проворчала я, зная, что он все равно меня не услышит.
— У меня из-за тебя будут проблемы. Меня не было дома несколько дней. Отец меня убьет, — мальчишка чуть не плакал от несправедливой обиды.
— Не переживай. Вот, возьми, — я протянула ему мешок с золотом. — Отцу скажешь, что помогал мне в одном деле, сам придумай, в каком. Но заруби себе на носу, что ты должен молчать о том, где я была и что делала. Иначе эти деньги станут твоим последним заработком в этой жизни. Ты понял? А теперь проваливай, мне нужно отдохнуть.
Малькольм взвесил мешочек и, довольно кивнув, растворился на улице. Здорово! Теперь я наконец-то смогу отдохнуть. Я с трудом добралась до своей спальни, когда меня накрыла тошнота. Я не помню, когда я последний раз ела. Наверное, больше суток назад, иначе бы мне пришлось убирать с пола содержимое моего желудка. Но мне повезло. Помучившись минут двадцать сухими позывами, я все же смогла добраться до кровати.
Через пару дней я снова встретила Малькольма. На этот раз он мирно спал на моем крыльце. Я присела рядом и стала ждать, когда он проснется. Торопиться мне было особо некуда. Надо отдать ему должное, он открыл глаза практически мгновенно, хотя я подошла и села рядом подобно кошке.
— Привет! — он улыбнулся детской располагающей улыбкой.
— Привет! Ты что-то потерял?
— Селин, у меня есть к тебе… К вам просьба.
— Даже слышать ничего не хочу. Я и так заплатила тебе за твой моральный ущерб в десять раз дороже, чем стоит твоя мораль.
— Возьми меня к себе! Я готов чистить лошадь, убирать дом или готовить тебе, а взамен ты научишь меня сражаться.
— Ты хочешь получить работу или науку, вот чего я не могу понять. Я наемник, а не частный учитель. И я не солдат, чтобы сражаться. Я живу тем, что убиваю. Быстро, тихо и без следов, а не сражаюсь.
Я развернулась прочь и пошла в сторону кузнеца. Мне нужно было выковать новую броню и пару десятков арбалетных болтов. Я провела у кузнеца больше двух часов, нещадно торгуясь в надежде сбить цену, которую он уверенно задрал к потолку.
— Три золотых за болт и восемьсот за новую броню для твоего костюма.
— Да за такие деньги мне выкует болты сам начальник гвардии.
— Я не возражаю.
Кузнец отвернулся от меня и продолжил ритмично стучать молотом по стали будущего клинка.
— Черт тебя подери! Я согласна.
— Я не сомневался в тебе, Селин Баст. Кроме меня, здесь нет ни одного кузнеца за тридцать миль. А кузнеца, умевшего держать язык за зубами, ты не найдешь дешевле тысячи золотых даже в преисподней. Я бы на твоем месте выкинул то тряпье, что на тебе надето, и заказал бы нормальный костюм, на который я смогу приклепать броню. Тут недалеко есть приличный портной.
Махнув рукой на прощание, я отправилась домой. Как и следовало ожидать, Малькольм ждал меня у порога.
— Селин…
Я, не останавливаясь, вошла внутрь и закрыла дверь перед самым его носом. Надо ли говорить, что, когда я отправилась к портному, Малькольм по-прежнему сидел у моей двери.
— Послушай, я не хочу нести за тебя ответственность. Работай у отца, найди себе девушку из местных, женись, заведи дом, детей, скот. Зачем тебе понадобилось обучаться ратному делу? От любых напастей вас спасет гвардия. Да и за ратным делом лучше идти к ним, чем ко мне.
— Я не хочу всю жизнь провести здесь! Я не хочу, как отец или Николай. Я хочу посмотреть мир, а для этого мне надо уметь обращаться с мечом, чтобы меня не убили на первом перекрестке.
— Ясно, но если ты хочешь, чтобы тебя и на втором не убили, тебе придется научиться думать головой и не портить чужие подвалы.
— Ты возьмешь меня в ученики?
— Я, кажется, уже говорила тебе, что я не частный учитель.
— Тогда возьми меня в помощники?
— Сама справляюсь.
— В оруженосцы?
— У меня не так много оружия.
— Я буду чистить твою лошадь!
— Вы не поладите. Она тоже не любит идиотов.
— Я буду выгребать конюшню!
— Сам напросился. Я возьму тебя чистить конюшню, если вечером выстоишь со мной на мечах.
— Отлично! Тогда до вечера?
Я промолчала и отправилась на поиски портного. Вывески мне помогли найти его гораздо быстрее, чем я смела надеяться. Торговаться с портным я не стала. Просто потребовала, чтобы костюм был сшит из самой качественной и мягкой кожи, которую он сможет раздобыть. Также я заказала себе теплые мягкие замшевые сапоги, теплый меховой плащ и пару повседневных костюмов, в которых можно было появиться где-нибудь кроме арены. Выложив за новый туалет порядочную сумму, я пошла за Малькольмом.
— Ну что, ты готов начать твое обучение?
Не дожидаясь ответа, я продолжила:
— Отлично, тогда нам нужно раздобыть тебе меч и какую-нибудь защиту. Где это можно достать?
— Тут недалеко есть оружейник. Он сам ничего не делает, продает то, что сделал кузнец, или то, за что не заплатили.
Лавка оружейника была, честно говоря, маловата и с довольно скудным ассортиментом. Я бы не стала покупать здесь оружие для себя. Малькольм же был менее привередливым, да и в оружии он не разбирался. Примерно за двадцать минут мы подобрали ему простой, но добротно сделанный полуторный меч и металлическую рукавицу, чтобы минимально повредить кисть. Наручей, кирасы и горжета мы покупать, разумеется, не стали. Уже на выходе я напомнила ему о необходимости купить ножны и перевязь, чтобы иметь возможность носить меч. Моим советом купить ножны за спину Малькольм пренебрег и лихо прикрепил ножны к поясу. Всю дорогу до дома он тихо ругался из-за того, что меч путался, мешал идти и бил его по коленкам.
— Надевай рукавицу и бери меч.
— Мы же только пришли. Мы можем немного отдохнуть?
— Я же говорила, что из тебя ни черта не получится. Либо бери меч, либо проваливай.
Мальчишка вздохнул и начал неуклюже натягивать рукавицу. Я ограничилась тонкими замшевыми перчатками. Мой клинок был гораздо длиннее, лучше развешан, к тому же снабжен защитой для кисти. Так что за сохранность своих рук я не опасалась.
— Нападай.
Сын трактирщика начал медленно обходить меня вокруг, приближаясь по длинной дуге. Я не отдалялась и даже позволила встать ему против солнца. Наконец он размахнулся и побежал. Ухмыльнувшись, я подставила ему подножку, позволяя растянуться на земле, и быстро приставила острие клинка к горлу.
— Будь у меня шпага, я бы сказала: «Туше!». А будь мы в бою, ты бы уже был покойником. Двигаться нужно стремительно, но аккуратно. Твоя цель — достать меня, чтобы я не достала тебя, — я протянула ему руку, помогая подняться, и все началось сначала.
На этот раз Малькольм нанес мне удар, который я спокойно пропустила вскользь по лезвию своего меча. Резко вывернув руку, я плашмя шлепнула его по заднице. Не знаю, от чего он взвыл: от неожиданности или от обиды, но его атаки на меня стали более агрессивными и стремительными.
После того, как Малькольм вспахал носом песок в пятый или шестой раз, мы услышали громкие аплодисменты. Обернувшись, я увидела Николая, который сидел на крыльце моего дома и весело хохотал. Я протянула руку мальчишке, помогая подняться. Он гордо отказался, а я, улыбнувшись, пошла к Николаю.
— Ты настолько поправилась, что тебе стало скучно, и ты решила перебить всех местных юнцов?
Это было сказано достаточно громко, чтобы мальчик это услышал. Вспыхнув от обиды, он направился в нашу сторону.
— Мне приходится драться с юнцами, если только опытный муж не доставит мне удовольствия немного размяться?
Николай был пойман на удочку собственного тщеславия. Как воин он немногим превосходил Малькольм, но отказаться он уже не мог. Медленно поднявшись, он достал неплохой, но больше декоративный меч и вежливо кивнул мне.
— После дамы.
Я улыбнулась, помолившись всем богам, которых смогла припомнить в этот момент, чтобы они не позволили мне оплошать. Я нанесла первый удар, который был пойман Николаем. Второй удар он отразил довольно мягко, но уверенно. Дальше он начал нападать. Он двигался довольно быстро и технично, но без души, поэтому для того, чтобы отражать его удары, надо было всего лишь следить за тем, что он делает, и периодически менять тактику.
Видимо, в юности он прошел какое-никакое, но обучение ратному делу, и теперь терпеливо брал меня измором. Даже опытным наемникам редко приходится драться более получаса. Обычно все заканчивается минут за десять. Нечего и говорить, что после этого затянувшегося спарринга с меня градом скатывался пот. Николай слегка улыбнулся, чем окончательно вывел меня из себя. Улучив, наконец, удобный момент, я нанесла удар плашмя ему под колени. Начальник полиции зарылся лицом в песок. Я протянула ему руку, которую он благодарно принял.
— Твоя взяла, Селин.
— Я могла отрубить тебе ноги.
— Могла. Но пока я еще на своих ногах, я хотел бы пригласить тебя на ужин.
Малькольм вытаращил глаза, ожидая моего ответа.
— Извини, Николай, сегодняшний вечер у меня занят.
Он поднял руки в знак своего полного поражения, вежливо попрощался и оставил меня наедине со своими мыслями.
Когда через пару дней мы отправились к кузнецу, Малькольм пустил свою лошадь рядом с моей и выпалил:
— Я рад, что ты ему отказала.
— Почему?
— Не знаю. Он мне не нравится.
Я кивнула. Не то чтобы Николай вызывал у меня какие-то неприятные чувства. Скорее он не вызывал никаких вообще. Пресный, как еда аскета, он не мог привлечь ту, которая знала Одноглазого Макса. Бедный кузен. Угораздило же его тогда.
Оружие было готово. Одежда должна быть готова через пару дней. Наступили холода, и большую часть времени я сидела дома у камина, кутаясь во что-нибудь теплое и меховое. Иногда ко мне захаживал Николай, и мы проводили время за карточным столом. Чаще моим собеседником был Малькольм, который приходил ко мне с утра, мы тренировались, потом он уходил в трактир, чтобы помочь отцу, и возвращался уже после обеда, чтобы вычистить конюшню.
Наше общение не сильно радовало его родителей, но открыто возражать наемнику они не рисковали. Добропорядочные горожане старались обходить меня стороной. Я уже практически перестала вспоминать прежнюю жизнь Клавдии Форк. Здесь меня не могли достать ни Алекс, ни Билл, ни санитары. Даже Альберт Стивенс тут был бессилен.
По такому руслу моя жизнь текла до середины зимы, пока однажды вечером ко мне в комнату не ворвался Малькольм.
— Селин, тебя хочет видеть какая-то дама. По виду богатая. Говорит, что ей нужны твои услуги.
Я удивленно вскинула брови, но потом приняла равнодушный вид, махнула рукой, чтобы вел ее в дом, и отправилась в подвал. Я только успела сесть спиной к входу и закинуть ноги на стол, как дверь отворилась, и Малькольм пригласил гостью.
Первое, что я почувствовала, был тонкий запах дорогих духов. Посетительница, не дожидаясь моего приглашения, села на свободный стул и уставилась мне в спину. Я глубоко вдохнула, окончательно взяв себя в руки, и произнесла:
— Мне сказали, что вам понадобились услуги наемника.
— Вам неправильно передали смысл моих слов. Мне не нужны услуги какого-то наемника. Мне нужны услуги самого лучшего наемника в округе, то есть ваши.
Вот теперь я уже была вынуждена обернуться, чтобы рассмотреть свою гостью. Это была неприятная женщина лет сорока с длинными темными волосами. Лицо ее было скрыто вуалью. Внутренний голос начал бить тревогу, умоляя меня выставить ее за дверь и покинуть этот город. Не знаю, почему я его не послушала. Но об этом позже.
— Я дорого беру за свои услуги.
— Это мне известно, — дама выложила на стол три мешочка, набитых золотом. Примерно вдвое больше того, что я планировала запросить. Я кивнула, убирая золото со стола.
— Кто клиент?
Она положила на стол фотографию ничем не примечательного мужчины. На вид настолько тщедушного, что его можно было убить щелбаном, не прибегая к дорогостоящим услугам наемника. Внутренний голос еще немного пошумел, а потом я окончательно потеряла бдительность.
Я взяла фотографию и поинтересовалась сроками.
— Его видели недалеко от Тальбота, так что я даю вам максимум неделю, чтобы закончить с этим.
— Малькольм принеси карту!
— Но у вас нет карты.
Дама улыбнулась, а я гневно шикнула на моего помощника.
— Значит, найди того, у кого она есть, забери ее и принеси мне чертову карту.
Мальчик убежал, а я вновь обернулась к своей гостье, мечтая огреть ее табуреткой за ее змеиную ухмылку. Видимо, сложившаяся ситуация доставляла ей искреннее удовольствие. Еще бы, лучший наемник в городе, у которого нет не только карты, но и представления, в какой части света находится Тальбот.
Малькольм вернулся минут через двадцать запыхавшийся и обсыпанный мукой. Карту он все же принес.
— Тальбот находится примерно в шестидесяти милях отсюда. Я могу не успеть вернуться за неделю. Можем договориться о залоге.
— Не стоит об этом беспокоиться. Вы можете задержаться.
С этими словами она встала и направилась к выходу. Позже, когда мы с Малькольм остались вдвоем, он накрывал на стол, а я разглядывала карту, он сказал:
— Не ездила бы ты туда, Селин. В Тальботе сейчас базируется штаб, который собирает добровольцев на войну. Мне рассказывали, что туда берут не только добровольцев. Мало ли что.
— Беспокоишься за меня? — я улыбнулась и внимательно посмотрела на мальчишку. Он пожал плечами и отвел глаза.
— Решать тебе. Я просто предупредил.
— Хочешь, поехали со мной. Покажу тебе, как работают наемники.
Я хлопнула его по плечу и начала есть.
Мы выдвинулись в путь на следующее утро. Перед отъездом я разложила деньги по новым тайникам, взяв с собой столько, сколько было возможно, в надежде вернуться в ближайшее время. Дорога до Тальбота заняла меньше суток. За это время с нами не произошло ровным счетом ничего.
Тальбот оказался большим городом, застроенным казармами. Здесь не было ни театра, ни ярмарочной площади. Везде, куда доставал взгляд, виднелись ровные ряды конных привязей и поилок. В центре города находилась большая тюрьма, которая по совместительству была и центром жизни города.
Я сидела в одной из местных таверн, когда внутрь ворвалось с десяток стражников.
— Мы ищем женщину-наемника. Ее зовут Селин Баст.
Я проглотила ком, забивший мне горло, стараясь начать трезво соображать.
— Если кто-то из вас видел ее или знает о ее местонахождении, вам следует немедленно сообщить об этом нам.
Никто ничего не ответил, что позволило мне надеяться уйти незамеченной. Я уже почти поверила в собственное спасение, когда трактирщик взял мое фото, протянутое ему одним из стражников.
— А не она ли это сидит в том конце?
Я вскочила, обнажая меч и опрокидывая стол. Отчаянным прыжком я бросилась к окну. Трое или четверо неслись мне наперерез. Я успела метнуть два ножа и оба раза промахнуться, прежде чем на моих запястьях щелкнул замок наручников.
— Селин Баст, ты арестована по обвинению в многочисленных убийствах и уклонении от уплаты налогов.
— Надо еще доказать, что из этого страшнее и в чем я виновна больше.
Комичность обвинения заставила меня ухмыльнуться. Державший меня стражник задумался на секунду, улыбнуться ему или нет, но потом, опомнившись, больно ударил меня в спину рукоятью меча.
— Не разговаривать!
Меня увели на глазах у испуганного Малькольма, который только что вошел сообщить мне о том, что он нашел, куда пристроить наших лошадей.
Я смогла лишь перехватить его за локоть и прошептать:
— Позаботься о моей лошади и ножах. Там деньги, тебе хватит на какое-то время. И да, спасибо.
Ответить он не успел. Конвой уже волок меня по улицам в направлении городской тюрьмы.
Глава 11. Барон
Для того чтобы зачитать мне все, в чем меня обвиняют, старшему стражнику понадобилось двадцать минут времени и два стакана воды. Своей поимкой я всецело была обязана моему последнему заказчику, точнее заказчице. Ей оказалась Розамунда Пинчер. Полицейская ищейка, основным занятием которой была поимка наемников и воров, работавших по заказу.
На этапе чтения обвинения мне открылись некоторые тайны моей биографии и некоторые юридические тонкости. Так, убийство по заказу не считалось убийством, если после получения вознаграждения я платила налог. Я этот налог предпочитала не платить, поэтому большинство моих успешных заказов, а их у меня было сорок пять, считались не чем иным, как убийствами, коими они и являлись на самом деле. За сорок пять тщательно спланированных убийств даже в США мне был бы обеспечен электрический стул или, как минимум, два пожизненных заключения. Так что моя дальнейшая судьба виделась мне далеко не в радостном свете.
Я провела в камере, кишащей крысами, три дня практически без еды. На четвертый день мое внимание привлекли шаги за дверью, которые раздавались крайне редко. Прислушавшись повнимательнее, я сумела разобрать голос, принадлежавший одному из охранников, и еще один, которого я не слышала раньше.
— Уважаемый, в прошлом месяце я выкупил у вас целую партию отъявленных головорезов. По крайней мере, вы так утверждали. К настоящему моменту двадцать человек из тридцати уже мертвы.
— Но, сэр, я же не могу лично для вас учить преступников убивать. Моя задача — бороться с подобными умениями.
— Отлично, где вы предлагаете брать мне людей? Идет война. Мне необходимо послать несколько отрядов к границе королевства. Кого мне посылать? Ремесленников, ткачей? Большинство солдат, способных держать оружие, уже там, но их не хватает. Я готов купить у вас хоть чертей, если вы их продадите и научите держать мечи.
— Может быть, вам стоит перестать тратить деньги на покупку мясников, а нанять пару десятков наемников, которые готовы убивать, если им будут вовремя платить жалованье? — я произнесла это, стоя спиной к двери и чувствуя, что свобода близка. Стоит только протянуть руку, чтобы поймать ее за хвост, и, если мне повезет, то уже завтра я буду наслаждаться свежим воздухом и вкусной едой.
— Кто у тебя там?
— Никого, кто стоил бы вашего внимания, Барон.
— И все же открой дверь, я хочу посмотреть.
— Я же говорю, там не на кого смотреть. Уверяю вас.
Мне показалось, что я услышала скрежет шпаги, вытащенной из ножен прежде, чем прозвучало уверенное:
— Открывай!
Мгновение спустя в замочной скважине заворочался ключ. Я едва успела отойти от двери и встать лицом к своим посетителям, когда в мою камеру вошли двое. Стражника я хорошо знала. Мое внимание привлек его спутник. Это был мужчина лет двадцати шести, всего на пару лет моложе меня. Впрочем, мне могло показаться, в моем распоряжении было не очень много света. Он был немного выше меня и обладал изящным атлетичным телосложением. Кудрявые волосы золотистого цвета достигали середины шеи и были перехвачены черной шелковой лентой. Я разглядывала ровно до того момента, когда мой взгляд встретился с его глазами голубого цвета, в середине которых мелькали золотистые огоньки.
— Кто это? — несмотря на скользивший по мне заинтересованный взгляд, голос его оставался холодным.
— Меня зовут Селин Баст, — не дожидаясь приглашения, представилась я. Он перевел взгляд на стражника, видимо, ожидая пояснений.
— Один из самых опасных наемников, которых мы ищем, Барон. Убивать начала чуть ли не с колыбели.
— Не надо клеветы, друг мой. Убивать я начала ровно в двадцать один год, а в этом возрасте, согласитесь, довольно сложно уместиться в колыбели.
Губы Барона тронула сардоническая усмешка.
— Сколько ты за нее хочешь?
— Я сожалею, но я не могу продать ее вам, как остальных заключенных. По крайней мере, до суда, на котором будет доказана ее виновность. После суда она будет лишена всех гражданских прав, и тогда она ваша. На любых ваших условиях.
— Не дождешься, — при мысли, что меня могут продать как рабыню или племенной скот я пришла в ярость.
— Что ты сказала?!
— Я сказала, что ты не дождешься возможности продать меня. Я тебе не мелкий воришка и не шлюха с тракта.
— Да я тебя…
Он начал приближаться ко мне широкими неуклюжими шагами.
— Еще шаг, и ты об этом пожалеешь.
Я не была напугана. Что-то подсказывало мне, что у меня, в самом деле, хватит сил заставить его пожалеть о содеянном. Он не остановился. Продолжая приближаться ко мне, он достал короткую плеть, которой секли заключенных. Он замахнулся. Я не стала дожидаться удара, а с силой ударила ребром ладони ему в кадык, а после с размаху всадила ногу ему в живот. Стражник застонал, медленно оседая на каменный пол.
Я уже слышала топот стальных сапог охраны, когда Барон захлопал в ладоши.
— Я хочу предложить тебе сделку, Селин. Я вытащу тебя отсюда, взамен ты займешь место в моей армии. Мне не хватает людей.
— Я не работаю на власть.
— Я не имею так много власти, чтобы вызвать твое отвращение. Идет война. На рубежах не хватает солдат. Мне кажется, что ты подходишь.
— Я уже ответила.
— Подумай еще раз, выбор у тебя небогат. Либо война, либо веревка.
В камеру вбежала стража, и секунду спустя я уже снова была в наручниках и лежала лицом в пол. Последним, что я успела прохрипеть, было:
— Я согласна.
— Господа! Я настоятельно не рекомендую вам калечить девушку. Проводите меня к начальнику тюрьмы.
Меня отпустили, даже не особо помяв. Правда, наручники с меня так и не сняли. Я пролежала еще минут тридцать, пока окончательно не замерзла. Немного повозившись, я смогла встать и начала нервно мерить шагами свою камеру.
Как мне рассказывали впоследствии, начальник тюрьмы был маленьким, толстым, но очень предприимчивым человеком. Он обладал эластичным характером, что с легкостью позволило ему договариваться не только со своей совестью, но и с самим дьяволом. Посчитав расходы, которые ему сулило мое содержание до и после суда, а также тот факт, что все эти суммы он сможет присвоить себе, он сторговался на том, что Барон платит ему тысячу золотых и забирает меня хоть сейчас. При этом все проблемы уговора со мной Барону предлагалось решать самостоятельно. Вельможа пытался сторговаться с ним на пятьсот золотых, объясняя это тем, что за такие деньги можно купить десять убийц. Однако эта попытка не имела успеха. Почуяв личную заинтересованность своего собеседника, начальник тюрьмы уже не мог упустить этой выгоды. Потеряв на этих бесполезных переговорах больше часа, Барон с раздражением бросил на стол два кошеля с золотом и ушел, не прощаясь.
Меня выпустили на следующее утро. Каково же было мое удивление, когда на пороге тюрьмы я встретила Малькольма, державшего под уздцы наших лошадей. Через седло моей лошади были перекинуты ножны с моим мечом. Проверив седельные сумки, я убедилась, что все мое снаряжение, оружие и деньги на месте.
Я вскочила в седло, готовая пришпорить лошадь и унестись прочь от этого жалкого городишки, когда меня настиг голос моего освободителя:
— Ты должна мне тысячу золотых, Селин Баст.
Барон стоял, прислонившись к стене, и наблюдал за моей реакцией. Я чертыхнулась про себя и полезла за золотом, когда он произнес:
— Мне не нужны деньги. В них у меня нет недостатка.
— Так что же тебе нужно?
— Мне нужна ты. У меня недостаток в людях, и тебе это известно.
— Я, кажется, говорила, что не работаю бесплатно.
— Я гарантирую тебе жалованье.
— А если я откажусь?
— Через десять минут ты окажешься в своей камере, а завтра тебя повесят.
Значит, выбора у меня снова нет. Я внимательно посмотрела на Малькольма, который стоял рядом и ждал окончания этих односторонних переговоров. Прости меня, мальчик, у меня не получилось стать для тебя кумиром. Я бросила ему кошелек с сотней золотых в качестве прощального подарка, кивнула Барону, выражая свое согласие, и тронула поводья, шагом отправив лошадь в сторону казарм. Минуту спустя он догнал меня верхом на белом жеребце, запряженном в хорошую сбрую.
— Я рад, что ты согласилась.
Я ухмыльнулась, словно желая сообщить свое отношение к данной ситуации.
— Когда мы доберемся до пункта сбора, ты подпишешь контракт, согласно которому ты будешь состоять на службе в моей регулярной армии в течение года и получать жалованье, равное трем сотням золотых в месяц. После этого срока ты сможешь либо остаться, либо отправиться на все четыре стороны.
— Какие шансы, что я выживу в этот год?
— А это будет зависеть от тебя, Селин.
Возле казарм он передал меня заботам своих солдат. Меня осмотрели, опросили и, в конце концов, передо мной лег мой контракт. Я неуверенно нацарапала свои инициалы (до этого момента мне ни разу не приходилось расписываться за Селин). Как только я подписала все бумаги, меня проводили в следующую комнату, где уже собралось не менее десятка моих товарищей по несчастью. Ко мне подошел кто-то из солдат, а секунду спустя на моей лодыжке уже защелкнулся тяжелый медный браслет, сразу же замигавший зелеными огоньками.
— Что за черт?!
Я попыталась стряхнуть его, но, кажется, он только сильнее обхватил мою ногу. При попытке открыть замок руками он начал нагреваться и накалялся до тех пор, пока я не убрала от него руки.
— Встать в строй, — меня мягко, но настойчиво затолкали в шеренгу таких же несчастных. Многие из них меня разглядывали, словно где-то видели меня прежде, но никак не могли вспомнить, где. Несколько мгновений спустя по шеренге прошелся шепот:
— Это же Селин Баст…
Все начали оживленно переговариваться между собой, пока громкий окрик старшего солдата не остановил этот базар:
— Тихо! Сейчас я проведу краткий инструктаж, после которого вам выдадут оружие, лошадей и снаряжение. Начнем с самого важного. На ноге каждого из вас теперь красуется браслет, который позволяет нам вас контролировать. Вы — взвод каторжников и убийц, если бы Барон не выкупил вас, вы бы уже болтались на виселице. А Барон не тот человек, который любит выбрасывать деньги впустую. Поэтому на вас эти браслеты, если вы попытаетесь сбежать, нам станет об этом известно. Если вы попытаетесь снять его самостоятельно, то берегитесь ожогов. Эта побрякушка разогревается до тысячи градусов за пятнадцать секунд. Браслеты будут сняты после окончания ваших контрактов. Если все понятно, то продолжим. Завтра мы ждем последних добровольцев, — при этих словах он так ехидно улыбнулся, что нам всем стало тошно, — и последний караван с провизией. Послезавтра мы выдвигаемся в сторону границы королевства. Через два дня вы познакомитесь с войной. Я желаю вам выжить. На этом все. В палатках на той стороне площади вам выдадут оружие и снаряжение. Можете идти и помните о браслетах.
Я угрюмо потащилась в сторону палаток. Снаряжение включало в себя три фляги, мешок для провианта, запасную попону для лошади и палатку, в которой мне предстоит жить, пока армия будет стоять лагерем. Оружие у меня было свое. Причем гораздо лучше, чем выдавали здесь.
Я как раз закончила забивать трубку, когда ко мне подошла девушка, затянутая в кожаный комбинезон. Это была блондинка лет на пять моложе меня. Девушка имела довольно смазливое лицо, но кортик, который она носила в ножнах, убеждал поверить в решительный нрав. Более того, она производила вид человека, который умел пользоваться оружием. Решительная и собранная, она терпеливо ждала, пока я подниму на нее взгляд.
— Идем, тебя ждут, — приказала она, когда я наконец удостоила ее вниманием.
— Куда?
— Увидишь.
— Никуда я не пойду. Если я кому-то и понадобилась, то пусть приходят сами. Меня наняли убивать, а не носиться по лагерю.
— Для наемника ты слишком много говоришь. Идем. Барон просил привести тебя.
Признаться честно, я была заинтересована.
— Он приказал мне прийти?
— Это не было приказом. Пока. Идем.
Я выбила трубку, которую так и не успела раскурить, об сапог и поднялась.
Барон расположился в большом шатре, поделенном на несколько отдельных помещений. Когда мы вошли, он заканчивал есть какой-то салат, запивая его белым вином. Не самый лучший выбор, на мой взгляд, но, боюсь, мой взгляд вряд ли его волнует. Позади него стояло еще пять девушек, одетых точно так же, как мой конвоир.
— Здравствуй, Селин! — он жестом попросил принести мне стул, однако я осталась стоять, — присаживайся.
— Я надеюсь, я здесь ненадолго.
— Как угодно, — он пожал плечами и продолжил ужинать. Решив, что продолжать стоять глупо, я села, поставив стул напротив него.
— Кто это? — я кивнула на девушек, внимательно следивших за каждым его движением и настороженно смотрящих на меня.
— Личная охрана.
— Странный выбор.
— Почему? Они все первоклассно владеют мечом, арбалетом, некоторые даже катапультой. Поверь, они ценят мою жизнь гораздо больше, чем свою собственную. И дело тут вовсе не в хорошем жаловании, — он улыбнулся, чем окончательно смутил меня. — Да и мне гораздо приятнее быть окруженным женщинами, чем толпой солдат.
Я слушала его, а в моей голове крутился всего один вопрос:
— Ты спишь с ними?
Он неопределенно кивнул.
— Иногда.
— С каждой?
Теперь он уже едва сдерживал смех.
— Практически. Иногда я их комбинирую.
Мне показалось, что мои щеки залила краска. Что-то мне подсказывало, что в этом вопросе я недалека от истины.
— Ты ужинала?
— Как раз собиралась, когда меня попросили, — я сделала особенное ударение на это слово, — прийти сюда.
— Что ты обычно ешь?
— Мясо.
Он кивнул одной из девушек, которая сразу же удалилась из шатра. Через двадцать минут она принесла тарелку с огромным куском стейка с кровью, в другой руке был кубок с красным вином. Она поставила все это перед моим носом и заняла свое место среди остальных.
— Ты замужем? — спросил он, когда я расправилась с куском мяса и смаковала вино, блаженно растянувшись в кресле.
— Нет.
— Почему?
— Ты бы сам женился на наемнике?
— Возможно, если бы уже не был женат.
От этой неожиданной новости всю сонливость с меня как ветром снесло. В самом деле, почему мне не приходило в голову, что он женат.
— Люди моего круга рано женятся, — продолжил он, словно оправдываясь. — Нам необходимо как можно скорее оставить наследника, чтобы в случае моей скоропостижной кончины все то, что я успел нажить, не досталось первому хмырю, который сумеет окрутить молодую вдову.
— Я думала, что вдовы первый год не могут спать от горя. Видимо, тебе просто не повезло с женой.
Я постаралась кольнуть его, сама не понимая, чем вызвано мое раздражение.
— Все в порядке? — искреннее участие, которым был пропитан его голос, подкупило меня. Я кивнула.
Этой ночью сон ко мне не шел. Проворочавшись полночи в бесполезных попытках уснуть, к четырем утра я смирилась. Закутавшись в плащ и прихватив с собой трубку и кисет с табаком, я отправилась встречать рассвет.
Некоторое время спустя ко мне подсела девушка, которая привела меня к Барону.
— У тебя красивые волосы, но они будут тебе мешать.
Я молча кивнула и продолжила любоваться рассветом. С ума сойти. Раньше мне бы и в голову не пришло, что я могу оказаться на войне, да еще и с мечом в руках. Моя прошлая нормальная жизнь осталась где-то далеко, навечно скрытая туманом.
— Ты умеешь стричь?
— У меня есть ножницы.
Мы встали и пошли в сторону, где стояла ее палатка.
Глава 12. Война
Мы прибыли к границе королевства. Всюду, куда мог достать взгляд, расползались траншеи, рвы, стояли стройные ряды палаток и конных привязей. Я куталась в меховой плащ и любовалась этой данью Марсу с каким-то мрачным, почти мазохистским удовольствием.
Я расположила свою палатку на небольшом возвышении, чтобы иметь возможность любоваться пейзажем, если вдруг у меня будет на это время и появится желание. Моей соседкой стала девушка, помогавшая мне остричь волосы.
— Привет! — она села рядом, так и не дождавшись от меня приглашения.
— Привет!
— Ты не слишком торопишься завести друзей, Селин. Зря. Здесь будет тоскливо в ближайшие дни. Меня зовут Элена.
Я посмотрела на нее и улыбнулась. Вот уж кто не уступал мне в уверенности в себе.
— Ты не возражаешь, если я поставлю свою палатку рядом с тобой?
— Ты ее уже поставила. Вряд ли ты будешь сворачивать ее, если я стану возражать.
— Верно. Расскажи о себе.
— Я наемник. Здесь особо не о чем рассказывать.
Про свою прошлую жизнь состоятельной женщины я умолчала.
— О тебе много говорят, не думала, что самой тебе будет нечего о себе рассказать.
— И что же обо мне сказали тебе?
— Многое.
— Расскажи о Бароне. Кто он?
Она вскинула брови, словно я спросила, почему утром светит солнце.
— Он Барон (с большой буквы?). Вельможа, который имеет несколько замков, земли, слуг, а вот сейчас воюет.
— У него есть имя?
— Наверное, есть, но о нем никто не знает. Даже мы, ну, девушки, которые его охраняют.
— Тебе нравится твоя работа?
— Это не работа. Это моя жизнь. Ни у кого из нас нет семей, мы были бы никем, если бы он нас не нашел.
— И в благодарность вы с ним спите?
Казалось, моему возмущению не было предела.
— А ты спала со своим кузеном. Об этом говорит все королевство, но никто же не сует нос в твои дела.
Понимая, что по большому счету она права, я пошла на попятную.
— У тебя есть шлем?
— Разумеется.
— Давай сюда, я знаю, как выделить его.
Моё внимание было привлек шум повозок.
— Что это за чертовщина?
Элена пожала плечами и продолжила разглядывать горизонт.
— Вероятно, Барон решил разбить здесь лагерь.
— Что за…
Я махнула рукой и пошла к себе. Так долго искать место, где нет ни души, только для того, чтобы сюда приехал балаган этого фазана.
Вечером в лагере было шумно, как в преисподней. Войско каторжников и убийц отмечало свою свободу, пусть даже относительную. Видимо, о том, что завтра может настать их смертный час, никто не задумывался. Я решила последовать этому мудрому примеру как раз в тот момент, когда в мою палатку вошла моя новая подруга. В ее руках был мой шлем, украшенный моей бывшей косой. Приглядевшись внимательнее, я увидела, что в косу вплетено множество стальных нитей и крючков, а окончание косы было украшено смертельным лезвием в виде полумесяца. Таким образом, шлем перестал быть просто защитой, а стал оружием. Причем оружием опасным. Эту ночь мы провели вместе — в надежде встретить рассвет нового дня.
Элена проснулась раньше меня и успела принести горячий завтрак из полевой кухни прежде, чем я успела продрать глаза. Я наслаждалась запахом горячей еды и сладко потягивалась.
— Вставай, Селин. Тебе нужно научиться просыпаться до того, как объявят подъем. Иначе ты будешь оставаться хронически голодной. У нас есть полчаса на завтрак и сборы. К моменту, когда придут разбирать наши палатки, ты должна быть в седле, а я на своем месте.
— А на своем месте ты тоже остаешься хронически голодной?
— Нет, мы можем поесть практически в любое время. Мы не находимся под обстрелом или на штурме. У нас всегда есть еда, вино и фрукты.
— Махнемся, не глядя?
Я подмигнула и начала шнуровать корсет, когда в палатку вошел Барон собственной персоной.
— А ты сможешь? — он улыбнулся, наблюдая за моими попытками справиться с корсетом.
— Я не думаю, что это так сложно. Достаточно просто внимательно присматривать за тобой, чтобы ты не запачкал воротничка и не подавился кашей.
Элена изменилась в лице. Ее рука уже тянулась к перевязи, на которой висел кинжал. Лучше бы я прикусила язык. Как назло, все мое оружие осталось в том углу палатки, который располагался прямо за спиной девушки. Или она специально так встала.
— Оставь! — Барон повелительно махнул рукой, и она опустила кинжал. Я выдохнула и, повернувшись к стене, продолжила одеваться.
— Тебе не хватает чувства преданности, Селин. Элена, пойдем.
Барон вышел из палатки, Элена чуть задержалась.
— Прости, Селин. Я не могу поступать иначе.
Мы выступили ровным строем. По моим подсчетам, нас было человек триста. Может, чуть больше. Легкой рысью мы неслись к горизонту, сверкавшему пламенем войны. Мы прибыли как раз к разгару одной из битв между людьми Барона и их противниками. Нам навстречу спешил мужчина высокого роста, закованный в доспехи.
— Я Йорк Джонс, командир этого легиона.
Он не без гордости обвел рукой поле битвы, на котором его люди дорого продавали свои жизни.
— Селин Баст, наемник, — я протянула руку, которую он крепко пожал, а затем начал приветствовать остальных.
— Идемте, Селин, я покажу Вам лагерь.
— Кажется, Барон все же решил о нас позаботиться. Правда, весьма извращенным способом. Он прислал одну бабу на весь лагерь!
Эти слова принадлежали высокому детине лет тридцати. За моей спиной раздался сальный смех тех, кто вышел на меня поглазеть.
— Пошли прочь! — Йорк замахнулся коротким кнутом, словно хотел ударить говорившего. Но в его лице не было злобы, отчего я решила, что все завершится полюбовно. — Нечего тут смущать даму.
— За каким чертом она приперлась в лагерь, если так боится смущения, — новый взрыв хохота вывел меня из себя. Я обнажила меч.
— Да у нашей киски, оказывается, есть зубки, — он протянул руку к моему лицу. Я отошла на два шага назад и приготовилась держать оборону.
— Назад, или, клянусь, ты пожалеешь об этом прежде, чем твои побратимы успеют досчитать до пяти.
— Серьезно? Начинайте считать!
Толпа окружила нас плотным кольцом, перекрывая мне путь к отступлению. Он вытащил клинок в два, а то и в три раза короче моего. Толпа загудела.
— Раз!
Я сделала выпад, целясь ему в плечо. Он увернулся, и в следующую секунду я почувствовала, как его локоть вонзается мне промеж лопаток. Я упала.
— Два!
Вскочив на ноги, я нанесла новый выпад. Он его отбил и вернул мне удар. Пригнувшись, я проскочила под его рукой и подставила подножку. Секунду спустя он уже был на песке.
— Три!
Не тратя драгоценных мгновений, я вскочила на него сверху, схватила за волосы и приставила острие меча к горлу.
— Одно движение, и я перережу тебе глотку!
Он кивнул и прохрипел:
— Четыре…
Я отпустила его и поднялась с песка. Не успела я сделать и двух шагов, когда меня накрыла тень его занесенной для удара руки. Я развернулась и ударила яблоком клинка ему в подбородок. Он упал.
— Пять, — тихо сказала я и отправилась в направлении своей палатки.
— Что здесь происходит? — сквозь толпу солдат на белоснежном жеребце ехал Барон. — Я спросил, что здесь происходит?
— Новенькая, Селин, она избила Урга.
Я метнула взгляд в толпу в надежде увидеть, кто это сказал, но безуспешно. Видимо, говоривший стоял не в первых рядах.
— В самом деле? — Барон поднял красиво изогнутую бровь и посмотрел на меня. — Пойдем, поговорим.
Я пожала плечами и пошла рядом с его конем.
— Ты еще и суток не провела в лагере, а уже ссоришься с моими людьми?
— У меня не было выбора. Я наемник, а не продажная девка с ближайшего тракта, чтобы оскорблять меня безнаказанно. Он получил свое. Я не считаю себя виновной.
— Мне безразлично, считаешь ты себя виновной или нет. Мне нужен порядок в лагере и в бою. Прекрати сеять смуту.
— Я уже сказала, что у меня не было выбора.
— Постарайся в будущем оставлять себе такую возможность. Договорились?
— У меня снова нет выбора, — против воли я улыбнулась, осознавая, что просто не могу на него злиться.
— Вот и славно, — он свесился в седле, чтобы заправить выбившуюся прядь. Приблизившись к самому уху, он прошептал:
— А теперь иди спать. Завтра вас всех ждет долгий день.
Больше он не сказал ни слова. Выпрямился в седле и пустил коня в галоп по направлению к своему собственному лагерю.
Я уже собиралась тушить костер, разложенный возле моей палатки, когда ко мне подсел Ург. Правая половина его лица опухла и представляла собой одну большую гематому.
— У тебя хороший удар, — он протянул мне руку, в которой держал флягу с вином. Я взяла ее и кивнула в знак благодарности. — Я Ург.
— Я знаю.
— А ты, стало быть, Селин Баст. Женщина — наемник, которая теперь будет сражаться с нами?
— Стало быть, так. Против кого мы сражаемся?
— Против варваров. Они совсем потеряли здравый смысл.
— И чего они хотят?
— А черт их разберет. Я не понимаю ни слова из того, что они болтают. Мы обороняем границы.
— И долго?
— Несколько лет. Барон пришел недавно: меньше года назад.
— Сколько их, варваров?
— Мы не знаем. Мы не должны сдавать рубежи, пока не придет приказ от короля или пока не истекут сроки наших контрактов. Неизвестно, что случится раньше.
— Это бессмысленно.
— Это не нам решать, Селин. Нам платят за то, что мы убиваем.
— И тебя не волнуют цели этой глупой кампании?
— Меня волнуют мои мечты о будущем и мое жалованье.
Я кивнула и пошла спать.
Мы выдвинулись еще до рассвета, чтобы сменить тех, кто держал оборону все это время.
Массивные каменные сооружения, которые служили не то смотровыми башнями, не то просто твердынями, знаменующие собой начало нашего королевства, были единственной преградой на пути ада, разверзшегося по ту сторону границы. Везде, куда доставал взгляд, простиралось пепелище. Кое-где еще сверкали костры. Мне показалось, что вдали виднеются кресты с распятыми на них людьми.
— Теперь ты понимаешь, за что я сражаюсь?
Рядом со мной стоял Барон.
— Почему идет эта война?
— У нас есть технологии, ресурсы, продовольствие, плодородные земли. От их цивилизации не осталось ничего, кроме пепла, что у них под ногами. Они хотят уничтожить нас ради того, чего не смогут сохранить без нашей помощи. Эта война идет столько, сколько я себя помню, и будет продолжаться долго после того, как меня не станет.
— То есть мы просто будем оборонять эти чертовы стены, а через год, когда истекут сроки контрактов, просто уйдем?
— Или мы пойдем в атаку и завоюем много новых земель. Или умрем. Кто знает? Наша задача — не дать уничтожить наш мир. И мы будем выполнять ее так долго, как это нужно. Представь, что будет с деревнями, городами, стариками, женщинами и младенцами, если этот ад захлестнет их жизнь? Мы будем защищать их столько, сколько сможем, но наши силы не безграничны. Поэтому через год мы уйдем, чтобы собрать новые силы, а на наше место придут другие. Но, кажется, я тебя утомил. Пойдем, впереди трудный день.
— Итак, у нас проблема. Трое наших разведчиков не вернулись, и у нас есть опасения, что они захвачены нашим противником. Ваша задача найти их и вернуть в штаб. Если они больше не могут сражаться, заберите их оружие и убейте их.
Я подняла взгляд от пола, который до этого момента внимательно рассматривала, и перевела его на Йорка.
— Я правильно понимаю, что вы посылаете нас убить своих же людей?
— С каких пор тебя смущают подобные поручения, наемник?
Я не видела, кто это сказал, но, судя по увесистому пинку от Урга, который тот с удовольствием отвесил, он будет молчать до конца собрания. Сам Йорк проигнорировал мои слова.
— Ург, Николас, Сэм, вы выдвигаетесь через полчаса. Вас поведет…
— Их поведет Селин Баст.
В шатер вошел Барон в окружении уже знакомых мне телохранительниц.
— Что?! — мы с Джонсом одновременно уронили свои челюсти на пол.
— Я сказал, что группу поведет Селин Баст. Она стоила мне уйму денег, и я хочу убедиться, что расходы не были напрасными.
Итак, мне придется отправиться в стан врага в окружении людей, которых я убила бы собственными руками. Мы выдвинулись на закате. Идти пришлось пешком, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания. Я взяла с собой клинок, арбалет и все болты, которые у меня еще остались. Мои спутники ограничились только короткими мечами легионеров. Ург старался идти рядом со мной и уже через полчаса достал меня своими вопросами.
— Как тебя сюда занесло? Неужели у наемников так мало непыльной работы, чтобы наниматься в легион?
— У наемников бывают ситуации, когда их не спрашивают, куда они хотят наниматься. Тихо!
— Под ногой Сэма хрустнула ветка.
— Я сказала: тихо!
В следующую секунду стрела вонзилась в землю в миллиметре от моего сапога. Темные капли яда тяжело скатывались на траву.
— Бегом! В укрытие!
Мы помчались под спасительную тень деревьев. Как только я смогла упереться в ствол, я разрядила арбалет в темноту, надеясь, что если промажу, то хотя бы отобью у них желание вступать в бой. Четыре болта канули в темноту, так никого и не поразив. Погони не было. Она исчезла так же неожиданно, как и началась.
— Идем, нам нужно найти пленных и вернуться в лагерь раньше, чем нас попробуют подстрелить еще раз.
— Извини, я не специально.
— Мне все равно.
— Знаешь, это я настраивал толпу против тебя. Какого черта ты притащилась сюда? Неужели женщине больше нечем заняться, кроме как носиться по всему королевству, отрезая головы на заказ?
— Послушай, Сэм, у тебя проблемы с отрезанием голов или с женщинами? Какого дьявола ты сейчас орешь на весь лес о своих комплексах? Мне наплевать, как ты или кто-то еще ко мне относится. Мы никогда не станем друзьями, но и врага во мне искать не советую.
Сэм замолчал, то ли проникшись моей речью, то ли опасаясь вновь получить пинка от Урга.
Лес становился все гуще до тех пор, пока до нас не начали доноситься отдаленные звуки музыки и всполохи костра.
— Ш-ш!
Я перезарядила арбалет и подкралась ближе. Все остальные обнажили мечи и последовали за мной. В середине большой поляны был разложен костер, вокруг которого собрались те, кого мне предстоит убивать на протяжении целого года. Один из варваров подошел к связанному солдату и, коротко замахнувшись кинжалом, отрезал ему ухо. Под дикий крик боли он бросил ухо в котел.
— Черт подери! Они что, будут их жрать?
— Сэм, заткнись, мать твою! Я вовсе не жажду оказаться на их месте.
Мне удалось рассмотреть еще двоих. Одной из них была девушка с рыжими волосами лет двадцати.
— Вот черт! Ее-то зачем сюда принесло?
— Это Наташа, наш разведчик. — Ург стоял рядом.
— Как думаешь, они смогут бежать?
— Ее я смогу нести, остальные должны бежать сами.
Пока мы разговаривали, кто-то из варваров подошел к изувеченному им пленному и вырезал вначале один глаз, потом второй. Наташа кричала, кричала под жуткий смех тех, кто ждал своей очереди на этом отвратительном празднике.
В моей голове эхом прозвучали слова Барона: «Теперь ты понимаешь, за что я сражаюсь?» Да, теперь понимаю.
— По моей команде мы идем туда и пытаемся убить как можно больше этих тварей. Вам ясно? Тогда за дело!
Я размахнулась и бросила в костер небольшой мешочек с каким-то порошком, купленным давным-давно на ярмарке. Поляну заволокло густым белым дымом.
— Пошли!
— Сколько твой дым продержится?
Я вспомнила обещание торговца — и разделила на два.
— Думаю, у нас есть не больше трех минут.
Мы успели убить шестерых, пока дым окончательно не рассеялся. Меня, Урга и Сэма окружило плотное кольцо варваров. Николас уже развязывал пленников, пользуясь тем, что остался незамеченным.
— Спина к спине! Быстро.
Я судорожно вспоминала все, чему успела научиться за свою недолгую и очень странную жизнь. Если она не оборвется сегодня, то надо будет пополнить багаж знаний. Я чувствовала сильную спину Урга и дрожащие лопатки Сэма.
— Глупо умереть в первый день на службе, да?
Ург даже сейчас умудрялся сохранять чувство юмора.
— И не говори.
Наконец нашим противникам надоело стоять, словно истуканы, и они начали пытаться разбить наш треугольник. Первые три или четыре атаки нам удалось отразить, а потом мне пришлось пригнуться, защищая голову. Треугольник был нарушен, и мы разбежались по разным сторонам поляны и начали медленно, но уверенно теснить противника. Примерно через полчаса я прирезала последнего варвара.
Мы никого не потеряли. Я отделалась легкой раной на плече, Ург всего несколькими синяками. Тяжелее всех пришлось Сэму. Ему располосовали правую скулу, но глаз был цел. Так что теперь он может хвастаться новым шрамом перед подружкой. Но раны были не у всех. Николас спокойно сидел и наблюдал за дракой, так и не вмешавшись в нее.
— Какого черта ты не дрался?
— Я охранял пленников, чтобы варвары или ты их случайно не убили.
— Ах ты…, — я уже начала вытаскивать клинок из ножен, когда ко мне подошел Сэм.
— Оставь. Нам надо забрать их отсюда.
Он был прав. Надо уходить. Вдалеке уже слышался топот сородичей погибших варваров.
— Забирайте их и бегите в сторону лагеря.
Ург уже подхватил Наташу, когда девушка остановила его:
— А как же ты?
— Я вас догоню. Ну же, уходите!
Я осталась одна и пересчитала болты, которые у меня еще остались. Семь. Этого слишком мало, чтобы задержать их. Надо уходить. Я уже развернулась в ту сторону, куда убежали мои товарищи, когда вспомнила об изувеченном пленнике. Он лежал в центре поляны, истекая кровью и ощупывая землю руками. Руки не заменят ему зрения.
— Эй, ты можешь бежать? Я вытащу тебя отсюда.
— Лучше убей меня, я больше не боец.
— Тебя вылечат, слышишь?
— Ты можешь мне помочь?
— Я нет, но…
— Тогда ты знаешь, что делать.
Я кивнула, забыв, что он все равно не может этого увидеть. Я помогла ему подняться на ноги и взяла его за руку.
— Ты готов?
Он кивнул, но потом вцепился в мою руку.
— Постой! Как тебя зовут?
— Меня зовут Селин Баст.
— Селин Баст… — он улыбнулся, и я вонзила клинок ему в сердце. Я выдернула меч и помогла ему осесть на землю. К поляне приближалась большая толпа варваров. Надо уходить, пока меня не постигла его участь. Слезы, стоявшие в глазах, мешали мне прицелиться. Я выпустила три болта, надеясь, что не промахнулась, и побежала.
Я уже практически догнала моих союзников, когда все мое естество пронзила адская боль. Я упала и закричала. С одной стороны я слышала топот приближающихся варваров, с другой видела, как удаляются спины моих товарищей. Понимая, что сейчас я останусь одна, я пыталась дотянуться до меча, который выронила в приступе боли. Напрасно. Он был слишком далеко. Я закрыла глаза и продолжала истошно кричать от боли, которая была во всем теле, до самых кончиков волос.
— Прекрати кричать, Селин! Хватит! Рана на плече совсем пустяковая. Она не может доставлять тебе такие страдания.
Плечо? До меня смутно доходил смысл его слов. Причем тут плечо?
— Моя нога!!!
Из глаз брызнули слезы, я уже готова была потерять сознание, когда Сэм разрезал штанину моего костюма.
— Вот дерьмо! Стойте! Мы не можем бежать в том направлении. Ее браслет решил, что она убегает, и будет все больше накаляться, если она будет отдаляться от заданной точки.
Ург опустил Наташу на землю и схватил мой арбалет, чтобы отстреливаться от тех, кто уже почти нас нагнал.
— Что ты предлагаешь?! Только излагай кратко и емко. У нас есть всего четыре болта, чтобы выслушать тебя.
— Боль началась только сейчас?
Я кивнула.
— Хорошо. Значит, нам нужно вернуться на несколько метров назад и бежать по касательной, не увеличивая радиуса.
— Три болта! Умник! Уже два.
— Вы вообще учились?!
— Болтов больше нет. Веди нас, если знаешь, как помочь ей.
Ург подхватил Наташу, а Сэм меня. Нам пришлось вернуться метров на триста, чтобы боль начала отпускать. Варвары, получив преимущество, открыли огонь. Град стрел обрушился на нас. Сэм закрывал меня своим телом и получил две стрелы, которые я выдернула прямо на ходу.
Мы бежали так быстро, как это позволял мой вес, который им пришлось тащить на себе. Мы бежали, пока не уперлись в реку, которая мешала нам двигаться дальше по касательной. Нам было необходимо увеличить радиус.
— Бегите! Мы вас догоним.
Сэм опустил меня на берег.
— Брось ее, Сэмюель! Она наемник, а не солдат, и не стала бы рисковать своей шкурой ради тебя!
В словах Николаса была немалая доля истины. Решение оставалось за Сэмом. Если он решит оставить меня тут, даже Барон не сможет его осудить. Сэм перевел взгляд на меня и улыбнулся.
— Она человек! И я не брошу ее тут. Бегите же!
Ург посмотрел на меня, словно прощался. Они ушли, а мы остались вдвоем.
— Что ты будешь делать?
Я смогла сесть.
— Селин, нам не переплыть эту реку, она слишком быстрая и холодная. Нам придется увеличить этот чертов радиус, чтобы добраться до переправы. Ты ведь и сама это понимаешь, правда?
Я понимала, но инстинкт восставал против этого. Я боялась, что мне не вынести этой боли.
— Намочи ткань и обмотай ею ногу под браслетом.
Я разорвала нижнюю рубашку и отрезала большой кусок кожи от штанов. Рубашкой я обмотала ногу, а куском мокрой кожи закрепила этот компресс. К берегу приближалась толпа варваров, я уже видела их обнаженные мечи.
— Прости, но у нас нет выбора.
Сэм подхватил меня на руки и побежал, тяжело отталкиваясь от земли. Боль вернулась так же внезапно и остро, как и началась. Я думала, что готова к ней, но я ошибалась. Чем дальше мы уходили, чем ближе была переправа, тем больше боль терзала меня. Мой крик уже не удавалось сдержать даже кляпу, который я предусмотрительно закусила. Когда мы были на мосту, я мотала головой и плакала, как ребенок.
— Опусти ногу в воду. Это должно облегчить боль.
Я незамедлительно последовала его совету. Боль не прошла, но терпеть ее стало легче, и я наконец смогла подавлять стоны. Когда способность воспринимать и оценивать происходящее вернулась ко мне окончательно, я увидела, как Сэм вытащил из-под моста кувшин со смолой. Через минуту переправа пылала.
— Иди сюда, нам надо бежать дальше. Потерпи еще немного. Скоро боль отпустит.
Я закусила губу и кивнула, позволяя взять себя на руки.
Последнее, что я помню из пути в лагерь, — это пылающий мост и ровное биение сердца Сэма.
Глава 13. Новые раны
Я спала и видела красивые сны, в которых не было ни Барона, ни изувеченной ноги, сны, в которых не было войны. Где-то в отдалении Барон беседовал с Биллом Кроули. Так, стоп. Этого точно быть не может. Я прислушалась внимательнее и оказалась в кромешной темноте. Справа и слева от меня были двери. За одной из них Билл ругался с Альбертом Стивенсом. За другой Барон тихо разговаривал со мной.
В темноте за моей спиной послышались шаги. Я обернулась и увидела своего старого знакомого. Передо мной стоял колдун.
— Здравствуй, Селин!
— Где я?
— Ты? В настоящий момент нигде.
— И почему я здесь?
— Нельзя прожить две жизни сразу. Пришло время сделать выбор. Прошу заметить, что такая удача выпадает не всем. Отнюдь не каждый может выбирать мир, в котором ему предстоит жить.
— И что со мной будет после того, как я сделаю выбор?
— До этого момента Клавдия Форк и Селин Баст существовали на равных. Сегодня надо решить, кому из них жить дальше.
Я стояла в темноте. Сейчас какая-то часть меня умрет. Я приоткрыла дверь, за которой остались вся моя прошлая жизнь, мой муж, моя компания и моя собака. Я взглянула на Билла в последний раз. Спасибо тебе, друг мой. Я никогда тебя не забуду. За другой дверью Барон держал меня за руку. Я крепко сжала его пальцы и проснулась. Клавдии Форк больше нет.
Я не успела открыть глаза прежде, чем вошел лекарь. Ни он, ни сам Барон не знали, что я проснулась.
— Она сможет ходить?
— Ходить? Помилуйте, Барон! Мягкие ткани немного повреждены, но это не слишком страшно. Недели три пусть побережет ногу, а потом она сможет убивать с прежним усердием. Если не с большим, вряд ли этот шрам положительно скажется на ее характере.
— Да уж, положительно на моем характере он точно не скажется, — я постаралась изобразить на лице подобие улыбки, правда, гримаса получилась лучше.
— Привет! — Барон мягко улыбался, смотря на меня словно со снисхождением.
— Привет! Все остальные добрались?
Он кивнул.
— Ну, и давно ты не спишь?
— Только что проснулась.
— Надо же, умение убивать вовсе не гарантирует умения лгать.
— Разумеется. Умение лгать приходит с опытом и при наличии желания. А сейчас у меня только одно желание. И оно не предназначено для ваших ушей, Барон.
— Сразу за шатром направо.
Когда я вернулась, он сидел не земле и внимательно меня разглядывал. Потрепанная, в разорванном костюме и опирающаяся на его трость. Я улыбнулась и протянула трость ее законному владельцу. Он принял ее с саркастичной улыбкой. Секунду спустя я оступилась, а он не дал мне упасть.
— Оставь себе. Я какое-то время смогу обойтись без этого украшения, а тебе будет проще передвигаться. Послушай, тот мальчик-разведчик, который не вернулся. Он был сыном Йорка Джонса. Джеффри Джонс. Он мертв?
Я вспомнила изуродованное лицо юноши, и к горлу подступил нехороший ком. Я кивнула и перевела взгляд на горизонт. К нам приближалось двое солдат, Ург и Сэм.
— Привет, мальчики! — я улыбнулась, когда Барон помог мне подняться и оставил нас.
— Как ты? — Ург подставил руку, чтобы мне было проще стоять. Я махнула рукой и снова тяжело опустилась на землю.
— Недели три поберечь ногу, и я смогу убивать с прежним усердием, так как вряд ли эта рана положительно скажется на моем характере. Цитата.
Они улыбнулись и сели рядом.
— Селин, прости. Я не мог быть рядом тогда, я не мог оставить Наташу.
— Ерунда. Я бы тоже не стала бросать свою женщину ради наемника. К тому же Сэм меня вытащил.
— Наташа не моя женщина. Наташа — моя сестра.
Я посмотрела на Урга и задумалась, а стал бы Макс лезть в такое же дерьмо, чтобы вытащить меня. Наверное, стал бы. Макс…
— Когда-то у меня тоже был брат.
— И что с ним случилось? — Сэм навострил уши и приготовился услышать еще одну историю, которая окажется в его дневнике. Мне уже рассказали о его хобби все записывать. Я даже подумывала попросить его отредактировать мои собственные заметки.
— Она убила его на арене. Ради денег и славы.
За моей спиной стоял Николас. Я потянулась за клинком, но его со мной не было. Ург проследил движение моей руки и обнажил свой меч. Сэм стоял и смотрел то на меня, то на Николаса. Он еще не определился, на чьей он стороне.
— Это была случайность.
Меньше всего мне хотелось оправдываться перед этим хмырем, но терять союзников было нельзя.
— Двое одних из самых опасных наемников встретились на песке арены, и один из них трагически погиб. Воистину случай — очень могущественная вещь и, безусловно, очень выгодная.
— От вас слишком много шума.
За спиной Николаса стояла Элена. В ее руках уже сверкал обнаженный кортик. Его лицо перекосило от злобы, но он ничего не сказал, лишь поднял руки в знак поражения и удалился.
— Селин, с тобой хотел поговорить Йорк Джонс. Ург, ты поможешь ей дойти?
Не дожидаясь ответа, она скрылась в шатре.
— Мальчик, который не вернулся. Это мой сын. — Йорк дождался, пока Ург удалится, и начал свой допрос.
— Я знаю.
— Сэр. Ты должна обращаться ко мне «сэр».
Я подняла на него глаза.
— Я не собираюсь так обращаться ни к кому. Тем более к командиру, который отдал приказ вырезать своих же людей. Я скорблю о вашем сыне, Йорк. И моя скорбь особенно сильная потому, что он умер от моей руки.
— Что?!
— Вы отдали приказ убить тех, кто больше не сможет сражаться…
Из глаз мужчины покатились крупные капли слез. Он видел меня и не видел одновременно.
— … Но умер он не поэтому. Варвары ослепили его, а его лицо изуродовали, — я сглотнула, прогоняя от себя образ обезображенного мальчика. — Я готова была вытащить его оттуда, но он отказался. Я обещала, что здесь ему помогут. Тогда он сказал: «Ты сможешь мне помочь? Тогда ты знаешь, что делать». Я помогла ему подняться, дала ему в руки меч, взяла его за руку вот так, — я взяла за руку отца Джефри, — и потом я сделала так, что его муки прекратились. Смерть была быстрой и гораздо менее мучительной, чем те ужасы, которые он успел испытать. Вы называете его мальчиком, но он был мужчиной. Он умер смертью, достойной воина. Мои люди могут подтвердить все, что я сказала.
— Твои люди?! — Йорк вскинул на меня обезумевший от злобы взгляд. Мне показалось, что он чудом сдержался, чтобы не ударить меня.
— Твоими людьми они станут после того, как ты будешь защищать их ценой собственной крови, после того, как ты будешь прикрывать их отход собственной грудью. Тебя же пока только тащили, как маленького ребенка, который потерялся.
— Меня тащили потому, что ваш чертов браслет решил, что я убегаю. С каждым моим шагом он раскалялся!
Йорк отвернулся, давая понять, что разговор со мной окончен. Я схватила трость и выбралась на улицу. С великим трудом я добралась до отшиба лагеря и уселась на пригорок.
— Не злись на него. Мы и в самом деле не твои люди.
За моей спиной стоял Николас. Где-то в моей голове зазвонил колокольчик, настойчиво призывающий сматываться. Я молчала и пыталась придумать способ уйти отсюда.
— Зачем ты пришла в армию? Неужели тебе было мало денег, которые ты получала за убийства невинных людей?
Черт подери! Этот парень явно одержим какой-то бредовой идеей.
— Девяносто процентов убитых мной заслужили свою смерть. Да, именно так, они заслужили не смерть воина и не смерть почтенного старца, окруженного семьей. Они заслужили паскудную смерть от моей руки, от руки наемника. Но не все. Были и достойные люди, которые заслуживали жить, но им не повезло. И я скорблю о них, Николас. Скорблю каждый раз, когда мне приходится убивать невинного или женщину, или ребенка. И я делаю это потому, что это — мое призвание. И я делаю свою работу без фальшивых вздохов. В отличие от тебя, который притворяется солдатом и заходит со спины к беззащитной женщине.
— Ты скорбишь о них, Селин? Скорбишь о моем брате, которого ты и твой братец прирезали на арене?
Я оглянулась и секунду спустя лежала лицом на земле. Кажется, его сапог сломал мне нос. Я перекатилась на спину и успела выставить трость, чтобы остановить занесенный для смертельного удара меч. Дорогое дерево хрустнуло, и трость переломилась пополам. Я вскочила на ноги и отбежала, насколько позволяла израненная нога.
— Скорбишь ли о нем так, как скорблю я?
Он с силой ударил по травмированной ноге, я упала, чтобы в следующую секунду получить тяжелый удар по ребрам. Какое-то из ребер хрустнуло, царапая мне легкое. Я начинала задыхаться в собственной крови, когда он схватил меня за волосы и поднес нож к горлу.
— А есть ли кому скорбеть о тебе, Селин Баст?
— Есть.
За спиной Николаса стоял Барон. Черты аристократического лица перекосило от едва сдерживаемой злости. Николас разжал кулак и выпустил мои волосы, позволив мне упасть на землю. Я отползла так далеко, как смогла, и обернулась. Николас обнажил меч, Барон ухмыльнулся и достал револьвер. К нам приближалась охрана Барона. Элена, первой оценив ситуацию, метнула несколько ножей. Два из них впились в тело Николаса, как в масло. Присмотревшись к оружию, я узнала собственные кинжалы. Так вот куда они делись. Он начал оседать на землю под действием какого-то из моих ядов, когда к нему подошла одна из девушек (я так и не удосужилась с ней познакомиться). Круто развернувшись, она ударила его ногой в челюсть, потом повторила это снова, еще и еще. Происходящее явно доставляло ей удовольствие. Он упал и попытался ползти, совсем как я только что. Она резким ударом сломала ему позвоночник и схватила его за волосы, приставив нож к горлу.
— Хватит!
Мы все обернулись на Барона. Он уже убрал револьвер и спокойно наблюдал за происходящим, словно его только что не пытались убить.
— Хватит! Оттащите его к Йорку, пусть тот отправит его в тюрьму. Мы солдаты, а не палачи. Казнить не наша работа.
Элена махнула рукой, и две другие девушки поволокли Николаса в сторону лагеря. Барон подошел ко мне и присел рядом.
— Хватайся.
— Нет, не надо.
Секунду спустя он уже нес меня на руках в направлении своего шатра.
— Кости носа целы, но мягкие ткани будут восстанавливаться дней десять, а вот два ребра сломаны…
— Как два?! У меня сломано только одно ребро. Я в этом уверена! Руку даю на отсечение!
— Руку отсекать не надо, она не настолько травмирована. Два ребра сломаны, правое легкое травмировано.
Барон ходил из стороны в сторону. То ли беспокоился за меня, то ли считал, что мое содержание обходится ему слишком дорого.
— Через сколько она сможет вернуться в строй?
Лекарь снял песне, посмотрел на Барона, затем посмотрел на меня.
— Для того чтобы нога зажила, нужно три недели, лицо придет в порядок раньше, а ребра все равно не срастаются, так что три недели, и она снова будет воевать.
— Хорошо. Оставь нас, пожалуйста.
— Как ты себя чувствуешь?
— Честно говоря, паршиво: нога ноет, ребра трещат, а мою гордость раскатали дорожным катком.
— Зато сарказма в тебе, кажется, даже прибавилось.
— А, черт, — я запрокинула голову, стремясь остановить пошедшую носом кровь.
— Элена, принеси воды!
Он смыл кровь с моего лица. Я сделала глубокий вдох и притянула его к себе, отдавшись желанию ощутить его.
Глава 14. Забытое чувство
Мы выбрались на воздух только под утро. Весь лагерь спал. Свежую тишину утра нарушала трель соловья, и это было прекрасно.
— Тебе лучше?
Он сел сзади, позволяя упереться в него спиной. Сомкнув руки под моей грудью, он смотрел вдаль, на далекий горизонт, который я разглядывала.
— Можно и так сказать. Ребра ноют, но это скоро пройдет.
— Чтобы они не ныли, необходимы регулярные тренировки. Тогда организм будет восстанавливаться гораздо быстрее.
— Готов стать моим тренером?
Он пожал плечами.
— Если хочешь.
Я улыбнулась и запрокинула голову, касаясь губами его подбородка.
— Барон… Прошу прощения, я не знала, что вы заняты.
Из шатра вышла Элена, неодобрительно посмотрела на меня и скрылась за пологом.
— Мне пора. Сегодня будет много дел.
Он поцеловал меня в макушку и ушел, оставив меня размышлять над всем этим в одиночестве. Я посидела еще минут пять, прислушиваясь к происходящему внутри, и отправилась к себе в палатку.
— Доброе утро!
Там меня уже ждал Сэм, плавно поглаживая мою лошадь.
— Осторожней, она кусается.
— Как и ее хозяйка, — Сэм улыбнулся, явно довольный своей шуткой. Я же махнула рукой и тяжело опустилась рядом.
— Мы начали волноваться, когда не нашли тебя в палатке.
— Ну и какого черта вам понадобилось искать меня ночью в моей палатке?
— Ну, знаешь, когда Барон унес тебя, ты выглядела паршиво, — к нам подсел Ург и хлопнул меня по плечу. Зашипев от боли, я согнулась пополам.
— Так где ты все-таки пропадала?
— Я была там, куда меня унесли. А теперь прошу меня извинить, мне нужно вымыться и переодеться.
Ург присвистнул, кивнул Сэму, и они ушли.
До обеда я понежилась в своей постели, а потом отправилась на поиски полевой кухни, которая имела отвратительное свойство постоянно переезжать с места на место. Я почти добрела до нее, когда распахнулись ворота, в них влетела колонна наших солдат, которые сменились на поле боя. Многие спрыгнули с лошадей и тотчас упали на землю, блаженно закрыв глаза.
— Когда-нибудь ты их поймешь. Я однажды пробыл на авангарде несколько месяцев в ожидании, пока прибудут новобранцы. Я почти обезумел, и, говорят, что первые несколько дней после возвращения я готов был убить за кусок мяса в подливке. С тех пор Барон постоянно набирает новых солдат, чтобы одна группа была на авангарде не больше недели. Тогда люди остаются людьми. Пусть и не самыми лучшими.
Мы уже заканчивали есть, когда к нам подошел Йорк Джонс.
— Ург, тренировка начнется через пять минут. Советую тебе поторопиться.
Ург кивнул мне и ушел в направлении ристалища.
— Я был несправедлив к тебе, Селин. Я ослеплен горем и сейчас, но теперь я хотя бы могу слушать голос рассудка. Пусть и не своего.
Я посмотрела на командира. Он словно постарел за эти несколько дней. Много месяцев живущий в окружении войны и смерти, он был стойким, пока я не сообщила ему о смерти сына. Но что оставалось делать мне?
— У меня для вас кое-что есть. Я хотела отдать вам это раньше, но не получилось.
Я протянула ему овальный серебряный медальон на длинной цепочке. Его, умирая, протянул мне Джефри.
Йорк раскрыл медальон. Внутри была фотография молодой красивой женщины и гравировка «DD».
— Это его жена?
— Нет. Это его мать. Диана Джонс. Она мне подарила этот медальон перед нашей первой брачной ночью. И я носил его, не снимая, до самой смерти Дианы. Когда она погибла, Джефри попросил отдать медальон ему, чтобы у него было что-то от матери. И вот теперь медальон снова вернулся ко мне.
Йорк замолчал, переносясь в прошлое, а я посчитала за лучшее оставить его сейчас одного, и отправилась посмотреть на тренировку.
Место для тренировки чем-то напоминало мне арену, на которой погиб Макс. А может быть, все арены были одинаковые. Бойцы разбивались на «двойки» или «тройки» и оттачивали технику боя, как рукопашного, так и с оружием. Дрались серьезно, по-настоящему, и даже не до первой крови. Создавалось ощущение, что здесь все были друг другу врагами. Единственное, что не было здесь настоящим, это оружие. Все были вооружены деревянными мечами и щитами. Во всем же остальном каждый имел шанс лишиться нескольких целых костей.
— Суровые тренировки, максимально приближенные к реальным условиям битвы, это единственный шанс выжить там.
Барон сидел рядом и внимательно наблюдал за поединком.
— Ты там был?
— Я нет. Дворяне редко участвуют в боевых действиях. Только в случае крайней необходимости. Ты сама видела, кто наш враг. Поэтому солдат учат, что лучше погибнуть, чем попасть в плен.
— Я не умею сражаться. Я умею убивать. Тихо и безжалостно, но день — враг наемника.
— Варвары тоже предпочитают драться ночью, но мы не даем им такого преимущества. Мы тесним их днем.
— А что если атаковать их и днем, и ночью: двумя группами солдат? Тогда большинство из них просто не успеет выспаться, и мы сможем получить преимущество.
— Не знал, что ты стратег, — он взял меня за руку и поднялся. — Пойдем, пришло время начать тренировки.
После этих слов где-то внутри меня замурлыкала кошка. Мы пришли в шатер, и я блаженно развалилась на кровати. Барон посмотрел на меня и захохотал.
— Для этих тренировок, пожалуй, рановато. Вставай, я буду учить тебя стрелять.
Вспыхнув от обиды, я вскочила слишком резко. Зашипев от боли, я пнула кровать, и теперь у меня болел палец и на второй ноге. Барон уже не просто хохотал, его тело сотрясалось от хохота, и я уже начинала опасаться, что у него сейчас начнется истерика.
Мы пришли на тот самый холм, где я так неудачно лишилась ребер. Он расставил мишени и протянул мне свой револьвер.
— Тяжелый.
— Однозарядный револьвер, калибр девять миллиметров, шесть патронов, откидной барабан.
В его голосе звучало столько гордости от владения данным предметом, что я не могла не съязвить.
— А марка?
Он улыбнулся, словно ждал этого вопроса с самого начала.
— Под заказ. У меня личный оружейник. Встань ровно, ноги на ширине плеч. Постарайся упереться ногами в землю как можно сильнее. Теперь выдвини правую ногу на полшага вперед по направлению к цели. Хорошо. Выстави правую руку вперед. Рука должна быть совершенно вытянутой. Левую оставь висеть у бедра. Голову прямо.
Стоять в этой позе было чрезвычайно неудобно. Тем временем Барон продолжал:
— Взводи курок, при этом наклони револьвер чуть вправо. Только большим пальцем правой руки.
Я пыталась несколько раз, но курок оказался слишком тугим. Я слишком сильно дернула палец, и раздался выстрел. Испугавшись, я выронила револьвер. Барон, едва сдерживая смех, подошел к мишени.
— Знаешь, будь этот деревянный болван мужчиной, этим выстрелом ты бы навсегда отбила у него интерес к противоположному полу. Давай дальше, у тебя еще пять патронов.
Следующие три выстрела были потеряны. Пули улетели неизвестно куда, а Барон выразил надежду, чтобы я никого не застрелила. Только четвертый патрон попал в предполагаемую ногу мишени, а пятый задел бок. Это притом, что я все время целилась в голову.
— Теперь будем учиться заряжать револьвер и стрелять правильно. Если, конечно, в этот раз у тебя хватит терпения дослушать мои советы до конца. Откинь барабан резким движением влево.
Пули градом высыпались на землю.
— Теперь возьми новые патроны из мешочка и вставь их в камеры барабана. Теперь захлопни барабан на место и прокрути его.
То ли я сделала что-то не так, то ли слишком большое усилие приложила, но барабан, ударившись о мою ладонь, не пожелал вставать на место, а просто выплюнул все пули на землю. Мне пришлось собирать их, одновременно отсортировывая от отстрелянных. На третий раз у меня все же получилось вставить барабан в револьвер и даже прокрутить его.
— Хорошо. Теперь попробуем еще раз. Захвати рукоятку как можно выше. Это придаст устойчивости. Ствол револьвера, кисть руки, держащей оружие, и сама рука должны составлять одну прямую линию. Начиная стрельбу, делай глубокий вдох, медленно поднимая руку с оружием до горизонтального положения. Пока поднимаешь оружие, можешь дышать сколько угодно, но когда ты взяла прицел, дыхание необходимо задержать. Хорошо. Теперь прицеливайся в нижний край мишени. Получилось?
Я кивнула, силясь не потерять эту воображаемую точку прицела.
— Теперь указательным пальцем резко и сильно нажимай на спусковой крючок.
Раздался выстрел. Барон подошел к мишени, критически проковырял дерево пальцем и подозвал меня. Аккуратное отверстие красовалось на том месте, где у человека расположено сердце.
— Теперь давай сама.
Я сделала еще пять выстрелов, но они были менее удачные.
— Ты быстро учишься, но нам пора возвращаться. Меня ждут дела.
Я протянула ему револьвер. Барон нежно провел ладонью по моей щеке и поцеловал меня долгим шелковым поцелуем. Я задержала дыхание, словно делала самый сложный выстрел в моей жизни, опасаясь спугнуть это забытое для меня чувство. Когда я открыла глаза, он уже удалялся в направлении своего шатра. На горизонте виднелся силуэт Элены. Мне показалось, что даже на таком расстоянии я чувствую ее недоброжелательный взгляд.
В лагере я встретила Сэма и Урга, особенно сблизившихся после того случая, когда им пришлось меня спасать.
— Мы уходим на авангард, Селин.
Я моргнула, словно очнувшись ото сна. Я и забыла, что скоро и я окажусь там.
— Когда? — я старалась, чтобы мой голос был ровным, но мне не удалось скрыть тревоги, кольнувшей мою душу.
— Сегодня на закате, чтобы успеть сменить группу, которой нужно уйти утром.
— И сколько вы там пробудете?
— Неделю, если ничего не случится. Пойдем выпьем за наш отъезд и наше возвращение.
Мы просидели на пирушке вплоть до самого заката. Как только село солнце, Ург, Сэм и еще несколько солдат отставили свои кружки и начали седлать лошадей.
— Береги себя, сестренка, — Ург коротко обнял меня и вспрыгнул в седло.
Сэм просто пожал мою руку и уже хотел сесть на лошадь, но я не выдержала и сама обняла его.
— Возвращайтесь скорее!
— Пошла!
Ург пришпорил лошадь, становясь во главе отряда из тридцати человек. Минуту спустя отряд уже скрылся в туче дорожной пыли, поднятой копытами на выезде из ворот.
Терзаемая непонятными для меня страхами и сомнениями, я не заметила, как оказалась у шатра Барона. Сквозь приоткрытый полог мне было видно, как он и Йорк Джонс рассматривают карту, передвигая по ней фигурки солдат. Решив подождать, пока они закончат, и не мешать, я расположилась рядом с шатром и закурила трубку.
— Оставь привычку тянуть эту дрянь в рот! — Йорк швырнул мою трубку на землю и гневно зашагал в темноту. Так начался мой отказ от курения.
Решив, что сегодня терять уже нечего, я вошла в шатер и остановилась у входа. Барон сидел, опустив голову на руки и, судя по тревожным морщинам на лбу, о чем-то размышлял. Я положила руку ему на плечо.
— Это ты, Селин.
Он поднялся из-за стола, и я прижалась к нему. Рядом с ним было спокойно. Он подумал всего секунду, прежде чем впиться в меня губами. Через пару мгновений кожаный костюм был нещадно сброшен, и я осталась полуобнаженной на деревянном столе. Ни сломанные ребра, ни израненная нога меня больше не тревожили. Я отдавалась ему полностью, признавая свое полное поражение, подчиняясь и покоряясь его воле. Мне кажется, прошла целая вечность, прежде чем он отпустил меня, чтобы позволить глотнуть воздуха. А потом все продолжилось. Я оказывалась на волнах блаженства снова и снова, пока вовсе не обессилела и безвольно не откинулась на стол. Он кончил через несколько мгновений.
— Там за перегородкой есть душ, а в шкафу висит твое голубое платье. Надо вымыться и переодеться перед тем, как будем ужинать.
Душ представлял собой большую цистерну с патрубком, по которому текла вода. Неплохо для походного варианта. Мне и остальным солдатам приходилось мыться из ведер.
Мы ужинали в компании девушек из охраны Барона. Я сидела напротив него самого, а они справа и слева от нас.
— Ты уже получил карту расположения основных групп варваров?
Я обратила внимание, что в этом тесном кругу Элена свободно обращалась к нему на «ты». Остальные молча ели и слушали.
— Нет. Еще нет. Наташа и другие разведчики работают над этим.
— Наташа? Она же только освободилась из плена, — я действительно удивлена, что она так быстро оправилась и вернулась к заданию.
— Наташа — солдат, и делает то, что должна, — рыжая девушка, с которой я раньше не общалась, смерила меня настолько презрительным взглядом, что мне стало не по себе. Я изо всех сил старалась подавить закипавшую во мне злость.
— Успокойся, Джейн. Селин ждет свой путь. Она будет возглавлять группу солдат, которые будут воевать с варварами ночью. Днем их будут сменять другие. Так мы изнурим врага.
— Да? И когда я возглавлю эту группу? — я постаралась вложить максимум сарказма в эту фразу. Неплохо было бы обсудить это со мной перед тем, как организовывать подобную группу.
— На следующее утро после твоего возвращения с первого авангарда, потому что первую ночь мы будем праздновать.
Этот напыщенный фазан улыбался, как будто только что выиграл миллион. Девушки мерзко хихикали, а у меня появилось сильное желание провалиться под землю. И тут слово взяла Джейн:
— Если такое радостное событие, как ее возвращение, вообще состоится. Обычно другим бойцам приходится прикладывать усилия, чтобы вернуть ее.
Раздался грудной смех Элены, который тут же подхватили остальные. Барон внимательно наблюдал за моей реакцией. Я с чувством хлопнула рукой по вилке, как раз так, чтобы устрица отлетела точно в глаз Джейн. От лимонного сока, забрызгавшего ей глаза, она взвыла. И я, крайне довольная собой, удалилась.
Ближайшая неделя не принесла ничего интересного, кроме моих встреч с Бароном. Мы ели, пили, он учил меня стрелять, а еще я получала своеобразные награды в виде его ласк и смятых простыней его роскошной кровати.
К тренировкам мне возвращаться пока было нельзя, Урга и Сэма не было, и поговорить мне было не с кем. Чтобы не сойти с ума от скуки, я изучала карты, которые можно было брать в шатре Барона, и активно пользовалась его немалой, хоть и походной, библиотекой. Вечерами я любила устраиваться у него в ногах и править свои быстро растущие заметки.
— Что ты пишешь?
— Я пишу свою историю.
— Твоя история настолько особенна, что достойна записи? — он аккуратно протянул руку к мелко исписанному листу, но я перехватила его и отрицательно помотала головой. Он поднял руки в знак поражения и продолжил меня рассматривать.
— А мне найдется место в твоей истории?
— Ну, разве что пара строчек. Нельзя же забыть о главном фазане.
— Фазан? Мило ты обо мне отзываешься.
Он встал с кровати и начал расхаживать по шатру.
— И чем же я заслужил такое нелестное прозвище?
— Ты действительно хочешь знать?
— Наверное, тем, что чуть-чуть, самую малость благороднее, образованнее и человечнее своих солдат. За то, что пользуюсь ножом и вилкой, слежу, во что одет, и разбираюсь, какое вино подавать? Верно?
Да. Лучше бы я прикусила язык.
— Прости, я вовсе не хотела тебя обидеть. Я не знала, что ты так отреагируешь.
— Твоя реакция, если бы я сказал, что ты общаешься со всяким сбродом, была бы точно такой же.
— Ну, если ты считаешь собственных солдат, которых сам рекрутировал, сбродом, то с меня взятки гладки!
— Я говорю не о своих солдатах, Селин! Ты — наемник, и у вас странные вкусы в выборе друзей.
— Ну и зачем ты притащил наемника в свою благочестивую армию?!
— Чтобы тебя не вздернули на виселице как обычную воровку!
Это был удар ниже пояса. Ему не нужны были мое умение убивать, моя репутация наемника, мое оружие, мой опыт. Ему просто захотелось спасти от виселицы смазливую мордашку. Просто каприз. А потом ему стало интересно посмотреть, что же со мной здесь станет. Убийца, наемник. Как же! Просто дура, которая оказалась игрушкой, думая, что она — хозяйка положения.
Я вышла из шатра, молясь, чтобы он не видел навернувшихся на глаза слез. Я добралась до своей лошади, которая приветливо всхрапнула, когда увидела меня.
— Привет! Я давно к тебе не заходила, ты уж прости.
Я прислонилась лбом к лошадиной морде, позволяя слезам затеряться в короткой шерсти. Она сопела и била копытом, явно давая понять, что ей осточертели этот загон и эти ломовые клячи, бывшие ее соседями и названные лошадьми только по чьей-то нелепой ошибке.
Я взобралась в седло, проклиная сломанные ребра, и пустила ее в мелкую рысь. Доехав до ворот, я нашла стражников крепко спящими. Чтобы могла выехать конница, надо поднимать решетку, но для одного всадника вполне достаточно калитки.
Освоившись в седле после долгого перерыва, я решилась на галоп. Я гнала лошадь, стараясь отогнать от себя мысли о Бароне. Я вернулась уже на рассвете. Подъезжая к палатке, я заметила Элену. Девушка посмотрела на меня и пошла докладывать хозяину о моем возвращении.
Глава 15. Авангард
Эта неделя не принесла никаких новостей. Мы даже почти помирились с Бароном. Правда, помирились, наверно, слишком громко сказано. Скорее я перестала на него злиться. Мы практически не виделись, потому что лекарь позволил мне вернуться к тренировкам. Я вставала затемно и ложилась спать далеко после заката. Обе руки были стерты рукоятками мечей, и мне пришлось обернуть кисти бинтами.
— Мне стало интересно, сколько ты так продержишься.
Барон положил руку мне на плечо. Я обернулась, стараясь не улыбаться слишком сильно. Я уже успела соскучиться по нему, хотя признание этого нанесло немалый ущерб моей гордости.
— Столько, сколько нужно. Ведь ты купил меня, чтобы я убивала варваров, разве нет?
— Я тебя нанял, Селин. Нанял, а не купил. И ты получаешь неплохое жалованье.
— Правда, пока от меня одни расходы.
Он убрал волосы с моего лица и протянул флягу с водой.
— Ну, война вообще дело затратное, но есть и приятные моменты. Не находишь?
Ург вернулся на закате шестого дня. Первым делом он позвал Йорка, и они втроем отправились к Барону. Я покрутилась возле шатра, но ничего узнать мне все равно не удалось.
Их разговор длился несколько часов, я уже успела задремать неподалеку и прилично замерзнуть, прежде чем Ург меня разбудил.
— Привет!
— Привет, Селин! Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо. Ты расскажешь мне про авангард?
— Нет, незачем.
— Хорошее дело, ничего не скажешь, значит, я отправлюсь туда через неделю, даже не зная, что именно меня там ждет.
— Ну, через неделю мы поедем туда вместе, поэтому я успею тебя обучить.
— Ты же только вернулся оттуда. Разве ты не должен какое-то время побыть здесь?
— Селин, я уже давно никому ничего не должен. Барон не возражает против того, что я вернусь туда через неделю, если я сам этого хочу.
— Зачем тебе туда возвращаться? Мне помнится, ты мало хорошего видел на авангарде.
— Ну, во-первых, мне надо познакомить тебя с местными достопримечательностями. А во-вторых, у меня есть кое-какая идея. И мне нужны хорошие люди, чтобы ее воплотить.
Мы поговорили еще минут двадцать, а потом я увидела, что Барон, наконец-то, освободился. Проследив направление моего взгляда, Ург пожелал мне доброй ночи и откланялся.
Барон присел рядом и прижал меня к себе.
— О чем грустишь?
— У нас осталось меньше недели до моего ухода.
— Не грусти. У нас еще много времени впереди, и мы все успеем. А пока надо проводить время с пользой.
Он расстегнул молнию моего костюма и коснулся пальцами моей груди.
— Перестань, нас могут увидеть!
— И что?
— Это неправильно!
— То есть спать с моими женщинами тебя не смущает, а я сам уже не в почете? — он явно насмехался надо мной. — Перестань, Селин. О тебе и так говорит весь лагерь. Терять тебе уже нечего.
Через мгновение я уже ощущала прохладу ночной росы на обнаженном теле. Холодно мне не было. Он зажал мне рот, чтобы приглушить стоны, которые у меня уже не получалось сдерживать. Вокруг нас, в двадцати шагах, ходили солдаты, перегоняли лошадей, точили оружие и играли в карты. А мы, обнаженные, зарылись в траву, и я чувствовала, как капли пота скатываются на землю, смешиваясь с росой, по мере того, как мы все ускоряли и ускоряли темп. Несколько минут спустя все кончилось. Я блаженно прикрыла глаза и сорвала пучок травы, чтобы стереть с себя его семя.
— Одевайся. У нас пять минут до встречи с Йорком.
Интересно, он все рассчитывает?
Йорк был не в духе. Ему совершенно не нравилась идея Урга отправляться на передовую еще раз. И он почему-то винил в этой идее меня. В очередной раз, проходя мимо, он выдернул из моих волос несколько травинок, которые я не заметила, и гневно швырнул их на пол. Барон улыбнулся, Ург отвел взгляд, а я мечтала провалиться под землю. В итоге эта встреча ничего не изменила. Ург уходил меньше чем через неделю, и я уходила с ним.
Практически все время до своего ухода я провела на тренировках.
— У тебя ребра уже зажили?
— Наверно.
Ург кивнул и со всей мочи ударил деревянным мечом мне по ребрам. Мое счастье, что я успела упасть на землю и откатиться в сторону. Пока он по инерции продолжал движение, я вскочила и нанесла сильный удар ему под колени. Ург упал лицом в песок. Я протянула ему руку, чтобы помочь встать. Он схватил меня за запястье и перекинул через себя. Еще в полете я успела рассечь клинком воздух, а когда я упала спиной на землю, я метнула меч ему в бок. Ург охнул и согнулся пополам. Рубашка начала напитываться кровью.
— Ург!
— Спокойно, просто слетела повязка. Твой меч был туп, как наши вояки, и ты не могла меня поранить. Как ни старайся, я выиграл в нашем поединке.
Господи, когда же он перестанет шутить.
— Так тебя ранили на авангарде?!
— Да так. Слегка поцарапали.
Следующие двадцать минут я перевязывала его рану. Краем глаза я заметила появление Элены и еще кого-то из охраны Барона. Несколько минут спустя к нам уже спешил лекарь, а самой Элены нигде не было видно.
Следующие дни мы постоянно тренировались. Хотя больше похоже на то, что Ург и Сэм тренировали меня. Оно и понятно, от меня было мало толку в продолжительном открытом бою. Я билась до полного изнеможения. В большинстве случаев мне удавалось устоять на ногах, до тех пор, пока я не думала о Бароне. Как только в моей голове появлялись мысли о нем, я начинала пропускать удар за ударом, а Ург — хмуриться.
День нашего отбытия на авангард наступил неожиданно. Мы должны были уехать на закате, чтобы бойцы, которых мы сменим, к рассвету уже были здесь.
Я подошла к шатру Барона и заглянула за полог. Он о чем-то негромко беседовал с Эленой. Она сидела у него на коленях и перебирала длинные кудрявые пряди. Я отвернулась, сглатывая ком, перебивший мне дыхание. Где-то глубоко внутри меня разверзлась черная дыра, поглотившая меня изнутри.
Единственным моим желанием было найти Урга или Сэма. Я обошла весь лагерь, пока не наткнулась на них, мирно беседовавших в тени раскидистого дуба. При виде меня они замолчали и отодвинулись друг от друга, позволяя мне сесть посередине.
— Может, выпьем? — я старалась говорить спокойным голосом, надеясь, что они ничего не заметят.
— Не самое удачное время. Через несколько часов нам выдвигаться. Надо хорошо отдохнуть. Ты не пойдешь, — Ург сделал длинную паузу, словно подбирая слова, — перед тем, как мы уедем?
— Не пойду куда?
— К Барону.
— Ты все знаешь?
— Все знают. Ну, или очень многие.
— У него сейчас и без меня хватает забот.
Я представила Элену, сидящую у него на коленях, и мне стало так паршиво, как не было еще никогда.
К нам приближалась Элена.
— Только не она!
Я вскочила и отбежала в рощицу, молясь, чтобы она этого не заметила.
— Привет! Селин разве не с вами?
— Здравствуй, Элена! Как видишь.
— Спасибо, Ург, — она посмотрела по сторонам, пожала плечами и пошла обратно. — Если увидите ее, передайте, что Барон ее искал.
Я подождала минут десять и убедилась, что она не вернется, прежде чем покинуть свое укрытие.
— Селин, Элена просила передать…
— Спасибо, Сэм. Я все слышала. Я была в десяти шагах.
— Похоже, дело не в заботах Барона, а, Селин? — Ург пристально посмотрел на меня, словно оценивая, стоит ли вообще развивать эту тему. — Ладно, Селин. Увидимся за полчаса до заката.
— Я искал тебя, — Барон сидел ко мне спиной, и я не могла видеть его лица.
— Я знаю.
— Ты не в настроении?
— С ней ты кончил быстрее.
— Что? Я не сплю с Эленой в отличие от тебя, — он смеялся, а я чувствовала себя полной идиоткой. — Селин, ты ревнуешь меня к ней или ее ко мне? Учитывая ваши пикантные отношения, и тот, и другой вариант вероятны!
— Но я видела, как она сидела у тебя на коленях!
— И что? Сэм носил тебя на руках, а Ургу ты сегодня промывала рану. Я же не делаю идиотских выводов из этого.
— Извини.
— Ничего страшного. Я не расстраиваюсь из-за такой ерунды. У меня есть для тебя подарок.
Он протянул мне длинный деревянный футляр. Я распахнула крышку и увидела его револьвер, лежавший на тонкой бархатной обивке. Рядом с револьвером в футляре были выделаны углубления, в которых лежали пули.
— Он полностью заряжен. Это на всякий случай. Нравится?
— Это потрясающе!
Моему восторгу действительно не было предела.
— Это еще не все, — он достал из кармана мешочек из тонкой кожи. — В бою тебе будет некогда искать футляр. Поэтому лучше переложи пули сюда. И носить револьвер в руках тоже не слишком удобно.
С этими словами он расстегнул перевязь, на которой носил этот револьвер сам, и застегнул ее на мне.
— Надо же. Практически по размеру. Я попрошу подготовить перевязь к твоему возвращению.
— Я бы хотела носить эту. Если ты не возражаешь.
— Как угодно.
Он улыбнулся и расставил руки, позволяя к нему прижаться. Я уткнулась лицом в тонкий шелк его рубашки, пытаясь сдержать слезы. Он поцеловал меня в макушку и прошептал:
— Возвращайся скорее.
Мы прибыли на авангард глубокой ночью. Я представляла себе это место как большую каменную стену, за которой заканчивается наша территория. На самом деле, авангард оказался массивным деревянным сооружением, чем-то отдаленно напоминавшим стену, но стеной не являвшимся. Это скорее была целая цепочка деревянных крепостей, которые строители продвигали вперед, как только солдаты расчищали для них территорию от варваров. За день оживленных боевых действий можно было продвинуться на один или два километра. После этого солдаты занимали оборону и держали ее до тех пор, пока все сооружения не были перевезены и укреплены.
Для облегчения транспортировки эти башни имели большие колеса, которые блокировались при стоянке. В самих башнях были только лестницы, по которым перемещались лучники и дозорные. Все жили в палатках под открытым небом.
Как только мы спешились, к нам сразу же подбежало несколько солдат, которые завтра уедут в лагерь. Нас приветствовали, словно мы пришли освобождать захваченный город. Урга здесь многие знали, и многие (повтор) выразили удивление, увидев его здесь так рано. Не придется ли и им сократить время своего отдыха? Ург всех успокоил, что время отдыха от авангарда будет только увеличиваться, а его самого сюда привели совсем другие дела.
Мы сразу же разбили палатки. Прежде чем лечь спать, Ург коснулся моего плеча и кивнул на свою палатку.
— Надо поговорить.
Я удобно расположилась на его койке и приготовилась слушать.
— Мне удалось выяснить место, где располагаются командирские ресурсы варваров.
— У них есть командование?
Сама не знаю почему, но до этого момента я воспринимала варваров как обычных дикарей, которые убивают только ради того, чтобы убивать.
— Селин, у них есть не только командование, но и четкая стратегия по отстаиванию этой территории. Причем если у нас эта система устроена довольно просто, мы все подчиняемся Барону, то у них все сложнее. Все бойцы разбиты на небольшие группы, которые подчиняются своему командиру. И никто другой, кроме их командира, не может ни отдавать приказы, ни наказывать. У них довольно сложная иерархия.
— Адское войско.
— Что?
— Ничего, просто мысли вслух. Продолжай.
— Так вот, мне удалось выяснить, где расположен штаб командиров, которым подчиняются другие командиры. Я еще не разобрался в их званиях.
— Помнится, ты говорил, что наша задача просто продержаться в течение своего контракта. А теперь строишь стратегии, словно это стало для тебя делом всей жизни.
— Это уже давно дело всей жизни. Не могу же я раскрывать душу перед каждой девчонкой, которая надает мне пинков.
— И часто девчонки дают тебе пинки?
— С тобой был первый случай.
— И не последний.
Мы оба рассмеялись. Когда веселье немножко утихло, Ург разложил на столе карту, на которой большим красным крестом был отмечен штаб командования варваров. Крестиками поменьше (они были черного цвета) были отмечены основные лагеря и укрепления. Криво нарисованные глаза, хаотично разбросанные по карте, означали дозорные вышки.
— Откуда у тебя эта карта?
— Карту я сделал сам, а метки наносила сестра.
— Наташа…
Он кивнул.
— Смотри, все дозорные вышки расположены на трех параллельных линиях, — он провел пальцем по карте, показывая мне три ряда вышек. То, что казалось мне хаотичным расположением, на деле оказалось четко выверенной системой. — Я полагаю, что между всеми вышками на одной линии есть какие-то быстрые коммуникации, иначе не имело бы смысла такое расположение. Более того, возможно, что между каждой вышкой на разных линиях тоже есть связь. Таким образом, вся территория, которая нас интересует, покрыта сетью дозорных, и пробраться туда незамеченными практически невозможно.
— К чему ты клонишь?
— Нам нужно пробраться в их главный штаб и уничтожить командование. Тогда на какое-то время они все останутся без централизованного управления, что даст нам огромное преимущество. В этот момент Барон пришлет все силы, которые у нас есть, чтобы мы смогли накрыть эту территорию и удержать впоследствии.
— А я вам понадобилась для того, чтобы по-тихому устранять дозорных.
— Точно. У нас мало бойцов, обученных технике скрытого боя. Они сильны, выносливы, но совершенно не умеют вести себя тихо.
— И как ты предлагаешь это делать?
— Я не знаю, я готов учиться у тебя. Я даже готов перейти в твое подчинение. Разумеется, только на время этой операции.
— Хорошо. Мне нужно подумать, как быть. Людей я выберу сама. Идет?
Ург кивнул, и на этом мы распрощались. На выходе я столкнулась с Сэмом, который коротко пожал мне руку и проскользнул в палатку Урга.
Сон ко мне не шел. Закрывая глаза, я представляла сцены будущих баталий, и мне становилось не по себе. Вероятнее всего, Ург уже заручился одобрением Барона, а тот не сказал мне ничего, кроме того, что я буду сражаться ночью.
Утро подкралось, как всегда, незаметно. Я едва успела выбраться из палатки, как отряд начал готовиться выступать в поле. Позавтракать мне не удалось. Я вскочила на лошадь и примкнула к строю, поручив заботы о моей палатке тем, кто отвечал за лагерь.
— Наша цель — добраться до тех холмов и удержать их. Мы будем сражаться изо всех сил, чтобы наши товарищи перенесли укрепления и установили флаг королевства!
Ург стал необычайно красноречивым. Бывалые солдаты, чьи лица были испещрены шрамами, слушали его, словно малые дети слушают кудесника на ярмарке. Они сейчас пойдут и будут готовы умереть. Умереть не за королевство, не за Барона, а за Урга. За человека, который ведет их в бой.
Он развернул коня и, вскинув вверх меч, повел нас в атаку. Я пришпорила лошадь, чтобы поравняться с ним и Сэмом. Мы проехали почти половину пути до холмов, когда в нас копьем врезалась конница варваров. Что это было! Варвары были вооружены крюками, которыми стаскивали всадников с их лошадей, чтобы затоптать копытами своих. На копытах их коней были надеты острые шипы, которые могли насмерть заколоть того, кто попадется им под ноги. Я не успевала оборачиваться, а мой меч рассекал чужую плоть справа и слева, иногда мне казалось, даже сверху от меня. Всего за несколько минут боя я покрылась кровью и пылью. Освоившись, я начала оглядываться по сторонам, чтобы оценить, кому из моих братьев по мечу нужна помощь. Двоих или троих моих товарищей закололи в двадцати шагах от меня, я пустила лошадь рысью, чтобы помочь там, где еще могла помочь. Молодой паренек сражался сразу с тремя варварами, которым пока не удалось выбить его из седла, он отражал удар за ударом, но силы его уже были на исходе. Я выпустила три болта из арбалета, и все три варвара замертво упали наземь. Приветственно махнув ему рукой, я понеслась дальше. Краем глаза я видела, что он последовал за мной.
Прорубая себе путь через гущу битвы, я заметила Урга, которого сбросили с лошади, и теперь он сражался на земле. Один пеший против трех верховых.
— Пошла!
Лошадь галопом домчалась до него, и я смогла загородить Урга ее крупом. Его коня нигде не было видно, поэтому я попросту схватила повод лошади ближайшего ко мне варвара. Животное по инерции подошло ближе, и я смогла насквозь проткнуть мечом всадника. Сбросив труп, я протянула поводья Ургу и подняла свою лошадь на дыбы, отсекая головы варваров.
— Где Сэм?!
Ург был напуган.
— Последний раз я видела его рядом с тобой.
Он кивнул и закусил губу. Мгновение спустя мы уже рядом мчались через все поле, разрубая все, что попадалось нам на пути. Сэм лежал на земле, а над ним уже был занесен меч противника. У мальчика оставалось не больше трех секунд.
— Сэм!
Варвар обернулся на крик Урга, и я успела прострелить ему горло из арбалета. Сэм поднялся на ноги, и его глаза округлились от ужаса. Я обернулась и увидела двухметрового громилу, который уже занес меч для удара. Выругавшись на чем свет стоит, я пригнулась к седлу и с силой врезалась в него головой. Он удержался в седле и выглядел лишь немного удивленным. Развернув лошадь, я вскинула меч и понеслась на него, с двух сторон на него уже неслись Ург и Сэм, который тоже успел обзавестись лошадью. Наши мечи вонзились в него практически одновременно, но, даже истекая кровью, он продолжал держаться в седле и не опускал клинка. К нему на помощь уже мчались двое или трое всадников, лишь немногим уступающие ему в габаритах.
— А! Проклятье! — я выхватила из-за пояса револьвер Барона и всадила три пули в приближавшихся. Одна пролетела мимо. Две другие попали в цель. Одному я прострелила горло, другому — легкое. Плевать, что целилась в голову. Главное, что о них можно было не думать. На несколько мгновений вокруг меня все стихло. И друзья, и враги широко раскрытыми глазами смотрели на револьвер, еще дымившийся у меня в руках.
Хвала Богам, что удивление было недолгим. Скоро все снова возобновили бой, стараясь подороже продать свои жизни. Примерно через час, а может, два мы добрались до холмов. Большое количество варваров было вырезано, но остальная половина отступала.
— Мы победили?
Ург отрицательно покачал головой.
— Ставьте укрепления! С наступлением темноты они вернутся.
Еще несколько долгих часов мне пришлось провести в седле, отражая редкие одиночные атаки варваров, пока наши ставили укрепления. Башни выстроили замкнутым кольцом, вобрав внутрь два или три километра. Когда мы въехали внутрь импровизированной крепости, а за нами заперли ворота, Ург дал команду спешиваться. Я выпала из седла и блаженно растянулась на земле, все еще сжимая в руке меч. Кто-то аккуратно разжал мою ладонь и забрал у меня клинок. Приоткрыв один глаз, я увидела Сэма.
— Ты спасла мне жизнь.
— А ты тащил меня на себе хренову тучу миль.
— Это был возврат долга?
— Знаешь, когда у меня оставалось несколько секунд до того, как тебе выпустят кишки, я меньше всего думала о долгах.
— Спасибо, — он растянулся рядом, и мы стали ждать, пока соберут наши палатки и натаскают воды, чтобы смыть с себя чужие внутренности.
— Сэм, пересчитай выживших и доложи мне. Барон ждет вестей до завтрашнего утра.
К нам подсел Ург, грязный, уставший, но ни на секунду не забывающий о своих обязанностях. Сэм нехотя поднялся и отправился исполнять приказ.
— Ты молодец, Селин. Мы думали, от тебя будет не много пользы на поле, но ты показала себя с неожиданной стороны. Многие рассказывали, что ты спасла им жизнь, пристрелив варваров из арбалета. Твой рейтинг растет.
— Знаешь, что я тебе скажу? Пусть засунут свой рейтинг себе в зад, и поглубже. Ты прекрасно знаешь, что я здесь по другим причинам, и плевать мне на их восторги или желание забить меня камнями.
— Остынь. Что тебя тревожит?
— А…. — я махнула рукой и села, обхватив колени. Разве я могу сказать, что меня тревожит. Наемник, теперь вот солдат. Разве мои мысли должны быть там, в далеком шатре?
— Если хочешь, я могу отправить твое письмо вместе с гонцом.
Не сказав больше ни слова, Ург удалился, а я отправилась мыться. Что ему писать? Факт того, что я выжила, он и так узнает из доклада Урга. Короче, письма не сложилось.
За ужином я пребывала в прескверном расположении духа. Я молча ела и пила только воду.
— Почему Барон окружен таким количеством женщин?
— Ты про Элену?
— И ее свору.
— Перестань, Селин. Они хорошие люди.
Похоже, Ург был настроен миролюбиво.
— Тебя послушать, так здесь все вокруг хорошие люди, одни мы дерьмо разгребаем.
— Барон помог каждой из них, когда им нужна была помощь. Отмыл, одел, отправил учиться. У каждой есть своя история. Они все ему преданы в отличие от нас. Мы-то дождемся окончания своего контракта, заберем деньги, и ищи нас потом. А они останутся. Они преданы ему. Они смотрят за порядком в лагере. Да и мужчине приятнее находиться в обществе женщин, нежели в обществе других мужчин.
— Хорошее развлечение — найти обиженных судьбой баб, показать им конфетку, а потом трахать их.
— А ты предлагаешь сидеть ему монахом, дожидаясь тебя с войны?
Ург расхохотался, а я помрачнела еще больше. Откуда ему было знать, что его шутка попала в благодатную почву моего и так уже израненного самолюбия.
Ночь не принесла отдыха. Едва лагерь уснул, на нас с неба посыпался град горящих стрел. Одна из наших башен вспыхнула как спичка. Моя палатка и палатка Урга горели. Лошади, перепуганные огнем, рвали привязи. Я схватила самое ценное, что было в моей палатке, и поспешила за водой, чтобы потушить палатку Урга, из которой он еще не выбрался. Я выплеснула ведро воды именно в тот момент, когда он выбегал из горящего жилища. Мокрые, перепачканные сажей и копотью, мы напоминали чертей из преисподней.
— В седло, быстро!
Я вспрыгнула на лошадь и поскакала вдогонку. Следом за Ургом уже неслось человек тридцать, все с мечами наголо. Ворота распахнулись перед нами, и мы начали крушить вражескую армию. Чтобы добраться до лучников, необходимо прорваться через два ряда копейщиков. Пехотинцы представляли собой надежную баррикаду, прячась за которой, стрелки могли спокойно жечь наши сооружения.
— У нас есть лучники?
— Да, а что?
Мы пытались перекричать шум завязавшейся схватки.
— Сколько?
— Человек сорок, если верить сегодняшним подсчетам Сэма. Что ты задумала?
— Доверься мне!
Я развернула лошадь и поскакала прочь в сторону лагеря. Спешившись, я заметила, что нам практически удалось сбить пламя.
— Все, кто может стрелять, за мной!
Человек пять схватили луки и побежали за мной. Мы взбежали на верхний уровень уцелевшей башни.
— Наша цель — пристрелить тех ублюдков со стрелами прежде, чем они спалят нас на хрен! Огонь!
Не уверена, что моя манера руководить стрельбой была единственно верной, но это сработало. Я выпустила порядка пятнадцати болтов, когда к нам подоспела помощь. Через полчаса все было кончено.
В течение следующей недели мы медленно продвигались вперед, шаг за шагом отвоевывая для королевства новые земли. Днем мы сражались в нападении, ночью — отражали атаки врага. Нас осталось на одну треть меньше, чем прибыло. В основном погибли новички, но те, кто выжил, напротив, показали себя как отчаянные бойцы. Я уверена, что ни одно из обстоятельств не укроется от Барона к моменту нашего возвращения.
На седьмой день пребывания на авангарде я с рассвета не сводила глаз с горизонта. Отряд прибыл где-то к полудню. Я вскочила в седло и нетерпеливо ждала, пока Сэм и Ург закончат свои расшаркивания. Через пятнадцать минут мы отправились домой.
Глава 16. Под покровом ночи
Чем ближе мы приближались к нашему лагерю, тем сильнее билось мое сердце. Многие выбежали встречать нас за ворота. Я искала глазами одного единственного человека. Искала и не находила. Счастливая улыбка медленно сползала с моего лица. Поняв причину моих терзаний, Ург взял меня за руку и кивнул наверх, на крепостную стену. Барон стоял и внимательно смотрел на меня. Готова поспорить — он улыбался.
Мне было разрешено не возвращаться к тренировкам. Всем и так было понятно, что ни себя, ни тех, кто окажется рядом, я в обиду не дам.
Практически все дни напролет мы проводили втроем: Я, Барон и Ург. Ург рассказывал Барону всю информацию, которую уже поведал мне, и ожесточенно передвигал фигурки наших солдат по карте.
— К тому же Селин готова меня поддержать. С ее навыками мы разделаемся с ними за две недели. Максимум.
Вот это новость! Я кинула свирепый взгляд на товарища, а он нацепил на морду такую щенячью гримасу, что я махнула рукой. Конечно, я его поддержу.
— Знаешь, Ург, ты уже давно стал лучшим воином во всей моей армии, но куда более сильные, отважные и влиятельные люди, начиная эту войну, бились об заклад, что не пройдет и месяца, как у короны будет много новых земель. Сколько лет длится этот кошмар? И сколько земель мы получили в обмен на тысячи и тысячи жизней наших граждан? Несколько гектаров новой территории оплачено кровью людей, которых хватило бы на пару небольших городов. И сейчас ты предлагаешь вот так просто прийти ночью, вырезать всех дозорных и атаковать? Если все так просто, то почему все, кто был тут до нас, не смогли сделать того же самого.
— Ни у кого, кто был здесь до нас, не было твоей армии и твоих денег.
— Об этом нужно подумать. В любом случае, я не могу дать добро, пока корона это не одобрит.
— Ну и сколько мы потеряем времени?
— Столько, сколько нужно. А что ты думаешь об этом, Селин?
— Я? Я ничего об этом не думаю, — я была в замешательстве. — Я не стратег.
— А пора бы уже стать им. Ладно, дай мне две недели, Ург.
На том и порешили. Ург, разумеется, остался недоволен таким исходом. Я же напротив. Для меня это значило, что ближайшие две недели я проведу рядом с Бароном, а не с мечом в руках в компании варваров.
— Так что, ты действительно не думала о кампании, предложенной твоим другом?
Барон подошел ко мне со спины и обнял меня, позволив откинуть голову ему на грудь.
— А что мне об этом думать? Если догадки Урга верны, то мы закончим эту войну. Не пройдет и двух месяцев, как он вернется домой. Наверное, это неплохо.
— Домой, — Барон задумчиво накручивал на палец мою прядь. — Он вернется домой. А ты, Селин? У тебя есть дом?
Я закрыла глаза, чтобы спрятать от него свои мысли. Дом. Да, когда-то, давным-давно у меня был дом. Но теперь его, наверное, нет. Действительно, а что я буду делать, когда эта война закончится? Сидеть в таверне в ожидании новых заказов?
— Селин, ты меня слышишь?
Черт. Задумавшись, я прослушала все, что он говорил. А теперь он ждет ответа на какой-то вопрос.
— Прости, я задумалась. Не мог бы ты повторить?
— Я говорю, что я мог бы дать тебе новый дом.
— И жить как служанка вместе с тобой, твоей женой, твоими детьми и Эленой? Ну уж нет.
— Не хочешь быть служанкой, и не надо. Я мог бы поселить тебя в одном из замков, которые сейчас пустуют. Они небольшие, но вполне пригодны для жилья. Дворянского титула я тебе дать не могу, но кому он, в конце концов, нужен?
— Ты готов отдать целый замок в мое распоряжение?
Он кивнул.
— И что я должна буду дать тебе взамен?
— Любовь и ласку, Селин. Всего лишь любовь и ласку. Не находишь, что это — выгодная сделка?
— По рукам!
Я улыбнулась и припала к его губам.
Провести все две недели рядом с Бароном мне не удалось. На четвертый день после нашего возвращения он уехал по каким-то государственным делам и вернулся всего лишь за сутки до нашего ухода. Все это время я учила Урга, Сэма, Наташу и остальных работать как наемники.
План был таков: мы прокрадываемся на каждую дозорную вышку варваров, избавляемся от их дозорного, а вместо него оставляем своего, чтобы передавать ложную информацию. Наташа выучила их язык и могла писать письма и немного говорить. Я учила убивать, она — разговаривать. В итоге нас было около ста человек. По три человека должны были оставаться на каждой захваченной вышке. Таким образом, для того, чтобы разобраться со штабом, оставалось десять человек. При идеальном раскладе, если никто не погибнет. Но учитывая тот факт, что люди смертны, я прикидывала, что на разгром штаба будет брошено максимум пять бойцов.
— Ург, нам не хватает людей для того, чтобы захватить и удерживать все вышки, а потом организовывать атаку на штаб.
— Сколько нам нужно еще?
— Двадцать-двадцать пять человек, которые умеют обращаться с оружием. Новички не подойдут — они погибнут при первой же атаке.
— Я поговорю с Бароном.
Попытка выпросить у Барона еще двадцать пять человек закончилась для Урга провалом. Только вечером, когда я нежилась в его кровати, мы вернулись к этой теме.
— Селин, скажи мне, как ты собираешься незаметно провести отряд из ста двадцати пяти человек? Ты понимаешь, что пока вы будете брать одну вышку, вас заметят с других?
— Мы будем атаковать группами по десять человек. Я, Ург, Сэм, Наташа и еще по шесть человек в каждой группе с нами. Троих мы оставим на вышке, остальные уйдут с нами, если выживут.
— Здравая мысль. Я общался с монархами. Они высказали свое одобрение этого плана при условии, что им не придется спонсировать эту кампанию. Сколько солдат ты планируешь терять на каждой вышке?
— Надеюсь, не более трех.
— Хорошо. Я дам вам отряд из ста тридцати обученных бывалых бойцов. Это ослабит наши позиции на авангарде, но если ваша идея сработает, авангарда скоро не будет.
Сто тридцать четыре человека на рассвете покинули лагерь. Я бросила взгляд на крепостную стену. Барон и Элена смотрели, как мы удаляемся. Я старалась вобрать в себя его образ, чтобы иметь возможность видеть его в своем воображении. Ург коснулся моего плеча. Пора. Я в последний раз обернулась назад и пришпорила лошадь, становясь во главе колонны.
Мы разбили лагерь в лесу, в трехстах шагах от первой вышки, которую нам предстояло захватить. На вышке были один связной и два охранника. Все трое отлично вооружены. Нам нужно было выбрать первых шестерых человек, которые пойдут сегодня ночью. В нашем лагере не было ни костров, ни шумных пирушек по вечерам, которые мы устраивали в дни отдыха после авангарда. На морде каждой лошади была специальная повязка, не дающая животному заржать. В итоге все наши кони могли только бить копытом и перефыркиваться между собой. Солдаты пили только воду. Из еды были только хлеб и копченое мясо. Это был грустный поход.
— Давайте знакомиться, если мы все выживем, то это окажется не лишним. Я Ург. Это Селин, Наташа и Сэм.
Ург представил нас и ждал ответа от солдат.
— Джон.
— Колин.
— Фрэд.
— Питер.
— Мэл, — юноша снял шлем, из-под которого выпала толстая коса. Мэл оказалась миленькой девушкой лет двадцати.
— Игорь.
— Вот и познакомились. Мы будем вести каждую группу, а потом возвращаться за группой для атаки на следующую вышку. Трое из вас останутся на вышке, которую мы захватим сегодня. Остальные вернутся в лагерь. Если вопросов нет, то пошли.
Чтобы не привлекать внимания, нам пришлось отказаться от лошадей и идти пешком.
— Эй, дозорный, — Наташа свободно говорила на языке варваров. Странно, что Ург не удосужился у нее поучиться.
Из бойницы высунулась голова и начала вертеться по сторонам, пытаясь рассмотреть кричавшего. Одним выстрелом из арбалета я сняла его. Тело накренилось и вывалилось через окно бойницы. Джон и Колин ловко поймали его и без лишнего шума спрятали в кусты. Оставалось только два стражника, и вышка наша.
— Эй, стража! Я не могу докричаться до вашего дозорного. У меня послание, — Наташа вовсю долбила ногой в дверь, запертую изнутри. Через несколько минут дверь приоткрылась, и высунулась еще одна голова.
— Привет! — Наташа ловким движением пробила кинжалом его сонную артерию. — Пошли, остался последний.
Второго стражника мы нашли мирно спящим на просвете между первым этажом и тем, где находилась бойница. Я достала кинжал и аккуратно перерезала ему горло.
— Осмотрите башню. Всех варваров прикончить.
Больше на вышке никого не было. Зато были обнаружены доспехи, оружие и провиант противника.
— Джон, Колин, Фрэд, вы остаетесь на башне. Ваша задача передавать сообщения, что все хорошо. Наташа, дай им заготовки, — девушка протянула несколько клочков бумаги, на которых были выведены знаки, означавшие, что все спокойно. — Когда закончатся эти, нарисуете новые. Только так, чтобы никакой эксперт не увидел в этом подделки, иначе они вас прикончат. Каждое утро будете присылать в лагерь записки с подробным описанием ситуации. Остальые, пошли.
Мы вернулись в лагерь за три часа до рассвета. Если так пойдет дальше, то мы сможем брать по две вышки за ночь, сократив время на захват всех вышек до двух недель. Я написала об этом Барону, и Ург отправил мое письмо вместе с отчетом по захвату первой башни. Ни на следующее утро, ни к вечеру вестей от Барона так и не поступило. Мы решили действовать на свой страх и риск. Промедление смерти подобно, поэтому мы стали брать по две вышки за ночь. На четвертый день нам пришлось перенести лагерь дальше, иначе путь до врага занимал непростительно много времени. На пятый день мы захватили девятую вышку. Каждое утро мы ждали вестей от Барона, но наши ожидания были напрасны.
На десятой вышке начались наши первые неприятности. Мы потеряли четыре человека из-за столкновения с группой варваров. Шум битвы привлек внимание дозорных, и они начали бить тревогу, призывая на помощь группы варваров, находившиеся рядом. На соседних вышках, кажется, тоже что-то заметили, потому что уж слишком много огоньков на них зажглось.
— Дьявол! Уходим! Сегодня нам ловить нечего, — я попыталась развернуть оставшуюся группу наших солдат, но Ург перехватил меня за руку и отрицательно покачал головой.
— Если мы не возьмем сегодня эту вышку, мы больше не сможем взять ни одной. Надо прекратить тревогу.
— Черт тебя подери, Ург, — я махнула рукой. — Наташа! Пойдем.
Ург хотел что-то возразить, но, посмотрев мне в глаза, здраво рассудил, что варвары сейчас куда дружелюбнее меня. Мы с Наташей добрались до вышки, и я с одного удара вышибла дверь. Взбежав по лестнице, я перерезала горло варвару, звонившему в набат. На ночную землю опустилась тишина.
— Селин!
Я обернулась на крик, и тут же получила мощный удар в грудь, прокатившись по полу, я врезалась в стену вышки и проломила ее. Чудом не упав на землю, я попыталась встать, когда еще один удар, еще сильнее прежнего, пригвоздил меня к полу. Краем глаза я видела, что Наташу окружили трое варваров, и вряд ли она продержится долго. Отличный разведчик и переводчик, как боец она была совершенно бесполезна. Моя рука случайно соскользнула за голенище сапога, наткнувшись на рукоятку одного из кинжалов. Я уже не помню, когда последний раз пользовалась хоть одним из них. Я схватила тот, что должен был быть пропитан смертельным ядом, и с силой вогнала его под колено варвару в надежде, что мне удалось повредить если не вену, то хотя бы сухожилие. Взвыв от боли, он занес ногу для нового удара, но не успел. Секунду спустя он изменился в лице и упал замертво.
Наташа уже лежала на полу. Выхватив револьвер Барона, я сделала три выстрела, ни разу не промахнувшись. Еще три трупа упали на пол. Я протянула ей руку, помогая встать, прежде чем ее зальет чужая кровь.
— Ты можешь говорить?
Девушка кивнула.
— Отлично. Сообщи соседним вышкам на их языке, что здесь все в порядке и подкрепление не нужно. Иначе здесь сейчас будет чертова прорва варваров, и нас вырежут как ягнят.
Наташа отдышалась, набрала полную грудь воздуха и прокричала на соседние вышки, что здесь все в порядке. Через минут пять мы получили ответ с трех ближайших к нам башен о том, что у них тоже все в порядке, а хренов шум, который мы подняли, перебудил даже чертей в преисподней. Напоследок пожелав нам провалиться под землю, остальные вышки затихли, позволяя вновь опуститься тишине.
Ург, услышав голос сестры, дождался, пока все стихнет, и привел людей на вышку. Нас осталось шестеро. Троих нужно было оставить на вышке. Я и Ург должны вернуться в лагерь, чтобы руководить захватом следующих вышек, Наташа единственная из всех нас, кто знал язык варваров.
— Я останусь, — Сэм словно понял направление моих мыслей. Ург поморщился, но не стал возражать.
Мы вернулись в лагерь уже на рассвете. Вестей от Барона все еще не было. Сэм присоединился к нам вечером, и мы продолжили свое наступление. В течение следующих двух недель нам удалось взять еще одиннадцать вышек и потерять лишь шестерых бойцов. Приближался момент, когда нам потребуется армия, обещанная Бароном.
Следующие два дня прошли относительно спокойно. Мы разбили лагерь примерно в трех милях от того места, где, по нашим данным, располагался центральный штаб варваров. Наташа и еще двое разведчиков доложили, что все идет по плану, и командиры варваров там, где им и следует быть. Завтра мы нападем на штаб, и максимум через два дня наша кампания закончится. Я написала очередное письмо на имя Барона, в котором выразила надежду, что обещанная армия прибудет точно в срок.
Я сидела у костра и забивала трубку (никак не могу отказаться от этой привычки), когда ко мне подсел Ург.
— Я вижу, как ты переживаешь.
— Армия может не успеть подойти вовремя. Задержка хотя бы на один день может свести все наши успехи к нулю.
— Я сейчас говорил не об армии, Селин. Ты переживаешь из-за Барона.
— Вовсе нет.
— Обстоятельства могли измениться. Армия может не прийти. Что мы будем делать тогда?
— Отставить панику. Это была твоя идея, разве нет? Мы будем действовать согласно первоначальному плану. Если Барон пришлет людей, то мы сделаем то, что мы должны сделать. Если он передумал, то наши смерти окажутся напрасными.
— Я так и думал, что ты продолжишь начатое. Мне бы не хотелось умирать одному.
Я кивнула и отправилась спать. Сегодня мне не хотелось делиться с Ургом тем, что тревожило меня. Я пролежала несколько часов, но сон не шел. То земля мне казалась слишком холодной и жесткой, то начинали донимать насекомые. Мне удалось уснуть только под утро, за несколько часов до подъема. Сонная и злая, я выбралась из своей палатки за несколько минут до побудки и направилась в палатку к Ургу, чтобы обсудить с ним последние нюансы предстоящей битвы.
Откинув полог палатки, я увидела Урга и Сэма, тесно сплетшихся в объятиях друг друга.
— Прошу прощения, я не знала, что вы…
Я поспешила отвернуться и покинуть палатку. Я думала, что у Урга нет женщины, потому что он постоянно на войне. А все оказалось вот так. Наши короткие вылазки, в которых эти двое прикрывали спины друг друга, открылись мне в совершенно ином свете. И от осознания того, что даже мои братья по оружию нашли свое счастье, мне стало как-то особенно тоскливо.
Они подсели ко мне, когда я уже заканчивала завтракать. Сели по разным сторонам, справа и слева от меня. Я, стараясь сосредоточиться, начала излагать свое видение битвы, они молча кивали в знак согласия. Потом Сэм сослался на какие-то важные дела и оставил нас с Ургом.
— Слушай, прости. Я не знала, что вы… Не стоило врываться к тебе без предупреждения. Короче, мне жаль, что так вышло.
— Селин, все нормально. Никто никогда не делал из этого секрета.
— Хорошо, тогда пойдем?
Через пять минут все наше немногочисленное войско уже было в седлах. Закованные в легкую броню, с мечами наголо, мы представляли собой довольно живописное зрелище.
Мы градом обрушились на поляну, где располагался штаб командования варваров. Палатки были пусты. Поляна, запертая в чащу из гор, представляла просто идеальный обзор для обстрела.
— Назад! В горы! Это засада!
Я развернула лошадь и повела строй за собой назад в горы. Мы практически добрались до хребта, когда человек пятьдесят варваров обрушились на поляну. Пятьдесят против двадцати трех моих солдат. Краем глаза я старалась следить за Наташей, которая одна отбивалась от трех или четырех противников, я не могла к ней пробраться. Арбалетные болты кончились несколько минут назад, сейчас на исходе были патроны для револьвера. Я старалась проложить путь до Наташи, чтобы вытащить ее оттуда, понимая, что ее смерть будет тяжелым ударом для всех нас. Патроны тоже кончились. В одной руке меч, во второй был зажат кинжал. Я пробивалась в сторону Наташи, облитая чужой кровью и грязью. Мне оставалось около пяти шагов, когда она упала.
— Наташа! — я бросилась в гущу битвы, плечом отводя клинок, направленный ей в сердце. Каленая сталь распорола мышцу, и я завопила от боли и ужаса, пытаясь остановить горячую кровь, упругим потоком хлеставшую из раны.
Падая на землю, я услышала рокот приближающегося войска. Секунду спустя на склоне горы появилась армия, обещанная Бароном…
Глава 17. Славная победа
Несколько сотен отлично вооруженных бойцов за полчаса закончили вырезать варваров и смогли добраться до нас. Из двадцати трех нас осталось тринадцать. Грязные, израненные, вымазанные своей и чужой кровью, мы, наверное, представляли собой страшное зрелище.
Ко мне подошел один из солдат, который знал меня, но был мне незнаком, и протянул мне руку, помогая встать.
— Барон все же прислал армию, — я улыбнулась, сбрасывая с себя груз сомнений, который убивал меня все эти дни. Он отвел взгляд в сторону.
— Армию прислала Элена.
— Нет. Этого не может быть…
«Армию прислала Элена». Эти слова весь вечер разъедали мне душу. Это была первая веселая пирушка с того самого дня, как мы покинули лагерь. Утром мы выйдем на поле битвы, чтобы раз и навсегда очистить эту землю от варваров. Корона и Барон получат новые земли, а я… Я исчезну, как будто меня и не было вовсе. Как будто не было никогда того летнего леса, в котором я проснулась после больничной палаты.
— Выше нос, завтра мы все будем свободными людьми, — Ург хлопнул меня по плечу и протянул кубок с вином. Я выпила залпом, стараясь отогнать от себя воспоминания о его руках на своем теле, о его голосе, который манил меня в далекое, неведомое будущее. Я не стану плакать. Ведь я наемник.
Я ничего не ответила. Какая-то часть меня, которая отвечала за чувства, мысли и разговоры, погибла сегодня на той поляне. Я опрокинула в себя еще пять или шесть кубков вина и отправилась спать. Закрывшись в палатке, я дала волю слезам.
Утро мы встретили бравыми песнями. Почти шестьсот бойцов, закованных в серебристую броню, играющую в солнечных лучах. Я ехала среди них, одетая в удобный кожаный костюм и кованую кирасу. За спиной был прикреплен меч, щит на левой руке. Кинжалы, обработанные ядом, за голенищами обоих сапог. На перевязи висел револьвер, заранее вычищенный и заряженный. Я старалась не думать о том, кто мне его подарил.
Варваров было немного, и они были рассеяны по большой территории. Победа уже была наша. Мы врезались в эту кучу варваров с такой же легкостью, с какой раскаленный нож входит в масло. Мы разнесли их жалкое подобие строя меньше чем за час активного наступления.
А потом нам открылось нечто. На нас двигалась стена варваров. Их было, наверное, больше тысячи. Каждый из них был закован в броню, крепостью превосходящую нашу. Кони, также закованные в шипованные доспехи, всхрапывали. Об этой битве будут слагать легенды вне зависимости от того, кто из нас победит.
Два наших строя остановились в ста шагах друг напротив друга. Я поймала на себе несколько застывших в ожидании взглядов. Посмотрела на Урга. Он кивнул. Тогда я обнажила меч и выехала вперед. Я не умею командовать войском, не умею вести за собой людские толпы, разогретые словами оратора. Я обвела глазами всех их, тех, кто пришел со мной, и тех, кто пришел сюда сам, сделала глубокий вдох и прокричала то, что чувствовала на самом деле:
— На смерть!!!
Строй, опьяненный жаждой крови и славы, подхватил мой клич и разнес его на много миль вокруг. На смерть. Умираю ради тебя. Я пустила лошадь в галоп, врезаясь в строй варваров. За мной неслось больше пятисот выученных бойцов, чьим единственным призванием была чужая смерть.
Каждый из нас дорого продавал свои жизни. Я, Ург, Сэм и Наташа тесной группой прорывались вперед, прорубая себе путь сквозь толпы людей и лошадей.
— Селин! — крик Сэма оборвался на полуслове. Из его груди торчало острие варварского клинка. Он удивленно посмотрел на кровавое пятно, расползавшееся по его рубахе, а потом улыбнулся и с размаху снес голову варвару, убившему его. Их тела коснулись земли одновременно.
— Нееет! — Ург несся сюда, разрубая на куски всех, кто попадался ему на пути. Я сглотнула сухой комок боли и развернула лошадь в центр строя, где стоял главнокомандующий варваров. Я уже несколько раз ловила на себе его заинтересованный взгляд.
Я ухмыльнулась и понеслась ему навстречу. За несколько футов до него передо мной, словно из-под земли, выросла стена копейщиков. Развернув лошадь, я отдалилась, запасаясь расстоянием для прыжка.
— Пошла!
Копыта лошади оттолкнулись от земли в миллиметре от сапог копейщиков. Перелетев через эту живую стену, я осталась одна среди сомкнувшегося строя пик и копей. Я смотрела в его глаза и видела ненависть ко мне. Я не знала, кто это, но он определенно меня знал.
Ург, видевший, куда я направилась, уже прорывался ко мне вместе с остальными бойцами. А я дралась, дралась так, как не дралась никогда. Боялась ли я умирать? Нет. Умирать, когда тебя никто не ждет, совсем не страшно. Мой арбалет остался где-то там, в гуще битвы, пока мне удавалось отстреливаться из револьвера, но в нем оставались всего один или два патрона. Звук выстрела разорвал воздух. Я увидела дымок, поднимавшийся от дула револьвера в руках варвара. Я подняла лошадь на дыбы, закрываясь ею словно щитом. Пуля вошла ровно в ее сердце. Моя верная кобыла всхрапнула в последний раз и упала. Умные лошадиные глаза подернулись стеклянной дымкой. Я выбралась из-под тела животного и обнажила меч. Где-то там, за моей спиной, дорого продавал свою жизнь Ург. Где-то там, в далеком лагере, человек, которого я любила и за которого умирала теперь, нежился в объятиях очередной фаворитки.
Я рассекала мечом чужую плоть, а весь мир для меня стал несколькими футами земли, которые нужно преодолеть, чтобы положить конец этому кошмару. Две стрелы вонзились в мое тело: одна — в бок, вторая — в предплечье правой руки. Я осела на землю, но быстро смогла подняться. Где-то внутри меня хлюпала кровь в разорванном легком. Меч стал неожиданно чужим и тяжелым. Я делала шаг за шагом, приближаясь к варвару.
Вокруг нас шумела битва. В какой-то момент наши лучники выпустили тучи горящих стрел, вонзившихся в тела, коней. Люди горели заживо, бросали оружие и падали на землю, стараясь сбить пламя, а мы продолжали стрелять. Огненные стрелы поражали не только противника, но и нас. Многие наши солдаты горели не хуже варваров. Вдруг все войско варваров разом подалось назад, многие бросали оружие и бежали. В один миг строй дрогнул и рассыпался на людские толпы, в панике покидающие место сражения.
Я стояла практически вплотную к варвару. Мой клинок упирался в его грудину. Осталось только набраться сил и продвинуть меч в глубину его тела. Но я медлила. Я чего-то ждала.
— Мы победили, ты понимаешь?
— Только в этой битве, — он улыбнулся и, обняв меня за шею, насадил себя на острие моего меча. Я не успела удивиться этому поступку. Острый клинок варвара впился мне под ребра и пронзил сердце.
Я закрыла глаза…
Эпилог
Я открыла глаза. Вокруг меня разрывались аппараты жизнеобеспечения.
— Нет!!!
Я снова была заперта в больничной палате. Открылась дверь, ко мне подбежали врачи. Замеряли пульс. Светили фонариком в глаза. Я послушно выполняла все указания, размазывая по лицу слезы.
— Миссис Форк, как вы себя чувствуете?
— Как будто воскресла в аду.
— Ваше чувство юмора снова с нами. Это не может не радовать. Последнее время вы находились в глубокой коме, вызванной ошибочным лечением и общим стрессовым состоянием. Но теперь, к счастью, вы пришли в себя. Потерпите немного. Все скоро закончится.
Я молча сидела на кровати и пыталась свыкнуться с мыслью, что все, что я пережила, надо оставить в прошлом. Селин Баст больше нет. Она погибла там, на поле битвы, умирая за любимого мужчину. Селин больше нет. Теперь есть только старая добрая Клавдия Форк с ее никчемной жизнью.
Нет. Это невозможно. Я не могу. Я не буду так жить.
Клавдия умерла давным-давно. И теперь я — Селин Баст, легендарная женщина-наемник, запертая в теле и жизни Клавдии Форк.
Следующие несколько недель я пыталась заснуть и оказаться в своем мире. Как вы уже могли догадаться, мои попытки были тщетны.
— Миссис Форк, здравствуйте! Совет докторов принял решение о вашей немедленной выписке из стационара.
Я вскинула глаза на молоденькую медсестру, которую раньше не видела здесь, но ее лицо казалось мне отдаленно знакомым.
— Рада, что смогла вас заинтересовать. Сейчас вас в последний раз осмотрит ваш новый лечащий врач, и все, можете быть свободны.
В палату вошел молодой мужчина лет двадцати шести, длинные волосы были забраны в хвост старомодной лентой. Удивительно знакомые глаза, которые невозможно забыть.
— Ты?
— Здравствуй, Селин! — он улыбался, словно я маленькая глупая девчонка, а я не смела верить своему счастью.
— Но как? Это ведь невозможно…
— Я пришел за тобой…
Над книгой работали
Автор: Мари Сойер
Корректура и редактирование: Елена Ганюшкина
Дизайн обложки: Иван Зинченко
Иллюстрации: Иван Зинченко
Комментарии к книге «Селин Баст. Жизнь во сне», Мари Сойер
Всего 0 комментариев